Сохранить .
Алмазный трон Руслан Мельников
        Черная кость #3 Древней магией пропитан каждый камень Великой стены, что высится на северо-западной ханьской границе. Через эту стену невозможно проложить Темные Тропы, ее нельзя обойти. Только взяв ее штурмом, князь-волхв Угрим завладеет еще не принадлежащими ему средоточиями волшебной силы, ради которых вступили в борьбу самые могущественные колдуны на свете.
        И вот - свершилось! Шесть Костей собраны воедино. Можно праздновать победу. Но чью?
        Руслан Мельников
        АЛМАЗНЫЙ ТРОН
        Пролог
        Провал, черневший посреди безжизненной и бескрайней белой равнины, был подобен разинутому рту. Со всех сторон его окружали нагромождения смерзшихся камней, толстая ледяная корка и снег. Высокие сугробы, словно холодные губы, тщились дотянуться до неба и поцеловать проплывавшие мимо облака.
        В бездонную дыру не задувал ветер, не падали снежинки и не стекала талая вода. Из зияющих недр поднимались струйки пара.
        Провал-рот дышал. Или дышало то, что находилось в нем.
        У края провала - на шапке плотного снежного наста - стояли двое. Старик и Юнец. Учитель и Ученик смотрели на теплое дыхание земли. Поднимавшееся снизу туманное марево касалось их лиц, серебрило инеем густую бороду Учителя и длинные - до плеч
        - волосы Ученика.
        Чуть в стороне из снега торчали лыжи - широкие, обитые оленьим мехом и щедро смазанные жиром. Лыжня тянулась по заснеженной равнине до самого горизонта, и ленивая поземка уже начинала ее припорашивать.
        Эти двое пришли издалека.
        Старик говорил.
        - Настало время показать тебе то, что когда-то было показано мне, - звучал его негромкий голос. - А мне было показано и сказано так…
        Юнец молча внимал.
        - Давно, очень давно, настолько давно, что об этом лучше не задумываться, лопнула кожа земли, и разверзлось ее чрево. В этом самом месте, - Старец кивнул себе под ноги, - земные недра попытались выпихнуть хранящееся внутри них, ибо были не в силах больше укрывать сокрытое. Так появился этот провал. Так древний тайник увидел небо.
        Старик отвел взгляд от черной дыры в белом снегу и теперь внимательно смотрел на молодого спутника.
        - Здесь кроется сила Древних и защита племени, давшего жизнь мне и тебе. Замри и прислушайся к своим ощущениям. Если ты уже достаточно опытен и если ты готов сделать следующий шаг, то обязательно почувствуешь…
        В голосе Старца слышалось нарастающее напряжение. Старик волновался и не особенно скрывал свое волнение.
        - Скажи, ты чувствуешь силу? - после недолгой паузы спросил он.
        - Сила, - завороженно повторил Ученик. - Сила Древних…
        Юнец кивнул. Глаза его горели.
        - Да я чувствую… Большую силу… Очень большую… Там, внизу, должно быть, кроется нечто, способное изменить мир.
        - Нет-нет-нет, - покачал седой головой Старик. - Весь мир менять не надо. Как его сделать лучше, не знает никто. Зато желающих ухудшить установленный порядок вещей всегда хватает с избытком. Но сила, укрытая под землей, поможет тебе изменить свою судьбу. Если ты окажешься достоин этой силы, она будет доверена тебе и ты станешь истинным Шаманом-Хранителем племени. Но помни: сила Древних может быть опасной, ибо никто точно не знает, что она есть и где есть ее пределы. Мы черпаем ее понемногу. Мы берем лишь то, что само просачивается снизу. Этого хватает племени, чтобы выжить и уберечься от врагов. Большего нам не нужно.
        - Но почему?! - встряхнул головой Юнец. - Почему не нужно большего? Почему бы не спуститься вниз? Почему не взять все?
        Старец вздохнул и неодобрительно поморщился:
        - Хотя бы потому, что так глубоко людям спускаться не дано. Нет веревки, которая достала бы до дна этого провала. Нет человека, который смог бы ступить на его дно и остаться в живых.
        - Если человек очень хочет, он доберется куда угодно, - не согласился Юнец.
        - Только не сюда. Это древний жальник, откуда не возвращаются. Это могила, в которой нет и не будет места живым.
        - Я мог бы рискнуть, - с вызовом бросил Ученик.
        - Но ты не сделаешь этого, - твердо ответил Учитель.
        - Почему?
        - Потому что я не позволю тебе.
        Голос Старца звучал спокойно и уверенно.
        Юнец шумно выдохнул. Он не смотрел на Учителя. Он не отводил глаз от зияющей бездны.
        - Кто-нибудь хотя бы пробовал спуститься вниз?
        Старец отвел глаза:
        - Возможно, желающие были, но мне об этом неизвестно. Дорогу сюда знают только Шаманы-Хранители. А нам спускаться вниз ни к чему. Источник великой силы был спрятан под землей не нами, и не нам пытаться его достать.
        - А кто его спрятал и зачем? - жадно выпалил Юнец.
        - Это сделали сильные маги Древних - вот все, что я знаю. Вероятно, у них была причина.
        - Не во всех поступках колдуна следует искать скрытые причины и тайные смыслы, Учитель, - дерзко заметил Юнец.
        - Но во всех поступках они есть, - усмехнулся Старик. - Когда-нибудь и ты поймешь это. А пока просто запомни зарок, который дали нам предки: принимать с благодарностью ту малую толику силы, что сочится из-под земли и питает магию наших шаманов, довольствоваться ею и не стремиться к большему. Если ты сумеешь поступать так, как наказали предки, если справишься с собственным любопытством и жаждой могущества - значит, заменишь меня. Если нет, мне придется искать другого преемника.
        Юнец прикусил губу. Потом заговорил снова.
        - И все же объясни, Учитель, почему мы должны избегать возможностей, лежащих прямо у нас под ногами? Какой вред может принести сила Древних живущим сейчас? Чем именно опасен ее источник?
        Старец тяжело вздохнул:
        - На эти вопросы уже никто не сможет ответить. С тех пор как лопнула земля, слишком много поколений ушло в нее. И забылось многое. Даже самое важное позабылось. Время безжалостно, а людская память коротка.
        Еще один долгий старческий вздох…
        - Просто прими все как есть. Предки дали нам зарок. Мы не помним почему, но сам зарок мы еще помним. Этого достаточно.
        - И что же, нам теперь остается слепо выполнять волю тех, чей прах давным-давно истлел? - нахмурился Ученик.
        - Они были мудры. - Учитель тоже свел кустистые седые брови.
        - Или трусливы?
        Старец предупреждающе вскинул руку:
        - Не смей говорить такое о предках своего племени! Ты еще слишком молод и неразумен, чтобы в чем-либо обвинять их!
        - Предки обрекли племя на вечное прозябание. А ведь имея такое… - Юнец кивнул на пролом. - Имея такую силу, они могли бы… могли бы…
        Он задохнулся, пытаясь представить возможности, которые открывала перед племенем сила Древних.
        - Они не могли, - жестко отрезал Старик. - Раз не сделали, значит, не могли. Значит, у них просто не было выбора.
        - В такое трудно поверить, - упрямо пробормотал Ученик. - Такое трудно понять.
        - Если хочешь стать Шаманом-Хранителем, тебе придется поверить. И понять. И принять это. В противном случае Хранителем тебе не стать никогда.
        Старик снова вздохнул - глубоко и шумно:
        - Мне будет очень жаль, если ты не пройдешь испытание искушением. Среди моих учеников нет никого, кому колдовское искусство давалось бы столь же легко, как тебе. И вряд ли такие способные ученики были у других Шаманов-Хранителей. Честно говоря, не думаю, что кто-то вообще сумел бы использовать скрытую здесь силу Древних лучше, чем ты.
        Это была наивысшая похвала, которую мог услышать Ученик от Учителя. Старец отвернулся от Юнца. Шагнул к провалу, заглядывая вниз. На миг его взгляд слился с бездной.
        - Вот именно… никого, - неслышно, одними губами, прошептал за его спиной Юнец. - И никто не сумел бы… Лучше, чем я, - никто.
        Он добавил еще несколько слов - быстро и неразборчиво.
        Краткое боевое заклинание, злая улыбка и резкий взмах обеими руками. Колдовской знак, выписанный в воздухе…
        Магический удар был нанесен в спину Учителю. Удар скорый, сильный и безжалостный.

* * *
        Ком смерзшегося до алмазной прочности воздуха, брошенный в засаленный полушубок старика, обратился в пар даже не коснувшись Учителя. Однако Ученик не образумился и не прекратил волшбы. Проклиная шамана, он вычертил новый знак и выкрикнул новое заклинание.
        Снег взвился под ногами Старца и в одно мгновение окутал плотным коконом невысокую человеческую фигуру на краю провала. Среди снежинок мелькнули искорки холодного колдовского пламени. В следующий миг искры слились, обратились в размазанные полосы, затягивающиеся подобно тугим путам. Снежно-огненный вихрь-кокон сжался словно кулак, сминая шамана длинными сверкающими пальцами.
        В «кулаке» что-то хрустнуло, что-то треснуло. И…
        Полыхнула яркая вспышка. Молния, ударившая изнутри, разрубила кокон. Вихрь распался. Колдовской огонь и снег осыпались, открывая жертву.
        Которая на самом деле жертвой вовсе не была.
        Старик стоял в центре кружащейся еще поземки, раскинув руки в стороны и выставив ладони наружу. Меховые рукавицы - изорванные в клочья, дымящиеся - лежали у ног Старца. Слабое, едва заметное сияние, сочившееся из его пальцев, быстро таяло на фоне снежной белизны.
        Учитель смотрел на Ученика. И взгляд этот не предвещал Юнцу ничего хорошего.
        Вихрь-кулак лишь слегка потрепал тулуп старого Шамана-Хранителя и сбил шапку с головы. Самому ему боевая волшба вреда не причинила.
        - Глупец! - с искренней печалью в голосе произнес Старик. - Ты преуспел во многом, но пока не превзошел меня. Прежде чем учить тебя дальше и давать власть над силой Древних, я должен был убедиться, что эта наука не пойдет во вред. Что ж, теперь я вижу, что ошибся в тебе.
        Юнец не скрывал удивления, разочарования и досады. Он ударил снова. На этот раз магические пасы Ученика вздыбили сугроб над головой Старца и, обратив снег в ледяной торос, обрушили его на Учителя.
        Тот легко отразил и эту атаку. Едва заметное движение - не руки даже, пальцев - разнесло сверкающую глыбу вдребезги. Лед брызнул в стороны. Острые блестящие осколки испятнали снежное покрывало вокруг, но даже не оцарапали Старца.
        - Неужели ты надеялся справиться с Хранителем у источника могущества, которое он бережет? - Голос Старика стал жестким, колючим и звонким, как рассыпавшиеся вокруг льдинки. - Неужели ты возомнил себя достойным обращаться с силой, о сути которой знаешь меньше, чем знаю я, и владеть которой не обучен вовсе?
        Учитель сделал шаг к Ученику.
        И еще один. И еще.
        Ученик отступил, стараясь держаться подальше от чернеющей в снегу воронки провала.
        Само это место, пропитанное древними магическими токами, помогало сейчас старому шаману. Он бывал здесь неоднократно, и он знал, как должно себя здесь вести.
        Старик без лыж двигался по глубокому снегу как по земной тверди. Юнец пятился, по колено проваливаясь в сугробы.
        Сначала - по колено, потом - по пояс…
        Казавшийся надежным, наст предательски проламывался под его весом. Раскалывалась толстая наледь…
        Запаниковав, Юнец ударил снова. Размашисто рубанул воздух двумя руками. Две глубокие борозды, извергнув шипение и густой пар, протянулись по снегу к ногам Шамана-Хранителя. Однако Старик, оказавшийся в перекрестии рубящих ударов, вновь не пострадал. Только хлестнувший в лицо порыв ветра колыхнул седые волосы на обнаженной голове.
        Старец тоже начинал творить волшбу. Колдовал он деловито и основательно, с неторопливой уверенностью, без спешки и без злобы. Его чары действовали так же - постепенно, неотвратимо.
        Снег облеплял Ученика. Крепкий наст, обратившийся в рыхлое месиво, затягивал его, подобно холодной трясине. И словно невидимые ладони ребенка-великана лепили вокруг беспомощного человека гигантский снежок.
        Снег сжимал тело Юнца, твердел, уплотнялся, давил…
        - Ты не прошел испытания, - звучал сквозь снежный хруст тихий, полный сожаления голос Старца. - Ты постиг законы магии лучше, чем кто-либо из моих учеников, но ты не постиг законов людских.
        Руки еще оставались свободными, и Юнец размахивал ими, стараясь вырваться из снежного плена. Но все попытки были тщетными. Ученическая волшба не могла тягаться с заклинаниями старого шамана.
        - Ты ни во что не ставишь благополучие племени, и в тебе нет уважения к заветам предков, - продолжал Старик. - Желая всецело обладать запретной силой, ты поднял руку на ее Хранителя и на своего Учителя. В тебе слишком много страстей и желаний, которые будут править тобой, а не наоборот.
        Юнец увязал все глубже и дергался, как рыба на крючке.
        Старец подступил к нему еще ближе, почти не оставляя следов на снегу.
        - Тебе нельзя становиться Шаманом-Хранителем. И тебя нельзя оставлять в живых, ибо ты уже знаешь дорогу к сокрытой силе. А лишнее знание порождает искушение. А непреодоленное искушение одного становится причиной погибели многих. Я приведу сюда вместо тебя другого, пусть менее способного, но более достойного. И я передам тайну силы ему. В тебе же племя больше не нуждается. Прости… Прощай…
        Лицо Старца было печально. Слова были пронизаны грустью. Ладони плавно выписывали в воздухе магические пассы.
        Снег, в котором тонул Юнец, пришел в движение.
        - Ты хотел спуститься вниз, и ты попадешь туда, куда так стремился. И где уже лежат кости таких же, как ты. Ученики, жаждущие владеть всей силой Древних, находят могилу возле ее источника. Так было всегда. И так будет впредь.
        Движимый магией Учителя снег, будто вязкий оползень, тянул Ученика к краю бездны.
        Юнец предпринял еще одну попытку вырваться. Но новые тяжелые пласты уже облепляли руки и накрывали голову. Снег давил, душил…
        Отчаянный вскрик разнесся над заснеженной равниной.
        И оборвался: холодный кляп заткнул Ученику рот.
        В следующую секунду черный зев бездонного провала заглотил добычу.

* * *
        Падение было долгим. Почти бесконечным. И поистине безграничным был ужас, который испытал за это время Юнец.
        Снежный кляп, забивший глотку, таять не спешил, и Ученик Шамана-Хранителя не имел возможности ни крикнуть, ни произнести заклинание. И смерть от удушья могла наступить прежде, чем тело достигло бы дна провала.
        Так могло быть. Но так не стало.
        Смерть не наступила вообще.
        Та смерть, которой обычно умирают люди. Впрочем, возможно, за Юнцом пришла другая.
        У бездны все же было дно.
        И был удар. Сильный, страшный.
        Снежный ком взорвался как глиняный горшок, в который угодила стрела с тяжелым бронебойным наконечником. Но за краткий миг, за долю мгновения до того, Юнцу показалось, будто кто-то, нет - пожалуй все-таки что-то… да, именно что-то поймало и удержало его в воздухе.
        Еще была тусклая вспышка цвета крови.
        Он не разбился.
        Он упал. Или опустился. Или просто лег. Спиной. На что-то жесткое, острое. Холодное. Холоднее, чем снег во рту.
        Камень? Лед? Скальный клык?
        Хруст. Боль…
        И - сила! Немыслимая. Невообразимая. О которой нельзя даже мечтать. О которой нельзя было даже помыслить. Мощный леденящий ток колдовских флюидов пробил спину и бурлящей волной растекся по всему телу, захлестнув каждую его частичку.
        Промыл. Обновил. Пе-ре-ро-дил!
        В одно мгновение, растянувшееся на целую вечность, Ученик узнал и понял если не все, то многое. Во всяком случае, ему открылось несравнимо больше, чем было известно Учителю.
        Теперь все жалкие секретишки Шаманов-Хранителей казались смешными и ничтожными. Теперь истинные тайны Древних нашли нового носителя.
        И их тайны, и их сила.
        Юнец, в одночасье получивший могущество и мудрость, которые и не снились старцам, поднял голову. Юнец встал на ноги. Огляделся. Приходя в себя. Осмысливая себя.
        Привыкая к себе новому.
        Внизу не было темно. Холодный воздух, густо пропитанный колдовскими токами, переливался разноцветными бликами. Древняя магия копилась здесь веками и не находила себе применения. Именно невостребованное чародейство раскололо в свое время скальную породу и теперь освещало дно провала.
        Словно десятки масляных ламп горели вокруг. А гладкие обледеневшие стены подземного грота были подобны голубым зеркалам. Стены многократно отражали все, что находилось между ними.
        Под стенами лежали груды смерзшихся костей и переломанных тел. Останки Учеников, которые тоже не прошли испытание Искушением. Которые были сброшены вниз Учителями. Но которые упали не туда, куда было нужно. Или не тогда, когда нужно было. Нет, не так!
        Которых не уберегла от смерти магия, заполнившая подземную пустоту.
        Потому что все они не были достойны. Не были искусны. И наверное, не были готовы. Это Юнец откуда-то знал тоже, в этом он был уверен. Средоточие древней силы избрало его. Из всех их - его одного. Это было лестно. Это было много лучше, чем пройти то дурацкое испытание, которое устроил Шаман-Хранитель.
        В сверкающих ледяных зеркалах Юнец увидел свою спину - надломанную и развороченную, однако не ощутил от увиденного ни страха, ни сожаления, ни беспокойства. Он даже не удивился тому, что еще жив и может стоять.
        Боли не было. Уже. Совсем. В дырявом полушубке между лопаток пульсировали багровым светом острые грани необычайно крупного кристалла, залитого кровью. На гладкой поверхности белели матовые письмена. Внутри темнела Кость. Черная. Череп нечеловека, заключенный в прозрачную оправу колдовского самоцвета. Тот самый источник той самой силы…
        Череп скалился из спины Юнца острыми зубами. Кровоточащая рана на спине затягивалась. Быстро затягивалась, буквально на глазах.
        Кристалл врастал в спину Ученика, втискиваясь в его плоть и кость, обращаясь в горб. Горб сильно уродовал стройное тело Юнца.
        Юнец улыбался.
        Скоро все было кончено. Не стало видно ни крови, ни прозрачных граней, помеченных древними знаками, ни черного черепа, принадлежавшего твари иного мира. На спине не осталось ни шрама, ни рубца. Только в меховом полушубке зияла широкая прореха. Впрочем, холод, забивавшийся под рваную одежду, Ученика не беспокоил. Он уже научился не чувствовать холода.
        На обледеневшем дне провала - в самом его центре - осталась небольшая выемка, похожая на лунку от выпавшего зуба. Зуб-самоцвет крепко сидел в новой десне. Десной и челюстью для него отныне стал молодой и самый способный из учеников Шамана-Хранителя.

* * *
        Выбраться из самой глубокой бездны совсем нетрудно. Если целиком и полностью владеешь силой, которой чурались даже ее Хранители. Если познал все ее тайны. И если не страшишься ее использовать.
        Напевный речитатив давно забытых в этом мире заклинаний. Плавные колдовские пассы. Вскинутые вверх руки…
        Дно провала качнулось, словно намереваясь опрокинуть горбатого мага. Но молодой маг стоял крепко. Его ноги словно вросли в ожившую твердь.
        Дно начало подниматься, словно пробка, выталкиваемая снизу. Сначала - медленно, потом - быстрее. Царапая голубые зеркала обледеневших стенок, небольшой пятачок скалистой породы возносил молодого чародея все выше, выше…
        Камень скреб о лед. Юнец не опускал воздетых рук…
        Когда он вышел из провала, Шамана-Хранителя поблизости не оказалось. Только извилистая лыжня тянулась между нагромождениями камней, присыпанных снегом. Учитель ушел тем же путем, которым привел Ученика.
        Лыж Юнца тоже не было. Если племя живет небогато, пара хороших охотничьих лыж никогда не будет лишней.
        Он усмехнулся. Имея доступ к ТАКОЙ силе, ТАК бедно жить! Влачить жалкое существование столько времени! Да, возможно, осторожность многих поколений Шаманов-Хранителей была в чем-то разумной и оправдывалась страхом перед неизвестной природой силы Древних, но не была ли она излишней, эта осторожность?
        Юнец нагнал Старика без особого труда. Лыжи ему для этого теперь не требовались.
        Месть была скорой. Шаман-Хранитель умер быстро и почти безболезненно. Долго мучить своего Учителя Ученик не стал. Но и не смог отказать себе в удовольствии увидеть ужас в глазах того, кто закатал его в снег и сбросил в провал.
        Племя, в котором он вырос и которому оказался не нужен, Юнец не тронул вовсе. Не из великодушия - нет. Сейчас ему было глубоко безразлично его племя. Как, впрочем, и всегда. Причина заключалась в другом: не стоило долго задерживаться там, где была использована сила Черной Кости, сокрытой в самоцвете. Вместе с другими секретами Древних Ученик узнал главный: доставшийся ему магический кристалл не единственный. Где-то есть и другие. Еще пять штук.
        И у каждой Кости мог быть свой хозяин. И у каждого хозяина могла быть только одна заветная мечта: собрать все шесть самоцветов воедино. А уж тогда… Безграничная власть и бесконечная жизнь - вот, что будет тогда. Вот, чем станет обладать самый удачливый охотник за Костьми.
        Ставки в этой опасной игре слишком велики. Посвященные в тайну Костей рано или поздно узнают или почуют, что сила Кости была выпущена. Выпущена по-настоящему. И посвященные непременно выяснят, где это случилась. И придут. А потому…
        Потому Юнец, обретший уродливый горб, запретное могущество и древнее знание, спешил поскорее покинуть родные края. Уступать кому-либо свой кристалл он не хотел. Зато очень хотел отыскать чужие.
        Отыскать и завладеть ими. Всеми. Сам.
        Глава 1
        - Потом были скитания. Долгие скитания…
        Со стен бесерменской крепости видно было, как в широком проходе между раздвинутых магией скал строятся смешанными походными колоннами латинянские рыцари и татарские нукеры. Воины топтались по завалам из трупов, оставшимся после штурма ассасинской твердыни. Воины готовились к новой битве.
        Угрим завершил свой рассказ. Конечно, он рассказал далеко не все из тех давних воспоминаний, которые и сейчас стоят перед глазами настолько отчетливо, словно все произошло только вчера. И конечно, он рассказал не совсем так, как было на самом деле. Он рассказал лишь то, что ему было нужно. И так, как было нужно.
        Князь-волхв задумчиво смотрел вниз с надвратной башни. У его ног лежали три магических кристалла. За прозрачными гранями, испещренными матовыми письменами, темнели Черные Кости навьей твари. В одном из самоцветов скалился маленький усохший череп Кощея. Прежде этот кристалл был княжеским горбом. В двух других самоцветах запечатаны Кощеевы руки. Тоже маленькие и сухие, покрытые черной кожей. Согнутые в локтях, со скрюченными пальцами - длинными и тонкими.
        Чуть в стороне к заборалу был прислонен мешок с трофеями, добытыми на месте стычки с желтолицым магом.
        Угрима слушали трое. Император Феодорлих. Хан Огадай. И Тимофей, с недавних пор неотлучной тенью всюду следовавший за князем-волхвом. Охрана - ханские нукеры и имперские рыцари-трабанты - держалась поодаль. То, что говорилось сейчас, не предназначалось для их ушей.
        - Как вы попали в земли руссов, князь? - спросил Феодорлих. Его единственный глаз, не моргая, смотрел на Угрима.
        Некоторое время Угрим молчал.
        - Я присоединился к дружине князя Рурка, - наконец произнес он. - Из северных земель на Русь я прибыл вместе с варягами.
        - Рурк?! - не удержался Тимофей. - Варяги?!
        Легендарный варяжский князь Рурк?! Крысий потрох! Когда это было-то!
        - Княже, это же…
        - Да, это произошло давно, - не дал ему договорить Угрим. - Я же сказал: мои скитания были долгими.
        Тимофей только покачал головой. Угрим-то сказал, конечно, но кто мог подумать, что настолько долгими! Срок, который князь уже прожил на грешной земле, никак не укладывался в голове. И этот человек еще мечтает о бессмертии!
        Тимофей недоверчиво глянул на Угрима:
        - И все-таки время, княже! Столько времени прошло!
        - Не так много для того, кто все это время прожил неразлучно с источником Кощеевой силы, - усмехнулся Угрим. И продолжил как ни в чем не бывало: - Я был эрилем в дружине Рурка…
        - Эриль? - переспросил Огадай.
        - Волхв, колдун, шаман… - пояснил Угрим. - Я отправился с Рурком, потому что нам было по пути. Потом, когда пришло время, я его покинул и дальше шел сам.
        - Дальше - это куда? - не понял Феодорлих.
        - К тулову Кощея. Черная Кость указывала мне дорогу. Она была во мне, в моей спине. Я научился слушать и слушаться ее. И она меня не обманула. Я добрался до ищерских земель, пропитанных магическими токами. Я отыскал тронную залу Кощея. Я возвысился над местными волхвами. И я стал князем. Полагаю, тратить время на подробный рассказ об этом не стоит.
        Никто и не настаивал. Все понимали: сильному и искусному магу, пусть даже и явившемуся неизвестно откуда, не так уж и трудно захватить в нескончаемых усобицах власть над захудалым княжеством, затерянным в лесах и болотах. И еще проще власть эту удержать.
        - Надеюсь, я объяснил все? - Угрим окинул пытливым взглядом императора и хана. - Надеюсь, больше вопросов нет и мы теперь можем выступать?
        - Не так быстро, князь, - покачал головой император. - Не так быстро. Последняя стычка едва не стоила всем нам жизни. Колдовская Тропа, по которой мы в прошлый раз пошли за тобой, нас чуть не сожрала.
        Хан кивнул, молча соглашаясь с Феодорлихом и не сводя с Угрима прищуренных глаз.
        Князь вздохнул:
        - Когда идет война, смерть всегда гуляет рядом. И чем дольше будет наше промедление, тем дольше продлится война.
        И хан, и император выжидающе смотрели на князя.
        - Подумайте о том, что остались последний враг и последняя битва, - продолжил Угрим. - Две Черные Кости - это все, что нам нужно добыть. Две из шести, которые еще не принадлежат нам.

«„Нам“ или „мне“?» - усмехнулся про себя Тимофей. Что-то подсказывало ему: князь имел в виду именно «мне».
        - И которые не понятно где искать, - хмуро заметил Феодорлих.
        - Это как раз не самая большая проблема. Это мы узнаем прямо сейчас. Тимофей! - Угрим кивнул на мешок с трофеями.
        Тимофей понял приказ. Он вытряхнул из мешка бесерменские крючья и кольцо с лезвиями на внутренней стороне. Железо звякнуло о камень. Сверху упали веревочные хвосты.
        Огадай и Феодорлих недоуменно переглянулись.
        - Эти вещи помечены колдовством, - пояснил князь. - Они несут на себе магию того, кто похитил Арину и взял кристаллы с Костьми. Но любая магия имеет след. И по магическому следу можно найти чародея, ее сотворившего.
        На дальнейшие объяснения Угрим тратить времени не стал. Князь склонился над диковинным иноземным оружием. Тронул ладонью спутавшиеся веревки, огладил лапы-крючья и железный обруч с выдвижными ножами. Губы Угрима шевелились, глаза были прикрыты. Князь творил волшбу.
        Тимофей поймал себя на мысли, что никак не может привыкнуть к безгорбой спине Угрима.
        Тимофей ждал. Молча ждали император и хан. В такие моменты лучше ничего не говорить. Лучше не мешать чародеям в такие моменты.
        - Проклятье! - Угрим вдруг отшатнулся от бесерменских вещиц.
        Тимофей машинально схватился за меч:
        - Что, княже?! Что?!
        Взялись за оружие Феодорлих и Огадай. Заволновались телохранители императора и хана.
        - Проклятье! Проклятье! Проклятье! - трижды выпалил Угрим. Теперь глаза его были широко распахнуты и пылали от гнева.
        - В чем дело, коназ? - вперед выступил Огадай. В руках хана блеснул обнаженный клинок.
        - Что происходит? - подался за ханом Феодорлих. Тоже с мечом наголо.
        И тут же оба отшатнулись обратно.
        Угрим ничего не ответил. Ни Тимофею, ни хану, ни императору. Князь взмахнул руками. Выплюнул краткое заклинание.
        Там, где лежали трофеи, столбом поднялось голубое пламя. Ревущее. Искрящееся.
        Крысий потрох! На миг Тимофею показалось, будто он различил в колдовском огне огромное око, зависшее над башенной площадкой. Потом видение исчезло.
        Магический удар был страшен. Веревки развеялись пеплом. Подвижные крючья-когти развалились на сочленения. Кольцо с ножами изогнулось спиралью, лопнуло и рассыпалось на части. А еще мгновение спустя железо обратилось в окалину и пыль.
        Порыв ветра сдул с почерневшего камня золу и труху. От бесерменского оружия не осталось и следа.

* * *
        Мимолетная, едва-едва уловимая гримаса недовольства скользнула по лицу Чжао-цзы. Горбатый колдун западных варваров-фань, который на самом деле вовсе не был горбуном, слишком быстро распознал его хитрость. Это не нравилось старейшине-ву, предводительствующему над кланом «лесных демонов» линь гуй.
        Утешало одно: прежде чем колдовское пламя оборвало магическую нить, позволявшую следить за врагом, Чжао-цзы все же успел кое-что узнать. И, если быть уж совсем честным, он успел узнать не так уж и мало.
        А со временем узнает еще больше.
        Обязательно узнает. Непременно…
        Предводитель линь гуй с улыбкой глянул на пленницу, что лежала между его двух кристаллов с Костьми Силы. Это была хорошая добыча - и кристаллы, и пленница.
        Кристаллы… Толстая прозрачная оболочка. На ровных блестящих гранях проступают путаными матовыми росчерками древние письмена. Не всякий каллиграф смог бы безошибочно скопировать столь сложные иероглифы. Внутри каждого кристалла - согнутая в колене и немыслимо усохшая нога. В одном - правая, в другом - левая. Кость и кожа. Вернее, одна только Кость, обтянутая тонкой, сухой, почерневшей пленкой, некогда бывшей кожей. Мумифицированные конечности были маленькими - как ноги истощенного младенца. Но они не принадлежали человеку. Согласно тайным преданиям, это были останки Яньвана - князя мертвых. Кости, несущие в себе его силу, попали в этот мир из царства, напитанного водами желтого источника. Из подземного царства Смерти, имя которому Диюй.
        Пленница… Миловидное лицо иноземной варварки портил оскаленный в гримасе ненависти рот. Большие и черные, как спелая ягода тутовника, глаза горели бессильной злобой. Что еще? Смуглая кожа, высокая грудь, иссиня-черные волосы… Женщина была обнажена и совершенно беспомощна. И изуродована его, Чжао-цзы, чарами. Сросшиеся ноги, вросшие в бока руки - такое никому не добавит красоты. Зато магия держала сейчас чужеземку крепче самых крепких пут.
        - Твой супруг, которого ты не любишь и который также не испытывает большой любви к тебе, очень осторожен, колдунья, - обратился к ней Чжао-цзы. - Но хватит ли у него хитрости, чтобы перехитрить «лесных демонов»?
        Пленница не ответила. Не могла. Трудно отвечать, когда язык намертво прирос к гортани. Да и ханьских наречий варварка из далеких западных земель не понимала. Но мысли чародеев не нуждаются в переводе.
        - Ты ведь тоже была хитра и осторожна. А помогло ли тебе это?
        И снова Чжао-цзы не дождался ответа. Только ощутил волну ненависти, окатившую его с ног до головы. Чужеземка дернулась всем телом - так дергается недобитая змея. Попыталась плюнуть, но только испачкала слюной собственный подбородок.
        Чи-жоу-туань! Жалкая груда сырого красного мяса…
        Чжао-цзы скривился. Он представил, как, должно быть, мучительно для этой колдуньи лежать возле источников великой силы и не иметь возможности ею воспользоваться. Что ж, пусть помучается. Сговорчивее будет.
        Потом. Когда придет время…

* * *
        - Твое колдовство не удалось, урус? - прищурил свои и без того узкие глазки Огадай.
        Кочевник первым пришел в себя, когда магическое пламя, обратившее бесерменское оружие в прах, опало и исчезло без следа.
        Угрим метнул на него раздраженный взгляд:
        - Мое колдовство удалось, хан. Я узнал, куда следует тянуть Темную Тропу. Вот только мой… наш общий враг теперь тоже знает многое.
        Тимофей насторожился.
        - Объясните, князь, - потребовал Феодорлих. Единственный глаз императора пристально смотрел на Угрима.
        - А чего тут объяснять! - Обычно сдержанный Угрим был вне себя от бешенства. - Маг с желтым лицом не случайно оставил свои заговоренные вещи на месте нашей стычки.
        Вот как? Тимофей покосился на потемневший камень, где еще пару минут назад лежали бесерменские диковинки.
        - Думаю, при большом желании он мог бы прихватить их вместе с Черными Костьми и Ариной, - продолжал князь, - однако не стал этого делать. Он специально подкинул трофеи мне. Подкинул, чтобы я взял их с собой.

«Интересно зачем», - подумал Тимофей.
        - Зачем? - озвучил его невысказанный вопрос император.
        - Через эти вещи не только я мог наблюдать за колдуном, которому они принадлежали, но и он - за мной, - хмуро ответил Угрим. - И наблюдать, и подслушивать. Иногда магические следы ведут в разные стороны. Есть особые заклинания…
        - Что ему известно? - встревоженно перебил Огадай. - Колдуну с желтым лицом и в зеленом плаще?
        Князь пожал плечами:
        - Он слышал наш разговор. Он знает, кто ему противостоит и где мы находимся. Он видел, какими силами мы располагаем.
        Тимофей глянул вниз. Да, отсюда, со стен крепости, сейчас вся их армия, как на ладони.
        - Боюсь, он успел получить о нас больше сведений, чем я о нем, - подытожил Угрим.
        И замолчал.
        - И что это значит, князь? - нахмурился Феодорлих.
        - Это значит, что времени у нас еще меньше, чем я думал. Нужно атаковать сейчас же, иначе будет поздно. Пусть авангард выступает немедленно. Я открою Тропу. Чем быстрее мы завяжем битву, тем меньше оставим противнику возможностей использовать против нас то, что он уже успел узнать. Внезапность и стремительность - вот все, что мы можем противопоставить его осведомленности.
        - А если это снова ловушка? - быстро спросил Феодорлих.
        - Да, если нашего удара ждут? - поддержал императора Огадай. - Тогда что, урус?
        - Скорее всего, так и есть, - неожиданно спокойно ответил Угрим. От такого спокойствия Тимофея аж покоробило. - Скорее всего, ждут. Но я должен знать точно, кто и что именно нас ждет. А этого не понять до тех пор, пока кто-то не пройдет по Тропе.
        - И пока кто-то на Тропе не погибнет? - вставил хан, гневно блеснув глазами.
        - Я ведь не гоню в этот бой вас двоих, - скривил губы Угрим. - И я не иду в этот бой сам.
        Тимофей поморщился. Ну конечно… Князья, императоры и ханы, как правило, посылают на верную смерть других.
        - Я же сказал: в атаку пока пойдет только авангардный отряд, - продолжал Угрим. - И чем скорее вы отдадите соответствующие приказания, тем будет лучше. Или… - Князь нахмурился. - Или, может быть, вы хотите, чтобы враг нанес удар первым?
        Когда император и хан удалились каждый к своим военачальникам, Угрим улыбнулся.
        Тимофей непонимающе смотрел на князя. Чему радоваться-то? Волхв будто прочел его мысли. Или правда прочел - Угрим ведь умел и такое.
        - Иногда даже вражескую хитрость можно обратить себе на пользу, - услышал Тимофей довольный голос князя. - Если хитрость эта помогает управлять нерешительными союзниками.
        Чжао-цзы отвернулся от женщины, извивавшейся у его ног. Колдунья из западных земель, конечно, важна, но пока она может подождать. Сейчас имелись более насущные дела. Следовало подготовиться к достойной встрече гостей…
        Уж теперь-то гости заявятся уже скоро. Теперь они могли прийти в любой момент. Но не с любой стороны. Гости, конечно же, придут с запада.
        Чжао-цзы огляделся. Он стоял на широкой башенной площадке. Именно сюда вывела его Тропа Диюйя, по которой пришлось отступить после стычки с иноземным магом-горбуном. Именно здесь, как и было оговорено заранее, ожидали своего учителя верные «лесные демоны».
        Впрочем, сейчас Чжао-цзы оставил на башне только четверых линь гуй. Больше ему было не нужно. Собственно, он мог бы и вовсе обойтись без помощников. Но все же так будет лучше. Надежнее…
        Двое «демонов», вооруженных фэй-цзинь-лун-чжа - летающими когтями золотого дракона, укрылись за каменными зубцами башни. Оба - тренированные метатели когтей, оружия, предназначенного не для того, чтобы убивать, а чтобы пленять.
        Взгляд Чжао-цзы придирчиво скользнул по покачивающимся в руках линь гуй стальным
«кошкам». От заостренных крючьев с подвижными сочленениями, действительно напоминавших когтистые драконьи лапы, тянулись плетеные шелковые шнуры. Длинные, легкие, но крепкие веревки аккуратными кольцами уложены у ног метателей. Концы веревок привязаны к башенным зубцам.
        При натяжении шнуров летающие когти сжимаются и вцепляются в жертву мертвой хваткой. С помощью фэй-цзинь-лун-чжа удалось поймать даже колдунью западного края. Правда, на крючья, которыми «демоны» Чжао-цзы ловили ведьму, было наложено сильное заклятие. А на эти - нет. Эти когти нужны для поимки обычного пленника.
        Еще двое линь гуй молчаливыми истуканами стояли в центре башенной площадки - возле большого ячеистого короба на деревянной подставке. Специальные рычаги позволяли быстро поворачивать массивную конструкцию в любом направлении и устанавливать ее под нужным углом.
        Бамбуковые планки, оструганные дощечки, плетеные ивовые прутья, плотная бумага… Чем-то короб напоминал пчелиные соты. Всего сот - десять раз по десять. И каждая сота занята.
        Ровными рядами из короба торчали наконечники длинных огненных стрел-хоцзян. Под каждым наконечником крепилась бамбуковая трубка с мелким, хорошо утрамбованным ингредиентом огня хуо-яо, или, как называют его варвары, громовым порошком, сила которого метает стрелы дальше, чем тетива самого мощного лука.
        Полые трубки были также начинены бумажными свертками ядовитого дыма ду-яо-янь-цю. Отравляющая смесь, спрятанная в этих пакетиках, при горении способна удушить человека в считаные мгновения.

«Сто плюющихся огнем и дымом леопардов» - так именовалась грозная стрелометная установка. Само по себе это было страшное оружие. А уж когда при ней стоит опытный маг… И если у этого мага есть Кости Силы.
        Чжао-цзы возлагал большие надежды на огненных леопардов, до поры до времени мирно дремлющих в своих норах. Но, конечно же, не только на них. И даже не столько на них, сколько…
        Он глянул по сторонам. Вправо и влево, покуда хватало глаз, тянулась Великая Стена.
        Сложенная из камня и утрамбованной до прочности камня глины, облицованная снаружи хорошо подогнанными друг к другу плитами, укрепленная мощными башнями, стоящими на одинаковом расстоянии друг от друга, Стена повторяла все изгибы и складки местности. Прямой, как копейное древко, линией она пересекала равнины и прихотливо извивалась по горным хребтам и берегам рек.
        Стена рассекала мир надвое. По ту сторону от нее лежали песчаные безжизненные пустыни, сухие степи и холодные предгорья, которыми владели кочевники. Еще дальше тянулись враждебные западные земли, населенные чужими и чуждыми народами.
        По эту - раскинулись богатые и обжитые просторы Поднебесной империи. Некогда могущественной, великой и непобедимой, а ныне ослабевшей и раздробленной на отдельные царства, не знающие мира, покоя и единого хозяина. Пока не знающие.
        Но скоро уже, очень скоро все должно измениться. Чжао-цзы желал этого и верил в это.
        Над башнями Великой Стены поднимались дымки сигнальных костров.

* * *
        Движение у стен ассасинской крепости усилилось. Били барабаны, ревели трубы. Командиры рвали глотки, стараясь перекричать друг друга. Войска кочевников и латинян в спешке заканчивали построение.
        Из общей массы к разбитым воротам низаритской цитадели уже выдвинулся небольшой отряд монгольских стрелков и несколько десятков рыцарей.
        Авангард был готов к бою.
        - Пора открывать Тропу. - Угрим шагнул к лестнице, ведущей с надвратной площадки вниз.

«Странно, - подумал Тимофей, - чтобы открыть колдовской путь, князю вовсе ведь не обязательно спускаться вниз самому».
        - Возьми Кости и не отходи от меня ни на шаг, - не оборачиваясь, бросил ему Угрим.
        - Когда авангард вступит на Тропу, будешь стоять рядом.
        Тимофей молча поднял колдовские кристаллы. Сказать по правде, новая служба нравилась ему все меньше и меньше. Да чего там - новая служба начинала его тяготить.
        Почему? Он не смог бы внятно ответить на этот вопрос. Просто непривычно как-то было в разгар битв стоять за княжеской спиной, оберегая сверкающие каменья с черной сердцевиной. Неприятно было постоянно прикасаться к холодным самоцветам с мертвыми останками. Скверно было осознавать, что кому-то скоро предстоит погибнуть ради того лишь, чтобы к одним Кощеевым Костям присоединились другие, и что ты так или иначе, но будешь к этому причастен. Ну и совсем паршиво было оттого, что невозможно уже ничего изменить.
        Раньше он был послом, был толмачом и был воеводой. Раньше он работал головой и сражался мечом во благо своего князя и своего княжества. Раньше он рад был служить Угриму Ищерскому. Теперь же радость уходила, словно вода из дырявой посудины. Что-то мешало теперь служить как прежде - безоговорочно, слепо, не задумываясь. Что-то, чего так просто не выразишь словами. Эх, самому бы понять что…
        Да, он верен своему господину, как и прежде. Да, он готов живот положить за него. Но… Но князь слишком приблизил его и слишком много ему открыл. Он знает то, без чего было бы гораздо проще жить. И кем он стал в итоге? В самом деле, ну кто он сейчас при князе-волхве? Кто?! Носитель Черных Костей? Костеносец? Почетно, наверное, но отчего-то почет этот не греет душу.
        - Ты человек, которому я доверяю, Тимофей. - Теперь князь, остановившись у лестницы, обернулся к нему. Князь пристально смотрел ему в глаза. - И который не жаждет большего, чем имеет. Вот ты кто.

«Опять мысли прочел, колдун», - догадался Тимофей. Проницательность седого князя-волхва порой пугала его больше, чем собственные сомнения.
        - Таких людей в наше время мало, - продолжал между тем Угрим. - Таких уже почти не осталось. Поэтому ты на своем месте.
        Тимофей вздохнул:
        - Я на месте, на которое ты меня поставил, княже.
        На месте костеносца…
        Угрим вновь смерил его долгим пронзительным взглядом.
        - И что с того? Ты поклялся служить мне во всем и всегда. Так исполняй же свою службу, Тимофей. Исполняй ее добросовестно, как и подобает верному слуге. И гони прочь дурные мысли. Тебе думать не о чем. Тебе это ни к чему. Дело слуги - выполнять приказы господина. Тогда будут довольны все - и господин, и слуга. Идем…
        Они спустились к разбитым воротам ассасинской крепости.
        Тимофей понял: князь хотел не только открыть Темную Тропу для других, но и оказаться поближе к ней. Угрим желал, не вступая на Тропу, видеть все, что будет происходить на ней. И - за Тропой тоже.

* * *
        Великая стена радовала глаза и душу. Чжао-цзы улыбался, оглядывая непреступную твердыню, протянувшуюся от горизонта до горизонта.
        Честолюбивые и осторожные императоры веками возводили, достраивали и перестраивали Стену в надежде уберечь свои владения от набегов воинственных кочевников. Но сейчас Стена должна была противостоять другой угрозе.
        И она могла ей противостоять!
        Десятки, нет - сотни тысяч, миллионы людей, погибших или казненных во время строительства, были вмурованы в Стену.[По некоторым данным, за время строительства сложного комплекса укреплений, возводимых в разные времена разными правителями и ограждавших Китай от набегов кочевников, погибло и было вмуровано в кладку до двух миллионов человек. Возможно, на самом деле число погибших еще больше. Впрочем, Стену, о которой идет речь в романе, не следует напрямую отождествлять с Великой Китайской стеной. (Здесь и далее прим. авт.)]
        Изменники, преступники, дезертиры, плененные враги, дерзкие колдуны и простые рабочие. Веками всех их хоронили стоя, под звуки заклинаний, дабы мертвецы вместе с живыми вечно охраняли рубежи империи. Опытный маг, знающий к чему прислушиваться, и сейчас слышит сквозь камни стоны замурованных. Ибо никто, ничто и никогда не умирает полностью и до конца.
        Многие поколения придворных чародеев крепили Стену колдовством, о котором теперь никто не помнит. Зато всем хорошо известно, что смерть - самый лучший кирпич, а человеческая кровь - самый крепкий раствор.
        Стена была насквозь пропитана кровью и смертью. И болью, и отчаянием, и страданием. И, что самое важное, - Силой. Мертвой силой Диюйя. Силой, которую можно взять и можно использовать. Если знаешь как. Чжао-цзы знал. Он был посвящен во многие тайны. И в тайну Стены тоже.
        По большому счету Великая Стена являлась великим кладбищем, а на кладбищах магическая сила, почерпнутая из мира мертвых, приумножается. Но главное даже не это. Некогда в Стену был вмурован кристалл с Костью Яньвана, хранивший Поднебесную от бед. Кристалл пролежал в кладке не один век. Не два и не десять. Много больше. И до того как его похитили, он отдал Стене немалую часть своей силы.
        Чжао-цзы перевел взгляд на магические кристаллы. Эти древние артефакты тоже несли в себе мертвую силу. И если совместить ее с силой Стены…
        Он провел над кристаллами руками. Прошептал заклинание. Стена охотно приняла Кости Яньвана. Кристаллы наполовину погрузились в выложенный плитами пол башни. Кости Силы слились со Стеной, став ее частью. Тьма Диюйя, вмурованная в кладку вместе с мертвецами ушедших веков, и князь мертвых Яньван сегодня воссоединялись в Великой Стене.
        Испуганно дернулась колдунья, лежавшая между кристаллами. Однако то, что происходило, ее не касалось. Пока.
        Чжао-цзы был доволен. Теперь Стена не только преградит путь вражеской армии, идущей обычными дорогами, но и обрежет чужие колдовские Тропы, протянутые через чертоги Смерти. Обрежет и повернет туда, куда нужно поворачивать.
        А два кристалла на Стене смогут противостоять трем. И, быть может, даже четырем.
        Во всяком случае, количество кристаллов будет уже решать не все. Многое будет зависеть от искусства каждого участника предстоящей битвы. От магического и боевого искусства. От хитрости и смекалки. От дерзости и смелости.
        И от размера армий, разумеется, тоже. И от состояния боевого духа. Чжао-цзы знал, что войско противника, с которым скоро придется драться за Кости Силы, было измотано и обескровлено штурмом далекой горной твердыни. Его же войска свежи и готовы к бою. Главное - успеть их вовремя собрать.
        Он уже занимался этим. Он занялся этим сразу же, как только оказался здесь.
        Внизу, под Стеной, зиял черный зев Тропы Диюйя. С Тропы выдвигались отряд за отрядом. Выезжали всадники, выходила пехота. Огромные повозки вывозили разобранные метательные машины и многоярусные короба, предназначенные для пуска огненных стрел.
        - Учитель! - На башенную площадку взбежал молодой воин. Очередной гонец снизу. - Лю-вэй привел своих людей. Тысяча всадников, две тысячи пехотинцев. Лю-вэй шлет поклон и слова преданности.
        Чжао-цзы кивнул. Три тысячи воинов - это немного для той битвы, которая ему предстоит. Но ведь это лишь один из ручейков, стекающихся под Стену.
        - Пусть Лю-вэй занимает оборону между башней Второго Красного Дракона и Утесом Смерти, - приказал Чжао-цзы. - Пусть ставит пехоту наверх, а конницу - возле Стены.
        Взмах рук. Слова заклинания. Одна Тропа закрылась. Открылась другая. Таиться больше не было смысла. Прятать свое могущество от других магов тоже. Жаль, конечно, что одному магу не под силу открывать и удерживать по несколько Троп сразу. Но ничего. Пути Диюйя, протягиваемые поочередно в разные концы Поднебесной, тоже способны собрать немалую армию.
        Скоро из мерцающей тьмы выйдут новые воины. Много воинов… Настало время менять историю.
        Чжао-цзы глянул на пленницу. Ты не была достаточно терпелива, колдунья западного края. Поэтому ты проиграла. Чтобы добиться желаемого, нужно уметь ждать. Нужно подкрадываться к цели, как кошка, нужно долгое время довольствоваться малым. Нужно брать свое незаметно, понемногу, по чуть-чуть. По крохотным кусочкам. Чтобы однажды взять все. Рассказать тебе, как я шел к власти, колдунья?
        Чжао-цзы улыбался. Чжао-цзы вспоминал.
        К этому готовились долго. Годы. Десятки лет. «Лесные демоны» тайно внедряли своих людей при дворах князей и императоров. Лучших воины и стратеги линь гуй становились советниками и помощниками императорских генералов.
        Чжао-цзы осторожно и неторопливо осуществлял свой давний план. Цель была одна: мягко, ненавязчиво взять в свои руки бразды правления войсками разных царств, чтобы однажды…
        Это «однажды» постепенно приближалось. Действуя где магией, где хитростью, где подкупом и устрашением, а где просто устранением неудобных и ненужных людей,
«лесные демоны» становились во главе крупных отрядов и целых армий разрозненных враждующих царств. Всячески демонстрируя преданность своим императорам, князьям и военачальникам, порой даже воюя по их воле между собой, на самом деле они были верны лишь одному человеку и ждали только его приказа.
        И вот время пришло. Приказ поступил. Когда владеешь магией и когда магия подкреплена древними артефактами, силу которых больше нет нужды скрывать, приказы можно отдавать мгновенно, на любые расстояния, любому количеству людей.
        И можно не только отдавать приказы.
        Чжао-цзы снова и снова открывал Тропы Диюйя. Линь гуй тысячами уводили чужих воинов к Великой Стене. Которая тоже давно уже находилась под контролем «демонов».
        Власть в Поднебесной менялась. Но чтобы взять власть не только над народами по эту сторону Стены, но и над всем миром, и чтобы владеть миром вечно, нужно было выиграть битву под Стеной. Самую важную битву.
        Глава 2
        Угрим открыл колдовской путь у самых ворот павшей крепости ассасинов. Что ж, знакомая картина… Зияющая дыра черного ничто, слабо подсвеченная изнутри разноцветными колдовскими искрами, была подобна ненасытной пасти.
        Раньше Тимофей входил в эту пасть сам. Теперь, стоя подле князя, наблюдал, как на Темную Тропу вступают другие.
        Мимо двигался передовой отряд. В первых рядах ехал Бельгутай. Татарский хан поставил верного нойона во главе своих воинов. Вероятно, так нужно было, чтобы вдохновить остальных. Необходимая, вынужденная жертва…
        Бельгутай покосился на Тимофея. Тимофей отвел глаза. Когда он вновь посмотрел перед собой, Бельгутая уже не было.
        Выстроившись плотной колонной, касаясь друг друга стременами и позвякивая латами, молчаливые всадники с сосредоточенными лицами въезжали на Темную Тропу, словно во врата преисподней. Въезжали - и сразу же растворялись во мраке.
        Рыцари Феодорлиха и ханские стрелки двигались смешанным строем. И так, наверное, правильно, если не знаешь точно, что ждет с той стороны, с каким врагом придется иметь дело и какую тактику избрать на выходе с Тропы.
        Латиняне держали в руках обнаженные мечи, татары накладывали на луки стрелы. Угрим, Феодорлих и Огадай смотрели на исчезающих в темноте всадников как на смертников. Интересно, а чувствуют ли сами воины авангарда, что посланы на убой? Должны хотя бы догадываться, что ли… Или не должны?
        Им было приказано вступить в битву на той стороне Тропы и держать оборону до подхода главных сил. Но насколько понимал Тимофей, пускать в бой главные силы Угрим пока не собирался. Ищерский князь просто хотел узнать, насколько силен окажется враг.
        Кони фыркали и упирались. Но шпоры вонзались в бока. Жесткие удила рвали рты. Опытные всадники заставляли животных идти во тьму.
        Князь-волхв, император и хан стояли у самого края Тропы. Император и хан просто стояли. Угрим что-то бормотал, водил руками над Черными Костьми и, прикрыв глаза, к чему-то прислушивался. Или во что-то вглядывался. Если возможно вглядываться с закрытыми веками. Впрочем, для опытного мага, наверное, возможно и не такое.
        Все новые и новые всадники въезжали на Тропу. Полог колдовского мрака поглощал людей и коней. Невнятным монотонным и убаюкивающим речитативом звучали заклинания Угрима. Звучали, звучали…
        Князь вдруг резко, на полуслове-полувыдохе оборвал волшбу. Широко распахнул глаза.
        Тимофей насторожился. Тропа ничем вроде бы не угрожала. Однако в глазах Угрима читалась тревога.
        - Что там, урус? - подался вперед Огадай.
        Хан тоже заметил!
        - В сторону! - сдавленно бросил Угрим.
        Руки князя, простертые над Черными Костьми, откатили кристаллы подальше от зева Тропы. Сам Угрим отступил вслед за колдовскими артефактами. И уже стоя поодаль, выписал руками по воздуху сложный волховской знак.
        Темная прореха в воздухе начала затягиваться.
        Тимофей, привыкший в подобных делах доверять князю, выполнил его приказ незамедлительно. Попятился за Угримом, прикрывая щитом и его, и себя.
        Огадай и Феодорлих тоже решили не испытывать судьбу. Оба отскочили от Тропы с проворством, не подобающим ни великому хану, ни императору.
        Всадники авангарда, не успевшие въехать на Тропу, натянули поводья и повернули коней…

* * *
        Оглушающая могильная тишина, навалившаяся сразу на входе, не отпускала. В густой тьме завораживающе мерцали разноцветные искры. Время текло вяло и медленно, как жирный кумыс. Тропа влекла вперед и прямо, прямо и вперед.
        Бельгутай гнал все страхи прочь. Да, на Тропе было неуютно. Да, впереди ждала неизвестность. Да, ему очень не нравилось, как смотрели им вслед хан, император и коназ-шаман. И еще меньше понравилось то, как отвел взгляд Тумфи - толмач и нукер урусского коназа.
        Но у него был приказ пройти по колдовскому пути самому и провести за собой воинов хана.
        Тесный коридор с черными колышущимися сводами, мягкими стенами и пружинящим полом заканчивался. Тьма впереди рассеивалась, вьющиеся перед глазами разноцветные огоньки тускнели.
        Бельгутай видел сквозь чародейскую дымку выход с Тропы. Колдовская дорога выводила на открытую смотровую площадку незнакомой башни. Уже можно было различить и часть примыкавшей к башне стены с широким, укрытым за зубчатым гребнем проходом.
        Защитников на башне было немного. Два невысоких желтолицых воина в длинных, обшитых металлическими бляхами халатах торопливо разворачивают к Тропе какой-то массивный короб на деревянной подставке. И еще двое выглядывают из-за каменных зубцов, что-то раскручивая в воздухе.
        Кто такие? Вроде бы похожи на выходцев из восточных ханьских земель. Хотя кто их знает…
        Чуть в стороне застыла фигура в зеленом плаще и круглой островерхой шляпе, похожей на небольшой щит. Перед этим - пятым - защитником башни поблескивали два магических кристалла, наполовину вмурованных в боевую площадку, и лежала женщина без рук и с ногами, приросшими одна к другой.

«Колдунья! - догадался Бельгутай. - Заколдованная колдунья! Бывшая жена урусского коназа».
        Человек в зеленом плаще не шевелился и молча смотрел на Тропу. Рты чужеземцев, возившихся у квадратного короба, были открыты, но их крики сюда не долетали. На Темной Тропе вообще не было слышно ни звука. Как, впрочем, всегда.
        В ватной тишине бесследно тонули и боевые кличи атакующих. И стук копыт. И…
        Бельгутай поднял руку, дал знак. Пригнулся к конской гриве, чтобы сзади ненароком не задели свои.
        Монгольские лучники из передних рядов выпустили первые стрелы…
        И опять: не слышно ни звяканья тетивы, ни свиста оперенной смерти. Странно все это было и непривычно.
        Да и сами стрелы летели неестественно медленно. Не быстрее, во всяком случае, чем неведомая сила несла по колдовскому пути всадников.
        Казалось, победа будет легкой. Еще миг-другой… еще пара мгновений… По меркам Тропы, конечно. Еще совсем чуть-чуть - и все закончится. И почти беззащитная башня будет захвачена.
        Неподвижная фигура в зеленом плаще ожила. Взмах руками, разрубающий воздух. И похоже, не только его…
        Солнечный свет отразился от кристаллов у ног зеленого. Бельгутаю показалось, будто башня вздрогнула и колыхнулась стена, прилегающая к ней. Хотя, возможно, картину исказило мерцающее марево, все еще слабо стелющееся перед глазами.
        Тропа дернулась, как живая. Дернулась и… оборвалась. Раньше, чем должна была закончиться.
        Последний отрезок колдовского пути был колдовством же и рассеян. В мгновение ока исчезли черные подвижные своды и стены чародейского коридора. Под лошадиными копытами растаял мягкий пол. Окончательно рассеялась тьма и погасли освещавшие ее разноцветные всполохи.
        Шум ударил в уши. Ветер - в лицо.
        Тишина взорвалась людскими криками, конским ржанием, звоном железа…
        Бельгутай успел увидеть бесконечную стену с башнями справа и слева от себя. Но удивиться уже не успел.
        Передовые всадники очутились в воздухе на высоте башенных зубцов, но в паре десятков шагов от них.
        Закованные в сталь рыцари Феодорлиха и легковооруженные лучники Огадая вывалились с оборвавшейся Тропы. Выпущенные ранее стрелы вылетели вместе с ними. Люди и кони по инерции пролетели расстояние до башни, но попали не на верхнюю ее площадку, а ударились о глухую кладку нижних ярусов.
        Конь Бельгутая в последний момент оттолкнулся от края Тропы, но, утратив опору под ногами, тоже не сумел донести всадника до защитных зубцов.
        Долгий прыжок. Полет. Пустота. Падение…
        Вперед и вниз.
        Мысли ускорились, время, наоборот, замедлилось, чувства обострились до предела. Так, говорят, бывает перед смертью. А смерть - вот она!
        Бельгутай увидел, как стремительно приближается стена. Понял: противника на башне никак не достать. И оставалось только одно: расшибиться о прочную кладку, рухнуть вниз и…
        Вот сейчас - удар о стену. Потом - падение под стену. И - сломанная шея. И - переломанные руки-ноги. И те, кого Тропа выплюнет вслед за ним, стальной лавиной обрушатся сверху. Сомнут, раздавят, добьют.
        И все. И - конец.
        Но прежде чем Бельгутай налетел на башню, что-то звякнуло о доспех. Сдернуло с коня. Увлекло вверх.
        Ноги выскользнули из стремян. Седло ушло вниз. Повод резанул по пальцам и вырвался из ладони.
        Будто чьи-то сильные и бесцеремонные руки подхватили его в полете.
        А впрочем, нет, никакие это были не руки. Это были цепкие стальные лапы на веревках, брошенные с башни. Подвижные пальцы-крючья скрежетнули по зерцалу и наплечникам, подцепили снизу панцирные пластины, пронзили толстую кожу куяка, вспороли поддоспешник, больно кольнули кожу, подхватили за подмышки…
        Из седла его выдернуло чудное оружие вроде того, которое сжег своим колдовством урусский коназ-шаман.
        Выдернуть-то оно его выдернуло, но столкновения со стеной все равно избежать не удалось.
        Где-то внизу в кладку ударился конь. А затем и сам Бельгутай впечатался в башню, словно раскачанный на цепях таран.
        Он едва успел сгруппироваться и прикрыться щитом. Стена сильно ударила в щит, налокотники, наколенники и шлем. От сотрясения чуть не вышибло дух.
        А может, и вышибло. На время. Но если он и потерял сознание, то совсем ненадолго.
        Что было гораздо хуже - он выронил саблю.
        Бельгутай висел на прочных веревках, упершись помятым налобником шлема в каменную кладку. В голове гудело. Тело саднило. Сзади и снизу доносились крики, грохот и звон железа.
        Он стряхнул с ноющей левой руки расколотый щит. Правой чуть оттолкнулся от стены. Оглянулся.
        Темная Тропа все еще открыта. Ее зев зияет перед башней - прямо в воздухе. Только какая-то она не такая. Непривычная. Порванная какая-то. Сейчас Тропа походила на возникшую из ниоткуда черную воронку с загнутыми вовне краями. А еще - на жерло смерча, нагнувшегося над землей.
        Края воронки дергались и пульсировали, словно рассеченная артерия. С Тропы сочилась и рассеивалась в ярком солнечном свете темнота, подсвеченная мечущимися разноцветными искорками. И все падали, падали всадники…
        Выброшенные с колдовского пути, они кувыркались, будто диковинные снаряды, летели вперед и вниз, бились в башенную стену под ногами Бельгутая. Осыпались живым грохочущим и орущим камнепадом в облаке пыли, выбитых из кладки осколков и в фонтанах кровавых брызг.
        На уже упавших обрушивались, ломая ноги, руки, хребты и шеи, все новые и новые конные воины. У подножия башни росло месиво из людей, лошадей и железа. Мудрено будет кому-нибудь уцелеть там, внизу.
        Бельгутай скрежетнул зубами. Да, сам он избежал смерти, но и его положение было незавидным. Вздернутый под самыми башенными зубцами, он висел подобно бурдюку с кумысом. Острые крючья глубоко вонзились в доспех, и разжиматься стальные когти не собирались. Поднимать его наверх тоже пока никто не спешил.
        Если его хотели пленить, то это удалось. Горько и обидно было осознавать свою беспомощность. А впрочем, так ли уж он беспомощен?
        Бельгутай потянулся к рукояти засапожного ножа. Хутуг, торчавший за правым голенищем, - это не сабля, конечно, но лучше, чем ничего. Ножом можно перерезать веревки и избежать позорного плена. А можно…
        Бельгутай вложил короткий клинок в зубы. Вцепился руками в веревки. Ногами уперся в неровную кладку. Его не спешат поднимать наверх? Что ж, тем неожиданней будет его появление, когда он поднимется туда сам.

* * *
        Вражеские стрелы все же достигли башенной площадки. И хотя их было немного - не больше дюжины, - били они довольно метко. Сразу три или четыре стрелы устремились к Чжао-цзы и пленной колдунье у его ног, но маг отмахнулся от них, как от надоедливой мошки, и стрелы ушли в сторону.
        Зато лучники противника сразили всех помощников Чжао-цзы. Двое были убиты наповал, еще двое - тяжело раненные - еще корчились на каменных плитах. Больше помощи от них не будет, но это не имело значения. «Лесные демоны» свое дело сделали.
«Демоны» выполнили его приказ. И заодно - отвлекли на себя вражеских стрелков.
        Ставить полноценный колдовской щит над башней Чжао-цзы не стал. Не счел необходимым. Сейчас он использовал всю свою силу, силу Стены и силу магических кристаллов для другого.
        Действовать приходилось одной рукой. Левой. Пока растопыренная ладонь правой удерживала срезанную Тропу Диюйя, чтобы вражеский колдун не сумел ее закрыть.
        А он старался, очень старался: Чжао-цзы ощущал, как с той стороны останавливают движение колдовского пути и пытаются захлопнуть Тропу.
        Но сто «огненных леопардов» уже смотрели в ее срез. Почти в самую середину… М-да, почти… Сбитые вражескими стрелами линь гуй все же не успели до конца довернуть тяжелую конструкцию стреломета. Что ж, не беда.
        Плавным пассом Чжао-цзы немного подправил самострельную установку. Массивный короб, скрежетнув деревянными рычагами о плиты перекрытия, сдвинулся чуть правее. Вот так совсем хорошо! Сотня стрел с огненной начинкой теперь нацелена точно в центр разверстой воронки. Мимо не пролетит ни одна. Оставалась самая малость…
        Ни костра, ни горящего факела на башне не было. Но опытный маг всегда добудет огонь и разведет его там, где нужно.
        Легкое движение кисти - и в одно мгновение вспыхнули все сто фитилей.

