Золото старых богов Александр Мазин
        Варяг (Мазин) #
        Великий князь Владимир, Красное Солнышко, Святой Креститель Руси, пришедший к власти по языческому праву, а потом самовластно сбросивший языческих идолов в Днепр. Государь, женившийся на византийской царевне и получивший право на царский (кесарский) титул. Вернее, завоевавший это право не только доблестью верной дружины, но и собственным мечом. Что известно о нем, величайшем из государей нашей истории, жившем тысячу лет назад? Известно многое. И не только из отечественных летописей. Владимира знали хронисты Европы и Азии, Византии и арабского мира. Так что информации, правдивой информации, достаточно, чтобы ясно представить образ государя-воина, государя-строителя, решительно обратившего к Истине не только русов, но и сотни других племен, обитавших на подвластной ему земле. Отец Владимира, великий полководец Святослав на равных воевал с византийским императором. У Владимира византийский император оказался в долгу. И великий князь сумел заставить повелителя крупнейшей из тогдашний империй, вернуть этот долг сполна. Добился того, в чем было отказано даже императору Священной Римской империи.
        Александр Мазин
        Варяг. Золото старых богов
        Глава 1
        Удачная встреча
        Киево-Черниговский тракт
        Ехали не спеша. До Морова оставалось всего ничего, до темноты точно успеют.
        Впереди Илья с Малигой. На Илье - новая, третья уже золотая гривна. Первая - его собственная, вернее, подаренная батей, когда Илья гриднем стал. Самая тонкая. Эта хоть и называлась гривной[1 - Гривна в Киевской Руси не только шейное украшение, но и единица веса. Порядка 400 граммов в описываемое время.], но по весу хорошо если на четверть тянула. Вторая, трофейная, потяжелее, искусно витая, с трехголовым псом. Её Илья добыл ещё во времена, когда был калекой. Снял с шеи убитого им Свардига, бывшего княжьего сотника, а потом разбойника и татя. Нелегко это было: калеке убить варяга и княжьего сотника, но Бог пособил: избавил и от лютой участи, и от злого ворога. Хорошая гривна, тяжёленькая. Свардиг её когда-то с шеи свейского ярла снял, а уж тот с чьей - неведомо. Великокняжья гривна - третья. Илье её князь Владимир вчера вручил. Знак это: Илья теперь - старший гридень киевской дружины. При том, что Владимиру он на верность не присягал. Но и без того понятно: надо - послужит, однако подарок изрядный. Такой впору за отменное геройство в битве давать, а не за какого-то разбойника. Но Соловей этот -
разбойник особенный. И не потому что именно он когда-то Илью искалечил, а потому что, как сказал по-ромейски батя: дело это политическое. За великим князем - Христос, за Соловьём - старые боги. Если не может никто из людей князя Соловья укротить, то получается, старые боги сильнее Христа. Потому и награда Илье щедрая. И разбойника Соловья не казнили попросту как татя, а в темницу великокняжью прибрали. Хотя, думалось Илье, спрашивать его там будут не о богах, а о схоронках с добычей. Ну да это уже Ильи не касается. Он своё получил.
        Малига, десятник, с которым Соловья взяли и который сейчас обочь Ильи едет, тоже без наград не остался. Его уже сам Илья одарил. Так батя велел. Сказал: «Малига - твой человек, сам и поощри». Новая кольчуга на Малиге, шлем новый, браслеты серебряные увесистые на руках. Доволен Малига. Да и кошель у него потяжелел изрядно.
        И у тех дружинников, которые ехали сейчас позади княжича, тоже добра изрядно прибавилось у этих шестерых и у тех, кто ранен. Трое тяжёлых сейчас в Морове отлёживаются, трое полегче - в Киеве остались. Илья их с собой не взял. В Морове лекарь хороший, но в Киеве лучше.
        Хорошо на дороге. Тишина. Лес осенний золотом горит в лучах вечернего солнца…
        - Караван недавно прошёл, - произнёс Малига, глядя на землю впереди.
        - Караван! - Илья фыркнул. - Тоже скажешь! Три воза и пешцев шестеро.
        - Возы, однако, тяжёленькие, - заметил Малига. - У одного колесо вихляет. Может, поломалось, а может, чека выпала…
        Илья вгляделся.
        - Поломалось, - решил он. - Если бы чека, они б уже поправили, а раз едут, значит, запасного нет. Надеются на этом до Морова дотянуть.
        - Ого! - вдруг воскликнул Илья. - С чего это они помчались?
        Сразу понял, с чего.
        Кровь на земле. Припорошенная пылью, но всё равно заметная.
        - Малига, глянь! - велел Илья, вынимая изготовленный к бою лук. В дороге Илья тетиву с рогов не сбрасывал.
        Десятник спешился, поковырял пальцем:
        - Свежая! И тело вон в кусты уволокли! Миловид, глянь…
        - Не надо! - остановил отрока Илья. - После!
        И послал Голубя в галоп, выдёргивая из тула стрелы.
        Скачка продолжалась недолго.
        Обоз остановили. На дороге можно было легко разглядеть и кровь, и другие заметённые следы. И обломки колеса, которые побросали на обочину, и глубокий след колёс, уводящий в лес.
        Малига вновь спешился. Понюхал обломанную и кое-как прилаженную на место ветку.
        - А ведь совсем недавно прошли! - обрадованно проговорил он.
        Илья улыбнулся радостно.
        - Это мы удачно проехали! - заявил он. - Бог нас любит!
        Дружинники весело загомонили.
        - Тихо! - рыкнул Малига. - Они могут быть близко. Вперёд!
        В лесу след стал более явным: здесь его особо не прятали, да и как спрячешь след от телег, которые волокут через кусты?
        А вот и овраг. Знакомая повадка!
        - Возгарь, глянь! - велел Илья.
        - Не отстанем? - забеспокоился Малига.
        - Не-а. Они с полоном. В болоне - бабы. Быстро не пойдут.
        В лесу уже было темновато, однако помимо отпечатков копыт можно было разглядеть и следы пеших. Причём эти пешцы ходить по лесу не очень умели. А вот этот маленький каблучок - точно женский… Нет, с такой челядью разбойникам не разогнаться.
        Возгарь, матёрый гридень из кривичей, спустился в овраг.
        - Возы здесь! - крикнул он снизу. - Один - без колеса. И ещё мёртвые. Вижу троих. Ободраны до исподнего. Убиты стрелами. Дальше искать?
        - После! Вылезай! Гридь, рысью!
        Быстро темнело. Пришлось сбавить скорость. Илья был уверен, что Голубь и в темноте найдёт, куда ступить, но вот по следу он идти не приучен. Всё же не пёс…
        - Рознег! Первым езжай! - скомандовал Малига. - Парень в темноте видит, как рысь, - пояснил он.
        Илья спорить не стал. Рознег молод, отрок ещё. Зато из природных варягов. Обучен как следует.
        А в темноте он и впрямь видел как кошка. Цепочка дружинников сразу пошла быстрее.
        Им повезло ещё раз. Когда стемнело настолько, что даже Рознег ничего не мог разглядеть, а кони перешли на осторожный шаг. И тут потянуло дымком. Костёр.
        - Спешиться, - скомандовал Илья. - Малига, разберитесь пока с лошадьми, а я сбегаю гляну.
        - Понял. Рознег, Возгарь - с княжичем!
        Илья хотел было запротестовать, но понял, что Малига прав. И не только потому, что хочет прикрыть Илью. Если они отыщут разбойников, то кому-то надо будет сообщить остальным, а кому-то - остаться наблюдать.
        Да, маловато пока у Ильи воинского опыта. Хотя опыт, как сказал когда-то Богуслав, - дело наживное. Главное - выжить, пока его набираешься.
        Костёр. Устроен умело: два длинных сухих ствола горят крест-накрест под сенью вековой ели, так что дым теряется в кроне, да и свет тоже. Издали не заметишь, но русам повезло: они оказались близко.
        Вокруг костра - семеро. По виду охотники. Что удивило: старшей, похоже, была женщина. Рослая, широкоплечая, в мужской одежде, но с мужчиной всё равно не спутаешь: слишком много плоти за пазухой.
        Неподалёку - гора поклажи и упряжи. А немного поодаль - семеро связанных: четверо мужчин и три женщины. Две - совсем молоденькие.
        Чуть в стороне - стреноженные кони. Не меньше двух десятков.
        «Шестеро - это немного, - подумал Илья. - Втроём возьмём легко».
        Да он бы и один взял: у тех татей, что близ костра, только тесаки да пара топоров, воткнутых в стволы. Остальное: луки, тулы со стрелами - шагах в десяти, подальше от огня. Пока дотянутся…
        - Берём! - азартно прошептал Илья Рознегу и Возгарю. - Прикрывайте!
        Он убрал лук в налуч, выпрямился, вынул из ножен мечи и неторопливо вышел на освещённую костром полянку.
        Большая ошибка с его стороны.
        В оправдание Ильи можно было бы сказать, что ему слишком везло в последнее время. Это и вселило ложную уверенность: мол, достаточно ему, княжичу и старшему гридню, показаться во всей красе - и ошеломлённый враг тотчас в ужасе опрокинется навзничь.
        От мгновенной смерти Илью спасли добрая бронь и то, что стрелок не стал бить в лицо, а решил, что сумеет пробить кольчугу.
        Шибанувшая в спину стрела толкнула Илью вперёд… И вторая стрела ударила в живот. Больно! Но кольчуга и тут выручила. А вот от брошенного в лицо топора бронь точно не уберегла бы, но Илья увидел бросок и уклонился. А метнувший топор разбойник тоже схолопотал стрелу, скорчился и рухнул в костёр, подняв столб искр. И дико завопил.
        Илья прыгнул вперёд, перемахнув через бревно, на котором сидели разбойники, ухватил первого попавшегося, закрылся им и бревном от затаившихся в темноте стрелков и заревел туром:
        - Гридь!!! Сюда!!!
        Свистнула ещё одна стрела. Удар - и разбойник, которого сцапал Илья, охнул и перестал трепыхаться.
        И всё. Топот нескольких пар ног, тут же потерявшийся в лесу. Плач пленных девок, треск костра, вонь горелого мяса…
        - Что ж ты, княжич, так… неаккуратно, - укорил Малига. - Подождал бы нас… А если б убили тебя?
        Илья помалкивал. Мрачно. Во всём прав Малига. Зазнался он, Илья Сергеич. Решил от жадности к славе всех врагов в одиночку поразить.
        И получил, что заслужил. Прав Малига: счастье, что не убили.
        Итог схватки не радовал. Трое разбойников - насмерть. Раненых, чтоб допросить, - ни одного. Пленников, правда, освободили и добычу, взятую на караване, отняли. Но остальных татей бездарно упустили. В том числе и бабу. А ведь баба эта - не кто-то там, а любимая младшая жена Соловья именем Хворь. Пленные рассказали: билась она наравне с мужами и лично зарубила секирой купца.
        И где теперь эту Хворь искать?
        Была, правда, у Малиги мысль: пару разбойничьих лошадок на свободу отпустить. Вдруг к жилью выведут.
        Утром попробовали… Не получилось. Никуда лошадки не пошли. И человечьих следов не осталось никаких. Ушли тати. Из-за беспечности и наглости Ильи. Ой, стыдно!
        Глава 2
        Княжьи заботы
        Моров
        Юница спала, свернувшись калачиком. Утомилась. А вот Илье не спалось. Соловья он изловил, тем не менее нападения не прекратились. Кулиба сообщил о ещё одном пропавшем караване. Сотник Гордей, командир присланных батей дружинников, поведал о другом случае: о спугнутых лесовиках, которые сунулись к каравану фальшивому, но вовремя распознали переодетых воев. Прибавить сюда тот обоз, остатки которого спас Илья, и выходило, что Соловей попался, а разбоев стало только больше.
        Сначала Илья очень расстроился. Особенно из-за собственной оплошки. Но сейчас, после совещания, ужина и сладкой девки, успокоился и решил, что дела обстоят лучше, чем показалось сначала.
        Во-первых, у него нынче больше двухсот воинов, значительная часть которых опытная гридь. Подобной дружиной, даже вполовину меньшей, далеко не всякий князь похвастаться может. Во-вторых, командуют моровским войском люди умелые и достойные.
        В-третьих, до сей поры за разбойниками не замечалось, чтоб они нападали на фальшивые караваны. А тут купились. И почти попались. Батя, правда, по этому поводу сказал бы своё обычное: почти попал - это значит промазал, но всё же…
        Да и часть пленных они отбили, чего ранее тоже не случалось.
        И не такие уж они храбрецы, если сразу сбежали, не попытавшись дать настоящий отпор. Сбежали, правда, умело, но всем понятно, что драться с гридью на равных тати более не рискуют. Их ведь, по словам отбитых пленников, было примерно столько же, сколько у моровских, - девятеро. Это всего. А побежали разбойники от троих. Даже и не подумали драться, хотя часть в схоронках сидела.
        И все они дали дёру. В драку полез только тот, с топором, но и он, похоже, со страху. Так что повезло Илье, что говорить. Будь в том отряде кто-то равный Соловью или Зибору - случился бы бой, и бой жестокий. Илье оставалось только радоваться, что разбойники удрали. Не то в семь луков они могли прижать и Рознега, и Возгаря, не говоря уже об Илье, который по собственной глупости оказался бы на виду и в окружении бьющих из темноты опытных стрелков.
        Какой из этого вывод?
        Рисковать соловьята не хотят. Коли так, то можно пока принять предложенное Гордеем: сбивать малые караваны вместе и придавать каждому по пять-шесть дружинников. Людей хватит, ещё и на дозоры останется. Для начала план сгодится. Но только для начала. Охранять караваны - это уже означает уступить разбойникам. Ни Святослав, ни Владимир не смогли бы примучить вятичей, если б ограничились охраной идущих по Оке кораблей, всё остальное отдав лесовикам. Надо брать под себя всю землю. Знать не только о каждом селище, о каждой затерявшейся в лесах охотничьей избушке.
        Когда Илья с батей последний раз разговаривали, батя нарисовал картинку-карту Моровского княжества. Показал на узкую прибрежную полоску и сказал:
        - Это уже наше. - А потом обвёл стилом огромное в сравнении с синей ленточкой Десны зелёное пятно и сказал: - А это должно быть нашим. Потому что, Илюха, это и есть наше главное богатство. Не заселённые и застроенные берега, а вот эти бескрайние земли. И ежели заселим их все, Илюха, то станем мы, Русь, побольше Византии. Однако обо всей Руси пускай великий князь печётся, а нам с тобой о княжестве Моровском надо порадеть. Сам подумай, какое место славное. Киев - близко. Чернигов - ещё ближе. А главное, всё, что добудем, куда хочешь повезём. Хочешь - к ромеям, хочешь - к полякам, чехам, германцам. Вот она, дорога! - Батя ткнул стилом в синюю ленточку. - И вот другая дорога. - Батя показал на совсем тонкую чёрную линию тракта. - А ещё если бы вот здесь мост построить и оба берега связать… Но сначала - это! - Батя опять ткнул стилом в зелень лесов.
        Илье батина мысль была понятна. Но как её воплотить, Илья пока не знал. Батя, наверное, знал, но помалкивал. Надо думать, ждал, как сын разрешит эту задачку. И Илья её разрешит, куда он денется.
        Не зная, как унять мысли (поспать-то всё же надо), Илья пихнул девку. Спит, тёлочка. Хотя…
        Можно и не будить.
        Илья перевернул её на спину. Спит. Розовый ротик приоткрыт, белые сиськи с такими же розовыми сосками расплылись, мягкий живот ходит ровно вверх-вниз. Бёдра тоже мягкие и белые сверху, но на ладонь выше колен уже покрыты загаром. Чем ниже, тем гуще. Это от стирки. Так-то ноги заголять - стыд, но во время постирушек можно. Вот и приманивают парней голыми лягами.
        Илья усмехнулся, перекатился на руки, замер над девкой. Наваливаться не стал - этак и раздавить недолго, - впихнул колени между мягких бёдер, двинул ногами в стороны, освобождая причинное местечко, и толчком вогнал уд в ещё не обсохшую жаркую вагину. Правильно ромеи её назвали: вагина. Точно, как ножны для меча. Хорошие ножны - они тоже мягкие, войлоком изнутри проложены или шерстью, чтоб влагу впитать… Ну, столько влаги никакие ножны не впитают!
        Юница заохала, застонала: «Го-о-дун…», попыталась обхватить Илью ногами, но он не позволил. Наоборот, приподнялся, перебросил колени так, что оказались снаружи, и сдавил, стиснул ими и девкины ноги, и норку её, и собственный уд.
        Во-от так хорошо! Вот так сла-адко! О-о-о!
        - У-у-у! - завыла девка. Потом: - Ах, ах, ах! - будто задыхалась. А может, и впрямь задыхалась, потому что Илья уже не стоял над ней, а наваливался, пахтал мощными короткими ударами, упираясь уже только локтями и впиваясь ртом в нежное пульсирующее горлышко до самого распоследнего мига, когда Юница завопила истошно, хлынула соком… Тут уж и Илья вскинулся на выпрямленных руках, взревел ярым туром и завершил: влил в девкину утробу богатырское семя.
        Опорожнился и рухнул, опрокидываясь на спину и подхватывая девку, придерживая за упругую задницу, чтоб осталась с ним, а он - в ней.
        Она и осталась. Распласталась на нём, жаркая, подрагивающая мелко, будто оленица, которой вскрыли ножом горло. Влага, её и его, вытекала щедро, пачкая постель…
        - Мой господин… Княжич…
        - Здесь! - Илья спихнул девку и сел. - Зайди, не мнись! - гаркнул он.
        Дозорный отрок осторожно откинул завесу, глянул на раскрасневшегося княжича, потом на девку, испятнанную следами мужских пальцев и губ, раскинувшуюся бесстыдно, бессильную даже прикрыться. Глянул, сглотнул и проговорил почему-то шёпотом:
        - К тебе гость, княжич. Из лесу.
        - Ты кто?
        Лесного гостя сопровождали два гридня из Гордеевой сотни. И сам сотник Гордей. Все трое - начеку, как будто привели не какого-то там смерда-лесовика, а лучшего из воинов.
        Илья встречал, понятно, не голышом в спальне: накинул порты и рубаху, опоясался мечом и сел за стол в светлице, которую облюбовал для умных занятий. Сейчас, понятно, в светлице было не так, как днём, однако пара масляных ламп византийской работы позволяла не просто видеть, но свободно читать самые мелкие буковки.
        - Ты кто?
        Лесовик подумал немного…
        И поклонился в пояс. Сам. Без «помощи» гридней.
        - Ладовлас.
        - Я спросил, кто ты, а не как тебя зовут, - заметил Илья очень спокойно, хотя внутри всё дрожало, как у гончей, которая поймала след.
        - Я скажу, - ответил лесовик. - Но только тебе.
        Чем-то он Илье нравился. Тем, как держался, наверное. Признавая старшинство Ильи, но без подобострастия. И без страха. Хотя наверняка понимал, что, шевельни Илья пальцем, и его мигом уволокут в подвал, где он вскоре будет отвечать без запинки на любые вопросы. Ну, если не считать запинками жалобные вопли. Да, крепкий муж. И не физической силой, хотя и тут не обижен, а духом. Ох, непростой это лесовик. Хотя последнее и так понятно. Явился среди ночи, потребовал княжича… И даже как-то убедил гридь, чтоб его пустили. Могли ведь и прибить…
        - Почему я должен верить тебе больше, чем моей гриди? - нахмурил брови Илья.
        - Сновид сказал. Только тебе, - буркнул лесовик.
        - Сновид мёртв.
        - Он - да. Воля его - нет.
        Да. Есть в лесовике сила. И храбрость. И верность.
        - Гордей, забери своих и выйдите.
        - Княжич!
        - Ты ведь его сразу ко мне привёл, верно? - усмехнулся Илья. - Почему?
        - Псы его не тронули, - сказал Гордей.
        Вот это интересно. Псов, которых ночью выпускали охранять Моров, ещё Ярош натаскивал, и обращаться с ними умели немногие. Днём они в яме сидели, взаперти. Потому, кстати, и выжили при штурме.
        - Иди, Гордей. Думаешь, я со смердом не управлюсь?
        Гордею приказ явно не по душе пришёлся, но подчинился. Вышел и дружинникам махнул: мол, со мной. Впрочем, далеко не ушли. Остались на галерее.
        - Я подойду? - спросил Ладовлас.
        Илья кивнул. Опасности он не чувствовал. Вряд ли этот человек замыслил недоброе. А если и замыслил… Оружия у него нет, это наверняка проверили. Справиться с оружным Ильёй голыми руками… Это надо силёнку иметь как у покойного Сварожича, великана, которого Илья убил этим летом и который перед тем играючи уложил малый десяток дружинников судеревского князя. До великана со Святогорки Ладовлас не дотягивал ни умением, ни статью.
        - Так кто ты?
        - Вместо Яроша я, - совсем тихо произнёс лесовик. - А ночью пришёл, чтоб не увидал никто. Думал: тишком к тебе проберусь, да вот… - Он мотнул головой в сторону дверей, - заметили.
        - Само собой, заметили. - Илья усмехнулся. - Слово для собак в лесу ещё кто знает?
        - Сновид знал. И я. Больше никто.
        - Допустим. Поесть, выпить хочешь?
        - Некогда, господин. Скажу, что надо, и сразу уйду.
        «Нет, друже, ты уйдёшь, когда я разрешу», - подумал Илья. Но вслух не сказал. Чтоб не спугнуть.
        - Говори! - разрешил он.
        - Соловей, - сказал Ладовлас. - Сновид велел выдать его тебе.
        - Опоздал. - Илья нахмурился. - Я его уже в Киев отвёз. В клетке.
        Неужели не знает?
        Знает, как оказалось.
        - Соловья ты взял, за что хвала тебе! - Ладовлас поклонился в пояс, коснувшись рукой пола. - Сновид себя убил, чтоб в руки татю не даться. Ты Соловья взял. Жаль не наказал…
        - Без меня накажут, - усмехнулся Илья. - Великий князь его ярлу Сигурду отдал, а тот - палачу своему, Хравну. Думаю, Соловушка наш теперь кровью плачет, что я его вместе с дружками не зарезал. Хотя и дружкам его тоже умирать нескучно было. Да ты слыхал, пожалуй.
        - Слыхал, - кивнул Ладовлас. - Только зря ты так. Людь тебя теперь как зверя лютого страшится.
        - Зато вдругорядь разбойникам помогать поостерегутся.
        - А куда им деться? - пожал плечами Ладовлас. - Лихие люди тоже шкуру содрать могут. Но ведь на то они и лихие, а ты - господин. Ты нас оберегать должен.
        - Что я должен, а что нет - сам разберусь, - буркнул Илья. - Всё сказал, что хотел?
        - Да ничего я ещё не сказал, - проворчал лесовик. - Ты ж слова вставить не даёшь… господин.
        - Говори.
        - Я и говорю: Соловья нет, но родня его осталась.
        - И велика ль? - поинтересовался Илья.
        - Шестеро сыновей у него, а дочерей - девять, - ответил Ладовлас. - Но один парень и две последние девки малы ещё. Они от третьей жены. А остальные с оружием управляться горазды, что парни, что девки, и злодеи все поголовно! - произнёс он с ожесточением. - Кровь лить, люд мучить - им в радость. Отец их сызмала убивать учил. И жену свою, которая третья, тоже учил. Он её украл где-то малой совсем. Говорили: знатного она рода. Сначала наложницей сделал, а как сына родила - женой пред богами. Думаю, она теперь стаей и верховодит: соловичами и теми, кто к ним прибился. Кличут её Смертной Хворью, и не зря.
        «А я эту Хворь, считай, в руках держал, - с досадой подумал Илья. - Вот же…»
        - Изрядный выводок, - процедил он. - И как их найти, Ладовлас?
        - Найти можно. Я подскажу как, - пообещал лесовик. - Сам не отыщешь.
        - Ты знаешь, где они?
        - Знаю, кто знает, - ответил Ладовлас. - Те, кто сам в их ватаге. Но эти даже и захотят - не выдадут. Соловичи за такое отмстят страшно. И обидчику, и родне. Так что о том, что я к тебе приходил, - никому, господин! И воям своим скажи. Меня убьют - пусть. Но они весь мой род вырежут. Такая у них повадка.
        - Сурово!
        - Сказал же: им кровь лить, как нам мёд пить.
        - Не бойся. Кровь лить и мы умеем, - мрачно посулил Илья. - Ты покажи только, где они прячутся!
        - Там не только родня Соловьёва, - предупредил Ладовлас. - Другие тоже. Точно не знаю, но десятка два, не меньше. А ещё Хворь эта… Говорят, ведьма она, - добавил он с опаской. - Будущее видит, Соловья от смерти заговорила!
        Илья хмыкнул:
        - Надо думать, заговор некрепок вышел, раз от меня не уберёг.
        - Это ещё как глянуть, - пробормотал Ладовлас. - Все, кто с ним был, - мертвы, а Соловей жив пока что.
        - Ещё бы! - усмехнулся Илья. - Так ему и позволят - за Кромку сбежать. Так что о гнезде Соловичей? Кто меня туда проведёт?
        - Сами и проведут, - сказал Ладовлас. - Я того места не знаю, зато знаю селище, куда они частенько заглядывают…
        Глава 3
        Охота на живца
        Радимичские леса
        С собой Илья взял уже знакомый в деле малый десяток Малиги, дополненный ещё тремя гриднями, умелыми лесовиками. Ещё десяток Бокши, который Илья тоже успел попробовать в бою. А к ним - семь лучших стрелков из батиной сотни, отобранных Гордеем лично. Гордей и сам хотел пойти, но Илья не согласился. Оставил его старшим в Морове. Кулиба если и обиделся, что его из воевод подвинули, виду не подал. А Гордей Илье в этом походе ни к чему. Стрелками Илья намеревался командовать лично.
        Совершенно неожиданно с ними попросился Свен Неудача. Вместе с пятёркой его лучших рубак, тоже нурманов: двух свеев, двух норегов и одного огромного дана, которого звали Гудмунд Праздничные Врата.
        Илья было воспротивился: мол, лес - это не палуба драккара, не крепостное забороло и даже не чисто поле. В лесу уметь надо!
        - А ты проверь! - потребовал Неудача.
        Илья проверил.
        И нурманов взял. Все, даже громадина Гудмунд, передвигались по лесу не хуже самого Ильи, а подспорьем могли оказаться серьёзным. И по сей день потягаться на равных, строй на строй, с нурманами могли только лучшие из варягов. И стрел разбойничьих нурманская стена щитов боялась не больше, чем матёрый вепрь - швырковых ножей.
        Правда, Илья подозревал, что желание Свена Неудачи лично участвовать в захвате лесного разбойничьего дома было далеко не бескорыстным. Награбить Соловей успел немало. Вдобавок кто-то из разбойников, оказавшихся в умелых лапах Свена, перед тем как помереть лютой смертью, проболтался: помимо взятого на купцах Соловей получал и подарки. Ценные вещи от лехитских князей и дань с лесовиков-радимичей. Якобы за защиту от христиан.
        Пройти мимо такого богатства - совсем не по-нурмански.
        Желающих прибрать награбленное Соловьём было бы значительно больше, если бы Илья не казнил его людей, а привёз в Киев. Там бы из них живо выпытали все укрытия и схоронки.
        Но Илья возможной добычей делиться не собирался, а Соловей, можно надеяться, слишком разговорчив не будет. И сам крепок, и оберегать ему есть кого, кроме награбленного. Так что палачу Сигурда-ярла с ним придётся как следует попотеть. А тем временем Илья многое успеет сделать.
        Очень вовремя появился Ладовлас. Очень вовремя.
        Теперь оставалось лишь точно узнать, где укрывище разбойников…
        И взять его штурмом. Так предлагал поступить Свен. Налететь внезапно, чтоб добро перепрятать не успели.
        Илья придерживался другого мнения. Он был сыном князь-воеводы Серегея, для которого вся добыча Соловья - как десяток кун[2 - Куна. Мы знаем, что это была популярная денежная единица. Абсолютно точной информации о куне нет. Я склонен думать, что это денежный эквивалент пушной шкурки. Куницы, например. Или просто «кожаные» деньги. Скажем, шкурка с печатью великого князя. В описываемое время, предполагаю, куна равнялась примерно грамму серебра. Лет двести спустя - двум граммам.] для того же Свена.
        Своей главной задачей Илья видел не только и не столько прибрать к рукам богатства разбойничьей ватажки, но извести эту ватажку под корень.
        А для этого мало было налететь внезапно и покрошить всё, что сопротивляется. Надо было понять, как действуют разбойники. Сколько их в лесном доме? Как и когда они берут дань с лесовиков? Когда собираются вместе? А ещё лучше - заставить их собраться вместе и угодить под удар русов. Изучить врага, потом заставить атаковать, показав якобы слабое место, как это делается в поединке.
        «Правильное знание - ключ к победе, - говорил батя. - Сначала ты должен получить полное понимание обо всём, что можно, - батя использовал другое, латинское слово «информацио», - а потом уже, на основании увиденного и понятого, прикинуть, как будет действовать твой враг, и только потом уже начать действовать. С учётом возможных ответных действий. Представь себе, что ты готовишься к бою, вот как мы сейчас играем с тобой в фигуры[3 - Средневековый вариант шахмат.]. Я делаю ход, - батя подвинул башню, - и примерно представляю, как ты ответишь. И как я отвечу на твой ответ. Ну и дальше. Если игрок достаточно умел и умён, он может продумать и на три, и на четыре хода вперёд, но толк от этого будет только тогда, когда он точно осознает своё настоящее положение и то, что из себя представляет противник. Вот я, например, точно знал, что ты съешь мою башню своим всадником, и потому вот тебе мой ответ…»
        «А если бы я не съел?» - спросил Илья.
        «Тогда мне понадобился бы другой план. Неважно, на сколько ходов вперёд ты распланировал бой. Один неожиданный ответ противника, и все твои планы станут не просто бесполезны, а вредны».
        «Почему вредны? - удивился Илья. - Разве плохо думать вперёд?»
        «Думать - неплохо, - ответил батя. - Но лучше действовать вообще без плана, чем следовать тому плану, который уже не верен. Бой, Илюха, это побыстрее, чем фигуры. И это - постоянные изменения планов. Даже обычный поединок. В нём столько случайностей, что вести его по собственному разумению можно, лишь если ты непрерывно отслеживаешь, чувствуешь действующую ситуацию. Это намного важнее умения планировать вперёд, - батя иногда говорил мудрёно, но Илья привык и понимал, о чём он. - Ты, Илюха, можешь финтить и расставлять ловушки. Это нужно и правильно. Но при этом ты должен быть готов отказаться от любого намерения, если противник обошёл твой план или развалил его к бесам. Это бой, сын, а в бою всего предусмотреть нельзя. В бою можно и должно быть готовым. Ко всему. И отвечать, опережая противника. А вот до боя, будь то простой поединок или большое сражение, ты обязан предусмотреть всё, что можно. И учти: чем больше твоё войско, тем проще им управлять и тем больше вероятность, что все задуманные тобой хитрости будут осуществлены. Хотя в управлении большим войском тоже есть свои сложности».
        «Какие, батя?» - поинтересовался Илья.
        «Управление. Своими руками-ногами ты управляешь сам. И десятком - тоже. А вот с сотней - сложнее. Особенно если твоим людям предстоит действовать розно. Тут важно, чтоб все действовали согласованно, а для этого надо позаботиться о сигналах и о том, чтобы твои командирские «руки-ноги», то есть твои десятники, точно знали, что им нужно делать по каждому сигналу, и самовольничали только тогда, когда этого требует та самая изменчивая боевая ситуация. И чем больше у тебя людей, тем важнее это самое управление и надёжность твоих командиров. Но даже если у тебя всё это есть, всё равно для уверенной победы этого мало, сын. Чем больше у тебя людей, тем больше твоё войско становится похоже не на людское воинство, а на охотничьего пса. И тебе приходится всё меньше думать о каждом вое и всё больше - об этом звере. Чтоб он был сытым и отдохнувшим. Чтоб он свирепел, когда надо, и бесстрашно бросался на врага, а когда надо - отходил по твоему зову. Чтоб не боялся и не впадал в ярость, перестав повиноваться. Это всё важно, сын, но ещё важнее - это ты сам. Любая твоя ошибка - и твой пёс окажется под копытами тура
или умчится в лес за зайцем, когда на тебя нападёт медведь. Ты понял, сын?»
        «Да, батя», - ответил Илья.
        «И что же ты понял?»
        «Чем тщательнее готовишься к бою, тем меньше в нём будет неожиданного».
        «Блестяще! - одобрил батя. - А теперь - спасай своего монарха…»
        Вот почему Илья не обрушился бы немедленно и всей своей силой на лесное укрывище разбойников, даже если бы точно знал, где оно. Даже в этом случае он поступил бы точно так же: двинул своё воинство к лесной деревушке, о которой говорил Ладовлас. Именно сюда частенько захаживали чада Соловья. У одного из соловочей там жила девка, внучка главы рода. Жениться на ней Солович не собирался, однако обитателей деревеньки прикармливал: сбывал через них кое-какую мелочь, взятую во время разбоев. Если бы удалось взять Соловича в плен и вдумчиво допросить, у Ильи появились бы так необходимые сведения о разбойничьем логове.
        Заходить в деревеньку всем воинством Илья не стал, взял с собой троих: Возгаря, Миловида и Гудмунда.
        Остальным было велено обложить деревеньку со всех сторон и следить тайно, причём первый день выпускать всех беспрепятственно, а после второго только впускать, а уходящих вязать и держать до времени. Однако в саму деревеньку входить, только если в неё войдёт действительно крупная и оружная ватажка.
        Вот это было бы совсем удачно: не только раздобыть «языка», но и прихлопнуть изрядную часть татей заранее.
        В общем, настропалил Илья ловушку. И теперь оставалось ждать, когда в неё угодит нужный зверь.
        Старшим Илья оставил Свена. Решил, что тот - самый опытный.
        Лучше бы Илья доверил старшинство Малиге. Кривский десятник уже сталкивался с разбойниками Соловья и относился к ним всерьёз, а вот для нурмана те были всего лишь непомерно обнаглевшими смердами.
        Пару суток было тихо.
        Илья утром и вечером отправлял Возгаря снестись с гриднями и узнал, что в первую же ночь деревню покинули двое смердов.
        И пока что не возвратились.
        А вот третья ночь преподнесла подарочек.
        Глава 4
        Ночная скачка
        Деревня радимичей
        Жилось в лесной деревеньке Илье с гриднями неплохо. Разместились вчетвером в общинном доме. Это сначала. Потом Илья решил: не лучшее место. Потому что это только так называлось: общинный дом, а на самом деле - просто длинная вонючая землянка, сырая и богатая исключительно насекомыми. Собственные избы обитателей деревни были куда уютнее, так что на следующую ночь Илья со своими переехали на постой кто куда. И провели ночь намного интереснее. Особенно Миловид, к которому в спаленку пробрались аж трое: младшая жена хозяина избы и две его дочки.
        Илья тоже не скучал, но развлекался недолго. Задолго до полуночи выставил ночную гостью и как следует выспался.
        А на следующий день как следует погонял свою маленькую дружину. Особенно досталось Миловиду, который ночью отдохнуть толком не смог. За что и поплатился.
        Себя, впрочем, Илья тоже не жалел. До полудня он играл боевым железом с Гудмундом, который был едва ли не поздоровей, чем Илья, почти так же подвижен, а выносливостью был… нурман нурманом. То есть драться мог, пока не проголодается.
        Особенно же интересен для обоерукого поединщика Гудмунд был тем, что орудовал хогспьётом - тяжёлым копьём, оснащённым длинным наконечником на железной трубке, которым удобно не только колоть, но и рубить. Особенно опасны были удары по ногам. Пару раз Гудмунду даже удалось сбить Илью с ног, и не будь наконечник защищён, просто падением Илья не отделался бы.
        Впрочем, и Гудмунду досталось. Илья клинки не защищал, только придерживал удары, а если и бил, то не лезвием, а плоскостью. Но бил, не особо стесняясь, так что синяков нурману наставил не меньше, чем получил. После обеда рубились совместно: двое на двое, один на троих, все против всех.
        Весело было. И деревенским тоже. Поглазеть на воинов настоящих и осознать, кого в этом мире надо бояться и кого - ублажать.
        Третья ночь…
        Третья ночь в деревне для Ильи началась с непонятного сна.
        Стоял вокруг него незнакомый лес: старый, седой, недвижный, безжизненный. А меж стволами сновали тени духи бесплотные, нестрашные, но докучные. Касались холодком, постанывали, будто хотели чего-то, а выразить не могли. Илья чуял, что в силах их отогнать, но не гнал. Опасности в духах не чуял. Так, беспокойство. Его больше само место привлекало. Стволы мшистые, почва под ногами непонятная: будто сплетённое из ветвей дно огромной корзинки, присыпанной жухлой осенней листвой… Хотя, если приглядеться, не присыпанной, а проросшей. Зыбкая почва, но ощущалась почему-то надёжной. Ноги стояли твёрдо… Ноги ли?
        Не ноги - лапы мохнатые размером с медвежьи, но не медвежьи, а с человеческими пальцами, только что волосом обросшими.
        Этакой подмене Илья почему-то не удивился, будто так и надо. А вот стволы беспокоили. Что-то в них не так было.
        Илья запрокинул голову…
        И аж присел, втянув голову в плечи.
        Там, наверху, у чудных деревьев не было крон. Вместо ветвей - корни чёрные, шевелящиеся, а над ними - кромешная тьма. Вот она-то испугала всерьёз.
        И тут же закричали вокруг Ильи разные звериные голоса, докучные тени кинулись во все стороны прочь…
        И Илья проснулся.
        Спал он на сдвинутых лавках за большим ларём сбоку от дверного проёма. Тусклый свет из щели-оконца падал на середину клети[4 - Клеть - небольшое неотапливаемое помещение, часто без окон, иногда пристройка к основному строению, использовалась как складское помещение или как спальня в тёплое или условно тёплое время года.], оставляя угол Ильи в тени, даже если снаружи было светло, а не как сейчас.
        Илья проснулся от шороха поднявшейся и опустившейся завесы. И от шуршания ног, ступавших по соломе. Очень-очень легко и тихо.
        Это и насторожило. Если б к нему заглянула жаждущая ласки селянка, вряд ли она стала бы так скрытничать.
        Илья не шевелился. Лишь нашарил рукоять основного меча и осторожно потянул носом, ловя сквознячок из сеней.
        Пахло женщиной. И - конским потом.
        Боевым железом не пахло совсем, однако это не значило, что у гостьи нет оружия.
        Вновь зашуршало. Женщина встала у ларя. Видеть Илью она не могла. Учуять - тоже вряд ли. Здесь, в углу, воздух неподвижен. Услышать?
        Наверняка. Илья дышал глубоко и ровно. Как спящий.
        А гостья дышала тихонько-тихонько. Сейчас она сделает ещё один шажок…
        Илья опередил. Скатился со своего ложа, уходя от возможного удара, и - к ногам гостьи. Рывок… И даже не вскрик, негромкое «ох!», когда она опрокинулась навзничь. Илья тут же оказался сверху, поймал и сжал её руки…
        Женщина не сопротивлялась. То есть в первый момент напряглась… Но тут же расслабилась.
        Оружия у неё не было. Одежды - тоже. Упругие бёдра сжались, спина выгнулась…
        Вернее, женщина попыталась выгнуться и сбросить Илью…
        Безуспешно. Однако она оказалась неожиданно сильной. И не по-женски твёрдой… Будто не женщина это, а парень…
        Но всё-таки это была женщина. И когда колено Ильи протиснулось между её ног, сопротивлялась недолго. И девственницей она тоже не была, в чем Илья убедился немедленно. Да он не стал бы медлить, кем бы она ни была. Если обнажённая женщина входит ночью в спаленку славного воина, то вряд ли для того, чтобы прибраться в клети.
        Силёнка у неё имелась, да. А вот той особенной женской податливости и мягкости, какие были у всех, с кем доселе любился Илья, - ни следочка. Даже грудь не мягкая, как положено, а твёрдо-упругая.
        Зато многопудовый вес Ильи она вынесла запросто: не задыхалась, не пищала, а кричала в полный голос: орала, выла, визжала…
        Вот это была скачка!
        В клети было нежарко - осень! - но с Ильи пот струями тёк. Будто не место женское толок, а в броне по холмам бегал. Ну и баба! А может, и не баба вовсе, а кикимора какая-нить? А, всё равно!
        Когда уд в очередной раз обмяк и крепнуть более не пожелал, Илья повалился на спину, на повядшее луговое сено… И засмеялся. Хорошо!
        - Как зовут тебя? - спросил, не поворачивая головы.
        - Ты можешь Жеркой кликать, - хрипло проговорила женщина. И тут же вскинулась резко… Илья еле успел перехватить руку, нацелившуюся на его естество.
        - Не балуй!
        - Испугался, что ль? - Женщина дёрнулась, пытаясь высвободиться. Запястье влажное, скользкое… Но Илья всё равно удержал, стиснул и давил, пока не пискнула: - Отпусти! Больно!
        Тогда разжал пальцы, отметив про себя: терпелива. И горда.
        Женщина тут же вскочила… Но убежать ей Илья не позволил. Ухватил за лодыжку, опрокинул рывком на себя, прижал шуйцей к груди:
        - Я тебя не отпускал, Жерка!
        Поймал крепкую ладошку, ощупал: ах какие интересные пальчики! А какие мозольки на них занятные! От женской работы таких не бывает, а бывают такие от тетивы да упражнений с оружием.
        - Ты ему жена иль дочь?
        - Кому - ему?
        А дрогнул голосок-то!
        - Соловью!
        Рванулась в полную силу, ударила свободной рукой по глазам, ногтями, как кошка.
        Илья был готов: перехватил и вторую руку, вывернул слегка в нужную сторону.
        Женщина зашипела от боли, попыталась ударить головой в нос… Вскрикнула, когда приложилась собственным носом в подставленную нижнюю челюсть, клацнула зубами - впустую и запыхтела, когда Илья опрокинул её на живот, навалился сверху, придавил к земле… И снова вошёл, потому что сила вернулась и требовала: ещё!
        На этот раз он пахтал её долго. Не торопясь, но и не ослабляя натиска. Вбивал по самую гарду. Жерка то стонала и охала, то кричала в голос… Илья не останавливался и не сбавлял. Любовная радость и воинская ярость соединились в утешной схватке.
        - Убить меня хотела? - спрашивал, вбивая в неё булаву.
        - Нет, нет… Да! Да! Убить! Да! Ещё! А-а-а!.. Нет! Довольно! Слышишь? Перестань! Хватит… Уд твой отхватить под корень! Хватит! Не могу-у-у!.. Убей меня! Убей! Ты, проклятый… А-а-а! Убей! Сильнее! Шибче! Проткни меня своим рогом! Дава-а-ай!..
        Когда Илья излился в её раскалённое нутро, петухи уже прокричали рассвет, а Жерка перестала кричать. Только сипела, как умирающий с прорезанным горлом.
        Илья поднялся, потянулся, чуя, как гудит-струится в жилах густая сильная кровь.
        Жерка лежала не шевелясь. Илья перешагнул через неё, пошарил по полу у дверей…
        Так и есть. Нож. Даже не нож - кинжал с узким и длинным клинком. Такой в плоть входит как острога в воду. Надо думать, уронила, когда Илья её с ног сбил. А может, заранее туда положила. Чтоб прирезать, когда Илья от любовных игр притомится. Ха! Ну и кто тут притомился, а?
        Илья нашарил в углу кувшин с брусничным взваром, приложился…
        - И мне… - прошелестело снизу.
        Илья наклонился, намотал на кулак длинные распущенные волосы, приподнял… Даже не вскрикнула. Лицо измято, нос распух, но всё равно видно, что молода. Если и старше Ильи, то ненамного.
        - Пей. - Илья поднёс кувшин к искусанным губам.
        Пила жадно, захлёбываясь, кашляя. Взвар стекал по исцарапанной груди, по животу…
        Напилась. Улыбнулась хищно:
        - Ну ты и бык, Илья Моровский!
        - Понравилось?
        - Ну-у-у… Я рада, что сразу тебя не убила.
        - Меня убить - это вряд ли, - качнул головой Илья. - Но я тоже рад, что не убил тебя… сразу. А теперь расскажи мне, почему я не должен убить тебя сейчас?
        - А ты хочешь? - Жерка облизнула запёкшиеся губы. - Хочешь меня убить, тур-княжич? Или залюбить насмерть?
        - Залюбить, понятно, лучше, - усмехнулся Илья. - Да боюсь, времени не хватит. Родня твоя небось уже со всех ног сюда спешит?
        - Ага! - ещё шире улыбнулась Жерка. - Если я не вернусь до света, все наши сюда придут! Убивай меня, княжич, и беги! Не то братья мои булаву твою отрежут вместе с колокольцами и свиньям скормят!
        - Нет, заботливая моя, - покачал головой Илья. - Убивать я тебя пока не буду. А бежать и вовсе никакого желания! Очень мне хочется с твоей роднёй сойтись поближе. Особенно после нынешней ночи. Слыхал я: у тебя сестёр - целый выводок и мачеха тоже хороша. Любопытно мне их попробовать да с тобой сравнить. Так что ты полежи-ка здесь пока. - Говоря это, Илья умело спутывал запястья девушки одним ремешком, а ножки - другим. - Ты полежи, а я позабочусь гостей встретить!
        - Дурак ты! - заявила Жерка. - Ужель думаешь, что вы вчетвером со всей нашей ватажкой управитесь? Да будь ты хоть сам Яровит - не совладать тебе!
        - Эх, девушка… - Илья, присев, погладил её по щеке. - Чтоб ты знала: нынче летом мы сам-трое три десятка черемисов ракам скормили. И заметь, начинал я один, потому что соратники мои тогда связаны были и к смерти готовились. А нынче нас здесь четверо, и свободных, а неподалёку - ещё немного, десятка четыре. И вои все неплохие. Может, и не все так хороши, как я, - он самодовольно хмыкнул, - однако татей навроде ватажки вашей для затравки на завтрак кушают и добавки просят. - И, заметив, как исказилось личико Жерки, спросил: - Ты не знала, люба моя? Я так и подумал. Ну не одним же вам силки ставить! И знаешь, что ещё? Ротик твой сладкий я затыкать не стану. Так что, если хочешь, покричи. Вдруг братья тебя услышат и сбежат.
        - Они не сбежат, - чуть слышно проговорила Жерка.
        - Вот и я… надеюсь. - Илья выпрямился, накинул на плечо подвесь с мечом и шагнул к выходу.
        - Эй! Ты даже не спросишь, сколько нас? - крикнула вслед Жерка.
        Илья развернулся:
        - А зачем, люба моя? Как побьём, так и посчитаем. Мёртвых, чай, считать удобнее.
        Не просто так сказал. Помощь Жерки ему бы очень пригодилась. Но по своей воле она ничего не скажет. Не тот характер. А скажет - соврёт. Значит, надо убедить её, что жизнь родичей её - в руках Ильи. С её помощью или без, а он всё равно их найдёт. Однако у неё есть шанс вымолить кому-то из них пощаду. У Ильи, который из расположения лично к ней, Жерке, может, кого и пощадит… Если Жерка поможет. Более того, если Илья согласится принять её помощь. А чтоб он согласился, она должна очень-очень постараться.
        Этому Илью тоже батька учил. Хочешь побудить человека предать своих, сделай так, чтобы он не считал это предательством. Пусть думает, что не предаёт, а спасает. Что именно благодаря тому, что он выдаёт своих, ты из милости убьёшь не всех, а только половину.
        «Есть меньшее зло и зло большее, - говорил батя. - Обычный выбор. Но если выбор тебе предлагает это самое большее зло, не купись на посулы. Помнишь, как меня на заветном острове боярин Семирад искушал? Дескать, если я отдам ему своё золото, то умру легко, а тебя вообще не тронут. Мол, только от меня зависит, чтоб ты жив остался. И для этого я должен сдаться ему, врагу. Сложить оружие и отдать себя на милость того, на чью милость рассчитывать может только дурак.
        Когда тебе говорят: «Если ты ослушаешься, то мы убьём не всю твою родню, а только часть»… Или «брось меч, не то все, кого мы убьём, будут на твоей совести…» Вот это и есть зло, которое предлагает тебе выбор. А выбора тут на самом деле нет, и совесть твоя тут ни при чём. Это всего лишь хитрость. Попытка заставить тебя не думать. Когда за пленного требуют выкуп - это честный выбор. Ты не о совести думаешь, а о том, нет ли иного способа твоего человека освободить. И не много ли за него просят. А главное, что, отдав золото, ты действительно получишь своего человека. А если тебе говорят: «Брось меч или мы убьём твоего сына» - ты должен думать не о том, что твоего сына хотят убить, не о том, сможет ли твой меч его надёжно защитить. Думай о том, зачем врагу оставлять твоего сына в живых, когда ты сам для врага больше не опасен. Главное - думай! Потому что именно страх побуждает человека идти на поводу у врага. Враг говорит тебе: «Я хотел бы спасти твою родню, но ты со своим упрямством не даёшь мне этого сделать». И вроде как ты уже виноват. Будто не он пришёл к твоему дому, чтобы грабить, убивать и
насильничать, вершить зло, а ты, когда не желаешь его впустить. И не улыбайся, Илья! Я много раз видел, как открывали и впускали. Страх за себя лишает разума. Но ещё опаснее, когда не за себя. Ты-то сам смерти не боишься. Ты воин. У тебя тридцать смертей в одном только туле лежат и ждут, когда ты их с тетивы спустишь. Но родня твоя, женщины, дети… Вдруг твой враг и впрямь их пощадит, если ты оружие сложишь…»
        «А пусть поклянётся, что пощадит! - заявил тогда Илья. - Если поклянётся как положено, да при свидетелях!»
        «Разумно, - признал батя. - Вот об этом я сейчас и говорю. О разуме. И о том, как страх лишает разума и побуждает идти против себя, против своих только потому, что враг сумел его напугать. Сумел убедить в своём всесилии. И наша задача, сын, всегда об этом помнить. И не поддаваться. А при необходимости - использовать. Потому что и нам с тобой врагов в плен брать придётся. И понуждать их делать, что требуется нам, а не им. И понуждать их надо с умом. Скажи человеку: «стань предателем» - и он тут же упрётся изо всех сил. А если предложить ему родичей спасти? Это, согласись, совсем по-другому звучит. А ещё лучше - ничего не предлагать. Только намекнуть, что он мог бы и себя, и родню спасти. Только намекнуть, а дальше уж пусть сам думает, что он тебе предложить может. За жизнь себя и своих».
        «Ага, - согласился Илья. - Дедко Рёрех тоже примерно так говорил: мол, иной раз стоит пытуемого сначала железом хорошенько припечь, ни о чём не спрашивая. Когда дозреет, сам разговорится».
        «Бывает и так, - согласился батя. - Но не всегда. С самим Рёрехом вот не получилось».
        - Ничего мне от тебя не надо. Всех твоих я и так убью, - сказал Илья Жерке, применяя батину науку.
        Пусть подумает, поразмыслит. А потом и намекнуть, что из расположения к ней, Жерке, Илья может кого-то и пощадить. Если Жерка очень постарается.
        Вот только обещать ей Илья ничего не будет. Разве что самой ей жизнь сохранить. Но это Илья и сам хотел сделать. По нраву ему пришлась воинственная девка. Пожалуй, ни с одной ему не было так славно. Будто одним телом живёшь. Слаще, чем на Голубе по Дикому Полю на ворога лететь…
        Во дворе уже толпилось всё семейство смерда, чьим гостеприимством воспользовался Илья: трое мужей, пять баб и целый выводок детишек. Все уставились на голого Илью, будто на лешего: с неверием и ужасом.
        Илья вмиг сообразил: не ждали, что выйдет. Ну-ну…
        Держа ладонь на оголовье меча, он не спеша подошёл вплотную к старшему, худому и широкому, хлопнул шуйцей по плечу так, что тот аж присел:
        - Славный ты мне ночью подарок заслал, лесовик! Потешил! - Скинул подвесь, сунул старшему родовичу в руки: - Подержи-ка! А я умоюсь пока! - Шагнул к углу дома, взял за бока десятиведерную кадушку с дождевой водицей, поднял и опрокинул на себя, хрюкнул от удовольствия, пихнул кадушку ближайшему парню, велел: - Наполни-ка из колодца. Холодненькой хочу!
        - Дядька, а дядька! - Пока старшие взирали на Илью в безмолвном ужасе, к нему сунулся малец в детской рубахе: - А ты Соловичну насмерть замучил, да?
        - С чего ты взял? - добродушно поинтересовался Илья.
        - Так она ж орала-орала… Свинку когда режут, и то тише верещит!
        Илья присел на корточки.
        - Если я свинку резать буду, она и хрюкнуть не успеет, - сообщил он, легонько щёлкнув мальца по носу. - Нет, жива Соловична. Отдыхает.
        - Жалко, что не убил, - шмыгнул носом малец. - Они братке дружка моего живот разрезали и камней туда напихали.
        - И за что же так сурово с ним?
        - Так он ихнего мотыгой ударил, когда тот милку его ссильничать захотел. А братко, он хороший был, луки детские нам делал. Зря он… Мотыгой.
        - Почему ж зря? - возразил Илья. - Своих защищать надобно.
        - Так убили же! И девку всё равно… обидели ещё хуже. И живность у них всю увели.
        - Вот это плохо, - согласился Илья. - Но знаешь… Всё равно отступать нельзя. У меня вот копчёные батюшку родного убили и меня б тоже убили, кабы не помог… витязь один. А я не отступил.
        - Ага! Ты вон какой… огромный! И меч у тебя!
        - Нет, малый, я тогда чуть побольше тебя был: два года как штаны носить начал. И лук у меня тоже был детский… Так-то!
        Илья выпрямился, принял бадейку, которую приволокли смерды, облился, забрал оружие и вернулся в клеть…
        Чтобы вскоре выйти оттуда уже одетым, полностью вооружённым и с нагой пленницей на плече.
        - Кушать не будешь? - подобострастно спросил хозяин.
        - Со своими поснедаем, - качнул головой Илья. - Скажи, чтоб к общей избе завтрак нам собрали. И вот ещё… Скоро дружки её сюда набегут, - Илья шлёпнул Жерку по намятой ягодице, - так вы спрячьтесь куда-нибудь, пока мы с ними разберёмся.
        - А может, мы, это, пособим? - без особой уверенности пробормотал лесовик.
        - Раньше пособлять надо было, - строго произнёс Илья. - И не нам, а тому, с мотыгой. Глядишь, не пришлось бы под татями ходить.
        - А под вами лучше, что ли? - пробормотал смерд, когда Илья уже вышел за ворота. Надеялся, что не услышит.
        Но Илья услышал, развернулся.
        - Под нами - лучше, - сказал он твёрдо.
        Глава 5
        В осаде
        Деревня радимичей
        А разбойничков вои проворонили. У Свена какой был приказ: всех впускать, никого не выпускать. Но если в деревню полезет большая ватажка, не медлить.
        А разбойнички, видать, секреты и караулы русов определили загодя. И перехитрили: пустили открыто только троих - отвлечь. Трое - это немного. Их останавливать не стали. Да вот за тремя явными просочилось ещё десятка два, оставшихся незамеченными. А это уже для секретов моровских совсем стыдно.
        В общем, только сели Илья со товарищи завтракать, а тут откуда ни возьмись - целая прорва жаждущих отправить их за Кромку.
        Хорошо, что Илья к угрозе нашествия Соловичей отнёсся не в пример серьёзнее Свена, который, услыхав новость, только фыркнул, но Илью всё же послушался: бронь вздел, как и все.
        Завтракали княжич с Возгарем и Гудмундом как ни в чём не бывало, хоть и в броне. Четвёртой с ними была Жерка. Со связанными на всякий случай ножками, но допущенной к общей трапезе, во время которой Илья намеревался склонить её к нужному разговору.
        А вот Миловид трапезничал отдельно, на вершине священного, увешанного дарами дуба.
        Вот с него-то отрок моровский и затрещал сорокой, упреждая своих о том, что враги близко и их много.
        Вовремя поспел.
        Забор вокруг общинной избы годный: высокий, крепкий. За таким и оборониться можно…
        Но не втроём против нескольких десятков. Слишком длинный.
        Так что, когда во двор общинной избы полетели стрелы, Илья, Возгарь и Гудмунд уже домчались до дома и дождь из стрел всего на миг, но опередили.
        Общинная изба просторна и для обороны неудобна. Двери большие и слабые. Два окна без ставен, а главное - крыша из коры и соломы. Пары стрел довольно, чтоб полыхнуло. Долго не продержаться. Однако Илья надеялся: долго и не потребуется.
        Сорвал рог с пояса, дохнул в него дважды, долго и коротко: «Враг у ворот!» Затем ещё трижды: «Все ко мне!»
        И метнулся к окну, натягивая лук…
        Выстрелить не успел - только пригнуться, потому что в окно, опережая, влетел целый рой стрел. И ещё один - во второе окно. Били, судя по полёту стрел, с забора.
        - Гудмунд, к выходу! Дверью прикройся! - крикнул Илья по-нурмански, а сам встал за опорным столбом. Так, чтобы из окон не видно, а вход - как на ладони.
        Отметил: Возгарь тоже хорошо схоронился: за печью.
        Теперь следующий удар - за лесовиками. Хватит ли у них наглости самим в избу лезть, или осторожность проявят: подпалят крышу и подождут, пока русы наружу не полезут.
        Или вообще дёру дадут, потому что сигнал Ильи наверняка слышали и то, что подмога вот-вот поспеет, уж точно сообразили.
        Лесовики повели себя храбро: мощный удар в дверь…
        Которая распахнулась легко и настежь.
        Потому что не заперта.
        Для разбойников сие оказалось неожиданностью: четвёрка, державшая таран-бревно, так с разгону и влетела внутрь вместе с бревном, которое они не сообразили бросить.
        Двоих тут же положил Гудмунд: сунул копьём прямо из-за дверей. Двух других надел на стрелы Возгарь. Одного - в грудь, второго, более шустрого, - в спину.
        Илья стрелять не стал. Ждал.
        Дождался густого залпа в открытую дверь. Часть его приняла на себя печь, часть - брёвна стен.
        Затем новая атака. Разбойники решили использовать воз, стоявший во дворе. Подкатили его к дверям, и пока часть лупила поверх бортов, не давая Возгарю высунуться из-за печи, другие гуртом полезли под днищем в избу. Причём учли, что слева их ждёт хогспьёт нурмана, и потому сразу взяли правее… Где их и встретил Илья. С мечами, потому что в тесноте рукопашной они удобнее лука.
        Двоих Илья зарубил в пару ударов. Остальные четверо успели схватиться за луки…
        И им на спины обрушился Гудмунд. Щит, которым он прикрылся, вмиг истыкали стрелы, с такого расстояния прошившие основу насквозь и в ней же увязшие, не причинив нурману вреда. Огромное копьё Гудмунда оказалось куда смертоноснее.
        Илья тоже не дремал: зарубил одного из стрелков, попытавшегося (смешной!) защититься от меча франкской работы древком лука, а второму подрубил ногу пониже колена, заодно уклонившись от стрелы, пропевшей над шлемом.
        Возгарь же, воспользовавшись суматохой, выкатился из-за печи и укрылся за одним из идолов, в промежутке успев угостить стрелой одного из тех, что били поверх воза.
        Однако враг не дремал. Стрелы полетели в одно из окон, причём довольно метко. Одна ударила в шлем Ильи повыше надглазья и вскользь, а вторая лупанула в грудь с такой силой, что Илья пошатнулся.
        Впрочем, большая часть гостинцев досталась не ему, а нурману: штуки четыре угодили Гудмунду в спину и ещё одна сорвала бармицу.
        На проворстве нурмана обстрел не сказался. Гудмунд мгновенно присел, развернувшись и прикрывшись истыканным щитом, и уже в таком не слишком удобном положении гигантской лягухой отпрыгнул к стене, оказавшись в слепой для лучников зоне.
        Илья тем временем укрылся за дверной створкой - позицией не самой удобной, но пока более-менее безопасной.
        Следующий ход - снова за разбойниками.
        И они его сделали.
        Но… совсем в другом направлении.
        Наконец-то подоспела подмога.
        Рык нурманов: «Берегись, я иду!» - прокатился над деревенькой, и обстрел тут же прекратился.
        Илья тут же выскочил из укрытия.
        Опоздал. Двор был пуст.
        Ни разбойников, ни… Жерки. Улизнула шальная девка.
        Илья на пару с подскочившим Гудмундом даже не откатили, отшвырнули упёршийся в двери воз, выскочили из избы… И столкнулись с ворвавшимися во двор нурманами, за которыми спешили остальные…
        - Успели! - обрадованно заорал Малига.
        - Какого драного лешего! - взвыл Илья, понимая, что весь его хитрый замысел разваливается на глазах. - Татей берите, прободи вас тур! Татей!!!
        Но - поздно.
        Вместо того чтобы, как планировалось, обложить деревеньку и взять в оборот угодивших в ловушку разбойников, все русы дружно бросились спасать своего княжича.
        Спасли, ясное дело. Однако вместо похвал удостоились самой ярой ругани, на которую был способен Илья.
        То есть его вина в случившемся тоже имелась. Второй сигнал «Все ко мне!» явно был лишним. Но неужели нельзя было подойти тихо? Без грозного рёва и топота?
        - Тихо!!! - рычал Илья в бешенстве. - Они все были тут! Всех бы сразу и накрыли!
        - Всех не накрыли бы! - вмешался Миловид, не испугавшись гнева княжича. - Они сторожей оставили. И те засвистели раньше, чем заорали нурманы.
        Главный нурман Свен Неудача помалкивал. Потупил глазки, аки скромная девица. Стыдно ему. Просрал победу опытный воин Свен. Даже секретов в окрестностях деревеньки не расставил, хотя Малига его предупреждал.
        Илья сплюнул в сердцах, бросил Малиге:
        - С трофеями разберись!
        И отправился заканчивать завтрак.
        Спешить уже было некуда. Догонять лесовиков в их собственном лесу - всё равно что за рыбой в море гоняться. Да и пусть бегут. Пусть плетут петли, прячут след, как пожелают. Тот след, по которому они ушли, Илье не нужен. Ему нужен тот, по которому они пришли. Но это - на крайний случай. Теперь он знал: есть в деревне те, кто знает, где логово соловичей. А раз знают, то расскажут и покажут. Мало кто умеет хранить тайны, если правильно задавать вопросы.
        Глава 6
        Разбойничье гнездо
        Радимичские леса
        То, что упало на пол с перекладины, назвать человеком было трудно. Кусок окровавленного и обожжённого мяса на загаженном полу.
        - Молчит, - в очередной раз признал свою беспомощность Хравн Белокурый, самый умелый из Сигурдовых палачей.
        - Может, он язык откусил? - предположил Владимир.
        - Княже! - обиделся Хравн. - Я знаю своё дело!
        Владимир наклонился к телу, оттянул пальцем веко единственного глаза… Вместо белка - сплошная краснота. Однако зрачок на месте.
        - Видишь меня? - спросил великий князь. - Отвечай на вопросы - и всё скоро закончится. Жизни не обещаю, но смерть - да. Слово князя. И тело сожжём по вашему обычаю. Хочешь - оружие в руку вложим?
        Пленник молчал.
        - Лекаря надо звать, - озабоченно проговорил Сигурд. - Как бы не сдох.
        - Не тревожься, ярл. - Хравн Белокурый сполоснул руки и вытер полотенцем. - Жизни в нём хватит. На пару дней - точно. А потом подлечим - и я снова им займусь. Давно мне такого сильного мужа не попадалось.
        - Рад за тебя, - по-нурмански проворчал Владимир. - А мне интересны имена его сообщников в моём городе.
        - Он скажет. - Хравн похлопал лежащего по щеке и снова обтёр руку полотенцем. На ткани осталось красное пятно. - Обязательно скажет. Я обещаю.
        Но настоящей уверенности в его голосе не было.
        - Десятка три, - сообщил Миловид. - Это без дозорных. Луки, считай, у всех, а так оружие - не очень. Копья, щиты, топоры, ножи. Брони ни на ком не видел. Зато видел двоих, которые точно бабы. Что ещё добавить? Бегают все хорошо и прыгают тоже. Через забор сигали не хуже наших.
        Что оружие у разбойников так себе, Илья, Возгарь и Гудмунд убедились на собственном опыте. Двенадцать разбойников уже никогда не будут безобразить, а на русах - ни царапины. Так, бронь немного поцарапали да проволоку, на которой у нурмана бармица держалась, порвали. Ну и щит ему новый потребуется… Нет, против настоящих воев татям ни за что не устоять… Если попадутся.
        Русы глядели на лесное укрывище Соловья. Найти его оказалось легко. Даже проводника из деревенских брать не пришлось. Довольно было сказать приметы заветного места Ладовласу, который знал здешние леса как хозяйка - собственную избу.
        - Просторно живёт, - отметил Свен Неудача. - У меня и то двор поменьше.
        - Так у тебя двор в Киеве, а у него - в лесу, - возразил десятник Бокша. - Тут места много.
        - И добра, видать, тоже много. - Свен даже облизнулся от предвкушения.
        Илья молчал: разглядывал лесное логово. Верно сказал Свен: просторно Соловей отстроился. И умело: ни строений, ни окружавшей их стены так сразу и не заметишь. И место удачное - в распадке меж двумя холмами, и если глянуть издали, лес и лес. Деревья растут, кустарник. Ручей журчит, собираясь в небольшое озерцо перед бобровой плотиной. На озерце - бобровая же хатка. Для опытного человека верный признак: людей поблизости нет. Вот только бобров что-то незаметно.
        - Глянь-ка - ягодник на кровле. - Свен усмехнулся. - Совсем как у нас на длинных домах.
        - Для полного сходства только козы на крыше не хватает, - хмыкнул бывавший в нурманских землях Малига.
        - Мясо жарят. Думаю, ужинать будут… - пробормотал Неудача и звучно сглотнул слюну.
        - Собак у них нет? - спросил Илья.
        - Не слыхать, - отозвался Ладовлас.
        - И что с того? У моего бати волкодавы… Их тоже не слышно. А бывает, что и не видно, пока на спину не прыгнут.
        - Да откуда у них такие звери возьмутся!
        - Да можно и без собак, - вмешался Малига. - Конь, если хорошо обучен…
        - Уходим, - перебил его Илья.
        - Эй! А брать-то не будем, что ли? - запротестовал Свен.
        - Будем. Но не вшестером.
        - Проголодался, да? - усмехнулся Малига. - Боишься, что разбойнички без тебя поужинают?
        - Ага, - буркнул нурман. - Проголодался. Думаю, не поужинать ли мне одним говорливым десятником?
        - Главное, чтоб никто не ушёл, - напутствовал воев Илья. - Потому как только мы во двор войдём, твои отроки, Бокша, запалят траву за изгородью. Она сухая, займётся сразу. И тростник вдоль ручья - тоже. Бить всех, кто наружу полезет, но аккуратно: или тупыми стрелами, или по ногам. Хочу побольше живыми взять. Ко всем относится! - Илья строго оглядел гридь, отдельно задержавшись на каждом из нурманов. - Живыми, ясно? Берём мы их врасплох, против нас в открытом бою они как шакалы против лютого зверя. Давить, валить, вязать всех, кроме детишек. Женщин - тоже. Вязать! Кто до окончания дела грабить начнёт или, не стерпев, на бабу полезет… Лучше ему свой стручок самому отрезать, потому что оторву вместе с бубенчиками! - Илья сжал здоровенный кулак.
        Гридь заухмылялась… Но пошутить никто не рискнул.
        - Все уразумели: кому, откуда и когда заходить?
        - Да ясно всё, княжич, - пробасил Свен. - Чай, не детские. Давай уж это… Дело делать, а то терпенья уж никакого нет, так хочется это, с бубенчиками!
        Вои заржали. Дело казалось не трудным, а добычу сулило изрядную.
        Илья веселья не поддержал:
        - Батя мой так говорит: врага недооценить - смерти искать. - Он потёр шрам на шее. - А я вашей смерти не ищу. Так что - ухо востро всем, особенно младшим. Уразумели? Ну тогда - вперёд!
        Первыми частокол преодолели нурманы. Практически беззвучно. Но к сожалению, без звуков не обошлось. Во дворе лесного укрывища всё же обитало несколько псин. Мелких шавок… с громкими голосами.
        Звонкое тявканье, ржание лошадей в конюшне…
        Илья, влетевший во главе десятка гридней в открытые нурманами ворота, выругался сквозь зубы. Ну что стоило захватить с собой пару кусков мяса и бросить их через ограду?
        Двери в приземистый длинный дом распахнулись… и оттуда вылетел факел. Копна сена у коновязи вспыхнула…
        - Стеной! - в два голоса взревели Малига и Илья.
        Вовремя. Из дверей и окон дома полетели стрелы, вмиг утыкавшие щиты.
        Но стрельба почти сразу закончилась, потому что нурманы добежали до дверей и, не обращая внимания на стрельбу, сбившись парами, ворвались внутрь.
        - За мной! - гаркнул Илья и, перекинув на спину щит, помчался через двор, огибая дом.
        Случайная стрела чиркнула по броне. Илья перемахнул через поленницу, миновал угол дома…
        И принял на клинок спрыгнувшего сверху разбойника в исподнем. От неожиданности - сразу насмерть.
        Ещё один, мелкий, всклокоченный, попытался протиснуться в окно… Илья ударил его рукоятью по голове. В доме страшно, заглушая вопли избиваемых татей, ревели нурманы.
        За спиной слышался топот бегущих гридней. Илья обогнул второй угол. Два окна… Но из них никто не лез. И с крыши тоже никто не прыгал и наружу со двора не лез.
        «Попались, птички!» - с удовлетворением подумал Илья.
        Снаружи заалело. Отроки, как и задумано, подожгли траву и тростник.
        Илья остановился. Всё шло правильно. Его вои окружили дом, внутри которого резвились нурманы. Помощь им не требовалась. Опасаться следовало лишь того, что нурманы в пылу боя забудут приказ Ильи: «Брать живьём».
        - Викула, Рознег - со мной. Малига, забирай всех, окружайте дом!
        Всё шло как задумано. Но Илья помнил слова отца: в бою побеждает не тот, кто хорошо планирует, хотя и это очень важно, а тот, кто владеет текущей ситуацией. Непрерывно. Даже если всё идёт по плану. Особенно если всё идёт по плану, потому что именно тогда кажется, что никаких случайностей уже не будет.
        Вот почему Илья остановился. И постарался думать не о том, правильно ли выполняется задуманное, а о том, чтобы немедленно отреагировать на любое событие, запланировано оно или нет. Моровские вои делали своё дело. Илья им для этого не нужен. И потому он замер в готовности к тому, что может случиться. Ко всему, что может случиться.
        С одной стороны - задняя сторона разбойничьего дома, с другой - частокол, окружающий подворье. Не слишком высокий, но умело выстроенный между очищенными от ветвей стволами деревьев. Преграда скорее для зверей, чем для людей, хотя и человеку через такую перебраться непросто. Особенно бронному и оружному.
        Илья сейчас не столько смотрел, сколько слушал. Звуки приносили больше знания, чем пляска света и теней, рождённых всполохами огня. Нет, Илья даже не слушал: он старался вчувствоваться, вникнуть в окружающий мир, впасть в состояние, близкое к той внешне расслабленной готовности, в которой опытный воин готов к любому удару. Ко всему, что может случиться.
        И - случилось.
        По ту сторону частокола вдруг заорали в несколько голосов. И - звуки боя.
        Откуда там, снаружи, взялся враг, да ещё и пошедший врукопашную, Илья понятия не имел. Но действовал единственно возможным способом.
        - Подсадите! - рявкнул он своим, тотчас взлетел вверх, вытолкнутый двумя парами рук, зацепился за верх ограды, подтянулся и через миг оказался по ту сторону частокола.
        Он уже знал, куда ему нужно. Неправильное случилось на склоне одного из холмов. Там мелькание красноватых теней, звон железа, короткие выкрики. Туда Илья бросился стремглав…
        Но всё равно не успел. Три отрока лежали на земле. Двоих свалили стрелами, третьего убили ударом в лицо. Четвёртый зажимал ладонью рану на бедре. Раненый глянул на Илью безумным взглядом.
        - Они прям из земли вылезли, - пробормотал он слабым голосом. - Прям из земли, девки голые, с луками, и эти - с мечами. Сразу бить… Мы не успели… Вон оттуда…
        Илья лишь глянул на чёрную дыру в склоне и легко сообразил, что к чему.
        Даже зверьё лесное, когда нору роет, о запасном выходе заботится. Вот и эти. Нет бы раньше догадаться!
        - Куда побежали? - выдохнул он.
        - Туда! - Раненый махнул здоровой рукой. - Вверх по ручью…
        Он не успел договорить, как Илья сорвался с места и бросился в темноту.
        Бежать в темноте по руслу оказалось не так уж трудно. Труднее слушать лес. Сквозь собственное дыхание и плеск воды, взбиваемой сапогами. Хорошо, обувь не для скачки, а для пешего боя, не то совсем было бы неудобно.
        Думалось: может, опять поторопился? Потратить чуток времени и расспросить раненого: узнать хотя бы, сколько было татей. Заодно подождать своих, не ломить вперёд в одиночку.
        Нет, решил Илья. Нечего было ждать. Свои и так сообразят, куда бежать, а тут всё решают мгновения. Разбойники уже не раз показывали, что затеряться в лесу - для них пара пустяков. А сколько их… Сам же говорил: мёртвых считать удобнее.
        Так, и один уже есть!
        Илья сначала учуял кровь на воде, а потом и разглядел. Тело лежало прямо в ручье. Белело исподним. На спине. А поперёк горла - чёрная полоса. Даже трогать не обязательно, чтоб понять, отчего умер. Свои добили.
        Илья прислушался.
        Плеск впереди? Или показалось?
        Если он услышал, то и его наверняка.
        Кабы он, Илья, убегал сейчас от погони со товарищи, непременно оставил бы заслон. Пару стрелков. Как наскочит на них прыткий такой догоняльщик - так и схлопочет стрелу в упор.
        Жаль, но прыть придётся поумерить. И, эх, не хочется бронь поганить, а надо!
        Илья зачерпнул влажной, отдающей тиной и гнилью землицы и размазал грязюку по кольчуге. А потом - разводами по лицу. Хорошо: штаны тёмной синевы. В темноте не видать. Теперь углядеть Илью не так уж просто. Осталось позаботиться, чтоб и не услышали.
        Двигаться по берегу ручья было труднее: топко. И ступать приходилось мягонько. Зато теперь Илья слышал лес намного лучше. И совсем отчётливо: торопливый удаляющийся плеск. Расстояние между ним и беглецами увеличивалось. И если они оставили кого-то настороже…
        Вот он, болезный!
        Илья возликовал, гордясь собственной предусмотрительностью. Замер, вглядываясь. Ну не дурак ли? Так и светит белой рубахой…
        Или это Илья дурак? Рубаха-то на тёмном овражьем склоне заметна очень хорошо, а вот штанов что-то не видать…
        «Нет, не дурак, умник, - подумал Илья, вспомнив, как сам отвлекал ворогов рубахой. - Почти как я».
        Один или двое?
        Так, а что у нас с ветерком? Слабенький, но есть. Значит, выбираем вот эту, подветренную сторону.
        Илья полез наверх, цепляясь за корни и кустарник. Тихо-тихо. Вряд ли враг засел далеко. Ему ж надо видеть, куда бить, если Илья на рубаху поведётся.
        Плеск вдали уже почти не слышен. Оторвались, гады. Ничего, достанем.
        Темень - как у мишки в берлоге зимней безлунной ночью. Но кроме глаз у человека есть уши. И нос.
        Первым знак подал нос. Кровушкой потянуло. А затем - по#том человечьим. Мужским. Чуть позже Илья услыхал, как разбойник дышит, и точно определил его местоположение: в трёх саженях впереди и ниже по склону. Теперь надо понять: один ворог или нет?
        Илья замер, всё внимание отдав слуху… Ближе пяти-шести сажен враг точно один. А если есть ещё кто-то - пусть сначала разглядит Илью в этом мраке.
        Задержав дыхание, не идя, а стекая по земле, не давя, а обнимая ступнёй неровности и сухие сучья, в точности как учил когда-то мальца Годуна старый Рёрех, Илья сделал четыре недлинных шага, потом ещё один, последний. Теперь он мог при желании похлопать разбойника по голому плечу… Но не похлопал. Накрыл ладонью слюнявый рот и ударил ножом сбоку. В почку. А когда тать оцепенел от боли, ещё раз - спереди, в сердце. Перехватил правой рукой лук, левой придержал тело, чтоб опустилось наземь бесшумно. Только после этого выдернул нож. И снова замер, прислушиваясь.
        Значит, один?
        Нет, не один.
        - Слепень, эй, Слепень… - позвали негромко с той стороны оврага.
        Голос женский, даже девичий…
        - Тш-ш-ш… - прошипел Илья.
        - Слепень… Мне по нужде надо, слышь… Я вниз спущусь, к ручью?
        На овражьем склоне зашуршала трава. Потом к журчанию ручья добавилось ещё одно…
        Илья, не особо таясь, сбежал вниз, ухватил девку, когда та, вставши, затягивала гашник штанов. Понятно, в женском-то особо не повоюешь. Ухватил - рука сама накрыла грудь, вторая скользнула вниз по бедру. Гашник лопнул, девка вскрикнула:
        - Слепень! Спятил, братец? Ой!
        - Молчи, - посоветовал Илья, нащупав ногой и отбросив подальше девкин пояс, звякнувший железом.
        - А то - что? - в полный голос крикнула девка. - Зарежешь меня, рус?
        - Вот ещё, буду я сталь поганить. - Штаны девкины соскользнули с бёдер, спутав ей ноги. - Шейку скручу, как курёнку. - Его пальцы с девкиной груди перекочевали на горло.
        - Ты не убьёшь меня, рус. - На этот раз девка говорила почти шёпотом. - Уже бы убил, если б захотел. А я знаю, чего ты хочешь. - Выгнув спину, она потёрлась задом о ногу Ильи. - Засадить мне хочешь. Ну давай, рус! - Сбросив его руку с горла, девка резко наклонилась вперёд, ещё теснее прижавшись к Илье ягодицами… И ещё резче распрямилась…
        Оп! Илья перехватил её руку с засапожником, сдавил покрепче, и ножик выпал.
        - Всё верно, курочка. Убивать я тебя не хочу. Мне женщин убивать без нужды батя не велит. И засадить - это да, это я могу. Жерка б тебе рассказала, как я могу…
        - А ты сам расскажи! - перебила девка. - Что ты с ней сделал?
        - То, что сказал, - хмыкнул Илья. - Ух она и визжала! Так ей по нраву пришлось, что даже убивать меня раздумала.
        - А ты её что ж не убил?
        - Дура! - фыркнул Илья. - Сказано ж тебе: я девок без нужды не убиваю. Вот и тебя не стану, если запираться не будешь.
        - Жерка… - прошептала девка. - Она сестрёнка мне…
        - Ещё увидитесь, - пообещал Илья. - А если на вопросы ответишь, так, может, и здесь, в Яви увидитесь, а не за Кромкой. Жить-то хочешь, а? - Его пальцы снова сжали девкино горлышко.
        Дочка Соловья притихла. Поняла, что не вырваться.
        - Сколько ваших осталось? - спросил Илья, разжав пальцы.
        Молчание. И страх. Снова рванулась… Илья удерживать не стал, и девка тут же плюхнулась в ручей. С портами спущенными особо не побегаешь.
        Илья наклонился, шлёпнул по голой белой ноге, потом ухватил за ворот, поднял без труда, развернул к себе лицом, прижал к броне крепко.
        Девка сдавленно пискнула.
        - Ты лучше скажи, - попросил Илья. - Мучить тебя совсем не хочется.
        - Не надо мучить, - прохрипела девка. - Убей, и всё. Не скажу я тебе ничего. Там родня моя.
        - А ты про других расскажи, которые не родня, - предложил Илья.
        - Что тебе рассказать?
        «А ведь она время тянет, - догадался Илья. - Даёт своим уйти подальше».
        - Сколько сбежало тех, которые тебе не родня?
        - Дюжина!
        Илья задрал на пленнице мокрую рубаху, провёл жёсткой ладонью по напрягшемуся животу сверху вниз, прихватил женское место. Тоже мокрое, но - по-другому.
        - Врёшь, - сказал он. - Хочешь меня?
        Девка молчала. На этот вопрос Илья ответ и так знал.
        - Так сколько?
        - Пятеро, - выдохнула девка.
        - Врёшь опять, - уверенно произнёс Илья. - Только ваши сбежали, соловичи.
        Промолчала. Но Илья знал, что попал в цель.
        Нет, попросту она ничего не скажет. А мучить и вправду не хотелось. Да и некогда.
        - Зовут как?
        - Зарица…
        - Я вернусь, Зарица, - пообещал он, стиснув напоследок мохнатую мякоть. - Ты не убегай, ладно? - И прихватил пальцами девичью шейку. Ненадолго. Пока не обмякла.
        Потом быстренько спутал ей руки-ноги, закинул девкин пояс с ножами подальше в кусты и припустил вверх по ручью. Надо было торопиться, времени потеряно изрядно. Оставалось только надеяться, что беглецы не сменят направления…
        Не сменили. Как раз взошёл месяц, когда Илья услыхал впереди знакомый плеск. Догнал-таки.
        Устал, правда. Даже вес брони на плечах ощущать начал. А шлем уже давно на поясе висел. Хоть и прохладна ночь, а под войлоком и железом голове жарковато.
        Беглецы тоже устали. Не бежали - шли. Почти не разговаривали. Время от времени обменивались словом-другим. Ну, с такой прытью, как у них, Илья мог хоть ещё одну ночь прошагать.
        Может, догнать и напасть?
        Нет, неправильно. Илья всё же один, да и темень, несмотря на узкий серпик в небе. Если снова разбегутся - уже не отыщешь. Нет, надо дождаться, пока на отдых остановятся. Вот тогда их, сонных, и брать.
        Остановились. Илья тоже замер, прислушался.
        - … Добей меня, Хворь, не могу больше! - Голос мужской, но молодой совсем, жалобный.
        - Обойдёшься! - Женский голос. Резкий. Злой. - Шагай!
        - Зубчик, миленький, немножко совсем осталось! - Другой женский голос. - Зимовье чужаков побитых рядом совсем. Там укроемся. Потерпи, братик!
        - Важный, лук у него забери и пояс! - велела та, что со злым голосом.
        - Не дам зброю! - воскликнул названный Зубчиком. - Как можно оружье отдать!
        - Вот так и можно, - проворчал мужской басок. - Дай-ка сюда. И ты, Костоед, тоже давай. Тебя шатает уже. Рана, что ли, открылась?
        - Есть немного… - Ещё один мужской голос.
        И ещё один, с тоской:
        - Может, зря убежали? Приняли б смертушку…
        - И Слепень с сестрёнкой куда-то запропастились… - пробормотал ещё один, тоже мужской.
        - Шагай! - рявкнул злой женский.
        И зашагали.
        Илья - за ними. Кое-что он узнал. Ворогов - не меньше семи. Это те, кто болтал. Так-то и больше может быть. Женщин - две. И пятеро мужчин, двое из которых ранены. Главная - баба по прозвищу Хворь. Та самая жена Соловья. Вот её бы - живьём…
        Момент, когда разбойники выбрались из оврага, Илья, понятно, не пропустил. Двинул за ними, особо не скрываясь. Потому что сами разбойники тоже не прятались: шумели, как кабаны на выпасе. Надо полагать, решили, что ушли. Илья подумывал: не догнать ли разбойников да пересчитать, но всё же решил не приближаться. Считай, не считай, а меньше их не станет. А в отдалении можно о тишине не особо заботиться.
        Зимовье, значит. То есть большая изба, в которой зимуют в лесу ватажки, промышляющие зверем. Вспомнилось, что у промысловиков есть привычка ставить неподалёку от дома ловушки. Для силков Илья крупноват. А вот в ловчую яму угодить или подвешенным бревном в живот схлопотать - это запросто. Так что стоит получше глядеть под ноги. Хотя гляди, не гляди - темнотища.
        Дошли. Илья услыхал, как ввиду желанного укрытия разбойники припустили чуть ли не бегом.
        Илья отстал немного и к зимовью вышел погодя, когда все, кого он преследовал, уже были внутри.
        Зимовье стояло на расчищенной полянке: дом как дом. Ограды нет. Других построек - тоже.
        Илья, уже не прячась, вышел на вырубку, опустился на ближайший к лесу пень, стащил сапоги, вытянул натруженные ноги. Разглядеть его из дома невозможно, да и не станет никто выглядывать. Не те люди.
        Спустя некоторое время в оконцах заиграл свет, из продуха в крыше полетели искры.
        Вскоре из дома вышел человек с ведёрком. Поставил ведро, помочился, глядя, казалось, прямо на Илью, но Ильи не видя.
        Завершив, черпнул ведром дождевую воду из корыта под скатом крыши и вернулся в дом.
        Через некоторое время изнутри донеслось сдавленное рычание. Илья знал этот звук. Так кричат от боли, сжавши зубами деревяху. В доме кого-то врачевали.
        Добро. Полечатся, потом перекусят, и спать. Вот тогда придёт время Ильи.
        Кстати, перекусить и ему стоит. Во фляжке ещё оставалось вино… Ну уже не вино по большей части, а вода из ручья, но запить лепёшку из пшеничной муки пополам с лесными орехами, пропитанную мёдом и сдобренную ароматными травками, - вполне годится.
        Спустя некоторое время в доме тоже закончили трапезу. И у Ильи появилась прекрасная возможность пересчитать врагов, когда они вместе и поочерёдно выходили из дома по нужде.
        Их оказалось больше, чем Илья насчитал в овраге. Женщин - четыре, мужей - шесть.
        Большая семья у Соловья. А была ещё больше, пока Илья с гридью её не проредили.
        Когда месяц спрятался за лесом, Илья обулся, подошёл к дому, заглянул в узкое оконце. Да, устали разбойнички. В тусклом свете угольев Илья сумел разглядеть всех десятерых. Спят, голубики и голубицы. И не так, чтобы тихонько. Кто-то похрапывает, кто-то постанывает…
        Илья снял с пояса лук с налучем, колчан. Не понадобятся. В левую руку - меч, в правую - кистенёк новгородской работы, бронзовый, залитый свинцом, на обтянутой кожей короткой рукояти с костяным набалдашником.
        Локтем, медленно-медленно, чтоб не скрипнула, Илья приотворил дверь…
        - Ворог! Берегись! - Пронзительный вопль ударил из дальнего угла. Одиннадцатый. Караульный.
        Илья обсчитался. Забыл о том, кто выходил первым.
        Что ж, зато о тишине можно больше не заботиться.
        Илья влепил кистенём по ближайшей поднявшейся голове, по второй - мохнатой и бородатой - хлестнул мечом, перемахнул через очаг с угольями.
        - Ворог в доме! Бей!
        И стрела, рванувшая рукав кольчуги.
        Стрелок-крикун едва не попал.
        Илья ещё разок махнул кистенём, приголубив подскочившего разбойника, метнулся вправо, уходя от выстрела, и длинным хлестом одарил крикуна, разрубив и лук, которым тот пытался защититься, и пальцы, которые лук держали.
        И сразу - разворот, сбив копья и мах кистенька, с сухим треском ударившего в лоб.
        И удар ногой, в сторону - в лицо привставшего разбойника… Вернее, разбойницы, но это Илья понял, уже отдёргивая ногу и разворачиваясь на опорной, чтобы отмахнуть руку с занесённым топором. Лязгнуло по шлему. Не нож, что-то из домашней утвари. И сразу трое кинулись. Храбро. Кто с чем, но с одинаковым результатом. Против збройного гридня в одних портках - врукопашную… Смешно! Им бы бежать без оглядки…
        Но спасибо, что напали. А то Илья этой ночью уже набегался.
        Три взмаха: один - мечом плашмя, два - кистеньком - и храбрая троица валится на земляной пол.
        Всё. Больше никто не спешит отправить Илью в загробный мир.
        Что в итоге? Один - насмерть. Семь - в беспамятстве. Ещё один пытается перетянуть ремешком обрубок руки.
        А караульный просто забился в угол и тихонько пищит от страха. Так, десять. А где одиннадцатый?
        А вот и он. Лежит, стонет, хотя Илья его ни разу не приголубил. Э-э-э! Да у него жар!
        - Не так, - сказал Илья покалеченному, у которого никак не получалось перетянуть обрубок. - Вот так - быстрее! - Ухватил за локоть, подтащил к очагу и сунул культю в тлеющие угли.
        Разбойник заорал жутко и сомлел. Запахло горелым мясом, но кровь остановилась. Значит, поживёт ещё немного.
        Теперь караульщик… Илья сунул в угли железко копья.
        - Нет, нет, не надо! - завопил разбойник, скребя ногами по полу и вжимаясь в стенку сруба.
        - Не боись, больно не будет! - пообещал Илья, взмахнув кистеньком. И уже сомлевшему: - Пока не будет.
        Жерки среди пленников не оказалось. Это Илью, к его собственному удивлению, изрядно огорчило. Так как означало, что осталась Жерка в укрывище. Девка красивая, гридь после боя злая. Если жива, то излюбят досыта. Повезёт, если не покалечат.
        Малига с Бокшей и девятью дружинниками вышли к зимовью, когда солнце уже поднялось над деревьями.
        - Долго вы добирались, - проворчал Илья. - Я уже проголодался. Ещё чуток - и начал бы эту турицу обгладывать! - Он звучно хлопнул по заду крупную голую бабу, связанную по-нурмански - руки к ногам, с забитой в рот тряпкой. Баба дёрнулась, замычала яростно.
        - Остальные - в доме, - сообщил Илья. - Живые и мёртвые. Все лежат мирно-беззаботно. А за этой - особый пригляд нужен. Познакомьтесь, младшая жена Соловья. С виду - здоровей некуда, но кличут почему-то Хворью. Нравится?
        - Недурна, - одобрил Малига. - Ты уже попробовал?
        Вои развеселились.
        - Пока только ощипал. - Илья тоже ухмыльнулся. - Выдернул колючки. - И, согнав с лица ухмылку: - Раненым помочь, всех напоить, дать оправиться, одеть. Одежду проверить, чтоб даже малого ножика не было. Увязать всех по-печенежски - гуськом. Кто из раненых ходить не может, пусть другие несут. Кто упрётся - вразумлять, но не увлекаться.
        - А промеж ног вразумлять можно? - крикнул гридень из десятка Бокши.
        - Нельзя.
        - Как это? - удивился гридень. - Это ж добыча!
        - Добыча, верно, - Илья прищурился. - Только моя. А твоя - комары, которых ты прибил, пока сюда тащился. Всем всё понятно? Тогда пошевеливайтесь. Бокша, проследи. Малига, сюда присядь. Ну, рассказывай, чего я не знаю…
        Захват разбойничьей усадьбы без потерь не обошёлся. Кроме отроков, погибших от рук Соловьёвой родни, убили одного нурмана и ещё одного серьёзно ранили.
        Добычи взяли много. Очень много. Ею, а также допросом пленных на предмет схоронок заниматься оставлен был Свен Неудача. Пленных оказалось изрядно, но больше не ратники, а чать разбойничья и молодняк: детишки разного возраста.
        - Я там особо не разбирался, - сообщил Малига. - Собрали с Бокшей воев покрепче - и сразу в погоню.
        - Сразу? - хмыкнул Илья. - Что ж так долго добирались?
        - Так ночь же. Факелы - не солнце. Если б они свернули куда, а мы б упустили?
        - Так и оставил бы Бокшу проверять, а сам - вперёд.
        - Не сообразил, княже, - покаялся Малига. - Да и куда торопиться? Мы ж знали, что ты их не отпустишь. - И тут же перешёл в наступление: - Кто ж знал, что тебе невтерпёж будет и один на них полезешь? Неправильно это, княже! А вдруг убили б тебя?
        - Если бы я их ночью врасплох не взял, утром они и сбежать могли. Что ж мне, опять за ними в одиночку по чащам бегать? А не сбежали бы, так устроили бы вам, осторожным, весёлую встречу в десяток луков. Девку-то связанную в овраге нашли?
        - Нашли, - кивнул Малига. - Бокша с ней отрока оставил, который ногу зашиб. Проследить, чтоб зверьё её не съело.
        Зверьё съело самого отрока. Не то чтобы совсем, но погрызло прилично. Как Зарица ухитрилась освободиться, можно было догадаться. Покойник оказался не только без воинского пояса, но и без штанов. И с разбитым затылком. Каменюка, которой подшибли похотливого воя, валялась рядышком, а пленницы, понятно, уже и след простыл.
        Искать её не стали - ищи ветра в Диком Поле. Илья же не особо огорчился. Жаль такую губить. Чувство такое, будто красавицу лису в курятнике прихватил. Понятно, что птицу душит, а убивать всё равно жалко. Пусть живёт.
        А вот дружинника ему было не жаль. Если воин позволил себя убить безоружной девке, значит, не воин это. В другом деле мог не только себя под смерть подвести, но и товарищей. Подумал ещё: надо с Бокшей потолковать. И к людям его присмотреться, пока не поздно: нет ли ещё в ком слабины.
        Добычу, взятую на разбойниках, поделили по правде: между собой, отсчитав только доли княжьи. Изрядная оказалась добыча. Все довольны остались, даже потерявший соратника Неудача. А вот пленников, взятых в зимовье, Соловьёву родню, Илья подарил великому князю. Тот был рад. Сигурд-ярл до сих пор так и не смог разговорить разбойника. Может, родня сделает Соловья помягче.
        А Жерку ни среди пленных, ни среди мёртвых Илья опять не нашёл. Ушла девица-душегубица.
        Получалось, теперь уже две дочери Соловья по земле свободно гуляют. Однако Илья об этом никому говорить не стал. Если снова судьба с ними сведёт, уж тогда он их не упустит. Так ему думалось. А вот как вышло… Но это уже другая история. Из будущего. В настоящем же поведёт Илью судьба совсем в другую сторону. И желания его не спросит.
        Глава 7
        Дела княжьи
        Киев
        - Отпустишь их, скажу, что знаю.
        Сигурд с Хравном переглянулись. Заговорил. Великий князь виду не подал, что обрадован.
        - Они умрут, - холодно сообщил он. - Все, кто разбойничал. Но умрут легко. Обещаю. И ты тоже. А если сказанное тобой мне особенно понравится, я разрешу жить младшим. Думай.
        Единственный уцелевший глаз Соловья, щёлка между распухшими веками, красная от лопнувших сосудов, закрылась. Разбойник снова замолчал.
        - Поддать ему? - по-нурмански спросил Хравн Белокурый.
        Сигурд качнул головой.
        - Ждём.
        Глаз снова открылся.
        - Клянись, - прохрипел Соловей. - Клянись своим Богом, что младшие будут жить, и жить свободными.
        - Клянусь. - Великий князь поцеловал крест.
        - Моя младшая жена, Хворь, она… тоже.
        - Она будет жить, - не раздумывая, подтвердил Владимир.
        Соловей обмяк. Будто выдернули стержень, на котором он держался все эти дни.
        - Слушайте, - проговорил разбойник чуть слышно. - Скажу, что ведаю…

* * *
        - Ты был прав, князь-воевода, - сказал Добрыня, чуть поклонившись Сергею Ивановичу. - Свои воду мутили. По наущению ляшкому. Чтоб спасти родню, Соловей выдал тех, кого знал, но взять никого не смогли - сбежать успели, пока Соловей молчал. Что скажешь, князь Серегей?
        Сергей Иванович ответил не сразу. Сначала глянул на остальных: великого князя Владимира, беспокойно теребящего ус, митрополита Михаила, в отличие от князя, держащегося невозмутимо. Больше в светлице никого не было. Беседа была тайной.
        - Лехиты - враги нам, - сказал Сергей Иванович. - Были и есть. Особенно же после того, как ты, княже, Перемышль с Червнем себе взял. Пусть земли те не исконно лехитские, но великий князь Мешко за них на тебя в большой обиде был.
        - Нам те земли нужны были, - напомнил Добрыня. - Чрез них у нас теперь граница с княжеством чешским куда ближе, а чехи - союзники нам и лехитам враги. Ещё б к тем землям червенским хорватские добавить, князя их Собеслава к повиновению привести. Святославу хорваты данью кланялись, пусть и сыну его поклонятся, верно? А чехи в этом нам союзниками станут. Против лехитов. По праву родства. Верно, княже?
        - Всё так, - подтвердил Владимир.
        Женатый на Адели, дочери чешского князя Болеслава Второго, прозванного Благочестивым, князь киевский мог бы надеяться на поддержку тестя.
        Но уверенности в этом не было.
        Да, Владимир женат на чешской княжне Адели, но покойная жена князя Мешко Дубровка - тоже чехиня и родная сестра Болеслава Благочестивого. Получается, Мешко и Болеслав чешский - тоже родня. А сын Мешко Болеслав тёзке чешскому родной племянник. И племянник этот, кстати, недавно отхватил у дяди изрядный кусок - княжество краковское… Хотя дядя вроде не протестовал. Видимо, потому, что на это же княжество зарился и сам Мешко. Но сын успел раньше.
        Что вроде как устроило обоих. Иначе драки между лехитами и чехами было бы не миновать…
        Что вполне бы устроило русов.
        - То, что лехиты в наши дела лезут, спускать нельзя, - продолжал Сергей Иванович. - А вот чью сторону примут чехи, если ты на хорватов пойдёшь, сказать трудно. Они бы тоже от этих земель не отказались. Но для чешского князя, думаю, мы сейчас важнее Мешко, потому что через Прагу наши товары к германцам идут, а германские - к нам. Поссорится с нами Болеслав Благочестивый, так мы можем и другую дорожку сыскать. И стоит ему об этом напомнить.
        - Стоит, - согласился Владимир. - Если в союзе с нами быть не захочет, так и ладно. Главное, чтоб против не пошёл. А с хорватами мы и сами управимся.
        - А с лехитами что? - напомнил о главном митрополит Михаил. - Сами в Христа веруют, а против нас язычников подзуживают! Нельзя им такое спускать!
        Племянник с дядей переглянулись.
        - Спускать нельзя, - решил великий князь. - Накажем. Что посоветуете?
        Сергей Иванович промолчал. Остальные - тоже, предоставляя Владимиру принять решение самому.
        - Они нам гадили исподтишка, а нам такое невместно! - Не дождавшись подсказок, сказал великий князь. - Думаю так: если я хорватские земли под себя возьму, вот это и будет ответом. Достойным. Что думаете?
        - Лехитам это точно не по нраву придётся, - согласился Добрыня.
        - Одной стрелой - двух зайцев, - поддержал Сергей Иванович.
        - Решено, - изрёк великий князь. - Воюем хорватов. Благословишь ли, владыко?
        - Воюйте, - разрешил митрополит. - Раз лехиты язычников против христиан поддерживают, наказать их - дело благое. Опять же повоёванные земли и народ их можно в Истинную Веру привести. Воюйте.
        «А ведь он болен, - подумал Сергей Иванович, приглядевшись к митрополиту. - Надо бы попросить Сладу глянуть».
        - Осталась самая малость, - продолжил Владимир. - Уговорить чехов. Чтоб или с нами, или хотя бы не мешались. Что скажете?
        - Посла к ним отправить, - немедленно отозвался Духарев. - Человека достойного с дарами правильными. И не медлить, потому что время, оно против нас: Мешко - князь сильный и всё окрест под себя подминает, а сын его Болеслав - и того хуже. Немалого ума и доблести человек. Не зря его с младых лет Храбрым кличут.
        - Что ж худого в уме и храбрости? - удивился Владимир.
        Добрыня хмыкнул и головой покачал: мол, хоть ты и великий князь, племянник, а вопрос задал.
        - Ну для лехитов-то он хорош, - проворчал княжий дядька, - а нам не очень.
        - Как понимаю, Болеслав этот сейчас вроде как не с отцом, не с дядей, а сам по себе? - вмешался Добрыня. - А не станет ли этот славный князь против нас, когда мы с хорватами сойдёмся?
        - Сильный враг - больше славы! - твёрдо ответил Владимир.
        - Тоже верно, - согласился Духарев. - Славы много не бывает, как твой отец говаривал.
        - Это да, - согласился великий князь. - Но я, как и он, жадничать не буду. Он славой этой даже с печенегами делился, когда на ромеев ходил. А я вот с чехами поделиться готов. Захотят нас поддержать, я не против. Чай не копчёные, словене, нашего языка люди. Зачем же их обделять?
        Добрыня с Сергеем Ивановичем рассмеялись. Даже митрополит не сдержал улыбки. Нечасто шутил великий князь в последнее время. Больше земель - больше забот, да и жена его, кесаревна Анна, шуток не одобряла. Разве что такого толка, какую устроит через пятнадцать лет её брат Василий дунайским булгарам[5 - В 1014 году император Василий разбил болгарскую армию, захватил в плен пятнадцать тысяч болгар, приказал их ослепить, а затем отпустил на свободу, оставив в каждой сотне слепцов по одному одноглазому поводырю.].
        - Кого послом в Прагу отправишь? - отсмеявшись, спросил Добрыня.
        - А вот его. - Владимир указал на Сергея Ивановича. - Сам предложил, сам и сделает. И, думаю, лучше его не сделает никто.
        «Вот так всегда, - подумал Духарев. - Инициатива наказуема. Сейчас ещё и дары велит самому подобрать».
        Почти угадал. Так Владимир и предложил. Но всё же не из личных средств князь-воеводы, а из собственной сокровищницы.
        В общем, уходил от Владимира Сергей Иванович в настроении приподнятом. Засиделся он в Киеве. Пора в дальнюю дорогу. А тут ещё и повод такой значительный. Не военный поход, конечно… Но и не мирный.
        О финансировании самого посольства великий князь не сказал ни слова. Ну да ладно. Сергей Иванович в дальний путь не с пустыми руками намеревался пойти, а с товаром. Тем более что идти предстояло по таким землям, где верительные грамоты к чешскому великому князю были не защитой, а совсем даже наоборот. И самыми спокойными по факту могли оказаться те самые хорватские земли, на которые нацелился Владимир. Причём именно потому, что князь хорватов Собеслав отлично понимал: русам нужен только повод, чтобы захапать его княжество.
        А дальше - ещё сложнее. Либо рискнуть и идти напрямик - через земли бывшей Великой Моравии, за которые нынче спорили князь чешский и князь Мешко и через княжество Краковское; либо взять в сторону и пойти по землям герцогства Каринтия, где жили словене, но правил весьма агрессивный баварский герцог Генрих по прозвищу Строптивый.
        Сергей Иванович склонялся к прямому пути. Отношения с князем Болеславом у него были пока что приличные, да и пообщаться с ним было бы неплохо. И дружбу, так сказать, закрепить. Тем более что у Сергея Ивановича есть для Болеслава Храброго оч-чень эксклюзивный подарок.
        А вот второй вариант маршрута был поплоше. Особой дружбы с герцогами Баварским и Каринтским у Духарева не было. Скорее даже наоборот, поскольку высокие связи Духарева в Германии относились ко двору Оттона Второго, который посадил Генриха Строптивого под арест. Из-под стражи герцог Генрих вышел только после смерти императора Священной Римской империи немецкой нации…
        И немедленно поднял мятеж против малолетнего наследника Оттона Третьего. Не без успеха, надо отметить, потому что вернул себе не только Баварию, но спустя некоторое время и Каринтию. Вот такая она, средневековая европейская политика. Кто смел, тот и съел. А кто съел, тот впоследствии и подведёт под процесс правильное юридическое обоснование. И чтобы в этой войне клыков и желудков выжить, надо иметь надёжных покровителей в каждой партии. Грех жаловаться, имя Зергиуса из русов в германских землях было известно многим, и многие его считали своим. Однако герцог Генрих Строптивый среди последних не числился. Что являлось, безусловно, недоработкой. Кстати, не устранить ли её прямо сейчас?
        Сергей Иванович задумался, но всё же решил: нет, не стоит. Такие акции следует готовить заранее и тщательно. Дары на герцогско-княжеском уровне должны быть исключительно целевыми. И включать не только самого, но его семью и доверенных лиц. Причём начинать надо именно с доверенных, дабы к моменту личной встречи создать у властителя правильную репутацию. Не то и в тюрьму можно угодить из-за какого-нибудь навета. А Сергей Иванович уже не в тех годах, чтоб обживать средневековые узилища.
        Нет, в Чехию они пойдут через Краков. Надо бы, кстати, и Илью с собой прихватить. Уж больно парень окрутел в последнее время. Не занесло бы.
        Глава 8
        Дела духовные
        Киев
        - Ему шестнадцать, - напомнил Сергей Иванович. - Понятно, что девушки ему небезразличны.
        - Это Славке они были небезразличны! - возразила Слада. - Только это по-другому называется. Я осмотрела Прибуту… На ней места живого нет!
        - Жаловалась? - насторожился Сергей Иванович.
        - Куда там! - Сладислава махнула рукой. - Совсем ума лишилась. Спрашиваю её, а она лыбится и слюни пускает. И добро б только слюни… Сок женский аж на пол капает. - Сладислава коснулась ладанки со Святыми Мощами, что пряталась под тканью на груди. Она всегда так делала, когда просила Господа смирить её гнев.
        - Не наказывай её, - попросил Сергей Иванович.
        - Её-то за что наказывать! - вновь вскипела Сладислава. - Девка дура! А вот с сыном что делать? Что ж он с ними как зверь? И исповедаться не желает! Я, говорит, за Господа мечом радею, и за то отец Евлалий все грехи наперёд отпустил. Кабы знать, что у него на душе? Что за семена в нём старый посеял?
        - Рёрех худого ему не сделал бы, - проворчал Сергей Иванович. - Мы старому все тут жизнью обязаны.
        - Я не о том, - Сладислава положила руку мужу на грудь, успокаивая. - Я старого как отца любила. Сердце болит, как подумаю, что душа его в аду горит.
        «Или в Ирии с высокими мужами пирует», - подумал Духарев, но мысль не озвучил, понятное дело. Не то Сладушка ещё больше расстроится. На сей раз из-за его души.
        - Завтра Илья в церковь с нами пойдёт! - заявила она решительно. - В нашу. Сам митрополит отслужить обещал. Ты тоже будь.
        - Ну, это понятно, - кивнул Духарев.
        Слада ещё что-то говорила. О душе, о бесах… Сергей Иванович не слушал. О своём думал. О том, что для него важнее. О политике.
        Митрополит киевский Михаил, поставленный патриархом константинопольским Николаем, сам был из булгар[6 - Есть мнение, что первый русский митрополит был не из болгар, а как раз из сирийцев, но мне больше нравится «болгарская» версия. В первую очередь из-за близости языков, способствующей просветительской деятельности Святого Михаила. А что был он весьма деятелен - это установленный факт.], по-словенски говорил внятно, но духом был ромей. Иначе кто бы его послал присматривать за порфирородной кесаревной и её новоокрещённым мужем Василием, коего в миру звали Владимиром Святославичем? Ромей же ромей и есть, будь он хоть булгарин, хоть печенег, хоть сириец. И мисянская[7 - Мисянами в Византии называли дунайских болгар, поскольку во времена Великого Рима на этой территории располагалась провинция Мисия (Мезия), а Константинополь полагал себя легитимным и единственным наследником древних римлян, а следовательно, числил Болгарию собственной провинцией. И нельзя сказать, что безосновательно.] церковь, коей покровительствовало семейство Сергея Ивановича, любовью ромеев не пользовалось. Конкуренция. Были даже
случаи, когда с подачи ромейской обижали прихожан. Но так было до тех пор, пока Духарев не обозначил чётко: это моё.
        Он - спафарий империи. Причём не просто «меченосец», а вдобавок с личным доступом к дверям императорских покоев и в кабинет императорского постельничего, то бишь паракимемона, коий по совместительству является чем-то вроде премьер-министра империи.
        Сергей Иванович не поленился в своё время продемонстрировать компетентным людям подаренный Автократором Василием перстенёк с ликами обоих[8 - То есть правящего Автократора Василия и его «соправителя» и брата Константина.] императоров. Ну желает могущественный «меч» империи взять под покровительство булгарскую церковку, почему бы и нет? Известно же, что супруга его - мисянка. Иной муж жене браслеты дарит, а спафарий Сергий - личную церковь.
        Учитывая, что в имперской табели о рангах свободный доступ к паракимемону был на локоть выше головного убора митрополита, а в канцелярии византийского премьер-министра оба они числились имперскими, скажем так, агентами влияния, то… В общем, понятно.
        Впрочем, митрополит Михаил Духареву нравился. Достойный человек. Глубоко верующий, харизматичный… В общем - на своём месте. Вот только здоровьем слабоват.
        - Я с Ильёй поговорю, - пообещал Сергей Иванович. - И в церковь завтра вместе с нами пойдёт. С митрополитом-то что? Как здоровье?
        - Худо, - вздохнула Сладислава. - Болен тяжко и не бережёт себя. Еле на ногах, а опять в дорогу собрался. Аж в Ростов.
        Илью Сергей Иванович застал за работой: тот помогал строить конюшню на расширившемся за счёт взятого у Свардига родовом подворье. Само собой, княжичу вовсе не обязательно было заниматься подобным трудом, но Илья не столько трудился, сколько развлекался. Ловил брошенное снизу уже обтёсанное по размеру брёвнышко и укладывал его в положенное место. А метал брёвна не кто иной, как Гудмунд Праздничные Ворота. Посланное им бревно красиво взлетало точно на нужную высоту, где и зависало на мгновение, достаточное, чтоб Илья, балансирующий на недостроенной стенке, брал его буквально из воздуха и направлял на нужное место, укладывая в смысле себе под ноги. Чтобы в следующий момент пробежать по нему до угла, перескочить на соседнюю стенку и принять следующее брёвнышко.
        Зрелище было дивное: Илья меньше чем за минуту проходил от угла к углу, укладывая три брёвнышка, и двигался в обратную сторону, а внизу солидно перемещался Гудмунд, «подавая» княжичу стройматериалы. Четвёртая сторона оставалась незаложенной. Здесь должны были располагаться ворота.
        Духарев засмотрелся: чувство равновесия Ильи могло конкурировать разве что с его силой.
        Вместе с Сергеем Ивановичем на забаву богатырей взирала и артель плотников, которым молодецкая игра сэкономила минимум день работы.
        Ещё минут десять - и стены выросли до нужной высоты, а подогнанные под размер брёвна закончились. Илья соскочил наземь, хлопнул по спине нурмана и подошёл к отцу.
        - Гудмунд теперь мой! - заявил он, широко улыбаясь. - Не против, батя?
        - А что великий князь?
        - А ничего! Свен Гудмунда сам отпустил, так что без обид, а мне с Гудмундом упражняться - в самый раз! А то хлипкие все какие-то… - Илья пренебрежительно сморщил нос. - Чуть не удержишь руку - уже лежит! Так ты не против?
        - Твой человек - ты и решай, - махнул рукой Духарев. - Пошли, сын, поговорить надо…
        Начал Сергей Иванович с приятного:
        - В Чехию со мной поедешь. Посольством от великого князя.
        - С тобой в Чехию? Здорово! - Илья сначала обрадовался, но тут же погрустнел, вспомнив: - А Моров как же? Моров на кого оставим?
        - Кулиба управится, - ответил Духарев. - Соловья с Соловичами ты убрал, теперь легко будет.
        Илья подумал немного… И покачал головой:
        - Не пойдёт. Радимичи хитрые да диковатые, а Кулиба прост. Что не по нему, сразу рубить. Силу, понятно, все уважают, да только с лесовиками одной силой нельзя. К ним подход нужен. Пусть Кулиба и дальше дружину моровскую водит, но для правления другой человек нужен. И у меня такой есть. Ты его знаешь. Сотник Малига. Он и с радимичами, и с Кулибой поладит, поскольку тоже полоцкий.
        - Сотник? Он вроде у меня десятником числился? У того же Кулибы? - решил уточнить Сергей Иванович.
        - Это я его - сотником, - ответил Илья. - Ты, бать, не сомневайся. Малига хорош, я его в разных делах проверял - не подведёт!
        - Добро, - кивнул Духарев. - А Кулиба как? Не в обиде, что его младший подвинул?
        - Кулиба оплошал! - жёстко произнёс Илья. - И не единожды. И я ему это внятно объяснил.
        Сергей Иванович глянул на сына, шестнадцатилетнего юношу, который «внятно» подвинул воина с двадцатилетним, если не больше, боевым опытом, и на душе у него стало тепло. Воинские умения - это славно, но если к ним прибавить задатки прирождённого лидера. А теперь о грустном.
        - Мать на тебя жаловалась. Девка у неё есть, Прибута. Говорит, после тебя она вся в синяках. За что ты её так?
        - Я? - Илья было удивился, потом сообразил: - Так я ничего, бать. Она сама орёт: сильней, шибче… А у меня вот… - Он поглядел на собственные руки. - Да они все такие, бать, - вздохнул он. - Ну, такие…
        - Хлипкие? - подсказал Сергей Иванович.
        - Точно! Попалась мне одна… Попалась да потерялась, - Илья вздохнул, вспоминая Жерку. - А эти… Мякоть одна! Хлипкие! - Илья вздохнул ещё раз. - Что, матушка сильно осерчала?
        - Простит, - пообещал Духарев, испытав немалое облегчение от того, что нет у сына садистских наклонностей. - Только ты с ними… помягче, сын. А то ведь и покалечить можешь.
        - Могу, - сокрушённо проговорил Илья. - Да только где мне девку под себя найти? Может, подскажешь? Может, у нурманов поискать? Вон они какие здоровые! - кивнул в сторону Гудмунда, который и без Ильи продолжал развлекаться: подкидывал и ловил бревно пуда в три весом. Одной рукой подкидывал, другой ловил.
        - Найдёшь, - успокоил Сергей Иванович. - Коня не гони. Жизнь, сын, штука такая: сама тебе нужное подарит, ты, главное, веди себя правильно.
        - Это я запросто! - улыбнулся во все зубы Илья. Можно было не сомневаться: под «правильно» он понимает совсем не то, что Сладислава.
        - Завтра в церковь пойдём, - сказал Духарев. - Матушка попросила.
        Илья вздохнул. У него на завтрашнее утро были другие планы. Но «матушка попросила» - это не просьба, а приказ. Не обсуждается. Тем более батя тоже пойдёт - значит, дело серьёзное.
        Обычно Илья возвышался над паствой мисянской церкви как боевой конь над пахотными лошадками. И слушал вполслуха, потому что священника здешнего, пугливого, мелкого, перед матушкой Сладиславой откровенно лебезящего, Илья не уважал. В его понимании священник - это воин Христов, разящий бесов молитвой, как он, Илья, стрелами. Таким был, к примеру, прошлый моровский священник, сожжённый язычниками вместе с церковью. Устраивал Илью, впрочем, и священник нынешний, отец Евлалий: жизнелюбивый, добрый к людям и, по мнению Ильи, совершенно правильно понимающий, как именно воин-христианин должен служить Господу. Что значило: не мешать Илье поступать так, как он, Илья, желает.
        Однако матушка велела быть на службе - значит, надо быть и терпеть.
        И Илья приготовился терпеть. Возвышаться над макушками смердов-мужей и платочками женщин, разглядывать фрески, креститься, когда положено, повторять в положенное время молитвы… В общем, поскучать.
        Но вышло иначе. В отличие от обычного в это воскресенье церковь была полнёхонька. Ещё и снаружи стояли - не всем места хватило. Понятно, для семейства князь-воеводы место нашлось. Почётное. В центре. Прямо перед амвоном[9 - Византийский амвон отличался от современного и формой, и местоположением. Детали интересующиеся могут узнать сами.]…
        На который вместо ожидаемого Ильёй священника-булгарина взошёл сам митрополит киевский.
        Служил митрополит не на словенском, а на ромейском, который знали далеко не все прихожане. Однако даже и не понимая заслушивались. В речах, в пении, в самих молитвах ощущалась настоящая сила. Та, от которой душа трепещет, как крылья мотылька, и норовит взлететь из груди ввысь, к Небесам. И вдруг так хорошо стало Илье, будто, в ледяной воде омывшись, вспрыгиваешь на коня и летишь, раскинув руки, навстречу солнцу.
        А потом была трапеза. И мудрые слова митрополита… Которые, признаться, проходили мимо сознания Ильи, потому что было ему более важно не то, что говорит высокопреосвященный, а то, как он говорит.
        А ещё было понимание: происходящее очень важно для Ильи. А вот чем, он тогда не понял.
        И спустя некоторое время и вовсе забыл о том, что испытал тем воскресеньем. Видно, дела мирские воинские важнее оказались. А может, некие силы внутри Ильи позаботились о том, чтобы забылось. Силы, у которых на Илью были собственные планы, самому Илье неведомые.
        Однако прошло всего лишь несколько дней - и в памяти Ильи ничего не осталось от того чудного воскресенья.
        Впрочем, и о том, что было, когда ведунья Явнея «водила» его за Кромку - к Морене и её великану-мужу, Илья тоже подзабыл. Дело прошлое, и Явнея теперь не ведунья уже, а обельная холопка у матери на побегушках… Впрочем, последнее как раз неважно. Важнее то, что у прошлого есть свойство возвращаться. Причём в самый неподходящий момент.
        Глава 9
        Интересное предложение
        Фарлаф, князь черниговский
        В дорогу князь-воевода взял сотню Гордея, которому, по его мнению, в Морове делать было больше нечего. А Илья взял троих, коих выбрал самолично: Гудмунда, Возгаря и Миловида. Вместо последнего он охотно взял бы Малигу, но Малига был нужен в Морове. Сам же Илья так решил и Сергея Ивановича уговорил. Теперь уж не переиграть.
        Сотня - это много. Одних лошадей сколько! На каждого воина по два коня. А ещё обозные, резервные. И телег Духарев планировал взять сотню с хвостиком, причём минимум четверть - с провизией, амуницией и прочим обеспечением. Удивительно много требуется всего даже для одной сотни. И это ещё надо понимать, что идти они будут по обжитым местам. Кабы в степь шли, пришлось и того больше с собой тащить. Те же кузнечные снасти, к примеру.
        А это ещё возимый запас уменьшен по осеннему времени, поскольку леса и реки полны человеческой едой и травы довольно, чтоб за ночь лошадям подкормиться. Но и для этого надо правильно лагерем встать. А правильное место не вдруг найдёшь. Полтысячи коней - изрядный табун. И в дороге растянутся больше чем на километр, и выпас им нужен изрядный. Даже напоить непросто, а ведь ещё и выкупать неплохо, и тут уже речка нужна или озеро приличных размеров.
        Но ничего. Люди у Духарева опытные, справятся. А резерв должен быть. Вдруг поспешить потребуется, а лошади у Сергея Ивановича - не печенежские пони, которым на подножном корму сытно. У него кони добрые, им овёс нужен. Что, впрочем, тоже не проблема. Чай не по Дикому Полю идут - по обжитой местности. Фураж прикупить можно. А лучше бесплатно взять. Именем князя в счёт будущей дани. Чай не развлечения ради, а по княжьему делу едут.
        Сергей Иванович усмехнулся. Ну не только по княжьему, но зачем в такую даль порожняком гонять?
        Обоз, кстати, собирал и укомплектовывал Илья. При участии, разумеется, духаревского тиуна Кузьмы и Сладиславы. Сергей Иванович результат даже не инспектировал.
        И сам этот поход он намеревался использовать для того, чтобы вплотную поработать с сыном. Илья для своих лет не просто хорош - изумителен. И воин - слов нет, и знаний в нём полезных - по маковку шлема. Но знать и применять знание - не совсем одно и то же. Опыт требуется. Причём самостоятельный. И не только стрелы на двести шагов метать и бронное туловище располовинивать. Вождю этого мало. Нужны административно-хозяйственные навыки. В первую очередь пища и отдых. Голодные усталые бойцы много не навоюют даже в критических ситуациях, а голодные кони вообще никуда не годятся. То есть и коня можно попросить. Шепнуть на ушко: ну давай, родной, потерпи ещё немного. И потерпит. Немного. А потом падёт.
        Вождь должен уметь считать и распределять. Должен разбираться в людях, быть жёстким, но не жестоким. Что тоже нелегко в этом беспощадном времени, когда врагов и ослушников вырезают под корень. Всей семьёй. Вместе с детьми, потому что сегодня ребёнок, а завтра - мститель.
        Не сказать, что подобное исключительно в природе человека. Вот лев, когда изгоняет из прайда старого самца, тоже первым делом убивает его детёнышей. И самки-матери воспринимают это как должное. Однако Духареву эти звериные правила были отвратительны. Может, отрыжка двадцатого века, может, убеждения христианские, а может, он был слишком уверен в себе, чтобы бояться малых детей. Потому и сам старался ни детей, ни женщин не трогать и сыновьям не велел. И те слушались. Даже Артём, плоть от плоти своего времени, уничтожавший врагов безжалостно и жёстко, детей и женщин старался щадить.
        Артёмом Духарев гордился. И Богуславом. Они такие разные получились, братья, но оба - настоящие воины. И люди настоящие. Чёткие. Духарев-то в их годы таким раздолбаем был… Странно даже вспоминать.
        А вот Илье до безупречности ещё далеко. Есть у него пара-тройка слабых мест. Например, с женщинами у него непонятки. Хотя тоже в духе времени. В этом мире с женщинами не церемонятся. Их используют. Грубо и утилитарно. Но не всех. У представителей здешней власти отношение к своим женщинам скорее по скандинавскому типу. У княжьих жён власти иной раз побольше, чем у воевод. У иных и дружины свои имеются, и, что особенно важно, суровые родичи мужского пола. По скандинавскому обычаю женщина вообще вправе уйти от мужа, прихватив заодно и приданое, и кое-что сверх того. Даже детей, если те выразят желание уйти с матерью. Разумеется, если женщине есть куда уходить, но тем, кто во власти, уходить, как правило, есть куда.
        В этой ситуации обижать жену - чревато.
        Получившие лёгкие травмы девушки-челядинки Илью всё равно обожали. Но то челядинки. А девушка гордая и родовитая, которой, скорее всего, и быть женой сыну моровского князя, на грубое обращение может и обидеться.
        Но женщины - это полбеды. Ещё одна черта Ильи, которая не нравилась Духареву, - безбашенный авантюризм. Когда у парня падала планка или даже просто вожжа под хвост - он был способен в одиночку, не дожидаясь подмоги и поддержки, кинуться хоть на целое войско. Ну да, он сам - маленькое войско, но переоценка собственных сил - вреднейшее качество для воина.
        Ещё один дефект - невнимание к деталям. Опять-таки связанное с переоценкой собственных сил.
        И привычка сражаться до победы, а не до полного разгрома врага. А враг, поверженный, с переломанными ногами и дыркой в брюхе, возьмёт да и воткнёт в ногу победителя ржавый ножик… и месяц спустя гордый победитель скончается от заражения крови.
        Ни Артём, ни Богуслав никогда не упустят угрозу из зоны внимания, не повернутся спиной к потенциальному противнику, если тот представляет опасность. Даже к женщине или калеке. А Илья - легко. Собственная сила его опьяняет. Это понятно, учитывая, что не так уж давно он был беспомощным калекой. И учитывая, что по возрасту он ещё совсем пацан.
        Но стрела в спину возраста не спрашивает, а спина у Ильи широка. В такую трудно промахнуться.
        Сергею Ивановичу очень хотелось, чтобы у Ильи было время повзрослеть, а для этого бреши в его воинской безупречности следовало заделать. Тем более что незадолго до отъезда у Духарева состоялся очень интересный разговор с черниговским князем…
        Фарлаф, князь черниговский, был далеко не молод. Выглядел даже постарше Духарева. Но власть в своей вотчине держал крепко. Куда крепче, чем были связаны меж собой Киев и Чернигов. Хотя на верность Владимиру Фарлаф и присягнул, но отношения князей были скорее союзнические, чем старшего с младшим. На своей части Днепра Фарлаф был таким же полновластным хозяином, как Владимир - на своей. И в Диком Поле его боялись не меньше, хотя сам Фарлаф уже давно не водил рать на степняков.
        - Мне нужен верный человек в Муром, - сказал черниговский князь Духареву, когда они от пустого трёпа перешли к серьёзному разговору. - Твой сын, я думаю, подойдёт. Отдашь?
        Духарев подумал, что речь идёт о Богуславе, и уже прикидывал, как повежливее отказать…
        Но Фарлаф имел в виду вовсе не Богуслава. Младшего.
        Понравилось черниговскому князю, как лихо Илья разделал Соловья, славу которого по всей Руси успели разнести недобрыми устами. И то, что не бросил дело на полпути, а постарался и додавил птенцов-последышей, тоже понравилось.
        - Послушал я советчиков бестолковых, послал в Муром человека нам, варягам, чужого - из племени тамошнего. Думал: свой со своими договорится легче. И что же? Свои его и убили, и ограбили. Казну унесли прямо из терема! А наместник чей? Мой! Значит, это меня, князя черниговского, старшего, осрамили!
        Фарлаф хмыкнул с досады.
        Духарев помалкивал, кивал сочувственно.
        Он-то знал, что убили наместника вовсе не соплеменники. Но Фарлафу это знать необязательно.
        - Твой сынок - он хваткий и удачливый. Опять же в местах наших бывал, мне сказывали. А покажет себя, я уж отдарюсь достойно. Ты меня знаешь.
        Теперь уж Духарев хмыкнул.
        Фарлаф понял правильно:
        - Не деньгами отдарюсь - богатств у тебя, слыхал, поболе, чем у меня. Покажет твой Илья себя владыкой добрым, отдам за него дочку меньшую. А Муром - в придачу. Сына твоего князем назову. Младшим. Но то ведь не зазорно. Ты сам у Владимира в младших князьях - мытного права на землях Моровских у тебя нет. Будешь ты князь моровский, а сын твой - муромский! Любо! - И засмеялся забавному созвучию.
        - Породниться с тобой - честь, - осторожно отозвался Духарев. - Но предложение твоё следует обдумать… Нет, я не отказываюсь! - поспешил уточнить Сергей Иванович, заметив, как нахмурился черниговский князь. - Но есть те, кому такой твой выбор может не понравиться.
        - Сыновей урезоню, - обещал Фарлаф.
        Духарев не стал уточнять, что имел в виду не двух сыновей Фарлафа, коих, понятно, тоже со счётов сбрасывать нельзя, а в первую очередь великого князя Владимира и его дядьку Добрыню, коим возникновение кровной связи между одним из сильнейших киевских домов и Черниговским княжеством вряд ли придётся по вкусу.
        «Один Бог на небе, один Государь на земле» - вот идея, которой старался следовать Владимир. И сильный Чернигов в эту идею не укладывался.
        Впрочем, будем решать проблемы по мере их возникновения. Пока же предложение Фарлафа, безусловно, щедрое и полезное. Вдобавок Муром - одна из контрольных точек на пути на восток. Нужная точка. Что Илья сумеет управиться с племенами, некогда ходившими под хузарами, а ныне возомнившими себя свободными, Духарев не сомневался. Но предпочёл бы привести эти племена не под Чернигов, а под Киев. Централизация власти в руках Владимира его вполее устраивала.
        - До весны подождёшь? - спросил он Фарлафа. - Нынче дела у нас на западе важные. Великий князь хочет, чтоб Илья в них поучаствовал.
        - Добро, - согласился черниговский князь. - До весны.
        На том и порешили.
        Глава 10
        Путешествие на запад
        Кровожадные хорваты
        Илье этот поход поначалу запомнился именно беседами с отцом.
        Князь-воевода умел говорить так, что каждое слово ложилось в строку. Он не поучал, скорее делился знанием, а знал так много, что и представить трудно.
        А чтоб голова Ильи от этих многих знаний не распухла, отец частенько передавал ему управление караваном, особенно когда они останавливались в городах. Князь-воевода с малой охраной степенно отправлялся к правителю или наместнику, а Илье надлежало проследить, чтоб люди и лошади были накормлены и обустроены, а товары - в целости и безопасности.
        Там, где у князь-воеводы имелись собственные достаточно просторные подворья, дело несколько упрощалось. Но даже тогда им всё равно было не вместить несколько сотен людей и лошадей и больше сотни больших возов, которым лишь для того, чтобы только въехать в город, требовалось изрядное время. Хорошо хоть погода радовала. Дождь шёл временами, но умеренно. Ливней, превращавших тракты в непролазную грязь, не выпадало, что изрядно облегчало жизнь и лошадям, и людям. Хлопот и без грязюки хватало.
        Нельзя сказать, что Илье со всем приходилось управляться самому: воями вполне успешно занимался Гордей, а прочими - отцов тиун Кузьма, не раз хаживавший западными дорогами, но коли ты старший, то проверить должен всех, потому что и ошибиться может всякий, и спрошено, если что, будет с тебя.
        Хотя если честно, Илья не столько командовал, сколько учился. А уж учиться он умел.
        Впрочем, и отдохнуть случалось, и поразвлечься. Ежели где в честь князь-воеводы устраивался пир, так Илья на нём, понятное дело, присутствовал. И не только пил-ел, но и удаль показывал, потому как что это за пир, где одно лишь брюхо набивают да песни поют. Тем более что в пенье Илья был не слишком умел - голос грубоват, а вот из всех мужских состязаний неизменно выходил победителем. Иной раз, чтоб скучно не было, мерялся силой сразу с двумя-тремя.
        И девок в постель тоже наладился брать сразу по две-три. Однако числом качества не исправишь. Ласковы, угодливы…
        Но пресны, как разваренная говядина. Ему б одну… Но такую, как Жерка. Ярую.
        Запала дочь Соловья если не в сердце, то уж на локоть пониже точно. Среди теремных девок да челядинок таких не водилось.
        Но что такое девки в сравнении с воинским весельем? Мелкая суета, да и только.
        Но сечи, в которой можно отвести душу, тоже не подворачивалось. Поначалу. Пока шли своими землями.
        Однако время пришло, и легли под колёса и копыта чужие дороги.
        Ну не то чтоб совсем чужие. Знакомые многим и в обозе, и в дружине. Но уже не подданные ни Киеву, ни великому князю. Пока.
        Когда пришёл черёд, Илья отправился в дозор с Возгарем и Миловидом. Гудмунда не взял. Нурман на лошади немного ловчей, чем коза на заборе, но только немного. А дозор, понятно, конный.
        Дорога не обижала: сухая, ровная, широкая - два воза запросто разойдутся, подсыпана аккуратно, чтоб колёса о корни не бить. Слева - лес, справа - тоже лес, иногда редеющий, и тогда меж стволов проглядывала речка.
        Илья развлекался: подбрасывал копьё повыше, не глядя, а потом так же, не глядя, ловил.
        Однако за развлечением о главном не забывал. И стук копыт услышал первым.
        Впрочем, стоило ему остановить Голубя, как остальные тоже услыхали топот.
        - Сойдём? - спросил Возгарь, кивнув в сторону леса.
        Илья мотнул головой. Двигалось им навстречу не меньше дюжины всадников, но что с того? За спиной - отцова дружина, да и сами они не в лапти обуты.
        Илья нахлобучил на голову шлем, застегнул ремешок.
        - Ждём здесь.
        Первые показались из-за поворота совсем скоро.
        И сразу придержали коней.
        Три оружных конника поперёк тракта - уважительная причина для остановки.
        Встречных тоже трое, тоже не смерды. На одном - бронь, на других - куртки из варёной кожи, железом обшитые.
        Стояли. Глядели друг на друга оценивающе. По всему выходило, что русы - весомее.
        Однако трое на трое они оставались недолго. Встречных прибавилось. Тоже вои. И непохоже, чтоб удивились встрече. Тут же перестроились: две пары, не притормаживая, пошли на охват по обочинам, а по самой дороге, лоб в лоб, остальные. Один - важный, густобородый, с вислым красным носярой, в дорогой броне и золочёном шлеме, двое - попроще, но тоже в бронях, с суровыми мордами.
        - Миловид, к нашим, - не разжимая зубов, процедил Илья.
        Отрок, ловко развернув коня, взял с места в галоп. Обходившие рванулись было следом, но Илья и Возгарь разом, разойдясь, перекрыли им путь.
        Не успели чужаки. Один из них сгоряча даже за лук схватился, но Возгарь двинул жеребца так, что толчком загнал чужого всадника в придорожные кусты. Конь у того вдобавок оступился, еле устоял, всадник же потерял стремя, скособочился.
        Чужаки схватились за сабли…
        Илья с Возгарем, тоже разом, сбросили на шуйцы щиты, сдвинули на глаза шлемы.
        Однако рубить их чужаки не спешили. Зато те из них, кому места в первом ряду не хватило, потащили из чехлов луки.
        Илья только ухмыльнулся. Он подметил, что стремена у чужаков не укорочены по-степному. С таких над головами толково бить не получится, а уж когда сойдутся кони грудь в грудь, стрелять выйдет разве что своим в спины.
        Важный бородач сверлил Илью взглядом. Стать моровского княжича, его ухватку и оружие главарь чужаков, скорее всего, оценил. Но и безволосый подбородок Ильи - тоже. И не иначе надеялся, что Илья по молодости слабину даст…
        Ну-ну…
        Илья чуть отвёл копьё, прикидывая, как пошлёт его в важного бородача. Щит у того хорош. Тяжёлый, длинный, с железной оковкой. Удар, пожалуй, выдержит. И бросок. Увязнет копьё. Но удержит ли чужак щит? Вряд ли.
        Подраться хотелось, но батя просил без нужды не обострять.
        - Поговорим? - предложил Илья.
        - О чем нам с тобой говорить, рус? - влез один из чужих. - Убирайся, откуда пришёл!
        Судя по говору - не лехит, не морав[10 - В описываемое время территорию Великой Моравии уже разобрали на части, однако бывшие её жители остались.], не чех. Хорват? Возможно.
        - Не бойся ты так, - с лёгкой насмешкой проговорил Илья. - Не за данью я пришёл, хорват. У нас другие дела.
        - Я тебе сейчас заплачу дань! - Разговорчивый взмахнул копьём.
        Но не бросил. Илья со спутниками - налегке. При сёдлах только оружие, заводных нет. Да и третий рус неспроста назад ускакал. Значит, они - дозор и где-то неподалёку - основные силы. Ну а если всё же нападут…
        Илья не сомневался: некоторое время они с Возгарем продержатся, а там и батя поспеет. В общем, он был не прочь подраться, и эта готовность угадывалась, надо полагать. Потому что главный, бородатый, хоть и глядел мрачно, но молчал, хмурился. Никак не мог определиться…
        И за него решили другие. А может, так и задумывалось?
        Из кустов внезапно выскочили человек десять пеших с крюками и кинулись к русам. Одновременно с пешими рванули и конные. Первым - бородач. Он и нарвался первым, когда Илья бросил Голубя навстречу и одновременно метнул копьё.
        Хорош щит у бородача оказался, но… недостаточно хорош. К силе броска добавился рывок Голубя и скорость взявшего в галоп вражьего коня. Копьё прошибло щит и достало-таки всадника. Насколько опасно, Илья оценивать не стал. Голубь ударил грудью вражьего жеребца, бородач выронил щит и начал вываливаться из седла… Прямо под удар Ильи. Тот не упустил: приложил мечом по открывшейся шее, и наземь бородач упал уже мёртвым. Без головы.
        - Отец!!! - дико завопил разговорчивый и метнул копьё в Илью. Тот легко уклонился и врезал разговорчивому краем щита по шлему. Хотел добить, но не дали. Прикрыли. На Илью насели сразу трое. Ударили копьями с разных сторон. Выбили щит. Ну, не беда. За второй меч Илья хвататься не стал. Кистенёк для ближнего тесного боя предпочтительней. Тем более что сам кистенёк у Ильи непростой. Шарик ребристый, изнутри свинцом залитый, цепью к железной короткой рукояти приваренный. Особой работы изделие. И как раз под руку Ильи - обычного раза в два тяжелей.
        Посланный вперёд Голубь враз сократил расстояние до пары локтей, хватанул вражью лошадь за холку, прикрыв Илью слева. Правый всадник попытался ударить древком копья - остриём не выходило. Тесно. Илья сбил мечом копьё того, что впереди, и метнул вправо, из-за головы, ребристый шарик, вмяв ворогу наносник в лицо, сбил брошенное из-за спин швырковое копьё и, привстав, в длинном выпаде ударил переднего по шее и на том же движении добил правого. И добил красиво: голова аж подпрыгнула, отделившись от плеч. Того, кто был за обезглавленным, удачно окатило кровью. Прямо в рожу. Тот сослепу бестолково замахал мечом. Недолго махал. Илья точным хлестом отсёк ему кисть вместе с мечом. И, почуяв нехорошее, начал разворачиваться в седле…
        Не успел. Один из пешцев с размаху приложил Голубя по крупу длинным, как у дровосека, топором. Круп Голубя был прикрыт толстым потником, поверх которого дополнительно - вальтрапом из прочной кожи. Защита неплохая, но от мощного удара топором не спасала.
        К счастью, удержать топор правильно ворог не сумел, и удар получился не остриём, а плоскостью. Но всё равно больно. Голубь коротко заржал и попёр вперёд, спасши топорника от мести Ильи и втиснув себя и всадника в самую серёдку вражеского построения.
        Впрочем, вышло неплохо, поскольку всадники отделили Илью от пешцев и княжич оказался между двух лучников, которые как раз намеревались влепить в него по стреле… И оба промахнулись! Это кем надо быть, чтобы промахнуться с сажени в сажённую же мишень? Хотя понятно кем - трусом!
        Одного Илья зарубил, второй задом спрыгнул с коня и дал бы дёру, если бы его не сбил с ног конь, которого послал вперёд сынок важного бородача, наконец-то дорвавшийся до Ильи.
        Причём в очень удачный момент, когда на того насели двое: здоровенный всадник с тяжёлой лехитской саблей и просочившийся под ногами у коней пеший храбрец, вознамерившийся воткнуть Илье в ногу изрядных размеров нож.
        Пеший этот был самым опасным и получил первым: Илья со всей силы вогнал ему в шапку острый конец кистенёвой рукояти. Пробил и шапку, и череп, но рукоять увязла и с кистенём пришлось расстаться. Не до того.
        Илья откинулся далеко назад, пропуская над собой саблю и заодно копьё разъярённого сынка, которым тот ширнул во всю длину, полностью вложившись в выпад…
        За что и поплатился, потому что Илья перехватил древко освободившейся левой рукой, скомандовал Голубю: «Назад!» И они вместе выдернули осерчавшего сынка, как репку из грядки, заодно оказавшись вне досягаемости всадника с большой саблей.
        Илья выпрямился, разворачиваясь… И обнаружил спешившегося Возгаря, который с помощью собственного меча и чужого щита, отступая, отбивался от четверых пешцев. Причём довольно успешно, потому что воинская выучка ворогов была существенно слабее, чем у матёрого гридня. Впрочем, их было четверо, так что ещё неизвестно, чей бы вышел верх…
        Да так неизвестным и осталось, потому что сзади на чужаков налетел Илья и ополовинил число Возгарёвых противников, вогнав одному копьё в загривок, а второму раскроив череп.
        Но в следующее мгновение Голубь уже развернул Илью к пешцам спиной. Сам развернул, увидев, а может, только услышав новую опасность раньше своего всадника.
        Илья едва успел пригнуться, как в него угодили сразу две стрелы: одна - в нагрудник, вторая со звоном влепилась в шлем повыше наглазника.
        Илью шатнуло в седле, и будь у него послабее шея, непременно запрокинуло бы голову. А уж тыльник шлема, ударь стрела сзади, пробило бы наверняка.
        Но шея у Ильи была крепка, а лобная часть шлема ещё крепче, так что обошлось. И налетевших с двух сторон сабельщика и сынка Илья встретил без повреждений и лицом к лицу. Но доброй схватки не вышло. Прилетела ещё одна стрела, на этот раз из-за спины Ильи, и сабельщик опрокинулся с коня под накатывающийся сзади грохот копыт.
        Сын убитого бородача увидел, что к противнику поспела подмога, но спины не показал. Заверещал и налетел на Илью, рубя с маху и совсем не заботясь о защите.
        За что и поплатился. Илья увёл удар вправо и, оказавшись с ворогом почти плечо к плечу, расчётливо ткнул его кулаком в челюсть повыше шлемного ремня. Убийствами на сегодня Илья уже насытился. Надо ж кого-то оставить и на «поговорить».

* * *
        - Зачем вы в драку полезли? - вполне доброжелательно поинтересовался седой рус.
        - Это наша земля, мы в своём праве! - Миховилу было худо. Голову разрывало на части, желудок, сжимаясь, выплёскивал в горло желчь, ноги не держали. В таком состоянии трудно выглядеть гордо, а уж грозно - вообще никак. - Мой отец… Тот, кто его убил, должен умереть. Страшной смертью…
        Русы вокруг захохотали. А громче всех - убийца.
        - Мои люди вас не трогали, - заметил седой рус. - Вы сами напали на них. Их было всего двое, вас же - много больше. Вы напали, даже не спросив, кто перед вами.
        - Вы все - мертвецы, - прохрипел Миховил. - Мой дядя - владетель Мислав! Он вас всех… на кол!
        Тут Миховил не сдержался - блеванул на собственные сапоги.
        - Что ж, в храбрости тебе не откажешь, - так же спокойно произнёс седой рус. - Совсем смерти не боишься.
        - А вот его самого - на кол! - крикнул кто-то из гриди. - Небось поубавится храбрости-то!
        Миховил вскинул голову, ища крикуна. И зашипел от боли. А русам весело. Усатые, бородатые, безбородые… Ух, как Миховил их ненавидел!
        - Взяли всех, Гордей? - спросил седой рус, не оборачиваясь.
        - Один удрал, княже.
        «Княже?» - Миховил подавил рвотный позыв. Это что ж, перед ним сам князь русов Володимир? Хотя нет, тот помоложе.
        - Ратник?
        - Нет, - качнул головой названный Гордеем. - В онучах.
        - У пешцев побитых многих тоже онучи, - заметил кто-то.
        - Бедные они, хорваты.
        - Но Святослав на них всё же дань брал, - напомнил ещё кто-то.
        - Дань можно и людьми взять, - рассудительно произнёс ещё один. - Челядью или вот такими - в ополчение. Этот вишь какой бойкий.
        - Бойкий-то бойкий, да воины из них как из куры ястреб, - сказал Гордей. - Двумя дюжинами с парой наших не управились. У нурманов землепашцы, и те покрепче.
        Миховил аж зубами заскрипел, но промолчал. А что тут скажешь? Правда же. Хотя… Сергей Иванович глянул на Илью… Вряд ли этого богатыря можно считать за единицу. Десяток как минимум.
        - Но что же делать с пленником?
        Вопрос Духарев произнёс вслух, глядя на Илью. И тот, решив, что Сергей Иванович обращается к нему, ответил, не задумываясь:
        - Я б его попросту убил, без мучительства. Бился он храбро, а что кольями грозится, так это он в сердцах.
        Ну да. Оставлять в живых хорвата нельзя. Он - враг. Без вариантов. И свидетель. То, что хорватский разъезд сам напал на разъезд русов, - это ещё доказать надо. По сути же есть отряд Духарева - сотня отличных воинов. И есть, вернее, был другой отряд, хорватский, куда меньший числом. Причём случилось всё на хорватской территории. Вот он сам поверил бы, что два больших десятка хорватов ни с того ни с сего напали на сотню русов? Вряд ли.
        Один свидетель, правда, утёк. Но вряд ли это кто-то значимый. И вряд ли он сумел толком разглядеть, кто именно посёк его соратников. Илья имён не называл. И даже не подтвердил предположения, что они - русы.
        А вот Миховил - другое дело.
        - Гордей, предупреди всех, чтоб рот на замке держали, - распорядился Духарев. - И приберись на дороге. Чтоб ни следочка.
        - Сделаем, - отозвался сотник. - Чай не глупее соловьёв всяких. А с хорватом что?
        Духарев тоже посмотрел на сына, тот пожал плечами.
        - Закончи с ним, - велел Сергей Иванович. Повернулся и вышел из круга расступившихся воинов.
        В конце концов это не он на хорватов напал. И нечего совеститься.
        Глава 11
        О добыче, дружбе и восточно-европейской политике
        Дорога на Краков
        - Жаль этого воя хорватского, Миховила, - задумчиво проговорил Илья. - Храбрый. И честный. - Время его дозора завершилось, и теперь они с отцом ехали рядом. Дорога позволяла. - Я б с ним на пиру из одной чаши выпил. Как так выходит, что мы, люди меча, убиваем друг друга? Почему?
        - А сам как думаешь? - спросил Сергей Иванович.
        - Ну… Если б не бой, как узнать, кто сильнее?
        Духарев бросил на Илью скептический взгляд:
        - Подумай ещё!
        - Добыча? - предположил он.
        - Ближе, - одобрил Сергей Иванович.
        - Ага! Вот и Свен Неудача всё время говорит, что бесплатно только петухи дерутся.
        - Ну и?.. - Сергей Иванович уловил сомнение в голосе сына и поощрил развить мысль.
        Илья оглянулся. Они с отцом ехали на заводных. Боевые, Пепел и Голубь, шли позади. Без поводов шли, согласно, рядом. Друг на друга косились, но не более. Знали, что хозяева выяснения, кто круче, не одобрят.
        - Петухи тоже не просто так дерутся. Выясняют, кто главнее. И у всех так. У птиц, у зверей. Слабый бежит, сильный остаётся и забирает себе всё: добычу, самок…
        - Продолжай…
        - Так то у зверей. - Илья поскрёб мощный загривок. - Мы ж люди. У нас по-другому должно быть. Вот взять тебя, к примеру. Люди говорят: наш род в Киеве самый богатый. Побогаче даже княжьего. Если всё к добыче сводить, так это не Владимир, а ты на столе Киевском сидеть должен.
        - Думаю, для великого княжения я староват, - усмехнулся Духарев.
        - Не ты, так Артёмка. Он нынче в самой силе. Думаю, никто против него не устоит, даже сам Владимир Святославович. Он и в ратях искусен, и люди его любят. А что дружина поменьше, так за злато можно и большое войско нанять. Вон тех же нурманов.
        - А дальше что? - поинтересовался Сергей Иванович.
        - Как что? Выгнать Владимира из Детинца и самим править! Будешь у Артёма как Добрыня при Владимире!
        - А зачем? - спросил Духарев.
        - Ну как зачем? - удивился Илья. - Кто сильней, тот и правит. Был Ярополк князем, но Владимир посильней оказался и теперь сам в киевском терему княжит. Причём одолел он Ярополка с помощью тех же нурманов. Чем мы хуже?
        - Тебе что, сынок, плохо живётся? - спросил Сергей Иванович. - Не хватает чего? Так ты скажи. Всё, что можно получить за золото, у тебя будет.
        - Так у меня вроде есть всё, - проговорил Илья. - Бронь да конь, что ещё воину нужно?
        - Дружба, - сказал Духарев. - Умение воинское. Честь и слава. Доверие людское. Друзья и родовичи, которые жизнь свою за тебя положат, а ты за них. Такое за деньги не купишь, сынок. Воев нанять - да. Но драться за тебя как за родню свою наёмники не станут. Что ещё? Женщина, пожалуй. Такая, что лучше всех на свете. Для тебя - лучше всех. Ни дружбу, ни любовь, сын, за золото купить нельзя. А вот потерять дружбу и любовь из-за золота - это запросто. Это я к тому, что золото, оно не мешает, если не делаешь его в жизни главным. И ещё раз спрашиваю: чего тебе не хватает, что мог бы получить, если бы Артём стал великим князем?
        - Ну-у-у… Я бы тоже большим князем стал.
        - А ты хочешь? - усмехнулся Духарев. - Только не торопись. Подумай.
        Илья задумался.
        Кони шли ровным шагом. Вокруг жил, дышал и шумел лес. Впереди - только четвёрка головного дозора, так что пыли в воздухе немного, Илье тоже дышать легко. Поднятая копытами и колёсами пыль висела позади.
        Илья представил себе весь их отряд разом: воев впереди и позади, едущих парами. Вереницу возов, растянувшуюся на тысячу шагов, табун запасных коней и замыкающий десяток, которому как раз и приходилось дышать той пылью, что поднимал караван. Хотя разве это пыль? Вот когда большая дружина по степному тракту идёт, тогда - да. Издалека видно. И тут Илья о другом подумал: это ж сколько с такой дружиной хлопот? Даже если и без возов, а только с вьючными конями, как, говорят, великий Святослав ходил? Тысяча воев, три тысячи коней… Всех кормить надо, всех поить, да и место на ночлег… Это сколько ж его требуется? А собрать их разом? Если вот так, попарно, три тысячи коней - это шесть тысяч саженей[11 - Сажень - это чуть больше двух метров.]. То есть задние ещё из лагеря выезжают, а передним уже пора обедать садиться… А это - тысяча. А если пять?
        Но войско - это ладно. А ведь ещё смерды имеются. И холопы. И прочие. И всеми ими заниматься надо. Споры их глупые разбирать: чья свинья огород потравила и кто у кого что в заклад взял да не отдал.
        Илья вспомнил, чем приходилось заниматься князьям и чему был свидетелем. Да и чем сам занимался в Моровском княжестве, которое, если сравнить с уличским или, например, смоленским, - махонькое совсем. Нет. Пожалуй, не хочется Илье пока что быть большим князем. Нет, если батя велит - то будет. А по собственной воле… Свобода милей. Вот мог бы князь так славно подраться, как он нынче? Или вспомнить, как он на Соловья охотился? Был бы большим князем - сидел бы в тереме да ждал, пока ему Соловья на верёвке притащат. Скучно.
        - Нет! - решительно заявил Илья. - Князем я быть не хочу. Скучно это.
        - Кому как, - качнул седой головой Сергей Иванович. - Мне б, например, скучно не было.
        - Тогда чего ж ты не княжишь в Киеве, если тебе это по нраву? - Илья удивился.
        - Я не сказал, что мне по нраву, - возразил Духарев. - Я сказал, что князю, тем более великому князю, скучать некогда.
        - А что ж тогда?
        - А то, сын, что, когда ты на самом верху, одиноко там, холодно. Да и страшновато. Ромеи говорят: у государя нет друзей, только подданные. И это правда. И то правда, что великому князю иной раз такие дела делать приходится, что от них тошно. Вот ты только что сокрушался, что хорвата пришлось зарезать, хотя воин славный и храбрый, ничем не хуже, чем хотя бы твой Возгарь. А теперь представь, что так бы пришлось обойтись не с чужим, а со своим. И только потому, что у него, допустим, что-то нехорошее вышло с лехитским князем Мешко, который тебе совсем не друг, но ублажить надо. У ромеев это называется политика.
        - Я знаю, - кивнул Илья.
        - Знаешь?
        - Ну… Слово знаю.
        - Добро, - кивнул Сергей Иванович. - Нелёгкое оно, дело княжье. Когда меж Богом и людьми ты один-одинёшенек. Поверь, сынок, служить легче, чем править. Если ты, понятное дело, правишь, а не мошну набиваешь, чтоб после уползти с набитым брюхом от ободранной тобою земли.
        Тут уж сам Духарев вздохнул и задумался, и Илья решил сменить предмет разговора:
        - Бать, а сколько у нашего рода золота?
        - А я почём знаю? - пожал плечами Сергей Иванович. - Об этом у матушки спроси. Или хоть у Кузьмы. Домашнюю казну они держат.
        - Не… Я не про домашнюю. Я про всё золото. И то, что в ромейских землях, и в германских, и у бохмичи… Везде.
        Духарев засмеялся:
        - На твой век хватит! Да и не в золоте-серебре наше богатство.
        - А в чём? Земель у нас вроде не так уж много.
        - Ну и не так уж мало, - возразил Сергей Иванович. - Но и не в землях сила.
        - Так в чём же?
        «В связях», - хотел ответить Духарев, но удержался, неуверенный, что Илья поймёт. Решил на примере показать. Достал из седельной сумы горсть монеток:
        - Что видишь?
        - Серебро.
        - Много?
        - Кому как. Нам бы с Голубем месяц хватило кормиться.
        - Значит, через неделю его у тебя уже не будет.
        - Получается так, - вынужден был согласиться Илья.
        - А теперь представь, что я на это серебро кунью шкурку купил… Или нет, соболью.
        - Соболя не продадут, мало, - авторитетно заявил Илья.
        - Это здесь мало, а на нашем погосте на северном море в самый раз будет.
        - Может, и так, - согласился Илья. - Я тех цен не знаю, хотя слыхал, что нореги у финнов тоже дёшево берут.
        - Неважно. Важно другое: сколько мне за эту шкурку заплатит италийский купец, с которым я уже восьмой год торгую и потому знаю, что цену он мне даст хорошую. И на эту цену я сам у него что-то куплю. Допустим, бронь италийскую. За те деньги, что он мне за пару шкурок назначил.
        - Да ладно! - не поверил Илья. - Бронь - за две собольи шкурки! Не может того быть!
        - Это здесь, - усмехнулся Духарев. - А у италийцев меха в большой цене, особенно такие. Но ты кое-что забыл.
        - Что же?
        - А то, что я за шкурки эти отдал две такие вот горстки серебра, - сообщил Духарев, ссыпая монетки обратно в суму. - Так что получается? Что менее чем за десятую долю гривны получил добрую бронь, которая в Белозере чуть не по весу на серебро меняется. А ещё, заметь, мы с италийцем вообще без серебра-золота обошлись. Ни к чему оно нам. А теперь подумай, сколько я на то серебро, что за кольчугу выручу на севере, смогу соболиных шкурок купить?
        - Да уж не меньше десяти куп, - быстренько прикинул Илья. - Этак выходит, что торговать куда доходней, чем воевать. Надо будет Свену сказать. То-то он удивится.
        - Это вряд ли, - качнул головой Духарев. - Уж кто-кто, а нурманы торговать умеют. И не только железом платят, но и серебром. Только не всё так просто, сын. Вот представь себе наш караван, но без нас, а с дюжиной обычной охраны. Как думаешь, что было бы, если бы твой недавний противник повстречал такой караван?
        - Себе забрал? - предположил Илья.
        - Ну это тоже вряд ли. Если с овцы шкуру снять, стричь её уже не удастся. Но ободрал бы - факт. И таких обдиральщиков на пути ещё немало будет. А если ещё кто-то вроде Соловья наскочит? И это на суше. А на морях и того хуже: пираты, шторма, недружественные властители, которые похуже пиратов. Добавь ещё ограничения на торговлю, когда чужаку предлагается либо уматывать, либо продать всё местным купцам хорошо если за четверть цены. А закупить вчетверо дороже. Так что честная торговля - сынок, это не такой уж лёгкий способ обогащения, как может показаться. Однако если подойти к делу по-умному, стратегически, то есть когда тебе не столько золото важно, сколько знания и уважение партнёров, то это как раз тот случай, когда одна серебрушка меньше чем за год обращается в полновесную золотую номисму.
        - Не сочти, батюшка, что я в твоих словах усомнился, но интересно мне: как это можно у пиратов уважения добиться? - поинтересовался Илья. - Вот захочет кто-то вроде нашего Свена человека торгового ограбить, как его от этой мысли отвратить?
        - А то ты сам не знаешь? - усмехнулся Сергей Иванович.
        - Я-то знаю, - в свою очередь, ухмыльнулся Илья, поглаживая рукоять меча. - А вот купец твой… Ему как?
        - А так же, - ответил Духарев. - Ежели вольному морскому ярлу железом по зубам врезать, да так, чтоб морду напополам разворотило, аппетит у ярла убавляется ну просто удивительным образом. Но ещё проще найти кого-то, кого эти вольные ярлы за вожака почитают, и договориться уже с ним. За долю малую.
        - И нурман возьмёт малую часть, когда может захапать всё? Нет, бать, не верится мне!
        - Ещё как возьмёт! И нурман возьмёт. И кади булгарский. И даже сам калиф багдадский. Главное, чтоб подарок этот был не просто дорогим, а именно тем, коего наш одаряемый жаждет. Меч дивной работы, медальон эмалевый с парсуной супруги любимой, мантия горностаевая… А лучше всего - исцеление от болезни самого или родича близкого. И заметь: совсем не обязательно самого калифа исцелять. Довольно одарить того, кто у калифа в уважении. Конечно, подарки эти - дорогие. Но уважение, которое они приносят, - много дороже. И тут как раз и нужно то, о чём я уже сказал: знание. И не только знать, что, где, сколько стоит, а кому и чего и сколько поднести, чтоб мыто на товар твой вдесятеро снизилось. И речь не о том, чтоб мытника подкупать, потому что это как раз опасно: узнает тот, кто мытника поставил, ни ему, ни тебе не поздоровится. Речь о том, чтобы всё по закону устроить, а для этого, сын, как раз и надо знать не только сам закон, но и путь достижения цели. Например, место в заморской торговой гильдии получить. А место такое, скажу тебе, за одни только деньги не купишь. Зато если уж есть оно у тебя, торговать
можешь свободно и с кем пожелаешь. Главное, долю в гильдию вовремя заносить и подарки время от времени людям полезным. Но - окупается. Многократно. Особенно в чужой стране, где у тебя власти никакой нет, зато как член гильдии ты всегда можешь на её помощь рассчитывать. А можно, например, титул какой-нибудь купить. К примеру, в той же Франции. Мелкий, но достаточный, чтоб судить тебя мог исключительно король или герцог, у которого ты этот ничтожный титул обменял на чуток серебра и вассальную клятву. Ему это вообще ничего не стоило, а ты теперь не чужак из восточных земель, а благородный шевалье… В общем, непростое это дело, сынок, и тебе в нём разбираться до тонкостей вовсе ни к чему. На то у нас в роду Богуслав имеется. Но ежели, допустим, выйдет у тебя спор с тем же владетелем Миславом, которым нас Миховил-храбрец стращал, то решать его будет уже сам князь хорватский Собеслав. Или кто-то из важных князей, обитающих по соседству. Например, князь краковский Болеслав Храбрый.
        - Постой-ка! - воскликнул Илья. - Разве лехиты не враги нам, русам?
        - Соперники, - уточнил Сергей Иванович. - И опаснейшие. Однако с Богуславом лично у меня отношения вполне дружественные и взаимовыгодные. И потому, прежде чем идти в Чехию, мы непременно в Краков заглянем и я тебя с Болеславом познакомлю, потому что такого человека стоит знать в лицо. Тем более что он со временем и врагом твоим может стать, и союзником.
        Глава 12
        Князь Болеслав, прозванный Храбрым
        Краков
        Впустили только Сергея Ивановича и Илью. Сопровождающая гридь осталась снаружи.
        Провожатый, круглый, как дорожный колобок, лехит, провёл их мимо стражи, сопроводил до палаты, где краковский князь принимал послов, вершил суд и держал большой совет.
        Двери в палату были распахнуты, но доступ закрыт. Два бойца крест-накрест перегораживали его копьями.
        Впрочем, заглянуть было можно. Илья и заглянул, но ничего особенного не увидел. Даже в полоцком кремле главный зал побольше, чем этот.
        Народу у дверей немного: десятка полтора. И не все по доброй воле. Вон того чернявого дядьку, например, доставили силком, потому как в путах и под присмотром стража.
        Колобок переговорил с кем-то, и Сергею Ивановичу с Ильёй принесли скамью. Уважение проявили, ведь прочие ждали на своих двоих. Хотя, по мнению Ильи, их вообще не должны были заставлять ждать: Болеслав - князь, батюшка - тоже. Считай, вровень.
        - Скоро, - пообещал Колобок. - Уже пошли князю докладывать. Вы погодите немного…
        - Добро, - кивнул Сергей Иванович. - Ты иди пока.
        И повернулся к Илье.
        - Ты грудь-то не выпячивай, - сказал он по-ромейски. - Никто нас тут обижать не станет. - «Тут» он выделил интонацией, и Илья понял правильно: если задумают их убить, то не явно, а как-нибудь втихую. Затем уселся поудобнее и взялся рассказывать о том, что творится на здешней земле. - Князь Мешко, отец Болеслава, болеет и, надо думать, тяжко, потому что вместо него делами заправляет жена, Ода Дитриховна. Нам, Руси, она точно не друг. А вот с Болеславом пока непонятно. Но понятно, что с ним лучше дружить. Правитель он сильный, полководец - тоже и вдобавок прямой наследник Мешко. И в силу этого враг Оды, у которой собственные сыновья имеются. Но я бы поставил на Болеслава, а не на королеву. Потому что он и впрямь очень хорош и в бою, и в политике. Так что с уважением к нему, понял?
        Ну прямо мысли Ильи услыхал.
        - А если князь Мешко поправится? - тоже по-ромейски спросил Илья. Если кто вострит уши, интересуясь, о чём таком отец с сыном говорят, то будет ушастому нелегко.
        - Это вряд ли, - ответил Духарев. - Болеслав это знает. И Ода знает, потому вовсю ищет союзников в будущей драке за власть. Хочется ей своего старшего на стол великокняжеский посадить. Более того, учитывая её связи, князь такой запросто может и королём стать. Ода сильна. Многие здешние бояре за неё стоят. Да и своих рыцарей у неё довольно - из отцова войска, графа Северной Марки[12 - Маркграф - изначально, в Франкской империи времён Карла Великого, военный правитель пограничной области империи. В описываемые времена - практически самостоятельный хозяин, что-то вроде герцога или князя вроде убитого Владимиром Рогволда Полоцкого, но все же - в вассальной зависимости от императора.] Теодориха фон Хальденслебена. Ода - политик опытный, и отец её тоже. Десять лет назад её брак с Мешко многим не понравился, но для Мешко был хорош, поскольку отношения у него с Германской империей были сложными. И сложность эта была в том, что хорош был сам Мешко. - Сергей Иванович усмехнулся: - Он как-никак все лехитские племена собрал под своей рукой да ещё и чужие земли повоевал, на которые всякие там маркграфы сами
губу раскатывали. Понятно, что любить его тогда германцам не за что было.
        Сергей Иванович сделал паузу, огляделся: так и есть, кое-кто из присутствующих уши встопорщил. И Колобок в их числе. Ну-ну. Вряд ли здесь кто-то способен понимать беглую ромейскую речь.
        Вспомнилась байка, услышанная ещё в той жизни. Как во времена Второй мировой японские ниндзя на американский флагман проникли, причём прямо на главкомовское заседание. И тут оказалось, что искусством скрытного проникновения ниндзя владеют намного лучше, чем английским…
        Илья сидел спокойно. Брови не хмурил, челюстью не двигал. Хороший мальчик. Волевой, неглупый, а что дерзкий, так это пройдёт. Вместе с молодостью, к сожалению.
        - Германцы… - проговорил Духарев задумчиво. - Нам, в смысле, нашему роду они не враги. Даже полезны. Для торговли, например. Ещё полезно то, что дружбы меж ними нет. Император у них не наследственный, а выборный. И половина выбиральщиков сама мечтает об императорской короне. Но есть у них у всех, германцев, франков, италийцев и прочих, общий вождь. Угадай, кто?
        - Тут и угадывать нечего, - уверенно заявил Илья. - Папа римский.
        - Так и есть, - подтвердил Духарев. - И вот этот владыка нам не совсем чтобы друг.
        - Как же так? - удивился Илья. - Он же глава всех христиан! А мы…
        - Всех да не всех! Те, кто принял крещение от Византии, но есть от восточного крыла церкви нашей, Ватикану, то есть западному крылу, не повинуются. Уважать уважают, но десятину не платят и указаний не приемлют. Наш глава, патриарх Константинопольский, в первую очередь подчиняется императору Византии. И это, замечу, император настоящий, а не выборный, как у германцев.
        Илья хмыкнул.
        Он знал из рассказов старших, что нынешний император Василий вряд ли усидел бы на престоле, кабы не помощь русов. А когда нужда в помощи отпала, богопомазанный Автократор тут же забыл о заключённых в нужде договорах. Память, правда, восстановилась, когда войско русов заняло Херсонес, но прежней любви и доверия между крёстным, императором Василием, и крестником, Василием-кесарем, коего свои по-прежнему продолжали звать великим князем Владимиром, нет, прежней любви уже не было. Так что слова отца о том, что нарушающий клятвы император есть истинный, то есть от Господа Бога, император в отличие от императора германского, вызвали у Ильи понятное удивление.
        «Ничего, переживёт, - подумал Духарев. - Парень ещё в том возрасте, когда в тонкости вникать трудно. Пусть знает, что я так сказал, - и довольно».
        - Византия, - продолжал он, - сосед не слишком удобный, потому что доверия к ромеям нет даже у меня, имперского спафария. Но они считают нас своими, да и угрозы военной от ромеев нам нет. Основные земли их далеко, армии - тоже, а в Херсонском номе против Руси и пикнуть не посмеют. А вот папа римский - совсем другое дело. Этому до нас рукой подать. Лехиты - его крыла. И чехи. И германцы. Они с нами торгуют, но своими не считают. Свои - это те, кто дань Ватикану платит. Ты - гридень и княжич, но окажись ты в Германии - и станешь ничуть не лучше какого-нибудь мастерового. Даже хуже, потому что за мастеровым - его гильдия, а за тобой - никого… Ну если не считать меня и великого князя! - улыбнулся Сергей Иванович, опередив возмущённый возглас сына. - Для любого германского рыцаря ты не знатный господин, а никто. Потому что он, рыцарь, полагает, что Господь лично его назначил своей рукой в этом мире, а общей головой у этой тысячерукой гидры является как раз папа. Который нас, русов, своими чадами не посчитает, только если мы от Византии отойдём и под Ватикан ляжем. А мы не ляжем, потому что власть их
нам - чужая.
        - Получается, что язычники-хорваты или ливы для нас лучше христиан с Запада? - спросил Илья.
        - Нет, - качнул седой головой Сергей Иванович. - Язычники бесам кланяются, а христиане, они правильной веры. Но вера - это вера и касается душ человеческих, а когда речь заходит о землях и прочем имуществе, то вера, сын, ничуть не мешает христианам резать друг друга. И такая вот резня здесь непременно случится, когда умрёт князь Мешко. Причём драка между сыном-наследником и вдовой будет жестокая. И, заметь, этому не помешает, что Вера Христова и у Оды, и у Болеслава не от Константинополя, а от Ватикана. Хотя лехиты пусть и приняли веру от Ватикана, но по обычаю нам всё-таки ближе германцев. Хотя бы потому, что язык у них наш, словенский. Поляне, поляки… Невелика разница.
        Тут Сергей Иванович малость покривил душой: обычаи у русов были скорее варяжские, чем полянские. Варягам же куда ближе не поляне-древляне, а скандинавы. Но говорить об этом Илье не стоит. Не то совсем запутается парень. Тем более что договариваться русам со словенами всяко легче, чем с германцами или теми же печенегами.
        - Но ты же с германцами вроде дружишь, батюшка, - заметил Илья. - И в Нюрнберге у тебя такое же подворье, как в Великом Булгаре, а Богуслав говорил, что даже у самого императора Оттона во дворце принят был.
        - То я, сын, а не Русь, - возразил Сергей Иванович. - Расположение государей, что восточных, что западных, включая и папу, купить не так уж трудно, если знаешь, кому заплатить и сколько. Особенно если каждый из правителей считает тебя своим человеком. Но то наш торговый дом, а то - государство Русь. Великого князя киевского германский император в своих подданных не числит, да и не будет числить никогда. И соседом для Руси будет ох каким неудобным. Похуже, чем нурманы. Так что Болеслав Храбрый и лехиты для нас вроде бы лучше, чем Ода и германцы, но и в этом у меня полной уверенности нет.
        - Почему? - спросил Илья. - Ты же сам только что сказал: лехиты нам ближе.
        - Так и есть, - согласился Сергей Иванович. - Но тут и другое надо учесть: в политике друзей не бывает. Только союзники, да и то временные. Пока выгодны. И сосед слабый, как правило, лучше сильного. А если сравнить Болеслава Храброго, полководца и политика, уже показавшего, что ему палец в рот не клади, с малолетками Оды, то ещё неизвестно, кого лучше иметь в соседях. Вернее, известно. Не Болеслава. Вот только Ода слабость своей позиции тоже понимает и на попе ровно не сидит. И по тому, что она делает, нам с ней точно не по пути. Так что выбор у нас невелик: князь краковский Болеслав Храбрый. А поскольку что это за правитель и чем может быть опасен, мы с тобой вроде понимаем, то постараемся быть в курсе его замыслов. А что для этого требуется?
        - Чтобы он считал нас своими людьми? - предположил Илья, вспомнив сказанное отцом чуть раньше.
        - Именно! Надо его задобрить. Причём просто золото или серебро или даже дорогое оружие, которым можно прельстить иного властителя, в данном случае не годится. Болеслав - человек такого сорта, которому показывать своё богатство нежелательно. За золото у таких, как Болеслав, покупают не дружбу, а безопасность. Золото для них - дань. Разок поклонился - и будешь платить постоянно. А если не заплатишь, сразу станешь врагом.
        - Может, ему сокола подарить или жеребца знатного? - предложил Илья. - Как, любит он охоту?
        - Любит, как не любить, - усмехнулся Духарев. - Например, на полабов[13 - Изначально, во Франкской империи врмена: лужичи, бодричи и др.]. Но мыслишь ты верно, что радует. А подарок для Болеслава у меня есть. И как раз такой, какой надо. Такой, что дорогого стоит. Правда, если поднести вовремя. Так что если поднесём мы князю краковскому этот подарочек, то он тут же у нас в долгу окажется. И не в денежном, от которого только вред был бы, а именно в союзном. Однако и тут ни на миг не забываем, что Болеслав не жеребец гордый и верный, а зверь лютый. При малейшей твоей оплошке или своей выгоде ты из союзника вмиг станешь пищей. В политике, как я уже сказал, по-другому не бывает.
        - Получается, и верить никому нельзя? - искренне огорчился Илья.
        - Верить можно, - сказал Сергей Иванович. - Мне. Матушке. Братьям. Великому князю нашему, если…
        - … Если? - нахмурился Илья, ожидая услышать ещё что-нибудь неприятное - уже о великом князе. И не ошибся.
        - Русь, - сказал Духарев. - Если на одной чаше весов окажется благополучие Руси, а на другой - гридень Илья, это значит, гридню здорово не повезло. Но мы постараемся, чтобы такого не случилось. А пока просто накрепко запомни, сын: Болеслав Храбрый - очень опасный человек. Так что лишнего не болтай. Да, нет, благодарю за честь… Внял?
        - Да понял я, батя. Ты уже говорил.
        - Ничего. Крепче запомнишь. На нашу удачу интересы Болеслава нынче не в направлении Киева лежат. Силезия, Поморье, Малая Польша… Ну и то, что великий князь Мешко вот-вот помрёт, особенно важно. Болеслав не упустит прибавить к краковскому княжению и великопольское.
        - Ну так он в своём праве, - заметил Илья. - Он же старший сын.
        - Это так. Но Ода по собственной воле ему точно не уступит. И как раз то, что она намерена сделать, чтобы отодвинуть пасынка, одновременно и её делает нашим окончательным врагом и даёт нам отменное средство приручить Болеслава.
        - А может, ну их? - предложил Илья. - Пусть погрызут друг друга всласть. Чем больше крови выпустят, тем нам лучше. А Болеслава мы потом поддержим, когда тот послабее станет?
        - Дорога ложка к обеду, - сказал Сергей Иванович. - Стоит показать заранее, на чьей ты стороне. Особенно если тебе это ничего не стоит, а на будущую драку это вряд ли серьёзно повлияет. Я, сын, уверен, что Болеслав и без нашей помощи сумеет занять отцовский стол. Ода против него не потянет. Но если сумеет обзавестись сильными союзниками, то драться Болеславу придётся уже не с ней, а с этими союзниками. И вот тут мои сведения будут очень кстати, потому что, как я сказал, Болеслав Храбрый не только полководец знатный, но и политик отменный. И сумеет, я полагаю, планы своей мачехи расстроить. И тогда Русь получит пусть и весьма опасного соседа, но дружественного. А что лехиты сильны, так с этим уже ничего не поделаешь. С тех пор как Мешко польские племена собрал и усилил. А вот Болеслав может из отцовой державы такого зверя вырастить, что только держись. Его ведь не зря Храбрым зовут. Он себя показал ещё в твоих годах, с язычниками воюя. И Краков ему не отец на блюде преподнёс и даже не дядя его, чешский князь Болеслав Благочестивый, чьего расположения мы с тобой, кстати, тоже искать едем. Наш
Болеслав Храбрый это княжество сам под себя загрёб. Сговорился с владетелями местными, которые ещё не забыли времена Великой Моравии, пришёл и обосновался.
        И, заметь, всех это устроило. И Болеслава чешского, который хоть и считал эти земли своими, но не был уверен, что удержит. И Мешко, который хоть и положил глаз на этот сочный кусок Великоморавского княжества, но в драку из-за него лезть не очень хотел. Мешко куда милее червенские земли, которые мы у него из-под носа увели. Вот только отнять их у Владимира - руки коротки. Наш князь и остальные хорватские земли приберёт, можешь не сомневаться. И если мы с чехами договоримся, то тем более. Мешко болеет, так что поперёк нашей дороги только Ода со своими может стать… И это будет даже хорошо, потому что тогда Болеслав точно не ввяжется. Вот когда он станет единовластным правителем на отцовой вотчине, тогда другое дело. Но сейчас - вряд ли. Потому что положение своё понимает и расчёт его будет таким же точным, как когда он на глазах у своих отца и дяди Краков прибрал. И именно это, сын, и делает его таким опасным. Храбрых воинов в мире немало, а вот умелых политиков - намного меньше. А раз так, то пусть считает нас друзьями. Это тоже политика, сын.
        - Политика. - Илья покачал головой. - И где же Болеслав таким хитростям научился? Такие игры больше ромейским императорам пристали, чем князю словенскому.
        - Насчёт императора ты почти угадал, - похвалил Сергей Иванович. - Довелось ему и при императорском дворе побыть. Правда, не по своей воле и не в Палатине, а у другого императора - Оттона Германского. Отец его в заложники отдал, когда Болеславу и семи лет не было. Не по доброй воле, понятно. Крепко ему тогда германцы вломили. Так что пришлось. И провёл Болеслав при дворе императора Оттона Первого целых пять лет. Срок немалый. Домой его уже следующий император, Оттон Второй, отпустил. Однако матери своей, Дубровки Чешской, он так и не увидел больше. Умерла она, пока сына в заложниках держали. А Дубровка эта ой непростая женщина была. Останки её ныне в Гнезнинском соборе Успения Пресвятой Девы Марии покоятся, и заслуженно. Во многом её стараниями лехиты Веру Христову приняли. А до того как выйти замуж за Мешко, она успела побывать женой графа Гунтера Мерзебургского, и сын от этого брака, Эккехард, ныне маркграф Мейсена и в германской империи человек далеко не последний. Была она постарше своего второго мужа лет на десять, и, говорят, к советам её Мешко прислушивался очень внимательно. Так что порода
у князя краковского отменная[14 - Возможно, кому-то из читателей этот экскурс в европейскую геополитику конца десятого века показался скучноват, но уж больно важная фигура - будущий король Польши Болеслав Храбрый. Важная для Руси.]. Но как бы ни поднялись лехиты при Болеславе Храбром, я знаю отличное средство, которое здорово облегчит наши взаимоотношения с Болеславом против лехитской, да и не только лехитской, алчности.
        - И какое же? - заинтересовался Илья.
        - Сила! - улыбнулся Сергей Иванович. - Сильная Русь - вот наилучшее средство принуждения к дружбе.
        Сергей Иванович ещё многое мог бы рассказать о хитросплетениях западно-европейской политики, но не успел.
        - Князь Болеслав ждёт князя Сергия с сыном! - возвестил из боковой галерейки чопорный шляхтич. - Следуйте за мной.
        И они последовали.
        Однако в конце галерейки их встретил не Болеслав.
        - Здравствуй, боярин Серегей. Надеюсь, в пути всё у тебя было благополучно.
        Невысокого роста человечек. В годах, но не старый. Хлипкий с виду, зато злата и самоцветов на десятерых бояр хватит. И выговор у человечка не лехитский, другой.
        - Князь Серегей, - поправил Духарев. - И да, Воислав. Благополучно. - И со значением: - У меня.
        - А мне сказали, ты с сыном, - с прохиндейской улыбочкой заметил Воислав.
        - Так и есть. С младшим, - ответил Духарев. - Это Воислав Горацек. - Сергей Иванович повернулся к Илье. - Умён, коварен, беспощаден, но временами полезен. Временами.
        - Другого за такие слова я бы наказал, - с прежней улыбочкой отозвался Горацек. - Но тебя, князь, прощаю. Ибо ты и сам таков! - И захихикал.
        Илья переводил взгляд с отца на его собеседника… И не знал, что предпринять. Вроде бы и хулительные слова сказаны об отце, а если вдуматься, то не такие уж и хулительные.
        - Что за вести ты принёс моему князю? - поинтересовался Горацек.
        - Узнаешь в своё время, - пообещал Духарев. - Уверен, князь твой ими с тобой поделится.
        Красный камень на эфесе у сабли Горацека стоит дороже доброго франкского меча целиком. А вот рукоять обвита серебряной проволокой. Непохоже, что Горацек часто достаёт оружие из ножен, совсем непохоже.
        - Уж непременно поделится, - заверил Горацек. - Может, обмен? Ты мне свои новости, а я тебе - свои.
        - Какие именно? - поинтересовался Духарев.
        - Например, я знаю, где искать твоего врага.
        - Это которого? - высокомерно произнёс Духарев. - У меня их много… было.
        - Этот живой, - заверил Горацек. - Боярин Семирад.
        Сергей Иванович засмеялся:
        - Разве ж это враг! Воислав, ты меня обижаешь! Семирад нынче не враг, а так, мошка докучливая. Прибить бы надо, да жаль время тратить.
        - Ну как знаешь, князь. Я тебе помочь хотел, но раз ты торопишься, тогда и говорить не о чем. - И, перестав улыбаться, строго: - Князь Болеслав ждёт тебя, Серегей. Поторопись: он ждать не любит.
        «Ух, взять бы тебя за шкирку, гадёныш, - да об стену! - подумал Илья, глядя на тощую шею Горацека. - Да пятки прижечь! Небось сразу выложил бы и где Семирад прячется, и ещё много чего».
        Но отец был спокоен, и Илья тоже сделал равнодушное лицо.
        Так и вошли в палату, где ждал их князь краковский.
        Первое, что бросилось Илье в глаза, - молодость Болеслава. Только-только за второй десяток переступил. Даже не столько молодость, сколько… лихость, пожалуй. Было невозможно представить, чтоб, скажем, великий князь Владимир вдруг спрыгнул с трона своего и пустился в пляс. А этот, похоже, мог. Вон искры в глазах так и прыгают.
        Илье это так понравилось, что он даже заулыбался и сделал лишний шаг. Знал: у него в глазах такие же искры.
        Батины пальцы сжали локоть Ильи, возвращая его на положенное место и напоминая: не расслабляйся. Это не свои, чужие.
        Ну да, ведь Горацек, гадёныш, тут. Уселся в уголке на скамью. Будто имеет право. И, надо думать, имеет, раз князь краковский не возражает.
        - Здрав будь, князь Сергий! - Не встал, но улыбнулся вполне приветливо. - Сказали мне, с сыном ты, я уж обрадовался…
        - Князь Болеслав! Здравия! - Сергей Иванович наклонил голову, равный равному. - Так и есть. Сын мой младший Илия, - и шёпотом: - Поклонись.
        Илья поклонился. Вернее, кивнул. Как отец.
        - Счастлив ты, Сергий. - Болеслав шевельнул пальцами, и возникший из-за занавеса слуга поднёс Сергею Ивановичу стул. Илье сесть не предложили. - Славных тебе Господь сыновей дал. Завидую!
        - Не жалуюсь, - усмехнулся Духарев. - Но ведь и у тебя, князь, сын растёт.
        - Растёт, - согласился князь Краковский.
        - И с божьей помощью жена твоя новая, Эмнильда, родит тебе много сыновей, - предположил Сергей Иванович. - С божьей помощью и при твоём участии.
        Болеслав засмеялся.
        - Много не нужно, - сказал он. - Не хочу, чтоб после моей кончины сыновья из-за наследства моего передрались, как вот у вас, русов, вышло.
        - Так бывает, - согласился Сергей Иванович. - Когда у владыки много наследников, ему б желательно позаботиться о главном.
        - Что ж ваш князь Святослав об этом не позаботился? - подал голос Горацек.
        - Погиб, - сухо ответил Духарев. - И тебе, Воислав, это ведомо. Бывает так, князь, - снова обратился он к Болеславу, - что правитель, причём храбрый правитель, не боящийся вражьих клинков, гибнет раньше, чем природой намечено.
        И умолк.
        Наступила тишина, которую нарушил Болеслав:
        - Мне сказали, у тебя есть для меня важное слово, князь Сергий?
        - Пожелать тебе здравия для меня весьма важно, - отозвался Сергей Иванович, но, видя нетерпение князя, тянуть не стал: - Мачеха твоя грамоту приготовила[15 - Грамота сия - не вымысел автора. Подлинник её, Dagome iudex (Дагоме - предположительно от двух имён князя, собственно Мешко и имени Дагоберд, полученного им при крещении), сохранился до наших дней.], именуемую «дагоме юдекс», в которой от имени отца твоего, себя и сыновей своих передаёт власть над вашими землями Святому Престолу в Ватикане. Ты, князь, в документе сём не упомянут. Копию снять у моего человека возможности не было, но в сути не сомневайся. Слово даю.
        Снова наступило молчание. Болеслав размышлял.
        Однако если он и надумал что-то, то посвящать в свои планы русов не стал.
        - Что ж, - сказал он. - Весть твоя и впрямь важная. Благодарю. И не забуду.
        И пригласил на пир. Вечером. А пока предложил отдохнуть у него в тереме. Вернее, в замке.
        - Комнаты для вас уже готовят, - сообщил князь. - Если что надо, дайте знать. Воислав, проследи.
        «Готовят…»
        Сергей Иванович понимал, что никто ничего не готовил и пригласить их пожить у него в замке Болеслав решил прямо сейчас. Сам Духарев предпочёл бы жить у краковского партнёра. Там спокойнее и безопаснее. Тем более и дружина рядом.
        Но отказываться нельзя - обидишь.
        Оставалось надеяться, что статус гостя краковского князя убережёт от неприятностей. Друзей у Сергея Ивановича в здешних княжествах было немало, но и врагов не меньше.
        В полной безопасности Духарев чувствовал себя в собственном доме на Горе.
        Или в ромейской усадьбе.
        А к западу от Руси ухо следовало держать востро. Здесь за горсть серебряных шиллингов могли удавить. А желающих отсыпать этих самых шиллингов за жизнь князя Сергия, даже если посчитать только тех, кто от Киева до Нюрнберга обретается, - за сотню точно перевалит. И не горсть отсыплют, а мешок. Другое дело, что удавить Сергея Ивановича даже в его нынешние годы - дело непростое. А Илью - почти невозможное. Да и вряд ли кто-то рискнёт. Самый опасный здесь человек после самого Болеслава - его наперсник Горацек. Но Горацек умён и предан своему хозяину. Так что с этой стороны опасности можно не ждать. А прочие… В конце концов, стражи в замке полно, и соответствующие инструкции им наверняка даны. Так что пока Духарев у краковского князя в фаворе, нападения можно не опасаться.
        Было бы лучше, если бы Сергей Иванович всё же поделился своими опасениями с сыном, но Духарев этого не сделал. Наверное, зря. Но судьба - такая дама, что никогда нельзя сказать, к горю или к радости то, во что она тебя вляпает. Во всяком случае, пока ты жив…
        Глава 13
        Пирушка
        Дворец краковского князя
        Пиршественная зала князя краковского выглядела роскошно. Тут и гобелены, и звериные головы изрядных размеров, и чаши всякие недешёвые, и оружие… Оружие, кстати, пирующие у стены не складывали, как то было принято у нурманов и русов. Зато за спиной Болеслава - аж четверо охранников.
        Кушали гости сытно, много и неопрятно. Пили ещё больше и всякое: вина, пиво, мёд… Князь краковский от гостей своих не отставал. Более того, подавал пример. Сметал с блюда всё, что ему накладывали. Кубок тоже не забывал опрокидывать.
        Сергею Ивановичу с сыном подали на серебре. Уважение оказали. Посадили, кстати, по левую руку от Болеслава. По правую - Эмнильда, юная и прекрасная дочь князя лужицкого Добромира. Третья по счёту жена у Болеслава, похоже, она ему люба. Как глянет, так улыбнётся.
        Батя и Болеслав беседовали. Илья не прислушивался. Во-первых, проголодался, во?вторых, присмотрел себе подружку на той стороне стола. Хорошенькую и бойкую. Вернее сказать, она его присмотрела. И глазки строила, и ножкой Илью в колено пихала - в общем, всячески показывала, что не прочь.
        Илья же не спешил. Пока не поел, из-за стола не поднялся. А поднявшись, к девчонке не подошёл, а двинул к выходу: оправиться и подождать там, у входа. Если девка на него запала, сама прибежит.
        Не ошибся. Прибежала. И сразу потащила наверх.
        Илья не противился. Но дорогу выбрал сам - прямо в отведённую ему комнату. Девка упиралась и кричала, что там будет нехорошо, но Илья заявил, что как раз хорошо им и будет.
        Сгрёб в охапку и понёс наверх.
        Из богатырского хвата не выскользнуть, да она и не пыталась. Изогнулась так, чтоб глаза в глаза. А глаза синие-синие, ресницы длинные, чернёные, губы влажные, пухлые, манкие…
        Илья захлопнул ногой дверь, взял девушку за затылок, за толстую, змеёй уложенную косу под синим шёлком, притянул да и поцеловал. Сладко! Как сбитень горячий с мороза! Пей - не напьёшься. Девушка охнула, обмякла, осев Илье на левую руку, когда правая соскользнула с напрягшегося стана на тугую ягодицу, накрыла, стиснула.
        - Пусти. Больно… - выдохнула синеглазая.
        Но голосок такой, что Илья не послушался, наоборот, прижал сильнее. Хороши девки лехитские, а эта и вовсе ундина, только что без хвоста и не холодна.
        Тут не к месту вспомнилась та, великанова подружка из-за Кромки…
        И будто дух чужой потусторонний коснулся и шепнул: «Берегись».
        Дохнул - и всё желание из Ильи выдул.
        Девка льнёт, пышет жаром так, что сквозь одежду обжигает. А Илья стоит и не знает, что дальше: на постель девку бросить или за дверь выставить?
        Тревожно Илье. Поставил девку на ноги.
        Светло в спаленке. Челядь позаботилась: изложница затеплена, кувшин с вином на столе.
        Илья взял кувшин, приложился как следует: вино кисловато и, кажется, разбавлено. Ну да ладно.
        - Зовут как?
        - Илона.
        Вот оно как. Илья и Илона. Совпадение или знак свыше?
        После вина полегчало. Кровь побежала быстрее, девка снова показалась желанной.
        Стоит руки уронив. Больше не улыбается. Испугалась?
        Илья поставил кувшин, взял её под мышки, поднял на уровень лица, втянул запах разгорячённого женского тела, смесь страсти и страха, привычный запах пойманной самки. Почти все они, такая вот случайная и желанная добыча, пахли именно так: похотью и ужасом, предвкушением богатырской любви.
        Илона повисла на руках пойманной лисичкой, зажмурила глазки. Илья ещё раз втянул воздух расширившимися ноздрями, чувствуя, как вновь нарастает желание. Потом поцеловал в губы. Неторопливо, без жадности, смакуя и предвкушая. Чувствовал уже: эта будет хороша. Может, потому, что страха в ней куда больше, чем страсти, и по опыту ведая: именно из страха и рождается самая жадная женская страсть.
        Поцеловал, поставил на пол, отстегнул от пояса ножны и положил в изголовье. Снова заглянул в глаза, положил руки на плечи: ох и страшно ей! Аж колотит.
        Но характер есть. Переборола страх, попыталась обнять. Не получилось. Длины рук не хватило.
        - Ох и велик ты, Илья!
        Илья улыбнулся её попытке, взялся за шнур, стягивающий высокую грудь девушки, разорвал без усилия. Затем положил руки на девичьи плечи и одним движением стянул платье вниз.
        Вскрикнула. Большие белые груди, подхваченные снизу шёлковой лентой, будто сами прыгнули Илье в руки.
        - Крепче, Илюшенька… - прошептала, зажмуриваясь.
        Покрепче. Илья хмыкнул. Его пальцы, сжатые «покрепче», могли вырвать кусок мяса из тела сильного мужа. Так что он стиснул её груди ровно настолько, чтоб девушка ощутила его силу. Ну и пышные груди у девки! Даже в огромные лапы богатыря не умещаются!
        Подержал и отпустил. Снял то, что на девке оставалось. Оглядел по-хозяйски. Лежит, зажмурилась. Коленки сжала, лоно ладошкой прикрыла…
        - Смотри на меня! - велел Илья и принялся снимать одежду. Не торопясь. Как там брат Богуслав сказал когда-то: «Настоящий муж не торопится. Ни в битве, ни с женщиной…» Правду сказал: Илья своё получит. Везде и всегда.
        Присел на краешек, втиснул ладонь, царапая мозолями нежную кожу ляжек… Так и есть, мокрёхонька.
        Наклонился, шепнул на ушко:
        - Я слово держу, пчёлка медовая. Сейчас тебе будет хорошо…
        И не обманул, понятное дело. Ни её, ни себя.
        Глава 14
        Доблесть и воздаяние
        Краков
        И снова он там, за Кромкой. Где мёртвый лес, а меж стволами мелькают-струятся жадные тени. Так же как и в прошлом сне, перед появлением Жерки.
        Так, да не совсем. Кое-что переменилось. Нынче ноги Ильи выглядели не лапами мохнатыми, а обычными, человеческими. И стояли не на ветвях-прутьях заплетённых, а будто на зыбкой болотной кочке. И прикосновения духов-теней уже не просто холодили, а обжигали несильно, словно вода в проруби. И сами тени уже не казались Илье безобидными, потому что он знал теперь, чего они хотят. Понимал: не просто так они льнут к Илье. Силятся просочиться, проникнуть в его тело живое человеческое. И не для добра. Растерзать жаждут. Впитать кровь, вырвать глаза, содрать мясо с костей, размельчить в порошок кости.
        И ещё знал Илья, что гибель тела - не самое страшное. Потому что ежели впустит их Илья в себя, то первым делом они душу его живую из тела вырвут и заточат во тьме на веки вечные. Потому что иначе не будет им ни места, ни права на Илью. А права у них этого не будет до тех пор, пока Илья сам, своей волей, не позволит им стать собой. А если он не впустит, они не войдут.
        И до тех пор, пока стоит Илья прямо, не падая, не склоняясь, не страшась и не гневаясь, и теням нет власти над ним…
        Однако и ему их силу не взять!
        А сила есть! Великая сила! Невыносимая для человеческого тела, но если дать этому телу…
        Илья мотнул головой, отгоняя навязчивый шепоток.
        «Не пущу! Не позволю!»
        «Ты уже прикоснулся… Протянул руку… Помнишь? Смерть, Годун… Смерть рядом. Возьмёт, возьмёт… Мы спасём… Я спасу».
        И прекрасное лицо, белое, неземное… бескровное. Илона? Мёртвая?
        Не Илона - Морена. Коварная великанова полюбовница. Льнёт-обнимает. Трётся о чресла…
        Страшно Илье. Хотел знамением крёстным осениться… Не повиновалась рука.
        Страшно и сладко.
        «Ты - наш. От роду. Смерти нет…»
        Холодные руки, холодные губы. Прильнёт, вдохнёт, выпьет, а взамен - холодный огонь. Земной огонь. И слава. И власть. И сила, которой нет равных.
        Илья трогает вставшие дыбом белые волосы, зарывается пальцами, будто в пушистый снег, силится схватить… Ничего нет. Только холод.
        «Впусти…» - дышит в ухо, будоражит, томит нестерпимо, сладостно, до боли. Не удержать…
        Из сна выдернул шорох. Воинская привычка сработала. Спал Илья всегда сторожко и просыпался легко, сколько б ни спал до того и что б ни делал до сна: хоть мёд пил, хоть с девами тешился. Что бы ни снилось…
        Конечно, не всякий звук разбудил бы его, но такой - точно. Лёгкий шорох крадущихся ног, сдерживаемое дыхание…
        Илья осторожно сел, осмотрелся.
        Илона спала.
        Меч лежал где положен, в головах. Дотянуться нетрудно.
        Илья нашарил сапог. Не возясь с обмоткой, натянул на босую ногу, взялся за второй…
        Тут они и ворвались!
        Четверо. Оружные. Один тут же метнул копьё. Илья отбил его сапогом, который держал в руке.
        Боковым зрением увидел, как Илона скатывается с постели на пол, потянулся к мечу…
        И нашарил пустоту.
        Взгляд, брошенный через плечо, привёл Илью в ярость! Илона не просто скатилась на пол. Она прихватила с собой его меч!
        Четверо. В бронях. Значит, вои, и вои умелые.
        Замешкались на миг. Не ожидали, что он брошенное в полную силу копьё с пяти шагов вот так, сапогом.
        Этот миг очень кстати оказался. Как был, в одном сапоге, со вторым - в руке, Илья прыгнул вперёд, перехватил шуйцей руку с занесённым мечом, вывернул до хруста, бросив мечника на приятеля, а другого ударил с размаху сапогом в ощеренное лицо.
        Сапог у Ильи - для верховой езды. Каблук высокий, металлом обитый, голенище - в бляшках серебряных. Для красы и для защиты. Стрелу не удержит, а вот скользящий удар меча или сабли - запросто. И носок острый, тоже с оковкой серебряной. Вот этой оковкой ворогу в переносье и прилетело.
        Сапог - не топор, но ударил Илья в полную силу, и вышло не хуже, чем топором. Насмерть.
        Убил и пнул подбитого босой ногой - в четвёртого.
        Тот, впрочем, от падающего тела увернулся ловко и тут же хлестнул саблей.
        Илья и саблю сбил тем же сапогом, а шуйцей приложил ворога в грудь. Во всю силу, с доворотом, как батя учил. А ещё и умение Богуславово добавил, коим ремни из доброй кожи на части рвал. Славно получилось. Сам не ожидал. Будто не незримую силу, а копьё тяжёлое метнул.
        Весело вышло. Даже бронь воинская злодея не спасла. Хрустнули рёбра, отлетел ворог, будто не человек кулаком, а тур рогом двинул. Отлетел, грянулся о стену и на ковёр сполз.
        Илья его и взглядом не проводил - и так знал, что всё. Да и некогда озираться. Третий уже рубит саблей. Наотмашь, по голой шее.
        А вот накося! Илья присел, пропустив над головой сабельку и всё тем же сапогом клюнул шею ворога. Кровь аж брызнула. Илья отбросил недруга плечом и встретил последнего. У этого десница плетью висела, зато в левой - кинжал в пол-локтя длиной.
        Руку с кинжалом Илья перехватил, сдавил вороговы пальцы со всей великой силой, так что недруг взревел от боли. Илья же снова ударил сапогом. На этот раз - каблуком. В раззявленный рот. Вбил в глотку вражий крик вместе с зубами. Тут же вынул кинжал из раздавленных пальцев, обернулся и понял, что биться более не с кем.
        Один мёртв, второй подпирает стену, булькает продавленной грудью, третий брызжет кровью из шейной жилы. С четвёртым тоже всё понятно: сипит с каблуком сапожка во рту.
        - Отдай-ка, - сказал Илья, освобождая обувь. - Моё это.
        Оглядел сапог: целёхонек. Даже оковка на носке не погнулась. Так, пара бляшек слетела с голенища.
        А что ж Илона-предательница?
        Илья глянул на вжавшуюся в угол девку, белую от ужаса. Надо бы наказать, да зазорно хоробру с бабами воевать.
        И отцов наказ тоже помнился крепко: слабых не обижать. А слабые кто? Дети да женщины… Такие вот - тоже.
        Илья натянул отслуживший верно сапог, обошёл ложе, взял пояс с мечом, надел. Может, кому забавным покажется: гол муж, да в сапогах и с мечом, да только смеяться такому весельчаку - пока лица богатырского не увидит.
        - Зачем? - спросил он, встав над скукожившейся девушкой.
        Та проблеяла что-то… Не понять.
        - Говори, не бойся. Расскажешь всё как есть, не обижу, - пообещал Илья.
        Всё равно трясётся. Груди, коленки, плечи, всё дрожит… Всё такое округлое, лакомое.
        После доброй драки Илье всегда хотелось женщину. Ну, если самого не побили.
        - Доча моя у них… - сумела наконец-то выдавить Илона. - Убью-ют…
        - Это поглядим ещё. - Илья встал, прислушался… Внизу, в трапезной, веселье кипело. В коридоре - тишина. За стенкой - стоны и вскрики. Но не потому, что там кого-то жизни лишали. Наоборот. Получается, никто не услышал, как Илья здесь… веселился?
        Нет, услыхали. Бегут.
        Дверь открывать не понадобилось. Ворвались. Княжья стража. У старшего глаза выпучены. Как углядел выломанную дверь, как представил, что с ним будет, если с посланцем кесаря киевского худое сотворили…
        Увидел живого Илью - выдохнул.
        - Что было? - спросил облегчённо.
        - Да вот, пришли. - Илья ухмыльнулся. - И остались.
        Он присел на край ложа, кивнул Илоне, чтоб стянула сапоги, взял портки.
        - Знаешь кого?
        - Вот этого знаю. - Старший показал на злодея с проломленной грудью. - И этого, - пихнул ногой истёкшего кровью. И, не сдержав любопытства, поинтересовался: - Чем это ты их?
        - Сапогом, - ответил Илья, накинул шёлковую рубаху, засучил рукава.
        - Как - сапогом?
        - Что ж мне меч о всякую дрянь марать? - Илья хмыкнул. - Эй, этого не трогайте. Он живой ещё! Поговорить с ним хочу.
        - Не выйдет, - покачал головой старший. - Ты ему челюсть сломал.
        - Не сломал, вывихнул. - Илья встал, завязал гашник. - Сейчас поправлю - и запоёт как жаворонок.
        Сказал - сделал. Вопль злодея мощью превзошёл рёв влюблённого оленя.
        Злодею вывернули руки, спутали за спиной. Он злобно шипел и плевался кровью и зубным крошевом.
        Илья закончил с облачением, затянул последний ремешок, присел на корточки, ухватил злодея за бородку. Тот ругнулся.
        - Вот видишь, - сказал Илья старшему стражу. - Говорит. Шепелявит немного, это да. - И злодею: - Как будем говорить: по-трудному или по-лёгкому?
        - Чтоб тебе брюхо псы выели! - прохрипел злодей.
        - Значит, по-трудному, - одобрительно произнёс Илья. - Это я люблю. Слышь, гридь, пыточная у вас в замке есть?
        - Как не быть!
        - Тогда так: этого туда, остальные пусть тут полежат…
        - Делай, как он сказал! - В дверях стоял Воислав Горацек. - Мёртвые пусть тут пока полежат, не сбегут. Девку…
        - Девку тоже в пыточную, - вставил Илья.
        Илона охнула, зажала рот руками.
        - Не бойся. - Илья похлопал её по голому плечу. - Никто тебя клещами рвать не будет. И оденься давай. А то кое у кого портки вот-вот лопнут. - И подмигнул молоденькому отроку, который порозовел и поспешно отвёл взгляд от девичьих прелестей.
        - Что было? - спросил Горацек.
        - Внизу расскажу. - Илья выпрямился, шевельнул плечами, проверяя, ладно ли села бронь. - И за батей моим пошли кого-нибудь, уважаемый.
        - Уже, - ответил Воислав. - Возняк, вперёд иди, проверь коридор, чтоб лишних глаз не было, - велел он старшему стражи.
        «А толковый заморыш-то, - подумал Илья. - Не зря у своего князя в ближниках ходит».
        Пыточная в замке была достаточно просторна, чтоб вместить всех желающих послушать, что скажет несостоявшийся убивец.
        А желающих было изрядно: Сергей Иванович с Ильёй, Горацек, сам князь краковский с телохранителями, палач с двумя помощниками, забившаяся в дальний угол Илона и наконец подвешенный к перекладине главный герой действа.
        Князьям подали стулья, остальные устроились с меньшим комфортом.
        Хотя никакого особого действа не получилось. Стоило кату немного поработать кнутом - и злодей сломался. Заговорил.
        Но ничего сколько-нибудь важного сообщить не мог. Сам - мелкий шляхтич из тех, чьи отцы сами землю пашут. Состоял на службе у некоего Белошица, который, по его словам, был на службе у знатного господина Прзибивоя, но, как думал пытуемый, в первую очередь Белошиц служил тем, кто готов побольше заплатить.
        Убить Илью татям поручил сам Белошиц. Сказал: баба именем Илона заманит Илью к себе, где бравые шляхтичи его и зарежут.
        Но баба повеления не выполнила, так что дочке её теперь конец и ей тоже…
        Удар кнутом вернул разговор в правильное русло.
        Не найдя Илью там, где ожидали, убивцы решили отыскать его самостоятельно, для чего прихватили служку из холопов. Выведав, в каких покоях поселили гостей-русов, убийцы отправились туда…
        Дальше - понятно.
        Это было всё, что знал пленник. Если не считать того, куда злодеям надо было прибыть после того, как сделают дело. И место это злодей был готов показать в обмен на сущий пустячок: собственную жизнь и свободу.
        Впрочем, после очередного недолгого общения с палачом пленник согласился на сотрудничество без всяких дополнительных условий.
