Цвет сакуры - красный Борис Львович Орлов
        Реваншист #1 Отец и сын Волковы, инженер-химик и студент старшего курса из-за ошибки загадочных экспериментаторов перенеслись почти на сто лет назад. Они отлично помнят прошлое России, они готовы помочь: предотвратить, устранить, отбросить все плохое, что было в истории родной страны, а хорошему помочь, развить, ускорить… Но что делать, если известные события не произошли, а новые удивляют своей необычностью? Если всё пошло не так, то знания пришельцев из будущего не нужны, или все же что-то можно использовать?
        Волковы не опустили руки, они врастают в эту новую и непредсказуемую жизнь. Они впрягаются в работу, применяя на деле все, что может оказаться полезным для России. Ну, а если для блага Отечества потребуется стоять до конца в неравном бою, броситься с гранатой под танк или с голыми руками пойти в рукопашную - они готовы! Ведь Родина во все времена одна!
        Борис Львович Орлов
        Реваншист. Цвет сакуры - красный
        Страшны их бессильные проклятья
        Солнцу наступающего дня.
        А. Вертинский
        Пролог
        Беспорядочно хлопали китайские винтовки, но вдруг их суетливую трескотню прорезал злобный рык пулемёта. Красноармеец Исиро Танака с уважением скосил глаза на своего командира и друга, первого номера пулемётного расчёта, командира отделения[1 - До введения в 1935 году личных званий в РККА должностное звание, примерно соответствующее сержантской должности.] Ворокофу. Его фамилия произносилась не так, но Исиро - не береговая обезьяна и не умеет произносить это свистящее «л» и эти странные согласные без гласных. Впрочем, Ворокофу не обижается. Ведь главное в человеке совсем не язык и не произношение. Главное - верность долгу, верность дружбе, верность великим принципам Маркса, Ленина, Сталина и, конечно же, Божественного Красного Императора, чья мудрость озаряет и Японию, и Советский Союз, и весь мир!
        Белокитайские собаки, очухавшись после пулемётной очереди, снова открыли яростный, но бестолковый огонь: Сева-сан нашёл замечательное укрытие - глубокую ложбинку, которую они ещё углубили в две сапёрные лопатки. Так что теперь…
        В этот момент прямо по гребню каски Танака с противным «дзюр-р-р-р» чиркнула пуля. Исиро невольно поёжился и тут же снова глянул на своего друга и старшего товарища: не заметил ли Сева-сан, что ему так страшно? Кажется, не заметил. «Хочу быть убитым. Хочу быть убитым», - зашептал Танака про себя. Конечно, верить во всякие приметы и наговоры недостойно члена КИМа, но ведь все знают, что судьба никогда не выполняет желаний человека. Так что, если просить её о смерти - останешься жив. Этому несложному трюку Исиро научил старый одноногий милиционер из его деревни. Он потерял ногу ещё под Порт-Артуром, когда подлый русский царь стравил два братских народа в бессмысленной войне, и безумные империалистические генералы с обеих сторон гнали своих обманутых солдат на бойню. Впрочем, уже тогда Божественный Император помогал русским революционерам. И русские братья вернули этот долг: когда в Японии начались коммунистические выступления, именно русские посылали Партии деньги и переправляли оружие. А когда коммунистов возглавил сам Божественный Красный Император…
        Исиро задумался, а руки его машинально наполняли патронами пулемётный диск. Ведь это будет плохо и подло, если Сева-сан протянет руку за новым магазином, а у второго номера не окажется наполненного патронами диска. Сержант Ворокофу ничего не скажет, только выругается, но Исиро сам не готов подвести товарища. Тем более такого товарища!
        Ворокофу ничего не боится. Ещё бы! Он сам рассказывал как-то, что его уважаемый отец прошёл три войны! ТРИ!!! Разве может сын такого отца бояться каких-то там китайских бандитов, этих проклятых мандаринов? Не может! Ясно, что такой уважаемый отец воспитал сына настоящим воином. И теперь Сева-сан бестрепетно смотрит в лицо смерти, несущейся в него на китайских пулях.
        Исиро так не может, потому что отец воспитывал его простым крестьянином. А сам он за всю свою жизнь до самой службы в армии ничего такого не совершил. Ну схватывался несколько раз с жандармами и один раз даже убил одного из них. Не зря ведь он занимался в коммунистической школе карате. Но только одно дело - ударом ноги убить, другое - вот так лежать и спокойно стрелять под пулями китайских собак…
        Исиро решительно приподнялся из ложбинки и быстро огляделся. Он тоже должен быть храбрым, как его лучший друг Сева-сан…

* * *

…Господи! Страшно-то как! Отчаянно давлю на спуск - от грохота «дегтяря» закладывает уши. Странно, ведь в армии кажись, из пулемёта настрелялся от души, и хорошо помню - от того, правильного, звука в ушах не звенело. Удивительно, патроны-то одинаковые, а вот поди ж ты! А-а, чёрт! Аж зубы сводит от этого грохота!
        Если бы мне кто три года тому назад сказал, что я окажусь в Маньчжурии и вместе с японцами буду отстреливать китайцев, - не, даже не смеялся бы. Просто вызвал бы такому скорбному головушкой ангелов в белых халатах, да сам же душевно и попросил бы работников Минздрава потщательнее этого бедолагу из запоя выводить. Потому как ничего другого, кроме запоя, это быть не может: такое даже для шизы крутовато. Но вот же ж гадство: лежу сейчас на пузе, вжимаюсь в землицу маньчжурскую и отчаянно пытаюсь нащупать очередного китаёза. И нащупаю, разумеется.
        Только бы не показать своему второму номеру - симпатичному парню Исиро Танака, насколько мне страшно. Японец, понятно, ни черта не боится. Ну так! Мало того что он - японец, так ведь ещё рассказывал, как в двадцать седьмом участвовал в боях с полицией. Ничего так себе бои: на них - с винтовками и револьверами, а они - с голыми руками. Нормально, да? Нет, их там в школах карате коммунисты поднатаскали, но все равно. «Распрыгались кузнечики, с голой пяткой - против шашки», - как говаривал Василий Иванович…
        Сюда бы папаню. Нет, не в том смысле, что я желаю ему зла - наоборот: добра и только добра! Отца я люблю. Как умею, понятно, но зато честно и искренне. Просто отец здесь оказался бы в привычной обстановке: он в своё время повоевал много и всерьёз. Ещё во время срочной службы в Советской армии угодил в Афганистан, а потом ухитрился дважды побывать добровольцем. В Приднестровье и в Югославии. И воевал там умело и хорошо. Так, что враги не жаловались. Вернее, наоборот, жаловались… Тьфу ты, запутался! Но, во всяком случае, на отдых в Хорватию мы с ним никогда не ездили, потому как его там ждал суд и то ли тюрьма, то ли просто взвод возле стенки. Или верёвка с петелькой. Сильно на него хорваты обиделись. Впрочем, как и словенцы с боснийцами. Так что ему бы там уж точно не понравилось. А вот тут он был бы в своей среде. По крайней мере, мне так кажется. А вот мне тут совсем не нравится! Хотя я тоже срочную на Кавказе служил и кое-чего повидал…
        Э-эх, опять эти белокитайцы задёргались. Ну-ка, молодчики, давайте-ка поближе… Во, вот так! Ну-с…

* * *
        Пулемёт выдал длинную, на полдиска, очередь. Несколько китайцев ткнулись лицами в сухую глинистую землю. Исиро Танака и Всеволод Волков переглянулись, и вновь каждый позавидовал отваге и смелости товарища…
        Часть первая
        Робинзоны Советской России
        Чтоб ты жил в эпоху перемен!
        Конфуций
        Глава 1
        Охота - это когда всем охота!
        А когда неохота - какая же это охота?
        Старый анекдот
        - О боже!
        Всеволод Волков тяжело приподнялся на постели и со стоном завалился назад. Завозился, отчаянно пытаясь найти такое положение, при котором голова будет болеть меньше. Не нашёл и бросил в пространство риторический вопрос:
        - Ну вот почему если вчера было очень хорошо, то с утра обязательно будет очень плохо? И даже ещё хуже!
        - Что, мелкий? Молодо-зелено?
        Это над ним наклонился отец. «Ну ещё бы, - подумал Всеволод. - Что этому бугаю сделается?» Парень с трудом разлепил глаза. Разумеется! Отец выглядит так, словно бы вчера и не пил ничего крепче кефира или кваса. Ну на самый край - лёгкое столовое вино, в котором и градусов-то почти нет. И как с ним тягаться? Хотя соревнование было явно нечестным: Волков-старший вчера первый раз вон за сколько времени выпил, а Всеволод, между прочим, уже почти месяц гуливанит. Как из армии вернулся, так и пошло-поехало…
        Охая и тихонько матерясь, с трудом волоча заплетающиеся ноги, поминутно хватаясь за стены, парень добрался до ванной.
        - Ё…! Это что, я?
        Из зеркала на Волкова-младшего смотрела помятая физиономия натурально зелёного цвета. Так вот почему отец выдал это «молодо-зелено»… М-да… Надо было вчера соображать, с кем пьёшь. Папанины друзья - нет, они, конечно, очень хорошие и интересные люди, и повоевать успели, и вообще, но пить с ними водку - ой, мама! Даже под ту замечательную закуску, которой у них всегда уставлен весь стол. Не стоило с ними состязаться в умении пить. Как, наверное, не стоило бы состязаться с ними и в умении стрелять, например. Или бить морды. Или гнать блиц-допрос. Не стоит, потому что у папани и его друзей другая школа. Совсем другая…
        - Уф-ф-ф-ф! А-а-а-а!
        Всеволод сунул голову под струю холодной воды. Помогло, но не очень, а потому парень разделся и залез под холодный душ. Ага, вот так-то лучше…
        - Папаня! Папаня-а-а!
        - Чего тебе, дитятко?
        - Я больше не пью!
        - Молодец! Пей меньше, а то на тебя с утра смотреть страшно, - хохотнул Волков-старший. - Только если ты пить закончил, то не соблаговолишь ли ты мне поведать: чем же ты конкретно собираешься заниматься остаток июля и весь август? Если я правильно помню, то занятия в институте у тебя начинаются в сентябре, так?
        - Ну я это… - Всеволод задумался, заодно сунув в рот зубную щётку. Прополоскал рот, а затем спросил: - Бать, а у тебя когда отпуск?
        - Чего?
        Отец молчал, и с кухни доносилось только аппетитное шипенье жарящейся яичницы. Сын уже подумал, что тот не расслышал вопроса, и собрался повторить, когда отец очень спокойно ответил:
        - Отпуск у меня в августе. Но, честно говоря, я не думал, что ты соберёшься со мной, стариком, болтаться.
        Парень хмыкнул: отец явно рисовался и не хотел показывать, насколько он доволен. Волков-старший сына любил, а после того, как овдовел, так и вовсе стал парню и отцом, и матерью, и старшим братом, и лучшим другом.
        - Я уже от своих друзей-приятелей охреневать начал, а вчера с твоими друзьями вовсе думал, что богу душу отдам, - сообщил Всеволод-младший. - Я вот чего подумал: может, на охоту смотаемся?
        Он хотел сказать ещё добавить, что ему все два года службы больше всего хотелось посидеть у костра плечом к плечу с отцом. Просто помолчать… или не молчать. Или вот ещё послушать рассказы отца о былом. Папаня в молодости погулял крепко - вон, даже его умудрился ещё во время службы в армии зачать. Лежал в госпитале, в который угодил с тяжеленной контузией - подарочком от афганских духов. А когда подочухался - здравствуйте вам! Познакомился с местной девчонкой - не азиаткой, а вполне себе русской - и ухнул по самую маковку в любовный омут. Чуть ли не на третий день предложение сделал, благосклонно принятое, - вот и получился Севка. Папаня на дембель - а ему тут и подарочек. Сын. Наследник…
        Но в этот самый момент затрезвонил мобильник, и волей-неволей пришлось шлёпать в комнату, а там объясняться со старым школьным приятелем. И обидеть не хочется, и встречаться - тоже. Так что, придумывая объяснения, Всеволод с трудом выцарапался из похмелья. А потом, окончательно отказавшись от встречи, он потопал на кухню. Тут же перед ним на стол шлёпнулась маленькая чугунная сковорода, на которой исходила душистым паром крепко наперченная яичница с хрустящими шкварками.
        - Лопай, - скомандовал Волков-старший. - Сейчас ещё чайку покрепче да погорячей - совсем очухаешься.
        Он снял с плиты вторую сковороду и принялся за еду. Некоторое время Волковы молча жевали, прихлёбывая чай.
        - На охоту, стало быть? - спросил отец, закуривая после завтрака. - Ну давай. В Карелию махнём?

* * *

…По дороге бойко катил старенький, но ухоженный форд «Бронко». Отец и сын Волковы ехали в Карелию, торопясь к открытию сезона утиной охоты. В последний момент отец едва-едва не пролетел с отпуском: на заводе, где старший Волков был начальником производства, случился пожар. Но последствия удалось ликвидировать в рекордно короткие сроки - сын примерно представлял себе, как именно его отец добивался от своих подчинённых ударной работы! - и вот, долгожданный отдых в карельских лесах.
        - Жаль, собаки у нас нет, - заметил сын. - Придётся только с подхода, да по болотам пошарить… Папань, - он повернулся к отцу, - ну сколько лет уже, как Клин помер? Ну давай нового пса заведём, а?
        - Ты, давай, за дорогой следи, - огрызнулся Волков-старший. - Заведи себе машину и вертись в ней за рулём сколько душе угодно, а мне моя «лошадка»[2 - От англ. bronco - полудикая лошадь.] дорога. Хотя бы и как память.
        Парень только вздохнул: вот в этом весь отец. Привязывается к людям или вещам так, что потом никак не может успокоиться. Потому, наверное, больше и не женился, когда мама… когда у неё тромб… Словом, когда её не стало. И собаку новую заводить не хочет, потому что Клин для него был и не собака вовсе, а полноправный член семьи. Тут он вдруг подумал: а как это будет, когда он, Севка-младший, надумает создать свою семью? Отец, он что - один останется? Совсем?
        Словно бы в унисон его мыслям завопил мобильный. Младший Волков вытащил из кармана трубку, посмотрел на экран. Ну вот, пожалуйте! Анечка, чтоб её приподняло и по заднице шлёпнуло. По весьма сексуальной заднице, надо признать, но всё-таки. Кроме смазливой мордахи и довольно-таки аппетитной кормы, у девушки должно ещё что-то быть. В черепной коробке, например.
        Ох, как же Анечка огорчалась, когда Сева решил пойти по стопам отца и после первого курса рванул на всех парах в военкомат. Откуда и отправился служить в Дагестан. И довелось ему и по зелёнке пошариться, и пострелять не только на стрельбище, и, между прочим, медаль Суворова, тоже не абы что. И дают её не всем подряд, а очень даже…
        Как тогда Анечка убивалась, как на пр?водах старалась. Чуть не всю Камасутру с ним за одну ночь прошла. А на присягу не приехала. Зато теперь прямо-таки рвётся в бой. С целью создания крепкой, образцовой семьи. А ему это зачем? Кого в постель уложить, он и без неё найдёт, а о чём с ней говорить? Да и отец, хотя и молчит, а ведь кривится от перспективы заполучить такую невестку…
        Телефон на секунду замолк, а потом снова разразился оглушительным воем: Сева записал на звонок сирену воздушной тревоги и ставил его на особо «приятных» абонентов.
        - Чего трубку-то не берёшь? - поинтересовался Волков-старший. Он скосил глаза, мельком глянул на экран. - Ну ответь, девушка же волнуется.
        - Обойдётся, - безапелляционно заявил сын. - Девушка, ага… Как ты сам любишь говорить: девушка второй свежести.
        И с этими словами отключил звук.

* * *
        Машину они оставили у знакомого лесника. Тот долго и настойчиво предлагал подзакусить «чем бог послал», но Волковы остались непреклонны: пить перед охотой - с гарантией вернуться пустыми. А дикая утка - штука вкусная. Безумно.
        Так что застолье было решено отложить вплоть до возвращения с добычей. Тем более что лесник предупреждал: что-то неспокойно в здешних местах в последнее время. Вон, в прошлом году двое пропали… Так что отец и сын наотрез отказались даже от «стопочки за встречу» и вот уже больше трёх часов шли по заболоченному леску, приближаясь к цели своего путешествия - самому что ни на есть утиному болоту, на котором они и рассчитывали взять богатую добычу.
        - Папань, далеко ещё? - Всеволод-младший прихлопнул особо надоедливого кровососа и отёр со лба пот. - И так уже прём, точно бульдозеры бешеные…
        - А во-о-он до той сушины доберёмся, - Всеволод-старший махнул рукой, указывая направление, - там и остановимся. И переночуем, и засидочку назавтра организуем, ага?
        - Ага, - без энтузиазма согласился сын. - Знаешь, если бы наша рота с тобой пару раз на охоту сходила - духам бы втрое хуже пришлось.
        - Учись, Севка, пока мы ещё живы, - теперь и отец убил комара сочным шлепком. - Нас в своё время капитан Остапенко, память ему вечная, так гонял, что ой! До сих пор закалочка какая-то ещё осталась… Твою-то мать!
        Последнее относилось к особо топкому месту, куда он неаккуратно наступил. Волков-старший рыкнул, пытаясь выдрать ногу, но трясина отказалась отпускать добычу безнаказанно и с чмоканьем всосала в себя сапог. Мужчина густо выматерился, вытащил сапог из липкой грязи и обернулся к сыну:
        - Осторожнее давай, тут гать совсем прогнила!
        Тот понятливо кивнул, обошёл коварное место, и вскоре отец и сын уже сидели у весело потрескивающего костерка. Они вскипятили чай, с аппетитом умяли по банке консервов и несколько сухарей. В качестве десерта оба закурили, привольно откинувшись назад.
        - Папань, а ведь ты не хотел меня брать, - произнёс Сева, скорее утверждая, чем спрашивая. - Почему?
        Отец помолчал, выпустил в вечерние сумерки клуб синеватого табачного дыма.
        - Сдаётся мне, сын, что тебе пора и о семье подумать. В смысле, о своей собственной… - он затянулся, отхлебнул дегтярно-чёрного чая. - Если ты за время службы не разучился считать ещё что-то, кроме числа дней до дембеля, то должен соображать: когда мне было двадцать - я уже тебя планировал…
        - Прямо так уж и планировал, - ухмыльнулся сын. - А я от бабушки, да и от мамы слышал, что оказался перевыполнением плана.
        Оба негромко рассмеялись. Но потом Волков-старший посерьёзнел.
        - И всё-таки, сын. Что ты думаешь о создании семьи? Вот Анечка, например: симпатичная, тебя, по-моему, любит, на присягу к тебе ездила. И теперь от тебя не отходит…
        Волков-младший щелчком послал окурок в догорающий костёр.
        - Насчет «любит» - не знаю, на присягу не ездила, да и о красоте можно поспорить. Но не это главное. Понимаешь, папань, ну дура она. Обычная, деревянненькая такая. И что, мне с этой чуркой всю жизнь прожить?
        - А эта… Марина? Она ж тебе вроде нравилась?
        - Ага. Жаль, что я ей не очень…
        - Побороться?
        - А смысл? Ну, бать, ну не всем же так везёт, как тебе с мамой… Ой, прости!
        Сын потянулся к разом помрачневшему и как-то осунувшемуся отцу, приобнял за плечи. Несколько минут они сидели молча, каждый вспоминая своё. Потом допили чай и, завернувшись в плащи, задремали. Скоро-скоро рассвет и утки. Много-много… Жирных-жирных… Хорошо…
        Спали Волковы чутко, но недостаточно, чтобы проснуться и вскочить, когда над сухой опушкой вдруг возникло призрачное сияние. Оно продержалось несколько секунд, мерцая и переливаясь, потом стало меркнуть и пропадать. А когда совсем исчезло, сухая опушка была пуста: ни маленького костерка, ни дремлющих людей. Словно и не было тут никогда и ничего…
        Небольшое, но необходимое отступление
        Будущее. Далёкое или не очень.
        - Ну рассказывайте, что у вас там опять случилось? - мягкий, но уверенный голос. Таким голосом говорят начальники, которых любят подчинённые.
        - Опять, - и тяжёлый вздох.
        - Снова скачок нагрузки? И сколько на этот раз?
        - Ну в этот раз не так уж и много. Несколько эксаватт[3 - Э к с а - приставка в системе СИ. Соответствует 10^18^. Эксаватт равен триллиону мегаватт.] в течение двух наносекунд… Но ведь уже в седьмой раз! - казалось, что отвечающий готов разрыдаться.
        - Ну-ну, дорогой мой, - уверенный голос стал ещё мягче. - Меньше эмоций. Ну в самом деле: что такое несколько эксаватт? Пылинка, мелочь в масштабах нашей большой работы.
        - Но мы очень переживаем: ведь могут произойти незапланированные переносы на неопределённый временной промежуток…
        - А вот это пусть вас и вовсе не беспокоит, - уверенный голос словно обволакивал, успокаивая собеседника, точно неразумного ребёнка. - Что там может перенести? Ну пусть триста, пусть даже четыреста килограммов. И что с того? Ну отбросит какого-нибудь лося лет на сто назад. И что? Кто это заметит? - В уверенном голосе зазвучали весёлые нотки: - Даже лось не сообразит, что оказался в другом времени.
        Несмотря на свои переживания и душевные страдания, собеседник фыркнул, представив себе лося, путешествующего во времени.
        - Вот и славно, мой дорогой, вот и славно. А полный отчёт ко мне на стол после обработки. И не задерживайте, очень прошу. Завтра с утра я отчитываюсь в Объединённой комиссии Физики Времени.
        Глава 2
        Пограничная стража проводила их до намеченного коридора. На прощание финский лейтенант откозырял им, и все время спуска в небольшой овражек ротмистр и капитан чувствовали на своих спинах его пристальный взгляд.
        На ходу они не разговаривали. Во-первых, разговор сбивает дыхание, что прошедшие не одну сотню вёрст солдаты знали очень хорошо. Во-вторых, разговаривать было не о чем: всё уже давно говорено и переговорено сотни раз.
        Они были слаженной, сработанной парой: почти ровесники, оба воевали сперва на Великой войне, потом - Корнилов, Деникин, Врангель… Оба уходили из Крыма в тот самый страшный двадцатый год. И хотя прошло уже почти девять лет, им обоим казалось, будто всё это случилось вчера. Толчея на пристани, крики, ругань, выстрелы, солдаты, пробивающие прикладами, а то и штыками дорогу к сходням и трапам… Константинополь и Королевство сербов, хорватов и словенцев[4 - Так до 1929 года официально называлась Югославия.], а потом - Франция. Им не пришлось крутить баранки такси, они не собирали чаевые в «русских» ресторанах и не служили портье в третьеразрядных пансионах - им повезло. Почти сразу на них обратили внимание подчинённые адмирала Синклера[5 - Х ь ю г о С и н к л е р (1873 -1939) - руководитель службы внешней разведки Британской империи в период 1923 -1939 годов.], и в двадцать третьем они в качестве агентов СИС[6 - С И С (SIS/Secret Intelligence Service) - служба внешнеполитической разведки Великобритании.] впервые отправились в Россию, которую потеряли. Но которую надеялись вернуть…
        Первый раз они возвратились в Россию - нет, не в Россию, а в проклятую Совдепию! - через три года после позорного бегства. Тогда-то они и познакомились, посмотрели друг на друга, так сказать, в боевой обстановке.
        Тогда удача улыбнулась. Во всяком случае, так казалось сперва. Убиты семеро большевиков, сгорел пакгауз с хлебом, которые эти жиды отобрали у крестьян, чтобы накормить городских оборванцев. Они возвращались, гордясь своими достижениями, и каково же было их разочарование, когда английское начальство встретило их с холодным презрением. Нет, их не бранили, не распекали, но… «Вы убили большевиков? Очень хорошо. Но что вы узнали об их армии? Ничего? Очень хорошо. А кого вам удалось завербовать? Никого? Очень хорошо…» О да! Это было очень хорошо. И они очень хорошо запомнили это. Накрепко. И навсегда.
        Второй раз они отправились в Совдепию по приказу генерала Кутепова[7 - Кутепов Александр Павлович (1882 -1930) - русский военачальник и политический деятель. Эмигрант. Один из руководителей Российского общевоинского союза (РОВС) - эмигрантской организации фашистско-террористического толка.]. На этот раз их миссию организовывали не только англичане, но и Первый отдел РОВСа[8 - РОВС организационно подразделялся на отделы, курировавшие разные страны и регионы. Первый отдел отвечал за Великобританию, Голландию, Данию, Египет, Испанию, Италию, Норвегию, Персию (Иран), Польшу, Сирию, Финляндию, Францию с колониями, Швейцарию и Швецию.]. Они были связными, отправленными в МОЦР[9 - М О Ц Р (Монархическое объединение Центральной России) - название фальшивой подпольной организации, созданной по инициативе Дзержинского в ходе контрразведывательной операции ОГПУ «Трест».]. В их задачу входила доставка адреса и портрета Николая Николаевича, чтобы поднять боевой дух членов подполья. Но кто же мог представить себе, что эта организация - подлая провокация ГПУ?! Тогда им с огромным трудом удалось уйти, в отличие
от других эмиссаров РОВС, сложивших свои головы в кровавых застенках чекистов. Ротмистр получил тогда пулю в бедро, капитан - в плечо, но им удалось вырваться из проклятой Совдепии.
        Уже в госпитале они узнали, что в лапы ГПУ попал сам Рейли[10 - Сидней Рейли (наст. имя Соломон Розенблюм, 1873 -1925) - международный авантюрист, англофил и русофоб. Начиная с 1897-го сотрудник британской разведки. Вёл шпионскую деятельность против России начиная с Русско-японской войны. В 1918-м участвовал (организовал?) в организации покушения на Ленина и подготовке покушений на руководителей РСФСР. Заочно приговорён к смертной казни. В 1925-м нелегально прибыл в Советский Союз, где и был арестован. Пятого ноября 1925 года заочный приговор был приведён в исполнение.]. Чекисты трусливо расстреляли великого разведчика. Британцы взбеленились. Мало того что красная зараза расползается на восток, так большевики ещё и осмеливаются творить такое. СИС и РОВС пылали жаждой мести, и вот теперь двое агентов перешли через границу, показать большевикам, кто здесь настоящий хозяин. Краснопузые пожалеют, и не один раз горько пожалеют о своей наглости!
        Стараясь ступать бесшумно, они шли по предрассветному, молчаливому лесу. Внезапно ротмистр, шедший первым, замер, не окончив шага. Он осторожно повернул головой направо, налево…
        - Дым, - одними губами выдохнул он.
        Капитан напряжённо принюхался. Действительно, откуда-то слева едва слышно тянуло дымком.
        Оба задумались: финны обещали, что на всём пути до дома лесника им никто не должен встретиться. Неужели ГПУ как-то прознало об их миссии?
        - Засада? - таким же почти беззвучным шёпотом спросил капитан.
        Ротмистр пожал плечами.
        - Проверим?
        Это, конечно, опасно, но их двое хорошо вооружённых мужчин, прошедших такое, что многим и в страшном сне не приснится. И вернуться вот так, не проверив, - бесчестье. Рассудив таким образом, ротмистр энергично тряхнул головой:
        - Проверим!
        Осторожно, обходя подозрительные сучки, ветки и пятна скрывающего воду мха, они скользнули вперёд. Запах дыма становился все яснее, и тут до них донеслись голоса. Негромкие - слов не разобрать, но несомненно - голоса.
        Капитан чуть приостановился и показал два пальца. Ротмистр согласно кивнул: действительно, разговаривали двое. Но, может, остальные молчат?
        Казалось, что до костра, у которого расположились незнакомцы, осталось совсем немного, но путь преградил густой малинник. Продираться сквозь ломкие стебли - выдать себя с головой. Ротмистр качнул головой, указывая путь обхода, и двое шагнули влево.
        Кустарник кончился как-то внезапно, словно отрезали ножом. И тут же открылась довольно широкая тропа, прямая, словно стрела. Оба замерли: шагах в трёхстах тропа упиралась в болото, а на берегу, на сухом месте, расположились двое. Судя по двустволкам - охотники.
        Костёр, а точнее нодья[11 - Долго и слабо горящий костёр из двух или трёх брёвен большого диаметра, сложенных в два вертикальных ряда. Огонь разжигается таким образом, чтобы отдавал тепло всю ночь, без добавления топлива.], мерно тлел, рядом стоял небольшой медный чайник. Охотники курили, во всяком случае - один из них, сидевший так, что в предутреннем сумраке виднелся огонёк папиросы или самокрутки…
        Капитан дотронулся до руки своего спутника и показал на курильщика. Ротмистр понятливо кивнул: в конце концов, даже у охотников может оказаться что-нибудь интересное, а вот оставлять в живых свидетелей их перехода границы совершенно излишне. И, разобрав цели, они двинулись вперёд по тропе…

* * *
        Будильник на смартфоне заверещал и заругался примерно за час до рассвета. Отец и сын заворочались на подстилках из лапника, с трудом разминая затёкшие после ночёвки мышцы.
        - Папань, завтракать будем? - поинтересовался сын.
        - По мелочи, - Волков-старший вытащил из рюкзака два пакетика быстрорастворимого кофе и пачку печенья «Юбилейного». - Воды набери, - негромко велел он, и сын послушно отправился к болоту за водой.
        Когда умытый и с полным чайником Всеволод вернулся к костру, отец уже сидел, притянув к себе своё ружье, и покуривал. Парень негромко хмыкнул: отец с огромным трудом отучил его от курения натощак, а вот сам так и не изжил этой безусловно вредной привычки.
        - Патроны сменить не забудь.
        На ночь оба перезарядили свои ружья. Правый ствол - пулевой патрон, левый - картечь. Конечно, вероятность встретить у самого болота медведя или волка невелика, но, как любил повторять старший из Волковых: «Лучше сейчас перебдеть, чем потом перебздеть». И младший был с этим согласен, а опыт армейской службы в не самом спокойном регионе Кавказа только укрепил в нём веру в правоту этой мудрости. Так что перед встречей с утками требовалось сменить заряды на простой «бекасник», чтобы дичь при удачном выстреле не взрывалась. В буквальном смысле.
        Но замена патронов могла и подождать: до рассвета времени ещё вагон, так что парень со спокойно душой поставил чайник у огня и потянулся к раскрытой пачке с печеньем. Захрустел, блаженно щурясь, и… едва не подавился, заметив, что отец внезапно напрягся и осторожно потянул ружье к себе так, чтобы в любой момент пустить его в дело.
        - А… Кха-кха-кха… - только и смог выдавить Всеволод-младший.
        - Цыц! - тихо приказал отец. - Люди… - пояснил он и добавил: - Ружье…
        Парень, все ещё задушенно перхая, сделал вид, что тянется к фляге, подцепил ружейный ремень и подтянул двустволку к себе. Сколько он себя помнил, отец никогда не был параноиком, так что…
        Он поднял голову: к ним быстро и почти бесшумно двигались две фигуры. Вот один из подходящих махнул им, то ли приветствуя, то ли обозначая мирные намерения, и Всеволод-младший слегка расслабился. Но тут второй резко и как-то суетливо сунул руку в карман…
        Отец как сидел, так и прыгнул в сторону, перехватывая ружье. Гулко бухнула «тулка». Только тут парень осознал, что он тоже откатывается от костра, а руки уже сжимают двустволку. Щёлкнули взводимые куртки, громовым раскатом грянул сдвоенный выстрел…
        - Куда, придурок?! - зашипел Волков-старший, увидев, что сын собирается вставать. - Перезаряжай и жди!
        Сам он залёг за небольшой ёлкой, которая вряд ли защитила бы от выстрела, но неплохо скрывала его от чужих взглядов и маскировала движения. Отец ещё раз взглянул в сторону сына. Ну наконец-то сообразил: переломил стволы, шарит пальцами за патронами, а взгляд от упавших не отводит. «Молодчик, - тепло подумал Всеволод-старший. - Не зря я его учил, не зря. Выйдет из него толк, вот точно выйдет!»
        А двое лежали, не подавая признаков жизни. Ну в общем-то и неудивительно: картечь с тридцати шагов - это вам не роза в вазочке!
        - Осторожно встаём, - скомандовал Волков-старший. - Я вперёд, ты страхуешь.
        Сын поразился тому, как вмиг преобразился отец. Обычно улыбчивый и доброжелательный, с несколько вялыми движениями, сейчас он двигался упруго, сторожко, с ничего не выражающим, застывшим лицом. «Вот так и выглядит смерть, - вдруг подумал Волков-младший. - То-то за его голову хорваты тридцать тысяч давали…»

* * *
        Ротмистр понимал, что умирает. С развороченным животом долго не живут. Всё-таки это была засада. Большевички прикинулись охотниками, вот только охотились они на людей. Он только ещё нащупал рукоятку пистолета в кармане плаща, когда старший из двоих сидевших мгновенно ушёл с линии возможного выстрела и тут же выпалил в него картечью из двустволки крупного калибра. А второй, тот что был помоложе, в ту же секунду откатился в другую сторону и дуплетом уложил капитана.
        Глаза уже застилала смертная пелена, и он не сразу понял, что над ним наклонился человек. Попытался всё-таки вынуть пистолет, но оружие легко вывернули из руки.
        - Ну-с, любезный, и с какой зоны когти рвали?
        Вопрос был совершенно непонятен, хотя спрашивавший вроде бы говорил по-русски.
        - Ты не молчи, урлоид, не у прокурора. И конвенций тут для тебя нет!
        Перед глазами появилось лезвие ножа. Странное, словно бы покрашенное в тёмный цвет…
        - Сука краснопузая!
        Ему показалось, что он произнёс это твёрдо и гордо, но на самом деле мёртвые губы лишь слегка шевельнулись без звука.

* * *
        Отец убрал клинок в ножны и коротко вздохнул:
        - Холодный. Ладно, потом притопим в болоте… Посмотри, как там твой?
        Всеволод-младший взглянул. В горло ткнулся кисло-сладкий ком: у лежавшего перед ним человека грудь была разорвана двумя попаданиями. Во время армейской службы ему приходилось стрелять, возможно, он даже попадал, да и трупы тоже видел, но вот так, только что убитого им самим человека…
        - Мутит? - спросил отец спокойно. И сам себе ответил: - Мутит. Это нормально, сын. Это сейчас пройдёт. Иди, кофейку глотни, а потом мы их распотрошим и отправим в последнее плавание.
        - Зачем потрошить? - с трудом выдавил из себя парень.
        Волков-старший коротко хохотнул:
        - Ну хотя бы на предмет ништяков разнообразных. Вот, кстати, - он протянул сыну отобранный пистолет. - Посмотри-ка на этого зверя. Башку на отруб: такого ты никогда не видел.
        Волков-младший взял оружие, повертел в руках:
        - «Лахти»[12 - Подразумевается финский пистолет L-35, разработанный оружейником Аймо Лахти в 1935 году.]? - поинтересовался он небрежным тоном знатока.
        - Да нет, мелкий, это ты пальцем в небо попал, - отец засмеялся так легко и весело, как будто и не лежали рядом два трупа. - Это экземпляр весьма редкий и в наших широтах почти не встречающийся. Можно сказать, занесённый в красную книгу. Это, Севка, «Веблей-Скотт»[13 - Webley & Scott - семейство английских самозарядных пистолетов, выпускавшихся с 1905 по 1940 годы под разные калибры и патроны. Наиболее распространёнными были пистолеты под патрон.38 АСР (модель 1910 года) и под па-трон.455 Webley (Модель Mk I Navy).].
        Рассказывая все это, он аккуратно разрядил пистолет и выщелкнул из обоймы один патрон себе на ладонь. Повертел в пальцах, разглядывая и так, и эдак.
        - Любопытный патрон, - произнёс он наконец. - Девять миллиметров, довольно длинный, но не «Парабеллум». Это кто ж у нас такой будет? Ладно, потом разберёмся, - махнул он рукой. - Пошли кофе пить, пока совсем не остыл.

* * *
        После завтрака, во время которого нормально ел только отец, а сын едва-едва заставил себя проглотить пару печений, было решено наплевать сегодня на уток и вплотную заняться изучением двух маньяков, вздумавших на свою голову напасть на дичь, оказавшуюся им не по зубам.
        - Между прочим, - заметил Волков-старший, отхлёбывая из кружки, - очень любопытно: кого эти уроды ограбили до нашей эпохальной встречи? Пистолетик не то чтобы уникальный, но и особо распространённым его не назовёшь. И если вдуматься, то для оружия почти столетней давности выглядит он весьма презентабельно.
        - Коллекционера какого-то обнесли, - согласно кивнул младший, - и рвали с добычей в Финляндию.
        - Вряд ли, - покачал головой отец. - Багажа при них - кот наплакал. Что ж они, только это и взяли? Сомнительно…
        - А если спрятали где-то?
        - Опять не сходится. Они с добычей когти рвут и вдруг на нас отвлекаются. На хрена?
        Волков-младший задумался. Действительно, неразумно как-то…
        - Папань, а чего ты этого, ну… который ещё живой был, спрашивал, откуда они сбежали? С чего ты взял?
        Старший допил кофе, закурил.
        - А ты не заметил, что одёжка у них какого-то сильно устаревшего фасона? Так, пожалуй, только в зонах теперь одевают.
        Сын снова кивнул, соглашаясь и внутренне радуясь тому, какой умный и наблюдательный у него отец.
        - Ну ладно, пора заняться личным досмотром наших новых, но - увы! - таких неразговорчивых знакомых. Пошли, сын!

* * *
        Минут через тридцать Волковы стояли над двумя раздетыми покойниками и с удивлением и непониманием смотрели друг на друга. Перед ними на расстеленной отцовской плащ-палатке лежали найденные вещи, которые, собственно, и повергли их в недоумение. Два вещмешка, две фляжки, перьевая самопишущая ручка, странный карандаш с металлическим колпачком, двое часов, портсигар, коробка папирос, спички; револьвер, который старший определил, как «Веблей Mk VI»[14 - Британский револьвер образца 1915 года под патрон калибра.455 (11,5 мм).]; россыпь патронов для револьвера и пистолета; несколько увязанных бечевой пачек устаревших, но удивительно свежо выглядящих советских, британских и американских купюр; столбушок из пятнадцати золотых советских червонцев, завёрнутых в пергаментную бумагу; два ножа, производивших впечатление самодельных, но несомненно фабричного производства; жестяная банка непонятных консервов; пачка столь же непонятных галет и, наконец, стопка бланков разнообразных удостоверений, справок, каких-то непонятных аттестатов и тому подобной бюрократической макулатуры. Причём все документы имели печати и
подписи, а вот имён тех, на кого они были выданы, не наблюдалось.
        - Папань, а я чего-то не пойму, - задумчиво сообщил сын, вертя в руках здоровенные наручные часы, - где у них заводная головка?
        - Они ключом заводятся, - отстранённо заметил отец, вертя в руках содранные с одного из покойников брюки-галифе. - В часовом кармашке искать надо… Слушай, мелкий, а кому это в голову пришло ширинку делать на настоящих роговых пуговицах? Не пластмассовых, а именно роговых. Это товарищ так аутентичность соблюдал?
        Волков-старший бросил галифе наземь и поднял следующие, поднёс к глазам, разглядывая.
        - Хрен знает что, сын, - сообщил он после минутного молчания. - Никаких лейблов, этикеток или ещё чего. Господи, эти психи, что, в ателье одевались?
        Сын не ответил. Он, перебирая всю пачку, одну за другой внимательно рассматривал бумаги. Закончил, пошевелил губами и произнёс:
        - Папань, а тут крайняя дата - весна двадцать девятого года. И все в СССР и РСФСР выданы.
        - И что? - поинтересовался тот, но тут же в глазах его блеснуло понимание.
        Волков-старший быстро поднял купюры и так же внимательно, как только что делал сын, принялся их изучать.
        - Крайняя - двадцать седьмого года, - сообщил он, закончив осмотр. - И что? Ты хочешь сказать, что…
        - Очень не хочу, но так получается, - вздохнул младший. - Интересно, и как мы теперь?
        Отец отошёл от выставки трофеев, одним движением подтянул к берегу относительно сухое, не до конца обомшелое бревно и уселся на него, спустив ноги в сапогах в прохладное августовское болото. Он закурил и надолго замолчал, разгоняя струями голубоватого дыма свирепых карельских комаров.
        - Я правильно понимаю, что телефоны у нас обоих не работают? - запустив в болото очередной окурок, спросил он, не оборачиваясь.
        Всеволод-младший понимал, что его не видят, но на всякий случай кивнул:
        - Угу.
        Снова долгое молчание.
        - Ну тогда давай соберём бабло, бумаги и прочие трофеи в рюкзаки. И попробуем выработать план действий в нынешних, не до конца понятных условиях, - подвёл итог своих размышлений Всеволод-старший, поднимаясь.
        Они быстро собрали вещи, предварительно привязав набитые землёй иссечённые картечью рубахи и френчи к телам убитых, спустили обоих в болото, пронаблюдали, как чавкнула и запузырилась трясина, после чего сели к костру.
        - Пожуём или сразу думать? - спросил отец.
        - Сразу, - вяло махнул рукой сын. - Бать, кусок в горло не лезет…
        - Бывает, - кивнул старший Волков. - Ну тогда слушаю твоё виденье ситуации.
        Младший Волков сперва закурил, а потом сообщил, что по всем признакам они перенеслись в прошлое. Причём, судя по датам, что на бумагах у покойных шпионов («А кто они ещё могут быть? Контрабандисты? Не делайте мине смешно, как говорят в Одессе!» - «Согласен»), и климатическим условиям окружающей среды, на дворе - август двадцать девятого года. И ему очень хотелось бы узнать, что известно про данный период истории их Советской Родины, потому как ему это в школе не преподавали, а старшее поколение в лице отца вот именно про это время почему-то ничего никогда не рассказывало.
        Старший хмыкнул, потом признался, что и сам про это время ничего уж такого особенного не знает. Нет, он в курсе, что уже год, как принят первый пятилетний план, что в этом году был или будет инцидент на КВЖД и ещё, кажется, дебил Примаков именно в двадцать девятом вторгался в Афганистан… Уже пару лет как строят Днепрогэс и Турксиб. Строительство Магнитки и Кузнецкстроя то ли началось, то ли вот-вот начнётся, до начала строительства Беломорканала ещё чуть ли не два года, а до Комсомольска-на-Амуре - все три…
        - Вот, пожалуй, и всё, - он задумчиво почесал бритую голову. Волков-старший рано поседел - сказались авантюры молодости - и весьма комплексовал по этому поводу. Но красить волосы считал недостойным мужика, а потому брился каждый день и даже освоил настоящую клинковую бритву. - Что ещё добавить? Ну кулаки кое-где шалят, в Средней Азии басмачей добивают. Теперь, кажись, точно - всё!
        - А нам тогда что делать? На Днепрогэс наняться?
        - Можно и на Днепрогэс, но мне как-то не улыбается землю в тачке возить. А на другую должность ни меня, ни тебя не возьмут: со строительным образованием у нас туго.
        - Слушай, а давай в Москву, а? Напишем заявления, что паспорта на охоте потеряли…
        Отец внимательно посмотрел на него и спокойно сообщил, что внутренние паспорта в СССР появились в тысяча девятьсот тридцать втором году, и стыдно не знать таких вещей. Сын вернул взгляд с несколько обалделым видом:
        - А прописка как же? Её тоже не было?
        - Была. Приходишь к управдому и сообщаешь о себе всё, что надо.
        - А если соврёшь?
        - Значит, соврёшь. Проверять особенно не станут, хотя вот в Москве как раз могут и проверить. Столица как-никак…
        Волков-младший задумался, а потом спросил, потребуют ли при приёме на работу у отца диплом о высшем образовании. После информации о паспортах и прописке он уже представлял себе ответ, так что не сильно удивился, узнав, что диплом, в принципе, нужен, но если сказать, что он пропал во время Гражданской войны, то поверят. Разве что спросят: какой конкретно вуз заканчивал и в каком году.

* * *
        После получаса непрерывных вопросов младший наконец выдохся, и слово взял отец. Он заметил, что их одежда совершенно не соответствует периоду конца двадцатых годов двадцатого века. Разве что брезентовые плащ-палатки да берцы особенных вопросов не вызовут, хотя…
        - Папань, а вот от этих… - Сын замялся, но закончил твёрдо, - от них штаны и сапоги остались. Вполне ничего себе. И по размеру нам почти подойдут. Ну коротковаты, конечно, будут, но, если в сапогах, так и не заметно будет.
        - Кровью сильно замараны? - поинтересовался старший Волков. - Если что, можно попробовать отстирать, только поспешить надо, пока не засохла.
        Выработка плана прервалась на осмотр и замывание трофейных галифе. В процессе удаления следов кровавой расправы выяснилось, что портянки младший Всеволод наматывать не умеет. Отец пробурчал: «А ведь я тебя учил…» - и пообещал помочь освоить этот процесс за один день.
        Когда стирка была закончена, и вещи были развешаны на ближайших ёлках, Волковы соорудили себе обед из пары бичпакетов и банки тушёнки и вернулись к обсуждению дальнейших действий.
        Они решили дошагать до Петрозаводска - ну не обязательно именно дошагать - можно воспользоваться попутным транспортом, если, конечно, таковой попадётся, а оттуда по воде добраться до Питера.
        - Ты, кстати, не забудь, что он Ленинградом называется, - заметил старший Всеволод. - А вообще очень тебе рекомендую пока говорить поменьше, а слушать побольше. Это не потому, что ты дурак, - он примирительно поднял руку, останавливая вскинувшегося сына. - Просто ты совсем в местных реалиях не разбираешься. И не хотелось бы спалиться прямо вот так, на первом же шаге.
        Поразмышляв, Всеволод-младший кивнул, соглашаясь, и тут же сказал:
        - Бать, а давай стволы прикопаем, а?
        - Чего? - вытаращил глаза отец. - Зачем это? Мелкий, или я чего-то не понимаю, или поясни: чем это тебе наши ружья не угодили?
        - Не, папань, я не про ружья, - сын позволил себе лёгкую улыбку. - Я про пистолеты.
        - А с ними что не так? - ещё больше удивился отец. - Нет, мы, понятно, кобуру на пояс цеплять не станем, а в вещмешке они себе лежат и лежат, пить-есть не просят.
        - Ага, - засмеялся Всеволод-младший. - А если при обыске найдут?
        Услышав про обыск, Всеволод-старший чуть не подавился сигаретой.
        - Э, алё! Ты что там, в армии, сказок про «кровавую гэбню» и «ж-ж-жуткие сталинские репрессии» переслушал или, не дай бог, либерализм подхватил? Япона мама, а я-то надеялся, что я тебе к нему иммунитет привил… - он глубоко затянулся. - Сын, запомни: тут у тебя сейчас милиционер даже документы потребовать не имеет права. Ибо нет у нас сейчас внутренних документов. Отсутствуют, как класс. Есть справки для предоставления по месту требования, доверенности для того же самого, а вот документов, удостоверяющих личность, - нет! И появятся ещё не скоро. А уж личный досмотр - это и вовсе - из ряда вон.
        - Окей… - парень с трудом переварил полученную информацию, но продолжил спрашивать: - Ну хорошо, а потом? Чего мы с ними потом делать станем?
        - Да ничего, - старший пожал плечами. - Сходим в отделение милиции, зарегистрируем и будем дома хранить. Пистолет и револьвер - вещи в хозяйстве полезные, могут и пригодиться. Мало ли что…
        - Чего, правда? - Волков-младший понимал, что отец не станет его обманывать, но не мог заставить себя поверить в услышанное. - Чего, вот прямо вот так можно было пистолет дома хранить?
        - Мелочь, ты фильм «Место встречи изменить нельзя» сколько раз смотрел? Тебя никогда не интересовало: отчего это у доктора Груздева дома пистолет хранится?
        - Ну… Типа наградной?
        - Ага, наградной, - Волков-старший засмеялся и закашлялся. - Это вот у этого рафинированного интеллигента, который с любимой женщиной в пригородный посёлок Лосинку съехал, оставив бывшей жене-шлюхе московскую квартиру, наградной пистолет? Поди, за успехи в изучении творчества Достоевского наградили?
        Всеволод-младший растерянно пожал плечами. Действительно, как-то не сходится.
        - Так вот, друг ты мой ситный, запрещалось хранить дома «Маузер», да и то - только без специального разрешения. А так - сделай одолжение, храни. Только зарегистрируй.
        - Но как же?
        - А вот так же. Патроны-то в продажу не поступали, а пистолет без патронов - железяка.
        И куда более безопасная в драке, чем, например, полкирпича… - он отвесил сыну шутливый подзатыльник. - Так-то вот, сын.
        Тот только головой покрутил:
        - Чудны дела твои, господи…

* * *
        За такими разговорами и делами незаметно пролетел день. Закатное солнце окрасило болото в странный, кроваво-багровый цвет, отчего обоим Волковым стало слегка не по себе. Сын зябко передёрнул плечами:
        - Кровь…
        - М-да уж, - протянул отец. - И сколько её ещё будет…
        Говорить больше не хотелось: на них обрушилось понимание того, что вся их прежняя, более-менее налаженная жизнь резко и неожиданно оборвалась, и теперь… А вот что будет теперь?
        В молчании они сварганили немудрящий ужин и также молча проглотили его. Лишь когда был допит чай и оба взялись за сигареты, Волков-младший посмотрел на своего отца и тихо спросил:
        - Бать, тебе что: совсем не страшно?
        Помедлив, тот ответил:
        - Страшно. А толку в том страхе? - он протянул руку и, как делал когда-то в далёком детстве, потрепал сына по волосам, - Не журись, казаче: прорвёмся. Фиг ли нам, кучерявым? Главное сейчас что? Главное то, что знаем мы с тобой до хрена и очень даже можем помочь Родине. Хотя бы выкрутиться из войны с меньшими потерями, а? Достойная цель?
        - А то! - младший повеселел. - Все сделаем в лучшем виде! Ты, вон, столько знаешь, что страна у нас сейчас прыжками вперёд поскачет! Вопя на весь свет о своём безмятежном блаженстве!
        Оба засмеялись. Правда, сын смеялся радостно и беззаботно, а вот на лицо отца нет-нет, да и набегала тень задумчивости…
        Глава 3
        В бурном море людей и событий
        Не щадя живота своего
        Совершите вы массу открытий,
        Иногда не желая того!
        Юлий Ким
        До Петрозаводска они добрались за три дня. Сперва их подвёз на лодке старик, который тоже ходил на уток. Вот только сын, когда увидел оружие старика, вздрогнул, а потом шёпотом спросил у отца, что это за огромная фиговина на носу лодки разместилась? И не собирается ли дедок таким калибром вести морской бой или отражать высадку вражеского десанта на родное побережье?
        Отец и старик, который, как выяснилось, обладал, несмотря на возраст, завидным слухом, расхохотались, после чего Волков-старший пояснил, что этот монстр зовётся «утятница»[15 - У т я т н и ц а (уточница, гусятница) - дробовик сверхкрупного калибра для промысловой охоты на гусей и уток. Калибр утятницы может достигать 50 -60 мм, а заряд дроби 0,5 кг! В настоящее время повсеместно запрещёна.] и предназначен для стрельбы дробью по целой утиной стае, что уселась на воду в зоне досягаемости громадины.
        Старый охотник кивал, подтверждая рассказ отца, а потом добавил, что из своей утятницы он одним выстрелом до трёх десятков уток брал. А в этот раз только полтора подстрелить удалось. В доказательство он предъявил битую птицу, затем оглядел пустые ягдташи Волковых и предложил отдать пару уточек в обмен на… Многозначительное молчание было понято совершенно правильно, и дедку пожертвовали одну из трофейных фляжек, в которой оказался джин. Сын этот напиток без тоника не любил, а отец и вовсе считал его тройным одеколоном, который он как-то в своём далёком, хотя ещё и не наступившем детстве дегустировал в пионерском лагере, так что обмен совершился к полному удовольствию обеих сторон.
        Старик попробовал иностранный напиток, шумно выдохнул, икнул, а потом задумчиво заметил:
        - От оно как: городскиу, а с пониманьем. Самогонку-от за всегда на вересу[16 - В е р е с - можжевельник (северные диалекты).] пользительно настаивать. Грудь-от не сушит… Ну, благодарствуй, - и разом опростал флягу на половину.
        Впрочем, на его штурманских навыках это никак не отразилось, и лодка все так же уверенно скользила по каким-то незаметным протокам. К исходу дня, уже в лёгких северных сумерках, дед доставил их к небольшой - дворов на пять - деревеньке. Он радушно пригласил попутчиков переночевать у него на сеновале, угостил Волковых варёной картошкой и мочёной брусникой, а поутру его жена, сухонькая живая старушка, выдала обоим пришельцам из будущего двух запечённых уток - тех самых, что они так удачно выменяли на джин.
        Старик даже проводил их до дороги, по которой «пряму, пряму да и до города-от». Отец и сын вскинули на плечи трофейные сидоры, в которые упрятали и свои нейлоновые рюкзачки, и зашагали в указанном направлении. Идти пришлось часа два, а потом их пригласила на телегу разбитная молодка, что везла в город домашнюю солонину. Девушка попалась разговорчивая, и за время пути они узнали от неё все местные новости, вот разве что не запомнили. Впрочем, не так уж им и было интересно узнать, что «Прошка-от у городу сбёг, а за им - Настасья. Дык вить комсомольные - у городу у Питеру пойдут, в завод какой». Но слушали Волковы свою возницу очень внимательно, стараясь запоминать говор и вычленяя из её бесконечных рассказов серьёзные события. Всеволод-младший ещё надеялся, что вдруг это все ошибка, и они в своём родном времени, но увы! Какой уж тут двадцать первый век, когда «колхозу затеяли, да уполномоченны с городу-от приехамши. Трактор обещамши, а у Стёпки Корсунова молотилку забрамши: кулак-от».
        Всеволод-отец тоже старался слушать внимательно, вот только невесёлые мысли то и дело отвлекали его от крайне живого, но несколько сумбурного повествования. Нет, он не сомневался, что они с сыном не пропадут, но всё же, всё же… Он хорошо помнил свои детство и юность, прошедшие в СССР, но хватит ли тех, уже слегка позабывшихся знаний, чтобы легко вписаться в общество двадцать девятого года? А ведь тогда страна - настоящий осаждённый лагерь. Решит какой-нибудь бдительный пионер или комсомолец, что они ведут себя неправильно, непривычно, да и стукнет куда следует. А как бы он ни храбрился перед своим отпрыском, но тесное общение с товарищами из ГПУ, которые примутся задавать неудобные вопросы, в его планы ну никак не входило.
        Поглощённый этими размышлениями, он слушал уже невнимательно, как вдруг что-то резануло его слух. Что-то неправильное, такое, чего вроде как и не должно быть.
        - Прости, красавица, что-то я не расслышал, - он повернулся к девушке. - Повтори, сделай милость: что ты сейчас сказала?
        - Ой, а меня Улей звать, - молодка отчаянно покраснела и приопустила глаза. - Прямо уж так-от и красавица. Это вы в усмешку, да?
        - Ну отчего же? - Волков-старший улыбнулся, насколько мог открыто. - Красавица и есть.
        Вон какая: кровь с молоком! - И не давая девушке уйти от ответа, повторил вопрос: - Ты вот что-то сказала, а я, видишь, задумался да и не расслышал.
        - Ой, да я про примусу-от спросила. Японецкие в лавку привезли, а нам боязко: а ну как дурные?
        - Японские? - вмешался в разговор Волков-младший. - Покупайте, Уля, не нервничайте. Японские товары очень качественные. У них вообще вся техника отличная.
        Тут он перехватил свирепый взгляд отца и замолк, растерянно глядя то на него, то на девушку, которая тоже растерялась, причём настолько, что вожжи из рук выпустила.
        - Ой, чаво вы-от наговорили непонятного. Все-от по-городскому, по-учёному…
        - Вы, Улечка, не обижайтесь на нас. Мой балбес хотел вам сказать, что японские примусы очень хорошие. Надёжные и сделаны с умом. Если купите - не ошибётесь.
        Ульяна захихикала, обожгла Всеволода-младшего призывно-зовущим взглядом и опять принялась за свой бесконечный рассказ обо всех местных новостях. Только теперь она расписывала всяческие танцы, вечорки, посиделки и праздники, которые случаются у них в деревне. При этом она ухитрилась незаметно переместиться на телеге так, чтобы время от времени прижиматься к парню своим тугим, налитым плечом, от чего тот слегка вздрагивал и с подозрением косился на спутницу.
        После полудня они остановились на берегу неширокой и быстрой речушки на обед. Крестьянская красавица, смущаясь, выложила на чистую холстину нехитрое угощение: варёную в мундире картошку, крупную соль в тряпице, пару луковиц, несколько крутых яиц и домашний хлеб. Волковы переглянулись и прибавили к общему столу печёную утку, после чего крепко задумались. У них оставались ещё и продукты из будущего, но вот выкладывать на общий стол печенье или конфеты в яркой пластиковой упаковке… Давать такой повод для разговоров местной весьма болтливой девице? Увольте, увольте! Но и самим сладенького хочется, да и девицу побаловать тоже не лишне: мелких денег у них нет, попытка расплатиться бумажкой достоинством даже в один червонец даст куда больше поводов для сплетен. Слыханное ли дело: расплатиться за то, что взяли на телегу, такой суммой, за которую эту самую телегу чуть ли не купить можно?!
        Но тут Ульяна положила конец их тягостным размышлениям, просто отлучившись в кустики. Пока она отсутствовала, отец и сын торопливо рвали упаковки, шёпотом ругая себя за то, что вот об этом-то они и не подумали заранее. К возвращению девушки все красочные упаковки уже пылали и оплавлялись в небольшом костерке, над которым висел чайник, так что Ульяна только восторженно запищала, увидев лакомства.
        Дальнейшая дорога протекала без каких-либо приключений или неожиданностей. И лишь когда к концу второго дня они въехали на окраину Петрозаводска, Уля, смущаясь и запинаясь, предложила поменять оставшиеся у Волковых сладости на…
        - Вот, - девушка вытащила из-под соломы, устилавшей телегу, здоровенную бутыль с замотанным тряпицей горлышком.
        Отец восхищённо оглядел великанскую тару и шепнул сыну: «Вот, запоминай: именно так и выглядит пресловутая четверть[17 - Устаревшая русская мера объёма жидкостей. Одна четверть = ? ведра = 3,0748 л. Следует помнить, что четвертью также называлась мера объёма сыпучих тел (зерно, мука и т. д.), причём эти четверти не были равны друг другу и отличались весьма значительно.]». Парень оценил размеры, не сомневаясь в том, что именно представляет собой содержимое бутыли. Он уже потянулся к фляге на поясе, но Волков-старший легонько хлопнул его по руке.
        - Ничего нам от тебя, красавица, не надо, - он развязал сидор и высыпал остатки печенья и разломанную шоколадку в подставленный Улей подол. - Кушай на здоровье.
        Девушка снова отчаянно покраснела и поклонилась старшему, а младшего Волкова неожиданно крепко обняла и поцеловала. А пока тот приходил в себя, она успела жарко прошептать в самое ухо, где парень может её найти. И тут же, вскочив обратно на телегу, хлестнула лошадь вожжами, да так, что та припустила по улице чуть только не галопом.
        - Папань, что это было? - обалдело поинтересовался сын, глядя то в след удаляющейся телеге, то на покатывающегося от беззвучного смеха отца. - Надеюсь, она не свататься пыталась?
        Волков-старший захохотал теперь уж в голос, а когда отсмеялся, объяснил, что младший совершенно напрасно представляет себе русскую деревню начала двадцатого века эдаким пуританским сообществом. Наоборот, именно деревня отличалась и лихими адюльтерами, и весьма свободными взглядами на секс - намного более свободными, чем город. Нет, разумеется, Всеволод-младший понравился Ульяне, и, если бы дело дошло до сватовства, девушка вряд ли бы сильно огорчилась. Но вот в данном конкретном случае речь шла о простом свидании, хотя вполне возможно - с последующим продолжением. Горизонтальном, так сказать.
        - А что? Девка-то видная, ядрёная, - заметил отец и ехидно поинтересовался: - Может, сходишь?
        - Да ну её, - махнул рукой сын. - Странная она. Кобыла здоровая, а целоваться не умеет. Ещё окажется, что я честь девичью похитил, - налетит потом родня и примется сватать. Вилами да кольями.
        - Ишь ты. Целоваться, говоришь, не умеет? А с чего ты это взял?
        - Так она мне в губы ткнулась, а рот не раскрывает.
        - А, ну это тут повсеместно. Целоваться тут только в городах умеют, да и то - не все и не во всех. Что ж ты хочешь? Не добралась ещё до нас европейская секс-культура, да и Камасутру тут ещё не читали. Ладно, - хлопнул себя по бедру Всеволод-старший. - Хорош лясы точить. Пошли, поищем какой-нибудь ночлег.
        Им удалось перехватить извозчика. Неизвестно, что этот «ванька» позабыл на окраине, где почти наверняка не отыскать седоков, но так или иначе таскаться по городу поздним вечером пешком, да ещё и с ружьями за плечами было как-то не с руки.
        Гостиниц в бывшем губернском городе, а ныне - столице Карельской Союзной республики не имелось. Идею переночевать на вокзале пришлось отбросить при первом же взгляде на пресловутый «вокзал» - одноэтажное бревенчатое сооружение, на котором криво висела фанерная табличка «Ст. Петрозаводскъ». Сын предложил было попробовать устроиться на речном вокзале, но, увидев скептическое выражение на лице отца, стушевался и смолк.
        Прислушивавшийся к их разговору извозчик предложил им «мябялирашку» - меблированную комнату, хоть и не самую дешёвую, зато «самолучшу, саму первостатейну», и выразил уверенность, что «граждане-товарищи в довольстве состоять будуть». Он порывался везти их туда «прям счас, едным дыхом домчим», но Волков-старший поинтересовался, а найдётся ли поблизости от «первостатейной мябялирашки» место, где можно поужинать? На что извозчик сдвинул набекрень свою невообразимо мятую не то фуражку, не то кепку («Картуз» - проинформировал отец), почесал свою кудлатую голову, потом - не менее кудлатую бороду, заговорщически подмигнул и сообщил, что «самовар там спроворим, а к самовару - ишшо кой-чаво», после чего обозначил цену: пятнадцать рублей. Стало понятно, что пресловутая «мябялирашка» - полная и нераздельная собственность самого «водителя кобылы»[18 - Известная фраза из шуточной песни Леонида Утесова «Извозчик».]…
        Волковы затрофеили почти десять тысяч рублей, не считая валюты, и Всеволод-младший был готов немедленно согласиться: спать хотелось отчаянно, да и перекусить бы не помешало. Но, к его великому удивлению, отец, который терпеть не мог торговаться, неожиданно принялся с жаром сбивать цену. Извозчик бойко возражал, приводя порой совершенно феерические аргументы.
        - …А пярина-от, пярина! Истинный крест: с губернаторского дому! Как-от в семнадцатом губернаторев дом-от брали, пярину-от я оттудова приволокши! Самолично! Никак не можно меньше двенадцати рублёв!
        Но Волков-старший разбивал подобные доводы с холодной издёвкой:
        - Так у тебя ещё и клопы буржуазные? А нам их своей пролетарской кровью кормить? Не-е-ет, дорогой: за империалистов в перине ещё рупь долой. Бери восемь с полтиной и едем!
        Наконец они сторговались на десяти рублях за всё, включая ужин, завтрак и утреннюю поездку на вокзал. Судя по всему, довольными остались обе стороны, хотя извозчик, поинтересовавшийся, откуда его седоки родом, цокнул языком и заметил, что если в Москве все такие хитрованы, то лично он за Республику спокоен: всех объегорят, но «Рассее» пропасть не дадут.
        Дом, где им предстояло провести ночь, оказался добротным, могучим строением, сложенным из мощных лиственничных стволов, с высоким резным крыльцом и замысловатыми фигурками на крыше. Извозчик-домохозяин, представившийся Фёдором Степановичем, поспешил известить домочадцев, что необходимо принять жильцов, а отец с сыном отправились осматривать «самолучшу» комнату с «губернаторской пяриной».
        Комната оказалась большой и чистой, но при этом выглядела какой-то странно пустой, словно бы и не жилой. Кровать и деревянная лежанка-нары, накрытая чистыми холстинами, самодельный грубоватый струганный стол да табурет - вот и вся обстановка, если не считать расстеленных на полу лоскутных половиков. Всеволод-младший удивлённо осматривался в пустой комнате, скупо освещённой висевшей над столом керосиновой лампой, которую зажёг отец, а затем спросил:
        - Бать, а они что, все так живут? Бедновато как-то…
        Отец усмехнулся:
        - М-да уж, небогато. И знаешь, что удивительно: Гражданская война уже семь лет как кончилась, в стране - тишь-гладь да божья благодать, ни голода, ни разрухи же во время войны не было, а после войны - ни бандитов, ни мятежей, ибо все - сознательные. И чего это они без шкафов, без люстры, без радиолы? Сам не пойму.
        Сын покраснел. Как-то в голову не пришло, что страна только-только подниматься стала, причём не то что с колен, а после здоровенного нокаута. Он ещё раз осмотрелся:
        - Слушай, папань, так выходит, что они богато живут?
        - Ну богато - не богато, но с достатком. Хозяин извозом промышляет, супруга дом и жильцов содержит - зарабатывают нормально.
        На этом месте его прервала хозяйка, внёсшая в комнату самовар. Следом за ней вошли две молодые женщины, оказалось - хозяйские невестки. Сноровисто застелили стол чистыми газетами и расставили посуду: миску с кашей, глиняную крынку с молоком, доску с крупно нарезанным хлебом и два гранёных стакана под чай. Пожелали всем доброй ночи и удалились. Волковы принялись за ужин.
        После еды, когда хозяйки убрали посуду, младший Всеволод собирался завалиться спать, но старший остановил его:
        - Слушай, нам тут бы с бумажками поколдовать надо. Давай-ка, присоединяйся.
        - С какими бумажками? Ты ж говорил, что документы не нужны.
        - Ну не нужны-то не нужны, да только не все и не совсем. Присаживайся и вот на этих газетах трофейную ручку распиши.
        Парень энергично принялся за дело, и вскоре свободные от текста поля покрыли прихотливые завитушки.
        - Всё, расписал.
        Отец буркнул себе под нос «отлично», вытащил из пачки справок сперва одну, потом вторую и принялся их аккуратно заполнять, стараясь выписывать каждую буковку с разным нажимом пера.
        - Это чего? - поинтересовался сын, заглядывая ему через плечо.
        - Учётная карточка члена Партии… - ответил Волков-старший и попросил: - Не мешай, а?
        Младший замер на время, но, когда работа закончилась, снова спросил:
        - А партбилет где возьмёшь?
        - А партбилет мне выдадут. Разумеется, сперва холку намылят за утерю партбилета, а потом выдадут. А тебе точно так же - кимовский…
        - Какой-какой?
        - КИМ - Коммунистический интернационал молодёжи, знать надо.
        - Ну теперь буду…
        - Вот и будь. Кстати, чтобы ты знал: мы приехали из-под Благовещенска. Вот справка, что я был там директором школы, а ты её, соответственно, закончил.
        - А чего я ещё три года делал?
        - А ничего. Там такое творилось, что ты только в двадцать втором в школу пошёл. Но, хотя ты и много знаешь о Дальнем Востоке, я тебя очень прошу: трепись поменьше. Упирай на то, что вспоминать тяжело, понял?
        - Понял… Ну что? Спать-то сегодня будем?
        Отец засмеялся, встал, потянулся, разминая плечи и, прикрутив фитиль, потушил лампу…