«Огненные леопарды» изготовились к прыжку. Вот сейчас бешеная сотня с рыком вырвется из своих нор и растерзает любого, кто окажется на ее пути.
        Славный будет залп! Если повезет, если вражеский колдун на той стороне окажется достаточно близко к Тропе Дийюя, война может на этом закончиться.
        Короткие (в такой битве слишком дорого обходится каждый миг промедления) затравочные фитили сгорели быстро. Массивный короб с направляющими трубками вздрогнул. Из верхнего ряда бамбуковых жерл ударила тугая струя огня и дыма, оставив на камне широкий след горячей жирной копоти. Если бы сзади стояли люди, всех их попросту смело бы с башни огненной метлой.
        Первая партия «леопардов» рванулась вперед. Резким пассом свободной руки Чжао-цзы подтолкнул стрелы-хоцзян, придавая им энергию, которая поможет лететь против Тропы.
        Еще один залп! Вслед за первой вырвалась вторая группа «леопардов». И почти сразу же за ней - третья. И еще, и следующая, и опять…
        С ревом, шипением и свистом стаи «леопардов» неслись в черную воронку, из которой все сыпались люди, кони и стрелы.
        Вот шальная стрела сбила в прыжке-полете одного из «леопардов». Видимо, попала в оперенный хвостовик и изменила траекторию движения. Поврежденная стрела-хоцзян резко ушла в сторону от воронки, закрутилась зигзагом, взмыла в небо, оставляя за собой густой дымный след. Взорвалась где-то высоко-высоко, запятнав облака огненной сыпью.
        Зато остальные девяносто девять «леопардов» устремились туда, куда были посланы. И все девяносто девять сгинули во тьме. Шипение и свист оборвались. Воронкообразный срез отсекал любые звуки.
        Больше из бреши в воздухе не вываливался никто. Бешеный натиск хоцзян, несущих в себе огонь и мощный магический заряд, повернул движение чужой Тропы вспять.
        Рассеивающийся дым медленно-медленно относило в сторону.
        Чжао-цзы улыбался, прикрыв глаза-щелки. «Огненные леопарды» были сейчас его глазами. Дымные хвосты связывали его с хоцзян.
        Чжао-цзы видел, как стрелы ударили в людей и коней, толпившихся в колдовском проходе. Массивные наконечники проламывали доспехи и разрывали плоть, раскалывали щиты, отсекали головы и конечности, сносили с седел всадников и валили с ног обезумевших лошадей. Все происходило в полной тишине. «Леопарды» на Тропе Диюйя охотились беззвучно.
        И безжалостно.
        Одни стрелы намертво застревали в месиве из железа и плоти, дергались, словно в агонии, яростно плевались огнем и дымом и взрывались, будучи не в силах более лететь дальше. Другие метались, вращались туго закрученными дымными спиралями, пробивались сквозь завалы людских и конских тел, царапали колышущиеся черные стены и своды. Но не увязали в них, а лишь ускоряли движение и стремительно неслись дальше, дальше…
        Огненные стрелы оставляли позади себя растерзанные трупы и фонтаны крови, которую жадно впитывала Тропа. Хоцзян заполняли тесный проход густым смрадным дымом, и те, кому удавалось увернуться от их наконечников, все равно погибали от удушья. Колдовские искры Тропы, мешаясь с дымом и кровью, светили все ярче и все сильнее кружились в безумной пляске.
        Но пучки дымящихся снарядов быстро редели, сбивались и рассеивались. Одни стрелы вырывались вперед, другие отставали. Огненных «леопардов», пробивавшихся к выходу с Тропы, становилось все меньше, однако они при этом становились все злее.

* * *
        Что именно выплюнула безмолвная Тропа, Тимофей смог понять не сразу.
        Было устрашающее шипение. Был грохот. А потом…
        Крысий потрох! С колдовского пути вывалилось что-то бесформенное, громыхающее железом, брызжущее кровью и искрами, пышущее зловонным дымом. Какое-то переплетение…
        Угрим взмахнул рукой и выкрикнул заклинание. Странный клубок замер на месте.
        Да, так и есть - переплетение тел. Конь, рыцарь Феодорлиха и нукер Огадая. Два человека и лошадиная туша были нанизаны на одну стрелу - длинную, как копье. Под массивным граненым наконечником на треть окровавленного древка топорщилась полая деревянная трубка. Из трубки вырывалось пламя. За стрелой тянулся густой шлейф дыма и пучок чьих-то кишок, намотанных на оперение из тонких медных пластин.
        Огненная стрела-копье, остановленная волшбой Угрима, сотрясалась в воздухе, словно тщась сбросить свой груз. Древко аж изгибалось под воздействием чар, удерживавших его на месте. Наколотые на стрелу трупы и жеребец дергались в чудовищной пляске смерти.

«Это ж какую силищу нужно иметь, чтобы выпихнуть с Тропы такое?!» - поразился Тимофей.
        Впрочем, у ищерского князя-волхва силы оказалось поболее. Раз уж стрела все еще висит на месте. И если даже дымный хвост, связывающий ее с Тропой, не спешит рассеиваться.
        А впрочем, нет! Стрела уже не просто висит!
        Стрела взрывалась! Прямо на глазах Тимофея. Точнее, не сама стрела. Полая трубка, прикрепленная к ней.
        И - вернее - не совсем взрывалась. Не так, по крайней мере, как рвутся татарские громовые шары.
        Этот взрыв происходил медленно-медленно. Опять какие-то колдовские штучки со временем, понял Тимофей. Что ж, князь это умеет. И очень хорошо, что умеет! Если бы не незримая колдовская хватка, стиснувшая стрелу, была бы просто яркая вспышка. И вспышка эта, скорее всего, оказалась бы последним, что увидел бы в своей жизни Тимофей. Да и не он один, пожалуй.
        А так…
        Тимофей видел, как лопается деревянная трубка. Как высвобожденная сила ломает древко и начинает рвать в клочья нанизанные на него человеческие тела и конскую тушу. Нет, для такого одного громового зелья мало. Тут наверняка замешана еще и чужая магия. И притом магия мощная.
        Угрим сумел только растянуть взрыв во времени, но не остановить его.
        Там, где в воздухе висела стрела, теперь появился дымный шар с огненным ядром. Медленно-медленно разлетались, словно расплывались по воздуху, куски тел и фрагменты доспехов.
        Дымный шар раздувался, рос, ширился.
        После штурма горной крепости Тимофей знал, насколько опасным может быть дым, если к нему приложено колдовство, а потому поспешно отшагнул назад.
        Конный нукер Огадая, оказавшийся ближе всех к дымному разрыву, сделать этого не успел. Кочевник развернул коня и поднял щит, надеясь прикрыться, но дымное облако уже коснулось его. Всадник вместе с лошадью рухнули замертво.
        Угрим продолжал творить волшбу. Еще один взмах княжеской руки сбил и дым, и огонь, и даже шлейф, тянувшийся за стрелой от Тропы. Будто ладонь невидимого великана отбросила обратно на колдовской путь ту гадость, которую принесла с собой стрела-копье. Только куски двух разорванных бедолаг и лошадиной туши кровавыми ошметками посыпались на землю.
        Невнятное бормотание. Новый магический пасс - уже двумя руками… Быстрое движение княжеских ладоней от Черных Костей - к Тропе. Угрим словно возвел перед прорехой в пространстве незримую стену.
        И как вовремя!
        С Тропы сунулась было вторая стрела. Уткнулась наконечником в прозрачную преграду. Чуть сдвинула ее. Замерла.
        И еще одна стрела. И еще…
        Собственно, самих стрел уже видно не было. Не было видно даже трубок, прикрепленных к древкам. Только окровавленные граненые наконечники торчали из мрака Темной Тропы, усеянного магическими светляками.
        Угрим ударил перед собой раскрытыми ладонями. Вдавил на Тропу прогнувшуюся колдовскую защиту. Наконечники исчезли. Тимофею почудилось, будто где-то среди колдовских искорок беззвучно полыхнули три или четыре вспышки. Во тьме стали различимы белесые прожилки.

«Почему князь просто не закроет Тропу!» - недоумевал Тимофей.
        Объяснений этому могло быть два. Либо кто-то с той стороны мешал этому, либо Угриму самому еще нужен был этот путь.
        - Тимофей! - чуть слышно процедил Угрим. - Бери Кости… Иди за мной…
        Лоб князя покрылся испариной. Глаза сверкали. Губы быстро-быстро шевелились.
        Волшба продолжалась.
        Тимофей бросил щит, подхватил три княжеских кристалла.
        Угрим, упершись во что-то ладонями, шагнул к Тропе. Он с явным усилием толкал впереди себя незримый щит, поставленный против огненных стрел.
        Как же так? Тимофей растерянно обернулся. Сзади нервно переглядывались Огадай и Феодорлих. Всадники, так и не успевшие выйти на Тропу, едва удерживали перепуганных коней. Неужели Угрим пойдет по колдовскому пути без подмоги?
        - Тимофей!
        Других помощников князь-волхв с собой не звал. Тимофей поспешил за ним.
        Утешало одно. Этот путь был открыт Угримом. Значит, его магия имеет здесь преимущество перед вражеской. А уж если к ней присовокупить силу трех Черных Костей. Вряд ли новый противник глуп настолько, чтобы атаковать князя на Тропе.
        Однако и самому Угриму, наверное, не стоит пока покидать свою Тропу.

«Куда мы, княже?» На Темных Тропах царит вечная тишина и общаться здесь можно только так - мыслью, а не словом.

«Хочу увидеть сам, - раздалось в голове Тимофея. - Хочу понять. Все хочу понять, до конца».

* * *
        Казалось, само Великое Синее Небо-Тэнгри разверзлось над его головой. Грохот, рев, шипение, вой и свист. Огненные молнии, вырвавшиеся из-за башенных зубцов и потянувшие за собой густые дымные шлейфы… Десятки искрящихся, пылающих и дико, словно ночные демоны-мангусы, завывающих огней влетали в черный воронкообразный зев Тропы и исчезали во мраке.
        Это было так неожиданно, так громко и так жутко, что Бельгутай едва не выронил зажатый в зубах кинжал и чуть не выпустил веревки, по которым карабкался наверх. К счастью, не произошло ни того ни другого.
        А через несколько мгновений все закончилось. Только густой дым, словно облачный мост, клубился между башней и зияющей в воздухе Темной Тропой.
        Что это было? Магия?
        Бельгутай ощутил знакомый запах.
        Или ханьский громовой порошок?
        Или магия, смешанная с громовым порошком? А впрочем, неважно! Ему-то какая разница?! Главное для него сейчас - во что бы то ни стало забраться наверх. Оставалось-то уже совсем ничего.
        Бельгутай быстро преодолел последний отрезок пути. Перемахнул через крепостные зубцы. Перехватил нож в руку.
        Вся башенная площадка была застлана вонючим дымом. Ну точно, здесь не обошлось без громовой смеси.
        Нога наткнулась на что-то мягкое. Труп! Невысокий воин с желтым лицом. Стрела в правой глазнице. Рука, вцепившаяся в веревку, один конец которой привязан к каменному зубцу, а другой - тянется к стальным когтям на панцире Бельгутая. Вот, значит, кто поймал его на крючок…
        Немного левее лежит второй защитник башни. Этот тоже, судя по всему, успел метнуть в Бельгутая свою железную «кошку», но сам при этом попал под стрелу. Третий и четвертый распластались возле дымящегося короба в центре башни.
        Двое были мертвы. Двое других - умирали. Их раны смертельны, и этих противников можно было не опасаться. Но сквозь дымную пелену Бельгутай уже разглядел пятого защитника башни. Ни его самого, ни обнаженную колдунью, лежавшую у его ног, стрелы даже не оцарапали.
        Колдунья, похоже, колдовать не могла, а вот пленивший ее чародей… Запахнутый зеленый плащ, широкая коническая шляпа, надвинутая на желтое лицо… Он вновь стоял неподвижно, прикрыв глаза. Ничего вокруг себя не замечал и к чему-то прислушивался.
        Но явно не к шагам Бельгутая.
        Такое состояние бывает у шаманов, целиком и полностью поглощенных камланием. Но как долго оно продлится?
        Не отрывая взгляда от неподвижного противника, Бельгутай расцепил стальные когти, впившиеся в доспехи, и осторожно положил их на плиты. Затем сделал шаг к человеку в зеленом плаще. И еще один шаг.
        Он крался тихо, как кошка. Он почти подкрался.
        Бельгутай поднял нож и уже приготовился к прыжку, когда кто-то вцепился ему в ногу. Быстрый взгляд вниз… Проклятье! Его держал смертельно раненный защитник башни. И откуда только силы взялись?!
        Умирающий что-то прохрипел.
        Пришлось наклониться и добить его ножом. Хрип оборвался.
        Но человек в круглой шляпе и зеленом плаще уже открыл глаза. Улыбаясь, он смотрел на Бельгутая.
        Бельгутай ринулся вперед.

* * *
        - Учитель! Враг!
        Его предупредили вовремя. Линь гуй даже на пороге смерти оставались верны своему учителю и господину.
        Чжао-цзы удивился. Варвар-кочевник, которого его «демоны» поймали при помощи метательных когтей фэй-цзинь-лун-чжа, оказался крепок и проворен. После удара о стену он пришел в себя гораздо раньше, чем рассчитывал Чжао-цзы, и умудрился даже самостоятельно подняться наверх. Кроме того, при нем был нож. И он, как выяснялось, умел им пользоваться.
        Молниеносным ударом чужак пронзил шею раненого «демона», который пытался его остановить.
        Что ж, никогда не стоит недооценивать вражеских воинов. Тем более что этот кочевник, похоже, был не из рядовых бойцов. Скорее всего, сотник, тысячник или, может быть, целый князь-ван. Летающие когти золотого дракона сдернули с седла всадника, скакавшего впереди и увлекавшего за собой остальных. Такой пленник может обладать ценными сведениями.
        Хорошая добыча. Полезная. Чжао-цзы мысленно поблагодарил мертвых уже метателей когтей.
        Легкое движение кисти. Варвара, кинувшегося было в атаку, отбросила назад волна сгустившегося воздуха. Чжао-цзы провел пальцем невидимую черту через кинжал в руке чужеземца - и короткий, чуть изогнутый клинок со звоном откололся от костяной рукояти.
        А пока обезоруженный противник пребывает в растерянности - заключительный взмах рукой. Веревки фэй-цзинь-лун-чжа, лежавшие позади чужака, ожили, свились в силки и петли, вновь поймали свою жертву стальными когтями, туго натянулись…
        Ну, вот и все! Не понадобилось даже тратить силы на парализующий заклятие удар. Легкая волшба обмотала веревки вокруг кочевника и двух башенных зубцов. Беспомощный пленник повис в проеме между ними, словно гигантская личинка шелкопряда.
        Чжао-цзы подошел к чужеземцу.
        Заглянул в глаза.
        Задал первый вопрос…

«Кто твой господин?»
        И - второй…

«Кто является союзником твоего господина?»
        И - третий…

«Что умеет колдун, отправивший вас сюда?»
        Для безмолвной речи не нужны слова и посредники-толмачи, она льется напрямую, из глаз в глаза, из разума в разум. Чжао-цзы знал, как сделать ее понятной. И как сделать так, чтобы получить честные ответы на все свои вопросы.
        Чжао-цзы получал их, избегая лжи и недомолвок. Пленник отвечал, потому что попросту не мог иначе. Он не был магом, способным противостоять колдовству Чжао-цзы. Зато он действительно обладал кое-какой информацией.
        Чжао-цзы выпытывал все, что чужак знал о Костях Силы. Особенно его интересовало тулово Яньвана. Допрос, впрочем, длился недолго. Договорить до конца им не дали.
        Глава 3
        Такой Темную Тропу Тимофей еще не видел. Угрим шел впереди, двигая перед собой незримый чародейский щит, а за щитом князя-волхва…
        За щитом вповалку лежали изуродованные огненными стрелами мертвецы. Кони и люди. Текли кровавые ручьи, впитываемые колышущимися стенами и полом. Густой дым мешался с мраком Тропы. Снопы искрящегося пламени беззвучно били из застрявших в трупах стрел - пламени настолько яркого, что приходила мысль о сильной, очень сильной магии, способной поддерживать такое горение.
        Маленькие разноцветные огоньки, указывавшие путь по колдовской дороге, уже напитались кровью. Огоньки кружились и метались как безумные. Их дикая пульсация мешалась со всполохами пламени.
        А из тьмы и плотной дымной пелены вылетали все новые и новые стрелы-копья с дымными хвостами. Но наткнувшись на Угримову преграду, стрелы зависали в воздухе, бессильно брызжа огнем и дымом, вязли в колдовском щите. Взрывались.
        Вот одна яркая бесшумная вспышка. Вторая. Третья…
        Взрывы, впрочем, не причиняли вреда. Магический щит, подпитываемый силой Черных Костей, хорошо держал удары.
        За щит не пролетал ни единый осколочек, не проскальзывала ни одна искорка, не просачивалось ни струйки дыма.
        Зато по ту сторону щита дымные клубы становились все гуще. Но наступавший Угрим уверенно выдавливал с Тропы дым, огонь и чужую магию. Тимофей с колдовскими кристаллами шел позади князя. Хотя, может быть, это сама Тропа заставляла его идти, не отставая от Угрима?
        Они шагали по телам павших воинов, для которых колдовской путь станет теперь братской могилой. Взбесившиеся разноцветные огоньки за их спинами успокаивались и прекращали мельтешение. Тропа узнавала и принимала своего хозяина. Тропа очищалась от чужих чар, восстанавливала свое первоначальное движение, несла вперед. Вперед…
        Огненные стрелы-копья больше не били в щит Угрима. Тесный проход очистился от дыма и огня. Тропа закончилась. Как-то уж очень неожиданно. Тимофею показалось, неожиданно даже для Угрима.
        Князь взмахнул руками. Их движение и движение Тропы прекратилось. Сила колдовского пути удержала Тимофея на полушаге. И - вовремя.
        Нет, это не выход! Темная Тропа выворачивалась наружу широким пульсирующим окоемом. Что-то тут было не то. Что-то было не так.
        Тимофей выглянул из-за плеча Угрима…
        Ветер постепенно рассеивал выдавленные с Тропы клубы дыма, и уже можно было кое-что разглядеть.
        Тропа обрывалась в воздухе, на изрядной высоте. С такой грохнуться - переломаешь все кости.
        Напротив возвышалась массивная квадратная башня. Судя по всему, Угрим протянул свой колдовской путь к ее верхней площадке. Но почему-то не дотянул.
        Почему? Пока трудно сказать: верхние ярусы еще закрывал дым.
        Зато под башней и под Тропой дыма не было. Внизу громоздились завалы из людей и коней. Рыцари Феодорлиха, воины Огадая… Впечатление такое, будто всадники рвались к башне, но не смогли ни добраться до нее, ни вовремя остановиться. Так и рухнули вниз, на головы друг другу.
        Со стен, примыкавших к башне, летели стрелы. Лучники добивали тех, кто еще копошился внизу.
        Несколько стрел устремилось и на Тропу. Но вскинутая рука князя отбросила их в сторону.
        Что это за крепость? Тимофей глянул по сторонам. И не поверил собственным глазам.
        Это была не крепость. Это была сплошная стена, укрепленная приземистыми башнями. Стена тянулась от горизонта до горизонта. На просторных башенных площадках горели костры. В широких стенных пролетах между ними стояли воины в незнакомых доспехах и с диковинным оружием в руках.
        Чьи это воины? Неужели все они служат…
        Руки Угрима снова пришли в движение. Тимофей не слышал заклинаний, да и не мог услышать их на Тропе. Но и так было понятно, что князь опять творил волшбу.
        Плотный сгусток дыма, закрывавший верхнюю часть башни, разошелся, словно рваная холстина.
        Посреди башни дымилась странная, утыканная татарскими стрелами конструкция на широкой подставке. Чем-то она напомнила Тимофею осиное гнездо с пустыми пожженными сотами.
        Возле дырявого короба скорчились два человека в чудных длинных одеждах. Еще двое лежали возле зубчатого заборала. Один - висел между башенных зубцов, опутанный веревками, словно жертва гигантского паука - паутиной.

«Бельгутай!» - узнал висевшего Тимофей.
        Кажется, нойон был жив.
        Еще один человек стоял рядом с Бельгутаем. И что-то, похожее на человека лишь отдаленно, лежало в стороне. Женщина? Да, это было обнаженное женское тело, стиснутое и измененное чудовищными магическими заклятиями. Гречанка-ворожея это была. Арина! А тот, кто стоит сейчас перед Бельгутаем…
        Крысий потрох! Да ведь это же он! Тот самый! Желтолицый бесермен в зеленом плаще и круглой островерхой шляпе, похитивший Кощеевы Кости и бывшую ищерскую княгиню в придачу. Или бесермен, очень похожий на него. Да нет же, точно он: вон и кристаллы с Костьми при нем, здесь же, на башне. Весело поблескивают и искрятся в солнечных лучах. Колдовские самоцветы были то ли вмурованы, то ли вбиты в каменные плиты перекрытия.
        Стрелы со стен все еще летели к Тропе. Но, видимо, защита князя-волхва уберегала их от обычных стрел. А что, если полетят необычные?
        Мгновение - не больше - бесермен и Угрим смотрели друг на друга. И оба они нанесли удар почти одновременно.
        Два мага вскинули руки.
        Две ветвистые, добела раскаленные молнии полыхнули с башни и с Тропы. Молнии с шипением рассекли воздух над крепостными зубцами и наткнулись друг на дружку, будто вилы. Сплелись, соткались воедино.
        Не погасли. Запылали ярче, наливаясь багровым, с просинью светом. Бешено извиваясь, словно клубок многоголовых змей, молнии давили и ломали одна другую.
        Видимо, Угримова все же оказалась сильнее. Постепенно оттесняя вражеские чары, волшба князя тянулась к башне. Трепещущая молния бесермена, наоборот, теряла силу, истаивала и врастала обратно в руки своего создателя.
        Еще немного - и ветвистое колдовство Угрима перевалит через защитные зубцы, хлынет на башенную площадку. Сожжет! Испепелит!
        Ан нет, не хлынуло!
        Едва достигнув зубчатого заборала и коснувшись кладки стены, сверкающая паутина чародейских молний брызнула в стороны.
        Рассыпалась.
        Погасла.
        Угрим покачнулся так, что Тимофею пришлось подставить князю плечо.
        В ослепительной вспышке полыхнули огнем и порвались наброшенные на Бельгутая путы. Кочевник не удержался наверху и упал с башни.
        Угрим взмахнул руками…
        Новая княжеская волшба настигла нойона у самой земли. Бельгутай не рухнул в груду мертвых коней и всадников под стеной. Нелепо перекувыркнувшись в воздухе, он летел уже не вниз, а вверх. И чуть наискось. Словно мир перевернулся и теперь не земля, а Тропа притягивала упавшего с башни человека.
        Притянула… Бельгутай ударился об упругий свод колдовского пути, рухнул на пружинящий пол.
        Тимофей покосился на князя. Это не было похоже на Угрима. В последнее время тот редко кого спасал просто так, если не видел в этом пользы. Наверное, Бельгутай для чего-то нужен князю.
        Нойон выдрал из доспехов крюки-когти («Знакомая конструкция!» - отметил про себя Тимофей) с тлеющими обрывками веревок и выбросил их с Тропы.
        А заморский чародей на башне уже стряхивал с пальцев сияние ослабших чар и поднимал руки для нового удара.

«Держи кристаллы!» - услышал Тимофей безмолвный приказ князя.
        Вообще-то он и так держал самоцветы крепко, прекрасно понимая, что именно из них Угрим сейчас черпает силу. Но теперь Тимофей и вовсе вцепился в Черные Кости мертвой хваткой.
        Князь опередил противника на долю мгновения. Тот только-только начинал рубить руками воздух, когда Угрим резко выбросил перед собой ладони. Словно отталкивая от себя что-то. Или отталкиваясь сам. Тимофей почувствовал, как его повлекло назад, в глубь Тропы. Будто кто-то дернул за шиворот. Угрим тоже отпрянул от башни.
        Что-то волокло вместе с ними и Бельгутая.
        Тропа втянула в себя всех троих.
        Что это было? Отступление? Позорное бегство?
        Увы, не так-то просто оказалось сбежать. Даже по Темной Тропе.
        Вот только что перед ними был стремительно удлиняющийся коридор, в конце которого едва виднелся проблеск удаляющегося солнечного света. И - р-р-раз. - Тропа вздрогнула, всколыхнулась.
        И коридора впереди не стало. Черные стены, своды и потолок рассыпались. Темнота навьих дорог растеклась и рассеялась в ярком солнечном свете. Поблекли и исчезли колдовские искорки.
        Тимофей, Угрим и Бельгутай вновь оказались у края Тропы. Только теперь башню, на которой остался противник, и зияющую воронку с загнутыми краями разделяло расстояние в два-три полета стрелы.
        Бесерменский маг нанес удар по Тропе! И каким-то образом умудрился срезать ее часть. Не отступи князь вовремя и не отбрось назад Тимофея с Бельгутаем, вражья волшба, наверное, смяла бы вместе с Тропой и их тоже.
        Что-то давало этому желтолицему власть над чужими Тропами. Вот почему пущенный по Тропе отряд не смог добраться до башни.
        Еще один скачек назад. И еще часть черного коридора впереди исчезла, словно отгрызенная невидимыми зубами. Но на этот раз - лишь малая его часть. Стена сильно отдалилась. Ее уже почти не различить.
        И еще скачек. И еще… Просвета в черном коридоре больше не было. Тропа продолжала уносить их назад. Колдовской путь больше не рассеивался. Проклятая бесерменская магия была сильна, но не всесильна. Разрушить всю Тропу Угрима она не могла.

* * *
        Враг ушел. Успел уйти. Сумел отбить пленника и сам увернулся от удара…
        Далеко-далеко за Стеной еще виднелась маленькая черная точка. Надрезанный колдовской путь смыкался. Вывернутая воронка Тропы Диюйя сжималась и втягивалась сама в себя. Сквозная рана в ткани мироздания зарастала.
        И с этим Чжао-цзы ничего поделать не мог. Достать противника на таком расстоянии было уже невозможно.
        Чжао-цзы вздохнул.
        Он разрушил выход с Тропы Диюйя. Но дальше его власть над дорогой, проложенной чужими чарами, заканчивалась. Дальше Великая Стена уже не поможет. А силы двух магических кристаллов и его собственной силы будет недостаточно для того, чтобы крушить мертвые пути колдуна-иноземца.
        Чжао-цзы задумчиво смотрел вдаль. Хорошо, конечно, что благодаря Стене он способен обрубать Тропы Диюйя на таком расстоянии. Но плохо, что теперь врагу известно, насколько далеко действует защитная магия Великой Стены.
        Хотя, с другой стороны… Он ведь тоже узнал кое-что о силе и возможностях противника. Пробная стычка, в которой победа осталась за ним, показала, что на Стене можно успешно противостоять сильному врагу, владеющему тремя Костьми Яньвана.
        Можно даже обращать врага в бегство.
        И все же это была только пробная стычка. Чжао-цзы вздохнул. Да, пока враг отступил. Но скоро он придет снова. И он приведет за собой всю свою армию. Армию, которой нужно что-то противопоставить.
        Чжао-цзы оглянулся назад. С его Тропы выходили новые отряды. Тысячи воинов строились под Стеной, тысячи - поднимались на Стену.
        По башенной лестнице взбежал наверх очередной гонец.
        - Учитель, прибыла конная гвардия генерала Дунь, - прозвучал доклад. - Три тысячи всадников.
        - Пусть строятся у башни Серебряной Луны, - распорядился Чжао-цзы.
        Двумя взмахами руки он закрыл старую Тропу и открыл на ее месте новую.
        К Великой Стене еще должны были подойти несколько отрядов из разных концов Поднебесной. Его Тропам Стена не мешала. Он был хозяином Стены, он управлял накопленной в ней силой. И все же…
        Перед мысленным взором Чжао-цзы вновь возникла недавняя картина. На краю черной воронки стоит чужак-колдун из западных варварских земель. Его чары теснят и прижимают к Стене ветвистую молнию боевых заклинаний Чжао-цзы.
        Он снова ощутил мощь чужой магии. Малейшая ошибка - и такая мощь раздавит человека как букашку. Любого человека, даже его.

«Силен, - вынужден был признать Чжао-цзы. - Враг очень силен. Силен, как дявол-гуйцзы. Чтобы одолеть такого противника, нужно использовать любое преимущество».

«Ну что, демон, ты по-прежнему считаешь, что сможешь выиграть эту войну без моей помощи?» - неожиданно сбило его с мысли чужое вмешательство.
        Чжао-цзы усмехнулся. Голос подавала пленная колдунья. Ведьма или смогла подслушать его размышления, или - что вероятнее - почувствовала его сомнения.
        Собственно, это был и не голос как таковой. Язык колдуньи прирос к гортани, и пленница не смогла бы произнести вслух ни слова. Это была безмолвная и понятная обоим магическая речь. Чародеи разных народов, в отличие от простых смертных, умеют общаться без толмачей и без ненужного сотрясения воздуха.

«Нет, я так не считаю, - ответил Чжао-цзы, глядя на полонянку сверху вниз. - Без тебя я могу и не выиграть войну. Мне действительно нужна твоя помощь. И ты мне поможешь».

«Мы снова начинаем торг? - Пленница вывернула голову, стараясь поймать его взгляд.
        - И что же я получу, если выступлю на твоей стороне?»
        Тело колдуньи, сковавшее само себя, нелепо, по-змеиному изогнулось, напряглось. Чжао-цзы скользнул насмешливым взглядом по рукам, вросшим в бока, по ногам, сросшимся одна с другой. Спросил:

«А разве я тебе что-то предлагаю?»

«А разве тебе не нужен союз со мной?»

«Мне нужны твои знания, твоя память и… - он помедлил, - и твоя сила».
        Да, она тоже лишней сейчас не будет.
        Пленница вымученно улыбнулась:

«Демон, мы ведь уже обсуждали это. Ты смог пленить меня, но тебе не под силу взять то, чего я не желаю отдавать. Я не откроюсь тебе, если не захочу».

«Откроешься». - Чжао-цзы склонился над пленницей и широко улыбнулся.
        Белые зубы на желтом лице, глаза-щелочки. Такие улыбки не предвещают ничего хорошего. Такие улыбки пугают.

«Пусть не мне, но ты все равно отдашь то, что знаешь и что умеешь, колдунья. И случится это быстрее, чем ты думаешь. Гораздо быстрее».

* * *
        - Все дело в Стене, - хмуро произнес Угрим.
        И замолчал.
        Огадай и Феодорлих озадаченно переглянулись. Тимофей недоуменно смотрел на князя.
        Бельгутая с ними уже не было: нойона отослали к ханской свите. Едва выйдя с Тропы и закрыв за собой колдовской путь, Угрим первым делом тщательно осмотрел Бельгутая. Не обнаружив на нем следов опасного колдовства, князь долго говорил с татарином и внимательно всматривался в глаза нойона, стараясь понять, о чем успел расспросить того чужой маг, что хотел выведать и как намеревался использовать полученные сведения. Видимо, только ради этого Угрим и спас Бельгутаю жизнь. Князь вытянул из кочевника все, что мог, но не выглядел удовлетворенным. Разгадать планы противника ему так и не удалось.
        Наверное, поэтому Угрим не спешил прокладывать новую Темную Тропу. Пока он объяснял ситуацию союзникам и, возможно, осмысливал ее сам.
        - В Стене все дело, - повторил князь. И умолк опять.
        Пауза затягивалась.
        - При чем тут стена, урус? - пробормотал Огадай.
        - Это очень длинная стена, - отозвался Угрим.
        - Мои нукеры брали штурмом разные стены, - пожал плечами хан. - И неважно было, какой они были длины и какой высоты!
        - Ее построили в восточных землях, - продолжал князь, не обращая внимания на слова Огадая. - И она не похожа на прочие стены. Она тянется от горизонта до горизонта.
        Огадай прищурился:
        - Погоди, коназ! Я знаю, о чем ты говоришь! Это Длинная Стена народа хань. Но я никогда не слышал о том, чтобы она была неприступной.
        - Хань? - задумчиво пробормотал Угрим. - Значит, Стену обороняет ханьский колдун…
        Хань? Ханьский? Тимофей мысленно попробовал на языке незнакомое слово. Раньше он о таком народе не слышал.
        - Какая разница, кто ее обороняет? - раздраженно брызнул слюной Огадай. - Эту стену неоднократно преодолевали наши тумены.
        - Преодолевали потому, что ее не защищал по-настоящему сильный маг, - процедил Угрим. - Маг, у которого есть две Черные Кости. И который к тому же, умеет использовать силу Стены по своему усмотрению.
        - Не понимаю! - прорычал хан. - Какая у стены может быть сила? Как простая стена может помочь колдуну или шаману, коназ?
        Угрим вздохнул:
        - Не простая, хан, в том-то и дело, что не простая. Длинная Стена ханьцев стоит на костях.
        Огадай тряхнул головой:
        - На каких еще костях?
        - На человеческих, - ответил Угрим. - В стену вмурованы мертвецы, над которыми проведены особые обряды. Древние ритуалы пропитали мертвой силой камни, глину, землю и воздух в Стене, под ней и вокруг нее. Эта сила хранит Длинную Стену и защищает ее. Она позволяет обрезать Темные Тропы, которые тянутся к Стене.
        - Это всего лишь стена! - упрямо прохрипел хан.
        - Но если на нее восходит опытный маг, владеющий к тому же двумя Костьми, Стена становится чертой, непреодолимой даже для колдовских дорог.
        - Такую стену невозможно построить быстро, - негромко заметил молчавший до сих пор Феодорлих.
        - Ее и не строили быстро, - невесело усмехнулся Угрим. - Ее возводили веками. И за это время в нее вмуровали сотни тысяч людей.
        - Сотни тысяч? - недоверчиво нахмурился Огадай. - Десятки туменов?
        - Десятки десятков, - уточнил Угрим.
        - Столько народу трудно даже собрать в одном месте! - воскликнул хан. - Не то что убить!
        - Время и смерть собирают и не такие полчища, - пожал плечами Угрим. - Просто на нашей памяти никто еще не использовал скрытую в Стене силу. А сейчас ее пробудили. Сейчас у Стены появился хозяин.
        Огадай и Феодорлих обменялись многозначительными взглядами и молча отступили в сторону. Зашептались между собой, едва не касаясь друг друга головами.
        Император и хан совещаются? Ну-ну… Тимофей мысленно улыбнулся. Небось воображают, что, понизив голос, смогут скрыть свои разговоры от волхва. Что ж, если им от этого будет легче…
        Угрим с легкой усмешкой наблюдал за союзниками. Тимофей сохранял серьезное выражение лица. Толмачу не пристало скалиться над ханами и императорами. Но все же… Кто бы подумал, что эти двое недавно были заклятыми врагами.
        Да и остаются по большому счету таковыми сейчас. Просто выгодный союз иногда очень сближает. На время, конечно.
        Тимофей воспользовался паузой в разговоре.
        - Все настолько серьезно, княже? - чуть слышно спросил он. - Стена эта действительно неприступна?
        Угрим вздохнул:
        - Ничего неприступного в этом мире пока нет. - Он особенно выделил слово «пока». Ну да, пока шесть Кощеевых Костей не собраны под единой рукой. - Скажу так, Тимофей…
        Князь помолчал немного, затем продолжил:
        - Раньше я не сталкивался с подобной волшбой и подобными заклинаниями.
        Тимофей был озадачен. Прежде Угрим казался ему если не всемогущим волхвом, то уж, по крайней мере, всеведущим.
        - Боюсь, в Стену вложена часть исконной Кощеевой магии, - продолжал князь. - Не удивлюсь, если ее начал возводить один из Шестерых. Тот, кто служил Кощею и кто обманул своего господина. И кто кое-чему у него научился. Да, это вполне мог быть он или его ближайшие ученики.
        Вот даже как! Тимофею сделалось не по себе. Ханьская Стена начинала его пугать.

* * *

«У тебя ничего не выйдет, демон!» - Пленная колдунья скалилась ему в лицо. Кажется, она в самом деле не верила, что у него может получиться. Даже мысли такой не допускала. Ну что ж…
        Чжао-цзы улыбнулся ей в ответ. Снова.
        Она была по-своему забавна, эта молодая колдунья с нежной темной кожей, длинными иссиня-черными волосами и карими глазами, пылающими ненавистью. Ах, какие глаза! Женщины с такими глазами становятся страстными наложницами. Что ж, может быть, когда-нибудь он испытает пленницу и в этом качестве. Но пока она нужна для другого.
        Чжао-цзы простер руки и произнес первые слова долгого сложного заклинания.

«Ты не сможешь открыть мои мысли, мою память и мою силу без моего согласия и без моей доброй воли! Ты не сможешь ни принудить меня, ни запугать! Ты изуродовал мое тело, но до того, что в нем осталось, тебе никогда не добраться! Моего последнего щита тебе не пробить!»
        Смешная… Какая все-таки она смешная! Она думает, что он колдует над ней!

«Я уже была в плену. Я знаю, что способна выдержать. Мне нечего бояться!»
        Кого она убеждает? Себя или его? Нет, все-таки его. Сама она искренне верила в то, о чем говорила!
        Чжао-цзы не прекращал волшбы…

«Глупая затея! Напрасный труд! - Надо же, она даже надсмехалась над ним! - Ты не первый. Меня уже пытались прочесть, как книгу, другие маги. По-разному пытались. Меня старались подчинить грубой силой и хитростью обвести вокруг пальца, меня окуривали сладким дурманящим дымом и хоронили в стране грез. Но я не книга. Ни у кого ничего не получилось. Почему же ты думаешь, что получится у тебя, демон?»
        Так-так-так… Кажется, она преследовала еще одну цель: потоком безмолвной магической речи пленная колдунья надеялась сбить настрой и помешать его медитации. Только это ей не удастся. Вывести опытного мага из равновесия не менее сложно, чем проникнуть в самые сокровенные его тайны.

«Пока я сама того не пожелаю, я тебе не откроюсь, - снова звучали в его голове ее слова. - Пока жива, я не поддамся никому из смертных, живущих в этом мире».
        Но вот уже и все… Почти все. Первая часть волшбы завершена. Заклинание было очень сложным, чародейство отняло много сил, и Чжао-цзы решил передохнуть.

«А кто тебе сказал, что тобой займусь я? - с ласковой улыбкой обратился он к пленнице. - Почему ты решила, что тебе вообще придется иметь дело с живыми? И отчего ты надеешься, что сама будешь жить?»
        Ага… Кажется, она заподозрила что-то неладное. Ведьма встревожилась, заволновалась.

«Что ты задумал, демон? Как ты хочешь получить от меня то, что получить невозможно?»

«То, что мне нужно, получу не я, - ответил он. - Это получит Стена. А она послушна мне, и она передаст мне все, что возьмет у тебя».

«Стена?!» - Колдунья еще не боялась по-настоящему. Пока она просто удивлялась. Потому что не понимала до конца, что ее ждет впереди. Что ж, можно просветить… Страх жертвы только облегчит предстоящую процедуру.

«Стена возьмет твою силу, Стена возьмет твои мысли, Стена возьмет твою память, Стена возьмет твою жизнь. Стена запечатает тебя в себе и постепенно высосет из тебя все, что ты пытаешься скрыть, - коротко и доступно объяснил Чжао-цзы. - Щит, которым ты ограждаешься, защищает от живых противников - таких как я. А Стена - мертва. И те, кто в ней, тоже мертвы. Давно мертвы».

«Кто в ней? - не поняла колдунья. - КТО В НЕЙ?!»
        А вот теперь смутное беспокойство переросло в страх. И вместе со страхом Чжао-цзы уловил нарастающее отчаяние пленницы.

«В Стене и ты сама не будешь жива, а значит, не способна будешь защищаться, - продолжал он. - Но ты не будешь там и мертва. А значит, то, что нужно мне, не умрет вместе с тобой».
        Он уже ощутил сухие холодные токи и кое-что еще, трудно передаваемое словами и образами, исходящее не от пленницы, а из каменной кладки под ней. Разбуженная древними заклинаниями великая сила Великой Стены тянулась к своей жертве.
        Пленная колдунья тоже почувствовала. Испуганно дернулась всем телом. Вросшие в кладку Кристаллы Силы, между которых она лежала, засветились тусклым матовым светом.

«В Стене даже самые стойкие не выдержат долго, - спокойно закончил Чжао-цзы. - Стена сломает любого».
        Он начал читать заключительную часть заклинания.
        Заклинание действовало быстро.
        Женское тело с вросшими в бока руками и сросшимися ногами, тело, похожее на обрубок змеи… или даже нет, скорее - на толстого червя с человеческой головой и высокой женской грудью, отчаянно забилось на башенной площадке.
        Но что оно могло сделать, это беспомощное тело? Что оно могло сделать сейчас?
        Каменные плиты перекрытия под пленницей поплыли, прогнулись. Втянули колдунью в себя. Увлекли под башенные зубцы. Женщина-червь медленно-медленно погружалась в размякшую толстую кладку, словно увязала в болоте.
        На лице колдуньи больше не было ярости. Лицо колдуньи было перекошено от ужаса.
        Чжао-цзы, расставив ноги, с улыбкой смотрел на тонущее в камне лицо.

«Ты не знала о такой магии, колдунья? - спросил он. - Неужели в книгах, которые ты читала, о ней не было сказано? Или ты не во всем верила своим книгам?»

«Вытащи меня! - раздался в голове Чжао-цзы беззвучный вопль. - Спаси! Помоги!»

«Или мудрецам, писавшим эти книги, неведомы были тайны Великой Стены? - спокойно продолжал Чжао-цзы. - Или твои книги писались уже после того, как была забыта магия Стены?»

«Прошу! Не делай этого! - взмолилась она. - Я открою тебе все! Сама!»
        Похоже, уже началось. Ведьма в полной мере ощутила силу Великой Стены.

«Все? - с усмешкой переспросил Чжао-цзы. - Откроешь мне все?»

«Все, что захочешь! Умоляю…»

«Что захочу я? Или, может быть, только то, что захочешь открыть ты? Не будь лукавой, колдунья. Зачем мне твои полуоткровения, если скоро я буду знать о тебе и твоих тайнах больше, чем знаешь ты сама, и если вся твоя сила станет частью силы моей Стены?»
        Исказившееся лицо скрылось в камне. Камень отсек безмолвные крики, снова застыл и обрел былую прочность.
        Чжао-цзы поставил ногу на плиту, поглотившую пленницу.
        Произнесено еще одно заклинание. Вычерчен в воздухе еще один магический знак… Через камень ему открылось, как Стена начинает потрошить колдунью. Утопленная в кладке пленница впадала в недомертвое-недоживое состояние. Перед ведьмой западных варваров наяву открывался кошмар Диюйя.
        Великая Стена была сейчас как великая Тропа мертвых. Только Тропа, лишенная спасительных искр, что прокладывают путь живым и оберегают их от беспросветного мрака. Мертвая суть слуг и стражей Стены, сотни и тысячи лет назад вмурованных в кладку, вытягивала жизнь и силу колдуньи и пыталась отщипывать кусочки из ее памяти.
        Чжао-цзы отчетливо ощутил боль и ужас женщины. И холодную тьму Диюйя, стискивавшую ведьму в каменных объятиях. И вялость в мыслях и членах живой лишь наполовину пленницы. Он видел множество черных рук, тянущихся к ее голове и к ее плоти. Проникающих внутрь, копошащихся там, отдергивающихся и тянущихся снова, снова, снова… Ищущих. Находящих…
        Магический щит колдуньи еще действовал, отгораживая ее от посягательств извне. Но такая защита хороша для живых и против живых. А когда тобой, беспомощным и полумертвым, занимается мертвая Стена, проку от него немного. Незримый щит уже начинал крошиться и разламываться.
        Теперь оставалось только ждать. Чжао-цзы не знал точно, сколько сумеет продержаться в Стене колдунья, но был уверен, что не очень долго.
        Конечно, потребуется некоторое время, чтобы окончательно сломить защиту упрямой полонянки. И за этим процессом отрадно было бы понаблюдать. Чжао-цзы не отказал бы себе в таком удовольствии, но сейчас у него имелись другие дела.

* * *
        Феодорлих и Огадай наконец закончили совещаться. Тимофей, стоя возле Угрима, Напряженно наблюдал за этой парочкой.
        Вперед выступил латинянский император.
        - Скажите, князь, ведь расстояния для Темных Троп не имеют значения, так?
        - Так, - не стал спорить Угрим.
        - Значит, двигаясь по Тропе, мы можем обогнуть ханьскую Стену, сколь бы длинной она ни была, а затем…
        - А зачем? - невежливо перебил его Угрим.
        - Что? - не понял император. - Что «зачем»?
        - Зачем нам ее огибать?
        В разговор вмешался Огадай.
        - Урус, ты же не можешь быть глупым настолько! - не выдержал хан. - Обойдя Длинную Стену, мы ударим по ханьцам с тыла. Или с двух сторон сразу.
        Угрим покачал головой:
        - Ничего не получится. Сила Стены пробуждена, и Стену охраняет колдун с двумя Черными Костьми.
        Феодорлих и Огадай молча ждали продолжения. Тимофей ждал тоже.
        - Стена сильна сама по себе, - вновь заговорил Угрим. - Сильна сама по себе и каждая Кощеева Кость в отдельности. А мощь Стены и двух Костей, слившись воедино по воле опытного чародея, приумножаются многократно.
        - И что с того? - осторожно спросил Феодорлих. - Объясни, князь, почему мы не можем просто обойти Длинную Стену?
        - Да потому, что так просто чужому колдовству извне за Стену теперь не попасть.
        - Отчего же, урус? - нахмурил брови хан. - В чем секрет этой Стены?
        Угрим вздохнул:
        - Эта Стена не обычная линия укреплений. Она поставлена только на одной границе, но ее незримая тень падает на все царства, лежащие за ней.
        - Не понимаю! - тряхнул головой Огадай. - Я никак не могу понять, что ты хочешь сказать, коназ!
        А вот Феодорлих притих и нахмурил лоб. Тимофею тоже казалось, будто он начинает понимать…
        - Стена не только преграждает подступы к западным и северным рубежам ханьских земель, - принялся объяснять хану Угрим. - Ее силы хватает теперь, чтобы защитить все эти земли, чтобы отбросить от них чужие колдовские пути и повернуть вражеские армии. Ханьские царства отныне - закрытый мир, в который есть только один путь - через Стену. С какой бы стороны ни были протянуты Темные Тропы, они все равно откроются перед Длинной Стеной. Откуда бы ни пришел враг, ему придется штурмовать Стену.
        - Как сложно… - пробормотал Огадай. Хан заметно сник.
        - Ничего сложного, - возразил князь. - Все проще простого. Одолеть хозяина Стены можно, лишь взойдя на Стену.
        - И что нам остается? - взглянул на Угрима Феодорлих.
        - То же, что мы и намеревались делать раньше, - пожал плечами Угрим. - Открывать Темную Тропу и перебрасывать воинов к Стене. Но только выводить их в отдалении от нее. На безопасном расстоянии собирать войска. Разбивать осадный лагерь. А потом - идти на штурм обычным путем.
        - Хорошо, коназ. - Огадай задумчиво свел брови. - Ханьская Стена длинная. Чтобы оборонять ее всю, противнику нужно рассредоточить силы. Мы же ударим единым кулаком. Ударим туда, где не будет вражеского колдуна и где будет немного воинов. Вряд ли малочисленный гарнизон удержит Стену, пусть даже и укрепленную магией.
        - Не все так просто, хан, - усмехнулся Угрим. - По Стене расставлены дозоры. Да и сама она даст знать своему хозяину о нападении. Если ханьский колдун способен управлять силой Стены, значит, он сможет и слушать ее.
        - Ну и что с того? - фыркнул Огадай. - Все равно быстро собрать всех своих воинов в нужном месте он не успеет.
        - Успеет, - возразил Угрим. - Во-первых, хозяин Стены, в отличие от меня, сможет протягивать свои Тропы куда и когда угодно. Стена ему в этом не помеха. А во-вторых… - Князь вздохнул. - Сама по себе Длинная Стена тоже является колдовским путем. Тот, кто пробудил и подчинил себе ее силу, сумеет перебрасывать любое количество воинов на любой ее участок.
        - Как по Тропе? - не поверил хан.
        - Как по Тропе, - кивнул Угрим. - И даже быстрее. Я видел Стену. По ней проедут, не мешая друг другу, две повозки или шесть-семь тяжеловооруженных всадников. Или пройдут десять пехотинцев, поставленных в ряд.
        Все верно. Тимофей хорошо помнил, как выглядит ханьская Стена. Она как минимум вдвое шире Тропы. А значит, по ней действительно можно перемещать воинов быстрее и в большем количестве.
        - Куда бы мы ни ударили, нас всюду встретит сильный гарнизон и ханьский маг, - сказал князь и после недолгой паузы добавил: - Легко не будет. Ханец силен. Воинов у него много. И наверняка, пока мы разговариваем, к нему по Темным Тропам прибывает подкрепление.
        Две или три секунды царило напряженное молчание.
        Наконец Феодорлих осторожно спросил:
        - Мы сможем взять эту Стену, князь? После того как положили столько народа под назаритской цитаделью…
        Угрим вздохнул:
        - Когда мы штурмовали крепость ассасинов, я объяснял, что в магической войне, как и в любой другой, обороняться проще, чем нападать. Старца Горы мы атаковали, используя силу двух кристаллов. У него имелся только один. Но победа нам досталась дорого.
        Тимофей огляделся. Да уж, дорого - не то слово. Подступы к бесерменской крепости были усеяны трупами. Горами трупов. Бесермены, латиняне, татары лежали вперемежку. Вряд ли всех мертвецов успеют похоронить. Вряд ли вообще это будут делать.
        - Теперь придется иметь дело с еще более сильным противником, - продолжал Угрим. - У нас три кристалла, у него - два. Само по себе это уже хуже, чем два против одного. К тому же на его стороне сила Стены. И… - Угрим вздохнул. - И наконец, не следует забывать, что Арина тоже сейчас на его стороне. Хотя пока и в качестве пленницы. Захочет ли она ему помогать - я не знаю. Михелю Шотте Арина помогала. А здесь… - Князь потер ладонью лоб. - Я никак не могу понять, чего ханец на самом деле хочет от гречанки, и не в моих силах предвидеть, на что согласится она.
        - Урус, не говори нам о том, как будет трудно, - насупился Огадай. - Тебя спросили о другом. Тебя спросили: сможем ли мы взять Длинную Стену штурмом? Ответь честно, как есть.
        - Если я отвечу, что мы непременно победим, ты мне поверишь, хан?
        Огадай смотрел на него угрюмо и зло.
        - Сможем, коназ? Сможем или нет?
        - Может быть, да, может быть, нет, - пожал плечами Угрим. - Я скажу другое: не штурмовать Стену мы уже не можем. Если хотим собрать все шесть Костей воедино. И если не хотим потерять свои магические кристаллы.
        - Потерять? - удивился Феодорлих. - Даже так?
        - Да, ваше величество, именно потерять. Если мы отступим сейчас, если оставим все как есть, ханьский чародей рано или поздно попытается взять то, что ему не принадлежит.
        - Полагаю, это будет непросто, - не очень уверенно пробормотал император.
        - Но и не невозможно. Помнится, однажды воин, пришедший с востока, уже похитил Черную Кость из вашего замка. И это при том, что замок был хорошо укреплен и защищен. Защищен и магическими заклинаниями Михеля Шотте в том числе.
        Феодорлих поморщился, но промолчал.
        - А если ханьский колдун завладеет хотя бы одной из этих Костей, - князь кивком указал на магические кристаллы, - и тем более двумя Костьми… - Угрим выдержал эффектную паузу. - Тогда уже нам с вами придется думать об обороне, а не о нападении. Так что, ваше величество, выбора нет. Сейчас я снова открою Тропу, а вы прикажите своим воинам вступить на нее. И будет лучше, если на этот раз вы вдохновите их собственным примером.
        - То есть? - нахмурился император.
        - То есть пойдете впереди своих рыцарей. Хан! - Угрим повернулся к Огадаю. - Это же касается и тебя.
        - Надеюсь, и ты, коназ, идешь с нами? - недружелюбно зыркнул из-под редких бровей кочевник.
        - Разумеется, - кивнул князь. - Я иду. Без меня вам под ханьской Стеной делать нечего.
        - Как и тебе без нас, не так ли, урус?
        Угрим криво усмехнулся. Отвечать на вопрос Огадая он не стал.
        - Пусть воины возьмут лестницы и осадные щиты, - распорядился князь. - Они пригодятся при штурме.
        Угрим шепнул заклинание. Хорошо знакомым уже Тимофею движением рубанул воздух перед собой ладонью. Крест-накрест…
        Пространство впереди разорвалось. Новая Тропа, поблескивая из густого мрака разноцветными огоньками, манила и пугала одновременно.
        - Тимофей, понесешь Кости, - приказал князь. - Не отставай.
        Ну да, обычная работа для княжеского костеносца…
        Они с князем шагнули в искрящуюся тьму первыми.
        Глава 4
        На этот раз Тропа вывела их не к самой Стене. Полоска бесерменских укреплений едва-едва угадывалась на горизонте. Длинная Стена тянулась по сухой песчаной равнине, уходила в холмистые предгорья и терялась где-то среди горных хребтов. Терялась, но не обрывалась.
        С такого расстояния грандиозное сооружение казалось еще более впечатляющим. Тимофей в очередной раз поразился этому творению человеческих рук. Хотя только ли рук? Угрим намекнул, что в строительстве Стены могла быть использована сильная магия.
        Местность была незнакомой. Не та, которую Тимофей уже видел с рассеченной Тропы. Но очень похожа на ту. Участок Стены, к которому Угрим протянул свой новый колдовской путь, тоже мало отличался от укреплений, под которыми приняли смерть воины авангарда.
        Князь, еще на Тропе начавший творить боевую волшбу, опустил руки. Тимофей тоже расслабился. Врага поблизости не было. Враг не решался далеко отходить от своей Стены, и заготовленные заранее смертоносные заклинания сейчас казались излишней предосторожностью.
        Хотя… Наверное, в таких войнах ничего не бывает лишним.
        За Угримом и Тимофеем с Тропы вышли Феодорлих и Огадай в окружении пеших телохранителей. Император встал справа от князя, Огадай - слева. Сразу за ними из черной бреши в пространстве хлынула тяжеловооруженная конница. Рыцари и нукеры выезжали смешанным потоком, однако беспорядка не было.
        Едва выдвинувшись с Тропы, латиняне разворачивались вправо. Кочевники строились слева от Тропы.
        Две армии быстро учились действовать слаженно. Во всяком случае, они уже умели не мешать друг другу.
        Разношерстый и разноязыкий кавалерийский строй быстро разрастался по флангам. Латинянско-татарское воинство, хоть и было изрядно потрепанно в предыдущих боях, все же выглядело достаточно грозно.
        На копейных банерах и рыцарских щитах пестрели цвета германских, британских, французских, бургундских, испанских, итальянских, датских, шведских, моравских, польских и угорских гербов. Колыхались на ветру помеченные черными, белыми и красными крестами плащи и штандарты тевтонов, ливонцев, госпитальеров и тамплиеров. Развевались разноцветные бунчуки и хвостатые знамена татарских сотников, тысячников и темников.
        Светские рыцари, воины-монахи крестоносных орденов, конные оруженосцы, кнехты и арбалетчики выстраивали сплошную стену живых частоколов и клиньев с одной стороны Тропы. С другой становились изогнутой дугой закованные в пластинчатые латы нукеры и легкие стрелки на низкорослых степных лошадках.
        Оружие было обнажено. В арбалетных ложах и на кибитях луков лежали стрелы. Латиняне и татары были готовы к бою. И те и другие ждали нападения. Но далекая Стена безмолвствовала. Пока безмолвствовала.
        От неизвестности и тягостного ожидания Тимофею было не по себе. Судя по всему, похожие ощущения испытывали и остальные.
        - Они нас что, не видят? - Феодорлих, прищурив единственный глаз, напряженно вглядывался вдаль.
        - Видят, - заверил его Угрим. - Со Стены далеко видно.
        - Почему же тогда они не нападают? - проворчал Огадай, нервно озираясь вокруг. - Я бы непременно напал. Глупо не нападать на врага, который сам готовится к нападению.
        - Мы находимся слишком далеко от Стены, - ответил Угрим. - Здесь я не ощущаю ее силы. А выходить из-под защиты Стены и в открытую атаковать противника, у которого имеется три Черные Кости и немалая армия за спиной, - безрассудство.
        - Значит, мы можем собирать здесь войска? - Феодорлих вздохнул с явным облегчением.
        - Собственно, этим мы сейчас и занимаемся, ваше величество, - усмехнулся Угрим.
        - А что делают там, на Стене? - ткнул подбородком вперед Огадай.
        - Тоже стягивают войска, - пожал плечами Угрим.
        - Как думаешь, коназ, ханьский колдун уже здесь?
        - Скорее всего, - кивнул Угрим.
        Дальше разговор не клеился. Угрим, Феодорлих, Огадай и Тимофей молча смотрели на Длинную Стену. Стена смотрела на них. Время шло. И оставалось только ждать.
        Ждали долго…
        Вслед за конницей с Тропы выдвинулась пехота. Выходили и строились ровными рядами фряжские арбалетчики, щитоносцы и латники, английские лучники, швейцарские алебардщики и фламандские пикинеры. Бестолковой толпой валили кнехты, многочисленная прислуга и работный люд. Позади конных нукеров и стрелков Огадая становились татарские воины, потерявшие в боях коней, и безлошадные бедняки-карачу.
        Солнце садилось. Длинная Стена сливалась с линией горизонта.
        С Тропы выезжал обоз. На повозки были уложены осадные щиты и лестницы, которые так и не пригодились при штурме низаритской крепости.
        Тимофей скептически осмотрел лестницы. Небольшие, легкие, укороченные. С такими, конечно, проще управляться в тесных горных проходах, и такие, пожалуй, достанут до зубчатого гребня ханьской Стены. Но что, если…
        - Княже, - негромко окликнул Угрима Тимофей. - Сможет ли бесерменский колдун поднять свою Стену так же высоко, как ты поднимал стены Острожца?
        Если это возможно, проку от коротких лестниц не будет никакого.
        - Не поднимет, - уверенно ответил Угрим. - Даже если он знает, как это делается, все равно не поднимет.
        После недолгой паузы князь уточнил:
        - Здесь, во всяком случае, этого точно не произойдет.
        Почему? Тимофей не успел задать вопрос. Князь поддел носком сапога песок под ногами. Легкое облачко мелкой пыли развеялось как дым.
        - В этих недрах нет скал, которые можно вытянуть из земли. Скалы расположены дальше на север - в горах, а под нами только пыль и песок. Это ненадежный материал. Он не удержит Стену.
        Ну что ж, теперь было понятно, почему Угрим открыл Тропу на песчаной равнине. Тимофей почувствовал некоторое облегчение. Однако князь поспешил его разочаровать.
        - Стену выше, чем она есть, ханец не поднимет. Но думаю, для нас уже готовят другие сюрпризы, - сообщил Угрим, вглядываясь в далекую преграду.

* * *
        О том, что противник уже появился под Стеной и начал подготовку к штурму, Чжао-цзы узнал раньше, чем на дальних северных башнях у линии горизонта зажглась цепочка сигнальных огней и к небу потянулись столбы густого дыма.
        Знал он и то, в каком именно месте вышел враг и по какому участку намеревается ударить. Обо всем этом Чжао-цзы сообщила Великая Стена.
        Стена была самым надежным дозорным. С пробуждением древней силы, каждый ее кирпичик, каждый цунь[Китайская мера длины. 1 цунь равен 3,2 см.] кладки стал зорким глазом и чутким ухом. Стена видела и слышала далеко. Дальше даже, чем распространялось действие ее защитной магии. И при этом Великая Стена, пронизанная магическими токами и связанная вмурованной в глину и камни смертью, была единым существом, каждая часть которого чувствовала, что творится на любой отдельно взятой башне, на стенном пролете между башнями, на ближних и дальних подступах к ним.
        Тревожный сигнал Стены Чжао-цзы ощутил ногами, сквозь подошву сапог. Каменная плита, на которой он стоял, известила о появлении врага, как только в сотнях ли[Китайская мера длины. 1 ли равен 576 м.] севернее открылась чужая Тропа Диюйя и с Тропы вышел колдун западных варваров.
        Но Чжао-цзы хотел все увидеть и услышать сам. Распластавшись на башенной площадке, он приник ухом к кладке и закрыл глаза, полностью доверившись слуху и зрению Стены.
        Чжао-цзы заставил себя отвлечься от мук колдуньи, погребенной прямо под ним (защита проклятой варварки пока еще держалась), и рассредоточил внимание по Стене. Мысленно слился с камнем и глиной, с незримыми, но сильными токами, пронизывающими и объединяющими их. И даже больше, чем просто мысленно…
        Ага, вот оно!
        Чжао-цзы услышал стук копыт и топот ног. Увидел черную брешь в пространстве и изливающихся из нее воинов. Чужаки, выходившие из мрака Диюйя, сразу строились в боевые порядки, готовые с ходу вступить в битву. Но на этот раз противник держался на безопасном расстоянии. Близко к Стене не подходил. Пока не подходил…
        Ну что ж, теперь ясно было, откуда ждать атаки. И куда отправлять войска.
        Чжао-цзы снова поднялся на ноги. С его Тропы под Стеной как раз вышел очередной отряд. Взмахом руки Чжао-цзы закрыл Тропу. В следующий раз он откроет ее уже в другом месте.
        - Воины! - грянул с башни его голос. Когда того требовали обстоятельства, Чжао-цзы умел кричать громко. - Приготовьтесь к переходу по Великой Стене, дабы самим обрести величие славы! Вы отправитесь туда, где ждет смерти враг! Так помогите ему умереть!
        Чжао-цзы умел также быть кратким и красноречивым одновременно. Это полезное умение: тот, кто не способен вдохновлять людей перед боем, не сможет ими управлять и не одержит победы.
        Людское море внизу зашевелилось и всколыхнулось. Верные «лесные демоны» - линь гуй, сновавшие между рядами и шеренгами, уже должны были сообщить воинам, что им следует делать и как. Но нужно, чтобы все происходило организованно, без суматохи, толчеи и давки, которые неизбежно возникают при больших скоплениях народа и бестолковом управлении.
        - Первой линии гарнизона подняться на боевые площадки! - быстро и деловито отдавал приказы Чжао-цзы. - Второй - строиться у Стены! Прикоснуться к кладке! Снаряжение, метательные машины, запасы снарядов и огненных стрел подтащить к Стене вплотную! Третьей линии - подогнать коней.
        - Подняться!.. Строиться!.. Прикоснуться!.. Подтащить!.. Подогнать!.. - подхватили его приказы тысячники и сотники.
        Прислонив ладони к башенным зубцам, Чжао-цзы начал читать заклинание.
        Взбежавшие наверх воины исчезли первыми. Все до единого, разом. Вот только что лучники и копейщики толпились у бойниц, а уже в следующий миг - их не стало.
        Еще через пару мгновений пусто было и у основания Стены - там, где вдоль кладки выстроился длинный ряд латников и щитоносцев. Вместе с людьми исчезли прислоненные к Стене метательные машины, приваленные пучки хоцзян, оружие, камни, и огненные снаряды-пао. Растворились без следа кони и всадники. Только пыльное облачко, поднятое сотнями ног и копыт, медленно-медленно оседало на нижние ярусы кладки.
        Задние ряды на миг замерли как завороженные.
        - Следующие! - рявкнул Чжао-цзы. - Не ждать!
        - Подняться!.. Строиться!.. Прикоснуться!.. Подтащить!.. Подогнать!.. - снова надрывались верные линь гуй, выбившиеся в военачальники.
        Больше заминок не возникало. Одни воины, ведомые «лесными демонами», поднимались на Стену, другие к Стене прислонялись, третьи подтаскивали обозное снаряжение и подводили коней.
        Стена втягивала в себя все и всех. Жадно и без разбора. Стена переносила армию Чжао-цзы с одного участка на другой. Воины исчезали сотня за сотней, тысяча за тысячей. Чтобы появиться там, где они сейчас нужнее. Опустевшее пространство занимали новые бойцы, и Стена, повинуясь воле Чжао-цзы, уносила и их тоже.
        Первые сигнальные костры задымили в отдалении, когда большая часть войска уже была переправлена. Еще некоторое время спустя, на башнях оставался лишь немногочисленный сторожевой гарнизон. Так, на всякий случай…
        Чжао-цзы удовлетворенно улыбнулся. Теперь можно было забирать Кости Яньвана и отправляться самому. Впрочем, следовало прихватить с собой не только Кости.
        Кое-что еще… Кое-кого, вернее.
        Не убирая рук с каменных зубцов, Чжао-цзы опустил глаза.
        Пленная колдунья. Она тоже может понадобиться ему там. Она сама и ее сила. А Стене все равно, где доламывать и дожевывать свою жертву.
        Произнесено еще одно заклинание.
        Чжао-цзы резко оторвал руки от башенных зубцов. Присев, опустил ладони к каменной плите под ногами.
        И еще одно…
        Из плиты торчат магические кристаллы, под плитой лежит колдунья.
        И еще - последнее…
        Темнота. Тишина. Потом - яркие пятна в глазах. Гул и приглушенный свист в ушах…
        Все произошло так, как и должно было произойти. Мгновение назад он стоял на одной башне. А теперь - стоит на другой. На той, на какой нужно.
        Кости Яньвана в прозрачной яйцевидной оболочке тоже здесь. Вот они, выступают из каменных плит. И погребенная в камне пленница снова под ним. Чжао-цзы по-прежнему чувствует ногами ее страдания и боль. Еще немного осталось - и колдунья окончательно сломается. Откроется. Отдаст Стене свою память, свои знания, свои мысли и свою силу. А после он возьмет у Стены то, что сочтет нужным. Но это потом, а пока…
        Чжао-цзы глянул по сторонам. На Стене толпились воины, густо заполнившие боевые площадки, башни и переходные галереи. Внизу, отступив от кладки, выравнивали смешавшиеся ряды пехотинцы и всадники. Люди были ошарашены почти мгновенным перемещением. И не удивительно: большая часть бойцов впервые столкнулась со столь сильной магией. Ничего, пусть привыкают.
        Военачальники - «демоны» быстро наводили порядок в строю. Небольшая группа линь гуй, спустившись на веревках, ставила в песке перед Стеной заостренные колья. Даже такая хлипкая преграда лишней не будет. Сейчас не следовало пренебрегать ничем.
        За Стеной, далеко на западе, виднелся разверстый зев чужой Тропы и разливающееся по равнине вражеское войско. Что ж, пока враг накапливает свою силу, нужно укреплять свою.
        Чжао-цзы снова открыл с внутренней стороны Стены свою Тропу Диюйя. Ему еще было кого звать и кого вести по Тропе.

