Ледяной остров Алексей Иванович Кудашев
        Второе издание фантастико-приключенческого романа «Ледяной остров» (1955), в котором описывается использование советскими инженерами атомной энергии для получения искусственного льда. На дне моря намораживают ледяные блоки, которые складывают в целый остров с помощью многослойной арматуры. Он становится базой для добычи нефти со дна. Иностранная разведка пытается помешать мирному строительству…
        Художник В. Чебанов
        Алексей Иванович Кудашев
        Ледяной остров
        ПРОЛОГ
        Немецкие мины рвали землю. Автоматные очереди заглушались сплошным грохотом разрывов. Чернота осенней ночи вдруг отступала, и искалеченная земля словно седела под мертвящим блеском осветительных ракет.
        В этом крошеве темноты и света по перепаханному снарядами полю, прижимаясь к сырой, холодной земле, ползли два человека в шинелях: капитан и сержант. Используя неровности местности, они стремились уйти от смерти. При вспышках ракет оба замирали, прощупывая глазами следующий этап пути. И как только угасал свет, торопливо двигались дальше.
        Сноп шальных трассирующих пуль накрыл сержанта. Капитан торопливо приблизился к своему спутнику и тронул его за плечо, но, увидев поникшую набок окровавленную голову сержанта и остекленевший взгляд широко открытых глаз, двинулся вперед.
        Капитан спешил к небольшой лощинке, по которой можно было сравнительно безопасно добраться до окопов. Но как ни близка была эта спасительная лощинка, укрыться там не удалось. Автоматная очередь настигла его у самой бровки. Сорванная пулей фуражка лениво скатилась в воронку.
        Но что это? Снова по изуродованной земле, словно ящерица, скользит человек. Тускло поблескивают лейтенантские звездочки на погонах.
        Этому, третьему, повезло. Он быстро достиг лощинки и тут заметил лежащего капитана. Приблизившись к нему, лейтенант на мгновенье задумался и, что-то решив, попытался перевернуть тело капитана. Капитан застонал. Лейтенант взвалил раненого себе на спину. Обливаясь потом, он метр за метром приближался к окопам. Вот до них осталось не более десяти шагов; лейтенант остановился, перевел дух. Когда он собрался двинуться дальше, рядом плюхнулась мина.
        Взрывной волной их бросило вперед. Тело капитана, упавшее на бруствер окопа, перевесилось вниз и мешком сползло в траншею. Раненого лейтенанта, оглушенного взрывом, солдаты подобрали за бруствером.
        Очнулся капитан уже в полевом госпитале. Вспомнив события страшной ночи, спросил у сестры: не знает ли она, что случилось с человеком, вынесшим его с поля боя. Девушка указала на соседнюю койку.
        Преодолевая боль, капитан протянул соседу руку, еле слышно прошептал:
        - Трофимов. Спасибо, друг!
        - Сорокин,- представился раненый.
        Часть первая
        РАЗВЕДЧИКИ ЧЕРНОГО ЗОЛОТА
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Павел Зарубин, глядя через ветровое стекло автомашины на далекие огни Приморска, обдумывал содержание будущего очерка. Тихая южная ночь, казалось, навсегда поглотила окружающие предметы; ничто не отвлекало, не рассеивало мыслей. Лишь время от времени на крутых изгибах шоссе в свете автомобильных фар вырастали седые придорожные кусты да одинокие встречные машины тревожили тишину короткими гудками.
        Несмотря на поздний час, было жарко. Сухой воздух, врывавшийся через открытые боковые окна, обжигал знойным дыханием. И лишь когда серая лента шоссе подходила к черной, как тушь, воде, в машину приносило приятную свежесть и запах моря.
        У Черных скал машина в последний раз нырнула к морю, под нависшие утесы. Дальше шоссе круто поворачивало и, оттиснутое каменными кручами, уходило вверх, на плато. Днем отсюда открывалась великолепная панорама Приморска. И сейчас город манил к себе густой россыпью золотистых огней. А дальше, на фоне звездного неба, как страж города, возвышались могучие темные вершины Снежных гор.
        Для Зарубина, проведшего в Приморске и на нефтяных промыслах, полукольцом окружавших этот крупный южный порт, несколько дней, все было новым, свежим, необычным-в нефтяном районе он был впервые.
        Ночной вид Приморска дал новое направление его мыслям. Он вспомнил о Москве, о товарищах по работе, которые, провожая его, наперебой давали дружеские советы:
        - Лучшего материала для очерка не найдешь. Море! Лес вышек! В зелени деревьев, как сказочные великаны, высятся колонны нефтеперегонных заводов! И учти: первое впечатление-самое верное. Потом уже не заметишь таких контрастов, свыкнешься с ними…- говорили одни.
        - Не пиши по первому впечатлению,-советовали другие.-Сначала присмотрись, осмысли все как следует, врасти в новую обстановку.
        - Нет, ты пиши о людях,- наставлял кто-то.- Таких людей в другом месте, может, и не встретишь. Поверь мне, я бывал в подобных местах. Придешь на буровую, а там у огромных машин стоит этакий богатырь, в плечах косая сажень, рычагами двигает играючи. Кругом грохот, лязг железа, рев моторов, а для него это вроде музыки. И вся бригада под стать этому молодцу. Вот об этих-то людях и нужно писать.
        С улыбкой вспомнил Зарубин и о книге Валентина Чуркина «Город черного золота», которую он взял из редакционной библиотеки перед отъездом. Это были очерки о нефтяных промыслах Приморска и его людях, написанные совсем еще недавно. В поезде он эту книгу прочитал и, когда подъезжал к Приморску, был уверен, что о нефтяном деле и о промыслах представление имеет достаточное.
        Чуркин писал, что когда поезд подходил к Приморску, он, как и другие пассажиры, впервые ехавшие в этот город, не мог оторваться от окна. Справа и слева от железной дороги лес ажурных вышек-гигантов уходил к горизонту. Стук колес, по свидетельству Чуркина, сливался со звонким пением роторов бурильных станков…
        И Зарубин с нетерпением смотрел в окно вагона, желая скорей увидеть захватывающую картину, нарисованную Чуркиным. Но поезд подходил к Приморску, а никаких вышек, закрывавших горизонт, не было. Справа и слева расстилался ковер садов, полей и огородов, среди зелени которых четко выделялись белые постройки поселков и узкие ленты дорог. Вдали были видны тихое голубое море и уходившая в него узкая полоска земли со старой башней маяка. Разочарованный, он отошел от окна и стал упаковывать чемодан. Поезд подходил к перрону Приморского вокзала.
        А когда через день Зарубин попал на буровую, он был не меньше удивлен царившей там тишиной. Пения стального ротора он не услышал. Вместо богатыря с плечами в косую сажень у автоматизированного пульта управления сидел и следил за приборами щупленький паренек лет двадцати. Это был бурильщик. Другой рабочий ходил возле машин, сосредоточенно наблюдая за их работой. И эти двое управляли бурением одновременно четырех скважин!
        - Что, товарищ корреспондент, пришли посмотреть на нашу музейную буровую?-спросил Зарубина один из рабочих.
        - Почему музейную?
        - Ну как же! Ведь это техника вчерашнего дня. Так сказать, пройденный этап. Вот добурим куст скважин и отправим весь этот металл в переплавку…
        - А чем же плоха эта техника?
        - Да она не плоха. Хорошая техника, новая, и работает замечательно. Только ведь мы не стоим на месте. Новую технику заменяем новейшей. Вы про самоходные буровые установки «ПБ-2» слыхали Нет? Ну, это вполне естественно. Они появились недавно. А как они работают! Вот эти четыре трехкилометровые скважины мы пробурим за месяц, а «ПБ-2» за одни сутки может пробурить пятикилометровую скважину. И быстро, и затрат труда немного. Да что я вам рассказываю! Вот она, красавица, стоит!
        Зарубин посмотрел, куда показывал рабочий, но ничего, кроме стоявшей у дороги большой, похожей на гигантскую улитку, машины на гусеничном ходу, не заметил. Легким облаком не то пыли, не то пара за машиной дымился кипящий водоем.
        - А где же вышка?-Корреспондент недоверчиво посмотрел на рабочего.
        - Этого пережитка там нет…
        Только потом, когда Зарубин ознакомился с пневматической установкой «ПБ-2», он понял, насколько она была совершенней обычной буровой, поражавшей на первый взгляд гигантской вышкой и сложными машинами. Принцип «ПБ-2» был чрезвычайно прост. В барабане-улитке помещалась свернутая огромной спиралью эластичная пятикилометровая труба, заканчивавшаяся тупорылым сверхчастотным вибратором.
        По мере разматывания грубы вибратор погружался в землю, легко дробя в порошок самые твердые породы. Вихрь сжатого воздуха, нагнетаемого через трубу, выносил раздробленную породу в искусственный водоем.
        Рухнули прежние, почерпнутые из книги Чуркина представления Зарубина о нефтяных промыслах. Это стало отчетливо ясно сейчас, когда хаос первых впечатлений сменился стройной картиной слаженной работы промыслов и заводов.
        Зарубин теперь мог бы, не заглядывая в свои густо исписанные блокноты, продиктовать интересный очерк…
        Дремавший полулежа на заднем сидении машины Воронин резко выпрямился, жалобно скрипнули пружины. Обращаясь к сидящему за рулем инженеру Трофимову, спросил:
        - А не кажется ли тебе, Алексей Петрович, что водоочистные сооружения и водопровод строятся слишком медленно?
        Зарубин догадался, что речь идет о Светлоозерских промыслах, с которых они возвращались. Он повернулся к Трофимову, но тот молчал, положив обе руки на баранку руля. Губы его были плотно сжаты, светлая выгоревшая прядь волос падала на высокий, темный от загара лоб. Взгляд Трофимова ни на минуту не отрывался от шоссе.
        Зарубин решил, что инженер, занятый своими мыслями, не расслышал вопроса. Но Алексей Петрович, словно ни к кому не обращаясь, вдруг заговорил:
        - Да, строим действительно медленно, хотя в график укладываемся.
        - А как, по-твоему, можно сократить сроки строительства против плана?-голос Воронина уже не казался усталым.- Я говорю о большом сокращении.
        - Ты предлагаешь дать строительству дополнительно людей и технику?-Трофимов давно научился читать мысли управляющего.
        - Ну и что же? Дадим и то и другое,-оживился Воронин.- Ты меня понял. И я думаю, месяца через два-три мы завершим все работы и приступим к заводнению промыслов.
        - Это никому не нужная роскошь, Иван Николаевич,-спокойно, голосом, в котором слышалась твердая убежденность, возразил Трофимов. Он убавил газ, машина пошла медленней и бесшумней.- В общем, напрасная трата средств и времени. Так и всякий дурак сможет. Мы начнем…
        - Как это роскошь? - всем корпусом подался вперед Воронин.-За пять месяцев мы задолжали государству полмиллиона тонн нефти, и если заводнение Светлоозерских промыслов затянем до осени, то будем должны и весь миллион. Миллион! Ты представляешь, что это такое?!
        - А ты думаешь, объявить штурм-это единственный выход?
        - Штурм не штурм, а что-то предпринять надо.
        - Есть выход. И какой выход, Иван Николаевич! - Трофимов резко затормозил машину, затем, повернувшись к Воронину, хитро улыбнулся и, выждав мгновение, с веселым задором продолжал: - Мы будем закачивать за нефтяной контур воду из Светлых озер - это раз, будем закачивать немедленно - это два и уже в этом месяце начнем возвращать долг стране-это три. Я об этом думаю всю дорогу.
        - Но ведь ты знаешь, что светлоозерская вода не годится для заводнения.
        - Вчера не годилась-сегодня годится,-лукаво улыбнулся Трофимов.Сейчас я тебе покажу,- инженер толкнул дверцу и скрылся за багажником. Через минуту он остановился в свете автомобильных фар с небольшим, но увесистым мешком.
        - Вот, смотри,-Алексей Петрович протянул вышедшему из машины Воронину горсть серого песку.- Это самый обычный песок нефтеносных пород. Мы смешали его с нефтью, создали в нем условия, аналогичные естественным, и затем прокачали через него светлоозерскую воду с нашим новым химическим реагентом. Ты только посмотри! Лучшим мылом так не отстираешь! Отделение нефти полное, даже запаха не осталось.
        - Что же ты мне раньше-то не сказал!-упрекнул Воронин Трофимова, поднося к носу горсть песку.- Это же чудесно! Просто замечательно! А что мы будем делать с водопроводом?
        - Да, подавать воду от побережья теперь бессмысленно. Эта затея с водопроводом ломает все сроки и дорого нам обходится. Она напоминает мне историю с одним очень богатым, но не очень умным купцом, который печи в своем доме топил дровами, обработанными фуганком. Но трубопровод мы все-таки закончим. Он нам будет нужен для перекачки нефти к побережью.
        - Интересно,-задумчиво произнес управляющий.-Выходит, что на других предгорных промыслах мы топим печи, как тот купец?..
        - Выходит.
        …Шоссе, по которому ехали Трофимов, Воронин и Зарубин, незаметно перешло в широкий проспект-Сталинградскую улицу. На углу улицы Горького, где находилось управление, Трофимов затормозил машину, и в то же мгновение Воронин необычайно легко для его пятидесяти лет и крупной фигуры выпрыгнул на мостовую; машина покачнулась на мягких рессорах.
        - Итак, обо всем поговорим завтра,-сказал он, прощаясь с Трофимовым.-До свидания, товарищ корреспондент. - и Воронин широкими шагами направился; подъезду дома.
        Зарубин тоже собрался сойти, но в нерешительности задержался. Очень хотелось побеседовать с Трофимовым. Случай был хоть и не совсем удобный, но на лучшую возможность в ближайшие дни корреспондент не рассчитывал.
        - У вас ко мне есть дело, товарищ Зарубин?-как бы угадывая мысли корреспондента, спросил, включая скорость.
        - Да, я хотел кое-что у вас спросить,- неуверенно ответил молодой журналист и поспешно добавил: - Если разрешите, я к вам завтра загляну.
        - Вы думаете, завтра у меня будет больше времени, чем сегодня? Нет, ничего не выйдет. Лучше заедем ко мне сейчас. Пожинаем и потолкуем.
        Зарубин почувствовал в словах Трофимова располагающую теплоту и больше из вежливости возразил:
        - Неудобно беспокоить вашу семью, Алексей Петрович.
        - Наоборот- Мать будет очень рада, а больше у меня никого нет,-в голосе инженера послышалась нотка грустного сожаления.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        - Эх! Совершенно забыл!-спохватился Трофимов, когда машина подкатила к старому двухэтажному дому на окраине города.- Мне ведь надо было обязательно забежать в управление. Вот растяпа. Как же быть, а? - не то к себе, не то к Зарубину обратился Трофимов.
        Журналист не знал, что сказать. Он чувствовал себя очень неловко, словно не Трофимов, а он, Зарубин, забыл что-то в управлении, и из-за него инженер ругает себя растяпой. Если бы дело происходило днем, то Алексей Петрович наверняка заметил бы, как густой румянец залил щеки журналиста, ссутулились по-мальчишески узкие плечи. Но ничего этого Алексей Петрович не заметил и, повернувшись к Зарубину, сказал:
        - Вот что, я вас провожу в дом. Пока там мама организует ужин, я вернусь.
        - Нет, нет, Алексей Петрович,- еще более смутился Зарубин,- лучше я вас тут подожду.- И, открыв дверцу машины журналист стал поспешно выбираться наружу.
        - Тогда подождите меня здесь, Павел Константинович,-как можно теплее сказал Трофимов, видя, что Зарубин смущен и в нерешительности стоит около машины.
        Когда машина скрылась за углом, журналист не спеша прошелся вдоль забора, примыкавшего к дому, заглянул в открытую калитку. Неосвещенный сад встретил его настороженной тишиной. «Хорошо тут,- подумал Зарубин, усаживаясь на скамейку под густым развесистым деревом.- Вот если бы еще маленький ветерок, было бы совсем не душно.» Но вечер был тихий, безветренный. Сад словно заснул в неподвижном воздухе.
        Откинувшись на жесткую спинку и глядя на звездное небо в просветы между темными массами листвы. Зарубин отдался мечтам, унесшим его в далекий и загадочный мир, посылавший сюда, на Землю, лишь слабое мерцание звезд. Может быть, и там… нет, не может быть, а обязательно есть подобные нашей Земле планеты, где обитают разумные существа. Похожи ли те существа на нас, людей? Какую стадию своего развития они переживают? И, конечно, есть такие миры, где люди давно забыли, что такое война, человеческая ненависть, и, возможно, благодаря разуму их обитателей исчезли с лица планет болезни, уносящие еще у нас, на Земле, так много жизней. И, наверное, разум и труд тех людей направлен на решение других больших проблем, ну, например, хотя бы на борьбу с охлаждением планеты. Или, наоборот, - на консервирование избыточной тепловой энергии.
        Шорох кустов и треснувшая под ногой человека ветка вернули Зарубина к действительности.
        «Наверное, влюбленные,»-улыбнулся в душе журналист, всматриваясь в еле заметные тени двух фигур-одна повыше, другая пониже,-но тут же увидел, что ошибся: это были двое мужчин. Когда они поравнялись с деревом, под которым сидел Зарубин, до него долетел торопливый полушепот:
        - Не забудь первым делом закрыть на крючок дверь, а, тогда…
        Мужчины быстро проскользнули, и других слов Зарубин не расслышал. Он рассеянно посмотрел им вслед и, вспомнив, что скоро должен вернуться Трофимов, стал прислушиваться к слабому шуму еще не спавшего города, стараясь услышать приближение автомобиля.
        По расчетам журналиста, инженер вот-вот должен был вернуться.
        Случайно Зарубин посмотрел в сторону дома, первый этаж которого был затенен высоким забором, а застекленные веранды второго этажа тускло поблескивали отраженным светом с улицы. Ветки дерева, стоявшего у самой стены, слабо покачивались, временами вздрагивая. Что такое, ветра нет, а они качаются? Зарубин с интересом стал наблюдать за странным деревом. Все сразу объяснилось, когда на суку дерева, на уровне второго этажа, появился силуэт человека. Одной рукой человек ухватился за дерево и, отклонившись, дотянулся свободной рукой до рамы. Рама медленно открылась, и человек, оглянувшись, скрылся в темном провале окна.
        «Воры!-подумал Зарубин и в то же время услышал шум приближающегося автомобиля.- А вот и Трофимов. Уж не в его ли квартиру они лезут?»-Журналист не сомневался, что в дом проник один из тех двоих, что прошли мимо него.
        Зарубин кинулся вдоль аллеи с намерением незаметно выскользнуть через открытую калитку на улицу и предупредить Трофимова. Но не сделал он и десяти шагов, как в доме раздался злобный лай и рычание собаки. Зазвенело разбитое стекло, и из окна вывалился темный живой ком. В то же время впереди Зарубина из-под дерева в сторону дома метнулась тень второго человека. Журналист на мгновение остановился. По свирепому рычанию собаки и коротким воплям и ругательствам он понял, что там происходит отчаянная борьба. Шум этой возни быстро приближался. Зарубин, испугавшись, отскочил в сторону и притаился в тени дерева. Уже можно было различить темный клубок, катавшийся по земле, к которому нерешительно подбирался другой человек. Вот вору удалось подняться на ноги, и он кинулся бежать, но собака стремительным броском взметнулась на ею спину; и мощные челюсти сомкнулись в мертвой хватке где-то у шеи рухнувшего врага.
        Второй человек, подоспевший к месту поединка, изловчившись, схватил овчарку за ошейник. Сверкнул нож, и собака, взвизгнув, упала на траву. Но тут же опять кинулась на нового врага. Тот ударил ее еще раз.
        Запыхавшийся Зарубин в калитке столкнулся с Трофимовым.
        - Скорее, воры!
        - Какие воры?
        Но Зарубин уже тащил инженера в сад, на ходу пытаясь передать виденное. Из бессвязных слов взволнованного журналиста Трофимов понял лишь, что произошло что-то необычайное.
        Когда они подбежали к месту происшествия, ярким светом вспыхнула веранда, осветив аллею. На измятой траве, вытянувшись, лежала большая серая овчарка. Шерсть на ее боку потемнела от крови, пасть покрылась розовой пеной.
        Трофимов бросился к собаке, нагнулся над ней, тихо позвал:
        - Атаман!
        Пес открыл глаза и, узнав хозяина, жалобно взвизгнул, попытался подняться, но не смог.
        Бросив Зарубину пиджак, Алексей Петрович осторожно взял собаку на руки, пачкая кровью рубашку и брюки.
        Зарубин еле поспевал за Трофимовым, торопливо шагавшим к калитке. Уже выходя на улицу, молодой человек еще раз оглянулся на освещенную веранду. Там, у открытого окна, появилась высокая седая женщина. Она нагнулась над подоконником, всматриваясь в темноту…
        Шагая через две ступеньки, инженер быстро достиг площадки второго этажа.,
        - Открывайте скорее дверь! - бросил он через плечо Зарубину.- Ключ в пиджаке в правом кармане.
        Но журналист не успел вытащить ключ. Дверь открылась, и они столкнулись с женщиной, которую Зарубин видел в окне веранды.
        - Батюшки! Что же это такое, Алеша? - испуганно застыла она на пороге.
        - Мама, приготовь, пожалуйста, воду, чистую тряпку, бинт. Только поскорей…
        Трофимов осторожно положил раненую собаку на коврик.
        Мысли инженера лихорадочно прыгали от одной догадки к другой. Воры? Что им нужно? Нет, нет!
        Вот уже больше года Алексей Петрович работал над очень интересным делом, сулившим а случае успеха революцию в одной из отраслей техники. Но он был не из тех беспечных людей, которые оставляли дома интересные для чужого глаза материалы. Работать он предпочитал в управлении или в лаборатории, и все записи и расчеты, как и полагается, хранились в надлежащем месте. Правда, по вечерам, дома, мозг его продолжал работать, и его часто осеняли неожиданные мысли. Дававшие ответ на вопросы, над которыми он безрезультатно бился в течение многих дней. В таких случаях, чтобы не забыть внезапно пришедшее решение, он хватал карандаш и торопливо набрасывал на бумагу эскиз за эскизом, считал и пересчитывал, листал справочники, записывал, намечал новые условия эксперимента. И тогда для него не существовало ни времени, ни пространства, и лишь приглашение матери к завтраку внезапно переносило его в реальную обстановку. Но ни разу не забыл он отнести появившийся ворох бумаг с небрежными набросками и расчетами в управление.
        «Да, у меня в доме нет пищи для охотников за секретами,»-успокаивал себя инженер. Да и кто мог знать? Еще неделю назад ни один человек на свете не подозревал о его работе. Нет. Был такой человек. Кириллова. Но ей незачем лазать в окно. У нее так же, как у него, каждая формула в памяти, каждый чертеж она может точно воспроизвести с закрытыми глазами. Не зря она столько потрудилась в лаборатории над проверкой многих теоретических выводов. И сколько нового она внесла… «Да! А ее тетрадь, как я забыл!»
        Трофимов, подхлестнутый этой мыслью, бросился на веранд где стоял письменный стол.
        Торопливо один за другим выдвигал он ящики.
        «Вот она, на месте. Не успели. Молодчина, Атаман! А я-то шляпа! Совсем забыл и держу такое у себя!..»
        Через минуту он уже набирал номер телефона.
        - Капитана Винокурова…
        Когда Трофимов вернулся в переднюю, к перевязке все было готово. Атаман неподвижно лежал на потемневшем от крови коврике.
        - Ничего, друг, крепись. Сейчас мы тебя перебинтуем, а завтра придет врач. Поправишься,- ласково говорил Трофимов- Пес жалобно и виновато смотрел на хозяина и пытался лизнуть ему руку.
        Когда перевязка была окончена, Алексей Петрович унес спеленатую собаку. Мать Трофимова, подавленная происшедшим, молча стояла в передней
        Чувствуя, что дольше оставаться в чужой квартире при создавшихся обстоятельствах как-то неловко, Зарубин прикидывал в уме, как бы ему уйти. Он уже стал было снимать с вешалки свою шляпу, но тут вернулся Трофимов.
        - Не думаете ли вы, Павел Константинович, сбежать от меня? -Круглое широкое лицо Трофимова осветилось приветливой улыбхой.-Ничего не выйдет… Да! Я и забыл вас познакомить со своей матерью. Мама, это Павел Константинович, писатель.
        - Ну, какой я писатель,-смутился журналист, - пожимая широкую, немного загрубевшую ладонь матери Трофимова.- Я всего лишь корреспондент газеты и то еще как следует не освоил это дело.
        - Вы не скромничайте, Павел Константинович,-обернулся Трофимов, перекидывая через плечо полотенце,- я читал сборник ваших очерков и рассказов. Совсем неплохо написано.
        Зарубин еще больше смутился, вспомнив разносную статью одного критика, назвавшего его первый сборничек очерков и рассказов, изданный год назад, сомнительной пробой пера.
        - А вы не стесняйтесь. Чувствуйте себя, как дома,-просто сказала мать Трофимова.-Вы, наверное, недавно в Приморске?
        - Всего несколько дней.
        - То-то я вижу, загар к вам еще не пристал. Проходите сюда,-указала она на дверь, в которой скрылся Трофимов,-освежитесь холодной водой. Вот вам полотенце.
        На веранде, куда Надежда Ивановна провела Зарубина, когда он умылся, было необычно прохладно. Нежно благоухали цветы, ровным рядом стоявшие в кадках и горшках вдоль застекленной стены. Только один цветок лежал на полу, смятый и засыпанный землей. Тут же валялись черепки разбитого горшка. Чуть заметно колыхалась легкая штора; через которую просвечивала пустая рама с двумя острыми осколка ми стекла.
        «Должно быть, на улице резко похолодало,»- подумал журналист, наблюдая, как Надежда Ивановна, собрав в старое ведро землю, осторожно водворяла в него искалеченное растение.
        - Вот ведь что натворили!-нарушила молчание Надежда Ивановна, привязывая стебель цветка к воткнутой в землю палке.- И откуда еще берутся такие ироды?
        - Смелые воры, и собаки не побоялись.
        - Ну, смелости большой здесь нет. Они были уверены, что в квартире никого нет. Я ведь в это время, как всегда, пошла с Атаманом погулять. Эти жулики и выждали, когда мы уйдем. А я с полдороги вернулась: вспомнила, что газ не выключила. И как только я дверь открыла. Атаман кинулся внутрь-должно быть, почуял чужих людей. Я услышала, как здесь, на веранде, что-то упало, залаял, зарычал Атаман, Бросилась я сюда, но сразу никак не могла найти выключатель. А Атаман уже рвал кого-то-в саду.
        Зарубин, слушая Надежду Ивановну, наблюдал, как ловко, без суеты наводила она порядок в Комнате. Когда она, словно мимоходом, переставляла какой-нибудь предмет, то казалось, что другого, лучшего места для него в комнате нет. «Вот так же и мама,»- подумал Зарубин.
        - Жалко Атамана,-вздохнула Надежда Ивановна. Потом, словно встряхнувшись, она повернулась к Зарубину и чуть хитро, совсем, как Трофимов, улыбнулась:
        - Ну, а как вам, Павел Константинович, здесь не душно? - и продолжала немного торжественно, с гордостью: -Это Алеша все. Он здесь, на веранде, работает. И у меня в комнате сделал такой же холодильник.-Надежда Ивановна глазами показала на ромбическую трубчатую решетку под потолком, хорошо гармонировавшую с переплетом рам.
        - Так, значит, поэтому здесь так прохладно?-только теперь понял Зарубин.
        - А то почему же еще? Раньше мы от жары задыхались, а теперь благодать…
        Вошел Трофимов и быстрым взглядом окинул комнату:
        - Эх, мама, что же ты наделала!
        - Что такое, Алешенька?-Надежда Ивановна с недоумением повернулась к сыну.
        - Ну как же, я звонил Винокурову, он обещал прислать следователя, а ты навела тут полный порядок.
        - Но я, Алешенька, не знала. Что же теперь делать?
        - Да уж теперь ничего не надо делать… А вот и звонят. Наверное, они. Пойду открою.
        Через минуту Алексей Петрович вернулся, пропустив вперед лейтенанта государственной безопасности Мамедова.
        - Жаль, что убрали комнату,-с досадой бросил он, выслушав всех троих.
        Раздвинув штору, лейтенант осторожно открыл пустую раму. Торчавшие осколки выпали и со стеклянным звоном рассыпались где-то внизу. Мамедов перегнулся через подоконник, прислушался к притаившейся в саду тишине. Потом вынул карманный фонарик, и желтоватое пятно света забегало по стволу дерева, стоявшего перед домом, скользнуло вниз и не спеша поднялось по стене к окну. На отогнутом ржавом гвозде, удерживавшем раму, висел небольшой клок серой шерстяной материи.
        - Ну, что ж, пройдемте в сад,-предложил Мамедов Трофимову и Зарубину, пряча в карман бумажный пакетик с клочком вещественной улики.
        У подъезда лейтенанта поджидал солдат с собакой.
        В саду Мамедов тщательно осмотрел помятую траву. Удалось найти пуговицу.
        Мамедов дал собаке понюхать клок найденной материи:
        - Ищи!
        Серая овчарка нервно покрутилась на месте и потянула в сторону. Лейтенант, удерживая собаку, продолжал на ходу осматривать землю.
        - Очевидно, Атаман изрядно покусал этого человека,- проговорил он, разглядев при свете карманного фонарика темные пятна крови на припудренной пылью траве.
        Капли крови были обнаружены еще в нескольких местах.
        Четких отпечатков ног на сухой травянистой почве не было заметно.
        Собака вывела лейтенанта и его спутников на загородное шоссе и здесь, покрутившись, остановилась.
        - Ищи, Лайка. Ищи, милая,- тронул лейтенант шею собаки.
        Та закружила на месте, нюхая землю, повела носом и села, виновато глядя в лицо своему проводнику.
        - Так я и думал,-с досадой сказал Мамедов.-Тут они сели в машину. Ничего, человек не иголка, будем искать.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        После ухода Мамедова на минуту воцарилось тягостное молчание. Первым нарушил его Алексей Петрович, обнял мать за плечи и бодро, как будто ничего не случилось, спросил:
        - Скажи, мама, чем ты нас будешь кормить? Мы голодны, как волки.
        - Уж чем-нибудь накормлю,-в тон сыну ответила Надежда Ивановна.Голодных легче кормить, съедите все, что подам.
        Задребезжал телефон на письменном столе.
        - Слушаю. Добрый вечер! Пожалуйста, буду очень рад вас видеть. Нет, нет, ничего. Спать мы еще не собираемся.Алексей Петрович положил трубку.-Накрой, мама, на четырех человек, у нас будет еще один гость.
        - Сорокин?
        - Нет. Бери выше. Сам бог нефтяной геологии, профессор Дубравин. Для вас, журналиста,-обратился он к Зарубину, - это находка. А пока он не пришел, давайте займемся вашими вопросами. Что вас интересует?
        Беседуя, журналист с нетерпением прислушивался к редким гудкам автомобилей за окном. Встреча с Дубравиным была неожиданной удачей. Зарубин заерзал на стуле, когда в передней раздался бодрый басок профессора.
        - Здравствуйте, Алексей Петрович! Извините, что врываюсь в такой поздний час,-проходя в комнату, Дубравин окинул хозяина взглядом черных, глубоко сидящих под косматыми седыми бровями глаз. И без всякого перехода продолжал, сопровождая слова несколько резкими движениями рук:-Днем заходил в управление, но мне сказали, что вы на Светлых озерах. Вечером опять не поймал вас. А завтра я должен обязательно вернуться в Москву. К вам же, Алексей Петрович, у меня большое дело. Вот я и ворвался. Так что прошу извинить… Ну и жара сегодня в Приморске! Ведь ночь уже, а все еще дышать нечем.
        - Прошу вас, Николай Дмитриевич, пройдемте на веранду, там прохладно.
        - Вряд ли. Держу пари, что в Приморске сегодня нигде нет прохладного места, разве что в холодильнике. Я бы, знаете за настоящее прохладное место сейчас согласился неделю не есть и не пить,-пошутил профессор, следуя за Трофимовым и вытирая платком лицо и лысину.
        - Ну так считайте себя умершим с голоду,-рассмеялся инженер, пропуская Дубравина в дверь.
        - О, да тут настоящая оранжерея!-воскликнул профессор.
        - Это хозяйство моей матери.
        - А где же она сама? Отдыхает? Нет? Тогда что же вы меня с ней не знакомите?
        - Она, наверное, на кухне, сейчас придет. Познакомьтесь, Николай Дмитриевич, с нашим гостем, журналистом.
        - Зарубин.
        - Моя фамилия Дубравин. - Пррфессор в упор посмотрел на юное лицо корреспондента.- Не тот ли вы Павел Зарубин,-так, кажется, был подписан очерк о геологах,-который -в четвертичных отложениях открыл палеозой?-Из-под косматых бровей профессора сверкнули лукавые огоньки.
        Зарубин готов был провалиться сквозь землю. Не только лицо, но и по-девичьи тонкая шея юноши покрылись пунцовыми пятнами. От смущения он не мог вымолвить и слова. Сжалившись над ним, Трофимов вмешался в разговор:
        - А что вы скажете, Николаи Дмитриевич, насчет температуры?
        - Да, пари я, кажется, проиграл,-признался профессор и, посмотрев в сторону Трофимова смеющимися глазами, добавил: - И считайте, Алексей Петрович, что вы виновник моей голодной смерти. А только знаете что? Нельзя ли проигрыш заменить ужином?
        - Ничего нет проще, Николай Дмигриевич,-засмеялся Трофимов.-Мама не знает о вашем поражении и готовит ужин на всех.
        - А какая же все-таки здесь температура?-Дубравин серьезно посмотрел на Трофимова.
        - Двадцать выше нуля.
        - А снаружи?
        - Днем было сорок два, а сейчас, должно быть, не меньше тридцати.
        - Каким же колдовством вы добиваетесь такой прохлады? Не в цветах ли тут дело?
        - Нет. Да вы садитесь,-Трофимов указал на легкое плетеное кресло возле круглого столика.- Сейчас раскрою секрет колдовства, если это вас интересует.
        - Очень интересно,-вставил Зарубин.
        Вошла Надежда Ивановна с дымящимся блюдом.
        - Знаете что. Надежда Ивановна,- шутил профессор, познакомившись с ней,-вы мой ангел-хранитель. Алексей Петрович обрек меня на голодную смерть, а вы предлагаете такой чудный ужин! Мне уже не терпится отведать.
        - Не хвалите прежде времени. Как бы ругать не пришлось,-заулыбалась Надежда Ивановна.
        - Ну, нет. Я как вошел, сразу понял, какой ужин готовится в этом доме.
        Пока Надежда Ивановна хлопотала у стола, Алексей Петрович посвятил гостя в секрет искусственного климата комнаты.
        - Все мое колдовство заключается в использовании давно известных химических реакций, проходящих с поглощением тепла. Я только нашел способ регулировать скорость реакции с помощью вот этого реле,-Трофимов указал на небольшой, похожий на электросчетчик прибор на стене комнаты.
        - А где же самый холодильник?- Дубравин обвел глазами комнату.
        - Вот он,-Трофимов указал на потолок.
        - А каковы перспективы этого вашего открытия?- не отставал Дубравин.
        - Поживем-увидим,-уклончиво ответил Трофимов.
        - Да, забавная штука! - заговорил профессор, поднимаясь из-за стола. Когда он говорил о чем-либо серьезном, он непременно должен был ходить.-Между прочим, я сегодня уже перестаю поражаться. Это был действительно удивительный для меня день. Я побывал на Песчаной косе. Туда я ехал через Белые камни, а обратно-вдоль побережья Приморские нефтяные промыслы я знал хорошо. Именно знал: Здесь я начинал свою, так сказать, геологическую карьеру еще до революции, здесь же работал в двадцатых годах, не раз бывал в этом районе и после. И вот, этих знакомых промыслов и, можно сказать, родных мест я не узнал. Ведь вы же, Алексей Петрович, не только оживили мертвые и омолодили старые промыслы, но и сказочно изменили их внешний вид. Кто бы мог подумать, что на этих голых камнях, покрытых грязью, будут цвести виноградники, лимоны, апельсины…
        Зарубин, занявшийся ужином, теперь прислушивался к каждому слову Дубравина. Профессор все больше заинтересовывал корреспондента. Отложив вилку, журналист вооружился блокнотом и карандашом. А Дубравин говорил и говорил. Он шагал по комнате то быстро, то медленно, останавливаясь, трогая что-нибудь руками, и снова шагал.
        - Что случилось, Алексей Петрович? - прервал себя профессор, заглядывая за диван, которым был отгорожен Атаман. Трофимов коротко рассказал о происшедшем.
        - Н-да,- задумчиво вымолвил профессор, но тут же встрепенулся: - А вы знаете, что про ваши дела пишут американцы?
        - Что оживление промыслов - это советская пропаганда? Что ж, они, пожалуй, правы. Мы не такие уж заурядные пропагандисты, ведь самый лучший вид пропаганды это дела, а дела у нас неплохие.
        - Да, я также полагаю, что у нас еще будет немало случаев для подобной пропаганды. Вот об одном таком возможном случае я и хотел с вами поговорить. - Дубравин замолчал и задумался.
        - Я вас слушаю, Николай Дмитриевич.-Трофимов поудобнее устроился в кресле, откинувшись на плетеную спинку. Помолчав немного, профессор начал:
        - Приморские месторождения, как вам известно, находятся на линии Снежных гор, идущих к Приморску с северо-запада. Вдоль этой горной цепи повсюду нефть. Из всех месторождений, расположенных в полосе Снежных гор, Приморские-самые значительные. Снежные горы у Приморска не кончаются. Они лишь опускаются под море и уходят дальше, на юго-восток. По ту сторону моря цепь гор вновь поднимается, но уже не столь значительно, как здесь. Вдоль невысоких гор по ту сторону моря расположены нефтяные месторождения Кзыл-даг, Небит-даг, Султан-даг и многие другие. Нефтеносен и полуостров Асфальтовый.
        Теперь давайте горную цепь мысленно разделим на три части: западную-по эту сторону моря, центральную-под морем и восточную - по ту сторону моря. Каждая часть длиной в несколько сот километров. Нефтеносность западной части возрастает по направлению к морю. По ту сторону моря нефтеносность горной полосы увеличивается с востока на запад, то есть тоже по направлению к морю, и самыми богатыми являются промыслы, расположенные на восточном побережье моря. Теперь, что вы скажете о центральной части Mopской?- Николай Дмитриевич, опершись на спинку кресла, смотрел на Трофимова хитроватыми глазами.
        Алексей Петрович молчал, пораженный. Он был удивлен не тем, что морское дно нефтеносно,-об этом он знал, к тому же мелководная прибрежная часть морского дна уже разрабатывалась и давала много нефти,- его поразил напрашивавшийся сам собою логический вывод: под морем скрыты наиболее богатые месторождения нефти. Алексей Петрович уже не раз задумывался, как добраться до нефти, скрытой многокилометровой толщей морского дна и мощным слоем воды.
        Наконец инженер спросил:
        - Значит, вы, Николай Дмитриевич, считаете, что наиболее, богатые залежи нефти находятся под морем?
        - Я в этом совершенно уверен! Правда, мы еще плохо знаем геологическое строение морского дна. Однако факты, о которых я говорил, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что под морем хранятся огромные богатства. Настало время позаботиться об этих богатствах.
        - А какова глубина в этой части моря?-вставил Зарубин.
        Дубравин, недовольный вмешательством корреспондента в разговор, всем корпусом повернулся в сторону Зарубина и ответил с иронией:
        - Сущие пустяки, молодой человек. Каких-нибудь триста-четыреста метров. Можете перейти вброд.
        Зарубин обиженно поджал губы.
        - Николай Дмитриевич, разрешите, я вам переменю чай, ваш совсем остыл,-снова выручил Алексей Петрович.
        - Что? Чай?- Хорошо, не возражаю.
        - А вам, Павел Константинович, налить?
        - Нет, нет, спасибо,- поспешно отказался Зарубин, хотя чаю ему хотелось.
        Подвинув профессору вазочку с сахаром, Алексей Петрович задумчиво сказал, ни к кому не обращаясь:
        - Да, задача трудная, но интересная и увлекательная. Есть над чем подумать.
        - Так, значит, по рукам!- и Дубравин протянул инженеру руку.
        - Не понимаю, что значит-по рукам?
        - Это значит,-давайте вместе думать о том, как взять морскую нефть, и не просто взять, а взять скорее.
        Алексей Петрович недоуменно смотрел на профессора.
        - Чтобы вам все было ясно, дорогой Алексей Петрович, скажу больше. Вы, может быть, знаете, что последние два года я возглавлял геологическую экспедицию, работавшую на восточном побережье моря. Эта экспедиция была очень плодотворной. И, в частности, одним из важнейших результатов ее следует считать вывод о том, что под морским дном, между Приморским и Асфальтовым полуостровом, находятся богатейшее в мире месторождения нефти. О результатах разведочный работ я докладывал правительству, и мне сказали:
        - А почему бы вам, товарищ Дубравин, не заняться этим делом?
        Дубравин замолчал и из-под седых бровей в упор смотрел на Трофимова. Алексей Петрович молча чертил ложечкой на белой скатерти. Не в его манере было отвечать с ходу, нe подумавши.
        Его лицо, казалось, не выражало ничего. Только шрам на левой щеке свидетельство о годах, проведенных на фронте,- стал заметно бледней. Мысли, вызванные словами профессора, сменяли одна другую. Он видел море, то бушующее и беспощадное, то безмятежности ласковое, но всегда щедрое к тем, кто умеет доставать его богатства. Трофимов почти физически ощущал нефтеносные песчаные массивы, придавленные многослойным пластом морского дна и тяжестью воды.
        Ожидая продолжения разговора, не шевелясь, сидел и Зарубин. Корреспонденту казалось, что Алексей Петрович вот-вот заговорит. Но нарушил молчание профессор:
        - Если вы, Алексей Петрович, согласны, то завтра вылетаем. Воронин все знает. Вот вызов.-И Дубравин передал Трофимову короткое письмо, подписанное министром.
        Трофимов продолжал молчать, держа в руках письмо и не заглядывая в него.
        - Ну, а если вы не согласны; то мне разрешено не вручать вам этот документ, и тогда вы о нем ничего не знаете.
        - Нет, дело тут не только в моем согласии,- тихо и раздельно произнес Алексей Петрович.
        - В чем же еще?
        - Вот мы говорили с вами об оживлении мертвых промыслов. Но ведь еще далеко не все промыслы оживлены. Есть еще богатейшие нефтяные месторождения и залежи, хищнически загубленные еще до революции. Нефти в них уйма. Но она почти мертвая. Взять ее трудно. Да вот хотя бы промыслы Белые камни…
        - Да, я помню. Когда-то там били тысячепудовые открытые фонтаны. А сколько газа зря выпустили!
        - Вот-вот. Газ выпустили - и вся пластовая энергия ушла. Нефти там много, а отбираем мы ее в час по чайной ложке. И все потому, что вновь сообщить энергию пластам не можем. Пытались нагнетать в нефтеносные пласты газ, чтобы восстановить давление. Ничего не выходит. Эти старые, худые скважины, с грехом пополам зацементированные при царе Горохе, превратили промысел в решето. А с созданием законтурного водяного подпора совсем ничего не получается. Вода идет куда угодно, только в нужных пластах не держится, заливает нефтяные поля и еще больше портит дело. Вот если бы удалось изолировать нефтеносные пласты от водоносных, тогда бы можно было закачать в нефтяные залежи газ, восстановить давление и дать залежам законтурный водяной подбор. Подготавливаем мы кое-какое оружие против этой беды, но оно еще не готово. И мне бы хотелось это дело закончить.
        - А кроме вас, Алексей Петрович, это дело некому возглавить?
        - Нет, почему же,- улыбнулся Алексей Петрович.- Незаменимых людей не бывает.
        - Ну вот и прекрасно! И министр мне сказал, что вы согласитесь.
        - Министр? Откуда он мог знать?-удивился Алексей Петрович.
        - На то он и министр, чтобы знать свои кадры.- Дубравин с отеческой теплотой посмотрел на Трофимова.
        …Рассвет застал троих мужчин за беседой. Никто не мог сказать, когда ушла к себе Надежда Ивановна.
        До вылета московского самолета оставалось еще несколько часов; все решили немного отдохнуть.
        Но прежде чем лечь, Алексей Петрович сел за письменный стол и на чистом листке бумаги написал:
        «О. П. Кирилловой. Что нужно сделать в первую очередь.»
        Алексей Петрович задумался. Сам не зная зачем, выдвинул средний ящик стола. Взгляд его остановился на лежавшей там, уже пожелтевшей, фотографии девушки с задорным взглядом. Он взял портрет и прислонил его к письменному прибору. Вот оно, невозвратное прошлое-и радостное и до боли тяжелое. Сразу стало душно. Алексей Петрович потянул за ворот, пуговица отлетела и скатилась на пол.
        Иру Коврову он встретил на школьном выпускном вечере.
        В тот день мать подарила ему новый светло-серый костюм и сама повязала галстук. Пройдя к зеркалу, он не узнал себя. Перед ним стоял совсем взрослый, смущенно улыбающийся молодой человек. Мать подошла и встала рядом, положив руку на его плечо. Так минуту стояли они молча. Потом он повернулся к ней и, слегка нагнувшись, поцеловал ее в щеку..
        Торопливо сбегая по широкой лестнице, он на площадке столкнулся с темноглазой девушкой. От толчка крохотная сумочка выскользнула из ее рук. Смутившись и покраснев до слез, он растерянно смотрел в смеющиеся глаза девушки, позабыв даже извиниться. Кто-то из ребят, пробегая мимо, случайно толкнул его, и он чуть снова не сбил девушку с ног. Она нагнулась за сумочкой, и только тут он догадался помочь ей. Тяжелая коса соскользнула с ее спины и коснулась щеки Алексея. Он окончательно растерялся и неожиданно сказал:
        - Я вас не знаю…
        Девушка улыбнулась ему и как ни в чем не бывало весело ответила:
        - А я вас знаю. Вы-Алеша Трофимов. Лучший ученик десятого А. Меня зовут Ира Коврова. Пришла к вам на вечер. Будем знакомы,- сказала она, первая протягивая руку.
        - Откуда вы меня…
        - Пойдемте, покажу.
        И она дотащила его наверх.
        В актовом зале у стены толпились ученики. Ира и Алексей втиснулись в толпу, рассматривавшую портреты выпускников. В центре красовалась фотография Алексея с надписью: Алеша Трофимов, лучший ученик десятого класса А.
        Вернувшись домой, Алексей долго не спал, лежа с открытыми глазами. В ушах еще звучал задорный смех Иры.
        Так началась их дружба.
        Ира Коврова окончила девятый класс и летние каникулы проводила в Приморске. Встречи с ней навсегда остались в памяти Трофимова.
        Расставаясь с Алексеем, уезжавшим в Москву держать приемные экзамены в институт, Ира подарила ему свою фотокарточку.
        В Москве он с нетерпением ждал ее писем. Из них он знал все о ней: о школе, о преподавателях, о ее мечте поступить в медицинский институт. Но ей не суждено было учиться в нем. Наступил июнь 1941 года.
        Не сдав последнего экзамена за первый курс, Алексей ушел добровольцем в действующую армию. Его направили в военную школу, и через несколько месяцев, в звании младшего лейтенанта, он попал на фронт. Связь с Ирой он потерял.
        Сколько он ей ни писал, ответа не было.
        Осенью 1943 года его часть была отведена в ближний тыл на кратковременный отдых. Когда батальон, которым он командовал, готовился к выступлению, его вызвали в штаб полка. Шагая по заснеженной улице полуразрушенной деревушки, он услышал знакомый голос. Ошибиться он не мог. Это был ее голос! Он обернулся и с трудом поверил своим глазам. К нему бежала Ира. На ней ладно сидела серая шинель с погонами сержанта. Солдатский ремень туго перетягивал тонкую талию. Из-под ушанки выбивались завитки коротко остриженных темных волос. От легкого мороза алели щеки.
        В ее улыбке, во взгляде было столько искренней радости, что Алексей, забыв обо всем, не обращая внимания на проходивших мимо солдат его батальона, кинулся к ней. Еще сейчас, после стольких лет, он снова ощутил холодную влажность ее губ.
        Слегка отстранив от себя девушку, он долго смотрел в ее лицо. Это была та же Ира и в то же время другая. Она заметно повзрослела, возмужала. Только темные глаза смотрели задорно, как прежде.
        Он узнал, что она с первых дней войны в армии. Не раз переходила линию фронта, налаживая связь с партизанами, с коммунистами-подпольщиками, оставшимися в тылу врага.
        И этой ночью ей снова предстояло прыгнуть с парашютом за линией фронта.
        За несколько часов, проведенных вместе, они успели сфотографироваться у корреспондента армейской газеты. Фотокарточка и сейчас висит в комнате Надежды Ивановны.
        Это была их последняя встреча… Ира уходила на задание…
        Батальон Трофимова уже несколько дней не выходил из боя, преследуя противника. Немцы не успевали закрепиться на очередном рубеже и снова и снова откатывались на запад. Наконец под деревней Большие Бугры батальон попал под сильный огонь, залегли стал окапываться. Трофимов несколько раз поднимал солдат в атаку, но каждый раз приходилось отступать на прежние позиции, оставляя в неглубоком снегу павших товарищей. Огонь фашистов, засевших на господствовавших высотах, усиливался с каждым часом - враг непрерывно получал подкрепление. Советская артиллерия безуспешно пыталась нащупать и разрушить мост, по которому подходили фашистские резервы.
        К вечеру бой стих.
        Поредевший батальон Трофимова, как и его соседи справа и слева, готовился к ночному штурму. А перед рассветом партизаны взорвали мост и ударили немцам в спину. В совместном с партизанами штурме Большие Бугры были взяты.
        …Иру хоронили за околицей деревни. Она погибла, прикрывая отход своей группы партизан-подрывников, уничтожившей мост.
        Когда над могилой вырос холмик талой земли, минуту все стояли в тишине. Затем раздался троекратный залп солдатского салюта.
        Окаменевший Трофимов вздрогнул. Не в воздух стреляли солдаты. Нет! Пули трижды прошли через его, Трофимова, сердце. А он все стоял, ничего не видя перед собой.
        Пожилой усатый солдат, случайный свидетель недавней встречи Трофимова с Ирой, тронул его за плечо:
        - Товарищ гвардии старший лейтенант, пора идти.
        …Сколько времени простоял он одиноко над могилой? Минуту, час, два? Взгляд его упал на сиротливую, по-зимнему голую молодую березку. Саперной лопатой он осторожно очистил от снега землю вокруг тонкого ствола и стал окапывать нежные корни…
        Последний раз Алексей Петрович был на могиле Ирины прошлым летом; Чьи-то добрые руки положили в тот день на заросшую травой могилу, к самому стволу зеленокудрой берёзы, полевые цветы.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        От удара кулаком по столу зазвенела посуда. Хрустальный бокал, стоявший на краю стола, упал на пол и разбился. От второго удара перевернулась пепельница, и на залитую вином скатерть высыпались изжеванные окурки. Гул голосов оборвался, и все находившиеся в ресторане обернулись в сторону столика, за которым сидели трое мужчин - инженеры Родионов и Белоцерковский и геолог Ветров. Белоцерковский заискивающе успокаивал захмелевшего приятеля:
        - Ну зачем так, Александр Емельянович! Никто не спорит. Конечно, кроме тебя, некому быть главным инженером. Тебя и назначат. Это определенно. А о Трофимове ты забудь..
        - Плевать мне на вашего Трофимова!-крикнул Родионов, и новый удар потряс столик.
        Подбежавшие официанты стали успокаивать скандалиста.
        Ветров пожалел, что принял предложение посидеть часок за дружеской, беседой. Он с нескрываемым отвращением смотрел на перекошенное злобой длинное лицо Родионова с дергающимися побелевшими губами. От его обычной холодной надменности не осталось и следа.
        Белоцерковский не скупился на лесть, чтобы угодить будущему главному инженеру.
        Родионов потребовал еще вина.
        Ветров решительно встал, собираясь уходить. Заметив это, Родионов зло сказал:
        - Тебе что, наше общество не нравится?
        - Ну что вы? Общество изысканное!
        Ветров повернулся, направляясь к выходу. Почти у самой двери его догнал Родионов:
        - Постой!
        - Что вы от меня хотите?-с неприязнью спросил Ветров.
        Родионов, притянув Ветрова за борта пиджака, дохнул водочным перегаром:
        - За Трофимова обиделся?
        - Оставьте вы в покое Трофимова! И уберите руки.
        - . Не пущу! - упрямо мотнул головой Родионов, крепче сжимая кулаки.
        Ветров спокойно взял Родионова за кисти рук и сжал их, словно железными тисками. Ослабевшие пальцы Родионова. разжались сами собой. Слегка оттолкнув его от себя, Ветров быстро вышел.
        - Трофимовский прихвостень! - бросил ему вслед Родионов. С мрачным лицом, пошатываясь, он вернулся к столику. Белоцерковский наклонился к самому уху Родионова и быстро зашептал:
        - Ты будешь главным инженером объединения. Только нельзя сидеть и ждать. Надо положить на обе лопатки Трофимова. И это должен сделать ты. У меня есть план.
        - Ну? - тупо уставился на приятеля Родионов.
        - Всю его работу надо представить в соответствующем свете. Необходимо доказать, что Трофимов авантюрист. А это -сделать нетрудно.
        - Ерунда! Я с самого начала был против всех его мероприятий и погорел.
        - Нет, не ерунда, Александр Емельянович. Сейчас ты все поймешь. Трофимов заслужил славу талантливого инженера на контурном заводнении? Да? Ты был против перенесения опыта восточных районов сюда, в Приморск. Почему? Потому что там нефть залегает в спокойных складках и условия для наводнения идеальные. Здесь совсем другое дело. Каждая складка похожа на перевернутую тарелку, разбитую на мелкие куски. К тому же месторождения здесь старые. Ты, Александр Емельянович, предупреждал, что возможно обводнение и гибель залежей нефти?
        - Предупреждал и был разбит.
        - Совершенно верно. А сейчас что оказалось? Ты оказался прав, а действия Трофимова-чистейший авантюризм.
        - Как так?
        - Очень просто. Законтурное заводнение мы применили почти на всех промыслах. Да? А что мы имеем в Белых камнях? Что?
        - Ну, обводнение самой залежи.
        - Вот именно, обводнение. И вместо нефти добываем почти чистую воду. Холодную балку тоже обводнили. А Черную речку? А Кирьяновскую долину? Кто был прав: ты или Трофимов?
        - Да, но на других промыслах, где применено законтурное заводнение, мы сейчас добываем нефти в полтора раза больше, чем раньше.
        - Это ничего не значит. Добыча повышается лишь вначале. Вперед надо смотреть, Александр Емельяновяч. Под угрозой обводнения находится еще много промыслов. Что хотят сделать Воронин с Трофимовым? Ускорить заводнение Светлоозерского месторождения и других промыслов. А добыча нефти уже сейчас начинает падать. План ведь не выполняем. Задолжали целых полмиллиона тонн. А дальше что? Полный крах!
        Белоцерковский замолчал, выжидающе глядя на отупевшего от водки Родионова. Родионов некоторое время смотрел на приятеля, стараясь вникнуть в смысл его слов. Потом лицо его перекосилось в нехорошей улыбке. Он сказал:
        - Ты, Борис, хоть и подлец, а светлая у тебя голова. Давай выпьем.
        - Подожди, Александр Емельянович.- Белоцерковский, заискивающе улыбаясь, старался поймать взгляд Родионова.- Слушай дальше. Кто предложил забойный депарафинизатор? Кто?
        - Ну, Трофимов.
        - Кто был против?
        - Я.
        - И ты тоже считаешь, что потерпел поражение?
        - А, по-твоему, я выиграл?
        - Вот именно!
        - Что?
        - Ты был прав, дорогой Александр Емельянович Вот послушай. Где применили забойный депарафинизатор? На месторождениях Зеленого мыса. Больше нефти стали давать скважины? Нет. Меньше. В чем причина? Конечно, в этом пресловутом забойном депарафинизаторе, благодаря которому Трофимов приобрел еще больший авторитет. Сейчас вся призабойная зона закупорена парафином, и нефть к скважинам почти не поступает.
        - Ты, Борис, что-то путаешь,- пьяным голосом возразил Родионов.- Там это дурачье подключили де… депарафинизаторы, знаешь как? А на других промыслах депарафинизатор дал хорошие результаты.
        - Какое нам дело до других промыслов! Зеленый мыс это наш козырь. Депарафинизаторы там выкинули, и никто, кроме нас с тобой, не знает, почему они не дали результатов. И не надо, чтобы знали. Мы закачаем в скважины горячий газ, очистим от парафина призабойную зону скважин и снова оживим промысел. Это будет наш актив. Слушай дальше. Ты, Александр Емельянович, знаешь, что Воронин по предложению Трофимова распорядился закачивать за нефтяной контур воду из Светлых озер. Ты был против, но тебя не послушались.
        - Я и сейчас против.
        - Вот, вот. Пока нет в Приморске Трофимова, иди к Зарубину и снова протестуй. Основание есть.
        - Ты имеешь в виду скважины Рыбацкой бухты?
        - Именно.
        - Ерунда. Дело там не в светлоозерской воде. Просто шторм разбил арматуру, и скважины забило песком и илом.
        - А кто это знает?
        - Я знаю.
        - Ну, а почему нельзя сказать, что там отложились соли и окислы железа из-за того, что эта вода не годится?
        Родионов с минуту тупо смотрел мутными глазами на Белоцерковского, потом, осмыслив его слова и погрозив пальцем, проговорил:
        - Ну и хитер же ты, Борька! Только в чем же твой план? Белоцерковский, приблизив губы вплотную к уху Родионова, что-то быстро зашептал.
        - А ты, пожалуй, прав,- сказал Родионов, выслушав приятеля.- Это здорово! Прямо министру!
        - А еще лучше в Цека.
        - Вот это здорово! Не умей работать - умей отчитываться. Ты все это сам напиши. У тебя это здорово получится, а я подпишу. А знаешь, Борька, этот Трофимов у меня давно вот здесь поперек стоит,- Родионов провел ребром ладони по горлу.- Как вернулся из армии, поступил к нам на второй курс. Сразу ему и то и се. И он первый студент! Ну как же, фронтовик! Боевой командир! Грудь в орденах! А еще неизвестно, что он там был за командир! зло выкрикивал Родионов.- Может быть, я…
        - Нет, это ты, Александр Емельянович, напрасно. Учился он хорошо. А вот только зря ты стерпел, когда он тебе за девчат челюсть набок свернул,умышленно напомнил Белоцерковский своему приятелю старую обиду.
        - Борька!-в голосе Родионова послышались угрожающие нотки.-Не говори мне об этом… Я еще с ним рассчитаюсь! За мной не пропадет!
        - Только ты не упускай момента. Сейчас ситуация самая подходящая. И тогда его песенка спета, а ты будешь первым заместителем у Воронина, главным инженером. А там, кто знает,-усидит ли на своем тепленьком местечке. Чем ты хуже его? Только ты, Александр Емельянович, меня не забудь.
        - О чем разговор! Конечно. Выбирай, что хочешь: хочешь, на мое теперешнее место, хочешь, главным инженером управляющим любого треста. А Трофимова я назначу дежурным слесарем на самый отстающий промысел. Ха-ха
        - И тогда посмотрим, чья будет Кириллова! А сейчас давай выпьем.
        - С удовольствием…
        На другой вечер Белоцерковский принес на квартиру Родионову длинную кляузу, которую тог подписал.
        - А ты знаешь, Борис, я говорил с Ворониным. Он приостановил закачку воды на Светлых озерах.- Родионов торжествующе посмотрел на Белоцерковского.
        - Мало. Надо добиться полной отмены приказа.
        - Постараюсь. Ну, вот что. Ты это отправь сегодня же.- Родионов указал на кляузу.- А мне сейчас некогда. Иду в театр. Знаешь с кем?
        - Неужели с Кирилловой?
        - Спрашиваешь!
        - Ну, поздравляю.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        В подавленном настроении вернулась домой Ольга. Швырнув на диван сумочку, она задернула штору на темном окне и, сбросив туфли, по привычке с ногами влезла в стоявшее у письменного стола широкое мягкое кресло. Машинально выдернула из головы шпильки. Тяжелый пучок развалился две большие косы скользнули на спину. Ольга почувствовала, как сильно устала за этот сумасшедший день. Девушка долго сидела в раздумье. Двигаться больше не хотелось, но мысль о завтрашнем дне волновала Ольгу. Все ли они подготовили к испытанию атомных холодильников? Еще и еще раз она пыталась продумать все от начала до конца, но не могла. Другие мысли не давали сосредоточиться на предстоящих испытаниях, вызывали злость и возмущение. Днем, в разгаре работы, Ольге позвонил председатель комиссии, приехавшей из Москвы по заявлению Родионова, и попросил зайти. Оторваться от дела она не сумела, но кляуза Родионова, о которой узнала из разговора с председателем комиссии, так возмутила и расстроила ее, что продолжать работу с прежним увлечением она уже не смогла. «Спасибо еще Тане и Ашурбеку,-думала Ольга,-прямо перед ними стыдно-они
все сегодня сделали за меня. Но хорош же этот Родионов! До чего дошел!» Ольге было так тяжело, будто кляуза была написана не на Трофимова, а на нее.
        - Позвоню ему,-она протянула руку к телефону.
        - Что-нибудь случилось? - спросил Алексей Петрович после первых же ее тревожных слов.
        Ольга торопливо рассказала ему о беседе с председателем комиссии.
        - Все знаю, Ольга Петровна. Зря волнуетесь, к вам это не относится,и, почувствовав, должно быть, что сказал не то, Трофимов со смехом добавил: - Заявление пустое, разобраться в нем нетрудно. Чудак этот Родионов, должно быть, написал спьяну.- Голос Алексея Петровича казался спокойным. Но в сдержанности Ольга почувствовала тревогу.
        - Как он посмел?! - негодовала она.- Как можно быть таким непорядочным?
        - Вас это удивляет?-тихо, с грустью ответил Алексей Петрович.- А меня нет. И давно. Ну, да стоит ли об этом говорить. Вы очень устали, Ольга Петровна? - переменил он разговор.
        - По правде сказать, очень. А что?
        - Да ничего особенного. Вечер сегодня чудесный,-неуверенно, словно не зная, что сказать, промолвил Алексей Петрович. Что-то нежное и радостное шевельнулось в груди Ольги. Она уже собиралась с духом, чтобы сказать, что она совсем не устала, но как-то растерялась, замешкалась, и Алексей Петрович, выждав немного, сказал: - Ну, ладно, желаю вам хорошо отдохнуть…
        В трубке послышались короткие гудки.
        «Что же это такое? - с досадой подумала Ольга, чувствуя, то краснеет,почему я так робею перед ним?»
        Немного успокоившись, она выдвинула верхний правый ящик и достала тетрадь в черном переплете. Подержавшее некоторое время в руках, наугад раскрыла на середине. Одну за другой стала читать густо исписанные страницы.
        19 мая. Ох, как трудно нам будет без A.П. Мне даже страшно. И не чуточку, а очень. Не представляю, как мы будем готовить холодильники без него. И вообще мне без него как-то неуютно. Хоть бы два слова написал чего-нибудь такого… А то О. П. Кирилловой. Что нужно сделать в первую очередь. Дальше идет сухой перечень заданий. И ничего больше…
        28 мая. Всего 10 дней, как уехал в Москву А. П а мне кажется, что прошла вечность… Неужели он не вернется в Приморск? А впрочем, почему он должен сюда возвращаться? Сегодня Воронин сказал мне, чтобы мы заканчивали работу с холодильниками одни, без А. П. Он сказал еще, что А. П. могут от нас взять для выполнения особого правительственного задания.
        Завидую я таким людям, как он! Вчера он был здесь, в Приморске, а завтра с той же энергией будет работать где-нибудь в Сибири. И что бы ни случилось, он всегда спокоен и выдержан. Почему я не могу так же? Ведь и для меня мои пробирки, колбы, реактивы и этот микрохолодильник дороги.
        А оказалось, что это не все: вот он уехал, и я сразу раскисла.
        Я понимаю, что это смешно. Чего, собственно, мне и раскисать-то? Что я для него? Такая же, как и все. За три года. что мы знакомы, мы не стали друг другу ближе, хотя одна мысль, что я его больше не увижу, для меня мученье. А для него смысл жизни - в работе, в делах, которым он отдает себя целиком.
        И все же, мне кажется, я не права. Не может человек жить без личного.
        Почему он всегда так сдержан со мной? Ведь может же он с другими шутить, смеяться. Наверное, я сама виновата. Ну, что я с собою сделаю, если дурацкая робость одолевает меня в его присутствии. Невольно ни о чем, кроме этих пробирок, реактивов и приборов,-будь они неладны!-не могу с ним говорить.
        Вот Таня Березина. Молодец! С кем угодно, на какую угодно тему может болтать хоть год. И славно это у нее получается. Сегодня заходил к нам корреспондент из Москвы, Зарубин. Она его заставила краснеть, как мальчишку. А ведь в первый раз видит человека.
        Она ворвалась ко мне с каким-то вопросом и, увидев постороннего, замолчала на полуслове, прикусив губу. Я передала Зарубина под опеку Тани.
        Ох, как она была с ним бесцеремонна!
        - Вы журналист? Вот бы никогда не подумала!-сразу же выпалила она. И тут же задала кучу вопросов: и давно ли он пишет, и почему она ничего не читала, и сколько ему платят и как платят - за строчку или просто оклад по штатному расписанию, и где он учился?.. И как задала! Ему оставалось только краснеть. Должно быть, очень робкий. Он к ней:
        Татьяна Николаевна!- а она: Зовите меня просто Таня.
        Я даже незаметно дернула ее сзади. А она только сверкнула озорными глазами и, повернувшись к нему, повелительно сказала:
        - Идемте.
        А вообще Танюша молодец! Мне кажется, если она полюбит, то не будет ждать признания, а первая это сделает и не даст человеку опомниться.
        Когда Зарубин ушел, Таня забежала ко мне. Смешной.
        Хочется посадить его на ладонь и погладить, как цыпленка. И вправду, Зарубин был похож на цыпленка. Из большого, не по размеру, крахмального воротничка, Как из скорлупы, торчит светленькая, почти желтоволосая голова на тонкой шее. Но он чем-то располагает к себе.
        31 мая. Как я сегодня устала! И как незаметно пролетел день. Собрали и испытали 15 холодильников. Скоро повезем их к Гасан-Нури, опробуем в промысловых условиях. Он сегодня звонил мне. Переживает, что не выполняет план. Верит в наши холодильники, кажется, больше, чем я сама. Все ли правильно сделали? А вдруг что-то недосмотрели? Ах, как жаль, что нет А. П. Показать бы ему.
        Сегодня была в ателье. Таня Березина сказала, что платье вышло здорово. Так и сказала: Здорово. И еще добавила:
        Непременно понравится А. П.. А я, кажется, покраснела.
        Все. Пора, Оленька, спать,-так бы, наверное, сейчас сказала мне мама. Ну что ж. Спать, так спать. Завтра воскресенье. Договорилась с девчатами поехать на пляж к Зеленому мысу.
        2 июня. Да, теперь все ясно. В Приморск он не вернется. Хватит. Пора выкинуть из головы эту дурь.
        3 июня. Никогда себе не прощу вчерашнего! Зачем я только пошла в театр? Когда Саша Родионов провожал меня домой, нам встретился А. П. Он шел, должно быть с московского вокзала. Я так растерялась, что не ответила на его приветствие.
        Как хотелось взять его большую и сильную руку и прижаться к ней щекой.
        До чего же гадко на душе?
        А может быть, это и лучше. Пусть думает, что хочет. Ему, наверное, неприятно было бы узнать, что он для меня значит больше, чем все другие на свете. Еще, чего доброго, стал бы жалеть меня. Нет! Уж лучше пусть ничего не знает.
        Пусть гадко на душе, но все равно хорошо, что он опять здесь. Опять можно видеть его.
        Он теперь главный инженер вновь организованного треста «Морская нефть». Вот оно, правительственное задание - добывать нефть из-под морских глубин. Интересно, как они, как он решит эту задачу? Верю, что справится. Жаль только, что я ничем не могу содействовать его успеху.
        Позвоню ему завтра, пусть зайдет в лабораторию посмотреть микрохолодильники. А то вдруг мы сделали что-нибудь не так. Подведем Гасан-Нури и сами опозоримся. Нет. Сама звонить не буду, попрошу Таню.
        5 июня. Слушала Пиковую даму. С Таней и Зарубиным. Это он купил билеты. Чудак! Должно быть, стеснялся пригласить одну Таню. Купил три билета и Таню пригласил через меня. Сегодня он не казался мальчишкой. Оказывается, в этом виновата Таня. Это она успела уже заставить его приобрести костюм по росту и нормальную сорочку. И молодец! Ее стараниями он превратился в элегантного молодого человека. И стал гораздо солидней. Но с ней определенно что-то творится. Сегодня она не щебетала, как обычно. Должно быть, он ей очень нравится. Рада за нее. Он и правда славный. Прекрасно знает русскую и западную литературу.
        А как интересно рассказывает о Бальзаке… Счастливые!
        6 июня. Сегодня поссорилась с А. П. Глупо, но поссорилась. Недели две тому назад я заказала на заводе пять колонок для разгонки нефти. Утром мне позвонили с завода и сообщили, что три колонки готовы, а остальные завод изготовит поздней, так как у него есть более срочные заказы. Проехала на завод. Зашла к главному инженеру Штанько, у которого в это время сидел А. П. Должно быть, вид у меня был не особенно дружелюбный, так как не успела я закрыть за собой дверь, как Штанько меня спрашивает:
        - Что случилось?
        А я ему:
        - На каком основании вы вернули мне заказ на две колонки?!
        - Основание,- говорит он,- простое: имеются более срочные и более важные заказы треста Морнефть, а вам придется обойтись пока тремя колонками.
        - И в самом деле, Ольга Петровна,- вмешался в разговор А. П.,- вы вполне обойдетесь тремя колонками, ведь вы еще можете работать на старых.
        - А почему это вы решаете за меня, могу я обойтись или нет? - ответила я резко, сама не зная зачем.
        - Я не за вас решаю, я знаю состояние вашей лаборатории,-ответил мне А. П. и продолжал: - А нам нужно срочно укомплектовать аппаратурой отряды морской разведки. И мне кажется, вы зря волнуетесь, Ольга Петровна.
        Его спокойствие окончательно вывело меня из равновесия. Вместо того, чтобы действительно утихомириться и уйти, я еще больше раскипятилась и стала говорить черт знает что, под конец сказала ему страшную глупость:
        - Вашей морской нефтью еще и не пахнет, мне надо исследовать реальную нефть!
        - Ею никогда и не будет пахнуть, если все будут помогать нам так, как вы, Ольга Петровна,- и в голосе А. П. появились какие-то новые, металлические нотки, которых я никогда раньше не замечала.
        Ох, и дура же я!
        И если бы А. П. был один, я бы не задумываясь, извинилась, но глупая гордость помешала мне это сделать при Штанько. Я выбежала из кабинета, не сказав больше ни слова.
        И чего я упрямилась? А. П. тысячу раз прав. Мы можем еще работать на старых колонках.
        Какая я все-таки в сравнении с ним плохая! Когда Таня попросила его проверить холодильники, он немедленно приехал и возился с ними почти три часа. По его предложению мы изменили соединения в электроаппаратуре, повысили вольтаж, и микрохолодильники стали работать лучше, теплопоглощение увеличилось вдвое. Теперь я в них уверена. И вот как я ему отплатила! А ведь сейчас ему, должно быть, очень трудно. Надежда Ивановна говорила мне, что он спит всего по три-четыре часа в сутки. Завтра же пойду к нему и извинюсь за все, за все!
        8 июня. Так мне и надо! Я не спала всю ночь. Наделала глупостей, а теперь мучаюсь. Вчера хотела пойти в Морнефть и извиниться перед ним, но не решилась.
        А сегодня встретила его на улице. Мы шли с Таней и почти столкнулись с ним. Я опять растерялась и не могла сказать ни слова. А. П. разговаривал и шутил с Таней так, словно меня и не было рядом. Хороша бы я была, если бы полезла к нему со своими извинениями. Да и к чему извиняться?
        Надо же иметь гордость.
        9 июня. Сегодня встретила Родионова. Опять объяснялся в любви. Это у него, очевидно, вошло в привычку. Тане Березиной клялся, Гале Федоровой тоже. Любе Фроловой, Ане Крутиковой… Мне окончательно стало ясно, какой он истощенный человек. А ведь я его раньше считала неплохим. Как можно ошибаться в человеке! Почему он такой?
        У него, кажется, нет друзей среди мужчин, кроме этого противного подхалима Белоцерковского. Но больше всего он ненавидит (да, именно ненавидит) А. П. Ненавидит за его талант, за его порядочность и, возможно, еще кое за что.
        Он завидует любому чужому успеху, радуется любой чужой неудаче. Взять хоть бы сегодняшний случай. К нам зашел Зарубин. И как ему, бедному, не повезло! Его окатило масляным дистиллятом. Костюм, кажется, пропал. Но не это его расстроило. Когда он пытался отскочить в сторону, то споткнулся и уронил свою полевую сумку в прямок с кислым гудроном. В сумке были какие-то его рукописи и блокноты с записями. И вот Родионов, узнав от кого-то об этой нелепой истории, с злорадным смакованием пересказал ее мне.
        И повозилась же Таня с пострадавшими бумагами! Почти все спасла. Зарубин все благодарил ее и стоял перед ней красный, не зная, куда девать свои длинные руки. И удивительно! Таня на этот раз не рассмеялась, как обычно, не начала подтрунивать над ним и, кажется, тоже чуть-чуть покраснела.
        Ю июня. Закончили сборку сорока аппаратов. Через неделю повезем их испытывать на промысел Белые камни.
        12 июня. Какое в этому году жаркое лето! Девчата в обеденный перерыв бегают в купальню. Надо будет что-то предпринять, чтобы снизить температуру в помещениях. А что, если в каждой лабораторий установить по микрохолодильнику? Нет, этого еще нельзя сделать, могут быть неприятные последствия. Надо сначала проверить наш способ защиты. А пока можно будет охладить помещения по методу А. П. Попрошу Ашурбека заняться этим делом.
        13 июня. Звонил Штанько, сообщил, что две последние колонки готовы. Он сказал: Скажите за них спасибо А. П.: он в ущерб своим заказам настоял на изготовлении для вас этих колонок.
        Еще одна приятная новость: наша лаборатория передана тресту Морнефть.
        Я чаще буду видеть А. П. Впрочем, не знаю, хорошо ли это. Встречи с ним и приятны и мучительны. Со мною он так сдержан и холоден!
        14 и ю н я. А. П. и Сорокин,- какие они разные и в то же время не такие, как все.
        К А. П. большинство людей относится с уважением, и я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что не просто с уважением, а с любовью. Правда, есть люди вроде Родионова, которые ею ненавидят: Но это люди непорядочные, и их неприязнь к А. П. лишь подчеркивает хорошее и высокое в нем.
        Совсем другое дело Сорокин. Я не слышала, чтобы о нем кто-нибудь плохо отзывался, но и нет людей, которые им восхищаются. Все в нем в меру. И не больше и не меньше.
        И этим он, я бы сказала, неприятен. Он словно не живет, а наблюдает жизнь со стороны.
        И потому-то удивительна дружба этих людей. Говорят, что в первые годы после войны они очень дружили. Сейчас разная работа, разные интересы, очевидно, несколько разъединили их. Но хорошая мужская дружба у них осталась.
        Какая я чудачка! Рассуждаю о порядочности, а сама поступаю нехорошо.
        Сегодня после работы я сидела на берегу моря в Приморском парке. Читала. Вдруг вижу-идут А. П. и Сорокин.
        Не заметив меня, они сели совсем близко. Мне следовало встать и уйти, а я осталась. А. П. интересно рассказывал о своей поездке в Москву. Потом молча курили. Сорокин почти ничего не говорил. Он лишь задавал А. П. вопросы.
        А. П. время от времени набирал в руки камешки и, как мальчишка, кидал их в воду.
        - В детстве я любил прыгать вниз головой вон с той скалы,-неожиданно после длинной паузы заговорил А. П., показывая на утес, повисший над морем.
        Сорокин с сомнением покачал головой.
        - Не веришь?-с мальчишеским задором сказал А. П. и встал.- Идем прыгнем.
        Сорокин нехотя пошел за А. П.
        Я не на шутку испугалась. Но мне было интересно посмотреть. Хватит ли смелости у Сорокина прыгнуть с такой высоты. Однако неудобно было оставаться дольше, и я ушла в глубь парка. Вскоре я вернулась. Они снова сидели над обрывом: А. П. с мокрой головой, а у Сорокина действительно, должно быть, не хватило духу. Голова его была суха, Я поздоровалась. Сорокин любезно подвинулся, уступая мне место рядом с А. П.
        - Нет, спасибо,-сказала я,-хочу прыгнуть в море вон с того утеса. Мне не терпелось увидеть, какое впечатление это произведет на Сорокина. Я была уверена, что он побоялся дрыгать вместе с А. П. Не хотите ли тоже попробовать?-добавила я. Но он в ответ лишь недовольно глянул на меня двоими белесыми глазами.
        На мне был купальный костюм, и я, отойдя за большой камень, сбросила с себя платье. Однако когда посмотрела с выступа утеса вниз, то пожалела, что похвалилась. С такой высоты я никогда еще не прыгала. Но отступать было поздно. А. П. подошел ко мне и сказал: -Может быть, не надо, Ольга Петровна?. И спасибо ему. Мужество вернулось ко мне. Я прыгнула. К счастью, удачно.
        Когда я вновь поднялась на берег, Сорокин встретил меня злым взглядом. Вскоре он ушел, придумав какой-то предлог.
        - Смелый вы человек, Ольга Петровна! - сказал мне А. П.- Сорокин и тот не решился прыгать с этого утеса. По правде сказать, я за вас очень боялся.-И он засмеялся.
        - Я и сама боялась,-призналась я.-А что, Сорокина вы считаете храбрым человеком?
        - Несомненно. Я пробыл с ним вместе около года на фронте, и труса он никогда не праздновал. И вообще, он хороший человек. Правда?
        Я ничего не ответила, вспомнив взгляд, которым меня наградил Сорокин.
        15 июня. Сегодня мне с утра захотелось посидеть на берегу одной. Взяв книгу, я отправилась за Приморский парк. Устроившись под скалистыми утесами, я любовалась морем, которое еще не совсем успокоилось после недавнего шторма. Кругом было тихо и безлюдно. Сюда редко кто заглядывает.
        Но сегодня, часов в десять, недалеко от устья Каменистой, я заметила детей - девочку лет шести и мальчика лет десяти. Они играли, бросая в воду камешки. Мальчик не отходил от девочки, не позволяя ей приближаться к обрыву. Вскоре я увидела еще одного человека - инженера Сорокина. Он сидел да противоположном берегу. Ни дети, ни Сорокин меня не заметили. Чем-то заинтересованный, мальчик на время забыл про сестру, а она подошла очень близко к краю обрыва. На крутом склоне песок под ее ножками осыпался, и она, громко вскрикнув, покатилась вниз. Я поняла, что девочка упала в воду и ее может унести в море. Не подымаясь наверх, я со всех ног кинулась вдоль берега, намереваясь перехватить девочку в устье речки. Но опоздала. Девочку, а вместе с ней и мальчика, бросившегося ей на помощь, течением уже вынесло в море.
        Я бросилась в воду. В платье плыть было неудобно. Перепуганная девочка крепко вцепилась в брата, а он, уже выбившись из сил, с трудом держался на воде. Это оказались дети геолога Королева - Витя и Лена.
        Во всей этой истории меня поражает одно; почему инженер Сорокин, видя, что дети тонут, не ринулся их спасать? Что за трусость! А впрочем, он, возможно, и не видел всего этого. Когда я вышла с ребятами из воды, на берегу никого не было, Может, Сорокин ушел еще до того, как девочка упала в воду. На этом записи в дневнике заканчивались.
        Ольга, обмакнув перо в чернила, записала:
        16 июня. Завтра испытание микрохолодильников. Утром из Белых камней приезжал Гасан-Нури. Там все уже подготовлено. Очень хочу видеть А. П. Скорей бы наступал завтрашний день!
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Первые две недели после возвращения в Приморск пролетели для Трофимова как один день. Ни главного геолога Дубравина, который задержался в Москве, ни управляющего трестом Байрамова в Приморске не было. Алексею Петровичу приходилось управляться одному. Трест только рождался, и все надо было начинать сначала. Подготавливались помещения под управление, проектный отдел; на судоверфи переоборудовали морские суда, приспосабливая их для морской геологической разведки; в адрес треста поступала геофизическая аппаратура; из Беломорского, Балтийского и других бассейнов прибывали корабли. И везде надо успеть, за всем - проследить, дать нужные указания. А главное-не было отбоя от посетителей. Приходили инженеры, техники, мастера, бурильщики, чертежники, геологи, гидрогеологи, моряки, экономисты, рабочие. Трофимова ловили в конторе, на улице, в порту, на квартире, на машиностроительном заводе-словом, везде, где он только появлялся. Некоторых Трофимов знал лично, других видел впервые. Одних приводила к Алексею Петровичу любовь к романтике, другие трезво оценивали предстоящие трудности, предлагали свои услуги.
        В день испытания атомных микрохолодильников Трофимов приехал в управление очень рано.
        И не успел войти в кабинет, как задребезжал телефон: звонили с верфи и просили приехать-требовались его дополнительные указания по переоборудованию и оснащению суда.
        Вернулся Трофимов в управление через час.
        - Вами, Алексей Петрович, несколько раз интересовалась Кириллова,сообщила секретарша.
        - Кто?-невольно переспросил инженер, но сразу же понял, о ком идет речь.- Хорошо, спасибо.
        Алексей Петрович вспомнил почему-то случай в Приморском парке,-он словно вновь видел стройную в мокром блеске фигуру Ольги, пучок шпилек в зубах, большие задумчивые и такие нежные серые глаза на бледном лице, мягкие линии голых рук, отжимающих воду из кос…
        Он вспомнил также случай в кабинете Штанько и ее слова: «Вашей морской нефтью еще и не пахнет, а мне надо исследовать реальную нефть.» И те же глаза, только гневные, с прищуром: Да, это он вызвал ее на такие слова, когда стал доказывать, что его дело важней, чем ее. А если она в самом деле не верит в морскую нефть? Нет, этого не может быть!
        Но почему он в последнее время постоянно ищет встреч с Ольгой? Потому, что он теперь редко ее видит? Нет. Раньше он мог не встречаться с ней месяц или два, не замечая ее отсутствия. А сейчас постоянно чувствует, как ему не хватает ее.
        Трофимов потянулся к телефону,- рука почувствовала вибрацию зуммера.
        - Я слушаю.
        - Это вы, Алексей Петрович? - Он узнал голос Кирилловой.Здравствуйте!
        - Здравствуйте, Ольга Петровна,- голос Трофимова дрогнул.
        - Вы не забыли, что сегодня испытание наших холодильников?
        - Конечно, нет.- Алексей Петрович, сам того не замечая, встал. Пальцы правой руки усиленно крутили крышку чернильницы.- Вы откуда звоните, Ольга Петровна?
        - Из лаборатории. Я уже всех своих отправила в Белые камни.
        - Хорошо, я еду. Ждите меня.
        Алексею Петровичу стало вдруг легко и радостно. Он по-мальчишески, с озорством, щелкнул по спичечной коробке, и та отлетела к самой двери. Без разбору распихал по ящикам разложенные на столе бумаги. Даже кляуза Родионова, о которой неожиданно вспомнил, нисколько не испортила настроения. Чего он добивается? Ведь не глупый человек, а дурак,- Алексей Петрович внутренне улыбнулся своему каламбуру.
        Но вот лицо Трофимова неожиданно потускнело. Алексей Петрович вспомнил день своего возвращения из Москвы и случайную встречу с Ольгой и Родионовым; плечом к плечу идущим по улице. Трофимов схватил последнюю пачку бумаг комкая, сунул в переполненный ящик и, не оглядываясь, вышел из кабинета,
        …Промысел Белые камни находился на берегу моря, в двенадцати километрах от Приморска. Машина, миновав северо-восточную часть города, вырвалась на асфальтированное шоссе, которое то извивалось по всхолмленной местности, то после неожиданного поворота выходило к морю.
        Ольгу, сидевшую рядом с Трофимовым, радовало все.
        Справа расстилалась голубая гладь бескрайнего моря. В прибрежной полосе то там, то здесь, на свайных островках, соединенных с берегом эстакадами, еще стояли стальные вышки. Издали они казались игрушечными, хотя в действительности это были гиганты высотой с пятнадцатиэтажный дом. От берега в сторону солнца, к горизонту, уходила ослепительно серебристая полоса. Белоснежные чайки скользили над морем, высматривая добычу. Время от времени они стремглав падали в воду, и вновь взмывали кверху. Слева и впереди зеленели буйной растительностью холмы и долины: фруктовые сады и виноградники перемежались с огородами и рощами аккуратные белостенные поселки сменялись группами резервуаров зданиями компрессорных насосных и других служебных помещений; вдоль шоссе мелькали многочисленные елки фонтанной арматуры нефтяных скважин,- это была промысловая площадь.
        Ольга Петровна, глядя на всю эту картину, вспомнила день, когда она, окончив институт, приехала в Приморск. Так же, как и сегодня, она ехала тогда из Приморска на этот старый промысел, Белые камни, куда была назначена заведующей промысловой лабораторией. Она сидела тогда на чемодане в кузове попутного грузовичке, жадно всматриваясь в непривычную для глаз картину.
        Теперь ничего этого нет. Вид промыслов стал неузнаваем, И всё это сделано человеческими руками за последние три года.
        Ей вспомнились те дни, когда все население Приморска и прилегающих к нему поселков очищало эту территорию, сносило вышки, а на очищенные площади по проложенным трубопроводам качали жидкую глинистую массу и разливали ее по поверхности, а после по тем же трубопроводам подавали и разливали поверх глинистого слоя гидромассу чернозема. Миллионы кубометров плодородной земли были перекачаны из Чернореченской долины. И вот обновленная земля покрылась фруктовыми садами, переселенными сюда из горных районов, рощами, парками, огородами.
        Она вспомнила и первую встречу с Трофимовым. Это было в его кабинете.
        Постучав в дверь и не услышав разрешения войти, она тихо переступила порог. Она не сразу увидела его. Трофимов стоял у окна, опершись рукой на раму, и задумчиво глядел куда-то вдаль. Он стоял к ней в профиль, и первое, что бросилось в глаза, был розоватый шрам на его щеке.
        - К вам можно?
        Он ничего не ответил, продолжая стоять в том же положении, и ей пришлось повторить вопрос.
        - Ах, да, входите,- как-то безразлично сказал он и прошел за письменный стол, не предлагая ей сесть.
        Сам он также не сел. Так они и стояли друг против друга. Безучастно он выслушал ее просьбу. Выражение его лица и грустных глаз за время разговора не изменилось. Казалось, он не слышал ее и не понимал, чего она хочет, и ей приходилось повторять свои слова.
        Какой молодой, а уже главный инженер объединения.
        «Только какой-то странный,»- подумала она. Лишь после она узнала, что всего за несколько дней до их разговора он похоронил отца.
        Больше таким Ольга никогда его не видела…
        Они ехали молча, погруженные каждый в свои думы. Наконец Алексей Петрович нарушил молчание.
        - Вам нравится Приморск, Ольга Петровна?
        - Сейчас да.
        - А раньше?-Трофимов на секунду повернулся к Ольге, пытаясь поймать ее взгляд. Но девушка отвела глаза.
        - Не знаю, как вам это объяснить,- после длительной паузы, низким грудным голосом начала Ольга.- Город и раньше был хорошим. Но ведь это не главное. Я тут была совсем-совсем… чужой, что ли. Я не умею, например, как Таня Березина. Она легко сходится с людьми, находит друзей, становится среди них своей. А я… Мимо проходит столько настоящих людей! И мало быть лишь зрителем… Мне трудно объяснить это, боюсь, что вы не поймете. Я сама не могу разобраться в себе.
        - Мне кажется, я вас понимаю, Ольга Петровна.-Трофимов вспомнил, как не раз Кириллову за глаза называли неприступной.- Я, наверное, из той же породы, что и вы.
        - Вы-совсем другое дело. Вы мужчина.
        - Это лучше или хуже?-улыбнулся Трофимов.
        Ольга не ответила. А как он хотел продолжения разговора! Но она только чуть-чуть приоткрыла душу, И тут же захлопнула наглухо. Намекнула как будто на свое одиночество. Ведь не о работе же говорила. Там она совсем другая, искренняя. Легко тогда с ней. И нет в глазах этой затаенной грустинки. Может, там, в Москве, оставила она свою судьбу? Ведь у него есть прошлое. Боль давно притупилась, но не проходит дня, чтобы он не вспоминал Ирину. А в последнее время рядом постоянно стоят эти серые грустные глаза. Хорошо ли? Но ведь любить то, чего нет, нельзя…
        Молчание становилось тягостным. Алексей Петрович не знал, как возобновить разговор. Он скосил глаза на Ольгу. Она смотрела куда-то в сторону, но, почувствовав на себе взгляд Трофимова, повернулась к нему.
        - Алексей Петрович, скажите, зачем вы тогда у Штанько настояли на выполнении заказа на последние две колонки? Ведь вы знали, что я неправа.
        - Нет, неправ был я, и очень сожалею об этом.
        - Это не так. Вы тогда верно сказали, что я могу еще работать на старых колонках. Если бы даже не было старых колонок, то трех новых нам бы тоже хватило,- мы могли работать в две смены.
        - И все-таки неправ был я,-твердо сказал Трофимов.- видите ли, Ольга Петрович, каждый должен верить в свое дело, как в самое главное. А я пытался доказать-вам, что мое - важнее. И вы правильно поступили, что стали решительно защищать интересы лаборатории.-Лучше скажите, верите вы в морскую нефть, что мы ее добудем?-казалось, без всякой последовательности спросил Трофимов. И тут же пожалел об этом.
        Ольга поняла намек. Лицо ее помрачнело.
        - Не будьте злопамятны, Алексей Петрович. Верю. И еще я верю в вас,-с волнением заключила Ольга.
        Алексей Петрович только крепче стиснул баранку руля.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        В просторном светлом кабинете директора промысла «Белые камни» собрались члены комиссии по испытанию атомных микрохолодильников. На председательском месте, в директорском кресле,- Воронин. Члены комиссии расположились за длинным столом, составлявшим вместе с директорским букву «Т».
        Воронин постучал карандашом по графину:
        - Ну что ж, начинать так начинать. Возражений нет?
        - Надо бы пригласить мастеров и операторов,-сказала Кириллова.
        - Правильно, Ольга Петровна,- поддержал Гасан-Нури.
        - Тогда немного обождем.- И, обратившись к Гасан-Нури, Воронин добавил: -Дайте команду.
        Вскоре просторная комната наполнилась людьми.
        - Ну вот что, товарищи,- Воронин обвел взглядом присутствующих.-Сегодня мы начинаем испытание микрохолодильников-изобретения наших, советских инженеров и ученых. Двое из них-Ольга Петровна Кириллова и Алексей Петрович Трофимов - здесь присутствуют. С помощью холодильников мы должны оградить нефтеносные горизонты от верхних и нижних пластовых вод.
        Воронин предоставил слово Трофимову.
        - Вы знаете,-начал Трофимов,-что за последние годы мы коренным образом изменили методы эксплуатации нефтяных -месторождений и технологию добычи нефти. Советские ученые создали новую отрасль науки-физику нефтяного пласта. На основе достижений этой науки мы возродили многие старые, заброшенные промыслы, возвратили им молодость, широко применили нагнетание газа в нефтяные пласты, законтурное заводнение и другие методы воздействия на подземные режимы. Сейчас перед нами встала практическая задача-извлекать из недр земли не двадцать, не тридцать и даже не пятьдесят процентов, а всю нефть. Мне становится смешно, когда я вспоминаю разговоры, которые можно было слышать несколько лет тому назад о том, что Приморским промыслам скоро конец, что оставшуюся в недрах нефть взять уже нельзя. А ведь в этих истощенных недрах еще более миллиарда тонн черного золота. И мы его, этот миллиард, должны добыть. Настоящая эксплуатация промыслов только началась.
        Трофимов замолчал. Все напряженно ждали, что он скажет дальше.
        - Однако на пути к этому миллиарду у нас еще много препятствий. Вы знаете, что промыслы Приморска довольно старые. Часть скважин пробурена здесь еще в дореволюционное время ударным способом. Эти скважины - наш бич. Через них верхние воды проникают в нефтеносные пласты беспрепятственно, как ветер через открытые ворота. Мешают они и созданию в пластах нужных нам режимов, не разрешают применить законтурное заводнение и другие методы восстановления пластовой энергии. Мы нагнетаем воду за нефтяной контур, а она поднимается по этим скважинам вверх, в водоносные горизонты, а затем, по другим скважинам, вновь опускается, но уже не за контур, а где-нибудь в центре нефтяной залежи.
        Мы остановим эти подземные реки, поставив на их пути при помощи новых микрохолодильников ледяные перемычки.- Рука Трофимова взлетела вверх и, рассекая ребром ладони воздух, опустилась на стол, как бы разрубив воображаемый водяной поток.- Созданный нами специальный холодильник основан на достижениях ядерной физики. Практически количество тепла, которое он может поглотить, неограниченно, несмотря на то, что он сравнительно невелик по размерам.
        С помощью этих холодильников мы надеемся изолировать нефтяные горизонты от водоносных, чтобы иметь возможность приступить к нагнетанию газа в нефтеносные пласты. Таким образом, мы восстановим в них прежнее давление и принудим малоподвижную нефть растворить в себе газ. Она сделается опять подвижной, живой. Тогда напор воды, которую мы закачаем за нефтяной контур, зажмет нефть в тиски и будет гнать ее к эксплуатационным скважинам.
        Если опыт, который мы начинаем сегодня, удастся,-закончил Трофимов,мы немедленно, применим новый метод на всех других промыслах…
        Зарубин скосил глаза на Кириллову. Только руки да бледность лица выдавали ее волнение. Гибкие пальцы то складывали в несколько раз лежавший перед ней листок бумаги, то развертывали и разглаживали.
        Застучали передвигаемые стулья, комната наполнилась многоголосым шумом, люди устремились к выходу. Кириллова побежала к своим девушкам-лаборанткам, чтобы дать последние указания по зарядке аппаратов перед спуском в скважины.
        Члены комиссии перешли в диспетчерскую. На щитах поблескивали многочисленные приборы. Сюда сходились нити управления всем промыслом. Трофимов остановился у щита, в который были вмонтированы регистраторы эяектротермометров, показывающие и записывающие температуру в скважинах-обводнительницах.
        Вскоре дежурный диспетчер, сидевший у телефонов, доложил, что на пятой скважине спуск закончен.
        - Разрешите дать ток?-диспетчер положил руку на рубильник.
        Трофимов молча кивнул.
        - Сорок третья готова! - сообщил диспетчер, включая второй рубильник.
        - Восьмая и тридцать первая готовы! Двенадцатая! Сто девятая! выкрикивал диспетчер.
        Стрелки самопишущих электротермометров поползли влево. Микрохолодильники действовали.
        В диспетчерскую вбежала запыхавшаяся Ольга. Щеки ее порозовели.
        - Ой, я, кажется, опоздала!
        Все, кто стоял у приборного щита, обернулись. Трофимов, встретившись взглядом с Ольгой, улыбнулся. Радостью просияло ее лицо. .
        Когда был замкнут последний рубильник, Воронин посмотрел на часы.
        - Пятьдесят одна минута вместо полутора часов по графику!- сказал он.- Молодцы, подземники!
        Прошел еще час. Члены комиссии ушли обедать. Только Ольга ни на минуту не отходила от приборного щита. Ей все казалось, что температура в скважинах падает слишком медленно. Она то и дело подходила к щиту, постукивала пальцем по плоским стеклам, за которыми белели медленно двигавшиеся клетчатые ленты регистраторов температуры. А когда первый прибор показал 50 градусов ниже нуля, Ольга сверила время со своими расчетами. Все в порядке-расчеты верны. Успокоившись, она открыла сумочку и вынула зеркало. «Боже мой, на кого я похожа!-подумала, она, глядя на свои растрепавшиеся волосы. Так вот почему он так на меня посмотрел!»- вспомнила Ольга улыбку Трофимова, которой он встретил ее. Легкий румянец выступил на щеках. Она еле успела привести себя в порядок, когда вернулись Трофимов и Воронин.
        - Пора откачивать воду,-сказал Алексей Петрович, взглянув на электротермометры. Диспетчер подошел к большому щиту, где были установлены регуляторы электропогружных насосов. Он начал переключать приборы на малые обороты.
        - Давай на максимальные, не бойся,- сказал Трофимов и добавил:Передайте геофизикам, чтобы следили за водяными контурами. Обо всех изменениях пусть Сообщают сюда
        Вошли Нури и Зарубин.
        - Ну куда же вы пропали?-говорил на ходу директор журналисту.- Ведь самое интересное здесь, а вы разгуливаете по промыслу.
        - Я был у Громова, наблюдал работу его бригады.
        - Да чудак вы человек, отсюда же лучше все видно. Здесь весь промысел. Вот, например, этот,-директор указал на прибор, только что включенный диспетчером,- регулирует работу электропогружного насоса в четвертой скважине. Если вы пойдете к этой скважине, вы ничего не увидите.
        А здесь видно все. Вот эта стрелка показывает число оборотов, а вот эта - производительность. Видите, она стоит на цифре тридцать пять. Это значит-тридцать пять литров в секунду. Вы хотите знать, что откачивает насос? Пожалуйста. Вот еще две стрелки: эта показывает процент воды, тапроцент нефти.
        - Что же, насос качает одну воду?
        - Совершенно верно. Зона вокруг скважины обводнена. А вот в сорок седьмой скважине, видите,- директор указал на другой прибор,- воды восемьдесят четыре процента, нефти шестнадцать. Насосы всех обводненных скважин работают сейчас на полную мощность. И если притока посторонней воды в зоны этих скважин не будет, тогда все они вскоре перейдут на чистую нефть.
        - Так именно и будет! - вмешался в разговор Трофимов.
        - Алексей Петрович, вас к телефону,-сказал диспетчер.
        - Я слушаю. Уменьшается? Замечательно!-Трофимов положил трубку.Товарищи, звонил Козлов от геофизиков. Он Говорит, что зона обводнения уменьшается. Скоро можно будет начать нагнетание воды за контур.
        Прошел еще час. Нефти в скважинах обводненной зоны больше, воды-меньше.
        - Пора,- сказал Трофимов.
        Диспетчер замкнул рубильники нагнетательной станции. Он с любопытством наблюдал за поведением многочисленных приборов. Судорожные колебания стрелок и самописцев указывали на первую волну давления, прошедшую по нефтяным пластам. Постепенно движения стрелок стали устойчивыми.
        Алексей Петрович повернулся к диспетчеру:
        - Пора закрыть эксплуатационные скважины и начать нагнетание газа в нефтяную зону.
        Через несколько минут снаружи донеслись приглушенные, но частые постукивания компрессоров.
        К вечеру пробный отбор нефти показал увеличение ее притока к скважинам. Но давление у забоев скважин было еще небольшим. Некоторые скважины давали чистый газ.
        - Придется несколько деньков постоять,-сказал Трофимов директору промысла Гасан-Нури.
        Но директора это замечание не огорчило. Повеселевший, он уже прикидывал в уме, когда промысел сможет выполнить годовой план. Закончив подсчет, он посмотрел на Трофимова и Кириллову, стоящих рядом.
        - Ай, какие же вы молодцы! Вы промысел вылечили. Олечка, дай я тебя расцелую,-и растроганный Гасан-Нури шагнул к Кирилловой, которая, смеясь, выбежала из диспетчерской.

* * *
        Возвращался Алексей Петрович в Приморск, когда на землю уже спустилась ночь. С грустью посмотрел он на пустое сиденье рядом с собой - Ольга задержалась на промысле.
        Проехав вдоль морского берега до Соленого мыса, он не повернул вправо, куда уходила дорога, а по песчаной отмели проехал метров триста вперед, остановил машину под скалистым обрывом, погасил свет и выключил мотор. Пройдя еще немного пешком, он оказался возле двух больших камней, образовавших как бы естественное кресло. Это было его излюбленное место. Усевшись, он с наслаждением затянулся папиросой. У ног плескалось море, легкий ветерок, поднявшийся к вечеру, освежал лицо. Далеко в море мелькали созвездия огоньков,-это светились морские эстакадные островки, с которых бурили морские скважины в прибрежной зоне,
        Дышалось легко, свободно. Приятно было думать, мечтать.
        Но то ли горячие, не успевшие остыть от дневного зноя камни, то ли удобная, расслабленная поза, то ли суета и волнение прошедшего дня, а может быть, все это вместе перепутало мысли, смежило глаза…
        Проснулся Алексей .Петрович неожиданно, словно от толчка. Еще не понимая, что с ним и где он, услышал позади себя голоса. Он невольно вытянул затекшую ногу. В воду посыпались камешки. Только тут он окончательно пришел в себя, прислушался. Было тихо, только сильней плескались внизу волны да сзади наверху шелестела листва кустарника под порывами посвежевшего ветерка. Значит, ему послышалось. Пора ехать. Трофимов собрался встать, но вдруг ясно услышал, как кто-то сказал по-английски:
        - Никого нет. Это море. У вас слабые нервы, господин Краузе. Это не годится. Люди вашей профессии не должны иметь нервов.
        - Извините, мне послышалось.- Голос показался Трофимову очень знакомым.
        - Я уполномочен сообщить, что шеф недоволен вашей деятельностью, а точнее бездеятельностью. Это может плохо кончиться для вас,- в голосе послышалась угроза.
        - Я стараюсь, но это очень трудно.
        - Вы что же, хотите, чтобы большевики принесли вам секрет своего холодильного аппарата на золотом блюдечке? Не дождетесь.
        - Но ведь кто мог знать…
        Дальнейшее Трофимов не расслышал.
        - Вы обязаны знать. И зачем было лезть в окно, когда есть дверь? Романтики захотелось? К черту! Мы платим вам не за романтику, а за дело.
        - Извините, но…
        - К черту извинения! К черту ваши трудности! Вы их сами выдумали. Предупредите инженера…
        Порыв ветра унес конец фразы.
        - Что касается Медведя, то он трус. И вряд ли на него можно рассчитывать.
        - Тем легче его заставить работать на нас. Вот деньги. Возьмите. Потом, почему вы медлите с операцией В? Между прочим, Кириллова сегодня в Белых камнях. Лишняя холодильная бомба у нее, наверное, найдется. Ну, мне пора. Я поеду мимо Белых камней. Вас подвезти?
        Ответа Трофимов не расслышал.
        Голоса смолкли. Сверху посыпались камешки. Слышны были удаляющиеся шаги.
        Первой мыслью Трофимова, пораженного услышанным, было броситься на голоса, размозжить булыжником головы мерзавцам. Но он сдержал свой порыв, понимая, что это бессмысленно -двадцать метров отвесного обрыва отделяло его от врагов. Но что делать? Задержать их он не может. Вот уже не слышно шагов - они поднялись на холм, за которым проходит шоссе.
        Кто же этот Краузе? Уж очень знакомым показался Трофимову его голос. Мысль лихорадочно работала. Но чем сильней напрягал Алексей Петрович память, тем безнадежнее ускользал звук этого голоса. А что, если этот Краузе сойдет сейчас в Белых камнях? А там Оля.
        Трофимов впервые, даже мысленно, назвал так Кириллову.
        В ушах его еще звучали слова: Кириллова сегодня в Белых камнях. Этот волк правильно рассчитал. Но не бывать их грязному делу! Скорее в Белые камни!
        Спотыкаясь в темноте, Трофимов рванулся к машине.
        Развернувшись, Алексей Петрович прибавил газу. Выехав на шоссе, он увидел впереди два красных огонька. «Не уйдете!»- подумал инженер, уверенный, что впереди машина диверсантов. Стрелка спидометра быстро ползла по циферблату от 40 к 60, 80, 100… и, наконец, остановилась на 140. 140 километров в час! С бешеной скоростью уходила под машину серая лента шоссе. Красные огоньки все ближе и ближе. Вдруг машину с невероятной силой бросило в сторону, баранка руля в резком повороте выскользнула из рук. Темная масса гранитного склона вздыбилась и опрокинулась на Трофимова…
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Али Гасанович Байрамов принимал лечебную ванну. Расторопные и веселые медицинские сестры с напускной строгостью требовали от больных соблюдения полной тишины, которую сами же первые нарушали бойким щебетаньем. Эх, молодость! Не девушки, а синички,- по-отечески улыбаясь, вздохнул Байрамов.
        - Здравствуйте, красавицы! - в процедурный зал влетел, припадая на одну ногу, статный, плечистый здоровяк.-Я не опоздал?
        - Ох, бессовестный! Еще спрашивает! - сдерживая улыбку, ответила одна из сестер,-вот пожалуюсь главному врачу, будете знать.
        - Нехорошо ябедничать, Зиночка, больше не буду, честное пионерское,молодой человек подмигнул сестре;- а море сегодня такое веселое, даже нога почти не болит. Грех не покататься.
        Болтая, здоровяк задернул гардину, отделявшую ванное отделение от остальной части зала, быстро разделся и с размаху плюхнулся в ванну.
        - От бисова душа! - без злости выругался сосед Байрамова, на которого обрушился каскад брызг, поднятый веселым молодым человеком.- Бегемот африканский.
        Здоровяк в ответ только захохотал.
        Байрамов невольно повернул голову к соседу, в котором по голосу узнал Штанько.
        - Остап Федорович! Вы ли это?
        - Как видите, я самый, в натуральном виде. Вот не ожидал встретиться,в свою очередь удивился Штанько.
        - Вы что, сегодня приехали?- спросил Байрамов.
        - Угу. А вы когда собираетесь в Приморск?
        - Недели через две, не раньше. Врачи - будь они неладны! - грозятся задержать еще на месяц. Но думаю, что этот номер у них не пройдет. Нельзя же столько времени здесь прохлаждаться. Рассказывайте же, что нового у нас в Приморске.
        - Больной Байрамов! Не разговаривайте,- певуче предупредила сестра.
        - В Приморске у нас, Али Гасанович, нового много,- переходя на шепот, ответил Штанько.- Ваш Трофимов развил такую деятельность, что за две недели на голом месте создал колоссальное хозяйство.
        - Какое хозяйство?
        - Ну, этот трест новый по разведке и добыче нефти с морского дна Морнефть.
        - Как? Разве Морнефть уже организована?- Байрамов даже подскочил в ванне.
        - Да что вы, Али Гасанович! Вы управляющий Морнефтью и задаете мне такие, извините, странные вопросы.
        Наступила пауза. Удивленный словами Штанько, Байрамов вспомнил свою последнюю встречу с мицистром, с которым был дружен со студенческих лет…
        Министр, провожая его до двери своего кабинета, говорил:
        - Отдыхать, отдыхать и поправляться. Ты, Али, варвар. Сам к себе варвар. Четыре года не отдыхать! Посмотри на себя в зеркало, на кого ты похож! Постарел. Весь седой.
        - А сам-то?-усмехнулся Байрамов, глядя на серебристые виски министра.
        - Так я же только с висков да немного с затылка,-засмеялся тот, проведя ладонью по широкой лысине. Потом снова стал серьезным.-Да, старею. Ты помнишь, Али, нашу преддипломную практику? Словно вчера это было, а ведь двадцать пять лет прошло. Да, четверть века… А что ты скажешь,- другим голосом заговорил вдруг министр,- если мы поручим тебе одно очень серьезное дело?
        - Какое?
        - Хватит тебе на мели у берегов ковыряться. Пора в открытое море. Будешь добывать нефть из-под больших морских глубин.
        Подумав, Байрамов спросил снова:
        - Каким способом?
        - Пока не знаю,- рассмеялся министр.- Но дело важное, необходимое, и это главное. А способ надо найти. Ну как? Согласен? Можешь подумать, с ответом не тороплю. Впереди у тебя целый месяц.
        «Вот оно что,»- удивленно поднял лохматые брови Байрамов. Он занимался разработкой прибрежных морских участков, но давно мечтал об освоении глубоководной части морского дна.
        - Согласен. Чего ж тут думать.
        - Ну, я так и знал. А теперь отдыхай, лечись и чтобы сегодня же духу твоего в Москве не было.
        …Погрузившись в воспоминания, Байрамов почти не слышал, что ему говорил Штанько. Потом спросил:
        - Значит, есть решение об организации треста?
        - Сам читал. Вы-управляющий, Трофимов-главный инженер, профессор Дубравин - главный геолог. Правда, он еще в Москве. Но Трофимов действует за десятерых. Наш завод он завалил заказами, судоверфь тоже работает на Морнефть. Каждый день прибывают новые люди, оборудование. А посмотрели бы вы на порт, он забит вашими судами… Али Гасанович, да куда же вы?
        Но Байрамов уже не слышал. Он вылез из ванны, торопливо оделся, и через двадцать минут выходил из своего корпуса с чемоданом в руках. Навстречу ему в белоснежном халате бежала девушка-врач.
        - Больной Байрамов,-возмущалась она на ходу,-почему вы нарушаете режим? Почему раньше времени покинули ванну? Я вас из санатория выпишу….
        - Хорошо, хорошо, доктор. На первый раз простите старика. Не надо волноваться, доченька. До свидания!
        Ошеломленная девушка только тут поняла, что ломится в открытую дверь. Она со смущенной улыбкой посмотрела вслед Байрамову, торопливо шагавшему к воротам.

* * *
        Байрамов появился в Приморске так же неожиданно, как и уехал из санатория. Побывав дома, он пришел в управление треста. Но главный инженер с утра находился в Белых камнях.
        Управляющий позвонил на промысел. Но оттуда сообщили, что Трофимов час назад выехал в Приморск.
        «Пора бы вернуться,- думал Байрамов.-Может, заехал домой,- позвоню.» Но и дома его не оказалось. Где еще искать Трофимова, Байрамов не знал. «Если час назад он выехал из Белых камней, то должен бы уже приехать. Ну, а если не приехал, значит скоро приедет,»-успокаивал себя управляющий. В ожидании главного инженера он стал изучать принесенные секретаршей приказы, распоряжения и переписку треста, которой накопилось немало.
        Зазвонил телефон. Байрамов поднял трубку. Чей-то взволнованный голос спрашивал, вернулся ли Трофимов?
        - Нет, еще не приезжал. А кто говорит?
        - Директор промысла Гасан-Нури.
        - Здравствуй, Гасан! Это я, Байрамов. Что случилось?
        - Беда, Али Гасанович. Кириллову Олю убили.
        - Что? Несчастный случай?
        - Да нет! Убили!..
        Голос Гасан-Нури дрогнул. Было слышно, как кто-то всхлипнул, потом Байрамов услышал не то тяжелый вздох, не то сдержанный стон.
        - Алло! Гасан! Гасан-Нури!
        Телефон молчал.
        Ошеломленный известием, Байрамов опустил руку с телефонной трубкой на стол. Несколько раз в кабинет заглядывала секретарша, собираясь уходить, но не смела спросить разрешения: вид у Байрамова был необычный. От искрящейся в глазах веселости, с которой он вошел, в кабинет, не осталось и следа.
        Бережно, как очень хрупкую вещь, он положил, трубку на аппарат.
        - Машину! - строго сказал вновь заглянувшей секретарше.
        У Зеленого мыса шоссе перегораживала желтая переносная решетка, за которой стояли две ремонтные машины-комбайны.
        - Придется в объезд по горному шоссе,- с досадой сказал шофер, поворачивая баранку руля.
        - Постой, Женя,- Байрамов положил руку на плечо шореру.- Кажется, проедем. Видишь?
        Рабочий, выскочивший из ремонтной машины, убирал решетку.
        В километре от Белых камней, в свете автомобильных фар Байрамов увидел завалившийся в кювет лимузин. Его левое заднее колесо было высоко задрано, выхлопная трубка пульсировала голубоватым дымком.
        - Это машина Алексея Петровича,- шофер резко затормозил.
        Байрамов выскочил на шоссе. Странно! В машине как будто никого, а мотор ровно работает. Непотушенные фары двумя короткими светлыми снопами упираются в откос. Паутина расходящихся трещин окружала неровный пролом в ветровом стекле. «Удар булыжником,»- подумал Байрамов.
        - Передняя левая рессора сломана, шина проколота,-сказал шофер, заглядывая под машину.-Очевидно, Алексей Петрович ехал. очень быстро.
        - Да,- протянул Байрамов, открывая переднюю дверцу машины, и отпрянул назад.
        Из дверцы свесилась рука. Нагнувшись, Байрамов увидел на полу Трофимова. Он лежал в неестественной позе. Ноги его упирались в одну дверцу, голова- в другую. Левая рука была подвернута под живот, правая откинута вперед. Часы на приборном щитке показывали 11.20. Байрамов взглянул на свой хронометр - тридцать две минуты первого.
        Шофер и Байрамов вытащили Трофимова и положили на траву. Алексей Петрович был без сознания. Волосы, свесившиеся на лоб, слиплись в загустевшей крови.
        «Что это, покушение или несчастный случай?» - подумал Байрамов, а вслух сказал:
        - Женя, там внизу, в балке, есть родник, принеси, пожалуйста, воды. Хотя нет, я сам схожу, а то тебе в темноте не найти. Ты ведь плохо знаешь эти места. Побудь возле Алексея Петровича да мотор выключи и погаси фары. Я сейчас вернусь.
        Байрамов спустился в балку, но родник оказался пересохшим, только полоса высокой травы указывала, что водой пропитана почва. Али Гасанович стал подниматься по руслу пересохшего ручья, отыскивая его исток. В котловинке, которую можно было легко перешагнуть, тускло поблескивала вода, отражай звездное небо. Байрамов присел на корточки и погрузил ладони в прохладную воду. Потревоженные звезды заплясали в бездонной глубине. Али Гасанович не удержался, зачерпнул пригоршнями воду и жадно сделал несколько глотков и тут же почувствовал испарину на спине. «Ах, старый осел, что я мешкаю.» Сзади послышались шаги. Вот и Женя, не дождался, идет за мной. Байрамов быстро зачерпнул в измятое ведерко воду, выпрямился и обернулся. Темная фигура Жени-Али Гасанович был уверен, что это его шофер-была в пяти-шести метрах. Но каково же было его удивление, когда человек, перед которым внезапно словно изпод земли выросла фигура Байрамова, шарахнулся в сторону.
        - Стой! - крикнул Байрамов и нагнулся, опуская ведро на землю.
        И это спасло его. Яркая, но бесшумная вспышка пистолетного выстрела ослепила, и срезанная пулей ветка упала Байрамову на голову.
        Старый лезгин вскипел от ярости и, забыв о Трофимове, кинулся вслед за стрелявшим. Но того уже не было видно. Только вверх по откосу шуршал молодой орешник да трещали под ногами «Эх, не те годы!»- подумал он и повернул назад.
        Встревоженный долгим отсутствием Байрамова, шофер встретил начальника немым вопросом.
        - Бандит какой-то,- Байрамов тяжело дышал.
        - Где бандит?
        Байрамов не ответил.
        При свете автомобильных фар Трофимову стали смывать кровь с лица. Холодная вода и свежий воздух оказали свое действие: Алексей Петрович открыл глаза. Еще затуманенным взглядом обвел он склонившихся над ним людей. Но сознание быстро прояснилось. Он посмотрел на уткнувшуюся в кювет машину и вспомнил все. Резко приподнявшись, показал в сторону Белых камней:.
        - Скорей туда! Нельзя медлить!
        - Поздно,-тихо сказал Байрамов, догадавшись, что между аварией с машиной Трофимова и событиями в Белых камнях имеется какая-то связь.
        Алексей Петрович бессильно опустил голову. Из раны обильно потекла кровь, заливая лоб и глаза.
        Шофер, сохранивший привычку военных лет (он был танкистом) всегда иметь в машине бинт, вату и йод, быстро сделал Трофимову перевязку.
        - Надо ехать,- Байрамов помог инженеру подняться.- Должно быть, скоро будет гроза.
        И действительно, за короткое время все вокруг изменилось. Тучи заволокли небо. Уже не было видно ни одной звездочки. Воздух стал неподвижным и душным. Темные бесформенные силуэты придорожных кустов не шелестели листвой. Ни один звук не нарушал наступившей тишины. Вдали над морем сверкали немые огненные сполохи.
        В свете молний, которые вспыхивали все ближе, окружающие предметы казались белыми и безжизненными. Но вот со стороны моря послышался еле уловимый шум, который быстро приближался, становясь все сильнее. Шелест, похожий на шепот, пробежал по листве. Байрамов, усаживая ослабевшего Трофимова в машину, почувствовал нежное дуновение ветерка на разгоряченном лице. И вдруг сильные беспорядочные порывы ветра закружили в воздухе сорванные листья. Тяжелые капли ударили по шоссе, забарабанили по кузовам машин. Ослепительно вспыхнула молния, и в то же мгновение с оглушительным треском ударил гром. И, словно по сигналу, хлынул ливень. Но все трое Трофимов, Байрамов и шофер - были уже в машине.
        Когда шофер стал разворачиваться, Алексей Петрович остановил его.
        - Нет! В Белые камни!
        Женя вопросительно посмотрел на Байрамова. Тот кивнул головой.

* * *
        Преодолевая слабость и тошноту, Трофимов в сопровождении Байрамова вошел в кабинет Гасан-Нури. У дивана в напряженной тишине стояли люди. Они следили за каждым движением доктора, склонившегося над неподвижной Ольгой. Голова ее была забинтована. Красным маком алело пятно на повязке. Бескровное лицо осунулось, бледные губы плотно сжаты, глаза закрыты.
        Спазма перехватила Трофимову горло.
        - Да, положение серьезное,- врач выпрямился, посмотрел на Гасан-Нури.Нужен полный покой.
        «Жива!»-мелькнула радостная мысль у Трофимова.
        В стороне, у окна, в окружении нескольких человек стоял рабочий в спецовке и негромко, но возбужденно что-то рассказывал. Трофимов прислушался.
        - …Я уже говорил, что в девятой скважине неожиданно отказал холодильник. Пришлось позвать Ольгу Петровну. Она приказала поднять аппарат. Мы подняли. Ольга Петровна отвинтила верхнюю крышку и вынула из аппарата стеклянный баллон. Ампулой она его назвала. Так вот эта ампула оказалась разбитой и пустой - наверное, когда спускали, то ударили обо что-нибудь и жидкость вытекла. Ольга Петровна сказала, чтобы я сходил за другой ампулой. Я было пошел, но она меня остановила и сказала, что сходит сама. Мне надо бы пойти с ней, а я вот остался,-как бы оправдывался рабочий.-Прошли минут десять, а она не возвращалась. Тогда я решил узнать, в чем дело. Не успел пройти и ста метров, как увидел бегущего навстречу мальчика. «Дяденька, скорей сюда!»-закричал он, и я побежал за ним. На тропинке у семнадцатой скважины возле кустов я увидел Ольгу Петровну. Она лежала лицом вниз. Тут я встретил вот его,- рабочий указал на товарища,- и мы вдвоем принесли ее сюда.
        Зазвонил телефон. Гасан-Нури снял трубку:
        - Алло! Где вода? Много? Так. Ладно, примем меры. Продолжайте наблюдать.
        - Ну, вот что, товарищи,- обратился Гасан-Нури к рабочим.- Получите сейчас на складе запасную ампулу и немедленно приступайте к спуску аппарата в девятую скважину, а то ледяная пробка совсем растает и вода зальет промысел. В соседних скважинах снова появилась вода, правда, пока еще немного.
        - Надо уменьшить давление в нагнетательных скважинах,- сказал Трофимов.
        Все обернулись на его голос.
        - Алексей Петрович, вы откуда? Что с вами?-спросил Гасан-Нури.
        - Так, пустяки,- уклончиво ответил Трофимов.
        Прибыла санитарная машина. Кириллову отправили в Приморск.
        В комнате воцарилась тишина. Все подавленно молчали. За окнами сквозь шум дождя послышался сигнал подъезжающей машины, и вскоре в комнату вошли капитан государственной безопасности Винокуров и лейтенант Мамедов.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Доктор сделал Трофимову новую повязку. Ранение оказалось неопасным. Кожа на голове была разрезана ветровым стеклом. От потери крови, отравления выхлопными газами и парами бензина у Алексея Петровича темнело в глазах.
        - Это ваша машина осталась на шоссе?-спросил Трофимова капитан Винокуров.
        - Да. Потерпел аварию. Не случись такой беды, не было бы и этого несчастья с Кирилловой.
        Винокуров насторожился.
        - Вы как себя чувствуете, Алексей Петрович? Могу я с вами сейчас поговорить?
        - Конечно.
        Пройдя в соседнюю комнату, Трофимов рассказал кaпитaну о своих ночных приключениях.
        - …И вот, до машины, за которой я гнался, осталось не более двухсот метров. Тут меня бросило в сторону… Очнулся я, когда Байрамов со своим шофером уже перевязывали мне. голову,- закончил Алексей Петрович.
        - Причиной аварии был прокол обеих левых шин. Прокол исключительный в своем роде. Товарищ лейтенант,- обратился капитан к Мамедову,- принесите ту цепочку, что мы подобрали. При такой скорости и при таком положении нельзя было тормозить. Вот какую игрушку подбросили вам эти господа,- капитан протянул странного вида металлическую цепь, звенья которой с одной стороны имели острые шипы. Каждое звено этой цепи было похоже на ваньку-встаньку: как ее ни бросай, шипы всегда будут торчать вверх.
        - Алексей Петрович,- продолжал капитан после паузы,- вам известно, что в руки врагов попала часть холодильного аппарата?
        - Да. Ампула.
        - Это очень серьезно?
        Трофимов понял вопрос.
        - Нет, не в ней секрет.
        - Часы вашей машины шли правильно?
        - Часы точные.
        - Так. Остановились они в одиннадцать часов двадцать минут. Значит, в это время вы потерпели аварию.
        - Да, примерно,-Алексей Петрович поморщился от боли.
        - Странно, очень странно,- вслух подумал Винокуров.
        И, обратившись к Трофимову, добавил:
        - Вас нашли в половине первого. Неужели за час с лишним по шоссе не проследовала ни одна машина?
        - Товарищ капитан,-вмешался Байрамов,-шоссе было закрыто. Ремонт. Меняли настил моста у Зеленого мыса.
        - Ну, это - другое дело. Товарищ лейтенант, уточните когда закрыли шоссе, и попытайтесь узнать, какие машины прошли через Белые камни со стороны Приморска между двадцатью тремя часами двадцатью минутами и двадцатью тремя часами тридцатью минутами и куда они направились. Да попросите сюда Гасан-Нури.
        Лейтенант, взяв под козырек, вышел.
        - Ну, спасибо, Алексей Петрович. Вы сообщили очень важные сведения. Не буду вас задерживать. Желаю быстрого выздоровления!
        Директор промысла Гасан-Нури и рабочие сообщили немногое. Мальчика, который привел рабочего на место покушения, никто не знал. В темноте рабочий даже не рассмотрел его как следует;
        - Ничего,-сказал капитан,-утром мы его найдем. Может быть, он знает больше.
        Вошел Мамедов.
        - Ну?
        - Товацищ капитан, шоссе закрывалось всего на час. Машинист ремонтного комбайна сообщил, что перед сменой моста у Зеленого мыса в сторону Белых камней проследовали две автомашины-тяжелый самосвал и лимузин с двойными фарами. Точное время он не помнит. Говорит, что в начале двенадцатого. Дежурный милиционер в Белых камнях также утверждает, что в половине двенадцатою видел машину с двойными фарами. Она прошла через поселок с большой скоростью в направлении Светлых озер. Он говорил, что днем обязательно задержал бы ее за недозволенную скорость в населенном пункте, но ночью не сделал этого, потому что улица была пуста. Номер машины двадцать пять -двадцать. Это консульская машина. Десять минут назад она вернулась в Приморск.
        - Понятно,-протянул капитан. - В город она не могла вернуться по Приморскому шоссе. Единственный ее путь лежал Через Светлые озера и горное шоссе. Выходит, что за час машина покрыла расстояние около семидесяти километров. Вряд ли она где-нибудь задерживалась надолго… Сколько человек было в машине, не удалось установить?- прервал капитан свои размышления.
        - Милиционер заметил только водителя.
        - Странная прогулка.
        В это время дверь комнаты отворилась, и на пороге неожиданно появился мальчик лет двенадцати. Очевидно, он быстро бежал: дыхание было частым и неровным. Вода стекала с его одежды.
        - Ты к кому? - спросил Мамедов.
        - К нам, к нам,-улыбнулся Винокуров.
        - Можно, товарищ капитан? У меня очень важное дело,-еще не отдышавшись, сказал мальчик, подходя к столу. -Здравствуйте!
        - Здравствуй! Как тебя звать?
        - Горохов Ленька. Леонид Константинович.
        - Ну садись, Леонид Константинович,-улыбнулся капитан.- Рассказывай!
        - Я постою, а то еще мебель испачкаю.
        - Ничего, высохнет.
        Мальчик примостился на кончике стула.
        - Так вот, значит, у нас сегодня был пионерский костер. Но не в этом дело. Когда сбор кончился, мы пошли домой.
        А в отряде у нас девчонки, они, известное дело, трусихи. Ну вот, когда мы уже расходились по домам, я и говорю Юрке Волкову: «давай напугаем девчонок». Вы, конечно, скажете, что это нехорошо. Но пусть они в другой раз не будут трусихами! Юрка говорит: «Давай». Забежали мы вперед и спрятались в кустах. Ждем. Вдруг слышим: через эти самые кусты кто-то продирается. Совсем близко к нам подошел, даже слышно, как дышит, а только темно, ничего не видно. Потом он постоял и дальше отошел. А нам интересно узнать, что это он в кустах прячется. Мы притаились и ждем. Тут на тропинке появилась тетенька. Как только она прошла тот куст, за которым спрятался человек, он ее чем-то сзади ударил. Она вскрикнула и упала. Тогда он нагнулся, а потом побежал. Чуть на меня не наступил. Мы с Юркой сначала очень испугались. Он говорит: «Бежим скорей, Ленька, отсюда». А я говорю: «Нет. Ты беги туда, к скважине, там люди есть, скажи им, а я побегу туда,-ну, за ним, значит». Пока я Юрке это говорил, человек скрылся. Я побежал вдоль кустов и опять его увидел. Он бежит и все по сторонам оглядывается. А я за ним, стараюсь не
потерять его из виду. Он добежал до виноградников и пошел шагом. Потом перелез через забор. И я за ним- через дыру,- там доска одна оторвана. Так шел я за ним до самого крайнего дома поселка. Я думал, он на дорогу выйдет, а он в огород перепрыгнул и скрылся за домом. Я тоже в огород. Только смотрю - его уже нет. А дальше за домом чистое поле, и его там тоже не видно, да и темно было. Посмотрел я на дом и вижу, как окно закрывается. Это он, наверное, в окно долез. Света в окнах не было, но мне послышалось, как будто .кто-то разговаривает. Решил я подождать,-думаю, может, обратно вылезет. Но уже поздно было. Долго я сидел, ждал, ждал и не заметил, как уснул. Это мама все. Приучила спать ложиться в половине десятого. Вот и уснул. Проснулся я от дождя. Так и не узнал, кто это был…
        - А кто в доме живет, ты знаешь?
        - Знаю. Инженер Плужников… Ох, от мамы мне теперь попадет. Она у меня, знаете, какая строгая. Наверное, ищет,- и мальчик виновато опустил голову.
        - А отец где работает?
        - Нет у меня отца. Умер.
        - Дома телефон есть? - капитан снял трубку телефона.-Как зовут маму? спросил он и набрал названный мальчиком номер.
        - Только вы, товарищ капитан, скажите маме, что я у вас по делу задержался.
        - Алло! Любовь Алексеевна? Вы не волнуйтесь за вашего сына, он у меня. Это я его задержал. Ах, извините. Моя фамилия Винокуров, капитан Винокуров. Но это неважно. Да ничего не натворил. Сделал очень хорошее дело. Таким сыном гордиться надо. Я сейчас его вам доставлю целым и невредимым. Будьте здоровы!
        - Товарищ капитан, а тетю он убил? - мальчик тревожно посмотрел в глаза Винокурову.
        - Жива, жива наша Ольга Петровна. Товарищ лейтенант, доставите Леонида Константиновича домой и сдайте его на руки матери. Ну, Леня, вот тебе от меня,-Винокуров снял часы и вложил их в руку растерявшегося мальчика.
        …В два часа ночи капитан Винокуров стоял у двери квартиры Плужникова, настойчиво нажимая на кнопку звонка. Проходила минута за минутой. Вдруг чуткое ухо капитана уловило осторожные шаги. В боковом окне, как показалось Винокурову, мелькнула тень. Несомненно, человек, подходивший к окну, увидел капитана. Однако дверь по-прежнему никто не открывал.
        С другой стороны дома у окон стоял лейтенант Мамедов.
        Ему были слышны настойчивые звонки в квартире. Но вот скрипнула рама. Из окна осторожно выглянул человек. Мамедов не успел укрыться, человек заметил его. Рама резко захлопнулась. Стукнул опрокинутый в комнате стул. «Хотел уйти через окно,»-подумал лейтенант. Теперь слышно было, как барабанил в дверь Винокуров. Вдруг внутри дома сверкнула вспышка, хлопнул револьверный выстрел, и что-то тяжелое с глухим стуком упало на пол. «Не капитан ли?»-мелькнуло в уме Мамедова, и, сильно рванув на себя раму, лейтенант с пистолетом в руке прыгнул в окно.
        На мгновение темнота ослепила. Но лишь только ноги коснулись пола, Мамедов почти бесшумно отпрянул в сторону, в тень простенка и присел. Почти у самого лица оказался письменный стол. Лейтенант осторожно высунул из-за края стола голову, всматриваясь в темноту и стараясь уловить малейший шорох. Но в доме стояла мертвая тишина. В это время входная дверь под ударами капитана запрещала и грохнулась на пол. В передней вспыхнул свет. Сноп его через открытую дверь осветил комнату.
        На полу в луже крови лежал инженер Плужников. Мертвый, он продолжал держать в руке пистолет, словно угрожая кому-то за свой трусливый и позорный конец.
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        В одной из квартиp в доме номер четырнадцать по Морской набережной жила тихая женщина лет пятидесяти пяти. Это была Марфа Ивановна Смирнова. Когда-то семья Смирновых, состоявшая из четырех человек, занимала всю квартиру. Но в войну квартира осиротела. Муж Марфы Ивановны, Федор Максимович, был известным в Приморске мастером бурения. Зимой 1941 года на его буровой произошла авария. Федор Максимович был в конторе. Узнав о случившемся, он бросился к скважине. Чтобы сократить путь, он побежал не по дороге, а по тропинке, со стороны насосного сарая. Второпях поскользнулся на обледенелых досках и с разбегу упал в чан с глинистым раствором. Выкупавшись в холодном растворе, мастер не ушел с буровой, пока авария не была ликвидирована. После этого он заболел воспалением легких и больше не встал. Два сына Марфы Ивановны погибли на фронте.
        Горе сильно состарило Марфу Ивановну. Голова стала совершенно белой, а на лицо скорбно легли глубокие морщины.
        В одно воскресное утро в ноябре 1945 года к Марфе Ивановне зашел Трофимов со своим фронтовым товарищем Сорокиным. Алексей Петрович, которого Марфа Ивановна знала еще мальчиком, попросил уступить Сорокину одну комнату. Старушка вначале наотрез отказалась вселить к себе жильца, но, узнав из разговора с Трофимовым о трагической судьбе семьи Сорокина, она расчувствовалась и согласилась предоставить ему одну комнату. А через некоторое время она предложила ему две смежные комнаты, а сама поселилась в третьей. Сорокин оказался аккуратным жильцом и не мешал тихой грусти Марфы Ивановны. Он ровно в семь утра появлялся в кухне, ставил на газовую плиту кофе, в половине восьмого завтракал, в восемь чистил костюм и в половине девятого уходил на завод, не забыв перед уходом выкурить папиросу. С такой же точностью распределялись его вечерние часы с неизменным черным кофе в девять часов вечера и прогулкой перед сном.
        Лишь иногда Сорокин нарушал обычный распорядок дня, задерживаясь где-то до поздней ночи. Но даже эти нарушения были своего рода системой.
        Марфа Ивановна была женщиной чрезвычайно аккуратной во всем, но тем не менее она не придерживалась никакого распорядка дня. После потери мужа и сыновей лаборатория, куда поступила работать Марфа Ивановна, стала ее вторым домом. Она могла пробыть на работе десять-двенадцать часов, не замечая времени. Иногда она подолгу задумывалась, глядя в одну точку.
        Не раз Ольга, обходя вечером опустевшие помещения лаборатории, заставала Марфу Ивановну за уборкой или мытьем лабораторной посуды.
        - Не жалеете вы себя, Марфа Ивановна!-говорила Кириллова.- Видно, совести у людей нет, если заставляют вас работать вместо себя. Вот я с ними завтра поговорю.
        - Что вы, что вы, Ольга Петровна,- заступалась за девушек Марфа Ивановна.-Не ругайте их. Они меня совсем даже и не просили. У девушек билеты в театр, а им надо еще переодеться. Вот я и взялась прибрать за них, мне все равно спешить некуда, меня никто не ждет.
        Ольге было жаль старушку, и она старалась, как могла, отвлечь ее от грустных воспоминаний. Марфа Ивановна по-матерински полюбила Ольгу.
        В тот день, когда Ольга уехала в Белые камни, Марфа Ивановна допоздна задержалась в лаборатории. Уже давно была вымыта посуда, прибраны столы, а она все не уходила, ожидая чего-то. Потом в дверь на минутку заглянули две лаборантки, вернувшись из Белых камней. От них Марфа Ивановна узнала, что Ольга осталась на промысле и вернется только утром. Сразу легче стало на сердце.
        Она поняла, что ее тревога вызвана ожиданием Кирилловой. Быстро собравшись, Марфа Ивановна отправилась домой.
        Несмотря на позднее время - было уже около одиннадцати - Сорокина дома не оказалось.
        Похлопотав часок в кухне и у себя в комнате, Марфа Ивановна стала готовиться ко сну. Далеко над морем сверкала молния, глухо гремел гром. «Где это пропал Сорокин? Сейчас будет сильный дождь»,-подумала Марфа Ивановна, прислушиваясь к раскатам грома. И действительно, вскоре хлынул ливень.
        Марфе Ивановне не спалось. Она долго лежала с открытыми глазами, чутко прислушиваясь к шуму непрекращающегося дождя. Стенные часы пробили два часа ночи. Дождь продолжался с прежней силой. Наконец Марфа Ивановна задремала.
        Проснулась она от звонка в передней. «Пришел»,-подумала Марфа Ивановна и, накинув халат, открыла дверь. Увидев Сорокина, ахнула:
        - Батюшки мои! Да на вас сухой нитки не осталось! Где же это вы так долго гуляли?
        - . Была срочная работа. А дождь застал на улице, пережидать не хотелось… наверное, надолго,- и он тяжелыми шагами прошел к себе.
        Утром, впервые за несколько лет, Сорокин не поставил варить свой кофе. В кухне висел его мокрый костюм, с которого на пол натекла большая лужа.
        «Еще проспит»,- подумала Марфа Ивановна и постучала в дверь его комнаты. Сорокин не отвечал. Она повторила стук и громко крикнула:
        - Илья Тимофеевич, вы спите?
        Не дождавшись ответа, тихонько потянула на себя дверь, которая оказалась незапертой.
        - Илья Тимофеевич,-встревоженно еще раз позвала Марфа Ивановна, входя к Сорокину. Он лежал на кровати, широко раскинув руки. Лицо его было багровым, глаза закрыты. Дышал Сорокин коротко, прерывисто.
        Приглашенный врач сказал, что у больного воспаление легких. Марфа Ивановна побежала за лекарством. Когда вернулась, Сорокин был в сознании. Он принял лекарство и попросил потеплее его укрыть.
        Оставив больного одного, Марфа Ивановна поспешила в лабораторию. Здесь она узнала о покушении на Ольгу. Это сообщение ошеломило ее. Она долго сидела с неподвижным взглядом, устремленным в одну точку. Наконец поехала в больницу, где лежала Ольга, но к больной никого не пускали.
        Сорокин весь день метался в постели, бредил, время от времени приходя в сознание. Как, рыба, выброшенная на берег, хватал воздух раскрытым ртом. Марфа Ивановна, вернувшись с работы, как ребенка укутала больного в одеяла.
        На следующее утро температура начала спадать.
        Приехал Трофимов. Он на цыпочках приблизился к постели Сорокина, минуту посидел и, чтобы не разбудить больного, так же тихо вышел.
        Через несколько дней Сорокину стало легче. Температура упала, но он был еще слаб.
        А еще через пару дней, когда Сорокин был вне опасности, Трофимов снова проведал его.
        - Ты, Илья, извини меня: все эти дни собирался к тебе, зайти, да никак не удавалось,- с теплым участием сказал Алексей Петрович.- Понимаешь, все некогда.
        - Понимаю,- на осунувшемся остроносом лице Сорокина появилась улыбка.Да я уже почти здоров. Спасибо, что зашел. Как ваша морская нефть?
        - Ничего, будет нефть. Вот поправляйся-поможешь мне в одном деле.
        - В каком? - приподнялся на локте Сорокин.
        - Помнишь, я говорил тебе о подводном коллекторе для морской, разведки. Ну так вот, мы пустили его в дело. Но обнаружились кое-какие недостатки. Создаем сейчас новый вариант, который в основных чертах нами решен. Осталось конструктивно оформить некоторые узлы. А это по твоей части. Тебе и карты в руки.
        - С удовольствием помогу, Алексей. А как опыт с замораживанием? Удался? - переменил тему разговора Сорокин.
        - Да, результаты получились хорошие,-с удовлетворением ответил Алексей Петрович.
        - Ну, а чем кончилась история с покушением на Кириллову? Нашли преступника? - спросил Сорокин.
        Кровь отхлынула от лица Трофимова, на скулах заиграли желваки, бледной полосой проступил шрам на левой щеке.
        Минуту длилось молчание. Затем Трофимов с гневом и ненавистью заговорил:
        - Гады! Они уже забыли, как мы их били! Урок не пошел им впрок. Они пришли сюда пакостить. Нет! Не выйдет! Вот этими руками раздавил бы гада!-Трофимов потряс над Сорокиным своими крепкими кулаками. Затем снова сел, перевел дух и уже более спокойно сказал:-Следствие еще, кажется, продолжается. Но главное то, что нашли похищенную часть холодильного аппарата. И знаешь где? У инженера промысла Плужникова. Это он, подлец, пытался влезть ко мне в квартиру.
        Волнение Трофимова передалось и Сорокину, еще не совсем оправившемуся от болезни. Лоб его покрылся крупными каплями пота.
        - Его арестовали? - глухо спросил Сорокин.
        - Нет. Он застрелился.-Трофимов заметил, наконец, перемену, происшедшую с Сорокиным:- Что с тобой, Илья? Тебе опять плохо?
        - Нет. Это слабость. Черт бы ее побрал, эту болезнь! Подай, пожалуйста, стакан с водой. Время принимать лекарство. А как Атаман?
        - Оказался живучим, поправился. Сестра увезла его к себе.
        Когда Трофимов ушел, Сорокин заметил оставленную им газету. Он нехотя развернул ее и стал равнодушно просматривать. Вдруг лицо его оживилось: скользивший по газетному листу взгляд остановился на заметке, которая называлась «Новая победа советских инженеров». Он дважды прочитал заметку, зло выругался и отшвырнул газету в сторону.
        - Ты меня звал, Илья Тимофеевич?-заглянула в комнату Марфа Ивановна.
        - Нет,-сделал удивленное лицо Сорокин.
        - А то мне показалось…
        - А Это я насчет Плужникова. Читали? Вот подлец! Его Советская власть выучила, инженером стал, а смотрите, что напакостил!
        - Стоит тебе из-за него волноваться! Известное дело изверг. Туда ему и дорога! Говорят, отец-то его с белыми убежал.
        - С кем?-не понял Сорокин.-Ах, с белой армией.
        - Вот и правду говорят, что яблоко от яблони недалеко падает.
        А в это время в другой части города Ольга Кириллова, еще совсем слабая, не имеющая сил подняться с больничной кровати, с сияющими от радости глазами слушала розовощекую сестру, читавшую ту же самую заметку.
        А в заметке было написано:
        Группой наших специалистов во главе с талантливыми инженерами Трофимовым и Кирилловой на базе достижений передовой советской науки разработан новый способ борьбы с верхними пластовыми водами на нефтяных промыслах при помощи замораживания. Испытание этого способа на промысле Белые камни дало блестящие результаты. Обводнение нефтеносных горизонтов полностью ликвидировано. Скважины дают чистую нефть, добыча которой увеличилась в несколько раз.

* * *
        Выздоровление шло медленно. Мучительные головные боли и бессонница истощили силы Ольги. Шел уже второй месяц, а она все не могла подняться. Как-то ночью было очень душно. Ольга решила открыть окно. С трудом ей удалось сесть, но нащупать ногами тапочки уже не было сил. Кружилась голова. Чтобы не упасть, она вцепилась руками в спинку кровати. Отдохнув, встала и, цепляясь за предметы, направилась к окну, еле волоча ноги. Шпингалет не поддавался ее слабым усилиям. Наконец он со скрежетом выскочил из гнезда, рука Ольги сорвалась, и девушка рухнула на пол. Очнулась она только на второй день.
        С тех пор сестра не отходила от ее постели.
        Постепенно головные боли утихли, но настоящего, освежающего сна по-прежнему не было. Только когда приходили друзья, она, слушая их, успокаивалась я незаметно засыпала.
        Ольге было стыдно перед товарищами за свою сонливость, хотя каждый раз она с нетерпеньем ждала их прихода. Чаще всеro приходила Таня, иногда одна, иногда с Зарубиным. Алексей Петрович, которого она ждала с трепетом каждый день, не всегда мог освободиться от своих дел. Зато Таня с чисто женским лукавством не упускала случая мимоходом рассказать подруге о делах Морнефти, о том, что в лабораторию приходил или звонил Трофимов, дал новое задание или помог им.
        Алексей Петрович постоянно досадовал на себя, что не умеет организовать свой рабочий день так, чтобы, если не ежедневно, то хотя бы через день, навещать Ольгу. В воскресенье он приходил неизменно.
        В один из выходных дней, когда он с самого утра только и думал о предстоящей встрече, ему неожиданно пришлось выехать в море к разведчикам. В больнице он появился с опозданием. В коридоре его остановила ставшая уже знакомой розовощёкая сестра.
        - Алексей Петрович, вы опоздали, время приема посетителей кончается,девушка виновато улыбнулась.
        Трофимов с досадой посмотрел на часы, постоял минуту в раздумье, потом медленно направился к выходу.
        - Подождите,-сестра решительно сунула ему в руки белый халат.Надевайте и проходите.
        Трофимов, прыгая через две ступеньки, взбежал по лестнице.
        Войдя в палату, он был немало поражен, увидев у постели больной Родионова. Ольга заметила, как сдвинулись брови Трофимова. Ей и самой было неприятно присутствие Родионова.
        Остановившись в нерешительности, Трофимов не знал, что ему предпринять- остаться или уйти. Очевидно, Ольга поняла это. Собрав силы, она прошептала:
        - Алексей Петрович, останьтесь, прошу вас.
        Понял смысл этих слов и Родионов. Поджав по-старушечьи губы и пряча глаза, сделавшиеся сразу злыми, он быстро вышел.
        Алексей Петрович с Ольгой остались в палате одни. Трофимов не слышал, как Ольга шепнула ему: «Садитесь, Алексей Петрович». Он невидящим взором уставился куда-то за окно. От приподнятого настроения, с которым он входил в больницу, не осталось и следа. Ольга,- в какой уже раз! с мольбой в слабом голосе пригласила его сесть; на этот раз Трофимов, очнувшись от оцепенения, улыбнулся. Потом с нескрываемой брезгливостью отодвинул в сторону стул, на котором только что сидел Родионов, и сел на второй, стоявший у пустой кровати. Почти не отдавая себе отчета, Алексей Петрович взял лежавшую поверх одеяла руку Ольги и посмотрел в ее влажные от слез глаза.
        От нежного взгляда Ольги и ее ответного пожатия у Трофимова потеплело на душе.
        Он многое хотел сказать Ольге. Но сейчас не находил нужных слов. Да они и не были нужны. Улыбаясь, он смотрел на бледное, с еле заметным румянцем лицо Ольги, милее которого не было на свете. Девушка слабо отвечала, когда Трофимов сжимал ее руку.
        Заглянула сестра и напомнила, что время свидания истекло и он, Алексей Петрович, находится здесь уже лишних двадцать минут.
        - Не может быть! Я только что вошел.
        Сестра понимающе улыбнулась.
        Алексей Петрович, проводив взглядом сестру, порывисто поцеловал Ольге руку и, не оглядываясь, направился к двери.
        Ольга задумчиво посмотрела на руку, положила ее под щеку, улыбнулась и закрыла глаза, счастливая и успокоенная.
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        Письмо Родионова, как и всякая кляуза, отняло у людей много времени и изрядно попортило им нервы.
        Когда комиссия потребовала от Трофимова письменного объяснения, он искренне возмутился:
        - Вы что, серьезно?
        - А что же, по-вашему, мы приехали сюда в бирюльки играть? - резко ответил ему председатель комиссии.
        - У меня нет времени писать объяснения по поводу всяких глупых заявлений!-вспыхнул Алексей Петрович.
        Это заметно настроило членов комиссии против него. Они придирчиво расспрашивали его, по-своему истолковав его резкость.
        А у Алексея Петровича и в самом деле не было времени. К тому же покушение на Ольгу вывело его из душевного равновесия. Но объяснение написать все-таки пришлось. «Ну и подлец!»-думал Алексей Петрович, сидя поздно ночью у себя на веранде и пункт за пунктом отвечая скрепя сердце на кляузу Родионова.-«Надо отдать ему справедливость: ловко он накрутил эти обвинения, посторонний человек не сразу разберется.»
        Успех атомных холодильников в Белых камнях облегчил и ускорил работу комиссии. Обводненные промыслы один за другим переводились на новый режим эксплуатации и давали все больше и больше нефти. А это делало безосновательными обвинения Родионова: ни о каком авантюризме, а тем более вредительстве, не могло быть и речи.
        Самому Родионову его просчет был совершенно ясен. Он донял, что слишком далеко зашел, но сдаваться не собирался, надеясь выгородить себя. Перед членами комиссии, в присутствии Трофимова, Воронина и других инженеров, