Мир-ловушка Антон Орлов
        # После грандиозной войны между магами и богами Панадара враждующие стороны заключили мирный договор, по которому боги обязались предоставлять людям передовые технологии, а люди в свою очередь согласились приносить богам человеческие жертвы. Но однажды договор оказался нарушен: жертва, намеченная богиней Нэрренират, жаждущей не крови, а любовных утех, осмелилась не явиться к алтарю. Раздосадованная богиня отправляется на поиски святотатца. Горе несчастной жертве, которую преследует оскорбленная в своих лучших чувствах женщина, способная принять облик самого страшного чудовища! Грядет новая война между людьми и свирепыми богами…
        Антон Орлов
        Мир-ловушка
        Часть первая
        ТИТУС
        Глава 1
        В тот судьбоносный для Панадара день Равлий Титус, брат-исполнитель Ордена афариев, проходил через рынок в Нижнем Городе и остановился перед палаткой торговца льдом.
        Жара. Солнце плавится в зените, раскаленный сиреневый небосвод без единого облачка. Впереди - долгий изнурительный подъем в Верхний Город, ибо эскалаторы Нэрренират вот уже пятые сутки не работают (кто-то уклонился от жертвоприношения, презрев древний договор между людьми и богиней). Несмотря на то что афарии исповедуют непотакание телесным нуждам, а денег у Титуса было всего ничего, он не удержался, купил стаканчик фруктового льда. Отправив в рот яблочно-сладкий зеленый шарик, зажмурился от удовольствия и вдруг заметил оборванную старуху гадалку, примостившуюся на земле в тени палатки. Перед ней стоял приоткрытый мешочек с мермами.
        К гадалкам Титус питал слабость: двадцать лет назад одна из них предсказала его матери-нищенке, что ее сын вырастет умным мальчиком, выбьется в люди и будет жить в Верхнем Городе. Так оно и получилось. Присев на корточки, он подал старухе серебряную монету, сунул не глядя руку в мешочек, вытащил несколько щербатых деревянных кружочков и бросил на расстеленную на земле грязную тряпицу.
        Гадалка наклонилась вперед, щурясь, долго что-то невнятно ворчала, рассматривая вырезанные на мермах значки, потом подняла взгляд на Титуса и проскрипела:
        - Скоро ты, малый, кого-то объегоришь! На роду тебе так написано. Деньги возьмешь, а работу свою воровскую, стало быть, не сделаешь. И выпадает тебе после этого знак увечья - видать, заказчик твой тебя поколотит, а то и чего похуже… Но не помрешь, не бойся. А вот потом будет совсем худо… Гляди, это знак конца света! Ух, и опасный же ты человек, раз из-за тебя конец света наступит. - Старуха отодвинулась от Титуса, сплюнула через левое плечо, попав на полотняную стенку палатки, опять посмотрела на мермы и добавила: - Правда, надвое тута выпало. Может, будет конец света, а может, еще и не будет… Но ты все равно опасный человек! Иди, куда шел, проходи мимо!
        Пожав плечами, Титус встал и направился к Верхнему Городу, который возвышался впереди, подобно необъятной белой горе, заслоняя полнеба. Ледяной стаканчик приятно холодил пальцы, а все-таки настроение испортилось: последний баркль потратил на шарлатанку. Эта старуха не владеет магией, необходимой для ее дела. За кого она, интересно, приняла его? За уличного жулика? Выполняя задание Ордена (надо было собрать кое-какие сведения о бизнесе одного ювелира), Титус сменил форменную рясу на дешевый модный наряд, а перстень афария снял и повесил на шею на цепочке. Гадалка судила о нем по внешности, однако не уловила суть.
        Орден афариев славится своей неподкупностью и объективностью. Все заказчики, которые обращаются к афариям за информацией, почтенные люди, личностей криминального толка среди них нет - с такими Орден не работает. Следовательно, все то, о чем наболтала гадалка, относится к области невозможного! Чтобы он, Титус, взялся за сомнительное в нравственном отношении дело, да чтоб из-за этого еще и конец света случился… Абсурд.
        Вокруг на разные голоса шумел рынок. Несмотря на зной, продавцов сегодня собралось как будто больше, чем обычно… Ну да, больше! К завсегдатаям прибавились те, кто раньше торговал на рынках Верхнего Города. Те, кто не захотел платить за путешествие по канатной дороге либо карабкаться по бесконечным лестничным маршам. Оттого и цены упали. То-то Титус удивился, что лед подешевел. Последний шарик превратился у него во рту в глоток сока, и тогда он откусил от хрустнувшего стаканчика. Чистейшая студеная вода. Магия не позволяла льду раньше времени таять, у Титуса даже слегка замерзли пальцы.
        - …Они все ненастоящие! Не поклоняйтесь им и не приносите жертвы, они все ненастоящие! - выкрикивал, исступленно сверкая глазами, лохматый мужчина в живописной хламиде, взобравшийся на шаткий подиум из ящиков. - Те, кого мы, по своему убожеству и недомыслию, называем богами Панадара, на самом деле не боги! Есть только один истинный бог - Создатель Миров, который сотворил наш мир и ушел! А так называемые боги Панадара - это просто мелкая шушера! Те, кто им служит…
        Замолчав, оратор пошатнулся, странным образом повернул голову… нет, его голова сама собой повернулась вокруг собственной оси, с чавкающим звуком оторвалась от туловища и отлетела в сторону, прямо в толпу, словно ее швырнула невидимая рука. Фонтаном ударила кровь, забрызгав слушателей. Обезглавленное тело упало на ящики.
        Люди начали расходиться, торопливо и молча, не глядя друг на друга. Титус тоже ускорил шаги. Кто-то из «мелкой шушеры» услыхал. И обиделся.
        Критически отзываться о богах Панадара можно только в Верхнем Городе, под защитой периметра Хатцелиуса. Либо под защитой других периметров Хатцелиуса. А этот горе-проповедник был не то дураком, не то сумасшедшим фанатиком… Все же Титус почувствовал жалость, однако назад не повернул. Погибшему уже не поможешь, а он - афарий, он должен поскорее вернуться в Дом афариев и передать Магистру собранную информацию.
        Многоступенчатые марши лестниц уходили ввысь, дальше вздымалась сложенная из каменных блоков стена, декорированная, как могло показаться снизу, полураскрытыми цветочными бутонами. Чаши-ловушки. Громадные, если смотреть на них вблизи. Именно они делают Верхний Город гарантированно безопасным, по меркам Панадара, местом.
        Из-за стены выглядывали шпили, купола, башни. Кое-где ее прорезали арки. В одном месте в виде исключения выступал наружу монументально-величественный фасад, украшенный мозаикой, на таком расстоянии неразличимой. Храм Правосудия. Изредка бывает, что в судебных тяжбах наряду с людьми участвуют боги, а поскольку последние не могут проникнуть за периметр Хатцелиуса, казенный дом построили таким образом, чтобы доступ туда был открыт для всех.
        Лестницы были усеяны движущимися темными точками - людьми, которые поднимаются либо спускаются. Титус тоже начал подниматься, экономя силы, контролируя дыхание. Иногда приходилось огибать кого-нибудь, кто отдыхал, прислонившись к перилам или усевшись на ступеньки.
        Несколько дней назад все тут выглядело иначе: эскалаторы и грузовые платформы находились в непрерывном плавном движении, были среди них и скоростные - для тех, кто торопится. А теперь это обычные лестницы из белого мрамора. С западной стороны, отсюда не видно, есть сохранившиеся с давних времен канатные дороги, сейчас их задействовали для транспортировки грузов. Пассажирская линия там только одна, для самых платежеспособных.
        На середине пути, на промежуточной опоясывающей террасе, Титус остановился передохнуть. Вытер потное лицо, поглядел вниз: на рынок у подножия лестницы, на океан крыш под горячим сиреневым небом. Кое-где над этим океаном торчали острова - здания более высокие, чем типичные для Нижнего Города двух-трехэтажные постройки. Выгибались арки мостов. Возносились над сутолокой людских строений тонко прорисованные эстакады - рельсовые дороги Нэрренират.
        Дыхание быстро восстановилось. Как и все афарии, Титус был парнем тренированным. Он двинулся дальше, следом за ним потащилась группа мужчин и женщин с корзинами, судя по одежде и речи - рыночных торговцев, решивших-таки одолеть подъем ради верной выручки. Вместо того чтобы беречь дыхание, как делал Титус, они вовсю ругались.
        - Помрем когда-нибудь на этих лестницах, ни за что помрем… - пыхтела у него за спиной толстая тетка в цветастой шелковой накидке, похожая на медведицу. - Никто не захотел ради нас собой пожертвовать! Никому-то мы не нужны! Тьфу… Вот нас-то воспитывали, что надо жертвовать собой для других, даже пикнуть не смей, и правильно! А нынешние думают только о себе, вот и будем из-за них по лестницам топать…
        Она тащила на переброшенном через плечо коромысле две корзины с товаром, причем передней то и дело толкала Титуса. Не выдержав, он обернулся:
        - Эй, давайте поосторожней!
        - Чего?.. - На этот раз торговка уже нарочно пихнула его своим коромыслом. - Вон они все какие! Мы им мешаем! А может, ты и есть тот самый раздолбай, из-за которого великая Нэрренират на людей прогневалась?!
        - Отстань от человека, Мелея, - заступился другой торговец. - Не он это, не он! Иначе богиня давно бы уже его сцапала, и тогда бы эскалаторы поехали! Тот, кого избрала великая, за периметром, сволочь, отсиживается…
        - Вот-вот, - поддакнула Мелея. - Нынешняя молодежь на самопожертвование не способна!
        Титус между тем оторвался от них на несколько ступенек.
        - Власти-то чего ни в зуб ногой… - проворчал мужчина. - На теле избранной жертвы должен быть Знак Нэрренират, вот бы и поискали… А то они, что ли, не ищут?
        - Не ищут! - с радостной готовностью подхватила Мелея. - Каждый только о своем печется, до нас никому дела нет! Как это говорят?.. Эгоисты все! Одни эгоисты! И вот этот хлыщ наглый, я его, видите ли, толкнула…
        Голоса заглохли позади: компания остановилась для очередной передышки. Титус продолжал подниматься.
        Последние марши. Пошатываясь от усталости, он одолел их и вступил на внешнюю опоясывающую террасу. Впереди высилась стена периметра, увенчанная чашами-ловушками - те медленно поворачивались из стороны в сторону, отблескивая металлом в лучах солнца. Защита от богов и нежити. Афарий побрел к ближайшим воротам.
        Верхний Город отличался от Нижнего архитектурной упорядоченностью и большей ухоженностью. Государственные рабы регулярно подметали и поливали водой улицы, убирали мусор, следили за состоянием подземной канализационной системы. Титус не удивился, когда, свернув в знакомый переулок, увидел, как впереди приподнимается решетка водостока. Удивился он мгновение спустя, когда из канализационного люка вместо рабов вылезли друг за другом двое афариев в подоткнутых рясах.
        - Смотри-ка, Титус! - заулыбался первый, брат-исполнитель Цведоний, плотный и розовощекий.
        - Привет, Титус, - усмехнулся второй, брат-исполнитель Фиртон, такой же, как Титус, худощавый и подтянутый, в отличие от грузного Цведония.
        - Что вы делали в этой клоаке? - удивленно поглядев на испачканные рясы, поинтересовался Титус.
        - Ищем избранную жертву, - махнул рукой Цведоний. - Чтоб ее демоны побрали! Или его… Смотря кого на сей раз эта стерва Нэрренират возжелала. До сих пор не нашли. Всех поголовно проверяли на предмет наличия Знака, но Знака ни на ком нет. Его же невозможно свести, все равно проступит! Эскалаторы стоят, бизнес горит синим пламенем, Высшая Торговая Палата рвет и мечет, а император, говорят, от расстройства заболел. Нас, кто не на заданиях, поголовно мобилизовали: обшарить все закоулки, но избранника найти. Вот и обшариваем…
        - А что Нэрренират? Сама-то она может сказать, кого избрала?
        - С тех пор как встали эскалаторы, она не идет на контакт. Даже ее жрецы не могут добиться ответа. Бесится оттого, что кто-то посмел не захотеть ее! Говорят, один придворный маг сумел с ней связаться, а она его обложила на все корки и так шарахнула сгустком энергии, что еле потом откачали.
        - Да, тяжко… - согласился Титус.
        Созданные Нэрренират эскалаторы, связывающие Верхний Город, столицу Панадара, с внешним миром, остановились после того, как не состоялось ежегодное жертвоприношение, ибо избранная богиней жертва на священную церемонию не явилась. Напрасно жрецы, жрицы и паломники ждали около храма на площади Зовущего Тумана: никто не вступил на усыпанную цветами дорожку, ведущую к алтарю. Тут власти поняли, что дело дрянь, и начали разыскивать избранника, но было уже поздно.
        Иные из богов Панадара требовали человеческих жертвоприношений, и власти старались держать это под контролем: печальный, но неизбежный компромисс. Несмотря на периметры Хатцелиуса, отношения с божествами лучше не портить. Весь мир периметром не обнесешь (во всяком случае, пока, уточняли панадарские теологи, а что будет дальше - посмотрим). Детям с пеленок внушали, что самопожертвование ради общего блага - великая добродетель; Департамент Жертвоприношений надзирал за тем, чтобы человек, на теле которого проступил Знак того или иного бога (обычно это происходило за несколько дней до церемонии), не пытался уклониться от своей незавидной роли.
        Правда, прежде не возникало необходимости контролировать жертвоприношения Нэрренират: в отличие от иных божеств, она не убивала и не калечила своих избранников. Ее интересовал секс. Проведя некоторое время в обществе богини, жертва возвращалась к обычной жизни - с недурным капиталом, а также заручившись на будущее покровительством Нэрренират. Кроме того, по древнему неписаному закону, одного человека можно принести в жертву только один раз. В общем, стать избранником Нэрренират - это скорее везение, чем наоборот. Все равно что выигрыш в лотерею. Тот, кто обнаруживал у себя на теле Знак Нэрренират - цветок, как будто нарисованный черной тушью на коже, - считался счастливчиком. Поэтому чиновники Департамента Жертвоприношений пустили это дело на самотек, сосредоточив внимание на том, чтобы своевременно выявлять избранников Мегэса, Карнатхора, Омфариолы и прочих божеств, чьи запросы были не столь безобидны.
        В прошлом однажды было, что жертвоприношение Нэрренират сорвалось. Богиня тогда избрала юношу из числа императорских придворных, статного и красивого, но очень уж неуверенного в себе. Уклоняться от ритуала он никоим образом не собирался, наоборот, его начало терзать внезапно обострившееся чувство ответственности: а вдруг он окажется не на высоте, вдруг не сможет исполнить как надо все желания великой богини, и сам опозорится, и людей подведет? Посоветовался с друзьями, и те надоумили его для храбрости выпить. Он немного выпил, потом еще немного, потом еще, чтоб уж наверняка раскрепоститься…
        До храма на площади Зовущего Тумана он после этого так и не дошел. Вернее, не дополз. На следующее утро сбившиеся с ног чиновники Департамента Жертвоприношений обнаружили его спящим сном праведника в сточной канаве, в сотне кварталов от храма. Очнувшись, молодой придворный, несмотря на муки похмелья, все вспомнил и заявил, что готов выполнить свое предназначение, да только Нэрренират к тому времени уже не хотела ничего, кроме как рассчитаться с людьми за оскорбление. В тот раз все-таки удалось ее умилостивить. Император издал потом специальный указ, запрещающий избранным жертвам употреблять спиртное в течение двух суток перед церемонией.
        - Есть версия, что нынешний кретин-избранник императорский указ нарушил, - сказал Цведоний. - Запой у него, наверно… Вот и ищем, где он засел. Если не найдем, Палата введет нормированный отпуск продуктов, а то канатная дорога не справляется с перевозками. У, морда свинячья, алкоголик… - Проворчав ругательство, он огляделся, задрал рясу и извлек из кармана штанов плоскую фляжку. - Примем? Мы-то не избранники великой богини, нам можно…
        - Твое «особое»? - оживился Титус.
        - Оно самое.
        Чистый спирт, сдобренный жгучими специями. Со специями Цведоний то и дело экспериментировал, меняя состав и соотношение.
        - Глотни чуток, и хватит, - предупредил Фиртон. - Тебя Магистр ждет с докладом. У него для тебя два новых задания, велел сказать, если встретим.
        Титус, уже поднесший фляжку к губам, ощутил холодок под ложечкой. Два новых задания?.. Ему вспомнилось предсказание рыночной гадалки насчет конца света. Да нет, не может быть! Орден «воровскими делами» не занимается. Отхлебнув, он содрогнулся - словно проглотил комок жидкого огня. Убойная штука… Вернул фляжку Цведонию, пожелал удачи братьям-афариям и направился к Дому.
        Раб в тунике с вышитой на спине эмблемой Императорского университета семенил впереди, раздвигая толпу. Арсений Шертон шагал следом. На них оглядывались, кто с любопытством, кто с недоумением. Странная парочка. Университетский раб - и человек, смахивающий на бродягу-авантюриста, небезопасного субъекта, каких в Верхнем Городе встретишь нечасто. Среднего роста, жилистый, крепкий. Длинные темные волосы стянуты на затылке кожаным ремешком. Лицо, коричневое от загара, иссеченное шрамами, загрубело настолько, что невозможно определить ни возраст, ни выражение - только светятся живые светло-серые глаза, как будто выглядывающие из прорезей неподвижной маски.
        Одежда на нем была недешевая, но потрепанная, над правым плечом торчала рукоятка меча (тоже редкость для Верхнего Города). На бедре висела потертая кожаная кобура с медолийским самострелом, за спиной - дорожный мешок. Второй мешок тащил раб.
        - Сюда, господин!
        Они свернули, обогнув фонтан в виде сложенной из чугунных многогранников мокрой пирамиды. Многоэтажный университетский комплекс нависал над головами, осеняя закоулки внизу благодатной тенью.
        Студенческий галдеж остался за углом. Раб отворил спрятанную за колоннадой неприметную дверь, из прохладного коридорчика с сине-золотой мозаикой на стенах пахнуло ароматом дорогих благовоний. Интерьер говорил о том, что этот вход - не для кого попало. Коридорчик привел к лифту. Раб сделал приглашающий жест в сторону бархатного диванчика. Когда Шертон сел, он дернул за витой шнурок восемь раз подряд. Внизу, в подвале, другие рабы начали крутить педали, приводя в действие шестереночный механизм, и лифт со скрипом поехал вверх. На восьмом этаже остановился. Распахнув дверцы, раб вынес мешки Шертона в облицованный пейзажной яшмой зал с незастекленными арочными проемами.
        - Смиренно прошу вас подождать, господин. Я доложу моему господину о вашем прибытии.
        Шертон прошелся взад-вперед, остановился перед проемом: внизу купался в океане света нарядный город. Верхний. Нижнего отсюда не видно.
        Хлопнула дверь. В зал вошел грузный мужчина в белой профессорской тоге с бриллиантовой аппликацией, изображающей звезду, пронзенную стрелой, - эмблему теологов. Профессор Венцлав Ламсеарий, один из крупнейших теологов Панадара, ректор Императорского университета.
        - Здравствуй, Арсений! - Его бледное мясистое лицо озарилось радостной улыбкой. - Наконец-то! Хвала Создателю, что мой человек тебя нашел!
        Пока они обменивались приветствиями, другой раб вкатил столик с напитками и фруктовым льдом в прозрачных стаканчиках.
        - Что случилось? - спросил Шертон, когда он удалился.
        Выглядел Венцлав неважно. В его мимике, жестах, голосе сквозили растерянность и нервозность, раньше ему несвойственные.
        - Пока ничего, - угрюмо вздохнул ректор. - Арсений, мы с тобой старые друзья. Я прошу тебя… погости у меня некоторое время. Пока ты здесь, они ничего не посмеют сделать.
        - Кто - они? Люди? Боги?
        - Скорее всего, люди. Меня уже трижды пытались ограбить… После двух первых попыток я послал за тобой. Воры искали один и тот же предмет, мою информационную шкатулку.
        - Так тебе нужна охрана?
        - Охрана у меня есть. Мне нужна твоя поддержка, Арсений. Может быть, твое присутствие отпугнет их.
        - Я не влиятельное лицо, - отхлебнув ледяного шипучего вина, рассмеялся Шертон.
        - Зато влиятельные лица знают, кто ты такой и на что способен. Прошу тебя, Арсений, поживи у меня хотя бы с месяц. Пока все не утрясется…
        - Хорошо, с месяц. Ты кого-нибудь подозреваешь?
        - Я подозреваю слишком многих, чтоб от этого был толк.
        Заручившись его согласием, ректор расслабился, тоже осушил бокал вина и бросил в рот сразу два ледяных шарика - апельсиновый и зеленый.
        - Пойдем, - произнес он невнятно. - Прогуляйся со мной по коридорам, чтоб тебя все видели… У меня через полчаса лекция.
        Шагая рядом с Шертоном по широкой, как проспект, сводчатой галерее, пронизывающей здание учебного корпуса, ректор впервые за много дней чувствовал себя защищенным. Приехал единственный человек, которому можно доверять. Друг. Когда-то, когда они оба были молоды, Арсений Шертон спас жизнь Венцлаву Ламсеарию.
        Ректор был неизлечимо болен. Как и любой теолог, он расплачивался за работу с чашами-ловушками и иными аналогичными устройствами странным ознобом, депрессиями, провалами в памяти, плохим состоянием внутренних органов, блуждающими болями. Оружие, эффективное против богов, для людей тоже не безвредно! В свое время, выбирая профессию, он согласился на эту цену - а теперь начал стремительно сдавать.
        Стены и колонны сквозной галереи, а кое-где даже и потолок, покрывала хаотичная вязь граффити. Студенты балуются, и бороться с этим бесполезно. Где-то здесь должны быть надписи, начертанные тридцать лет назад рукой студента-теолога Венцлава Ламсеария… Сохранились они под слоем более поздних напластований, или их соскоблили во время очередной генеральной уборки? Ректору хотелось думать, что сохранились.
        Преподаватели и студенты расступались перед ним, почтительно здоровались, удивленно посматривая на его спутника. Низко кланялись рабы в одинаковых серых туниках. Среди них наверняка есть соглядатаи тех, кто плетет против него интриги! Ну, ничего. Пусть доложат своим хозяевам, что у него появился друг-защитник.
        Зал с незастекленными окнами и видавшими виды плетеными креслами. Большинство первокурсников, расположившихся в креслах и оконных нишах, торопливо двигали челюстями: большой перерыв, самое время перекусить. Заметив ректора, все повскакивали на ноги, а раб, сметавший в совок бумажки, согнулся в поклоне.
        Оглядев их, ректор прищурился и пробормотал: «Ага…» Возле крайнего окна он заметил девчонку с плиткой шоколада. Та самая, которая недавно попалась на употреблении кивчала! Мало того что она из дурного любопытства приняла наркотик, отключающий болевые ощущения, - сразу после этого она отправилась в лабораторию выполнять практическое задание по алхимии. Что за ингредиенты она взяла и смешала, неизвестно. Сама не помнит. Во всяком случае, это были не те составляющие, которые порекомендовал ребятам для опыта преподаватель. Час был поздний, и лаборант, чья прямая обязанность - присматривать за экспериментирующими студентами, пьянствовал в подсобке с двумя рабами. Все трое потом получили нагоняй. Одурманенная наркотиком девчонка бухнула в свое адское зелье кое-какие магические компоненты (первокурсникам строжайше запрещено к ним прикасаться), начала взбалтывать полученную смесь, и тут ее угораздило облиться. К счастью, она все-таки надела защитную маску и фартук. А про перчатки забыла. Результат - несколько ожогов на левой руке.
        Ректор не отчислил ее по одной-единственной причине: девчонка принадлежала к идонийскому торговому клану До-Энселе. Это влиятельный клан, портить с ним отношения незачем. Конечно, он хорошенько отчитал ее, объявил строгое предупреждение… Намекнул, что после второго раза никакие родственные связи ее не спасут.
        - Ну? - спросил он грозно, глядя на нее сверху вниз. - Не пробовала больше наркотиков?
        - Нет, господин ректор, - тихо ответила студентка.
        Ее левая полусогнутая рука опиралась о подоконник, рукав приподнялся, открывая безобразный серовато-багровый рубец на нежной коже. Ректор нахмурился:
        - Так и гуляешь в таком виде? Что ж ты к целителю не сходишь?
        - У меня сейчас нет денег на лечение, господин ректор.
        Он еще сильнее нахмурился:
        - А на шоколад есть?
        - На шоколад есть, - подтвердила девчонка.
        - От сладкого фигура портится, - смерив взглядом ее точеную фигурку, сказал ректор наставительно. - Вот будет у тебя талия, как у меня!
        Когда они отошли, Шертон спросил шепотом:
        - Венцлав, зачем ты так? Славную девочку обидел…
        - Юная наркоманка, - буркнул ректор. - Наглоталась дряни и потом себе руку обожгла. Молодежь, Арсений, надо воспитывать! Ох, тяжело с ними, с нынешними… Я их совсем не понимаю. Мы были другие, правда?
        Они расстались у дверей ректорского кабинета - перед лекцией Венцлаву требовался отдых. Шертон пошел обратно. В последний раз он побывал в Императорском университете лет десять назад, однако перемен не замечал: все те же испещренные надписями, продуваемые сквозняками сводчатые галереи, гулкое эхо, армия бесцельно слоняющихся рабов с вениками (чем больше рабов приписано к тому или иному учреждению, тем выше негласный престиж данного учреждения, а надо же их всех каким ни на есть делом занять!), студенты в светлых рубашках с длинными рукавами и одинаковых темных шароварах. У старшекурсников на рубашках красуются эмблемы -
«теология», «алхимия», «алгебра», «юриспруденция»… Младшие пока ходят без эмблем. В основном юноши, девчонок среди них не больше четверти.
        Бегло оглядывая студентов, которые болтали, сидя на корточках у стен или подпирая колонны, появлялись из боковых проемов, двигались навстречу либо в одном направлении с ним, Шертон, по вполне понятной причине, больше внимания обращал на девушек. Вскоре его взгляд перестал блуждать, остановившись на студентке, которая шла впереди по галерее.
        Естественная грация ее движений почти заворожила Шертона. Срезанные на уровне плеч прямые белоснежные волосы указывали на то, что принадлежит она к расе идонийцев. Тонкая талия перетянута атласным пояском, бедра узкие, подростковые. Тело нетренированное, сразу определил Шертон, но мышечная координация от природы хорошая и суставы должны быть гибкими. Усмехнулся: любого человека он привык оценивать прежде всего как потенциального бойца, специфика его образа жизни дает о себе знать и когда надо, и когда не надо.
        Студентка свернула в боковую галерею. Ускорив шаги, Шертон свернул следом: ему хотелось увидеть ее лицо. Обогнал ее, посмотрел направо, налево - типичное поведение человека, который забрел не туда, - повернул в обратную сторону… и остановился, преградив ей дорогу, хотя вначале намеревался пройти мимо.
        Девочка с обожженной рукой. Наркоманка.
        Она тоже остановилась, чуть не налетев на него. Шертон встретил растерянный взгляд больших лучистых глаз цвета темного янтаря, с золотыми крапинками - такие бывают только у чистокровных идонийцев.
        - Как вас зовут?
        - Романа До-Энселе. - Она ответила, но неуверенно отступила.
        - Романа, я всякое повидал. - Опасаясь напугать ее, Шертон постарался смягчить свой хрипловатый голос. - Пожалуйста, не связывайтесь с наркотиками. Это верная смерть. Пусть не сразу, но верная. Подумайте об этом.
        - Я только один раз приняла кивчал. - Она слегка сдвинула тонкие брови: обсуждение этой темы явно не доставляло ей удовольствия. - Один раз.
        - Будет жаль, если вы прикончите себя наркотиками. Покажите руку.
        Он осторожно взял ее хрупкое запястье и отвернул рукав. Странные рубцы. Один большой, три маленьких, багрово-серая короста отталкивающего вида.
        - Чем вы обожглись?
        - Не знаю. - Романа попыталась выдернуть руку. - Не помню.
        Мимо проходили другие студенты, посматривали искоса.
        - Какая-нибудь хитрая смесь магических и естественных компонентов, я угадал? Я не маг и не врач, но, думаю, это можно вылечить. Вот что, я найду хорошего целителя и заплачу ему, а вы мне за это ничего не будете должны: я просто хочу узнать, что это за ожоги и как их можно убрать. Чисто познавательный интерес. - Заметив тень страха в темных янтарных глазах, Шертон добавил: - У меня могла бы быть дочь вашего возраста…
        Это заявление ее не успокоило. Прошептав: «Отстаньте от меня!» - Романа До-Энселе вырвала руку, устремилась вперед и затерялась в толпе студентов.

«Напугал все-таки», - с досадой подумал Шертон.
        Гм, а если взглянуть на дело с ее точки зрения? Незнакомый мужик подозрительной наружности, с кобурой, с мечом за спиной, останавливает тебя в коридоре и ни с того ни с сего предлагает деньги на лечение. Еще бы девочка не испугалась! Жалко. Стоит следить за своими манерами… По меркам Верхнего Города, он повел себя слишком бесцеремонно и агрессивно.
        Из боковой двери вышел раб с укрепленным на длинной ручке деревянным обручем, увешанным колокольчиками. Он то и дело энергично встряхивал свое приспособление, колокольчики звенели. Студенты потянулись к аудиториям.
        Глава 2
        - Ты отдохнул и поел, Титус?
        - Да, наставник.
        - Сядь.
        Титус присел на неудобный стул без спинки, стоявший посреди кабинета. В Доме афариев не водилось удобной мебели. «Мы работаем ради блага людей, но наша работа причиняет людям неудобства - значит, справедливости ради, мы сами тоже должны терпеть неудобства», - так писал в своем трактате «О нравственном равновесии» Луиллий Винабиус, один из первых Магистров Ордена. Современный Орден свято чтил древние традиции.
        - Тебя ждут еще два задания. Сразу два, но выполнять их будешь на одной территории, в университете. Твой билет вольного слушателя еще не просрочен?
        - Нет, наставник.
        Билет вольного слушателя позволял посещать лекции и семинары в Императорском университете, однако его обладатель не мог рассчитывать на диплом. Зато и экзаменов сдавать не надо. Образование для расширения кругозора, без права заниматься в будущем профессиональной деятельностью. Большинство вольных слушателей - юные аристократы, но два года назад, когда Орден раскрыл заговор против императора, Магистр выхлопотал билеты для нескольких молодых афариев.
        - Хорошо. Первое задание сложное, оно потребует от тебя изрядной осторожности и расчетливости. Ты справишься, ты способный исполнитель. Второе, в общем-то, пустячок, но для тебя этот пустячок будет иметь большое воспитательное значение… - Магистр остановился перед Титусом, строго посмотрел на него сверху вниз: - Я имею в виду твои взгляды, Титус, насчет бедных и богатых! Надеюсь, после этого дела ты кое-что поймешь… Очень надеюсь. Ты ведь давно уже не дитя озлобленных нищих из Нижнего Города! Ты - афарий, молодой человек с перспективами, с твердым социальным статусом. Или ты со мной не согласен?
        - Согласен, наставник.
        Кивнув, Магистр отошел к заваленному бумагами рабочему столу. Время близилось к закату, а окна кабинета выходили на восток, и сейчас тут было темновато. Магистр выглядел измотанным, его просторная бежево-серая клетчатая ряса (расцветка символизировала изначально непорочную совесть, отягощенную множеством невольных прегрешений, которые афариям приходится совершать, преследуя благие цели) скрадывала очертания тела, однако Титус не мог не заметить, как устало опущены его плечи, как подрагивают кисти рук с набухшими венами.
        - Что-то случилось, наставник?
        - Все то же самое, мальчик. Ты ведь афарий! Неужели не понимаешь, что произошло?
        Магистр зорко и пристально смотрел на Титуса. Тот молчал, и тогда он со вздохом продолжил:
        - Надо ежечасно упражнять свой ум, дабы вовремя находить ответы! Все говорит за то, что избранник Нэрренират мертв. Или избранница, это пока не выяснили. Произошло убийство, тело то ли спрятано, то ли уничтожено. Когда богиня об этом узнает, будут неприятности. Пока она только эскалаторы остановила. Но если прекратится движение по рельсовым дорогам, для бизнеса это катастрофа. Титус, как бы ты ни относился к нехорошим богачам, благополучие Панадара держится именно на бизнесе!
        Титус смущенно опустил взгляд. После недолгой паузы Магистр вновь заговорил:
        - Выход один: найти убийц, выдать их Нэрренират и предложить ей избрать новую жертву взамен погибшей. Орден занимается расследованием параллельно с Департаментом Жертвоприношений. Пока ничего, совсем ничего… Если б Нэрренират согласилась сотрудничать, мы бы узнали имя жертвы, но ведь это Нэрренират! Она чуть не вышибла дух из придворного мага, который рискнул потревожить ее этим вопросом. Бесполезно. У богов иной разум, не человеческий… Один тугодум из Департамента предложил блестящее, по его мнению, решение: сфабриковать дело и выдать ей все равно кого, лишь бы доказательства были весомые. Она же великая богиня, она сразу поймет, что ей подсунули невиновного! И таких деятелей держат на руководящих постах… - Он покачал головой. - Вот так-то, мальчик. Все очень плохо.
        - Погодите, наставник… Если избранника убили и бестелесное существо ушло в невидимый мир, неужели Нэрренират до сих пор об этом не знает?
        - Если бестелесное существо угодило в какую-нибудь ловушку, об этом ни одна живая душа не узнает. Даже боги.
        - Простите, наставник. - Титус покраснел, сконфуженный своей ошибкой.
        - Вот так-то… - повторил Магистр. - В Департаменте Жертвоприношений все очень нервные стали, чуть что - срываются. Проморгали. До сих пор от Нэрренират никто не прятался, со своими избранниками она обращается хорошо. А тут на носу жертвоприношение Мегэсу, надо вовремя отследить, кого он выберет. Мегэс - это морозильные установки! Если еще и он прогневается, вся экономика пойдет вразнос.
        Против воли Титус поежился. Жертвоприношения Мегэсу - это нечто такое, о чем даже вспоминать лишний раз не хотелось. В храмах Мегэса холодно, как в отдаленных северных краях, и стоят там нерукотворные ледяные колонны с вмороженными в их прозрачную толщу трупами. Прежние жертвы. Скоро в одном из храмов появится новая колонна с кошмарной начинкой. «Всеблагой Создатель, осени меня своей милостью! Пусть это буду не я…» Титус понимал, что молиться бесполезно, Создатель давным-давно ушел творить другие миры… Сделав над собой усилие, он отогнал парализующий страх.
        - Если бы боги Панадара не были такой отпетой сволочью… - с горечью прошептал опершийся о стол Магистр. - Мы бы тогда жили в прекрасном светлом мире! Но мы живем в Панадаре. Департамент Жертвоприношений сейчас разрывается между тем делом и этим, вот нас и подключили, по личному распоряжению председателя Палаты. Если ты вдруг что-то узнаешь о судьбе избранника Нэрренират, немедленно приходи ко мне с докладом. Но это так, на всякий случай. Если. У тебя другие задачи.
        Выдвинув из-за своего рабочего стола старинное деревянное кресло, столь же неудобное, как и стул, на котором сидел Титус, Магистр устроился напротив.
        - Профессор Ламсеарий, ректор университета, скоро уйдет на пенсию. Многие хотят занять его место, и поэтому началась охота за его информационной шкатулкой. Эта шкатулка содержит массу чрезвычайно любопытных сведений… Если мы завладеем этой информацией, влияние Ордена стократно возрастет. Титус, надо снять копию. Лезть к ректору за шкатулкой - рискованное предприятие… но речь не об этом. Ее уже трижды пытались выкрасть, скоро опять попытаются. Твоя задача - изъять шкатулку у воров и скопировать содержимое. Только скопировать. Если ты после этого вернешь ее законному владельцу, это будет хороший выход из той нравственной головоломки, в которую Орден таким образом попадает. - Он вздохнул. - Титус, мальчик, ты пока еще не постиг, что такое неразрешимые нравственные дилеммы… Постигнешь. Ни одному афарию не удалось избежать сей участи.
        - Я понял, наставник. Я выполню задание.
        - Украсть шкатулку должны Тубмон и Атхий из Нижнего Города, нанятые одним из претендентов. Сейчас я тебе их покажу.
        Дотянувшись до стола, Магистр взял магическое зеркало в раме, усыпанной мелкими самоцветами, поочередно прикоснулся пальцем к нескольким кристалликам и прошептал имя. В зеркале появилось костистое, болезненно-некрасивое лицо молодого мужчины. Тубмон, маг-недоучка. Второе имя - второе лицо, невзрачное, прыщавое, остроносое. Атхий по прозвищу Козья Харя, грабитель и наемный убийца.
        - Я запомнил их, наставник.
        - Будет тут одна трудность… В гости к ректору приехал Арсений Шертон. Слыхал о нем?
        - Что-то слыхал… - Титус напряг память. - Какой-то авантюрист?
        - Не какой-то! Это он нашел в свое время камень Вафферла. Он засадил в ловушку Ипаластона. Он открыл врата в Азеераду. И много чего еще сделал… Титус, обычные авантюристы - это люди без морали и мудрости. У Шертона есть и мудрость, и мораль… но они далеко не во всем совпадают с мудростью и моралью нашего Ордена. Он всегда поступает так, как сочтет нужным, независимо от общепринятой точки зрения. Он крайне опасен… Если вы с ним столкнетесь, он вряд ли тебя убьет, просто так он не убивает.
        - В чем же тогда опасность?
        - В том, что задание ты в этом случае не выполнишь!
        - Наставник, я не на худшем счету у наших учителей боевых искусств…
        - Наши учителя боевых искусств против него щенки. Вот он… - Магистр вновь дотронулся до камешков на раме зеркала. - Наилучшая для тебя тактика - избегать его.
        С интересом рассмотрев возникшее в зеркале лицо, Титус спросил:
        - Ректор его нанял?
        - Нет, они давние друзья. Видишь ли, Арсений Шертон - человек очень одинокий. Он не является членом какого-либо сообщества, у него нет родственников, нет семьи, нет постоянной женщины… Такие люди обычно держатся за друзей. Или за тех, кого они считают своими друзьями. Раз уж он приехал сюда по вызову профессора Ламсеария, он постарается не подвести! Это усложняет твою первую задачу, но не делает ее невыполнимой. Зато вторая задача совсем простенькая. И весьма для тебя полезная… Знаешь, кто такая Эрмоара До-Энселе?
        - Глава торгового клана До-Энселе с Идонийского архипелага. Исключительно богатая женщина.
        Он старался говорить бесстрастно, но все же проскользнул в его тоне оттенок неодобрения.
        - Ох, Титус… - только и вздохнул Магистр.
        Сын нищей попрошайки из Нижнего Города, Титус с молоком матери впитал неприязнь и недоверие к богачам. С тех пор как он себя помнил, мать ежедневно вытаскивала его, закутанного в грязное тряпье, просить милостыню на рынке или возле какого-нибудь храма. «Гляди, вон богатый идет! - шептала она ему на ухо, в то время как он едва не терял сознание от жары, пыли и долгого неподвижного сидения на солнцепеке. - Денег полные карманы, а нам не дает! Ну-ка, давай, заплачь!» - и больно щипала его, чтобы заплакал, а потом начинала тискать и гладить по голове, умоляя «доброго господина» или «добрую госпожу» подать «денежку на пропитание ребенка».
        Иногда его брал с собой дед, занимавшийся тем же промыслом. Дед любил пофилософствовать. «Вот если бы, малыш, при императоре вместо Высшей Торговой Палаты была Высшая Палата Нищих, мы бы зажили по-другому! - рассуждал он порой, подвыпив. - Тогда бы каждый с нами делился, никто бы не проходил мимо! Все-все бы разделили поровну!»
        От нищенской доли Титуса спас афарий, нынешний Магистр. Он тогда маскировался под нищего, выполняя некое задание Ордена. Семилетний Титус по его поручениям относил незнакомым людям послания и приносил ответы, один раз даже следил за каким-то мужчиной. Потом новый друг исчез, пообещав перед этим, что они еще встретятся. И правда, встретились! Два восьмидневья спустя он подошел к ним на рынке: в рясе афария, в хороших кожаных ботинках, гладко выбритый. Титус узнал его с трудом, но все-таки узнал. Афарий выкупил мальчика у матери за двести серебряных барклей.
        Новым домом Титуса стал Дом афариев, он учился, тренировался, у него появились друзья… Но плохое отношение к «богачам», привитое дедом и матерью, никуда не делось. Конечно, повзрослевший Титус сознавал, что золотым мечтам деда о Высшей Палате Нищих не суждено осуществиться, и все же хотелось ему социальных перемен.
        - Мои взгляды не мешают мне делать свое дело, наставник.
        - Какой же ты еще мальчишка, Титус… Ладно, посмотрим, что ты скажешь, когда познакомишься с Эрмоарой. У себя на архипелаге она финансирует множество благотворительных программ, поддерживает людей искусства. После бешенства Цохарра она безвозмездно построила жилье для людей, оставшихся без крова. Неужели ты не слыхал об этом?
        - Слыхал.
        Великий бог Цохарр взбесился двенадцать лет назад. Он тогда начал все подряд разносить, и особенно досталось островам Идонийского архипелага. Водяные смерчи, грозы, ураганы, землетрясения, а в центре всей это катавасии - заливающийся громовым хохотом спятивший бог. Пожалуй, это был единственный случай в истории Панадара, когда люди и боги объединили усилия, чтобы загнать одного из богов в ловушку. Цохарр допек и тех и других! Треть идонийских городов после этого лежала в руинах, счет погибших шел на десятки тысяч.
        - Слыхал, а выводов не сделал?
        - Покупает себе популярность, - неохотно вытолкнул Титус.
        - Да не нужна ей популярность! Она и так почетный член Высшей Торговой Палаты, а идонийцы на нее разве что не молятся. Это женщина редких душевных качеств, редкой культуры… Даже с рабами она ведет себя вежливо! Я с ней познакомился еще до бешенства Цохарра, тридцать пять лет назад… - Губы Магистра тронула меланхолическая улыбка. - Образованная, интеллигентная, утонченная… Идонийцы вообще очень культурный народ, но Эрмоара даже среди них выделяется. Пожалуйста, Титус, постарайся быть на высоте. Чтобы мне за тебя краснеть не пришлось.

«Похоже на то, что он в нее платонически влюблен, - предположил Титус, наблюдательный, как и все афарии. - Понятно тогда, почему он все ее поступки истолковывает в ее пользу! Большие деньги развращают. Не могут не развращать. Не удивлюсь, если эта Эрмоара окажется не такой, как он расписывает. Любовь заслоняет истину».
        - В чем состоит моя задача, наставник?
        - Эрмоара так и не вышла замуж, детей у нее нет. Однако она усыновила осиротевшего мальчика из клана До-Энселе и воспитала его как наследника. Сейчас это уже взрослый молодой человек. Не знаю, что у них там произошло, но она как будто изменила свое решение и теперь собирается сделать главной наследницей дочку своего покойного кузена, Роману До-Энселе. Этой Романе семнадцать лет, недавно она сдала экзамены и поступила в Императорский университет. Эрмоара хочет получить на девушку досье. Ради этого она приехала сюда инкогнито и сделала щедрое пожертвование Ордену. Информацию соберешь для нее ты.
        - Я понял, наставник.
        Титус ощутил невольное облегчение: предсказание гадалки, несмотря на свою нелепость, не шло у него из головы, но теперь можно о нем забыть. Оба задания вполне пристойны и «конца света» не сулят.
        - Сегодня вечером ты должен спуститься в Нижний Город, госпожа Эрмоара хочет лично проинструктировать исполнителя, который займется этим делом. Остановилась она в гостинице Бедолиуса в квартале Сонных Танцоров. Инкогнито, учти! Надеюсь, ты не ударишь лицом в грязь перед этим интеллигентнейшим существом. Следи за своей речью и за манерами, избегай некрасивых выражений. Я бы сам к ней спустился, но она боится, что это привлечет ненужное внимание. Кроме того, я должен находиться здесь и координировать поисковые работы.
        - Мне переодеться?
        - Нет, иди в рясе. Сейчас я отправлю к ней посыльного с запиской, а ты ступай, когда начнет смеркаться. Вот, посмотри на нее.
        В магическом зеркале появилось худощавое бледное лицо немолодой женщины. Пожалуй что некрасивое: слишком тонкие губы, слишком длинный нос… Но было в нем определенное благородство, а темные глаза лучились приветливой энергией.
        - Как впечатление, Титус? - Магистр пытливо смотрел на молодого афария.
        - Трудно сказать, наставник.
        Ему не хотелось сознаваться, что глава торгового клана До-Энселе произвела на него приятное впечатление. А впрочем, ведь магический портрет можно приукрасить, если оригинал щедро заплатил за это магу… Как будто наставник об этом не знает!
        - Я уверен, что после знакомства с ней кое-что в твоих взглядах переменится.
        - Не могу обещать вам этого, наставник.
        Магистр давно уже вынашивал планы идеологического перевоспитания Титуса, но до сих пор не преуспел: за свои взгляды Титус держался крепко.
        На нижних этажах этого корпуса находились кельи студентов и жилые помещения для рабов, верхние пустовали. Хотя, вообще-то, не совсем пустовали. На полу валялся мусор - верный признак того, что люди здесь бывают. Мятые бумажки, кожура фруктов, глиняные черепки, огарки курительных палочек… В отдалении звучали голоса. Шертон шел по коридору, ориентируясь на звук: ему хотелось посмотреть, что там происходит. У плинтусов колыхались невесомые клубки пыли, потревоженные его шагами.
        Шарканье впереди. Все ближе и ближе. Из-за поворота появился мужчина в тунике раба, с корзиной, из которой выглядывали горлышки глиняных бутылок. Увидав Шертона, он остолбенел, испуганно заморгал и чуть не выронил свою ношу.
        - Что там за шум?
        - Я раб, господин! Здешний раб! Бутылки вот собираю, чтоб под ногами у господ не валялись…
        - Я не спрашиваю, кто ты такой. Я спросил, что там за шум?
        - А… Это студенты, господин.
        Он съежился в поклоне, глядя на Шертона с тревожным ожиданием.
        - Ступай, - разрешил Шертон.
        Не поднимая головы, мужчина торопливой развинченной походкой побрел дальше. Скорее всего, никакой он не раб. Бездомные бродяги, пропившиеся до последней нитки алкоголики или даже беглые преступники нередко выдавали себя за государственных рабов, получая таким образом кров и бесплатное питание. В тех учреждениях, где числятся сотни рабов, затеряться в общей массе несложно. Департамент Рабонадзора периодически устраивал проверки и выявлял нелегалов. По закону, те обязаны возместить государству убытки - либо же, в случае отказа, они действительно станут рабами, да только в Верхнем Городе им после этого не жить: таких отправляли на плантации, на рудники, на соляные копи.
        Нелегал, встретившийся Шертону, неспроста испугался: если здешние рабы проведают, что он собирал на их территории пустые бутылки, они сами сдадут его инспектору из Рабонадзора - чтобы неповадно было отбивать у людей кусок хлебной лепешки!
        Голоса теперь звучали отчетливей, Шертон уже мог кое-что разобрать:
        - Мы идиоты! Мы идиоты! Мы маменькины сынки и дочки!
        Следующий коридор оканчивался проемом, за которым виднелся зал с ребристыми медолийскими колоннами из серого камня. Там копошились люди. Довольно много парней и девушек - несколько десятков, на глаз определил Шертон - ползали по кругу на четвереньках. Другие, этих было около дюжины, сидели с бутылками на широких каменных подоконниках, время от времени выкрикивая приказы:
        - Орите громче, засранцы! Ну-ка, давайте: «Мы - вонючие дураки!»
        - Мы - вонючие дураки! - хором подхватили ползавшие.
        - Громче, не слышу!
        И те и другие были одеты как студенты. На Шертона эта сцена произвела мерзкое впечатление. Некоторое время он наблюдал, оставаясь незамеченным, потом повернул обратно.
        - Мы психи, мы придурки затраханные! - неслось ему вслед.
        В озаренном вечерним солнцем коридоре с растрескавшейся штукатуркой навстречу попалось еще двое рабов: один с веником, совком и ведром, второй с корзиной, на дне которой перекатывалась пустая бутылка. Оба степенно поклонились. Видимо, настоящие рабы, зарегистрированные, с документами.
        - Что там творится? - Шертон кивнул в ту сторону, откуда доносились голоса.
        - Это старшекурсники и первокурсники, господин. У студентов такие ритуалы, господин.
        - И часто здесь такое бывает?
        - Каждый год, господин.
        - Хм… И все первокурсники на это соглашаются?
        - Все, господин. Они не могут отказаться, господин.
        Не все. Девочки с обожженной рукой в зале не было. Он бы ее узнал.
        - Их там человек семьдесят. Первокурсников гораздо больше.
        - В зале все не поместятся, господин, и поэтому старшие вызывают туда младших по очереди. Сегодня одних, завтра других, господин.
        На уровне третьего этажа находилась галерея, соединявшая жилой корпус с соседним, учебным. На стене возле входа искрились на солнце подкрашенные кристаллы, складываясь в надпись: «Самопожертвование - твой священный долг, молодежь Панадара!» В университете полно таких призывов, так же как и в других казенных зданиях Верхнего Города, на улицах, в общественных местах… Воспитание. Несмотря на это, молодежь Панадара проявляла достаточно здравого смысла, чтобы всячески уклоняться от исполнения своего священного долга. Шертон ее за это не осуждал.
        Правда, нынешнего избранника Нэрренират, пренебрегшего великой богиней, он ну никак не мог понять… Принимая человеческий облик, Нэрренират представала прекрасной женщиной, высокой и гибкой, с белой, как лепестки жасмина, кожей, водопадом иссиня-черных волос, налитой грудью и лиловыми глазами, подернутыми влажной поволокой. Если б ее выбор пал на Шертона, уж он бы не отказался!
        Следующая галерея соединяла учебный корпус с ректорским. Тут дежурили охранники, но Шертона они пропустили без расспросов.
        Венцлав отдыхал на балконе, развалившись в плетеном кресле. Юная рабыня умащивала его отечные ноги благоуханными снадобьями, другая перебирала струны арфы, извлекая переливчатые хрустальные звуки. В золотых подставках дымились курительные палочки, их аромат накрывал балкон плотным незримым куполом.
        - Прогулялся, Арсений?
        - Прогулялся. Ты знаешь, что у тебя под носом творится?
        Выслушав рассказ, ректор не удивился. На его усталом обрюзгшем лице появилась благодушная улыбка.
        - Это же старые студенческие традиции, Арсений. Традиции! Что тебе тут не нравится?
        - Унижение человеческого достоинства.
        - Да брось ты, какое там унижение… Просто студенческие шутки. Через год-другой эти ребята сами будут так же шутить с первокурсниками. Это идет из поколения в поколение… Ты же сам когда-то был студентом?
        - Я был вольным слушателем. И с таким дерьмом я ни разу не сталкивался.
        - А-а, вольным… Это было всегда, ты просто раньше не видел. Ты же только на лекции сюда приходил, не знал, чем живут студенты.
        - Среди первокурсников часто случаются самоубийства?
        Венцлав нахмурился и недовольно заворочался в покачнувшемся кресле.
        - Каждый год мы теряем по пять-шесть человек, если тебя это интересует. Нервные срывы из-за возросшей учебной нагрузки. Не всякий способен усваивать большой поток информации без перенапряжения! Кроме того, ребята молодые, боятся, что их для жертвоприношения изберут… В общем, причины известны, от них никуда не денешься. А эти вековые традиции, они прививают студентам корпоративный дух, сплачивают их…
        - Венцлав, ты хоть сам понимаешь, какую чушь городишь? - глядя на него с сожалением, спросил Шертон.
        - Да ладно тебе… - буркнул ректор. - Не ругайся при рабынях. Лотея, сбегай-ка за идонийским вином! Давай, Арсений, выпьем, как два старых друга…
        Услыхав стук в дверь, Роми вздрогнула. Ее разоблачили и сейчас арестуют, этим и должно было кончиться… Новый стук, громкий, нетерпеливый. Неслышно ступая по циновкам, устилающим пол маленькой кельи, она подошла к двери:
        - Кто там?
        - Я это, я!
        Сибрела. Однокурсница и соседка. Роми отодвинула засов.
        - Почему сразу не открываешь?!
        - Извини, я задремала.
        Сгущались сумерки, лиловые, как глаза Нэрренират. В этом полумраке Роми видела свое лицо в зеркале, висевшем возле двери: откровенно испуганное лицо. Прищурившись, она постаралась придать ему более пристойное выражение.
        - Уроды… - прошептала Сибрела, усевшись на койку. - Все они уроды, так и наплевала бы им в морды! Этот мудяра Клазиний сказал, что, если ты и завтра не придешь, у тебя будут неприятности.
        - Я не приду.
        Успокоившись, Роми тоже села. Эта проблема, при всей своей паршивости, против первой проблемы - сущая мелочь. Главное, что ее до сих пор не разоблачили! Она еще придумает, как отделаться от Клазиния и его дружков. Уж если она сумела разобраться с первой проблемой… Правда, после этого к ней пристала репутация наркоманки, но для университета сие не редкость: здесь то и дело кого-нибудь ловили на употреблении наркотиков, причем куда более опасных, чем кивчал.
        - Лучше сходи, - посоветовала Сибрела. - Все ведь ходят… Это же традиция! Ну, ползаем там, орем… Зато на будущий год такого не будет. Ты дождешься, что они против тебя заведутся. Они уже завелись. Почему ты не хочешь хоть немножко подыграть им?
        - Я так решила.
        Раньше Роми не знала о том, что в Императорском университете такие отношения между старшекурсниками и новичками. Если б знала, выбрала бы другую карьеру.
        Выбор у нее был. Она выросла на Эзоаме, самом большом из островов Идонийского архипелага. В приюте, который госпожа Эрмоара, глава клана До-Энселе, устроила специально для осиротевших детей своего клана, чьи семьи погибли во время бешенства Цохарра. Были там приюты и для других сирот, но для маленьких До-Энселе - отдельный. Очень уютный, на берегу моря, с множеством игрушек и ласковыми нянями.
        Несмотря на приятную обстановку, Роми никак не могла забыть ту ночь, когда дом ее родителей был разрушен Цохарром. Ей тогда едва исполнилось пять лет. Она осталась в живых только потому, что забралась в шкаф, испугавшись завываний ветра. Этот старый шкаф был сделан на совесть, из хорошего крепкого дерева. Из-под завала ее вытащили полуживую, на третьи сутки. И потом ей долго-долго не говорили, что мама и папа умерли… Когда Роми все-таки узнала об этом, она возненавидела богов Панадара. Всех. Без исключения.
        Госпожу Эрмоару дети видели редко. Целиком погруженная в дела, от которых зависело процветание клана, она во время посещений приюта держалась суховато, но приветливо, всем одинаково улыбалась, а вот имена иногда путала.
        Когда дети подрастали, каждому предлагали на выбор работу в торговых структурах До-Энселе либо обучение за счет клана в Императорском университете. Для девушек был еще и третий вариант: небольшое приданое и брак с кем-нибудь из служащих До-Энселе. Роми выбрала учебу, ей хотелось побольше узнать и посмотреть мир. Теперь она жалела о своем выборе: ее подвела неинформированность о пресловутых университетских традициях. А еще она порой, почти не признаваясь в этом самой себе, сожалела о том, что так лихо и поспешно разделалась с первой проблемой… Ведь если б не это, ее вторая проблема, в лице Клазиния, Фоймуса и других старшекурсников, сейчас бы гроша ломаного не стоила! Но что сделано, то сделано, идти на попятную поздно.
        В келье стало еще темнее. Сибрела съежилась у себя на койке, с головой накрывшись одеялом: старшекурсники уже трижды вызывали ее в заброшенный зал на шестом этаже, и каждый раз после этого она вначале делала вид, что ей все нипочем, а потом подолгу лежала вот так, сжавшись в комок, не двигаясь.
        Привстав на цыпочки, Роми достала с полки баночку с целебной мазью, закатала левый рукав и начала осторожными движениями втирать снадобье в кожу. Несмотря на эти процедуры, ожоги постоянно болели. Правда, боль была несильная, Роми к ней уже привыкла.
        Глава 3
        Зильды, похожие на обезьян мелкие твари с длинными, как у зайцев, мохнатыми ушами, сидели на лепном карнизе кособокого дома с заколоченными ставнями. Они гримасничали и верещали, швыряя в прохожих огрызками фруктов. Один огрызок чуть не попал Титусу в глаз - афарий вовремя успел отклониться.
        Спасаясь от плевков, он накинул капюшон и зашагал быстрее. Зильды обитали почти во всех известных людям мирах. Подобно крысам или бродячим собакам и кошкам, эти назойливые животные жили бок о бок с человеком, добывая себе пропитание на помойках. Титус их с детства недолюбливал: однажды зильд вырвал у него из рук недоеденную сладкую лепешку, поданную сердобольной тетенькой.
        Квартал Сонных Танцоров тонул в сумерках. Из сгущающейся лиловой мглы доносились звуки арфы, перезвон колокольчиков, хриплое пение, смех. Кто-то шуршал в кустарнике на задворках знакомой Титусу бани. Смутно белели выдвинутые вперед колонны, мерцали освещенные окошки. Уличных фонарей тут не было. Двое юношей разбитного вида, вынырнувшие из темноты, заступили Титусу дорогу, но, разглядев рясу афария, так же проворно исчезли: афарии считались неплохими бойцами, и не без оснований.
        Гостиница Бедолиуса находилась в длинном двухэтажном здании с побитыми статуями в нишах. Ставни плотно закрыты, на крыльце расположились охранники. Титус показал им перстень афария и назвал себя, его пропустили.
        Внутри его встретил худощавый идониец средних лет, одетый как состоятельный торговец, но чем-то неуловимо похожий на жреца. Отрекомендовавшись секретарем госпожи До-Энселе, он пригласил Титуса следовать за собой.
        В доме было темно и тихо, никакой суеты. Ни постояльцев, ни прислуги. В безмолвии они поднялись на второй этаж. Распахнув дверные створки с красно-желто-синими витражами, секретарь почти надвое переломился в поклоне и торжественно объявил:
        - Госпожа, человек, которого вы ожидаете, прибыл!
        Следом за ним Титус перешагнул через порог, тоже поклонился и зажмурился: в глаза ударил свет диковинного переливчатого светильника, установленного на столе.
        - Я - Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага.
        - Вы - Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага, - вслед за ней машинально повторил Титус, а потом спохватился: - Госпожа, я Равлий Титус, брат-исполнитель Ордена афариев. Меня прислал к вам Магистр.
        Со светильником что-то сделали, его ослепительное сияние сменилось мягким мерцанием, и теперь Титус смог его рассмотреть: шар, сотканный из множества хрустальных соцветий, покоился на подставке из полированного мрамора. Эта эффектная магическая безделушка наверняка стоит не меньше миллиона барклей! Он перевел взгляд на Эрмоару: лицо и прическа - точь-в-точь как на портрете. На ней было длинное платье из серого шелка, затканное серебряными узорами. Она кивнула секретарю - тот вышел пятясь, прикрыл за собой дверь.
        Стесненно переминаясь с ноги на ногу, Титус припоминал наставления Магистра: женщина редкой культуры, интеллигентнейшее существо, разговаривая с ней, надо следить за своей речью, избегать некрасивых выражений… Помимо неприязни к богачам, он испытывал перед ними определенный трепет. Где-то в глубине его повзрослевшей души все еще жил тот маленький нищий заморыш, которого мать и дед таскали с собой в людные места просить милостыню.
        - Вам здесь удобно, госпожа Эрмоара? - спросил он наконец, оглядывая комнату: обитые потертым бархатом кресла, рассохшаяся деревянная мебель, исцарапанные фрески на стенах. Третьесортная роскошь Нижнего Города. Гостиница Бедолиуса - не из лучших. Оживленный волшебным мерцанием полумрак скрадывал дешевизну обстановки, и все же, встретить в таком месте знаменитую богачку… Титуса это обескураживало. На стене висела пустая бронзовая рама с завитками, под ней, на полу, сверкала груда осколков.
        - Я арендовала всю эту развалину. - Эрмоара непринужденно присела на край стола. - Для меня сейчас главное - конфиденциальность.
        Все-таки она не похожа на свой магический портрет, отметил Титус. Выражение лица другое: властное, раздраженно-нетерпеливое… Он не ошибся в своих подозрениях! Портрет, в угоду заказчице, приукрасили.
        - Здесь вот зеркало разбито. - Выдавив любезную, как просил Магистр, улыбку, он указал на осколки. - И никто почему-то не прибрал…
        - Мне это зеркало не понравилось.
        Титус растерянно сглотнул, но от уточняющих вопросов воздержался.
        - Мне нужна исчерпывающая и правдивая информация о Романе До-Энселе, - заговорила Эрмоара. - Ваш Магистр написал, что пришлет ко мне одного из лучших братьев-исполнителей. Ты действительно так хорош, как он утверждает?
        - Мне хотелось бы надеяться…
        - Только не вздумай водить меня за нос! Вот за это я тебе голову оторву. На всякий случай предупреждаю, чтоб между нами не вышло недоразумений.
        Он опять сглотнул, потеребил рясу и заверил заказчицу:
        - Госпожа, Орден афариев никого не водит за нос. Мы сообщаем нашим клиентам только истинные сведения.
        - Потому я и обратилась к вам, а не куда-то еще. Запомни, чтоб никакого дерьма. Я привыкла получать то, что хочу.
        Он уже оправился от замешательства. Перед ним восседала на шатком гостиничном столе зажравшаяся богачка, непоколебимо уверенная в том, что за деньги можно купить весь мир. Глядя на нее, Титус испытывал облегчение (не придется менять свои взгляды!) и горечь (наставник, при всей его наблюдательности, на сей раз выдал ошибочную оценку).
        - Я тебе не нравлюсь? - проницательно ухмыльнулась женщина редкой культуры. - А мне плевать! Лишь бы ты сделал для меня эту работу. Заплачу, сколько скажешь, все равно мне деньги девать некуда.

«Оно и видно», - мысленно согласился Титус. Ему стало стыдно за Магистра: как же получилось, что этот мудрейший человек не разглядел истинную Эрмоару? Наверно, давняя юношеская влюбленность помешала ему сделать трезвые выводы. А кроме того, богачи, как говаривал дед, умеют пускать пыль в глаза, это у них в крови.
        - Вы ничего не должны мне платить, - вымолвил он с достоинством. - Вы уже заплатили Ордену за расследование.
        Повернувшись к двери, Эрмоара крикнула:
        - Эй, что-нибудь выпить!
        Створки со скрипом распахнулись, вошла женщина с подносом. Ее темные волосы были заплетены в две дюжины косичек на медолийский манер, под платьем из мелкоячеистой золотой сетки просвечивала смуглая кожа. Невысокая и полногрудая, она двигалась с отточенной грацией храмовой танцовщицы. Приблизившись к Эрмоаре, сделала движение, словно собиралась опуститься на колени, но в последний момент передумала. На подносе стояли бутылки - не глиняные, а из дорогого граненого стекла, прозрачного как слеза, и серебряные кубки древней работы.
        - Можешь выпить, афарий.
        Он вежливо поклонился. Интеллигентнейшее существо, пренебрегая кубками, схватило одну из бутылок и припало к горлышку.
        Титус налил себе немного из другой бутылки - почему бы не воспользоваться приглашением? Нечто с банановым привкусом, жгуче-пряное… Пригубив, вернул кубок на поднос: вино крепкое, а на задании пить нельзя - это один из законов Ордена. Эрмоара тоже отставила бутылку, жестом отослала прислугу и предупредила:
        - О том, что я здесь, не должна узнать ни одна задница. Сколько времени тебе понадобится на сбор информации?
        - Вероятно, дня три-четыре…
        - Хорошо. - Злобный вздох сквозь сжатые зубы. - Через четыре дня придешь сюда, в это же время. Меня интересует все, любые детали. Сколько тебе лет?
        - Двадцать пять.
        - Ты слишком молод. - Раздражение Эрмоары как будто усилилось. - Не вздумай приставать к Роми.
        - К кому?
        - К Роми. К Романе До-Энселе. Я тебя не для этого нанимаю.
        - Госпожа Эрмоара, Орден афариев исповедует умеренность и воздержание, - холодно парировал Титус.
        - Можно подумать, что вы, афарии, никогда не трахаетесь! - процедила невоспитанная богачка. - Ты ее еще не видел. Роми изумительно красива и грациозна! Кроме того, у нее редкий интересный характер, это возбуждает… Я подозреваю, что, когда ты ее увидишь, ты скормишь свое хваленое воздержание демонам из выгребной ямы. Лучше так не делай. Если ты нарушишь границы приличий, я завяжу тебя узлом и твою безмозглую голову тебе же в жопу засуну. Не в переносном смысле, а в буквальном. Роми не для тебя.
        - Я не собираюсь отступать от правил нашего Ордена, - отрезал шокированный Титус.
        Да, он всегда знал, что большие деньги развращают, что слишком богатые люди нередко ведут себя бесцеремонно… Однако этот говорящий мешок с деньгами превзошел все его ожидания!
        - Тогда проваливай, - велела Эрмоара. - Жду тебя с докладом через четыре дня.
        Похожий на жреца секретарь проводил Титуса до выхода. Накинув капюшон, афарий быстрым шагом направился к лестницам Верхнего Города. Пока они разговаривали, стемнело, в небе серебрился большой рогатый месяц. Омах. Вторая луна, Сийис, висела низко над крышами, перечеркнутая аркой моста.
        Титуса переполняли горечь и жалость к Магистру: до чего же наивным оказался этот незаурядный человек… Не разглядел вопиюще-очевидного!

«Оберегайте своих собратьев по Ордену, - писал в своем знаменитом трактате „О нравственном равновесии“ Луиллий Винабиус. - Щадите их по мере возможности, ежели правда, коя не имеет принципиального значения, может поранить их души. И без того каждый афарий встречает на своем пути великое множество противоречий и страданий».
        Несмотря на поздний час, Магистр не спал. Сидел за столом в кабинете и перебирал бумаги.
        - Пока никого и ничего не нашли, - ответил он на невысказанный вопрос Титуса. - Каково твое впечатление об Эрмоаре? Твои взгляды насчет богатых… гм… не изменились?
        - Не изменились, наставник.
        - Даже самую малость не изменились?
        - Даже самую малость.
        - Ты упрямец, Титус… - вздохнул Магистр. - По крайней мере, ты оценил интеллигентность ее речи, изысканность ее манер?
        - Честно говоря, ее речь показалась мне излишне резкой… - Титус мучительно соображал, как бы сказать правду - или хотя бы полуправду, - не поранив при этом душу платонически влюбленного Магистра. - Иногда… С тех пор как вы познакомились с госпожой Эрмоарой, ее характер мог немного измениться… Ну, под влиянием работы, всяких там житейских трудностей…
        - Да чем она тебе не понравилась? - искренне удивился Магистр.
        - Она разговаривала со мной… требовательно, - промямлил Титус. - Категорично… С ваших слов я ждал чего-то другого.
        Не мог он огорошить самого близкого человека жестокой правдой! Лучше уж без подробностей.
        - Ну да, из-за всех этих проблем с выбором наследника Эрмоара переволновалась, - согласился Магистр. - Когда ты с ней в следующий раз встречаешься?
        - Через четыре дня.
        - Постарайся выполнить оба задания с честью. Завтра с утра ступай в университет.
        - Хорошо, наставник.
        - Я полагаю, ты судишь об Эрмоаре чересчур пристрастно из-за ее громадного состояния. Да, она очень богата, но душа у нее нежная, утонченная…
        Магистр говорил, отвернувшись к черной арке окна, а потому кривой усмешки Титуса не заметил.
        В трапезной Титус застал большую компанию афариев, измотанных после рейда по канализационным туннелям. Цведоний угощал всех «особым», его тоже угостил.

«Хорошая штука… - блаженно подумал Титус, приходя в себя после порции огненного напитка. - Надо в другой раз попросить у Цведония… и захватить с собой… чтобы сразу принять, когда выйду от этой стервы Эрмоары!» - Последняя война между людьми и богами Панадара завершилась четыреста семнадцать лет назад заключением знаменитого Уфмонского договора. Все вы знаете содержание этого договора, вас спрашивали о нем на вступительных экзаменах. Господа вольные слушатели, может, и не знают… - Преподаватель рассмеялся и сделал паузу, но, так как никто не оценил юмора, продолжил: - Сейчас Панадар насчитывает тридцать шесть периметров Хатцелиуса с действующими чашами-ловушками. Самый большой - тот, что окружает наш Верхний Город. Без него мы бы тут не сидели, не читали и не слушали эту интересную лекцию. Боги не любят, когда к ним подходят аналитически. Те из вас, кто решит посвятить себя теологии, ознакомятся с устройством и принципами работы чаш-ловушек позже. Уфмонский договор нельзя не назвать кабальным, и все же он менее кабален, чем предшествующий ему Медолийский договор. Меньше жертвоприношений, меньше
ограничений и ритуалов. Еще один шажок вперед. Если вспомнить о том, насколько сильны наши противники, это громадное достижение! Мы, люди, постепенно отвоевываем у богов пядь за пядью…
        Мало того что преподаватель был стопроцентным занудой (от его заунывно-монотонной интонации невыспавшегося Титуса клонило в сон), вдобавок он то и дело уходил от темы. Курс назывался «История развития оборонительной магической техники», тема лекции - «Становление теологии как науки в эпоху династии Сибребиев». О становлении теологии преподаватель пока ни словом не обмолвился. Сухощавый, порывистый в движениях, он прохаживался взад-вперед перед кафедрой и рассуждал о чем угодно, только не о заявленном предмете.
        - Перед людьми стоит колоссальная задача: основываясь на природных и магических законах, построить свою собственную технику, которая будет функционировать не по прихоти того или иного божества, а в силу естественных причинно-следственных связей. Может быть, вы, новое поколение, решите эту задачу! Мы экономически зависим от них, вот в чем проблема! Яамес создал и контролирует мелиорационные системы в неплодородных районах, Нэрренират - наземную транспортную сеть из рельсовых дорог и эскалаторов, Паяминох - водную транспортную сеть, Мегэс - морозильные установки, и так далее, и так далее. Многие из богов предоставляют нам нечто, в чем мы нуждаемся, и берут за это плату, а иные требуют, сверх того, человеческих жертвоприношений. Созданная богами техника сама по себе работать не будет. Пример тому - эскалаторы Верхнего Города. Нэрренират прогневалась, и они обратились в обыкновенные лестницы. Сходите посмотрите, кто еще не видел! (На этот раз в аудитории засмеялись.) Другое дело - техника, построенная людьми. Наши лифты, например. Шестеренки и приводные ремни не подведут, даже если мастер, сделавший
лифт, возненавидит весь мир. (Опять смешки. Лектор удовлетворенно усмехнулся.) Или возьмем магические светильники: если испортить такой противозаклинанием, любой маг сможет его починить. Но техника, созданная богами, повинуется только им. Ни одно божество, кроме самой Нэрренират, не может вновь запустить эскалаторы. И они ревностно оберегают свои исключительные права! Всем памятен случай, когда Паяминох потопил экспериментальный корабль с паровым двигателем в Щеянском море. Или когда Юманса убила мага, который нашел способ делать неядовитыми плоды дерева Юмансы. Эти целебные плоды спасают нас от лунной лихорадки, и мы покупаем их в храмах по той цене, которую назначает сама Юманса…
        Титус подавил зевок и пошевелился, устраиваясь поудобнее на жесткой скамье, отполированной несметным количеством студенческих задниц до благородного зеркального блеска. Сквозь большие окна в аудиторию лился полуденный свет. Сиденья располагались амфитеатром. Титус сидел в восьмом ряду, а Романа До-Энселе - в седьмом, чуть левее, так что он мог видеть ее профиль.
        Тонко очерченная скула, изящный прямой нос. Волосы ярко-белые, а брови и ресницы темные. Красивая девушка, но Титус не сказал бы, что она «изумительно красива». Восторженно расписывая внешность своей наследницы, Эрмоара преувеличивала. Хотя не бывать этой Романе богатой наследницей… Титус уже успел выяснить, что девчонку застукали на наркотиках. Когда он доложит об этом, глава клана До-Энселе наверняка изменит свое решение.
        - Бывает, что боги и люди действуют заодно. Это крайне редко, крайне редко! Если происходит нечто, одинаково опасное и для нас, и для них. Двенадцать лет назад, например, когда взбесился Цохарр…
        Романа До-Энселе слегка вздрогнула и напряглась. Титус отметил это, а потом вспомнил: дочка покойного кузена Эрмоары. Возможно, ее отец погиб во время бешенства Цохарра… или кто-то еще. Ему стало жаль девушку. Неудивительно, что пристрастилась к наркотикам. Теперь она еще и наследство потеряет… Хотя это к лучшему. Большие деньги развращают.
        - Да, да, существует кое-какая сложная техника, созданная людьми. (Преподаватель отвечал на чей-то вопрос.) Например, построенные императорскими магами машины для путешествий в Одичалые Миры. Этих машин немного, и боги их не ломают. Почему?.. Гм… Никто из богов не создал аналогов. Боги узурпируют то, на что есть массовый спрос. Контакты с Одичалыми Мирами нечасты, находятся под контролем государства… Что?.. Да, контрабандисты тоже… Возможно, кто-то из преступных магов согласился построить аналогичные машины для контрабандистов, но рано или поздно…
        Прогуливаясь по коридорам во время перерывов, Титус присматривался к вольным слушателям и рабам и уже отследил двух грабителей. Оба изображали рабов. Он незаметно посадил на тунику каждому крохотного магического паучка - их выращивали в лабораториях Ордена специально для слежки. Теперь он в любой момент сможет узнать, где находятся его подопечные.
        - Вопрос о равновесии - это сложный вопрос! Великие боги уравновешивают друг друга. Боги помельче тоже друг друга уравновешивают, но они обладают не столь сильным влиянием на нашу жизнь, можно ими пренебречь… Если кто-то из великих исчезнет, равновесие нарушится - это означает, что установится новое равновесие, уже иное. Рассмотрим пример. Когда мы избавились от Цохарра, существенных перемен не было. Он уравновешивал Юмансу и Яамеса, но Юмансу уравновешивают также Омфариола и Карнатхор, а Яамеса - Паяминох, Нэрренират и Мегэс. Количественные соотношения в каждом случае разные. Мегэса, например, уравновешивают, то есть потенциально могут одолеть, четверо богов - Шеатава, Юманса, Омфариола, Ицналуан. Омфариолу, для сравнения, только Нэрренират. Карнатхора - только Шеатава.
        В первом ряду кто-то поднял руку.
        - Да?.. - кивнул ему преподаватель.
        - Господин профессор, значит, если Шеатава вдруг исчезнет, Карнатхор станет самым сильным в Панадаре и никто не сможет ему противостоять?
        - Теоретически это так, но великие боги ни с того ни с сего не исчезают. Да, Цохарра посадили в ловушку… благодаря тому, что все против него объединились. Вы задали интересный вопрос! Нельзя нарушать устоявшееся равновесие, ибо это чревато катастрофой. Мир под пятой Карнатхора… Да, это был бы малоприятный мир, но не беспокойтесь, Шеатава никуда не денется…
        Аудитория оживилась. Кое-кто прилежно записывал, пристроив на коленях специальные дощечки. Титус вновь подавил зевок. Все это он, афарий, знал назубок, ничего нового… А вот о теологии в эпоху династии Сибребиев он бы послушал, да только о первоначальной теме лекции все, включая преподавателя, успели забыть.
        - …Представьте себе ноздреватый медолийский сыр. Каждая полость в нем - обитаемый мир, и между собой они никак не связаны. Это разные пространства, однако все они находятся в одной точке Бесконечности. Таким сотворил наш космос Создатель Миров. Попасть из одного пространства в другое можно через междумирье, похожее, по словам очевидцев, на океан неоднородной темно-золотой мглы. С тех пор как были построены магические машины для выхода в междумирье, Панадар наладил торговые связи со многими из Одичалых Миров. Первые машины были примитивные, ненадежные, но последующие поколения магов их усовершенствовали. При выходе в междумирье вас охватывает состояние беспокойства и дискомфорта…
        Об этом Титус тоже знал.
        Глава 4
        Перезвон колокольчиков возвестил об окончании занятий. Роми вместе с толпой студентов и вольных слушателей вышла из аудитории, огляделась - никого из вражеского стана не видно. Она слегка прихрамывала, а на бедре, под одеждой, расцвел внушительных размеров синяк. Двое старшекурсников, Клазиний и Фоймус, подстерегли ее сегодня утром в коридоре; после обмена репликами Фоймус ее толкнул, и она врезалась бедром в угол подоконника. Повезло: поблизости находился один из рабов-соглядатаев, чья прямая обязанность - сообщать кураторам обо всем, что вытворяют студенты, и на что-нибудь худшее эти двое не осмелились.
        Толпа неторопливо текла по направлению к лестнице, Роми пока ничего не угрожало. Снаружи, за окнами, блестели крытые глазурованной черепицей крыши казенных зданий, за ними выплывающей из-за горизонта полной луной вздымался серебряный купол храма Создателя - единственного бога, которого почитали в Верхнем Городе, кто не требовал жертвоприношений и не напоминал людям о своем существовании. На большом расстоянии друг от друга высились одинокие башни, увенчанные чашами-ловушками: они защищали город от атаки с воздуха. И вся эта панорама, слегка размытая знойным вечерним маревом, золотилась в косых лучах солнца, манила к себе…
        Если б у Роми было много денег, она бы сняла комнату в городе. Или нет, нельзя: студенты обязаны жить в университете. Если б у нее было много денег, она бы наняла убийцу, чтоб избавиться от Клазиния и Фоймуса.
        Не все старшекурсники издевались над новичками - этим занималась одна компания, и верховодил в ней Клазиний, теолог с четвертого курса. Чтобы решить проблему, надо устранить зачинщиков. Сделав такой вывод, Роми уперлась в очевидную трудность реализации своего решения. Лучше бы, конечно, устранить их, не убивая… Но она уже успела выяснить, что жаловаться бесполезно.
        Влиятельные лица, так или иначе связанные с университетом, сами здесь учились, сами через это прошли и потому защищали здешние неписаные законы от любых нападок. У Роми это вызывало недоумение. Ей растолковали, что студент, не подчиняющийся негласным правилам, потом, в будущем, нипочем не сделает карьеру, ему просто не позволят продвинуться. Ладно, ей этого не надо. Она собиралась, получив образование, вернуться на Идонийский архипелаг, в клан До-Энселе, а не делать карьеру в Верхнем Городе. Убедившись, что она «не своя» и не намерена включаться в общую систему, большинство старшекурсников оставило ее в покое. Большинство, но не Клазиний с его дружками.
        Драться Роми не умела. Идонийцы издавна считали, что это занятие для телохранителей и солдат, а не для культурных граждан. И уж тем более юная девушка не должна уподобляться наемному громиле с пудовыми кулаками! Сейчас, вспоминая эти рассуждения, загнанная в угол Роми мысленно награждала своих соотечественников не самыми лестными эпитетами. Мальчиков-идонийцев основам рукопашного боя все же обучали, и если б она освоила хоть это… В приюте один из кузенов показывал ей кое-какие приемы, пока не получил нагоняй от няни (нехорошо учить девочку недевичьему!), но Роми сознавала, что вряд ли сумеет применить все это на практике.
        Единственный выход - раздобыть какое-нибудь оружие и убить Клазиния с Фоймусом. Вначале эта мысль пугала Роми, потом она свыклась с ней. Чем сильнее становилось давление, тем хладнокровней она относилась к этой перспективе. Правда, еще вопрос, где взять оружие. На рынках Нижнего Города можно купить все что угодно, однако для этого надо выйти за периметр, спуститься вниз… При одной мысли об этом Роми пробирал озноб.
        В последний раз она побывала внизу полтора восьмидневья назад, вместе с Сибрелой и еще тремя однокурсниками. Они нарочно пошли компанией, чтобы не нарваться на неприятности. И не нарвались. Вроде бы… Сибрела после этого ночевала у парня, чей сосед согласился провести ночь где-то в другом месте. Вернувшись утром и заметив, что левая рука у Роми забинтована, она не проявила особого любопытства. Нарыв, объяснила Роми. Укусило какое-то зловредное насекомое, пока гуляли по Нижнему Городу. Три дня спустя она эту же руку обожгла и с тех пор ходила без повязки.
        На площадке второго этажа толпа разделилась на два потока: студенты сворачивали в галерею, которая вела в соседний жилой корпус, вольные слушатели спускались на первый этаж. Ускользнуть не удастся: сегодня не выходной, и рабы, дежурящие возле дверей, студентов наружу не выпускают.
        В галерее она отступила к окну и оглянулась. Так и есть, парень в клетчатой бежево-серой рясе опять на нее смотрит… Встретив ее взгляд, с рассеянным видом отвернулся.
        Вольный слушатель лет двадцати пяти - двадцати семи, с глубоко посаженными глазами, чуть прищуренными и серьезными, он не был красавцем, но производил приятное впечатление. Порой на его лице появлялось отрешенно-доброе выражение, порой - задумчивое и жестковатое. Коротко подстриженные курчавые волосы цвета соломы говорили о его принадлежности к расе рихойцев, коренных обитателей территории, которую занимала непомерно разросшаяся императорская столица.
        Роми остро нуждалась в дружеском общении, но не с однокурсниками - они раздражали ее тем, что приняли унизительные требования старших, даже не попытавшись сообща дать отпор. С кем-нибудь со стороны, кто неподвластен здешним традициям. Если она нравится этому парню в рясе, пусть так и скажет… Она быстро оглянулась через плечо, но он уже исчез.
        Дойдя вместе с толпой до угла здания, Титус свернул вбок, двигаясь уверенно и неспешно, в согласии с общим ритмом. Один из секретов маскировки афариев: дыши, говори, двигайся как окружающие - и не привлечешь к себе лишнего внимания. Как и все братья-исполнители, Титус хорошо владел этой техникой. Такой трюк не спасет, если за тобой следят, но, когда вокруг незаинтересованные люди, срабатывает безотказно.
        Сейчас он был почти уверен в отсутствии наблюдения. Чувствовать слежку его тоже учили.
        Вдоль торца здания в два ряда выстроились округлые рихойские колонны. Титус нырнул под их сень и затаился. Справа он видел мощенную брусчаткой улицу, на той стороне - фасады казенных учреждений с одинаковыми голыми балконами. Блеск металлических завитушек отвлекал внимание от застарелых потеков на стенах. В окнах мелькали делающие вечернюю уборку рабы. По улице двигались покидающие университет вольные слушатели, чиновники, чей рабочий день закончился, носильщики с паланкинами.
        Напротив высился глухой торец соседнего корпуса, с похожими колоннами, но среди тех колонн никто не прятался. В этот длинный коридор меж двух колоннад врывался слева косой поток солнечного света. Слева находились здешние задворки, цель Титуса.
        Убедившись, что слежки нет, он снял перстень афария и убрал в нагрудный карман с застежкой. Потом за считаные секунды стянул рясу, оставшись в тунике раба, сбросил ботинки. Рабы нередко ходили босиком. Прилизанный темный парик скрыл его светлую шевелюру. Сложив рясу и обувь в заплечную сумку из мешковины (рабы носили в таких свои пожитки), Титус направился навстречу закатному свету.
        Пожалуй, стоило повременить, но после наступления темноты он должен спуститься в Нижний Город и доложить Эрмоаре До-Энселе о результатах расследования. Вряд ли результаты ее порадуют… А до этого надо выяснить, каковы планы Тубмона и Атхия на сегодняшний вечер.
        Задворки университета выглядели помпезно и запущенно. Позолота на капителях и карнизах облупилась, меж величавых колонн натянуты веревки для белья, вдоль стены стоят корзины с мусором - ночью рабы потащат их через весь город за периметр, а потом по нескончаемым лестницам вниз, к выгребным ямам Нижнего Города.
        Делать эту работу никто не хотел, но надсмотрщики уже согнали два десятка рабов, и один поименно всех переписывал, пристроив на колене дощечку и листок бумаги. Увидал Титус в этой несчастной кучке и своих подопечных - то-то его следящий амулет просигналил, что магические паучки находятся во дворе! Подражая повадкам раба, с опасливо-покорным выражением на лице, афарий двинулся мимо.
        - Эй! - Надсмотрщик указал на него пальцем. - Иди сюда!
        Этого Титус и добивался.
        - Да, господин? - Он захлопал глазами, переминаясь с ноги на ногу.
        - Иди сюда! - повторил надсмотрщик. - Как тебя звать, олух?
        - Кермий, господин.
        - Новый, что ли? Я тебя раньше не видел.
        - Новый, господин.
        Титус отвечал заискивающе, однако без испуга: именно так ведут себя настоящие рабы, в отличие от нелегалов. В кармане его туники лежал документ на имя государственного раба Кермия, изготовленный в печатном цехе Ордена. Надсмотрщик не стал спрашивать документы.
        - Давай сюда, Кермий. Потом с тобой разберемся, а сегодня ночью дерьмо вниз потащишь. Парень ты крепкий, вот и будешь при деле…
        Его записали. Титус присел на корточки у стены. Солнце скрылось за зданиями напротив, тени удлинялись. Сделав перекличку, надсмотрщик велел идти за корзинами в юго-западный корпус. Титус, сохраняя недовольный, но безропотный вид, потащился вместе со всеми.
        - Все обрыдло, все… - еле слышно ворчал Атхий по прозвищу Козья Харя. - Я, свободный…
        - Заткнись, - оборвал его недоучившийся маг Тубмон, которого Титус признал, несмотря на исчезновение модных в Нижнем Городе усиков и высветленные брови. - Нам еще жить тут, не ерепенься.
        Значит, за шкатулкой они полезут не сегодня и не завтра.
        В юго-западном корпусе Титус отстал от группы, свернув в боковой коридор. Кто-то позади звал Кермия и обещал Кермию взбучку, но это его не волновало. В следующий раз он возьмет другой парик и немного грима, а также документ на другое имя.
        Зная план университета, он вновь добрался до главного учебного корпуса, переоделся в укромном закутке и спустился на первый этаж уже как афарий. Кое-кто из вольных слушателей задерживался для индивидуальных консультаций, так что никого это не удивило.
        Солнце садилось. Выйдя наружу, Титус быстро зашагал по брусчатке в ту сторону, где находился Дом афариев. Он спешил. Денежные мешки вроде госпожи До-Энселе терпеливо ждать не умеют, а он хотел, до визита к ней, поймать Цведония и выпросить фляжку
«особого» - это поможет ему прийти в себя после «приятной» беседы с Эрмоарой.
        Ректор вялым жестом отослал начальника охраны. Не верил он этому медолийцу с маслеными глазами и вкрадчивым голосом. Наверняка его перекупили. А если выгнать и нанять другого - так ведь и другого перекупят, либо сразу подсунут купленного человека… Начальник охраны утверждал, что все спокойно, все рабы проверены, подозрительных личностей не замечено. Его черные глазки непроницаемо блестели, и некое шестое чувство подсказывало ректору, что он врет.
        Вздохнув, профессор Ламсеарий подозвал рабыню, ожидавшую у двери с подносом, на котором выстроилось с полдюжины флаконов из дорогого радужного стекла. Пора принимать лекарства. Ректор не любил лекарства. Одни были отвратительно горькие, другие жгучие, хуже медолийского бурого перца, третьи, магические, вызывали ощущение, будто тело распадается на трепещущие кусочки, и после те срастаются вновь, но уже в ином порядке. Он с завистью поглядел на Шертона, сидевшего на подоконнике: строен, подтянут, ни одного седого волоса… А ведь они почти ровесники! Но Шертон, на свое счастье, не теолог.
        - Ты что-то хотел сказать, Арсений? - припомнил он. - Перед тем как заявился этот…
        - Угу, - кивнул Шертон. - Твоя позавчерашняя беседа с мальчиками эффекта не возымела. Вчера опять повторилось то же самое.
        - Да что ты все заладил… - Ректор с досадой поморщился.
        Чтоб угодить старому другу, он позавчера вызвал к себе старшекурсников и в присутствии Арсения отчитал. Сказал им, что обижать вновь поступивших нехорошо, о младших надо заботиться, надо помогать им включиться в университетскую жизнь… Разумеется, это не возымело эффекта! Традиции есть традиции. Однако он надеялся, что Шертон после этого успокоится.
        - А чего ты хотел, Арсений? С этим бесполезно бороться, это никогда не прекратится.
        - Если проводить с ними душеспасительные беседы - не прекратится, тут ты прав. Я бы на твоем месте действовал иначе. Каждый знал бы: если он начнет издеваться над младшими, не будет ни порицаний, не символических штрафов. Вместо этого я, ректор, лично раздавлю ему яйца и разобью физиономию вот об эту ректорскую столешницу. - Шертон кивнул на стол посреди кабинета, вырезанный из цельной глыбы полосатого мрамора. - Уверяю тебя, Венцлав, тогда бы это живо сошло на нет. После второго-третьего раза.
        Ректор, запивавший пилюлю водой из серебряного бокала, поперхнулся.
        - Ты все-таки варвар, Арсений… - выдавил он, прокашлявшись. - И методы у тебя… варварские… Хвала Создателю, что ты не ректор! Это же университет, центр человеческой культуры…
        Шертон с непонятной иронией хмыкнул:
        - Может, позволишь мне навести порядок в центре человеческой культуры? Все равно я пока бездельничаю.
        - Нет-нет, пожалуйста, выкинь это из головы! - ужаснулся ректор. - Ты же здесь такого наворотишь… В такое место превратишь университет… Знаешь ведь: нельзя в чужой монастырь со своим уставом!
        - Знаю, - пожал плечами Шертон.
        Ректор принялся глотать омерзительные пилюли, торопливо запивая и морщась. Потом откинулся в кресле, ожидая, когда пройдет головокружение. Шертон, отвернувшись, смотрел в окно. Ректор вновь завистливо вздохнул: Арсений всю жизнь путешествовал, в то время как он мог увидеть далекие края разве что в прозрачной толще магического зеркала. Ему даже в Нижний Город путь заказан.
        Боги Панадара не любят теологов, и потому те живут домоседами, под защитой периметров Хатцелиуса. Того, кто рискнет высунуться наружу, ждет страшный конец. Много лет назад Венцлав Ламсеарий, отчаянный и самоуверенный молодой теолог, пренебрег этим правилом. Переодевшись бродячим торговцем, он отправился на Тофреянскую равнину, где случилась некогда битва между Нэрренират и Карнатхором. Хотел собрать материал для научного исследования… Боги о том проведали, и не уйти бы Венцлаву живым, если б Арсений Шертон его не выручил.
        Головокружение отпустило. Ректор встал, с грустью глядя на манящее необъятное небо за окном. Никогда в этой жизни он не увидит воочию иных земель. Никогда.
        Шертон видел, что Венцлав серьезно болен, и догадывался, что его состояние куда хуже, чем может предположить сторонний наблюдатель. Ему давно пора на покой. Он игнорирует проблемы и закрывает глаза на очевидное, сохраняя лишь иллюзию контроля над своим окружением.
        Пост ректора Венцлав занимал шестой год. Возможно, разрушение его тела и разума началось раньше, и он вступил в должность, уже будучи больным. Возможно, история Императорского университета на протяжении последних веков не знала ни одного здорового ректора, и все здешнее высшее руководство состояло из больных людей. Шертону это представлялось вполне вероятным - если поглядеть, к примеру, что происходит между старшекурсниками и новичками. Да, он понимал, что не следует лезть в чужой монастырь со своим уставом, и это удерживало его от действий, которые стоило предпринять. Но не удержало от вывода: если вы это называете культурой, я уж лучше останусь некультурным.
        С Венцлавом Ламсеарием он познакомился около двадцати лет назад. Один маг, живший в Нижнем Городе, нанял его тогда, чтоб испытать летающую машину. Машина была сделана в виде рыбы, под отлитым из стекла спинным плавником находилась четырехместная кабина. В случае успеха маг-изобретатель рассчитывал на заказы от знати и торговой аристократии, а то и от императорского двора.
        Усевшись в обитое бархатом кресло, Шертон опустил прозрачный колпак-плавник, застегнул страховочный ремень с вычурной пряжкой и прикоснулся к торчащему в центре приборной панели рубину. Машина плавно пошла вверх. Драгоценные камни искрились, по кабине скользили цветные блики. Летающая машина - изобретатель любовно называл ее «моя рыбонька» - была воистину роскошным изделием! Маг лелеял надежду продемонстрировать ее самому императору, а потому умолял Шертона ни в коем случае ничего не испачкать и не испортить. Заставил надеть чистые ботинки, дабы не затоптать коврик. Вскоре Шертон пожалел о своей уступчивости: новые ботинки были тесны и неудобны. Сбросив их, он остался босиком. На шее у него висел магический медальон: управлять «рыбой» мог только его обладатель.
        Внизу простирался океан крыш, вдоль и поперек рассеченный улицами. На крышах сидели птицы, копошились вертлявые длинноухие зильды. Дотрагиваясь до кристаллов на приборной панели, Шертон заложил несколько виражей. Горизонт перекашивался, исчезал, вновь появлялся, солнце то било в глаза, то уходило назад.
        Машина не могла подняться на большую высоту, зато скорость развивала изрядную. Гораздо большую, чем задумал изобретатель. Шертон за несколько минут облетел императорскую столицу - а та занимала громадную площадь! - и взял курс на север. По уговору с магом он должен был долететь до Йошта, большого портового города на берегу Щеянского моря, покружить над ним, чтобы все заметили, и повернуть обратно. Маг хотел утереть нос своему сопернику, который жил в Йоште и тоже занимался конструированием машин. Ради такого удовольствия он бы и сам слетал, да на высоте у него кружилась голова.
        Под брюхом «летающей рыбы» проплывали поля, плантации, огороды. То там, то тут над ними внезапно раскрывались, орошая растения, сверкающие водяные веера. Дар великого бога Яамеса. Впрочем, дар не безвозмездный: крестьяне отдавали жрецам Яамеса пятую долю урожая, а также раз в год приносили в жертву красивую девушку. Правда, девушки, возвращаясь домой, на Яамеса не жаловались: психопатом, как иные другие божества, он не был, и на том спасибо.
        Внизу мелькали деревни, зажиточные и не очень, перелески, пруды, проселки, рощи. Вовремя распознав рощу Юмансы - деревья с бледно-серыми стволами, прозрачной листвой и белыми каплевидными плодами, - Шертон вильнул в сторону. Во-первых, и сами деревья, и плоды смертельно ядовиты, пока Юманса не соблаговолит сделать их неядовитыми. А во-вторых, во владения богов лучше не забираться.
        На западе, параллельно курсу Шертона, протянулась ажурная эстакада, по ней скользил поезд. Рельсовая дорога Нэрренират. Впереди заблестела вода, машина промчалась над озером. На том берегу лежала Тофреянская равнина, над которой даже в сухие жаркие дни клубился туман. Вообще-то Шертон собирался ее обогнуть, но, заметив внизу парня, который брел, спотыкаясь, к озеру, держась за стремя оседланной лошади без седока, дотронулся до рубина на приборной панели и пошел на посадку.
        Лошадь шарахнулась, когда прямо перед ней приземлилась диковинная рыба. Откинув
«плавник», Шертон выпрыгнул из кабины. Теперь он видел, что лицо парня в крови и порванная крестьянская одежда испачкана кровью.
        - Что случилось?
        - Ты не жрец? - Парень чуть не упал, еще крепче вцепился в стремя.
        Шертон взял лошадь под уздцы.
        - Нет. Кто тебя так отделал?
        - Они. Ради Создателя, помоги мне забраться на эту скотину!
        - Сейчас помогу. - Он погладил лошадь по морде, успокаивая. - Где они?
        Кроме них двоих, здесь никого не было. За спиной у Шертона осталось пустое озеро, направо и налево тянулась равнина, поросшая колючей темно-зеленой травой. По сиреневому небу плыли редкие перистые облака, птиц не видно. Впереди колыхался туман, накрывающий Тофреянскую равнину. Почва там то твердая, то зыбкая, как трясина, там обитают странные твари - например, похожие на медуз грибы, переползающие с места на место, - и само время течет неправильно.
        Аномалия возникла после битвы между двумя великими богами, Нэрренират и Карнатхором, случившейся триста лет тому назад. Теологи и маги до сих пор ломали головы, пытаясь найти ответы на два вопроса: что знаменовала сия битва и что же произошло с Тофреянской равниной? И монографии писали, и дискуссии устраивали… По первому пункту у Шертона было свое мнение: зря они лезут в научные дебри, ничего это безобразие не «знаменовало». Боги дерутся между собой по той же причине, по какой затеваются переходящие в поножовщину потасовки в трущобах Нижнего Города. Особенно если это Карнатхор и Нэрренират! И тот, и другая отличались необузданным нравом. А насчет второго - интересно… Ясно, что оба противника применили магию, и столкновение их магии породило столь странный эффект. Шли годы, однако накрытая туманной шапкой зона не уменьшалась, но и не расширялась.
        - Кто они? - вновь спросил Шертон, так как парень не ответил.
        - Милостивые и добрые боги, да падет на нас их милость! Дурак ненормальный, он же не сказал, что теолог! Голову заморочил… Думал, все мы тут темные… Соврал, что купец, зарытое золото ищет, а я к нему сдуру проводником подрядился… Из деревни я, вон там, на правом берегу… Мил-человек, подсади!
        - А где он, теолог-то?
        - Там… - Пошатнувшись, парень махнул рукой в сторону тумана. - Растерзают его…
        Шертон помог ему влезть на лошадь, и парень, мертвой хваткой вцепившись в поводья, помчался вдоль берега на юго-запад.
        Стук копыт. Из гущи тумана выскочила еще одна лошадь, сидевший на ней человек тоже был растрепан и окровавлен. Его преследовали. Позади ковыляло, переваливаясь, нечто вроде сооруженной из костей осадной башни. За ней ползла гигантская темная улитка, из отверстия ее раковины вместо головы торчал вытянутый вращающийся конус, усеянный иглами. И еще вокруг этих созданий клубилось что-то призрачное, бесформенное… Они не спешили. Знали, что жертва все равно не спасется. И они уж никак не ожидали встретить помеху в лице Шертона!
        Когда лошадь поравнялась с машиной, Шертон остановил ее, перехватив поводья, сдернул человека с седла и швырнул в кабину. Прыгнул следом, закрыл «плавник», прикоснулся к рубину. «Летающая рыба» взмыла вверх. Курс на юг, максимальная скорость.
        Позади раздался полный бешенства рев. Шертон оглянулся: твари мчались следом.
«Башня», поднявшись в воздух, сменила вертикальное положение на горизонтальное,
«улитка» приняла форму ската, вокруг них роем мельтешили туманные хлопья. Шертон понял, что шансы есть: эти боги не из великих. Видимо, решили, выследив теолога, расправиться с ним, никого больше не приглашая на забаву. Будь они посообразительнее, они бы сейчас избавились от своих устрашающих телесных оболочек и в мгновение ока догнали машину - но, захваченные погоней, соображали они не очень.
        Поля и плантации превратились в размазанную зеленую плоскость. По барабанным перепонкам плетью хлестнул сверлящий визг, потом его перекрыл вой, такой низкий, что на Шертона накатила смешанная с паникой дурнота. Спокойно. Он знал, что слишком низкие, за порогом слышимости, звуки вызывают такие ощущения, боги и некоторые маги этим пользуются. Оглянулся: к погоне присоединился некто четвертый, похожий на косматый сгусток мглы.
        Сколько бы их ни было, Шертон не собирался отдавать им теолога. Его охватил злой азарт. Между тем на горизонте выросла рукотворная белая гора, она с каждой секундой увеличивалась, надвигаясь… И тут он спохватился: теолог без сознания, а им предстоит пройти через защитный барьер Верхнего Города, сотканный из невидимых лучей, испускаемых чашами-ловушками.
        Официальная версия гласила, что чаши-ловушки не могут причинить вреда живому человеку. В этом Шертон сомневался. Будь это правдой, теологи не сгорали бы так быстро. Он заранее приготовился к неприятным ощущениям, но как быть с пассажиром? Парень в обмороке. Если оторвавшееся от тела бестелесное существо затянет в ловушку - чаши ведь не разбирают, кто бог, а кто не бог! - Шертон приземлится с трупом на борту.
        Верхний Город приближался. Позади выли и визжали. Не убирая левой руки с приборной панели, Шертон правой вытащил из ножен кинжал и ткнул острием в кровоточащую рану на плече теолога. Тот застонал, приоткрыл глаза.
        - Очнись! Впереди барьер.
        Ученый что-то нечленораздельно пробормотал. Улавливая приближение добычи, чаши-ловушки все как по команде повернулись на север, их гигантские металлические лепестки алчно вибрировали. Теолог уронил голову и обмяк. Шертон вновь ткнул острием в рану, заставив его судорожно дернуться.
        - Барьер!
        Его охватила невообразимая тоска - тоска-смерч, который вращается вокруг тебя с безумной скоростью, - но через мгновение это чувство угасло. «Летающая рыба» чуть не врезалась в нарядную башню с позолоченным шатровым куполом. В последний момент восстановив управление, Шертон успел заметить в окне изумленного человека с пиалой в руке. Рядом слабо застонал теолог. Живой! Снизившись, машина тяжело грохнулась на площадь перед облупленным зданием строгой архитектуры, где размещался Департамент Воспитания Юношества.
        Шертона колотил озноб, рука на приборной панели дрожала. Откинув «плавник», он крикнул остолбеневшим прохожим:
        - Тут раненый, ему нужен целитель!
        Теолога выходили, хоть и с трудом. Если рана нанесена богом, даровать полное исцеление может только нанесший ее бог. На теле Венцлава остались глубокие шрамы, которые ныли к перемене погоды, а иногда и просто так.
        Маг-изобретатель добрался до Шертона на другой день. Он ворвался в дом целителя, где Шертон отлеживался, приходя в себя после броска через барьер, закатил оплеуху вставшей на дороге служанке, пнул ночной горшок и заорал:
        - Сукин ты сын, а не испытатель! Я зачем тебя нанял? Чтоб ты с богами в догонялки играл? Я на тебя порчу наведу! Что ты с ней сделал, с моей рыбонькой? Разбил ее, коврик внутри загадил! Боги от хвоста кусок оторвали, а знаешь, во сколько мне этот хвостик обошелся? Это же натуральная позолота! Как я ее покупателям покажу? Я-то на заказы рассчитывал… У, дурак молодой!
        - Сам ты дурак, - морщась от головной боли, возразил Шертон. - На твоей машине я ушел от целой своры богов, на глазах у всего города. О лучшей рекламе ты даже мечтать не мог. Заказы на тебя теперь сами посыплются, можем на что хочешь поспорить.
        Маг открыл рот, но вдруг призадумался, повернулся и молча вышел. Вскоре ему предложили высокооплачиваемую должность при дворе, и он перебрался жить в Верхний Город. Шертона он с тех пор избегал: то ли никак не мог простить ему гибели
«рыбоньки», то ли стыдился своего срыва.
        А у Шертона после этой истории появился друг - теолог Венцлав Ламсеарий.
        Глава 5
        Титус чуть не опоздал. К гостинице Бедолиуса в квартале Сонных Танцоров он примчался бегом уже после наступления темноты. В кармане булькала фляга. Лишь повернув на нужную улицу, он перешел на шаг, оправляя рясу и подыскивая извинения и оправдания.
        Все тот же торжественно-молчаливый секретарь проводил его на второй этаж, возле дверей предупредил:
        - Вам придется подождать. Госпожа задерживается.
        Значит, напрасно бежал сломя голову… Титус невозмутимо кивнул, и его оставили одного. В интерьере комнаты ничего не изменилось, не считая того, что роскошный хрустальный светильник исчез, вместо него на стенах висели обычные магические лампы в виде гроздей винограда, да взамен пустой рамы и груды осколков появилось новое зеркало.
        Ждал он недолго. Вскоре послышались быстрые шаги, характерный звук пинка, и дверные створки с треском распахнулись. Витражи задребезжали.
        - Узнал что-нибудь? - не поздоровавшись, спросила Эрмоара.
        - Узнал, госпожа, - степенно поклонившись, ответил афарий, а про себя подумал:
«Интересно, она всегда открывает двери пинками? У богачей дикие причуды…»
        - Тогда выкладывай.
        За спиной у нее кто-то бесшумно и почтительно затворил дверь. Развалившись в кресле, Эрмоара нетерпеливо кивнула Титусу.
        - Я скорблю и сожалею, госпожа, но я вынужден вас огорчить…
        - Ну так и огорчай сразу, без этой херни! Что случилось?
        - Романа До-Энселе получила устное порицание от ректора за употребление наркотика. Один раз она употребила кивчал, из пагубного любопытства.
        - Она жива и здорова? - перебила Эрмоара.
        - Да. Ее успехи в учебе можно назвать неплохими, отличается прилежанием, лекций не прогуливает…
        - Что у нее с левой рукой? Носит повязку?
        - Нет, ожоги ведь не бинтуют. Рубцы выглядят ужасно, зато рукой она владеет почти нормально…
        Эрмоара прорычала ругательство, до того грязное, что Титус покраснел: одно дело - услыхать такое от каторжника или наемного солдата, и совсем не то - от дамы из хорошего общества. Образованной и утонченной, если верить определению Магистра.
        - Давай по порядку!
        - Это из-за наркотика, госпожа, - нервничая, начал Титус. - Она приняла кивчал и пошла выполнять лабораторное задание по алхимии, обожглась…
        - А до этого ходила с повязкой?
        - Да, из-за какого-то пустякового нарыва. Сейчас у нее нет денег, чтобы обратиться к целителю и убрать рубцы, а выглядят они… в общем, плохо. Я полагаю, в той смеси, которую она изготовила, находясь в полубессознательном состоянии, присутствовали магические компоненты…
        - Это я и без тебя поняла. - Эрмоара скрипнула зубами и вновь мерзко выругалась. - Надо же так со мной поступить!
        Ее худощавое тело напряглось, глаза светились бешеной энергией. Испугавшись, что от расстройства ее хватит удар, а с него потом спросят, Титус заговорил успокаивающим тоном:
        - Молодежь интересуется наркотиками по разным причинам, госпожа. Я согласен, это ужасная склонность, но, во-первых, кивчал не вызывает привыкания, а во-вторых, Роману с тех пор ни разу не поймали на употреблении наркотических снадобий. Возможно, после того случая она одумалась…
        - Заткнись, афарий, - процедила Эрмоара. - Я и без твоих лекций по уши в дерьме. Этак каждый решит, что меня можно кинуть! Вот что, ты должен устроить мне встречу с ней… Я хочу посмотреть инкогнито, как она себя ведет, и потом приму решение насчет наследства.
        - Как вам будет угодно, госпожа.
        Сунув руку в карман просторного дорожного платья, расшитого витыми шнурками, Эрмоара достала и бросила на стол тяжело звякнувший мешочек.
        - Это тебе на расходы.
        Титус машинально взвесил мешочек на ладони - ого, тяжелый! - растерянно поглядел на собеседницу и приоткрыл. Внутри блеснуло золото.
        - Госпожа… это… Сколько тут денег?
        - Я тебе, что ли, буду их пересчитывать? - окрысилась Эрмоара. - Сам сосчитаешь. Если, конечно, учил арифметику.
        Титус нервно сглотнул. Ну да, богачи не ведают, что такое слезы, пролитые над последним грошом, вот и швыряют свое неправедно нажитое золото пригоршнями… Бормоча, что обязательно предоставит подробнейший отчет о своих расходах и вернет весь остаток до последнего медяка, он начал запихивать мешочек в карман. Фляга с напитком Цведония мешала, пришлось ее вытащить и зажать под мышкой.
        - Отчетом можешь задницу подтереть, а остаток возьми себе. Это аванс. Еще столько же получишь, когда я получу Роми. А это у тебя что?
        - Извините, госпожа, здесь очень крепкое спиртное, чудовищно крепкое, со жгучими специями…
        - О? Дай попробовать!
        Она ловко выхватила флягу, Титус не успел воспротивиться.
        - Вам станет дурно… Не надо!
        С нарастающим ужасом он смотрел, как Эрмоара отвинчивает пробку, подносит флягу к губам… Сделав несколько глотков, она оторвалась от горлышка и расплылась в блаженнейшей улыбке:
        - Вот такое мне нравится!
        И опять приложилась к фляге. Замолчавший Титус наблюдал, как она пьет - не останавливаясь, зло и жадно; ему пришло на ум сравнение с большим хищным зверем, утоляющим жажду. Было что-то такое в ее манере пить… Не женственное, даже не человеческое. Он отнес это на счет животной натуры богачей и перестал удивляться. Все ясно: Эрмоара До-Энселе - алкоголичка со стажем, а Магистр, бедняга, об этом не знает.
        - Держи, афарий.
        Вскочив с кресла, она швырнула ему флягу. Титус встряхнул - пусто. Все высосала, до последней капли! Сейчас она свалится на пол и уснет мертвецки пьяная, а он получит нагоняй: мол, почтенную заказчицу напоил.
        - Госпожа, вы лучше не вставайте!
        Он попытался усадить ее обратно, но Эрмоара оттолкнула его. Толчок оказался неожиданно сильным - Титус еле устоял на ногах.
        - Чудесное пойло! Как это называется?
        - Гм… У сего напитка нет названия.
        Титус с тревогой вглядывался в ее увядшее, покрытое сеткой морщин лицо, выискивая признаки дурноты. Не было их, этих признаков. У Эрмоары даже язык не заплетался. Вдруг она недовольно скривилась:
        - Отойди-ка, афарий. Ты стоишь задом к зеркалу, и я, разговаривая с тобой, вынуждена любоваться этой рожей! В прошлый раз я грохнула зеркало, так они новое притащили.
        - Притащили новое? - не зная, что сказать, глуповато переспросил Титус.
        - Хозяин постарался. Я тут не живу, паршивую гостиницу я арендовала для встреч с тобой. Дерьмо… Этот облик не настолько хорош, чтобы в каждой комнате и в каждом сортире держать зеркала!
        Понятно, стареющая женщина болезненно переживает утрату своей былой привлекательности. Надо ее как-нибудь утешить.
        - Вы не так уж плохо выглядите, госпожа До-Энселе, - ободряющим тоном заявил Титус. - Поверьте, вам никак не дашь больше тридцати пяти.
        - Да ну? - прищурилась Эрмоара. - Это никуда не годное тело оскорбляет мое эстетическое чувство! Никакой сексапильности… Вот скажи, афарий, ты хотел бы заняться со мной любовью?
        Итак, алкоголь ударил ей в голову. Этого следовало ожидать.
        - Видите ли, вы мне внушаете глубочайшее искреннее почтение… - промямлил слегка взмокший Титус. - Боюсь, что уважение к вам никогда не позволило бы мне… воспользоваться…
        Эрмоара расхохоталась:
        - А ты не бойся, в таком виде я любовью не занимаюсь. Отвратная рожа… - Она скорчила гримасу. - А так еще отвратней, смотри! Оценил? Можно и еще хуже…
        В течение некоторого времени пожилая дама гримасничала перед зеркалом, себя не щадя, а Титус удрученно наблюдал за ней. Это он ее напоил, он и никто другой… Значит, ему и влетит.
        Пресытившись бесхитростным развлечением, глава торгового клана До-Энселе огляделась, сорвала со стены одну из магических ламп и швырнула в зеркало. Плачущий звон осколков. Лампа тоже разбилась, «виноградины» раскатились по всей комнате, однако продолжали мягко сиять.
        - Вот так! - Эрмоара с торжеством ухмыльнулась.
        - Госпожа, простите меня, но вы пьяны. Вам ни в коем случае нельзя покидать гостиницу, пока не протрезвеете! Всякое может случиться, тем более здесь, в Нижнем Городе…
        - Я протрезвею, когда захочу. - Она пошатнулась. - В любой момент. Просто мне нравится такое состояние!
        Интересно, как ей удается сохранять репутацию трезвенницы?.. Титус отметил, что никто из прислуги не примчался на шум. Очевидно, госпожа не в первый раз откалывает подобные номера. Привыкли.
        - Знал бы ты, афарий, до чего дерьмово, когда тебя кинут, - прошептала вдруг Эрмоара с пьяной горечью. - Совсем ни за что кинут…
        Ага, сейчас ее развезет. Титус тоже чувствовал себя слегка пьяным, хотя не проглотил ни капли.
        - Я понимаю, у богатых людей свои затруднения, - заговорил он с оттенком назидания, ибо ощущал свое нравственное превосходство над расклеившейся богачкой. - Кинут или не кинут, будет или не будет сверхприбыль, куда выгоднее вложить капиталы… А нищие в это время вымаливают милостыню! Поделитесь с ними, госпожа, и вам сразу полегчает. У вас есть все - золото и дворцы, полчища слуг, власть…
        - Власть! - фыркнула Эрмоара. - С одной наглой девчонкой не могу разобраться.
        - Выберите кого-нибудь другого. До-Энселе много.
        - Я не хочу кого-нибудь другого! Я хочу Роми. Она так эстетична… Я привыкла выигрывать, афарий. Даже интересно, когда не можешь выиграть сразу. Это захватывает. Но я все равно добьюсь своего, всегда побеждать - это мой принцип.
        - Я должен идти, госпожа, мне еще к наставнику с докладом. Позвать кого-нибудь, чтобы вас уложили в постель?
        - Принеси мне еще такой выпивки! Я тебе заплачу.
        - Госпожа, я не хочу вас спаивать, - с отчаянием произнес Титус. - Это было бы аморально…
        - Да тебе слабо меня споить, афарий! Ладно, пора трезветь… Неохота, но надо.
        Выражение лица Эрмоары неуловимо изменилось, стало холодным и собранным. Уже другим тоном она спросила:
        - Когда ты сможешь устроить мне встречу с Роми?
        Ага, протрезвляющее заклятье, сообразил оторопевший вначале Титус. Эрмоара носит специальный амулет, позволяющий ей мгновенно трезветь по собственному желанию. Не каждый маг сумеет такой изготовить, и стоят эти штуки баснословно дорого… Титус также слыхал, что их приходится достаточно часто обновлять, но для Эрмоары с ее миллионами это не расходы.
        - У тебя отнялся язык, афарий? - насмешливо осведомилась она.
        - Да… Нет, госпожа, я задумался. Когда вам будет удобно подняться в Верхний Город?
        - Когда заработают эскалаторы. Пользоваться канатной дорогой или паланкином я не могу - морская болезнь. Этой хворью меня наградил Паяминох, так что никакая магия не поможет. И карабкаться по лестницам не смогу. Я ведь уже старая женщина, у меня слабое здоровье…