* * *
        На следующее утро все было готово к штурму. Войска выстроились в несколько рядов. Конница, пехота, снова конница и опять пехота… Легкая, тяжелая, щитоносцы, стрелки, копейщики… Латиняне, татары. Татары, латиняне…
        Разноязыкая рать была похожа на слоистый пирог. Отряды, отделенные друг от друга небольшими промежутками, располагались таким образом, чтобы любой из них мог при необходимости выдвинуться вперед или, наоборот, отойти в глубь построения.
        Первую линию союзных войск Угрим поставил на изрядном удалении от Длинной Стены. Видимо, на такой дистанции сила Стены и ханьского чародея не представляла большой опасности, и князь-волхв легко мог совладать с чужими чарами. Но что будет дальше?
        Вернее, что будет ближе к Стене?
        Угрим раскинул руки и, прикрыв глаза, бормотал какое-то заклинание. Тимофей наблюдал за ним, не смея ни о чем спрашивать. Чуть позади молча ждали Феодорлих и Огадай. Вокруг толпилась, стараясь не смешиваться, свита императора и хана.
        Князь медленно провел ладонями над кристаллами с Костьми и вдруг резко вскинул руки к небу. Земля под ногами вздыбилась. Ступни ушли в потекший рыхлый песок.
        Угрим, Тимофей, Феодорлих и Огадай, императорские и ханские дружинники в один миг поднялись над войском. Кто-то из императорских трабантов вскрикнул от удивления. Кто-то из нукеров хана не устоял на ногах и упал, звякнув доспехами.
        Тимофей огляделся. Крысий потрох! Князь-волхв возвел песчаный холм. Сыпучий, правда: с крутых склонов струился песок и скатывались воины, не попавшие на верхнюю площадку. И не так чтоб очень высокий. Верно говорил Угрим: песок не скала. Его высоко не поднять, и крепко держать он не будет. Но все же курган, сотворенный княжеской волшбой, оказался весьма полезен.
        С его вершины нельзя было заглянуть за крепостные зубцы, однако подступы к Стене просматривались отсюда великолепно. Лучшего места для наблюдения и руководства предстоящей битвой поблизости точно не найти.
        Тимофей всматривался в равнину, раскинувшуюся между песчаным холмом и Длинной Стеной. Ни рва, ни вала перед ханьскими укреплениями не было. Оно и понятно: рыть рвы и делать защитные насыпи там, где ветер гоняет песок, бессмысленно. Зато у самого подножия Стены торчали в несколько рядов заостренные колья, которых раньше не было. Неприятная мелочь…
        Ворот нигде не видно. Вероятно, караванные пути проходили через другие участки Стены. Это было и хорошо, и плохо: ворота, сколь бы ни были они крепки, проломить все же легче, чем толстую кладку. Однако при наличии ворот враг в любой момент может совершить неожиданную вылазку.
        Угрим тем временем продолжал колдовать. Князь сложил три колдовских кристалла вместе и забормотал новое заклинание. Тимофей следил за волшбой князя. Из-за прозрачной корки граненых самоцветов просачивалась чернота вмурованных в кристаллы Костей. Песок под древними артефактами темнел и твердел. Будто спекался в пламени, которое не давало жара.
        Сыпучий холм обретал прочность. В воздухе тоже возникло темное марево, накрывшее вершину холма колышущимся туманным куполом.
        Чернота из Кощеевых Костей лилась и истекала до самого подножия холма. А достигнув его останавливалась, застывала, как будто обозначая границу. Но границу чего?
        Угрим закончил волшбу. Пелена над холмом рассеялась, песок под ногами из черного стал темно-серым. Одинокая дюна, поднятая магией среди волнистых песков, выделялась на фоне светло-желтой равнины, словно подкрашенная.
        - Что ты сделал, коназ? - хмуро спросил Огадай.
        - Закрылся от Темных Троп, - усмехнулся Угрим. - У меня нет Длинной Стены, оберегающей целые царства, но в трех Костях достаточно силы, чтобы оградить от чужой магии один небольшой холмик. Ханец не сможет протянуть сюда свою Тропу. Так я буду чувствовать себя спокойнее.
        Что ж, весьма разумно и предусмотрительно. Тимофей помнил, как латинянский маг Михель Шотте, открыв свою Тропу под татарским шаманом, втянул в нее и самого шамана, и принадлежавший ему колдовской кристалл. Для шамана это кончилось печально.
        - Теперь это место хорошо защищено, - продолжал князь. - Здесь будет моя и ваша ставки. Здесь будут храниться Кости. И отсюда, от этого холма войска пойдут на штурм.
        - Эту бы кучу да к ханьской Стене привалить, - притопнув ногой по затвердевшему песку, задумчиво проговорил Феодорлих. - По такому намету воины быстро поднялись бы наверх.
        Угрим ему не отвечал. Однако император сдаваться не собирался.
        - Помнится, под Острожцем вы, князь, погубили немало моих бойцов, двинув на них от крепости земляной вал, - вновь заговорил он. На этот раз - громче и настойчивее.
        Единственный глаз Феодорлиха сверлил волхва.
        - То было под Острожцем, - отозвался наконец Угрим. - К ханьской Стене невозможно подвести ни насыпь, ни подкоп. Уж коли она способна срезать даже Темные Тропы, то разметает в пыль любой намет. - Помолчав, князь добавил: - На эту Стену можно гнать только людей.
        - Не забывай, коназ, это наши люди, - сквозь зубы напомнил Огадай.
        - Других у меня нет, - пожал плечами Угрим.
        Угрим, Феодорлих и Огадай совещались недолго. По большому счету и не совещались вовсе. Ищерский князь просто высказывал свои соображения по поводу штурма и - больше для порядка - спрашивал мнения союзников. Император и хан, споря, кривясь и артачась, в итоге все же соглашались со всеми предложениями князя-волхва. Не могли не согласиться. Ни тот ни другой не были сведущи в войнах магов, а потому вынуждены были, скрежеща зубами, уступать главенство ищерскому волхву.
        Угрим решительно брал в руки бразды правления чужими войсками. Его вежливые просьбы, обращенные к Феодорлиху и Огадаю, по сути, являлись не чем иным, как завуалированными приказами. Формально император и хан оставались полководцами своих армий, но Угрим ненавязчиво начинал командовать ими самими.
        Широкая плоская равнина перед Стеной идеально подходила для конного наскока, и Угрим решил первой бросить в бой легкую кавалерию.
        Ряды пехоты и всадников, закованных в латы, расступились. Вперед выдвинулись татарские лучники.
        Разумеется, взять изгоном Стену, в которой не было даже ворот, князь не надеялся. Первая атака, судя по всему, нужна была ему для того лишь, чтобы прощупать оборону противника и вынудить ханьского чародея показать, на что он способен.
        О том, сколько при этом погибнет народу, Угрим не задумывался. Что, впрочем, Тимофея уже не удивляло. Таков был князь…
        И такова была цена победы.
        Феодорлих, и особенно Огадай, чьи воины погибнут первыми, хмурились, однако держали свое недовольство при себе. У них тоже было время усвоить, что победы не даются легко.
        Громыхнул большой барабан ханских сигнальщиков. Сразу два человека ударили по натянутой коже тяжелыми деревянными колотушками, похожими на палицы. Тяжелый гулкий звук разнесся над равниной. Сигнал подхватили боевые барабаны темников и тысячников. Взревели рога и трубы.
        Кавалерийский вал хлынул к безмолвной Длинной Стене.
        - Гхурах! Гхурах! Гху-у-ура-а-ах!
        Татарские всадники мчались с визгом, воем и боевыми кличами, однако весь этот шум должен был не столько устрашить врага, сколько рассеять их собственный страх. Приказ был такой: добраться до Стены, промчаться вдоль нее, не въезжая в частокол рогаток и кольев, засыпать защитников стрелами и повернуть обратно.
        Увы, все вышло иначе.

* * *
        Неприятельский лагерь раскинулся посреди плоской, как дно чайной чашки, равнины. Только одинокий темный холм высился у переднего края вражеского стана.
        На вершине холма видны были маленькие фигурки людей, большие шатры ставки, длинная коновязь и яркие костры.
        Со стороны Стены холм прикрывала многочисленная стража. Но вовсе не она являлась его главной защитой. Насыпь из потемневшего песка была возведена сильным колдовством, и колдовство же ее оберегало.
        На этот курган уже не протянуть Тропы Диюйя.
        От этого кургана шли потоки чужой магии.
        И от него же враг начинал штурм.
        Первыми западные варвары бросили на Стену легкую кавалерию.
        Степные кочевники - давние соседи и извечные враги Поднебесной империи скакали плотно, выбрав для удара небольшой участок: три башни и два пролета Стены между ними.
        Чжао-цзы угрюмо смотрел перед собой.
        Все было готово к отражению штурма. Тропа под Стеной закрыта, армия собрана. Облаченные в чешуйчатые доспехи воины разных царств ровными рядами стоят в одном строю. Над крепостными зубцами поблескивают щиты и густо топорщится лес копий с развевающимися бунчуками. Стрелы лежат в арбалетных ложах. Пальцы лучников пробуют упругость натянутой тетивы.
        Внизу ждут своей очереди воины, готовые в любой момент прийти на помощь тем, кто защищает Стену. В метательные машины - уже собранные, снаряженные, расставленные на башнях, боевых площадках и под Стеной - вложены снаряды. Вьются дымки костров. Колышутся знамена…
        Чжао-цзы наблюдал за штурмом с крайней левой из атакованных башен.
        Конная лава приближалась. Тысячи копыт поднимали тучи пыли, сотни глоток выкрикивали боевые кличи, и, казалось, на Стену надвигалась ревущая песчаная буря. Вряд ли всадники первой волны надеялись взять укрепления сходу. Но зато у каждого имелся тугой лук с двойным изгибом, клеенный из кости и дерева. И колчан, набитый оперенной смертью. И каждый был умелым стрелком.
        Степные кочевники обучены пускать стрелы быстро и метко. Они прекрасно стреляют с седла, на полном скаку. И если подпустить врага на расстояние выстрела, то немало защитников Стены простится с жизнью. Но зачем подпускать, если можно этого не делать?
        Чжао-цзы знал, чем встретить накатывающийся конный вал. В его распоряжении имелось кое-что получше обычных стрел. Кое-что, что однажды уже остановило вражеских воинов на Тропе Диюйя. И что остановит их сейчас.
        - Хоцзян к бою! - приказал Чжао-цзы.
        - Хоцзян! Хоцзян! Хоцзян! - эхом разнеслись над Стеной приказы сотников и десятников.
        На боевых и стрелковых площадках раздвинулись щитоносцы и копейщики. Лучники и арбалетчики отступили назад. Посторонились команды метательных машин.
        Из-за крепостных зубцов к широким проемам воины выдвигали массивные многозарядные короба и выносили легкие корзины с огненными стрелами. И вот уже в руках стрелков дымятся факелы, а пучки хоцзян направлены на приближающихся всадников.
        Те пока не стреляют. Кочевники не добрались еще достаточно близко.
        Однако огненные стрелы летят дальше обычных и разят сильнее. Правда, бьют не так точно. Но если их толкает вперед не только сила сгорающего ингредиента огня хуо-яо, но и сила магии, хоцзян становятся страшным оружием…
        Чжао-цзы решил использовать чары сразу. Да, нанеся удар первым, он частично приоткроет возможности своей боевой магии и потратит часть своей силы. Но зато сомнет первый натиск и уничтожит немало вражеских воинов. Это будет достойный обмен. В конце концов, израсходованную магическую силу можно быстро восстановить с помощью Стены и Костей Яньвана. А вот где взять новых людей и как восполнить поредевшие ряды?
        Зажигать волшбой тысячи фитилей Чжао-цзы не стал. Для этого необходимо видеть все стрелометные установки сразу. Иначе можно ошибиться. А малейшая ошибка в таких делах обходится слишком дорого. Взрывы на боевых площадках ему не нужны.
        Пусть хоцзян выпустят его воины, а он сделает все остальное.
        Чжао-цзы раскинул руки в стороны.
        - Залп! - приказал Чжао-цзы. И выплюнул первое заклинание.
        - Залп! Залп! Залп! - разнеслась по Стене команда, подхваченная десятками глоток. Командиры повторили приказ Чжао-цзы. Склонились факелы в руках факельщиков. Огонь коснулся фитилей.
        Второе заклинание…
        Шумные всполохи пламени. Сотни стрел, устремившихся навстречу вражеской коннице. За огненными стрелами от Стены потянулись дымные хвосты.
        Чжао-цзы чувствовал сейчас каждый след каждой стрелы.
        Третье заклинание…
        Он скручивал растрепанные дымные волокна в тугие канаты, не давая им рассеиваться. Он управлял дымом, а через дым - стрелами-хоцзян.

* * *
        Бельгутай скакал в первой сотне. И видел все.
        Татарские лучники еще не успели натянуть тетивы своих тугих номо, когда между крепостными зубцами полыхнули яркие огоньки. Густой белый дым окутал верхние ярусы стен и башен.
        Тучи ханьских стрел, подгоняемых гудящим дымным пламенем, и, видимо, не только им, преодолели расстояние, недоступное стреле, пущенной из обычного лука. Огненный рой обрушился на атакующих.
        Стрелы ханьцев с шипением, свистом и воем заметались между всадниками, выбивая из седел людей и валя с ног лошадей.
        Противник использовал то же оружие, которым обстрелял колдовскую Тропу урусского коназа-шамана. Только на этот раз огненных стрел было больше. Много больше.
        Начали рваться заряды, привязанные к древкам. Всполохи пламени и снопы искр обжигали и слепили. Перепуганные кони шарахались в стороны, скидывая и затаптывая седоков. Несколько десятков всадников повернули назад. Однако вырваться из разверзшегося ада удалось не всем.
        Огненные стрелы, связанные с Длинной Стеной четким следом, все кружились и кружились, плетя замысловатые дымные петли и зигзаги, которые не спешили рассеиваться.
        А потом…

«Колдовство! - понял Бельгутай. - Вот это - точно колдовство!»
        Путанные силки, сотканные из дыма и зависшие над землей, как выяснилось, держали оплетенную добычу крепче стальной проволоки. Дымные кольца начинали затягиваться.
        Конницу, брошенную к Стене, словно опутывали тысячи ремней. Опутывали, давили. Раздирали.
        Бельгутай видел, как стягивающиеся дымные полосы проходят сквозь людей и коней и как половинят их. Против таких чар не помогали ни щиты, ни латы. Переплетения дыма, скрученного в темные упругие жгуты, рвали на части всадников и обезумевших лошадей. Одна петля захватила его самого вместе с десятком конных стрелков. Петля становилась уже. Крики вокруг - громче. Люди и лошади в панике сбивались в кучу.
        Кто-то, взмахнув плетью, звонко стеганул по конскому крупу и попытался выскочить из ловушки. Не смог: дымный шлейф отсек жеребцу передние ноги. Конь рухнул наземь. Упавшему всаднику отрезало голову и обе руки.
        Кто-то, скатившись с седла, попытался пролезть под колышущейся петлей. Тоже не вышло: изогнувшаяся книзу дымная полоса срезала бедолаге шлем и полчерепа.
        Бельгутай в отчаянии вырвал саблю, рубанул по дымному узлу. Какое там! Крепкий дамасский клинок переломился надвое.
        Глава 5
        - Коназ! - яростно прорычал Огадай. - Мои воины! Они же там… сейчас…

«Погибнут!» - мысленно закончил за хана Тимофей. Да, было похоже на то. Очень похоже было. Тимофей покосился на князя.
        Угрим не слышал и не видел никого. Губы князя шевелились. Руки медленно-медленно поднимались. А после - резко, с силой ударили по воздуху, словно разрывая невидимую паутину.
        Нет! Видимую! Тимофей увидел, как княжеская волшба рвет дымные следы, протянувшиеся от Стены к конным лучникам. Ханьские стрелы, мечущиеся между всадниками, враз потеряли силу и волю. Огненные стрелы разлетелись в стороны, взмыли в небо, воткнулись в землю. Губительная дымная сеть, сплетенная вражескими чарами, поплыла, смешалась и рассеялась под порывами ветра безобидными клубами.
        - Пусть отходят, - спокойно приказал Угрим.
        Огадай прокричал команду сигнальщикам. Снова ударили барабаны и взвыли трубы.
        Потрепанная татарская конница отхлынула назад, так и не приблизившись к Стене и не выпустив ни одной стрелы. Однако Угрим не выглядел расстроенным. Скорее, наоборот. Видимо, князь узнал о своем противнике нечто новое, что стоило потерянных жизней. С точки зрения, князя стоило…
        После неудачного конного наскока Угрим послал к Стене латинянскую пехоту. Не всю, конечно, лишь малую часть ее. И все же зрелище впечатляло.
        На Стену, сложенную из камня и утрамбованной глины, двинулась стена осадных щитов. Ровный строй щитоносцев, копейщиков, арбалетчиков и латников наступал медленно, но неумолимо. Следом шли спешившиеся рыцари. Кнехты и челядь несли лестницы.
        Угрим что-то пробормотал и простер руки над выдвигающимися отрядами - то ли творя над ними магическую защиту, то ли вдохновляя воинов. Скорее, все же второе. Вряд ли чем-то иным можно было объяснить решимость и хладнокровие пехотинцев, видевших, что случилось с конным авангардом.
        На этот раз Угрим знал, как следует поступить, когда ханьцы вновь попытались нанести удар огненными стрелами. Едва на Стене задымились факелы и сверкнули первые вспышки, князь выплюнул краткое заклинание и сотворил магический знак. Быстро и резко, словно вырубая в воздухе незамысловатую фигуру, Угрим взмахнул руками.
        Видимо, княжеская волшба поставила мощный колдовской щит перед сорвавшимся огненным роем. Часть ханьских «пчелок», вырвавшихся из сот, наткнулась на невидимую преграду и разлетелась вдоль Стены, часть была отброшена назад, за Стену.
        На башнях и стенных пролетах заплясали, разбрызгивая искры и пламя, огненные птахи. Загремели взрывы. С боевых площадок посыпались дымящиеся обломки и изувеченные человеческие тела. По переходным галереям заметались люди.
        Густой дым окутал верхние ярусы.
        Вот так! Громовой порошок - коварное оружие. Он может причинять вред не только врагу. Тимофей заметил улыбку, скользнувшую по губам Угрима. Князь был доволен.
        До пехотных рядов латинян долетела лишь пара десятков огненных стрел. И это не шло ни в какое сравнение с тем огненным дождем, который в прошлый раз обрушился на татарскую конницу.
        Вражеские стрелы раскололи несколько павез и, пробив бреши в плотном строю пехоты, закружились было искрящимися смертоносными смерчами. Но Угрим перерубил дымные хвосты и вбил ханьские стрелы в землю прежде, чем те успели нанести серьезный урон.
        Да и вражескому магу, похоже, было уже не до стрел.
        Пока защитники во главе со своим колдуном тушили огонь и сбрасывали вниз обломки, пока на Стену поднимались новые воины, латинянская пехота беспрепятственно прошла половину пути. Пехота продвинулась даже дальше, чем смогла это сделать конница.
        Потом начались проблемы…

* * *
        На этот раз противник все-таки сумел его переиграть! Сила вражеского заклинания, время и место его действия были тщательно просчитаны. Незримый щит, которым обычно маги прикрываются сами, неожиданно был поставлен перед самой Стеной в самый нужный момент. То есть в самый неподходящий, с точки зрения Чжао-цзы.
        В момент залпа.
        - Это произошло уже после того, как огненные стрелы были выпущены, но еще до того, как Чжао-цзы обрел над ними полную власть.
        Вражеская магия остановила и отшвырнула почти все стрелы назад - на Стену. Горящие хоцзян превратили в ад две башни и два стенных пролета. Сам Чжао-цзы спасся от огненного града, лишь возведя защитный барьер над своей башней. Другим защитникам, попавшим под собственные стрелы, повезло меньше.
        Огонь добрался до связок неиспользованных хоцзян и снарядов с громовым порошком хуо-яо. Серия взрывов разбросала воинов, разбила стрелометные установки и повредила несколько камнеметов. Начался пожар.
        К счастью, противник не успевал воспользоваться возникшим хаосом, и Чжао-цзы принялся наводить порядок на Стене.
        Простертые ладони и вычерченные в воздухе знаки пригнули и сбили пламя. Краткое, грубое, но действенное заклинание словно незримой метлой прошлось по пострадавшему участку, сметая все на своем пути. Примитивная волшба очистила боевые площадки и переходные галереи от огня, трупов и дымящихся обломков.
        Еще одно заклинание - заклинание перемещения - стянуло с соседних пролетов на освободившееся пространство людей и неповрежденные метательные машины.
        На хоцзян Чжао-цзы больше не полагался. Теперь он сделал ставку на обычные стрелометы и камнеметы. За их снарядами проще уследить и полетом этих снарядов проще управлять.
        Не прошло и пары минут, а прислуга уже натягивала тугие, толстые и снабженные широкими кожаными карманами тетивы «ковшовых» самострелов дау-цзы-ну - грозных
«устрашителей границ» и «усмирителей варваров», что выпускают за один раз по десятку и более длинных, как копья, стрел.
        Изгибались дугой метательные пращевые шесты цзе-чу. Скрипели на прочных опорных столбах «вихревые камнеметы» сюань-фэн-пао и «ураганы» хшуань-фэнг, натяжные канаты которых тянули десятки рук. Суетились люди вокруг «орудий-лягушек» таньцзы-пао и «орудий-тигров» ху-дунь-пао. Внизу под Стеной поднимались противовесы гигантских машин западного края сьюи-пао.
        Камнеметные команды готовили каменные и глиняные снаряды, керамические горшки с зажигательной смесью, «огненных ястребов» с бамбуковыми хвостами и железными клювами и «черных драконов», оставляющих в небе густой дымный след.
        В плетеных корзинах на башни и боевые площадки поднимали железные огненные снаряды тэ-хо-пао. По двое-трое человек подкатывали к пращам самых больших и мощных орудий неподъемные «шары потрясающего небеса грома» чжэн-тань-лэй. С особой осторожностью возле камнеметов складывали щетинившиеся шипами огненные колючки хо-ци-ли и снаряды с ядовитым дымом ду-яо-янь-цю.
        К большим крепостным арбалетам воины целыми связками подносили тяжелые «ковшовые стрелы» дай-цзы-цзян и легкие «летящие, подобно галкам» ханья-цзян.
        Вместо погибших и искалеченных стрелков Чжао-цзы поставил возле бойниц новых лучников и арбалетчиков, вооруженных тяжелыми самострелами шэн-би-гун и легкими скорострельными арбалетами чи-ко-ну.
        Приготовления были закончены вовремя: вражеская пехота уже подошла довольно близко. Достать ее не составит большого труда.
        - Камнеметы! Залп! - приказал Чжао-цзы, выписывая над головой колдовские пассы. - Стрелки! Приготовиться!
        - Залп! Залп! Залп! - подхватили начальники прислуги при метательных машинах.
        - Гто-о-овсь! - протянули командиры лучников и арбалетчиков.

* * *
        Противник больше не использовал огненные стрелы. Но легче от этого не стало. Ханьцы ударили по латинянской пехоте из крепостных пороков. Огромные самострелы и катапульты метали пудовые камни и целые пучки длинных стрел. Еще более мощные машины, которых даже не было видно с вершины песчаного холма, пускали снаряды через Стену. Эти били вслепую, но, видимо, их ядра направлял в цель ханьский колдун.
        Угрим сумел остановить не все снаряды. Каменные ядра проламывали в глубоком построении пехоты целые просеки. Тяжелые стрелы разбивали в щепки осадные щиты и пронзали по несколько человек, укрывавшихся за ними.
        Хуже того: в воздухе закувыркались дымящиеся шары, горшки и свертки. Чем они были начинены?! Этого, наверное, лучше было не знать.
        Княжеская магия защитила воинов Феодорлиха от большей части огненных снарядов. В воздухе загремели взрывы и полыхнули дымные вспышки. Снаряды в полете раскалывались на куски, осколки сыпались на песок и торчащие перед Стеной колья.
        Три или четыре дымящихся шара взорвались над самым гребнем Стены. Раскрошили защитные зубцы, засыпали защитников огнем и осколками, накрыли боевые площадки густой дымной пеленой.
        Но несколько ядер все же обрушилось на головы пехотинцев.
        Взрывы разметали людей, как сухую солому. В столбах дыма и пыли изувеченные тела подбросило выше знамен и копейных наконечников. Разлетелись в стороны обломки разбитых лестниц и павез. Вспыхнуло пламя, сжигая заживо десятки людей. Белый едкий дым, напитанный ядами и сухой известковой взвесью, слепил и душил воинов.
        Плотный строй латинян разомкнулся. По разломам тут же ударили ханьские стрелки. Не надеясь на огненные стрелы, они выпустили обычные. Но как выпустили! И в каком количестве! Луки и арбалеты дружными залпами били со Стены и из-за Стены.
        Тысячи стрел взвились в воздух и устремились к распавшемуся строю. Судя по всему, эти стрелы тоже направлял бесерменский колдун. А бесерменская магия придала им дополнительную силу.
        Угрим, творя волшбу, яростно размахивал руками. Князь сбивал и отклонял вражеские стрелы и арбалетные болты от латинянской пехоты. Сотни их натыкались на размазанную по воздуху защитную магию, ломались, отлетали в сторону. Но десятки все же достигали цели.
        Оперенный гнус был упрям и настойчив. Враг не жалел стрел. Залп следовал за залпом. Ханьские лучники действовали слаженно и проворно. Диковинные самострелы в руках желтолицых арбалетчиков били почти так же быстро, как луки. И десятки стрел, прорвавшихся-таки сквозь магическую защиту Угрима, становились сотнями, тысячами…
        Расстояние уже позволяло вести ответную стрельбу. По Стене ударили генуэзские стрелки и английские лучники. Заработали тяжелые немецкие и легкие швейцарские арбалеты. Угрим, как мог, помогал латинянским стрелкам. Но большая часть выпущенных ими стрел либо вязла в колдовском щите Желтолицего мага, либо отскакивала от прочной кладки Стены. Лишь немногие валили защитников, появлявшихся между зубцами заборала.
        Увы, в скорострельности с ханьцами могли состязаться разве что татары. Но татарских лучников среди штурмующих не было, и в затягивающейся перестрелке обороняющиеся явно превосходили атакующих.
        Утыканные ханьскими стрелами павезы становились все тяжелее, передвигать их было все труднее. Воины, не успевающие укрыться за осадными щитами, падали, пронзенные несколькими стрелами сразу.
        Наверное, пехота могла бы добраться до Стены. Если бы двигалась чуть быстрее. И если бы не несла таких потерь. А так…
        Тимофей видел, как нервничает Феодорлих. Было ясно: латинянская пехота гибнет без толку.
        - Возвращайте своих людей, ваше величество, - наконец заговорил Угрим. - Пусть оставят лестницы там, куда смогли донести, а сами пусть отходят.
        Феодорлих дал знак трубачам. Вой боевых рогов разнесся над равниной. Поломанный и поредевший строй латинян попятился назад, оставляя на песке лестницы, разбитые павезы и сотни трупов.
        Однако штурм на этом не закончился.
        - Хан? - повернулся к Огадаю князь. - Готова ли вторая волна?
        Огадай молча кивнул.
        - Тогда - самое время. Пусть выступает.
        Хан взмахнул рукой, отдавая безмолвный приказ. Снова громыхнул большой барабан в ханской ставке. Дернулись сигнальные бунчуки.
        Огибая с флангов пехотный строй, к Длинной Стене снова устремилась конница Огадая. Понятно… Тимофей покосился на князя. Угрим избрал тактику непрерывного штурма, которую часто использовали при взятии крепостей татары. Очень действенная, кстати, тактика. Вовремя выводя из боя уставшие и обескровленные отряды и бросая на штурм свежие силы, можно было истощить и сломить даже самого стойкого противника.
        Если, конечно, хватит людей…
        Угрим людей не жалел. Не жалел, впрочем, князь и собственных сил. Он без передыху колдовал над Черными Костьми. Княжеская магия вдохновляла и защищала атакующие отряды.
        - Гху-у-ура-а-ах!!!
        Завывающая, словно тысяча демонов, татарская конница неслась по равнине уже не сплошным валом, а редким рассыпанным строем. Всадники, скакавшие в задних рядах, тянули на арканах штурмовые лестницы. Умно! Так доставить лестницы к Стене быстрее и проще.
        Обороняющиеся по-прежнему не решались использовать огненные стрелы. Горький опыт - хороший учитель. Хотя, может быть, у них попросту не осталось уцелевших стрелометов. Пороки же не причинили большого вреда рассеянным по равнине всадникам. А навстречу туче стрел, которыми встретила их Стена, кочевники выпустили свою тучу.
        На этот раз татарской коннице удалось прорваться почти к самой Стене. Но только почти.

* * *
        Вражеская кавалерия подступила слишком близко. На Стену сыпался град длинных оперенных стрел. Чжао-цзы отклонял большую их часть, но остальные, подстегнутые чужим колдовством, все же проходили сквозь защитные чары. На боевых площадках появились десятки раненых и убитых.
        Пришло время более действенной магии.
        От стрел его надежно берегла колдовская защита - на этот счет можно было не волноваться. Перегнувшись через проем между башенными зубцами, Чжао-цзы простер руки вниз.
        Незримый поток, хлынувший с кончиков его пальцев, ударил в песок и, не подняв ни пылинки, прочертил ровную борозду. Неглубокую, почти незаметную глазу.
        Сразу же за первой бороздкой появилась вторая.
        За второй - третья.
        После - четвертая.
        Девять неприметных царапин. И…
        Чжао-цзы согнул мизинец на правой руке.

…и еще одна, соединившая их воедино.
        Всего десять линий - по количеству пальцев.
        Пальцы Чжао-цзы шевельнулись. Прямые линии на песке начали извиваться подобно волнам. Одна волна пересекала девять других, придавая им еще больший изгиб.
        Черные Кости Яньвана и сила Великой Стены пробуждали песок у подножия кладки. Стекавшие сверху чары разжижали и размывали его, словно проточные воды.
        Чжао-цзы снова пошевелил пальцами, бормоча заклинания и мешая песок магией. Как дети мешают грязь. Как строители замешивают глину.
        От начертанных линий пошло слабое волнение…
        Шевельнулись, проседая, колья защитных рогаток под Стеной.
        А пару мгновений спустя первые вражеские всадники достигли неприметной границы расширяющегося рва.
        И песок под ними разошелся…

* * *
        Крысий потрох! Тимофей в ужасе смотрел на происходящее.
        Твердь под копытами татарских лошадей обратилась в зыбучие пески. Даже нет - в текучие. Первые ряды всадников на полном скаку угодили в ловушку.
        Кони, подняв фонтаны сухих брызг, сразу ухнули по брюхо, еще миг спустя из вязкого песка торчали только конские морды, а еще через мгновение несчастные животные вовсе скрылись из виду. Люди побарахтались чуть дольше, но и они тоже тонули в песке, как в воде.
        Песчаная топь стремительно разрасталась, заглатывая все новые и новые жертвы. Из-под Стены доносились отчаянные крики хоронимых заживо людей и дикое лошадиное ржание. Всадники из задних рядов обрезали арканы, бросали привязанные к седлам лестницы и поворачивали коней.
        - Коназ! - Тимофей чуть не оглох от крика Огадая. - Сделай же что-нибудь!
        Угрим даже не повернулся к хану. Угрим уже делал. Все, что мог. Шептал заклинание и круговым движением рук приглаживал и трамбовал на расстоянии предательские пески. Но князь опаздывал.
        Прежде чем он успел обезвредить ханьскую магию своей и вновь укрепил сыпучую твердь, несколько сотен всадников были погребены под Стеной. Еще две или три сотни татар, беспомощно барахтающихся в песчаных барханах, добивали вражеские лучники. А бесерменский чародей одну за другой разносил в щепу брошенные лестницы.
        Вслед за конницей князь послал вторую линию имперской пехоты. В этот раз латиняне смогли даже добраться до заостренных кольев и рогаток у подножия Стены. Усмиренная Угримом песчаная топь больше не затягивала воинов. Но латинян ждал другой сюрприз.
        Земля под Стеной взорвалась. Взвился песок. Неведомая сила вырвала и швырнула в наступающих первый ряд рогаток. Длинные, толстые, заостренные колья, словно гигантские копья, ударили в осадные щиты. Несколько павез развалились, и колья пробили строй насквозь, проложив в плотной людской Массе частые кровавые дорожки.
        Пехота остановилась, затягивая бреши.
        Угрим коснулся поочередно всех трех кристаллов, лежавших рядом, и резко выбросил ладони вперед.
        Новая партия кольев, вылетавших из земли, обратилась в щепу. Вслед за ними княжеская волшба искрошила остававшиеся под Стеной рогатки.
        Под градом стрел и камней латиняне подтаскивали к Стене лестницы.
        Глава 6
        Угрим гнал на штурм все новые и новые отряды. Конницу и пехоту, татар и латинян… Под Стеной мешались живые и мертвые, кони и люди, осадные щиты и штурмовые лестницы.
        Однако и ханьский колдун сдаваться не собирался. Тимофей увидел, как над зубчатым краем башни - там, где стоял один только бесерменский чародей, - показался огромный, с хорошего бычка размером, валун. Поднять такую глыбину руками вряд ли было возможно, но если здесь использована магия…
        А магия явно была использована. Перевалившись через крепостной гребень, камень на миг завис в воздухе. Несколько татарских стрел отскочила от его округлых боков.
        Потом валун обрушился вниз.
        Отскочив от подножия башни, глыба покатилась дальше. Бесерменский колдун гнал ее на врага, подталкивая и не давая свернуть, как всадник управляет послушной лошадью.
        Первыми жертвами камня стали кнехты, подтаскивавшие к Стене лестницу. Кнехтов раздавило. Лестницу поломало. Затем разбросало щитоносцев, не успевших отойти в сторону. Разметало стрелков, стоявших за ними. Валун метнулся из стороны в сторону, передавив немало татар и латинян из передних рядов первой волны. Потом, подскакивая и подпрыгивая, словно надутый кожаный бурдюк, понесся дальше. Все быстрее и…
        И не только быстрее.
        Тимофей в изумлении наблюдал, как, увеличивая скорость, камень наращивает и массу. Проклятая глыбина не просто катилась - она разрасталась буквально на глазах. Подобно снежному кому, вбирала в себя песок и глину. Давя людей и коней, разгоняя целые отряды, наматывая на себя окровавленные останки и смятое железо.

«Да с такой магией не нужны никакие камнеметы!» - промелькнула в голове Тимофея тревожная мысль.
        Угрим попытался остановить чудовищный снаряд. Князь взмахнул руками, посылая в него незримую стрелу, и…
        И опоздал.
        Или не смог поспеть за магией противника.
        Столб песка и пыли взметнулся позади валуна. Камень вломился в плотный строй следующей линии штурмующих.
        Полетели в стороны щиты и люди.
        Катящийся снаряд промчался смертоносным зигзагом по латинянскому строю, разметал татарских нукеров. Ком, который гнал на противника бесерменский чародей, был уже размером с избу и продолжал обрастать толстым слоем песка.
        Угрим нанес еще один удар. И снова не попал. Пыльное облако поднялось чуть левее от снаряда. Валун в плотной песчаной оболочке врезался в очередной строй рыцарей и нукеров. Крики, звон… Разлетающиеся фигурки людей, широкий кровавый след. Огромная, но юркая и подвижная глыба безнаказанно давила атакующих.
        Угрим бил не прекращая. Разнося в пыль сухую потрескавшуюся корку безжизненной равнины, кромсая и разбрасывая в стороны людей, попадавших под удары. Однако каждый раз верткий, как ртутный шарик, ком отскакивал, прежде чем его настигал магический удар князя-волхва.
        Наконец князь задел-таки край катившегося снаряда. Отсек с левой стороны изрядный кус. Снаряд подался вправо. Описал широкий неровный круг. А уже через несколько мгновений нарастил на разбитом боку новую песчаную плоть.
        Взмахом обеих рук Угрим вспорол землю на пути шара. Однако широкий ров его не остановил. Массивный ком перескочил через препятствие, легко перелетев по воздуху несколько саженей. И обрушился на новых жертв. Разметал еще один отряд. Устремился дальше…

«К нам! - вдруг осознал Тимофей. - Он ведь катится к нам!»
        Действительно, судя по всему, главной целью снаряда был холм, с которого Угрим наблюдал за битвой.
        Песчаный ком перестал вилять из стороны в сторону, размазывая по песку людей Огадая и Феодорлиха. Подталкиваемый со Стены бесерменским колдовством, он катится прямо. Уже, пожалуй, больше по инерции, чем под воздействием ханьских чар.
        Округлый, чуть приплюснутый песочный шар почти достигал теперь размеров крепостной башни и…
        Попал! Угрим наконец-то попал в него! И похоже, на этот раз попал по-настоящему.
        Возле холма со ставкой князя обросшая песком глыба не смогла увернуться от удара волхва. Расстояние было небольшим, цель - велика, а действие бесерменской магии, видимо, ослабело. И на этот раз Угрим не промахнулся.
        Песчаный шар с каменным ядром внутри раскололся без звука. Точно посередке.
        Фонтаны песка, крупные осколки и мелкая щебенка брызнули во все стороны. Этот град непременно засыпал бы Угрима и Тимофея, не прикрой князь себя и всех, кто стоял рядом, невидимым щитом из затвердевшего воздуха.
        Пыль от разваленной песчаной глыбы еще не осела, а Угрим уже бросил на штурм новые силы. На этот раз к Длинной Стене отправилась почти вся латинянская пехота, к которой присоединились несколько десятков сошедших с коней имперских рыцарей и изрядная часть спешившихся лучников и нукеров Огадая.
        Впереди смыкали строй и заполняли широкие бреши отряды, по которым прокатился песчаный ком. Сзади кнехты и простолюдины-карачу из татарской рати подтаскивали лестницы. За наблюдательный холм выдвигались конные отряды, готовые в любой момент оказать поддержку пехоте.
        Нет, это уже не было похоже на осторожное прощупывание обороны и изматывание противника. Это было кое-что посерьезнее. Тимофей покосился на Угрима.
        - Надеюсь, вы знаете, что делаете, князь, - сдерживая волнение, пробормотал Феодорлих.
        Угрим кивнул:
        - Ханьский колдун показал, на что способен, и уже достаточно открыл нам возможности своей магии. Думаю, хватит топтаться под Стеной. Пора попытаться взойти на нее.
        - Давно пора, - буркнул Огадай.
        Авангард вновь подошел к Стене. Тимофей видел, как первая лестница привалилась к крепостным зубцам. В месте соприкосновения лестницы с кладкой брызнули искры. Лестница задымилась, а несколько мгновений спустя вспыхнула ярким пламенем. Вся сразу - от верхней перекладины до нижней. Сунувшиеся было на нее воины с воплями спрыгивали вниз.
        Стена хранила сама себя. И все же полностью защитить себя она не могла.
        Угрим произнес над кристаллами с Кощеевыми Костьми сложное заклинание, вычертил перед собой новый пасс.
        Лестницы, подтаскиваемые к ханьским укреплениям, на миг блеснули в солнечных лучах холодным стальным отсветом. Словно кто-то покрыл их тонкой светящейся коркой. Потом колдовское мерцание рассеялось. Но защитное покрытие, по всей видимости, осталось. Магическая защита теперь берегла лестницы от вражеской магии. Прислоненные к Стене, они больше не горели.

* * *
        Лицо Чжао-цзы оставалось холодным и бесстрастным. Он умел сохранять внешнее спокойствие, даже когда внутри все кипело от злости. А причина злиться имелась! О, еще какая причина! Столько силы было потрачено на Ком Смерти. А он не смог не только достать вражеского колдуна, но даже отогнать от Стены его воинов.
        Западные варвары быстро перестраивались, смыкали ряды и наступали снова. От темного холма на помощь штурмующим спешила подмога.
        Судя по всему, это была решающая атака.
        На Стене щелкнули тетивы луков и самострелов. В воздухе снова засвистели стрелы. Но теперь перестрелкой дело не ограничится.
        Скоро противник навалится всеми силами, и неизвестно еще, сдержат ли его натиск защитные чары? Нет, чары сейчас нужно поберечь для другого.
        Вражеский колдун на темном холме творил новую волшбу, и Чжао-цзы ощущал ее растущую мощь. Колдун-чужак владел тремя Костьми Яньвана, его магия была сильна. С таким противником нужно быть начеку. Чжао-цзы решил: магия потребуется, чтобы противодействовать магии. Для всего остального ее может уже и не хватить…
        А когда нельзя целиком и полностью положиться на силу магии, остается уповать на мечи и копья.
        Чжао-цзы отошел от внешних защитных зубцов и бросил взгляд назад - за внутренние ограждения.
        Под Стеной ждали приказа воины, готовые к вылазке. Чжао-цзы поставил их здесь давно, но в бой пока не выводил. Что ж, видимо, время для вылазки настало. На этом участке Великой Стены нет ворот? Ее беда. Чжао-цзы знал, как обойтись без них. И его воины тоже уже знали, что им следует делать.
        Это были лучшие, отборные воины, вымуштрованные годами тренировок, уважающие дисциплину и привыкшие сражаться в пешем строю. А главное - с потрохами преданные своим военачальникам. Которые, в свою очередь, были верными псами Чжао-цзы.
        Впереди сплошной стеной стояли щитоносцы с большими прямоугольными щитами, украшенными иероглифами и головами драконов. За драконьими щитами - плотные ряды закованных в чешуйчатые латы панцирников. У этих в руках - небольшие круглые щиты и копья… Целый лес копий-цян и пик-шу.
        Воины первых рядов были вооружены короткими, но легкими и удобными в рукопашном бою бу-ся-цян - «копьями розового шага». За ними стояли копейщики с более длинными хуа-цян - «цветочными копьями». Следом выстроились шеренги копьеносцев с чжин-пин-цян - «средними копьями, смотрящими по горизонту». Самые рослые и сильные воины из задних рядов держали на плечах впередистоящих «длинные копья» - да-цзян,
«большие крюкастые жерди» - да-гань-цзы, огромные копья-трезубцы тан, пики-шу и мао с длинными волнистыми наконечниками, способными наносить противнику глубокие рваные раны.[Длина так называемых «копий розового шага» не превышала 1,8 м. Длина
«цветочных копий» составляла 2,3 м, «средних копий» - 2,7 м, «длинных копий» -
4 м. Самые длинные китайские копья и пики достигали 5,5-6 м.]
        Благодаря такому построению копья, украшенные конскими хвостами, шелковыми кисточками и бахромой, образовывали сплошную преграду, прорваться через которую будет не просто и коннице, и пехоте.
        Впрочем, плотный строй латников щетинился не только копьями и пиками. Среди копейщиков были также расставлены воины, вооруженные длинными боевыми крюками-серпами гэ и да-дао - большими саблями на копейных древках. Таким оружием удобно рубить ноги вражеским коням и головы всадникам. У многих бойцов имелись также массивные топоры-фу и длинные «мечи, носимые на поясе» яо-дао. С клинков, наконечников, крюков и лезвий были сняты ножны и защитные накладки из кожи и дерева. Солнечные лучи весело поблескивали на обнаженной стали.
        За щитоносцами и латниками выстроились стрелки. В основном они были вооружены луками гунн с двойным изгибом и легкими скорострельными арбалетами чи-ко-ну, особенно удобными в ближнем бою. В самом тылу стояла небольшая группа воинов с
«копьями яростного огня» ту-хо-цян, снаряженными громовым порошком хуо-яо, и с переносными корзинами, набитыми легкими огненными стрелами-хоцзян.
        В стороне ждала своего часа немногочисленная конница. Ханьские армии никогда не были особенно сильны кавалерией. Но всадники, вооруженные копьями, крюкастыми гэ, изогнутыми мечами-дао и секирами кван-до на крепких длинных рукоятях, тоже примут участие в вылазке. Только не сразу. Позже. Когда в этом возникнет необходимость. Ну а пока…
        Под градом стрел противник уже придвинулся к Стене вплотную и начал подтаскивать лестницы. Первая вспыхнула, едва коснувшись кладки. Но на остальные вражеский маг тут же наложил защитные заклятия, и вот…
        Одна лестница коснулась зубчатого гребня. Привалилась к кладке вторая. Меж каменных зубцов показалась третья…
        А от темного холма идет вязкая и густая, как мед, волна чужой магии. Похоже, вражеский колдун избрал новую тактику. Он теперь не помогает своим воинам и не защищает их. Вместо этого он пытается сковать силу Чжао-цзы. Чтобы ничто не могло помешать штурму.
        Он тоже делает ставку на мечи и копья.
        Что ж, да будет так! Пора начинать вылазку. Прямо сейчас. Пока не поздно.
        Чжао-цзы произнес заклинание. Колдовским пассом раздвинул мрак Диюйя, пропитывавший Великую Стену изнутри. И дал знак воинам внизу.
        Первая шеренга шагнула к Стене.

* * *
        Какой-то немец все же опередил его. Германец первым вскочил на приставленную к Стене лестницу и, забросив щит на спину, полез вверх.
        Бельгутай тоже поставил ногу на перекладину, рванул из ножен саблю. На новом дамасском клинке, ничем не уступающем тому, что был сломан во время прошлой атаки, блеснуло солнце. Но…
        Но не только на нем. Впереди, перед глазами, прямо в каменной кладке тоже холодно сверкнула заточенная сталь.
        Что это?! Откуда?!
        Бельгутай в изумлении замер на месте.
        Листовидный копейный наконечник. Бахрома из плетеных разноцветных шнуров, качнувшаяся под заточенной сталью. И еще одно копье, украшенное пышным шелковым бунчуком. И еще одно. И железный клюв, насаженный на деревянное древко. И еще пара таких же. И длинное изогнутое лезвие на толстой рукояти…
        Целый пучок копий, широких тесаков и плоских, острых, похожих на загнутые кинжалы крючьев вырос из Стены и с сухим стуком ударил в лестницу.
        Лестница вздрогнула.
        Два копья сбили немецкого рыцаря, опередившего Бельгутая и уже успевшего подняться на высоту человеческого роста. Крюк на длинном древке, заточенный с внутренней стороны подобно серпу, зацепил за шею и срезал голову кнехту, поддерживавшему лестницу для своего господина.
        Тяжелое лезвие саблевидной алебарды разрубило перекладину под ногой Бельгутая.
        Он соскочил на землю. Вовремя: по наплечнику скользнул копейный наконечник. Острый загнутый клюв едва не сорвал шлем.
        Все произошло слишком неожиданно. И происходящее казалось непонятным и необъяснимым. Нижний ярус Стены, в котором не было ни единой бойницы, ни дырочки, ни трещинки, вдруг ощетинился частоколом копий, пик, крюкастых боевых молотов и алебард. Они появились справа, слева. Отовсюду… Они отталкивали приставленные к Стене лестницы, кололи, рубили и срезали толпившихся у лестниц людей.
        Пригнувшись, Бельгутай скользнул под древками. Привалился к кладке. Чтобы удержаться на ногах, схватился за подвернувшийся под руку выступ.
        Выступ шевельнулся, подался вперед. Обратился в…
        Щит!
        Большой - почти в человеческий рост - прямоугольный щит выдвинулся из Стены. И не один! Вслед за частоколом из копий и алебард показался целый ряд таких же.
        За щитом, в верхний край которого вцепилась его рука, Бельгутай увидел чешуйчатый шлем ханьского воина. И желтое лицо, перекошенное в крике.
        Еще не осознавая до конца, что происходит, Бельгутай скорее инстинктивно, чем по велению разума, нанес через щит рубящий удар. Сабля ударила под шлем. Лезвие наискось рассекло выступившее из кладки лицо. Брызнула кровь.

«А ведь в стенах кровь не течет», - мелькнула нелепая мысль.
        Сраженный ханец повалился обратно в кладку, из которой только что вышел.
        Его место тут же занял другой воин. Из-за плеч щитоносцев снова ударили копья и алебарды. Бельгутай срубил саблей один крюкастый наконечник. Отклонил щитом другой. Увернулся от одного копья…
        От второго не успел.
        Удар. Сильный толчок в грудь… От верной смерти его спасли панцирные пластины и нагрудное зерцало. Но вражеское копье все же сбило Бельгутая с ног.
        Он перекатился через спину назад. Снова вскочил на ноги. Отбиваясь саблей и прикрываясь щитом, попятился от Стены.
        Выстоять под таким натиском было невозможно. Отступали все…

* * *
        - Что это, князь? - ошарашено пробормотал Феодорлих.
        - Вылазка, - хмуро бросил Угрим.
        Тимофей удивленно воззрился на князя.
        - Какая вылазка, урус?! - воскликнул Огадай. - Как?! В Стене нет ворот!
        Угрим вздохнул:
        - Видимо, тому, кто обрел власть над этой Стеной, ворота не нужны.
        Наверное, так и было. Тимофей видел, как боевые порядки ханьских воинов попросту проходили сквозь глухой стенной пролет и сразу вступали в бой. Желтолицые бесермены просачивались через толстую кладку подобно бестелесным духам.
        Однако призраками они не были.
        Натиск врага казался неудержимым. Повалив лестницы, ханьцы уверенно теснили утративших строй латинян и татар. Защитники Стены шли ровными шеренгами. Разившие из-за больших щитов копья с лохматыми бунчуками, диковинные клевцы на крепких ратовищах, длинные двуручные секиры без обуха, но с широкими лезвиями не знали жалости.
        А из Стены выходили все новые и новые ряды.
        Под дождем из стрел завязалась вязкая рукопашная схватка. Угрим вскинул руки, творя волшбу. Но и ханьский чародей не бездействовал. Он колдовал тоже.
        Темный холм и башню, на которой находился вражеский маг, соединила алая пульсирующая дуга. Два мага сейчас сдерживали друг друга, предоставив своим воинам самим вершить судьбу сражения под Длинной Стеной.
        - Князь, нужно слать подмогу! - Феодорлих повернулся к Угриму. - Конница изменит ход битвы. Мои рыцари готовы к бою. Они разметают этих желтолицых дьяволов, как ворох старого тряпья!
        - Не думаю, что это будет так просто, ваше величество, - сквозь зубы отозвался Угрим.
        Князь не отводил глаз от поля боя и не прекращал выводить руками магические пассы.
        - Если мои нукеры ударят с фланга… - вступил в разговор Огадай.
        - Ударят, - невежливо оборвал его князь. - Непременно ударят, хан. Но только тогда, когда придет время.
        - Почему ты медлишь, урус?! - вскипел Огадай. - Почему позволяешь напрасно гибнуть нашим людям?
        - Их смерть не напрасна, - возразил Угрим, но, как показалось Тимофею, не был услышан.
        - Почему не бросаешь в бой новые отряды? - заводился Огадай. - У нас еще полно сил! И сейчас самый подходящий момент для того, чтобы…
        - Не самый, - холодно отрезал Угрим. - Чем больше из-за Стены выйдет народу, тем меньше вернется обратно. Это нам только на руку. К тому же, прежде чем вводить в бой резервы, я хочу знать, что предпримет враг. Подождем еще… Под Стеной еще достаточно воинов, чтобы измотать ханьцев.
        Тимофей молча наблюдал за происходящим. Очень хотелось бы верить в правоту князя.
        Жестокая сеча продолжалась. Выдвинувшийся вперед и растянувшийся в две линии строй генуэзских щитоносцев и фламандских копейщиков попытался остановить противника. Но смог лишь ненадолго задержать его. Преграда оказалась хлипкой и ненадежной.
        Крюкастые клевцы обрушились сверху, через щиты, проламывая латинянские шлемы. И - ударили под щиты, словно серпы жнецов. Прошлись понизу, цепляя щитоносцев за ноги заточенной внутренней стороной крюков. Подрезая сухожилия. Опрокидывая неповоротливых латников на спину…
        Стена латинянских щитов распалась. В образовавшиеся бреши вонзились копья и пики. Ханьские алебарды, напоминавшие широкие палаши на толстых ратовищах, поднимались и опускались и рубили, рубили… Копья, руки, головы…
        Защитники Стены вскоре смяли сопротивление генуэзцев и фламандцев. Продвинулись дальше. Однако время было потеряно. Первый натиск ханьцев ослаб. Первый шок прошел.
        Из задних рядов подтягивались швейцарцы, на ходу выстраивая плотный квадратный строй. «Как же он у них называется? Ах, да - баталия!» - вспомнил Тимофей.
        Отступившие и перегруппировавшиеся ханские нукеры прикрыли союзников по флангам. К швейцарско-татарскому ядру постепенно подтягивались и другие отряды штурмующих.
        Ряды ханьцев прогнулись, замедлили движение…

* * *
        Горбатым мостом по ясному небу протянулась широкая полоса цвета крови. Потоки магической энергии волнами перекатывались над головами сражающихся, не касаясь их, не помогая и не препятствуя. Пока два колдуна мерялись силами, воины под Длинной Стеной занимались своим грязным делом.
        Бельгутай бился в авангарде - впереди и чуть правее от высоких жилистых горцев с запада. Выстроенные живым квадратом, ощетинившиеся пиками и алебардами на длинных рукоятях, привычные к пешему строю, они под ритмичный стук небольших походных барабанов, слаженно выдвигались навстречу ханьцам.
        И весьма кстати, между прочим. Прорубиться с саблей сквозь лес вражеских пик, крючьев и алебард оказалось сложно. Короткие татарские копья-жада тоже помогали в этом мало. Да и от стрел проку почти не было. Лучники могли достать противника только через передние ряды, уже бившиеся в рукопашной, что делало стрельбу малоэффективной. К тому же ханьцы умело укрывались за большими щитами с намалеванными головами драконов, а стрелки на Стене всячески поддерживали свою пехоту. Спешившиеся кочевники и плотный строй западных горцев, были для них великолепной мишенью. Летевшие сверху стрелы наносили не меньший урон, чем ханьские копья и алебарды. И с этим нужно было что-то делать.
        Бельгутай вышел из боя, отступил, оценивая обстановку.
        - Лучники! - крикнул он стрелкам. - Стена!
        Сабля Бельгутая указывала вверх, и стрелки поняли приказ правильно. Татарские стрелы засыпали боевые площадки и переходные галереи Длинной Стены. А на вражеский строй под Стеной навалились союзники.
        Барабанщики подали сигнал, и прежде, чем сойтись с врагом вплотную, западные горцы неожиданно раздвинули свои ряды. Арбалетчики, выступившие из плотных шеренг, дали залп. Практически в упор! Быстро, почти не целясь. И, разрядив самострелы, тут же скользнули обратно в глубь строя. Ряды сомкнулись, словно захлопнувшиеся ворота.
        Бельгутай с удовлетворением отметил, что среди горцев тоже оказалось немало метких стрелков. Короткие арбалетные болты нашли уязвимые места в стене ханьских щитоносцев и тяжелой чешуйчатой броне вражеских латников.
        Упали оброненные и пробитые щиты с драконьими головами, повалились воины из передних рядов. Но, увы, стрел оказалось слишком мало, чтобы нанести противнику серьезный ущерб. Место павших заняли другие ханьцы. Утыканные арбалетными болтами щиты поднялись снова.
        Опять бухнули барабаны. На этот раз - в ханьском строю. Вражеские щитоносцы разом опустились на колени, уперли щиты в землю и чуть наклонили их, навалив на себя.
        Частокол копий, алебард и крюков-серпов раздвинулся. Над щитоносцами появились ханьские арбалетчики.
        Ах, вот оно что! Стиснув зубы, Бельгутай поднял щит.
        Ответный залп был более ощутимым. Собственно, это и не залп был даже. Стрелы посыпались частым и непрерывным градом.
        Ханьцы использовали легкие многозарядные арбалеты. С узким деревянным коробом, куда заранее вкладывается по несколько стрел, которые сами ложатся под тетиву, как только на ложе освобождается место. С хитроумным рычагом, позволяющим быстро - в одно движение руки - перезаряжать оружие. Такие ручные метательные машины немногим уступали по скорострельности луку. И хотя их убойной силы недостаточно, чтобы пробить хорошие латы, но против бездоспешного или защищенного легкой броней противника они весьма и весьма эффективны. Особенно на таком расстоянии.
        Бельгутай прикрылся щитом вовремя. Две стрелы вонзились в кожаную обшивку. Третья чиркнула по шлему. Еще две отскочили от поножа и набедренных пластин панциря-куяка. Рядом десятками падали воины, у которых защитное снаряжение было поплоше. Западных горцев, многие из которых шли в бой вовсе без доспехов, ханьские арбалетчики выкашивали целыми рядами. Лес пик и алебард все-таки плохая защита от стрел. А щитов союзники не использовали вовсе.
        Сквозь крики раненых и стоны умирающих слышалось щелканье арбалетов. Словно какая-то тварь быстро-быстро клацает зубами. Стрелы все летели и летели. И казалось, от них не будет спасения. Хотелось отступить, переждать, убежать. Но отступление сейчас смерти подобно. Как, впрочем, и бестолковое топтание на месте.
        Способ заткнуть арбалетчиков был только один. Атаковать! Немедленно!
        - Вперед! - Бельгутай ринулся на вражеский строй, втиснулся в проем между копьями, из которого били ханьские арбалетчики.
        Поймал на щит еще пару стрел. Яростно заработал саблей, отбивая и обрубая качнувшиеся к нему древки. Пробился к стене щитов.
        Взмах - и ханьский арбалет, упертый в верхний край высокого щита, разлетается в щепки, а сам стрелок с воплем падает на спину, прижимая к груди рассеченную руку. Еще взмах - слетает голова не успевшего вовремя пригнуться щитоносца. Удар ногой - залитый кровью щит и обезглавленный щитоносец валятся под ноги копейщикам.
        В пробитую брешь тут же вламываются орущие нукеры.
        Пример Бельгутая и последовавших за ним воинов вдохновил растерявшихся было горцев. Вновь за спиной ударили барабаны. Союзники перешагнули через своих убитых и раненых, с воплем бросились на скорострельные арбалеты.
        Несколько утыканных стрелами тел повисли на вражеских копьях. Но горцы все же дотянулись до противника. Стрельба прекратилась. Опять началась рукопашная.
        Ханьские копья, крюки и палаши-секиры на длинных древках скрестились со швейцарскими пиками и алебардами. Сухой стук дерева о дерево, лязг железа и крики людей наполнили воздух.
        Тяжелые топоры союзников крушили драконьи щиты и скрежетали, сцепившись с крючьями вражеских боевых молотов. Пики кололи щитоносцев, отступающих арбалетчиков и копейщиков, спешивших занять место стрелков. Живой квадрат западных горцев вгрызался в ряды ханьских воинов. Вгрызался и… увязал.
        Пикинеры и алебардщики из первых рядов уже дрались короткими мечами и узкими обоюдоострыми кинжалами, более пригодными для тесной свалки.
        Ханьцы тоже взялись за ножи и сабли. Но пока впереди шла жестокая резня и рубка, задние ряды по-прежнему действовали древковым оружием. Дисциплинированные горцы даже в таких условиях умудрялись удерживать строй. Как ни старались ханьцы поломать шеренги противника, им это не удавалось.

* * *
        Внешне Чжао-цзы был спокоен. Внутри клокотала ярость. Пока он сдерживал магические атаки вражеского колдуна, проклятые варвары сумели остановить его пехоту! Отхлынув от Стены в первые минуты боя, они довольно быстро опомнились и прекратили отступление. Сомкнули ряды. Даже попытались перейти в контратаку…
        Небольшой, но хорошо организованный отряд бледнокожих бородатых чужеземцев, вооруженных пиками и тяжелыми топорами на длинных рукоятях, и примкнувшие к ним пешие кочевники дали воинам Чжао-цзы достойный отпор.
        Рослые копейщики, выстроенные квадратом, сражались без щитов, но сквозь их пики невозможно было прорваться. Вражеские алебарды легко проламывали шлемы, раскалывали щиты и пробивали доспехи тяжеловооруженных латников. А плотное глубокое построение и слаженные действия варваров позволяли им успешно противостоять даже превосходящим силам. Юркие же и подвижные кочевники, отчаянно рубившиеся на флангах, не позволяли совершить обходной маневр и взять копейщиков в кольцо.
        Продвижение монолитного ханьского строя замедлилось, а вскоре застопорилось вовсе. Строй прогнулся, увяз… Это было плохо, очень плохо. В любой момент к вражеским отрядам, дерущимся под Стеной, могла подойти подмога. Тогда вылазка утратит всякий смысл.
        Однако и отводить войска обратно за Стену рано. Еще есть возможность оттеснить врага и уничтожить лестницы, которые он успел подтащить к Стене. И еще не использованы все средства…
        Чжао-цзы оглянулся назад. Тяжелая кавалерия ждала его знака. Люди, закованные в чешуйчатую броню, сидели в седлах неподвижными истуканами. Кони в стальных налобниках с опущенными шорами, в защитных нагрудниках и в попонах, обшитых металлическими пластинами, нетерпеливо переминались с ноги на ногу.
        Ну что ж, пора…
        Конница все равно не предназначена для обороны крепостей. Ее следует грамотно использовать в поле. И вот он, самый подходящий момент для кавалерийской атаки.
        Чжао-цзы поднял руку.
        Сигнальщики ударили в барабаны.
        - К Стене! - проревели с седел командиры конных отрядов. - В Стену!
        Сотники призывно взмахнули секирами кван-до - оружием, требующим искусного обращения, но в умелых руках страшного и неотразимого, способного наносить рубящие, колющие, режущие и вспарывающие раны.
        Блеснули на солнце вырванные из ножен изогнутые сабли-дао. Колыхнулись шелковые бунчуки на копьях. Качнулись крюкастые гэ.
        Всадники ударили пятками в конские бока. Лошади, всхрапнув, сорвались с места. Глухие шоры не позволяли животным видеть, куда они скачут. Вид каменной кладки на пути не устрашит их и не остановит. Лошади сейчас целиком доверились жестким поводьям и крепкой руке наездников.
        Первый ряд, взяв с места в карьер, влетел в Стену неподалеку от башни, с которой наблюдал за сражением Чжао-цзы.
        Впрочем, неважно, где конница войдет в Стену. Выйдет она все равно там, где сочтет нужным Чжао-цзы.
        Он решил выпустить конницу с левого фланга.