        - Хороший у тебя кат, - сказал Сергей Иванович Болеславу. - Надо бы сходить проведать пана Белошица, как думаешь?
        Болеслав поглядел на Горацека. Тот кивнул.
        - Воислав сделает, - сказал князь краковский.
        - Я тоже пойду, - вызвался Илья.
        - Иди, - согласился Болеслав. - Такой доблестный воин в любом деле уместен. Верно ли, что ты одним только сапогом четверых збройных ратников прибил, причём троих - насмерть?
        - Мог бы и всех четверых насмерть, - сказал Илья. - Но тогда с кем бы мы сейчас беседовали?
        - Сапогом, значит… - проговорил князь краковский, остановившись в дверях. Лицо его приняло задумчивое выражение.
        - Пойдём, государь, - поторопил князя Горацек, но Болеслав его не слушал. Глядел на Илью… С сомнением, что ли… Или - с ожиданием?
        Илья помалкивал. Помнил батины наставления.
        Болеслав принял решение:
        - Дай-ка мне свой меч, - бросил он одному из телохранителей, - а ты, Илия, сын Сергия, встань на колено!
        Илья покосился на Сергея Ивановича. Тот кивнул: делай.
        - Правом единовластного правителя земли Краковской и Малой Польши дарую тебе, Илия, сын князя Сергия, право именоваться отныне рыцарем Илией! - Болеслав хлопнул Илью клинком по плечу. - И вручаю тебе сей меч! Рази им врагов Господа нашего Иисуса Христа, будь храбр, и пусть этот удар будет последним, который останется без ответа! Встань, рыцарь!
        Илья поднялся.
        - На гербе твоём велю изобразить сапог и четыре склонённых к земле факела, - торжественно провозгласил Болеслав. - В знак твоего недавнего деяния. - И обычным тоном: - Этого снимите, и лекаря ему. Пусть поживёт пока, может, пригодится.
        - И зачем это было, мой господин? - с неудовольствием спросил Горацек. - Руса - в рыцари Священной империи?
        - Не спрашивай, дядька. Сам не понимаю, - Болеслав Храбрый пожал могучими плечами. - Будто ангел шепнул: надо. А почему бы и нет? Рода он хорошего, храбрости отменной. Чем не рыцарь Господу Нашему?
        - Господу ли? - усомнился чех. - Без покаяния, без исповеди… Откуда ты знаешь, господин мой, что у него на душе? Может, там бесы уже гнездо свили?
        - А даже если и так? - Болеслав кивнул отсалютовавшим стражам у дверей. - Посвящение в рыцари есть благословение Господне и укрепление деяний и помыслов силою Святого Духа. Так что если и угнездились в этом славном княжиче бесы, то я нынче одним ударом меча их полчища проредил. Или ты сомневаешься и в моём благочестии?
        - Кто ж в нём усомнится после твоих побед над язычниками? - подольстился Горацек.
        - То-то же! - воскликнул будущий король Польши. - И десяток-другой таких, как этот княжич, мне бы весьма помогли. В победах будущих.
        «И не только над язычниками», - мысленно добавил Горацек, соглашаясь со своим владыкой.
        Оба они знали: главный их враг нынче не в землях ливов да полабов, а совсем в другой стороне.
        Городок Краков невелик, но стоит удобно - на реке[16 - Река Висла.]. И пристань тоже удобная, хорошая, потому что место бойкое. Здесь, на пристани, на одном из речных судов и обретался так жаждавший смерти Ильи шляхтич.
        Если бы дело поручили Илье, он бы, не церемонясь, сразу на кораблик и налетел, потому что на палубе его ни света, ни шевеления.
        Но Горацек проявил осторожность. Сначала направил пару человек на пристань: проверить, нет ли там наблюдателя. Был он или нет - неизвестно. Может, был, но люди Горацека его прохлопали. А может, их заметили с судна, но когда отряд вбежал на причал, с искомого судёнышка их встретили стрелами. Лехиты мигом собрали строй, так что потери были невелики. Но время неприятели выиграли, чем немедленно и воспользовались: попрыгали в воду и поплыли к противоположному берегу.
        Последовать за ними люди Горацека не могли, потому что были в доспехах.
        Пока искали подходящую лодку, уплывшие уже затерялись в темноте.
        На судне ничего интересного не нашли. Если не считать некоторого количества оружия, серебра и Илониной дочки, испуганной до икоты, но живой.
        Через два дня, когда стало ясно, что изловить татей в ближайшее время не удастся, русы отправились дальше. Богуслав, впрочем, пообещал, что дела так не оставит и приложит все силы, чтоб нехорошего человека Белошица отыскать. А вот хозяину второго названного имени, Прзибивою, предъявить обвинение не удастся. Слишком крупная фигура этот Прзибивой, чтоб подтянуть его по навету какого-то мелкого разбойника, да и не на самого Прзибивоя, а на незнатного шляхтича из его окружения. Тем более что Илья остался жив и это было даже не убийство, а всего лишь покушение.
        - Зато ты теперь - рыцарь, - сказал Духарев сыну. - С собственным гербом.
        Перед отъездом Илье были вручены соответствующая грамота и вышеназванный герб с верховым сапогом в серёдке и четырьмя факелами наверху, над диадемкой. И ещё шпоры золотые. Вернее, позолоченные.
        - Рыцарь… Мне довольно, что я - твой сын, - проворчал Илья. Герб ему не понравился. Такой больше сапожнику подошёл бы. А шпоры и вовсе ни к чему.
        - А вот зря, - сказал Сергей Иванович. - На Западе к таким вещам с уважением относятся. Опять-таки, судя по этому гербу, ты нынче не русский гридень, а лехитский рыцарь, а это может пригодиться.
        - Что, и впрямь может? - насторожился Илья.
        - Да.
        Взаимоотношения Руси и Западной Европы были нынче сложные. Ватикану не шибко нравилось, что Русь приняла Святое Крещение не из его рук, а всем остальным было не по вкусу появление на арене ещё одного полноправного игрока. И не какого-то там язычника, предводителя варваров, а христианского государя с правом на кесарский титул и достаточной силой, чтобы не только за себя постоять, но и других потеснить.
        «Ничего, - подумал Сергей Иванович, - детей у нашего великого князя много. Вот породнятся чада Владимира с отпрысками европейских королевских домов - и выйдет Русь на западно-европейские просторы. И примут её, никуда не денутся. Сил да богатств на три Чехии хватит».
        Глава 15
        Полезные знакомства
        Прага
        А у чехов Илье понравилось. Строились основательно. На одном берегу - старая крепость, на другом - новая, Вышеград. Обе на хороших местах, взять непросто.
        И погода, опять же, хорошая. Осень в разгаре, а тут тепло, и листва на деревьях только-только желтеть начала.
        Жизнь в Праге бойкая. Рынок богатый, просторный, людей - множество, товаров - ещё больше. У батюшки и здесь погост имелся: большой дом с просторным двором и складами. На берегу у пристани - ещё один двор и склады побольше. Но не сказать, что самые большие. Людей торговых в Праге с избытком. Из разных стран, больше всего из германских земель. И людей не только торговых. Кстати пришлось дарёное Болеславом рыцарство. Батя, как всегда, оказался прав. Подружился Илья с одним германцем, тоже рыцарем по имени Орднидт. Сначала, правда, они немного повздорили и даже скрестили мечи, но до крови дело не дошло, потому что сразу стало понятно, что Илья пересиливает. Илья же великодушие проявил и остановился. Германец сие оценил, немедленно объявил Илью другом, и… было весело.
        Пока князь-воевода решал дела государственные, Илья с компанией таких же молодых рыцарей - германских, чешских и даже одного франкского - веселился от души. Когда счёт разгромленных харчевен дошёл до пяти, а число обиженных граждан и гражданок перевалило за сотню, весёлую компанию призвал к себе лично великий князь Чехии Болеслав Благочестивый и устроил порядочную выволочку, предупредив строго: коли будут молодцы и далее шалить да веселиться за счёт его подданных, то он, великий князь, тоже устроит шалунам весёлую жизнь: кого из страны выдворит, а кого вообще в руки пражского епископа передаст, дабы тот постом и молитвой извёл из душ и голов молодых безобразников вредные привычки.
        - Лучше в узилище угодить, чем в Святую обитель, - заявил после княжьей аудиенции Орднидт. - В заточении с тюремщиками всегда договориться можно. Денег дал - и будет у тебя всё, что требуется. Вино, яства, девки. А епископ ныне в Праге строгий. Такого не подкупишь.
        Илье заключение в обители не угрожало, но слушал он с интересом. И узнал много любопытного. В частности, что церковные иерархи здесь, в Западной империи, бывают оч-чень разные. Иные от светских князей мало отличаются, а есть такие, что во всём себя ограничивают и от мирян того же требуют. Последних и на Руси хватало, а вот таких епископов, что на охоту выезжали со свитой и с девками ублюдков приживали… Этих пока что не водилось. Но Илья чувствовал: ему всё равно в Вере Христовой чего-то не хватает. В собор пражский ходил - славно. И глазу радость, и уху. Латынь, на которой служат, не затрудняет, Илье она знакома. Всё нравится… А не хватает.
        Хоть бы во сне Ангел с мечом ему явился, что ли, как те, из-за Кромки.
        Вскоре, впрочем, весёлая жизнь Ильи в Праге завершилась, и русы двинулись в обратный путь. Не заручившись поддержкой Болеслава Благочестивого, но удовольствовавшись обещанием, что и с противной стороны его точно не будет.
        - У чехов свой интерес. - Сергей Иванович был не слишком разочарован результатами посольства. - Им главное, чтоб товары от нас в Нюрнберг и обратно невозбранно шли. А они с них мыто брали и на перекупках наживались. На хорватов им плевать, а если мы из-за спорных земель с лехитами сцепимся, чехам только в радость. Ну что, доволен пражским гостеванием?
        - А то! - отозвался Илья. - Весело было. - И спросил немного смущённо: - От того, что нас князь чешский поругал, тебе вреда не было?
        - Ничуть. Болеслав Чешский хоть и прозывается Благочестивым, а молодость понимает. Вот если б вы убили кого-то из его людей, тогда да, осерчал бы. Да и то откупились бы. А что ты с Орднидтом близко сошёлся, это хорошо. Малый он непростой. В свой срок графом станет, а то и повыше. Пригодится.
        Вместе отец и сын дошли до волынской земли, а там Илья задержался. Так вышло, что как раз в это время к воеводе волынскому Драю сын Улад приехал. Жениться. И Сергей Иванович с сыном как раз на свадьбу и угодили.
        Сергей Иванович задерживаться не стал. Опасался, что дожди хлынут, которые и так в этом году подзадержались. Разверзнутся хляби - и лёгкая дорога сразу станет непролазной трясиной.
        Так что время не ждёт. А вот Илье Духарев, поддавшись на горячие просьбы Драя, Улада и самого Ильи, разрешил остаться и погулять ещё.
        И Илья погулял. Целую седьмицу, не просыхая. Очень удачно получилось. То есть сначала было удачно: пиво-мёды, игры, девки, веселье - рекой, вокруг все свои…
        А потом наоборот. Ничего удачного. И вместо пива - водица, а вокруг уже не свои, а чужие. Да не просто чужие - враги.
        Глава 16
        Похищение
        Воеводское городище близ Устилуга
        - Три дня гуляли, и сам знаешь, как это бывает. Никто не помнит ничего.
        Драй глядел виновато. Ещё бы: у них на свадьбе сын друга пропал, причём бесследно.
        - Дело уже к закату шло, когда им взбрелось на охоту. Твой сын всех и поднял, как мне сказали. Лучшего коня под себя взял. Моего охотничьего. Конюх противился было, но Илья ему зуб выбил, и тот больше спорить не стал. Ну и поехали. Илья твой, с десяток моих молодых, а из ваших только один, Миловидом зовут. Хмельные все. Илья твой, мне сказали, на стремя большой рог принял, и до этого, сам понимаешь… Три дня гуляли.
        - Это я понял, - сдержанно произнёс Духарев. - Дальше что?
        - В лес поскакали. - Драй старался не глядеть в глаза старого друга. - По полям и в лес. Там он и потерялся. Остальные сначала не беспокоились, думали: обратно вернулся. Хватились только под утро. Вот и всё, брат. - Драй вздохнул. - Прости, если сможешь.
        Духарев промолчал.
        - Говори, что дальше было? - вместо него спросил Артём.
        Жёстко спросил, без уважения, с каким обращаются к воеводе, вдобавок и годами старшему.
        - Дальше опять пировали, - вздохнул старый варяг. - Об Илье только в вечеру вспомнили. Улад вспомнил. Вышел из покоев брачных и сразу: «А где, говорит, хоробр наш Илья Серегеич?» И тут оказалось, что не видел его никто с той охоты. Я людей сразу на поиски послал… Только плащ нашли. Приметный такой плащ, жёлтого бархата. Издалека видать. Деревья-то голые уже.
        - Не помню у него плаща жёлтого, - проговорил Духарев.
        - Плащ точно на нём был! - заверил Драй. - Многие видели. И твой Миловид тоже.
        - Я твои слова не оспариваю, - сказал Сергей Иванович. - Но жёлтого плаща у него раньше не было. Откуда взялся?
        - Думаю, оттуда же, откуда и мой конь. - Драй потёр грудь. - Понравился ему, вот и взял.
        - Сердце болит? - спросил Сергей Иванович.
        - Болит, - не стал спорить Драй. - Беда ведь…
        - Дальше рассказывай, - процедил Артём.
        Сергей Иванович глянул на сына и понял, что тот - в ярости. И ярость эта обращена на хозяина, Драя. И если, не дай бог, Артём решит, что Драй виновен в пропаже брата, то будет кровь. Князь уличский прискакал одновременно с отцом, хотя его о пропаже никто не оповещал. Прискакал с лучшей своей дружиной: двумя сотнями отборных гридней, каких и у самого великого князя нет. Эти, случись худое, порвали бы личную дружину Драя, как волчья стая - собачью упряжку. Хотя до битвы по-любому не дойдёт. Артём всё сделает сам: вызовет на перекрёсток Драя и Улада и убьёт обоих. Хоть разом, хоть порознь. Если сочтёт их смерть справедливым наказанием.
        Сергей Иванович поглядел на старшего сына… И вдруг понял, насколько тот опасен. Нет, не опасен - грозен. И видом, и реальной силой. Может, это кровь его деда, кесаря булгарского, гнувшего ромеев в бараний рог, проглянула?
        Как бы то ни было, но Артём оставался его сыном, и лить кровь друзей Сергей Иванович ему не позволит.
        Духарев положил руку на плечо князя уличского.
        Тот глянул на отца снизу вверх, вмиг всё понял и еле заметно качнул головой: «Не беспокойся, пока никого убивать не собираюсь».
        - Ты продолжай, брат Драй, - мягко произнёс Духарев. - Мы понимаем. Свадьба. Всякое случиться может.
        - Тебе бы лучше не со мной, а с видоками поговорить, - устало проговорил старый варяг.
        - Ты же с ними говорил.
        - То я, а то ты, Серегей. Ты же ведун, а я… простой воевода.
        Духарев хмыкнул. Ага. Простой. Воевода.
        Но мысль была правильная. Он и сам собирался поговорить со свидетелями. И на следы глянуть. Пусть уже пять дней минуло, но дождя пока что не было. И если, не дай бог, с Ильёй случилась беда, надо искать. Если он жив… И если нет, тоже.
        - Ты говори, отец, а мы искать будем, - сухо произнёс Артём. - Собак дашь… воевода?
        - Собак, людей, коней. Всё моё - твоё, - ответил Драй. - Только искали мы уже. Хорошо искали.
        - Искали бы хорошо - нашли бы! - отрезал князь уличский.
        - Он сразу вперёд ускакал, - сообщил Миловид. - Мы за ним поспеть не могли, а он смеялся, рукой махал. Сначала по стерне, потом вдоль речки по лугам, а затем в лес свернул. В лес я один за ним поехал: другие у реки остались.
        - Долго ехал?
        - Да прилично. Смеркалось уже, но плащ у княжича приметный, вот я за ним и ехал, пока совсем не стемнело. Тогда и назад повернул. - И заметив, что Сергей Иванович обеспокоен: - Неужто худое с Ильёй случилось?
        - Не знаю пока, - ответил Духарев.
        - Ну тогда ничего! - сразу повеселел отрок. - Княжич, он удачлив! Боги… То есть Бог его жалует!
        - Надеюсь, - пробормотал Сергей Иванович. - Поехали, покажешь, где его плащ нашли.
        - Здесь след теряется, - сказал Улад. - В ручей он въехал. Видать, заплутал ночью, сильно пьян был. Можно собак по обе стороны пустить вниз по ручью.
        - Почему не вверх? - спросил Сергей Иванович.
        Он тоже решил проверить след. Разговоры подождут.
        - Так вверх ему зачем? - удивился Улад. - Ему ж к реке надо. Думаешь, он спутал, куда ручей течёт?
        - Я думаю, что нам надо вернуться и ещё раз проверить след. Причём не только до того места, где плащ отыскался. Улад, среди твоих псарей хорошие следопыты есть?
        - Я сам хороший, - сообщил молодожён. - А чего?
        - Тогда глянь-ка на эти следы и скажи, чьи они? - Духарев показал на отпечатки на влажном берегу ручья.
        - Как это - чьи? - удивился Улад.
        - Ты, сотник, жопу от седла оторви, если сверху не видишь, и на вопрос ответь! - холодно произнёс Артём.
        - Да вижу я, не слепой, чай… О! - Лицо Улада выразило крайнее изумление.
        - Ну! - рявкнул Духарев.
        - Не наши это подковы! - растерянно проговорил Улад. - Как это он её перековать успел? Ночью в лесу?
        - Умишко себе перекуй, - посоветовал Артём. - Я думаю, дальше искать бесполезно. Пять дней прошло.
        - Возвращаемся, - согласился Духарев. - Попробуем узнать, откуда у Ильи такой приметный плащ взялся.
        - Так это выходит, что… - Лицо Улада залило краской. - Выходит, что…
        Артём подъехал к нему вплотную, процедил негромко, чтоб Сергей Иванович не услыхал:
        - Запомни, жених: на вашей земле брат пропал. На твоей свадьбе. Не найдётся живым - ответите мне по правде. И на то, что отцы наши - названные братья, не надейся. Не прощу.
        - Не грози, - угрюмо пробормотал Улад. - И так тяжко.
        - Я сказал, - отчеканил Артём и послал коня рысью, догоняя отца.
        За ним - дружинники.
        Улад поглядел им вслед и зло сплюнул на землю, в которую впечатался след чужой лошади.
        Прав князь уличский. Если не найдут татей, ответ держать придётся тем, на чьей земле случилась беда. И вирой тут не отделаешься. Этот только кровью возьмёт. Ему в таких делах никто не указ: ни отец, ни сам великий князь киевский. Вот уж беда так беда.
        Того, кто подарил Илье памятный жёлтый плащ, найти не удалось. Зато нашли конюха, который поднёс Илье тот самый вместительный рог. Жаль, что расспросить его уже - никак. Тело его нашли в камышах. Без признаков жизни, зато со всеми признаками утопления. Ещё нашли место, где след замечательного Драева коня переставал быть одиноким. Три всадника проехали следом за Ильёй около тысячи шагов, догнали его, а после разделились. Один взял плащ, остальные - Илью. След их коней заканчивался на тракте, где и терялся.
        То есть всё, что удалось выяснить: злой умысел налицо. Но никаких конкретных зацепок.
        - Я озадачу всех своих людей, - сказал Сергей Иванович сыну, - но быстрого результата ждать не стоит. Умны, гады. С плащом это они ловко придумали. Если бы не мы с тобой, никто бы и не догадался, что дело нечисто.
        - В моём направлении искать не надо, - сказал князь уличский. - Я сам. Мимо моих по дорогам мышь не проскочит. Да и по лесам тоже, - добавил он, подумав немного. - Только вряд ли они ко мне поехали.
        - Согласен. А ещё хотелось бы понять: кто?
        - Врагов у нас изрядно, - заметил Артём. Не без гордости. - Сам на кого думаешь?
        - Судя по тому, что их люди орудовали здесь как у себя дома, вряд ли это чужие, - задумчиво произнёс Духарев.
        За окошком сверкнуло, потом грохнуло, перекрывая шум падающей с неба воды. Ливень хлынул, как только они вернулись на Драево подворье. Будто там, наверху, ждали, пока они разберутся со следами. Вернее, поймут, что эти следы ничем в поисках не помогут.
        - Чужие могли здешних подкупить, - возразил Артём. - Хоть это и непросто
        - Это верно, что непросто. Надо знать, кого подкупать. У Драя народ верный.
        - Непросто, но возможно. Ещё я думаю: в тот рог подсыпали что-то. Иначе зачем было конюха топить?
        - Что он сам утоп, ты не думаешь?
        - Отец! С чего бы это конюху Илье выпивку подносить? Да ещё после того, как он другого конюха по зубам съездил?
        - Задобрить?
        - Ага. Холоп, пьяный настолько, что отправился купаться во всей одежде и в ней же утоп, решил задобрить Илью выпивкой. Да он бы её сам выдул, если бы дело было без подвоха.
        - Разумно, - согласился Сергей Иванович. - Выводы?
        - Илью взяли тайно, причём живым. Если денег за него хотели бы, мы бы уже знали. Если нашему роду отомстить…
        - Мы бы тоже уже знали, - поддержал Духарев. - Что это за месть, о которой помалкивают? Хотя, может, не успели просто.
        - Может, и так, - согласился Артём. - Ещё одна мысль: кто-то лично на Илью был сильно обижен. Или наоборот: хотел его для чего-то заполучить.
        - Мысль возможная, только нам она ничего не даст.
        - Но ты подумай всё же, - посоветовал Артём. - Ты лучше меня знаешь, кому Илья мог хвост прищемить. И коня Драева поищи. Конь приметный.
        - Само собой, - кивнул Сергей Иванович. - Драй поможет.
        - Ещё бы он не помог! - фыркнул Артём.
        - Зря ты так, - укоризненно произнёс Сергей Иванович. - Драй нам, считай, родня. Я с ним всю жизнь рядом иду. Не упомню уже, сколько раз друг друга щитом прикрывали. Не злись на него, прошу! Не стоит на него гнев выплёскивать. Не надо.
        Артём поглядел на отца, подумал…
        - Знаешь, - сказал он уже совсем другим тоном… - А я ведь понял сейчас: не на Драя сержусь. На себя. Когда с Ильёй беда случилась, вся забота на вас с матушкой упала. А я вроде как отстранился…
        - У тебя княжество, - напомнил Духарев. - И непростое. Дел немало.
        - А у тебя - нет? А у Славки, который дома дай бог, чтобы три седмицы разом провёл? А вот у него время Илюху навестить находилось. А я в Моров один раз заехал, да и то на два дня всего. Мимоходом. А здоровым его увидел, когда он Соловья взял. Порадовался за него: здоров, силён, умен. Годами - отрок, а по жизни - в старшую гридь вышел. Порадовался и уехал, а мог бы и тогда сообразить: когда тебя к великокняжьему столу вровень сажают, юность твоя закончилась. Я это понял в своё время. Илья - нет.
        - Не слишком ли ты категоричен? - по-ромейски спросил Сергей Иванович.
        - Это простая истина, - тоже по-ромейски ответил Артём. - У всех так. Я видел. - И снова по-словенски: - Кому подольше удаётся помолодечествовать, кому поменьше. Но кто не успел понять вовремя, когда через межу переступил, тот долго не живёт. Чем больше твоя сила, тем сильнее твои враги. И они ждут, когда ты ошибёшься. Вот так выпьешь лишку, поскачешь тарпанов полевать не с дружиной крепкой, а с парой-тройкой верных друзей… А тут тебя орда печенежская и встретит.
        «Всё верно», - подумал Сергей Иванович. Он ведь и сам таким был… когда-то. Всё верно, да не совсем.
        - Ты прав, сын, - сказал он. - Но кое-что забыл. Да, юность из Илюхи ещё струёй брызжет и вбить ему в башку, где кончается храбрость и начинается глупость, ой как непросто. Хотя я и стараюсь.
        «А может, не только лихость?» - вдруг подумалось Сергею Ивановичу. Вспомнилось беспокойство Слады. Мол, не всё хорошо на душе у Ильи, не всё гладко.
        А ведь верно. Смутен был Илья временами. Будто тень набегает.
        «А ведь я его, по сути, и не знаю, Илью», - неожиданно пришла мысль. Ну да, казалось, что сын - как на ладони. Прост и крепок, будто меч добрый. А вдруг это лишь кажется? Единственный, кто действительно знал Илью, - Рёрех покойный. И что он там сумел заложить в парня - неизвестно. Вспомнилась история с моровлянами, признавшими Илью господином по старинному обычаю…
        «Старые боги… - подумал Духарев. - Я забыл о них, а вот они обо мне - нет. Неужели на Илье аукнулось? А я ведь сам его к бесам привёл, получается? - подумал он с раскаянием. - Хотел ноги сыну вернуть. И вернулись ноги. А вот душа… Как там сказано? «Что проку человеку, если он приобретёт весь мир, а душу свою потеряет». Не дай Бог, если такой ценой!»
        - Отец… - негромко напомнил о себе Артём.
        Подумалось: не стоит ли поделиться сомнениями со старшим сыном? А смысл? Да и стыдно. «Артём язычников искореняет, а я его брата к ним на лечение возил».
        «Не скажу, - подумал Духарев. - Сейчас точно не стоит».
        И вслух произнёс другое:
        - Илья - воин добрый, но в нашем роду он пока что не самый грозный. И всякий, кто на него хвост подымает, будет иметь дело с нами. С тобой, со мной, со Славкой. Не говоря уже о Владимире Святославовиче, который нашего Илью за свой стол усадил. Так что если этот кто-то не на род наш, а на самого Илью повёлся, то он либо дурак, либо не знает, на кого этот хвост поднял. И нам с тобой не ровня. Найдём и освежуем. А если это не против самого Ильи, а против меня выпад, тогда… В общем, мы это тоже узнаем. Ты, кстати, знаешь, с кем наш Илюха в Праге сошёлся? С Орднидтом!
        - Что, с тем самым? С наследником…
        - Ага! - усмехнулся Сергей Иванович. - И заметь: как раз из-за того самого лихого молодечества. Очень удачно Болеслав Храбрый Илюху в рыцари возвёл. Очень вовремя.
        - Вот как? - Князь уличский поскрёб отросшую щетину на подбородке. - Не знал, что Илюху золотыми шпорами оснастили. Не ожидал.
        - Я сам не ожидал, - отозвался Сергей Иванович. - Шпорами и гербом.
        И поведал сыну историю краковского покушения.
        - Даже не знаю, кому это подарок: мне или Илье? - завершил он.
        - Если то, что я слыхал о Болеславе, верно, будут у нас с ним изрядные хлопоты, когда он великим князем лехитов станет, - задумчиво проговорил Артём. - А Илья и впрямь силён. Сапогом четырёх воев побить… Я бы, пожалуй, не смог. Хотя я бы и меча не упустил, - добавил он тут же. - Значит, по его душу уже один раз заявлялись? Тем более надо было поберечься!
        - Моя вина, - вздохнул Духарев. - Не надо было его одного оставлять. Думал: тут его жизни искать не станут.
        - Это не те, - вдруг заявил князь уличский. - Это другие. Уверен.
        - Почему так?
        - Там его явно убить хотели, а не в плен взять. Да и подход здесь другой. Куда хитрее.
        - Может, поумнели, когда с первого раза не получилось?
        Артём покачал головой:
        - Хотели бы убить, просто подстрелили бы. Или в вино яд подсыпали. Он же выдул, не глядя, от кого взял. Нет, отец. Это другие. Тем не менее этого Белошица стоит поискать.
        - Ищут уже, - буркнул Духарев. - Ты, Тёмка, отца совсем не уважаешь?
        - Извини, отец, - повинился Артём. - Устал я. Двое суток в седле спал. И сегодня тоже день непростой. Умаялся.
        - И то правда, - согласился Сергей Иванович. - Давай-ка в опочивальню. Если мы от недосыпа ошибок наделаем, Илье лучше не будет.
        За окном шумел дождь. Тоже сон навевал.
        - Как думаешь, жив он? - спросил Артём.
        - Илья-то? Даже не сомневаюсь. Не затем он снова на ноги вставал, чтоб помереть без толку. У судьбы на него, Тёмка, обширные планы.
        Глава 17
        Пленник
        Дорога в неизвестность
        Даже если слова Сергея Ивановича Духарева, князя моровского, и были правдой, то в тот момент, когда они были произнесены, планы эти выглядели не слишком презентабельно. Во всяком случае, с позиции Ильи.
        Потому что именно в этот момент Илья пыхтел и ворочался на подгнившем сене, густо пропитанном звериным запахом, а дюжий кузнец торопливо приклёпывал цепи ручных кандалов Ильи к вмурованным в замшелый камень скобам. И три копейных железка, упёршихся Илье в спину, были гарантией того, что никто не помешает кузнецу закончить работу.
        Впрочем, в цепи Илью заковали намного раньше. Без малого седмицу тому назад, когда Илья, очнувшись, обнаружил на своих запястьях вместо привычных золотых браслетов железные, а вместо удобной постели - присыпанное соломой щелистое дно коробчатого возка, который, грохоча и подпрыгивая, катился по лесной дороге.
        Поначалу Илья просто удивился. Решил: шутка чья-то дурного толка. Совсем дурного, потому что Илья, считай, голый, в одном исподнем, ни креста на шее, ни оружия, ни украшений, ничего, если не считать вот этих самых железных браслетов. Солидных таких, закреплённых в скобы, приваренные к железной раме, что шла понизу вдоль всех четырёх стенок возка. И на ногах - тоже цепь. Эта посвободнее и пропущена через кольцо, приваренное к той же раме пониже входа в возок.
        Рама и кольца были ржавые, так что вряд ли возок обустраивали персонально для Ильи, но от этого веселее не становилось.
        В дне возка, собранном из толстых досок, присыпанных несвежим сеном, имелась дыра, сквозь которую можно было видеть чёрную утоптанную землю, бегущую назад - возок двигался. Илье было слышно, как снаружи топочут копыта и переговариваются всадники. Слов было не разобрать, да и разбирать не хотелось. Шутники, чтоб им дерьма свинячьего наесться.
        Чувствовал себя Илья прескверно. Это ж сколько он выпил вчера?
        От попытки припомнить недавнее прошлое голова разболелась сильнее. С болью пришла злость.
        Илья дёрнул цепь. Сначала на пробу, потом сильнее, но железо не поддалось. Закреплено на совесть.
        Рвать во всю силу Илья не рискнул: края оков острые, с грубыми заусенцами. Так и запястья покалечить недолго.
        Нет, подумать только! Его, старшего гридня, княжича моровского и рыцаря гербового, - на цепь сажать! Кому только такое в дурную голову пришло?
        А голова, однако, болит нешутейно. И пить хочется! Что за игры, к воронам! Он им что, отрок беспоясный?
        Илья вновь загрохотал цепями.
        Подействовало. Возок остановился. Дверца откинулась в сторону, явив Илье человека крепкого, оружного и совершенно незнакомого.
        - Ага! - воскликнул незнакомец. - Очухался, пёс киевский! Это хорошо. Кабы ты сдох, владетелю это не понравилось бы!
        - Не ори, - попросил Илья, у которого от воплей незнакомца в голове ёжики запрыгали. - Какой ещё владетель?
        - Великодостойный владетель Мислав! - торжественно сообщил незнакомец.
        - Не знаю такого, - пробормотал Илья. - Ты, это, цепи давай сними и попить принеси. Пить я хочу. И отлить тоже. И моё всё тоже верни. И пошевеливайся, затянулась шутка-то.
        Незнакомец захихикал.
        - Шутка, говоришь? - Он небольно пнул носком сапога босую ногу Ильи. - Ну владетель с тобой уж пошутит так пошутит. Слыхал, очень он на тебя зол, рус, за племянника своего Миховила. За шурина своего, может, ещё и спасибо сказал бы. Дурак тот был, каких поискать. А за племяша он с тебя шкуру сдерёт. Любил Миховила как сына. Наследником полагал.
        - Какого ещё Миховила? - Соображать было трудно, потому что голова болела всё сильнее. - Не знаю такого.
        - Врёшь! - Незнакомец развеселился ещё больше. - Ну ври, ври. Опознали тебя, рус. Но ты поотпирайся. Владетель Мислав упрямых любит.
        Нет, это не шутка. Это похуже. Миховил, Миховил?..
        Вспомнил. Этот самый и есть, точно. Он же их с отцом тогда родством с неким владетелем пугал.
        - Воды дай, - буркнул Илья. - И цепи сними. Да украшения эти, - Илья показал на запястья незнакомца, - тоже не забудь снять. Моё это. Тогда, может, жив останешься. Знаешь небось, кто я?
        - Ага, - согласился незнакомец. - Знаю. Потому посиди-ка ты в цепях покудова. А вода тебе будет. И пожрать. Владетелю ты живым нужен. Договор у нас такой: предоставить ему тебя со всем, что на тебе. Но эти браслетики я, пожалуй, себе оставлю. Откуда Миславу знать, что они тоже твои были? Ты ведь меня не выдашь, верно?
        Илья промолчал. Осмыслял услышанное.
        Незнакомец понял его неправильно.
        - Со мной тебе лучше дружить, - сказал он строго. - Живым-то я тебя довезу, раз уговор такой, а вот целым ли? Не знаю. Вдруг ты буйствовать начнёшь и придётся тебе жилы подрезать? - Незнакомец хихикнул. - Или язык. Так что ты не буйствуй, рус, и отдам я тебя владетелю Миславу целеньким. Как благородную девицу - жениху. Понял меня?
        Илья кивнул. Буйствовать он не собирался. Как осознал, что дела совсем скверные, так сразу и успокоился. Настоящая опасность охладила чувства и обострила разум. Раз уж пересилить врага не удастся, значит, надо его перехитрить. Успокоить. Убедить, что он, Илья, не так опасен, как о нём говорят. И то, что его посадили на цепь, как мишку, уже подсказывало, как надо себя вести. Раз так, то Илья и будет себя вести как медведь на цепи. Постарается казаться спокойным и неуклюжим увальнем, который за миску похлёбки хоть споёт, хоть спляшет. Медлительным, неопасным. Но стоит сторожу оплошать, и мишка ему вмиг затылок на нос натянет.
        Незнакомец не обманул. Воду принёс и котелок с зерновой кашей. Ложки не дали, но главной сложностью было другое: длины цепи только-только хватало, чтоб пальцами до носа дотянуться.
        Пока Илья ел, незнакомец за ним присматривал. Очень внимательно. Илья вёл себя смирно. Безропотно отдал и котелок, и миску с водой.
        - Нужду справлять сюда, - показал незнакомец на дырку. - Нагадишь на пол - тебе же хуже.
        И покинул возок, который спустя некоторое время продолжил движение.
        Илья задремал. Цепи ему не мешали. Он и в седле спать мог, если требовалось. «Сон лечит, - говорила матушка. - Во сне болезнь от тебя уходит, а силы приходят».
        Так и есть. Когда Илья проснулся, голова уже не болела и сил прибавилось. Вот только цепи, к сожалению, никуда не делись.
        Судя по звукам, ехали по лесной дороге. И торопились. Возок качался и подпрыгивал, как ладья на мелкой волне.
        Как же он угодил к хорватам?
        Память не отвечала.
        То есть он очень хорошо помнил свадьбу Улада, священника в золотой парче, юную невесту с испуганным личиком…
        Потом был пир, пир и снова пир. Молодецкие забавы и Перунов танец прямо посреди пиршественного зала, который плясал Илья вместе с другими варягами. Действо, прямо скажем, языческое. Но протестов со стороны церкви не было. Венчавший молодых священник-булгарин, всё в тех же золотых одеждах, но без важной шапки, храпел, уткнувшись лицом в блюдо с объедками, из которого, огрызаясь друг на друга и капая слюной на священническую лысину, жрали, давясь, вспрыгнувшие на стол охотничьи псы.
        Ещё помнилась белая женская спина и мясистые подпрыгивающие ягодицы, горы горячего сочного мяса, груды обглоданных костей, раскрасневшиеся усатые и бородатые лица, братина и дружный рёв, который звался молодецкой песней, в которой каждый старался перекричать остальных…
        Последнее, что запечатлелось: огроменный рог с вином, который Илья осушил и швырнул наземь, потом - какие-то смутно знакомые лица и наконец дикая скачка по стерне. Конь нёс галопом, и Илья раз за разом взбадривал его плетью, потому что конь под Ильёй был незнакомый, на голос отвечал плохо, а Илья хотел быстрей. Время от времени он оглядывался и кричал обидные слова всадникам, которые отставали всё больше и больше. Но то была не погоня, потому что лук Илья не трогал. Да и на раменах его была не боевая, а лёгкая охотничья бронь. Лук, кстати, тоже был другой, не тот, с которым Илья ходил в бой. Память сохранила торчащее из налуча обмотанное берестой древко, белый костяной наконечник и почему-то плащ яркого жёлтого цвета.
        Обрывалась скачка ничем. Пустотой.
        Кое-какую ясность внёс так и не представившийся незнакомец.
        - Мы тебя искали, - поведал он Илье на третий день путешествия. - Мислав за тебя двадцать марок обещал. За мёртвого. А за живого сорок.
        Понятно стало и то, почему Мислав так на Илью обиделся.
        Сбежавший во время драки с Миховилом вояка поспешил прямиком к владетелю Миславу и наврал с три короба. Мол, ехали они себе, ничего дурного не замышляя, а тут вдруг налетели на них свирепые русы изрядным числом и перебили всех, включая владетелева шурина и его сына.
        Дальше - просто.
        Беглец подробно описал Илью, которого он имел возможность разглядеть как следует, вооружение Ильи и его коня. По этому описанию Илью и опознали, когда их караван по возвращении остановился в одном из хорватских городков.
        Напасть на сильный отряд русов хорваты не рискнули. Это означало войну с Киевом, которой князь хорватский Собеслав всемерно старался избежать. Когда-то его отец кланялся данью великому князю Святославу, но когда Святослав погиб, подданство как-то позабылось. Теперь же, когда великим князем стал Владимир, успевший показать, что умеет возвращать потерянное, хорватскому князю меньше всего хотелось ссориться с русами и давать им повод подгрести его земли под себя. Хорватский князь вёл переговоры с лехитами. Хотя приносить вассальную клятву Мешко ему тоже не очень хотелось. Тем более что болезнь изрядно поубавила грозности объединителю лехитских племён.
        Положение у Собеслава было нелёгким. Но надежда у него была. На печенегов. Бежавшие от степняков людишки из тиверцев рассказывали, что в степи стоит большая орда, которая только и ждёт, чтобы дружина Владимира ушла куда-нибудь повоевать. Можно было предполагать, что и Владимир об этом слышал и с примучиванием хорватов повременит. Похититель Ильи сам оказался весьма осведомлённым человеком. А вот назвать своё имя Илье отказался. Вернее, сообщил, что в разных местах его зовут по-разному, так что Илья может называть его как угодно. По-словенски он говорил с чуть заметным чешским выговором, однако чехом не был. Илья слышал, как он говорил со своими людьми по-угорски, но знаний хватило лишь на то, чтобы узнать язык. В отличие от Артёма Илья языком угров не владел.
        В общем, любопытным человеком оказался незнакомец. И разговорчивым. В другое время и в другом положении Илья, пожалуй, счёл бы его интересным. В другом положении.
        - Вынули тебя, как курочку из гнёздышка, - похвастался незнакомец. - Мягкого и тёпленького.
        Илья помалкивал. Никак не проявлял кипевшей в груди ярости. Ярости в первую очередь на самого себя.
        - Говорили: ты один пятерых стоишь. Этот трус кричал: ты один зарубил и дядю, и племянника, и ещё четверых. А я тебя взял без единой царапины! - Незнакомец даже причмокнул от удовольствия. - Немного сонной травки, немного хитрости… Которая, скажу тебе, даже и не понадобилась. Никто тебя не хватился, рус. Никто. Как пировали, так и продолжали пировать. Беспечный вы народ, что русы, что нурманы. Как праздник у вас, так будто и все враги разом сгинули. Помню, один из уличских сваргов, коих Мислав привечает, рассказывал: пришли к ним такие вот молодцы. Идолов пожгли, капище разграбили, на жертвенном месте овец пожарили, бочки с мёдом разбили и устроили пир. Да такой, что где пировали, так и попадали. А сварги и тут как тут. И тут уж их веселье началось! - Хорват хохотнул. - Потом, правда, бежать всем пришлось. Уличский князь больно лютый. Как узнал, что на его земле такое сотворили, разъярился ну прям как медведица, у которой малыша прибили.
        «Вот это на Артёма похоже», - подумал Илья. А вот первая часть истории доверия у него не вызвала. Гридь у брата опытная. Такой оплошки дать не могла.
        Ещё он подметил, что когда его похититель говорил о сваргах, то явно был за них, а не за их противников. Язычник, что ли?
        Хотя и в Киеве иные крещёные старым богам кланяются. В дружинах повсеместно Перуна поминают: и взывают, и клянутся.
        А что там в лесах творится? Хотя что творится, как раз понятно. Как князь или его люди наедут, так обереги долой и кресты на рубахи, пока не уедут. Да и сам он, если подумать, Перуна чаще Христа вспоминает. Особенно когда чует, как ярость боевая по жилам течёт.
        Похититель болтал, устроившись в противоположном углу возка. Илья оказался подходящим слушателем. И понимающим, и помалкивающим. Снаружи лил дождь. Твёрдая дорога стремительно превращалась в жирное топкое месиво, но колёса возка пока не вязли. Илья надеялся, что, когда дорога совсем раскиснет, возок застрянет. И его узника придётся выпустить наружу.
        Надеялся зря. Вечером того же дня они свернули с тракта на узкую лесную дорожку, а через некоторое время оказались внутри небольшой крепости.
        Разглядеть её Илье толком не дали. Вытащили из возка, не сняв цепей, а только сбив кольца, потащили через двор вшестером, на растянутых цепях, как медведя, впихнули в низкую дверь, сволокли вниз по лестнице, потом ещё в одну дверь и ещё по одной лестнице, с которой Илью попросту столкнули. И вот он лежит на полу, кузнец закончил работу, и Илья снова на привязи.
        Приехали.
        Глава 18
        Зверь на цепи
        Дальняя крепость владетеля Мислава
        - Пованивает здесь, - заметил Илья. - Зверушкой хищной. Небось до меня ты сам здесь отдыхал?
        Стражник тут же ткнул Илью древком в бок.
        - Не туда, - ухмыльнулся Илья. - Левее. Там чешется.
        - Скоро тебя почешем, - пообещал стражник. - Колом в задницу.
        - Не тронь его, Сречко. - Владетель Мислав, невысокий мужчина с короткой седой бородой, побитой оспинами физиономией и надменно выпяченной нижней губой, к Илье не приближался. Сидел на ступеньке с заботливо подложенной под седалище подушкой.
        - А ты дерзкий, рус!
        - Это ты дерзкий! - возразил Илья. - Ты главная жаба в этом болоте, но не думай, что твоё болото - это весь мир. Будешь слишком громко квакать, пришибут лопатой.
        - Я сказал: не трогать! - остановил владетель замахнувшегося стражника. - Пусть поговорит. Всё же я за него сорок марок серебром заплатил.
        - Торгаш ты отменный, - похвалил Илья, прикидывая, сможет ли он рывком добраться до стражника и свернуть тому шею. Нет, не получится. Цепь помешает. А вот если за древко ухватить… - Считай, за бесценок меня взял. А ещё оружие, с меня снятое. Да ты вообще в прибытке. А знаешь, сколько золотом сможешь выручить? - И, не дождавшись ответа: - Хотя нет, не сможешь. Понимаешь, наверное, что потом проглоченное у тебя вместе с глоткой вырвут.
        - Щенок! - фыркнул слюной Мислав. - Кому грозить вздумал!
        - Жабе, - хладнокровно ответил Илья. - Причём дурной жабе. Ты хоть знаешь, кто я, владетель? - Последнее слово Илья произнёс как сплюнул.
        - Щенок! - моментально ответил Мислав. - Хвастливый и глупый! Всё! Довольно! Эй там! Кликните палача. Пришло тебе время ответить за разбой, щенок!
        - За разбой? - оскалился Илья. - Это мне - за разбой? Псы твои шелудивые на нас напали подло! На мирной дороге! Два больших десятка - на троих воев! Не назвавшись! Вот это и есть разбой, владетель! Может, у вас это иначе называется, а у нас - так! Целой дружиной - на малый разъезд! Небось тоже оружие наше глянулось да кони, вот и решили пограбить!
        - Врёшь! - в свою очередь, заорал Мислав. Рассердился, аж рожа побагровела. - Не так всё было!
        - Да ну? - Илья громыхнул цепями. - Я-то там был, а тебя что-то не видал! Я им, псам шелудивым, вопрос задал, а на меня в ответ - убивать. Понадеялись, что если их - по десятку на каждого, так и сила за ними. Думали лютого зверя числом взять! И подохли, как шелудивые псы! - Илья гулко захохотал.
        Сречко глядел на хозяина, ждал команды: заткнуть пленника.
        Но владетель с командой не торопился. И кричать больше не стал. Слушал очень внимательно.
        - Напали-то твои, но первую кровь всё равно я взял! - хвастливо заявил Илья, торопясь выговориться, пока его не заткнули. - Славный был у твоего родича щит, крепкий. А я его всё равно копьём прошиб и башку его носатую начисто снёс! Вместе со шлемом позолоченным.
        - Сына его ты тоже убил? - вкрадчиво поинтересовался Мислав.
        - Сына? Был там такой. Сразу заорал: «Отец! Отец!» Горластый, однако.
        - Убил его? - ещё раз спросил Мислав.
        - Нет, - качнул головой Илья. - Приголубил немножко, это да, но не убил. Пожалел дурня.
        - Почему дурня?
        - А как его ещё назвать, Миховила этого твоего? Да, знаю, что твой родич это! А дурень - дурень и есть. Угодил в дерьмо - сиди и не чирикай. А он грозиться стал! Тобой пугать! Князя - каким-то владетелем-данником пугать. Тобой! - Илья вновь засмеялся. Терять ему было нечего. Щадить его Мислав не станет. Палач? Пытка? Да разве они знают, что такое настоящая боль!
        - И ты его убил, - утвердительно произнёс Мислав.
        - Ты глухой? - осведомился Илья. - Мне чужой славы не надо. Кого убил, все мои. А убил я многих! Ты вшей столько не раздавил, сколько я врагов за Кромку отправил! Одним больше, одним меньше…
        - Значит, всё-таки убил?
        - Да пошёл ты! Где там палач твой? Замёрз я что-то.
        - Поклянись, что не убивал Миховила! - потребовал владетель.
        «Вот же упрямый! - подумал Илья. - Какая ему разница, кто кого убил?»
        - Крест мой верни! Тогда поклянусь!
        Крест свой, однако, Илья обратно не получил. Впрочем, и палача к нему в этот раз не пригласили.
        Мислав молча поднялся со ступеньки, потёр поясницу, повернулся к Илье спиной и покинул узилище. За ним следом - Сречко. Не забыв прихватить подушку.
        А вот пожрать принести Илье забыли. И воды тоже не дали.
        Илья возмущаться не стал. Понимал - бессмысленно. Нагрёб под себя вонючего сена сколько смог и уснул. Холод, голод, оковы и прочие неудобства - такие мелочи в сравнении с теми временами, когда раскалённая игла ворочалась у него в спине. Кроме того, здесь было потеплее, чем в возке, никакой тряски и тишина.

* * *
        «Не нашли». Вот всё, что мог сказать Сергей Иванович Артёму, когда они снова встретились уже в Киеве, на Горе.
        - Никто ничего не видел, и от меня тоже никто ничего не требовал. Значит, не из-за выкупа.
        - А ты бы заплатил?
        - А сам?
        - Я бы заплатил. - Уличский князь недобро усмехнулся. - Сколько сказали бы, столько и заплатил. А потом вырвал бы у тварей деньги вместе с кишками.
        - Не со всяким получилось бы, - заметил Духарев. - Кроме того, выкуп - не обязательно деньги.
        - Это понятно. Но вряд ли Илью взял в заложники кто-то из сильных. Ты бы уже знал.
        - Скорее всего, - согласился Сергей Иванович. - Вряд ли это кто-то из сильных. И это не враги Руси, а наши личные.
        - Путята, Блуд, Семирад… Кто ещё?
        Сергей Иванович покачал головой.
        - Путята - нам не друг, но он под Добрыней ходит да и не способен на такое коварство. Блуд - тоже вряд ли. За Блудом знаешь, какой нынче пригляд? Только моих двое при нём обретается. А Добрыниных, думаю, пол-Новгорода. Узнай Владимир, что Блуд его гридня украл, Блуду точно мало не покажется.
        - А Семирад?
        - Этот мог бы, - не стал возражать Духарев. - Но что потом? Насколько я знаю, он прячется где-то у ляхов. Ему вроде покровительствует жена Мешко Ода, но в Гнезно меня знают и знают, что я щедр к тем, кто мне помогает. Там моего сына спрятать непросто. Был бы Илья в Гнезно, думаю, голубь с вестью уже прилетел бы.
        - Может, кто-то из окружения Соловья? - предположил Артём.
        Духарев покачал головой:
        - Сам Соловей - в темнице у Владимира. Люди его большей частью мертвы, меньшей - под присмотром. Схоронки их тоже Владимиру достались. Великий князь обменял их на жизнь кое-кого из разбойничьей родни. Которая теперь тоже под присмотром, хотя и не в темнице. Если кто и сбежал, то им сейчас свою бы шкуру спасти.
        - А те, кто слухи распускал о великом разбойнике Соловье? Их же не нашли.
        - Не нашли, - согласился Духарев. - Но я и так знаю, кто за этим стоял. Та же княгиня Ода. И причина мне тоже понятна: хочется ей путь от нас в Нюрнберг оседлать, отодвинув и меня, и Болеслава Чешского. Ей деньги нужны. Без денег ей с пасынком бодаться бессмысленно.
        - Может, хорваты? - предположил Артём. - Ты говорил: вы схлестнулись с ними по дороге в Прагу.
        - Эти вряд ли, - вновь качнул седой головой Духарев. - Напали они сдуру, это очевидно. И вдобавок пленный, которого мы взяли, имя своего покровителя назвал: некий владетель Мислав. Пленник этот владетелю племянником доводился. Сын родной сестры. Учитывая, что своих детей у Мислава нет, все померли, то за племянника он вполне мог обидеться, если бы узнал. И провернуть похищение Ильи он мог бы: и по характеру, и по возможностям. Я о нём сведения собрал сразу после той драчки. По всему выходит, что Мислав у белых хорватов - весомая фигура. Хотя с главным князем Собеславом не слишком ладит. Потому что сам в князья метит, вот только сторонников у него куда как меньше. Однако друзей и земель у Мислава достаточно, чтобы Собеслав вынужден был с владетелем считаться. А сторонники у Мислава очень интересные. Он у нас ярый последователь старых богов. Потому все жрецы хорватские - за него. И не только хорватские. Твоих, уличских, недобитых, он тоже привечает.
        - Вот как? - нахмурился Артём. - Почему ты мне раньше не сказал?
        - Ты брови не хмурь, - проворчал Духарев. - Во-первых, я и сам об этом узнал только сейчас, а во?вторых, что бы ты сделал? Он на своей земле и в своём праве. Что люди от тебя бегут, так они тоже в своём праве. Не холопы, чай, вольные. Да и не только от тебя бегут, от печенегов тоже. Ты копчёных крепко гоняешь, но это ж волки. Нет-нет, да и проскочит мелкая стая.
        - Убедил, - согласился Артём. - И сразу вопрос: может, из-за меня Илью и схватили? Узнали, что он - мой брат, и решили отомстить?
        - Могли бы, - согласился Сергей Иванович. - Особенно если не своими руками, а через того же Мислава. Но - не сошлось. Не было у него в замке Ильи. Это факт.
        - Уверен?
        - Полностью. Я туда сразу Кузьму отправил. С приказом: денег на поиски не жалеть. Голубь от Кузьмы ещё три дня назад прилетел, и гонец вчера прискакал. Нет Ильи у Мислава в замке. Ни в замке, ни в его городке. Да и самого его нет. Ездит с малой дружиной по своим холмам, дань со смердов собирает.
        - Может, всё-таки кто-то из приспешников Соловья? Или лехиты? В Кракове на Илью напали именно лехиты.
        - Может быть, - согласился Сергей Иванович. - И тут попроще. Мы знали имя, так что мои люди этим Белошицем уже занимаются. И Славка скоро домой из Нюрнберга возвращается. О беде я его уже оповестил. Если Илью похитили лехиты, мы это узнаем. Но искать будем везде. Даже там, где Илюхи быть не может. И ты ищи. По своим направлениям. Угры, печенеги.
        - Сделаю. Хотя будь это угры или печенеги, к тебе уже заслали бы гонцов по выкупу. И ещё, отец, о другом скажу. Тебе нужно знать. Ко мне недавно Вольг Варяжко заезжал. Говорит: в Диком Поле войско копится.
        - По наши души?
        - Да кто их разберёт, - пожал плечами князь уличский. - Две орды собрались. Понятно, что не коней продавать. Как поймут, кто послабей, так и кинутся. Может, и на нас.
        - Двум ордам мелочь вроде моего Морова неинтересна, - заметил Сергей Иванович. - Либо Чернигов, либо Киев. Но тут слабостью и не пахнет.
        - Тем не менее надо присматривать. Я пока припасы из городков и острогов в Улич свожу. И людей, если что, отвести успею. А бодаться один на один с большими ханами не буду. Дружина у меня добрая, но против печенежских тысяч я всё же не потяну.
        - И не надо, - кивнул Сергей Иванович. - Ты - князь, Владимир - великий князь, старший. Он тебя всяко поддержит. Да и меня со счетов не сбрасывай. Гридней у меня поменьше, чем у того же Фарлафа, но вои отборные. Одних хузар две полные сотни. Хочешь - прямо сейчас одну забирай.
        - Сейчас не надо, - отказался Артём. - Их же кормить надо. И коней тоже. Княжество моё маленькое. Целую сотню хузар не поднимет.
        - А как же Борхова сотня? - прищурился Духарев. - Там, я слыхал, теперь тоже одни хузары?
        - Есть такое, - согласился Артём. - Прибежали под моё крыло. Не гнать же? Да и скромные они, небалованные. Не то что твои. У твоих, говорили мне, кони одним овсом кормятся, сеном брезгуют.
        - И кто ж сказал такое? - поинтересовался Сергей Иванович.
        - А Машегович-младший, Маттах. Когда ты его с вестью присылал.
        - А ты его, надо полагать, переманить хотел?
        - Не то чтобы переманить… - Артём засмеялся. - Но приютить… по-родственному. Жаловался: обижаешь ты его. На запад с собой не взял.
        - Да какой прок от хузарина в лесу… - проворчал Духарев. - Хотя… Может, и зря не взял. Этот бы от Илюхи ни на шаг не отстал. Ладно, дело прошлое. Так что, подкинуть тебе овса на лишнюю хузарскую сотню?
        - Шучу я, отец. - Артём засмеялся. - Того, что мне Славка в прошлый раз оставил, не одну, а три сотни год кормить хватит, даже если считать по две заводных на каждого.
        - Ну смотри, - не стал спорить Духарев. - Надо будет ещё - скажи. Серебра-злата довольно. Если оружие нужно или кони - тоже скажи.
        - Оружия не надо. Коней тоже. А вот если кузнеца хорошего - не откажусь.
        - Есть такой. Я его у маркграфа мейзенского сманил. То есть как сманил: сбежал он с семьёй вместе, а я его… под крыло, как ты выражаешься. Только ты с ним сам поговори. Не захочет к тебе идти - неволить не стану.
        - Захочет! - уверенно заявил уличский князь. - Я его как гостя дорогого приму. Хороший кузнец очень нужен.
        Глава 19
        Узники и палачи
        Гнезно
        С первого взгляда было видно: здесь поработал палач. Причём умелый. Серьёзных увечий нет, но ужас в глазах - есть. И готовность к сотрудничеству.
        - Твоё имя? - спросил Богуслав.
        - Белошиц…
        Разобрать слово было нелегко. Обычный шипящий выговор, свойственный лехитам, усугублялся обожжёнными губами и чёрными дырами на месте передних зубов.
        - Твои люди напали на моего брата Илью. Кто велел?
        - Мне дали денег… А-а-а! - Крик захлебнулся, перейдя в невнятное бульканье.
        Запах палёного повис в затхлом воздухе.
        - Зачем, Касым? - спросил Богуслав по-арабски.
        - Так надо, господин.
        Богуслав кивнул. Касыма он привёз из Византии. Приобрёл при распродаже имущества одного из вельмож, казнённых императором Василием. Купил дорого, но не пожалел. Искусство допроса было лишь одним из многочисленных умений Касыма.
        - Кто тебе заплатил?
        - Человек… Нет, не надо! Пожалуйста! Я скажу всё, всё!.. - Из воспалённых глаз Белошица катились слёзы.
        - Конечно, скажешь, - кивнул Богуслав. - Главное, чтобы ты ничего не забыл. Ничего важного…
        Дальний острог владетеля Мислава
        Разбудил Илью отодвинувшийся засов. Владетель Мислав пожаловал.
        Как и в прошлый раз, устроился на лестнице, на подушке.
        - Огорчил ты меня, рус, - проворчал он. - Не соврал.
        - Воды дай, - буркнул Илья.
        Владетель кивнул стражу, и вскоре появилась миска с водой. Страж поставил её на пол и пододвинул копьём так, чтобы Илья мог дотянуться.
        Хорошая вода. Холодненькая.
        - Ты сказал правду, а вот мой человек соврал, - огорчённо произнёс Мислав. - Не видел он, как убили племянника моего. И что наши первыми напали, тоже правда. Шурин мой как был дурнем, так дурнем и помер. Но тоже не без пользы. Его земля теперь ко мне отойдёт. Был бы жив Миховил, ему бы досталась. А так - мне. Только, веришь, не в радость мне такое приобретение. У твоего отца вон трое сыновей, как мне сказали, а у меня - никого.
        - Так ты ещё не стар, Мислав, - заметил Илья. - Зачнёшь ещё.
        - Вот и жрецы то же самое говорят, - проворчал владетель. - Только ты мне бесплатно обещаешь, а они жертву хорошую выманивают. Тебя.
        - Вот как? - Илья постарался не выказать чувств. - Ты же вроде сам меня казнить намеревался. Передумал?
        - Передумал, - подтвердил владетель. - Не за что тебя казнить. Что шурина моего прибил, так я б и сам это сделал, не будь он мне родственником. Да и то: напали на тебя. Имел право защищаться. И Миховила ты не убивал.
        - Я его в плен взял, - честно сообщил Илья.
        - Так это дело обычное, - заметил хорват. - Взять врага в плен в бою. И думается мне, сам бы ты добивать его не стал.
        - Почему так считаешь?
        - А христианин ты. - Владетель криво усмехнулся. - Вам убивать врагов просто так Бог не дозволяет. Особенно если можно вернуть с прибылью.
        - А ты с меня цепи сними да меч дай и увидишь, что мне Бог не дозволяет, - предложил Илья.
        - Обойдёшься, - отрезал Мислав. - Сражаешься ты как зверь дикий. Мне о тебе кое-что рассказали. А зверь - он должен сидеть на цепи. Ты - зверь. И ты - в клетке. Значит, всё правильно. Хорошие цепи? - И, не дождавшись, ответил сам: - Хорошие. Очень крепкие. Мишку удерживали и тебя удержат. А ты хоть и зверь, но всё же послабее медведя.
        - Много я медведей убил, - сказал Илья. - И съел.
        Сказал и почувствовал, как рот наполняется слюной. Так и представилось: туша на вертеле подрумянивается, жир на угли капает, шипит…
        - Голодный? - догадался владетель.
        Илья промолчал.
        - Ты большой, - задумчиво проговорил Мислав. - Тебе еды много надо. Без еды ты, пожалуй, ослабнешь.
        - Пока я ослабну, ты сдохнешь! - не выдержал Илья.
        Владетель ударил ловко и неожиданно. Илья увернулся, но плеть всё же достала. Губа лопнула. По подбородку потекла кровь.
        - А вот грубить мне не надо. И надеешься ты зря. - Мислав покачал головой. - Они не придут. Ни отец, ни братья. Они не знают, что ты здесь. И не узнают.
        - Узнают. - Илья слизнул кровь. - Мой отец - ведун. Не слыхал?
        - Твой отец - христианин, - отмахнулся Мислав. - А ваш бог - бог слабых. Хотя… Нынче он как раз для тебя.
        - Сними с меня цепь - и увидишь, как я слаб, - предложил Илья.
        - Это сегодня, - усмехнулся владетель. - А вот через седмицу… Или попозже. Посидишь тут на одной воде, вот тогда и посмотрим. Нравится тебе здесь?
        Илья промолчал. Дня три он без еды обойдётся. А вот десять - уже многовато. Прав Мислав: этакий пост не сделает Илью сильнее. Хотя вон тот же мишка всю зиму без еды спит, а проснётся - ещё опасней становится. Что ж, придётся и Илье спать побольше.
        - Хорошая клеть, - продолжал Мислав, не дождавшись ответа. - Мишка, который здесь до тебя сидел, две гривны мне принёс. За столько у меня его сварги купили, когда подрос.
        - У нас на подворье тоже медведь на цепи жил, - поведал Илья. - Меня чуть не сожрал, когда я мальцом был. Дед его шуганул вовремя.
        Он решил: надо быть дружелюбным. Попробовать расположить Мислава к себе. Раз уж тот раздумал сажать Илью на кол и хочет показаться человеком чести, может, с ним и договориться удастся? Выкуп захочет - будет ему выкуп. А там поглядим.
        - Шуганул, говоришь? Дед? Интересная у тебя родня.
        - Это да, - с удовольствием согласился Илья. - Удивлён, что ты о нас прежде не слыхал.
        - Ну почему же? - Мислав криво усмехнулся. - Слыхал и прежде. Вот хоть от тех жрецов, что от лютости вашей на мою землю бежали. Много вы зла людям причинили. Особенно брат твой. Жрецов резал, будто телят. Ни выкупа не желал, ни холопов только крови. Вот они-то тебя и хотят. Очень хотят. Как думаешь, сколько дадут? Может, серебром по весу? Весу-то в тебе пока что немало. А если так, то и голодом тебя морить невыгодно. Заплатят, как думаешь?
        - Больше, чем мой отец, за меня никто не заплатит.
        Илья скрыл радость: вот наконец-то! О деньгах заговорил. Теперь торг пойдёт…
        Не получилось торга.
        - Больше - никто, - согласился владетель. - Но дальше что?
        «А дальше мы тебя наизнанку вывернем», - злорадно подумал Илья, но вслух, понятно, сказал другое:
        - Я домой вернусь, а ты намного богаче станешь.
        - Как бы не так! Как только Собеслав узнает, что я руса из Киева в темнице держал, он тотчас пеной изойдёт, как пёс бешеный. Боится вас, как девка разбойников! - Владетель сплюнул. - Заверещит, что я всех под ваш меч подставил, и с огромным удовольствием меня вам же и отдаст, а отчину мою - кому-нибудь из своих последышей. Он бы и так меня отдал, хоть русам, хоть кому, потому что любви меж нами - как меж волком и волкодавом. Да другие владетели не поймут. Возмутятся. А тут такой повод будет. Нет, серебряный ты мой, не стану я с твоего отца выкуп брать. Тем более и другие есть, кого тобой порадовать можно. - Мислав засмеялся. - А пока я буду на тебя покупателя искать, ты тут посидишь. Голодный. Может, поскромнее станешь и потише.
        - Не стану, - пообещал Илья.
        - Поглядим. - Мислав шагнул к лестнице, но вдруг оглянулся: - Я к тебе, зверь, девку присылать буду, - сказал он. - Холопку. Поить тебя будет, дерьмо твоё выносить… Пока тебе будет, чем гадить. Так ты, зверь, девку не трогай, - сказал Мислав. - Задавишь её - другой не будет. Будешь свою мочу пить.
        Дверь захлопнулась, и клеть погрузилась в темноту.
        Вот и поговорили.
        Обещанная девка с водой появилась не скоро. Илья ещё разок вздремнуть успел.
        Сама девка невзрачная, рожица в конопушках, лапки в цыпках.
        Боялась так, что уж вспотела.
        - Зовут как?
        - А? Чего? - шарахнулась она.
        Небось напугали её Ильёй до полусмерти.
        Хотя тут и пугать особо не надо. Вид у Ильи нынче зверообразный. Голый, лохматый, грязный. Сидит в клети на цепи заместо мишки… ещё и разговаривает. Ужас!
        - Не уписайся, - посоветовал Илья. - Здесь и без того вонища. И не трусись. Я детей не ем. Я их вообще не обижаю. Батя не велел.
        Молчит. Смотрит. Удивительно ей, что у такого, как Илья, отец имеется?
        - Пипка.
        - Чего? - Пришло время изумиться и Илье.
        - Зовут меня так, - потупилась девка.
        Да уж. Смешно.
        - А я - Илья Годун. Ты не бойся меня. Сказал - не обижу, значит, так и будет. Моё слово крепкое. Попить-то дашь или как?
        Приблизилась мелкими шажками, поставила кувшин рядом с ногой Ильи, в руку дать не решилась.
        Илья ухватил кувшин. Девка отпрянула.
        Вода была хорошая. Сладкая.
        - Чего прыгаешь? - благодушно проговорил Илья. - Хотел бы тебя схватить, уже схватил бы. Что говорили обо мне?
        - Плохое, - потупилась она.
        - Ну-ка?
        - Морёной отмечен, а ромейскому богу служишь. Людей на куски рвёшь. Зверем диким можешь оборачиваться. Медведем. И в зверином же облике жён сильничаешь, - покосилась с опаской на мужское место, - удом до сердца протыкаешь, а потом тоже рвёшь на части и ешь, - старательно так говорила, явно с чужого голоса.
        Илья захохотал.
        Это ж надо такое наворотить!
        - Про Морену кто говорил-то?
        - Да сварг к владетелю приходил. Я слыхала кое-что. Ругались они с владетелем. Громко. Многие слыхали.
        - Эх, кабы оборотень был, взяли бы меня, как же! Враньё это! Да не трясись ты так. Сказал же: батюшка мне слабых обижать не велит. Вот была бы ты воин, тогда да. Так ты вроде не воин, а?
        Пипка тоже улыбнулась робко. Но стояла всё равно так, чтоб Илье не достать.
        Илья улыбнулся получезарней, сказал весело:
        - А про Морену как раз правда. Приходила ко мне…
        - А ты что? - Глаза круглые-круглые стали. Заинтересовалась не на шутку.
        - А ничего. Погнал я её. Холодна больно. Прям как лягушка.
        - Да ну?
        - Слово! Лицом красива, а обняла - ледышка ледышкой. Не люблю таких.
        - Так Морена же, - рассудительно проговорила девка. - С чего бы смерти тёплой быть.
        - Вот и я о том же. А ты, вижу, не глупа, Пипка. И собой ничего. - Тут Илья приврал, но для пользы дела. - Жених-то есть у тебя?
        Помотала головой, опечалилась.
        - Жаль, не там мы с тобой встретились, Пипка. - Илья сделал грустное лицо. - Нашёл бы такой, как ты, жениха хорошего. Думаешь, вру?
        - Врёшь, понятно. Ты б на меня и не глянул.
        - И опять ты права. Я ж говорю: умна. Такая жена всякому пригодилась бы. Даже мне.
        - Ой, врёшь!
        - Я ж не сказал, что жениться на тебе готов, - возразил Илья. - Сказал: пригодилась бы. А жениться мне на тебе и не позволили бы. Отец у меня - князь. Мне на простой жениться нельзя. Так только в сказках бывает. Хотя…
        - Что?
        - Брат мой жену простую взял. Но это особый случай…
        Больше он ничего рассказать не успел.
        В дверь сунулся отрок-страж.
        - Мя-асо! - зарычал на него Илья. - Иди сюда! - И захохотал.
        - Совсем сбесился? - поинтересовался отрок с опаской.
        - Ага, - согласился Илья, подмигнув Пипке. - Жрать не даёте мне. Вот счас вот цепи порву и тобой пообедаю.
        Страж сплюнул, буркнул:
        - Болтать с тобой не велено. - Зыркнул на Пипку, но ничего ей не сказал. Не снизошёл. Убрался.
        - Еды у тебя, случаем, нет, Пипка? - негромко спросил Илья.
        - Кормить не велено, - чуть слышно проговорила девка. Глянула в глаза Ильи, светлые и чистые, два ясных окошка в маске грязи и засохшей крови, шагнула вперёд, набравшись храбрости, и протянула махонький, с вершок, кусочек лепёшки. Не бросила - в руку вложила. Лапка у девки маленькая. Таких у Ильи в ладони дюжины две поместится, и ещё место останется.
        - Последнее, - пробормотала она. - Больше нету.
        - Благодарю, - очень серьёзно произнёс Илья. - У нас, христиан, история есть. О жене, что отдала Богу последнюю монетку. И Бог этого не забыл. Я тоже не забуду, Пипка.
        - Чего копаешься, раба? - снова заглянул давешний отрок. - Один горшок взяла, два оставила. А ты, христианин, смотри не перепутай, откуда пить, а в какой гадить. Ха-ха!
        - А ты спустись да покажи, - предложил Илья. - Мясо!
        Темнота. Духота. Сырость. Вонь. Темница - она и есть темница. Боль… Ну это ничего. Бывало и похуже. Кости целы, руки-ноги двигаются… Так что Илья времени не терял. Двигался. Оторвал лоскуты от портков, подложил под оковы, чтоб кожу не ободрать, и принялся расшатывать вмурованные в кладку крюки с кольцами. А чтоб не задумались наверху, чего это пленник цепями звенит, Илья при этом то злобно рявкал по-медвежьи, то выл по-волчьи, как когда-то старый Рёрех учил. Тоже развлечение. И голос поупражнять, и стражу держать в бодрости.
        Кольца были вделаны на совесть. Медведя удерживали. Но человек поупорней зверя. Так что устоять против силищи Ильи, да ещё и помноженной на Богуславово умение вкладывать в силу мышц силу духа, ой нелегко даже настоящему железу. Впрочем, в полную силу Илья не рвал. Опасался запястья попортить. Потому для того, чтобы один из крюков зашевелился, ему потребовалось три дня.
        Время Илья определял по Пипке. Холопка приходила по вечерам. Приносила воду, забирала отхожий горшок…
        И украдкой подсовывала Илье еду.
        Потом говорили немного. Считай, подружились.
        В последний раз Пипка принесла Илье целый пирог с мясом и грибами. Ещё тёплый. А может, у девки на животе нагрелся. Судя по тому, какая Пипка была худющая, пирог она украла. Для него. Долг Ильи перед ней всё рос. За одно только воровство девку высекли бы без жалости. А уж за помощь узнику…
        Илья при страже на девку рычал злобно, обещал проткнуть до печёнки, если только схватит… Но это - для стражи. Ей же самой шёпотом говорил слова ласковые, признательные. Обещал: дай только на волю выйти…
        - Добрый ты, - шептала в ответ Пипка. - Не обещай. Не верю. Не быть тебе вольным, Годун. - Дворня, она всё знает. - Продал тебя господин. Сваргам продал. Те мешок серебра за тебя дают. Хотят тебя Сварогу пожаловать. Самый главный из ихних приезжал о тебе торговаться. Страшный такой, жуть. Сам высоченный, борода едва не до колен. Он её за пояс засовывает. Шапка у него - волшебная. Не из простого зверя. Говорили: в Навь он ходил, сварг этот, и там навьего зверя убил. Посохом. А посох у него - волшебный. В нём молонья живёт. Её сам Сварог с неба в озеро сбросил, чтоб та в воде застыла, а жрец её подобрал и себе приспособил. То от бога ему подарок. А ещё он глаза отводить умеет…
        - Ну, глаза отводить и мой пестун умел, - сказал Илья. - Тоже ведун был. Си-ильный! Куда там какому-то сваргу!
        - А ты б его попросил… - шёпотом предложила Пипка. - Пусть тебе подмогнет из-за Кромки. Как родовичу. Не то заберут тебя сварги и будут тебя до смерти испытывать. А то не простая смерть, а страшная. Так у нас шептались. Жалко тебя! - Пипка всхлипнула. - Хороший…
        - Да ладно тебе прежде времени горевать, - погладил её по плечу Илья. - Поглядим ещё, кому смерть, а кому жить. Они ж думают, я тут от голода ослабел совсем. Не знают, что у меня ты есть. Сварги когда приедут?
        Пипка не ведала.
        И больше говорить им не дали. В клеть сунулся отрок.
        - Эй, холопка, чё застряла? Любитесь там со зверюгой? Гы-гы! А то давай я тебе древко копейное промеж ног запихну! - И заржал.
        Второй раз этот шутник на страже. Илья его запомнил. Запомнил он и звук удара, и вскрик, когда дверь за Пипкой затворилась.
        Когда придёт время возвращать долги, а оно непременно придёт, Илья шутнику тоже воздаст. Да так, что добавки не потребуется.
        Этой ночью в клети появились крысы. Должно быть, учуяли остаток пирога. Илья его под голову подложил.
        Делиться едой Илья не собирался. Так что самую храбрую крысу поймал и раздавил. Есть не стал - не настолько он изголодался. Бросил трупик в дальний угол, где им немедленно занялись сородичи, - и дальше спать. Крысы умные. Больше не сунутся.
        Глава 20
        С трёх сторон
        Высень. Опорный град владетеля Мислава
        В ворота постучали тихонько. Даже не постучали - поскреблись крысой.
        Псы насторожились. Один гавкнул негромко, второй пихнул мордой сторожа. Сторож встрепенулся. Снаружи накрапывал дождик, сыро, промозгло, ломило ногу, сломанную когда-то молодецким ударом франкского щита. Вылезать из тёплой будки не хотелось.
        Но придётся. Господин Кусма предупредил строго: бдить. Если кто придёт ночью, тишком, сразу к нему вести.
        Господин суров. Сам вроде по торговой части, но люди при нём явно из воинского сословия.
        Сторож, его звали Веко, сам был из пешей рати, разбирался. Десять лет за старого владетеля Веко в строю стоял, а за нового, Мислава, - всего год. Как покалечили, так и не нужен стал. Деньги были, да почти все на лечение да прокорм ушли. А в дружину хромого кто возьмёт? Так что остаток нажитого Веко за полгода спустил. Ничего не осталось. Только сдохнуть.
        Спас господин Кусма. Сначала монетку подарил да кувшин хмельного поднёс. А потом спросил: остались ли у Веко знакомцы в окружении владетеля?
        Остались, как не быть. И в походы вместе хаживали, и добычу пропивали вместе. Но теперь они не ровня. Они - воины владетелевы, а он - побирушка без крыши над головой.
        Веко беден, да не глуп. Сразу понял: хочет господин что-то о Миславе вызнать, о чём тот сам не расскажет. В прежние времена Веко любопытного господина скрутил бы да и к владетелю приволок. Потому что по говору слышно: не из хорватов сей господин, а из чужих. Зачем интересуется? Наверняка не из добрых намерений!
        Но нет нынче у Веко любви к владетелю, что выгнал его, как никчемушного пса.
        А вот знакомцы в замке есть. И важные люди среди них есть. Но не станут важные люди с грязным нищим говорить.
        Станут, непременно станут, заверил господин. У него в доме и баня есть, и одёжка, пусть и не новая, но добротная. А сабля у Веко и своя имеется, за что ему особое уважение.
        Так и есть. Последнее, что осталось, - это сабля. Не продал её Веко и не пропил. Всё к тому и шло, но держался пока Веко. С саблей он - воин и свободный человек. Без неё - никто. Может, холоп чей, может, и похуже.
        Вежливо говорил господин Кусма. Не с нищим говорил - с воином. Пообещал: поможет Веко - и будет ему до смерти кров над головой, кормёжка сытная и даже денежка кое-какая. А дело у господина важное. О таком в корчме грязной не говорят.
        И пошёл Веко за господином Кусмой. Хоть и пьян был уже, а угадал: в облике купца удача за Веко пришла.
        Не обманулся. Приодели Веко, кошель с серебром на пояс повесили. И отправился Веко старую дружбу обновлять, которая, как оказалось, вновь возродилась. Легко. С серебром-то.
        Что характерно: даже мысли не появилось у Веко сбежать с чужими деньгами. Потому что дал ему господин Кусма не только кошель да одёжку. Наконец-то понял Веко, чего ему больше всего не хватало с тех пор, как владетель Мислав его прогнал. Всю жизнь Веко был чей-то. Часть общего строя. И теперь он снова вернулся в строй. Пусть не во владетелеву дружину, а к купцу из Киева, но разницы нет. Клятве своей Веко верен. И что-то подсказывало: новый господин не прогонит его прочь, когда Веко станет не нужен. Не прогонит, а подыщет новое дело. Потому что, в отличие от владетеля Мислава, умеет господин Кусма ценить верность. Найдётся дело для Веко. Вот хоть двор будет сторожить, как сейчас.
        - Веко… Веко…
        - Ты, что ли, Влахо? - Веко сдвинул засов, открывая калитку сбоку от ворот.
        Псы стояли рядом. Молча. Огромные, лохматые, страшные. Шепнёт сейчас Веко: «Чужой» - и конец старшему конюху Влахо.
        - Впускай быстрее, - пробормотал приятель. - Новости есть для хозяина твоего.
        - Что за новости? - Веко запер калитку, не забыв перед этим глянуть вдоль улочки: нет ли ещё кого?
        - Важные. Ему самому скажу. - Влахо опасливо покосился на псов.
        - Ну пошли тогда, - кивнул Веко. - Надеюсь, новости твои действительно важные, чтоб господина Кусму ради них будить.
        Дальний острог владетеля Мислава
        К четвёртому приходу Пипки шатались уже оба крюка.
        Это была хорошая новость.
        Вторая хорошая новость: сварги ещё не приехали.
        И наконец, третья хорошая новость: девка принесла Илье шмат варёного мяса размером с рукоять меча. Мясо слегка попахивало, но Илья не привередничал. Всяко лучше дохлой крысы.
        После Пипки заявился Мислав.
        Проверить, не взбесился ли пленник.
        Надо думать, донесли ему, что Илья целыми днями рычит и ревёт, гремя цепями.
        Владетель огрёб от Ильи полную миску угроз, не испугался, понятно, но успокоился.
        О сваргах не сказал ничего. Вообще ничего не сказал, постоял немного, покачиваясь с носка на каблук, послушал, какие страшные муки сулит ему Илья в будущем, и удалился.
        Особой ненависти к Миславу Илья не питал. Что тот за племянника отомстить хотел, так это дело обычное. Важнее, что не поленился правду выяснить. Да не у Ильи пытками, а у своего человека. Выяснив же правду, владетель на кол Илью сажать передумал, хотя мог бы и казнить. Племянник-то мёртв, никуда не денешься. Причём Илья в его смерти тоже виновен.
        Нет, не за что Илье Мислава люто ненавидеть. Продать Илью хочет? Так и это обычно. Илья теперь для него не личный враг, а товар. Купил задорого, продаёт ещё дороже.
        В общем, неплохой муж владетель Мислав, если подумать. Рачительный.
        Что, однако, не помешает Илье отправить хорватского владетеля за Кромку сразу, как только случай выпадет. А Илья уж постарается, чтоб такой случай действительно выпал.
        Крюки, вделанные в стену, оказались хитрыми: на хвостах железная поперечина. Так просто не вытащишь, только с камнями кладки.
        С первым крюком пришлось повозиться изрядно: полночи по камням железным браслетом лупил, пока зашевелилось. Причём уже не крюк, а кладка.
        Раза два в темницу к Илье заглядывал страж. Орал грозно. Стращал. Второй раз даже посулил, что спустится и побьёт.
        Илья враз перестал реветь и грохотать цепями. Понятно, и по камню лупить - тоже. Откликнулся так ласково: мол, боюсь тебя сильно. Не спускайся, могучий воин, не бей меня!
        Перестарался, к сожалению. Не поверил ему отрок, не поддался.
        Может, и хорошо, что не поддался. Позже выяснилось, что сторожей у Ильи было два, так что валить надо обоих сразу. Что в тот раз было бы затруднительно. Один крюк Илья вырвал бы запросто, а вот второй на тот момент сидел крепко. Понятно, камень расшатывать не пальцами, а железным копейным наконечником, оно попроще. Но тревогу поднять куда быстрее.
        Труднее всего, понятное дело, вытащить первый крюк. Со вторым Илья управился уже с его помощью и куда быстрее. Затем с помощью крюка и камня из кладки разорвал заклёпки сначала на окове левой руки, потом на правой.
        В общем, ночь прошла не зря. Илья восстановил кладку с крюками, прибрал мусор, напился, снова вдел руки в оковы и лёг спать.
        И проспал до очередного прихода Пипки.
        Пока холопка была внизу, в дверях маячил уже знакомый отрок. Тот самый. Шутник. Болтал гадости, прерываясь лишь для того, чтобы полакомиться медовой лепёшкой. Дразнил Илью, который, как он думал, не ел уже пятый день.
        К счастью, внизу было сумеречно, и увидеть, как Пипка передала Илье завёрнутую в капустный лист варёную рыбу, отрок не сумел.
        Зато Илья очень отчётливо увидел, как отрок наподдал девке древком копья. И что куда более важно: именно этим вечером Илья узнал, что шутник здесь не один.
        Ещё один отрок сидел на ступенях, ведущих наверх, к наружным дверям. И тоже что-то жрал.
        «Этой ночью, ближе к рассвету», - решил Илья.
        Пипка сказала: сваргов с частью платы за пленника ждут со дня на день. Следовало поспешить.
        В бывшей медвежьей клетке определять время было трудновато, но Илья надеялся, что проснётся вовремя. Проснётся, потому что сейчас он намеревался поспать.
        Это очень важно: поспать перед боем. Дед Рёрех учил этому отдельно. Чтоб скомандовать себе: спать! И спать.
        «Иначе, - говорил старый варяг, - всю ночь будешь бродить как медведь-шатун или на земле ворочаться. А утром от тебя никакого толку не будет».
        «Спать!» - скомандовал себе Илья. И заснул.
        Киев. Гора
        Славка приехал ночью. Обоз оставил внизу, на верных людей, а сам, рысью, сразу наверх: на Гору и к родному дому.
        Сергей Иванович ещё не ложился. У него наконец-то появилась кое-какая полезная информация. В паре-тройке мест видели один и тот же закрытый возок, который сопровождало около десятка вооружённых конных воев. Причём свидетели в один голос утверждали, что отряд этот очень спешил и сопровождал не какие-нибудь дорогие товары, а именно этот возок, по описанию довольно невзрачный и точно не годившийся в экипажи какой-нибудь благородной особы. А если прикинуть, с какой скоростью и куда этот отряд двигался, то по срокам как раз совпадало со временем пропажи Ильи с Уладовой свадьбы.
        А потом тот же отряд видели на границе лехитских и хорватских земель. Но уже без возка. Зато с деньгами, если судить по тому пиру, который они закатили в придорожной корчме.
        Вывод: Илью прихватил кто-то из хорватских господ. Мислав? Возможно. Кто ещё? Кто-то из тех, кого Духарев обидел, когда воевал вместе с Владимиром червенские земли? Маловероятно. Да и давно это было. Оставалась, правда, возможность, что похитили Илью не хорваты, а кто-то ещё, а территорию князя Собеслава просто использовали как место, где влияние и Киева, и самого Сергея Ивановича слабенькое. Ещё смущала лишь ловкость, с которой было организовано само похищение. Обиженные на род Духарева сварги на такую спецоперацию не способны. Но территория более-менее определилась, что уже хорошо. Теперь следовало обдумать, что именно предпринять дальше: взяться за дело самому или привлечь великого князя?
        Если решать вопрос воинской силой, то Владимир был бы кстати. Но Сергей Иванович был не уверен, что спасать Илью лучше большим воинством, а не тайной операцией. Кабы просто пригрозить тому же Собеславу…
        Так не станет великий князь просто грозить. Наверняка ухватится за повод начать полномасштабные военные действия. А это - время. Духарев же не был уверен, что время у них есть.
        Что, если Собеслав Хорватский, вместо того чтобы возвратить беззаконно похищенного киевского гридня, решит сделать вид, что никакого похищения не было? Какой такой гридень? Не знаем мы ничего. Илью - в землю, концы в воду.
        Вывод: действовать следует сразу в обоих направлениях. Сначала - тайная операция по освобождению Ильи, для которой гридней Духарева и Артёма хватит с избытком. А потом, когда разгневанный вмешательством в свои внутренние дела князь Собеслав возжелает мстить, явление грозного Владимира Ярославовича. Со всей великокняжьей силой, против которой Собеслав никак не устоит.
        Беспокоил вопрос: какие планы у врагов на Славку и сколько у них времени? Кто гарантирует, что, пока они будут тут планировать спасательную операцию, Илюху там, в плену, уже не начнут убивать?
        И ещё хотелось бы получше узнать, где именно прячут Илью. Конечно, хорватские земли сравнительно невелики, а поиски всё равно могут затянуться. Думать, думать, думать…
        И тут, в самый разгар мыслительного процесса, в дом ворвался Богуслав.
        - Я кое-что узнал, батя! - с ходу заявил Богуслав. - Как мне твой наказ передали, так я сам за него и взялся.
        - Что узнал, о ком?
        - О тех, кто на Илью нашего напал, - Богуслав прервался, чтоб опустошить поднесённую кружку с горячим сбитнем. - Ну там, в Кракове. О злыдне этом лехитском, о Белошице.
        «Жаль. - Сергей Иванович постарался не выдать своего разочарования. - Лучше бы какие-то детали по хорватам узнать».
        Хотя по лехитскому делу тоже информация нужна. Там, похоже, другой заказчик, и ему тоже следует… по сусалам.
        - Выкладывай!
        - Взяли его, когда из шинка выбирался, - сообщил Славка. - Мы с Касымом и взяли. Никто и не заметил ничего. Смерть Ильи купил кто-то из окружения княгини Оды. Но не Призибивой, чьим человеком Белошиц считался. Просто заказчик. Белошиц даже имени его не знал, только посредника, которому нужен был тот, кто убивает за деньги.
        Белошица предупредили, что убить придётся очень умелого воина, потому тот не стал действовать как обычно: застрелить или зарубить. Нашли шляхетку, молодую и красивую, чей муж погиб, сражаясь под началом Болеслава, и тот разрешил вдове жить и кормиться при княжьем дворе. Вдову принудили помочь: заманить Илью к себе, а потом впустить убийц, припрятав оружие Ильи.
        Половину денег Белошиц получил сразу, вторую половину должен был получить после убийства. Принёс их человек Оды. Посредник, мелкая сошка, у которой вдобавок уже не спросишь. Пропал. Но в Гнезно Илью не привозили, уверен. Там сейчас такая уха закипает! Князь Мешко вот-вот преставится. Ода от его имени говорит. Многим сие не по нраву, тем более при ней германцев чуть ли не больше, чем лехитов. А они меж собой ладят как овчарки с волками. Потому Оде приходится задабривать и тех, и других. И показать, что она тоже чего-то стоит, иначе после смерти Мешко большая часть её бояр может перебежать к Болеславу. То есть ей надо срочно найти, кого можно быстренько победить для пущей славы.
        - Например, хорватов. Только Владимир, думаю, успеет раньше, - Духарев потёр усталые глаза. - Ты, сын, отдыхай. Умойся с дороги, покушай да и спать ложись. О лехитах мы позже поговорим. Сейчас важнее Илья, и я наконец-то знаю, где его искать.
        - Вот как? И кто же рискнул?
        - У хорватов он. Вернее, где-то на землях хорватских. Так что круг сужается. Ты умойся да есть садись, а я пошлю Лучинку твою разбудить и мать тоже.
        - Матушку-то - стоит? Пусть поспит.
        - Ты думай, что говоришь. - Сергей Иванович усмехнулся. - Узнает она, что ты приехал, а её не известили, - и что тогда будет?
        - Не прав я. - Богуслав тоже улыбнулся. - Буди обеих. Так что там с Илюхой?
        - Вот как есть сядешь, так я тебе и расскажу. И женщинам тоже. Они ведь не меньше нас за него переживают. Жаль, пока ничего определённого…
        Определённость наступила на следующее утро. Когда прилетел голубь от Кузьмы.
        Глава 21
        Время действовать
        Дальний острог владетеля Мислава
        Илья проснулся вовремя - ночь ещё не закончилась. И стража соответственно не сменилась.
        В этом Илья убедился, когда осторожно вынул из стены крюк и, придерживая цепь, чтоб не брякнула, поднялся по ступенькам к двери. В щёлку углядел отблеск огня…
        И услыхал негромкое сопение.
        Неужто дрыхнут грозные хорватские отроки?
        Нет, сладко посапывает только один. Второй бодрствует. Бормочет что-то… Зевает вроде…
        Ну, неважно.
        Илья вернулся на своё место, подобрал пару булыжников, спрятал за отхожим горшком, чтоб сверху не видно было…
        И завопил так, будто с него кожу сдирают. Завопил, загремел цепью…
        Ждал недолго. Дверь распахнулась от тычка, в клеть влетел шутник, давешний обидчик Пипки.
        Увидал пленника, свернувшегося клубком, вопящего, корчащегося на земле…
        Забеспокоился:
        - Эй ты! Ты чего?
        Илья разговор не поддержал. Старательно изображал раненного в живот, только уже не вопил - мычал.
        В дверях появился второй.
        - Что это с ним?
        Илья умолк. Застыл, скрючившись.
        - А я почём знаю? Может, помер! - огрызнулся шутник. - Пойди да глянь!
        - Ты - старший, тебе и смотреть! - возразил второй, высокий, сутулый, с гривой рыжих волос, перехваченных вышитой лентой.
        - Вот я как старший тебе и велю! - зло рявкнул поганец. - Пошёл и посмотрел!
        Второй послушался. Спустился. Медленно и осторожно. Ещё осторожнее приблизился к «страдающему» Илье, оглянулся на товарища, предложил робко:
        - Может, владетеля позвать?
        - И что сказать? - язвительно поинтересовался шутник. - Пленнику дурной сон приснился? Переверни его, надо на рожу глянуть.
        Рыжий трогать Илью не рискнул. Вернее, потрогал, но не рукой, а концом копейного древка:
        - Эй, рус! Ты как, живой?
        - Живой, - порадовал отрока Илья, перехватывая копьё. - А ты - нет.
        Рванул на себя и ударом железной оковы проломил бедолаге висок.
        Шутник наверху застыл, рот разинул…
        Отнятое копьё, прогудев басовито, с хрустом, перебив кость (знатный у Ильи бросок), прободило шутнику ляжку повыше колена.
        Поганец грохнулся с лестницы да так и остался лежать. Сомлел.
        Илья подобрал его копьё и поднялся наверх.
        Дверь, как он и ожидал, оказалась не заперта. Снаружи - подворье. И ночь. Безлунная. Небо затянуто тучами. Накрапывает дождик. В паре шагов - что-то живое. Собака? Если затявкает, придётся прибить…
        Нет, свинья. Свининка… При мысли о еде рот наполнился слюной.
        «Надо перекусить», - подумал Илья, плотно притворяя дверь. Стражники его - большие любители пожрать. Были. А что это за корзинка у дверей? Ну-ка, ну-ка…
        Снедь! И бурдючок с мёдом. Живём!
        Но сначала - приодеться. Сменить рваные провонявшие портки для начала.
        Рыжий был парнем крупным. И его штаны оказались почти впору, а вот рубаху пришлось перекроить: отрезать рукава, подпороть немного на боках и на груди. А что особенно хорошо: подошли поршни. Разве что шнуровку на икрах пришлось ослабить.
        Теперь можно и поесть.
        Когда Илья вытряхнул из бурдюка последние капли, внизу приглушённо застонал шутник. Надо думать, не хочет привлекать к себе внимание. Опасается, что Илья тоже захочет с ним пошутить. Правильно опасается. Пора с ним побеседовать.
        От шутника пованивало. От боли в штаны наложил. Не страшно. Илье они не понадобятся.
        Разговор много времени не занял.
        Шутник, увидев над собой ухмыляющегося Илью, нагадил под себя ещё разок. И закричал, что всё-всё скажет. Сам. Добровольно. Только, пожалуйста, не надо дёргать застрявшее в ноге копьё!
        И чего так орать? Илья выдёргивать копьё и так не собирался. Ну пошевелил немного. Для поддержания беседы.
        Поганец-шутник беседу поддерживать был готов. С тем большей охотой, чем ближе располагалась рука Ильи к копейному древку. И выкладывал всё, как грешник на исповеди. Хотя судя по связке оберегов на шее - язычник. Впрочем, крестик в этой связке тоже имелся.
        Илья наконец-то узнал, где он находится. Что это острог, принадлежащий владетелю Миславу, он и сам догадывался. А вот то, что Миславу он принадлежал совсем недавно, а раньше был имуществом его шурина, Илья узнал только сейчас. Почему именно он, когда у владетеля есть с десяток собственных мелких крепостей и даже одна крупная? По двум причинам. Во-первых, Мислав, не откладывая, занялся освоением имущества покойного шурина, во?вторых, искать здесь Илью будут в последнюю очередь. Крепостица дальняя, у самых предгорий. От неё к главному торговому пути - доброе поприще[17 - Напомню: поприще - это расстояние, фактически равное одному среднестатистическому дневному переходу. Для лучшей ориентации - это где-то тридцать-тридцать пять километров по условно хорошей дороге. Есть варианты, где поприщем называют, например, дистанцию «с утра до обеда», но я остановился на этом. Разумеется, поприще в чаще в горах, в степи - это разное расстояние.]. И ненамного дальше до того места, где недальновидный шурин атаковал разъезд русов.
        Обитало в остроге где-то с десяток воев, уже поклявшихся в верности новому хозяину, и ещё три больших десятка, прибывших сюда вместе с владетелем. Рядом с крепостицей - деревенька в дюжину хозяйств, и в самом остроге - с полсотни челядников. Часть из этой самой деревеньки.
        О сваргах, покупающих Илью, шутник тоже был осведомлён. Сказал, ожидают их уже завтра. Илья порадовался: как вовремя успел! Когда же с Ильёй разберутся, владетель планировал вернуться в городок, где располагалась его главная крепость, прихватив по дороге овдовевшую сестрицу и тем самым законно присоединив к себе земли её покойного мужа. В общем, в дружине считали, что владетель - молодец. И территорию расширил, и денег добыл. С продажи Ильи всем обещана была малая долька и к ней - строгий приказ: помалкивать. Никто не должен знать, что именно Мислав привезёт сваргам Илью. Все должны думать, что жрецы сами добыли руса. А на капище Мислав со своими будут обычными зрителями-последователями. Не они одни. Сварги уже раструбили по окрестностям, что грядёт знатное жертвоприношение. Народу соберётся изрядно, и каждый засвидетельствует: с Ильёй расправились именно сварги. Их слава и их риск. А чтоб дружинникам было легче держать язык за зубами, им и отсыплют немного серебра.
        Отсыпали бы, если б Илья не начал собственную игру.
        Однако начать - это только начать. А хотелось бы выиграть. Причём разгромно. Чтоб у вражьей команды и клочка земли не осталось[18 - Имеется в виду один из вариантов скандинавской игры в мяч, где по правилам после каждого успешного броска часть территории одной из команд переходит к противнику..].
        А теперь подробнее о противнике.
        Всего у владетеля в крепости около полусотни воев. Большая часть - в отдельном помещении, местной гриднице. Она на первом этаже. Владетель же спит на втором, наверху в светлице. И там же, рядом со спальней, сокровищница прежнего хозяина, которая теперь Миславова. Это шутник с чужих слов знал. Сам не видел.
        Охранялся же острог по ночному времени так: один - на вышке, при тревожном биле, двое - в караулке у ворот. Ещё двое - на входе в терем, который по ночному времени запирают. Так же как и ворота. Ещё один охранник - у дверей владетелевой спальни. Этот не столько на охране, сколько на побегушках у Мислава. И ставили туда обычно самых молодых, потому как что может грозить владетелю в собственном тереме?
        Это, на взгляд Ильи, характеризовало Мислава положительно: предательства владетель не опасается, дружине доверяет.
        Шутник вывод подтвердил: вои Мислава его уважали. Умён, храбр, а главное - удачлив.
        «Был удачлив, - подумал Илья. - Пока с нашим родом не связался».
        Спал владетель обычно не один. Брал в постель девку. Выбирал из челяди, какая почище и помясистее. Нынешней ночью наверняка привычке своей не изменил.
        - И последний вопрос: где можно взять хорошую бронь и оружие? - спросил Илья.
        - Так там же оружейная рядом! - воскликнул отрок, радуясь, что допрос заканчивается, и очень надеясь, что Илья помилует. - Ну прямо рядом со спальней. Там добра много! Наверняка и на твою стать бронь найдётся, добрый господин!
        Добрый господин, значит. А ведь совсем недавно он Илью по-другому величал. И «зверюга» из всех обращений было самое лестное.
        - Хорошо говорил, - одобрил Илья. - Заслужил быструю смерть.
        - Помилуй, господин… - Аж голос от ужаса сел. - Не убивай, прошу…
        - Нет, - качнул головой Илья. - Неправильный ты воин. Воин должен беречь слабых, а ты вон Пипку обижал. За то и умрёшь.
        - Как? - изумился отрок. - Меня?! За какую-то…
        Илья резнул ножом, шутник забулькал, засвистел и помер. Легко, как и обещано.
        Киев. Гора. Великокняжий терем
        - Сведения верные? - уже в третий раз спросил Владимир.
        - Да, - в третий раз подтвердил Сергей Иванович.
        Голубь от Кузьмы прилетел два дня назад. Но к Владимиру Духарев пришёл только сегодня. И на то были свои причины.
        - Эх, не вовремя как! Вот бы месяца на три позже! - Великий князь и огорчался, и радовался одновременно. - Какой повод был бы! Наилучший!
        Кубок Владимира опустел, и он налил себе сам. Виночерпия рядом не было. В малом зале, тайной палате, которую великий князь завёл по образцу ромейского единовластника-автократора, они вдвоём. Даже Добрыня отсутствовал.
        - Не вовремя, - в который уж раз, но всё более раздражённо проговорил великий князь. - Как не вовремя! С чехами только-только договорились…
        - Я договорился, - уточнил Духарев.
        - Ты, - согласился Владимир. - Но толку с того? Они б всяко вмешаться не успели. А ляхи - вот они. Наготове. Может, это Мешко всё придумал - с твоим сыном?
        Духарев покачал головой:
        - Нет, это не в его обычае. Вот сын его, Болеслав, мог бы. Хитрый лис! Но не он.
        - Почему?
        Не стал бы Болеслав сначала возводить Илью в рыцари, а потом похищать, но не знал, как отнесётся великий князь к известию о том, что его гридень, пусть и формально, стал рыцарем потенциального противника. Поэтому ответил коротко:
        - Это не его война. Не Болеслава.
        И не солгал, и правды не сказал.
        - А какая его?
        - С мачехой он воюет, - ответил Сергей Иванович, что тоже было правдой. - Вернее, готовится. Мешко болен. Война Болеслава начнётся, когда отец умрёт. И не за хорватов, а за все лехитские земли разом. И скажу тебе, княже: непросто ему будет. Братья его единокровные - сопляки пока что, а вот мать их - орешек крепкий. Свою дружину имеет, приверженцев среди лехитов, вдобавок родичей среди германской знати. И это ещё не всё! Знаешь, что она придумала? Отдать лехитские земли Ватикану!
        - Шутишь? - не поверил великий князь.
        - Я видел список письма[19 - Интерпретация данного текста (Dagome iudex) неоднозначна. Например, есть версия, что сей документ - попытка князя Мешко Первого получить папское «добро» на коронацию. Я, как автор, выбираю вариант, который больше подходит мне для развития сюжета и кажется более достоверным. Объективно же данный документ говорит лишь об одном: в 992 году Польша существовала как независимое (в том числе и от германского императора) государство. Это к вопросу о том, что в истории вариативно, а что несомненно.].
        - Ах как не вовремя! - Владимир вновь наполнил кубок. - Лучше б ты мне ничего не говорил.
        - Ты должен знать, - спокойно ответил Духарев. - Илья - мой сын, но он - в твоей гриди. По обычаю же сам знаешь…
        - Знаю, - проворчал великий князь. - Я ж не сказал, что Илья мне чужой, а что не вовремя.
        - Я тебя в известность поставил, княже, - сказал Сергей Иванович. - Потому что так положено. А сына вызволять не прошу. Сам справлюсь. Чтоб какого-то владетеля хорватского прищучить, у меня уж точно силёнок хватит.
        - Обидеть хочешь? - нахмурился великий князь. И повысив голос: - Илья - в моей старшей гриди! Навечно! В том я клятву дал! Чтоб враг гридня моего взял да на цепи держал, а я стерпел? Что гридь скажет?
        - А ничего не скажет, - усмехнулся Сергей Иванович. - Скажешь: не знал.
        - Как же не знал, если ты мне сказал только что.
        - Не было нашего разговора. - Сергей Иванович поставил на стол кубок, утёрся полотенцем.
        - Нет уж! - отрезал великий князь. - Поздно. Я узнал. И рати - быть. - Сын великого Святослава оскалился. - Сделаю белых хорватов красными! А ты, друже, попробуй узнать доподлинно: встанут ли за хорватов лехиты?
        - А если всё же встанут? - уточнил Духарев.
        - Порубим всех! - Великий князь хлопнул ладонью по столу. - Пращуры наши… - осёкся, перекрестился поспешно и поправился: - С божьей помощью примучим и хорватов!
        «Подмять хорватов - это хорошо, - подумал Сергей Иванович. - Но вторично. А в первую голову надо Илюху выручать. Может, зря я вообще с Владимиром бедой поделился?»
        Великий князь киевский будто угадал его мысли.
        - А Собеславу хорватскому я немедля посыла отправлю! - заявил он. - Строго потребую: гридня моего лучшего Илью Серегеича освободить немедля и обиды искупить.
        - Думаешь, послушает Собеслав? - с сомнением проговорил Духарев.
        - Может, и нет. Но всяко ценить будет сына твоего поболе и убивать зазря точно не позволит. Кабы на его месте я был, то я бы вместе с Ильёй ещё и голову владетеля этого, Мислава, в Киев отправил. И тем гнев мой утишил.
        - Я бы не мёртвую голову владетеля предпочёл, а живого сына, - заметил Сергей Иванович. - А будь ты на месте Собеслава, то не за оставшиеся земли трясся, а давно б уже Червень отбил.
        И это тоже было правдой. Но положения не улучшало. А в том, что Собеслав готов прогнуться перед Киевом, Духарев не сомневался. А вот захочет ли Мислав прогнуться перед своим князем? Большой вопрос! Нет, не зря он за Артёмом послал. Решать надо срочно и самим. Ждать, пока великий князь своё большое войско на хорватов двинет, неразумно. Тем более что организовать рейд и навалять какому-то владетелю им вполне по силам. Главное - сделать всё быстро и скрытно. Не дать Миславу реализовать принцип: «Нет человека - нет проблемы».
        Мысль о том, что Ильи уже может не быть в живых, Сергей Иванович гнал от себя как непродуктивную. Его задача - сделать всё, что можно сделать. И уповать на Бога. И надеяться, что Бог не оставит сына, несмотря на все эти игры с бесами, которые он, Сергей Иванович, сам и запустил. Эх, ему бы ту крепость в вере, что есть у Сладиславы! Но - трудно. Всё же родился Духарев совсем в другое время, да и здесь его наставником был самый настоящий язычник. И не следует забывать: у Ильи наставник был тот же. Так что и его благочестие тоже небезупречно. Так что остаётся уповать лишь на Милосердие Божие… И добрую сталь. С которой, по счастью, у князь-воеводы отношения понятные: не подведёт.
        Глава 22
        Беспечность наказуема
        Дальний острог владетеля Мислава
        Дождь усилился. Ничего не разглядеть дальше протянутой руки. О том, что и где расположено в хорватском остроге, Илья знал лишь со слов шутника. Сам он, пока тащили из возка в клеть, мало что успел увидеть. Да и темно тогда было, хотя посветлее, чем нынче.
        Следовало решить, как действовать дальше.
        Можно было попытаться просто сбежать. Проникнуть в конюшню и разобраться с конюхами, что нетрудно, оседлать пару лошадок. Убрать стража на вышке посложнее, но поможет погода, которая нынче на стороне Ильи: видимость никакая. После стража на вышке устранить тех, что сидят в привратницкой. Тоже возможное дело. Они всё же сторожат от тех, кто снаружи, а не от тех, кто внутри. Потом открыть ворота - и вот она, свобода. Пока хватятся, Илья двуоконь успеет далеко уйти.
        Неплохой план. Но Илье он как-то не по душе. Вот так вот сбежать, не отомстив обидчику? Стыдно. Не таким себе виделся Илья, не беглецом, во всю прыть удирающим от врага. Вспомнился великан из сна. Стал бы тот убегать? Да никогда! Илья же представлял себя именно таким: могучим, непобедимым, грозным, сокрушающим врага, а не улепётывающим от него в чужой рваной рубахе.
        «Не побегу!» - решил Илья.
        Пусть враги его бегут, вот что. Полсотни их? И что с того? Зато на стороне Ильи внезапность. Да он полный десяток успеет положить, пока хорваты глаза продерут. А ещё лучше - прихватить самого владетеля. Убивать его Илья не станет. Пленит - и довольно. Разгонит тут всех, выпотрошит Миславову казну, а его самого, в одном исподнем, увезёт с собой. А пока у Ильи в заложниках будет владетель, дружина его ничего Илье сделать не рискнёт. Разве что следом потащится. Но с этим Илья как-нибудь управится. Не труднее, чем из темницы выбраться.
        Будь у Ильи время и желание обдумать этот план, он, скорее всего, сам признал бы его сомнительным. Проще перебить всю дружину Мислава вместе с самим владетелем, чем тащиться с таким пленником по его земле два десятка поприщ.
        Но сейчас Илью ни к месту обуяла гордыня. Он казался сам себе не просто гриднем, пусть и отменным, а тем самым великаном, у которого навершие шлема - вровень с теремной кровлей. И всё ему подвластно, что пожелает.
        И - никаких сомнений!
        Отыскать вход в терем было нетрудно. Как оказалось, Илью держали в одной из его пристроек.
        Главные двери оказались на запоре. Как и говорил шутник.
        На высоте сажени от порога - маленькое окошко, теплящееся оранжевым.
        Постучи, покричи - откроют.
        Своему.
        Илья, щурясь, посмотрел вверх. Там, где в дождевых струях терялась бревенчатая стена, Илья сумел разглядеть узкое, только чтоб стрелу пустить, окошко. В такое не втиснуться. Однако повыше должно быть ещё одно и, скорее всего, побольше.
        Илья не без огорчения прислонил к стене трофейное копьё. Его придётся оставить. Для лазанья по мокрым стенам нужны обе руки. Ну да совсем безоружным он не будет. Есть удобный топорик, есть сажени три верёвки, есть нож… Убить кого по-тихому, а там и чем-то посерьёзнее разжиться можно.
        Илья проверил, хорошо ли сидит в петле топорик, не выпадет ли? Потом примерился и, подпрыгнув, уцепился за край окошка. Мокрые брёвна были скользкими, но кое-какую опору для ног всё же давали. Очень кстати пришёлся резной наличник. Илья подтянулся, перехватился разок-другой и оказался в двух саженях над землёй.
        И в сажени от верхнего окна, которое действительно было побольше, чем нижнее. Илья ещё раз толкнулся-подтянулся-перехватился и сумел зацепиться за край.
        Нет, всё же маловато окошко. Пипка, пожалуй, пролезла бы. Илья - нет.
        Внутри было темно и тихо.
        Лезть выше? Ой рискованно. Брёвна скользкие. Сорваться - запросто. Можно, конечно, обвязаться верёвкой, но на чём её закрепить? И если сорвётся - наверняка нашумит. Нет, слишком рискованно.
        Однако пробраться в терем необходимо. Иначе что? Удирать без денег, без доброго оружия, в чужих портках?
        И это при том, что всё нужное здесь, в этом самом тереме. И оружие, и деньги, и, главное, виновник его, Ильи, бед.
        Илья не сомневался: окажись он внутри - и всё будет, как он хочет. И впрямь: кто из владетелевых дружинников ему ровня? Двоих он придавил как кутят. Даже не запыхавшись. Сколько осталось? Три десятка? Так тех черемисов, которых он, считай, в одиночку положил, столько же было.
        Главное - внутрь попасть, а там руки сами всё сделают.
        И тут, очень к месту, вспомнились слова бати: мол, не стенами крепок город, а его защитниками.
        Если двери не открыть снаружи, значит, надо, чтобы их открыли изнутри.
        Но как?
        Постучать?
        Однако, стоит стражам увидеть рожу Ильи, и они дверь точно не откроют, а всадят ему стрелу между глаз.
        Мелькнула мысль: отрубить голову одного из опочивших тюремщиков и показать в окошко.
        Мысль хорошая, если бы окошко было пониже или покойник - на пол-локтя длинней.
        Может, вообще пока в терем не соваться? Спрятаться где-нибудь, пересидеть…
        Нет, тоже не пойдёт.
        Владетель Мислав на дурака не похож. Даже если решит, что Илья удрал из острога, то сам острог тоже наверняка велит обшарить. На всякий случай.
        А может, просто постучать и встать сбоку? Если стража никого не увидит, рискнёт ли открыть дверь? Почему бы и нет? Кого им опасаться?
        Допустим, откроют. Страж выглянет, и Илья его схватит. А дальше? Стражей-то двое. И второй, скорее всего, останется внутри, а значит, успеет поднять тревогу.
        Следовательно, если выманивать, так сразу обоих.
        Но как? Видимость - не очень. Даже если с факелом, то на десяток шагов или немногим больше. С этого расстояния Илья мог уверенно подбить двоих. Копьём - того, кто подальше, топориком - того, кто поближе. Если тот, второй, тоже высунется.
        А если нет?
        А если один из них успеет заорать?
        Илья умел метать копья с двух рук. Топоры тоже. Но и то и другое вместе - никогда не пробовал. Вдруг не получится? А если второй останется внутри, в недоступности?
        Нет, ворваться внутрь и прикончить второго Илья, скорее всего, успеет. А если страж успеет закричать? А если под рукой у стража окажется лук, с которым тот умеет обращаться? Илья вломится внутрь - и схлопочет стрелу. В упор. Каким бы могучим Илья себя ни ощущал, но понимал, что без доспехов, даже без щита на таком расстоянии, да ещё в тесноте, он вряд ли сумеет уклониться. Да, Илья умеет сбивать стрелы. Клинком. Когда они выпущены с приличного расстояния. Нынче не тот случай. Но даже если не выстрелит, а просто поднимет тревогу. Полсотни дружинников… На правильном расстоянии да с правильным луком ещё можно было бы попробовать. Но бездоспешным, со скверным оружием, в тесноте… Одна ошибка - и он пропал.
        Как же их всё-таки выманить? Постучать и спрятаться?
        А кто сказал, что страж вот так сразу откроет и вылезет на крыльцо? Тем более в дождь. Над самим крыльцом, понятно, козырёк имеется, но совсем небольшой. А дальше… Охота им мокнуть?
        Нет, хорват наверняка сначала просто выглянет.
        И никого не увидит.
        Что дальше?
        Да всё, что угодно. Допустим, у них там собака имеется. А почему бы и нет? Во дворе псов не наблюдается. Может, стража их под крышу забрала. Эх, не догадался Илья шутника о собаках спросить!
        Но допустим, есть собака. И даже не одна. Тогда весь план Ильи летит в Хель. В этом случае ему даже сбоку от дверей не спрятаться. Учуют.
        Что же делать?
        Мысль возникла неожиданно.
        Но сразу показалась Илье интересной.
        Спрятаться не сбоку, а сверху. Над входом. Козырёк не слишком большой, но это как раз хорошо. Главное - если встать в полный рост и прижаться к стене, то снизу его точно не увидят. И собак на него натравить… Пусть попытаются.
        Взобраться наверх оказалось нетрудно. И козырёк оказался подходящий. Прочный и шириной в пядь. То есть даже присесть можно.
        Что Илья и сделал. А потом смахнул воду с лица и пару раз тюкнул в двери обушком топора.
        Ответом было недовольное ворчание с той стороны дверей. Человеческое, не собачье.
        Однако врата в вожделенный терем остались затворёнными.
        Илья постучал ещё раз, пободрее.
        На сей раз дверь приоткрылась. Появилась рука с факелом, свет которого слегка потеснил мрак, но сразу потерялся в дождевых струях.
        - Кто тут?
        Илья, понятно, не отозвался.
        - Ёрш тебе в сраку! - посулил страж.
        Двери закрылись.
        Илья постучал снова.
        На этот раз появилась уже не только рука, а страж целиком. При желании Илья мог запросто приложить его по макушке, но торопиться не стал.
        Высказав всё, что он думает по поводу негодяя, тарабанящего в двери, страж убрался внутрь.
        Илья дождался, пока брякнет засов, и снова пустил в дело обушок.
        На этот раз страж не вышел - выскочил. Заметался на крыльце, пытаясь высмотреть стучавшего. Даже вверх глянул, но Илья вовремя прижался к стене. Хотя мог бы и не прятаться. Трудно смотреть вверх, когда дождь так и хлещет.
        Ещё один ушат злобной ругани, захлопнутые двери…
        На этот раз Илья не стал ждать, пока засов станет на место.
        Есть! На крыльцо выскочили уже два стража.
        - Я ж говорю: никого! - заорал первый. - И не было никого! Ты ж сам глядел, Савко! Волшба это!
        - Ничего не волшба, - куда спокойнее отозвался второй. - Каменюками кто-то дурной кидается. Вон, гляди, валяется…
        - Где? - спросил первый и шагнул на ступеньку ниже.
        Вот теперь пора.
        Илья спрыгнул с карниза, ещё на лету разворачиваясь лицом к дверям.
        Махнул топориком даже раньше, чем ноги ударили о крыльцо. Прощай, Савко!
        Другой обернулся на звук…
        И тоже умер, не вякнув.
        Илья подхватил факел, перешагнул через покойника и оказался внутри.
        Не соврал шутник. Их было двое. Всего двое.
        Илья вложил факел в кольцо, обтёр о штаны мокрые руки. О! Меч! И плащ. Меч так себе, и рукоять для Ильи узковата, а вот плащ хороший: просторный и приметный. Ярко-жёлтого цвета. Илье вспомнился жёлтый плащ, который был на нём во время пьяной скачки, закончившейся постыдным пленом. Может, тот самый? Нет, вряд ли. Этот порядком поношенный. Илья б такой даже спьяну не взял… В прежние времена. А нынче в самый раз. Меч он прицепил к поясу, плащ - на плечи, на голову надел шлем, лежавший на столе.
        Вот теперь хорошо. Если не присматриваться, можно принять за здешнего.
        Крутая, удобная для обороны лестница вела наверх. Илья поднимался неторопливо, не стараясь ступать тише. Он же свой, здешний, чего ему прятаться?
        - Савко, что там у вас?
        Ну да. Как и говорил шутник - ещё один страж. У владетелевых покоев.
        Он точно должен был услышать возню у входа. И услышал. Но не обеспокоился. А что ему беспокоиться? Все свои вокруг.
        Илья пробормотал невнятно, ступил с лестницы на пол, глянул исподлобья, не поднимая лица.
        Так, два коридора от лестницы ведут. Один - длинный, другой - короткий. Прямо над лестницей масляная лампа на стене висит, так что рожей лучше не светить.
        В длинном коридоре - никого. А вот в коротком - тот самый страж: молодой отрок в простых кожаных доспехах. Будь это боец из моровской дружины, Илья б его мигом отправил дерьмо черпать, а не пояс воинский носить. Какой он, к воронам, стражник? Поза расслабленная, копьё не в руке, а прислонено к стене, щит… Вот щит в руке хорвату очень даже сейчас пригодился бы. Возможно, дал бы прожить несколько лишних мгновений и заодно предупредить своих, что в доме не всё ладно. Но щит лежал на полу. Отрок только плечом дёрнуть успел, когда Илья с левой руки метнул нож. С шести шагов Илья попал, куда целил. В горло. И тут же рванул вперёд: подхватить убитого, чтоб не грохнулся. Успел.
        Так, две двери. Обе на запоре. Что там покойный отрок говорил об оружейной? Надо полагать, одна из дверей ведёт в неё. Основательная такая дверь. Стяжки железные, замок солидный. А ключ у кого? Должен быть у владетеля.
        Но бывает же так, что враг - вот он, а владетеля поблизости нет. Где тогда ключ? У воеводы?
        А может, у этого? Илья наклонился к убитому отроку, обыскал… Нет ключа.
        Значит, придётся вышибать дверь. С какой начать? Та, что во владетелевы покои, с виду попроще, но тоже не из слабых, дубовая. Ломать такую - дело нескорое, а главное шумное. Может, просто постучать? И что дальше? Похоже, Илья поторопился с убийством нерадивого отрока. Хотя не факт, что тот согласился бы выманить своего господина…
        Да что теперь об этом думать, надо действовать. Не ждать же, пока Мислав выйдет по собственному желанию. Да и дружина, скорее всего, просыпается раньше своего вождя.
        Илья ещё раз изучил дверь. Сработана на совесть, но подогнана не безупречно. Вон даже свет изнутри пробивается. Между краем двери и косяком - зазор аж в четверть вершка. Может, её топориком как-то зацепить?
        Илья заглянул в щёлку. Изучить внутренность комнаты не получилось. Зато он увидел место, где расположен засов. Хотя засов - это громко сказано. Не засов - задвижка. Причём деревянная. Это Илья установил, когда потрогал её остриём ножа, позаимствованного у убитого отрока. Расширить щель и перебить её ударом меча? Нет, шумновато получится. И с первого раза может не получиться - меч не из лучших, а щёлка узенькая.
        Так… А есть ли у этой задвижки стопор? Если стопора нет, то можно попробовать способ потише. Лезвие ножа легко вошло в щель…
        Илья подцепил задвижку остриём ножа, чуток нажал на дверь, чтоб скоба не давила на задвижку…
        Сдвинулась. Нет стопора!
        Теперь ещё раз, ещё… Не быстро, зато тихо.
        Дверь тоже отворилась без звука. Кто-то позаботился: щедро смазал бронзовые петли.
        В покоях было светло. Масляная лампа на стене и ещё одна - на столе. Значительную часть пространства занимала кровать под балдахином. Судя по дыханию, там двое. Негромкий храп, надо думать, издавал владетель Мислав, а чуть слышное посапывание - его наложница.
        А что это у нас на стене? Мечи! Три штуки. Все отличного качества. Илья снял со стены тот, что побольше. Легковат, пожалуй, зато по длине рукояти подходит. А эта бронь, надо полагать, - владетелева? И шлем. А вот и одёжка… Жаль, сложением Мислав подкачал. Против Ильи мелковат. А это у нас что за дверка? Не иначе сокровищница. И тоже на замочке. Ладно, изучит попозже. Сейчас надо с владетелем пообщаться.
        Илья заглянул под балдахин.
        Тут он, красавчик. И девка. А ничего так. Дородная. Вот с неё б кольчужка Илье впору оказалась. В груди точно.
        Илья через девку потянулся клинком к Миславу…
        И тут девка проснулась. Глаза выпучила, рот разинула…
        Заорать не успела. Илья накрыл орало ладонью, покачал головой. Не надо.
        Девка скосила глаз на клинок…
        И сомлела.
        Вот и хорошо.
        - Доброй ночи!
        Владетель тоже скосил глаз на клинок, но даже не моргнул. Не из пугливых оказался.
        - Сбёг, значит?
        Илья ухватился за изголовье и одним прыжком перемахнул через владетеля и его подружку, приземлившись с другой стороны ложа. Слегка уколол мечом безволосую грудь владетеля:
        - Ключи где?
        - Какие ещё ключи?
        - Все, - улыбнулся Илья. - Чтоб два раза не беспокоиться.
        - А… - Мислав тянул время. - Зачем тебе?
        - В погреб за вином сбегать. Так где ключи? - Из-под острия потекла кровь.
        Владетель понял правильно:
        - Там ключи, в том ларе.
        Илья ухватил владетеля за плечо, сдёрнул с ложа и поставил на ноги. Меч теперь упирался не в грудь, а в живот.
        - Открой!
        Ларь был почти пуст. На дне - какие-то тряпки. Илья взял владетеля за горло, чуток прижал, чтоб понял, что будет, если вздумает ерепениться.
        Тот всё понял правильно, не трепыхался. Даже если Мислав - воин не из последних, всё равно голый оружному Илье он не противник.
        Илья поворошил тряпки мечом, убедился, что боевого железа под ними нет. Там вообще ничего не звякнуло. Обманул?
        Непохоже. Какой смысл в таком обмане?
        - Я достану, - просипел Мислав.
        - Давай, - разрешил Илья.
        Владетель откинул крышку ларя, наклонился. Илья подавил искушение: врезать владетелю по бледной тощей заднице. Даже отступил на шаг…
        И, как выяснилось, напрасно. Потому что Мислав вдруг кувыркнулся внутрь ларя. Грохнуло, лязгнуло, ах ты ж…
        Не ларь это оказался, а ход тайный. Вот дрянь!
        Под тряпьём - крышка люка оказалась. На крючке. А вот с той стороны, похоже, крепкий засов. Илья ударил ногой - даже не шелохнулась.
        Неудачно получилось.
        Хотя смотря с чем сравнивать. Вот в плен попасть, на цепь - это да. Неудача. А нынче, если подумать, всё не так уж плохо.
        Пару мгновений Илья размышлял: не дать ли дёру прямо сейчас?
        Не рискнул. Вдруг ход ведёт прямо в гридницу? Он выскочит на подворье, а там уже целая толпа дружинников! Да с луками! А дождь, как назло, приутих…
        Ладно! Пока в коридоре было тихо. Илья вогнал в петли на двери трофейный нож. Это понадёжнее деревянной задвижки. Прислушался…
        Тихо в тереме. Значит, немного времени у него есть. А там видно будет. Пока соберутся, пока двери вышибут…
        А вышибут - Илья их встретит. В проём дверной больше двух не войдёт, а по двое Илья с ними как-нибудь управится. Десятую часть владетелевой дружины он уже отправил за Кромку. Глядишь, и остальных…
        А пока заглянем-ка во владетелевы закрома.
        Илья огляделся в поисках подходящего орудия. Ага, вот эта булава - в самый раз.
        Сокровищница не разочаровала. Настоящий подарок: превосходный лук работы мастеров Восхода и полный колчан таких же отменных стрел.
        Ещё обнаружилось собственное имущество Ильи: лёгкая бронь, в которой он тем вечером отправился на охоту, меч, тоже охотничий, лёгкий, с широкой крестовиной, воинский пояс, сапожки и вся прочая одежда. Даже шёлковое исподнее, которое заботливые похитители решили не марать. Даже нательный крест и кольцо лучника. Всё это было аккуратно сложено, завёрнуто в тряпочку и спрятано в отдельный сундучок. Не хватало только кошеля и браслетов. И шейной гривны, той, что полегче. Княжью и снятую со Свардига Илья оставил в Киеве. Но всё равно загадочный похититель Ильи неплохо разжился, даже если не считать денег, полученных им от Мислава. Занятный, кстати, человек. Илья бы с удовольствием встретился с ним ещё разок, но уже без цепей и при оружии. Недоговорили они…
        Но это - в будущем. Которое надо ещё отвоевать. И лучше это делать не в тряпье, а в броне.
        Илья скинул промокшие трофейные одёжки, как следует обтёрся щегольским жёлтым плащом и принялся облачаться.
        Закончив, притопнул, встряхнулся и снова почувствовал себя богатырём, вполне готовым сразиться хоть с целым войском. Мислав сбежал? И ладно. Прибежит обратно, никуда не денется. И тут Илья его встретит. И уже не упустит.
        Ну что? Где вороги, что уже должны спешить сюда?
        Не слышно что-то.
        Зато девка очнулась! Скатилась с ложа, забилась в уголок. Страшно ей.
        Илья подумал немного и велел ей забраться в ларь, где потайной ход. Там ей будет безопасней - стены у ларя толстые. Опять-таки если люк откроется, то свалившаяся на головы девка станет для ворогов сюрпризом. Небольшим, пуда на четыре.
        А это что у нас под войлочным колпаком упрятано? Никак пиво? Прохладненькое! Небось вечером из ледника притащили. Славно!
        В коридоре наконец-то затопотали владетелевы бойцы.
        И с ходу начали лупить в дверь. Нет бы поговорить сначала.
        Илья прикинул: придётся им поработать. Дверь дубовая, петли изнутри врезаны. Ну да пусть потрудятся, а он пока поглядит, что ещё у владетеля в сокровищнице интересного?
        В общем, ничего, как оказалось. В паре сундуков - ткани ценные, пара броней среднего качества, утварь серебряная, довольно много одежды. А вот монет немного - гривен на десять. Небогато для владетеля этаких земель. Хотя о чем это Илья? Это ж мелкий острог, а не стольный град Мислава. Причём Мислав острог этот только что прибрал, так что и казна, скорее всего, не его, а предыдущего хозяина крепостицы, носатого бородача, убитого Ильёй. Но сколько б ни было - пригодится. Илья нашёл среди прочих вещиц пару кошелей, набил их серебром. Мало ли… Вдруг убегать в спешке придётся. Серебро в дороге лишним не будет.
        А лук - тем более.
        Илья накинул тетиву, пересчитал стрелы. Двадцать восемь. Для боя маловато. Но может, вороги чего накидают.
        Так. Второй меч тоже имеется. Копьё бы ещё… Хотя копья точно будут. Миславовы дружинники наверняка с собой принесли.
        Илья ещё раз оценил место, где придётся биться. Не лучшее, надо отметить. Покои владетеля простором не отличались. Да ещё ложе необъятной ширины посередине. Но это ладно. А вот то, что потолок низкий, а балки - ещё ниже, так, что Илья их едва макушкой не цепляет, - это плохо. Надо будет всё время помнить о них, когда мечом замахиваешься.
        Ага. Рубаки даром времени не теряют: дверь-то вот-вот опрокинется.
        Илья подошёл поближе, упёрся плечом со стороны петель. Как раз вовремя. С той стороны тоже навалились. Захрустело, дверь сдвинулась. Чуть-чуть. Дальше Илья не позволил.
        С той стороны налегли сильнее. Ещё сильнее. Небось в спину друг другу упёрлись. Ну-ну.
        Илья тоже налёг. Слева - засов, справа - Илья. С той стороны - орава хорватских воев. Илья с засовом из ножа пока что пересиливали.
        - Ещё раз! Навались, други! - командовал с той стороны зычный голос. Не владетелев, незнакомый.
        Илья захохотал. Это ж так весело, когда не меньше полудюжины воев не могут перетолкать одного-единственного, его!
        - Навались! Эх!!! Эх!!!
        И когда с той стороны навалились - по очередной команде, Илья, по той же команде, шагнул вправо.
        Нож-засов, однако, остался на месте, потому дверь не опрокинулась сразу, а начала разворачиваться влево, выдирая опорные скобы.
        И толпа воев бестолково, как отара всполошённых овец, ввалилась в горницу.
        … Где их встретил один-единственный воин. Зато с двумя мечами.
        Удар по шее, нырок, укол под мышку, уклон, хлёст под колено, гардой в зубы, толчок плечом в грудь, хлёст вдогон - поперёк ощеренной рожи, уклон, укол… И - и всё закончилось. Двери больше не были преградой. Ею стала окровавленная куча тел, мёртвых и пока ещё живых, дёргающихся, вопящих.
        На Илье - ни царапины.
        Воткнув мечи в пол, он подхватил пару копий, выпавших из рук побитых дружинников, и с левой, не глядя, метнул одно в сторону длинного коридора.
        Попал, судя по воплю.
        - Эй, Мислав! Гони сюда ещё своих холопов косоруких! - заорал Илья. - Твой меч в самый раз - рубить собачье мясо!
        Вместо ответа - пара стрел, попортивших балдахин. Илью стрелой достать было трудновато: он стоял справа от дверей, откуда ему были видны кусок коридора и брёвна внешней стены. Ещё там была дверь оружейной, которую Илья не видел, зато мог пригвоздить любого, кто бы к ней сунулся.
        - Эй, рус! Если сам сдашься, убивать не станем! - крикнул кто-то.
        Твёрдости в возгласе не было.
        Небось вспотели там от страха. Ещё и недобитки в дверях вопят, возятся, кровью полы пачкают…
        Илья тоже вспотел. Жарко в покоях. Он стащил шлем с подшлемником. Голова зудит. Пока в клети сидел, вшей набрался. И пить хочется…
        Где там пиво владетелево? Илья вложил меч в ножны и рискнул отойти от косяка. Копьё, впрочем, с собой прихватил и в сторону проёма поглядывал.
        Сдвинув ткань балдахина, он присел на край ложа, подхватил с пола кувшин, запрокинул голову…
        И тут на макушку Илье обрушилась кровля.
        Как выяснилось позже, то была не кровля, а всего лишь булава, которую Илья опрометчиво бросил на ложе. А ударила его владетелева девка, которая ухитрилась незамеченной выбраться из ларя. Только она спряталась в одеялах, как тут, совсем близко, уселся грозный рус.
        А ещё ближе оказалась владетелева булава.
        Так могучий киевский гридень, мнивший себя непобедимым богатырём, бесславно пал от женской руки. Вернее, от собственной беспечности.

* * *
        - Сколько тебе зим, гридень?
        Болела голова. И почему-то ноги.
        Илья скосил глаза: да. Уже не цепи - колодки.
        - Так сколько?
        - Семнадцать… - пробормотал Илья. - Будет.
        - Я в семнадцать дружину в битву водил, - сказал владетель.
        «А я - в пятнадцать», - подумал Илья. Но вслух спросил:
        - А велика ль дружина?
        - Двое тех, кого ты вчера убил, были в ней.
        - Так то дружинники твои были? - ухмыльнулся Илья. - Я-то думал: челядь!
        Лицо владетеля исказилось от ярости…
        Но он тут же взял себя в руки.
        - Девке, что тебя свалила, я вольную дал, - сообщил владетель. - Как-то нехорошо, когда киевский гридень бронный холопкой в бою побеждён. А так ничего. Да, бабой. Но зато вольной. И не кочергой или скалкой она тебя свалила, даже не голой сиськой, а боевым оружием. Вот этим. - Владетель сунул под нос Илье булаву. - Уже и не так стыдно, да?
        Илье было стыдно. Очень. Но показать это - порадовать врага.
        - А помнишь, как сам с голой задницей от меня удирал? - спросил Илья и попробовал пошевелить руками.
        Удалось только отчасти. Он лежал на спине: ноги в колодках, руки - крестом прикованы. Владетель стоял над ним, вертя в пальцах булаву. Молчал. Усмехался.
        «Не ударил, - подумал Илья. - И другим бить меня не приказывает. Хотя очень хочется ему… Что ж он такое мне уготовил?»
        - Шестерых ты погубил, - сказал наконец владетель. - За то следует с тебя шкуру спустить. Но она слишком дорого стоит, шкура твоя, рус. И деньги за неё уже заплачены.
        Киев. Гора
        - Сотня, - сказал Артём. - Этого довольно. Сборная. Лучших возьму. И поведу сам.
        - Хузар моих возьми, - предложил Сергей Иванович. - Если крепость брать придётся.
        - Нет нужды, - отказался Артём. - Свои есть. Борх пойдёт и ещё два десятка. И варяги мои тоже из лука недурно бьют. Кого из твоих взял бы, так это родича нашего, Маттаха. Дашь?
        - Бери, - разрешил Духарев.
        Как бы ему хотелось - самому…
        Но - нет. Возраст.
        - Ещё Славка со мной пойдёт. - Артём метнул на отца острый взгляд: что скажет?
        - Это пусть он сам решает.
        - Он сам и решил. - Артём даже удивился.
        - Добро. Он, если что, многих нужных людей тамошних знает.
        - Лучинка тоже с нами.
        - Уверен? - Теперь уже Сергей Иванович испытующе глянул на сына. - Стоит жизнью её рисковать?
        - Да ладно, бать! - Артём похлопал Сергея Ивановича по руке. - Ужель мы со Славкой невестку твою любимую не убережём?
        - Зачем она вам? - проворчал Духарев. - Это воинский поход. Что, без Лучинки у вас и воевать некому?
        - Воевать кому - найдётся. Не для боя её берём. Раненым помочь. Да и неизвестно, что с Ильёй в плену сталось.
        Тут он был прав. В плену с человеком такое могло случиться… Лучше и не думать.
        - Бой не бой, а случайная стрела…
        - Бать, прекрати! Сказал - убережём, значит, так и будет. Чай не ты один Лучинку любишь. И опыта ей не занимать… Весь мир вместе со Славкой исходила.
        - Тоже мне аргумент, - буркнул Сергей Иванович. - Мать с детьми должна быть!
        - Ну вот, - вздохнул Артём. - Теперь ты внуков вспомнил. Признайся уж: гложет тебя, что сам с нами не идёшь!
        - Гложет, - признал Сергей Иванович. - Да что ты понимаешь! Вот доживёшь до моих лет…
        - Доживу! - заверил Артём. - Непременно. А пока давай каждый своё дело делать будем. Как нам Богом и положено. Тебе голову этого Мислава привезти или ушей достаточно?
        - Ты Илью привези, - буркнул Сергей Иванович. - С головой на месте. А уши владетелевы можешь хоть псам скормить. Мне без разницы.
        Глава 23
        Неравный бой
        Капище Сварога
        - … А сразишься ты с самим Сварогом-Световидом, в живое тело воплощённым! - торжественно объявил главный жрец. - И увидишь тогда, сколь велика сила бога пращуров наших! Все увидят! - повысил голос жрец. - И прольётся кровь, и напьётся сыра-земля, мать наша! И вкусит плоти жертвенной отец наш! И возрадуется!
        Илью всё-таки продали сваргам. Кучу серебра выложили жрецы за сына Серегеева.
        Илья предполагал: это их личная месть его роду за многократное поругание идолов. То есть месть не самому Илье, а всему роду князь-воеводы, на которого у язычников имелся длинный-длинный зуб кровных обид. Рос-то рос, а вот поквитаться никак не получалось. Скорее наоборот. Особенно когда, оскорблённый нападением на отца, за корчёвку языческих святилищ взялся князь Артём. С его земель сварги удирали в одном исподнем, бросая нажитые вековым служением богатства, любимых и грозных идолов, намоленные капища и, главное, верных и преданных поклонников.
        Жрецы помельче и поплоше бежали в дремучие леса. Более крупные, а главное, имевшие доступ к тайным кладам и сумевшие прихватить с собой кое-какие средства, устремлялись на территории более обжитые. Ведь немало оставалось ещё земель, куда христианство ещё не заглядывало, а если заглядывало, то получало отпор. Или уже заглянуло, но не смогло потеснить приверженцев старых богов.
        Во владениях Мислава христиан не резали, во всяком случае явно, но капища стояли твёрдо. Такое было не редкостью. Многие из владык приняли Христа не по душевной, а по державной необходимости. И по-прежнему «кормили» старых богов. Как в своё время сказал владыка угров: «Я достаточно богат, чтобы одарять всех богов».
        Покупатели приехали на следующий день после неудавшегося побега. Илья к этому времени был возвращён обратно в звериную клеть, раздет и, помимо цепей, для надёжности взят ещё и в колодки.
        Сваргов приехало аж четверо. Все здоровенные, татуированные, увешанные оберегами, как священный дуб подарками во время летнего праздника. Илья поискал среди них главного - седобородого старика, который так напугал Пипку…
        Нет, седобородых в четвёрке не оказалось. Но Илье хватило и четверых.
        Сварги, не ограничившись лицезрением пленённого врага, разглядывали и ощупывали Илью, искали какие-то лишь им самим известные приметы. Словно племенного жеребца покупали.
        Будь это жрецы не Сварога, а Волоха, Илья мог бы предположить, что его и собираются использовать в качестве жеребца. Но Сварог был не из тех бесов, которые предпочитали девицам девственность. Этому непременно кровищу подавай. Хотя местная его ипостась, Световид, был не прочь и жареным человечьим мясцом перекусить.
        Изучив Илью, потыкав в него пальцами, звериными клыками и другими предметами, позаглядывав ему в глаза и окурив какой-то гадостью, от которой у Ильи на некоторое время помутилось в глазах, а в ушах зазвенело, сварги уселись на ступеньки и принялись что-то горячо обсуждать. Илья не мог расслышать, о чём говорят жрецы, да и какая ему разница? Может, спорят, как его после жертвоприношения лучше приготовить? Хотя вряд ли его сожрут. О сваргах рассказывали много нехорошего, но прямого людоедства за ними не замечалось. Впрочем, и о христианах враги тоже говорили много скверного. Например, что они тайно причащаются плотью и кровью человеческой, избирая для трапезы некрещёных новорождённых мальчиков… В общем, всякие гадости.
        Трещали и брызгали искрами факелы. Свет от их огня расходился светлыми и тёмными кольцами, как бывает, если прищурясь глядеть на солнце.
        Сварги уже не совещались, а спорили громко, тыча пальцами в сторону Ильи. Разошлись не на шутку, вот-вот в бороды друг другу вцепятся. От них тоже исходил какой-то грязно-жёлтый свет.
        На самом верху, в дверях, стоял Мислав. Сейчас Илья не мог разглядеть лица, но знал, что это он, владетель. И знал, что тот недоволен. Болтовня сваргов не интересовала Мислава. Он хотел получить деньги, сбыть пленника и чтобы всё наконец закончилось. Ещё до того, как сварги принялись изучать Илью, тот слышал, как владетель и жрецы торговались насчёт платы. Речь шла о той части, которую жрецы должны были заплатить прямо сейчас. Князь требовал три четверти, жрецы предлагали треть. Сошлись на половине. Восемьдесят пять марок серебром жрецы платят сейчас, остальное - когда Илья окажется на капище. Доставить его брались сами жрецы, но Мислав с дружиной должен был их сопровождать. О размере дружины тоже торговались…
        Сто семьдесят германских марок[20 - Германская марка - примерно четверть килограмма.] серебром. Без малого три пуда. Больше сотни гривен. Илья мог бы гордиться. Вира за убитого гридня из дружины киевского князя составляла сорок гривен. Его жизнь оценили очень высоко. Правда, сам Илья полагал, что стоит куда дороже. Впрочем, жизнь всё ещё при нём, а там как Бог положит. Вот посади его Мислав на кол, тогда было бы действительно всё.
        Плошка с угольями, поставленная рядом с Ильёй, сочилась бледным дымом. Перед глазами плавал туман, в котором возникали смутные образы: збройные воины, обнажённые женщины, какие-то чудища на узловатых лапах…
        Сварги договорились. Илья очнулся, когда ему запрокинули голову и, разжав челюсти, попытались влить в рот какую-то дрянь. Илья, даже одурманенный, сумел показать себя достойно: мотнул головой, расплескав питьё. Но его всё же пересилили. Вчетвером. Связанного. Сознание Ильи погасло.
        Очнулся он уже в возке. Том самом, в котором его привезли Миславу. И опять в цепях, понятное дело.
        Возок катился, подпрыгивая на корнях. Слышно было, как чавкают копыта по раскисшей дороге. Кто-то заботливо прикрыл Илью медвежьей шкурой. Ну да, он - ценная вещь. Помрёт от холода - нехорошо выйдет.
        Илья чувствовал себя неплохо. В глазах прояснилось, слух тоже восстановился. Выспался, надо думать. Илья попытался вспомнить, что ему снилось. Не смог. Жаль. Казалось, что сны были важными. Хотелось бы знать, что будет дальше? Но расспросить было некого. Снаружи слышались голоса, но то были пустые разговоры людей, которые хотят как-то скрасить дорогу. Ничего полезного.
        Ну раз так, то можно и ещё поспать. Соломы для него не пожалели, под шкурой - тепло. Если сравнить с владетелевой темницей, не так уж плохо.
        Вечером Илью разбудили и напоили. Кормить не стали. Да он почему-то и не проголодался.
        Снаружи накрапывал дождь, так что в закрытом возке было по-своему неплохо.
        Ночь прошла спокойно.
        На капище они приехали утром.
        Илью расковали с большими предосторожностями. Хотя он не сопротивлялся, вёл себя спокойно. Выжидал. Ему связали за спиной руки, вывели из возка.
        Капище. Причём изрядное. И стояло, считай, на виду, ни от кого не скрываясь, не то что нынче на Руси. Илью окружили. Не дружинники Мислава, а вои сваргов. Накинули на шею два аркана. Приготовились, если что, смирять, как смиряют диких жеребцов. Илья усмехнулся. Его и связанного побаивались. Правильно, кстати.
        Ограда у капища оказалась двойная. Внутри ещё один частокол. И множество людей. Ну да тут места хватало. Волохово капище, куда его привозил батя, было раз в пять поменьше.
        Внешняя ограда капища была сделана по всем острожным правилам: из крепких стволов, с небольшим валом снаружи и с удобным для стрелков заборолом поверху.
        Внутренняя ограда пониже внешней, с развешанными на остриях частокола звериными и людскими черепами, над которыми поднималась чёрная плоская голова сварожьего идола.
        Брёвна внутреннего частокола выглядели куда более старыми. Похоже, внешний частокол ставили не так давно.
        Строения между двумя оградами смотрелись добротно и крепко: из вековых стволов, с узкими прорезями окон, с плоскими крышами, с которых трудновато убирать снег зимой, зато легко обороняться.
        В общем, не капище, а целая крепость, взять которую, если оборонщики будут добрые, можно лишь войском. Для большого праздника место тоже подходящее. Вместительное.
        Нынче же, судя по количеству народа, намечался как раз такой большой праздник, и верных старым богам на капище собралось никак не меньше нескольких сотен. В основном смерды. Но были и торговые люди, и мастера, даже воины попадались.
        Хотя последних немного. Вряд ли больше десятка. Ну это если не считать тех, что приехали с Миславом и держались вместе, вокруг своего господина.
        За порядком следили не воины, а здоровенные парни с дубинами - сварговы служки. А вот на внешнем забороле уже вои: в шлемах, с копьями и луками.
        Мислав со своими поднялись по лестницам на плоскую крышу длинного дома, к которому примыкали хлев и конюшня. Крыша эта была вровень с внутренним частоколом. На такой же плоской крыше большого дома уже обосновались жрецы с помощниками. Сваргов было нетрудно отличить от прочих. По одёжке и шапкам.
        Остальной народ полез на ограды. Места хватило не всем, но парни с дубинами не дали смердам разодраться. Навели порядок.
        При Илье остались один из знакомой уже четвёрки жрецов и полдюжины воев, которые не спускали с пленника глаз и не ослабляли верёвок.
        Илья высматривал седобородого. Трудно сказать почему, но Илье казалось важным увидеть этого жреца. Но того не было. Или прятался за чужими спинами. Интересно знать почему?
        Могло показаться, что Илья попросту отвлекает себя посторонними мыслями от малоприятного будущего, но на самом деле это было не так. Он чувствовал: увидеть седобородого действительно важно…
        Народ поуспокоился, и один из сваргов, подойдя к краю крыши, разразился речью.
        Поведал людям, что нынче намечается великий праздник, Воплощение Сварогова духа. Деяние отнюдь не рядовое и не простое, но снизойти верховное словенское божество должно было непременно, потому что избран для ритуала не холоп или смерд, а лучший воин из лучшего рода, причём рода, исконно ему, Сварогу-Световиду, враждебного. А что может быть приятней для Отца богов, чем взять сына того, чей отец вот уже несколько десятилетий чинил ему, Сварогу, Дажьбогу и прочим языческим божествам обиды нестерпимые и непрощаемые? Даже сам великий князь русов, сообщил жрец, не имел на себе таких вин пред Сварогом и верными его, как род этого варяга-христианина. И тем значительней будет месть, когда исконный враг плоть и силу свою отдаст Отцу богов. И особенно приятно, что произойдёт этот замечательный праздник-месть именно здесь, на этом капище. Не от хорошей жизни, понятно, ведь отмстить ворогу на исконных землях, захваченных русами, пока что вряд ли получится. Там если и оставалась где сила старых богов, то лишь в чащах да укрывищах, куда ненавистный враг если и придёт, то с бронными воями и не отдать кровь, а
взять.
        Но велик Сварог-Световид и сам отдал в руки своих верных подходящего для ритуала избранника. И очень скоро все увидят, что этот воин, избранный для праздника, - самый что ни на есть подходящий. И когда свершится это самое Воплощение, то и у язычников сразу дело на лад пойдёт. Ещё бы: сам Сварог во плоти встанет на их сторону и всех неверных сокрушит без жалости.
        И всем присутствующим предстоит лицезреть ту самую битву, когда Отец богов получит желаемую плоть, а затем он сам и все старые боги вернут себе законное место на исконно принадлежащей им территории.
        Илье даже лестно стало: вот какая важная роль ему отводится.
        Но особенно порадовало слово «битва». То есть можно было надеяться, что его не прирежут, как овцу, а дадут возможность погибнуть как подобает воину.
        Хотя почему погибнуть? Вон матушка сколько раз рассказывала Илье о том, как Святой Георгий самого Змея-Сатану пригвоздил. А тут какой-то там Сварог, божок смердий, коему и в прежние времена варяги, Перуну Молниерукому верные, не кланялись и не дарили.
        - … И возрадуется!!!
        Очередной истошный вопль сварга подхватила добрая сотня глоток. Народ плотно обсел заборола, частокол, внешний и внутренний, не стесняясь соседством звериных и человечьих заговорённых черепов. А чего стесняться? Черепа суть вместилища духов, нацеленных оборонять своих от чужих. А тут, считай, все свои.
        - Эй! - окликнул Илья жреца, заслушавшегося брата по вере. - Сражаться-то чем будем?
        - Ась?
        Вид у сварга малоразумный: борода всклокочена, власы из-под шапки торчат, как шерсть звериная, взгляд блуждает… Так бы и треснул по макушке: для вразумления. Жаль, не получится. Руки связаны, верёвки на шее, да ещё вои местные за локти придерживают. Опасаются, черви.
        - Чем драться будем, говорю! - Илья повысил голос, чтоб перекрыть галдёж сварожичей. - Меч, копьё, топор? Да и руки развязать бы не худо!
        - С чем сотворены были, тем и сражайтесь! - выдал жрец и снова завопил: - Слава земли творителю по небу ходящему! Да возвеселится!
        «Ага, - подумал Илья. - Знакомая история. Что ж… Возвеселимся!»
        Он был уверен, что в рукопашной против него не устоит ни один выставленный жрецами борец, даже такой гигант, с каким он когда-то схватился на Святогорке. Но было бы совсем неплохо, если бы ему развязали руки…
        - Иди! - подтолкнул его жрец к воротам внутреннего ограждения. И заорал диким голосом: - Возьми, Свароже-Святовит, плоть гоньбца веры твоей! Пролей чужинскую кровь! Верни свою славу! - И потише, прямо в ухо Илье: - Всё, кощун! Конец воли твоей. Теперь ты будешь наш, сварожий!
        Скрипнул нож, путы на руках Ильи ослабели, и тут же его мощным толчком впихнули в ворота.
        Что ж, развязали - уже хорошо. Илья стянул с шеи верёвку. А занятное местечко. Утоптанная просторная площадка, посреди которой здоровенный идол с выпученными глазами и раззявленной пастью, щедро украшенный связками человеческих черепов и намотанной на тулово золотой цепью изрядных размеров.
        При виде золота Илья оживился. Хорошо бы запомнить место. У подножия - камень, чёрный от старой крови, рядом с которым тоже всякого ценного добра насыпано. Понятно, почему вокруг крепость возвели. Есть что беречь проклятым язычникам. А в домах небось и того больше. Эх, наведаться бы сюда с дружиной…
        Илья огляделся, растирая руки, чтоб кровь побыстрей бежала. Да и согреть не мешает: холодновато нынче. Так, ворота уже затворили. Поверх внутреннего частокола, который где-то на сажень пониже внешнего, от зрителей черно: обсели как вороны. Ждут.
        А где, однако, супротивник?
        Явился не запылился.
        Илья выругался по-нурмански, помянув адского пса Гарма.
        Нет, супротивник был поменьше нурманского страшилища. Но где-то близко.
        Да, скверно получилось.
        Илья рассчитывал на человека. Он знал, как решаются споры по смердьим обычаям. Сходятся два безоружных силача и мутузят друг друга. Чей победил, тот род и выше.
        Людей Илья не опасался. Уверен был, что завалит любого здешнего богатыря. Любого здоровяка, будь тот хоть на голову выше и на две пяди шире. Илья был готов прибить любого… Но - человека.
        Сварг перехитрил.
        «С чем сотворены, тем и сражайтесь!»
        Славная шутка!
        Нет, Илья не считал, что сотворён плохо. Совсем напротив.
        Но его противник для боя оснащён несравненно лучше. И силой превосходил изрядно, а уж природным оружием так и вовсе.
        Мишка. Матёрый. Голодный. И судя по поведению, к мясу человеческому уже приученный. Потому что, увидав человека, без колебаний тут же потрусил к цели, роняя слюни.
        Похоже, Илья - не первый, кого предлагают косолапому в качестве яства.
        И никакого подвоха людоед от угощения не ожидает.
        А вот это уже неплохо, потому что будет мишке от нового угощения неожиданность.
        Медведь на капище - зверь обычный. И Илье тоже знакомый. Пока Рёрех жив был, у бати на подворье всегда мишки обитали. Молодые, понятно, не такие здоровые.
        Илья, как подрос и мяса на костях нарастил, играл с ними не раз. Брал он и диких медведей. Один раз даже ножом завалил. Отвлёк, нырнул под лапу и всадил между рёбер, куда старый Рёрех бить учил.
        Медведь, однако, уже с железом в сердце успел разок проехать лапой по шлему Ильи - от затылка к налобнику - и второй лапой шубу на спине в клочья разлохматить. Не будь под шубой кольчуги - вскрыл бы спину не хуже нурмана, который «кровавого орла» из кровника вырезает.
        Сейчас на Илье ни шлема, ни брони. И ножа тоже нет. Ничего нет, кроме портков и куска верёвки, которую он с шеи снял.
        Против толстенной шкуры, жёсткого меха и здоровенных когтей - слабовато.
        Удирать бесполезно. Медведь быстрей. Да и куда удирать? На стену запрыгнуть? Может, и получилось бы, но те, наверху, наверняка к такому обороту готовы: по-хорошему не встретят.
        А хозяин лесной тем временем… Ах ты ж…
        В груди вскипел гнев. И повинуясь гневу, не разуму, подпрыгнул так высоко, как мог, вскидывая над собой руки, и пронзительно свистнул.
        Мишка удивился. И остановился.
        Илья подпрыгнул ещё раз, взвыл по-варяжски страшным голосом.
        Растопырил пальцы на воздетых над головой руках…
        Медведь тоже рявкнул грозно. Притормозил. Уставился маленькими глазками на непонятное диво. Пища бросает ему вызов? Что-то тут не так…
        Илья привстал на носки, вытянулся, насколько мог, и закричал ещё громче.
        Хорошо получилось. Знатно. Сила Перунова закипела внутри, ударила огнём в руки. На миг Илья сам себя зверем ощутил: огромным и могучим. Непобедимым.
        Мишку тоже проняло.
        Всех проняло. Над капищем повисла тишина…
        Которую нарушил яростный медвежий рык.
        Мишка тоже встал. Воздвигся на задние лапы, сразу оказавшись намного выше человека. И заревел сам. Да так, что несколько зрителей с частокола осыпались. К сожалению, наружу, а не внутрь.
        Ох и здоровый зверь! Таких исполинов Илье прежде не попадалось. Живьём. Висела в великокняжьем тереме медвежья башка зверя, добытого ещё Святославом Игоревичем. Та покрупнее была, но голому Илье от такого сравнения не легче.
        Показав, насколько он больше и шире, мишка рявкнул басовито и пошёл на дерзкого человечишку.
        Илья аж задрожал: так захотелось кинуться навстречу. Ухватить зверя могучими ручищами, разорвать, раздавить…
        Удержался в последний момент. Когда в лицо пахнуло вонью из пасти.
        Разум возобладал. Будь на Илье хоть какая броня… Кольчужка да шлем. Тогда он рискнул помериться силой с косолапым, схватиться в обнимку…
        Но голым со зверем бороться - смерть. Зацепит мишка лапой за затылок, гребанёт - и кожа с головы Ильи напротив лица повиснет. Илья видел, как бывает.
        Взмах руки - и привязанный к запястью обрывок верёвки хлестнул по медвежьей морде, по глазам. Мишка отмахнулся…
        А Илья, пригнувшись, рванул вперёд, успел-таки проскочить сбоку, стремглав - к идолу. В куче подношений могло отыскаться что-то, способное послужить оружием. Или хотя бы что-то тяжёлое, бросить в…
        Мишка оказался проворнее. Не добежав до идола, Илья метнулся в сторону, еле успел, на пядь разойдясь с когтистой лапой.
        Мишка с разгону проскочил ещё пару сажен, разбрасывая кости и подношения, тормозя всеми четырьмя лапами, оскальзываясь…
        Его занесло на развороте, ударило о «ноги» сотрясшегося идола. Мишка жалобно взрыкнул: изрядно задом приложился.
        Но тут же с коротким злым рявком снова ринулся на Илью. Надо отметить, рявк этот был почти не слышен в азартном рёве сотен глоток возбудившихся сварожичей.
        Илья, сорвавшись с места, устремился к частоколу. Мишка - наперерез, но Илья всё же опередил: взбежал на пару сажен, толкнулся, прыгнул на медвежью спину, толкнулся ещё раз - от жёсткой грязной шерсти, пролетел пару сажен, пробежал ещё шагов десять и оказался на куче подношений. Дальше - просто. Цепляясь за обвивавшую деревянного бога золотую цепь, Илья вскарабкался на широкую плоскую макушку и встал там, переводя дыхание.
        Медведь, потерявший его из виду, завертелся на месте, потом побежал вдоль частокола, нюхая то землю, то воздух.
        Илья тоже огляделся. Голова идола была чуть повыше наружного частокола, так что Илья видел оба подворья - внешнее и внутреннее, оставшихся снаружи лошадей, людей, рассевшихся поверху, и тех, что были внизу, наблюдая за игрой сквозь щели между колами. Увидел Мислава с дружинниками, удобно расположившимися на крыше длинного дома. Увидел на другой крыше жрецов, которые вопили и размахивали руками.
        Надо думать, им не понравилось, что забава, пусть и на время, прекратилась.
        Что ж, пусть попробуют согнать Илью вниз.
        То есть сделать это не так уж трудно: на идоловой макушке от стрелы не уйти. Но тогда это будет уже не поединок, а просто убийство.
        Илья не знал правил игры, в которую его заставили играть. Но подозревал, что если уж его запустили к мишке живым, да ещё и несвязанным, значит, скормить медведю его труп - неправильно.
        Медведь тем временем прохаживался вдоль ограды, время от времени поднимаясь на задние лапы и вытягиваясь во весь рост… Нет, не достать до людишек. Не получается. Мишка ненадолго присаживался, всем своим видом изображая печаль. Потом снова вставал и пробовал. Кушать-то хочется.
        На частоколе вопили и всячески пытались подсказать мишке, куда пропал Илья. Однако, даже если в этого медведя и вселился дух Сварога, понимать человеческую речь этот дух пока не научился.
        Погуляв вдоль стены, мишка окончательно осознал, что угощение недоступно, улёгся на землю и принялся вылизывать лапу, время от времени косясь в сторону галдящих людишек. Вдруг одна из аппетитных тушек сама свалится с забора?
        На крышу дома снизу подняли какую-то бадью. Илья увидел, как в руках одного из жрецов появилась праща.
        Будь это лук, Илья озаботился бы, но увернуться от выпущенного из пращи камня куда проще, чем от стрелы. А если удастся перехватить снаряд, то можно и ответить. До главного сварга - саженей двадцать пять, а метнуть камень или глиняное ядрышко Илья и рукой сможет так, как не всякий пращник - ремнём.
        Но запустил пращник не камень. И не в Илью.
        Ошмёток не слишком свежего мяса шлёпнулся о голову идола и свалился наземь.
        Мишка вскочил с удивительным проворством, подбежал и сожрал. Раз - и нету. Второй ошмёток свалился прямо на косматую башку. Вернее, в вовремя раззявленную пасть. Медведь задрал голову, чтобы понять, откуда падает еда… И увидел Илью.
        Засомневался: тот ли? Встал на задние лапы, опираясь на идола, понюхал. Потом потянулся… Нет, не достать. Сажени полторы не хватает.
        Мишка упёрся, попробовал раскачать идолище, потом вдарил лапой так, что кумир затрясся.
        Илья устоял. Идол тоже.
        Полезет или нет?
        Илья знал, что медведи неплохо лазают по деревьям. Но осторожны. На сухое или тонкое карабкаться не рискнут.
        Видать, собственный кумир показался мохнатому воплощению Сварога надёжным. Цепляясь когтями, мишка очень аккуратно полез наверх.
        Илья дождался, когда мишкина голова поравнялась с площадкой, и врезал зверю пяткой по носу.
        Медведь взревел, одним мощным рывком оказался на площадке…
        Но Ильи на ней уже не было. Он соскочил сначала на идолово плечо, потом - на землю. И выхватил из кучи приношений штуковину, которую приглядел ещё сверху: тяжёлый бронзовый крест.
        Продеть верёвку в кольцо креста и закрепить - дело одного мгновения.
        Мишка дал Илье куда больше времени, поскольку прыгать с идола не рискнул - аккуратно сполз, оставляя на тёмном дереве светлые следы когтей.
        Илья раскрутил самодельное оружие. Крест басовито загудел. Мишка удивился. Ещё больше он удивился, когда Илья шагнул вперёд и ударил.
        Он целил в глаз, но ещё не успел толком приноровиться к оружию и потому промахнулся аж на полпяди, просто рассадив зверю шкуру. Сражаться гибким оружием - непростое умение. Илья умел. Однако для того, чтобы почувствовать, как ведёт себя самоделка, требовалось её испытать.
        Мишка присел на задницу и замахал лапами. Похоже, он воспринял летающий крест как отдельное существо, не связанное с Ильёй, и попытался изловить кусачую тварь.
        Это оказалось задачей непростой. Мишка схлопотал раза два по тыльной стороне лапы и ещё разок - по голове. Растерялся и рассердился.
        Илья наконец-то приноровился, освоил повадку превращённого в оружие христианского символа, угадал миг и стегнул ремнём, как кнутом. Мишка взмахнул лапами, но не успел. Конец креста попал, куда целил Илья. В глаз!
        Медведь заревел так, что заглушил вопли зрителей.
        Илья хлестнул ещё раз. Получилось хуже, чем в первый: чуть повыше. Но шкуру просекло до кости, и хлынувшая кровь окончательно ослепила зверя.
        Он завертелся на месте, вслепую размахивая лапами. Илья же, не теряя времени, подбежал к частоколу, метнул крест вверх, на манер крюка, которым цепляются за верхушку стены или борт корабля. Крест оказался ничуть не хуже: застрял между двумя верхушками, так что в следующее мгновение Илья, взбежав по стене, оказался наверху. Двое ближайших смердов шарахнулись в стороны, причём один (сбылась мишкина мечта!) свалился во внутреннее подворье, а Илья, освободив крест, соскользнул по привязанной к частоколу верёвке, подбежал к воротам внутренней ограды, выбил засов, распахнул их пошире и пронзительно свистнул.
        Мишка, который успел протереть лапой уцелевший глаз, все понял правильно: ринулся в атаку. Однако ждать его и принимать бой Илья не стал. Развернулся на пятке и стрелой помчался к большому дому.
        Ему навстречу кинулось несколько вооружённых кто чем смердов. Илья увернулся от одного-другого, приложил крестом третьего и по приставленной к стене лесенке взлетел на крышу…
        … Где в него полетели сразу два копья.
        От одного Илья ушёл наклоном, второе перехватил шуйцей и вогнал в горло самому копейщику. Сшиб плечами пару служек, прорвался к жрецу, ближайшему жрецу и с криком: «Познай, погань, силу Христову!» - проломил крестом сваргу висок.
        И понеслось.
        Илья на крыше был аки лис в курятнике. Бешеный лис!
        Сварги и служки кинулись кто куда. Учитывая, что дело происходило на крыше, а лестниц было всего две, удрать от яростного руса было совсем непросто. Многие попросту сигали с трёхсаженной высоты, предпочитая сломанные ноги разбитому черепу.
        Внизу тоже было весело. Там лютовал ошалевший от боли и крови мишка. Его попытались принять в копья, но какой-то выживший сварг заверещал, что убивать зверя нельзя. Мол, зверь этот - Сварогов, священный. Только живьём…
        А взять живьём, без сетей и прочей снасти, здоровенного, вдобавок подраненного медведя…
        Удирали, впрочем, не все. Дружинники Мислава спустились со своей крыши и двинулись в сторону большого дома, к Илье. Однако на их пути оказалась перепуганная толпа, и дружинникам пришлось собирать строй, протискиваться… В общем, опасность пришла совсем с другой стороны. Вернее, прилетела.
        Первая стрела попала не в Илью, а в смерда, которому Илья за миг до того проломил висок.
        Раз - и на волосатой груди падающего мертвеца вырос стальной росток.
        Соображал Илья в таких случаях очень быстро, а действовал ещё быстрее. Уход кувырком к краю крыши, зацеп крестом за край и прыжок вниз.
        Угодил на живое тело, не удержался, упал. Но тут же вскочил, огляделся…
        На него здесь никто не обращал внимания. Паника. Разодранные воплями рты, выпученные глаза…
        Где-то неподалёку лютовал мишка, и каждый понимал: спастись от него можно было только снаружи. Понятное дело, ворота уже были наглухо закупорены обезумевшими от страха людьми.
        Толпа ворочалась и орала. Истошно вопили задавленные, но путь к спасению был заткнут живой пробкой, как бочка - разбухшей от влаги затычкой.
        Те, кому хватило ловкости и соображения, пытались одолеть частокол. У немногих, действовавших дружно, получалось.
        Илья бросился к одной из таких ватажек, разбросал, ухватился за прицепленную к зубцу верёвку… И стрела едва не пришпилила его волосы к стене. Вторая угодила бы в спину, но Илья выпустил верёвку и рухнул на землю, вернее, в толпу разгневанных его грубостью смердов.
        Но это было хорошо, потому что они прикрыли Илью от стрелков. Телами. Полдюжины попаданий, а потом люди шарахнулись от Ильи, как от прокажённого. Не из-за стрел, на которые никто не обращал внимания, если в самого не попало, а потому что Илью узнали.
        Стрелков оказалось трое, расположились они на забороле внешней стены, и значительная часть подворья была для них как на ладони. Значительная, но не вся.
        Илья вскинул на плечи подбитого стрелой смерда и кинулся под прикрытие ближайшего сарая. Десять шагов - и он в относительной безопасности.
        Сбросив мертвеца, в которого угодило ещё две стрелы, Илья глянул налево, направо…
        И понял, что в безопасности ему быть недолго. Сбившись щит к щиту, отшвыривая с дороги смердов и не обращая внимания на лютовавшего совсем близко мишку, к Илье двигался сплочённый отряд воев Мислава.
        А у Ильи из оружия - обломок копья да нож, который он только что сорвал с пояса убитого.
        Конец?
        Ну уж нет!
        Илья сорвался с места и изо всех сил, опережая бивших по нему лучников, помчался к закупоренным толпой воротам. Толчок - и он уже над толпой. Бежать по головам не так просто, как может показаться, но бежать, слава богу, недалеко. И ещё хорошо, что лучники пристрелялись только тогда, когда он, пригнувшись, уже нырял под вратную перекладину. Миг - и он уже снаружи, а стрелы поют на полсажени выше головы.
        Оборачиваться Илья не стал. Некогда. Да и зачем, если прямо перед ним - осёдланные кони и изумлённый отрок, который, вместо того чтобы ширнуть Илью копьём, застыл сусликом, разинув рот. Илья треснул его в лоб рукоятью ножа, мгновенно выделил лучших коньков, сразу четырёх, бросил на одного оглушённого отрока, на второго запрыгнул сам, зацепил оставшиеся повода за крюк на седельной сумке и рванул навстречу свободе.
        Глава 24
        Долг - платежом!
        Недалеко от Сварогова капища
        Удача - это важно. Но правду батя говорил: ох и капризная эта баба!
        Опять Илья в одних портках. Из всей отроковой одёжки Илье подошёл только пояс. Всё прочее пришлось безжалостно кромсать и курочить. И лук в седельной налучи оказался дрянной, и меч не меч, а однолезвийный тесак.
        Зато на одной из лошадок, в седельных сумах, - восемьдесят пять марок серебром. Ровно столько отвесил нынче главный сварг за Илью. Их-то, марки, и сторожил отрок.
        - Не убивай! - слёзно попросил юный хорват, очнувшись. - Что скажешь - всё сделаю!
        И тут же испугался собственных слов, заплакал.
        Илья сплюнул. Годами отрок ему вровень, но духом… Жижа болотная какая-то. Противно.
        - Пожрать что-нибудь спроворь, - велел Илья. - И не шали. Попробуешь удрать - догоню, зажарю живьём и съем!
        Поверил. Вот же дурень!
        Пока отрок разводил костерок и шарил в сумах насчёт еды, Илья ещё раз изучил добычу.
        Три жеребца, два из которых друг друга явно недолюбливают, а третий - владетелев.
        Илье он сразу понравился: мощный, резвый, боевитый. Илью подпускать не захотел. Вздыбился, попытался приголубить копытом. Пришлось угомонить: Илья умел. От копыт увернулся, ухватил за повод, пригнул, обхватил крепко голову, не давая укусить и заодно чтоб силу почуял. Но ломать не стал. Зашептал в ухо слова ласковые, всё подряд, что на ум пришло. Так Рёрех учил: конь если и понимает слова человечьи, то не умом, а нутром. И нутром же тебе отвечает: на гнев, на страх, на доброту. И не подчинить его надо, а принять. Тогда и конь тебя примет и не холопом твоим станет, а другом.
        А иначе никак. Конь боевой, обученный - это не упряжная лошадка. Он к чужим свиреп и коварен. Почует в человеке врага - никакая сила не поможет. Если сначала и покажет покорность, то потом непременно отомстит. Он и силу чует, и слабость. И любовь тоже чует. И отвечает ею же. Конь-друг жизни для друга-человека не пожалеет. Илья, когда жеребца владетелева уговаривал, представил, что это Голубь…
        Уговорил. Принял конь Илью. И даже имя другое дать разрешил. Владко. В честь бывшего хозяина. А может, в насмешку, Илья ещё сам не решил.
        В общем, отменный жеребец оказался. И упряжь - князю под стать.
        К сожалению, оружия при княжьем седле не оказалось. Только плащ.
        С другими жеребцами Илья договариваться не стал. Эти тоже из боевых, но за Владкой пойдут, он старший. Если вожак Илью признал, они тоже артачиться не будут.
        Четвёртый конь оказался мерином. Но хороших кровей. Как раз на нём и обнаружилось серебро. Много серебра.
        Хватит и на оружие, и на бронь, и на одежду.
        Но не в лесу. А появись Илья в своём нынешнем виде в любом здешнем посёлке, сразу нарвётся на неприятное. Тем более что земля здесь на несколько поприщ вокруг - Миславова.
        Однако есть одно славное местечко, где ему немного задолжали. И там точно есть и одежда, и оружие. Даже не исключено, что его собственная одежда и оружие. А ещё там остался кое-кто, кому должен уже Илья.
        Но есть одна сложность: там точно будут Илье не рады. Вернее, две сложности: именно туда и двинет, скорее всего, Мислав со своими бойцами. Хотя бы для того, чтоб забрать вторую половину выкупа за Илью.
        А потому надо бы поторопиться. И обдумать, как проникнуть внутрь острога, в котором ему точно не будут рады. И заодно понять, как до него добраться, потому что закрытый возок лишил Илью возможности следить за дорогой.
        Но сначала - поесть. Два дня во рту ничего, кроме воды, не было.
        В одной из сум нашлась кое-какая дорожная снедь. К ней Илья присовокупил пару рыбин из ручья. Поймал руками, когда мылся. Добрая рыба. Такую можно и сырой есть, но жареная вкуснее.
        - Эй ты… Цвенко! Сколько воев осталось в той крепости, где меня держали? - спросил Илья, когда с трапезой было покончено.
        - А зачем… - начал хорват, но поймал взгляд Ильи и проглотил сразу все вопросы. - Шестеро. Остальных владетель с собой взял.
        - Дорогу знаешь?
        Отрок замялся.
        - Я бы и сам нашёл, - неприятно усмехнулся Илья. - Но зачем мне тогда ты?
        - Я покажу, - быстро проговорил Цвенко. - Но ты обещай…
        - Да ну! Обещать? Тебе? И что же?
        - Родня у меня там! Обещай, что не тронешь!
        Ого какой взгляд решительный. А паренёк не такой уж слизень, как Илье показалось сначала.
        - Я не трогаю детей. Это мой гейс… Зарок. Отец так повелел. И женщин тоже не обижаю, если им не взбредёт в голову попробовать меня убить.
        - Там брат мой старший… - пробормотал Цвенко. - Дружинник он.
        - Брата тоже не трону, - пообещал Илья. - Если будет вести себя тихо. Даю слово!
        Удачно получилось. Сам бы он вряд ли нашёл дорогу, да ещё быстро. Когда тебя везут связанным на дне воза и всё, что ты видишь, - это деревянные борта, небо, облака и время от времени - ветви деревьев, запомнить обратный путь - никакой возможности.
        Дальний острог владетеля Мислава
        Крепостица располагалась правильно: на взгоре у озера. Сразу за селищем дворов в двадцать примерно. Вокруг - поля, ближе к озеру - выпасы. Там и сейчас животина кормится. И пастух вон с собачками. Нет, два пастуха…
        Неважно. Илья прятаться не собирался. Двинул по дороге напрямик через сельцо - к острогу. Лицо не светил: накрылся плащом владетелевым, головы не поднимал, припал к гриве, будто нездоров. Рядом - Цвенко с двумя лошадьми на поводу.
        С Цвенко у него только что состоялся очередной душевный разговор.
        Юный хорват всю дорогу ныл. Непрерывно. Боролись в нем страх и совесть. А когда впереди показалась родная крепостица, терзания отрока обострились. На владетеля Цвенко было, в общем, наплевать. Клятву верности Миславу Цвенко принёс совсем недавно, а до того служил его шурину, прибитому Ильёй. Да и к тому не питал особой преданности, потому что характер у покойника был неважный. А вот брата Цвенко любил. Да и к остальным обитателям острога и села питал добрые чувства. Он ведь рос с ними.
        - Сказал же: зазря никого убивать не буду, - уже в который раз пообещал Илья.
        Если по уму, так надо было Цвенко прирезать, потому что ненадёжен. Заодно и нытьё его больше не слушать.
        Но, во?первых, Илья обещал ему жизнь, а слово сына князь-воеводы Серегея крепче его меча, а во?вторых, отрок мог здорово упростить проникновение в крепость. Юный хорват боится Ильи как мышь, которую с кошкой в один ларь посадили. И страх этот больше чести и больше разума. С одной стороны, это полезно, с другой… Если парень совсем обезумеет, то станет непредсказуем. И потому не следует запугивать его дальше, а напротив, следует обнадёжить. Уверить в том, что с его помощью или без оной, а страшный рус внутрь крепости непременно попадёт. Вон на капище, считай, вся дружина владетелева была, и жрецы со своей стражей, и людей сотни две. И все оружные: с мечами, копьями, луками. И ничего с русом поделать не смогли. А тут шестеро дружинников всего, и не самых лучших.
        Когда рус из узилища вырвался, он больше перебил. И всех побил бы, если б не девка постельная.
        Убеждённый в том, что грозный рус и сам может справиться с задачей и без него, Цвенко, наверняка всех в остроге перебьёт, запуганный отрок, помогая Илье, будет чувствовать себя не предателем, а спасителем.
        - Как подъедем к воротам, ты брата своего кликнешь, - наставлял Илья. - Скажешь, чтоб сам вышел к нам. Тогда я его приложу легонько, не до смерти, а там уж сам смотри, чтоб он за оружие не хватался. Внял?
        - Ага. Всё сделаю, как ты сказал.
        - Тогда и я всё сделаю, что обещал. Но смотри! Оплошаешь - много крови вашей прольётся! Хочешь спасти своих - постарайся! Очень постарайся!
        Говорил Илья грозно, пугая, но по правде ему этого дурачка было даже немного жаль.
        Зато Илья в очередной раз увидел, как работает отцова наука. Верно говорил батя: захочешь, чтоб человек против своих пошёл, убеди его, что не предатель он, а спаситель. Не поможет врагу против своих - только хуже будет. Ну и припугнуть как следует, чтобы совсем соображать перестал.
        И вот они едут через деревеньку. Не спешат, но и не медлят. Прямо к воротам. Никто им не мешает. Все встречные кланяются в пояс. Думают: сам Мислав едет. Ну а кто ещё может ехать на владетелевом коне, прикрывшись владетелевым же плащом?
        Ворота по дневному времени открыты.
        У входа отрок-стражник треплется с девкой, сидящей на передке телеги.
        Илья, наблюдавший за воротами из-под края плаща, подумал, что мог бы обойтись и без содействия Цвенко. При такой-то охране.
        Но с Цвенко будет проще.
        Шагов за пятьдесят конь Ильи остановился. Сам же Илья совсем поник, прижался лицом к гриве, будто сознание потерял.
        Цвенко, как и было договорено, изобразил беспокойство, засуетился, потом подхватил ещё один повод и - к воротам. Уже с тремя конями на поводу.
        Запряжённая в телегу кобылка заметила всадников первой и запрядала ушами.
        Тут и отрок-стражник наконец-то соизволил заметить процессию.
        Признал владетелева коня и плащ - и всполошился. Ещё бы! Сам господин прибыл. Да ещё явно недужный. И с единственным отроком вместо полноценной боевой дружины.
        Беда-а!
        Отрок, забыв о девке, кинулся к Илье, но был перехвачен Цвенко.
        - Брата позови! - велел тот стражу. И девке: - Прочь с дороги!
        Лошадка подалась в сторону, и Илья въехал внутрь, направляя коня так, чтобы тот был поближе к Цвенко. Метательный нож Илья держал наготове. Момент был важный. Самое подходящее время для Цвенко стать героем. То есть забыть о страхе, послать договорённость с Ильёй к воронам и крикнуть тревогу.
        Но кричать отрок не стал, а спросил тихонько:
        - Что дальше, господин?
        - Ворота закрой, - проворчал Илья, не поднимая головы.
        Такой вот недвусмысленный сигнал для всех: враг близко! Сигнал, который очень хорошо сочетается с разлёгшимся на конской холке владетелем.
        О! Уже бегут. Вприпрыжку. Все шестеро. Пятёрка молодых, включая давешнего стража, и боец постарше, с курчавой чёрной бородкой. Надо думать, это и есть старший брат Цвенко, которого обещано не убивать.
        - Мой господин! - с ходу закричал бородатенький братец. - Что с тобой? Цвенко! Что с господином?!
        Илья чуток двинулся, шевельнул рукой: сюда.
        Наивный дружинник подбежал… И повалился к ногам коня, схлопотав по лбу.
        Роскошное владетелево корзно полетело наземь, и перед ошеломлёнными отроками возник тот самый страшный рус, которого по всем понятиям уже должны были принести в жертву Сварогу-Световиду.
        Спрыгнув с коня, Илья переложил нож в левую руку, а правой, наклонившись, выдернул из ножен меч сомлевшего братца. Крутанул, проверяя ухватистость и баланс… Тоже не бог весть что, но уже можно и оружием назвать. В отличие от тесака, отнятого у Цвенко.
        Отроки попятились. Решили: конец им пришёл.
        Один, впрочем, проявил мужество, но только словесно.
        - Цвенко! - заорал он. - Ты! Предатель!
        Зря он это сказал. Илья махнул рукой, и нож по черенок вошёл в кадык горластого.
        - Оружие наземь, - негромко приказал Илья. - И на колени.
        Ножа у него больше не было, но урок оказался наглядным. Отроки побросали оружие и попадали на коленки. Один - прямо в свиное дерьмо.
        Ну да. Портки и постирать можно, а голова назад вряд ли прирастёт.
        - Цвенко, ко мне! Твой брат жив, - сообщил Илья. - Я слово держу. Эти тоже будут живы. Если не станут шалить. Слышали меня? Будете живы, только не балуйте! Цвенко, руки им свяжи быстренько.
        На дворе тем временем собралась толпа челяди. Понятно, что в дела воинов не вмешивались, только глазели.
        Здесь не нурманские и не кривские земли, где каждый бонд или охотник при оружии и готов при необходимости пустить его в ход. Здесь - земля рабов. Если ты не воин, то, значит, трус. Быть храбрыми челядникам не положено. Такие тут не выживают. Хотя бывают исключения. Девка, например, которая Илью по затылку долбанула. Или та же Пипка… Кстати, где она? А, вон, в толпе других холопок. Единственная из всех лица не прячет. Понимает: худого ей Илья не сделает.
        Правильно понимает.
        Братец Цвенко подал признаки жизни: заворочался, потом воздвигся на четвереньки и наблевал.
        Илья взял его за шкирку, поставил на ноги, поймал мутный взгляд, спросил:
        - Знаешь, кто я?
        - Д-да.
        - Очень хорошо, - одобрил Илья. - Ты мой пленник. Я обещал Цвенко тебя не убивать. Мне нарушить обещание? Как думаешь?
        - Не-ет… Не надо.
        - Тогда спиной ко мне, руки сюда…
        Умение быстро связать пленника одной рукой нурманы и варяги почитали искусством. Илья это искусство освоил ещё в мальчишестве.
        Ну, двинулись. Впереди - Илья. За ним, цепочкой, привязанные к общей верёвке, семеро хорватских воев, включая Цвенко. Он поддерживал брата, на лбу которого красовалась шишка в вершок высотой. Проследовали в уже знакомое место: клеть, в которой недавно держали Илью. Там Илья их и оставил, задвинув снаружи засов и заклинив его лезвием ножа. Лезвие Илья обломил, так что освободить засов, а соответственно пленных, без помощи кузнеца стало затруднительно.
        Теперь остальное население острога. Этих набралось за сотню, не считая детей. Илья загнал их в овин. Всех, кроме двоих девок: Пипки и оглоушившей его владетелевой полюбовницы. Этих повёл наверх, во владетелеву спаленку.
        - Пока не бойся, - сказал он девке, треснувшей его по макушке. - Будешь послушна, наказывать не стану.
        Та быстро закивала…
        Но поняла неправильно. Задрав платье, завалилась на ложе…
        Вид безусловно привлекательный… Но не до того сейчас.
        Илья шлёпнул девку по ноге:
        - Встань и прикройся. Не для того надобна. Знаешь, где тут что лежит? Вот и хорошо. Возьми лучшее, что найдёшь, и дай ей. - Он кивнул на Пипку. - И гляди не балуй. Второй раз не прощу. А ты, Пипка, за ней присматривай. Всё. Разбирайтесь тут! - Илья двинул во владетелеву сокровищницу.
        Приятно, когда твой враг последователен. Одежда и оружие Ильи нашлись в том самом сундучке, что и в прошлый раз. Всё на месте. Даже кошели, что Илья в прошлый раз серебром набил. И ещё один кошель, с лекарским припасом, который Илья всегда брал с собой в дорогу или на охоту. Так его научили.
        Илья без спешки облачился, вооружился и занялся изучением владетелевых сокровищ.
        Теперь у него было побольше времени, чем в прошлый раз, потому он, не торопясь, обследовал все лари и сундуки, выбрал оттуда что получше, покидал в найденные здесь же мешки, откуда вышел спустя некоторое время в своём собственном облачении и со своим же оружием. И вдобавок с парой вместительных мешков, в которые покидал кое-какие ценности полегче. Само собой, прихватил и туго набитую серебром сумку - аванс от продажи Ильи сваргам.
        Ну всё. Теперь девки.
        Пипка преобразилась. Нет, красавицей она не стала даже в господской одёжке, но замарашкой точно быть перестала. Полюбовница владетелева постаралась: и приодела, и разукрасила: реснички белёсые сажей подкрасила, щёчки - румянами.
        - Ты, - сказал Илья сияющей Пипке, - поедешь со мной. А ты… - Он одарил владетелеву полюбовницу строгим взглядом…
        Та поспешно сняла с шеи цепь, надо думать, ту самую, которой её одарил Мислав за удачный удар булавой, повесила на шею Пипке, а сама встала на колени, склонила светлую головёнку…
        - Встань, - велел Илья. - Сказал же, прощаю. - Взял пальцами за подбородок: - А ты храбрая. Хочешь, с собой возьму?
        - А я думала, ты меня убьёшь, - пробормотала девка.
        - Так взять тебя с собой?
        Девка замотала головой.
        - Дело твоё, - сказал Илья. И запер её в сокровищнице.
        Всё. Здесь закончено, и надо торопиться. Двуоконь они с Цвенко порядочно опередили погоню, но медлить не стоит.
        Они и не медлили.
        - Поесть нам в дорогу собери, - велел он Пипке, а сам двинул на конюшню. За овсом. Лошадкам тоже кушать надо.
        На конюшне обнаружились десятка три лошадок и мальчишка лет двенадцати-тринадцати, укрывшийся в одном из стойл. Илья б его не нашёл, если б тот, услыхав, как рус разговаривает с лошадьми, не заскулил от страха.
        Тут-то и попался.
        А ничего паренёк. Симпатичный. Одёжка справная, и ножик имеется. Значит, не из холопов. Родич кого-то из дружинных?
        Илья оглядел его внимательно… И очень недурная мысль пришла в голову.
        - Раздевайся, живо! - распорядился он. - И не трясись! Сделаешь, что велю, отпущу живым. Эй, ты всё снимай, исподнее тоже!
        От страха юный хорват описался. Что хорошо - уже после того, как снял порты.
        Его одежду Илья сунул в сумку на одной из вьючных.
        Рассёдлывать четвёрку и искать им замену не стал. Время дорого. Напоил немного, взял с собой запас овса на пару дней. Голозадый мальчишка подсказал, где что лежит.
        По уму следовало побить лошадей в конюшне, чтоб затруднить будущую погоню. Но у Ильи рука не поднялась.
        Посиневшего от холода и страха паренька Илья загнал наверх, в княжьи покои, к Миславовой полюбовнице в компанию, забрал добычу, Пипку и двинул во двор, где уже дожидалась осёдланная четвёрка.
        Пипку Илья усадил на мерина. В седле девка держалась скверно, ну да ей не сражаться, просто ехать. Себе Илья взял княжьего жеребца. На остальных нагрузил провизию и трофеи. Придётся боевым коням поработать вьючными.
        Напоследок Илья решил вскарабкаться на вышку и оглядеться.
        И первое, что он увидел, - вереницу поблёскивающих железом всадников…
        Глава 25
        Преследование
        Земли владетеля Мислава
        - Я не знаю, где прячут вашего брата! - взвыл Джозо. - Не знаю я!
        - Брат, пусть Касым займётся? - предложил Богуслав. - Этак мы до рассвета провозимся.
        - Эй! - возмутился Вальгар Барсучонок. - Что ты такое говоришь, Славка! Я пленных допрашивал, когда ты ещё…
        - … в детской рубашке бегал! - подхватил Богуслав. - Но с тех пор я немного повзрослел и вижу, что этот храбрый муж нам врёт. А ты с ним уже сколько времени возишься. И что?
        - Я же сказал: надо не его, а щенков его резать, - проворчал варяг. - Тогда б он уже…
        - Барсучонок, - негромко произнёс Артём. - Не оправдывайся. Ей-богу, хоть нурмана в дружину бери, - продолжал он уже по-хузарски, обращаясь к брату. - Нет у нас, варягов, настоящего таланта людей мучить. По смыслу он прав, но детей мы не тронем.
        - Не тронем, - тоже по-хузарски подтвердил Богуслав. - Нельзя.
        - А торопиться надо, - заметил Артём. - Пока мы тут без толку сидим, Илью, может, убивают.
        - Всё в руках божьих, - отозвался Богуслав. - Но я тебе сразу сказал: пусть Касым управляющим займётся. Вальгар ему уже полшкуры спустил. Кончится тем, что забьёт насмерть. А больше никто ничего не узнает, потому что те трое, кто знал об Илье, ничего нам уже не расскажут. И это, замечу, тоже Вальгарова вина.
        Артём вздохнул. Славка был прав. Надо было самому людей вести. А он Вальгару поручил. Потому что решил: дело нетрудное. Ворота им открыли - нанятый Кузьмой хорват Веко позаботился: купил, кого надо. Воинов внутри было - всего ничего, потому что дружина ушла с владетелем. Ночная атака изнутри на замок, в котором осталось не больше двух десятков воев, - простейшее дело, когда атакует пять десятков отборных гридней, которым подробно рассказали, куда бежать и что делать.
        И тут Барсучонок оплошал. Нет, взяли замок тихо и чисто - в городе как спали, так и продолжали спать. Но когда брали донжон, несколько владетелевых воев проснулись, успели взяться за оружие… И их в горячке боя побили насмерть. Из доверенных лиц Мислава остался только вот этот, управитель замковый. И он наверняка знал всё, что надо. Челядь в один голос заявляла, что секретов от управляющего у владетеля не было.
        Была, правда, ещё владетелева супруга, но вот она, хоть и перепугалась до икоты, ничего сказать не могла. Поскольку ничего и не знала. Только то, что брата и племянника её недавно убили и сделал это некий рус по имени Илия. И что разгневанный Мислав поклялся предать убийцу страшной смерти. Вот, собственно, и всё. То, что владетелю удалось захватить кровника, стало для женщины новостью. Это и Артём, и Богуслав видели ясно. Как и то, что управитель замка Джозо знал больше, чем говорил. Но - упирался. В другое время братья оценили бы и храбрость, и верность хорвата, но сейчас на кону была жизнь Ильи. Если тот ещё жив. Но это, как заметил Богуслав, в руках божьих, а в их руках сделать всё для спасения брата. И желательно побыстрее.
        Вальгар взмахнул плетью, Джозо закричал.
        - Довольно!
        - Лучинка! Ты зачем здесь? - воскликнул Богуслав.
        Артём грозно глянул на гридня при входе, но тот лишь плечами пожал: приказа «никого не пускать» не было.
        - Вот вы, значит, как тут развлекаетесь, братья. - Лучинка оглядела замковый подвал, который хозяева замка, предки нынешнего Мислава, отвели под пыточную.
        - Евпраксия, это не женское место! - строго произнёс князь уличский. - Выйди!
        Лучинка покачала головой:
        - Ничего у вас не выйдет. Только грех на душу.
        - Это мужские дела! - с нажимом произнёс Артём. - Выйди вон, сестра!
        - Погоди, брат! - вмешался Богуслав. - Почему ты так думаешь?
        - Он будет молчать.
        - Это пока, - возразил Богуслав. - Я сейчас позову Касыма…
        - Не надо, - перебила мужа Лучинка. - Меня Касым и послал.
        Братья переглянулись.
        - Ещё раз скажи… - попросил Богуслав.
        - Меня послал Касым, - повторила Лучинка. Подошла к окровавленному управителю, повисшему на перекладине, вынула ножик и сунула Вальгару. - Путы ему перережь, мне не дотянуться, - велела она. - А ты, - обернулась женщина к Богуславу, - придержи, чтоб не упал, посади аккуратно.
        Вальгар Барсучонок, славный сотник, сначала опешил, потом взглянул на своего князя.
        Артём кивнул. Он заинтересовался.
        Ремни обрезали, управителя усадили на пол, прислонив к стене.
        - Объясняй! - потребовал Богуслав.
        - Касым меня нашёл, - повторила Лучинка. - Сказал: хозяин зря время тратит. - Она перешла на фарси, но вовремя вспомнила, что Артём по-арабски не понимает, и продолжала уже по-словенски: - Человек тот будет молчать. Цена его слов больше, чем боль.
        - Почему? - спросил Артём.
        - Касым знал, что Богуслав его позовёт. Он поговорил с женой этого человека…
        - Вот! - воскликнул Вальгар. - Я же сразу сказал: щенят его сюда! Сразу язык бы развязался!
        - Стемидыч, помолчи! - велел Артём. - Лучинка, продолжай, пожалуйста.
        Лучинка взяла ковшик с водой, поднесла управителю:
        - Попей, добрый человек. И потерпи. Я помогу. Не бойся.
        - Хочешь помочь - убей меня, - перестав пить, прошептал Джозо. - Меня уже не спасти.
        - А я всё же попробую, - улыбнулась ему Лучинка. И братьям: - Касым говорил с его женой. Она хорошо знает владетеля Мислава. За то, что её муж не уберёг замок, он всё равно умрёт трудной смертью. Но если окажется, что он был стоек, то владетель пощадит его семью. Если же он заговорит под пытками, то их тоже ждёт скверная смерть. Владетель Мислав сажает на кол и за меньшее, чем предательство. Однако он справедлив: если Джозо докажет свою верность и искупит вину стойкостью, то род его не угаснет.
        - Мислав далеко, а я - близко, - заметил Артём по-ромейски. - Почему он думает, что Мислав страшнее?
        - Он не думает, - тоже по-ромейски ответила Лучинка. - Он молчит и надеется. Он не знает нас. А Касым знает. И знает, что ни ты, ни мой муж не станете терзать детей, чтобы отец заговорил. А просто напугать - не получится. Так сказал Касым. Он сказал: этот человек уже умер. Трудно напугать мертвеца. Но можно подарить ему жизнь.
        - Я тебе завидую, брат, - сказал Артём, оборачиваясь к Богуславу. - У тебя даже палач - и тот мудрец. - Он присел на корточки напротив управляющего, глянул в покрасневшие глаза Джозо и спросил: - Знаешь, кто я?
        - Рус. - Управляющий облизнул губы, покрытые кровавой коркой. - Твои люди зовут тебя князем… Но имя своё ты не назвал.
        - Я - Артём, сын Серегея, князь уличский.
        Джозо вздрогнул. Попытался отодвинуться, но лишь вжался в стену и не сдержал стона: Вальгар изрядно исполосовал спину пленника.
        - Знаешь, - одобрительно кивнул Артём. - Многие из ваших, из язычников, бежали от меня. Но ещё больше не сумели. Надеюсь, то, что обо мне рассказывают, сделает тебя покладистым.
        - Не пугай, - прошептал Джозо. - Делай со мной что хочешь. Я буду молчать.
        - Ты уже говоришь, - заметил Артём. - И разве я что-то говорил о тебе?
        На этот раз Джозо промолчал. Только сжал зубы так, что вздулись желваки.
        - Я ценю мужество, - сказал Артём. - Но цена моего брата выше, чем цена твоего мужества, потому ты расскажешь всё, храбрый Джозо. Но у тебя есть выбор: рассказать всё добровольно и этим спасти себя и свою семью или… Думаю, ты всё понял верно.
        - Нам всё равно не жить, - пробормотал управляющий. - Раньше или позже…
        - Ты не понял, - возразил Артём. - Разве я сказал: оставлю вас в живых? Я обещаю тебе жизнь, Джозо. Тебе и твоей семье. Возможно, для этого мне придётся забрать вас с собой. Это если твой хозяин сумеет избежать со мной встречи. Но жить вы будете. Однако всё имеет цену. И я хочу знать, что ты готов отдать за свою и их жизни?
        - Всё, - прохрипел Джозо. Он поверил. У мертвеца появилась надежда.
        Артём встал.
        - У нас мало времени, - сказал он, глядя на пленника теперь уже сверху вниз. - Мы уходим из замка. Твою семью спрячут в надёжном месте на тот случай, если твоему прежнему хозяину повезёт и я с ним разминусь. А тебя сейчас немного подлечат и поедешь с нами. А куда ехать и что нас там ждёт, расскажешь ты.
        - Расскажу, - пообещал Джозо. - И ты прав, князь русов, времени мало…

* * *
        Илья слетел с вышки. Потребовалось время, чтобы отворить ворота. Он справился, когда первые всадники показались на опушке за дальними полями.
        - Уходим! - крикнул Илья, взлетев в седло. Голосом и плетью он заставил коней сразу взять в галоп.
        Пипка пискнула, но в седле удержалась.
        Ей повезло: выпади она, Илья не смог бы её подобрать. Они и так успели в последний момент. Вихрем пронеслись через будто вымершую деревушку и проскочили на дорогу, разминувшись с хорватами Мислава в каком-нибудь стрелище[21 - Напомню, если кто-то запамятовал: стрелище - это расстояние выстрела, на котором стрела среднестатистического профессионального стрелка того времени сохраняет силу.]. Будь у тех кони посвежее, могли бы и достать.
        Некоторые даже попытались. Десятка два воев преследовали их ещё некоторое время. Илья мог бы сразу оторваться, но не хотел изнурять коней. Путь дальний. Наконец хорватам стало понятно: не догнать, и они повернули обратно.
        Мислава среди преследователей Илья не заметил.
        Погоня отстала, но считать, что все опасности позади, было рановато.
        Илье предстояло не меньше пяти дней двигаться по хорватской земле. Причём большую половину - по земле владетеля Мислава. И значительную часть этого пути Илья знал лишь со слов Цвенко, которого он расспрашивал по пути в острог.
        Однако по прикидкам Ильи, уже дня через два он должен выйти к местам, знакомым по путешествию в Чехию. Там должно быть попроще.
        Так рассчитывал Илья, и так вышло бы, если бы он был один.
        Но с ним была Пипка, которая оказалась в седле в первый раз в жизни и с непривычки в кровь стёрла голые ляжки. Да ещё и не сказала сразу: терпела, пока не стало совсем невмоготу.
        Пришлось остановиться, причём надолго. Кипятить воду, готовить успокаивающий отвар, потом накладывать повязки…
        Пипка лечение терпела стоически. Возможно, ещё и потому, что действия Ильи не только причиняли боль, но и возбуждали девушку так, что даже Илья это заметил. Но сам ни малейшего плотского желания не испытывал. Пипка не вызывала в нём мужского интереса. Обуза, бросить которую Илья не мог. Он перед ней в долгу. Без её поддержки он наверняка ослабел бы от голода, и кто знает, чем бы всё закончилось? И даже в том, что она стёрла ноги, есть его вина. Мог бы и сообразить, что девушке надо хоть штаны под платье надеть…
        В путь они двинулись уже под вечер, потеряв кучу времени. Пипка сидела в седле боком, на свёрнутом одеяле. Если мерин двигался шагом - терпимо. Одно одеяло - под задницей, вторым она накрылась: начался дождь.
        Дождь для воина - это скверно. Оружие сырости не любит. Тетиву, хоть и вощёную, с лука надо снимать и в особый мешочек прятать. Лук правильно отлакированный влаги не боится, но становится скользким и неудобным. Да и стрела в дождь летит недалеко и неправильно. Так что тул со стрелами - тоже на запор, а запасные заранее укладываются так, чтобы влага им не вредила. Каждая стрела дорога. Одна стрела - одна жизнь. Чужая, если стрела годная, и своя, если наоборот.
        Владетелево корзно от дождя не очень-то спасало: плащ из плотной шерсти или кожи был бы лучше. Так что одежда Ильи тоже намокла довольно быстро. И подкольчужник мало что намок, так ещё и потяжелел. Сыро, противно…
        Тут Илья вспомнил, как недавно мёрз в темнице на соломенной подстилке, и засмеялся, удивив Пипку. Вот же странное существо - человек. Не зря говорят: одному вода сладка, а другому мёд горчит.
        Придётся искать ночлег. Ночевать в лесу не хотелось. Чай не лето. И лошадкам надо отдохнуть как следует, и людям. Илья решил двигаться до первого селения, чтоб переночевать под крышей. Лучше на постоялом дворе, но можно и в обычном доме. Лишь бы было где укрыть лошадок и самим укрыться от холода и дождя. Поесть горячего тоже неплохо…
        На постоялый двор они наткнулись очень вовремя. Илья уже был готов к тому, чтобы ночевать под деревьями.
        За воротами гостей встретили пара псов и суровый паренёк с топором.
        Глянув разок на Илью, оценив одежду, коней и оружие, паренёк счёл за лучшее топор спрятать, отозвать собак и поклониться.
        Илья спешился. Снял с седла вконец задубевшую Пипку, поставил на землю. Потом сгрузил сумки с деньгами, оружием и прочими трофеями.
        - Разберись с лошадьми, - велел он пареньку. - Овёс в мешке. Мокрое повесь сушиться. Поработай на совесть, я не обижу. - Он вручил пареньку серебряную монету, вскинул на спину сумки и двинулся к дому.
        Внутри было тепло, сухо и шумно.
        Илья осторожно опустил вещи на присыпанный соломой пол. Постарался, чтоб не звякнуло, что было непросто. Общий вес клади, включая оружие Ильи, - пудов восемь. Но оставлять ценности без присмотра - неправильно.
        Всё-таки звякнуло. Часть присутствовавших в зале мужчин обернулись на звук, уставившись на вновь прибывших.
        Заинтересовались. Ещё бы! Огромный воин, чей шлем едва не упирался в стропила, в недешёвой броне, с мечом на широком поясе, с налучем, оттопыривающим отяжелевший от дождя роскошный синий плащ с меховой оторочкой, в верховых сапожках, изукрашенных серебром.
        Такому господину пристало появляться самое меньшее с полудюжиной дружинников и пятком холопов для хозяйственных дел. А тут всего один человек. Вернее, одна.
        Илья без стеснения оглядел народ и с удовольствием убедился: равных ему здесь нет. Хотя о безопасности говорить рано. Наибольшие подозрения вызывала ватажка из семи человек, то ли воев, то ли разбойников, хлебавшая из кружек за столом поближе к выходу. И к Илье. Вооружены не бог весть как: без броней и меч только у одного. Однако рожи такие, что, случись увидеть их в Морове, Илья непременно послал бы дружинных поспрошать, кто да откуда.
        За другими столами обосновался люд явно купеческий. Три ватажки. Не вместе и не в друзьях, потому что держались обособленно. Знакомых не нашлось - и ещё неизвестно, хорошо или плохо. Было бы здорово встретить своих, но наткнуться на чужих, например на того же Семирада или его людей, радости мало. Драки Илья не боялся, но четвёрку нурманов запомнил очень хорошо и снова с такими же встречаться не хотелось. Тем более здесь, на земле владетеля Мислава.
        В общем, гостей торговых можно пока в опасные не зачислять. В отличие от семёрки у дверей. Впрочем, эти - псы мелкие. Силу почуют - нападать поостерегутся.
        Илья сделал вид, что не замечает пристального интереса семёрки. Мазнул взглядом как по пустому месту. Он - воин, а они так, по курятникам шарить.
        Зато на хозяина Илья глянул строго и требовательно. Тот понял правильно: прекратил распекать одну из служанок и захромал к Илье так быстро, насколько позволяла палка, заменявшая ему правую ногу.
        Отсутствие ноги, шрам поперёк лица и длинные седые усы наподобие варяжских напомнили Илье дедку Рёреха. Варягом хозяин, понятное дело, не был, но Илья всё равно почувствовал к нему расположение, хмуриться перестал и даже поздоровался.
        - Что угодно господину?
        - Комната на ночь. Горячая вода. Горячая еда. Чистое полотно на бинты.
        - Господин ранен? - поинтересовался хозяин. - Может быть - лекаря?
        Ватажка у дверей глянула на Илью с ещё большим интересом.
        - Может, - согласился Илья. - Не мне. Моей… женщине.
        Пипка зарделась.
        - Меня Перо зовут, - сообщил хозяин. - А свободных комнат нет… - Попорченное сабельным ударом лицо его выразило искреннее огорчение.
        Илья глянул на купцов. Тех было трое. С каждым, понятно, примерно по десятку спутников.
        Илья неторопливо развязал тугой кошель на поясе, сыпнул на ладонь горстку серебряных монет:
        - Кто уступит мне комнату, получит это.
        Ладонь была внушительная, горка - тоже.
        Но первыми отозвались не купцы, а предводитель сомнительной ватажки:
        - Договорились!
        Похоже, Илья его недооценил: хоть и пьян, а двигается ловко и соображает быстро. Нет, это не лис - волк. Позой вроде почтение изображает, но позой, не взглядом. В глаза не глядит. Если такого в диком месте встретишь, бей сразу, не ошибёшься.
        Но комната нужна, так что монеты сменили владельца.
        - Помочь? - предложил главарь и даже потянулся к сумкам Ильи.
        - Нет нужды. - Илья отодвинул незваного помощника плечом, ухватил вещи и двинул через зал, сделав вид, что не заметил разочарования главаря, который кивнул одному из своих: шагай за мной. И оба потопали за Ильёй. Тот, однако, нападения со спины не ждал. Не время. А что пошли за ним - понятно. Вещи из комнаты забрать.
        Комната оказалась так себе. Холодная, узкая, вместо постели - голые лавки.
        Впрочем, Перо, угадав богатого гостя, поспешил исправить. Первым делом приволокли жаровню с углями и пару свечей. Сразу стало как-то веселее. Затем появилась девка с тюфяками и одеялами. Причём без насекомых.
        Потом принесли еду: похлёбку, жареное мясо с яблоками, хлебцы, кувшин горячего вина с мёдом.
        Жизнь налаживалась. Даже Пипка повеселела, когда Илья заставил её выпить кружку. До сей поры она не то что вина, даже пива или хмельного мёда никогда не пробовала. Очень понравилось. Глазки заблестели, потянулась ещё… Илья не дал.
        - Потом, - сказал он. - Когда лекарь придёт.
        А она ничего, Пипка, если отмыть как следует да приодеть. Глазищи синие - как водица в северных озёрах.
        Откормить её малость, покрестить, да замуж за хорошего человека…
        - Не хочу!
        Илья удивился. Потом сообразил, что последние слова вслух произнёс.
        Но удивился не этому. Поглядел на Пипку… Ну примерно как на Голубя глянул бы, если бы тот вдруг человеческим голосом заговорил.
        - Замуж не хочешь?
        Пипка и без того от вина розовая была, а тут и вовсе зарделась маковым цветом:
        - Замуж - можна, креститься не хочу.
        - И почему же? - насторожился Илья, вспомнив историю Лучинки, которая была дочкой лекарки-колдуньи, кланялась Мокоши и тоже креститься не хотела. Бога приняла лишь потому, что любила Богуслава и матушка посулила: крестится - станет брату женой.
        Ну с Богуславом понятно: у них с Лучинкой любовь. Да ещё какая! А вот брать в жёны Пипку Илья точно не собирался. Хоть крещёную, хоть нет. Ни в жёны, ни в наложницы, ни даже разок в постель. Неинтересна.
        - Это почему же ты не хочешь креститься?
        - А плохой Бог ваш! - дерзко заявила девка. - Людей не любит совсем!
        Та-ак. Пожалуй, не стоило её вином поить.
        - А ваши боги, значит, добрые?
        - А наши боги - они всякие, - важно заявила Пипка.
        Выглядело смешно: холопка «подай-принеси-прибери», сроду книги в руках не державшая, учит его, Илью, богословию.
        Но Илья заинтересовался. Не ожидал, что в этой белобрысой головёнке собственные мысли водятся. А ведь можно было предположить, если у неё хватило храбрости узнику помогать.
        - Поясни.
        - Наши боги к человеку разные. Иные злы, иные добры, - рассудительно пояснила Пипка. - С добрым подружишься, он тебе поможет, от злого оборонит.
        - Ну-ну… Ты, выходит, с богом каким-то дружишь? С каким же?
        - Да куда мне - с богами дружить! - махнула рукой девка. - Я ж не жрица какая. Я больше с духами мелкими, что с людьми живут. Эти, бывает, помогут. А бывает - напакостят. Не оттого, что злые. Им пошалить хоцца. Они ж как детишки малые… - Пипка улыбнулась светло и радостно. Улыбаться ей шло. Пожалуй, не так уж трудно будет выдать её замуж. Особенно если в приданое пару гривен добавить из нынешней добычи.
        - А боги побольше, они, значит, взрослые?
        - Можа, и так. Сильные они. И разные. На людей похожи. Бывает, и господина попросишь, когда он добрый, - он тебе и подаст. Вот и боги. Их часто просить нельзя. Рассердятся и накажут. Но если под праздник какой или по случаю, когда они сытые да довольные, могут и помочь. От щедрот, без корысти. Я ж им без надобности. Кто я для них? Овиннику крошек насыплешь - он и сыт. Спишь спокойно, и сны хорошие. А большим богам кровь нужна, жертва большая. Откуда мне такую взять?
        - Вот! - Илья поднял палец. - А ты креститься не хочешь! Иисусу кровавых жертв не надобно. Верь, молись да не греши - и ему довольно! А не то умрёшь - и в ад угодишь. И будут тебя там черти в котле варить!
        - Не будут! - решительно заявила Пипка. - Это вас ваш Бог в ад отправляет, а наши боги - за Кромку. Там котлов нет. Там… затишно.
        - Откуда ты знаешь? - осведомился Илья. - Бывала, что ли?
        Пипка помотала головой. Светлые влажные волосы выбились из-под платка, повисли прядями, она не поправила. Не заметила.
        - Не-е-е, за Кромкой сама не бывала. Люди так говорят. Да и во сне видела…
        - А я вот бывал, - заметил Илья.
        Пипка глянула на него… Не со страхом, с восхищением:
        - Ты ведун, что ли? Как так? У вас же, христиан, ведунов нет. Вы их сразу в огонь кидаете.
        Вот глупая девка болтливая!
        - Я не ведун, - сказал Илья. - Учитель мой ведун был, это да. Хотя он и христианином не был. Но за Кромку меня не он водил. И не по доброй воле, а потому что болел я тяжко. И поверь - ничего хорошего там, за Кромкой, нет! И не дадут тебе там ничего!
        Сказал, и тут же увиделось: великан, ушедший в землю по плечи, протянутая рука с грязными загнутыми ногтями, широкая, как лапа медвежья, гулкий, как из пещеры, голос:
        «Помоги подняться - и часть силы моей твоя будет!»
        Вспомнил и поправился:
        - Может, и дадут, только не за просто так!
        - Ясно, что не задаром, - охотно согласилась Пипка. - А задаром ничего не бывает. Просто так только отнять могут. И, людьми так, и с богами, и с духами. И ваш Бог - он такой же. Кто ему хорош - тех одарит. А кто не угодил - тех в котлах варить будет. Но с нашими-то договориться можно, а с вашим - никак. Он будто князь. Себя одного правым считает, а на других так глядит: если ему на пользу - пусть живёт, хорош покуда, а нет пользы, значит, не нужен, значит, плохой. Казнить! Или в темницу. Вон как тебя Мислав. Но такого, чтоб в котле варить веки вечные, - этого даже Мислав не будет, хоть и на расправу скор. Чуть не угодил - пороть сразу. А то и на кол.
        На этом, к некоторому разочарованию Ильи, беседу пришлось прекратить. Пришёл лекарь.
        Лекарь оказался толстеньким лысым чехом. Свою работу сделал умело и быстро. Наверняка понял, что Пипка не из важных дам. Уж те-то на лошадках ездить умеют. Да и на руки довольно глянуть, чтоб понять, где госпожа, а где холопка.
        Однако лишних вопросов чех не задавал и цену назначил умеренную. И настойку дал, чтоб Пипке спалось крепче и потёртости заживали быстрей. Посоветовал её и Илье принять. Сказал: вид у него усталый, выспаться как следует не повредит.
        Понятно, что усталый. Жизнь у него нынче… насыщенная. Даже не верится, что в постели нынче спать будет.
        Илья заплатил лекарю вдвое, надеясь, что тот, довольный, не станет болтать лишнего.
        Как позже выяснилось, это было ошибкой, потому что избыток серебра лекарь решил потратить тут же, на постоялом дворе. И сболтнул-таки. Лишнее.
        Глава 26
        Ночные разбойники и нехорошая смерть
        Земли владетеля Мислава
        Надо думать, именно болтовня лекаря и подвигла семёрку на действия. Если девка, одетая на манер небедной свободной женщины, на самом деле холопка-чернавка, то, глядишь, и богатырского сложения воин может оказаться липовым. Кузнецом каким-нибудь или кожемякой.
        Однако волчара-главарь оказался осторожен: грудью на рожон не попёр, выждал, пока Илья расслабится, ко сну отойдёт. А может, и сонную настойку лекареву примет. Но даже и тогда ломиться в комнату силой не стал. Проявил хитрость: заслал к Илье местную девку.
        Пипка уже третий сон досматривала, а Илья всё оружие в порядок привёл и тоже спать настроился, когда в дверь поскреблись тихонечко.
        Прежде чем отпереть, Илья прислушался. Это было нетрудно. Внизу уже всё стихло, в комнатах тоже. Ночь глубокая. Прислушался и принюхался заодно: если за дверью нехорошие люди собрались, то дыхание они и задержать могут, а вот запашок не спрятать. И п?том мужским нести будет, и бражкой выпитой. Слух и обоняние сообщили: за дверью только один человек, и это женщина.
        Так и есть. Девка. Красивая. И не из хозяйской прислуги - в трапезной её Илья не видел.
        Проскользнула внутрь, оглядела помещение (свечку Илья ещё не задул): спящую Пипку, разложенную на столе кольчужку, поблёскивающую свежим маслом, меч без ножен, прислонённый к стеночке. Сначала огляделась и лишь потом глянула снизу вверх на Илью, пропела с томной хрипотцой:
        - Перо прислал. Велел узнать, не нужно ли благородному господину…
        - Денег не дам! - отрезал Илья.
        Проверка. Не тот человек здешний хозяин, чтоб подарки делать. И с чего бы ему присылать девку гостю, когда у того своя есть?
        - Не надо денег! - улыбнулась красотка во весь рот. - Ты такой красивый, молоденький…
        И полезла обниматься.
        Ага. Перо прислал. Как же!
        Если бы девка не стала сначала по комнате взглядом шарить, разглядывать, а уж потом на шее у Ильи повисла, он бы, может, и поверил. Не первая она, кто к нему в постель нырнуть норовит. И не первая, кто его под ворогов подвести пытается. Однако если предлагают сладкое, зачем отказываться?
        Илья запер дверь, ухватил девку поперёк туловища и, не вдаваясь в разговоры, завалил пышной грудью на стол…
        Пипку они не разбудили. И хорошо. Наверняка расстроилась бы. А так всем хорошо. Девке тоже понравилось. Особенно когда Илья сыпнул на стол с десяток монет и спросил:
        - Хочешь?
        Девушка аж облизнулась и закивала.
        - Могут стать твоими, - пообещал Илья. И, взяв её нежно за шейку, спросил ласково-ласково: - Послал-то тебя кто, ундинушка?
        - Перо, кто же ещё? - пробормотала красотка. Но как-то неуверенно.
        - А вот врать мне не надо, - строго произнёс Илья. - Шейка у тебя красивая… Но то-оненькая. Жить хочешь или нет?
        Вот теперь девушка испугалась по-настоящему. Сообразила, что не игра это уже и не шутка.
        Убивать её Илья, понятно, не собирался. Но красотка-то об этом не знала.
        - Говоришь мне правду - и уходишь счастливой, - подбодрил Илья. - Я даже поиграю с тобой ещё разок. - Он хлопнул красотку по ягодице, позволив додумать самой, что будет в случае её молчания.
        Лицо у Ильи юное, глаза ясные, волосы кудрявые, щёки гладкие… А вот рука жёсткая и хватка страшная. Будто зверь лютый за горло взял и вот-вот сожмёт челюсти.
        - Грегор… - прошептала девушка, глядя на Илью расширившимися глазами. - Грегор Волчик.
        Илья не стал уточнять, кто таков. И так ясно.
        - Что сделать должна?
        - Потише, - попросила девушка. - Они за дверью уже. Я выходить буду, они войдут.
        Илья кивнул. Шагнул к двери, прислушался. Не за самой дверью… Но недалеко. Слышно, как сопят.
        - Семеро их?
        - Пятеро. Двое должны коней оседлать. Своих и твоих. Уходить сразу будут. Если не уйдут, Перо им жару задаст. Разбоя в доме он не потерпит. Перо хоть и без ноги, а с оружием ловок. И сыновья его. - Горлышко под пальцами Ильи дёрнулось: девка сглотнула. - Грегор не рискнул бы с Перо вздорить, но уж очень ему вещи твои глянулись. И как ты серебром всех подряд даришь. Вот лекаря хотя бы…
        Ну да. Лекарь и сболтнул лишнее. О Пипке, о серебре. Напился и решил приврать для красоты: мол, сумки у заезжего воя серебром набиты. Он, лекарь, сам видел.
        Решил приврать - и угадал.
        Что ж, может, это и к лучшему. Как там батя говорил? Воин не выбирает: биться ему или нет. Зато может выбрать место для битвы. И здесь, пожалуй, место неплохое. Что дверь достаточно широка, так это и к лучшему. Если все сразу нападут, потом гоняться за ними не придётся. Останутся лишь те, что на конюшне. Надо только, чтоб кто-то дверь на засов запер и чужих не пускал, пока он на конюшню сбегает. Серебро без присмотра оставлять никак нельзя. Увидят, позарятся… А Илье потом их убивать.
        «Надо поднимать Пипку», - подумал Илья, напяливая влажный ещё подкольчужник.
        Разбудить Пипку оказалось непросто, но всё же удалось. Села. Уставилась на девку-засланку: это кто ещё такая?
        Илья объяснять не стал. Некогда да и не к чему.
        - Слышишь меня? Понимаешь?
        Пипка кивнула.
        - Сейчас бой будет, - сказал Илья, затягивая подбородочный ремешок шлема. - Я их убью и на конюшню сбегаю. А ты тут закроешься и не отпираешь никому, кроме меня. Поняла?
        Ещё один кивок.
        - Вслух скажи!
        - Поняла, мой господин!
        Вроде проснулась. Илья повернулся к красотке-засланке.
        - Забирай деньги и уходи, - разрешил он.
        Девушка сгребла серебро, зажала в кулачке, обернулась у дверей - Илья стоял у неё за спиной. Меч в правой, кинжал - в левой. Думал: не взять ли второй меч, но решил, что в тесноте кинжал удобнее будет.
        - Отпирай!
        Стукнул засов, дверь начала открываться… И вдруг распахнулась во всю ширь.
        Девушка взвизгнула - её ударили щитом, втолкнув обратно в комнату и сбив с ног.
        Серебро зазвенело, рассыпавшись по полу.
        Впереди трое. Грамотно. Щит к щиту, главарь Грегор - в центре. Меч, шлем, крепкий щит с волчьей головой. Правый и левый прикрывают, щетинясь копьями. Позади ещё двое… Застали бы врасплох - неизвестно, чем бы всё кончилось.
        А так врасплох застали самих разбойничков.
        Увидав не голого, безоружного, ублажённого юнака, а полностью изготовленного к бою богатыря, разбойнички застыли от неожиданности. Подарили Илье возможность начать первым. А уж он не упустил! Рубанул наискось, снеся навершие копья под нижний край Грегорова щита и прорубив главарю левую ступню. Тут же парировал кинжалом укол левого разбойника, уведя копьё вверх, ударил плечом в щит главаря, отбросив его на шаг, и оказался между парой его дружков. Укол кинжалом в шею, удар крестовиной меча в глаз. Неплохо. Один вопит, другой мёртв. А главарь Волчик валится на парочку тех, что стоят за ним. Один, дурень, подхватил атамана. Второй оказался поумней - попятился. Но прожил немногим дольше. Первого - в горло кинжалом, второго - тоже по горлу, вдогон, хлёстом меча.
        Грегор Волчик оказался хват. С разрубленной стопой, падая, попытался достать клинком щиколотку Ильи. И - достал! Резанул с силой, достаточной, чтоб и сапог вскрыть, и ногу подсечь. Но к счастью для Ильи, попортил не ногу, а кармашек засапожника.
        Повезло. А могло бы и скверно закончиться. Укорив себя за то, что в очередной раз недооценил противника, Илья крутанул меч в руке на обратный хват и вогнал клинок в правое предплечье главаря. И, развернувшись, добил одноглазого.
        Итог: четыре мертвеца и Волчик.
        Добить его сейчас? Успеется. В таком виде главарь разбойничков далеко не уйдёт.
        А красотка жива. Это хорошо. К ней у Ильи вражды нет. Однако в комнате её оставлять не стоит.
        Илья ухватил девку за шкирку и выволок в коридор, скомандовал:
        - Пипка! Запрись!
        На шум выскочили двое парней. В рубахах, но со щитами и секирами. Увидели трупы, замерли…
        - В сторону! - рыкнул Илья.
        У парней хватило ума послушаться.
        Конюшня!
        На земле - мальчишка, которому Илья поручил лошадей. Мёртвый. И двое живых татей, как раз собравшихся выводить во двор лошадей Ильи. Остальные кони уже были там, осёдланные…
        Два взмаха мечом - два покойника. Разбойнички даже дёрнуться не успели.
        Ворота на подворье? Заперты. Значит, лошадки никуда не денутся. Всё, назад в дом.
        Ого! А в трапезной уже тесно. Купцы со своими - оружные и готовые драться. Хозяин Перо с неплохим мечом и щитом. Те парни, которые не стали мешать Илье. Сыновья Перо, надо думать, есть между ними сходство. Ещё женщины, теснящиеся сбоку от печи…
        Илья стряхнул кровь с клинка, поискал, чем протереть… Кто-то из купеческих услужливо протянул тряпку.
        - Волчик? - полуутвердительно произнёс хозяин.
        - Он. - Илья вложил меч в ножны, а кинжал - в чехол на поясе. Стёр кровь с кольчуги и со щеки, глянул на сапожок… Нестрашно. Надрез в полвершка и только на кармашке. - Перо, пошли кого-нибудь, чтоб лошадок обратно в конюшню. Этих прибрать. И… малого они зарезали.
        Одна из женщин ахнула и вцепилась в опорный столб.
        - Они зарезали или ты? - нахмурился Перо.
        Несколько мгновений они с Ильёй играли в гляделки, потом Перо отвёл взгляд и чуть поклонился:
        - Прости, господин.
        - Бать, мы в конюшню? - предложил один из сыновей.
        - Давай, - разрешил Перо. - Этих ты… всех?
        - Не совсем, - усмехнулся Илья. - Волчишка живой… наверное. Хочешь глянуть напоследок?
        Главарь был жив, кровью не истёк. Красотка, засланная им к Илье, забинтовала раны.
        Лучше бы ему умереть.
        - Господин, молю, отдай его мне! За кровь мою спрошу…
        Как оказалось, убитый на конюшне паренёк был сыном хозяина. От наложницы-холопки, но все равно - родная кровь.
        В общем, умер Грегор Волчик не сразу и нехорошо. И не так, как принято у русов. Перо отдал его женщинам.
        Добычей с разбойников Илья побрезговал. Забрал только серебро из кошелей и щит с волчьей головой. На него у Ильи были особые планы.
        Перо тоже проявил щедрость: денег за услуги с Ильи не взял, даже аванс вернул. Впрочем, он внакладе не остался. За один только меч Волчика Илья мог бы у него до весны жить припеваючи. А то и до лета…
        Утром Илья и Пипка покинули постоялый двор. Кони отдохнули, дождь кончился… Тем не менее, едва они отъехали подальше, Илья свернул в лес, помог недоумевающей Пипке спуститься с лошади, расстелил на влажной земле подаренные Перо кожаные плащи:
        - Раздевайся!
        Пипка зарделась, подняла вверх подол…
        - Дурочка, - улыбнулся Илья. - Платье снимай! Всё снимай, кроме повязок. - Он полез в сумку и достал прихваченную в остроге мальчишескую одёжку: - Вот это наденешь. И звать тебя теперь будут… Пипок! - Илья засмеялся.
        Неплохо он придумал. Погоня будет искать воина из русов с девкой, а они теперь станут лехитским рыцарем с оруженосцем. Осталось только закрасить волчью голову на щите и нарисовать поверх собственный рыцарский герб: тот самый сапог с факелами. И превратится беглый чужак-рус в гербового рыцаря. Причём лехитского рыцаря. А это совсем другое дело.
        Глава 27
        Рыцарь краковского князя
        Земли владетеля Мислава
        … Приходилось быть осторожными. Не останавливаться в поселениях. Двигаться по дорогам только после того, как путь выверен малыми дозорами. С провиантом и фуражом тоже непросто. Фуража на две сотни коней требовалось немало, а закупать приходилось понемногу и в разных местах, чтобы не вызвать подозрений. Подкармливались охотой и рыбалкой. Лошади щипали жухлую траву. Вдобавок погода стояла не из лучших. Холодно. Сыро. Промозгло.
        Места для лагерей выбирали тоже с большой осторожностью. Заметит кто-то из местных невовремя, расскажет другим…
        И побежит, побежит слово, пока не доберётся до кого-нибудь из владетелей, а может, и до самого князя Собеслава. И тот наверняка захочет узнать: что делает на хорватской земле чужое войско? Куда нацелилось?
        От скрытности костры разводили так, чтоб ни огня, ни дыма никто не заметил, и только для того, чтоб поесть горячего. Шатёр ставили один, маленький, для Лучинки.
        Но это поначалу. Потом стало ещё труднее. Зарядили дожди. Земля совсем раскисла. Одежда не просыхала, в сапогах непрерывно хлюпало. Даже гридням в такую погоду непросто. Треть уже носами шмыгали. Но гридь - она закалённая, а вот здоровьем Лучинки братья рисковать не стали. И как только погода ухудшилась, Богуслав с женой и ещё с тремя дружинниками пошли открыто, ночуя на постоялых дворах или в домах поселян побогаче. И Джозо с ними. Крепко ему досталось от Барсучонка. Раны воспалились. От вечной сырости и загноиться могли. Джозо не жаловался, но братья решили за него. Проявили доверие. И на пользу пошло. Пара ночей под крышей, в тепле, и хорват сразу пошёл на поправку. Опять-таки для местных он был свой, и говорили с ним охотнее. Так что и провизию покупать, и дорогу разведывать стало попроще.
        Остальные вои, включая и самого князя Артёма, ночевали скудно, спали на лапнике, греясь плащами, одеялами, попонами. Ничего. Тёплых вещей хватало, а шерсть и мокрая греет. Беспокоились больше о сохранности оружия и лошадях. Люди-то привычные.
        Плохо, что из-за погоды и необходимых предосторожностей двигались намного медленнее, чем хотелось бы. За день чуть больше двух поприщ проходили. Если бы шли двуоконь по дороге, не опасаясь, вышло бы втрое дальше. И это при том, что дороги раскисли и кони по бабки в грязюке вязли.
        Хотя нет худа без добра: из-за непогоды караванов да и простых путников на дороге поубавилось. Кому охота через каждые двадцать шагов телеги из трясины вытаскивать?
        Малость оклемавшийся Джозо ожил и оказался весьма полезным спутником, поскольку на своей земле знал не только торные пути, но и обходные тропы. Он всё тут знал, бывший владетелев управитель. Например, места, где можно встать у воды, не опасаясь быть замеченными. А это для людей и лошадей очень важно. Очень старался Джозо быть полезным. Артём видел: хорват помогает не из страха за себя и близких. Такой человек. Что бы ни делал, всё старается сделать с умом и как следует.
        «Вернёмся - тиуном его поставлю или старостой, - решил Артём. - Правильный муж».
        В том, что вернутся, князь уличский не сомневался. Надо - силой пробьются. А вот в том, что удастся спасти Илью, подобной уверенности не было. За эти дни он наслушался от Джозо историй о бывшем господине и был почти уверен, что Илья уже мёртв. Но между «почти» и «наверняка» - большая разница. Это первое. А второе: если Илья мёртв, то и убийце его не жить. И вот это уже наверняка.

* * *
        - … поели, собрались и уехали, как рассвело. Вот в ту сторону.
        Перо охотно помог бы русу, который показал себя достойным воином и человеком. Соврал бы что-нибудь подходящее. Но спрашивал его не кто-нибудь, а его, Перо, господин. Врать же собственному владетелю очень опасно. И глупо. Рус - чужой, а Мислав - свой. И господин, кстати, не из худших. Три шкуры не дерёт, народ зря не обижает. Перо, пока войной на свой постоялый двор зарабатывал, всяких господ навидался. Жаль, конечно, что у руса с Миславом вражда, да ещё такая, что владетель аж шипит от ярости, но это их дело, господское. А дело Перо - путников накормить да спать уложить. Так он Миславу и сказал. И тот понял. Не стал наказывать Перо, что тот врага его упустил, зато расспросил подробно. Узнав же, что тот в одиночку порубил всю ватажку Грегора Волчика, только хмыкнул: «Этот может».
        С Грегором Мислав, как оказалось, был знаком. Тот дела для него делал. Такие, о которых вслух не говорят. Однако скорбеть по убитому владетель не собирался. Много таких грегоров по дорогам таскается. Одного прибили, другого купит.
        А для Перо всё обошлось хорошо, можно сказать. Правда, коней Грегоровой ватажки владетель с собой забрал. И фураж весь, что его люди в конюшне нашли. Ну, может, вспомнят о взятом, когда за данью придут. А не вспомнят, тоже ничего. Главное, в живых оставил господин. А мог бы и прибить под горячую руку. Очень он зол на храброго руса…

* * *
        - Прошу, господин рыцарь! Коников вот ему отдайте, он позаботится. Вещи ваши… Позвольте помочь!
        Хозяин лебезил, как мог. Сам лехит и Илью за лехита принял, хотя выговор у того был совсем другой. Ну да какая разница, если герб у Ильи именно что лехитский, Болеславов.
        Илья в гербах не разбирался, нарисовал свой на щите по памяти. В точности как на том пергаменте, что ему в Кракове выдали. Нарисовал точно, поскольку на память Илья не жаловался и кистью владел уверенно. Не хуже опытного писца.
        Что ж, именно этого Илья и добивался. Превратиться из знатного руса в лехитского рыцаря. Батя как в воду глядел, когда говорил о таком в Кракове. Ну да неудивительно. Ведун же.
        На постоялом дворе, называвшемся на здешний манер корчмой, было тесновато. И не только из-за проезжего люда. Больше половины - обитатели самого городка. Останавливаться в городке Илья не очень-то хотел, но встреченный смерд сказал, что дальше по дороге на поприще никакого жилья не будет, а коням отдых нужен. Да и Пипке не помешает. И дождь этот унылый надоел хуже комарья болотного. Так что Илья рискнул.
        Тем более два дня назад он разжился кистью и красками, соскоблил наконец со щита волчью голову и нарисовал на обтянутом кожей щите ещё один щит, поменьше - с сапогом, факелами, диадемой и прочими завитушками.
        Корчма была полна, но для господина рыцаря стол бы, конечно, освободили. Илья сам отказался. Пожелал, чтоб еду подали в комнату, наверх: корчма была двухэтажной.
        На людях им маячить ни к чему. И самому светить лицо не стоит, и «оруженосец Пипок» с непривычки может что-то не то учудить.
        В общем, разумная предосторожность.
        Поели. Илья проверил, как заживают у Пипки ноги. Хорошо заживали, молодец лекарь, хотя и болтун. Пипка во время осмотра, как обычно, рдела маковым цветом. Хотя могла б уже понять: женские её части волнуют Илью не более чем все прочие.
        К разговору о вере они больше не возвращались.
        «Доберёмся домой - всё равно окрещу», - решил Илья.
        Мало ли христиан держались старых богов и после крещения. От Сатаны отреклись, а вот от бесов языческих, которые своими были от прадедов-пращуров - это потруднее.
        Илья и сам себя свободным от старой веры не чувствовал. Как тут не верить в старых богов, если они тут как тут. И в яви, и во сне. И непонятно, как уберечься. Был бы Илья не Христа, а Перунов, тогда было бы просто. Попросил бы у Молниерукого заступы, и всех дел. Что Перуну какие-то смердьи Свароги-Дажьбоги! Один взмах меча - и разбежались. Да они и не подступились бы. А Иисуса о таком как попросишь? Он и кровь людскую проливать воспрещает, а тут - боги, пусть и старые. Ну пусть не боги - бесы. Но как их можно изгнать, если не силой? Может, у кого-то такая сила имеется, как вот у тех, о ком в Писании сказано, но у Ильи сила только та, что живых в мёртвых превращает. А это, как в том же Писании сказано, большой грех. Нельзя человеку человеков убивать. Но кому-то надо. Вот и получается, если поразмыслить, что любви к Илье у Иисуса быть не должно. Терпит он Илью, потому что нужен и полезен. Так справедливый владыка вынужден держать при себе палача…
        В общем, с собой Илье непонятно. А вот с Пипкой как раз всё просто. Есть на ней грехи иль нет, а после Крещения все простятся. Спасёт Христос упрямую девку, никуда она не денется. А может, и уверовать ей после Крещения легче будет.
        Размышлял Илья о божественном, а занимался делом мирским: сходил на конюшню проверить лошадок. Да Владко побаловать сухариками и почистить собственноручно. Ему не в тягость, а для дружбы важно.
        Вышло, что очень удачно Илья в конюшню наведался. Потому что, когда он оттуда возвращался, во двор корчмы как раз пожаловали новые гости. Мно-ого!
        И кое-кого Илья признал: того самого старшего братишку отрока Цвенко, которому Илья по обещанию сохранил жизнь.
        И не зря, получается. Остальных воев Илья, может, и не признал бы, а этот запомнился.
        Сообразив, кто пожаловал, Илья поспешно укрылся в корчме и сразу - к лестнице на второй этаж. Наверху, однако, задержался. Послушать.
        И сразу узнал голос владетеля Мислава. Который немедленно принялся выяснять у корчмаря, не видал ли тот здоровенного руса с девкой.
        Корчмарь лебезил вовсю, но порадовать владетеля ему было нечем. Тем не менее он старательно перечислил всех, кто пользовался его услугами три последних дня. Илью тоже упомянул. Как гербового рыцаря из свиты князя Болеслава с оруженосцем, прибывшего сегодня.
        Владетель, услыхав о «рыцаре Болеслава», высказался, мягко говоря, неодобрительно. Видать, не было у него с краковским князем особой дружбы.
        Но связи со своим сбежавшим пленником не уловил, продолжил расспросы.
        Илья понимал: надо убираться отсюда, да побыстрее. Но как это сделать, когда и корчма, и двор полны миславовых дружинников?
        Уходить пешком, без лошадей - дело гиблое. Прорываться силой?
        С Миславом десятка четыре воев. Многовато даже для Ильи.
        Нет, если ничего, кроме атаки, не останется, Илья пойдёт напролом. Но всё же это крайний случай. Прорваться через такое количество дружинных и в одиночку вряд ли удастся. А уж с Пипкой…
        Оставалось надеяться, что владетель настолько не любит князя Болеслава, что общаться с его рыцарем не пожелает. Тогда Илье удастся отсидеться в своей комнате, пока Мислав со своими утром не отправятся восвояси. Хотя…
        Вот же он беспамятный! В конюшне же стоят уведённые у Мислава кони! Любимого владетелева жеребца наверняка знает не только сам владетель. И жеребец хозяина вряд ли забыл. Учует - непременно взволнуется. Да и остальные… Здесь вполне могут оказаться их бывшие хозяева. А ведь конь для воина - друг верный. Не разглядят его в темноте - сам голос подаст.
        Вот так и стоял Илья в тени над лестницей и голову ломал: как выдернуть её, голову то есть, из миславовой петельки.
        В корчме тем временем накрывали столы для владетелевой дружины, а сам Мислав велел позвать двух купцов, что пришли с востока, и задал всё тот же вопрос: не видали ли руса с девкой?
        И тут - редкая удача! Потрясающее везение! Один из купцов оказался с фантазией!
        Взял да и объявил Миславу, что да, встречал он парочку, которую ищет владетель. В поприще отсюда. Воина-руса огромного роста и девку тощую и некрасивую. Добавил ещё, что был удивлён: что такой молодец нашёл в этакой замухрышке.
        Самого купца Илья не видел, только слышал.
        Однако Илью он описал более-менее точно. Может, это не просто удача, а кто-то свой, признавший княжича Илью в «лехитском» гербовом рыцаре и попытавшийся защитить?
        Оказалось, ничего подобного. Купец, хитрая лиса, решил немного подзаработать. Он попросту повторял слова Мислава, который немногим ранее сам подробнейшим образом живописал и Илью, и его облачение, включая в том числе и бывший свой плащ, например. А ведь плащ этот купец никак не мог видеть, потому что тот был упакован в сумку, а сам Илья пользовался кожаным, взятым у Перо.
        А когда спустя недолгое время предприимчивый купчина принялся громогласно прославлять щедрость владетеля, Илье стало ясно, что тот надежды торговца оправдал: не оставил полученные «сведения» без вознаграждения.
        Илье же впору было самому награждать хитрована: намеревавшийся заночевать на постоялом дворе Мислав планы изменил. Накормить людей, взять зерна для лошадок - и в погоню. Тьма, непогода? Плевать! Главное - нагнать ненавистного руса.
        Успокоенный, Илья вернулся в комнату. Теперь можно и отдохнуть, решил он.
        Вот только отдыха не получилось.
        В дверь постучали. Вежливо.
        - Кто? - грозно, как и подобает рыцарю, рявкнул Илья.
        - Прошу меня простить великодушно, мой господин, - раздался с той стороны незнакомый мужской голос. - Здесь владетель наш Мислав…
        - И что с того? - перебил его Илья прежним недовольным тоном. - Я не желаю никого видеть, тебе ясно? Устал с дороги.
        - Простите, мой господин, но тут такое дело… Я лошадок ваших обиходил. Почистил, корма задал… Вы ж меня потом за них спросите…
        - Спрошу! - рыкнул Илья.
        - А мне и сказать нечего будет! - жалобно проблеял конюх. - Владетель-то наш храбрый, дай боги ему удачи, распорядился всех лошадок из конюшни забрать. И ваших тоже. Взамен велел своих оставить, да только они не так хороши. По правде сказать, совсем плохонькие лошадки, а одна так и запалённая вовсе…
        Илья рывком распахнул дверь. Так резко, что конюх даже отшатнулся и рукой прикрылся: вдруг ударит грозный рыцарь.
        Илья, понятно, бить его не стал.
        - Дальше говори! - велел он.
        - Ежели ваша милость против лошадок отдавать, вы б сказали о том владетелю нашему. Может, он тогда и не станет…
        Илья понимал: решать надо быстро. Прямо сейчас.
        - Как скоро владетель велел готовить лошадей? - спросил он.
        - Немедля. Как поедят, сразу поедут… - Голос конюха дрожал. - Я не виноват, ваша милость, владетель же…
        - Не бойся, - успокоил его Илья. - Ты всё правильно сделал, на вот держи. - Илья сунул ему пару монет. - И сделай-ка, парень, вот что: заседлай лошадок наших и жди.
        - Ох, ваша милость! Владетель…
        - Ничего тебе владетель не сделает! - заявил Илья. - Он же сам велел: лошадей седлать. Вот и седлай. Да поторопись! Без награды не останешься. Бегом!
        Парень сжал в кулаке монеты и припустил к лестнице. Илья понадеялся, что по пути к конюшне слугу никто не остановит. Чай не дурак оказался, раз сообразил, что первым, кто поутру подвернётся под руку разгневанному пропажей лошадей рыцарю, будет он, конюх…
        - Пипка, вставай, Мислав здесь.
        Девка ахнула, прикрыв рот ладошкой.
        - Не бойсь! Уйдём, не впервой! - подбодрил Илья, поспешно облачаясь в доспехи. - Давай пошевеливайся.
        Окошко в комнате было узкое: Илье только-только протиснуться. До земли - сажени две. Даже прыгать высоковато, а вещи бросать - точно нашумишь. Хорошо, что выходит окошко укромно: к стене какого-то сарая.
        Первым делом Илья спустил на верёвке Пипку. Потом сумки. Дело нехитрое. Продеть верёвку под ремень, опустить аккуратно, потом верёвку вытащить - и следующую. Благо длина у верёвки была достаточная: локтей двадцать. Как раз хватило.
        Когда поклажа оказалась внизу, Илья перекинул верёвку через потолочную балку, не без труда протиснулся в окошко и соскользнул на землю. Верёвки немного не хватило. Пришлось один конец выпустить, но полсажени - это не две. Спрыгнул беззвучно. Тем более что земля от дождя размокла.
        На нижнем этаже окошек не было, но и без них слышно было: дружина владетеля ужинает.
        Вопрос: вся ли?
        Нет, не вся. Одного бойца видно уже отсюда. Хорошо, что сам он Илью видеть не мог. Это во дворе пара факелов горит, а в щели, куда они с Пипкой спустились, темным-темно.
        - Жди здесь, - велел Илья «оруженосцу», вынимая из налуча оружие и привычно набрасывая тетиву.
        Лук на расстоянии надёжнее меча, а стрел у Ильи - в избытке. В поклаже, что на конюшне осталась, сотня с хвостиком.
        Смерть свою, возникшую из темноты, двое оставшихся во дворе дружинников так и не увидели. Одного Илья свалил стрелой в переносицу, второго - в горло.
        Вложив лук в налуч, он ухватил убитых и уволок в щель, из которой появился.
        Теперь конюшня.
        Там работали двое. Местные конюхи, с одним из которых Илья уже был знаком. Третий, по виду дружинный отрок, присматривал. Воина Илья убил, а конюхам объявил негромко:
        - Ни шагу и ни звука, если хотите жить.
        Шагнул к незнакомому конюху, приложил разок. Хватило. Знакомому сказал:
        - Седлай последнюю и вьючь, я сейчас.
        Во дворе ничего не изменилось. Потрескивали факелы, дружинные лошади, не рассёдланные, занимались делом у кормушек.
        Когда Илья с Пипкой и вещами снова появился в конюшне, их кони уже были готовы. Осталось только приторочить груз.
        - Держи! - Илья щедро сыпанул парню серебра, а потом ударил. Коротко и точно. Бровь у конюха лопнула, хлынула кровь.
        - За что? - ойкнул тот.
        - Чтоб жив остался, - пояснил Илья. - Ложись-ка рядом с дружком, лежи тихонько, и никто не узнает, что ты мне помог.
        Во дворе Илья спешился, распахнул ворота пошире, потом выдернул факелы, что торчали из держалок у входа, и швырнул в лошадиные кормушки. Сухое сено вспыхнуло вмиг. Илья еле успел вскочить в седло.
        И сразу стало весело. Взметнулся вверх огонь, заржали испуганные лошади. Часть сразу устремилась в открытые ворота, остальные заметались по двору…
        Илья не стал ждать, что будет дальше. Дал шенкеля жеребцу, и через несколько мгновений всё поглотила ночь.

* * *
        Тьма была непроглядная. Для людей. Лошади дорогу находили легко. Правда, не спешили. Но Илья полагал: можно не торопиться. Их кони успели и отдохнуть немного, и поесть, а Миславово воинство - только с дороги. Да и лошадей им собирать придётся. И успокаивать. С кормушками хорошо получилось.
        Илья был доволен. Ловко он из ловушки вывернулся. И не только потому, что удачлив, но и сам молодец.
        Спустя некоторое время дождь окончательно прекратился. Тучи разошлись, даже луна показалась. Теперь и Илья мог видеть тракт. Хотя смотреть особо не на что. Грязюка и грязюка. Так, а это там не костерок меж деревьями?
        Точно. Костёр. Ну-ка…
        - Здравия всем!
        Спешиваться Илья не стал, глядел сверху.
        Не испугались.
        - И тебе здравия, добрый человек, - старший, с седой бородой, велел младшему подвинуться, освобождая на бревне местечко напротив огня.
        Уютно устроились. Навес из веток. Костерок. Котелок с ушицей.
        - Отведаешь?
        - Сыт. - Илья спешился, помог Пипке спуститься с коня, усадил, привязал лошадей.
        - Девка-то твоя умаялась, - заметил седобородый. - Пусть в шалаше поспит, там затишно.
        Илья бросил на старика взгляд исподлобья. Как узнал, что девка? Но спрашивать не стал.
        - Иди ляг, - велел он Пипке.
        Парочки этой он не опасался. Если что - дюжину таких голыми руками задушит. Хотя старый непрост.
        - Ты, дедушка, часом не ведун?
        - Нет, добрый человек. Монахи мы.
        Вот тут Илья и впрямь удивился:
        - Монахи? Что ж без крестов-то?
        Старый неторопливо сунул руку за пазуху, под серую грубую свиту, вытащил крестик. Небольшой, медный. Поцеловал и спрятал.
        - Что ж ты его от людей прячешь? - поинтересовался Илья.
        - Так чтоб не убили, - пояснил старик с добродушной улыбкой.
        - Боишься, значит, за Веру умереть? - прищурился Илья.
        - Не боюсь. - Дедушка аккуратно поворошил уголья, поглядел на Илью ласково: - Не боюсь, добрый человек. Но если убьют меня, то выйдет, что не свет Веры я им принёс, а совсем другое.
        - Ну так найди себе защитников, - предложил Илья. - Вон у лехитов храбрых рыцарей хватает. Не дадут тебя в обиду.
        - Хватает, это верно, - согласился старик. - И хватка у них отменная. Что схватили - не отпустят, пока последнюю шкуру не сдерут. - Последнюю фразу старик произнёс по-латыни.
        Илья засмеялся.
        - Латынь тебе ведома, - констатировал старик. - Хотя годами ты молод и, судя по виду, не в книжных, а в ратных премудростях искушён. Позволь спросить, кто ты, добрый человек?
        - Рыцарь, - сказал Илья. - А больше тебе знать ни к чему.
        - Лишнего не ищу, - отозвался седобородый. - Ни знаний, ни вещей. Что надобно, Бог даст.
        - Так как же ты свет Истины несёшь, если христианином назваться опасаешься?
        - Тихо-тихо несу. - Добрая улыбка вновь озарила лицо старика. Будто теплом повеяло. - Не сильным - слабым. Им нужнее.
        - Как звать тебя? - спросил Илья.
        - Иоакимом можешь, - ответил старик. - Или как тебе угодно, добрый человек. Ты устал, вижу. Трудный день у тебя был. В трудах воинских. Здесь ручей поблизости. Кровь людская лика не красит.
        Илья глянул на руки… Точно. Не отмыл дождик дочиста. И на лице - тоже небось.
        - Брат Стефан, - обратился старик к спутнику, - покажи рыцарю, где ручей.
        - Не надо, - отказался Илья. - Я его слышу.
        Десяток шагов - и огонь костра потерялся во тьме. Ручей набух от дождя. Не ручей, а целая речушка.
        Со стороны костра слабо тянуло дымом. Огня не видать. Илья обогнул костёр, вышел к дороге, оглянулся… Лес - сплошная чёрная громада. Даже непонятно, как он сумел отсюда огонь углядеть. Бог показал, не иначе.
        Когда Илья вернулся, оба монаха лежали подле костра. Спали. И Пипка в шалаше. Илья ослабил коням подпруги, выбрал у костра местечко поровнее, снял сапоги, завернулся в плащ и тоже уснул.
        Глава 28
        Ловушка на богатыря
        Киев. Великокняжий терем
        - Собеслав ответил, - сообщил Владимир, широко улыбаясь. - Выразил самое искреннее ко мне уважение, но при этом не преминул пояснить, что владетель Мислав внутри подвластных ему земель обладает полным судебным правом и если твой сын каким-то образом оказался на его земле и совершил преступление, то судьба его - целиком во власти владетеля.
        - Мой сын? - поднял бровь Сергей Иванович.
        - Да. Так он ответил. Илия, сын Серегея. Хотя я писал о своём гридне Илье. Ещё предложил отправить посла к самому владетелю Миславу.
        - И ты?..
        - Он предложил мне, - Владимир улыбнулся ещё шире, - великому князю, кесарю и хакону, отправить посла владетелю. Как если бы чей-то дурной холоп нагадил тебе, а его хозяин вместо того, чтобы выдать тебе холопа головой или заплатить виру, предложил обсудить обиду с холопом.
        - То есть ты не пошлёшь человека к Миславу? - уточнил Сергей Иванович.
        - Нет! - отрезал великий князь, и Духарев подумал, что очень правильно было ему с сыновьями взять дело в собственные руки.
        - Время послов закончилось! - заявил Владимир. - Наступило время мечей. Выступаем через две седьмицы.
        - Не дожидаясь заморозков? - уточнил Сергей Иванович.
        - Именно так. Мы ударим, когда враг не ждёт. Как мой отец.
        - Но «Иду на вы» отправлять противнику не станем? - уточнил Духарев.
        - А зачем? Когда Собеслав увидит наши знамёна, думаешь, он не сообразит, для чего мы пришли?
        - И для чего же? - с интересом спросил Духарев.
        Ему и впрямь было любопытно, как великий князь поступит с хорватами.
        - Как любит говорить мой воевода Сигурд: мы приходим, чтобы чужое сделать своим. Но эти земли нам не чужие. Моему отцу они кланялись данью, поклонятся и мне. И я буду к ним милостив. К ним, но не к оскорбившему меня Собеславу и его владетелю Миславу. Этот будет твоим, я обещаю!
        И Духарев вновь похвалил себя за предусмотрительность.
        Если начнётся война, Мислав точно не оставит Илью в живых. И Владимир это должен понимать. Возможно, и понимает.
        Неужели он сознательно хочет избавиться от того, кого вынужден был причислить к старшей гриди без положенной личной клятвы?
        Нет, вряд ли. Владимир хитёр, но не подл. Просто в настоящий момент оставшиеся хорватские земли для него важнее Ильи. А если за жизнь гридня будет взята подобающая вира, то и честь великого князя не пострадает. Что такое жизнь одного человека, когда речь идёт о целом княжестве?
        Тот же воевода Сигурд наверняка согласился бы с подобной логикой. Особенно если жизнь - не его, а долю в общей добыче он наверняка получит.
        Хочется верить, что братья встретятся с Миславом раньше, чем начнётся война. А уж если эта встреча произойдёт, то можно не сомневаться: выдать владетеля Духареву у великого князя вряд ли получится.
        Хорватское княжество. Западный тракт
        Завтракали вместе: Илья, Пипка и монахи.
        Говорили о вере. В частности, о беспокоившем Илью: как заповедавший «Не убий!» Господь относится к воинам? Терпит ли, как властитель палача? Или всё же одобряет, несмотря на заповедь? И можно ли рассчитывать на божью защиту, если ты столкнулся со злыми силами? Например, с тем же Сварогом и его жрецами-колдунами? Защитит ли Господь Илью, если даже его прямой слуга, монах Иоаким, на такую помощь явно не рассчитывает? Иначе бы не прятал свой крест под рубахой.
        - Ты прав, рыцарь, - признал монах. - Господь наш не велит проливать кровь. Нам, монахам, не велит. Но кровь бывает не только чужая, но и своя. Свою кровь Господь наш Иисус пролил ради спасения нашего. А что это значит?
        - Что человека можно убить, - ответил Илья. - Ну так это я и без тебя знаю. Убить - дело нехитрое.
        - Ты не понял, - возразил монах. - Если, к примеру, меня убьют, ничего это не значит. Я просто умру. Но если я пролью кровь ради Христа, то буду спасён. Вот почему я прячу крест. Зазорного в этом нет, ведь я несу Слово Божие, и это главное. А если меня убьют и моя смерть не послужит обращению язычников, то это будет всего лишь моя смерть.
        - Понимаю, - кивнул Илья. - С тобой понятно. А как со мной?
        - Ты - воин, - сказал Иоаким, - ты - рыцарь. Я не могу сражаться за Веру с оружием в руках. Я монах. Я не должен брать в руки оружие и проливать кровь. А ты, рыцарь, можешь и должен. Разве ты не клялся в этом, когда тебя посвятили?
        Честно говоря, Илья не очень помнил, в чём именно он клялся, когда Болеслав наградил его гербом и прочим, но кивнул. Монаху виднее.
        - Ты - рыцарь, значит, долг твой - сражаться за Веру. Проливать за неё кровь и даже погибнуть, если потребуется.
        - Ну, убить меня - дело непростое, - не без самодовольства заметил Илья. - Я хороший воин, монах. Очень хороший.
        - Ты - воин, - сказал Иоаким. - Этим всё сказано. Истинный рыцарь не тот, кто убивает, а тот, кто сражается на правой стороне и готов пролить кровь за торжество правды. Ведь каким бы хорошим ни был воин, он всё равно может быть убит и понимает это. Согласен?
        Илья кивнул. Сказано было верно. Оставался вопрос, какую сторону считать правой, но тут уж каждый решает сам. И какая сторона правая для Иисуса Христа - тоже понятно. Если речь идёт о язычниках. А что будет, если русы схватятся с теми же лехитами? Тогда как?
        Впрочем, такие вопросы Илью сейчас не очень беспокоили. Он хотел для начала с самим собой разобраться.
        - Есть три разряда людей, - сказал Иоаким. - Монахи, воины и крестьяне. Мы, монахи, воины Духа, вы - воины клинка, а крестьяне, они существуют для того, чтобы давать нам необходимое. Они рождены для того, чтобы трудиться в поте лица своего, как заповедано было изгнанным из рая. Господь наш дарит Спасение и им, но это трудный путь, потому что жертва крестьянина невелика и пролитый пот не искупает грехов человека. А вот готовность пролить кровь ради Святой Веры - это совсем другое! - Тут Иоаким воодушевился, глаза его заблестели: - Кто прольёт кровь ради Господа, тот сам уподобляется Ему, Пролившему Кровь на Кресте! Сражаясь за Веру, ты не смерть несёшь, а жизнь! Жизнь Вечную! Понимаешь?
        Илья снова кивнул. Слова монаха ему понравились. Очень понравились! Это ведь как получается: убивает Илья или нет - уже неважно. Если он сражается за правое дело, то главное - его готовность умереть. Но умирать ему при этом не обязательно: ведь если он умрёт, то и сражаться станет некому. Следовательно, Господь требует от него не умереть, а наоборот - жить и сражаться. А поскольку сражаться и побеждать, не убивая врагов, невозможно, то насчёт заповеди «Не убий!» Илья может не беспокоиться. Пока он на правой стороне.
        - Защищай Веру, защищай слабых, защищай справедливость, - продолжал наставление монах. - Сражайся за правду, и Господь пребудет с тобой, и душа твоя избегнет адского пламени!
        Илья улыбнулся. Сказанное было ему привычно. Всё как батюшка учил. Не обижай женщин, детей…
        Илья поглядел на Пипку. Та слушала открыв рот. Заворожил её монах. Есть в нём сила, есть. Слушаешь - и веришь ему. Может, потому что он сам верит?
        Нет, не зря они встретились. Важно получилось. Не иначе Бог пособил.
        Однако времени терять тоже не следует. Надо собираться в путь. Но за науку следует отплатить.
        В должниках Илья ходить не любил, потому взял один из кошелей, протянул монаху:
        - Прими от сердца!
        - Не нужно. - Иоаким отодвинул серебро. - Благодарю, но не возьму. Бог нас прокормит и люди добрые.
        - Как знаешь. - Илья не стал уговаривать. Предложил другое: - Я был бы рад снова тебя увидеть, святой отец. И не просто увидеть, а пригласить в гости. Есть у меня отчина, городок Моров на пути меж Киевом и Черниговом. Если что, добрые люди подскажут. Приезжай… приезжайте, - поправился он, глянув на второго монаха. - Если меня не будет, скажешь наместнику, что ты - мой гость, а священнику моему, отцу Евлалию, что я тебе доверяю. Язычников у нас много. Иные хоть и крещёные, но… - Илья махнул рукой.
        - Понимаю, - кивнул Иоаким. - Ты ведь и сам такой.
        Илья шевельнул бровью: не ожидал. Но не рассердился.
        - Поясни! - потребовал он.
        - Не сейчас, - отказался Иоаким. - В другой раз. Долгий это разговор, а ты торопишься. Пока сам думай.
        - А будет он, другой раз?
        - А это как Бог положит, - ответил монах. И перекрестил Илью, благословляя: - Господь с тобой, добрый человек! Мир тебе!
        «Ага, - подумал Илья. - Мир. Мне. Воину. Как же!»
        Но ловить монаха на противоречии не стал. Поднялся, помог Пипке взобраться на мерина, сунул Владко припасённое яблочко, приласкал ладонью и словом и без помощи стремени взлетел в седло.
        - Рыцарь! - окликнул Илью монах по-латыни. - Как ослабнет душа, ты сердцем Бога Всемогущего позови молитвой: Отец Наш, пребывающий на небесах… Сердцем позови, слышишь?
        Жеребец, соскучившийся по движению, без понуканий двинул к тракту. Остальные лошади - за ним. Илья оглянулся: Пипка держалась в седле намного уверенней, чем раньше. Учится понемногу. Это хорошо. Дорога впереди неблизкая и непростая. Так думал Илья, но ещё не догадывался, насколько она будет непростая. Потому что не знал о том, что, пока он дрых на лесной полянке, владетель Мислав не спал.

* * *
        Узнав о том, что хитрый купчик обманул и ненавистный рус был у владетеля, считай, в руках, Мислав пришёл в ярость.
        Спасло купчика только то, что успел спрятаться. Миславу же было не до поисков. Он даже убитых дружинников, вопреки собственному обыкновению, не стал хоронить лично. Оставил это дело на хозяина корчмы. Ему же доверил раненых, пообещав спросить строго, если что.
        Хозяин рассыпался в заверениях и благодарностях. Боялся, что придётся отвечать за то, что дал ночлег владетелеву врагу. Может, и пришлось бы, но Мислав спешил и корчмарь был ему пока что нужен. Как собрали лошадей, своих и чужих, и набрали припасов на дорогу, сразу тронулись.
        Не всё сразу. Десятка два, во главе с владетелем, на более свежих лошадях, налегке ушли вперёд. Остальные - следом. С припасами, не спеша. Сейчас для Мислава главное - догнать руса. У того четвёрка лошадей, причём отличных. Но толком не отдохнувших. Да и ночь к тому же. Не разгонишься.
        Владетель рассчитывал: на следующем постоялом дворе враг точно остановится. Там его и возьмут. Главное, чтоб лошадки не подвели.
        О всадниках владетель не беспокоился: люди крепче животных. Сам же Мислав усталости и вовсе не чувствовал. Его сжигал гнев. Вместо того чтобы правильно сдохнуть, принеся Миславу серебро и уважение, ненавистный рус погубил множество людей и оскорбил богов. Причём, зная жрецов, Мислав даже не сомневался, что ответственным за святотатство объявят его, Мислава. И это в то время, когда поддержка вольных людей нужна ему, как никогда ранее. К тому же рус не только унизил Мислава, но и ограбил. Если владетель его не догонит и не покарает, то не только не вернёт себе уважения вольных, но и не на что будет купить поддержку сильных. Даже собственные дружинники могут уйти, если сочтут, будто Мислав - неудачник. Тогда останется только бежать, бросив и наследственные земли, и замок, бросив всё, потому что князь Собеслав не преминет воспользоваться его, Мислава, слабостью. Приберёт земли Мислава к рукам, а его бросит подачкой князю русов.
        Владетель не сомневался: так и будет. Потому что он сам поступил бы именно так. Да, так и будет. Если Мислав не сумеет догнать и взять проклятого руса и вернуть себе украденное. Тогда повоюем. Руса подрезать немного, чтоб больше не рыпался, и отдать сваргам. Серебром поделиться с лехитами и получить поддержку князя Мешко и его воинственной жены. Можно даже пообещать принять их веру…
        Пообещать или принять на самом деле?
        Тоже вопрос. Безобразия, которые вытворял христианин-рус на капище, подточили веру самого владетеля в старых богов. Однако если Мислав крестится, это может не понравиться свободному люду. А уж жрецам точно придётся не по душе. Начнут подзуживать против Мислава народ… Хотя и тут есть варианты. Например, дать понять, что принял Христа не взаправду, а лишь из хитрости…
        В общем, стоит подумать, как лучше. Но - после. Сейчас главное: взять руса.
        Мислава гнала ярость. Дружинных - тоже. Рус - кровник. Убить успел многих.
        Все спешили, однако к нужному месту добрались только к рассвету. Темнота, скверная дорога…
        Постоялый двор был крепким. Маленький острог. А как иначе? Здесь не городок, даже не село, просто дом у дороги.
        С той стороны ограды отозвались не сразу. Вернее, сначала просто облаяли. Потом обругали уже человеческим голосом. И только узнав, что прибыл не кто-нибудь, а сам владетель Мислав, открыли ворота.
        Хозяин, мрачноватый, заросший, разбойного вида, шуганул собак, поклонился нехотя, по сути просто кивнул, буркнул:
        - Щас чё разогрею, - и пошагал в дом.
        Рук под стремя не подставил, даже коня не принял.
        - Взять, - скомандовал владетель.
        Двое дружинных тут же догнали, зажали конями.
        Бородач только хрюкнуть успел:
        - Вы чего, эй… - А на шее уже петля, и волокут обратно.
        Кинувшихся на подмогу хозяину псов отвадили плетьми.
        Бородача бросили в грязь мордой, подержали чуток, потом ослабили аркан, позволяя встать.
        - Эй, вы совсем…
        Удар плетью:
        - К владетелю обращаться «мой господин» или «великодостойный»!
        - Да я… Ай! Ай!
        - Довольно, - остановил Мислав вразумлявшего дружинника. - Рус в доме?
        - Какой рус?.. Ай!
        Тут терпение владетеля закончилось. Двинул булавой по макушке, и бородач повалился обратно в грязь. И больше не поднялся.
        - Вы - в дом! Вам - конюшня и остальное! Вы четверо - со мной. Двое прикрывают, двое стрелы наложить! Бить по ногам!
        Наученный горьким опытом Мислав приготовился к тому, что рус попытается удрать. И встретить его следует должно.
        Увы! Руса на постоялом дворе не оказалось. Четверо мужиков, шесть баб и сворка детишек. Все - здешние.
        Однако то, что руса здесь нет, владетель понял раньше, чем обыскали дом и выгнали во двор всех его обитателей. Понял, когда посланные проверить конюшню появились, разводя руками.
        Коней, его собственных, Миславовых коней, уведённых русом, не было.
        Получалось, рус до постоялого двора так и не добрался. Или мимо проехал.
        Но это вряд ли. Это ж коней совсем заморить.
        И где он тогда?
        - В лесу заночевал, - предположил кто-то.
        Миславу мысль показалась верной. И здравой. Что дальше?
        Надо думать.
        Если рус ухитрился в темноте обнаружить погоню и пропустить её мимо? Тогда он знает, что Мислав впереди, и вполне может обойти постоялый двор лесом. Чаща здесь не настолько дремуча, чтоб её верхом не пройти.
        Но это если знает. Если он сидел у дороги и слушал.
        Но допустим. Что дальше? Рус хитёр. С него сталось бы: дождаться, пока Мислав проедет… и вернуться обратно в посёлок. И что-то подсказывало: там его вязать не станут. И купцы, и хозяин корчмы наверняка обижены на своего владетеля, который силой и без возмещения забрал всех лошадей. Хотя нет, если рус решил бы возвращаться, то натолкнулся бы на второй отряд…
        Но он мог бы пропустить оба!
        Хотя почём ему знать, что Мислав разделил дружину?
        Владетель потёр лоб. Думалось плохо. Всё же он изрядно устал, да и годы берут своё: пятый десяток.
        Ох и ловок этот рус! Мислав даже не жалел, что не посадил его на кол, как собирался сначала. Этот воин достоин лучшего. Эх, будь у Мислава такой сын, такой наследник! Не только силён, но и сообразителен. Надо же! Прикинулся лехитским рыцарем. Даже герб себе нарисовал. А ведь совсем ещё молодой, даже усы толком не пробились. Даже жалко, что придётся его убить. Но убить придётся. Если его снова отдать сваргам, а он опять сумеет от них удрать…
        Но сначала надо его поймать.
        Мислав провёл влажными от дождя ладонями по лицу. «Думай, владетель, думай. Неужели ты не сумеешь перехитрить безусого мальчишку?»
        Так… Если рус вернулся в посёлок, ухитрившись не напороться на второй отряд, то поймать его вряд ли удастся. Слишком много времени потеряно. Значит, об этом и думать не надо.
        Если он не стал возвращаться, тогда две возможности. Он ехал всю ночь, опередил Мислава и даже ухитрился не загнать лошадей. Обогнал и не заехал сюда, на постоялый двор, хотя бы для того, чтобы поесть и покормить коней.
        Даже если так, то продолжать погоню нельзя. Надо дать роздых лошадям и людям. Да и самому владетелю стоит немного поспать. Если рус проехал мимо постоялого двора, то ему всё равно придётся остановиться и отдохнуть. И спать он будет под крышей, а не под дождём на сырой земле. В таких условиях трудно отдохнуть как следует. И у Мислава появится небольшое преимущество.
        Но допустим, рус заночевал в лесу. Тогда он сейчас едет сюда, и это - наилучший вариант. Тогда просто. Выставить дозоры и ждать. Приказать десятникам выделить толковых людей и определить порядок смен. А Миславу и остальным дружинникам - поесть и отдыхать. На сухом, под крышей. Ждать, скажем, до полудня. Если за это время рус не появится, двигаться дальше. Второй отряд Мислава тоже должен подтянуться как раз к этому времени. Оставить их здесь. Пусть тоже отдохнут, а заодно приглядят за дорогой. Если рус всё же вернулся в посёлок, но планов не изменил и направляется домой, то второй отряд примет его здесь. Да, так и следует поступить. Решено. Мислав принял решение, и сразу отлегло от сердца. Никуда рус не денется. Это земля Мислава. Его отчина. Чужаку не уйти.
        Хозяин постоялого двора очухался, завозился в грязи. Живучий.
        Или Мислав староват стал? В прежние времена он булавой не то что темя - лоб прошибал.
        Владетель дождался, пока тот задерёт окровавленную рожу в маске из липкой грязи, рявкнул:
        - Коней обиходить, людей накормить! И шевелись, не то велю порубить на куски и скормить твоим же свиньям!
        - Да он и сам - как свинья! - крикнул ктото.
        Дружинные захохотали. Мислав тоже улыбнулся. И впрямь. Как свинья. Впору ободрать и зажарить.
        И поехал дальше, не заметив, каким лютым взглядом обжёг его хозяин постоялого двора.

* * *
        - Ну вот, - сказал Илья, оборачиваясь к Пипке. - Скоро передохнём, я уже дымок чую.
        Пипка слабо улыбнулась. Держалась она в седле из последних сил. Силой воли. И воля у неё была. Кто бы мог подумать: девка-холопка, сирота… И такая крепость. Удивительно. Во всяком случае, Илью она удивила. Он думал, придётся её как груз везти, а она сама в седле держится. Правда, и Илья её жалел. Ехали шагом, останавливались раза три. Не то уже давно приехали бы.
        Кони тоже нуждались в заботе. Их бы почистить да в конюшню и накормить…
        Илья тоже от горячего не откажется. И чтоб с неба на голову не капало.
        Ну да немного осталось. Ещё один поворот, и…
        Угадал. За поворотом - вырубка, небольшое поле, несколько копёнок сена, за полем - высокая чёрная ограда, крыша дома, клубы дыма над продухом. Тепло, сухость, горячая еда. Совсем близко…
        Но туда Илье не добраться.
        Потому что между постоялым двором и Ильёй - аж четверо всадников с луками наготове.
        Илья вздохнул. Попался. И глупо. Обидно.
        К оружию он не потянулся. Слишком много стрелков. Четверо впереди. И сзади тоже не меньше двоих: Илья услыхал топоток копыт за спиной, когда его собственные кони остановились.
        Что можно сделать?
        Прямо сейчас в драку - никак. В четыре лука из него вмиг ёжика сделают. Иголками внутрь.
        Попробовать поднять коня на дыбы? Тогда Илью нашпигуют те, кто сзади. Вдруг заныло место, куда когда-то угодила стрела Соловья.
        А если коню под брюхо - и в лес?
        Нет, не получится. Место здесь уже открытое. С тридцати шагов даже так себе стрелок по зайцу не промахнётся. А Илья, он покрупнее зайца. Да и стрелки, похоже, не из плохих. Судя по тому, как держатся. Луки и наконечники отсюда не разглядеть, но понятно, что не на зайца. Раз ждали его, Илью, бронного воина, то наверняка подготовились.
        Что остаётся? Только смирно ждать, когда подъедут поближе. А там меч в руку, коня вперёд, и стрелять уже не рискнут. Побоятся по своим попасть…
        Может, и получится. Тем более другого выхода нет. Сдаваться нельзя. И сдаваться Илья не будет. Если снова повяжут, тоже конец. Но долгий и неприятный. Лучше уж сразу, в бою…
        «Помоги, Господи!»
        - Кто таков?
        Илья удивился. Был уверен, что ждут именно его. И уже узнали. Неужели повезло?
        Хотя темновато уже. С тридцати шагов лиц не разглядеть.
        - Рыцарь гербовый князя Болеслава Храброго! - крикнул Илья, изобразив лехитский акцент. И повернул коня, чтобы стал виден прицепленный к седлу щит с сапогом. Что на гербе, они точно не разглядят. Но то, что герб есть, возможно.
        - С коня долой! - последовал приказ.
        Выбора не было. Четверо лучников впереди и не меньше двух - за спиной. И ещё за спиной Пипка, которую свалят наверняка. «При любом раскладе», как выражается батя.
        Илья спешился. А что делать?
        «Пока живу - надеюсь»[22 - Перефраз латинской пословицы «Dum spiro, spero», «пока дышу, надеюсь».], как говорят ромеи.
        Один из стрелков убрал лук в налуч. Подъехал. Умный гад. Сбоку подъехал, так, чтоб стрелкам не помешать.
        И всё же оплошал. Когда между ними осталось шага три, Илья изо всех сил хлопнул Владку по крупу. Тот шарахнулся, на мгновение прикрыв Илью от лучников, а сам Илья метнулся к всаднику, ухватил за ногу и рванул, сдёргивая с седла. Приложил кулаком в скулу, выхватил лук из налуча и пук стрел из колчана…
        … И сильнейший удар в живот швырнул его наземь.
        «Вот теперь всё, - подумал Илья, глядя, как опрокидывается на него серое сумеречное небо. Вдохнуть он не мог, да и не пытался. - Кто это меня так?»
        Хотя какая разница?
        Какие-то люди замельтешили вокруг. Вдохнуть по-прежнему не получалось. Оно и к лучшему - помереть вот так вот, легко. Родню только жаль. Батюшку, матушку… И Пипку. Худо жила девка, а хорошо не будет. А Илья-то обещал…
        Илья прикрыл глаза. «Прими, Господи Боже мой Иисусе Христе, мою душу грешную…»
        Не принял Господь.
        Мощный рывок. Кто-то с медвежьей силой ухватил Илью, поднял и ударил в грудь. Будто дубиной врезал. Всё внутри перетряхнуло. Даже бронь не уберегла. Воздух с сипом «а-а-а-а…» пошёл в лёгкие.
        Илью скрутило болью в приступе кашля… Не отпускало долго. Когда наконец чуток Илья начал что-то соображать, то понял: тот, кто ударил Илью, всё это время держит его, считай, на весу и что-то говорит… Непонятное, потому что в ушах звон.
        Да какая разница? Быстро умереть не получилось. И уже не получится. Этот - здоровый какой! Такого не завалить. А ещё слабость накатила, не отпускает…
        Илья попытался сказать что-то… обидное. Но снова закашлялся.
        Но на этот раз отпустило быстрее. И в глазах прояснилось. И слух тоже.
        - … Дыши, дурень, дыши! Ну и напугал ты, Илюха! Вот помер бы, что б мы бате сказали?
        Илья вскинул голову. Слишком резко. Закружилось всё, поплыло…
        - Славка?.. - просипел он. - Ты как тут? Откуда ты взялся?
        - Откуда все люди берутся! - Богуслав засмеялся. - Ты дыши аккуратно, братик. И не дёргайся. Крови во рту нет? Прилетело тебе неслабо, а и я добавил с испугу… Рёбра-то не железные. Касым, помоги-ка… Сейчас к Лучинке тебя, глянет, скажет, чего и как…
        - Славка… Там девка со мной… Не обижайте.
        - Девка? Это с тобой девка, что ли? - Богуслав захохотал. - Вот ты молодец! Я с Тёмкой поспорил, что ты сам выкрутишься, по обыкновению своему. Но что по тому же обыкновению ещё и девку с собой прихватишь… Вот с этим не догадался.
        - Спорили на что? - просипел Илья, пытаясь самостоятельно переставлять ноги.
        Получалось не очень. И дышать было больно. Но кабы мог - хохотал бы от счастья.
        Братья! Приехали за ним! Выручать! Прямо в серёдку хорватского княжества!
        - На желание мы спорили. Ты не болтай пока, Илюха. А то помрёшь - знаешь, как обидно будет!
        - Целы у него рёбра, - сообщила Лучинка после осмотра. - И нутро вроде не побито.
        - Вот такой у меня братец! - заявил довольный Богуслав. - Ему и броня ни к чему, вишь, какой здоровый! У другого бы враз душу из тела вышибло. Жеребец-то у Борха могуч! Но ты тоже могуч, Илюха. Сотника матёрого, да ещё хузарина из седла выдернуть! К Борху ныне подступиться страшно, так переживает.
        - Переживёт, - проворчал Артём. - Я сам ещё добавлю, чтоб повнимательней были. Они ж его чуть не убили, кроты безглазые.
        - Не ругай их, - попросил Илья. - Я тоже ведь не узнал.
        Он сиял от счастья. Братья!
        - Ну да, сам ты тоже хорош, - буркнул Артём. - Чего лехитом назвался?
        - Так я ж не вас ждал. - Илья сел, потрогал влажные повязки-припарки.
        Боль почти ушла. Тоже понятно. Ран нет. Только два синячища: один - от копыта, второй - от Славкиного кулака.
        - Думал, Мислав меня устерёг, - сказал Илья.
        - Думал он… - проворчал Артём. - Только Борху не говори. Ты его и так унизил люто, а если ещё скажешь, что с хорватами спутал, как бы на меч от позора не бросился.
        - Хорваты! - спохватился Илья. - Мислав же сюда идёт! Много людей с вами?
        - На Мислава - с избытком. - Богуслав помог Илье надеть рубаху. - Да ты не переживай. С ним всё.
        - Как это - всё? Не понял.
        - Всё - это всё. Забудь.
        Глава 29
        Конец владетеля Мислава
        Княжество хорватское
        Это случилось неожиданно и для русов, и для хорватов.
        - Добрались! - заявил Богуслав, когда лес внезапно поредел. - Переночуем под крышей.
        - А что тут? - спросил Артём.
        - Да разбойничек один постоялый двор держит. И земля вокруг - тоже его. А подальше - ещё одно подворье. Там у него родня и холопы. Удачливый ублюдок.
        - Откуда знаешь, что разбойник?
        - Да тут через одного разбойники, - засмеялся Богуслав. - Но на самом деле Джозо про него рассказал. Папаша - из знати, а мамка - наложница. В общем, не признал его отец. Не успел. Поймал стрелу не вовремя. Так и остался ублюдком. Такому здесь только в разбойники, потому что землю пахать важность не позволяет. Да нам какая разница? Главное - дом у него большущий и прочие строения тоже. И припасы найдутся, если есть чем заплатить. Так что будет вся наша гридь нынче под крышей. Вон, печи уже дымят. Небось обед на подходе. Наш обед, кстати.
        - Или не наш, - задумчиво проговорил Артём, присматриваясь. И вдруг негромко, но резко: - Дружина, стой.
        Первые тут же остановились. Команда князя поползла по цепочке воинов, и вскоре встала вся колонна.
        Десятники подтянулись поближе, ожидая новой команды, но князь не спешил. Разглядывал обширный постоялый двор, присоседившийся к тракту. Оттуда ведь тоже могли увидеть русов. Не всех. Десяток, не больше. Остальных пока что прятал лес.
        - Отряд на подходе, - сказал князь уличский. - С той стороны выезжают. Десятка три. И это не купцы.
        - Не купцы, - согласился Богуслав. - Вои конные. Идут небодро. Устали лошадки. Хорваты? Борх, что скажешь?
        Командир хузарской сотни прищурился… Но покачал головой.
        - Не разглядеть, - пожаловался он. - Далековато.
        - А их встречают, - заметил Артём.
        Точно. Ворота постоялого двора растворились, и на дорогу вышло несколько человек. Один помахал подъезжающим. Те отреагировали. Кони пошли веселей.
        - Нас увидели, - сообщил Борх. - Сбегать узнать, что за люди, или сразу бить?
        Артём поглядел на брата.
        - Сразу бить я бы не стал. - Богуслав привстал на стременах, пытаясь разглядеть знамено в руках одного из подъехавших воев, но ветра не было, и знамено висело мокрой тряпкой. - Опять-таки неизвестно, сколько их там, внутри.
        - А сколько б ни было, все наши! - Борху хотелось драки.
        - Мы не в степи, - осадил сотника Артём. - На стены я вас без нужды не поведу. Славка, что ещё посоветуешь?
        - А давай просто подъедем поглядим, - предложил Богуслав. - Вот сразу всей силой и подъедем, чтоб не искушать. И поглядим, что дальше будет.
        - Не возражаю, - согласился князь уличский. - Гридь!
        Колонна вновь пришла в движение, вытягиваясь из леса и по мере выхода на простор перестраиваясь из «попарно» в «по трое». До постоялого двора им оставалось шагов триста - триста пятьдесят. Уже и стрелу добросить можно, если умеючи.
        При виде отряда русов неизвестные вои засуетились. У ворот на короткое время возникла толчея, хотя русы двигались без спешки и за оружие не брались.
        - Ого! Ворота затворяют! - воскликнул Богуслав. - Не иначе испугались!
        - Надо было их с налёту! - огорчился Борх.
        - Может, и надо было, да поздно теперь, - равнодушно произнёс Артём. - Борх, всем стоять. Маттаха ко мне.
        - Значит, так, родич, - сказал князь уличский юному Машеговичу. - Езжай туда, узнай, кто такие. Если спросят, кто сами, скажи, что хузарская сотня из Саркела. Наёмники… Чьи? - обернулся он к Богуславу.
        - Маркграфа Брауншвейгского Бруно.
        - А поверят? - усомнился Артём. - Христианский правитель нанимает иудеев…
        - А пусть проверит, - беспечно отозвался Богуслав. - Чем невероятнее…
        - … тем скорее поверят, - подхватил Артём. С братом они мыслили одинаково, потому что учителя у них были одни. - Иди, Маттах. И не наглей там.
        - Это как получится! - задорно крикнул хузарин и галопом - к постоялому двору.
        - Вылитый Йошка в молодости, - заметил Богуслав.
        - Ага, - согласился князь уличский. - Нахалёнок. Надеюсь, стрелой его там за дерзость не угостят.
        - Не посмеют, - сказал Артём. - Мы-то рядом.
        Не посмели.
        - Предложили ехать, куда ехали, - доложил Маттах. - Мол, места и самим мало. Сказали: внутри сам благородный владетель с могучей дружиной расположились, а мы можем проваливать.
        - Как зовут владетеля, сказали?
        - Не-а, - мотнул головой Маттах. - Ответили, что не моего ума дело.
        - Мислав? - глянул на Богуслава Артём.
        - Думаешь, мы настолько удачливы?
        - Проверим. Джозо быстренько сюда.
        Бывший управитель среди маячивших над оградой рож знакомых не опознал. Далековато. А ближе его подвести не рискнули. Вдруг у кого-то окажется зрение получше, чем у Джозо.
        Однако уходить от постоялого двора не стали. Обосновались лагерем: благо речушка рядом и собранное в копны сено в дело пойдёт. Хозяева копён не возражали. Во всяком случае, протестовать или требовать плату никто не пришёл.
        Разобравшись с лошадьми и перекусив, устроили совет. Стоит ли брать постоялый двор штурмом? А если брать, то как?
        Сколько там дружинников - неведомо. Вряд ли больше, чем русов. Скорее всего столько же. В том, что засевших за частоколом удастся побить, никто не сомневался. Гридь у Артёма отборная: каждый троих стоит. Но поскольку перед ними пусть и хиленькое, но укрепление, возможны потери. Пусть и небольшие, но уличскому князю каждый воин дорог. Да и непонятно, стоит ли лезть в драку? Земли эти да, Миславовы. Но это всё равно может быть не Мислав, а какой-то другой владетель. Тут рядом их аж двое. За что тогда бить? Войны меж хорватами и русами пока что нет. А карать только за то, что первым на постой успел, это не по-христиански. Да и не по правде.
        Что ж тогда? Идти дальше? А если это всё-таки Мислав?
        В общем, пока братья судили-рядили, судьба решила за них.
        - Мальца мы поймали, княже, - сообщил гридень. - Привести или погнать?
        - Веди, - заинтересовался Артём.
        - Так ты и есть самый главный наёмник? - Малец был грязен, как дикий поросёнок. Но значительно храбрее. - Батя меня послал. Сказал: он бы тебя к себе пустил, да владетель, гадюка такая, не позволяет.
        - Почему гадюка? - спросил Богуслав.
        - Хуже гадюки! Чтоб его комары насмерть заели!
        Горячность мальца, как оказалось, была вполне оправданна. Владетель обошёлся с семьёй парнишки нехорошо. Отца избил сильно, семью из дома выгнал, люди его едят, пьют, лошадей кормят… Всё бесплатно, и уже сказали, что платить не будут. Потому что, мол, хозяин кланялся недостаточно низко. Вдобавок ещё сестру снасильничали. В общем, вроде свои, а ведут себя хуже чужих.
        Как зовут владетеля, малец не знал. Но сказал, что воины могут у него самого спросить. Когда отец с братьями им ворота откроют.
        - Откроют, говоришь? А владетель ваш будет на это смотреть спокойненько? - прищурился Борх.
        - Да спит он! - заявил малец. - Все они дрыхнут. Вроде как всю ночь скакали. Лошади у них уморённые, сам видел.
        - А дозорные? Те, что на забороле сидят?
        - Да они тоже спят, только стоя! - хихикнул малец. - Я ж к вам через поле бежал, так никто не окликнул.
        - А выбрался как? - спросил Богуслав. - Через забор?
        - Не-а. Получше. Собаки под частоколом нору прокопали. Я по ней протиснулся. Батя сказал: вы, главное, поспейте вовремя, а дозорных они с братьями уберут. И ворота откроют.
        - Ты ему веришь? - спросил Артём по-ромейски.
        - Пожалуй, - тоже по-ромейски отозвался Богуслав. - Но у нас всё равно нет выбора. Мы не можем оставить этого владетеля за спиной. Нас слишком мало.
        - Не можем, - согласился Артём. - С подмогой или без, а брать этого владетеля придётся. - И по-хузарски: - Борх! Поднимай людей. Пойдём походным порядком мимо, но всех предупреди: приблизимся - атакуем. Откроют нам ворота - хорошо. Нет - будем брать так. И знамено моё перед атакой развернуть. Сюда моих уличских немало сбежало. Может, знакомый кто увидит. Порадуется. - Артём хмыкнул.
        - Беги домой, - велел парнишке Богуслав. - Скажи: мы сейчас снимемся и мимо вашего подворья пойдём. Откроют ворота - войдём, нет - мимо поскачем. Давай, зайцем!
        Мальчишка убежал.
        - Думаешь, всё же ловушка? - с сомнением произнёс Артём.
        - Уверен, что нет. Но если мальца перехватят…
        - Разумно, - одобрил старший брат.
        Если перехватят, то, понятно, мигом выпытают, куда и зачем бегал. И успокоятся.
        Собрались, не торопясь. Надели брони, проверили оружие. Разделились: кому - на стены, кому - издали прикрывать. Дело обычное и привычное. Да и укрепление это от разбойников, а не от настоящих воев. Откроют ворота, не откроют - конец один. Хотя, если откроют, потерь точно не будет. Хузарские стрелки - сила страшная. Удержать её только добрая стена щитов может. Но только удержать, а не победить.
        Артём и Богуслав ехали первыми. Как и подобает вождям. Тем более у них и бронь лучшая, и кони. Да и сами они - лучшие. Русь не Византия, где войсками иной раз евнух командует, а сам император так и вовсе у себя во дворце сидит, за десятки дней пути от войны.
        Ехали первые, но не одни. За братьями - гридни, внимательные и насторожённые. Если уж полетит куда княжья стрела, то точно не одна.
        Нет, не соврал малец. Шагов тридцать оставалось до постоялого двора, когда ближайший из дозорных, угрюмый бородач, маячивший меж зубцами, пропал. А потом и второй. А вместо первого над частоколом появилась кудлатая голова, ощерилась и кивнула в сторону ворот. Которые через время, достаточное, чтобы пройти шагом эти самые тридцать шагов, пришли в движение. И достаточно тихо. Видать, кто-то не пожалел масла для петель.
        Русы тоже шуметь не стали. Въехали внутрь, уже с луками наготове.
        На подворье работы для стрелков не нашлось. Пять мертвецов и трое местных: один - постарше, с забинтованной головой и свежим рубцом поперёк разбойной рожи.
        - Пресветлый князь! - забинтованный низко поклонился. - В доме все. Ещё в конюшне были. Мы их тоже… - Бородач двинул рукой, будто перерезал горло.
        - Ловко, - одобрительно произнёс Богуслав. - Родня твоя где?
        - В доме только чужие, великодостойный. Нас всех выгнали.
        - Знаешь меня? - спросил Артём.
        - Наслышан, пресветлый князь. Знамено узнал твоё.
        - Если знаешь, то знаешь и то, что я справедлив.
        - И грозен. - Бородач рискнул глянуть в глаза всадника.
        - К врагам. Как имя владетеля?
        - Мислав.
        Братья переглянулись: удача их не покинула.
        - Ты своё дело сделал, - бросил бородачу Артём. - Теперь - с дороги.
        Подъехал к крыльцу, спешился, обнажил клинки, глянул на брата:
        - Потешимся?
        - А то! - Богуслав тоже соскользнул с коня.
        Разъехавшиеся по двору хузары держали дом: окна, двери, крышу, каждую щель.
        За братьями выстроился большой десяток гриди, отобранной для рукопашной.
        Ох и неприятное будет у хорватов пробуждение…

* * *
        - Признаться, мы надеялись найти и тебя, - сказал Илье Богуслав. - Огорчились, когда не нашли. Мислав твой трижды нас огорчил: когда тебя не оказалось и когда мы узнали, что он дозор выставил: тебя перехватить. Борх как раз за ними отправился, когда ты на него выехал.
        - Миславских-то он поймал или только меня? - уточнил Илья.
        - Упустил. Хотя те, похоже, ещё раньше дёру дали. Да и пёс с ними. Сам-то Мислав не сбежал. Даже не пытался. Бился храбро, да только куда ему против нас. Артём владетеля вмиг срубил, уши ему отрезал и псам скормил. Сказал: так батя велел.
        Говорили они по-ромейски, чтоб ушки двух хорватских девушек, прислуживавших братьям за столом, не услыхали лишнего и об этом не стало известно их папаше.
        Папаша же… В общем, из тех, кого стоило бы сразу повесить. На всякий случай.
        Но - нельзя. Союзник. С его помощью хорватов взяли тёпленькими и без потерь. Так что с повешением придётся повременить. Не факт, что надолго. Если хорватские земли лягут под Владимира, а разбойная природа возьмёт своё…
        - А что третье? - спросил Илья.
        - Третье? - Богуслав, задумавшись, не понял вопроса.
        - Ты сказал: Мислав тебя огорчил трижды.
        - Ну это не столько меня, сколько гридь Артёмову. Добычу на владетеле взяли, считай, никакую. С младшего хана печенежского и то больше бывает. Серебра - гривны две от силы. Понятно, почему он сюда задарма въехал - платить-то нечем. Совсем обнищали хорваты. Я б на месте Владимира с ними и вязаться не стал. Не окупится.
        - Это смотря как к делу подойти, - ухмыльнулся Илья.
        - Ну-ка поучи нас, бестолковых…
        - Ты не нукай, а в сумы мои глянь. И скажи Борху, что я готов с ним поделиться по справедливости. Был бы я ворогом, он бы враз разбогател.
        - Да он и так небедный, - засмеялся Богуслав. - Чай не с владетелями хорватскими ходит, а с братом нашим. Но идея правильная.
        Глава 30
        Брат против брата
        Княжество Хорватское
        Потом был пир. Хозяин не поскупился: угощал бесплатно. Правда, за выпивку денег попросил. Сказал: иначе разорится.
        Было весело. Илья уж и забыл, как это - с родными за столом сидеть, в тепле, в безопасности.
        Как всё хорошо закончилось. Для всех. Илья глянул туда, где за отдельным столом сидели женщины. И Пипка с ними. Сдержал слово Илья.
        - … наложниц трое, а жену брать больше не хочет, - уловил Илья обрывок разговора. - По Элде тоскует.
        Это Маттах об отце своём рассказывает.
        Илья об Элде, последней жене славного хузарина, много историй слыхал. Была она нурманкой и, говорили, воином изрядным. И погибла как воин. В бою. Вернее, в битве большой, когда великий князь Святослав с ромеями за власть над дунайской Булгарией бился.
        Вот уж жена была так жена. И в походах рядом, и в бою. А в постели небось тигрица…
        Илья вздохнул. Опять вспомнилась Жерка. Запала в память хищная Соловушка.
        - … Любил он её.
        Это уже Богуслав.
        - Любит, - поправила мужа Лучинка.
        Вопреки обычаю она сидела рядом с мужчинами. Илью это не удивляло. У них в роду как раз так и заведено. Только если у Артёма в тереме гостевали, то женщины отдельно садились. Будь иначе, Доброслава, княгиня уличская, Артёмова жена, не поняла бы. Оскорбилась. Она в обычаях строга, Доброслава, внучка Свенельдова.
        Илье Доброслава не нравилась. Поначалу глядела на приёмного сына как на мышь в кладовке. И что такое это смердье отродье тут делает?
        Мужу, понятно, не противилась. Это ведь тоже не по обычаю. Может, потому Артём Илью к себе и не взял, а батюшке с матушкой отдал?
        Доброслава… Вот кто в постели небось лягуха лягухой.
        - У нас в роду все однолюбы! - заявил Маттах. Безусое лицо хузарина раскраснелось: вина он изрядно принял. - Вон Йонах тоже. Сколько лет с одной женой живёт!
        - Ага, щас! - ухмыльнулся Богуслав. - Попробуй он ещё кого завести, ух сестрёнка ему бы устроила!
        - По христианскому обычаю жена должна быть одна, - произнёс Артём.
        С интонациями Доброславы, как заметил Илья.
        - То-то ты, брат, ни одной красивой девки не… - начал Славка, но осёкся, вовремя угадав, что Артёму неприятно. Обижать брата Богуслав уж точно не хотел.
        Они были совсем разные, Артём и Славка, но оттого относились друг к другу ещё более бережно. Чтоб ни делом, ни словом даже нечаянно не задеть.
        - Эй, однолюб! - хлопнул он по спине Маттаха. - А где твоя жена? Вроде по годам твоим да по обычаю вашему уже пора?
        - А не нашёл пока! - ухмыльнулся хузарин. - Ищу пока, пробую. То одну, то другую. Вон как Илюха.
        - Да уж, Илюха у нас по этому делу резов! - согласился Богуслав. - Даже в темнице, в цепях, ухитрился девку найти и влюбить. Гляньте, как она глазками на него стреляет. Любовь, родич, она даже замухрышку в красотку превратить может. А уж если та и прежде красоткой была… - Славка одной рукой обнял Лучинку, а другой сграбастал серебряный «счастливый» кубок, который возил с собой уже не первый год. - За любимых наших, братья! И за матушку нашу, Сладиславу! Пусть не будет им печали ни от родных, ни от чужих!
        За дальним столом тоже подняли чаши. Но - за своё.
        Веселилась дружина. А что б им не веселиться? Они живы и сильны, пьют, едят, веселятся, а вороги их - волчья сыть да воронья снедь. Чем не повод для радости?
        Ещё неплохо бы добычу кой-какую в седельные сумы положить, но это уж как получится. Тем более что у доброго князя дружина голодной не бывает, а Артём - князь добрый, пусть и строгий.
        Илья покосился на старшего брата. Нет, не веселится. Чару осушил, поставил. Сидит, брови чёрные хмурит.
        Илье даже как-то неудобно стало. Всем весело, а Артёма, старшего и лучшего из них, думы неведомые гнетут. Или опечален, что добычи настоящей на Миславе не взял? Так Илья что? Илья и поделиться может.
        О том и сообщил немедленно.
        Артём, однако, на предложение отозвался совсем не так, как ждал Илья. Глянул этак… нехорошо, скривился, будто Илья не серебро ему, а мешок гнилой соломы предложил:
        - Ты думай, что говоришь! Это ты мне подачку, что ли? От богатого Ильи - бедному Артёму?
        - Да ты чего? - изумился Илья. - Я ж от души. Если у меня удачи побольше вышло, так почему не поделиться?
        - Слышишь, брат, что Илья мне предлагает? - Артём толкнул Богуслава. - Удачей со мной поделиться намерен! Он, понимаешь, самый удачливый из нас. Сначала по глупости в беду попадёт, но потом непременно вывернется. Да не просто так - а с прибылью, причём неизменной: денег мешком да девкой блудливой.
        Нехорошо сказал. И голос оч-чень неприятный. Со своими так не говорят.
        Илья обиделся всерьёз. Глянул на старшего брата мрачно, буркнул первое, что в голову пришло:
        - Пипка не блудливая…
        - Как? Пипка? - Артём расхохотался. И тоже противно так, напоказ: - Слыхал, Славка? Пипка! Вот уж имечко! Илюха, больше в полон не попадайся, ладно? Не то в следующий раз это будет…
        - Довольно! - перебил Илья, поднимаясь. - Ты брат мой старший. Но тоже думай, что говоришь! Эта девка спасла мне жизнь! А глумиться над собой я не позволю никому, даже тебе!
        - Ого! - Дрянная улыбочка сменилась хищным оскалом: - Малыш решил показать зубки, да? Сам-то хорошо подумал?
        Илья молчал.
        Так и так выходило худо. Аж в груди захолодело.
        Илья безмерно уважал Артёма. Выше его Илья ставил только отца и покойного Рёреха. Артём спас Илью, ввёл в род. Ему Илья обязан всем. И сейчас вот тоже: на чужую землю пришёл - его спасать. И спас, может быть, потому что, не приди Артём и не сокруши Мислава, как знать: не оказался бы Илья снова в оковах?
        Илья за Артёма встал бы в любом бою и против любого врага.
        Но сейчас только и мог, что молчать.
        Он чувствовал: что-то не так.
        Похоже, Артём чем-то раздосадован, и он, Илья, просто подвернулся под руку. Вернее, под злое слово.
        По уму Илье следовало сдать назад. Или хотя бы попросить уличского князя не говорить злых слов. Попросить. С позиции младшего. Тем более что Илья и был младшим…
        Но что-то в нём противилось. Упиралось. Требовало: «Не поддавайся». Будто кто-то чужой завёлся внутри. Ворчал, подзуживал: «Ты сильный, ты гордый, ты богатырь. Это раньше ты был младшим, слабейшим, а теперь ты смотришь на брата сверху вниз и можешь поднять его одной рукой. Или разрубить пополам одним ударом меча.
        Нет, конечно, ты не будешь его рубить, он же твой брат…
        Но довольно! Ты больше не мальчишка! Ты воин! Все должны это видеть! Ты вправе требовать уважения! И никто, даже Артём, не смеет унижать тебя. Тем более на глазах у всех!»
        Надо думать, мысли эти выразило и лицо Ильи, потому что Богуслав ухватил его за рукав:
        - Илюха, да ты что…
        Илья рывком высвободил руку.
        - Да! - произнёс он чётко, глядя в глаза Артёма. - Да. Я подумал. То, что ты сказал - оскорбительно. И бесчестно. Другому я вбил бы хулительные слова в глотку. Ты - мой брат. Ты можешь болтать что угодно, не боясь, что придётся ответить. Ну так продолжай, я потерплю.
        И сел на лавку.
        Наступившая после этого тишина была оглушительна, будто после удара колокола.
        Илья и не заметил, как притихли дружинники, даже самые развесёлые. Словно вдруг злой ветер по залу прошёл и каждого коснулся.
        - Что ж, - сказал Артём будничным голосом. - В чём ты прав, так это в том, что за поганые слова надлежит ответить. - Он поднялся. - И ты ответишь, малыш. - Узкий клинок с паутинным булатным узором бесшумно покинул ножны. Князь уличский обошёл стол, оказавшись на свободном пространстве, махнул клинком, разминая кисть:
        - Правом князя и старшего я объявляю этот поединок чистым.
        Теперь у Ильи выбора не осталось.
        Он глянул на Славку. Брат сидел с каменным лицом. Смотрел только на Артёма.
        По другую сторону - Маттах. Замер с открытым ртом, тоже будто закаменел.
        Правая рука Богуслава лежала на плече Лучинки, которая явно хотела вмешаться, но была остановлена мужем.
        А больше встать между Ильёй и братом Артёмом было некому.
        Что ж, значит, так тому и быть.
        Илья тоже поднялся. Перешагнул через скамью. Остановился напротив брата. Его меч был на пядь длиннее Артёмова и на вершок шире в основании. Оба - в лёгких кольчугах, но без шлемов. И без щитов. Ещё у Ильи был кинжал, но поскольку Артём ничего не взял в левую руку, то и Илья оставил свою пустой.
        Атака Артёма была стремительной.
        Илья ещё прикидывал, как можно воспользоваться преимуществом более длинного выпада, а брат уже показал, что никакого преимущества нет. Миг - и он рядом. И скрежет клинка по броне.
        И Артём снова в пяти шагах. Ухмыляется.
        «Он мог запросто меня проткнуть, - подумал Илья. - Но решил не убивать…»
        «Чтобы унизить! - подсказал кто-то внутри. - Он тебя унизил! Накажи его!»
        Но злости не было. Совсем. Злость в бою - скверный помощник.
        Илья плавно сместился вправо. В лицо брата Илья не смотрел - только на ноги.
        Новую атаку отразил тоже легко. Очень легко. Поймал сильной частью клинка и уколол навстречу, вынуждая отступить… В последний момент переведя укол в короткий рубящий удар по бедру. Плоской стороной, но после такого удара защищённая лишь тонкой тканью нога обычно перестаёт служить своему хозяину. Ненадолго. Но достаточно.
        Удара не получилось.
        Артём не стал отступать. Напротив, шагнул вперёд, перехватив правую кисть Ильи левой рукой и целя крестовиной ему в лицо.
        Илья успел присесть, одновременно тоже перехватывая руку Артёма, сжимая его запястье изо всех сил, заставляя выронить оружие.
        Но Артём мигом ранее выпустил десницу Ильи, подхватил меч левой, резко ударил оголовьем клинка в локтевой сгиб Ильи. Левая рука ниже локтя враз онемела, хватка ослабела, Илья зашипел от боли, Артём же выдернул руку из хвата, одновременно поворотом оказываясь за спиной…
        И тут уж Илья не сплоховал! Тоже на развороте ударил локтем, вложив в толчок скорость и вес. А вес у Ильи - ого-го! Чуть не вдвое против братниного.
        Артёма отбросило шагов на пять. Понятно, он не упал, удержался, но инициативу потерял, чем Илья и воспользовался. Махнул мечом, опять на развороте, наращивая скорость…
        Удар был хорош. Даже плоскостью наверняка вынес бы брата, если бы прилетело по плечу, а в голову, без шлема, может, и насмерть. Понятно, что Илья в голову не целил…
        И забыл вдохнуть, когда увидел, что Артём в самый последний, крохотный миг, когда движение меча уже не изменить, уходит вниз, и клинок летит уже не в плечо - в не защищённый ничем висок.
        Пронесло. Артём не просто поднырнул, он ушёл совсем низко, упал на руку, опять с поворотом.
        Клинок Ильи прогудел на пядь выше уличского князя.
        А вот меч Артёма мимо не прошёл. Угодил Илье под колено опорной ноги. Тоже плоскостью, иначе быть бы Илье без ноги, но и плоскостью удар вышел мощный. Хлопнуло так, что и во дворе небось услыхали. Илья, уже вдыхая, вдруг осознал, что валится на спину, опомнился, ушёл кувырком, вставая на ноги…
        И опять едва не упал, потому что нога онемела точно так же, как левая рука. Но сражаться ведь можно и на одной ноге, верно? Не труднее, чем стоять на седле коня, идущего галопом. Тем более что и опыт «одноногости» у Ильи имеется. Клинки сошлись с певучим звоном, скользнули металл по металлу и остановились почти одновременно. Меч Ильи - упёршись в живот Артёма, меч Артёма - в полувершке от переносицы Ильи.
        Илья едва не разинул рот от удивления: Артём улыбался! Искренне так, как будто и не было ни размолвки, ни поединка.
        Миг - и клинок Артёма пропал. Илья скосил глаза и увидел, что меч брата уже спрятался в ножнах.
        А вот меч Ильи по-прежнему упирался в живот брата, прогибая кольчугу. Илья растерялся. Просто не знал, что делать. Сердце из груди едва не выпрыгивало.
        - Давай-ка уберём это, - прогудел над ухом бас Богуслава, перехватывая меч Ильи у гарды. - Будем считать: ты его уже убил.
        - Так я… Убивать не собирался вообще-то, - пробормотал Илья.
        Артём засмеялся. И тут же радостно загоготала уличская гридь.
        Так это, оказывается, не настоящий бой был, а шутейный! Славно!
        Гридь князя своего любила. И Илью - тоже. Помнили, как он пришёл в уличскую дружину отроком. Жалели, когда обезножел. Радовались, когда снова в силу вошёл. Хоть и считался Илья ныне великокняжьим гриднем, но для уличских всё равно свой. Позвенели клинками - и ладно. Добрая забава Перуну люба. Да и Иисусу Христу по нраву, раз кончилось добром.
        - … Не хотел я…
        - Видели, видели, что не хотел! - пробасил Славка, нажимая на руку Ильи.
        Тот наконец-то сообразил - вложил меч в ножны.
        - Ясно, что видели, - сказал Илья, тоже ухмыляясь (Отпустило!) и опираясь на плечо Славки, потому что нога-то по-прежнему не слушалась. - Вот только я не понял: зачем это было? - Илья глянул на Артёма, а тот подмигнул и сообщил:
        - Хотелось проверить, малыш, вырос ли у тебя ум, или весь рост в плечи пошёл?
        - Проверил? - проворчал Илья, опускаясь на лавку. - И как?
        - Не-ет, - качнул головой князь уличский. - Не вырос. Только в плечах. Но бьёшься неплохо. Что есть, то есть.
        Рука уже отошла, и ногу отпускало - закололо бегучими иголками.
        - Больше так не делай, ладно? - попросил Илья. - Как бы худого не вышло.
        - Не буду, не буду. Видел, как ты испугался, что голову мне снесёшь.
        - Так ты нарочно, что ли? - Илья только головой покачал.
        Брат похлопал его по плечу:
        - Расти, малыш. И учись.
        Илья вздохнул. Он не понимал: как так можно?
        Хотя Артём - старший. И умный. Он знает. Наверное…
        Илья покосился на второго брата. И снова удивился: Богуслав глядел на Артёма в упор. Жёстко так. Нехорошо.
        И Илью внезапно озарило: врёт князь уличский. Не проверял он Илью. Во всяком случае, не с самого начала, не с разговора. И на поединок он Илью вызвал не для проверки. Наказать хотел. И только потом опомнился и свёл всё к игре: мол, решил младшего уму-разуму поучить.
        Поучил, верно. Ломай теперь Илья голову: что ж за боль такая живёт внутри старшего брата, если он, всегда такой сильный и сдержанный, себя не удержал?
        Илья попытался вспомнить, что было до того, как разговор зашёл о Пипке… Ничего особенного вроде. О чём они говорили? О Йонахе, кажется… Нет, об отце его и о жене его последней, Элде, погибшей в бою с ромеями. О том, что Машег с тех пор ни одной женщины к себе не приблизил, тосковал сильно…
        - Знаешь, брат, - сказал он, - коли не хочешь ты, чтоб я с вами серебром поделился, так, может, от золота не откажешься?

* * *
        - Мы не пойдём, - решительно заявил Артём, и Богуслав кивнул согласно. - Верю, что добра там хватает. Немало я их зорил, капищ языческих, знаю, что богатые места. Веками сокровища копили. Но всё же насчёт той цепи - не верю. И ты заранее губу не раскатывай. Сколько она длиной, ты говоришь?
        - Я не мерял, но саженей семь-восемь, а то и больше. И толщиной в мой палец!
        - Точно золотая?
        - Я её руками трогал! - воскликнул Илья.
        Старшие братья переглянулись.
        - Я тоже не верю, братишка, - поддержал старшего Богуслав. - Если всё так, как ты описываешь, и висит она у всех на виду… Не верю. Слишком велика. Несколько пудов золота…
        - Несколько? Да там все десять, самое малое!
        - Тем более. Такое богатство. Пять ромейских кентинариев золотом. Сорок тысяч злотников, какие наш Владимир чеканит. За этакое богатство можно большую дружину отменных воев нанять. Не сто, не двести, Илья, а тысячи воинов. С таким войском, ну, может, чуть побольше, Святослав Хузарию взял! У Владимира нашего лучшая дружина куда меньше. Получается, Илюха, на шее у кумира твоего целое княжество висит, и немаленькое.
        - Он не мой кумир, а Сварога! - возмутился Илья.
        Не верят. Братья, называется!
        - Не пойдёте - и ладно, - мотнул головой Илья. - Значит, и говорить не о чем.
        - Нет, ну какой обидчивый, - сказал Артём и легонько щёлкнул Илью по носу. - Не по чину такие походы. - Князь уличский ещё раз попытался щёлкнуть Илью, но на этот раз тот успел увернуться. - Но мы ж тебя знаем: ты ж тогда сам-один за цепью своей десятипудовой отправишься.
        Илья обиженно молчал.
        - Он такой, Илюха, - подхватил Богуслав. - Ему, если ворогов меньше десятка, и меч доставать зазорно.
        - Вот сапогом - куда ни шло! - перехватил Артём.
        - Чтоб рук не марать! Но мы ж братья! - Богуслав хлопнул Илью по спине. - Мы ж беспокоимся!
        - Вдруг порвётся сапог-то!
        - Это ж не дело, чтоб целый большой княжич моровский босиком ходил! - Богуслав ухмыльнулся. - Когда ещё цепь златую удастся за обувку обменять!
        - Да ну вас! - Илья тоже улыбнулся. Он больше не обижался.
        - Значит, так, братишка, - согнав улыбку, сказал Артём, - есть у меня в дружине десятка два гридней молодых да дерзких. Вроде тебя. Поговори с ними, разрешаю. Согласятся с тобой пойти - отпущу, так и быть. Некоторых.
        Семнадцать. Ровно столько Артём согласился отпустить с Ильёй. Желающих было куда больше, но князь уличский спутников брату выбирал лично. Десять хузар и семь варягов. Все - опоясанные гридни. Ни один не старше двадцати зим. Илья знал всех. И они его - тоже. И вызвались, каждый из семнадцати, не ради золота, а потому что славно! Пройти менее чем двумя десятками по вражьей земле, разгромить языческое капище и, самое главное, уйти с добычей. Вот настоящая слава! Да, золото важно. Без золота и говорить о подвиге не станут, и слава уже не та. Но не в золоте главная радость. В отваге, в дерзости, в лихой воинской силе. Упасть беркутом с небес, сцапать ягнёнка на глазах огромных псов и оружных пастухов и взмыть в небо с добычей. Лязгнут впустую клыки, свистнут запоздавшие стрелы… А хищная птица уже там, в небесах, недосягаемая и непобедимая.
        Понятно, в число этих семнадцати вошёл и Маттах.
        Киев. Великокняжий терем
        - Тысяча моих дружинников, - сказал Владимир. - Больше не получится. Не хочу крепости оголять - поблизости две орды ходят. Хоревой и курэй. Хоревой - ладно. Там хан новый, Питик. Я его знаю. Молодой, наглый, хочет славу и авторитет завоевать побыстрее, пока его с кошмы не спихнули. Курэй опаснее. И сильнее. И долг крови за ними. Это ведь они отца моего…
        - Не только его. - Духарев сжал челюсти так, что на скулах вздулись желваки.
        Он был там, на острове Хорса. И выжил. Единственный. Повезло, хотя прежняя сила к нему уже и не вернулась. Но выжил, а остальные - нет. Вся ближняя дружина великого князя Святослава. И он сам. Победитель хузар и обоих булгарских царств. Гроза ромеев. Погиб от стрел вшивых степняков. Курэй.
        - Издалека пришли. Думаешь, наедут? - спросил Сергей Иванович с надеждой.
        Месть - блюдо, которое подают холодным. Но эта месть уже давно остыла. Поди сыщи в Диком Поле копчёных, кочующих вдали от границ Руси. А тут - сами пришли!
        - Только если будут уверены, что мы не вырвем им сердца, - ответил великий князь. - Курэй осторожны. Не полезут в драку, если их не пятеро против одного. По глазам вижу, Серегей: хочешь их заманить!
        - Очень хочу! - не стал скрывать Сергей Иванович. - А ты разве нет?
        - Какой ценой? - Великий князь взял со стола скипетр-булаву, закрутил пальцами в размытый круг. - Как думаешь: заплатить кровью сотни за месть тысяче - хорошо будет?
        Духарев промолчал.
        - Ты понимаешь, - великий князь положил скипетр, вздохнул, - трудно это: своих на заведомую страшную смерть обрекать. Страшную и, возможно, бессмысленную. Заманчиво, конечно. Отдать копчёным пару городков, десяток-другой селищ, заманить, дать увязнуть, а потом окружить и раздавить всех! Твой Артём смог бы, наверное.
        - Артём и Варяжко, - уточнил Сергей Иванович.
        - Они смогли бы, - согласился Владимир. - Курэй… А правду говорят: не сами они тогда к острову Хорса пришли, а ромеи их купили? - неожиданно спросил он.
        - Правда, - признал Духарев.
        Он давно это знал.
        - А мы с ними дружбу водим, - укорил Владимир. - Веру от них приняли.
        - Вера не от них, - не согласился Духарев. - Вера - от Господа. Но дружим и будем дружить. Ты тоже понимаешь, княже. Ты видел Константинополь. Ты видел империю. Нет у них страшнее врагов, чем они сами. И те, кто купил смерть Святослава, уже мертвы. И убили их тоже ромеи. А те, кто метал в нас стрелы, кто отрезал голову твоего отца, они всё ещё живы!
        - Живы, - согласился Владимир. - Но скажи: сколько своих людей ты готов убить, чтобы отомстить?
        - Воину негоже бояться смерти, - сурово произнёс Сергей Иванович.
        - Я не о тех, кто погибнет в бою.
        Поймал. Духарев задумался… Но потом всё же ответил честно:
        - Ни одного.
        Владимир кивнул.
        - Тысяча, - сказал он. - Крылья отдам Вольгу и Сигурду, головой буду сам. Думаю, ещё с полтысячи наберу охотников. Дашь своих?
        - Илья пойдёт, - сказал Духарев. - Если удастся его выручить.
        - Не понял? Разве он не пленник Мислава?
        - Артём за братом пошёл, - признался Сергей Иванович.
        - Вот как? - Владимир сначала нахмурился, потом вдруг усмехнулся, протянул руку: - Ставлю гривну, что твой младший и без старшего обойдётся.
        - Принято! - Духарев хлопнул ладонью по ладони великого князя.
        Он в любом случае оказывался в выигрыше. Лишь бы Илюха был жив…
        Сергей Иванович не знал, что дома его уже ждёт голубиное письмецо, в котором сообщается: великий князь проиграл спор.
        Глава 31
        Золото старых богов
        - Ого! Да их там как мух на дохлой собаке! - заявил Бочар Нагнидуб, сын новгородского варяга, безусый гридень, шириной плеч почти не уступающий Илье.
        Прадед Бочара был из торговых людей, дед же поклонился Перуну, воевал под знаменом Святослава, под ним же и погиб в битве под Доростолом. Отец Бочара погиб уже под знаменом Владимира, в битве за Полоцк - от руки своего же брата-варяга, а Бочара по просьбе дяди-купца взял в детские Артём. В Уличе Бочар вырос сначала в отроки, потом в гридни. Илья его знал в прежние времена и сейчас рад был видеть рядом.
        - Никак испугался, грозный Нагнидуб? - ехидно поинтересовался Маттах.
        - Само собой! - ухмыльнулся Бочар. - Только на тебя и надежда, красавчик. Выручишь меня?
        - О чём речь! Спасу тебя, здоровяка, не сомневайся!
        - Все слышали? - воскликнул довольный Бочар. - Маттах! Ты сам согласился, я тебя за язык не тянул.
        - На что это я согласился? - насторожился хузарин.
        - А кольчугу мою после от крови почистить! Это ж страшно даже думать, какая работа тяжкая! Кабы не ты…
        - Тьфу! Чтоб тебе сороконожка в зад заползла да гнездо там устроила! - рассердился Маттах.
        - Это вряд ли, - покачал головой довольный Бочар. - А вот кольчужка моя - на тебе теперь. Слово сказано. Может, ещё и штаны постираешь заодно?
        - А ты их сними, - предложил Маттах. - Тогда и не замараешь.
        - Снимай, снимай, - поддержал кто-то из хузар. - Эти как уд твой увидят, так сразу попадают…
        - … От смеха! - подхватил Маттах.
        - Довольно! - оборвал словесную перестрелку Илья.
        Он изучал место своей недавней битвы «один против всех». Похоже, ничего не изменилось. Разве что дружины Мислава здесь больше не было. Только сварговы стражники. Четверо - на забороле, двое - при воротах, к которым как раз подошло несколько запряжённых волами телег.
        Сквозь открытые ворота видно было, что внутри полным-полно почитателей бога, плоская башка которого возвышалась над обоими частоколами.
        Верно заметил Нагнидуб: как мухи на падаль налетели.
        По прошлому разу Илья помнил, что стражей на капище хватает, а вот настоящих воев среди них вряд ли много.
        - По делу что скажете? - спросил он.
        - А что тут говорить? Бьём, да и всё! - в один голос заявили Бочар и Маттах и покосились друг на друга недовольно - каждый хотел опередить другого, но не успел.
        - До ворот тут шагов двести, если по дороге, - сказал Бочар. - Рванём галопом, закрыть не успеют. Смерды не дадут - внутрь полезут.
        - Пяток стрел волам в зады, чтоб неразберихи добавить…
        - Олухов этих со стены сбить…
        - Ворвёмся внутрь…
        - Бьём всех, кто не спрятался…
        - Не всех! - перебил Илья. - Сваргов постарше насмерть не бить. Цепь золотая - на идоле, но у них и схоронки наверняка есть. Чтоб самим не искать…
        Поняли вроде. Илья надеялся, что поняли. А то ведь молодые все. Как войдут в раж, так не остановятся.
        Ну а раз поняли, то…
        - Гридь, на конь! - скомандовал он и первым взмыл в седло. Владко заиграл, заплясал, предвкушая добрую драку.
        Илья оглянулся: ждут витязи. Махнёт рукой - и сорвутся вскачь с визгом, с волчьим воем…
        А вот этого не надо.
        - Спокойненько, - распорядился Илья. - Тихонечко. Как хищник к табуну подходит. Уразумели, хищники?
        Уразумели. Не дураки чай. Дураков в гридни не опоясывают. Это после, годков через двадцать, они ум потерять могут. От крови, от многих смертей, от большой беды. Как Свардиг, тварь кровожадная.
        Но эти - молодые. Глаз, слух, мысль остры, как кромка меча.
        Илья послал жеребца мягко-мягко, удерживая, в небыструю рысь. Владко покосился на хозяина недовольно. Но не ослушался.
        Так они и двинули. Не спеша, вразнобой, непринуждённо, всем своим видом показывая: мы не опасны. Мы так… Мимо ехали.
        До ворот уже меньше сотни шагов. И запряжённая волами повозка - как раз в створе ворот. Самое время.
        Илья свистнул негромко - и началось.
        Луки из налучей. Тетивы уже накинуты…
        Стражу на забороле сбили быстро. Те не то что луки поднять - пикнуть не успели.
        - Бей! Бей!
        Мчат кони по ровной дороге. Мечут стрелы вставшие на стременах гридни. Варяги если и уступают хузарам в меткости, то уж точно не с пятидесяти шагов.
        Восемнадцать гридней-русов - страшная сила. Город взять могут. Каждая стрела - смерть, каждый взмах клинка…
        - Бочар! За мной! Ворота!
        Ударили в два лука, снося стражей.
        Лук - в налуч, меч - в руку. Э-эх! Илья ослабил повод, припал к холке, помогая жеребцу. Мелькнул внизу под копытами дощатый борт, пыльная воловья спина, звонко ударили копыта в утоптанную землю, и сразу - мах вправо, снося голову набегающему стражу. Во дворе - толпа. Смерды. Вершат свои мелкие делишки. Меняют кур да зерно на удачу и благорасположение своих божков. А кто побогаче может и монетку-другую поднести. Монетка к монетке… И лет через двести вот такая золотая цепь вырастает.
        Илья о смердах не думал. Они не опасны. Их следует устрашить, чтоб не путались под ногами коней. А для этого меч да размашистый удар - самое то. Стрелы бьют редко и нестрашно, если не в тебя. А вот когда голова подлетает, срезанная клинком, и кровь во все стороны…
        Второй меч в шуйцу! Жеребец, привстав, ударил копытом, отшвырнув нерасторопного с дороги. Илья удержался легко. Они с Владко за две недели уже срослись, почувствовали друг друга, как и положено вою и его боевому коню.
        Повинуясь всаднику, жеребец пошёл боком, пропуская дурня с топором на сажённой рукояти. Снесённая голова дурня уже спрыгнула с плеч, а топор ещё летит по широкой дуге… И втыкается в землю, когда обезглавленное тулово падает ничком.
        Илья испускает вой-клич. Конь перепрыгивает через парня, бросившего наземь копьё, присевшего в ужасе, заткнув уши.
        Смерды бегут. Стражи тоже бегут. Прячутся от варягов, бесчинствующих на подворье.
        Их всего восемь, варягов, но людям на капище кажется, что убийц - сотни. Везде брызжет кровь, везде кричат от боли и ужаса. Врезаются в толпу кони, сбивая с ног…
        Сохранившие хоть какой-то разум норовят укрыться под крышами или взобраться на них, подальше от молниеносных клинков. Не осознают, что не в мечах главная опасность, а в тонко посвистывающих хузарских стрелах, разящих на выбор и насмерть.
        Хотя нет, не всех насмерть. Гридни не забыли приказ Ильи: жрецов, коих нетрудно отличить по особым шапкам и множеству оберегов, не убивать. Этих стрелы тоже догоняют, но бьют хоть и мощно, но несмертельно: в ноги, в плечи…
        Ворота во внутренний двор. Сюда Илью втолкнули драться «чем природа одарила». Не сообразили бесолюбцы, что природа одаряет не только клыками и когтями, но и разумом.
        Внутренние ворота закрыть не успели. И не успеют. Удар конской грудью отшвыривает замешкавшегося сваржонка.
        На Илью набрасываются аж четверо храбрецов. Он отбивается шутя: срубает кому-то кисть, сбивает в сторону посох-дубину, длинным хлестом вспарывает защищённое только связкой оберегов предплечье. Обереги оказываются похуже наруча. Сварг вопит, пытаясь зажать длинную нехорошую рану. Илья на противников даже не глядит. Вот она, цепь златая! Никуда не делась!
        Илья спрыгивает наземь, кричит жеребцу:
        - Следом!
        Тот слышит, несмотря на страшный гам и истошные вопли. Держится за спиной, в паре шагов. Если понадобится - и защитит. Не Голубь любимый, но обучен отменно. Впору поблагодарить покойного владетеля.
        Цепь на месте, куча подношений - тоже. Желающих прикончить Илью не наблюдается. В створе внутренних ворот Маттах с луком. Присматривает.
        Илья взлетает в седло.
        - Будь тут, - бросает он родичу.
        Так, во внешнем дворе всё хорошо. Хузары сгоняют смердов в кучу. Варягов не видно, зато из большого дома доносятся вопли. А из дверей другого дома вылетает всклокоченный сварг и падает мордой в грязь. Вмешательства Ильи не требуется. Все и без него знают, что делать. У Артёмовой гриди это не первый разор языческого гнезда. И даже не десятый.
        Из большого дома гурьбой, подгоняемые парой варягов, выскакивают десятка два язычников. Среди них несколько женщин. Во как! А Илья думал: на сварожье капище доступ только мужам.
        Повинуясь взмаху гарцующего перед крыльцом хузарина, язычники разом валятся на землю.
        Один из варягов походя поддевает мечом подол платья, оголяя белую рыхлую задницу. Обладательница её лежит, не шевелясь. Не смеет прикрыться. Повизгивает тоненько.
        Варяги выхватывают из кучи лежащих пару жрецов, вздёргивают на ноги. Волокут к коновязи. Вопли, вой, визг. Конь хузарина пляшет в шаге от людей. Брызги стылой воды из луж летят на лежащих…

* * *
        Разобрались. Собрали, поделили: гости - отдельно, хозяева - отдельно.
        Пяток сваргов в суматохе всё же прибили. Живых - одиннадцать голов. Все матёрые, злые, несчастные. Душа радуется.
        - Смердов - гнать в шею, - распоряжается Илья. - Сваргов - запереть. Гостей побогаче…
        - Уже отобрали, - басит кто-то из варягов. - В хлеву они.
        Лишних выгнали наружу. Внешние ворота заперли.
        - Пошли уже за цепью, Илья! - потребовал Бочар. - Показывай наше богатство!
        - А чего показывать? - Илья засмеялся. - На виду висит. Вон туда заезжай и любуйся сколько хочешь.
        - Это ж сколько выйдет, если на всех поделить? - мечтательно пробасил Бочар Нагнидуб.
        - На корабль хватит? - предположил кто-то.
        - Хватит, - подтвердил Илья. - Каждому. Румов на двенадцать.
        - Я торговый куплю! - тут же заявил Маттах. - На восход ходить буду. Оружие покупать, лошадок. Как думаешь, Илюха, Богуслав меня издольно возьмёт?
        - Наверняка, ты ж не чужой нам.
        - Эй, братья! - вмешался Бочар. - О родне своей потом потолкуете. Давайте добро делить. Тут же не одна цепь, вон ещё сколько всего валяется!
        - Но цепь - это главное! Так что начнём с неё! - заявил Илья, спешился и решительно зашагал к идолу. Запрокинув голову, глянул снизу. Смердий бог Сварог взирал на человека мрачно, с явным неудовольствием.
        Оно и понятно. Когда назначенная жертва, вместо того чтобы полить твои ноги тёплой кровушкой, сначала лазает по тебе, как куница по ели, а потом ещё и ограбить нацеливается…
        - Обломись, дерево! - заявил Илья. - Ушло твоё время!
        Расчистил ногами местечко, ухватил вожделенную цепь…
        - Не сметь трогать!
        Хороший голос. Прямо боевой рык. Рука сама отдёрнулась.
        Да, голос знатный. И обладатель его тоже хорош. Сварг, понятное дело, и не из меньших.
        Высоченный - с Илью ростом. Бородища седая за пояс заткнута, обереги гроздьями висят, и не только из кожи и рога, серебро с золотишком тоже присутствуют. На щеках колдовские узоры вытатуированы. На голове ещё одна башка, жёлтая, клыкастая. В деснице посох резной сажённой длины с красными каменьями в навершии. Приметный дедушка. Уж не тот ли, что приезжал к Миславу об Илье договариваться? Тот, страшный, о котором Пипка рассказывала.
        Когда Илью сюда впервые привезли, кормом для мишки, Илья его точно не видел. Такого увидишь - не забудешь.
        Может, сварг Илье и тогда глаза отвёл, как сейчас?
        И Маттах его, получается, проглядел…
        Да… Непростой дедушка.
        Только что за столбом пусто было. И вот возник аки бес перед праведником, о коих Илье когда-то матушка читала.
        Ну, с такими, кто глаза отводит, Илья уже встречался, не шибко его этим испугаешь. К примеру дедко Рёрех вот так же умел. И Сновид, ведун радимичский, Соловьём убитый. И вот не уберегло Сновида умение ведовское от ножа разбойничьего.
        Интересно, а с этим что будет, если его железом потрогать?
        Хотя рубить сварга не хотелось. Не то чтобы боязно, а как-то… неправильно, что ли.
        Илья оглянулся: как остальная гридь?
        Ну да, тоже глаза выпучили. Кто-то крестится, Маттах шуйцей за оберег свой иудейский ухватился. Шепчет что-то…
        - Кощуны! - рыкнул жрец и махнул посохом.
        Тот изогнулся змеёй и зашипел.
        Морок? Или волшба?
        Илья встретился взглядом со сваргом, и в глазах вдруг потемнело. Мир заволокло мутным сизым туманом. Всё исчезло: друзья, подворье, тусклое солнце…
        Остались лишь сварг да Илья.
        - Ты приш-шёл… - змеёй шипел сварг. - С-сам… Наш-ш-ш…
        Илья мотнул головой. Не помогло. Туман густел, сварг рос, поднимаясь над землёй выше, выше, равняясь высотой с идолищем. Плечи раздались, облились стальной чешуёй, голову укрыл шлем, ладонь, широкая, как лопасть кормила, простёрлась над Ильёй, накрывая тенью.
        - Ты наш-ш-ш! Прими мощь пращуров! Прими!
        Голос гремел уже где-то над головой, туман густел, завивался. И не туман уже: знакомые духи-призраки вьются, тычутся, трутся о грудь, обжигая льдом. Силятся проникнуть внутрь, источить, разорвать…
        - Наш-ш-ш… наш-ш-ш…
        Илья справился. Расправил плечи, рявкнул:
        - Прочь!
        Отпрянули.
        Нет, не отпрянули. Уступили место набольшему.
        - Покорись! - Глаза сварга-идола-бога - как пламя в окнах горящего дома. - Прими силу мою - и не будет тебе равных в мире! Люди и звери покорятся тебе! Ты мой! От рода и от крови - мой! От пращуров!
        Глас давил, обволакивал, покорял. Духи рядом. Илья уже знал: впусти он их - выпьют душу, вырвут сердце человеческое, сами станут его душой и сердцем.
        И не врёт их господин: придёт и сила, и власть. Но уже не к нему, не к Илье Годуну, сыну князя моровского, а к ним, подменышам.
        Колени ослабели, плечи опустились. Илья понимал: надо сбросить чары, но понимал умом. Сердце занемело…
        - Патер ностер, кви эс ин челис…
        Не помог совет доброго монаха. Не воспрял дух рыцаря латинского, не отогнал беса.
        - Патер имон онтис уранис…
        Враг захохотал.
        Илья понял: бессмысленно. Здесь нет Господа. Здесь не Его земля, и нет у Ильи силы призвать сюда Спасителя. Потому что не для Божьего Дела пришёл сюда Илья. Не ради Веры, из корысти он здесь. За цепью золотой пришёл. Один. Без Господа. Злато притянуло его. Злато старых богов. Решил померяться бесовской силой с бесами же. И бесы пересилили. Ещё чуть - и войдут злые духи в его грудь. Станут вместо души. Напоят чужой силой. И не станет Ильи, княжича моровского…
        «Не дамся! - упёрся Илья. - Не возьмёшь, бес!»
        - Значит, нужен я тебе? - Губы повиновались трудно, но слова всё же получились.
        - Ты - мне, я - тебе! Решайся, сын человечий!
        - Нужен, значит… - Илья держался за новую мысль. Это помогало сохранить не только её, но и себя. - Если нужен, зачем мишкой меня травил?
        - Не травил. Испытывал. - Враг снизошёл до разговора. Чуял близкую победу. - Принял бы меня тогда - и обрёл бы власть и над зверьми земными, и над птицами небесными. Тем бы и спасся. Моей властью и силой! Что нам зверь дикий? Слуга, не более.
        Илья поднял голову. Горят красные угли в седом тумане. И больше ничего. Если это и есть огнь вещный, о котором дедко Рёрех говорил, то для Ильи он, пожалуй, тускловат. Не годится.
        - Ты - мой! Сила твоя - моя сила! - Голос грозный прямо внутри черепа гремит. Да так, что голова чуть не лопается.
        Но терпеть можно.
        - Видать, не только твоя, - пробормотал Илья. - В прошлый-то раз без тебя справился. И холопам твоим кровушки пустил чутка.
        И снова хохот.
        Ну да, кровь, что пролилась на земле капища, - дар его хозяину. Без разницы, добровольный или насильственный. Получается, что Илья по собственной воле ещё и жертву кровавую врагу своему принёс…
        - А вот хренушки! Когда варяг убивает в бою, он не какому-то там Сварогу-Свентовиту-Яровиту жертвует. Варяг Перуну служит! Ну-ка что на это?
        - Мне! - Громом грохнуло в голове. - Моя земля, моя речь, мои люди! Всё - мне!
        Туман раздался опять, и перед Ильёй возник богатырь. Тот самый. И огромный, как прежде. Улыбнулся Илье радостно, рукой помахал. И жёнка его - рядом, у мощного колена, голая совсем. Тоже улыбается, по лону мохнатому себя похлопывает…
        И осозналось вдруг: смерть это. И богатырь этот - смерть. И баба блудливая - тоже. Морена. Смерть. Правильно говорят: с воином смерть всегда рядом. Его или чужая.
        Вот только не про Илью это сказано. Потому что не для смерти он сражается, а для жизни. Жизнь он несёт, вот главное! Пусть иной раз через смерть, но всё равно - жизнь! И простую жизнь, и Вечную! Людям. Всем. Так правильно.
        - Да, - сказал он уже вслух. - Так правильно.
        И дальше слова уже сами пошли. Изнутри. Из сердца.
        - Да воскр?снет Бог, и расточ?тся враз? Ег?, и да беж?т от лиц? Его ненав?дящии Ег?. ?ко исчезает дым; да исчезнут…
        И всё и впрямь исчезло. Вернее, не всё, а только морок бесовский.
        Кое-кто остался.
        - … Прочь отсюда! - гремел сварг.
        Глаза его налились красным. Точь-в-точь берсерк нурманский. - Прокляну!
        Илья не оборачивался, но слышал, как пятятся его соратники. А может, кони их сами назад сдали?
        Ощущение, будто выпихивает его кто-то из капища, толкает в грудь: пошёл отсюда!
        А сварг щерится да лыбится. Доволен, тварь!
        - Илюха, ты чего застыл?
        Нет, не всех сварг зачаровал. Маттаха, вот, тоже не взяли силы бесовские.
        Тут Илья и вовсе духом воспрял.
        - И как же ты меня проклянёшь, дед? - спросил он.
        Сварг удивился. Не ждал такого, похоже. Даже огнь красный в глазах притух.
        Ответил, однако, тем же грозным властным гласом:
        - Страшно прокляну! Велик гнев Сварога, отца богов! Кровь он студит, силу отнимает! Зубы у тебя выпадут, руки-ноги заледенеют! - Ощерился ехидно: - И стручок твой высохнет, меньше горохового станет!
        Очень сильно сказал. Илье даже захотелось пощупать: проверить, не усохло ли уже его…
        А вот Маттаху хоть бы хны.
        - А чем же ты, старик, так бога своего разгневал? - спросил он весело.
        - Молчи, кощун глупый! - грянул сварг, ударяя в землю посохом. - Не ведаешь, что речёшь! Проклят ты отныне!
        - Я-то? - Маттах спрыгнул наземь, прошёл мимо Ильи к сваргу, спросил насмешливо: - Ты, дед, в воду на себя глядел? Зубы, говоришь, у меня выпадут?
        Макушка хузарина - вровень с плечом сварга, но Маттаха разница в росте не остановила.
        - Глянем-ка, что у тебя самого с зубами! - И дерзко ухватил сварга за бороду.
        Тот рванулся, махнул посохом. Сноровисто так, похоже, умел с оружием управляться. Однако против Маттаха ему бы и меч не помог. Хузарин свободной рукой перехватил десницу сварга, вывернул, отнял посох и - хрясь! - переломил ногой волшебную снасть.
        Не испугался, что змеёй обернётся.
        И не обернулась. Сломалась, как обычная палка.
        А Маттах бороду на кулак намотал, заставив сварга согнуться, потом за власы ухватил, рот ему раскрыл насильно и Илье показал:
        - Глянь-ка, брат! Так и есть. Проклял его божок. Зубов-то - недостача! И силушки тоже… Руки свои холодные от меня живо убрал! - прикрикнул он на сварга, попытался разжать сквернящие бороду пальцы хузарина. - Как думаешь? Может, портки с тебя стянуть и на стручок глянуть?
        Сварг заскрежетал оставшимися зубами так, что даже Илья услышал, рванулся что было силы… Но хузарин хоть и невелик, да крепок. И держал умело. Не вывернуться.
        - Оставь его, - сказал Илья. - Пусть… доживает.
        - Шкуру б с тебя содрать да сольцей натереть, что брата моего мишкой травил! - посулил Маттах. - Да соли жалко.
        Он с силой оттолкнул от себя сварга. Тот не устоял, плюхнулся на задницу. Лицо скривилось от жестокой обиды и собственного бессилия. Илье вдруг привиделось: не человек это, а сам Сварог, низвергнутый со своих языческих небес на землю.
        Маттах тем временем взялся за цепь, потянул, но та не поддалась.
        - Ну-ка, Илюха, пособи! - попросил хузарин.
        Илья подошёл, расшвыряв ногами подношения, поплевал на руки, взялся как следует, упёрся…
        И едва увернулся, когда цепь со звоном лопнула и конец чуть не прилетел ему в лицо.
        - Ишь, отбивается идол! - ухмыльнулся Илья.
        - Это что! - сказал подошедший Нагнидуб. - Вон Перун наш новгородский, когда его прочь волокли, троих насмерть придавил и в реку убёг! - Он тоже ухватился за повисший обрывок цепи.
        - Да не тяните вы, турищи здоровые, - вмешался Маттах. - Размотать проще будет.
        Пока разматывали, Маттах глянул лопнувшее звено на излом…
        И заругался дурными словами по-хузарски и по-словенски.
        Илья тоже глянул… и усмехнулся. Правы оказались старшие братья. Золотым оказался лишь ободок на изломе, а внутри всё серое. Свинец, похоже. Вот оно, золото старых богов: снаружи блестит, а внутри - дрянь.
        - Бочар, давай-ка к жрецам, - распорядился Илья. - Расспроси их насчёт схоронок, раз они цепь нам фальшивую подсунули. Сумеешь?
        - Смеёшься? Они у меня жаворонками запоют!
        - А с этим что, старший? - спросил кто-то, указывая на деревянного идола. - Сжечь?
        Илья подумал немного, потом мотнул головой:
        - Оставим так.
        - Князь уличский всё бы пожечь велел, - заметил Бочар.
        - А для чего жечь-то? - спросил Илья.
        - А чтоб все видели: нет больше у старых богов на нашей земле власти!
        - А ты оглянись, - посоветовал Илья. - Неужели и без того не видно, чья нынче власть?
        Бочар поглядел вокруг: на согнанных в загон для скота смердов, на убитых стражей, оберегавших, но не оберегших капище, на связанных сваргов и на одного несвязанного, сидящего на земле рядом с обломками жреческого посоха. Того, кто раньше мог обрекать на смерть и проклинать именем своего бога, а теперь всей его власти - утирать слёзы на старческих щеках…
        - Ты прав, старший, - согласился Бочар Нагнидуб, варяг и христианин. - Видно. Тут не ошибёшься.
        - Да и земля эта не наша, - уточнил дотошный Маттах.
        - Ну это пока, - усмехнулся Илья. - А там тоже поглядим. Бочар! Ты ещё тут? Там сварги тебя заждались! А вы кучу разбирайте. Глядишь, найдётся что интересное. И цепь эту фальшивую на куски - и тоже с собой возьмём. У бати моего умельцы есть. Соскоблят золотишко.
        notes
        Примечания
        1
        Гривна в Киевской Руси не только шейное украшение, но и единица веса. Порядка 400 граммов в описываемое время.
        2
        Куна. Мы знаем, что это была популярная денежная единица. Абсолютно точной информации о куне нет. Я склонен думать, что это денежный эквивалент пушной шкурки. Куницы, например. Или просто «кожаные» деньги. Скажем, шкурка с печатью великого князя. В описываемое время, предполагаю, куна равнялась примерно грамму серебра. Лет двести спустя - двум граммам.
        3
        Средневековый вариант шахмат.
        4
        Клеть - небольшое неотапливаемое помещение, часто без окон, иногда пристройка к основному строению, использовалась как складское помещение или как спальня в тёплое или условно тёплое время года.
        5
        В 1014 году император Василий разбил болгарскую армию, захватил в плен пятнадцать тысяч болгар, приказал их ослепить, а затем отпустил на свободу, оставив в каждой сотне слепцов по одному одноглазому поводырю.
        6
        Есть мнение, что первый русский митрополит был не из болгар, а как раз из сирийцев, но мне больше нравится «болгарская» версия. В первую очередь из-за близости языков, способствующей просветительской деятельности Святого Михаила. А что был он весьма деятелен - это установленный факт.
        7
        Мисянами в Византии называли дунайских болгар, поскольку во времена Великого Рима на этой территории располагалась провинция Мисия (Мезия), а Константинополь полагал себя легитимным и единственным наследником древних римлян, а следовательно, числил Болгарию собственной провинцией. И нельзя сказать, что безосновательно.
        8
        То есть правящего Автократора Василия и его «соправителя» и брата Константина.
        9
        Византийский амвон отличался от современного и формой, и местоположением. Детали интересующиеся могут узнать сами.
        10
        В описываемое время территорию Великой Моравии уже разобрали на части, однако бывшие её жители остались.
        11
        Сажень - это чуть больше двух метров.
        12
        Маркграф - изначально, в Франкской империи времён Карла Великого, военный правитель пограничной области империи. В описываемые времена - практически самостоятельный хозяин, что-то вроде герцога или князя вроде убитого Владимиром Рогволда Полоцкого, но все же - в вассальной зависимости от императора.
        13
        Изначально, во Франкской империи врмена: лужичи, бодричи и др.
        14
        Возможно, кому-то из читателей этот экскурс в европейскую геополитику конца десятого века показался скучноват, но уж больно важная фигура - будущий король Польши Болеслав Храбрый. Важная для Руси.
        15
        Грамота сия - не вымысел автора. Подлинник её, Dagome iudex (Дагоме - предположительно от двух имён князя, собственно Мешко и имени Дагоберд, полученного им при крещении), сохранился до наших дней.
        16
        Река Висла.
        17
        Напомню: поприще - это расстояние, фактически равное одному среднестатистическому дневному переходу. Для лучшей ориентации - это где-то тридцать-тридцать пять километров по условно хорошей дороге. Есть варианты, где поприщем называют, например, дистанцию «с утра до обеда», но я остановился на этом. Разумеется, поприще в чаще в горах, в степи - это разное расстояние.
        18
        Имеется в виду один из вариантов скандинавской игры в мяч, где по правилам после каждого успешного броска часть территории одной из команд переходит к противнику..
        19
        Интерпретация данного текста (Dagome iudex) неоднозначна. Например, есть версия, что сей документ - попытка князя Мешко Первого получить папское «добро» на коронацию. Я, как автор, выбираю вариант, который больше подходит мне для развития сюжета и кажется более достоверным. Объективно же данный документ говорит лишь об одном: в 992 году Польша существовала как независимое (в том числе и от германского императора) государство. Это к вопросу о том, что в истории вариативно, а что несомненно.
        20
        Германская марка - примерно четверть килограмма.
        21
        Напомню, если кто-то запамятовал: стрелище - это расстояние выстрела, на котором стрела среднестатистического профессионального стрелка того времени сохраняет силу.
        22
        Перефраз латинской пословицы «Dum spiro, spero», «пока дышу, надеюсь».