«Поменьше пей», - мысленно посоветовал Титус.
        - Насчет эскалаторов неясно, госпожа. Великая Нэрренират прогневалась, ибо Департаменту Жертвоприношений до сих пор не удалось найти ее избранную жертву.
        - Придурки… - процедила Эрмоара и грязно выругалась в адрес Департамента. Впрочем, Титус уже привык к ее манере выражаться.
        - А что, если я предложу Романе прогуляться по Нижнему Городу? Это можно устроить в следующий выходной.
        - Хорошая идея. Но учти, тебе нелегко будет уговорить ее. У нее тоже морская болезнь, по канатной дороге нельзя… И еще она боится больших лестниц. На эскалаторах она обычно зажмуривает глаза и держится за перила.
        - Как же тогда быть? - Он призадумался.
        - Возьми вот это.
        Эрмоара достала из кармана коробочку. Внутри, на белом бархате, лежала маленькая золотая булавка.
        - Воткнешь ей эту штуку в любую часть тела, можно через одежду. Она ничего не почувствует. Это не повредит ей, заклятье тут чистое, без остаточного эффекта. Потом выведешь ее за ворота, и спуститесь в Нижний Город. Она будет беспрекословно подчиняться. Как только вытащишь булавку, Роми очнется. Но смотри, если ты воспользуешься этим, чтоб ее трахнуть, - твоя смерть будет страшной, афарий. Очень страшной.
        - Я никогда бы не воспользовался, - нахмурился Титус. - Не из-за ваших угроз, а потому, что у меня нравственные принципы…
        - Вот и прекрасно, - кивнула Эрмоара. - Проваливай, афарий.
        Поклонившись, Титус вышел. Секретарь проводил его до парадной двери. Возле крыльца дежурили охранники - еле намеченные тени среди неряшливого темного кустарника. Трое или четверо. Маловато у Эрмоары охраны… Или их гораздо больше, но остальные спрятались так хорошо, что даже он, афарий, не замечает их присутствия?
        Серп Омаха немного увеличился в размерах, Сийис все еще оставалась полной и круглой. Титус быстро шагал по улице, мешочек с золотом оттягивал карман его рясы. Целое состояние! Этого хватит, чтобы завести собственную лавку где-нибудь в Нижнем Городе… Вдруг он остановился, ошеломленный подозрением: не означает ли это, что Эрмоара До-Энселе его подкупила?.. Да нет, зачем бы… Ведь она уже заплатила Ордену за эту работу.
        Деньги пойдут на накладные расходы, как она велела, а остаток… можно раздать нищим… или передать брату-казначею Ордена… или отложить на черный день… Казалось, дома Нижнего Города ухмыляются во тьме, потешаясь над его внутренними терзаниями - такое же чувство преследовало Титуса много лет назад, когда он был нищим мальчуганом, но в ту пору у него в карманах не звякало ни гроша, а сейчас наоборот.
        Глиняный Квартал. Тут стояли трех-четырехэтажные глинобитные дома с шершавыми стенами, лишь кое-где прорезанными расположенными вразброс окошками. Издали доносилось хоровое пение. Рядом, за углом, прозвучал короткий панический крик.
        Титус одним прыжком оказался возле угла, выглянул: посреди улицы топтались три человека, еще один лежал на земле. Грабеж. Он бесшумно скользнул вдоль стены и, сориентировавшись, кто жертва, а кто грабители, стукнул одного из них ребром ладони по шее. У второго выбил блеснувший нож. Оборванец бросился наутек. Первый, получивший удар, со стоном сел на землю.
        - Вы афарий? - дрожащим голосом спросила жертва.
        Немолодой мужчина. Судя по одежде, лавочник. От него резко пахло потом. Лежавшая ничком толстая женщина зашевелилась и с кряхтением поднялась на ноги.
        - Они совсем обнаглели, - пожаловался мужчина. - Убейте разбойника, он угрожал мне ножом!
        Он попытался пнуть грабителя, тот на четвереньках пополз прочь.
        - Не надо творить насилие, - удерживая лавочника, с мягкой укоризной возразил Титус. - Нельзя никого убивать. Возможно, завтра эти несчастные одумаются и сойдут с преступной стези.
        - Тогда поймайте его и сдайте городской страже! - потребовал спасенный.
        - Стражники могут его избить, а насилие порождает насилие.
        Грабитель встал и нетвердо побежал в темноту.
        - Да ведь он убегает! - сердито крикнул лавочник.
        - Я не судья, - с достоинством произнес Титус. - Мы, афарии, иногда применяем силу, но никого не судим. Лучше ступайте поскорее домой, пока на вас опять не напали.
        Он зашагал дальше. Вслед ему выругались. Афарии привыкли к людской неблагодарности, так что его это не удивило.
        Хор печальных голосов звучал все ближе и ближе. Титус уже мог разобрать слова:
«Светлая Омфариола!.. Добрая Омфариола!..» Служба в храме великой богини Омфариолы, этот храм где-то рядом, на стыке Глиняных Кварталов и Золотого парка. Наверно, очередное жертвоприношение.
        У жертвы, которую избирала Омфариола, отрезали левый мизинец и левое ухо - в знак признательности богине за ее бесконечную доброту. Ее жрецы утверждали, что сей ритуал полон глубокого сокровенного смысла, и каждый должен самостоятельно постичь сей смысл, а подсказку дала сама богиня, изрекшая однажды, что люди научаются ценить добро, лишь оторвав от себя нечто воистину ценное. «Светлой» и «доброй» Омфариолу величали ее приверженцы. Другие боги Панадара, а также вольнодумцы из Верхнего Города, называли ее между собой «Чокнутая Омфариола».
        Озаренный сиянием храм мелькнул в просвете меж двух глинобитных коробок. Вокруг толпились поклонники Омфариолы в белых одеждах, по лестнице медленно поднималась процессия. Титус прошел мимо, не задерживаясь.
        Наставнику он рассказал о своей второй беседе с Эрмоарой уклончиво, опуская шокирующие детали. Упомянул, что госпожа До-Энселе питает некоторое пристрастие к спиртному и пользуется протрезвляющим заклятьем - Магистр на это заметил, что на главе торгового клана лежит громадная ответственность, бедной женщине нужна хоть какая-то отдушина… Не страшно, если она иногда пропустит рюмочку-другую винца. Титус так и не рискнул признаться, что угостил ее «особым» Цведония.
        - Но скажи, мальчик, изысканная культура ее речи все-таки произвела на тебя впечатление? - глядя на него с усталой доброй улыбкой, полюбопытствовал Магистр.
        - Произвела… - прошептал Титус.
        - Пожалуйста, сделай все, о чем она просит. Я дам тебе в помощники брата-исполнителя Гания, он только что завершил обучение. Он внедрится в университет как раб и будет денно и нощно следить за Тубмоном и Атхием, докладывая тебе обо всем. А ты работай с Романой. Выбор наследника для бизнеса До-Энселе - дело серьезное. Если Эрмоара назначит не того человека, в будущем это пагубно скажется на экономике Панадара. Будь осмотрителен, Титус, не подведи!
        Солнце почти село. В этот час улицы Нижнего Города особенно многолюдны: дневное население все еще бодрствует, ночное - воры, куртизанки, разного рода прожигатели жизни - понемногу начинает выползать из своих нор. Шертон разминулся с компанией гуляк. Следом за ней настырно ковыляло черное насекомое величиной с собаку, множество членистых ножек оставляло в пыли хаотичную рябь. «Тень должника».
        Обычно этим приемом пользовались маги, которым не заплатили за их услуги: обманутый маг создавал вот такую тварь, не нуждавшуюся ни в пище, ни в отдыхе, и та неотступно сопровождала неплательщика. Ничего плохого она не делала (если маг не хотел конфликта с законом), просто все время была рядом. Когда сидишь дома, когда идешь на работу, в гости или в баню, когда уединяешься с девушкой… И извести ее невозможно: раздавленная или разрубленная на куски, она все равно будет ползать за тобой, напоминая о невыполненных обязательствах. Пока не отдашь долг.
        Трактир с дощатой верандой и еле теплящимися стеклянными драконами-светильниками. Пока Шертон ужинал, на Нижний Город нахлынули лиловые сумерки.
        Перекусив, он опять окунулся в лихорадочную суету вечерних улиц. Его окликали куртизанки с мерцающим в полумраке макияжем. Стражники в шлемах с гребнями и личности странной наружности бросали на него скользкие изучающие взгляды.
        На площадке, озаренной светом полной Сийис и изогнутого изящным серпиком Омаха, двигались в причудливом танце люди с отрешенно-застывшими ликами статуй. Расставленные вдоль границ площадки жаровни с наркотическими снадобьями источали сладкий дурман. Музыкантов скрывали неразличимые в темноте ширмы, и медленная ритмичная музыка лилась словно из ниоткуда.
        - Господин не желает потанцевать? Всего пятнадцать барклей за час!
        Здесь было много таких площадок, благодаря которым квартал Сонных Танцоров заработал свое название. Тот, кто хоть раз поддался соблазну, приходил сюда снова и снова, в то время как его жизненная сила постепенно таяла, и в конце концов он умирал от истощения.
        Длинная улица без фонарей, заросшая акацией и жасмином, вывела Шертона к гостинице старого жулика Бедолиуса. Несколько лет назад он выручил Бедолиуса, расправившись с шайкой вымогателей. Тот обещал ему за помощь триста барклей, но с выплатой тянул, зато каждый раз, когда заходила речь о деньгах, угощал его дорогим идонийским вином. Однажды Шертон проделал в уме простенькие подсчеты: стоимость выпитого им за счет Бедолиуса коллекционного напитка давно уже перекрыла сумму долга, но тот все равно продолжал хитрить, пусть даже себе в убыток. Сейчас заведение Бедолиуса выглядело необитаемым: ставни закрыты, тишина… Хотя нет, возле крыльца кто-то есть. Четверо вооруженных мужчин.
        - Кто вы такой? - спросил один из них, окинув Шертона холодным изучающим взглядом.
        - Мне нужен Бедолиус.
        - Сожалею, но вы его здесь не найдете. Гостиница арендована нашей госпожой.
        На головорезов Нижнего Города эти четверо не похожи: никакой показухи, подтянутые, вежливые, характерная пластика движений выдает элитных бойцов. Шертон кивнул и пошел своей дорогой. Позади скрипнула дверь. Он оглянулся: по ступенькам крыльца спускалась женщина. Охранники преклонили колена.
        А вот это уже непрофессионально… Шертон отступил в тень ближайшего дома, за куст, и замер.
        - Вы свободны, парни. Можете пойти поразвлечься, я найду вас, если понадобитесь.
        Когда женщина проходила мимо, он смог рассмотреть ее сквозь бледную лунную завесу: пожилая, худощавая, аккуратно зачесанные седые волосы собраны на затылке в тощий пучок. Ничего примечательного. Однако никто из четверки следом за ней не пошел! Совсем интересно… Шертон сопровождал ее, как тень, скользящая среди черных массивов неухоженного кустарника.
        Она сворачивала в такие закоулки, куда в это время суток сунется без охраны только самоубийца - либо же тот, кто не нуждается в охране. Нежилые районы, примыкающие к кварталу Сонных Танцоров: облитые лунным сиянием ветхие останки многоквартирных домов, населенные зильдами, ящерицами и летучими мышами. Наблюдая одновременно и за обстановкой, и за женщиной, Шертон упустил тот момент, когда с ней начали происходить изменения. Она вдруг на фут выросла, закрытое складчатое платье превратилось в серебряную сетку, облегающую нагое тело. Талия еще больше сузилась, а бедра и плечи стали шире. Волосы упали до середины ягодиц - тяжелая черная волна, припорошенная алмазной пылью, искрящейся в лунном свете.
        Чародейка, маскирующая свою внешность с помощью колдовства. Либо же одна из богинь, способная менять облик тел и предметов. В любом случае следить за ней - занятие глупое и рискованное, но Шертон был заинтригован. У него на шее висел подаренный манглазийским шаманом амулет с крохотным, величиной с ноготь, осколком кристалла Сойон - этого достаточно, чтобы ни маги, ни боги не смогли ощутить его присутствия. Конечно, если чародейка увидит его, он будет обнаружен, однако тут Шертон полагался на свое умение преследовать, оставаясь незамеченным.
        Женщина пинком отшвырнула с дороги нечто, лежавшее поперек вспоротой сорняками булыжной мостовой. Нечто зашевелилось, раздался хриплый рев. Из оконного проема кирпичного строения выдвинулась продолговатая бородавчатая морда:
        - Ты пнула мой хвост!
        С женщиной опять начали происходить превращения: ее тело, сохранив прежние очертания и плавные изгибы, мгновенно покрылось серебристой чешуей, ощетинилось длинными острыми шипами, на концах пальцев появились когти-лезвия.
        - Твой… хвост валялся у меня под ногами, Келнарун. Скажи спасибо, что я на него не наступила!
        Келнарун. Сей бог обладал воистину мерзким нравом: он часто прятался в заброшенных постройках, а хвост выставлял наружу, дожидаясь, когда кто-нибудь наступит на него или запнется. Подкараулив рассеянного прохожего, он набрасывался на несчастного с обвинениями в богохульстве и требовал, во искупление греха, дорогих даров и жертвоприношений.
        - Ты пнула мой хвост, Нэрренират!
        Богиня - ее лицо все еще оставалось человеческим - насмешливо улыбнулась:
        - Я думала, это какой-то дерьмовый хлам, выброшенный за ненадобностью.
        - Ты не думала, что это хлам! Ты знала, что это мой хвост!
        Келнарун зашипел от ярости и полез из оконного проема на улицу, но вдруг остановился, словно что-то его не пускало. Ящероподобное серое тело конвульсивно задергалось.
        - Отпусти! Сейчас же отпусти мой хвост! Он мой, никто не смеет его трогать!
        Хвост, похожий на суковатую палку, словно прилип к мостовой. Нэрренират довольно расхохоталась:
        - Твой, говоришь? Почему же ты не способен его контролировать?
        - Немедленно отпусти!
        - А бантик на хвост хочешь?
        На хвосте появился аляповато-пышный атласный бант, вроде тех, что хозяева иногда повязывают породистым собакам и зильдам.
        - Ты чего! - в панике взвизгнул Келнарун. - Смертные увидят!
        Бант исчез. Опять появился. Опять исчез. Через секунду появилось сразу два банта. Божества боролись за контроль над хвостом.
        - Н-да, Келнарун… - задумчиво протянула богиня. - Когда я создаю себе хвостатое тело, я, по крайней мере, контролирую его полностью… Так что прими мои соболезнования!
        Келнарун зарычал и отчаянно дернулся, развалина заходила ходуном. Посыпались кирпичи.
        - Ты слишком много мнишь о себе, Нэрренират! А смертные перестали тебе поклоняться! Тебе больше не приносят жертвы, об этом все знают!
        Нэрренират тоже зарычала, изваянное из лунного мрамора женское лицо превратилось в гротескно-жуткую оскаленную морду. Келнарун наконец-то сумел освободить свой хвост из незримого захвата и вывалился из окна на мостовую. Богиня полоснула его по горлу когтями. Он ударил ее лапой, однако напоролся на шипы и взревел от боли.
        Не выходя из тени, Шертон отступил в переулок меж двух развалин. Позади раздался скрип гравия. Обернувшись, он увидел женщину с корзиной, полной пустых глиняных бутылок, и подростка лет четырнадцати. Женщина испуганно щурилась, вглядываясь в мечущиеся посреди улицы нечеловеческие силуэты.
        - Уходите отсюда, - посоветовал Шертон.
        Хлестнув Нэрренират хвостом по щиколоткам, Келнарун сбил ее с ног, но та перекатилась, вскочила и нанесла ему новый удар по горлу. Брызнула черная кровь.
        - Это мое тело! - зарычал Келнарун. - Не смей его портить, не ты его создавала!
        - Уходите, живо! - повторил Шертон, обернувшись к женщине и мальчишке. - Это боги.
        - Тогда помолиться надо бы, - возразила женщина, аккуратно ставя корзину на мостовую. - Может, чем и оделят… - С кряхтением опустившись на колени, она забормотала: - Всеблагие милостивцы, преклоните свой слух ко мне, грешной и недостойной! Избавьте меня от всякой хвори, и пошлите мне прибытка в деньгах, и покарайте всех, кто на меня, беззлобную, черную злобу держит…
        Келнарун ревел и бешено молотил хвостом, а Нэрренират скользила вокруг него размазанным серебристым пятном, пригибалась и отскакивала, уходя от ударов, да еще издевалась:
        - Эй, ты, разучился перемещаться в трехмерном пространстве? Заставь, наконец, свое толстозадое тело двигаться, достань меня!
        Во все стороны летели ошметья сорняков и осколки кирпича. Постройка, где Келнарун до этого прятался, превратилась в руины.
        Женщина истово молилась, подросток переминался с ноги на ногу и хлопал глазами.
        - Чего столбом стоишь, как дурак, помолись им! - дернув его за штаны, сердито прошипела женщина. - Давай повторяй за мной: «Добрые боженьки, ниспошлите нам, грешным, свою милость! Даруйте нам всякой удачи, и чтобы зильды по нашему винограднику не шастали, а то спасу от них никакого, давеча бочку с водой опрокинули… И чтоб Омарсия наша вышла замуж не за пьяницу, а за чиновника из Верхнего Города! И чтобы деньги всегда водились!»
        Боги двигались все быстрее - мельтешащий посреди улицы вихрь - и вдруг исчезли. Мгновение назад были здесь, а теперь их нет, только покачиваются по краям вытоптанного, забрызганного черной кровью участка уцелевшие стебли сорной травы.
        Женщина поднялась с колен, отряхнула юбку. Покосившись на Шертона, степенно вздохнула:
        - Вот и помолились нашим милостивцам… Пойдем, Захий, бери корзину-то.
        Они побрели своей дорогой, а Шертон повернул туда, где шумели и переливались магическими огнями оживленные улицы. Сценка его не удивила. Драка между повздорившими богами - не такая уж редкость для Нижнего Города. Можно сказать, обычное дело. Повезло еще, что в этот раз великие затеяли разборку в необитаемом квартале!
        Глава 6
        Тот светловолосый рихоец в бежево-серой рясе афария все-таки подошел к ней в перерыве между лекциями. Его звали Равлий Титус. После занятий они бродили вдвоем по заброшенным этажам старых университетских корпусов и смотрели на открывающуюся сверху панораму на фоне заката.
        Титус предложил вместе прогуляться по Нижнему Городу, но Роми не согласилась. Тогда он пообещал, что покажет ей самые красивые места Верхнего Города. Надо только дождаться выходного.
        В отличие от Арсения Шертона, странного типа с пугающе-упорным взглядом и шрамами на лице, который несколько раз, не церемонясь, останавливал ее в коридорах и невпопад о чем-нибудь заговаривал, Титус не вызывал у нее настороженного отношения, не внушал ей никаких опасений. Правда, Роми порядком озадачивала его почти вызывающая, непрактичная щедрость. Он ежедневно угощал ее самыми изысканными и дорогими лакомствами. Роми любила сладкое и потому не отказывалась. А на третий день знакомства попытался подарить алмазное колье, но колье она не взяла. Титус тогда смутился, покраснел как рак и пробормотал, что остаток должен иметь право называться остатком, а драгоценность, раз ей не надо, он отдаст первой же встречной нищенке в Нижнем Городе. Ну и пусть, это уж его дело… Вот если бы он догадался подарить ей какое-нибудь оружие, простое в использовании и эффективное, вроде медолийских самострелов!
        Позавчера у Роми была очередная стычка с Клазинием и Фоймусом. Эта парочка подстерегла ее возле умывальной комнаты. Фоймус схватил ее сзади за локти, а Клазиний, противно улыбаясь, сказал, что сейчас разрисует ей лицо кумхой в наказание за дерзость (кумха - это магическое зелье серо-зеленого цвета, вязкое, отдающее гнилью и несмываемое).
        Роми ударила Клазиния носком ботинка в пах и тут же резким движением, чуть не вывихнув себе шею, откинула голову назад, разбив нос низкорослому Фоймусу. Приемы из тех, что когда-то показывал ей кузен. Получилось! Она вырвалась и убежала, но противники в долгу не остались. Если она не убьет их, ее попросту раздавят.
        После лекций, когда толпа схлынула и они с Титусом задержались, как обычно, в галерее, соединяющей учебный корпус с жилым, Роми наконец-то осмелилась заговорить об этом.
        - Мне нужен твой совет в одном деле… - начала она нерешительно. - Ты ведь афарий, разбираешься в таких вещах… В общем, мне надо где-то достать оружие.
        Никто не мог их подслушать. Все ушли, только молодой раб с ведерком и тряпкой старательно протирал изразцовые подоконники. Но он находился далеко, в другом конце галереи.
        - Зачем? - Светлые, сросшиеся на переносице брови Титуса удивленно приподнялись.
        - У меня вышла ссора с компанией подонков. Если я убью главных, остальные, возможно, отстанут.
        Она выложила это на едином дыхании, дрожащим от волнения голосом. Титус отшатнулся:
        - Роми, ты здорова? Ты случайно не зачарована? Как ты можешь о таком думать?!
        - Я здорова и не зачарована. Я не говорю, что убивать хорошо, но деваться мне некуда. Показать тебе кое-что?
        Оглянувшись - посторонних нет, раб склонился над подоконником, - Роми быстро расстегнула пояс и подняла рубашку. Большой припухший кровоподтек на правом боку. Это сегодня утром. Клазиний привязался к ней в коридоре около трапезной, и она попыталась, как в прошлый раз, ударить его в пах, но он увернулся да еще стукнул ее кулаком по ребрам. Длинный рубец на спине - это вчера вечером, около умывальной. Кто-то, подкравшись сзади, хлестнул ее плетью и умчался вверх по лестнице раньше, чем она опомнилась от болевого шока.
        - Что это? - шепотом спросил Титус.
        - Меня бьют, потому что я не хочу перед ними унижаться. - Озираясь, она заправила рубашку в шаровары и вновь затянула пояс. - Если б я умела драться, я бы их отлавливала поодиночке… Им бы тогда расхотелось ко мне приставать. Но я ничего не умею. Могу похоже изобразить боевую стойку и несколько приемов… Для меня единственный выход - убить их. Ты можешь что-нибудь посоветовать?
        Титус молчал и морщился. Роми не могла понять, какие чувства он испытывает. Он казался огорошенным, возмущенным, испуганным и смотрел на нее почти враждебно.
        - Почему ты никому не расскажешь об этом?
        - Никто не возьмет мою сторону. Я попробовала поговорить с нашим куратором. Он прочитал мне мораль насчет того, что студенческие традиции священны, он, мол, когда-то сам через это прошел, а значит, и все должны. Титус, я одного не понимаю… Раз эти традиции такие мерзкие, почему от них не отказаться? Почему те, кто подвергался унижениям, потом сами начинают унижать других - вместо того чтобы прервать эту последовательность? Это же так просто! Неужели никому, кроме меня, это не приходило в голову?
        - Раз традиции появились, значит, они зачем-то людям нужны, - покосившись на маячащего в отдалении раба, сказал Титус. - Роми, это страшно, когда девушка хочет стать убийцей! Пожалуйста, никогда больше не думай об этом.
        - Тогда что ты мне посоветуешь?
        - Помирись с этими ребятами. Не может быть, чтоб они были такими плохими, ты, по-моему, преувеличиваешь. Постарайся простить их, это самое главное! Умение прощать - великое умение.
        - Но что мне делать, чтобы прекратились издевательства?
        - Я уверен, ты преувеличиваешь! Знаешь, ужасно все это… Я думал, ты другая… Надеюсь, с возрастом ты все-таки научишься понимать людей и прощать!
        Роми в ответ пожала плечами: Титус ее разочаровал.
        Титус никак не мог оправиться от удара: Роми его разочаровала. Душа девушки оказалась столь же уродливой, как ее обожженная рука с отвратительными багрово-серыми рубцами! Внезапное прозрение ошеломило его. Сейчас он пытался взять под контроль свои чувства, а младший брат-исполнитель Ганий, одетый в серую униформу раба, нет-нет да и бросал на него значительные взгляды. Видимо, у Гания есть информация.
        - Забудь об убийстве! - потребовал Титус. - Ты - девушка, тебе даже думать об этом нельзя! Наверняка все не так безнадежно… И если ты проявишь уважение к традициям университета, все как-нибудь само уладится.
        - Лучше убить, чем согласиться на роль жертвы.
        Произнеся эту чудовищную фразу, Роми забросила на плечо холщовую сумку, в каких студенты носят бумагу, дощечки и карандаши, повернулась и пошла прочь. Титус смотрел, как она уходит - тонкая, грациозная, беловолосая, - и ощущал где-то в области сердца неясную боль.
        Потенциальная убийца не должна стать главой клана До-Энселе. Он, афарий, сделает все от него зависящее, чтоб Эрмоара лишила ее наследства. Эрмоара узнает об этом разговоре. Непременно узнает. Он не станет молчать. И все же больно… Когда она подняла рубашку, показывая следы побоев, под нежной белой кожей прорисовались хрупкие ребра, а грудь у нее маленькая и округлая, с розовыми сосками - он успел разглядеть. Несправедливо, что в столь изящном теле обитает злая душа… В глазах у Титуса предательски щипало, в горле застрял комок.
        Брат-исполнитель Ганий приближался, методично протирая один подоконник за другим. Наконец он остановился рядом с Титусом и, не прекращая своего рабского занятия, прошептал:
        - За шкатулкой полезут сегодня, когда стемнеет. Ректор и Шертон приглашены ко двору, их там задержат допоздна. Интриги заказчика. Тубмон и Атхий спрятались на третьем этаже ректорского корпуса.
        - Идем, - проглотив колючий комок, сказал Титус. - Я тоже переоденусь.
        Он повернулся и пошел обратно по галерее, на ходу просчитывая план действий. Отставший на несколько шагов Ганий следовал за ним, продолжая смахивать пыль с подоконников, но теперь уже в ускоренном темпе.
        Снедавшая душу Титуса боль разочарования разомкнула челюсти и до поры до времени убралась с глаз долой. Он - афарий. Он должен выполнить задание. Ради процветания Ордена.
        Малый зал для аудиенций напоминал раковину вымершего гигантского моллюска, какую Шертон несколько лет назад видел в Омросе на берегу океана. Ни одного угла, ни одной геометрически правильной плоскости - все скругленное, извилистое, плавно закрученное. Даже не верится, что находишься в здании, построенном людьми. Хотя
«построенном» - не то слово. Сердцевина императорского дворца была создана с помощью магии. Внешние стены и прилегающие к ним покои возводили рабы и наемные плотники, но все остальное возникло без их участия.
        Полумрак. Грозди магических ламп прилепились к потолку, совсем как колонии флуоресцирующих организмов внутри той раковины. Из стен выпирали ложи-наросты. В одной из них стояли Шертон, Венцлав и трое профессоров университета. В других расположились придворные, сановники, знать, члены Высшей Торговой Палаты.
        Возвышение с троном скрывала мерцающая молочно-белая завеса. На полу блестела, как могло показаться, вода: магическая субстанция, единственное предназначение которой - беречь императорскую особу от любых посягательств, человеческих и божеских. Этот неровный бугристый пол не предназначался для того, чтобы по нему ходили. Приглашенные прибывали в зал по коридорам, напрямую соединенным с ложами, подвергаясь по дороге тщательнейшему магическому досмотру. Разумеется, с оружием сюда не пускали. Шертон, оставивший все свое снаряжение дома, чувствовал себя так, словно отправился в гости нагишом.
        Он не хотел идти во дворец, но Венцлав уговорил: это же высокая честь; то, что пригласили их обоих - хороший признак; при дворе помнят, кто такой Арсений Шертон, радоваться надо… Вместо того чтобы радоваться, Шертон скучал. Все хранили молчание, как предписывал этикет. Венцлав и его коллеги хрипло, с присвистом дышали и выглядели бледными. Сам Шертон тоже ощущал некое давление… не физическое, но от этого не менее неприятное. Он мог противостоять этому давлению, и у него не наблюдалось таких реакций, как у соседей по ложе.
        Внезапно давление усилилось - все охранные системы приведены в боевую готовность, - а лампы засияли в полную силу. Завеса исчезла. На отлитом из золота троне сидел император Панадара. Человек средних лет, с болезненно-утонченными чертами лица, закутанный в белоснежную мантию. В его короне полуторафутовой высоты сверкали крупные алмазы и рубины.
        По обе стороны от трона полумесяцем выстроились люди в темных плащах, голову каждого охватывал обруч, тоже усыпанный драгоценностями. Маги-телохранители, маги-душехранители и маги-восприемники. Их долг - неотступно сопровождать императора. Когда же срок жизни его величества подойдет к концу, маги-восприемники, с помощью специальных приспособлений и обрядов, извлекут из умирающего тела царственное бестелесное существо, поместят в особый сосуд и отнесут в императорскую усыпальницу. Протекут годы, десятилетия, века - и однажды, в порядке строго соблюдаемой очереди, сей сосуд заберут из усыпальницы, чтобы торжественно доставить в покои женщины императорского рода, готовой разрешиться от бремени. Эта система гарантировала, что кто попало не сможет завладеть телом новорожденного императорского чада.
        Из поколения в поколение в Панадаре царствовали одни и те же существа. Царствовали, но не правили. Реальной политической силой были придворные маги, влиятельные аристократы, чиновничьи группировки, Высшая Торговая Палата. Императорская фамилия была священным символом, не более того.
        Вместе с остальными приглашенными Шертон преклонил колена. Выпрямился, когда прозвучал магически усиленный призыв императора:
        - Встаньте, мои верные подданные!
        Рядом тяжело сопели профессора. Шертон ощутил жалость к монарху: его жизнь подчинена жесткому, не им установленному распорядку (который нельзя назвать платой за власть, ибо власти нет), и даже смерть нынешнего тела не освободит его… Вот же не повезло этому бедняге некогда в туманном прошлом!
        - Панадар движется ко все большему процветанию и благоденствию. Это наша общая заслуга, дорогие мои подданные! Мы свято храним древние традиции и вместе с тем совершенствуем накопленное. - Безжизненно-бодрый голос императора гремел, отражаясь от волнистых сводов зала. - В области магии, науки, экономики и культуры мы намного опередили все известные нам Одичалые Миры…
        Шертон подавил зевок. Ему по-прежнему было скучно.
        Глава 7
        Чем дальше, тем горячее становился воздух. Словно приближаешься к раскаленной печке. Губы Титуса потрескались от жара, по лицу скатывались капли пота. Он взглянул на Гания: того пошатывало, кожа покраснела, взгляд затуманился. В конце галереи, около арки входа, распластались на полу тела охранников. Однако ни запаха гари, ни шума пламени… Кое о чем догадавшись, Титус шагнул к незастекленному окну и высунул наружу руку. Перепад температуры, благодатная вечерняя прохлада… Так и есть! Он запустил пальцы в пришитый к тунике изнутри потайной карман, где лежали амулеты, и прошептал, еле ворочая языком:
        - Это магия. Амулет Ярсаф, голубая четырехгранная призма.
        Ганий и сам должен помнить, как выглядит Ярсаф, защищающий тело от магически вызванных колебаний температуры и воздушного давления, а также от молниевых разрядов, но он совсем еще молодой брат-исполнитель, в первый раз на задании. Вдруг растеряется…
        Вытащив цепочку, на которой болталось множество миниатюрных фигурок разнообразной формы и расцветки, Титус отыскал среди них Ярсаф, сжал его двумя пальцами и произнес активирующее заклинание. Ощущение жара исчезло. Брат Ганий с небольшой задержкой сделал то же самое.
        - Пошли!
        Титус бегом устремился вперед. Они опаздывали. Грабители уже приступили к осуществлению своего плана, воспользовавшись магией зноя, чтоб избавиться от охранников и свидетелей. Где же Тубмон, этот опустившийся маг-недоучка, раздобыл Аллот, порождающее сию магию устройство? Особенно если учесть, что Аллотов в Панадаре не более десятка и секрет их изготовления утрачен? Наверняка влиятельный заказчик позаботился.
        Охранники не шевелились. Потеряли сознание от перегрева. Не сбавляя шага, Титус скорбно качнул головой.
        Учение афариев гласит: «Каждый человек, желает он того или нет, является орудием в чьих-либо руках; каждый афарий - орудие Ордена и Высшего Блага. Воистину счастливы афарии, ибо они суть орудия в руках Наидостойнейших!»

«Я - орудие, - напомнил себе Титус, перешагнув через тело девушки, лежавшее поперек коридора. - Я могу пожалеть пострадавших, но не могу ради них отвлекаться».
        Растения в расставленных вдоль стен расписных глиняных кадках поникли, их листья и цветы безжизненно свисали на дряблых стеблях. На полу валялись трупики декоративных бабочек и залетевших сквозь оконные проемы ночных мотыльков. А на неживые предметы магия Аллота не влияла: Титус дотронулся до оштукатуренной, покрытой фресками стены, до лампы в виде ротонды, которая наливалась золотым светом, по мере того как снаружи сгущались сумерки, до стеклянного графина с водой на подоконнике - нормальная температура.
        Шорох. Голоса. Звуки доносились из-за приоткрытой двери в противоположном конце зала, куда вывел афариев коридор.
        Титус сделал знак помощнику и бесшумно двинулся к двери. До нее оставалось несколько футов, когда она резко распахнулась. Титус отскочил. Ганий - молодец, мальчишка! - тоже отскочил, увернувшись от брошенного ножа.
        Появившийся в проеме щуплый парень - Атхий по прозвищу Козья Харя - уже выхватил из-за пазухи другой нож, но Титус, шагнув к нему сбоку, легко уклонился от нацеленного в живот лезвия и нанес достаточно сильный, но не смертельный удар по горлу. Козья Харя упал. Боковым зрением Титус поймал восхищенный взгляд Гания - и прыгнул вперед, сбив с ног Тубмона, который, направив на него нечто вроде толстого стеклянного карандаша, уже начал бормотать заклинание. Успел.
        Никогда он не понимал этих снобов, брезгующих простым оружием! Ну да, амулеты не дают осечек, не знают промахов и разят наповал. Но для того чтоб их задействовать, надо от начала до конца, без ошибок произнести активирующее заклинание - а пока его произносишь, треснут тебя, не мудрствуя лукаво, дубиной по голове, и плакала твоя магия…
        Афарий и маг-преступник упали на мраморные плиты. При этом Тубмон выронил и
«карандаш», разлетевшийся на осколки, и невзрачную с виду шкатулку, которую зажимал под мышкой. Видимо, грабители только что извлекли ее из чрева Драгохранителя - похожего на сидящую собаку металлического зверя с широко разинутой пастью. Пасть заклинивал в этом положении покрытый сложной резьбой деревянный стержень. Тоже магическая штучка. Обычную деревяшку Драгохранитель смял бы, как палочку сахарного печенья.
        Маг, зло оскалившись, повернул правую кисть, направляя в лицо Титусу алый камень перстня на безымянном пальце, но афарий ткнул его в нервный узел, и рука бессильно упала. Тубмон не остался в долгу: отпрянув, лягнул противника в подреберье тяжелым башмаком с шипастой окантовкой. Титус зашипел от боли. Оба вскочили.
        - Ганий, копируй! - не сводя глаз с мага, приказал Титус.
        Этот недоучка опасней, чем он думал… Они стояли друг против друга, слегка покачиваясь, как две змеи, изготовившиеся к броску. Между тем Ганий подхватил шкатулку, поставил на стол. Чуть не порвав в спешке свою тунику, достал из кармана коробочку с читающим камнем - оправленным в золотую сетку красноватым кристаллом величиной с перепелиное яйцо.
        Тубмон вновь попытался поднять руку с перстнем. Парализованная рука плохо слушалась, эта попытка отняла у него слишком много энергии и внимания, чем и воспользовался Титус. Бросившись на мага, он чуть не получил удар в пах, но успел развернуться боком, сделал подсечку, повалил противника на пол, заломил ему руку за спину и сорвал перстень. Взвизгнув, маг другой рукой ущипнул афария за ляжку - очень больно, с вывертом. На миг растерявшись, не столько от боли, сколько от неожиданности, Титус отпустил его. Маг тут же выскользнул, откатился и через секунду уже стоял на ногах. Его темные, с желтоватыми белками глаза дико горели.

«Если бы ты не поддавался гневу и владел собой, ты бы дрался лучше», - про себя отметил Титус, бдительно наблюдая за Тубмоном. Сам он не испытывал ни злости, ни азарта. Он должен отвлечь мага, пока брат Ганий копирует нематериальное содержимое шкатулки. Этот озлобленный человек не враг ему, хоть и вступил на преступную стезю.
        Они кружили по комнате, озаренной светом расставленных в нишах магических ламп в виде идонийских узкогорлых ваз. У Тубмона наверняка имелось еще кое-какое оружие помимо перстня, который отобрал Титус, и разбившегося «карандаша», но он уже оценил подготовку своего противника и не смел сделать ни одного лишнего движения.
        На овальном столике у окна стояла еще одна лампа, необычная: футовой высоты пирамидка, увенчанная золотым шариком. Она источала бледный розоватый свет, а в ее прозрачной глубине как будто шевелились язычки пламени, облизывающие прямоугольный предмет с двумя отростками по бокам… Вдруг Титус понял, что это такое. Аллот. Вот как он выглядит! Внутри - модель ректорского корпуса с двумя галереями, которые соединяют его с соседними зданиями.
        Из-за двери донесся шум, потом она заскрипела, и на пороге вырос Атхий с ножом.
        - Я закончил! - сказал Ганий, пряча под туникой коробочку с читающим камнем.
        Тубмон сунул руку в карман.
        Титус принял решение: Аллот, заключающий в себе силу убийственного магического зноя, должен принадлежать не преступникам, а Ордену афариев. Любой ценой.
        Козья Харя, еще не полностью очухавшийся после удара по горлу, но уже готовый к резне, нетвердо шагнул к Титусу, который находился к нему ближе всех.
        Маг выхватил миниатюрный бронзовый самострел с тонким стволом и направил на брата Гания. Щелчок. Если самострел заряжен «сонными шипами», Ганий сейчас уснет…
        Атхий замахнулся ножом, Титус перехватил его руку. А Тубмон теперь целился в него! Крутанув Атхия, Титус заслонился от выстрела его телом, потом отшвырнул его в угол, перед этим сдавив запястье и заставив выронить нож.
        Против ожиданий, Ганий не уснул. Очевидно, маг промазал. Юноша схватил Аллот и пытался то ли повернуть, то ли отломить золотой шарик. Сообразил, что это за устройство, и хочет дезактивировать, догадался Титус. Это делается не так! Маги Ордена управятся с этой задачей, а сейчас надо уходить. Пинком выбив у Тубмона самострел, он крикнул:
        - Клади в мешок! Не возись!
        Маг опять полез в карман. Он понял, что проигрывает, его губы дрожали.
        - Прям в жопу кольнуло… - копошась в углу, простонал Атхий.
        Значит, у Тубмона были выдохшиеся «сонные шипы»: попасть-то он попал, да зелье не подействовало. Титус выбросил кулак, метя ему в челюсть, но маг увернулся, а воздух вдруг стал невыносимо едким, противно скребущим носоглотку… Все закашлялись - кроме Тубмона, который метнулся к столу посреди комнаты, цапнул ректорскую шкатулку и выскочил за дверь раньше, чем Титус успел его перехватить. Следом за ним, давясь кашлем, бросился наутек Козья Харя. Брату Ганию кашель не помешал проворно упаковать Аллот в заплечную сумку, где лежала ряса афария.
        - Пошли… - прохрипел Титус, увлекая его к двери. - Чем скорее… доберемся… тем скорее…
        В зале воздух был чистый, сразу стало легче. Афарии спустились на второй этаж, выпрыгнули из окна во двор, выскочили на улицу и помчались к Дому, выбирая улицы потемнее. Те, кто их видел, могли сделать вывод, что двое рабов ударились в бега, но переодеваться некогда, на счету каждая минута. Теперь, когда задание выполнено, стоит позаботиться о людях, оставшихся в ректорском корпусе. Возможно, те еще живы. Чтобы спасти их, надо дезактивировать Аллот, а для этого нужно поскорее передать сие устройство магам Ордена. Подошвы двух пар ботинок выбивали дробь по брусчатке.
        С того момента, как все началось, времени прошло не так уж много. Извне никто не успел заметить, что в ректорском здании творится неладное. И сумерки еще не превратились в непроглядную чернильную тьму. Сделав знак Ганию, Титус нырнул в знакомую подворотню: под конец лучше попетлять, чтоб отвести от Ордена подозрение в причастности к преступлению.
        Тубмона душили ярость и отчаяние. Его ограбили! Он сделал свое дело, добыл шкатулку, но двое невесть откуда взявшихся молодых подлецов, переодетых рабами, отняли у него Аллот и перстень с ослепляющим камнем, а жезл, умертвляющий сердца, разбили. Эти три предмета принадлежали заказчику. Утрату перстня и жезла тот еще мог бы простить (на худой конец, вычел бы их стоимость из гонорара), но потеря Аллота перечеркивала все надежды на благоприятный для Тубмона исход.
        Аллот не имеет цены. Конечно же, заказчик не поверит, что его утащили неизвестные разбойники. Тубмона будут долго пытать, дабы выяснить правду, а после убьют.
        Испустив плачущий вздох, он ускорил шаги. Шкатулка оттягивала сумку, пристегнутую к поясу, и что с ней теперь делать, Тубмон не знал. К заказчику он не пойдет. Господин До-Пареселе, сановник из Департамента Постижения и Учения, человек с узким, бледным, холеным лицом, застывшим в постоянной брезгливой гримасе, и холодным, как отверстые двери храма Мегэса, взглядом, и раньше внушал ему страх… Но раньше Тубмон выполнял его поручения без осечек.
        Это судьба. Он не успел воспользоваться жезлом и перстнем, да еще дрянной самострел, найденный во чреве Драгохранителя, был заряжен негодными шипами. Когда сама судьба против тебя, лучше убраться куда-нибудь и залечь на дно. Тубмон знал, куда лучше всего убраться: в Одичалые Миры.
        Одно время он вел кое-какие делишки с контрабандистами и до сих пор сохранил нужные контакты. В Одичалых Мирах господин До-Пареселе его не достанет… и на шкатулку там найдутся покупатели: внутри у нее хитроумно переплетенные золотые решетки с драгоценными камнями - даже если забыть о том, что это информационное устройство, начинка стоит немалых денег.
        Тубмон огляделся. Он был один на слабо освещенной улице. Во тьме дремали каменные здания и бассейны. Никто его не преследовал. Куда делся Козья Харя, он не знал и знать не хотел. Надо поторопиться. Хорошо, если он успеет сторговаться с контрабандистами и покинуть этот мир до рассвета.
        Келью Титуса озарял приглушенный свет магической лампы, укрепленной над дверью. Все тут было родное и давно знакомое: стол с дюжиной выдвижных ящиков, переживший не одно поколение афариев, узкая жесткая койка, застланная покрывалом из грубого полотна, пара неудобных стульев, полки с книгами в нишах. За черным окном, в переплетении древесных ветвей, притаилась малая луна, Сийис.
        Титус забыл опустить сетчатую штору, и в келью налетели тучи ночных мотыльков. Шурша крыльями, они мельтешили вокруг лампы, по стенам скользили их гротескные тени.

«Совсем как я, - вздохнул Титус. Он наблюдал за ними, подперев голову кулаком. - Тоже идеализируют мираж, летят и обманываются… Бедные…»
        На столе перед ним стояла глиняная бутылка с «особым» Цведония и мятая оловянная кружка. Пить, как Эрмоара До-Энселе, Титус не умел и потому был основательно пьян. Ноги его не держали, кружку он поднимал с трудом, в глазах плавал туман, а Сийис нет-нет да и начинала дробиться на множество расползающихся лун… Но самым кошмарным было то, что сознание его, несмотря на внешние симптомы опьянения, оставалось ясным.
        Иначе и быть не могло. Он - афарий, обученный сохранять контроль над своим умом даже после приема больших доз спиртного. Забытье не для него.
        Титус хотел сломать внедренные в его сознание защитные механизмы и набраться до полной отключки. Непохвальное для афария намерение, но он не знал другого способа заглушить боль.
        Он понял, что любит Роми, - и понял, насколько ужасна и преступна ее душа. Кем она была в прошлой жизни? Она не просила его о защите (это было бы понятно, правильно, это бы его тронуло!), нет-нет, она хотела с его помощью раздобыть оружие для убийства. Вряд ли она когда-нибудь видела, как убивают и как умирают… Да, это нехорошо, что ее бьют, но она все равно не имеет права на такие мысли!
        Боль не уходила, в голове шумели крылья мотыльков, луна в окошке дрожала, как отражение в черной воде.
        Титус решил пойти к наставнику и поведать ему о своих мучениях. Афарии соблюдали обет безбрачия, однако руководство Ордена смотрело сквозь пальцы на любовные похождения молодых братьев (возбранялось только связываться с куртизанками и соблазнять чужих жен - вот за это наказывали строго). Магистр пожурит его, но поймет и что-нибудь посоветует.
        Попытка встать успехом не увенчалась. Стены закачались и куда-то поехали, окно с луной перекосилось… Титус мертвой хваткой вцепился в столешницу и опять плюхнулся на стул.
        Все. Допился. Ему теперь даже до койки своим ходом не добраться. Если бы у него был такой же, как у Эрмоары, амулет, заряженный протрезвляющим заклятьем…
        В дверь постучали.
        - Титус, можно?
        Он не ответил. Не смог.
        За дверью решили, что можно, и в келью вошел брат Ганий.
        - Пьешь «особое»? Я тоже плесну себе чуток? Титус, я сегодня второй раз родился, поздравь!
        - Оружие в руках у прелестной девушки - это противо… естес… естве… - с трудом заставляя свой язык двигаться, выговорил Титус.
        - У какой девушки? - Ганий, оглядевшись, достал с полки другую кружку, втиснутую между книгами, и уселся на свободный стул.
        - У нее белые волосы… глаза из янтаря… Она как лунный свет… Не знает… что такое нищенство… и поэтому хочет оружие… Это нехорошо!..
        - Понятно, - кивнул Ганий, наливая себе «особого». Потом вытащил из кармана бумажку, развернул. На бумажке лежал тонкий темный шип длиной в полдюйма. - Смотри, эту штуку извлекли у меня из живота. Она была смазана ядом замедленного действия. На пятый день я бы умер.
        - Откуда… это?.. - Титус качнулся вперед и вновь откинулся, не позволяя своему стулу завалиться набок.
        - Тубмон из самострела засадил, помнишь?
        - Помню…
        - Ну вот. Это не «сонный шип», это хуже.
        Титус почувствовал, что трезвеет. Обозначилась проблема, перед которой боль отступила.
        - Ганий… Тубмон этот… Он два раза стрелял… В тебя и в меня…
        - Так пошли к целителю! Хм, ты много выпил? Если не можешь идти, я сюда целителя приведу. Эту гадость надо поскорей вытащить!
        - В меня он не попал… В Атхия… Помнишь, я Атхием прикрылся…
        На пятый день. Через пять дней Атхий по прозвищу Козья Харя умрет. По вине Титуса.
        Ему нередко приходилось драться, выполняя задания Ордена, но покойников на его совести пока еще не было.
        - Бывает, брат. - Ганий наполнил и пододвинул к нему кружку. - Вспомни, что писал Луиллий Зинабиус о наших невольных прегрешениях!
        - Нет… - помотал головой Титус. - Не надо… Я найду его… Пять дней… Найду и спасу.
        Ректор полулежал в своем любимом кресле, кутаясь в атласное одеяло. Его знобило. Следуя его указаниям, Шертон смешал снадобья и приготовил лекарство. Рабыни и слуги, пострадавшие от магического зноя, сейчас не в том состоянии, чтобы выполнять свои обязанности. Четверо умерли, еще один, выпрыгнув из окна на седьмом этаже, разбился насмерть (окно выходит во двор, никто не заметил), остальные выжили, но чувствуют себя плохо.
        Воры похитили информационную шкатулку, больше их ничего не заинтересовало. Самострел с ядовитыми шипами, подаренный ректору бывшим студентом, ныне видным алхимиком, они вытащили из чрева Драгохранителя и за ненадобностью выбросили. Никаких сомнений, они приходили именно за шкатулкой!
        Осмотревшие комнату маги-сыщики заверили ректора, что к утру установят личность человека, державшего в руках разбитый стеклянный жезл (его осколки валялись на полу). Предметы такого рода впитывают информацию о своих владельцах, как губка, и грабитель, не позаботившийся собрать все до единого кусочки, сделал глупость, а заодно оказал следствию крупную услугу.
        Также были найдены два ножа и запирающий стержень, коим преступники заклинили пасть Драгохранителя. С этих вещиц просто так информацию не считаешь, но хватит и осколков жезла.
        - Арсений… - позвал ректор.
        - Что?
        В свете лампы-ночника лицо Шертона еще больше походило на непроницаемую, с резкими чертами маску.
        - Ты можешь вернуть мне шкатулку?
        Шертон пожал плечами.
        - Я все расходы оплачу… Маги установят, кто ее взял, но всего лишь установят, а дальше начнутся трудности. Только ты сможешь это сделать! Без нее у меня в голове пустота, ничего не помню… Массу важного не помню. Помоги мне, Арсений, прошу тебя! Мы же с тобой друзья?
        - Ладно, - помолчав, согласился Шертон. - Пусть они выяснят, где шкатулка, и я попытаюсь ее вернуть.
        Глава 8
        Террасы, один из древнейших районов Нижнего Города, встретили Титуса громким хлопаньем развешанного на веревках белья.
        Вырубленная из желтовато-серого камня лестница для великанов поднималась к небу. Много веков назад, если верить летописям Панадара, на ее ступенях-террасах стояли величавые дворцы - ныне их сменили бурые наросты глинобитных трущоб. От дворцов даже развалин не осталось - все они были сметены в ходе одной из великих войн между людьми и богами. Зато сами Террасы сохранились. Их связывало друг с другом множество истершихся каменных лесенок. Сейчас по этим лесенкам поднимался Титус, явившийся сюда в поисках Атхия.
        Он уже третий день преследовал Козью Харю. Половина срока истекла. Титус надел темный парик и приклеил над верхней губой черные усики, вместо рясы на нем была рубашка с пышными рукавами, парчовый жилет, плетеный пояс и модные двуцветные шаровары - одна штанина желтая, другая синяя. В этих районах Нижнего Города, если не хочешь выделяться, надо одеваться попестрей.
        Титус испытывал нарастающее смутное беспокойство. Он редко бывал на Террасах. В детстве он усвоил, что нищие с Террас - злые люди: гоняют рыночных, если те в поисках хорошего места забираются на их территорию. Могут даже побить. Деда однажды побили. (Рыночные нищие тоже гоняли чужаков - но это совсем другое дело, это справедливо.) Маленький Титус привык обходить Террасы стороной.
        Ему и сейчас было немного не по себе: а ну как прогонят… Встряхнувшись, он заставил себя посмотреть на вещи трезво. Он взрослый человек, сильный и тренированный. Пришел сюда, чтобы спасти обреченного Атхия. Магистр разрешил ему отложить все остальные дела ради выполнения сего милосердного долга.
        Сухой южный ветер, усилившийся после полудня, играл рукавами его рубашки и теребил застиранное тряпье, болтавшееся на веревках, натянутых вдоль края каждой террасы в качестве ограждения. Кое-где в ограждении зияли прорехи. Случалось, кто-нибудь падал и расшибался о крыши построек нижнего яруса, чаще всего с перепоя или под наркотическим кайфом.
        Седьмая терраса, предпоследняя. Она ничем не отличалась от тех шести, что остались внизу. В обе стороны протянулись вереницы домов, напоминающих древесные грибы, жилые чередовались с лавками и сараями.
        Нахальные дети, некрасивые неряшливые женщины, мужчины с туманом в глазах и свежими ссадинами на руках и физиономиях.

«На Террасах живет злой народ!» - вспомнился Титусу плаксивый шепот матери.

«Я - афарий, я выполняю свой долг», - возразил он мысленно.
        Вытащив из кармана горсть медяков, раздал ребятишкам, которые обступили его и заученно тянули руки, отталкивая друг друга. Потом направился к борделю Феймары. Утром ему удалось выяснить, что именно там обрел убежище Козья Харя (от магического паучка Атхий избавился, когда сбросил рабскую тунику, убегая из университета).
        Недавно побеленный бордель сверкал, как перл, на фоне обложивших небо грозовых облаков.
        - Это он! - сипло вымолвил Козья Харя, выглянув из-за шторки и сразу отступив назад. - Прям сюда идет! Уже третий день за мной гоняется, такой, паскуда, прилипчивый… Кокнуть хочет!
        Феймара, пожилая куртизанка, вздохнула, сложив руки на выступающем животе. Атхий приходился ей племянником, лишь поэтому она согласилась его спрятать. И уже успела раскаяться в своей доброте: вчера, невесть на что обидевшись, тот полоснул ножом по горлу одну из ее девушек. Поверхностный порез, ничего страшного, но держать этого пакостника у себя в доме ей теперь совсем не хотелось.
        Властный стук.
        Атхий проворно, как испуганный зильд, метнулся к кладовке, прошипев напоследок:
        - Если чего, всех тут порешу!
        И прикрыл за собой дверь, оставив узкую щель. За щелью, во мраке, блестели его злые трусливые глаза, блестело лезвие ножа…
        Мысленно воззвав к великой богине Юмансе, своей покровительнице, Феймара вразвалку направилась к входной двери. Внутренние стенки в доме из тонкой фанеры, и Атхий у себя в кладовке услышит все, что она скажет.
        В течение некоторого времени она громко препиралась с посетителем. Потом, приблизив губы к щели, скороговоркой прошептала:
        - Он здесь, но я не могу вам открыть. Подождите. Скоро он вылезет на крышу и попробует перебраться на верхнюю террасу. Главное, не прозевайте, - и вновь повысила голос: - Нету у меня никакого Атхия! Уходите, нету!
        Громко топая, она вернулась в комнату с кладовкой.
        - Атхий, ты здесь?
        Как будто здесь. Хриплое дыхание за дверью.
        - Тебе надо бежать, мальчик. Это настоящий наемный убийца, у меня аж сердце заледенело от его голоса. Пошли, я выведу тебя на крышу. Там лежит лестница, заберешься по ней на верхнюю террасу - и беги! Ты слыхал, что он говорил?
        - Чего? - с подозрением спросил Атхий. - Молол, будто спасти мою жизнь хочет… Врет.
        - Спасти от жизни, - поправила Феймара. - Сдается мне, это служитель великого бога Карнатхора. Ты ведь знаешь: Карнатхор пожирает свои жертвы, оборачиваясь зверем. Великий утверждает, что таким образом он спасает людей от превратностей жизни и дарует им покой. Не нам спорить с богами, Атхий. Идем скорее!
        Атхий побледнел, раза два его зубы нервно стукнули.
        - Я не избранник Карнатхора…
        - Так и за дверью стоит не сам Карнатхор, а его скромный слуга, наемный убийца. Слыхал про них? Ох и лютые люди… - Она вывела его в коридор, подтолкнула к лестнице, ведущей на чердак, и, подобрав юбки, полезла следом, не переставая пугать: - Говорят, они у живых людей сердца вырывают во славу Карнатхора… Давай, поспеши!
        Козья Харя дрожал и спотыкался.

«Чтоб он и правда оказался служителем Карнатхора! - глядя с недобрым прищуром на его вспотевший затылок, думала Феймара. - Чтоб он тебя настиг! Будешь знать, как моих девушек резать…»
        Титус видел, как над крышей дома взметнулась лестница - ее прислонили к замшелой стене, и по ней начал карабкаться пестро одетый человечек. Несмотря на расстояние, Титус узнал его: Козья Харя, никаких сомнений! Лестница покачивалась, но человечек, щуплый и верткий, продолжал проворно подниматься. Вот он добрался до края верхней террасы, поднырнул под веревку с бельем, заменяющую парапет. Исчез.
        Титус огляделся: до лестниц, вырубленных в скале, слишком далеко, несчастный Атхий успеет сбежать… Он решительно повернул к дому Феймары. Если надо, он выломает дверь. Долг милосердия - превыше всего.
        Дверь сама распахнулась ему навстречу.
        - Идемте! - позвала грузная пожилая женщина с усиками над верхней губой. - Подниметесь с крыши. Я буду молиться, чтобы вы его поймали!
        - Почему вы не впустили меня сразу? - нырнув в пахнущий приторными благовониями сумрак коридора, спросил Титус.
        - Он бы меня зарезал. Это мерзавец каких поискать! Вчера он поранил одну из моих куртизанок, чтоб его милостивый Карнатхор сожрал… Если вы его убьете, вы сделаете доброе дело! Тогда приходите к нам, и мои девушки вас бесплатно обслужат, за счет заведения.
        На крыше два длинноухих шелудивых зильда дрались из-за недоеденного яблока. Визжащий мохнатый серо-бурый клубок катался у подножия прислоненной к стене лестницы, грозя ее опрокинуть. Поддавшись нехорошему импульсу, Титус пинком отшвырнул надоедливых тварей.
        - Их мои девушки прикармливают, - добродушно пояснила Феймара. - Ну, лезьте, а я подержу. Да помогут вам все боги Панадара!
        Афарий вихрем взлетел по лестнице: добродетельное намерение утроило его силы.
        Последняя терраса была точной копией семи предыдущих. Оделив медяками здешних ребятишек, он выяснил, куда направился Атхий, и бегом поднялся наверх.
        Террасы кончились, тут начинался другой район, Высокий Стан. Широкие извилистые улицы с разбитой мостовой, почти на каждой стене фрески - кое-где свежие, но чаще старые, выцветшие. Над двух-трехэтажными домами торчали древние башни на раскоряченных опорах. Множество лавок, мастерских, кафе, сутолока на улицах.
        Эта сутолока поглотила Атхия, но афарии умеют добывать информацию. Задать вопрос таким образом, чтобы на него непременно ответили, - ценная способность, Титус не зря этому учился. Лавируя в толпе, он устремился к вознесенной над Высоким Станом мраморной эстакаде. Иногда ненадолго задерживался, чтобы перекинуться парой слов с уличной торговкой или нищим, приветливо улыбаясь и держа наготове серебряный баркль. От денег тут никто не отказывался, так что золото Эрмоары, обменянное Титусом на монеты меньшего достоинства, весьма пригодилось.
        Наконец-то он увидал Атхия! Тот застрял на площадке перед аркой, за которой виднелись движущиеся эскалаторы. Застрял вместе с другими желающими подняться на эстакаду. К арке их не пускала растянувшаяся в две шеренги группа людей в белых одеяниях.
        Молодая женщина с умильным выражением лица, выступив вперед, уговаривала:
        - Ходите пешком, глупые! Послушайте совета доброй богини Омфариолы, не пользуйтесь рельсовой дорогой! Светлая Омфариола всех вас любит! А разнузданная дщерь тьмы Нэрренират заманивает вас на свои эскалаторы и рельсовые дороги, дабы вы разучились ходить ногами! Не поклоняйтесь ей, не молитесь ей, не платите ей за проезд! Лучше раскройте свои маленькие слепые души перед доброй Омфариолой!
        Ее ласковый голос легко перекрывал гомон толпы - видимо, у нее был специальный амулет, усиливающий звук.
        Рвущиеся к эскалаторам пассажиры ругались и напирали, но люди в белом сдерживали их без видимых усилий. Тоже какая-то магия. Так или иначе, а Титусу повезло: Козья Харя тут застрял, не уйдет. Теперь надо пробиться к нему и объяснить насчет отравленного шипа. Главный целитель Ордена сказал, что сей шип надлежит удалить из плоти до истечения пяти дней (лишь после этого срока яд начнет действовать, и тогда уже никакие противоядия не спасут).
        Протиснувшись к преступнику, Титус окликнул:
        - Эй, Атхий!
        Тот вздрогнул, повернулся, узнал преследователя - и на его бледном прыщавом лице заблестели бисеринки пота.
        - Я уже третий день за тобой бегаю, - сообщил Титус, безуспешно пытаясь подойти ближе.
        Теперь их разделяло всего несколько человек, но эти несколько человек стояли плотно, как кирпичи в кладке крепостной стены.
        - Помнишь, как тебя в задницу кольнуло? Я хочу тебя спасти, я твой друг!
        Это утверждение заставило Козью Харю втянуть голову в плечи и присесть, прячась за чужими спинами.
        Между тем из толпы выбрались двое жрецов Мегэса, в белых рясах и бесцветно-прозрачных, словно отлитых изо льда, венцах.
        - Белизна есть символ Мегэса, непорочно-ледяного бога! - крикнул первый из них звучным высоким тенором (видимо, у него тоже был амулет, усиливающий звук). - Не оскверняйте ее, грязные теплые козявки! Не славьте чокнутую Омфариолу и развратную Нэрренират, лучше преклонитесь перед хладным величием Мегэса!
        - Белизна - символ Омфариолы, символ ее безмерной чистоты и доброты! - возразила служительница Омфариолы. - Не слушайте их, люди, затворите слух для их гнусных речей! Мегэс замораживает, а Омфариола согревает!
        На нос Титусу шлепнулась капля. Назревала гроза, в небе громыхало. Козья Харя исчез, как сквозь землю провалился, но Титус знал, что он тут, рядом: ему просто некуда деться. Между жрецом Мегэса и служительницей Омфариолы начался магический поединок. Оба стояли неподвижно, только воздух вокруг них сверкал и потрескивал. Второй жрец Мегэса, не владеющий магией, сцепился с приверженцами доброй богини врукопашную, но те одолели его числом и повалили на землю. В толпе все громче ругались: народ опаздывал, да и мокнуть под дождем никому не хотелось.
        Озираясь, Титус насчитал на заднем плане полторы дюжины шлемов, увенчанных одинаковыми гребнями, - городская стража. Стражники выставили вокруг площадки оцепление, однако в свару не вмешивались: тут задеты интересы богов, а они всего лишь люди.
        - Атхий! - привстав на цыпочки, позвал Титус. - Где ты? У тебя из задницы шип надо вытащить, иначе помрешь! Не бойся, я друг!
        Капли зачастили. По эстакаде скользнул поезд, исчез за мраморными стенами. Через мгновение эскалатор выплеснул из-под арки отряд мускулистых парней и девушек в легких блестящих доспехах, отливающих лиловым. Храмовые воины Нэрренират.
        На площадке началась свалка. Воины работали кастетами: наилучшее решение, ибо в такой давке затруднительно использовать дубинки либо мечи (при условии, что твоя задача - не разогнать толпу, а смять служителей Омфариолы и расчистить для пассажиров проход к эскалаторам). Люди в белом пытались защищаться с помощью магии, но каждого из воинов окутало лиловое свечение, и магические заряды не причиняли им вреда. Жрецов Мегэса нигде не было видно: их сбили с ног еще в самом начале. Титус опасался, что Козья Харя в этой сумятице удерет, но протолкнуться к нему не мог. Толпа колыхалась, как желе в энергично встряхиваемой посудине.
        Несколько приверженцев Омфариолы, израненные, в забрызганных кровью белых одеждах, хотели спастись бегством, однако угодили в ловушку, которую сами же и создали, устроив людской затор перед аркой: бежать отсюда было попросту некуда. Титус видел, как девушка-воин, худощавая, но с рельефными мускулами под шоколадно-смуглой кожей, с силой ударила в висок свою ровесницу, сторонницу Омфариолы, и слышал, как хрустнула черепная кость. Он представил на месте убийцы Роми - и внутренне содрогнулся.
        Из-под ног у дерущихся выполз на четвереньках Козья Харя, устремился к эскалаторам. Никто из воинов его не тронул. Добропорядочный пассажир хочет успеть на поезд… Видимо, Нэрренират, всегда отличавшаяся практицизмом, пассажиров велела щадить, дабы не пострадал ее бизнес. Хм, интересно, зачем богине деньги?.. Об этом Титус подумал мельком, провожая отчаянным взглядом спину Атхия, украшенную оттиском чьей-то подошвы.
        Дождь хлынул в полную силу, и народ рванулся к арке. Воины не препятствовали. Вскоре Титус очутился на ступенях эскалатора, в светлом мраморном коридоре, наклонно поднимающемся вверх. Тут давки не было, некая незримая сила не позволяла пассажирам толкать друг друга.
        В конце подъема, в проеме верхней арки, мелькнула фигурка Атхия, но Титус не мог сократить дистанцию, так как перед ним стояли люди. В том числе трое поклонников Омфариолы, попавших на эскалатор вместе с толпой. Они дико озирались: здесь, во владениях Нэрренират, их магические амулеты не имели никакой силы.
        Внезапно в стене раскрылся зев, мелькнувшие в воздухе щупальца оплели одного из приверженцев Омфариолы и в мгновение ока утянули внутрь. На ступенях завизжали, кто-то начал громко молиться Нэрренират. Края отверстия бесшумно сомкнулись. Гладко отполированный розоватый мрамор. Монолит. Титуса передернуло.
        Второго служителя Омфариолы постигла та же участь. Последняя - это была женщина, призывавшая пассажиров не пользоваться рельсовой дорогой, - судорожно вцепилась в своего соседа, лысого мужчину в потертом камзоле с эмблемой Департамента Земледелия. В ее глазах бился ужас, костяшки пальцев побелели. Перепуганный чиновник пытался оторвать ее от себя, но она лишь усиливала хватку, прильнув к нему всем телом, издавая рыдающие звуки.
        Щупальца схватили их, стена поглотила обоих. Титуса начало подташнивать.
        Несколько секунд спустя вновь распахнулся зев, и щупальца поставили чиновника на ступени эскалатора. Тот не пострадал, даже помятым не выглядел, но пошатывался и потерянно мотал головой.
        Сглотнув, Титус сунул руку в карман, где звякало серебро. Заплатить за проезд, обязательно…
        Плату собирала женщина в форменной лиловой тунике, сидевшая за стойкой позади верхней арки. Титус сыпанул перед ней горсть монет, не считая, и побрел искать Атхия.
        Он заметил, что большинство пассажиров тоже платит щедро, сверх тарифа. На всякий случай.
        Поезд ожерельем протянулся вдоль перрона. Титус заглядывал в каждый вагон: куда делся Козья Харя? Может, забился под сиденье? С него станется…
        В зале, переливчатом, как полость перламутровой раковины, царила идеальная чистота. Ни плевков, ни мусора на полу, ни похабных надписей на стенах - скорая на расправу богиня такого не потерпела бы.
        Пассажиры занимали места. Дважды пробежавшись туда и обратно вдоль состава, Титус так и не нашел Атхия. В зале спрятаться негде, в служебные помещения постороннему не войти, арку выхода он постоянно держал в поле зрения… Значит, Козья Харя в одном из вагонов.
        Раздался мелодичный звук гонга, и Титус запрыгнул в ближайший вагон. Поезд помчался по эстакаде, за окнами развернулась заштрихованная дождем панорама Нижнего Города. Смазливый юноша в лиловом плаще, с приколотым к воротнику звукоусиливающим амулетом, объявлял названия остановок. Стоя возле двери, Титус зорко оглядывал покидающих вагоны пассажиров. Вот он! Афарий в последний момент выскочил на перрон, створки дверей чуть не защемили его. Уж теперь Козья Харя от него не уйдет!
        На бегу сунув руку за пазуху, Титус извлек из внутреннего кармана коробочку с новым паучком. Ему удалось настигнуть Атхия возле эскалаторов: заметив погоню, тот едва ли не кубарем покатился вниз, толкая других пассажиров, но Титус швырнул паучка ему вслед и прошептал заклинание. Потом, для проверки, достал магическое зеркальце: крохотное искусственное насекомое прицепилось к воротнику Атхия. Ловя подозрительные взгляды, афарий спрятал зеркальце, облокотился о мраморные перила. Можно передохнуть.
        От усталости его пошатывало. В прошлый раз он ел почти сутки назад, а преследование отняло много сил.
        Остановка называлась Рыбный Берег, по названию района. Здесь протекала река Хинса, зеленая от тины, с обеих сторон зажатая старыми деревянными причалами, усеянная рыбацкими плоскодонками, ветхими плавучими домиками на плотах, разукрашенными прогулочными лодками. Эту часть города дождь обошел стороной. Кривые улицы ползли вверх по холму, на вершине которого сверкал, отражая лучи заходящего солнца, одетый в серебряную чешую храм Паяминоха.
        Левее, на склоне, притулилась древняя бревенчатая башня, нелепо присевшая на шести разнесенных лапах-опорах, к ней-то Титус и направился. Там находилась гостиница, где можно поужинать и переночевать.
        На ходу он достал из кармана зеркальце: Козья Харя сидел возле заплесневелой стены в каком-то сумрачном помещении. Похоже на подвал. Тронув кристалл на потемневшем мельхиоровом ободке, Титус получил панорамный вид сверху, слегка затуманенный - зеркальце не из лучших. Скопление черепичных крыш, одна помечена алой точкой. Здесь. Еще раз тронув кристалл, он сместил ракурс: фасад трехэтажного многоквартирного дома. Это справа от холма, вон за теми кирпичными складами.
        Даже если бедняга Атхий до утра переберется в другое место, он без труда его отыщет.
        Козья Харя стиснул потной рукой амулет, выданный Тубмоном, и прошептал заученное наизусть заклинание. Подействовало. Пугавшие его шорохи по углам затихли, подвал опять стал пустым и неопасным.
        На полу лежали перекошенные четырехугольники лунного света. Воняло плесенью и нечистотами, вдоль стен стояли какие-то разбитые сундуки. На одном из них и свернулся Атхий. После полуночи, если у тебя нет сильной магической защиты, по Нижнему Городу лучше не гулять. Хочешь не хочешь, а надо пересидеть тут до утра.
        Лежать на ребристой крышке сундука было неудобно, однако на сыром полу еще хуже. Скорчившись, Атхий пытался уснуть. Раз этот тип, который за ним гоняется, до сих пор не объявился, можно передохнуть. Никакой он не служитель Карнатхора: боги обеспечивают защиту своим приверженцам, и те не страшатся ночной нежити. Но лютый человек, воистину лютый, здесь Феймара права! Чего он орал-то вслед?.. Что-то насчет его, Атхиевой, задницы… Припомнив эту подробность, Козья Харя поежился от внезапно накатившего ужаса. Нет, этого самого он никому не позволит… Он только с девками согласен, хоть они, суки, и воротят от него нос.
        Выспаться ему не удалось, но подвал он покинул, едва рассвело. Выскочив наружу, столкнулся с теткой, которая вышла из подъезда с пустой корзиной. Та удивленно усмехнулась. Это показалось Атхию обидным, и он полоснул ее ножом поперек груди, а потом пустился бежать. Позади закричали.
        Возле поворота Козья Харя обернулся: женщина стояла около подъезда, прижимая к груди покрасневшие от крови руки, из окон обшарпанного трехэтажного дома выглядывали другие жильцы… А сама виновата, пусть не оскорбляет!
        Он со всех ног помчался к эстакаде. Скорее, пока не появился тот тип… Надо оторваться от него, а после разыскать Тубмона и получить свою долю за шкатулку: этот проныра небось уже все дела с заказчиком уладил.
        Глава 9
        Титус сошел с поезда на остановке Желтые Луга, сбежал по эскалатору и выскочил из-под арки на разогретую, как жаровня, каменную площадку.
        Внутри было прохладно и красиво. Снаружи - пыль, галдеж, сумятица запахов, жара.
        Никаких Желтых Лугов здесь не было и в помине. Только тонущая в мареве мозаика крыш, неровные мостовые, сточные канавы, заваленные мусором пустыри. Кое-где вдоль стен и заборов попадались островки горького желтоцвета. Его агрессивный, стойкий аромат перебивал все остальные запахи и у многих вызывал головную боль, но люди терпели, поскольку издревле считалось, что он отпугивает нечисть. Титус знал, что это не так, однако суеверия живучи.
        От эстакады вела вниз древняя гранитная лестница, ее истертые ступеньки оккупировали лоточники и нищие (на площадку перед аркой их не пускали служащие рельсовой дороги). К Титусу потянулось множество рук, но он промчался мимо, нахмуренный и целеустремленный. Как говаривал один из его наставников, похмелье - злейший враг афария. За ужином Титус напился, дабы заглушить душевную боль, и теперь чувствовал себя муторно, а на специальные упражнения, избавляющие от симптомов похмелья, не осталось времени: Атхий опередил его, удрал на рассвете.
        Миновав лестницу, Титус остановился у ее подножия, глянул в магическое зеркальце и с досады пробормотал непристойное ругательство, прихваченное у Эрмоары До-Энселе. Козья Харя с каждой минутой удалялся. Придется за ним побегать… Титус активировал амулет, незримой нитью связанный с паучком, и устремился вперед. Похмелье понемногу выветривалось.
        Отравленный шип надо удалить сегодня. Завтра будет поздно.
        Надвигались и уплывали назад тесно сдвинутые дома, их окна провожали бегущего человека равнодушными взорами. На одной из улиц за Титусом увязался зильд, но потом отстал. Амулет подсказывал, куда свернуть: афарий улавливал его сигналы, как собственные бессознательные импульсы, и безошибочно выбирал направление.
        Атхия он настиг в окрестностях храма Цохарра. Тут находился трактир, он же воровской притон - Козья Харя завернул туда пообедать.
        Поглядывая время от времени в зеркальце, Титус сидел на корточках за кустом акации в конце переулка и наслаждался передышкой. Пот на лице высох, рубашка все еще оставалась мокрой после долгого бега. Редкие прохожие обходили его стороной. Подошли двое стражников в шлемах с начищенными гребнями, спросили, кто такой. Титус вытащил из-за ворота цепочку с перстнем афария. Те, молча переглянувшись, двинулись дальше: и императорский двор, и Высшая Торговая Палата поддерживали Орден.
        В переулке стояли двухэтажные оштукатуренные дома, в незапамятные времена побеленные известкой, а теперь просто грязные. Притон выделялся среди них только вывеской - потемневшая доска, на которой смутно проступают какие-то разводы (в прошлом надпись и картинка). Над крышами высилась усеченная пирамида цвета заходящего солнца. Храм Цохарра.
        С тех пор как Цохарр взбесился и угодил в ловушку, храм пустовал. Все ценное расхитили воры, в заброшенном здании завелась нежить. Здешние домовладельцы в складчину заплатили магу, который очертил храм магическим кругом и наложил запирающее заклятье: это обошлось дешевле, чем менять место жительства.
        Из дверей трактира наконец-то вышел Козья Харя. Афарий, скрытый от него разросшейся акацией, пружинисто поднялся, нащупал за пазухой коробочку с золотой булавкой. Он воспользуется этой штукой для доброго дела, чтобы спасти Атхия. Неизвестно, как отнеслась бы к этому Эрмоара… но он ничего ей не скажет.
        С подозрением осмотревшись, Атхий сунул руки в карманы и расхлябанной походкой побрел к другому концу переулка. Титус пошел следом, постепенно ускоряя шаг, держа булавку наготове. Еще два десятка ярдов…
        Тощему, в рыжих подпалинах, зильду, который сидел на крыше углового дома, Козья Харя чем-то не понравился, и он запустил в Атхия гнилой свеклой. Тот издал панический возглас, подпрыгнул, с диким выражением на лице оглянулся, увидал неотвратимо приближающегося Титуса - и пустился бежать со всех ног.
        Проклиная всех зильдов на свете, - и особенно вот эту бестию в рыжих подпалинах! - афарий побежал за ним. Булавку на бегу убрал в коробочку, спрятал в карман.
        Они миновали храм Цохарра. В скудной тени окрестных построек скорчились изнуренные люди в обносках. Не нищие, ибо они ничего ни у кого не просили. В их глазах застыла безмерная тоска.
        У каждого из великих богов есть свои приверженцы. Не последнюю роль тут играет расчет: если живешь в нестабильном, сложном, полном опасностей мире, лучше иметь могущественного покровителя. Но кое-кто поклонялся богам по иной причине.
        Среди обитателей Панадара встречались люди, полностью лишенные сознания собственной значимости, неспособные на самостоятельную умственную работу - и свою внутреннюю пустоту они заполняли раболепным преклонением перед высшими существами. Каждое из божеств Панадара, при всех своих скверных качествах, обладало яркой индивидуальностью. Подбирая крохи этой индивидуальности, их поклонники обретали иллюзию самодостаточности.
        Когда Цохарр исчез, его приверженцы, принадлежавшие к этой категории, пережили чудовищный шок. Кто-то из них сумел оправиться, прилепившись душой к другому божеству. Кто-то вскоре умер. Кто-то продолжал влачить призрачное существование, лишенное мыслей и иных чувств, кроме всепоглощающей тоски, ибо их мысли и чувства ушли вместе с Цохарром. Этих, последних, тоже оставалось все меньше и меньше.
        Атхий и Титус промчались мимо, не вызвав у них даже искорки интереса.
        Полуразрушенные башни из темного кирпича, несколько кварталов подряд. Сюда никто не заглядывал, кроме вездесущих зильдов, но с наступлением темноты даже те отсюда удирали. В городе было не меньше десятка таких омертвелых участков. Тишина тут стояла особая: словно кто-то притаился в засаде, не издавая ни звука, готовясь к броску… Атхий и Титус разорвали ее громким топотом и хрустом кирпичного крошева под подошвами. И потом еще долго нечто незримое колебалось, постепенно успокаиваясь, как потревоженная стоячая вода.
        Трущобы. Козья Харя знал тут каждую щель, Титус не потерял его только благодаря подсказкам амулета.
        Один из рынков Нижнего Города, с длинными крытыми галереями для торговцев. Атхий опрокинул под ноги преследователю корзину грецких орехов, но в число обязательных для афариев тренировок не зря входит бег с препятствиями: Титус прыгнул, перелетел через опасное место и угодил в объятия налогового инспектора, степенно шествовавшего по проходу между прилавками в сопровождении раба, который держал над его головой расписной зонтик от солнца. Все трое, включая раба, рухнули на землю - к несказанной радости торговцев.
        - Ты чего?.. - прохрипел тучный инспектор, растерянно отталкивая Титуса.
        - Я это… человека спасаю… - пристыженно объяснил афарий.
        Вскочил и побежал дальше.
        Бычья площадь, храм Шеатавы - нагромождение блоков из черного базальта, на первый взгляд хаотичное, но, если присмотреться, подчиненное законам странной, варварской гармонии.
        Несмотря на устрашающий вид храма, Шеатава был богом очень даже приличным: он принадлежал к числу тех немногих, кто не требовал человеческих жертвоприношений. В жертву ему приносили быков и овец - и великий бог пожирал их, оборачиваясь гигантским львом, а людей не трогал. Вот и сейчас по широкой, заваленной навозом улице к вратам храма брело стадо быков с вызолоченными рогами, в сопровождении жреческой процессии. Животные нервничали, но двигались вяло, так как в течение трех дней перед церемонией им в питье подмешивали наркотик.
        Атхий, а за ним и Титус вихрем пронеслись между вратами и стадом. Позади кто-то восторженно крикнул:
        - Знамение!..
        Козья Харя оказался вертким и проворным, как зильд, афарий никак не мог его поймать, а время шло, солнце понемногу сползало к горизонту. Титус пытался на бегу объяснить насчет отравленного шипа, однако обреченный Атхий его не слушал.
        Эстакада Нэрренират.
        Рельсовая дорога унесла их в другую часть города. Здесь теснились трехэтажные дома, оштукатуренные, но без фресок, из-за чего они выглядели странно голыми. Попетляв среди них, Атхий выбежал на площадь Пустых Фонтанов, загроможденную разбитыми каменными чашами. Фонтаны давным-давно не работали, в чашах зеленела пробившаяся сквозь трещины трава.
        На том краю площади ощетинились ребристыми колоннами казенные учреждения. Там как раз заканчивался рабочий день, и Козья Харя, рассчитывая затеряться в толпе, помчался из последних сил. Титус, наоборот, сбавил темп. Пусть Атхий успокоится и почувствует себя в безопасности - тогда-то он настигнет его, вонзит парализующую булавку и удалит шип.
        Он отстал от Атхия, однако не намного. Ровно настолько, чтобы тот потерял его из виду.
        Впереди, над крышами, гигантским раскрытым веером поднималось здание из белого и розоватого мрамора. Храм Нэрренират.
        Атхий устремился в ту сторону, а за ним и Титус. Увидав суетливую фигурку Атхия в конце улицы, которая выводила на площадь перед храмом, он с шага перешел на бег. Булавку приколол к жилету на груди. Каковы бы ни были препятствия, он выполнит свой милосердный долг.
        Площадь Зовущего Тумана представляла собой обширное пространство, вымощенное в шахматном порядке черными и белыми плитами, пересеченное четырьмя ажурными колоннадами. В центре, где колоннады сходились, стояла на постаменте мраморная статуя десятифутовой высоты, с аметистовыми глазами. Изображала она прекрасную нагую женщину - великую богиню Нэрренират в человеческом облике.
        Затравленно озираясь, лавируя между колоннами, путаясь под ногами у паломников, которые направлялись к храму (Титус припомнил, что сегодня у приверженцев Нэрренират какой-то культовый праздник), Атхий двинулся наискось через площадь. Афарий постепенно сокращал дистанцию.
        В очередной раз оглянувшись, Козья Харя заметил его. На невзрачном прыщавом лице преступника отразилась смесь паники и злобной решимости.
        - Убью! - надсадно завопил он, сунув руку за пазуху. - Чего пристал, убью!
        - Я не причиню тебе вреда! - в который раз уже пообещал Титус, медленно приближаясь.
        - Вот у меня чего! - Атхий показал что-то, зажатое в кулаке. - Савбиев Огонь! Беги от меня, паскуда, убью!
        Амулет Ваттам, десятикратно увеличивающий остроту зрения, Титус носил на мочке правого уха, вроде клипсы. Прошептав коротенькое активирующее заклинание, он смог рассмотреть, что держит Козья Харя: небольшую коробочку с алым иероглифом на крышке.
        - Атхий, не надо!
        - Всех убью!
        Их голоса звенели, отражаясь от мраморных плоскостей. Эхо еще не затихло, а губы Атхия начали беззвучно шевелиться.
        Савбиев Огонь - страшное оружие. Металлическая коробочка начинена веществом сложного состава: три компонента - естественного происхождения, четвертый - магический. Если произнести заклинание, магический компонент мгновенно раскаляется, что позволяет трем другим составляющим вступить в реакцию, которая возможна лишь при очень высокой температуре. Когда разбуженная таким образом чудовищная сила разорвет коробочку изнутри, сам Атхий не пострадает, ибо одна из частей активирующего заклинания обеспечит ему индивидуальную защиту.
        Правая рука афария сама выхватила из поясной сумки самострел, заряженный оловянным шариком. Был у него еще один, с «сонными шипами», но на таком расстоянии стрелять из него бесполезно. А шарик, благодаря магии, придающей ему начальное ускорение, бьет на полторы сотни футов и свалит взбесившегося быка, не то что человека.
        Следя за губами Атхия, Титус поднял руку с самострелом. Это оружие сделано таким образом, что даже заклинания произносить не надо, нажал на спусковой крючок - и готово. Когда курок соприкоснется с амулетом, сила, заложенная в него магом-оружейником, вытолкнет шарик.
        Он медлил. Время пока есть, ибо заклинание, активирующее Савбиев Огонь, довольно-таки длинное, и Титус отчаянно надеялся, что Козья Харя передумает, остановится. Он не хотел, чтобы на него пала чья-либо кровь. Избежать стези убийцы, ибо для убийцы нет оправданий…
        - Атхий, одумайся! - крикнул он. - Бегите, люди!
        Козья Харя продолжал шептать. Вот он дошел до фразы, обеспечивающей защиту, и Титус, который читал по губам, произнес эту фразу синхронно с ним. Сделал он это машинально, ибо так его учили наставники в Доме афариев. Теперь он тоже был защищен, однако все остальные… Он мог спасти их, нажав на спусковой крючок, но ведь за это придется заплатить жизнью Атхия!
        Титус не хотел, не хотел, не хотел оказаться перед таким выбором.
        Козья Харя кончил шептать и швырнул в него коробочку. Раздался оглушительный хлопок, незримая сила бросила Титуса навзничь. Когда он поднялся на ноги, слегка оглушенный, в воздухе висели облака мельчайшей пыли. Среди развороченных плит и мраморных обломков корчились окровавленные люди. Некоторые не шевелились. Рассеченные трещинами колонны опасно покачивались.
        Атхий убегал. Титус побежал за ним. Он ни о чем не думал, думать он сейчас просто не мог. Знал только, что нужно довести начатое дело до конца… Он чуть не наступил на чью-то оторванную руку, поскользнулся в крови, и его стошнило.
        Воздух позади раздирали крики. Внезапно они смолкли, и тогда Титус все-таки оглянулся: из распахнутых дверей храма Нэрренират выползал искрящийся лиловый туман; за считаные секунды он окутал изуродованную площадь, так что ничего больше нельзя было рассмотреть.
        Титус наконец опомнился от шока и понял, что плачет. Ничего, теперь все обойдется. Раз туман - значит, жрецы сумели призвать богиню, и та конечно же исцелит своих паломников. Все они будут здоровее прежнего… Он вытер дрожащей ладонью мокрое от слез лицо и опять побежал за Атхием.
        Спасибо Создателю, что он не стал убийцей! На нем нет ничьей крови.
        Козью Харю он настиг около Медного моста. Этот древний мост соединял берега реки, исчезнувшей задолго до рождения Титуса и Атхия. Ее пересохшее русло заполнили глинобитные лачуги, отделенные друг от друга крохотными виноградниками и черно-зелеными лоскутьями огородов. Сам мост тоже кто-то пытался приспособить под жилье: к перилам стоймя прикрутили прогнившие доски, сплели навес из ивовых прутьев. Но это было давно, сейчас тут никто не жил.
        Измотанного погоней Титуса наделил новой силой гнев: человек, которого он хочет спасти от смерти, едва не сделал его убийцей! Догнав Атхия, он уклонился от ножа, подсечкой сбил противника с ног и прежде, чем тот успел откатиться, вонзил ему в плечо золотую булавку. Атхий сразу расслабился и уставился на него с бессмысленно-покорным выражением.
        - Вставай! - приказал Титус. - Иди вперед!
        Они вступили на мост, под сень ивового навеса. Титус глянул в зазор меж двух досок: внизу, по тропинке, брели четверо стражников. Что ж, он сдаст им Козью Харю, как только вытащит шип.
        - Снимай штаны! - приказал он с отвращением.
        Атхий подчинился. Сквозь щели в плетенке проникали солнечные лучи, и черную точку смертоносного шипа Титус увидал сразу. Достав из поясной сумки пинцет, он вырвал шип из ягодицы Атхия, спрятал в коробочку, приложил к кровоточащей ранке тампон с целебным снадобьем. Все. Козья Харя спасен!
        Подцепив ногтями сияющую головку булавки, Титус выдернул ее. Атхий вздрогнул, запутался в спущенных штанах и во весь рост растянулся на пыльных досках.
        Снизу доносились, приближаясь, голоса стражников.
        - Я не могу тебя отпустить, - нависнув над преступником, мрачно сказал Титус. - Ты нанес увечья невинным людям, в то время как тебе ничто не угрожало! Меня ведь интересовала только твоя задница…
        Козья Харя по-звериному взвыл, боком метнулся к перилам, протиснулся в дыру между досками и сиганул вниз.
        Испугавшись, что он расшибется, афарий приник к щели. Нет, все в порядке… Атхий приземлился прямо перед стражниками. Сейчас он что-то невнятно объяснял им, придерживая штаны и всхлипывая. Титус не смог разобрать ни слова. Зато раскатистый бас стражника прозвучал отчетливо:
        - Да это же Атхий по прозвищу Козья Харя! За него, голубчика, награда назначена… Ты арестован!
        - Ага, арестуйте меня! - шмыгая носом, судорожно затягивая завязки штанов, согласился Козья Харя. - Сам сдаюся в руки закона!
        На сердце у Титуса потеплело. Все-таки не зря он гонялся за Атхием: тот раскаялся, повернулся лицом к добру и готов понести ответ за свои преступления. Усилия афария затрачены не напрасно, и те люди на площади пострадали не напрасно. Возблагодарив Создателя, Титус быстрым шагом пошел прочь: он не хотел объясняться со стражей и впутывать в это дело Орден.
        Окруженный стражниками Козья Харя в это время плакал и никак не мог успокоиться: очнувшись без штанов, он испытал страшнейшее потрясение.
        - Демон это… - выдавил он, истерически всхлипывая. - Лютый демон… Околдовал меня до беспамятства и это самое… как называется… обесчестить хотел! А бегает он за мной уже который день, такой лютый… И далась ему моя бедная жопа…
        - Заткнись и иди! - Стражник, связавший ему руки, толкнул его в спину. - Ты столько людей ни за что порезал, какая там у тебя, засранца, честь!
        - Лучше в тюрьме пересижу… - всхлипнул Атхий. - А то вдруг он опять…
        - Тюрьма давно тебя ждет, - кивнул другой стражник.
        Уловив, что никто ему не сочувствует, Козья Харя обиженно замолчал и поплелся по тропинке, петляющей среди виноградников. Стражники шли следом, весело переговариваясь: они собирались, получив награду за поимку неуловимого Атхия, устроить гулянку.
        Глава 10
        Нанятые ректором маги-сыщики установили, кто похитил шкатулку: некий Тубмон, изгнанный из Школы Магов за воровство, скользкая личность, небезызвестная в уголовных кругах Нижнего Города. Куда он делся после кражи - вот этого сыщики сказать не могли. Зато им удалось выяснить, что Тубмона разыскивают их коллеги, нанятые господином До-Пареселе из Департамента Постижения и Учения.
        Последнее ректора не удивило: молодой профессор-теолог Кагиларий, зять сего влиятельного сановника, - один из первых претендентов на его место. Стало быть, Тубмона нанял До-Пареселе, а проходимец обманул клиента и сбежал? Сыщики склонялись к такой версии.
        Розыски продолжались.
        В толпе нарядных людей, неспешно фланирующих по бульвару Монаршьей Милости, Шертон чувствовал себя чужаком. В закоулках Нижнего Города у него такого ощущения не возникало, а здесь, в Верхнем… Верхний Город - не его территория.
        Впереди заиграла музыка, плотность толпы увеличилась. Над головами гуляющих плавали радужные шары, похожие на мыльные пузыри. Время от времени то один, то другой беззвучно лопался, рассыпаясь фейерверком прохладных разноцветных блесток. Фокусы императорских магов-учеников.
        Он узнал ее сразу. Узнал и вначале удивился - что она здесь делает? - но потом вспомнил, что по выходным студентам разрешено покидать территорию университета. Шертон сам до сих пор не понял, что его привлекает в этой девчонке. Она была не очень-то в его вкусе: слишком юная, слишком хрупкая - дотронуться боязно. И вдобавок, как объяснил Венцлав, наркоманка. Несколько раз, встречая ее в коридорах университета, он пытался завязать разговор, но она от него шарахалась, а Шертон избегал связываться с женщинами, которые его боятся.
        И все же его к ней тянуло. Одно он знал наверняка: магия тут ни при чем (специально сходил к высококлассному магу, чтобы тот проверил его на предмет привораживающих заклятий).
        Беловолосая девочка не стала углубляться в толпу, остановилась у края газона, возле цветущей магнолии.
        - Привет, Романа, - окликнул Шертон.
        Ее плечики под тонкой тканью студенческой рубашки напряглись. Она вежливо поздоровалась.
        - А мы с вами уже не в первый раз совершенно случайно оказываемся в одном и том же месте. - Он заметил припухлость и красноту вокруг ее темных, с золотыми крапинками глаз. - Вы чем-то расстроены?
        - Нет. - Романа отступила в сторону толпы.
        - Знаете, я ведь специалист по части проблем… в том числе неразрешимых. Вдруг я смогу вам помочь?
        - Спасибо, это мое личное дело, - отрезала она, прежде чем скрыться за чужими спинами.
        Шертон шагнул было следом, но остановился. Хорош он будет, если начнет гоняться за девчонкой… У нее своя жизнь, у него своя. Не сегодня завтра сыщики Венцлава вычислят шкатулку, и тогда он наконец-то займется делом.
        Несколько раз оглянувшись, Роми убедилась, что Шертон ее не преследует, и сбавила темп.
        Солнце садилось, золотя установленные на высоких башнях чаши-ловушки. Впереди, за массой гуляющих, играли на арфе, над бульваром плыл аромат магнолий. Она забрела далеко от университета, и возвращаться не хотелось, но скоро придется повернуть обратно.
        Клазиний и Фоймус сумели превратить ее жизнь в пытку. В последнее время они постоянно угрожали ей изнасилованием, однако Роми не принимала эти угрозы всерьез: не рискнут, поскольку тогда им от наказания не отвертеться. Но слушать их все равно было противно.
        Ее тело покрывали синяки и рубцы, один раз ей за шиворот плеснули какую-то дрянь, от которой кожа потом целые сутки зудела.
        Может, зря она ничего не сказала Шертону? Роми давно уже заметила, что руки у него не такие, как у большинства ее знакомых: жесткие и сильные, с загрубевшими костяшками, ребро ладони - сплошная мозоль. Человек с такими руками должен кое-что знать о драках и убийствах! Вдруг бы он посоветовал, что делать…
        Нет. Вряд ли. Роми горько усмехнулась, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей.
        Она ведь уже пробовала поговорить о своих проблемах с Титусом. Наверняка Шертон скажет ей то же самое. Тем более что он друг ректора!
        Она все сделает сама, без чужой помощи.
        Весь день Титус добирался сквозь лабиринт Нижнего Города до квартала Сонных Танцоров. Воспользоваться рельсовой дорогой Нэрренират он не осмелился.
        И надо же было случиться, чтоб Козья Харя вспомнил про коробочку с Савбиевым Огнем на площади Зовущего Тумана! Богиня и без того разгневана, взрыв около храма вряд ли поспособствовал улучшению ее настроения. С теми, кто навлек на себя ее гнев, Нэрренират расправлялась быстро и жестоко. Вдруг она не станет вникать, кто активировал бомбу, и кара падет на Титуса - просто потому, что он тоже там был?
        Переночевал он в одной из гостиниц, рассчитанных на припозднившихся прохожих, которых полночь застигла вдали от дома. На рассвете тронулся в путь. Пешком. По дороге ему несколько раз попадались информарии, украшенные зазывно-яркими вывесками: любой желающий может зайти туда, заплатить магу-хозяину и узнать последние новости - например, много ли народа погибло на площади Зовущего Тумана. Ничто не мешало Титусу это сделать, но он не смог себя заставить. Потом.
        Обдумывая, как бы поубедительней оправдать непредвиденную задержку, он дотащился в сумерках до гостиницы Бедолиуса. Пожалуй, стоит сказать, что он выполнял не терпящее отлагательств важное задание… Да, такое объяснение нельзя назвать ложью.
        Похожий на жреца секретарь в этот раз хранил ледяное молчание, даже на приветствие не ответил. Поймав его неприязненный взгляд, Титус слегка удивился: в чем дело?
        Распахнулись рассохшиеся дверные створки с красно-сине-желтыми витражами. Эрмоара стояла посреди комнаты.
        - Госпожа, я должен перед вами извиниться, ибо я пришел без Роми, - начал Титус, выпрямляясь после почтительного поклона. - Видите ли, я занимался чрезвычайно важным делом…
        - Ублюдок!
        Тяжелая затрещина отшвырнула его к двери, еще несколько пядей - и он бы врезался затылком в одну из створок. Эрмоара ударила раскрытой ладонью, и теперь левая щека горела, как обожженная. Морщась и моргая, афарий сообразил: заклятье силы. Да, наверняка заклятье силы… Иначе субтильная пожилая дама не смогла бы простой пощечиной сбить его с ног. А он даже среагировать не успел!
        Заклятье силы - опасная игрушка: оно без остатка истощает естественные ресурсы человека, и тот, кто им злоупотребляет, не может жить без постоянной магической подпитки. Неужели Эрмоара об этом не знает?
        Еще мгновение - и охватившее Титуса удивление уступило место гневу. Он не раб, чтобы получать оплеухи! Если Эрмоара сидит на мешках с золотом, это еще не дает ей права смешивать с грязью рожденных в нищете… Он открыл рот для отповеди, и тут следующая фраза Эрмоары пригвоздила его к месту:
        - Почему ты позволил убить их?
        Вот оно. То, чего он боялся.
        - Кого… я… позволил убить?
        - Паломников около храма Нэрренират. Итак, жертвы есть, и об этом уже все знают…
        - Разве богиня не исцелила своих людей?
        - Тех, кто остался жив! - почти прорычала Эрмоара. - Трое были убиты на месте. А ты, мерзавец, держал его на прицеле! Почему ты не выстрелил?
        Ей все подробности известны… Видимо, следила за ним магическим способом. Эти денежные воротилы весьма предусмотрительны.
        - Я не мог иначе, госпожа. Представьте себе весы. На одной чаше лежат жизни паломников, на другой - жизнь Атхия. Качнуть их в ту или в другую сторону означает взять на себя неправомерно большую ответственность и совершить несправедливость. Жизни погибших паломников бесценны, и жизнь Атхия бесценна… Он, кстати, раскаялся и добровольно сдался городской страже! А я теперь до последнего вздоха буду нести свою вину. В этой ситуации не могло быть хорошего выбора.
        - Был у тебя хороший выбор, - процедила Эрмоара. - Ты мог пристрелить этого…, тогда бы они остались живы. Отдать жизни трех благочестивых набожных паломников за одного подонка - это…!
        Титус вздохнул: ничего-то она не понимает.
        - Это было бы упрощенно рациональное решение, госпожа. Такими решениями вымощена дорога к бездуховности, а на эту дорогу я не ступлю даже под страхом смерти. Я выбрал иное решение, непростое, не всем понятное…
        - Ты даже не мерзавец, - с тоской констатировала Эрмоара. - Ты хуже. Создатель Миров, ну с кем меня угораздило связаться?!
        - Не думайте, что мне хорошо. Вам это, наверно, трудно представить, но я добровольно избрал путь неразрешимых противоречий, боли и страданий. Я афарий, такова моя система убеждений.
        - Почему же ты не поменяешь ее на что-нибудь не столь болезненное? Систем убеждений много, возьми любую, какая получше. Или создай свою собственную.
        От этого наивно-циничного предложения афария передернуло.
        - Госпожа, убеждениями не бросаются! Вы привыкли иметь дело с обменом товаров, с куплей-продажей, а убеждения человека - это святое, это нельзя предавать!
        - Ладно, заткнись. Хоть ты и дурак, а должен сделать работу, за которую я тебе заплатила. Меня интересует, почему ты весь день шлялся по городу, как б…, вместо того чтобы притащить сюда Роми?
        - Я шел пешком, - буркнул Титус.
        - Я знаю, что ты шел пешком. У тебя не хватило мозгов воспользоваться рельсовой дорогой?
        - Я не воспользовался рельсовой дорогой после зрелых раздумий, госпожа, - осадил он недалекую богачку. - Всегда надлежит учитывать возможные последствия. Если великая Нэрренират, - он понизил голос до шепота, - решит, что я имею отношение к взрыву, мне грозит месть богини.
        Эрмоара фыркнула:
        - Нэрренират достанет тебя, когда захочет, даже если ты будешь за милю обходить рельсовую дорогу. Ты действительно имеешь отношение к взрыву…
        Почему это происшествие - бесспорно, трагическое - вызывает у нее столь бурные эмоции? Внезапно его осенило:
        - Там погибли ваши знакомые? Люди, которых вы знали? О, Создатель… Поверьте, госпожа, я скорблю вместе с вами!
        - Да, я знала погибших, - с непроницаемым лицом подтвердила Эрмоара.
        Вот же злосчастное совпадение… Виновато глядя на нее, Титус объяснил:
        - Клянусь вам, госпожа, иначе я не мог. Подельник Атхия засадил ему в ягодицу - извините за нехорошее слово - отравленный шип. Целился он в меня, но попал в Атхия, потому что я прикрылся Атхием от выстрела. Это был яд замедленного действия, и я решил любой ценой спасти несчастного. Ради этого я четыре дня подряд за ним охотился. Невозможно убить человека, если вы столько усилий затратили ради его спасения! Поверьте, это так.
        - Да, усилий ты затратил немало. - Эрмоара боком уселась в кресло, закинув ноги на подлокотник. Совсем неподобающая поза для пожилой дамы. Юбка задралась, обнажив тощие ноги в серых шелковых чулках, украшенных кружевными аппликациями. - И все напрасно.
        - Почему напрасно? - встрепенулся Титус. - Неужели он все-таки умер?
        - Умер, но не от яда. Его нашли в камере разорванным на куски. Стены, пол, потолок - все было забрызгано кровью. Заключенные из соседних камер слыхали ночью крик, а охранники утверждают, что никто к нему не заходил. Интересно, правда, афарий?
        Титус содрогнулся, но не удивился. Магия. Эрмоара наняла мага-убийцу, чтобы расправиться с несчастным Атхием. Пусть у Роми более изысканные манеры и безукоризненно культурная речь - она плоть от плоти этой стервы, недаром Эрмоара именно ее хочет видеть своей наследницей! Их души одинаково черны.
        - Месть никого не украшает, госпожа, - тихо вымолвил он, сглотнув застрявший в горле комок.
        - Афарий, если кто-то убил людей, которые пользовались моим расположением, а я оставила это без последствий - это значит, меня смешали с дерьмом. Оплакивать Козью Харю ты будешь потом, сейчас давай вернемся к нашей проблеме.
        - Да… - Титус спохватился, что все еще сидит на полу, и, смутившись, поднялся на ноги. - Я хочу поговорить с вами о Роми, госпожа, это крайне серьезный разговор. Она задумала совершить убийство.
        - Вот как?
        - У студентов свои традиции, с которыми она не желает считаться. Она показывала мне следы побоев - это ужасно, что ее бьют и обижают, но еще ужасней то, что она хочет сделать! Она спрашивала, не смогу ли я достать для нее оружие. Госпожа, есть один способ уладить все это к общему удовольствию. Я имею в виду магическую переделку сознания. Это сложная и дорогая процедура, но вы же в состоянии нанять лучших магов… Пусть Роми станет такой, как другие юные девушки, которые украшают нашу жизнь подобно цветам и не думают о вещах, непозволительных для юных девушек.
        Эрмоара долго смотрела на него, не отвечая и не меняясь в лице. Потом насмешливо заломила бровь:
        - Афарий, ты меня удивляешь. Ты так проникновенно рассуждал о ценности человеческой жизни, а теперь даже Козью Харю переплюнул. Ты хочешь покалечить бестелесное существо - это гораздо хуже, чем убить тело.
        Титус вдруг почувствовал себя очень неуютно.
        - Не покалечить, а исправить! - возразил он запальчиво.
        - А ты знаешь, что с ней при этом произойдет? С ней - с бестелесным существом? И знаешь ли ты, как это делается?
        - Это знают только маги, госпожа, они держат это в глубочайшей тайне.
        - Еще бы! - Она ухмыльнулась. - Лучше выкинь это из головы. Я не хочу получить вместо Роми безмозглую марионетку. Учти, афарий: если ты что-нибудь такое затеешь, я твое сознание перекрою. Обычно я так не поступаю, у меня тоже есть свои… гм, представления о гуманности, но для тебя сделаю исключение.
        По спине у Титуса поползли мурашки. Разве можно перекраивать его сознание?.. Потом он спохватился: Эрмоара откровенно блефует, ничего такого она не сделает, она ведь не маг… Зато она может нанять магов!
        - Я всего лишь предложил, госпожа. Извините, что рассердил вас… Однако насчет Роми надо что-то решить. Императорский университет - неподходящее для нее место, она не смогла стать своей в этой среде. Извините, что я беру на себя смелость давать вам советы… Может быть, вы заберете ее оттуда?
        Он умолк, ожидая новой порции похабной ругани.
        - Ты убедил меня, афарий, - неожиданно сдалась Эрмоара. - Я заберу ее.
        - Когда? - растерянно моргнул Титус. И тут же поправился: - Когда вы сможете забрать Роми, госпожа?
        - Чем скорее, тем лучше, как по-твоему?
        Обрадованный и одновременно немного настороженный тем, как быстро она все схватывает, афарий предложил:
        - Может быть, завтра? От греха подальше, пока она не успела ничего натворить…
        - Пожалуй, я с тобой согласна. Завтра. - Эрмоара соскочила с кресла; ее движения были стремительны и грациозны, как у юной гимнастки. - Каким образом ты предполагаешь это устроить?
        - Студентов выпускают из университета только по выходным, придется вывести ее тайком. Я куплю платье и накидку, чтоб она переоделась - тогда надзиратели на выходе примут ее за вольную слушательницу. Мы вместе придем сюда…
        - Годится. На уговоры время не трать. Воткни булавку, потом вели ей переодеться. У нее высокая сопротивляемость, но заклятье булавки сильное, должно подействовать.
        - Булавка работает… - кивнул Титус - и смущенно осекся.
        - Ну да, ты ведь уже воспользовался этим, чтоб оттрахать Козью Харю. Одежду возьми подороже, что-нибудь аристократическое, это внушит почтение надзирателям.
        - Я не… - пробормотал побагровевший Титус.
        - А накидку с вуалью. Ближайшие к университету ворота - Юго-Восточные?
        - Вы заблуждаетесь…
        - Все-таки Юго-Восточные, но их закрывают сразу после захода солнца. Учти, с булавкой Роми не сможет двигаться быстро. Идите лучше к Северо-Восточным, те открыты всю ночь.
        - Я ничего такого не делал, как вы подумали…
        - Я буду ждать. Деньги нужны?
        Титус помотал головой. До него наконец-то дошло: Эрмоара отлично знает, что ничего непотребного он с Атхием не совершал! Издевается. Правду говорила мать: богачи всегда издеваются над обездоленными…
        - Тогда убирайся. Если сделаешь эту работу, я тебя не убью.
        - Вы и так не имеете никакого права меня убить, - негодующе насупившись, возразил Титус.
        - Ты виновен в смерти людей, к которым я неплохо относилась. Не забывай об этом, афарий.
        Встретив ее холодный взгляд, он сразу потерял охоту препираться. Отвесил привычный поклон и вышел, пятясь, из комнаты. На душе было гадко.
        Ближайший информарий находился на полпути между кварталом Сонных Танцоров и рынком у подножия Верхнего Города. Круглый дощатый павильон с шатровым куполом, по карнизу налеплены разноцветные магические лампы. Хозяйку этого заведения, старую ведьму, Титус недолюбливал, но сейчас у него не было сил тащиться к другому информарию.
        Он вошел в зал, разгороженный ветхими атласными ширмами на множество отдельных кабинок, нашел свободную. Тут стоял стол и несколько плетеных кресел безобразного вида.
        Усевшись, Титус понял, что до предела устал. Ныли натруженные ноги. В черной зеркальной столешнице отражались поперечные балки, на одной что-то шевелилось… Зильд. Всего лишь зильд.
        Сгорбившись, он оперся локтями о столешницу, но тут же спохватился и откинулся на спинку кресла: если ведьма увидит, скандала не оберешься. Этот стол на самом деле - сложное магическое устройство, а на устройство, по ее мнению, ставить локти нельзя, пускай даже ничего ему от этого не сделается. Титус начал рассматривать аляповатые узоры на ширме, стараясь унять внутреннюю дрожь. В глубине души он надеялся, что Эрмоара солгала.
        Появилась хозяйка - старуха с рыжими от хны космами и бородавкой на носу. На шее у нее звякало ожерелье из золотых монет. Монеты незнакомые, не панадарские. Наверное, из Одичалых Миров.
        - Что желаете, молодой человек? Что-нибудь серьезное или этакое игривое, пикантное? - Она хрипло хихикнула.
        Титус объяснил, что его интересует.
        - В зримом виде, в изреченном или в начертанном?
        - В начертанном. - Увидеть это он не хотел.
        Старуха простерла над столом морщинистую руку с наманикюренными ногтями и начала бормотать заклинание. Несмотря на свой вздорный характер, магом она была хорошим. Столешница посветлела, проступили письмена. Выдержки из официальных протоколов. Да, да, да… Титусу хотелось зажмуриться, но он через силу заставлял себя читать.

«…Сей Атхий, известный также как Козья Харя, был препровожден в тюрьму, называемую Змеюшником, что находится в Низинных кварталах, и заключен в камеру номер двадцать шесть. В ночь с девятого на десятый день месяца Большой Рыбы сего Атхия, известного также как Козья Харя, умертвила, разорвав на куски, великая богиня Нэрренират, прогневанная тем, что вышепоименованный разбойник посредством Савбиева Огня учинил взрыв на площади Зовущего Тумана перед ее главным храмом. От сего взрыва мгновенная смерть постигла направлявшихся в храм паломников: Тофирия Кирнона двадцати девяти лет, купца из Хеммы, Сковилия Улауса шестидесяти двух лет, разрисовщика посуды, а также его внучку Амиэлу Улаус четырнадцати лет, из Повтира…
        - Что-нибудь еще, молодой человек? Что-нибудь пикантное на закуску не желаете?
        Титус молча отдал хозяйке деньги и вышел на улицу. Его пошатывало. Все так, как говорила Эрмоара… Что связывало главу торгового клана До-Энселе с купцом из Хеммы и разрисовщиком посуды из Повтира? Ну, с купцом-то понятно - бизнес… Так или иначе, а Эрмоара жестоко отомстила за своих знакомых. И заплатила кому надо, чтоб убийство Атхия списали на богиню: ведь в этом случае никакого официального расследования не будет.
        Зато она без возражений согласилась забрать Роми из университета… Титус, быстро шагавший по темной улице, вдруг нахмурился: его не покидало ощущение, что в скором согласии Эрмоары кроется какой-то подвох. Но сколько он ни ломал голову, так и не смог угадать, какой именно.
        Глава 11
        Роми держала на ладони медолийский самострел с граненым стволом и декоративными завитками на рукоятке. Маленький, но тяжелый, из тусклого серого металла. Рядом, на койке, лежал мешочек с пятью оловянными шариками.
        - То, что тебе нужно? - спросила Сибрела.
        Она сидела напротив, на своей койке. В густом сине-лиловом сумраке выделялись белки ее глаз.
        - Да. Спасибо. - Роми протянула ей коробочку с колье. - Вот, держи.
        Такой у них был уговор: если Сибрела купит на рынке в Нижнем Городе самострел, Роми отдаст ей свое гранатовое колье. Это колье очень нравилось Сибреле. Одна из тех вещей, которые когда-то принадлежали семье Роми и были найдены под развалинами разрушенного дома.
        - Тебе правда не жалко? - спросила девушка нерешительно.
        Видно было, что ей и хочется забрать украшение, и совесть мучает: слишком щедрый подарок в обмен на незначительную услугу.
        - Нет. Носи на здоровье.
        Ради того, чтобы завладеть оружием, Роми готова была расстаться с чем угодно. Даже с вещами, напоминающими ей о детстве в родительском доме. Сегодня, когда она вернулась с прогулки, ее опять избили. Избили подло, накинув на голову пыльный мешок, так что Роми не смогла бы назвать поименно тех, кто на нее напал. Разумеется, там были Клазиний и Фоймус - их голоса она узнала. Голоса остальных она тоже постаралась запомнить, но не была уверена, что не ошибется.
        Побоями дело не ограничилось: ее грубо тискали, разорвали одежду. Возможно, ее бы изнасиловали, как не раз угрожали Клазиний с Фоймусом, но тут послышались голоса рабов-уборщиков, и нападавшие убежали, бросив ее в тупиковом коридорчике.
        Ей казалось, они унизили не только ее, но также всех, кто так или иначе с ней связан, всех ее близких, кто любил ее и кого любила она. Теперь Роми знала наверняка, что сможет убить. В ней словно что-то сломалось - что-то такое, что раньше могло бы в последний момент сработать и остановить ее.
        Сибрела скороговоркой прошептала заклинание, включающее лампу, - келью озарил уютный теплый свет, - встала перед зеркалом и застегнула на шее колье с темно-красными гранатами. Оглянулась на подругу:
        - Что с тобой?
        - Ничего.
        До ее прихода Роми успела умыться и переодеться.
        - У тебя что, синяк на шее?
        - А… Ничего. - Роми неопределенно пожала плечами.
        Сибрела уже знала, что бесполезно приставать к ней с расспросами, если она не хочет о чем-то рассказывать. Откинув назад пышные пшеничные волосы, вновь повернулась к зеркалу.
        Роми медленно провела пальцем по ребристому стволу самострела, дотронулась до спускового крючка. После сегодняшнего терять ей нечего, а эта штука уравнивает ее шансы против Клазиния с Фоймусом и компании.
        Выслушав рассказ Титуса о его невольном прегрешении на площади Зовущего Тумана, старший брат-исповедник Арбалий разлил по загодя приготовленным кружкам Цведониево
«особое» и промолвил:
        - Ты страдаешь, брат, и я страдаю вместе с тобой. Ничего не поделаешь, таков многострадальный путь нашего Ордена. Ну, давай!
        Титус вслед за ним проглотил свою порцию. Дозы были небольшие, в самый раз, чтобы встряхнуться после исповеди. Зародилась сия традиция в незапамятные времена, и руководство Ордена всегда смотрело на нее сквозь пальцы. Без этого нельзя. Слишком много невольных и непреднамеренных прегрешений выпадает на долю каждого афария.
        Жидкое пламя опалило глотку, у Титуса перехватило дух, и снедающая его душевная боль на шаг отступила. Надо еще к наставнику с докладом… Титус сознавал, что это жестоко, но Магистр должен наконец узнать правду о женщине, которую на протяжении долгих лет идеализировал! Брат-исполнитель обязан известить его о том, что Эрмоара До-Энселе опустилась до мести и заказала магическое убийство Атхия. Дело слишком серьезное, чтобы и дальше молчать, щадя его чувства.
        Магистра Титус не нашел: того еще до утренней трапезы вызвали в Палату для консультаций. Ладно, потом. Вечером. Взяв кошелек, набитый золотыми скерами и серебряными барклями, Титус отправился в лавку модной одежды. Выбирал он долго и придирчиво, наконец остановился на платье, отделанном черными кружевами, и шелковой накидке с вуалью из дымчатого газа, усыпанной блестящими звездочками. Он видел похожий наряд на одной из вольных слушательниц, дочери богатого аристократа. Хорошо, если Роми понравится. Это будет его прощальный подарок.
        Какой бы она ни была, Титус так и не смог до конца вытравить из своей души романтическую влюбленность. О, если б ее суть соответствовала внешнему облику… Ничего, скоро она исчезнет из университета, из Верхнего Города - и заодно из его жизни.
        - Ваша дама будет в восторге, уж вы мне поверьте, - тараторила, улыбаясь, хозяйка лавки, полная смуглая женщина в небесно-сиреневом платье с воротником из павлиньих перьев. - К сожалению, я могу показать вам этот великолепный туалет только на манекене. Вольнонаемные демонстраторши слишком капризны, я с ними не связываюсь, а за рабынь в прошлом месяце опять повысили арендную плату, так нам от половины пришлось отказаться! Вы слыхали, появилась новая политическая лига «Рабство для народа»? Ее члены будут добиваться, чтобы каждый гражданин Панадара мог иметь собственных рабов! А то все рабы казенные, и мы должны платить за них аренду, да еще компенсировать государству убытки, если у кого-то вдруг сломался нос или вылетели зубы, - это же форменный грабеж! Ну, теперь-то в оппозиции появились умные люди. Лига «Рабство для народа» подготовила петицию от имени всего народа, и я обязательно ее подпишу и всем своим знакомым буду говорить, чтобы подписывали, а не отсиживались по углам…
        - Упакуйте, пожалуйста, - вставил Титус, когда она на мгновение умолкла. - Я тороплюсь.
        В университет он попал во время большого перерыва. Роми нашел в галерее на четвертом этаже: подобно множеству других студентов, та сидела у стены, прямо на полу, и ела лепешку с апельсиновым мармеладом (съестным приторговывали здешние рабы, которые официально не имели на это права, а неофициально отстегивали часть выручки своим надсмотрщикам, те делились с университетским начальством - и недовольных не было, а значит, и проблем не было).
        Взгляд Титуса мгновенно выхватил Роми из массы молодежи в одинаковых студенческих рубашках и шароварах. Чуть склоненная голова, прямые волосы до плеч, безупречно белые, разделенные ровным пробором. Тонкое сосредоточенное лицо, подростковая фигура. Из-под рукава выглядывает краешек ожога, изуродовавшего левую руку.
        Подойдя ближе, он заметил у нее на шее свежий синяк. И нижняя губа не то разбита, не то прокушена.
        Его кольнуло чувство вины. Да, он жалел ее… но все равно не одобрял ее отношения к житейским невзгодам. Если девушку обижают, достойный ответ мучителям - терпение, а не агрессия. Ничего, скоро все уладится. В кармане у Титуса лежала коробочка с золотой булавкой Эрмоары, в заплечной сумке - купленный в лавке наряд. Наверное, Эрмоара завтра же увезет ее домой, на Идонийские острова.
        Придется, однако, отложить избавление. Или похищение?.. Ему не хотелось думать об этой операции как о похищении: Роми вернется в привычную среду, к своим родственникам, в этом нет ничего плохого. Но вокруг полно народу, в том числе рабы-надзиратели. Сейчас даже с помощью булавки не получится переодеть ее и незаметно вывести на улицу.
        - Здравствуй. - Он уселся рядом, заставив подвинуться белобрысого узкоглазого манглазийца, который устроился слева от Роми.
        - Здравствуй. - Взглянув на него с некоторым удивлением (не ждала, что он опять подойдет?), она проглотила последний кусочек лепешки, стряхнула с одежды невидимые крошки.
        - Роми, мы больше не увидимся, - заговорил Титус после неловкой паузы. - Потому что… Ну, в общем, не увидимся. Не прогуляешься со мной сегодня вечером? В последний раз.
        - Меня не выпустят, - подумав, сказала Роми.
        - Не проблема. У вас многие убегают гулять в учебные дни, я знаю. После лекций, ладно?
        - Если будет настроение.
        Титус видел, что она колеблется, но это его не беспокоило, ведь у него есть магическая булавка. Ему хотелось перед окончательным расставанием поговорить с девушкой на другую тему.
        - Роми, в тебе слишком много неправильного. Обещай мне, что ты постараешься исправиться! Ты должна научиться переносить страдания терпеливо, без ненависти к тем, кто тебе их причиняет. Такова наша жизнь, и протестовать против этого - все равно что протестовать против самой жизни. Так написал Луиллий Винабиус в трактате
«О пользе тягот». Это был один из первых афариев, древний наставник и мудрец.
        - Мудрецы тоже иногда ошибаются.
        - Ты еще не заслужила права критиковать мудрецов! Ты девчонка, тебе семнадцать лет. Люди поумнее нас с тобой называют трактаты Винабиуса вершиной человеческой мысли. А тебе надо научиться прощению и терпению, тогда страдания будут для тебя не столь тяжелы.
        - Я не хочу страдать, - отрезала Роми. - Для тебя твой Винабиус, может, и прав, а что правильно для меня - я решаю сама.
        Титус нахмурился. Его обескуражило даже не то, что она не хочет страдать (если честно, никто не хочет, но нельзя же вот так безапелляционно заявлять об этом!), а ее непробиваемая самоуверенность. Она не должна решать сама.
        - Роми, ты ничего не знаешь о жизни, о настоящей боли…
        - Знаю. - Она резко повернулась и теперь смотрела на него в упор. - Когда я была маленькая, я три дня просидела под развалинами дома, пока меня спасатели не откопали. Потом мне сказали, что мамы с папой, бабушки и сестры больше нет. Я знаю, что такое боль. И знаю, что она не нужна! Насчет того, что страдания необходимы, - это чья-то злая выдумка. Они необходимы так же, как проказа или геморрой, но почему-то никто из твоих мудрецов до сих пор не посмел сказать об этом вслух!
        Титус не сразу сумел найти достойный ответ. Он никогда не сомневался в правильности идей, привитых ему наставниками в Доме афариев. Он привык к тому, что это самые лучшие идеи, воистину мудрые и гуманные, едва ли не единственный светлый островок в жестоком мире Панадара. А Роми их в грош не ставит! Он не был готов к подобной дискуссии.
        - Ты очень недобрая! - нашелся он наконец. - Это потому, что твоя голова забита вот такими мыслями!
        - Почему ты считаешь, что я недобрая?
        - Ты хочешь убить тех, кто тебя обижает. - Титус понизил голос до шепота, чтоб не услыхали другие студенты. - Разве это добрый поступок?
        Роми пожала плечами, но потом так же тихо ответила:
        - Если они ни над кем больше не смогут издеваться - добрый. Из-за них один парень с нашего курса порезал себе вены. Три дня назад, когда тебя не было. Его спасли, раб вовремя привел целителя.
        Она смотрела исподлобья, и Титус не мог угадать, что таится в глубине ее темных янтарных глаз. Это все равно что разглядывать другой янтарь, неживой, хранящий в своей толще неведомо какие древние тайны.
        Разговор все больше тяготил его. Резко поднявшись, он сказал:
        - Я зайду за тобой вечером, после лекций, хорошо?
        Роми опять пожала плечами. Титус молча направился к лестничной площадке, перешагивая через ноги расположившихся на полу студентов. Согласна она или нет - не имеет значения, он все равно свою работу сделает.
        Почти во всех старых корпусах верхние этажи пустовали. Раньше там находились лекционные аудитории, кладовки с оборудованием для опытов, кельи студентов, спальные казармы рабов, жилые апартаменты и кабинеты преподавателей, лаборатории, библиотечные залы - как и на других этажах, обитаемых. Но шли годы, университет получал от государства все больше дотаций, а также отвоевывал у других ведомств прилегающие территории; рядом возводились новые здания, кто-то переезжал туда, кто-то переселялся в освободившиеся помещения внизу - чтоб не карабкаться по лестницам, если вдруг лифты сломаются. Их мудреная механика иногда выходила из строя: что-нибудь застревало или заклинивало, давая магам повод для издевок над несовершенством немагических машин. От магических же лифтов пришлось отказаться, ибо из-за их функционирования искажались результаты некоторых экспериментов, проводимых в университете.
        Ныне на заброшенных этажах обитали зильды и летучие мыши, складировался списанный инвентарь, устраивали пьянки и оргии студенты, а также прятались от инспекторов из Департамента Рабонадзора рабы-нелегалы. По слухам, водились тут и привидения, но в этом Роми сомневалась: в Верхнем Городе ни одно привидение долго не проживет. Его затянет в ближайшую чашу-ловушку, а потом теологи выкинут его за периметр - если не сочтут существом опасным, которое надлежит, во избежание каверз, держать в неволе.
        Однажды Роми задумалась: а что происходит с людьми, которые умирают в Верхнем Городе? Логично предположить, что они тоже попадают в здешние ловушки. И потом их, наверно, выбрасывают наружу… Но не всех, ведь внутри периметров Хатцелиуса рождаются дети, вполне нормальные дети - значит, даже тут есть бестелесные существа, ожидающие шанса захватить новое тело. Интересно, как это происходит?
        Роми не раз пыталась вспомнить свою предыдущую жизнь - или промежуток между жизнями, - но словно натыкалась на монолитную стену. Только неясные впечатления, она не была уверена в их истинности. Еще бы, ведь она человек, смертная, теряющая память… Жалко, что при новом рождении память о прошлом исчезает.
        Она свернула в пыльную галерею с вереницей незастекленных оконных арок с одной стороны и чередой запертых дверей с другой. Снаружи шпили и крыши ловили солнечные блики, на подоконниках белел птичий помет. По ярко освещенной стене, расписанной унылыми блеклыми фресками на тему торжества науки, скользила ее тень.
        Роми остановилась, прислушиваясь. Да, шаги позади… Так и есть, ее преследуют.
        После большого перерыва она не пошла на лекцию, так как заметила в коридоре Клазиния с Фоймусом. Самострел лежал в расшитом стеклярусом мешочке для косметики, висевшем на поясе, и Роми решила: сейчас. Терять ей нечего.
        Убедившись, что враги обратили на нее внимание, она изобразила испуг и устремилась к лестнице. Вообще-то, с некоторых пор она действительно боялась их - до мерзкого озноба, до дрожи в коленях. Это приводило ее в бешенство, на глаза наворачивались злые слезы, однако избавиться от унизительного страха Роми не могла. Все-таки удалось им этого добиться… Ладно. Когда они умрут, ее страх тоже умрет.
        Лавируя в толпе на лестнице, Роми оглядывалась, но не могла понять, идут они за ней или нет. Лишь на площадке седьмого этажа - последнего из обитаемых - увидела их позади и бегом поднялась на девятый.
        Сердце колотилось отчаянно и неритмично, из-за чего у нее порой перехватывало дыхание. Начальное ускорение оловянному шарику придает амулет, вставленный в корпус самострела, он же почти полностью гасит отдачу. Почти. Лучше держать оружие двумя руками.
        Галерея плавно завернула вправо, и Роми очутилась в зале. Раньше это был читальный зал: вдоль стен стояло несколько ветхих стеллажей для книг, сильно попорченных личинками древоеда - видимо, из-за этого их тут и бросили. Другой мебели не было. Потолок вместо колонн подпирали аллегорические фигуры наук, вырезанные из светло-серого пористого камня. На полу лежал слой пыли, и в воздухе, в солнечных столбах, плавала пыль - Роми с трудом удержалась, чтобы не чихнуть.
        Шаги приближались. Она достала из мешочка самострел, подняла двумя руками, целясь в пустой дверной проем. Пальцы вдруг стали неловкими, непослушными, и вдобавок усилился проклятый озноб. А попасть надо с первого раза, иначе она просто не успеет перезарядить!
        Судя по звуку, по галерее шел один человек. Значит, Клазиний и Фоймус ищут ее порознь.
        Роми дрожала все сильнее. Нельзя ей сейчас, ни в коем случае нельзя поддаваться панике… «Если я не убью - убьют меня». Она подумала о Клодии Перлоне, однокурснике, располосовавшем себе вены. Вспомнила, как два раба-уборщика, суетясь и охая, вытаскивали его из умывальной в коридор. Одежда у всех троих была заляпана кровью, на пол капала кровь. А безжизненно свисавшие руки Перлона, с закатанными до локтей рукавами, выглядели пострашней, чем ее обожженная рука.
        Один из рабов побежал за целителем. Клодий лежал у стены, его круглое пухлое лицо с приоткрытым ртом заливала мертвенная бледность, но веки подрагивали. Потом его унесли на носилках. На полу остались темные сгустки. Потом пришли рабы с ведрами и тряпками, и спустя четверть часа не осталось ничего.
        - За Клодия, - прошептала Роми, вновь поднимая самострел. - И за меня. И за Сибрелу. И за всех остальных!
        В проеме появился Клазиний. Он был довольно красивым парнем, нравился девушкам, хотя Роми находила его отвратительным. Вот он заметил ее, и на его лице расцвела делано слащавая улыбка.
        - Ой-ой-ой, какие мы храбрые! - Он медленно пошел ей навстречу. - Ну вообще, ну такого я еще не видел… Расскажи кому - не поверят! Да ты же не сможешь выстрелить! Ну-у, как ты меня испугала…
        Дрожь почти исчезла. Роми молча, сосредоточенно целилась. Надо попасть с первого раза.
        - Во номер, ты меня позабавила! Ты не смо…
        Его отбросило назад. Самострел в руках дернулся. Оцепенев, Роми смотрела на неподвижное тело. Лицо Клазиния, еще несколько секунд назад такое самоуверенное, розовое, наглое, превратилось в кровавую маску с неразличимыми чертами.
        - За всех… - прошептала Роми.
        Сдвинув запирающий рычажок, откинула крышечку на корпусе самострела - металл нагрелся, стал почти горячим, - достала из мешочка оловянный шарик, втолкнула в отверстие.
        Шаги. Это Фоймус. А может, кто-то другой?.. Роми отступила за ближайшую статую: стрелять в случайных свидетелей она не собиралась.
        Все-таки Фоймус. Невысокий, расплывшийся, с хитровато-добродушной физиономией - впрочем, порой эта маска исчезала, уступая место другому выражению: глумливому, ехидно-жестокому.
        Увидав тело приятеля, он издал удивленный возглас и шагнул было вперед, но остановился:
        - Варий! Варий, ты чего?..
        Роми выступила на открытое место. Она держала его на прицеле.
        - Ты… - Поглядев на нее, на труп, снова на нее, Фоймус вдруг затрясся всем телом. Роми, ожидавшая, что он будет вести себя, как Клазиний, слегка растерялась. - Это ты?.. Убила?.. Нет-нет, убери это! Романа, опомнись! Мы же с тобой просто шутили… Ты что, добрых шуток не понимаешь?
        Роми нажала на спусковой крючок. Фоймус на несколько шагов отлетел, ударился спиной о задрапированную в каменный плащ статую Алгебры и сполз на пол. В груди у него зияла кровавая дыра. Роми стиснула зубы: ей было нехорошо.
        Везде тихо. Она обогнула трупы, не приближаясь к ним, вышла в галерею. Спохватившись, спрятала самострел в мешочек. Спуститься на седьмой этаж долго не решалась - вдруг заметят, наконец преодолела страх и сбежала вниз.
        Поколебавшись, свернула в коридор седьмого этажа: теперь лучше по другой лестнице, которая находится в противоположном конце здания.
        В галереях было пусто. Лекционное время. Попавшийся навстречу раб с коробкой вылепленных из глины макетов брел по своим делам, опустив глаза.
        Вдруг ее внимание привлекли голоса старшекурсников, сидевших в оконной нише, то ли улизнувших, то ли изгнанных с лекции. Увлекшись беседой, те ее не замечали.
        Ей показалось, что она уже слыхала эти голоса - когда ее били, накинув на голову мешок. Нахмурившись, Роми остановилась.
        Сунула руку в мешочек на поясе. Замерла.
        Нет.
        Этих парней она раньше не видела, и у нее не было уверенности, что они участвовали в нападении. Бывают ведь похожие голоса… Она не хотела убивать невиновных.
        Так и не вытащив оружие, она крадучись прошла мимо, спустилась на четвертый этаж, добежала до туалетной комнаты и там упала на низкую деревянную скамью у стены. Ее опять начало знобить.
        - Вам плохо?
        Она вздрогнула. Вопрос задала пожилая рабыня в мешковатой застиранной тунике, бесшумно выплывшая из подсобки.
        - Да. Плохо. Из-за этого я не смогла пойти на лекцию, - запинаясь, ответила Роми. - У меня месячные.
        Последнее было правдой.
        - Вам нужна теплая вода? - деловито спросила рабыня.
        Роми помотала головой.
        - Проводить вас к целителю?
        - Нет. Спасибо. Я просто посижу здесь.
        Женщина ушла. Пустая комната, облицованная зеленой глазурованной плиткой, действовала на Роми успокаивающе. Хорошо, что рабыня ее видела: алиби. Она дождется окончания лекции и потом, вместе со всеми, пойдет в жилой корпус.
        Титус коротал время, гуляя по проспектам и бульварам Верхнего Города. Солнце перемещалось по сиреневому небосводу медленно и неохотно, словно старалось оттянуть его окончательную разлуку с Роми. Проголодавшись, он зашел в кафе. Взял пинту виноградного вина, запеченные в тесте мясные деликатесы и на десерт горячий шоколад. Кафе оказалось очень дорогим. Афарий слегка оторопел, когда увидел счет, начертанный каллиграфическим почерком на веленевой бумаге, однако сумел сохранить невозмутимый вид, расплачиваясь за ужин золотом Эрмоары.
        И вновь пошел гулять, безучастно разглядывая нарядные паланкины, позолоченные капители колонн, украшенные драгоценными камнями скульптуры в нишах. Давным-давно, в детстве, Верхний Город представлялся ему недосягаемой обителью полубогов - теперь же Титус привык к его роскоши и ничему не удивлялся.
        В голове теснились грустные, сумбурные мысли. Он не мог не думать о Роми! В который раз он повторял самому себе, что его влечет всего лишь ее внешняя оболочка, - тонкие черты лица, изящное строение тела - а душа, напротив, отталкивает, но это не помогало. Возможно, после близости с ней влюбленность сошла бы на нет… Но есть еще старая стерва Эрмоара. Конечно, пожилая дама не сможет завязать его узлом, не говоря уж о том, чтобы выполнить остальную часть своей угрозы, однако устроить и ему лично, и Ордену массу неприятностей - это более чем в ее силах. Лучше не связываться.
        Неутоленное влечение снедало его, окрашивая окружающий мир - тяжеловесно-материальный, солнечный, яркий - в минорные тона. Титус во всем находил отголоски своей печали: в прозрачных как слеза струях фонтанов, в меланхолическом выражении, застывшем на лике статуи Прилежания в вестибюле учебного корпуса, в ошалело выпученных глазах раба, чуть не сбившего его с ног на лестнице между третьим и четвертым этажом…
        Раб в последний момент шарахнулся в сторону и остановился, хрипло дыша. Титус нахмурился: к рабам он относился с застарелой прохладцей.