* * *
        Следующее утро принесло новые проблемы и новые открытия. Во-первых, в полный рост встал вопрос бритья. Волков-старший брился клинковой бритвой, полученной в подарок от своего деда, и за двадцать лет успел набить руку. Но у младшего Волкова, несмотря на крепкие нервы и службу в не самом спокойном регионе России, от одной только мысли о бритье этим «орудием убийства» только что в глазах не темнело.
        Младший Всеволод сидел у стола и с содроганием следил за тем, как отец ловко орудует блестящим лезвием, обрабатывая верхнюю губу. Вот исчезли последние следы пены, и Всеволод-старший удовлетворённо провёл по коже пальцами, определяя чистоту бритья. Судя по всему, он остался доволен.
        - Папань…
        - Чего тебе, отрок?
        Волков-младший потёр щетинистую щеку и жалобно попросил:
        - Побрей меня, а?
        Тот поперхнулся от неожиданности и вылупил глаза:
        - Чего?! В каком это смысле?
        - Ну в прямом, - младший посмотрел на свежевыбритую голову отца, потом снова потёр свою щеку с почти недельной щетиной. - Не могу я так ходить.
        Отец критически оглядел сына и вздохнул:
        - М-да, уж… Видок у тебя… С учётом одежды - шпана одесская.
        - Не понял? А с одеждой что не так? - Всеволод-младший сперва тщательно осмотрел себя, потом отца и повторил - Чего у нас ещё не слава богу?
        Старший лишь хмыкнул. Ниже пояса Волковы были одеты практически согласно местной моде. Ну почти: трофейные сапоги и галифе не особенно бросались в глаза - тут многие ходили так же. Но вот выше пояса… Выше пояса имелись летние тельняшки, разве что у старшего она была морская, а у младшего - десантная, обнажавшие мышцы на руках, и чётко прорисовывавшие рельеф груди и подтянутых животов. Словом, оба выглядели довольно импозантно, но… по меркам двадцать первого века. Или хотя бы конца двадцатого, но вот в местную моду они ну никак не вписывались.
        - Видишь ли, сын, сейчас тельняшка, если не в комплекте с морской формой, - признак мелкой уголовщины. Блатата эдакая… - отец помолчал, а потом продолжил: - Но мы и на блатных не тянем - татуировок-то нет. Вот и выходит, что мы то ли неправильные блатные, то ли психи из местного дурдома на прогулке.
        - Папань, а мы поверх плащи наденем, вот и сойдёт, - легкомысленно предложил сын.
        - Не сойдёт, - покачал головой тот. - Из-под плащей всё равно торчать будет. Так, - хлопнул он ладонью по столу. - Сейчас первым делом - одежду прикупить. Иначе мы тут так засветимся, что потом триста лет не отмоемся. Замучаемся в ГПУ объясняться, откуда мы такие красивые взялись.
        - А побриться?
        - Я тебе что - тупейный художник[19 - Устаревшее название парикмахера, позаимствованное Волковым-старшим из одноименного рассказа Николая Лескова.]? Вот переоденемся, зайдёшь в парикмахерскую и побреешься. А я не возьмусь. Я только себя брить умею… - тут он усмехнулся: - Помнишь, как я тебя стриг? И что из этого вышло?
        Волков-младший рассмеялся. Когда-то, очень давно, вскоре после смерти матери, отец, уступив настойчивым просьбам сына, попытался его постричь. После этой чудесной стрижки весь остаток учебного года Всеволод выглядел так, словно переболел стригущим лишаем.
        - Так что, - закончил отец, - сейчас позавтракаем и поедем сперва не на вокзал, а на толкучку. Там что-нибудь себе подберём.
        За завтраком, состоявшим из гороховой каши с солёной озёрной рыбой, произошло странное событие. Шустро орудуя ложкой, отправляя в рот то сладковатое гороховое пюре, то вкусные кусочки ряпушки, Всеволод-младший заметил, что отец почему-то перестал жевать и застыл с каким-то отсутствующим видом. Парень хорошо знал, что отец ведёт себя так, когда вспоминает нечто важное или ему вдруг приходит в голову неожиданная мысль, а потому настороженно спросил:
        - Чего такое, бать? Вспомнилось чего?
        Волков-старший никак не отреагировал, и лишь когда сын в четвёртый раз повторил свой вопрос, ответил:
        - Да нет, сын, ничего такого… Вот, зацепился глазом, - он ткнул пальцем в газетный лист, постеленный на стол. - Понимаешь, тут написано, как в Москве встречают делегацию Японской компартии. Причём сказано, что это очередной визит. ОЧЕРЕДНОЙ, понимаешь? - И он замотал головой, словно отгоняя какой-то морок.
        - И что? - младший явно не понимал, что в этом обычном сообщении могло так насторожить отца. - Ну встретили и встретили. Сейчас же в Союзе со всеми компартиями дружат, нет?
        - Верно, дружат, - кивнул головой старший Всеволод. - Вот только я что-то никогда ни о чём подобном о японских товарищах не слыхал… Впрочем…
        Он так и не договорил, а, пожав плечами, снова принялся за еду. Всеволод-младший тоже пожал плечами и вскоре забыл о странном поведении отца, который, кажется, и сам не обратил внимания на эту статью. Как выяснилось в дальнейшем, зря.
        Позавтракав и расплатившись за стол и кров, Волковы отправились на рынок. Фёдор Степанович предлагал им оставить вещи, чтобы не таскаться нагруженными, но пришельцы из будущего отказались. И вовсе не потому, что не доверяли - нет! Просто не хотели стеснять чужого человека.
        Извозчик подвёз их к рынку, порадовал сообщением, что сегодня «аккурат день базарный», и распрощался, наказав, однако, что если Волковы сегодня не уедут из города, ночевать приходили б снова к нему, комната, мол, их «завсегда ждать-от станет». Распрощавшись с гостеприимным хозяином, Волковы бодро зашагали вдоль рядов с разнообразной снедью, не слушая зазывных воплей продавцов и уверенно держа курс к вещевой торговле. И вскоре уже оказались в самой гуще толпы расхваливающих товар, примеряющих, яростно торгующихся и просто глазеющих людей. Отца и сына бесцеремонно хватали за плащи, предлагая то патефон, то оцинкованное корыто, то штуку сукна, а один продавец, чуть понизив голос, предложил им приобрести «Наган».
        - Рижский рынок[20 - Р и ж с к и й (К р е с т о в с к и й) р ы н о к - рынок в Москве, расположен на проспекте Мира, рядом со станцией метро «Рижская» и напротив Рижского вокзала. Получил известность в конце 80-х годов XX века как центр зарождающегося кооперативного движения.], - хмыкнул Волков-старший, яростно проталкиваясь туда, где по определению Волкова-младшего шла бойкая торговля «секонд-хэндом».
        Их толкали, крыли матом, но отец и сын все же пробились к цели и буквально через полчаса оказались обладателями вполне приличных вещей. Старший щеголял теперь в несколько поношенном, но вполне крепком защитном френче и лёгкой матерчатой фуражке, а Всеволод-младший, заметив, что они как-то уж очень ударились в стиль милитари, оказался облачен в новенькую гимнастёрку, которую перехватил извлечённым из вещмешка собственным офицерским ремнём.
        Кроме того, отец приобрёл безопасный бритвенный станок и десяток лезвий. «Вряд ли ты собираешься каждое утро в парикмахерскую бегать, - сообщил он сыну, разглядывающему покупку. - А бороды тут носить не принято. Во всяком случае - в твоём возрасте».
        Они уже уходили с рынка: одежду на смену было решено купить в магазине, когда к младшему Всеволоду бросился какой-то помятый, благоухающий могучим перегаром мужичок из серии «сильно болевший в детстве гном». Он нахлобучил на парня какую-то не то каскетку, не то кепи и заорал:
        - Бери, паря! На тебя-от шита!
        Волков-младший не успел ничего сказать, как отец, бросив: «А что? Неплохо», - выдал мужичку вожделенные три рубля. Сын снял с головы странный головной убор, повертел в руках и вдруг удивлённо выдал:
        - Бать, а кепарик-то японский. Причём армейский. Видишь иероглифы? - и он показал на изнанку каскетки. - И написано тут, что это военный заказ.
        Старший Волков ничуть не удивился тому, что сын с лёту прочитал надпись на японском. Парню повезло: его бабушка знала несколько языков и активно занималась с внуком, так что к восемнадцати годам парень владел английским и японским, причём на очень приличном уровне. Отец тоже знал два языка, вот только, кроме английского, он свободно говорил, читал и писал на сербском. Но то, что головной убор оказался японским, старшего Всеволода удивило. И весьма удивило.
        Ловить продавца и расспрашивать о происхождении японской каскетки было бессмысленно: отец и сын его и не разглядели как следует. Так что они просто занесли этот факт в разряд «удивительное рядом» и двинулись за дальнейшими покупками.
        В магазине готовой одежды Всеволод-младший пожелал приобрести себе пару рубашек. Он внимательно разглядывал лежавшие на прилавке сорочки - даже пощупал несколько! - и убедился, что сшиты они из натурального шелка. А уж узнав цену, оказавшуюся значительно ниже ожидаемой, окончательно решил брать, как вдруг…
        Интерлюдия
        Случай, произошедший в лавке рабочей кооперации, рассказанный в пивной.
        Я, граждане, продавцом служу. Не у частника-експлотатора, а в самом что ни на есть Церабкоопе[21 - Центральный рабочий кооператив - многолавочный кооператив, имеющий целью обслуживать потребительские нужды рабочего населения данной местности.]. Готовой одеждой торгуем. Работа вроде как и не тяжёлая, да только не сказать, чтобы и вовсе плёвая: покупатель - он ведь разный бывает. Иной придёт и давай из тебя жилы на кулак мотать: то ему не так, это ему не эдак, да вот подай ему такой же, но чтобы пуговицы не роговые, а с перламутру. Всякое бывает. Да вот хоть последний случай взять.
        Выходной день шестидневки, он ведь не для всех, граждане, выходной: кому-то и работать в самый выходной приходится. Вот и наш брат продавец, почитай, раз в месяц обязательно в выходной на работе окажется. Ну да разговор не об том.
        С раннего утра у нас главный наплыв был: макинтоши привезли, да не абы какие - японские! А это: качество - раз! Сноса не будет! Цена - два! Чуть не вдвое дешевле, чем ежели у частника брать! Да вот, сами взгляните: у меня как раз такой макинтошик. А? Каково? То-то…
        Только всех макинтошей у нас восемь штук всего-то и было. А народ - несознательный, я ж русским языком всем говорю: не стойте, мол, восемь макинтошей, восемь! И больше их не будет. Нет, куда там! Толпятся, руками размахивают, толкаются, галдят… Только к полудню разошлись, видно, осознали наконец: кончился японский товар, и кто, значится, не успел, тот, сами понимаете, опоздал.
        А после народу вовсе не стало. Дело-то уже к обеду - никого. Словно как дверь у нас закрыта. Мыслю я: дайкось чайку себе соображу, что ли. Да только встал, чтобы, значит, за чайничком, ан глядь - двери нараспашку, и входят двое.
        Первый, стал быть, - солидный, верно - партейный али с ГПУ. Весь из себя такой бритый, во френче. А второй… Глянул я на второго да так и обмер. Варнак каторжный, братцы мои, чисто каторжный. Морда небрита, сам в гимнастерке, здоровушший, и глазами только по сторонам зырк-зырк. Зырк-зырк. Тут я и смекаю: не иначе как смотрит, варначья душа, что бы, значит, стибрить.
        Я-то сперва оробел, а потом пригляделся… Что за наваждение?! Варнак-то на солидного оченно похож. Пока соображал, что за притча такая, слышу: партеец этого варнака сынком кличет. От ведь как оно бывает: сын такого человека - и по кривой дорожке пошёл!
        Пожалел я отца, и вежливо его так спрашиваю: чего, мол изволите? А он мне и отвечает: вы, товарищ, не утруждайте себя, мы, мол, сами сейчас посмотрим, выберем, чего надо. А коли в чём понятия не сыщем - вот тогда вас помочь и попросим. И вежливо так. Понимает, что продавец - тоже человек.
        Ну что ж, думаю: хотите смотреть сами - смотрите на здоровье. Чай, не буржуазные времена, за погляд денег брать никто не станет. Солидный мне кивнул да и пошёл, где пиджаки висят. А сын его на брюки штучные прицелился. Одни посмотрел - коротки. Другие к себе приложил - широки. Так все и перебрал, но пару все же выбрал. Хорошие брюки, чистая шерсть. Хотел я ему сказать, что, мол, постыдился бы, варначья твоя душа, батюшку-то в разоренье такое вводить, да потом подумал: дело-то вовсе не моё, так чего мне к ним лезть. Кто его знает, чего там меж ними быть могло?
        А молодец тем временем к сорочкам только не вприпрыжку. Сорочки те, граждане, самые лучшие, из японского шелка. Он их и давай щупать, да мять, да разглядывать. Только что на зуб не пробует. Цену у меня спросил, и вроде вежливо так, вроде все как надо. Сказал я ему цены, а сам думаю: куда тебе, вахлаку, сорочку шёлковую? Ты ж, верно, таких не то, что не нашивал - не видывал. А он, значит, опять их перебирает, а потом и спрашивает у меня, да громко так:
        - Уважаемый, а небракованных рубашек у вас нет?
        Я так и сел.
        - А в чём дело? - интересуюсь. - Где вы брак нашли, гражданин?
        А он мне только что не в нос сорочку:
        - Да вот же, - и пальцем тычет. - Пуговицы на обшлага Пушкин пришивать будет?
        Где ж это видано, думаю, чтобы у шёлковой сорочки на обшлагах пуговицы были?
        - Вы что, гражданин? - спрашиваю. А потом вежливо интересуюсь: - Пьяный вы, что ли?
        Тут он как рявкнет на меня, я аж присел.
        - Чего? Ты, что, жулье, обурел вконец? Куда пуговицы с обшлага девал, дебил неоприходованный! Вы тут что, в натуре, совсем страх потеряли?!
        И дальше кричит всё такое же непонятное, но, так-то понятно, что бранное.
        Обидно тут мне стало, граждане. Чего ж это он меня всякими словами лает, словно бы и не республика у нас вовсе, словно бы и власть не наша, родная, Советская, а чёрт его знает какая буржуазная?
        - Не дело, - говорю, - гражданин, так выражаться в советской кооперации. Вот я сейчас милиционера позову, пущай он вам тогда объясняет: где какие пуговицы положены и почему, там, где не положено, не пришиты. Вы бы ещё на исподнем, - говорю, - пуговицы потребовали.
        Только тут второй, солидный, подскочил. Цоп этого небритого за рукав, дёрнул раз, а мне, значит, вежливо так, культурно объясняет:
        - Вы, дорогой гражданин, на сына моего не обижайтесь и внимания на его слова не делайте. Он у меня геолог, полезное ищет, копает, вот и в тайге совсем, значится, одичал. Забыл, стал-быть, что у сорочки обшлага запонками застёгиваются.
        А сам-то сына своего за рукав снова дёрг да дёрг. Тот вроде как смутился, глаза опустил:
        - Извиняюсь, - говорит. - И впрямь папенька говорят: одичал я вконец. Давно сорочек с запонками не н?шивал.
        А папаша евойный, который партейный, хохотнул эдак да и прикупил четыре сорочки: себе пару, да сыну столько ж, да две штуки брюк, да ещё сыну рубашку теннисную. А мне сверх цены целый полтинник оставил, вроде как - за беспокойство. Вот я с этим полтинником и пошёл пивца попить.
        Вот, стал-быть, какие покупатели встречаются. Иной раз думаешь: совсем пропащенький человечишко - дрянь просто, а выходит, что и он - очень даже хорош и тебе добро сделает.
        А пиво-то у меня всё. Пора до дома направлять. Благодарю за компанию, граждане…

* * *
        По немощёным улицам Петрозаводска шагали двое. Молча. Долго.
        Наконец младший Волков не выдержал:
        - Папань, ну ты чего, в самом деле? Ну я ж реально про эти запонки понятия не имел!
        Старший Волков остановился, посмотрел на сына и вздохнул:
        - Вот примерно поэтому я тебе и говорил: молчи. Если что-то непонятно - сперва спроси у меня. Хорошо, что мы вдвоём были, а если б ты один вот так же пошёл? Спалился бы на раз, мяукнуть бы не успел!
        Парень опустил голову и виновато молчал. Отец хлопнул его по плечу, принимая раскаяние и показывая, что больше не сердится и не считает нужным вспоминать об этом инциденте.
        - Ладно, мелкий. Проехали. Пошли: сперва тебя побреем и - на вокзал: пора билеты на поезд брать.
        И они пошли. Из парикмахерской Всеволод-младший вышел чисто выбритым, но благоухая странным, несколько не мужским ароматом. Отец принюхался и поинтересовался: чем его освежали? Сын зло сплюнул и ответил, что вместо фирменного одеколона петрозаводский Фигаро воспользовался продукцией местных кустарей «Восторг. Вода ландышовая. Настойка на спирту». И прежде чем парень успел воспрепятствовать, он уже весь оказался в «ландышах на спирту». Волков-старший хмыкнул и спросил: «Парикмахер жив?» Выяснив, что брадобрей не лежит у своего рабочего места с горлом, перехваченным собственной же бритвой, он махнул рукой:
        - Чёрт с ним. Эта фиговина скоро выветрится. Пошли за билетами. Нам бы сегодня неплохо уехать, а то мы тут светимся, как три тополя на Плющихе.
        Но выяснилось, что уехать Волковым не судьба. Ни сегодня, ни завтра. Все билеты на Ленинград оказались проданы на неделю вперёд. Кассир, оглядев Волкова-старшего, его защитный френч и матерчатую фуражку, подался вперёд и угодливо шепнул: «Вы, товарищ, в Наркомат свой молнируйте, чтобы требование на вас прислали. Тоже пусть молнией. Тогда бронь снимем…» - и указал, в какой стороне расположилось почтовое отделение.
        Отец и сын отошли в сторону и погрузились в тяжёлые раздумья. Поезд, похоже, отменяется: «молнировать» им некуда, а торчать здесь целую неделю… Нет, не то чтобы рискованно, но все равно: лишнее внимание они к себе привлекут. А вот именно этого ну совершенно не хочется…
        - А по озеру на лодке? - вдруг спросил Волков-младший.
        Волков-старший поднял голову и оглядел сына так, словно увидел его впервые.
        - Сказать, что ты гений, Севка, значит вообще ничего не сказать. Конечно же, по озеру. Только не на лодке, - он усмехнулся. - Наверняка тут пароходы имеются. И ходят они едва ли не чаще, чем поезда. Молоток! - старший Всеволод хлопнул младшего по плечу: - Пошли на речной вокзал!
        Но оказалось, что никакого речного, а точнее - водного вокзала в Петрозаводске не имеется. Общественная пристань, построенная ещё во времена Александра Освободителя, спасательная станция с кучей лодок - вот, собственно, и всё. И билетов на Ленинград тоже не имелось.
        Волковы уже собирались впасть в отчаяние, и всерьёз рассмотреть предложение младшего о путешествии на лодке. «Двое в лодке, злых как собаки» - определил старший. Но тут кассир заметил:
        - А вот, граждане, есть билеты на пароход в Ярославль. Завтра поутру отходит… - он понимающе подмигнул. - Если уж так невтерпёж уехать, так езжайте до Рыбинска. Оттуда уж всяко-разно уехать попроще, чем из наших-то палестин…
        Младший Всеволод хотел было что-то спросить, но вовремя раздумал, старший же задумался на миг, а потом тряхнул головой:
        - Давайте до Рыбинска. Два.
        - Первый класс прикажете?
        Волков-старший чуть нахмурился: резануло слух словечко «прикажете». «Старорежимное какое-то», - подумал он, но кивнул и достал деньги. Первый класс оказался вовсе недешёвым: два билета обошлись в семьдесят четыре рубля. «А небольшая зарплата сейчас - сорок пять рублей!» - пробурчал про себя старший Всеволод, вспомнив читанные романы и повести, описывавшие это время. Он спрятал билеты в нагрудный карман и повернулся к сыну:
        - Пошли, мелкий. Поищем, где перекусить, подумаем, чем себя до утра занять… - и, понизив голос, закончил: - Ты, вижу, спросить что-то хочешь. Валяй. Если знаю - отвечу.
        - Батя, а что с Онежского озера в Рыбинск попасть можно? - шепотом поинтересовался сын.
        - Можно. Система Мариинских каналов, - кивнул головой тот и коротенько рассказал историю каналов Волго-Балта.
        Так, беседуя, они шагали по набережной, по проспекту Карла Маркса, затем свернули - просто так, по наитию, и вскоре оказались на Сенной площади. Полюбовались на непонятные руины какого-то круглого сооружения и долго соображали, что это перед ними: часовня или пивной ларёк? Заинтересовавшись, Волковы не поленились спросить у местного жителя, что же это такое, а потом долго хохотали, услышав неожиданный ответ: «Карусель!»
        Напротив останков карусели обнаружился частный ресторан, в котором они и пообедали. Меню и мастерство шеф-повара были вне конкуренции, но, как оказалось в дальнейшем, цена - тоже. Прочитав итоговую сумму счета, Всеволод-старший крякнул, а Всеволод-младший округлил глаза и только протянул: «У-у-у-у-у-у-, б…ь…» Обед обошёлся Волковым в добрых пятнадцать рублей. Тут же оба вспомнили, сколько стоили ночлег, стол и услуги извозчика все вместе, и отец согласился с сыном, заметив: «Действительно, б…ь…»
        Волковы вышли из ресторана вполне удовлетворённые желудочно, но с чувством глубокого морального неудовлетворения, которое значительно углубилось буквально через пять минут. Проходя мимо небольшой чайной, они услышали возглас одного из посетителей, оккупировавших летнюю открытую веранду: «Рыбки жареной на двугривенный!» Отец и сын чуть не упали, увидев, что крикун шествует к столику, неся тарелку, на которой возвышалась целая гора рыбы. Всеволод-младший с трудом оторвался от созерцания счастливого рыбоеда и перевёл укоризненный взор на старшего. Тот только смущённо кашлянул, слегка покраснел и пробормотал; «И на старуху бывает проруха, как сказала польская красавица Инга Зайонц через месяц после свадьбы с другом моего детства Колей Остен-Бакеном»[22 - И. Ильф, Е. Петров. «Золотой теленок»]. И тут же принялся перечислять варианты убивания времени до отправления парохода.
        Идея посидеть в пивной или чайной отклика не встретила: оба были сыты. Шляться по городу не хотелось от слова «совсем», гулять в местных парках - тоже. Ведь чёрт его знает, на какую пьяную компанию можно налететь вечером выходного дня. А конфликты с местной шпаной и отцом, и сыном были признаны делом хоть и не особо опасным, но совершенно не подходящим для пришельцев из будущего. И тогда отец предложил сходить в театр. Сын подумал и согласился, присовокупив, однако, что лично он сомневается в наличии театра в Петрозаводске образца двадцать девятого года двадцатого века.
        К его удивлению, театр имелся. Причём, как пояснил словоохотливый билетёр, существовал он аж с тринадцатого года. Но вот билетов на спектакль…
        - Папань, у меня складывается ощущение, что они тут всем городом идут в театр, а потом сваливают в Питер, - заметил сын и вздохнул: - Чёртовы театралы! Ну и чего тогда делать будем?

«Дело», как ни странно, нашлось быстро: в крыле здания театра разместился кинотеатр «Триумф».
        И хотя Волковы были невысокого мнения о немом кинематографе, но, как сказал младший: «На безрыбье и рыбу раком», - и они купили билеты на фильм Александра Довженко «Арсенал». Волков-старший тут же рассказал сыну, что сам Довженко, будучи рядовым армии УНР, принимал участие в штурме того самого завода «Арсенал», о котором потом снял фильм.
        - И вообще Довженко был тот ещё националист! - закончил Волков-старший свою гневную филиппику.
        - А теперь, значит, перековался? - спросил вдруг парень в смазанных сапогах и лихо надвинутом картузе, который внимательно прислушивался к беседе отца и сына.
        Волковы дружно повернулись к неожиданному собеседнику. Младший оценивающе оглядел крепкие плечи и серьёзные кулаки парня, с удовлетворением отметил, что сам-то он и в плечах пошире, и мускулы покрепче, да и кулаки - побольше. «Если этого гаврика гасить придётся - проблем он нам не нарисует!» - успокоил себя Всеволод. Старший же Волков в первую очередь обратил внимание на кимовский значок на груди парня. Это его и обрадовало, и огорчило одновременно, поэтому отвечать он начал, тщательно подбирая слова:
        - Нет, не перековался. Как мне кажется, националист вообще не может перековаться до конца. Косвенным подтверждением этому может служить то, что Партия в которую вступал Довженко, - не большевистская, а это были так называемые боротьбисты. Вам знакомо это название, товарищ?
        Кимовец кивнул, но добавил, что о боротьбистах он знает очень мало. Волков-старший и сам знал об этом эсеровском течении не очень много, но, как мог, поведал сыну и новому знакомцу об истории эсеровского движения на Украине.
        - …и из Партии его очень правильно исключили. Вообще-то лично мне как-то не очень нравится, что боротьбисты, а проще говоря, - националисты прорвались на Украине на руководящие должности, м-да… Однако вынужден признать, что теперь национализм Довженко стал, так сказать, градусом пониже. Впрочем, зараза эта из него так до самой смерти до конца и не выйдет… - тут он спохватился и быстро добавил: - Во всяком случае так многие считают…
        Кимовец помолчал, потом, утвердительно тряхнув головой, заметил, что, конечно, в Москве о таких вещах лучше знают. Поблагодарил за интересный рассказ и отошёл к группе своих товарищей. Только тогда Волков-старший перевёл дух и вытер слегка вспотевший лоб.
        - Что, папань, теперь ты прокололся? - усмехнулся сын.
        - Да уж… - отец снова вытер лоб. - Что есть, то есть. Прокололся по полной программе. Ну, значит, мне наука будет: особо не болтать, а если уж надо что-то рассказать, так делать это не в полный голос.
        И Волковы негромко, но весело рассмеялись.
        В кинотеатре билеты оказались без мест: куда сесть успел, там и место твоё. Несмотря на то, что оба Всеволода курили, им не глянулась привычка курить прямо в закрытом наглухо кинозале. Старший и младший, переглянувшись, в унисон произнесли: «Газовая камера». После чего снова рассмеялись, правда, уже не так весело.
        Зал постепенно наполнялся. Началась толкотня, где-то вспыхнула словесная перепалка, а кому-то, судя по воплям, дали по шее. Зрители вели себя удивительно непринуждённо: грызли конфеты, курили, кое-где попивали пиво из бутылок. И буквально все лузгали семечки, сплёвывая шелуху куда придётся. Младший Волков дважды взглянул на своих соседей - приблатнённого вида парня и его размалёванную спутницу, наводившую на мысль о взрыве на складе лакокрасочных материалов, и честно предупредил обоих, что если они ещё раз плюнут ему на сапог, то он свою обувь вытрет об их морды. Без учёта гендерных различий.
        Блатной лениво процедил адрес, куда, по его мнению, должен отправляться Всеволод-младший со своими желаниями, и принялся вставать, дабы объясниться прямо тут, на месте, но почти двухметровый Волков-младший успел подняться первым и прижал блатняшку за плечи к сидению:
        - Слушай меня внимательно, козёл! Если только рыпнешься, тебя из озера вылавливать замучаются! Я понятно говорю? - тут он обернулся к даме, собиравшейся, видимо, завизжать, и рыкнул: - Команды «Голос» не было!
        Выслушав эту выдающуюся речь, кавалер, что называется, «сбледнул с лица», а на его спутницу напала нервическая икота. Не удивительно, что после того, как приблатнённого отпустили могучие длани гостя из будущего, парочка стартовала вертикально, как космический корабль «Союз», и растворилась в неизвестности. На освободившиеся места тут же протолкнулись две девицы в цветастых ситцевых платьях. Обе стрельнули глазами в сторону здоровяка, наведшего порядок и освободившего для них места, после чего та, что сидела ближе к парню, извлекла бумажный кулёк и протянула его младшему Волкову:
        - Хочите?
        Всеволод глянул в кулёк, обнаружил там какие-то странные конфеты и с сомнением вытащил одну. На вкус она оказалась симбиозом тянучки и мятного леденца, так что особого впечатления на парня не произвела. В свою очередь он достал из сидора, стоявшего в ногах, шоколадку. Разумеется, местную, купленную так, на всякий случай.
        Этот подарок произвёл на девушек такое впечатление, что они тут же кинулись знакомиться с таким интересным, симпатичным и правильным товарищем, который «понимает, чего девушкам надо». Тем временем в зале погас свет, застрекотал проектор, и на экране появилось название «Сов-киножурнал».
        Но девушкам журнал был явно неинтересен. Они уже успели представиться, выяснили имя Всеволода и теперь приставали к нему с какими-то пустяками, в которых явно прослеживались намёки, да и намётки на продолжение такого интересного знакомства. Болтовня становилась все оживлённее, и парень почти совсем не смотрел на экран, не то что по сторонам, как вдруг…
        Отец резко стиснул руку сына и развернул его к экрану. Там под бодрый наигрыш тапёра какие-то люди азиатской наружности трясли руки каким-то людям европейского вида. Тут же возникли титры:
        Встреча представителей Социалистической Народной Японской Империи в Кремле.
        Новые кадры: те же азиаты сидят за столом и что-то бурно обсуждают с не-азиатами. Всеволод узнал двоих не-азиатов: Сталин и Будённый. Кроме них, были ещё какие-то люди, которые о чём-то говорили, но вот снова возникли титры:
        По поручению Товарища Его Божественного Величества, Коммунистического Императора Японии, члены Японского Правительства передают руководителям Партии и Правительства СССР проект второй части Договора о Содружестве и Взаимопомощи.
        Всеволод перевёл взгляд на отца. Тот сидел, не шевелясь, словно окаменев, и смотрел на экран с таким выражением… таким выражением… Он не знал, как его определить, но вдруг вспомнил, как в восемь лет впервые увидел гадюку. Тогда он тоже замер и, наверное, вот также смотрел на длинную, серо-чёрную змею.
        Киножурнал закончился, и начался фильм, но отец поднялся и потащил сына за собой, бросив лишь: «Вещи не забудь». Они молча прошли к выходу, также молча покинули здание театра и двинулись к пристани.
        Наконец младший рискнул нарушить молчание:
        - Папань, ну ты чего? Чего стряслось-то?
        Старший остановился и оглядел сына долгим, каким-то тягучим и тянущим взглядом.
        - Ничего не случилось, - ответил он неестественно ровным голосом. - Совсем ничего. Просто мы с тобой оказались в какой-то параллельной реальности, об истории которой я не имею ни малейшего представления. И о том, что теперь нам делать дальше - тоже…
        С этим словами он отвернулся и пошел, бормоча себе под нос: «Товарищ Его Божественное Величество Коммунистический Император. Каково, а?»
        Глава 4
        История была пришпорена, история понеслась вскачь, звеня золотыми подковами по черепам дураков.
        А.Н. Толстой «Гиперболоид инженера Гарина»
        Пароход «Свердлов» густо дымил и весело шлёпал плицами гребных колёс по глади Онежского озера. На палубе было людно: многие пассажиры купили билеты без места, так что теперь они сидели или лежали где придётся. Некоторые, развязав узелки с немудрящими харчами, с аппетитом закусывали, а кое-где исподтишка уже плескали в жестяные кружки первачок.
        Отдельно от этой толпы, на самом носу парохода, стояли двое: крепкий мужчина средних лет во френче, с непокрытой бритой наголо головой, и высокий парень в гимнастёрке и японской командирской каскетке. Старший стоял неподвижно и молча смотрел на бегущую вдоль бортов воду, а младший всё переминался с ноги на ногу и то склонялся вперёд, то, наоборот, откидывался назад, стараясь заглянуть в лицо своего спутника.
        Разумеется, это были Волковы. Всеволод-старший сперва сидел в каюте, недвижимый и безучастный ко всему, словно Будда, а когда Всеволод-младший попытался его расшевелить, вышел на палубу. Сын всерьёз опасался за душевное здоровье отца: в таком состоянии он видел его только один раз, на следующий день после похорон матери. Тогда старший Волков вот так же долго сидел в кресле, уставившись в одну точку, практически не реагируя ни на какие внешние раздражители.
        - Папань, ну ты что? Кончай уже, - не выдержал наконец Всеволод-младший. - Очнись, давай! Чего уж так убиваться?
        Старший Волков посмотрел на него задумчиво, слегка качнул головой, а потом вдруг неожиданно ответил:
        - Прав ты, Севка. Хорош мне тут из себя Иова на гноище строить… - он вытащил из кармана пачку папирос, закурил. - Давай-ка думать, сын: что дальше делать будем? А то из моих идей типа прорваться к Сталину в ЦК на приём ничего не выходит. Пшик один…
        Он замолчал и некоторое время сосредоточенно курил. Младший Волков тоже молчал, понимая, что ему-то уж точно предлагать нечего. Два курса химико-технологического института да два года в армии и звание сержанта - вот и все, что у него за душой имеется. И не с таким багажом лезть «поперёд батьки в пекло».
        - Значит так, - произнёс Всеволод-старший, вышвырнув окурок за борт. - Предлагаю следующее. Первое: мы с тобой катимся в Ярославль. Не в Москву, а именно в Ярославль, потому как там есть нефтеперерабатывающий завод. И наверняка там нужны инженеры. Ну или хотя бы мастера. Второе: ты устраиваешься на завод вместе со мной. Напрягай свою бестолковку, вспоминай всё, что освоил за два курса, - авось кем повыше, чем разнорабочим-подсобником, возьмут… - он чуть расправил плечи и снова стал таким, каким сын привык его видеть: сильным, умным, уверенным в себе. - Дальше. Я прорываюсь в Партию, ты - в комсомол. Без этого нам хреново будет, точно знаю. Жилье на первое время снимать будем, потом попробуем квартиру выбить. И будем активно пробивать наши технические знания. Правда, - плечи снова поникли, - не так уж у нас их и много…
        - Чего это - немного? - вскинулся было сын, но тут же понял. Мало знать, что есть компьютер или реактивный самолёт, надо ещё уметь их сделать, а вот этого-то они и не умели.
        Отец проследил за сменой выражений на лице сына и кивнул: понял. А затем, чуть приобняв младшего Волкова за плечи, проговорил негромко:
        - Ещё бы понять, чего это у них тут произошло? Нет, читал я, что Коммунистическая партия в Японии была ого-го! И с полицией дрались, и чуть не тысячами их клали, и даже целый принц у них в Партии состоял, но вроде бы всё это позже было. Позже…
        Небольшое отступление
        Экскурс в прошлое.
        В 1911 году, в год Металлической Свиньи - 48-й год по китайскому шестидесятилетнему циклу, началось восстание солдат в китайском городе Учан. Четыре тысячи солдат из сапёрного батальона, двух пехотных полков и артиллерийского дивизиона захватили Учан, а потом и всю провинцию Хубэй. Во главе восставших встал генерал Ли Юаньхун.
        Восстание стремительно расширялось. От императорского Пекина, который надоел всем китайцам хуже горькой редьки, отпадали одна провинция за другой. Попытка императорского правительства подавить восстание силой не привела ни к чему хорошему: назначенный командующим правительственными войсками генерал Юань Шикай был и сам не прочь примерить на себя если не императорскую корону, то уж как минимум президентские регалии, и вместо борьбы с бунтовщиками начал яростную торговлю с ними за преференции при возможном республиканском строе.
        Поскольку торг с Юань Шикаем затягивался, делегаты решили надавить на генерала и выдвинуть в качестве противовеса ему политическую фигуру крайне левого толка, а именно Сунь Ятсена, как раз вернувшегося в Китай из-за границы. В декабре 1911 года республиканская конференция в Нанкине абсолютным большинством голосов избрала его временным президентом. Но в тот момент, когда новый президент вышел на улицу, дабы поприветствовать народ и принять поздравления, произошло невероятное…

* * *
        Будущее. Далёкое или не очень.
        Два человека стояли возле огромного трёхмерного экрана и не отрываясь следили за разворачивающимся там действом. На экране шли похороны. Причём в далёкой древности.
        - Обратите внимание, коллега, на головные уборы воинов. Вот совершенно точное доказательство вашей гипотезы, что шапки подобного типа скифы использовали лишь в ритуальных целях.
        - Да-да, друг мой. Это замечательно, что вам удалось получить такой прекрасный материал. То-то наши оппоненты теперь взовьются. Однако было бы просто великолепно, если бы нам ещё удалось взять и материальные доказательства нашей с вами правоты.
        - Ну давайте попробуем.
        Один из стоявших склонился над пультом. Его пальцы быстро и ловко, точно у пианиста-виртуоза, побежали по клавишам. На экране возникли цветные полупрозрачные струи, явно невидимые тем, кто продолжал печальный обряд. Струи сплетались, переплетались, охватывали предметы, которые скифы опускали в могильник, и в верхнем углу экрана появлялись одна за другой строчки параметров той или иной вещи и её порядковый номер.
        Так прошло несколько часов, в течение которых учёные из будущего неотрывно следили за происходившим в далёком прошлом. Но вот наконец был принесён в жертву последний конь, последний раб, последний бык. Под грохот барабанов погребальную камеру закрыли подготовленными брёвнами, и началась отсыпка кургана.
        - Итак, друг мой, что же мы с вами возьмём?
        - Я предлагаю номера 2, 6, 7, 9, 13, 14, 17,18, 21, 23, 24, 33 и 35.
        - Ну-у, этого маловато. Предлагаю дополнить список номерами 7, 8, 11, 19, 27, 28, 34 и 39.
        - Но энергия… Послушайте, коллега, ведь в таком случае появляется вероятность потери при переносе. Энергия на пределе, вы же видите!
        - А давайте всё же рискнём! Как говорили в прошлом: «Риск - благородное дело!»
        - Я всё же предлагаю проверить расчётом, - и один из учёных снова склонился над пультом.
        - И что же у вас получилось? Э-э, батенька, да вероятность потери не превышает и одного килограмма. Итак?
        - Ну что с вами поделаешь, коллега? Ладно, давайте. В случае чего отвечать будем вместе, - и ловкая рука бестрепетно набрала на пульте короткую команду.
        Помещение заполнил низкий вой. Постепенно тембр звука начал повышаться, вой становился нестерпимым. Оба надели защитные наушники.
        Ярко-зелёная вспышка, ещё одна, ещё… Внезапно полыхнуло красным, но только раз, и вспышки снова стали зелёными…
        Яркие сполохи прекратились, вой начал стихать, оба сняли наушники и кинулись к экрану.
        - И что же мы потеряли, коллега?
        - М-да, одна потеря, но очень обидная. Золотая фигурка кабана. Сто шестьдесят три грамма.
        - Странно, неужели столь малую массу и не вытянуло?
        - Увы! Слишком высокая плотность.
        Вздох, исполненный благородной грусти:
        - Да, жаль… Взгляните, где мы её потеряли?
        - Самый конец одиннадцатого года двадцатого века.
        Ещё один вздох, а потом неожиданно - светлая, весёлая улыбка:
        - Что ж, кого-то мы с вами облагодетельствовали. Представляете восторг аборигена двадцатого века, нашедшего свалившуюся неизвестно откуда древнюю золотую статуэтку?
        - Да, это здорово! - смешок. - Что ж, незнакомый наш пращур: поздравляем тебя с большой удачей!
        Экскурс в прошлое.
        Перед резиденцией наместников, которую ушлые газетчики уже назвали «Нанкинским президентским дворцом», ревела и волновалась толпа.
        Вот распахнулись резные парадные двери, приветственный рёв достиг апогея, и во главе участников демократической конференции вышел первый в истории Китая президент - среднего роста человек, в наглухо застёгнутом френче со стоячим воротником на запонках и в лакированных китайских туфлях. Доктор Сунь Ятсен. Он приветственно поднял руку, толпа взвыла и тут же замолчала. Колыхнулись, поднимаясь, знамёна и транспаранты, и тут…
        Раздался резкий звук, похожий на удар доской по бревну, и что-то блестящее мелькнуло в воздухе. Сунь Ятсен покачнулся, голову его вдруг залила кровь, и он рухнул лицом вниз на ступени дворца. Мгновение всё было тихо, а потом тишину прорезали дикие вопли, и человеческое море рванулась к нему. Соратники мгновенно окружили тело Сунь Ятсена и утащили внутрь здания, но многие из толпы рассказывали, что успели разглядеть рядом с разбитой головой первого президента маленького золотого кабана с длинным рылом и загнутыми клыками. Вскоре по всему Китаю поползли слухи, будто бы боги покарали Сунь Ятсена, обрушив ему на голову металлическую свинью в год Металлической Свиньи.
        Юань Шикай пришёл к власти, но некому было создать Гоминьдан. Гражданская война в Китайской республике началась значительно позже и носила характер бандитских разборок за передел собственности и зон влияния. Так что когда в Советской России произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, ни у кого и в мыслях не было помогать китайцам.
        А тем временем в Японии поднимали голову коммунисты. Причём настолько активно, что в двадцать третьем году в Коммунистическую партию Японии вступил принц Императорского дома Нобухито[23 - П р и н ц Н о б у х и т о из линии Такамацу (1905 -1987) - японский принц, младший брат императора Сёва (Хирохито). В реальной истории в 1924 году присоединился к нелегальному марксистскому кружку, действовавшему в Императорской военно-морской академии, а затем вступил в Коммунистическую партию Японии. После 1935 года отошёл от коммунистической деятельности и партийной жизни, хотя формально не вышел из рядов компартии до самой смерти.].

* * *
        На причале в Рыбинске Волковы кинулись было покупать газеты. Но многого почерпнуть из них не удалось: чтобы разобраться в описываемой журналистами ситуации, нужно было знать то, что произошло раньше. А вот именно об этом гости из будущего не имели ни малейшего представления.
        Рыбинский порт оказался больше и куда оживлённее Петрозаводского. Отец и сын быстро разобрались, что добираться до Ярославля тоже выгоднее водой, а потому быстро приобрели билеты на рейс Рыбинск - Тутаев - Ярославль. Правда, тут же выяснился серьёзный прокол в знаниях старшего Волкова: нефтеперерабатывающий завод располагался отнюдь не в Ярославле, а в посёлке Константиновский, расположенном значительно ближе к Тутаеву. Сын удивлённо посмотрел на отца, но тот лишь пожал плечами:
        - Я туда через Ярославль ездил. Там расстояние от вокзала - меньше тридцати кэмэ…
        Всеволод-младший кивнул головой. Разумеется, в конце двадцатого - начале двадцать первого века тридцать километров - это меньше получаса на машине. Раз - и там. Так что нет ничего удивительного, что отец считал этот завод Ярославским. Вот только здесь… Здесь и сейчас это - увы! - совсем другое дело. Тридцать километров - никак не меньше трёх часов на извозчике. А то и все четыре.
        До отправления парохода оставалось больше пяти часов, поэтому Волковы решили спокойно пообедать, а заодно и ещё раз уточнить порядок своих действий. Неподалёку сыскалась забегаловка не слишком-то презентабельного вида, но запахи от неё шли просто умопомрачительные.
        Они заказали по тарелке рыбацкой ухи, по куску жареной печёнки с солёными огурцами и, подумав, добавили к заказу запотевший графинчик. Обслужили их чуть ли не мгновенно. Попробовав ароматную уху, в которой встретились даже куски здоровенной стерляди, Всеволоды поняли, что не ошиблись с выбором.
        - Вот что, - тихо произнёс отец, проглотив очередную ложку ухи. - Надо нам с тобой, мелкий, избавляться от всех наших… - он замялся, подбирая слово, но наконец нашёл: - От «иновременных артефактов». Я их собирался предъявлять в качестве доказательств нашего прибытия из будущего, да какие уж теперь доказательства… - и махнул рукой.
        - Выбросим? - понимающе кивнул сын. И, как выяснилось, угодил пальцем в небо.
        - Чего это «выбросим»? Не-е-ет, «мой мальчик, мы во весь опор будем сидеть здесь»[24 - Цитата из романа Роберта Льюиса Стивенсона «Чёрная стрела».]. Мы их продадим.
        - Как так? - поразился младший Волков. - Засветимся же!
        - Ну и засветимся, и что? - старший Волков усмехнулся с чувством превосходства. - Думаешь, кто-то из покупателей запомнит нас так, что сможет потом подробно описать? Ага, щаз! Они ж тут в Рыбинске все как на подбор - портретисты знаменитые!
        Он тихо засмеялся, и сын хихикнул вместе с ним.
        - Но, а даже и запомнит кто-то глазастый и памятливый, так что с того? Откуда он узнает, куда мы делись? Тут, Севка, интернета нет и связь между городами - хреновая. А с деревнями да посёлками её и вовсе нет! Так что, - отец снова взялся за ложку, - доедаем и - на базар!
        Глава 5
        Не ходи на тот конец,
        Не водись с ворами,
        Рыжих не воруй коней -
        Скуют кандалами.
        Старинная воровская песня
        Базар отыскался совсем рядом с портом. И там отец и сын почти мгновенно продали свои охотничьи костюмы. Мужичок, прибравший оба камуфляжа в свой мешок, дружелюбно хлопнул младшего Всеволода по плечу:
        - Ежели ещё чего у себя на фабрике напортачите - привози. Возьмём! Прямо к нам в деревню вези - может, там не за деньги, а для своих ребят чего возьмёшь? Ну сальца там с пудик-другой или картохи вам куль отсыпем, - после чего потребовал, чтобы парень записал название деревни, и не отходил, пока не убедился, что всё прописано верно.
        Волковы только посмеивались: цифровой камуфляж был определён покупателями как брак при покраске, так что оба костюма ушли всего-то за семь рублей. Но когда они уже покинули торговую площадь, направляясь в центр города, старший Всеволод вдруг приостановился и с досадой хлопнул себя по ляжке:
        - Вот чёрт! Опять мы с тобой прокололись, Севка! Надо ж было липучки спороть.
        - Да ладно, бать, - махнул рукой сын. - Если ты их патентовать надумал, то на моих берцах ещё есть. И на рюкзаке. А если думаешь, что прокололись, - фигня! Можно подумать, что этот пейзанин знает о патентах и ведёт учёт всех последних изобретений.
        Отец только головой покачал: видно, эти слова не слишком его успокоили. Но вскоре он отбросил все посторонние мысли: они шли продавать свои наручные часы. Не наследство покойного шпиона, что сейчас тикало на руке младшего Всеволода, а те, что попали с ними вместе из будущего. Так что теперь Волковы шагали по проспекту Ленина и внимательно приглядывались: нет ли где ювелирного магазина или мастерской?
        Искать пришлось долго. Хорошо, что хоть разобранные ружья они ещё за обедом исхитрились упаковать в заплечные мешки, а то попробуй объяснись с рабоче-крестьянской милицией: чего это пара каких-то непонятных людей с оружием (пусть и в чехлах) по улицам туда-сюда шастает?
        Младший Волков порывался расспросить прохожих, но отец остановил его, объяснив, что ювелирные магазины, да и ювелирные изделия вообще, здесь и сейчас - признак нэпманов. И на последних они в одежде стиля милитари совсем непохожи. А это, в свою очередь, вызовет вполне закономерные подозрения и совершенно ненужные расспросы. Пришлось продолжить поиски самостоятельно.
        Проспект прошли из конца в конец, снова повернули назад, и лишь тогда Волков-старший указал сыну на неприметную вывеску «Скупка».
        Вход в пресловутую «Скупку оказался ещё и со двора, и пришельцам из будущего пришлось основательно попотеть, чтобы отыскать проход туда, за красивые фасады центральной улицы.
        Тяжёлая дверь, натужно скрипнув, пропустила Волковых внутрь. В помещении никого не было, лишь в глубине за невысокой деревянной стойкой сидел маленький лысый человечек неопределённого возраста. Он поднял голову, чуть прищурился и спросил неожиданно сильным и звучным голосом:
        - Что вам угодно, граждане?
        - Наручные часы, - небрежно бросил старший Всеволод, выходя вперёд.
        Казалось, приёмщик остался совершенно равнодушен к такому вопросу, но Волков-отец заметил острый, брошенный исподлобья взгляд, которым лысый человечек быстро оглядел обоих, мгновенно заметив и вовсе недешёвую одежду, и уверенную манеру держаться, и независимый тон, которым задан вопрос. Чуть помедлив, он спросил:
        - Сдать интересуетесь или же, наоборот, приобрести?
        - Приобрести, - кивнул головой Волков-старший. - Что можете предложить, уважаемый?
        Приёмщик ещё раз окинул обоих быстрым взглядом, потом нырнул куда-то под стойку, чем-то там пошуршал, что-то подвигал и выложил большие круглые часы на широком ремешке.
        - «Лонжин». Тридцать пять червонцев, - сообщил он, глядя куда-то в сторону. - Отличный ход. Берите, граждане, не пожалеете.
        Услышав такую цену, младший Всеволод чуть не ахнул. Триста пятьдесят рублей! Это же… Это же… Отец говорил, что у многих тут зарплата - сорок-пятьдесят рублей. В месяц! А тут - часы! И добро бы ещё - золотые, а так ведь видно, что простая сталь. Вон внизу чуть-чуть ржавчина.
        Отец тем временем взял часы в руки и принялся их придирчиво рассматривать. Попросил приёмщика отодвинуть штору, чтобы света было побольше, спросил, на сколько хватит завода.
        - Сбавить бы, - произнёс он наконец. - Урежьте осетра, уважаемый.
        Лысый человечек вздохнул, собрался, видимо, что-то сказать, но потом раздумал и отрицательно качнул головой:
        - Никак нельзя. Цена последняя.
        - Ну нельзя так нельзя, - неожиданно легко согласился старший Всеволод. - Вот только, уважаемый, если этот монстр тянет на триста пятьдесят рублей, то вот этим, - он положил на стойку свои тонкие кварцевые часы в керамическом корпусе, на воронёном браслете, - этим вот цена ну никак не может быть меньше семидесяти червонцев. Что скажете, уважаемый?
        Приёмщик молчал, заворожённо глядя на часы. Внезапно он резко схватил их и метнулся к окну. На глазу у него оказался неизвестно откуда взявшийся монокуляр часовщика, и он принялся вертеть и разглядывать часы, подставляя их к свету то одним, то другим боком.
        - Шестьсот, - проскрипел он севшим голосом.
        - Шестьсот девяносто, - спокойно сообщил отец.
        Торг быстро дошёл до шестисот пятидесяти рублей и тут Волков-старший усмехнулся:
        - Ладно, любезный, так уж и быть. Шестьсот пятьдесят. Сделаем вам скидку, с учётом оптовой покупки… Мелкий, давай.
        И младший Волков положил на стойку японский водонепроницаемый хронометр - отцовский подарок «на дембель».
        Лицо приёмщика пошло пятнами. Он снова долго рассматривал часы, заворожённо следя за бегом секундной стрелки, потом издал какой-то горловой звук и принялся выкладывать на стойку деньги. Десять бумажек по десять червонцев и столько же - по три червонца. Волков-старший аккуратно пересчитал деньги, разделил их поровну между собой и сыном, после чего невольные путешественники в прошлое откланялись.
        - Классно ты его развёл, папань, - заметил сын, когда они отошли от скупки, - как последнего лоха.
        - Почему «развёл»? - удивился старший Всеволод. - С чего такой поклёп, товарищ сержант?
        - Н-но… Ты ж его на деньги так лихо поднял… И… - тут младший Всеволод окончательно смешался под ироничным взглядом отца и совершенно нелогично закончил: - Вот!
        Старший несколько секунд подождал продолжения, а потом усмехнулся:
        - Удивительно богатая, изобилующая метафорами и красивыми сравнениями речь. Смотрю, ты у нас оратор… - он снова усмехнулся: - Сын, ты ещё не понял, что наручные часы здесь - вещь статусная. Очень и очень. А потому и сто?т они, ну если не как чугунный мост, то весьма близко. Учти: в Советской России часы ещё даже и не производят. А когда начнут производить, то сперва карманные. И в продажу они не попадут: их будут распределять среди железнодорожников и командиров Красной Армии, - старший Всеволод почесал нос. - Возможно, здесь, за счёт Японии, ситуация с часами чуть лучше, но ненамного. Так что цену мы за наши часы взяли вполне честную, и гаврик этот на нас ещё и наварится… - тут он вдруг рассмеялся: - Интересно, что скажут часовщики, когда года через два-три к ним наши часы принесут в починку?
        Младший Всеволод только тут сообразил, что именно произойдёт через два-три года. Батарейка кончится. И когда часовщик откроет часы, чтобы посмотреть, в чём дело…
        - Глаза будут как три рубля, - расхохотался он. - Они ж клиентам скажут, что эти часы не могут ходить. В принципе! Механизма-то нет!
        - Механизм есть, - засмеялся вместе с ним отец. - А вот пружину - пружину они будут долго искать!
        Волков-младший словно наяву увидел часовщика, почему-то похожего на киношного Остапа Бендера, который строго вопрошает: «Грустно, девицы. Шутки шутить надо мной задумали? Ты куда пружину дел, лишенец?!» - и засмеялся ещё громче.
        Так, беседуя, они свернули в проулок - сократить путь к пристани. Здесь было тихо и безлюдно. И тут вдруг младший Всеволод почувствовал лёгкий толчок в спину. Что-то это ему напоминает… Позвольте, да ведь точно так же его пытались обокрасть в метро рядом с институтом! Резко бросив руку вниз, он перехватил чужую кисть…

* * *
        Чиж, несмотря на свой совсем ещё невеликий возраст - всего-то пятнадцатилетие на Троицу справил! - шигач вполне опытный, «тонкая проволока», почти аристократ. Вот уже третий год, как он удачно подписался под втыковую масть - шайку, работающую на волжских пароходах.
        Сам Чиж, подкладчик Грех, мурка Любка и симпатичная вихря Настасья, которая была ещё и знатной волынщицей, обычно изображали из себя семейство среднего достатка, а ещё трое вихеров - Шпыня, Вол и Гнат, что пасли поляну и били понты, - фраеров лопоухих, из каких-нибудь мелких совслужащих.
        На пароходах работать хорошо. Разомлевшие от скуки да от буфетной водки штымпы сами лопатники да сумки раскидывали. А уж в толпе у трапа по прибытию на пристань - рай! Чистый рай! Но и на берегу работается неплохо. Вон, взять хотя бы эту парочку. У молодого видно: карман деньги оттопыривают, даром что шкары на нем - галифе. Ишь, фраер ушастый: папашу слушает - рот только не разинул! Ну так и сейчас…
        Рука привычно скользнула в чужой карман, но тут…

* * *

…Всеволод-младший сильно прижал чужую ладонь к своему бедру и резко повернулся. Раздался негромкий хруст, и только потом - дикий крик.
        На земле сидел парнишка лет пятнадцати, держась за сломанную кисть. И тут же словно из-под земли вынырнули двое. Крепкие такие мужички, смотрят нехорошо.
        - Это что ж тут делается? - спросил один из подошедших. - Дитё покалечил?
        - Этому дитю в тюрьме давно прогулы ставят, - напрягся парень. - Лучше милиционера позовите: карманника поймал.
        - Прямо так и поймал? - осклабился второй подошедший. И тут же ударил Всеволода в лицо. Вернее, попытался ударить.
        Младший Волков легко качнулся в сторону, крутнулся на пятке и ударил каблуком пролетавшего мимо нападавшего в крестец. Тот нелепо взмахнул руками, словно пытался удержаться за воздух, и налетел на услужливо подставленный Волковым-старшим кулак. Глухо булькнул и растаявшим пломбиром оплыл наземь.
        Второй сообщник махнул рукой, и в ней коротко блеснуло узкое лезвие. А сзади раздался топот: к ним бежал ещё какой-то мужик с широким злым лицом.
        - Сын, твой - тот, - ткнул рукой отец. И уже обладателю ножа: - Брось железо, козёл. Руки вырву.
        Тот, щеря плохие зубы, попытался покрутить нож в руке. В этот же самый момент Всеволод-младший прыжком сократил дистанцию с третьим противником и нанёс прямой удар в печень, одновременно уходя влево.
        Оппонент оказался крепким: удар не сбил его с атаки, и он попытался достать парня настоящим боксёрским хуком. «Во как! - поразился младший Волков. - Это ж надо: на доисторического боксёра нарвался!»
        Уголовник со стажем по кличке Шпыня действительно был знаком с боксом и даже как-то выступал, а потому слыл крутым бойцом. Вполне заслуженно… для двадцать девятого года. Вот только сержант Волков полгода тому назад взял первенство части по рукопашному бою. Совсем в другом времени, с совсем другими требованиями. И Шпыня, на свою беду, об этом не догадывался.
        Удар ребром стопы выбил Шпыне колено, и тут же жёсткая ладонь сломала кадык. Всеволод-младший поспешил повернуться: вдруг помощь нужна? «Всё-таки бате уже за сорок, - промелькнуло у него. - А ну как…» Но никакого «ну как» не произошло: младший Волков только и успел заметить выпавший из вывернутой руки нож, а противник отца уже дёргался и хрипел в неразрывном захвате. Волков-старший чуть напряг руку, и у бандита глаза на лоб полезли.
        - И что это было? - спросил старший Всеволод так спокойно, словно сидел за столом в кабинете. - Чего за гнилой наезд? Ну?
        - Папань, он же говорить не может. Ты ж его сейчас задушишь.
        - М-да? - приподнял бровь старший Волков. - Ну значит судьба у него такая.
        - Бать, отпусти ты этого урлоида…
        Теперь Волков-младший волновался уже совсем по другой причине. Обычно тихий и спокойный отец не зря числился в нескольких странах военным преступником и к врагам, особенно к таким вот шакалам, относился безо всякого почтения. Неизвестно даже, считал ли он их вообще за людей или числил в разряде мелких вредителей, наравне с клопами и тараканами.
        - Ладно, урочье племя, - Всеволод-старший разжал руки и одновременно наладил свою жертву здоровенным пинком в «задний фасад». - Те, кто меня слышит, запомните, и передайте остальным: если я ваши бакланьи хари хоть раз до отъезда увижу - окалечу! Вопросы, пожелания есть? Если есть, заткнули их себе в хайло и дёрнули отсюда мелкой рысью! Пошли, сын.

* * *
        Билеты у Волковых были на пароход «Яхонт», шедший вниз по Волге. Увидев это странное заднеколесное судёнышко, отец и сын остановились, с минуту разглядывали несуразное плавсредство, а потом, переглянувшись, пропели дуэтом:
        Америка России подарила пароход.
        С носу пар. Колеса сзади.
        И ужасно, и ужасно,
        И ужасно тихий ход!
        Но оказалось, что никакая Америка никакой России «Яхонт» не дарила, а построили его на заводе Крюкова в Молитовке в далёком одиннадцатом году. Эту информацию довёл до них добродушный пожилой рыжий и веснушчатый мужик в тельняшке, стоявший у трапа. Уже в каюте сын поинтересовался:
        - Папань, Молитовка - это где?
        Отец, завалившийся было на койку, ответил, что Молитовка - деревня рядом с Нижним Новгородом. Но недолго ей осталось: в середине тридцатых она войдёт в состав Ленинского района города Горький. А знает он это потому, что когда-то там жила родня его матери - бабушки младшего Всеволода.
        - А вот что там за завод был - понятия не имею, - добавил он. Встал и потянулся. - Пойдём-ка лучше на палубе посидим, воздухом подышим, на пейзажи полюбуемся. Да и покурить бы, а то в нашей каюте… - и вместо окончания фразы Волков-старший просто обвёл рукой крохотное помещение.
        На палубе опять было людно. Отец и сын расположились на длинной дощатой скамейке. Волков-старший достал серебряный портсигар с тремя богатырями на крышке, подаренный ему ещё его дедом. Портсигар был старинным… ну то есть по меркам их времени, так как сделали его ещё в середине двадцатого века. Но и здесь он смотрелся вполне достойно.
        Они закурили, бездумно разглядывая проплывающие берега, как вдруг старший Всеволод насторожился. Младший поискал взглядом источник отцовского беспокойства и вскоре нашёл. Плотный человек в полотняном костюме, энергично рубя воздух рукой, обращался к своему седому и длинноусому соседу:
        - И если мы поднимем температуру, то производительность куба вырастет, по нашим расчётам, на целых двенадцать процентов!
        Длинноусый пожевал губами:
        - На двенадцать, это вы, батенька, уж чересчур. Даже если на семь поднимите - превосходно. Но встаёт единственный вопрос: как вы собираетесь оправдать требование на увеличенный расход нефтяного топлива? Ведь оправдывать-то надо будет не мне, а Наркомату…
        - Почему же не оправдаем?! - горячился плотный. - Если три стопудовика начнут давать по сто двенадцать пудов, разве это не оправдывает увеличение расхода пара?
        Седоусый задумчиво покачал головой. Видно было, что он ищет достойный ответ, но тот как-то всё не находится.
        - Дополнительный котёл ставить будете? - спокойно поинтересовался Волков-старший. - Если нет, то ждите одного из двух: или трубки порвёт, или развальцует и из решётки вырвет.
        - Что?! - хором переспросили плотный и седоусый.
        Всеволод-старший принялся объяснять скучным тоном университетского профессора. Оба незнакомца слушали его, потом седоусый запротестовал, вытащил из кармана записную книжку и принялся что-то там черкать и высчитывать. Всеволод-младший сидел и наблюдал, как отец, заглянув в расчёты, усмехнулся и предложил считать по-другому. Потом заговорили все трое разом, и эта словесная перепалка очень скоро стала напоминать ему дагестанский мат. Только тот был понятен хотя бы интуитивно, а здесь даже два курса института не могли помочь разобраться в нагромождении «паропроизводительностей», «дефлегматизаций паров», «парциальных давлений», «температур разложения» и тому подобного. После пошло что-то уж и вовсе невообразимое. Старший Всеволод встал, прошёлся перед оппонентами и поинтересовался:
        - Передовой метод инженера Шухова по расчёту теоретических тарелок вам, надо полагать, неизвестен? Ах, известен? Ну так возьмите номограмму и просто посмотрите. И производительность у вас поднимется, хорошо, если на пару десятых процента. Если бы вы перерабатывали три миллиона тонн нефти в год, то и это была бы цифра, а так… Стоит ли рисковать оборудованием? Тем более что есть способ попроще…
        И дальше опять покатилась высокопробная производственная заумь. Младший Всеволод было заскучал, но минут через двадцать плотный вдруг подскочил, точно его укололи шилом, схватил отца за плечи и буквально заорал:
        - Товарищ! Дорогой вы наш! Вы где служите? Мы вам командировочку на наш завод вытребуем! Приедете, поможете нам, а? А ведь там, глядишь, может, остаться захотите?! Ну говорите же! Вы из Наркомата?!
        Старший Всеволод кашлянул:
        - Я, собственно, сейчас ехал на завод в Константиновском. Мне сказали, что там найдётся работа для инженера…
        Секретарь ячейки ВКП(б) Константиновского завода Григорий Петрович Куприянов
        День, как всегда, весь расписан. До распоследней секундочки. Куда там пятилетнему плану! С утра на проверку анкеты делегатов на четвертую районную партконференцию принесли: проверить и подготовить к обсуждению на собрании. Потом сидел над отчётом в райпарторганизацию об участии ячейки в проведении политических кампаний. Дел и на заводе - завал завальный, но разве товарищу Нейману это объяснишь? Шлёт телеграмму за телеграммой: Где?! Давай! Шуруй! Перед Партией ответишь! На фронте и то - легче было. Там хоть всё понятно: пока Омск не взяли, на Иркутск и замахиваться нечего. А тут - это давай! И вон то шуруй! И ещё вон то, то и вот это и не забудь! И попробуй только не исполнить в срок! Перед Партией ответишь! А как исполнить, если руки всего две, и обе заняты?
        Катенька? Что тебе? Курьер? Пусть войдёт. Здравствуйте, товарищ. Что у вас? Резолюции заседаний районного комитета? Расписаться? Конечно. Вот, черкнул. Товарищ Нейман велел на словах передать? Конечно, сразу же доведём до сведения всех. Непременно сообщим. И вам до свидания.
        И что же нам прислали? Нет!.. Легко говорить: «Перевыполним план на двадцать процентов», а как это прикажете сделать, если некомплект инженеров был и так, а теперь ещё Тринклера и Матовкина взяли по делу Промпартии?! На заводе инженеров меньше, чем по одному на цех! Так не пойдёт…
        Алё? Девушка, дайте мне райком Партии. Товарища Неймана. Да, самого. Не отвечает? Линия занята? Когда освободится? А, вот так?.. Хорошо, тогда соедините меня со вторым секретарём… Не «с кем-с кем?», а с товарищем Котовым. Василий Петрович? Привет, Куприянов тебя беспокоит. Резолюции? Получил, потому и телефонирую… Что?
        НЕТ! А я говорю: НЕТ! Не можем мы двадцать пять процентов дать! У нас инженеров - шиш да кумыш! Считай сам, товарищ Котов: Райнгольд ушёл? Ушёл. Белячкова и Юрина в Баку переманили? Переманили. Гровс на повышение в Москву убыл? Убыл. Тринклера и Матовкина арестовали? Арестовали. И теперь у нас инженеров некомплект. Такой, что хоть ложись и помирай. Это ещё учесть надо, что Плавский и Карташёв - старики и работают уж известно как… Ну да, ну да… Смелее продвигать рабочую инициативу, так? Ага. А не ты ли, товарищ Котов, меня в апреле на бюро лаял матерно, когда у меня такие вот «инициативные» чуть котёл не взорвали?.. Рабфак? Так ты дай мне этих рабфаковцев, дай! Да? А я их где возьму?.. Где изыскать-то?! Где?! Врёшь, Василий Петрович, смотрел я там: нету там рабфаковцев! Нетути! Тебе смешно, товарищ Котов, а мне выть хочется… Ты уж скажи товарищу Нейману, что нет никакой возможности. А я за своё слово большевика отвечать привык и сказками бабьими кормить бюро не стану!..
        Катенька! Чаю мне дай! Что? Я занят! И что, что пришёл Левченко? Кого привёл? КОГО?!! А ну-ка, давай мне их сюда…

* * *
        Вслед пароходному знакомцу, молодому инженеру Левченко, Волковы вошли в помещение парткома. Впрочем, выяснилось, что в двадцать девятом он ещё не носил такого звучного названия:
        табличка на дверях гласила, что здесь располагается ячейка ВКП(б) Константиновского завода.
        - Мелкий, ты сейчас - Киса Воробьянинов, - шепнул отец сыну. - Молчишь и надуваешь щеки, понял?
        Парень незаметно кивнул. А Волков-старший шагнул вперёд, коротко отрекомендовался, представил сына, а потом как-то очень спокойно и гладко принялся объяснять, что по дороге их обокрали, что часть документов пропала, что он хочет работать на заводе, и сын его - тоже, и так далее, и тому подобное. Говорил коротко, максимально просто строя фразы, и младший Всеволод сообразил, что отец старается сделать свою речь понятнее для секретаря ячейки.
        Тот всё внимательно выслушал, кивнул и потребовал у старшего Всеволода учётную карточку. Тщательно её изучил, а потом вопросительно посмотрел на Левченко.
        - Товарищ Куприянов, да товарищ Волков - дельный инженер. Мы с ним на пароходе познакомились, так он нам с Карташёвым такую лекцию прочитал - ого-го! И в оборудовании разбирается, и в расчётах. Сразу видно - опыт.
        - А от меня-то вы что хотите? - поинтересовался Куприянов.
        Спросил вроде как почти равнодушно, но от Волковых не укрылся острый интерес партийного начальника. «Ему очень нужен инженер. Просто очень-очень», - подумал Всеволод-младший. «Товарищ жаждет получить партийного инженера, - усмехнулся про себя Всеволод-старший. - И ради того, чтобы заполучить меня, он пойдёт на многое. Теперь самое главное - не перегнуть палку с требованиями, но и получить меньше возможного нежелательно… А добьём-ка мы его!»
        - Товарищ Куприянов, со мной ещё сын. Отличник в химии, да и сам я его многому научил. Может, и для него на заводе найдётся место?
        Григорий Петрович почесал в затылке, затем попробовал лично проэкзаменовать младшего Волкова. Тот несколько мялся, отвечая на вопросы о Коммунистическом Интернационале Молодёжи и текущих задачах Партии, но на все более или менее специальные вопросы отвечал чётко и без запинки. Выслушав, Куприянов кивнул головой, порекомендовал парню почаще посещать лекции в рабочем клубе и не пропускать комсомольских собраний, после чего дал своё согласие.
        - Считайте себя, товарищи Волковы, мобилизованными на производство! - сообщил он. - Сейчас дуйте в канцелярию, сдадите трудовые книжки, потом в профсоюз - встанете на учёт. А я к тому времени в дирекции договорюсь.
        Через три часа слегка обалдевшие от беготни по инстанциям, но очень довольные Волковы двинулись нанимать жилье. Пожилой Сигизмунд Иннокентьевич Плавский, начинавший инженерствовать ещё при Александре Миротворце, порекомендовал им домохозяина, которого знавал ещё по дореволюционным временам. Правда, дом располагался не в посёлке, а в городе Тутаеве, но, прикинув расстояние, отец и сын постановили: пять кэмэ - не расстояние, а прогулка. Ну а если уж припрёт - можно и извозчика нанять. Или велосипеды купить.
        Квартира им понравилась. Собственно, это была и не квартира, а первый этаж добротного двухэтажного дома. Три комнаты, большая кухня и, что особенно приятно, удобства в доме, а не во дворе. Так что Волковы без всяких споров и торгов уплатили хозяину двадцать рублей - месячную плату, поужинали в ближайшей чайной и отправились на боковую. Завтра первый день их работы на заводе…
        Глава 6
        Снова быт, снова быт, быт заедает,
        И как с ним быть, как с ним быть -
        прямо и не знаю.
        М. Ножкин

…Работа на заводе довольно быстро полностью затянула и отца, и сына. Что, в общем, и неудивительно: младший с образованием двадцать первого века, причём не самым паршивым образованием, оказался на несколько голов выше своих коллег. Хотя основную роль тут сыграло даже не образование. Если молодые и даже не очень молодые люди образца двадцать девятого года к технике относились настороженно, даже с опаской, то Всеволод-младший, привыкший к намного более развитому техническому оснащению, воспринимал оборудование завода едва ли не как выставку антиквариата. «Простое, как лом!» - вот его основное определение того, с чем он столкнулся на заводе. Так что через полтора месяца младший Волков уже получил должность мастера.
        Старший же Волков оказался в ещё более выгодной ситуации. Инженер-химик, долго трудившийся в конце двадцатого века, очутившись в его начале, был разве только не богом. Для него ничего не стоило подобрать оптимальные режимы работы оборудования, да и усовершенствовать технологию тоже не составило труда. А самое главное: работа не занимала всего его времени, так что старший Всеволод, поразмыслив, мобилизовал младшего на, как он выразился, «улучшение среды обитания».
        В доме имелась электропроводка, но, к глубокому изумлению обоих, напрочь отсутствовали розетки. Попытка отыскать электросчётчик также не увенчалась успехом.
        - Знаешь, Севка, - отец задумчиво почесал нос. - Слышал я что-то такое… Электросчётчиков в эти времена ещё не было. Ну то есть в крупных городах - Москве, Питере там, в больших квартирах они имелись, импортные, но вот в таких городках… - и он отрицательно покачал головой.
        - А как же они за электричество платили? - спросил сын. - И как мы за него платить станем?
        - Так по мощности потребителей считали. В среднем. Ну вот у нас с тобой в каждой комнате по лампочке. Вот за них и заплатим.
        Волков-младший задумался, а потом поинтересовался:
        - А розетки? Нам же надо будет что-нибудь к сети подключить. Нельзя же все время через патрон…
        Парень имел в виду примитивный армейский кипятильник - «бурбулятор», который они с отцом соорудили в первый же день из обрезка провода, двух сапожных подковок и трёх спичек. Топить печь им не хотелось да, если честно, и нечем было, а вот чайку иногда выпить - очень даже. Мелькнула было идея приобрести примус, но потом Волков-старший виновато развёл руками и признался, что ему никогда не приходилось пользоваться примусом, и он не уверен в своих способностях справиться с этим агрегатом. Так что вместо примуса появился «бурбулятор», который за отсутствием розеток просто подключали к патрону кухонной лампочки.
        С вопросом о расширении электросети Волковы отправились к домовладельцу. Тот выслушал обоих, помолчал, скорбно пожевал губами, но ответил в том смысле, что «любой каприз за ваши деньги». Пообещал, правда, что арендную плату не увеличит. Ну и то хлеб.
        Выяснилось, что установку розеток надо согласовывать в жилконторе, и после работы отец и сын двинулись согласовывать. И, к своему, изумлению, услышали, что «штепселя» установить можно, но не раньше, чем через три месяца. А на резонный вопрос: «Почему так долго?» - узнали, что «монтёр - один, и не разорваться ж ему», потому как «ликтричиства всем надо, а ишшо однаво монтёра не допросисься!»
        - Уважаемый, а если мы сами поставим? - с трудом сдерживая насмешливую улыбку, поинтересовался Всеволод-старший.
        - Это как так? - брови «уважаемого» взлетели вверх, устремляясь куда-то в район затылка. - Без монтёра?
        - Ага, «без», - влез младший Всеволод. - Это ещё большой вопрос, кто в электричестве лучше разбирается: ваш монтёр или я? А про отца и вопроса нет: он в этих делах соображает лучше, чем вся ваша горсеть, вместе взятая! И сама на себя перемноженная!
        Из этой пламенной тирады управделами жилконторы понял только одно: жильцы готовы взять на себя расходы по установке, и нет необходимости подавать заявку на услуги монтёра. Разумеется, это его нисколько не огорчило - наоборот! Однако он счёл своим долгом напомнить, кто здесь начальник, а потому строго сдвинул брови и, внутренне ликуя, сурово потребовал, чтобы дату установки штепселей граждане согласовали заранее, потому как надо будет дом обесточить, а с кондачка это не делается. Старший Волков уже собирался согласиться, но тут вспомнил, что напряжение в нынешней сети всего-то сто двадцать семь вольт, а потому заметил, что обесточивать дом нет никакой нужды: они и так всё сделают.
        - Вы только, товарищ дорогой, счётчика к нам пришлите, чтобы записал все. Мы вас обворовывать не собираемся, - произнёс он в заключение, и Волковы откланялись.
        Купить всё необходимое оказалось не сложно. Правда, для этого пришлось съездить в Ярославль, но это было даже любопытно. За пять рублей извозчик довёз их прямо до рынка, где отец и сын приобрели необходимый слесарный инструмент, крепёж, маленькие настенные изоляторы, сделанные, к удивлению старшего Всеволода, не из фаянса, а из стекла, моток провода в тканевой шёлковой изоляции и пять розеток. Сын приценился было к счётчику, но отец отговорил.
        - Мелкий, ты сам посуди: кто нам этот счётчик поверять будет? И это только во-первых. А во-вторых: ты посмотри на эту махину, - старший Всеволод не без усилия приподнял пудовый ящик с надписью Landis & Gyr. - На кой нам эту погребень отсюда на своём горбу тащить? И в-третьих: это вроде как промышленный счётчик, если судить по циферблату. Нет, - улыбнулся он, - вот после окончательной победы социализма, когда у нас с тобой личный дворец на сто комнат будет, тогда он нам пригодится. А пока обойдёмся.
        Если в квартире появятся источники электричества, то надо их как-то использовать. Холодильников в это время ещё нет, во всяком случае - бытовых, электроплиток тоже не изобилие. А ведь вечером хочется чего-то эдакого…
        - Папань, а давай радиолу купим, а?
        - А что, это идея! Пойдём-ка, поищем…
        Но поиски успехом не увенчались. Ни на рынке, ни в магазинах радиолы не нашлось. Старший Всеволод озадаченно потёр нос:
        - Удивительно, а я думал, что этого добра тут хватает. Интересно, куда это все радиолы подевались?
        - Радиолу ищете, граждане? - выросла рядом какая-то смутная личность. - Приятно ценителя встретить в нашем захолустье…
        Смутная личность оказалась обычным спекулянтом. Вернее, даже не спекулянтом, а эдаким «жучком». И очень скоро Волковы оказались обладателями роскошного приёмника Radiola 60 с полированным корпусом и стоящим на верхней крышке художественно оформленным громкоговорителем. Обошёлся он, правда, совсем недёшево: аж в полторы тысячи рублей! Впрочем, покупателям был предъявлен чек, из которого отец и сын узнали, что даже в Северо-Американских Соединённых Штатах эта великолепие стоило 212 долларов 50 центов.
        - Однако! - в один голос хмыкнули Волковы.
        Но деньги заплатили и своей покупкой остались довольны, перед оплатой они потребовали дать послушать звучание и пришли в восторг: легко ловилось не только «Радио Коминтерна», но и Берлин, Варшава и даже Лондон. Унылый толстячок - бывший хозяин чуда заокеанской техники, который явно распродавал имущество не от хорошей жизни, а не иначе как спасая оное имущество от конфискации за различные тёмные делишки, утверждал, что ночью можно поймать и Токио, и Нью-Йорк, и чуть ли не Рио-де-Жанейро.
        - А знаешь, - сказал старший Волков младшему, когда они вышли со своей покупкой, - нам, пожалуй, ещё и патефон неплохо бы прикупить. Радио - это прекрасно, но иногда хочется послушать то, что хочется именно тебе, а не дяденькам с радиостанции.
        Сын поддержал это решение, впрочем, покупку патефона решено было отложить до следующего выходного: и так тащить преизрядно. И тут им повезло. В буквальном смысле. Прямо перед ними притормозила заводская полуторка, водитель которой узнал своего приятеля по рабочему клубу и его отца, который как-то раз читал у них лекцию по истории нефтепереработки.
        - С покупочками вас! - весело окликнул он Волковых и предложил подвезти до дома. Так что назад отец и сын добрались хоть и с относительным комфортом, но намного быстрее.
        Постепенно налаживался быт. Волковы установили электророзетки, подключили свой приёмник, а в заводской лавке приобрели новенький японский патефон. Работники торговли почему-то назвали его «ниппонофоном», чем привели младшего Всеволода в неописуемый восторг.
        - Жаль, что эти орлы иероглифы читать не умеют, - веселился парень, - не то назвали бы его «хинсэнтокуфоном»[25 - Х и н с э н т о к у (товар высшего качества) - лейбл на японской продукции межвоенного периода, аналог советского знака качества.]!
        В довершение своего обустройства Волковы купили у престарелой дворянки пианино, на котором умел играть сын, а в музыкальной лавке - настоящую концертную шестиструнную гитару, с которой водили знакомства оба. И вечерами они не только слушали музыку или новости, но иногда устраивали себе что-то вроде домашнего концерта.
        В еде отец и сын были неприхотливы. По утрам - кружка крепкого чая или стакан свежего молока, которое принесла молочница, бутерброд с салом или солониной - вот на завтрак и достаточно. Обед - в заводской столовой, а так как там всё по карточкам, то и стоили два блюда и компот - рубль на двоих. Ужин - в чайной, что на перекрёстке, в пяти минутах ходьбы от дома. В выходной день можно и в ресторан сходить, хотя такое случалось редко: чаще они либо ехали в Ярославль - в театр или просто погулять, либо проводили выходной день в рабочем клубе, где имелся бесплатный чай и копеечные бутерброды.
        Из прочих серьёзных покупок у них появилась только верхняя одежда: ещё по паре галифе, несколько гимнастёрок и косовороток, отец приобрёл себе новый френч из хорошего сукна. Ну и с учётом надвигающихся холодов они обзавелись кожаным пальто для Волкова-старшего и кожаной же курткой - для младшего.
        Это спокойное житье продолжалось два месяца, вплоть до самого октября, когда инженеры завода собрались отметить день рождения жены Карташёва. Там-то и спросили у старшего Всеволода: отчего это вы, Всеволод Николаевич, домработницу себе не заведёте? Волкова-старшего такой вопрос застал врасплох. Он озадаченно почесал нос, закурил.
        - Так ведь я не знаю, прелестнейшая Надежда Дмитриевна, - произнёс он, обращаясь к имениннице, - где в Тутаеве эдаким товаром торгуют. Знал бы - непременно приобрёл!
        От такого ответа засмеялись все. Особенно веселилась «прелестнейшая» Надежда Дмитриевна Карташёва, чьё шестидесятипятилетие как раз и отмечали. Волков смеялся вместе со всеми и не догадывался, к каким грандиозным изменениям в их жизни приведёт его легкомысленная шутка…

* * *
        Выходной день шестидневки начинался как обычно: отец и сын, вскипятив «бурбулятором» кружку воды, брились возле умывальника. Одновременно они обсуждали друг с другом планы на сегодняшний день, когда вдруг у дверей зазвякал колокольчик.
        Быстро оттерев остатки пены, Волковы вышли встречать нежданных гостей. И замерли: чуть поодаль улыбалось семейство Карташёвых, а на крыльце стояла донельзя странная фигура. Молоденькая девушка крепкой крестьянской стати, точно сошедшая с картины Кустодиева, с низко опущенной головой, замотанной в цветастый грязноватый платок, держащая узелок и потёртый сундучок в чуть подрагивающих руках.
        - Э-э-э… Вы кто? - поинтересовался сын.
        Одновременно с ним отец, кашлянув, произнёс:
        - Прелестное дитя, а вы точно к нам?

«Прелестное дитя» ещё сильнее наклонила голову и еле слышно пискнула:
        - Груша я. Плотникова…
        Аграфена Трофимовна, урождённая Плотникова
        Ох, и страху я натерпелася, покуль до Ярославля добиралася! Народишшу-то, народишшу - страсти Хосподни! И все на пароход лезуть. Я сунулась было - куды! Всяк пхнуть норовит, ровно бугай бодучий, того и гляди - в реку сронят. Один, с ха-рей наглой, рыжий такой, примерился мне и вовсе тумака дать, да я, спасибо Богородице, увернулася. Мышкой шмыг! - да так весь путь до Ярославлю на палубу и просидела.
        На пристани вышла - стою, а куды пойти - не ведаю. Тятька казал, что тётку найти совсем запросто станет: покажи, мол, бумажку с адреском милицейскому - он тя враз и направит. А только где ж того милицейского сыскать? Эвона сколько людёв - чисто ярманка!
        Я туда-сюда тырк-тырк - нет милицейского. Хоть в слезы, хоть волком вой. Стою, за свой сундучок с узелком держусь - как бы не стибрили. И тут вдруг слышу:
        - Гражданочка, чегой-то вы на самоей дороге встали? Не положено. Пожалуйте проходить.
        Обернулася: ой! Стоит. Весь такой баский, в ремнях, форма чёрная[26 - Приказом НКВД РСФСР № 190 от 6.01.1928 г. для милиции была введена новая унифицированная форма одежды и новые знаки различия. Форма была чёрного цвета, и только летние гимнастёрки - белого. Это же касалось и верха фуражек.], на фуражке - козырь лаковый блестит. А молодой и смотрит не строго, а так, ровно шутейно…
        - Вам, гражданочка, не помочь ли? - спрашивает. - А то я гляжу, вы вроде как растерямши…
        А у меня язык ну прямо как отсох. Хочу сказать, а мычу только, ровно дурочка, да бумажку ему сую. Милицейский в неё глянул, фуражку сдвинул, лоб почесал да сказал, что мне не Ярославль надоть, а в Тутаев. Тут и ко мне голос вернулся. Отвечаю, что, мол, сама знаю, что тётка моя в Тутаеве живёт, а вот только где тот Тутаев и как туды доехать?
        Он в смех:
        - Я, - говорит, - тако же три года тому в город приехал. Вася, - говорит, - меня звать. Вася Козельцов. А вас, гражданочка, как звать-величать?
        Куда мне деваться, думаю. Сказать? Боязно, ведь не абы кто - милицейска власть. Не сказать? Ещё того страшнее. А ну как чего нехорошего выйдет? Помялась, помялась, но однако ж назвалась. Даже про деревню нашу рассказала. И про то, что вот сейчас стали сильно налоги драть - японцев этих кормить надоть, а у нас и так кажный кусок на счету. И что к тётке в город на заработок подалась, потому как тятенька говорят, что такую кобылу, как я, оне прокормить не смогут, а замуж меня отдавать - им резона нету. За богатого - не берут, а за голь перекатную - сами не пушшают.
        Милицейский Вася Козельцов посмеялся, потом отвёл меня до чайной, спросил мне чаю с баранками и велел сидеть да ждать, покуль евойная смена не выйдет. А там он меня самолично до Тутаева и доставит.
        Ну самолично - не самолично, а только-только я за пятый стакан принялась, приходит милицейский Вася Козельцов и говорит с обхождением так:
        - Давайте-ка гражданочка Груша Плотникова, оставляйте чай - пройдёмте до транспорту.
        Это у их в городу так мотор грузовозный называют. Он, Вася-то Козельцов, нашёл мотор, что до Тутаева посылают, и с шофёром договоримши, чтобы меня, значит, до самоей до тетки доставили.
        Я подхватилась - сейчас хоть сама побегу. Ан, вот он, мотор: большушший, высокий, короб - куда тележному! Подошла и стою в рассуждении: как же мне в тот короб забраться? Эдак полезешь - все юбки позадерутся. Срам один выйдет. Хотела было милицейского Васю Козельцова просить, чтобы, значит, подсадил, а он мне и говорит:
        - Пожалуйте в кабину, гражданочка Груша Плотникова. Узелок свой да сундучок, - говорит, - в ножки покласть можно. И не выпадут, и рукам вашим - облегчение.
        Так вот я в Тутаев и попала. Быстро мотор домчал. Шофёр в бумажку тятенькину глянул, и остановились мы возле большого дома в два этажа.
        - Вот те, деушка, адрес твой. Ступай, - говорит, - зови свою тётку. А Козельцову передай, что довёз тебя аккуратно, и заздря он мне замечания делает за неаккуратную езду. И вовсе это оговор выходит.
        Сказал так и - фр-р-р! Только я его и видела. Стою и думаю: где ж это я милицейского Васю Козельцова найду, чтобы всё ему обсказать? Пока думала, тётенька Матрёна вышла. Меня увидала, руками всплеснула и меня за рукав - цоп! Нечего, мол, тут стоять, племянница дорогая, а пойдём-ка в дом. Порывалась меня покормить, а я отнекиваться: после чаю с баранками вовсе есть неохота.
        - Ну когда так, - говорит тётенька, - давай-ка, племяшка любезная, пособи-ка по хозяйству.
        А работы там, работы-то… Почитай, вовсе и нету! Так, тряпкой по углам промахнуть, помочь обед сгоношить: картошки там начистить, морковки порезать, лучку. Тётенька Матрёна мне всё показыват-обсказыват: это, мол, примус, и разжигать его так, а чистить - от так. Лампа ликтрическа, и зажигать от так, а тушить - так. Это вот - пианина, и с её только пыль смахнуть, а больше - ни-ни. Спортишь, говорит, звуку хорошего не станет.
        Хозяйке своей меня показала, та только носом покрутила: ну, мол, племянница, так и что? Тётенька им вроде как напоминает: вы же, мол, поспособствовать обещались, нет? А хозяйка в ответ: обещали и слово своё помним, а только без супруга она ничего сама не решат. Ну тётенька кивнули, и снова мы за дела да за разговор. Так до вечера между делами и пробалакали. А ввечеру приходит хозяин: важнеющий такой, ровно барин. Посмотрел на меня, да и давай супружницу свою подзывать и расспрашивать: как, мол, девушка? Хороша ли помощница? Тётенька меня нахваливать принялась, равно сватам, а хозяйка только головой покачали: ну, говорит, недурно.
        Тем же вечером тётенька мне и обсказала: место для меня нашли. У инженера вдового да сына его.
        - Зарабатывают оба - страсть каки денжишши! Наш-то, - тётенька головой эдак на хозяйские комнаты обозначила, - всё ах да ох: как ентот Всеволод Николаевич всё на службе-то оборачиват! И сын евойный - вовсе молодой, а ужо мастер. А мастер, Груша, это ну как навроде десятника. А дом у них вовсе не обихожен, потому как без руки хозяйкиной.
        Ночевать меня в ту ночь у тётеньки оставили, на лавке. А поутру сам тётеньки хозяин да и с супругою меня к этому месту повели.
        Только я на порог - дверь распахнулась. Стоят двое, друг на дружку похожи. Сразу видать: одна кровь. Только тот, что постарше - вовсе бритый, а который помладше - повыше ростом да статью потоньше.
        Хозяин с супружницей всё им обсказали, они меня в дом приглашают. Сговорились враз: тридцать рублёв да харчи. Тётенька потом, как узнали, - обзавидовались. Ей-то только два червонца в месяц плотют, а она уж который год в людях горе мыкает.
        Зашла я к ним на кухню… Матушки-заступницы! А в кухне-то и нет ничего! Ни чугунка, ни горшка, ни миски. Стоят три кружки да два стакана. Да шматок сала, в чистую тряпицу обёрнутый. Я оглядеться не успела - хозяева чай пить кличут. Положили на стол фунтик с леденцами, фунтик с сахаром колотым да в кружку проволовку какую-то спустили. И вот чудеса: огня нет, а в кружке вода ключом кипит!
        В той же кружке чай заварили, сало ножом напластали, хлеба порушили, а ещё в двух кружках кипятка навели. Разлили по стаканам, старший хозяин и говорит:
        - Ну, Аграфена Трофимовна, хлеб да соль вам, чай да сахар. Хелпосев[27 - От англ. help yourself - «помогайте сами себе» - выражение, означающее «угощайтесь», «не стесняйтесь».], как гличане говорят.
        Позавтракали, значит, комнату мне хозяева показали, а я им потом и говорю: надоть вам припасов собрать, не то мне вам обед готовить не с чего станет. Они переглянулись, и оба мне на полочку показывают: деньги, мол, там лежат. Возьми, мол, сколько надо, да и покупай. Мы, говорят, тебе прямо сейчас помочь не можем - дела у нас, так что купи пока не шибко много - сколько сама снести смогёшь. А ужо на другой выходной мы с тобой на базар вместе сходим. Тогда, говорят, сколько скажешь, заберём.
        И тут же ключ мне в руки и - нет их, ровно и не было. Мне б их позвать, обспросить: чаво они на обед-то хочут - куды?! Пока телепалась, выскочила на улицу, ан глядь - улица-то пустая!
        Вернулася в дом да и стала на базар собираться. Известное дело: кто первый пришёл, тому и кус медвяный, а кто последний - тому опивок поганый. Сунулась на полочку да так и села…
        Денег там лежит, сколько у нас и в сельсовете, и в лавке отродясь не бывало! Две бумажки лежат по десять червонцев, да две - в три червонца, да пять червонцев, да ещё мелкими бумажками и серебром - ещё червонца на два. Мне ажно дурно стало, кода такую пропасть деньжищ в руки взяла.
        Не стерпела я, побежала со всех ног к тётеньке. Та выслушала меня, головой покивала да и говорит: это, мол, проверяют тебя. Ты, говорит, племянница дорогая, не сумлевайся: денежка у них до самой распоследней копеечки посчитана. Так что ввечеру они с тебя спросят: на что, мол, деньги стратила? Сдачу всю отдай и цены называй честно, а не то выгонят да ещё и ославят.
        - А краше того, - говорит тётенька Матрёна, - схожу-ка я с тобой на базар самолично. А не то обманут тебя - ты ж цены настоящей не знаешь. А хозяева потом с тебя же спрос учинят: по что, такая-сякая, втридорога купила? А, может, не так всё было, а себе ты копеечку в мошну скинула?
        Так мы на базар вместе и пошли. Я чугунок купила, чтобы щей наварить, убоинки[28 - Уб о и н а - расхожее название мяса (обычно говядины) в сельской местности.], ведь у них-то, поди, и в пост щи скоромные, при эдаких-то деньжищах, морковки, капустки, лучку, чесночку… А потом решила: что картохи всяко-разно много потребно станет: картошка - она ведь хлебу присошка. И взяла картохи мешок, вовсе небольшой - пуда на два, не боле. Тут уж, смекаю, поясню хозяевам, что картошка - она завсегда в чести.
        Еле-еле всё донесла, к хозяину дома сходила - дров в долг взяла, плиту растопила и поставила щи варить. Да тут и спохватилась: тётенька рассказывали, что в городе одни щи, пусть и с убоиной - не обед. Надобно им ещё чего сготовить. Опять на базар побежала. Думаю, каши им сварю да со скоромным маслом - оченно хороший обед, хоть для города, хоть для какого самого главного: ажно три блюда выходит. Щей похлебают, потом мясо со щей скушают, а там и кашки с маслицем. Чем не хорошо?
        Да только на базаре-то и спохватилась: хозяева-то мои, небось, по-деревенски с одного горшка есть не приучены. Туда-сюда заметалась: надобно ж им миски купить, да и скатёрку тож. А то что ж это выходит: денег - прорва, а стол газетами застелили. И тут вдруг наскочила: артельна торговля. Мисы продают знатные, важные, петухами да жар-птицами расписаны. Ох, как мне те миски глянулись! Ох, как глянулись! Спросила цену - вовсе недорого. Ну, смекаю, вот за таки-то мисы хозяева точно благодарить станут. Да тут же и припомнила: ложек-то у их тоже в заводе нет. Купила пяток ложек расписных. Так оно дешевле вышло, да и потом: вдруг придёт к ним кто? Здесь, поди, со своими ложками не ходют…
        Уже уходить собралась да увидала: мужик грузди продаёт. Ядрёные, ладные, один к одному! Ну я решилась: возьму хозяевам груздочков, авось потрафлю. Выбираю, стал быть, бочоночек, а тут сосед евойный в крик: возьми, мол, раскрасавица, огурчиков. Крепкие, солили со смородиновым листом, с хренком да с чесночком. Ну, мыслю: семь бед - один ответ! И взяла.
        А вот как я селёдочку астраханскую купила, я и сама не поняла. Только ясно мне стало: в раз всего никак не можно дотащить. Я хучь и здорова, а все ж через саму себя не перескочишь. Вот я извозчика и взяла. Поторговалась с ним, так что он меня за полтинник и довёз. И только я в дверь, гляжу - охти мне! Хозяева идут. И смотрят на меня как-то эдак… Ох, святители, выносите!..

* * *
        Волковы с удивлением смотрели на Грушу, что как-то бочком слезала с извозчичьей пролётки. А там громоздились свёртки, бочонки, мешочки, кульки…
        - Э-хм, - кашлянул Всеволод-старший, - Грушенька, а вот эти… м-м-м… ёмкости, это вот что?
        Покраснев как маков цвет, девушка пискнула:
        - Это вот - груздочки солёные. Оченно скусные… - тут вдруг на её лице промелькнул испуг: - Али вы грибков не любите?
        - Да почему же? - старший Всеволод вновь озадаченно хмыкнул. - А вон то?
        - Огурчики… Я в другой раз сама посолю, только ни бочки, ни соли, ни хрена, ни листа смородивого у меня нет, а эти, - она снова повела рукой, - очень хорошие… А вот тут, - показала она куда-то себе за спину, - селёдочка…
        - Тоже бочонок?
        - Да что вы! - девушка замахала руками. - Всего-то одного залома и взяла. Фунтов на десять, не больше…
        - Ага… - отец повернулся к сыну, который трясся от беззвучного смеха. - Исходя из того, что нам купила многоуважаемая фрёкен Бок… Севка, чеши в магазин. Нам - две поллитры, а девушке… Груша, вы что пить будете?
        Та принялась отнекиваться, но Волков-старший её не слушал, и велел сыну взять «для дамы на свой вкус».
        - И к чаю что-нито купи! - крикнул он вслед младшему Волкову.
        Тот на ходу кивнул и бросил не оборачиваясь:
        - Я, конечно, дурак, но не до такой же степени! - И умчался.
        Груша принялась хозяйничать: накрыла стол свежеприобретённой льняной скатертью, по краю которой разместились аляповатые ярко-красные петухи, расставила миски, расписанные странными существами таких цветов, что у Волкова невольно возникла мысль о фильмах ужасов и взрыве на малярном складе, разложила ложки, выставила грузди, солёные огурцы, разделанную, залитую маслом и засыпанную луком селёдку.
        В этот момент вернулся младший Всеволод. Он выставил на стол две бутылки водки, бутылку сладкого вина «Шемаха», небрежно бросил пару шоколадок и фунтик с пряниками, а из кармана своих галифе вытащил три гранёные стопки.
        - Папань, а надо бы и нормальной посуды присмотреть, - заметил он, с содроганием взирая на расписные миски и деревянные ложки. - А то ведь вот так…
        Закончить ему не дал свирепый взгляд отца. К счастью, Аграфена ничего не заметила: именно в этот момент она гордо выставляла на стол чугунок со щами. Старший Волков оглядел стол и вдруг резким тоном поинтересовался:
        - А почему на столе только две тарелки? В чём дело?
        - Ой, а вы когось ещё ждёте? - заволновалась Груша. Её волнение было понятно: вдруг еды не хватит на всех? Неужто она мало сготовила?
        Но тут же её волнения были развеяны словами младшего Волкова. Правда, они же послужили причиной для новых переживаний:
        - Груша, а ты что, с нами обедать не будешь?
        Девушку кинуло в жар. «За стол зовут, ещё вина взяли… Сейчас подпоят, а потом охальничать примутся, - мелькало у неё в мозгу. - Вот когда лишний червонец боком-то станет…» Она хотела сказать, что прислуге негоже сидеть за столом вместе с хозяевами, но старший Всеволод усмехнулся и предположил, что она, верно, собралась их отравить, потому и не хочет есть вместе с ними. От такого предположения Груша задохнулась и не успела опомниться, как уже сидела за столом перед новой миской, наполненной до краёв ароматными, густыми щами.
        Старший Волков ловко содрал сургуч с водочного горлышка и плеснул в обе стопки, а младший завозился с винной пробкой, пытаясь выковырять её без помощи штопора. Наконец, пустив в ход охотничий нож, он справился и наполнил стакан девушки.
        - Та-а-ак-с… - Всеволод-старший взял ложку, попробовал щи и закатил глаза: - Обалдеть можно! Как говаривала моя жена: ум отъешь, до чего вкусно. Грушенька, вы кудесница, волшебница, чародейка! Мелкий, ешь, пока не остыло. Ну, и за новую хозяйку дома!
        Стопки и стакан весело звякнули, и снова замелькали ложки.
        - Классные щи, - заметил Всеволод-младший, - только, Груша, а мясо-то где?
        - Так мясо завсегда потом подают, - удивилась девушка. - Ой, а больше-то мне и не надо, - снова начала отнекиваться она, увидев, что парень доливает ей в стакан вино.
        Но Волковы не обратили внимания на её протесты. Следующий тост подняли за Революцию, потом - за золотые руки повара, потом - за социализм вообще и за Красные державы в частности…
        Груша захмелела. Ей стало хорошо и тепло, словно дома. Всеволод Николаевич своим спокойствием, добротой и какой-то непонятной мудростью вдруг напомнил ей покойного деда, разве что был много моложе. А младший Всеволод казался не то братом, не то ухажёром. «Мелкий, - хихикнула она про себя, услышав в очередной раз обращение старшего к младшему. - Ежели эдакая орясина - мелкий, то ктой-то ж крупным станет?» Она снова выпила вина и неожиданно подумала, что если этот «мелкий» вдруг начнёт «охальничать», так она не будет очень уж против. Да и если старший решится - тоже…
        Младший Волков поднялся и подошёл к радиоприёмнику. Щёлкнул тумблером, и в комнате грянул «Марш авиаторов».
        - Севка, ты допился или просто охренел? - поинтересовался отец. - Мы что, строем тут ходить собрались?
        Тот хмыкнул и принялся крутить верньер, яростно шаря по эфиру. Но ничего подходящего для застолья не находилось.
        И тут вдруг Груша запела. Пела она какую-то совсем простенькую песенку, но у девушки оказался хороший слух и неплохой голос. Волковы дослушали до конца и даже поаплодировали. После чего младший Всеволод сел к фортепьяно:
        Прожектор шарит осторожно по пригорку,
        И ночь от этого нам кажется темней.
        Который месяц не снимал я гимнастёрку,
        Который месяц не расстёгивал ремней.
        Есть у меня в запасе гильза от снаряда,
        В кисете вышитом - душистый самосад.
        Солдату лишнего имущества не надо.
        Махнём, не глядя, как на фронте говорят.[29 - В Баснер, М. Матусовский, песня из к/ф «Щит и меч».]
        Он собирался повторить припев, но тут отец внезапно резко поднялся и хлопнул его по плечу:
        - А пойдём-ка, мелкий, покурим, а то мы тут так уже надымили, что хоть топор вешай.
        Груша хотела сказать, что они и выкурили всего-то по одной папироске, и дома у неё тятенька своей махоркой куда б?льшую вонищу разводил, но Волковы уже вышли. И тут же из-за двери раздался недовольный голос Всеволода Николаевича. Она прислушалась…
        - …молодец! Хорошую песню выбрал! «Солдат» - уже прекрасно, а как ты собираешься с «гвардейским корпусом» распутываться? Нет, мне просто интересно: как?
        - Папань, - виноватый голос Всеволода-младшего, - ну а солдат-то чем не угодил?
        - Тундра неэлектрифицированная! Серость непроцарапанная! «Солдат» сейчас - слово старорежимное. Это у капиталистов и буржуев солдаты, а в Красной Армии - бойцы. Запомни, неуч!
        И они уже снова сидят за столом. Вернее, за столом сидит один Волков-старший, младший-то снова за инструмент уселся. А у старшего в руках - гитара.
        Несколько коротких аккордов, красивый перебор, и отец и сын дуэтом запели «Тёмную ночь»[30 - Н. Богословский, В. Агатов, песня из к/ф «Два Бойца».], потом «Землянку»[31 - К. Листов, А. Сурков. Другое название песни - «В землянке».], «Эх, дороги»[32 - А. Новиков, Л. Ошанин, песня написана вскоре после окончания Великой Отечественной войны.], а после красивые, протяжные песни на смутно понятном, но точно не русском языке.
        Девушка слушала и даже всхлипнула, услышав: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага». Долго утирала слезы после слов: «Край сосновый, солнце встаёт. У крыльца родного мать сыночка ждёт» и «Тамо ми спалише цркву, у којој венчах се млад»[33 - Слова из народной сербской песни «Тамо далеко».]. От сладкого вина и негромких проникновенных голосов ей стало удивительно уютно, и она даже не заметила, как закрыла глаза и провалилась в сон.
        Утро преподнесло ей новый сюрприз. Во-первых, она проснулась в собственной постели, хотя совершенно не помнила: как она туда попала? А обнаружив себя раздетой, Груша всполошилась, но тщательно прислушавшись к собственным ощущениям и внимательно осмотрев постель, выяснила, что девичья честь не понесла ни малейшего урона. И в этот момент раздался весёлый стук в дверь.
        - Груша! - бодро позвал Всеволод-младший. - Вставай, завтрак готов. А то нам уже на работу пора…
        На завтрак оказалась вчерашняя каша, которую она просто забыла подать. Волковы залили её молоком, и все трое с аппетитом позавтракали. После чего хозяева ушли, и только тут девушка сообразила, что у неё никто так и не спросил про деньги…
        Глава 7
        Нас зовёт рабочая эпоха,
        Не боимся в мире ничего,
        Нам в эпоху эту жить неплохо,
        Просто зд?рово!
        Евгений Евтушенко
        На заводе Волковых уважали. Директор ценил инженера Волкова за то, если он говорил: «Сделаем», можно было быть уверенным: всё будет сделано точно и в срок. Если же Всеволод Николаевич говорил, что сделать что-то к сроку невозможно или невозможно в принципе, - стоило немедленно начинать искать другой путь решения. А мастера Волкова он ценил за то, что парень просто никогда не говорил «нет». Казалось, что он вообще не знает этого слова и, если надо, мог пропадать на заводе целыми сутками.
        Секретарь партийной ячейки ценил коммуниста Волкова за то, что тот никогда не проявлял «барственности», эдакого чувства превосходства к рабочим и к тем, кто меньше него понимал в химии нефти, чем грешили все остальные инженеры, даже коммунисты. Он ни разу не отказался прочитать лекцию в рабочем клубе, всегда с готовностью помогал в работе ячейки, и Куприянов уже не раз думал: как бы это половчее ввести нового человека в состав ячкома[34 - Вплоть до середины 30-х годов ХХ века так назывался коллегиальный орган управления ячеек ВКП(б) на предприятиях и в учреждениях. И только к концу 30-х название сменилось на более привычное «партком».], да так, чтобы районный комитет не придрался. Ведь Волков и приехал совсем недавно, и выговор у него за утерю партбилета, хотя и без занесения…
        А вот сын его, Всеволод Всеволодович Волков, - вот тут всё просто и понятно. Ещё годик поработает, и можно будет рекомендовать парня в Партию. И это замечательно! Растим, растим собственные кадры!
        Рабочие относились к инженеру Волкову без особой любви - строг, но уважали его за то, что тот никогда не наказывал без вины, а всегда во всём разбирался. И все на заводе - от последнего кочегара, до седых мастеров и начальников смен - знали: если есть за что премировать, Волков самого товарища Власова, директора Константиновского завода, до самых печёнок достанет, но премию тем, кто заслужил, - выбьет! Причём не всегда деньгами: вон аппаратчику со второго куба Семёну Рамзину - комнату пробил. А Семёну комната - ой как нужна была! Потому как семейство у Рамзина большое: он сам, жонка его, трое мальцов, две дочки да маманя старая. Волков месяц ходил, ругался, товарища Куприянова к себе присоединял, грозился в ЦК ВКП(б) написать - и пожалуйста! Дали к Октябрьским Рамзиным комнату.
        Младший Волков тоже заслужил уважение своих товарищей. И тем, что прекрасно разбирался в технике, и тем, что однажды вечером, когда несколько молодых рабочих решили «проучить всезнайку», зд?рово отделал пятерых молодцов. А на следующий день подошёл к ним и сообщил, что в милицию заявлять не станет, но если подобное повторится - синяками они не отделаются.
        Один из побитых пригрозил, что в следующий раз могут компанию и побольше собрать, на что Всеволод приятно улыбнулся и пообещал в таком случае позвать на помощь отца.
        - И будут в Тутаеве массовые похороны, - добавил он уже без улыбки.
        Ему поверили. Безоговорочно. И, посовещавшись, вместо отмщения предложили крепкую мужскую дружбу, вполне благосклонно принятую. Так что теперь в доме Волковых частенько бывали гости. То собиралась шумная компания молодёжи, то к старшему захаживали инженеры, да и рабочими старшего возраста хозяин не брезговал. А иногда сходились и две компании разом.
        Уже к концу второго месяца своего пребывания в двадцать девятом году Волковы вдруг ощутили некий дискомфорт. Нет, в плане жизни всё было сносно. Зарабатывали они очень прилично, да и трофейных денег осталось ещё преиз-рядно, даже при том, что валюту они пока не трогали. Бытовые условия несколько напрягали, но, в общем, могло оказаться и хуже. Водопровода в доме нет? Зато сортир тёплый и в самом доме - не надо во двор бегать. Душ отсутствует? Ничего, можно на кухне из ковшика облиться, а если вымыться - в баню. Тутаев - городок невеликий, до бани идти всего ничего, и пиво там - моё почтение! В двадцать первом веке такое если и достанешь, то за очень отдельные деньги. Здесь с продовольствием вообще всё великолепно: продукты натуральные, в самой распоследней столовке готовят вкусно и с душой, а на то, что в магазинах и на рынке продают, можно хоть весь день смотреть и облизываться! В их прошлом-будущем они такого и не видели. И стоит всё, ну если и не совсем гроши, то вполне доступно. А то, что хлеб по карточкам, - так это и пережить можно.
        Беда подкралась оттуда, откуда не ждали: скука и информационный голод. Темп жизни начала двадцатого века никак не мог удовлетворить людей начала двадцать первого. Им казалось, что все вокруг ползут, словно черепахи, никак не желая понять, что всё нужно делать быстрее, успеть побольше, ведь жизнь-то не вечная! Всеволоды несколько раз вынужденно пускали в ход кулаки - даже старший оскоромился, когда увидел четверых слесарей, заворачивавших ОДИН болт. Собственно, заворачивал его, разумеется, один из них, а остальные, сгрудившись вокруг, давали советы и ценные указания. Когда же Волков-старший спросил, почему они не занимаются своими делами, ему ответили, что всё успеют и вообще - торопиться некуда: до конца смены ещё далеко. И посоветовали заниматься своим делом, а к рабочему люду не цепляться - не те уж времена. Разумеется, все реплики пролетариев были густо пересыпаны фольклорными эпитетами и русскими народными оборотами. Результатом столь содержательной беседы стали три выбитых зуба, два вывихнутых плеча, порванное ухо и товарищеский суд. На котором инженер предоставил расчёт: чего и сколько
недосчиталась Советская власть от таких вот неторопливых работников. Представитель районной парторганизации за голову схватился, услышав итоговую цифру: «Двадцать тысяч рублей ежемесячно».
        Волкова оправдали, лентяям дали по шапке, товарищу Власову поставили на вид[35 - С т а в и т ь н а в и д - делать кому-либо официальное замечание (фразеологизм советских времён).], но практически ничего не изменилось. Разве что, заметив приближение старшего Всеволода, рабочие мгновенно прекращали болтовню, перекуры и старательно изображали кипучую деятельность. В основном поменялось что-то лишь на участке младшего Всеволода, где собрались бригады, состоявшие по большей части из молодёжи. Эти взялись за дело так рьяно, что мастер Волков В.В. постоянно упоминался в сводках не только по заводу, но иногда его фамилия присутствовала и в бумагах ВСНХ.
        Но работа не до конца помогала в борьбе со скукой и уж никак не спасала от недостатка информации. Репертуар Ярославского театра Волковы пересмотрели весь, кино было ещё немым, а это казалось просто какой-то карикатурой выросшим на цветном и широкоэкранном. В некотором смысле помогали пресса и радио: отец и сын выписали «Правду», «Известия», «Большевик»[36 - Так до 1952 года назывался журнал «Коммунист».], Daily Worker[37 - Ежедневная американская политическая газета левой направленности, созданная Коммунистической партией США в 1924 году.], Workers’ Life[38 - Газета Британской Коммунистической партии. До 1927 года называлась Workers’ Weekly.], The Communist[39 - Ежемесячное издание Коммунистической партии США.] и «Сэкки»[40 - Газета Коммунистической партии Японии. Более известна под названием «Акахата», полученном в 1945 году. И то, и другое название переводится с японского как «Красное знамя» и записывается одними и теми же иероглифами. Разница же в звучании обусловлена использованием так называемых «верхнего» и «нижнего» чтений.]. Разумеется, получали они и отраслевые издания, но… они-то как раз
им были не слишком интересны: многое там трактовалось неверно, а некоторые теории вызывали просто смех.
        И они постоянно слушали радио, причём не только советское, но и зарубежное: англоязычные передачи позволяли лучше понять картину происходящего. А понять требовалось многое…

* * *
        В 1921-м, вернувшись из заграничной поездки, принц Хирохито стал регентом Японии вместо своего постоянно болеющего отца. В недобрый час принял он власть: в Стране Восходящего Солнца всё сильнее и сильнее разгорался огонь социалистической революции. Прошло чуть более полугода с этого назначения, когда разрозненные марксистские, анархические и другие леворадикальные организации объединились в Коммунистическую партию Японии и взяли курс на присоединение к Коминтерну. А уже на Четвёртом Конгрессе Коминтерна Японскую Компартию представляла внушительная делегация, сопоставимая по численности с делегацией из Германии.
        На пленуме Исполкома Коминтерна был поднят вопрос о расширении советской помощи зарубежным коммунистическим партиям с целью свершения социалистических революций. Делегаты говорили и о надвигающейся опасности фашизма: буквально за неделю до Конгресса Коминтерна в Италии состоялся знаменитый «поход на Рим»[41 - Другое название «марш на Рим» - захват власти Бенито Муссолини и его сторонниками, произошедший 27 -30 октября 1922 года.].
        Особенно жаркие прения разгорелись при выборе точки приложения сил. Тут мнения разделились.
        Троцкий, Радек[42 - Р а д е к, К а р л Б е р н г а р д о в и ч (настоящее имя Кароль Собельсон, 1885 -1939) - советский политический деятель, деятель международного социал-демократического и коммунистического движения. Еврей по рождению, он не получил религиозного еврейского воспитания и считал себя поляком. Рьяный противник сионизма. Активный троцкист, участник многочисленных политических заговоров. Не без основания подозревался в выдаче убийцам лидера германских коммунистов Карла Либкнехта. В 1936 году арестован и осуждён, а через три года убит во время драки в камере.], Зиновьев[43 - З и н о в ь е в, Г р и г о р и й Е в с е е в и ч (настоящее имя Гирш Аронович Радомысльский, 1883 -1936) - российский революционер, советский политический и государственный деятель. Член Партии с 1901 года. Трижды - в 1927, 1932 и 1934 годах - исключался из ВКП(б), дважды восстанавливался. Выступал против Троцкого, не принимая его авторитаризма, но по своей сути всегда был и остался троцкистом. По делу «Объединённого троцкистско-зиновьевского центра приговорён к расстрелу. Приговор приведён в исполнение.] и,
разумеется, делегаты немецкой Компартии стояли за скорейшую организацию восстания в Германии. Их поддержал делегат от польской Компартии Прухняк[44 - П р у х н я к, Э д у а р д (Э д в а р д) А н д р е е в и ч (1888 -1937) - польский коммунист, революционер. Активный троцкист, чья работа в числе прочих привела к тому, что в 1938 году Коминтерн принял решение о роспуске Коммунистической партии Польши.], требовавший попутно и советизации Польши. Ленин, Куусинен[45 - Ку у с и н е н О т т о В и л ь г е л ь м о в и ч (1881 -1964) - советский государственный деятель, руководитель финского коммунистического движения. Долгое время работал на нелегальном положении в Финляндии. В 1934-м находился в СССР, будучи одним из руководителей скандинавского отдела Коминтерна.]и Шмераль[46 - Б о г у м и р Ш м е р а л ь (1880 -1941) - чешский политический деятель, основатель Коммунистической Партии Чехословакии. В 1922 -1935 годах - член Исполкома Коминтерна. В реальной истории после захвата Чехословакии фашистской Германией был вынужден эмигрировать в СССР. Скоропостижно скончался 8 мая 1941 года.] возражали, доказывая,
что Франция и Англия никогда не отдадут Германию коммунистам. «Не за то они воевали, чтобы вот так взять и за здравствуйте отдать!» - отметил в своих записках Дмитрий Мануильский[47 - М а н у и л ь с к и й Д м и т р и й (Д м и т р о) З а х а р о - в и ч (1883 -1959) - советский партийный и государственный деятель. С 1922 года работал в Коминтерне. Во время ВОВ - в Главном политическом управлении РККА. В апреле 1945 года возглавлял делегацию УССР на международной конференции в Сан-Франциско, на которой была создана ООН. Участник первых четырёх сессий Генеральной Ассамблеи ООН. После хрущёвского переворота снят со всех должностей]. Именно тогда впервые прозвучала робкая просьба Сэн Катаямы о предоставлении помощи молодой, но вполне боевой Японской Компартии. Однако тогда на эту просьбу практически никто не обратил внимания.
        В сентябре 1923 года Исполнительный комитет Коминтерна принял окончательное решение о восстании в Германии. Планировалось вооружить от пятидесяти до шестидесяти тысяч рабочих в Саксонии и Тюрингии. В качестве главной угрозы восстанию рассматривались крайне правые силы в Баварии, позиция же Рейхсвера предполагалась скорее нейтральной. В Германию было послано оружие и валюта на сумму более четырёх миллионов долларов США. Военная комиссия ЦК РКП(б) разработала план мобилизации Рабоче-крестьянской Красной Армии на случай вооружённой помощи германскому пролетариату и создания для этой цели двадцати новых дивизий.
        Дату выступления неоднократно переносили, что и стало одной из причин провала. Из-за несогласованности связи в нескольких городах не были получены приказы об очередном переносе даты. Произошли разрозненные выступления, достаточно быстро подавленные армией и полицией. Германская революция, на которую троцкисты возлагали столько надежд, провалилась.
        Так же закончились и коммунистические выступления в Болгарии, где позиции Коминтерна считались очень сильными. И в 1924 году на V Конгрессе Коминтерна делегаты уже более внимательно прислушались к призывам о всемерной помощи Компартии Японии. Тем более что к тому были серьёзные основания…

* * *

…Двадцать седьмого декабря 1923 года Наследник трона и Регент Японии Хирохито направлялся на открытие очередной сессии Парламента. Карета остановилась между дворцом Акасака и зданием Парламента, но не успел Хирохито выйти из кареты, как к нему бросился хорошо одетый юноша. Принц удивлённо поднял брови: на лице молодого человека читалась такая горячая ненависть, что, не будь он членом Правящего Дома и Наследником Престола, он бы испугался.
        Юноша одним прыжком подскочил к Хирохито, оттолкнул камердинера и, вырвав из-под пальто короткий меч, нанёс отчаянный удар. Голова принца, на лице которого сохранялось удивлённое выражение, ещё падала на землю, когда обратным движением юноша поразил клинком второго принца - Ясухито[48 - П р и н ц Я с у х и т о (принц Титуномбия, 1902 -1953) - второй сын императора Ёсихито. Младший брат Хирохито и старший - Нобухито.], сопровождавшего брата. Тела принцев ещё не успели осесть наземь, когда юноша упал на колени, распахнул пальто и вспорол себе живот тем же клинком.
        Никто не успел ничего предпринять. Внезапно рядом с истекающим кровью убийцей возник офицер в парадном мундире. Сохраняя на лице маску ледяного спокойствия, он выхватил из ножен свой клинок и, согласно обычаям сэппуку[49 - С э п п у к у (харакири) - японский обычай, ритуальное самоубийство.], отрубил юноше голову.
        Все замерли, словно булыжники в саду камней. И лишь спустя несколько минут охрана Парламента схватила офицера. Тот не сопротивлялся, а на допросе показал, что вчера вечером его друг Дайсуке Намба[50 - Д а й с у к е Н а м б а (1899 -1924) - японский студент, член Коммунистической партии Японии. Он действительно совершил это покушение, но в реальной истории оно не увенчалось успехом. Все приведённые в тексте сведения о семье и происхождении Дайсуке достоверны, описание же «мотивов» покушения взято из протоколов его допросов. В реальной истории Дайсуке Намба был казнён. После оглашения смертного приговора осуждённый воскликнул: «Да здравствует Коммунистическая партия Японии!» Родственники отказались забирать тело, и он был похоронен в безымянной могиле.], студент университета Васэда - одного из двух самых престижных частных университетов Японии, сын постоянного члена Имперского Парламента, внук генерала, награждённого императором Мэйдзи за отвагу и решительность, проявленную в войне Босин, сообщил ему о своём намерении совершить сэппуку. Юный Дайсуке сказал, что не может пережить стыда за казнь
императором Мэйдзи, которому верно служили его дед и отец, прекрасной коммунистки Канно Суга и её мужа Сюсуй Котоку.
        Офицер также сообщил, что Дайсуке взял с него клятву оказать ему честь и стать его кайсяку - другом, отрубающим голову для прекращения страданий при обряде сэппуку. И он эту клятву выполнил.
        Офицера арестовали и поместили в Токийскую тюрьму, но уже через пять дней, во время следования на допрос, группа вооружённых неизвестных отбила арестанта, и он исчез.
        Гибель регента и его брата потрясла Японию. Ставший Наследником Трона Его Императорское Высочество Принц Тэру[51 - Официальный титул принца Нобухито с 1905 по 1925 годы.] был ещё слишком молод - ему не исполнилось и девятнадцати лет. Он учился на втором курсе Военно-Морской академии и вряд ли мог взять на себя обязанности регента. Но и император Ёсихито[52 - И м п е р а т о р Та й с ё (Ёсихито) с детства страдал менингитом. Уже с 1919 года он был практически не в состоянии выполнять обязанности монарха.] не мог справляться со своими обязанностями: тяжёлая болезнь окончательно уложила его в постель. Так что Имперский Парламент, скрепя сердце, был вынужден предложить титул Регента Японии Нобухито. Который уже почти год состоял в Коммунистической партии. Впрочем, члены парламента об этом даже не догадывались…

* * *
        Когда Волковы узнали об этих событиях, сын изумлённо вылупился на отца:
        - Папань, а у нас? Ну в смысле: у нас почему такого не было?
        Тот озадаченно почесал нос:
        - Да, понимаешь, у нас вроде что-то такое тоже было… Покушение на Хирохито точно было, вот только у нас, кажись, в него стреляли.
        - А остальное?
        - Чёрт его знает, Севка. Япошки - они ребята боевитые, факт. И Компартия у них там активной была. И знаешь, что? - старший Волков снова задумчиво почесал нос и закурил. - Мне как-то попалась информация по одному коммунистическому кружку… в Токио, кажется… Так вот: в этом кружке состояли дети миллионеров, сыновья каких-то крупных чиновников и даже - токийский судья![53 - В 1923 году создаётся подпольный марксистский кружок в учёных кругах Токио. Ликвидирован он был в 1932-м. К великому шоку правящих кругов там состояли (в числе прочих): сын генерального секретаря кабинета министров Сибата, профессора Токийского университета Каваками и Сугинахара, судья токийского суда Одзаки, сын миллионера из Ниигата Касавара, сын члена палаты пэров из Сайтама Куки, сын члена палаты пэров из Окаямы Дона, дочь члена палаты пэров Аракава, дочери миллионера из Окаямы Карита и Окава, известные адвокаты промышленных корпораций Хососека и Танимура, сын губернатора префектуры Хиого Синдза.] Во как!
        - Да уж, - озадаченно протянул младший Волков. - Как же так вышло, что у нас эти ребята власть не взяли?
        Оба замолчали, переваривая новые знания. Наверное, они так бы и просидели до самого рассвета, если бы не пришла Груша и не утащила их пить чай.
        Груша совершенно обжилась в доме и Волковы всё чаще называли её «домоправительница». Иногда, правда, они именовали девушку «фрёкен Бок», чем вгоняли её в ступор. Откуда жительнице деревни было знать о похождениях маленького толстяка с пропеллером за спиной и кнопкой на пузе, если Астрид Линдгрен не то, что не задумывалась о писательской стезе, а и Линдгрен-то ещё не стала, оставаясь пока скромной фрёкен Эрикссон[54 - Знаменитая шведская писательница сменила девичью фамилию Эрикссон на Линдгрен лишь в 1931 году, когда вышла замуж.].
        Груша озаботилась дровами, которые пришельцы из будущего просто не сообразили купить заранее, приобрела полный набор разнообразной кухонной утвари, создала запасы на зиму («А как же?») и теперь каждый день баловала Волковых то настоящей кальей[55 - К а л ь я - блюдо русской кухни. Рыбный (реже мясной) суп, сваренный на огуречном или капустном рассоле.], то пирогами, то ещё каким-нибудь шедевром сельской кулинарии.
        Отец и сын не остались в долгу. После первой же «недели разносолов», невзирая на слабые протесты девушки, они утащили её в Ярославль, где полностью переодели в модную, «городскую» одежду. Они задарили Грушу подарками, каждый выходной таскали её то в театр, то в кино, то на концерт, а если ничего такого не подворачивалось - устраивали домашний музыкальный вечер с песнями и даже танцами. Вот только Груша никогда не знала: будут сегодня гости или нет? Так что приходилось угадывать, и, надо отдать должное, она почти научилась. Вот прямо с утра появлялось чувство: сегодня обязательно кто-нибудь придёт.
        В один из таких дней, когда Груша бегала точно оглашённая по базару, стремясь прикупить самое вкусное для возможной «вечорки», её окликнули:
        - Гражданочка! А не вы ли будете Груша Плотникова?..
        Участковый надзиратель Василий Семёнович Козельцов
        Работы чертовски много. И, главное, интересно отметить - больше всего работы у нас, у милиции, как раз тогда, когда все прочие граждане отдыхают. Вот хотя бы последний случай взять: на общей кухне одна несознательная гражданка затеяла в выходной день шестидневки приборку. И во время этой приборки плеснула водой на другую несознательную гражданку. Та же, будучи в рассуждении, что вода может попортить ей новые выходные туфли, отобрала у прибирающейся швабру и чувствительно этой шваброй её пихнула. А та ей за это на голову полбутылки постного масла вылила, натурально перепортив тем самым первой гражданке платье, туфли, причёску и настроение. Ну та кричать, и на кухню одновременно прибегают оба мужа. И такой между ними начинается разговор, что в результате одного мужа отправляют в больницу, а второго - в исправдом[56 - Исправительно-трудовой дом - вид исправительно-трудового учреждения. Исправдома предназначались для лишения свободы на срок свыше 6 мес. В них содержалось большинство заключённых. Направлению в исправдом подлежали лица, не представляющие особой опасности для государства, и те, для кого
не предусматривался режим строгой изоляции.]. А обе жены после этого бегают к нервному врачу и жалуются друг на друга в суд.
        Или вот ещё. Как который заболеет - завсегда к врачу побежит. А доктора потом жаловаться приходят и обратно же нас - милицию вызывают.
        Потому как ежели врач, к примеру, болезни никакой отыскать не может, то больной удивительно сильно обижается и очень на врача наседать принимается, прямо чуть не за горло хватать. Одно слово: несознательный народ.
        Я вот как раз в таких рассуждениях по осени на пристани дежурил. Конечно, пристань - место весьма бойкое, и народу там, прямо скажем, очень много. Особенно, как пароход приходит. Натурально все сразу же бежать принимаются. Те, которые приехавши, - с пароходу, а те, которым только уезжать, - на пароход. И очень от этого становится много всяческого хамства и разных слов, которых приличному человеку даже знать некрасиво, не то чтобы, к примеру, слушать или произносить.
        Как раз пришедши пароход «Товарищ Рыков». И с этого парохода народ так валом и валит. И навстречу им - тоже. Я двоих бузотёров слегка поутихомирил, одного так и пришлось в участок сопроводить. Личность у него после сшибки с приятелем была… прямо сказать: не личность, а форменное бордо. Потом старушке корзинку поднял с земли, а то по ней сапогами уже несколько граждан здоровенных таких протоптались. Та в крик, старушка то есть, что она, дескать, в этой корзинке привезла для любимой внучки яйца, а теперь у неё один сплошной гоголь-моголь получился, который внучка её совершенно не любит, и она, старушка то есть, требует, чтобы милиция, то есть я, немедля задержала того вахлака, что корзинку у неё из рук выбил, и тех, которые по неосторожности или, может, по умыслу, с какой-нибудь целью по корзинке этой ходили своими ногами. И пусть задержанные ей немедля возместят стоимость яиц, чтобы она могла купить их на рынке. И отнести своей любимой внучке.
        Я ей объясняю, что поймать и задержать я могу, вот только кого? Пусть она идёт в участок, подаст там заявление и подробно опишет: кто у неё корзинку выбил и кто её топтал. Как выглядели, сколько лет, во что одеты, борода там али усы. А ещё говорю, бывает, что кривой, к примеру, или зуб со свистом, или ещё какие приметы, чтобы ловчее значит, задерживать-то было. А она в крик: «Я жаловаться пойду! До самого главного дойду, до товарища Менжинского! До самого товарища Калинина!» Пустая бабка, несознательная.
        А как народ схлынул, смотрю - стоит. Она. У меня прямо сердце так и застыло. И даже оторвалось и провалилось куда-то. Молоденькая такая. Глаза опустила, ровно ищет на земле чего, а в руках только узелок мнёт, да сундучишко у неё ещё - вовсе дрянь, обтрёпанный, обшарпанный. А сама такая, такая…
        Чувствую я, будто внутри у меня словно праздник какой начался - сейчас демонстрация пойдёт. Нет, смекаю, так нельзя просто стоять - надо быстро знакомиться и все такое, потому что ежели, к примеру сказать, она сейчас уйдёт, так я всю жизнь себя за это корить стану.
        Подошёл, представился, и оказалось, что девушка эта приехала к своей тётке - та обещалась насчёт места ей похлопотать. Имя я её вызнал, да и помог до тётки её добраться. Сам же места себе найти не могу: как же так? Живёт совсем рядом от меня, а я её не вижу совсем.
        Ездил я к её тётке, она мне, как милиционеру, адрес-то новый и сообщила. Груша моя, оказывается, в домработницы к инженеру одному нанялась. Я к инженеру тому приходил, а ни его, ни его сына, ни Груши моей нет. Спрашиваю домохозяина, а он и отвечает, что уехали они все втроём, а вот куда - они ему не докладывали.
        Я так, честно говоря, даже затосковал и два раза в пивной крепко выпил, хотя мне, как кимовцу, это вовсе и не пристало. Но тут меня в участковые назначили, с месяц я никуда ни ходить, ни ездить не имел никакой возможности: дел много, да и Октябрьские праздники на носу. А уж в праздники у нас дел против обычных выходных - всемеро! Но какие бы дела ни были, что ни прикажут, а у меня перед глазами всё одна она стоит. Груша. И ведь понимаю, что мне, как сознательному члену Молодёжного Интернационала, не положено бы так-то вот разрюмиться, а ничего с собой сделать не в силах. До смешного дошло: на собрании в помощь японской коммунистической молодёжи выступающий спрашивает: цветок какого дерева символом у японских кимовцев содержится? И на меня так внимательно смотрит. А я хоть и знал, что это вишня ихняя, сакура которая, а возьми да ляпни: «Груша». Смеху было - не сказать. Как ещё в нашей зале потолок не осыпался?
        Но только всё одно: рано ли, поздно ли, а делам завсегда конец бывает, и случился у меня натуральный отпуск. Раздышался я да постановил сам себе: все, дорогой товарищ Козельцов, завтра же с самого утра езжай-ка ты в Тутаев да найди-ка там Грушу Плотникову. И спроси у неё серьёзно так: что она себе думает в вопросах любви, брака и общественно-политически верной совместной жизни? А не то ты, товарищ Козельцов совсем в дурачка превратишься.
        Сказал так себе да и поехал в Тутаев. И - здравствуйте, я ваша тётя: тут же почти встречаю Грушу на базаре. Только теперь она одета по моде, прямо заправская горожанка: пальтецо у неё новенькое, на голове беретка пунцовая, ботики на меху. Ходит по базару, съестное выбирает.
        Подошёл я, интересуюсь: не вы ли, гражданочка, будете Груша Плотникова? А она меня увидела - покраснела вся и отвечает:
        - Именно я. А не вы ли будете Вася Козельцов?
        Имя моё запомнила. Я как это услышал - прямо словно взлететь готов. Но взлетать не стал, а только взял её за руку. И начал с ней вежливый разговор: как живётся да не забижают ли хозяева. И тут она мне такое рассказала - я даже не верил сперва. Хозяева её оказались люди совершенно удивительные: за прислугу её вовсе не считают, а живёт она с ними, ровно одному - дочь, а другому - сестра родная. Я интересуюсь: сестра ли? А она вспыхнула да как принялась меня честить - насилу её успокоил. Оказывается, нет ни у отца, ни у сына к ней любовного интересу. А вот, однако ж, дрова ей колоть не разрешают, воду сами в дом таскают, приодели её, в театр, в музей, в кино водят. Говорят, что не правильно это, если у них домашняя хозяйка плохо одета да совсем не образована. Это, говорят, позор для них большой.
        Удивляюсь я такое слушать, но ведь понимаю: если жить по-советски, так ведь так и надо. Спросил Грушу: хозяин-то у неё партийный? Она мне рассказывает, что не просто партийный, а очень даже близкую дружбу с секретарём их заводской ячейки водит, и что иногда спорят они - только до драки не доходит, а в дому у них газеты выписывают: «Правду», «Известия», журнал «Большевик» и ещё один журнал и две газеты на иностранном языке, но тоже - партийные.
        За разговорами дошли до дома, где она теперь проживает. Груша мне:
        - Зайдите, - говорит, - товарищ Вася Козельцов, к нам. Я пока обед готовить стану, вы у меня посидите.
        И посидел я у неё. Она мясной похлёбки с галушками наварила и мне миску налила. Я съел, только нахваливал. И даже спросить осмелился: что она всё же себе думает о вопросах любви, брака и сознательной советской семьи?
        Только она мне ответить не успела: слышим - дверь хлопнула и голос в прихожей:
        - Грушенька, я дома. Обедать буду, когда сын вернётся, а пока не сочти за труд: чаю мне сделай.

* * *
        Волков-старший вернулся один. Сын с самого утра умчался в клуб: там у кимовцев подготовка к какому-то очередному мероприятию. А отец, невзирая на выходной день, отправился в заводскую лабораторию. У него родилась идея подсказать РККА рецепт напалма. Но не простого, а самовоспламеняющегося, как жидкости КС или БГС[57 - Жидкости КС и БГС - зажигательные жидкости, разработанные в СССР во время Второй мировой войны.]. Вот только использовать белый фосфор или сероуглерод ему очень уж не хотелось: связываться с токсичными веществами - слуга покорный! А белый фосфор ещё и не стабилен. «Не-е-ет, такой хоккей нам не нужен!»
        Точной концентрации солей нафтеновых и пальметиновой кислот в напалме Всеволод Николаевич не помнил, но был уверен, что значение лежит в диапазоне от пяти до десяти процентов[58 - Волков почти прав. Количество загустителя по отношению к весу горючего в напалме составляет для бензина (газолина) 4 -11 %, при этом консистенция получаемого напалма варьируется от вязкой жидкости до почти не текучего желе.], так что необходимо просто выбрать оптимальное значение.
        Над этим он и проработал полдня, а затем начал подбирать ингредиент для самовоспламенения. В качестве такового Волков, решив не изобретать велосипеда, собирался использовать сплав щелочных металлов, попутно отчаянно вспоминая: когда точно появился полистирол? Очень уж хотелось создать заодно и «Напалм-В»[59 - Напалм на основе полистирола, прилипающий даже к влажным поверхностям. «Напалм-В» характеризуется более высокой интенсивностью и температурой горения и не расслаивается при длительном хранении.].
        Натрий-калиевый сплав идеально подошёл в качестве воспламенителя. Настолько идеально, что пожар в лаборатории Волкову-старшему удалось потушить далеко не сразу. Справившись с огнём и убедившись, что ущерб, понесённый лабораторным оборудованием и запасами реактивов, минимальный, Всеволод Николаевич решил, что на сегодня с него достаточно.
        Он тщательно зафиксировал всё в лабораторном журнале, сообщил вахтёру о случившемся, затем они вместе составили акт о произошедшем, и Волков написал расписку, что готов возместить ущерб. Вахтер поудивлялся такой честности и похмыкал по поводу излишнего буквоедства, но опытный инженер, в своём далёком прошлом-будущем неоднократно общавшийся со следственными органами, трудовой инспекцией, пожарниками, экологами и СЭС, точно знал, что «чем больше бумаг, тем спокойнее заднице», и отказываться от своей полезной привычки не собирался.
        Всеволод Николаевич дождался, пока пенал с ключами не будет опечатан на вахте, и пошагал домой, по пути размышляя: что-нибудь сегодня прошло не так? Выходило, что всё хорошо, и, пожалуй, можно направлять свою рацуху[60 - Принятое в СССР жаргонное название рационализаторского предложения. В более широком смысле - любое изобретение, предложенное производственниками.] Наркому Обороны.
        За этими мыслями он не заметил, как дошёл до дома. Судя по тому, что в доме не завывало радио, не гремело пианино и не раздавался многоголосый молодой хор, - сын ещё не вернулся. Он окликнул Грушу и попросил чаю, но вместо ответа услышал какой-то странный писк. Это ему не понравилось: обычно девушка отвечала громко и многословно. «Что это с ней? Э-э-э, а уж не явился ли к нам какой лихой гость?»
        Волков метнулся на кухню, попутно заметив, где стоят топор и маленькая кочерга. «Чёрт его знает: а ну как пригодятся?» Но они не пригодились, хотя гость в кухне всё же обнаружился: крепкий, румяный милиционер с веснушчатым лицом. В петлицах Всеволод Николаевич разглядел странный значок, напоминающий геральдический щит синего цвета[61 - Приказом НКВД РСФСР № 190 от 6.01.1928 г. для милиции были введены новые знаки различия. В качестве петличных знаков различия по должностям был установлен единый знак в форме геральдического щита.]. Смущённая и испуганная Груша стояла напротив него, явно не зная, что сказать.

«Между прочим, форма милиционера ещё не делает из человека сотрудника внутренних органов, - вдруг подумалось Волкову. - Мало ли какие артисты бывают?» Вслух же он, прочно фиксируя взглядом милиционера, спросил:
        - Грушенька, скажи честно: ты ограбила банк? Нет?
        Девушка отчаянно замотала головой.
        - Убила на базаре торгаша, обвесившего тебя? Обсчитавшего? Тоже нет? - продолжал Волков. И увидев отрицательную реакцию девушки, обратился к милиционеру: - Товарищ, не знаю, как вас звать-величать: что бы ни натворила наша Груша, ни в чём серьёзном она замешана быть не может. А если штраф нужен - пожалуйста! - Все так же, не отводя глаз от человека в чёрной форме, он прикоснулся левой рукой к нагрудному карману френча и добавил: - С вас квитанция, с меня денежки.
        Козельцов непроизвольно вздрогнул. Мужчина улыбался, но глаза его оставались цепкими, холодными, оценивающими. Василий отслужил срочную службу в пограничниках и не где-нибудь - на польской границе! - так что хорошо знал такой взгляд. Так смотрят через прицел или сжимая в руке рукоять ножа. По спине пробежал предательский холодок.

«Да это ж он Грушу защищать изготовился, - сообразил он. - Неужто за мазурика меня какого принимает?»
        Очень осторожно, стараясь, чтобы не показалось, будто потянулся за оружием, он тоже поднял руку к карману гимнастёрки и вытащил оттуда свои документы, однако протянуть их страшному мужчине не успел.
        - Это ж милицейский Вася Козельцов! - воскликнула Груша.
        Волков улыбнулся и, всё ещё не отводя взгляда от милиционера, спросил:
        - Твой?
        Девушка покраснела так, что рядом с ней красный помидор показался бы белым, и кивнула. И тут же Василий увидел, как из глаз стоявшего напротив исчез лёд. Волков протянул руку, отводя в сторону протянутые документы:
        - Волков Всеволод Николаевич. А ты, значит, милицейский Вася Козельцов? - и повернулся к Груше: - А почему гость на кухне сидит? Что же это ты, хозяюшка, гостя принять не можешь? Хоть накормила?

* * *
        Через час Козельцов сидел вместе с Волковыми и Грушей за большим столом. И удивлялся. Очень удивлялся. Его принимали точно дорогого гостя. В самом деле начинало казаться, что Грушенька - просто член этой семьи. Дочь и сестра, причём любимая дочь и сестра.
        Младший Всеволод Василию понравился. Крепкий такой, здоровенный парнище. Как говорил его дед, служивший ещё в старорежимной гвардии: «Такому оглоблю дай - весь базар перебьёт!» Дед, правда, говорил это о гренадёрах, но Вася почему-то был твёрдо уверен: дай молодому Волкову ту самую оглоблю да отправь на тех самых гренадёров - уцелеют только те из гвардейцев, которые успеют разбежаться или догадаются вовремя спрятаться. А если ещё и папаша соизволят помочь - разбежаться у гренадёров не выйдет.
        Он завёл разговор на политические темы, стараясь прощупать новых знакомцев. Нет, ну а что? Интеллигенция, она - того… Не пролетарии, в общем. И хоть один из них - партийный, а другой - кимовец, надо же убедиться: не учат ли они Грушу чему нехорошему? Но стоило ему коснуться политики Партии и международного положения, как на него посыпались такие факты, что Козельцову оставалось только бледнеть, краснеть и стараться запоминать побольше.
        - …и вот что я скажу, дорогой ты наш «милицейский Вася Козельцов», пример Венгрии и Германии показывает, что неподготовленная революция обречена на провал. Получится Советская республика Лимерик[62 - Самопровозглашённая советская республика на юго-западе Ирландии, существовавшая 15 -27 апреля 1919 года в Лимерике.], и то - в самом лучшем случае…
        Козельцов, впервые услыхавший и о такой республике, и о Лимерике вообще, беспомощно развёл руками. Он-то, по наивности, попытался вызнать отношение гостеприимных хозяев к Троцкому и его оппозиции, а теперь вдруг сам как-то незаметно оказался троцкистом, а отец и сын Волковы с добрыми улыбками размазывали его точно масло по хлебу.
        Груша, которая весь день рядом с образованным и «городским» Васей чувствовала себя как-то не в своей тарелке, не удержалась и тихонечко захихикала. Козельцов не обратил на это внимания, но оба Всеволода заметили и постарались тут же повернуть разговор на другую тему, не желая обижать оказавшегося вполне симпатичным милиционера. Ну а то, что его образование находилось не то, что ниже плинтуса, а где-то в районе подвала - что ж. Парень ещё образуется, видно же, что к знаниям тянется. И вовсе он не виноват, что родился в деревеньке, где и сегодня ещё вряд ли все в курсе того, что земля круглая, а не плоская и не лежит на трёх китах.
        Старший Волков выставил на стол бутылку коньяка, Груше налили лёгкого вина, взялись за песни, и Василий с изумлением слушал проникновенные слова из будущего, которые родились в другие времена, в огне других, куда более страшных войн…
        Когда закончились песни на русском и сербском языках, Всеволод Николаевич исполнил несколько любимых им песен Ирландской Республиканской Армии. Сын взял на себя труд перевести их, и Вася с Грушей, замерев, словно мышки, смотрели на старшего Волкова, словно выплёвывающего злые слова:
        Come, tell us how you slew
        Them ol’ Arabs two by two;
        Like the Zulus, they had spears and bows and arrows;
        How you bravely faced each one,
        With your sixteen pounder gun,
        And you frightened them poor natives to their marrow.
        Oh, come out you Black and Tans;
        Come out and fight me like a man;
        Show your wife how you won medals down in Flanders;
        Tell her how the I.R.A. made you run like hell away
        From the green and lovely lanes in Killeshandra[63 - Come Out, Ye Black and Tans, иногда Black and Tans («Выходите, вы, чёрно-коричневые») - песня ирландских повстанцев, адресованная black and tans (чёрно-коричневым) - членам британской вспомогательной военизированной организации, действовавшей в Ирландии в 1920-е годы.].
        Волков-младший тихонечко, почти шёпотом, переводил:
        Давайте, расскажите, как вы задавили числом
        Всего двух старых арабов[64 - Подразумеваются события т. н. «Великой Иракской революции» 1920 года и её лидер Шейх Мехди аль-Халисси (? - 1925), а также лидер курдов шейх Махмуд Барзани (1878 -1956).],
        Которые, как зулусы, имели копья
        да луки со стрелами;
        Как вы храбро встретили каждого
        Шестнадцатифунтовой пушкой
        И запугали их до мозга костей.
        Эй, выходите, вы, чёрно-коричневые,
        Выходите и сражайтесь со мной, как мужчины;
        Покажите вашим жёнам, как вы заслужили
        медали во Фландрии[65 - Подразумеваются сражения во Фландрии во время Первой мировой войны.];
        Расскажите им, как ИРА заставила вас бежать
        от страха
        Прочь с зелёных прекрасных улиц Киллешандры[66 - Деревня на севере Ирландии, где в 1921-м произошла стычка между чёрно-коричневыми и бойцами ИРА, закончившаяся победой последних.].
        После песен старший Волков вкратце рассказал Василию и Груше историю войны за независимость Ирландии и гражданской войны в этой стране. Он описал им героическую смерть раненого Джеймса Коннолли[67 - Д ж е й м с К о н н о л л и (1868 -1916) - ирландский революционер, марксист. Один из организаторов Пасхального восстания в Дублине в 1916 году. После поражения восстания взят в плен и казнён по приговору военно-полевого суда. Поскольку из-за ранения стоять он не мог, Коннолли был привязан к стулу, после чего расстрелян.], подвиги Майкла Коллинза[68 - М а й к л Д ж о н (Ш о н) К о л л и н з (1890 -1922) - ирландский революционер, политический и военный деятель. Создатель и главнокомандующий ИРА. Отличался отчаянной храбростью, лично принимал участие в террористических операциях ИРА. Министр внутренних дел и министр финансов в подпольном правительстве Ирландской республики. После получения Ирландией статуса доминиона - главнокомандующий и председатель Временного правительства. Пытаясь предотвратить гражданскую войну, пошёл на переговоры с не признавшими англо-ирландский договор 1921 года сторонниками де
Валера, во время которых был убит.], предательство Имона де Валера[69 - И м о н д е В а л е р а (1882 -1975) - один из ведущих политиков Ирландии в 1917 -1973, автор ирландской Конституции, один из лидеров Ирландской борьбы за независимость. Возглавлял вооружённую борьбу за объединение Ирландии и националистов в Гражданской войне. Понимая, что влияние Коллинза на бойцов ИРА намного выше его собственного, предательски заманил последнего в засаду, где Коллинз и был убит. Кроме того, известен тем, что в мае 1945 года, будучи премьер-министром Ирландии, нанёс визит в представительство Германии и выразил свои соболезнования в связи со смертью Гитлера.], причем сделал это так красочно и живо, что младший Волков еле сдержал улыбку, увидев, как милиционер и девушка, сидят прижавшись друг к дружке и слушают его отца с открытыми ртами. В буквальном смысле. Впрочем, поразмыслив, Всеволод признал, что рассказ того стоил.
        Этим и закончился совместный ужин. К изумлению Василия, его оставили ночевать, постелив, правда, на кухне. Впрочем, на место в Грушиной постели он особо и не рассчитывал. А наутро он распрощался с гостеприимными хозяевами и получил приглашение заходить запросто, как выдастся свободное время. На обратной дороге в Ярославль он все никак не мог отделаться от ощущения, что старший Волков не просто так пел песни ирландских революционеров и рассказывал о великих и трагических событиях в том далёком краю. «А уж не был ли он в той Ирландии? Не видел ли все своими глазами? Да ведь он воевал там! - осенило его вдруг. - И наверняка дрался вместе с этим… как его? Михаилом Колесом! Небось, ещё сам и хоронил его - своего боевого товарища. Значит, устанавливал там Советскую власть. Вот откуда и про Лимерик знает, и про всё остальное… Вот тебе и инженер, вот тебе и интеллигент. Боец, герой, революционер!» Он вспомнил свою жалкую попытку «проверить» и устыдился так, что даже покраснел. Но потом, вспомнив добродушный тон старшего Волкова, быстро успокоился и весь оставшийся путь просто радовался тому, что судьба
свела его с таким замечательным человеком.
        Глава 8
        Мы свободное гордое племя,
        Мы боремся за каждый шаг,
        Ружья за плечи и ногу в стремя,
        Кто не с нами - тот и трус, и враг.
        Н. Богословский, В. Лебедев-Кумач Песня из к/ф «Остров сокровищ»
        Жизнь провалившихся в прошлое окончательно вошла в нормальную и спокойную колею. Они много трудились, хорошо зарабатывали, привыкли к местной пище и все реже вспоминали о благах будущей цивилизации. Старшего Волкова повысили до исполняющего обязанности главного инженера, и у него завязался ни к чему не обязывающий роман со своей секретаршей. Младшего же окончательно утвердили в должности начальника смены, и следующей осенью он, не желая уезжать от отца, собирался поступить на рабочий факультет химико-технологического института заочно[70 - В СССР в 1929 году были утверждены принципиальные основы организации высшего и среднего заочного образования. Но изначально заочное обучение вводилось только для тех студентов, которые по какой-либо уважительной причине не имели возможности регулярно посещать занятия. К тому же оно велось в основном по техническим специальностям и существовало в отраслевых втузах. Лишь 29 августа 1938 года Постановлением СНК СССР «О высшем заочном обучении» была определена номенклатура специальностей для системы заочного образования и сеть самостоятельных заочных вузов.]. Ну а
что касается личной жизни, то тут беспокоиться было не о чем: Всеволод-младший пользовался у девушек таким оглушительным успехом, что «хвататься за дробовик» скорее следовало его отцу, а не родителям потенциальных невест.
        Как и требовалось, отец и сын встали на воинский учёт. Вообще-то визит к военкому не предвещал никаких осложнений, разве что Волков-старший очень просил младшего не фигурять своими военными познаниями и армейским опытом. «Тебе только двадцать один, - пояснил он. - Здесь призыв как раз с этого возраста. Так что никак ты не мог армейской жизни хлебнуть». Всеволод-младший согласно кивнул и состроил физиономию, по его мнению, соответствующую бестолковому допризывнику, который даже ещё и духом бесплотным не стал. Отец хмыкнул, велел отпрыску пригнуться и отвесил ему лёгкий подзатыльник: «Не балуй».
        Но всё равно проблемы нашли Волковых. Младший проскочил легко: хотя программы ГТО ещё не было[71 - Г Т О (Готов к труду и обороне) - программа физкультурной подготовки в общеобразовательных, профессиональных и спортивных организациях в СССР. Официально появилась в 1931 году.], но активный осоавиахимовец[72 - Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству (сокращённо ОСОАВИАХИМ, ОАХ) - советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая в 1927 -1948 годах.], отличник боевой и физкультурной подготовки, чемпион города по освоению автомобиля, винтовки и пулемёта стал желанным гостем тутаевского Военного комиссариата. Буквально через несколько минут призывник первого разряда Волков В.В. вышел к отцу и «обрадовал» его тем, что, невзирая на его не вполне пролетарское происхождение, в самое ближайшее время он окажется в рядах РККА.
        - Пойдёшь? - почесав нос, спросил старший Всеволод. - Или бронь от завода выбить?
        - Да ладно, бать, - усмехнулся младший. - Ну схожу ещё раз. Наверняка сразу сержантом сделают.
        - Не-а, - на сей раз усмехнулся отец. - Не сделают. Сержанты ещё не скоро в Красной Армии появятся. А вот командиром отделения или помощником командира взвода - легко.
        И оставив сына размышлять о странностях систем воинских званий в разные времена, он вошёл в кабинет военкома. Вот тут-то и начались проблемы…

* * *
        - Разрешите?
        - Вы ко мне, товарищ?
        - Так точ… Тьфу, то есть, да[73 - До войны в Красной Армии не только не использовались привычные нам «уставные» обороты речи, но напротив - с ними активно боролись, считая их пережитками старого режима. Волков-старший знал об этом, но, оказавшись в армейской среде, не сумел преодолеть укоренившуюся привычку.].
        Военком встал и оглядел нового посетителя. Тот, в свою очередь, разглядывал хозяина кабинета и вдруг улыбнулся.
        - Что-то не так?
        - Всё так, товарищ военком. Просто, если бы я не знал совершенно точно, что братьев у меня нет, - решил бы, что встретил блудного сына своего отца.
        Тутаевский военком товарищ Карпухин оглядел себя, Волкова-старшего и рассмеялся. Оба - крепкие мужики чуть выше среднего роста, примерно сорока лет от роду, бритые наголо. Разве что один был в форменной гимнастёрке, а второй - во френче. Но эта разница в глаза не бросалась, и могло показаться, будто военком смотрится в ростовое зеркало.
        Отсмеявшись, Карпухин поинтересовался:
        - Воевал?
        - Воевал.
        - Офицер?
        - Прапорщик военного времени.
        - Пехота?
        - Артиллерия.
        В Гражданскую Карпухин командовал батареей, побывал начартом бригады и даже дивизии. Военком окинул Волкова-старшего внимательным взглядом. «Артиллерист, говоришь? Проверим-ка тебя…»
        - А ну-ка, товарищ, пошли со мной…
        В соседнем помещении, широком и просторном зале, на столах у стен лежало с полдесятка винтовок, стоял пулемёт «Максим», а в центре привольно расположилась гаубица. Увидев это великолепие, Волков только присвистнул, а Карпухин, указав на орудие, тоном гостеприимного хозяина произнёс:
        - Прошу.
        - В смысле? - растерялся Всеволод Николаевич. - Мне что - стрелять?
        Положим, широкое одноэтажное здание военного комиссариата с лёгкой крышей могло послужить неплохим укрытием для гаубицы, но стрелять в городе - это всё-таки чересчур.
        - Без пальбы, пожалуй, обойдёмся, - усмехнулся военком. - Мы с тобой так поступим: я тебе вводные выдам, ты - действуй. А я погляжу.
        Волков-старший подошёл к орудию, положил руки на маховички наводки, попробовал, повернулся к Карпухину:
        - Позиция открытая, закрытая?
        - А что?
        - Если закрытая - буссоль давай.
        Военком хмыкнул:
        - Уже неплохо. С буссолью работать, значит, можешь? Добре. Буссоль у тебя сорок четыре. Вон там, - рука указала на пятиглавый четырёхстолпный двухъярусный Вознесенский собор в окне, - вражеская батарея. Две трёхдюймовки нашим шрапнелью вздохнуть не дают. Действуй.
        Волков почесал нос. «Карту бы да артиллерийский круг, - подумал он. - Ладно, обойдёмся и так…» Повернулся к военкому.
        - Будешь передовым наблюдательным работать. Ну-с, приступим… - он приосанился, расправил плечи. - По вражеским орудиям. Гранатой. Взрыватель осколочный. Заряд пятый. Буссоль сорок четыре. Уровень, - он поднял руку, прикидывая высоту собора, - тридцать пять. Прицел пятьдесят четыре. Первому, один снаряд - огонь!
        Карпухин кивнул головой:
        - Влево один ноль-ноль.
        - Принято. Правее ноль семьдесят. Огонь!
        - Недолёт!
        - Прицел шестьдесят. Огонь!
        - Вилка!
        - Прицел пятьдесят восемь. Огонь!
        - Перелёт!
        - Прицел пятьдесят шесть. Батареей огонь!
        - Очередь. Второе ближе.
        - Батарея, свести ко второму! Огонь!
        - Недолёт!
        - Прицел пятьдесят семь! Три снаряда, беглый огонь!
        Карпухин усмехнулся:
        - Лихо ты, товарищ Волков. Считай, пушечки у них накрылись. Ты где в Гражданскую-то воевал?
        Всеволод Николаевич замер. «Вот же, дурень старый, - вихрем пронеслось в голове. - Расхвастался, хвост распустил. Ну и что теперь отвечать? Сейчас ляпнешь чего, а этот Карпухин и скажет: я, мол, тоже там был. Начнёт товарищей вспоминать, вот и влипну я по самую маковку. И будешь потом в ГПУ объясняться… А если сказать, что за белых был? Тоже хреново: спросит, в каком лагере сидел? И что отвечать? Постой-ка… А если?..»
        Волков опустил голову:
        - Видишь, товарищ… Тут такое дело… У Махно я был… Нет, потом сам ушёл. Надоел мне этот бандюган…
        - У Махно? - удивился Карпухин. - А разве у махновцев гаубицы были?

«Твою мать! И тут прокол!»
        - Слушай, товарищ дорогой, - военком уставился на старшего Всеволода тяжёлым, давящим взглядом. - Ты мне давай, не финти тут. Артиллерист ты, ясное дело, важный. С белыми не вязался - партстаж я твой видел. Прапорщик батареей командовать не мог, а ты мне тут высший класс показал. Сходу. Так что, давай, рассказывай…
        И тут Волкову пришла в голову спасительная идея. Он чуть подался вперёд и, слегка понизив голос, произнёс:
        - Видишь, товарищ Карпухин, какое дело… Попал я в пятнадцатом в плен, бежал и к сербам прибился. Дрался вместе с ними, до капитана у них дорос, а потом меня англичане на Западный фронт забрали. И попал я к ирландцам. Оттуда вместе с ребятами-республиканцами дезертировал и в Ирландскую Республиканскую Армию пошёл. Воевал за независимость Ирландии, потом - в их гражданской войне. Вот там и батареей покомандовал, и вообще - много чего было…
        - Иди ты! - опешил Карпухин. - Вон оно как! Ну, видать, помотало тебя по свету. А я вот дальше Туркестана и не был нигде…
        Следующие полчаса Волков рассказывал про Ирландию, потом был поставлен на учёт в запас командирского состава первой категории и получил официальное приглашение прочесть сотрудникам военного комиссариата лекцию о положении в Ирландии.
        Всю дорогу до дома Всеволод-младший подтрунивал над отцом, слегка обалдевшим от такого поворота дел. Но обсудив всё спокойно, оба пришли к выводу: никаких серьёзных последствий эта ошибка за собой не повлечёт. В те времена и чуднее истории случались…

* * *
        Новый тысяча девятьсот тридцатый год Волковы, к изумлению всех знакомых, решили встретить в традициях своего времени: с ёлкой, подарками, кучей гостей, бенгальскими огнями, салатом оливье и мандаринами. За последними пришлось ехать в Ярославль, в магазин Торгсина[74 - То р г с и н (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами) - советская организация, занимавшаяся обслуживанием гостей из-за рубежа и советских граждан, имеющих «валютные ценности» (золото, серебро, драгоценные камни, предметы старины, наличную валюту), которые они могли обменять на пищевые продукты или другие потребительские товары. В реальной истории создана в январе 1931 года, ликвидирована в январе 1936 года, но в альтернативной реальности могла появиться раньше из-за сближения с Японией.], и к тому же рисковать, объявляя свои валютные запасы, но отец и сын единодушно постановили: дело того стоит! Запах мандаринов и хвои напоминали о том, другом доме в совсем другом мире и другом времени…
        Бенгальские огни сделали после работы, в лаборатории, благо старший Волков помнил состав. Вышли они кривовато, да и вместо проволоки пришлось использовать лучинки, но все равно вышло здорово.
        Старшее поколение приглашённых оценило ёлку, позолоченные орехи и конфеты на ветках, хотя коммунисты и комсомольцы демонстративно кривились, показательно брезгуя «старорежимным религиозным праздником». Правда, ярко-красная звезда, украшенная серпом и молотом, водружённая на верхушку зелёной красавицы, несколько примиряла политически грамотных, идейных гостей со своим существованием, хотя товарищ Куприянов в личной беседе с Волковым-старшим всё-таки выговорил тому, что «Рождество и прочие религиозные праздники недостойны советского человека». Но никаких взысканий не наложил, с удовольствием дегустировал коньяк и с воодушевлением подпевал хозяевам, а залитый майонезом оливье наворачивал так, что за ушами трещало. А в полночь все поздравляли друг друга, а потом лихо отплясывали, размахивая зажжёнными бенгальскими огнями во дворе.
        Козельцов прострадал три дня в мучительной борьбе между личным отношением к Волковым и долгом комсомольца и сотрудника милиции, как он его понимал. В конце концов, считая себя чуть ли не Иудой Искариотом, Василий всё-таки сообщил куда следует о своём участии в «буржуазном празднике». Однако он подчеркнул, что праздник считался встречей Нового года, и дал обоим Волковым самые лучшие характеристики. Отдельно Вася указал, что в доме хранятся пистолет и револьвер английского производства и высказал своё предположение об участии Волкова-старшего в Ирландской войне за независимость. Косвенными доказательствами Василий считал именно это не очень-то распространённое в России оружие и свободное владение Всеволодом Николаевичем английским языком. Он просил, даже настаивал, что никаких мер к Волковым принимать не требуется, но в глубине души прекрасно понимал: его просьбы и требования ни на что не повлияют: как в ГПУ решат - так и будет.
        Нужно отдать должное сотрудникам ГПУ: сообщение участкового надзирателя Козельцова не отложили в долгий ящик. Материалы направили в Иваново-Вознесенск[75 - Так в 1871 -1932 годах назывался город Иваново.], в областное[76 - С 14 января 1929 года по 11 марта 1936 года в составе РСФСР существовала Ивановская Промышленная область, в которую входили Александровский, Владимирский, Кинешемский, Костромской, Рыбинский, Шуйский (сперва недолгое время Иваново-Вознесенский) и Ярославский округа.] ГПУ, где и приняли решение о проверке. Никто не сможет сказать с уверенностью, почему в области решили не доверять такое дело сотрудникам из заштатного Тутаева и отправили на место своего проверяющего…
        Помощник уполномоченного областного КРО ГПУ[77 - Должностное звание (не персональное!) в органах ГПУ в конце 20-х - начале 30-х годов ХХ века, соответствующее VII категории. Знаком различия являлась одна шпала в петлице. КРО - контрразведывательный отдел.] Регер Макс Фридрихович
        Выезд на место - всегда серьёзно. Даже если на первый взгляд ничего особенного не предвещает. Оно конечно: праздновать Рождество для коммуниста и кимовца - не самое лучшее занятие, но… Если разобраться, то кому из нас не хочется хоть на минутку снова побыть ребёнком? Вспомнить запах печенья, которое печёт матушка, снова почувствовать запах табака из батюшкиной трубки и испытать судорогу восторга, увидев под ёлкой деревянную лошадку?
        Но если буржуазное Рождество празднует человек, который работает на стратегически важном заводе и который втягивает в это празднование сотрудников Рабоче-крестьянской милиции - пусть даже и одного! - это уже попахивает диверсией против Советской власти. Вернее сказать, не попахивает, но вполне может таковой диверсией оказаться.
        Только Тутаев - город маленький. Как говорится, заштатный. А проще: дыра дырой. Да ещё и по обеим берегам Волги. Моста нет и не предвидится. Летом - паром, а сейчас - пожалуйте по льду. И что совсем нехорошо: объект - на одном берегу, а местное отделение ГПУ - на другом. Правда, помочь местные почти ничем не могут: силёнок маловато. Затребовал у здешнего начальства четверых помощников - дали двух. Извинились: сотрудников не хватает. И понять можно, и трудности их к моему делу не подошьёшь.
        Первого из прикреплённых я на завод отправил, в Константиновский. Наказал собрать все, что в особом отделе завода на этого Волкова есть. И чтобы ещё в заводскую ячейку заглянул: там тоже много интересного отыскать можно, если с умом подойти. Второго - к военкому послал. У краскомов тоже что-нибудь да найдётся. Если, конечно, опять же - с умом искать.
        Вот только ума у местных сотрудников не нашлось. Прямо как совести у мировой буржуазии. С завода принесли отписку, бумажку формальную: всё хорошо, замечательный мужик, а если про него говорят, что слесарям каким-то морды начистил, так, во-первых, это не правда, во-вторых, в тот день его и вовсе на заводе не было, а в-третьих - по шее он им дал исключительно за дело. И их потом ещё и премии лишили. Вот сиди и думай: какие-такие слесаря, и что там с ними стряслось?
        Из партийной ячейки тоже интересную писульку дали. Выговоров у тов. Волкова отродясь не было, а тот, который был, так и без занесения, и снят давно, и вообще - не виноват тов. Волков, что их с сыном в поезде обокрали. Впору волком завыть: какой выговор, кого обокрали, в каком поезде?! Я ведь не характеристику заказывал, а поговорить по душам: может, и вскроется чего.
        Из военного комиссариата и вовсе такое пришло, что я за голову схватился. «Тов. Волков В.Н., герой ирландской революции (о чём справка в деле подшита), состоит в резерве среднего комсостава РККА по первой категории. К сборам привлекается наравне с переменным начальствующим составом территориальных частей». Черным по белому, да ещё и с красной печатью. И всё. Мне для чего знать, как он на сборы привлекается? Я про что узнать требовал?
        Именно этот вопрос я и задал своим прикреплённым. Стоят, глазами лупают. Хотел я их на родном немецком языке отправить по всем известному адресу, а потом по-русски уточнить, чтобы не промахнулись, да передумал. Чего с них возьмёшь? Плюнул и пошёл сам все материалы собирать.
        На заводе мне всё рассказали, как положено. Волков и впрямь толковый инженер: и какие-то режимы каких-то там кубов улучшил, из-за чего выход чего-то такого увеличился, а потери наоборот - снизились. И плюх он слесарям выдал - моё почтение, но ведь за дело. За дисциплину человек душой болеет.
        Секретарь партячейки тоже только хвалы ему поёт: и лекции-то Волков читает, и на все общественные дела средства сдаёт в первых рядах, и когда ни попроси - выйдет не в свою смену, допоздна задержится, если для дела нужно. Честно скажу: нравиться он мне начал. Человек на своём месте, делом занят и дело своё любит. Надёжный товарищ, одним словом. И вот это меня насторожило. Хуже нет, когда подозреваемый тебе становится симпатичен. Становишься пристрастным, а ещё Феликс Эдмундович учил: ты должен работать с холодной головой. Никогда не поддавайся ни вражде, ни симпатии к объекту разработки.
        Вот с такими мыслями я и отправился к военкому. Сперва он меня развеселил. Ирландская революция, надо же! Откуда он такой дури нахватался? Битый час рассказывал мне, как Волков воевал в Ирландии, словно был там вместе с ним. Я по телеграфу заказал всё, что у нас есть по войне за независимость и гражданской войне в Ирландии. Объем полученных материалов был невелик, но то, что я прочитал, полностью совпадало с рассказами этого Карпухина. Так что ж это? Волков что, впрямь в Ирландии вместе с Майклом Коллинзом сражался?
        А уж вовсе меня домохозяин его добил. Прихожу, представляюсь, завожу разговор о жильце, а он мне с ехидцей так и отвечает:
        - Что же это, товарищ. Своих уже клевать начинаете? Ну правильно. Ещё Верньо сказал:

«Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей»[78 - В е р н ь о, П ь е р В и к т ю р н и е н (1753 -1793) - французский политический деятель, революционер и выдающийся оратор; глава партии жирондистов. Авторство этого крылатого выражения подтверждает «История жирондистов», однако часто её приписывают Дантону или Демулену.].
        У меня от такого волосы под фуражкой дыбом поднялись.
        - Кого это вы, гражданин, «своими» считаете? Уж не себя ли?
        - Нет, - отвечает. - Волкова, Всеволода Николаевича. Он ведь тоже из ваших. Чекист.
        Вот тут я и вовсе опешил. Стою, понять не могу.
        - Извините, - говорю, - гражданин. Это вы так шутите? С чего это вы взяли, будто товарищ Волков - чекист? Он что: сам вам так представился?
        А тот только рукой машет:
        - Тоже мне, секрет Полишинеля. Ну не представлялся, конечно, да только и мы, чай, не без глаз. Видеть умеем.
        Насел я на него: говори, морда буржуйская, с чего ты взял, что это чекист? Ну он и рассказал: ходит так, словно чекисты, - всё военное, да полувоенное, да весь в коже. И взгляд у него цепкий, словно врага везде выискивает. И говорит так вежливо, да всё - с подходцем, с зацепочкой. А потом добавил, что вот таких цепких и вежливых очень он хорошо ещё по Гражданской запомнил. И все они, как один, - в ЧК служили.
        Пришёл я в кабинет, что мне товарищи выделили, сел за стол и понял: нет решения. Ничегошеньки мне всё, что узнал, не дало - только дело в конец запуталось. Ну а раз так - надо его к себе повесткой вызывать. Здесь и поговорим…

* * *
        Волков-старший вошёл в здание городского отдела ГПУ, предъявил дежурному повестку, выяснил, в каком кабинете его ожидает товарищ Регер и поднялся на второй этаж.
        - Разрешите?
        - Прошу. Вы кто?
        Волков поздоровался со средних лет блондином в кожанке поверх гимнастёрки, представился и положил на стол повестку:
        - Чем обязан?
        Регер, в свою очередь, оглядел Волкова с головы до ног, указал на стул и вдруг спросил:
        - Вы совершенно не волнуетесь. Почему?
        Волков сел, устроился поудобнее.
        - А почему я должен волноваться? Вряд ли это арест - вы бы тогда за мной сами приехали. Да и для серьёзного допроса этот кабинет никак не подходит. Вот если бы в меня в подвале встречали, да ещё с двумя-тремя сотрудниками, появился бы повод для волнения. Так я слушаю вас, товарищ Регер.
        Макс Фридрихович задумался. Он предложил Волкову папиросу, но тот отказался, предпочтя свои.
        - Интересный у вас портсигар, - заинтересовался Регер, разглядывая массивную серебряную вещь, на крышке которой красовались три богатыря.
        - Память о жене.
        Контрразведчик кивнул, а потом снова спросил:
        - Как вы думаете: зачем вас пригласили?
        - Ну вариантов два. Вы не здешний. Командировочный. Из Москвы или из Иваново-Вознесенска. Шансы один к четырём…
        - Стоп! - поднял руку Регер. - С чего вы взяли, что я не здешний? Вы что, знаете всех сотрудников ГПУ города в лицо?
        - Нет, разумеется, - улыбнулся Всеволод Николаевич. - Хотя их здесь не так много, и я мог бы при желании запомнить их всех. Но тут другое. Дежурный внизу, взяв мою повестку, сразу повторил вашу фамилию - не самую привычную для русского уха, но задумался, вспоминая, в каком вы кабинете. Вы следователь, и если бы были здешним - за вами был бы закреплён кабинет, номер которого у остальных отскакивал бы от зубов. Временный же кабинет бывает только у командировочных. Все просто, не так ли?
        - Неплохо, - вынужден был признать Регер. - Так я из центра или из области?
        - Видите ли, я отправлял докладную на имя наркома обороны товарища Ворошилова. Если бы вы были из Москвы, то пришли бы сразу на завод и беседовали бы со мной там. Но мы здесь. Так что восемьдесят процентов за то, что вы из области.
        - Почему только восемьдесят?
        - Ну тут вот какое дело. Я предлагал новый состав огнесмеси для огнемётов и авиабомб. Насколько я могу судить, состав совершенно новый. Но я могу и ошибаться. Тогда становится понятным, почему встреча не на заводе, и теперь вы хотите знать: сам ли я додумался или пытаюсь присвоить себе чужие лавры? - Волков усмехнулся уголком рта. - Только, скорее всего, вы всё-таки из области. И приехали разобраться с каким-то «сигналом с места».
        - Ну что же, - контрразведчик развёл руками. - Сдаюсь. Всё так и есть. Пришла к нам информация, что вы устроили встречу Рождества. Что, согласитесь, как-то не вяжется с вашим членством в Партии.
        - Боюсь, что вас ввели в заблуждение, - теперь развёл руками инженер. - Мы встречали Новый год, а не праздновали Рождество. Кстати, ёлку мы выбросили именно седьмого января.
        - Может, вы встречали католическое Рождество?
        - Опять мимо. Украсили ёлку мы тридцать первого декабря.
        - Слушайте, Волков, а почему вообще ёлка? Что за блажь?
        Всеволод Николаевич улыбнулся. Хорошо, открыто…
        - Знаете, вдруг захотелось вспомнить детство. Ёлка, мандарины, музыка, бенгальские огни… Иногда стоит потакать своим желаниям, а?
        Регер внезапно остро пожалел, что сам не был на этом празднике. Он вспомнил, как они вместе с братьями, сёстрами, кузенами и кузинами стояли возле ёлки и пели рождественские песни, папенька играл на фисгармонии, а маменька разливала по чашкам горячий, сладко пахнущий глинтвейн…
        Но тут же отогнал от себя эти воспоминания и принялся расспрашивать об Ирландии. И почему-то очень интересовался: насколько близок Волков был к Майклу Коллинзу? Сперва Всеволод Николаевич удивился такому настойчивому интересу, но затем вспомнил курьёзную историю, связанную с Коллинзом и финансами.
        - Вас интересует судьба бриллиантов, отданных в залог за заём?[79 - В 1919 году Советская республика предложила Коллинзу драгоценности императорского дома (бриллианты с Большой императорской короны) в обмен на денежные средства (заём в 25 000 USD от Ирландской Республики). Бриллианты были переданы Гарри Боланду, близкому другу и соратнику Коллинза. В дальнейшем Боланд погиб в ходе гражданской войны в Ирландии, но успел передать драгоценности на хранение своей матери с тем, чтобы отдать их только после возвращения к власти ирландских республиканцев. После многих перипетий драгоценности вернулись в СССР только в 1950 году.] - спросил он как можно более небрежно.
        Контрразведчик задохнулся и смог только кивнуть. Волков как мог подробно изложил всё, что помнил об этой истории.
        - Так что сейчас драгоценности у миссис Боланд, а вот где она их хранит, я - увы! - не имею ни малейшего представления.
        Регер достал платок и вытер покрывшийся испариной лоб. «Вот это да! - думал он. - Вот это да! Вот так и бывает: приехал по мелкому делу, а тут - такое!..» Тут вдруг мысли его перескочили на другую стезю, и он посмотрел на своего собеседника уже с профессиональным интересом.
        - Слушай, товарищ Волков, а давай-ка теперь начистоту, - произнёс он медленно. - Ты ведь у Коллинза не только артиллерией командовал, а? Он ведь министром внутренних дел Ирландской Республики был, а ты… - он замолчал, подбирая слова, и наконец чётко отрубил, - В ирландской ВЧК служил? Ну только не врать!
        Волков обречённо помолчал, а потом, решив, что судьбу не перебороть, кивнул:
        - Заметь, это ты, товарищ Регер, сказал…
        - А чего сразу к нам не пришёл, чудак-человек?
        Волков вздохнул. Ему вдруг показалось, что он явственно слышит треск тонкого льда под ногами.
        - Я в СССР по фальшивым документам въехал. Пробирался из Ирландии через Соединённые Штаты, а потом - во Владивосток, - ответил он наконец. - Ну и решил, что у вас… у нас за такое по головке не погладят.
        - Ну вообще-то, правильно, - кивнул головой Регер. - Но ведь мог всё объяснить. Неужели бы товарищи не поверили?

«Я сам в эту херню поверить не могу!» - тоскливо подумалось Всеволоду-старшему. Но вслух он сказал:
        - Знаешь, товарищ Регер: я, если честно, во как навоевался! - он чиркнул ладонью по горлу и продолжал: - Захотелось немножко в мире пожить, когда револьвер под подушку на ночь не суёшь. И потом, инженер я вовсе не плохой…
        - Устал, говоришь? - Макс Фридрихович покачал головой. - Добро, насильно тащить тебя не станем. Но надумаешь - обращайся. Да и мы с тобой ещё свяжемся. Таким кадрами разбрасываться нельзя. Нам, дорогой товарищ, этого Советская власть не простит…
        Часть вторая
        Полыхают дальние зарницы
        Они ненавидят Советскую власть, ненавидят трудящихся, создавших эту власть, хотят гибели нашей потому, что наши земли, фабрики, заводы и власть отняты нами в октябре 1917 года у богатеев, бывших хозяев всего народного достояния.
        «Рабоче-крестьянская Красная Армия» (пособие политрукам)
        Глава 1
        Все больше убеждаемся,
        как верна пословица
        «Солдатами не рождаются -
        солдатами становятся».
        Из песни «Неплохо для начала», ВИА «Калинка»
        Дом Волковых заслуженно пользовался славой самого гостеприимного в Тутаеве. Маленький городок, в котором и десять тысяч жителей можно было насчитать только спьяну, когда, забывшись, посчитаешь кого-то дважды, уже привык, что на этой квартире стихийно организовались филиалы рабочего клуба, партийной и кимовской ячеек, лектория и клуба по интересам. И потому к Волковым гости шли чуть только не табуном. Просили помочь в своих проблемах, заходили поделиться своими радостями, забегали просто так - развеять скуку и поговорить с умными людьми. Надо признать: тутаевцы были глубоко порядочными, а потому не считали возможным приходить с пустыми руками. Приносили всё что угодно: от громадного налима до горшочка с мёдом и от каравая заварного хлеба до полумешка картошки. От этих подношений Груша, уже совершенно обжившаяся в городе, иногда хваталась за голову, пытаясь сообразить: «Куды ж эдакую силу харчей девать?» - но старательно жарила, варила, парила, строгала бутерброды и по пяти раз на дню ставила самовар. И в глубине души ужасно гордилась своей ролью хозяйки такого замечательного дома.
        Ведь теперь торговцы на рынке разве в пояс ей не кланялись и скидывали цены чуть только не в половину. Кроме того, к немалому своему изумлению, девушка совершенно неожиданно оказалась чем-то вроде третейского судьи для базарного сообщества, и теперь её частенько зазывали для определения честной цены или степени свежести спорного товара. А все потому, что вслед Груше шептались, будто она спит с обоими Волковыми: и со здоровенным и высоченным младшим, у которого каждый кулачище - верный пуд, и со старшим - свирепым чекистом, который чуть ли не самого Дзержинского заморским премудростям обучал. Ведь после визита в Тутаев товарища из областного ГПУ по городу пополз слушок о том, что Волков-старший - старый чекист и что его былые соратники решили проверить: как там их боевой товарищ устроился, и не зажимают ли его в плане бытовых условий? Не чинит ли ему кто-нибудь на свою голову каких препятствий или бог весть ещё чего? Слухи ширились, обрастали чудовищными подробностями, и вскоре вся округа судачила о прибывшей в Тутаев по зиме специальной комиссии из Центрального аппарата ГПУ, тщательно
обследовавшей условия жизни инженера Волкова и его сына и арестовавшей по результатам своей деятельности аж несколько сотен бедолаг, имевших несчастье чем-либо не угодить грозному Волкову.
        В марте, кроме шумно и бурно отпразднованного Международного женского дня, во время которого Груша впервые сидела за столом словно гостья, а оба Волковых и Вася Козельцов сами приготовили угощение и шустрили вокруг девушки, точно заправские официанты, пришёл ответ на отправленную в Наркомат Обороны докладную. В опечатанном сургучом пакете содержалась благодарность от Ворошилова, а также извещение о том, что новые конструкции предложенных ранцевых огнемётов и зажигательных авиабомб приняты Наркоматом тяжёлой промышленности к немедленному производству. И в довершении всего - Указ о награждении тов. Волкова В.Н. орденом Трудового Красного Знамени, согласно статуту «за изобретения и рационализаторские предложения, имеющие большое технико-экономическое значение и за большие заслуги в укреплении обороноспособности страны». На следующий день на обоих Волковых и, к немалому удивлению девушки, на Грушу посыпались поздравления. В их числе пришла и телеграмма из областного Управления ГПУ, после чего статус всех троих взлетел чуть ли не до небес.
        На заводе затосковали. И директор, и секретарь партийной ячейки сразу поняли: долго Волков-старший у них не останется. Рассчитывали, правда, что хоть младшего удастся удержать, но именно в этот момент грянула ещё одна новость: младшего Волкова призывают в ряды Красной Армии. И не в территориалы[80 - Декретом ЦИК и СНК СССР от 8 августа 1923 года «Об организации территориальных войсковых частей и проведении военной подготовки трудящихся» часть войск РККА была переведена на территориальный принцип комплектования и сокращённые штаты. Эти войска имели ограниченную боеспособность, т. к. их личный состав не служил постоянно, а периодически призывался на краткосрочные сборы. В противовес этим частям имелись кадровые части, комплектовавшиеся личным составом, постоянно служившим по месту дислокации.] - в кадровый состав!
        Груша, как и полагается деревенской девушке, решила повыть, но её уговорили этого не делать. Отец и сын выделили денег на соответствующий стол, пригласили гостей, но в последний момент выяснилось, что старший Волков присутствовать не сможет: его вызвали в областной центр для вручения ордена. Так что гранд-пьянка, именуемая в России во все времена «проводы», прошла без участия, руководства и надзора старшего поколения. Что и привело к ожидаемым последствиям. В дальнейшем Всеволод-младший помнил только, что выпил подряд три стакана водки - за Коммунистическую партию, за Красную Армию и за героического отца. Дальнейшее отложилось в памяти смутно. Что-то пел, с кем-то целовался, а Вася Козельцов, кажется, учил его стрелять из своего милицейского «Нагана». Кажется, даже птицу какую-то подстрелили, но была это ворона, галка или просто чья-то курица, он не смог бы вспомнить и под угрозой расстрела.
        Утром девятого апреля к двум полуторкам, что должны были отвезти призывников в Ярославль, Всеволод-младший пришёл в компании не вполне трезвой Груши, нёсшей заботливо собранный громадный вещмешок, и постоянно падающего Васи, пытающегося вместе с тем орать: «Как родная меня мать провожала». Остальные призывники, общим числом девятнадцать человек, выглядели не лучше, а их провожающие - пожалуй и похуже.
        На коротком митинге пьяные до изумления призывники, покачиваясь, выслушали наказы представителей Горисполкома, партийной и кимовской ячеек, напутствие заводского руководства и ветеранов Гражданской войны. После чего с трудом погрузились в грузовики, где и пали, сражённые мертвецким сном.

* * *
        Всеволод очнулся от ощущения Сахары во рту и колокольного перезвона в голове. С трудом поднялся, нашарил свой вещмешок, вытащил флягу с домашним Грушиным квасом и с жадностью присосался к горлышку. Алкогольный туман медленно, но верно отступал под натиском животворящей влаги.
        - Мать моя! - прокомментировал парень своё состояние. - Второй раз - и то же самое. Ну и кто я после этого?
        - А? - проснулся кто-то из товарищей. - Чего?
        - Ничего, боец, - хрипло произнёс Всеволод. - Спи дальше. - И снова прильнул к фляге.
        Постепенно в голове стало проясняться. Парень оглядел себя и убедился, что ничего не забыл и ничего не потерял. Вытащил из кармана пачку папирос, закурил и подставил лицо набегающему потоку воздуха. Ветер, квас и довольно прохладное утро сделали своё дело, и на сборном пункте Всеволод уже молодцевато выпрыгнул из кузова, стоял на ногах твёрдо и, по не успевшей ещё выветриться армейской привычке, «ел глазами начальство».
        Начальство всегда замечает таких бойких и бодрых, а потому краском с двумя прямоугольниками в петлицах[81 - Знаки различия, обозначающие восьмую категорию должности военнослужащего. Это помощник командира полка и ему равные должности.] подозвал Волкова к себе и назначил старшим, приказав привести «товарищей призывников» в «подобающий вид». Сам же Всеволод мысленно охарактеризовал своих товарищей несколько иными словами, на его взгляд, куда больше соответствовавшими состоянию членов пьяной команды.
        Выслушав приказ, он чётко кинул руку к козырьку матерчатой фуражки, также чётко выполнил «кругом», отрубил положенные по Уставу три шага строевым, а потом занялся «алкашами». Сержантские навыки подсказали верный и надёжный план действий, ну а отыскать на сборном пункте водопровод труда не составило. Всеволод вытащил из своего сидора новенькую эмалированную кружку, набрал воды и бестрепетной рукой вылил её за шиворот ближайшему пьяненькому, которого даже из грузовика пришлось вынимать - на ногах он не стоял категорически. Раздался дикий вопль, и разбуженный таким варварским способом призывник попытался заехать Волкову в ухо. Всеволод легко перехватил руку, заломил её и прошипел:
        - Тебе, душара, жить надоело?! Ты на кого грабки тянешь, муфлон?! Страх потерял?!
        Недавний колхозник, призванный в ряды РККА, замычал, задёргался, но вырваться не сумел. Волей-неволей ему пришлось утвердиться на ногах, и лишь тогда он был освобождён от болевого захвата.
        - Первый, - просчитал вслух Волков и снова отправился за водой.
        Те из призывников, кто был в состоянии хоть что-то соображать, вздрогнули от таких методов протрезвления. Справедливо рассудив, что фантазия у Всеволода богатая, и придумать какой-нибудь ещё более мерзкий способ приведения в чувство для него раз плюнуть, они, охая и постанывая, кое-как встали и даже построились в слабое подобие шеренги. Ещё три тела, пребывавшие в сладостном забытьи, сержант Волков поднял с помощью холодной воды и лёгкого физического внушения. Через десять минут он уже стоял перед краскомом и чётко рапортовал:
        - Ваше приказание выполнено, товарищ…
        Тут он замялся, не имея ни малейшего понятия, какому званию соответствуют знаки различия. Тем более что отец рассказывал: персональные звания в Красной Армии ввели только в тридцать пятом году. Правда, это было в другом мире и в другой истории, но… Однако армейская смекалка - такая вещь, что никогда не подведёт. Выручила она и на этот раз.
        - Ваше приказание выполнено, товарищ командир! Команда призывников построена. Старший по команде сер… призывник Волков!
        Красный командир не заметил оговорки, похвалил за исполнительность и велел отвести будущих бойцов умываться и обедать. Всеволод удивился: по его мнению, порядки на этом сборном пункте больно уж мягкие. Не успели прибыть, а уже кормят. «Может, здесь и правда о людях заботятся? - подумал он. - Или этот командир один такой заботливый? На всю армию?» Но армейский опыт не дал забивать голову посторонними мыслями, и команда из Тутаева отправилась на приём пищи.
        Обед Волкову понравился. Наваристые щи с приличным куском мяса, пшённая каша, обильно сдобренная маслом, к которой полагалась изрядных размеров котлета, сладкий чай и хлеб, выданный без счёта. Правда, только ржаной, но и так неплохо! Допив свой стакан, Всеволод огляделся и, прежде чем сообразил, что делает, рявкнул намертво вбитую в подкорку команду:
        - Прекратить приём пищи! Встать! Выходи строиться!
        Сидевшие парни моментально вскочили и нестройной толпой повалили из столовой. А к Волкову подошёл давешний краском. Окинул парня внимательным взглядом, помолчал, а затем спросил:
        - Отец в Красной Армии? Или брат?
        Всеволод задохнулся. Да, мать твою, что ему отвечать? Правду? И как тогда объяснять всё, что вот только что произошло? Соврать? А если проверит по документам и выяснит, что отец в РККА не служит, а никакого брата и вовсе нет? Во попал…
        - Товарищи, призывника Волкова тут нет? Его срочно к товарищу Киму вызывают!
        Волков незаметно перевёл дух: посыльный появился исключительно вовремя. Он шагнул вперёд:
        - Я Волков.
        В ответ последовало короткое «За мной!», и через минуту Всеволод уже сидел перед очень серьёзным корейцем со шрамом через всё лицо. Петлицы его гимнастёрки украшали четыре квадрата[82 - Военнослужащий на должности шестой категории. Командир отдельной роты, командир учебной роты, командир танковой роты, помощник командира батальона и равные им должности.].
        - Аната ва нихонго о ханасимас ка?[83 - Говорите ли вы по-японски? (яп.)] - внезапно спросил товарищ Ким.
        - Хай, сукоси ханасимас,[84 - Да, немного. (яп.)] - ответил Волков.
        - Сиреи-кан но мейрей о хока но хеиси ни дзёто суру кото ва декимас ка.[85 - Сможете ли вы передать (перевести) приказы командира другим бойцам (солдатам)? (яп.)]
        Всеволод задумался. Быть военным переводчиком - конечно, хорошо, но, если быть честным, его знаний японского на такое дело не хватит. Никак не хватит. А потому он, тщательно подбирая слова, ответил:
        - Ватаси ва соре о тамесита кото ва аримасен. Ватаси ва сейко суру ка доо ка вакаранай…[86 - Я никогда не пробовал. Я не знаю, получится (букв. «добьюсь успеха») или нет. (яп.)]
        Кореец подумал, а потом всё ещё по-японски спросил: где призывник освоил язык страны Восходящего Солнца. Эту легенду Всеволод вместе с отцом разработал давно и выучил, как «Отче наш», а потому парень рассказал, что языку его во Владивостоке учил японский офицер, который помогал его покойной матери и вообще был, наверное, коммунистом.
        Ким выслушал историю, покивал головой, а потом велел немедленно собрать вещи и следовать за ним. На немой вопрос «Куда?», он улыбнувшись ответил:
        - Вам очень повезло, товарищ Волков. Вы отправляетесь в первую совместную дивизию, которую сейчас начинают формировать вместе с японскими товарищами. Мы с вами поедем в места вашего детства, - тут Всеволод напрягся, ожидая всего чего угодно. И содрогнулся, услышав продолжение: - На Дальний Восток…

* * *
        Из Ярославля четверо призывников вместе с товарищем Кимом уезжали поездом. Сперва до Москвы, а там, перейдя с одного вокзала на другой, двинулись на Дальний Восток. Впрочем, вот так просто перейти с Ярославского на Казанский повезло далеко не всем: в Москве уже дожидались своей очереди на отправку не одна и не две - девять воинских команд.
        Ким не стал задаваться вопросом, где и когда призывник Волков приобрёл опыт армейской службы, а просто сообщил начальнику одной из команд, что парня следует поставить старшим, а заодно поручить ему же провести первые уроки японского. Оказавшись пусть временным, но начальником, Всеволод приготовился доказывать своё командирство силой, но, к его удивлению, ничего подобного не потребовалось. Четыре десятка парней совершенно спокойно приняли известие о его назначении, даже наоборот - предлагали помощь. «Однако, - размышлял недавний сержант Волков, - приходится признать, что в этом времени отношение к службе в армии принципиально иное. Или это именно в этом мире? Надо будет папане письмецо черкнуть - заодно и спросить…»
        Его команда загрузилась в общий вагон и неспешно покатила на восход. И снова Всеволоду оставалось только поражаться происходящему: их кормили в вагоне-ресторане. Правда, не слишком дорогим комплексным обедом, но сопровождавшие их командиры не имели ничего против, если призывник за свои средства заказывал что-то другое. Причём, из цены заказанного блюда вычиталась стоимость того, вместо чего его заказали и что было проплачено по воинскому требованию[87 - Это не фантазия «обуревшего совка». Подобное действительно имело место в начале 30-х годов ХХ века и описано в сборнике воспоминаний пограничников «На дальней заставе».].
        Вечерами в вагоне надрывались две тальянки, и призывники дружно пели «Дан приказ ему на запад», «Наш паровоз», «Мы молодая гвардия», «По долинам и по взгорьям» и ещё множество разных песен, известных и не очень. Иногда к призывникам присоединялись и командиры, и тогда хор выводил:
        Мы не знали устали,
        Проходя тайгой,
        Согревал нас в ярости
        Бешеный огонь.
        Молодые мускулы окрепли в те года,
        Славься, Приамурская вторая, навсегда![88 - Александров А.В., Алымов С. «Вспомним-ка товарищи» - песня 2-й Приамурской дивизии.]
        Всеволод не удержался и тоже спел «Эх, дороги», а потом, плюнув на последствия, исполнил Some Say the Devil Is Dead[89 - «Поговаривают, что дьявол мёртв» - песня группы «Круахан», распространённая среди членов ИРА во второй половине ХХ века.], сопроводив исполнение собственным переводом. Сальные слова, балансировавшие на грани непристойности, привели простодушных призывников образца 1930 года в восторг, и уже в Благовещенске, конечном пункте их маршрута, команда шагала, дружно вопя безбожно перевранные слова этой песенки, вполне сошедшей за маршевую. За что краскомы и взгрели старшего по команде призывника Волкова. Правда, отчитывая, они еле сдерживали улыбки, что не укрылось от внимательного взгляда отставного сержанта, и потому он особенно не переживал.
        Лагерь формируемой дивизии оказался километрах в пяти от города - рядом с селом, носившем смешное название Будунда[90 - С 1972 года носит название Усть-Ивановка.]. Всеволод только присвистнул, когда увидел стоящие в чистом поле ворота, несколько лёгких вышек и ряды брезентовых палаток. «Однако, - мысленно хмыкнул бывший сержант, - на улице примерно плюс пять по Цельсию. Днём. Ну да, - он резко выдохнул и последил за клубами вырвавшегося изо рта пара, - ночью минус, с гарантией. И жить в палатках? Весёлая у нас начинается жизнь…»
        В палатках имелись печки-буржуйки, но Волков прекрасно понимал, что толку от них не будет.
        Имелось несколько дощатых зданий - столовые и учебные классы, но в основе - всё те же палатки. «С другой стороны, - размышлял Всеволод, - всё не так чтобы и плохо. Либо мы здесь до осени максимум, либо нам что-то построят. Или мы сами построим. Но одно можно сказать совершенно точно: здешнюю зиму мы в палатках не перезимуем…»
        Их отправили получать форму: новенькую, хрусткую, с залежавшимися складками, такие же новенькие сапоги, по две пары портянок, полотенца - и завели в громадную палатку-баню, где возле печей было нестерпимо жарко, а в двух шагах от них - нестерпимо же холодно. Призывники, постоянно ёжась и вздрагивая, кое-как вымылись. Потом был обед - странноватый, на взгляд Волкова, и несъедобный, на взгляд всех остальных. А все потому, что обед оказался японским. Мисосиру[91 - Суп, основой которого являются крепкий рыбный бульон и растворенная в нем паста мисо. Мисо - продукт традиционной японской кухни, чаще всего в виде густой пасты. Мисо производится путём брожения соевых бобов, риса, пшеницы или смеси из них с помощью специального вида плесневых грибов.], сифудо-тяхан[92 - Варёный рис с морепродуктами. Традиционное блюдо японской кухни.] и сасими[93 - Японское блюдо из филе разнообразных сортов рыб, других морепродуктов и даже мяса, порезанного на небольшие кусочки. Продукты используются только в сыром виде. Подаётся вместе с соевым соусом, васаби, тонко нарезанным дайконом (сладкой редькой) и листами сисо
(масличное растение, листья которого используются в пищу в Японии, Корее и на севере Китая).] из лосося, осьминога, креветок и ещё какой-то рыбы с дайконом и листами сисо потрясли воображение призывников. Они бестолково тыкали палочками в чашки, самые смелые пытались зацепить собственными ложками или хлебнуть из чашек через край. После чего тут же кривились и начинали плеваться: вкус был непривычен и казался неприятным. Впрочем, как и запах.
        Единственными, кто быстро освоился с незнакомыми блюдами, оказались двое комсомольцев-корейцев из местных и, разумеется, Всеволод. Корейцы вытащили свои чоккарак[94 - Корейские палочки для еды. В отличие от китайских и японских обычно металлические.], а бывший сержант взял лежавшие рядом с ним хаси[95 - Японские палочки для еды. Часто одноразовые.], и вся троица налегла на еду.
        Сидевшие за соседним столом японцы весело поглядывали на новоприбывших и со смехом обсуждали их мытарства с обедом. Достаточно быстро Волкову надоело слушать примитивные остроты недавних крестьян - происхождение японцев он определил по тем сравнениям и эпитетам, которыми они награждали советских красноармейцев, а потому он оторвался от еды и громко и чётко произнёс на языке детей Аматэрасу:
        - Грубый подобен горбатому, невоспитанный - хромому. Солдат не тот, кто жрёт все, что видит, а тот, кто свой долг свято выполняет! Ещё что-то смешное есть? Тогда скажите - вместе посмеёмся.
        Он прекрасно понимал, что фразу построил коряво и, наверняка, не совсем грамотно, но точно знал: понять его можно. И без напряга. А потому, когда смешки как по мановению руки стихли, внутренне возликовал. «Папаня сейчас был бы мной доволен, - гордо думалось Всеволоду. - Чётко я все рассчитал. Если уж у наших япошек понятие «долг» чуть ли не самое главное в жизни, то уж у этих «камикадзе» долг - это ва-а-а-аще!»
        - Волков, а ты им сейчас чего сказал? - спросил новобранец по фамилии Прохоров.
        Был он родом откуда-то из-под Рязани - здоровяк с льняными вихрами, круглым простодушным лицом и грандиозным количеством веснушек. В бане Всеволод обратил внимание на то, что они покрывали у Прохорова не только лицо, но и плечи, руки, грудь спину и, кажется, даже живот. «Рязань косопузая» скривившись ковырялся ложкой в мисосиру, вылавливая из него кусочки водорослей и разглядывая их с нескрываемым подозрением.
        - Сказал, что грешно смеяться над убогими, - хмыкнул бывший сержант и вдруг рявкнул: - А ну, духи, жрать! Всё, до донышка! В армии нагрузки - не в поле с косой баловать! Без жратвы ослабнете, и мне что, на горбу вас таскать?! Еда не обязана вкусной быть, она питательной быть должна! - в этот момент ему вспомнились рассказы отца о «деликатесах» Советской Армии: «бигусе» из перекисшей капусты и картошки и «белом медведе» - варёном сале, на шкуре которого кое-где оставалась щетина, и он буквально зарычал: - ЖРАТЬ, Я СКАЗАЛ!!!
        Яростный рык оказал на всех магическое действие. Японцы дружно, словно их дёрнули за невидимые ниточки, отвернулись, а советские судорожно схватились за свои вытащенные из-за голенищ новых сапог ложки и накинулись на неизвестную еду. Они давились, глотали не жуя, но в результате расправились с обедом даже быстрее своих товарищей из страны Восходящего Солнца.
        - А паренёк-то молодец, - заметил один из надзиравших за порядком в столовой командиров. - Крепко своих в руках держит.
        - После Торжественного Обещания[96 - Так до 1935 года именовалась в СССР Военная Присяга, так что Волков-младший ошибается, считая этот факт отличием от реальной истории.] смело можно два треугольника в петлицы дать, - кивнул головою другой. - А если ещё и в подготовке себя покажет - так и все три[97 - Три треугольника означали должность второй категории: помощник командира взвода, командир орудия и им равные. Два треугольника - должность первой категории: командир отделения, наводчик орудия и им равные. Необходимо уточнить, что красноармеец - должность без категории.].

* * *
        И побежали дни военной службы. Подъём, зарядка, построение, завтрак, построение, развод, учёба, работы по территории и хозяйству. Построение, обед, занятия японским языком, снова учёба, построение, ужин, построение, отбой - вот основные вехи всех армейских дней, так хорошо знакомые всем, кто пробовал хлебать из армейской миски, и совершенно непонятные штатским. К собственному несказанному изумлению, Волков чувствовал себя словно рыба в воде - так, словно вернулся домой, в своё время.
        Две с половиной шестидневки новобранцы зубрили Присягу, которая здесь почему-то именовалась «Торжественным Обещанием» («Ещё одно дурное отличие от нашей реальности», - решил Всеволод), и бывший сержант только посмеивался, глядя на жалкие потуги своих товарищей. Он-то, сын другого времени, выучил нехитрый текст в первый же день и интереса для принялся заучивать его же на японском языке. С этой задачей он справился за пять дней, после чего ещё целый день скучал, дремал с полуоткрытыми глазами и, не выдержав пытки скукой, доложил политруку роты, что выучил всё и просит дать ему хоть какое-нибудь занятие.
        Политрук Ивашёв, памятуя, как сам когда-то так и не сумел выучить текст за целых десять дней, Волкову не поверил, а потому велел доказать его слова. Услышав текст на двух языках, он чуть было не проглотил только что раскуренную папироску и еле сумел выдавить:
        - В оружии разбираешься? Пулемёт знаешь?
        В комсомольском клубе кимовец Волков несколько раз разбирал и собирал станковый «Максим», но ручной пулемёт видел только на картинках, о чём совершенно честно и сообщил Ивашёву. Тот лично отвёл Всеволода в оружейную и передал новобранца старшине роты, сопроводив действие приказом:
        - Займитесь с товарищем Волковым пулемётами, товарищ Сазонов.
        Старшина, мужчина под тридцать, к изумлению недавнего сержанта, в ответ только кивнул головой. И окончательно добил Всеволода тем, что просто сунул тому в руки ДП-27 и сообщил:
        - Валяй, занимайся. Чего будет непонятно - спрашивай.

«Если вот это, б…ь, - не демократия, то мне очень интересно: а что, б…ь, такое - демократия?! - размышлял Волков, возясь с пулемётом. - А что, интересно, этот Сазонов скажет, если я пострелять попрошу?» Силен дьявол любопытства! Промучившись с полчаса, Всеволод не выдержал и озвучил свою просьбу. Старшина с любопытством посмотрел на парня и спокойно произнёс:
        - Ну пошли. Пулемёт с собой бери.
        Оказалось, что для «пострелять» всего-то требуется найти командира учебного взвода Ямадзаки. Тот как раз собирался вести на стрельбище команду новоприбывших японцев и не отказался прихватить с собой ещё одного бойца. Чем окончательно вогнал бывшего сержанта Волкова в состояние лёгкого ступора.
        На стрельбище Всеволода сперва заставили снарядить диск, а потом Ямадзаки отвёл его к огневому рубежу и, коверкая слова, по-русски предложил попробовать себя в нелёгком ремесле пулемётчика, пояснив при этом, какие мишени надо поражать.
        - Я буду тебе называти цери, - закончил наставления Ямадзаки. И махнул рукой: - Дзенпо-ни![98 - Вперед! (яп.)]
        Волков показал отличный результат. Правда, товарищ Ямадзаки, ещё два года назад бывший школьным учителем, очень удивился тому, что новобранец, не пробывший в армии и одного месяца, прежде чем поразить очередную цель, чётко произносил: «Вижу!», уверенно брал поправки на дистанцию и ветер, и короткие, экономные очереди дырявили мишень за мишенью.
        Вечером за чашкой чая Ямадзаки сказал своему товарищу, командиру роты Цуда, об удивительном парне-пулемётчике.
        - Малого меньше месяца, как призвали, а с пулемётом управляется, точно опытный каллиграф - с кистью. Я сперва пожалел, что мой лучший пулемётчик Миура сегодня в наряде. Хотелось их рядом поставить: пусть бы Миура поучил парня, как должно владеть оружием, а теперь вижу - Миура повезло. По сравнению с этим Ворокофу, Миура как пулемётчик - просто мидзуноми яро[99 - Буквально «пьющий воду» (яп.) - прозвище увальня, неумехи. Так в городах Японии конца XIX - начала ХХ века дразнили приехавших на заработки крестьян, у которых не было денег даже на чашку чая. Выражение весьма оскорбительное, если высказать его в лицо, но допустимое, если речь идёт о третьем человеке, не участвующем в разговоре.]!
        - Са-а[100 - Японское междометие. Смысловое значение «Вот как?» или «Вот так!»]… - протянул Цуда. - Надо постараться, чтобы этот парень попал в нашу роту…
        Глава 2
        Готова Армия в часы ударные!
        Устав её всегда один:
        Что нашей кровью, кровью завоёвано,
        Мы никогда врагу не отдадим!
        Б. Шихов, А. Поморский, «Дальневосточная песня»
        Пыль и жара, жара и пыль… «Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог, и отпуска нет на войне», - вспомнил Всеволод слова стихотворения Киплинга[101 - Редьярд Киплинг. Boots («Пыль (Пехотные колонны)» в переводе Ады Оношкович-Яцыны, 1922 год).], которые, к его удивлению, здесь уже знали. Не то чтобы все и поголовно, но стихотворение это было знакомо.
        Он сплюнул жёлто-бурую от набившейся в рот пыли слюну и с сожалением подумал о том, что хотя фляга и полна, а воду всё-таки следует экономить. Вообще-то ему как-то иначе представлялась служба в Красной Армии. Во всяком случае, отец считал, что никаких особенно серьёзных военных операций в это время не предвидится: инцидент на КВЖД закончился в декабре двадцать девятого, а всего остального в свете большой дружбы с резко покрасневшей Японией и быть как бы не должно. Впрочем, ничего особенного вплоть до боев на озере Хасан и не было, даже в той, другой их истории. Мелкие стычки отбивали пограничники, куда Волкова-младшего не взяли - происхождение подкачало. Ну никак нельзя его отца назвать рабочим или крестьянином! А в пограничные войска брали только с идеальной биографией.
        Всеволод поправил брезентовый ремень, на котором за его плечом висел ручной пулемёт ДП-27, снова сплюнул и зашагал по пыльной улице маленького китайского городка Куаньчэна. Патруль он и в Африке патруль, и в Китае патруль. Сзади дружно затопали девятеро его товарищей. Все девять - японцы. Это командиры удружили: мало того, что нагрузили пулемётом, так ещё и командиром отделения назначили. Правда, пулемёту он и сам обрадовался: даром что ли сержант Волков срочку в Российской Армии пулемётчиком оттянул? ПКМ был посолиднее, поустойчивее ДП, да и ёмкость магазина ни в какое сравнение с лентой не идёт. Зато «дегтярь» полегче будет. А вот назначением «комодом»[102 - Командир отделения - жаргонное сокращение, принятое в Советской Армии.] ему здорово подсуропили. И ведь в чём подлость? В том, что в отделении он единственный из СССР. Остальные девять человек - японцы. Так что два треугольника в петлицах ему дорого даются.
        Судя по тому, что Всеволод читал в газетах и что рассказывал ему отец, здесь события на КВЖД пошли несколько иначе, чем в их истории. Здесь Чжан Сюэлян - «молодой маршал», не стоял перед трудным выбором: кто же конкретно отправил на тот свет его дорогого отца Чжана Цзолиня - «старого маршала»? Здесь что Советы, что японцы: и те, и другие - красные, так что виноваты злые большевики. А потому «молодой маршал» начал активные действия и против СССР, и против Японии одновременно.
        Трудно сказать, что побудило двадцативосьмилетнего «наследного маршала» на такой отчаянный шаг, равно как и на что он рассчитывал. Быть может, Правительство в Бэйпине[103 - Старое название Пекина - столицы императорского Китая.] пообещало ему титул генералиссимуса сухопутных и морских сил Китайской Империи - тот, что его покойный папаша получил в 1926-м, а быть может, англичане и американцы, чьи военные советники ещё при жизни Чжана Цзолиня стали чувствовать себя в Маньчжурии, как у себя дома, пообещали Чжану Сюэляну развёрнутую военную помощь? Кто знает? Но факт остаётся фактом: Чжан Сюэлян решился на захват КВЖД и ЮМЖД, готовясь чуть ли не изгнать японцев с Квантунского полуострова.
        С конца 1928 года началась череда провокаций против японских и советских специалистов, а летом двадцать девятого китайские войска остановили движение поездов на обеих дорогах, арестовали всех советских и японских граждан, находившихся на территории Маньчжурии, загнали их в концлагеря, и двадцатого июля Имперское Правительство заявило о разрыве дипломатических отношений с Советским Союзом и Социалистической Японской Империей.
        Бои под командованием Блюхера, имевшие место в том мире, здесь вылились в совместную операцию Красных Армий СССР и Японии. Генерал Хата Эйтаро[104 - Э й т а р о Х а т а (1878 -1943) - генерал японской армии. С ноября 1929-го по май 1930 года командовал войсками Квантунской области (Квантунской армией). Подозревался в причастности к попытке переворота социалистов-традиционалистов 26 февраля 1936 года. В реальной истории в 1943-м погиб в бою.] двинул свои части с юга в направлении Мукден - Харбин, а советские начали Сунгарийскую наступательную операцию. Курировали и координировали совместные действия войск двух братских - ну уже почти братских государств - лично нарком обороны Ворошилов и министр армии Сиракава Ёсинори[105 - С и р а к а в а Ё с и н о р и (1869 -1932) - японский генерал, в 1927 -1929 годах - министр армии Японской Империи. В реальной истории был близок с принцем Такамацу (Нобухито), поэтому вполне допустимо, что в альтернативной истории социалистической Японии остался на своём посту и долгое время продолжал плодотворно трудиться на благо Красного Императора и Социалистической
Японии.].
        В помощь Советской Дальневосточной флотилии Социалистическая Японская Империя выделила пять канонерских лодок: «Тоба», «Сета», «Ка-така», «Хира» и «Хоцу», а также два полка пехоты. Огонь корабельной артиллерии буквально смёл китайские укрепления Лахасусу[106 - Буквально с китайского - «старый город». Ныне - городской уезд Тунцзян на границе с РФ.], после чего объединённая флотилия двинулась на Фугдин в который уже вошли китайские войска. Одновременно с этим была уничтожена китайская флотилия из одиннадцати кораблей, а одна канонерка «Лицзе»[107 - Бывшая немецкая Otter постройки 1908 года.] была захвачена японскими и советскими десантниками. При этой операции ни одна канарейка[108 - «К а н а р е й к а» - пренебрежительное прозвище китайского генералитета за жёлтый цвет погонов и петлиц.] не пострадала, но они почувствовали, что у них всё ещё впереди. Красные Армии СССР и Японии быстро наступали по всем направлениям, но тут спохватилось Имперское Правительство в Бэйпине и 19 ноября[109 - Как и в реальной истории, однако там СССР отказался от территориальных претензий к Китаю.] в Хабаровске был
подписан протокол о прекращении боевых действий и немедленном освобождении всех советских и японских граждан, после которого начались долгие переговоры о возмещении ущерба СССР и Японии, а также об удовлетворении территориальных претензий обеих стран победившего социализма к Китаю. СССР и Японская Социалистическая Империя (ЯСИ) требовали незначительного изменения границ и права разместить постоянные гарнизоны в Харбине, Мукдене и ещё нескольких ключевых точках КВЖД и ЮМЖД.
        Императорское правительство было готово согласиться и на возмещение ущерба деньгами - три миллиона рублей золотом, и на гарнизоны, и даже на частичное разоружение маньчжурской армии, которая, по требованию Советской и Японской сторон лишалась почти всего тяжёлого оружия, но тут к Чжану Сюэляну прибыли джентльмены из Британской армии и армии США. Они предложили поставить «молодому маршалу» тридцать самолётов, сотню орудий, винтовки, пулемёты, снаряды, патроны и целых двадцать танков! Кроме того, к оружию прилагались инструктора и военные специалисты в количестве очень и очень немалом. Конечно, за все это надо будет заплатить, но щедрые джентльмены готовы подождать с оплатой, а потом взять часть не деньгами, а выгодными концессиями.
        После недолгих раздумий Чжан Сюэлян решил, что всего предложенного наверняка хватит на победу над зарвавшимися коммунистами, и отказался от дальнейших обсуждений о возмещении материального ущерба, потребовал отказа от территориальных претензий, а китайские солдаты заблокировали советский и японский гарнизоны в Харбине и Мукдене.
        Хата Эйтаро и Василий Блюхер отреагировали на такое поведение одинаково. Войска Дальневосточной и Квантунской Армий подняли по тревоге, военно-воздушные силы СССР и Японии нанесли удар по скоплениям китайских войск, боевые корабли японского флота активно занялись досмотром следующих в Китай судов. В случае, если груз подпадал под определение «военная контрабанда», судно задерживалось, а груз конфисковался. Конфликт на КВЖД и ЮМЖД начал медленно, но верно перерастать в полномасштабную войну.
        В эту-то войну судьба с размаху и швырнула отделённого командира Всеволода Волкова-младшего. Дивизию, ещё не сыгранную, не сработавшуюся, подняли по тревоге, загнали в вагоны и повезли черте куда, черте зачем. И вот он в этом грёбаном Куанчэне, патрулирует… Ага, патрулирует. С пулемётом на плече. Это уже никакой не патруль, а натуральное боевое охранение.
        Тут мысли парня перескочили на другое. Всего три месяца тому назад он стоял перед строем и произносил зазубренные наизусть, но чем-то близкие его сердцу слова: «Я, сын трудового народа, вступая в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии, перед лицом трудящихся классов СССР и всего мира обязуюсь носить высокое звание бойца Красной Армии с честью, добросовестно изучать военное дело и, как зеницу ока, охранять народное и военное имущество от порчи и расхищения. Я обязуюсь строго и неуклонно соблюдать военную дисциплину и беспрекословно выполнять все приказы командиров, поставленных властью Советского Правительства…»[110 - Начало Торжественного Обещания красноармейца в редакции 1927 года.], а вот теперь он - в Маньчжурии, да ещё и, кажется, по полной программе втянут в самую настоящую войну. Конца-края которой в обозримом будущем не предвидится…
        Он внезапно вспомнил, как сперва хмыкнул над фразой: «Я, сын трудового народа» - и даже тихонечко произнёс её с вопросительной интонацией, так и сяк обкатывая её на губах и пробуя на вкус. «Я сын трудового народа?» А почему нет? Что, у меня отец, мать, деды и прадеды буржуями были, что ли? Вкалывали так, что иной раз хребет трещал и пар из ушей шёл. И перед строем он уже не смеялся. «Все правильно, - думал парень. - Я - сын трудового народа и буду с буржуями, которые нахапали и наворовали, до самой смерти драться! Так и только так». Это время незаметно стало для него родным, настоящим, а то далёкое прошедшее будущее словно бы подёрнулось какой-то дымчатой марью, и все слабее и слабее виделись лица тогдашних приятелей, девчонок, политиков, артистов. Не так давно он поймал себя на том, что с трудом вспомнил фамилию своего любимого актёра и не сразу сумел насвистеть любимый мотивчик группы «Любэ».
        Зато здешняя жизнь захлёстывала его точно штормовыми волнами. Если вспоминался дом, то моментально перед глазами, кроме отца, вставали Груша и «милицейский Вася Козельцов», ребята из бригады, парни и девчата из комсомольской ячейки… Груша вообще стала настоящей сестрой - любимой сестричкой. Которой они с отцом открывали дверь в новый, полный чудес и открытий мир. И вместе с ней тоже делали удивительные открытия.
        Губы Всеволода тронула лёгкая улыбка. Он вспомнил, как на семейном совете принимали решение облегчить «нашей фрёкен Бок» домашнюю работу, а именно: приобрести наконец электрический утюг. Это «чудо ХХ века» только-только появилось в продаже и стоило очень и очень недёшево, но Волковым уже настолько осточертели дым и чад от того угольного чудовища, которым девушка старательно наглаживала их немудрящий гардероб, что они рванули в Ярославль, поклявшись без утюга не возвращаться.
        В артельной лавке разбитной продавец, услышав просьбу показать электроутюг, гордясь, выставил на прилавок небольшой, но увесистый утюжок с ручкой из простой ошкуренной деревяшки.
        - Получше-то ничего нет? - нахмурился отец, критически разглядывая творение артели «Красная Электра».
        На эти слова похожий на купеческого приказчика продавец нырнул под прилавок и вытащил более продвинутую модель с регулятором температуры. Всеволода тогда поразило, что у этого чуда техники рукоятка оказалась полированной.
        - Берём, - вынес свой вердикт Волков-старший, но тут…
        Хитро подмигнув, разбитной молодец наклонился вперёд и прошептал:
        - Жулика возьмёте?
        Отец хмыкнул, напрягся и одними губами скомандовал:
        - Севка, держи дверь. Ну, - обратился он к ошалевшему работнику прилавка, - показывай: кого тут брать?
        Потом они долго хохотали над своей ошибкой. Волковы приготовились брать уголовника, а оказалось, что продавец всего лишь предложил им купить «жулика» - любопытное приспособление, представлявшее собой патрон под лампочку, на конце которого торчал цоколь электролампы, а в самом патроне имелись места для подсоединения двух вилок-штепселей. Вворачиваешь такую штучку в патрон и - вуаля! - можешь пользоваться электричеством бесплатно. В смысле, без электросчётчика платить будешь, как за лампу, а что ты к этим квазирозеткам подключишь - твоё дело. Хоть станок, если, конечно, домовая проводка выдержит.
        Всеволод вздохнул и снова улыбнулся, вспомнив, как изумилась Груша утюгу, который не надо набивать горячими углями. Даже соседкам хвасталась. Они ещё с отцом собирались летом попробовать сделать хотя бы самую примитивную стиральную машину… А это что за звуки такие? Никак конь? Это посмотреть надо…
        Из-за крайнего дома выскочил всадник в голубоватой форме китайского офицера. А за ним нестройной толпой выбежало человек десять солдат. Тоже китайских. Японцы из отделения Волкова вдруг рванулись вперёд. Прозвенело гортанное «Банзай!», и японские бойцы, перехватывая винтовки точно шесты, бросились в рукопашную.
        Секунду Всеволод стоял, ошарашенный происходящим, а потом…
        - Йоко ни нару![111 - Ложись! (яп.)] - От страшного рёва, казалось, содрогнулись лёгкие стены фанз. - Йоко ни нару, яриман! Ложись, б…ь!
        Одновременно с криком парень сорвал с плеча пулемёт и врезал длинной, на весь магазин, очередью вдоль по улице. Японцы, повинуясь приказу, успели плюхнуться в дорожную пыль, а вот китайцам досталось по полной. Но когда бог-пулемёт прекратил содрогаться в руках, и смерть, пляшущая в огне и грохоте, закончила свой страшный танец, японские бойцы немедленно вскочили и метнулись вперёд. Они тут же добили штыками тяжелораненого китайца, вытащили из-под убитой лошади и скрутили оглушённого офицера, подобрали винтовки убитых врагов и через минуту стояли перед Всеволодом. Даже построиться умудрились. Без всякого приказа.
        - Ну? - поинтересовался Волков, меняя магазин у пулемёта. - И что это было? Какого чёрта вы, кусотарэ[112 - Идиоты, дебилы (яп.) - буквально «головы из дерьма».], полезли в драку? Почему не стреляли?
        Те виновато переглянулись. Рядовой Исиро Танака смущённо произнёс:
        - Видите ли, Ворокофу-доно[113 - - д о н о - суффикс в японском языке, используемый при обращении подчинённого к начальнику.], мы… нам не приходилось стрелять в людей…
        - Можно подумать, что вам штыками убивать приходилось, - хмыкнул Всеволод.
        А через минуту уже он стоял, смущённо опустив глаза. Оказалось, что его товарищам и штыками убивать не приходилось, а вот палками, кулаками и ногами - очень даже. Все японцы в его отделении изучали карате в подпольных школах Коммунистической партии, и все они участвовали в боях с полицией и гвардией двадцать третьего - двадцать четвёртого годов[114 - В реальной истории эти бои происходили в Японии в 1930 -1931 годах. В этих боях погибло и было ранено более 50 000 (ПЯТИДЕСЯТИ ТЫСЯЧ!) полицейских.]. И неудивительно, что в бою они решили действовать так, как умели и привыкли.
        - Э-э… Кхм… - произнёс наконец Волков. - Значит так, бойцы. Завтра же начнём с вами занятия по использованию оружия. А ещё, - тут он совершенно по-отцовски потёр нос, - поучите меня своему карате. А сейчас… Танака и Эндо - отконвоировать пленного в расположение. Трофеи… - Всеволод оглядел своё не слишком могучего вида войско и выбрал самого крупного: - Боец Тамая! Берёшь трофейные винтовки и тащишь в часть… Отставить! Боец Хонда! Поможешь Тамая. Старший по команде - рядовой Танака. Выполнять! Остальные, за мной!
        С этими словами он повернулся и зашагал дальше по улице. Оставшиеся пятеро дружно зашагали за ним. У них до сих пор не прошёл боевой азарт, ещё выплёскивался в кровь адреналин. Им ужасно хотелось снова встретить каких-нибудь китайцев и показать энган-сарю[115 - «Б е р е г о в ы е о б е з ь я н ы» (яп.) - японская презрительная кличка китайцев.], как сыны Ямато, вдохновлённые Товарищем Его Божественным Величеством, умеют пользоваться винтовками. А ещё они страшно гордились своим командиром, который вот так, словно богатырь Бэнкей[116 - Б э н к е й (монах Бэнкей, самурай Бэнкей) - герой японской средневековой повести «Сказание о Есицуне». Отличался громадной физической силой и славился тем, что одним ударом мог сразить двадцать врагов.], смахнул десяток китайских коно-яро[117 - Сволочь, сволочи (яп.)], будто камни с доски для го[118 - Национальная японская игра. Другое название - «облавные шашки».], да ещё и взял в плен офицера.
        Наверно они бы очень удивились, если бы узнали, о чём думает их командир, идаина эийю[119 - Великий герой (яп.)] Ворокофу-сан. А в голове у парня металась одна-единственная мысль: «Если бы у Хонды, как и положено, были колеса, Танака с остальными обернулись бы быстрее…»
        Глава 3
        Его не надо просить ни о чём,
        С ним не страшна беда!
        Друг - это третье моё плечо,
        Будет со мной всегда.
        «Песня о друге» из к/ф «Путь к причалу»
        Тот бой на окраине Куаньчэна не принёс командиру отделения Волкову никаких наград. Возможно, потому что никаких особых наград в СССР ещё просто не существовало. Впрочем, его наградили, ведь именно так считали его командиры. На следующий день Всеволода вызвали, и командир батальона Строев перед всеми лично прикрепил к его петлицам по третьему треугольнику. Теперь он - помощник командира взвода, его заместитель, а если что-то случится с комвзводом, товарищем Беловым, - Всеволод примет командование на себя. Как и всю ответственность за четыре десятка душ.
        Взятый в плен офицерик - шаовей[120 - Звание в китайской армии, примерно соответствующее званию «младший лейтенант» в СА, «второй лейтенант» или «субалтерн» в британской или американской армиях.], которого придавило лошадью, смог сообщить только, что был отправлен командованием в разведку, закончившуюся фактически не начавшись. Больше никакой ценной информацией он не располагал, а потому был отправлен в тыл, с предварительным заходом в санпункт. Назначенный старшим по команде Исиро Танака не придавал значения тому факту, что пленного шаовея то прикладами в спину подгоняют, то штыками пониже спины подбадривают, чтобы, значит, ногами активнее шевелил. А пара сломанных рёбер и несколько неглубоких колотых ран - подумаешь! Ворокофу-доно вообще сказал, что шрамы украшают мужчину. Ему так сказал его уважаемый отец, а он воевал в трёх войнах, устанавливал законы Товарища Его Божественного Величества Красного Императора в далёкой Ирландии и уж наверняка знает, что правда, а что - нет.
        На следующий день заниматься карате, как хотел Волков, не получилось, зато обучение с винтовками прошло так, как он не то что не хотел, но даже и не предполагал, что такое может быть. Занятия велись по исключительно развёрнутой программе, да ещё и в условиях, приближенных к боевым. Причём настолько приближенных, что и не отличишь.
        Не успели бойцы первого батальона второго стрелкового полка 1-й Соединённой стрелковой дивизии имени Советско-Японской Дружбы закончить с борщом - сегодня был день Советской кухни - и перейти к гречневой каше с тушёнкой, как в расположении разорвался первый снаряд. Горнисты затрубили тревогу, и красноармейцы рванулись из-за столов, разбегаясь в разные стороны, точно тараканы от тапка. Командиры надорвали глотки, прежде чем удалось восстановить хоть какое-то подобие дисциплины, после чего батальон наконец занял заранее намеченные районы и узлы сопротивления, готовясь отразить китайскую атаку. Которая не замедлила воспоследовать.
        Всеволод оглядел двухэтажный дом, который занимали два отделения его взвода. Постучал кулаком в хлипкие стены, пробил одну из них сильным коротким ударом кулака, зло харкнул, одновременно поминая китайских строителей, их матерей, китайского императора и весь Китай в целом, добавил непонятную даже для тех, кто знал русский язык, фразу: «Что ж они, что дома, что автомобили, что одёжку всегда из дерьма-то лепят?» - и громко приказал:
        - Второй этаж не занимать! Стены - сносить к е…м, валите на баррикаду! Командиры отделений, ко мне!
        Побежавшие Фрумкин и Танака, тоже только сегодня утром прикрепивший два треугольника в петлицы, получили приказ выделить по три человека на срочную подготовку ровиков-укрытий.
        Фанза[121 - Ф а н з а (буквально с китайского «дом») - традиционное жилище, распространённое в Китае, Корее и на Дальнем Востоке России у коренных народов. Как правило двух - или трёхкомнатное прямоугольное каркасно-столбовое строение с соломенными, саманными или кирпичными стенами и двускатной крышей из соломы, тростника или черепицы.] завалилась с громким треском, подняв клубы жёлтой пыли. Где-то завыли китайцы - решили, должно быть, что это их снаряды дом сломали. «Пусть их, - хмыкнул про себя Волков. - Авось, по нам меньше стрелять будут…» - И поспешил выбирать позиции для пулемётов.
        Пыхтя и отдуваясь, к ним прибежали двое - расчёт станкового пулемёта. Они притащили с собой потёртый «Максим» с ещё гладким медным кожухом и тут же бестолково заметались, пытаясь выбрать место для его установки.
        - Отставить мельтешить! - рыкнул Волков. - Патронов сколько с собой? Вода для охлаждения есть?
        Услышав в ответ, что патронов - комплект, все четыре ленты, а сменной воды у них нет, потому что не в чем тащить, Всеволод мученически застонал, а потом пообещал им извращённую половую связь с пулемётом и полковым конным парком, если вот прямо сейчас здесь не будет тройного боекомплекта и хотя бы одной канистры воды. Пулемётчики, один из которых увидел свет на берегах Волги, а второй - в Муромских лесах, поверили, прониклись и бодрой рысью унеслись добывать требуемое. Волков, хекнув от натуги, взгромоздил тяжеленный пулемёт себе на плечи и, чуть пошатываясь, припустил к бог весть зачем здесь поставленной небольшой кирпичной будке. Он уже давно присмотрел её для себя в качестве фланговой пулемётной точки, но «станкач» тут явно полезнее будет.
        Минут через пятнадцать он снова оглядел свою позицию. Два отделения залегли, создав относительно ровную цепь, выставив над баррикадой стволы винтовок. Вспомнились занятия с комроты Цуда, и Всеволод явственно услышал чуть скрипучий голос командира: «Стрельба залпами является необходимой помощью пулемётам в обороне. Плотный залповый огонь останавливает атакующего противника…» Все правильно: здесь автоматов нет, а трёхлинейка - она трёхлинейка и есть. Двенадцать выстрелов в минуту. И то, если стрелок обученный и выдрессированный. А таких здесь как-то не наблюдается: японцы вон - уже по году отслужили, а все в карате играть пытаются. Так что про своих, советских, говорить, которые и полугода в армии не пробыли? Надо залпами бить…
        И тут вдруг в памяти возникла та самая памятная последняя пьянка, которую устроил его отец для своих друзей-товарищей-сослуживцев-однополчан, когда он ТАМ вернулся из ТОЙ армии. Всеволод уже успел опьянеть, слегка протрезветь и снова захмелеть, когда кто-то, кажется дядя Лёша, вдруг громыхнул своим трубным басом, обращаясь к отцу:
        - Да мы тебя всю жизнь должны водкой поить! И свечки за тебя в церкви ставить! Помнишь, как ты нашу цепь прореживал? С той стороны пулемёты лупят, а ты между нами бегаешь и ногами - под ребра. «Рассоситесь! - орёшь. - Расползайтесь, мать вашу так! Ща накроют, и всех разом!» Было такое? Вот то-то! И распинал нас по двойкам. И у нас тогда только Вовчик и Баян легли. А у соседей в тот раз - два, а то и три десятка двухсотых!
        И ты теперь говоришь, что я тебе не должен? Что ж ты из меня, Севка, гада-то делаешь?!
        Воспоминание обожгло парня точно раскалённым железом. Он ещё раз оглядел залёгших за баррикадой и рявкнул так, что с уцелевшего забора посыпались мелкие камешки:
        - А ну, уроды, рассредоточиться! Разбиться на двойки, и чтобы между двойками не меньше десяти шагов! Шевелись, муфлоны беременные!
        Он подбежал к баррикаде и принялся сапогами распихивать обалдевших бойцов. А в голове Волкова билось только: «Успеть бы! Ну да папаня успел, а я что - хуже, что ли?»
        Он успел. Успел растолкать своих подчинённых и сам успел плюхнуться в сточную канаву, шедшую вдоль улицы. А через секунду улицу накрыли трёхдюймовые миномёты Стокса…
        Мины летели с противным шипением. Глухое «квак» выстрела, а потом - будто открыли баллон с газом. Всеволод рискнул приподнять голову и поражённо выругался. Ему удалось заметить летящую мину, которая весело кувыркалась в полете[122 - З-дм миномёт Стокса образца 1917 года использовал нестабилизированную мину, кувыркавшуюся в полёте. При использовании мин, снаряжённых боевым отравляющим веществом, это обеспечивало лучший разброс ядовитых газов в окопах неприятеля, а при попадании в цель такая мина разлеталась на части, разбрасывая отравляющие вещества, вместо того чтобы зарыться в землю, как случилось бы со стабилизированной миной.]. «Да что они там, кирпичами, что ли, стреляют?» - подумалось Волкову. Впрочем, забивать голову посторонними мыслями было некогда: раздался истошный вопль «Цилай!»[123 - Вперёд! (Вставай!) (кит.) - боевой клич китайской армии.] - и на улицу повалили китайцы. Они бежали, неуклюже выставив вперёд винтовки с примкнутыми штыками. Всеволод презрительно скривился, а в голове промелькнуло читанное где-то: «Оружие, сволочи, как бабы держат»[124 - Толстой А.Н. «Аэлита».]. Он прижал
к плечу приклад «дегтяря», примерился и дал первую очередь.
        Бежавшие первыми рухнули, словно у них выдернули землю из-под ног. Часто-часто захлопали винтовки красноармейцев, слева зарычал второй «ручник». Китайцы развернулись и все так же, в полный рост, бросились наутёк. Им били в спину, и Волков с какой-то непонятной гордостью отметил, что на улице осталось не менее десятка тел в голубоватой форме. «А ведь это ещё «станкач» молчал», - удовлетворённо подумал Всеволод, и вдруг ему стало как-то не по себе. От вида убитых парень ощутил не то стыд, не то страх. Да, ему уже приходилось убивать. И тогда на болоте, и, наверное, тогда на Кавказе, и даже здесь, вчера. А ему совсем не жалко их - тех, чья жизнь оборвалась из-за него. Но тут же откуда-то из глубин подсознания раздался голос, очень похожий на голос отца: «Видишь ли, сын, убивать врагов - наш долг, наша тяжёлая обязанность, наша кара. Потому что мы - мужчины. И тот, кто поднимет на нас руку, должен знать: он протянет ноги!» Всеволод тряхнул головой и крикнул:
        - Все целы?!
        - Все… все… все…
        - А раз все, тогда взяли лопатки и роем себе убежища. Сейчас нам добавят жару.
        С этими словами парень сам взялся за сапёрную лопатку и принялся углублять канаву, пытаясь отрыть что-то вроде лисьей норы. «Если там подождут ещё минут двадцать пять - тридцать, то я успею, - думал Волков в такт ударам лопаты в твёрдую желтоватую почву. - Вот ещё чуть-чуть, и успею…»
        И он успел. Когда снова заквакали миномёты, он закатился в глубокую узкую щель и, прижимая к груди пулемёт, принялся считать разрывы. Миномёты выстрелили двадцать семь раз, а потом снова раздалось: «Цилай! Цилай!» - и Всеволод вынырнул со дна канавы. Пулемёт угнездился на сошках, короткие рубленные очереди понеслись навстречу вопящим людям, и маленькие смертоносные свинцовые осы вгрызлись в тела.
        С левого фланга заработал второй «дегтярь», сквозь очереди пробилась винтовочная пальба, но китайцев оказалось слишком много, чтобы два ручных пулемёта и восемнадцать трёхлинеек могли их остановить. Серо-голубая волна накатывалась всё ближе и ближе. Всеволод смёл очередью троих, подобравшихся на уверенный бросок гранаты, повернул ствол вправо и услышал, как сухо щёлкнул вхолостую боёк. По спине пробежал предательский холодок: враг слишком близко и можно не успеть поменять диск. Руки сами сбросили опустошённый магазин, потянули из брезентовой сумки полный, когда Волков понял, что не успевает. Прямо на него огромными прыжками мчался, выставив перед собою штык, сухонький китаец с перекошенным от злости лицом. Всеволод перехватил пулемёт точно дубину, примерился…
        Длинная очередь «Максима» отшвырнула китайского солдата куда-то вбок. «Станкач» ударил вовремя - ни секундой раньше, ни мгновением позже. Тяжёлый пулемёт лупил длинными, выстрелов на сто, очередями, поливая китайцев свинцом точно водой из шланга. Вот он поперхнулся на мгновение - кончилась лента, но теперь уже врезали оба «ручника», а ещё через несколько секунд «Максим» вновь продолжил свою работу.
        Китайцы оказались в огневой ловушке и заметались. Может быть, они были хорошими землепашцами или носильщиками, но вот солдатами они были отвратительными. Вместо того чтобы залечь и хотя бы попытаться подавить пулемёты ответным огнём, они бросились врассыпную, в тщетной надежде убежать от пули. Разумеется, это не получалось, и вскоре весь пустырь, а может быть - маленькая площадь, оказался засыпанным трупами.
        Внезапно Всеволод сообразил: после такого китайские артиллеристы не успокоятся, пока не перероют снарядами и минами всю прилегающую к этой бойне местность. Они просто обязаны это сделать, иначе их свои же пехотинцы на штыки поднимут. И заорал таким дурноматом, словно ему прищемили что-то очень дорогое, интимное:
        - Отходим! Отходим! Отходим!
        Полувзвод откатился метров на двести - двести пятьдесят и занял оборону в районе какого-то не то склада, не то амбара, не то вообще неизвестно чего. Но у этого строения были довольно толстые глинобитные стены, в которых красноармейцы тут же принялись ковырять бойницы. А по тому месту, где они только что крошили китайцев, снова ударила артиллерия. Только теперь это были не миномёты, а лёгкие гаубицы.
        Добрый час китайские артиллеристы долбили опустевшие позиции. Потом подключились миномёты, и только потом поднялась в атаку пехота. Вспомнив рассказы отца и его однополчан, Волков определил, что тут работает гаубичная полубатарея и три миномёта, классифицировать которые он не решился, не имея ни малейшего понятия, что это: очень ослабленная батарея или очень усиленный огневой взвод? Когда снова раздалось заунывное «Цилай!», Всеволод хмыкнул:
        - Снаряды у засранцев, упс… Так, - повернулся он к своим подчинённым. - Второй номер мне, живо! А то я и стрелять, и диск снаряжать не нанимался.
        К нему тут же подобрался самый крупный из японцев, Тамая, и принялся, пыхтя и высовывая от усердия язык, набивать патронами пустой диск.
        Вдруг он прищемил палец и, отдуваясь, горячо зашептал проклятья непослушному железу.
        На этот раз китайцы не мчались в атаку точно оглашённые, а шли сторожко, перебежками, прижимаясь к стенам и подолгу замирая перед очередным броском.
        - Смотри-ка, - Волков толкнул Тамая в плечо. - К вечеру поумнели.
        - Поумнели, - согласился японец, не поднимая головы. - Поум…
        Договорить он не успел. Ума китайцам хватило ненадолго. Словно бы повинуясь беззвучному приказу, они все нестройной толпой кинулись вперёд, мешаясь и отталкивая друг друга.
        Пулемёты ударили разом, щедро рассыпая свинцовый горох навстречу первой волне атакующих. Врезали винтовки: сперва - дружным залпом, а потом заполошно зачастили вразнобой. Китайцы снова влетели в огневой мешок, только теперь пулемёты работали по фронту, а стрелки с трёхлинейками - с флангов.
        - Вижу, что у тебя дела в порядке, - рядом с Всеволодом возник из ниоткуда взводный Белов.
        В этот самый момент парень сражался с перекошенным патроном. Наконец он в сердцах от души врезал кулаком по заевшему затвору, и тот поддался, выплюнув зажёванный патрон. Всеволод с чувством помянул мать товарища Дегтярёва, мать бывшего царского полковника Роговцева[125 - В 1889 году полковник Николай Федотович Роговцев разработал трёхлинейный русский патрон 7,62?54 R.], матерей всех тех, кто собирал его ДП-27 и выпускал эти самые патроны, и снова принялся за расстрел китайской пехоты. Одновременно, не отрываясь от пулемёта, он буркнул:
        - Охренеть как в порядке. Поддержки не ожидается в принципе или как? Нам китайские миномёты и гаубицы своими силами давить?
        - Гаубицы? - насторожился Белов. - А ну-ка, что ещё за гаубицы?
        Волков, всё так же не отрываясь от пулемёта, коротко доложил о гаубичной полубатарее и о трёх миномётах. Комвзвод густо выматерился и попросил продержаться не отступая «ещё хоть часок». «Во как надо! - чиркнул он себя по горлу ладонью. - Продержись, товарищ Волков, а я тебе ещё отделение пришлю и патроны. Дай слово комсомольца, что продержишься!» В ответ Всеволоду до жути захотелось рассказать командиру старый анекдот про коммуниста-пулемётчика[126 - Коммунист-пулемётчик обращается к комиссару: - Товарищ комиссар! Патроны кончились! Нечем больше строчить! - Но вы же коммунист! - И пулемёт застрочил…], но он сдержался и лишь кивнул.
        Исчез Белов так же необъяснимо, как и появился. Вот только что был здесь, а отвлёкся на секунду Волков - срезал китайского офицера, который что-то уж очень бойко размахивал саблей, - и вот нет уже комвзвода рядом. Удивляться парню было некогда: вон ещё сколько мишеней в прицеле мельтешит. И окончательно понял, что именно он пообещал, лишь тогда, когда снова заработали гаубицы. Только вот теперь нельзя было отходить.
        Обстрел. Атака. Снова обстрел. Снова атака. «Сюда что, ВСЕХ китайцев пригнали, что ли?!» Обстрел. Атака…
        Передышка наступила, лишь когда на полуразрушенный Куаньчэн опустился вечер. Волков оттёр потное лицо и огляделся. Возле трупа Тамая сидел Танака, с ног до головы перемазанный жёлтой пылью, и сосредоточенно набивал диск патронами. Рядом с ним лежал бледный как полотно комроты Цуда. Он умирал: осколками гаубичного снаряда ему разворотило живот.
        Впрочем, и от роты тоже осталось немного. Перед последним артналётом перекличка показала пятьдесят семь человек в строю и троих тяжелораненых, которые ещё могли стрелять. Сколько осталось в строю сейчас, Всеволод не имел ни малейшего понятия. Проводить перекличку не хотелось. Где-то там, глубоко, шевелился мерзенький червячок, шептавший: «А вдруг вас всего двое и осталось?»
        Волков снял с пояса флягу, поболтал в руке. О, ещё больше половины! Он прополоскал рот, потом сделал несколько маленьких глотков. Снова поболтал. Теперь половина.
        - Исиро, пить хочешь?
        Японец поднял на Всеволода ошалевшие глаза и часто-часто закивал головой.
        - На. Половина твоя, только всё сразу не пей. Может, ещё понадобится. И не тряси так головой - оторвётся…
        В сумраке полуразваленного склада-амбара-не-знаю-чего жутковато зазвучал хриплый смех. Танака взял флягу, отпил немного. Потом показал на умирающего командира роты. Волков отвёл глаза:
        - Нет! - и пояснил: - Ему уже без разницы, а нам ещё воевать…
        К счастью, Цуда не слышал этих жестоких слов: он уже давно был без сознания.
        Исиро глотнул ещё раз, потом закрутил колпачок фляги и отдал обратно. Потом порылся в кармане и вытащил что-то странное, сплющенное. Отломил половину:
        - Ворокофу-доно, возьмите. Это - дайфукумоти[127 - Японская сладость, небольшая рисовая лепёшка с начинкой, чаще всего с анко, пастой из бобов фасоли адзуки.]. Только немножко помялось…
        Теперь смеялись оба. Скромный ужин проглотили, почти не чувствуя вкуса, снова запили водой. Всеволод вытащил из кармана портсигар, закурил, угостил Танака. Откинулся на спину, выпустил вверх струйку дыма:
        - Интересно, сколько мы с утра проживём?
        Ответа он не услышал. Яростно громыхнули орудия, причём где-то у них в тылу. Потом раскатилась пулемётная трескотня, снова ударили пушки…
        - Товарищи! - голос комиссара батальона Зеленина. - Победа, товарищи! Слышите?! Это подошёл бронепоезд «Красный уфимец»!
        Как выяснилось в дальнейшем, краснокожий житель Уфы явился в Куаньчэн не в одиночестве, а в тёплой компании. На выручку второму стрелковому полку 1-й Соединённой стрелковой дивизии имени Советско-Японской Дружбы явился дивизион бронеавтомобилей и весь первый полк вышеозначенной дивизии. И от китайской бригады только брызги полетели. Но об этом Волков узнал уже потом. А в ту ночь он сидел в развалинах столовой и с аппетитом уплетал гречку с тушёнкой - ту самую, которую не успел съесть за обедом. Гречка была холодная, жир от тушёнки застыл, но Всеволод был уверен, что никогда раньше не ел такой вкусной еды.
        Рядом с ним сидел Исиро Танака и тоже бойко орудовал ложкой. Котелок был один на двоих, зато рядом стояло ведро с холодным же чаем, откуда оба попеременно черпали кружками и пили, пили, пили, никак не в силах напиться.
        - Ворокофу-доно, - пробубнил Танака с набитым ртом, - доберите остатки, и я схожу за добавкой.
        - Угу… - Волков шкрябнул ложкой по стенкам котелка и повернулся к японцу: - Слушай, оставь ты это своё «-доно». Зови меня просто Сева или Севка. Меня так все друзья зовут.
        Исиро Танака замер. Лучший пулемётчик роты, герой, не боящийся ни врагов, ни смерти, предлагает ему свою дружбу? Ему, простому крестьянскому парню, который и отделённым стал только потому, что Ворокофу-доно рекомендовал? Он выдохнул, потом вскочил на ноги и резко поклонился:
        - Я буду счастлив стать вашим другом, Севака[128 - В японском языке не существует слов с двумя согласными подряд, если первая не «н» или «м», поэтому Исиро искажает имя «Севка», добавляя в него дополнительную гласную. Имя «Севака» японец произносит с ударением на первый слог.].
        Он хотел добавить, что его друг может называть его так, как хочет, но слова застряли в горле. Исиро схватил котелок и побежал к раздаче. Он был счастлив. Так счастлив, как, наверное, был счастлив, только когда его приняли в ряды КИМа и когда их революция под руководством Товарища Его Божественного Величества победила…
        Глава 4
        По танку вдарила болванка -
        Прощай, родимый экипаж…
        Б. Суслов. «По полю танки грохотали»
        После Куаньчэнского боя, в котором бригада генерала Вана Иня - собственно, не генерала, а самого натурального бандита, - была полностью уничтожена, наступило затишье. И продолжалось оно так долго, что Всеволод Волков уже начал тихо надеяться, что на этом война и закончилась. Ну мало ли там что? Может, Правительства СССР и Японии уже договорились с китайцами и теперь со дня на день подпишут мир? Во всяком случае жизнь в Соединённой стрелковой вошла в почти мирное русло. Даже соревнование по карате решили провести.
        Всеволод долго смотрел на тренировки Танака и его товарищей. Очень долго. И наконец не выдержал: попросился поспарринговать с японцами. И тут выяснилось, что армейский рукопашный бой оказывается намного эффективнее карате.
        Удар! Японец не сумел или не успел поставить блок против прямого ногой и отлетел, точно тряпичная кукла. Впрочем, тут же вскочил, не обращая внимания на струйку крови из носа, поклонился и показал, что готов к продолжению схватки. Ну готов так готов. Всеволод сблокировал предплечьем удар хитро сложенным кулаком, присел, пропуская над собой удар ногой, и подсек бойца Хонда обратным ударом под колено. Навалился сверху, скручивая невысокого, сухопарого японца, не давая тому ни вздохнуть, ни охнуть.
        - Очень интересный бой, товарищ, - внезапно произнёс заместитель командира батальона Ии Торамаса.
        Он подошёл никем незамеченный и уже давно наблюдал за схватками русского с японцами. Торамаса поинтересовался, где и когда Волков изучал приёмы джиу-джитсу, - ведь он совершенно точно узнал некоторые из них. Он и сам мастер, а потому хотел бы показать, что именно Всеволод сделал неверно. Но прежде предлагает учебную схватку, чтобы «росске» понял свои ошибки. Заинтересовавшись, Волков встал и поклонился командиру. Тот снял ремень и портупею, ответил таким же поклоном, и поединок начался.
        Удар! Ещё удар! Всеволод уклонился от первого, сблокировал второй и ударил сам. Торамаса кувырком ушёл назад, вскочил и быстро провёл атаку в ноги. Но Волков ожидал чего-то подобного от невысокого коренастого японца. И на автомате ответил так, как давно - ещё до той, другой армии - научил один из друзей отца. Он качнулся назад, перенося вес на дальнюю ногу, отдал выставленную вперёд противнику и в тот же момент, когда тот провёл захват, резко ударил его сложенными ладонями в лоб.
        Заместитель командира батальона сидел на земле и ошарашенно озирался. Потом встал, отвесил ещё один поклон:
        - Простите мне моё невежество, Ворокофу-сан, но я не могу узнать школу, приёмом которой вы сбили меня с ног. Кто был вашим достопочтенным учителем? Мне посчастливилось обучаться у самого Какуно Хапеита[129 - К а к у н о Х а п е и т а (1875 -1939) - мастер и руководитель (соке) школы джиу-джитсу Такаги Рю - одной из наиболее известных школ этого боевого искусства.], а у кого обучались вы?
        Волков молчал, размышляя, как бы ответить так, чтобы с одной стороны ничего не сказать, а с другой - не показаться дурачком или грубияном. В конце концов он выдал пространный рассказ о том, что его первым учителем был японский солдат по имени Такаги, но затем он обучался у многих наставников, которые учили его разным видам единоборств, так что он и сам не знает, как назвать школу, приёмами которой владеет. Впрочем, он подозревает, что никакого названия и нет, а есть просто мешанина из разных приёмов рукопашного боя.
        Выслушав эту бредятину, Ии Торамаса согласно покивал головой и заметил, что он наслышан о некоем русском мастере, который кажется тоже создаёт что-то подобное. Всеволод решил, что японец, видимо, имеет ввиду то ли Ощепкова[130 - В а с и л и й С е р г е е в и ч О щ е п к о в (1892 -1937) - родоначальник советского дзюдо и один из основателей борьбы самбо.], то ли Спиридонова[131 - В и к т о р А ф а н а с ь е в и ч С п и р и д о н о в (1882 -1944) - один из основателей советской школы рукопашного боя и борьбы самбо.] - о них ему ещё в детстве рассказывал отец. Правда, сам он почти ничего не помнил об этих людях, но на его удачу Торамаса не стал продолжать разговор. Он ещё раз поклонился, попросил у Волкова разрешения как-нибудь в другой раз повторить этот интереснейший поединок и, сославшись на неотложные дела, удалился, разрешив красноармейцам продолжать эти полезнейшие занятия.
        А в это время и китайцы, и красные союзники накапливали силы, готовясь к решительной схватке. Из внутренних районов СССР и из Кореи в Маньчжурию подтягивались свежие дивизии, а из внутренних районов Китая туда же брели колонны понурых новобранцев. Но война требовала не только свежего мяса. Она нуждалась в том, что было её кровью, и потому во Владивостоке, Дайрене и Рёдзюне[132 - Название Дальнего и Люйшуня (Порт-Артура) в период японского владычества.] суда выгружали патроны и рис, снаряды и пулемёты, самолёты и сушёные сливы, взрывчатку и квашенную редьку, в Харбин и Мукден нескончаемым потоком шли эшелоны с бензином, бронеавтомобилями, салом, солониной, сапогами и шинелями, а в Кантоне[133 - Старое европейское название города Гуанчжоу.] и Шанхае портовые краны, окутанные клубами пара, выхватывали из трюмов угрюмые танки и артиллерийские орудия, и бежали по шатким сходням бесконечные цепочки похожих на муравьёв кули, тащивших на своих плечах ящики с винтовками и консервами, упакованные в корзины бутыли с кислотой и мешки с опием.
        И грянуло. Китайцы атаковали по всему фронту, пытаясь численностью компенсировать недостаток военной подготовки и нехватку вооружения. Японцы встали насмерть, но советские части слегка попятились. Особенно тяжёлые бои развернулись в районе города Ляоян, который обороняла 12-я стрелковая Амурская дивизия и четыре полка цириков Монгольской народно-революционной армии. Против них маршал Чжан Сюэлян сосредоточил семь пехотных дивизий разного состава, шесть кавалерийских бригад и почти двести орудий. И хотя по силе, составу и вооружению советская дивизия превосходила три китайских, а кавалерийские бригады «молодого маршала» в регулярных армиях считались бы полками, положение складывалось серьёзное. После недели отчаянных боев комдив Смирнов[134 - А н д р е й К и р и л л о в и ч С м и р н о в (1895 -1941) - советский военачальник. Генерал-лейтенант (1940). Погиб в бою. В период 1930 -1936 годов командовал 12-й стрелковой Амурской дивизией имени Сибирского Революционного комитета.] был вынужден отступить, но 34-й Омский стрелковый полк, кавалерийский эскадрон и сапёрная рота Амурской стрелковой и
монгольские части оказались в окружении. Смирнов запросил помощи, и в район Ляояна перебросили 1-ю Соединённую стрелковую дивизию имени Советско-Японской Дружбы.
        По единственной улочке маленькой китайской деревушки Сяоянтай повзводно шагал батальон Строева. Впереди второго взвода первой роты печатал шаг новый комвзвод Всеволод Волков. К величайшему изумлению парня, пока дивизия стояла на отдыхе в районе Харбина, его вызвали к комдиву товарищу Миядзаки, где после недолгой беседы с командиром и комиссаром Стародубцевым ошарашенного Волкова поздравили с новым назначением, зачитали приказ о присвоении ему третьей категории[135 - До введения в РККА персональных званий к третьей категории относились должности командира взвода, командира среднего или тяжёлого танка и им равные. Эта категория относилась уже к среднему командному составу, так что изумление Волкова-младшего вполне обосновано.] и выдали новые петлицы с кубарями, которые здесь почему-то упорно именовали квадратами. Всеволод пытался напомнить, что вообще-то взводом должен командовать человек, окончивший военное училище, или как оно там сейчас называется, но ему ответили, что после войны его обязательно отправят в школу Красных командиров, в самую Москву. Ну или в Токио. Но сейчас, товарищ командир
взвода, времени сидеть за партой нет. А потому будете учиться в бою[136 - Это не фантазия авторов. Вплоть до 1932 года в РККА могли назначить на должность командира взвода и даже командира роты призывника, прошедшего лишь месячные командирские курсы. А в чрезвычайных условиях - и без этих курсов. За период 1924 -1932 годов без прохождения курсов такие должности получили более ста человек.].
        И вот теперь товарищ комвзвод Волков шагает впереди своего взвода. За плечом автомат Фёдорова, на боку - планшет и кобура с - будь он трижды неладен! - «Наганом», а на плечах - чёртова ответственность за четыре десятка душ!
        Новое оружие Всеволоду не нравилось. Категорически! Автомат Фёдорова оказался не слишком-то удобной и довольно-таки тяжёлой дурындой. Нет, понятно, что «дегтярь» весит чуть только не вдвое, ну так он и лупит на километр с гаком. А этот что? Прицельная дальность - пятьсот. И не метров - шагов! А в метрах всего-то четыреста получается. Короче, пистолет-пулемёт, а чего в нём в бою хорошего? Отец как-то, будучи в серьёзном подпитии, рассказал, как его на Балканах снайпер прижал. А у него из оружия - «Стечкин».
        - Прикинь, «Стечкина» своего из кобуры минут пять тащил, всё вытащить не мог. А когда вытащил, как посмотрел на него - хера ли с тебя толку, товарищ АПС? - отец махнул ещё одну запотевшую стопку, загрыз хрустким огурцом и грустно усмехнулся: - Ты ж, товарищ мой огнестрельный, даже в самых смелых своих фантазиях и до половины расстояния, что до снайпера, не добьёшь. Он ведь, гнида, может, метрах на восьмистах работает, а я тут… Так что проку от тебя - только застрелиться. В чём никакого смысла не наблюдается: я ж и так кандидат в двухсотые… И вот ведь лежишь и понимаешь, что ты - мишень. Которая и огрызнуться-то толком не может. Это-то, Севка, самое страшное…
        В тот раз с отцом всё кончилось хорошо, а не то расти бы юному Волкову сиротой, но после такого рассказа Всеволод изо всех сил отбрыкивался от такого замечательного оружия, как Фёдоровский автомат. Нет, он все понимает: и что это первый настоящий серийный автомат, и что лишняя единица автоматического оружия во взводе лишней не будет, и что приказ есть приказ. Только дайте ему лучше ДП-27, он себя с ним чувствует увереннее. Да и пользы от него в бою точно больше. Ну и что? Покивали, посмеялись, согласились, что творение конструктора Фёдорова далеко от совершенства, и… всучили таки.
        Про «Наган» и говорить нечего. Спуск тяжеленный, считай, два кило - как с куста, ход у спуска длинный - самовзвод же. А уж про перезарядку вообще лучше помолчать. Это кто ж такую хрень придумал, чтобы боевое оружие по одному патрону заряжать, а потом ещё и гильзы стреляные по одной выбрасывать?! Видно, крепко товарищ Леон Наган[137 - Волков-младший не совсем прав: трёхлинейный револьвер образца 1895 года был разработан и производился для Российской Империи бельгийскими промышленниками братьями Эмилем (1830 -1902) и Леоном (1833 -1900) Наганами.] русских офицеров не любил, если такую херню им спроворил! И добро бы ничего другого не было, так ведь есть! Есть! Кидзиро Намбу[138 - К и д з и р о Н а м б у (1869 -1949) - кадровый офицер японской императорской армии и основатель Nambu Arms Manufacturing Company, производителя оружия для японских военных во Второй Мировой войне. Плодовитый конструктор стрелкового оружия, его иногда называют «Джон Браунинг Японии».] - хороший человек, хоть и генерал! - разработал ещё в двадцать пятом году классный пистолет. Который потом переделали под маузеровский патрон.
Ну который для ТТ[139 - Речь идёт о пистолете «Намбу», тип 14. В реальной истории в нем использовался 8-мм патрон, но в данной альтернативе вполне возможно появление этого пистолета под патрон 7,62?25 мм.]. Красавец пистолет! Удобный, «целкий» и в руке, как влитой, лежит. Вот у их комбата такой. И у ротного из третьей роты. Да что там! Даже у интендантов такие есть. А ему этот семизарядный кошмар выдали!
        - …Командиры взводов! К командиру роты!
        Всеволод ускорил шаг, но на бег срываться не стал. Приучен уже. В той, прошлой будущей армии. Правило простое: как окажешься в зоне видимости начальства - переходи на бег. Так что пробежал он всего десяток шагов и встал перед комроты Хутояровым. Первым, несмотря на то что не слишком-то торопился.
        Хутояров обвёл взглядом всех взводных, выстроившихся перед ним, обратил внимание на то, что Амакасу и Дубов слишком бурно дышат после небольшой пробежки, скривился и буркнул:

«У, клячи! Почему Волков не запыхался, хотел бы я знать?» Но тут же достал из планшета карту, лицо его стало сосредоточенным, и он жестом подозвал командиров к себе.
        - Вот тут, - палец с обкусанным ногтем ткнул в квадратик, обозначавший населённый пункт, - деревня Ванцзягоу. Это исходный рубеж. Вот тут - Хоупацзяцзы. Белокитайский опорный пункт. Как видите, эти деревни разделяет ручей. Неглубокий и не широкий, но переправа через него затруднена. Берега болотистые, дно топкое. Но руслом пройти всё-таки можно. Особое внимание уделяем левому флангу. Волков! Поручаю его тебе! Сверим часы, товарищи… - тут Хутояров запнулся: он не знал, есть ли у кого-то из его взводных часы. Но тут же сообразил и выпалил: - Сигнал к атаке - две зелёные ракеты. Ориентировочно в шесть ноль-ноль. По местам, товарищи.

* * *

…Надсадный грохот орудий оглушал и точно выворачивал наизнанку. Всеволод лежал на мёрзлой земле среди хрустких стеблей гаоляна и ждал, когда кончится артподготовка. А ещё размышлял: как он поведёт себя в атаке? Откровенно говоря, небольшое удовольствие - бежать по мёрзлому полю туда, откуда лупят вражеские пулемёты. Нет, ему приходилось бегать под выстрелами и здесь, и тогда, в другом времени, но ведь одно дело - мелкими перебежками, то прижимаясь к стенам домов или высоким, похожим на крепостные стены заборам, то припадая к земле, вжимаясь в каждую ложбинку или впадинку. Это более-менее привычно и даже почти нормально. Но сейчас ему предстоит бежать в толпе таких же, как он, а с той стороны по ним откроют огонь из всего, что может стрелять. Волков слегка передёрнул плечами: ты бежишь, а навстречу тебе мчится слепая смерть. Слепая - вот что особенно паскудно!
        От этих мыслей он чувствовал себя омерзительно. Чуть подобрав обшлаг шинели, Всеволод взглянул на часы. Минутная стрелка будто застыла, а секундная бежала так медленно, словно сама не хотела приближать начала атаки. Волков вдруг вспомнил, что ни в одном из своих очень редких рассказов о войне отец никогда не упоминал ничего похожего на что-то, хотя бы отдалённо похожее на то, что его сейчас ожидает.
        Стало ещё хуже. В животе заворочался какой-то холодный червяк, голова гудела от постоянных разрывов тяжёлых снарядов. Чтобы отвлечься, парень принялся сперва вспоминать всех своих прежних подружек, потом школьных учителей, а потом… А потом неожиданно для самого себя забубнил какую-то песню и только потом сообразил, что это De La Rey[140 - Песня южноафриканского певца Бок ван Блерка (1978), написанная в 2006 году.]. Слов он, естественно, не знал и потому бормотал на знакомый мотив какую-то абракадабру.
        И в этот момент в серое осеннее небо взлетели два зелёных огня. Орудийный гром смолк, но тут же над подмёрзшим осенним полем понеслось отчаянное «А-а-а-а-а!» и «Банзай!» Всеволод и сам не понял, когда оказался на ногах. Пригибаясь, он побежал, выставив вперёд ствол автомата, но стрелять не стал: в магазине всего двадцать пять патронов, и если их не хватит в нужный момент…
        Ему казалось, что стрелять будут именно в него, ведь он чуть ли не самый высокий не то что в роте, а во всём батальоне. И ещё очень напрягало то, что он не видит китайских окопов. «Кретины! Козлы! Исходный рубеж далеко выбрали! - думал на бегу Волков. - А сколько теперь поляжет, а? Долбоклюи!» И вдруг он увидел, как метрах в ста впереди вскочила какая-то фигура в голубовато-сером обмундировании и бросилась наутёк. Он машинально срезал её короткой очередью, и тут же вся наступающая лавина словно взорвалась выстрелами. А потом прямо перед ним вдруг оказался пулемёт Гочкиса на треноге. Всеволод не понял, почему белокитайцы не стреляют, но раздумывать об этом было некогда: в его руках задёргался автомат, и китайские пулемётчики повалились наземь.
        Командир отделения Исиро Танака
        Ещё когда мы лежали, ожидая сигнала к атаке, я снова подумал: как же мне повезло, что такой человек, как Севака, захотел стать моим другом! Вот весь наш взвод сейчас лежит и трясётся от страха перед атакой, а Севака - поёт. Тихонечко, про себя, но ведь поёт! А уж когда встали и пошли вперёд… Севака впереди всех бежит. Чуть пригнулся - ну это понятно: зачем просто так себя под вражеские пули подставлять? Только все у нас бегут - бабахают на ходу, чтобы самим себе страшно не было, а Севака - нет. Зато, когда береговые обезьяны побежали, он первым врага убил. Экономно так - две-три пули всего, и дальше бежит. А потом вражеский «Гочкис» захватил. Не вовремя у энган-сарю его заело! Хотя, что ещё от этих тупых обезьян ожидать?
        Я и опомниться не успел: Севака одной очередью их пулемётчиков смахнул и уже к пулемёту присматривается. Потом ощупал его со всех сторон, задержку устранил да и развернул против белокитайской сволочи. Рукой мне махнул: патроны, мол, подавай, и принялись мы с ним за уничтожение буржуазных прихвостней. По заветам Товарища Его Божественного Величества - десять тысяч лет ему жизни!
        Те китайцы, что побежали, быстро свою смерть встретили. Но и те, что не побежали, недолго на свете прожили. Они же ленивые, эти береговые обезьяны: не удосужились себе окопы отрыть. Я об этом Севаке сказал, а он только хмыкнул.
        - Земля за ночь промёрзла, - говорит. - Камнем стала. Они, - говорит, - может, и рады были бы окопаться, да не вышло.
        Только это он так шутил. Наверное. Потому что нас он бы точно заставил отрыть траншею, да ещё пулемётные гнезда и ход сообщения в тыл. Потому что его уважаемый отец ему говорил: «Чем больше копаешь перед боем, тем меньше придётся копать после». Это потому что у братьев с Севера покойников не кремируют, а зарывают в землю.
        А пулемёт у китайских контрреволюционеров плохой оказался. Патроны не в лентах, как у «Максима», а в жёстких таких штуковинах. Севака сказал, что они называются кассеты. У нас тоже такие пулемёты были. До Великой Революции, осуществлённой с благословления и под руководством Товарища Его Божественного Величества. А потом их на «Максимы» заменили. И правильно, а то я даже вспотел, запихивая эти кассеты в «Гочкис».
        Только даже пулемёт не слишком сильно помог нашей атаке: очень уж много тут береговых обезьян собралось. И вместо того, чтобы благоразумно сдаться революционным воинам Товарища Его Божественного Величества, они имели наглость сопротивляться. Правильно наш старенький учитель, который когда-то воевал с китайцами - тридцать пять лет тому назад! - говорил, что китайцы отличаются глупостью. Правда, потом в ячейке КИМ нам старшие товарищи говорили, что все люди - братья. Интернационализм. Только я думаю, что братья - это те люди, которые разделяют Великое Учение Маркса и Ленина, благодатно дополненное и творчески развитое Товарищем Его Божественным Величеством, а вот все остальные - никакие не братья, а самые настоящие империалисты и буржуазные прихлебатели. Я как-то Севаку об этом спросил, он сперва посмеялся, а потом сказал, что он тоже так думает. И по его, Севаки, мнению, его многоуважаемый отец эти мысли разделяет. Так что, когда у нас за спиной что-то зарычало, а потом появились целых три танка, я возрадовался. А храбрец Севака едва не захохотал. Конечно, он живёт битвой, и сейчас энган-сарю
получат по заслугам!..

* * *
        Три МС-1 медленно и как-то неуверенно ползли вперёд. Всеволод прикинул: нет, курсы этих маленьких бронеуродцев не пересекаются с его местоположением, и облегчённо вздохнул. В способность танкистов, управляющих этим чудом инженерной мысли, заметить лежащего на земле стрелка, он не верил, а танк, хоть и маленький, а гусеницей заденет - мало не будет! А если вообще - наедет?
        Но эти вроде должны пройти мимо. Парень слегка расслабился, хотя и помянул тихим добрым словом конструкторов этих железных коробочек. Они таких размеров, что за ними толком не спрячешься. «Тоже мне, танк поддержки пехоты!» - буркнул про себя Волков. Тут его посетила новая мысль, и он чуть не расхохотался, вообразив, каково приходится в этих тесных бронесундуках на гусеницах скрюченным в три погибели экипажам.
        Притулившийся рядом Танака взглянул на него с таким выражением, что Всеволод понял: японец решил, что его друг и командир рехнулся. Он с трудом подавил неуместный смех и снова взялся за пулемёт. Нет, ну вот кто бы мог подумать, что придётся стрелять из такого антиквариата…
        Китайцы, и так уже деморализованные наступлением Соединённой стрелковой дивизии имени Советско-Японской Дружбы, при виде танков окончательно поддались панике. Теперь они уже не пытались сопротивляться и побежали. Все. «Гочкис» их старательно прореживал, а танки всё так же медленно, но неумолимо продвигались вперёд. Всеволод незаметно вздохнул: «Кажись, обошлось…»
        Артиллерийский выстрел ударил звонко и неожиданно. Сначала Волков не обратил на это внимания: у МС-1 есть пушки, и если кому-то из «мазуты» пришла фантазия пальнуть на ходу - его личное дело. В конце концов, это не ему, а танкистам отчитываться за перерасход боеприпасов. Если вообще за это здесь надо отчитываться.
        Но второй выстрел заставил его забеспокоиться: звук был с неправильной стороны. Парень осторожно привстал.
        - Твою мать!
        С той стороны двигался ещё более неуклюжий и несуразный танк со здоровенной жёлтой эмблемой на башне, из которой торчал вполне себе длинный ствол. Который тут же озарился вспышкой очередного выстрела.
        Слева грохнул взрыв, и тут же раздался жалобный вскрик Танака. Всеволод обернулся: один из советских танков встал, скосив набок маленькую башню. Лобовой лист, оказавшийся двустворчатым люком, распахнулся, и оттуда кувырком вывалился чумазый танкист в кожаной куртке, но второй член экипажа наружу не выбирался. Два остальных «малых сопровождения» тут же вступили в артиллерийскую дуэль с неожиданным противником, но их короткоствольные орудия для такого явно не предназначались.
        Несуразный танк - приглядевшись, Волков вспомнил его название: «Виккерс средний Mk1» - подползал всё ближе, не переставая вести огонь из пушки и поливая налево и направо из бортовых пулемётов. «Твою мать, - думал Всеволод, стараясь посильнее вжаться в землю, - сейчас этот мазафакер перебьёт наших танкачей, а потом и за нас примется». Он представил себе, как детище британского танкопрома резвится на позициях их роты, и содрогнулся от жуткой картины. «Б…ь! Надо что-то делать!»
        - Танака, так твою! Ползи, собирай у наших гранаты! - прошипел Волков на той удивительной мешанине из русских, японских и корейских слов, принятой в смешанной дивизии в качестве языка общения. - Я направо, ты - налево!..
        Командир отделения Исиро Танака
        Севака приказал собрать ручные гранаты. Я не понял, зачем ему все гранаты, но ведь спорить с командиром не станешь. Пополз, а над головой только противно так: «дзю-о!» Это пули китайские воют, пугают. Страшно, конечно. Только приказ надо исполнять.
        - Иоичи! Гранаты отдавай!
        Долговязый Иоичи - рыбак с Хокайдо суёт мне в руки две гранаты. Ползу дальше.
        - Не![141 - Эй! (яп.)] Отдавай гранаты!
        Рябой и нескладный, словно бы в насмешку над своим именем, Акио протягивает мне гранату «Мильс» и три гранаты с оборонительными чехлами[142 - Имеется в виду английская (очевидно, трофейная) ручная граната системы Мильса - прообраз знаменитой «лимонки», ручной гранаты Ф-1. Остальными были принятые в РККА бутылкообразные ручные гранаты обр. 1914/30. В обороне для увеличения количества осколков на них надевался чугунный чехол с насечками.]. Зачем он их надел? Но спрашивать некогда, ползу дальше.
        - Аната не![143 - Эй, ты! (Эй, там!) (яп.)] Гранаты отдавай!
        Еле-еле дотащил до Севаки почти два десятка гранат. Ох и неудобно же было ползти, когда и за поясом, и в карманах - сплошные железные чушки. А как же стыдно было, когда Севака глаза на всю эту кучу вылупил и засмеялся.
        - Ты, Исиро, - говорит, - совсем обалдел, что ли? Штук пять всего и надо было.
        Только долго стыдиться некогда: достал он свой индивидуальный пакет, разорвал и давай бинтом сматывать гранаты по пять штук. Четыре - вверх, одна - вниз.
        - Чего смотришь? - шипит. - Давай, связывай. Сейчас поползём с тобой в камикадзе[144 - «Б о ж е с т в е н н ы й в е т е р» - название тайфуна, который дважды, в 1274 и 1281 годах, уничтожил корабли монгольской армады хана Хубилая на подступах к берегам Японии, сорвав тем самым планы по её завоеванию.] играть. Этой б…и карачун делать!
        И на танк энган-сарю показывает. Что такое «карачун», не знаю, а вот «Божественный ветер», что утопил вражеский флот, - это я понимаю. Тут я понял, зачем он гранаты связывает. Даже вспотел от ужаса: чтобы такую связку под танк бросить - это ж надо к нему почти вплотную подобраться! Севака - великий герой! Достойный сын своего уважаемого отца!..

* * *

…Стиснув зубы, Всеволод полз вперёд, сзади пыхтел Танака. Оба были в гимнастёрках: Волков в который раз помянул тихим добрым словом местную зимнюю форму одежды, включавшую в себя удивительно долгополую шинель, в которой не то что ползать - ходить и то неудобно! Спасибо ещё, что идиотский суконный шлем-будёновку заменили на японскую зимнюю шапку. Когда-то у него была похожая, правда, из овчины, а эта - суконная, но с подкладкой из натурального меха. Кстати, уж до кучи японские товарищи снабдили зимнюю советскую шинель отстёгивающимся меховым воротником и обшлагами. На кой чёрт были нужны эти обшлага, Волков даже не задумывался. Нет смысла даже пытаться постичь своим чахлым умишком могучий гений военной мысли - это он понял ещё в той армии будущего, которое для него теперь - прошлое. «Есть три способа делать дело: правильный, неправильный и армейский!» И как бы ты ни старался понять последний - всё равно не поймёшь…

«Виккерс» неумолимо приближался. На поле уже горел второй МС-1, а третий пытался уползти назад, продолжая, впрочем, отчаянно огрызаться из своей короткоствольной пукалки. Но попасть в британца у советских танкистов не получалось, а смыться от греха - не хватало скорости. Всеволод отчётливо понимал: пока экипаж «Виккерса» занят советским «малышом» - какие-то шансы подобраться к английской машине ещё есть, а вот потом… О том, что случится потом, лучше не думать, дабы не изводить себя бессмысленными ужастиками.
        Кажется, джентльмены в «Виккерсе» нащупали-таки последний советский танк: очередной снаряд взрыл землю совсем рядом с бронированным малюткой.
        - Твою мать!!!
        Волков прыжком вскочил на ноги и, петляя ополоумевшим зайцем, метнулся к китайской машине. Должно быть экипаж был слишком занят выцеливанием стального противника, что не обратил внимания на бегущего человека. А зря.
        Первая связка гранат рванула прямо на крыше башни, вторая разорвала гусеницу и вынесла пару катков. Рядом со Всеволодом словно чёрт из-под земли вырос Танака и, к немалому удивлению парня, протянул ему ещё одну связку. Издав нечленораздельный вопль, Волков метнул её под днище танка. Исиро замер рядом, держа наготове последнюю противотанковую самоделку, но «Виккерсу» уже хватило по самую маковку и добавки не требовалось.
        На борту несуразной машины распахнулась броневая дверь, оттуда пыхнули клубы чёрного дыма, выстрелил язычок ярко-голубого пламени, вслед за которым вывалился танкист в каком-то странном комбинезоне и дурацкой английской каске, очень похожей на миску. Всеволод дождался, пока англичанин встанет на четвереньки, и от всей души врезал ему прихваченным про запас «Мильсом» по затылку. Британец взвыл дурным голосом и растянулся на земле. А из двери уже лез второй. Его приголубил Танака, влепив ему с разворота ногой в ухо. Танкист издал булькающий звук и мешком осел наземь.
        Третий член экипажа горел. Во всяком случае, когда он выбрался наружу, на его спине и каске весело плясало чадное пламя. Волков подсечкой сбил его с ног, прижал спиной к земле, а попутно отобрал револьвер - точно такой же, как и тот, что они затрофеили вместе с отцом в самом начале их эскапады в этих времени и реальности.
        - Руки вверх! - приказал Всеволод по-английски, совершенно не сомневаясь, что его поймут. И когда один из пленников замешкался, добавил всё на том же языке: - Шевелись, грязный ублюдок!
        Один из пленников - тот самый, что получил от Исиро оплеуху посредством сапога, дёрнулся:
        - Как вы смеете? Я - офицер…
        - Офицер и джентльмен? А разве Британия воюет с Россией и Японией? Вы не офицер, а продажная девка. Причём дешёвая: откуда у китайцев деньги на дорогих шлюх?
        От этих слов пленник пошёл красными пятнами, но обращать внимание на это было уже некогда: бойцы Рабоче-крестьянской и Императорской Красных Армий снова поднялись в атаку. Однако Всеволод рассудил, что на сегодня с него геройства достаточно, и поэтому отрядил отделение Танака на конвоирование пленных, а сам с остальным взводом незаметно переместился во вторую линию наступавших. Там он и был обнаружен командиром батальона Строевым. Комбат одобрительно хлопнул парня по плечу:
        - Уже всё знаю! Молодец! Эка ты придумал: гранаты связать! Сам догадался?
        - Да нет! Отец… - тут Волков-младший осёкся и прикусил язык. Нашёл, что сказать! И где это, интересно знать, его отец мог с танками сражаться? В Первую мировую? Ага, если за немцев дрался…
        - Эка?! - удивился Строев. - Батька твой под Каховкой, значит, геройствовал? Ну дело!
        И он снова одобрительно хлопнул Всеволода по плечу…
        Глава 5
        Как много девушек хороших,
        Как много ласковых имён!
        Но лишь одно из них тревожит…
        Л. Утёсов. Из к/ф «Весёлые ребята»
        Хоупацзяцзы был взят штурмом. Красным Армиям достались богатые трофеи, в том числе ещё один танк, не принявший участия в бою по причине неисправности. На следующий день деблокировали Ляоян. Неделю красные отряды зачищали местность, определялись с местами расположения, налаживая снабжение и быт. А потом дивизию перебросили во Внутреннюю Монголию: где-то в штабах в Москве и Токио решили, что оставлять братский монгольский народ разделённым на части неправильно. И снова началась кочевая жизнь: палатки, ночные тревоги, зачистка местности. Но наконец жизнь вошла в привычную колею: задымили походные бани, открылись в фанзах красные уголки, по выходным дням шестидневки стали демонстрировать кинофильмы, а из дому до бойцов начала доходить почта и посылки. В нескольких домишках заработало что-то вроде солдатских чайных, в которых по вечерам собирались свободные от дежурств и службы бойцы и командиры.
        В тот вечер в малюсеньком не то посёлке, не то монастыре Бэйцзымяо, в одной из фанз, в которой образовался такой стихийный буфет, сидели Волков и Танака и пили чай. Чёрный и очень крепкий, потому как оба, прихлёбывая из чашек, морщились и резко выдыхали.
        - Севака, твой отец исключительно мудр, - заметил Исиро, отставив в сторону опустошённую чашку.
        Всеволод кивнул другу и придвинул к нему початую палку сухой копчёной колбасы. Эту колбасу и «чай» армянского разлива он получил в посылке из дома. Отец знал, что посылать: шесть бутылок коньяку, столько же батонов копчёной колбасы, шматок сала Грушиного посола, два десятка шоколадок «Золотой ярлык», такое же количество коробок папирос «Герцеговина Флор» и до кучи - с килограмм леденцов россыпью. Хотя здесь кормят зд?рово лучше, чем даже в той Российской армии, не говоря уже про Советскую, в которой, по рассказам отца, кормили хоть и сытно, но удивительно невкусно, а всё-таки приятно вот так поесть чего-то не казённого.
        Осторожно долив в обе чашки коньячку, Волков поднял тост за «старого мудрого» отца и снова принялся слушать бесхитростные рассказы Танака о событиях революционного двадцать шестого года, когда «Товарищ Его Божественное Величество» объявил о переходе к строительству социализма. Исиро рассказывал, как сопротивлялись самые упёртые противники Советского строя, как некоторые генералы и адмиралы попытались объявить Нобухито сумасшедшим и восстановить сёгунат, как почти безоружные рабочие и крестьянские отряды блокировали воинские части и вступали в отчаянные схватки с полицией… Парень слушал и млел. Больше всего его удивляло не то, что это произошло, а то, что в его прежнем мире этого не было.
        - …И тогда товарищ Ямбури как закричит: «Вперёд!» - Исиро опрокинул в рот очередную чашку, резко выдохнул и зажевал безумным бутербродом из копчёной колбасы и сала, положенных на булочку ан-пан. - И мы побежали. А полицейские принялись стрелять. Но они успели убить и ранить только пятнадцать человек, а потом мы их всех нашими бамбуковыми пиками перекололи! Только я, Севака, никого так и не успел заколоть - всех до меня успели… - хмелея, Танака помотал головой. - А я тогда думал, что я трус. Я и сейчас часто так думаю… - добавил он, опустив глаза.
        Хлеба в чайной не было, а потому Всеволод тоже взял ан-пан - сладкую булочку с непонятной начинкой и положил на неё изрядный кусок колбасы.
        - Глупости ты говоришь, Исиро, - заметил он, откусывая от бутерброда. - Совершеннейшие глупости. Какой же ты трус? А кто вместе со мной танк подбил? А кто до конца в обороне стоял? Да я храбрее тебя парня не видел!
        Волков хотел добавить, что атаковать вооружённых полицейских с заострённым бамбуковым шестом, - это просто верх храбрости, но промолчал. Всё-таки такое, пожалуй, - верх безрассудства. Он вспомнил, как что-то подобное читал про бои на Иводзиме, когда оставшиеся без боеприпасов японцы атаковали американцев с такими же копьями в руках. На пулемёты шли! И дошли, мать их, дошли!
        - За тебя и твоих уважаемых родителей! - поднял чашку с «чаем» Всеволод.
        Друзья выпили, закусили, снова выпили. Волков вытащил папиросы, они закурили.
        - Сайн байна уу, ноокхоод![145 - Привет, товарищи! (монг.)]
        К столику подошли двое знакомых цириков Монгольской Народной Армии Дамдинсурен и Оуюн.
        - Здор?во, мужики! - поприветствовал их Всеволод и жестом пригласил присоединяться. Танака ограничился наклоном головы.
        К монголам красноармейцы относились, скажем так, своеобразно. Степняков считали хорошими товарищами, отменными наездниками, но вместе с тем стойкость монгольских цириков весьма невысока, а боевая подготовка ещё ниже. Несколько раз Волков наблюдал, как монголы бросались в конную атаку на пулемёты противника. Со всеми вытекающими из такого «мудрого» решения последствиями. Впрочем, пару раз ему доводилось видеть, как китайские солдаты вскакивают и удирают от завывающих злыми духами всадников с обнажёнными клинками. Тоже со всеми вытекающими.
        Но в остальном монголы - ребята, хоть и не сильно образованные, а вернее - сильно необразованные, но вполне свойские. И харчами поделятся, и помогут, если есть чем. А потому Всеволод плеснул обоим цирикам «чая» и предложил выпить за товарища Чойбалсана. Цирики с жаром поддержали, Танака, которому было уже, в общем, всё равно, за кого пить, согласно кивнул.
        Цирики захмелели быстро, хватило буквально пары чашек. Опьянев, они принялись рассказывать друзьям о своих «героических подвигах» и врали так, что Волков и Танака даже слегка протрезвели. Сохраняя каменные выражения лиц, русский с японцем переглянулись и в полумраке маленькой фанзы увидели смеющиеся глаза друг друга.
        - Ладно, - сказал Всеволод. - Достаточно. А не то вы нам сейчас расскажете, как китайский самолёт плетью сбили и танк зубами загрызли.
        Исиро засмеялся: негромко и необидно. Но монголы всё равно обиделись. Правда, совсем ненадолго. А потом…
        - Друзья, - Дамдинсурен, который только что о чём-то шептался с Оуюном, повернулся к Волкову и Танака и заговорщицки подмигнул. Вышло у него не очень, но друзья поняли, что монголы что-то задумали. - Друзья, мы хотим пригласить вас… Одним словом: пойдёмте. Только вчера приехали наши кимовки. А женщины на войне - они…
        Всеволод задумался. «Девчонки… Девчонки - это, конечно, зд?рово!» Честно говоря, с самого дня призыва у него не было ничего и никого. Что, в общем, и не удивительно: сперва некогда, а потом, извините, не до того стало. Он усмехнулся: «Молодец, папаня, что леденцов и шоколадок отсыпал. Сладкое девчонкам в кайф. Сейчас прихватим чего-нибудь и…» Дальше воображение нарисовало десяток сцен от лёгкой эротики до жёсткого порно включительно.
        Судя по выражению лица японца, Исиро думал примерно о том же самом, а потому друзья не стали отнекиваться и, заскочив за сластями - Танака полностью одобрил идею своего друга, они следом за цириками зашагали в ночную степь.
        А буквально через полчаса злые и протрезвевшие друзья бежали назад. Нет, разумеется, монгольские девушки не являли собой гений чистой красоты, но, как говорится, некрасивых женщин не бывает - бывает мало водки. Которую в этом случае с успехом мог заменить коньяк. Да и по чести сказать: кимовки из Монголии не совсем уж безобразные, а парочка так и вовсе - очень даже ничего! Но! НО!!!
        Все эти «степные цветы» пахли. Хотя нет, не пахли. Воняли! От кочевых красавиц несло жуткой смесью протухшего жира и годами немытого тела. Всеволоду подумалось, что если бы ему не довелось видеть женщин лет пять-шесть, ну вот тогда у него ещё что-то получилось бы с этими красотками, но сейчас…
        - Пусть меня лучше посадят за связь с кулаком и растрату семенного фонда! - высказался он в темноту.
        Потом, когда он объяснил смысл фразы Танака, они дружно и долго хохотали над своей неудачей. Распили ещё одну бутылку, и вдруг Исиро запел:
        Ягатэ дзю: дзи но хата о татэ
        Тэнто о саситэ нинаи юку
        Тэнто ни мацу ва хиномото но
        Дзин то ай то ни тому фудзин[146 - Спустя некоторое время Приносят и ставят палатку с флагом [Красного] Креста, А в этой палатке ждут японские женщины, Исполненные сострадания и любви (яп.) Песня «Фудзин дзюгунка» («Песня о женщинах в армии»). Авторы Ёсикиё Като и Ёсииса Оку. Песня написана в 1894 года во время Японо-Китайской войны (1892 -1895).]
        Всеволод уже знал эту песню и поддержал друга. У них получался совсем неплохой дуэт, вот, правда, когда они дошли до слов: «Массиро ни хо-соки тэ о нобэтэ» («Они протягивают белоснежные изящные ручки»), - песню снова прервали взрывы хохота.
        Когда песня кончилась, они ещё некоторое время посидели и помолчали. Хорошо, если рядом с тобой друг, с которым можно просто молчать. И вдруг Исиро негромко спросил:
        - Скажи, Севака, ведь ты не женат?
        - Нет.
        - А твой досточтимый отец выбрал тебе невесту?
        - Вот дел ему больше нет, кроме как девку мне выбирать, - усмехнулся Волков. И пояснил: - Отец доверяет мне, Исиро.
        Японец помолчал, словно бы собираясь с духом, а потом произнёс ещё тише:
        - Скажи, а на какое приданое ты рассчитываешь?
        - Чего? - изумился Всеволод. - Приданое? Какое ещё к чертям приданое?!
        - Ну сколько земли? Или деньгами?
        Волков подозрительно оглядел друга:
        - Ты что, братка, коньяку перепил? На кой ляд мне земля? Мне её в принципе больше двух метров не потребуется, да и те лучше бы подольше не требовались. А насчёт денег… - он хмыкнул. - За каким хреном мне деньги? Я что, сам не заработаю?
        Танака внимательно выслушал друга, удовлетворённо кивнул и неожиданно сунул ему в руку что-то твёрдое.
        - Что это? - удивился парень и присмотрелся. В неверном свете масляных светильников он с трудом разглядел фотографическую карточку. С кусочка картона на него смотрела симпатичная молоденькая японка. - Кто это?
        - Это моя сестра, Хана. И вот что я хочу у тебя спросить…
        Колхозница колхоза «Ака дзюгацу»[147 - «Красный октябрь» (яп.)], член КИМ Хана Танака
        Утром принесли почту. Два письма от старшего брата Исиро. Одно из писем адресовано лично мне. Удивительно. Ведь обычно его письма мы читаем всей семьёй. Дедушка, мама, бабушка и младшие братья Дзиро и Сэберо. Отца у нас нет уже очень давно. Ещё до революции он ушёл на заработки в город да там и сгинул. Сосед, дядюшка Сэтору, принёс в деревню коробочку с его прахом и рассказал, что отца придавило в порту сорвавшимся грузом.
        Я отца почти не помню. Вместо него у меня старший брат. Он добрый и сильный. Когда я была поменьше, то часто представляла себе, как Исиро женится, возьмёт меня в свою семью, и я буду нянчить его детишек. Меня-то замуж никто не возьмёт: приданого за мной никакого не дадут. У нас земли - с кошкин лоб. А кому нужна бесприданница?
        Когда в восемьдесят седьмом[148 - Имеется в виду 1927 год. Со времён Реставрации Мэйдзи вплоть до конца Второй мировой войны в Японии была принята система летоисчисления с точкой отсчета от основания Японии легендарным императором Дзимму. От европейской системы она отличалась на 660 лет, причем было принято указывать только две последние цифры, обозначая год двузначным числом.] году милитаристы и скрытые враги Товарища Его Божественного Величества на золото гайдзинов[149 - Га й д з и н - сокращенная форма японского слова «гайкокудзин», означающего «иностранец». Носит пренебрежительно-уничижительный характер. В реальной истории слово «гайдзин» использовалось в Японии для обозначения врага не-азиата.] подняли мятеж, Исиро ушёл из деревни. Он записался в отряд коммунистической самообороны. Вернулся только через год - со шрамом за ухом, но все такой же весёлый и сильный. Только не такой уж добрый. Он вместе с милицией вешал нашего богатея Гэна. Тот прятал рис, не хотел отдавать его в колхоз. И ещё он бил бамбуковой палкой жену учителя, госпожу Масуко. Она плохо говорила о товарище Сэн Катаяме[150 - С
э н К а т а я м а (имя при рождении Сугаторо Ябуки, 1859 -1933) - японский коммунист, деятель Коминтерна, один из основателей Японской Коммунистической партии.] и ругала новую власть. А он её за это поколотил. Собирался и господина самого учителя, господина Юдзо побить, но тот сумел счастливо избежать позора. Застрелился.
        А потом Исиро ушёл в армию защищать наши корейские провинции от белокитайцев. А из нашей деревни организовали колхоз. Питаться мы стали лучше, только вот не разбогатели. Совсем. Да и как тут разбогатеть, если в доме только два работника - я и мама, а есть хотят целых шестеро. Так что никакого приданого у меня всё равно нет.
        Перед тем как уйти в армию, брат велел мне вступить в Коммунистический Интернационал Молодёжи. Старший брат - хозяин женщины, если у неё нет отца, мужа или взрослого сына. Отца у меня нет, а мужа и сына, наверное, и не будет. Бесприданница никому не нужна…
        Я вскрыла то письмо Исиро, которое он написал лично мне. Толстое такое. А там - фотография: брат стоит вместе с северянином. Высоким таким. Подтянутые, в шинелях, стоят в обнимку. А на обратной стороне брат написал: «Это мы с моим лучшим другом и командиром Ворокофу-доно» У меня даже в груди потеплело: вот он какой - мой старший брат! Сам командир оказывает ему такую честь - фотографируется вместе! И разрешает считать его другом! Вот это да! Ай да Исиро, ай да молодец!
        Кроме фотографии, в конверте письмо и почему-то ещё один конверт. Запечатанный. Взялась я его письмо читать и…
        Здравствуй, сестрёнка! Хочу сообщить тебе радостную новость: я устроил твою судьбу. Мой друг, командир взвода Всевородо Ворокофу, - лучший человек, которого я только встречал в своей жизни! - согласен взять тебя в жёны. Он живёт в большом городе, работает на заводе мастером, а его досточтимый отец - крупный инженер, которого за его работу наградили орденом. Всевородо - единственный сын, его уважаемая мать давно скончалась. За отвагу и воинское умение его назначили командиром взвода, а после службы он, наверное, будет учиться и станет большим командиром.
        Ворокофу-доно очень умный и очень образованный. Он уже очень хорошо говорит на нашем языке - много лучше, чем я по-русски. Я показал ему твой портрет, и он счёл тебя очень красивой.
        Я не хочу выглядеть стариком, живущим только старыми традициями, но даже Товарищ Его Божественное Величество сказал на последнем съезде Партии, что из прежнего времени мы, отбросив всё косное и бесполезное, должны взять в наше светлое будущее всё мудрое и ценное, а потому сейчас я, как старший брат, ответственный за твою судьбу, приказываю тебе приехать. Здесь ты встретишься с женихом, которого я тебе выбрал. Я не стану настаивать, если ты откажешь уважаемому Ворокофу-доно, и не поведу тебя в штаб, где регистрируют браки бойцов и командиров, силой, но стану считать тебя очень глупой. Деревенской дурочкой.
        Твой почтенный жених написал тебе письмо. Прочти его и осознай, сколь высоки его достоинства. Кроме того, в конверт вложен воинский литер для проезда родственника военнослужащего. Зарегистрируй его в военной комендатуре префектуры и отправляйся в путь. Мы - я, твой старший брат, и Ворокофу-доно, твой уважаемый жених, - ждём тебя с нетерпением.
        Твой брат, командир отделения Исиро Танака.
        Я чувствовала, как горят мои щеки. Бесприданница… А вдруг я ему не понравлюсь? А какой он? Снова взяла карточку и принялась внимательно рассматривать. Непроизвольно хихикнула: длинноносый. И волосы светлые. Но улыбается хорошо. Может, он и впрямь добрый? Только зачем сыну уважаемого инженера, почти офицеру, нужна простая девчонка из деревни? Не ошибается ли брат? А кстати: где тут письмо от жениха?
        Вскрыла небольшой конверт. Почерк… Словно барсук писал своим удом. Смешно…
        Здравствуйте, уважаемая Хана-сан!
        Я прошу Вас не обижаться на Вашего брата. Исиро-сан искренне желает мне и Вам добра. Но я не предъявляю никаких прав на Вас. Вы свободны в своём выборе. Однако я буду очень рад, если мы встретимся. Хочу заметить, что Вы очень красивы, а так как фотоаппарат редко передаёт истинное положение дел, то догадываюсь, что в жизни Вы ещё красивее.
        С искренними пожеланиями счастья, Всевородо Ворокофу.
        А ниже приписано что-то по-русски. Жаль, что северный язык я совсем не знаю. Только буквы, да и те ещё нетвёрдо. «Очень красивая», надо же! Да чего во мне красивого?! Худая, долговязая и грудей почти нет. Дурнушка, одним словом. А он такие слова пишет…
        В конверте ещё лежала официальная бумага. Воинское требование на проездной литер для Хана Танака, следующей для встречи с родным братом.
        Я всё сидела и смотрела на письма и документ, когда раздвинулись сёдзи[151 - В традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к сдвижной деревянной раме.], и вся моя семья кинулась собирать меня в дорогу. Оказывается, они тоже прочли письмо брата, где он писал о своём решении. Дедушка вытащил большущий плетёный ои[152 - Традиционный японский заплечный короб-ранец, изготовленный из дерева или рисовой соломы.] и, невзирая на мои протесты, уложил туда свой потёртый футон[153 - Тонкий матрац, набитый ватой, - спальная принадлежность, расстилаемая поверх традиционной татами.] и старенький какэ-бутон[154 - Стёганое японское одеяло.].
        - Тебе придётся спать в доме северянина, а там полы не застилают татами, - сказал он.
        Дедушка знает, что говорит: он бывал в России, ещё когда северянами правил глупый и плохой император. Русские братья его потом расстреляли. И правильно сделали! Всем известно, что дед Товарища Его Божественного Величества уже тогда поддерживал Великое Небесное Учение Маркса и Ленина. Он помогал северным революционерам, а глупый и злой русский император объявил за это Японии войну. Которую сам же и проиграл. Конечно, если северные братья не желали воевать с нами - какая же может быть война? На одном из собраний нашей ячейки КИМ агитатор из Токио рассказывал нам про отважного русского адмирала, который, не желая идти против воли своего народа, сам направил свой броненосец на мины и погиб как герой. Офицеры императорской армии, разделявшие его убеждения, сложили стихи, посвящённые герою, и с почтением передали их русским[155 - И с т о р и я - продажная девка и служит тем, кто стоит у власти. Так что история гибели адмирала Макарова в этой реальности выглядит именно так.].
        Бабушка вспугнутой курицей бегала по дому, выискивая, что бы ещё дать мне с собой. Сунула в ои мешок лапши, поставила горшочек с натто[156 - Н а т т о («хранящиеся бобы») - традиционная японская еда, произведённая из сброженных соевых бобов.], завернула в чистую тряпицу несколько сухих рыбёшек.
        - Надо тебе ещё риса насушить, - сказала она раздумчиво и тут же кинулась искать моё кимоно.
        Кимоно у меня не новое. Ещё мамино. Зато красиво расшито цветами и птицами. А поверх него бабушка положила старинный оби[157 - Матерчатый пояс, которым завязывают кимоно. Женский оби достигает 30 сантиметров в ширину и 4 метров в длину, завязывается сложным большим декоративным бантом на спине и обычно стоит дороже самого кимоно.], доставшийся ей в наследство ещё от её бабушки. Парчовый, затканный сложным узором. Сверху новенькие таби[158 - Японские традиционные носки с отдельным чехольчиком для большого пальца.]. Я посмотрела на них и пожалела, что у меня нет настоящих гэта[159 - Японская национальная обувь, деревянная подошва которой имеет вид скамеечки с двумя выступами.]. В соломенных сандалиях с кимоно… Всем сразу станет понятно, что я - бедная. Ладно, у меня припрятано целых пять иен - куплю в городе.
        Но бабушка заметила мой тоскливый взгляд и напустилась на меня:
        - Нечего, нечего! Знаю я, о чём ты думаешь! Никаких гэта тебе не нужно. И так долговязая уродилась, в отца пошла. Ещё только гэта не хватает! Кому ты такая будешь нужна? Если Ворокофу-сан захочет найти шест для крыши - он его в лесу вырубит. Вот варадзи[160 - Сандалии, сплетённые из рисовой соломы или пеньки, один из видов традиционной японской обуви. Обычная обувь простых людей.], совсем новые. Надевай и не думай о глупостях!
        От таких слов слезы на глаза навернулись. Я что, виновата, что высокой уродилась?
        Братьев дедушка отослал. Дзиро - к дядюшке Эно, взять в долг его замечательного саке. Это для Исиро и его друга. А Сэберо - в колхозную лавку, за сладостями. Дедушка велел ему купить полкилограмма амэ[161 - Я п о н с к а я к а р а м е л ь - «тянучки» из крахмала и сахара.] и столько же сёгато[162 - Засахаренный имбирь.] и пригрозил выпороть, если только братец съест хоть кусочек.
        Только мама сидела рядом со мной и ничего не говорила, а лишь гладила меня по волосам.
        Я видела, что она еле-еле удерживается от слез, но никак не могла понять: от горя предстоящей разлуки или от радости, что нашёлся жених для меня, эти слезы?
        Ночью я никак не могла заснуть. Ворочалась, устраивалась поудобнее, но сон так и не шёл. Ведь я всё время думала о женихе. Конечно, Исиро - хороший и заботливый брат и нашёл мне хорошего человека. Но что будет, если я ему не понравлюсь?
        А рано утром меня разбудила мама, накормила на дорогу вкусным поджаренным на масле хлебом и рисом с мисо, а когда взошло солнце, я уже тряслась в кузове колхозного грузовичка по дороге в наш маленький городок Асахи[163 - А с а х и - поселок (ПГТ) в префектуре Тояма.]…

* * *
        Соединённую стрелковую опять перебросили. На сей раз в Харбин. Здесь нашлись хорошие казармы, и сейчас Всеволод сидел в красном уголке и читал. Рядом боец Христенков тщательно вырисовывал цветными карандашами заголовок «ильичёвки»[164 - Так в конце 20-х - начале 30-х годов называли стенные газеты, в связи с тем, что слишком многие имели названия, так или иначе связанные с Лениным («Ленинским путем», «Путем Ильича», «Заветы Ильича» и т. п.).], пыхтя от натуги и усердия. Несколько раз он уже бросал на командира умоляющий о помощи взгляд, но все было напрасно: Волкова целиком поглотила статья о событии полугодовой давности.
        В феврале 1922 года пять государств подписали Вашингтонское соглашение об ограничении гонки вооружений на море[165 - Подписанное 6.02.1922 соглашение Англии, США, Франции, Италии и Японии об ограничении тоннажа строящихся линкоров, авианосцев и подводного флота, утилизации части имеющихся кораблей, а кроме того договоренность о политике в Китае и т. д.]. В это время в Японии на верфях ВМФ в Йокосуке и Куре, «Кавасаки» в Кобе и «Мицубиси» в Нагасаки были заложены линейные крейсера проекта «Амаги», два из которых теперь предстояло уничтожить, а ещё два перестроить в авианосцы. «Амаги» и «Акаги» решили перестраивать, а остальные два - «Атаго» и «Такао» - разбирать на стапелях. Вот только с разборкой земляки Исиро Танака решили не торопиться и, как выяснилось, правильно сделали.
        В 1925-м начались переговоры между Японией и СССР о строительстве кораблей для Советского флота. Советская сторона приобрела недостроенные корпуса «Атаго» и «Такао» с тем, чтобы закончить их в качестве танкеров. Правда, надо полагать, что в договоре имелись ещё и секретные статьи, согласно которым Япония поставляла СССР тяжёлые орудия и броневые башни «для использования в интересах береговой обороны».
        Короче говоря, во Владивостоке принялись за достройку двух линейных кораблей, причём совсем не в качестве танкеров: на кой чёрт танкеру пять броневых башен с пушками 410-мм калибра каждая? В Советскую Россию бесконечным потоком тянулись броневые листы и части энергетических установок, приборы управления огнём и механизмы башен главного калибра и прочая, прочая, прочая. А так как достраивать такие посудины во Владике, если уж откровенно, было некому, то в город прибыли ещё и японские корабелы.
        Тут Всеволод с трудом удержался от смеха, представив себе, как именно размещали товарищей японцев в относительно небольшом городе. Да ещё учитывая отечественную безалаберность! Впрочем, из статьи следовало, что кораблестроителей разместили, и даже - с относительным комфортом. Их распихали по морским казармам, а морячки перешли на свои посудины. «Как всегда больше всех достаётся нашим, - подумал парень. - Ну правильно: бей своих, чтоб чужие боялись!» И принялся читать дальше.
        Каким таким образом англичане, американцы и прочие французы прошляпили строительство двух новейших линкоров в нищей, ещё не оправившейся от последствий Гражданской войны России, автор статьи умолчал. Прозевали - и весь сказ! Короче говоря, в самом конце 1928 года линейные корабли «Владимир Ильич Ленин» и «Феликс Дзержинский» вошли в строй. Тут, правда, была одна маленькая заковырочка: почти весь экипаж обоих броненосных гигантов… как бы это поточнее определить?.. в общем, личный состав экипажей на девяносто процентов состоял из моряков Страны Восходящего Солнца. Нет, советские тоже имелись, но…

«Ну и правильно! - рассудил Волков. - Что джапы, совсем дураки, чтобы такие игрушки в руки малограмотным отдавать? Ещё, поди, лучших офицеров со своих действующих кораблей забрали, чтобы вот эти чудища укомплектовать».
        Целый год шла обкатка кораблей, а потом… Летом тридцатого года «Ленин» и «Дзержинский», на деле подтвердивший своё прозвище «железный Феликс», Северным морским путём ушли в Мурманск.
        Сложности пути автор статьи, спрятавшийся за псевдонимом «Октябрь», расписывал многословно и красочно. Матрос Сабуро Сато спас линкор «Дзержинский», вовремя повернув руль и счастливо избежав набегания на торос. Политрук машинистов линкора «Ленин» Ватанабэ Сиро поднял дух своих товарищей и объявил, что каждую вахту с ними стоит лично Товарищ Его Божественное Величество Нобухито, в подтверждение чего притаранил в машинное отделение портрет Красного Императора. В результате чего все машинисты вкалывали на час больше - за себя и за того парня! - и значительно старательнее. Командир линкора «Дзержинский» Накамура Камэсабуро вместе со своими матросами скалывал лёд, грозивший опрокинуть корабль. И так далее, и так далее. Героизм личный и коллективный, обморожения и травмы - такие же. И в результате - победа морского духа, укреплённого учением Ленина, над суровой полярной природой!
        Всё это было очень интересно, но товарищ Октябрь как-то позабыл указать: с какими повреждениями оба линкора добрались до Мурманска. Где измученные переходом экипажи ожидал… ожидал… Да, собственно, ничего их там не ожидало. И полное впечатление, что никто и не ждал! Доков нет, казарм нет, ни хрена нет! Правда, моряков встретили крутым банкетом, вот только толку с того банкета?

«Надо было ответственных за этот поход к стенке прислонить!» - прошипел про себя Всеволод. Он попытался представить себе, каково это - проводить ремонт кораблей, проделавших такой, вне всякого сомнения, героический переход без доков, нормальных мастерских, специального оборудования… Картина получилась настолько безрадостной, что парень только зубами скрипнул.
        Но как-то там японцы и наши морячки выкрутились. Автор об этом не писал, обошёлся кратким: «К весне оба линкора приступили к службе». Понятно: у ребят хребты трещали и кровь из-под ногтей выступала.
        А вот дальше… Оказывается, Советскую Россию грабили все кому не лень. Нет флота? Замечательно! Значит, можно приставать в каких-нибудь малообжитых местах и менять у местного народа меха на всякую хрень, вроде граммофонных труб, как показывали в одном старом смешном фильме. Или добывать золото у старателей, расплачиваясь за него спиртом, кокаином и прочими гадостями. Или котиков, каланов и прочих моржей с тюленями браконьерить…
        На Дальнем Востоке так баловали янкесы. Наглели без меры. Пока японские товарищи им око-рот не устроили по самое по не могу. Такого фитиля заокеанским бизнесменам вставили - из ушей вылезло! Одних браконьерских посудин штук двадцать конфисковали. Человек сто посадили, а двух особо ретивых капитанов, не мудрствуя лукаво, повесили. Нашлись в Морском законе какие-то подходящие параграфы.
        На Русском Севере же «не лень» оказалось норвегам. Потомки викингов оборзели настолько, что ходили бить тюленей аж на Новую Землю. За хрен знает сколько миль от границы. А чтобы какие-то там погранцы на своих катерах не мешали занятым людям, вместе с промысловыми судами приползал броненосец береговой обороны, один из четырёх, имевшихся в Норвежском Королевском Военно-Морском флоте.
        Советские пограничники скрипели зубами, яростно матерились, но против восьмидюймовой брони и 210-мм орудий на катере с пушчонкой в 37-мм не попрёшь. А если и попрёшь, то исключительно на свою же бестолковку.
        Но летом 1930-го советские пограничники отыгрались. Да ещё как! Товарищ Октябрь красочно описал, как ехидничал командир броненосца «Эйдсвольд»[166 - Норвежский броненосец береговой обороны. Водоизмещёние 4165 т, скорость 16,5 уз., вооружение: 2 ? 210-мм, 6 ? 50-мм, 8 ? 76-мм, 4 ? 47-мм. Главный калибр в одноорудийных башнях, остальные орудия в казематах и палубных установках.], когда его корабль надвинулся своей броненосной тушей на два пограничных катера, требуя немедленно отойти от «незаконно захваченной» промысловой шхуны. После чего гордо развернулся и не спеша пошёл на запад, прикрывая браконьеров своим высоченным бортом. А как хохотали норвежские офицеры и матросы, когда увидели, что катера не отстают от них. «Почётный эскорт!» - покатывались со смеху промысловики на шхуне.
        Вот только викинги не знали русской пословицы, гласящей, что «хорошо смеётся тот, кто смеётся последним». Через восемь часов вахтенный «Эйдсвольда» заметил на западе дым. И он быстро приближался. И очень скоро перед ошалевшими норвежцами предстал мчащийся на двадцати пяти узлах красавец «Ленин», чьи орудия совсем недвусмысленно уставились на броненосец. Который на фоне настоящего стального гиганта выглядел даже хуже, чем скорлупки пограничных катеров на его собственном фоне.
        С линкора голосить в мегафон не стали. Просто подняли флажный сигнал: «Вы находитесь в территориальных водах СССР. Приказываю застопорить машину, рацией не работать, спустить флаг и принять призовую партию. В случае невыполнения - открываем огонь!» И чтобы ни у кого не осталось сомнений в серьёзности намерений, стволы передней башни главного калибра с тяжёлым грохотом выбросили длинные языки пламени. Комендоры прогрели стволы согревающим зарядом.
        Разумеется, «Эйдсвольд» тут же поднял лапки вверх. Больно уж разными оказались весовые категории у противников. Всеволод попытался представить, что подумали норвежские моряки, когда к их кораблю пристали шлюпки и катера с призовой командой, и по отсекам и надстройкам разбежались серьёзные японцы с винтовками в руках, и буквально заржал. Смеялся он так долго и заразительно, что уставший Христенков невольно присоединился к своему комвзвода. Хотя и понятия не имел, над чем тот так веселится.
        Всё ещё посмеиваясь, Всеволод прочитал, как посол Норвегии униженно клянчил у Советского Правительства вернуть броненосец. Парень догадывался, что СССР особенно и не нуждался в давно и безнадёжно устаревшем корабле, проблем от которого было куда больше пользы. Но, вероятно, советские и японские военные моряки упёрлись лбами. Ещё бы! Такое событие, такой трофей лучше всяких соглашений и договоров демонстрирует всем: рубежи СССР надёжно защищены! И горе тому, кто попробует их на прочность!
        Он вообразил себе потеющего, мнущегося посла, почему-то обязательно толстенького и низенького, который снизу вверх пытается заглянуть в глаза Молотову: «Ну, может, всё-таки отдадите? А?» - и его снова затрясло от смеха.
        В тот момент, когда красный уголок огласил очередной взрыв хохота, распахнулась дверь, и внутрь вбежал вестовой из штаба.
        - Так что, товарищ комвзвод, вас до себя командир полка зовуть!

«Бог его знает, чего нашему товарищу Аксентьеву от меня понадобилось? - размышлял парень на ходу. - Мои чего напортачили? Да не могли они так напортачить, чтобы сразу - к комполка! В самом худшем случае комбат бы хвоста накрутил, и вся недолга…» Тут его пронзило страшное: «А вдруг с отцом что-то?!» Всеволод невольно ускорил шаг, потом ещё, и в штаб полка они с вестовым чуть только не вбежали.
        Короткий стук в фанерную дверь, привычное «Разрешите», и утвердительный рык из кабинета.
        - Товарищ командир полка. Командир второго взвода второй роты первого батальона Волков по вашему приказу прибыл! - чётко отрубил Всеволод и только потом огляделся.
        В кабинете, кроме командира полка Авксентьева, сидели: полковой комиссар Мори, начальник штаба полка Икэда, командир батальона Строев, его заместитель Торамаса и секретарь полковой ячейки КИМ Полещук. Увидев столь представительную компанию, Волков незаметно выдохнул:
        если бы что-то произошло с отцом, то обошлось бы только комполка. Ну и ещё комиссаром. А что же тогда?
        По спине пробежал нехороший холодок: это что ж такое его бойцы могли натворить, что столько народу собралось? В голове лихорадочно заметались мысли: «Так, думай, башка, - шапку куплю!.. Убили кого?.. Не-а, особистов не видно… Перепились всем взводом?.. И зачем тогда комполка?.. Да что ж стряслось-то?!!»
        - Товарищ Волков, - откашлялся Строев. - Товарищ Исиро Танака у вас во взводе?
        - Так точно! - обалдело ответил Всеволод. «Неужели у Исиро что-то?.. Дед помер?.. Мать?! О господи!»
        - К нему приехала его уважаемая сестра, - произнёс Мори, глядя куда-то в сторону. - Однако девушка просит свидания не только с братом, а и с вами, товарищ Волков. Вы можете объяснить это пожелание? Вы знакомы с товарищем Хана Танака? Давно?

«Б…ь! Чуть инфаркт из-за вас, товарищи офице… то есть товарищи командиры, не получил!»
        - Да… Дело в том, что Исиро… товарищ командир отделения Танака считает, что мы - я и его сестра - должны пожениться.
        Авксентьев фыркнул, точно буйвол, Строев усмехнулся, Икэда и Торамаса переглянулись и улыбнулись. Мори тоже расплылся в улыбке:
        - Что ж, если вы с товарищем Танака заключили соглашение… Конечно, в социалистической стране должно учитываться и желание девушки, - он бросил быстрый взгляд на командира полка. Тот слегка кивнул, и комиссар продолжил: - Вам предоставляется отпуск на трое суток. Познакомьтесь со своей невестой, назначьте день свадьбы… - и вдруг лукаво подмигнул Всеволоду.
        - Ступайте в канцелярию, - сказал Авксентьев. - Получите отпускные бумаги и деньги.
        И через пять минут парень уже шагал к воротам части. «Без меня меня женили, я на мельнице молол… - вертелась в мозгу похабная частушка. - Очень весело…»
        У ворот стоял Танака. Увидев Всеволода, он призывно замахал рукой и даже подпрыгнул от нетерпения. А рядом с ним переминалась с ноги на ногу, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость, тоненькая девушка в простенькой одежде. На её плечах болтался не по размеру большой потёртый брезентовый плащ, придавая своей хозяйке вид ещё более беззащитный и трогательный.
        - Вот, - гордо произнёс Исиро, подталкивая девушку к Всеволоду. - Это моя сестра, Хана. Такой вот «цветочек»[167 - Имя Хана по-японски означает «цветок».] вымахал…
        Девушка стояла потупившись, но парень всё равно рассмотрел: сестра у Танака замечательной красоты. «Ей ещё бы сантиметров десять - на подиуме цены бы не было! - промелькнуло из прошлого-будущего. - Обалденная девчонка!..»
        Колхозница колхоза «Ака дзюгацу», член КИМ Танака Хана
        - Ворокофу-сан, - я постаралась поклониться так, как учила меня мама. Вышло не очень, а если честно - совсем не вышло. Я всё-таки не гейша!
        Он внимательно меня рассматривает, словно хочет навсегда запомнить. Ну вот что он так уставился? То, что я некрасивая, я и сама знаю. А попробуй-ка вырасти красивой, когда от зари до зари - в поле. Он-то в городе жил, наверное, даже не видел деревни.
        Ворокофу-сан предложил пойти в кино. Мы и пошли. И посмотрели красивый и интересный фильм «Конец Санкт-Петербурга»[168 - Кинофильм 1927 года (немой). В нем рассказывается о деревенском парне, которого нужда приводит на завод, а участие в бунте - в тюрьму. Суровая школа тюрьмы и окопной жизни, общение с революционерами-большевиками открывают глаза бывшему крестьянину - и он в первых рядах солдат и рабочих идет на штурм Зимнего дворца.]. Я подумала, что герой фильма чем-то похож на брата. Весь фильм смотрела не отрываясь, даже чуть не заплакала. И всё время держала брата за руку. А когда зажёгся свет, оказалось, что за руку я держала Всевородо!
        - Простите, - только и смогла пролепетать я, - я думала, что это другая рука…
        А он засмеялся и протянул мне другую руку.
        А потом они с братом завели меня в настоящий ресторан. И мы ели курицу! И вкусную китайскую лапшу. Исиро вытащил фляжку саке, и они с Всевородо выпили. И налили мне. И я тоже выпила.
        А потом мы пошли на танцы. Только оказалось, что Всевородо не танцует. Сказал, что не умеет. А я люблю танцевать. И я танцевала. Одна. А потом подошёл какой-то северянин, тоже солдат, и пригласил меня на танец. А Ворокофу-сан вдруг шагнул вперёд и что-то сказал солдату. Тот засмеялся, а Всевородо опять ему что-то сказал, и тот сразу перестал смеяться и очень быстро ушёл. Исиро мне потом объяснил, что Ворокофу-сан сказал тому солдату. Он сказал, что если девушка с провожатыми, то спрашивать разрешения надо сначала у сопровождающих. А тот ему ответил, что свои старорежимные замашки Всевородо может засунуть себе… В общем, я поняла куда. А Всевородо ответил, что если этот солдат сейчас же не уйдёт сам, то его унесут. Исиро ещё сказал, что Всевородо дерётся так, что признанные мастера джиу-джитсу и карате боятся с ним связываться.
        После танцев мы пошли в чайную. Только оказалось, что в Китае чай совсем не такой, как у нас. И сладости к нему совсем другие подают. Тут я вспомнила, что привезла Исиро амэ и сёгато. И предложила их к чаю. А Всевородо не знал, что это такое, и мы с братом ему объяснили. А он хитро так улыбнулся и сказал, что они с отцом знают напиток, к которому сёгато подходит лучше, чем к чаю.
        Он куда-то ушёл, а когда вернулся, то держал в руках две бутылки. Коричневый напиток в этих бутылках пах сильно и резко, но приятно. Когда я попробовала, то рот мне словно огнём обожгло. Но имбирь и сахар смягчили вкус, и мне даже понравилось. А потом стало так хорошо…
        Я стала рассказывать, как ехала в Харбин. Как сперва добралась до Асахи, как потом оттуда поездом - до Тоямы. Набитый битком общий вагон, много парней-новобранцев, едущих в армию. Почти каждый из них лез знакомиться, но как только узнавал, что я еду к брату и жениху в Харбин, тут же извинялись и начинали наперебой угощать всякими домашними вкусностями.
        Потом Тояма и пароход, шедший во Владивосток. На нем тоже полным-полно солдат. Отдельный батальон КИМ. Разузнав о цели моего пути, они взяли надо мной шефство, кормили из солдатского пайка и даже выделили место для сна, специально завесив его шинелями. И ещё мне удалось помыться. Это было чудесно: горячая вода, которая льётся из трубы сверху. Ну а то, что рядом целая куча парней - так что ж. Не лезут, не пристают, не лапают - чего же ещё? Мне даже дали вкусно пахнущее мыло и совсем новенькую мочалку.
        Во Владивостоке опять поезд. И снова мне все помогали. А один попутчик, солдат Кадо Хонда, оказался знаком и с братом, и с Всевородо. Он возвращался из госпиталя и всю дорогу рассказывал мне, какой у меня хороший брат и какой замечательный Ворокофу-доно. Какие они герои, как преданно служат делу Товарища Его Божественного Величества Императора.
        Исиро и Всевородо слушали внимательно, только мне показалось, что Всевородо всё время старается не засмеяться. Разве я рассказывала что-то смешное?
        Мы ещё выпили, и мне стало совсем хорошо и легко. А Всевородо-сан не такой уж и длинноносый. И даже симпатичный. Не красавец, конечно, но ведь и я вовсе не Нанивая Окита[169 - Одна из самых известных японских красавиц XVIII столетия. Несмотря на то что эта девушка реально существовала, в дальнейшем она стала персонажем японского фольклора, аналогом русской Василисы Прекрасной.]…
        Брату захотелось музыки. Он дал пятьдесят сен музыкантам, и они начали играть что-то весёлое. А брат и Всевородо ещё выпили. И ещё. А потом Всевородо вдруг встал, подозвал музыканта и дал ему десять рублей. Те заиграли, а они с братом запели:
        Здесь, в Маньчжурии,
        Удалённой от родины на сотни ри,
        Под освещённым красным закатным солнцем
        Простым могильным камнем - мой друг[170 - Песня Кадзуоки Миёси на слова Хисэн Масимо «Сэнъю» - «Боевой товарищ»(яп.) В ней рассказывается о японском солдате, который горюет о смерти своего друга в бою.].
        Это была грустная песня. Но Исиро и Всевородо пели её так, что даже мне вдруг захотелось пойти в бой. А другие солдаты подхватили и принялись стучать в такт по столам.
        Помню, в прошлом году, как отплыли на корабле,
        И скрылась из глаз родимая сторона,
        Находясь в море Гэнкай[171 - М о р е Гэ н к а й - японское название юго-западной части Японского моря.], мы пожали друг другу руки
        И познакомились, назвав имена.
        А потом и сигарету одну
        На двоих делили,
        И письма пришедшие показывали друг другу,
        Много раз рассказывали о себе.
        Я чуть не заревела. В это время Всевородо обнял Исиро за плечи, а брат вытащил длинный кинжал и вскинул его вверх. И все солдаты заорали «Банзай!» и «Ура!» А когда песню допели, и музыка кончилась, Всевородо вдруг как рявкнет что-то на северном языке. И все вокруг снова: «Ура! Банзай!»
        Исиро довёл моего жениха к столу. Гляжу, а ноги-то его совсем не держат. Тут брат меня за плечо схватил и шепчет:
        - Не будь дурой, Хана! Тащи его к себе в комнату! Всевородо честный, если вы проведёте ночь вместе, то он обязательно на тебе женится! Поняла?!
        Шепчет-то он шепчет, только я вижу: глаза у Исиро кровью налились. С ним сейчас спорить нельзя.
        Постоялый двор, где я сняла комнату, был совсем недалеко. Брат довёл Всевородо туда, а потом помог затащить его ко мне. Я футон расстелила, Всевородо раздела и уложила. А самой куда деваться? Легла рядом с ним. Хотя уже и весна наступила, а в Маньчжурии холодно. Прижалась к нему, чтобы согреться, а самой так страшно: что-то сейчас будет? Подружки, что замуж вышли, говорили: будет больно и кровь. А Всевородо только зарычал как медведь, сграбастал меня, прижал к себе, но так и не проснулся. Я ждала-ждала и тоже задремала…

* * *
        - Твою же мать!..
        Всеволод тяжело приподнялся и помотал головой. В ней, то есть в голове, буксовал КамАЗ. Парень откинулся назад. Стало ещё хуже: теперь КамАЗ буксовал на подъёме. И, кажется, в мороз. Окружающее пространство огласил риторический вопрос:
        - Ну вот почему, если вчера было очень хорошо, то с утра обязательно будет очень плохо? И даже ещё хуже!
        Сразу же сквозь рёв КамАЗа пробилось: «Кажется, однажды я уже это говорил…»
        - Господи! Ну зачем же я столько пил?!
        Он попытался найти какое-нибудь положение, при котором будет не так отвратительно, но, разумеется, не нашёл. «А с чего это я так нажрался? - подумалось вдруг. - Вроде ж была какая-то причина?..»
        - Ё…ь! Вчера ж к Исиро сеструха приехала!
        Не обращая внимания на всё так же буксующий КамАЗ, в голове вспугнутыми курицами заметались мысли: «Вот, б…ь! Вот же ж я опозорился!.. Чёрт, теперь эта Хана на меня и не взглянет!.. Б…ь! Такая красивая девчонка - мечта просто, а я… Осел я лопоухий: такую девку прозевать!.. Папаня узнает - год подкалывать будет! И за дело!.. Вот же я кретин!..»
        В отчаянии Всеволод стиснул кулаки и вдруг услышал, как слева кто-то пискнул. Еле слышно, точно мышонок. Парень повернул гудящую голову, с трудом разлепил глаза и… не поверил тому, что увидел. Рядом с ним на его руке лежала Хана Танака. И, судя по всему, никакой одежды на ней не имелось.

«Вот же я сволочь! - затосковал Волков. - Пи-дор, б…ь! Сука! Нашёл кого! И у кого! Мне ж Исиро такого пьяного выверта с сестрой в век не простит!.. - Но неожиданно явилось спасительное: - Женюсь! Исиро ж хотел, чтобы мы поженились - вот и женюсь!»
        Мысли помчались галопом: «Прямо сейчас… ну вернее, как только в относительный порядок себя приведу, - веду девку в штаб дивизии, пока она не опомнилась. Там пишу заявление на брак - авось она и очухаться не успеет!»
        Поблагодарив про себя отца, который ещё в прошлом году выслал ему аккредитив аж на тысячу рублей - типа «на всякий непредвиденный», похмельный Всеволод принялся соображать: что потребуется для свадьбы? «Бате телеграмму отобью, - рассудил он на удивление для своего состояния здраво. - Приехать бы он все равно не смог, но в известность поставить-то надо!» Затем он уткнулся в размышления о белом платье и фате для невесты и тут же впал в ступор: он не имел ни малейшего понятия о принятых у японцев свадебных обрядах. А может, там платье нужно красное? Или вообще кимоно какое-нибудь? И где, интересно знать, в Харбине, который едва-едва не на военном положении, ему кимоно отыскивать?
        Девушка, лежавшая рядом, снова пискнула, затем как-то тоскливо застонала и наконец открыла глаза. Удивительно красивые глаза. Которые почти сразу же начали наполняться слезами.
        - Ну-ну, - пробормотал Всеволод смущённо и осторожно погладил Хана по обнажённому плечу. - Ну чего плакать-то? Всё будет по-честному: будешь женой командира Красной Армии. А потом домой ко мне поедем… Знаешь, какой у меня батя классный! И жить будем вместе, честно. Ну вот гадом последним буду, если вру…
        Он не соображал, что говорит в основном по-русски, а девушка не понимает этого языка. Но когда Хана заплакала уже по-настоящему, парень спохватился и, как смог, перевёл свои объяснения на понятный ей язык.
        К его колоссальному изумлению, девушка зарыдала ещё сильней. От чего, кстати, стала даже красивее. Он неуклюже пытался её утешать, но, кажется, становилось только хуже.

«Не простит моего пьяного хамства! - Всеволод грустно вздохнул. - Нет, всё правильно… Б…ь, а я-то теперь как? Я ж… Ведь она ж…»
        - Прости меня, - бог знает в какой раз прошептал он в розовое ушко, впрочем, без особой надежды… - Ну я, честно, не такая уж сволочь… Я люблю тебя…
        И тут Хана прорвало. Она прямо-таки в истерике забилась, отчаянно выкрикивая что-то неразборчивое. Всеволод прислушался.
        - Я не хочу так, Ворокофу-сан! - разобрал он наконец сквозь всхлипы. - Вы хороший и честный человек, зачем вам связывать себя со мной! Ведь я некрасивая, долговязая бесприданница! Зачем вы меня обманываете?!
        - Когда? - обалдело выдохнул Волков. - Когда я тебя обманывал?
        - Когда сказали, что любите, - прорыдала девушка.
        - Да нет, ты мне правда очень понравилась! Ты красивая… У меня даже сердце заходится…
        - Не надо меня обманывать! Если бы я вам хоть чуть-чуть нравилась, вы бы… Вы бы сделали меня женой прямо здесь и сейчас!
        Когда смысл сказанного дошёл до Всеволода, он вздрогнул. А потом закрыл искривлённый от плача рот поцелуем. А через несколько мгновений комнату огласил короткий вскрик, в котором причудливо перемешались боль и счастье…
        Заместитель командира батальона Ии Торамаса
        Вот что я вам скажу: глуп тот, кто, любуясь собой, полагает, будто северные братья слабее духом истинных детей Ямато. Хотя я и сам думал так же, пока не познакомился с ними поближе.
        Когда в восемьдесят восьмом году я сошёл с корабля в Дайрене, я не знал, на что способны те, кого наш Товарищ Его Божественное Величество повелел в неохватной своей мудрости считать братьями. Мнилось, что хотя «росске» и сильны телом, но дух Ямато, что подобен закалённому мечу, не знаком им. И несмотря на то, что некоторые мои старшие товарищи - те, что были вместе с товарищем Сёити Итикава[172 - С ё и т и И т и к а в а (1892 -1945) - деятель рабочего движения Японии, один из лидеров Коммунистической партии Японии. В период 1915 -1921 годов служил офицером в Японской Императорской армии, с 1919-го - активный агент Коминтерна. В реальной истории с 1931 года находился в тюремном заключении, где подвергался нечеловеческим пыткам. 15 марта 1945-го казнён.], рассказывали, что северяне обладают силой и крепостью духа, подобной старым самураям, я не верил. Только потом, много позже, когда увидел русского пулемётчика, подорвавшего себя гранатой, после того как он расстрелял все патроны; когда стоял над телом северянина, в одиночку бросившегося на врагов, словно Татибана-тюса[173 - Подполковник С ю т а Та
т и б а н а (1865 -1904) - героизированный японский офицер, погибший в сражении при Ляояне во время Русско-Японской войны 1904 -1905 годов. В реальности Татибана проигнорировал распоряжение вышестоящего командира залечь в окопы, бросился под шквальный огонь и был сейчас же убит. Однако японцы восприняли его гибель как высшую степень самоотверженности и храбрости, поставили ему несколько памятников, переименовали в его честь один из морских заливов рядом с деревней, включили его жизнеописание в школьные учебники и объявили «божественным героем», а также посвятили ему песню.], и заколовшего пятерых, прежде чем был убит; когда я познакомился с солдатом, двое суток не покидавшим своего поста, из-за чего получил страшные обморожения, - только тогда я понял, что дух северных братьев так же высок и прям, как дух истинных детей Нихон.
        Но ещё некоторое время я полагал, что их дух равен нашему лишь в сражениях и служении долгу. Мне казалось, что им недоступно обуздание своих желаний, своих страстей, и они не могут так чувствовать красоту, как чувствуем её мы. Но и тут я ошибался…
        Командир взвода нашего батальона северянин Всеволод Волков[174 - Ии Торамаса намного образованнее рядовых бойцов, да и общается с русскими уже давно, а потому русские фамилии и имена выговаривает правильно.] договорился со своим другом, командиром отделения Исиро Танака, что женится на его сестре. Девушка приехала в Харбин, и они сыграли свадьбу. Разумеется, и командир полка Авксентьев-доно, и командир нашего батальона Строев-доно, и я, и его ротные - все были приглашены на это торжество. С моим глубоким сожалением я был вынужден констатировать, что невеста не оправдала ожидания приглашённых. Слишком худая, слишком высокая, почти совсем без положенных женщинам округлых форм… Правда, у неё были очень красивые глаза и великолепные длинные и густые волосы, но этого мало, чтобы быть красивой.
        Но, невзирая на это досадное обстоятельство, Волков старался выглядеть весёлым и радостным.
        Он с удовольствием встречал шутливые поздравления и пожелания, и даже когда комиссар полка Мори-доно, будучи навеселе, опечалился, что молодой жене будет сложно выкормить детей такого великана, как Всеволод, - им попросту «не хватит молока в таких маленьких бутылочках», Волков только посмеялся и сказал, что коров ещё никто не объявлял вне закона.
        После свадьбы Хана Волкова осталась в расположении дивизии. Её оформили вольнонаёмной работницей в нашей столовой, и, должен отметить, это благотворно отразилось на качестве наших блюд. Что и не удивительно: Хана Волкова не знает заранее, что станет есть её муж сегодня, а потому старается изо всех сил! Кроме того, всегда приятно для глаз видеть, как Волков встречает свою жену, как он ничем не показывает своих сожалений по поводу её внешности и как она радуется тому счастливому уделу, которым наградили её боги.
        Но люди злы. Многие солдаты и командиры принялись намекать Волкову, что его друг Исиро Танака - обманщик и что он мог бы рассчитывать на куда более красивую жену. Ну вот хотя бы на такую, как Рини - дочь командира нашей дивизии товарища Миядзаки. Ей ещё только четырнадцать, но она вся такая ладненькая, округлая, нежная, хорошо слагает стихи и играет на сямисене[175 - Национальный музыкальный японский инструмент с тремя струнами. НЕ БАЛАЛАЙКА!]. Она точно солнечный зайчик, ведь не зря же её имя и означает «Маленький зайчик».
        Но Волков отвечал на эти намёки с истинным благородством доблестного воина и верного мужа. Этим доброхотам он обещал устроить хорошую взбучку, а двоим или троим и устроил. Что не удивительно: Волков не только хороший командир взвода, но и чемпион дивизии по бою без оружия.
        Постепенно эти намёки прекратились: ведь когда бьют, больно не только трусам. Так для чего же дразнить тигра? Но что меня восхищало более всего, так это самообладание и выдержка Волкова. Он ни словом, ни жестом не показал своему другу Исиро Танака, что тот подсунул ему «лежалый товар». Воистину: дружба настоящих мужчин не может пострадать из-за женщины!
        Однажды я не выдержал и сказал ему об этом. И вот тогда я узнал истинный дух северян. Волков смело посмотрел мне прямо в глаза, вздохнул и произнёс:
        - От вас, Торамаса-доно, я этого не ожидал! - он снова вздохнул и продолжил: - Чего можно ожидать от этих мидзуноми яро, которые никогда не видели ничего красивее коровы, но вы… Неужели и вы не видите, что она удивительно красива? Правда не видите?
        Поражённый, я застыл, точно ручей на морозе. Он не обманывал, он действительно видел свою жену сказочной красавицей! Какой же волей надо обладать, какой твёрдостью духа, чтобы заставить себя поверить в красоту дурнушки, да ещё и совершенно искренне поражаться тому, что другие этого не видят?! Воистину, сколь же мудр и прозорлив Товарищ Его Божественное Величество, объявляя северян нашими братьями. Кто, кроме рождённых под сенью священной Фудзиямы, кто с раннего детства вдыхал сладостный воздух Ямато, может так овладеть собой, так возвыситься над всем низким и плотским? Да, мы - братья! И пути наши связаны неразрывно и навечно!..
        Часть третья
        За горами, за лесами, за широкими морями

«…Ленин перешёл к электрификации и был поражён, узнав успехи в этой отрасли в Японии и повсеместное распространение электричества с утилизацией горных рек. Затем он перескочил на народное образование.
        - Счастливая страна! - воскликнул Ильич на ответ Фусэ, что в Японии безграмотных почти нет».
        Из беседы В.И. Ленина и японского журналиста Фусэ Кацудзи
        Глава 1
        …лучшая дорога
        В края, где дела много,
        На близкий и любимый
        На Дальний Восток.
        Братья Порасс, Е. Долматовский песня из к/ф «Девушка с характером»
        Первое мая 1931 года в Тутаеве выдалось ясным. С самого утра солнце шпарило совершенно по-летнему.

«Демонстрация, - грустно подумал Всеволод Николаевич Волков. - Чёрт, и угораздило же!» Он с ненавистью посмотрел на свою правую туго забинтованную ногу. Вчера, спускаясь с перегонного куба, он неудачно поскользнулся на металлическом трапе, на ступенях которого какая-то добрая душа разлила не то веретёнку, не то индустриалку[176 - Жаргонные названия веретённого и индустриального масел соответственно.], и в результате последний пролёт инженер съехал словно с ледяной горки, на собственном заду. Многострадальный зад, однако, уцелел, но ногу Всеволод-старший вывихнул качественно. И вот теперь он лежит на диване возле радиоприёмника.
        Груша всё ещё не пришла в себя после «ужасного» зрелища - водворения пострадавшего домой. Его привезли на легковом автомобиле самого директора, и четверо рабочих аккуратно, хотя и матерясь через каждый шаг, занесли Волкова в комнату. Что вообразила себе девушка, увидев его с забинтованной ногой, известно одному только богу, и то если он есть. Вероятно, Груша решила, что остальные части тела бинтовать уже и смысла нет, и сперва тихонечко заскулила, а потом завыла в голос, как и по сей день в русских деревнях бабы воют по покойнику. Все попытки Всеволода-старшего объяснить девушке, что он вполне здоров и через два, много через три дня встанет на ноги, пропали втуне. Груша то причитала, то завывала подземным духом, а то собиралась мчаться на почту и телеграммой требовать Волкова-младшего из армии, дабы тот успел проститься с отцом.
        В конце концов Всеволод-старший плюнул на внешний раздражитель и, устроившись поудобнее, взялся за журнал «Большевик», в котором была напечатана большая статья Уборевича о положении дел с партийной работой в армии. Не то чтобы партийная работа очень уж его интересовала, но Уборевич чесал примерами, да такими, что иностранным разведкам и делать особенно ничего не требуется: переводи статью и отправляй отчёт в центр! Читая особенно интересные пассажи типа: «В 18-й стрелковой дивизии, расквартированной вблизи Житомира, возникло недопонимание бойцами политической ситуации в связи с введением в штат дивизии роты танок[177 - Вплоть до середины 30-х годов не существовало единого термина «танк», в результате чего часто использовались слова «танка» или «танока» с соответственным изменением по числам и падежам.]. Сложность в облуживании пятнадцати машин вызвала у красноармейцев…» - ну и так далее. «Может, Регеру отписать? - подумал Всеволод Николаевич. - Причём настучать не на Уборевича - его и так расстреляют, а на того, кто журнал курирует. Сука, думать-то надо! Хоть иногда!»
        Тут Волков отвлёкся и посмотрел на карманные часы: сколько там осталось до радиотрансляции парада демонстрации из Москвы? Подумалось: «А не зря ли продали наручные часы?» Тут же мысли перескочили на финансовое положение семьи. С одной стороны, его заработок был вполне достаточным: с учётом системы партмаксимума он все равно получал целых восемнадцать червонцев… Хотя, если бы был беспартийным, - оклад был бы все сорок! «Да ладно, - рассудил Волков. - Стыдно получать больше Сталина![178 - До 1934 года в СССР существовала система «партийного максимума», при которой член Партии просто не мог получать выше определённого процента от суммы оклада. Так, заработок квалифицированного инженера на заводе мог достигать 800 рублей, но партийный максимум позволял получать только 193 рубля 40 копеек. Зарплата Сталина составляла 225 рублей. Остальная часть оклада направлялась в равных долях в пользу государства и в партийную кассу, причём этот факт не избавлял от необходимости платить партвзносы.] Но всё-таки правильно часы продали: тысяча триста рубликов лишними не стали. Да и внимание могли ненужное привлечь…»
        В этот момент приёмник словно сам собой мигнул зелёным глазком индикатора, и расписанный фантастическими цветами динамик отчётливо произнёс:
        - Внимание!.. - и после минутной задержки с хрипотцой выплюнул: - Красная площадь…
        Всеволод Николаевич вздрогнул и снова посмотрел на часы.
        - Вся Москва в радостном волнении, - сообщил диктор. - Все глаза обращены к Спасской башне. - Тут снова вмешались помехи и дальше Волков услышал только: - Чере……уту начнётся… рад!
        Потом ударили куранты. Но в их привычную с детства мелодию вплетался какой-то посторонний звук - глубокий и всеобъемлющий.
        - Бьют куранты, - пояснил диктор. - Вы слышите, товарищи, как в храме Ленина звонят в гонг.
        Всеволод Николаевич чуть не подавился папиросой. «Где?! Куда?!»
        - С первым ударом курантов и гонга на трибуну Мавзолея поднимаются руководители Партии и Правительства, - выдал комментатор радостно. - Впереди всех - Великий Учитель Товарищ Сталин! Ура! Банзай!
        Волков почувствовал, что сходит с ума. Храм Ленина?! Банзай Сталину?! Интересно, какие ещё сюрпризы готовят ему парад и демонстрация? «Эх, жаль сына рядом нет! - он огорчённо прицокнул языком. - Он бы не так поражался, он-то не помнит тех парадов…» Отрешённо прослушал речь Ворошилова, отметив про себя, что подобные речи он слышал в детстве и юности. «Красная Армия, Воздушный и Военно-морской флоты зорко и грозно стоят на рубежах Советской земли, готовые каждый миг к действию…» Заинтересовало его только упоминание Японских вооружённых сил, что «плечом к плечу со своими братьями из СССР сражаются за великое дело Ленина».
        Потом командовавший парадом Будённый отдал всем известную команду: «Побатальонно! На одного линейного дистанция! Первый батальон прямо, остальные - напра-ВО! Шагом… МАРШ!» - и из динамика раздался слитный, подобный шуму морского прибоя, грохот сапог. Диктор сообщал, какая часть проходит сейчас мимо Мавзолея, и Всеволод Николаевич снова удивился, услышав: «Мимо Мавзолея проходит сводный батальон первого пехотного полка Красной Японской Армии. Возглавляет батальон командир-орденоносец товарищ Масахару Хомма[179 - М а с а х а р у Х о м м а (1888 -1946) - один из лучших японских генералов времён Второй мировой войны, Разгромил превосходящих по численности и вооружению американцев на Филиппинах. Объявлен американцами военным преступником и казнён.]! Командуя полком, товарищ Хомма отличился во время обороны Мукдена, показав врагам, что такое пролетарская защита! Что такое красный удар!» Знавший, что Масахару Хомма разделал янки на Филиппинах похлеще, чем бог черепаху, Волков не сомневался, что этот товарищ показал китайцам места зимовья раков, а также познакомил их с методами Сидора по воспитанию коз.
        Гудели двигатели автомобилей, диктор старательно перечислял, что в настоящий момент везут по брусчатке Красной площади. Пушки, гаубицы, зенитные орудия… Звенела мостовая под ударами копыт - скакала конница, рычали двигателями танки…
        - Слышите? - поинтересовался динамик. - Это истребитель. За ним ещё один, и ещё…
        Опять вмешались помехи, а потому, когда снова появился голос, считавший: «сорок три… сорок четыре… сорок пять…», Всеволод Николаевич не сумел понять: считает ли диктор самолёты, пролетающие над Кремлём, или танки, ползущие по площади?
        После частей Красной армии на площадь вышли колонны демонстрантов, а над ними со звуком рвущейся парусины неспешно плыли тяжёлые бомбардировщики. Судя по восторженным воплям диктора, это были какие-то новые самолёты. «Странно, - подумал Волков, - ТБ-1 уже не в первый раз должны пролетать, а для ТБ-3 вроде как рановато…»
        И тут снова загремели гонги.
        - На площадь выходит колонна трудящихся Социалистической Японской Империи, - радостно воскликнул диктор. - Над колонной реют транспаранты, на которых написано: «Слава Великому Учителю Товарищу Сталину! Слава братскому народу Советского Союза! Да здравствует Первое мая!»
        Тут его комментарии утонули в диких воплях «Банзай!» Волков ошалело прикурил папиросу от мундштука и выдавил:
        - Вырвите мне язык, но я должен это видеть…[180 - Фраза из старого анекдота. Приходит любовник к жене и говорит: «Давай раздевайся, я придумал новую позу, ща будем экспериментировать. - Не могу, муж купил говорящего попугая, тот всё расскажет. - Не волнуйся, накроем клетку - ничего не увидит. Ты вставай у стола, нагнись вперёд, а я залезу на люстру, раскачаюсь, и всё будет как надо». Вдруг бешеный вопль из клетки: «Вырвите мне язык, но я должен это видеть!»]
        Ему до одури захотелось в Москву. Посмотреть родной город, в котором он родился и вырос, но таким, каков он здесь и сейчас, Всеволод-старший видел только на фотографиях да в старых кинофильмах. А ведь сейчас в Москве можно пойти посмотреть постановки Мейерхольда, вживую увидеть игру молодой Марецкой, Грибова, Яншина, Масальского - тех мэтров, которых он если и видел, то только на экране, да и уже в солидном возрасте. «Решено, - думал Волков. - Вот летом будет у меня отпуск - не поеду ни на какое море и ни на какой Кавказ, а рвану в Москву! Недельку-другую проведу в столице, сам всё своими глазами увижу, своими руками всё пощупаю…» Тут ему в голову пришла шальная идея: ведь в Москве он может отыскать своих молодых предков, бабушек и дедушек. Причём сейчас они совсем ещё юные ребята, комсомольцы, активисты, студенты… «Можно было бы рассказать им, что будет с ними потом… Если бы я сам знал, что именно с ними будет! Вот же чертовщина…»
        Он мечтательно улыбался, когда услышал звон дверного колокольчика и следом за ним - голос Груши. Девушка с кем-то коротко переговорила, потом по дощатому полу дробно застучали каблучки и…
        - Всеволод Николаич! - Груша влетела в комнату цветастым ситцевым вихрем, - Всеволод Николаич, телеграмма для вас!
        Она протянула Волкову узкий синий конверт, на котором красовался штамп «Срочная. Служебная». Внутри оказалось распоряжение ВСНХ[181 - Высший совет народного хозяйства - наименование центрального государственного органа управления народным хозяйством в советских республиках и СССР.] в кратчайший срок прибыть в Москву, во Всехимпром[182 - Всесоюзное объединение химической промышленности.].

«Бойся своих желаний - они имеют тенденцию сбываться, - усмехнулся Всеволод-старший про себя. - И за каким, интересно, я потребовался этому… хм-м прому?» Разумеется, объем знаний у него такой, что хоть сейчас шагай за нобелевкой, вот только внедрить всё, что он знает, в настоящий момент не представляется возможным. Хоть удавись. А ведь станут требовать ещё чего-то. Как же: обычный инженер, да ещё не самого передового завода, - и вдруг предлагает новшества для армии. Причём аргументы предсказуемы: «Вы же, товарищ Волков, коммунист. Значит, должны понимать… Вот она - обратная сторона награждения. Тёмная сторона силы… Ладно, как-нибудь отобьёмся, лишь бы в прошлом моём копаться не начали…» Тут перед мысленным взором возник товарищ Регер, и словно наяву прозвучали слова: «Такими кадрами разбрасываться нельзя. Нам, дорогой товарищ, этого Советская Власть не простит!»
        - Ах, ты ж, б…ь! - в сердцах выругался Всеволод-старший. - Не было у бабы заботы - купила баба порося!
        Праздничное настроение прошло, как и не было. За обедом он сидел задумчивый и не разговорчивый. И Груша, и пришедший к ней Вася, разумеется, обратили на это внимание, но лезть с расспросами не рискнули. И только потом, уже на кухне, готовя самовар, девушка шепнула жениху:
        - Телеграмму Всеволод Николаичу принесли. Служебну. Он её как прочитал, так хмурой тучей и сидит, - и непроизвольно поёжилась.
        Козельцов принялся её успокаивать, поясняя, что на службе всякое бывает, и что Всеволод Николаевич не таковский человек, чтобы какую беду допустить, но сам тоже заволновался. А ну как что стряслось? А вдруг настоящие виновники попробуют на Волкова свои ошибки спихнуть?
        Однако уже за чаем Всеволод Николаевич оттаял, а после пары рюмок коньяку даже повеселел. Попросил Василия отыскать ему трость - в Москву вызывают, а ходить ему ещё тяжело. Козельцов решил этот вопрос за час с небольшим: просто зашёл в местное отделение милиции и попросил коллег о помощи. Так что на следующее утро, несмотря на ставшие уже привычными причитания Груши, Волков, опираясь на массивную палку с резным костяным набалдашником, отправился на завод. А к обеду, очень удивлённый, вернулся домой, имея на руках требование на билет до Москвы. Быстро собрал вещмешок - чемоданом за этот год он так и не озаботился, да и зачем? Чмокнул Грушу в щеку, попросил быть умницей, пообещал сразу же по прибытию в Москву прислать координаты для связи и уехал в Ярославль на вокзал. А ещё через четыре часа уже сидел в купе мягкого вагона и азартно резался с соседом в заботливо прихваченные тем шашки…
        Заместитель помощника заведующего нефтяного отдела, уполномоченный по переработке нефтяного сырья[183 - К сожалению, это не шутка автора, а вполне реальное название должности. Бюрократия всегда была бичом России, и советский период её истории, увы, не исключение…] Всехимпрома ВСНХ СССР Серебрянцев Михаил Александрович (урождённый Зильберман Меир Аронович)
        Казалось бы, на тринадцатом году Советской Власти, можно даже сказать - на четырнадцатом, все должны быть грамотными. Но. Для кого, спрашивается, в приёмной висит художественно оформленный плакат: «Без дела не входить»? Люди, кажется, работают, заняты серьёзными делами, а тут - лезут. Причём норовят без доклада. Ну раз уж пришёл - доложись секретарю, объясни: зачем пришёл. Секретарь запишет, потом доложит, потом согласуем и направим тебе ответ. Так нет же ведь! Сами норовят пролезть! Вот хоть прямо сейчас…
        Только-только взялся за отношение из Гелиевой комиссии Редэлема[184 - Комиссия по изысканию гелийсодержащего газа на территории СССР в составе Горно-химического треста «Редкие элементы» по добыче и переработке руд, содержащих редкие элементы (Редэлем) - структура по разведке и добыче гелийсодержащих газов и других химических элементов, просуществовавшая с 1925-го по 1930 год. Какое отношение имел к этому нефтяной отдел Всехимпрома, автор понятия не имеет.], как в приёмной шум и чуть ли не крик. Секретарь товарищ Бородаева надрывается:
        - Товарищ Серебрянцев заняты! Зайдите позже!
        А в ответ негромкое «быр-быр-быр», только дверь вдруг распахнулась. Я приосанился, френч свой одёрнул и подумал, что сейчас наглецу око-рот дам. Да только вижу: входит такой же, как мой, френч. Вот только на этом - орден!
        - Здравствуйте, товарищ Серебрянцев, - говорит орденоносец. И руку протягивает.
        Я ему так глазами указываю на плакат: «Рукопожатия отменяются». Он за взглядом проследил, хмыкнул, и к столу. Подошёл, стул придвинул, сел и на меня уставился. Представляется:
        - Я - Волков. С Тутаевского завода. Которого вы телеграммой вызвали. Прибыл.
        И опять смотрит на меня. Ждёт.
        Я в ответ:
        - Прибыли? Замечательно, - а сам припомнить стараюсь: что за Волков такой? И на кой, извините, чёрт, его вызвали? Нет, всё-таки, какая эта служба хлопотная. Вот в крайкоме, где я секретарём вместе с товарищем Эйхе[185 - Имеется в виду Роберт Индрикович Эйхе (1890 -1940) - советский государственный и партийный деятель, революционер. Отличался вопиющей необразованностью, склонностью к волюнтаризму и откровенным садизмом. Исправно запарывал любое дело, которое ему поручалось. В 1938 осуждён, в 1940-м казнён.] работал, - вот там спокойнее было… А этот, наверное, партийный секретарь завода, если по одежде судить. Ну тогда…
        - Что же это у вас, товарищ Волков, партийная работа отстаёт?
        - Почему отстаёт? Насколько мне известно, вовсе не отстаёт. Я, правда, хотя и член Партии, но в ячкоме не состою и точных сведений дать вам не смогу. Это вам с нашим партсекретарём, товарищем Куприяновым, переговорить бы - он вам всё с цифрами и фактами изложит.
        Ай, как нехорошо вышло! Промашка! Так он, верно, директор? Ну точно! Вроде же на Тутаевском фамилия директора как раз на букву «вэ»…
        - С партсекретарём это пусть райком говорит, а мы с вами, как с руководителем…
        - Так это вам уж лучше с директором нашим, товарищем Власовым, пообщаться.
        И улыбочка у него по губам скользнула. Нехорошая такая, ехидная.
        Боже ж мой! Но если он не директор и не партсекретарь, так зачем же его вызывали? Да ещё телеграммой? Может, наградить за что-то хотели? А для чего в Москве? В Иваново-Вознесенск вызвать не могли? А улыбка мне его решительно не нравится. Он, верно, за собой силу чувствует, что очень неприятно. Эдак ещё и на парткомиссию[186 - Серебрянцев подразумевает партийную комиссию, занимавшуюся «чисткой» рядов ВКП(б) («Партийная комиссия по очищению партии»).] попадёшь… Надо что-то срочно придумать. Вот только что?
        - Но вы ведь, товарищ Волков, тоже не рядовой работник, а заслуженный, отмеченный орденом… - Ну кто ты там? Попробуем так… - Вы грамотный специалист, и должны по своему положению и со всей партийной ответственностью разбираться во всех проблемах вашего завода, так?
        - Так, - соглашается проклятый Волков и начинает обстоятельно выкладывать все проблемы завода. Да когда ж этому конец будет? Эх, вот бы ты сейчас провалился куда-нибудь…
        А он, негодяй такой, всё мне рассказывает. И про нехватку топлива, и про насосы, что каждую неделю из строя выходят, и про то, что уровень подготовки работников ниже нижнего, а средств на курсы подготовки и какого-то «повышения квалификации» Всехимпром не отпускает… Это он что же? Под меня копает?
        - …Кроме того, на втором кубе сложилась совершенно недопустимая ситуация с ремонтной бригадой, которой, можно сказать, и вовсе нет. Хорошо ещё, что у нас сильные партийная и комсомольская ячейки, и в выходные коммунисты и комсомольцы добровольно участвуют в проведении планово-предупредительных ремонтных работ…
        Что ещё за «планово-предупредительный ремонт»[187 - Термин «планово-предупредительный ремонт» (сокращённо ППР) появился лишь в начале 50-х годов ХХ века, так что Волков поставил слабо разбирающегося в вопросе Серебрянцева в тяжёлое положение…] за такой? Вот наберут старорежимных спецов, а нам, честным партийцам, потом разбирайся: что они там несут?
        - …недочёты приводят к тому, что заводские трубопроводы из-за смешения фаз часто входят в режим пульсации. Иной раз труба прямо скачет! А все наши предложения по установке устройств, рассеивающих энергию пульсации, натыкаются у вышестоящих на стену какого-то непонимания…
        Ещё бы! Боже мой, о чём он вообще говорит?! Какая-такая «пульс… плюс… акция» и что это такое?!
        - Ну вот и всё, если вкратце.
        Наконец-то! Прекрасно! Ну и что с этим Волковым прикажете делать? Наговорил тут, нагородил черте чего, а ведь надо какое-то решение принять. Средства им выделить? Как же! Эдак всем давать придётся, а это недопустимо. Совершенно недопустимо! Нужно запасец иметь, на всякий непредвиденный, а заводы так и рвутся всё разобрать.
        - Спасибо вам, товарищ Волков. Большое спасибо! Вот как хорошо, когда вот так: кратко, сжато, но всеобъемлюще… - Боже, что я говорю?!! - Разумеется, все эти вопросы нам известны по отчётам и справкам, но там они как-то размазаны, а вот вы - верно, коротко и по существу. Немедленно займёмся, примем соответственные решения. Особенно по вопросу плюсации.
        Ишь ты! Улыбается. Доволен, значит. А ведь придётся его вопросы поднимать. И как прикажете докладывать про эти предупреждения плановой плюсации?.. А что, если?.. Только надо говорить потвёрже, посолиднее.
        - Вот что, товарищ Волков. Есть мнение - да, есть мнение послать вас в командировку. В Японию. На комбинат. Химический. Осмотритесь, подучитесь, - опять улыбается. Но это уж ты, Волков, зря. У япошек есть чему учиться… - А уж потом…
        - Спасибо, - произносит орденоносный Волков, вставая. - Спасибо, товарищ Серебрянцев. Постараюсь оправдать ваше доверие.
        - Не сомневаюсь, товарищ Волков. Даже уверен, что не подведёте. Давайте мы с вами так сделаем: сейчас идите отдыхайте. Секретарь свяжется с «Метрополем» - устроим там для вас номер. А завтра, завтра придёте, отдадите секретарю документы - заполним, оформим, подготовим. И - в добрый путь!
        Велел товарищу Бородаевой проводить Волкова, получить талоны на питание и сел за бумаги Редэлема. А кто таков этот Волков и зачем его вызывали, весь день вспоминал-вспоминал, да так и не вспомнил…

* * *
        Две следующих шестидневки вышли у Всеволода Николаевича довольно насыщенными и разъездными, но, как ни странно, - спокойными. Никуда не бежишь, никого не подгоняешь… Съездил обратно в Тутаев и выправил себе заграничный паспорт. Зашёл на завод, передал дела и пообещал, что, как только вернётся, - сразу назад. Договорился с домохозяином, что квартиру оставляет за собой, на всякий случай внёс плату за два месяца вперёд. И, наконец, успокоил Грушу, объяснив, что она как была их домоправительницей, так и останется. Это оказалось сложнее всего, но Волков справился и с этой задачей. И снова отбыл в Москву, где его уже ожидали билеты и командировочные. В результате через двенадцать дней Всеволод Николаевич, изрядно вымотанный, но довольный собой, уселся в мягкий вагон поезда Москва - Владивосток и курьерской скоростью двинулся туда, где восходит солнце…
        Глава 2
        Смотрите, над морем с востока рассветное небо!
        Когда засверкает восходящее солнце,
        По Оясиме[188 - О я с и м а («Восемь великих островов») - старое поэтическое название Японии. Согласно мифу о сотворении Японии боги Идзанаги и Идзанами породили 8 островов: Хонсю, Сикоку, Кюсю, Авадзи, Оки, Ики, Садо и Цусиму.]затанцует надежда,
        Полная энергии и жизненной силы мира.
        Юкио Морикава, Токити Сэтогути «Патриотический марш»
        Город Сидзуока стоит на берегу залива Суруга. И если ветер с моря, а день ясный, то прямо с улиц или из окна дома можно полюбоваться волшебным видом величественной Фудзиямы. Если же день пасмурный, то гору, конечно, всё равно видно, только тогда выглядит она вовсе не величественно, а угрюмо, словно насупленный часовой, что каждый день проверяет пропуск в проходной завода «Сумитомо-Бакелит». А если ветер дует с берега, то и вовсе никакой Фудзиямы не увидишь: дым из заводских труб закроет полнеба вместе со всеми видами и пейзажами.
        Ранним сентябрьским утром, когда лёгкий морской бриз отгонял дымы и смог промышленного города, Всеволод Волков - старший быстро шагал по улице Красных Тигров. Вчера он допоздна засиделся на заводе, гоняя в цеховой лаборатории пропитку ткани резольными смолами. Очень уж хотелось получить текстолит, до которого вроде бы ещё не додумались. Текстолит - штука полезная: тут тебе и детали, и втулки вместо подшипников, и тормозные колодки, и печатные платы и ещё очень много чего. Вот только точной технологии Волков не знал. Нет, теоретически всё было понятно: пропитай, дай уйти растворителю, под пресс, нагрей, придай форму… Вроде бы всё понятно. Теоретически. А на практике… На практике и гетинакс[189 - Синтетический слоистый прессованный материал, имеющий бумажную основу, пропитанную фенольной или эпоксидной смолой.] пока не выходит, а уж про текстолит что и говорить.
        Всеволод Николаевич шагал мимо порта, вдоль пакгаузов из оцинкованного железа. Недавно тут штабелями лежали мешки, поэтому душный, горьковатый запах бобов ещё пропитывал воздух. Но там, впереди, уже громоздились эвересты бочек и ящиков с реактивами - Японская Социалистическая Империя активно закупала сырьё у СССР, отдавая взамен промышленные товары. Главными среди них были машины: станки, механизмы, установки в сборе - всё то, что поднимет промышленность Советского Союза на такие высоты, о которых в его реальности можно было только мечтать!
        Впереди вдруг кто-то заругался. В устах японцев и обычная-то речь частенько звучит точно угроза или вызов на бой, а уж когда ругаются… Мама, ой!
        Волков прислушался и не без труда понял, что там впереди распекает кого-то и честит на все корки старый мастер Утида Кен. М-да уж… Всеволод Николаевич покачал головой и прибавил шагу. Если старый Утида взялся за кого-то всерьёз, то надо спешить бедолаге на помощь: старикашка хоть и не выглядит на своё имя[190 - Японское имя «Кен» буквально означает «здоровяк».], но врежет - мама не горюй! Рука у щуплого с виду мужичка тяжёлая, а стальными пальцами он гвозди-сотки гнёт. Единственным, кто на всём заводе «Сумитомо-Бакелит» смог повторить этот фокус, оказался сам Волков-старший, за что старый мастер его очень зауважал.
        Когда Всеволод Николаевич догнал Утиду, тот что-то экспрессивно выговаривал подростку в большой, не по росту куртке на вате. Мастер, должно быть, спорил уже долго, и аргументы явно заканчивались, так что когда инженер подошёл поближе, Кен, исчерпав слова, стиснул кулак и замахнулся.
        - Товарищ Его Божественное Величество очень верно заметил, - произнёс Волков нещадно коверкая японские слова. - «Тот, кто растрачивает свой гнев попусту, оказывает помощь нашим врагам, ибо в нужный момент не найдёт в себе должной ненависти к мировому империализму!» Здравствуйте, Утида-сан, - продолжил он без паузы. - Что бы ни натворил этот паренёк, своим ударом вы поставите его на один уровень с собой. Ведь только равному можно не суметь что-то объяснить словами.
        Старый мастер исподлобья сердито взглянул на Всеволода Николаевича. Видно было, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не послать русского спеца куда-то к демоновой матери. Но наконец японец овладел собой, улыбнулся дежурной улыбкой, обнажив жёлтые прокуренные зубы, коротко поклонился и спокойно поздоровался, а потом пояснил:
        - Вы совершенно напрасно обратили своё драгоценное внимание, Ворокофу-сан, на эту недостойную. Это моя дочь Умеко, которая взяла себе в голову, что законы об охране труда написаны для всех, кроме неё. Вчера она вместо разрешённых пяти часов отработала в цеху восемь, точно взрослая. Да ещё осталась на двухчасовую переработку… - Утида возмущённо тряхнул головой и обратился уже к дочери: - Хочешь стать, как твоя старшая сестра? В двадцать пять выглядеть так, словно тебе уже пятьдесят?! И кто тебя тогда замуж возьмёт, дура?!
        Только теперь Волков разглядел, что рядом с Кеном стоит девчонка с коротко обрезанными на европейский манер волосами. И смотрит то на отца, то на него так, словно сама собирается наброситься на них с кулаками.
        Но вот девушка тоже совладала со переполнявшими её чувствами и, поклонившись инженеру, горячо заговорила:
        - Наша ячейка КИМ приняла решение: повысить выработку на двадцать процентов. Я и осталась: решение ячейки должно быть выполнено, но наш фенольный цех отстаёт. А мой отец - он, хотя и пролетарий, но беспартийный и весь во власти старых представлений, традиций и глупых, отживших правил. А вы, товарищ, партийный?
        Волков усмехнулся:
        - Я - член Партии, Умеко-тян. И, как член Партии и ваш старший товарищ, официально заявляю: находиться в фенольном цеху дольше пяти часов в день просто нельзя. Это вредно для здоровья и… - тут он запнулся, потому что не имел ни малейшего понятия, как на японском будут «дерматит», «воздействие на ткани головного мозга» и «паралич дыхательного центра». Однако тут же выкрутился: - Смертельно опасно, Умеко-тян.
        Всеволод Николаевич собирался ещё добавить про способность фенола проникать через кожу, но некстати вспомнил про фенольную катастрофу в Уфе[191 - Техногенная катастрофа в 1989 -1990 годах, вызванная утечкой фенола и загрязнением им питьевой воды. Общее число так или иначе пострадавших от фенола составило 672 876 человек.] и замолчал. Очень уж страшными могли оказаться последствия аварии на заводе - настолько страшными, что даже пережившие грандиозное землетрясение двадцать третьего года могли не суметь представить себе весь масштаб возможных последствий. А потому просто добавил:
        - Видите ли, Умеко-тян, опасность не только лично для вас. Человек, отравившийся фенолом, практически не контролирует себя, а потому может сделать нечто, что вызовет утечку фенола в… - он снова замялся, подбирая нужное слово, но результат всё равно вышел корявым: - В окружающее пространство. И число отравленных будет очень большим. Так что мне стоит зайти на заседание вашей ячейки КИМ и объяснить, как опасно принимать решения, не имея достаточных знаний! - Тут Волков увидел, что дочка Утиды снова собирается что-то возразить, и припечатал: - Ваше здоровье, дорогие товарищи кимовцы, принадлежит не только вам, а всему народу. И никто не позволит вам рисковать народным достоянием! Вам ещё новых воинов рожать, а вы что же - уклоняться?! Льёте воду на мельницу мирового империализма?
        Внутренне он сам хихикал над этим пафосом, но Умеко да и её отец были просто поражены такой отповедью. Отец свысока посмотрел на дочь: вот, мол, что умный человек говорит, а девушка покраснела и опустила голову.
        - Я сообщу в ячейке ваше мнение, Ворокофу-сан, - пролепетала она. - Только вы обязательно приходите и расскажите нам сами, а то мне одной не поверят…
        Волков пообещал и выполнил своё обещание. На заседании актива комсомольской ячейки завода он крепко поругался с ребятами, забросал обалдевших кимовцев цитатами из Ленина и Маркса, вывалил на них все свои знания об охране труда и промышленной безопасности и в конце концов вырвал у секретаря ячейки клятвенное обещание сперва согласовывать все подобные вопросы со специалистами, а уже только потом выносить их на комсомольское обсуждение.
        После этого Утида Кен ещё больше зауважал северного инженера, сблизился с ним и подружился. Они были ровесниками - по возрасту, конечно, а не по году рождения! - и оба могли многое порассказать и многим удивить друг друга. Всё чаще и чаще, сходясь в цеховом акахэйя[192 - Красный уголок (яп.)], они беседовали о жизни в таких разных, но неожиданно удивительно похожих странах.
        Всеволод Николаевич с немалым удивлением обнаружил поразительное сходство в психологии и мировоззрении японцев и русских. Пословица «На миру и смерть красна», которую в той, другой жизни не понимали даже, казалось бы, совсем близкие по духу сербы и черногорцы, у японца не вызвала ни малейшего удивления или неприятия. Тяга к коллективу, постоянная необходимость ощущать плечо товарища, твёрдое убеждение, что в одиночку ты - никто, а вместе - сила, - вот основные качества японцев, которые роднили их с русским народом.
        Волков стал частым гостем в доме мастера Утида, а тот, в свою очередь, частенько навещал инженера в его общежитии и искренне полагал этого собието спесаристо[193 - Советский специалист (яп.)] чуть ли не б?льшим японцем, чем он сам. Что из того, что Волков-сан (мастер научился чётко выговаривать этот трудный звук) не слишком жалует варёный рис и не понимает вкуса сырой рыбы? Кен и сам предпочитает соба[194 - Гречневая лапша - блюдо японской кухни.] и квашенную редьку. Что из того, что русский любит сидеть на стуле, а не на татами? Кен и сам частенько сидит по-русски, чтобы вытянуть натруженные ноги. А уж то, что инженер ещё не очень верно говорит, так это и вовсе не проблема: вон парни с Карафуто[195 - Японское название Сахалина.] так говорят, что вообще не разберёшь. А ведь они-то - точно японцы! И к тому же, когда Кен, выпив изрядную порцию русского саке «конияку» (хотя Волков-сан и утверждал, что это какое-то «грузинское»), спел известную русскую песню «Катюса», русский друг даже не узнал эти знаменитые слова:
        Катюса каваийя
        Вакаре но цураса…[196 - «Катюша неописуемой красоты» - известная во всей довоенной Японии песенка, сложенная в честь героини романа Л. Толстого «Воскресение» Катюши Масловой.]
        И запел какую-то совсем другую песню на неизвестный мотив[197 - Видимо, хмельной Волков-старший ограбил Исаковского и Блантера, исполнив знаменитую «Катюшу» на добрых семь-восемь лет раньше её премьерного исполнения в реальной истории.]. Однако это новая «Катюса» Кену понравилась, и он даже старательно записал слова. Катаканой[198 - Одна из японских слоговых азбук. Часто используется для записи слов иностранного происхождения.]. Получилось, верно, не очень, потому что Волков-сан сперва рассмеялся и сказал, что эту песню очень хорошо поют девушки. А потом вдруг посерьёзнел, даже помрачнел и очень быстро перевёл разговор на другую тему…
        Бригадир бригады заводских учеников, член цеховой ячейки КИМ
        Умеко Утида
        Я вне себя! Ну как так можно?! Мы что, всегда должны слушаться этих замшелых стариков?! Отец - ещё понятно: тёмный, политически неграмотный, но вот этот Волков из Советской России?! Он же член Партии, и секретарь нашей ячейки Ивасаки ещё сказал, что он принимал участие в установлении Советской Власти где-то за границей. Это ему под большим секретом сообщил человек из Коан тёсатё[199 - «Главное управление безопасности» (яп.) - в реальной истории такая служба действует в Японии при Министерстве юстиции. В данной альтернативной истории это название получила служба, созданная в Социалистической Японской Империи взамен Токубэцу кото кэйсацу («Особая высшая полиция») - политической полиции Японской Империи, сформированной в 1911 году.]. Коановец ещё говорил, что Волков-сан служил в русской службе безопасности - ВЧК. А потом перешёл работать на завод, потому что русским надо поднимать свою промышленность. Это, конечно, замечательно, что такой человек приехал на наш завод, но как же он может не понимать наших чаяний, нашего стремления помочь Родине?! Мы рвёмся изо всех сил, а он говорит об охране труда,
защите здоровья работников и всякую прочую незначительную ерунду. А ссылается при этом на великих: на Маркса, на Ленина, на Сен Катаяму. Даже на товарища Нобухито ссылается. Открывает его работу и цитирует. Но ведь Товарищ Его Божественное Величество, когда писал, не имел в виду именно наш завод!
        Я злилась, очень злилась. Так злилась, что когда шла со смены домой сама накинулась на двоих модерн-боев[200 - М о д е р н - б о й - представитель субкультуры, распространённой в Японии в 20 -30-е годы ХХ столетия. её представители носили одежду нарочито европейского (американского фасона), пересыпали свою речь иностранными (преимущественно английскими) словами и отвергали традиционную японскую культуру.]. А нечего в этих кургузых пиджачках и дорогих белых брючках точно гайдзины ходить! Со мной ещё шестеро наших было, так что отделали мы этих империалистических лизоблюдов, чтоб их демоны в ледяном аду любили! Так отделали - любо-дорого посмотреть! Я даже штакетину из забора выломала и лупила их от всей души! И только когда эти червяки уже извивались на земле, в собственной крови и блевотине, вдруг подумала: жаль, что товарища Волкова сейчас с нами нет, посмотрел бы, как мы боремся с контрреволюцией, с остатками буржуазной жизни, с теми, кто не хочет принять нашу революцию всем сердцем! Может, тогда бы он всё понял и не стал бы нас, точно глупых котят, носами в ошибки тыкать. А ведь и он наверняка
ошибается. Вот надо за ним последить внимательно. А когда он ошибётся… когда ошибётся, я подойду к нему, посмотрю прямо в его круглые глаза, а потом скажу: «Сару мо кикара отиру[201 - «И обезьяна падает с дерева» - японская пословица.]». Как приятно будет, когда он покраснеет от стыда!..

* * *
        Наверное, глупо тратить выходной день на визит в Советское представительство, когда город так красив. А за городом ещё лучше. Криптомерии и сосны слегка припорошены снежком, а ручьи так и не замёрзли и журчат своей зуболомно-ледяной удивительно вкусной водой. Зимний японский лес - это не русские берёзки в снегу, не могучие ели с белыми шапками на лапах, но все равно - красив! Красив, чёрт возьми, до безумия! И вместо этой красоты, вместо храмов и развалин старинного форта, вместо бани и чайной церемонии - советские газеты в красном уголке? Бред!
        Вот только за четыре месяца пребывания Всеволода Николаевича в Японии у него это был всего лишь третий выходной. Субботники, внеочередные смены, работа в фонд Красной Императорской Армии или Красного Императорского Флота - вот далеко неполный перечень тех причин, по которым с выходными у инженера Волкова наблюдалась некоторая напряжёнка. И потому очень хотелось узнать обо всём, что творится в мире, поподробнее - японские газеты всё ещё были для инженера «китайской грамотой». Нет, он уже понимал почти всё, что ему говорили, а часто мог даже ответить, он уже читал техническую документацию - через пень-колоду, но всё же… Но вот газеты, а того краше - японские политические программы на радио - вот с этим у него пока полный швах!
        Поэтому-то и сидел Всеволод Николаевич, внимательно изучая газеты за всё то время, пока был оторван от внешнего мира. Любопытное сообщение: в Нагасаки для разделки на металл прибыли три стареньких линкора типа «Марат», сиречь - «Петропавловск». В его реальности эти ветераны Первой мировой ещё успели повоевать в Финскую и Великую Отечественную. Хотя, если откровенно, проку от них было весьма и весьма мало: скорости никакой, бронирование так себе, а системы управления огнём так себе дважды. А тут вот пишут, что орудийные башни и орудия противоминного калибра будут использованы на строительстве крепостной оборонительной линии «Красные Курилы».
        Волков откинулся на спинку стула и задумался. В его прошлом-будущем японцы и в одиночку отгрохали на Курильских островах такие оборонительные сооружения, что взять их смогли только наши. Да и то потому, что к моменту нашего вмешательства Япония уже и так на ладан дышала. Нет, понятно, что не вмешайся СССР в сорок пятом - янкесы бы ещё десять раз кровью умылись, но будем справедливы: если бы к моменту нашего наступления японцы не влипли так конкретно в Тихом океане и в Индокитае - хрен бы мы за неделю все Курилы захватили! А теперь в эти острова ещё больше бетона и стали вбухают, орудийные башни с двенадцатидюймовками установят, минами всё вокруг засыплют… Yankee you are welcome![202 - Добро пожаловать, янки! (англ.)] Считалось, что самой сильной в мире была оборона Владика, а вот теперь… Теперь с Курилами вовсе не совладать!

«Так, а что же у нас на Балтике и в Чёрном море будет? Ах, вон что! Японцы передали СССР два линейных корабля «Фусо» и «Ямасиро»[203 - Линейные корабли типа «Фусо». Имели вооружение 12 ? 356-мм орудий в шести двухорудийных башнях. В реальной истории погибли во время Второй мировой войны.]. Чего-чего? «Фусо» переименован в «Октябрьскую революцию», а «Ямасиро» - в «Парижскую коммуну»? Прикольно! Cool! - как говорило подрастающее поколение. Вернее, будет говорить… то есть мы ещё посмотрим, будет ли… Тьфу, запутался вконец!»
        Волков-старший отложил газету. «Нет, всё-таки здорово, что в этом мире мы так удачно задружились с японцами. У нас много общего, да и интересы практически параллельные, а вовсе даже не пересекающиеся… Мы им продукты поставляем. И сами не голодаем, и им теперь полегче становится. А они нам - производство помогают налаживать…»
        Тут он невольно рассмеялся - вспомнил, как на заводе рабочие обсуждали поставки молочных продуктов из СССР. Один из операторов - молодой застенчивый парень по фамилии Хаякава осторожно спросил у него, что такое «творог»? Всеволод Николаевич, старательно подбирая слова и поминутно залезая в словарь, долго и трудно объяснял пареньку про кисломолочное брожение, про казеин, про створаживание. Тот только кивал и кланялся, но явно ничего не понимал, потому что потом спросил: а на что творог похож? Инженер ответил: «Как тофу[204 - Пищевой продукт из соевых бобов, так называемый соевый творог.], только зернистый и совсем белый». Парень снова закивал, а потом опять задал вопрос: из чего же получается этот русский тофу? Ситуация стала напоминать анекдот про папу, умственно-отсталого сына и море[205 - Папа и сын-дебил на пляже. Сын спрашивает: «Папа, где море?» Отец показывает ему море, рассказывает про волны, шторма, корабли. Сын всё выслушивает и снова спрашивает: «Папа, где море?» Так повторяется несколько раз, пока наконец отчаявшийся и изрядно взбешённый отец не относит сына в воду и не макает того
несколько раз в море с головой. Отплёвываясь от солёной воды, сын спрашивает: «Папа, что это было?» - «Море, сынок!» - «Папа, а где море?»]. Волков не успел ответить, когда пробегавший мимо рабочий, видимо уже давно живший в городе, насмешливо бросил: «Бака-дэс[206 - Дурак (яп.)]. Из коровы!»
        Должно быть, Хаякава знал, как выглядит корова и как делают настоящий тофу, а потому его посетило видение ферментации, замачивания в солёной морской воде и прессования несчастной бурёнки. Картина, нарисованная его воображением, оказалась неслабой. Паренёк замер, по-лягушачьи приоткрыв рот, а потом спросил: много ли творога делают и едят в России? Волков не успел ответить - его отвлекли дела, зато вечером ему пришлось объяснять схему производства творога всей смене, чтобы отвести от населения СССР подозрения в лютом садизме и коровоненавистничестве…
        - …конечно, молодцы, - донеслось до него внезапно.
        Он скосил глаза. Чуть в стороне высокий человек в военно-морской форме сел напротив дежурного и, вытащив из коробки папиросу, продолжил негромко:
        - Молодцы-то они молодцы, а только разбранили нас ой-ёй как. Наши-то ребята эти линкоры по Севморпути еле-еле дотащили, даром что у них обводы ледокольные, а всё же. Машины еле тянут, погода - черти ворожат, в кубриках холодно, влажно… А эти здесь: а что ж вы свои «Измаилы»[207 - Линейные крейсера типа «Измаил». Имели на вооружении 12 ?356-мм орудий. Не достроены и в 1923-м проданы на слом.] на металл разделали? Они не хуже наших «Фусо», а старые корабли оставили? Зачем? Нам, говорят, по соглашению новых линкоров строить нельзя, хотя мы во Владивостоке построим, только они официально вашими числиться станут. А вы такие хорошие корабли - на металл. Атташе прямо чёрным весь стал: они ж его в дерьмо мордой макают. И всё так вежливо, как у них принято, всё с поклонами, с улыбочками…
        Моряк огорчённо махнул рукой, дежурный принялся его утешать, а Волков вдруг подумал, что, конечно, общего в двух народах много, но ведь и различий - мама не горюй! На память ему пришла история, рассказанная в вагоне-ресторане подвыпившим милиционером, переводившимся на Дальний Восток из Крыма…
        - …Понимаешь, товарищ, цыгане - им же не объяснить, что Советская Власть! Тёмный народ, да и вправду сказать - вороватый.
        - Жулики, - согласился Всеволод Николаевич.
        Милиционер обрадованно закивал:
        - Во-во! Верно, товарищ, говоришь: жулье - моё почтение! Встали табором возле колхоза, ну и пошли, как у них заведено, поглядеть: где что плохо лежит.
        - А что хорошо лежит - переложить, чтобы плохо лежать стало, - засмеялся Волков.
        Но милиционер не поддержал веселья. Лицо у него мучительно скривилось, он махнул одну за другой две стопки водки и лишь тогда продолжил:
        - Всё так и случилось. Что-то кто-то у колхозников подтибрил: где курицу, где, извиняюсь, подштанники, где ещё чего. Пришёл вечером народ с бахчей: глядь-поглядь, а, почитай, в каждом дворе убыток. Ну они, ясно дело - в милицию. Так, мол, и так: цыганва обнесла. Полуторку нам выделили, так что наряд быстро приехал. И в табор конечно, а там уже ругань, крики, прям смерть. Колхозники-то сами в табор пришли да кой-чего из своего и сыскали. Ну и лают цыган, а те отбрехиваются…
        Милиционер помотал головой, сунул в рот кусок солёной кеты и запил очередной стопкой. Вытер губы и продолжал:
        - Вот, значит, а тут мы ещё. Ну и заарестовали, ясно дело, сколько-то. Так те цыгане все набегли, окружили, увозить не дают. Мы уж их и добром, и уговором, и пугать - ничего не выходит. Галдят, вопят, за руки хватают - того и гляди «Наган» ра сопрут. А что ты думаешь? В толчее - мило-дело!
        Рассказчик закурил, а Волков только кивал. Уж он-то хорошо представлял себе цыган, ни бога, ни черта не боящихся - только своего барона. Всё всегда привыкли на горло брать, и ведь понимают, сволочи, что коллективной ответственности не будет.
        - Тут смотрим: подходит, значит, рота. Красноармейцы, да только не наши - японские. По обмену, значит, присланные. Впереди командир - молоденький такой, но при шашке ихней, японской, ну и при кобуре, ясно. Подошёл поближе и вежливо так интересуется: что это тут происходит? Мы как могли, всех переорали, разъяснили японскому товарищу, что да как. Он посмотрел и своим бойцам скомандовал что-то - те вокруг нашей полуторки с арестованными встали и давай так расталкивать всех, чтобы нам, значит, проехать. Только цыгане всё равно вопят, за руки бойцов хватают, за винтари, а уж ругаются так, что святых выноси. Слова такие, что аж в носу свербит и глаза слезятся…

«Велик и могуч русский язык», - подумалось Волкову, а милиционер тем временем продолжал:
        - Вот кто-то из цыган и пусти по матушке Советскую Власть и товарища Сталина. Японский командир услышал, вздрогнул, напрягся, а потом и говорит: мы, мол, выполняем приказ товарища Нобухито - Товарища Его Божественного Величества. А цыгане уже одурели вконец и ну орать: мы, мол, твоего Нобухито на этом самом вертели - ну ты, товарищ, понял? Японец как услышал, шашку свою вытащил и как рявкнет. Рота его сразу в две линии развернулась и винты к плечу. Мы глазом моргнуть не успели: он шашкой махнул, и те как начали пачками садить. Причём, представляешь: колхозников не трогают, а цыган прямо как траву на покосе кладут.
        Милиционер замотал головой и снова приложился к стопке.
        - Минуты не прошло - весь табор на земле лежит. Командир опять что-то крикнул, бойцы стрелять кончили, пробежались, и кто ещё шевелился - штыком! А этот командир ко мне поворачивается и говорит: за оскорбление священных имён товарищей Сталина и Нобухито наказание одно - смерть. А потом к председателю колхоза подошёл и спокойно так спрашивает: где ему, мол, роту разместить можно? У него и приказ есть: в этом колхозе на постой, значит, встать. И ещё говорит, что его ребята, если что, помочь могут. Тот на него поглядел и ну блевать. А японец подождал, пока председатель проблюётся, и ещё говорит, что хорошо бы его ребятам танцы… А ты говоришь! - закончил милиционер с неожиданной яростью и грохнул кулаком по столу.

«Да, вот так, - в который раз подумалось Всеволоду Николаевичу. - Японцы - ребята серьёзные. С ними и не захочешь, а за языком следить научишься…»
        Глава 3
        И даже тоненькую нить
        Не в состояньи разрубить
        Стальной клинок!
        «Песня волшебника» из к/ф «Обыкновенное чудо»
        Утро выдалось нервным и тревожным. Во-первых, началось оно не как обычно со спокойного рёва гудков, сообщающих о конце смены на заводах и фабриках, а с резкого боя колоколов и тревожного визга сирен. По улицам мчались пожарные автомобили и грузовики с красноармейцами: горели склады «Сумитомо-Бакелит», выбрасывая в рассветное небо клубы ядовитого дыма. А к заводу уже бежали толпы рабочих и инженеров, спеша проверить: не пострадало ли ещё что-то, кроме складов?
        Но у завода их встретило оцепление из народной полиции, и на встревоженную гудящую толпу обрушилась новая страшная весть: этой ночью зверски убиты несколько членов профсоюзного комитета. Их зарубили. Мечами. Вместе с семьями.
        Стоявший рядом с Волковым рабочий стиснул кулаки и выдохнул: «Якудза». А перехватив непонимающий взгляд русского инженера, негромко пояснил, что ещё в восемьдесят пятом году, в разгар революции, якудза перерезали активистов в доках Кобэ, набрасывались с мечами на отряды рабочей самообороны, устраивали диверсии в казармах верных товарищу Нобухито частей и даже охраняли от красных дружин полицейские участки вместе с полицией. О расправе в Кобэ Волков что-то слышал, хотя в его прошлом-будущем это произошло несколько позже - в 1934 году, но все остальное оказалось шокирующей новостью[208 - Однако все описанные факты имели место и в реальной истории в период с 1931 по 1946 год.].

«Новое дело: гангстеры-вредители, - хмыкнул про себя Всеволод Николаевич. - Хотя, если разобраться: почему бы гангстерам и не быть пособниками контрреволюции, собственно говоря? Ведь все эти акты вредительства и саботажа - уголовщина чистой воды! И не зря всякую сволочь типа Промпартии сажали в лагеря по уголовным делам!»
        Дальше рассуждать стало некогда: через толпу протолкался курьер заводоуправления и сообщил, что Волкова, как дублёра начальника цеха и ведущего инженера, вызывают на экстренное совещание. Следующие четыре часа в кабинете директора инженеры, технологи, механики и партийные активисты решали, что можно сделать для скорейшей ликвидации последствий пожара и как предотвратить повторение подобных эксцессов в дальнейшем?
        На совещании в числе мероприятий по защите завода было решено создать рабочую дружину, вооружить и вывести на круглосуточное дежурство. Так что теперь начальникам цехов и ведущим инженерам предстояло переделать графики выхода персонала на смены с учётом этого нововведения. В том числе Волкову и его японскому коллеге, инженеру Моримото.

«Паллиатив, - бурчал про себя Всеволод Николаевич. - Формирование рабочих дружин самообороны - паллиатив. По уму надо бы ОМОН вызывать, а того лучше - спецуру с опытом проведения контртеррористических операций. Только вот где их взять и как вызывать, а?»
        Однако он прекрасно понимал, что никакого другого решения нет и быть не может. Сам же доказывал секретарю заводской ячейки ЯКП(б)[209 - Японская Коммунистическая партия (большевиков).], что идея вызвать солдат - ещё хуже. Во-первых, солдаты на заводе как слепые котята и знать не знают, что конкретно нужно защищать. А во-вторых, где гарантия, что среди солдат не найдётся «засланный казачок»? «Хотя, - подумал Волков - с другой стороны, такой гарантии и о рабочих никто не даст…»
        Дополнительная обваловка опасных сооружений и установок, усиление пожарных расчётов и тому подобное съедало слишком много рабочего времени, а потому решением срочно переизбранного профсоюзного комитета завода и дирекции смены для рабочих удлинили на полтора часа. Для инженерно-технического персонала продолжительность рабочего дня увеличивать не захотели, но те на стихийно возникшем митинге постановили: члены Партии отрабатывают не менее полутора смен. А кто сможет - тот и больше…
        Мастер фенольного цеха, старший наряда рабочей дружины Утида Кен

«В небе луна одна…» - так начиналось стихотворение, которое я много лет тому назад заучивал в школе. И доставалось же мне тогда! Как сейчас помню: на обеде открыл коробочку с едой и ну рис с мисо наворачивать! И вдруг учитель Акияма так спокойно, словно бы и не мне, произносит: «Неумеренность некрасива и гибельна для здоровья». У меня рис разом горьким стал. Коробочку свою я в тот день так и не открыл больше. А откуда господину Акияма было знать, что я первый раз за день тогда ел? Он-то - господин, надо думать, завтракал каждый день. А у нас иной раз и сены на просо не было!
        Или вот ещё, учитель каллиграфии, господин Ёсиока. Посмотрит на мою работу и назидательно так: «Небрежность - начало лени». Потом помолчит с минуту и добавит: «Многие приехавшие из деревни бывают ленивы и глупы». Всем мальчишкам весело, а я разве виноват был, что отец в деревне работы не имел? Пришёл на заработки и нас с собой привёз. Им-то, господам, невдомёк было, как отец в порту с рассвета до ночи работал, как мать в прачках надрывалась, чтобы те проклятые три иены за школу собрать!
        А луна в небе и правда - точно прожектор. Лупит так, что светло - хоть газету читай. Это хорошо. Лунный заяц заботится, чтобы никаких гадостей сегодня никто на заводе не устроил. Большое ему за это спасибо.
        Эх, время моё проходит. Жаль, что только под старость довелось хоть чуточку по-человечески пожить. А вот моя Юи, моя жена, так и не дожила до счастливого времени. Ох, какой красивый букет принесла она в день нашей свадьбы. Большой, из акаций и маков. Только встреченная на пути из храма жена лавочника Хасимото скривилась: «Безвкусный веник». Юи даже заплакала. А тем же вечером мой младший братишка Рэн закидал камнями дом лавочника и порвал им все окна[210 - В Японии долгое время окна вместо стёкол затягивали бумагой.]… Его потом, в восемьдесят пятом, убили солдаты, верные империалистам.
        Троих детей родила мне Юи. Дочь Има, сына Исиро и ещё одну дочь, нашу младшенькую, - Умеко. Старшей уже двадцать пять, и она уже принесла мне двоих внуков. У Исиро была невеста. Хоши. Ткачиха. Я тогда говорил сыну, что нет смысла жениться на женщине с ткацкой фабрики. В четырнадцать они свежи как цветы, в пятнадцать - полудети-полустарухи, а дальше - старые и страшные, точно горные демоны. Но он меня не слушал. Он никого не слушал и всегда был вместе со своей Хоши. Так их вместе и убили. В восемьдесят шестом, когда бойцы-кобун страшной банды Ямагути-гуми вместе со старой полицией атаковали рабочие кварталы Осака. Исиро нашли на баррикаде, в его чёрной косоворотке[211 - В 20-е годы чёрная косоворотка в Японии была символом принадлежности к леворадикальным течениям.], ставшей красной от крови. А за руку его держала Хоши. Тоже мёртвая. Юи не выдержала этого известия и угасла за месяц. Перед смертью она попросила у меня прощения за то, что оставляет меня одного, с маленькой Умеко на руках… Не хочу это вспоминать! Сейчас всё стало хорошо под мудрым управлением Товарища Его Божественного Величества и
товарища Сен Катаямы! Жаль только, что Юи не дожила…
        Какая-то тень мелькнула наверху. Винтовку с плеча!
        А, зря забеспокоился. Это Волков-сан, инженер из далёкой России. Возится с выходом из колонны. Хороший человек. По две смены работает. И знает очень много. У него орден. Не за войну - за отличный труд! Он советы даёт - хорошие советы. Благодаря этим советам наша бригада выработку повысила так, что нам всем премию дали. По восемь иен на человека! А ему не дали, хоть мы и ходили браниться в профком. Если бы не он - нам бы ничего не дали, так как же его оставить без премии? А нам говорят, что Волков-сан деньги из России платят, а на нашем заводе он не числится. Значит, зарплата и премии ему не положены. Это толстый Мията - каракатица раздутая! - так сказал… Нет, не стоит даже думать плохо о человеке, которого убили за общее дело. Даже если он был плохим человеком…
        Поправил за плечом старенькую «Арисаку». Сейчас армию вооружили русскими винтовками, а наши остались только в народной полиции и у рабочих дружин. Ну и ладно. Пусть молодчики якудза только попробуют сунуться к нам. Мы им быстро…
        Что это? Эй, Окада, а ну-ка окликни этих. Что они возле насосной делают?! Окада?! Что с тобой?!

* * *
        Волков проверил манометр на выходе. Показания в норме, значит, предложенный им новый режим разделения фенольной воды себя оправдывает. Буквально на днях из Союза пришла премия за прошлую рацуху, и вот - пожалте бриться! Эдак в следующем месяце можно ещё рубликов на восемьдесят рассчитывать. Считай, на полновесную сотню иен. Неплохо, совсем неплохо…
        Он уже собирался спускаться с колонны, когда заметил проходящий внизу патруль рабочей дружины. «Э, нет, - рассудил Всеволод Николаевич. - Если сойти сейчас, разговоров на целый час будет. Расспросы пойдут: что да как, да во что всё это выльется? Эдак на сон меньше пяти часов останется. А я и так уже словно мокрая соль - не высыпаюсь…»
        Ожидая, пока дружинники пройдут дальше, он задержался на площадке, где лежала предназначенная на замену арматура: задвижки, клапана, вентили. И вдруг…
        Откуда взялись метнувшиеся к патрульным тени, Волков разглядеть не успел. Но шедший впереди дружинник вдруг схватился за горло и безмолвно рухнул наземь. Второй, высокий парень, успел сорвать с плеча винтовку и засветил прикладом одной из теней в лоб. Судя по короткому вскрику, удар не пропал даром.
        Хлёстко ударил винтовочный выстрел, но к парню ужом скользнул кто-то в чёрном. В лунном свете блеснуло лезвие, парень захрипел…
        Оставшиеся двое дружинников лупили из своих «Арисак» с такой скоростью, с какой только успевали передёргивать затворы. «В божий свет - как в копеечку, - ругнулся про себя инженер. - Однако пора бы и вмешаться…»
        Снова короткий взблеск клинка и тут же раздался сдвоенный крик. Тот, кто так ловко орудовал мечом, попал под удар штыка. Руки у мечника дрогнули и удар пришёлся скользом, стесав однако у дружинника изрядный кусок мяса с руки. Тот выронил винтовку и завалился на бок, зажимая страшную рану.
        Перед последним дружинником остались всего двое противников. Почему-то с мечами. Работяга не собирался сдаваться без боя и бойко, едва ли не со скоростью швейной машинки, тыкал в противников штыком. Похоже, мужик был знаком с оружием не понаслышке, потому как почти сразу же один из его оппонентов упал на колени, зажимая распоротый живот.
        И в этот момент Волков заметил, как сзади к дружиннику подкрадывается ещё одна тень. «Прыгнуть вниз? - пронеслось в голове. - Смысл? Много от меня толку с голыми руками…» Всеволод Николаевич лихорадочно огляделся, затем, натужно хекнув, поднял трёхпудовую задвижку, перевалил её через ограждение и…
        Кумитё[212 - С т а р ш и й н а ч а л ь н и к (яп.) - главарь в иерархии якудза.] Ямагути-гуми Нобуро Ямагути[213 - Н о б у р о Я м а г у т и (? -1946) - второй кумитё Ямагутигуми, занявший это место после смерти своего отца Харукити Ямагути в 1925 году. Скончался от ножевых ран.]
        Эту операцию он выбрал для того, чтобы показать своим санро-кай и вакагасира[214 - «Группа старших советников» и «старшие лейтенанты» (яп.) - название руководящих должностей в иерархии якудза.], что он силен и может обойтись без них. А вот они без кумитё - нет.
        Сперва всё шло по плану. Несколько бойцов подготовили лаз на территорию «Сумитомо-Бакелит», ещё одна группа кобун расчистила путь к выбранному объекту. Человек из дзайбацу[215 - Д з а й б а ц у - собственность (яп.). Японский термин, означающий «промышленно-политический клан» или конгломерат. Возможно, это покажется читателю удивительным, но в 20 -30-х годах ХХ столетия во всех дзайбацу имелись свои коммунисты, причём находящиеся в клановой иерархии достаточно близко к главе клана (сын, но не старший, младший брат, кузен-ровесник). Автор взял смелость предположить, что при победе социалистической революции в Японии эти самые коммунисты быстро взяли бы власть в дзайбацу в свои руки, сохраняя тем самым сложившийся порядок внутри клана.] Сумитомо, которому заплатили очень много, сообщил, что взрыв насосов высокого давления даст отличный результат. И не надо взрывать динамитом или порохом - достаточно просто перекрыть пару вентилей.
        Всё шло хорошо, но всем известно: «И обезьяна падает с дерева». Вынесло же на них этих тупиц-дружинников. Грязные черви! И ведь стреляют. Только не попадают. Правильно говорил Дзиротё из Симидзу[216 - Полулегендарный главарь якудза из города Симидзу, живший и правивший в конце XIX века.]: «Пистолет холоден, он лишь механизм, в нём нет души. А меч - продолжение руки, плоти. И я могу передать всю глубину ненависти к противнику, вонзив в него свой клинок. Нет большего наслаждения, чем, погружая руку-меч в тело врага, произнести: прошу вас умереть».
        Но черви опомнились. И взялись за свои винтовки со штыками, точно за нагамаки или нагинаты[217 - Разновидности японского холодного оружия с длинной рукоятью (древком) и большим наконечником-клинком.]. Однако кобун всё же оказались лучше. Хотя…
        Демонов дружинник остался один на один с бойцом. Нет, поединка допускать нельзя. Жестом приказав своим телохранителям ждать, он бесшумно двинулся к рабочему. Руки сомкнулись на рукояти меча - творении великого Мурамасы[218 - М у р а м а с а С э н д з и (или Сэнго) - знаменитый мечник и кузнец, живший в Японии в XVI веке, основатель оружейной школы Мурамаса. По преданию, клинки Мурамасы самые острые среди японских мечей, «жаждут кровопролития» и приносят зло.]. Ещё один шаг, он мгновенно обнажит меч и разрубит наглого червя пополам.
        Клинок с лёгким шипением вылетел из ножен и…

* * *
        Тяжёлая задвижка ухнула вниз, и в ту же секунду Волков прыгнул следом. Приземлился не слишком удачно и покатился по земле, шипя про себя ругательства. Отставленной рукой зацепился за что-то острое, ухватил это с земли. Катана? Чудесно! Зарычав, Всеволод Николаевич вскочил с земли, перехватывая меч за рукоять. Одновременно он осмотрелся: бывший хозяин катаны валялся тут же. Только без головы: полцентнера кованной стали буквально дезинтегрировали бестолковку нападавшего.
        В темноте перед Волковым шевельнулся кто-то ещё. Лезвие меча угрожающе блеснуло в лунном свете:
        - А ну, суки, подходи! - рявкнул инженер. - Кому Армагеддона?! У меня как раз свеженький есть!..
        Глава 4
        Недолго спрятать в ножны сталь,
        Но гордый нрав не спрячешь в ножны.
        М. Дунаевский, Ю. Ряшенцев. Песня из к/ф «Три мушкетёра»

«Пёс ты старый! Скоро в гроб, а ты все адреналина ищешь! Прямо как та блондинка, что искала приключений на нижние девяносто. Впору футболку… то есть тенниску по-нынешнему заказывать, с надписью «Я - блондинко!» Нет, ну вот же угораздило!..»
        Примерно так рассуждал Всеволод Николаевич, в который раз шагая после смены в районное отделение Коан тёса-тё. Та ночная схватка, в которой, если быть откровенным, Волков почти ничего и не сделал, обернулась серьёзными проблемами. И что с ними делать, не понятно…
        Когда инженер буквально свалился на головы нападающих, боя не получилось. В темноте раздался только горестно-изумлённый вопль нескольких человек, а потом - дробный топот убегавших. И хорошо, потому как среди многих талантов Волкова фехтование не числилось. А кендзюцу[219 - К э н д з ю ц у - «искусство меча» (яп.). Японское искусство владения мечом.] - тем более, так что ожидать от него молниеносных ударов старинных самураев не приходилось. Да что там! Вряд ли он сумел бы хоть зацепить своих оппонентов, дойди дело до схватки.
        Тогда инженер перевёл дух, и поспешил к Ути-да, который уже неуклюже пытался перевязать своего раненого товарища кусками оторванной от одежды ткани.
        - Вот, - сообщил Кену Волков, протягивая мастеру меч, после того как они общими усилиями справились с перевязкой. - Трофей. Держи.
        И вот тут начались странности. Кен Утида пристально оглядел меч, однако не прикасаясь к нему руками, а потом вдруг начал быстро кланяться, одновременно отрицательно мотая головой.
        - Нет, - выдохнул он наконец. - Волков-сан, я не могу прикоснуться к этому мечу…
        - В смысле? - изумился Всеволод Николаевич. И тут же встревожился: - Он что - отравленный?
        Старый мастер снова замотал головой, а потом быстро-быстро заговорил. Из его рассказа Волков с трудом разобрал, что это священный меч великого древнего мастера, и брать его в руки может только тот, кто… Тут инженер окончательно запутался в незнакомых словах, уяснив только, что лично его здоровью эта железяка не угрожает. Во всяком случае, в данный момент.
        Он попытался всучить трофейный меч офицеру народной полиции, примчавшемуся вместе с толпой рабочих на выстрелы. Тот внимательно осмотрел клинок, вгляделся в какие-то наведённые золотом иероглифы у самой рукояти, а потом оттолкнул от себя меч с таким видом, словно Волков вручил ему живую кобру.
        - Это - ваш и только ваш меч, - запинаясь сообщил полицейский. - Ведь вы добыли его в честном поединке?
        Всеволод Николаевич задумался: можно ли считать поединок честным, если один из участников вооружён, а второй с голыми руками, и является ли поединком сбрасывание на голову оппонента тяжёлых предметов? Ни к какому решению он не пришёл, а пока размышлял, толпа любопытствующих рассосалась, оставив инженера в гордом одиночестве. С проклятым мечом в руках.
        Пришлось притащить чёртов дрючок домой. Хотя при ближайшем рассмотрении меч оказался очень красив той благородной, мужественной красотой, которая так притягивает к оружию сильный пол. Вот только деть его в квартире, которую Волков занимал в ДИС (Доме Иностранного Специалиста), было решительно некуда. Ковра, на который меч можно было бы повесить, не наблюдалось, не говоря уже о специальной подставке для мечей, принятой в самурайских домах. Решив, наконец, что раз меч засчитан его личным трофеем, Всеволод Николаевич сделал себе зарубку на память: заказать в механическом цеху эту самую подставку. Которую ему на следующий день не только сделали, но и доставили на дом, что оказалось совсем не лишним: подставка была изготовлена из имевшихся под рукой материалов, в данном случае - из полированной хромистой, «нержавеющей» стали и весила поболе той задвижки, с помощью которой собието спесаристо и стал обладателем чудо-клинка.
        Уложив меч на подставку, Волков полюбовался блеском стали, оттеняемой мрачной чернотой ножен и лезвия. Действительно, красивая вещь! «Если разрешат вывезти - поставлю дома на видное место, - подумал он. - А не разрешат - сфотографируюсь рядом с мечом и повешу на видное место карточку. И стану рассказывать Груше и Васе, как героически отжал самую крутую катану Японии практически голыми руками…»
        Это развеселило его, и он негромко засмеялся. И почти сразу же раздался осторожный стук в дверь. Всеволод Николаевич открыл и замер: на пороге стояли двое среднего возраста японцев с очень неприятными лицами, а из-под манжет рубашек выглядывали цветные татуировки.

«Якудза, - затосковал Волков. - Твою же мать!» Героическим усилием инженер подавил в себе желание немедленно захлопнуть дверь и поинтересовался:
        - Что вам угодно?
        Вместо ответа оба визитёра принялись дружно кланяться. Всеволод Николаевич подумал, что они похожи на заводных клюющих цыплят - такая игрушка была у него в далёком детстве, которое, правда, здесь ещё не наступало. Он постарался сдержать улыбку, но не сумел полностью справиться с лицом, результатом чего стала странная гримаса, в которой можно было при известной фантазии увидеть и презрение, и превосходство, и ехидство.
        Только семь богов счастья[220 - Семь божеств синтоистского пантеона, отвечающие за счастье и удачу. Особо почитаются якудза (и по сей день) и часто служат сюжетом ритуальных татуировок якудза - кондзё.] ведают, что именно разглядели посетители в улыбке русского, но кланяться принялись ещё усерднее. Тикали секунды, мерно сливаясь в минуты, а поклоны всё продолжались. Но всё на свете имеет конец, закончилось наконец и это.
        - Почтенный старший начальник, - произнёс тот, что стоял чуть впереди и лицом напоминал не просто портового грузчика, а грузчика, одолевшего в своей жизни ещё пару-тройку книг, кроме букваря. - Господин, братья послали нас к вам. Из-за меча.

«Выкупать, что ли? - хмыкнул про себя Волков. - А вот хрен вам по всей морде!»
        - Если вы решили выкупить меч, то зря потратили время, - произнёс он гордо, хотя и с чудовищным акцентом. - У вас столько денег не напечатали, чтобы я вам отдал меч, добытый в честном бою!
        Уверенности Всеволоду Николаевичу прибавлял лежавший в кармане галифе «Браунинг». После нападения на «Сумитомо-Бакелит» советских инженеров вооружили старенькими, но надёжными и компактными «Браунингами № 1». Однако инженер всё же подавил желание сунуть руку в карман, решив, что успеет и без предварительной подготовки.
        Быстрых взглядов, которыми обменялись визитёры, он не заметил, так как те тут же возобновили свои поклоны. Впрочем, на сей раз якудза закончили выражать почтение куда скорее…
        - Почтенный господин, вы одержали верх в поединке, в котором наш прошлый недостойный старший начальник напал на безоружного. Но вы показали ему, что оружием может стать всё, что есть под рукой. И потому братья после многих раздумий просят вас, почтенный господин, принять нас под своё мудрое управление, - рассудительно заявил второй.
        Его выговор и тон выглядели вопиющим диссонансом с выражением лица, более приставшего грузчику или тёмному крестьянину из глухой деревни. «Впрочем, - подумал Волков, - мне не один раз приходилось видеть несоответствие внешности и разума». Он вспомнил одного из лучших начальников, которого встречал в своей жизни: умного, тактичного, проницательного, с великолепно развитой технической и научной интуицией и при всём этом - внешностью тупого убийцы. «Однако отвечать надо, а что? Интересно девки пляшут: я - глава якудзы! Не-е-ет, так не пойдёт…» Инженер жестом пригласил незваных гостей в комнату, одновременно вспоминая старый фильм: «Такие вопросы, дорогой посол, с кондачка не решаются. Нам надо посоветоваться с товарищами… Зайдите на недельке»[221 - К/ф «Иван Васильевич меняет профессию».].

«Интересно, а их угощать? И если да, то чем прикажете? - размышлял Всеволод Николаевич, шагая вслед за гостями. - Коньяку им налить? А они его пьют? Чай у меня только чёрный, а из всей еды за японскую сойдёт только банка балыка, которую отоварил на карточки в представительской лавке…»
        Но гости не хотели ни есть, ни пить. Увидев на подставке меч, они снова принялись кланяться, а потом…
        - Старший начальник, когда братьям выпадет счастье лицезреть вас?
        - Хм-м… Ну не сегодня. Что насчёт послезавтра? - спросил Волков. Во всяком случае он полагал, что именно это он и произнёс.
        Гости поняли. Они хором выдохнули: «Хай!»[222 - Да (яп.)] - и снова поклонились. После чего заторопились к выходу, оставив инженера наедине с тяжёлыми раздумьями.
        На следующий день Волков прихватил с собой меч на завод. Во время обеденного перерыва он набрал номер Коан тёса-тё и попросил принять его как можно скорее. И уже через час сидел перед районным комиссаром Ёсико Оосава - улыбчивым мужчиной в очках с массивной роговой оправой.
        - Вот, - Всеволод Николаевич протянул меч. - Оказалось, что принадлежал он какому-то кумитё. Вчера товарищи покойного пришли ко мне и сообщили, что теперь они хотят видеть своим руководителем меня. И что прикажете делать?
        - Волков-сан, - коановец аккуратно взял меч через салфетку и внимательно его осмотрел, - видите ли, этот клинок принадлежал главе крупного клана якудза Ямагути-гуми. Предыдущий владелец получил его по наследству от своего отца… - Он помолчал, разглядывая клинок, потом положил его на стол и неожиданно перешёл на русский язык: - Товарищ Волков, нам бы очень хотелось, чтобы вы согласились на это предложение. Видите ли, так уж получилось, что вам в руки попал клинок знаменитого Мурамаса. И хотя я не самый большой знаток старинных мечей, но легенду, связанную с этим, знаю. Это «Рубящий троих». Видите вот этот знак? - показал он иероглифы у самой рукояти. - Это означает, что меч испытали тамэсигири - рубкой человеческих тел, и он разрубил три тела одним ударом.
        - Э-э? - обалдело промычал Всеволод-старший. - Простите, испытывали на покойниках или…
        - Увы, - безопасник развёл руками, - уверенно я вам этого сказать не смогу. Хотя клинки Мурамаса чаще испытывали на живых…
        - Твою мать! - не сдержался Волков.
        - Очень верно заметили, товарищ Волков, - улыбнулся Оосава. - Так вот, легенда гласит, что этот клинок можно получить или по наследству, или в поединке. Во всех остальных случаях «Рубящий троих» сумеет защитить своего хозяина. Ещё одно: поединок должен быть не совсем честным. Напавший на хозяина меча должен быть либо хуже вооружён, либо уже серьёзно ранен. И главное: каждый следующий поединок - сложнее предыдущего. Харукити Ямагути, отец предыдущего владельца, получил этот клинок, будучи вооружён коротким мечом вакидзаси. Вы могли бы использовать только короткий кинжал танто, но, - тут районный комиссар улыбнулся так широко, что Всеволод Николаевич даже испугался: как бы уголки рта Оосавы не сошлись на затылке и голова не развалилась бы на две части, - вы напали на младшего Ямагути с голыми руками. Так что теперь, если якудза захочет отобрать меч, на поединок вас должен вызвать калека. Да ещё и безоружный.
        Воображение Волкова неожиданно нарисовало безоружного Джона Сильвера из «Острова сокровищ», который пытается доскакать до него на одной ноге расставив татуированные ручищи, и тоже улыбнулся. Впрочем, он тут же перестал улыбаться, вспомнив, что кого-то там «Окорок» убил костылём. Не больно-то хорошо будет, если к нему такого подошлют.
        - Мы не можем вам приказывать, товарищ Волков, - произнёс коановец, - но для нашего народа, для нашей Империи, лично для Товарища Его Божественного Величества очень нужно, чтобы вы приняли это предложение.
        И когда Волков удивлённо приподнял бровь, пояснил: Коан тёса-тё рассчитывает, что если руководителем Ямагути-гуми станет коммунист, то самая влиятельная семья якудзы может сдаться. Добровольно. По приказу своего нового кумитё.
        - Мы постараемся обеспечить вашу безопасность, - прибавил Оосава, чем не только не успокоил, а наоборот - изрядно встревожил русского: инженер прекрасно понял, что в этой фразе ключевое слово - «постараемся»…
        Первая встреча Волкова с руководством якудзы была короткой. Санро-кай и вакагасира представились новому главарю и сообщили: сколько у кого бойцов и какими финансами каждый из них располагает. Встречались в чайном домике - неприметном, на самом отшибе. Всеволод Николаевич благословил свою память, напомнившей ему положить меч рядом с собой, рукоятью от себя. Да и в чайной церемонии если он и напортачил, то не сильно. Для не-японца простительно.
        Но теперь ему надо договориться со спецами из Коан тёса-тё: где назначать новую встречу? Именно сегодня Волкову предстоит назначить место и дату встречи, на которой будет выработана дальнейшая стратегия и тактика Ямагути-гуми. Так что, хоть и не хочется, а надо идти…
        Комиссар районного управления безопасности Ёсико Оосава
        Старательно соблюдая тишину, мы подходили к заброшенному святилищу Бэндзайтэн[223 - В синтоизме одна из семи богов счастья.]. Когда-то давно это было место поклонения разгневанной богине, когда она восьмирукая и вместо обычной лютни берётся за мечи и луки. Рядом с храмом стояли домики для змей - посланниц богини. Но всё это в прошлом: змеи давно ушли и их дома давно разрушены, а само святилище заброшено, и только раз в семь лет из города приходят синсёку[224 - С и н с ё к у (каннуси, камнуси, дзинся) - человек, отвечающий за содержание синтоистского святилища.] чтобы вычистить грязь и сухие листья.
        А сегодня этот забытый всеми богами, людьми и духами храм - место встречи главарей якудза со своим новым начальником. И так уж сложилось, что этим начальником стал русский коммунист.
        Волков-сан - храбр и умён. И силен: не каждый сможет голыми руками одолеть такого мастера меча, как Нобуро Ямагути. И сейчас русский товарищ заманил всю верхушку Ямагути-гуми в это святилище, чтобы на них обрушился гнев и Бэндзайтэн, и всего народа обновлённой Японии.
        Они здесь - те, кто убивал коммунистов, кто посылал своих подручных разгонять забастовки, кто укрывал оружие и устраивал взрывы в рабочих клубах. Те, кто променял волю своего императора и счастье своего народа на грязные деньги! Они здесь!..
        Часовых мы сняли бесшумно. А товарищ Волков - молодец. Если бы он не сказал заранее, где выставит посты, некоторых я бы и не заметил. Видно, что, хотя орден у него и трудовой, а воевал он, наверняка, тоже зд?рово.
        Вот мы уже у самых стен. Я вижу, как наши распределяются вокруг святилища, как берут на прицел всех, кто внутри. А о чём они там говорят?
        - …недопустимо!
        Жёсткий голос с сильным акцентом. Это товарищ Волков. Что он говорит?..
        - Повторяю ещё раз: выступать против воли Божественного Императора совершенно недопустимо! Предлагаю перейти на другую работу.
        - Какую же, к примеру, многоуважаемый старший начальник?
        - Например, заняться кинофильмами. Это сейчас выгодно и не идёт вразрез с приказаниями Его Божественного Величества, - Волков помолчал, то ли обдумывая, что сказать, то ли подбирая нужные слова. - В России один великий человек сказал: «…вы должны твёрдо помнить, что из всех искусств для нас важнейшим является кино».[225 - В.И. Ленин. Полное собрание сочинений. Изд. 5, 1970. Т. 44. С. 579.]
        Ошарашенное молчание служило ему ответом.
        - В первую очередь - создать сеть передвижных кинотеатров с толковой музыкой и хорошими чтецами. Потом можно заняться и созданием собственных фильмов - сейчас в Японии этого очень мало.
        Святилище наполнилось глухим гулом голосов. Можно понять, что большинство не согласно, а один толстяк даже вскочил на ноги и закричал:
        - Это безумие! Блажь! Я не брошу своих занятий…
        И тут же грянул выстрел. В наступившей тишине было слышно, как по полу катится, звеня, гильза «Браунинга». А потом снова жёсткий голос Волкова:
        - Я не стану пачкать этот великий меч кровью не умеющих повиноваться. Смерть от клинка ещё надо заслужить!
        Хорошо он им сказал! Как настоящий кумитё! Не зря товарищи из Советского представительства сообщили, что Волков работал в ЧК. Да ещё и не в России, а в Ирландии. Интересно, как его туда занесло?
        И тут у кого-то из наших хрустнуло под ногой. Камень выскочил, заскакал по дорожке. Пон-пон-пон!
        Внутри словно бомба взорвалась. Тут же все вылетели, точно демоны. И все - с мечами наголо! А где Волков?! Не вижу! Демоны, зачем понадобилось брать этих негодяев живьём?! Такого человека потеряли…

* * *

…От удара мечом Всеволод Николаевич увернулся чистым чудом. В последний момент догадался подставить свой трофей вертикально, уперев в пол, и вражеская сталь только прорубила ножны. Фехтовать Волков не собирался, а потому снова вскинул «Браунинг». И в этот момент с улицы грянули винтовочные залпы. В их грохоте два пистолетных выстрела утонули точно крыса в бочке, а русский, убедившись, что противники выведены из строя, растянулся на каменном полу. «Не хватает ещё, чтобы свои же зацепили! - прошипел он сквозь зубы. - На фиг, на фиг, мы лучше здесь отлежимся…»
        Пальба постепенно затихла, и Волков рискнул подняться на ноги. Сунул пистолет в карман, взял меч, не вытаскивая его из надрубленных ножен, и шагнул вперёд.
        В грудь ему тут же оперлись два штыка.
        - Спокойно, спокойно, - примирительно произнёс Всеволод Николаевич. - Сдаюсь.
        Тут же перед ним возник районный комиссар Оосава. Он радостно улыбался и разводил руки для объятий.
        - Лучше арестуй меня, - негромко посоветовал Волков, - потом побег обеспечишь. Глядишь, я тебе ещё главарём якудза пригожусь.
        Оосава понимающе кивнул и махнул рукой. Волкова тут же скрутили.
        Спустя месяц во всех кинотеатрах Социалистической Японской Империи шёл новый ежедекадный киножурнал «Прокино»[226 - В реальной истории вторая по мощности кинокомпания в Японии, существовавшая с 1929 по 1939 годы. Название расшифровывается как «Пролетарское кино». Дальнейшие комментарии излишни.]. Основным сюжетом этого выпуска была сдача на милость императора клана якудза Ямагути-гуми.
        Толпы людей, вооружённых мечами, выходили на площадь перед дворцом, строились в ровные ряды и опускались на колени, откладывая в сторону оружие. На экране возникали крупные планы лиц, на которых застыла мрачная обречённость. В первом ряду на коленях стоял человек не вполне японской наружности, хотя и одет он был как истинный японец. Над сдающимися якудза на бамбуковых шестах покачивались транспаранты: «Просим Товарища Его Божественное Величество о великом милосердии!»
        - Осознавая всю низость своих душ, - твёрдо проговаривали бэнси[227 - Чтец-комментатор в японском немом кино.], - они готовились к самым суровым наказаниям. Но товарищ Нобухито проявил милосердие, достойное настоящего коммуниста.
        Невысокий человек с молодым, чуть удивлённым лицом в сопровождении нескольких охранников вышел к ожидающим его людям. Стоявший в первом ряду человек, не вставая с колен и низко склоняя голову, протянул ему меч. Император принял его, осмотрел, передал кому-то назад и пошёл вдоль рядов, принимая протягиваемое оружие.
        - Товарищ Его Божественное Величество повелел разобрать дело каждого из просящих о милосердии. Он сказал, что ни один из раскаявшихся и осознавших не будет казнён. Своим ударным трудом на великих стройках каждый заслужит себе прощение и право на новую жизнь, к которой светлым путём идёт Великая Япония…
        Глава 5
        Мне говорят, твой выбор не из лучших,
        Ты нас послушай, ты нас послушай.
        А он мне нравится, нравится, нравится,
        И для меня на свете друга лучше нет.
        Ю. Михальчик «А он мне нравится»

…Возвращение Волкова на завод «Сумитомо-Бакелит» было триумфальным. Ещё бы! На привычном, уже чуть пообносившемся френче, кроме ордена Трудового Красного Знамени, блестел эмалью орден Восходящего Солнца. И весь завод знал, что дома у Ворокофу-сан на подставке из нержавеющей стали покоится меч Мурамаса. Рабочие перешёптывались, что этим мечом собието спесаристо зарубил два десятка главарей якудза, а потом, стряхнув с клинка кровь, вышел к рядовым бандитам и приказал немедленно идти ко дворцу товарища Нобухито и там вымаливать себе прощение. И ведь вымолили! Ворокофу-сан лично просил Товарища Его Божественное Величество за запутавшихся, потерявших человеческий облик якудза, и товарищ Нобухито помиловал всех. Несколько сот раскаявшихся отправили на Курильские острова строить неприступную крепость, а остальных послали в Маньчжурию, на строительство новых железных дорог. А меч якудза товарищ Нобухито вернул Ворокофу-сан вместе с орденом. И Ворокофу-сан пил вместе с Товарищем Его Божественным Величествов чай, и они беседовали, точно добрые знакомые.
        Все распоряжения Всеволода Николаевича выполнялись теперь исключительно бегом. Молодые рабочие стали носить яловые сапоги и френчи, подражая своему героическому кумиру, а если на партийном собрании на инженера нападал кашель из-за японских сигарет - советские папиросы, увы, закончились, - то кто бы ни говорил в этот момент, немедленно замолкал и почтительно ждал, пока русский товарищ не вытрет губы и не сможет и дальше благосклонно внимать произносимым словам.
        Короче говоря, жизнь на заводе превратилась для Волкова в какой-то непрекращающийся кошмар. «Твою-то мать! Вот уж не думал, не гадал, что на старости лет окажусь участником шоу «Большой брат»[228 - Международное реалити-шоу, вышедшее на экраны в 1999 году. Аналогом этой программы стало шоу «За стеклом», шедшее на российском телевидении с осени 2001 по лето 2002 года.]. Вот же влип, - печально размышлял Всеволод Николаевич, ловя на себе очередные восторженные взгляды. - Господи, которого нет! Ну сделай же так, чтобы они себе другого героя нашли! А то ведь, господи, даже пукнуть нельзя - подражать начнут, и на заводе не продохнёшь!»
        Вершины же его страдания достигли тогда, когда волнуясь к нему осторожно подошла Умеко Утида и, смущаясь, краснея и поминутно кланяясь, пригласила его на собрание заводской ячейки КИМ. Глядя на эту обычно боевую и задорную девчонку, что горячо спорила с ним всякий раз, когда он приходил в гости к старому Кену, Волков содрогнулся и поклялся, что уж комсомольцам он расскажет всё так, как было. И рассказал…
        Бригадир бригады заводских учеников, член цеховой ячейки КИМ
        Умеко Утида
        Как я могла спорить с этим человеком?! До сих пор мучаюсь от стыда за своё недостойное поведение! Что сказал бы мой героически погибший брат Исиро, если бы узнал, что я смела перечить такому человеку, такому большевику?! Он бы ничего не сказал, только презрительно скривил бы губы. И поделом мне, поделом!
        Волков-сан пришёл на наше собрание, и мы попросили его рассказать: как он убивал кобун якудза, как рубился мечом с главарями страшной Ямагути-гуми, как победил их всех и как его принимал товарищ Нобухито. Все наши комсомольцы ждали, что он расскажет нам о своих подвигах, а он… Он всё повернул так, словно бы он почти ничего и не совершил, а всё сделали другие. Товарищи из Коан тёса-тё, товарищи из народной полиции, товарищи из окружения Товарища Его Божественного Величества. И не рубил он никого мечом - не умеет, а если кого и убил, так просто застрелил, спасая свою жизнь. И ещё он говорил о том, как боялся якудза, как товарищи из Главного управления безопасности учили его: что, как и когда говорить. А потом рассказал про товарища Нобухито. И тоже получалось, что Товарищ Его Божественное Величество - самый обыкновенный человек, и они сначала пили зелёный чай по-японски, а потом товарищ Нобухито заметил, что Волков-сан не очень любит зелёный чай и попросил принести чёрный. С сахаром…
        Я поняла, что только великий человек может быть столь скромен. И только настоящий большевик может всем рассказом показывать, что один человек - ничто, а только все вместе мы можем что-то совершить. И только воистину великий человек может увидеть в другом великом просто человека. И тогда я решила заслужить прощение за своё прежнее поведение.
        На следующий вечер я дождалась, когда Волков-сан выйдет с завода и подошла к нему. И попросила прощения за все свои споры и глупые возражения, а ещё призналась, что ждала его ошибки. А сказав все, опустила голову, чтобы не видеть его рассерженным.
        - Умеко-тян, а пошли в кино! - услышала я вдруг.
        И сперва не поверила своим ушам. Подняла глаза - а Волков-сан смеётся. Причём по-доброму. Так иногда смеётся отец, когда старшая сестра привозит к нам своих детей.
        Не помню, как сумела кивнуть в ответ. И мы пошли. Только сперва не в кино: Волков-сан сказал, что очень проголодался, и позвал меня поужинать. И мы поужинали. Потом посмотрели фильм «Холоп»[229 - Японский кинофильм 1929 года, рассказывающий о судьбе человека, всю жизнь бывшего слугой у богача.], и когда он плохо понимал чтеца, я ему поясняла. А после фильма долго обсуждали увиденное.
        Потом он проводил меня до дома. Мы шли и просто разговаривали. Он рассказывал мне о России, а я ему - о Японии. Только у меня, наверное, плохо получалось, потому что Волков-сан несколько раз поправлял меня. А потом сам взял и рассказал историю войны Тайра и Минамото. Интересно, даже интереснее, чем в любом фильме про самураев.
        Возле самого дома он меня так легонько подтолкнул - иди, мол. И я пошла. Отцу ничего не стала рассказывать, а сразу легла спать. Только сон никак не шёл. Мне первый раз было так интересно и так хорошо с чужим мужчиной. Ребята из ячейки, они… Нет, они хорошие, только гулять с ними совсем неинтересно - они ничего рассказать не могут. И ещё лапать лезут. Вот с Волков-сан как-то совсем по-другому… Ох, вот здорово было бы, если…
        Наверное, так я и заснула. А когда проснулась, всё никак не могла понять: что за мысль меня беспокоит? Зудит и зудит в голове, точно надоедливая муха! И только когда уже выходила из дома на смену, вдруг поняла. И от того, что я поняла, стало ужасно жарко и немножко стыдно… Как замечательно было бы, если бы Волков-сан посватался ко мне!

* * *

…Не раздеваясь, Волков завалился на постель и погрузился в невесёлые размышления. Вот же ж, прискакала беда, откуда не ждали! Угораздило же сделать любезность - пригласить девчушку в кино. Погулять. И что теперь? За прожитые годы он научился неплохо разбираться в людях, так что уже на середине этой прогулки сообразил, что девчонка готова прямо сейчас выпрыгнуть из платья. Аф-ф-фигеть! Вот только несовершеннолетней любовницы ему в данный конкретный момент и не хватает! Великолепное дополнение к светлому облику героя! Затащил в постель малышку, которая моложе его собственного сына! Ну депортировать из Японии за такое его, скорее всего, не станут, но кривиться будут всякий раз, как встретят. Замечательно! Великолепно! Прямо вот лучше и не придумаешь!
        Вот уже неделю Умеко ходит за ним хвостиком. Ну то есть не хвостиком, конечно, но вот на глаза попадаться стала с удивительной частотой и вполне понятной для взрослого мужика целеустремлённостью. «Будем честны: быть бы мне лет на десять-пятнадцать моложе… Э-эх! - рассуждал сам с собой Всеволод Николаевич. - Хороша малышка - спасу нет!.. Так, а ну-ка, пень старый, за-а-аткнись! Какие тебе малышки? Ей в куклы ещё играть, а тебе - тебе о боге уже думать пора! Ну если ещё и не совсем пора, то уже готовиться к такому делу надо…»
        Тут мысли Волкова повернули в совсем уж печальное направление, а потому он решил, что необходимо чем-то отвлечься. Он крутанул верньер приёмника, и комнату заполнила бравурная музыка «Марша военных кораблей»[230 - Военный марш, написанный в Японии в 1900 году.]. Он вслушался в текст:
        И эти плавучие крепости непременно защитят нашу
        Страну Восходящего Солнца со всех сторон.
        Так идите же в атаку, железные корабли,
        На враждебные пролетариату государства.
        Всеволод Николаевич почесал нос. «Надо полагать, - подумал он, - что изначально вместо «пролетариата» стояло какое-то другое слово». Но придумывать какое не стал: с японскими рифмами у него было тяжело. Впрочем, как и у любого не-японца.
        Волков уселся за стол, придвинул к себе пару книг, толстенный словарь и принялся за чтение. Речь в книге Сёити Итикава шла о ходе Социалистической революции в Японии.
        После того как в конце 1923 года принц Нобухито занял должность регента, японская Коммунистическая Партия сразу же вырвалась чуть ли не на ведущую позицию в Империи. Дошло до того, что три основных министерских портфеля: министра иностранных дел, министра финансов и военного министра заняли члены Коммунистической партии или, как в случае с военным министром, искренне сочувствующие идеям государственного социализма и лично преданные регенту Нобухито.
        Почувствовав, откуда дует ветер, руководители дзайбацу быстро сообразили, чем может обернуться неприятие такой стратегии нового руководства страны. И приняли собственные меры безопасности: в каждом клане появились свои коммунисты. Это не были первые лица или их наследники, но… В клане Мицуи членом ЯКП(б) оказался младший брат главы дзайбацу, а в клане Сумитомо - второй сын главы. В остальных кланах наблюдалась та же картина: младшие сыновья, младшие братья, кузены - все они внезапно прониклись идеями Маркса и Ленина, принялись всерьёз спонсировать Сен Катаяму и вести активную партийную работу.
        Однако власть ещё не перешла в руки Нобухито и его наставников и товарищей. Министр внутренних дел и министр военно-морского флота не оставляли своих постов и не собирались отдавать власть. Полиция исправно ловила руководителей Японской компартии, а так как суды в большинстве провинций отпускали коммунистов с миром, полиция не церемонилась при задержании или разгонах митингов и демонстраций. Количество жертв этих акций быстро возрастало. В связи с этим Партия приняла решение оказывать активное сопротивление действиям полиции, и число жертв среди полицейских очень быстро сравнялось с числом пострадавших коммунистов.
        Несколько раз дело доходило до настоящих баррикадных боев. Целую неделю в Иокагаме полыхали рабочие кварталы, где полиция и морская пехота штурмовали дом за домом и улицу за улицей, где оборонялись рабочие дружины и несколько армейских подразделений. Лишь огонь корабельной артиллерии принёс победу контрреволюционерам, но результатом этой акции стали самоубийства двух адмиралов и одного из заместителей министра внутренних дел.
        Под Новый год в Осаке разом вспыхнули десятки полицейских участков. Рабочие отряды, вооружённые полученными из Советского Союза винтовками, атаковали полицейские силы, и целый месяц порядок в городе поддерживала рабочая милиция. Только по решению Тайного Совета, в котором коммунисты имели целых два места, городская партийная организация сдала свои позиции и допустила полицию обратно в город. Попытка натравить на рабочих якудза кончилась большой кровью, сотнями погибших рабочих, уничтожением одного из кланов якудза и гибелью двоих руководителей ЯКП(б) и главы одного из дзайбацу.
        Эта «идиллия» продолжалась вплоть до лета 1926-го, когда страдавший менингитом император Тайсё приказал всем долго жить и покинул сей бренный мир. Тут Волков запнулся: откуда-то из глубин памяти вдруг выплыло, что сей император умер зимой. Но Всеволод Николаевич так и не смог понять: было ли это отличием реальностей или же курьёзом его собственного сознания.
        Так или иначе, после коронации Нобухито, Товарищ Его Божественное Величество, взялся за дело куда решительнее. С восходом солнца седьмого ноября, в день Великой Октябрьской Социалистической революции, по улицам Токио, Иокогамы, Нагасаки, Осаки и большинства главных городов провинций двинулись отряды солдат, студентов и рабочие дружины, возглавляемые молодыми гвардейскими и армейскими офицерами. Почти одновременно бойцы, вооружённые армейскими «Арисаками», русскими трёхлинейками, а то и просто - обрубленными наискось бамбуковыми шестами, пошли в атаку на полицейские участки, казармы и дома тех министров и чиновников, кто сопротивлялся коммунистам.
        Премьер-министр был зарублен во время завтрака, вице-премьер - застрелен на глазах у семьи. Министр внутренних дел вместе со своей охраной отчаянно отстреливался из окон своего особняка до тех пор, пока разъярённые потерями нападающие не подтащили два полевых орудия. Пылали морские казармы в Нагасаки, содрогались от взрывов ручных гранат и динамитных шашек полицейские участки, а на линкорах «Муцу» и «Нагато» внезапно взмыли и затрепетали боевые стеньговые флаги и поднялись сигналы: «Исполняем волю Его Божественного Величества». Одновременно с этим тяжёлые орудийные башни нацелились на стоящие рядом корабли.
        Один из них, линкор «Харуна», вдруг начал выбирать якоря. Но только лишь их дотянули до панера - то есть якорные цепи встали вертикально к воде, на борту началась какая-то непонятная возня, за борт рухнуло несколько тел. А затем на мачте поднялся красный флаг.
        Весь конец двадцать шестого и большую часть двадцать седьмого годов в Японии творилось то, что без всякой натяжки можно назвать гражданской войной. То в одном, то в другом месте бунтовали воинские части или военные корабли. Мятежники заявили, что Нобухито сошёл с ума, и требовали возвести на престол его младшего брата Такихито, принца Микаса.
        Гражданская война в Японии шла быстро и безумно кроваво. Б?льшая часть армии и половина флота поддержали коммунистического императора, но те, кто выступил против, дрались до конца. Престарелый адмирал Хэйхатиро Того отказался от своих дворянских званий, принёс присягу Нобухито и Сен Катаяма и вступил в ЯКП(б). Первым же делом, в котором принял участие престарелый коммунистический неофит, стали трибунал и казнь его давнего соратника маршала Ясуката Оку, который поддерживал контрреволюционеров. Единственное, чем Того попытался «облегчить» участь своего старого товарища, стало прошение адмирала позволить Оку совершить самоубийство, но когда остальные члены трибунала отказали, недрогнувшей рукой поставил свою подпись под приговором.
        В феврале двадцать седьмого засуетилась Англия, почуявшая, что Япония уходит куда-то прочь от прекрасного положения младшего партнёра в их благостном тандеме. СССР пригрозили войной, а британская эскадра двинулась на демонстрацию к берегам Народной Социалистической Японской Империи. Но к изумлению гордых джентльменов, их уже на подходе встретил японский военный флот. В полном составе. Да, половина флота была против коммунистов, но это вовсе не означало, что они - за интервентов. Сами того не желая, англичане только ускорили победу революции: сочтя визит чужой эскадры за угрозу, противоборствующие стороны во флоте заключили перемирие и выступили против возможного врага единым фронтом.
        Неожиданно Волков вспомнил историю, слышанную ещё в Ярославле. В начале двадцать седьмого года из-за войны в Японии стало совсем плохо с продовольствием. Из Советского Союза в Страну Восходящего Солнца двинулись караваны из советских японских судов, нагруженных продовольствием.
        Вот один из таких караванов и попался в руки контрреволюционерам. Посмотрев на скорую и лютую расправу с японскими товарищами, русские моряки уже готовились к смерти, когда их вдруг попросили снова занять свои места и довести корабли до порта, подконтрольного мятежникам. Причём подвыпивший судовой механик клялся и божился, что их именно попросили, а не пинками по местам разогнали.
        По прибытии на место советским капитанам заплатили за доставленный груз и отпустили восвояси. Разве что не попросили привозить ещё…
        В СССР английские демарши привели к военной тревоге 1927 года, ускорению курса на коллективизацию, ускоренному перевооружению РККА и заключению договора о совместной обороне с НСЯИ.
        К концу лета двадцать седьмого года Гражданская война в Японии закончилась. Император Нобухито официально заявил о принятии курса на построение социализма, в Японии тоже грянула коллективизация, а СССР и Япония вместе стали готовиться к освоению Маньчжурии.
        Всеволод Николаевич отодвинул словарь, встал, потянулся и улёгся на кровать. А попутно задумался: что же такое случилось в этом мире, что вместо никому тогда не нужного, разваливающегося на части Китая большевики решили помогать Японии? И почему в его мире этого не произошло?
        А на следующий день, рано утром, у проходной завода он опять встретил Умеко. Она стояла, скромно опустив глаза, точно примерная девочка-школьница, ждущая учителя. Волков вздохнул и подошёл к ней:
        - Умеко-тян, - произнёс он как можно спокойнее и ласковее, - с добрым утром. Кого-то ждёте?
        Та глубоко вдохнула и, зажмурившись, словно перед прыжком в воду, кивнула головой:
        - Вас, Волков-сан…
        И пока они вместе шли к цехам, Умеко изложила инженеру своё виденье будущей жизни. Их жизни. Совместной. И никакие аргументы на девчонку не действовали.
        - Волков-сан, разве я - некрасивая?

«Господи, дай мне сил!»
        - Нет, Умеко-тян, вы очень красивы. Но…
        - Вы считаете меня недостойной стать вашей супругой?
        - Э-э-э… Разумеется, нет, - Волкову казалось, что он видит какой-то дикий, фантасмагорический сон, и все никак не может проснуться… - Но разве я достоин такой жены?
        Услышав это, Умеко с трудом удержалась от смеха.
        - Вы достойны самой лучшей жены, Волков-сан. И я постараюсь быть именно такой…

* * *
        Волков продержался целый месяц. Уговаривал себя, что жена, на добрых полдесятка лет моложе, чем его старший сын, - нонсенс. Если не сказать хуже. Что над ним, козлом старым, смеяться не будет только последний дурак, что пройдёт ещё десять, ну пусть пятнадцать лет, и Умеко его бросит, потому как, на что ей сдался старик. Скрепя сердце, переговорил с Кеном Утида, чтобы тот повлиял на свою дочь. Вот только в процессе разговора инженер и мастер основательно выпили, и Всеволода Николаевича сморило. А проснулся он от того, что его тормошила за плечо Умеко, уютно устроившаяся рядом. Под одним одеялом и без малейших признаков одежды. Обложив себя последними словами, инженер вздохнул и обнял девушку…
        Эпилог
        Свадьба Волкова-старшего была вполне скромной, хотя и абсолютно не японской. Кен Утида, пара товарищей Умеко по кимовской ячейке и служащий из Советского представительства - вот и все гости, которых позвали в маленькую чайную. Правда, совершенно неожиданно принесли телеграмму от самого Товарища Его Божественного Величества, который не мог проигнорировать первую в Японии интернациональную свадьбу. Да товарищ из Совпредства сообщил, что Волковы через месяц отправляются обратно в Союз: Всеволода Николаевича, как особо ценного специалиста, переводят в Наркомат. Так что приходится торопиться: нужно принимать дела.
        Узнав, что они поедут в Москву, Умеко с детской непосредственностью захлопала в ладоши, запищала от счастья и повисла на шее мужа. Впрочем, она тут же кинулась к секретарю ячейки и зачастила, прося его подготовить все документы для переезда. Ведь там на месте ей нужно встать на учёт, и для этого нужно всё-всё перевести с японского на русский, а то вдруг товарищи в Москве неправильно прочтут записи в её учётной карточке…

* * *
        Апрель 1933 года выдался солнечным и тёплым. Утреннее солнце весело пробежалось лучами по улицам и паркам Москвы, по столичным площадям, скверам и крышам зданий. По улицам спешили прохожие, грузовики рыкали на ухабах и скрипели тормозами на перекрёстках, трамваи гремели и звенели на стыках рельс.
        В это утро по улицам столицы шла молодая пара. Высокий парень в военной форме с россыпью значков на груди, среди которых выделялся почётный знак «Воин Дальневосточник», раздвигал встречных, словно ледокол льдины, шагая вперёд упругим, твёрдым шагом человека, привыкшего много и далеко ходить. За плечами у него висел большой вещмешок-сидор, а в руках он нёс увесистый чемодан и такой же узел, впрочем, было видно, что ноша его вовсе не тяготит. За ним быстро семенила молоденькая японка в цветастом кимоно, пытаясь одновременно разглядеть всё окружающее, не отстать от своего «ведущего» и при этом не поднимать головы.
        Молодые люди двигались довольно уверенно и целеустремлённо, и лишь изредка военный чуть приостанавливался, чтобы разглядеть названия улиц или номера домов. Но вот наконец парень в военной форме кивнул сам себе головой, повернулся к спутнице, коротко сообщил: «Здесь!» - и пара уверенно вошла во двор одного из московских многоэтажных домов.
        Дворник, увидевший эту странную пару, собирался что-то сказать и уже открыл было рот, но вдруг встретился взглядом с глазами парня, в которых прочитал что-то такое, что тут же расхотел вступать в переговоры. Молодые люди остановились чуть ли не в центре двора, и парень принялся внимательно изучать входы в подъезды, беззвучно шевеля губами, - должно быть, пытался высчитать, где находится искомая квартира.
        Но вот он обернулся к спутнице, стоявшей с опущенной головой, и произнёс:
        - Вот, - он легко повёл рукой, явно не замечая веса чемодана, который так и не выпустил. - Это наш дом.
        Японочка закивала головой, чуть покраснела и прошептала:
        - Красивый. Большой.
        - Большой, - согласился Всеволод-младший (а это был именно он). - Большой. Сейчас поднимемся к нам - Тут он внезапно поставил вещи наземь и взял в ладони лицо Хана. Чуть приподнял, посмотрел ей в глаза. - Да что это с тобой? Ты не заболела?
        Та отчаянно замотала головой, а потом снова опустила глаза и на грани слышимости выдохнула:
        - Я боюсь…
        - Чего ты боишься, глупенькая? - изумился парень и привлёк её к себе, непринуждённо бросив вещи: чемодан и здоровенный узел - наземь. - Ну что тебя напугало, малыш?
        Хана собралась с духом, зажмурилась…
        - Вашего уважаемого отца…
        Всеволод сперва не понял, а потом откровенно заржал.
        - Перестань, Хана, - проговорил он ласково. - Ну ведь уже сколько раз говорено-переговорено: батя у меня - добрый, и тебе бояться нечего.
        Девушка хотела возразить, что быть добрым - это одно, а вот принять выбор сына, женившегося без отцовского одобрения и согласия, - совсем другое, но Всеволод уже потянул её вперёд, и Хана ничего не оставалось, как поторопиться. Дворник посмотрел им вслед и подумал: «Это, видать, сынок того инженера Волкова, которого Наркомат сюда заселил… - он смачно сплюнул. - Вот же, яблочко от яблоньки… И энтот, значится, на иноверке обженился…» Он снова сплюнул и принялся ожесточённо мести двор, бурча про себя, что некоторым, видать, в России баб не достало - на чужбине ищут, значить…
        Тем временем Всеволод и Хана поднялись по лестнице на четвёртый этаж, и Волков несколько раз крутанул торчавшую из двери ручку механического звонка. Раздался не то тихий перезвон, не то громкий треск, а через несколько минут из-за двери донеслись шаги.
        - Ктой та?
        От этого вопроса Всеволод едва-едва не захохотал снова.
        - Открывай, фрёкен Бок! - гаркнул он тем самым голосом, которым поднимал свой взвод в атаку.
        - Ахти, батюшки! Севушка! Мелкий!
        И через секунду Груша уже висела на шее Волкова-младшего, смеясь и плача одновременно и старясь чмокнуть его куда-то в ухо. Лишь через пару минут она разглядела смирно стоявшую Хана.
        - Ох, что ж это я?! - засуетилась она. - Севушка, это жена твоя?! Севолод Николаич говорили, что ты там женилси. Здраствуйте, - затараторила Груша, обращаясь уже к Хана. - Я вот здесь - домработницей у Всеволода Николаича и у мужа вашего, стало быть…
        Хана молчала. Муж рассказывал ей о девушке, которая помогает им с отцом по дому, и потому она догадалась, кто перед ней. Но вот то, что говорила ей эта женщина, она не понимала. Совсем…
        - Здравствуйте, - произнёс кто-то по-японски.
        Хана вскинула голову и увидела, что в дверях стоит коротко стриженная молодая девушка - её ровесница. Вот только одета она была не в кимоно, а в полувоенный костюм - блузу цвета хаки и такие же широкие японские шаровары.
        - Я - Умеко Волкова - произнесла девушка и протянула руку. - Жена вашего уважаемого отца, товарищ Волков. А ты - Хана? - спросила она. - Комсомолка? Надо тебе будет встать на учёт, я завтра покажу тебе где…
        - Папаня на службе? - спросил Волков-младший.
        Ему ответили одновременно Груша и Умеко. Всеволод занёс вещи в квартиру, Груша указала ему комнату, которую Волков-старший уже давно подготовил к приезду сына. Пока молодые устраивались и раскладывали вещи, Умеко рассказывала о жизни в Москве. Груша же убежала готовить праздничный ужин. Хана переоделась в домашнее и поспешила ей помогать, а Всеволод-младший остался со своей новоявленной мачехой, которая теперь обстоятельно допрашивала своего свежеобретённого пасынка о планах на дальнейшую жизнь. И лишь через час парню удалось вырваться из цепких ручек Умеко, сославшись на то, что надо бы кой-чего к вечеру прикупить…

* * *
        Тем же вечером за столом сидела весёлая компания. Отец и сын Волковы, Умеко, Хана, Груша и, к немалому удивлению Всеволода-младшего, Вася Козельцов. Милиционера недавно перевели в Москву, и теперь он обитал в общежитии поблизости, частенько заходя в гости к Груше.
        Стол ломился от пирогов и пирожков, шипело на сковороде мясо, шкворчала жареная картошечка, аппетитно маслилась селёдка, засыпанная луком, стояли банки с икрой и рыбой… Груша расстаралась вовсю, да и Хана приложила руки к готовке - работа в солдатской столовой её многому научила. Звенели рюмки, в которых искрилась ледяная водка или благородно отсверкивало вино. Играл патефон, а периодически отец брался за гитару, а сын садился за пианино. И все наперебой рассказывали о том времени, которое провели по отдельности друг от друга.
        В какой-то момент Волковы вышли покурить на балкон. Давно уже опустился вечер, ярко горели соседние окна.
        - Хорошо! - проговорил Всеволод Николаевич, выпуская в тёмное небо струю дыма. - Чёрт, как хорошо! Верно, Севка?
        - Ага, папань, - отозвался сын, раскуривая папиросу.
        Они помолчали, потом младший поднял голову:
        - Папань, а я вот чего спросить хочу: ты там в своём Наркомате страну к войне готовишь? Немцы, как я понимаю, всё равно нападут, так что мирного времени у нас всего-ничего лет девять осталось…
        - Меньше, мелкий, - отец вздохнул. - Боюсь, что меньше…
        - В смысле? - удивился Всеволод-младший. - Думаешь, они раньше нападут?
        - Не исключено, хотя… - старший пожал плечами. - Я, сын, подозреваю, что за время до нападения СССР и Япония успеют ещё куда-нибудь вмешаться. Влезут по самые уши…
        - Это куда же? - поразился парень. - В Испанию что ли, по полной программе?
        - Могут и туда, - кивнул Всеволод Николаевич. - А могут ещё куда-нибудь. В Бразилию, например…
        Сын засмеялся, но отец тут же рассказал ему о попытке коммунистического переворота в Бразилии в 1935 году.
        - Тогда-то Союз в это дело не лез. Не имел физической возможности, - пояснил он. - Флота не было. От слова «совсем». А тут другое дело: японцы флот в дело пошлют - вот веселуха-то начнётся…
        Они снова замолчали. Но вот наконец Всеволод-младший затушил окурок и хлопнул отца по плечу:
        - Ну ты чего, бать? Бразилия так Бразилия! Натянем им глаз на жопу!
        - Думаешь, это будет легко? Для этого работать придётся так, что хребты затрещат…
        - Ну так пусть трещат. Они для того и приспособлены…
        И с этими словами сын увлёк отца назад к столу.
        Конец первой книги
        notes
        Примечания

1
        До введения в 1935 году личных званий в РККА должностное звание, примерно соответствующее сержантской должности.

2
        От англ. bronco - полудикая лошадь.

3
        Э к с а - приставка в системе СИ. Соответствует 10^18^. Эксаватт равен триллиону мегаватт.

4
        Так до 1929 года официально называлась Югославия.

5
        Х ь ю г о С и н к л е р (1873 -1939) - руководитель службы внешней разведки Британской империи в период 1923 -1939 годов.

6
        С И С (SIS/Secret Intelligence Service) - служба внешнеполитической разведки Великобритании.

7
        Кутепов Александр Павлович (1882 -1930) - русский военачальник и политический деятель. Эмигрант. Один из руководителей Российского общевоинского союза (РОВС) - эмигрантской организации фашистско-террористического толка.

8
        РОВС организационно подразделялся на отделы, курировавшие разные страны и регионы. Первый отдел отвечал за Великобританию, Голландию, Данию, Египет, Испанию, Италию, Норвегию, Персию (Иран), Польшу, Сирию, Финляндию, Францию с колониями, Швейцарию и Швецию.

9
        М О Ц Р (Монархическое объединение Центральной России) - название фальшивой подпольной организации, созданной по инициативе Дзержинского в ходе контрразведывательной операции ОГПУ «Трест».

10
        Сидней Рейли (наст. имя Соломон Розенблюм, 1873 -1925) - международный авантюрист, англофил и русофоб. Начиная с 1897-го сотрудник британской разведки. Вёл шпионскую деятельность против России начиная с Русско-японской войны. В 1918-м участвовал (организовал?) в организации покушения на Ленина и подготовке покушений на руководителей РСФСР. Заочно приговорён к смертной казни. В 1925-м нелегально прибыл в Советский Союз, где и был арестован. Пятого ноября 1925 года заочный приговор был приведён в исполнение.

11
        Долго и слабо горящий костёр из двух или трёх брёвен большого диаметра, сложенных в два вертикальных ряда. Огонь разжигается таким образом, чтобы отдавал тепло всю ночь, без добавления топлива.

12
        Подразумевается финский пистолет L-35, разработанный оружейником Аймо Лахти в 1935 году.

13
        Webley & Scott - семейство английских самозарядных пистолетов, выпускавшихся с 1905 по 1940 годы под разные калибры и патроны. Наиболее распространёнными были пистолеты под патрон.38 АСР (модель 1910 года) и под па-трон.455 Webley (Модель Mk I Navy).

14
        Британский револьвер образца 1915 года под патрон калибра.455 (11,5 мм).

15
        У т я т н и ц а (уточница, гусятница) - дробовик сверхкрупного калибра для промысловой охоты на гусей и уток. Калибр утятницы может достигать 50 -60 мм, а заряд дроби 0,5 кг! В настоящее время повсеместно запрещёна.

16
        В е р е с - можжевельник (северные диалекты).

17
        Устаревшая русская мера объёма жидкостей. Одна четверть = ? ведра = 3,0748 л. Следует помнить, что четвертью также называлась мера объёма сыпучих тел (зерно, мука и т. д.), причём эти четверти не были равны друг другу и отличались весьма значительно.

18
        Известная фраза из шуточной песни Леонида Утесова «Извозчик».

19
        Устаревшее название парикмахера, позаимствованное Волковым-старшим из одноименного рассказа Николая Лескова.

20
        Р и ж с к и й (К р е с т о в с к и й) р ы н о к - рынок в Москве, расположен на проспекте Мира, рядом со станцией метро «Рижская» и напротив Рижского вокзала. Получил известность в конце 80-х годов XX века как центр зарождающегося кооперативного движения.

21
        Центральный рабочий кооператив - многолавочный кооператив, имеющий целью обслуживать потребительские нужды рабочего населения данной местности.

22
        И. Ильф, Е. Петров. «Золотой теленок»

23
        П р и н ц Н о б у х и т о из линии Такамацу (1905 -1987) - японский принц, младший брат императора Сёва (Хирохито). В реальной истории в 1924 году присоединился к нелегальному марксистскому кружку, действовавшему в Императорской военно-морской академии, а затем вступил в Коммунистическую партию Японии. После 1935 года отошёл от коммунистической деятельности и партийной жизни, хотя формально не вышел из рядов компартии до самой смерти.

24
        Цитата из романа Роберта Льюиса Стивенсона «Чёрная стрела».

25
        Х и н с э н т о к у (товар высшего качества) - лейбл на японской продукции межвоенного периода, аналог советского знака качества.

26
        Приказом НКВД РСФСР № 190 от 6.01.1928 г. для милиции была введена новая унифицированная форма одежды и новые знаки различия. Форма была чёрного цвета, и только летние гимнастёрки - белого. Это же касалось и верха фуражек.

27
        От англ. help yourself - «помогайте сами себе» - выражение, означающее «угощайтесь», «не стесняйтесь».

28
        Уб о и н а - расхожее название мяса (обычно говядины) в сельской местности.

29
        В Баснер, М. Матусовский, песня из к/ф «Щит и меч».

30
        Н. Богословский, В. Агатов, песня из к/ф «Два Бойца».

31
        К. Листов, А. Сурков. Другое название песни - «В землянке».

32
        А. Новиков, Л. Ошанин, песня написана вскоре после окончания Великой Отечественной войны.

33
        Слова из народной сербской песни «Тамо далеко».

34
        Вплоть до середины 30-х годов ХХ века так назывался коллегиальный орган управления ячеек ВКП(б) на предприятиях и в учреждениях. И только к концу 30-х название сменилось на более привычное «партком».

35
        С т а в и т ь н а в и д - делать кому-либо официальное замечание (фразеологизм советских времён).

36
        Так до 1952 года назывался журнал «Коммунист».

37
        Ежедневная американская политическая газета левой направленности, созданная Коммунистической партией США в 1924 году.

38
        Газета Британской Коммунистической партии. До 1927 года называлась Workers’ Weekly.

39
        Ежемесячное издание Коммунистической партии США.

40
        Газета Коммунистической партии Японии. Более известна под названием «Акахата», полученном в 1945 году. И то, и другое название переводится с японского как «Красное знамя» и записывается одними и теми же иероглифами. Разница же в звучании обусловлена использованием так называемых «верхнего» и «нижнего» чтений.

41
        Другое название «марш на Рим» - захват власти Бенито Муссолини и его сторонниками, произошедший 27 -30 октября 1922 года.

42
        Р а д е к, К а р л Б е р н г а р д о в и ч (настоящее имя Кароль Собельсон, 1885 -1939) - советский политический деятель, деятель международного социал-демократического и коммунистического движения. Еврей по рождению, он не получил религиозного еврейского воспитания и считал себя поляком. Рьяный противник сионизма. Активный троцкист, участник многочисленных политических заговоров. Не без основания подозревался в выдаче убийцам лидера германских коммунистов Карла Либкнехта. В 1936 году арестован и осуждён, а через три года убит во время драки в камере.

43
        З и н о в ь е в, Г р и г о р и й Е в с е е в и ч (настоящее имя Гирш Аронович Радомысльский, 1883 -1936) - российский революционер, советский политический и государственный деятель. Член Партии с 1901 года. Трижды - в 1927, 1932 и 1934 годах - исключался из ВКП(б), дважды восстанавливался. Выступал против Троцкого, не принимая его авторитаризма, но по своей сути всегда был и остался троцкистом. По делу «Объединённого троцкистско-зиновьевского центра приговорён к расстрелу. Приговор приведён в исполнение.

44
        П р у х н я к, Э д у а р д (Э д в а р д) А н д р е е в и ч (1888 -1937) - польский коммунист, революционер. Активный троцкист, чья работа в числе прочих привела к тому, что в 1938 году Коминтерн принял решение о роспуске Коммунистической партии Польши.

45
        Ку у с и н е н О т т о В и л ь г е л ь м о в и ч (1881 -1964) - советский государственный деятель, руководитель финского коммунистического движения. Долгое время работал на нелегальном положении в Финляндии. В 1934-м находился в СССР, будучи одним из руководителей скандинавского отдела Коминтерна.

46
        Б о г у м и р Ш м е р а л ь (1880 -1941) - чешский политический деятель, основатель Коммунистической Партии Чехословакии. В 1922 -1935 годах - член Исполкома Коминтерна. В реальной истории после захвата Чехословакии фашистской Германией был вынужден эмигрировать в СССР. Скоропостижно скончался 8 мая 1941 года.

47
        М а н у и л ь с к и й Д м и т р и й (Д м и т р о) З а х а р о - в и ч (1883 -1959) - советский партийный и государственный деятель. С 1922 года работал в Коминтерне. Во время ВОВ - в Главном политическом управлении РККА. В апреле 1945 года возглавлял делегацию УССР на международной конференции в Сан-Франциско, на которой была создана ООН. Участник первых четырёх сессий Генеральной Ассамблеи ООН. После хрущёвского переворота снят со всех должностей

48
        П р и н ц Я с у х и т о (принц Титуномбия, 1902 -1953) - второй сын императора Ёсихито. Младший брат Хирохито и старший - Нобухито.

49
        С э п п у к у (харакири) - японский обычай, ритуальное самоубийство.

50
        Д а й с у к е Н а м б а (1899 -1924) - японский студент, член Коммунистической партии Японии. Он действительно совершил это покушение, но в реальной истории оно не увенчалось успехом. Все приведённые в тексте сведения о семье и происхождении Дайсуке достоверны, описание же «мотивов» покушения взято из протоколов его допросов. В реальной истории Дайсуке Намба был казнён. После оглашения смертного приговора осуждённый воскликнул: «Да здравствует Коммунистическая партия Японии!» Родственники отказались забирать тело, и он был похоронен в безымянной могиле.

51
        Официальный титул принца Нобухито с 1905 по 1925 годы.

52
        И м п е р а т о р Та й с ё (Ёсихито) с детства страдал менингитом. Уже с 1919 года он был практически не в состоянии выполнять обязанности монарха.

53
        В 1923 году создаётся подпольный марксистский кружок в учёных кругах Токио. Ликвидирован он был в 1932-м. К великому шоку правящих кругов там состояли (в числе прочих): сын генерального секретаря кабинета министров Сибата, профессора Токийского университета Каваками и Сугинахара, судья токийского суда Одзаки, сын миллионера из Ниигата Касавара, сын члена палаты пэров из Сайтама Куки, сын члена палаты пэров из Окаямы Дона, дочь члена палаты пэров Аракава, дочери миллионера из Окаямы Карита и Окава, известные адвокаты промышленных корпораций Хососека и Танимура, сын губернатора префектуры Хиого Синдза.

54
        Знаменитая шведская писательница сменила девичью фамилию Эрикссон на Линдгрен лишь в 1931 году, когда вышла замуж.

55
        К а л ь я - блюдо русской кухни. Рыбный (реже мясной) суп, сваренный на огуречном или капустном рассоле.

56
        Исправительно-трудовой дом - вид исправительно-трудового учреждения. Исправдома предназначались для лишения свободы на срок свыше 6 мес. В них содержалось большинство заключённых. Направлению в исправдом подлежали лица, не представляющие особой опасности для государства, и те, для кого не предусматривался режим строгой изоляции.

57
        Жидкости КС и БГС - зажигательные жидкости, разработанные в СССР во время Второй мировой войны.

58
        Волков почти прав. Количество загустителя по отношению к весу горючего в напалме составляет для бензина (газолина) 4 -11 %, при этом консистенция получаемого напалма варьируется от вязкой жидкости до почти не текучего желе.

59
        Напалм на основе полистирола, прилипающий даже к влажным поверхностям. «Напалм-В» характеризуется более высокой интенсивностью и температурой горения и не расслаивается при длительном хранении.

60
        Принятое в СССР жаргонное название рационализаторского предложения. В более широком смысле - любое изобретение, предложенное производственниками.

61
        Приказом НКВД РСФСР № 190 от 6.01.1928 г. для милиции были введены новые знаки различия. В качестве петличных знаков различия по должностям был установлен единый знак в форме геральдического щита.

62
        Самопровозглашённая советская республика на юго-западе Ирландии, существовавшая 15 -27 апреля 1919 года в Лимерике.

63
        Come Out, Ye Black and Tans, иногда Black and Tans («Выходите, вы, чёрно-коричневые») - песня ирландских повстанцев, адресованная black and tans (чёрно-коричневым) - членам британской вспомогательной военизированной организации, действовавшей в Ирландии в 1920-е годы.

64
        Подразумеваются события т. н. «Великой Иракской революции» 1920 года и её лидер Шейх Мехди аль-Халисси (? - 1925), а также лидер курдов шейх Махмуд Барзани (1878 -1956).

65
        Подразумеваются сражения во Фландрии во время Первой мировой войны.

66
        Деревня на севере Ирландии, где в 1921-м произошла стычка между чёрно-коричневыми и бойцами ИРА, закончившаяся победой последних.

67
        Д ж е й м с К о н н о л л и (1868 -1916) - ирландский революционер, марксист. Один из организаторов Пасхального восстания в Дублине в 1916 году. После поражения восстания взят в плен и казнён по приговору военно-полевого суда. Поскольку из-за ранения стоять он не мог, Коннолли был привязан к стулу, после чего расстрелян.

68
        М а й к л Д ж о н (Ш о н) К о л л и н з (1890 -1922) - ирландский революционер, политический и военный деятель. Создатель и главнокомандующий ИРА. Отличался отчаянной храбростью, лично принимал участие в террористических операциях ИРА. Министр внутренних дел и министр финансов в подпольном правительстве Ирландской республики. После получения Ирландией статуса доминиона - главнокомандующий и председатель Временного правительства. Пытаясь предотвратить гражданскую войну, пошёл на переговоры с не признавшими англо-ирландский договор 1921 года сторонниками де Валера, во время которых был убит.

69
        И м о н д е В а л е р а (1882 -1975) - один из ведущих политиков Ирландии в 1917 -1973, автор ирландской Конституции, один из лидеров Ирландской борьбы за независимость. Возглавлял вооружённую борьбу за объединение Ирландии и националистов в Гражданской войне. Понимая, что влияние Коллинза на бойцов ИРА намного выше его собственного, предательски заманил последнего в засаду, где Коллинз и был убит. Кроме того, известен тем, что в мае 1945 года, будучи премьер-министром Ирландии, нанёс визит в представительство Германии и выразил свои соболезнования в связи со смертью Гитлера.

70
        В СССР в 1929 году были утверждены принципиальные основы организации высшего и среднего заочного образования. Но изначально заочное обучение вводилось только для тех студентов, которые по какой-либо уважительной причине не имели возможности регулярно посещать занятия. К тому же оно велось в основном по техническим специальностям и существовало в отраслевых втузах. Лишь 29 августа 1938 года Постановлением СНК СССР «О высшем заочном обучении» была определена номенклатура специальностей для системы заочного образования и сеть самостоятельных заочных вузов.

71
        Г Т О (Готов к труду и обороне) - программа физкультурной подготовки в общеобразовательных, профессиональных и спортивных организациях в СССР. Официально появилась в 1931 году.

72
        Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству (сокращённо ОСОАВИАХИМ, ОАХ) - советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая в 1927 -1948 годах.

73
        До войны в Красной Армии не только не использовались привычные нам «уставные» обороты речи, но напротив - с ними активно боролись, считая их пережитками старого режима. Волков-старший знал об этом, но, оказавшись в армейской среде, не сумел преодолеть укоренившуюся привычку.

74
        То р г с и н (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами) - советская организация, занимавшаяся обслуживанием гостей из-за рубежа и советских граждан, имеющих «валютные ценности» (золото, серебро, драгоценные камни, предметы старины, наличную валюту), которые они могли обменять на пищевые продукты или другие потребительские товары. В реальной истории создана в январе 1931 года, ликвидирована в январе 1936 года, но в альтернативной реальности могла появиться раньше из-за сближения с Японией.

75
        Так в 1871 -1932 годах назывался город Иваново.

76
        С 14 января 1929 года по 11 марта 1936 года в составе РСФСР существовала Ивановская Промышленная область, в которую входили Александровский, Владимирский, Кинешемский, Костромской, Рыбинский, Шуйский (сперва недолгое время Иваново-Вознесенский) и Ярославский округа.

77
        Должностное звание (не персональное!) в органах ГПУ в конце 20-х - начале 30-х годов ХХ века, соответствующее VII категории. Знаком различия являлась одна шпала в петлице. КРО - контрразведывательный отдел.

78
        В е р н ь о, П ь е р В и к т ю р н и е н (1753 -1793) - французский политический деятель, революционер и выдающийся оратор; глава партии жирондистов. Авторство этого крылатого выражения подтверждает «История жирондистов», однако часто её приписывают Дантону или Демулену.

79
        В 1919 году Советская республика предложила Коллинзу драгоценности императорского дома (бриллианты с Большой императорской короны) в обмен на денежные средства (заём в 25 000 USD от Ирландской Республики). Бриллианты были переданы Гарри Боланду, близкому другу и соратнику Коллинза. В дальнейшем Боланд погиб в ходе гражданской войны в Ирландии, но успел передать драгоценности на хранение своей матери с тем, чтобы отдать их только после возвращения к власти ирландских республиканцев. После многих перипетий драгоценности вернулись в СССР только в 1950 году.

80
        Декретом ЦИК и СНК СССР от 8 августа 1923 года «Об организации территориальных войсковых частей и проведении военной подготовки трудящихся» часть войск РККА была переведена на территориальный принцип комплектования и сокращённые штаты. Эти войска имели ограниченную боеспособность, т. к. их личный состав не служил постоянно, а периодически призывался на краткосрочные сборы. В противовес этим частям имелись кадровые части, комплектовавшиеся личным составом, постоянно служившим по месту дислокации.

81
        Знаки различия, обозначающие восьмую категорию должности военнослужащего. Это помощник командира полка и ему равные должности.

82
        Военнослужащий на должности шестой категории. Командир отдельной роты, командир учебной роты, командир танковой роты, помощник командира батальона и равные им должности.

83
        Говорите ли вы по-японски? (яп.)

84
        Да, немного. (яп.)

85
        Сможете ли вы передать (перевести) приказы командира другим бойцам (солдатам)? (яп.)

86
        Я никогда не пробовал. Я не знаю, получится (букв. «добьюсь успеха») или нет. (яп.)

87
        Это не фантазия «обуревшего совка». Подобное действительно имело место в начале 30-х годов ХХ века и описано в сборнике воспоминаний пограничников «На дальней заставе».

88
        Александров А.В., Алымов С. «Вспомним-ка товарищи» - песня 2-й Приамурской дивизии.

89

«Поговаривают, что дьявол мёртв» - песня группы «Круахан», распространённая среди членов ИРА во второй половине ХХ века.

90
        С 1972 года носит название Усть-Ивановка.

91
        Суп, основой которого являются крепкий рыбный бульон и растворенная в нем паста мисо. Мисо - продукт традиционной японской кухни, чаще всего в виде густой пасты. Мисо производится путём брожения соевых бобов, риса, пшеницы или смеси из них с помощью специального вида плесневых грибов.

92
        Варёный рис с морепродуктами. Традиционное блюдо японской кухни.

93
        Японское блюдо из филе разнообразных сортов рыб, других морепродуктов и даже мяса, порезанного на небольшие кусочки. Продукты используются только в сыром виде. Подаётся вместе с соевым соусом, васаби, тонко нарезанным дайконом (сладкой редькой) и листами сисо (масличное растение, листья которого используются в пищу в Японии, Корее и на севере Китая).

94
        Корейские палочки для еды. В отличие от китайских и японских обычно металлические.

95
        Японские палочки для еды. Часто одноразовые.

96
        Так до 1935 года именовалась в СССР Военная Присяга, так что Волков-младший ошибается, считая этот факт отличием от реальной истории.

97
        Три треугольника означали должность второй категории: помощник командира взвода, командир орудия и им равные. Два треугольника - должность первой категории: командир отделения, наводчик орудия и им равные. Необходимо уточнить, что красноармеец - должность без категории.

98
        Вперед! (яп.)

99
        Буквально «пьющий воду» (яп.) - прозвище увальня, неумехи. Так в городах Японии конца XIX - начала ХХ века дразнили приехавших на заработки крестьян, у которых не было денег даже на чашку чая. Выражение весьма оскорбительное, если высказать его в лицо, но допустимое, если речь идёт о третьем человеке, не участвующем в разговоре.

100
        Японское междометие. Смысловое значение «Вот как?» или «Вот так!»

101
        Редьярд Киплинг. Boots («Пыль (Пехотные колонны)» в переводе Ады Оношкович-Яцыны, 1922 год).

102
        Командир отделения - жаргонное сокращение, принятое в Советской Армии.

103
        Старое название Пекина - столицы императорского Китая.

104
        Э й т а р о Х а т а (1878 -1943) - генерал японской армии. С ноября 1929-го по май 1930 года командовал войсками Квантунской области (Квантунской армией). Подозревался в причастности к попытке переворота социалистов-традиционалистов 26 февраля 1936 года. В реальной истории в 1943-м погиб в бою.

105
        С и р а к а в а Ё с и н о р и (1869 -1932) - японский генерал, в 1927 -1929 годах - министр армии Японской Империи. В реальной истории был близок с принцем Такамацу (Нобухито), поэтому вполне допустимо, что в альтернативной истории социалистической Японии остался на своём посту и долгое время продолжал плодотворно трудиться на благо Красного Императора и Социалистической Японии.

106
        Буквально с китайского - «старый город». Ныне - городской уезд Тунцзян на границе с РФ.

107
        Бывшая немецкая Otter постройки 1908 года.

108

«К а н а р е й к а» - пренебрежительное прозвище китайского генералитета за жёлтый цвет погонов и петлиц.

109
        Как и в реальной истории, однако там СССР отказался от территориальных претензий к Китаю.

110
        Начало Торжественного Обещания красноармейца в редакции 1927 года.

111
        Ложись! (яп.)

112
        Идиоты, дебилы (яп.) - буквально «головы из дерьма».

113
        - д о н о - суффикс в японском языке, используемый при обращении подчинённого к начальнику.

114
        В реальной истории эти бои происходили в Японии в 1930 -1931 годах. В этих боях погибло и было ранено более 50 000 (ПЯТИДЕСЯТИ ТЫСЯЧ!) полицейских.

115

«Б е р е г о в ы е о б е з ь я н ы» (яп.) - японская презрительная кличка китайцев.

116
        Б э н к е й (монах Бэнкей, самурай Бэнкей) - герой японской средневековой повести «Сказание о Есицуне». Отличался громадной физической силой и славился тем, что одним ударом мог сразить двадцать врагов.

117
        Сволочь, сволочи (яп.)

118
        Национальная японская игра. Другое название - «облавные шашки».

119
        Великий герой (яп.)

120
        Звание в китайской армии, примерно соответствующее званию «младший лейтенант» в СА, «второй лейтенант» или «субалтерн» в британской или американской армиях.

121
        Ф а н з а (буквально с китайского «дом») - традиционное жилище, распространённое в Китае, Корее и на Дальнем Востоке России у коренных народов. Как правило двух - или трёхкомнатное прямоугольное каркасно-столбовое строение с соломенными, саманными или кирпичными стенами и двускатной крышей из соломы, тростника или черепицы.

122
        З-дм миномёт Стокса образца 1917 года использовал нестабилизированную мину, кувыркавшуюся в полёте. При использовании мин, снаряжённых боевым отравляющим веществом, это обеспечивало лучший разброс ядовитых газов в окопах неприятеля, а при попадании в цель такая мина разлеталась на части, разбрасывая отравляющие вещества, вместо того чтобы зарыться в землю, как случилось бы со стабилизированной миной.

123
        Вперёд! (Вставай!) (кит.) - боевой клич китайской армии.

124
        Толстой А.Н. «Аэлита».

125
        В 1889 году полковник Николай Федотович Роговцев разработал трёхлинейный русский патрон 7,62?54 R.

126
        Коммунист-пулемётчик обращается к комиссару: - Товарищ комиссар! Патроны кончились! Нечем больше строчить! - Но вы же коммунист! - И пулемёт застрочил…

127
        Японская сладость, небольшая рисовая лепёшка с начинкой, чаще всего с анко, пастой из бобов фасоли адзуки.

128
        В японском языке не существует слов с двумя согласными подряд, если первая не «н» или «м», поэтому Исиро искажает имя «Севка», добавляя в него дополнительную гласную. Имя «Севака» японец произносит с ударением на первый слог.

129
        К а к у н о Х а п е и т а (1875 -1939) - мастер и руководитель (соке) школы джиу-джитсу Такаги Рю - одной из наиболее известных школ этого боевого искусства.

130
        В а с и л и й С е р г е е в и ч О щ е п к о в (1892 -1937) - родоначальник советского дзюдо и один из основателей борьбы самбо.

131
        В и к т о р А ф а н а с ь е в и ч С п и р и д о н о в (1882 -1944) - один из основателей советской школы рукопашного боя и борьбы самбо.

132
        Название Дальнего и Люйшуня (Порт-Артура) в период японского владычества.

133
        Старое европейское название города Гуанчжоу.

134
        А н д р е й К и р и л л о в и ч С м и р н о в (1895 -1941) - советский военачальник. Генерал-лейтенант (1940). Погиб в бою. В период 1930 -1936 годов командовал 12-й стрелковой Амурской дивизией имени Сибирского Революционного комитета.

135
        До введения в РККА персональных званий к третьей категории относились должности командира взвода, командира среднего или тяжёлого танка и им равные. Эта категория относилась уже к среднему командному составу, так что изумление Волкова-младшего вполне обосновано.

136
        Это не фантазия авторов. Вплоть до 1932 года в РККА могли назначить на должность командира взвода и даже командира роты призывника, прошедшего лишь месячные командирские курсы. А в чрезвычайных условиях - и без этих курсов. За период 1924 -1932 годов без прохождения курсов такие должности получили более ста человек.

137
        Волков-младший не совсем прав: трёхлинейный револьвер образца 1895 года был разработан и производился для Российской Империи бельгийскими промышленниками братьями Эмилем (1830 -1902) и Леоном (1833 -1900) Наганами.

138
        К и д з и р о Н а м б у (1869 -1949) - кадровый офицер японской императорской армии и основатель Nambu Arms Manufacturing Company, производителя оружия для японских военных во Второй Мировой войне. Плодовитый конструктор стрелкового оружия, его иногда называют «Джон Браунинг Японии».

139
        Речь идёт о пистолете «Намбу», тип 14. В реальной истории в нем использовался 8-мм патрон, но в данной альтернативе вполне возможно появление этого пистолета под патрон 7,62?25 мм.

140
        Песня южноафриканского певца Бок ван Блерка (1978), написанная в 2006 году.

141
        Эй! (яп.)

142
        Имеется в виду английская (очевидно, трофейная) ручная граната системы Мильса - прообраз знаменитой «лимонки», ручной гранаты Ф-1. Остальными были принятые в РККА бутылкообразные ручные гранаты обр. 1914/30. В обороне для увеличения количества осколков на них надевался чугунный чехол с насечками.

143
        Эй, ты! (Эй, там!) (яп.)

144

«Б о ж е с т в е н н ы й в е т е р» - название тайфуна, который дважды, в 1274 и 1281 годах, уничтожил корабли монгольской армады хана Хубилая на подступах к берегам Японии, сорвав тем самым планы по её завоеванию.

145
        Привет, товарищи! (монг.)

146
        Спустя некоторое время Приносят и ставят палатку с флагом [Красного] Креста, А в этой палатке ждут японские женщины, Исполненные сострадания и любви (яп.) Песня «Фудзин дзюгунка» («Песня о женщинах в армии»). Авторы Ёсикиё Като и Ёсииса Оку. Песня написана в 1894 года во время Японо-Китайской войны (1892 -1895).

147

«Красный октябрь» (яп.)

148
        Имеется в виду 1927 год. Со времён Реставрации Мэйдзи вплоть до конца Второй мировой войны в Японии была принята система летоисчисления с точкой отсчета от основания Японии легендарным императором Дзимму. От европейской системы она отличалась на 660 лет, причем было принято указывать только две последние цифры, обозначая год двузначным числом.

149
        Га й д з и н - сокращенная форма японского слова «гайкокудзин», означающего «иностранец». Носит пренебрежительно-уничижительный характер. В реальной истории слово «гайдзин» использовалось в Японии для обозначения врага не-азиата.

150
        С э н К а т а я м а (имя при рождении Сугаторо Ябуки, 1859 -1933) - японский коммунист, деятель Коминтерна, один из основателей Японской Коммунистической партии.

151
        В традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к сдвижной деревянной раме.

152
        Традиционный японский заплечный короб-ранец, изготовленный из дерева или рисовой соломы.

153
        Тонкий матрац, набитый ватой, - спальная принадлежность, расстилаемая поверх традиционной татами.

154
        Стёганое японское одеяло.

155
        И с т о р и я - продажная девка и служит тем, кто стоит у власти. Так что история гибели адмирала Макарова в этой реальности выглядит именно так.

156
        Н а т т о («хранящиеся бобы») - традиционная японская еда, произведённая из сброженных соевых бобов.

157
        Матерчатый пояс, которым завязывают кимоно. Женский оби достигает 30 сантиметров в ширину и 4 метров в длину, завязывается сложным большим декоративным бантом на спине и обычно стоит дороже самого кимоно.

158
        Японские традиционные носки с отдельным чехольчиком для большого пальца.

159
        Японская национальная обувь, деревянная подошва которой имеет вид скамеечки с двумя выступами.

160
        Сандалии, сплетённые из рисовой соломы или пеньки, один из видов традиционной японской обуви. Обычная обувь простых людей.

161
        Я п о н с к а я к а р а м е л ь - «тянучки» из крахмала и сахара.

162
        Засахаренный имбирь.

163
        А с а х и - поселок (ПГТ) в префектуре Тояма.

164
        Так в конце 20-х - начале 30-х годов называли стенные газеты, в связи с тем, что слишком многие имели названия, так или иначе связанные с Лениным («Ленинским путем», «Путем Ильича», «Заветы Ильича» и т. п.).

165
        Подписанное 6.02.1922 соглашение Англии, США, Франции, Италии и Японии об ограничении тоннажа строящихся линкоров, авианосцев и подводного флота, утилизации части имеющихся кораблей, а кроме того договоренность о политике в Китае и т. д.

166
        Норвежский броненосец береговой обороны. Водоизмещёние 4165 т, скорость 16,5 уз., вооружение: 2 ? 210-мм, 6 ? 50-мм, 8 ? 76-мм, 4 ? 47-мм. Главный калибр в одноорудийных башнях, остальные орудия в казематах и палубных установках.

167
        Имя Хана по-японски означает «цветок».

168
        Кинофильм 1927 года (немой). В нем рассказывается о деревенском парне, которого нужда приводит на завод, а участие в бунте - в тюрьму. Суровая школа тюрьмы и окопной жизни, общение с революционерами-большевиками открывают глаза бывшему крестьянину - и он в первых рядах солдат и рабочих идет на штурм Зимнего дворца.

169
        Одна из самых известных японских красавиц XVIII столетия. Несмотря на то что эта девушка реально существовала, в дальнейшем она стала персонажем японского фольклора, аналогом русской Василисы Прекрасной.

170
        Песня Кадзуоки Миёси на слова Хисэн Масимо «Сэнъю» - «Боевой товарищ»(яп.) В ней рассказывается о японском солдате, который горюет о смерти своего друга в бою.

171
        М о р е Гэ н к а й - японское название юго-западной части Японского моря.

172
        С ё и т и И т и к а в а (1892 -1945) - деятель рабочего движения Японии, один из лидеров Коммунистической партии Японии. В период 1915 -1921 годов служил офицером в Японской Императорской армии, с 1919-го - активный агент Коминтерна. В реальной истории с 1931 года находился в тюремном заключении, где подвергался нечеловеческим пыткам. 15 марта 1945-го казнён.

173
        Подполковник С ю т а Та т и б а н а (1865 -1904) - героизированный японский офицер, погибший в сражении при Ляояне во время Русско-Японской войны 1904 -1905 годов. В реальности Татибана проигнорировал распоряжение вышестоящего командира залечь в окопы, бросился под шквальный огонь и был сейчас же убит. Однако японцы восприняли его гибель как высшую степень самоотверженности и храбрости, поставили ему несколько памятников, переименовали в его честь один из морских заливов рядом с деревней, включили его жизнеописание в школьные учебники и объявили «божественным героем», а также посвятили ему песню.

174
        Ии Торамаса намного образованнее рядовых бойцов, да и общается с русскими уже давно, а потому русские фамилии и имена выговаривает правильно.

175
        Национальный музыкальный японский инструмент с тремя струнами. НЕ БАЛАЛАЙКА!

176
        Жаргонные названия веретённого и индустриального масел соответственно.

177
        Вплоть до середины 30-х годов не существовало единого термина «танк», в результате чего часто использовались слова «танка» или «танока» с соответственным изменением по числам и падежам.

178
        До 1934 года в СССР существовала система «партийного максимума», при которой член Партии просто не мог получать выше определённого процента от суммы оклада. Так, заработок квалифицированного инженера на заводе мог достигать 800 рублей, но партийный максимум позволял получать только 193 рубля 40 копеек. Зарплата Сталина составляла 225 рублей. Остальная часть оклада направлялась в равных долях в пользу государства и в партийную кассу, причём этот факт не избавлял от необходимости платить партвзносы.

179
        М а с а х а р у Х о м м а (1888 -1946) - один из лучших японских генералов времён Второй мировой войны, Разгромил превосходящих по численности и вооружению американцев на Филиппинах. Объявлен американцами военным преступником и казнён.

180
        Фраза из старого анекдота. Приходит любовник к жене и говорит: «Давай раздевайся, я придумал новую позу, ща будем экспериментировать. - Не могу, муж купил говорящего попугая, тот всё расскажет. - Не волнуйся, накроем клетку - ничего не увидит. Ты вставай у стола, нагнись вперёд, а я залезу на люстру, раскачаюсь, и всё будет как надо». Вдруг бешеный вопль из клетки: «Вырвите мне язык, но я должен это видеть!»

181
        Высший совет народного хозяйства - наименование центрального государственного органа управления народным хозяйством в советских республиках и СССР.

182
        Всесоюзное объединение химической промышленности.

183
        К сожалению, это не шутка автора, а вполне реальное название должности. Бюрократия всегда была бичом России, и советский период её истории, увы, не исключение…

184
        Комиссия по изысканию гелийсодержащего газа на территории СССР в составе Горно-химического треста «Редкие элементы» по добыче и переработке руд, содержащих редкие элементы (Редэлем) - структура по разведке и добыче гелийсодержащих газов и других химических элементов, просуществовавшая с 1925-го по 1930 год. Какое отношение имел к этому нефтяной отдел Всехимпрома, автор понятия не имеет.

185
        Имеется в виду Роберт Индрикович Эйхе (1890 -1940) - советский государственный и партийный деятель, революционер. Отличался вопиющей необразованностью, склонностью к волюнтаризму и откровенным садизмом. Исправно запарывал любое дело, которое ему поручалось. В 1938 осуждён, в 1940-м казнён.

186
        Серебрянцев подразумевает партийную комиссию, занимавшуюся «чисткой» рядов ВКП(б) («Партийная комиссия по очищению партии»).

187
        Термин «планово-предупредительный ремонт» (сокращённо ППР) появился лишь в начале 50-х годов ХХ века, так что Волков поставил слабо разбирающегося в вопросе Серебрянцева в тяжёлое положение…

188
        О я с и м а («Восемь великих островов») - старое поэтическое название Японии. Согласно мифу о сотворении Японии боги Идзанаги и Идзанами породили 8 островов: Хонсю, Сикоку, Кюсю, Авадзи, Оки, Ики, Садо и Цусиму.

189
        Синтетический слоистый прессованный материал, имеющий бумажную основу, пропитанную фенольной или эпоксидной смолой.

190
        Японское имя «Кен» буквально означает «здоровяк».

191
        Техногенная катастрофа в 1989 -1990 годах, вызванная утечкой фенола и загрязнением им питьевой воды. Общее число так или иначе пострадавших от фенола составило 672 876 человек.

192
        Красный уголок (яп.)

193
        Советский специалист (яп.)

194
        Гречневая лапша - блюдо японской кухни.

195
        Японское название Сахалина.

196

«Катюша неописуемой красоты» - известная во всей довоенной Японии песенка, сложенная в честь героини романа Л. Толстого «Воскресение» Катюши Масловой.

197
        Видимо, хмельной Волков-старший ограбил Исаковского и Блантера, исполнив знаменитую «Катюшу» на добрых семь-восемь лет раньше её премьерного исполнения в реальной истории.

198
        Одна из японских слоговых азбук. Часто используется для записи слов иностранного происхождения.

199

«Главное управление безопасности» (яп.) - в реальной истории такая служба действует в Японии при Министерстве юстиции. В данной альтернативной истории это название получила служба, созданная в Социалистической Японской Империи взамен Токубэцу кото кэйсацу («Особая высшая полиция») - политической полиции Японской Империи, сформированной в 1911 году.

200
        М о д е р н - б о й - представитель субкультуры, распространённой в Японии в 20 -30-е годы ХХ столетия. её представители носили одежду нарочито европейского (американского фасона), пересыпали свою речь иностранными (преимущественно английскими) словами и отвергали традиционную японскую культуру.

201

«И обезьяна падает с дерева» - японская пословица.

202
        Добро пожаловать, янки! (англ.)

203
        Линейные корабли типа «Фусо». Имели вооружение 12 ? 356-мм орудий в шести двухорудийных башнях. В реальной истории погибли во время Второй мировой войны.

204
        Пищевой продукт из соевых бобов, так называемый соевый творог.

205
        Папа и сын-дебил на пляже. Сын спрашивает: «Папа, где море?» Отец показывает ему море, рассказывает про волны, шторма, корабли. Сын всё выслушивает и снова спрашивает: «Папа, где море?» Так повторяется несколько раз, пока наконец отчаявшийся и изрядно взбешённый отец не относит сына в воду и не макает того несколько раз в море с головой. Отплёвываясь от солёной воды, сын спрашивает: «Папа, что это было?» - «Море, сынок!» - «Папа, а где море?»

206
        Дурак (яп.)

207
        Линейные крейсера типа «Измаил». Имели на вооружении 12 ?356-мм орудий. Не достроены и в 1923-м проданы на слом.

208
        Однако все описанные факты имели место и в реальной истории в период с 1931 по 1946 год.

209
        Японская Коммунистическая партия (большевиков).

210
        В Японии долгое время окна вместо стёкол затягивали бумагой.

211
        В 20-е годы чёрная косоворотка в Японии была символом принадлежности к леворадикальным течениям.

212
        С т а р ш и й н а ч а л ь н и к (яп.) - главарь в иерархии якудза.

213
        Н о б у р о Я м а г у т и (? -1946) - второй кумитё Ямагутигуми, занявший это место после смерти своего отца Харукити Ямагути в 1925 году. Скончался от ножевых ран.

214

«Группа старших советников» и «старшие лейтенанты» (яп.) - название руководящих должностей в иерархии якудза.

215
        Д з а й б а ц у - собственность (яп.). Японский термин, означающий «промышленно-политический клан» или конгломерат. Возможно, это покажется читателю удивительным, но в 20 -30-х годах ХХ столетия во всех дзайбацу имелись свои коммунисты, причём находящиеся в клановой иерархии достаточно близко к главе клана (сын, но не старший, младший брат, кузен-ровесник). Автор взял смелость предположить, что при победе социалистической революции в Японии эти самые коммунисты быстро взяли бы власть в дзайбацу в свои руки, сохраняя тем самым сложившийся порядок внутри клана.

216
        Полулегендарный главарь якудза из города Симидзу, живший и правивший в конце XIX века.

217
        Разновидности японского холодного оружия с длинной рукоятью (древком) и большим наконечником-клинком.

218
        М у р а м а с а С э н д з и (или Сэнго) - знаменитый мечник и кузнец, живший в Японии в XVI веке, основатель оружейной школы Мурамаса. По преданию, клинки Мурамасы самые острые среди японских мечей, «жаждут кровопролития» и приносят зло.

219
        К э н д з ю ц у - «искусство меча» (яп.). Японское искусство владения мечом.

220
        Семь божеств синтоистского пантеона, отвечающие за счастье и удачу. Особо почитаются якудза (и по сей день) и часто служат сюжетом ритуальных татуировок якудза - кондзё.

221
        К/ф «Иван Васильевич меняет профессию».

222
        Да (яп.)

223
        В синтоизме одна из семи богов счастья.

224
        С и н с ё к у (каннуси, камнуси, дзинся) - человек, отвечающий за содержание синтоистского святилища.

225
        В.И. Ленин. Полное собрание сочинений. Изд. 5, 1970. Т. 44. С. 579.

226
        В реальной истории вторая по мощности кинокомпания в Японии, существовавшая с 1929 по 1939 годы. Название расшифровывается как «Пролетарское кино». Дальнейшие комментарии излишни.

227
        Чтец-комментатор в японском немом кино.

228
        Международное реалити-шоу, вышедшее на экраны в 1999 году. Аналогом этой программы стало шоу «За стеклом», шедшее на российском телевидении с осени 2001 по лето 2002 года.

229
        Японский кинофильм 1929 года, рассказывающий о судьбе человека, всю жизнь бывшего слугой у богача.

230
        Военный марш, написанный в Японии в 1900 году.