* * *
        Откуда-то из-за Стены донеслась дробь ханьских барабанов. И вскоре ситуация на поле боя изменилась.
        Вражеская конница появилась внезапно. Вырвавшись в галопе из Стены, откуда-то справа, она обогнула свои и чужие пехотные порядки, а затем ударила во фланг и тыл штурмующим. Опрокинула разрозненные группки латинян. Спешенные татары, попавшие под неожиданный натиск, тоже не смогли противостоять тяжелой кавалерии ханьцев. Правый фланг штурмующих был смят в считаные минуты.
        Бельгутай увел из-под удара немногих уцелевших нукеров и лучников. Кочевники прижались к плотному квадрату западных горцев и, просочившись между пик и алебард горцев, заняли оборону по краю союзнического строя. Ханьские всадники, вооруженные копьями, саблями и длинными двуручными секирами навалились следом. Обошли, окружили…
        Бельгутай приготовился умирать. Конница, атакующая пехоту с фланга и тыла, сметает ее всегда. А отважные горцы уже никак не успевали развернуть весь свой строй. Но…
        Но, как оказалось, весь и не требовалось.
        В глубине живого квадрата громыхнули сигнальные барабаны, прогудели боевые рога, прозвучали короткие отрывистые команды. Лицом к противнику повернулись воины, стоявшие на флангах и в задних рядах. Преобразившийся строй теперь щетинился пиками и алебардами во все стороны. Пикинеры из внешних шеренг, пригнувшись, уперли древки в землю. Над их плечами опустился к врагу второй ряд пик, за ним - третий. Поднялись в крепких руках алебарды…
        У квадратного построения больше не было ни уязвимого тыла, ни неповоротливых флангов. Теперь повсюду был фронт.
        Только вражеские всадники поняли это слишком поздно. Ханьская конница с разгону налетела на густой частокол.
        Крик, ржание, треск… Ханьцы из первых рядов, чьи кони были остановлены на полном скаку, кувыркнулись в воздухе и рухнули в глубь пешего строя, где их зарубили и закололи, не дав подняться.
        Вторая волна тоже не сумела прорваться. Под копыта обезумевших животных с зашоренными глазами десятками падали выбитые из седел наездники. Вставали на дыбы и валились наземь пронзенные пиками кони. Замелькали алебарды, добивая раненых и оглушенных ханьцев. Бельгутай заплясал среди копошащихся тел и бьющихся в агонии лошадиных туш, заработал саблей…
        Р-р-раз! Надвое развалился чешуйчатый назатыльник ханьского шлема, и изогнутое лезвие разрубило шейные позвонки.
        Дв-в-ва! Отлетела в сторону рука, сжимавшая длинное древко двуручной секиры.
        Тр-р-ри! Сабля рассекла наплечник поднимающегося с земли ханьца. Вражеский воин упал, чтобы больше уже не встать.
        Конница отпрянула. Всадники заметались вокруг неприступного строя, как лисица мечется вокруг ежа, растопырившего иглы. На помощь кавалерии снова двинулась ханьская пехота.
        Живой квадрат зажимали со всех сторон.
        Глава 7
        Тимофей покосился на князя. Тот все еще выписывал в воздухе колдовские знаки и бормотал заклинание: единоборство с вражеским магом продолжалось. Но ведь не может же Угрим не видеть, что творится под Стеной! Не может же он не понимать, что еще немного - и отряды, окруженные пехотой и конницей ханьцев, будут смяты окончательно. Неужели он и сейчас не пошлет подмогу?
        - Коназ! - раздался хриплый возглас.
        Первым не выдержал Огадай. Хан больше не мог смотреть, как гибнут его воины.
        Тишина. Пауза. Долгая-долгая, почти бесконечная.
        - Пора, - наконец кивнул Угрим, всматриваясь вдаль. - Вот теперь действительно пора…
        Князь перестал бормотать заклинания, однако не прекратил чертить сложные пассы. Голос Угрима звучал негромко, но уверенно. Князь обращался к Огадаю:
        - Из Стены больше никто не выходит, а значит, пришло время твоих нукеров, хан. Пусть ударят с правого фланга. Конница ханьцев твоя.
        - А мои рыцари? - вскинул голову Феодорлих. - Они тоже ждут сигнала. Что делать им?
        - Пусть зайдут слева и отсекут пехоту от Стены. Ханьцы должны пожалеть о том, что вообще высунулись из-за нее. Приступайте…
        Угрим снова ушел в волшбу и забормотал заклинания.
        Что ж, наверное, ханьцы пожалели…
        Тимофей во все глаза смотрел на происходящее под Стеной. Да, прежде таких битв видеть ему не доводилось.
        Ханьские всадники вовремя заметили атакующую татарскую конницу. Они даже успели отступить от поредевшей швейцарской баталии, успели даже развернуться и взять разгон. Но это им мало помогло.
        Оглушительное «Гхурах!» прокатилось по окрестностям. Казалось, одним этим грозным кличем можно было смести противника.
        Отборные нукеры Огадая врезались в кавалерию ханьцев, как волки в овечью отару. Все-таки желтолицые защитники Стены оказались неважными наездниками. Сильные в пехотном строю, в конной рубке они значительно уступали татарам.
        Смяв и опрокинув сходу вражеских всадников, нукеры атаковали пехоту, но, утратив первоначальный напор, быстро увязли в плотном строе. Лес ханьских копий оказался для низкорослых татарских лошадок такой же труднопреодолимой преградой, какой были для чужой конницы пики швейцарцев. Кривые сабли и короткие копья татар не могли дотянуться до противника. А перед лошадиными мордами уже замелькали алебарды с широкими саблевидными навершиями. Ударившие понизу длиннодревковые клевцы с внутренней заточкой рассекали коням сухожилия и подрубали ноги. Впрочем, в умелых руках те же клевцы прекрасно годились и для стаскивания всадников с седел.
        Атака справа была остановлена, но с левого фланга к Стене уже неслась тяжелая кавалерия Феодорлиха. Впереди нестройными рядами мчались во весь опор светские рыцари, изукрашенные пестрыми гербами. Чуть позади, выстроившись единым клином, набирали разгон крестоносцы, принадлежавшие разным монашеским орденам и уцелевшие в предыдущих битвах.
        Рыцарская конница поднимала тучи пыли, земля дрожала под копытами рослых коней. Ханьская пехота на левом фланге спешно перестраивалась. Разворачивались щитоносцы и копейщики. Внутри строя тоже наметилось суетливое движение.
        Судорожно стреляли лучники и арбалетчики. Однако изрядная часть ханьских стрел отскакивала от прочных рыцарских лат либо застревала в больших треугольных щитах тяжеловооруженных всадников.
        Казалось, ничего не в состоянии было остановить натиск этой железной волны. Рыцари уже опускали для таранной сшибки длинные лэнсы, которые легко достанут ханьцев даже сквозь сплошной частокол копий и алебард.
        Вражеский строй неожиданно раздался в стороны. Из-за раздвинувшихся щитов выбежали несколько человек в легких доспехах, вооруженные…
        Тимофей пригляделся. Не может быть!
        В руках бесермены держали только плетенные из прутьев вытянутые конусообразные корзины, обращенные к коннице широкими раструбами. Правда…
        Правда, над корзинами вились дымки, а это уже настораживало.
        Ага! Вот оно!
        Опять!
        Странные корзины одна за другой пыхнули огнем. Десятки дымящихся стрел с воем и визгом устремились навстречу всадникам. Закружились огненными змеями, разбрасывая жгучие искры, выбивая рыцарей, пугая и слепя коней. Под копытами загремели частые взрывы. Латинянские кони, не привыкшие еще к бесерменскому громовому оружию, шарахнулись в стороны, сбрасывая наездников. Лишь небольшая часть всадников смогла совладать с лошадьми и прорвалась сквозь завесу из огня и дыма. Но метатели огненных стрел, побросав дымящиеся корзины, уже отступили в глубь строя.
        А прорвавшихся рыцарей ждал новый сюрприз.
        Над плечами ханьских щитоносцев склонились тяжелые копья с привязанными к древкам дымящимися трубками. За пару мгновений до того, как ударили рыцарские лэнсы, из-под широких листовидных наконечников вырвались тугие струи пламени и искр. Огонь пыхнул в лошадиные морды, щиты и шлемы всадников. Видимо, в копейные трубки были забиты не только громовой порошок и горючая смесь. Что-то еще: камни или куски рубленого железа. Вспышки пламени не только жгли и пугали. На расстоянии в несколько шагов они сметали всадников вместе с лошадьми.
        После залпа бесерменских огненных копий ряды рыцарей развалились окончательно, так и не причинив ущерба врагу. Однако ханьцам удалось рассеять лишь первую волну латинянской конницы. В клубящееся дымное облако ворвалась «свинья» крестоносцев.
        Христовы воины, собранные по разным орденам и поставленные в единый строй, не устрашились огненного оружия бесермен и не повернули коней. А у ханьцев, по всей видимости, не было времени перезаряжать свои громовые копья и корзины. Частокол сверкающих наконечников, лезвий и крюков на этот раз не удержал всадников.
        Длинные рыцарские копья ударили в ханьские щиты, нагрудники и шлемы. Копейные древки с треском переломились. Но и щиты разлетелись в щепки. Чешуйчатые латы и шеломы тоже не спасали от мощного таранного удара.
        Крупные, обвешанные железом рыцарские кони разметали передние ряды низкорослых ханьцев и, топчась по их телам, устремились дальше. Рыцари бросили сломанные копья и взялись за мечи. Длинные клинки, которыми так удобно рубить с седла, замелькали над вражескими головами.
        Бронированное острие клина проломило первую линию пехоты, смяло вторую, как нож сквозь масло прошло сквозь третью и четвертую. Фланги «свиньи», раздвигая брешь, втискивались вслед за головным отрядом. Конный клин по инерции врубался все глубже и глубже.
        Рассеянные огненными залпами светские рыцари вновь поворачивали коней на врага и двигались за крестоносцами, усиливая их натиск.
        В тесной мясорубке уже не помогали ни длинные копья, ни загнутые клевцы, ни тяжелые алебарды. Ряды ханьцев на правом фланге разваливались один за другим. Вклинивающиеся в пехотную массу рыцари отрезали вражеское войско от Стены. Вдохновленные швейцарцы, на помощь котором спешили свежие отряды латинянской пехоты, с новой силой напирали в центре. Левый фланг ханьских пехотинцев тоже начинал прогибаться под натиском татарской конницы.
        Загремели барабаны, пронзительно взвыли трубы ханьцев. Желтолицые воины пятились назад и входили обратно в Стену. Но битва все еще продолжалась.
        Угрим сосредоточенно колдовал, отрешившись от всего и вся. Темно-красный свет, связавший ханьскую башню и холм князя, был похож на реку крови, разлившуюся в небе над сражающимися войсками.
        Огадай и Феодорлих, переглянувшись, отошли в сторону от Князя. То ли сторонясь сильной волшбы, то ли обсуждая ход битвы. Тимофей краем глаза заметил это, но не придал значения.
        Колдовская багровая радуга в небесах. Грохот взрывов где-то на левом фланге. Шум яростной рубки, доносящийся с правого. Кровавое месиво в центре. И не понять, что происходит под Стеной.
        Враг то ли отходил, то ли перестраивался для новой атаки. Нет, пожалуй, все же…
        Точно! Так и есть! Ханьцы, призываемые барабанами и трубами, отхлынули назад.
        Бельгутай выскочил из ощетинившихся пиками шеренг западных горцев. Мимо проносился перепуганный конь без седока. Очень кстати! Бросив саблю в ножны, Бельгутай прыгнул к коню. Степной жеребец, низкорослый и мохнатый, с густой растрепанной гривой и залитым кровью седлом, шарахнулся было в сторону, но Бельгутай оказался проворнее.
        Схватиться за гриву и луку седла. Пробежаться рядом. Прыжок. Еще. Толчок…
        Он взлетел в седло, даже не коснувшись ногой болтающегося стремени. Перехватил повод, снова рванул саблю из ножен. И лишь после этого вставил ноги в стремена. Чуть приподнялся. Огляделся. Вот так-то лучше! Так - привычнее!
        На коне кочевник всегда чувствует себя увереннее, чем в пешем строю. Да и обзор с седла получше.
        Теперь все было ясно. Тяжелая конница Огадая, рассеяв кавалерию противника, увязла на правом фланге в пехотных рядах. Зато левый фланг ханьцев был разгромлен полностью, а вклинивающиеся во вражеский строй всадники германского императора грозили отрезать от Стены вышедшие наружу отряды. Вот в чем заключалась причина спешного отступления врага! Впрочем, отступал противник организованно, не ломая боевых порядков.
        Что ж, значит, нужно поднапрячься и взломать их! Бельгутай послал коня вперед.
        - Гхурах!
        Отбить саблей вражеское копье. Подставить щит под алебарду. Срубить заточенный крюк боевого молота, тянущийся к шее.
        Вслед за Бельгутаем в атаку бросились западные горцы и спешенные кочевники - те немногие, кто еще уцелел.
        Длинные пики прикрыли всадника, тяжелые швейцарские алебарды ударили справа и слева. Замелькали татарские сабли, топоры и булавы. Подмога подоспела весьма кстати.
        Бельгутай вздернул коня на дыбы. Копыта обрушились на прямоугольный ханьский щит с оскаленной драконьей мордой. Сабля достала щитоносца. И - копейщика. И еще одного…
        Откуда-то спереди и справа вынырнул ханьский воин с дымящейся бамбуковой трубкой на копейном древке. Ханец направил свое оружие на Бельгутая, но сабля всадника и в этот раз оказалась проворнее. Привстав на стременах, Бельгутай дотянулся до копьеносца с громовым зарядом. С маху срубил древко. Наконечник копья и прикрепленная под ним трубка с догорающим фитилем отлетели в сторону. Обрубок упал под ноги ханьцев.
        Прогремел взрыв. Сильное искрящееся пламя завертело огненную трубку. Громовой заряд свалил несколько вражеских воинов в ближайшем ряду.
        Бельгутай едва удержал шарахнувшегося в сторону жеребца. Направил коня на очистившееся пространство. Продвинулся еще немного вперед. Потом - еще.
        И еще. И еще…
        Они наступали. Ханьцы, теснимые с трех сторон, искали спасения в Стене. Враги уходили в нее, как вода уходит в песок, без следа и без шума.
        То ли они уходили сами, то ли Стена втягивала их.
        А если отправиться за ними? Если прорваться через Стену на плечах отступающего противника? И уже там, на той стороне, продолжить избиение…
        Там врагу спасаться будет негде.
        - Вперед! - крикнул Бельгутай.
        Махнул рукой союзникам, надеясь, что и они поймут его замысел.
        Сам поднял саблю, саданул по бокам взмыленного, израненного жеребца. Бросился на ханьского воина, пятившегося в Стену.
        Ханец сделал шаг назад. Скрылся за шершавой поверхностью.
        Конь под Бельгутаем истошно заржал, встал свечой, не желая ломиться в кладку, которая казалась неприступной и непроходимой. Упрямая скотина! Бельгутай, подавшись вперед всем телом, нанес рубящий удар через голову коня.
        Сабля легко вошла в Стену. Даже вроде бы кого-то там, в Стене, задела: Бельгутай явственно ощутил сопротивление под клинком. И…
        И все.
        Кладка, беспрепятственно пропустившая ханьских воинов, затвердела в одно мгновение.
        Сабельная рукоять вырвалась из ладони. Изогнутый клинок так и осталась торчать в сплошной монолитной кладке, словно вмурованный в нее с начала веков.
        Конские копыта скребанули по Стене. Ударившись грудью в непреодолимую преграду, жеребец едва удержался на ногах.
        Несколько пик и копий оцарапали кладку. Пробить ее они уже не могли.
        А сверху на головы штурмующих летели стрелы и камни.
        А в тылу рога трубили отступление. И звали назад боевые барабаны.
        Выругавшись, Бельгутай повернул коня.
        Отряды штурмующих отхлынули от Длинной Стены.
        Под Стеной остались лежать трупы и тяжелораненые. Ханьцы, татары, латиняне - все вповалку, вперемежку. Вражеская вылазка была отбита.
        Штурм тоже не удался.
        Кровь павших впитывалась в песок. Начинало темнеть…

* * *
        Выгнутая алая полоса, связывавшая ханьскую Стену и княжеский холм, разорвалась и растворилась в воздухе. Угрим шумно выдохнул. Стряхнул с пальцев мерцающее сияние остаточной волшбы, утер пот со лба.
        Похоже, противостояние магов закончилось с первыми сигналами барабанов и труб.
        А барабаны все били. Особенно сильно громыхал большой барабан ханской ставки. Боевые рога пронзительно трубили, сзывая войска.
        Угрим шагнул к стоявшим в отдалении Феодорлиху и Огадаю. Надвинулся на них мрачный, как туча. Тимофей, подхватив Кости, поспешил следом. Про себя Тимофей отметил, что свиты вокруг хана и императора сейчас было больше, чем обычно. Интересно, с чего бы?
        Впрочем, он уже догадывался о причине.
        - Кто из вас отдал приказ к отступлению? - в голосе князя зазвенела сталь. - Почему войска отходят от Стены? Почему к Стене не подносят новые лестницы?
        Угрим задавал вопросы таким тоном, будто уже знал ответы на них. И вполне возможно, что именно так все и было.
        - Войска отходят, потому что сейчас под Стеной им делать нечего, - сухо отозвался Огадай. - А приказ об отступлении своим людям отдал я.
        - И я - своим, - добавил Феодорлих.
        - Нужно продолжать атаку, - холодно процедил Угрим. - Нужно додавить врага.
        Тимофей покосился на князя. Он это что, всерьез? Хочет штурмовать в темноте, без передыху? Там, под Стеной, уже громоздятся горы трупов, а Угриму этого мало?
        - Хан. Император. - Князь так и сверлил союзников горящими глазами. - Вводите в бой свежие силы. Немедленно.
        - Свежих сил не осталось, урус, - хмуро сказал Огадай. - Сегодня кровью умылись все. Людям и лошадям нужно отдохнуть.
        Угрим смерил хана пристальным взглядом. По губам князя скользнула кривая усмешка, не предвещающая ничего хорошего. Нукеры-телохранители почувствовали опасность. Обнажив сабли, придвинулись поближе к своему повелителю. Лучники потянули стрелы из колчанов.
        - Князь, - бесцветным голосом заговорил Феодорлих. - Воины устали. Наступает ночь…
        - Устали не только наши воины, но и ханьские, - не поворачиваясь к нему, ответил Угрим. - А ночь ничем не хуже дня. Ночью также можно сражаться и можно убивать.
        - И терять понапрасну воинов, - вставил император.
        Вот теперь князь к нему повернулся. Что-то похожее на нездоровый интерес читалось в его глазах.
        Теперь уже вокруг Феодорлиха сплотились рыцари-трабанты. У этих тоже мечи были обнажены. Тимофей обратил внимание и на то, что в стороне, у костров, стоят арбалетчики с заряженными самострелами. Вот, значит, как…
        Он опустил Кости на землю и положил ладонь на рукоять меча. Вряд ли дело дойдет до открытой стычки. А если даже и дойдет… Тимофей отчего-то был уверен, что ни стрелки, ни обвешанная доспехами стража не поможет императору и хану. Княжеская волшба все равно окажется быстрее и сильнее. Тимофей хорошо помнил, на что она способна. Самое интересное, что Феодорлих и Огадай тоже не могли об этом забыть. И тем не менее… И все же…
        - Не требуйте от воинов слишком многого, князь, - мягко, словно уговаривая капризного ребенка, заговорил Феодорлих. - Они бьются не за свое бессмертие. И они смертны.
        Помедлив пару мгновений, император многозначительно добавил:
        - А от мертвых смертных не будет прока.
        Угрим молча перевел взгляд с Феодорлиха на Огадая. Хан не отвел глаз.
        - Да и мы сами еще неизвестно когда обретем бессмертие - и обретем ли его вообще,
        - глядя в упор на князя, заговорил Огадай. - А пока мы смертны, не хочется, знаешь ли, лишиться всех верных воинов.

«А ведь они поумнели, - подумал Тимофей о союзниках, - здорово поумнели».
        - Не вижу поводов для опасения, - процедил Угрим.
        - Ты многого не видишь, коназ, - отчетливо произнес хан. - Ты ослеп. Твои глаза сейчас не видят ничего, кроме Черных Костей. Слепцом быть хорошо, когда впереди ждет только победа. Но ведь так можно не заметить и поражения.
        Обстановка накалялась. Тимофею сделалось не по себе. Да, пожалуй, если будет драка, холм останется за Угримом. Но ведь лагерь вокруг холма не принадлежит ему. Ни латиняне, ни татары пока не подчиняются ищерскому князю. А что, если придется противостоять собственному войску? Что, если придется усмирять озлобленные отряды, возвращающиеся из кровавой бани? Да на виду у защитников Стены!
        - Это заговор? - Угрим усмехнулся.
        Ему не ответили.
        - Очень интересно. Будь мы ближе к Стене и не будь под нашими ногами защищенного от магии холма, я бы счел, что ваши мысли замутнены ханьской ворожбой. А так… Так получается, что, пока я колдовал, вы сами приняли решение.
        - Это правда, - кивнул Огадай. - Я могу жертвовать своими туменами, но только если вижу в этом смысл. Продолжать штурм ночью я смысла не вижу. Я не хочу за одну ночь остаться без войска.
        - Я согласен с ханом, - поддержал его Феодорлих. - Ночью мы даже не увидим, как ханьский колдун истребляет под своей Стеной наших воинов.
        - Я увижу, - хмуро проговорил Угрим. - Я могу следить за ходом битвы даже в кромешной тьме.
        - Но мы-то - нет, - веско вставил Огадай.
        - Утром мы обсудим наши дальнейшие действия и повторим атаку, - примирительно сказал Феодорлих.
        Угрим вздохнул.
        - Я могу уничтожить вас обоих прежде, чем ваши телохранители успеют понять, что происходит, - задумчиво, будто разговаривая сам с собой, произнес он. - Я могу смять вашу волю и сделать из вас послушных безмозглых кукол. Я могу подчинить всех ваших людей до последнего конюха и удерживать их в своей власти столько, сколько мне потребуется…
        Князь сделал паузу. Огадай и Феодорлих молча ждали. Стража, окружавшая их, заметно нервничала.
        - Но поступать так и расходовать свою силу на улаживание внутренних усобиц - глупо, - закончил свою мысль Угрим. - Мне… нам всем противостоит сейчас слишком опасный противник. И в этом противоборстве важна каждая частица силы.
        - Честно говоря, на это мы и рассчитывали, князь, - со слабой улыбкой выдохнул Феодорлих.
        - Сегодня наши люди на штурм больше не пойдут, - жестко отрезал Огадай.
        - Хорошо, - процедил Угрим. - Будем ждать до утра. В конце концов, одной ночью больше, одной - меньше… Какое это имеет значение, если победителя впереди ждет вечность.
        Кажется, никто, кроме Тимофея, не обратил внимания на то, что речь шла о
«победителе», а не о «победителях».
        Угрим отвернулся от союзников.
        Стычки не будет, понял Тимофей. Но скрытая вражда и затаенное недоверие останутся. И как долго это продлится - пока неизвестно.
        Тимофею было ясно одно: после случившегося император и хан вместо и без того ненадежного союзника обрели в лице Угрима лютого врага. Конечно, князь до поры до времени ничем не выдаст своих чувств, но, сказать по правде, Тимофей уже сейчас очень не завидовал Феодорлиху и Огадаю.

* * *
        Солнце скрылось за темным холмом, высившимся в центре вражеского лагеря. День уходил в земли, из которых пришли западные варвары. Черные крылья ночи накрывали мир.
        Чжао-цзы, положив руки на каменные зубцы и прикрыв глаза, неподвижно стоял на башенной площадке. Сейчас его не интересовал отступивший враг. Он всматривался в Стену у себя под ногами.
        Стена уже довершала свое дело. Защита пленной колдуньи была взломана, и, хотя еще ощущалось слабое сопротивление жертвы, мрак Диюйя, смешанный с древней кладкой, жадно высасывал память, секреты и силу полумертвой пленницы.
        Память и секреты Чжао-цзы брал себе. Силу оставлял Стене, делая ее еще сильнее.
        Этой ночью он заберет у колдуньи все, что ему нужно, и, быть может, уже к утру расстановка сил переменится.
        Чжао-цзы открыл глаза. Повернулся.
        За его спиной неподвижно застыли две фигуры.
        Два «лесных демона», лучшие из линь гуй… Из тех, что остались. Старый мастер Байши
        - Белый Камень и мало в чем уступавшая ему молодая, гибкая, стремительная в бою Чуньси - Весенняя Радость. Даром что девушка, она могла справиться с полудюжиной крепких воинов.
        Оба, как всегда, явились на зов быстро и теперь терпеливо ожидали приказа. Оба были преданными слугами и опытными бойцами.
        Поверх пояса Чуньси поблескивала прочная цепочка «молота-метеора» люсинчуй, обмотанная вокруг тонкой талии в несколько слоев. Если быть точнее, это была та его разновидность, которую знатоки именуют ляньинь-ляньцзы-чуй - «сверкающий серебром молот на цепи». За спиной Байши торчали небольшие крючья-гоу, вернее, шуаншоу-гоу - крюки для двух рук.
        Молот-чуй и крюки-гоу не простое оружие. Оно требует длительной подготовки, зато после нескольких лет обучения умелый воин способен творить с ним чудеса. Байши и Чуньси были умелыми воинами. Они уже неоднократно выполняли непростые задания, которые давал им Чжао-цзы. Выполнят и это. Задание опасное и дерзкое…
        - Вы двое возьмете с собой своих лучших учеников, - не стоило терять времени понапрасну, и Чжао-цзы сразу перешел к сути. Он старался говорить коротко и по делу, - проникните в лагерь западных варваров. Доберетесь до темного холма. Подниметесь на его вершину…
        Чжао-цзы замолчал, в очередной раз обдумывая свой план. Повисла не долгая пауза, дозволявшая говорить ученикам.
        - Слушаемся, учитель, - одновременно склонились в поклоне две головы.
        Чжао-цзы размышлял еще некоторое время. Оправдан ли риск задуманного? Удастся ли перехитрить врага? Сумеет ли он собрать все Кости Силы? Станет ли Правителем Вселенной? Доживет ли до того времени, когда его будут именовать не учитель Чжао, а повелитель Чжао. Чжао-ди все же звучит лучше, чем Чжао-цзы.
        Пауза затягивалась. Согнутые спины Байши и Чуньси не разгибались.
        - Потом вы в точности выполните то, что я вам скажу, - произнес наконец Чжао-цзы. И вновь замолчал.
        Первой не выдержала Чуньси. Юная и горячая, она не всегда отличалась должной сдержанностью.
        - Нам следует что-то добыть на этом холме, учитель? - осторожно спросила девушка-воин.
        Взгляд ее черных раскосых глаз скользнул по магическим кристаллам у ног Чжао-цзы.
        - Нет, - отрезал он.
        Если бы все было так просто! Если бы можно было вырвать заветные Кости Яньвана у вражеского колдуна, он давно бы отправил на штурм холма всю свою армию.
        - Нам следует кого-то убить там? - Более мудрый Байши смотрел не на магические самоцветы, вросшие в каменные плиты, а на далекий холм.
        Темные склоны одинокого кургана были едва различимы в - сгущающихся сумерках, но на вершине холма, возле трех больших шатров, уже горели костры.
        - Нет. - Чжао-цзы снова качнул головой.
        Сейчас он мог мечтать только о смерти одного человека. Все остальные жизни не имели значения и не решали исхода этого противостояния. Но мага с запада, владеющего тремя Костьми, вряд ли смогут одолеть воины, которым не подвластно колдовство. Пусть даже это будут лучшие из лучших «лесных демонов» Поднебесной.
        Байши и Чуньси почтительно замолчали. Оба линь гуй склонили головы еще ниже.
«Демоны» ждали.
        - Для начала наденьте вот это. - Чжао-цзы протянул каждому узкий налобный ремешок с небольшой металлической пластиной, выкованной в виде глаза.
        С обратной стороны обе пластины были испещрены мелкими иероглифами. Тайный язык, недоступный непосвященным…
        - Не так, - подсказал Чжао-цзы Чуньси, приложившей пластину ко лбу. - Надо глазом наружу. Это поможет мне увидеть все, что будете видеть вы. По крайней мере, до тех пор, пока вы не подойдете к холму.
        Там наверняка стоит мощная магическая защита.
        Воины проворно затянули повязки. На лбу каждого теперь тускло поблескивало стальное око. Сильная магия, наложенная на амулеты, действует на небольших расстояниях, зато действует она отменно.
        - А теперь слушайте внимательно… - вновь заговорил Чжао-цзы.
        Глава 8
        - Тре-во-га! Тре-во-га!
        Тимофея, прикорнувшего на пороге княжеского шатра, разбудили громкие крики. Снаружи кричали татары и латиняне. На разных языках, но одно и то же.
        - Тре-во-га!
        В чем дело? В шатре темно. За входным пологом мечутся отблески факелов. Судя по всему, была еще поздняя ночь.
        Правая рука Тимофея метнулась к мечу. Левая - подхватила щит.
        Князь?
        Жив… Угрим, вскочив на ноги, набрасывает на плечи алое корзно.
        Черные Кости?
        И они на месте. Самоцветы с темнеющей внутри сердцевиной лежат, где и лежали: возле княжеского ложа. Все три. Свет углей в походном очаге отражается на граненных боках. Значит, все в порядке. Пока - в порядке.
        С обнаженным клинком в одной руке, с щитом в другой, без брони и шелома, Тимофей бросился к выходу.
        - Куда?! - рявкнул вдогонку князь. - Следи за Костьми! Их береги!
        Ну да, конечно! Тимофей остановился. Он же теперь носитель Черных Костей. Вот в чем теперь заключается его главная служба. Но как исполнять ее, если не знаешь, что творится за пределами шатра?
        Впрочем, как выяснилось, это можно было узнать, не выходя наружу.
        Угрим, во всяком случае, не тратил время на подобные пустяки. Князь-волхв рубанул воздух перед собой ладонью.
        Половину шатра срезало незримым колдовским мечом. Упали жерди. На ковры посыпались войлок и шкуры.
        И сразу открылся вид с холма.
        Так… Часовые вовремя заметили опасность. Впрочем, ее и невозможно было не заметить.
        Темная Тропа разверзлась перед песчаным холмом, практически в самом центре лагеря. Среди шатров, палаток и костров зияло знакомое ничто. Из мрака, чуть подсвеченного слабыми разноцветными искорками, выступали ровные ряды ханьской панцирной пехоты. Желтолицые воины пытались прорваться к холму.
        Угрим был прав. Длинная Стена не мешала своему хозяину прокладывать Тропы. Однако протянуть свой колдовской путь на защищенный княжескими чарами курган бесерменскому магу оказалась не под силу, и штурмовать возвышенность ханьцам пришлось обычным порядком. Но, видимо, очень уж им хотелось завладеть Костьми Кощея.
        Или хотя бы попытаться их отбить.
        Стража, выставленная вокруг холма, первой приняла бой. Но во всех концах лагеря уже трубили сигнальные рога и били тревогу боевые барабаны. Рядом - из-за татарских шатров - ударил большой барабан ханской ставки.
        В стане царил переполох, однако паники не было. Отовсюду подтягивались вооруженные отряды. В руках бегущих воинов горели факелы. К Тропе скакали всадники, успевшие оседлать коней.
        Ударили ханьские стрелки. Темнота вокруг наполнилась свистом. Упали несколько человек, сбегавших вниз по склону холма. Залп вражеских громовых трубок, прикрепленных к древкам пик, выкосил первые ряды ратников, охранявших подступы к холму.
        Выплюнули пламя и дым бесерменские стрелометные корзины. К шатрам на вершине кургана устремились пучки огненных стрел, но взмах княжеской длани остановил их полет. Ночь над холмом расцветили яркие вспышки.
        Ханьцы напирали. Своим слепым упорством они напомнили Тимофею ассасинов, одурманенных Старцем Горы. Наверное, и этих тоже сейчас ведет в бой не только отвага и смелость, но и волшба хозяина Стены.
        Желтолицые воины в чешуйчатых латах и шлемах шли на смерть сами и убивали любого, кто стоял на их пути. А если не могли убить - просто валили с ног или оттесняли в сторону. Копья с бунчуками, двуручные палаши-алебарды и крюки-клевцы на длинных древках пробили первый заслон и прижали к подножию холма вторую линию обороны.
        К развалившемуся княжескому шатру побежали Феодорлих и Огадай в окружении телохранителей. Тимофей отметил про себя, что мало кто из рыцарей и нукеров успел полностью облачиться в доспехи. И император, и хан выглядели встревоженными. Еще бы! Оба уже послали большую часть личной стражи в бой, но извергаемые Тропой ханьцы упрямо, словно саранча, надвигались на курган.
        К счастью, из лагеря подтянулась подмога. Конница ударила во фланги противника. Тяжелая пехота преградила путь наверх. Однако ханьцы продолжали яростно пробиваться вперед. Каждый шаг давался бесерменам все большей и большей кровью, но враг еще на что-то наделся.
        - Глупцы! - скривился Угрим. - Им ведь все равно теперь не прорваться. Тропа им больше не поможет.
        По тонким губам князя скользнула улыбка.
        - Зато она может помочь нам! - неожиданно добавил Угрим.
        Князь повернулся к Феодорлиху и Огадаю.
        - Подготовьте ударные отряды, - распорядился он. - Пусть атакуют, как только я расчищу путь к Тропе. Может быть, удастся по ней взойти на Стену.
        В воздухе снова засвистели стрелы. Совсем рядом! Тимофей машинально поднял щит, прикрывая себя и князя. Щит дернулся. Раз, другой. Справа упал рыцарь из императорской свиты. Слева повалились на камни два раненых ханских нукера. Телохранители заслонили своих повелителей.
        Огадай и Феодорлих отошли из-под обстрела за шатры, на ходу отдавая приказы. Несколько воинов бросились к коновязи. С полдесятка человек побежали вниз. Первые гонцы…
        За ними - уже на конях - понеслись другие.
        Ударил большой сигнальный барабан на вершине холма.
        А Тропа извергала все новых и новых ханьцев. Противник сумел-таки продавить оборону. Тяжелые, обшитые железными пластинами сапоги ханьцев уже топтали темный песок холма.
        Воины из свиты Огадая и Феодорлиха выстроили у вершины защитную линию и изготовилась к битве. Но, видимо, князь не очень рассчитывал на этот хлипкий заслон.
        - Тимофей! Бери Кости! - приказал Угрим.
        Покинув разваленный шатер и бесцеремонно растолкав чужих воинов, он сам выступил вперед. Тимофей вынес за князем колдовские кристаллы, сложил их к ногам Угрима.
        Ханьцы уже почти достигли вершины холма. С воплями бросились в последнюю атаку.
        Князь взмахнул руками, проводя перед собой черту. Широкая огненная полоса разметала пару дюжин орущих желтолицых безумцев и преградила путь остальным. Бурое колдовское пламя встало сплошной стеной. С полдесятка человек, успевших проскочить, пали под татарскими стелами.
        Однако ханьцы, напиравшие сзади, не остановились. Вражеские воины с разбегу бросались в колдовской огонь и шли дальше. Карабкались вверх, сгорая на ходу, шатаясь, крича и корчась от боли. Но - шли, но - карабкались. Теперь не оставалось никаких сомнений: этих людей действительно вели в бой чужая воля и чужая магия.
        Один такой живой факел бросился прямо из пламени на Тимофея. На ханьце горело все: одежда, доспехи, плоть, щит. Пылала поднятая над головой сабля.
        Тимофей взмахнул мечом. Ударил горящего противника. Под огнем звякнуло, хрустнуло, чавкнуло. Брызнул сноп искр и кровавый фонтан… И чего больше - огня или крови, - не понять! Человек-факел упал и умолк. Дернулся пару раз. Затих, обугливаясь буквально на глазах. Этот факел живым больше не был.
        А вот второй противник! Тоже весь в огне. Заходит справа, наугад, вслепую тычет пылающим копьем.
        Взмах мечом. Истонченное, изгрызанное огнем древко легко ломается под клинком. Еще взмах… Горящая голова слетает с горящих плеч.
        Справа и слева рыцари и нукеры быстро расправляются с другими ханьцами, выходящими из огня. Добивать их - обезумевших, ослепших, уже почти не способных драться - было не трудно.
        Жар, искры, горящая кровь, запах паленой плоти, железной окалины и спекшегося в комья песка… Это была не битва - резня. Князь широкими огненными росчерками сжигал новые ряды ханьцев, выступавших с Тропы. Татары и латиняне сноровисто рубили и кололи сгорающих заживо противников.
        Когда все закончилось, Угрим легким движением руки погасил пламя. Весь склон холма, обращенный к Тропе, был завален дымящимися трупами. Багровые отблески углей освещали пространство между песчаным курганом и колдовским путем. Впечатление было такое, будто впереди тлело торфяное болото. Впрочем, темный песок быстро остывал.
        Угрим протянул руки к Тропе, не давая ей закрыться.
        Она и не закрывалась. Это могло быть ловушкой, а могло быть легкой дорогой на ханьскую Стену.

* * *
        Байши и Чуньси стали глазами Чжао-цзы. Из искрящегося мрака колдовской Тропы он наблюдал не столько за битвой под холмом, сколько за небольшой группкой «лесных демонов», заходивших в лагерь варваров с другой стороны.
        Незаметно спустившись на веревках со Стены, линь гуй благополучно добрались до вражеского стана. Они уже вырезали часовых дальних внешних постов и теперь, зарывшись в песок, ждали подходящего момента для нападения на усиленные внутренние дозоры, которые охраняли очерченную кострами границу лагеря.
        Путь «демонам» преграждали хорошо вооруженные воины в белых и серых плащах, украшенных черными крестами, и стрелки с тяжелыми арбалетами. Охраны было много, и стражу варвары несли бдительно. Огни и факелы горели ярко. Проникнуть за линию костров, не подняв тревоги, было непросто. Но когда посреди вражеского стана разверзлась Тропа Диюйя и сотни тяжеловооруженных панцирников, вдохновленных магией Чжао-цзы, атаковали ставку на темном холме, в лагере противника поднялась нешуточная суматоха.
        Большая часть внешней стражи сразу отошла к месту битвы - на помощь воинам, защищавшим подступы к холму. Да и оставшиеся дозорные смотрели уже не столько за линию костров, сколько на отсветы магического пламени, бушующего между Темной Тропой и темных холмом.
        Пока колдун варваров выжигал отряды, выходившие с Тропы, линь гуй напали на дозорных. Стычка была скоротечной. Байши и Чуньси двигались стремительно. Чжао-цзы, связанный невидимыми магическими нитями с глазами-амулетами на их головах, видел лишь бешеный калейдоскоп размазанных картинок.
        В воздухе мелькнули отравленные дротики-бяо, миниатюрные ручные стрелки-цзян и метательные иглы. И хотя вражеские воины были одеты в кольчужные рубахи и пластинчатые панцири, смертоносные снаряды все же находили уязвимые места в броне и открытые участки кожи.
        Вот смазанные ядом металлические шипы с шелковыми хвостами-стабилизаторами, обоюдоострые штыри и стрелы с узкими наконечниками пронзают кольчужную сетку вражеских доспехов.
        Вот летающая вилка-фэйча входит точно в смотровую щель тяжелого варварского шлема.
        Вот целая горсть отравленных метательных колючек-цы-жень бьет в лицо воина в открытом шишаке.
        А вот заточенная пластина бяо-дао в виде полумесяца с зазубриной на вогнутой стороне рассекает горло трубачу, поднесшему к губам изогнутый боевой рог.
        Трубач хрипит. Окровавленный рог выпадает из ослабевших пальцев.
        Вражеские арбалетчики запоздало выпускают несколько стрел, но проворные линь гуй умело от них уклоняются. Лишь один «демон» падает на песок. Вспыхивает рукопашная…
        Вперед вырывается Чуньси. Блеснувшая в отсветах костра цепь молота-чуя опутывает ноги воина, метнувшегося было к боевому рогу. Вражеский воин падает лицом в песок возле мертвого трубача.
        Резким движением Чуньси сдергивает цепь с ног жертвы. Короткий взмах - и увесистый граненый наконечник вонзается в спину упавшего. Пробивает белый плащ с черным крестом и доспех под плащом, крушит хребет.
        А уже пару мгновений спустя молот «демоницы» выписывает в воздухе широкую дугу, захлестывает и вырывает из рук чью-то секиру. Бьет обезоруженного противника под шлем, похожий на таз с широкими полями. Сбивает шлем-таз с головы, проламывает череп…
        Рядом сражается Байши. Он тоже стремителен и беспощаден к врагу. Железные крючья-гоу мелькают, словно когти взбешенного тигра. Раз - скрещенные крюки подобно ножницам намертво захватывают длинный прямой меч. Два - ломают клинок. Три
        - ловят шею ошарашенного мечника и - четыре - так же легко переламывают ему позвонки.
        Со следующим противником Байши расправляется еще быстрее. Гоу цепляются за наплечную пластину и глухой шлем неповоротливого вражеского воина в тяжелых доспехах. Варвар пытается отмахнуться короткой палицей, но палица не поспевает за
«демоном». Железные крючья дергают латника вбок, валят на землю. Байши всаживает край острого серпа на рукояти гоу в смотровую прорезь шлема.
        Ловко действуют и другие линь гуй, следующие за своими предводителями. Их движения быстры, точны и смертоносны.
        Рассекает воздух девятисекционный боевой хлыст цзю-цзе-бянь. Падает на землю копье, угодившее под железные звенья хлыста. А за копьем - и копейщик, которого тут же добивают мощным ударом сверху.
        Двойные дубинки эрцзегун с шипами на боевой части достают через щит противника в кольчужном капюшоне и легком шлеме, ломают варвару лицевые кости.
        Слаженно бьют кинжалы би-шу, также предназначенные для двуручного боя: один клинок отводит в сторону короткий меч вражеского арбалетчика. Другой пронзает кожаный доспех с металлическими вставками.
        Мелькают лезвия, наконечники, цепи, крюки, гирьки… Оружие «лесных демонов» рубит, колет, режет и крушит врага.
        Дозорных перебили быстро и почти без шума. В общей суматохе, вызванной нападением на вражескую ставку, эту атаку на дальнем конце лагеря никто не заметил.
        Потом все было просто. Забросать трупы и кровь песком. Накинуть на себя украшенные крестами плащи западных варваров. Прикрыть лица глухими, похожими на ведра шлемами. В таком виде «лесные демоны» легко затерялись среди мечущихся по лагерю пеших и конных воинов.
        Темный холм они обошли с тыла. Дальше наблюдать за ними возможности, увы, не было. Воины, которых Чжао-цзы вывел с Тропы Диюйя и бросил на отвлекающий штурм, были уже мертвы. Вражеская магия всех их превратила в пепел, уголья и железную окалину.
        А значит, теперь подступы к Тропе придется защищать самому. И этому надо уделить все свое внимание.
        Чжао-цзы оборвал нить, связывавшую его с группкой линь гуй. Ему нужно было выиграть еще немного времени и любой ценой удержать колдовской путь…

* * *
        Тимофей наблюдал, как по спекшемуся песку, по обугленным телам, по редким огонькам и густому, стелющемуся над землей дыму скакали всадники и бежали пехотинцы. Ударные отряды, подготовленные Огадаем и Феодорлихом, спешили к чужой Тропе.
        А с Тропы им навстречу выходил…
        Одинокая фигура - невысокая, худощавая. Зеленый плащ. Круглая островерхая шляпа. Две сумы по бокам. Никакого оружия в руках. Зато из сумок торчат колдовские кристаллы.
        Ханьский колдун выходил. Сам! Вслед за своими павшими ратниками!
        Чародей остановился на границе ночи и навьего мрака.
        Этот маг толкал своих воинов в колдовское пламя. Но чего он добился? И чего добивается сейчас? Ханец уже положил напрасно столько народа. А теперь рискует магическими кристаллами и собственной жизнью.
        Неужели безумец в зеленом плаще всерьез рассчитывает, что в чужом лагере, вдали от Стены он сможет победить со своими двумя кристаллами. Сколь бы ни был силен этот маг, но ведь два - меньше, чем три.
        А у ног Угрима лежат три колдовских самоцвета.
        - Глупо! - услышал Тимофей шепот Угрима. - Очень глупо.
        Видимо, князя тоже озадачило столь явное безрассудство противника.
        Угрим пробормотал заклинание и протянул к одинокой фигуре полосу бушующего пламени. Но ханец, выставив перед собой руки, остановил огонь. Бесерменский колдун, в отличие от своих воинов, умел противостоять испепеляющей магии.
        - Что ж, ладно! - Угрим поднял ладони…
        Сверху посыпалось густое снежное крошево. Тимофей чуть не околел под порывом студеного ветра, ударившим в незащищенное шлемом темя.
        Воздух над головой Угрима затрещал, обратился в бешено вращающуюся шипастую ледяную звезду размером с тележное колесо. Звезда была похожа на навершие огромной заиндевелой палицы, утыканной гвоздями.
        Резким движением ладоней князь-волхв швырнул вертящийся снаряд в противника. Ледяная юла устремилась к ханьцу, грозя изморозить и изорвать в клочья любое препятствие на своем пути. В особенности препятствие живое.
        Но…
        Бесермен отступил в навий мрак.
        Шипастый снаряд разлетелся вдребезги, едва коснувшись колдовского пути.
        Темная Тропа помогала своему создателю и оберегала его.
        Ханец снова вышел из мрака, творя волшбу. На этот раз кристаллы с Кощеевыми Костьми были вынуты из сум.
        Татарские стрелы и короткие болты латинянских арбалетов ушли в сторону от Тропы. А бросившиеся в атаку всадники…
        Магические самоцветы в руках бесермена полыхнули неярким мутноватым светом. Перед латинянскими рыцарями и нукерами из ниоткуда, буквально из ничего возникло веретено пронзительно завывающего темного вихря.
        Нет, не из ничего! Едва различимая нить тянулась через кристаллы и руки мага и связывала зарождающийся смерч с Темной Тропой. Смерч рос и силился, наматывая на себя песок и испуская такой свист и визг, от которого даже здесь, на холме, звенело в ушах. Смерч метался перед Тропой, повторяя каждое движение породивших его рук и колдовских кристаллов в этих руках.
        Словно гиря на боевом цепе, темный вихрь мелькал перед лошадиными мордами и лицами людей, оглушая и не давая приблизиться к колдовскому пути. Там где вихрь царапал землю, лопалась сухая сплавленная корка, взметались вверх пыль, пепел, обгоревшие останки и спекшиеся комья песка. Плотное крошево с немыслимой скоростью кружилось в магических завихрениях…
        Угрим снова принялся выписывать ладонями сложные пассы. Волшба князя пригибала колдовской смерч к земле и норовила порвать протянувшуюся от него нить. Но всякий раз юркая темная воронка выскальзывала из невидимой хватки. Когда же Угрим пытался нанести удар по ханьцу или его Тропе, вихрь отклонял княжеские чары в сторону.
        Тонкий пронзительный звук нарастал.
        - Проклятье! - Тимофей едва разобрал раздраженный голос Угрима.
        - Это серьезно, княже? - спросил он, наблюдая за вихрем.
        - Такое колдовство неприятно, но оно не причинит много вреда. И прикрываться им ханец долго не сможет. Но чтобы справиться с этой волшбой, нужно время.

«Время, - усмехнулся про себя Тимофей. - Всего лишь?»
        - А еще нужно подойти ближе, - закончил князь.
        Ближе? Угрим что-то прорычал. Та часть холма, на которой они стояли, вдруг резко подалась вперед и вниз. Стремительный оползень соскользнул к подножию песочной горы - к самой ее границе. Под встречным воздушным потоком взметнулись и опали полы алого княжеского корзно. Тимофей, Угрим и Черные Кости, лежавшие у ног князя, действительно оказались теперь гораздо ближе…
        Впереди истошно завывала вихревая воронка. От шума ощутимо закладывало уши. Особенно если нет шелома на голове. Тимофей поморщился, тряхнул головой. Он уже ничего не слышал, кроме свиста и визга. А в самом деле - так ведь и оглохнуть недолго.
        Бесермен направил вихрь на латинянского рыцаря, подъехавшего к Тропе ближе других. Смерч ринулся на жертву, словно голодный пес. Захлестнул, захватил, втянул в себя всадника вместе с конем.
        Сквозь свист и вой послышался частый стук мелких камешков, песочного шлака и крошева обгоревших перемолотых человеческих останков о железную броню. Тимофей едва различил краткий вскрик несчастного и конское ржание. Коня и человека подняло над землей. А еще мгновение спустя размазало, словно в мельничных жерновах.
        Вихрь из темно-серого сделался темно-красным, в пыли замелькали рваные кольчужные звенья, обломки металлических пластин, ошметки плоти - лошадиной и человеческой вперемешку. Рука, нога, копыто, грива… Часть руки, часть ноги, кусок копыта, клок жесткого конского волоса. Смерч продолжал кромсать добычу, не выпуская ни кусочка железа, ни капли крови.
        Тимофею подумалось, что никакая броня не способна защитить от такого.
        А вихрь, пожрав одного человека, набросился на другого. На этот раз его жертвой стал татарский воин. Кочевника вырвало из седла. Перепуганный конек вовремя отскочил в сторону. Наездник же, на миг зависнув в воздухе, успел лишь судорожно, наугад рубануть саблей, но ничего, конечно же, этим не добился.
        Вихревой поток затянул его в себя. Дикий, душераздирающий вопль едва-едва прорвался сквозь завывание смерча. Татарин перекувыркнулся и, как был - вверх ногами, - тоже сгинул в красноватой мгле. На миг мелькнуло искаженное болью лицо. Потом где-то в глубине кружащегося столба опять взорвалось красное. Тело несчастного разнесло в клочья. Темно-багровых оттенков стало больше.
        Кто-то их всадников попытался проткнуть темный сгусток колдовской энергии копьем. В нарастающем гудении хруста не было слышно. Переломившееся древко просто искрошило в труху. Кто-то ударил секирой. Секира рассыпалась, словно кусок глины. Еще один воин оказался на пути колдовского смерча. И еще одного воина не стало.
        Тугие кольца вихря становились все краснее. Шум - громче.
        Угрим взмахнул руками. Завывающую воронку отбросило в сторону и пригнуло к земле. Бесерменского мага на Тропе тоже заметно качнуло. Но лишь пригнуло. И только качнуло. Колдовской смерч захватил следующую жертву.
        - Не понимаю! - прокричал Угрим. - Почему он не уходит и не закрывает Тропу?! На что надеется?! Чего хочет и чего ждет?! Здесь он все равно долго не продержится!
        - Может быть, ему и не надо долго, княже, - предположил Тимофей. - Может быть, ему надо хоть сколько-нибудь…
        Но вряд ли князь обратил внимание на его слова. Вряд ли он их вообще услышал.
        Глава 9
        Бельгутай прикрывал Огадая с фланга. Как и многие другие нукеры, в эту ночь он не успел облачиться в доспехи: слишком внезапной оказалась вражеская атака. Из защиты на Бельгутае был только толстый войлочный поддоспешник. Зато правая рука сжимала саблю, а левую оттягивал щит. И это уже неплохо.
        Обнажив клинок, Бельгутай зорко смотрел по сторонам: мало ли что…
        Вражеская пехота была сожжена и перебита. Но битва под холмом еще не закончилась. Волшба ханьского мага разрывала воинов, рвущихся к Тропе, а урусский коназ-шаман никак не мог справиться ни с ханьцем, ни с его магическим смерчем.
        Огадай отдавал кому-то какие-то приказы. Рядом что-то лаял на своем ужасном песьем наречии император германцев Хейдорх. Но расслышать что-либо было непросто. Вихрь ханьского мага заглушал даже вой труб и грохот барабанов.
        Все взгляды были сейчас устремлены на мечущуюся темно-красную воронку, на колдовской путь и на вражеского чародея, который то выходил с Тропы, то укрывался в ее мраке от заклинаний Угрим-коназа. Только Бельгутай заметил небольшую группку воинов, поднимавшихся с противоположного склона холма.
        Ничего худого ждать от них вроде бы не приходилось. Эти ведь шли не с Тропы. Да и одеты они были не по-ханьски. Длинные белые плащи в черных крестах. На головах - глухие шлемы. Союзники… Но что они делают здесь, когда основная битва разворачивается внизу, под холмом? Кто их сюда звал? Какую весть они несут?
        Воины с крестами подошли слишком близко. Причем не только к своему императору, но и к хану Огадаю. Странно все-таки. Не поздновато ли для подмоги?
        Бельгутай предупреждающе вскрикнул. Тряхнул саблей. Чужие воины, видимо, все поняли. Положили на землю копья и мечи и уже безоружными двинулись дальше. Вот теперь их заметила и стража Хейдорха. Союзники озадаченно зашевелились. Похоже, тоже не ожидали гостей в ставке.
        Кто-то что-то прокричал приближающимся воинам. Те не остановились. Только зачем-то разделились. Несколько человек явно направлялись к Огадаю. И вот это уже совсем непонятно.
        Бельгутай ощутил смутную тревогу. Теперь ему было уже не до битвы магов.
        Он шагнул навстречу незнакомцам. Взмахнул саблей.
        - Стойте там! - громко потребовал Бельгутай. - Ни шагу дальше, иначе все останетесь без голов!
        И плевать, понимают ли они его речь или нет, слышат его слова или оглохли от колдовского вихря. Незваных гостей к своему хану он не подпустит.
        Незнакомцы остановились в нескольких шагах. К Бельгутаю подтягивались встревоженные нукеры и нойоны из ханской свиты.
        - Снимите шлемы! - велел Бельгутай и жестом показал, что требуется сделать.
        Открывать своих лиц, однако, они не спешили. То ли не поняли Бельгутая. То ли…
        Шедший впереди воин склонился в поклоне. В низком-низком. Еще одна странность. Насколько знал Бельгутай, гордые западные рыцари-нукеры не станут так низко кланяться даже своему господину. Даже императору Хейдорху - не станут. Скорее уж, так гнуть спину привыкли раболепные ханьцы.
        И кстати… Что это, интересно, топорщится под белым плащом с черным крестом? Что прячет склонившийся воин у себя на спине?
        Чужак сделал неожиданное движение. Резкий кивок… Словно на что-то надавил подбородком.
        Бельгутай повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, поднял щит. Едва-едва успел.
        Негромкий сухой щелчок и тихий звон тетивы. В белом плаще появились дырки. Целый сноп маленьких - в полпальца - стрелок или, уж скорее, оперенных игл вылетел с согбенной спины. Иглы веером ударили по телохранителям Огадая.
        Бельгутай почти не ощутил слабого тычка по щиту: миниатюрные стрелы не обладали достаточной убойной силой. Но прикрыться от них смогли не все. А если учесть, что этой ночью мало кто успел облачиться в доспехи…
        Под залпом потаенного заспинного самострела[О носимом под одеждой заспинном
«арбалете склоненной головы» ди-тону упоминается в некоторых древнекитайских источниках.] упало с полдюжины человек. Утыканные иглами люди, хрипя и брызжа пеной, забились в агонии. Смерть их была мучительной. Стрелы-иглы несли на себе сильнодействующий яд.
        Воины в белых плащах с черными крестами бросились в атаку. И на свиту Огадая. И на охрану Хейдорха.
        - Ханьцы! - во весь голос крикнул Бельгутай.
        Размышлять о том, откуда они взялись и почему пришли не с Тропы, времени не было. Быстрый взгляд назад. Нет, Огадай от вражеских стрел-игл не пострадал. Хорошо… Бельгутай кинулся на врага.
        Нападавшие на ходу сбрасывали тяжелые шлемы, мешавшие обзору, и скидывали длинные сковывающие движения плащи. Под рыцарским облачение прятались желтолицые воины в коротких куртках и в широких, подвязанных до колен штанах. Доспехов на них не было. Атаковавшие делали ставку на скорость, ловкость и подвижность.
        Что ж, они были и ловки, и стремительны.
        Двух или трех ханьцев сбили стрелы. Справиться с остальными стрелки не успели.
        Блеснули в воздухе метательные ножи, короткие дротики и плоские изогнутые пластины. Лучники, арбалетчики и сигнальщики стали первой мишенью нападавших. За ними на землю повалились несколько рыцарей Хейдорха и нукеров Огадая. Еще не ввязавшись в рукопашную схватку, ханьцы умудрились вывести из строя треть телохранителей хана и императора.
        А потом началась рукопашная.
        Ханьцы действовали быстро и напористо, демонстрируя непривычную манеру боя. Дрались не строем, а в одиночку. Но как дрались! Прыжки, подскоки, короткие выкрики-выдохи и разящие удары. Руками, ногами… С невероятной скоростью мелькало странное оружие, и на оружие-то мало похожее. Некоторые из нападавших подхватывали клинки и копья убитых противников и ловко орудовали трофеями. Судя по всему, это были лучшие ханьские богатуры, специально отобранные, обученные и засланные во вражеский стан.
        Вот только зачем засланные?
        В считаные мгновения они отсекли хана и императора от лошадей. Оттеснили за шатры. Перебили немногочисленных воинов, дежуривших у коновязи. Схлестнулись с остальными.
        Хану угрожала серьезная опасность. И если не подоспеет подмога… А впрочем, откуда ей взяться?! Все сигнальщики убиты, поднимать тревогу некому. Да и кто услышит сейчас сигнал тревоги? В этаком-то шуме!
        Завывание колдовского вихря, как назло, усилилось. И что самое скверное - снизу никто сейчас не увидит, что происходит на вершине холма за шатрами ставки.
        Мельком бросив взгляд на телохранителей Хейдорха, Бельгутай понял: у них тоже дела плохи. Ханьцы, яростные и неумолимые, словно демоны ночи, прорывались к императору. Воины Хейдорха падали один за другим. И хотя ханьцы тоже несли потери, было ясно: на помощь союзников можно не рассчитывать. Огадая придется спасать своими силами.

* * *
        Пока все шло по плану. Главное, чтобы вражеский колдун не заподозрил подвоха раньше времени.
        Чжао-цзы гонял перед Тропой губительную воронку смерча, накачивая ее силой кристаллов и силой, которую удавалось черпать через темный путь из Великой Стены. Он сознательно выбрал такую тактику. Колдовской вихрь - подвижный, неуловимый и смертоносный, подобно молоту-метеору, - был одновременно и его щитом, и его мечом.
        Вихрь оглушал варваров, не давал им приблизиться к Тропе Диюйя, сбивал на лету их стрелы и отклонял вражескую магию. Да и сама Тропа, связанная со Стеной, служила для Чжао-цзы, не только источником силы, но и дополнительной защитой. Он в любой момент мог отступить под прикрытие искрящегося мрака, в котором увязали даже самые сильные чары неприятеля.
        Эта Тропа была создана Чжао-цзы и служила только ему. Магический вихрь тоже выполнял лишь его волю.
        Опять кто-то из неразумных варваров сунулся вперед в надежде проскочить мимо темной гудящей воронки. Смерч метнулся наперерез, настиг смельчака, захватил потоком воздуха и втянул в себя. Разорвал на куски, а куски растер в мельчайшие частицы и кровавую взвесь.
        Под вихрь попал еще один чужеземец. Человек лопнул, как бурдюк, наполненный кровью, превратился в разбрызганную кашу.
        И еще один. Этот тоже взорвался, став брызгами и пылью.
        Кровь, плоть, кость, железо мешались с песком и пеплом… Магический смерч обращал в однородную темно-красную массу любого, кто оказывался в его жерновах.
        Враги гибли один за другим. Но - не в таких количествах, как хотелось бы.
        Колдовской вихрь не мог удаляться далеко и надолго от своего создателя и не способен был быстро нанести врагу большой ущерб, как, к примеру, огненные заклинания, которые вражеский маг использовал против воинов Чжао-цзы.
        Однако и быстро подавить вихревые чары тоже было невозможно. Особенно издали. На этом, собственно, и строился расчет Чжао-цзы. Магу-чужаку уже пришлось спуститься к подножию темного холма и еще придется изрядно повозиться. А значит…
        Чжао-цзы увел гудящую воронку из-под очередного магического удара врага. Невидимый молот, обрушившийся сверху, поднял столб пыли.
        Значит…
        Пыльное облако, не успев рассеяться, изогнулось спиралью и намоталось на вращающееся веретено.
        Значит, он продержится. Осталось-то совсем немного.
        Вой и свист, свист и вой. За таким шумом не слышно команд и призывов о помощи. И это хорошо, очень хорошо!
        Его план был близок к завершению. Противник, стоявший спиной к темному холму, пока ничего не замечал, зато Чжао-цзы видел, как линь гуй уже взошли на вершину и оттеснили за шатры две небольшие группки вражеских воинов. Его «демоны» не использовали магии, они не были колдунами, и заклятия, наложенные на холм, не способны были защитить от них. Но иногда боевое искусство, которым человек владеет в совершенстве, не менее опасно, чем сложные заклинания.

* * *
        Бельгутай схлестнулся с вражеским арбалетчиком. Ханьский воин уже сбросил с себя плащ, и теперь ничего не скрывало небольшой диковинный самострел, прикрепленный ремнями к его телу. Впрочем, у противника имелось и другое оружие.
        Ханец сорвал с пояса и раскрутил над головой странного вида хлыст. Рукоять, семь коротких металлических трубок и увесистая свинцовая гирька на конце. Всего - девять подвижных частей, скрепленных цепными звеньями.
        Ханьский железный бич, с устрашающим гудением рассекая воздух, выписывал кольца и петли. Чтобы остановить это смертоносное вращение, Бельгутай подставил под удар щит.
        Бу-у-ум! Удар был сильным. По щиту пошла трещина. Бельгутай пошатнулся, но на ногах устоял. Гирька отскочила от кожаной обивки. Гудящее кольцо разорвалось.
        Бельгутай шагнул вперед, рубанул саблей сверху вниз, чуть наискось. Однако проворный ханец вовремя перехватил свое оружие двумя руками и подставил под лезвие железные звенья. Метал скрежетнул о металл. Ханец бросил конец бича в лицо Бельгутаю.
        На этот раз щит не помог. Свинцовая гирька ударила через край щита, мелькнула перед самыми глазами. Бельгутай едва успел пригнуться.
        Другой конец бича со звоном захлестнул саблю. Рывок…
        Он едва не остался без оружия. Провернув клинок, Бельгутай чудом высвободил саблю из звенящих пут.
        Отступил для размаха. Но ханец опередил. Прыгнул вперед и вверх, словно леопард. Юлой крутанулся в воздухе. Нанес неожиданный и сильный удар ногой.
        Противник все же действовал недостаточно проворно: арбалет на спине несколько сковывал его движения. Бельгутай снова успел прикрыться щитом.
        Нога ударила в верхний край щита. Ненамного слабее свинцовой гирьки ударила, между прочим. Однако на этот раз Бельгутай не только выстоял. Он сам нанес сильный секущий удар, стараясь достать изворотливого ханьца.
        И - достал!
        Приземлившийся противник попытался откатиться в сторону. Но кривое сабельное лезвие разрубило наспинный самострел, плечо, спину… Брызнула кровь.
        - Хан! - раздался чей-то истошный крик. - Защищайте хана!
        Крик оборвался.
        Бельгутай обернулся.
        К Огадаю пробивался вражеский воин. Невысокий, юркий, с длинными волосами, сплетенными в тугую косу, удерживаемую шелковой повязкой. В каждой руке - по маленькому складному цепу. Откуда взял их желтолицый? Видимо, выхватил из широких рукавов. Прочные палки, усеянные шипами и связанные короткими цепочками, бешено крутились в воздухе.
        Бельгутай бросился на помощь хану. Не зная еще, успеет ли. Своим незамысловатым в общем-то оружием ханец владел мастерски. Мелькающие спаренные дубинки отбивали копья и клинки и ломали кости. Вот нападавший повалил одного нукера. Вот сбил с ног еще одного. С третьим не вышло… Третий оказался достаточно ловким и сильным противником, чтобы задержать врага.
        Сначала на сабельное лезвие неудачно наткнулся цеп в правой руке ханьца. Крепкая дамасская сталь перерубила вращающуюся палку у основания. Отсекла шипастое било. Потом та же сабля располовинила оружие в левой руке нападавшего. Рубящий удар пришелся по цепным звеньям, и еще одна усеянная шипами палка, кувыркаясь, отлетела в сторону. Но, как оказалось, у ханьца имелось в запасе кое-что помимо сдвоенных дубинок. Сорвав с волос повязку, противник крутнулся на месте, мотнул головой…
        На конце высвобожденной косицы тускло блеснул металл. В длинные черные волосы была вплетена небольшая круглая пластина с дыркой посредине и с заточенными краями.
        Раскрутившаяся коса, словно миниатюрный кистенек, привязанный к голове, хлестнула в лицо нукеру. Нукер отшатнулся. Закричал. Выронив саблю, схватился за лицо. Споткнулся, упал… Кажется, бедняга лишился глаза.
        Бельгутай атаковал ханьца. Тот попытался расправиться при помощи своего волосяного кистеня и с ним. Но, как говорят урусы, нашла коса на камень… В этом случае - на саблю.
        Клинок Бельгутая срубил опасную косицу ханьского богатура. А когда тот попытался достать ногой его голову, Бельгутай тоже среагировал вовремя и подставил под удар изогнутое лезвие.
        Схватившись за разрубленную голень, противник откатился в сторону - к большому сигнальному барабану. Бельгутай добил раненого без малейшего сожаления.
        И на миг отключился от горячки боя. Барабан! Вот на чем сконцентрировались все мысли. Главный барабан ханской ставки… Такой в походе везут на двух лошадях. В такой бьют два человека. И гулкий голос такого барабана может пробиться даже сквозь завывание колдовского вихря.
        Правда, оба барабанщика были мертвы. И их колотушек-палиц нигде не видно. А ведь должны быть где-то здесь, где-то поблизости. Впрочем, на поиски нет времени.
        Бельгутай саданул по натянутой коже сабельной рукоятью.
        Бум! Звук вышел отрывистый и негромкий.
        Еще раз. И еще…
        Бум! Бум!
        Ничуть не похожий на сигнал тревоги звук.
        Бельгутай ударил снова.
        Бум!
        Не то! Все равно слишком тихо. Звук терялся в вое магического смерча.
        Ладно… А если так? Бельгутай перевернул тяжелый барабан на бок. Выкатил из-за шатров. Покатил к склону холма.
        На пути оказался ханец с двумя короткими кинжалами. Бельгутай толкнул барабан на него. Сбил противника с ног. Саблей рассек упавшему ханьцу горло. Подтолкнул барабан дальше.
        Готово! Барабан покатился вниз, как огромное широкое колесо.

«Бу-ум-ум-ум-ум-ум-ум!» - загрохотало на склоне.
        Барабан скакал на кочках и прыгал через трупы.

«Бу-ум-ум-ум-ум-ум-ум!» - гулко гудело его чрево.
        Такой шум должны услышать.
        Люди внизу действительно начали оглядываться на холм. Кто-то что-то кричал. Кто-то размахивал руками. Хорошо! Теперь-то подмога подойдет.
        Видимо, противник тоже это понял. Враг навалился с новой силой, и Бельгутаю вновь пришлось спешить на помощь хану.
        Какой-то ханец с бритой головой и окровавленным лицом яростно атаковал телохранителей Огадая справа. Швырнув с обоих рук пучок коротких метательных ножей и свалив пару нукеров, он подхватил с земли копье с пышным бунчуком.
        Копьем бритоголовый действовал проворно и умело. Видимо, немало тренировался с подобным оружием. Бунчук из конского хвоста выписывал в воздухе отвлекающие круги и петли. Листовидное острие разило метко и часто.
        Упали еще два нукера.
        Ханец наседал. Стремительные отбивы, уколы, прыжки, вращение, удары с двух концов копья.
        И еще один…
        Копье быстро расчищало дорогу к хану.
        Огадай обнажил саблю. Но Бельгутай успел раньше! Преградил копейщику дорогу. Взмахнул своим клинком.
        Противник отбил саблю влево. И сразу - тычок… Длинный, резкий, словно бросок змеи. Наконечник мелькнул у самого горла. Бунчук хлестнул по лицу. Бельгутай едва увернулся от заточенного острия.
        Рубанул снова. И опять копейное древко отбросило саблю. На этот раз - влево.
        Еще укол, от которого вновь удалось уйти лишь в последний момент.
        Третья попытка. Клинок, захлестнутый бунчуком, чуть не выскользнул из руки.
        Нет, так дело не пойдет! Бельгутай подался всем телом влево, ложным маневром обманул противника, сам прыгнул вправо. И вперед. Резко сократил дистанцию. С силой рубанул не по древку даже - его стремительные движения трудно было уловить глазом, - по обозначенной вращающимся бунчуком круговой петле. Под наконечник. Древко переломилось. Острие и бунчук отлетели в сторону.
        В руках противника остался обрубок без стального навершия.
        Вот так-то лучше! Бельгутай с облегчением вздохнул и… пропустил удар. Даже простое древко в руках ханьца оказалось опасным оружием. Желтолицый воин действовал длинной палкой как боевым шестом.
        Неожиданный тычок пробил защиту Бельгутая. Тупой конец копейного обрубка прошел между саблей и щитом, ударил под дых. Доспехов на Бельгутае не было. А поддоспешник не смог смягчить удар.
        Ох-х! Желудок рванулся к горлу. Парализующая боль взорвалась где-то в районе солнечного сплетения. Стало нечем дышать. Бельгутай непроизвольно согнулся.
        И тут же последовала целая серия стремительных, болезненных ударов с обоих концов копейного древка. Ударов настолько быстрых, что казалось не один человек, а сразу трое бьют одновременно.
        По правому запястью. Сабля вывалилась из руки Бельгутая.
        Под колено. Нога подломилась.
        По спине. Боль затмила сознание.
        По шее. Все тело словно сжали незримые оковы.
        И еще - пока Бельгутай медленно, как в трясине, валился на темный песок - по затылку. Из глаз брызнули искры. Земля окончательно ушла из-под ног.
        К счастью, ханец не стал тратить время на добивание Бельгутая. Или просто не успел его добить. Сабля Огадая расколола бритую голову. Хан, уже почти лишившийся охраны, сам вступил в бой.
        Бельгутай попытался нащупать выбитую саблю и подняться на ноги. Какое там! Парализованное тело не слушалось. В чем причина? Магия? Нет, вряд ли. Просто проклятый ханец знал, куда следует бить, чтобы надолго обездвижить человека.
        Бельгутай мог сейчас только лежать и смотреть. И он видел… Все.
        К Огадаю подскочил новый противник. Видимо, этот ждал подходящего момента. И - дождался! Ханец вертел в руках пару небольших железных крючьев с рукоятями-кастетами в виде вогнутых лезвий-полумесяцев. На лбу нападавшего поблескивала металлическая пластина на тонком ремешке. По форме пластина напоминала глаз.
        Последний нукер-копейщик из ханской свиты попытался заслонить хана. Нападавший зацепил копье крюком и отвел его в сторону, сам скользнул вперед. Второй крюк ударил в шею телохранителя. Словно коготь вырвал кадык, разорвал артерии. Бросил хрипящего копейщика наземь. Хан оказался с противником один на один.
        Огадай рубанул ханьца. Но тот явно ждал этого. Подставил под удар скрещенные крючья. Поймал клинок. Дернул крючья в стороны, беря саблю на излом. Клинок не сломался, но сабельная рукоять выскользнула из вывернутой ладони Огадая.
        Рука хана метнулась к засапожному ножу-хутугу. Не успела. Один железный крюк клюнул Огадая куда-то в правое плечо. Хан вскрикнул. Рука, уже почти коснувшаяся ножа, повисла безжизненной плетью.
        Второй крюк подцепил Огадая за ноги. Рывок… Хан упал. Противник набросился сверху. Сорвал шлем. Отшвырнув один из своих крючьев, нанес короткий и быстрый удар. Двумя пальцами. Куда-то в область шеи.
        И великий хан умер. Так, во всяком случае, показалось Бельгутаю в первый момент. Потом он увидел искаженное судорогой лицо Огадая, оскаленный рот, глаза, полные боли и ненависти. Нет, Огадай не мертв. Он тоже обездвижен.
        А Хейдорх? Что стало с ним?
        Бельгутай не мог повернуть головы, но, скосив глаза, все же увидел, что происходило у союзников. Тоже ничего хорошего.
        К императору почти пробился ханец, вооруженный длинной цепью с тяжелым граненым наконечником на конце. Хотя нет, не ханец. Это был не воин-мужчина. Девчонка! Гибкая, юркая и стремительная, как дикая кошка. Тоже с налобной повязкой, на которой поблескивал металлический глаз.
        Ловко вращая на цепи свой снаряд, она свалила двух телохранителей Хейдорха, схлестнулась с остальными.
        Девчонка-воительница крутилась и вертелась, как безумный дервиш из хорезмийских земель. Она то подставляла под цепь руку, тем самым увеличивая скорость и резко меняя направление удара, то подсекала противников, то выбрасывала увесистое острие далеко вперед и, нанеся удар, тут же отдергивала груз к себе, не давая цепи запутаться во вражеских телах.
        Девка раскручивала свое звенящее оружие в вертикальной и горизонтальной плоскости, не позволяя дотянуться до себя и сбивая с ног любого, кто оказывался на ее пути. Гремели щиты, звенел металл, хрустели кости…
        В конце концов девчонка расчистила дорогу к императору. Хейдорх, обнажив меч, попытался обороняться, но гудящая цепь захлестнула и вырвала клинок из его руки. А затем, словно змея, опутала и повалила на землю его самого.
        Что нападавшие сделали с Хейдорхом, Бельгутай не разглядел. Но вскоре и германский император тоже лежал без движения на темном песке. Ханьские богатуры подогнали от коновязи двух лошадей. Пара мгновений - и поперек седел переброшены тела Огадая и Хейдорха. Двое из нападавших - тот, кто орудовал крюками, и девчонка, вооруженная цепью с грузилом, - вскочили на коней.
        Проклятье! Стиснув зубы, Бельгутай снова попытался встать. И снова не смог.
        На вершину холма уже поднимались конные и пешие воины. Не зря, выходит, он скатил вниз барабан. Но все же подмога немного запаздывала.
        Уцелевшие в стычке ханьцы, ринулись в бой, прикрывая отступление двух всадников с ценной добычей. Их заслон, правда, смяли массой, но драгоценное время было потеряно.
        Парализованный Бельгутай уже не мог видеть, как похитители галопом слетели с холма, огибая по широкой дуге урусского коназа-шамана.
        Глава 10
        Знакомый низкий звук прорвался сквозь пронзительный вой колдовского смерча. Кажется, где-то за спиной прогромыхал большой барабан Огадай-хана. Странно прогромыхал - громко, но бестолково. Это не похоже на сигнал. Но тогда в чем дело?
        Тимофей оглянулся. А ведь точно барабан! Он скатился с вершины холма и повалился в темный песок где-то на середине склона. Уронили его там наверху, что ли? Свиты Огадая и Феодорлиха видно не было. И ничего не слышно из-за проклятого смерча. Судя по всему, хан и император отступили за шатры ставки. Или вовсе ушли за холм. Предпочитают не рисковать? Или просто берегут уши?
        - Княже?!
        Тимофей покосился на Угрима. Князь тоже должен был услышать барабан. Но никаких признаков беспокойства по этому поводу он пока не проявлял. Угрим даже не обернулся. То ли не мог. То ли не хотел. Князь был поглощен битвой за Тропу и, похоже, не желал отвлекаться. Тимофей же теперь нет-нет да и поглядывал на холм. На всякий случай.
        Оказалось - не зря.
        Некоторое время спустя сзади появились два ханьских всадника. Он так и не понял, как они проникли в лагерь. Одно Тимофей знал наверняка: эти двое точно пришли не с Тропы. И это было уже посерьезнее оброненного барабана.
        - Княже! - позвал Тимофей.
        Угрим снова не счел нужным оборачиваться. Князя по-прежнему интересовал только магический поединок. Ну да, наверное, это было важнее.
        А ханьцы между тем гнали коней на смешанные ряды татарских и латинянских воинов. Неужели надеются прорваться к Тропе? И что, интересно, у них там переброшено поперек седел? Тюки какие-то, что ли? Тимофей присмотрелся. Нет - полоняне! И притом какие!
        Когда всадники приблизились, Тимофей узнал в пленниках Феодорлиха и Огадая. Ну, крысий потрох, и дела творятся у них в тылу!
        С холма за похитителями скакали еще несколько всадников. Татары, латиняне. Погоня.
        - Княже! - в который раз уже позвал Тимофей.
        И опять - никакого ответа от Угрима.
        Зато ханьский колдун отреагировал незамедлительно. Бесермен протянул к беглецам руки. Завывающий вихрь устремился навстречу похитителям.
        До сих пор смерч рвал в клочья лишь тех, кто пытался приблизиться к Тропе. Теперь же он атаковал сам. Смерч прошелся сквозь плотные ряды рыцарей и нукеров, как нож сквозь масло. Разметал конных и пеших воинов. Втянул в себя ханьских всадников. Поднял обоих в воздух. Однако не растерзал их, а оградил защитной стеной из пыли, песка, пепла, крови, плоти, перетертого железа и магии. Увлек за собой и коней, и наездников, и лежавшую поперек седел добычу.
        Вихревые потоки отшвырнули в стороны пущенные вдогонку стрелы. Темная воронка была уже почти у самой Тропы, когда кто-то из воинов Огадая, гнавшихся за похитителями, выскочил ей наперерез. Кочевник крутнул над головой аркан.
        Неужели безумец рассчитывает…
        Точно! Смелый, но безрассудный поступок.
        Бросок…
        Петля аркана влетела в колдовской вихрь. Но ни захлестнуть, ни остановить никого она, конечно же, не смогла. Что может сделать аркан там, куда не проникают даже стрелы?
        Прочная веревка из конского волоса намоталась на вращающееся воздушное веретено.
        Рывок…
        Татарского всадника сдернуло с коня вместе с седлом, к которому был привязан аркан. Нога степняка запуталась в стремени, и бедолагу поволокло по спекшемуся песку за гудящей воронкой.
        Угрим вскинул руки. Но волшба почему-то не сорвалась с его пальцев.
        Князь замер. Тимофей сжал кулаки.
        Ну, бей же княже! Бе-е-ей!
        Странная заминка… Уходят драгоценные мгновения. Уходит враг. И утаскивает за собой пленников.
        Все! Ушли. Ушел.
        Утащил.
        Ханьский колдун отступил на Тропу. Туда же втянулся и смерч. И всадники внутри него. И добыча всадников. И смельчак, заарканивший магический вихрь, тоже.
        Пронзительный вой оборвался. Внезапно наступившая тишина оглушила и зазвенела в ушах.
        Тропа закрылась.
        А князь наконец-то нанес свой удар.
        Поздно! Слишком поздно, княже!
        Запоздалое Угримово заклинание подняло столб песка и пыли там, где еще пару мгновений зияла брешь в пространстве. Только от волшбы этой уже не было никакого проку.

* * *
        Чжао-цзы с холодной усмешкой смотрел на пленников.
        Их было трое.
        Один - степной кочевник, весь в крови, в изорванной одежде и исцарапанных доспехах, крепко связанный обрывками своего же аркана, - лежал в стороне, у края башенной площадки. Честно говоря, он мало интересовал Чжао-цзы. Он попал сюда случайно. Благодаря своей глупости. Ибо что может быть глупее, чем бросать веревку в колдовской вихрь?
        А вот двое других…
        Обездвиженные и парализованные, они лежали у его ног, подобно трупам. Однако трупами не были. Чуньси и Байши, доставившие пленников и стоявшие сейчас возле них, знают, в какие точки и с какой силой следует бить, чтобы человек остался жив, но не причинял хлопот. С опытными чародеями этот номер, конечно, не прошел бы. Их воля и концентрация способны противостоять любой боли.
        Но эти двое не были ни колдунами, ни магами. Хотя, следует признать, оба держались достойно. Скованные болезненным параличом, пленники тем не менее не выказывали страха. По крайней мере, Чжао-цзы не чувствовал ничего подобного, а уж он-то знал толк в таких вещах. Чужой страх он всегда улавливал безошибочно.
        Тот, что справа, - приземистый и плотный, с искривленными от долгой верховой езды ногами - был, как и глупец с арканом, уроженцем северо-западных степей, откуда к Великой Стене неоднократно подходили бесчисленные орды кочевников. Другой, лежавший слева, - бледнокожий, светловолосый, длинный и худощавый варвар, какие редко добираются до этих мест. Ну разве что в караванах рабов. У этого с лица сползла черная повязка и вместо левого глаза зияла пустая глазница. Старая рана…
        Ханьских наречий, конечно, не знали ни тот ни другой. Чжао-цзы тоже не понимал их языка. Но это было неважно. Совершенно неважно. Когда непонятна речь, все скажут глаза. Если знать, как задавать вопросы и как выслушивать ответы. И как смотреть в глаза собеседника, чтобы у того и мысли не возникло обмануть или скрыть правду. Чтобы у того вовсе не оставалось потаенных мыслей.
        Чжао-цзы склонился над пленниками, приподнял за волосы голову каждого, заглянул в глаза чужаков. Отсутствие одного глаза у бледнокожего пленника не мешало волшбе. Ведь другой глаз был на месте.
        Чжао-цзы без особого труда открыл чужие мысли и некоторое время копался в чужой памяти. То, что он там нашел, его устроило вполне. А кое-что даже позабавило. Например, то, как легко эти двое поверили, что колдун-союзник поделится с ними бессмертием. Наивные! Люди сами любят обманываться не меньше, чем обманывать других.
        Пальцы мага коснулись распростертых тел. Паралич отпустил пленников.
        Два шумных выдоха. Тихие стоны сквозь стиснутые зубы. Оба сразу попытались встать. Однако подняться самостоятельно не получилось ни у кого. Руки и ноги варваров еще были сведены судорогой. Тела слушались плохо.
        Пленники в ярости скрежетали зубами и извивались на каменных плитах, словно выброшенные на берег морские гады. Ладно, если им так хочется встать, можно помочь.
        - Поднимите их, - кивнул Чжао-цзы своим «демонам».
        Чуньси и Байши вздернули пленников на ноги.
        Чжао-цзы снова смотрел в глаза чужаков.

«Я знаю, кто вы, - обратился он к пленникам на безмолвной колдовской речи, понятной всем троим. Чжао-цзы сделал так, чтобы она стала понятной… - Я теперь знаю о вас, хан и император, больше, чем знаете вы сами. Вы тоже кое-что знаете обо мне. Но вы знаете обо мне еще очень мало. И считайте, что вам сильно повезет, если вы не узнаете меня ближе».
        Пленники быстро приходили в себя.
        Бледнокожий одноглазый варвар, видимо, забыл, что он безоружен. Непроизвольно, по привычке потянулся к пустым ножнам. Но дернувшаяся было за мечом правая рука, не нащупав оружия, безвольно опустилась. Одноглазый разочарованно вздохнул.
        Кочевник поступил по-другому. Быстро присел и попытался схватить рукоять ножа, торчавшую из-за правого голенища. Конечно, Байши, стоявший сзади, оказался проворней. Рука «лесного демона» молниеносно выдернула нож и отбросила его в сторону.
        Металл отчетливо звякнул о камень.

«Можете считать себя моими гостями», - добродушно улыбнулся Чжао-цзы.
        Кочевник, брызжа слюной, что-то злобно прокричал.

«Если хочешь убить нас, лучше сделай это сразу, проклятый колдун! - разобрал не его слова, но его мысли Чжао-цзы. - Иначе сдохнешь сам!»
        Да, в душах этих двоих действительно нет страха. И сердца этих двоих пылают ненавистью.
        Чжао-цзы был холоден и спокоен.

«Пока я не собираюсь убивать вас, - мысленно ответил он. - И уж тем более я не намерен в ближайшее время умирать сам». Чжао-цзы усмехнулся. Если… Нет, не если - когда ему удастся завладеть шестью Костьми Яньвана, это ближайшее время растянется на века и тысячелетия. Оно будет тянуться бес-ко-неч-но.

«Мои люди… - начал было одноглазый пленник, но сбился. Глянул на кочевника. Затем продолжил: - Наши люди рано или поздно возьмут эту Стену».
        Мысли одноглазого не скакали, как дикие кобылицы в варварских степях, а чувства не бурлили, как гейзеры в горных долинах. Его беззвучная речь была спокойнее и сдержаннее.

«Ваши люди? - с искренним интересом переспросил Чжао-цзы. - Они верны вам настолько же, насколько мои - мне? Они пойдут ради вас на смерть? Вы уверены в этом?»
        Степняцкий хан покосился на своего воина, связанного арканом. Что ж, вполне исчерпывающий ответ.
        Одноглазый император был более многословным.

«Пойдут! - с вызовом бросил он. - Их поведут вассальная клятва, честь и долг…»
        В долгих и путаных объяснениях сейчас не было нужды. Причины верности Чжао-цзы были не интересны. Его интересовала лишь степень верности.

«А что еще способны сделать ваши люди ради вас?» - спросил он.

«Все!» - емко и коротко ответил кочевник.

«Все, что угодно!» - добавил бледнокожий.
        Чжао-цзы удовлетворенно кивнул. В глазах пленников он не видел лжи.

«Это хорошо».

«Что хорошо?» - удивился его реакции кто-то из них двоих. Чжао-цзы даже не стал разбирать, кто именно.

«Хорошо иметь таких верных людей, - довольно потер он руки. - Очень хорошо, если преданность, о которой вы оба говорите, действительно переполняет сердца ваших слуг. Это будет хорошо и для меня, для вас».

«Что ты задумал, колдун?!» - А это, вне всякого сомнения, был хан кочевников.

«Узнаете, - ответил Чжао-цзы. - Скоро все всё узнают».

* * *
        За тем, как Угрим врачевал Бельгутая, Тимофей наблюдал со стороны. Интересно, для чего князь хочет использовать татарского нойона на этот раз? Что хочет от него выведать? То, чему Бельгутай был свидетелем? Или у Угрима имеются на него другие планы?
        Врачевание длилось недолго. Не понадобилась даже сила Черных Костей. Краткий заговор, долгий взгляд глаза в глаза, несколько прикосновений - и готово…
        Вряд ли князь знал боевые секреты ханьских воинов, умевших точными ударами превращать человека в неподвижное бревно, но его магия была способна на многое. В ищерских землях и во всех окрестных княжествах не найдется целителя искуснее Угрима.
        Нойон вскочил на ноги, как только обрел способность двигаться и говорить.
        - Хан и император похищены! - выпалил Бельгутай по-татарски.
        - С ним все в порядке. - Угрим поднялся, не обращая внимания на волнение степняка ровным счетом никакого внимания. - Будет жить.
        - Тумфи! - возмутился Бельгутай, переводя взгляд с Угрима на Тимофея. - Я же говорю: их похитили. Объясни это своему князю!
        Магия, связывавшая Угрима, Феодорлиха, Огадая и Тимофея и позволяющая разноязыким собеседникам общаться без прямого участия толмача, сейчас не действовала: Бельгутай не входил в эту четверку. Тимофей на всякий случай перевел слова нойона.
        Угрим повернулся к Бельгутаю.
        - Я знаю, - сухо ответил князь, глядя на кочевника. - Знаю, что твой хан и германский император похищены. Мне все сказали твои глаза. Да и мои тоже кое-что видели. Криками своему хану ты уже не поможешь. Но обещаю, у тебя и у других верных слуг Огадая еще будет возможность за него отомстить. Можешь передать мои слова всем, кому сочтешь нужным.
        Тимофей перевел речь князя на татарский.
        Бельгутай кивнул в знак согласия. Полоснул ненавидящим взглядом по ханьской Стене.
        Угрим отошел в сторону - к уходящему вниз склону темного холма. Тимофей заметил слабую улыбку, скользнувшую по губам князя.
        - Княже, - тихонько позвал он. - Ты ведь специально позволил ханьцам увезти Огадая и Феодорлиха, да?
        - С чего ты это взял, Тимофей? - А улыбка все не сходит с уст Угрима.
        С чего он взял? Что ж… Он стоял рядом, он наблюдал за князем в тот момент, когда колдовской вихрь втягивал свою добычу на Темную Тропу. И он заметил… По крайней мере, ему так почудилось…
        - Мне показалось, ты промедлил с последним ударом.
        - Показалось? - вполголоса переспросил князь. - Ты настолько силен в боевой волшбе, чтобы верить своим глазам и ощущениям?
        Ни упрека, ни недовольства в его тоне слышно не было. Но это могло быть обманчивое впечатление.
        Тимофей прикусил губу. Нет, он, конечно, не настолько силен в магии, чтобы, полагаясь только на свои чувства, судить о подобных вещах. Зато он уже достаточно времени провел подле сильного мага.
        Несколько мгновений они молчали. Потом Угрим неожиданно заговорил снова.
        - Там были Огадай и Феодорлих, - тихо произнес князь. - Моя волшба могла их убить.
        - Думаешь, они сейчас живы, княже?
        - Не знаю, - пожал плечами князь. - Но я не хочу, чтобы меня считали виновным в их смерти. - Угрим огляделся вокруг. - Мне не нужно, чтобы татары и латиняне меня возненавидели. Будет лучше, если воины хана и императора обратят свой гнев против моего врага. Так мы быстрее возьмем Стену.
        Тимофей промолчал. Вот ведь крысий потрох, а! Угрим во всем умеет находить выгоду. Порой это начинало пугать.
        - К тому же, - снова улыбнулся князь, - я больше не нуждаюсь ни в Огадае, ни в Феодорлихе. От них сейчас больше помех, чем пользы. Ханьский колдун, сам того не ведая, оказал мне услугу, избавив меня от этих чванливых глупцов. У любого тулова должна быть одна голова, у любой рати должен быть один военачальник. Когда придет время решающей битвы, это будет особенно важно.
        Да, наверное, вынужден был признать Тимофей. Он вспомнил недавние разногласия по поводу ночного штурма. Командовать войсками напрямую, без посредников, которым не было и не будет веры, в самом деле удобнее и разумнее. Вот только одного Тимофей никак не мог понять.
        - Зачем бесерменскому чародею понадобились Огадай и Феодорлих? - спросил он.
        - Видать, зачем-то понадобились… - Угрим перестал улыбаться. Похоже, князь тоже не понимал до конца своего противника, и это беспокоило князя. - Причем понадобились настолько, что ханец протянул сюда Темную Тропу, напал на лагерь и пожертвовал сотнями своих воинов.
        Тимофей нахмурился:
        - Пожертвовал? Я полагал, вылазка нужна была бесерменам, чтобы завладеть Костьми.
        - Я тоже так полагал. Вначале. Но ханьский колдун оказался не настолько глуп, чтобы с двумя магическими кристаллами всерьез пытаться захватить в открытом бою три. Он привел своих панцирников по Тропе для того лишь, чтобы отвлечь внимание от другого отряда, обошедшего наш лагерь с тыла.
        Ага, обошедшего… И перебившего стражу. И растворившегося среди воинов переполошенного стана. И проникшего к ставке хана, императора и князя. И атаковавшего сзади. И пробившегося сквозь охрану из опытных латинянских рыцарей и татарских нукеров. И вырвавшего Огадая и Феодорлиха у верных телохранителей. Судя по всему, в этом отряде были лучшие воины ханьцев. А лучших воинов не посылают выполнять пустяковые задания. Хан и император - вот, что было главной целью ночной вылазки. Ну а Тропа…
        - Темная Тропа позволила похитителям Огадая и Феодорлиха отступить к Стене, - продолжал князь, словно читая мысли Тимофея. - Для этого она и была нужна. Поэтому бесерменский маг так долго и упорно ее удерживал. - Угрим вздохнул. - Уж не знаю, зачем ему потребовались хан и император и что бесермен надеется от них выведать. Они знают мало и не принесут большой пользы. По крайней мере, от Арины ханьский колдун получит больше ценных сведений, чем от Огадая и Феодорлиха, вместе взятых.
        - Если Арина захочет отвечать на его вопросы, - рассудил Тимофей.
        - Да, - задумчиво кивнул Угрим. - Если захочет. Видимо, пока она не хочет. Но это,
        - князь снова улыбнулся, - это для нас, скорее, хорошая новость, чем плохая.
        - Коназ! - вдруг раздался сзади знакомый голос.
        Угрим и Тимофей обернулись.
        Неподалеку стояли татарские нойоны, темники хана, знатные имперские рыцари, князья, герцоги… Все вперемежку. Военачальники, советники и ближайшие помощники Огадая и Феодорлиха смотрели на Угрима хмуро, но без вражды.
        Впереди - Бельгутай. Похоже, он являлся сейчас представителем делегации. Бельгутай говорил за всех.
        - Коназ, мы ждем твоего приказа. Веди нас на Стену.
        Пауза. Недолгая, впрочем.
        Снова пришлось переводить. Хотя, как показалось Тимофею, князь и без того уже знал, чего от него хотят. Скорее, это нужно было тем, кто пришел к князю. Кого привел Бельгутай.

«Интересно, а как они сами-то умудрились договориться между собой?» - подумал Тимофей. Видимо, среди татар и латинян нашлись другие толмачи. А может быть, дело в другом: когда людям очень нужно понять друг друга и когда появляется общая цель, затмевающая все остальное, даже бывшие враги способны прийти к соглашению без помощи переводчиков и без посредства колдовских чар.
        - Великий хан и германский император должны быть или освобождены, или отомщены этой ночью, - закончил Бельгутай свою краткую речь.
        Тимофей перевел и эти слова.
        - Видишь, Тимофей, - негромко обратился к нему Угрим, - они уже готовы выполнять мои приказы. Более того, я стану их злейшим врагом, если откажусь от командования. Мне даже не потребовалось использовать магию, чтобы подчинить себе чужих воинов. - Угрим улыбнулся. - Забавно, правда? Огадай и Феодорлих не хотели штурмовать ханьскую Стену ночью, но кто сейчас помнит об их воле? Что ж, будем ковать железо, пока оно не остыло.
        Угрим шагнул к Бельгутаю и стоявшим за его спиной военачальникам.
        - Готовьте свои отряды к штурму. Сегодня в атаку пойдут все, - переводил слова князя Тимофей. И на татарский, и на германский.
        Снова ударили барабаны, снова взвыли трубы…
        - Этой ночью они будут драться особенно хорошо, - усмехнулся Угрим, глядя сверху на войска, выстраивающиеся под темным холмом. - Слепая верность чужих слуг бывает очень полезна, Тимофей. Ее всегда можно использовать для достижения своих целей. Особенно если никто этому уже не мешает.
        Теперь Тимофей понимал, для чего Угрим возился с парализованным Бельгутаем. Князь сразу разглядел пользу в татарском нойоне, не сумевшем защитить своего хана.

* * *
        Из лагеря осаждающих донесся грохот барабанов и вой труб.
        - Учитель! - Байши бросил тревожный взгляд за башенные зубцы. - Варвары опять готовятся к штурму.
        В самом деле, под темным холмом начиналось движение вражеского войска.
        - Пусть готовятся, - ответил Чжао-цзы. - Это неважно. Уже неважно.

«Это идет твоя Смерть, колдун» - осклабился хан кочевников.
        Чжао-цзы улыбнулся ему в ответ:

«Смерть подождет. - В его безмолвной речи не было волнения. - Я уж как-нибудь со Смертью договорюсь. Да и мои воины сумеют ее остановить».

«Вы не сможете победить в этой битве. - Император варваров смерил Чжао-цзы пренебрежительным взглядом. - У вас недостаточно сил, чтобы долго держать оборону. И если ваша проклятая Стена падет…»

«Мы все равно победим, - заверил его Чжао-цзы. - Мы - хань, мудрый, просвещенный, цивилизованный и избранный богами народ Срединной империи. А вы - презренные фань,
        - Чжао-цзы скривил губы, - варвары-чужеземцы, тупые дикари с окраин мира. Так за кем же будет победа?»
        Император отвернулся, стиснув зубы и едва сдерживая гнев. Хан, яростно сверкнув глазами, прорычал что-то неразборчивое. Похоже, ни один из пленников не согласен был признавать себя диким варваром. Что ж, их заблуждение - это их проблема.

«Будем считать нашу беседу законченной, - объявил Чжао-цзы. - Мне еще нужно встретиться кое с кем из ваших слуг».
        Настороженные взгляды. Непонимание.

«С самыми верными из них, - подсказал Чжао-цзы. - С теми, которых вы не привели сюда…»
        Ага, кажется, вспыльчивый хан начал наконец кое-что понимать.

«…которых оставили в другом месте».
        Да и одноглазый император бледнокожих варваров тоже, вон, притих и призадумался…
        - Уведите их со Стены. - Чжао-цзы кивнул «демонам» на варварских вождей. - И каждого стерегите так, как стерегли бы мою жизнь.
        - А что делать с этим, учитель? - Чуньси указала взглядом на третьего пленника, связанного арканом. - Прикажешь его убить?
        Надо же, он и забыл о третьем варваре!
        - Нет, его убивать не нужно, Чуньси, - качнул головой Чжао-цзы. - Пока не нужно.
        Раз уж судьба подарила им вместе с императором и ханом еще одного пленника, зачем идти против мудрого провидения? К чему торопиться?
        - Он нам еще пригодится.
        Третьего чужеземца тоже можно было использовать. И Чжао-цзы даже знал как…
        Глава 11
        На этот раз западных варваров не остановили ни стрелы, ни снаряды камнеметов, ни боевая магия.
        Вражеский колдун прикрывал свои войска невидимым щитом и пытался - безуспешно пока, впрочем, - дотянуться до Чжао-цзы. Чжао-цзы тоже защищался и нападал. От противодействующих друг другу заклинаний и сталкивающихся магических волн над Стеной и перед ней пылал воздух.
        Колдовской огонь и пламя зажигательных смесей, перебрасываемых за Стену, освещали передовые вражеские отряды. Из задних рядов штурмующие подтаскивали лестницы. Неприятельские стрелы сыпались нескончаемым дождем, и Чжао-цзы не успевал останавливать и отклонять их все.
        Противник наступал, не ломая строя, ощетинившись копьями и прикрывшись щитами. Видимо, наученные горьким опытом варвары ожидали очередной вылазки из Стены и были готовы с ходу вдавить ее защитников обратно в кладку.
        Однако все это - напрасные предосторожности. Для полноценной вылазки у Чжао-цзы уже не хватало людей. Враг оказался слишком силен, чтобы снова вступать с ним в открытое противостояние. Вести своих воинов через Стену Чжао-цзы не собирался. Насчет Великой Стены у него были другие планы.
        Положив руки на каменные зубцы, Чжао-цзы некоторое время вслушивался и вглядываясь в Стену. Полуживая колдунья, погребенная в камне под его ногами, была уже выжата почти полностью. Ее душа почти слилась с мраком Диюйя. Конечно, почти - это еще не совсем, но…
        Но, во всяком случае, то, что было нужно ему, Чжао-цзы от пленницы уже получил. А Стена получила дополнительную силу. И получит еще. Немного, но получит. Потом. Чуть позже. Когда старая, главная, исконная сила ее будет выплеснута наружу.
        А выплеснуть придется…
        Тьма и призраки Диюйя, выпущенные из Стены, должны будут заслонить от взора вражеского колдуна Тропу, которую Чжао-цзы намеревался открыть для себя. Заслонить, отвлечь и подольше задержать противника - вот их задача. По расчетам Чжао-цзы, времени должно хватить.
        Чжао-цзы бросил быстрый взгляд назад. Удовлетворенно улыбнулся. Отрадно все-таки, когда твои распоряжения выполняются так быстро и четко.
        Небольшой отряд всадников уже ждет его под башней. Линь гуй, готовые идти за своим учителем куда угодно, и притом идти до конца, смотрят наверх как верные псы.
        Поперек седел Байши и Чуньси лежат со связанными за спиной руками и с мешками на головах бледнокожий одноглазый император западных варваров и хан кочевников. Еще один «лесной демон» повезет третьего пленника.
        Четыре вьючные лошади нагружены плетеными корзинами с железными снарядами тэ-хо-пао. Шары небесного грома, до отказа набитые огненным порошком хуо-яо, тоже необходимы для осуществления задуманного…
        Один конь в отряде оседлан, но без седока. На нем отправится в путь сам Чжао-цзы. Что ж, тут все в порядке. А там, снаружи?
        Враг уже вплотную придвинулся к Стене. К зубчатому гребню поднимались лестницы. Иноземные воины были полны отваги и решимости.
        Но варвары еще не знали, с кем и с чем им придется иметь дело.
        Чжао-цзы раскинул руки в стороны и выкрикнул заклинание. Он стягивал к подвергшемуся атаке участку всю скрытую мощь Стены. Стягивал, стягивал, стягивал…
        Стянул. Выпустил.
        Отпустил.
        На этот раз - целиком. Полностью. В прямом смысле отпустил. В самом прямом.
        Его волшба теперь не использовала мертвую силу, вмурованную в Стену и слившуюся с ней, она высвобождала ее.
        Для этого не требовалось много времени и больших затрат магической энергии. Нужно было просто открыть путь тому, что само давно рвалось наружу. Очень давно - века и тысячелетия назад.
        Нужно было лишь дать выход тьме и призракам Диюйя и направить их в нужную сторону. Дальше все пойдет само собой. Нет, уже шло. И это уже не остановить. Стена выплескивала наружу то, что было в ней.
        Воины, толпившиеся на боевых площадках, в ужасе смотрели вниз.
        Несколько мгновений чудовищной тишины, опустившейся на поле битвы, а после…
        Снизу закричали. Дико. Страшно.
        Вот теперь можно было…
        Чжао-цзы отступил от внешних зубцов башни к внутренним ограждениям. Взмахнул руками, открывая свою Тропу… Да, теперь можно было уходить.
        Тропа Диюйя разверзлась в песке, подобно бездонному провалу. Залитая мраком и слабо подсвеченная мерцающими разноцветными искрами яма с неровными краями была похожа сверху на бурлящее смоляное озерцо. Ее внезапное появление напугало коней, но ожидавшие Чжао-цзы «лесные демоны» сумели удержать скакунов на месте.
        Еще одно слово, еще один знак - и он вырвал из каменной плиты магические кристаллы с Костьми Яньвана. Больше Великой Стене их сила не понадобится. Чжао-цзы оставлял Стене другой источник силы - пленную колдунью, погребенную в кладке. Слабенькая, конечно, подпитка, но и она на некоторое время задержит врага.
        Притопнув ногой по плитам, Чжао-цзы отдал Стене последний приказ. Он велел ей взять из колдуньи все, что еще можно было взять, покуда призраки Диюйя сдерживают штурмующих. И распорядился о том, как использовать взятое.
        Чжао-цзы вложил магические кристаллы в приготовленные заранее мешки из толстой кожи. Затянул покрепче завязки. Вот так…
        Тратить время на спуск по лестнице он не стал. Схватив покрепче кожаные торбы, Чжао-цзы бросился с башни вниз.
        Хлопнули на ветру полы зеленого плаща.
        - За мно-о-о!.. - разнесся призыв мага.
        Бездонная брешь в песке поглотила его. Тропа Диюйя оборвала крик.
        Но приказ был услышан и понят.
        Всадники-«демоны», ждавшие под башней, тоже направили своих коней в черное искрящееся ничто. Потянули за собой упирающихся вьючных лошадей с тяжелой поклажей и оседланного жеребца без седока.
        Первыми в черную бездну провалились Байши и Чуньси с увязанными, подобно тюкам, пленниками. А когда во мраке исчезла последняя конная фигура, Тропа закрылась.
        Ханьские воины, оставшиеся на Стене и под Стеной, не были посвящены в планы Чжао-цзы. У них был приказ защищать Стену так долго, насколько это возможно.
        Чжао-цзы обещал своим воинам скоро вернуться. Обещал, не собираясь выполнять обещанного. Но это было уже не важно. В конце концов, все смертные умрут. И враги, и друзья. И подлые предатели, и верные слуги. Выживет лишь тот, кто сумеет обрести бессмертие.
        А вот кто его обретет? Только это было по-настоящему важно для Чжао-цзы. И только это его волновало.

* * *
        Бельгутай увидел, как на верхнем ярусе Стены в пыльной серой кладке возникло темное пятно. Пятно быстро расплылось, расширилось, обратилось в черную - чернее ночи - кляксу с ломаными краями.
        Оно было похоже на брешь, пробитую тараном или ядром тяжелой метательной машины. Вот только прочные толстые стены не ломаются без шума. Да и не было у штурмующих ни таранов, ни камнеметов.
        И такого непроглядного мрака за ханьской Длинной Стеной не было тоже. А вот в Стене… А вот внутри нее…
        Рядом с первым проломом открылся второй.
        И третий, и четвертый…
        Бреши возникали одна за другой, наслаивались одна на другую, сливались одна с другой, изъязвляли Стену, подобно пчелиным сотам. А впрочем…
        Бельгутай присмотрелся внимательнее. Да нет же, никакие это не бреши. На самом деле целостность Стены не была нарушена. Просто множество черных пятен покрывали ее поверхность. Чернота их была полной, абсолютной, беспросветной, как на Темной Тропе. Только в этой тьме не сияли путеуказующие огоньки.
        Чернота разливалась по всему участку Стены, к которому подошли отряды штурмующих. Она растекалась от зубчатого гребня до подножия кладки. А потом…
        Потом из сплошной черноты появились ОНИ. Такие же черные.
        Первая колышущаяся фигура выдвинулась из мрака высоко над землей - под самыми зубцами. Словно выдавленная Стеной, странная фигура на миг зависла в воздухе, удерживаемая темной нитью. Потом нить лопнула. Но черный силуэт не упал, против ожидания Бельгутая, а плавно-плавно опустился вниз.
        К тому времени как ноги существа коснулись земли, почерневшая внешняя поверхность Стены уже вся была похожа на копошащийся муравейник. Сотни, тысячи неторопливых и молчаливых фигур покидали Стену. Беззвучно лопались пуповины, связывавшие их с кладкой. Бесшумно отрывались от нее все новые и новые черные призраки.
        Кто-то медленно скользил по воздуху сверху вниз, кто-то сразу ступал на землю. Кто-то поднимался из-под присыпанного песком основания Стены.

«Демоны! - ужаснулся Бельгутай. - Ханьские демоны!»
        Как-то забылось о том, что Огадай, захваченный врагом, должен быть отбит или отомщен. Обо всем на свете забылось в эту минуту.
        Вокруг стало неестественно тихо. Из рядов штурмующих больше не доносилось ни крика. Замолчали и вражеские воины на Стене. А то, что валило из почерневшей кладки, и вовсе не производило шума.
        Сверху перестали сыпаться стрелы. Защитники Стены наблюдали за происходящим с тем же ужасом, что и подступившие к ней отряды.
        Длинная Стена стала подобна ненадежной запруде, из которой сочатся ручейки. Множество маленьких ручейков, которые сливаются в единый мощный поток.
        И вот уже - плотина прорвана!
        С черной Стены на головы штурмующих низвергается сплошной призрачный водопад переплетенных друг с другом темных фигур, неся с собой ужас и непостижимую тишину мертвых Темных Троп.
        У нелюдей (ибо людьми ЭТО быть никак не может!), порожденных Стеной, не было оружия. Они наступали медленно и неторопливо, их строй был неровен. Собственно, у них вообще не было строя. Они двигались как вышедшая из берегов вода в половодье.
        Черная волна захлестнула первые ряды штурмующих.
        И тишины не стало. Крики, визг и вой разорвали воздух.
        Кричали не ТЕ, из Стены. Кричали люди, на свою беду подошедшие к проклятой Стене слишком близко.
        Волна темных демонов надвигалась, погребая под собой воинов Феодорлиха и Огадая. Кто не успевал отступить, падал замертво.
        А между тем темные фигуры ничего не делали. Они просто шли. Вернее, скользили над землей. Молча, бесшумно, словно несомые ветром. И убивали тем лишь, что проплывали мимо.
        Бельгутай почувствовал их гиблое дыхание за много шагов от себя. Сначала - легкое прохладное веяние. Потом - резко нахлынувшую стылость. Сердце сдавила невыносимая тоска и щемящая боль.
        А ОНИ шли и шли. Черные-пречерные, словно вымазанные в копоти, нагие, невысокие, с едва угадывающимися щелочками глаз на безволосых и бесстрастных лицах. Сама Смерть, казалось, заглядывала в душу через эти прорези.
        Да это и была Смерть, ибо те, кто вышел из нее, ее же и несли с собой.
        Бельгутай не побежал сразу, как делали многие, кто мог бежать, у кого в возникшей давке было место, куда бежать, и кому еще повиновались ноги. Пересилив себя, он вступил в бой.
        Впрочем, боем это назвать было трудно.
        Бельгутай пятился, стараясь избежать прикосновений к демонам Стены и внимательно следя за тем, чтобы темная волна не обогнула его ни справа, ни слева. Чтобы, не приведи Тэнгри, не захлестнула, как уже случилось с теми, кто стоял впереди.
        Он рубил тварей, во всю длину выбрасывая руку с саблей, но кривой заточенный клинок проходил сквозь темные фигуры, не причиняя им вреда. Оружие ковалось, чтобы нести смерть существам из плоти и крови, а эти… И плоть, и кровь, и кость их давно истлели и стали частью Стены, из которой они исходили. А то, что осталось, слишком долго служило властителю царства мертвых Эрлик-хану, чтобы быть убитым обычным железом.
        Такого противника невозможно было одолеть без колдовства. А Бельгутай колдуном не был. Единственное, что ему оставалось, - это отступать вместе со всеми.
        Отмахиваясь саблей и борясь с усиливающимся холодом, постепенно сковывающим грудь и члены, он пятился спиной назад.
        Но двигаться становилось все труднее.
        Рядом под натиском нелюдей с душераздирающими криками падали живые люди. И переставали жить. Бельгутай шатался, сам готовый вот-вот упасть. Ноги не держали. Тело деревенело от холода.

«Где же урусский шаман?! - беззвучно взывал стынущий разум. - Где его хваленое колдовство?! Где сила проклятых Черных Костей, ради обладания которыми нужно столько смертей?! И - таких смертей!»

* * *
        Это не было похоже на вылазку ханьцев.
        ЭТИ не проходили сквозь Стену, не шли с той стороны на эту. ЭТИ выходили ИЗ Длинной Стены. Вынося с собой часть навьего мрака, что веками крепил кладку.
        - Княже… - побледневшими губами прошептал Тимофей. - Это же…
        - Да, - отрезал князь. - Это мертвецы, вмурованные в Стену. Ханьский колдун призвал их сюда всех. И…
        Угрим хмурился. Тимофей ждал.
        - И он выпустил всех их против нас! - выдохнул наконец Угрим.
        Тимофей смотрел на князя с изумлением. В глазах и словах могущественного, уверенного в себе ищерского волхва промелькнуло что-то, похожее на… Нет, вряд ли это был страх. Но растерянность, но непонимание, но смятение. Да, это все - было.
        Угрим вскинул руки над Черными Костьми. Быстро сотворил заклинание. Выставил ладони перед собой.
        Плотный ком синего пламени взбух там, где волна темных призраков давила смешавшийся строй татар и латинян. Синяя вспышка разрослась и лопнула, словно пузырь, не задев живых, но ударив по мертвым.
        Пробила брешь в сплошном вале черных фигур. Рассеяла без следа часть их. Увы, слишком малую часть. И тут же сама без остатка растворилась в копошащейся темной массе.
        Тимофей хорошо знал, на что способно колдовство Угрима. Но сейчас… Даже боевая волшба ищерского князя-волхва, даже его волшба, подкрепленная силой трех Костей, не могла остановить такого врага.
        Угрим ударил еще раз.
        Еще одна вспышка. Еще одна брешь…
        Но - слишком узкая. Но - ненадолго.
        Освободившееся место заполнила новая волна тварей, вышедших из Стены. И - словно ничего не произошло.
        Навий мрак, воплощенный в тысячах темных фигур, не спеша, растекался от Стены. Все дальше, дальше. Тысячи призраков становились десятками тысяч, может быть, сотнями.
        А может быть, их было еще больше. Трудно даже приблизительно оценить количество врагов, сливающихся друг с другом и двигающихся сплошным монолитным валом.
        Неровными рядами бесшумно и неторопливо шли те, кто века назад был вмурован в кладку, чей прах был раздавлен камнями и утрамбованной глиной, чья плоть и чьи кости смешались с пылью, но чья суть, слитая со смертью и сплавленная с древней магией, обрела вторую жизнь.
        Навья рать наползала, сминая и умерщвляя любого, кто не успевал убраться с ее пути. И казалось, нет спасения. Казалось, безмолвное мертвое воинство рано или поздно погребет под собой всех живых. Достигнет лагеря осаждающих, перевалит через одинокий холм Угрима и растечется, подобно заразе, по миру.
        Так казалось. Но вышло иначе.
        Чем дальше отдалялись от Стены темные призраки, тем более зыбкими и размытыми становились их очертания. Непроглядно черные вначале, они постепенно серели, бледнели, становились полупрозрачными.
        Прозрачными…
        Они словно утрачивали свою силу.
        Зато удары Угрима несли все большее опустошение. Пробитые княжеской волшбой бреши становились шире. Синий огонь сотнями выжигал темные фигуры и угасал далеко не сразу. Пламя цвета ясного полуденного неба яростно бушевало в ночи и растекалось по навьему воинству.
        Натиск тварей ослабевал. Рваные раны в их плотной массе не успевали затягиваться. Да и сами призраки Стены двигались совсем уж медленно и вяло.
        А потом и вовсе остановились. Словно уставшие и измученные долгой дорогой. Словно не имея сил сделать еще хотя бы шаг.
        Они стояли, тихонько покачиваясь под порывами ветра. Многие призраки, отошедшие от Стены особенно далеко, исчезали сами собой, без какого бы то ни было участия Угрима. Постепенно начинали растворяться и другие, кто остановился поближе к Стене. Темные силуэты таяли, словно грязный снег под весенним солнцем. Призраки обращались в пустоту прежде, чем до них добиралось синее колдовское пламя.
        Это было совсем уж странно. Тимофей недоуменно оглянулся на князя. И едва не отшатнулся - настолько страшным показалось ему в тот момент лицо Угрима.
        - На штурм! - неожиданно взревел князь.
        Редко, очень редко Угрим кричал ТАК.
        - Все на штурм! Все!
        Он действительно бросил в бой все силы. Разом. Не оставляя резервов.
        Охваченные синим пламенем, рассеянные, разбросанные, исчезающие буквально на глазах темные фигуры теперь вряд ли могли помешать штурму. И если подождать еще немного, пока подступы к ханьским укреплениям очистятся окончательно… Угрим ждать не хотел.
        Татарские и латинянские отряды, выстроившись клиньями и колоннами, целя в бреши между темными группками истаивающих призраков, вновь двинулись к ханьской Стене.
        Князь приказал подвести коней - для себя и Тимофея. Для себя, Тимофея и Черных Костей. Это могло означать только одно: Угрим намеревался лично принять участие в штурме.
        Значит, происходило что-то важное. Очень важное, чего Тимофей пока не мог постичь.
        - Зачем? - Шепот князя, выцеженный сквозь зубы, был едва различим.
        Тимофей удивленно взглянул на Угрима.
        - Зачем он выпустил силу Стены?
        Тимофей смотрел на Угрима и молчал. Самое разумное было сейчас просто молчать.
        Князь говорил, не обращаясь ни к кому конкретно. Он просто не в силах был справиться с чувствами. Что с ищерским волхвом случалось крайне редко. Чего с ним почти не случалось.
        - Сила Стены - в Стене, - доносилось до ушей Тимофея тихое бормотание князя. - Вне Стены сила слабеет и рассеивается без следа, как песок, уходящий сквозь пальцы. - Угрим шумно вздохнул. - Тогда зачем?!
        Хм, а действительно, зачем? Тимофей, прислушивавшийся к словам князя, наконец осознал их в полной мере.
        Сила Стены - в Стене. Сила Длинной Стены крылась в темных фигурах, которые были брошены на штурмующих. Но чего добивался ханец, выплескивая ее наружу? Что это? Жест отчаяния или хитрость. Бесермен выпустил мертвых стражей Стены, чтобы…
        Чтобы… Чтобы…
        Нет, ни одолеть, ни остановить врага желтолицый колдун так не мог. И наверняка он знал об этом. Значит, ханец хотел другого. Просто задержать. Выиграть время просто. А вот зачем? Для чего?

* * *
        Чжао-цзы вел отряд по чужому лесу. Лес был густой, непроходимый, но широкие тропы, а кое-где и целые просеки, проложенные многотысячной армией, не так давно побывавшей в этих глухих местах, облегчали движение.
        Чжао-цзы покосился на бледнокожего императора западных варваров, увязанного поперек седла Чуньси. Именно императорские войска пробили дорогу в непролазных зарослях. За что им большое спасибо.
        По протоптанному пути отряд ехал довольно споро. Припасов линь гуй с собой не брали и везли лишь легкое оружие. Снаряжения - минимум. Из груза - только три пленника, два кристалла с Костьми Яньвана, несколько факелов да шары тэ-хо-пао, покачивающиеся в плетеных сетках вьючных лошадей.
        Конечно, магия могла бы значительно ускорить их продвижение, но сейчас Чжао-цзы избегал даже слабого колдовства. Даже самого слабого. Магические кристаллы и те были наглухо увязаны в толстых кожаных сумках, чтобы случайно их не коснуться и не пробудить ненароком скрытую в Костях силу.
        Тропа Диюйя перенесла их от Великой Стены до той незримой границы, за которой любое магическое действо непременно привлекло бы внимание противника и открыло ему тайный замысел Чжао-цзы. Дальше они должны были пробираться сами, полагаясь лишь на силу, скорость и выносливость коней.
        Что ж, для этого перехода Чжао-цзы приказал отобрать самых быстрых и выносливых животных.
        Через некоторое время лес закончился. Они выехали на открытое пространство. Очень открытое.
        Это была необъятная ровная пустошь, напрочь лишенная деревьев и кустарников. Равнину рассекала надвое неторопливая извилистая река. Над рекой возвышался широкий каменный мост на неровных толстых опорах. И на пустоши, и на реке, и на мосту лежали явные следы магического воздействия, а земля вокруг была пропитана смертью.
        Смерть ощущалась везде, как бывает на местах великих битв и массовых захоронений. Природа никак не могла сотворить такого. Такое под силу только людям и колдовству.
        Впрочем, было здесь кое-что еще.
        Кое-что более впечатляющее, что сразу притягивало взор.

* * *
        Яркие синие вспышки больно резали по глазам, но ничего желаннее этого слепящего света для Бельгутая сейчас не было. Колдовское пламя урусского шамана гнало прочь холод смерти и возвращало телу живительное тепло. Боевая магия расчищала пространство, заполненное черной нечистью. Магия давала время и возможность отступить.
        Некоторое время темные фигуры, пожираемые синим огнем, еще упрямо лезли вперед. Но вскоре демоны Стены начали обессиливать. Их и без того неторопливые движения стали вовсе медленными и неуклюжими, их губительное дыхание, от которого сердце смерзалось в холодный комок, оборвалось. И в конце концов сами призраки замерли на одном месте и сделались неподвижными, как Стена, из которой они вышли.
        Пламя Угрима прожигало в плотных рядах широкие проходы, и проходы эти уже не заполнялись новыми демонами. Но не только и даже не столько волшба уруса убивала их. Расколотая темная орда рассеивалась сама собою. Темные фигуры испарялись, как вода, пролитая на раскаленные камни очага. Плотные группки неподвижных призраков, правда, преграждали еще путь к ханьской Стене, но обойти их уже не составляло труда.
        Под рев труб и грохот барабанов к Длинной Стене двинулась вся армия осаждающих.
        Пешие и конные отряды огибали темные островки нечисти.
        Бельгутай обратил внимание на двух всадников, мчавшихся по широкому проходу между воинами Феодорлиха и нукерами Огадая. Оба неслись так, как не может скакать даже самая быстроногая лошадь. Будто земля толкала коней в копыта, придавая им дополнительную скорость. Каждый скачок был вдвое-втрое быстрее и дальше обычного конского скока. Конечно, без колдовства здесь не обошлось.
        Первым всадником был урусский коназ-шаман в развевающемся красном плаще. Вторым - толмач Тумфи, придерживавший седельные сумы, из которых тускло поблескивали кристаллы с Черными Костьми.
        Странно, очень странно… До сих пор Угрим-коназ не покидал своего холма. И вот пожалуйста: несется к Стене, расшвыривая волшбой тех, кто не успевает сам убраться с его пути.
        Ханьцы засуетились. Сверху полетели стрелы. Вражеские лучники и арбалетчики пускали их, почти не целясь, лишь бы больше, лишь бы быстрее.
        С башен и из-за Стены ударили метательные машины.
        Штурмующие ответили. На боевые площадки и переходные галереи густо посыпались стрелы. Стрел было много. Тучи! Впрочем, отнюдь не состязание стрелков должно решить исход этой битвы. Другое…
        Бельгутай почему-то не замечал вражеского мага. Зато он хорошо видел, как Угрим вырвался вперед и осадил коня почти у самой Стены. Жеребец застыл под колдуном, подобно камню. Конь стал столь же неподвижен, как недотаявшие еще темные призрачные фигуры.
        Рядом с Угримом остановился конь Тумфи. Дернулись крепко увязанные седельные сумы. Магические кристаллы чуть не полетели на песок. Да и сам всадник едва усидел в седле.
        Из-за крепостных зубцов в урусов полетели стрелы. Впрочем, все они скользили в стороны, не причинив вреда ни колдуну, ни его помощнику. Угрим поднял руки, взмахнул ладонями, развел их в стороны.
        Магический удар пришелся по каменным зубцам. Вернее, по пространству за ними. Страшный удар.
        Урусский коназ-шаман разлил по Стене волну колдовского пламени. На этот раз пламя было не цвета неба, а цвета крови.
        Испятнал ночь жгучими брызгами и искрами, ревущий огонь прошелся по Стене вправо и влево - от той самой башни, на которой прежде творил волшбу ханьский чародей.
        Горящих и вопящих защитников как пылинки смело сразу с двух стенных пролетов. Изломало и сбросило вниз две или три метательные машины…
        А Угрим, похоже, не собирался останавливаться.
        Еще один взмах руками - и пламя, извиваясь широкими багровыми лентами, выплеснулось куда-то за Стену. По ту ее сторону. Теперь крики боли и ужаса доносились оттуда. Что там творилось, видно не было. Только огненные языки поднимались выше зубчатого гребня Стены.
        Ответного удара почему-то не было. Ханьский чародей бездействовал. Даже не показывался на глаза. То ли пережидал, то ли собирался с силами, то ли прятался.
        Колдовское пламя на Стене погасло так же быстро, как и возникло. Ушло, схлынуло в глину и камни без следа, без копоти и без дыма. С соседних пролетов на расчищенный участок тут же потянулись ханьцы. Отважные воины, не устрашенные участью соратников, спешили занять опустевшие места у бойниц. Однако противник не успел восстановить оборону.
        Глава 12
        Тимофей ничего не понимал. Ну то есть совершенно, ровным счетом ничего! Угрим заливал Стену огненной волшбой, а ханьцы отвечали только стрелами. Среди защитников нигде не было видно знакомого зеленого плаща, и, похоже, княжеской магии не противостояли ханьские чары. Угрим колдовал беспрепятственно и безнаказанно.
        Князь легко отклонял вражеские стрелы, в то время как против стрел штурмующих никто не ставил колдовских щитов.
        Дальше - больше. Князь взмахнул руками, разрубая воздух. Перед лошадиными мордами разверзлась темная брешь. Угрим открыл Темную Тропу легко и быстро, без видимого напряжения. Словно и в самом деле не было больше никакого противодействия со Стены.
        А может, и правда - не было. Никакого. Больше…
        Но ведь тогда… Тимофей не успел додумать свою мысль.
        - На Стену! - прокричал Угрим. Князь призывно взмахнул рукой.
        На Стену, значит? Так вот куда ведет Тропа. Наверное, это был самый короткий колдовской путь из всех, которые когда-либо открывали!
        - На Стену! - Тимофей прокричал призыв по-татарски. - На Стену! - и по-латинянски тоже.
        И никаких лестниц не нужно!
        Застывшие под седлом кони ожили вновь. Угрим и Тимофей первыми ворвались в искрящийся мрак Тропы. За ними к Тропе уже скакали вперемежку конные татарские нукеры и имперские рыцари. Медлительная пехота малость подотстала.
        Брать крепостные стены конницей - это, конечно, непривычно. Но если есть Темная Тропа, способная забросить всадников наверх, а ширина боевых площадок и переходов поболее, чем улочки в ином городе, то почему бы и нет?
        Тропа забросила их на стенной пролет между двумя башнями. На одной раньше сражался ханьский маг. Но теперь его здесь не было. Уверенность в этом росла с каждым мгновением.
        Тимофей оглянулся.
        За его спиной, прямо в каменном заборале, зияла темная, подсвеченная колдовскими искорками брешь. Копыта коня, до того увязавшие в песке, звонко цокали по каменным плитам. Ох, и чудно же было разъезжать по ханьской Стене верхом и смотреть с седла вниз. Чудно и страшновато. Высота все ж таки не маленькая. А внутренняя ограда не предназначена для всадников. Да и поломана-пожжена во многих местах. Зато с коня сражаться против пеших защитников Стены было куда как сподручнее.
        Откуда-то ударили вражеские стрелки. Два коротких арбалетных болта Тимофей принял на щит. Еще два просвистели мимо.
        Неприятель подступал с обоих сторон.
        Тимофей бросил коня на тех, что справа. Рослый жеребец свалил шипастым нагрудником пару невысоких и щуплых ханьских воинов. Прошелся копытами по поверженным противникам. Тимофей отвел щитом в сторону копейный наконечник с лохматым бунчуком, отбил мечом крюк-серп на крепком длинном ратовище. Рубанул по чьей-то руке. И по чьему-то шлему.
        Тех, что слева, сметал боевой магией Угрим. Заклинание князя раскололо щиты, переломало копья, подняло ханьцев над каменными зубцами. Сбросило вниз…
        Тимофей почувствовал, что под ним падает конь. То ли жеребец напоролся на вражеское копье, то ли подрубили ноги алебардой или заточенным крюком. А может быть, и то и другие сразу.
        Тимофей скатился с седла под заборало. Конь грохнулся рядом, отчаянно заржал, заколотил копытами по воздуху, не подпуская врагов.
        Над головой мелькнула колдовская молния Угрима. Княжеская волшба прекратила мучения животного, испепелила с полдюжины ханьцев из первых рядов, отбросила назад остальных.
        Первые мгновения они с князем продержались на Стене сами. Потом, когда с Тропы хлынула конница, стало легче.
        Тяжеловооруженные воины Огадая и Феодорлиха неудержимым потоком растекались по Стене. Штурмующие мстили за хана и императора, сметая все на своем пути.
        Под натиском кавалерии ханьцы сыпались вниз целыми гроздьями. Некоторые нукеры и рыцари, не удержавшись, тоже падали вместе с лошадьми. Но всадники, следовавшие за ними, продвигались уверенно и быстро.
        Ханьская Стена была широка, ее боевые площадки и переходные галереи - просторны. Конный воин, пригнувшись, мог въехать даже в арки башен. Всадники въезжали, проезжали башни насквозь, ломились по бесконечной прямой Стене-дороге вперед и вперед…
        Атака заброшенной на Стену конницы оказалась столь внезапной, стремительной и сокрушительной, что ханьцы не успели перекрыть проходы между пролетами. Через несколько минут изрядный участок Стены и с полдесятка башен были захвачены штурмующими.
        За конницей по колдовскому пути повалила пехота. Оборона врага была прорвана, дальнейшее сопротивление не имело смысла. Хотя ханьцы дрались свирепо и не желали сдаваться, исход сражения был предрешен.
        И все же под конец случилась одна неожиданность. Крайне неприятная.
        Дернулась твердь под ногами. Верхний ярус вдруг ожил, колыхнулся змеей вправо-влево… вверх-вниз. Волнение шло от башни, на которой прежде сражался ханьский колдун, и распространялось по всему захваченному участку. Со Стены горохом посыпались люди и кони. Прочная кладка начала расползаться.
        Да, странно повела себя Стена. Очень-очень странно…
        Тимофей едва удержался у осыпающегося заборала.
        - Кости! - донесся до него крик Угрима. - Кости береги!
        Ясно было, что князь сейчас беспокоился вовсе не о его, Тимофеевых, костях. Князя волновали Черные Кости Кощея.
        Тимофей вцепился в седельные сумы с колдовскими самоцветами. Главное - не дать выскользнуть кристаллам.
        Стена аж ходила ходуном. Конская туша под Тимофеем сползала к краю боевой площадки.
        Угрим ловко соскочил с седла. Княжеский конь шарахнулся в сторону и с отчаянным ржанием исчез за развалившимся заграждением.
        Князь приложил руки к треснувшему каменному зубцу. Прикрыл глаза.
        Короткое заклинание, повторенное несколько раз…
        Сотрясающаяся Стена постепенно начала успокаиваться.
        Еще пара-тройка заклинаний.
        Княжеская волшба возымела действие! Все закончилось. Накренившаяся, перекошенная, полуобвалившаяся, с покосившимися и осыпавшимися башнями, некогда неприступная ханьская Длинная Стена теперь походила на старые руины.
        Латиняне, татары и ханьцы, удержавшиеся наверху, недоуменно осматривались вокруг и осторожно ступали по расшатанным камням.
        Битва стихла сама собой.
        В белых пыльных облачках вились тонкие темные струйки, поднимавшиеся из глубоких трещин. Остатки навьего мрака выходили из камней и глины и рассеивались быстрее, чем оседала пыль. Из усмиренной Стены вытекали последние силы.
        Однако князь не спешил отрывать ладони от кладки. Он будто бы к чему-то прислушивался. Лицо Угрима было настороженным и напряженным.
        - В чем дело, княже? - спросил Тимофей.

«Что это было?»
        Угрим открыл глаза. В них читалась тревога.
        - Возьми Кости! - коротко бросил князь.
        Больше Тимофей вопросов задавать не стал. Когда Угрим в таком состоянии, ему лучше не перечить и не докучать расспросами. Да, ханьская Стена пала, но, видимо, стряслось нечто, что мешало князю радоваться победе.
        Тимофей срезал седельные сумы с обугленной конской туши. Перекинул через плечо торбы с Черными Костьми.
        - За мной! - велел Угрим. - Туда!
        Князь кивнул на башню ханьского колдуна.
        Интересно все-таки, где же он сам, ханец этот? Куда подевался треклятый вражий чародей?
        Пробраться к башне оказалось непросто. Впереди было полно конных и пеших воинов: с Тропы все еще продолжал валить народ.
        Угрим пробормотал заклинание. Взмах руки - и Тропа закрыта.
        Еще заклинание, еще один взмах. Княжеская волшба раздвинула толпу, прокладывая дорогу к башне. У заборала появился пустой проход. Два или три человека, оттесненных к краю Стены, не удержавшись, рухнули вниз. Но их участь князя, похоже, волновала сейчас меньше всего.
        Вскоре Угрим стоял возле башни. Тимофей остановился за его спиной.
        - Кости - на камень, - не оборачиваясь, приказал Угрим.
        Тимофей растерянно огляделся. Какой именно камень имеет в виду князь? Весь стенной пролет был выложен каменными плитами. Да и сама башня, вон, тоже облицована камнями.
        Не найдя ничего лучшего, Тимофей осторожно опустил седельные сумы с Костьми под ноги князю. Отпустил. Отошел.
        Сумки опрокинулись. Магические кристаллы звякнули о камень. Самоцветы коснулись Стены. Видимо, этого было достаточно.
        Тронув кончиками пальцев каждый из них, Угрим положил руки на простенок башни, повел ладонями вправо-влево, словно прощупывая что-то на каменной поверхности. Или под ней.
        Затем приложил к кладке ухо.
        - Что ты ищешь, княже? - не выдержал Тимофей. - Что чуешь? Что слышишь?
        - Не знаю, - качнул головой Угрим. - Пока не знаю.
        Слова падали редко, как монеты из рук скупого ростовщика.
        Тимофей молчал. Ждал.
        - Стена почти пуста, - после недолгих размышлений продолжил Угрим. - В ней уже почти нет силы. Вся ее сила была выплеснута наружу. И…
        Опять томительная пауза. Опять Угрим, прикрыв глаза, к чему-то прислушивается. К чему-то в башне. Внутри нее.

«И что, княже? - донимало Тимофея любопытство - Что „и“-то?»
        - И только здесь еще кроется источник силы, - наконец открыл глаза Угрим. - Он либо очень слаб, чтобы снова напитать Стену, либо хочет казаться таковым. Но он еще дает силу Стене. Или она сама берет из него силу.
        - Ну и что же это может быть? - понизив голос, спросил Тимофей.
        Что за таинственный источник такой?
        Ему ответили не сразу.
        - Ханьский колдун творил здесь свою волшбу. Он что-то прячет в башне или… - в голосе Угрима послышалось скрытое торжество, - или прячется в ней сам.
        - И что ты намерен делать, княже?
        Гадать-то можно ведь до бесконечности.
        - Посмотреть, - сухо отрезал Угрим.
        Князь оторвал ладони от кладки. Огладил бока кристаллов. Что-то быстро-быстро прошептал.
        И с маху шлепнул ладонями о шершавую поверхность.
        Башня пошла трещинами. Посыпался камень. Верхняя площадка провалилась вниз. Толстенная - сажени в полторы - внешняя стена раскололась надвое.
        Но не до конца. Лишь до уровня княжеских ладоней.
        Тимофей выхватил меч из ножен. Мало ли…
        Поднял клинок.
        И опустил.
        В центре осыпающегося раскола лежал… лежала… лежало тело.
        - Арина! - ахнул Тимофей.
        Расколотая башня выпихнула гречанку к рукам Угрима.

* * *
        Чжао-цзы с уважением смотрел на неприступную скалу, поднятую из земли не временем, но магией.
        Высокая - выше деревьев, - монолитная, почти отвесная каменная стена окружала пространство, на котором можно было расположить небольшой город, крупное селение или крепость средних размеров. Поверху скальную породу венчали стены и башни, сложенные из бревен, но утратившие характерный для дерева цвет. Сейчас их цвет тоже был под цвет скалы - серовато-каменистый. Причина? Она проста и очевидна. Дерево обратилось в камень…
        Впрочем, не только скала и окаменевшие стены на ней защищали крепость. Чжао-цзы отчетливо ощущал веяние чужой магии, идущее от цитадели. Над крепостью был поставлен мощный щит, а подступы к ней оберегали искусно сплетенные охранные заклятия, от которых приходилось всячески утаивать свои магические возможности.
        Именно по этой причине Чжао-цзы открыл Тропу Диюйя на безопасном расстоянии от цитадели. На колдовской путь колдовская же защита среагировала бы мгновенно. Вернее, на проложившие его чары.
        Завернутые в толстую кожу магические кристаллы сами по себе тоже никак не потревожат эту защиту. А вот любая попытка использовать их…
        Возможно, опытный маг, оказавшийся поблизости, почуял бы скрытую силу кристаллов и так, но безмозглый и бездушный щит на такое, конечно же, способен не был. Магический щит защищал только от магического действа.
        К счастью, Чжао-цзы достаточно много времени уделял медитативным практикам. Концентрация и самоконтроль, прежде помогавшие ему творить колдовство, теперь, наоборот, позволяли избегать неосознанной, на грани рефлексов, волшбы. А ведь многие маги, привыкшие к своему чародейству как к чему-то само собой разумеющемуся, не смогли бы долго сдерживать рвущуюся наружу энергию и силу. А значит, были бы обнаружены охранными заклятиями.
        Чжао-цзы контролировал себя прекрасно. И себя самого, и свою силу.
        - Вперед! Быстрее! - поторопил он и без того споро продвигавшийся отряд.

«Лесные демоны» во весь опор помчались к крепости на скале.
        Время еще было, но его было не так много. Чжао-цзы понимал: вряд ли Великая Стена, утратившая силу Диюйя, продержится долго. Но если задуманное удастся, потеря Стены
        - ничто по сравнению с тем, что он обретет здесь.

* * *
        Размурованная гречанка была голой и синей. Темно… багрово-синей. Как бывает с людьми, долгое время пролежавшими под многопудовой тяжестью. А еще… Еще она была такой же изуродованной, как и прежде. Нога приросла к ноге. Руки утонули в боках…
        Арина неподвижно лежала в каменных тисках. Высокая грудь, присыпанная белой пылью, не шевелилась. Соски вдавлены внутрь. В черных волосах - длинных, грязных, спутанных - каменная крошка. Глаза - закрыты. Губы - бледны. Рот разинут, словно в беззвучном крике или в тщетной попытке вдохнуть. Впечатление такое, словно гречанка перенесла нечеловеческие муки. Или испытывает их по сию пору. Языка в открытом рту видно не было. Язык врос в гортань. Между зубов торчал крупный осколок камня. В уголках губ, под носом, у глаз и возле ушей - сухая корка запекшейся крови вперемешку с пылью.
        - Она мертва, княже? - тихо спросил Тимофей.
        - Почти, - хмуро ответил Угрим.
        - Значит… Значит, она еще жива?
        - Не совсем.
        Тимофей недоуменно смотрел на князя.
        - Тогда что с ней стало?
        - Ханец взял ее жизнь, но не дал умереть. Он превратил ее тело в еще один камень, вложенный в общую кладку. Арину сделали частью Стены. И Стена высасывает из нее последние остатки сил.
        - Разве такое возможно? - удивился Тимофей. - Она же… Она сильная чародейка.
        - Была сильной, - кивнул Угрим. - Но вот насколько она сильна сейчас, я не знаю. Сам видишь, Арина не способна ни произнести заклинания, ни сотворить волшбы руками.
        - Все равно… - не очень уверенно пробормотал Тимофей.
        Конечно, он не волхв. Он плохо разбирается в магии. Да что там - он по большому счету ничего в ней не смыслит. Но все же, пообщавшись с Угримом немалое время, Тимофей мог делать кое-какие предположения.
        - Она ведь должна была защищаться, княже, правда? Хотя бы мысленно. Должна была поставить щит. Закрыть в себе то, что еще можно было закрыть.
        - Все не так просто, - качнул седой головой князь-волхв. - Ее магический щит действенен против живых противников. И защитить он способен только помыслы, память и силу живой чародейки. Арине же пришлось иметь дело с мертвой Стеной. Именно посредством Стены ханец ломал ее защиту и забирал все, что считал нужным. Да и сама Арина хоть и не мертва еще бесповоротно, но уже и не жива в полном смысле этого слова. Я не знаю точно, как это вышло. Мне до конца не понятна ханьская магия, связавшая Арину со Стеной. Но, я полагаю, Длинная Стена, а не бесерменский маг раздавила защиту гречанки.
        - А почему ханец просто не убил Арину? - спросил Тимофей. - Ну… в смысле не убил совсем?
        - Когда чародей умирает полностью, гибнет и все, что живет в нем. Если, конечно, умерший чародей не Кощей, имя которому Бессмертный, - задумчиво отозвался Угрим. - Судя по всему, ханьскому колдуну нужна была сила Арины. Он надеялся, что ее сила, переданная Стене, хотя бы ненадолго задержит нас… Меня главным образом. Видимо, поэтому бесермен и оставил Арину в каменной кладке между жизнью и смертью. Если бы штурм продлился немного дольше, Стена высосала бы из Арины всю силу без остатка. И колдовскую, и жизненную. Стена убила бы ее сама, без участия ханьца.
        Угрим пристально смотрел на гречанку.
        - И знаешь, Тимофей, быть может, нам повезло, что Стена взять все не успела и мы поднялись на нее раньше, чем рассчитывал ханец.
        Тимофей вспомнил, как под ногами рассыпалась кладка. Да, возможно, им очень повезло. Будь у Длинной Стены побольше времени и не будь ханьская Стена столь широка и прочна, возможно, она разрушила бы себя быстрее, чем Угрим сотворил бы останавливающее заклинание. А смерть под развалинами не самая лучшая смерть.
        Тимофей перевел взгляд на Арину:
        - Что ты намереваешься теперь делать с гречанкой, княже?
        - Брать, - отрезал Угрим.
        Тимофей удивленно поднял глаза на князя. Брать? В каком смысле?
        - Ханец взял из нее свое, Стена пыталась взять свое, и я тоже возьму кое-что, что мне необходимо, - пояснил Угрим.
        Не совсем, впрочем, понятно.
        - Я хочу знать, куда подевался ханьский колдун и куда он унес Кощеевы Кости.
        Ага, вот теперь понятно. Но ведь гречанка во время штурма лежала в бессознательном состоянии, и к тому же была замурована в кладку…
        - Думаешь, Арине это известно? - с сомнением сказал Тимофей.
        - Ей - вряд ли. Но об этом может знать Стена, с которой Арина связана до сих пор. Я не владею ханьской магией, и я не умею приказывать этой Стене. Зато я могу вызнать все, что видела и что знает Стена, от Арины.
        Ну да… Если магический щит полумертвой гречанки действительно раздавлен и она больше не способна закрываться от воздействия извне…
        Пальцами правой руки Угрим поочередно коснулся самоцветов, лежавших у его ног. Затем положил левую ладонь на лоб гречанки. Уставился тяжелым взглядом в ее лицо.
        Тимофею показалось, будто лицевые мышцы Арины дрогнули. Или это колдовское марево окутало ее голову?
        Князь всматривался в лицо своей бывшей супруги несколько долгих мгновений. Нет, определенно, ресницы и губы Арины чуть вздрогнули…
        Угрим убрал руку со лба Арины. Вздохнул.
        Тимофей смотрел на князя. Так и подмывало спросить, что тому удалось узнать, но задавать вопросы Тимофей пока не решался. Очень уж смурной был у Угрима вид.
        Князь заговорил сам.
        - Ханьский колдун забрал Черные Кости и ушел с небольшим конным отрядом, - произнес он глухим голосом. - Из-под этой самой башни ушел. Темной Тропой…
        Ушел Темной Тропой? Тимофей не отводил от Угрима напряженного взгляда. И ты даже не почувствовал этого, княже? Если так, то странно, очень странно. Угрим был сильным чародеем, а Тропа открылась совсем рядом - за Длинной Стеной. Как такое можно было не заметить?
        И снова свои вопросы Тимофей оставил при себе. Однако скрыть удивления ему не удалось.
        Князь криво усмехнулся:
        - Ханец открыл Стену и выпустил из нее навью силу.
        Ну, было такое. Ну и что? Тимофей не понимал.
        - Это все равно что разом открыть тысячи Троп. За таким заслоном трудно почуять еще одну навью тропку.

«Да, наверное, трудно», - вынужден был признать Тимофей. Выходит, в случившемся нет ничего странного. И вот для чего, выходит, желтолицый бесерменский колдун гнал в бой целые тумены темных призраков и тем лишал Длинную Стену силы.
        - А где Феодорлих, княже? - спохватился Тимофей. - Где Огадай?
        - Их тоже увели по Тропе, - хмуро отозвался Угрим.
        - Но куда? Зачем?
        Князь вздохнул, как застонал.
        - Куда и зачем ханьский колдун протянул свою Тропу - этого не скажет даже Стена. Но…

«Но»? Тимофей весь обратился в слух.
        - Есть одно место, куда я бы на месте ханьца очень хотел бы попасть, - негромко, словно разговаривая сам с собою, произнес Угрим.
        Тимофей терпеливо слушал дальше.
        - Острожец! - выцедил сквозь зубы Угрим.
        Лицо его стало жестким. Глаза пылали холодным блеском.
        - Разве Острожец не защищен от чужой магии? - удивился Тимофей. - И если бы даже бесерменский чародей взломал колдовскую защиту крепости, разве ты бы об этом не знал?
        - Ханьский колдун может попасть в Острожец и без помощи магии.
        - Как?! - опешил Тимофей. - Через такие стены! Мимо стражи! И без магии…
        - Крепость охраняют воины Феодорлиха и Огадая. И… - Угрим сжал кулаки. - И теперь я понимаю, для чего проклятому бесермену понадобились император и хан!
        Тимофей прикусил губу. Крысий потрох! Кажется, он начинал понимать это тоже. Но…
        - Княже, ханец все равно не сможет пробиться к нижним подземельям Острожца. Даже Феодорлих и Огадай ему в этом не помощники.
        Угрим прищурился:
        - Если он действительно отправился туда, значит, на что-то рассчитывает. - Князь решительно тряхнул головой. - Тимофей, оставь пока Кости здесь. Сам собирай всех, кого сможешь собрать быстро. Мы идем к Острожцу.
        Как идем - об этом Тимофей спрашивать не стал. От ханьской Стены до городка на берегу Ищерки проще всего было добраться по Темной Тропе.

* * *
        Дозорные заметили их еще издали. В крепости на скале уже оттрубили рога и несколько раз гулко ударил барабан. На стенах и башнях стало людно, на боевых площадках задымились костры под большими котлами.
        Чжао-цзы остановил коня на расстоянии выстрела из мощного лука или самострела. Не стоило рисковать. Пока не стоило…
        Остановились «лесные демоны», скакавшие за ним. Быстро подтягивались отставшие линь гуй.
        Отсюда можно было разглядеть цитадель варваров во всех деталях.
        Никаких ходов, лазов, расщелин или ступенек в монолитной отвесной скале заметно не было. Да и окаменевшие ворота наверху вряд ли теперь способны открываться. Зато над вросшими в арку массивными створками на цепях покачивалась широкая платформа с высокой дощатой оградкой и узкой калиткой. В подобных клетушках-подъемниках иногда спускают в шахты рудокопов и извлекают из недр отколотую породу. Здесь же платформа, вынесенная на толстых крепких балках далеко за зубцы надвратной башни, предназначалась для другого. На такой удобно поднимать в крепость припасы, людей и даже коней. М-да, защитники неприступной цитадели неплохо устроились.
        Со стен свисали также несколько канатов и веревочных лестниц. Их покачивающиеся на ветру концы еще до появления конных «демонов» были приподняты на недостижимую с земли высоту. Теперь же стража поспешно втягивала веревки и лестницы наверх. Издали было похоже, будто извивающиеся гады проворно вползают в свое убежище.
        Подъемник, веревки и лестницы являлись, по всей видимости, единственной связью крепости с внешним миром.
        Сверху на Чжао-цзы и его невеликий отрядец смотрели воины в гладких, сверкающих на солнце стальных шлемах и мохнатых меховых шапках, обшитых железными пластинами. Воинов было много. В крепости стоял сильный гарнизон.
        И это хорошо. Многочисленный гарнизон не устрашится нескольких всадников. Значит, защитники цитадели не станут стрелять сразу. Наверняка сначала пожелают узнать, кто прибыл к крепости и с какой целью.
        Так и есть. Кто-то что-то прокричал с крепости. Однако вступать в переговоры было еще рано.
        Взмах руки…
        Повинуясь безмолвному (слов сейчас не требовалось: все было оговорено заранее) приказу Чжао-цзы, к скальным стенам направились три всадника. У каждого поперек седла - пленник со связанными за спиной руками и мешком на голове.
        Еще двое «демонов» подняли самострелы-ну, удерживая пленников на прицеле. Двух из трех. Третий не столь важен.
        Вообще-то особой необходимости в этом не было, но все же следовало показать варварам, что самые важные пленники находятся под надежным присмотром. И что смерть уже дышит им в затылок.
        Защитники крепости недоуменно взирали на происходящее. Стояла ясная солнечная погода. В такую все видно хорошо.
        Под скалистой стеной всадники без лишних церемоний сбросили пленников на землю и спешились сами. Поставили полонян на ноги - друг подле друга. Хана и императора - по краям, третьего пленника - посередине. Сдернули мешки с голов.
        Воины на стенах заволновались и загалдели. Узнали, значит. Хорошо, очень хорошо… Теперь стрелы сверху точно не полетят.
        Линь гуй отцепили от седел фэй-цюань-дао - летающие кольца-сабли, или, если проще, кольца смерти с выдвижными лезвиями на внутренней стороне и с прочными веревками, приводящими заточенные ножи в движение. По большому счету ничего сложного. Принцип тот же, что у затягивающейся петли аркана. Только кольцо-цюань не душит жертву, а срезает ей голову. Или под угрозой обезглавливания делает пленника покорным во всем.
        Именно таким оружием, кстати, была поймана колдунья западных варваров. Но сейчас на кольцах смерти не было магии. Да и набрасывать их на жертву с расстояния тоже нет нужды. «Демоны» просто надели фэй-цюань-дао на шеи пленников. Отошли в стороны, натянули намотанные на запястья веревки.
        Вот так. Теперь одно движение - и…
        Чжао-цзы улыбнулся. Возможно, западные варвары, охраняющие крепость, не знакомы еще с кольцами-саблями. Ничего, сейчас познакомятся… Демонстрация будет эффектной.
        Она не должна внушать сомнений в серьезности намерений Чжао-цзы.
        Шум на стенах становился все сильнее. Вряд ли защитников крепости сильно беспокоила судьба того из пленных, кто стоял посредине. Зато двое других…
        Собственно, ведь этим двоим и подчиняются воины гарнизона. Воины и верные слуги. Да, они должны быть верными. Еще на Великой Стене Чжао-гзы прочел в памяти пленников, как тщательно отбирали император и хан тех, кого оставляли здесь. Кому доверяли охранять крепость и скрытую в крепости Кость Силы.
        Ну а тот третий, что стоит посредине… Он нужен сейчас для того лишь, чтобы показать, какая участь уготована этим двоим.
        Чжао-цзы снова взмахнул рукой.

«Демон», стоявший позади третьего… ненужного полонянина, дернул веревку.
        Звякнул металл. Кольцо смерти сомкнуло заточенные зубья-ножи на шее обреченного.
        Голова отделилась от плеч. Кровавый фонтан залил двух других пленников. Еще миг - и обезглавленное тело рухнуло наземь.
        Голова откатилась в сторону.
        Ни хан, ни император, похоже, не ожидали ничего подобного. Оба непроизвольно отступили из растекающейся лужи крови. Вообще-то, это необдуманное движение могло бы стоить жизни им самим: даже слабый рывок за веревочный хвост фэй-цюань-дао способен вспороть горло и отделить друг от друга шейные позвонки. Но Чжао-цзы не зря поручил стеречь ценных пленников опытным Байши и Чуньси. Внимательные стражи, стоявшие за спинами хана и императора, вовремя ослабили натянутые веревки. Линь гуй беззвучными тенями шагнули вслед за отшатнувшимися полонянами.
        Предводители варваров с запозданием осознали опасность, которой подвергли сами себя. Оба замерли на месте, скосив глаза на железные ошейники. Оба заметно побледнели.
        Воины на стенах крепости притихли. Поняли? Тоже? Все? Видимо, да.
        Вот теперь можно было выдвигать свои требования.
        Чжао-цзы соскочил с коня. Забросил за спину сумки с Костьми Яньвана (это сокровище он не доверял никому!) и выступил вперед. «Демон», срезавший пленнику голову и теперь стиравший кровь с кольца смерти, почтительно отступил с дороги.
        Чжао-цзы пнул голову казненного. Голова откатилась к основанию скалы, ударилась о камень, отскочила… Чжао-цзы указал на головы пленников и на фэй-цюань-дао, надетые на их шеи. На себя. На своих воинов. На стены крепости, венчавшие отвесные скальные выступы. Изобразил руками плавный жест, будто поднимал своих воинов наверх. Понятливому человеку этого должно было хватить.
        Видимо, среди защитников нашлись понятливые. Однако и непонятливые там, как выяснилось, были тоже.
        Наверху опять загомонили. Кажется, вспыхнул спор. Кажется, кто-то не желал выполнять требование Чжао-цзы и убеждал остальных не впускать чужаков в крепость. Впрочем, спорили варвары недолго. Крики наверху стали громче, послышался звон оружия.
        Несогласных оказалось немного. И они оказались слабее. Несогласным быстро заткнули глотки.
        Сверху спустили веревочную лестницу.
        Вот, значит, как… Чжао-цзы неодобрительно покачал головой. Западные варвары считают его настолько глупым? Варвары надеются, что он воспользуется этим опасным путем? Что ж, в таком случае они ошиблись. Поднимать по веревочной лестнице пленников с кольцами смерти на шеях будет весьма и весьма затруднительно. Значит, фэй-цюань-дао с них придется снять. А если враг попытается отбить заложников во время подъема?
        Чжао-цзы дал знак одному из своих конных «демонов». Всадник пришпорил коня, пронесся мимо скалы, взмахнул саблей…
        Изогнутое лезвие дао перерубило веревки. Отсеченный конец лестницы упал на землю. Всадник вернулся назад.
        Чжао-цзы указал на подъемную платформу перед надвратной башней. Показал жестами, что хочет, чтобы она опустилась.
        Наверху снова началось совещание. Ладно, он даст защитникам крепости немного времени. Но - совсем немного.
        Чжао-цзы покосился на пленников. Следовало признать, император и хан хоть и были все еще бледны, как снег, но держались с достоинством. О пощаде не молили. Воинов на крепости не торопили. Не сотрясали воздух бессмысленными угрозами. Оба просто молча стояли. И просто ждали, что будет дальше.
        За спинами полонян неподвижными истуканами застыли Байши и Чуньси. Веревки фэй-цюань-дао вновь были натянуты как тетива лука.
        Ожидание длилось недолго. Наверху заскрипели вороты и звякнули цепи. Подъемная платформа медленно поползла вниз.
        Глава 13
        Коней они оставили внизу. Кони им больше не нужны.
        На платформу погрузили плетеные сетки с тэ-хо-пао, загнали пленников, зашли сами. Поместились все.
        Чжао-цзы закрыл хлипкую калитку. Над головой прозвучали команды. Лязгнули подъемные блоки.
        Платформа дернулась. Земля начала удаляться.
        Напряженную тишину нарушали только равномерный скрип воротов и скрежет натянутых цепей.
        Чжао-цзы мысленно торопил варваров. Сейчас, в покачивающейся подъемной клети, он и его люди были наиболее уязвимы.
        Байши и Чуньси, намотав на кулаки веревки от колец смерти, стояли вплотную к пленникам. Одно движение, один знак Чжао-цзы - и император с ханом останутся без голов. Варвары наверху должны были это понимать.
        Понимали. Пока не происходило ничего, что внушало бы опасения.
        Подъемник качнулся на уровне крепостных зубцов, и Чжао-цзы смог заглянуть на башенную площадку. Платформу поднимали несколько обнаженных по пояс здоровяков, поставленных у огромных воротов. Конструкция подъемного механизма была очень примитивной. Чжао-цзы скривился. Варвары-фань, западные дикари, что тут скажешь… Вороты проворачивались медленно, с натужным скрипом. Тела людей блестели от пота.
        Но вот наконец подъем закончен. Вороты зафиксированы крепкими клиньями, вставленными в специальные пазы.
        Чжао-цзы открыл калитку. С башни на платформу перебросили узкие мостки на длинных веревках.
        Первые «демоны» перешли в крепость и молча оттеснили защитников в сторону. Затем на шаткие доски ступил Чжао-цзы. С платформы перетащили тэ-хо-пао и связку факелов. И лишь после этого перевели пленников.
        Толпившиеся на башне варвары терпеливо ждали. Но едва платформу покинул последний линь гуй, мостки поднялись, отрезая путь назад.
        К Чжао-цзы подошли двое. Оба обвешены железом с ног до головы. Один - бледнокожий варвар с обнаженным обоюдоострым клинком, похожим на большой меч чан-цзянь, только помассивнее, потолще, длиннее на полдесятка цуней и с плоским защитным перекрестием на рукояти вместо округлой гарды. Судя по всему, бледнокожий являлся подданным одноглазого императора. Вторым был кочевник с сильно изогнутой степняцкой саблей-дао. Этот явно служит хану.
        Варвары что-то громко и быстро говорили, грозно сверкая глазами и указывая оружием то на заложников, то на Чжао-цзы, то на его «демонов», то на крепость, то на поднятые мостки и покачивающуюся в воздухе подъемную платформу. Чжао-цзы не понимал ни слова из их речи и не мог на защищенной магическим щитом территории пустить в ход колдовство, чтобы разобраться в их мыслях. Но жесты и глаза чужаков были достаточно красноречивыми. Да и вообще, без всякой магии и без переводчиков было ясно, о чем могут говорить люди в подобной ситуации.
        Скорее всего, варвары объясняли ему, что ни он сам, ни его воины не выйдут из цитадели, пока не отпустят заложников. Что ж, иной реакции от верных слуг императора и хана Чжао-цзы не ждал. Да и покидать крепость он пока не собирался.
        Не придавая значения пустым угрозам, Чжао-цзы с любопытством осмотрелся вокруг. От его цепкого взгляда не укрылись кровавые лужицы на башенной площадке и красные пятна с обратной стороны крепостных зубцов. Здесь действительно была схватка. Ага, а вон и жертвы…
        Несколько трупов лежало чуть поодаль. У этих доспехи попроще, их латы не похожи на броню императорских и ханских воинов. Видимо, люди, не желавшие пускать Чжао-цзы в крепость, служат колдуну, который сейчас штурмует Великую Стену. Служили, вернее.
        К счастью, их на надвратной башне оказалось совсем немного. Да и те все покалечены и изранены во время прошлого штурма цитадели. Справиться с ними сейчас не составит труда.
        Чжао-цзы окинул взглядом чужую крепость. Невеликую, надо сказать, крепостишку.
        Он вспомнил все, что прочел в памяти пленной колдуньи. Попасть нужно во-о-он туда, во дворец хозяина цитадели. Да уж, дворец… Чжао-цзы усмехнулся. Вряд ли неказистое деревянное строение, обнесенное деревянной же стеной, вообще может претендовать на столь громкое название.
        Ладно, это не важно. Проникнув туда, следует спуститься в подземелья крепости. Ну а дальше…
        - Взять! - кивнул Чжао-цзы на железные шары тэ-хо-пао.
        Его «демоны» подхватили тяжелые сетки.
        Чжао-цзы шагнул к люку, темнеющему посреди башенной площадки. Толпа варваров впереди сомкнулась, преграждая дорогу и недвусмысленно бряцая оружием.
        Плохо. Пробиваться вниз с боем сейчас было бы нежелательно. Врагов слишком много. И слишком тяжела ноша в сетчатых мешках. Но если не останется другого выбора…
        Линь гуй на всякий случай приготовились к драке. Байши и Чуньси натянули веревки фэй-цюань-дао так, что выдвинувшиеся лезвия надрезали кожу на шеях заложников. Ни император, ни хан не проронили ни звука, но защитники крепости увидели, как из-под колец смерти потекла кровь.
        Чжао-цзы указал на пленников. Затем провел большим пальцем по горлу. Этот жест должен быть понятен без слов. Всем должен быть понятен.
        Его поняли…
        Скрежеща зубами в бессильной злости, варвары все же расступились. Проход к люку и башенной лестнице был свободен.
        Чжао-цзы направился туда первым. Сразу за ним Байши и Чуньси вели пленников с фэй-цюань-дао на шеях. Императора и хана плотным - не подступишься - кольцом окружали еще несколько «демонов». Последними шли линь гуй с тэ-хо-пао.
        Защитники крепости пока не предпринимали попыток отбить заложников. Варвары просто двинулись следом, дыша «демонам» в затылки и внимательно наблюдая за незваными гостями. Судя по всему, враг ждал удобного момента для нападения.
        Только он чего-нибудь дождется. Раз уж варвары не напали сразу, они уже не станут серьезной помехой.

* * *
        За то время, которое дал ему князь, Тимофей сумел собрать и увлечь за собой лишь несколько десятков воинов. В основном это были стрелки Бельгутая: нойон и бывший посол Огадай-хана понял Тимофея с полуслова и помог быстро организовать бойцов. На призыв откликнулись также с пару дюжин латинянских рыцарей и кнехтов, оказавшихся поблизости.
        Вот, собственно, и все.

«Живее, Тимофей! - раздался в голове нетерпеливый голос князя. - Веди людей ко мне! Больше ждать нельзя!»
        Что ж, если Угрим торопит и если торопит так, значит, времени действительно в обрез.
        Оглянувшись, Тимофей увидел, как князь вынимает из разлома в башне полумертвую Арину. Зачем ему, интересно, понадобилась гречанка? Особенно сейчас…
        - Все к князю! - громко крикнул Тимофей по-татарски.
        Повторил на германском.
        Сам подбежал к Угриму, когда тот уже взваливал Арину на плечо.
        Князь окинул его быстрым взглядом. Кивнул на кристаллы у себя под ногами. Распорядился:
        - Берешь Кости. Несешь за мной. На Темной Тропе вперед не высовываешься. И не отстаешь ни на шаг. Те, кого собрал, идут следом. Все ясно?
        - Нет, - признался Тимофей. - Арина… - Он кивнул на гречанку, безвольно свисавшую с плеча Угрима.
        - Арину тоже возьмем с собой, - отрезал князь. - В ней еще осталась кое-какая сила. Она может отвлечь ханьца.
        Отвлечь? Тимофей не понимал, как полутруп, не способный не то что колдовать - двигаться, может отвлечь в бою сильного мага? А если даже Угрим и снимет с Арины ханьские чары, захочет ли бывшая княгиня биться на стороне своего супруга? Не предаст ли его в решающий момент?
        Впрочем, не похоже было, чтобы Угрим собирался творить над гречанкой волшбу и приводить ее в чувство.

* * *
        Они спустились благополучно, без помех. Сначала - с окаменевших крепостных стен. Потом - со скального основания под стенами. По ступеням, вырубленным в скале не зубилами каменотесов, а, скорее, выложенным магией, сошли в лабиринт тесных улочек, застроенных приземистыми бревенчатыми домиками.
        Вражеских воинов за спиной становилось все больше, но защитники крепости их пока не тревожили. Варвары просто двигались позади «лесных демонов» плотной молчаливой толпой. Чжао-цзы указывал своим людям дорогу, целиком полагаясь на чужую память.
        Они вышли к дворцу здешнего князя-вана. Их беспрепятственно пропустили на небольшой и неухоженный двор за невысокой деревянной стеной. А вскоре Чжао-цзы и его верные «демоны» стояли перед дверью в подвал.
        Вход в подземелья охранялся. Стражу здесь несли сразу два усиленных дозора. При других обстоятельствах вооруженные до зубов воины хана и императора могли бы доставить немало хлопот. Но именно плененные хан и император были сейчас теми ключиками, которые открывали в этой крепости любые запоры.
        Подвальная дверь - низкая, прочная, массивная, обитая железом - отворилась с надсадным скрипом.
        Негромкий приказ Чжао-цзы - и «лесные демоны», перестраиваясь на ходу, быстро, один за другим скользнули в тесный проход. Втолкнули заложников. Внесли тэ-хо-пао и связку факелов. Замыкающая четверка задержалась.
        Лучник…
        Звон тетивы тугого лука-гунн. Свист стрелы. Вскрик.

…и метатели дротиков.
        Стремительные взмахи рук. Блеск металла. Шелест оперения и шелковых лент-стабилизаторов. И снова - крики боли и ярости.
        Вслед за стрелой, пущенной из лука, навстречу варварам устремилась стайка треххвостых «ласточек» яньцзы-бяо, с полдесятка ручных метательных стрелок шуйшоу-цзян, два серповидных летающих ножа фэй-бяо-дао и плоская круглая пластина с бритвенно-острыми краями - «золотая монета» цзинь-цянь-бяо.
        Расстояние было небольшим - всего несколько шагов. Пять варваров повалились на землю. Упали под ответными ударами копий и стрел трое из четырех «демонов», прикрывавших отход. Вовремя отступить смог только лучник.
        Внезапное нападение вызвало в рядах противника замешательство. А восемь трупов, появившиеся перед входом в подземелье, на несколько мгновений задержали преследователей.
        Этого хватило.
        Прежде чем кто-то из варваров успел вломиться в подземелье вслед за его отрядом, Чжао-цзы захлопнул дверь и задвинул внутренний засов. Защитники крепости осталась снаружи. Так-то лучше!
        Варвары что-то яростно кричали с той стороны. Кто-то принялся стучать в дверь и пинать ее ногами. Потом раздался сильный гулкий удар: по двери бухнула то ли секира, то ли булава.
        Ничего, не страшно. Доски толстые, дубовые. Железные полосы на них - широкие и крепкие. С такой преградой врагу придется долго повозиться.
        Чжао-цзы приказал «демонам» распаковать и подпалить заранее приготовленные факелы. Стукнули кресала. Сверкнули искры. Заплясали огоньки.
        Пламя чадило, плевалось жгучими брызгами и билось на сквозняке, отбрасывая вокруг багровые блики. Вне всякого сомнения, даже слабенький колдовской огонь освещал бы дорогу лучше, и идти с ним по подземным галереям было бы намного удобнее, чем с факелами. Но использовать в открытую свои чары сейчас, под чужим магическим щитом
        - верх безрассудства.
        После недолгих блужданий по подвалам Чжао-цзы вывел наконец отряд к Той Самой стене. Осторожно тронул ее рукой…
        Кладка под ладонью оказалась шершавой и неожиданно сухой. На вид - старая, недвижимая, ничем не тревожимая. И ничем совершенно не примечательная. Стена как стена. Чжао-цзы пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не поддаться искушению и не прощупать ее колдовством.
        Если память ведьмы-варварки его не обманывает, именно в этом месте открывается проход на нижние ярусы подземелий. Правда, прежде хозяин крепости открывал и закрывал тайный проход магическими заклинаниями. Теперь же…
        Теперь, увы, магию использовать нельзя. Но ведь сквозь стены можно проходить не только при помощи колдовства. Чары скрепляют камни лучше любого раствора, однако сами по себе камни, пусть даже заколдованные, - это всего лишь камни. Их разбить трудно, но не невозможно.
        Железные шары тэ-хо-пао, набитые огненным порошком, проломят любую кладку.
        Чжао-цзы посветил факелом над головой, изучая своды. Трещин наверху не было. Арочный потолок выглядел надежно. Поддерживавшие его стены тоже казались достаточно крепкими. Выдержат…
        К тому же эти подземелья наверняка укреплены магией, а значит, обрушиться не должны. Чжао-цзы нужно было пробить дыру в одном месте, а не заваливать всю галерею.
        - Два пао сюда, - распорядился он, указывая факелом под стену.
        Может быть, хватило бы и одного. Но два - надежнее. А уж тройной взрыв и вовсе не оставит в кладке камня на камне. Но три пао, взорванные одновременно, все же могут повредить своды. Так что два сейчас будет в самый раз.
        Главное - не ошибиться с местом закладывания мин. Главное - уложить их у той части стены, которая действительно скрывает проход.
        Воины, охранявшие заложников, посторонились. Байши и Чуньси прижались к стене сами и как щенят притянули за тяжелые металлические ошейники пленных императора и хана. Линь гуй, тащившие тэ-хо-пао, вынули из плетеных сеток два снаряда, осторожно подкатили оба вплотную к кладке. Уложили туда, куда указал Чжао-цзы.
        На темных округлых боках железных шаров белели, словно раздавленные змеи, толстые длинные фитили. Когда тэ-хо-пао используются вот так, в качестве мин, лучше не рисковать и оставлять фитили подлиннее.
        Чжао-цзы поднес к пао чадящий факел. Поморщился от едкого дыма. Как все становится сложно, когда нельзя пользоваться магией! Сколько неудобств, сколько лишних движений и ненужной суеты…
        - Назад, - скомандовал он.
        Воины-«демоны» скрылись за дальним изгибом подземного коридора.
        Чжао-цзы тронул концы фитилей факельным пламенем. Зашипели, заискрились и резво побежали по промасленному труту два маленьких огонька.
        Чжао-цзы тоже отступил в укрытие.
        Ждать пришлось не очень долго. Грохнуло так, что покосились стены и содрогнулся пол под ногами. Два взрыва слились в один. Взвизгнули осколки. Ударила волна горячего воздуха. Со сводов посыпались земля и щебенка. Загудело в голове.
        Проход впереди заволокло дымом и пылью.
        Дождавшись, пока сквозняки немного рассеют плотную завесу и гул в голове утихнет, Чжао-цзы подвел отряд к месту подрыва.
        Все-таки взрыв был очень силен. Под ногами валялись груды колотого камня. На стенах и потолке появились глубокие трещины, из которых все еще стекали земляные струйки. Зато там, где лежали два тэ-хо-пао, теперь зияла дымящаяся дыра в половину человеческого роста. За брешью чернела пустота, в которой терялся свет факела.
        Чжао-цзы вздохнул с облегчением. Он не ошибся. Воспоминания колдуньи его не подвели. За развороченной кладкой начинался тайный проход. И теперь проход этот был открыт.
        - За мной! - приказал Чжао-цзы.
        Освещая факелом путь, он на четвереньках вполз в пролом.
        Здесь кладка была древнее, а камни в стенах - массивнее.
        Они миновали широкую извилистую галерею. Прошли мимо боковых ходов-ответвлений. Ага, а вот и просторная зала, в которой колдунья-варварка сражалась со своим супругом-колдуном и где она потерпела поражение. Земляной или просто присыпанный толстым слоем земли и пыли пол. В стенах на ржавых подставках торчат черные огрызки факелов. Чуть в стороне высится неровная каменная колонна с большим шишкообразным выступом. А вон там… да, точно, в том самом месте…
        И снова участок кладки, к которому подошел Чжао-цзы, внешне ничем не отличался от стен вокруг. Но именно здесь, если верить памяти ведьмы, сокрыт еще один проход. Тот, который ведет к тулову Яньвана.
        Чжао-цзы ее воспоминаниям верил. Впрочем, у него были и другие воспоминания. Похищенные в свое время колдуньей, а через нее доставшиеся ему, Чжао-цзы, воспоминания воина со странным именем Ти-мо-фи. Слуга западного мага Ти-мо-фи тоже бывал здесь. И он видел здесь даже больше самой колдуньи.
        По распоряжению Чжао-цзы еще два пао легли под кладку.

«Лесные демоны» отступили в галерею. Задымились фитили. Чжао-цзы покинул залу.
        И снова - грохот взрыва, волна горячего воздуха, вой осколков, дым, пыль…
        Зала почти не пострадала. Только россыпи выбитого из стены щебня слегка поскрипывали под ногами.
        Кладка, преграждавшая путь к Кости Яньвана, оказалась прочнее той, что отделяла нижние ярусы подземелий от подвалов крепости. Два пао смогли пробить в толстых глыбах лишь небольшое отверстие, через которое невозможно было протиснуться человеку. Но все же они пробили его! Колдун, укреплявший стену заклинаниями, явно не рассчитывал, что ее будут ломать при помощи тэ-хо-пао.
        Чжао-цзы посветил в пролом. Все было как в воспоминаниях ведьмы и слуги колдуна. За стеной - темная ниша. В нише - массивная плита. Каменная крышка люка. Последняя преграда.
        Плита выглядела внушительно. Пожалуй, здесь двумя пао не обойдешься. Чтобы расколоть такую плиту, потребуется заряд помощнее. Что ж, пусть он заодно дорушит и кладку, закрывающую нишу.
        - Три пао. - Чжао-цзы указал факелом на пролом. - Быстро!
        Линь гуй вкатили в брешь три железных шара. Три фитиля легли на край пролома.
        На этот раз взрыв вышиб всю перегородку между залой и нишей и расколол плиту-люк. Обломки плиты и порушенного свода осыпались в открывшийся черный проем.
        Чжао-цзы снова посветил факелом.
        Горящие смоляные искры капали во мрак. Узкая, высеченная в скале лестница с потрескавшимися разбитыми ступенями уводила вниз. Спускаясь по ней, Чжао-цзы ощутил себя мертвецом, сходящим во мрак Диюйя. Факельные огни были слишком слабы, чтобы разогнать темноту необъятного пространства.
        Они спускались довольно долго, а когда наконец разбрелись по просторной нижней зале, во тьме неожиданно полыхнул свет. Свет их же факелов, отраженный бесчисленными гранями крупных самоцветов.
        В центре залы возвышался алмазный трон, сложенный из сверкающих камней. Огромный, чуть покосившийся, вросший в пол и слившийся со скальной породой трон князя мертвых Яньвана. На троне восседало усохшее костлявое тулово. Черное, будто облитое смолью. Без рук, без ног, без головы.
        Эти останки, как и прочие Кости Силы, покоились в яйцевидном кристалле с широкими гранями, покрытыми матовой сетью тайных знаков и иероглифов. Кристалл был намертво вплавлен в алмазный трон.
        Чжао-цзы улыбнулся. Больше не было нужды скрывать свою магию.
        Колдовской щит, поставленный над крепостью, брал свою силу отсюда, из тронной залы Яньвана. И лишь несколько слов древнего заклинания дадут власть над источником этой силы. Но сначала…
        Чжао-цзы развязал кожаные мешки и вынул из них пронесенные в крепость артефакты. Самоцветы с мумифицированными ногами Яньвана легли у подножия трона. Две Кости помогут подчинить третью.
        Он положил ладонь на холодные грани вросшего в трон кристалла. Громко и четко произнес нужные слова, вгоняя их в прозрачное яйцо-саркофаг, как вбивают гвозди в доску.
        Вот так… Теперь Чжао-цзы мог управлять третьим кристаллом.
        Нет, он не стал убирать чужую защиту, поставленную над крепостью. Это могло оказаться слишком опасным. Он просто уменьшил границы защищаемого пространства.
        Тонкая работа, очень сложная и кропотливая. Защита никуда не делась. Стянувшись со всей крепости, она сжалась до размеров трона. Как тугая стальная спираль в пружинном самостреле.

* * *
        Воины, которых успел собрать Тимофей, выстраивались на полуобрушенном стенном пролете для перехода по Темной Тропе. Сам он с магическими кристаллами в руках стоял подле Угрима. Как и положено княжескому кристаллоносцу. Над головой высилась башня бесерменского колдуна. Но Тимофей смотрел не на башню, не на князя и не на кристаллы.
        Тимофей смотрел на обнаженную женщину, которая однажды вскружила ему голову, а теперь… Теперь и на человека-то походила мало.
        Тело без рук. Со сросшимися ногами. Бывшая супруга Угрима, словно тюк, лежала на широком княжеском плече. Так не носят своих жен, пусть даже и бывших. Так охотники носят добычу.
        - Ты оставишь Арину в таком виде, княже? - осторожно спросил Тимофей. - Такой ее оставишь?
        - Во-первых, у меня сейчас нет ни времени, ни желания распутывать наложенные на нее заклинания, - пробурчал Угрим. - А во-вторых… - Князь вдруг широко - во весь рот - улыбнулся. - Знаешь, в таком виде Арина мне нравится больше. В таком виде она не опасна и вполне меня устраивает. А что? Молчит, не перечит, не дергается. Сдается мне, после ханьской Стены Арина стала идеальной супругой.
        Шутит он или говорит всерьез? Тимофей понять не успел.
        - Ладно, хватит болтать, - окинув быстрым взглядом ратников, выстроившихся за спиной Тимофея, резко оборвал разговор Угрим. - Идем!
        Князь шагнул к треснувшей башенной стене. Придерживая правой рукой Арину, взмахнул левой. Выплюнул короткую магическую формулу.
        В кладке перед Угримом открылась Тропа.
        Голова Арины болталась, словно заплечная котомка. Длинные, присыпанные пылью волосы ворожеи волочились за князем, подобно метелке. Когда Тимофей последовал за Угримом, он думал лишь о том, как бы случайно не наступить на волосы гречанки.
        Сзади что-то прокричал Бельгутай. Татарские нукеры и примкнувшие к ним латиняне неровным строем двинулись по покосившейся Стене.
        Угрим с Ариной на плече исчезли в темной бреши. Тимофей с кристаллами вступил на колдовской путь сразу за князем.
        Все звуки исчезли.
        Как всегда бывает на навьей Тропе.

* * *
        Теперь Чжао-цзы мог безбоязненно использовать все три Кости Силы.
        Отбросив факел, он легким движением пальцев заставил воздух подземелья светиться.
        Над головами «лесных демонов» вспыхнули тысячи незримых лампадок. Мрак отступил.
        Линь гуй почтительно стояли за спиной Чжао-цзы. «Демоны» завороженно смотрели на переливы колдовских огней, отражавшихся в алмазах трона.
        Оставалась самая малость. Извлечь из трона кристалл с туловом Яньвана. Магия, правда, тут не поможет. Даже магия трех Костей. Над троном стоят слишком сильные защитные заклинания. Вернее, они были заключены в самом троне. Сильные и древние, спрятанные в каждом кристаллике, соединяющие самоцветы друг с другом.
        Они были вложены туда еще при жизни Яньвана.
        Для его смерти.
        В незапамятные времена шестеро великих магов наполнили алмазы своими чарами. Эти камни были выбраны ими не случайно. Только алмазы способны надежно укрыть губительную волшбу от того, против кого она творилось. Сквозь холодный алмазный блеск ее невозможно ни разглядеть, ни распутать, ни обезвредить.
        Даже Яньван не почуял подвоха, когда садился на алмазный трон. Так, во всяком случае, гласят древние легенды.
        Те же алмазы надежно отражали и любое магическое воздействие извне. Именно поэтому заколдованный трон нельзя разбить при помощи магии. И по той же причине он прочно стоит на своем месте до сих пор. Поврежденный, перекошенный, но - стоит…
        Что ж, сегодня все изменится. Прищурившись, Чжао-цзы смотрел на сверкающие каменья. Разрушить трон ему помогут громовые шары, которые уже проложили дорогу в нижнюю подземную залу. Запертый в железных снарядах чжэн-тань-лэй - «сотрясающий небо гром» - разнес стены, укрепленные магией, и он же вызволит магический кристалл из алмазного плена.
        Даже если взрыв отколет от трона хотя бы один самоцвет, древняя магия вырвется наружу и довершит остальное.
        Чжао-цзы, во всяком случае, очень на это рассчитывал. Да, он не может унести по Тропе Диюйя трон, вросший в основание залы, но, взорвав трон, он сможет взять ту его часть, которая ему нужна.
        За сохранность древнего артефакта Чжао-цзы не опасался: ничто в этом мире не способно повредить оболочку, покрывавшую останки Яньвана. И вряд ли взрыв тэ-хо-пао нанесет им ущерб. А впрочем…
        Если даже прозрачный кокон-саркофаг треснет или расколется, по большому счету ничего страшного не произойдет. Разве что до спрятанной в нем силы будет проще добраться.
        Чжао-цзы распорядился вкатить под трон все оставшиеся снаряды-пао.
        Готово… Еще немного - и он станет обладателем не двух, а трех Костей. Для обретения полного могущества и власти над самой смертью останется добыть еще три.
        Момент был торжественный и волнующий. В необъятной зале горели бесчисленные колдовские огни, их свет многократно отражался алмазными гранями. Все взоры были обращены к трону и к Костям Яньвана.
        Тропу Диюйя, открывшуюся сзади, не заметил никто из «лесных демонов». Чжао-цзы тоже не мог ее ни увидеть, ни, тем более, услышать.
        Он почуял чужую Тропу спиной.
        - К бою! - приказал Чжао-цзы.
        Разворачиваясь на месте, вскидывая руки и творя боевую волшбу.

«Демоны» расступились, чтобы не попасть под магический Удар.
        Лучник, уцелевший во время стычки у входа в подвал и теперь прикрывавший узкую лестницу, натянул тетиву. Острие стрелы было направлено на Тропу.
        Она зияла в стене напротив. Рваная прореха, залитая чернотой, сквозь которую едва пробивались разноцветные проблески… Из ее глубин приближался враг.
        Чжао-цзы отчетливо ощутил это. Враг, правда, прятал свою силу. Враг до последнего момента старался оставаться незаметным. Враг казался слабым и беспомощным. Но это, конечно же, всего лишь уловка, хитрость, рассчитанная на то, чтобы подобраться поближе и не дать себя обнаружить.
        Чжао-цзы ударил ровно в тот момент, когда враг покидал Тропу. Силой всех трех Костей, имевшихся в его распоряжении, и всей своей силой.
        Сейчас первый удар значил многое - пусть даже удар не смертельный. Пусть - ошеломляющий и оглушающий. Главное - сбить боевые заклинания противника и разрушить его щит. Главное - смять то, что он заготовил и с чем идет в атаку. А уж потом не составит большого труда добить его самого.
        В воздухе перед ладонями Чжао-цзы возникло и завертелось веретено размытого бирюзового пламени. Краткое слово. Взмах руками…
        Тугой моток холодных огненных языков цвета морской волны, намотанных на невидимую ось, сорвался с его пальцев. Устремился к Тропе.
        Это не простая магия. Это - магия с сюрпризом, к помощи которой Чжао-цзы не прибегал даже в битве за Великую Стену. Которую он специально приберег напоследок. Хитрая, коварная магия… Ее удар будет тем сильнее, чем большую силу несет в себе враг. И неважно, использует ли он эту силу в открытую или утаивает ее до поры до времени.
        Закрученное веретено колдовского пламени вонзилось в вываливающегося из мрака…
        Стоп! В вываливающуюся из мрака! В…
        В ведьму! Это была она! Голая варварка с вросшими в бока руками, сросшимися ногами и прилипшим к нёбу языком. Проклятая ведьма была еще жива, и в ней еще теплилась колдовская сила, которую не успела пожрать Стена. И которую почуял Чжао-цзы.
        Но силы в ней оставалось немного. Совсем чуть-чуть.
        Вращающееся веретено подхватило жертву, крутнуло в воздухе и, не обнаружив в ней ничего угрожающего, небрежно отбросило с Тропы. А само рассеялось с негромким хлопком.
        Такой удар - и впустую! Чжао-цзы едва не утратил привычную сдержанность и чуть не взвыл от разочарования.
        Но где же колдун?! Где проклятый маг западного края?!
        Где он, если Тропа Диюйя первой выплюнула ведьму?
        Маг вышел вторым. Сразу за колдуньей.
        Он попросту использовал ее как щит.
        Глава 14
        Прежде чем покинуть Темную Тропу самому, Угрим сбросил с плеча Арину и без лишних церемоний, словно тряпичную куклу, швырнул гречанку перед собой.
        Тропа тут же подхватила безжизненное тело, понесла его вперед. Быстрее, быстрее…
        Вышвырнула наружу.
        Какая-то сила - внешняя уже, не сила Тропы - рванула Арину из искрящегося мрака, отбросила куда-то вправо.
        Тимофей увидел тусклую вспышку на выходе. Похоже на боевую магию…
        Часть рассеивающейся уже чужой силы беззвучно ударила по Тропе. Навий мрак смягчил удар, но не погасил его полностью.
        Ощутимо колыхнулись пол и своды. Угрима бросило на прогнувшуюся упругую стену черного коридора. Тимофей тоже едва устоял на ногах. Шатнуло тех, кто шел по Тропе сзади.
        Но основной удар, конечно, пришелся по Арине.

«Угрим ждал нападения, - понял Тимофей. - Князь прикрылся бывшей супругой».
        А в следующий миг Угрим уже сходил с колдовского пути.
        Ханьская стрела, промелькнувшая перед его головой, вильнула в сторону. Одной стрелой сильного чародея не достать…
        Князь выписывал руками магические знаки. Мерцали Черные Кости, которые нес Тимофей. Один кристалл пульсировал и наливался багрово-красным цветом, второй окрашивался в бледно-синий, третий переливался темно-зеленым. Кости делились с князем скрытой в них силой.
        И князь наносил ответный удар.
        Тимофей выскочил с Тропы сразу же вслед за Угримом. И успел увидеть…
        Так много всего успел увидеть, что даже закралось подозрение: а не обошлось ли тут без штучек со временем? Князь такое умеет. Хотя это могли быть также и проделки ханьца, стремившегося выгадать лишние мгновения, чтобы оценить обстановку и выбрать наиболее подходящую волшбу для магического противоборства.
        Темная Тропа вывела их в тронную залу Кощея.
        Огромное помещение освещали яркие всполохи растворенных в воздухе колдовских огней. Под стеной справа неподвижно лежала Арина. На стене - красные пятна. Да и сама Арина - в крови. Видать, хорошенько ее приложило.
        По обе стороны от адамантового трона, высившегося в центре залы, стояли желтолицые бесермены. Двое держали Феодорлиха и Огадая. Пока еще живых. Но…
        Руки императора и хана - связаны. На плечах пленников поблескивали тяжелые железные ошейники с веревочными хвостами.
        Тимофей видел уже такое ожерелье и знал, для чего оно предназначено. Выдвижные ножи-зубья, спрятанные в плоских металлических кольцах, срежут человеку голову так же легко, как срубает травинку хорошо отточенный клинок.
        На покосившемся троне, как и прежде, восседало черное ссохшееся тулово без рук, без ног и без головы. Тулово навьей твари, заключенное в прозрачное граненое яйцо-саркофаг. Возле трона лежали еще две вмурованные в самоцветы Кости, некогда бывшие ногами Кощея. Под троном Тимофей разглядел ханьские громовые шары. Для чего они там, интересно?
        Ханьский чародей стоял спиной к трону и лицом к Угриму. Бесермен судорожно выписывал магические пассы. Но, видимо, запаздывал ханец с повторным ударом. Кости, из которых он брал силу, только-только начинали мерцать.
        А ладони Угрима уже вытянули красный, синий и зеленый потоки, идущие от колдовских самоцветов в руках Тимофея, обратили их в тугие извивающиеся жгуты и сплели единую косицу. Взмах…
        Скрученный трехцветный хлыст, выросший из дланей Угрима, резко распрямился. Выстрелил, словно хвост степного полоза. Ударил извилистой волной, непредсказуемо меняя направление.
        Князь, конечно, целил в ханьского колдуна, но попутно перерубал всех, кто оказывался на пути колдовской плети. Плеть не щадила никого. И Тимофей не переставал удивляться, как его взгляд поспевает за событиями.
        Вот, исходя дымом, развалился надвое один желтолицый воин. Вот распался на две половины второй бесермен, попытавшийся прикрыть своего господина.
        А вот кончик плетеной косицы чиркнул дымной чертой по груди Феодорлиха и глубоко - до позвоночника - рассек тело императора. А после - снес полчерепа Огадаю.
        Бесермены, державшие пленников, отшатнулись назад. Дернулись веревки, привязанные к железным ошейникам и намотанные на запястья стражей. Слетела с плеч императорская голова. Кувыркнулись, разбрызгивая мозги, остатки ханского черепа.
        Однако до вражеского колдуна трехцветная коса достать не смогла. Желтолицый чародей успел прикрыться. Ханец поставил защиту в нужный момент. Как раз там, где следовало. И именно ту защиту, какую следовало.
        В воздухе возник мерцающий жезл, соединенный паутиной пульсирующих нитей с Кощеевыми Костьми за спиной бесермена и украшенный спиралями все тех же цветов: красного, синего, зеленого. Косо висящий жезл прикрыл голову чародея, к которой устремился конец магического хлыста.
        Чмок! С влажным смачным звуком, но под россыпь искр и в струях дыма хвост трехцветной плети обмотался вокруг жезла.
        Перерубить его он не смог.
        Одинаковые цвета вошли друг в друга. Хлыст слился с жезлом.
        Князь и ханец замерли. Оба то ли старались разорвать возникшую связь, то ли, наоборот, используя ее, пытались одолеть противника. Увы, в этом противостоянии никто не смог взять вверх. Вероятно, силы были равны. Три Кости против трех Костей. Ханьская магия против волшбы Угрима…
        Но дело сейчас решали не только Кости и не одна лишь магия.
        Первые бесерменские воины без лишнего шума и криков атаковали князя. Однако с Тропы им навстречу уже высыпали татарские стрелки и имперские рыцари. Кочевники и имперцы с яростными воплями бросились на врага.
        Ага, вовсе не случайно, выходит, в числе первых жертв князя оказались Огадай и Феодорлих. И совсем, получается, неспроста князь умертвил ставших ненужными союзников сразу, пока ни татары, ни латиняне не могли этого видеть.
        Зато теперь они видели императора и хана мертвыми. И кому теперь в голову придет мысль о том, что Феодорлиха и Огадая убили не ханьцы?

* * *
        Магические удары обрушивались один за другим, почти без перерыва. Чжао-цзы бил и защищался, защищался и бил. От схлестывающихся чар стонал воздух и гудели стены древней залы. Людей, случайно попадавших под боевые заклятия, разносило в клочья.
        Но главная цель - колдун и предводитель варваров - пока был недосягаем. И Чжао-цзы снова бил, бил, бил. И защищался, защищался, защищался…
        В скоротечной изматывающей схватке трудно было выкроить время и силы для чего-то другого. А нужно было… очень нужно.
        Западные варвары сыпались с Тропы Диюйя, как бобы из стручка. Варвары что-то вопили и размахивали оружием. В воздухе свистели стрелы.
        Единственный лучник Чжао-цзы уже лежал под лестницей, пронзенный сразу двумя или тремя стрелами.
        Не сумели увернуться от вражеских стрел еще три «демона».
        - Байши, Чуньси, останетесь при мне, - распорядился Чжао-цзы. - Прикроете с флангов.

«Демон» с крюками-гоу и «демоница» с молотом-чуем замерли в боевых стойках по обе стороны от него. Остальных линь гуй Чжао-цзы бросил в бой. Всех.
        Мелькнули в воздухе дротики и отравленные метательные шипы. Упало несколько варваров. Но чужая Тропа выносила все новых и новых воинов. Живые занимали место павших.
        Завязалась рукопашная. Огибая своего колдуна с двух сторон, варвары напирали на
«демонов» Чжао-цзы. Линь гуй дрались яростно. Каждый отбивался уже от трех-четырех противников сразу. Но появлялся пятый, шестой… И, как оказалось, варварские воины тоже хорошо знали свое дело.

«Демонов» было слишком мало. Врагов - слишком много.
        Нужно было хоть как-то уравнять шансы. Нужно было любой ценой отрезать путь вражеской подмоге. Иначе исход боя решат не мастерство магов и даже не воинское искусство, а количество мечей.
        Но для того чтобы взломать чужую Тропу, потребуется много времени и немалые силы, которые сейчас нужны для другого.
        Легче было не трогать сам темный путь Диюйя, а просто закрыть выход. В тронной зале Яньвана, насквозь пропитанной магией, это было возможно. Уж на это-то у Чжао-цзы найдутся и время, и силы.

* * *
        Ханец резко вскинул руки.
        Крысий потрох! Тимофей напрягся всем телом в ожидании удара.
        Угрим быстрым движением ладоней поставил колдовской щит. Прикрыл магической защитой и себя, и Тимофея, оберегавшего Кощеевы Кости.
        Однако эта вражеская волшба была направлена не на них. Противник целил за их спины. Тимофей оглянулся.
        Яркая вспышка полыхнула перед Темной Тропой. Толстый пласт камня, смешанного с землей, поднялся из пола и закрыл навий путь. Запечатал, словно пробка. Отрезал воинов, уже успевших выйти вслед за князем, от остального отряда.
        Замуровал оставшихся в искрящемся мраке.
        Из-за стены, завалившей выход с Темной Тропы, послышались приглушенные крики. Сквозь щели между камнями начала сочиться кровь.
        Тимофей содрогнулся. Он боялся даже представить себе, что происходит с людьми, которых навий путь несет сейчас на эту непреодолимую преграду.
        Остановить движение Темной Тропы или направить его обратно сейчас было некому: Угрим находился по эту сторону завала, и князь к тому же был поглощен поединком. Так что Тропа влекла всех, кто вступил на нее, только вперед - прямо в стену, поднятую ханьской магией. А сила у колдовской Тропы немалая. И она все влекла, влекла…
        Бррр! Быть вот так раздавленным заживо, в темноте и мертвой тишине - жуткая смерть.
        Со стороны ханьца это был неожиданный ход. Но, по-видимому, в тронной зале Кощея опытный маг способен вытворять и не такое.
        Угрим все же попытался разрушить каменный торос, вздыбившийся за его спиной. Но для этого князю пришлось отвернуться от противника. Угрим чуть не пропустил удар ханьского чародея и вынужден был на полуслове оборвать незаконченную волшбу.
        Больше никаких попыток очистить дорогу для застрявших в навьем мраке воинов князь не предпринимал.
        Да и крики за завалом уже стихали. От заваленной Тропы не было никакого проку, а открыть новый темный путь ханец точно не позволил бы. Да и Угрим вряд ли рискнет снова отвлекаться от боя.

* * *
        Колдовской путь был перекрыт, подмога - отрезана. Но Тропой уже воспользовалось немало бойцов. Ханские нукеры и имперские рыцари уверенно теснили воинов вражеского мага.
        Те, правда, скакали как зайцы и крутились волчками. Ханьцы дрались отчаянно, нанося смертоносные удары с нечеловеческой ловкостью и быстротой. Но численный перевес был не на их стороне. И защищать своего колдуна им становилось все сложнее.
        Бельгутай пробился вперед. Рядом, гулко ухая из-под шлема, размахивал длинным мечом закованный в железо латник Хейдорха. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, своим тяжелым клинком он орудовал на удивление споро и рубил с такой силой, с которой способен ударить не всякий степной богатур. С прямого клинка стекала ханьская кровь. Надежный доспех пока защищал имперца от легкого оружия противника.
        Дзинь! От рыцарских лат отскочил, так и не найдя уязвимого места, небольшой дротик. От второго метательного снаряда пришлось уворачиваться уже самому Бельгутаю. Ничего - увернулся.
        Они почти добрались до вражеского колдуна. Путь к магу преграждали лишь два телохранителя. Старые знакомые, между прочим. Бельгутай узнал обоих.
        Один… вернее, одна - дева-воительница, вооруженная длинной цепью с тяжелым граненым наконечником. Намотанный на тонкую изящную руку кистень с гудением раскручивается в воздухе. Ханьская девка выбирает куда бы метнуть груз. Именно она пленила императора Хейдорха.
        В руках второго ханьца мелькают железные крюки с заточенными серпами-кастетами на рукоятях. Этот похитил Огадая.
        Бельгутаю хотелось бы посчитаться с ним в первую очередь, но дело пришлось иметь с ханьской девкой. Она напала на него первой. Воин, вооруженный крюками, атаковал латника-имперца.
        Ладно, пусть так. Пока…
        Плохо было то, что цепь - длиннее сабли и позволяет наносить удары издали. Зато после стычки на темном холме Бельгутай знал, чего ждать от коварного оружия ханьцев и чего следует опасаться.
        Взмах, бросок - и заостренная гирька полетела в ноги. Его хотели стреножить и повалить, как необъезженного жеребца.
        Не выйдет! Бельгутай подпрыгнул. Цепь звякнула об пол. Ханьская девка резко, словно подсекая попавшую на крючок рыбу, дернула свое оружие назад. Не поймала, не зацепила.
        Отступила на пару шажков…
        А Бельгутай - приблизился на шаг.
        Она перехватила цепь свободной рукой. Крутнула над головой снова.
        Где-то рядом звякнули о меч ханьские крючья. Послышался противный скрежет металла о металл. И снова - звон.
        Бельгутай не успел повернуться и посмотреть, как обстоят дела у союзника-имперца: девка опять хлестнула кистенем. На этот раз - поверху. И - наискось.
        Подставлять под такие удары саблю - глупо. А уж тем более - руку или голову.
        Бельгутай пригнулся. Но, видимо, теперь он действовал не столь расторопно. Увесистый грузик на конце цепи ощутимо ударил по наплечной пластине куяка. К счастью, ханьское оружие задело его вскользь.
        Бельгутай перекатился через спину, следя за тем, чтобы не запутаться в длинной цепи. Вскочил на ноги. Оказался еще ближе к ханьской девке и к ханьскому магу.
        И снова - удар. На этот раз пришлось отскочить назад. Но для того лишь, чтобы…
        Тяжелый граненый наконечник мелькнув перед глазами, врезался в пол и поднял облачко пыли.
        Бельгутай опередил врага на долю мгновения. Наскочил на цепь. Удержался, когда ее попытались вырвать из-под ноги. Прижал второй ногой, заставляя ханьскую девку пригнуться и напрячься всем телом…
        И - еще один прыжок.
        В тот самый момент, когда она повторно рванула свое оружие. С еще большей силой.
        Цепь взвилась в воздух. Девка, потеряв равновесие, подалась назад и едва не упала на спину. Перехватить кистень и ударить снова она в этот раз не успела. Расстояние резко сократилось. Сабля Бельгутая дотянулась-таки до длинной красивой шеи.
        Рубить или не рубить женщину - такого вопроса перед ним не стояло. Если перед тобой опасный враг, выбор невелик: или убивать или быть убитым самому. И совершенно не важно, есть ли у врага женская грудь или нет.
        Она пыталась драться даже с рассеченным горлом, даже захлебываясь собственной кровью. Впрочем, двигалась ханьская девка уже не так проворно. И - совсем недолго.
        Рядом все еще сражался богатур Хейдорха. Маленький шустрый ханец, бившийся без доспехов, наверное, смог бы одолеть его, если бы обладал свободой маневра. Но ханец в первую очередь старался не пропустить врага к своему господину. И это обстоятельство заметно сковывало его движения.
        Вот и сейчас вместо того, чтобы уклониться от сокрушительного удара, как Бельгутай уворачивался от железной гирьки на цепи, он остался стоять на месте. Только прикрылся своими железными крюками.
        Но меч, обрушившийся сверху, был слишком тяжел, а удар имперского воина - слишком силен. Крючья, захватив клинок, не смогли ни остановить его, ни отвести в сторону, ни вырвать, ни переломить. Острие меча рассекло ханьцу левую руку от плеча до локтя.
        Один крюк упал на пол. Зато вторым раненый ханец умудрился подцепить противника за ногу.
        Рывок… Закованный в железо латник с грохотом рухнул навзничь.
        Впрочем, больше ничего ханец сделать не успел: к нему уже подскочил Бельгутай. А раненых врагов он добивал столь же хладнокровно, как и женщин с оружием. Особенно если раненые все еще оставались опасными.
        Ханьский крюк попытался поймать юркую саблю. Но одного крюка для этого, было недостаточно.
        Секущий удар. Кровавый фонтан…
        Все! Теперь путь к ханьскому чародею свободен. До огромного, сияющего алмазным блеском трона и стоящей подле него фигуры в зеленом плаще и островерхой круглой шляпе оставалось всего ничего.

* * *
        Угрим нанес свой удар как раз в тот момент, когда противник отвлекся на Бельгутая. Тимофей видел, как ханец простер руку к нойону, но так и не успел завершить волшбу.
        Целый сноп огненных копий, словно сброшенная сверху воротная решетка, накрыл ханьского чародея. Копья царапнули пол, оставив перед Кощеевым троном косые дымящиеся росчерки.
        Пол сморщился, как кожа старухи. В нескольких местах в каменных плитах появились глубокие рваные борозды, похожие на следы от когтистой лапы. Причем в канавах, процарапанных колдовскими когтями, запросто смог бы укрыться человек.
        Труп ханьской девы-воительницы, которую едва смог одолеть Бельгутай, размазало в кровавую кашу. По всей зале разлетелись звенья порванной цепи от ее кистеня. В бесформенное месиво железа и плоти превратило тяжеловооруженного латинянского рыцаря и свалившего его ханьца, также попавшего под саблю Бельгутая. Татарский нойон, правда, успел вовремя отскочить в сторону.
        Отшвырнуло в разные стороны оба лежавших у трона магических кристалла. Один самоцвет, сверкнув гранеными боками, закатился в глубокую канавку.
        Далеко - к лестнице - отбросило и желтолицего чародея. Отбросило, но не убило. И даже, кажется, не поранило всерьез.
        Вражеский маг сразу вскочил на ноги. Правда, теперь он был без шляпы, а его длинный зеленый плащ зиял прорехами и дымился.
        Бормоча неразборчивую скороговорку, чародей крутнулся на месте. Взмахнул обеими руками. Широкие рукава и длинные полы плаща описали круг.
        Волна рассеянной боевой магии ударила по всей зале.
        Противник бил неприцельно, не выбирая жертв, не отделяя немногих еще оставшихся в живых своих воинов от чужих.
        Зато он бил сильно и быстро.

* * *
        Проклятье! Трижды проклятье! Девятижды!
        Нечеловеческим усилием воли Чжао-цзы не позволил себе утратить самоконтроль.
        Он только что чуть не погиб! Лишь сотворенное в последний миг защитное заклинание позволило ему уцелеть между копий-когтей, разодравших пространство.
        Защита вовремя выпихнула его из опасного места, и он очутился у лестницы, ведущей наверх. Правда, при этом Чжао-цзы на время утратил связь с кристаллами Силы и лишился их бесценной подпитки.
        А к нему уже бежали вражеские воины, смявшие «лесных демонов». Ну, или почти смявшие. Ближе всех снова оказался упрямый кочевник, сразивший Чуньси и Байши.
        Выбора не оставалось. Чжао-цзы сделал то, что было еще в его силах и на что не требовалось много времени и магической энергии.
        Варваров было много, «демонов» - мало. Так что можно было не жалеть никого.
        Чжао-цзы не стал использовать сложные смертоносные заклятия направленного действия и наводить чары на конкретных жертв. Он даже не стал никого убивать.
        Он ограничился тем, что попроще и побыстрее. Круговым парализующим и останавливающим ударом, наносимым вслепую. Такое заклятие заденет любого человека, который находится в сознании. Любого обычного человека. Опытному магу оно, конечно, не навредит. Да и не очень опытному тоже. Но среди варваров был сейчас лишь один человек, разбирающийся в магии.
        И надо было сделать так, чтобы остальные больше не вмешивались в их поединок.

* * *
        Бельгутай воздал хвалу Великому Тэнгри. Повезло: ему чудом удалось выскользнуть из-под мощного магического удара Угрима. Окажись он чуть ближе к ханьскому чародею, урусская волшба превратила бы его в фарш, как девку с кистенем, как вражеского воина, вооруженного боевыми крюками, и как латника Хейдорха.
        Но он уцелел.
        Ханьский маг, впрочем, тоже. Значит, битва еще не закончена.
        Бельгутай снова атаковал противника. Он подбежал к вражескому колдуну первым. Он уже почти добрался до него.
        Еще пара прыжков.
        И - еще один.
        Взмах саблей и…
        Маг резко крутнулся на месте. Зеленый плащ - весь в дымящихся прорехах - мелькнул перед лицом Бельгутая.
        В нос ударил запах горького дыма. Воздух вдруг сгустился, уплотнился…
        Под доспехи кольнули десятки невидимых стрел, безошибочно отыскавших на теле Бельгутая самые чувствительные точки. Нет, колдовские стрелы не навредили, не искалечили и не поранили его. Они лишь причиняли боль и держали его лучше любых пут и оков.
        Невыносимая боль остановила и сковала Бельгутая.
        Потом боль ушла. И он вовсе перестал что-либо чувствовать. Он больше не ощущал своего собственного тела.
        Пальцы судорожно вцепились в сабельную рукоять, но занесенный над головой ханьца клинок уже не мог опуститься.
        И сам Бельгутай был не в состоянии двигаться. Вообще. Никак.
        Невидимые колдовские стрелы, пронзившие его насквозь, не позволяли даже упасть. Непонятным образом они удерживали тело пригвожденным к воздуху. Бельгутай как бежал, так и застыл на месте.
        Голова при этом оставалась ясной. Все происходящее вокруг воспринималось с непривычной четкостью. Вот только сделать Бельгутай уже ничего не мог.

* * *
        Люди, находившиеся в зале, словно прилипли каждый к своему месту. Застыли все - и последние остававшиеся в живых ханьцы, и татарские воины, и латиняне.
        От воздействия вражеской волшбы убереглись разве что мертвецы да Угрим с Тимофеем, заслоненные колдовским щитом.
        Угрим нанес свой удар. Противник не столько прикрылся, сколько уклонился от сверкнувшей в воздухе ветвистой молнии. За спиной ханьца задымились пол, лестница, и стена. Бесермена ударила сзади откатившаяся волна остаточной волшбы. Чародея заметно шатнуло. Видимо, защита у него в этот раз была совсем плохонькой.
        Ответный выпад врага тоже не шибко впечатлил: Угрим легко отвел в сторону небольшой шипящий огненный шар, устремившийся к князю по предсказуемой прямой траектории.
        Интересно, почему вдруг так ослабла вражеская магия? Тимофей огляделся. Ага, вот в чем дело…
        Через всю залу протянулись две серебристые нити. Отчетливо мерцая в насыщенном магическими токами воздухе, они соединяли тугой пульсацией руки желтолицего колдуна с двумя колдовскими кристаллами. С тем, который откатился от трона, но остался на виду. И с тем, что был впечатан в алмазный трон. Именно из них враг черпал сейчас силу. Но только лишь из них.
        Еще одна нить, также тянувшаяся из ладоней колдуна, слепо шарила по полу.
«Нащупывает третий самоцвет», - догадался Тимофей. Тот, который закатился в канаву возле трона. Эта тонкая вьющаяся веревочка со свободным концом пока была едва-едва различимой.
        Целиком сосредоточиться на поиске чародей не мог: ему приходилось защищаться от магических атак Угрима. Однако и вовсе отказаться от потерянного кристалла он тоже не хотел. Третья нить, извиваясь змеей, подползала все ближе и ближе к канавке с Черной Костью.
        Тимофей колебался недолго. Чародеи дрались один на один, и кристаллы Угрима охранять вроде бы уже не от кого. Зато он мог бы помочь князю иначе. Эх, была не была!
        Со всей прытью, на которую он только был способен, Тимофей рванулся из-под колдовского щита.

«Куда?!» - раздался в голове беззвучный окрик.
        Отвечать князю он не стал. Даже для мысленного ответа пришлось бы потратить время. А времени-то как раз сейчас в обрез.
        Тимофей упал в канавку прежде, чем до нее дотянулось серебристое щупальце. И раньше, чем сумел уделить ему внимание желтолицый ханец.
        Навалился на Кость. Вжался в пол, пропуская над собой волну гудящего пламени. Глубокий узкий овражек, выцарапанный в толстом земляном слое и каменных плитах, уберег его от запоздалого удара бесерменского мага. Колдовской огонь лишь опалил железные пластины и кольчужную сетку на спине. Толстый поддоспешник ослабил жар…
        - Княже! Держи! - Высунувшись из укрытия, Тимофей швырнул Угриму магический кристалл.
        Тонкая блестящая нить ханьца взметнулась к самоцвету, стремясь перехватить его в полете. Но взмах невидимого клинка, выросшего из руки Угрима, перерубил серебристую змейку. Еще не связанная с кристаллом и не налитая его силой, она не смогла противостоять удару. Отсеченный обрубок вспыхнул и осыпался на пол мелким пепельным крошевом.
        Кристалл подкатился к ногам князя. Угрим быстро огладил ладонью граненый бок, обретая власть над еще одним артефактом. Обретая еще большую силу.
        И - окончательно переламывая ход поединка.
        Пока князь бормотал новое боевое заклинание, над его головой полыхнула пара ослепительных вспышек. Яркий свет соединился в пылающий росчерк. Еще миг - и сверху, из раздвинувшегося сияющего разреза на Угрима хлынул поток гудящего пламени.
        Для любого другого это была бы верная смерть, однако княжеский колдовской щит поглотил всю огненную лаву без остатка. На глазах Тимофея бушующее пламя попросту растворилось в воздухе.
        То ли ханец поторопился с огненным заклятием, то ли магическая защита Угрима, усиленная уже не тремя, а четырьмя кристаллами, позволяла князю ни о чем не беспокоиться. Так или иначе, но бесермен ничего не добился своей эффектной волшбой.
        Угрим же…
        Заключительный слог непростого заклинания князя-волхва наконец был произнесен. Обеими руками выписан сложный пасс и…
        Лютая, невыносимая стужа - такая, что заныли зубы и кости, - вот что ощутил Тимофей, лежа в канаве. Навалившийся ледяной глыбой мороз пронизывал насквозь. Причем кое-кого, как оказалось, пронизывал в буквальном смысле.
        Крысий потрох! Тимофей увидел растущую из спины и груди ханьца иглу-сосульку. Неестественно тонкую, длинную. Прямую, как древко стрелы. Нет, уже больше - с копейное ратовище!
        По мере того как ледяная игла удлинялась, движения бесерменского чародея становились все медленнее. И вот…
        Руки ханьца, пытавшиеся вычертить защитный магический знак, замерли. Губы, читавшие заклинание, так и не договорили колдовского слова и остались полуоткрытыми. Застыли, колыхнувшись в последний раз, промороженные полы плаща.
        Стужа разливалась от того места, где стоял бесермен, по всей тронной зале. Морозная волна дошла до стен, ударила в них, взметнулась к сводам и откатилась обратно. Воздух сделался настолько холодным, что стало трудно дышать.
        Тимофей вдруг понял, почему все происходящее видится ему будто сквозь туманную дымку. Да потому, что изо рта клубится густой пар!
        Пушистый иней и тонкий прозрачный ледок покрыли пол, стены и потолок залы. Осел прихотливым узором на трупах и неподвижных человеческих фигурах, все еще стоявших на ногах. Слабое дыхание заколдованных воинов тоже было обозначено струйками пара в морозном воздухе.

* * *
        Он проиграл.
        И этот бой проиграл. И эту войну. И свою жизнь. И власть. И могущество. И вечность.
        И - все.
        Все-все-все на свете проиграл.
        Чжао-цзы понял это, как только маг западного края получил силу четвертого кристалла. Все остальное больше не имело значения.
        Дальше Чжао-цзы дрался потому лишь, что ничего другого не оставалось. Он был слишком умен, чтобы надеяться на милосердие чужака.
        Он дрался яростно, прощаясь с так и не обретенным бессмертием и готовясь встретить смерть. Мечтая лишь об одном: утащить во мрак Диюйя еще одного врага. Если не колдуна западных варваров, то хотя бы его помощника, укравшего Кость Яньвана. Ту самую Кость, которая перевесила чашу весов в этой битве.
        Посмертное проклятие - вот что он мог еще сделать.
        Но сделать этого ему, увы, не дали.
        Смерть оказалась проворнее его «лесных демонов». Смерть пришла слишком быстро. И полностью подготовиться Чжао-цзы к ней так и не успел.
        Впрочем, к такому мало кто бывает готов полностью.
        Он еще был жив и творил последнее заклинание-проклятие, когда увидел перед глазами тонкую длинную ледяную иглу. Игла росла из его груди. И холодила сзади, под левой лопаткой.
        Игла появлялась оттуда, где сердце.
        Сначала короткая, как арбалетный болт, она быстро выросла до размеров боевого шеста.
        Грудь, плечи, спина и руки занемели от холода. Отказались слушаться губы и язык.
        А потом разлившийся по жилам мороз залил все тело.
        Холод был невыносим. Такой холод сковывал сильнее парализующего заклятия. Холод небытия… Шедший и изнутри, и снаружи одновременно.
        Даже утратив подвижность, Чжао-цзы сопротивлялся неминуемой смерти. Пытался сопротивляться. Отогреваясь мыслью и волей. Без всякой надежды спастись, скорее, просто по привычке жить.
        Это привычка, от которой труднее всего отказаться. Даже на краю могилы. Да-да, особенно там.
        Чжао-цзы сопротивлялся долго. Гораздо дольше, чем смог бы продержаться на его месте обычный смертный и обычный маг. Но и он в конце концов не выдержал такого.
        Ноющее сердце, с двух сторон пронзенное острой гладкой льдинкой, не вынесло стужи. Сердце затвердело, потрескалось и лопнуло. А когда это происходит, не способен выжить даже самый сильный маг. Даже маг, почти овладевший бессмертием.
        Но не овладевший им до конца.
        Умирая, Чжао-цзы не чувствовал ни боли, ни страха, ни ненависти. Он чувствовал только нарастающий холод.
        Холод, холод, один лишь холод. Все больший и больший. Хотя холоднее, казалось, быть уже невозможно.
        Холод и тьма Диюйя принимали его в себя.

* * *
        Осторожно, не вкладывая клинка в ножны, Тимофей приблизился к вражескому магу.
        Желтое лицо стало заметно бледнее. Открытые глаза походили на крупные стеклянные бусины, вставленные в глазницы. Слой шершавой наледи покрывал все тело ханьца. Ноги были намертво вморожены в пол. Слой земли и каменные плиты под человеком-истуканом смерзлись в несокрушимый постамент. Затвердевший зеленый плащ казался прочнее стали. Тонкая, неестественно длинная сосулька, пронзившая чародея, выглядела хрупкой, однако не обламывалась под собственным весом и даже не думала таять.
        От мороза, исходившего из застывшего истукана, даже на расстоянии стыли пальцы.
        - Не трогай, - предупредил Угрим. - Даже мечом к нему не прикасайся. Приморозишься сам.
        Вот как?
        - Это лед? - спросил Тимофей, оглядывая сосульку и заиндевелое тело.
        - Лед, - кивнул Угрим. - Только не простой лед. Не обычный.

«Ясное дело, - усмехнулся про себя Тимофей. - От волшбы простого льда и не получится».
        - Лед, который холоднее смерти и крепче камня, - пояснил князь. - Только таким льдом можно было его остановить.
        Угрим скользнул взглядом по магу, обращенному в ледяную статую. Что-то похожее на уважение почудилось Тимофею в глазах и словах князя.
        - Он был очень силен, - негромко произнес Угрим. - И он уже начинал творить посмертное заклятие. Это было опасно.
        Тимофей кивнул. Он верил. Он знал.
        - Ты заточил бесермена в ледяной саркофаг, княже? Как Шестеро заточили Кощеевы останки в расплавленные адаманты?
        - Нет, Тимофей, - ответил князь. - Я просто его убил. Бесермен мертв.
        Да, похоже, так и есть: ханец не дышал. В стылом воздухе не было видно пара из его рта.
        - И теперь, надеюсь, мне уже ничего не помешает, - закончил Угрим с улыбкой.
        - Княже, а как же они… - Тимофей растерянно посмотрел на Бельгутая, стоявшего рядом с бесерменским чародеем, обвел взглядом другие неподвижные фигуры, находившиеся в зале. В основном - татары. Несколько латинян. Ну и пара-тройка ханьцев…
        Они-то все дышали. Пока. Очень слабо, едва заметно, но - дышали. А колдовство бесерменского чародея не спешило рассеиваться после его смерти. По крайней мере, здесь, в тронной зале Кощея, напитанной силой шести Черных Костей, было так.
        - Они подождут, - отмахнулся Угрим. - Разве ты не слышал: я не хочу, чтобы мне сейчас мешали.
        - Но…
        - Я сказал - подождут. - Князь повысил голос. - С ними ничего не случится. Они живы, но я не очень силен в ханьских заклятиях. А вот когда целое воссоединится, снять чары будет проще.
        Тимофей пожал плечами. Ну, раз так…
        - Помоги мне собрать Кости, Тимофей, - распорядился Угрим. - Сложи их у трона. И отойди в сторону.
        Подготовка не заняла много времени. Но вот подготовка к чему?
        Глава 15
        Некоторое время они молча стояли перед адамантовым троном. Угрим - впереди. Наслаждается торжественностью момента? Что ж, очень может быть. Тимофей держался позади князя и чуть в стороне.
        Под троном виднелись громовые шары с длинными фитилями. Зачем все-таки их закатили туда ханьцы? Тимофей понятия не имел. Возле трона аккуратно разложены пять магических кристаллов с Черными Костьми. Шестой - на троне. Ну и что дальше?
        - Нужен особый ритуал? - спросил Тимофей. - Заклинание?
        Князь покачал головой:
        - Если бы это было нужно, я бы об этом знал.
        Пальцы Угрима огладили матовые письмена на боку вплавленного в трон яйцевидного кристалла. В голосе князя появилась хрипотца. Пальцы чуть подрагивали. Угрим сильно, очень сильно волновался.
        - Здесь сказано о единении частей целого, - кивнул Угрим на древние знаки. - Больше здесь не сказано ни о чем. Значит, надо просто сложить разделенное вместе.
        Князь был прав. Наверное, был. Тимофей вспомнил надпись, которую Угрим открыл ему однажды. Дословно вспомнил. Надпись была проста и недвусмысленна. Забытые письмена, которые княжеская волшба на время обратила в знакомые буквицы, гласили:
«В твоих руках - шестая часть Силы. Знай: единение частей целого есть начало вечной жизни и вечной власти».
        Вот что начертано на магических самоцветах. Только это, и ни буквицей больше.
        - Нужно воссоединить Кости. И это все, что нужно.
        Угрим отступил от трона. Поднял с пола кристалл, в котором темнела согнутая в локте мумифицированная рука. Правая…
        Вновь шагнул к трону.
        Чуть склонился над иссохшим Кощеевым туловом, запертым в прозрачном граненом коконе. Осторожно приложил к нему кристалл с десницей навьей твари. Туда, где под толстой оболочкой виднелся ровный срез на правом плече.
        Грани кристаллов соприкоснулись. И…
        Князь убрал руки.
        Колдовской самоцвет с Кощеевой десницей остался на месте. Не упал, не скатился с трона. Один саркофаг слился с другим, притянутый неведомой силой. Два кристалла стали неотъемлемой частью друг друга.
        - Получилось! - по губам князя скользнула улыбка. Глаза Угрима загорелись нездоровым блеском.
        Вторая рука Кощея… Левая - к левому плечу. И вот уже три магических кристалла срослись воедино.
        Потом еще два - с ногами. Кристаллы плотно прилегали один к другому и складывались друг с другом легко и надежно, как избяные бревна с вырубленными опытным плотником пазами.
        Последней была голова. Ее Угрим водрузил на кощеевы останки с особой аккуратностью. Отступил на шаг…
        Замер.
        Вот и все! Тимофей тоже затаил дыхание. Свершилось. Останки Кощея собраны вместе. Все шесть самоцветов дополняли друг друга, как соты в улье. И, судя по всему, держались крепко: захочешь теперь - не оторвешь.
        Но вообще-то жутковатая картина получилась, конечно. На огромном адамантовом троне восседал маленький расчлененный трупик. Четвертованный и обезглавленный. Усохший. Потемневший. Почерневший. Смешной, жалкий и страшный одновременно.
        Отсеченные части отделяли от тулова большие - кулак поместился бы, а то и два сразу - просветы. Сухое тельце будто было небрежно собрано после палаческого эшафота и вморожено в ледяной трон.
        Ну и что?
        А ничего! Ну, то есть совершенно ничего не происходило.
        Тимофей до боли в глазах всматривался в сверкающий алмазный трон. И ничего не видел. Хотя мог ли сейчас что-либо увидеть человек, не сведущий в магии?
        Тимофей отвел глаза от трона. Вопросительно глянул на Угрима.
        Князь был хмур и бледен. Бледен настолько, что…
        - Княже? - Тимофей встревожился не на шутку.
        Князь-волхв медленно, с натугой покачал головой.
        - Что? - Тревога росла. Тимофей смотрел то на Угрима, то на трон.
        - Пустышка! - наконец хрипло выдавил князь. - Обман! Ложь!
        Тимофей понял. Князь тоже ничего не замечал, не ощущал и не чувствовал. Не исходило из сложенных воедино кристаллов никакой великой силы. Не чувствовал Угрим колдовских токов, способных дать обещанное могущество и вечную жизнь. Не было этого. Вообще ничего не было.
        Мгновение, два или три - тишина. А потом…
        Шуршание. Слабый хруст.
        Или…
        Снова - хруст. Погромче.
        Или все же было?
        Да! Было!
        Х-х-хруст!
        Теперь звук был отчетливый, громкий и протяжный, будто раскалывается лед над ворочающимися речными водами. Звук исходил от трона.
        Лед? Трон? Хруст? И…
        Звон-н-н…
        Ох, какой это был звон! Звенело все вокруг, звенело в ушах, звенело в голове тоже.
        По граненой поверхности магических самоцветов пошли трещины. Кристаллы, невесть сколько веков и тысячелетий хранившие в себе Кощееву плоть, лопались один за другим. Кристаллы взрывались, как татарские громовые шары. Только разве что без вспышек и дыма.
        Крупные осколки разлетались вверх и в стороны. Тимофей подался вперед, прикрывая щитом себя и князя. В щит глухо стукнуло, сильный толчок едва не сшиб его с ног. Что-то вскользь чиркнуло о шелом. Но прозрачные осколки оказались не самым страшным.
        Между князем и троном вдруг возникла темная колдовская дуга. Крысий потрох! Тимофей не верил своим глазам. Ведь Угрим не творил волшбы. Значит, эта волшба шла не от него.
        От трона!
        Странная дуга скрутилась узлом, взбухла, помутнела, налилась черным, раздалась в размерах, сгустилась над Кощеевыми останками, будто грозовая туча. Последнее, что смог разглядеть Тимофей, - как Кости, высвобожденные из многовекового плена, сливаются друг с другом. Руки и ноги, прирастающие к крохотному тельцу. Маленькая голова, занимающая свое место на тонкой шее, над узкими плечами…
        Голова чуть качнулась. Согнутые руки и ноги распрямились.
        Сплошная чернильная пелена окончательно закрыла алмазный трон. Однако выступавшая из черноты жирная, извивающаяся, как червь, пуповина все еще связывала его с…
        Угрим закричал. Никогда еще он не кричал ТАК. На памяти Тимофея точно - никогда.

…с князем!
        Вскрик был пронзительным, громким, но коротким.
        Потом…

«Тимо!..» - пронеслось в голове и оборвалось. Его попытались позвать без слов. А уже в следующее мгновение князь корчился на полу. Слабый-слабый, едва различимый хрип - вот и все, на что он был сейчас способен.
        - Княже?!
        Угрим дернулся. Отчаянно и судорожно. Стараясь вырваться.
        Не смог.
        Черная дуга присосалась к нему гигантской пиявкой.
        Князь царапал землю у подножия трона и грыз край собственного корзно, случайно попавший на лицо.
        - Княже?! - ужаснулся Тимофей.
        Нет ответа. И не могло быть.
        Князь умирал, причем умирал в жутких, нечеловеческих муках. Нет, хуже, чем просто умирал. С князем творилось что-то по-настоящему неладное. Хотя с князем ли?!
        Облик Угрима разительно менялся.
        Князь усыхал с каждым мигом.
        Впадали щеки, выпадали волосы. Истончались пальцы, руки и ноги. Плоть исчезала буквально на глазах. Кожа сохла и прилипала к костям. Кости росли наоборот - сами в себя, уменьшались, съеживались. Одежда - не боевые доспехи даже (их на Угриме сейчас не было), а обычная княжеская одежда - становилась слишком тяжела и велика для извивающегося в агонии человека. Человек… то, что оставалось от человека, уже попросту терялось в ней.
        Тимофей попытался разорвать черную пульсирующую нить. Руки поочередно обдало жаром и холодом. Вроде несильным, вроде терпимым. Но с ладоней прахом осыпались боевые перчатки.
        Он рубанул по колдовской пуповине мечом. Меч изогнуло спиралью. Сталь размякла, как глина. Клинок обвис на рукояти.
        Тимофей цепенел, глядя на бьющееся в беззвучной трясучке тело. Как помочь? Чем помочь? И есть ли уже смысл помогать?
        Что делать и с кем драться?
        Еще мгновение, еще одно… Вместо крепкого кряжистого князя перед Тимофеем лежит сухое, сморщившееся и нескладное тело старика-отрока. И еще пара мгновений… Старика-ребенка. И еще… Старика-младенца, запеленатого в алое корзно.
        Все! Угрим высох окончательно. Под тяжелой плотной тканью в последний раз дернулась тонкая цыплячья нога. Выпросталась из путаных складок рука-хворостина. Повернулся к Тимофею череп, обтянутый черной пергаментной кожей. Скалящий мелкие, как у хорька, зубки. Глядящий пустыми провалами иссохших глазниц.
        Больше Угрим не шевелился. И больше Угримом, прежним Угримом Ищерским, он не был. То, что видел перед собой Тимофей, походило, скорее, на…
        На Кощеевы останки это походило, вот на что! На Черные Кости, еще не растащенные на части походило.
        Тимофей медленно-медленно повернул голову к трону. Колдовство рассеивалось. Темная мутная пелена опадала и растекалась.
        Выложенный из адамантов трон был занят. И вовсе не безжизненными останками. Черные мощи обрели жизнь. Нет, не так. Кощеевы Кости через колдовскую дугу-пиявку попросту высосали ее из Угрима, самого князя обратив в свое подобие.
        Произошедший обмен явно был не в пользу волхва.

* * *
        На троне сидел высокий худощавый человек. Хотя какой там человек! Тимофей прекрасно знал, что это не так. Такая худоба не свойственна людям.
        Однако по сравнению с тем, что было раньше, Кощей теперь казался румяным, упитанным молодцем. Да, по сравнению с тем, что было…
        Мумифицированные останки напитались чужой силой и жизнью, раздались до нормальных размеров, обросли кое-какой плотью. Ребра, ключицы и лопатки уже не выпирали наружу, как прежде. Разогнувшиеся руки и ноги не казались сухими, ломкими ветками, а когтистые пальцы - длинными, острыми сучками. Не топорщились суставы. Живот не лип к позвоночнику. Срам не укрывался в провале тазовых костей.
        На голове (да, сейчас это была именно голова, а не едва прикрытый тонкой кожей череп) отросли волосы - черные, жесткие, довольно длинные, путаные и клочковатые. Кто бы мог подумать, что волосы способны отрастать так быстро! Впрочем, поводов удивляться и без того было предостаточно.
        Там, где прежде скалилась безгубая пасть, теперь на тонких бледных губах, словно приклеенная, застыла кривая усмешка. Из треугольного провала и сморщенного комочка плоти появился нос с отчетливой горбинкой. В глубоких впадинах глазниц поблескивали холодные, но вполне живые глаза, похожие на осколки адамантов. Кожа больше не была абсолютно черной и не казалась сухой и хрупкой. Она, правда, осталась довольно темной, но обрела упругость и прочность, а кое-где даже слегка залоснилась.
        - Крысий потрох! - прошептал непослушными губами Тимофей.
        Кощей повернулся к нему. Больно кольнул стылый взгляд чужих и чуждых глаз. Словно ледяным копьем пробили лоб.
        В голове возникло неприятное ощущение. Будто кто-то бесцеремонно влез туда и теперь копошится, перебирая, как старый хлам, мысли и воспоминания Тимофея.
        Нечто подобное он испытывал, когда попал под власть чар Арины Никейской. Очень, очень, очень паршивое было ощущение. Впрочем, все продолжалось недолго. Началось - и сразу прошло. Только осталось едва уловимое ощущение чужого присутствия. Кто-то или что-то засело внутри Тимофея и получило возможность по желанию Кощея контролировать его помыслы. Кощеево око и Кощеево ухо в его собственной голове - вот, что это было.
        От такого соглядатая, наверное, трудно будет избавиться. Если вообще возможно.
        - Ну, здравствуй… - Улыбка навьей твари стала шире. Тимофей рассмотрел зубы - крупные, крепкие, не чета тем зубчикам, что торчали из Кощеевой пасти раньше. - Здравствуй… Слуга!
        Негромкий голос казался Тимофею странно знакомым. Точно! Тварь получила не только жизнь Угрима. Она взяла также его язык и его манеру разговаривать.
        - Я не слуга тебе! - сглотнул Тимофей.
        - Ош-ш-шибаеш-ш-шься… - прошипел Кощей.
        Тимофей обратил внимание на то, что изо рта навьей твари не идет пар. А ведь в тронной зале все промерзло насквозь. Либо дыхание Кощея было холоднее, чем воздух вокруг, либо он не дышал вообще. У самого Тимофея пар валил клубами, а тело бил озноб. Впрочем, знобить его сейчас могло не только от холода. И даже, пожалуй, не столько.
        - Ты - слуга… Мой слуга… Мой новый старый слуга… В этом мире… В этом мире сейчас… В этом мире теперь… Каждому господину нужен… Верный слуга нужен… Ты верен… Я знаю…
        Кощей говорил не очень понятно, медленно, с долгими паузами, словно приноравливаясь к только что обретенной чужой речи и незнакомому языку. Но осваивался он быстро. С каждой фразой паузы становились короче, слова - более связными, речь - четкой. И вот…
        - Ты будешь служить мне, ибо отныне я твой князь, - твердо и без запинки произнес Кощей.
        Тимофей слушал и не верил собственным ушам. Точно: закрой он сейчас глаза - не отличил бы голос Кощея от голоса Угрима. Один и тот же голос! Но только голос. Все остальное - другое. Не Угрим Ищерский разговаривает сейчас с ним, а тварь иного мира.
        - Ты давал клятву служить, - продолжал Кощей голосом князя-волхва. - Ты трижды сказал «да».
        Тимофей яростно тряхнул головой:
        - Я дал клятву Угриму!
        - Ему? В самом деле?
        Насмешливая улыбка Кощея или, быть может, магия навьей твари пробудила воспоминания. В голове прояснилось. Тимофей отчетливо вспомнил тот разговор с Угримом. Те вопросы и те ответы. Князь спрашивал тогда, готов ли он. Готов ли служить…

« - Готов ли служить мне, и только мне, Тимофей? - спрашивал его князь. - Что скажет твое сердце?
        - Да, готов, - отвечал он. - Я был верен тебе до сего дня и буду верно служить впредь.
        - Служить МНЕ? Служить всегда и во всем? Служить, невзирая ни на что? Служить, не препятствуя и не причиняя мне вреда? Подумай, прежде чем дать ответ. Сказанное сейчас свяжет тебя сильнее, чем все прежние клятвы. Сейчас ты либо переступишь порог сокрытого Знания, либо останешься в счастливом неведении.
        - Да, служить тебе. Всегда. Во всем. Ни на что невзирая. Не препятствуя и не причиняя тебе вреда. Даю в том слово.
        - Ты уверен?
        - Да…»
        Он сказал «да». Трижды сказал. Все верно, все так и было! Но именно так, как он помнил, и никак иначе!
        - Я дал клятву Угриму, - вновь упрямо пробормотал Тимофей.
        Кощей покачал головой:
        - Тебе кажется так, но это не значит, что так было.
        - Было так!
        Голова навьей твари снова качнулась из стороны в сторону. С губ Кощея не сходила улыбка.
        - Ты считал, что говоришь со своим князем, но откуда тебе было знать, кто в тот момент разговаривал с тобой его устами?
        - Не путай меня! - Тимофей тряхнул головой. - Я говорил с Угримом, и Угрим говорил со мной! У князя в тот момент была своя голова на плечах!
        - На плечах - да. Но моя голова была под его плечами. В нем. На его спине. В его горбу. К тому времени она уже владела им полностью. Мои мысли были в его голове, и мои слова - в его словах.
        Разве такое возможно? А собственно, почему нет? Тимофей сам ведь попадал под чары Арины. Так с чего он взял, что чего-то похожего не могло случиться с Угримом. На всякого хитреца найдется своя хитрость. На всякого чародея - свое чародейство.
        - Я говорил его речами. Я управлял его деяниями и его поступками. Но это стало возможным еще и потому, что с самого начала мы с ним во многом были похожи.

«С самого начала? - билось в голове Тимофея. - С самого? Начала?»
        - Твой князь больше, чем кто-либо другой, подходил для моих замыслов. Поэтому я и выбрал его. Еще там, в северных землях, на дне провала. Когда твой князь был отроком. Когда он не прошел испытание Шамана-Хранителя своего племени.
        Вот оно что. Вот оно как…
        - Потом мы с ним долго были едины. Это еще больше усиливало нашу схожесть. Вернее, это делало его похожим на меня. Я помогал Угриму, я вел его к цели. К нашей общей цели. Чтобы позже он помог мне. Поэтому именно он стал ищерским князем. Именно он отыскал мою тронную залу. И именно он собрал воедино части меня. Но теперь князь сослужил свою службу. И мне нужны новые слуги. А ты - хороший, преданный, проверенный слуга. Поэтому убивать тебя я не буду. Полезным людям я позволяю жить. Во всяком случае, до тех пор, пока они не становятся бесполезными.
        Тимофей молчал, осмысливая услышанное. А ведь Угрим действительно искал Черные Кости с той же одержимостью, с какой делал бы это сам Кощей. И в итоге князь оказался успешнее прочих искателей.
        Кощеевы глаза смотрели на него не моргая.
        - Ну? Теперь ты понимаешь, что у тебя нет выбора? Что ты обречен служить тому, кому дал слово служить?
        Тимофей отступил на шаг:
        - Даже если это так, я беру свое слово обратно.
        - Э-э-э, нет, - качнул головой Кощей. - Сказанного слова не запихнуть назад в глотку. Особенно если это слово верности. Особенно если это слово дано мне. Нужно быть осмотрительнее в своих словах и клятвах. Никогда, слышишь, никогда нельзя клясться кому-либо или чему-либо служить во всем. Со временем многое может открыться. И многое может измениться. Со временем служба может оказаться совсем не той, на какую ты рассчитывал. Так что лучше вообще никому не обещать никакой службы. Впрочем, тебя этот совет уже не касается. Ты уже сказал свое слово. И что-то менять для тебя слишком поздно.
        - А вот это мы сейчас увидим! - процедил Тимофей.
        Клятва? Плевать на клятву! Слово? Плевать на слово! Трижды сказанное «да»? Да хоть тридцать раз по трижды! Все равно! Пле-вать!
        Его скрученный спиралью меч был сейчас бесполезен. Но вокруг полно другого оружия. Тимофей бросился к длинному латинянскому мечу, валявшемуся неподалеку.
        Говорят, Кощей бессмертен и его невозможно убить. Но Тимофею сейчас было плевать и на то, что говорят.
        Это казалось безумием. Никчемной глупостью и полнейшим безрассудством. Любой чародей средней руки наверняка опередил бы его и легко остановил бы боевым заклинанием, а Кощей был явно не из середнячков. И все же он не сотворил даже простенькой защитной волшбы.
        Кощей неподвижно сидел на троне и улыбался в лицо Тимофею.
        Тимофей поднял меч, шагнул вперед.

«Сдохни, тварь! Или убей меня!»
        А Кощей все улыбался. Не колдовал.
        Однако проверить, так ли уж неуязвима для боевой стали навья плоть, Тимофею не удалось. Жгучая боль, хлынувшая откуда-то изнутри, вдруг пронзила правую руку и разлилась по телу.
        Ладонь, сжимающая рукоять меча, разжалась. Онемевшие пальцы распрямились. Меч выпал. Сознание помутилось.

* * *
        Тимофей обнаружил себя лежащим на полу. Эхо его вопля еще металось по тронной зале. Левая рука обхватила правую.
        Боль уходила медленно, тугими нервными толчками. А когда наконец она ушла, остались странное оцепенение в мышцах и пустота в голове. Тимофей не мог шевельнуть даже пальцем. И уже было ясно: ЭТО будет проходить дольше. Гораздо дольше, чем первая волна боли.
        - Это не моя магия, - вновь раздался голос Кощея, так похожий на голос Угрима. - Это твое слово верности. Ты не сможешь поднять на меня руку. И ты будешь служить мне во всем. Как обещал.
        Это был не вопрос. Это было утверждение.
        Тимофей застонал сквозь стиснутые зубы. Неужели правда? Неужели все, что рассказывает ему тварь, правда? Но как?! Но почему?! В голове ТАКОЕ не укладывалось!
        Быть может, его мысли были услышаны. Быть может, нет.
        Но ответ был получен.
        - Кровь твоего князя-колдуна, живая, сильная кровь, согревала меня даже через это…
        - Кощей поднял осколок лопнувшего кристалла, застрявший между адамантами трона. Задумчиво повертел его в руках.
        Прозрачный обломок разрушенного саркофага заиграл разноцветными бликами в надколотых гранях. Сейчас даже не верилось, что останки Кощея когда-то помещались внутри этих самоцветов.
        - Конечно, даже такая кровь не могла пробудить меня сразу и полностью, - продолжал Кощей, - но мои помыслы и мои чаяния постепенно мешались с ней. И времени у нас с Угримом было много. А достичь единения в стремлении к общей цели не так уж и сложно. И в конце концов настал момент, когда в крови князя запульсировали мои токи, моя воля и моя сила.

«А вот это ложь! - подумал Тимофей. - Если бы сила Кости высвободилась, посвященные чародеи рано или поздно узнали бы, что кроется в горбу Угрима. И первой из узнавших это была бы его супруга-ворожея!»
        Прозвучал ответ и на эту невысказанную вслух мысль.
        - Князь не черпал мою силу и не пользовался моей магией так грубо, как делают это чародеи твоего мира. Моя магия просачивалась в него сама, понемногу, из года в год, из века в век. Собственно, иначе и быть не могло: меня держали слишком крепкие оковы.
        Тимофей слушал, не зная, верить услышанному или нет. А впрочем, какой смысл Кощею его обманывать. Сейчас - какой?
        - Та малость, которая едва-едва пробивалась сквозь кристалл, заключенный в горбу Угрима, - слишком тонкая материя для человеческого восприятия. Вашим магам это трудно распознать. Даже твой князь не почувствовал, что начал следовать не своей, а чужой воле. Даже чародейка, делившая с ним ложе, ничего не заподозрила.

«Тебе здорово повезло, тварь!» - с тоской подумал Тимофей.
        - Дело не в везении, - ничуть не смутился Кощей. Да, он, определенно, читал его мысли. Причем без видимых усилий.
        Наверняка, навья тварь могла бы и мысленно отвечать Тимофею. Но после вынужденного длительного молчания ей, похоже, просто нравилось говорить вслух. - Случившееся должно было произойти рано или поздно.
        Кощей бросил осколок прозрачного саркофага к ногам Тимофея. Это был крупный граненый кусок, похожий на обломок разбитой чаши. На гладкой поверхности проступали прихотливый матовый росчерк и завиток. Каждый кристалл-саркофаг был помечен такими вот колдовскими знаками - древними письменами, которые прочел, которым поверил и которым доверился Угрим.

«Должно было произойти? - Тимофей не отводил глаз от фрагмента расколотой надписи.
        - Значит, эти кристаллы не способны были дать собравшему их человеку ни бессмертия, ни могущества. И все, что было написано на них, - обман?»
        - Никакого обмана, - усмехнулся ему Кощей. - Вспомни, что было написано…
        Что ж, Тимофей хорошо помнил это. Все, до последней буквицы. Он зажмурил глаза. Магическая надпись, некогда открытая ему князем, вновь полыхала перед мысленным взором.

«В твоих руках - шестая часть Силы. Знай: единение частей целого есть начало вечной жизни и вечной власти». Вот как читалась та лживая надпись! Вот что показал ему князь.
        - Твой князь ошибался, - скрипуче хохотнул Кощей. - И тебя тоже ввел в заблуждение. Изначально предупреждение на кристаллах читалась иначе.
        Тимофей открыл глаза.

«Предупреждение? - не понял он. - Какое еще предупреждение? О чем? Ничего такого не было!»
        - Было, - отрезал Кощей. - Сначала - было. Но в том послании, которое тебе показали, не достает первого и последнего слова.
        Тимофей был сбит с толку.

«Но что же тогда… что было тогда написано в самом начале?!» - мысленно спросил он.
        - Закрой глаза, - велел Кощей. - Смотри. Читай.
        Тимофея снова прикрыл глаза. И почти сразу же увидел.
        Ту же надпись. И - немного другую. Дополненную. Всего лишь двумя словами.

«БОЙСЯ! В твоих руках - шестая часть Силы. Знай: единение частей целого есть начало вечной жизни и вечной власти НЕУПОКОЕННОГО».
        Ах, вот оно, значит, как! Тимофей открыл глаза. Чего теперь-то жмуриться?
        Кощей продолжал:
        - Мне оказалось не под силу изменить начертанное, но стереть два слова я все же смог. Только два. Но - на каждом из шести кристаллов.

«На каждом? Но как?!»
        - Части целого никогда не разъединяются полностью. Между ними всегда остается связь. Ты не знаешь многих законов мироздания и магических законов. Тебе этого не понять.
        Невероятно! Тимофей подозревал, конечно, о том, что Черные Кости как-то связаны друг с другом. Да что там подозревал - он знал это. Но чтобы Кости были связаны настолько… Чтобы отделенная от тела голова Кощея стирала магические символы с поверхности всех шести кристаллов? Кто бы мог подумать!
        - Ненужные слова исчезли со всех саркофагов, ибо их наносили одними и теми же заклинаниями, а я пробивал в заклинаниях одни и те же прорехи. Протирал вернее…
        Кощей испустил звук, похожий на вздох. Впрочем, полностью Тимофей в этом уверен не был.
        - Чтобы начертать предостережение, была использована сильная магия. Очень сильная. Была смешана моя сила и сила чужая. Так что сам я, в одиночку, никогда не смог бы уничтожить или изменить надпись. Но, к счастью… к моему счастью, предупреждение не остановило тех, кто жаждал большего, чем им было дано. Такие среди вас были и будут всегда. Неразумные маги надеялись, что, взяв немногое из запретного источника, они не навлекут большой беды. А может быть, они понимали, что если большая беда и придет, то это будет не скоро и беда обрушится уже не на их головы. И они брали. Понемногу. Но часто. А потом, пообвыкшись и ощутив безнаказанность, - больше. И еще чаще.
        Люди пользовались моим могуществом, иссушая мою плоть. Они воровали мою магию, растрачивали ее на свои смешные нужды. Но всякий раз, когда кто-либо извлекал из саркофагов часть моей силы, я успевал стереть часть написанного. Незаметную, малую часть, и лишь в тех местах, в которых считал нужным. Я убирал то, что могло насторожить осторожных.
        Уходившая из меня сила уносила кусочек запретной надписи. Это была долгая и кропотливая работа. Я стирал медленно. По точке, по черточке. На каждый знак уходило по веку, и не по одному. Но долго - это ведь не значит вечно. - Кощей усмехнулся. - За тысячи лет я смог убрать лишь два слова. Но большего и не потребовалось. Как видишь…
        Тимофей вздохнул. Он видел.
        - Людская память недолговечна, - продолжал Кощей. - Со временем первоначальный смысл надписей, сделанных на кристаллах, забылся. Появился другой - домысленный людьми. Именно его ваши мудрецы вносили в свои магические книги и открывали ученикам. Желаемое выдавалось за действительное. Это для вас - обычное дело.
        Снова в тишине тронной залы раздался неприятный смешок твари.
        - Вместилище дармовой силы - магической и не только - коварная и опасная вещь. У вас, людей, слишком слабая воля и поистине неутолимая алчность. Вы всегда были и будете падки на дармовщинку. Потому ваши маги легко доверяются подобным артефактам, - Кощей кивнул на блестящие черепки от кристаллов-саркофагов, - и попадают под их влияние. Чародей, получающий в свое полное распоряжение один из них, непременно поддается соблазну отправиться на поиски другого. А лучше - двух, а еще лучше - трех… И совсем хорошо, думает он, если удастся собрать все. Кажется, все так просто: чем больше источников силы сумеешь отыскать, тем большее могущество обретешь. И не только могущество. Как думаешь, чего не хватает могущественному чародею?
        Кощей Неупокоенный ответил на свой вопрос сам:
        - Бессмертия - вот чего. А тут такое… Глупые людишки и в обыденной-то жизни частенько видят лишь то, что хотят увидеть. А уж в древних пророчествах, посланиях и предостережениях они тем паче читают не то, что было написано, а то, что желают прочесть. Человеческие страсти делают слепыми и легковерными даже мудрейших из вас.

«Значит, Шестеро предостерегали нас…» - Тимофей уже привык к этому странному диалогу, когда он задает вопросы молча, а ему отвечают вслух. После стольких веков молчания, Кощей никак не мог наговориться.
        - Да, шесть чародеев, открывших мне путь в этот мир, а после сумевших меня перехитрить, предупреждали своих потомков об опасности. Но вы не вняли их предупреждению.

«Но разве каждый из Шестерых не стремился сам собрать Черные Кости воедино!»
        - Ты этому веришь?

«Так… так сказал Угрим».
        Хотя Угрим ли? Или тот, кто говорил за него?
        - Не все, о чем рассказывал твой князь, происходило на самом деле.

«Тогда что же было на самом деле?»
        - Хочешь узнать? - Кощей улыбнулся. - Хочешь узнать, что те Шестеро сделали со мной и как поступили после этого? Что ж, знай. Верному слуге бывает полезно знать настоящую правду.
        Руки Кощея чуть шевельнулись. Холодная воздушная волна ударила Тимофея в лицо. Или это был не воздух. Или это был леденящий порыв незнакомой навьей магии…
        Глава 16
        Адамантовый трон высился в центре просторной залы. Знакомый трон и знакомая зала… Только трон стоял прямо и был цел - с подлокотниками, передними ножками и изголовьем на спинке. Только зала была чиста и светла.
        Кощеева тронная зала в те времена еще не опустилась под землю. Узкая лестница, поднимавшаяся к сводам, вела не к подземельям, а куда-то на крышу. Или на открытую верхнюю площадку.
        Яркий солнечный свет, лившийся из высоких стрельчатых окон, играл в крупных алмазах трона, отражался и рассыпался ослепительными брызгами по всей зале. Сияние каменьев, тщательно подобранных один к одному, завораживало и притягивало взор.
        Тот, чью память на время обрел Тимофей, шел к сверкающему трону от распахнутых врат - массивных, роскошных, украшенных причудливыми золотыми узорами.
        Подле трона и вокруг него стояли шесть фигур в длинных серых мантиях с капюшонами. Шестеро приветствовали вошедшего низкими поклонами.
        - Трон владыки мира ждет! Трон владыки мира ждет! - тихий шепот растекался по зале.

«Трон-владыки-мира-ждет-трон-владыки-мира-ждет», - монотонно пульсировала одна и та же мысль в склоненных головах. Ничего более не пробивалось сквозь эту пульсацию.
        Тот, чьими глазами видел и чьими ушами слышал Тимофей, был доволен подарком.
        - Алмазный трон незыблем, как этот мир и власть владыки мира! Да будет так! Да будет вечно! Да будет вечно!

«Трон… незыблем… мир… власть… владыки… так… вечно… вечно…»
        Тот, кем был сейчас Тимофей, уже почти не прислушивался к чужим мыслям. Он любовался троном, сложенным из сияющих самоцветов. Прекрасным и незыблемым. Вечным.
        Он подошел к трону. Он взошел на него.
        Он повернулся к трону спиной.
        - Да будет вечно!

«…будет… вечно…»
        Торжественная обстановка расслабила его. Блеск каменьев ослепил. Раболепие и благоговение слуг, умело прикрывшихся нарочитым уничижением и пустым хвалословием, обмануло.
        Да и чего ему было опасаться теперь, когда мир живых покорен, когда все обиталище жалких людишек распростерто у ног нового владыки, поднявшегося из чертогов смерти. Разве кто-то посмеет сейчас? Разве кто-то осмелится? Разве кому-то придет в голову?..
        Пойти против? Против него?!
        Он сел на трон.
        Чувство опасности пришло слишком поздно. Враждебную магию, упрятанную за холодным алмазным блеском, он ощутил уже после того, как…
        Его цапнуло, сдавило. Всего его. Сразу. Сильно. Крепко.
        Мощные адамантовые захваты, скрытые в подлокотниках, поймали запястья, локти и предплечья. Передние ножки трона впились гранеными зубьями в колени, голени и ступни. Алмазные когти, выдвинувшиеся из широкой спинки, вцепились в бока, грудь, плечи и живот. Череп с хрустом сжало захлопнувшееся, словно мышеловка, изголовье.
        Его схватило. Растянуло…
        Тулово, голову, руки, ноги…
        Все произошло столь стремительно, что он не успел… Ничего не успел. Ни предпринять, ни даже помыслить. Только…

«Да будет вечно!»
        Чужие мысли губительным заклинанием бились в голове.
        Сияющий самоцветами трон превратился в алмазные клещи, в адамантовую дыбу…
        Прочные лезвия заговоренных ножей-кристаллов разом выскользнули из потаенных пазов и ударили быстрее, чем бьет молния. Отсекли конечности и голову.

…в плаху, выложенную из драгоценных каменьев.
        Алмазные колодки рванулись в стороны, разрывая и раздирая его.
        От магии, скрытой под непроницаемой адамантовой коркой и в краткий миг выплеснувшейся из трона, вспыхнули и обратились в пепел одежды. Обычную плоть, наверное, испепелило бы тоже. Только плоть, попавшая в алмазные капканы, обычной не была. Плоть была бессмертной.
        Бессмертной и…
        И, увы, растерзанной на куски.
        Перед глазами мелькнул высокий потолок залы, узкое окно, плиты пола…
        Срезанная голова в адамантовом венце-захвате катится к одной из шести серых фигур. Фигура сводит раскинутые руки, словно зачерпывая воду, затем опускает ладонями вниз…
        Еще глаза отсеченной головы видят тело, с плеч которого она только что скатилась. Тулово, прикованное к трону алмазными когтями-оковами, лишенное не только головы, но и рук и ног тоже. Из ран на сияющие каменья хлещет темная кровь.
        Перед троном стоит еще одна фигура в длинных серых одеждах. Тоже колдует.
        Над стиснутыми адамантовыми клещами и отброшенными в разные стороны руками и ногами творят волшбу другие четыре фигуры. И не дотянуться уже разделенным частям друг до друга, не слиться воедино.
        - Да будет вечно разделено целое… - шелестело в зале. - Да не соединится само собою…
        Тот, чья память и чьи чувства были открыты сейчас перед Тимофеем, ощущал, как произносимые вслух заклятия тянут из него силу. Как начинают сохнуть, отдавая ее, его кровь, кость и плоть.
        Как его сила мешается с другой, с чужой.
        Как из разных сил плетется сложная магическая паутина.
        Как материализуется колдовство.
        Как обволакивает, стискивает, заключает в себя.
        Тимофей наблюдал чужими глазами, как обращается в однородную бурлящую массу вязкая корка из магии, крови и растекающихся, подобно тающему льду, адамантов. Как проникают друг в друга несоединимые субстанции. Как невидимые руки удерживают кипящую жижу. Как прозрачная и чистая, словно слеза горного хрусталя, оболочка выплавленного саркофага-самоцвета затвердевает, стынет, крепнет, обрастая под чудовищным магическим давлением широкими ровными гранями. Как обретает яйцевидную форму и прочность, большую, чем прочность обычного алмаза.
        - Да будет вечно держаться печать! - Шесть чародеев говорили в унисон, говорили как пели, говорили все громче, громче…
        Тот, кем являлся сейчас Тимофей, не умирал, поскольку не был способен на это. Но ни на что иное он сейчас не был способен тоже. Он просто беспомощно смотрел, как куски его тела заточают в прозрачные узилища. Смотрел и слушал. Но видел и слышал уже не глазами и ушами, а гранями и ребрами колдовских саркофагов, в которые был вмурован.
        - Да не доберется до сокрытого настойчивый! - Нарастающий хор шести голосов бился в идеально гладкую граненую поверхность. - Да будет предупрежден любопытствующий! Да образумится глупец!
        Потом были другие слова и другие заклинания.
        На прозрачной оболочке возникла маленькая матовая точка. Точка обратилась в пятнышко, пятно растянулось в росчерк, росчерк изогнулся дугой.
        Шестеро чародеев накладывали на кристаллы-саркофаги магические письмена.

«Бойся…» - впечатывалось в кристалл начальное слово Предостережения. Слово, которое пытливый ум и знающее сердце способны прочесть на любом языке. Слово, которое должно исчезнуть первым, - так решил тот, чьими мыслями думал сейчас Тимофей.
        Когда все закончилось, заговорил один из шести. Чародей, что стоял у трона.
        - Настало время искупления, - зазвучал в зале его глухой сильный голос. - Неупокоенный попрал этот мир по нашей вине и по нашему неразумению. Мы все были свидетелями тому, чему стали причиной. И мы скорбим. Ибо на каждом из нас слишком много крови.
        - Были, - подтвердили пятеро из шести. - Все были. И все скорбим. И крови много. Слишком…
        - И хотя не в нашей власти навеки упокоить Неупокоенного, свои ошибки все же надлежит исправлять.
        - Надлежит, - согласно закивали пятеро из шести. - Ошибки надлежит исправлять.
        - У нас достало хитрости и сил разорвать тварь на части, - продолжал шестой. - Но этого мало. Теперь нужно сделать так, чтобы части эти оставались разделенными столь долго, сколь это возможно. Чем дальше они окажутся друг от друга, тем сложнее будет Неупокоенному вернуть темную власть над миром.
        - Темная власть не должна вернуться! - провозгласили пятеро из шести.
        - Я останусь при троне и, пока смогу, буду оберегать эту залу. Вы разделитесь и унесете с собой руки, ноги и голову Неупокоенного так далеко, как только сумеете.
        - Да будет так! - склонили головы пятеро из шести.
        - И главное. - Голос шестого зазвучал громче и настойчивее. - Никогда, слышите, ни при каких обстоятельствах не прибегайте к силе Неупокоенного. Как бы ни было трудно, сколь бы ни был велик соблазн, не пользуйтесь даже малой толикой его могущества. Верьте предостережению, которое сами же наложили на эти кристаллы. Помните: всякий раз пробуждая силу Неупокоенного, вы будите и его тоже. Это слишком опасно.
        Говоривший умолк.
        - Мы помним! - ответили пятеро из шести. - Мы не забудем этого.
        Они подняли кристаллы-саркофаги с пола. Взвалили на плечи. Кристаллы были еще велики и тяжелы. Вмурованные в них куски плоти еще не усохли.
        Каждый со своей ношей двинулся к дверям тронной залы. Пять серых фигур уходили. Одна осталась стоять у трона.
        На троне в блестящем алмазном плену неподвижно сидело обезглавленное и четвертованное тело.
        - А ведь я брал с них клятву.
        Видение рассеялось с первыми словами Кощея.
        Тимофей перестал быть навьей тварью. И - хорошая новость - паралич постепенно отпускал его. Правда, очень-очень медленно. Тимофей мог теперь вертеть головой. И чуть-чуть шевелить руками. И немного - ногами. Но все же этого мало, очень мало. Он по-прежнему был беспомощен, как рыба, выброшенная на берег.
        - Шесть чародеев обещали мне помочь покорить этот мир, - продолжал Кощей. - Они обещали возвести меня на трон владыки мира. И они выполнили свое обещание. Вот только о том, каков будет мой трон, речи в той клятве не шло.
        Тимофей думал о другом.

«Шестеро вовсе не желали воссоединения Костей. Они хотели их разделить. Вот как было».
        - Да, все было именно так, - кивнул ему Кощей.
        Снова между ними шла та же странная беседа. Тимофей не успевал задать вопрос вслух, как уже слышал ответ на свои невысказанные мысли.
        - Все было так, - повторила навья тварь. - Но, как я уже говорил, люди жадны до власти и могущества. А жадность затмевает человеческий разум. Люди прознали о силе, кроющейся в кристаллах, и им оказалось проще поверить в то, что мои слуги-чародеи перегрызлись из-за моих останков. Люди, как это часто бывает, судили о других по себе. Им не дано было понять, что кто-то, владея одним источником силы, способен отказаться от борьбы за другие. Кроме того, люди никогда не верят полностью в чужое раскаяние. Особенно в раскаяние тех, по чьей вине погибают миры. Вы, люди, в большинстве своем очень просты и предсказуемы.

«Значит, до нас дошла только ложь? Значит, кривда заменила правду даже в магических книгах?»
        - Свою правду люди создают себе сами. Удобную и понятную им. Все остальное осыпается и истлевает без следа. Хотя… - Навья тварь раздвинула губы в улыбке. - Хотя знаешь… Смутный намек на правду сохранили ваши сказки о Кощее.

«Сказки? - Тимофей усмехнулся бы тоже, если бы мог. Если бы слушались губы. - О Кощеевой смерти, хранящейся в яйце? Я слышал эти сказки».
        - Ты слышал сказки, сильно переиначенные временем и поколениями сказителей. А потому понял их смысл неверно. Изначальные сказки говорили, что яйцо само по себе есть смерть Бессмертного, заточившая в себе его жизнь. Яичная скорлупа - его погибель. Но внутри яйца-смерти всегда теплится жизнь. Разбив скорлупу - выпустишь ее. Все так и случилось.
        Кощей провел рукой, смахивая с трона мелкие осколки яйцевидных кристаллов.
        - Люди часто обманывают себя. Еще чаще - других. Но у всех это получается по-разному. Самые великие обманщики те, кто обладает магической силой. Я уже испытал это на себя. И впредь я зарекся брать в слуги чародеев. Чародеи хитры и изворотливы. Чародеи умеют скрывать свои истинные чаяния за колдовской защитой из множества слоев, они путают мысли и прячут сокровенное в хитросплетении пустых словес. За помыслами обычных людей следить легче. Ими проще управлять. Особенно если человек открыт с рождения, если открыт по-настоящему, если не обучен и не любит скрытничать, если без чужой помощи не умеет лгать. Таких людей на самом деле немного. Ты - из их числа.

«Я?!»
        - Ты. Поэтому тебя выбрал в помощники твой князь. Поэтому тебя выбираю я. Мне, как и твоему князю, понадобится хороший воевода, которого видно насквозь.
        Скверно! Крысий потрох, до чего же скверно, когда выбор делают за тебя!
        Кощей поднялся с трона. Шагнул к маленькому съежившемуся трупику, запутавшемуся в княжеских одеждах. К тому, что осталось от Угрима.
        - В конце концов, чем твой князь лучше меня? По его воле гибли тысячи и десятки тысяч. Так какая тебе разница, кому из нас служить?
        Нога Кощея опустилась на усохшее, сморщенное тельце. В тишине подземной залы раздался отчетливый хруст. Останки Угрима рассыпались в прах. Из-под складок княжеского корзно выкатился череп с пустыми глазницами.
        - Прежнего князя больше нет. - Кощей снова поднял и опустил ногу на хрупкую кость. Притоптал несколько раз. Маленький череп стал кучкой пыли. - Есть новый. Если тебе будет проще - считай, что твой князь добился наконец бессмертия и отдает приказы моими устами. Не думаю, что его приказы сильно отличались бы от моих.

«Приказы? Какие приказы?»
        Кощей повернулся к Тимофею. От пронзительного взгляда ледяных глаз делалось не по себе.
        - Приказы простые. Будешь помогать мне убивать. В этом отныне заключается твоя новая служба. Она, кстати, тоже мало чем отличается от той службы, которую ты уже исполнял при своем князе в качестве воеводы.

«Помогать? Убивать?..» Тимофей еще не понимал всего до конца. Кого убивать? И зачем?
        - Будешь гнать на убой одно человеческое стадо, чтобы оно умерщвляло другое. Чтобы с обеих сторон было как можно больше мертвецов. В этом, и только в этом, теперь будет для тебя смысл любого сражения.
        Кривая усмешка. Блеснувшие в оскале зубы…
        Воеводская служба, которая прежде, в общем-то, была Тимофею по вкусу, как-то сразу ему разонравилась. Если уж так ставится вопрос…
        - Знаешь, в чем кроется главный секрет бессмертия?
        Тимофей не знал. И отвечать не спешил. Впрочем, его с ответом и не торопили.

* * *
        В наступившей тишине Кощей, не спеша, вернулся к перекошенному трону без подлокотников и передних ножек. Сел. Откинулся на высокую спинку, поблескивающую зеркальцами адамантовых граней. Протянул руку…
        Вывернув шею, Тимофей смог увидеть куда.
        К ближайшей группе воинов - тех, кто был еще жив, но застыл в неподвижности.
        Распростертый на полу, все еще полупарализованный, Тимофей вертел головой и наблюдал то за навьей тварью, то за бойцами, скованными ханьской магией.
        Кощей прикрыл глаза. Чуть шевельнул длинными, тонкими пальцами, словно перебирая невидимые струны.
        С наслаждением вдохнул. Вдох твари был неглубоким и коротким, но от этого вдоха с десяток человек, освобожденных от чар, повалились на пол. Татары, трое латинянских рыцарей, один ханец. Их напряженные, сведенные колдовским заклятием мышцы расслабились. А слабость неспособна держать.
        Люди попадали, словно срезанные ударом невидимого клинка. Раздался стук доспехов о каменные плиты. Никто не вскрикнул, не застонал. Глаза упавших стекленели, лица обретали то безошибочно узнаваемое выражение, которое отличает мертвого человека от живого.

«Убил! - понял Тимофей. - Кощей убил их всех! Вдохнул в себя. Отправил в навь…»
        С тонких губ навьей твари слетела первая слабая и едва-едва заметная струйка пара. Такова, выходит, цена этих человеческих жизней?
        На пару мгновений, пока Кощей дышал чужой жизнью, Тимофей ощутил освобождение от чужого ока в своей голове.
        Впрочем, время это было слишком кратким, чтобы им воспользоваться. Да и как воспользоваться, если все еще не являешься полновластным хозяином собственного тела?
        - Главный секрет бессмертия заключается в том, чтобы нести смерть. - Кощей сам же отвечал на свой вопрос, заданный ранее. - В этом мире, как и во всех других, все взаимосвязано. Смерть убивает жизнь, жизнь взрастает из смерти. И не важно, кто творит смерть и ради чего. Мне нужно убивать, чтобы жить. Или, если быть точнее, чтобы чувствовать себя живым в мире живых. Твой же князь убивал в первую очередь ради обретения власти над миром. Даже бессмертие нужно было ему, чтобы властвовать вечно. Но ведь большой разницы нет. Жизнь - это жизнь, а смерть - это смерть. Ты согласен?
        Наверное… Вероятно, в глубине души Тимофей если и не был согласен с Кощеем полностью, то уж, во всяком случае, не мог и оспорить утверждение навьей твари.
        Существо на троне вновь протянуло руку к застывшим воинам. К другим уже, стоящим в стороне от тех, первых. Кощей опять шевельнул пальцами. Прикрыв глаза, коротко вдохнул.
        Еще полторы дюжины живых людей, выйдя из колдовского оцепенения, тут же рухнули замертво. Еще одна слабая струйка пара вышла из Кощеевых уст. Еще три-четыре мгновения свободных, неподконтрольных навьей твари размышлений было подарено Тимофею. Но что он мог с ними сделать?
        Тварь улыбнулась. Открыла глаза.
        - Знаешь, когда начинаешь дышать в вашем мире его жизнью, очень трудно остановиться. Это так… увлекает так… особенно после столь длительного заточения.
        Еще один вдох. И еще несколько человек лежат на полу.
        И - еще. И - снова.
        Вскоре из живых в зале остались только Тимофей да Бельгутай, неподвижно стоявший в одиночестве возле замороженного ханьского мага.
        Хотя нет, не только… Арина тоже, кажется, была еще жива. Точно! Из угла, в котором лежала гречанка, донесся слабый хриплый стон. Чуть шевельнулось изуродованное и окровавленное тело ворожеи. Крепко приложенная о стену в самом начале схватки, она теперь приходила в себя.
        Кощей вскинул было руку к ней. Но отчего-то промедлил со смертоносной волшбой. Задумался о чем-то…
        - Кстати, плотская любовь тоже способна давать и продлевать жизнь, - улыбнулся он, то ли обращаясь к Тимофею, то ли разговаривая сам с собой, но не отводя при этом глаз от Арины.
        Плавное движение узкой кощеевой ладони - и с гречанки спало ханьское заклятье. Ее вросшие в бока руки с отвратительным хлюпающим звуком вышли из тела. Расцепились и засучили пятками по полу голые ноги.
        Избавление от чар оказалось болезненным. Арина выгнулась всем телом, словно бесноватая. Долгий надрывный крик заметался по тронной зале.
        И еще одно движение Кощеевой длани. Раны на теле Арины затянулись. Ворожея затихла. Некоторое время она неподвижно лежала на полу, тяжело и шумно дыша. Упругая грудь ходила ходуном.
        - Встань! - приказал Кощей колдунье.
        Она зашевелилась. Медленно поднялась на ноги. Шатнулась. Чуть не упала.
        Гречанка благоразумно не предпринимала никаких попыток колдовать. То ли была еще слишком слаба для этого, то ли понимала, что в магическом поединке против Кощея ей все равно не устоять.
        - Подойди, - прозвучал новый приказ.
        Арина, опустив голову и безвольно свесив руки, послушно выполнила его.
        - Ближе, - велел Кощей.
        Гречанка встала перед самым троном. Тимофей отметил про себя, что былая красота ворожеи, в общем-то, никуда не делась.
        Темная гладкая кожа, высокая грудь, округлая линия бедра, плоский живот, стройные ноги, треугольный пушок черных волос, прикрывающих лоно, упругие ягодицы… Все при ней, все как и прежде. Ханьская магия, уродовавшая тело гречанки, ушла без следа. На боках, руках и ногах не осталось ни шрамика. Не видно было также ссадин и царапин от удара об стену. Кощей, оказывается, способен был не только умерщвлять, но и исцелять. Причем быстрее и лучше Угрима.
        Правда, сейчас Арина вся - с головы до пят - была перемазана грязью, а ее спутанные, слипшиеся волосы казались седыми от пыли. Но даже в таком неприглядном виде гречанка пробуждала желание. А может быть, неспроста это? Может быть, все колдовские способности, еще оставшиеся при ней, Арина тайком направила именно на это? Может, ворожея очень хочет понравиться Кощею?
        Интересно, а тварь, пришедшая из мертвой нави, вообще способна оценить живую женскую красоту?
        Видимо, способна. Видимо, Арина твари понравилась.
        В паху Кощея что-то шевельнулось, набухая. Тимофей отвел глаза. Настолько это
«что-то» выглядело отвратительным. У людей все не так, у людей - иначе. Бедная, бедная Арина…
        Кощей улыбнулся гречанке:
        - Хочешь жить, ведьма, или предпочитаешь лежать с ними? - Он кивнул на мертвые тела, из которых только что выдышал жизнь.
        - Хочу, - раздался тихий голос из-под густых волос, закрывавших лицо Арины. - Хочу жить…
        Язык гречанки тоже был освобожден от ханьской волшбы. Она могла говорить.
        - А будешь ли ты любить меня на ложе, как верная раба любит своего господина? - с насмешкой спросил Кощей. - Отдашь ли мне свою любовь всю и без остатка? Порадуешь ли своими ласками? Станешь ли первой наложницей в моем гареме?
        - Буду, - снова донесся из-под грязных волос слабый голос. - Буду любить. Отдам. Порадую. Стану…
        Она была готова на все.
        Кощей удовлетворенно кивнул. Взглядом указал Арине на место у трона. Обнаженная гречанка опустилась к ногам нового господина. Туда, куда и было указано.
        - Тебе стоило бы поучиться у нее покорности, - обратился Кощей к Тимофею.
        В самом деле, сильная колдунья, жаждавшая любой ценой остаться в живых, принимала свою незавидную участь с большим смирением и с большей готовностью, чем Тимофей - свою.
        И все же странно. Кощей и Арина… Неужели никейская ворожея действительно так необходима навьей твари для любовных утех?
        Кощей глумливо подмигнул Тимофею:
        - Слуги-чародеи мне не нужны, но наложницы-чародейки очень страстны и любвеобильны. Они способны согреть даже мое холодное ложе. Да-да-да, кто-то из живых должен делать и это. Знаешь, я так соскучился по женщинам этого мира.

«Ну конечно, после стольких-то веков воздержания!» - подумал Тимофей.
        - Одна ночь любви порой дает ощущение жизни больше, чем десятки смертей. - Кощей перестал улыбаться. - Но это, конечно же, ни в коей мере не отменяет твоей службы. Так что теперь поднимайся ты, слуга.
        Еще одно легкое движение длинных тонких пальцев.
        Оцепенение, все еще сковывавшее тело Тимофея, отпустило. На этот раз - окончательно.
        Он поднялся на ноги. Машинально взял лежавший рядом меч. Вот только зачем?
        Тимофей тупо уставился на бесполезное оружие. Зарубить Кощея он ведь не мог. Клятва верности, данная вроде бы Угриму, на самом деле не позволяла ему поднимать руку на навью тварь. И это Тимофей уже прочувствовал на собственной шкуре. Просто уйти он не мог тоже. Некуда было. Да и не отпустит Кощей слугу, который ему так приглянулся.
        И что же? Он обречен теперь служить навьей твари? Как Арина. Только на ином поприще.
        - Не упрямься, не противься и не огорчайся, - с усмешкой посоветовал Кощей. - Я легко мог бы сделать из тебя покорную куклу, но мне этого не надо. Видишь ли, когда накладываешь на человека чары, он утрачивает волю, смекалку и живость ума. Заколдованный слуга подобен послушному, но глупому и вялому ребенку, не умеющему шагу ступить без опеки. Таким слугой приходится управлять, за него приходится думать, приходится всякий раз указывать ему, что следует делать и как должно поступать. - Кощей поморщился. - Мне нужны другие слуги. Те, которые будут служить верно и ревностно, но при этом не утратят способности самостоятельно искать наилучшие пути к исполнению моих приказов. Те, которые не станут отвлекать меня по пустякам. Те, которые будут подчиняться по доброй воле и собственному разумению, а не по магическому принуждению. Те, которые во имя мое и во благо мое быстро и без пощады убьют многих, по своему усмотрению выбирая самые действенные способы для убийства. В конце концов, меня интересует лишь смерть живых, а не то, как именно они погибнут. Их смерть дает мне ощущение жизни - вот что главное. И
совершенно не важно, несу ли я смерть живым сам, или по моей воле одни живые умерщвляют других. Я с одинаковым удовольствием вдохну любую жизнь. Ты понимаешь, о чем я говорю, слуга?