«Хорошо они устроились, задарма их кормят! - вздыхал когда-то дед. - Знай себе на нас, на нищих, поплевывают… Запомни, малыш, рабы никогда не подают. Даже если раб деньгой разживется, с нами он не поделится! Одно слово, скупердяи».
        Скупердяй в серой тунике переминался с ноги на ногу, его грудная клетка ходила ходуном. От него разило страхом и потом.
        - В чем дело? - сухо спросил Титус.
        - Вы афарий, господин… Наверху… На последнем этаже…
        Прихваченная из детства неприязнь мгновенно уступила место профессиональной собранности.
        - Что случилось наверху?
        - Там мертвецы, господин. Совсем мертвые, в крови… Господа из студентов! Ох, что стряслось…
        - Веди, - приказал афарий.
        Задыхаясь, раб побежал наверх. Титус обогнал его, перешагивая через две ступеньки. Долг требовал, чтобы он осмотрел место преступления.
        Тела двух студентов лежали в пустом пыльном зале на девятом этаже. Убиты недавно, сразу определил Титус, еще не успели окоченеть. Судя по характеру повреждений, убиты оловянными шариками из самострела.
        Одному, с эмблемой теолога на рубашке, шарик угодил в переносицу. Чтоб его опознать, придется вначале отмыть лицо от крови. У второго рана в груди, однако эмблему различить можно: этот был правоведом.
        Титус встал. За спиной у него толпились люди - преподаватели, студенты, рабы. Все выглядели потрясенными и смотрели на него с ожиданием, словно он, брат-исполнитель Ордена афариев, мог по меньшей мере воскресить покойников.
        Назойливо жужжали мухи. В ноздри лез тошнотворный сладковатый запах крови.
        - Их застрелили, - сказал Титус. - Вызовите сюда городскую стражу. Орден займется расследованием, как только получит официальное приглашение от властей либо от вашего руководства.
        Осторожно ступая, он принялся изучать пол. Небольшие нечеткие следы в пыли. Следы убийцы?.. Больше ничего, никаких деталей.
        - Эй! - Он поманил раба со значком надзирателя на тунике. - Стой тут и смотри, чтоб никто не топтался, а то улики затопчете! Понял?
        - Понял, господин.
        В надзиратели непонятливых не берут: они должны уметь читать и писать, а также более-менее понимать, о чем беседуют между собой студенты. Это своего рода элита среди университетских рабов.
        В толпе начались перешептывания, потом один из студентов сдавленно произнес, отвечая на чей-то вопрос:
        - Ну да, я знал их… Это Обран Фоймус с пятого курса. - Он указал на правоведа. - А это Варий Клазиний. Видите, у него на пальце печатка с родовым гербом Клазиниев? Он никогда ее не снимал.
        Титус замер в полусогнутом положении. Клазиний и Фоймус - эти имена ему назвала Сибрела, соседка Роми по келье. Главные враги Роми. Совпадение?.. Создатель, пусть это будет всего лишь случайное совпадение…
        - Вы что-то нашли, афарий? - вывел его из ступора голос преподавателя.
        - Нет, профессор. - Он выпрямился. - Только отпечатки подошв, но они тоже могут помочь следствию. Известите ректора и немедленно свяжитесь с Магистром нашего Ордена. По закону, если преступление произошло в государственном учреждении, афарий не имеет права начинать расследование по собственной инициативе, без приглашения.
        Кое-кто направился к выходу, и вместе с ними Титус. Он хотел поскорее проверить свое страшное подозрение, поскорее убедиться, что это неправда.
        Нетерпеливо поглядывая на песочные часы в нише, он мерил шагами коридор перед дверью лекционной аудитории на четвертом этаже. Наконец дверь распахнулась, высыпали первокурсники.
        Роми среди них не было.
        Афарий прислонился к стенке. Холодок в животе, под ложечкой, в сердце - словно тебя живьем вмораживают в ледяную колонну в храме Мегэса… Спохватившись, он с отчаянной надеждой бросился к двери.
        Нет. В аудитории ее тоже не было. Только раб, скатывающий в трубку полотнище с какой-то разветвленной схемой.
        Она появилась внезапно в конце коридора. Издали узнав тонкий подростковый силуэт, Титус бросился навстречу. Девушка остановилась.
        - Ты пропустила лекцию, - вымолвил он после заминки чужим голосом.
        - Я была в туалетной комнате.
        Они молча смотрели друг на друга. Роми казалась сникшей и грустной. Титус обратил внимание на бархатный мешочек с затейливым бисерным узором: судя по тому, как он оттягивал пояс, там лежало что-то тяжелое.
        - Роми… Роми… это сделала ты?
        Она даже не спросила, что он имеет в виду. Тихо ответила:
        - Я.
        - И что теперь?! Ты совершила убийство! Ты довольна? Ты чувствуешь себя хорошо?
        - Нет. Не хорошо. Но я не раскаиваюсь. Они были законченными подонками. Из-за них один парень с нашего курса пытался покончить с собой. Клодий. Я с ним почти не общалась, но когда человек, которого ты знаешь, хочет убить себя из-за какой-то мрази… Такого быть не должно.
        - Ты не имеешь права так судить о людях! Не бывает законченных подонков.
        - Может, и не бывает, зато некоторые люди ведут себя как законченные подонки. - В янтарно-коричневых глазах Роми зажглись упрямые огоньки. - Это их выбор. А мой выбор - защищаться!
        - Ты не смеешь так рассуждать!
        - Не твое дело, как я смею рассуждать и как не смею!
        Она шагнула в сторону. Титус заступил ей дорогу:
        - Подожди!
        Продолжать этот спор он не хотел: ее точка зрения, сочетающая в себе отроческую наивность и прямолинейный практицизм, внушала ему страх. Роми опасна. Опасна даже не тем, что застрелила Вария Клазиния и Обрана Фоймуса, а своими взглядами. Остановить ее надо сейчас, пока не поздно, пока она никого не успела заразить этими неправильными мыслями!
        Титус нашарил в кармане коробочку, вынул булавку. Золотая вещица сверкнула на солнце. Роми, пытавшаяся обойти его, приостановилась, и тогда он с размаху вонзил булавку ей в руку. Ни одной капельки крови: ведь булавка магическая.
        Афарий заглянул в мешочек на поясе у Роми: да, там лежал медолийский самострел. Орудие убийства.
        - Идем.
        Взяв девушку за локоть, он повлек ее к лестнице. Временами Роми начинала упираться, но очень вяло и слабо. Титус припомнил замечание Эрмоары насчет ее высокой сопротивляемости. Заклятье, превратившее Атхия в идеально послушный автомат, не смогло до конца парализовать ее волю. Впрочем, это не имело значения.
        По лестнице поднимался наряд городской стражи.
        - Я задержал убийцу, - громко объявил Титус. Стражники остановились.
        - Это Романа До-Энселе, студентка первого курса. У нее были личные счеты с покойными. Самострел, из которого она стреляла, лежит в мешочке на поясе… - Его уверенный голос прервался. Сглотнув, афарий добавил: - Преступница добровольно призналась в содеянном, не забудьте занести это в протокол.
        Он выпустил ее локоть и выдернул булавку. Роми вздрогнула, схватилась за перила. Стражники окружили ее, оттеснив Титуса.
        - Романа До-Энселе, именем императора вы арестованы! Если у вас есть при себе какие-либо магические амулеты и приспособления, вам надлежит сдать их…
        Титус боком протиснулся мимо, сбежал по расплывающейся от слез лестнице в вестибюль и выскочил на жаркую вечернюю улицу. Все. Он выполнил свой долг. Теперь надо сообщить о случившейся трагедии Эрмоаре.
        Сумерки застигли его возле городских ворот. Это были Юго-Восточные ворота, которые закрываются сразу после захода солнца, так что Титус успел в последний момент.
        Он не торопился, отчасти неосознанно, отчасти намеренно оттягивая объяснение с главой клана До-Энселе. Прошелся не спеша по опоясывающей террасе, задержался перед Храмом Правосудия - памятником седой древности, пережившим десятки поколений панадарцев. Сколько судеб перемололи незримые жернова, скрытые за его суровым монументальным фасадом? Здесь судили многих, а скоро здесь будут судить Роми.
        Храм Правосудия нависал над Титусом, как горная круча. Опустив голову, афарий побрел прочь, повернул к лестнице и начал спускаться. Внизу его ждали затопленные теплой синеватой мглой крыши Нижнего Города.
        - Афарий, ты начинаешь раздражать меня, - сквозь зубы процедила Эрмоара, когда секретарь проводил его в комнату на втором этаже. - Где Роми?
        - Случилось несчастье, госпожа.
        - Какое несчастье? Она жива?
        - Она-то жива, госпожа, но отошли в мир иной двое ее товарищей по учебе, Обран Фоймус и Варий Клазиний. Один из них мог бы стать правоведом, а второй - теологом. Возможно, сегодня мы потеряли будущего хорошего правоведа и будущего хорошего теолога…
        - Хороший теолог - мертвый теолог, - фыркнула Эрмоара. - Мне нужна Роми, а не два будущих обормота!
        Титус моргал, шокированный ее словами. Никто в здравом уме такого не скажет! Ведь теологи, противостоящие богам, - это опора и передовая гвардия человечества… Воистину, такое можно услыхать только от толстосумов, горделиво попирающих общепринятые нравственные нормы! Надо все-таки ее урезонить…
        - Я жду! - Ее голос прозвучал резко, как удар хлыста.
        - Произошло страшное и непоправимое, госпожа. Тут есть и ваш недосмотр, и мой недосмотр, и недосмотр университетского начальства. Это наша общая вина и общая беда…
        - Афарий, ты способен выдавать информацию, не мусоля ее, как корова жвачку?
        - В общем, Роми их застрелила, - вздохнул Титус. - Она оправдывает свой дикий поступок тем, что Клазиний и Фоймус издевались над ней, били ее, а также довели до попытки самоубийства ее однокурсника. Я не спорю, покойные вели себя недопустимо, но для убийства не может быть оправданий!
        - Что ж, это совсем неплохо. - Эрмоара вдруг ухмыльнулась. - Девчонка должна понимать, что теперь только я могу спасти ее от суда и казни. Дурак, почему ты бросил ее в Верхнем Городе?
        - Я не мог… - пробормотал Титус, огорошенный ее реакцией: он-то приготовился к слезам и причитаниям.
        - Ты должен вытащить Роми за периметр. Немедленно, пока ее не арестовали!
        - Вы не понимаете ситуации, госпожа…
        - Она тебе нравится, не так ли? Ты хочешь, чтоб она осталась жива?
        Комната вдруг заколебалась, как отражение в воде. Магия!.. Титус судорожным движением сунул руку за пазуху, где лежали амулеты, потерял равновесие и уселся на пол. То есть на землю.
        Они с Эрмоарой очутились под открытым небом, у подножия Верхнего Города. В темноте, за массой кустарника, светились окошки домов, где-то лаяла собака. С другой стороны белели бессчетные лестничные марши.
        - Вставай!
        Эрмоара схватила его за шиворот и поставила на ноги - легко, словно он ничего не весил.
        - Сохраняйте спокойствие, мы подверглись магическому воздействию, - предупредил ее афарий. - Вы обратили внимание, где мы находимся?
        - У Карнатхора в жопе. Это называется телепортация, идиот. Мгновенный перенос из одной точки пространства в другую, дошло? Вижу, что не дошло. Ладно, насчет твоих умственных способностей я и раньше не обольщалась. Ты сейчас поднимешься в Верхний Город и выведешь Роми за периметр. Скажи, что я хочу ее спасти. И еще скажи, что ожог я ей прощаю - за убитого теолога. Все понял?
        Пережитый в университете шок, телепортация, странные речи Эрмоары - несмотря на подготовку афария, у Титуса от всего этого голова шла кругом. Он прошептал:
        - Боюсь, это вы не понимаете истинного драматизма ситуации, госпожа.
        - Хм, если ты считаешься у себя в Ордене хорошим исполнителем, каковы же тогда плохие? Иди! - Она грубым рывком развернула его к лестницам. - Я жду здесь.
        В первый момент Титусу показалось, что у него кружится голова, но потом он понял, что это не так. Лестницы двигались! Ступеньки ближайшей стремительно убегали вверх, это и вызвало иллюзию головокружения. Сверху, из темноты, доносились возгласы людей, застигнутых внезапной переменой на полпути.
        Он оглянулся на Эрмоару:
        - Смотрите, эскалаторы заработали!
        Та с тоской выругалась:
        - Ну да, идиот, заработали! Вот этот - скоростной. Отправляйся за Роми.
        Странно, совсем не удивилась… Неужели это она каким-то образом сумела договориться с самой Нэрренират?.. Вот что значит большой капитал!
        - Госпожа, боюсь, что сейчас я нанесу вам удар в самое сердце, но иначе я поступить не мог. Роми уже арестована. Я обязан был задержать убийцу и передать городской страже. Клянусь, это решение далось мне нелегко…
        - Что?..
        Эрмоара схватила его за горло - одной рукой, но ее пальцы оказались твердыми, как железо.
        - Что ты сделал? - Она встряхнула его.
        - Исполнил свой нравственный долг… - задыхаясь, выдавил Титус. - Она не только застрелила их… Она сказала, что будет сама решать и сама выбирать… Такие умонастроения… у девушки… нельзя… Я афарий…
        - Ты ублюдок! - Ему почудилось, что глаза Эрмоары изменили цвет - в них как будто полыхнуло лиловое пламя. - Сначала ты позволил… подонку убить моих людей, теперь сдал страже девчонку, которая по древнему праву должна достаться мне! Я тебе…, за это заплатила?!
        - Мой долг…
        Эрмоара издала звук, больше похожий на рык разъяренного зверя, чем на человеческий возглас. Ее лицо… да не только лицо, все тело расплывалось, очертания стали нечеткими, неопределенными. Она выпустила его горло, и Титус инстинктивно отшатнулся. Много позже он понял: это и спасло ему жизнь. Если б он остался на месте, страшный удар снес бы ему полголовы, а так всего лишь задело по щеке… Но и этого хватило, чтобы он упал навзничь, ломая ветки жасмина.
        Титус не знал, сколько времени пролежал он, оглушенный, в кустарнике. Наверно, полночь еще не наступила, иначе не миновать бы ему близкого знакомства с нежитью Нижнего Города.
        Когда он поднялся на ноги, мир закачался, и он вцепился в поломанный куст. Такое впечатление, что левый глаз видит хуже правого… И что у него с левой щекой?.. Что-то не то… Он потрогал ее, поглядел на свои пальцы, испачканные темной влагой. Кровь?.. Внезапно включилась боль, словно к щеке приложили раскаленное железо.
        Надо идти. В Дом афариев, там ему помогут. Эрмоара исчезла. Он потом выяснит, куда она делась и что все это значит… Сейчас надо идти.
        Он повернулся к лестницам. К неподвижным лестницам, облитым неподвижным лунным светом. Может, ему померещилось, что эскалаторы заработали?.. Он не мог думать: боль путала мысли и вызывала тошноту.
        Поднимался он долго, держась за перила, считая шаги - это создавало своего рода зыбкий барьер между ним и болью. Через каждую сотню шагов останавливался передохнуть, но на ступеньки не садился, опасаясь обморока. Громада Верхнего Города оставалась недосягаемой, и Титус почти не верил, что когда-нибудь попадет туда.
        Если он сейчас умрет, он так никогда и не узнает, что случилось.
        Наконец он достиг промежуточной опоясывающей террасы. После этого стало легче: наглядное подтверждение, что до цели все-таки можно добраться. Короткая передышка - и он двинулся дальше. Должно быть, уже перевалило за полночь, но здесь, вблизи периметра с чашами-ловушками, ночная нежить не охотилась.
        Вот и верхняя опоясывающая терраса. Спотыкаясь, Титус побрел к Северо-Восточным воротам. Тут не было перил, за которые можно держаться, и он несколько раз падал.
        Ворота - черная арка в светлой стене. Стража. Лучи двух лун серебрили высокие гребни шлемов.
        - Парень, что у тебя с лицом?
        Титус не ответил.
        - Это же афарий! - заметил другой. - Вы ранены? Эй, афарий! Боги, такого я еще не видел… Позвать целителя?
        - В Дом Ордена… - Титус вытащил из кармана и тут же выронил несколько звякнувших о булыжник барклей. - Проводите…
        Один из стражников проворно собрал монеты, шепнул товарищам: «Выпить принесу!» - закинул руку Титуса к себе на шею и поволок его по улице.

«На обратном пути купит на всех выпивку… И причина уважительная - сопровождал раненого афария… Что же с моим лицом?..»
        Мысли плавали в тумане. Повороты, освещенные окна, музыка, блики на булыжнике… Силы почти покинули Титуса, и стражник, коренастый, крепко сбитый, буквально тащил его на себе. Прохожие поглядывали на них с тревожным любопытством.
        Дом афариев - ансамбль выдержанных в едином аскетичном стиле зданий из темного кирпича. Титус знал тут каждый уголок, каждую царапину на стене.
        Стражник довел его до главного входа, дернул за цепочку, прикрепленную к подвешенному с той стороны колокольчику, и умчался за выпивкой.
        Отворивший Титусу молодой брат-послушник изумленно ахнул:
        - Вы ранены, брат-исполнитель?
        Отстранив его, Титус ввалился в вестибюль. В конце коридора - свет, голоса. Там трапезная. Туда.
        Когда он появился на пороге, разговоры смолкли.
        - Титус?! - Магистр приподнялся с неудобной старинной скамьи. - Что у тебя с лицом?
        Титус видел отделанный темным деревом зал и братьев-афариев словно сквозь туман. Взгляды. Возгласы. Кто-то шагнул ему навстречу.
        - Это все Эрмоара… - прохрипел Титус перед тем, как потерять сознание.
        Глава 12
        Маги-сыщики наконец-то выяснили, куда делся Тубмон: сбежал в Одичалые Миры. Через несколько часов после ограбления. Шкатулку прихватил с собой, ее мельком видел Флихий, содержатель притона контрабандистов в Нижнем Городе.
        Тубмон приобрел у Флихия одежду для путешествий, вместительную дорожную сумку, два самострела, боеприпасы, кое-какую снедь - все говорило за то, что возвращаться в Панадар он в ближайшее время не собирается. Деньги у него были. Золото. Платил, не торгуясь. И выглядел нервным, взвинченным. Непонятно. Вместо того чтобы передать шкатулку заказчику (До-Пареселе из Департамента Постижения и Учения?), ни с того ни с сего ударился в бега.
        Когда ректор, несказанно измученный, спросил у сыщиков, что же теперь делать, те пожали плечами и ответили: ждать.
        Неизвестно, в какой из параллельных миров отправились контрабандисты, взявшие на борт Тубмона. Флихий этого не знал. Вот вернутся они в Панадар - тогда можно будет выяснить, где высадили пассажира.
        И ректор ждал, моля Создателя Миров (хотя слышит ли тот людские молитвы?), чтобы с драгоценной шкатулкой ничего не случилось. Без нее все трудней ориентироваться в окружающей неразберихе: перепутываются связи между людьми и событиями, люди теряют имена, твердые цифры превращаются в неопределенные множества. Магия хаоса. Отчасти ректор сознавал, что сей хаос существует только в его сознании - и гнал эту мысль прочь. Все вокруг хаотично и зыбко. Однако, если он вернет свою шкатулку, он сумеет держать хаос под контролем.
        На фоне этих треволнений случившееся в университете убийство показалось ему событием не столь трагическим, сколь досадным: очень не вовремя! Да что с них возьмешь, со студентов… Нет-нет да и отмочат что-нибудь совсем уж несусветное. - Господин Парлус, подойдите к зеркалу.
        Он подчинился.
        Это магическое зеркало, восьми футов в высоту и шести в поперечнике, в позеленелой бронзовой раме, на которой выбиты древние иероглифы, всегда внушало ему трепет. Омут темного стекла, населенный неведомыми тварями. Иногда они скользили в его толще - полупрозрачные подобия медуз или угрей. Парлус ни за что не согласился бы дотронуться до гладкой, холодной поверхности: казалось, это не стекло, а тончайшая пленка, и, если она вдруг лопнет, не выдержав натяжения, магическая субстанция, только с виду похожая на воду, хлынет в комнату досмотра, сметая все на своем пути.
        Зеркало отразило хорошо одетого, в меру холеного молодого человека, с привычной гримасой умного скептика - немного испуганного скептика, пытающегося скрыть напряжение за иронической усмешкой. Странные обитатели стеклянной толщи хороводом закружились вокруг Парлуса-отражения. Потом, внезапно потеряв интерес, исчезли, словно их и не было.
        - Никаких запрещенных предметов, - констатировал тюремный маг в заношенном казенном плаще, сидевший в кресле в углу. - Проходите, господин адвокат.
        Ну конечно, никаких! Парлус помнил и соблюдал здешние правила.
        Стражник отворил внутреннюю дверь. Адвокат вошел следом за ним в облицованный камнем коридор, залитый ярким ровным светом магических ламп. Тут было промозгло и холодно. Поворот. Еще поворот. Спуск по узкой лестнице. Точно такой же коридор, на дверях черной краской выведены номера. Перед одной дверью провожатый остановился, заглянул в зарешеченное оконце. Снял с пояса связку ключей, отпер и сделал приглашающий жест.
        Парлус перешагнул через порог. Дверь закрылась.
        Камера была небольшая. Не из самых чистых, но есть тут и погрязнее. На каменном полу валялся набитый соломой тюфяк из мешковины, местами продранный.
        Подзащитная сидела на тюфяке, уткнувшись лбом в колени. Когда он вошел, подняла голову. Все тот же угасший взгляд: она понимала, что ее положение безнадежно. Поверх тонкой студенческой рубашки надета вязаная безрукавка из манглазийской шерсти, которую Парлус принес ей вчера, поэтому сейчас девчонка выглядела не такой замерзшей, как в прошлые разы.
        - Здравствуйте, Романа.
        - Здравствуйте. - Тихий, невыразительный голос.
        - Это вам от Арсения Шертона.
        Парлус вытащил из кармана сверток: лепешки с мясом, луком и сыром, шоколад. Из другого достал плоскую флягу с вином.
        - Спасибо.
        - Суд начнется завтра. - Он подобрал и сунул в карман пустую флягу, лежавшую на полу возле тюфяка. - В шестнадцатый день месяца Большой Рыбы. Я старался оттянуть, но родственники убитых - влиятельные в Верхнем Городе фигуры.
        - Мне все равно.
        - Скажите на суде, что вы раскаиваетесь. Возможно, это хоть немного смягчит их.
        - Я не раскаиваюсь. Если закон не может защитить меня от унижений и насилия, он должен признать за мной право на самозащиту. Иначе несправедливо.
        Адвокат терпеливо вздохнул. Присев на корточки напротив нее, сплел пальцы.
        - Романа, справедливость далеко не всегда является целью нашего правосудия. Я бы даже сказал - почти никогда. Это может нам не нравиться, но это факт. Поэтому давайте не будем делать ставку на справедливость. На вас нашло помрачение. Скорее всего, кто-то наложил на вас заклятье, превратив вас в орудие убийства Вария Клазиния и Обрана Фоймуса. Некоторые заклятья без следа исчезают сразу после того, как человек выполнит ожидаемое действие, - таким образом, никто не сумеет доказать, что вы не находились под заклятьем. Понимаете, о чем я? Согласны?
        Она помотала головой. Белые волосы упали на лицо, она отбросила их назад.
        - Понимаю, но не согласна. Я знала, что делаю.
        Адвокат опять вздохнул:
        - Почему вы не оставили университет и не уехали домой? Вам обязательно зададут такой вопрос.
        - Я не могла уехать.
        - Почему?
        Романа долго молчала, потом, глядя в пол, сказала:
        - Я не могла уехать из Верхнего Города. А если б я ушла из университета, мне бы не разрешили тут жить, вы же знаете правила.
        - Почему вы не могли уехать?
        - Здесь периметр.
        - Неприятности с богами? - догадался Парлус. Она кивнула.
        - С кем конкретно?
        - Не имеет значения, - прошептала Романа. Да, с богами лучше не ссориться.
        - Пока есть время, обдумайте версию, которую я вам предлагаю. - Он поднялся. - Наш единственный шанс - убедить суд, что вы были под заклятьем, а значит, не можете отвечать за свои действия.
        - Я отвечаю за свои действия, - тихо возразила девушка. - Спасибо. И передайте, пожалуйста, тому человеку, Арсению Шертону, что я ему очень благодарна. За теплый жилет, за еду и вообще за то, что он хочет мне помочь. Я его почти не знаю.
        Последнее удивило адвоката, но ненадолго: вероятно, Шертон выполняет поручение родственников Романы До-Энселе, которые отказались поддержать ее открыто, так как не желают конфликта с Клазиниями и Фоймусами.
        Покинув подземную тюрьму, он отправился в кафе «У Клелии». Обычно Парлус заворачивал туда после посещений тюрьмы, чтобы выпить чашку горячего шоколада. Это помогало ему отодвинуть подальше от своей частной, не связанной с работой жизни узников с их проблемами, холодные камеры, жутковатое темное зеркало в комнате досмотра.

«У Клелии» находилось на одной из соседних улиц. Изящные золоченые купола накрывали залы, отгороженные от тротуара ажурными решетками, оплетенными плющом.
        Полуденное солнце ласкало Парлуса, изгоняя из каждой клеточки тела память о холоде подземных казематов. Дойдя до кафе, он с удовольствием нырнул в теплую тень. Он был тут постоянным клиентом, и раб-официант, не задавая вопросов, поставил перед ним большую серебряную чашку с дымящимся шоколадом.
        Вначале Парлус не хотел браться за дело Романы До-Энселе, оценив его как заведомо безнадежное. Проигранный процесс может подпортить ему реноме… Потом все-таки согласился.
        Во-первых, деньги. Солидные деньги. Во-вторых, его заинтересовала личность нанимателя, который предложил ему защищать на суде Роману и столь щедро заплатил. Арсений Шертон. Парлус слыхал о нем. И наконец, в-третьих, преступление Романы вызывало у него реакцию, весьма похожую на одобрение, в чем Парлус, разумеется, ни за что не сознался бы.
        Четырнадцать лет назад, поступив в Императорский университет, он столкнулся с теми же явлениями (в хорошем обществе их обтекаемо называют «старыми студенческими традициями»), против которых взбунтовалась Романа. Правда, в отличие от своей подзащитной, он был парнем расчетливым и небрезгливым. У него была цель: окончить университет, заручиться полезными связями, пустить корни в Верхнем Городе… Так что никакого бунта. Он все перетерпел, стиснув зубы, хотя порой ему тоже хотелось кое-кого убить. А Романа это сделала.
        Парлус искренне хотел спасти ее от казни, пусть и сознавал, что шансы на успех мизерны.
        Шертон на глаз измерил расстояние до соседней крыши: около двенадцати футов. Вдобавок то здание на пятнадцать футов ниже этого. Пять этажей. А это, выбранное им для засады, - семиэтажное. В Верхнем Городе из-за нехватки свободного пространства дома высокие и стоят почти вплотную.
        После выстрела у него будет совсем немного времени, чтобы перепрыгнуть на ту крышу, пробежать по наклонной плоскости, одетой в скользкую керамическую чешую, нырнуть в чердачное окошко, спуститься по лестнице, выскочить на улицу и исчезнуть в катакомбах. Вблизи соседнего дома есть два канализационных люка с решетчатыми чугунными крышками, справа и слева. Сегодня ночью Шертон собирался на всякий случай сломать их запоры.
        Он сел, прислонившись к одному из каменных изваяний на фасаде здания. Изваяние изображало нечто вроде крысы с обиженной мордой и сложенными перепончатыми крыльями. Шертон в пятнистом сером балахоне для случайных наблюдателей сливался с этой тварью, растворялся в тени, которую та отбрасывала на крышу.
        Стрелять он будет отсюда. Верхний Город верен традициям, процессия всегда проходит по одним и тем же улицам. Разве что непреодолимые препятствия, вроде баррикад или траншей, заставят ее изменить маршрут… Но ничего в этом роде не предвидится.
        У него был усовершенствованный самострел Хавриния для охоты на бронированных хищных рептилий, какие водятся в тропических болотах. Дальность боя - двести футов, диаметр оловянных шариков вдвое больше стандартного. Человеку гарантированно разнесет голову… Что и требуется.
        Плотно сжатые губы Шертона искривила злая, горькая усмешка. Он ведь готовил засаду не на врага. Все до мельчайших деталей рассчитано, и он знал, что нажмет на спусковой крючок вовремя, не промедлив. Он сделает то, чего не хочет делать, потому что это единственное, что сейчас можно сделать.
        Шертон давно привык к одиночеству. Да, у него были привязанности, любовницы, друзья - но глубокой внутренней близости не было ни с кем. Иногда возникала иллюзия такой близости, иногда он ждал от кого-то слишком многого и потом разочаровывался. Может, и теперь то же самое?
        Так или иначе, но Шертон собирался застрелить человеческое существо, с которым ощутил внутреннее родство (не исключено, что иллюзорное).
        Преступников, приговоренных к смерти, казнят на площади перед императорским дворцом. Бывает, что наказание смертью не ограничивается. Бестелесное существо, с помощью особых магических процедур, извлекают из покалеченного пытками тела и помещают в ловушку, чтобы позже, после продолжительной жестокой обработки, использовать для тех или иных целей. Именно такой приговор, по всей вероятности, ждет Роману До-Энселе - на нем будут настаивать Клазинии и Фоймусы, обладающие большим влиянием в Верхнем Городе. Об этом сообщил Шертону адвокат.
        Создатель Миров, почему она ничего ему не сказала?! После недолгой беседы с ним у Вария Клазиния и Обрана Фоймуса пропало бы всякое желание мучить первокурсников: Шертон умел быть убедительным с такими типами. Встретив ее в последний раз - в выходной на бульваре Монаршьей Милости, - он предложил ей помощь, но она не пожелала с ним разговаривать и убежала.
        Она его боялась. Имидж Шертона имел свои минусы: случалось, что люди боялись его даже тогда, когда он совсем этого не хотел.
        Он должен был вмешаться раньше. Сразу, как только заметил, какая паршивая обстановка царит в Императорском университете. Не обращая внимания на протесты выжившего из ума Венцлава. Он не сделал то, что стоило сделать, - и завтра, после суда, заплатит за это.
        Спасти девочку Шертон не мог. Нереально. Ее будут стеречь солдаты и императорские маги, а также головорезы и маги, нанятые родственниками убитых.
        По крайней мере, она умрет мгновенно, без мучений, и после смерти будет свободна.
        Шертон вновь оглядел улицу, прищурился. Процессия появится из-за того поворота. Когда поравняется с выгнутой полумесяцем лазурной колоннадой, он выстрелит.
        По обычаю, приговоренных казнят сразу после суда. Суд начнется утром. Он поднимется на крышу перед рассветом - и будет ждать. Адвоката он нанял хорошего, но тот честно предупредил, что не рассчитывает на победу.
        Он еще раз перебрал в уме все детали завтрашней акции. Эта крыша не слишком хороша для засады: плоская открытая площадка, никаких декоративных башенок. На большом расстоянии друг от друга торчат три кирпичные трубы. Вдоль карниза посажены крысиные изваяния. В дальнем конце нежатся на солнце два ручных зильда: шерстка аккуратно расчесана, у одного на шее бантик, у другого колокольчик. Видимо, залезли сюда через то же самое слуховое окно, которым воспользовался Шертон. Не заявились бы хозяева искать их…
        Перебравшись на чердак, Шертон стянул маскировочный балахон. Теперь он был одет как обычный горожанин. Хотя физиономия выдает: для обычного горожанина шрамов многовато.
        Петли двери он смазал еще вчера - та отворилась бесшумно. Чисто подметенная лестница, лакированные перила, сине-зеленые фрески на стенах. Если кто-нибудь спросит, что ему понадобилось на чердаке чужого многоквартирного дома, он скажет, что искал своего зильда.
        Кисейные занавески на окнах приглушали солнечный свет. Набухший лепными бутонами потолок таращился на распростертого внизу человека слепыми стеклянными полусферами магических ламп.
        Титус узнал помещение: больничная палата Ордена. Значит, все-таки дошел… Тянущая боль в левой щеке. Он потрогал - повязка. Прикрыл правый глаз. Ага, левый видит, но не так хорошо, как раньше: все немного размытое, цвета странно тусклые. Ничего, целители Ордена приведут его в порядок.
        - Очнулся? - услыхал он знакомый бас, и над ним навис румяный Цведоний. - Наконец-то!
        - Уже утро? - Титус осознал, что говорит не вполне внятно и может улыбнуться только правой стороной рта.
        - Что значит - уже? Ты пять суток провалялся без сознания!
        Пять суток? Почему так долго? И почему его за это время не исцелили?
        - Титус, кто тебя так? - Цведоний подтащил стул поближе и уселся рядом с кроватью.
        - Эрмоара, - ответил он слабым голосом. - Сидит на мешках с золотом… и считает, что имеет право раздавать пощечины обездоленным… таким, как я…
        - Да какой ты, блин, обездоленный? - удивился Цведоний. - Заговариваешься, брат! Объясни-ка лучше, что она с тобой сделала?
        - Ударила.
        - Чем?
        - Рукой.
        - Титус, постарайся вспомнить, что с тобой случилось. Целители ничего не могут поделать с твоей травмой. У тебя там, во-первых, ожог, во-вторых, следы от когтей. Тебя ударили не рукой! По крайней мере, это была не человеческая рука.
        Он припомнил, как облик Эрмоары начал расплываться, теряя определенность. Припомнил также яростное звериное рычание, вырвавшееся из ее горла.
        - Демон…
        - Демон? Вот это не исключено. Для того чтобы маги-целители смогли тебя вылечить, надо эту тварюгу идентифицировать. За успех!
        Воровато оглянувшись на дверь, Цведоний достал флягу и приложился к горлышку.
«Особое», не иначе… Титус смотрел на друга с беззлобной завистью, но вдруг дверь открылась, и тот, поперхнувшись, облился «особым», проворно завинтил пробку. Фляга исчезла в складках его рясы.
        В палату вошел Магистр, его сопровождали брат-секретарь и один из старших братьев-целителей. Цведоний вскочил.
        - Пили? - потянув носом, нахмурился Магистр.
        - Ему я не давал! - заверил Цведоний.
        Магистр подошел и присел возле Титуса. Целитель остановился рядом. Слегка захмелевший Цведоний отступил к окну. Секретарь, нагруженный магическими приспособлениями для записи и передачи информации, ожидал распоряжений около двери. Все, кроме Цведония, выглядели озабоченными. Несмотря на плохое самочувствие, Титус понял: у Ордена проблемы.
        - Мальчик, я рад, что ты очнулся, - заговорил Магистр. - Надеюсь, что скоро смогу поздравить тебя с полным выздоровлением. Сейчас, однако, нам надо поскорее кое-что прояснить, и необходима твоя помощь.
        - Да, наставник?
        - Видишь ли, Титус… Вчера вечером меня известили о том, что Эрмоара До-Энселе в течение последних двух месяцев не покидала своей резиденции на Эзоаме. Следовательно, находиться в это же время в Нижнем Городе она никак не могла! Вот и встает вопрос, кто обманул нас… И с кем ты встречался в гостинице Бедолиуса?
        - С демоном! - подал голос Цведоний.
        - Да, наставник. Видимо, с демоном, - подтвердил Титус прежде, чем Магистр успел сделать замечание нетрезвому брату.
        - Это существо наложило на тебя заклятье, - после сумрачного молчания вздохнул Магистр. - Очень тонкое, почти незаметное. Брат Савеларий работал с тобой всю ночь и только под утро сумел его нащупать. А ведь он маг высшего уровня! Заклятье не позволяло тебе усомниться в том, что ты имеешь дело именно с Эрмоарой До-Энселе. Мальчик, как же ты дал себя поймать?
        - Это вначале… - вспомнил пристыженный Титус. - Хрустальный светильник, сияние ударило мне в глаза, и тут она сказала: «Я - Эрмоара». Как же я не понял… Я очень волновался, наставник. Моя вина перед Орденом безмерна.
        - Ну, как-нибудь да искупишь свою вину, - хмуро проворчал Магистр. - Обсудим это потом, когда поправишься. Сейчас надо выяснить, что понадобилось демону от нашего Ордена!
        - От Ордена - ничего. Ей нужна была только Роми. То есть Романа До-Энселе. Ну да, ведь демон не может войти за периметр Хатцелиуса…
        Магистр повернулся к целителю:
        - Дай ему укрепляющее питье! Он должен рассказать о демоне во всех подробностях и ответить на мои вопросы. Что-то здесь не так…
        Питье было горьковатое и теплое. Титус сразу ощутил прилив сил, даже боль утихла.
        - Начинай! - велел Магистр.
        Титус умел излагать факты последовательно и сжато, не упуская ничего важного - его этому обучили, как и всех афариев. Наставник слушал, постепенно мрачнея. Когда Титус дошел до конца, он тихо промолвил:
        - Ох, Создатель… Воистину, худшей беды не могло стрястись! Мальчик, неужели ты сам до сих пор не понял, кого кинул?
        - Демона?
        Устало покачав головой, Магистр покосился на брата-секретаря:
        - Сейчас же свяжись с Департаментом Жертвоприношений! Похоже, что избранная жертва Нэрренират нашлась.
        - Где нашлась? - встрепенулся задремавший на подоконнике Цведоний. - Мы же всю канализацию облазили…
        Магистр оборвал его досадливым взмахом руки и вновь повернулся к секретарю, который уже начал бормотать заклинание над кристаллом десятидюймовой длины, одна из граней которого была отшлифована до зеркального блеска.
        - Погоди! Сначала узнай, когда начнется суд над Романой До-Энселе.
        Секретарь склонился над кристаллом, а Титус, откинувшись на подушку, прикрыл утомленные глаза. Роми судят. Она сама во всем виновата, а он не мог поступить иначе, и все равно ее жалко. Пусть она в следующей жизни будет хорошей… Голос секретаря вывел его из полузабытья:
        - Суд начался четверть часа назад, наставник. Связаться с Департаментом?
        - Не надо. - Магистр ссутулил плечи. - Поздно. По закону никто не может прерывать заседание Императорского Суда, даже сам император. Если б чуть пораньше… Я бы известил Департамент, они бы потихоньку забрали девушку из тюрьмы и передали жрецам Нэрренират. Тогда бы и с эскалаторами наладилось… А если сейчас - нас выставят главными виновниками всех неприятностей! Братья, каждый из вас должен поклясться, что будет молчать о причастности Ордена к этому делу. Цведоний, хоть ты и пьян, а к тебе это тоже относится. Это прегрешение, братья, и нам еще предстоит его отмаливать, но иначе мы сильно навредим Ордену. Титус, Титус, что же ты натворил…
        Глава 13
        Храм Правосудия незыблемой холодной громадой высился в конце проспекта Неумолимой Длани, на фоне более светлой стены периметра и знойного сиреневого неба.
        Оба его фасада, и этот, обращенный к зданиям и улицам Верхнего Города, и противоположный, который смотрел наружу, украшали мозаичные панно. Мозаика изображала императоров в парадном облачении, неподкупных судей, сцены казней. Она скорее подчеркивала, чем смягчала мрачный облик Храма. У зрителя невольно возникала мысль, что сие творение древних зодчих переживет еще сотни поколений панадарцев и будет стоять тут всегда, как бы ни менялся окружающий мир.
        В ночи двойного полнолуния, когда и Омах, и Сийис висели во тьме, как два серебряных блюда, из подвалов Храма доносился глухой заунывный вой, ибо там обитал Карминатос, бог справедливости.
        Об этом Карминатосе ходили в народе различные слухи. Говорили, например, что, будучи богом справедливости, он является зеркальным отражением той справедливости, какую вершат судьи Верхнего Города, - а поскольку дела с ней обстоят, прямо скажем, неважно, Карминатос с течением времени деградировал и стал законченным психом, вроде Цохарра. Потому его, мол, и держат в подвале на цепях, за семью засовами. Но это была диссидентская версия.
        Говорили также, что настоящий Карминатос, удрученный неправедностью и коррумпированностью Императорского Суда, давным-давно сбежал, а придворные маги отловили какого-то демона, засадили в подвал и ныне выдают беднягу за бога справедливости. Это тоже была диссидентская версия.
        По официальной же версии, в подвале Храма Правосудия обитал истинный бог справедливости, добровольно согласившийся освятить своим присутствием высшую инстанцию панадарского судопроизводства.
        В самом здании было прохладно, голоса гулко отдавались под серыми сводами. Трое императорских судей, в венцах и расшитых оберегающими иероглифами мантиях, сидели в креслах на возвышении. Сбоку, на отдельном возвышении, стояло кресло прокурора. Обвиняемая сидела на каменной скамье в нише, отгороженной от зала мощным магическим экраном. Ее юное лицо осунулось и похудело, но она была умыта, причесана, в чистой рубашке - на суде все должны выглядеть пристойно. Стражников в зале было не слишком много, а маг только один, из начинающих, ибо никаких осложнений этот процесс не сулил.
        На скамьях для публики расположились родственники убитых, а также преподаватели и студенты Императорского университета. Парлус, занимавший адвокатское кресло возле скамьи подсудимых, выделил среди них своих главных противников. Родители Обрана Фоймуса. Фоймусу-отцу принадлежит три четверти всех манглазийских рудников, а его супруга, рыхлая женщина в богатом траурном одеянии, является, по непроверенным слухам, тайной поклонницей великого бога Ицналуана и дважды в год приносит ему кровавые жертвы. Мать Вария Клазиния, элегантно-худощавая придворная дама с макияжем в резких тонах. Рядом ее деверь, влиятельный царедворец (отец Вария, теолог, несколько лет назад умер - теологи долго не живут).
        Сведения, собранные о них Парлусом, не обнадеживали: все они жаждут мести, все намерены требовать максимально сурового приговора.
        Двери были распахнуты, как предписывала традиция. Одна арка выходила на проспект Неумолимой Длани, откуда доносился уличный шум. Парлус знал, что там, за порогом, дежурят десятка три наемников Фоймусов и Клазиниев - на случай, если приговор, против ожиданий, будет слишком мягким либо же если кто-нибудь попытается отбить Роману До-Энселе. За другой аркой виднелась вымощенная белыми плитами опоясывающая терраса, и дальше - солнечная сиреневая бездна.
        По обе стороны от арок, и внутри, и снаружи, замерли стражники с ритуальными алебардами. Все как обычно.
        - Обвиняемая, вы признаете себя виновной в убийстве Вария Клазиния и Обрана Фоймуса?
        Романа подняла опущенную голову, встала - тонкая и прямая, под темными глазищами залегли тени.
        - Нет. - Она говорила тихо, но благодаря звукоусиливающему амулету, который висел на стене над скамьей подсудимых, ее голос был хорошо слышен в зале. - Я убила их в порядке вынужденной самообороны. Я невиновна. Почему никто не судил их за то, что они делали?
        Студенты начали перешептываться.
        - Дрянь! - громко прошипела мать Фоймуса. Фоймус-отец, плотный мужчина с покрасневшим одутловатым лицом, смотрел, набычившись, на судей.
        Мать Клазиния простонала: «Мальчик мой», - и промокнула глаза черным кружевным платочком. Деверь что-то шепнул ей, она кивнула.
        Слово взял прокурор. Он призывал суд обратить внимание на цинизм и испорченность обвиняемой, которая вначале открыто проявляла неуважение к старым добрым традициям Императорского университета, а потом хладнокровно убила своих товарищей, можно сказать, родных братьев по учебе. А ведь один их них был талантливым, многообещающим теологом! Ее надо казнить таким способом, чтобы она не могла родиться вновь, ее надо разрушить, как бестелесное существо, ибо она несет в себе опасность для благословенного Панадара.
        Настала очередь адвоката. Парлус выдвинул версию, что Романа До-Энселе совершила убийство, находясь под заклятьем (правда, сама она не пожелала это подтвердить), упирал на резкую смену обстановки (на островах Идонийского архипелага нравы не те, что в столице), призывал судей учесть как смягчающее обстоятельство ее юный возраст и пережитую в раннем детстве трагедию.
        Суд удалился на совещание.
        - Господин Парлус!
        Его окликнула Романа. Вцепившись побелевшими пальцами в край скамьи, она замерла, приподняв плечи. В ее взгляде нет-нет да и проскальзывал тоскливый страх - похоже, она безуспешно пыталась подавить его. Адвокат заметил, что губы у нее высохли и потрескались - то ли от холода в тюремной камере, то ли от нервного напряжения.
        - Почему вы не сказали им, как Клазиний и Фоймус издевались над первокурсниками? Я же вам говорила…
        - Потому что они и так об этом знают, - вздохнул Парлус. - Клазиний и Фоймус творили произвол, разрешенный обществом, и общество закрывало на это глаза. Негласный всеобщий договор. А вот вы сделали то, на что общество не соглашалось.
        Он чувствовал, что проиграл, и не удивился, когда старший из судей начал торжественно зачитывать обвинительный приговор. Покосился на Роману: девушка опустилась на скамью, ссутулилась. Создатель, неужели она надеялась, что Императорский Суд возьмет ее сторону?!
        - …Дабы не было тлетворного примера для других юных отроков и отроковиц, дабы не были попраны традиции, кои цементируют единую Панадарскую империю, не имеющую в сем мире границ и рубежей, дабы воссиял во славе Закон…
        Шум возле арки, что выходит на опоясывающую террасу. Солнечный проем заслонила большая тень.
        Прервав чтение, судья нахмурился. Молодой маг вскочил со своего места, шагнул вперед. Он теребил цепочку с амулетами и растерянно щурился: непредвиденное осложнение, а ведь он совсем недавно получил эту работу…
        - С дороги, засранцы! - потребовал женский голос.
        Проворно пятясь, роняя алебарды, дежурившие снаружи стражники ввалились внутрь - и дружно попадали на колени.
        Следом за ними в зал вошло существо, при виде которого Парлус ощутил у себя на горле ледяные пальцы ужаса.
        Оно походило на кентавра. Роста в нем было футов восемь, не меньше. Поджарое тело, одетое в черную блестящую чешую, опиралось на две пары мускулистых лап. Из вертикального корпуса вырастало еще две пары лап, с двухдюймовыми стальными когтями - на каждой из них по внешней, не прилегающей к телу стороне торчали шипы. Такие же шипы усеивали длинный гибкий хвост.
        Головы у монстра было две. Одна, клиновидная, венчающая змеиную шею, сейчас свернутую кольцами, представляла собой сплошную зубастую пасть. Зато вторая была человеческая, с чарующе-прекрасным женским лицом. Там, где безупречно белая шея соединялась с бронированным туловищем, ее окутывало нечто вроде складчатого газового воротника. Лиловые глаза нестерпимо сияли, тяжело было выдерживать их взгляд. Коротко подстриженные черные волосы охватывал серебряный обруч с туманно мерцающим фиолетовым камнем.
        - Нэрренират! - опознав богиню, провозгласил маг неуверенным голосом. - Все мы чтим вас, великая!
        Он опустился на колени, большинство людей последовало его примеру. И Парлус тоже. Ему часто приходилось бывать по делам в Нижнем Городе, и он постоянно пользовался рельсовой дорогой. С Нэрренират лучше не ссориться, а то слыхал он о судьбе несчастных, так или иначе ее прогневавших: заходили они на станцию - а вот наружу потом не выходили, и никто их больше не видел.
        - Извините мою дерзость, великая… - неуверенно кашлянул старший судья.
        Один из немногих, он не преклонил колена. Впрочем, он страдал подагрой, а также слыл домоседом и давно уже не покидал территорию Верхнего Города. Здесь же он ничем не рисковал: Храм Правосудия надежно защищен от воздействия любой магии, в том числе от магии богов. В стенах здания замурованы мощные амулеты, вроде кристаллов Сойон, делающих живых людей незримыми для сверхъестественных сил, или кристаллов Онгве, разбивающих заклятья. Под этими сводами даже возможности богов ограничены.
        Обе головы богини, человеческая и змеиная, медленно повернулись к судье.
        - Простите, великая, - тот грузно поклонился, - но, в соответствии с законом, никто, кроме стражи, не вправе заходить сюда с оружием, и в свое время все великие боги милостиво согласились на это условие! Это один из пунктов Уфмонского договора.
        - Я не вооружена, смертный, - надменно произнесла богиня.
        - Но все эти шипы, когти, зубы… Это ведь может быть использовано для оказания давления на суд…
        - Ах это… - Нэрренират оглядела себя, словно увидела впервые. - Не волнуйся, смертный, это всего лишь части моего тела. Ты ведь не вешаешь свои зубы и свой член на гвоздик снаружи, когда приходишь сюда на работу?
        Кто-то из студенческой публики нагло хихикнул. Судья покраснел. Адвокат про себя отметил, что богиня сумела обойти закон, не нарушив его: в самом деле, она не вооружена! Все пункты Уфмонского договора формально соблюдены. Стоит взять на заметку… Хотя ему, Парлусу, это вряд ли пригодится.
        - Чем мы можем быть полезны, великая? - сменил тему судья.
        - Вы ничем не можете быть полезны, сборище недоумков, - презрительно фыркнула Нэрренират. - Я пришла сюда, чтобы предъявить права на свою собственность!
        Суд проглотил оскорбление. Во-первых, облик безоружной богини на всех наводил оторопь; во-вторых, Нэрренират единолично контролирует важнейшие наземные транспортные артерии Панадара, и конфликт с ней может обернуться катастрофой для экономики. Даже если виновник спрячется за периметром Хатцелиуса, Высшая Торговая Палата никогда ему этого не простит. И наконец, в-третьих, всем хотелось, чтобы эскалаторы Верхнего Города опять заработали.
        Мысленно взвесив эти пункты, судья низко поклонился и промолвил:
        - Вы оказали нам большую честь, великая! Мы немедленно рассмотрим ваш вопрос, а уголовное дело подождет. На какую собственность вы милостиво предъявляете права?
        - На нее! - Лапа с когтями, сверкнувшими в солнечном луче, указала на подсудимую.
        Повисла пауза. В тишине прозвучал дрожащий голос Романы:
        - Нэрренират, я не собственность!
        Богиня на это не отреагировала.
        - Она совершила тяжкое преступление и приговорена к смертной казни. - Огорошенный судья оглянулся на своих коллег. - Это наши, человеческие дела…
        - Девчонка принадлежит мне по древнему праву, - оборвала его Нэрренират. - У нее на руке мой Знак. Или вы…, хотите послать на… Уфмонский договор?
        По закону на любого, дерзнувшего грязно выругаться в стенах Храма Правосудия, налагался солидный штраф, но сейчас об этом почему-то никто не вспомнил.
        - Вы заблуждаетесь, великая, - возразил судья. - У нее на руке нет вашего Знака.
        - Она думает, что выжгла его, но Знак всего лишь закрыт коростой. Уберите свой… магический экран, я исцелю ей руку, и вы, недоумки, сами увидите.
        Люди начали переглядываться. Прокурор воскликнул:
        - Так, значит, это она - ваша избранная жертва? Она уклонилась от участия в жертвоприношении, это новое отягчающее обстоятельство!
        - Из-за нее не работают эскалаторы! - подхватил кто-то из публики.
        - И не будут работать, пока я не получу ее, - перекрыла шум Нэрренират. - Маг, убери экран.
        - Вы мне об этом не сказали, - повернувшись к Романе, с упреком заметил адвокат.
        Девушка не ответила. Она выглядела растерянной и напуганной, но оцепенение, охватившее ее во время зачитывания приговора, прошло.
        Пошептавшись со старшим судьей, маг извлек из-за пазухи оправленный в золото амулет, управляющий магическими полями внутри Храма Правосудия, но тут его жестом остановил другой судья, переговоривший перед этим с матерью Вария Клазиния.
        - Подождите! Великая Нэрренират готова продемонстрировать нам Знак, но это будет незаконно. Никто не сомневается в правдивости ваших слов, великая, - он старался держаться подальше от богини и говорил, выглядывая из-за чужих спин, - но теоретически вы можете отметить преступницу своим Знаком в момент исцеления. Поэтому, дабы закон не был нарушен, проверить ее на предмет Знака должно незаинтересованное лицо!
        - Так позовите сюда целителя. - Нэрренират раздраженно хлестнула по полу хвостом. - И поскорее, мне надоело ждать. Если вы будете вот так транжирить мое время, смертные, я в полтора раза подниму тарифы на грузовые перевозки по рельсовым дорогам!
        Зловещая угроза произвела впечатление: старший судья велел одному из стражников со всех ног бежать за целителем.
        - Есть более простое решение, - заговорил второй судья после новой короткой консультации с матерью Вария. - Если Знак богини - под коростой, достаточно будет срезать коросту, чтобы убедиться…
        - И мы это сделаем, если господин маг уберет экран, - подхватил Клазиний-царедворец. Выступив вперед, он кивнул одному из стражников: - Дай-ка мне нож!
        Об этом немолодом, но до сих пор красивом мужчине с глубоко посаженными холодными глазами, в эффектном темном плаще с серебряным шитьем Парлус слыхал немного - и ничего хорошего. В юности знаменитый дуэлянт, ныне расчетливый и жестокий интриган, нежно привязанный к убитому племяннику. Встретив его властный взгляд, стражник вынул из ножен на поясе и протянул ему церемониальный кинжал. Клазиний кивнул магу.
        Романа прижалась лопатками к шершавой гранитной стене позади скамьи.
        - Я протестую! - громко сказал адвокат. Усмехнувшись, царедворец медленно направился к девушке.
        - Вы что, смертные, охерели? - рявкнула Нэрренират. - Я избрала Роману До-Энселе для жертвоприношения, и я хочу получить ее в неповрежденном виде!
        - Это поправимо, великая. - Клазиний отвесил в ее сторону холодно-элегантный поклон. - Мы срежем коросту и посмотрим, а потом, если на руке есть ваш Знак, ее можно будет исцелить.
        Он шагнул к скамье подсудимых, но тут хвост богини черным жгутом захлестнулся вокруг его шеи. Брызнула кровь, тело забилось в конвульсиях. Звякнул выпавший нож. Богиня выпустила жертву, и Клазиний, с разодранным шипами горлом, осел на каменные плиты.
        - Здесь есть еще желающие портить мое имущество? - оглядев зал, осведомилась Нэрренират.
        Все молчали. Очевидно, желающих не было.
        - Я не имущество… - пробормотала Романа. Так тихо, что услышал ее только Парлус.
        В зале суда воцарилась тягостная напряженная тишина. Люди в смятении переглядывались, но уйти никто не смел. Все чувствовали себя неуютно - кроме адвоката, который, наоборот, воспрянул духом: перед ним вроде бы блеснула надежда спасти клиентку и поддержать свою профессиональную честь.
        - Романа, - шепнул он, вплотную приблизив лицо к магическому экрану, - у нас есть шанс. Только не противоречьте мне, ради Создателя! Наш шанс - это Нэрренират.
        - Нет. Она меня живьем разорвет.
        - Не думаю. Она не позволила Клазинию кромсать вас ножом, это хороший знак. Надо попросить у нее прощения… ну, и согласиться на ее требования.
        - Я не могу. - Романа упрямо и обреченно наклонила голову. - Она такая кошмарная… и так отвратительно ругается…
        - Она может принять любой облик, в том числе человеческий. Среди наших богов она далеко не самая худшая. Вы молчите, а я буду говорить. Главное, не возражайте, я не хочу из-за вас проиграть этот процесс!
        Отвернувшись от клиентки, он обратился к богине:
        - Преклоните ко мне свой слух, великая! Я адвокат и представляю здесь интересы Романы До-Энселе. Моя подзащитная искренне сожалеет о том, что прогневала вас. Пожалуйста, будьте к ней снисходительны! Она уничтожила Знак, поддавшись неразумному моментному страху, и после этого боялась показаться вам на глаза. Она раскаивается и просит у вас прощения, великая!
        Парлус оглянулся на Роману. Та скованно кивнула, не сводя с богини испуганного взгляда. Видимо, решила, что лучше уж Нэрренират, чем мучительная смерть и разрушение личности.
        - Не бойся меня, - улыбнулась богиня. - Я не такая страшная, как тебе кажется.
        В устах бронированного монстра с окровавленным шипастым хвостом это утверждение прозвучало более чем спорно. Зато адвокат позволил себе внутренне ухмыльнуться: он все-таки спасет девчонку от казни и не ударит лицом в грязь перед своим нанимателем, знаменитым Арсением Шертоном.
        - Да ведь она так избежит возмездия! - гневно выкрикнул Фоймус. - Как действительный член Высшей Торговой Палаты я накладываю вето на любое решение суда! Требую препроводить преступницу обратно в тюрьму!
        Капитан стражи вопросительно посмотрел на судей, те замялись, так как не хотели испортить отношения ни с Фоймусом, ни с Нэрренират.
        - Ты будешь перечить мне, смертный? - Богиня сверху вниз поглядела на Фоймуса. - Хорошо… На перегоне между Манглааши и Зугом находится состав с твоей рудой. Сейчас я остановлю его - и ты не выполнишь условия контракта. Но это еще не все! Ты не получишь вовремя наркоту, которую твои люди добывают в мире Ильелери, доставляют в Панадар контрабандой и перевозят в выдолбленных изнутри кристаллах кварца. Уж не знаю, кому в Верхнем Городе ты толкаешь эту дрянь, но твои постоянные клиенты будут очень недовольны.
        Фоймус побагровел и замер на месте. На виске у него задергалась жилка. Кто-то охнул.
        - А вы думали, ублюдки, я не в курсе, какие грузы транспортируются по моим рельсовым дорогам? - процедила Нэрренират.
        - Вероятно, ваше требование снято? - спросил у Фоймуса старший судья.
        Тот не ответил: он никак не мог оправиться от шока, вызванного неожиданным разоблачением.
        - Вы можете назвать имена его соучастников, великая? - поинтересовался один из профессоров университета.
        Давний враг Фоймуса, отметил адвокат.
        - Я не знаю, что за дерьмо навалено у вас в Верхнем Городе, - фыркнула богиня. - Это ваше дерьмо, смертные, сами его разгребайте. Хм, зато я знаю, кому из твоих студентов сбывал наркоту его сын Обран, которого убила эта девчонка. Они регулярно спускались развлекаться в Нижний Город и много болтали.
        - Кому?! - Профессор подобрался, как охотничий пес.
        Нэрренират назвала две дюжины имен. Злобно кивая, профессор вытащил бумажку и карандаш и начал записывать, пристроившись на скамье.
        - Неправда! - всплеснула руками мать Обрана. - Мальчик никогда ничего не брал без спроса! Он не стал бы тащить что-то из дома тайком от родителей!
        - Заткнись, дура несчастная! - осадил ее опомнившийся Фоймус-отец.
        Мать Обрана мелкими шажками попятилась к выходу, но не к той арке, за которой виднелся проспект Неумолимой Длани, а к противоположной.
        Расталкивая людей, в зал вошли вернувшийся стражник, смуглый старик в бело-зеленой мантии мага-целителя и чиновник Департамента Жертвоприношений, взмокший, раскрасневшийся, однако в парадной форменной тунике с золотым шитьем.
        - Это дело находится в моей компетенции! - крикнул он с порога. - Великая, примите мои нижайшие поклоны! Вы сможете забрать эту девушку, как только мы увидим Знак на ее теле. Императорский двор и Высшая Торговая Палата смиренно выражают надежду, что вопрос насчет эскалаторов после этого будет улажен.
        Старик и чиновник направились к нише. Молодой маг прошептал заклинание над амулетом, экран исчез. Парлус, непроизвольно облокотившийся на него, потерял равновесие и чуть не уселся на скамью подсудимых, заработав укоризненный взгляд чиновника. Сконфуженно и чуть насмешливо улыбнувшись, адвокат выпрямился. Дело выиграно? Пожалуй, да, хоть и не вполне традиционным способом.
        - Какая рука? - спросил целитель. - Левая? Скажи мне, как ты это сделала?
        - Я приняла дозу кивчала, чтоб не было больно… - Романа запнулась. - Нет, сначала я смешала соляную кислоту, сок белой ведьминой травы, драконью мочу семилетней выдержки, толченый лисий камень, лимонный сок, слизь серебристой медузы и еще добавила отвар лунных лепестков, чтоб ожог был локальным, а не по всей руке. Я приняла кивчал, перед тем как приложить к руке губку, смоченную в растворе. Все равно было больно. Вот, все…
        Пока она объясняла, чиновник сердито сопел, потом буркнул:
        - Воспитали тебя! Разве не учили с детства, что каждый должен жертвовать собой ради общего блага?
        - Можно и пешком по лестнице подниматься, - тихо, но дерзко ответила Романа.
        - Мы все вас учим-учим, все в голову вдалбливаем, а вы…
        - Кончайте базар! - прикрикнула Нэрренират. - Приступай, целитель.
        Старик вынул из мешочка на поясе радужно искрящийся кристалл и начал поглаживать им руку девушки, что-то напевно бормоча. Адвокат, наблюдавший за ним, упустил момент, когда серовато-багровые рубцы исчезли и на нежной коже возле запястья проступил изящный черный цветок, как будто нарисованный одним росчерком искусного пера.
        - Знак есть! - объявил чиновник. - Она принадлежит вам, великая, по древнему праву, никто этого не оспаривает. Вы можете забрать ее, когда пожелаете. Департамент Жертвоприношений, а также императорский двор и Высшая Торговая Палата выражают вам свое глубочайшее почтение. Теперь, когда этот злополучный инцидент исчерпан, не согласитесь ли вы милостиво удовлетворить нашу просьбу относительно эскалаторов…
        - Ицналуан! - прервал его речь пронзительный женский крик.
        Кричали около арки, что выходила на террасу, опоясывающую периметр. Там, спиной к проему, стояла мать Обрана Фоймуса, воздев к небу руки. Ее темная приземистая фигура зловеще вырисовывалась на фоне солнечной пустоты.
        - Великий Ицналуан, приди на мой зов!
        - Что? - Нэрренират плавным хищным движением развернулась к арке. Ее вторая, змеиная голова, которая до сих пор вела себя индифферентно, угрожающе зашипела.
        Снаружи, с лестниц, доносились возгласы. Потом некая тень заслонила небо, и в проем начал протискиваться похожий на гигантскую желто-зеленую жабу Ицналуан.
        Как и Нэрренират, он явился в Храм Правосудия безоружным. Его тело покрывали подвижные гребни с заостренными кромками, из растянутого рта торчали клыки. Когти были подлинней, чем у Нэрренират, - дюйма три-четыре. Принимая материальный облик, с размерами он просчитался, арка оказалась для него узковата. Впрочем, тем хуже для арки. Уступая его напору, камень трескался и крошился.
        - Великий, покарай проклятую девку! - умоляла оставшаяся у него за спиной женщина. - Она убила Обрана, моего сына, который был посвящен тебе во младенчестве! Растопчи ее, пожри ее, а потом вырви у нее печенку и сердце!
        Нэрренират грубо выругалась. Окутывающий ее шею газовый воротник вдруг расправился, наподобие лепестков цветка, и эти лепестки сомкнулись, заключив голову богини в прозрачную сферу.
        - Что будем делать? - спросил капитан стражи у старшего судьи.
        - Посмотрим… - Тот сердито хмурился, чтобы скрыть растерянность. - У нас еще много резервов… Если ситуация выйдет из-под контроля, выпустим Карминатоса.
        Бог наконец-то пролез внутрь. Развороченная арка за его спиной походила теперь на дыру, пробитую в стене тараном. Из жабьей глотки вырвался низкий утробный рык:
        - Кто посмел?!
        Ицналуан обладал несокрушимой мощью (почему его и признавали великим богом), зато соображал туго. У него даже своего бизнеса не было. Несколько веков назад решил он восполнить этот пробел и понастроил мостов на Гешейских болотах, неподалеку от своего главного храма. Он намеревался взимать плату за пользование, однако прогадал с местом: южные болота находятся в стороне от людских дорог и поселений, разве что случайный путник туда забредет. Мосты, не принесшие своему творцу ни чести, ни прибыли, до сих пор оживляли пустынный гешейский пейзаж, вздымаясь грандиозными черными дугами над ржаво-зеленой топью. Ходили по ним разве что паломники, дабы сделать приятное своему богу. В общем, интеллектуалом Ицналуан не был, и его почитатели были ему под стать, вроде матери Обрана Фоймуса.
        - Кто?! - повторил он, грозно озираясь.
        - Она! - Мать Вария Клазиния указала на Роману. - Убейте ее, великий!
        В воздухе черной молнией мелькнул хвост Нэрренират, венчающий его шип пронзил правый глаз Ицналуана. Раненый бог заревел и ударил богиню лапой по лицу, но страшные когти всего лишь скользнули по защищающей голову прозрачной сфере.
        Парлус отметил, что Нэрренират, вероятно, имела в виду драку, собираясь в Храм Правосудия, - ее тело было практически неуязвимым, чего нельзя сказать об Ицналуане, который создавал себе тело наспех.
        Боги наносили друг другу стремительные хлесткие удары. У них под ногами хрустели куски штукатурки, битый камень, обломки деревянных скамеек. Колонны, невзначай задетые их лапами, покрывались паутиной трещин. Люди жались вдоль стен, кто-то пытался пробраться к выходу. Мать Вария Клазиния, растеряв утонченный лоск придворной дамы, пронзительно визжала. Внезапно змеиная голова Нэрренират метнулась к женщине и перекусила ей шею, а в следующее мгновение вновь впилась зубами в запястье Ицналуана.

«Как же она управляет сразу всеми восьмью конечностями, двумя головами и хвостом?» - подумал забившийся в нишу для подсудимых адвокат.
        За шиворот ему упал кусок штукатурки. Здание содрогалось.
        - Мы больше не контролируем ситуацию! - крикнул старший судья. - Выпускайте Карминатоса!
        Маг, спрятавшийся за судейским возвышением, наполовину прокричал, наполовину пропел длинное заунывное заклинание.
        Одна из колонн, разбитая могучим хвостом Ицналуана, разлетелась на куски.
        - Романа, давайте наружу! - оглянулся на клиентку Парлус. - Здесь опасно!
        Прижавшись к стене, оцепенев, Романа смотрела на драку.
        - Пошли! - Чиновник Департамента Жертвоприношений схватил ее за руку и потянул к выходу. - Живо!
        Он действительно хотел спасти ее (пусть не ради нее самой, а ради благоволения Нэрренират, ради эскалаторов, ради своей карьеры), но девушка вырвалась и отскочила. Ицналуан, благоразумно сузивший уцелевший глаз до размеров щелки, взмахнул лапой, стремясь зацепить ее, однако Нэрренират блокировала удар шипастым предплечьем и одновременно мягким толчком, на секунду втянув когти, отшвырнула Роману в сторону. Теперь девушка находилась слишком далеко от Парлуса и чиновника, те не могли до нее добраться.
        Круглая гранитная плита в центре зала приподнялась, из отверстия высунулась покрытая синей чешуей морда. С лязгающих клыков капала пена. Следом за мордой показалась толстая шея, окруженная костяным воротником. Сообразив, кто это лезет из подвала, адвокат слегка опешил.
        - Что делать? - пихнул его в бок чиновник. - Проклятая девчонка… Если мы не утрясем этот вопрос, с меня спросят!
        - Романа, спасайтесь! - закричал Парлус. - Выбирайтесь отсюда и бегите к ближайшей станции рельсовой дороги!
        В воздухе клубилась пыль, он закашлялся.
        Кружась в своей жуткой пляске, боги подсекли еще одну колонну. Та рухнула, придавив крышку люка, и Карминатос - или кем еще было это существо - оказался в ловушке. Щель была слишком мала, чтобы целиком протиснуться наружу, а растопыренный костяной воротник не позволял ему втянуть голову внутрь. Ицналуан наступил ему на нос, он негодующе зафырчал.
        - Бог справедливости, угомони их! - торжественно воззвал маг, выглянув из-за судейского возвышения.
        Карминатос находился в незавидном положении собаки, застрявшей под воротами. Освободиться он не мог, и ему оставалось только хватать дерущихся зубами за ноги, когда те оказывались в пределах досягаемости. Что он и делал.
        Упали еще две колонны. Вслед за ними обвалилась часть потолка. Парлус начал перемещаться к выходу вдоль стены. Хорошо, если Романа последует его совету…
        Наконец-то Карминатосу удалось сбросить с себя каменную плиту и колонну! Из отверстия в полу выскользнуло большое чешуйчатое серо-синее тело. Может, когда-то в прошлом это существо и было богом справедливости, но сейчас, после длительного заточения в подвале, оно хотело только одного: подраться.
        Рычание богов, крики и стоны людей, грохот рушащихся конструктивных элементов - все смешалось в одну несусветную какофонию. Адвокат бросился к спасительному проему, еле видимому сквозь пылевую завесу. Повезло, он успел выскочить.
        На проспекте Неумолимой Длани собралась толпа. Здание Храма Правосудия тряслось и вздрагивало. Из-под арки выбегали люди, их одежда была испачкана пылью, кровью и штукатуркой. Вот Храм в последний раз содрогнулся - и его стены начали с грохотом оседать, рассыпаясь на куски. Толпа отхлынула.
        Драка между тем продолжалась. Божества сцепились, как разъяренные коты. Этот чудовищный клубок выкатился из развалин на опоясывающую террасу и покатился вниз по ступенькам, давя людей, не успевших убраться с дороги.
        Небо потемнело. Засверкали, сплетаясь, ветвистые молнии: все трое пустили в ход свою магию.
        Парлус ощутил, что лоб у него влажный и по виску сбегает теплая струйка. Потрогал, взглянул на пальцы: кровь. Кирпич или обломок камня, а он и не заметил…
        На месте Храма Правосудия, который испокон веков считался в Панадаре символом незыблемости и постоянства, громоздились руины. Шум стих, небо постепенно приобретало естественную сиреневую окраску: боги либо переместились в иное измерение, либо продолжали выяснять отношения, не обременяя себя телесными оболочками.
        Повернувшись, адвокат побрел, пошатываясь, по проспекту. Прежде всего - к целителю, негоже человеку его профессии ходить с разбитой головой!
        - Не желаете паланкин, господин?
        С помощью неловкого раба Парлус забрался в наемный паланкин. Назвал адрес. Вот теперь голова заболела… Но это мелочи, ибо его мучил куда более существенный вопрос: должен он считать этот процесс проигранным или выигранным?
        Глава 14
        Закутавшись в плащ, Шертон неподвижно стоял у стены многоэтажного казенного здания, опоясанного колоннадой, и прислушивался к разговору должностных лиц из Департамента Жертвоприношений, расположившихся чуть поодаль.
        - Ее тела там нет. Все разгребли, больше негде искать. Видимо, Нэрренират ее забрала.
        - Но эскалаторы не работают! А Нэрренират в ярости, даже больше, чем до сих пор. Ее невозможно умиротворить.
        - Значит, девчонку сожрал Ицналуан. Чтоб этих Фоймусов…
        - Ну-ну, не стоит…
        - А вы не знаете? Фоймус лишен полномочий и неприкосновенности и выведен из состава Палаты. Кое-кто долго ждал такого шанса… Фоймусу грозит суд, изгнание и конфискация имущества.
        - Вряд ли. Это не пройдет.
        - В счет возмещения ущерба, нанесенного государству разрушением Храма Правосудия. С такой формулировкой пройдет. Ведь это его супруга призвала Ицналуана!
        - Однако Мервон и Золиний теперь наберут силу, раньше Фоймус зажимал их.
        - Это да…
        Чиновники перешли на таинственный шепот. Не замеченный ими Шертон скользнул в сторону.
        В воздухе висел целый рой шарообразных магических светильников, рассеивающих ночную тьму. Вокруг руин копошились, как муравьи, темные фигурки рабов. Маги, тоже принимавшие участие в аварийных работах, устроились на богато украшенной платформе с креслами, которая парила над руинами. Середину проспекта Неумолимой Длани загромоздили кучи обломков и строительного мусора.
        Работы по разборке завала продолжались четверо суток. Если б не магия, на это дело ушло бы несколько месяцев.

…В тот день, когда Роману судили, Шертон с утра занял свой пост на крыше семиэтажного жилого дома и долго ждал. Около полудня издали донесся грохот, небо потемнело и приобрело странный багровый оттенок, над крышами заблистали магические молнии. Лепестки чаш-ловушек на башнях беспокойно задвигались. Вскоре эти явления сошли на нет, вновь сменившись обычным сиреневым полднем. А Шертон продолжал ждать, он проторчал в засаде до сумерек.
        Спускаясь впотьмах на улицу, он тщетно пытался угадать, в чем дело: нанятый им адвокат выиграл процесс, или суд не уложился в один день?
        Парлус ждал его в своей конторе. С забинтованной головой, с остатками почти рассосавшегося синяка под глазом. Отдельные участки кожи на его загорелых руках и лице выделялись нежно-розовыми пятнами: так выглядят места, недавно исцеленные.
        - Кто это вас? - нахмурился Шертон. - Люди Клазиниев и Фоймусов?
        - Так я и думал, что с первого раза не угадаете! - криво усмехнулся адвокат.
        В течение последующих четырех дней Шертон почти безотлучно дежурил возле развалин Храма Правосудия. Тут постоянно присутствовала большая группа чиновников из Департамента Жертвоприношений - они походили на стаю псов, подстерегающих добычу. Несмотря на свою антипатию к ним, Шертон сейчас видел в них отчасти союзников. В окрестностях также слонялись некие личности, слишком мускулистые и тренированные для обыкновенных зевак. Их рассеянный вид мог обмануть неискушенного наблюдателя, но не Шертона. Наемники Клазиниев и Фоймусов. Видимо, чиновники их тоже заметили и сделали выводы, потому что вокруг руин поставили оцепление из стражников и магов-учеников.
        Теперь оцепление сняли, чиновники пошли прочь, продолжая тихо переговариваться. Все. Завал разобран, спасательные работы завершены.
        Платформа с магами медленно поплыла над улицей. Свисающая позолоченная бахрома поблескивала в свете фонарей.
        Мимо Шертона прошли двое рабов с носилками, вывалили битый камень в дальнюю, самую маленькую кучу и потащились обратно.
        Запахнув плащ, надвинув поглубже капюшон, Шертон нырнул в неосвещенный боковой переулок. Если Романа до сих пор жива, искать ее надо в Нижнем Городе.
        Ректор был недоволен Арсением: друг занимается, мягко говоря, не тем, ради чего его сюда пригласили! Он даже не посочувствовал ректору после случившейся в университете некрасивой истории с убийством. Наоборот, высказался в том роде, что, мол, если ты не хочешь разделаться с насущной проблемой, она рано или поздно сама с тобой разделается. Ну какие там проблемы, ведь ему уже объясняли, что в Императорском университете свои традиции, освященные минувшими веками, и не нам их ломать… Не понимает!
        - Эта самая первокурсница, как ты ее зовешь… Регина?.. Ромея?.. А-а, все одно, между девчонками никакой разницы… Так вот, Арсений, она патологический преступный тип, есть такие, - попытался вразумить друга профессор Ламсеарий. - И ничего тут не попишешь! Десять человек ни за что убила.
        - Двоих, - занудно уточнил Арсений.
        - Ну да, двоих, - поморщился ректор. - Ох, все в голове запуталось… Это же это, как его… Патология!
        - Венцлав, ты будешь очень шокирован, если я признаюсь, что сделал бы на ее месте то же самое? - суховато усмехнулся Шертон.
        - Ну, ты сравнишь… - пробормотал тот обескураженно. - Ты другое дело, не сравнивай! А девчонка должна быть как девчонка, понял? С тобой ясное дело… От тебя, Арсений, никто и не ждет ничего другого!
        Сейчас Арсений целыми днями где-то пропадал, словно совсем позабыл о старой дружбе. Ректор велел трем смышленым рабам следить за ним, да разве ж за ним уследишь! Для острастки он прописал рабам, не справившимся с поручением, порку, а сам начал думать, как бы ему с Арсением сладить.
        Вот-вот вернутся контрабандисты, которые увезли в Одичалые Миры Тубмона, и надо устроить так, чтобы Шертон не девчонку свою искал, а отправился за шкатулкой. После долгих размышлений в затуманенном лекарствами сознании ректора зародился план. Очень хороший план. Должно сработать.
        Титус поправлялся. Его левый глаз по-прежнему видел хуже правого, левая щека представляла собой сплошной рваный багровый рубец, зато боль ослабла, температура спала.
        Маги Ордена сделали все, что могли, однако, если увечье нанесено божеством, исчезнуть оно может лишь по воле сего божества. Титус подозревал, что Нэрренират не станет его исцелять.
        - Как же ты мог сесть в лужу, мальчик? - сокрушался Магистр, беспокойно расхаживая взад-вперед по своему кабинету. - Принять Нэрренират за Эрмоару До-Энселе! Заклятье заклятьем, но где были твои глаза и уши афария? Человек, искушенный в анализе, даже находясь под заклятьем, сумеет отметить и запомнить подозрительные моменты, если только наложивший заклятье не заблокировал саму его способность к анализу. Тогда в чем дело, Титус?!
        Молодой афарий угрюмо смотрел в пол, вымощенный мелкой плиткой из полированного камня. Его правая щека пылала, левая неприятно ныла.
        - Я же тебе рассказывал, какова Эрмоара. Ты располагал информацией, афарий! Да Эрмоара никогда бы не стала вести себя как Нэрренират! Чтоб она сквернословила, хлестала Цведониево пойло - Создатель упаси… Неужели тебе ни разу не пришло в голову, что здесь что-то не так?
        - Так ведь она богатая… - пробормотал он еле слышно. - У нее столько денег… Я и думал…
        - Нет, Титус, ты не думал! Ты всего лишь бездумно подчинялся поработившим твое сознание представлениям, которые были внушены тебе твоими нищими родичами в раннем детстве. Орден дал тебе образование, но ты пренебрег своими знаниями ради уродливых предрассудков. Это - твоя главная вина, это источник всей остальной твоей вины! Тебе не хочется умереть от стыда?
        - Хочется… - прошептал Титус.
        Наставник некоторое время молчал, отвернувшись к узкому стрельчатому окошку.
        - Тот, кто не пользуется своими знаниями, - еще больший глупец, чем тот, кому знания не даны. Руководство Ордена долго решало, как с тобой поступить. Ты больше не исполнитель.
        Вздрогнув, Титус еще ниже опустил голову. Изгнание?.. Что ж, он это заслужил…
        - Изгнать тебя мы не можем. Да и не хочется так жестоко тебя наказывать, несмотря на твою дурость… - Наставник тяжело вздохнул. - А не можем потому, что, ежели кто-нибудь развяжет тебе язык, у Ордена будут проблемы. Эта история принесла Верхнему Городу массу неприятностей. Нэрренират разгневана, ее же два раза подряд кинули, сначала Романа До-Энселе, а потом еще и ты! С великими богами так нельзя. Эскалаторы не работают. Владельцы магазинов терпят убытки, поскольку товары в нужных количествах не поступают. Цены подскочили втрое-впятеро. Храм Правосудия лежит в руинах. Карминатоса потеряли. Ну, с ним-то ладно, императорские маги нового поймают… Пока все шишки валятся на Департамент Жертвоприношений и на Фоймусов, нас сия участь миновала, но лишь потому, что никто не ведает о нашем вкладе в это дело.
        - Я готов убить себя, наставник, - угнетенно вымолвил Титус. - Вы скажите…
        - Дурак, - сказал Магистр. - Не для того тебя выхаживали. Пойдешь в патрульные, будешь охранять врата в междумирье. Там у тебя не будет шанса проявить свою дурость насчет богатых и нищих! И Нэрренират тебя там не найдет, все патрульные машины снабжены кристаллами Сойон.
        - Спасибо вам, наставник, - прошептал Титус.
        - Постарайся поумнеть, - ворчливо посоветовал Магистр. - Пора бы уже… Ступай сейчас к старшему брату-пилоту Ивандию, отныне он будет твоим непосредственным наставником.
        Низко поклонившись, Титус вышел из кабинета, спустился по винтовой лестнице, свернул в облицованную изразцами галерею. С одной стороны находились одинаковые двери келий, с другой, за арочными проемами, зеленели кроны деревьев. Он дал себе слово, что никогда больше не повторит прежних ошибок. Орден не оттолкнул его, и он сделает все, дабы искупить свою вину. Пусть он теперь не брат-исполнитель, а брат-патрульный, у него все еще есть перспективы… Вдруг его кольнула неожиданная мысль, и он остановился.
        Пророчество. Все произошло в точности так, как предсказала рыночная гадалка. Он, Титус, не ведая, с кем связался и что творит, подрядился выполнить «воровскую работу» - похитить Роми из Верхнего Города, взял у Нэрренират деньги (мешочек с золотом до сих пор лежит у него под койкой), непреднамеренно обманул богиню, получил травму, но остался жив… Все сбылось, один к одному! Первая часть предсказания осуществилась. Значит, теперь надо ждать конца света?..
        Часть вторая
        ОБЛАЧНЫЙ МИР
        Глава 1
        Аспидно-черную доску покрывали начертанные мелом ломаные линии. Это хитросплетение разноцветных зигзагов выглядело очень красиво - с точки зрения непосвященного. Лаймодию Гортониусу, полгода назад принятому на должность младшего регистратора в Статистическое подразделение Департамента Налогов и Сборов, одного взгляда хватило, чтобы понять: паршивая статистика. И вдобавок кое-что не сходится. Вон те линии в правой части доски пересекаться никак не должны, а вот эти, в центре, почему-то не хотят накладываться друг на друга… Вывод: получены ложные данные. То ли это следствие ошибки, то ли кто-то намеренно вводит Отдел контроля за товарообменом с Окрапосом в заблуждение.
        Лаймо с ранних лет умел связывать воедино разрозненные мелочи и делать выводы. Обычно он тут же говорил о них вслух, просто не мог удержаться. Школьные учителя его за это хвалили, мать ругала, а случалось - и поколачивала. «Если ты умный, не ляпай все подряд, не позорь меня перед людьми! А если дурак, не думай!» - пыталась она вразумить Лаймо. Постепенно он и сам понял, что стоит держать язык за зубами, но ведь так хочется сделать как лучше!
        - Принес бумажки? - оторвавшись от магического зеркала, спросила Фаида Эсмон, начальница Отдела.
        Наблюдая за ней краем глаза, Лаймо определил, что руководство использует казенное оборудование не по назначению, то есть не для работы со служебной информацией, а для подбора наилучшего варианта макияжа (магические зеркала и на это годились). Правда, у него хватило ума сделать вид, будто ничего не заметил. Все-таки ему уже не пять лет, что бы там ни говорила мать… Двадцать недавно исполнилось.
        - Вот, госпожа Фаида, пожалуйста. - Он положил перед ней бумаги.
        - Ладно, ступай. - Начальница искривила накрашенный рот в зевке.
        Лаймо направился к двери, но его остановил окрик:
        - Погоди! Вытри с доски. Все там одно и то же, ничего особенного…
        - Да ведь там все неправильно! - Уж теперь-то Лаймо смолчать не смог. - Посмотрите на эти линии, госпожа, и на эти: начиная с месяца Винной Чаши на оптовые рынки Панадара поступило в полтора раза больше товаров из Окрапоса, чем зафиксировано в документах. И это только по официальным данным, а на самом деле, значит, еще больше…
        - Ну?.. - Щурясь, грузная Фаида с трудом вылезла из-за стола и подошла к доске с графиками возле двери.
        Окрапос, один из параллельных миров - Одичалых Миров, как называли их издавна обитатели Панадара, - был сущим захолустьем. Маленькое тусклое солнце, пылевые бури на открытых всем ветрам равнинах, циклопические каменные развалины не то храмов, не то каких-то иных строений, населенные злобной, но малосильной нечистью. По берегам пресных водоемов расползлись скопления гигантских грибов; у их подножия, а то и прямо на их ножках гнездились грибы помельче. Племена аборигенов кочевали между этими оазисами, питаясь грибами и рыбой. Скучноватое место. Даже боги туда заглядывали редко.
        Панадар импортировал из Окрапоса два вида растительных красителей (их получали из грибов) и золото, которое аборигены ценили невысоко, зато охотно меняли на железные инструменты и ткани.
        Пестрая сумятица линий на графике указывала на то, что довольно большая партия красителей просочилась в Панадар в обход таможни. Вероятно, по этому же каналу идет и контрабандное золото, но его, в отличие от уникальных окрапосских красителей, просто так не отследишь.
        Фаида остановилась рядом с Лаймо, уставилась на график и вздохнула. От нее пахло тяжелыми дорогими духами. Ее лицо, покрытое густым слоем золотой пудры, скрывающей морщинки, стало похоже на маску Разгневанной Юмансы. Она раздраженно засопела, но потом спохватилась: неэлегантно.
        - Вот еще головная боль… Надо бы проверить, уточнить. Данные по импорту, Лаймо, поступают к нам прямо оттуда, из Окрапоса. Вдруг они забыли что-то включить, а? Знаешь, как бывает? Ладно, иди! Я сейчас еще раз все это перемалюю, и, если опять не сойдется, придется кого-нибудь туда командировать, чтоб на месте проверил… Иди, иди!
        Она не поблагодарила его за предупреждение. С одной стороны, поблагодарить-то стоило: если б несоответствие первыми заметили вышестоящие лица, начальница Отдела получила бы нагоняй. С другой стороны, этот сопливый умник угробил ее планы на сегодняшний вечер. Фаида собиралась сделать макияж под женщину-вамп и пойти в кафе с одним интересным молодым человеком, который остро нуждался в ее протекции. Вместо этого придется до полуночи сидеть здесь, пересчитывать и перерисовывать графики. Недолюбливала Фаида этого мальчишку: вежливый, но необходительный.
        Лаймо вышел в длинный серый коридор, стараниями приписанных к Департаменту рабов чистый, но все равно выглядевший неухоженным. Хлопали двери, шелестели шаги и голоса. По коридору текла толпа чиновников, чей рабочий день закончился, он тоже влился в эту толпу.
        В Департамент Налогов и Сборов его пристроила мать, задействовав ради этого массу знакомых и родственников, обладающих каким-никаким влиянием. Лаймо вначале не хотел, потом сдался: получить работу в Верхнем Городе - это для мальчишки из Нижнего редкое везение! Мать мечтала, что он сделает карьеру, станет важным сановником и получит разрешение жить наверху, за периметром. И она тогда тоже поселится у него, не страшась больше никакой ночной нечисти.
        Пока они по-прежнему жили внизу, в квартале Битых Кувшинов, и Лаймо мчался по великолепным улицам Верхнего Города почти бегом: мать нервничала, если он задерживался. Не замедляя шага, он вертел головой, разглядывая красивых шикарных женщин в открытых паланкинах, а те на него даже не смотрели. Лаймо был темноволосым черноглазым медолийцем, не красавцем, но и не уродом, довольно-таки щуплым, среднего роста. Внешность у него была откровенно мальчишеская, и лишь форменная туника чиновника указывала на то, что ее обладатель - взрослый гражданин.
        Дойдя до стены периметра, он сбавил темп. На этом участке он всегда отдыхал. Вокруг развалин Храма Правосудия сновали рабы и вольнонаемные рабочие, прогуливались любопытные, среди которых было много туристов. Проходя мимо, Лаймо завистливо вздохнул: он бы тоже хотел путешествовать, а не сидеть с утра до вечера в Департаменте.
        Какой-то старик, остановившийся возле чана с цементирующим раствором, сердито говорил, обращаясь к прорабу в заляпанной спецовке:
        - Бывал я в Вантарии. Слыхали? Это мир, где правят Божественные Супруги. Других богов они туда к себе не пускают, всякими хитрыми заклятьями отгородились, и уж такой у них там порядок, такой порядок… Местный народ по десять раз в день молится, все набожные, на каждом углу храмы стоят, везде тишина. Благолепие! Сразу видно: блюдут они свое божеское достоинство. А наши хуже бешеных собак! Людей покусали, храм разнесли по камешкам… И это боги!..
        Лаймо ощутил неловкость: мать приучила его, что богов, каковы бы ни были их поступки, надо уважать, и обычные для Верхнего Города богохульные речи вызывали у него оторопь. К такому он еще не успел привыкнуть.
        Он вышел за периметр и начал спускаться, рассеянно гладя ладонью скользкий нагретый мрамор перил. По параллельной лестнице, подобно веренице муравьев, тащились рабы с корзинами за плечами. Внизу и впереди во всю ширь распростерся Нижний Город, а позади остался Верхний. Лаймо с оттенком досады подумал, что вовсе не хочет стать его постоянным жителем. Этого хочет мать. А сам он хочет… ну, трудно сказать, чего-нибудь поинтересней!
        Ближайшая станция рельсовой дороги находилась в десяти минутах ходьбы от лестниц. Лаймо доехал до остановки Ирисы. У подножия эстакады цвело множество роскошных ирисов - поскольку они нравились Нэрренират, никто не смел их вытаптывать.
        Квартал Битых Кувшинов встретил Лаймо неприветливо. Как всегда. Он уже подходил к дому, когда вывернувший из-за угла нетрезвый парень толкнул его плечом и сипло процедил:
        - Придурок налоговый…
        Лаймо ускорил шаги. Он не умел драться. Подумал, что мать, может, и права: лучше переселиться наверх, когда представится возможность. Правда, до этой возможности еще очень и очень далеко… Двухэтажный глинобитный домик, окруженный небольшим виноградником, ждал его, приоткрыв замаскированную зеленью калитку.
        Развалины виллы походили на куски рассыпчатого белого пирога, забытые в траве. Их окружали заросли чайных роз и невысокая литая решетка. Было здесь два бассейна: один, заиленный, заросший тиной, - снаружи, перед фасадом; второй, пересохший, заваленный поломанной мебелью и глиняными черепками, - во внутреннем дворике. Некоторые из комнат вполне годились под жилье, однако бездомных бродяг не соблазняла мысль устроить тут притон: на вилле, а именно - во внешнем бассейне, водилась нечисть.
        У виллы были хозяева, но они давно уже не вспоминали о своей недвижимости. Дешевле оставить все, как есть, чем нанимать магов для многоэтапного и дорогостоящего ритуала изгнания.
        Жители окрестных кварталов старались поддерживать с потусторонним соседом добрые отношения, ради чего оставляли на ночь около своих домов лепешки, фрукты и кружки с молоком и вином. Нечисть из бассейна человеческой пищей не интересовалась, зато все эти приношения с удовольствием поедали здешние зильды. И Роми.
        Она уже несколько дней пряталась на вилле. В кармане у нее лежал прозрачный камень неправильной формы, испускающий в темноте слабое свечение - осколок кристалла Сойон, который делает своего обладателя незримым для потусторонних существ, поэтому нежити она не боялась. Умозрительно не боялась, теоретически. На самом-то деле все равно было страшно, однако попасть в руки к тем, кто за ней охотится, - еще страшнее. Убедившись после первой ночи, что Сойон работает, ибо обитатель бассейна ее присутствия не заметил, Роми решила остаться здесь, пока не удастся придумать что-нибудь получше.
        Осколок достался ей, когда в Храме Правосудия обвалилась часть стены, вдоль которой она пробиралась к выходу. Прежде замурованный кристалл, упав на пол, разбился на несколько частей. Роми догадалась, что это за камень: готовясь к вступительным экзаменам в университет, она читала книги по магии и имела представление о внутреннем устройстве знаменитого Храма Правосудия. Схватив один из кусков, сунула в карман - вдруг это поможет ей выжить.
        Она выскочила на опоясывающую террасу незадолго до того, как наружу выкатились сцепившиеся боги. Всем было не до нее. Небо потемнело, она бежала по лестнице вниз вместе с какими-то людьми, охваченными паникой. Очутившись в Нижнем Городе, она поняла, что обрела свободу! То и дело нащупывая в кармане Сойон - лишь бы не потерять его, ведь это ее единственная защита от Нэрренират и Ицналуана, - Роми забралась через окошко в подвал многоквартирного дома и просидела там до сумерек, дрожа в нервном ознобе. Потом отправилась искать пристанище понадежней, подальше от Верхнего Города, и набрела на эту виллу.
        Теперь у нее было преимущество: с Сойоном она могла ходить по улицам после полуночи. Хотя соблюдать осторожность стоило. Из книг Роми знала, что нежить, вроде призраков или упырей, не заметит ее и не почует ее присутствия, однако с богами не все так просто. Божество, принявшее телесный облик, сможет увидеть ее, используя обычное зрение. Кроме того, ее разыскивали люди: городская стража, агенты из Департамента Жертвоприношений, жрецы Ицналуана, храмовые воины Нэрренират. А также все те, кто хотел получить награду за поимку Романы До-Энселе.
        Награду сулили расклеенные по городу объявления с ее портретом. «Оказывается, я дорого стою!» - ошеломленно подумала Роми, когда увидала первое из них, выбравшись в сумерках на улицу.
        Ицналуан готов был вознаградить всякого, кто доставит Роману к нему в храм живой или мертвой. Нэрренират обещала заплатить за живую Роману, ту же позицию занял и Департамент Жертвоприношений (видимо, Высшая Торговая Палата все еще не похоронила надежду договориться с богиней насчет эскалаторов). Каждая из заинтересованных сторон ежедневно увеличивала размер вознаграждения, стремясь обойти соперников, как на аукционе. Этот дикий торг продолжался, пока у Ицналуана и Департамента не иссякли резервы: Нэрренират, благодаря своей многовековой транспортной монополии, располагала гораздо большими капиталами.
        Украдкой читая при лунном свете объявления, призывно белеющие на стенах домов, Роми старалась следить за тем, чтобы зубы не стучали, а то вдруг кто-нибудь из запоздалых прохожих поймет, что это она… Правда, сейчас она была не очень-то похожа на свои портреты. Роми выглядела как бездомный подросток, отощавший, грязный, избитый. Ссадины и синяки, полученные в рушащемся Храме Правосудия, сразу бросались в глаза. Из тряпки, найденной на вилле, она соорудила нечто вроде чалмы, какие носят мужчины и мальчики в Южном Кухе, спрятав под ней свои отросшие ниже плеч белые волосы. Левое запястье обмотала куском ткани. Ее голос звучал хрипло - в тюрьме она простудилась.
        Порой, когда она сидела в прогретой солнцем пыльной комнате на втором этаже виллы и прислушивалась к доносящимся извне звукам, или по ночам, когда вокруг развалин ползал похожий на громадный кусок желе обитатель бассейна, а она пыталась уснуть, свернувшись на голом полу, у нее мелькала мысль: не лучше ли пойти в храм Нэрренират и сдаться?
        Ее удержали от этого страх и самолюбие. Вспоминая монстра с человеческой головой, Роми содрогалась: ей не хотелось иметь ничего общего с таким существом. Вдруг Нэрренират, дабы отомстить ей, примет какой-нибудь чудовищный облик, когда дело дойдет до близости? Роми обладала достаточно развитым воображением, чтобы подумать о такой возможности. Кроме того, Нэрренират назвала ее на суде «имуществом» и
«собственностью» - будь она хоть трижды великая богиня, а это хамство! И ругается так, что хочется заткнуть уши… Нет, компромисс немыслим.
        За оконным проемом с выбитой рамой сгущались сумерки. Роми спустилась на первый этаж. Здесь отсутствовала часть стены, за проломом теснились окутанные ароматом одичавшие розовые кусты, виднелся бортик бассейна с мутной водой.
        Возле бассейна Роми задержалась. До полуночи далеко, час его обитателя еще не пробил, да и осколок Сойона лежит у нее в кармане - и все же она, сосредоточившись, послала притаившемуся в воде существу импульс дружелюбия. Вопреки расхожему мнению, не все потусторонние создания, называемые «нечистью» или
«нежитью», одержимы страстью нападать на людей - так же как не все собаки норовят покусать каждого встречного. К тому, кто живет в бассейне, Роми испытывала теплое чувство: его соседство охраняло ее от визитеров.
        Выглянув в просвет между кустами, она довольно ловко - научилась за эти дни - перелезла через решетку. Улица тонула в сумерках. Пока можно погулять, жители окрестных домов выставят еду поближе к полуночи, чтобы зильды раньше времени не сожрали (после полуночи угощение все равно достанется зильдам, но это уже другой вопрос).
        Роми побрела по улице, стараясь изобразить шаркающую походку оборванца, которого никогда не учили двигаться грациозно. Через некоторое время ссадины и синяки сойдут, тогда она будет больше похожа на себя… Да и воины Нэрренират рано или поздно обыщут виллу, богиня наверняка снабдила их надежной защитой от нечисти. Надо искать другое место, безопасное… Но в Панадаре нет безопасных для нее мест.
        Все чаще Роми подумывала о бегстве в Одичалые Миры. Далеко не все они «одичалые», просто в Панадаре привыкли их так называть. Там тоже можно жить. Боги ее не найдут, благодаря осколку Сойон, а местные люди ничего о ней не знают - и она затеряется… Да, это единственный выход.
        Роми знала, что база магических машин для путешествий через междумирье находится неподалеку от Верхнего Города. Остановившись, припомнила направление. В той стороне. Если ей удастся спрятаться в одной из машин и покинуть Панадар, пусть Нэрренират, Ицналуан и остальные хоть до скончания века за ней охотятся! - Они собирались в Окрапос. Тубмон хотел, чтоб его доставили в Чеплему, и в итоге договорились: сначала в Окрапос, потом в Чеплему. В Окрапосе они задержались надолго, меняли товар на товар. Тубмон был очень раздражителен, все время торопил их. Он невзлюбил одного малого из шайки, Дергуса, и часто называл его коротышкой, а тот злился. Кончилось поножовщиной, Дергус заколол нашего клиента.
        Маг-сыщик, черноглазый, с нервным живым лицом, умолк, сцепив пальцы. Его напарник с непроницаемым видом пил молодое виноградное вино из кубка с гербом университета.
        - Куда они дели вещи Тубмона? - спросил ректор.
        - Что-то присвоили, что-то продали. Шкатулку обменяли на мешок золотых слитков - она произвела на кочевников большое впечатление.
        - Сукины дети… - пробормотал профессор Ламсеарий.
        Невежественные кочевники из Окрапоса ведать не ведают, что такое информационная шкатулка! Вполне могут поломать ее… Надо поспешить. Надо, чтобы Арсений взялся за ум и отправился в Окрапос. А для этого надо найти магическую машину. Ректор покопался в своей рыхлой, перепутанной памяти: есть у него давние связи, чтобы все это устроить. Без шкатулки трудно думать, но в комоде лежат старые бумажки, которые помогут разобраться, что это за связи. Кажется, кто-то из Департамента Налогов и Сборов…
        Он по-детски обрадовался тому, что хоть что-то помнит. Все эти опасные для богов установки, которые ему как теологу приходилось отлаживать, высосали из него силы, здоровье, память - непомерно страшная плата за благополучие Верхнего Города.
        Ничего, когда к нему вернется шкатулка, его голова будет работать, как эти самые… ага, как механические часы. Лишь бы Арсений не подвел.
        Глава 2
        Разбуженный лучами солнца, проникавшими в комнату сквозь окно с простеньким красно-зеленым витражом, Лаймо откинул сетчатый полог, сел на кровати и первым делом, преодолевая привычное внутреннее сопротивление, осмотрел свое тело. На руках, на ногах, на груди, на животе - ничего.
        Взяв с подоконника зеркало в медной оправе, он встал спиной к другому зеркалу, висевшему на стене. Чисто. Он не отмечен Знаком Мегэса, на этот раз заморозят не его.
        Каждое утро Лаймо начинал с этой процедуры - подобно множеству других панадарцев, кроме тех, кто безвылазно жил за периметрами Хатцелиуса. До жертвоприношения Мегэсу оставалось четыре дня.
        Глубоко вздохнув, отбросив страхи, он натянул штаны и тунику с эмблемой Департамента Налогов и Сборов. Интересно, на что похожа жизнь без богов? И есть ли где-нибудь такие миры?
        По рассохшейся лесенке Лаймо спустился на первый этаж. Лалия, арендованная матерью рабыня, собирала на стол в гостиной. Она игриво улыбнулась ему, он равнодушно кивнул в ответ.
        Лалию мать арендовала для него. «Дабы ты не бегал по девкам, как твой отец, который на старости лет добегался до того, что его упырь загрыз! Получай дома все, чего тебе по молодости нужно, да спасибо скажи - вон как я ради тебя стараюсь, ничего не жалею!» То, что Лалия, рослая манглазийка с невыразительным рябым лицом и бесформенной фигурой, флегматичная и отменно глупая, совсем не нравилась Лаймо, с точки зрения матери значения не имело.
        - Мама, я ее не хочу!
        - Раз мать велела, хочешь! - прикрикнула она таким же тоном, как в детстве, когда заставляла его пить теплое молоко с пенкой. - И не смей спорить с матерью!
        Лаймо понимал, что она старается сделать как лучше, что у нее просто нет денег на аренду молодой и красивой рабыни. Понимал, что она за него боится, особенно с тех пор, как погиб отец, служивший в Департаменте Градопопечения на мелкой должности. В присутствии жены тот был человеком тихим и незаметным, но любил выпить, частенько наведывался в дешевые бордели и однажды, не уследив за временем, не успел вернуться домой до полуночи. Его тело, полностью обескровленное, с рваной раной на шее, нашли наутро неподалеку от борделя Мартолиды в квартале Каменных Собак. После этого у матери появилась навязчивая идея во что бы то ни стало переселиться в Верхний Город, а через год, когда Лаймо исполнилось шестнадцать, она арендовала Лалию - и та, холодная, безучастно-покорная, пропитанная кухонными запахами, стала его еженощным кошмаром.
        Правда, в последнее время он ее к себе в постель не пускал. Отговаривался тем, что устает на работе.
        Умывшись под медным рукомойником возле крылечка, Лаймо вернулся в дом. Мать уже сидела в гостиной и встревоженно повернулась, услыхав его шаги.
        - Ничего нет, - ответил Лаймо на невысказанный вопрос, занимая свое место за столом.
        - Спасибо тебе, милостивый Мегэс! - с чувством прошептала мать. - Лаймо, богов всегда нужно благодарить. Пусть нас минует их гнев и пусть на нас падет их милость. Что это у тебя, туника запачкалась? Переоденься, брось эту в стирку. Я всегда тебя учила, что надо чисто одеваться. Если б ты чисто одевался, тебя бы, может, и великая Нэрренират заметила, а то ходишь такой, словно тебя некому обстирать!
        Мать задела его больное место: три восьмидневья назад, на исходе месяца Магнолии, Лаймо каждое утро и каждый вечер тщательно осматривал свое тело в поисках Знака, но не со страхом, а с робкой надеждой. Как и многие, он мечтал стать избранником Нэрренират, божественно-прекрасной в человеческом облике, щедрой к тем, кто сумеет добиться ее расположения… Разумеется, его мечты не сбылись. Раз на него даже смертные девушки внимания не обращают, что уж говорить о богине!
        - Пей чай, остынет, - велела мать. - И лепешку скушай. Вот эту, румяненькую. Совсем спал с лица, один нос торчит… Лалия сказала, вчера ты опять не возлег с ней. Может, на тебя порчу навели? Надо бы к магу сходить…
        - Мама, я устаю, - откусив от лепешки, объяснил Лаймо. - Побегай два раза в день по этим лестницам! Ни на что больше сил не остается, честное слово.
        - Надо было чисто одеваться, - покачала головой мать. - Тогда бы Нэрренират обратила на тебя свой взор, и мы бы сейчас на серебре - на золоте ели! И эскалаторы бы эти не остановились… А то она отметила своим Знаком какую-то сумасшедшую девку из Верхнего Города, и та сначала в канализации пряталась, а потом, когда из Департамента Жертвоприношений за ней пришли, кучу народа перестреляла. Соседка рассказывала: две дюжины трупов оттуда вынесли.
        - Откуда - оттуда? - удивился Лаймо.
        - Из канализации. Слушать надо, что люди-то говорят, тогда все будешь знать!
        Лаймо взглянул на часы, наскоро допил чай, вежливо поблагодарил мать за завтрак и выскочил из пестро обставленной гостиной, заполоненной множеством безделушек, над которыми господствовала висевшая в стенной нише бронзовая маска Благосклонной Юмансы - среди всех богов Панадара мать с особым рвением почитала эту богиню.
        Пробежка до станции Ирисы, недолгий отдых в перламутрово-розовом вагоне, вторая пробежка, изматывающий подъем по лестницам, третья пробежка… В Департамент он все-таки не опоздал. Он никогда не опаздывал на работу.
        Столоначальник, появившийся четверть часа спустя, с неодобрением посмотрел на него и велел идти в кабинет к начальнице Отдела.
        - Нагадил ты нам, Лаймо! - проворчала Фаида в ответ на приветствие. - Как последний шелудивый зильд нагадил! Сидели мы тут, ни о чем не тужили, а ты, со своими несходящимися линиями, всему Отделу свинью подложил! Как это называется, а?
        - Но я-то в чем виноват, госпожа? - заморгал обескураженный Лаймо. - Если так и есть… Я же заметил, сказал вам… Не я, так все равно бы кто-нибудь сказал… Чем раньше, тем лучше…
        Фаида скривилась:
        - Не оправдывайся! Получается, что из Окрапоса уже больше года идет контрабанда, а мы тут - ни ухом ни рылом! Ты хоть понимаешь, как некрасиво получилось? Если б мы раньше забили тревогу, другое дело…
        - Так раньше я ваших графиков не видел, - объяснил он, окончательно растерявшись. - Мне же их никто не показывает…
        - Значит, тебя надо сделать начальником, на мое место посадить? - ядовито осведомилась Фаида. - Раз ты такой умный и глазастый, все замечаешь! Ох, устроил ты нам, ох, устроил…
        Лаймо никак не мог понять, в чем его обвиняют. Он ведь ничего не «устраивал», а всего лишь заметил тревожные показатели и поставил руководство в известность. Он-то ждал, что его похвалят за усердие…
        - А чего это от тебя потом несет? - нахмурилась Фаида.
        Лаймо смутился: его туника до сих пор не просохла.
        - Извините, госпожа. Пришлось бегом, я живу далеко, за периметром…
        - Потому что проспал! - перебила начальница. - Да, с дисциплиной у тебя плоховато, опаздываешь… Ну, вот что: раз ты кашу заварил, я командирую тебя в Окрапос с инспекцией, и на месте разберешься, чего у них там не так.
        Лаймо замер. Его - в Окрапос? В параллельный мир? Вот это да… Только вчера он с тоской думал о том, что ничего не увидит в этой жизни, кроме Нижнего и Верхнего Города, и вдруг - такой поворот! Междумирье, командировка в иное пространство… Воистину, даже ему иногда везет!
        - И нечего тут вымышлять причины, из-за которых ты не сможешь туда отправиться! - с усилием подняв свое тучное тело с кресла, крикнула Фаида. - У нас так: кто виноват, тот и работает.
        Она была довольна: все-таки удалось ей этого молодого да раннего приструнить. Аж рот приоткрыл, побледнел… Испугался! Несмотря на свой тридцатилетний стаж службы в Департаменте, Фаида не могла без страха думать о междумирье. То, что трехмерных пространств неисчислимое множество, казалось ей противоестественным, ужасным… Сама она от таких командировок увиливала всеми правдами и неправдами. А Лаймодий не увильнет! Небось после этого шелковый станет и больше не будет тыкать свое начальство носом в факты, на которые проще закрыть глаза. Наберется ума-разума.
        Оглядев свой элегантный кабинет, обставленный массивной дубовой мебелью с бронзовыми завитушками, Фаида смерила взглядом щуплого мальчишку, остолбеневшего у двери, и улыбнулась: пусть знает свое место.
        - Спасибо, госпожа… - прошептал Лаймо.
        - Я надеюсь, что данные, которые ты привезешь из Окрапоса, всех нас удовлетворят, - прозрачно намекнула начальница.
        - Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие!
        Лаймо воспрянул духом: в Окрапосе он постарается докопаться, что к чему, и привезет стопроцентно точные данные. Тогда она убедится в его объективности и перестанет сердиться.

«Сломался, - подумала Фаида. - Понял! Но в Окрапос я тебя все равно загоню, теперь без этого не обойтись…»
        Тут она вспомнила о поступившей сегодня разнарядке насчет инструктажа, который ей вменялось провести с каждым из сотрудников Отдела. Мысль об инструктаже вызвала у Фаиды иронический вздох: они что же, там, наверху, полагают, что Отдел контроля за товарообменом с Окрапосом должен бросить свои текущие дела и заняться ловлей преступников? Для этого есть соответствующие Департаменты, городская стража, Орден афариев и маги-сыщики. Нет же, надо всех перебаламутить!
        - Подойди сюда. Я тебя заодно проинструктирую, и ты распишешься, что ознакомлен с императорским приказом.
        Лаймо подошел.
        - А ты за собой не следишь… - оглядев его вблизи, протянула Фаида. - Встрепанный какой-то, щеки ввалились… Наверно, совсем ничего не кушаешь. На вот, угощайся!
        Она пододвинула к нему золоченую тарелку с белыми ноздреватыми лепешками ихлавы, заблудившуюся на столе среди деловых бумаг и канцинвентаря. Раздражал ее этот Лаймодий: ни разу не удосужился показать, что видит в своей руководительнице женщину, однако сейчас, когда ему светила командировка в потустороннее пространство (так Фаида называла про себя параллельные миры), ее вдруг охватило сентиментально-жалостливое чувство, захотелось позаботиться о нем, накормить его.
        Лаймо ихлаву не любил, но по опыту знал: если в начальнице проснулся материнский инстинкт, просто так она не отстанет. Поэтому он вежливо поблагодарил и положил одну лепешку в рот. Вязкое приторное лакомство тут же разбухло, он начал судорожно двигать челюстями.
        - Кушай, ихлава содержит все необходимые человеку питательные вещества. А эта свеженькая, просто чудо! Все время забываю, какой у нашего Драгохранителя пароль… Сейчас! - Припомнив, она произнесла рифмованной скороговоркой несколько лишенных смысла звуковых сочетаний, и выкрашенный под бронзу металлический зверь, притаившийся в углу кабинета, широко разинул пасть. - Ну и выдумали! Кто-то там, - она закатила глаза к потолку, - решил сделать нашу жизнь интересной! Возьми это.
        Императорский ордер на арест. С большой гербовой печатью. «Выдан Лаймодию Гортониусу, младшему регистратору Статистического подразделения Департамента Налогов и Сборов…»
        - М-м-м?.. - вытаращив глаза, промычал Лаймо. Говорить членораздельно с ихлавой во рту он не мог. И никто не сможет.
        - Верхний Город задыхается без эскалаторов, - объяснила Фаида, - поэтому всем нам предложили поиграть в игру «Своими руками поймай преступника». Не бойся, никого ты не должен арестовывать. Просто носи этот документ с собой, и все. У меня тоже такой есть, их выдают всем госслужащим. Достань-ка из Драгохранителя печать Отдела, ее надо поставить под императорской.
        Присев на корточки перед зловещим в своей неподвижности бронзовым зверем, Лаймо вытянул шею, высматривая печать в куче разнообразных предметов, вроде сломанных карандашей, цилиндрических сафьяновых футляров с документами или фарфоровых баночек с косметикой.
        - Ты слыхал об истории с избранной жертвой Нэрренират? - спросила Фаида. - Лаймо, я с тобой разговариваю! Лаймодий! А, ты же ихлаву кушаешь… Ладно, кушай, а то совсем изголодался. Пока жертвоприношение не состоится, эскалаторы не заработают, поэтому гражданский долг каждого - арестовать Роману До-Энселе. Маги предполагают, что она завладела осколком кристалла Сойон, из-за этого ее невозможно обнаружить магическими средствами. Все боги сумасшедшие. Не понимаю я эту Нэрренират, на что ей сдалась паршивая безответственная девчонка… С жиру бесится, а у нас проблемы!
        Заметив краешек печати, Лаймо сунул руку в пасть Драгохранителя. В следующий момент бронзовые челюсти захлопнулись.
        Боль. Адская, невыносимая, но крик застрял в горле - вместе с приторным комом ихлавы.
        - …Итак, мы должны расшибиться и арестовать Роману До-Энселе! - доносился до него будто издалека полный сарказма голос Фаиды. - Это, конечно, ерунда, но это - наш долг! Долг каждого гражданина! А то они подумают, что мы тут мышей не ловим! Лучше, Лаймо, сделай, как я говорю: забудь об этом. А ордер пусть лежит у тебя в кармане.
        Он все-таки сумел издать полухрип-полумычание.
        - Лаймо?.. Лаймо, да что ты делаешь?!
        Около пяти минут у Фаиды ушло на то, чтобы осмыслить происходящее; попытаться оттащить Лаймо в сторону, без намека на положительный результат; вспомнить, что пароль она произнесла неправильно (это был пароль-ловушка, она перепутала, в правильном предпоследнее слово другое); пробормотать, всхлипывая, нужный пароль. Суетясь вокруг Лаймо, она причитала:
        - Бедный мальчик, потерпи… Да что же ты натворил! Главное, слушайся меня, и все будет хорошо…
        Он мечтал потерять сознание, но забытье не приходило.
        Оставив его на полу, Фаида выглянула в коридор, велела кому-то бежать за целителем.
        Опершись на левый локоть, Лаймо скосил глаза на свою правую руку, побывавшую в пасти у Драгохранителя, увидал, что с ней стало, и его наконец-то охватила спасительная дурнота. Очнулся он на койке в комнате исцеления. Боли не было, правое предплечье туго перебинтовано.
        - Подвигай пальцами, - приказала женщина в бело-зеленой мантии, сидевшая в кресле возле стеллажа с магическими штуковинами.
        Лаймо подвигал.
        - Хорошо. - Целительница кивнула. - На четвертый день можешь снять повязку. У тебя была раздроблена кость. Ступай и больше не суй руки куда не надо.
        Лаймо хотелось рассмотреть разложенные на полках предметы, но его без церемоний выставили в коридор, где ждали своей очереди еще двое пациентов.
        Он поднялся к себе на пятый этаж. Все коридоры и лестницы в здании Статистического подразделения были серые, гулкие, беспросветно-унылые, по ним скользили, как безмолвные духи умерших, занятые уборкой рабы. Ничего, скоро он будет далеко отсюда, в Окрапосе.
        Фаида распекала его битых полчаса: мол, он нарочно это устроил, чтобы подвести ее, уклониться от командировки и получить компенсацию за производственную травму, она его насквозь видит. Отупевший от пережитого Лаймо вначале пытался оправдываться, потом сдался и замолчал. Наконец Фаида успокоилась. Недовольно кривя губы, спросила:
        - Ты помнишь мои инструкции насчет ордера на арест?
        Лаймо напряг память и обнаружил, что не помнит ничего. Виновато моргая, пробормотал:
        - Какой ордер? Извините, госпожа, я, кажется, забыл…
        - Ордер на арест Романы До-Энселе. Ты получил его перед тем, как сдуру полез в пасть к Драгохранителю. Ох, чему вас только в школе учат! А мы, руководство, потом отвечай за вас… Он должен лежать у тебя в кармане, поищи.
        Неловко извернувшись, Лаймо сунул левую руку в правый карман. Вот она, хрустящая бумажка.
        - Посмотри еще на это. - Поставив на ордер печать Отдела, Фаида кивнула на магическое зеркало.
        Лицо юной девушки, темноглазой и беловолосой.
        - Это Романа До-Энселе. Ты должен знать, как она выглядит. Если тебя остановит на улице проверяющий из Департамента Жертвоприношений, ты представься, покажи ему ордер и скажи, что вносишь свой посильный вклад в поиски преступницы, понял?
        - А как я вношу вклад? - растерялся Лаймо.
        - Да никак, - поморщилась Фаида. - Все это чистая условность. Но если мы будем отлынивать, нам в следующем квартале дотации урежут. Распишись вот здесь. Если ненароком ее увидишь, ни в коем случае не связывайся, не глупи, наше дело - сторона.
        - Да, конечно, не свяжусь, - обмакнув перо в чернильницу и накорябав свою подпись на разграфленном бланке, согласился Лаймо. - Я же не стражник и не афарий.
        - В общем, будь хорошим мальчиком… - Фаида откинулась на спинку кресла, выпятив грудь. - Хватит того, что ты с Драгохранителем учудил. А в командировку все равно отправишься, больше послать некого. Обождем несколько дней, пока у тебя все заживет, - и собирай вещички.
        Сообщение от ректора Шертону передал хозяин информария, куда он заглянул на исходе дня, чтобы узнать последние новости.

«Арсений, я должен сказать тебе кое-что важное. Только при личной встрече. Жду. Венцлав».
        Ректор разослал это письмо по всем информариям Нижнего Города, и в одном из них, расположенном на втором этаже ветхой постройки из желтого кирпича, оно отыскало адресата. Хозяин, старый маг в драном парчовом халате, сказал, что пришло оно после полудня по университетскому каналу. Заплатив, Шертон просмотрел новости (ничего существенного), вышел из домика, перекошенного, как отражение в подернутой рябью воде, и зашагал к станции рельсовой дороги.
        Ему до сих пор не удалось напасть на след Романы До-Энселе. Амулеты и другие магические средства не помогали. Если у нее Сойон - так и должно быть. Нижний Город огромен, и она исчезла в нем, как упавшая в песок капля воды.
        Расспрашивать бесполезно: почти каждый мечтал найти ее, дабы получить от той или иной из заинтересованных сторон обещанную награду. Граждане по нескольку раз в день обшаривали чердаки и подвалы своих домов. Какие-то предприимчивые люди уже успели сдать агентам из Департамента Жертвоприношений двух фальшивых Роман До-Энселе (глухонемую нищенку и одурманенную наркотиками куртизанку), но в итоге угодили в каталажку за мошенничество.
        Купив карту Нижнего Города, на которой были скрупулезно отмечены все нехорошие места, оккупированные нечистью, Шертон как раз эти места и осматривал: обладая Сойоном, девушка может прятаться там, ничего не опасаясь.
        Дважды дошло до драки с упырями, один раз некто полупрозрачный, маячивший в углу заброшенного фабричного цеха, попытался сломить волю Шертона и ввести его в транс. Обычно же нечисть ограничивалась пассивным наблюдением: вторжение уверенного в своих силах человека, который преследует какие-то непонятные цели и ничего не боится, - это ее обескураживало. Пугало. Дешевле не связываться, тем более что кругом полным-полно податливых, боязливых, готовых кричать, убегать, обмирать от страха - в общем, играть по навязанным правилам.
        Правда, Шертон даже здесь был не одинок. Иные маги, прельстившиеся наградой, а также храмовые воины Нэрренират и жрецы Ицналуана, защищенные силой своих богов, тоже обыскивали населенные нежитью укромные уголки. Шертону довелось стать свидетелем вооруженной стычки между людьми Ицналуана и Нэрренират: обе группы одновременно подошли к полузатопленному сараю на берегу реки, который издавна пользовался дурной славой. Романы там не было, Шертон успел удостовериться в этом до прихода конкурентов.
        - Арсений, у меня для тебя горькая новость, - тихо промолвил ректор, возлежавший на диване среди нагромождения смятых подушек. - Ты уж не обессудь, что я тебе об этом говорю… Ее убили.
        - Кого? - спросил Шертон.
        - Ту девушку. Да как же ее… - Он вынул из кармана шелковой пижамы клочок бумаги. - Роману До-Энселе. Понимаешь, такое дело… Это государственная тайна. Ее разыскали и убили агенты Высшей Торговой Палаты. А то непонятно, кому отдавать, если найдется, - Нэрренират или Ицналуану, ссориться-то с обоими не с руки… Ну и рассудили, что лучше без эскалаторов, нежели иметь во врагах Ицналуана. Он создавать не горазд, а ломать о-го-го как умеет, коли на него найдет! В общем, приняли меры. Тело уничтожили на месте, бестелесное существо ушло. Видно, где-то затаилось, раз боги до сих пор ни о чем не ведают. Меня об этом официально известили как теолога, а я тебе по секрету говорю. Как другу… А то время понапрасну тратишь. Мне жалко, Арсений, но девчонки у тебя еще будут, ты ведь здоровый мужик, не то, что я…
        Венцлав засмеялся, смех перешел в кашель, и он потянулся слабой пухлой рукой к столику в изголовье, за склянкой с лекарством.
        Шертон молчал. Значит, убили… Он почти не знал ее, и все равно ощутил боль потери.
        - Арсений, тебе ведь сейчас нечего делать, - откашлявшись и проглотив пилюлю, требовательно произнес ректор. - Будь другом, слетай за моей шкатулкой. Она в Окрапосе, вор продал ее кочевникам. Ты найдешь ее. Чтобы ты - да не нашел! С меня полторы тысячи золотых скер, тебе ведь, наверно, нужны деньги… И все накладные расходы возмещу. Пожалуйста, не отказывайся. Больше я никому не могу это дело доверить, обманут. А, Арсений?
        Да, Шертон нуждался в деньгах. В любом случае ему пришлось бы искать какую-нибудь работу. Для Романы До-Энселе он сделал все, что мог. Теперь остается только пожелать, чтобы в следующем рождении ей повезло больше.
        - Как я попаду в Окрапос?
        - Это мы устроим, Арсений, не волнуйся. - Обрадованный его согласием, ректор перешел на возбужденную скороговорку. - Я уже все продумал, связался с кем надо, договорился. Статистическое подразделение Департамента Налогов и Сборов командирует туда с инспекцией одного чиновника. Как его… Имя запамятовал, неважно. Он должен был лететь завтра, да получил на работе травму. Небольшая задержка, а нам, значит, на руку, подготовим как следует твою экспедицию… Ты это, составь список снаряжения, все достанем и погрузим в машину. И ты в машине спрячешься, в грузовом отсеке, а этому мальчишке и пилоту скажут, что ты - секретный императорский агент с особым поручением. Без тебя они оттуда ни-ни, будут ждать до последнего! А как шкатулку найдешь, вместе с ними вернешься в Панадар.
        Долгое молчание Шертона его встревожило, он обеспокоенно спросил:
        - Так как, Арсений?
        - Согласен. Список снаряжения будет у тебя завтра утром.
        Когда за ним закрылась дверь, ректор с расслабленным вздохом откинулся на подушки. До самого последнего момента он боялся, что Шертон поймает его на лжи.
        Ректор ничего не знал о судьбе Романы До-Энселе. Солгав, он спас старого друга от дурацкой траты времени и направил его энергию в нужное русло - на поиски украденной шкатулки. Это полезная ложь. Шертон должен сказать за нее спасибо.
        Сцепив на животе слегка занемевшие пальцы, ректор улыбнулся. Его взгляд блуждал по комнате, озаренной светом вычурных магических ламп, расставленных в нишах: раковина, дворец, орхидея, присевший на задние лапы ящер, миниатюрная модель чаши-ловушки… Штучная работа. Ректор давно уже коллекционировал лампы. Устраиваясь поудобней среди развала подушек, он подумал, что теперь все наладится. Вновь обретя шкатулку, он задействует все свои связи, большие и малые, дабы избавиться от конкурентов. Он останется ректором навсегда, никто не отправит его на пенсию.
        Глава 3
        Кирпичные ангары, глухим кольцом окружающие стартовую площадку, располагались в двадцати минутах ходьбы от западных лестниц Верхнего Города. Титус преодолел эту дистанцию за пять минут, бегом, твердя про себя привязчивую пасторальную песенку:
«Ходили мы на бережок, и ты плела себе венок…» Главное - не вспоминать о Нэрренират, о Роми, о своей травме, ибо на этом отрезке пути он беззащитен, и, если обманутая богиня почувствует, что он находится в пределах досягаемости, ему несдобровать.
        Нырнув под арку, в темный кирпичный туннель, он запнулся о зильда, с досады выругался и пристыженно подумал: «Нахватался от Нэрренират… Воистину, общение с ней пагубно повлияло на мою неокрепшую душу, надо уделить побольше внимания духовной самодисциплине!»
        Территорию базы защищали три малые чаши-ловушки; кроме того, во всех магических машинах есть кристаллы Сойон. Здесь, как и в Верхнем Городе, можно укрыться от гнева богов.
        Решетка была поднята, рабы таскали туда-сюда закрытые корзины, под ногами у них шныряли зильды. Стражники скучали, но, заметив Титуса, встрепенулись:
        - Ты кто такой?
        На нем была укороченная форменная ряса афария-патрульного, штаны с дюжиной карманов, высокие шнурованные ботинки и шлем с опущенным забралом. Последняя деталь насторожила солдат.
        Остановившись, Титус представился, показал перстень с печаткой Ордена и, помедлив, поднял забрало. «Ага, говорили, что у него такое лицо…» - услыхал он позади, отойдя на несколько шагов от пропускного пункта.
        Машина ждала в ангаре. Снаружи она выглядела, как лодка, накрытая сверху другой лодкой. Выбитые на металле цепочки иероглифов. Три иллюминатора: носовой и два боковых. Округлая дверца. Титус забрался в кабину, поглядел на хронометр и вывел машину на стартовую площадку. Прошептал заклинание. Набрал комбинацию выхода, поочередно прикасаясь к мерцающим на приборной панели разноцветным кристаллам. Миров неисчислимое множество, и этих комбинаций неисчислимое множество. Машина поплыла вверх, зависла над черепичными крышами ангаров. Титус успел увидеть панораму просыпающегося города, розовую полоску зари на востоке - и внезапно эту картину сменила темно-золотая муть.
        То ли пустота, то ли некая субстанция вроде ваты или тумана… Полной тьмы здесь не было, однако никто не ведал, откуда исходит слабое рассеянное свечение. Не было верха и низа, не было сторон света, не было вообще никаких ориентиров.
        Сбоку мелькнуло продолговатое тело с пылающей на боку эмблемой Ордена афариев. Исчезло. Это возвращался на базу патрульный, чье дежурство закончилось.
        Титусу предстояло провести в нереальном золотом мороке два часа. Первое дежурство. По графику скоро должен появиться буксир Департамента Внешней Торговли с четырьмя контейнерами драгоценной перламутровой древесины из Ондаля. Потом из Панадара в Окрапос уйдет машина Департамента Налогов и Сборов с инспектором на борту. Этих надлежит пропустить. Если же появится еще какой-нибудь транспорт, патрульный обязан задержать его и отконвоировать на базу для досмотра. Из-за разгула контрабанды казна Панадара ежегодно терпит громадные убытки.
        Несмотря на характерные для междумирья неприятные ощущения, вроде слабой тошноты и смутного беспокойства, Титус испытывал прилив энтузиазма. Он знал, что его прегрешения велики, и его переполняло стремление как можно скорее искупить их.
«Мальчик, ты совершил множество грубых ошибок, - напутствовал его напоследок Магистр, - но ты из-за них страдаешь - а это значит, что с тобой все в порядке».
        Роми скорчилась в углу ангара, за полуразобранным запыленным корпусом какой-то машины. Она добиралась до базы три ночи, по серебряным от лунного света улицам, ориентируясь на Верхний Город: темный холм, отделенный от неба каймой размытого сияния. Иногда отклонялась от прямого курса, огибая ту или иную станцию рельсовой дороги - она боялась к ним приближаться. Однажды забрела на берег реки, застроенный лачугами, и ей пришлось долго идти по набережной, вдоль разбитого каменного парапета, пока не попался мост.
        Жизнь в Нижнем Городе не замирала с наступлением сумерек: гуляки, куртизанки, оборванцы, воры выползали из своих нор, работали рестораны и трактиры, в храмах шли вечерние службы с эффектной иллюминацией, на карнизах домов верещали и гримасничали зильды. По улицам бродили усиленные наряды стражи, приставали к прохожим гадалки. Роми для этой публики была всего лишь еще одним оборванцем - неинтересным объектом.
        Даже воины Нэрренират, с которыми она столкнулась на второй день, не обратили на нее внимания. Она проходила мимо открытой веранды ресторана, отделенной от улицы колоннадой с гирляндами цветных магических фонариков. На веранде гуляли. Кто-то с хохотом швырнул кусок пирога с начинкой зильду, вертевшемуся внизу. К счастливчику подскочило несколько его сородичей, и началась свалка. Роми остановилась: если зильды в пылу драки выронят кусок, тот достанется ей… Она уже целые сутки ничего не ела.
        И тут из-за поворота появилась группа парней и девушек, вооруженных нунчаками и короткими мечами. Их окутывало прозрачное фиолетовое мерцание: магическая защита. Роми замерла, завороженно глядя на них. Вот сейчас ее поймают… Скользнув по ее чумазому, украшенному синяками лицу безразличным взглядом, предводитель группы сказал:
        - В ресторане полно девчонок. Может, и наша там? Проверим?
        Они начали подниматься по ступенькам на веранду, где сразу наступила тишина. Один из них сделал быстрое движение рукой в сторону Роми. Она сжалась, отпрянув. В пыли перед ней блеснул серебряный баркль. Те, кому Нэрренират велела ее схватить, приняли ее за голодного нищего и бросили милостыню! Лишь оказавшись в нескольких кварталах от ресторана, Роми успокоилась настолько, чтобы улыбнуться. На эти деньги она купила еды. В кармане у нее до сих пор лежала завернутая в тряпочку сырная лепешка и горсть сушеных фиников.
        Днем она пряталась в подвалах. Однажды не повезло: ее с руганью выгнали жильцы дома, которые обыскивали свой подвал в надежде поймать «ту самую Роману До-Энселе». Роми безропотно ушла.
        Вчера она добралась, наконец, до базы и долго бродила вокруг. Когда приехали телеги с мешками и рабы начали разгрузку, проскользнула внутрь. В мешках находились товары для какого-то параллельного мира, но отправят их не скоро - это она поняла из разговоров. А ей лучше бы поскорее… Отыскав в ангаре угол, куда давно уже никто не заглядывал, судя по солидному слою пыли, она свернулась на полу, на драном мешке. С тех пор как она сбежала из Храма Правосудия, это была ее первая ночь, проведенная по соседству с людьми, а не с нежитью.
        Проснулась она перед рассветом. Вначале в ангаре, просторном, но довольно-таки захламленном, никого не было, потом появилась заспанная обслуга и рабы. Кто-то сказал: «Готовьте машину в Окрапос», - и Роми насторожилась.
        Пусть будет Окрапос. Она ничего не знала об этом мире, но выбирать не приходится.
        Машину вывели на расчищенную площадку в центре ангара. В грузовой отсек поставили несколько больших корзин и сумок. Потом все ушли. Осмотревшись, Роми подбежала к машине, подергала заднюю дверцу: заперто. Зато дверца, которая вела в кабину, открылась сразу.
        Усыпанная красивыми кристаллами приборная панель. Три кресла с ремнями. Надо где-то спрятаться… Несколько шкафчиков, все слишком маленькие. Еще одна дверца, побольше. Роми рассчитывала, что попадет в грузовой отсек, но это был туалет с умывальником. Небольшое зеркало в раме с завитками, мыло в привинченной к стене мельхиоровой мыльнице в виде раковины, чистое полотенце.
        Теплая вода и мыло! Она не могла устоять перед таким искушением.
        Закрыв дверь на задвижку, Роми старательно отмыла от грязи лицо, шею, уши, руки. Сняв чалму и повязку, бросила обе замызганные тряпки в ведро для мусора. Кое-как расчесала пятерней волосы, улыбнулась своему отражению: все, больше она не оборванец из Нижнего Города. В Окрапосе этот имидж ей не понадобится.
        Шертон проник на базу под видом раба, приписанного к Департаменту Налогов и Сборов, вместе с другими рабами присмотрел за погрузкой снаряжения, потом отправился побродить по территории: он был тут впервые, а лишняя информация - не помеха. Когда солнце, под восторженное верещание зильдов, выползло из-за крыши таможенного склада, во дворе появился парень, которого показывал Венцлав в магическом зеркале (чиновник, летит в Окрапос с инспекцией). Шертон вернулся в ангар, отпер своим ключом грузовой отсек машины и закрылся внутри.
        Здесь он, при свете прилепленной к потолку стеклянной улитки, содрал с лица маску, изготовленную для него по заказу Венцлава (главным образом, чтобы скрыть шрамы - раб с такой рожей мгновенно привлечет внимание охраны), снял парик и переоделся. Рассовал по карманам метательные звездочки, два ножа, нунчаки, надел пояс с кобурой, приладил за спиной меч. Он уже бывал в параллельных мирах, но посещать Окрапос ему пока не доводилось.
        Звук открываемой дверцы. Кто-то забрался в кабину, отделенную от заднего отсека металлической перегородкой. Один человек. Пилот или чиновник?.. Стукнула другая дверца, щелкнул засов. Плеск воды. За стенкой кто-то долго умывался, безалаберно транжиря воду. «Пилот с похмелья?» - предположил Шертон. Потом шум стих.
        Между кабиной и грузовым отсеком не было ни прохода, ни иллюминатора, но ректор дал Шертону редкий амулет Сеймол, делающий непрозрачные поверхности толщиной не более десяти дюймов прозрачными. Шертон достал его, начертал на перегородке круг и шепотом произнес заклинание. Пока он этим занимался, опять хлопнула дверца, в кабине зазвучали голоса. Кто-то кому-то объяснял, в какие шкафчики положить вещи. Суета, беспорядочные звуки. По перегородке несколько раз ударили, она загудела, резонируя. Внезапно в ней появилось круглое, будто стеклянное, окошко. Шертон увидел чиновника, пилота и двух рабов с эмблемами Департамента Налогов и Сборов на туниках. Сам он оставался для них незримым.
        - Ну, сложили и теперь валите, - сипло велел пилот рабам.
        Те вылезли наружу. Молодой чиновник восторженно озирался.
        - Садитесь, - предложил пилот. - Сейчас выкатим.
        Оба заняли свои кресла. Машина выползла из ангара.
        Небрежно пробубнив заклинание, пилот начал тыкать пальцем в кристаллы, но вдруг заметил на стартовой площадке человека, делающего ему какие-то знаки.
        - Задержимся. Вы меня ждите здесь и ничего руками не хватайте, все уяснили? Я комбинацию набрал, осталось только большой рубин тронуть. Ежели его заденете, без меня в Одичалые Миры улетите с приветом. Я ненадолго.
        Сказав это, пилот ушел.

«Разгильдяй хренов», - охарактеризовал его про себя Шертон.
        Со своей позиции он мог видеть только макушку чиновника, еле поднимавшуюся над спинкой кресла. Тот с полчаса сидел неподвижно. Потом начал беспокойно ерзать. Потом встал, с опаской покосился на пульт, вышел из машины, мелькнул перед лобовым иллюминатором и исчез из поля зрения. Видимо, отправился искать пилота.
        Игохиус, главный магомеханик базы, отмечал рождение первенца, и не порадоваться вместе с ним, не принять участие в торжестве - это было бы нехорошо. Не по-свойски.
        Когда подошла его очередь, Климий сказал тост, после чего осушил третью кружку отменного виноградного вина. Междумирье подождет. Оно всегда было, есть и будет, а такие пирушки у людей не каждый день случаются.
        Дверь трапезной деликатно приоткрылась, на пороге замаячил пассажир-чиновник. Высмотрев Климия, обрадованно заулыбался и начал делать приглашающие жесты. С недовольной гримасой пилот выбрался из-за стола.
        - Я же сказал, сидите в машине! У меня тут инструктаж по маршруту.
        - А когда полетим? - наивно моргая, спросил чиновник.
        Совсем желторотый юнец. Подождет, никуда не денется. Климий не любил торопиться.
«Пусть торопятся те, кому больше моего платят», - это была его любимая присказка.
        - Полетим, когда в воздухе будут благоприятные условия. Пока нельзя, надо обождать. А то опасно.
        - Да-да, я все понимаю, - с уважением поглядев на него, стушевался юнец.
        Климий вернулся, ухмыляясь, к своим сотрапезникам. Хорошо иметь дело с несведущими пассажирами. Правда, есть еще секретный императорский агент, запертый в грузовом отсеке… Скорее всего, такой же профан, как этот мальчишка. Да и неизвестно, сколько времени придется по его милости проторчать в Окрапосе, вдали от доброй компании! Боги свидетели, спешить некуда.
        Лаймо поплелся обратно. Ему не терпелось попасть в междумирье, в пространство, которое, по словам ученых магов, как бы и не является пространством, а потом в Одичалый Мир, не похожий на Панадар, - но пилот, видимо, знает, о чем говорит. Очень веско он это сказал. Придется дождаться благоприятных условий в воздухе. Только вот странно, что инструктаж для пилотов похож со стороны на обыкновенную попойку…
        Забравшись в машину, Лаймо на всякий случай захлопнул дверцу - а то вдруг кто-нибудь придет и тронет большой рубин. Уселся в кресло, грустно вздохнул и стал ждать. Не таким ему виделось начало путешествия… Мимо машины изредка пробегали рабы в серых туниках; солнечные лучи, проникая сквозь иллюминаторы, заставляли играть кристаллы на приборной панели; громко тикал привинченный к стене механический хронометр.
        И вдруг Лаймо уловил посторонний звук. Шорох за дверцей, которая ведет в туалет. Но ведь там никого не должно быть, императорский агент сидит в грузовом отсеке… После недолгого колебания - действовать самостоятельно или дождаться пилота? - Лаймо встал с кресла, тихонько постучал и спросил:
        - Кто там?
        За дверцей молчали.
        - Я знаю, что вы там есть! Если вы секретный агент, отзовитесь!
        Не отозвались. Значит, в туалете спрятался контрабандист. Почему-то в первую очередь Лаймо подумал о контрабандистах, хоть и знал, что у тех свои собственные машины. Но он был измотан долгим ожиданием, взволнован и немного испуган, так что в голове у него царил сумбур.
        Он толкнул дверцу. Та не поддалась. Примерившись, Лаймо ударил плечом. Потом еще раз, еще… Несмотря на страх - а вдруг злоумышленник вооружен! - он чувствовал себя отчаянным героем.
        Засов отскочил, дверца распахнулась, и он ввалился в закуток чуть побольше квадратного ярда. На него смотрела, прижавшись к стене, беловолосая девчонка с застарелыми синяками на лице и на тонкой шее, в грязной рубашке, заправленной в студенческие шаровары, тоже истрепанные и грязные. На ее левом запястье был нарисован изысканно-изящный черный цветок.
        Лаймо узнал ее: Романа До-Энселе. Преступница, прогневавшая Нэрренират и убившая двух человек в Верхнем Городе. Надо расшибиться и арестовать ее! Это долг каждого гражданина.
        Шагнув вперед, он поскользнулся и грохнулся на пол. Девчонка протиснулась мимо него в кабину.
        - Не трогай! - тщетно пытаясь встать и скользя по полу, крикнул вслед ей Лаймо. - Большой рубин на панели не трогай, а то полетим!
        - Спасибо!
        Он сумел-таки развернуться, выполз из туалета и удивленно понюхал свои пальцы: мыло. Да там весь пол натерт мылом… Вскочив на ноги, Лаймо ахнул и ухватился за спинку кресла, чтоб не упасть: за всеми тремя иллюминаторами - сиреневая пустота, парят птицы, слева сияет пронзительно-яркое солнце. И море крыш в отдалении, словно смотришь на Нижний Город с обзорной террасы Верхнего.
        - Ты тронула рубин?!
        - Да.
        Он ошеломленно хлопал ресницами: во-первых, машина в воздухе, а пилот остался внизу; во-вторых, он никогда еще не видел вблизи опасных преступников! И крутой императорский агент не придет на помощь, он же не сможет попасть из грузового отсека в кабину через стенку… Придется действовать на свой страх и риск.
        - Машина Налогов и Сборов, кто на борту? - ожил луженый раструб переговорного устройства.
        - Это я! - наклонившись к нему, закричал Лаймо. - Лаймодий Гортониус, следую в Окрапос с инспекцией! Кажется, я арестовал Роману До-Энселе!
        - Ты арестовал меня? Получай!
        Маленький кулак врезался сбоку в его подбородок, и Лаймо, потеряв равновесие, уселся на пол. А пронизанный солнцем сиреневый простор за иллюминаторами сменился туманной золотой хмарью.
        Шертон наблюдал за ними сквозь магическое окошко в перегородке. Вмешаться он при всем желании не мог. Романа До-Энселе жива - этот факт его обрадовал. Но ретивый мальчишка сообщил о ней диспетчеру базы по не защищенному от прослушивания каналу - если Нэрренират и Ицналуан находятся в Панадаре, а не в каком-либо ином пространстве, они уже знают об этом и сейчас примчатся сюда!
        Фора есть. Машина оборудована кристаллом Сойон, и, для того чтобы увидеть ее, боги должны принять телесный облик. Шертон слыхал о том, что иные из них могут создавать тела, способные жить и передвигаться в междумирье. Надо поскорее прорваться в трехмерный мир… лучше в Даштасах, Рубетар или Ондаль… еще Эсипра подойдет. Тогда будут шансы уйти от погони.
        Шертон знал соответствующие этим мирам комбинации и умел пилотировать магические машины. Он мог бы через стенку проинструктировать Роману и Лаймодия - если бы те согласились его выслушать, однако этой парочке было не до инструкций. Похоже, они до сих пор не осознали, что находятся в междумирье! Оба приняли некое подобие боевых стоек (ясно: сами никогда не занимались единоборствами, зато несколько раз наблюдали за поединками со стороны), оба выглядели напуганными и решительными.
        - Не лезь ко мне, если не хочешь получить! - предупредила Романа.
        - Ты арестована! - огрызнулся Лаймодий.
        Он шагнул вперед, наткнулся бедром на деревянный подлокотник пассажирского кресла и стукнулся головой о дверцу стенного шкафчика. Девчонка пнула его под коленную чашечку, но это не помешало ему броситься на нее, по дороге врезавшись лбом в распахнувшуюся дверцу другого шкафа. Встретив его прямым в челюсть, Романа жалобно вскрикнула: ушибла костяшки пальцев.
        - Хватит! - рявкнул Шертон. Оба замерли. - Прекратите драться и живо набирайте комбинацию: левый зеленый - один раз, левый сиреневый - два раза, правый синий - один раз. Потом рубин в центре.
        - Это секретный императорский агент! - с торжеством заявил мальчишка. - Он не может сюда попасть, но он на моей стороне!
        Шертон заметил в одном из боковых иллюминаторов, среди золотой мглы, темное пятнышко. Движущееся пятнышко. Оно приближалось! Кто-то из богов?..
        Лаймодий шагнул к приборной панели. Романа сделала подножку и толкнула его корпусом, всем весом. Он схватил ее за руку, оба повалились на приборную панель. Шертон скрипнул зубами.
        Темное пятнышко стремительно увеличивалось.
        Дежурство Титуса подходило к концу, когда он заметил справа по борту машину с горящей на боку эмблемой Департамента Налогов и Сборов. Она появилась позже, чем ей полагалось по графику. И вела себя странно. Сначала зависла, потом начала болтаться из стороны в сторону. То ли пилот не справляется с управлением, то ли сама система управления не в порядке.
        Титус возблагодарил судьбу: сейчас он совершит первый шаг на пути искупления своих непреднамеренных прегрешений!
        Сделав маневр, он зашел налоговику в тыл, произнес заклинание и прикоснулся к двум оранжевым кристаллам справа и слева на приборной панели. Выдвинулись носовые захваты - словно патрульная машина выпустила клешни. Так, теперь надо пристыковаться к терпящему бедствие и набрать комбинацию Панадара…
        Движение за левым иллюминатором. В горле у Титуса мгновенно пересохло, а травмированная щека заныла. Слева приближалось искрящееся лиловое облако, в его толще, за газовой оболочкой, шевелилось какое-то темное тело. Нэрренират! Несомненно, это она. Все-таки явилась по его душу, несмотря на конспирацию, на кристалл Сойон… Обреченно ссутулившись, Титус обратился с последней молитвой к Создателю. - Ты аресто… вана… - прохрипел Лаймо, пытаясь скрутить преступнице руки.
        Болела ушибленная голова, на приборную панель капала кровь из разбитого носа, но это не могло остановить его. Расшибиться и арестовать! Пусть императорский агент не думает, что в Департаменте Налогов и Сборов мышей не ловят.
        Роми бешено сопротивлялась. Этот вредный чиновник сильнее, зато уступает ей в гибкости. Если б она не была так истощена, она бы ему показала…
        - Хватит! - снова донесся голос из-за перегородки. - Если вы оба хотите жить, выполняйте, что я сказал!
        Шертон попытался выбить перегородку плечом, но у него, разумеется, ничего не вышло: все машины для полетов через междумирье сделаны с десятикратным запасом прочности. Между тем клубящееся лиловое облако приблизилось почти вплотную - великая богиня Нэрренират пришла за своей жертвой. Однако ни Романа, ни ее противник не замечали, что творится за иллюминаторами.
        Мальчишка надавил ей локтем на грудь. Вскрикнув от боли, Роми в отчаянном усилии извернулась, схватила его за волосы и несколько раз ударила головой о приборную панель. Прямо по разноцветным кристаллам.
        Машина завалилась на правый бок. Шертон вцепился в чугунную, с рельефным орнаментом скобу, выступающую из стены. Благодаря магическому окошку он успел увидеть, что Роману и Лаймодия швырнуло на пол, а за иллюминаторами… Вместо неподвижной мглы междумирья - нечто серо-белое, пестрое, взбаламученное, словно машину затягивало в облачную воронку с вращающимися стенками. Сбоку мелькнули какие-то лиловые клочья. Крен влево. На Шертона повалились корзины и сумки с его же собственным багажом. Он скорчился, защищая голову.
        Новый толчок. Пол выровнялся. Теперь машина то ли стояла на чем-то твердом, то ли висела в пространстве неподвижно. Магическое окошко исчезло. И тусклая лампа в виде улитки погасла. Шертон дважды повторил активирующее заклинание, но она так и не загорелась. Тогда, вытащив из кармана амулет Сеймол, он попытался создать новое окошко. Никакого толку.
        Снаружи доносились звуки, похожие на верещание зильдов. Некоторое время Шертон прислушивался, потом отпер и осторожно приоткрыл дверцу. В щель сразу же просочился затхлый запах болота - и вместе с ним дневной свет. Обитаемый трехмерный мир.
        К плотному облачному куполу без единого просвета поднимались гладкие желто-коричневые стволы. Их венчали на большой высоте не то шляпки, как у грибов, не то густые зонтикоподобные кроны бурого цвета. Похожих растений Шертон еще не встречал.
        Пространство между стволами заполнял кустарник с бледно-зеленой листвой, с его ветвей свисали гирлянды колючих коричневых шариков. Кустарник шуршал и шевелился. Оттуда то выглядывали, то снова прятались зильды - они были раза в полтора крупнее тех, что водились в Панадаре, и с более длинными ушами.
        С одной стороны стволы расступались, открывая вид на болото: тинистые омуты и озера жидкой грязи, обрамленные ядовито-желтыми кочками. Дальше опять начинался лес.
        Было тепло и сыро. Землю покрывал влажный желтоватый мох, кое-где торчали куцые пучки травы.
        Изучив обстановку, Шертон нашел в кармане ключ от кабины, которым снабдил его Венцлав, и отпер дверцу. Здесь тоже ни одна из магических ламп не горела, приборная панель выглядела мертвой: погасли искорки, мерцавшие в глубине кристаллов. Шертон решил, что разберется с этим после, сначала надо позаботиться о ребятах. Те лежали на полу без сознания. Он поднял и устроил в кресле Роману, проверил пульс. Жива. Потом усадил в другое кресло Лаймодия. Налоговый чиновник помотал разбитой головой и что-то промычал.
        Шертон распахнул шкафчик, где полагалось находиться комплекту первой помощи. Ни перевязочного материала, ни баночек с целебными мазями. Зато есть фляга с вином! Выругав про себя пилота, он поднес флягу к губам Романы, влил в рот несколько капель. Она закашлялась, приоткрыла глаза, испуганно дернулась.
        - Не бойтесь. Я Арсений Шертон, вы меня помните?
        - Да… - Поморщившись, она пощупала свежую шишку на лбу. - Это ведь вы наняли мне адвоката? Почему?
        - Потому что я на вашей стороне. Жаль, что вы не рассказали мне раньше о тех подонках.
        - Мы уже в Окрапосе, да? - раздался за спиной у Шертона другой слабый голос.
        Лаймо только что очнулся и сейчас, хлюпая разбитым носом, морщась от головной боли, рассматривал странный пейзаж за распахнутой дверцей.
        - Это не Окрапос, - повернулся к нему Шертон. - Ты в порядке?
        - Не знаю… Она оказала сопротивление при аресте, вы видели? Это Романа До-Энселе, очень опасная преступница, мы должны расшибиться, но арестовать ее!
        - Насчет первого ты уже преуспел, - ехидно заметила очень опасная преступница.
        - А ты пол в туалете мылом натерла, пока я ломал дверь, так нечестно!

«Спасибо тебе, Создатель, - с чувством подумал Шертон. - Неведомый мир, все магические приборы в одночасье вышли из строя, вокруг болото - и двое сосунков на мою голову!»
        Вообще-то он ничего не имел против общества Романы: девочка ему нравилась. Но ведь тут еще Лаймодий Гортониус, сотрудник Статистического подразделения Департамента Налогов и Сборов! Шертон знал, что не сможет бросить мальчишку на произвол судьбы. Совесть не позволит.
        - Тихо! - прикрикнул он. - Во-первых, никто никого арестовывать не будет. Во-вторых, у нас есть проблемы посерьезней. Мы попали в неизвестный мир, и мы должны здесь выжить. Лаймодий, подожди, сейчас я перевяжу тебе голову.
        Пока Шертон доставал из багажа бинты, они вылезли наружу. Оба казались потрясенными, но не слишком напуганными. Шертон забинтовал разбитую голову Лаймо (повреждения поверхностные, и можно бы обойтись без перевязки, если б не риск подцепить на болоте инфекцию), дал Романе мазь от синяков. Оглядев ее лохмотья, велел парню подобрать для нее какую-нибудь одежду.
        Лаймо покорно вытащил и начал расшнуровывать свою дорожную сумку, потом вдруг остановился, поднял голову и спросил:
        - Извините, а как вас зовут?
        - Арсений Шертон.
        - Вы сможете починить машину, господин Шертон? Я же видел, там ничего не светится…
        - Попытаюсь. Называйте меня Арс, так короче.
        Он предпочитал везде, где только можно, обходиться без церемоний.
        - А меня можете называть просто Роми, - сказала девушка. - Арс, я хочу остаться в этом мире, иначе меня поймают. Лишь бы только людей найти.
        - Там посмотрим…
        Громкий чавкающий звук распугал зильдов, которые с любопытством глазели на пришельцев, а Шертона заставил замолчать и выхватить из кобуры самострел. Судя по звуку, кто-то большой выбирался из заболоченного оврага, отделенного жидкой порослью от поляны, где лежала машина. Над путаницей ветвей показалась черная клиновидная голова размером с бочонок, мощная шея, туловище. По блестящей чешуе стекала грязь.
        - А вот и местная живность… - пробормотал Шертон. - В машину!
        Опомнившись, ребята отступили за его спину.
        Животное не спешило нападать. Топча кустарник, оно начало отфыркиваться и по-собачьи встряхиваться, во все стороны полетели комья грязи. Покончив с этим занятием, оно разинуло пасть, полную белоснежных клыков устрашающего вида, и разразилось отборным матом.
        Сперва Шертон опешил. Животное разговаривает совсем как человек - разве что голос хриплый, грубый и некоторые проблемы с артикуляцией, да еще и ругается! Роми и Лаймо (несмотря на его приказ, оба остались снаружи) густо покраснели. Им еще не приходилось такого слышать.
        В иных параллельных мирах живут существа, непохожие на людей, однако разумные и владеющие речью. Вспомнив об этом, Шертон дождался паузы и сказал:
        - Приношу извинения, если мы вас потревожили. Вы - здешний обитатель?
        - Я - обитатель этого болота?! - ядовито, как ему показалось, переспросило существо. - ………….! Чтоб вас………..! Я - Нэрренират!
        Роми ахнула и попятилась, упершись спиной в стенку машины. Лаймо опустился на колени и произнес, запинаясь, ритуальную фразу:
        - Все мы чтим вас, великая!
        Мать сызмальства приучила его уважать богов. Шертон колен не преклонил и самострел не убрал.
        - Хотя бы один из вас хорошо воспитан, - поглядев на Лаймо, процедила богиня. - Шертон, в этой… машине что-нибудь работает?
        - Машина нуждается в некотором ремонте, - уклончиво ответил Шертон.
        - Давай-ка проверь всю свою магическую херню, - велела Нэрренират, усевшись на задние лапы и обернув вокруг них длинный чешуйчатый хвост, у основания толстый, а к концу сужающийся и переходящий в стальной шип. - Пошевеливайся, это важно.
        - Роми, лезь в машину, - повернулся Шертон к девушке.
        Ее не понадобилось упрашивать. Шертон забрался внутрь следом за ней и приступил к проверке. Заклинания не работали. И кристаллы на приборной панели, и лампы, в недавнем прошлом освещавшие кабину, превратились в бесполезные украшения. Роми съежилась в пассажирском кресле, ей было страшно.
        - Оставайся тут, - шепнул Шертон, перед тем как выпрыгнуть на мох.
        Лаймо сидел на корточках и смущенно теребил недорасшнурованную сумку.
        - Ну что? - спросила Нэрренират.
        - Ничего не работает, - поглядев в ее лиловые глаза с вертикальными кошачьими зрачками, сообщил Шертон. - Сдается мне, ты и сама об этом знаешь. Разве не ты вывела машину из строя?
        - Теперь посмотри свои… амулеты, - проигнорировав вопрос, потребовала богиня. - Есть ли среди них хоть один действующий? И самострел проверь.
        Шертон подчинился. Он не мог понять, что за странную игру затеяла Нэрренират. В открытой схватке ему не одолеть великую богиню, остаются хитрость и дипломатия… Проверив все до одного амулеты, спрятав в кобуру неисправный самострел, он хмуро поинтересовался:
        - Как ты это сделала?
        Нэрренират изрыгнула непристойное ругательство.
        - Может быть, ты соблаговолишь принять человеческий облик, великая? - выждав, когда она умолкнет, предложил Шертон. - Тогда нам проще будет общаться. Я два раза имел удовольствие видеть тебя в Панадаре на священных праздниках. В облике женщины ты намного привлекательней, чем в этом зверином теле!
        - Хотелось бы, но не могу, - фыркнула богиня. - Шертон, ты меня разочаровываешь. Неужели ты до сих пор не понял, в какое дерьмо мы вляпались?
        - Разве это не твои штучки?
        - Увы, нет. Ты ведь не самый тупой из смертных? Слыхал когда-нибудь о мирах-ловушках? Создатель, чтоб его за это…, устроил так, что любая привнесенная извне магия здесь теряет силу, и даже мы, боги, попадая сюда, уподобляемся простым смертным. Миров-ловушек немного, они рассеяны среди обычных трехмерных миров. Добро пожаловать в один из них, чтоб вас…!
        - Но каким образом мы здесь очутились?
        - А вот это вы мне сейчас объясните! - Страшный хвост Нэрренират угрожающе шевельнулся. - Я-то попала сюда за компанию с вами. Да еще в дерьмовом болоте по вашей милости искупалась… Как известно, перед магической машиной раскрываются врата в тот или иной мир, после того как пилот наберет нужную комбинацию. Кто из вас…, додумался набрать комбинацию мира-ловушки?!
        Наступило гробовое молчание, только слабо шелестела листва да шуршали в кустарнике вновь осмелевшие зильды. Потом Лаймо, показав на Роми, которая выглядывала из кабины, обвиняюще заявил:
        - Это все она! Она эту комбинацию моим затылком набрала, когда била меня головой о приборную панель!
        - О, Создатель… - прошипела Нэрренират, еще сильнее сузив свои кошачьи зрачки.
        - Он первый полез, - буркнула Роми.
        - Великая, не трогай ее, - оттолкнув девушку в глубь кабины и загородив проем, заговорил Шертон. - Это досадное недоразумение. Я полагаю, что там, где есть вход, должен быть и выход. Значит, у тебя есть шансы выбраться отсюда.
        На всякий случай он вынул меч из ножен, чувствуя себя теперь гораздо уверенней. В этом мире Нэрренират не сможет воспользоваться своими сверхъестественными способностями. Пусть у нее бронированная шкура, клыки, когти и хвост с шипом на конце - ему доводилось охотиться на хищных рептилий в тропических болотах Панадара, а там попадались и более крупные экземпляры.
        - Шертон, не дергайся, убери свой… меч, - поглядев на него в молчании некоторое время, сказала богиня. - Ты даже поцарапать мое тело не сможешь, я его создавала специально для драк в междумирье. Роми мне нравится, я ее не трону. Надо поскорее найти выход из этой задницы! Миры-ловушки устроены хитро: врата-вход и врата-выход расположены в разных точках.
        - Значит, мы не скоро вернемся домой? - расстроенно спросил Лаймо. - Моя мама будет беспокоиться…
        Нэрренират повернула голову в его сторону:
        - Кто ты такой?
        - Меня зовут Лаймодий Гортониус, великая. Я младший регистратор Отдела контроля за товарообменом с Окрапосом Статистического подразделения Департамента Налогов и Сборов, командирован в Окрапос с инспекцией, - представившись, он несколько секунд помялся и добавил: - Я почти арестовал Роману До-Энселе!
        Роми за спиной у Шертона презрительно хмыкнула.
        Глава 4
        Стоя на коленях на подстилке из влажной прелой листвы, кое-где проколотой травяными стеблями, возле завалившейся набок патрульной машины, Титус горячо благодарил Создателя Миров за избавление от неминуемой гибели.
        Он попал в некий трехмерный мир - а Нэрренират осталась в междумирье и потеряла его след, раз ее гнев до сих пор не обрушился на Титуса. Это ли не перст самого Создателя?
        Завершив молитву, он вновь проверил всю магомеханику своей машины. Ничего не работает. Надлежит ли расценить это как знак свыше? Подумав, Титус решил, что надлежит. Видимо, не суждено ему покинуть сей мир. Отныне он будет жить здесь и искупать свои прошлые грехи. Он найдет способ искупить их.
        С легким сердцем Титус рассовал по карманам мелочи из шкафчиков, надел шлем, запер машину и вскарабкался на гребень оврага, который стал ее последней посадочной площадкой. Непроницаемый облачный купол не позволял ориентироваться по солнцу, и он часа полтора брел наугад, обходя многочисленные болотца. Лес населяли птицы и зильды, на присутствие в этом мире человека ничто не указывало.
        Потом странные пятнистые деревья с голыми стволами и плоскими кронами поредели, Титус увидал впереди каменную ограду высотой около ярда. За ней находилась дорога, вымощенная прямоугольными плитами. И справа, и слева ее отгораживал от леса сплошной парапет. Там, где есть такие сооружения, есть и люди, которые их строят! Повеселев, афарий перемахнул через парапет и зашагал по дороге. Оба ее конца терялись в тумане, но Титус знал: рано или поздно она куда-нибудь приведет.
        Набросив на машину сеть, Шертон укреплял в ячейках ветки. Роми и Лаймо ему помогали. Шертон искоса наблюдал за ними: оба из среды горожан, привыкших к бытовым удобствам и комфорту, оба впервые оказались вдали от благ цивилизации. Лаймодий выглядел расстроенным, но, по крайней мере, не подавленным. Роми, в отличие от него, такой поворот обрадовал: ей, аутсайдеру Панадара, терять нечего - особенно если вспомнить, в каких условиях пришлось ей жить в последнее время.
        После небольшого завтрака девушка, по просьбе Шертона, рассказала о причинах и обстоятельствах своего преступления. Она говорила, ни на кого не глядя, с упрямым и отчаянным выражением на лице. Когда она замолчала, Шертон повернулся к Лаймо:
        - Ты по-прежнему считаешь, что ее надо арестовать?
        Ему хотелось раз и навсегда пресечь возможные конфликты на эту тему. Выживание маленькой группы в экстремальных условиях во многом зависит от сплоченности ее членов.
        - Не знаю… - Видно было, что на Лаймодия рассказ произвел сильное впечатление, почти ужаснул (должно быть, он мысленно поставил себя на место Роми). - То-то мама говорила, что лучше сразу на службу, а не в Императорский университет… Но ведь это наш долг - арестовать ее! Я понимаю, что это ерунда и все такое, но иначе решат, что мы с вами мышей не ловим…
        - Каких мышей, парень?
        Он с несчастным видом пожал плечами, потупился.
        - Я все равно не раскаиваюсь, - добавила Роми. - То есть раскаиваюсь, но только в собственной глупости. Там был один афарий, он меня сразу разоблачил. Если б я была умнее, я бы уничтожила все улики.
        - Если б ты была умнее, ты бы ничего не стала делать сама, а попросила об этом меня, - вмешалась Нэрренират.
        Она устроилась в сторонке с флягой вина, отнятой у зазевавшегося Шертона. Ему не приходило в голову, что, кроме четырех лап и хвоста с шипом, у богини есть две пары длинных гибких щупалец, до поры до времени спрятанных в боковых карманах, плотно прилегающих к телу. Узнал он об этом, лишь когда одно из них мелькнуло в воздухе и вырвало флягу из рук. Шертон не выругался вслух только потому, что рядом сидела Роми.
        - А тебя я ни о чем не собираюсь просить, - мрачно прищурив темно-янтарные глаза, бросила девушка. - Никогда в жизни! Это из-за твоих грязных домогательств я не смогла уехать из Верхнего Города.
        - Я богиня, поэтому мои домогательства не могут быть грязными, - высокомерно возразила Нэрренират. - Я спасла тебе жизнь. Если б я не пришла на суд, тебя бы казнили. Объясни, почему ты так поступила? Мои возможности велики, почти безграничны… Не здесь, конечно, а там, за пределами мира-ловушки. Твоя реакция меня очень удивила. В чем дело?
        Шертон с интересом ждал, что Роми ответит. И Лаймо тоже: он никак не мог ее понять - ведь она отказалась от того, о чем он втайне мечтал!
        Уткнувшись лбом в колени, девушка глухо спросила:
        - Ты можешь воскресить моих родителей?
        - Нет. Мы не воскрешаем умерших. Мои возможности почти безграничны, но все же не безграничны. Таковы правила игры, установленные Создателем Миров.
        - Их убил бог, - все тем же глухим голосом произнесла Роми. - Один из вас. Такой же, как ты. Вы все одинаковые.
        - Ты говоришь о Цохарре? - помедлив, спросила Нэрренират.
        - Да. Я вас всех ненавижу. В этом мире ты просто животное, и я тебя не боюсь.
        Опасаясь, что богиня разозлится, Шертон приготовился выхватить меч, но та спокойно сказала:
        - Роми, я не убивала твоих родителей. Сожалею, что они погибли. Я была вместе с теми, кто усмирял Цохарра.
        - Все равно вы одинаковые! И ты тоже убивала людей, ты такая же, как другие боги!
        Худенькие плечи Роми начали вздрагивать. Она рыдала беззвучно, не поднимая головы.
        - Успокойся… - проворчал Шертон, неловко погладив ее по спине. - Нам скоро идти…
        Совладав с собой, она встала, кивнула и, уйдя за кусты, умыла в какой-то луже заплаканное лицо. Сейчас она была в полном порядке. Лаймо дал ей тунику из тонкого полотна, темно-зеленые штаны с боковой декоративной шнуровкой и такого же цвета короткую курточку; он объяснил, что вырос из этой одежды, но мать все равно засунула ее в сумку, собирая его в дорогу.
        Роми и Лаймо старательно рассовывали ветки по ячейкам. Наконец работа была завершена, машина превратилась в шелестящий на ветру блекло-зеленый холмик.
        - Пошли, - скомандовал Шертон.
        Все трое надели заплечные мешки с едой и необходимыми вещами. Тащить с собой через болото корзины и сумки слишком хлопотно. Отозвав Шертона в сторону, Лаймо тайком поделился с ним идеей: что, если договориться с великой богиней, чтоб она разрешила навьючить на себя остальной багаж? Шертон идею забраковал, он рассчитывал при первой же возможности отвязаться от Нэрренират.
        - Тебе в какую сторону, великая? - дипломатично полюбопытствовал он перед тем, как покинуть поляну.
        - Нам по пути.
        Богиня по-прежнему говорила хрипло, с рычащими раскатами, но сладить с артикуляцией ей удалось быстро, ошибки в словах исчезли.
        - Мы, вообще-то, собираемся прогуляться по этому миру. А тебе надо поскорее найти выход.
        - Буду искать его там, где вы прогуливаетесь.
        Местность становилась все более заболоченной. Чавкала под ногами грязь, все чаще кто-нибудь, оступившись, проваливался по щиколотку.
        - Мы не утонем? - робко спросил Лаймо.
        - Иди по моим следам, тогда не утонешь, - буркнул Шертон.
        Он шел первым, прощупывая дорогу посохом, Роми - за ним, Лаймо - замыкающим. Двигались молча: если разговаривать, в рот лезла мошкара. Нэрренират сбоку ломилась через кустарник. Вдруг она остановилась:
        - Прогадали мы с направлением. Шертон, надо вернуться к машине и пойти в другую сторону.
        - Возвращайся.
        - Предпочитаю ваше общество. Не забывай, у меня есть определенные права на Роми.
        - Нет у тебя никаких прав, - огрызнулась Роми. - Животное.
        - Полегче, - тихо бросил Шертон через плечо. - Не зли ее.
        Спустя час они все-таки повернули, поскольку болото стало совсем уж непролазным. Шертон ориентировался по зарубкам, которые оставлял на ветвях и стволах деревьев. Облачный свод постепенно темнел, но сквозь него не пробивался ни один лучик заходящего солнца.
        - Если бы мы могли… - Лаймо жалобно кашлянул. - Если бы мы на чем-нибудь поехали… Тогда бы поскорее двигались…
        Он никогда бы не осмелился сделать столь наглый намек, если б не страх перед ночевкой на болоте.
        - На чем-нибудь? Что ты имеешь в виду, смертный? - осведомилась Нэрренират. - Пожалуйста, выскажись определенней!
        - Да я ничего… - Он стушевался. - Извините.
        Богиня хмыкнула:
        - Вот что, смертные… Роми может ехать на мне верхом, но вас двоих я не повезу.
        - А я на тебе не поеду, я лучше пойду пешком. Между прочим, у Лаймодия есть имя! Ты сама теперь смертная, чем ты отличаешься от нас?
        - Уровнем интеллекта и объемом знаний.
        - Что-то незаметно, - тихо пробормотала Роми.
        - Ты драться умеешь? - оглянулся на нее Шертон. - Не так, как с Лаймо в машине, а по-настоящему?
        - Нет…
        - Тогда замолчи. Если ты разозлишь богиню, драться с ней придется мне.
        Им удалось вернуться на свою поляну до того, как сгустились однородные плотные сумерки и лес поглотила тьма.
        На людей Титус набрел, когда начало смеркаться. Сперва он заметил, что дорога впереди чем-то загромождена. После травмы его зрение было не таким острым, как раньше, однако вскоре он разглядел: дорогу перекрыла опрокинутая повозка, а возле нее кто-то сидит. Он перешел с шага на бег. Спохватившись, приостановился и опустил забрало шлема - он уже знал по опыту, что слабонервный человек, узрев его изуродованное лицо, может не на шутку испугаться.
        Украшенная причудливой резьбой карета лежала на боку. Рядом, поперек дороги, валялось здоровенное бревно. Лошадей не видно. Человек, который сидел, прислонившись к куполообразному верху кареты, был мертв, из его груди торчала стрела с пестрым оперением. Еще четыре трупа лежало на залитых кровью каменных плитах, над ними колыхались облака мошкары. Обогнув карету, Титус увидал живых. Скромно одетый юноша пытался перевязать голову немолодому мужчине с заостренной черной бородкой, покрытой лаком и оттого похожей на приклеенный к лицу картонный треугольник.
        - Я могу вам помочь?
        Оба вздрогнули.
        - Я смиренный брат-исполнитель из Ордена афариев, попал в ваши края волею Создателя Миров, - не давая им времени испугаться, объяснил Титус. - Вижу, вы нуждаетесь в помощи. Позвольте, я сделаю перевязку? Я обучен оказывать первую помощь.
        - Вы монах? - пробормотал человек с лакированной бородкой.
        - Официально мы, афарии, не называем себя монахами, но многие считают нас таковыми, и мы не спорим. - Говоря, Титус забрал у юноши полоску ткани и ловко обернул вокруг головы пострадавшего. - Действительно, у нашего Ордена много общего с монастырем. Меня зовут Равлий Титус. Что за бедствие вас постигло?
        - Разбойники. Они перебили охрану и увели гувлов. Забрали деньги, перстни… Даже пуговицы оторвали! - Раненый пощупал, морщась, свой затканный золотом роскошный кафтан: пуговицы были выдраны с мясом. - Послушайте, смиренный брат, вы здоровы и вооружены… Я королевский министр, и, если поможете мне добраться до Суамы, вы не пожалеете!
        - Суама - это город?
        - Столица Халгаты. - На лице министра отразилось удивление.
        - А гувлы - животные, которых вы запрягаете?
        - Да! Почему вы задаете дурацкие вопросы?
        - Я попал сюда по милости Создателя из иного мира. Из Панадара. Совсем недавно, сегодня.
        - Панадар - это где? В стороне холода или в стороне зноя? Не слыхал я что-то о местечке с таким названием…

«Здесь не знают о Панадаре! Значит, с этим миром у нас до сих пор не было контактов», - про себя отметил Титус.
        - Это очень далеко.
        Посмотрев на него долгим воспаленным взглядом, министр потребовал:
        - Откройте лицо. Ваша железная маска действует на нервы.
        - Мое лицо плохо выглядит, - предупредил Титус, перед тем как поднять забрало. - После тяжелого ранения…
        Министр непроизвольно подался назад, но через минуту овладел собой, прошептав:
        - Ничего, бывает и хуже… Вы сумеете разжечь костер? Ближайшая деревня - в шести милях отсюда. Эгвур сходит за помощью завтра утром, как только облака наполнятся светом, но провести ночь нам придется здесь.

«Облака наполнятся светом» - эта поэтическая фигура показалась Титусу излишне вычурной.
        - Я нарублю веток для костра, - согласился он, озираясь. - Тут водятся хищники?
        - Не крупнее барсука. Волки в наши края забредают редко, а россказни про адского черного зверя - это все крестьянские байки. На самом деле таких зверей в природе нет. - Министр сменил позу, скривился от боли и осторожно потрогал повязку с расплывшейся алой кляксой. - Проклятье… На болотах водится нежить, поселившаяся тут из-за людских грехов. Она вылазит после того, как из облаков вытекает последний свет, но огонь ее отпугнет. С тех пор как мы остались без армии, все пошло кое-как…
        Титус вытащил меч, поглядел на кустарник по ту сторону каменного парапета, на темнеющие облака и спросил:
        - А почему вы остались без армии?
        Переночевали они в машине, в кромешной темноте. Устроившись в креслах, расстояние между которыми не превышало двух футов, они могли переговариваться, но не видели друг друга. И за иллюминаторами ни зги не видно. Оттуда доносились шорохи, хруст веток, рычание, хлюпанье, взвизги. В эти звуки вплеталось громкое тиканье механического хронометра - единственного прибора на борту, который в Облачном мире не вышел из строя.
        Наступило утро, но солнце так и не появилось. Заболоченный лес накрывала все та же плотная ватная крыша.
        - Хотите посмотреть на здешнего обитателя? - спросила Нэрренират, когда они выбрались на поляну. - Вот!
        Щупальце подхватило с желтоватого мха голову - несомненно, оторванную от туловища. Выглядела она странно. Серая, голая, безволосая, с заостренными прижатыми ушами. Бледные незрячие глаза. Вместо рта и носа - длинный хоботок, на конце расширяющийся, утыканный по кромке острыми иглоподобными зубами.
        - Кровосос, - определил Шертон. - Откуда он взялся?
        - Из болота. Они способны к суггестии, но на меня это не действует. - Богиня бросила голову. - Я его проанатомировала. Это нежить, а не обычное животное. Следовательно, в этом мире есть своя магия. - Она потянулась всем своим большим чешуйчатым телом. - Шертон, у тебя еще осталось вино? После научных изысканий в самый раз выпить.
        - Ты вчера все выпила.
        Остался неприкосновенный запас, но Шертон не собирался за здорово живешь отдавать его Нэрренират.
        - Врешь ведь… - проницательно заметила богиня. - Ну ладно, если найду - выпью.
        - А здесь еще много таких прячется? - дрожащим голосом спросил Лаймо.
        - Очень много. - Нэрренират смотрела не на него, а на Роми, тоже побледневшую. - Они скользкие, быстрые и подлые, но, пока я рядом, можно ничего не бояться.
        - Это ночные твари, - объяснил Шертон. - Когда светло, они не вылазят, иначе здешние зильды не вели бы себя так беспечно. Как ты его поймала? Ты способна видеть в полной темноте?
        - Глаза этого тела устроены так, что я могу видеть… хм, как бы вам объяснить… скажем, в послекрасном свете. Я воспринимаю тепловое излучение живых и неживых предметов и за счет этого ориентируюсь. Я могу переключаться на послекрасное зрение и обратно, когда пожелаю.
        Все трое озадаченно молчали.
        - Послекрасное… - пробормотал Шертон. - Да разве есть такой цвет?
        - Так я и думала, что не поймете, - промурлыкала Нэрренират.
        - Потому что вы, боги, специально запутываете и утаиваете от людей информацию! - возмущенно сказала Роми. - Если б вас не было, мы бы знали о мире гораздо больше!
        - Каждый преследует свои интересы, - невозмутимо заметила богиня.
        - Ладно, не будем спорить, - вмешался Шертон. - Лучше убери отсюда эту дрянь.
        Подцепив когтистой лапой голову кровососа, богиня зашвырнула ее в болото.
        - Умываемся, потом собираем сушняк для костра и орехи, - распорядился Шертон, вытаскивая из мешка чайник.
        - Мы будем есть орехи? - Лаймо с сомнением сморщил нос.
        - Да. Наши запасы невелики, придется экономить. Зильды едят орехи - значит, для людей они тоже съедобны. Давайте, за работу! Далеко не отходите.
        Примерно через час, когда Шертон воткнул в землю две рогатины, подвесил на перекладине чайник и начал разжигать костер (используя кремниевое огниво, а не амулет Лиир), подошла Роми, бросила в кучу охапку сухих веток, присела рядом и шепотом спросила:
        - Господин Шертон… то есть Арс, у нас в машине есть что-нибудь тяжелое? Ну, чтобы по голове огреть?
        - Кого ты хочешь огреть? Опять Лаймодия? По-моему, вчера он сполна получил.
        - Нет, не его… Это животное! Она… Она циничная и бессовестная! Она ходит за мной и говорит такие вещи… - Девушка перешла на еле слышный шепот. - В общем, что бы она со мной сделала, если б могла принять человеческий облик. И утверждает, что мне бы все это понравилось! Если треснуть ее чем-нибудь тяжелым…
        - Боюсь, череп у нее крепкий.
        - Разве никак нельзя от нее отделаться?
        - Посмотрим, Роми. Я тоже не в восторге от ее компании.
        Лаймо принес матерчатый мешок с колючими бурыми орехами, сцепленными друг с дружкой в гирлянды. Потом затрещал кустарник, и появилась Нэрренират. Роми грустно вздохнула: она-то надеялась, что богиня ушла насовсем.
        Орехи оказались безвкусные, с легкой горчинкой.
        - На глину похожи, - уныло заметил Лаймо.
        - На подметку, - возразила Роми.
        Оба недовольно морщились. Шертон ел молча: он привык довольствоваться в путешествиях той пищей, какую удастся найти, лишь бы желудок мог это переварить.
        - Роми, ты любишь шоколад? - вкрадчиво осведомилась богиня. - Если бы ты сразу приняла мое предложение, тебе не пришлось бы жевать пищу зильдов. Тебе подавали бы на завтрак шоколад, горячий и плитками, пирожные, апельсины лучших сортов, нежнейшие десерты из взбитых сливок…
        Роми вскочила, молча забралась в машину и захлопнула дверцу.
        - Зачем ты так? - подняв взгляд на Нэрренират, спросил Шертон.
        - А она как со мной поступила?
        Шертон взял кружку Роми с недопитым чаем и тоже залез в полутемную кабину.
        - Выпей, пока не остыл. - Он занял соседнее кресло. - С сахаром. Сейчас пойдем, тебе стоит подкрепиться.
        - Я только-только настроилась съесть эти противные орехи… - со слезами прошептала Роми. - И тут она про шоколад, про апельсины… Неужели она не может поставить себя на мое место?
        - Эта скотина слишком эгоистична, чтобы поставить себя на чье-то место, - покосившись на плотно закрытую дверцу, шепнул Шертон. - Богиня, чего ты хочешь! Ничего, мы еще сбежим от нее.
        Кивнув, девушка взяла кружку и быстрыми глотками допила чай.
        Замаскировав машину, они отправились в путь. Шагая по топкой почве след в след за Шертоном, Роми окончательно успокоилась. Болото - всего лишь крохотный кусочек нового мира, в котором ей предстоит жить. Наверняка тут есть много чего еще… Главное, что за ней здесь никто не охотится, не надо больше скрываться. У нее теперь масса перспектив, пока еще неоформившихся, неясных, и на этот раз она сумеет сделать правильный выбор.
        Лаймо шел за ней, глядя на ее ровно подрезанные белые волосы. На спине у девушки висел холщовый мешок - такой же, как у него, из аварийного комплекта летающей машины. У Шертона мешок был поудобней, зато побольше и потяжелее. Отсиживая долгие часы в Департаменте, Лаймо мечтал о путешествиях со всякими приключениями и экзотикой, но сейчас был растерян и разочарован. Получается, что приключение - это когда тебя молотят затылком обо что попало? А экзотика - невкусные орехи и оторванная голова мерзкого кровососа? Лаймо предпочел бы другие приключения и другую экзотику.
        Кроме того, мать будет беспокоиться. Уж она его отругает, когда он вернется! Да и от начальства влетит. Вместо того чтобы отправиться в командировку в Окрапос, он исчез вместе с машиной Департамента Налогов и Сборов - за это его не похвалят… Вздохнув, он вскинул голову и начал рассматривать пятнистые желто-коричневые стволы, подпирающие своими плоскими кронами облачный свод. Вот это еще ничего, сойдет в качестве приемлемой экзотики… Оступился. Испугавшись, опять опустил глаза, уставился под ноги.
        Накрытая мшистым ковром почва стала суше, но болотца все же попадались, коварные, замаскированные высокой ярко-желтой травой. Одно из них, с виду поляна как поляна, притаилось за кустарником, через который продиралась Нэрренират.
        Только что хрустели ветки - и вдруг что-то чавкнуло, из-за кустов донесся протяжный яростный рев. Шертон остановился.
        - Что там? - испуганно спросила Роми. Рев сменился свирепой руганью.
        - Сейчас выясним.
        Перед каждым шагом проверяя почву посохом, Шертон повернул в ту сторону. Да, тут можно пройти… Раздвинув ветви, он увидал среди колышущейся травы черную голову Нэрренират. Богиня изрыгала проклятья, лиловые глаза с кошачьими зрачками злобно горели.
        - Топь, - пробормотал Шертон сквозь зубы.
        - …………. косная материя! - прохрипела Нэрренират. - Чтоб… и этот… мир, и тех…, кто его создавал на…!
        Она пыталась освободиться, однако все усилия приводили к тому, что она все глубже погружалась в трясину.
        - Арс, можно что-нибудь сделать? - повернулась к Шертону Роми. - Никто не должен так умирать! Разве нельзя ее вытащить?
        - У меня есть веревка с алмазной нитью. Должна выдержать ее вес. - Шертон снял и раскрыл свой мешок. - Эй, ты удержишь веревку зубами?
        - Набрось петлю мне на шею, - отозвалась богиня. - У меня там крепкие мышцы, не задохнусь. Побыстрей, а то я тону!
        Один конец веревки Шертон привязал к стволу дерева. На другом сделал скользящую петлю, метнул. Петля захлестнулась на шее у Нэрренират.
        Алмазную нить, благодаря которой такие веревки и канаты выдерживали громадную нагрузку, обволакивала по всей длине мягкая, но при этом сверхпрочная оболочка, не позволявшая нити резать предметы. Это был бизнес великого бога Шеатавы, пожирающего быков. Нить в оболочке, созданная с помощью магии, сама по себе магическим инструментом не являлась, и потому сохранила в Облачном мире все свои свойства.
        Достав из мешка топорик, Шертон, после некоторых расчетов в уме, принялся рубить другой ствол - таким образом, чтобы тот упал поперек болотца, но не на голову богине, а рядом. Роми стояла рядом и молча смотрела, как он работает. Ее колотила дрожь, на глазах выступили слезы. Лаймо, бледный до легкой прозелени, уселся на кочку и судорожно теребил стебелек травы. Смерть в болоте - страшная смерть, но если раньше они знали об этом понаслышке или из книжек, то теперь увидели воочию, как это бывает.
        С оглушительным треском, подминая кустарник, гигантский желто-коричневый ствол рухнул поперек топи.
        - Я сделал все, что мог, - утерев со лба пот, крикнул Шертон богине. - Нам тебя не вытащить, ты весишь не меньше тонны. Выбирайся сама, у тебя сейчас есть опора. Попробуй очень осторожно, не делая резких движений, освободить хотя бы одно щупальце и хватайся за ствол. Веревка не даст тебе погрузиться с головой.
        На то, чтобы освободиться из топи, у Нэрренират ушло около четырех часов. Трясина не хотела отпускать ее. Когда она оплела ствол всеми четырьмя щупальцами и выпростала, ценой неимоверных усилий, обе передние лапы, Роми тихо спросила:
        - Арс, пойдем?
        - Она найдет нас, - так же тихо возразил Шертон. - Да и веревку стоит забрать, еще пригодится. Потом.
        Цепляясь за ствол - тот поскрипывал под ее весом, но все-таки не сломался, - богиня вылезла на твердую почву, с помощью щупалец избавилась от петли и растянулась на мшистом ковре. Ее тело было густо облеплено тиной и грязью, а на обманной поверхности трясины остался рваный, угрожающе поблескивающий рубец. Он понемногу затягивался.
        - Да, насчет интеллектуального превосходства… - сматывая веревку, обронил Шертон. - Кто же так ходит по болоту?
        - В нормальном мире я бы оттуда телепортировалась. Шертон, я твоя должница. Когда выберемся из этой… задницы, обязательно тебя отблагодарю, за мной не пропадет. О, вот оно где! - протянув щупальце, Нэрренират выхватила из раскрытого мешка припрятанную флягу с неприкосновенным запасом. - А ты говорил - нету.

«Вот же скотина…» - с досадой вздохнул Шертон, наблюдая, как богиня другим щупальцем ловко отвинчивает пробку и выливает содержимое себе в глотку.
        - Раз ты моя должница, могла бы немножко нам оставить, - заметил он вслух.
        - Зверски хочется напиться, - объяснила Нэрренират. - Если б мои божественные способности не были заблокированы, я бы решила эту проблему, но сейчас я могу добыть спиртное одним-единственным способом - отобрать у вас.
        Обогнув болотце, они рассмотрели вблизи верхушку срубленного дерева: приплюснутая крона около трех ярдов в диаметре состояла из густо переплетенных ветвей, покрытых бурой хвоей.
        Вскоре болото сошло на нет, потом лес поредел и расступился, открылась холмистая даль. По холмам вилась широкая серая дорога, отгороженная с обеих сторон невысоким парапетом, что придавало ей сходство с каналом. Там, где облачный свод смыкался с землей, виднелись постройки. За опушкой леса простиралось возделанное поле. Какие-то люди в рабочей одежде, побросав мотыги и тяпки, сломя голову убегали.
        - Чего это они? - с любопытством спросила Нэрренират.
        - Тебя увидели, - буркнул Шертон.
        Глава 5
        В горнице было жарко. В зеве большой печи, сложенной из кирпича и обмазанной темно-красной глиной, потрескивали дрова, гудело пламя. Титус и господин Малевот, министр благоуправления Халгатийского королевства, ели ореховую похлебку. Эгвур, молодой секретарь министра, отправился по дворам, дабы найти гувлов получше для дальнейшего путешествия.
        - Ежели положиться на крестьянскую совесть, нам подсунут одров, - объяснил афарию Малевот. - У них нет совести. Есть только суеверия и пресловутая народная смекалка, направленная на обман законных властей. Нищие мошенники…
        Рука Титуса, сжимавшая деревянную ложку, дрогнула, однако он промолчал. Он-то знал, что нищие не мошенники. Его нищий дед был добрым человеком. В детстве, когда Титус болел, дед подолгу сидел возле постели, жалел его… Нищие - значит хорошие. Но, будучи афарием, Титус контролировал свои эмоции в достаточной степени, чтобы не затеять спор в неподходящий момент. Он проглотил свое несогласие вместе с очередной ложкой жирной горячей похлебки.
        Из-за занавески, которая отделяла горницу от смежной комнаты, нет-нет да и выглядывал кто-нибудь из домочадцев деревенского старосты. Внешность Титуса произвела на крестьян неизгладимое впечатление. Во-первых, изуродованная щека. Во-вторых, странная иноземная одежда. Но такое и в Халгате можно увидеть, пускай и нечасто. Более всего здешних жителей изумляла загорелая кожа Титуса. Малевот уже поинтересовался, не болен ли смиренный брат какой-нибудь редкой заразной болезнью? А если нет, каким образом его кожа приобрела столь необычайный цвет?
        Этот мир не знал, что такое солнце. Небосвод постоянно скрывали облака, и люди были сплошь бледнокожие. О том, что существуют параллельные пространства и междумирье, здесь также не ведали. Нечисть тут водилась, особенно в заболоченной местности. Были как будто и свои боги, однако их никто никогда не видел. Титуса изрядно удивило то, что имена великих богов Панадара здешним жителям неизвестны.
        Ныне Халгатийское королевство переживало трудные времена. Три года тому назад (счет времени в Облачном мире велся в соответствии с чередованием сельскохозяйственных циклов) умер прежний король, не оставивший сыновей. Тогда овдовевшая королева поскорей выдала замуж последнюю непристроенную из четырех принцесс - за удельного герцога Актарея, который и был коронован: по законам Халгаты, женщина не может унаследовать престол. Актарей отличался безволием и нерешительностью. Фактически страной правила все та же вдовая королева Лусилла.
        Летом (сейчас в Халгате зима) наняла она мага для постройки нового дворца, но вскоре с сим магом поссорилась, ибо, когда выполнял он ее указания, королева тотчас требовала переделок, утверждая, что имела в виду не это, а нечто совсем другое. Доведенный до белого каления маг в конце концов обозвал венценосную особу дурой и отказался от дальнейшего сотрудничества, настаивая, однако, на том, чтобы с ним расплатились за проделанную работу. Лусилла же платить отказалась. Злокозненный маг отомстил с размахом: навел порчу на королевскую армию, и множество солдат и офицеров в течение сорокадневья перемерло от неведомой хвори. Навредив, он сбежал за границу, а Халгата теперь беззащитна перед агрессивными соседями.
        - И разбойники обнаглели, - добавил Малевот. - Чтоб на меня напали - еще полгода назад такое было немыслимо! Конечно, можно бы набрать по деревням рекрутов, да обучать их некому.
        Разомлевший в тепле, досыта наевшийся Титус встрепенулся, когда хлопнула дверь. Это вернулся Эгвур.
        - Нашел пару приличных гувлов, - сообщил он с кислым вздохом. На его бледном, осунувшемся лице мелькнула усмешка. - Мужичье дурит. Лучше бы нам отправляться не откладывая, господин Малевот, а то в деревне паника.
        - Разбойники? - напрягся раненый министр, стукнув ложкой о край глиняной миски.
        - Да нет. - На сей раз кислая усмешка дольше задержалась на лице секретаря. - Я же говорю, мужичье дурит! Якобы крестьяне, работавшие на картофельном поле возле Дрянного болота, увидели, как из леса вышел адский черный зверь.
        - Слыхали, смиренный брат? - Малевот повернулся к Титусу. - Народ у нас необразованный, суеверный и знать ничего не хочет. Адский черный зверь - это сказочный персонаж, фольклор, а они его видели! Надо, однако, ехать… Ежели начнется паника, им уже ничего не втемяшишь. Эгвур, вели запрягать!
        По оценке Титуса, настоящей паники в деревне не было. Крестьяне, высыпавшие из бревенчатых домов с крутыми двускатными крышами на единственную улицу, возбужденно переговаривались, размахивали руками, молились, выясняли промеж себя, кто, согрешив, накликал напасть - этим дело и ограничивалось. Титус смог бы, останься он тут, взять обстановку под контроль и успокоить людей, но ему хотелось поскорее попасть в столицу.
        - Заночуем в следующей деревне, успеем до темноты, - сказал Эгвур, когда телега покатила по ровной каменной дороге, отделенной парапетом от лесов и полей. - А завтра к вечеру будем в Суаме.
        Сердце Титуса нетерпеливо екнуло. В Суаме… Он чувствовал, что суждено ему совершить в этом мире нечто небывалое. В Панадаре у него не было таких возможностей, а здесь они есть. Здесь он, ради всеобщего блага, претворит в жизнь свою давнюю сокровенную мечту… Ситуация подходящая.
        Эту ночь они провели в сторожке на краю поля. Сторож, увидав их компанию с вышки, кубарем скатился по лестнице, быстренько оседлал верховое животное, похожее на лошадь, но поприземистей и без гривы, и умчался к темнеющему облачному горизонту, оставив незваным гостям жбан жидкого пива и три пирога с начинкой из лука и подсоленной ореховой кашицы.
        Выложив на стол несколько барклей (пусть деньги панадарские, серебро - везде серебро), Шертон разрезал каждый пирог на четыре равные части. Нэрренират в дверь не пролезла, ей передали ее долю через окно.
        - Нам стоит разделиться, - заговорил Шертон, после того как все поели. - Мы пойдем туда, где живут люди, а тебе, великая, с нами лучше не ходить.
        - Это почему? - просунув морду в окно, осведомилась богиня.
        - Твой звериный облик действует людям на нервы.
        - Их проблема. Или я пойду с вами, или Роми останется со мной. Ее должны были принести мне в жертву в качестве ежегодной платы за пользование эскалаторами. Вполне законная сделка. То, что по праву принадлежит мне, я никому не уступлю. Выбирайте.
        - Арс… - Девушка жалобно смотрела на Шертона.
        - Хорошо, ты пойдешь с нами, - бросил он, полуобернувшись к окну, а про себя добавил: «Но я еще найду способ от тебя отвязаться».
        - Вот и чудесно, - промурлыкала Нэрренират. - Путешествуем вместе! Ну и дрянь же это низкосортное пиво…
        Позже, свернувшись на лежанке, застланной рваными одеялами, Роми слушала, как гудит огонь в очаге, и пыталась уснуть, но сон не шел. Это теперь ее мир. Ей будет не хватать теплого зеленого моря с разноцветными куполами медуз, которые мягко покачиваются в толще воды, источенных ветром светлых скал Идонийского архипелага, цветущих магнолий и роз, людей, которых она знала с детства… Да, но зато здесь ее не убьют. И наверняка здесь тоже найдется что-нибудь хорошее.
        Снаружи доносились тяжелые шаги, невнятные хриплые завывания - это Нэрренират слонялась вокруг сторожки. Раскритиковав пиво, богиня тем не менее вылакала из жбана все до последней капли и теперь, находясь в приподнятом настроении, напевала священный гимн, ее же и славящий (обычно его исполнял жреческий хор на храмовых праздниках культа Нэрренират в Панадаре).

«Проклятое животное…» - подумала Роми, переворачиваясь на другой бок. И все-таки она была рада, что богиня не утонула в трясине. Это слишком страшно. Кроме того, несмотря на свой невыносимый характер, Нэрренират не издевалась над ней, как Клазиний с Фоймусом, поэтому Роми не желала ее смерти.
        Шертон устроился, завернувшись в плащ, на грязном дощатом полу возле лежанки. Он спал чутко и среагировал бы на любой подозрительный звук.
        Лаймо беспокойно ворочался на лавке у противоположной стены. Его мучила назойливая мысль: он не сделал того, что должен был сделать. Нужно расшибиться и арестовать Роми, хоть это и ерунда. Конечно, Шертон прав, она убила в порядке вынужденной самообороны… Вот Лаймо на ее месте не убил бы - он бы сбежал, или сошел с ума, или сломался, или покончил с собой… Однако арестовать ее - долг каждого гражданина.
        Утром Лаймо рискнул обсудить этот вопрос с Шертоном.
        - Я согласен, это ерунда, но Роману До-Энселе все-таки надо арестовать, - начал он, преодолевая неловкость, когда оба вышли из сторожки облегчиться. - Ордер лежит у меня в кармане. А то получится, что мы совсем мышей не ловим…
        Почувствовав, что несет околесицу, он стушевался, замолчал и поплелся к приоткрытой двери.
        - Шертон, да ведь он под заклятьем, - заметила Нэрренират, чья большая черная голова бесшумно вынырнула из густого, как кисель, утреннего тумана. - Неужели сам не видишь?
        - С чего ты взяла?
        - Все признаки налицо.
        - Ты могла бы снять с него заклятье?
        - В два счета, если бы мы не торчали в этом… мире.
        Лаймо сильно удивился, когда у него спросили насчет заклятья. Нет, ничего подобного не было. Перед тем как отправиться в командировку, он ни с кем из магов не общался. Разве только с целительницей Статистического подразделения, которая привела в порядок его руку, раздробленную челюстями Драгохранителя, но ведь целители не специализируются на заклятьях, да и зачем бы она стала что-то такое с ним делать? Никакого заклятья не было. Он хочет арестовать Роми из чувства долга, все логично.
        - В твоих рассуждениях нет ни крупицы логики, - буркнул Шертон, но тут его перебила Нэрренират:
        - Лаймодий, зачем ее надо арестовать?
        - Зачем?.. - Молодого чиновника вопрос привел в замешательство.
        - Чтобы отдать мне, - после паузы ответила богиня. - Я здесь, так что выкинь из головы всю эту херню.
        Подумав, Лаймо решил, что это резонно. Значит, можно Роми не арестовывать!
        После завтрака отправились в путь. Не по дороге, а лесом, вдоль опушки, скрываясь за деревьями. Если твой спутник - здоровенный чешуйчатый монстр с зубастой пастью, странники и местные жители могут среагировать на ваше появление неадекватно. Шертон решил пощадить их нервы.
        Он первый отметил, что дорога, параллельно которой они двигались, слегка приподнята над местностью: основанием служила пологая насыпь высотой около ярда, укрепленная тесно посаженным кустарником. Через каждые десять-пятнадцать ярдов в каменном парапете пробиты отверстия для стока воды. Обитатели Облачного мира неспроста затратили столько усилий: наверно, здесь нередки сильные дожди и наводнения.
        Эта догадка подтвердилась, когда он расспросил крестьян в деревне, где покупал хлеб и сыр. Панадарские деньги крестьяне после опасливых колебаний взяли, однако на Шертона глазели, как на выходца с того света. Он не мог понять, в чем дело, пока одна женщина не спросила, что случилось с его кожей. Загар. Здесь не было загорелых людей - и быть не могло, ибо солнечные лучи никогда не пробивались сквозь толстую облачную крышу.
        С едой и информацией Шертон вернулся к своей компании, которая дожидалась его в лесу. Нэрренират лежала, растянувшись на траве, Роми и Лаймо сидели около нее. Беседа протекала мирно, без взаимных наездов.
        - Это не похмелье, - услыхал Шертон хриплый голос богини. - У меня никогда не бывает похмелья. Просто слабость, кружится голова. Странные ощущения… как у человека.
        - Вы могли подхватить какую-нибудь заразу в том болоте, - высказал предположение Лаймодий.
        - Исключено, у моего тела абсолютный иммунитет. Я специально об этом позаботилась. Ничего не понимаю…
        - Арс, она заболела, - повернулась к Шертону Роми. - Нужно дать ей побольше хлеба!
        Съев четыре круглые румяные булки и головку сыра, Нэрренират не почувствовала себя лучше. Она больше не носилась по лесу, топча кустарник, а плелась позади, все чаще останавливаясь для передышки. Шертон обратил внимание на заторможенность ее движений. Вот теперь бы в самый раз от нее отделаться, но Роми заявила, что бросать ее жалко, а Лаймо добавил, что это будет кощунством - богиня все-таки! Крепко же ему засадили в голову преклонение перед богами, подумал Шертон.
        - Да неважно, богиня или нет, - возразила Роми, склонная к свободомыслию в гораздо большей степени, чем налоговый чиновник. - Она может умереть, и мы поступим плохо, если оставим ее совсем одну.
        После обеда наткнулись на другую дорогу, грунтовую. Там, где она пересекалась с каменной, в парапете были устроены воротца с деревянными створками, запертыми на засовы.
        - Свернем? - предложил Лаймо.
        - Не стоит, - отозвался Шертон. - Каменный тракт ведет в Суаму, здешнюю столицу. Туда и пойдем.
        В новую деревню за едой они отправились втроем, пообещав Нэрренират, что обязательно вернутся.
        - Арс, что с ней? - спросила Роми, шагая рядом с Шертоном по блеклой траве.
        - Не знаю. В болезнях богов я не разбираюсь.
        - Мы ее плохо кормим, - вмешался Лаймодий. - Она ведь громадная, ей нужно много еды.
        - Тогда давайте купим ей побольше вкусного, - предложила Роми. - Может, тогда поправится… О, смотрите, здесь строят дома из цельных бревен!
        - Потому что бревна для них - самый дешевый строительный материал, - наставительным тоном сказал Лаймо.
        Ему хотелось показать свое превосходство над этой девчонкой. Она совершила преступление, она пыталась разбить ему голову, из-за нее все они угодили в Облачный мир - и, несмотря на это, Шертон, секретный императорский агент, обращается с ней мягче и заботливей, нежели с законопослушным гражданином Лаймодием Гортониусом, сотрудником Департамента Налогов и Сборов. Несправедливо. Роми ему не нравилась. Дерзкая, самонадеянная, непочтительно отзывается о великих богах - если Лаймо позволял себе что-нибудь в этом роде, мать тут же давала ему увесистый подзатыльник, а она ведет себя так, словно ей все можно!
        В деревне их появление вызвало переполох. Крестьяне с настороженным удивлением разглядывали загорелых Шертона и Лаймо, а на Роми таращились, разинув рты. Пока Шертон покупал в крайнем домике продукты, поглазеть на пришельцев сбежалось полдеревни. Люди охали, перешептывались, хихикали, потом из толпы вышел староста с окладистой бородой и объяснил, неодобрительно покачивая головой, что девка в мужской одежде - это грешно и богопротивно. Ее надобно переодеть по-людски, а не то высшие силы прогневаются.
        - Значит, здешние боги еще вреднее наших, - заметила Роми. - По крайней мере, наши не интересуются, как мы одеты.
        На беду, сказала она это достаточно громко. Староста услыхал. Деревню они покинули, провожаемые проклятьями, улюлюканьем и похабной руганью. Если б Роми и Лаймо были вдвоем, вдогонку полетели бы комья грязи и камни, но крутой вид Шертона отбил у деревенских охоту доводить дело до физического контакта.
        - Когда путешествуешь, приходится считаться с местными обычаями и предрассудками, - оглянувшись на оставшиеся позади бурые домики, сказал Шертон. - При случае купим тебе дамскую одежду, а пока возьмешь мою шляпу. Надвинешь на лоб, спрячешь волосы - и вполне сойдешь за мальчишку.
        По обе стороны от каменной дороги тянулись грядки, разделенные хлипкими изгородями на прямоугольники неравной величины. Дальше поднимались к небесам желто-коричневые древесные гиганты - они слегка покачивались, и казалось, будто они задевают своими плоскими колючими верхушками облачный небосвод. Между стволами зеленел низкорослый подлесок. Небо стало темнее, а даль туманней: приближались сумерки.
        - Идемте скорее, - предложила Роми. - Вдруг она почувствует себя хуже?
        - Знаешь, почему ты о ней заботишься? - Лаймо не терпелось выплеснуть накопившееся раздражение, и смолчать он не смог.
        - Почему? - прищурилась Роми.
        - Я не хочу бросать ее, потому что она великая богиня. Каковы бы ни были боги Панадара, мы должны почитать их. - Он повторял слова, которые бессчетное число раз слыхал от матери. - Низшие должны чтить высших, это наша доля. А ты не чтишь никого! У тебя на руке Знак Нэрренират, ты ей нравишься, и на самом деле тебе это приятно, как бы ты ни притворялась. Это льстит твоему непомерному самолюбию!
        - Что?!
        Роми остановилась и повернулась к нему, охваченная бешенством. Ее выдержки хватило ровно на две секунды, а потом она треснула Лаймо кулаком по носу. Тот попытался ударить ее в подбородок, но не успел - Шертон схватил его за шиворот, а девушку за локоть и растащил в стороны.
        - Вы бы хоть драться сначала научились… - процедил Шертон сквозь зубы.
        Он без усилий удерживал обоих, не давая им сцепиться. Правда, Роми он старался держать поделикатней.
        - Лаймодий, ссору затеял ты, - заговорил он после паузы. - Если это еще раз повторится, будешь драться со мной, а не с ней.
        Лаймо сник, но виноватым себя не почувствовал. Он сообщает о своих выводах, а его за это бьют - что ж, это в порядке вещей. К такой последовательности событий он с детства привык.
        - Пошли, - отпустив их, приказал Шертон.
        Заметив ориентир - крытую соломой сторожку с облупившимся крашеным крылечком посреди огорода, - они свернули с дороги (Шертон перемахнул через парапет, Роми и Лаймо перелезли) и по тропинке меж двух изгородей направились к лесу. Роми сердито молчала. Она всегда старалась быть честной, и перед другими, и перед собой, и сейчас хотела разобраться, прав насчет нее этот вредный Лаймодий или нет. Лаймо, в свою очередь, пытался предугадать, чью сторону возьмет Шертон, если зачинщицей следующей ссоры будет Роми.
        Оба упустили тот момент, когда ветви кустарника на опушке закачались и из зарослей появилось пятеро вооруженных мужчин. Одеты они были получше, чем крестьяне в деревне, но чересчур пестро. Золотые серьги в ушах, засаленные шейные платки из тончайших кружев, браслеты на волосатых ручищах. В Нижнем Городе так одеваются воры или наемные головорезы, сорвавшие крупный куш. В животе у Лаймо заворочался холодный комок.
        - Далеко ль идете, путники? - спросил рослый чернобородый детина.
        - Далеко, - спокойным голосом отозвался Шертон.
        Лаймо хотел предупредить его, что это, скорее всего, разбойники, но не мог издать ни звука. Слова замерли в горле.
        - А вы не торопитесь, путники. Посидим, поговорим…
        Двое других двинулись к Шертону, обходя его с боков. Один даже успел до половины вытянуть меч из ножен. А вот то, что произошло дальше, произошло слишком быстро, чтобы Лаймо или Роми успели уловить детали. Только что громилы нарочито небрежной походкой приближались к Шертону - и вдруг стремительно метнулись навстречу друг другу, сшиблись лбами так, что послышался хруст, и отлетели в стороны, сбив с ног еще двух своих сообщников. Шагнув к чернобородому вожаку, Шертон отвел его руку с блеснувшим мечом, и вожак беззвучно осел на траву. Замершая на месте Роми смотрела, широко раскрыв глаза, но так и не поняла, что Шертон с ним сделал. Вдруг ее грубо рванули назад, к шее прикоснулось зазубренное лезвие.
        - Эй, ты! - заорал тот, кто держал ее. - Твою девку зарежу! Стой и не…
        Над макушкой у Роми что-то свистнуло, хватка ослабла, нож упал к ее ногам. Потеряв равновесие, девушка тоже упала. Схвативший ее разбойник лежал на траве, из переносицы у него торчали лучи стальной звездочки, по лицу расползались темные струйки.
        Трещал кустарник.
        - Ты ранена? - встревоженно спросил Шертон, склонившись над Роми.
        - Нет. - Она испуганно помотала головой.
        Из ранки на шее сочилась кровь, но порез был неглубокий, просто кожа разорвана.
        Шертон рывком вытащил звездочку, вытер о куртку разбойника и оглядел поле боя: один убит, трое без сознания, самый умный сбежал.
        - Идем!
        Ему хотелось поскорее увести отсюда ребят. Для него такие стычки давно уже стали неизбежной составляющей его жизни, но они-то, цивилизованные горожане, к насилию не привыкли. Лишь бы не начали от него шарахаться, вот это будет досадно… Время от времени он бросал на них испытующие взгляды. Лаймо брел, беспокойно озираясь, вздрагивая при каждом шорохе. Роми прижимала к шее чистый платок, то и дело косилась на Шертона - боязливо, нерешительно, порой с отчаянием. Казалось, она переживает нешуточную внутреннюю борьбу. «Проклятье, - подумал Шертон, - теперь я буду для девчонки пугалом!» Он угрюмо отвернулся, впитывая лесные звуки и сверхчувственные впечатления: за ними не следят, все спокойно.
        - Арс… - измученным голосом начала девушка. - Я понимаю, что у вас свои дела… очень важные…
        - Что, Роми?
        - Наверно, вы не согласитесь, и я понимаю, что не имею права настаивать… Вы не могли бы научить меня так же? Хоть немножко?
        - Чему научить?
        - Приемам. Самообороне… - Она опустила взгляд, ожидая отказа. Из-под испачканного платка скользнула за ворот алая капля.
        Так вот в чем дело… Значит, он не оттолкнул ее?
        - Роми, я готов научить тебя всему, чему ты захочешь и сможешь научиться. Только учти, будет трудно.
        - Ничего. Спасибо, Арс!
        Если она пойдет к нему в ученицы, расстанутся они не скоро. Эта мысль заставила Шертона улыбнуться. И Роми повеселела. Теперь она шагала по лесу, гордо подняв голову.
        Зато Лаймо, и без того напуганный стычкой с разбойниками, еще больше занервничал. Роми - опасная преступница. Если Шертон обучит ее хотя бы сотой доле своего смертоносного искусства, песенка Лаймо будет спета. Она побьет его! Наверняка побьет… Поразмыслив над тем, как бы предотвратить столь печальный финал, Лаймо пришел к хитроумному решению.
        - Арс, извините, - заговорил он, осторожно кашлянув. - А вы не могли бы и меня тоже взять в ученики? Тогда я смогу быть полезным, если опять с кем-нибудь столкнемся…
        - Хорошо, возьму, - хмыкнув, согласился Шертон.
        Итак, у него есть двое учеников! Вот уж не ожидал он такого поворота.
        А Лаймо испустил вздох облегчения: теперь Роми не сможет, научившись у Шертона приемам, отлупить его - он сумеет за себя постоять.
        Нэрренират ждала там, где ее оставили. Роми скормила ей дюжину пирогов с грибами, сладким творогом и вареными яйцами, уверяя, что наутро после такого сытного ужина она обязательно почувствует себя лучше. Когда стемнело, Шертон разжег костер, и люди устроились на мшистой земле, завернувшись в плащи, а богиня подобралась поближе к огню и свернулась полукольцом. На блестящей антрацитово-черной чешуе плясали блики пламени.
        После ночевки в деревне Титус и королевский министр с секретарем вновь отправились в путь. Деревня произвела на Титуса грустное впечатление. Крестьян, которым и без того приходилось туго из-за неблагоприятного для земледелия климата, притесняли разбойники, расплодившиеся с тех пор, как Халгата осталась без армии, и в особенности же шайка некоего Рагеля Чернобородого. Душегубы забирали провизию и фураж, не платя ни гроша, бесчестили женщин, отнимали верховых гувлов.
        - Будь у нас хоть несколько сотен солдат, мы бы выбили их отсюда и наконец-то собрали налоги, - ностальгически вздохнул Малевот. - Без вооруженных сил ничего не соберешь. Казна скоро опустеет.
        - Ваш народ совсем обнищал, что с них можно собрать? - не сдержался Титус. - Люди перемрут от голода!
        - Налоги все равно нужно платить, это их обязанность, - непререкаемым тоном возразил министр.
        Афарий промолчал. По его оценке, Малевот был эгоистичным, до мозга костей коррумпированным проходимцем себе на уме. Таких и в Панадаре немало, но в Панадаре у Титуса не было даже мизерных шансов что-либо изменить. Он мог сколь угодно мечтать, вслед за дедом, о строго соблюдаемом всеобщем равенстве, о Высшей Палате Нищих, о прочих тому подобных вещах, но претворить все это в жизнь - безумная идея. Ибо в Панадаре есть хорошо обученная армия, подчиненная Высшей Торговой Палате.
        А в Халгатийском королевстве армии нет.
        Глава 6
        Несмотря на вчерашние пироги, богине лучше не стало. Она по-прежнему ощущала упадок сил, страдала от приступов головокружения.
        Поближе к полудню местность изменилась. Лес отодвинулся дальше от дороги, вместо полей и огородов раскинулись травяные луга. На них паслись гувлы - здешние безгривые лошади. Попадались руины башнеподобных каменных построек неровной кладки, облепленные мхом, плесенью и космами травы.
        Около одной из таких развалин на опушке леса Шертон оставил Нэрренират, чтобы сходить в деревню за продуктами. Деревня виднелась вдали: два десятка темных домиков, над крышами вьются дымки. Роми пошла с ним - стоило выяснить, примут ли ее местные жители за мальчишку.
        Лаймо остался с богиней. Он с утра находился в подавленном настроении: враждебность крестьян, столкновение с разбойниками да еще назойливые мысли о том, какой прием ему устроит мать и начальство, когда он вернется в Панадар, - причин для того, чтобы скиснуть, было предостаточно.
        Он сидел на земле и разглядывал архаичное каменное сооружение, покусывая сладковатую травинку. Два с половиной этажа, округлый проем входа; внутри, за окнами, замшелые поперечные балки, сегменты винтовой лестницы… Вздохнув, перевел взгляд на дорогу. Шертона и Роми уже не видно, скрылись за холмом. Лаймо начал привыкать к этому сырому туманному миру с блеклыми красками и смазанным горизонтом, но упрямо не хотел верить, что останется тут надолго.
        - Великая, - повернулся он к дремлющей на траве богине, - отсюда действительно можно выбраться?
        - Действительно. Надо только отыскать выход. - Нэрренират вяло выругалась, заставив Лаймо смутиться: с одной стороны, мать учила его, что говорить такие слова нехорошо, а с другой - богам можно все, даже то, чего никому нельзя.
        - Если я буду слишком долго отсутствовать, у меня будут неприятности, - сообщил он робко.
        - А у меня в Панадаре бизнес остался… Ладно, мои жрецы и управляющие присмотрят, идиотов я в штате не держу.
        Лаймо тихонько вздохнул: он всегда завидовал тем, кто сумел получить работу в транспортной монополии Нэрренират. Платят там хорошо, плюс первоклассная магическая защита, плюс бесплатный проезд по рельсовым дорогам… Но кого попало туда не берут. По слухам, почти все служители Нэрренират - это бестелесные существа, которые пользуются особым расположением богини и работают у нее на протяжении многих жизней, хотя сами, понятно, об этом не помнят.
        - До чего мне надоело… тело! - Нэрренират раздраженно шевельнула хвостом. - Столько времени торчать безвылазно в одном и том же теле - от этого можно свихнуться на…, а теперь оно еще и сдохнуть норовит! Чего же я не предусмотрела, когда создавала его? Никак не пойму… В междумирье оно отлично функционировало.
        - А если тело умрет, вы сможете отсюда выбраться?
        - Вряд ли. Это-то и плохо… Буду болтаться здесь, как… человеческое бестелесное существо. Покинуть мир-ловушку можно только в физическом воплощении.
        - Наверно, вы мало кушаете, великая. Ешьте побольше.
        - Да мне вся эта жратва впрок не идет. Хоть два пирога, хоть два десятка - никакой разницы… Все равно я чувствую голод и слабость, разве что желудок наполнен.
        Лаймо смотрел на нее, задумчиво теребя травинку, и вдруг его осенило:
        - Великая, я понял! Понял, что с вами происходит! Вы голодаете!
        - Это я и без тебя знаю, - фыркнула богиня.
        - Да нет, я о другом. Вам надо срочно сменить диету! Все эти пироги для вас не еда, ваш организм их попросту не усваивает.
        - Хм… Вот о диете я не задумывалась. Иногда я люблю вкусно поесть для удовольствия, но не нуждаюсь в пище так, как вы. Я просто делаю свое тело сытым.
        Лаймо сиял от гордости: он первый разобрался, в чем дело! Как всегда, ему не терпелось выложить свои выводы.
        - Поскольку в этом мире вы такая же, как мы, правильная диета имеет для вас теперь решающее значение. В пирогах нет тех питательных веществ, которые вам необходимы. У вас тело хищного зверя! Все эти зубы, мускулы… Вам надо есть сырое мясо, и побольше, тогда вы будете хорошо себя чувствовать.
        - Мясо, говоришь? А похоже, ты прав…
        - Вам надо немедленно покушать свежего мяса, и силы к вам вернутся. Это для вас наилучшее лекарство!
        - Где же я возьму сырое мясо? - протянула Нэрренират, оглядываясь.
        Как назло, поблизости не было ни зильдов, ни отбившихся от стада крестьянских коров, ни иных животных, которых можно поймать и съесть. Задумчивый взгляд ее лиловых глаз с вертикальными зрачками остановился на Лаймо.
        - Пожалуй, ты подойдешь…
        - Для чего я подойду?
        Лаймодий начал смутно ощущать, что ситуация приобретает какой-то нехороший оборот. Непредвиденный.
        - У меня нет выбора. Придется съесть твое тело. Не бойся, ты сам, как бестелесное существо, при этом не пострадаешь.
        - Почему меня?.. - пролепетал он, пятясь от богини.
        - Больше некого. Насчет Роми у меня другие планы, а Шертону я кое-чем обязана. Не буду их есть. Остаешься ты.
        Запнувшись о ступеньку, он с размаху уселся на камень, и тут сковавшее его оцепенение исчезло. Издав полустон-полувсхлип, Лаймо нырнул в башню и на четвереньках, очень проворно, полез наверх по сильно разрушенной винтовой лестнице. Здесь недолго сорваться и упасть, но об этом он не думал. Входной проем заслонило черное тело, Нэрренират до половины протиснулась внутрь.
        - Спускайся! - потребовала она.
        Все, дальше карабкаться некуда, целый пролет отсутствует. А высота недостаточная, чтобы спастись… Богиня сможет дотянуться до него, если встанет на задние лапы или воспользуется щупальцами.
        - Мне вы тоже кое-чем обязаны! - крикнул Лаймо, готовый заплакать от обиды и отчаяния.
        - Безусловно. Спасибо, что поделился со мной своими соображениями, но я сейчас просто не в состоянии искать другую еду. У меня почти не осталось сил. Ты прав, мне надо немедленно поесть.
        - Это нечестно! Я же всегда почитал богов…
        - Я не причиню тебе боли, - заверила Нэрренират. - Нажму щупальцем на сонную артерию, и ты потеряешь сознание, после этого я мгновенно убью тебя и съем. Ты ничего не почувствуешь. Сожалею, Лаймо, но я не могу допустить, чтобы мое тело умерло. В этом мире я не смогу создать взамен новое, а если рискну захватить одно из здешних тел, мне грозит амнезия. Знаю я кое-что о мирах-ловушках… Я утрачу память о том, кто я такая и кем была раньше, и стану человеком.
        - А я?! - жалобно спросил Лаймо.
        - Ты и так человек. В прошлый раз родился в Панадаре, теперь родишься здесь. Тебе терять нечего.
        Лаймо так не считал. Мертвой хваткой вцепившись в неровную замшелую поперечную балку, неудобно толстую, он приготовился бороться за свою жизнь. Затуманенный слезами взгляд метнулся к окну, и он увидел группу всадников, приближающихся к башне лугом, со стороны дороги. Их было семь или восемь, впереди ехал чернобородый мужчина, одетый ярко и пижонисто. Вчерашний головорез, которого Шертон так ловко вырубил. Если он узнает Лаймо… Мало того, что великая богиня хочет его съесть, так еще и разбойники объявились!
        Гибкое черное щупальце обвилось вокруг талии и потянуло его вниз.
        - Нет! - взвизгнул он, скользя ногтями по балке. - Не надо! Посмотрите в окно, вон они! Пища! Их больше, чем меня!
        Поглядев в окно, богиня хмыкнула. Щупальце выпустило добычу. Зашуршали камни: Нэрренират выбиралась из башни. Потом послышались истошные крики людей, ржание гувлов. Лаймо не видел, что там творится. Близкий к обмороку, он обеими руками судорожно обнимал балку, у него не было сил повернуться к окну.
        Шертон и Роми возвращались из деревни. В заплечных мешках у обоих лежали пироги, сыр, картофельные лепешки с луком. Эксперимент прошел успешно: в низко надвинутой кожаной шляпе Роми принимали за мальчика-подростка.
        Пустынная каменная дорога протянулась от поворота до поворота, подобно пересохшему каналу. Когда Шертон и Роми вышли за околицу, по ней вихрем промчался одинокий всадник, нахлестывая взмыленного гувла, и исчез за холмом. Дробный стук копыт постепенно замирал вдали.
        - Интересно, почему он так торопится?
        - Возможно, гонец, - отозвался Шертон. - Нам надо побольше узнать об этом мире. В Суаме узнаем.
        Он шагал быстро, девушка старалась выдерживать темп и не отставать. Мешок был довольно-таки тяжелый, зато с удобными широкими лямками. После того как Роми стала ученицей Шертона, время поблажек закончилось, но она не жаловалась и идти на попятную не собиралась. Еще несколько дней назад ей казалось, что жизнь проиграна, выхода нет, надеяться не на что - а Шертон словно распахнул перед ней дверь на простор, подарил ей будущее. Обогнув холм, они замедлили шаги. По лугу бродили оседланные гувлы без седоков. Хозяев не видно. И Нэрренират с Лаймодием не видно. Должно быть, они за башней, которая торчит на лесной опушке, словно огрызок серого карандаша. Скрипнули ножны, меч оказался у Шертона в руке - самого движения Роми, как и в прошлый раз, не отследила.
        - Держись возле меня, - велел Шертон. - Если полетит стрела, отобью.
        Они двинулись к башне. Впереди, в траве, что-то лежало. Разорванная окровавленная одежда, ремень с золоченой пряжкой, богато украшенные ножны, отдельно - меч.
        - Кровь свежая, видишь? - вполголоса заметил Шертон. - Еще не засохла.
        - Кого-то ранили и раздели, а он потом убежал… - предположила побледневшая Роми. Ее охватила противная дрожь.
        - Ты теперь ученица воина. Не позволяй страху управлять тобой.
        Он с прищуром оглядывался, однако не улавливал ничего подозрительного. То, что здесь было, - и было совсем недавно! - уже отодвинулось в прошлое.
        - Можно, я возьму меч? - охрипшим голосом спросила Роми.
        - Возьми.
        Меч оказался для нее тяжеловат, но, сжав рукоятку, она почувствовала себя чуточку уверенней.
        Приближаясь к каменному огрызку, они обнаружили еще три кучки окровавленных лохмотьев, возле которых валялось оружие. И кишки в траве.
        Из башни доносились звуки, как будто кто-то плакал навзрыд.
        - Эй, кто там? - остановившись около входа, позвал Шертон.
        - Я здесь, я! - На пороге появился Лаймодий. Лицо распухшее, мокрое, глаза покраснели. - Больше я с ней один не останусь…
        - Где богиня?
        - Где-то бегает. - Он совсем по-детски всхлипнул. - Она меня съесть хотела!
        - Как это - съесть?! - ахнула Роми. Лаймо уселся на каменную ступеньку.
        - Как едят… - пробормотал он, глядя на них снизу вверх с несчастным видом. - Я объяснил ей, почему она заболела. От голода. Сказал, что ей надо есть сырое мясо, а она тогда меня же… Это ведь нечестно, а она все равно! Вдруг разбойники появились, те самые, вчерашние. Она тогда перестала меня сверху тащить и набросилась на них.
        - Раньше Нэрренират никогда не ела людей, - испуганно прошептала Роми. - В книгах по теологии про нее ничего такого не написано.
        - Раньше она не нуждалась в мясе, а теперь нуждается, - опять всхлипнул Лаймо. - У нее сейчас тело хищника, оно так устроено!
        - Ты ей прямо вот так, без обиняков, и ляпнул про мясо? - вздохнул Шертон.
        - Ну да, я хотел как лучше…
        - Сказал бы мне потихоньку, я бы свинью в деревне купил. Хватит реветь! Вы умеете ездить верхом?
        Роми умела, но плохо: иногда ей разрешал кататься на своей лошади один из родственников на Эзоаме. Лаймодий ни разу в жизни не сидел в седле.
        - Значит, научитесь, - подытожил Шертон. - Пошли, гувлов поймаем.
        Низкорослые гувлы темной неброской масти настороженно прядали ушами, но позволили поймать себя и привязать к кустам возле башни. Они были помельче лошади, покрупнее осла и скорость могли развивать порядочную. Потом Шертон собрал кошельки и оружие погибших разбойников. Судя по количеству трофеев, тех было шестеро и еще один, возможно, спасся.
        - Она возвращается! - втянув голову в плечи, предупредил Лаймо.
        Нэрренират мчалась широкими скачками вдоль кромки леса. Шертон вынул меч, Роми тоже схватила меч и встала рядом с ним (сражаться она не умела, но ей показалось, что это будет правильно). Лаймо юркнул в башню.
        - Привет! - остановившись, окликнула их богиня. - Я великолепно себя чувствую. Если это тело хорошо кормить, оно замечательно функционирует. Вот как оно может!
        Оттолкнувшись от земли, она сделала обратное сальто и мягко приземлилась на четыре лапы. Роми от изумления приоткрыла рот: чтобы такая громадина проделывала сложные акробатические трюки - воистину невероятное зрелище! Впрочем, девушка тут же вспомнила, что натворила Нэрренират, и на ее лицо вернулось хмурое выражение.
        - У вас какие-то проблемы? - осведомилась богиня, заметив, что люди не спешат разделить ее ликование.
        - И ты еще спрашиваешь? - опередив Шертона, крикнула Роми, гневно прищурив глаза. - Тебе не стыдно?
        - Стыд - это ваше, чисто человеческое чувство. Весьма разрушительное для тех, кто его испытывает. Я не собираюсь экспериментировать над собой таким образом. Роми, ты же хотела, чтобы я поправилась? Что тебя расстроило?
        - Ты сожрала шесть человек и чуть не съела нашего Лаймо!
        - Гм, у меня было впечатление, что вы с ним друг друга недолюбливаете…
        - Можно кого-то не любить, и все равно его жалко, все равно его есть нельзя! Ты мерзкая, циничная, прожорливая тварь!
        - Не богохульствуй! - огрызнулась богиня.
        - Эгоистичное, ненасытное животное!
        - К вопросу об эгоизме, Роми… Я знаю кого-то, кто оставил Верхний Город без эскалаторов.
        - Это ты остановила эскалаторы!
        - Потому что мне не заплатили. До тех пор пока смертные соблюдали условия, эскалаторы работали бесперебойно. В отличие от чокнутой Омфариолы или скотины Карнатхора я всегда выполняю свои договорные обязательства.
        - Если ты еще раз попробуешь кого-нибудь съесть, я тебя убью!
        - Да ну? - усомнилась Нэрренират.
        В воздухе мелькнуло щупальце, Роми ощутила удар по запястью - несильный, но пальцы сами собой разжались, и меч упал на траву.
        - Шертон, если хочешь, чтоб она выжила в этом мире, научи ее правильно держать оружие, - посоветовала богиня.
        - Научу, - кивнул Шертон. - Теперь послушай меня, Нэрренират. Если ты попытаешься кого-то из нас убить, я тебя убью.
        Он говорил спокойно, не выказывая никаких эмоций. Когда к его руке метнулось щупальце, он отпрыгнул, подхватил с земли второй меч, и воздух вокруг него превратился в щит, сотканный из стремительно движущихся сверкающих лезвий. Щупальца не могли достать его - их неизменно встречала смертоносная сталь. «Я никогда так не научусь», - потрясенно подумала Роми. Лаймо, выглядывавший из нижнего окна башни, опасливо моргал.
        - Довольно, Шертон. - Нэрренират втянула щупальца. - Ты хорош, я всегда это знала, но убить меня тебе слабо. Это тело практически неуязвимо.
        - Однако ты можешь умереть от голода или утонуть в болоте. Если кто-то из ребят пострадает, я найду способ тебя уничтожить.
        Несколько секунд человек и богиня молча смотрели друг другу в глаза. Наконец Нэрренират фыркнула:
        - Да мне ничего не стоит разорвать тебя на куски! Ты слишком самоуверен, Шертон. Я не хочу причинять вам вред. Заметь, «не хочу» и «не могу» - разные понятия.
        - А кто хотел съесть Лаймо?! - негодующе сжав кулаки, вмешалась Роми.
        - Я нуждалась в пище. Сейчас я окрепла и смогу поймать себе другую еду.
        - Почему ты съела людей, а гувлов пощадила? - спросил Шертон.
        - Гувлы быстрее бегают. У меня не было сил за ними гоняться. То ли дело теперь… - Она покосилась на привязанных около башни животных: те нервничали, беспокойно переступали с ноги на ногу, порой издавали тонкие протяжные взвизги. - Ваших я не трону. Мы помирились, да? Тогда я пойду, поищу выпивку.
        Она отвернулась и побрела по лугу, задевая бронированными боками метелочки бледной травы.
        - Эй, где ты собираешься ее искать? - крикнул вслед Шертон.
        - Здесь. У этих аборигенов, благодаря которым я поправилась, на поясах висели фляги.
        - Отвратительное животное, - прошептала Роми, когда богиня отдалилась от них. - Хуже самого вредного зильда!
        Из башни вышел Лаймо, остановился перед ней и, немного помявшись, смущенно пробормотал:
        - Роми… В общем… Извини, что я хотел арестовать тебя… Это было напрасно.
        Шертон приподнял бровь, но промолчал.
        Начало моросить. В этом мире дожди начинались внезапно: попробуй предугадай, какая будет погода, если небосвод постоянно обложен низкими, насыщенными влагой облаками.
        - Вы должны выбрать себе мечи, - поглядев на ребят, сказал Шертон. - По весу, по балансировке… Посмотрите, какие подойдут.
        Выдвинувшаяся из-за горизонта Суама показалась Титусу единым гигантским сооружением, незавершенным, хаотично ажурным, оплетенным строительными лесами.
        - Это что? - спросил он, приподняв забрало шлема.
        - Это наша столица, - с гордостью объявил Малевот. - Величественная и прекрасная.
        Телега миновала мокрый подъемный мост, перекинутый через ров, арку в невысокой, сложенной из щербатого кирпича крепостной стене.

«Создатель, какой примитив…» - думал Титус, озираясь.
        Расхлябанного вида стражники заикнулись было о дани за въезд в город, но, узнав министра, сконфуженно замолчали.
        - Непрофессионалы, - взглянув на них с гримасой отвращения, объяснил афарию Малевот. - Дабы заткнуть дыру, мы поставили сюда переписчиков из королевского архива. Ни осанки, ни выучки! Происшествия были?
        - Были, ваше сиятельство, - озабоченно отрапортовал один из стражей-архивистов. - В город приехал всадник, в коем мы опознали Сасхана Живодера из шайки Рагеля Чернобородого. Он промчался очень быстро и не заплатил. Мы не успели его задержать.
        - Он до сих пор в городе?
        - Да, ваше сиятельство.
        - Сасхан - правая рука Рагеля, - шепнул министр, повернувшись к Титусу. - В прежние времена он не посмел бы заявиться сюда в открытую. Обнаглели… Мне помнится, смиренный брат, вы говорили, что искусно владеете разнообразным оружием и вам приходилось руководить людьми?
        - Да, господин Малевот, - подтвердил Титус.
        - Я прошу вас быть моим гостем… и не просто гостем. Думаю, нам понадобятся ваши знания, ваше искусство. В Халгате сейчас нет ни одного кадрового офицера, некому набрать и обучить новую армию. Если вы останетесь с нами, вас ждет блестящая карьера.
        И Равлий Титус внял его просьбам, охотно принял его предложение - но не ради карьеры при дворе халгатийского короля, а ради воплощения в жизнь своей сокровенной мечты.
        - Во дворец, дубина, - велел Малевот вознице, и телега поползла, скрипя и покачиваясь, по неровной грязной брусчатке.
        Титус с любопытством оглядывался. Первое впечатление оказалось обманчивым: Суама не была единым сооружением. При приближении она, как и всякий знакомый ему город, распалась на отдельные архитектурные ансамбли, кварталы, здания - но множество подвесных мостиков и наклонных лестниц связывало постройки друг с другом, одевая небо в сквозное кружево из дерева и покрытого ржавым налетом металла.
        Людей на мостиках почти не было - только зильды и голуби.
        - Вы устроили все это для удобства зильдов? - вырвалось у Титуса, который с детства недолюбливал наглых длинноухих тварей.
        - Мы пользуемся мостиками в сезон ливней, когда на улицах по колено воды. В лучшем случае по колено. Плоскодонки и коммуникации верхнего уровня - только это нас и выручает.
        Титус обратил внимание на то, как высоки тут фундаменты домов: они поднимались над мостовой на полтора-два ярда, - сплошной камень, покрытый пятнами синеватого мха, и никаких подвальных окошек. Сами же дома бревенчатые либо кирпичные. Везде высокие крылечки с перилами (в сезон затопления можно привязывать к ним плоскодонки), маленькие полукруглые балконы, широкие окна. Под окнами, на выступающих крюках, подвешены фонари из мутного стекла, обрамленные жестяными завитушками. Некоторые горели. Кое-где окна были распахнуты, и можно было наблюдать, как обитатель дома, навалившись животом на подоконник, зажигает фонарь. Масло. Они что же, совсем не используют в быту магию, даже для освещения?! Титус подивился такому невежеству, но на сей раз ничего не сказал.
        - Некоторые горожане пренебрегают своими общественными обязанностями, перестали зажигать фонари, - заметил Малевот. - Ничего, мои подчиненные их всех переписали. Когда в Халгате вновь воцарится порядок, мы взыщем с них штрафы.
        - А привлечь магов вы не пробовали? - вскользь поинтересовался Титус.
        - Что вы, смиренный брат! - Министр рассмеялся. - Магия - вещь ненадежная, даже сами маги никогда не бывают уверены в постоянстве своих результатов. Вот поджечь город - это они еще могли бы…

«Итак, серьезных магов здесь нет, - отметил Титус. - Либо же в Облачном мире с самой магией что-то не так? Ну, как бы там ни было, а помешать мне никто не сможет».
        Чем ближе к центру, тем шире и многолюдней становились улицы, тем больше мостиков перекрывало меркнущее серое небо. Не желая пугать прохожих и привлекать к себе внимание, Титус смотрел по сторонам сквозь прорези в забрале шлема. Малевота узнавали и приветствовали поклонами, иные при этом не скрывали иронических ухмылок.
        Навстречу попалась карета, запряженная парой пятнистых гувлов. Выглянувшая из окошка женщина велела кучеру остановиться и предложила подвезти во дворец министра и его спутников. Следом за Малевотом и Эгвуром Титус забрался в обитый бархатом салон, роскошный, но тесный и неудобный, если сравнить с комфортабельными панадарскими экипажами.
        Владелец телеги робко заикнулся о плате. Ничего не ответив, министр сделал раздраженный жест, словно отмахивался от докучливого насекомого.
        - Держи. - Выудив из кармана завалявшуюся серебряную монету, Титус бросил ее крестьянину.
        Малевот поведал о своих злоключениях, потом представил Титуса хозяйке кареты. Та сразу же начала приставать к «таинственному чужестранному рыцарю» с просьбами не интриговать ее и открыть лицо, ибо она готова умереть от любопытства. Эмрела - придворная дама королевы Лусиллы. Она была старше Титуса лет на десять, с голубовато-матовым от пудры лицом и высокой сложной прической, украшенной золотыми цепочками. Говорила она томно, манерно растягивая слова, а порой начинала подражать хнычущим интонациям маленькой девочки. Титуса все это злило. Не выдержав, он резким движением, ни о чем не предупредив, поднял забрало. Эмрела в ужасе ахнула.
        - Смиренный брат один на один подрался с демоном, - прервал неловкую паузу Малевот.
        - С богиней, - угрюмо поправил Титус.
        - А что это за богиня? - стараясь не смотреть на его лицо, спросила Эмрела. - Она была красивая?
        - Она слишком много пила.
        - Кстати, о благородном напитке, - вмешался Малевот, вовремя уловивший, что его новый протеже того и гляди нахамит влиятельной даме. - Повернитесь к окну, смиренный брат! Нет-нет, направо! Мы как раз проезжаем через Хмельную площадь, и справа находятся наши знаменитые на весь просвещенный мир винные погреба. Раньше их называли Обулеевские погреба, поскольку они принадлежали виноторговцам Обулеям, а ныне это Королевские погреба, ибо двести лет назад их выкупил король Чидолес. Там хранятся образцы всех существующих вин, дешевых и дорогих, редчайших и широко распространенных. Заметьте, несмотря на беспорядки в Халгате, никто не покусился разграбить их, ибо это наша особая гордость, наша, так сказать, светская святыня! Тут все халгатийцы едины - и аристократы, и разбойники. Нигде больше нет такой полной и уникальной коллекции!
        Длинное бревенчатое здание с каменным крыльцом и громадной - ярда три с половиной в ширину, столько же в высоту - двустворчатой дверью. Вытянув шею, Титус с интересом глядел на достопримечательность, покуда карета не завернула за угол.
        Еще несколько кварталов, поворот, остановка. Снаружи доносился гомон толпы.
        - Узнайте, в чем дело, молодой человек, - велела Эмрела секретарю министра.
        Тот распахнул дверцу и спрыгнул на брусчатку. Титус видел в проеме площадь, скопление людей, увенчанное куполом большое здание. От основания купола отходили мостики, соединяющие его с соседними домами.
        - Это площадь Праведной Веры. - Министру, похоже, понравилась роль гида. - Вы видите перед собой храм Истинных Богов. Что там такое?
        Вернулся Эгвур:
        - Там Сасхан Живодер из шайки Рагеля Чернобородого.
        - Он призывает толпу к беспорядкам?
        - Нет, он всенародно кается.
        - Что?!
        Если королевский министр и придворная дама выразили недоумение, близкое к шоку, то афарию происходящее показалось вполне естественным: Луиллий Винабиус в своих трактатах не раз указывал на то, что покаяние - благая цель и вершина развития личности.
        - Выясни-ка, что это на него нашло, - приказал Малевот секретарю.
        Так как обстановка была спокойная, все выбрались из кареты. Смеркалось. Светились окна окрестных домов и фонари. На висячих мостиках суетились привлеченные зрелищем зильды, отчего мостики слегка покачивались. Впереди темной массой колыхалась толпа, оттуда доносились скорбные возгласы:
        - …Черен и ужасен, аки темень ночная, и алчным гладом пылают глаза его, и кровава разверстая пасть…
        Появился Эгвур, с озадаченно-кислой гримасой на холеном безбородом лице:
        - Это действительно Сасхан. Он утверждает, что всю шайку Рагеля, включая самого Рагеля, пожрал адский черный зверь. Сасхан якобы чудом уцелел, дабы принести людям весть о скором возмездии за грехи.
        - Как пожрал? - тонким голосом спросила Эмрела.
        - Да никак, - поморщился министр. - Не страшитесь, прелестница. И святые отцы, и ученые мужи давно уже сошлись во мнении, что никакого адского черного зверя нет. Тот, кто утверждает обратное, впадает в ересь, а сие наказуемо. Надобно бы построже с простонародьем, чтоб не увлекались глупыми байками…
        - Что же тогда случилось? - Дама зябко поежилась под шуршащей накидкой.
        - Ничего. Разбойники перепились… либо обкурились ведьминой травкой, что еще вероятней. Совесть у них нечиста, вот Сасхану и привиделась кровавая разверстая пасть. Гм, что же делать-то, что делать? Повязать бы его сейчас да в темницу, пока не опомнился, так ведь Рагель с дружками завтра же явятся вызволять…
        - А может, я с ним поговорю? - предложил Титус. - Покаяние - это прекрасно, трогательно, возвышенно… Я уверен, что сумею убедить Сасхана не сворачивать с этой стези. И ему благо, и государству польза!
        - Что ж, попробуйте, - согласился Малевот. - Вы же монах, человеческая душа - по вашей части. Ежели негодяй спятил и вы поможете ему укорениться в этом состоянии, у нас будет на одну проблему меньше.
        Сие неприкрыто циничное высказывание покоробило афария, но он не подал вида и направился к кающемуся, проталкиваясь через толпу.
        Разбойник стоял на коленях перед крыльцом храма Истинных Богов. Человек лет сорока, с копной нечесаных светлых волос, рябым лицом и широкими округлыми плечами. Оружия при нем не было, дорогая парчовая рубаха разорвана, под ней просвечивала волосатая грудь.
        - Эх, на виселицу бы его… - пробормотал Малевот, протиснувшийся следом за Титусом.
        Святые отцы, выглядывавшие из-за богато разукрашенных приотворенных дверей храма, не знали, что делать: с одной стороны, раскаявшийся Сасхан являл собой, в назидание всему народу, образчик похвального смирения, но с другой - ересь ведь несет, умы баламутит!
        Подойдя, Титус опустился рядом с разбойником на колени:
        - Брат, я скорблю вместе с тобой.
        - Кто ты? - размазывая по лицу слезы и грязь, спросил Сасхан. - Не осталось у меня братьев, зверь всех сгубил. Выпустили его боги на землю за грехи наши, ибо не ведали мы ни жалости, ни страха. Познал я теперь свою ничтожную малость. Зверь их рвал на куски и пожирал, рвал и пожирал! В нищете я родился, в нищете возрос, познал разбойную удаль, набил карманы неправедным золотом. А ныне каюсь!
        - В нищете? - переспросил Титус. Слушая несвязную речь Сасхана, он все более и более проникался теплым чувством к этому человеку. - Брат, я ведь тоже из нищих! Воистину, мы с тобой братья. Взгляни на меня.
        Он поднял забрало.
        - Кто это тебя? - воззрился на него сквозь туман слез Сасхан.
        - Одна из великих богинь моего мира, чье имя здесь неведомо. Я лишил ее законной избранной жертвы и тем самым причинил зло моему народу, а также Ордену афариев, который меня взрастил, и это моя вина, кою должен я искупить. Неспроста привел меня перст Создателя Миров в ваш Облачный мир, неспроста мы встретились. Это знак судьбы! Я думаю, брат Сасхан, суждено нам с тобой вместе каяться и вместе искупать грехи свои, намеренные и непреднамеренные. Пойдем со мной!
        Вслед за Титусом разбойник поднялся с колен. Раздавленный пережитым ужасом, он готов был подчиниться кому угодно, хоть пятилетнему ребенку, но никто не осмеливался подойти к грозному Сасхану Живодеру, все топтались на расстоянии и глазели, перешептываясь. Титус первый предложил ему свое руководство - и Сасхан безропотно повиновался.
        Толпа расступилась перед ними, образовав широкий коридор.
        - Куда вы его? - шепнул на ухо афарию Малевот, пристроившийся с другой стороны. - Учтите, в темницу нельзя, будут неприятности с Рагелем!
        - Я его у себя поселю.
        - У себя?.. Я же везу вас в королевский дворец! Смиренный брат, нельзя туда с разбойником!
        - Думаете, если он из нищих, значит - не человек? - отрывисто спросил Титус. - Я тоже родился в нищете!
        - Вы - другое дело, вы образованный монах, ваши нравственные качества не вызывают сомнений… А это убийца, насильник, грабитель! Не слыхали вы, что про него рассказывают!
        - Он теперь мой названый брат, - отрезал Титус. - Возьмем его с собой. Клянусь, я его перевоспитаю.
        - А… Так вы его использовать хотите? - Лицо министра озарилось пониманием. - Использовать разбойника - это остроумно… Стране нужны новые солдаты, сборщики налогов… Что ж вы сразу не сказали? Тогда, конечно, возьмем с собой!
        Сасхан молча, как заводная кукла, шагал рядом с Титусом. Втроем они подошли к карете, и тут возникло новое препятствие - в лице Эмрелы. Когда афарий велел своему подопечному лезть внутрь, придворная дама загородила дорогу и надменно прошипела сквозь зубы, что не пустит к себе в карету грязного завшивевшего разбойника. На Титуса она смотрела, как на злейшего врага.
        - Перегнули вы, смиренный брат, - укоризненно шепнул Малевот.
        Титусу очень хотелось усадить раскаявшегося злодея в карету, и он чуть не ввязался в спор, но тут Сасхан, вновь бухнувшись на колени, возразил:
        - Недостоин я, люди добрые, таковой знатной чести! Пинайте меня, как собаку, таскайте за уши, как зильда! А мне все будет мало, ибо чудом избег я кровавой пасти адского черного зверя! Негоже мне ездить с вами, вдоволь пограбил я таких карет, а напоследок, из озорства греховного, изливал я гнусную мочу на обивку их бархатную и атласную. И за то меня кара постигла. Лучше я следом за каретой побегу, как зильд, как собака!
        Поджав губы, Эмрела холодно кивнула: такой вариант ее устраивал. Министр озабоченно нахмурился. Он уже начал набрасывать в уме планы использования перевербованного Сасхана в своих интересах, а теперь возникла угроза: вдруг разбойник по дороге придет в себя, одумается - и только его и видели?
        - Я побегу вместе с ним! - решительно заявил Титус.
        Спорить никто не стал, и Малевот сразу успокоился. Окликнув кучера, велел не гнать. Его секретарь галантно подал руку Эмреле, все трое забрались внутрь. Лакированная дверца захлопнулась. Провожаемая тихим ропотом толпы, карета свернула с площади в одну из боковых улиц. Титус и Сасхан Живодер трусцой бежали следом.
        Глава 7
        Шертон, Роми и Лаймо шагали мимо трехэтажных бревенчатых зданий мрачноватого вида. Они отправились на поиски мага - самого лучшего, какой есть в Суаме, - и заодно посмотреть город. Богиня осталась в лесу. Шертону пришлось дать ей слово, что они вернутся.
        - Жду вас до завтрашнего утра, а потом пойду искать, - предупредила Нэрренират. - Как бы я хотела сменить облик и составить вам компанию… Ладно, Шертон, береги Роми и добудь мне что-нибудь выпить!
        После этого напутствия великая богиня исчезла в гуще кустарника.
        - Мы от нее сбежим? - спросил Лаймо, когда копыта гувлов зацокали по дороге.
        - Нет. Я дал слово.
        - Ну… Я думал… - Лаймо смутился.
        - Представляешь, что начнется в Суаме, если она заявится туда искать нас? - спросила Роми.
        Уплатив въездную пошлину монетами местной чеканки, они оставили гувлов на постоялом дворе поблизости от городских ворот и дальше пошли пешком.
        После часовой прогулки по улицам и визита в лавку готового платья Роми наотрез отказалась от халгатийской дамской одежды. Уж лучше она и дальше будет изображать мальчишку. Туалеты аристократок были по-своему красивы, но неудобны. Запакованная в такой наряд женщина теряла свободу движений и не могла ни ездить верхом, ни идти быстрым шагом; кроме того, надевать и снимать некоторые из их составных частей без посторонней помощи невозможно. Платья женщин незнатного происхождения, достаточно удобные, сидели на своих владелицах мешковато и были выдержаны в беспросветно унылой цветовой гамме.
        Шертон купил для Роми ладно скроенную охотничью кожаную куртку и посоветовал не снимать шляпу без необходимости - черты лица у нее слишком тонкие и нежные, чтоб она могла сойти за парня без дополнительной маскировки. Дабы избегнуть лишних вопросов, Знак на левом запястье она забинтовала, как делала это в Панадаре.
        Суама была необычным для них городом, однако разнообразием похвастать не могла. Роми и Лаймо сошлись на том, что самое интересное здесь - это мостики между крышами, то там, то тут перечеркивающие ватное небо.
        Пообедать они зашли в трактир, где сразу привлекли всеобщее внимание: экзотически одетые чужеземцы (судя по одежке, из благородных!), странный выговор, странный оттенок кожи… Велев ребятам помалкивать, Шертон в одиночку поддерживал разговор. Да, они приехали из дальних краев, со стороны зноя (что такое «юг», здесь не знали - так же, как что значит «север», «восток» и «запад»); ищут хорошего мага, ибо на одного из них кто-то навел порчу. Из ответов Шертон понял, что маги здесь не в чести, священники не любят их и не велят населению обращаться к ним за помощью. Священники, то есть жрецы богов? А сами они владеют магией? Нет, конечно, зачем она святым отцам! Их дело - молиться, собирать свою десятину и наставлять народ на путь истинный.
        Все это не обнадеживало. Видимо, в мирах-ловушках работают не те правила, что в обыкновенных мирах.
        Адрес мага Шертон все-таки узнал. После того как проклятый маг Кешилай истребил в одночасье королевскую армию, святые отцы ухватились за шанс разделаться со всеми прочими магами, которых они почитали за конкурентов, и призвали народ бить и выгонять из города нечестивых чернокнижников. В итоге изгнали всех, кроме Бирвота. Когда к нему пришли, тот сделал что-то такое, отчего погромщики побежали прочь не оглядываясь. И поджечь его дом не удалось: огонь, едва затеплившись, погас, зато на поджигателях одежда сама собой вспыхнула и мигом сгорела дотла - осрамил честных людей злодей-чернокнижник.

«То, что надо, - решил Шертон. - Профессионал…»
        Назвали ему адреса еще нескольких магов (избитые и ограбленные погромщиками, те потом вернулись, заплатив святым отцам за дозволение остаться в Суаме). Они излечивали желающих от мелких болячек, занимались розыском потерянных вещей, гадали девушкам на женихов. Шертона они не заинтересовали.
        Бирвот жил в наиболее сырой и грязной части города, в одноэтажном кирпичном доме, который ни единым мостиком не был связан с соседними строениями. В деревянной паутине, затянувшей небо над Суамой, зияла прореха: наглядное свидетельство отгороженности мага от здешних обывателей.
        Поднявшись по неровным каменным ступенькам, Шертон постучал. Роми и Лаймо остановились у него за спиной.
        Дверь открылась не скоро. В темном коридоре стоял неряшливо одетый человек с крупным носом и полоской встопорщенных рыжеватых усиков над верхней губой, бледный, как и все халгатийцы. Еще нестарый, он выглядел нездоровым и усталым.
        - Здравствуйте, - сказал Шертон. - Я ищу мага Бирвота. Это вы?
        - Зачем ищете?
        - Долгий разговор. Я не враг.
        - Вижу. - Человек на шаг отступил. - Я Бирвот, проходите. Вы не один?
        - Это мои ученики, Роми и Лаймо. Меня зовут Арсений Шертон.
        - Воин? - Взгляд мага задержался на рукоятке меча над его плечом.
        - Можно и так сказать.
        Коридор привел их в комнату с пылающим камином и занавешенными окнами. Дров в камине не было, ровное красновато-оранжевое пламя горело само собой, наполняя помещение теплом.
        - Вас это не удивляет? - растерялся вдруг хозяин.
        - Что не удивляет? - осведомился Шертон.
        - Это! - Бирвот кивнул на свой камин.
        Они переглянулись, пытаясь сообразить, чему надо удивляться. Первой догадалась Роми:
        - Вы поддерживаете открытый огонь, вместо того чтобы просто установить тут горячую магическую плиту, это необычно, да?
        Маг молча опустился в ближайшее кресло. А Роми почувствовала себя неловко: возможно, она допустила бестактность?
        - Это девушка, - указав на нее, заметил Бирвот.
        - Девушка, - не стал отрицать Шертон.
        Роми сняла шляпу, белые волосы рассыпались по плечам. Бирвот поднялся, отвесил ей немного театральный поклон и спросил:
        - Неужели вас совсем не удивило то, что камин топится без дров?
        - Так на то вы и маг! - вступил в разговор Лаймо. - Вы используете магию, чтоб отапливать свой дом, вполне логично. Если бы вы, владея магией, тратились на дрова, это бы удивляло.
        - Странные вы люди, - покачал головой маг. - В кои-то веки пустил кого-то к себе домой - и на тебе… Ну, а как вам вот это понравится?
        Невзрачная с виду стеклянная ваза на столе вдруг замерцала мягким золотистым светом.
        - Магическая лампа! - обрадовалась Роми. - Значит, они тут все-таки есть!
        Бирвот выглядел сраженным.
        - Послушайте, разве вас не смущает то, что я маг?
        - А что нас должно смущать? - Лаймо наконец-то удивился. - Вы же представитель уважаемой профессии…
        - Где это профессия мага считается уважаемой? - криво усмехнулся Бирвот.
        - В Панадаре. Это мир, из которого мы прибыли.
        Наступила долгая-долгая безмолвная пауза. Если кто-то сейчас и выглядел ошарашенным, так это сам Бирвот.
        - Я прошу вас быть моими гостями, - предложил он, когда сумел взять себя в руки. - Не обращайте внимания на некоторый беспорядок… У меня найдется все, что вам нужно: еда, чистые постели, ванна с теплой водой…
        Услыхав про ванну, Роми встрепенулась: в последний раз она мылась еще до того, как попала в тюрьму в Верхнем Городе.
        - Даже кусок мыла где-то лежит, - заверил ее хозяин дома. - Вы расскажете мне о Панадаре?
        - Расскажем, - отозвался Шертон, молча, с невозмутимым лицом наблюдавший за разговором.
        Готово. Маг на крючке.
        Сквозь широкие окна, разделенные решетчатыми рамами на множество стеклянных квадратиков, внутрь сочился дневной свет, но его не хватало, чтобы рассеять сумрак тронного зала. В двухъярусных канделябрах горели сотни свечей, язычки пламени отражались в лакированном паркете. Сводчатый оштукатуренный потолок, расписанный блеклыми цветами, подпирали украшенные резьбой деревянные колонны. Меж ними, в строгом соответствии со своим чином, стояли придворные.
        Король Актарей и королева Нилония сидели на возвышении под ажурным деревянным шатром (о том, что шатер и троны сделаны из дерева, сказал Титусу Малевот - все это было покрыто толстым слоем позолоты и так сверкало, что хотелось зажмуриться). Вдовая королева Лусилла, истинная правительница Халгаты, скромно пристроилась сбоку, на маленьком стульчике, всем своим видом показывая, что она здесь не главная, вроде как в гости на минутку заглянула. У нее было округлое пухлое лицо доброй тетушки, озарявшееся время от времени заразительно-открытой улыбкой, но афарий, сумевший заметить холодок у нее в глазах, не поверил этой улыбке. Актарей, которому надутые оттопыренные губы придавали сходство с капризным мальчишкой, выглядел недовольным и не вполне трезвым. Некрасивая, зато безупречно одетая и причесанная Нилония, похожая в своем пышном платье на серебряную вазу, самозабвенно играла роль надменной, но милостивой королевы.
        Об этих троих Титус быстро составил более-менее определенное представление, однако царедворцы таили свою суть под покровом тщательно соблюдаемого этикета. Впрочем, он уже познакомился с министром благоуправления, его секретарем и придворной дамой. Все тут одного поля ягода. Лицемерные богачи. И рядом нет Магистра, который мог бы отчитать Титуса за непохвальную предвзятость суждений…
        - Как вам понравился халгатийский дворец, смиренный брат? - поинтересовалась Лусилла, когда его представили королевской семье.
        - Очень красивый дворец.
        - Получше-то нигде не видал, а? - Королева издала удовлетворенный смешок. - У нас в Халгате три достопримечательности: дворец, какого ни у кого больше нет, наши каменные тракты и винные погреба на Хмельной площади. Слыхал про нашу знаменитую коллекцию вин? Вот то-то! А соседи наши - темнота дремучая. Говорят, войной на нас идти собираются, да никогда не посмеют.
        По сравнению с панадарскими интерьерами халгатийские дворцовые покои отличались почти деревенской бесхитростностью убранства. А война действительно назревает - об этом Титус знал со слов Малевота, у которого были свои агенты в соседних государствах.
        - Да, ваше величество, - дипломатично поклонился Титус.
        - Эк тебе рожу-то изгадили! - Она вздохнула и покачала головой. - Ну да ничего, притерпимся… Ты вот что, Титус, на меня не обижайся, я всегда правду вслух говорю, потому что для меня все тут как родные. За каждого душой болею. Меня за глаза так и называют - «всеобщая бабушка». Думают, я не знаю, а я давно уже о том проведала! - Она добродушно рассмеялась и погрозила пальцем застывшим шеренгам придворных. - Ну и пусть, бабушка и есть бабушка, дурного не скажет…
        Неверно. За глаза ее называли «всеобщая теща» либо «королевская теща», министр благоуправления успел просветить на этот счет своего протеже. «Бабушка» была плодом фантазии Лусиллы, но Титус не стал рассеивать ее иллюзии.
        - Титус, Малевот сказал, что вы можете набрать и обучить для нас новую армию… - воспользовавшись паузой, начал король Халгаты.
        - Да обожди, Актарей, - отмахнулась Лусилла. - Сам не знаешь, чего мелешь! Какая там тебе армия, не ты же будешь командовать. Титус, нам этих надо набрать, несколько сотен всадников… Или нет, пеших, которые мечами махают. Будешь обучать их… Только лучше сначала всадников, а пеших потом, верхом на гувлах они лучше смотрятся…
        Титус вел себя так, как посоветовал ему Малевот: поддакивал, кланялся и благодарил, одновременно выполняя известное всем афариям умственное упражнение, которое помогает сохранять самоконтроль, ежели некто пытается запутать тебя и привести в замешательство. Помогало.
        - При этаком раскладе нам войну не выиграть, - обронил министр благоуправления, когда прием закончился и они вдвоем с Титусом вышли в неказистую (с точки зрения панадарца) кирпичную галерею, опоясывающую нижний этаж дворца. - Сложная ситуация…

«Он намекает, что неплохо бы организовать государственный переворот? Что ж, я не против сыграть в такую игру - но по своим правилам и на своих условиях».
        Галерея завернула за угол и вывела их на задний двор, где находились хозяйственные постройки. Тут царила сумятица, стражники-непрофессионалы пытались оттеснить к воротам двух мужиков, которые рвались к черному ходу, крича, что им надобно поскорее «пасть ниц пред их величествами и молить о защите от напасти». Титус заметил, что у мужика постарше одежда в крови. Перемахнув через перила галереи, он направился к спорящим.
        - Что случилось? Да отпустите их, пусть объяснят!
        - Напасть, господин, какой раньше не бывало… - затараторили мужики.
        - Ты ранен? - перебив, обратился Титус к старшему.
        - Не, господин, это кровь свинки! Я ее за задние ноги к себе тянул, не хотел супостату добро отдавать, а оно цап за голову - и заглотило, прям у меня из рук! Я его тогда в сердцах обложил по-нашенски, а оно…
        - Кто - оно?
        - Адский черный зверь! - выпалил парень помоложе. Малевот, успевший сбежать по лестнице и присоединиться, испустил за спиной у Титуса тоскливый вздох.
        - Давайте сначала, - потребовал Титус. - Кто вы такие?
        - Королевские пастухи мы, господин. Нас все тут знают. Стадо пасли, а оно ка-ак из лесу выскочит… Огромадное, черное, зубы как ножи! Четырех королевских свинок зарезало, остальные убегли.
        Министр, слушая все это, морщился, словно раскусил лимон.
        - А вдруг они говорят правду? - покосившись на него, шепнул афарий.
        - Адского черного зверя нет! - сердито прошептал Малевот. - Ежели до святых отцов дойдет, что мы потакаем ереси… Это всего лишь традиционная народная байка, а свинок сии негодники втихаря продали купцам!
        - Я не утверждаю, что это был адский черный зверь. Вдруг сюда забрело какое-нибудь неизвестное вашим ученым хищное животное из дальних земель? Взгляните, они оба напуганы, это не притворство.
        - Гм… В стороне зноя водятся странные чудовища, но в наших краях для них слишком холодно.
        - Бывает, что отдельные особи меняют среду обитания и приспосабливаются к новым условиям. - Титус вновь повернулся к мужикам: - Как выглядело животное?
        - Чешуя на ём, будто рыбья, но большая, черная и блестящая, - заторопился старший мужик. - Ростом велико, не во всяку дверь пролезет. Лапищи, как колонны, с когтями. Хвостище толстый, на конце острый, да еще вьются жгуты какие-то черные… Пасть вот такая! - Он развел руками. - Запаха нет, хотя от зверя должон быть. Движется ловко и скоро, а весом грузное…
        - И ругается матом, как наш старшой, - вставил молодой пастух.
        - Что?! - Малевот, до сих пор слушавший с серьезным и обеспокоенным выражением лица, побагровел. - Так вы нас дурачите, олухи? Своих господ дурачите? Гнать их отсюда в шею! Гнать, живо!
        Пастухи порывались что-то еще добавить, но стражники, навалившись скопом, вытолкали их за ворота.
        - Никогда раньше народ так не наглел! - массируя сердце, пробормотал министр. - Никогда…
        Отпихивая с дороги стражников, Титус выскочил на улицу. Ему не верилось, что это был розыгрыш. В школе Ордена его учили отличать правду от лжи. Искушенный, тренированный противник мог бы ввести его в заблуждение, но не эти два мужика с ошалевшими глазами.
        Уйти далеко они не успели. Титус догнал их возле поворота, где грязная скользкая улица огибала круглую постройку из неошкуренных бревен.
        - Эй, постойте! Доскажите мне про зверя. Где вы его видели?
        - На королевском пастбище, что возле Кайвакского леса. Оно, значит, из чащи выскочило и в чащу потом убегло, пожрамши. А что ругается, так то чистая правда! Не хотел я ему королевскую свинку отдавать, как за свое держался, а оно цап - и схамало. Я его тогда сгоряча обложил по-всякому, и вдруг оно в ответ непотребной человечьей речью давай меня крыть, и по матушке, и по батюшке… Да так заковыристо - заслушаешься! Он вот слыхал, не даст соврать, а больше никто не верит…
        Старший пастух опустился на корточки, прислонился к замшелому каменному фундаменту, хрипло дыша. Не лжет, подумал Титус. А что до мата… И в Панадаре, и в иных мирах есть животные, способные воспроизводить человеческую речь. Попугаи, вороны, садовые флиссы, колонии некоторых эсиприанских насекомых… Подобные твари вполне могут водиться и в Облачном мире.
        Молочно-белый туман затопил лес, и те из гигантских деревьев, что росли в десятке-другом ярдов от поляны, казались нереальными, едва намеченными. Дальше не было ничего. Ощутимой вещественностью обладал совсем небольшой клочок пространства, в центре которого весело пылал костер из сушняка.
        - Бирвот обещал просмотреть свои книги и уточнить. Он предполагает, что врата-выход находятся в Лойзирафе, на юге - в стороне зноя, если по-здешнему. Он сам предложил нам свою помощь.
        - А чего он хочет взамен? - спросила Нэрренират.
        - Билет в один конец до Панадара.
        - Хм… Если он вытащит меня из этой ямы с дерьмом, я щедро вознагражу его.
        - Мы ему пока про тебя не рассказывали. Не все сразу. Люди этого мира не привыкли общаться с богами.
        - Здесь нет богов.
        - Но у них есть храмы и множество священников-жрецов.
        - Ну, это ясно, посредничество между людьми и нами, высшими силами, - дело прибыльное. - Изящным движением щупальца богиня поднесла к своей зубастой пасти флягу с вином. - Шертон, в мирах-ловушках боги просто не могут существовать. Здешние представления о богах привнесены сюда извне… либо же сохранились от тех времен, когда этот мир еще не был ловушкой. Я слыхала, встречаются и такие. Вроде Нормальный мир, а потом раз - и схлопнется. Лойзираф - это далеко?
        - Порядочно. Бирвот показывал мне карту, но там масштаб не указан. Халгата, где мы находимся, лежит в стороне холода. По привычным для нас меркам, это едва ли не крайний север. Между прочим, тут сейчас зима. Теплый, однако, мир! В Панадаре на севере плавают в океане ледяные горы и стужа такая, что пар идет изо рта, а здесь травка растет, по два раза в год урожай снимают…
        - Так и должно быть. - Нэрренират лениво потянулась. - Парниковый эффект.
        - Не соизволишь объяснить? - буркнул Шертон. В этот раз богиня снизошла до объяснений:
        - Если попроще, то облака пропускают тепло к земле, но не выпускают обратно. Заметь, твои ученики халтурят.
        Шертон уже это заметил. Пока он болтал с богиней, Роми и Лаймо, в нескольких ярдах друг от друга, разучивали азы фехтования: стойки, выпады, повороты, пируэты. Вначале старались, потом все это им надоело, и оба начали выполнять движения небрежно, кое-как. Но вот каким образом Нэрренират об этом узнала? Они ведь тренируются у нее за спиной, и голову она в ту сторону не поворачивала.
        - Бросайте оружие - и отжиматься! - приказал Шертон. - По двадцать раз. Потом повторите все то же самое, но правильно, как я вам показывал.
        - По двадцать мало, - хмыкнула Нэрренират.
        - Они больше не смогут.
        Судя по рассказам Бирвота, Облачный мир не был гостеприимным местом, а им предстояло пересечь его из конца в конец, чтобы добраться до врат-выхода. Никому, включая Роми, оставаться тут навсегда не хотелось. Халгата принадлежала к числу наиболее цивилизованных и просвещенных здешних государств (недаром маги, ставшие жертвами погромщиков, не пожелали ее покинуть) - это говорило о многом! Шертон хотел, насколько получится, поднатаскать ребят, чтобы те при необходимости смогли постоять за себя.
        - Как ты поняла, что они халтурят?
        - У меня обостренное восприятие, - уклончиво ответила богиня. - Твой Бирвот имеет представление о том, что нужно сделать, чтобы пройти через врата?
        - Нет, но он утверждает, что в одной из его древних книг есть некие туманные инструкции. Посмотрим. Когда мы отсюда выберемся, ты оставишь Роми в покое?
        - Я не причиню ей вреда, ни физического, ни душевного.
        - Ты оставишь ее в покое?
        - Она принадлежит мне, - сверху вниз посмотрев на Шертона, отрезала богиня. - По древнему праву.
        - Я никому не принадлежу! - приподняв голову, крикнула Роми. - Все боги одинаковые!
        Они с Лаймо только что закончили с горем пополам отжиматься и теперь отдыхали, растянувшись на траве.
        - Вставайте и тренируйтесь! - велел Шертон. - Если дойдет до драки, ваши противники не станут ждать, когда вы отдохнете.
        Роми вскочила, подобрала меч и начала делать выпады - азартно, словно протыкала невидимых богов. Лаймо тоже приступил к упражнениям.
        - Мы очень разные, - надменно бросила Нэрренират. - Между двумя богами гораздо больше разницы, чем между двумя смертными.
        - Одинаковые! - огрызнулась Роми, делая выпад в ее сторону.
        - Шертон, богоборческие устремления твоей ученицы переходят всякие границы.
        - Вот и не лезь к ней.
        - Ты, кажется, не собираешься допивать свое вино? - помолчав, вкрадчиво осведомилась богиня.
        Шертон молча протянул ей флягу. Каким образом обезопасить Роми от Нэрренират - решения этой проблемы он пока не нашел.
        Комната, где поселили Титуса, находилась в старой части дворца, в правом крыле, где гуляли заблудившиеся сквозняки, скрипели половицы, а по стенам возле плинтусов расползлась влажная синеватая плесень. Для борьбы с сыростью и ночным холодом приходилось постоянно топить камин - этим занимался Сасхан, одержимый жаждой покаяния, которую подогревал ужас перед адским черным зверем. Сасхан боялся, что зверь придет за ним. Он твердил об этом каждый вечер, перед тем как сомкнуть глаза, устроившись на драном коврике возле двери. Спал он беспокойно, ворочаясь и вскрикивая: зверь ему часто снился.
        По утрам бывший разбойник, втягивая голову в плечи и боязливо озираясь, уходил на плац, обучать рубке бестолковых королевских рекрутов. Его загнанный, затравленный взгляд метался из стороны в сторону. Вместе со своими товарищами он пытал и убивал людей - то корысти ради, то просто для забавы, - а потом на его товарищей нежданно-негаданно обрушилась божья кара… Сасхан Живодер не верил, что его пощадили. Дворцовая челядь поговаривала о том, что зверя не раз и не два видели в окрестностях Суамы, и Сасхан знал, кого поджидает за городскими стенами сия адская тварь.
        В отличие от раскаявшегося разбойника, Титус спал на кровати, застланной тощим тюфяком (ему приносили тюфяк получше, да он, как истинный афарий, отказался). По утрам и по вечерам возносил молитвы Создателю, а днем наблюдал, изучал, делал выводы, суммировал информацию… Дошли до него слухи о том, что в Суаме нередко появляются трое иноземцев («Кожа у них необычного цвета, вроде вашей, смиренный брат!») - то гостят у Бирвота-чернокнижника, то куда-то уезжают. Никого, однако, не задирают, въездную пошлину платят исправно. Зрелый муж и с ним двое мальчишек.
        Титус велел одному из соглядатаев Малевота понаблюдать за ними и запомнить, как выглядят. Отчет не на шутку встревожил его. Судя по описанию - панадарцы. И словесный портрет старшего один к одному совпадает с обликом небезызвестного Арсения Шертона! Его спутники, черноглазый паренек лет восемнадцати-двадцати (похоже, медолиец) и молчаливый подросток, который, чтобы показать свою крутость, все время ходит в низко нахлобученной шляпе, не вызвали у афария интереса. Другое дело - сам Шертон. Титус не горел желанием с ним встретиться. Он уже принял решение осесть в Облачном мире, у него были кое-какие планы насчет Халгаты, и ему не хотелось, чтобы в Панадаре о том проведали.
        Никогда раньше халгатийцы не видали людей с такой кожей… Что ж, сие позволяло надеяться, что у Панадара нет регулярных контактов с Облачным миром. Нужно дождаться, когда Шертон закончит свои дела в Суаме и исчезнет, а пока что Титус сменил рясу афария на местную невзрачную одежду и взял в привычку перед выходом из дворцовых покоев надевать перчатки. Его изуродованное лицо скрывал глубоко надвинутый капюшон плаща. Ну и, кроме того, он избегал посещать ту часть города, где жил Бирвот-чернокнижник.
        Всю остальную Суаму Титус исходил вдоль и поперек. Присматривался. Заговаривал с людьми. Завязывал знакомства. Его внешность вначале отталкивала халгатийцев, но объяснения насчет того, что лицо ему изувечило разъяренное потустороннее существо, неизменно вызывали сочувствие. В Облачном мире в изобилии водилась нежить, которая с наступлением темноты вылезала из потаенных нор и принималась бесчинствовать, так что здешний народ знал, каково это - столкнуться с «разъяренным потусторонним существом»! О том, что затрещину ему влепила обманутая великая богиня, а не какой-нибудь там обиженный на весь белый свет упырь, Титус рассудительно умалчивал.
        Как и все афарии, прошедшие школу Ордена, он владел целым арсеналом приемов, позволяющих располагать к себе людей, завоевывать доверие, провоцировать на откровенность, и сейчас постоянно этим пользовался, дабы завязать побольше контактов с суамской беднотой, и особенно - с нищими. Сообщество последних было настоящим государством в государстве, со своей иерархией, со своими неписаными законами. Титус поставил перед собой цель: поскорее стать почетным гражданином этого государства, не отказываясь в то же время от роли протеже Малевота и гостя в королевском дворце.
        Простые халгатийцы, недовольные властями, все чаще проявляли неповиновение. На улицах и в трактирах распевали едкие куплеты про короля-дурака, оказавшегося под каблуком у тещи, и про капризы старой стервы Лусиллы. Титус, обученный в школе Ордена рифмосложению, тоже сочинил несколько сатирических катренов и спустя два дня с тайной авторской гордостью слушал, как их исполняют оборванцы на городских площадях.
        Произошел массовый побег заключенных из королевской тюрьмы - по старинке, через подкоп. Уличные мальчишки забрасывали грязью проезжающие кареты, швыряли камни в окна дворцов (то есть трехэтажных кирпичных зданий незамысловатой архитектуры, называемых в Облачном мире дворцами, с чем Титус до сих пор не мог свыкнуться). Зильды, подражая людям, бросали с мостиков всякую дрянь на головы прохожим. Слуги воровали у своих господ, почти не таясь. В глухих переулках некие личности в масках избивали богатых (а нередко - и не богатых) лавочников. Продовольствие поступало в столицу нерегулярно, ибо, с одной стороны, крестьян разоряли разбойники, а с другой - у сборщиков налогов больше не было вооруженного подкрепления в лице королевских солдат. Цены на продукты ежедневно росли. В целом же народ продолжал подчиняться властям скорее по привычке, нежели из необходимости.
        В Суаме назревал мятеж. - Если можно сэкономить, надо сэкономить.
        - На чем ты предлагаешь сэкономить, великая?
        - На свинье, которую ты вознамерился для меня купить.
        - Ты обойдешься без ужина? - удивился Шертон; аппетит у богини был воистину зверский, до сих пор она от пищи не отказывалась.
        - Нет, обойдусь одними разбойниками. Тоже еда, не хуже любой другой.
        - Опять будешь есть людей? - ужаснулась Роми. - Так нельзя, это же каннибализм!
        Лаймо отодвинулся подальше от Нэрренират.
        - Никоим образом, - возразила богиня. - Это можно было бы назвать каннибализмом, если б я пожирала себе подобных - то есть других богов, чьи физические воплощения аналогичны моему. Однако мое тело уникально, существует в единственном экземпляре, и посему твое определение неверно. Я всего лишь добываю себе пропитание, как умею.
        Пока Роми пыталась найти в этой казуистике слабое место, Шертон оглянулся на деревню, где сторговал свинью, и спросил:
        - А чем тебе мой вариант плох?
        - Он нерационален. Скажи, что ты собираешься делать после ужина?
        - Оставить вас тут и еще раз туда сходить. Ненадолго.
        Они прятались в орешнике на опушке леса. В стороне щипали траву привязанные гувлы. Деревня виднелась вдали, за светло-зеленым полем с недавно проклюнувшимися ростками. За свинью там заломили тройную цену, глядели испуганно, и понемногу Шертон выяснил, что сегодня вечером деревня ждет на постой шайку Шамрота Ухореза. Утром был посыльный от Шамрота, загодя предупредил. Деревня покорно приготовилась к разорению и насилию: чему быть, того не миновать, хорошо еще, ежели наутро все живы будем…
        - Так я и думала, - насмешливо хмыкнула Нэрренират. - Ты сходишь туда ненадолго и перебьешь разбойников. И оставишь бедным крестьянам кучу трупов. Если коллеги покойников нагрянут и потребуют объяснений, им дадут твой словесный портрет, и за нами начнут гоняться. Ничего не имею против, это по-своему увлекательная игра, но мне бы не хотелось, чтоб Роми пострадала. Твои ученики еле-еле осваивают азы, им еще рано проверять себя в деле. Согласись, Шертон, мой вариант намного изящней! Я устраиваю засаду около деревни и наедаюсь до отвала. К тебе после этого - никаких претензий, а на сэкономленные деньги поставишь мне выпивку.
        Хмуро глядя из-под полей шляпы, Роми продолжала выискивать брешь в ее аргументах. Лаймо тем временем оценил очевидную безопасность этого плана для их маленькой компании и осторожно заметил:
        - Вообще-то, практично…
        - Я полторы тысячи лет занимаюсь транспортным бизнесом в Панадаре и обставила всех конкурентов, такой опыт чего-нибудь да стоит. Сколько там хотели за свинью?
        - Сорок пожелей.
        - Бочонок первоклассного пива… - мечтательно промурлыкала богиня.
        - Тебе лучше бы поменьше пить, - сказал Шертон.
        - Я и так мало пью. Учитывая массу этого тела, бочонок для меня - все равно, что для тебя кружка. Создатель, как бы я хотела налакаться по-настоящему, вдрызг! В этой деревне есть трактир?
        - Нету.
        - Жалко… Где трактир, там и выпивка.
        - А вдруг она съест в деревне кого не надо? - скептически прищурилась Роми.
        - Пожалуй, я предупрежу крестьян, чтоб сидели по домам и позапирали двери. Скажу им, что видел в лесу большого зверя. Ждите здесь, скоро вернусь.
        Раздвинув жидкие ветви орешника, Шертон выбрался из зарослей и легко побежал через поле к домикам. Начинало смеркаться, размываемый туманом горизонт понемногу сужался. Скоро Шертон превратился в быстро удаляющийся темный силуэт с торчащей над правым плечом рукояткой меча.
        Роми и Лаймо сидели рядом на траве. За прошедшие дни они почти подружились, и совместные тренировки укрепляли эту дружбу. Роми больше не считала Лаймодия
«противным чиновником», а он, в свою очередь, сам не мог понять, почему пытался арестовать ее с упорством одержимого. В заклятье он не верил: ну кто станет возиться и околдовывать мелкого служащего из Департамента Налогов и Сборов!
        Несмотря на то, что отношения с Роми наладились, бросать ученичество у Шертона Лаймо не собирался: такой шанс выпадает раз в жизни, и то не каждому. Глупо отказываться. Когда он вернется домой, соседская шпана будет неприятно удивлена! Стиснув зубы, Лаймо отжимался, отбивал костяшки пальцев о стволы деревьев, бегал по лесу, отрабатывал приемы фехтования и боя без оружия. Иногда становилось невтерпеж, и он не сдавался только потому, что рядом была Роми, выполнявшая те же самые упражнения, - ему не хотелось оказаться слабее девчонки.
        Оставшись без Шертона в компании Нэрренират, оба чувствовали себя неуверенно.
        Богиня некоторое время молча глядела на них, потом попросила:
        - Роми, сними шляпу.
        - Это моя шляпа, - настороженно блестя глазами из-под опущенных полей, буркнула Роми. - Теперь моя. Арс мне ее подарил.
        - О, конечно, твоя. Но здесь незачем маскироваться, а без нее ты красивей.
        Протянув щупальце, Нэрренират ловко сдернула кожаную шляпу с головы девушки.
        - Так лучше. Не бойся. Ты очень красивое бестелесное существо, и твой физический облик мне нравится. Расслабься немного…
        Уплощившись на конце, щупальце скользнуло под ворот куртки. Вскрик замер у Роми в горле, ее парализовал страх. Внезапный, непреодолимый, свинцово-тяжелый. Щупальце богини гладило ее грудь, а у нее не было сил даже на то, чтобы оттолкнуть его или отодвинуться. Тело словно одеревенело. До сих пор она только один раз испытала подобный страх: в Храме Правосудия, когда зачитывали приговор. В присутствии Арса она не боялась Нэрренират, даже говорила ей дерзости - однако сейчас Арса рядом не было.
        - Что с тобой, Роми? - Нэрренират убрала щупальце. - Видишь, я перестала. Я ничего больше не делаю. Лаймо, у нас еще есть вино или пиво?
        - Н-ничего нет, - заикаясь, выдавил Лаймо - он тоже перепугался. - Вы все выпили…
        - Найди хоть несколько капель и дай ей. Роми, ты ведешь себя странно для семнадцатилетней девушки! Объясни, что тебя так напугало?
        Роми по-прежнему не могла говорить. Темнело, туман сгущался. Потом послышались легкие шаги, шорох ветвей, и к их компании присоединился Шертон.
        - Предупредил.
        - Тогда я пойду ловить свой ужин.
        Богиня поднялась и бесшумно исчезла за кустарником.
        - Что здесь случилось? - оглядев ребят, спросил Шертон.
        Подобрав лежавшую на траве шляпу, Роми уткнулась в нее лицом и навзрыд заплакала.
        - Она к ней приставала! - сообщил Лаймо.
        - Ясно, - процедил Шертон. - Паршивое животное…
        - Арс, я испугалась… - всхлипывая, призналась Роми. - Ни меч достать не могла, ни даже просто двинуться… А ты ведь учил нас… действовать, когда надо… Я недостойна… у тебя учиться… из меня никогда ничего не получится…
        - Я тоже испугался, - чувствуя, как горят его щеки, пробормотал Лаймо. - Сидел и молчал… Арс, если вы меня ударите, я заслуживаю…
        Он-то надеялся, что, начав обучаться единоборствам, перестал быть трусом, а оказалось, в жизни не все так просто.
        - Можно чему-то научиться, а страх все сводит на нет… - добавила Роми. - И все бесполезно…
        Ей пришло в голову, что они с Лаймо похожи на двух побитых щенков. Никогда они не станут такими, как их учитель.
        - Перестаньте оба хныкать, - вздохнул после паузы Шертон. - Лезть в драку с Нэрренират вам не стоило, она бы с вами шутя разделалась. Но сохранять самообладание при любых обстоятельствах - вот этому вы должны научиться. Можно победить свой страх. А с богиней я потолкую, когда вернется.
        Со стороны поглощенной сумерками деревни доносились крики людей и протяжные взвизги гувлов.
        - Набрали сучьев для костра? - спросил Шертон. - Нет? За работу!
        Спустя полчаса на прогалине неподалеку от опушки вспыхнул огонь. Шертон разложил по окружности сделанные Бирвотом обереги, для защиты от ночной нежити. Такой же круг меньшего диаметра ограждал от лесных напастей гувлов.
        Вскоре вернулась насытившаяся Нэрренират.
        - Это вам. - Она швырнула что-то на траву. Шертон посмотрел: мешочки, набитые монетами. - Их гувлов я оставила крестьянам. Приберут к рукам, если ума хватит. А вино, естественно, употребила! Посредственное качество…
        - Ты сейчас не слишком пьяна? - поинтересовался Шертон.
        - Чтоб меня развезло с нескольких глотков? Обижаешь!
        - Тогда давай отойдем. - Он встал. - Разговор есть.
        Они отошли не слишком далеко, чтобы не терять из виду костер. Обереги оберегами, а Шертон не хотел оставлять ребят в ночном лесу без присмотра.
        - Что за разговор? - невинно осведомилась Нэрренират.
        - Не догадываешься? Я ведь предупреждал тебя: не лезь к моим ученикам! Роми до сих пор не может успокоиться после твоей гнусной выходки.
        - Шертон, я не думала, что она так испугается. Я рассчитывала, что ей будет приятно. У нее неадекватная реакция на ласку. Если б я могла сменить облик, я бы решила эту проблему.
        - Ты считаешь себя неотразимой? - Он смерил взглядом чешуйчатое чудовище.
        - В человеческом облике я неотразима.
        В ее тоне было столько надменной уверенности, что Шертону оставалось только руками развести. Впрочем, богов, обделенных самомнением, он еще не встречал.
        - Но сейчас твой вид многим людям внушает страх.
        - Вы, теряющие память, придаете телам неоправданно большое значение. Я надеялась, что Роми уже успела ко мне привыкнуть. Ладно, придется подождать еще…
        - Ты вела себя, как последняя скотина!
        - Шертон, я подозреваю, что тебе представили ситуацию в искаженном виде, сместив акценты. Пошли обратно. Там теплее, а мне нравится тепло - напоминает о солнце.
        Повернув, она двинулась к огню, напролом через подлесок. Хвост с блестящим шипом на конце волочился по земле.
        Дать пинка этой бронированной туше - вот что Шертону больше всего хотелось сделать. Но он удержался.
        Глава 8
        Разбрызгивая грязь, королевские егеря верхом на вороных гувлах промчались по улочкам Суамы, проехали под аркой городских ворот, миновали отсыревший подъемный мост и вылетели на каменную дорогу, отделенную парапетами от раскисшей земли, густо пронизанной корнями бледных, незнакомых с солнцем растений.
        Егерей было четверо, пятый - Титус. Плащ с капюшоном он сменил на удобный, не стесняющий движений охотничий костюм, сшитый из мягкой кожи. На голове у него красовалась традиционная для халгатийских охотников конусовидная шапочка, увенчанная пучком ярких перьев. Титус подозревал, что она придает ему дурацкий карнавальный вид, однако в Облачном мире сей головной убор считался вполне солидным. Егеря носили свои шапочки с большим достоинством.
        За спиной у Титуса висел панадарский меч, на поясе, справа и слева, - тяжелые охотничьи ножи халгатийской ковки, тоже больше напоминающие короткие мечи. По карманам он рассовал метательные звездочки и несколько дымовых шариков. Вначале он предполагал взять самострел, но после проверки на заднем дворе обнаружил, что табельное оружие вышло из строя. Почему? Титус склонялся к версии, что при переходе в Облачный мир его машина подверглась некоему воздействию, вследствие которого испортились все находившиеся на борту магические устройства. Остаются дымовые шарики и старое доброе холодное оружие - уж оно-то не подведет.
        Вскоре показались впереди домики - деревня Медные Горшки. Та самая, где три дня назад разыгралась кровавая трагедия.
        Крестьяне смотрели на приезжих исподлобья, отвечали неохотно. Велев егерям не вмешиваться, Титус сам провел дознание.
        Все подтвердилось. Утром того страшного дня в Медные Горшки приезжал парнишка-посыльный из шайки Шамрота Ухореза, а вечером пожаловал и сам Шамрот со товарищи, однако не успели разбойники спешиться, как на них набросилось чудовище. Всех пожрало, только одежку да обувку выплевывало. Из деревенских никто не пострадал - спасибо прохожему страннику, который предупредил, что видел зверя на опушке леса, да посоветовал всем сидеть по домам, чтоб не вышло беды. Нет, следов не осталось, даже кровь ночным дождиком смыло.
        - Народные байки, - скептически усмехнулся старший егерь, когда отъехали от деревни. - Вот увидите, господин монах, ничего мы не найдем. Я знаю все зверье и всю нежить, какая в наших лесах водится, а таких тварей здесь отродясь не бывало!
        Остальные его поддержали.
        - Осмотрим окрестности, - сухо распорядился афарий, когда все умолкли. - Ищите следы. Животное большое, тяжелое - значит, они должны быть достаточно заметными.
        Титус собирался убить адского черного зверя. Пора положить конец беспределу хищника. В прошлый раз он растерзал и съел шесть человек, три дня назад - еще семерых. А ведь погибшие разбойники могли бы вступить на стезю покаяния и оплакать свои грехи, как Сасхан Живодер! Невесть откуда взявшаяся прожорливая тварь отняла у них этот шанс и заодно превратила ночи Титуса в первосортный кошмар.
        Он уже двое суток не спал, и только лишь закалка афария позволяла ему держаться в седле, отдавать приказы, думать, планировать. С тех пор как адский зверь извел шайку Ухореза, Титус по ночам глаз сомкнуть не мог, ибо Сасхан, с которым он делил комнату, с наступлением темноты впадал в истерику: сначала по десять раз подряд проверял надежность запоров на оконных ставнях (комната находилась на первом этаже), потом громко молился, перемежая слезные просьбы о пощаде с признаниями в совершенных злодеяниях, воистину жестоких и отвратительных. Вконец охрипнув, он, стоя на коленях, начинал с размаху биться лбом об пол - мерные глухие удары заставляли подпрыгивать канделябр на столе, - а после снова взывал к равнодушным богам Облачного мира:
        - Боги-милостивцы, я больше не буду! Уймите зверя адского, не велите ему меня пожирать! Не буду я больше ни жечь, ни грабить, ни глотки резать, ни малолетних деток насильничать на глазах у родителей, ни зенки выкалывать, буду только истово молиться и каяться, молиться и каяться! Не виноват я ни в чем, в нищете я родился, в нищете возрос, век счастья не знал! Злая судьбина довела меня до греха, злые люди научили неразумного беззаконному разбою! Посадите, милостивцы, лютого зверя на цепь, не пускайте его до меня!
        Титус пробовал затыкать уши, но это не спасало: Сасхан орал слишком громко. А оставить кающегося разбойника в одиночестве ему не позволяла жалость: отныне Сасхан боялся темноты и страшился оставаться один, ему сразу начинали мерещиться крадущиеся шаги адского зверя.
        - Послушай, брат, бери пример с меня, - предложил однажды Титус. - Я тоже считаю, что покаяние - это прекрасно, но я молюсь мысленно, про себя. Так тоже можно.
        - Ты, брат, святой человек, - горестно возразил Сасхан. - Ты не грабил, не отымал последнее, не отрубал людям пальцы, не забивал девок насмерть ногами, ежели те не давали. Тебя-то боги завсегда послушают! А мне, грешнику великому, надобно вопить погромче, чтоб на небесах услыхали.
        И опять принялся за свое.

«Убью зверя - отосплюсь», - покачнувшись в седле, подумал Титус.
        Внезапно его начали одолевать сомнения, а нравственно ли он сейчас поступает? Зачем он отправился на охоту: чтобы спасти несчастных людей от хищника или чтоб обеспечить себе возможность спокойно спать по ночам?

«Уж не эгоистичны ли мои мотивы? - Эта мысль заставила его содрогнуться. - Не я ли вытравливал из своей души ростки эгоизма, а он все же прокрался туда, нашел лазейку… Или нет?.. Наставник остался в Панадаре, никто не сможет подсказать мне мудрый ответ…»
        Возглас одного из егерей прервал его самоистязательные размышления.
        - След!
        Перемахнув через парапет, они ехали вдоль опушки леса. Трава тут росла высокая, но жидкая, попадались влажные бурые проплешины, и на одной из них четко отпечатался след лапы. Лапищи.
        Полтора фута в длину, фут в поперечнике. Глубокие ямки там, где в землю вонзились когти.
        Егеря молча переглядывались. Их физиономии, еще минуту назад расслабленно-насмешливые, выражали сейчас удивление с примесью тревоги.
        - Убедились? - бесстрастным голосом спросил Титус. - Оно где-то рядом, след свежий. Какое из здешних животных могло его оставить?
        Все сошлись на том, что никакое.
        - Приблудный зверь из стороны зноя, - предположил старший егерь. - Люди рассказывают, там черт-те что водится.
        - Или и вправду адский зверь… - прошептал другой, молодой паренек.
        Старший строго взглянул на него, но ничего не сказал.
        - Идем по следу, - распорядился Титус.
        Они подчинились, ибо король и министр благоуправления велели им выполнять приказы монаха-фаворита. Хотя по собственной воле не пошли бы впятером выслеживать такую здоровенную зверюгу… Но монах был непреклонен.
        Следы указывали на то, что животное свернуло в лес. Трава тут росла погуще, чем на опушке, однако егеря знали свое дело и без труда определяли направление, ориентируясь по примятым стеблям, сломанным веткам, по ямкам, оставленным в земле чудовищными когтями. Через некоторое время пришлось спешиться - гувлы нервничали, так и норовили пуститься наутек.
        - Оно идет за нами! - хрипло прошептал старший.
        Группа остановилась.
        - Вы уверены? - оглянувшись назад, на заросли кустарника, усыпанного неприятно пахнущими темно-розовыми соцветиями, спросил Титус.
        - Нутром чую. Вот сейчас мы встали - и оно тоже встало.
        Шорох ветвей сбоку. Все схватились за мечи, но это был всего лишь лесной зильд. На миг он замер, глядя блестящими глазами-пуговками на мгновенно вспотевших, напрягшихся, как натянутая тетива, охотников, что-то проверещал и снова юркнул в кусты. Старший егерь опустил меч и выразительно сплюнул.
        - Держи. - Титус сунул поводья своего гувла самому молодому. - Я сделаю крюк и зайду в тыл к этой твари. А вы продолжайте двигаться, но не слишком быстро.
        - Хотите поглядеть на его хвост? - неловко пошутил высокий жилистый егерь с рыжеватой бородкой.
        - Нет, я намерен убить его, - холодно ответил афарий и скользнул в кустарник.
        Егеря обменялись многозначительными взглядами.
        - Слыхали? Королевский фаворит, чтоб его… - выругался старший. - Пошли!
        Ачанхи, посаженные милостивыми богами желто-коричневые гиганты с хвойными кронами, по которым праведные души после смерти забираются на небо, росли на изрядном расстоянии друг от друга, но перепутанная масса лиственных деревьев и кустарника заслоняла обзор. Гувлы вели себя все беспокойней. Мох под ногами стал ярче - верный признак того, что неподалеку болото.
        - Привет, а я здесь!
        Этот хриплый возглас заставил егерей оглянуться. Каждому хотелось обложить невесть откуда взявшегося болтуна, мешающего рискованной охоте, но, когда они увидали, кто их окликнул, слова застряли в глотках. Ибо разговаривал с ними зверь. Чешуйчатый, антрацитово-черный, громадный. От земли до холки футов десять, не меньше. И как же эта махина сумела подобраться к ним бесшумно?.. Зверь приоткрыл пасть, обнажив в некоем подобии ухмылки страшенного вида клыки.
        - Вы охотники, да? Вот здорово, что пришли, а то мне было скучно. Кто за кем будет гоняться: вы за мной или я за вами? Можем по очереди!
        Старший егерь опомнился первым - на то он и был старшим. Вырвав из ножен тяжелый, отменно сбалансированный нож, метнул в глаз зверюге. Это был его коронный прием против болотных зузагов, свирепых, но редких тварей, почти поголовно истребленных в Халгате за годы правления прежнего короля, заядлого охотника.
        Животное отклонило голову, и нож просвистел мимо.
        - Не попал. Можешь сделать вторую попытку.
        Скрипнув зубами, егерь выхватил и метнул второй нож.
        В воздухе мелькнуло нечто вроде черного хлыста… Ага, из правого бока у животного росло щупальце, оно-то и поймало нож на лету за рукоятку.
        - Теперь моя очередь!
        Из левого бока выскользнуло еще одно длинное щупальце, подобрало первый нож. Обнажив мечи, егеря ждали, что разозленный зверь того и гляди кинется на них, но к тому, что произошло дальше, не были готовы. Щупальца почти одновременно метнули оба ножа. Первый вонзился в ствол дерева в половине дюйма от уха старшего егеря. Второй начисто срезал пучок перьев с его охотничьей шапочки.
        - А я бросаю лучше! - хвастливо заявило животное.
        - Д-да оно же совсем ручное… - выдавил рыжебородый егерь. - Д-дрессированное… Видать, из циркового балагана убегло…
        В детстве ему довелось побывать вместе с дедом-купцом в Урсабе, соседней стране, там ни одна ярмарка не обходилась без цирковых балаганов. В Халгате же циркачи не появлялись - их вовсю гоняли святые отцы, объясняя свою политику тем, что непотребное греховное веселие отвлекает людей от угодной богам смиренной печали.
        - Из балагана? - вымолвил другой охотник. В одной руке сжимая меч, в другой нож, он не сводил с животного азартного пристального взгляда.
        - Ага! - подтвердил рыжебородый. - То-то оно всяким трюкам и людской речи для потехи обучено… Сбежало от хозяина - и через границу к нам! Готовь сеть, ребята. Щас мы его приручим и живьем поймаем! Может, награда от короля будет?
        - Прорвет оно сеть, - сипло возразил старший.
        - А мы его подманим! - не сдавался рыжебородый. Урсабийские дрессировщики, выступавшие перед публикой с медведями, зузагами и собаками, не говоря уж о зильдах, произвели на него неизгладимое впечатление. Приказываешь медведю - и тот тебя слушается, как человек! Это будет покруче любой охоты.
        Присев на задние лапы, животное с любопытством ожидало, что люди станут делать. Трое егерей, выстроившись в ряд, стискивали в потных ладонях оружие, младший, как мог, успокаивал гувлов.
        - Ты сытая зверушка… - Властно глядя зверю в глаза, рыжебородый убрал нож в ножны и сунул левую руку в карман. У него с малых лет была тайная, недостижимая мечта - стать дрессировщиком. - Умная зверушка, разные трюки знаешь… Хочешь сахарку?
        - Хочу! Давай сахарок! - Щупальце ловко схватило с его ладони желтоватый ком сахара и бросило в пасть. - Я знаю много разных трюков. Если угостишь пивом, перекувырнусь через голову.
        - И впрямь прирученное… - пробормотал старший. - Все равно смотри в оба, людей-то оно скольких сожрало!
        - А кормить его было некому, вот и жрало, - отозвался рыжебородый. - Зверушка, ты хочешь поселиться в теплой чистенькой клетке? Каждый день будешь кушать, а на шею тебе наденут красивый ошейник с колокольчиками!
        - Правда с колокольчиками? - заинтересовалось животное. - Дай пива, тогда скажу!
        - К зверью подход нужен! - самодовольно подмигнул товарищам рыжебородый. - Одолеть его мы в таком малом количестве не смогем, так возьмем же свое разумом человеческим! Приведем зверя во дворец как миленького, тогда королева нам по шапке пожелей на брата отсыплет. Она же любит всякие энти самые, как их там…
        - Досто-примечательности, - подсказал старший. - Ты поберегись, зверь-то тебя слушает…
        - Дак он мало чего понимает, хоть и говорящий. Чему научили, то и знает… Беклей, давай сюда свое пиво!
        - Отстегни от пояса, - буркнул третий егерь. Он хищнику не доверял. Зверь - это зверь, почетная доля охотника - убить его и повесить трофей на стенку. Пустая болтовня насчет дрессировки и трюков его раздражала. Он зорко наблюдал за чудовищем, готовый в любой момент метнуть нож или нанести удар мечом. Неудача старшего егеря Беклея не обескуражила: он считал себя лучшим и давно уже метил на место старшего.
        А Титус в это время подбирался к объекту охоты с тыла. В пяти ярдах от чудовища он замер, прикидывая, пробьет ли панадарский меч блестящую черную чешую. То, что зверь наделен примитивным подобием интеллекта, его не удивило. Зильды или обезьяны, к примеру, тоже на свой лад разумны и не разговаривают лишь потому, что их голосовые связки для этого не приспособлены. Версия рыжебородого егеря показалась афарию вполне правдоподобной: да, специально выдрессированное цирковое животное, завезенное в холодные края из стороны зноя. Сбежало из клетки, одичало - и вспомнило, оказавшись на воле, о своих изначальных инстинктах, присущих любому хищнику. Сейчас оно, видимо, сытое, егерям повезло. Он призадумался: поддержать их авантюру с доставкой зверя в Суаму живьем - или убить на месте? Решение должно быть взвешенным и логичным…
        Возможно, животное услыхало его беззвучное для человеческого уха дыхание либо почувствовало взгляд. Так или иначе, а оно вдруг уловило, что за ним наблюдают сзади, но головы не повернуло. Вместо этого на затылке у него распахнулся глаз с вертикальным кошачьим зрачком. Титусу почудилось, будто он видит свое отражение в этом зрачке…
        В следующее мгновение чаща огласилась свирепым ревом. Афарий отпрыгнул за дерево, спасаясь от удара. Хвост зверя оканчивался шипом, тот вонзился глубоко в древесный ствол. Мощный рывок, хвост освобожден, дерево покачнулось. Титуса прошиб ледяной пот: если б он остался на месте, его бы пригвоздило, как жука булавкой! Ломая кустарник, зверь развернулся в его сторону. Титус метнул одну за другой две звездочки, метя в глаза, но животное пригнуло голову, и звездочки скользнули по чешуе, не оставив ни царапины.
        - Сожру мерзавца! - прорычал зверь, надвигаясь на Титуса. - Медленно сожр-р-ру!
        Афарий выхватил из кармана и швырнул в морду твари дымовой шарик. Изготовлены эти штучки с помощью магии, но для того, чтоб они сработали, магия не нужна, в том-то и заключается их прелесть… В воздухе заклубился едкий зеленый дым. Пятясь, Титус бросил второй шарик, третий, четвертый… Из разбухающего дымового облака доносился яростный рев, кашель, ругательства. Безалаберный хозяин-циркач обучил своего питомца не только пристойной человеческой речи, но и мату! Впрочем, кашляли и ругались на несколько голосов… Егеря, понял Титус. Тоже вдохнули удушливого дыма.
        - Сюда! - крикнул он, забегая сбоку. - Люди, сюда!
        Люди услышали, однако не в меру сообразительное животное тоже услышало - вслед за парнишкой-егерем, который держал поводья одуревших от дыма гувлов, из тумана вынырнула черная клиновидная морда. При виде Титуса глаза твари алчно вспыхнули, но она тут же разинула пасть в приступе кашля. Пятый шарик Титус швырнул прямо в пасть. Вырвав у парня поводья, он вскочил в седло и пришпорил гувла, крикнув:
        - Люди, спасайтесь!
        Оставшийся позади зверь рычал и крушил подлесок.
        Не помня обратного пути, афарий положился на инстинкт гувла, и через некоторое время тот вынес его на опушку, к каменной дороге. Молоденький егерь уже был там. Вскоре появились остальные, причем старший и рыжебородый ехали на одном гувле. Увидав Титуса, охотники разразились бранью: без него-де все шло хорошо, зверь, считай, уже сидел у них в кармане, а в другом кармане лежала королевская награда, а он, не знакомый с правилами охоты раздолбай, спугнул, раздразнил зверя, попер, видать, напролом и наступил ему на хвост, да еще чуть не извел всех своим вонючим дымом! При этом егеря то и дело умолкали и принимались кашлять, злобно косясь на афария.
        - Я спас ваши жизни, - сухо заметил Титус. - Если б не мои вонючие шарики, зверь бы всех растерзал.
        - Без тебя мы бы его уже взяли, живым или мертвым, - проворчал угрюмый Беклей. - Чертовы монахи, одна морока от них…
        Обмениваясь репликами, они не забывали нахлестывать гувлов: не ровен час, животное очухается и бросится в погоню.
        Вечером все пятеро держали ответ перед королевской семьей в почти пустом, скудно освещенном тронном зале. Егеря наперебой обвиняли Титуса в провале охоты. Раздраженный их поведением афарий тем не менее сохранял достоинство, излагая факты.
        - Итак, чудовище сбежало из балагана, - выслушав обе стороны, подвел итог Актарей. - Надобно узнать, кто хозяин, и конфисковать имущество в казну, а самого подлеца забить палками на площади. Такую тварюгу распустил…
        - Хозяин-то, вероятно, остался в Урсабе, - заметил стоявший на ступеньках рядом с троном Малевот. - По ту сторону границы. У нас циркачей нет.
        - Ваше величество, церковь Истинных Богов смиренно просит вас подписать декрет о том, что сей зверь - не адский черный зверь, а обыкновенное животное, - тихо потребовал священник в темной мантии. - И повелите карать еретиков, дерзающих утверждать обратное!
        - Подпишу, подпишу… - пробормотал, морщась, Актарей. Когда пришли звать его в тронный зал, он отсыпался после утренней пирушки и потому был не в духе.
        - Совсем оно ручное, ваши величества, сахарок у меня с руки ело… - влез рыжебородый егерь, тоже успевший напиться после неудачной охоты.
        - Зверя надо уничтожить, ваши величества! - поклонившись, перебил Титус. - Незамедлительно! Он представляет собой опасность для ваших подданных.
        - А чего он на тебя-то взъярился? - спросила королева Лусилла. - Егеря вот говорят: их не трогал, хорошо себя вел. До сей поры, как нам доложили, он только разбойников ел… или там свиней…
        - Значит, сия тварь питается разбойниками, свиньями и смиренными монахами, - сладко улыбнулась ее наперсница Эмрела, с первого дня невзлюбившая Титуса.
        - Не знаю, ваше величество, - игнорируя придворную даму, ответил Титус.
        Он уже несколько раз мысленно проанализировал происшествие, выстраивая причинно-следственные цепочки, но так и не понял, что привело животное в ярость.
        - Может, рожа твоя его испугала? - предположила королева. - Очень уж ты уродлив!
        Титус ощутил болезненный укол и не сумел это скрыть: слишком измотал его несуразный сегодняшний день.
        - Не обижайся, я по-доброму говорю, - заметив это, добавила Лусилла. - Урод он и есть урод! А я никому плохого не скажу, у кого хочешь во дворце спроси.
        - Ступайте, - сделав рукой царственный отпускающий жест, устало велел Актарей. - Мы еще подумаем, как бы нам организовать охоту на зверя…
        - Декрет о ереси, ваше величество, - придвинувшись к нему, напомнил церковник.
        Трижды низко поклонившись, как предписывал этикет, афарий направился к выходу. Ему подмигивала, поблескивая в полумраке, позолота, подошвы халгатийских придворных туфель слегка скользили по паркету. Настроение у Титуса было сумрачное: впереди его ждала еще одна бессонная ночь.
        Отмерив серебряной ложечкой дозу порошка из одного матерчатого пакетика, из другого, из третьего, Шертон высыпал все это в котелок с остывшей кипяченой водой, тщательно перемешал. Добавил столовую ложку масла манглазийского корня. Снадобье приобрело голубоватый оттенок.
        - Пей!
        Нэрренират потянулась к котелку, но тут на нее снова напал судорожный кашель. Отвернув морду в сторону, она издавала хриплые лающие звуки, ее большое тело конвульсивно дергалось. Наконец приступ кончился. Подхватив щупальцами котелок, богиня проглотила содержимое и обессиленно растянулась на земле.
        Вечерняя мгла уже начала размывать очертания деревьев. Шертон подбросил в костер несколько сухих сучьев, пламя затрещало веселее. За прошедшее время все четверо успели привыкнуть к этому хмурому заболоченному лесу. Их здесь никто не беспокоил: крестьяне редко забирались в чащу, поскольку боялись нежити, а нежить как огня боялась Нэрренират, невосприимчивую к суггестии, неуязвимую для клыков и когтей и вдобавок одержимую неуемным исследовательским любопытством.
        Скоро они простятся с Халгатой и отправятся на юг, в сторону зноя. Вместе с Бирвотом. Сегодня Шертон нанял в Суаме артель плотников и каретных дел мастера, которые должны по его чертежам изготовить подводу для перевозки машины.
        - Уже лучше… - Богиня повернулась к людям. - Вот…!
        Вернувшись из города, они обнаружили Нэрренират неподалеку от своей поляны с костровищем. Великая богиня каталась по земле, оставляя когтями во мху глубокие борозды, корчась от надсадного, рвущего горло кашля. В промежутках между приступами она еле-еле смогла произнести несколько слов: рецепт снадобья, которое нужно приготовить. На ее счастье, в мешке у Шертона нашлись все необходимые компоненты.
        - Ты можешь наконец объяснить, что с тобой случилось?
        - Это был п…ц! Знаешь едкие дымовые шарики, их делают маги-пиротехники?
        - Такие? - показал Шертон, вынув из кармана.
        - Вот-вот. Это дерьмо когда-нибудь взрывалось у тебя прямо в глотке?
        - Я их не ем, - хмыкнул он после короткой удивленной паузы.
        Роми и Лаймо ошеломленно смотрели на богиню.
        - Счастливчик… Я сегодня один такой почти проглотила.
        - И зачем тебе это понадобилось, великая? - с непроницаемым лицом поинтересовался Шертон.
        - Мне швырнул его в рот… афарий. Когда я его поймаю, я ему для начала десять штук таких скормлю!
        - Откуда здесь взялся афарий?
        - Попал сюда вместе с нами. В междумирье около вашей машины болталась еще одна, патрульная. Видимо, когда вы раскрыли врата Облачного мира, ее тоже затянуло. Создатель, я не предполагала, что это тот самый афарий! Тот… ублюдок! Он должен был вывести Роми за периметр и передать мне, а вместо этого сдал ее страже. За мои, на…, деньги!
        - Титус?! - Роми изумленно раскрыла глаза. - Так его подослала ты?
        - Да, Титус. Я-то думала, что убила его около эскалаторов… Что ж, он еще пожалеет о том, что в прошлый раз я его не убила.
        Обхватив руками колени, Роми молча глядела на огонь. Она старалась не вспоминать об университете, о своем преступлении, о болезненно-напряженных, полных противоречий и непонимания разговорах с Титусом, об аресте и тюрьме… Сейчас она окунулась в иную жизнь, и эта новая жизнь, несмотря на трудности и отсутствие комфорта (от последнего Роми не отказалась бы), нравилась ей больше, чем прежняя. Она научилась засыпать на голой земле, почти забыла вкус шоколада, костяшки ее пальцев распухли и кровоточили (Арс сказал, что потом появятся мозоли, тогда больно не будет - но до этого еще далеко), мылась по утрам в холодном ручье, протекавшем неподалеку от поляны, - зато здесь никто не пытался унижать и подавлять ее, не посягал на ее внутреннюю свободу.
        - Где ты встретила этого Титуса? - спросил Шертон.
        - В лесу. Примерно в двух милях севернее нашей стоянки. Сначала я встретила там четверых охотников…
        - Ты их не сожрала?
        - Нет, зачем? Забавные смертные, нам было очень весело вместе.
        - Кому было весело? - подняв голову, с подозрением уточнила Роми. - Вам или тебе?
        - Я их не обижала. Они угостили меня сахаром и собирались угостить пивом - и тут из кустов вылазит… афарий! Похоже, он притащился вместе с ними. Хотела его растерзать, а он давай бросать в меня свои… шарики. Чтоб его…..! Попробовать их пиво я так и не успела. - Богиня опять закашлялась, но этот приступ был заметно слабее предыдущих. - Сначала я выловлю Титуса. После этого мы отправимся искать врата-выход.
        - Ты хочешь отомстить? - спросила Роми.
        - А ты не хочешь? - Уловив в ее тоне протест, Нэрренират повернула голову в ее сторону. - После того, что он тебе сделал?
        - Нет. Я не хочу его видеть, не хочу с ним общаться… Он мне не нужен. Если он подойдет ко мне, я молча отвернусь и уйду. Но мстить я не хочу.
        Она вновь уставилась на пламя, прищурив глаза. Убивать страшно. Роми училась у Шертона приемам рукопашного боя и в глубине души надеялась, что ей никогда больше не придется убивать. Правда, если бы время повернулось вспять, она бы снова убила Вария Клазиния и Обрана Фоймуса. Покорно терпеть издевательства и унижения - это, если разобраться, тоже преступление… Роми знала, что Титус никогда не согласился бы с этой мыслью, но мнение Титуса давно уже потеряло для нее значение. Равно как и он сам. Она вспоминала о нем без ненависти и вообще без сильных эмоций, разве что с еле выраженным оттенком обиды и разочарования - словно он в какой-то степени перестал существовать.
        - Ты человек, - слегка дотронувшись щупальцем до ее плеча, сказала богиня. - А я - Нэрренират. Мерзавец меня кинул и заплатит за это.
        - Я тоже тебя кинула, - угрюмо напомнила девушка. Может, и не стоило, но фраза вырвалась сама собой.
        - О, это совсем разные ситуации, Роми. Ты всего лишь не захотела подчиниться моей воле, а он обманул мое доверие. Он полагал, что обманывает Эрмоару До-Энселе, но сие несущественно. Не люблю тех, кто не держит слово.
        - Из-за афария мы можем застрять тут надолго, великая, - вмешался Шертон. - Стоит ли связываться? Правда, есть еще вариант: мы отправляемся на юг, а ты остаешься, находишь своего Титуса и потом нас догоняешь.
        - Не выйдет, - не согласилась Нэрренират. - Я не хочу торчать тут без компании. Я даже этот… город до сих пор не посмотрела! Расскажите, какой он?
        Лаймо начал рассказывать про Суаму: какие там улицы, дома, экипажи, храмы… Увлекшись, он припоминал все больше и больше подробностей - ему нравилось, когда его внимательно слушают. Особенно богиню заинтересовали винные погреба на Хмельной площади.
        - Говоришь, двери там широкие? Я пролезу?
        - По-моему, пролезете, великая, - не заметив предостерегающего взгляда Шертона, ответил Лаймо. - Жители Суамы очень гордятся своей коллекцией вин! А дворцы там из темно-красного или бурого кирпича, с круглыми кирпичными колоннами…
        Потом богиня потребовала, чтобы он подробно описал планировку города. Немного путаясь, припоминая упущенные детали, Лаймо допоздна отвечал на ее вопросы.
        Поужинав, устроились на ночлег. Роми, как обычно, лежала в серединке, между Шертоном и Лаймо. Никогда бы раньше ей не пришло в голову, что она будет спать между двумя мужчинами и при этом чувствовать себя вполне уютно, в полной безопасности.
        С утра до обеда - тренировка. Пробежка по лесу, разминка, лазание по деревьям, упражнения с оружием и без… Несмотря на то, что Шертон постепенно увеличивал нагрузку, его ученики теперь не уставали так сильно, как в первые дни.
        После обеда появилась перекусившая где-то на стороне Нэрренират.
        - Опять будете тренироваться? А я пошла в Суаму!
        - Как это - в Суаму? - резко повернулся Шертон. - Тебе туда нельзя!
        - Мне можно все, ибо я великая богиня. Хочу наконец посмотреть на столицу Халгаты.
        - А вдруг она там кого-нибудь съест? - прошептала за спиной у Шертона Роми.
        - Не бойтесь, я иду в город не обедать, а на экскурсию. Пока!
        Оставив их, богиня двинулась через лес в сторону дороги. Мысленно выругавшись, Шертон велел ребятам:
        - Собирайтесь, живо. Поедем за ней.
        - Мы остановим ее? - тихо спросила Роми.
        - Ее не остановишь. Хотя бы присмотрим, чтоб ничего не натворила…
        Он не очень-то представлял, как будет «присматривать» за Нэрренират, но он привык действовать по обстоятельствам, а не сидеть сложа руки. Оседлав гувлов, они нагнали богиню возле опушки. Та двигалась вдоль кромки леса, прячась за деревьями.
        - Выезжаем на дорогу, - сквозь зубы вздохнул Шертон. - Будем держаться на дистанции, поняли? А то горожане подумают, что она пришла вместе с нами.
        - Да, или что мы вместе с ней, - испуганно поддакнул Лаймо.
        Глава 9
        Суама не была готова к вторжению адского черного зверя. Она стояла посреди небольшой равнины, окруженной каймой столетних ачанховых лесов с лиственной начинкой. Вокруг рассеялось несколько деревушек, связанных вязкими проселками с прямым, как стрела, каменным трактом. Монастырь на холме - гроздь бревенчатых построек, обнесенных бревенчатой же стеной. Незаметно к городу не подберешься, однако через равнину протекала река, по которой ходили купеческие баржи. Возле Холодных, или, иначе, Торговых, ворот Суамы были сооружены деревянные причалы и доки - здесь суда швартовались. От причала до ворот рукой подать.
        Под аркой дежурили стражники с алебардами, в пластинчатых безрукавках поверх крашенных в синий цвет кожаных кафтанов. Они после оправдывали свою промашку тем, что зверь выскочил из реки внезапно. Только что не было, а теперь тут как тут! И ведь даже, зараза, не встряхнулся: не обращая внимания на остолбеневших людей, в несколько прыжков добрался до ворот и проскочил внутрь. Кабы он вначале вокруг да около ходил, успели бы если не ворота запереть, так хоть решетку опустить, но больно прыткий оказался… И к причалу подплыл тайком, под водой, не высовывая головы! Видать, чертова бестия своим звериным умом сообразила, что в город ее могут и не пустить.
        В Суаме в это время текла обычная повседневная жизнь, традиционно регламентированная, несмотря на уличные беспорядки. Собственно, все эти беспорядки - драки, грабежи, распевание оскорбительных для знати песенок, битье фонарей и окон в богатых домах, забрасывание грязью карет - тоже понемногу вплелись в повседневную жизнь, стали ее частью. Это было плохое, но свое. Халгатийское. Человеческое.
        А вот громадный, одетый в черную сверкающую чешую зверь, неторопливо шествующий по улицам, порой обнажающий в ухмылке белоснежные клыки, - это уже нечто неслыханное… Напасть. Небесная кара. Стихийное бедствие.
        Зверь вел себя в общем-то спокойно. Ничего не крушил и никого не трогал. Ну, разве что отбрасывал с дороги могучей когтистой лапой немногочисленных смельчаков, которые пытались остановить его. Их мечи беспомощно скользили по чешуе, но проткнуть ее не могли, а ножи и вовсе отскакивали, как от каменной стенки. Иногда зверь заглядывал в окна первых этажей, и в комнатах раздавались истошные панические крики.
        На взмыленных гувлах Шертон, Роми и Лаймо достигли Главных ворот, промчались по мосту через ров, заплатили пошлину единственному стражнику. Шертон мог гордиться: его ученики за минувшее время научились вполне сносно ездить верхом.
        - Куда теперь, Арс? - взглянула на учителя Роми.
        - Сюда. - Шертон направил своего гувла в широкую улицу, плавно заворачивающую на север. В сторону холода. К Торговым воротам, через которые проникла в город Нэрренират.
        Гувлы уступали богине в скорости, и преследователи отстали, но издалека разглядели, что Нэрренират прыгнула в реку, взметнув тучу брызг. Шертон разгадал ее маневр. Досадно… Он-то надеялся, что стражники издалека заметят чудовище и закроют ворота.
        Она опередила их и теперь разгуливала по Суаме! Даже здесь, в южной части города, царила сумятица, люди взывали к своим богам, лихорадочно запирали ставни на окнах. Слухи расползаются быстро.
        - Где зверь? - остановив прохожего в темном, с красной окантовкой, добротном кафтане, спросил Шертон.
        - Там ходит… - Человек махнул рукой в сторону центра. Нервный взгляд скользнул по лицу Шертона, по рукоятке меча над плечом. - Уже пробовали, никакое оружие его не берет! Лучше бегите, мил-человек, а то пропадете, и мальчишки с вами ни за что пропадут!
        Они повернули к центру Суамы. Мимо грузных темных зданий, бревенчатых и кирпичных, взгромоздившихся на расцвеченные синеватой плесенью каменные фундаменты. Стучали по мостовой копыта гувлов. В грязи поблескивало битое стекло. Проносились над головами торчащие из стен ржавые скелеты фонарей. Навстречу бежали люди - значит, направление верное. А зильды, по крышам и по мостикам, пересекающим небо, торопились к центру: этим любопытным длинноухим тварям хотелось посмотреть, что там происходит.
        На Хмельной площади они придержали гувлов. Двери Обулеевских, ныне Королевских, винных погребов настежь распахнуты, одна створка сорвана с петель.
        - Так и есть… - тихо процедил Шертон.
        На противоположной стороне площади собралось дюжины полторы вооруженных людей. Стражники и богато одетые аристократы. Есть раненые - у двоих разбиты головы, один бережно придерживает то ли сломанную, то ли вывихнутую руку.
        Наверху, на мостиках, полным-полно зильдов, все они возбужденно верещат, свешиваются вниз, суетятся.
        - Зверь там, господа? - кивнув на погреб, вполголоса спросил Шертон.
        Спросил спокойно, как равный у равных, и никто не усомнился в том, что он обладает правом так разговаривать.
        - Там, - отозвался желтоволосый молодой человек в разорванном, испачканном бархатном камзоле. - Тварь добралась до бочек с коллекционными винами и вышвыривает наружу всех, кто хочет ей помешать. Я сломал меч об ее шкуру. - Он понюхал свой рукав. - Варбское восьмидесятилетней выдержки! Кто бы мог подумать…
        Шертон спешился и подал поводья Роми:
        - Жди здесь.
        - Арс, лучше вместе. - Понизив голос, девушка прошептала: - Она ничего мне не сделает.
        - Она пьяна. Мало ли что взбредет ей в голову.
        - А я? - робко спросил Лаймо.
        - А ты со мной.
        Они направились через площадь к винным погребам. Роми сидела в седле и держала поводья гувлов, в сторонке от группы халгатийцев.
        - Ну вот, еще двое… - бросил вслед кто-то из аристократов.
        Обулеевские погреба не были погребами в полном смысле этого слова: залы, где хранились бочки и большие керамические сосуды с вином, находились выше уровня почвы, дабы избежать сезонного затопления. Здание пронизывал просторный темный коридор с бревенчатыми стенами, изрезанными грубоватым орнаментом - везде одни и те же листья и плоды, незнакомые панадарцам. Возможно, здешний аналог винограда. Подвешенные на крюках лампы из мутного стекла не горели. Все боковые двери были выбиты, в воздухе плавал густой винный аромат. В одном из помещений кто-то шумно возился.
        - Стой здесь и следи за входом, - велел Шертон. - Если появятся люди - крикни.
        - Крикнуть? - растерянно вертя головой, переспросил Лаймо.
        - Да. Я не хочу, чтоб кто-нибудь услыхал, как мы с Нэрренират дружески беседуем.
        Лаймо понятливо закивал. Из коридора, сквозь проем входа, хорошо просматривалась часть площади, что-то обсуждающие меж собой халгатийцы (наверно, заключали пари: как скоро засевшее в погребе чудовище вышвырнет новых смельчаков?), одинокая фигурка Роми в надвинутой на лицо шляпе. А Шертон свернул в тот зал, где шумели.
        Тут было светлее, чем в коридоре: свет падал сквозь пыльные оконца, забранные позеленевшими медными решетками. Опрокинутые бочки. Раздавленная шляпа. Кучи битых черепков. Обломок меча. Лужи темного вина. В одной луже валялся кинжал с богато украшенной рукояткой. Посреди этого хаоса сидела великая богиня Нэрренират и шумно лакала хмельной напиток, до половины погрузив голову в бочку. Ее хвост, протянувшийся по полу, подрагивал от наслаждения.
        - Может, хватит, великая? - с минуту выждав, спросил Шертон.
        - М-м?.. - Богиня выпростала морду из бочки. - А, это ты… Хочешь выпить?
        - Не хочу.
        - Зря. Это нечто воистину бесподобное!
        - Великая, нам пора убираться отсюда. Ты способна держаться на ногах?
        - Проверим… - Нэрренират нетвердо встала, давя черепки. - Смотри-ка, до сих пор способна! Хочу упиться вдрызг, чтоб не ходить, а ползать…
        - Как же ты унесешь отсюда ноги, если не сможешь ходить? Боюсь, горожане недовольны тем, что ты натворила. Тебя убьют.
        - Ха, пусть рискнут! - Она агрессивно дернула хвостом. Шип пробил оказавшуюся на пути бочку, из отверстия ударила темно-бордовая струя. - Погоди, вот этого я еще не пробовала…
        Распластавшись на полу, богиня сунула голову под струю и жадно разинула пасть.
        - Похоже на карсанское, - сообщила она невнятно, когда поток иссяк. - Но крепче… Значительно крепче…
        - Вставай и пошли отсюда, - теряя терпение, потребовал Шертон. - Твое счастье, что у короля нет солдат. Может, и сумеем удрать… Пошли!
        - Вспомни, кто перед тобой, смертный! Я великая богиня, я пр-р-ротрезвею, когда сама пожелаю… А пока буду пить и пить…
        Она подхватила щупальцами глиняный сосуд, с размаху треснув о стенку, отбила горлышко и опрокинула содержимое в рот. Часть вина пролилась на пол.
        - Сначала напьюсь, как последняя пьянь в Нижнем Городе, а потом мигом протрезвею… Не в первый раз…
        Пожав плечами, Шертон вышел в коридор. Лаймо боязливо переминался с ноги на ногу там, где его оставили.
        - Никто сюда не заглядывал, - торопливо отрапортовал он. - Что мы теперь будем делать?
        - Ничего. Я пытался образумить ее, но не добился успеха.
        - Богиня сказала, что протрезвеет, когда захочет… Я слыхал, она громко говорила!
        - Не протрезвеет она. - Шертон поморщился. - Здесь, в мире-ловушке, у нее нет божественных способностей, в том числе способности трезветь по собственному желанию. Вот этого она не учла. Идем.
        В тронном зале шел прием. Королева Лусилла произносила пространную речь, перескакивая с одного на другое (она заботится о своих подданных, как добрая няня о детишках, а те проявляют неблагодарность, чем весьма ее огорчают; камин в Ореховом зале опять дымит, ответственных за это слуг надобно высечь; а нового урсабийского посла, когда тот приедет, немедля взять под надзор, ибо все послы - шпионы; при дворе нет ни одной мало-мальски красивой дамы или девицы, все уродины, и шарма никакого, не то что в былые времена; надлежит вчетверо увеличить налоги, ибо сейчас мало с кого удается взять налог, и посему те, кто все-таки платит, пускай платят за остальных; вчера кто-то сдвинул к левой стене ковровую дорожку в галерее Размышлений на третьем этаже, а дорожка должна лежать посередке, и тот, кто ее сдвинул, изрядно испортил королеве настроение; после того как она, Лусилла, уйдет по воле богов на небеса, подданные поймут, кого потеряли, и оценят ее редкостную доброту и справедливость), когда дверные створки распахнулись и ворвался запыхавшийся молодой придворный.
        - Ваши величества, адский черный зверь в городе!
        Первым опомнился духовник Лусиллы:
        - Не адский, а просто зверь! Вы впадаете в преступную ересь, молодой человек!
        - Да, никакой не адский! - подхватил скандальным тоном слегка подвыпивший Актарей. - Я вчера декрет подписал!
        - Простите за обмолвку, ваши величества, святой отец, - не растерялся придворный, - но сие животное слоняется по улицам! В городе паника. Убить его невозможно: отменно прочная шкура.
        На последующие полтора часа тронный зал превратился в штаб по борьбе с негаданно нагрянувшим бедствием. Сюда набивалось все больше народа, Лусилла и Актарей наперебой отдавали противоречивые приказы, которые никто не спешил выполнять. Молодая королева Нилония сидела на троне, как статуя, ее напудренное личико испуганно морщилось. Множество людей говорило одновременно. Вместе с новоприбывшими то и дело поступала информация о том, на какой улице зверя в последний раз видели. Потом примчался встрепанный стражник, где-то потерявший свой шлем, бухнулся на колени и крикнул:
        - Ваши величества, беда! Адский черный зверь забрался в винные погреба на Хмельной площади!
        - Не адский! - запротестовал охрипший священник, уже уставший всех одергивать.
        Шикнув на попытавшегося заговорить Актарея, Лусилла спросила:
        - Что он там делает?
        - Пьет, ваше величество!
        Одного из придворных отправили разведать на месте, что происходит. Вернувшись через час, кавалер сообщил, что зверь «упился, как загулявший купчина», и ныне спит. А вот знаменитой на весь просвещенный мир халгатийской коллекции вин больше нет. Проклятая скотина все выжрала, а что не выжрала, то по полу разлила. Эта весть повергла собравшихся в скорбное молчание, прерванное Актареем:
        - Ну что ж… Пока животное спит, надо его убить! Одной заботой меньше.
        Одуревший от бессонных ночей Титус мысленно поддержал монарха, однако тут заговорил Малевот:
        - Прошу прощения, ваше величество! Если позволите мне скромно высказать мои соображения…
        - Говорите, - разрешил король.
        - Я был советчиком покойного батюшки вашей супруги, ваше величество, у меня большой опыт, и он подсказывает, что надлежит позаботиться не только о сегодняшней пользе, но также о пользе завтрашней и послезавтрашней. У нас нет армии, между тем как назревает война с Урсабой, Либной и прочими… Что мы можем противопоставить захватчикам? - Министр сделал паузу. - Зверя! Ежели кого-то или что-то можно использовать - надо использовать! Умертвить зверя недолго: он сейчас беспомощен, как младенец. Но если мы посадим его в надежное место и продемонстрируем урсабийскому послу… и пригрозим выпустить против вражеских отрядов… Это произведет впечатление, не так ли? Егеря утверждают, что животное дрессированное. Стало быть, мы его приручим и будем использовать против врагов Халгаты! - Понизив голос, он еле слышно добавил: - А возможно, и против взбунтовавшейся черни. Убить такое полезное животное будет некоторой ошибкой, ваше величество.
        Король с сомнением скривил рот, но вмешалась Лусилла:
        - Конечно, я его приручу! Меня все любят. Правильно придумал, Малевот. - Она наградила поклонившегося министра милостивой улыбкой. - Коллекция вин пропала, так будет у нас теперь взамен одной достопримечательности другая! Только где ж мы будем его держать?
        - В королевском зверинце, в Обсидиановой яме, ваше величество. Она ведь пустует, с тех пор как сдох горный змей короля Лугея. Стоит поторопиться и перевезти туда животное, покуда оно не очнулось.
        - Устрой это, Малевот.
        Снова поклонившись, министр оглянулся, высматривая в толпе Титуса.
        - Пошли, смиренный брат. Поможете мне организовать людей.
        Лакированные придворные туфли, в которых полагалось являться на официальные приемы в тронный зал, натирали Титусу ноги, и он на минутку забежал к себе - сменить их на панадарские ботинки. Сасхан, окончательно расклеившийся, забился под кровать и скулил, моля богов о пощаде: он был уверен, что адский зверь пришел за ним. У афария не было времени утешать названого брата. Переобувшись, он помчался во двор, где Малевот отдавал приказы, собирая людей для транспортировки животного в зверинец.
        Наступил вечер, улицы Суамы превратились в недружелюбно-темные сырые ущелья, ибо почти все фонари в городе были побиты чернью. Из винного погреба зверя вытащили при свете факелов. Тащили волоком, опутав цепями лапы и хвост: три десятка человек, оскальзываясь в винных лужах, тянут за цепи, еще десяток толкает с другой стороны. Малевот подобрал для этой работы самых здоровых, но даже те еле справились. По совету Титуса на ступени положили доски, устроив импровизированный пандус - по нему животное спустили на грузовую подводу, запряженную дюжиной ломовых гувлов. С тяжелым скрипом подвода тронулась. Над площадью, на мостиках, радостно визжали невидимые в темноте зильды.
        К Малевоту и Титусу нерешительно подошел расстроенный смотритель Королевских погребов.
        - Насколько велик ущерб? - устало осведомился министр.
        - Ваше сиятельство, это что-то невообразимое! Я был внутри… Чертова бестия превратила винный погреб в свинарник! Ее бы за это палками, палками…
        - Это животное - достояние государства, - оборвал его Малевот и сделал знак глашатаю: - Зачитай королевский декрет!
        Декрет объявлял зверя королевской собственностью и охраняемой законом достопримечательностью суамского королевского зверинца.
        - А можно мне копию документа? - подавив зевок, шепотом попросил афарий.
        - Отчего же нет, смиренный брат, - слегка удивившись, согласился министр. - Обратитесь к Эгвуру, он распорядится.
        Титус хотел показать декрет Сасхану, чтобы тот наконец успокоился и дал ему выспаться.
        - Что ж, теперь нам есть кого использовать… - с удовлетворением пробормотал Малевот.
        В волнующейся толпе, озаренной скользящим сиянием факелов, афарий заметил Арсения Шертона. Человек с жестким, иссеченным шрамами лицом (шрамы, однако, его не уродовали - ему повезло больше, чем Титусу!), с мечом за спиной, длинные темные волосы стянуты в хвост на затылке. Около него двое мальчишек. В одном Титус признал типичного медолийца, второго не смог толком рассмотреть - воротник халгатийской охотничьей куртки поднят, шляпа надвинута по самые брови. Быть может, этот мальчик тоже отмечен дланью разгневанного божества? Сам Титус глядел на толпу из-под опущенного капюшона: панадарцы не должны узнать в нем афария. Он больше не человек Ордена. Его место здесь, в Халгате.
        Глава 10
        За углом, возле крыльца разгромленной лавки, полуголые нетрезвые парни примеряли богатую одежку из хорошего сукна, парчи и тонко выделанной кожи, сбросив свое рванье прямо на мостовую. Тут же, в жидкой грязи, валялись выкинутые из окон оловянные плошки, пестро расписанные дамские веера, ленты, россыпь стеклянных пуговиц. А под крыльцом соседнего дома притаился зильд - и поживиться охота, и получить пинка боязно. Его рыжеватые, заостренные на концах уши возбужденно подрагивали. Наконец он решился: выпрыгнул из укрытия, разбрызгав грязь, цапнул половинку разорванного веера и был таков.
        Когда Шертон поравнялся с крыльцом, парни перестали разбираться с обновками и вперили в него воинственные осоловелые взгляды. Никто, однако, не раскрыл рта. Он прошел мимо и лишь потом услыхал позади невнятный обмен мнениями относительно своей личности: мол, если б этот благородный из дальних краев, так его разэтак, к нам сунулся, он бы узнал, с кем имеет дело!
        Надо покинуть Суаму до того, как ситуация ухудшится. Или улучшится. Во втором случае здешние власти, взяв обстановку под контроль, захотят выяснить, откуда прибыли странные чужаки, что за дела у них с Бирвотом-чернокнижником да для какой цели им понадобилась грузовая подвода повышенной прочности. Для перевозки экипажа, спрятанного на болоте? Мы должны его осмотреть… Очень интересно! Вот приказ короля о конфискации экипажа, а вот приказ об аресте.
        Второй вариант маловероятен: непохоже, чтобы халгатийские власти сумели быстро справиться с беспорядками, - тут мнения Шертона и Бирвота совпадали. Но и первый никакой радости не сулит. Шертон был очевидцем нескольких народных бунтов. Люди на некоторое время теряют разум, превращаются в слепую, нерассуждающую стихию. Про себя Шертон знал, что уцелеет где угодно. Другое дело - Роми и Лаймо. Девочка из идонийского торгового клана и привыкший к бумажной работе налоговый чиновник даже близко не сойдут за представителей местного простонародья. Значит, эта стихия их раздавит. Она имеет обыкновение давить все мало-мальски чужеродное.
        Чтобы ускорить дело с подводой, Шертон, по совету Бирвота, дал взятки старшинам цеха плотников и цеха каретников. Здесь это называлось «даром от чистого сердца одного нуждающегося другому нуждающемуся». Сейчас он возвращался от старшины каретников, мимо закрытых от греха лавок, мимо пустого на три четверти рынка с обгорелыми прилавками, мимо скромных дворцов из неоштукатуренного кирпича (листы фанеры, заменившие разбитые стекла в окнах, придавали им и вовсе неказистый вид), мимо королевского зверинца, обнесенного заплесневелой кирпичной стеной.
        За оградой протяжно, свирепо ревели. Шертон узнал этот голос. Неудивительно, что Нэрренират пребывает в мерзком настроении: проснуться в клетке - приятного мало… А если вспомнить, сколько она вчера выпила, каковы же должны быть муки похмелья!
        Вряд ли цепи и решетки удержат надолго великую богиню. Рано или поздно выберется… Будь Шертон один, без ребят, он бы помог ей, но ему уже до скрежета зубовного надоели порождаемые ее присутствием проблемы. Не скажешь заранее, что она выкинет через час либо завтра. Или опять начнет приставать к Роми, или все-таки сожрет Лаймодия, а Шертон несет ответственность за своих учеников.
        Пусть пока посидит в клетке. К тому времени, как она сумеет освободиться, их будут разделять сотни миль… а может, и магический барьер, отгораживающий Облачный мир от междумирья.
        И Шертон прошел мимо. Редкие встречные, заслышав рев, тревожно косились в сторону ограды, ускоряли шаги.
        Вскоре Шертону пришлось отступить к стене, пропуская кавалькаду: сверкающие лаком и позолотой кареты, придворные кавалеры верхом на породистых гувлах, бегущие рысцой пешие слуги. Они свернули в переулок, который вел к зверинцу. Отправились посмотреть на чудовище… Шертон узнал среди них афария: по форменным ботинкам патрульного, на толстой подошве, с заклепками и шнуровкой. Титус был одет как халгатийцы и кутался в темный плащ с капюшоном - а под капюшоном лицо обтянуто чем-то вроде сетчатой маски, - но расстаться с удобной панадарской обувью не захотел.
        Аристократический центр сменили районы, заселенные небогатыми обывателями. Брусчатку местами скрывал слой грязи, толстый, как масло на хорошем бутерброде. Улицы то распрямлялись, то начинали загибаться и выписывать петли.
        Пустырь с домом Бирвота за минувшие дни превратился в помойку: жители окрестных улиц тащили сюда отбросы, выражая таким образом свое негативное отношение к чернокнижнику. Вероятно, по наущению святых отцов. Магу на это было наплевать. Он сказал, что такое случалось и раньше, тогда он одним махом уничтожал мусор - и напуганные черным колдовством соседи на некоторое время отставали. А теперь не дождутся. Скоро он отсюда уедет, и пусть сами убирают.
        Сейчас он сортировал вещи, готовясь к путешествию. В доме господствовал хаос.
        - Вот это нужное… - бормотал Бирвот, повертев в пальцах высушенную змеиную голову, и бросал в дорожный мешок. - А вот этого не надо, не пригодится… - Расшитый стеклярусом тапок летел в кучу отвергнутых предметов в углу. - Так, отними-тяжесть, это скоро понадобится… - Комок невесомого черного пуха был бережно запакован в замшевый мешочек. - Связующее Сердце тоже возьмем…
        Не желая мешать, гости смирно сидели в углу большой комнаты с камином (язык не поворачивался назвать ее гостиной), но тут Шертон заинтересовался:
        - Связующее Сердце? Можно взглянуть?
        Ничего особо интересного. Кусок застывшего стеклянистого вещества, бурого, с кровавыми прожилками. Формой он и правда напоминал сердце. Не стилизованное, настоящее. И ни разу не был в употреблении, ибо, если верить древним источникам, после употребления Связующее Сердце исчезает.
        Не будучи магом, Шертон обладал определенными познаниями в этой области. Достаточными, чтоб отметить: едва ли не все используемые для колдовства предметы из арсенала Бирвота неизвестны в Панадаре. Или, по крайней мере, широко не известны (Шертон все же не забывал о том, что он не профессионал). Сохранят ли они свои свойства за пределами Облачного мира? И останется ли Бирвот магом, покинув родное измерение? Этого не знал никто, в том числе сам Бирвот.
        Но о Связующем Сердце Шертон слыхал. Именно так оно должно выглядеть. Значит, все же существуют магические артефакты, чьи свойства во всех без исключения мирах остаются неизменными.
        - Я читала, что оно, то есть они, старше нашей Вселенной, - вытянув шею, чтобы получше рассмотреть стеклянистый комок, шепотом сказала Роми. - И еще, что человек под заклятьем Связующего Сердца навсегда сохраняет память о той жизни, когда заклятье было наложено.
        - Не память, - заталкивая сердце в другой мешочек, буркнул Бирвот. - Способность узнавать. Заклятье Связующего Сердца можно наложить на двух, трех человек… до пяти-семи, тут разные источники друг другу противоречат. И существа, подвергшиеся ему, узнают друг друга, встретившись через много рождений, хотя память, как таковую, не сохранят.
        - А как тогда узнают? - заинтересовался Лаймо.
        - Очевидно, человек просто почувствует, что вот это - его любимая… или, наоборот, смертельный враг. Смотря какие чувства связывали их на момент наложения заклятья. Давайте-ка не мешайте! Вы ученики воина, а не ученики мага!
        Осадив зарвавшихся учеников, Бирвот повернулся к Шертону:
        - У вас оно тоже известно?
        - Известно. Видимо, кое-какие ниточки все же соединяют Облачный мир с остальной Вселенной.
        Это открытие всех обрадовало. Даже маг подобрел и продолжил сортировку своего разнородного имущества с большим энтузиазмом.
        Идеально гладкие стены из красновато-коричневого вулканического стекла замыкали в круг каменную площадку около двадцати ярдов в поперечнике. Ее устилала солома, посередине стояла бадья с водой. Новый обитатель Обсидиановой ямы лежал, растянувшись на полу, не реагируя на окрики столпившихся наверху придворных.
        - Зверек, скажи что-нибудь! - настаивала рассерженная королева Лусилла. - Скажи человеческим языком! Вредничает… Киньте в него камень! Раз оно дрессированное, оно должно уметь проявлять почтение!
        Теперь, когда зверь сидел в яме, в него можно было швырять камни, не страшась последствий. На высоте восемнадцати футов от пола колодец перекрывала первая решетка, к которой были прикреплены остриями вниз длинные, до бритвенной остроты заточенные трехгранные лезвия. В пяти футах выше находилась вторая решетка, к ней была привязана веревочная лестница, сейчас свернутая. Сбоку ворот, на него намотан канат с ржавым крюком. Яму окружал полированный каменный бортик, через который перегибались, глазея на зверя, халгатийские царедворцы.
        Ячейки обеих решеток были достаточно велики, чтобы хорошенько рассмотреть пленника. Или протолкнуть свиную тушу, или спустить бадью, или пропустить работника, которого приставили убирать за чудовищем (услыхав об этом от смотрителя зверинца, бедняга решил, что дни его сочтены, но перечить господину начальнику не посмел). Для зверя ячейки мелковаты, не пролезет. А попробует расшатать нижнюю решетку - напорется на лезвия.
        Обсидиановую яму устроили триста с лишним лет назад при короле Лугее, когда в Голых горах, что в левой-от-холода стороне, изловили горного змея - тварюгу из тех, что планируют с круч на веерообразно растопыренных кожистых крыльях. Заодно выяснили, что летать, как птица, горный змей на самом деле не умеет, только плавно скользит сверху вниз по воздуху.
        Над жилищем для змея потрудились придворные маги (должность, упраздненная в Халгате сто восемьдесят два года назад, когда возросло влияние церкви Истинных Богов), так что оно отличалось особой надежностью. Подох горный змей не так давно, при прежнем короле, и то не от старости, а от ожирения и сердечной недостаточности. С той поры Обсидиановая яма пустовала.
        Придворные оживленно обменивались впечатлениями. Кто-то из кавалеров послал слугу за булыжником, а потом, повинуясь раздраженному кивку королевы, запустил в животное. Камень ударился о чешуйчатый бок, отскочил. Задрав морду, зверь угрюмо поглядел на людей и выругался.
        Дамы сконфуженно отпрянули от бортика, кавалеры заволновались.
        - Оно само не ведает, что говорит! - ахнула королева Лусилла. - Нехороший хозяин научил его нехорошим словам, а мы его перевоспитаем и научим хорошим словам. Зверек, повторяй за мной: ваше величество, дайте конфетку!
        Зверь опять непотребно выругался. Видимо, его прежний хозяин был большим докой по этой части. На лице Лусиллы проступил сквозь слой пудры пунцовый румянец, она потребовала еще камней. Часть придворных присоединилась к своей королеве, другие отошли в сторону, сгруппировавшись вокруг Актарея. В их числе Титус и Малевот. Голову Титуса обтягивала темная сетчатая маска, подарок министра (намереваясь использовать смиренного брата, тот проявлял заботу о его имидже) - она неплохо маскировала страшный рубец, и афарий откинул капюшон без боязни кого-либо шокировать.
        В группке перебрасывались ничего не значащими репликами, Актарей молчал. Титус знал: назревает покушение на королеву Лусиллу, и министр благоуправления - участник заговора. Нет, Малевот не делился с ним своими планами, ни слова не проронил, но Титус был достаточно искушенным афарием, чтобы вычислить происходящее по пустячным деталям, по отголоскам отголосков. Он боялся не успеть. Актарей и Малевот не должны опередить его.
        У Халгаты до сих пор нет армии - и не потому, что рекрутов негде взять, а из-за истерически-хаотичного руководства Лусиллы, которая отменяет все приказы Актарея, а сама отдает приказы взаимно противоречивые, вроде бы направленные, каждый по отдельности, на стабилизацию, но в сумме усиливающие замешательство и разброд в королевстве. Актарей неумен и безволен. Лусилла неумна и обладает несокрушимым истерическим напором, умеет подчинять людей. Пока она жива, король будет фигурой второго плана. После ее кончины Актарей, следуя советам практичного прохвоста Малевота, восстановит вооруженные силы, худо-бедно наведет в стране порядок - и тогда на благих планах Титуса можно будет поставить жирный разлапистый крест. Он обязан успеть раньше.
        Афария оторвали от размышлений вскрики дам и негодующие возгласы кавалеров. Что-то несильно стукнуло его по макушке. Зильды! Они наблюдали за представлением, устроившись в проемах деревянного купола, накрывающего зверинец. Оценив новую игру, они начали, подражая Лусилле, с восторженными взвизгами швырять камешки и голубиные яйца в черного зверя, а заодно и в разряженных царедворцев. Работники зверинца махали на них метлами, но длинноухие пройдохи понимали, что метлами их на такой верхотуре не достанешь.
        Провожаемая ликующими воплями зильдов, королевская семья со свитой бежала из зверинца, не задерживаясь ни возле клеток с животными, ни около бассейнов с крупными, как тыквы, декоративными улитками. Наружу! За воротами все перевели дух: поскольку аристократический центр находился на холме и не подвергался затоплению в сезон ливней, здесь не было, как в остальных районах Суамы, переброшенных с крыши на крышу мостиков - и зильды не могли продолжить преследование.
        Смотритель выскочил следом, кланяясь, теребя форменную шапочку.
        - Это дурно воспитанная тварь! - высоким голосом крикнула королева Лусилла, уже поставившая ногу на резную подножку кареты. Ее напудренную прическу обезобразил растекшийся яичный желток, двойной подбородок гневно колыхался. - Не давать ему лакомств! Одной свининой кормите, пока оно не поймет, как надо себя вести! И чтоб наказали кнутом, а после во дворец доложишь! Королева оказала ему милость, а оно меня вон как отблагодарило!
        Побледневший смотритель опустился на колени - так проще, чем стоять на обмякших, мелко дрожащих ногах. Для того чтобы побить зверя кнутом, надо спуститься к нему в яму, а это прямая дорожка на тот свет… Известно ведь, что сей черный зверь не только свиней пожирает!
        Придворные на смотрителя не обращали внимания. Кавалькада тронулась. Титус, верхом на гувле, ехал в хвосте и размышлял. У него очень, очень мало времени…
        Неслыханно униженный и оскорбленный Сасхан Живодер метался по скромно обставленным, даром что дворцовым, покоям, где проживал вместе с пришлым монахом, и успокоиться не мог. То ему хотелось хорошенько оттаскать самого себя за бороду, то возникало желание выйти отсюда - и всех подряд душить, душить, душить…
        Обыкновенное животное! Приблудная дрессированная тварь, завезенная в холодные края из стороны зноя! А он-то убоялся адской кары, он-то вывернул душу наизнанку и распустил сопли перед людишками, которые его грязного ногтя не стоят, которых он привык давить, как козявок… Он, гроза халгатийских дорог, больших и малых! Он сызмальства не работал на хозяина, не выклянчивал куска - только отнимал, а теперь, из-за паршивой неразумной скотины, числится на жалованье при королевском дворе… Докатился. От непереносимого стыда Сасхан зажмурился.
        Нет никакого ада. И на заоблачных небесах нет богов. Сасхан вдруг понял: больше с него никакого спроса, никто его не остановит, никто ему не указ. Можно делать все, чего душа разбойничья пожелает.
        За спиной со скрипом отворилась дверь, однако на сей раз он не вздрогнул, как бывало раньше. Монах вернулся. Содрал с лица и бросил на стол маску, пригладил всклокоченные пшеничные волосы. Уселся, сгорбившись, на табурет с резными ножками. Он выглядел насупленным, сосредоточенным.
        Посматривая на него искоса, Живодер ощущал знакомый зуд в руках. Ежели свернуть ему сейчас шею… Так свернуть, чтобы помучился напоследок. Ибо он был свидетелем унижения Сасхана, побуждал его ползать на коленях и вымаливать прощение у недоброго мира. А с другой стороны - заступник сердобольный, жалел, утешал по ночам, как несмышленыша… Сасхана раздирали равные друг другу по силе противоречивые чувства. Он уже почти принял компромиссное решение - удавить монаха и после вволю поплакать над остывающим трупом, - когда Титус, ведать не ведавший, какая опасность над ним нависла, негромко сказал:
        - Сасхан, я и ты - мы должны захватить власть в этой стране! И побыстрее, пока не стало поздно!
        Живодер, который начал подкрадываться к нему сзади, хищно скрючив растопыренные пальцы, замер на месте.
        - А?..
        - Ты никогда не думал о том, что власть должна принадлежать народным низам? - Титус повернулся к собеседнику, успевшему опустить руки и принять вполне невинный вид.
        - Как это, брат?
        - Королевская власть в Халгате болтается на ниточке. Мы эту ниточку оборвем! В Суаме много нищих. Если я добьюсь, чтоб им выдали оружие из королевских арсеналов, никто не сможет противостоять нам. Я придумал, как этого добиться, но кто-то должен организовать и повести за собой нищие массы… Я тут чужой человек, а ты - свой, тебя народ знает. Тебя послушают. Надо все подготовить, и притом в ближайшие дни! Иначе мы упустим момент. А если нам удастся осуществить переворот, мы создадим новое общество, в котором не будет неравенства и засилья богачей. Я все это не сгоряча, я много над этим думал и считаю, что управлять страной должны обездоленные. Например, такие, как ты…
        Сасхан моргал опухшими от бессонных ночей веками, вникая в сказанное. Потом широко ухмыльнулся. Власть?.. Над всей Халгатой?.. Затея Титуса пришлась ему весьма по душе!
        Пасмурным (а по-другому здесь и не бывает) утром Шертон вместе с учениками и Бирвотом покинул Суаму. Следом катила порожняя грузовая подвода, запряженная шестеркой гувлов. Сидевший на козлах возница нанялся до «теплой» - иными словами, южной - границы Халгаты. Родом он был оттуда, находился в услужении у столичного дворянина и воспользовался случаем сбежать от хозяина.
        Около деревни Дурные Грибы группа свернула с каменного тракта на проселок. Бирвот, ехавший впереди, сыпал на раскисшую грязь искристый серый порошок, бормоча заклинания, и колеса не вязли, а рытвин с водой будто и вовсе не было.
        Потом свернули на свежую гать, которую только вчера закончили прокладывать нанятые Шертоном работники, кратчайший путь до болота, где спрятана панадарская машина.
        Вначале халгатийцы ни в какую не соглашались взяться за это дело: грешно служить чернокнижникам, мало ли что получится, так недолго и душу погубить, да и святые отцы не велят. Тогда Шертон пошел к святым отцам. Прорвавшись к Верховному Иерарху церкви Истинных Богов, он повел разговор сугубо по-деловому: его святейшество хочет, чтобы Бирвот-чернокнижник, с которым никто не может сладить, навсегда убрался из Халгаты? Отлично. Тогда пусть священники потолкуют с рабочими. Как только он, Шертон, заберет с болота кое-какое свое имущество, он отсюда уедет и Бирвота с собой прихватит. А нет, так непокорный маг останется в Суаме, чтобы и дальше мозолить глаза святым отцам.
        Будто бы невзначай Шертон выложил на стол мешочек с серебряными халгатийскими пожелями. Старый Иерарх пожевал губами, взвешивая аргументы собеседника, бросил быстрый взгляд на приношение и сказал, что рабочим разъяснят их заблуждение. А Шертон возблагодарил Создателя за то, что попал на практичного человека, а не на фанатика.
        Видимо, суамским церковникам очень хотелось избавиться от Бирвота, потому что после разъяснительной беседы работники трудились споро, на совесть. Тем более что Шертон пообещал им надбавку за скорость.
        Гать тянулась через унылые топи с ярко-желтым мхом и чахлой зеленью, подвода легко скользила, едва касаясь колесами ачанховых бревен. Струхнувший возница шепотом молился, но его молитвы не имели большой силы, поскольку Бирвотову колдовству не мешали.
        По прибытии на место парень, повинуясь приказу Шертона, развернул подводу, а Роми и Лаймо освободили машину от наваленных для маскировки веток.
        Порывшись в одном из своих мешков, Бирвот вытащил пушистый черный комок - отними-тяжесть. Потом взял с подводы плоский камень размером с большую книгу и долго бродил с ним по поляне, придирчиво выбирая место. Наконец выбрал. После этого он, держа комок пуха в сложенных лодочкой ладонях, трижды обошел вокруг машины против часовой стрелки, вернулся к камню, осторожно водрузил на него комок и что-то произнес нараспев.
        Сразу вслед за этим камень начал вдавливаться в почву, словно под сильным нажимом.
        - Грузите экипаж, - распорядился маг. - Он потерял тяжесть, вчетвером управитесь.
        Не вчетвером, а втроем, ибо напуганный беззаконной волшбой возница спрятался в кустарнике и вылезать оттуда ни в какую не хотел.
        Шертон, Роми и Лаймо легко подняли машину, как будто она была сделана из громадного куска пемзы. Перенесли, поставили на подводу. Отступив, Шертон поглядел и передвинул почти невесомую махину на несколько дюймов вбок, чтобы промежутки между корпусом и бортами подводы справа и слева были одинаковы.
        Бирвот опять пропел заклинание, взял отними-тяжесть и трижды обошел вокруг подводы по часовой стрелке. Заскрипели доски, подвода слегка просела. Машину накрыли большим куском парусины. Маг бережно упаковал пушистый комок, а Лаймодия послал за камнем-подставкой. Шертон выманил из кустов возницу, припугнув болотной нежитью, и группа двинулась в обратном направлении. На поляне осталась ямка футовой глубины, понемногу заполняемая сочащейся из земли жижей.
        Они вернулись на тракт тем же путем - сначала по гати, потом по проселку. Благодаря магическому порошку Бирвота подвода не завязла. Там, где проселок подходил к тракту, проложенному по рукотворной насыпи, гувлы с некоторой натугой одолели пологий подъем, и вот, наконец, все позади, впереди только ватный горизонт Облачного мира.
        Панадарцы с жадным интересом всматривались в окутанную туманом нечеткую даль. Им предстояло долгое путешествие, а с Суамой, больше похожей на захолустный городишко, чем на столицу государства, они мысленно распрощались навсегда. Об участи Нэрренират никто из них не сожалел.
        Предъявленные Титусом доказательства скорого покушения заставили королеву Лусиллу в течение получаса произносить яростные, перемежаемые рыданиями речи о людской неблагодарности и расплате за доброту.
        Они уединились в ее личных покоях, в будуаре, убранном гирляндами вырезанных из дерева позолоченных фигурок. Такие же, но попроще, без позолоты, Титус видел в домах у халгатийских крестьян - изображения добрых духов, приносящих удачу.
        - У всех черные сердца… - всхлипывала Лусилла. - У всех…
        - Не у всех, ваше величество, - улучив момент, возразил Титус. - Среди ваших подданных есть такие, на кого можно положиться. Дайте им оружие - и они защитят вас от интриганов, докажут вам свою преданность!
        Он откровенно лгал - и это была святая ложь ради социальных перемен, ради светлого будущего для всех рожденных в нищете халгатийцев.
        - Надо же, урод, а порядочный… - высморкавшись, пробормотала королева и похлопала Титуса по руке пухлой дрожащей дланью.
        Ему было неприятно ее прикосновение. С рассчитанным напором он продолжил:
        - Те, о ком я говорю, - это нищий люд Суамы. Нищие искренне любят вас, ваше величество, они вас в обиду не дадут! Они не настолько испорчены, как ваши дворяне или жадные торговцы. Они по-детски бесхитростны, простодушны, честны, они знают, что такое милосердие и благодарность! Смотрите, я все подготовил. - Он развернул пергаментный свиток (письменность Облачного мира отличалась от панадарской, но афарий за истекшее время ее освоил). - Это приказ о раздаче сформированным из городской бедноты отрядам оружия из королевских арсеналов. Подпишите его - и можете больше не бояться придворных заговорщиков! Руководство и контроль я обеспечу.
        Еще раз высморкавшись, королева скользнула по тексту расфокусированным от слез взглядом и потянулась за гусиным пером в золотой чернильнице.
        Глава 11
        Раскинув во все стороны тонкие паучьи ножки - суставчатые, голенастые, неодинаковой длины, - лучевик слегка покачивался, испуская мертвенное голубоватое мерцание. Светились его многочисленные изломанные конечности, светилось небольшое туловище, почти полностью ими перечеркнутое. Казалось, он не стоит на невидимой земле, среди слившегося с тьмой кустарника, а висит в непроглядной ватной пустоте. Приблизиться он не пытался, его отпугивал не до конца погасший костер, а также обереги, разложенные Бирвотом вдоль границы магического круга. Но и не уходил: рядом находилась вожделенная пища - живые существа, из которых можно высосать энергию.
        - Ближе не подойдет, - заверил маг. - Давайте спать.
        Остальным не спалось: они еще не привыкли устраиваться на ночлег бок о бок с агрессивно настроенной нежитью Облачного мира, пусть даже и под защитой. Раньше нежить их не донимала, так как старалась держаться подальше от Нэрренират (все трое нехотя признали, что общество богини имело свои хорошие стороны).
        - Тут как в Нижнем Городе после полуночи, - прошептал Лаймо. - Тоже всякое вылазит и норовит до тебя добраться… Я тридцать две ноги насчитал, но их, по-моему, больше. А помните того дохлого лучевика, которого Нэрренират принесла? Такой серый, жесткий, совсем как высохший куст… Даже не подумаешь, что по ночам светится!
        - Где вы видели дохлого лучевика? - приподнял голову задремавший было Бирвот.
        - Дело в том, что у нас был еще один спутник, неуязвимый для воздействия нежити, - объяснил Шертон. - Вернее, спутница. Однажды она задавила такую тварь и притащила показать нам.
        - А почему она не с нами? - удивился маг.
        - Потому что угодила по пьянке в королевский зверинец.
        - Черный зверь?! Так это ваше животное? Вы привезли его с собой?
        - Это не животное, а божество, - возразил Шертон. - Попав в Облачный мир, она утратила свои божественные способности.
        - И мы ее сюда не привозили, она сама за нами увязалась, - добавила Роми.
        - Пожалуй, я мог бы вызволить ваше божество из Обсидиановой ямы… - произнес маг с раздумьем. - С вашей помощью, Шертон.
        - Лучше не надо, господин Бирвот, - испугался Лаймо. - Все мы чтим великую богиню, но она запросто может кого-нибудь из нас съесть, если проголодается.
        - И еще она сексуальная маньячка, - буркнула Роми.
        - В общем, сама выберется, - подвел итог Шертон. - Надеюсь, теперь до нее дойдет, что пить надо в меру.
        - Непохоже, чтобы вы ее чтили… - пробормотал Бирвот. - Что ж, боги, демоны и духи - опасные партнеры, с ними надо поосторожней.
        - А в дома нежить не проникает? - спросила Роми, ближе придвинувшись к костру.
        - Все наши дома построены с применением магии. Есть несколько древних обрядов, которые обеспечивают защиту. Святые отцы объявили, что правилен только их способ, ибо дарован богами, но на самом деле это все та же магия, не лучше, не хуже других вариантов.
        - Как у нас, - отозвался Лаймо. - Я хочу сказать: у нас тоже используют магию, когда строят, и, пока охранное заклятье не разрушено, нежить в дом не заберется. А здесь…
        - Хватит, - оборвал маг. - Я хочу выспаться.
        Когда облака начали наполняться светом, лучевик померк и исчез в седом влажном сумраке. Забился в свою потайную нору до новой ночи.
        Они уже миновали границу и двигались по территории Урсабы. Возница остался в своем городке, другого пока не наняли, и подводой правили по очереди, сменяя друг друга.
        Местность вздыбилась холмами, то глинистыми, голыми и склизкими, то лесистыми, а в ложбинах меж ними притаились болотца, накрытые шапками тумана. Дорога, кое-как вымощенная разбитыми каменными плитами - не чета халгатийскому тракту, - петляла, связывая друг с другом урсабийские города. Жизнь тут была суматошней, чем в Халгате, чуть не в каждом городе ярмарка, больше разностилья в архитектуре.
        Многокупольные сооружения из дерева, похожие на скопления сросшихся грибов, расцвеченные всеми цветами радуги. Кирпичные башни, увенчанные расширяющимися зубчатыми коронами. Нависающие над грязными улицами эркеры с витражами. Ярко раскрашенные глиняные статуи богов и добрых духов, глазеющие на прохожих из стенных ниш. Гомон и суета рынков, иные из которых вполне могли соперничать с рынками Нижнего Города в Панадаре.
        Они осматривали все это мимоходом, не задерживаясь. Бирвот начертал на подводе и на парусиновом тенте, накрывающем машину, незримые иероглифы, отводящие взгляд, рассеивающие любопытство, в придачу каждый надел на шею амулет с такими же иероглифами - и все равно маг торопил своих спутников.
        Урсаба жила в обстановке непрерывной азартной игры. Здешние короли не наследовали престол по праву крови, а избирались аристократией и духовенством. Соперничающие между собой группировки постоянно чинили друг другу всевозможные каверзы, стремясь протолкнуть наверх своего человека. Урсабийские монархи подолгу на этом свете не заживались, и, как только очередной умирал (от руки наемного убийцы, от яда либо от сглаза), начиналась ожесточенная предвыборная борьба, а после группировка победителя сводила счеты с противниками и награждала верных сторонников. В молодости Бирвот полгода прожил в Урсабе, но потом вернулся в Халгату, ибо магу, в особенности достаточно сильному, просто не позволят остаться в стороне от этой возни. Урсабийские группировки отказов не прощают, а поскольку на каждую из них работают свои маги, сохраняющего нейтралитет одиночку рано или поздно уничтожат. Если же к кому-нибудь примкнуть, тоже неизвестно, выиграешь или проиграешь.
        В Енче, рыбацком городке на берегу реки Енчи-Саб, Шертон нанял купеческое парусное судно. Поздно вечером погрузили на него машину вместе с подводой (все тем же способом, с помощью отними-тяжести), и началась вторая часть путешествия, по воде.
        Енча-Саб текла из стороны холода в сторону зноя и впадала в Рыжее море, по ту сторону которого находился пустынный Лойзираф. Добраться до Лойзирафа можно и по суше, вдоль побережья, но тогда пришлось бы пересечь территории нескольких стран, подвергаясь разнообразным напастям.
        Разбойники. Работорговцы. Заразные болезни. Всякого рода нежить. Нехорошие маги («К сожалению, среди моих коллег встречаются и сумасшедшие, и преступники», - слегка пожав плечами, признал Бирвот). В общем, плыть морем безопасней, а попутный ветер и сносную погоду Бирвот обещал обеспечить.
        Хозяин судна загрузил кое-какой товар для Лойзирафа. Погрузили также продовольствие и корм для гувлов - для них устроили на палубе специальный загон. Экипаж состоял из шести человек, включая капитана, седьмым был молодой приказчик. И четверо пассажиров. Благодаря Бирвотову заклятью, рассеивающему любопытство, команда почти не обращала внимания на путешественников, даже Роми ни у кого не вызывала интереса.
        - Мы для них излучаем скуку, - пояснил Бирвот, - но я сделал так, что мы сами к этому заклятью нечувствительны.
        Берега Енчи-Саб отступали все дальше друг от друга, потом впереди распахнулась необъятная водная ширь - не рыжая, а серая. Лишь отдельные участки имели рыжеватый оттенок, и судно огибало их: там раскинулись кущи рыжих водорослей, которые могли замедлить продвижение вперед.
        В море тоже водилась своя нежить. Несколько раз Бирвоту пришлось, используя колдовство, отгонять странных обитателей водяной бездны. Благодаря охранным чарам те не могли забраться на палубу, и все же один из матросов погиб.
        Это случилось вечером, в сумерках. Внезапно впередсмотрящий заметил нечто белое, мелькающее среди волн. Девушка, уцепившаяся за обломок доски! Ее плечи прикрывала изорванная сорочка, распущенные волосы намокли, но она все еще находилась в сознании, даже смогла жалобно крикнуть: «Помогите!» Трое матросов и Шертон начали торопливо раздеваться. Маг остановил их:
        - Подождите! Сначала я проверю, человек это или ловушка.
        Шертон и двое матросов постарше вняли совету - они были достаточно опытны, чтобы не пропускать такие предупреждения мимо ушей. А двадцатилетний урсабиец, сбросив башмаки, прыгнул за борт.
        Прокричав длинное заклинание, Бирвот швырнул в сторону девушки предмет, похожий на сморщенное яблоко. Матрос в этот момент находился в нескольких футах от нее - и тут произошло превращение: за доску цеплялся разбухший, посиневший труп утопленника. Возможно, парень сумел бы спастись, если бы тотчас же развернулся и поплыл обратно, тем более что маг подскочил к фальшборту, нашаривая что-то за пазухой, а капитан, не придумав ничего получше, взял на изготовку тяжелый гарпун, - но он оцепенел от ужаса, и упырь-утопленник, выпустив ненужную доску, схватил его и увлек на дно.
        Иногда на горизонте маячили чужие паруса, и Бирвот принимался колдовать, чтобы избежать встречи. Однажды за ними от полудня до наступления темноты плыла пиратская весельная ладья - маг в течение всего этого времени сидел на корме, скрестив ноги и закрыв глаза, то что-то шепча, то замолкая. Лишь поздно вечером он встал, пошатываясь от усталости, и, опираясь на руку Шертона, потащился в каюту.
        - У пиратов тоже есть маг, - объяснил он позже. - Мы с ним… соревновались.
        - А почему они не напали? - спросил Лаймо.
        - Их маг понял, что я сильнее.
        Роми путешествие нравилось. Пусть Рыжее море под многослойным облачным куполом непохоже на то, возле которого она выросла, - зеленое, сияющее на солнце, с белыми скалистыми островками на фоне сиреневого неба, - она чувствовала себя здесь как дома. Каждый день они с Лаймо под руководством Арса тренировались на палубе; это отнимало много времени и сил, скучать было некогда.
        Ее больше не соблазняла перспектива остаться навсегда в Облачном мире. Здесь она может стать чьей-нибудь женой, куртизанкой, прислугой, монахиней… Выбор невелик. Это совсем не то, что Роми хотела бы получить от жизни. Когда Арс предложил ей странствовать вместе с ним, продолжая ученичество, она готова была прыгать от радости. Разумеется, она согласилась!
        Лаймо потерял счет дням - его врожденная пунктуальность в кои-то веки подвела его. Он не мог бы сказать, сколько времени прошло с тех пор, как машина Департамента Налогов и Сборов угодила в мир-ловушку, а спросить стеснялся: государственный чиновник, рассчитывающий на карьеру, должен сам помнить о таких вещах! Впрочем, чиновник ли он теперь? Может, пока он отсутствовал, его уволили? А машину списали… Не так уж ему и хотелось возвращаться в опостылевший Департамент, но ведь больше податься некуда.
        Тренировался он без такой увлеченности, как Роми, зато педантично и добросовестно. Иногда у него начинала побаливать рука, побывавшая в пасти у Драгохранителя, однако через некоторое время это проходило.
        В часы отдыха Лаймо торчал возле борта, пытаясь рассмотреть берег - но что там увидишь, земля пряталась за горизонтом. Чужие города, странные пейзажи, незнакомые обычаи, девушки… Несмотря на интенсивные тренировки, не мечтать о девушках Лаймо не мог. А рядом была только Роми. Пусть он давно уже признал, что она не преступница, и выглядела она теперь намного привлекательней, чем в тот день, когда они сцепились в машине (какая она была отощавшая, злая, оборванная - как бездомная одичавшая кошка!), Роми - не та девушка, с которой у него может что-нибудь получиться.
        Мать постоянно твердила: «Мы с тобой, Лаймо, люди скромной доли. Не пускай к себе в голову дурь, слишком красивые девушки не для тебя!» Роми была как раз такой, слишком красивой. Избранница Нэрренират с черным цветком на запястье. Лаймо видел в ней товарища по учебе и приятного собеседника, а об иных отношениях даже не помышлял. Доступные для него девушки находились далеко, за горизонтом.
        В отличие от своих учеников, Шертон считал дни и знал, сколько прошло времени. Прилизанная волнистая суша красновато-желтого оттенка замаячила на горизонте на сто восемьдесят пятый день их пребывания в Облачном мире. В Панадаре вот-вот наступит месяц Серебряной Змеи, первый месяц нового года. Карнавалы, гулянки, праздничная суета… Удобная для возвращения пора.
        Шертон рассчитывал заглянуть в Панадар ненадолго: отдать Венцлаву его шкатулку (если удастся найти ее в Окрапосе), получить гонорар, высадить Лаймодия и Бирвота - а потом, через междумирье, в Рубетар, Даштасах, Эсипру или Ондаль, там они с Роми смогут успешно скрываться и от Ицналуана, и от ищеек-людей. Лаймо и Бирвот согласились подтвердить, если понадобится, что Романа До-Энселе осталась в Облачном мире. Все предусмотрено.
        Общаясь с Роми, Шертон не выходил из роли учителя. Он не забыл, как она шарахалась от него в Панадаре, в начале их знакомства. В одиночку ей не выжить. Сейчас она полностью от него зависит и наверняка это понимает. Шертон не хотел пользоваться сложившейся ситуацией. Лет двадцать назад он бы, скорее всего, поступил иначе… Но он давно уже научился держать в узде свои страсти. Пусть девчонка сначала твердо встанет на ноги, а уж потом решает, чтобы ей не пришлось ни о чем пожалеть.
        Бирвот в течение всего плавания перечитывал древние книги и обдумывал способ перехода. Ему не терпелось увидеть другие миры, но он никак не мог с достаточной ясностью представить, на что это будет похоже.

«Солнце», «луны», «звезды» - ослепительно яркие источники света в небе. На солнце нельзя долго смотреть, могут заболеть глаза, настолько нестерпимо оно сияет. Бирвот никогда не видел ничего подобного и потому не мог создать умственную картинку, которая бы его удовлетворила. А небо там не похоже ни на серый кисель, ни на растрепанную вату, ни на свалявшуюся шерсть белых овец. Роми однажды сказала, что его можно сравнить с полотнищем блестящей сиреневой ткани, туго натянутой, без единой морщинки. Взяв этот образ за основу, Бирвот сумел представить задрапированный такой тканью сводчатый потолок огромного зала, но не настоящее небо.
        Он принял к сведению, что Панадар - мир не менее жестокий, чем его родина, и не строил иллюзий, и все же мысль о том, что его, мага, будут принимать как представителя уважаемой профессии, согревала сердце.
        Амиса, портовый город, вытянулась вдоль побережья рядами уродливых кубических построек из обожженного темно-желтого кирпича. В стороне зноя, под низко нависающими облаками, простиралась каменистая пустошь. Иногда встречались оранжевые или светло-коричневые деревья в виде ощетинившихся колючками арок; нанятому в Амисе проводнику-вознице они не нравились, и он старался держаться от них подальше, но не объяснял, в чем дело. В ложбинах, на дне которых застоялась вода, лепились друг к другу шарообразные растения, издающие резкий неприятный запах. Они напоминали кочаны капусты с толстыми, набухшими влагой губчатыми листьями.
        Изредка попадались горячие озера. Над ними плавали облака пара, вода бурлила и пузырилась, а под поверхностью скользили, закладывая крутые виражи, смутные темные тела.
        - Разве кто-то может жить в кипятке? - присмотревшись, удивился Лаймо.
        - Неизвестно, кто это, - отозвался Бирвот, - создания вроде нас или нежить, но приближаться к ним не стоит. Эй, держи левее!
        Возница охотно подчинился. Благодаря сглаживающему путь магическому порошку подвода шла по каменистому бездорожью, как по ровному тракту. Был здесь и настоящий тракт, в десятке миль правее их маршрута, но после расспросов в городе Шертон и Бирвот решили туда не лезть.
        Во-первых, он проходит через владения пиратского князя, которому Амиса платит дань. Во-вторых, еще дальше к зною находится Мелаф, где выращивают на плантациях знаменитое дурманное снадобье - золотую пыльцу. Мелафцы сбывают ее князю, а тот перепродает заморским купцам, но иные купцы шлют своих посыльных в Мелаф за дорогостоящим снадобьем в обход пиратов - ненужного, с их точки зрения, промежуточного звена. Князь с этим мириться не желает и вылавливает курьеров, поэтому на тракте всегда неспокойно.
        Они двинулись по прямой, минуя тракт.
        Врата выросли из-за горизонта внезапно: беспорядочная россыпь толстых темных колонн, с легким наклоном торчащих из земли вокруг небольшой пустой площадки. Недаром маг говорил, что это место, описанное в древних книгах, ни с каким другим не спутаешь.
        С помощью отними-тяжести машину сняли с подводы и перенесли на площадку. Бирвот велел вознице отъехать к скале в сотне ярдов от скопления колонн и ждать там. Когда наниматели исчезнут, он может взять себе гувлов и подводу и возвращаться в город. Напоследок маг пригрозил: «Если сбежишь раньше, я тебя в дерево превращу!»
        В кабине было три кресла. То, что предназначалось для пилота, занял Шертон. Во второе втиснулись Лаймо и Роми - оба достаточно худощавы, чтобы поместиться вдвоем. Третье оставили для Бирвота, который ходил вокруг машины, посыпая сухую красновато-желтую землю еще одной разновидностью магического порошка и произнося заклинания. Рассыпанный им порошок скручивался в небольшие, по колено человеку, черные смерчики, те хороводом двигались вокруг машины, все быстрее и быстрее. Поднимался холодный ветер. Налетая порывами, он трепал одежду и волосы мага, проникал в кабину.
        Бирвот забрался внутрь:
        - Я сделал все, что нужно. Врата раскрываются.
        Он сел и застегнул страховочные ремни. Заперев дверцу, Шертон тоже пристегнулся.
        Смерчики выросли выше колонн, они скользили все стремительней, сливаясь в один громадный смерч. Машина начала подниматься, ее раскачивало, трясло, швыряло из стороны в сторону. За перегородкой, в грузовом отсеке, что-то каталось по полу и бренчало.
        Опоясанная колоннами опустевшая площадка ушла вниз - и в следующий миг исчезла. Теперь машину тащило сквозь серо-бело-черный туннель с вращающимися стенками. Шертон не сводил глаз с приборной панели, все еще мертвой… и вдруг на ней огоньками замигали кристаллы: два раза правый белый - рубин в центре - еще раз правый белый - опять рубин в центре. Видимо, это и есть комбинация, соответствующая Облачному миру, та самая, которую Роми отстучала многострадальным затылком Лаймодия. На всякий случай стоит запомнить.
        Туннель выплюнул машину в клубящееся темно-золотое ничто, и болтанка прекратилась. Все кристаллы на пульте приглушенно мерцали, кабину заливал мягкий ровный свет - это разом вспыхнули прикрепленные к потолку магические лампы.
        - Получилось! - услыхал Шертон восторженный шепот. Роми или Лаймо - он не разобрал, чей именно.
        Побледневший Бирвот, наклонившись вперед, насколько позволяли ремни, всматривался в пустоту за лобовым иллюминатором.
        - Что это?
        - Мы называем это междумирьем.
        Глава 12
        Над Обетованной равниной несколько часов кряду бушевала обычная для Окрапоса пылевая буря. Под вечер она стихла, и маленькое тускло-красное солнце злобно уставилось на пустынный ландшафт, на припорошенные коричневой пылью руины какого-то древнего сооружения из шероховатых каменных блоков, на паломников с замотанными лицами (отряхнув и навьючив на длинноногих мохнатых животных свои палатки, они медлительными вереницами тянулись к этому сооружению), на грибную рощу возле сморщенного, грязно-мыльного озера, на кучу валунов, среди которых пряталась панадарская машина.
        Куда делась информационная шкатулка профессора Ламсеария, Шертон выяснил еще вчера, переодевшись кочевником и потолкавшись среди народа на рынке в Жафе, здешнем торговом центре. Постоянного населения в Жафе не было: одни его обитатели снимались и уходили, другие приходили, непрерывная текучка. В то же время там постоянно можно было застать не меньше дюжины племен, больших и малых, и некоторое количество кочевников-одиночек. Выглядел Жаф, как палаточный городок, неровными концентрическими кругами окружающий рынок.
        Там Шертон узнал, что накануне последнего солнцеворота в храме на Обетованной равнине появилась новая святыня: дарованная Верховным Богом говорящая шкатулка, которая изрекает неслыханные доселе тайные истины. Сии истины слишком сложны, чтобы их могли впитать умы непосвященных, но жрецы в своих проповедях растолковывают паломникам, какой сокровенный смысл вложил Господь в то или иное поучение.
        Видимо, шкатулка содержит материалы научных исследований, которыми занимался профессор, предположил Шертон. Придется забрать ее из храма и вернуть законному владельцу. Либо скопировать содержимое. Он колебался и в конце концов решил, что разберется на месте.
        Когда на западном небосклоне проступили алые полосы, Шертон и маг, оба в бурнусах, одетые как паломники, направились к развалинам.
        Покинув Облачный мир, Бирвот в полной мере сохранил свои магические способности. Более того, примерно половина его амулетов, снадобий и приспособлений по-прежнему работала. Пока Шертон собирал информацию, он экспериментировал и остался весьма доволен. Ничего не утрачено, впереди множество привлекательных перспектив! Разве что солнце создавало для него проблемы: оно казалось Бирвоту непереносимо слепящим (в то время как панадарцы находили его тусклым, еле-еле теплящимся, как неудавшаяся лампа). Маг постоянно щурился, его глаза покраснели и слезились, и Шертон с тревогой думал о том, каково ему придется в Панадаре.
        Лаймо смотрел вслед уходящим, засунув руки в карманы форменной суконной куртки налогового чиновника. На всякий случай он переоделся в официальный костюм, вариант для местности с прохладным климатом, однако в окрапосском филиале Статистического подразделения Департамента Налогов и Сборов так и не побывал. Арс не пустил, да и сам он туда не рвался. «Когда будешь объясняться с начальством, вали все на меня», - сказал Шертон и вручил ему туго набитый мешочек с золотыми скерами в качестве компенсации за возможные мытарства. Лаймо смутился, но деньги взял.
        Вид коричневой равнины с далеким полуразрушенным зданием на фоне темно-красного заката и устало бредущими группами паломников наводил на него печаль. Отчего-то защемило сердце, и он отвернулся к роще. Десятифутовой высоты грибы с бледными шляпками, измочаленными ветром; их ножки густо облеплены мелкими грибами разнообразных форм и оттенков. За ними проглядывало вспененное в результате какого-то природного либо магического фокуса озеро.
        Около машины сидела на валуне Роми в потертой кожаной куртке, купленной еще в Суаме. Под рукавами тускло поблескивал металл: широкие, от запястья до середины предплечья, браслеты панадарской ковки, которые Шертон купил для нее в Жафе. Умеючи, такой штукой можно и клинок отбить, и ногу противнику сломать. И Знака не видно.
        Лаймо не знал, куда они с Шертоном собираются отправиться после Панадара. Зато видел, что Роми по уши влюблена в Арса, и трепетно-нежное отношение Арса к ней тоже не ускользнуло от его внимания. Он умел подмечать детали и делать выводы, а после того, как его чуть не съела великая богиня, наконец-то усвоил, что говорить о своих выводах вслух не всегда полезно. Поэтому Лаймо пожелал им счастья молча.
        Отбросив со лба прядь белых волос, Роми улыбнулась:
        - Хорошо тебе, завтра будешь дома… Я бы тоже хотела домой, но теперь уже никогда не получится.
        - Зато много других миров увидишь, а я, наверно, так до конца и останусь в Нижнем Городе. - Он вздохнул. - Буду в этом Департаменте маяться…
        - Тебе не нравится твоя работа?
        - Ну… там неинтересно. И никому не нужно то, что я могу. Я способный аналитик, я не хвастаюсь, а меня посадили перебирать бумажки. Скучно. И платят мало.
        - А почему ты не пойдешь управляющим в какую-нибудь частную компанию?
        - Кто меня туда возьмет? - Лаймо уныло пожал плечами. - Рекомендации нужны… У меня нет знакомых, которые бы их дали.
        - Если б я не влипла, я бы порекомендовала тебя в торговый дом До-Энселе. Может, и сработало бы… Но сейчас моя рекомендация - это улика. Прости, что я тебе тогда голову разбила…
        - Ну, я ведь сам начал… - Он присел на другой валун, сцепил худые пальцы с обгрызенными ногтями и отбитыми в ходе долгих тренировок костяшками. - Хотел арестовать… Я же не знал тогда, какая ты на самом деле. Кстати, я даже о награде за поимку не думал, только арестовать - и все! Словно какое-то помрачение… Действительно, похоже на заклятье, но я-то помню, что никто на меня заклятья не накладывал. Не могло же оно само собой ко мне прицепиться!
        Тупо заныла рука, раздробленная челюстями Драгохранителя и потом исцеленная. Лаймо потер ее и слегка поморщился.
        - Арс сказал, мы сядем на базе контрабандистов в квартале Стеклянных Куполов, у него там контакты. Знаешь это место?
        - Знаю. - Он оживился. - Там очень красивая иллюминация по праздникам. Ты ни разу там не была?
        - Нет.
        - Завтра увидишь! Каждый купол светится своим цветом, на деревьях фонарики развешаны, в окнах лавок всякие украшения… Там живет мамина подруга, мы по праздникам всегда ходили к ней в гости.
        - А горячий шоколад там продают?
        - Сколько угодно. Там полно кондитерских.
        Роми попыталась представить разноцветные стеклянные купола, толпы гуляющих, новогоднюю суету… И в небе плывут две серебряные луны, Омах и Сийис. В последний раз она увидит Панадар веселящимся, в праздничных блестках - и таким он останется с ней на всю жизнь.
        Под источенными временем каменными сводами колыхались тени, металось многоголосое эхо. Сквозь трещины заглядывало внутрь чернильно-черное ночное небо.
        Зал озаряли факелы. Магический источник света был только один - панадарская лампа в виде звезды, прикрепленная к стене над высеченным из камня алтарем. Место около алтаря пустовало, жрец-проповедник еще не появился. Паломники в темных бурнусах и плащах, их набилось в зал не меньше тысячи, терпеливо ожидали чуда.
        Шертон и Бирвот стояли в толпе, неотличимые от остальных. Оба молчали: разговор выдал бы чужаков.
        Из неосвещенного проема сбоку вышел жрец с выкрашенным алой краской лицом. Паломники, издав восторженный вопль, пали ниц, лазутчикам пришлось последовать их примеру. Осторожно приподняв голову, Шертон заметил, что шкатулка возникла на алтаре внезапно, словно выскочила из каменной плоскости. Механика. Или магия? Одновременно со всеми он поднялся на ноги.
        Благословив паломников, жрец-проповедник провозгласил:
        - Отворите свои уши, дети Божии! Ибо приобщитесь вы сейчас к Его мудрости, узнаете новое о деяниях Его! Бог дает и Бог берет! Внимайте!
        Он на мгновение наклонился над шкатулкой, и та заговорила хорошо знакомым Шертону голосом ректора Императорского университета:
        - «Шестой день месяца Стрелы. Керлоний, этот негодяй из Высшей Палаты, пальцем не шевельнул, чтобы пробить новый закон о торговой надбавке на манглазийскую шерсть, а ведь все у нас было обговорено, и я обещал Вазениусу, что закон пройдет! Подвел Керлоний… Итак, чтобы не забыть: завалить на вступительных отпрыска Керлония, а Вазениусу придется вернуть те эсиприанские статуэтки… Да, и завтра же попробовать новый порошок для освежения памяти. А, вот еще: жену Зуптана из умеренного крыла Палаты видели на балконе голой. Не забыть бы послать к его дворцу смышленого раба с запоминающим зеркалом. Авось еще покажется, пригодится потом против Зуптана. Ох, тяжела ты, жизнь… Конец записи».
        Шкатулка умолкла. В зале царила мертвая благоговейная тишина. А Шертон смотрел на жреца с невольным уважением: надо же, каков мастер, сумел взломать магический пароль!
        - Что хотел сказать этим Господь наш? - сверкая глазами, вопросил жрец. - Профаны подумают, что в Его послании речь идет о мелочном и суетном, потому и нуждаются речи сии в посвященных толкователях! Ибо манглазийская шерсть - это благодать, и пробьет она сердца наши, как стрела пробивает натянутое полотно. А кто встанет на пути благодати, того завалит Господь каменьями своего гнева, и не только его самого, но и отпрысков его недостойных до десятого колена! И это есть Божий закон. А новый порошок для освежения памяти суть преклонение и послушание! Чьи уши открыты, тот и помнит. Возвращает Господь праведнику Вазениусу его эсиприанские статуэтки, и так любому щедрому за его щедрость воздастся сторицей. А голая жена - это бесчинство, и всегда она против мужа своего и рода, потому надлежит бесстыдно оголившуюся на людях жену оставить на равнине одну без воды и пищи. Тяжкое бремя наша жизнь - вот заповедь Господа. Внемлите же Его безмерной мудрости!
        Стискивая зубы, чтобы не расхохотаться, Шертон оглядывал храм, запоминал местоположение колонн, проемов, алтаря, двух малых алтарей справа и слева… Между тем жрец, проявив редкостную даже для жреца находчивость, закончил истолковывать запись профессора Ламсеария от шестого дня месяца Стрелы, и начались хоровые песнопения.
        - Что за дар принес Господу нашему Матиций из Высшей Палаты? - вопрошал другой священнослужитель, безбородый, с богатым мелодичным тенором (скорее всего, кастрат). И сам же отвечал: - Средство от спины и средство для живота, и еще лампаду-цветок, испускающую золотой свет, коя открывается и закрывается…
        - От спины и от живота… золотой свет… открывается и закрывается, открывается и закрывается… - нестройным хором подхватили паломники.
        - А что даровал за это Господь наш Матицию? Дочку его Миэйлу протащил на вступительных, хоть она и дуреха…
        - Протащил, хоть она и дуреха… - воодушевленно вторил хор.
        - Трудно человеку войти в рай, дети Божии! - прокомментировал это жрец-проповедник. - Однако безгрешных Господь наш собственноручно туда протаскивает, а грешных еще на подступах к раю заваливает каменьями своего гнева. Будьте же послушными детьми Господа и не забудьте сделать приношение храму! Не скупитесь перед лицом Бога!
        Прислужник с глиняной чашей начал обходить паломников. Когда подошла их очередь, Шертон и Бирвот тоже бросили туда по горсти грубо отчеканенных окрапосских медяков. После прощального благословения они вместе с толпой вышли в темноту, на продуваемую ветром равнину.

«Надо поскорее изъять шкатулку, - подумал Шертон, - а то местные жрецы состряпают на этом материале феноменально уродливое вероучение!»
        На следующий вечер он проник в храм один. Забрался через окно и, миновав несколько сильно разрушенных пыльных коридоров, оказался на пороге задрапированного коврами полутемного помещения, освещенного единственной масляной плошкой. Прямоугольный проем вел отсюда в зал с алтарем и приглушенно гудящей толпой паломников.
        На полу, на подушках, отдыхало шестеро жрецов, в том числе проповедник с алым лицом. Шертон не издавал ни звука, не смотрел на них, не ощущал ни беспокойства, ни нетерпения, ни заинтересованности - ничего, что могло бы выдать его присутствие. Благодаря этому приему он благополучно миновал ловушки, установленные в заброшенной части здания (скорее всего, жрецы кочевников унаследовали их от древних строителей каменного колосса), - те реагировали на человеческие эмоции, но Шертон двигался к цели, не испытывая эмоций. Заурядный вор не прошел бы дальше первого коридора.
        Жрецы встали, проповедник направился к алтарю. Бесшумно отступив во тьму, Шертон распахнул плащ - на груди у него висело на цепочке запоминающее зеркало. Сохраняя полную бесстрастность, он дождался, когда жрец, особым образом дотронувшись до грубой каменной резьбы, заставил верхнюю плиту сдвинуться, а нижнюю, на которой покоилась шкатулка, занять ее место, - и тем же путем покинул руины.
        В машине он внимательно просмотрел запечатленную зеркалом сценку: жрец с лоснящимся от краски лицом, с угловато очерченным горбоносым профилем, трижды касается резьбы в одном и том же месте. Его губы остаются сомкнутыми - значит, слова-ключа нет.
        После полуночи Шертон снова посетил храм. Проскользнул, как тень, в опустевший зал; три раза, строго выдерживая интервалы, дотронулся до середины пятого справа каменного завитка - верхняя плита отошла в сторону, шкатулка поднялась из недр алтаря. Шертон сунул ее в карман. Вдоль неровной стены, иссеченной трещинами и нишами, добрался до выхода, занавешенного потрепанным окрапосским ковром. Снаружи по-прежнему бесился ветер - Окрапос не знал, что такое безветренная погода.
        Столько хлопот из-за ерунды… Но он обещал, что Венцлав получит назад свое сокровище.
        Два часа спустя машина поднялась в воздух. Шертон набрал комбинацию Окрапоса, а потом, когда безлунная, проколотая лучами редких звезд ночь сменилась неподвижной золотой мглой междумирья, - комбинацию Панадара.
        Манящий сиреневый простор, море ярко освещенных крыш внизу. В Панадаре был день.
        Шертон снова нырнул в междумирье: разумнее будет совершить посадку в темноте.
        - Боже мой, что это там было? - спросил Бирвот.
        - Что? - повернулся к нему Шертон.
        - Это белое пламя в небе!
        - Это солнце, - подсказал Лаймо.
        - Солнце?.. Я видел одно в Окрапосе и думал, что они похожи друг на друга… Ваше в десять раз крупнее!
        Пока тянулось ожидание, Лаймодий и Роми рассказывали магу, что он увидит в Нижнем Городе. Говорил в основном Лаймо, у Роми впечатлений было немного - и она тоже с интересом слушала.
        - Раз мы сядем в квартале Стеклянных Куполов, мы выйдем на длинную такую улицу с торговыми павильонами и кафе. У павильонов купола стеклянные, и по ночам они иногда светятся, а уж по праздникам обязательно! Вдоль всей улицы стоят статуи великих богов в их любимых обликах. Из белого мрамора. Музыка играет, народу полно…
        И Роми, и магу не терпелось на это посмотреть.
        - Пора, - сказал наконец Шертон, взглянув на часы.
        На этот раз их встретило темно-лиловое вечернее небо. Только на западе все еще тлела у самой земли розово-желтая кайма, на ее фоне чернели выведенные угольным карандашом шпили и крыши.
        Стеклянные Купола, излюбленный контрабандистами ориентир, почему-то не светились, да и вообще оба города, и Нижний, и Верхний, были до странного скудно освещены. Шертона это в первый момент удивило, во второй насторожило, но сейчас для него главным было сориентироваться и найти нужный квартал. С этой задачей он все-таки справился. Было двойное полнолуние, лучи Омаха и Сийис омывали купола павильонов прохладным серебряным сиянием.
        Машина скользнула над домами к заросшему акацией и бурьяном пустырю с единственным сараем-развалюхой, Шертон сжал в пальцах амулет в виде глиняного осколка на золотой цепочке и прошептал заклинание-пароль. Крышу сарая расколола щель, половинки разошлись, как дверные створки, - и машина ухнула вниз. В катакомбы Нижнего Города.
        Не сказать, чтобы власти Панадара не знали, где находятся базы контрабандистов. Знали. Но власти - это, в конечном счете, конкретные люди, а конкретные люди предпочитали улаживать дела с контрабандистами к обоюдному удовольствию, не следуя букве закона.
        Попетляв по подземным туннелям, Шертон оставил машину в одном из боковых закутков и запечатал вход. Вчетвером, никого по дороге не встретив, путешественники дошли до главной шахты, поднялись по металлической винтовой лестнице, через лаз выбрались в сарай.
        - Здесь пол! - удивилась Роми. На ней была легкая светлая рубашка с воротом-стойкой, шаровары из такой же ткани, боевые браслеты и черный медолийский парик с двадцатью четырьмя косичками - его Шертон тоже приобрел на рынке в Жафе. На шее висела ладанка с обломком кристалла Сойон. - А как мы провалились вниз?
        - Пол тоже раскрывается, - отозвался Шертон. - Не задерживайтесь.
        Дверь со скрипом отворилась, выпустив их в теплую, насыщенную цветочными ароматами ночь.
        - Странно, что так тихо, - прошептал Лаймо. - Новый год ведь…
        Они пересекли пустырь, обогнули несколько ветхих построек и вышли на знаменитую улицу с павильонами. Пустую, безлюдную. В сиянии двух лун на стеклянных куполах чернели зигзагообразные трещины. Из окошек светилось разве что по одному на дюжину. Вдоль улицы двумя цепочками выстроились тумбы с останками разбитых статуй, на тротуаре белела россыпь обломков. Было очень тихо, лишь где-то за домами время от времени выли собаки.
        - Может быть, уже полночь и все позапирались? - охрипшим от внезапного страха голосом высказала догадку Роми.
        Шертон молча указал на механические часы на стене одного из павильонов: до полуночи еще далеко.
        - Или мы не в Панадар попали, а в какой-то другой мир, просто очень похожий, - предположил Лаймо.
        - Это Панадар, - возразил Шертон. - Мы вернулись домой. Но за время нашего отсутствия что-то здесь изменилось…
        Часть третья
        КОНЕЦ СВЕТА
        Глава 1
        Четверо людей шли по тротуарам, освещенным двумя полными лунами. Над улицами плыл многоголосый вой невидимых собак. Редкие прохожие выглядели апатичными или подавленными. Даже зильды присмирели - не шумели, не проявляли обычного для зильдов нахальства, тихо сидели на крышах и карнизах, словно несчастные скрюченные изваяния.
        Расспрашивая встречных, Шертон выяснил, что комендантского часа, как он предположил вначале, в Нижнем Городе нет. И в правительстве никаких перемен, и законы все те же, и морового поветрия не было. И в расчетах он не ошибся: сегодня третий день месяца Серебряной Змеи, и полагалось бы вовсю веселиться, отмечая наступление Нового года. Но никто почему-то не веселился.
        Услыхав доносившийся из-за угла шум гулянки, Шертон сделал знак спутникам и направился в ту сторону. Хоть кто-то здесь празднует Новый год… Нет, не то. По-свински безобразная оргия, ее участники не производили впечатления беззаботных людей. Так ведут себя те, кто хочет любой ценой забыться, хотя бы ненадолго отвлечься от чего-то очень страшного.
        - С праздником вас! - поздравил Шертон, мягко отстранив от себя голую красотку, которая попыталась повиснуть у него на шее.
        - С праздничком! - Женщина пьяно усмехнулась. - В этом году конец света будет, забыл? Все мы чтим светлую Омфариолу… Присоединяйся к нам, парень, растрясемся напоследок!
        Вернувшись к своим, ожидавшим за углом, Шертон сказал:
        - Ничего я пока не понял… Тут неподалеку есть гостиница, ее содержит моя знакомая. Пошли туда.
        Гостиница «У Тиборы» помещалась в двухэтажном доме, оплетенном диким виноградом. За путаницей стеблей проглядывали на стенах цветные пятна - остатки старых-престарых фресок, смытых дождями.
        Тибора, статная полная медолийка с проседью в черных как смоль волосах, в далеком прошлом - подружка Арса Шертона, встретила гостей в небольшом зале на первом этаже. С последнего раза, когда Шертон сюда заглядывал, зал не изменился: все те же рассохшиеся, покрытые рыжим лаком панели, та же плетеная мебель, только в стенной нише, где раньше висела позолоченная рогатая маска Шеатавы, покровителя Тиборы, теперь появилась фарфоровая маска Омфариолы. Странно, ведь люди обычно не меняют богов-покровителей… Тем более что Шеатаву Тибора искренне чтила, считая его лучшим среди великих богов Панадара.
        - Арс! - Она шагнула навстречу, выдавив усталую, несчастливую улыбку. - Кого это ты привел?
        - Это мои друзья. Лаймодий, Бирвот, Мирана. - Они решили, что Роми лучше называться другим именем. - Нам бы поужинать и переночевать.
        - Это можно. Клиентов почти нет… Все мы чтим светлую Омфариолу, единственную истинную богиню!
        - Все мы чтим Омфариолу, а также остальных богов, - поправил Шертон, в первый миг растерявшийся.
        Пусть Тибора переметнулась к Омфариоле, это ее личное дело, но сейчас она сморозила непростительную для здравомыслящего панадарца глупость: а ну как кто-нибудь из других великих услышит…
        - Нет иных богов, кроме доброй Омфариолы, - глядя на Шертона с непонятным страдальческим выражением, возразила Тибора. - Ты только что из междумирья, бродяга?
        - Да. Послушай…
        - Видимо, ты долго отсутствовал. Отныне светлая Омфариола - единственная богиня Панадара. Остальные, ложные боги, ушли. Она их изгнала, дабы уберечь наши души от их тлетворного влияния.
        - Но ведь есть установленный самим Создателем Закон Равнове… - начала Роми.
        - Значит, все мы чтим светлую Омфариолу, богиню Панадара, - перебил Шертон. - Когда это случилось?
        - Давно. В первых числах месяца Малой Рыбы. Добрая Омфариола собирается устроить конец света для исправления грешного рода человеческого. - Тибора тяжело вздохнула. Не чтила она Омфариолу. Втайне, в глубине души, она как была, так и осталась преданной поклонницей Шеатавы. - Идемте, я соберу вам поужинать. Завтра утром, как обычно, образ доброй Омфариолы появится в небесах и она обратится к людям с мудрыми наставлениями. Надо встать пораньше, а то пропустим.
        Утром Тибора разбудила постояльцев чуть свет, и все вышли на большой деревянный балкон, затененный листвой дикого винограда. На балконах соседних домов и внизу, возле крылечек, тоже стояли люди. Все смотрели на восток. Внезапно в розовеющем небе вспыхнула звезда, во все стороны ударили лучи, и над крышами появился прекрасный кроткий лик Омфариолы, окруженный сияющим нимбом.

«Эффектно», - оценил Шертон. Поскорее бы разобраться, что здесь произошло в первых числах месяца Малой Рыбы… Что-то доселе небывалое! Насчитывающая десятки тысячелетий история Панадара прецедентов не знала.
        Рядом с ним стояла Роми, встревоженная, охваченная противной внутренней дрожью. Она в принципе плохо относилась к богам, но Омфариола, за свои странности прозванная Чокнутой, принадлежала к числу тех, кто ей особенно не нравился. И надо же, чтоб именно она захватила власть в Панадаре! Как это могло получиться? Из древних книг, проштудированных перед вступительными экзаменами, Роми знала, что великие боги уравновешивают друг друга. Значит, и Омфариолу кто-то должен уравновешивать… Но кто? Она никак не могла вспомнить. И почему эти божества до сих пор не вмешались?!
        Лаймо рассеянно поглаживал шероховатые занозистые перила. Он пытался разложить все по полочкам, как привык, но ничего не получалось. Возможно, испуг мешал ему думать.
        Бирвот щурился: свет был для него слишком ярок. Из реплик своих друзей он уловил, что в Панадаре за то время, пока они странствовали, произошли неприятные для них, почти катастрофические перемены. Однако для него этот мир в любом случае был чужим и непривычным. И он впервые видел воочию настоящую богиню! Оглушенный льющимся с небес светом, маг отступил в тень и приготовился впитывать новые впечатления.
        - Я скорблю, взирая на вас, люди! - печально произнесла Омфариола. На ее бледной щеке алмазно блеснула слеза. - И скорбь моя велика! Не ведаете вы своего блага, и потому весть о воцарении моем встретили без истинного ликования. Люди, вы предо мной малы и ничтожны, как козявки перед мирозданием, но я, в своей безмерной милости, научу вас добру! И будете вы, глупые, идти по моим стопам, спотыкаясь и оскальзываясь, и научитесь радоваться своей малости, не мечтая о большем. Реку я вам, люди, внимайте: и грядет конец света, и будет выжжено зло, захватившее ваши души! Радуйтесь!
        Никто не обрадовался. Панадарцы внимали в оцепенении.
        - А если кто-то из вас, в гордыне своей преступной, мнит, что сие неправильно, то он заслуживает наказания в первую очередь! - Тонкие брови богини гневно дрогнули. - Ибо во грехе вы живете, во грехе погрязли! Все вы жестокие убийцы и гнусные прелюбодеи, чревоугодцы и богохульники! Безмерна ваша вина, и тот из вас, кто дерзнет свою вину пред моим лицом отрицать, станет еще стократ виновней! Вы купаетесь во блевотине греха, вы лжете, насильничаете, предаетесь тщеславию, гадите под стенами чужих домов, крадете у соседа последнюю корку хлеба и выбрасываете на улицу своих домашних животных. Вы пали так низко, что разучились меня чтить! И при этом вы бахвалитесь своим жалким умом и рассуждаете об уважении к человеку! Возглашаю я: человек не может быть уважаем, ибо он грязь под моими стопами, песчинка на моей ладони! Познайте же свое ничтожество, люди!
        Омфариола сделала паузу. Ее громадное сияющее лицо взирало с небес на Нижний Город, и панадарцы все больше сникали - даже те, кто ни разу в жизни не гадил под чужими стенами, не крал у соседа последнюю корку и не выбрасывал на улицу домашних животных. Правда, были исключения. Шертон заметил, как напряглись желваки на скулах у Роми, как сузились ее темные глаза.
        - Тихо, - шепнул он, дотронувшись до локтя девушки. - Потом. И голову лучше опусти.
        В драку стоит лезть, когда есть хотя бы тысячная доля шанса на победу. Против великой богини Омфариолы у них этой тысячной доли не было.
        - Изгнала я демонов, коим вы поклонялись, ложных богов, заморочивших ваши маленькие глупые души! Ради вас, люди! Оцените ли вы сие благо? Много было в Панадаре черных разрушительных культов, сама земля от них плакала! Культы Шеатавы и Юмансы, Яамеса и Нэрренират, Паяминоха и Карнатхора и многих других, чьи имена прокляты мною. Они вымогали у вас деньги и требовали жертвоприношений, опутывали вас заклятьями и подавляли вашу свободную волю, они лгали вам и делали вас безумными!

«Можно подумать, ты всем этим не занималась. - Шертон насмешливо приподнял бровь. - И как будто сейчас ты занимаешься чем-то другим!»
        Спохватившись, он вернул на лицо бесстрастное выражение. Только что одергивал Роми, а сам, как мальчишка…
        - Но я, люди, ради вашего блага повела борьбу против черных разрушительных культов и я изгнала из Панадара этих лжебогов! Я - ваша единственная истинная богиня! Молитесь мне, поклоняйтесь мне, идите в мои храмы! Ибо я - светлая, ибо я - мудрая, и вы предо мной - как пылинки перед солнцем! - Бездонные голубые глаза Омфариолы счастливо светились. - И реку я вам, люди: я - это все! Все добро во мне, а зло покинуло Панадар вместе с демонами-лжебогами! Склонитесь же предо мной, люди!
        Лик богини ослепительно засиял и исчез. Из-за крыш поднималось солнце.
        - Ну, идемте завтракать, - тихо позвала Тибора и побрела в комнату, шаркая.
        Остальные последовали за ней.
        - Не знаешь, как дела в Верхнем Городе? - нагнав хозяйку, спросил Шертон.
        - Добрая Омфариола велела разрушить периметр, но грешные теологи ее не послушались. Тогда она испепелила канатную дорогу. В Верхнем сейчас живут впроголодь. Торговцы с товаром туда ходят, но только пешком, и платят большие деньги служителям богини, которые стоят в оцеплении вокруг лестниц. Чтобы впустили или выпустили, надо заплатить. Милостивая Омфариола сказала, что Верхний Город вместе со своим периметром тоже погибнет в огне, когда наступит конец света.
        - Кто же будет поклоняться доброй Омфариоле, если все погибнут в огне?
        - После огненного очищения она опять возродит род человеческий и люди вновь заселят Панадар. Светлая богиня сама так сказала.
        Шертон пожал плечами. Ломать, чтобы снова построить, - идиотский замысел… Вполне достойный чокнутой богини.
        - Рельсовая дорога, скорее всего, не работает?
        - Работает, как раньше, но поезда ходят пустые. Подвижники великой Омфариолы дежурят около каждой станции и никого туда не пускают.
        Значит, придется тащиться до Верхнего пешком… После завтрака Шертон переоделся, спрятал за пазуху шкатулку Венцлава и вышел на разогретую утренним солнцем улицу. Бирвот и Роми остались в гостинице, в одной из потайных комнат, а Лаймо отправился к себе домой. Миновав первые несколько кварталов, они с Шертоном простились и разошлись в разные стороны.
        Шагая по улицам, Шертон замечал все больше изменений. Информарии закрыты - свободное циркулирование информации доброй Омфариолой не поощрялось. Витрины некоторых лавок и кондитерских разбиты вдребезги. Большинство прохожих одето скромно, неярко. Мраморная эстакада рельсовой дороги заляпана высохшими потеками помидорной мякоти и яичного желтка, испещрена оскорбительными надписями в адрес Нэрренират. Неграмотно, зато от души. Так же выглядели и храмы покинувших Панадар великих богов, попадавшиеся Шертону по дороге. Деловая и частная жизнь, торговля, повседневная суета - все это пока продолжалось, но вяло, приправленное тоской, без прежней энергии.
        Верхний Город. Там, у теологов, живущих под защитой периметра Хатцелиуса, можно найти ответы на все вопросы. И Шертон собирался получить эти ответы сегодня же ночью.
        Лаймо спешил домой. Дорогу от квартала Стеклянных Куполов до квартала Битых Кувшинов он знал хорошо. В Верхний Город не попасть - значит, идти в Департамент и оправдываться перед начальством не придется… А денег, которые дал ему Арс, до конца света с лихвой хватит, так что на работу можно вообще не ходить. При других обстоятельствах он бы обрадовался, но сейчас его понемногу опутывало цепкими незримыми щупальцами уныние.
        По сторонам он почти не смотрел, но все-таки обратил внимание на группы изможденных мужчин и женщин в цепях, которые копали либо, наоборот, закапывали какие-то ямы на пустырях, переносили с места на место обломки разбитых каменных колонн или выполняли другую похожую работу, изнурительную и бессмысленную. За ними присматривали стражники с плетьми. Жрецы и жрицы Омфариолы в белых одеяниях бродили среди работающих и что-то непрерывно говорили.
        Такие группы попадались ему раза два или три. Одна из них трудилась возле закусочной, куда он завернул выпить холодного чаю.
        - Это служители черных разрушительных культов, которые отказались отречься от своих лжебогов, - печально ответила на вопрос Лаймо хозяйка заведения. - Добрая Омфариола милостиво приговорила их к исправительным работам до конца света. Как же вы всего этого не знаете?
        - Я из командировки, из Окрапоса. Только вчера вернулся.
        На нем была туника налогового чиновника, это придавало вес объяснению. Хозяйка безразлично кивнула, забрала пустую чашку и ушла.
        Последний отрезок пути - вдоль эстакады рельсовой дороги, накрывшей своей тенью тротуар. Иногда поверху бесшумно проносились пустые поезда, их тени стремительно скользили по залитой солнцем улице. Создание Нэрренират даже в ее отсутствие продолжало исправно функционировать.
        На станциях перед входными арками дежурили воины Омфариолы, чтоб ни у кого не возникло искушения прокатиться. Возле нежно-розовых мраморных опор эстакады расползлись дурно пахнущие кучи отбросов - раньше о таком нельзя было даже помыслить! А около станции Ирисы, ближайшей к дому Гортониусов, не осталось ни одного ириса, их подчистую вытоптали. На смену им пришли все те же мусорные кучи. Добрая Омфариола знала толк в конкурентной борьбе.
        Никого не встретив на улице, Лаймо распахнул калитку, пересек дворик, взбежал по ступенькам. Мать сидела в гостиной и что-то шила. Вот она повернула голову, и у него заныло под ложечкой, когда он встретил ее тусклый, безжизненный взгляд. Никогда раньше его мать так не смотрела…
        - А, ты вернулся… - произнесла она тихо, не выказав удивления. - Все мы чтим великую светлую Омфариолу, единственную истинную богиню!
        - Все мы чтим великую Омфариолу, - отозвался Лаймо. - Мама, как ты себя чувствуешь? Ты не заболела?
        - Все мы во власти Омфариолы, я хорошо себя чувствую, - прошептала мать, хотя ее больной вид противоречил словам. - Доброй Омфариоле каждый день молюсь, и ты тоже молись… Я раскрыла для нее свою душу.
        В стенной нише вместо бронзовой маски Благосклонной Юмансы висела маска Омфариолы. Ну да, от этого теперь никуда не денешься… Но вот Тибора, к примеру, отдавая дань новым правилам, все же способна и о других вещах говорить, а с мамой творится что-то неладное!
        Она постоянно твердила об Омфариоле, благодарила ее, просила у нее прощения, кланялась маске в нише, и с ее лица не сходило безучастно-покорное выражение. Она ни разу не повысила голос на Лаймо, даже не поинтересовалась, где он столько времени пропадал. Молча приготовила обед, принесла чистую одежду. Все ее движения были вялыми, замедленными. Он отдал ей деньги, оставив десяток скер себе на расходы, и мать, не проявив по этому поводу никаких эмоций, убрала мешочек в комод с бельем у себя в спальне.
        После обеда Лаймо зашел в продуктовую лавку на перекрестке, где работала соседка Гортониусов. Вот она нисколько не изменилась - все та же болтливая назойливая тетка с неискренне-ласковым шныряющим взглядом. После положенных славословий в адрес Омфариолы и расплывчатого объяснения насчет командировки Лаймо спросил:
        - Госпожа Авдония, не знаете ли вы, что случилось с моей мамой? Она не больна?
        - Ох, что ты… - таинственно прошептала Авдония, перегнувшись через прилавок. - Сама на себя накликала, а все потому, что была строптивая! Да спасет наши души добрая Омфариола. Твоя мать не захотела от лжебогини Юмансы отречься, тьфу на нее, на эту Юмансу, и тогда святые жрецы милостивой Омфариолы забрали ее в храм Омфариолы, вместе с другими такими же, и уж там промыли мозги от всего дурного… Ты скажи спасибо, что твоя мать не была служительницей культа Юмансы, а то бы сейчас в цепях работала! Простым людям великая Омфариола даровала прощение, ибо доброта ее не знает пределов. Вот так, и не забывай благодарить Омфариолу за милость, оказанную твоей матери, и молись, каждый день молись…
        - Сколько стоит миндальное печенье, госпожа Авдония? - спросил Лаймо, как только она остановилась перевести дух.
        Купив фунт печенья в бумажном пакете (законный предлог для прекращения разговора), он отправился домой. Солнце клонилось к западу, маленький, чисто подметенный дворик перечеркнули косые тени. Печенье Лаймо отдал матери к чаю. Та приняла пакет равнодушно, хотя раньше ей нравился этот сорт.
        Лаймо поднялся к себе в комнату, уселся на подоконник. К нему в душу заполз тоскливый холодящий страх, и этот страх превосходил тот, который он испытал, когда его чуть не съела Нэрренират. «Промыли мозги от всего дурного…» Он не хотел, чтобы его мать была такой, как сейчас! Да, раньше у нее был тяжеловатый характер, она нередко ругала его или говорила неумные вещи - но, несмотря на это, он любил ее. А сейчас ее превратили в ходячего мертвеца. «Вот оно, по-настоящему ужасное, - подумал Лаймо, - и я бессилен что-либо с этим сделать…» Его охватила унылая безнадежность.
        Он довольно долго так просидел, солнце за это время наполовину ушло за крыши, а потом во дворе скрипнула калитка, и Лаймо, вздрогнув, поднял голову - посмотреть, кого там принесло.
        Глава 2
        В Верхний Город Шертон проник, минуя оцепление у подножия лестниц. Элементарнейшим способом, через канализацию. Вначале он собирался, заплатив дань людям Омфариолы, подняться вместе с торговцами, но, понаблюдав, понял: номер не пройдет. Охранники всех подряд обыскивали и изымали предметы, которые казались подозрительными присутствовавшим при сей процедуре жрецам доброй богини. Информационную шкатулку наверняка сочтут подозрительной вещью.
        Ближайший вход в катакомбы находился на задворках склада стройматериалов, что располагался около грузовых эскалаторов. Длинные здания из белесого кирпича, с маленькими зарешеченными окошками выглядели заброшенными. Да они и были заброшены: после того, как Верхний Город оказался на осадном положении, там вряд ли велись строительные работы.
        Окинув взглядом окрестный кустарник, Шертон вытащил из-за пазухи и пристегнул к поясу кобуру, два ножа в ножнах; натянул плотно охватывающую шапочку с плоским кружком магической лампы на лбу, запихнул под нее волосы. Поднял ржавую крышку люка.
        Этим люком регулярно пользовались. По крайней мере, запор был сломан еще до Шертона, а внутреннюю поверхность крышки покрывало множество царапин. Плохой признак.
        Конус исходившего от лампы света выхватывал из тьмы покрытые плесенью стены, заполненный блестящей жидкой грязью канал, каменный потолок. Пройдя с десяток шагов вдоль кромки канала, Шертон резко повернулся. Ослепленная светом тварь, которая начала было подкрадываться к нему со спины, с пронзительным стрекотом отскочила.
        Вот чьи когти оставили следы на крышке! Нечто щетинистое, с шестью суставчатыми лапами и мордой, напоминающей печальное сморщенное личико, пародийно-человеческое. Размером оно не превосходило собаку, зато могло бегать по стенам. Создание из тех, что выбираются на поверхность после полуночи и охотятся на запоздалых прохожих в Нижнем Городе. Нежить.
        Свет лампы ее отпугивал, но стоит повернуться к твари спиной, и она атакует. Шертон атаковал первый: метнул в голову нож. Суча лапами, существо забилось в агонии на каменном полу. Шертон отсек все шесть конечностей, ловко уклоняясь от ядовитых шипов, и пинком сбросил останки в канал.
        Некоторые разновидности нежити способны регенерироваться, даже если изрубить их на мелкие кусочки. Он предполагал вернуться обратно этим же путем, и не исключено, что его ждет еще одна драка с этим же противником. Отрубленные лапы продолжали дергаться; в том месте, где тварь свалилась в канал, грязь колыхалась, на поверхности возникали и лопались пузыри.
        Держа наготове ножи, Шертон двинулся вперед. Никто больше не выскакивал из темноты, не крался за ним по пятам.
        Ему предстояло второй раз в жизни преодолеть барьер, создаваемый защитными установками Верхнего Города. Он был готов к неприятным ощущениям - и все же, когда на него обрушилась ломающая волю тоска, а к горлу подкатила тошнота, непроизвольно попятился.
        Присев на корточки у стены, он в течение нескольких минут приходил в себя. Наконец встал, убрал оба ножа в ножны (дальше они не понадобятся) и шагнул вперед.
        Его обожгло, оглушило, скрутило болью, однако на этот раз он прорвался. Получасовой отдых, потом - вперед и наверх. Хоть он и знал, что, несмотря на зловещую тьму, невыносимую вонь и обилие дерьма вокруг, места здесь безопасные, ибо за периметром Хатцелиуса нет и не может быть никакой нежити, рефлексы реагировали на каждую тень, на каждый шорох.
        Прошло довольно много времени, и впереди забрезжил свет. Туннели стали шире, их теперь освещали прикрепленные к потолку магические лампы. В некоторых туннелях вместо каналов с нечистотами пролегали трубы водопровода. Туда-сюда шныряли крысы, Шертону приходилось поглядывать под ноги, чтобы не давить их.
        Шахта. Наверху, за вычурной литой решеткой, чернело усеянное звездами небо. Пока он добирался до цели, наступила ночь.
        Возблагодарив Создателя за то, что так и не довелось искупаться в дерьме, Шертон поднялся к выходу, цепляясь за скобы. Поковырявшись гвоздем в замке, откинул решетку, вылез наружу и с удовольствием вдохнул свежий воздух.
        - Эй, кто вы такой?
        Вопрос задал офицер городской стражи, с профессиональным интересом наблюдавший за его появлением.
        - Меня зовут Арсений Шертон. - Не было причин скрывать свою личность. - Я пришел навестить друга, ректора Императорского университета. Не хотел неприятностей с молодчиками Омфариолы, вот и пришлось через канализацию.
        - Вы говорите о профессоре Баланиусе? - уточнил офицер.
        - Нет, о профессоре Ламсеарии.
        - Профессор Ламсеарий больше не ректор. Он ушел на пенсию.
        - Тогда не подскажете, где его можно найти?
        - Почетный придворный советник профессор Ламсеарий живет в своем дворце на проспекте Грез. Вам в ту сторону.
        - Спасибо.
        Кивнув стражникам, Шертон пошел вдоль расписанной причудливыми фресками стены какого-то учреждения. Судя по характеру росписи, учреждение принадлежало Лиге Императорских Магов. Возле поворота на миг обернулся: офицер смотрел ему вслед.
        Дворец Венцлава, двухэтажный, с классическим рихойским портиком и позолоченными статуями в нишах, находился в самом конце длинного проспекта Грез. Его окружала фигурно подстриженная туя и магические фонари в виде светящихся змей, обвивающих бронзовые столбы.
        Бывший ректор отдыхал у себя в опочивальне. На столиках вокруг кровати громоздилось множество склянок, пакетиков, коробочек с лекарствами. В кресле сидела невзрачная светловолосая девушка, совсем юная. Вначале Шертон принял ее за рабыню, потом заметил на тунике Эмблему целителя-ученика.
        - Я привез твою шкатулку, Венцлав.
        - Не имеет значения, - прохрипел Венцлав, слабо махнув отечной рукой. - Видишь, я уже совсем… Ладно, садись… Марела, ты иди, отдохни, и пусть нам вина принесут.
        Девушка тихо выскользнула из комнаты.
        - Марела - дочка моей племянницы, - объяснил Венцлав. - Хорошая девочка… Хотела стать целительницей, да теперь уже не станет. Не успеет, потому что конец света. - Его голос дрогнул, опухшее лицо сморщилось. - Арсений, ну если б хоть кто-нибудь знал, куда делась эта проклятая сука!
        - Какая сука? - опешил Шертон.
        - Нэрренират!
        Шертон промолчал. Он-то знал, куда делась великая богиня Нэрренират. Вероятно, до сих пор сидит в королевском зверинце в Суаме… Либо же удрала оттуда и слоняется по лесам Облачного мира, поедая разбойников и крестьянский скот.
        - Ты не слыхал о ней что-нибудь в других мирах?
        - А кому она нужна? - ушел от ответа Шертон.
        - Всем! Всему Панадару! Разве ты не видел, что случилось? Чокнутая Омфариола захватила власть, разогнала остальных богов и собирается устроить конец света. Только два существа во Вселенной способны остановить ее. Во-первых, это Создатель Миров, но до него не докричишься… А во-вторых, Нэрренират. Она уравновешивает Омфариолу в Панадаре, она и больше никто! Знаешь, Арсений, про Закон Равновесия?
        - В общих чертах.
        Он совершил ошибку, громадную ошибку… Даже хуже. Нельзя было бросать Нэрренират в Облачном мире. Во время путешествия он порой испытывал умеренные угрызения совести, но глушил их одним и тем же неопровержимым доводом: если Нэрренират вновь обретет свою божественную силу, она отнимет у него Роми. И Шертон оставил ее в беде, хотя при других обстоятельствах сам назвал бы такой поступок не вполне порядочным. А теперь он сидел и с непроницаемым лицом слушал объяснения профессора Ламсеария:
        - Никто не знает, почему Закон Равновесия именно такой, а не иной. То же самое, Арсений, можно сказать обо всех фундаментальных законах Вселенной. Боги уравновешивают друг друга, причем в каждом мире по-разному. И если чей-то противовес вдруг исчезнет, сие божество обретет в данном мире громадную силу! Слыхал про Вантарию? Слыхал, конечно, она принадлежит Божественным Супругам. Это, кстати, не супруги, а одна и та же божественная сущность в двух лицах. Так вот, раньше там было, как везде, но потом исчезли Убалокас, Зиффа и Манаэра. Неизвестно, что с ними стало. То ли угодили в ловушки, то ли ушли из нашей Вселенной… Тогда Божественные Супруги поступили, как Омфариола: всех прочих богов из Вантарии повыгоняли, людям организовали конец света - и катаются там как сыр в масле…
        Он с хрипом вздохнул, вытер со лба испарину, откинулся на подушки. Шертон отметил, что сейчас он рассуждает более здраво и логично, чем полгода назад, хотя выглядит хуже. Когда тебя держит за шиворот необходимость, не до маразма…
        - Что ж, Омфариола оправдала свое прозвище. Сначала все подчистую разрушить, потом восстанавливать, не считаясь с затратами… Пускай для богини это не затраты, все равно затея дурацкая.
        - Арсений, ты не теолог… - Венцлав закашлялся. - Ты не знаешь, что такое конец света и зачем он нужен. Это не просто массовая смерть и разрушения, это много хуже…
        Негромко постучали, в опочивальню заглянула Марела:
        - Дядя Венцлав, к вам пришли. Там профессор Баланиус, господин председатель Высшей Торговой Палаты и другие…
        Этот ночной визит представителей верховной власти застал врасплох не только Шертона, но и бывшего ректора. Теологи и влиятельные сановники друг за другом заходили в комнату, слуги Венцлава торопливо вносили стулья из соседних помещений. Некоторые из гостей были одеты небрежно, словно их посреди ночи выдернули из постели и потащили на важную встречу.
        - Вы Арсений Шертон? - спросил председатель Палаты. - Нам доложили, что вы в Верхнем Городе. Шертон, Панадар близок к катастрофе! Надо разыскать Нэрренират, где бы она ни была. Вы не раз успешно проворачивали дела, которые считались безнадежными… У вас есть машина для выхода в междумирье?
        - Есть. Если не стащили.
        - Надеюсь, что не стащили. Мы не сможем предоставить вам машину. Мы тут полностью заблокированы, машин у нас больше не осталось.
        - Куда они делись? - удивился Шертон. - Были ведь.
        - Их захватили те, кто успел раньше, - слабым голосом пояснил Венцлав. - Бегство началось, когда Чокнутая объявила о конце света. Сбежали немногие, ибо машин было не очень много…
        - Шертон, мы дадим вам золото, магические амулеты, что-нибудь еще, чем располагаем, - перебил председатель Палаты. - Вы беретесь найти Нэрренират?
        - Берусь. За плату.
        - Да-да, если вы вернете нам богиню, вы получите все, что угодно…
        - Авансом, - возразил Шертон.
        - Много вы отсюда не унесете. Вам придется уходить через катакомбы, как пришли.
        - Мне нужна всего лишь бумага. Официальный документ.
        - Документ? - Председатель оглянулся на остальных. - Итак?..
        - Пересмотр дела Романы До-Энселе. Оправдательный приговор, оформленный по всем правилам, со всеми подписями и печатями, включая вашу и императорскую. С пунктом:
«Обжалованию не подлежит». Хорошо, если вы уладите все быстро, за два-три часа. Как только я получу эту бумагу, я отправлюсь разыскивать Нэрренират. Это обязательное условие, торг неуместен.
        Председатель Высшей Палаты хотел что-то сказать, но передумал и встал.
        - Хорошо. Я сам этим займусь. Сейчас соберем судей… И еще вам золото принесут, чтоб у вас не было недостатка в средствах.
        Он вышел. Из зала снаружи донесся его резковатый голос, отдающий кому-то распоряжения, ему вторило отраженное от мраморных стен эхо.
        - В чем разница между концом света и обычным стихийным бедствием? - спросил Шертон.
        - В глобальности масштабов… - развел руками кто-то из сановников. - В количестве жертв, поскольку никто не выживет…
        - В заклятье, Арсений! - перебил Венцлав, приподнявшись на кровати. - Бог устраивает конец света - и все люди в этом мире одновременно погибают. В это время бог накладывает на них заклятье подчинения, и заклятье сие, закрепленное ужасом, болью смерти и болью потери близких, будет иметь громадную силу, не сравнимую с силой других заклятий! Божественные Супруги сделали это в Вантарии, и все вантарийцы стали их рабами. Вот чего хочет Омфариола! Все мы одновременно умрем, а после возродимся и будем почитать Омфариолу своей доброй госпожой.
        Шертон слушал с посеревшим лицом. Казалось, его внутренности сжались в болезненный комок.
        - Это же тайное знание посвященных теологов, уважаемый Ламсеарий… - прошептал профессор Баланиус, нынешний ректор Императорского университета.
        - Не сейчас, - отмахнулся Венцлав. - Если будет конец света, периметр не устоит, и мы тогда заодно со всеми… Арсений, найди Нэрренират! Такое только тебе по плечу… Надо успеть до истечения месяца Поющего Кота. Омфариола сказала, что дает людям время для осознания своих грехов, но я думаю, у нее попросту заклятье еще не готово. Создать такое заклятье - трудная работа.

«Времени достаточно, - с облегчением подумал Шертон. - Успеем». И тут же накатила волна беспокойства: а вдруг Нэрренират в халгатийском зверинце уморили голодом? Или еще что-нибудь нехорошее стряслось? В Облачном мире богиня так же смертна, как люди и животные…
        Теологи начали обсуждать вопрос о том, куда могла исчезнуть Нэрренират, давая ему множество противоречивых советов. К счастью, Шертон в их советах не нуждался. Потом вернулся председатель Высшей Торговой Палаты с оправдательным приговором по делу Романы До-Энселе. Двое офицеров стражи несли за ним мешочки с золотом.
        Незадолго до рассвета Шертон, нагруженный деньгами и амулетами (от последних никакой пользы в Облачном мире, но его сочли бы сумасшедшим, если б он от них отказался), с самой главной драгоценностью - документом, освобождающим Роми от уголовной ответственности за историю с Клазинием и Фоймусом, спустился в катакомбы. Его провожали, столпившись вокруг канализационного люка, члены Высшей Торговой Палаты (почти в полном составе) и полтора десятка ведущих теологов.
        С Венцлавом, который не мог встать с постели, Шертон простился во дворце. Их прощание было теплым и грустным.
        Взаперти Роми и Бирвот долго не просидели. Отправились гулять. Прогулка вышла невеселая. На Роми угнетающе действовала охватившая город атмосфера печали и безнадежности, у мага слезились глаза от яркого света, а открытая кожа под воздействием прямых солнечных лучей покраснела и пошла волдырями. Все же ему хотелось увидеть побольше, и в гостиницу они притащились усталые, после полудня.
        - Тут пришел парень, который был с вами вчера, - сообщила встретившая их в зале Тибора. - Незадолго до вас, избитый. Я его впустила, в комнате сидит.
        Когда дверь открылась, Лаймо не сидел, а стоял, сжимая в руках табуретку. Видимо, он приготовился обрушить ее на голову первого, кто переступит через порог, но, увидав своих, поставил на пол, уселся и сник. Его чиновничья туника была растерзана, в крови, правый глаз подбит. На подбородке ссадина, на предплечьях несколько порезов.
        - Кто тебя? - прошептала Роми.
        Тибора позади затворила дверь и торопливо ушла, они остались втроем в уютной комнатушке без окон, с оранжево-белыми манглазийскими коврами на стенах. Ее освещали потускневшие от долгого использования магические лампы в виде виноградных листьев.
        - Соседи. - Запавшие черные глаза Лаймо лихорадочно блестели. - Роми, ты можешь дать мне кусочек кристалла Сойон, хотя бы совсем маленький? Они хотели принести меня в жертву, я сбежал от них…
        - Могу.
        - Что за кристалл Сойон? - спросил Бирвот, вытаскивая из-под накрытой стеганым одеялом койки свой дорожный мешок.
        - Он спасает от богов, - отозвалась Роми. - Помните, мы вам рассказывали? У меня такой есть. Лаймо, ты ранен?
        - Почти нет. - Он помотал головой. - Тут все посходили с ума… Великой Омфариоле каждое восьмидневье приносят жертвы - она как будто их не требует, но и не отказывается. Жертву выбирают по жеребьевке, одного человека от десяти кварталов. Отрезают уши и… извини, Роми, яйца. Считается, что избранный своими страданиями искупает перед Омфариолой грехи всех остальных. Это называется - «добровольное самопожертвование»…
        Хмуро слушая, Роми вытащила из ладанки прозрачный осколок, достала нож. Примерившись, ударила рукояткой и протянула Лаймодию отбитый кусочек.
        - Держи.
        - Спасибо. Тоже сделаю ладанку, чтоб носить на груди. На всякий случай. Вряд ли меня будет искать сама Омфариола, это ведь не она придумала, а те, кто хочет ее умилостивить…
        - Она подбросила им идею. И не запрещает, потому что ей это нравится. Все боги такие. За тобой никто не следил?
        - Нет. Они пришли вчера вечером, перед закатом. Наверное, уже выбрали кого-то по жребию, но раз я появился, решили заменить… Понимаешь, соседи меня не любят, из-за того что я служу в Налоговом Департаменте. Я же там статистикой занимаюсь, а не чем-то еще, а им без разницы! Они связать меня хотели, и я бы пропал, если б Арс нас всему не научил… Вначале я растерялся, а потом схватил у Зулахиуса меч из ножен - он всегда с ним ходит, отставной стражник. Кажется, я кого-то ранил в живот… Я не хотел! - Лаймо с несчастным видом посмотрел на Роми. - Просто надо было прорваться, и я прорвался… Прыгнул в окно со второго этажа, такого они от меня не ждали. Меч я выбросил, чтоб с ним не поймали. Потом я специально петлял по улицам, а переночевал в гостинице в квартале Небесной Резеды, меня там никто не знает. И пошел сюда… До сих пор не могу поверить, что все это на самом деле. Я же этих людей с детства знаю…
        Роми отошла к столику в углу, наполнила три кружки апельсиновым соком из запотевшего, ледяного на ощупь охлаждающего кувшина.
        - На, выпей. А это вам, Бирвот.
        Маг поблагодарил кивком. Прикрыв воспаленные глаза - видимо, так ему было легче, - он втирал в кожу целебные мази из неказистых глиняных баночек.
        - Нэрренират хотела меня съесть, потому что умирала от голода, это я еще могу понять, - отхлебнув сока, жалобно добавил Лаймо. - Но зачем доброй Омфариоле мои уши и яйца понадобились?!
        - Она богиня. - Девушка неприязненно пожала плечами. - Этим все сказано.
        - Тут какое-то повальное сумасшествие! Роми, что они сделали с моей мамой… Ее забирали в храм Омфариолы для «промывания мозгов», и вернулась она совсем не такая, как раньше. Тихая, со всем подряд соглашается, а глаза неживые, стеклянные… Страшно.
        - Заклятье, - не прерывая своего занятия, проворчал Бирвот. - Заклятье можно наложить, можно снять. Конец света - вот это гораздо хуже… Но есть ведь и другие миры, и у нас есть магическая машина. Поговорим об этом с Шертоном, когда он вернется.
        Для него, чужака, Панадар значил не больше, чем любой другой из несметного множества миров. Осуждать его за это Роми не могла. Держа кружку с соком, она с ногами забралась на койку. Охватившее ее тоскливое чувство постепенно усиливалось. Конец света. Всего того, к чему она привыкла с детства, что ей нравилось, что она когда-то мечтала увидеть, но так и не увидела, скоро не будет. Просто не будет, и все. Из-за прихоти чокнутого божества. Она обеими руками стиснула холодную кружку.
        Когда за дверью послышались шаги, Лаймо вскочил и опять взял на изготовку табурет, но это вернулся Арс. Вопросительно приподняв бровь, поглядел на Лаймодия, сбросил на пол разбухший заплечный мешок. В мешке что-то тяжело звякнуло.
        - Похоже на звон монет, - заметил Бирвот.
        - Угадали, - подтвердил Шертон. - Лаймо, ты что здесь делаешь?
        Лаймо сбивчиво пересказал свою историю и закончил:
        - Не знаю, куда я теперь пойду…
        - Можешь присоединиться к нам. - Сунув руку в карман, Шертон вынул ладанку на цепочке и подал магу: - Наденьте. Кристалл Сойон.
        - Спасающий от богов? - Бирвот цепкими узловатыми пальцами пощупал мешочек.
        - Относительно. Сойон делает нас незримыми для богов и духов. Вообще-то, если божество явится сюда в физическом облике, оно увидит нас - так же, как мы видим друг друга. Но обнаружить на расстоянии не сможет.
        Шаркающие шаги. Тибора принесла ужин. На облупленном лакированном подносе, среди тарелок и кастрюлек, стояли весы для пряностей, старые, из позеленевшей бронзы. Пустые миниатюрные чашечки, подвешенные на тонких цепочках, непрерывно колебались.
        - Я должен кое-что вам объяснить и надеюсь на вашу сообразительность, - заговорил Шертон, когда она вышла. Тронул пальцем весы. Чашечки закачались. - Бирвот, эта штука пригодится вам, чтобы готовить снадобья от солнечных ожогов. Давайте ужинать.
        Его серые глаза светились мрачноватой энергией, на лице порой появлялось сосредоточенное выражение, словно он погружался в обдумывание каких-то сложных планов.
        - Ешьте получше, - посоветовал он остальным. - Потом соберем вещи - и пойдем. Мы обязаны уладить одно дело, времени мало.
        - Куда пойдем, Арс? - грустно спросила Роми. - Ты что-нибудь узнал в Верхнем Городе?
        - Узнал. Ты оправдана, все обвинения с тебя сняты. Документ у меня за пазухой, после покажу.
        - Но каким образом?.. - От удивления она чуть не выронила вилку.
        - Им некуда было деваться, - загадочно объяснил Арс. - Так или иначе, ошибка исправлена. Мы тоже должны исправить одну ошибку. Добрая Омфариола в своих мудрых поучениях сказала кое-что, крайне для нас важное… - Слушатели оторопели, но он, как ни в чем не бывало, продолжил: - Нельзя выбрасывать на улицу домашних животных, великая богиня трижды права! Наши неприятности начались из-за того, что мы об этом забыли. Надо вернуться в Суаму и забрать наше животное из королевского зверинца.
        Он отломил кусочек от лепешки с изюмом и бросил на левую чашечку весов. Правая тут же взметнулась вверх.
        Хоть Лаймо и был прирожденным аналитиком, на этот раз Роми первая поняла, что к чему. Широко раскрытыми глазами она уставилась на весы, потом подняла взгляд на Шертона:
        - Значит, так?.. Ох, что мы натворили… Мы должны вернуться за ней!
        - Мы жестокосердно бросили на произвол судьбы совсем ручное животное, - с совершенно серьезным выражением на лице кивнул Шертон. - Конечно, кое-какие вопросы придется уладить, обговорить…
        Лаймодия тоже озарило:
        - Да, я ведь читал про Закон…
        Свирепый взгляд Шертона, подкрепленный пинком по щиколотке, заставил его замолчать. Опять чуть не ляпнул вслух… Гостиница Тиборы - достаточно надежное место, но, когда на карту поставлена судьба целого мира, лучше помнить о том, что и у стен бывают уши. В такой ситуации даже на Сойон нельзя безоглядно полагаться. Лаймо пристыженно опустил голову, а Шертон, перехватив инициативу, договорил за него:
        - Есть закон милосердия, повелевающий людям заботиться о животных, так же как о людях заботится добрая Омфариола.
        Бирвот рискованных вопросов не задавал. Он был умным магом. И о Законе Равновесия слыхал - Шертон и Роми еще во время путешествия много рассказывали ему об устройстве Вселенной за пределами Облачного мира.
        - Полагаю, без меня вам не обойтись, - заметил он, допив свой горячий шоколад. - Вкусная вещь. Ладно, у меня хоть глаза от вашего солнца отдохнут… Когда отправляемся?
        - Сейчас. Двадцать минут на сборы.
        Глава 3
        На улицах никого не было. Словно катастрофа уже произошла, и теперь Омах и Сийис, два небесных серебряных лика, скорбно разглядывали обезлюдевший город.
        Шертон держал наготове самострел, Бирвот - связку боевых амулетов. Пока ничто не указывало на близкие неприятности. Тихо. Слышна только возня зильдов на крышах да вой собак, растревоженных двойным полнолунием. На шее у каждого из четверки висела ладанка с Сойоном, заплечные мешки были набиты купленной у Тиборы провизией и мешочками с золотом. Кое-какое снаряжение с прошлого раза осталось в машине, но о том, чтобы подготовиться к экспедиции поосновательней, не могло быть и речи.
        Время.
        Лунный свет, плотный, как вода, омывал пустырь, и покрытая жестью двускатная крыша сарая блестела, будто рыбья спина. Чернеющие вокруг растрепанные кусты акации с жадностью впитывали его, протягивая вверх руки-ветви.
        Полнолуние так или иначе влияло на всех, даже на Бирвота, который не принадлежал к этому миру. Маг почувствовал вдруг беспокойство, никак не связанное с текущими проблемами, и начал нервно перебирать свои амулеты.
        Панадарцы тем более не могли противиться этой силе. Лаймо покосился на Роми: вид ее тонко очерченного профиля и подрезанных до середины шеи ярко-белых волос заставил его судорожно сглотнуть от накатившего влечения. И Роми ощутила смутную сладкую тоску, только подумала не о Лаймо, а об Арсе и о Нэрренират. Второе вызвало у нее протест, но этот протест исходил от рассудка и уступал по остроте пронизывающим ее импульсам.
        Шертона тоже охватило непреодолимое желание, направленное на Роми. Вытащив из кармана цепочку с амулетами, он дотронулся до того, что похож на серповидную прозрачную льдинку, и произнес заклинание.
        Всю компанию словно окатило холодной водой. Наваждение ушло.
        - Магия двойного полнолуния, - объяснил Шертон. - В такие ночи лучше сидеть дома, если нет настроения отдаться страстям.
        - Вчера мы ничего подобного не испытывали, - поглядев с опасливым прищуром на Омах и Сийис, прошептал маг.
        - Это накатывает внезапно, в определенные моменты. Все очнулись? Я на всякий случай проверю сарай, а вы подождите здесь.
        Бесшумно опустив на траву свой мешок, Шертон направился к постройке, огибая ее таким образом, чтобы нельзя было прицелиться из окошек. Бирвот, Роми и Лаймо остались под прикрытием кустарника. Готовые к драке, хоть и надеялись, что драться ни с кем не придется.
        Чутье не обмануло: засада в сарае была. Толкнув скрипнувшую дверь, Шертон шагнул в сторону, и тотчас в воздухе что-то свистнуло. Не звездочка, не метательный нож… Скорее всего, магическая либо смазанная наркотическим снадобьем стрелка: владельца спрятанной в катакомбах машины противники намеревались захватить живым, поскольку так и не смогли взломать заклятье, запечатавшее вход в помещение. Заклятье было хитроумное и надежное, да еще Бирвот его слегка видоизменил, добавив не используемые панадарскими магами компоненты. На то, чтоб его распутать, даже у выдающегося профессионала уйдут не одни сутки.
        Швырнув в окошко горсть бусин-лампочек, Шертон отпрыгнул. Теперь сарай был ярко освещен, внутри заколыхались тени. Из дверного проема выскочил человек и покатился по земле, сбитый с ног подсечкой. За ним показался второй, с мечом. Нырнув под клинок, Шертон ткнул распрямленными пальцами в солнечное сплетение. Первый уже встал, но было не до него, потому что третий, выросший на пороге, что-то скороговоркой шептал, направив на Шертона небольшой блестящий предмет. Этот предмет против воли приковывал взгляд, было в нем нечто завораживающее… Однако Шертон умел противостоять воздействиям такого рода. Его кулак впечатался в висок парня раньше, чем тот успел договорить заклинание. Развернувшись к первому, Шертон стукнул его по горлу и отскочил, уходя от нового выстрела. Маячивший в окне стрелок опять поднес к губам духовую трубку. Вскинув самострел, Шертон нажал на спуск. Стук упавшего тела. Тишина. Преодолев одним прыжком расстояние до двери, с оружием наготове, он бросил взгляд внутрь и сразу отступил под защиту стены.
        Ничего. Ни шороха, ни движения.
        Он вновь осторожно заглянул в сарай, озаренный рассеянным светом рассыпанных по полу бусин. На полу лежала женщина, отброшенная выстрелом от окна к противоположной стене. Шертон мысленно пожелал ей удачного перерождения. Он не хотел никого убивать и не мог осуждать людей, задумавших отнять у него машину, чтобы сбежать от Чокнутой Омфариолы. Но объяснять им, что от успеха его экспедиции зависит спасение всего Панадара, он тоже не мог.
        Все это произошло очень быстро. За считаные мгновения. Лаймо и Роми только-только успели подбежать к сараю.
        - Я что вам сказал? - мрачно спросил Шертон. - Ждать в кустах! Марш за магом и за вещами.
        Смутившись, они побежали обратно и вскоре вернулись с мешками. Тем временем Шертон откинул крышку лаза, бросил во тьму несколько светящихся бусин. Никого.
        После торопливого спуска по винтовой лестнице они углубились в лабиринт широких туннелей с отсыревшими шероховатыми стенами. Возле одной из них Шертон остановился, произнес заклинание. Возникла щель, два каменных блока повернулись на шарнирах - нехотя, с натужным скрежетом: обычная для Панадара смесь магии и механики. Иногда бывает, что механика изнашивается и выходит из строя, иногда подводит магия - если заклинание составлено небрежно.
        Шертон отпер дверцу, все устроились в креслах. Пальцы коснулись кристаллов на приборной панели, и машина, оторвавшись от пола, выплыла в туннель.
        Всех четверых охватило возрастающее напряжение: если у Омфариолы есть свои шпионы в Верхнем Городе и она знает, за кем отправился Шертон, - сейчас пошли последние минуты, когда она может остановить их! Лаймо грыз ногти. Роми сцепила пальцы, стиснув их так, что костяшки побелели. Бирвот беспорядочно перебирал свои амулеты. Шертон внешне сохранял спокойствие.
        Раскрылись обе крыши. Нет, сначала пол, потом крыша, поправила себя Роми. Она дрожала и чувствовала, что Лаймо тоже дрожит (им опять пришлось делить на двоих одно кресло). Время стало вязким и текло мучительно медленно, как еле-еле ползущие по стеклу капли. Сверху надвинулись, увеличиваясь в размерах, ослепительно серебряные диски Омаха и Сийис, потом исчезли - и машина окунулась в невещественную золотую мглу.
        Обычно при выходе в междумирье люди чувствуют себя неуютно, однако на этот раз Роми и Лаймо одновременно издали радостный вопль, а Шертон пробормотал: «Ну, хвала Создателю…»
        - Можем теперь все обсудить? - спросил маг.
        - Лучше не задерживаться, - повернулся к нему Шертон. - Если Омфариола появится здесь в физическом теле, она увидит нас, несмотря на Сойон. Именно таким образом нас засекла в прошлый раз Нэрренират по наводке Лаймо. Сейчас мы войдем в Облачный мир. Там ведь только одни врата-вход?
        - Древние книги утверждают, что одни.
        - Значит, мы вывалимся из междумирья примерно там же, где в прошлый раз. В заболоченном лесу. В тот раз нам повезло… Бирвот, надо, чтобы мы приземлились на твердую почву, а не в трясину. Справитесь?
        - Мне нужно некоторое время, чтобы сосредоточиться.
        Маг прикрыл глаза и замер. Остальные молчали, не смея мешать ему. От него зависит, будет ли посадка удачной. Обладая хорошей памятью, Шертон знал множество заклинаний и умел пользоваться большим количеством амулетов разнообразного назначения, но магом он не был. Для того чтобы направить в безопасное место потерявшую управление машину, нужны способности мага.
        - Я готов, - глухо произнес Бирвот.
        - Держитесь!
        Шертон набрал комбинацию.
        Грязно-белая облачная воронка, сумасшедшее вращение. Кромешная тьма. Удар о невидимую поверхность.
        Лампы и кристаллы погасли. Снаружи тоже было темно. Однако непохоже, чтобы машина погружалась…
        - Ночь, - невнятно сказал Бирвот. - Я прикусил язык…
        У него на ладони вспыхнул огонек. Мерцая неровно, как пламя свечи, он озарял лица, выступающие из приборной панели кристаллы, усеянные заклепками медные обводы слепых иллюминаторов.
        - Мы на твердой земле, - добавил маг. - Просто нужно дождаться, когда облака наполнятся светом. Подержите…
        Он отдал огонек Шертону, расстегнул затейливо-фигурные пряжки страховочных ремней и потянулся за своим мешком.
        - Значит, Омфариолу в Панадаре уравновешивает Нэрренират? - выпалила Роми.
        - Да, - подтвердил Шертон. - Только она. Остальные боги разбежались по другим мирам, где равновесие не нарушено. Омфариола собирается наложить на людей в Панадаре заклятье подчинения, для этого ей и понадобился конец света. Подкрепленное болью и смертью, это заклятье будет иметь громадную связывающую силу. Мы должны опередить ее. Надо притащить Нэрренират в Панадар до истечения месяца Поющего Кота.
        - Так времени много… - заметил Лаймо, осторожно выбираясь из кресла. И вдруг замер: - Она же съест нас! Прогневалась, наверно, что мы бросили ее в зверинце…
        - Вот-вот, - кивнул Шертон. - Один из тех вопросов, которые стоит обсудить загодя. Мы должны заключить с богиней договор: мы ее спасаем - она обязуется не причинять нам вреда.
        - А она будет соблюдать условия договора? - все так же невнятно спросил маг.
        Он достал из мешка лакированную баночку с белой творожистой массой и сейчас втирал снадобье в свой прокушенный язык.
        - Думаю, будет. Я не рискнул бы поверить на слово Мегэсу, Карнатхору или той же Омфариоле, но у Нэрренират не самая худшая репутация.
        - Интересные у вас в Панадаре добрые божества… - завинчивая крышку, покачал головой Бирвот.
        - Омфариола называет себя доброй и светлой, - пожал плечами Шертон. - Вероятно, она искренне считает себя доброй и светлой. Но названия - это всего лишь названия, не более того. Слова. Ладно, мы отвлеклись. Еще одна важная деталь: ни в коем случае нельзя рассказывать Нэрренират о том, что сейчас творится в Панадаре. Сама увидит, когда вернемся домой.
        - Почему нельзя? - удивился Лаймо, устроившийся на полу возле переборки.
        - Если богиня поймет, что она позарез нужна людям Панадара, она сразу же начнет диктовать нам условия. Поэтому пусть считает, что это мы оказываем ей услугу, а не наоборот. Скажем, что врата-выход работают нестабильно, чтоб у нее не было искушения опять напиться и устроить задержку…
        - Никто не знает, стабильно или нет они работают, - вставил маг.
        - Тем более. Потом я предложу ей первым делом заглянуть в Панадар, в Нижний Город. Когда она увидит, что стало с ее эстакадой, она размажет добрую Омфариолу по всем шести измерениям.
        - По шести? - хмыкнул Бирвот. - В наших древних книгах речь идет о четырех пространственных измерениях.
        - А в наших написано, что их то ли пять, то ли шесть, - сказала Роми. - Большинство ученых считает, что шесть, потому что четное число солидней.
        Сунув руку за пазуху, Шертон вытащил цилиндрический кожаный футляр и протянул ей:
        - Вот приговор.
        Роми развернула тугой свиток, дважды прочитала текст. Оправдана, обжалованию не подлежит. Алые сургучные печати, императорская и Высшей Торговой Палаты. Золотая магическая печать Храма Правосудия. Теперь она может вернуться домой, на Идонийские острова… Или нет, не может. Есть ведь еще Ицналуан, которого на нее натравили. И Нэрренират. А кроме того, она не хотела расставаться с Арсом.
        - Спасибо.
        Она сунула документ обратно, закрыла футляр, нажав с двух сторон ладонями.
        - Лучше оставить его в машине, чтоб не потерялся, - посоветовал Шертон.
        Черноту за иллюминаторами разбавило слабое свечение. Никто не знал, откуда берется в этом мире свет: исходит ли он от солнца, спрятанного за многочисленными слоями облачной ваты, или от каких-то иных источников… Или, как верят местные жители, светятся сами облака? На этот вопрос даже Бирвот не мог ответить. Снаружи разлилась водянисто-серая мгла, кое-где наметились более темные вертикальные полосы - стволы ачанхов.
        - Мы там, где надо, - сказал Бирвот. Он держал перед собой на ладони круглую стеклянную коробочку с прозрачной жидкостью и суматошно вертящейся серебристой рыбкой. - Надеюсь, не очень далеко от Суамы. Вот это у меня указатель сторон света, но почему-то не работает… Возможно, в ваших приборах все же сохранилась какая-то слабая магия, и она заставляет рыбу плясать.
        - А рыба настоящая? - Лаймо привстал, вытянув шею.
        - Железная.
        - Железо тянется к железу, - припомнил Шертон. - Его много в корпусе машины. Когда выйдем наружу, рыба успокоится.
        Бирвот убрал указатель в карман.
        - Интересно, я никогда не общался с богами. Я хотел бы включить в договор с Нэрренират кое-какие свои пункты… Имеющие значение лично для меня.
        - Конечно, - отозвался Шертон. - Хорошенько обдумайте формулировки. Они должны быть предельно ясными и однозначными, богиня весьма искушена во всяких уловках.
        Светало. За иллюминаторами прорисовался кустарник, покрытая желтоватым мхом почва, пучки травы, пятнистые колонны-стволы, уходящие ввысь, в туман. Знакомая картина.
        Наскоро позавтракав, люди выбрались наружу. Бирвот наложил на машину заклятье, меняющее видимость, и теперь она выглядела, как еще один куст посреди мшистой поляны.
        С помощью железной рыбы маг определил направление. В этот раз им повезло: не прошло и часа, как за стволами ачанхов проглянул каменный тракт. Перебравшись через парапет, они зашагали по пустынной дороге, обрамленной туманом.
        Справа лес постепенно отодвигался в сторону, освобождая территорию для лугов и огородов. Было гораздо теплее, чем в прошлый раз: Бирвот сказал, что в Халгате сейчас лето. Насыщенный влагой и травяными ароматами ветерок шевелил волосы, в лесу выводил трели разноголосый птичий хор. Поворот… И все одновременно остановились.
        Посреди луга застыла неподвижная исполинская фигура. Человеческая. Вырезанная из цельного ачанхового ствола - это стало понятно чуть погодя, а в первый момент всем показалось, что исполин в тумане живой.
        Деревянная статуя изображала грузного бородатого человека с покатыми плечами, с кистенем в правой руке и мечом в левой, с раздумьем взирающего на дорогу. В высоту она достигала двадцати футов, вдобавок ее приподнимал над травой трехфутовый каменный постамент.
        - Надо же, а я в прошлый раз не заметил… - прошептал Лаймо.
        - Этого идола раньше тут не было, - уверенно сказал маг. - Там что-то написано, давайте посмотрим.
        Глава 4
        - «На этом самом месте Сасхан Благодетель в пору второго сева 3593 года от Божьего Ливня поучил уму-разуму злых купцов из Огарнула. Благодетелю нашему от благодарного народа», - вслух прочел Бирвот. - Что это значит, а?
        Панадарцы еще не видели мага настолько изумленным и озадаченным.
        - Вам виднее, вы же здешний, - неуверенно пробормотал Лаймо.
        - Ничего не понимаю… Я никогда не слыхал ни о каком Сасхане Благодетеле! Есть тут один разбойник Сасхан по кличке Живодер, так не ему же поставили идола… - Потоптавшись перед статуей, маг повернул к дороге. - Идемте! Спросим у людей.
        Когда из тумана появилась деревня, Роми надела и надвинула на лоб висевшую за спиной шляпу. Навстречу из-за крытого гнилой соломой сарая вышли две понурые коровы, их погонял хворостиной оборванный мужик.
        - Здравствуйте! - окликнул его Шертон. - Вы здешний?
        - Я здешний пастух, - подтвердил тот и кивнул на коров: - Деревенское стадо пасу…
        Решив, что это специфический крестьянский юмор, Шертон усмехнулся:
        - У вас можно купить молока и хлеба?
        - Какого хлеба?! - Пастуха вопрос напугал. - Ничего у нас нету, мы нищая деревня! Нам и грамоту особую выдали… Так что, мил-человек, ничем от нас не поживишься, это другие деревни, которые богатые, с нами делиться должны! А стадо свое мы скоро в город погоним, как велено, чтобы нищую Суаму прокормить… Пошли, пошли! - Он заторопился прочь, нахлестывая коров.
        - По-моему, ненормальный, - высказал догадку Лаймо. - Давайте кого-нибудь нормального найдем и спросим.
        Остальные жители оказались под стать пастуху. Настороженные, грязные, в затрапезных обносках, они в один голос твердили, что деревня у них нищая, ничего с них не возьмешь и посему соседи должны их кормить, а стадо из двух голов принадлежит нынче не им, а нищей Суаме, где народ ежедневно мрет от голода. Какой там хлеб, какое еще молоко?! Идите в деревню Зильдово Ухо, что дальше по тракту. Вот это богатая деревня! Говорят, там до сих пор есть две дюжины кур на полторы дюжины дворов - вон как иные люди живут, как сыр в масле!
        - А кто такой Сасхан Благодетель? - спросил Лаймо.
        Сасхан Благодетель - это благодетель всей Нищей Халгаты. Отец-защитник. Добрый разбойник, некоронованный король. Да, да, тот самый, из славной шайки Рагеля Чернобородого. Это он вырезал царственных злодеев и их приспешников, а ныне он первый человек в государстве, и для Высшей Палаты Нищих его слово - закон. Высшая Палата Нищих? Это правительство нашей Нищей Халгаты. Люди там сплошь почтенные, все они были раньше удалыми разбойниками, или воровали неправедно нажитое добро у богатых кровопийц, или побирались в Суаме…
        Бирвот, нередко повторявший, что маг не должен ничему удивляться, моргал, неприлично разинув рот.
        - У нас управляет Высшая Торговая Палата, а здесь - Высшая Палата Нищих, как странно… - прошептала Роми.
        - Да они психи, - слегка толкнув ее локтем, шепнул Лаймо. - Нужно дойти до Зильдова Уха и там порасспрашивать. Может, на эту деревню кто-то наложил заклятье, затемняющее разум?
        - Идем отсюда! - решил Шертон. - Выясним…
        В Зильдовом Ухе повторилась та же история. Крестьяне утверждали, что не могут продать молока и хлеба, ибо сами живут впроголодь, да еще и кормят нищих соседей. Так положено по закону, потому что Зильдово Ухо - богатая деревня. Высшая Палата Нищих никак не соглашается выдать грамоту о том, что у них нищая деревня: говорят, кто-то ведь должен оставаться богатым, чтобы прокормить всех остальных. Хорошо соседям: те вовремя поняли, откуда ветер дует. Обнищали, получили грамоты с печатями Палаты - и теперь живут себе припеваючи, горя не знают!
        Телегу до Суамы нанять не удалось: ежели Высшая Палата Нищих проведает, что кто-то сумел заработать, придется поделиться, то есть отдать Палате втрое больше денег, чем хозяева выручат за наем телеги. Таков закон.
        Когда Зильдово Ухо скрылось за поворотом, из леса выскочил человек и побежал к тракту, размахивая руками, наперерез путникам. Один из обитателей Зильдова Уха, вспотевший и раскрасневшийся. На плече у него висела холщовая сума.
        - Погодите, добрые люди!
        Тяжело дыша, он оперся о каменный парапет, но перелезать не стал. Воровато оглядевшись по сторонам, вынул из сумы каравай хлеба и глиняную бутыль.
        - Продам, ежели заплатите. Видно, вы не здешние… В другой раз тайком спрашивайте, а не у всех сразу. Ведь ежели кто-то вам что-то продаст, другие на него донесут, Палата Нищих за это вознаграждает… Ох, как я за вами бежал, еле догнал! Тут молоко. Хорошее молоко, сладкое, и хлеб вчера вечером испечен. Уж не поскупитесь…
        Выложив на парапет два серебряных баркля, Шертон спросил:
        - Что случилось в Халгате? Мы пришли издалека, ничего не знаем.
        - Смута была. Зимой, в аккурат как адского черного зверя поймали. Короля с королевами казнили, а власть взял Сасхан Благодетель. Люди толкуют, у него есть советник-чужестранец, страшный лицом, который всегда носит маску… Высшую Палату Нищих придумали. Говорят, как новое государство наберет силу, так пойдем войной на богатых соседей, которые с нами добром делиться не хотят. - Мужик сплюнул в траву. - Вот так и живем… Статуй Благодетеля везде понаставили, ему это по нраву. Если у вас нет какого особого дела, не ходите в Суаму. Вас там поделиться заставят, а ежели сказать напрямую, то все до последнего гроша отымут.
        - Благодарствую за предупреждение. Что стало с адским черным зверем?
        - А что с ним станется… - Крестьянин слегка поежился. - Уж он-то не голодает, каждый день кормят!
        Нэрренират жива. Словно гора с плеч свалилась.
        - Спасибо, добрый человек, - еще раз поблагодарил Шертон.
        Зорко оглядев дорогу и пустое пространство вокруг, мужик затрусил к лесу и вскоре скрылся в кустарнике.
        - Революция… - вздохнул Лаймо, заталкивая в мешок каравай и бутыль с молоком. - Куда мы ни вернемся, везде все вверх тормашками!
        - Разберемся, - бросил Шертон. - Если к этому свинству имеет какое-то отношение афарий…
        Он не договорил, так как не знал, что сказать. До сих пор он был неплохого мнения об Ордене афариев. Хотя в семье не без урода.
        - Бирвот, мы далеко от Суамы?
        - День пути, если пешком.
        Переночевали они в теплом сыром лесу, очертив магический круг, защищающий от нежити. Шертон счел, что это будет безопасней, чем проситься на ночлег в какую-нибудь «нищую деревню». На другой день тракт вывел их на равнину, к Суаме, опутанной деревянной паутиной воздушных мостиков.
        На разведку Шертон пошел один. Маг, Роми и Лаймо остались в лесу, разбив маленький лагерь на поляне неподалеку от реки. Бирвот заверил, что никто их не потревожит, уж об этом он позаботится.
        - Пока есть время, тренируйтесь, - велел Шертон ребятам. - Обстановка здесь та еще…
        Недавно закончилась пора ливней, и почва была пропитана влагой, как губка. Повсюду блестели лужи, в них копошились, хлопая крыльями и курлыкая, синие плоскоклювые птицы с растрепанными хохолками. Возле сараев сохли прислоненные к стенам плоты. Шертон шел по раскисшим проселкам, от деревни к деревне, минуя тракт, где время от времени проезжали отряды вооруженных людей, одетых небрежно и пестро. Он не хотел стычек. Сейчас он лазутчик, а не боец. Лишь оказавшись под городскими стенами, он перемахнул через парапет и направился к воротам.
        Стражники, вооруженные дубинками и мечами, лениво зашевелились при его появлении.
        - Подайте двадцать пожелей за вход в столицу! - протянул сборщик в замызганном плаще, отороченном свалявшимся белым мехом.
        - Въездной налог? - осведомился Шертон, развязывая кошелек. Некоторое количество халгатийских денег осталось у него еще с прошлого раза.
        - А теперь подайте пятьдесят пожелей на пропитание нищей голодающей Суамы после революции и гражданской войны! - вновь потребовал чиновник.
        В его властном голосе сквозили заунывные интонации профессионального попрошайки.
        Отдав деньги, Шертон шагнул вперед, заставив его отступить с дороги.
        - Смотри-ка, богатый… - с неприязнью прошептали за спиной.
        Нищая Суама вполне соответствовала своему названию. Грязный город с отощавшими собаками и зильдами, плохо одетыми отощавшими прохожими, разбитыми окнами (о фонарях и говорить нечего - от них остались одни ржавые кронштейны), с забитыми мусором сточными канавами вдоль изношенных мостовых.
        Шертон завернул в трактир, взял кружку жидкого пива. Он хотел послушать разговоры, чтобы получше оценить ситуацию, но посетители говорили мало, с оглядкой. Одна фраза, произнесенная за соседним столом, насторожила его:
        - Слыхал? Господ Лярского поместья начали скармливать зверю. И до этих дошла очередь…
        - До всех кровопийц дойдет! - Кто-то засмеялся.
        Подхватив кружку, Шертон подсел к двум бородатым коренастым халгатийцам в засаленных куртках.
        - Выпьем вместе, ребята? Я тут пришлый человек, никого не знаю, а в одиночку пить скучно. Эй, еще пива на троих!
        Когда трактирщик принес кувшин, он поинтересовался:
        - О каком звере вы говорили? О том, что в Обсидиановой яме?
        - О нем самом, - прихлебывая пиво, подтвердил один из халгатийцев.
        - Он у вас, что ли, жрет людей?
        - Богачей-кровопивцев! - хохотнул второй. - Только их и жрет, кажный день по богачу! Ну, и всяких прочих врагов Нищей Халгаты, кого Высшая Палата приговорит…

«Проклятая тварь! - подумал Шертон. - И после этого я должен тебя спасать? Должен, потому что нет другого способа восстановить равновесие в Панадаре…»
        Задав еще несколько вопросов, он уяснил для себя нынешнее социальное устройство Халгаты. Правительство - Высшая Палата Нищих, глава государства - Сасхан Благодетель, он же председатель Палаты. У него есть советник, загадочный чужестранец с изуродованным лицом, который живет под усиленной охраной в бывшем дворце герцога Вабигохского и редко показывается на людях. Армию и городскую стражу заменили вооруженные отряды гвардейцев из неимущего люда, подчиненные Благодетелю. Жизнь теперь устроена по-справедливому: те, у кого что-то есть, кормят нищих. Но просто так нищим не назовешься, для этого надо получить от Палаты грамоту с государственной печатью. Зато, ежели получишь, все обязаны будут с тобой делиться! А коли не захотят, их осудят как богачей-кровопийц и бросят в яму к адскому зверю.
        Дверь трактира широко распахнулась, впустив сероватый полуденный свет.
        - Вот он! - крикнул кто-то, указав на Шертона.
        В зал гурьбой ввалились парни разбойного вида. Толкнув стол, Шертон встал: он не видел ни одной причины, чтобы сидеть и пассивно ждать дальнейшего развития событий.
        - Ты кто такой? - спросил предводитель, рябой мужчина с темной встопорщенной бородкой.
        - Странник.
        - Богатый странник… Значит, по закону, должон поделиться своим добром с бедствующей Халгатой! Видал небось, как народ у нас голодает? Отдавай все, что есть, тогда, может, живым отпустим. Ты ведь не нищий, а?
        - Не нищий, - подтвердил Шертон. - Я разбойник.
        Удар под коленную чашечку, и рябой растянулся на заплеванном полу. Шертон сбил с ног парня, который попытался обойти его со спины, с хрустом сломал предплечье другому противнику. Началась свалка, поскольку все остальные бросились на него скопом. Ему оставалось только скользить среди них, нанося точные моментальные удары. Мирные посетители трактира проворно расползались по углам. Сверкнул брошенный нож. Поймав лезвие в воздухе, Шертон метнул его обратно, в отправителя, и тот со стоном скорчился.
        - Хватит! - гаркнул человек, стоявший в дверях.
        К кому он обращался, непонятно: драка к этой минуте завершилась сама собой. Посетители жались к стенам, выглядывая из-за опрокинутых столов, гвардейцы Палаты валялись на полу. Посреди зала стоял Шертон с обнаженным мечом: он только сейчас достал оружие, на случай, если появятся лучники.
        - Хватит, молодцы, - перешагнув через порог, властно повторил человек, весьма похожий на деревянную статую Сасхана Благодетеля. Знакомая физиономия: один из громил, привязавшихся к панадарцам на опушке леса во время первого посещения Облачного мира. В тот раз Шертон утихомирил его, столкнув лбом с подельником. - Сразу видно, наш человек! Я тебя помню, странник. С чем пожаловал?
        - Мне сдается, что Суама - подходящее для меня место.
        - Верно, странник, мы тут всех удалых людей привечаем! Нищей Халгате нужны такие бойцы, как ты. Как тебя кличут?
        - Шертон.
        - Не нашенское имечко… Помнится, с тобой еще был чернявый парнишка и девка в штанах, где они?
        - Я один. Собираешься воевать, Сасхан? Я кое-что смыслю в военном деле.
        - Тогда пошли, потолкуем. - Благодетель ухмыльнулся и отвесил пинка ближайшему разбойнику. - Вставайте, вы, засранцы! Один молодец вас отлупил… гвардия! Вставайте и гоните отсюда всех, мы тут пить будем!
        Не дожидаясь, когда их погонят, посетители бочком пробирались к выходу и разбегались, не забывая подобострастно поклониться главе государства. Кое-кто из разбойников шевелился и слабо постанывал, но таких, кто смог бы встать, не нашлось. Тогда Сасхан позвал с улицы других гвардейцев, и они повытаскивали своих собратьев за порог. Трактирщик между тем накрыл один из столов чистой вышитой скатертью, принес вино, копченую колбасу, горшочки с маринадами. Отметив, что кое-какая приличная провизия в голодающей Суаме все же имеется, Шертон убрал меч в ножны и уселся на лавку напротив Сасхана.
        - Все такое в кажном трактире держат, дабы мне угодить, - объяснил Благодетель. - А иначе я лютую! Ну, давай выпьем, странник, ублажим наши разбойничьи душеньки…
        Шертон понимал, что Сасхан хочет напоить его, чтобы разговорить. Пустой номер. Даже в состоянии опьянения он помнил, что можно сказать вслух, а что нельзя, и лишнего не болтал. Так что говорил он хоть и много, но под контролем, и рисовал именно ту картину, какую хотел показать собеседнику.
        Он авантюрист из стороны зноя. Пиратствовал на Рыжем море. Кое-какие конкретные детали: на случай, если Сасхан имеет представление о Рыжем море. Шертон упомянул про упыря-утопленника, принявшего облик девушки, спасшейся после кораблекрушения.
        - У нас на реке эта пакость тоже водится. - Председатель Палаты Нищих рыгнул. - Особливо теперь, когда все маги-ренегаты посбегали из Нищей Халгаты. А вы-то небось увидали в море девку и сразу губу раскатали! - Захохотав, он стукнул по столешнице пустым кувшином. - Эй, еще вина! В Либне делают хорошее вино… Скоро войной на соседей-кровопийц пойдем, заставим их с нами поделиться. Ты, странник, сумеешь командовать солдатами?
        - Сумею.
        - Хорошо… - Расстегнув отороченную кружевами дворянскую рубаху, он почесал волосатую грудь. - А то есть у меня советник Титус, коричневокожий, вроде тебя, да он все больше и больше дуреет… Он все, что мог, уже присоветовал, я теперича и без него обойдусь. Ты у нас будешь полководцем, а Титуса зверю скормим, он больше не нужен.
        - Этот зверь что-нибудь жрет, кроме людей?
        Благодетель опять захохотал, словно услыхал удачную шутку.
        - Да кто его разберет… При короле его свининой кормили, а мы к нему в яму врагов-кровопийц кидаем. Правда, глупа эта адская скотина, как не знаю кто, всю потеху портит… - Его румяное лицо недовольно скривилось. - Посмотреть не на что! Спустишь в яму врага, и зверюга враз его убивает, в один миг, тот и покричать-то не успеет. Даже не помучает, не поиграется… Я уж и так, и сяк объяснял, чего надо делать, и сахару обещал, и вина - не понимает! Зильды, и те понятливей… А это чудище тупое как пень, даром что говорящее. Все потому, что ум какой-никакой есть только у человека, животные неразумны. Зверя можно выучить говорить, но не думать. Давай, странник, еще выпьем…
        - У Либны и Урсабы армии большие, - заметил Шертон после новой кружки вина. - Трудно будет выиграть войну.
        - Выиграем! - хитро подмигнул Сасхан. - Я время-то не терял… Я повсюду разослал лазутчиков, которые народ баламутят, на бунт подвигают. Наша армия спереди ударит, а тамошний нищий и разбойный люд - сзади, с тылу. Я понял одну вещь, странник… - Он придвинулся, дыша в лицо Шертону перегаром. - Человек по природе своей - мерзейшая сволочь, он всегда будет притеснять себе подобных. Всегда! Только страх перед наказанием заставляет людей вести себя хорошо! А ежели этого страха нет, такой человек пойдет по головам и горы своротит. Поэтому нужно правительство… как у нас… - Он начал икать. - Чтобы, значится, богатые всегда делились с бедными, чтоб нищих, с кого нечего взять, не обижали… Я об этом забочусь, потому я и Благодетель!
        - Гм… Я как-то слыхал, что люди могут поступать хорошо не из страха, а по собственной воле, - обронил Шертон.
        - Это сказки! - хлопнув ладонью по залитой вином скатерти, рявкнул Сасхан. - Люди мерзки и подлы, остановит их на этом пути только страх перед возмездием! Уж я-то знаю, поверь, странник… Я это знаю так, как никто другой. - На его распаренном покрасневшем лице появилось многозначительное выражение знающего человека. - Люди должны кого-то бояться, иначе они всех вокруг передавят. Мы придем в Урсабу, Либну и Мотонь с огнем и мечом и заставим их… поделиться с нищими… Ты поведешь армию! Я, Сасхан, тебе доверяю! Где ты живешь?
        - Нигде.
        - Во дворце поселишься, мы там живем, как короли. Воняет только, стервецы какие-то все углы зассали… Народ имеет право на месть королям, потому что много страдал, так говорит Титус. Но это же теперь мой дворец! Узнаю, кто нассал, - зверю отдам, мое слово закон. Пошли, странник… Эй, удальцы!
        Он нетвердо встал, подбежавшие гвардейцы подхватили его под руки. Шертон вышел из трактира следом, изображая пьяного.
        - Пошли, - повторил Благодетель. - Во дворец…
        - Я после приду. Вечером. Хочу по городу погулять… Вечером будем пить?
        - Будем пить… Это… С тобой два удальца пойдут, от греха…
        Сасхан со свитой повернул к центру, Шертон в сопровождении двух гвардейцев побрел в другую сторону. Надо проветриться. Пожалуй, сейчас он слишком пьян, чтобы разговаривать с Нэрренират. И надо бы заранее выяснить, все ли с ней в порядке. Иногда и боги сходят с ума.
        Когда начало темнеть, Шертон отделался от удальцов Сасхана. Несмотря на количество выпитого вина, он все еще намного превосходил обычных, нетренированных людей. Отметив дом с подходящими для его замысла балконами, нависающими над улицей, он свернул, сделал небольшой крюк по окрестным переулкам, потом внезапно ускорил шаги - и после нового поворота оттолкнулся от земли, ухватился за перила, перевалился на балкон. Сквозь зазоры меж вертикальными дощечками он видел появившихся из-за угла гвардейцев. Те оглядывались, ничего не понимая, потом отправились на поиски.
        Немного подождав, Шертон спрыгнул на разбитую мостовую и чуть не поскользнулся, приземлившись. В голове шумело. В Верхнем Городе его снабдили амулетом с протрезвляющим заклятьем, но здесь, в мире-ловушке, этой штукой не воспользуешься. А жаль.
        Бдительно озираясь, чтобы не нарваться на своих сопровождающих, он доплелся до зверинца, обнесенного заплесневелой кирпичной стеной. Перелез через стену. Перелез неуклюже - сторонний наблюдатель вряд ли сделал бы такой вывод, но, по меркам самого Шертона, после основательной пьянки с Благодетелем он был более чем не в форме.
        За оградой стоял острый звериный запах, в темных клетках горели чьи-то глаза, там урчали, фыркали, шебуршились. А в кирпичной сторожке возле запертых на засов ворот светилось окно, прикрытое шторкой. Кто-то из служащих дежурит… Огонек погас - видимо, там задули свечу. Скрипнула дверь.
        - Здравствуйте, - окликнул Шертон.
        Интересно, что сделает сторож, обнаружив ночью на территории зверинца пьяного?
        - Кто здесь? - Тихий голос пожилого человека.
        - Посетитель. Я приехал издалека, хочу посмотреть на ваших животных. Не откажетесь поужинать? У меня есть кое-какая еда.
        - Идите сюда, - позвал сторож, пошире распахнув дверь.
        Повозившись с огнивом, он вновь зажег свечу, озарившую комнатушку с грубо сколоченным столом, двумя табуретами и дощатой лежанкой в углу. Шертон извлек из кармана пакет с печеньем и плитку шоколада.
        - Угощайтесь, - предложил он хозяину, худощавому старику в поношенной форменной ливрее служащего зверинца. - У вас нет чего-нибудь от перепоя?
        - Капустный рассол есть.
        Старик ушел, вернулся с кувшином и щербатой глиняной кружкой. На его морщинистых бледных щеках темнели царапины, оставленные опасной бритвой, под левым глазом набухла паутинка капилляров. Взгляд мутноватый, усталый.
        - Если пустите переночевать, я заплачу. Неохота пьяному куда-то тащиться на ночь глядя…
        - Сюда-то вы как попали?
        - Через забор. Меня зовут Арс Шертон.
        Он налил себе холодного рассола и осушил кружку.
        - Меня Паселей. Я тут теперь и за смотрителя, и за работника, и за сторожа… Из прежних один остался.
        - А где остальные?
        - Кто куда подались. Сейчас я кьянху заварю…
        Кьянха - травяной настой на кипятке, широко распространенный в Облачном мире. Похож на чай. Паселей разжег закопченную медную жаровню в углу, поставил котелок. Шертон понемногу трезвел. За кьянхой с печеньем разговор наладился, и наконец он спросил, выбрав момент:
        - Вам тут не страшно?
        - Чего страшного-то? Звери не люди, худого не сделают.
        - А как же адский зверь?
        - А что зверь? Живет себе… - Старик насупился и замолчал.
        - Он ведь людей ест?
        Паселей продолжал молчать, сосредоточенно размачивая в кьянхе квадратик панадарского печенья. На его лице проступило выражение обиды.
        - Простите, - сказал Шертон. - Я понимаю, что вы в этом не виноваты.
        - И она не виновата! А про нее все только худое говорят… Что дают, то и ест. Иначе с голоду помрет, потому что ничего другого ей не дадут! Она этого не хочет, да из Обсидиановой ямы ей никак не выбраться, а железные запоры там такие хитрые, вовек не откроешь…
        - Вы пытались ее выпустить?
        - Найда хоть и зверь, а разумна. Негоже ее в яме держать.
        - Как вы ее назвали?
        - Найда. Собака у меня была, Найдой звали. Все-все понимала… Потом ее кто-то камнем зашиб, со зла. - Старик вздохнул. - Вот я и зову черного зверя Найдой. Ничего, откликается…
        Итак, Нэрренират предпочла сохранить инкогнито. В ее положении это понятно… Однако то, что великая богиня согласилась на собачье имя, Шертона изрядно удивило.
        - Я должен потолковать с ней. Потом, когда совсем протрезвею.
        - Зачем? - Паселей насторожился. Его взгляд остановился на рукоятке меча, торчащей над плечом гостя. - Вы что же… убивать ее пришли? Думаете, она чудовище? Это люди к ней в яму людей кидают, а сама она никого не тронет! Она добрая! Когда мою внучку… - Его голос вдруг задрожал. - Ветяну мою… Двенадцать лет ей было… Только перед Найдой я и смог выговориться, а люди донесли бы… Что я, мол, враг нищей Халгаты, справедливыми революционными порядками недоволен…
        Шертон молчал. Столько боли таилось за мутной поволокой усталости и печали, окутывающей его собеседника, что сейчас он не смел произнести ни слова, опасаясь еще больше разбередить открывшуюся рану.
        Паселей тоже замолчал, уставился в угол.
        - Я не собираюсь ее убивать, - выдержав паузу, сказал Шертон. - Она меня знает. Я пришел, чтобы освободить ее. Значит, запоры там сложные?
        - Несусветно сложные! - встрепенувшись, начал торопливо объяснять Паселей. - Чернокнижное что-то… Защелкиваются легко, а потом не откроешь. Я не одну ночь возился, да все без толку. То ли какое-то особое слово наложено, то ли еще чего… И решетки не перепилишь, они заговоренные - любой инструмент враз тупится.
        Маг должен справиться. Шертон потянулся за кувшином, налил еще рассола.
        - Когда ее кормят?
        - По утрам.
        - Я уйду раньше, когда начнет светать.
        Паселей вышел в сени, зачерпнул котелком воды из ведра, опять поставил на раскаленную жаровню.
        - Это люди творят зло, а не звери, - заговорил он, опершись локтями о стол. - Внучку мою Ветяну… Надругались над ней, она слегла в горячке и на десятый день умерла. И никто не в ответе… Ходил я жаловаться, суда просил, а мне от ворот поворот: мол, раз это сотворили гвардейцы из неимущего люда, нельзя их судить, потому как раньше их много притесняли и тем самым они заслужили снисхождение. Это, мол, революционная справедливость, которую принес Благодетель! Вот так у нас теперь… А кто недоволен, тот враг.
        - В яму спуститься можно? - выждав, спросил Шертон.
        - Можно. Человек-то сквозь решетку пролезет, и лестница там привязана. Я как раз к ней собирался, к Найде, как вы появились. Мы часто разговариваем. Я рассказываю ей про дела в Суаме, а она, поверите ли, все выслушает и тут же скажет, как дальше дела пойдут. И ведь всегда угадывает! Она это называет мудреным словечком - анализ. Вот так-то, животное иногда поумней человека будет…
        - Она не животное.
        - Вот-вот, и я говорю, разумное создание! А ее в яму засадили, как дикого зузага. Между прочим, Найда меня надоумила, как сделать, чтобы зверей наших кормили. Вначале-то революционное правительство без довольствия зверинец оставило, я уж на помойках начал промышлять… Пожаловался ей. Она меня порасспрашивала, а потом велела написать в Палату прошение о признании животных бывшего королевского зверинца нищими животными. Мне это чудно показалось, а она говорит: мол, чтоб у них выиграть, надо сыграть по их правилам. Я тогда прямо в яме, под ее диктовку, накорябал бумагу. И что бы вы думали?.. - Старик сделал паузу. - Помогло! Выдали грамоту с печатью о том, что наши звери - нищие звери, и поставили на государственное довольствие! Теперь хоть и худо-бедно, а каждый день зверье кормим. У меня два паренька-помощника есть, днем приходят, а по ночам я тут один остаюсь. Да оно и хорошо, можно с Найдой поговорить…
        - Пошли к ней! - Шертон поднялся.
        Теперь он был в форме для объяснений с богиней.
        Паселей зажег мутный фонарь, погасил жаровню, задул свечу, и оба вышли в ватную темень. В скудном свете чернели прутья клеток, блестела вода в небольших круглых бассейнах. Под ногами поскрипывал гравий. В одной из клеток кто-то зарычал, почуяв чужака.
        - Ну, тихо, тихо… - повернувшись в ту сторону, успокаивающе пробормотал сторож.
        Свернув, они оказались на просторной открытой площадке. Блики света скользнули по полированному камню.
        - Вот она, яма-то. - Старик поставил фонарь на бортик и позвал: - Найда!
        Яму перекрывали две толстые литые решетки, одна над другой. Под второй свет дробился, отражаясь от узких сверкающих плоскостей. Внизу пошевелилось что-то большое и черное.
        - Ты не один, Паселей? - спросил хорошо знакомый Шертону хриплый голос.
        - Со мной тут человек… - Сторож оглянулся на гостя.
        - Нэрренират, это я.
        - Шертон? Надолго же ты исчез…
        - Я нашел врата-выход и вернулся за тобой. Сейчас я спущусь к тебе. Где лестница?
        - Вот, - показал старик. - Осторожно, там на решетке ножи.
        Перебравшись через скользкий бортик, Шертон сбросил в яму веревочную лестницу, и через мгновение его подошвы коснулись каменного пола, устланного соломой. Следом за ним, прицепив фонарь к поясу, полез Паселей.
        - Вот уж не рассчитывала, что мы с тобой еще когда-нибудь встретимся! - насмешливо хмыкнула Нэрренират. Она лежала, наполовину свернувшись, возле идеально отполированной обсидиановой стенки.
        - Когда ты забралась в винный погреб, я пытался отговорить тебя от идеи напиться в стельку. Если помнишь, ты послала меня подальше. И я не обещал, что буду вызволять тебя, если ты по пьянке попадешь в неприятности.
        - Ты сам сейчас пьян.
        - Был. Пришлось выпить с Благодетелем Нищей Халгаты.
        - С Сасханом? - В темных глазах богини что-то сверкнуло - то ли звериные огоньки, то ли крохотные отражения фонаря, покачнувшегося на поясе у сторожа. - Давно мечтаю познакомиться с ним поближе… Где Роми?
        - О ней будет особый разговор. Перед тем как я освобожу тебя, нам надо кое о чем договориться.
        Спустившийся Паселей поставил фонарь на пол и привычно уселся на кучку соломы у стены. Озаренный тусклым светом обсидиановый колодец играл несметным множеством бликов, холодно сияли прикрепленные к нижней решетке лезвия.
        - Ну разумеется, я тебя отблагодарю. Миллион золотых скер наличными плюс бесплатный проезд по рельсовой дороге в течение всей твоей нынешней жизни. Устраивает?
        - Вполне. Спасибо за щедрое предложение, великая, но ты должна еще кое-что пообещать. Во-первых, ты не станешь мстить мне за то, что я не пришел за тобой полгода назад. Ты не убьешь меня, ни сама, ни чужими руками, и не причинишь мне вреда, ни физическим, ни магическим способом.
        - Охотно обещаю, ты всегда мне нравился. Теперь мы договорились?
        - Еще нет. То же самое ты обещаешь насчет моих спутников - это Роми, Лаймодий и Бирвот, здешний маг. Он полетит с нами в Панадар.
        - Им я тоже не причиню вреда. Даю слово.
        - У Бирвота есть какие-то свои дополнительные условия… Без него нам запоры не открыть. И последнее. Ты перестанешь преследовать Роми.
        - Шертон, ты слишком много берешь на себя, договариваясь за других. Повторяю, никому из вас я не причиню зла. Но что касается деталей… Ты уверен, что наверняка знаешь, чего хочет или не хочет Роми? Будет лучше, если каждый из твоих друзей заключит со мной договор самостоятельно. Решая за других, ты рискуешь вызвать их недовольство. При том варианте, который предлагаю я, мы избежим недоразумений. Приведи их сюда, и договоримся. Где они сейчас?
        - За городом. Мы придем за тобой послезавтра, когда стемнеет. Учти, у нас не будет времени на торг.
        - Я не собираюсь торговаться. Просто я хочу услышать их пожелания от них, а не от посредника.
        Шертон смотрел на богиню с подозрением: уж не замыслила ли она какую-нибудь каверзу? Ее звериная морда была лишена мимики, вертикальные кошачьи зрачки сузились в загадочные щелки, голос звучал мягко и убедительно. Не разберешь.
        - Ладно… - Это у него нет времени на торг, у него и у Панадара! - Но в яму они спускаться не будут.
        - А ты иногда бываешь тупым… - промурлыкала Нэрренират. - Боишься, что я возьму их в заложники? После того как я дала слово, что не причиню им вреда?
        Он пожал плечами и сел на солому. Хмель все еще до конца не выветрился… А солома тут чистая, никаких кровавых пятен. Шертон осматривался, богиня за ним наблюдала.
        - Интересно?
        - Ты вела здесь не очень-то достойную жизнь.
        - Посмотрела бы я на тебя на моем месте… И на любого из вас! - Ее сужающийся к концу длинный хвост агрессивно шевельнулся. - Я не хотела умирать, и я не умерла. А чтобы жить, я должна есть! Если ты решил, что мне нравится быть орудием казни, ты заблуждаешься. Одну ошибку я все же сделала: не убила этого… мерзавца афария, когда он был у меня в руках! Это он превратил Халгату в криминальное государство.
        - Не думал я, что афарий на такое способен…
        - Этот способен. В Нижнем Городе, когда я наняла его, чтобы выкрасть Роми, я вдоволь наслушалась его трепа! Он напакостил не потому, что имел цель напакостить. Он действовал, исходя из благих намерений………! - Богиня процедила отвратительное ругательство. - Шертон, ты бы видел, как изувечены тела тех несчастных, кого бросают ко мне в яму! Они все равно не смогли бы полноценно жить дальше. Единственное, что я могу сделать, - это убивать их быстро, без боли. Человек на моем месте сошел бы с ума.
        - Послезавтра ты будешь свободна, - избегая смотреть ей в глаза, угрюмо пообещал Шертон. Чувствовал он себя муторно.
        - Если собираешься блевать, проваливай отсюда, - предупредила Нэрренират. - Только этого мне тут не хватало…
        - Ничего, я в порядке.
        - Когда я отсюда выйду, я прежде всего навещу Сасхана и Титуса. Никто не может использовать меня таким образом и не расплатиться за это.
        Сверху что-то шлепнулось, стукнув Шертона по колену. Гнилая картофелина.
        - Зильды… - прошипела богиня. - Эти мерзкие твари швыряют сюда всякую дрянь. Ненавижу зильдов.
        Шертона мутило - не от выпитого вина, а от того, как паршиво все сложилось. Не попрощавшись, он взобрался по веревочной лестнице, вылез из Обсидиановой ямы и побрел к сторожке. Зверинец занимал небольшую территорию, осененную дырявым деревянным куполом, приподнятым над клетками на столбах-опорах. Сейчас купол канул во тьму, только слышно было, как скребутся и повизгивают наверху зильды.
        Немного поплутав, Шертон вышел к кирпичному домику у ворот. Зажигать свечу не стал. Впотьмах устроился спать на полу, завернувшись в плащ.
        Глава 5
        Он покинул зверинец, едва облака начали наполняться светом, предупредив дремлющего на лежанке Паселея, что завтра к вечеру вернется с друзьями.
        Суама просыпалась тяжело, неохотно, как больной и вдобавок вляпавшийся в неприятности человек, который знает, что наступающий день не сулит ему ничего хорошего, и все равно должен встать, стряхнуть остатки сна, заняться опостылевшими делами.
        С балконов и крылечек выплескивали помои, за разбитыми окнами ругались. Несмотря на революцию, аристократический центр по-прежнему был обитаем, но теперь в кирпичных дворцах под корень истребленной знати поселились новые люди. Те, кого раньше куда чаще можно было встретить в разбойничьих притонах или на больших дорогах. Мрачный небритый человек с мечом за спиной любопытства ни у кого не вызывал.
        Шертон позавтракал в трактире. В былые времена это было заведение для благородных: кое-где на стенах уцелели ошметья пунцовой бархатной обивки, с потолка свисала на цепях позолоченная люстра в виде колеса с подсвечниками. Сейчас она своего назначения не выполняла, ибо кто-то предприимчивый все подсвечники из гнезд повывинчивал. Разбитная девица в не по размеру тесном атласно-кружевном наряде придворной дамы, мятом и замызганном, принесла сухое жилистое мясо, пряные лепешки, кружку пива и удалилась, хихикая.
        Шертон угрюмо размышлял. Во-первых, ему не хотелось тащить в Суаму Роми. Вряд ли ей будет приятно окунуться в эту грязь… Но она должна заключить договор с богиней, и, кроме того, нельзя оставлять ребят в лесу без присмотра. Во-вторых, как провести их через город, не привлекая внимания? За время путешествия по Облачному миру загар у панадарцев сошел на нет, но кожа Шертона и Лаймо все равно имела нездешний смугловатый оттенок. Вот у Роми, чистокровной идонийки, кожа от природы почти белая. Однако, погуляв по Нижнему Городу, все трое опять успели немного загореть. И одежда, чтобы не выделяться, нужна другая: лучше всего - излюбленные гвардейцами Палаты Нищих дорогие аристократические шмотки в самых немыслимых и безвкусных сочетаниях.
        После трактира Шертон пошел в королевский дворец. По площади перед монументальным каменным крыльцом слонялись одурелые с похмелья гвардейцы, к крыльцу подъезжали и отъезжали верховые. Его окликнули. Двое «удальцов», которых приставил к нему вчера Сасхан. Они глядели на чужака, доставившего им столько хлопот, с подозрением и злобой. Шертон повернул им навстречу. Когда один открыл рот, он наградил его зуботычиной, второго ткнул пальцами в солнечное сплетение, заставив согнуться.
        - Куда вы вчера делись, зильдовы дети? Сам Благодетель велел вам ходить со мной, а вы без меня умотали пить! Почему я спал в канаве, а не в постели?! Я искал вас, я…
        второй раз в вашем городе…
        - Ты сам исчез! - держась за челюсть, начал оправдываться первый. - Это мы тебя искали!
        - Плохо искали, - процедил Шертон.
        Второй распрямился и уставился на него с ненавидящим прищуром:
        - Ты, странник… За мной не пропадет. Ты теперь ходи с оглядкой, усек?
        - Усек.
        В этот раз Шертон нанес удар в полную силу, на поражение. Гвардеец-разбойник упал на грязную мостовую.
        - Пошли, - окликнул Шертон первого. - Не люблю наглых.
        Вчера он узнал достаточно, чтобы не обременять себя какими-либо принципами, общаясь с людьми Сасхана.
        - Эй, молодцы-удальцы! Слушайте все! Речь держать буду!
        На широком полукруглом балконе второго этажа появился Благодетель с дюжиной приближенных. Афария с изуродованным лицом среди них не было. Площадь отозвалась воодушевленными криками, она быстро заполнялась народом - видимо, о выступлении Сасхана людей оповестили заранее. Получивший по зубам разбойник юркнул в толпу. Неуютно ему было рядом с Шертоном. Через тело его товарища прибывающие переступали, как через бревно: к такому здесь привыкли.
        Огладив ладонью светлую бороду, Сасхан Благодетель начал говорить. О том, что короли Мотони и Либны, дождавшись, когда просохнут дороги после поры ливней, двинули свои войска к границам Нищей Халгаты и злыдни урсабийцы собираются сделать то же самое, после того как у них закончатся новые выборы. Хотят разодрать Нищую Халгату на части, как найденный на дороге ничейный пирог! «А мы ихние пироги приберем к рукам и на всех поделим, потому как заодно с нами неимущие массы Либны, Мотони и Урсабы».
        - Это вы нарекли меня Благодетелем! - крикнул Сасхан. - Разве я когда-нибудь вас обманывал? Дадим же отпор захватчикам и всех врагов-кровопийц скормим адскому зверю! Они у нас узнают, что такое лютый страх! Человек отличается от зверя лесного только умом да хитростью, и больше ничем. Человек - это, молодцы, самая гадкая тварь, какую белый свет знает, уж такими мы созданы! Только страх держит человека в узде! Вот мы и заставим наших врагов-богатеев бояться и кровавыми слезами плакать, а мы сами теперича никого не боимся, для нас узды нет! Гуляйте, пейте, девок берите, каких захотите: я, Благодетель ваш, все разрешаю! Но чтоб к войне каждый был готов, чтоб ум свой молодецкий никто не пропил, чтоб меч ни у кого не затупился!
        Ему ответил дружный одобрительный вопль.
        - Гуляйте, да разум не теряйте! - величаво махнув рукой, напутствовал свою вольницу Сасхан и поманил пальцем Шертона: - А ты, странник, сюда поднимися, ко мне. Жду тебя в покоях.
        Внутри дворец был загажен, как притон дурного пошиба в Нижнем Городе наутро после оргии. По дороге Шертону попалось несколько полуголых женщин в кружевах и драгоценной парче, нечесаных, мутноглазых, опухших с перепоя. Они лениво возились с уборкой. От стен разило мочой. Витражные створки окон были приоткрыты, но гулявшие по галереям сквозняки не могли развеять зловония.
        Увидав Благодетеля на королевском троне, Шертон не удивился. Было бы странно, если б Сасхан облюбовал какое-нибудь иное местечко.
        - Где тебя вчера нежить носила, странник?
        - А, не знаю… Твои молодцы куда-то пропали, я вроде еще где-то пил… С кем-то… Потом проснулся на улице под крыльцом и пошел сюда.
        - Так ты пропойца? - Благодетель неодобрительно покачал головой. - Это нехорошо…
        - Я редко пью. Разве что когда загуляю. Значит, война не за горами?
        - Не за горами. Нищей Халгате нужен человек, который сумеет командовать регулярными войсками. Я почему на тебя глаз положил? Ты ведь из тех же краев, откуда пришел монах Титус, у тебя и кожа похожего цвета, и обувка такая же. - Он указал пальцем на высокие, со шнуровкой, панадарские ботинки Шертона. - Титус грамотен в военном деле, но он нынче совсем дурной стал, вроде больной девки. От него толку не будет. Вот я и подумал: может, вы с ним одному и тому же научены? Нам ведь туго придется, коли на нас регулярные войска навалятся. Мы все больше привыкли, хе-хе, по лесам подстерегать путничков, набеги устраивать… Вот это по-нашенски! А генералов среди нас нету. Ежели их не найдется, мы и сами с врагом управимся, да лучше б побыстрее и без потерь. А то провизии мало и засранцы деревенские ни пахать, ни сеять не хотят. Надобно бы нам поскорее прорваться за границу! Урсаба, Либна и Мотонь - страны богатые…
        - Я согласен, - бесстрастно глядя на него, сказал Шертон. - Отчего же не позабавиться? Ты мне только дай, Благодетель, трех молодцов в помощники. И верховых гувлов, чтоб пешком пятки не отбивать. Надо осмотреть окрестности. Придется построить укрепления для обороны - на случай, если враги подойдут к Суаме. Я посмотрю и скажу, где строить.
        - Это дело, - оживился Сасхан. - А на строительство мы сгоним весь народ из города, кто раньше жил в достатке. Пущай теперь потрудятся на благо Нищей Халгаты! Как говорит мой друг Титус, богатые должны искупить вину за свое богатство.
        - Я бы хотел увидеть этого Титуса. Раз мы с ним вроде как земляки… Где он?
        - В герцогском дворце. - Благодетель хитро прищурился. - Сдурел он, странное городит, как в горячке, потому приходится его под замком держать. А на кой он тебе сдался, странник?
        - Хочу поглядеть. Я давно не бывал там, откуда я родом.
        - Ну, погляди, погляди… Щас я писца кликну, он тебе пропуск напишет. А то иначе к Титусу не пустят, я не велел.
        - И еще мне нужна генеральская одежда. Пусть мне покажут, где можно пошариться, я сам барахлишко подберу.
        - Н-да, одет ты неказисто, не по-нашему, - окинув взглядом неброский костюм Шертона, покачал головой Сасхан. - Но смотри, странник… Не жалую я болтунов да предателей! Ежели ты меня предашь, пытать тебя будут десять дней подряд, а после в яму к адскому зверю бросят!
        Шертон спокойно выдержал долгий испытующе-агрессивный взгляд Благодетеля.
        Спустя час он выехал с королевского двора верхом на вороном гувле, в сопровождении трех разбойников. В кармане у него лежал пропуск во дворец герцога Вабигохского, где держат взаперти афария, а также пропуск в Суаму в любое время дня и ночи. Притороченный к седлу мешок был набит одеждой из парчи и атласа - Шертон подобрал ее, под присмотром молодца-сторожа, в одной из дворцовых комнат, превращенной в сокровищницу. Там же он нашел украшенную золотым тиснением картонную коробочку с пудрой.
        Бывший дворец герцога Вабигохского, с пузатыми кирпичными полуколоннами, находился на соседней улице. Велев своей тройке ждать у крыльца, Шертон следом за охранниками вошел в мрачноватый зал, увешанный охотничьими трофеями.
        На первом этаже царил обычный разбойничий бардак. На втором было пусто, грязно и голо, как в манглазийских северных лесах поздней осенью. Охранники остановились перед большой дверью с полосками засохшего клея на месте содранных декоративных накладок.
        - Иногда он на людей кидается, - предупредил старший, поигрывая кистенем.
        Другой отпер дверь - и тут же захлопнул, едва Шертон переступил через порог. Аристократическая гостиная. Мебель и стены обиты подобранным в тон голубым атласом, на пыльном овальном столе бронзовый канделябр с тремя свечными огарками. Затоптанный паркет. Под потолком висит гирлянда деревянных фигурок - изображения добрых духов, которые так и не смогли уберечь Халгату от социальных потрясений. Окно разбито, зато снабжено витой решеткой. В углу еще одна дверь.
        Она открылась, и Шертон наконец-то увидал воочию афария Равлия Титуса. Тот был без маски. Его левую щеку, багровую, спекшуюся, рассекали три глубоких рваных рубца. Правую и часть подбородка покрывала щетина. Всклокоченные светлые волосы тронуты ранней сединой, глаза красные, воспаленные. Человек, попытавшийся осчастливить неимущее население Халгаты, выглядел глубоко несчастным.
        - Я знаю, кто ты такой. - Он произносил слова внятно, несмотря на то, что левая сторона губ была частично парализована. - Арсений Шертон из Панадара. Как тебя сюда пропустили?
        - Договорился. Зачем ты все это сделал?
        Титус молча уселся на атласный диванчик. Шертон тоже сел.
        - У меня была цель - создать идеальное общество, - глухо заговорил афарий. - Справедливое, разумное, не отравленное идеей богатства… Можешь ли ты меня понять? Я ведь не рассчитывал, что так получится. Известно, что бедные люди добры, умеренны в потребностях, не заражены завистью и злобой. Я совершил переворот, отдал власть бедным - и вдруг они начали проявлять пороки, присущие богачам! Начали вовсю интриговать, использовать власть во зло, насаждать неравенство, попирать справедливость… Это какое-то страшное наваждение.
        - Я-то думал, что в Ордене афариев дураков нет, - обронил Шертон.
        - Один есть, - вздохнул Титус. - Он сидит перед тобой. Если тебя прислали убить меня, я перед смертью скажу тебе спасибо! Я сделал много ошибок, для которых нет оправданий. Только одно меня оправдывает - я страдаю, как все халгатийцы, вместе взятые, я постоянно ощущаю их боль. И я верю, что понемногу мои страдания все искупят.
        - Страдания ничего не искупают, - безжалостно возразил Шертон. - Страдания либо их отсутствие - личное дело каждого. Искупить ошибки можно только действиями, направленными на реальное улучшение ситуации.
        - Ты рассуждаешь почти как она… - Титус болезненно поморщился правой стороной лица. - Была одна девушка, ее звали Роми, я ее любил…
        - И засадил в тюрьму, так что ее чуть не казнили.
        - Ты об этом знаешь? - Он удивился, но не слишком. - Ну да, обо мне все всё знают… Я заслужил, чтобы на меня показывали пальцем. Вот, даже особая отметина есть. - Он дотронулся до изуродованной щеки и опять поморщился. - Лапа Нэрренират. Хуже всего то, что я взял у нее деньги. Выходит, я тоже в какой-то степени поддался постыдной тяге к золоту… Потом, когда я все это анализировал, меня это ужаснуло. Люди не должны тянуться к материальным благам. Здесь, в Халгате, я в том числе хотел истребить заразу богатства…
        - В этом ты преуспел, могу засвидетельствовать.
        Титус то ли не уловил иронии, то ли не пожелал ее заметить.
        - Да, кое-что получилось, - пробормотал он, водя дрожащим пальцем по пыльной столешнице. - Люди этой страны перед лицом нищеты могут внутренне переродиться, я дал им такую возможность. Но все равно я преступник, меня надо судить и казнить… Публично! Я не хочу, чтобы Сасхан прикончил меня потихоньку. Должен быть суд, я сам готов стать своим обвинителем. Может быть, это чему-нибудь научит людей… Может, они поймут, что не все в жизни просто, от противоречий не убежишь и эти противоречия неразрешимы. Роми никак не хотела это понять… Ты не знаешь, что с ней стало потом? - Он просительно взглянул на Шертона.
        - Она жива и здорова.
        - Вот как… Значит, Нэрренират ее простила? Я думал, что ее в любом случае ждет страшный конец, и скорбел о ней, но вместе с тем надеялся, что под влиянием страданий она откажется от своих неправильных взглядов на жизнь. Но я все равно рад, что она жива. Это абсурдно, но это так! Словно одним камнем на душе стало меньше…
        Шертон поднялся:
        - У меня маловато времени. Напоследок хочу дать тебе один совет. Может, и не стоило бы, ну да ладно… Ты сумеешь улизнуть из-под стражи?
        - Я афарий-исполнитель. - Его голос прозвучал тускло. - Наверно, сумел бы, но не вижу смысла.
        - Я тоже не вижу смысла тебе помогать. Однако если ты не смоешься отсюда в течение суток, страшный конец тебе обеспечен.
        - Сасхан что-то задумал? - Титус напрягся, веко его левого глаза дернулось.
        - Я тебя предупредил. Если сбежишь, воздержись на будущее от социальных экспериментов. От того, что ты сидишь здесь и скулишь: «Я хотел совсем не этого», людям, которым ты испортил жизнь, лучше не станет.
        Повернувшись к нему спиной, Шертон подошел к двери, постучал. Открыли сразу. Подслушать разговор охранники не могли: и стены, и дверь достаточно массивны, а они с афарием разговаривали вполголоса.
        В компании трех разбойников Шертон совершил прогулку по равнине, якобы намечая места для траншей и редутов. Потом предложил сделать привал на опушке леса. Ему надо было избавиться от спутников, но убить ничего не подозревающих людей - не самая приятная задача. Сами того не ведая, они облегчили ему эту задачу, когда начали припоминать, смакуя подробности, как намедни «славно потешились», пытая какого-то богатого горожанина и его домочадцев.
        Спрятав трупы в кустарнике, Шертон отправился к друзьям, ведя в поводу трех гувлов.
        Под сенью деревьев было тепло и влажно, как в бане. В гуще буйно разросшейся бледной зелени шуршали птицы и зильды. А плоские кроны ачанхов, вознесенные на недосягаемую высоту, оставались все такими же бурыми, как минувшей зимой. Они подпирали пухлый облачный свод, не позволяя ему опуститься ниже.
        - В древних книгах я читала, что раньше богов было больше, - рассказывала Роми. - Столько же, сколько сейчас людей. Жаль, что не удалось захватить с собой ничего из наших книг. Я могу что-то забыть, что-то пересказать неправильно… Ну вот, а потом, со временем, количество богов постепенно сокращалось. Никто не знает, почему. Наверно, некоторые попали в миры-ловушки и там застряли, как Нэрренират в вашем мире. Еще какую-то часть отловили теологи, другие просто ушли за грань известной Вселенной… Это все очень расплывчато. И вдобавок теологи многое засекречивают. Но богов, особенно великих, становится все меньше и меньше. Может, когда-нибудь их вообще не будет, останутся одни люди.
        - Куда же они исчезают? - пробормотал Бирвот, разглядывая свою покрасневшую кисть, обожженную солнцем. - Хорошо, что ты много читала… Ты никогда не думала стать волшебницей?
        - Нет. Этому нельзя научиться. Способности к магии либо есть, либо нет. У меня их нет.
        - Я ведь научился.
        - Значит, вы маг от рождения. Меня в детстве проверяли, как и всех. Магов у нас очень ценят.
        - Меня тоже проверяли, - уныло сообщил Лаймо.
        Это было не очень-то радостное воспоминание. Мать питала надежду, что ее семилетний Лаймодий окажется сверходаренным магом, а после того как надежда рассыпалась, в течение долгих месяцев вздыхала и сокрушалась. Обычно вслух, в его присутствии. Из-за этого Лаймо чувствовал себя виноватым и никому не нужным.
        У него и сейчас настроение упало, хотя вроде никакой причины для этого нет, но тут кустарник затрещал, послышалось фырканье гувлов. Лаймо и Роми вскочили на ноги, выхватили мечи. Бирвот, не вставая, что-то достал из-за пазухи.
        Появился Шертон с четырьмя гувлами.
        - Привет. С богиней все в порядке. Сегодня ночуем здесь, а завтра поедем в город.
        Его рассказ о том, что творится в столице Халгаты, на ребят произвел более сильное впечатление, чем на мага. Бирвот привык к одиночеству, горожане относились к нему враждебно, друзей и близких у него в Суаме не было. Он слушал внимательно, однако не выказывал никаких эмоций. А Роми и Лаймо побледнели, притихли, им стало не по себе. Шертон задним числом пожалел, что не опустил некоторые подробности.
        Утром, после завтрака, он вытряхнул из мешка прихваченную во дворце одежду.
        - Без маскарада не обойтись. Вы должны выглядеть, как люди Сасхана. Вот здесь пудра, она сделает вас похожими на халгатийцев.
        - Чтобы я это напялил… - подняв двумя пальцами шаровары из розового переливчатого атласа, покачал головой маг.
        - На несколько дней. Потом вы опять вернетесь к своему стилю.
        Роми тихонько вздохнула. Она всегда старалась одеваться со вкусом - чтобы вещи хорошо на ней сидели, сочетались между собой по тону… Что ж, ради успеха предприятия придется забыть о привычках…
        Меньше всех переодевание расстроило Лаймо. Даже совсем не расстроило. Иногда, в мечтах, он видел себя пижоном-авантюристом, завсегдатаем увеселительных кварталов Нижнего Города: он ярко и броско одет, у него куча денег, к нему льнут красивые девушки… И дома его никто не пилит, и в Департамент ходить не надо! Натянув малиновые бархатные штаны, ситцевую рубаху в горошек и камзол из золотой парчи, он ощутил себя героем своей мечты.
        - Шикарно! - поглядев на него, фыркнула Роми.
        На ней был желтый атласный кафтан с золотыми пуговицами, выпущенная поверх кружевная манишка, грязно-белые шаровары с оборками. Волосы спрятаны под низко повязанной пестрой косынкой. Вокруг левого глаза она, по совету Шертона, втерла в кожу немного черной туши - имитация фингала.
        Аналогично вырядившийся маг кисло усмехался.
        - Похожи они теперь на халгатийцев? - обратился к нему Шертон, когда ребята закончили пудриться.
        - Похожи. А вот я на кого похож?
        - На гвардейца Палаты Нищих, что и нужно. Роми, испачкай манишку, а то слишком она у тебя чистенькая. Не видал я в Суаме аккуратных разбойников.
        Городские ворота они миновали без осложнений. У Шертона был именной пропуск, выданный Сасханом, у остальных - стандартные пропуска гвардейцев, которые он забрал, обыскав убитых разбойников. Да стражники и не стали заглядывать в бумаги - имиджа хватило.
        Когда отъехали от ворот, Шертон велел:
        - Теперь держитесь позади, на некотором расстоянии. Вдруг Сасхана встретим… Чтобы не начал разбираться, кто вы такие. Бирвот, знаете, где зверинец?
        - Знаю.
        - Нам туда.
        Они ехали за ним, отстав на два десятка ярдов. Улицы начали подниматься вверх, исчезли нависающие деревянные мостики. Возле ограды зверинца Шертон постучал в прикрытое ставнями окно сторожки. Чуть погодя сбоку от ворот распахнулась калитка, выглянул Паселей:
        - Это вы? А я все жду вас, и Найда ждет…
        - Чужих нету?
        - Нету, нету…
        - Хорошо.
        - У вас там есть сарай для гувлов?
        - Есть, да он давно уж пустует.
        Махнув рукой друзьям, Шертон спешился и заставил гувла войти в калитку. Остальные последовали за ним. Почуяв звериный запах, гувлы начали испуганно взвизгивать и прядать ушами. Что-то ласково бормоча, старик завел их в сарай возле сторожки.
        Роми и Лаймо озирались: тесно сдвинутые клетки, мутноватые бассейны с громадными пестрыми улитками, резные скамеечки… Благодаря деревянному куполу тут постоянно царили сумерки. В прорехах виднелись облака, иногда их заслоняли темные вертлявые силуэты зильдов.
        - Где она? - прошептала Роми.
        - Дальше, Паселей покажет. Я сейчас схожу на разведку. Лаймо, задвинь засов.
        Шертон пешком дошел до дворца. Там уже знали, что он теперь «свой». Порасспрашивав разбойников, он выяснил, что Сасхан Благодетель нынче вечером занят: в тронном зале будет заседать Высшая Палата Нищих - революционное правительство Нищей Халгаты. «Так что, ежели у тебя какое дело к Благодетелю, пускай оно подождет до завтра». Все это Шертона вполне устраивало, и он отправился обратно.
        Перегнувшись через бортик, Роми, Лаймо и Бирвот заглядывали в Обсидиановую яму. А Нэрренират снизу вверх смотрела на них.
        - Великая, мы с вами должны заключить договор… - робко откашлявшись, начал Лаймодий.
        - Я тебя слушаю, - отозвалась богиня.
        Пока они шли по гравийной дорожке, мельком косясь на зверей в клетках, Лаймо чувствовал себя уверенно: в таких делах он искушенный профессионал - государственный служащий, чиновник Департамента Налогов и Сборов! О договорах и сопутствующих им подводных камнях он знает все, его не проведешь. И он вызвался быть первым, чтобы Роми, не обладающая его опытом, могла посмотреть, как это делается.
        Но сейчас, услыхав хриплый голос Нэрренират, Лаймо растерялся: он ведь заключает договор не с кем-нибудь, а с великой богиней… Богов надо чтить.
        - Что же ты замолчал?
        - Ну… извините… - Он еще больше смутился. - Я чту вас, великая… Вы не могли бы обещать… Предварительно, перед тем как мы вас выпустим… что вы больше не будете пытаться меня съесть?
        - Обещаю, что не буду пытаться тебя съесть. Ни в сыром виде, ни в жареном.
        - И ни в каком другом! - испугавшись, что он может что-нибудь упустить, крикнул Лаймо.
        - Да, ни в вареном, ни в засахаренном, ни под соусом… Я ничего не забыла?
        В глазах у Нэрренират мерцали непонятные искорки, это его насторожило.
        - Вообще ни в каком приготовленном виде! Ни в сыром, ни в приготовленном!
        - Обещаю, ни в сыром, ни в приготовленном. Это все?
        Хорошо бы денег попросить… Если мать узнает, что у него был такой шанс, а он оплошал… Но Лаймо окончательно стушевался и смог только пролепетать:
        - Спасибо, великая, вы очень милостивы ко мне…
        Выпрямившись, он встретил взгляд Роми и сконфуженно развел руками. Ладно, как бы там ни было, а Нэрренират его не съест.
        - Теперь я. - Роми наклонилась к решетке. - Ты должна обещать…
        - Кто подбил тебе глаз? - перебила богиня.
        - Никто. Это для маскировки. Вот что, нам надо разобраться…
        - Ну конечно, Роми, разберемся. Я догадываюсь, каково твое условие, и готова пойти навстречу. Мы все отлично уладим, не беспокойся! Даю слово, я не сделаю с тобой ничего такого, что тебе не понравится.
        - Хорошо, это меня устра…
        Кто-то слегка толкнул ее. Лаймо. Отступив от бортика, он состроил дурацкую гримасу и выразительно помотал головой. Роми нахмурилась: мало того, что он свой договор заключил, не показав профессионализма, о котором столько распространялся, так еще и ей мешает! Она вновь склонилась над ямой:
        - Мы договорились, Нэрренират. Больше мне от тебя ничего не надо.
        Когда она выпрямилась, Лаймо сделал рукой жест вокруг шеи и закатил глаза, изображая удавленника. Нашел время дурачиться… Роми хотелось его стукнуть.
        К яме шагнул Бирвот:
        - Приветствую вас, великая богиня! Меня зовут Бирвот, я маг. Буду рад вам услужить, однако у меня тоже есть условия…
        - Говори.
        - Не соблаговолите ли вы заплатить мне, как и Шертону, миллион золотых наличными? Я собираюсь перебраться в Панадар, и мне понадобятся средства к существованию.
        - Миллион скер. Принято. Еще?
        - Даже если вы будете мной недовольны, вы не причините мне никакого вреда, ни непосредственного, ни опосредованного.
        - Согласна. Что-то еще?
        - Последнее условие… Мы проверяли, работают ли врата-выход, и в Панадаре я уже побывал. Я провел там всего два дня, но под действием солнца у меня начали болеть глаза, воспалилась кожа. Не могли бы вы избавить меня раз и навсегда от этих недугов?
        - О, это нетрудно. Если кое-что подправить в структуре твоих глаз и ввести защитный пигмент в клетки кожи…
        - У меня кожа не в клетку! - глянув на свою руку, запротестовал маг. - Просто она очень белая по сравнению с кожей панадарцев.
        - Я принимаю все твои условия, Бирвот, и обязуюсь их выполнить, - заверила Нэрренират, а потом добавила с одобрением: - Вот это я понимаю, практичный смертный!
        - Тогда приступим, дабы не терять времени. - Маг пощупал решетку. - Под заклятьем. Запоров я почему-то не вижу…
        - Надо вот тут раскопать, - потянув его за плащ, показал сторож. - Тут крышка, а под ней мудреная железная механика. Ежели все отомкнуть, вот эти держалки, которые выходят из стены и держат решетку, сами собой раскроются. Потом надо еще чего-то сделать, и решетка с ножами подымется вверх, но это опосля того, как первая открыта. Я уж и заступы приготовил…
        - Копайте, - велел ребятам Бирвот. - Я пока распутаю заклятье.
        Он уселся, скрестив ноги, прямо на гравий и закрыл глаза.
        - Ты почему строил рожи, когда я с Нэрренират договаривалась? - хмуро спросила Роми, разгребая заступом камни.
        - Да я тебя остановить хотел! - боязливо покосившись на яму, прошептал Лаймо. - Заключила ты договор, поздравляю…
        - Ты тоже был не на высоте.
        - Ну и что… Я все-таки навязал ей свою формулировку.
        Роми хмыкнула:
        - Это называется - навязал?
        - По крайней мере, я настоял на своих условиях! А ты согласилась на ее формулировку, она обвела тебя вокруг пальца. Теперь она может все что угодно с тобой делать, лишь бы тебе это понравилось. Я же пытался дать понять…
        - А просто сказать не мог?
        - Вдруг бы она услышала…
        Роми несколько раз проговорила про себя формулировку соглашения. Вначале ей казалось, что здесь нет никакого подвоха, но слова Лаймо заставили ее призадуматься.
        Под россыпью гравия обнаружилась продолговатая крышка из темного дерева, с позеленевшим медным кольцом. Лаймо потянул за кольцо. Крышка нехотя откинулась на скрипнувших петлях. Намотанные на ворот цепи, рычаги с гранеными рукоятками. Фиксирующие массивные замки.
        Присев, Роми и Лаймо при свете фонаря разглядывали покрытую налетом ржавчины механику.
        - Я уже пробовал, да не открыл, - вздохнул за их спинами Паселей.
        - Подождем Арса, - потрогав туго натянутую толстую цепь, предложил Лаймо.
        - Да, - согласилась Роми. - А с моим договором все в порядке. Она не может сделать со мной ничего, что мне не понравится!
        - Ты не все учитываешь. Когда я жил дома, мать арендовала мне рабыню для секса. Она была старая, некрасивая и совсем не в моем вкусе. Но в постели…
        Что-то стукнуло его по макушке. Он поглядел вверх: на поперечной балке сидел еле различимый в сумерках зильд. Еще один камешек отскочил от плеча Роми. Вздрогнув, она отодвинулась.
        - В общем, мне все равно это нравилось, потому что тело может испытывать удовольствие, даже если сам человек не хочет. А Нэрренират - богиня, она же столько всего знает… Я-то сразу понял, что она морочит тебе голову, а ты попалась. Тебе все понравится, и формально она договор не нарушит.
        - Ничего подобного! Насчет тебя это, может, и верно, а насчет меня - нет.
        - Почему ты так уверена? - Лаймо слегка обиделся. - У тебя, что ли, такой большой сексуальный опыт?
        - Если хочешь знать, у меня был опыт с кузеном, когда нам было пятнадцать лет.
        - Ага, очень обширный опыт…
        - Ты мужчина, а я женщина. Это вы испытываете удовольствие от секса когда попало, независимо от рассудка. Мы устроены по-другому!
        - Не по-другому! То есть тела устроены по-разному, а каналы ощущений работают одинаково.
        - Не одинаково!
        - Ребята, вы потом продолжите этот содержательный спор.
        Смутившись, оба замолчали: над ними стоял Арс.
        - Сейчас мы должны заняться делом. Пустите-ка меня к механизму.
        Присев на корточки, он достал из кармана металлический стержень с зубчиками и начал ковыряться в одном из замков.
        Скрипнул гравий, Бирвот поднялся на ноги:
        - Я снял заклятье. Открывайте.
        Детали устройства причудливо чернели в тусклом свете фонаря. Шертон возился с замками, остальные, столпившись вокруг, наблюдали. Время от времени кто-нибудь вздрагивал: зильды, притаившиеся под куполом, кидали сверху камешки и засохшие комья грязи. Из ямы доносились ругательства.
        Наконец все замки были сняты. После нескольких экспериментов с рычагами фиксирующие зажимы со щелчками раскрылись. Решетку Шертон поднял вручную.
        - Лаймо, Роми! Держите, чтоб не упала.
        Нэрренират наблюдала, запрокинув голову, ее глаза горели в темноте.
        - Послушай, есть один риск… - наклонившись над ямой, предупредил Шертон. - Не пытайся выпрыгнуть. Ты полгода вела малоподвижный образ жизни, сердце может сдать. Я принесу канаты, и соорудим тебе лестницу.
        - Я выпрыгну. Это тело - мое создание, у него большой запас прочности. Я каждый день тренировалась, насколько позволяли размеры дерьмовой ямы. Не тяни!
        - Тогда приготовься.
        Он повернул другой рычаг, и решетка, утыканная ножами, со скрежетом поехала вверх. Подняв ее, Шертон велел:
        - Эй, отойдите подальше! Паселей, фонарь заберите. Давай!
        Большое черное тело вылетело из ямы и тяжело приземлилось на хрустнувший гравий.
        - Отпускаем, - сказал Шертон. Решетки упали с оглушительным лязгом.
        - Вот видишь, Найдочка, все-таки вышла ты на свободу, - вытирая увлажнившиеся глаза, бормотал Паселей. - Наконец-то боги вспомнили о справедливости…
        - Как себя чувствуешь, великая? - с тревогой глядя на богиню, спросил Шертон.
        - Хорошо. Одышка есть, но не сильная. Я быстро восстановлюсь. А-а, зильд…
        Взметнувшееся щупальце схватило зильда, свесившегося с балки, с размаху треснуло о каменный бортик и отшвырнуло в сторону.
        - Что ты делаешь?! - вскрикнула Роми.
        - Одним зильдом меньше. Все зильды - мерзкие подлые твари. Жаль, остальных не достать…
        Сверху доносились шорохи, испуганный писк. Сородичи убитого зверька поспешно попрятались в прорехах купола.
        - Паселей, - подойдя к сторожу, тихонько сказал Шертон, - больше не называйте ее Найдой. Ее зовут Нэрренират. За пределами вашего мира она богиня. Нэрренират, запомните.
        - Сейчас я нанесу визит Сасхану и Титусу, - обнажив клыки, сообщила богиня. - Не стоит откладывать… Шертон, ты знаешь, где эту парочку можно найти?
        - Насчет афария не знаю, а Сасхан в королевском дворце. Там как раз Высшая Палата Нищих заседает.
        - Покажи мне дорогу!
        Звери в клетках выли, рычали, бесились, глядя на шествующее по дорожкам чудовище. Перед воротами Нэрренират остановилась. Протиснувшись между ее чешуйчатым боком и стеной сторожки, Паселей отодвинул засовы, распахнул обе створки во всю ширину.
        - Не ходите с нами, - посоветовал ему Шертон. - Мы еще заглянем к вам. Присмотрите за нашими гувлами.
        Обойдя богиню (та, глухо рыча, пыталась дотянуться до зильда, который карабкался от нее по водосточной трубе трехэтажного здания напротив), он позвал:
        - Идем, великая! Благодетеля могут предупредить, и он смоется.
        Она все же успела схватить зильда и размозжила ему голову, ударив о стенку.
        - Идем!
        Со стороны могло показаться, что зверь гонится за человеком. Шертон бежал впереди, прислушиваясь к дыханию Нэрренират, готовый сбавить темп, если оно станет неровным. Кратчайшей дорогой к бывшему королевскому дворцу. В отдалении, в неярком желтом свете, падавшем из окон на улицу, мелькали еще чьи-то спины. На балконе завизжала женщина.
        Бирвот, Роми и Лаймо бежали следом.
        - Она превратилась в законченное животное! - сердито бросила на бегу Роми. - Кидается на зильдов, как собака на кошек.
        - Наверное, они ее сильно допекли, пока она сидела в яме, - предположил Лаймо.
        - Все равно так нельзя!
        - Впервые вижу вблизи божество… - задыхаясь, вымолвил маг. - Я ждал чего-то другого… Неужели в Панадаре все боги такие?
        - Есть и похуже.
        Когда Шертон и Нэрренират выскочили из темного переулка на дворцовую площадь, среди гвардейцев-караульных, сидевших с флягами возле двух больших костров, началась паника. Появись либнийские или мотоньские диверсанты, разбойники не растерялись бы, но адского черного зверя здесь никто не ждал! Удальцы вскакивали, бестолково метались, размахивая оружием. Трещало оранжевое пламя. В кострах корчились, обугливаясь, покрытые резьбой и позолотой обломки мебели из ничейных дворцов, картины, свитки, книги в сафьяновых переплетах (людям Благодетеля нравилось казнить вещи, принадлежавшие прежним хозяевам Халгаты). У коновязи вставали на дыбы и рвались с привязи гувлы.
        - Смотри, - Шертон показал богине на ряд закрытых ставнями окон в левом крыле здания, - вот тронный зал. Коридор и двери там широкие, не застрянешь.
        Не обращая внимания на стрелы, отскакивающие от бронированных боков, Нэрренират прыгнула на крыльцо, выбив в прыжке обе дверные створки. Панадарцы и Бирвот бросились за ней, перешагивая через ступеньки. Маг на крыльце задержался, повернулся к площади, что-то прошептал, выбросив вперед руку, и оба костра рванули, как пороховые бочки, осыпав гвардейцев пылающими головнями.
        Пусть Бирвот чувствовал себя в Суаме посторонним и не питал приязни к своим соотечественникам, пострадавшим от разбойничьей «революции», пусть он заранее решил ни во что не вмешиваться - горящие книги все-таки задели его за живое.
        Пол скрипел, на затоптанном паркете оставались глубокие царапины от когтей Нэрренират. По дороге она убила двух разбойников, выскочивших навстречу. Вход в тронный зал преграждала большая лакированная дверь, перед ней богиня остановилась. Повернула голову к людям:
        - Роми, ты дальше не ходи. Вы все лучше подождите здесь, с Палатой Нищих я разберусь сама.
        Привстав на задних лапах, она обрушила на дверь передние. Одного удара хватило. Нэрренират протиснулась в проем. Оставшиеся в коридоре успели заметить Благодетеля на троне, еще каких-то людей, враз обернувшихся. Раздался скрежет, и обзор заслонила задняя стенка шкафа из мореного дерева.
        - Сасхан, я пришла за тобой!
        Тишина. Разноголосый вопль.
        - Не-ет! - Крик, почти нечеловеческий, переходящий в животный визг. - Это делал не я! Не я-а-а!..
        Шертону показалось, что он узнал голос Сасхана Благодетеля.
        - Почему она сказала, чтоб я не ходила дальше? - прошептала Роми, сжимая рукоятку меча. Запреты всегда вызывали у нее протест.
        - Она не хочет, чтобы ты это увидела, - подсказал Лаймо.
        Он тоже вытащил меч из ножен за спиной, а левой рукой стиснул в кармане бесполезный здесь панадарский амулет-оберег, загадав желание: пусть ему не придется ни с кем сражаться.
        - Чтобы я увидела что?
        - Как она сожрет их.
        Грязный коридор озаряли запыленные, окруженные мошкарой масляные лампы, расставленные в нишах. Расплывчатые тени слегка подрагивали. С белого потолка на людей отрешенно взирали лепные маски и розетки. Иногда вдали мелькали мечущиеся силуэты, но к группе у входа в тронный зал никто не приближался. Из-за шкафа доносились крики, визг, топот, хруст костей. Роми боролась с желанием сесть на пол и заткнуть уши, колени у нее дрожали.
        - Мы не можем уйти, - сказал Шертон. - Не приведи Создатель, чтоб она опять во что-нибудь вляпалась… Мы должны поскорее доставить ее в Панадар, иначе Панадару конец.
        Оборвался последний крик. Послышалось чавканье, потом - приближающиеся тяжелые шаги. Означать это могло только одно: Нищая Халгата осталась без революционного правительства.
        Глава 6
        Они задержались в Суаме еще на несколько дней, пока артель рабочих делала по чертежу Шертона ломовую подводу. Сторонники Сасхана разбежались: никто не хотел стать добычей Нэрренират, быстрой, беспощадной, неуязвимой для холодного оружия. Богиня рыскала по городу в поисках Титуса, однако афарий успел исчезнуть. Заодно она отлавливала разбойников, - а иногда принималась гоняться за зильдами. Горожане испытывали перед ней суеверный ужас.
        В столице не осталось ни прежней знати, ни должностных лиц, назначенных Высшей Палатой Нищих. Никаких представителей власти. Привыкшие жить под гнетом страха люди - уцелевшие торговцы, ремесленники, подмастерья, наемные работники - робко выходили на улицы, двигались, стараясь держаться поближе к стенам, к спасительным дверным проемам, настороженно озираясь. Раньше тут всякое бывало. Однажды двое лучников из числа приближенных Сасхана поднялись на верхние мостики и побились об заклад - «кто больше дураков настреляет». А случалось, прямо средь бела дня насиловали женщин. Грязный, разграбленный, изуродованный город был населен запуганными и сломленными людьми, почти разучившимися улыбаться.
        Перед отъездом к Шертону пришла делегация от цеховых и торговых старшин: его просили стать правителем, поскольку его советы помогли как ни на есть наладить жизнь в Суаме, да и страшный адский зверь его слушается (точнее, горожане считали, что слушается).
        Отказавшись, Шертон предложил им отправить посольство под белым флагом навстречу армиям Либны и Мотони. Видимо, Халгату ожидало разделение на провинции и присоединение к соседним странам - другого пути нет. Бесславный конец для суверенного государства, зато регулярные войска истребят рассеявшихся по округе разбойников, и опять начнется нормальная жизнь, с производством и торговлей. Он посоветовал халгатийцам встретить чужих генералов, как освободителей, тогда для мирных жителей осложнений не будет. Посовещавшись, старшины согласились, что это пусть и незавидный, но выход.
        Над Суамой висел утренний сероватый туман, теплый, как парное молоко. Панадарцы и Бирвот вышли из трактира, где снимали комнаты, во двор. Ночевавшая под открытым небом Нэрренират маячила в тумане жутковатой черной глыбой. У крыльца топтался Паселей с котомкой за спиной.
        - Прощайте, - кивнул ему Шертон.
        - Так я, значится, с вами пойду, - возразил сторож. - У меня ведь никого больше нет, кроме Най… кроме нее. За зверинцем парни присмотрят, покуда новые хозяева не появятся. Половину тех денег, что вы мне дали, я на прокорм зверья оставил, чтобы все по чести. Вы уж меня не гоните, кроме нее, у меня ни одной близкой живой души нет, никого на этом свете…
        - Нам предстоит трудное путешествие, Паселей. Мы должны покинуть ваш мир и вернуться туда, откуда пришли.
        - Я вам не буду обузой. Столько мы с ней обо всем разговаривали…
        - Мы не можем взять вас с собой.
        - Шертон, я не вижу ни одной причины, по которой мы не можем взять его с собой, - вмешалась богиня, выдвинув из тумана клиновидную голову.
        - Ты думаешь? - Понизив голос, Шертон добавил: - Он уже стар. Наше солнце его убьет.
        - Во-первых, если кое-что подправить, солнце ему не повредит. Во-вторых, тело можно омолодить. Паселей, ты идешь с нами.
        - Надо купить для него гувла, - сдался Шертон.
        - А я уж сам купил. - Старик показал на печального одра у коновязи.
        На улицу вела арка из темного щербатого кирпича. Люди проехали под ней, а богиня перемахнула через ограду. Повсюду туман, невесомый, неподвижный.
        - Я позавтракаю и присоединюсь к вам, - предупредила Нэрренират. - Есть тут один потайной притон с разбойниками… Они думают, что я про них не знаю, а я просто приберегла их напоследок.
        Шертон вздохнул сквозь зубы, поглядев ей вслед. По крайней мере, она обещала, что не станет есть честных горожан. Будем надеяться, сдержит слово. Почему же она не пожелала расстаться с Паселеем? Вдруг он понял - и усмехнулся. Великую богиню Нэрренират боялись и почитали, ей поклонялись, перед ней испытывали священный трепет, но чтобы кто-нибудь был к ней искренне привязан?.. Наверно, Паселей первый и единственный.
        Она догнала их на улице, что вела к мастерским.
        - Теперь я сыта. С запасом, до завтра. Еще и зильда по дороге задавила!
        Поморщившись, Роми с подозрением спросила:
        - Ты действительно ела только головорезов Благодетеля?
        - О, действительно. Хорошая репутация - залог делового успеха. У меня всегда была репутация справедливой богини, и это одна из причин массовой популярности моего культа. Жаль, аборигены не настолько цивилизованны, чтобы воздвигнуть храм в мою честь…
        - А зильд тебе чем помешал?
        - Зильды - дерьмо. Когда я сидела в яме, они каждый день кидали в меня дерьмом.
        Роми осуждающе прищурилась:
        - А может быть, тот зильд, которого ты убила по дороге, никогда и близко к твоей яме не подходил?!
        - Это неважно. Все зильды друг дружки стоят.
        - Ага, когда я говорила, что боги одинаковые, ты возражала, а сама то же самое утверждаешь про зильдов!
        - Правильно, боги разные, а зильды все одинаковые.
        Роми, ожидавшая каких-нибудь изощренно-сложных казуистических возражений, не нашлась, что на это ответить.
        Подвода стояла под навесом возле бревенчатого корпуса мастерской.
        - Хм, что-то я не вижу здесь гувлов, - протянула Нэрренират. - И упряжь выглядит странно…
        Люди молча переглядывались.
        - Великая, будет лучше, если подводу повезешь ты, - сказал Шертон. - Ты намного сильнее шестерки гувлов, а нам надо побыстрее покинуть опасную зону. Судя по донесениям городских лазутчиков, армии Либны и Мотони находятся в сутках пути от Суамы. Их продвижение задерживают рассеянные по местности разбойники, и все равно есть риск, что мы с ними столкнемся. Упряжь очень удобная, при необходимости ты мгновенно избавишься от нее без посторонней помощи. Обрати внимание на эти боковые пряжки - ты легко расстегнешь их с помощью щупалец, особенно если немного потренируешься.
        - Я хочу знать, кто из вас первый до этого додумался? - смерив каждого взглядом, осведомилась богиня.
        Лаймо сам себя выдал. Вначале покраснел, потом побледнел, сник и начал теребить рукав куртки.
        - Ты?! Ясно.
        - Я хотел как лучше, великая… - прошептал он, глядя под ноги. - Гувлам в прошлый раз было тяжело, и мы двигались медленно…
        - Чтоб вас…, смертные, - выругалась Нэрренират. - Запрягайте!
        Туман еще не рассеялся, когда они покинули Суаму, простившись с горсткой вооруженных горожан у ворот.
        На равнине в этот час было тихо. Часть разбойников засела в монастыре неподалеку от города, другие сбежали в лес, но никто не атаковал маленькую группу. Окрестности будто вымерли. Не разберешь, обитаемы или нет дремлющие в тумане деревушки, а монастырь и вовсе превратился в размытое темное пятно справа от тракта. Мир выглядел то ли недоделанным, не до конца сотворенным, то ли, наоборот, исчезающим, дошедшим до своего рубежа, теряющим вещественность. Только тракт из серого камня, с двумя невысокими парапетами по бокам, оставался вполне реальным. Но вел он в никуда, в туман.
        Самый сложный этап - вынести из леса машину. Пусть Бирвот, как и в прошлый раз, с помощью отними-тяжести сделал ее невесомой - слишком далеко от дороги она упала, и тащить эту громадину на руках, огибая ачанхи, продираясь через подлесок… Нэрренират все-таки позволила себя уговорить, ядовито процедив, что смертные, мол, только о том и мечтают, чтобы боги обжигали для них горшки.
        Перед тем как углубиться в чащу вместе с Бирвотом, она провела разведку, но разбойников поблизости не обнаружила. Да если те и были где-то рядом, они наверняка разбежались, заметив адского зверя.
        Когда богиня и маг ушли, Шертон велел ребятам достать мечи, а Паселею не отходить от подводы и сразу прятаться под ней в случае тревоги.
        Бывший афарий Равлий Титус брел по лесу, погруженному в туманный кисель. Обстановка напоминала междумирье. Ты находишься где-то - и одновременно нигде. Вне пространства. Теоретически тебя окружает несметное множество трехмерных миров, но они незримы и недоступны. Это даже не смерть. Это просто уход из зоны жизни.
        Приняв к сведению совет Шертона, он в тот же вечер сбежал из-под стражи. Он жаждал искупления, однако для этого нужен публичный суд, а Сасхан прикончит его тайком, без суда. Его в два счета опознал бы любой встречный, поэтому он ускользнул из города, украв у гвардейцев оружие и гувла.
        Его убежищем стала патрульная машина: она так и лежала в овраге, затопленном в сезон ливней, но теперь обмелевшем. Лишь на дне еще оставалась лужа глубиной около фута. В кабину вода не проникла. Отколовшийся кусочек родного мира… Чтобы корпус из клепаного серого металла не привлекал внимания, Титус соорудил над ним шалаш из веток.
        Питался он собранными в лесу орехами, ягодами и съедобными древесными грибами. Заглядывать в деревни не решался: слишком уж дурную славу он заработал, пока был правой рукой Благодетеля.
        Позавчера он столкнулся с группой разбойников. Те не удивились, а предложили присоединиться к ним и вместе пробиваться в сторону зноя. От них-то Титус и узнал о том, что адский зверь вырвался на свободу и вовсю лютует, о гибели Сасхана и других главарей, о том, что в Суаму лучше не соваться: дурачье-горожане осмелели и вооружились, ловят удальцов да сдают с потрохами зверю. Зверь-то, видать, и взаправду адский, посланный за грехи, - слишком уж незвериную смекалку он проявляет! Ежели кого схватит, не сразу терзает, а зовет горожан, чтоб те сказали, их это человек или разбойник.
        Разбойники решили, что Титус, как и они сами, сбежал в лес от зверя, а не от Благодетеля. Да и нет больше никакого Благодетеля… Титус повернулся и ушел, не оборачиваясь. Его не стали уламывать: все-таки не свой, чужак из дальних краев, еще и умом тронутый… Отправились в сторону зноя без него.
        Сейчас он брел наугад, содрогаясь от жгучего чувства вины, и сам не заметил, как вышел к тракту. Впереди стояла длинная пустая подвода с торчащими оглоблями. Пять оседланных гувлов. Четыре человека.
        Шертон. Смотрел он прямо на Титуса. А рядом кто-то беловолосый, болезненно-знакомый… Беловолосый повернул голову, и Титус замер на месте, внезапно задохнувшись. Это Роми! В мужской одежде, за спиной висят ножны и шляпа. И в руке - халгатийский меч. Да ведь она не владеет холодным оружием, сама говорила… Двое других спутников Шертона Титуса не интересовали - он вскользь отметил, что это молодой медолиец и старик-служащий из суамского зверинца. Но Роми, Роми… Она в Облачном мире? И Шертон в прошлый раз об этом умолчал?
        - Иди сюда, - позвал Шертон. - Я тебя вижу.
        Выступив из-под сени деревьев, Титус подошел, приминая бледную сырую траву, перелез через парапет. Роми молчала. Старик отвернулся. Несомненно, он видел Титуса, когда тот вместе с Благодетелем присутствовал при казнях осужденных революционным судом аристократов и городских богатеев. Худощавый черноволосый медолиец глядел на афария с любопытством, но без враждебности.
        - Я один, - сказал Титус. - Роми, как ты сюда попала?
        Девушка не ответила. Она смотрела как будто сквозь него, и в ее янтарно-коричневых глазах - в глазах, которые он когда-то любил! - не было ни намека на теплоту. Титус вдруг понял, что до сих пор любит ее, несмотря на ее ужасные преступления, несмотря на то, что она уклонилась от наказания, и его охватила невыносимая тоска.
        - Роми, нельзя судить человека по одним лишь его поступкам… - прошептал бывший афарий.
        Роми молчала, и это молчание было хуже пощечины.
        - Судить надо по благим намерениям, а не по результатам? - с оттенком иронии спросил Шертон.
        - Вы самоуверенно отвергаете противоречия, - вздохнул Титус. - Да, я совершил в Халгате революцию, однако я не отказываюсь от искупления. Я готов искупить свою вину. Можете ли вы понять, что без боли нет движения вперед? Цена революции - страдание, и цена любого подвижничества - страдание. То, что со мной произошло, вполне естественно для мыслящего человека. Или вы надеетесь, что бывает иначе?
        Из чащи с другой стороны от дороги донесся треск ветвей.
        - Убирайся, - разжав наконец губы, бросила Роми.
        - Ты меня гонишь? А ведь твое преступление хуже моего, задумайся над этим! Ибо я мечтал о благе для сей непросвещенной страны, а ты всего лишь хотела избежать страданий для себя лично!
        - Послушай совета, убирайся, - сказал Шертон. - Сейчас здесь будет адский зверь, ты ему не нравишься.
        - Что? Вы сумели приручить адского зверя? - изумился Титус.
        Чернявый парень почему-то ухмыльнулся.
        - Уходи, - повторил Шертон. - И держись от нас подальше. Врата-выход в Лойзирафе, в стороне зноя.
        - Прощай, Роми, - прошептал Титус. - Постарайся понять… Постарайся научиться думать правильно…
        Шум приближался. Он бросился в чащу, тракт заслонили деревья. Он не видел, что там происходит: встреча с адским зверем страшила его. Титус не мог забыть взгляд этого чудовища, пристальный, жуткий, неестественно разумный… Осужденных оно приканчивало мгновенно, едва тех сбрасывали в яму, а потом задирало черную морду и снизу вверх смотрело на Титуса с Сасханом. Смотрело долго и нехорошо. Благодетель кривлялся, куражился, поносил зверя, удальцы-приближенные ему вторили, а Титусу, хоть он и напивался перед казнями, каждый раз становилось не по себе. Отвратительная тварь над телами убитых людей - случалось, эта картинка по ночам ему снилась.
        Нэрренират тащила машину на спине, придерживая всеми четырьмя щупальцами. Возле подводы она присела, согнув лапы, и тогда люди осторожно переместили груз на дощатую плоскость. Оставив спутников под охраной богини, Шертон отправился за магом. Роми и Лаймо тем временем накрыли машину парусиновым тентом и закрепили канаты, продев их в специальные кольца на бортах.
        Роми все делала точно, аккуратно, однако никак не могла стряхнуть оцепенение, охватившее ее после разговора с Титусом. Его изувеченное лицо, его одиночество - это вызывало жалость, и все-таки она не сумела переломить себя и сказать ему напоследок что-нибудь хорошее. Терять друзей больно. В Панадаре ей казалось, что он ее друг, и вначале он вел себя как друг, но для него имели значение только его идеи, перепутанные, подчиненные искаженной логике, непостижимым образом вывернутые наизнанку… Такое впечатление осталось у Роми, когда она попыталась вникнуть в них, примерить их к себе, а Титус жил с ними и не хотел ничего другого. Вот и сейчас ее не отпускало ощущение, будто пришлось взглянуть на мир сквозь магическое стекло, до рези в глазах искажающее предметы и перспективу.
        - Роми, что с тобой? - негромко спросила Нэрренират.
        - Ничего. - Она тряхнула головой. - Теперь уже все в порядке.
        Подвода тяжело скрипнула: машина вновь обрела свой естественный вес. Вскоре вернулись Шертон и Бирвот. Богиня сунула голову в хомут, застегнула пряжки, ловко орудуя щупальцами, и процессия тронулась.
        Титус направлялся к Суаме. Вернуться в город и потребовать суда… Мученическая смерть - это правильно. Решение, однако, не было окончательным и бесповоротным, он не спешил. Шертон сказал про врата-выход в стороне зноя… Значит, в Облачном мире врата-вход в одном месте, а врата-выход - в другом? Воистину парадоксальный мир. Если добраться до Лойзирафа, вернуться в Панадар, и пусть его судит Орден… Это тоже будет правильно.
        Он вспомнил, что его машина неисправна. Придется все проблемы решать здесь и вину искупать здесь, выбора нет.
        К тому времени, как он добрел до опушки, туман частично рассеялся. Суама вырисовывалась вдали, словно сквозь сероватую вуаль. А еще он увидал на дороге адского черного зверя, запряженного в подводу с грузом. Кровожадная зверюга, наводящая трепет и на халгатийцев, и на самого Титуса, дисциплинированно выполняла работу ломового гувла, причем место возницы на козлах пустовало. Она бежала резвой рысью, следом скакало пятеро всадников. Среди них Шертон и Роми в надвинутой шляпе. Титус понял, что группа направляется к реке, к пристани.
        Глубоко вздохнув, он оперся дрожащей рукой о ствол дерева. Нет. Прежнее решение неверно. Он не пойдет в Суаму просить суда. Вместо этого он отправится странствовать по Облачному миру - и будет просвещать людей, прививать им свои идеи… На стезе просветителя-подвижника он рано или поздно обретет искупление.
        Баржа двигалась налево-от-холода по Анаре, притоку Енчи-Саб. На корме находился груз: принайтовленная к палубе подвода с панадарской машиной. Раньше баржа принадлежала суамскому купцу, убитому вместе с семьей гвардейцами Благодетеля. Шертон забрал ее, оставив городским старшинам деньги для наследников купца, если таковые объявятся.
        Обычно баржи вроде этой тянули гувлы или бурлаки, но сейчас их заменила Нэрренират. Богиня мрачно шествовала по мелководью, вдоль морщинистых песчаных берегов, заросших плакучим кустарником склонов, узких полосок галечных пляжей. Порой ей приходилось продираться сквозь заросли высокой и жесткой ярко-желтой травы, торчавшей прямо из воды. Острые как бритва кромки могли располосовать кожу человеку, оставить ссадины на шкуре гувла, однако Нэрренират все было нипочем.
        По утрам она охотилась на кабанов и лесных коз или ловила больших рыбин в Анаре (кроме легких у нее имелись жабры, что позволяло ей подолгу оставаться под водой). Иногда гонялась за зильдами.
        Однажды она проговорилась, что тащить баржу ей совсем не тяжело, но, несмотря на это, постоянно сквернословила, ругая на все корки то Шертона и Лаймо, додумавшихся до идеи использовать божество в качестве гужевой скотины, то Создателя Миров, сотворившего такую пакость, как Облачный мир. Создателю доставалось больше.
        - Лучше не трогай Создателя! - не выдержала Роми во время очередной вечерней стоянки. - Кончится тем, что ты его рассердишь.
        - Ага, конечно, - насмешливо фыркнула Нэрренират.
        - Я знаю, никому еще не удавалось его призвать, но вдруг он все-таки тебя услышит?
        - В какой-то степени он меня слышит… Ну и что?
        - Слышит?! - поразилась Роми. - Сейчас? Здесь?
        - Безусловно. - Богиня непринужденно разлеглась на сером речном песке, ее лиловые глаза с кошачьими зрачками загадочно мерцали. - Тот, кто первый придумал миры-ловушки, заслуживает, чтоб его…
        Последовал отборный мат. Роми поморщилась и одновременно напряглась, ожидая, что с неба ударит молния, или пляж разверзнется, или оскорбленный Создатель еще как-нибудь отреагирует… Ничего не произошло. Тягуче шумел лес, потрескивали сучья в костре, у берега плескала вода.
        - Все-таки не слышит, - с облегчением прошептал Лаймо.
        - Вы, теряющие память, иногда бываете очень забавными, - заметила богиня. - Эти сказочки про Создателя Миров, которые вы друг другу рассказываете, - послушаешь, так надорвешься со смеху! Мол, сотворил Панадар и другие миры, а потом ушел, забыл про нас, и теперь до него не докричишься. И ваши… умники теологи с уморительной серьезностью спорят о том, куда он запропастился. А уж когда вы к нему взываете, это такой первоклассный балаган!
        Роми и Лаймо глядели на нее с удивлением и обидой, Бирвот - с отрешенно-непроницаемой миной профессионального мага. Паселей помешивал деревянной ложкой уху в котелке, отвлеченные дискуссии его не занимали.
        - Ты хочешь сказать, что никакого Создателя не было? - спросил Шертон.
        - Почему же? - На черной звериной морде появилась довольная ухмылка. - Был. В какой-то степени он и сейчас есть, но это совсем не то, что вы думаете.
        - Тогда что представляет из себя Создатель Миров?
        - Вы, смертные, считаете, что это некий сверхбог, самый-самый главный над всеми остальными богами, правильно? Обхохотаться можно!
        - А разве не так, великая? - тихо пробормотал Лаймо. Богиня потянулась, не ответив.
        - Ты сама-то хоть знаешь, кто такой Создатель? - агрессивно прищурилась Роми.
        - Представь себе, знаю. В отличие от вас, я не утратила память о прошлом.
        - Тогда кто он?
        - Надеюсь, Роми, ты понимаешь, что за ценную информацию надо платить? - помолчав, вкрадчиво осведомилась Нэрренират. - О, я знаю много интересного, много такого, что ты хотела бы узнать… Но давай вернемся к этой теме в Панадаре, когда я смогу принять человеческий облик.
        Роми насупилась и демонстративно отвернулась к костру.
        Позже, когда все перебрались на баржу и устроились на ночлег, расстелив на палубе тюфяки, Шертон, дотронувшись до плеча девушки, шепнул:
        - Не стоит расстраиваться. Морочить головы людям - любимое занятие великих богов.
        - Но ведь она знает правду, а говорить не хочет! Несмотря на то, что мы вернулись, чтобы спасти ее… Арс, почему боги помнят все, а мы - теряющие память?
        - Спроси что-нибудь полегче.
        Роми долго лежала с открытыми глазами, слушая сонный шепот реки, глядя в невидимое беззвездное небо. Она не хотела быть теряющей память, это же несправедливо… и подлые приемчики Нэрренират выводили ее из себя - но что она могла со всем этим сделать?
        Лесистые берега внезапно, без перехода, сменились отвесными черными скалами. Извилистый и сумрачный водяной коридор меж двух каменных стен. Богине приходилось постоянно находиться в воде, питаться одной рыбой, ночевать на крохотных отмелях. Был риск, что она перевернет баржу, если попробует взобраться на борт, и она не делала таких попыток.
        Несколько раз она вылавливала и показывала спутникам водяную нежить: например, белесую тварь, похожую на клубок трепыхающихся веревок, рыбий скелет с оскаленным человечьим черепом, багрово-красную водоросль, роняющую в воду кровавые капли. Схваченная щупальцами богини нежить бессильно болталась в воздухе, пока Бирвот, перегнувшись через борт, с интересом изучал очередную находку. У мага все эти штуки вызывали прилив исследовательского энтузиазма.
        На четвертый день Анара, сделав плавный поворот, соединилась с Енчей-Саб. В прибрежной деревушке Шертон купил для Нэрренират полдюжины свиней. Сравнив оба способа, богиня решила, что удобней будет и дальше буксировать судно вплавь. Благодаря магическим уловкам Бирвота ни речные пираты, ни сборщики податей не проявляли интереса к барже.
        Потом, как и в прошлый раз, впереди раскрылась туманно-серая ширь, и пришлось зайти в порт, чтобы поменять баржу на парусное судно.
        Глава 7
        - По этому морю можно плыть годами, - прошептала Роми, глядя на серый простор.
        - Не годами, - педантично поправил стоявший рядом Лаймо. - Меньше. В прошлый раз мы пересекли его за сто шестнадцать суток.
        - Я знаю. Кажется, что годами. Оно все время одинаковое. Совсем не похоже на Идонийское - у нас там зеленая вода, сиреневое небо, белые облака… А здесь словно все краски повыцветали.
        - Зеленая вода?
        - Разве ты не видел море в Панадаре?
        - Нет. Я видел только Нижний и Верхний Город.
        Вдали появилось черное пятнышко. Исчезло. Опять появилось. Нэрренират. Подплыв к судну, она рявкнула:
        - Бирвот!
        Маг выскочил из каюты, положил на палубу покрытый концентрическими желобками диск, вырезанный из дымчатого полупрозрачного камня, прошептал заклинание - и судно застыло, подобно торчащей из воды скале. Роми и Лаймо сбросили широкий трап, сплетенный из панадарских канатов с алмазной нитью специально для богини. Та вскарабкалась на борт. Благодаря магии Бирвота, судно не шелохнулось. Он опять произнес заклинание, и лишь тогда слабая качка возобновилась. С чешуи Нэрренират падали на выскобленные доски палубы тяжелые соленые капли.
        Шестьдесят восьмой день плавания. Никаких приключений, ни штормов, ни пиратов (Бирвот обмолвился, что он был бы никудышным магом, если б допустил приключения такого сорта). Благодаря по-королевски щедрой плате и заклятью, рассеивающему любопытство, маленькая команда судна почти не интересовалась пассажирами. Лаймо и Роми изнывали бы от скуки, если б не ежедневные тренировки и не разговоры с Нэрренират. Богиня обитала на корме, где стояла также накрытая тентом машина. Это нарушало балансировку, но Бирвот выравнивал ее с помощью магических ухищрений.
        Когда Нэрренират заняла свое привычное место, на корме сразу стало тесно, не повернешься.
        - Это вам. - Щупальце швырнуло на палубу здоровенную трепыхающуюся рыбину с оранжевой полоской вдоль спины. - Вкусная.
        - Вот умница! - Пробормотав это, один из матросов оглушил добычу ударом багра и поволок на камбуз.
        Чары Бирвота заставляли членов команды считать Нэрренират собакой: вынужденная хитрость, иначе богиню просто не взяли бы на борт, ни за какие сокровища. Размеры
«собаки» никого не удивляли, равно как и то, что она подозрительно много времени проводит в воде, кишащей морскими хищниками, и изъясняется по-человечески. Лишь изредка во взгляде того или иного моряка мелькало неуверенно-недоумевающее выражение, слабая тень сомнения, но Бирвот ежедневно обновлял свое заклятье. Не ровен час, люди освободятся от наваждения и увидят, кто лежит на корме: начнется паника, матросы, очень может статься, попрыгают за борт (лишь бы спастись от чудовища) и двухмачтовик останется без команды.
        - Глубина тут большая, - сообщила Нэрренират, - и вода внизу холодная. Близко к точке замерзания. На дне живут твари, похожие на плоские разноцветные подушки с узором, покрытые щетиной. Я хотела притащить одну, но ее по дороге разорвало.
        - Кто разорвал? - спросила Роми.
        - Не кто, а что. Внутреннее давление.
        Девушка смотрела на богиню недоверчиво: опять морочит голову?
        Нэрренират вздохнула:
        - В естественных условиях на них давит сверху громадная масса воды. Противодействие - высокое давление внутри тела. Когда противодействие исчезает, внутреннее давление ничем не уравновешено и тело взрывается.
        Это было малопонятно и страшно. Роми не стала спрашивать дальше.
        - А что такое точка замерзания, великая? - почтительно поинтересовался Лаймо.
        - Температура, при которой вода превращается в лед. Хоть это-то вы знаете?
        - Да, великая. Как в храмах у Мегэса. - Он поежился.
        - Этот Мегэс с его замороженными трупами - законченный… - Великая богиня Нэрренират начистоту выложила, что она думает о великом боге Мегэсе. - Сам он называет всю эту херню эстетикой ледяного безмолвия, а на самом деле у него с телами проблема. Доигрался, ублюдок.
        - Какая у него проблема? - осведомился Шертон, присев на свернутый влажный трап. К Мегэсу он относился плохо, как и многие панадарцы.
        - Он не может создавать себе тела, - охотно объяснила Нэрренират. - Я не в курсе, догадались ли уже об этом ваши… теологи… Забраться в ледяного истукана в храме и оттуда что-нибудь вещать жрецам или явиться в виде туманного призрака - это для него потолок. Мегэс деградирует. Скоро он перестанет быть великим богом.
        - Скоро - это когда? - Лаймо так обрадовался хорошей новости, что даже о почтительности забыл.
        - Думаю, через несколько десятков тысячелетий он будет готов.
        Лицо Роми расстроенно вытянулось:
        - Да разве это скоро?!
        - Это совсем небольшой срок. Ну вот, насчет Мегэса… Трепаться он может о чем угодно, хоть об эстетике ледяного безмолвия, хоть об эстетике ледяного дерьма, но на самом деле тела принесенных в жертву нужны ему для экспериментов. Он их на церемонии замораживает, а потом, без свидетелей, размораживает, чтобы вселяться в них. Наверное, вы слыхали рассказы о том, что людей, принесенных в жертву Мегэсу, иногда видели живыми в Нижнем Городе и в других местах? Это не они, а сам Мегэс. Учтите, за пределами Облачного мира об этом болтать не стоит, он наверняка захочет отомстить тем, кто знает его тайну. По нашим меркам, это постыдная тайна.
        - Почему? - спросил Бирвот.
        - Для нас, богов, способность создавать тела - важный показатель могущества. Мегэс этого больше не может. Ицналуан, к примеру, может, но я подозреваю, что его несуразные творения без божественной поддержки долго не протянут. Попади он сюда, он на третий-четвертый день издохнет, и не от голода, как это чуть не случилось со мной, а потому, что жизненно важные органы откажут. Зато мои тела вполне жизнеспособны, они отлично функционируют без всякой внешней энергоподпитки.
        - Значит, ты сильнее Мегэса? - насторожилась Роми.
        - Да. Я намного сильнее Мегэса.
        - Тогда почему ты не вышвырнешь его из Панадара, чтоб он никого больше не замораживал?
        - А ты слыхала о Законе Равновесия? Другие боги вряд ли позволят мне вышвырнуть Мегэса. Да и кое-кто из смертных не обрадуется… Не делай такие большие глаза, Роми. Разве ты не знаешь, что бизнес-круги Панадара, и в том числе твой клан До-Энселе, заинтересованы в морозильных установках Мегэса и ведут с ним дела?
        Роми растерялась. Были вещи, в которые ей очень не хотелось вникать, о которых люди по общему согласию умалчивают… Но Нэрренират не человек, для нее закрытых тем не существует.
        - Да, - признала наконец Роми. - Это так… И это плохо. Но разве какой-нибудь другой бог, кроме Мегэса, не сможет создавать и заставлять работать морозильные установки? Например, ты?
        - У нас раздел на сферы влияния. Никто не лезет в мою транспортную монополию - я не лезу в чужой бизнес. Раньше было не так, и мы постоянно дрались.
        - Те древние войны между богами, о которых написано в книгах?
        - Да. Множество миров погибло - миров, вы не ослышались! - и в конце концов мы заключили договор. Я соблюдаю его условия, живу сама и даю жить другим. А что касается недоумка Мегэса… Раз в год он убивает одного человека, чтобы заполучить новое тело. Я знаю множество смертных, которые поступают с себе подобными куда хуже. И не раз в год, а гораздо чаще.
        Роми молча встала и, пнув носком ботинка свернутый канат, пошла на нос. Кто это сказал, что каждый народ достоин своего правительства? Перефразировав, можно добавить, что люди достойны своих богов. Или нельзя?.. Она размышляла над этим, вглядываясь в туманный зыбкий простор, пока ее не позвали есть уху.
        А несколько дней спустя, выбравшись ночью на палубу, озаренную масляными фонарями, она случайно подслушала очень странный разговор Бирвота и Нэрренират.
        Она не собиралась подслушивать. В каюте было душно, Роми вылезла из гамака, на ощупь нашла лесенку, поднялась наверх. Слабый свет фонарей немного отодвигал ватную тьму, по палубе мерно скользили туда-сюда черные тени. Воды не видно. За бортом, на некотором расстоянии от судна, что-то бледно мерцало. Рыбы или медузы? Морская нежить? Держась за поручень, Роми полной грудью вдыхала густой солоноватый воздух.
        С кормы доносились голоса.
        - …Прошли миллиарды лет, и все-таки я тебя узнала! Не сразу, но ведь в Облачном мире мои способности сильно урезаны. Неужели ты совсем ничего не помнишь?
        Говорила Нэрренират, однако в первый момент Роми засомневалась: эти грустные, нежные интонации не имели ничего общего с ее обычной манерой выражаться.
        - Ничего, - ответил Бирвот. - Возможно ли, чтобы я, смертный человек, в каком-то из своих прежних существований был другом божества?
        - Создатель, ну что за чушь ты городишь… - вздохнула богиня.
        Вот это больше на нее похоже!
        - Как меня звали в той жизни? Имя - это ориентир.
        - У нас тогда еще не было звуковых имен. А помнишь одиннадцатимерный куб, который выворачивался наизнанку и обратно, так что его грани непрерывно менялись местами? Это было так весело!
        - Одиннадцатимерный куб? - переспросил маг. Его голос выдавал растерянность. - Чтоб еще и выворачивался? Надо же такое придумать…
        - Да ведь ты сам его и придумал! Значит, ты действительно все забыл… Вот уж не думала, что когда-нибудь найду тебя в таком состоянии.
        - Иногда мне снятся непонятные сны. Яркий свет, вихри энергии, скольжение в необъятном пространстве… Когда мы покинем Облачный мир, не сможешь ли ты воскресить мою память?
        - Я смогу показать тебе картинки о прошлом, но это будут всего лишь мои картинки, а не твои воспоминания. Улавливаешь разницу?
        Роми села на скрипнувшую ступеньку. По щекам текли слезы. Наверное, двое на корме услыхали скрип, потому что сразу замолчали. Слова Нэрренират и мага что-то в ней разбередили, и она плакала, содрогаясь от беззвучных рыданий, вцепившись зубами в собственный рукав, чтоб никого не разбудить. Потом, немного успокоившись, тихо спустилась в каюту, забралась в гамак и долго не могла уснуть. Вернулся Бирвот. Скорее всего, он понял, что она слышала разговор, но ничего не сказал ей.
        На пятый день после этого корабль изменил курс и на всех парусах помчался к берегу направо-от-зноя (или, в другом варианте, налево-от-холода), уходя от погони. Произошла катастрофа.
        Эта самая катастрофа давно уже назревала. Резвясь в море, Нэрренират, с обычной для великих богов бесцеремонностью, заглядывала во все потайные дыры подводного царства, донимала всех встречных тварей и в конце концов нарвалась. Пусть на нее не действовала магия, пусть бронированная шкура спасала ее от зубов, шипов и когтей - был еще один момент, которого богиня не учла: среди обитателей морских глубин встречаются большие создания. Очень большие.
        Вопль вахтенного заставил Роми и Лаймо, занимавшихся фехтованием под присмотром Шертона, застыть на месте, самого Шертона - рефлекторно напрячься, мага - выскочить из каюты, чуть не подвернув ногу на лесенке, а кока и Паселея, помогавшего ему на камбузе, рассыпать картошку.
        Все бросились к левому борту. Над грифельно-темной, слегка вспененной водой медленно поднималась, заслоняя горизонт, огромная полусфера - лоснящаяся, переливчато-серая, с блеклыми розоватыми пятнами, поросшая редкими пучками шевелящихся нитей. Там, где ее неровный бугристый контур граничил с облачным фоном, эти червеобразные отростки казались почти черными, ниже - ярко-синими. Каждый из них должен быть потолще корабельного каната, определил Шертон, сделав поправку на расстояние.
        Нэрренират плыла к судну стремительными рывками, то выныривая, то вновь погружаясь. Было очень похоже на то, что она удирает.
        Капитан, срывая голос, отдавал команды, судно начало разворачиваться кормой к куполу.
        - Мы должны задержаться и подобрать ее, - шепнул Шертон магу.
        Тот вытащил полупрозрачный камень с желобками и произнес заклинание. Несмотря на усилия матросов, двухмачтовик замер.
        - Что вы делаете, дурачье?! - Капитан, маленький кривоногий человек с приплюснутым носом, скатился с мостика, по дороге выхватив из ножен кинжал. - Мы же погибнем! Освободи «Иполу», колдун!
        - Если ты убьешь мага, «Ипола» точно не двинется с места, - заметил Шертон, прежде чем выбить нож. Потом повернулся к Роми и Лаймо, до сих пор не успевшим опомниться, и рявкнул: - Трап!
        Спохватившись, они кинулись за трапом. Нэрренират как раз подплывала к корме. Как только она перевалилась через борт, Бирвот снял заклятье. Наградив их с Шертоном злым взглядом, капитан побежал на мостик, матерясь и выкрикивая распоряжения. Шертон и маг направились на корму.
        - Это что такое? - Шертон кивнул на живой купол.
        - Не знаю, - буркнул Бирвот. Он щурился и рылся в карманах, наконец повернулся и бросился в каюту, предупредив: - Я скоро вернусь.
        Купол все продолжал расти, заслоняя небо и горизонт. Шертон разглядел на его поверхности глаза, расположенные вразброс - желтоватые овалы с кровавыми прожилками и черными буравчиками-зрачками. А длинные извивающиеся отростки группировались вокруг влажных отверстий, которые то открывались, то закрывались.
        - Я так и не выяснила, живая это тварь или нежить, - отдышавшись, сказала Нэрренират. - Хотела оторвать один усик на пробу, для дальнейших исследований, а это е…ще за мной погналось.
        - Значит, неприятности у нас из-за тебя, - сухо подытожил Шертон. - Спасибо.
        - Не будь занудой, - огрызнулась богиня. - Получать новые знания - это же такая роскошь! Наконец-то я столкнулась с тем, чего совсем не знаю. Разве можно упустить такой шанс?
        - Твое е…ще запросто потопит судно. Мы все можем погибнуть.
        Не ответив, Нэрренират с сожалением вздохнула, глядя на неторопливо надвигающегося обитателя бездны. Скорее всего, сожалела она о том, что не удалось продолжить исследования.
        Прибежал Бирвот с какими-то склянками и шелковыми пакетиками. Вялые серые паруса наполнились магическим ветром, «Ипола» рванулась вперед. Потом маг смешал порошки из двух склянок и трех пакетиков, вытряхнул все это за борт, и позади сгустился молочный туман, поглотивший живую полусферу. После двухчасовой гонки направо-от-зноя возникла линия берега. Корабли в Облачном мире на большое расстояние от суши не удалялись из-за проблем с ориентирами - здесь не было звезд, а магические навигационные приборы, вроде железной рыбки Бирвота, годились лишь для приблизительной прокладки курса.
        С раздумьем поглядев на стену тумана, капитан приказал поворачивать к зною, но оказалось, радоваться рано: вскоре из тумана выдвинулся округлый остров, увенчанный пучками темных змеящихся побегов. Капитан и Нэрренират выругались одновременно.
        Пришлось пристать к берегу, изрезанному глубокими бухтами - в одной из них и нашла пристанище «Ипола». Тварь из бездны маячила на горизонте, но не приближалась: видимо, ей было затруднительно шлепать по мелководью. Зато она настроилась на ожидание до победного конца.
        За причиненные неудобства Шертон расплатился с капитаном панадарским золотом, и теперь тот испытывал двоякое чувство: с одной стороны, если морское чудище не уберется восвояси, «Иполу» придется бросить, с другой - он заработал на своих пассажирах больше, чем рассчитывал, сорвал солидный куш и вполне может купить новое судно. О том, чтоб ограбить путешественников, он даже не помышлял: связываться с бойцом вроде Шертона, и в придачу с магом, - дураков поищите.
        Когда и подводу и машину с помощью отними-тяжести переправили на берег, Бирвот снял с членов команды заклятье, заставляющее их видеть в Нэрренират собаку. Моряки ошеломленно уставились на здоровенного зверя, одетого в блестящую черную чешую. Все онемели: только что на песчаном берегу сидела корабельная собака - и вдруг вместо нее вот такая напасть… Боцман первым додумался до правдоподобного объяснения:
        - Оно слопало нашу псину!
        Люди и богиня услыхали выкрик, долетевший с палубы.
        - У смертных скудная фантазия, - хмыкнула Нэрренират, просовывая голову в хомут.
        Подвода покатила параллельно берегу, приминая колесами толстые хрусткие стебли, окутанные прозрачным пухом. Бухту с «Иполой» вскоре заслонили холмы, густо обросшие такими же стеблями. Порой в просветах виднелось море и настырная тварь из бездны, похожая на восходящую серую луну на фоне облачного неба. С другой стороны тоже поднимались холмы, за ними - неяркий желто-зеленый лес.
        Паселей, не выдерживавший долгой быстрой ходьбы, примостился на подводе рядом с машиной, остальные шагали пешком.
        - Как вы там, не отстаете? - осведомилась Нэрренират. - Опять запрягли, чтоб… того, кто выдумал Облачный мир!
        - Не надо кого попало за усы дергать! - не осталась в долгу Роми.
        - Ты не понимаешь. Найти что-то непознанное, что можно изучать, - это же такое изумительное приключение! Ради этого стоит рискнуть. Для тебя, теряющей память, непознанного полным-полно, а я знаю все о доступных мирах и их обитателях. Только здесь я наткнулась на нечто неизвестное…
        - Мы должны спешить, - вмешался Шертон. - Врата-выход нестабильны.
        - Увы… - Богиня вздохнула.
        Бегом догнав ее, Роми зашагала рядом:
        - Нэрренират, мы ведь спасли тебе жизнь, правда?
        - Может быть, да, а может, и нет. Не будь этот… переросток таким громадным, я бы его одолела.
        - Но он был громадный, а мы все равно дождались тебя, хотя могли погибнуть. Ты нам немного обязана. Пожалуйста, скажи, кто такой Создатель Миров?
        Богиня некоторое время молчала, косясь на нее лиловым глазом, потом обронила:
        - Так ведь ты и сама это знаешь, - и после паузы добавила, с явным удовольствием: - Но не помнишь.
        Роми остановилась, стиснув кулаки в бессильном гневе. Ругаться, как Нэрренират, нехорошо, а то бы она выругалась.
        Глава 8
        В этих теплых, влажных краях туман никогда не рассеивался полностью. Он то сгущался, поглощая леса, холмы, плантации, заболоченные низины и заросли черного тростника, то редел, приоткрывая перспективу, но не исчезал. Хорошо еще, вдоль побережья Рыжего моря тянулась дорога - старый торговый путь, связывающий друг с другом города и деревни. Двигайся по ней - и не заблудишься.
        Местные жители рассказывали, что направо-от-зноя, в глубине материка, людских поселений нет. Там простираются сплошные болота и живут дикари-оборотни, даже внешне мало похожие на людей, а уж обычаи у них и вовсе странные. Какие твари там водятся, и сказать-то страшно, да помилуют нас боги… Нэрренират с откровенной тоской вздыхала, поглядывая в ту сторону. Если б не риск, что врата-выход на неопределенно долгое время закроются (так утверждал Шертон, и остальные ему поддакивали), она бы не устояла перед искушением отправиться в экспедицию. В одиночку, если никто не захочет составить компанию. Но погибнуть здесь, утратить память и вновь родиться смертной… Слишком высокая цена за любопытство.
        Шертон подумал, что после возвращения домой Облачный мир так и останется для великой богини Нэрренират вечным вызовом и вечной приманкой. Вдруг она когда-нибудь в будущем рискнет и опять сюда сунется - уже по собственной воле, ради непознанного? Узнав ее получше, он не отвергал такой возможности.
        В городах, через которые они проезжали, им не раз предлагали «продать вот это животное». Находчивый Лаймо сочинил целую историю, в которой присутствовали злой рок, колдовство, древнее блуждающее проклятье и данный в храме обет, призванную объяснить, почему «это животное» нельзя ни продавать, ни дарить.
        В одном поселении с закрученными, как раковина улитки, слепыми глинобитными улицами представитель местной знати изъявил желание купить Роми.
        - Что вы, уважаемый, эта девушка - принцес… - начал Лаймо.
        Не слушая, покупатель сделал попытку потрепать ее по щеке. Роми наотмашь треснула его по физиономии металлическим браслетом, охватывающим правое запястье, показала Знак на левой руке и гордо заявила:
        - Я жрица богини! - Однако этого ей показалось мало, и она процедила сквозь зубы, подражая Нэрренират: - Ублюдок…
        Аристократ смертельно обиделся - не столько из-за сломанной челюсти, сколько за
«ублюдка». Кровное оскорбление! Из поселения они убрались после небольшой заварушки. Для Роми это была первая настоящая драка, для Лаймо - вторая (считая ту стычку в Нижнем Городе, когда его хотели принести в жертву). Благодаря участию Шертона, мага и богини длилась она недолго.
        - Что ж, я хоть посмотрел на вас в деле, - заметил Шертон, когда городок-улитка исчез в тумане. - Неплохо…
        Приотстав, Роми и Лаймо переглянулись. Похвала учителя обоих заставила просиять.
        - Эй, а ты действительно хочешь стать моей жрицей? - окликнула Нэрренират.
        - Нет! - Ударив гувла пятками по бокам, Роми поравнялась с ней и объяснила: - Я сказала это, чтоб избежать конфликта.
        Лаймо почему-то хихикнул.
        Шертон и Роми все чаще ехали рядом, отстав от остальных, и что-нибудь рассказывали друг другу о себе или просто говорили о чем угодно. Оба отчаянно хотели сближения, но Шертон не желал пользоваться своими преимуществами лидера группы (это у него был своего рода пунктик, чрезвычайно для него важный), а Роми боялась проявить навязчивость. Они делали маленькие шажки навстречу и были готовы отступить, если с другой стороны промелькнет хотя бы намек на протест.
        Однажды на вечерней стоянке Шертон отошел к морю, темному, шепчущему, затуманенному, лишь местами отблескивающему отраженным облачным светом. Разожженный у дороги костер виднелся позади размытым оранжевым пятном. Обогнув его, большая тень приблизилась к Шертону, остановилась рядом.
        - У меня к тебе деловое предложение, Шертон. - Нэрренират говорила хрипло и тихо. - Уступи мне Роми. Что ты хочешь взамен?
        - Роми не может быть предметом сделки.
        - Ты не бизнесмен, Шертон, сразу видно. Кто угодно может быть предметом сделки. Назови цену.
        - А ее мнение тебя не интересует?
        - Это мы уладим. - Богиня уселась на песок, по-кошачьи обернув длинный гибкий хвост вокруг лап. - Она одинока. Сейчас она тянется к тебе, но если ты от нее откажешься, она будет рада моему вниманию.
        - Я подозреваю, нет смысла объяснять тебе, насколько непорядочно твое предложение?
        - Да брось… Что тут непорядочного, если все останутся довольны? Ты уверен, что Роми тебе нужна? Ты ведь даже оценить ее по-настоящему не способен.
        - Представь себе, я ее оценил, - буркнул Шертон.
        - Как смертный. Вы, смертные, видите лишь то, что лежит на поверхности. Будь у нее другая внешность, ты бы на нее внимания не обратил.
        - А что видишь ты? - Несмотря на вспышку злости, он заинтересовался.
        - Она очень красива. Я имею в виду не только тело. Для меня не проблема создать точную копию ее тела или даже улучшенную копию. Роми - на редкость эстетичное бестелесное существо, я давно таких не встречала. И я хочу получить ее! Давай договоримся, выдвигай условия.
        - Извини, не выйдет.
        Нэрренират безмолвно смотрела на него, шевеля кончиком хвоста. Облачный свод все еще слабо светился, и Шертон отчетливо видел ее сумрачные глаза с кошачьими зрачками.
        - Уж не собираешься ли ты нарушить договор, который мы заключили в Суаме?
        - Не собираюсь, не бойся. Шертон, четыре рождения назад ты был моим любовником и утверждал, что тебе для меня ничего не жалко, а теперь не хочешь отдать мне девчонку! Впрочем, я давно уже убедилась, что нет смысла напоминать о таких вещах теряющим память…
        - Я - твоим любовником?.. - От такого признания он слегка опешил. - Неужели меня принесли тебе в жертву?
        - Нет. У нас был самый настоящий флирт, словно мы оба люди. Ты и в тот раз был таким же бродягой и героем-одиночкой, как сейчас. И отказался принять мое покровительство, потому что хотел сохранить независимость. Но ты действительно любил меня… - Она вздохнула: - Я не стала бы вредить тебе, даже если б не была связана клятвой.
        Шертон не мог воспринимать сидящее напротив существо как женщину, в которую он когда-то был влюблен. Пусть даже четыре рождения назад. Это казалось ему невозможным, нереальным.
        - Ну вот, я же говорила, что смертные неспособны видеть дальше оболочки, - констатировала Нэрренират. - Интересно, что ты почувствуешь, когда увидишь меня в человеческом облике? Вообще-то, это тело тоже по-своему красиво, но для секса оно не предназначено.
        - От чего зависит ваш пол? Почему ты богиня, а не бог?
        - Потому что когда-то я так решила. А что, мне нравится… Подумай о моем предложении насчет Роми, время есть.
        - Она сама выберет.
        - Она выберет тебя, ты человек. Богов она не любит, из-за того что Цохарр убил ее родителей. Но если она останется в одиночестве, у нее не будет выбора… Шертон, ты ведь не сможешь защитить ее от Ицналуана, а я смогу. Поверь, для нее так будет лучше.
        Нэрренират все-таки нащупала болевую точку: Шертон привык к постоянному риску, но за Роми боялся. Да, он не был уверен, что сумеет защитить ее при любых обстоятельствах.
        - Титус тоже хотел сделать как лучше, - проворчал он, пожав плечами.
        - Ага, вот и проболтался! Значит, ты встречался с ним в Суаме и предупредил? То-то я не нашла его…
        - О тебе я ему не говорил.
        - Да знаю я эти словесные уловки! Ничего, он и без меня плохо кончит. Такие, как он, всегда кончают в дерьме.
        Поднявшись, богиня прошествовала мимо него к морю, шумно бултыхнулась в теплую фосфоресцирующую воду. А Шертон вернулся к костру. Роми что-то говорила остальным, оживленно улыбаясь, и он, глядя на нее, вновь ощутил укол сомнения: вправе ли он втягивать ее в свою неустроенную жизнь?
        Редкие скалы слева от дороги превратились в сплошной опутанный лианами массив, и море исчезло за ними, словно его и не было вовсе. Расстелив на земле старую потрепанную карту, нарисованную черной тушью на бледно-желтом шелке, Бирвот сказал, что Лойзираф уже близко. Нужно только незаметно проскользнуть мимо Чадны, пиратского княжества. Шертон с облегчением отметил, что в срок они укладываются: по его расчетам, в Панадаре сейчас только-только начался месяц Поющего Кота. Точную дату, находясь в другом мире, определить невозможно, однако запас времени есть.
        Теплый туман уплотнился, обрел неестественную липкость и почти не рассеивался. Иногда из его гущи доносились странные неотчетливые звуки. Слева все тянулась скальная стена, покрытая капельками влаги, твердая и неровная, успокаивающе-реальная, зато справа находилось непонятно что. Нэрренират пребывала в дурном настроении и мерзко ругалась: ей пришлось сесть на диету, поскольку деревни, где можно купить мясо или рыбу, попадались все реже, а охотиться на болотах в сплошном тумане - самоубийственное занятие. Да и неизвестно, можно ли там поймать что-нибудь съедобное.
        Когда подворачивался шанс, Шертон покупал для нее провизию не торгуясь, но аппетит у нее был зверский, и она жаловалась, что постоянно голодает. Лаймо нервничал и старался держаться от нее подальше.
        Каждую придорожную деревню, вместе с плантациями и пастбищами, окружал частокол, оплетенный высушенными лианами. На шестах висели обереги: гирлянды деревянных фигурок и туго набитые матерчатые мешочки. Крестьяне, бледные худые люди с нашитыми на одежду бубенчиками (это позволяло им находить друг друга в тумане), рассказывали, что изгородь то и дело приходится чинить, потому что с болот по ночам «лезет всякое». Они не удивлялись, увидав запряженного в подводу черного зверя: весь мир, кроме своей хорошо знакомой деревни, для них тонул в тумане, вечном, все прячущем, и люди привыкли к мысли, что туман способен породить что угодно. Раз что-то появилось - значит, оно существует и еще какое-то время будет существовать, а потом уйдет с глаз долой, растворится в окружающем родную деревню мороке.
        Бирвот утверждал, что на подходе к Чадне туман должен поредеть. На карте есть такая пометка. Но пока что он не редел, а иногда в нем возникали мглистые коридоры, уводящие вправо. Это были дороги, ответвляющиеся от основной, и притом более удобные, вымощенные каменными плитами. Возле первого такого коридора Шертон остановился и предложил Бирвоту сходить вдвоем на разведку: любая дорога куда-нибудь ведет, вдруг там есть богатое поселение, где можно купить еды для богини? Маг задумчиво щурил глаза, прислушивался к своим внутренним ощущениям, разглядывал коридор через мутное волшебное стеклышко и наконец согласился. Оба направили своих гувлов к проему, но тут Нэрренират осведомилась:
        - Куда это вы собрались, два придурка? Топиться?
        - Ты слыхала, о чем мы говорили, - хмуро бросил Шертон. - Купим тебе в деревне мяса.
        - В какой деревне, идиоты несчастные?
        В последнее время ее грубость начала его доставать. Или дело не в грубости, а в том, что Нэрренират заставила его взглянуть критически на идею вести скитальческую жизнь вдвоем с Роми? Разумеется, она преследует свои интересы, весьма эгоистические, но от ее доводов так просто не отмахнешься.
        Несмотря на поднявшееся раздражение, Шертон спокойно ответил:
        - Мы предполагаем, что эта дорога ведет в деревню. Видишь дорогу?
        - Нет. Я вижу трясину.
        Бирвот резко повернулся к ней:
        - Я не чувствую здесь никакой магии! И по-моему, глаза меня не обманывают…
        - Значит, магия здесь такая, что ты ее не чувствуешь. Что за дорогу вы увидели?
        - Она неширокая, вымощена плитами из темного камня, - сразу отбросив раздражение, начал описывать Шертон. - Из такого же камня, как вот эта скала. Плиты неодинаковой величины. Местами они потрескались, оттуда торчат травинки.
        - Ну а я вижу топь. Черную, еле замаскированную бледной травкой. Травка шевелится - там кто-то прячется.
        Люди в замешательстве смотрели на дорогу, такую аккуратную, манящую, безопасную.
        - Вспомните, на великую богиню магия Облачного мира не действует! - прошептал Лаймо. - Надо кинуть туда камень, и узнаем, что будет.
        Спешившись, Шертон нашел у подножия скалы булыжник, размахнулся и бросил. Тот со стуком упал на плиту. Больше ничего не произошло.
        - Лежит на поверхности воды, - прокомментировала Нэрренират. - Вот интересно… А теперь попробую я.
        Подхватив щупальцем другой камень, она швырнула его в коридор. Булыжник повел себя странно: во-первых, внезапно изменил траекторию, будто отскочил от невидимой преграды, во-вторых, с чавканьем ушел в каменную плиту. На мгновение дорога заколыхалась и вновь обрела прежний вид.
        - Не знаю, кто это был, но я в него попала, - с удовлетворением отметила богиня. - Смотри, Шертон, а твой-то камешек тоже исчез! Когда этот… получил по темени, он забыл, что его надо удерживать. Ну что, прогуляетесь до деревни? Может, кто-то в результате и пообедает, но это буду, увы, не я.
        Они поехали дальше. Бирвот помрачнел: он столкнулся с неведомой ему разновидностью магии и попался на иллюзию, интуиция подвела его. Теперь они не задерживались возле коридоров с «боковыми дорогами», а на ночлег устраивались под боком у Нэрренират. То ли благодаря ее присутствию, то ли еще почему, но на них не нападали.
        Когда впереди послышался стук копыт (подкованных, определил Шертон), маг выхватил из-за пазухи связку амулетов, но это оказался не призрак. Человек верхом на гувле, средних лет, крепко сбитый, с мечом на поясе. Шертон с первого взгляда опознал в нем себе подобного - скитальца, авантюриста, искателя удачи. Второго гувла всадник вел в поводу.
        - Не соблаговолите ли подсказать нам, уважаемый, до Чадны далеко? - усталым жестом опустив амулеты, спросил Бирвот.
        - Недалеко, - цепко оглядев незнакомцев и в особенности Нэрренират, отозвался всадник. - Для вас пять-шесть дней пути.
        - А деревни впереди есть?
        - Есть одна, в трех днях пути отсюда.
        Близилась ночь, и Шертон предложил путешественнику разделить с ними трапезу. Он собирался расспросить его о Чадне, но разговора не получилось. Каждый вечер Бирвот очерчивал стоянку магическим кругом и накладывал охранное заклятье, а с тех пор, как они наткнулись на коридор с иллюзорной дорогой, еще и творил заклинание, рассеивающее чары. Заклинание отнимало у него много энергии, оно было длинное, трудное, зато эффективное. Когда Бирвот опробовал его на очередной «дороге», та на глазах превратилась в маслянисто-черную пузырящуюся топь. Измотанный маг после этого почувствовал себя лучше: все же есть у него в запасе нечто, способное противостоять гиблой магии сего края.
        Вот и сейчас он начал колдовать. А новый знакомый, который устроился с флягой вина напротив Шертона, сделал протестующий жест и попытался что-то сказать, но вместо этого упал навзничь и забился в судорогах. Его тело выгибалось дугой, зрачки расширились так, что радужка исчезла, на губах выступила розовая пена. Шертон вскочил и оттащил в сторону Роми и Лаймо, оттолкнул Паселея. Он не был уверен, что на земле перед ними корчится человек. Испуганный Бирвот продолжал читать заклинание. Когда он умолк, Пеям из Урсабы - так назвался путешественник - был мертв.
        - По-моему, это такой же смертный, как вы, - первой нарушила молчание Нэрренират. - И непохоже, чтоб его убило заклятье… Судя по симптомам, это отравление.
        - Он открыл флягу, но отхлебнуть не успел. - Шертон взглянул на лужицу вина, растекшуюся по земле. - Отойдите, не дотрагивайтесь до тела.
        - Я приду в себя и попробую разобраться, что с ним случилось, - тяжело дыша, пообещал маг.
        Он восстановил силы только через час. Зажег магический огонек (ночевали без костра, для него здесь топлива не найдешь) и присел рядом с телом. Осторожно прикоснулся к запястью Пеяма, тут же отдернул пальцы. Некоторое время сидел неподвижно, потом опять положил ладонь на запястье умершего. Печально покачал головой:
        - Все-таки его убило мое заклинание. Жаль… Мне надо было остановиться, когда он попытался предупредить меня, но я опасался, что это оборотень.
        - Почему же он умер от заклинания, если он человек? - тихо спросил Лаймо.
        - Золотая пыльца, мелафское дурманное снадобье. Оно используется и для колдовства, и просто для грез. Фунт этого снадобья в странах холода стоит целое состояние. Торговцы упаковывают его в длинные мешочки, сделанные из телячьей кишки, и глотают - это самый надежный способ перевозки, чтоб не ограбили по дороге. Путь долгий, поэтому торговцу не раз приходится заглатывать одну и ту же упаковку. - Заметив отвращение на лицах слушателей, Бирвот пожал плечами: - Так уж они зарабатывают на жизнь. Чтобы мешочек оставался целым, на него накладывают особые чары. Ведь если он вдруг порвется в желудке у торговца, тот немедленно умрет - столь большое количество золотой пыльцы действует подобно яду. А мое заклинание снимает все чары, в том числе эти…
        - Мы поняли. - Лаймо с сочувствием глядел на расстроенного мага. - Вы не виноваты.
        - Удачно получилось, - вмешалась Нэрренират. - Я поужинаю его гувлами, никто не против?
        Люди не стали спорить с голодной богиней. Утром похоронили торговца возле дороги и двинулись к Чадне. В быстром темпе, так что до деревни добрались под вечер второго дня. Нэрренират, наконец-то вдоволь поевшая и в придачу вылакавшая кварту вина, настоянного на каких-то болотных ягодах, перестала всем подряд грубить и вела себя вполне прилично. После пленения в Суаме она не то чтобы совсем бросила пить, но соблюдала меру, лишь изредка принимаясь вслух мечтать о том, как она «в стельку надерется», покинув мир-ловушку. Ее оставили снаружи, под навесом, а людей устроили на ночлег в одной из хижин.
        Гостевая комната, устланная сплетенными из черного тростника циновками, выглядела мрачновато. По углам сияли начищенные медные кувшины, пузатые, узкогорлые, пятифутовой высоты. С потолка свисала не то паутина, не то ветхая декоративная бахрома - не разберешь в неярком свете масляных плошек. Эти призрачные лохмотья слабо колыхались на сквозняке.
        Присев рядом с Арсом, Лаймо шепнул:
        - Деревня зажиточная по сравнению с теми, вы заметили? Наверно, они торгуют с Чадной. Могут сообщить туда про нас…
        Шертон кивнул. Он и сам об этом подумал, но дорога здесь одна, деревню не обойдешь, да и богиню нужно кормить. Завтра чуть свет они тронутся в путь. Пусть в Чадне тоже есть воины и маги - там нет второй Нэрренират. Богиня, даже лишенная способностей, стоит целой армии пиратов.
        Бирвот беседовал с деревенским колдуном, речь шла о болотной магии, о нежити, о заклинаниях. Потом оба куда-то ушли. Паселей выпил полкружки сладковатого вина, отдающего тиной, размяк и устроился спать у стены. Арс и Роми пили мало. Как обычно, сидели рядом и тихо разговаривали. Лаймо залпом осушил свою кружку. Вино показалось ему некрепким, но голова закружилась, по телу разлилось чудесное тепло. Ему стало весело.
        Дочка хозяина дома, светловолосая девушка в холщовой юбке до колен, увешанной по подолу колокольчиками, выглянула из-за занавески и хихикнула. На ней ничего не было, кроме этой юбки и ожерелья из медных и серебряных монет в несколько рядов, прикрывающего сверху маленькие заостренные груди. Лаймо нерешительно улыбнулся в ответ. Девушка то и дело заглядывала в комнату, смеялась и пряталась, изображая смущение, а напоследок подмигнула.
        Нетвердо встав, Лаймо пересек комнату, вышел в темный коридор. Он давно уже мечтал о таком приключении, наконец-то сбылось… Девушка ждала.
        - Пойдем!
        Маленькая крепкая рука потянула его в глубь коридора. Потеряв равновесие впотьмах, Лаймо качнулся вперед, уперся ладонью в стену, чтобы не налететь на девушку, вдохнул запах ее волос - и отшатнулся.
        Запах. Хуже, чем в уборных Статистического подразделения Налогового Департамента! Пахло мочой и еще чем-то прокисшим, невообразимо мерзким…
        - Что это такое? - прошептал Лаймо.
        - Ты чего? Пойдем, пойдем со мной…
        - Чем пахнут твои волосы?!
        Не будь он пьян, он не стал бы задавать малознакомой девушке бестактный вопрос.
        Та нисколько не обиделась.
        - А это наш девичий секрет! - Таинственное кокетливое хихиканье. - Это я для тебя, ибо ты мне приглянулся! Пойдем же…
        - Я не смогу, извини, - выдавил Лаймо, с трудом сдерживая рвотные спазмы. - Мне плохо, совсем плохо… Что-то с желудком…
        Споткнувшись о загремевшую посудину, он на ощупь добрался до двери и вывалился на крыльцо. Его проводил разочарованный вздох.
        Уже стемнело, во дворе не видно ни зги. Укрепленные на столбах масляные фонари освещали крохотные пятачки вокруг столбов. Сплошная темень, местами пожиже, местами погуще.
        По щекам Лаймо текли слезы. Приключение с юной красивой девушкой в загадочной стране, как он мечтал… Если б она не додумалась воспользоваться этими духами домашнего производства!
        - Тебе там дали пинка? - с любопытством спросила из темноты Нэрренират.
        - Нет… - Он шмыгнул носом. - Хуже.
        - Иди сюда.
        - Я вас не вижу!
        Вокруг его талии жгутом обвилось щупальце, оттащило его от крыльца и довольно-таки осторожно усадило на землю.
        - Теперь видишь?
        Наверно, вот эта глыба тьмы - богиня, а два огонька наверху - искры в ее глазах.
        - Кажется, да, великая…
        - Какая-нибудь девчонка тебя отшила? Не плачь, бывает. Даже со мной.
        - Не отшила. - Он помотал головой. - Она хотела, и я хотел… Но эти здешние недоумки такую дрянь вместо духов используют! У меня сначала все желание отшибло, а потом прямо перед ней чуть не стошнило. Если вы обратили внимание на этот запах…
        - Обратила, мое обоняние в этом теле намного совершенней твоего. Местные традиции, Лаймо. С их точки зрения, это приятный возбуждающий аромат, твоя реакция наверняка удивит их.
        Объяснение насчет традиций его не утешило. Раньше он и подумать не мог, что его заветная мечта разобьется вдребезги из-за его же собственной брезгливости! Лаймо горько вздохнул. Возвращаться в хижину не хотелось, все равно остальным не до него. Богиня недавно поела, поэтому сейчас он ее не боялся, и разговаривала она с ним мягко - сытная трапеза излечила ее от дурного настроения.
        - Она ведь хорошенькая, а ничего не получилось… - пожаловался он, устроившись на земле поудобней. За спиной была какая-то плоскость. Стена хижины? Нет, скорее дощатая перегородка, поддерживающая навес. Лаймо облокотился. - Если б не эти гнусные духи! Это даже не не везет, это еще хуже…
        - Я не понимаю, из-за чего ты раскис, - отозвалась еле видимая Нэрренират. - Ты ведь не влюбился с первого взгляда в деревенскую девчонку? В Панадаре много девушек.
        - А я им не нужен!
        Коварное болотное вино ударило в голову, он ощущал острую потребность кому-нибудь пожаловаться на жизнь. Хотя бы великой богине. Если разобраться, боги - самые подходящие собеседники для такой ситуации: к кому, как не к ним, большинство людей взывает, оказавшись один на один с проблемами?
        - Возможно, ты преувеличиваешь.
        - Ни капли. - Лаймо пьяно всхлипнул. - Вот вы же, например, не избрали меня, ни в этом году, ни в прошлом!
        Ляпнув это, он втянул голову в плечи: а вдруг прогневается?..
        - Не избрала… и не изберу. Мне нравятся Роми и Арс Шертон, а ты на мой вкус слишком зауряден, - с присущей ей деликатностью объяснила Нэрренират. - О, не обижайся… Сексуально ты меня не привлекаешь, зато у тебя есть другие достоинства. Ты хороший аналитик, умеешь находить решения. Благодаря твоей подсказке я не умерла от голода - не думай, что я об этом забыла.
        Лаймо тоже об этом не забыл. Вспомнив тот кошмарный день, он инстинктивно попытался отодвинуться от богини, шоркая курткой о скрипучую шаткую стенку.
        - В любовники я тебя не возьму, но от такого управляющего, как ты, я бы не отказалась.
        Его словно обдало жаром. Быть управляющим у Нэрренират, в ее транспортной монополии? Солидная зарплата, жилье в престижных кварталах, мощные индивидуально настроенные амулеты, защищающие от нежити и от любой магии…
        - Вы правда взяли бы меня работать на рельсовой дороге? - боясь, что ослышался, вымолвил Лаймо, когда к нему вернулся дар речи.
        - Отчего же нет? Но ты должен преклониться передо мной как перед своей богиней-покровительницей и принять посвящение в храме - это обязательное условие.
        Об этом он знал. Его мать некогда приняла посвящение в храме Юмансы и постоянно твердила, что Лаймо, если он ее любит, должен сделать то же самое, иначе она заболеет от огорчения. Лаймо отнекивался и откладывал: богов он чтил, однако в глубине души был не слишком религиозен, да и поститься три месяца кряду ему не хотелось.
        - Я преклоняюсь перед вами, великая, и с несказанной радостью приму посвящение в вашем храме! Ваша милость воистину безгранична…
        - Тогда притащи две фляги вина, - помолчав, распорядилась Нэрренират. - Для меня - большую. По такому случаю надо выпить.
        Лаймо сбегал за флягами. Его сердце радостно колотилось, он даже на зудящую во тьме мошкару не обращал внимания. Богиню насекомые покусать не могли, так что с удвоенной энергией набросились на человека, но Лаймодию сейчас все было нипочем. Когда он сменит скромную тунику мелкого чиновника на стильное лиловое одеяние служителя великой богини Нэрренират, девушки Нижнего Города перестанут его игнорировать! И никто больше не будет считать его заурядным…
        В гостевую комнату он вернулся после полуночи. Плошки погасли, все уже спали. Наутро, когда Шертон его разбудил, у него отчаянно болела голова, а кожа зудела, зато будущее представлялось ему радужным, полным приятных сюрпризов. От боли и зуда его избавил Бирвот. Трясясь в седле по неровной, как стиральная доска, дороге, Лаймо рассеянно улыбался, однако временами в его сердце закрадывался холодок: а вдруг богиня передумает или забудет о своем обещании?
        Глава 9
        Маг долго изучал расстеленную на земле карту, потом поднял голову и уставился на каменный массив. Дорога ныряла в этот массив - и исчезала, упершись в кучу валунов. Обвал или оползень. Приехали.
        Туман рассеялся вчера вечером. Впереди громоздились скалы, красновато-бурые, как засохшая кровь, черные, пестро-серые под бледным слоистым небом. На Лаймо, Роми, Паселея и даже на Бирвота пейзаж действовал угнетающе. На Шертона - нет. Ему не единожды попадались солнечные пасторальные картинки или роскошные ландшафты, которые на поверку оказывались ловушками, а также места, с виду зловещие, зато во всех отношениях безобидные. Бывало и наоборот, но он давно усвоил, что видимость не всегда дает верное представление о сути предмета. Нэрренират о своих впечатлениях умолчала.
        - Никакой враждебной силы я здесь не чувствую, но с дорогой неясно, - произнес наконец Бирвот. - На карте отмечена только вот эта, заваленная…
        - Не шевелитесь никто!
        Этот возглас издал Паселей. Сорвав с себя плащ, он принялся суматошно им размахивать, словно надумал подмести утыканную редкими травинками пыльную землю, потом проворно нагнулся и что-то схватил. В руке у него извивалась двухфутовой длины змейка, серая с синими полосками и красным пятном на голове.
        - Зебилайя. Вот они, стало быть, где водятся на воле… У нас в королевском зверинце три таких жили. Страсть ядовитые, ежели кусанет - помрешь, даже ахнуть не успеешь. Одного придворного господина зебилайя укусила, ибо он дразнил ее, выпивши, пальцы в клетку совал.
        - А вас не укусит? - отступив подальше, испуганно спросил Лаймо.
        - Так эта уже опросталась от яда, на тряпку выплюнула. Я-то еще в зверинце наловчился с ними управляться. Теперь она до завтрашнего дня не ядовита. Поглядите на нее да запомните. - Позволив всем хорошенько рассмотреть змею, он размахнулся и швырнул ее в кустарник, пробормотав: - Ну и пущай дальше ползет по своим делам…
        - Еще и ядовитые змеи, - вздохнул маг, с подозрением оглядывая местность. - Совсем замечательно!
        - Нам надо поскорее добраться до врат, - бесстрастно отозвался Шертон, - невзирая на змей, пиратов и отсутствие дороги.
        Они остановились перед скопищем неприветливых скал, заслоняющих горизонт зноя и простирающихся вдаль в обе стороны. Позади лежала каменистая равнина, местами прикрытая жидким ползучим кустарником. Полого понижаясь, она уходила в туман, стелющийся над болотной страной.
        - Великая, не ведом ли вам какой-нибудь простой способ оказаться по ту сторону этих скал? - повернулся Бирвот к богине.
        - Ага, мне ведомо целых два простых способа. Во-первых, можно развоплотиться здесь и снова принять телесный облик в пункте назначения.
        - Спасибо, а второй какой? - мрачно приподнял бровь Шертон.
        - О, второй еще проще: обойти эти… скалы через четвертое измерение. Жаль только, в Облачном мире оба не годятся, даже для меня. Создателя Миров за такую пакость…
        Людям пришлось дождаться, пока богиня закончит ругаться. У Нэрренират были основания для отвратительного настроения: она уже сутки голодала.
        - Поехали, - сказал Шертон, когда она захлопнула пасть. - Будем искать проход.
        Бирвот предложил:
        - Подождите, сначала я попробую определить, в какой стороне его лучше искать.
        На некоторое время он погрузился в транс, потом открыл глаза и махнул рукой налево-от-зноя:
        - Туда!
        Они потащились вдоль нагромождения невысоких, но неприступных скал, ощетинившихся острыми выступами. Подвода скрипела и покачивалась. Лишь бы не развалилась раньше времени… Гувлы понуро брели следом. Нэрренират периодически цедила ругательства в адрес Создателя. Нагнав ее, Роми поехала рядом и, набравшись решимости, заговорила:
        - Пожалуйста, ну скажи все-таки, кто такой Создатель Миров?
        Богиня молчала, и Роми уже смирилась с тем, что ответа не будет (собственно, она не очень-то и надеялась его получить), но вдруг Нэрренират, повернув голову, посмотрела на нее долгим непонятным взглядом и бросила:
        - Мы.
        Роми замерла, выпустив поводья. Спохватившись, пришпорила гувла и опять поравнялась с богиней.
        - Нэрренират, что значит - «мы»? «Мы» - то есть вы, боги?.. Но этого не может быть, потому что Создатель сильнее, чем вы все, вместе взятые! Я не поняла… Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду!
        - Не буду я ничего тебе объяснять, вредная девчонка. Я сказала, как есть, и сказала достаточно. А теперь отстань от меня, пока я тебя не обругала. Я хочу жрать, а не читать теряющим память краткий курс истории мироздания!
        Дальше Роми ехала словно в полусне, почти не глядя по сторонам. Она пыталась понять, что означает «мы», но понимание ускользало и оттолкнуться не от чего… Своим странным ответом богиня только еще больше заморочила ей голову.
        Проход открылся внезапно, за выдвинутым вперед скальным ребром. Ущелье, достаточно широкое, чтобы пропустить подводу. Вскоре оно разделилось на два коридора. Путешественники выбрали левый, который тоже впереди раздваивался. Новая ветвь завела их в тупик.
        - Мы так долго будем блуждать наугад, - проворчала богиня. - Лучше оставим… подводу здесь, пусть Бирвот наложит на нее чары, и проведем разведку. Если до вечера не найдем еды, я съем ваших гувлов.
        - Завтра, - возразил Шертон. - Еще сутки ты продержишься. Завтра, если не найдем еды и ты начнешь терять силы, отдадим тебе гувлов, двух из пяти.
        Для разведки разбились на пары: Шертон и Роми, Бирвот и Паселей, Нэрренират и Лаймо. Шертон был опытным следопытом, Бирвот без труда найдет обратную дорогу, воспользовавшись магией, а богиня обладала абсолютной памятью. Охранное заклятье заперло вход в каменный тупик, где щипали травку возле подводы с машиной пятеро гувлов. Благодаря ему гувлы не могли убежать, а посторонний человек либо зверь, оказавшийся поблизости, ощутил бы сильное желание поскорее отсюда уйти. Маг позаботился о том, чтобы на своих заклятье подействовать не могло.
        Выбрав три разных скальных коридора, они отправились исследовать окрестности.
        Ущелье, по которому шагали Бирвот и Паселей, постепенно расширялось. Дно его было достаточно ровным, чтобы пропустить подводу.
        Россыпь камней. Пыль. Клубки спутанного колючего кустарника. Беспорядочно раскиданные шапки бледной, но густой и пышной травы. Среди камней скользили ящерицы, серо-буро-черная абстрактная мозаика на шкурках позволяла им, застыв на месте, сливаться с фоном. К стенам ущелья лепились колонии пухлых коричневых полусфер от нескольких дюймов до полутора футов в диаметре. Были это чьи-то гнезда или сами по себе существа, оставалось только гадать. Под низкой облачной твердью висели птицы - вырезанные из темной бумаги силуэты.
        Паселей вертел головой, замечая все новую и новую живность: зебилайю, высунувшую из куста изящную клиновидную головку и через мгновение спрятавшуюся, горную козу на уступе наверху, рой похожих на красные ягоды насекомых, вьющийся над травяным островком, пегого одноухого зильда, при виде людей пустившегося наутек.
        - Вы видели зильда? Значит, люди живут недалеко!
        - Бывают и дикие зильды, - отозвался маг. - Хотя они тоже обитают поблизости от людских поселений… Что ж, это обнадеживает.
        Они прибавили шагу. Благодаря кое-каким магическим средствам Паселей чувствовал себя хорошо, несмотря на преклонный возраст. Живя в Суаме, он конечно же слыхал всякие нехорошие вещи о Бирвоте-чернокнижнике, но лично ни разу с ним не сталкивался. Познакомившись, они быстро поладили. Паселей был человеком добродушным, уживчивым и здравомыслящим. Его не выбило из колеи ни то, что черный зверь оказался могущественным божеством, ни то, что Бирвот не подтвердил свою репутацию опасного злодея. Слухам и мнениям он никогда не придавал большого значения, предпочитая занимать свой ум тем, что можно увидеть или потрогать. Именно поэтому его так привлекала природа.
        Бирвот, со своей стороны, тоже относился к нему неплохо, и, когда Нэрренират потребовала, чтобы он исцелил Паселея от всех старческих недугов, с какими сумеет справиться, он охотно выполнил пожелание богини. Ему интересно было попрактиковаться в целительстве и узнать пределы своих возможностей. Правда, по собственному почину Бирвот вряд ли догадался бы предложить Паселею помощь: ему бы это просто в голову не пришло.
        Каменные стены раздвинулись еще шире и после плавного поворота расступились. Впереди, на равнине, виднелся город, составленный из кубиков и брусков той же расцветки, что здешние скалы. Унылое скопление ступенчатых прямоугольных форм оживляла пара шпилей и блестящий купол посередине. Горизонт представлял собой размытую оранжево-бежевую полосу. Бирвоту вспомнились деревья, которые росли вблизи врат-выхода. Лес. А город - Чадна, резиденция пиратского князя. Вон и дорога, связывающая порт Амису, Чадну и страну Мелаф, что лежит дальше к зною. Моря не видно, оно слева, за скалами, но до него отсюда рукой подать. Как и до самих врат. Можно поворачивать обратно: проход найден.
        И они бы так и сделали, но тут маг увидел некое сооружение справа, на берегу зеркального водоема на полпути между скалами и Чадной. Большой белый шар на круглом постаменте. Стоило Бирвоту присмотреться к нему повнимательней, как шар начал расти, разбухать. Маг с трудом отвел взгляд. Осторожно покосился краем глаза: шар обрел прежние размеры.
        - Паселей, посмотрите на эту штуку возле озера! Вы что-нибудь заметили?
        - Неприятная штука… - выполнив его просьбу, отозвался Паселей. - Вроде не скажешь, почему, а неприятная…
        - Шар меняет размеры?
        - Нет.
        Бирвот снова взглянул на шар, и тот снова начал увеличиваться, заслоняя поле зрения.
        - Да вот только нехороший он… - донесся до мага будто издалека обеспокоенный голос Паселея. - Словно бы порчу наводит…
        - Чары, - еле ворочая языком, пробормотал Бирвот. - Погоди…
        Он начал произносить заклинание, рассеивающее чары, и шар опять съежился до своих первоначальных размеров, наваждение исчезло. Зато мага к концу пошатывало от усталости. Теперь хорошо бы укрыться в ущелье, отдохнуть… Но в ближайшее время на отдых рассчитывать не стоит.
        От Чадны мчалась группа всадников, прямо к ним. Бирвот хрипло, с досадой, вздохнул. Не любил он заварушек. Но незаметно сбежать не удастся: даже на таком расстоянии он почувствовал, что среди приближающихся есть сильные маги.
        Поселок благоносцев мало чем отличался от других таких же, раскиданных по всему Облачному миру. Увенчанный шатровым куполом небольшой храм посреди чисто подметенной площади, сверху донизу разрисованный серыми разводами по светлому фону - совсем как здешнее небо. Вокруг, образуя правильное каре, стоят ряды скромных домиков с хозяйственными пристроями, дальше расстилаются огороды и поля. Типовая планировка, только строительный материал в разных краях разный: камень, дерево, глинобит, кирпич. Здесь храм и дома были каменные, а пристрои - глинобитные.
        Благоносцы ни с кем не враждовали, ибо это запрещала их вера, ели только растительную пищу, и то не всякую, не пили вина и не прикасались к оружию. Если их откуда-то выгоняли, они безропотно уходили и обосновывались на новом месте. Лаймо вначале удивился, что пиратский князь до сих пор не разорил поселение, но потом сообразил, что для Чадны такое соседство должно быть выгодным: наверняка она берет с общины дань продовольствием, а неприятностей благоносцы никому не доставляют. Живут они тихо и замкнуто, довольствуясь малым.
        Возделанные земли занимали почти всю маленькую долину. В сторону зноя уходила дорога, огибая загородившие горизонт скалы. Мужчины, женщины и подростки в одинаковой одежде и белых головных платках, скрывающих волосы, трудились, как муравьи. Лаймо и Нэрренират наблюдали за ними сверху, с заросшего кустарником уступа над тропинкой.
        - Вот уж повезло… - процедила богиня. - У них в деревне даже завалящей курицы не найдешь!
        - Их религия учит, что богам угодна постная пища.
        - Ага, можно подумать, нам делать больше не хрена, кроме как следить за диетой смертных.
        Она уставилась на людей в долине. Ее хвост шевелился, как у раздраженной кошки, шип на его конце со скрежетом царапал по камню.
        - Великая, пощадите их, - отодвинувшись от нее, насколько позволял колючий кустарник, прошептал вспотевший от страха Лаймо. - Будьте милосердны, там же семьи, дети… Давайте, я спущусь в поселок и куплю побольше пирогов с овощной начинкой, это избавит вас от чувства голода, а завтра Арс отдаст вам двух гувлов, он ведь обещал!
        - Я милостивая богиня, я их не трону, - вздохнула Нэрренират. - Так хочется мяса… Хорошо, отправляйся за пирогами, а потом выясним, куда ведет вон та дорога. Надеюсь, эти чаднийские пираты такие же вкусные, как халгатийские разбойники.
        Осторожно раздвинув ветви, Лаймо начал высматривать, где можно спуститься на тропинку, но тут внизу послышались голоса, и он опять притаился.
        - …Говорила я Рафе, недобрый человек этот Гинкло, да разве она меня послушает? Встретила его давеча в горах, заболталась, а вернулась совсем одуревшая и что было не помнит, третий день больная лежит… - Тонкий дребезжащий голос женщины сбился на сдавленные всхлипы. - Встать не может и стонет, стонет…
        - Околдовал ее Гинкло? - деловито спросил другой женский голос.
        - Вот и я так думала, а наставник-благовестник, когда посмотрел Рафу, сказал, что это, мол, не чары, а мелафская золотая пыльца. Видать, Гинкло угостил ее сладкой лепешкой с такой пыльцой, Рафа ведь страсть любит сладкое… Вот и дошло до греха, а ежели она еще и понесла от него, всю жизнь придется грех отмаливать! Ох, что стряслось…
        - У Гинкло всегда с собой золотая пыльца, - вступил в разговор третий, мужчина. - Говорят, он ее в Бисину возит тайком от князя. Коли князь об этом прознает, казнит его, тогда он и за дочку твою перед богами ответит.
        - Правда-правда, - подхватила вторая женщина, - и я слыхала… Видели, какой он толстый да румяный? А наставник-благовестник сказал: кто марает руки золотой пыльцой, тот смертный грешник!
        - Ты потише, - одернул ее мужчина. - Вдруг Гинкло приспичит вернуться? Чай, недалеко отошел. Услышит тебя, так сразу тогда…
        - Да он пошел на свою заимку возле Подковы-горы, у него там раб без языка и верховые гувлы. Видать, опять в Бисину повезет свою проклятущую пыльцу.
        - Ну и не наше это дело! - прикрикнул мужчина. - Наше дело молиться о благе. Идем, а то распустили языки…
        Из-под уступа вышли три человека, все в чистых белых платках, одинаково повязанных. Каждый тащил коромысло с двумя большими, тяжело покачивающимися оплетенными сосудами. Двигались они медленно и вскоре снова остановились передохнуть.
        Лаймо уже наметил, где можно спрыгнуть на тропинку, но тут его сцапало за шиворот щупальце Нэрренират.
        - Стой, - прошипела богиня. - Наши планы изменились. Ты не будешь покупать пироги. Ты догонишь этих людей и узнаешь, куда отправился тот наркобарыга. Толстый, румяный - это в самый раз…
        - Нет! - перепугался Лаймо. - Если я про наркоторговца спрошу, меня же за наркомана примут! Я не могу…
        Ему постоянно внушали, что наркотики - это нехорошо и те, кто употребляет их, - люди без будущего; золотая молодежь Верхнего Города может баловаться такими вещами, но если Лаймодия Гортониуса хотя бы заподозрят в том, что он интересуется наркотиками, не видать ему ни хорошей работы, ни карьеры, ни денег, и умрет он в канаве, одинокий, всеми оплеванный. Мать очень любила порассуждать на эту тему. Так что сейчас Лаймо охватил отчаянный страх: чтоб он взялся что-то выяснять насчет наркоторговца? Да пусть его лучше на месте убьют!
        Водоносы из поселка побрели дальше.
        - Почему не можешь? - встряхнув его, осведомилась Нэрренират.
        - Вдруг они подумают, что я хочу купить золотую пыльцу? Тогда все, плакала моя репутация! - Он и сам готов был заплакать. - Из Департамента выгонят, никуда больше не возьмут…
        - Хватит хныкать, ты будешь работать у меня на рельсовой дороге. Я-то знаю, что ты не наркоман. Давай-ка очнись, догони их и наведи справки об этом Гинкло.
        - Не могу, великая. - Он помотал головой. - Просто не могу, и все… Они про меня подумают…
        - Я хочу есть! - Богиня опять встряхнула его, на этот раз посильнее. - Знаешь, что я с тобой сделаю? Я обещала, что никому из вас не причиню вреда, однако есть способы это обойти. Когда мы вернемся в Панадар, я каждую ночь буду являться тебе в кошмарах и напоминать о том, как ты оставил меня без обеда!
        По щекам Лаймо текли слезы, но он все еще держался. «Всегда заботься о том, что про тебя люди скажут!» - мать с пеленок вбивала ему в голову это нехитрое жизненное правило. Если он, откуда ни возьмись, выскочит на тропинку перед благоносцами и начнет расспрашивать о Гинкло, те наверняка заподозрят, что он наркоман, ошалевший без новой дозы, вот будет позор… В голове у Лаймо все перепуталось, материны наставления звучали в ушах, словно она стояла рядом и произносила их вслух, и думать, как в нормальном состоянии, он сейчас просто не мог.
        - Чего ты больше всего боишься, Лаймо? - вкрадчиво спросила Нэрренират. - О, для меня не составит труда это выяснить… Я заполню твои сны самыми ужасными из твоих детских кошмаров. В каждом сне я буду пожирать тебя разными способами! Ты этого хочешь?
        Вот на этом Лаймодий сломался.
        - Я согласен, - прошептал он, глотая слезы. - Отпустите… Да, я спрошу у них про Гинкло!
        Кубарем скатившись на тропинку (Арс научил его группироваться при падении, так что он даже не ушибся), Лаймо вскочил, не отряхиваясь, и бегом догнал благоносцев. Заслышав его шаги, те остановились. Две похожие друг на друга женщины средних лет и старец, опрятно одетые, изможденные, с тонкими жилистыми руками.
        - Мне надо найти человека по имени Гинкло, который золотую пыльцу продает, - стараясь не смотреть никому из них в глаза, выпалил Лаймо. - Очень нужно… Моя жизнь превратится в кошмар, если я его не найду! Пожалуйста, подскажите, добрые люди, куда он пошел?
        Благоносцы переглянулись.
        - Отрок, золотая пыльца - не благо! - строго изрек старец. - Люди от нее болеют, а чтоб обмануть болезнь, вкушают ее снова и снова, покуда не умрут. Грешно это! Не ищи Гинкло, ищи лучше блага духовного для себя и для мира.
        Так и есть, приняли за наркомана… Он-то надеялся, что этого не случится.
        - Меня за Гинкло князь из Чадны послал, с поручением.
        - Сие ложь, отрок, - покачал головой благоносец. - Такой молодой, а губишь себя… Ты опасно болен, вон и кожа у тебя какая-то темноватая!
        - Это от солнца.
        - Солнце?.. Не слыхал я про такое снадобье, но думаю, оно тоже греховно. Пойдем с нами! Если ты вступишь в нашу общину, мы поможем тебе обратиться ко благу.
        Вспомнив об угрозах Нэрренират, Лаймо бухнулся на колени:
        - Молю вас, добрые люди, покажите, куда ушел Гинкло! Больше мне ничего не надо!
        Скорбно вздохнув, старец объяснил, что Гинкло они встретили в соседней долине возле горной речки, туда ведет вот эта тропинка, а направлялся он в сторону холода. Скороговоркой поблагодарив, Лаймо повернул обратно. Хватаясь за жесткие ветви, вскарабкался на уступ, густо заросший кустарником.
        - Я слышала, - сказала Нэрренират. - Пошли, догоним этого наркобарыгу!
        Не заботясь больше о том, заметят ее или нет, она мягко спрыгнула на тропинку и плавными скачками помчалась к ущелью, соединяющему две долины. Лаймо бежал следом, понемногу приходя в себя. Слезы высохли, к нему вернулась способность соображать, и вместе с ней пришла досада на то, что он показал себя перед богиней в невыгодном свете. Вдруг она раздумает брать его на работу?.. Вот же не повезло!
        Соревноваться в скорости с Нэрренират он не мог и быстро отстал. Узкое ущелье, заполненное шорохами и отголосками мечущегося эха, вывело его в другую долину, неширокую, посередине которой протекала вспененная речка. Издали, из-за поворота, донесся крик, тут же оборвавшийся - богиня настигла свою жертву. Насытившись, она вернется за Лаймо. Он присел возле мутного рокочущего потока, перебирая слегка дрожащими пальцами пеструю гальку.
        Нэрренират почему-то не спешила возвращаться.
        Внезапно его словно ударило: времени прошло много, очень много… Куда делась богиня? Он встал и пошел вдоль берега в сторону холода. Шумно журчала река - сложная, прихотливо упорядоченная звуковая вязь, хрустела под подошвами галька, протяжно кричали птицы. Спохватившись, Лаймо вынул из ножен меч. Ему все больше и больше становилось не по себе.
        Заметив на камнях впереди красное пятно, он замедлил шаги, но все-таки заставил себя подойти ближе. Лужа крови, растерзанные кишки, обрывки одежды. Все, что осталось от наркоторговца Гинкло.
        Лаймо отступил от страшной находки, огляделся и крикнул:
        - Нэрренират!
        Эхо. Никто не отозвался.
        Он еще несколько раз выкрикнул имя богини, с надеждой оглядываясь по сторонам. Если с ней что-то случилось, нет смысла возвращаться в Панадар, все равно без нее Панадар погибнет…
        У Лаймо дрожали руки и ноги, в горле пересохло. Стараясь не смотреть на останки Гинкло, он метался вокруг, как на привязи, и нервно озирался. Потом опять начал звать ее, в панике срывая голос, но отвечало только горное эхо.
        Богиня бесследно исчезла.
        Глава 10
        - Я хочу остаться с тобой, Арс. Я тоже тебя люблю.
        Шертон и Роми стояли возле просвета шириной в несколько дюймов, за которым виднелась равнина. Каменный мешок, текучее облачное небо - и сбоку вертикальная щель, выводящая на простор, слишком узкая, чтобы человек мог сквозь нее протиснуться.
        Им не было до этого дела. По крайней мере, сейчас. Они только что объяснились друг другу в любви, неожиданно, без всякой прелюдии.
        Заглянув в темно-янтарные, с золотыми крапинками глаза, Шертон привлек девушку к себе. Его оглушили эти признания - и свое собственное, и прозвучавшее в ответ. Мелькнула мысль: «А ведь она до сих пор не знает, что в Верхнем Городе я целый день просидел в засаде, чтобы убить ее после суда». Ее грудь наискось пересекала перевязь меча, не давая расстегнуть рубашку.
        Роми рывком прижалась к Арсу, оцарапав щеку о заклепку на его куртке. Ей вдруг стало страшно. Тринадцать лет назад она потеряла людей, которых любила больше всего на свете. С годами эта боль притупилась, спряталась, но не ушла. Теперь она любит Арса. Вдруг она и его потеряет?.. Она обняла его, насколько хватило сил, и подставила губы, приоткрыв рот.
        Наверно, они могли бы долго так простоять, но за стенами каменного мешка, налево-от-зноя, послышался шум. Крики людей, взвизги гувлов, звуки, похожие на громовые раскаты во время грозы.
        - Надо посмотреть, что там. - Арс оторвался от девушки. Его светло-серые глаза светились молодо и весело. - Вдруг наши в переделку попали… Пошли! Ты держись позади.
        Он чувствовал себя слегка пьяным, но двигался с привычной уверенностью и быстротой, зорко оглядывая нависающие скалы. Роми немного отстала. И хорошо, что отстала. За этот год Шертон научил ее многому, но у нее далеко не тот уровень, чтобы ввязываться в драку с профессионалами.
        Заваленный валунами извилистый проход вывел их в широкое ущелье, и там, раздвинув кусты, Шертон увидал Бирвота и Паселея. Оба медленно пятились. Паселей поддерживал мага, нетвердо стоящего на ногах. Со стороны зноя на них наступала группа людей, однако наступала медленно, словно преодолевая сопротивление некой невидимой среды. Двое мужчин и женщина, взявшись за руки, выкрикивали заклинание немузыкальным, но синхронным речитативом, за их спинами топталось с полдюжины мечников. Несколько человек лежало на земле. Справа, где открывался выход на равнину, два всадника удерживали испуганных гувлов.
        Видимость ухудшилась - в воздухе повис невесть откуда взявшийся молочно-белый туман. Опять громыхнуло, и он тотчас рассеялся.
        - Роми, - Шертон оглянулся, - я сейчас задержу эту компанию, а ты уходи вместе с Бирвотом и Паселеем. Как только отвлеку их - бегом к нашим. Все поняла?
        Роми машинально кивнула. Она еще не успела привыкнуть к таким резким перепадам, к мгновенным переходам от одного слоя реальности к другому, ничуть не похожему на предыдущий.
        Арса уже не было рядом. Спрыгнув вниз, он сбил с ног двух магов, мужчину и женщину, полоснул клинком третьего, со змеиной ловкостью отпрянувшего, и схватился с мечниками.
        Снова сгустился молочный туман - испытанный прием из арсенала Бирвота. В его толще звенел металл о металл, мелькали темные тени. Роми колебалась, вцепившись похолодевшими от напряжения пальцами в пыльную шкуру скалы. Арс велел ей уходить вместе с Бирвотом и Паселеем, но ведь он там дерется один… А кроме обыкновенных воинов против него еще и маги.
        Приняв решение, она тоже спрыгнула с невысоко расположенного уступа, вытащила из ножен меч и бросилась туда, где шло сражение. Перед ней мелькнул чей-то расплывчатый силуэт. Спина. Роми запоздало сообразила, что может не узнать в этом мороке Арса… Нет, у человека впереди волосы короткие, а у Арса они длинные и стянуты в хвост на затылке. Чужая спина. Хоть Арс и говорил, что демонстрация благородства хороша на спортивных турнирах и на театральных подмостках, а не в реальной драке, и она, ученица, с ним не спорила, без предупреждения ударить в спину Роми не могла.
        - Защищайся! - крикнула она охрипшим от волнения голосом.
        Человек развернулся к ней. Оружия у него в руках не было (видимо, Арс выбил меч, он мастерски умеет это делать), из-за чего Роми на секунду растерялась. И пропустила удар кулаком в висок.
        Богиню Лаймо нашел, после того как догадался осмотреть замаскированные кустарником гроты. В одном из них, неглубоком, но просторном, растянулась на камнях Нэрренират. Кончик ее хвоста вяло шевелился, глаза были полуприкрыты.
        - А-а, это ты… - приподняв черные кожистые веки, произнесла она без всякого выражения, когда Лаймо остановился у входа, заслоняя свет.
        - Что с вами случилось, великая? Вам нехорошо?
        - Мне хорошо… Мне блаженно… Дивное состояние…
        Ее хриплый голос звучал невнятно, как в первые дни пребывания в Облачном мире, когда она еще не научилась в полной мере управлять голосовым аппаратом своего звериного тела.
        Лаймодия напугал ее взгляд: зрачки превратились в два овала из черного стекла, окаймленные узенькими лиловыми полосками.
        - Я боюсь, великая, вы нездоровы! Знаете, я лучше позову сюда Бирвота, он разберется.
        - Меня наполняет ликующая золотая энергия… - Богиня бессильно уронила голову, из угла ее пасти стекала струйка слюны. - Уйди, смертный, не мешай моему блаженству…
        Постояв над ней, Лаймо отошел, присел на валун. Беготня и беспокойство измотали его, он нуждался в отдыхе. Всего лишь пять минут - и он отправится за магом. Если Нэрренират заболела, это серьезная проблема, ведь они должны вернуть ее в Панадар до истечения месяца Поющего Кота, до конца света. Странная болезнь. Настигла богиню внезапно, как гром среди ясного неба. Ведь еще полчаса назад Нэрренират была здорова, полна сил… Лаймо припомнил, как-то раз она похвасталась, что у ее звериного тела «абсолютный иммунитет» - иначе говоря, никакую заразу она подцепить не может. И магия на нее не действует. Тогда что же за недуг ее свалил? Что-то смущало Лаймо, некое ускользающее подозрение… Ускользающее, потому что нехорошее.
        С неба кругами спускались голенастые птицы с грязно-белыми всклокоченными воротниками. Вначале они прыгали вокруг останков Гинкло и скандально орали, потом подрались. Полетели перья и пух. Лаймо запустил в стервятников камнем. Подозрение превратилось в оформившуюся догадку.
        - Великая, позвольте задать вам один вопрос, - обратился он к богине, остановившись возле входа в грот. - Вы съели желудок Гинкло?
        Ему пришлось повторить это трижды, пока она не отозвалась:
        - А ты тоже хотел кусочек? Я милостива к тем, кто мне поклоняется, я бы тебе оставила… Сам не попросил.
        Лаймо передернуло, но он терпеливо продолжил дознание:
        - Спасибо за милость, великая. Прошу вас, постарайтесь вспомнить, съели вы желудок наркоторговца или нет? Это очень важно!
        - Съела, - равнодушно бросила богиня после долгой паузы, в течение которой Лаймо с тревогой глядел на свои отражения в темном затуманенном стекле ее зрачков. - Все съела, кроме кишок и желчного пузыря. Я их не люблю.
        - Ну, тогда все понятно. - Лаймо с обреченным вздохом прислонился к каменной стенке грота. - Помните того наркоторговца, которого убило заклинание Бирвота? Помните, Бирвот рассказывал, каким образом они перевозят золотую пыльцу? В желудке у этого Гинкло тоже был мешочек с наркотиком, а вы его проглотили, и упаковка разорвалась! Вы сейчас находитесь под действием золотой пыльцы. Недаром у вас зрачки расширены.
        - Ты хочешь сказать, я съела наркоту? - Нэрренират приподняла и вновь уронила голову. - Так вот он какой, наркотический кайф…
        - Главное, чтобы не было передозировки. - Он присел перед ней на корточки. - У вас нет судорог в конечностях или в хвосте?
        - Отстань. - Богиня закрыла глаза. - Буду ловить кайф.
        - А как сердце? Пожалуйста, великая, прислушайтесь к своим ощущениям!
        - Смертный, если не отстанешь, я тебя развоплощу…
        Хоть Лаймо и знал, что в Облачном мире она ничего такого сделать не сможет, он вскочил и проворно выбрался из грота. Великая богиня в теле здоровенного хищного зверя, да еще и под наркотиком… Всякое может произойти.
        Снаружи, возле кровавого пятна, наскакивали друг на друга взъерошенные стервятники. Остановившись, Лаймо порылся в карманах, достал мелок. Специально взял его с собой, и правильно сделал. Об этом приеме он знал из книг про путешественников, вот и решил воспользоваться, отправившись на разведку. Когда они с Нэрренират двигались от тупика, где осталась подвода, по каменному лабиринту, он время от времени рисовал на скалах крестики - они-то и помогут ему отыскать обратную дорогу!
        На всякий случай Лаймо пометил валун неподалеку от грота. Начинало темнеть, поэтому он торопился: в стороне зноя сумерки сгущаются быстро. Выход в долину благоносцев он нашел без затруднений. Бросил завистливый взгляд на каре чистеньких домиков: хорошо тем, кто спит в своих постелях под крышами… Из храма на центральной площади долетали длинные мелодичные звуки гонга, призывая членов общины на вечернюю молитву. В окнах храма мерцали огоньки.
        Лаймо бегом помчался вдоль полосы кустарника к боковому ущелью. Нельзя, чтобы коварная беспросветная ночь застигла его в пути, одного, без защиты. Возможно, он был бы в безопасности, если б остался в гроте с Нэрренират… а возможно, и нет. Поколебавшись, он решил, что не стоит спускаться в долину и проситься на ночлег к благоносцам. Потеря времени. Он успеет вернуться к своим. Надо поскорее рассказать им, что случилось с богиней. Бирвот - маг, что-нибудь придумает.
        Он нервничал, держал наготове меч, вздрагивал от шорохов. Дважды сворачивал не туда, но вовремя замечал отсутствие меловых крестиков и возвращался назад.
        Увидав за очередным поворотом костер, Лаймо ощутил несказанное облегчение - и гордость: благодаря собственной смекалке он не заблудился! На Арса и Роми это произведет впечатление… Арса и Роми около костра не было. У огня сидел Паселей, время от времени подсыпая что-то из мешочка в булькающий котелок, в стороне лежал маг, до подбородка укрытый одеялами, хотя вечер был теплый.
        - Где они? - остановившись перед стариком, прошептал Лаймо.
        - Не знаю. Видишь, болеет он. Аж с тремя магами зараз схватился, по-своему, по-чародейному… Они на него насели, и еще с ними были воины, а тут Шертон откуда ни возьмись выскочил, отвлек их. Он тогда напустил волшебного тумана, и мы ушли. Шертон с девочкой до сих пор не вернулись, боюсь, в беду попали… Бирвот сказал, раньше чем через два дня силы к нему не вернутся - больно крепко ему от тех магов досталось. Я вот варю ему зелье для укрепления, как он велел. - Отложив мешочек, Паселей взял деревянную коробочку и сыпанул оттуда в котелок другого порошка. - А Нэрренират где? Она-то все может! Ежели чего, мигом их выручит.
        - Золотой пыльцы наглоталась. - Лаймо устало опустился на землю.
        - Что? - приоткрыв глаза, пробормотал маг.
        - Она съела торговца, - обрадовавшись, что он в сознании, торопливо объяснил Лаймо. - Наверно, у него в желудке тоже был мешочек с золотой пыльцой, как у того, на дороге. Сейчас она лежит в гроте и грезит. Зрачки громадные… Господин Бирвот, она от этого не умрет?
        - Она способна разговаривать? - Голос мага звучал тихо, как шелест травы.
        - Да.
        - Судороги, странные подергивания тела - что-нибудь такое было?
        - Нет.
        - Не умрет. Но очнется не скоро. Золотая пыльца действует долго, дня два-три… У меня нет сил говорить. Завтра.
        Он погрузился в забытье. Паселей, озабоченно морща лоб, размешивал бурлящее варево, звякая ложкой о стенки котелка.

«Что же я-то теперь должен делать?» - зябко обхватив руками плечи, задался вопросом Лаймо.
        Дверь за Раквуром, князем Чадны, закрылась. Толстая дверь из темной подгнившей древесины, скрепленная поперечными железными лентами, тронутыми ржавчиной.
        Шертон остался в камере один. Под потолком медленно меркло окошко, забранное решеткой. Иногда там мелькали чьи-то ноги. Снаружи доносились голоса, птичий щебет, хнычущее верещание зильдов, пряный запах какого-то кушанья. Шертон уселся на пол, закинул руки за голову.
        Оружие и амулеты у него забрали, одежду, ботинки и кошелек не тронули. По этому признаку он понял, что его рассчитывают завербовать. Если он проявит несговорчивость - убьют или продадут в рабство, тогда и остальное его имущество перекочует в карман победителя.
        Разговор с пиратским князем подтвердил догадку. Отвечая на вопросы, Шертон сообщил, что он наемник, полгода назад его нанял для охраны маг из стороны холода. Нет, ему неведомо, куда маг направляется, мало ли какие дела у этих чернокнижников. Главное, не скупой, щедро платит. Девушка? С ней лучше поосторожней, ибо она посвящена жестокой и могущественной богине. Князь видел Знак у нее на левой руке? Если ее обидеть, случится беда.
        Ему предложили принести клятву верности Раквуру и стать пиратом. Шертон обещал подумать. Властители вроде Раквура любят подстраховаться, и все эти клятвы верности - они, как правило, с подвохом. Произносятся они в присутствии мага, который тут же накладывает на тебя заклятье: если отступишь от своего слова, либо колдовская хворь тебя одолеет, либо на ровном месте поскользнешься и сломаешь шею. Ну, и другие варианты. Такое заклятье тоже можно снять - при условии, что успеешь избавиться от него раньше, чем оно сработает. То еще удовольствие.
        Раквур согласился с тем, что его гость должен день-другой подумать. Отсюда Шертон сделал вывод, что троица чаднийских магов еще не оправилась в полной мере после ментальной схватки с Бирвотом и тех ранений, которые он сам нанес им в рукопашной драке.
        Захватили его с помощью колдовства. Пока он разбирался с мечниками (среди них попалось два бойца высшей пробы), кто-то из магов ударил в него заклятьем. Он до сих пор ощущал покалывание в мышцах и ломоту в спине, во время беседы с князем ему несколько раз приходилось делать усилие, чтобы не скривиться от боли.
        Мучило его не это. Роми. Проигнорировав приказ, она полезла в драку и за компанию с ним оказалась в плену. К рискованным ситуациям Шертон давно уже привык, но раньше он попадал в неприятности в одиночку, а теперь ему есть кого терять.
«Пошлятина…» - сквозь зубы пробормотала Роми.
        Ее заперли в просторной полутемной комнате, задрапированной коврами. Оранжево-шоколадно-красные мелафские ковры с коротким ворсом закрывали пол, стены, потолок, снизу доверху окутывали круглые толстые колонны. Ни одной пяди оголенного пространства. Даже дверь была обита ковровой тканью, из-за этого Роми не сразу определила ее местоположение. На полу лежали бархатные подушки, вдоль стен стояла низкая резная мебель.
        Окно тут было только одно, квадратное, три фута в поперечнике, перекрытое мелкоячеистой деревянной решеткой. Вначале Роми решила, что без труда расшатает ее и выломает, но решетка оказалась прочная - каменно твердое полированное дерево. Выходило окно в галерею, которая протянулась прямо по крыше смежной постройки. За плоскостью крыши виднелся кусок внутреннего двора. Дальше поднималась крапчато-серая стена соседнего здания, с такими же квадратными зарешеченными окошками.
        Роми потрогала шишку возле виска. С тех пор как она очнулась, у нее постоянно болела голова, но еще хуже было сознание проигрыша. Стоило вовремя вспомнить наставления Арса и драться, не заботясь о том, красивы или нет используемые приемы! Сейчас ее переполняла досада на себя и тревога за Арса.
        Чаднийскому князю Раквуру, который самолично явился допросить ее, Роми сказала, что о Шертоне мало что знает, они едва знакомы, сама же держит путь в сторону зноя, где ее должны принести в жертву богине, и в качестве доказательства продемонстрировала Знак на руке. Раквур послал за чародейкой, суровой костистой женщиной с распухшей скулой и покрасневшими глазами. Видимо, чародейке досталось в схватке с Бирвотом и Арсом, она еле переставляла ноги, держась за стенку, и на всех, даже на своего повелителя, поглядывала с ненавистью.
        Повинуясь Раквуру, она больно стиснула шершавыми пальцами запястье девушки и долго всматривалась в Знак. Ее жесткие, черные с проседью космы неприятно щекотали кожу Роми. Наконец она буркнула:
        - Не знаю, что это, князь. Не татуировка. Знакомой мне магии я в этом Знаке не чую, но есть тут нечто непонятное, потустороннее… Оно совсем слабое и не сулит нам беды. Сомневаюсь, что это Знак какой-то там богини, девка водит тебя за нос. Мне надо отдохнуть, князь.
        - Иди, - разрешил Раквур.
        Неприязненно сверкнув глазами на Роми, чародейка ушла.
        - Ты мне соврала, - с угрозой отметил князь. - Ни одна девка не может заморочить мне голову!
        Он схватил ее за плечи и притянул к себе. Роми скривилась от отвращения. Князю Чадны это не понравилось, он ударил ее по лицу - так, что она отлетела, врезавшись в колонну.
        - Ты будешь так на меня смотреть?!

«Лучше получить по зубам, чем целоваться с тобой», - подумала Роми. Вслух она не сказала ничего. Раквур, в первый момент производивший впечатление прилизанного театрального красавца, обладал внушительной мускулатурой, и она понимала, что не одолеет его в драке.
        - Я не люблю, когда на меня смотрят с такой рожей! Запомни, не люблю! - крикнул он, брызгая слюной. - Или ты будешь со мной ласкова, или я отдам тебя своим парням!
        Тут дверь распахнулась, в комнату ворвалась полная черноволосая девушка в съехавшей набекрень алмазной диадеме. Ее платье сплошной звякающей чешуей покрывали золотые подвески.
        - Пойдем, Раквур! - закричала она, цепко ухватив за руку повелителя Чадны. - Я истосковалась по тебе, соскучилась! Зачем тебе эта вшивая драная кошка, если есть я? Ложе наслаждений ждет нас, пойдем!
        То ли князь спасовал перед ее натиском, то ли дальновидно обрадовался шансу завершить диалог с Роми, не уронив достоинства, но он покорно позволил вытащить себя из комнаты. Дверь захлопнули и заперли.
        Поэкспериментировав с оконной решеткой, которая даже не шелохнулась, несмотря на все затраченные усилия, Роми понуро уселась на пол. Вляпалась. Когда ее домогалась Нэрренират, это было хотя бы не так обидно: все-таки богиня… и надо отдать ей должное, Нэрренират ни разу не опускалась до таких грязных угроз, как этот тип.

«Пошлятина», - опять прошептала Роми, злым движением вытирая слезы. Она не героиня душещипательного романа. Она ученица Арса - и будет драться до конца.
        Лаймо не стал дожидаться, когда затопившая ущелья влажная сероватая хмарь без остатка рассеется. Ориентируясь по меловым крестикам, он отправился за богиней.
        Укрытый тремя одеялами Бирвот был очень слаб, его лихорадило, однако находился он в полном сознании и объяснил, что человек, принявший дозу золотой пыльцы, физически вполне способен действовать, как в нормальном состоянии, но не захочет, ибо ум его одолевают странные грезы. Через два дня наступает упадок сил, а вслед за тем болезнь, от которой добровольные рабы золотой пыльцы избавляются, принимая новую дозу. Если же этого не сделать, мучительное нездоровье длится довольно долго, пока человек не поправится.
        Лаймо проделал в уме простенькие расчеты: допустим, наркотик повлиял на Нэрренират так же, как на человека, тогда сегодня и завтра до полудня она все еще сможет активно действовать. Надо только склонить ее к действиям!
        Хмарь постепенно таяла. Она заполняла ущелья, как мутная стекловидная масса, ухудшая видимость, однако Лаймо различал и скользкие от осевшей влаги камни под ногами, и свои крестики, и кусты, притаившиеся в расселинах. Погода стояла безветренная, кусты были неподвижны, если он смотрел на них в упор, но краем глаза Лаймо нет-нет да и замечал: они шевелятся, тянут к нему ветви, похожие на хрупкие руки скелетов… Магия. Либо эти создания - не простые растения, либо некие местные чары принуждают его видеть их оживающими.
        На шее у Лаймо висел изготовленный Бирвотом оберег, и меч он из ножен вытащил. Так или иначе, а схватить его никто не пытался, были только пугающие движения на границе поля зрения и еле слышные шорохи за спиной.
        Из-за скал долетел звук гонга - поселок благоносцев уже близко. Низкие и мелодичные минорные переливы отражались от изломанных каменных граней, уплывали к облачному своду. Лаймо в который раз задался вопросом, что находится за этими облаками? Такое же небо и солнце, как в Панадаре? Пустота? Или толща облаков бесконечна и заполняет весь этот трехмерный мир, лишь в середине оставляя пространство для земли, населенной людьми? Он спохватился: не время сейчас для таких размышлений!
        Когда он, раздвинув усыпанные колючими шишечками ветви, заглянул в знакомый грот, что-то ухватило его за щиколотку и дернуло. Лаймо грохнулся на камни, еле успев сгруппироваться. Раздался радостный хриплый лай - или смех, это уж кому как понравится.
        - Ловко я тебя? - спросила Нэрренират. - Издалека слышно, как ты идешь, надо подкрадываться незаметно!
        - Я не собирался к вам подкрадываться. - Лаймо поднялся, потер саднящее бедро. - Зачем?
        - Так интересней.
        Богиня лежала возле скалистой стены, ее зрачки по-прежнему были неестественно расширены.
        - Тут камни острые, - пожаловался Лаймо. - Я ушибся!
        - Этот кусок мяса, который ты называешь своим телом, ничто по сравнению с новыми впечатлениями. На заре бытия, когда мы были молоды и могучи, мы любили подкрадываться друг к другу и внезапно набрасываться. Помнишь? А, ты же теряющий память… Все равно получилось весело, ага?
        - Великая, вы сейчас находитесь под воздействием наркотика. - Лаймо уселся на валун возле входа, подальше от богини. - Прошу вас, постарайтесь взять себя в руки!
        - У меня нет рук! - Из глотки Нэрренират опять вырвался хриплый лающий звук, заменявший, очевидно, хихиканье. - Только лапы и щупальца. А эта наркота - чудесная штука! Я как будто заново переживаю юность, словно не было всех этих бесчисленных триллионов лет… Дело в том, Лаймо, что мы, боги, тоже утратили кое-какие воспоминания, но мы храним сие в тайне. Наркотик разбудил мою память.
        Прекрасно. Его прошиб холодный пот: богиня выдала свою сокровенную тайну, что она сделает теперь? Правильно, убьет его, чтоб не проговорился! Он не смел вымолвить ни слова.
        - Ты обязательно должен найти золотую пыльцу и тоже попробовать, - устремив в пустоту мечтательный затуманенный взор, изрекла богиня. - Это кайф! Я снова купаюсь в волнах пульсирующей золотой энергии, меня переполняет счастье и могущество, по сравнению с которым наше нынешнее могущество - жалкая дешевка… И вокруг много других, таких же как я… А смертных людей вообще нигде нету, потому что никто из нас еще не докатился до того, чтобы стать теряющим память… О, как было здорово…
        Лаймо ее не слушал. Встав с валуна, он переминался с ноги на ногу, косился на дыру выхода, собираясь дать деру, если богиня решит с ним расправиться, и одновременно размышлял, как бы все-таки уговорить ее отправиться в Чадну, на выручку Арсу и Роми.
        - Жалко, что ты этого не помнишь, Лаймо, - приподняв голову, миролюбиво протянула Нэрренират. - Иди погуляй. Может, тебе повезет и тоже раздобудешь где-нибудь золотую пыльцу…
        Он более-менее успокоился: выболтав свою тайну, богиня, похоже, сразу об этом забыла. Ну и хорошо. Разумеется, он будет нем как рыба. Молчаливые дольше живут.
        - Великая, золотая пыльца - опасный наркотик, я никогда бы не осмелился принять его. Не гневайтесь, что я вас беспокою, но у нас возникла проблема. Арс и Роми попали в плен, их захватили пираты из Чадны. Бирвот не может им помочь, он сражался с чаднийскими магами и потерял много сил. Нужна ваша помощь!
        - Лаймо, все это ничтожные мелочи, ведь впереди у нас вечность. Травмы, пленение, смерть - это всего лишь новые впечатления. Чтобы было интересно, события должны быть разнообразными. Плохо, когда ничего не происходит. Все остальное прибавляет новые кусочки к бесконечной мозаике нашего существования…
        - Если мы не спасем Арса и Роми, вы навсегда застрянете в Облачном мире! В этом зверином теле!
        - Это тоже мелочь, Лаймо. Даже если я тут застряну на несколько миллиардов лет, потом начнется что-нибудь другое.
        - Вас даже ваша собственная судьба не волнует?
        - Это все понарошку, - прикрыв глаза, умиротворенно возразила богиня. - Мы вечны, а события преходящи, когда-нибудь поймешь…
        В конце концов Лаймо понял, что препираться с ней бесполезно, и поплелся обратно.
        В лагере Паселей с ложки кормил мага похлебкой. Оба выглядели осунувшимися.
        - Ну, что она? - отстранив дрожащей рукой миску, спросил Бирвот.
        - Ей все безразлично, - вздохнул Лаймо. - Блаженствует под кайфом и несет… то есть, извините, говорит что-то совсем бессвязное. - Он поправился, вспомнив, что речь идет как-никак о великой богине. - Может, она и способна действовать, но я не знаю, как к ней подъехать! Когда вы будете в состоянии спасти Арса и Роми?
        - Завтра, - подумав, сказал маг. - К вечеру… До этого кто-то должен сходить в Чадну на разведку и узнать, где их держат. Мы проберемся туда тайком, постараемся управиться быстро. Лазутчик также должен запомнить планировку Чадны и после зарисовать для меня, это пригодится.
        - Почтенный Паселей - пожилой человек, - негромко заметил Лаймо, покосившись на старика, - а это рискованное дело…
        - Воистину так, - согласился Бирвот. - Поэтому пойдешь ты.
        - Я?!
        - Ты молод и ловок. Шертон научил тебя драться.
        - У меня не получится! Я не представляю себя лазутчиком… Меня же сразу разоблачат - видно, что я нездешний.
        - Лаймодий, я наложу на тебя чары, благодаря которым каждый встречный будет принимать тебя за своего: пираты - за пирата, горожане - за горожанина, рабы - за раба. Это хорошие чары, надежные. Кожу припудришь, чтоб не выделяться. Главное, остерегайся магов, они могут почуять колдовство… Но им будет не до тебя, они тоже хворают. - По его потрескавшимся губам скользнула слабая удовлетворенная усмешка. - Ступай сейчас и возвращайся до темноты.
        - Я с таким заданием не справлюсь, понимаете? У меня нет никакой специальной подготовки. Я не шпион, а налоговый чиновник!
        - Почти одно и то же, - кивнул Бирвот.
        - Да я же там обделаюсь… - обреченно прошептал Лаймо.
        - Если обделаешься - не беда, главное, чтобы ты все разведал и вернулся.
        Спустя час Лаймо шагал по ущелью по направлению к Чадне, энергично размахивая руками и пиная камешки, чтобы совладать с нервами. Птицы и горные ящерицы от него теперь не шарахались: принимали за своего. Ему отчаянно хотелось повернуть назад. Сбежать. Если б речь шла не о Шертоне и Роми, о ком угодно другом, он бы так и сделал. Но Арс и Роми - его друзья. Раньше у него никогда не было друзей… По крайней мере, в этой жизни. Он чувствовал себя так, словно идет на плаху, он прекрасно понимал, что поступает глупо. Линия его жизни истончилась до исчезающе-незаметного волоска.
        Когда перед ним открылся вид на равнину, на угловато-ступенчатый темный город примерно в миле от скал, Лаймо мгновение помедлил и вышел вперед. Минутой раньше, минутой позже - все равно пропадать.
        Глава 11
        Если появляется угроза, что твоя жизнь, твоя личность, твои многочисленные связи с миром будут разрушены, со временем и пространством при этом иногда начинают твориться странные вещи. Роми не могла бы сказать, спала она ночью или нет. Наверно, нет. Она сидела на полу, облокотившись на подушку, охваченная еле ощутимой, изматывающей внутренней дрожью. В полной темноте. Лишь на потолке светились зеленоватыми точками какие-то насекомые. Время то ускорялось, и в такт с ним у нее усиливалось сердцебиение, то становилось медленным и тягучим, в такие моменты ей было трудно дышать. Когда рассвело, это прекратилось.
        Две некрасивые бледные рабыни в медных ошейниках с одинаковым клеймом принесли еду на лакированном подносе, воду в тазике, серебряный гребень, кремово-золотистое атласное платье. Они хотели причесать и переодеть ее, но Роми их выставила. Голода она не чувствовала. Ее переполняла лихорадочная, без пользы сгорающая энергия, и она никак не могла успокоиться, расслабиться, загнать эту энергию в нужное русло. Арс учил их с Лаймо самоконтролю, но сейчас у нее не получалось.
        Гребень. Две серебряные ложки. Податливые, округлые предметы, ими не воспользуешься, как оружием.
        Со всех сторон ее отсекали от пространства оранжево-шоколадно-красные ворсистые плоскости, и Роми порой начинало казаться, что эта преграда между ней и свободой нереальна, ее можно прорвать простым усилием воли… если знаешь, как это сделать!
        Опять щелкнул замок, вошла вчерашняя девушка. Теперь диадема на ней была рубиновая, платье телесного цвета, сплошь затканное жемчугом.
        - Я - Лиалла! - остановившись возле порога, бросила она вызывающе-надменным тоном.
        Роми напряглась, готовясь к броску, но дверь за спиной у Лиаллы захлопнулась.
        - Знаешь, почему Раквур не пришел к тебе ночью? - с торжеством спросила Лиалла.
        - Почему?
        - Он был со мной! Я его от себя не отпустила!
        - Спасибо, Лиалла. - Роми ощутила прилив надежды (хотя бы один союзник появился!). - Как можно отсюда выбраться?
        - Ты уродина! - проигнорировав изъявление благодарности, закричала Лиалла, срываясь на визг. - У тебя волосы короткие и бедра, как у задрипанного мальчишки-раба! Позорище! Я тебе Раквура не отдам, так и знай! Зубами грызть буду, а не отдам, на дерьмо изойду, а не отдам, разлучница окаянная! У меня манеры, как у дамы, я и есть дама не хуже всяких принцесс, а ты ни то ни се! Раквур обещал на мне жениться, и он на мне женится, зубами грызть буду! Слыхала, ты?!
        - Лиалла, не надо так волноваться. - Роми примирительным жестом вскинула руки ладонями вперед. - Наши цели совпадают. Ты хочешь выйти замуж за Раквура - я хочу отсюда сбежать. Если ты мне кое в чем поможешь, Раквур никогда больше меня не увидит.
        Все-таки она была До-Энселе - пусть и заблудшая, но представительница древнего идонийского торгового клана, а умение вести переговоры и заключать сделки у До-Энселе в крови - у кого в большей, у кого в меньшей степени. Роми понимала, что для нее жизненно важно договориться с Лиаллой, и решила не обращать внимания на оскорбления.
        - Ты, злодейка проклятая, только посмотри еще раз на Раквура! Ты у меня тогда узнаешь!
        - Успокойся, мы с тобой заодно. Если ты хочешь, чтобы меня в Чадне не было, помоги мне сбежать. Мне надо переодеться, еще какой-нибудь мужской головной убор и оружие. Раквур целиком твой, честное слово.
        - Зубами грызть буду! - Лиалла оскалила сахарно-белые зубы. - В зенки наплюю! Убирайся отсюда, сука окаянная!
        - Хорошо, тогда помоги мне отсюда убраться, - с нажимом и раздельно произнесла Роми.
        - Околдовала моего Раквура! - Лиалла топнула ногой. - Сука, сука, сука! Пусть бы он тебя пиратам отдал, а он сам тебя хочет! У-у, мерзавка!
        Вдруг она увидала атласное платье, аккуратно разложенное на столике у стены, схватила и начала рвать на куски. Тугая ткань затрещала.
        - Вот так, вот так! - приговаривала она. - Вот тебе наряды! Вот тебе наряды!
        Роми уже сообразила, что вести с ней переговоры бесполезно. Договориться можно с человеком, а Лиалла больше похожа на раскрашенную глиняную куклу, оживленную с помощью магии (в Панадаре Роми таких видела). Конечно, Лиалла живая… но что должно было случиться с ней - с бестелесным существом, - чтоб она превратилась в подобие автомата, неспособного слушать и понимать? Роми знала, что при своей подготовке легко утихомирит гостью, если та полезет в драку, и все равно ей было жутковато.
        Изодрав платье, Лиалла швырнула тряпки на пол и начала яростно топтать. Потом подбоченилась, прошипела: «Зубами загрызу суку!» - плюнула в сторону Роми, пнула обитую ковром дверь, тут же приоткрывшуюся, и вышла.

«Хорошо бы, они и правда поженились, - подумала Роми. - Этот подонок Раквур заслужил именно такую жену!»
        Позже снова появилась бессловесная рабыня в ошейнике, унесла тазик с водой, заменила расписанную пестрым орнаментом ночную вазу; на ошметья нарядного платья поглядела, но убирать не стала. Поднос с нетронутой едой тоже оставила, и Роми, по-прежнему не ощущая аппетита, все-таки съела кусок сыра и несколько ломтиков непривычно сладковатого копченого мяса.
        Тихий шелест за спиной. Резко повернувшись, она успела заметить, как что-то темное, узкое, длинное мелькнуло на фоне оконной решетки. Снаружи, с галереи, донесся легкий удаляющийся топот - кто-то убегал.
        Роми взглянула на пол; по оранжево-коричневым истоптанным разводам медленно скользила змея - небольшая, с красным пятнышком на голове. Точь-в-точь такая, какую поймал Паселей. Зебилайя. Роми отпрыгнула к двери. Первой реакцией было - закричать, позвать на помощь, но потом она посмотрела на остатки платья и усмехнулась. Ей ведь нужно оружие? Оно у нее будет.
        Регулярные тренировки сделали ее достаточно ловкой и быстрой, чтобы повторить манипуляции Паселея. Роми схватила с пола самый большой лоскут и шагнула вперед. Зебилайя приподняла голову, зашипела. Роми взмахнула перед ней тряпкой. Еще раз. Еще. На золотисто-желтом атласе появилось влажное пятнышко. Яд. Теперь змея на сутки обезврежена.
        Роми отбросила тряпку и потянулась к зебилайе. Та метнулась в сторону, даже не пытаясь укусить, словно чувствовала, что ее защитные резервы пока исчерпаны. Изловчившись, девушка схватила ее, затолкала в карман, завязала стягивающие верхний край кармана тесемки. Ее удивило то, что на ощупь змея сухая и приятно шелковистая - до сих пор Роми считала, что они скользкие.
        Нагромождения кубических каменных построек с плоскими крышами, вкривь и вкось вымощенные неровным булыжником улицы, воровато шныряющие зильды, центральное круглое здание с куполом, крытым листами луженого металла (храм морского божества, покровителя Чадны, - скорее всего, несуществующего), густой влажный воздух, долетающий издалека запах гниющей тины. Лаймо осматривал город уже целый час. Вначале его мучил страх. Что вот сейчас схватят за шиворот и потащат на расправу… Но заклинание Бирвота работало, никто не кричал «держи шпиона!». Понемногу Лаймо успокоился, осмелел, ему даже начала нравиться роль непойманного лазутчика. Только вот неудобные башмаки местного производства натерли ноги - из соображений маскировки он переобулся.
        Кроме пиратов в Чадне обитали ремесленники, рыбаки, мелкие торговцы с семьями, все они считались подданными князя Раквура. Были также рабы - захваченные пиратами пленники. Изредка попадались на улицах благоносцы, снабжавшие Чадну зерном и овощами, их сразу можно было узнать по белым головным платкам, одинаковым у мужчин и женщин. Лаймо, защищенный чарами, среди всего этого народа не выделялся.
        Дважды его задирали подвыпившие пираты. Один раз дело кончилось подзатыльником, второй - пинком. Приставали к нему, принимая за «своего», за робкого, неопасного парня, над которым можно поизмываться для потехи. Такое с Лаймо и в Панадаре случалось. Сейчас он знал достаточно приемов, чтобы постоять за себя, но полезть в драку первым не мог. Другое дело, если б на него напали с оружием или попытались скрутить, избить… «Никогда не смей сам затевать драку!» - это сидело у него в голове с тех пор, как он в пятилетнем возрасте отлупил из-за игрушки соседского ребенка и мать на другой же день сводила его к магу, наложившему заклятье. «Чтобы люди про нас не говорили, что ты плохой мальчик!»
        Лаймо утешался тем, что его пьяные обидчики уж точно не догадались, что имеют дело с лазутчиком, и все равно остался в душе неприятный осадок. Отвык он от этого. В их компании издевки были не в ходу. Даже Нэрренират, циничная и нередко грубая, никого не мучила. За месяцы путешествия Лаймо успел забыть о том мелком, но пакостном повседневном зле, из-за которого Роми совершила убийство в университете, а он сам ходил по улицам Нижнего Города с оглядкой, постоянно ожидая неприятностей.

«Стану служителем Нэрренират - и пусть меня тогда кто-нибудь тронет!» - подумал Лаймо, сворачивая в переулок. Но чтобы стать служителем Нэрренират, надо вытащить богиню из Облачного мира, а до этого - освободить Арса и Роми…
        Наконец он отыскал резиденцию князя. Ступенчатый массив строений из тесаного камня, увенчанный двумя блестящими шпилями. Ограды нет, стражи не видно… Лаймо напустил на себя деловитый вид и принялся бродить вокруг, размышляя, что предпринять дальше. Он был не один такой: около резиденции прогуливались пираты, озабоченные торговцы, даже один благоносец (кто есть кто, он определил по одежде). Наверно, все эти люди ожидали аудиенции у Раквура. Ну, и он за компанию подождет… Прислушавшись к разговорам, Лаймо понял, что не ошибся.
        Через год, через два
        Ты придешь ко мне, Инэнни,
        Принесешь цветы сирени,
        Скажешь нежные слова…
        Песенка как песенка. Старинная медолийская, каждый панадарец ее с детства знает. Лаймо слонялся по закоулкам меж тесно сдвинутых мрачных построек и напевал ее, снова и снова повторяя одни и те же куплеты. Он уже почти совсем охрип, когда знакомый приглушенный голос откуда-то снизу окликнул:
        - Лаймо!
        Хоть Лаймо и рассчитывал именно на такой результат, от неожиданности он вздрогнул. Замолчал, огляделся. Голос доносился из-за решетки, которая находилась почти вровень с мостовой. Лаймо присел на корточки сбоку, прислонился к стене, словно хотел отдохнуть. Итак, Арса он нашел.
        - Ты там один?
        - Да. Вы живы? - задав дурацкий вопрос, Лаймо смутился.
        - Более-менее. Что-нибудь знаешь о Роми?
        - Пока нет. Я выясню, где ее держат. Меня сюда Бирвот послал.
        - Как он?
        - Сказал, что завтра будет в порядке.
        - А где богиня?
        - В горах. Она под дозой, съела наркоторговца вместе с товаром.
        - Похоже на нее… - процедил Шертон.
        - Бирвот сказал, завтра. Я пойду. Бросить вам нож и звездочки? У меня есть.
        - Погоди! Сначала брось камень и, если что-нибудь не так, сразу удирай, понял?
        - Да.
        Лаймо подобрал камешек и швырнул в зарешеченное оконце. Камешек не упал - повис между ржавыми прутьями, словно влип в невидимое желе. Лаймо на шаг отступил. Возник тонкий вибрирующий звук, постепенно нарастающий.
        - Беги! - рявкнул снизу Арс.
        Выскочив в соседний переулок, Лаймо столкнулся с двумя пиратами.
        - Зильды, сволочи ушастые! - крикнул он, потирая голову, словно там была шишка. - Я иду, а они камнями с крыши кидаются!
        Оттолкнув его, стражники свернули за угол, он услыхал их голоса:
        - Ага, зильды пакостят. Видишь, камень? Руками не достать, решетка-то заклятая… Сходи за магом.
        - Сам сходи! Они нынче злющие, после драки с тем чужаком. На Стуфора порчу навели за то, что пьяный под ихними окнами наблевал. Помыкают нашим братом…
        - Давай щенка этого пошлем. Эй, малый!
        Лаймо припустил во все лопатки. Выкрутился. Отдышавшись, он опять начал прогуливаться под стенами резиденции, поглядывая то на творожистое небо, то на других ожидающих.
        Вдруг открылись двустворчатые резные ворота под аркой, которая вела в один из внутренних двориков, и люди начали кланяться выехавшему оттуда экипажу. Лаймо тоже поклонился. Потом поднял голову, рассчитывая увидеть князя Чадны, но увидел пышнотелую, черноволосую, румяную девушку в зубчатой золотой короне и усыпанном драгоценными украшениями платье. Она сидела в кресле, похожем на трон, у ее ног примостилась служанка в ошейнике. Другая, с опахалом из пушистых белых перьев, стояла за спиной у госпожи. Сбрую четверки гувлов украшали атласные бантики и самоцветы. К балдахину над креслом было приковано полдюжины птиц с ярким радужным оперением - одни сидели на раме, другие порхали вокруг, позвякивая тонкими цепочками.
        Госпожа улыбалась надменной капризной улыбкой. Она была точь-в-точь как те красавицы, чьи дешевые портреты пользуются спросом у неприхотливой публики на рынках Нижнего Города. И наряд похожий: обескураживающее зрителя изобилие золота и драгоценных камней. Лаймо заморгал. До сих пор он думал, что в жизни таких женщин не бывает, что это плод воображения рыночных художников!
        - Чего уставился, мальчик? - хихикнула красавица. - Влюбился? Ну-у, в меня тут все влюблены… Будешь так смотреть, Раквур тебя зарежет, он у меня ревнивый! - Неожиданно выражение ее лица изменилось. - Сам-то, подлец, девку стриженую откуда-то приволок, чтоб ей, суке, пусто было! Я ее изведу! Кто здесь против меня, я всех изведу, зубами грызть буду!
        - Где она? - ляпнул Лаймо. И испуганно втянул голову в плечи: хорош лазутчик, разве так выведывают секреты на вражеской территории? Надо потихоньку, исподволь, окольными путями…
        - А вон там она, негодница вшивая! - возлюбленная Раквура ткнула пальцем в сторону двухэтажного дома слева, к которому примыкали с боков одноэтажные пристрои. - Кто ее изведет, тот мне службу сослужит… А я за добро завсегда благодарная!
        Одарив Лаймо долгим многозначительным взглядом, она величаво откинулась на спинку кресла, экипаж покатил в город.
        - Послушай, парень! - Кто-то похлопал Лаймо по плечу.
        Он вздрогнул и чуть не бросился бежать, но все-таки остался на месте. Позвал его лысый мужчина лет сорока, с изрытым оспинами лицом. Судя по виду, пират.
        - Не связывайся ты с госпожой Лиаллой, - посоветовал тот отеческим тоном. - Не дури. Лучше пойди в кабак, надерись, найди себе шлюху…
        - Спасибо, так и сделаю, - заверил его Лаймо.
        Завернув за угол, он вскоре добрался кружным путем до строения, на которое показывала Лиалла. Второй этаж опоясывала крытая деревянная галерея, снизу туда вела лестница. Стараясь сохранять непринужденный вид, Лаймо поднялся на галерею. Если спросят - его послали сюда с поручением, за магами, потому что какой-то зильд запустил камнем в окно темницы и теперь там вовсю трезвонит охранное заклятье. А он искал-искал, да и заблудился… Справа и слева галерея опиралась на плоские крыши примыкающих построек. Вполголоса напевая медолийскую песенку, Лаймо двинулся вперед. Несколько раз навстречу попадались рабыни в начищенных медных ошейниках, но они пугливо отступали с дороги, ни о чем его не спрашивая.
        - Лаймо, это ты?!
        Повернув голову, он увидел квадратное окошко, забранное густой деревянной решеткой. Даже лица Роми за этой решеткой не разглядеть, только глаза блестят.
        - Я…
        - Что с Арсом?
        - Он в здешней тюрьме. - Лаймо понизил голос до шепота: - Бирвот сказал, завтра. В общем, все будет в порядке.
        - Предупреди Бирвота насчет шаров! Сегодня ко мне опять приходил этот хвастливый подонок Раквур - он утверждает, что ни один чужой маг не пройдет мимо охранных шаров, которые установлены вокруг города. Где Нэрренират?
        - Под кайфом, - уныло сообщил Лаймо. - Наелась золотой пыльцы. Может, Бирвот как-нибудь справится с этими шарами?
        - Не знаю. У тебя есть оружие? Что-нибудь маленькое, чтобы пролезло через решетку?
        - Она не под заклятьем?
        - Нет.
        Ни нож, ни звездочки сквозь крохотные ячейки не прошли. Только узкий стальной стилет.
        - Спасибо, - поблагодарила Роми. - А то у меня совсем ничего, одна змея в кармане.
        - Какая змея?
        - Утром подбросили, я ее поймала. Обязательно скажи Бирвоту про шары.
        Начало смеркаться, когда Лаймо пришел в лагерь. Выслушав его, маг угрюмо ссутулился:
        - Боюсь, я тут бессилен. Шары меня остановят. На обычных людей они не действуют, только на магов. У вас в Панадаре есть похожие вещи - ваши ловушки, про которые вы столько рассказывали.
        - Что же теперь делать? - прошептал Лаймо. - Как мы спасем их?
        Бирвот промолчал, зябко кутаясь в одеяло, наброшенное на плечи. У Лаймо защипало в глазах: сходил, разведал, благополучно вернулся - и все зря…
        - Ты давай покушай, Лаймодий, - окликнул его Паселей, протягивая котелок с остывшей похлебкой и ложку.
        - Я не хочу есть. - Лаймо встал.
        - Ты куда? - крикнул вслед ему Бирвот. - Постой! Лаймо!
        Не ответив, он выскочил из тупика и побежал, считая меловые крестики, слегка размытые оседающей на скалах влагой. Скорее. Пока не стемнело. Шевелятся за спиной кусты или нет - об этом он сейчас не думал.
        Глава 12
        Небо приобрело грязновато-серый оттенок, хотя все еще испускало слабый свет. В ущельях висел прозрачный белесый туман. Речка, снабжавшая водой общину благоносцев, тревожно журчала в сумерках. Задыхаясь, Лаймо подбежал к гроту, раздвинул кустарник. Богиня была на месте. Ему пришлось несколько раз громко позвать ее, прежде чем она открыла глаза.
        - Это опять ты?
        - Великая, вы должны пойти со мной в Чадну, чтобы спасти Арса и Роми! Бирвот не может, там магические шары-ловушки, а на вас они не подействуют. Идемте быстрее, пока не стемнело!
        Выслушав, Нэрренират произнесла безразличным тоном:
        - Мне не в кайф никуда идти.
        - Их убьют, если вы их не спасете! Знаете, а в Чадне много съедобных пиратов, и вино там есть, и пиво!
        - Все равно не в кайф…
        - Пожалуйста, спасите моих друзей! - Лаймо опустился на колени и сложил руки в умоляющем жесте.
        - Вот это правильно… - туманно поглядев на него, пробормотала Нэрренират. - Поклоняйся мне, Лаймо! Помолись мне… Мы, боги, любим, когда нам поклоняются.
        - Взываю к вам, великая богиня! - в отчаянии крикнул Лаймо. - Помогите! Вы же несравненно могучи, вы мудры и милостивы!
        Нэрренират внимала, блаженно жмурясь.
        - Скажи еще что-нибудь такое… Как давно я не слыхала обращенных ко мне молитв…
        - Вам поклоняются во всех мирах, и все благочестивые смертные чтут вас, великая, а Раквур, князь Чадны, не чтит! Обрушьте на него свой божественный гнев! Он посадил в тюрьму Арса и хочет сделать Роми своей наложницей! Не позволяйте ему игнорировать ваше величие!
        Богиня приподняла голову и глухо зарычала. Не вставая с колен, Лаймо отполз к выходу.
        - Смертный меня игнорирует?.. Хочет присвоить Роми? Это ему нельзя! Роми моя.
        - Вот-вот, а нечестивец Раквур насмехается над вами! Наверно, думает, что он чем-то лучше вас, хоть вы и богиня… Он видел ваш Знак на руке у Роми, но это его не остановило!
        - Думает, что лучше меня?.. - Нэрренират нетвердо поднялась на ноги. - Покажи мне, где этот нечестивец? Я его сделаю! Я его энергетическим лучом…
        - Великая, мы все еще в Облачном мире, - испуганно напомнил Лаймо. - Здесь энергетические лучи не работают. Зато в этом теле вы обладаете несокрушимой физической силой.
        - Тогда я его съем! - решила Нэрренират. - Его постигнет мой праведный гнев… или моя праведная кара, как правильно? Проклятая наркота все мозги затуманила…
        - И так и так правильно. - Лаймо проворно вскочил и попятился, когда темная громадина двинулась вперед. - Идемте в Чадну, я знаю дорогу! Ой, вас пошатывает, как вы себя чувствуете?
        - Просто все затекло… Где Чадна? Там?
        - Вон там! От поселка благоносцев туда идет прямая дорога. Пожалуйста, не наступите на меня случайно…
        В следующую секунду его ноги оторвались от земли, меркнущее небо придвинулось, и Лаймо, едва успев испугаться, обнаружил, что сидит на спине у богини. В панике он уперся ладонями в гладкую чешую, скользкую, как полированный камень.
        - Не надо, я же свалюсь! Отпустите, пожалуйста! Я расшибусь, если упаду!
        - Я тебя держу.
        Нэрренират не повернула головы, вместо этого у нее на затылке раскрылся третий глаз. Ну и хорошо, не придется видеть на расстоянии вытянутой руки зубастую пасть… Чуть-чуть успокоившись, Лаймо обнаружил, что его придерживает, обвивая за талию, одно из щупалец.
        - Показывай дорогу!
        - Вперед! Туда!
        Нэрренират рванула с места. В ушах у Лаймо засвистел ветер. Вот это скорость! Они ураганом промчались по берегу реки, потом по боковому ущелью и мимо поселка благоносцев. Ехать на спине у богини было неудобно - словно сидишь верхом на скачущем валуне. Лаймо задыхался от бьющего в лицо воздуха и боялся свалиться, но щупальце держало его крепко.
        Вымощенная каменными плитами дорога, выход на равнину. Впереди мерцали в сумерках два огромных белых шара на постаментах, справа и слева от дороги, и еще один вдали. Нэрренират даже внимания на них не обратила. В городе светились огоньки.
        - Р-р-разнесу Чадну!
        - Всю Чадну не надо! - крикнул Лаймо. - Только Раквура! А Шертона и Роми мы обязательно должны спасти! Дворец Раквура в центре города, я покажу!
        В Чадне хором залаяли собаки, в ответ Нэрренират издала полурев-полувой, низкий, свирепый, потусторонне-жуткий.
        - Не забудьте про Арса и Роми! - снова крикнул Лаймо, когда она замолчала. - Сначала надо их выпустить, князя вы потом найдете, он никуда не денется!
        Стремительный бег по каменным улицам, которые выглядели совсем не так, как несколько часов назад: сумерки преобразили их, вдобавок сейчас Лаймо смотрел на них с трехъярдовой высоты. Прохожие жались к стенам, зильды ошалело скакали по плоским крышам.
        - Сюда!
        На площади перед резиденцией князя стояли двое мужчин и женщина - они одновременно, как по команде, вскинули руки, Лаймо ощутил боль, словно его окатили кипятком… Нэрренират прыгнула вперед, сбив магов с ног, хрустнули кости.

«Ага, это вам не то что втроем на одного Бирвота! - злорадно подумал Лаймо. - Попробуйте-ка справиться с существом, на которое ваша магия не действует!»
        Щупальце дернуло его вниз, перевернуло вверх тормашками и опустило на землю.
        - Стреляют, - объяснила Нэрренират. - Если будешь сидеть на мне, в тебя попадут. Меч достань!
        Лаймо кивнул и потянулся за мечом. Кожа все еще горела, но теперь в пределах выносимого.
        Один из покалеченных магов вдруг пошевелился, приподнялся и сделал движение рукой, словно швырнул в них что-то невидимое.
        Подхватив Лаймо, богиня отскочила с траектории незримого снаряда и через секунду ударом когтистой лапы размозжила магу череп. Потом проделала то же самое с его неподвижными коллегами.
        Площадь озарил холодный красноватый свет. Оглянувшись, Лаймо увидел, что ближайшее кубическое здание охвачено пламенем.
        - Магический огонь! Этот… хотел испепелить нас, а заместо этого поджег… дворец, - процедила Нэрренират. - Где Роми и Шертон? Показывай!
        - Сюда! - Припоминая, как он блуждал днем, Лаймо свернул в боковой переулок дворцового ансамбля.
        Богиня втиснулась в узкий проход следом за ним. Вооруженные люди, с которыми они столкнулись за углом, развернулись и побежали в обратную сторону.
        - Роми держат в том доме, - показал Лаймо. - Видите? Второй этаж с галереей, четвертое окно справа. Пристрой каменный, и крыша там из каменных плит - должна выдержать ваш вес. Сначала надо выпустить Арса, пока огонь сюда не добрался! Он здесь, рядом… Еще поворот.
        - Арс! - крикнул Лаймо, наклонившись к окошку подвала.
        - Лаймо?
        - Великая, решетка под заклятьем, осторожно…
        Нэрренират выбила заклятую решетку одним ударом. Тонкий ноющий звук оборвался, едва возникнув. Скользнув внутрь, щупальце выволокло на улицу Шертона.
        - Берегитесь огня, - предупредила богиня. - Встретимся на площади, я пошла за Роми.
        Снаружи колотили в дверь, что-то кричали про чудовище в городе. Раквур не обращал на это внимания. Его уже два раза отсюда выдергивали. Сначала прибежала девчонка-рабыня и сказала, что на куполе храма сидит двухголовый зильд - не иначе, нежить, а маги втроем никак не могут его оттуда согнать; потом недавно взятый парнишка-пират, не глядя в глаза, сообщил о большой драке с поножовщиной в кабаке Самвура. Ложь. После взбучки оба вестника сознались, что действовали по наущению госпожи Лиаллы, которая не хочет, чтобы князь возлег со своей новой наложницей.
        Перед тем как отправиться к беловолосой девчонке, Раквур запер Лиаллу в ее опочивальне, и все равно она чинила каверзы. Князь был взбешен. Для достижения своих целей он нередко прибегал ко лжи, однако не любил, когда врут ему, а сегодня его дважды обманули! Рабыню он приказал запороть насмерть, парню велел отрезать язык, а после заковать обманщика в цепи и посадить на весла вместе с рабами.
        Девчонка смотрела на него, презрительно прищурившись.
        - Я тебе сказал: или ты будешь со мной шелковая, или я тебя сначала силой возьму, а потом отдам своим парням, и они тебя всем скопом…
        - Ты не сделаешь ни того, ни другого, если ты не последнее дерьмо.
        Роми, утонченная идонийка, не привыкла так выражаться, но сейчас она разозлилась и готова была ругаться, как Нэрренират. Длительное общение с богиней тоже сыграло тут свою пагубную роль: проведя несколько месяцев рядом с Нэрренират, девять из десяти борцов за культуру речи позабудут о своих филологических идеалах! Змея в кармане зашевелилась, Роми прикрыла ее согнутой рукой.
        - Я - дерьмо?! - Князь шагнул вперед. - Я тебе покажу, шлюха, кто я такой!
        В дверь застучали громче.
        - Пожар! Дворец горит!
        Раквур скрипнул зубами. Значит, теперь еще и пожар?! С Лиаллой он тоже разберется. Камень гореть не может, и все равно эта дура надоумила других таких же дураков кричать о пожаре… А беловолосую девчонку с дерзкими темными глазами он ненавидел. Она гибкая, тонкая и красивая, однако возбуждало его не это. Надо овладеть ею, чтобы сломать и раздавить ее! То же самое Раквур проделывал и с пиратами, которые отказывались ему подчиняться, а после собственноручно убивал их (чтобы не получить невзначай нож в спину или арбалетный болт в голову), поэтому мало кто из парней осмеливался ему перечить.
        - Горим же! - с тоской крикнули из коридора.
        Усмехнувшись, Раквур двинулся к девчонке. Роми на шаг отступила, рванула завязки, вытащила из кармана зебилайю и швырнула ему в лицо. Князь отшатнулся. Его взгляд упал на змею, шлепнувшуюся на ковер возле ног… Роми выхватила стилет и ударила снизу вверх. В сердце. Арс заставлял их с Лаймо подолгу отрабатывать удары на поражение, и на тренировках она проводила приемы четко, без ошибок. А сейчас не смогла. Выстрелить в человека проще: жмешь на спуск, и все. Будь у нее в руках самострел, Роми убила бы князя.
        Неосознанно, не желая того, она придержала удар, а Раквур успел отклониться. Стилет вонзился ему под ребра ниже сердца, к тому же неглубоко. Взревев от ярости и боли, он ударил ее ногой в живот.
        - Подлая сука! Подлая тварь! Я тебя за это…
        За годы своей пиратской карьеры Раквур неоднократно лгал, интриговал, обводил вокруг пальца своих временных союзников, мошенничал при дележе добычи, вероломно нарушал обещания - но сейчас он был до глубины души возмущен подлостью Роми, которая бросила ему в лицо ядовитую змею и вдобавок попыталась его убить! Растоптать ее за это, раздавить…
        Перекатившись, Роми заслонила голову локтем. От пинка локоть онемел, рука бессильно упала. Плечо пронзила боль - это Раквур ударил ее все тем же стилетом. Еще два раза - в спину и в бок, под ребра. Раны были рассчитанно несмертельные: Раквур не хотел, чтоб она умерла сразу.
        Обитая ковром дверь гудела, как барабан.
        - Милый, выходи, сгоришь! - донесся из коридора истерический вопль - как будто голос Лиаллы. - Огонь уже рядом!
        - Еще одна паршивая сука, - процедил Раквур, повернувшись к двери.
        Он примерно накажет тех, кто нарушил его волю и выпустил Лиаллу из опочивальни. Все должны ему повиноваться.
        Вырвав из-под ребер стилет, Роми приподнялась, оперлась ладонью о скользкий от крови ковер и с размаху всадила узкий клинок Раквуру в бедро. Сейчас ей хотелось только одного: победить перед смертью, все остальное потеряло значение.
        Раквур взвыл и пнул ее в грудь. У Роми потемнело в глазах, но сознание она не потеряла. Раздался хруст. Князь, уже занесший ногу для нового удара, повернулся к окну. Роми тоже подняла голову. Она все еще была готова драться, используя любой шанс, чтобы нанести врагу ущерб.
        Окна с деревянной решеткой больше не было. На его месте торчала из стены оскаленная черная морда с лиловыми глазами.
        - Нэрренират! - слабым голосом крикнула Роми.
        Она и не думала, что когда-нибудь до такой степени обрадуется появлению богини!
        Морда подалась назад, в просвет между ней и развороченной рамой скользнуло щупальце, в следующее мгновение захлестнувшееся вокруг горла Раквура. Пират захрипел и задергался.
        - Роми, кто этот тип? Он тебя обидел?
        - Да! Это Раквур, князь Чадны!
        - Значит, ты лучше меня, смертный?! - зарычала Нэрренират. - Ты видел мой Знак на руке у Роми? Видел? Ты возомнил, что лучше меня?!
        При каждом вопросе она жестоко встряхивала свою жертву. Побагровевший Раквур вцепился в щупальце и пытался разжать хватку, но ничего не мог сделать: его пальцы беспомощно скользили по каменно-твердой черной плоти.
        - Проклятая ведьма… - с трудом выдавил он.
        Вспомнил он в тот момент о своей чародейке, уверившей его, что Знак на руке у девчонки не имеет никакого отношения к богам и «не сулит беды». Однако Нэрренират об этом не знала и приняла сказанное на свой счет.
        - Ты еще будешь богохульствовать?!
        Морда исчезла, в окне мелькнули ноги Раквура. Остался пустой темный квадрат, подсвеченный красноватыми сполохами. Снаружи раздался долгий, полный муки крик.
        В течение всего этого времени Роми пыталась встать, но у нее почему-то не получалось. Ну да, ей больно и кружится голова, однако это еще не причина, чтобы то и дело падать… И откуда столько крови на полу? Стиснув зубы, она уже в который раз попробовала рывком приподняться - и снова растянулась на мокром алом ковре. Вот теперь ей стало страшно.
        В окно просунулась морда богини.
        - Ты что там делаешь? Иди сюда, я тебя вытащу. Вся эта куча дерьма горит, надо отсюда сваливать.
        - Арс… - испугалась Роми.
        - Я его освободила. Иди сюда!
        - Не могу! Я ранена, не могу встать…
        От окна протянулось щупальце - и остановилось в нескольких футах от Роми.
        - Я до тебя не дотянусь! Подвинься ближе!
        - Не могу… - сделав еще одну жалкую попытку, прошептала Роми.
        - Роми, дворец горит. Это магическое пламя, оно пожирает все подряд. Проползи вперед, совсем немножко - и я тебя вытащу. У нас мало времени.
        Роми хотела кивнуть, но вместо этого уронила голову на пропитанный кровью ковер. Болели раны и ушибы. Раквура больше нет, теперь можно закрыть глаза, отдохнуть…
        - Роми, очнись! - прорычала богиня. - У меня нет времени тебя уговаривать! Я под наркотиком, золотая пыльца отравила мой мозг, а управлять своим телом в этом мире я могу только с помощью мозга. Сейчас мне удалось взять контроль, но долго я не продержусь, это чертовски трудно. Когда наркота снова начнет на меня действовать, я про тебя забуду, и ты здесь заживо сгоришь. Давай, шевелись!
        - Не могу…
        - Подумай об Арсе. Если ты погибнешь, он тоже умрет, я-то его знаю. Ты не хочешь, чтоб он умер?
        - Н-нет…
        - Тогда ползи вперед!
        Впиваясь пальцами в замызганный ворс ковра, сжимая зубы, чтобы вытерпеть раздирающую тело боль, Роми продвинулась на несколько пядей. Головокружение усилилось. Оранжево-шоколадно-красные стены поплыли по кругу.
        - Протяни руку! - рявкнула Нэрренират.
        Роми вытянула вперед неестественно тяжелую правую руку. Захлестнувшись вокруг запястья, щупальце рвануло ее к окну. Плечо пронзила страшная боль.
        Другие щупальца подхватили ее и вытащили наружу, но Роми уже ничего не чувствовала. Наконец-то она смогла закрыть глаза. - Где она? - хрипло спросил Шертон.
        Бесцеремонно извлеченный богиней из подвала, он выглядел помятым, но, как всегда, собранным. Разве что глаза устало прищурены, на щеках и на подбородке проступила щетина, собранные в хвост волосы свалялись.
        - Там, - показал Лаймо. - Вон в том здании!
        В свете холодного зарева двухэтажный дом с двумя пристроями по бокам театрально вырисовывался на темном ватном фоне. На крышу левого пристроя запрыгнуло нечто большое, на таком расстоянии бесформенное - сгусток мрака и жути. Люди, находившиеся поблизости, в ужасе закричали.
        - Пошли, - позвал Шертон.
        Он все еще чувствовал себя разбитым, спину ломило, мышцы ныли. Заклятье, с помощью которого его захватили, оказалось каверзным. Долговременным.
        Из-за угла выскочило четверо пиратов с мечами.
        - Поджигатели! - увидав Лаймо, крикнул один из них.
        Невооруженный Шертон смел их с дороги. Лаймо даже не успел отследить, как у него в руках оказалось два меча, изъятых у противников. На бегу он подумал, что Арс, наверно, самый сильный человек среди тех, кого он знает, но об этом нетрудно забыть, потому что Арс не показывает свою силу без необходимости. Рядом с ним легко дышится, его превосходства не замечаешь - до тех пор, пока не дойдет до дела.
        Они выбежали на площадь. Не было ни едкого дыма, ни копоти. Ровно гудящий магический огонь пожирал тесно сдвинутые постройки жадно и быстро. Камень таял, не обугливаясь. На потных, испуганных лицах столпившихся людей плясали красноватые блики. Несколько мужчин и женщин, знакомых с магией, торопливо чертили на булыжнике защитные линии, рисовали иероглифы, вразнобой бормоча заклинания.
        - Бирвот где? - озираясь, спросил Арс.
        - В лагере. Он еще не поправился.
        - Так это вы с Нэрренират устроили пожар?
        - Не мы! - Лаймо замотал головой. - Здешние маги сами подожгли, когда нас увидели. Случайно. А подумали на нас…
        Пламя уже подобралось к дому с двумя пристроями, правый вспыхнул и начал оплывать, как размягченный воск. Шертон всматривался, щурясь до рези глазах. Почему Нэрренират замешкалась - не может найти Роми? Кто-то бросился на него с обвиняющими воплями. Он отшвырнул атакующего и рванулся вперед - вытащить оттуда Роми, во что бы то ни стало, - но тут сгусток мрака отделился от здания. На спине у богини, длинным плавным прыжком перемахнувшей через какое-то невидимое отсюда препятствие, лежал груз, который она придерживала всеми четырьмя щупальцами.
        Позади звенели мечи - Лаймо отбивался от двух насевших на него пиратов. Причем отбивался вполне успешно. Шертон небрежной подсечкой сбил с ног одного из нападавших, встрепанного коренастого парня.
        Нэрренират выскочила на площадь, и люди бросились врассыпную. В том числе второй противник Лаймо. Первый оглянулся через плечо, охнул и припустил следом за товарищем, не вставая с четверенек.
        - Шертон, вот она, - позвала богиня. - Держи!
        Роми, поддерживаемая щупальцами, сползла на землю. Ее одежда была в крови, голова бессильно моталась. На боку у Нэрренират остался кровавый след.
        Шертон подхватил девушку и оглянулся на Лаймо:
        - Подстели что-нибудь, живо!
        Лаймо сорвал с себя куртку, торопливо расстелил на булыжнике.
        - Теперь снимай рубашку и рви на полосы, - велел Арс.
        Сам он, положив мечи рядом, склонился над Роми. Три колотые раны - не сразу удалось найти их, одежда насквозь пропитана кровью. Правое плечо вывихнуто. Кровоподтеки. Того, кто это сделал, он найдет потом, сейчас надо перевязать раны.
        - Я разорвала мерзавца на куски, - словно прочитав его мысли, сообщила Нэрренират. - Он обидел Роми, да еще богохульствовал в мой адрес!
        Она стояла на лапах нетвердо, пошатываясь, ее тень на залитом зловещим красным светом булыжнике колыхалась из стороны в сторону.
        - Отойди, - сквозь зубы попросил Шертон. - Если ты на нас свалишься, с нами будет кончено.
        - Смертный, я всесильна! - огрызнулась богиня. - Я не свалюсь на тебя даже под наркотой… - Ее затуманенный взгляд скользнул по опустевшей площади, по приплюснутым каменным зданиям на той стороне открытого пространства и остановился на зильде, который глазел на пожар, примостившись на краю крыши. - А-а… Зильд тоже думает, что он лучше меня?
        Зильд вовремя заметил опасность и сиганул в темноту, Нэрренират вприпрыжку умчалась за ним.
        Взяв у Лаймо бинты, Шертон начал перевязывать раны. Роми приоткрыла глаза, попыталась что-то сказать. Ободряюще кивнув ей, он продолжил свою работу. Девушка почти не стонала. Надо еще найти способ до рассвета покинуть Чадну. Здесь оставаться нельзя - их убьют как «поджигателей».
        - Арс, я тебя люблю, - прошептала Роми.
        - Я тебя тоже. Держись, все будет в порядке.
        Закончив с ранами, он вправил вывихнутый сустав, перетянул плечо тугой повязкой. Остальное сделает Бирвот.
        Из переулка выскочила Нэрренират, кровожадно скаля клыки:
        - Богопротивный зильд от меня улизнул! Залез в чужое окно, я там шарила-шарила, нашла… стул и две подушки, а вредной твари нигде нету! В другой раз поймаю зильда!
        - В другой раз поймаешь, - вздохнул Шертон (не любил он в чем-то убеждать пьяных или наркоманов под дозой - трудоемкое и неблагодарное занятие). - Сейчас идем в лагерь, у тебя скоро начнется ломка. Лаймо, возьми Роми.
        Лаймо, обнаженный до пояса, мускулистый (не то что год назад!), осторожно поднял девушку. Шертон подобрал мечи.
        - Я сама понесу Роми, отдай! - Богиня протянула щупальца. - Я не уроню!
        - Нет. Ты не очень-то себя контролируешь, а Роми в тяжелом состоянии. Мы с тобой будем охранять ее. Надо раздобыть повозку и гувлов.
        Глава 13
        Шертон не спал уже вторые сутки. Ему стоило бы хоть немного отдохнуть, восстановить силы, но он боялся, что Роми умрет, пока он будет спать. Угрюмый, небритый, с темным осунувшимся лицом и запавшими глазами, он сидел возле нее, время от времени меняя у нее на лбу мокрую тряпку. Порой ему казалось, что это он, одним лишь усилием воли, удерживает ее в израненном, охваченном лихорадкой теле в мире живых. Может, так оно и было.
        Бирвот, измотанный и истощенный, тоже лежал в полубеспамятстве. Он сделал для Роми все, что мог. Остановил кровотечение и отдал ей часть своей жизненной энергии, хотя все еще не оправился до конца после драки с чаднийскими магами.
        К полудню у Роми воспалились раны, поднялась температура. Бирвот не мог помочь - на ближайшее время его силы были исчерпаны.
        До лагеря они добрались под утро. Пока нашли (отобрали у горожан) повозку с гувлами и перину, которую постелили внутри, чтобы Роми не чувствовала тряски, пока блуждали по равнине, отыскивая при свете захваченных в Чадне масляных фонарей проход в скалах, пока двигались по лабиринту ущелий… Маг приступил к лечению слишком поздно, чтобы справиться с заражением крови.
        После того как началась лихорадка, Роми не приходила в сознание. Иногда ненадолго приоткрывала глаза, но ничего не говорила. Ее губы потрескались, лицо было опухшим и горячим.
        Подошел Лаймо. Под глазами синяки, левая кисть обмотана заскорузлым от крови бинтом - резаная рана. Он прихрамывал, припадая на правую ногу. Последствие удара жердью под коленную чашечку.
        - Арс, Паселей приготовил поесть. Идите, я посижу с ней.
        - Нет, - сухо и жестко бросил Шертон.
        Молча постояв рядом, Лаймо ушел. Шертон подумал, что зря ответил ему так резко - в Чадне Лаймо держался молодцом. Куда делась его обычная нерешительность, когда они вдвоем (Нэрренират опять погналась за зильдами) отбивались от оравы ошалевших от злобы и паники пиратов! Или, может, не пиратов, а мирных горожан, жаждущих учинить расправу над якобы виновниками постигшего город бедствия. Шертону было безразлично, кто перед ним. Он всего-то и хотел проехать мимо Чадны, никому не мешая и никого не трогая, а его не пропустили, чуть не убили Роми… Пусть пеняют на себя.
        Без надежного напарника Шертону вряд ли удалось бы вывезти Роми из города. Сам он тоже получил в той схватке несколько поверхностных ранений, но ему не привыкать, а вот Лаймо удивил его: морщась, наскоро обмотал порезанную руку тряпкой и снова бросился в бой. Потом вернувшаяся Нэрренират разогнала толпу, расшвыряла тех, кто недостаточно быстро убегал, и они двинулись дальше.
        Над тупиковым ущельем нависло влажное складчатое небо. Тишину тревожило лишь фырканье гувлов, выщипывающих меж камней остатки травы, да изредка - протяжный утробный вой, доносящийся из-за скал. Богиня находилась где-то поблизости. Действие золотой пыльцы закончилось, началась ломка. Ее рвало, судороги скручивали ее громадное чешуйчатое тело, длинный хвост конвульсивно извивался от боли. После первого приступа Нэрренират ушла из лагеря. Наверно, не хотела, чтобы смертные видели ее в таком состоянии.
        Шертон осторожно снял со лба Роми высохший теплый компресс, намочил в миске с водой, отжал и вернул на место. Заражение крови само не пройдет - значит, они все-таки расстанутся. Они оба - теряющие память, и потому не узнают друг друга, даже если когда-нибудь в будущем встретятся снова. Все существо Шертона бунтовало против такого финала. Он нашел по-настоящему близкого человека (возможно, впервые за много жизней, кто знает) - и должен его потерять? Вместе со своей человеческой памятью, которая роковым образом исчезает после каждой смерти?
        Связующее Сердце. У Бирвота есть Связующее Сердце и книга древних заклинаний! Жестокие законы мироздания тоже можно иногда обмануть… как и любые законы.
        Он поднялся, не выпуская из виду Роми (она до сих пор здесь, потому что он не дает ей уйти), отошел, пятясь, к маленькой полотняной палатке мага. Бирвот уже очнулся, пил какую-то гнусную на вид жидкость прямо из флакона.
        - Я пока ничего не могу, - запротестовал он угасающим голосом, когда Шертон откинул полог. - Даже кошку не исцелю…
        - Дайте мне Связующее Сердце и книгу заклинаний.
        - Вы хотите использовать его для себя и Роми? Не стоит… Возможны разные последствия…
        - Я беру на себя ответственность за все последствия. Где оно?
        Помявшись, маг ответил:
        - В мешке. И книга там. С книгой поосторожней, страницы ветхие…
        Он сейчас был слишком слаб, чтобы выдержать спор с Шертоном.
        Комок твердого стеклянистого вещества, бурого, с кровавыми прожилками, формой напоминающий человеческое сердце, был завернут в лоскут вытертого бархата. Книга лежала в кожаном футляре с медными уголками и застежками. Взяв то и другое, Шертон вышел.
        - Погодите! - крикнул вслед Бирвот сорванным фальцетом. - Скажите нам перед тем, как начнете, а то мы тоже попадем под действие заклятья!
        - Скажу.
        Шертон поспешно вернулся к Роми. Она была жива, мокрая тряпка съехала набок. Поправив компресс, Шертон вытащил книгу.
        Он немного знал древний язык, на котором было составлено заклинание. Знал и о том, что просто прочитать слова вслух недостаточно: чтобы добиться эффекта, одновременно с чтением нужно создавать мысленные образы, отвечающие тексту, и совершать ментальные усилия-действия. Хоть Шертон и не был магом, он умел все это делать.
        Вечерело. Он предупредил остальных, что сейчас начнет. Лаймо вывел из ущелья стреноженных гувлов, Бирвот и Паселей тоже отошли на безопасное расстояние. Отхлебнув из фляги воды - в горле пересохло, до сих пор он не обращал на это внимания, - Шертон хриплым речитативом произнес первую фразу.
        Воздух над ущельем потемнел и затуманился, а багровые прожилки, пронизывающие Связующее Сердце, которое лежало на земле между Шертоном и Роми, замерцали. После второй фразы Сердце налилось алым светом.
        Лаймо устроился у самого входа в ущелье, ему хотелось посмотреть, что будет дальше. Тут росла густая влажная трава, а позади, у подножия скалы, оплетенной лианами, стеной вставал колючий кустарник. Нарвав побольше травы, Лаймо положил сверху прихваченную в лагере подушку и очень осторожно уселся. Вчерашняя скачка верхом на Нэрренират вышла ему боком: синяки и кровоточащие ссадины на ягодицах, даже ходить больно, не то что сидеть. А подолгу находиться на ногах Лаймо не мог из-за распухшего колена. Просить помощи у Бирвота он не стал: маг и без того израсходовал слишком много сил, пытаясь исцелить Роми. Лаймо сознавал, что его травмы неопасны и с раной ему повезло - чистая, не то что у Роми, со временем все заживет.
        Стояла ватная вечерняя тишина, даже Нэрренират перестала выть (Лаймо надеялся, что страдающая богиня не ушла далеко и завтра не придется искать ее по всем окрестным ущельям, - если опять беготня, он лучше заранее застрелится!). В этой тишине низко и внятно звучал голос Арса, произносящий непонятные слова.
        Ущелье затопило алое сияние. Оно исходило из одного источника - что-то небольшое и яркое, но не слепящее, черный силуэт Арса заслонял эту штуку, не давая рассмотреть, что там. Внезапно свет хлынул наружу, он был теплый, приятно согревающий. Лаймо взглянул на свою кисть - кожа казалась красноватой. И боль утихла.
        - Лаймо! Лаймо, отойди!
        Бирвот звал его, но Лаймо не подчинился. Он хотел отдохнуть от боли, а если выйти из заполненного сиянием пространства, поврежденные места снова начнут ныть. Еще одно мгновение…
        Арс замолчал, алый свет схлынул, исчез. Боль возвращалась - понемногу, как медленно прибывающая вода. Шаркая, к Лаймо подошел Бирвот:
        - Ты тоже попал под заклятье! Это очень древнее заклятье, его никто с тебя не снимет.
        - И что теперь? - Лаймо наконец-то сообразил, что произошло, и испугался.
        - Да ничего страшного, - устало глядя на него сверху вниз, вздохнул маг. - Ты ведь связан с ними узами дружбы? Значит, если вы когда-нибудь в новом существовании встретитесь, вы сразу почувствуете взаимное дружеское расположение. Это не так плохо.
        - Не так плохо! - с облегчением согласился Лаймо.
        - Вот если бы ты был влюблен в Роми, это вызвало бы сложности…
        - Я не влюблен. Роми теперь поправится, и у них все будет в порядке?
        - Нет. - Бирвот покачал головой. - Связующее Сердце никого не может исцелить - оно лишь устанавливает неразрывную связь между существами, отныне и навсегда. Завтра утром я попробую очистить ее кровь… если она доживет до утра. - Перед тем как прошептать это, маг покосился через плечо на неподвижную фигуру Шертона. - Попробую, но ничего не обещаю.
        Роми дожила до утра. Разложив вокруг нее свои амулеты, Бирвот приступил к магическим манипуляциям, а Лаймо взял кожаный бурдюк и потащился к ручью за водой. Больше некому. Арс опять провел бессонную ночь, Паселей робко уговаривал его хоть немного поесть, и Лаймо решил, что самое лучшее - не мешать им.
        Когда он возвращался, кустарник возле входа в ущелье зашевелился и затрещал. Лаймо шарахнулся в сторону, только и успев подумать, что боец из него нынче никакой, он же еле ноги волочит… Но из зарослей вместо чаднийских пиратов вылезла Нэрренират.
        - Привет, Лаймо! Все наши живы?
        - Все, великая. - Он с трудом нагнулся и подобрал шлепнувшийся на камни бурдюк. - Как вы себя чувствуете?
        - Отвратно. Хорошо хоть судороги прекратились и блевать больше не хочется. Лаймо, никогда не пробуй наркотики! Такая гадость…
        - Я и не собираюсь, великая, - искренне заверил богиню Лаймо.
        - Ты ранен?
        - Ну да, позавчера вечером. Когда мы освобождали Арса и Роми, помните?
        - Хм… Никогда бы не подумала, что наркота может так замутить мою память… Где Роми?
        - У нее заражение крови, Бирвот ее лечит.
        Нэрренират направилась к людям. Лаймо захромал следом, и вдруг его пронзила паническая догадка. Он до того струхнул, что забыл о боли, мигом обогнал богиню и заступил ей дорогу:
        - Подождите, великая, только один вопрос! Где вы были вчера вечером?
        - А я знаю? Помню, как мы из… Чадны выбирались, а что было вчера - сплошной туман… Меня ломало, как последнего смертного!
        - Великая, пожалуйста, постарайтесь вспомнить, где вы были вечером! В кустах, где сегодня утром, или где-то в другом месте?
        - Понятия не имею. Какое тебе дело?
        - Ну, просто интересно, - промямлил Лаймо. - Если там в скале какая-нибудь сквозная пещера, к нам ведь могут незаметно подобраться…
        - Ага, там есть сквозная пещера, в ней-то я и очнулась сегодня утром. Пусть подбираются, не возражаю - бегать за жратвой не придется.
        Оттащив бурдюк в лагерь, Лаймо вернулся к зарослям кустарника. Вход в пещеру до поры до времени прикрывала густая завеса ползучих растений с шершавой, как зеленый наждак, листвой и влажными оранжевыми колокольчиками. Сейчас эта завеса была разодрана, за ней зияла темная полость в теле скалы. Лаймо осторожно ступал по россыпи камней, придерживаясь за стенку. Поворот, и вдали забрезжил серый дневной свет. Видимо, противоположный выход находится в одном из соседних ущелий. Нэрренират не помнит, когда она заползла сюда и где провела ночь… На обратном пути Лаймо разминулся с богиней, но не стал приставать к ней с расспросами, он был в смятении.
        Бирвот, с мокрым посеревшим лицом, сидел на земле перед своей палаткой и жадно пил воду из глиняной кружки.
        - Она проживет не больше трех дней, - сипло прошептал он в ответ на вопросительный взгляд Лаймо. - Я применил самое сильное колдовство, это предел… Иначе она умерла бы сегодня. Почему ты так смотришь?
        Оглянувшись на Арса, который изваянием застыл около Роми, Лаймо озабоченно сообщил:
        - Кажется, у нас с богиней неприятности. Новые… Я ведь вчера попал под заклятье Связующего Сердца, да? Ну вот, а сейчас, когда я возвращался с водой, великая вылезла из пещеры рядом с тем местом, где я вчера сидел. Она не помнит, где была вечером.
        - Ох… Я всегда говорил, что лучше не использовать эти древние заклятья, - утерев ладонью мокрое лицо, пробурчал маг. - Их создали не люди - другие существа, которые жили до людей.
        - А может, на нее не подействовало, раз она была одурманена золотой пыльцой? - со слабой надеждой предположил Лаймо.
        - Наоборот, - кисло возразил маг. - Еще как подействовало!
        - Тогда лучше ничего ей не рассказывать! Великая прогневается, если узнает, что на нее наложили заклятье. У нас в Панадаре бывали случаи, когда кому-нибудь из магов удавалось заклясть бога, так это всегда кончалось плохо. Я слыхал, Цохарр взбесился из-за того, что один идонийский маг навел на него чары. Говорят, тот маг хотел узнать у него секрет вечной молодости, но Цохарр прогневался и начал мстить всем людям подряд. В общем, это чревато… А может, она вечером где-то в другом месте была?
        - Может быть. Ты прав, Лаймодий, не стоит докучать богине разговорами на эту тему. Сделаем вид, что ничего не случилось.
        Нэрренират вернулась в лагерь через два часа. Подойдя к Шертону и Роми, поглядела на девушку, попытавшуюся улыбнуться (после утреннего колдовства Бирвота она очнулась), и негромко сказала:
        - Шертон, надо двигаться к вратам. Так быстро, как только сможем, это единственный шанс спасти ее.
        - Давай отойдем, - хрипло предложил Шертон.
        Ни на секунду не выпуская Роми из виду, он поднялся и отступил в сторону. Повернувшись к богине, шепотом объяснил:
        - Переход в междумирье скорее убьет ее, чем спасет. Помнишь, какая там была болтанка?
        - Я исцелю ее, как только мы вырвемся из Облачного мира. И вас всех тоже.
        - Она может не выдержать. - Он с трудом выталкивал из горла затвердевшие, ненавистные слова. - Не дождаться…
        - У тебя есть уловитель?
        - Зачем?
        - Чтобы забрать Роми с собой, даже если ее тело умрет. Ты слыхал о том, что боги не воскрешают мертвых?
        Он кивнул.
        - Это общепринятое правило. Вроде ваших человеческих законов. Если кто-нибудь из нас его нарушит и об этом узнают остальные, они будут очень недовольны. Возможны всякие штрафные санкции… Но я могу и наплевать на это правило.
        - Значит, каждый из вас способен воскрешать умерших?
        - Не каждый! - Она пренебрежительно фыркнула. - Только те, кто не разучился создавать полноценные жизнеспособные тела. Например, я. Ты ведь не станешь трепаться, если я это сделаю? Твоих друзей мы посвящать не будем, они вообще ничего не заметят. Нужен уловитель - для гарантии, что Роми-существо не потеряется.
        - У Бирвота есть, среди его магических принадлежностей. Ты уверена, что пребывание в Облачном мире никак на тебя не повлияло? Вдруг ты здесь что-то утратила и не сможешь помочь Роми?
        - Я ничего не утратила, все мое при мне. Миры-ловушки временно блокируют наши способности, но не могут их уничтожить, если не повреждена память. Уж это-то я знаю наверняка.
        - Откуда знаешь?
        - А ты думаешь, я не принимала участия в создании этой гадости? - Нэрренират вздохнула. - Ну, тогда ты слишком хорошо обо мне думаешь!
        Шертон так и не понял, что она хотела этим сказать. Да его это сейчас и не занимало. Главным было то, что Роми все-таки можно спасти.
        Он видел, как богиня подошла к палатке Бирвота и просунула голову внутрь. Нелепое зрелище: чешуйчатое звериное тело внушительных размеров - а голова исчезает в латаной-перелатаной старенькой палатке. Шертон опять присел около задремавшей Роми, сменил компресс. Не смог он ее уберечь… И неважно, что Раквур расплатился за содеянное: месть приносит мимолетное удовлетворение, но ничего не исправляет.
        - Вот, нашли.
        Нэрренират вернулась, на конце ее щупальца болтался предмет, похожий на серебряного паука с крестовидным туловищем и множеством тонких, как волосы, лапок, охватывающих овальный обруч.
        - Роми, - склонившись над девушкой, тихо позвал Шертон.
        Она приоткрыла глаза.
        - Мы сейчас наденем на тебя уловитель. Не пугайся. Это нужно для того, чтобы мы… в любом случае смогли забрать тебя отсюда. Если ты больше не сможешь поддерживать жизнь в этом теле, - он сделал усилие, преодолевая горловой спазм, - пожалуйста, войди в уловитель и немного подожди. Все будет в порядке.
        - Ладно… - прошептала Роми.
        Надев на ее лицо сквозистую серебряную маску, Шертон выпрямился и объявил:
        - Сворачиваем лагерь! Идем к вратам!
        Это решение всех обрадовало. Неопределенность истомила и Бирвота, и Лаймо, и Паселея. Скоро из тупикового ущелья выехала подвода с накрытой тентом машиной, ее тащила Нэрренират. Следом двигалась повозка, запряженная четверкой гувлов. На козлах сидел Паселей, внутри, на перине, лежала Роми в серебряной маске. Рядом с ней на животе устроился Лаймо. Сидеть в седле он не мог, поэтому ему поручили дежурить около Роми. Шертон и маг ехали верхом.
        Когда добрались до равнины, Бирвот спешился, передал поводья Шертону, а сам примостился на краю подводы, вытащил заранее приготовленную тряпку и завязал себе глаза. Несмотря на гибель чаднийских магов, охраняющие город волшебные шары продолжали действовать.
        Чадна никуда не делась. Неприветливый городок, построенный из бурых, черных и пестро-серых каменных кубиков, все так же лежал посреди открытого пространства. Над плоскими крышами вздымался, приковывая взгляд, блестящий купол храма. Правда, кое-что изменилось: исчезли два шпиля в центре.
        Пришпорив гувла, Шертон поравнялся с Нэрренират, предупредил:
        - Будь готова, нас могут атаковать.
        - Вряд ли. Они же видят, что я здесь. Их заклинателям удалось локализовать пожар, но от княжеской резиденции ни… не осталось. На ее месте ямина пятнадцатифутовой глубины, там сама земля горела.
        - Откуда тебе известно?
        - Я сегодня ходила туда поесть, заодно посмотрела.
        Никто не атаковал их, город словно вымер. Застывшие на постаментах гигантские белые шары при долгом рассматривании порождали тягостное, тревожное чувство. У Шертона опять разболелась спина, заломило в висках. Эти ощущения постепенно ослабли, когда Чадна осталась позади.
        Дорога свернула под сень деревьев. Деревьев… Оранжевые и светло-коричневые арки, оплетенные лианами, покрытые корявыми наростами, пучками длинных желтоватых листьев и гроздьями черных ягод. Вокруг колыхалась трава по пояс взрослому человеку, из ее гущи доносились шорохи, стрекотание, писк. Над древесными арками порхало множество пестрых птиц. Один раз мелькнул вдалеке ушастый зильд, и Шертон, первым его заметивший, поспешно заговорил с Нэрренират о позапрошлогоднем правительственном кризисе в Панадаре. Наверное, обитала здесь и нежить, но при свете дня на глаза не показывалась.
        Шертона окликнул Бирвот. Пропустив подводы, они вдвоем отстали.
        - Послезавтра будем на месте. Я должен кое о чем предупредить вас… Возможно, под ваше заклятье попал не только Лаймодий, но и богиня. Это означает, что ее отношение к вам и к Роми навсегда зафиксировано в нынешнем виде! Надеюсь, вы с ней не враги?
        - Вроде бы нет. На текущий момент мы с ней конкуренты. Вот же нелегкая… - Ему захотелось выругаться, даже ломота в висках от досады усилилась. - Я ее не видел, как она там оказалась?
        - Возможно, ее там и не было. Но утром она вылезла из пещеры около того места, где сидел Лаймо. Теперь никак не узнать, да или нет… Ох, я всегда был против того, чтобы с древними заклинаниями работали дилетанты!
        - Это мой выбор, я уже сказал. Раз мы с каждым новым рождением утрачиваем память о прошлом, нужен какой-то обходной путь, чтобы не потерять друг друга.
        - Боюсь, вы сами себе создали будущие неприятности. Подумайте, что произойдет, если в новых жизнях вы с Роми будете принадлежать к враждующим группам или к разным сословиям? Или встретитесь, уже имея других супругов, или окажетесь близкими родственниками? И вас все равно непреодолимо потянет друг к другу, несмотря на законы, на мораль, на общественные предрассудки! Вот что делает с людьми заклятье Связующего Сердца!
        - Зато мы узнаем друг друга. И, может быть, даже что-нибудь вспомним. Законы и мораль, которые разъединяют близких людей, гроша ломаного не стоят.
        - Я вас предупредил. Кстати, куда вы дели Связующее Сердце? - сменил тему маг.
        - Оно исчезло. Растаяло.
        - А… Так вот почему там написано, что его можно использовать лишь один раз.
        На другой день лес остался направо-от-зноя. Плотная красновато-желтая почва, россыпь камней, ложбины с водой на дне и неприятно пахнущими мясистыми кочанами. Бурлящие озера кипятка. Попадались и деревья-арки, но не такие, как в лесу: ни намека на листву, из рыхлой коры торчат сотни шипов с розоватыми кончиками.
        Под вечер Роми опять впала в беспамятство. Шертон всю ночь просидел возле нее, время от времени снимая уловитель, чтобы влить ей в рот немного целебного питья из фляги или смочить тряпку на лбу. Когда он в последний раз спал? Прошлой ночью, в течение двух с половиной часов. Ему снился странный калейдоскопический сон, состоявший из множества обрывочных эпизодов про него и Роми. В каждом из них Роми выглядела иначе, цвет ее волос, глаз и кожи постоянно менялся, но это была она, во всех ее обликах присутствовал некий единый, присущий ей стиль, и он каждый раз точно знал, что это она.
        Что это было: видения вероятного будущего, отчасти предопределенного заклятьем? Осколки прошлых жизней? Игра воображения?
        Нэрренират, прикорнувшая по другую сторону костра, глухо, с тоской зарычала во сне, открыла глаза. Подняла голову, озираясь. Вертикальные зрачки сверкнули отраженным пламенем.
        - Что с тобой? - окликнул ее Шертон.
        - Кошмар приснился. И хвост болит так, что впору его отгрызть… У меня до сих пор идет ломка.
        Вот как? Он-то решил, что в Чадне богиня не только поела, но и раздобыла новую порцию золотой пыльцы - поменьше предыдущей, однако достаточную, чтобы симптомы ломки сошли на нет. Есть такой способ постепенного отвыкания.
        - Ну и дурацкая у тебя мина! Думал, я еще приняла? Я не смертная, Шертон, даже в этом смертном теле. Лучше перетерпеть ломку, чем согласиться, что наркота сильнее меня.
        Сонно потрескивал огонь. На границе освещенного круга порхали, то и дело ускользая обратно во тьму, мохнатые бабочки величиной с кулак.
        - Разве богам снятся кошмары?
        - Иногда. Мне приснилось, что я человек, теряющий память. С посредственными магическими способностями, только и всего… Дерьмо.
        - Так ты боишься стать человеком? - глядя на нее сквозь дрожащий над костром воздух, вскинул бровь Шертон.
        - Я никогда не стану человеком.
        Богиня вновь свернулась в клубок и задремала. Ее длинный чешуйчатый хвост судорожно шевелился, порой она не то стонала, не то рычала, содрогаясь всем телом.
        Утром Роми так и не очнулась. Они поехали дальше, ориентируясь по карте, и вот на горизонте, на фоне тяжелой облачной массы, возникло скопление наклонно торчащих из земли черных колонн. Значительно левее того места, где Шертон и Бирвот рассчитывали их увидеть. Если бы взяли еще больше к зною, проскочили бы мимо, не заметив врата-выход.
        Машину установили в центре окруженной колоннами площадки. Шертон достал моток каната с алмазной нитью и привязал к наружным стыковочным скобам, наскоро соорудив что-то вроде страховочной сетки. Он часто прерывался, оглядываясь на Роми, лежавшую на подстилке чуть поодаль. Тем временем Лаймо перенес вещи в грузовой отсек, Паселей выпряг гувлов. Бирвот приготовил магический порошок, необходимый для перехода. Нэрренират сидела около Роми и наблюдала за работой Шертона.
        - Готово, - сообщил он. - Тебе придется изо всех сил держаться за канат и за скобы.
        - Я удержусь.
        - Тогда устраивайся. На всякий случай я тебя привяжу.
        Черный зверь, ужас Облачного мира, взгромоздился на многострадальную машину Департамента Налогов и Сборов, обхватив ее лапами и щупальцами. Лаймо поспешно отвернулся и закрыл лицо руками, сделав вид, что его одолел приступ кашля. Чуть не прыснул, спасибо Создателю, что пронесло… Смеяться над великой богиней - непростительное кощунство, особенно если ты рассчитываешь получить работу в ее транспортной монополии!
        Остальным было не до смеха. Опутав богиню веревками, Шертон затянул узлы. Проверил на прочность. Потом поднял Роми, перенес в кабину, осторожно опустил в кресло. Поправил на лице маску-уловитель, застегнул страховочные ремни. Ее теплая, почти горячая рука беспомощно свесилась, соскользнув с подлокотника.
        Другое кресло заняли Лаймо и Паселей. Третье оставили для мага. Шертон привязал себя к спинке кресла, в котором лежала Роми, как на корабле при сильной качке.
        Чаднийское заклятье опять напомнило о себе, у него разболелась спина, появилась ломота в висках. Шертон не обращал на это внимания. Облачный мир их всех потрепал, но больше всех досталось Роми… Что ж, они уходят отсюда хоть и с потерями, но непобежденные. Когда - если - Роми об этом узнает, ее это, наверно, обрадует.
        Бирвот ходил вокруг машины, посыпая красновато-желтую землю порошком и бормоча заклинания. Закружился хоровод черных смерчиков, постепенно вытянувшихся вровень с колоннами. Одежда мага раздувалась от ветра.
        Ворвавшаяся в кабину волна холодного воздуха взметнула короткие белые волосы Роми. Левой рукой ухватившись за спинку кресла, правой Шертон придерживал уловитель. Он не мог понять, жива Роми или нет - она больше не двигалась, глаза прикрыты. Возможно, она уже в уловителе, в этом крестовидном утолщении в центре выпуклой полусферы, тогда тем более важно уберечь от повреждений хрупкий с виду предмет.
        Маг забрался в кабину и захлопнул дверцу, защемив полу своего плаща. Он чуть-чуть не опоздал, машина уже начала подрагивать, а через мгновение приподнялась над землей. Корпус раскачивался. Снаружи, сквозь вой взбесившегося воздуха, доносился скрежет - Нэрренират цеплялась когтями за обшивку.
        Мелькнула внизу унылая равнина с бурлящими озерами и древесными арками, распахнулся черно-бело-серый туннель. Машину швыряло, как мяч. Облачный мир напоследок пытался вытрясти из беглецов души. Стиснув зубы, игнорируя усиливающуюся боль, Шертон удерживал на лице у Роми уловитель. Еще немножко… Скоро все кончится… Казалось ему - или сейчас их тащило и швыряло по туннелю гораздо дольше, чем в прошлый раз, целую вечность?
        Правую руку свело судорогой. Только этого не хватало. Надо представить, что рука из железа - держит уловитель и ничего не чувствует. Никакой боли…
        Взбаламученная черно-белая круговерть исчезла. Теперь за иллюминаторами простиралась золотая пустота междумирья. Вспыхнули кристаллы на приборной доске. Скрученный судорогой Шертон не мог ни выпрямиться, ни разжать руку и отпустить ажурную серебряную полусферу.
        - Уберите эту штуку! - пошевелившись в кресле, потребовала Роми.
        Она разговаривает?..
        На секунду Шертона охватило проникающее в тело тепло, а потом он со вздохом облегчения расправил плечи. Боль пропала без остатка, он чувствовал себя здоровым, бодрым и полным сил.
        Роми положила уловитель на приборную панель, расстегнула страховочные ремни, повернулась в кресле боком. Что-то, находящееся за спиной у Шертона, заставило ее замереть с широко раскрытыми глазами.
        Лаймо, Бирвот и Паселей тоже смотрели в ту сторону. С похожим выражением. Шертон мельком отметил, что Паселей как будто выглядит моложе… а у Лаймо повязка с правой кисти исчезла, и сама кисть цела, никакой резаной раны…
        - Шертон, ты скоро очухаешься? - спросил незнакомый мелодичный голос.
        Веревка, привязывающая его к спинке кресла, сама собой развязалась и соскользнула на пол. Шертон повернулся. И обнаружил, что в кабине их уже не пятеро, а шестеро.
        Глава 14
        Шестой была женщина, сидевшая возле внутренней переборки, разрисованной однообразными темно-коричневыми завитками (панадарские государственные службы всегда предпочитали такие орнаменты - неброские, солидные, без затей). Сидела она непонятно на чем. То ли на подушке, то ли на скамеечке, повисшей в воздухе без всякой опоры.
        На удлиненном треугольном лице светились огромные лиловые глаза. Блестящие черные волосы ниспадали до пояса. Левую грудь скрывала мерцающая газовая накидка, закрепленная на одном плече, правая, с посеребренным соском, была обнажена. Единственное украшение - серебряный обруч с сияющим аметистом на лбу.
        Шертон смотрел на нее молча, охваченный невольным, но мощным, до мурашек по спине, восхищением. Он мог бы смело поклясться, что видит перед собой самое прекрасное среди всех ныне живущих человеческое существо… Только это было не человеческое существо, а Нэрренират. Остальные испытывали похожие чувства.
        - Кто вы, госпожа? - сипло вымолвил Паселей.
        - Мы знакомы, Паселей. Помнишь, как ты кормил меня сахаром в суамском зверинце?
        - Сахаром?.. Вас?..
        Шертон испугался, что старика хватит удар, но потом сообразил, что Нэрренират этого не допустит.
        - Бирвот, я прощупала твою память. С ней не так плохо, как я опасалась. Кое в чем я смогу тебе помочь, однако это потребует времени.
        - Благодарю вас, великая, - наклонил голову маг.
        Судорожным рывком расстегнув последнюю пряжку страховочного ремня, Лаймо сполз с кресла и упал на колени:
        - Все мы чтим вас, великая!
        - Встань, - усмехнулась богиня. - Давай пока без формальностей. Наконец-то мы выбрались из задницы, и теперь можно напиться до посинения!
        Эта фраза разрушила очарование, но не полностью. Легкое ощущение эстетического шока все равно присутствовало.
        В руке у Нэрренират появился хрустальный кубок. Одним махом осушив его, богиня пояснила:
        - Апенойское двухсотлетней выдержки. Заказывайте, угощаю!
        - То же самое, - сказал Шертон.
        Бирвот попросил элимского, которое он попробовал в прошлый раз в гостинице у Тиборы, Паселей - «какого-нибудь доброго пива», Лаймо - «что-нибудь некрепкое» (он боялся, что его развезет на глазах у Нэрренират, он-то ведь не бог!).
        - Ты, Роми?
        - Если можно, золотое идонийское, - тихо отозвалась Роми. - Или лучше горячий шоколад…
        Перед ней появился бокал с десертным виноградным вином золотистого оттенка и чашка шоколада. Опустив глаза, Роми поочередно делала глоток то из бокала, то из чашки. Шертон заметил, вскользь на нее посматривая, что волосы у нее чистые, как будто она недавно вымыла голову, и на одежде никаких пятен засохшей крови. Умирала она или нет? Сама вряд ли вспомнит, во время перехода она была без сознания, а у богини спрашивать бесполезно - не скажет.
        Еще Шертон отметил, что на левом запястье у Роми по-прежнему чернеет изящно нарисованный стилизованный цветок. Свой Знак Нэрренират не убрала, это наводило на размышления… Он старался не налегать на апенойское. Хоть и тянет выпить после такой передряги, сейчас ему лучше оставаться трезвым.
        - Что вы все притихли? - оглядев их, спросила Нэрренират. - Разве что-то изменилось? Роми, может, ты мне ответишь?
        - Вы сейчас совсем другая… - еле слышно произнесла Роми.
        - Тело другое, а я та же самая! Или для вас, теряющих память, нет ничего важнее тела? Я могу создать любой облик, и это все равно буду я.
        Богиня превратилась в точное подобие Роми. Девушка в кресле сдавленно ахнула. В следующий миг вместо Роми перед людьми предстал Титус, в рясе афария, но без багрового рубца на щеке, с гладким загорелым лицом. Шертон. На сей раз оригинал не выказал шоковой реакции - он нечасто смотрелся в зеркало, так что узнал себя с некоторой задержкой. Лаймо - с карикатурно-испуганной физиономией (настоящий Лаймо вытянул шею, изумленно рассматривая копию). Красноглазый демон с торчащими из-под верхней губы клыками и черными кожистыми крыльями за спиной. Печальный, болезненно-хрупкий панадарский император в парадном облачении.
        Превращения происходили очень быстро, никто не успевал заметить, как Нэрренират это делает. Доля секунды - и вместо императора около переборки опять сидит черноволосая женщина с лиловыми глазами.
        - Тела - это всего лишь наши наружные оболочки. - Она отпила из бокала. - Вы привыкли видеть во мне животное и поэтому не знаете, как вести себя теперь? Ну, пусть кто-нибудь попробует доказать, что у смертных не косное мышление! Лаймо, ты что-то хочешь сказать?
        - Я чтил вас, великая, даже пока вы были животным, - пробормотал Лаймо. - И другие тоже… То есть пока вы не были, а считались животным, по внешним признакам… - Он с возрастающим ужасом понял, что запутался.
        - Лучше выпей и расслабься, - посоветовала Нэрренират. - Тебе это не повредит. Роми, понравился шоколад?
        - Да, великая, спасибо. - На этот раз она обратилась к богине как положено.
        - Это оригинальный рецепт, мой собственный. Вот интересно, ты всегда заранее знаешь, что тебе понравится, а что нет?
        - Конечно, не всегда, - удивилась Роми.
        Лаймо хотел наступить ей на ногу, но не успел и вдобавок встретил насмешливый взгляд Нэрренират. Растерявшись и струсив, он сделал вид, что собирался пнуть камешек, заброшенный ветром в кабину во время старта.
        - Прекрасно. - Богиня прислонилась к переборке, которая под ее спиной прогнулась, словно мягкая спинка дивана. - Я приглашаю тебя к себе в гости, в Этинэррию. Ты слыхала о ней? Это мой собственный мир, туда никто не может проникнуть без моего позволения. Отдохнешь, и потом мы посмотрим, что тебе нравится, а что не нравится…
        - Вы же дали слово! - обеими руками вцепившись в подлокотник кресла, прошептала Роми. - Тогда, в зверинце…
        - Правильно, я дала слово, что не сделаю с тобой ничего такого, что тебе не понравится. Я не собираюсь его нарушать.
        - Ей не понравится, если ты силой утащишь ее в Этинэррию, - вмешался Шертон (такой поворот его не удивил, он ждал от Нэрренират чего-нибудь в этом роде).
        - Я просто пригласила ее в гости, Шертон. Так будет лучше. Разве ты защитил ее в Чадне? Я не умаляю твоих достоинств, но даже такой воин, как ты, иногда может проиграть. В Этинэррии Ицналуан до нее не доберется, у меня там такие охранные заклятья - ни одна сволочь не взломает.
        Да, он не смог защитить Роми в Чадне… Богиня ударила по больному месту.
        - Мне не понравится жить в Этинэррии! - Роми волновалась, но говорила решительно. - И почему вы оставили у меня на руке этот Знак?!
        - Смотри на это, как на подарок. Пока ты отмечена Знаком, никто из других богов не может предъявить на тебя права. Кроме того, в любом из моих храмов ты всегда получишь еду, кров и защиту, если покажешь Знак жрецам. Оцени, насколько это удобно.
        Роми молчала, напряженно стиснув пальцы. Чашка с остатками остывшего шоколада и пустой прозрачный бокал неподвижно висели в воздухе чуть левее, будто их поддерживала незримая опора.
        - Ты не пожалеешь, если отправишься со мной в Этинэррию. Ты хочешь побольше узнать об устройстве мира, о богах, о Создателе Миров, о своем прошлом, верно? В этом нет ничего невозможного. Тебе совсем не обязательно оставаться теряющей память… Хорошенько подумай, я нечасто делаю смертным такие предложения.
        Шертон видел, как вспыхнули темные с золотыми крапинками глаза Роми. Нэрренират знала, кого на что покупать. Он хотел, чтобы Роми была в безопасности, а Роми хотела узнать тайны мироздания… Посмотрев на него, девушка повернулась к богине и отрезала:
        - Нет.
        - Почему? - Нэрренират тоже взглянула на Шертона. - Я знаю, вы любите друг друга, но разве я требую, чтобы вы расстались? Всегда можно найти компромиссный вариант… Как вы отнесетесь к идее любви втроем?
        Шертон от неожиданности слегка растерялся, а Роми растерялась не слегка - ее бледное после Облачного мира лицо залила краска, ресницы испуганно дрогнули.
        Нэрренират улыбнулась:
        - В этом облике я нравлюсь вам обоим, так что же вас пугает?
        - Великая, не стоит ли нам вначале заглянуть в Панадар? - невпопад возразил Шертон (главное - выручить Роми, совсем смутившуюся, готовую расплакаться). - Мы слишком долго отсутствовали…
        - Стоит, - после секундной паузы согласилась Нэрренират. - Кто-то в Панадаре ко мне взывает… Кто-то из моих! Да что за дерьмо у них там случилось?
        Это не имело ничего общего с обычным переходом из междумирья в трехмерный мир. Никто не успел опомниться - а за иллюминаторами вместо туманной пустоты появилось сиреневое небо, залитая полуденным солнцем пыльная площадь, здания с обветшалыми портиками, живописно раскрашенными под мрамор. Нижний Город. Панадар до сих пор существует. Они успели.
        - Кто испакостил мою эстакаду?! - прошипела Нэрренират.
        Нижняя часть эстакады виднелась за левым иллюминатором, в просвете между строеньицем с обшарпанной колоннадой и кустами жасмина. Ее вдоль и поперек покрывали корявые надписи (особенно выделялась одна: «Поклонники лжебогов, убирайтесь из Панадара!»), какая-то засохшая гадость, неопределенного цвета пятна, грязные потеки.
        Глаза Нэрренират сузились, в них вспыхнуло яростное лиловое пламя. Боги очень не любят, когда кто-то портит их творения!
        В следующий миг богиня уже стояла снаружи, около машины. Шертон открыл дверцу, люди друг за другом тоже выбрались на площадь, в полуденную жару и духоту, напоенную ароматом цветущего жасмина.
        - Что они делают? - оглянувшись, возмутилась Роми. - По закону с рабами нельзя обращаться так жестоко!
        Группа измученных мужчин и женщин в кандалах вручную растаскивала сложенный из светлого ракушечника обветшалый фонтан. Их волосы свалялись в колтуны, кожу покрывали струпья, синяки, ссадины, кровоточащие рубцы. На лбу у каждого багровело клеймо, выжженное каленым железом. Буква «Н».
        Вокруг прохаживались стражники, время от времени тот или другой хлестал кого-нибудь бичом.
        - Покайтесь, глупые! - звучным умиротворенно-ласковым голосом призывала девушка в белых одеждах, стоявшая под сенью кустарника. - Все мы - ничтожные букашки, не смеющие роптать на свою участь, все мы - заблудшие рабы доброй Омфариолы! Признайте это - и получите послабление!
        Застыв, Нэрренират молча взирала на эту сцену. Пыльный ветер слегка шевелил ее полупрозрачную искрящуюся накидку. Ни пленники, ни охрана почему-то в упор не видели богиню.
        Женщина с темным от грязи и размазанной под носом крови лицом пошатнулась и выронила камень. Стражник лениво ткнул ее носком ботинка под колено, она упала на четвереньки.
        - Покайся, Эвса! - с подчеркнутым состраданием обратилась к ней девушка в белом. - Ведь это делается для твоей же пользы, ради твоего исправления! Признай, что ты, как и мы все, несмышленая раба светлой Омфариолы!
        - Нет, - пытаясь встать на ноги, прохрипела Эвса. - Я поклоняюсь Нэрренират, но я ничья не раба…
        Стражник вытянул ее бичом вдоль спины, она издала глухой стон.
        - Тебя наказывают для твоего же блага, глупая! Ты должна поблагодарить за это Омфариолу!
        - Этот мудак бьет мою верховную жрицу, - сквозь зубы процедила Нэрренират. - Эй, что здесь происходит?
        Словно некая завеса соскользнула с глаз людей на площади - они вдруг увидали и богиню, и ее спутников, и помятую машину Департамента Налогов и Сборов. Пока все глазели на появившуюся из ниоткуда компанию, бич вырвался из руки стражника, избивавшего Эвсу, захлестнулся вокруг его горла тугой петлей. Стражник зашатался, выпучив глаза, судорожно разинул рот. Ноги подкосились, он рухнул на землю и через минуту затих.
        - Колдовство! - гневно крикнула жрица Омфариолы. - Запрещенное колдовство! Кто из вас это сделал?
        - Я. - Нэрренират усмехнулась.
        - Ты убила верного служителя доброй Омфариолы! - указав на нее пальцем, строго произнесла девушка. - Не спеши радоваться, наша светлая госпожа воскресит его в новом теле для нового самоотверженного служения! Твоя вторая вина много хуже - ты колдуешь, а великая Омфариола запретила людям творить всякое колдовство! Люди должны научиться сознавать свою малость и свое ничтожество!
        - Слыхали? - Нэрренират оглянулась. - Видно, у Омфариолы проблемы… Те из нас, кто по-настоящему в силе, не стремятся ограничивать способности теряющих память. Раз Омфариола до этого докатилась, у нее должна быть на то причина!
        - Всякая магия для людей греховна и недозволена, - убежденно заявила девушка в белом. - Ты будешь наказана, ведьма. Возьмите ее!
        К Нэрренират двинулись два стражника. Богиня схватила первого за шиворот и отбросила в сторону. Пролетев с дюжину ярдов, тот рухнул на кучу битого ракушечника. В толпе пленников раздались злорадные возгласы.
        Второй вытащил меч из ножен на боку. Не пытаясь увернуться, Нэрренират подставила под клинок согнутую в локте руку… нет, уже не руку, а покрытую стальной чешуей когтистую лапу. Клинок отскочил, не причинив ей вреда. Стражник, кряжистый смуглый парень с косматой челкой, вновь замахнулся (он был фанатично предан Омфариоле, но быстро соображать не умел). Богиня перехватила и сжала лезвие, воцарившуюся на площади тишину разорвал противный скрежет сминаемого металла. Изуродованный меч упал на булыжник, лапа одним ударом разодрала горло служителя Омфариолы. И снова превратилась в изящную женскую руку с серебряными ногтями, вполне человеческую.
        Нэрренират повернулась к другим стражникам и жрице в белом. Те только сейчас начали понимать, что происходит нечто неподконтрольное им, непредусмотренное. Но это запоздалое понимание не могло их спасти. Чудовищная сила швырнула всех четверых на стену ближайшего дома, расплющив тела всмятку. В этот раз богиня даже пальцем не шевельнула.
        - Это Нэрренират! - пытаясь остановить тыльной стороной ладони текущую из носа кровь, крикнула Эвса. - Нэрренират к нам вернулась!
        - Я вернулась, - подтвердила богиня.
        Зазвенели распадающиеся цепи, на несколько секунд людей окутал мерцающий лиловый туман - а когда он рассеялся, на их телах не осталось ни ран, ни следов от каленого железа. Собранные здесь мужчины и женщины выглядели сильно истощенными, их одежда истрепалась до состояния лохмотьев, но все они радостно улыбались и с энтузиазмом приветствовали свою богиню.
        - До Омфариолы, наверно, уже дошло, что ты в Панадаре, - подойдя к Нэрренират, тихо заметил Шертон.
        - Пока нет. Я заэкранировала этот кусок пространства.
        В той стороне, где вставала над крышами белая гора Верхнего Города, в небе сверкнула вспышка - и возникло лицо Омфариолы.
        - Люди, чаша моего терпения до краев переполнилась зловонной желчью ваших грехов! - звонко провозгласила «светлая» богиня. - Трепещите же, ибо гневом прорастает моя великая скорбь! Грядет час возмездия!
        Шертон решил, что экранировка Нэрренират, видно, не так надежна, как она хвастает, но потом понял: все в порядке. Омфариола до сих пор не ведает, что на узурпированную территорию проник неприятель. Ее речь обращена к смертному населению Панадара.
        - Люди, предаваясь грехам, вы все вокруг себя загадили - и землю, и небо, - а потому реку я вам в своем неизреченном милосердии: быть моему праведному гневу, быть вашему концу, быть вихрям огня и боли, которые выжгут скверну из ваших ничтожных душонок! Только во мне жизнь, только во мне свет! Вне меня не ищите ни жизни, ни света! Я реку, люди Панадара: в своей бесконечной любви к вам, ничтожным и недостойным, неумным и неприлежным, сотрясу я без снисхождения эту землю, вашу мерзостную обитель!
        - Каков стиль! - ухмыльнулась Нэрренират. - Вот за это ее и прозвали Чокнутой.
        - Люди, я добра, милосердна и непостижима для ваших жалких умишек! Обрушу я на ваши жилища огненный дождь, раздавлю своей пятой ваши города, истреблю вас, как пожирающих тучную пашню зловредных насекомых! Не следовали вы моим заветам, а иные из вас предавались самому тяжкому из грехов - подвергали сомнению истинность моих поучений! И за то я вас покараю! Истек ваш последний час! Восславьте же мое милосердие, люди!
        Пока Омфариола говорила, цвет неба менялся, сиреневое постепенно перетекало в багровое. Солнце померкло, стало пепельно-бледным. Кое-где в небе заплясали призрачные язычки пламени.
        - Она уже начинает! - схватив Шертона за руку, шепнула Роми.
        Шертон повернулся к Нэрренират:
        - Теперь только ты можешь ее остановить.
        - Могу. - Лиловые глаза, вроде бы человеческие, но с вертикальными зрачками, слегка прищурились. - А ведь ты знал об этом? Из-за этого ты и вернулся за мной в Суаму?
        Он промолчал.
        - Наступил конец света, люди Панадара! - купаясь в золотом сиянии посреди страшного, пустого, умирающего неба, счастливо объявила Омфариола. - Ради своего очищения умрете вы в адских муках, молитесь же мне, пока можете!
        - Омфариола, ты зарвалась! - Более низкий, в диапазоне контральто, голос Нэрренират прозвучал столь же громко, и его тоже услыхали все. - Хочешь в своем неизреченном милосердии всех тут покалечить и опутать заклятьями? Лучше я тебе, Чокнутая, сейчас персональный конец света устрою!
        В повисшее над крышами громадное лицо врезался сгусток пламени, оно исчезло в ослепительной вспышке. Небо снова стало сиреневым, солнце - ярким.
        Нэрренират обернулась к своим людям:
        - Те из вас, кто владеет магией, поставьте ментальный щит. Бирвот, присоединяйся к ним.
        Она больше не была похожа на человека - лилово светящаяся, сотканная из одной лишь энергии фигура неопределенных очертаний. Над площадью пронесся порыв горячего ветра. С хрустом лопались оконные стекла, кустарник пригибался к земле. Жители окрестных домов, вышедшие на улицу, когда Омфариола начала говорить, прижимались к стенам, хватались за колонны.
        На крыше одной из построек тощий рыжий зильд цеплялся за лепной карниз. Померещилось Шертону - или Нэрренират, перед тем как исчезнуть, покосилась в его сторону и чуть слышно пробормотала: «Потом поймаю…»?
        Новый шквал. Мимо протащило сорванную с петель дверь, скребущую о булыжник.
        - Ложитесь! - крикнул Шертон, увлекая за собой Роми.
        Небо то вспыхивало от горизонта до горизонта лиловым огнем, то выцветало. Вздрагивала земля. Порой воздух становился невыносимо горячим и плотным, порой обжигающе холодным. Сама реальность начинала трещать по швам. Роми прижалась к Шертону, а он пытался прикрыть ее своим телом от камней и хлещущих пылевых вихрей и думал: если они сейчас погибнут, это будет всего лишь очередная смерть, без порабощающего заклятья Омфариолы. Плохо, но не страшно.
        Драка все продолжалась, и он начал бояться за Нэрренират: слишком долго та пробыла в мире-ловушке с заблокированными способностями, вдруг не выдержит? Он не мог ей помочь, он мог только желать ей победы.
        Пошел секущий ледяной град, через минуту прекратившийся. В воздухе плавали сгустки мутного огня.
        - Арс, - позвала Роми, повернув к нему перемазанное пылью лицо, - я не хочу тебя забыть, если мы умрем. Не хочу потерять память. Я хочу всегда быть с тобой.
        - Мы обязательно найдем друг друга, благодаря Связующему Сердцу. - Он вспомнил, что так и не успел сказать ей об этом. - В Облачном мире я наложил на нас заклятье Связующего Сердца. Прости.
        - Тогда мы встретимся. - Роми прижалась к нему теснее. - И мы все равно вспомним друг друга!
        Шертон прильнул к ее прохладным нежным губам.
        Физические катаклизмы прекратились, однако битва не закончилась. Короткое затишье - и на людей обрушился поток стремительно чередующихся смутных образов. Там были живые существа, пейзажи, постройки, машины, пространства, много чего еще… И все это тягостно-знакомое, вызывающее в душе отклик - печаль, страх, тоску, сожаление, безнадежность, боль.
        Потоков было два. Нацеленные друг на друга, они сталкивались, сплетались, как две змеи, а людям доставалось лишь рикошетом - но и этого рикошета сполна хватит, чтобы сойти с ума. Шертон понял, зачем нужен ментальный щит. И еще он понял, что эти ускользающие неясные образы обладают гораздо большей убойной силой, чем все, использованное богинями до сих пор. Если Нэрренират может помочь его мысленная поддержка, пусть она ее получит…
        Ощущение сдавливающей горло тоски отступило. Ураганный ветер стих, земля перестала дрожать. Было жарко, но не горячо. В сиреневом небе весело сияло полуденное солнце.
        - Великая Нэрренират выбросила Омфариолу из Панадара в междумирье! - объяснила Эвса, верховная жрица храма Нэрренират на площади Зовущего Тумана. - Можно убрать щит.
        Люди поднимались на ноги. Свежие синяки не мешали радоваться благополучному исходу. Рыжий зильд, чудом уцелевший, в течение всего сражения так и просидевший на карнизе, встряхнулся и сиганул на соседнюю крышу.
        - Арс, она скоро вернется, - потирая ушибленное плечо, прошептала Роми. - Если мы примем ее предложение, она всегда будет нами командовать, она ведь богиня!
        - Тогда у нас времени в обрез.
        Отперев заднюю дверцу машины, Шертон вытащил багаж Бирвота, Лаймо и Паселея.
        - Ребята, мы с вами прощаемся. Вот ваши вещи и ваша доля золота. Лаймо, извини, что забираем машину, нам без нее никак.
        - Так она же все равно не моя. - Лаймо хлопал глазами, он еще не полностью пришел в себя. - А вы куда?
        - Удачи тебе, Лаймо, - улыбнулась Роми.
        Машина с облупившейся эмблемой Департамента Налогов и Сборов поднялась в небо, отбросив на усыпанный мусором булыжник овальную тень, и исчезла в сиреневой бездне.
        - Куда это они? - удивился Бирвот.
        - Не куда, а от кого, - поправил Лаймо, сообразивший, что к чему.
        - Я могу смотреть на ваше солнце! - осознал вдруг маг Облачного мира. - И глаза совсем не болят… Красивый мир.
        - Разве ж бывает где-нибудь столько света зараз? - оглядываясь по сторонам, пробормотал Паселей.
        Эффектная радужно-лиловая вспышка - и перед людьми предстала Нэрренират.
        - Все-таки я ее отдубасила! И за эстакаду, и за остальное… Вы бы видели, как я врезала ей напоследок энергетическим лучом! - Богиня приложилась к бутылке темного граненого стекла, которая возникла из ниоткуда прямо у нее в руке. - Вот это была драка! А когда мы вывалились в междумирье, налетели все, кого она повышибала из Панадара. Они там до сих пор лупят Чокнутую.
        - Мы славим тебя, великая! - опустившись на колени, крикнула Эвса.
        Другие служители Нэрренират и люди, смотревшие на них с прилегающих к площади улиц, последовали ее примеру.
        Лаймо заметил, что эстакада рельсовой дороги уже в полном порядке: ничем не запятнанный бледно-розовый мрамор, ни грязи, ни надписей.
        Богиня опять приготовилась отхлебнуть из бутылки, но тут на ее прекрасном лице появилось раздосадованное выражение.
        - Так… - процедила она. - А где Роми и Шертон? Лаймо, куда они делись?
        Лаймо беспомощно развел руками:
        - Улетели… Вместе с машиной… А мне еще за машину перед Департаментом отчитываться… Не гневайтесь, великая, разве я мог бы остановить Арса Шертона?
        - Не мог бы. - Нэрренират фыркнула. - Они думают, раз у них кристаллы Сойон, я их не найду? Ну, посмотрим, посмотрим… Ладно, Лаймо, можешь послать в задницу свой Департамент, я беру тебя на работу. Эвса, - сделав несколько жадных глотков, обратилась она к верховной жрице, - вот эти трое меня выручили, когда я капитально вляпалась в дерьмо. Позаботьтесь о них, а мне тут еще многое надо привести в порядок.
        И богиня исчезла, только пустая бутылка граненого стекла осталась стоять на камнях мостовой. Эвса бережно подняла и прижала к груди новоявленную священную реликвию.
        - Слава избавителям великой Нэрренират! - изрек пожилой жрец, низко поклонившись Лаймо, Бирвоту и Паселею.
        Остальные начали повторять это вслед за ним, тоже кланяясь. Лаймо против воли расплылся в глуповатой улыбке. «Избавитель великой Нэрренират» - это звучит гораздо лучше, чем «придурок налоговый»! Шествуя в окружении жрецов по улицам Нижнего Города, под восторженные возгласы толпы, в лавровом венке, который кто-то, протиснувшись сбоку, водрузил ему на голову, он время от времени щипал себя за руку. И очень боялся проснуться.
        Эпилог
        После битвы двух богинь во многих городах Панадара пришлось отстраивать заново целые кварталы. Образовалось несколько новых зон, где царила странная, никому не подвластная магия. Несмотря на то, что жрецы Нэрренират и Бирвот во время битвы держали над землей ментальный щит, у некоторых жителей Панадара помутился рассудок. Впрочем, без щита жертв было бы гораздо больше.
        В Панадар вернулись боги, изгнанные Омфариолой, и жизнь понемногу вошла в прежнее русло. Нэрренират пользовалась громадным почетом, ее культ стал самым популярным - все это настолько ей понравилось, что она, в виде исключительной милости, опять привела в действие эскалаторы Верхнего Города.
        Служители Омфариолы вели себя тише воды, ниже травы и старались никому не мозолить глаза. Им пришлось уйти в подполье, потому что все кому не лень предъявляли им иски о возмещении ущерба. Каждого из них в случае поимки ожидала конфискация имущества и рабство, а их богиня не появлялась в Панадаре, дабы защитить их. Последнее никого не удивляло. Надо полагать, ту трепку добрая Омфариола не скоро забудет!
        Арсения Шертона и Роману До-Энселе видели то в одном мире, то в другом. Защищенные от внимания богов кристаллами Сойон, они вели жизнь скитальцев, нигде не задерживаясь надолго.
        Бирвот стал жрецом Нэрренират и очень уважаемым в Панадаре магом. Паселей жил при одном из храмов в загородной местности, прикармливал зверей из близлежащего леса и даже упросил богиню объявить этот лес заповедным. Все бы ничего, но его без конца донимали ученые литераторы, желавшие написать книгу про Облачный мир, но не желавшие отправляться туда с экспедицией (допустим, попасть туда не проблема, комбинация известна, однако выберешься ли обратно - это еще надвое). Бирвота они побаивались, а Паселей слыл человеком мягким, добродушным, вот его и осаждали с расспросами.
        Лаймо принял посвящение в храме Нэрренират и теперь работал управляющим на рельсовой дороге. Как выяснилось, заклятье, из-за которого он стремился во что бы то ни стало арестовать Роми, действительно было! Его наложила на Лаймо Фаида, начальница Отдела, пока рука Лаймо находилась в пасти у Драгохранителя. Не нарочно, по случайности, но он конечно же воспользовался этим, когда Департамент Налогов и Сборов потребовал от него выплаты стоимости потерянной машины. Лаймо выдвинул встречный иск - о незаконно наложенном заклятье, и вопрос о машине быстренько замяли. Правда, не последнюю роль тут сыграла и его репутация героя, спасшего Панадар - с героями по мелочам не судятся.
        На рельсовой дороге платили хорошо, да в придачу Лаймо получил крупное вознаграждение за особые заслуги перед богиней - этого хватило и на дом с бассейном в престижном квартале Лунных Магнолий, где жили многие из служителей Нэрренират, и на второй хороший дом, который он купил для своей матери. Юманса сняла с его матери заклятье, наложенное жрецами Омфариолы, и та вновь стала такой, как раньше. Когда Лаймо навещал ее, она принималась тяжело вздыхать: мол, у всех ее знакомых сыновья ловкие да предприимчивые, настоящие хваты, а Лаймо - ни то ни се; видать, не подсуетился он, в чем-то оплошал перед своей богиней, а кабы не оплошал, сделали бы его жрецом; у жрецов небось и денег и почета побольше, чем у работников рельсовой дороги… Лаймо выслушивал все это стоически, хрустя домашним печеньем. С тех пор как его избавили в храме Нэрренират от дюжины нехитрых детских заклятий (которыми он был обязан матери, специально водившей его к магам), он выдерживал такие нападки намного спокойней, чем раньше. Еще мать настойчиво уговаривала его арендовать рабыню для секса, но на это Лаймо не соглашался. Никаких
арендованных рабынь! Теперь, когда те старые заклятья на нем не висели, его уверенность в себе возросла, и девушки перестали его игнорировать. Ему нужна свободная девушка, которая его полюбит, и чтобы отношения у них были такие же, как у Арса и Роми. Ну, или хотя бы похожие…
        Появилось в Панадаре и кое-что новенькое. С некоторых пор жители Нижнего Города нередко просыпались лунными ночами от невнятного шума, доносившегося сверху. Это великая богиня Нэрренират, в облике гигантской черной кошки с лиловыми глазами, гонялась по крышам за зильдами.