«Слуга?» Так теперь к нему будут обращаться? Тимофей не ответил. Вслух - не ответил, но Кощей удовлетворенно кивнул:
        - Вижу, что понимаешь. И мы теперь сделаем вот что…
        Кощей протянул руку к Бельгутаю. Едва уловимым движением пальцев снял с татарского нойона ханьские чары. Однако вдыхать его жизнь, как жизни других воинов, навья тварь, вопреки ожиданиям Тимофея, не стала.
        Едва выйдя из оцепенения, кочевник схватился за саблю, тряхнул головой, как закусанный докучливыми оводами жеребец. Тимофей растерянно смотрел, то на хозяина тронной залы, то на татарина.
        Кощей кивнул на Бельгутая.
        - Убей его, - проскрипел в тишине неприятный голос со знакомой интонацией Угрима.
        - Убить? - переспросил Тимофей.
        - Ты же не глухой, слуга! Ты хорошо слышал меня. Да, я велел убить этого человека. Это мой первый приказ тебе на новой службе. И для тебя не должно быть ничего более важного, чем исполнять мои приказы. Способ убийства можешь выбрать сам. Позволяю использовать любой.
        Крысий потрох! Тимофей все понял. Кощей вовсе не случайно выбрал именно Бельгутая. Проклятая тварь, не так давно рывшаяся в его, Тимофеевой, голове, наверняка знает уже, что когда-то они с татарским нойоном были… не то чтобы очень дружны, но, во всяком случае, неплохо ладили между собой. А случалось, и прикрывали друг другу спины. И еще Кощею должно быть известно, что Бельгутай - хороший воин. Прекрасная кандидатура, в общем, чтобы испытать верность и боевое мастерство нового слуги.
        Это была проверка живого человека, принятого на службу к владыке мертвой нави.
        - Ну же! - повысил голос Кощей. - Не заставляй меня ждать!
        Ишь, торопит. Пугает…
        Навья тварь взмахнула рукой. Меч в руке Тимофея дернулся, как живой, повернулся острием к Бельгутаю.
        - Убей его, - повторил Кощей. - Не огорчай меня, слуга.
        Блеск кощеевых глаз отразился в отполированной стали клинка.
        Арина, потупив глаза, тихо сидела у подножия трона.

* * *
        Конечно, Бельгутай видел все, что происходило перед алмазным троном, - от начала до конца. Ханьское колдовство обездвижило его, но не сделало слепым. Бельгутай видел, как урусский коназ-шаман одолел ханьского чародея. И как собрал шесть магических камней с древними Костьми воедино. И как страшно поплатился за это.
        Он видел, что за существо вылупилось из расколовшихся колдовских яиц-кристаллов и во что оно превратилось, когда усохшие Кости соединились друг с другом, обросли плотью и обрели жизнь.
        Когда в царство живых вернулся демон мертвого царства.
        Бельгутай видел, как убивало одно лишь дыхание этого демона. Как пленница ханьского чародея, освобожденная от чар, с покорностью рабыни сама опустилась у ног нового хозяина.
        Он даже слышал обрывки разговора Тумфи и демона. Бельгутай, правда, не разобрал ни слова. Однако кое о чем догадаться было не трудно.
        Приказной тон демона. Меч уруса, повернувшийся в сторону Бельгутая… Чего ж тут непонятного?
        - Будешь биться за нового господина, Тумфи? - обратился Бельгутай к бывшему союзнику. - Выслуживаться будешь? И не надо притворяться, что ничего не понимаешь, толмач!
        Поигрывая саблей, Бельгутай шагнул вперед. Ему уже все равно. Нойон был готов драться хоть с самим демоном, хоть со слугой демона.
        Вокруг было так холодно. А славная драка хоть разогреет кровь напоследок.
        Однако намечавшаяся стычка прервалась, так и не начавшись. Сверху послышался топот чьих-то ног. Бельгутай, Тимофей, демон, сидевший на алмазном троне, и колдунья, расположившаяся у трона, подняли головы.
        Шум доносился с лестницы. На верхних ступенях под проломленным люком в сводах тронной залы появились вооруженные люди. Нукеры Огадая. Рыцари Хейдорха. С клинками наголо. С факелами в руках.
        Факельные огни в зале, освещенной колдовским сиянием, смотрелись нелепо. Воины, уже ступившие на лестницу, растерянно озирались вокруг. Сзади напирали другие бойцы.
        Откуда они здесь взялись? Темной Тропы наверху вроде бы никто не открывал. Видимо, вслед за ханьским колдуном и его приспешниками в подземелье вошла гарнизонная стража, решил Бельгутай.
        Вот только появилась она с сильным запозданием. Наверное, пришлось пробиваться через какую-то преграду. Через завал. Или через запертую дверь.
        Судя по всему, воины, охранявшие крепость и пропустившие врага на нижние ярусы подземелья, сами прежде не спускались так глубоко. И вот - спустились. Добрались до тронной залы. Увидели следы недавней битвы. И алмазный трон. И демона на троне. Остановились в шоке и изумлении.
        Их замешательство, впрочем, длилось недолго. Рыцари и нукеры в первых рядах заметили обезглавленные тела императора и хана. Несколько человек уже спускались по узким ступеням. Лестница за их спинами быстро заполнялась новыми воинами.
        Тварь на троне довольно улыбалась…
        Бельгутай не сразу понял чему.
        Глава 17
        Тимофей больше не чувствовал прежнего пригляда. Мысли текли свободно. Их никто не контролировал. Чужое око в его голове закрылось. Кощей отвлекся.
        Навья тварь уже не следила ни за ним, ни за Бельгутаем. Сейчас Кощея интересовало другое. Люди, спускавшиеся с лестницы. Живые люди, чья смерть принесет ему ощущение жизни. И вот…
        Руки твари протянуты к лестнице. Длинные тонкие пальцы шевелятся, ощупывая невидимые нити. Или попросту обрывая их.
        Кощей дышит. Вдыхает чужие жизни. Изо рта твари вновь идет пар, глаза блаженно прикрыты. Спускающиеся вниз люди падают на ступени, роняют оружие и факелы, сыплются с тесной лестницы на заиндевелый пол тронной залы.
        Теперь Кощей дышал глубоко, полной грудью. Людей на лестнице было много. Много было жизни, которой можно дышать. Наверху, на лестнице. И за люком, наверное, за лестницей тоже.
        Еще один вдох. Густые клубы пара - из холодных уст твари. И еще вдох. И еще. Кощей никак не мог остановиться. Никак надышаться не мог. Наверное, это действительно непросто, когда после столь долгого перерыва снова ощущаешь вкус жизни.
        Вот только что странно: живых на лестнице уже не осталось. И новые воины больше не спускались вниз. А Кощей все дышал, дышал, дышал… Чем? Кем? Этого Тимофей понять не мог. Пар, валивший изо рта твари, густел. Тварь с наслаждением жмурилась.
        Впрочем, не это было сейчас главное. Главное, что за его мыслями пока никто не следит. Как долго продлится свобода, Тимофей не знал. Но чувствовал: это был его шанс. Возможно, единственный. И очень возможно, что последний.
        Им следовало воспользоваться без промедления.
        Но как? Вихрь мыслей захлестнул Тимофея.
        Да, он не может убить Кощея. Да, ему не позволено поднимать руку на навью тварь: однажды поднятая рука ноет до сих пор.
        Однако Кощей приказал убить Бельгутая. Более того, тварь сама сказала, что исполнение ее приказов должно быть самым важным для Тимофея. А еще…
        Тимофей улыбнулся. Еще Кощей разрешил ему использовать ЛЮБЫЕ способы для убийства нойона.
        Что ж, Тимофей знал один способ. Один очень действенный способ.
        Его взгляд остановился. Тимофей неотрывно смотрел на ханьские громовые шары, лежавшие под троном Кощея. Если их взорвать…
        О, такой взрыв убьет Бельгутая наверняка! Приказ навьей твари будет выполнен.
        Правда, при этом погибнут все, кто находится в тронной зале. Или почти все?
        Он сам и Арина умрут тоже. Но возможно… Или это невозможно?
        Тимофей вел мысленный спор сам с собой. Нет? Да?
        Нет, Кощея нельзя убить…
        Да, тем оружием, которым его убивали раньше, - нельзя.
        Но пробовал ли кто-нибудь использовать против навьей твари разрушительную силу заморского огненного зелья - силу, которая выносит крепостные ворота и крушит каменные стены?
        Если Кощею не вредит обычная сталь, возможно, его вместе с алмазным троном попросту разорвут на куски громовые сосуды ханьцев. Кто знает, может быть, именно в них кроется смерть Бессмертного?
        А главное - сам Тимофей не поднимет руки на своего нового господина. Он просто подожжет фитили. И сделает это для того, чтобы исполнить приказ Кощея. Который важнее всего. Приказ убить Бельгутая. Любым способом убить.
        Он выбрал такой способ.
        Бельгутая убить - не Кощея…
        Его цель - татарин. Как приказано. Как велено.
        Ты уж прости, нойон. Тебя придется убить. Убить тебя, чтобы…
        Нет, об этом думать больше нельзя. Сейчас думать надо только о том, чтобы убить Бельгутая.
        Но еще одна неприятная мыслишка возникла где-то на краю сознания. Мыслишка о том, что он теперь не так уж и сильно отличается от Угрима или от того же Кощея. Он ведь тоже научился жертвовать чужими жизнями. Что ж, с кем поведешься…

«Убить-Бельгутая-убить-Бельгутая-убить-Бельгутая…» - словно заклинание мысленно повторял он.
        Тимофей поднял факел, с которым в подземелье спустился ханьский колдун и который был брошен за ненадобностью. Факел лежал неподалеку от трона.
        Пропитанная маслом и намотанная на конец длинной палки ветошь еще тлела. С поднятого факела слетело несколько искр. Искры веселыми светлячками закружились в воздухе. В дымящейся растрепанной обмотке, почувствовавшей приток воздуха, вспыхнул слабенький огонек.
        Бельгутай остановился, в недоумении глядя на противника.

«Убить-Бельгутая-убить-Бельгутая-убить-Бельгутая…» - упрямо твердил про себя Тимофей. И ни о чем другом не думать. И - действовать. Бездумно и быстро.
        Чтобы совсем уж бездумно - не получалось. Мысли просто текли двумя параллельными потоками. Одни «убить-Бельгутая-убить-Бель…» кое-как прикрывали другие. Опытный чародей, конечно, защитил бы свой разум надежнее. Те Шестеро, что усадили Кощея на алмазный трон-ловушку, смогли подобным образом обмануть тварь. И Тимофей действовал сейчас по их примеру. Да, он не был чародеем. Но пелена, которой он пытался прикрыться, все же лучше, чем ничего. Тимофей очень старался себя в этом убедить. И он очень хотел верить, что…

«Убить-Бельгутая-убить-Бельгутая-убить-Бельгутая…» - что беззвучный монотонный речитатив кое-как, с грехом пополам, но все же замаскирует его истинные намерения. Хотя бы на время. Хотя бы на короткое время. На тот случай, если контроль за его разумом вернется вновь.
        Тимофей осторожно шагнул к трону, стараясь не смотреть в лицо Кощея. Боясь до дрожи в ногах, что прикрытые глаза твари откроются. Чутко прислушиваясь к ее смертоносному дыханию. Пока тварь с наслаждением вдыхает чужие жизни, можно действовать. Когда тварь перестанет дышать, тогда - конец.

«Убить-Бельгутая-убить-Бельгутая-убить-Бельгутая…» - снова и снова повторял он. До одурения, до осатанения. Надеясь выиграть хотя бы пару лишних мгновений, если тварь вдруг перестанет дышать и откроет глаза.
        Удастся ли незаметно для Кощея засунуть факел под трон? Сумеет ли он, не потревожив блаженствующую тварь, поджечь фитили ханьских громовых шаров? Фитили, словно спящие змеи, свернулись возле голых нечеловеческих стоп - костлявых, вытянутых и в то же время приплюснутых, как лягушачьи лапки. На больших, растопыренных, узловатых пальцах чернели загнутые ногти, напоминавшие, скорее, когти хищного зверя.
        Фитили длинные. Гореть будут долго. Видимо, ханьцы закладывали свои адские сосуды с таким расчетом, чтобы успеть до взрыва покинуть залу.

«Убить-Бельгутая-убить-Бельгутая-убить-Бельгутая…»
        Взгляд Тимофея наткнулся на большие карие глаза, смотревшие из-под грязных волос. Арина! Ворожея больше не прятала лица в своих густых космах и не держала очи долу. Гречанка, сидевшая у ног Кощея, внимательно наблюдала за Тимофеем.
        Выдаст? Предупредит своего нового господина об опасности?
        Нет. Она чуть улыбнулась ему, ободряюще кивнула…
        И не ограничилась только кивком.

* * *
        Нырнувшая под трон рука Арины осторожно, как ядовитых гадов, вытаскивает связку фитилей из-под Кощеевых ног. Самые кончики фитилей - чтобы не привлечь ненароком внимание твари.
        Вытащила… Арина протягивает фитили Тимофею. Распушенные концы шнуров, пропитанных маслом и обмазанных огненным порошком, торчат из ее сжатого кулачка.
        А Кощей дышит. Все так же ровно и глубоко. И Тимофею уже не важно, чьи жизни он вдыхает сейчас. Другое важно. Он подносит тлеющую ветошь к фитильным концам.
        Фитили вспыхивают. Арина стремительным, но аккуратным, точно рассчитанным движением снова забрасывает их подальше под трон. Сама отползает назад. Медленно, стараясь не шуметь. Маленькие яркие огоньки ползут по фитилям быстрее. Бесшумные, почти бездымные… Слабые отблески тускло отражаются на темных округлых боках ханьских шаров. Переливаются в алмазах на уцелевших ножках трона.
        Тимофей тоже начинает пятиться. Вряд ли удастся спастись от такого взрыва, едва ли он сможет избежать смерти, но и оставаться возле трона, под который положены громовые шары, выше его сил. Ноги тянут его назад сами. Хотя и кажется, что ваты в них сейчас больше, чем костей.
        А Кощей все дышит. Улыбается. Жмурится, как пригревшийся у печки кот. Изо рта твари валит густой пар. Мысли Тимофея по-прежнему свободны. Еще бы немного так. Пока не догорят фитили.
        Бельгутай стоит возле лестницы. Рядом с замороженным ханьским магом. Нойон опустил саблю. Тоже уже все понял?
        А может, плюнуть на все и рвануть туда - на лестницу? И по ней - наверх. Нет, нельзя. Резкое движение нарушит тишину, и тогда…
        Очередной глубокий вдох Кощея обрывается. Струйки пара, поднимающиеся изо рта, словно срезаны невидимым ножом. Кощей больше не дышит.
        Распахиваются глаза. Кощей смотрит на него, на Тимофея. Смотрит на Арину. Под ноги и под трон он пока не смотрит. Глаза его мутны и полны удовольствия.
        Но взгляд постепенно проясняется. Теперь в мертвых холодных глазах читается сожаление о закончившемся наслаждении. Взор твари становится все более осмысленным.
        Тимофей чувствует нарастающую панику. Страх - противный, липкий, всеобъемлющий - парализует волю и мысли. В голове - совершенно, абсолютно пусто. Наверное, только это и спасает Тимофея от неминуемого разоблачения. Видимо, Кощей чувствует страх. Но пока - только его. Кощей принимает страх слуги как должное и не стремится копнуть глубже.
        Медленно-медленно тянутся мгновения.
        Наконец Кощей заговорил. Голосом Угрима. Только очень тихим, с хрипотцой.
        - В этой крепости слишком мало людей. - Произнесено это было с такой печалью и таким сожалением, что Тимофею на миг показалось, будто Кощей вот-вот расплачется. Глупо, конечно, очень глупо. Вряд ли Кощей вообще способен плакать.
        Потом мысли Тимофея потекли в направлении, заданном словами твари.
        В этой крепости? Мало? Людей? Ах, вот, значит, как! Через разбитый люк и открытые проходы подземелья тварь успела выдышать весь Острожецкий гарнизон!
        Тимофей ужаснулся. И обрадовался: хорошо, очень хорошо, что сейчас думалось об этом: в голове вновь ощущалось чужое присутствие.
        Наверное, Кощей почуял радость, пробившуюся сквозь страх. Тварь заволновалась.
        - Почему ты с факелом, слуга? Почему человек, которого я приказал убить, еще жив?

«Я убиваю его… Убиваю… Убиваю… Уже… Скоро… Он умрет… Сейчас…» - мысленно затараторил Тимофей. Не очень связно, но очень-очень быстро.
        Кощей нахмурился, почуяв неладное. Однако вставать с трона не счел необходимым. Навья тварь была слишком уверена в своем могуществе и неуязвимости, чтобы всерьез опасаться чьих-то козней. Но тварь была удивлена, раздражена и обозлена.
        Ей не нравилось происходящее.
        - Колдунья, а ты куда? - Кощей отвлекся от Тимофея. - Разве я отпускал тебя?
        Тимофей очень надеялся, что гречанка умеет укрывать свои мысли лучше, чем он.
        Арина забилась в одну из канав, выцарапанных в полу колдовством Угрима. Распласталась, уткнувшись лицом в искрошенную плиту.

«Крысий потрох! А ведь хорошее укрытие! - промелькнуло в голове Тимофея. Хорошее и уже, между прочим, испытанное».
        - Укрытие? - незамедлительно отреагировал Кощей. - Какое укрытие? Укрытие от чего?
        Смех Кощея, разнесшейся по тронной зале, был громким и неожиданным.
        Почему он смеется? Тимофей был удивлен и озадачен. Но удивление, затмившее мысли и чувства, позволило выиграть еще несколько мгновений. Он тоже бросился к спасительному углублению. Прыгнул в глубокую борозду. Всем телом прижался к земле и разбитому камню.
        - Падаете ниц? - хохотнул Кощей. - Или пытаетесь спрятаться? Что ж, первое - похвально. Второе - глупо. Тот, кого я хочу убить, умирает всегда.
        Понятно… Тварь решила, что и Тимофей, и Арина укрываются от ее гнева и от ее магии.
        Стоять остался только Бельгутай. Да ханьский маг, замороженный Угримовой волшбой. Но ханец был мертв. А находившийся рядом с ним нойон оказался слишком далеко от спасительных канав-борозд. Он был обречен.
        Кощей, впрочем, даже не взглянул на кочевника. Татарин его пока не интересовал. Навья тварь обращалась к Тимофею и Арине.
        - Вы, люди, все такие же жалкие, как и тысячи лет назад, - хмыкнул Кощей. - Вы всю жизнь стараетесь казаться значимыми, вы постоянно что-то пытаетесь доказывать себе и другим. Но на самом деле вы - ничто, ибо за каждым из вас рано или поздно приходит смерть, которая в ничто же вас и обращает. Прекрасно зная об этом, вы тем не менее гоните прочь мысли о неминуемой кончине. Но на краю могилы дыхание смерти быстро сдувает с вас спесь.
        Тимофей стиснул зубы. Правда… Неприятная, колючая, отвратительная, но ведь правда же - не кривда - звучала в устах Кощея.
        - Без вечной жизни вам не обрести подлинного величия, - продолжал он. - Без избавления от страха перед смертью вы никогда не станете по-настоящему свободными. И это у вас в крови. И это для вас - навсегда. Это рок, от которого вам нет спасения.
        Тварь знала, о чем говорила. Тварь не скрывала превосходства бессмертного и кичилась им.
        - В ваших жалких смертных душонках ничего не меняется. В вашем жалком смертном мирке не появляется ничего нового. Разве что магии становится меньше. И маги становятся мельче. И человеческая жизнь - короче. И даже то, что прежде было достойно уважения, со временем стирается в порошок.
        Тимофей вдруг почувствовал, как страх и растерянность уходят и его накрывает злость. Привычная, веселая, боевая. Мешающая порой думать, но не мешающая действовать.

«Ах, ничего не меняется?! И ничего не появляется нового?! И в порошок обращается лишь былое величие?!»
        Он поднял голову. Глянул под трон. Ага, фитили почти догорели. Огоньки на коротких огрызках промасленных шнуров дымятся уже у затравочных отверстий ханьских железных шаров.

«А как тебе громовой порошок, а тварь?! Как тебе понравится огненное зелье?!»
        Глаза Кощея сузились. На лице отразилась тревога.
        - Порошок? Громовой? Зелье? Огненное? Что…
        Он не успел ни договорить, ни подняться с трона. Сотворить защитную волшбу он не успел тоже. Кощей так и не осознал до конца, в чем таится опасность и против чего колдовать. Поймав взгляд Тимофея, он опустил глаза вниз. Но вряд ли что-то заметил под троном, на котором сидел. Для этого нужно было сойти с трона, наклониться, заглянуть вниз.
        В голове заломило. Словно мозг выдавливали изнутри. Чужое присутствие переполнило разум. «Убить-Бельгутая…» - это не сработало. Кощей легко пробился сквозь слабый заслон. Все понял. Быть может…
        Только понимание, если оно и было, пришло к навьей твари уже слишком поздно.
        Огоньки добрались до кончиков фитилей.
        Тимофей уронил ноющую голову на пол.
        Вспышки под адамантовым троном он не видел. Ни вспышки, ни дымного столба, ударившего в потолок.
        Зато он едва не оглох от взрыва, сотрясшего всю тронную залу.

* * *
        Демон на алмазном троне дышал и никак не мог надышаться. На лестнице уже не осталось ни одного живого человека, а проклятый демон все дышал и дышал.
        И похоже, ничего не замечал вокруг.
        Чем, собственно, и воспользовался Тумфи.
        Урус, поднявший с пола дымящийся факел, поначалу озадачил Бельгутая. Зачем Тумфи понадобился факел в хорошо освещенной зале?
        Но когда ведьма, сидевшая у ног демона, осторожно извлекла из-под трона и подала урусу фитили ханьских громовых шаров, все стало ясно. Бельгутай разгадал план Тумфи.
        Смелый и отчаянный план.
        Он оглянулся, скользнул взглядом по лестнице у себя за спиной. Наверное, можно было бы попытаться взбежать по ней наверх и укрыться там. Но ни Тумфи, ни ведьма этого делать не стали. Бельгутай тоже не будет.
        Суета могла привлечь внимание твари. Резкие и быстрые движения могли ее насторожить.
        Демон очнулся, когда длинные фитили уже горели. Демон даже не смотрел на Бельгутая, он что-то говорил Тумфи и ведьме, которые надеялись укрыться в глубоких бороздах на полу перед троном.
        Но от того места, где стоял Бельгутай, до спасительных канавок слишком далеко. И единственное, что он мог позволить себе…
        За мгновение до взрыва Бельгутай бесшумно скользнул чуть в сторону. Спрятался за неподвижную фигуру ханьского мага, замороженного урусским колдовством.
        Хоть какое-то укрытие…
        Впрочем, в его надежность Бельгутай не особенно-то и верил.
        Прикрыв глаза, он приготовился умирать.

* * *
        Адамант - крепкий камень. Но трон был сложен не из алмазного монолита, а из множества отдельных самоцветов. А огненного зелья в громовых шарах было набито под завязку. К тому же взрыв ханьских адовых сосудов, по всей видимости, высвободил еще и магию, накачанную в кристаллы.
        И сила взрыва была такова…
        Трон развалился на куски. Куски разлетелись в стороны. Алмазные осколки брызнули по всей зале. Крупные самоцветы - цельные, граненые, спаянные друг с другом по несколько штук во фрагменты блестящей мозаики и одиночные, сверкающие, словно кусочки колотого льда.
        Выщербив своды и стены, адамантовый град посыпался вниз.
        Один камень, звякнув, задел шлем Тимофея. Еще два самоцвета ощутимо ударили по спине. К счастью, кольчуга и толстый поддоспешник защитили от осколков.
        Тимофей вдруг обнаружил, что больше не чувствует в голове чужого присутствия. Никакого. Абсолютно.
        Неужели! Неужели получилось?! Неужели сработало?!
        Он вскочил на ноги. С кольчуги и шлема осыпались колотая щебенка и пыль.
        Он выбрался из канавы-укрытия. Огляделся. Неподалеку бешено вращался дымящийся обломок железного шара, похожий на черепок толстостенной керамической плошки.
        Рядом, заходясь в кашле, поднималась из пыльных клубов Арина. На голой гречанке не было никакой защиты. Магический щит она, по-видимому, не поставила тоже. То ли была еще недостаточно сильна, то ли не хотела настораживать Кощея раньше времени и сдерживала волшбу до последнего. На спине Арины, в районе правой лопатки, кровоточила содранная кожа. На левой ноге тоже виднелась отметина. Сочилась кровь из-под слипшихся грязных волос.
        Впрочем, им еще повезло. От верной смерти их уберегли канавки-окопчики, пробитые в плитах пола. На них осколки сыпались сверху - уже на излете. А вот если бы не было никакого укрытия…
        Дым постепенно рассеивался, пыль оседала. Магический свет освещал залу все так же ярко и холодно.
        Трупы, лежавшие на открытом месте, выглядели ужасно. Некоторые были расчленены и разорваны. Некоторые сметены к стенам и изломаны о камни. Некоторые буквально изрешечены острыми адамантами. В черепах и телах покойников зияли крупные дыры. Топорщились вывернутые под неестественными углами полуоторванные конечности. Блестели вывернутые внутренности.
        От осколков ханьских шаров и града острых кристаллов мертвецов не защитили ни кольчуги, ни пластинчатые латы. В глубоких ранах сверкали гранеными боками перемазанные кровью алмазы. Весь пол залы также был усеян блестящими адамантовыми россыпями.
        Куда-то смело Бельгутая. К лестнице отбросило расколотый надвое труп замороженного ханьского колдуна. Прах Угрима и вовсе рассеялся без следа.
        На месте Кощеева трона дымилась воронка в полторы сажени глубиной. Самой твари нигде видно не было. Все? Конец?
        Самой - нет.
        Зато куски твари…
        Тимофей обратил внимание на странное шевеление и трепыхание разорванной плоти среди неподвижных мертвецов. Кощей Бессмертный, Кощей Неупокоиваемый, Кощей Неуязвимый, Кощей Несокрушимый - даже расчлененный на части, он все еще продолжал жить.
        И кровь твари…
        Черными пятнами, мало похожими на обычную человеческую кровь, было заляпано все пространство перед троном. Кощеева кровь густела, однако не запекалась. Темные ручейки и нити сукровицы - вязкие и липкие - тянулись друг к другу через разбросанные взрывом самоцветы, через грязь и пыль, через неподвижные изуродованные трупы, не мешаясь ни с чем, но постепенно связывая натекшие лужицы в единую сеть. Даже разметавшийся по зале мелкий крап соединялся тонкой, едва заметной подрагивающей паутинкой. Воссоединиться стремилось все, до последней капельки. Не терялось ничего…

«Единение частей целого, - вспомнилось Тимофею. - Начало вечной жизни и вечной власти НЕУПОКОЕННОГО». Он вдруг с тоскливой отчетливостью осознал: нет, это был еще не конец. Далеко не конец. Если конец этому вообще есть. Если вообще можно прикончить ТАКУЮ тварь!
        Жуткое тошнотворное действо шло вовсю. Крупные куски, мелкие частицы, потеки и капли крови буквально на глазах начинали сползаться, стягиваться, находить друг друга, собираться гроздьями. Слипаться, сливаться. И чем дальше - тем быстрее… быстрее… быстрее…
        Бесформенные окровавленные ошметки тулова, подобно большим и маленьким слизням, стекались в лужах крови навстречу друг другу. Рваные хрящи и жилы извивались, словно хвосты и щупальца. Сплетались, стягивались, скручивались и увязывались жирные склизкие змеи разбросанных по зале кишок. Соединялись, вновь обрастая плотью, обнажившиеся кости цвета жженой древесины. Оторванные руки скребли длинными тонкими пальцами пол и волочили за собой вырванные куски плеч, ключицы и ребра. Ноги сгибались в коленях и, отталкиваясь от пола пятками, как гигантские членистые гусеницы подползали к развороченному тазу. Пальцы на ступнях шевелились и помогали движению ног.
        Катилась, переваливаясь с уха на ухо, голова с выпученными глазами и оскаленным ртом. Мелькали поочередно лицо и затылок, затылок и лицо… Волосы, обмотанные вокруг лица, были похожи на налипшую траву и на рваную пряжу. С каждым кувырком влажно хлопал об пол пучок жил и вен, торчавший из разорванного горла. Сухо стукались о каменные плиты темные костяшки шейных позвонков, что волочились за головой.
        Юркие, как ртуть, кровяные шарики, подтягиваемые друг к другу паутинками и нитями, увеличивались в размерах и превращались в подвижную черную слизь.
        Кровавых следов сползающиеся куски за собой не оставляли. Наоборот, они по пути собирали и втягивали в себя всю Кощееву кровь.
        Тимофей тряхнул головой. Нужно было не ужасаться происходящему, а что-то предпринимать. И притом немедленно. Надо было помешать этому движению, пока плоть навьей твари, разбросанная по зале, не собрала самое себя.
        Он шагнул вперед. Подавляя тошноту, встал между двумя крупными частями Кощеева тулова.
        Куски ползли прямо на него. Бррр! Склизкая кровяная лужа облегчала скольжение. Влажно поблескивающие потроха и жилы, цеплялись за любую опору, подтягивали плоть и отталкивались от пола.
        Экая мерзость!
        Нагнувшись, Тимофей выставил меч перед собой - над самым полом. Подставил клинок под ближайший кусок. Живой кусок мертвой плоти. Острием вперед подставил…
        Раньше это было…
        Ткнул…
        Ну да, животом навьей твари было.
        Наколол…
        Однако податливая плоть не остановилась. Даже не замедлила движения. С отвратительным чавкающим звуком Кощеева плоть прошла через меч, обволакивая его, разрезая себя о сталь и тут же срастаясь вновь.
        Проклятье! Крысий, крысий потрох!
        И потрох Кощеев в довершение ко всему!
        Это было невозможно, немыслимо! Тимофей не успел поднять меча, как откуда-то справа клинок захлестнула длинная змеящаяся колбаска путаной кишки. Прежде чем Тимофей отдернул меч, проклятая требуха обвила оружие и использовала его в качестве опоры, подтянулась к куску тулова, который только что прошел через клинок.
        Подтянулась. Заползла. Скользнула внутрь, свернувшись тугим, плотным кольцом. Рваный конец извивающейся трубки шумно, как через соломинку, втянул кровавую лужицу на полу. Будто языком слизнул.
        Даже просто смотреть на это не было сил. А уж препятствовать…
        Как?!
        Тимофей пинком отшвырнул один кусок в сторону, ударил плашмя мечом по другому. Отбросил и его. Расстояние, разделявшее два фрагмента Кощеевой плоти, увеличилось. Но вокруг сливались и срастались десятки других кусков и кусочков. Да и к тем, отброшенным, тоже с разных сторон уже тянулись частички плоти, кровавые шарики и подвижные лужицы черной вязкой слизи.
        И что делать? Раскидывать все ЭТО? Невозможно. Не успеть.
        Отшвыривать, что можно успеть отшвырнуть?
        Тимофей застонал, в полной мере осознавая собственное бессилие. Как бы он сейчас ни пинался, как бы ни размахивал клинком, орудуя мечом, как лопатой, он лишь отсрочит неизбежное. Да и то - вряд ли надолго.
        Куски Кощея сползаются все упрямее и настырнее. А он скоро начнет уставать. Станет пропускать их один за другим. Вечно мешать Кощеевой плоти он, конечно же, не сможет. У него нет в запасе вечности. У бессмертной навьей твари - есть!
        Нет, не в человеческих силах остановить этот процесс. Сильная магия, возможно, и помогла бы. Но ведь он, Тимофей, не маг.
        Стоп! Он - нет. А Арина?
        В ней же осталось хоть что-то? Хоть какая-то колдовская сила?
        Тимофей оглянулся.

* * *
        Арина была рядом. Даже, пожалуй, слишком рядом. Обнаженная, перепачканная грязью и кровью, она шла к нему, топчась по копошащимся ошметкам Кощеева тела. И не просто шла.
        Правая рука ворожеи была опущена. Поводя ладонью над полом, она словно черпала воду из невидимых потоков.
        Наверное, в самом деле черпала. А почему бы и нет? Раньше, когда Кощеевы останки были заключены в магические кристаллы-саркофаги, Угрим так же брал из них силу Черных Костей.
        Левую руку гречанка протянула к Тимофею. Губы и пальцы Арины чуть шевелились. Ворожея колдовала. И ее пальцы - все ближе, ближе…
        Еще немного, еще пара шагов, еще пара мгновений - и рука гречанки коснется Тимофея. А вместе с ней коснется его и колдовство Арины.
        На миг Тимофей позабыл обо всем, даже о Кощее. Отшатнулся. Шагнул от ворожеи назад и в сторону. Ему было чего опасаться. В последний раз, когда Арина прикасалась к нему, гречанка подмяла его волю и подчинила его разум.
        Тимофей поднял меч, направив острие меж грудей молодой женщины. Арина не навья тварь, она ведь не попрет на рожон, рассекая сама себя.
        - Остановись! - приказал он.
        Такое уже было однажды. Они уже стояли вот так же у опочивальни ищерской княгини. Он уже пытался остановить гречанку, уперев ей меч в грудь. Тогда не вышло. Да и сейчас выйдет вряд ли. Сейчас ему нужна эта колдунья. Нужна живой. Без ее помощи он не сможет помешать Кощею.
        Разделенные куски навьей твари и лужицы черной крови с омерзительным чавкающим звуком сливались друг с другом и входили друг в друга. Бесформенные фрагменты срастались, разорванное тело обретало прежние очертания.
        Времени оставалось мало.
        Арина не прекращала своей непонятной волшбы. Гречанка шептала заклинания, собирала магические токи, подпитывалась навьей силой, восстанавливая то, что было отдано ханьской Стене. И тянулась, тянулась к Тимофею, напирая на меч…
        Крысий потрох! Тимофей отступил на шаг, на два, стараясь держать никейскую ворожею на расстоянии вытянутой руки и клинка в руке.
        И еще на шаг. Нанизать Арину на меч он попросту не мог. Остаться сейчас с навьей тварью наедине означало проиграть.
        А подпустить гречанку к себе… Намного ли это будет лучше? И будет ли лучше вообще?
        - Что ты задумала, колдунья? - процедил Тимофей.
        Его будто не слышали.
        - Отойди от меня, - потребовал он. - Не прикасайся ко мне. Займись лучше тварью, пока она не занялась тобой.
        Арина наконец остановилась, взглянула в глаза Тимофею. Перестала бормотать невнятное.
        - Для того чтобы заняться ею, мне нужно узнать заклинания, которые однажды обратили ее в Черные Мощи, - услышал Тимофей тихий усталый голос ворожеи. - Во мне уже достаточно сил, чтобы бороться, но без этих древних заклинаний тварь из мира мертвых не победить. Впрочем… - Она невесело усмехнулась. - Впрочем, Бессмертного вообще невозможно победить. Его можно только остановить. Навсегда или на время. На короткое время или надолго. Его можно пленить и запереть в кристаллы. Как было раньше. Но… - Она вздохнула. - Но мне нужны заклинания.
        - Ты же читала волховские книги, - вспомнил Тимофей. - Ты знаешь их наизусть. Там должны быть…
        - Нет, - не дослушав его, покачала головой Арина. - Таких заклинаний там не было. Манускрипты библиа матогика писались слишком поздно. Многое к тому времени забылось. Книги содержали немало ценной информации о Костях-реликвиях, но не всю.
        - И что ты хочешь от меня?
        - Возможно, у тебя есть то, что мне нужно. То, что нужно нам.
        - У меня? - опешил Тимофей. - Я-то тут при чем?
        - Эта тварь. - Арина брезгливо пнула проползавшую мимо руку с плечом и фрагментом грудины. - Она ведь открыла тебе, как шесть чародеев разорвали ее плоть на шесть частей и заточили эти части в шесть кристаллов?
        Тимофей молча кивнул. Кощей действительно показал ему, что и как сотворили с ним Шестеро. И Арина вполне могла слышать Кощеевы слова, предваряющие это.
        - И ты… - Арина облизнула сухие губы. - Ты узнал заклинания, которые были произнесены над тварью?
        Ах, вот оно что! Тимофей снова кивнул. Да, он слышал эти заклинания. Правда, не запомнил ни слова - даже не пытался запомнить, но ведь слышал же, когда благодаря Кощеевой волшбе стал свидетелем ритуала Шестерых.
        - Так убери меч и позволь мне прикоснуться к себе. Прикосновение ускорит познание.
        Они смотрели друг другу глаза в глаза.
        - Откройся мне, пусти в свою память. Тогда я тоже узнаю нужные заклинания. И смогу их повторить.
        Пару мгновений Тимофей колебался. Открыться? Пустить? Стоит ли? Можно ли доверять колдунье? А есть ли у него сейчас выбор? И есть ли Арине смысл обманывать его?
        Что ж, ладно… В прошлый раз Арина подчинила его волю, приложив к его губам свою кровь и запечатав ее поцелуем. Теперь он будет умнее. Он проследит за тем, чтобы не было ни крови, ни запечатывающего поцелуя. Только прикосновение - и все.
        Тимофей убрал меч. Позволил Арине сделать последний шаг. Успел подумать о том, какая все же сила и какой соблазн кроется в этом женском теле.
        Пальцы гречанки коснулись его лица, тронули между глаз.
        Тимофей вновь ощутил в себе чужое присутствие. Не столь явное, но от того не менее неприятное.
        Сколько все это длилось? Сколько времени они потеряли, стоя между копошащимися частями Кощеева тела? Мгновение? Два? Десять? Больше? Тимофей не знал.
        Арина убрала руку. Первые звуки древнего заклинания, считанного из его памяти, сорвались с уст ворожеи.
        Глава 18
        Пять! Всего лишь пять частей навьей твари еще оставались разделенными. Срастутся они - и Кощей вновь станет полновластным хозяином тронной залы. И всего этого мира тоже.
        Пять… Пять крупных кусков, втянувшие в себя мелкие ошметки, впитавшие уже все кровавые лужицы и капли, трепыхались и дергались. Сползались друг к другу.
        Правая половина тулова, соединившаяся с правой рукой. Нижняя часть, к которой приросли ноги. Нашедшие друг друга голова, шея, левое плечо и левая рука. Часть грудины, царапающая ребрами пол. Позвонки с кусками костей и плоти, нанизавшиеся на хребетную нить, как крупные бусины, и извивающиеся на каменных плитах, подобно уродливому костлявому змею.
        Крысий потрох! Пять - это уже очень мало. Это даже меньше, чем шесть, как было раньше. А может стать еще меньше. Если дать живым ошметкам соприкоснуться.
        Нельзя! Ни в коем случае нельзя такого допускать!
        Тимофей ворвался меж ними, расшвырял куски разорванного тела никак не желавшего умирать. Арина, не прекращая бормотать заклинания, подхватив с пола горсть самоцветов, бросилась к той части твари, которую венчала голова. Алмазы посыпались на плоть, ворочающуюся посреди черной кровавой лужи.
        Волшба гречанки делала свое дело. Сверкающие кристаллы, касаясь влажных ран и сукровицы, плавились, словно лед на огне. Тонкая-тонкая пленка - прозрачная и блестящая начинала покрывать волосы и лицо твари.
        Голова Кощея хрипела и вертелась. Перекошенный рот открывался и закрывался, пытаясь произнести защитное заклинание, но звуки терялись и мешались в разорванной глотке. Во вспоротом горле застрял сгусток крови. Черные пузыри лопались на губах Кощея. Разделенные несколькими саженями руки твари нелепо дергались, пытаясь вычертить колдовские знаки. Но пока ей не удавалось колдовать. Пока…
        Левая рука попыталась смахнуть алмазную пленку, растекавшуюся по лицу твари.
        - Помоги! - крикнула гречанка Тимофею. - Помоги мне!
        Но чем?! Чем он мог ей сейчас помочь?
        Тимофей то вертелся на месте, то прыгал из стороны в сторону, отшвыривая руками, ногами и мечом сползавшиеся куски Кощеева тела.
        Как он мог помочь?
        - Алмазы! Нужны алмазы! Больше! Много!
        Тимофей кинулся к Арине, на ходу подбирая сверкающие камни.
        Ворожея, стоя над кощеевой головой с распростертыми руками, все колдовала, колдовала…
        К голове твари дотянулась правая часть тулова. Коснулась пальцами - пока только ими. И вот уже не одна, а две кощеевы руки сдирают с головы потеки расплавленных адамантов.
        Тимофей все же успел. Не дал сблизившимся частям срастись. Пинком отшвырнул правую половину тулова. Бросил собранные самоцветы на левое плечо и левую руку твари.
        Рука Кощея начала увязать в растекающихся алмазах. Арина уже не читала - выкрикивала древние заклинания во весь голос. То ли от страха так кричала, то ли от отчаяния. Прозрачная, тягучая, как мед, масса обволакивала Кощееву руку, сгибала ее, прижимала к плечу, шее и затылку.
        Но рука еще дергалась, стирая с лица адамантовую жижу. Рот твари еще оставался открытым. И тварь все еще силилась что-то выговорить.
        Тимофей подхватил с пола еще один адамант. Размахнулся…
        Получи, гад ползучий!
        Ударил. Всадил…
        Раздался хруст и смачное чавканье. Изо рта Кощея брызнула скопившаяся в горле кровь. Блестящие гладкие грани скрежетнули о зубы твари. Крупный кристалл впечатался глубоко в пасть. Почти скрылся за перемазанными черной слизью губами.
        Этот адамант растаял практически сразу. Вязкий кляп залепил всю Кощееву глотку.
        Краем глаза Тимофей заметил, как еще две части разорванного тулова дотянулись-таки друг до друга. Кусок грудины навьей твари соединился с извивающимся хребтом. Ладно так сел - будто топор на хорошо подогнанное топорище. Прилип. Прирос.
        Эх, не уследил, не успел помешать, не смог отбросить! Из пяти кусков сделалось четыре.
        Но отвлекаться сейчас нельзя. Сейчас кровь из носу нужно запереть в алмазный саркофаг хотя бы одну часть твари.
        Под звуки неумолкающей волшбы Тимофей собрал с пола и подбросил еще кристаллов.
        Потом - еще, еще…
        Он обсыпал адамантами голову, шею, плечо и руку навьей твари. Сыпал старательно, со всех сторон. Алмазы уже не могли коснуться чернеющих ран. Все раны были покрыты прозрачной пузырящейся массой. Но новые кристаллы липли к ней, словно мухи на мед, и в ней же растворялись один за другим.
        Бурлящая пленка, закрывала и обволакивала отчлененную часть Кощея. Затем пленка утолщилась, уплотнилась, обратилась в корку. Корка начала твердеть. Всякое движение под ней замедлялось. А вот и остановилось вовсе. Рука навьей твари больше не шевелилась. На лице застыло неподвижное выражение. Замороженная ярость, залитая в форму ненависть, вырубленная в камне злость.
        Арина не переставала читать заклинания. Гречанка, брызжа слюной, выплевывала их, как бесноватая. Раз за разом. Снова и снова. Без передыху.
        Прозрачный сгусток округлился, чуть вытянулся. Подрагивающая еще, недозастывшая сверху желеобразная субстанция принимала форму кокона. Или яйца. Под тяжестью заклинаний покрывалась гранями. Чудовищное давление незримых сил мешало и спрессовывало Кощеевы плоть, кровь и кость с затвердевающей алмазной жижей.
        На глазах Тимофея рождался новый кристалл. Огромный. Прозрачный. С гладкими широкими гранями и темной сердцевиной. Не было только матовых знаков предостерегающей надписи.
        Кристалл оформился окончательно. Готово! Но…
        Крысий потрох!
        Тимофей бросился к сползающимся ошметкам Кощея. Опоздал. Снова. Совсем немного. К хребту и грудной клетке приросла правая половина тулова с правой рукой.
        Теперь тело навьей твари было разделено лишь на три части. Нижняя, средняя и уже заключенная в прозрачный саркофаг верхняя.
        Верхняя лежала неподвижно. Две другие норовили то подобраться одна к другой, то прильнуть к яйцевидному кристаллу. Что так, что эдак - хорошего мало. Если срастутся останки, не утратившие еще способности двигаться, Кощей будет разделен только на две части. Если же какая-нибудь из них коснется саркофага… Тимофей уже видел, как при соединении частей целого раскалываются оболочки магических самоцветов.
        - Не дай им соединиться! - прокричала Арина.
        Он кивнул. Он все понял. Он постарается. Он не даст. Пусть ворожея колдует спокойно. А уж за двумя подвижными кусками он как-нибудь уследит.
        Тимофей отпихивал и отбрасывал сползающиеся части друг от друга, успевая при этом собирать адаманты и осыпать бессмертную плоть сверкающим дождем.
        Дело шло. Гречанка творила волшбу над средней частью Кощеева тела. Соприкасаясь с кровавыми ранами и черной сукровицей, алмазы плавились, растекались по темной коже. Вскоре и этот кусок тулова с прижатой к груди правой рукой твари был надежно заперт в яйцевидном саркофаге.
        Затем древняя магия спрессовала и упрятала под толстой граненой коркой нижнюю часть Кощея. Согнутые в коленях ноги касались пятками ягодиц. В разорванном чреве кольцами свились вдавленные внутрь и плотно утрамбованные потроха.
        Тимофей толкнул третий кристалл ногой. Откатил подальше от двух других. Так, на всякий случай…
        Все было кончено. Да, кажется, теперь точно все.
        Арина присела на только что сотворенный кристалл-саркофаг, отбросила с лица взмокшие волосы. По обнаженному телу гречанки стекали грязные струйки пота.
        Руки женщины повисли безвольными плетями, ладони легли на сверкающие грани. Пальцы оглаживали самоцвет, словно нащупывали что-то. Прикрыв глаза, Арина дышала тяжело и хрипло. Должно быть, запирающая волшба дорого стоила ворожее.
        Тимофей тоже вдруг почувствовал, насколько сильно он вымотан. Руки дрожат, ноги как ватные. И меч кажется таким тяжелым. Даже вид обнаженной гречанки, которая вроде бы не так давно вскружила ему голову, нисколько не возбуждал. Все-таки сказывалось пережитое напряжение.
        Ничего, он отдохнет… Теперь-то на отдых время есть.
        Тимофей бросил меч.
        Арина вскинулась было, открыв глаза на звяканье стали, но быстро успокоилась. Задумавшись о чем-то, посмотрела невидящим взглядом сквозь Тимофея.
        Тишина. Молчание.
        Он еще раз оглядел три кристалла-саркофага. Улыбнулся. Да, недолгим оказалось пробуждение навьей твари. Освещавшие залу колдовские огни отражались от широких гладких граней - несокрушимых, прозрачных и девственно чистых.
        - Здесь нет предупреждающей надписи. - Тимофей кивком указал Арине на кристаллы. - Ты сможешь ее нанести?
        - Зачем? - Гречанка подняла на него уставшие карие глаза.
        - То есть как зачем? - опешил Тимофей.
        Ворожея пожала плечами:
        - Предостережения больше не нужны.
        Тимофей нахмурился:
        - Почему?
        - Потому что я и без них знаю, чем грозит единение целого, - вяло усмехнулась она.
        Нехорошо… Тимофей нутром почувствовал: что-то здесь неладно. Не так что-то. Не так, как должно бы быть.
        - Да, теперь ты знаешь это, - осторожно начал он, - но другие…
        - А что другие, Тимоша? - ласково перебила она.
        Тимоша? Когда колдунья называла его так в прошлый раз, дела обстояли очень-очень скверно. Смутная тревога нарастала.
        - Арина, ведь не только ты…
        - Только я! - Тихий голос гречанки вдруг зазвенел с неожиданной силой.
        Она поднялась с кристалла. Нет - вскочила. Резко и быстро, будто под голым седалищем колдуньи распрямилась тугая пружина. Колыхнулись обнаженные груди, слипшиеся волосы мотнулись из стороны в сторону, словно боевой бунчук на татарском копье. Лицо Арины исказилось.
        - Отныне только я буду хозяйкой этих артефактов! Только я стану владеть их силой! Я, и никто другой!
        Крысий потрох! Ну почему так паршиво выходит-то? Казалось ведь уже, все славно завершилось, а тут…
        - Скорее, она будет владеть тобой, - процедил Тимофей. - Если еще не завладела.
        - Мною овладеть не так просто, Тимоша, уж поверь. Если я сама того не захочу.
        - А если захочешь?
        Закинув голову назад, Арина заливисто рассмеялась. Ворожея смеялась долго и громко. Ее смех злил и раздражал Тимофея. Так смеются, когда не хотят никого слушать и ничего слышать.
        - Нужно разделить и спрятать Кощеевы останки, - хмуро сказал он. - Спрятать в надежные места, подальше друг от друга.
        - Нужно? Спрятать? - истерично хохотнула она. - Кому это нужно, Тимоша? Мне - нет.
        Тимофей сокрушенно покачал головой. Магический кристалл, на котором колдунья просидела-то всего ничего, дал ей силу, но, похоже, забрал разум.
        А что будет дальше?
        - Арина, - начал он, стараясь говорить с гречанкой как с капризным ребенком, которого нужно успокоить, не прибегая к насилию, - разве случившееся ничему тебя не научило?
        - А чему случившееся могло меня научить? - улыбнулась она ему. - Тому, что сила и хитрость правят миром? И что хитрость может оказаться сильнее самой сильной силы? Ну, так эту науку я давно освоила сама.
        - Крысий потрох! - взорвался Тимофей. - Как ты можешь так говорить?! Ты же видела все своими глазами! Ты же знаешь все!
        Еще одна нездоровая полубезумная улыбка в ответ. Быстрый кивок.
        - Знаю-знаю, Тимоша. И в этом заключается мое преимущество перед теми, кто всего не знал. Кто полагал, что знает, и жестоко ошибся. Перед твоим князем. Перед желтолицым магом с ханьской Стены. Перед прочими чародеями, владевшими Черными Костьми.
        - Не забывай, все, кто владел ими, погибли не своей смертью, - напомнил Тимофей.
        - Потому что все они жаждали бессмертия. Я же теперь на бессмертие не рассчитываю. И не буду его добиваться. И не стану единить целое. Но скажи, Тимоша, что помешает мне брать силу из каждого кристалла по отдельности. Пользуясь ею, я проживу долгую счастливую жизнь могущественной чародейки.
        - Долгую? - хмыкнул Тимофей. - Счастливую? Долгую и счастливую жизнь с останками Кощея под боком? Ты всерьез на это рассчитываешь?
        - Я буду с ними осторожна.
        Он покачал головой:
        - Как ты не понимаешь?! С навьей тварью, пусть даже разорванной на части и заточенной в магические кристаллы, нельзя быть осторожным. С ней вообще нельзя быть. Тварь хитра. Рано или поздно она перехитрит и тебя. А не тебя, так тех, кто завладеет ее останками после тебя.
        Гречанка улыбалась ему молча и загадочно. Похоже, она не слышала его вовсе.
        - Хочешь снова впустить тварь в этот мир? Она ведь выберется, Арина.
        - Возможно, - кивнула ворожея. - Даже скорее всего. Но это долгий процесс. Полагаю, она сможет вырваться из заточения, когда меня уже не будет. Я же сказала, что не рассчитываю на бессмертие. А что произойдет с этим миром после моей смерти… Какая мне разница, Тимоша? Какое мне до этого дело?
        Тимофей вздохнул. Кощей был прав, опасаясь привлекать на службу чародеев. Чародеи слишком непредсказуемы, алчны и себялюбивы, а значит, опасны. Таких ворожей, как Арина, нельзя брать даже в наложницы. Пожалеешь. Дороже выйдет…
        Ну что ж, если нельзя решить дело миром…
        Тимофей схватил с пола брошенный клинок. В конце концов, Арина не Кощей. Ей никаких клятв Тимофей не давал. И его воля пока ничем не скована. И поднять на нее меч ему ничто не помешает.
        Прыжок, взмах. Клинок с гудением рассекает воздух и…
        Ничто? Не помешает?
        И, наткнувшись на невидимое препятствие, выпадает из руки. И, кувыркаясь, летит в сторону. Звякает об пол.
        - Глупец! - Арина снова смеялась ему в лицо злым и неприятным смехом. - Ты в самом деле думал, что я позволю себя убить? Здесь, возле кристаллов, полных магической силы? То, что я не собираюсь жить вечно, вовсе не означает, что я согласна умереть быстро. А вот ты… Ты, похоже, желаешь смерти. Что ж, Тимоша, я буду скучать по тебе. Правда…
        Губы Арины снова шевелились. Гречанка подняла руки. Голубоватое мерцание заструилось по пальцам колдуньи. Какую смерть она ему уготовила?
        А впрочем, разве это имеет значение?
        Еще один миг жизни - и последует смертельный удар. И - конец. Полный, безвозвратный. Он, в отличие от Кощея, не бессмертен.

* * *
        Пронзенная тонкой длинной сосулькой, намертво примороженная к полу и покрытая ледком статуя ханьского мага оказалась крепче, чем думал Бельгутай. Видимо, все дело в том, что ханьца сковывал не простой, а колдовской лед.
        Когда под алмазным троном прогремел взрыв, неподвижный истукан принял на себя и на распахнутые полы затвердевшего плаща немало сверкающих осколков. Ханьца не превратило в груду мороженного мяса. Однако и устоять под градом кристаллов он не смог.
        Мага снесло, словно ворота, вышибленные тараном. На прежнем месте остались только вмороженные в пол и отколотые от голеней ступни. Обледеневшее тело колдуна раскололось пополам. Обломки швырнуло на Бельгутая.
        Его приложило крепко. Так крепко, что не помогли ни шлем, ни латы. Ощущение было такое, будто он попал под ханьский камнеметный снаряд.
        На некоторое время Бельгутай потерял сознание.
        Очнулся он у выщербленной стены, под треснувшими ступенями лестницы, ведущей из залы наверх. Рядом валялись обломки ледяной статуи. Удивительно, но тонкая сосулька, торчавшая из груди и спины замороженного колдуна, не сломалась. Должно быть, этот лед был прочнее стали.
        Здесь же, под лестницей, лежал труп ханьского лучника, пробитый алмазными осколками в трех или четырех местах. Оружие стрелка уцелело. До лука можно было дотянуться не вставая. Из расколотого колчана высыпалось несколько стрел. Штук пять - с переломанными древками. Остальные - целые. Одна стрела лежала у самого лица Бельгутая. Смотрит острием прямо в правый глаз. Повезло: могла бы ведь и выколоть.
        На месте трона дымилась воронка. В стороне поблескивали огромные яйцевидные кристаллы. Увеличенные копии тех, в которых раньше хранились Черные Кости. Впрочем, и в этих тоже были вмурованы останки. Только больших размеров, не успевшие еще усохнуть заново.
        Демона разорвало на три части. И все три упрятаны под толстой прозрачной оболочкой.
        Хорошая работа. И в общем-то, ясно, кто ее сделал. На одном из кристаллов сидела бывшая пленница ханьского мага. Голая ведьма, вновь обретшая способность колдовать и говорить. Руки колдуньи поглаживали широкие грани. Так женщины гладят тела любовников… Взгляд то и дело соскальзывал на два других сверкающих самоцвета.
        Колдунья о чем-то беседовала с Тумфи. Толмач тоже уцелел. Он стоял сейчас напротив ведьмы.
        Снова Бельгутай почти не слышал и не понимал слов чужого языка. Зато он прекрасно понимал то, для чего не нужно слов.
        Беседу ведьмы и урусского толмача трудно было назвать мирной. Какое-то напряжение сквозило в тоне этих двоих и отражалось в их жестах.
        Точно!
        Вот колдунья вдруг вскочила с кристалла, как ошпаренная.
        Вот Тумфи то ли успокаивает ее, то ли в чем-то убеждает… Оба косятся на кристаллы с демоновой плотью.
        А ведь, похоже, спор идет именно о них, об этих самых самоцветах, ставших новым вместилищем для старой магической силы. И притом спор нешуточный.

«Не пора ли вмешаться?» - подумал Бельгутай.
        Вот ведьма смеется в лицо Тумфи - громко, зло, неприятно…
        Стараясь не шуметь, Бельгутай потянулся к ханьскому луку и стреле. На всякий случай. Еще не решив окончательно, чью сторону принять. Еще не зная, будет ли он вообще стрелять, а если будет - станет ли бить насмерть или просто попытается разнять этих двоих, чтобы прояснить ситуацию.
        А вот Тумфи хватает с пола меч и бросается на колдунью. Та легко - коротким и быстрым магическим пассом - выбивает оружие из его рук.
        Бельгутай натянул тетиву. Ханьский лук не привычный номо, конечно, но тоже вполне сносное оружие. К тому же расстояние небольшое. Хороший стрелок на такой дистанции не промажет. Бельгутай был хорошим стрелком.
        Ведьма теперь стояла к нему спиной и творила свою боевую волшбу, не замечая лучника. Колдовала она не спеша, с какой-то уверенной ленцой. Ну да, колдунья наверняка успела уже вытянуть силу из новых магических кристаллов. Потому и не сомневается в своем превосходстве.
        На кончиках ее пальцев вспыхнули голубоватые огоньки.
        Времени на раздумья больше не оставалось, и Бельгутай сделал выбор. За миг до того, как Тумфи должен был умереть, стрела сорвалась с тетивы.

* * *
        Заклинание оборвалось на полуслове. Сильный толчок сзади бросил гречанку в объятия Тимофея. Левую грудь ворожеи вспороло широкое острие. Листовидный наконечник с частыми зазубринами вынырнул под соском. Вышел из тела колдуньи на добрую ладонь. Скрежетнул по зерцалу Тимофея. За спиной Арины затрепетало оперение стрелы.
        Машинально подставив руки, он удержал гречанку. Пальцы ворожеи, с которых мгновенно спало сияние недовершенной магии, словно крючья вцепились в кольчугу. Колдунья навалилась на Тимофея всем телом, повисла на нем так, будто он, и только он, мог сейчас спасти ее от подступающей смерти.
        Ворожея оказалась неожиданно тяжела.
        Глаза Арины, полные боли, ужаса и удивления, пару мгновений смотрели в его глаза. Потом мутнеющий взгляд скользнул вниз. Гречанка тупо уставилась на острие стрелы, что торчало из ее левой груди.
        Кто?! Кто стрелял?! Так метко. И - главное - вовремя так…
        Бросив быстрый взгляд за плечо Арины, Тимофей увидел как в конце залы, под лестницей, поднимается одинокая фигура. Неужели уцелел ханьский колдун? Нет. На человеке не было длинного зеленого плаща. Человек был в доспехах. В знакомых доспехах…
        Бельгутай?! Живой?! Да, точно он. В руках нойон держал ханьский лук. Едва поднявшись с пола, татарин шагнул к Тимофею. Шел Бельгутай прихрамывая и заметно пошатываясь.
        Тимофей вновь перевел взгляд на гречанку. Что ж, вот и свершилось то, о чем когда-то так мечталось. Вот и держит он ее в своих объятиях…
        В ране на груди ворожеи пузырилась кровь. Еще одна красная струйка с гроздьями мелких пузырьков стекала из уголка рта Арины. Видимо, пробито легкое. Но не только оно. Сердце судя по всему, тоже.
        Обычный человек умер бы сразу. Арина, накачанная силой магических кристаллов, еще держится. Впрочем, и ей осталось недолго. Гречанка балансировала на тонкой грани между навью и явью. И мостик этот стремительно истончался.
        Из горла Арины вырвался неразборчивый хрип. Кровь запузырилась сильнее, хлынула горячим пульсирующим потоком. Судорожно сжались цепляющиеся за кольчугу пальцы. Захлебываясь и жадно хватая ртом воздух, гречанка пыталась что-то сказать.
        Тимофей прислушался. Он даже сумел кое-что разобрать сквозь хрип и бульканье.
        - Кристалл… Саркофаг… Спаси… Поднеси… Меня… К нему… Он поможет… Может…
        Голос Арины быстро слабел, но Тимофей уже понял, о чем его просили. Гречанка надеется, что, прикоснувшись к источнику навьей силы, она сможет вернуться в явь. Или хотя бы задержаться в ней. Глупая надежда. Тимофей в такое не верил. Но даже если бы это и было возможно…
        Он хорошо запомнил все, что было сказано ворожеей. Он знал, к чему она стремится и о чем мечтает.
        Тимофей отвел глаза.
        - Извини, Арина, - качнул головой он.
        Во рту было сухо. На душе было горько.
        - Я тоже буду по тебе скучать. Правда…
        Он не дал соединиться разорванному телу Кощея. И никейской ворожее тоже теперь не позволит дотронуться до магических самоцветов.
        Колдунья издала полустон-полурычание. Такими в свой смертный час проклинают злейшего врага. Что ж, пусть… Последнего посмертного проклятия Арины Тимофей не страшился. Арина уже была по ту сторону навьей черты.
        Он разжал руки.
        Слабеющие пальцы не удержали гречанку. Обламывая ногти о кольчужные звенья, царапая нежную грудь о металл боевой брони, пронзенная стрелой колдунья медленно оседала на пол.
        Никакая магия не способна была снова заставить биться сердце, нанизанное на древко стрелы.
        Арина пару раз дернулась у ног Тимофея. Замерла. Глаза ворожеи закатились. Кровь во рту и возле раны перестала пузыриться. Гречанка не дышала.
        Тимофей молча смотрел на неподвижное тело. Ворожея, мечтавшая владеть навьей силой, сама отошла в навь. Что ж, Арине будет что обсудить там с другими магами и колдунами, боровшимися за Кощеевы Кости и нашедшими свою смерть.
        Подошел и встал рядом Бельгутай. Тоже окинул долгим взглядом мертвую колдунью.
        - Я не слышал, о чем вы с ней говорили, Тумфи, - наконец произнес нойон, - но я видел, как она оглаживала кристалл, на котором сидела, и какими глазами смотрела на другие колдовские камни. Она хотела оставить их себе, да?
        - Да, - кивнул Тимофей. - Она хотела.
        Бельгутай вздохнул:
        - Значит, я правильно выбрал цель для своей стрелы.
        Тимофей не ответил. Подумал отстраненно, что у Бельгутая могла быть и другая цель. Он сам.
        - Колдунам, магам и шаманам нельзя доверять хранение таких опасных вещей, - вновь заговорил Бельгутай, глядя уже не на Арину, а на самоцветы с кусками Кощеевой плоти. - Такими вещами должен распоряжаться тот, кто не сможет воспользоваться их силой, а значит, сумеет противостоять соблазну.
        - И кто знает, какую угрозу несут в себе эти кристаллы, - добавил Тимофей.
        - И кто унесет тайну кристаллов с собой в могилу, - закончил Бельгутай.
        Они переглянулись.
        - Нас только двое, - заметил Тимофей.
        - Но двое - это ведь лучше, чем один.
        Да, это лучше. Гораздо. С этим не поспоришь.
        - Раньше было шесть кристаллов, теперь - три, - задумчиво пробормотал Тимофей. - Собрать их воедино будет легче.
        - Значит, нужно их лучше спрятать, - пожал плечами Бельгутай.
        И опять - кто бы спорил. Вот только…
        - Если их снова начнут искать чародеи…
        Если еще не все маги, посвященные в тайну Черных Костей, перебили друг друга. Очень хотелось верить, что это не так, но кто мог поручиться? Кто мог сказать наверняка?
        - Их не должны найти, - твердо сказал Бельгутай.
        - Не должны, - согласился Тимофей. - Никогда.
        Они с нойоном подняли прозрачные саркофаги наверх. Все три кристалла. Оставлять хотя бы один из артефактов во вскрытой тронной зале было бы глупо. Теперь его тут не спрячешь. Теперь это слишком приметное место для любого колдуна. Слишком долго магические токи напитывали стены и своды подземелья. И слишком много волшбы было сотворено в самом Острожце и под его стенами.
        Город был мертв. Трупы татар и латинян лежали в нижних галереях детинца и в тесных верхних проходах. За разбитой подвальной дверью они лежали тоже.
        Мертвецы в доспехах и при оружии усеяли княжеское подворье. Неподвижные тела валялись в хоромах и в избах, на улицах и на окаменевших крепостных стенах.
        Кощей выдышал всех. Весь гарнизон до последнего человека.
        Над Острожцем разносился тоскливый собачий вой. Животных смертоносное дыхание навьей твари пощадило. Кощея интересовали только людские жизни. И нужны ему были только людские смерти.

* * *
        Снаружи, под городскими стенами и отвесной скальной кручей, паслись оседланные ханьские кони. Что ж, они будут весьма кстати. Оставалось только спустить вниз кристаллы и спуститься самим.
        Тимофей и Бельгутай уже знали, что делать. Все было обговорено и решено. В глухих ищерских землях хватает топких болот, и какая-нибудь бездонная трясина вполне может стать подходящей могилой для одного из трех кристаллов. Ну а два других…
        - Я со своим поеду на восток. - Бельгутай задумчиво смотрел на предрассветные зарницы, окрашивавшие небо.
        Тимофей кивнул:
        - Тогда свой я повезу на запад.
        Разницы в том, кто куда отправится, не было никакой. Но чем дальше они смогут удалиться друг от друга, тем будет лучше. И совсем хорошо будет, если один никогда не узнает о том, где спрячет свой кристалл другой.
        А они и не узнают. Люди, расходящиеся в противоположные стороны, вряд ли когда-нибудь встретятся снова.
        Тимофей улыбнулся. Мир велик, и укромных мест в нем найдется много. Пустыни, степи, горы, леса, реки, озера, морские глубины… Надежно спрятать опасные артефакты в этом мире можно и без помощи магии. Возможно, даже лучше, что они обойдутся без магии. В любом случае, если кто-нибудь когда-нибудь замыслит снова воссоединить части целого, сделать это будет непросто. Если явь и не удастся навсегда уберечь от возвращения навьей твари, мир все же получит долгую передышку.
        Уж они-то с Бельгутаем постараются. После того что произошло и чему им довелось стать свидетелями, они будут очень-очень стараться.
        notes
        Примечания

1
        По некоторым данным, за время строительства сложного комплекса укреплений, возводимых в разные времена разными правителями и ограждавших Китай от набегов кочевников, погибло и было вмуровано в кладку до двух миллионов человек. Возможно, на самом деле число погибших еще больше. Впрочем, Стену, о которой идет речь в романе, не следует напрямую отождествлять с Великой Китайской стеной. (Здесь и далее прим. авт.)

2
        Китайская мера длины. 1 цунь равен 3,2 см.

3
        Китайская мера длины. 1 ли равен 576 м.

4
        Длина так называемых «копий розового шага» не превышала 1,8 м. Длина «цветочных копий» составляла 2,3 м, «средних копий» - 2,7 м, «длинных копий» - 4 м. Самые длинные китайские копья и пики достигали 5,5-6 м.

5
        О носимом под одеждой заспинном «арбалете склоненной головы» ди-тону упоминается в некоторых древнекитайских источниках.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к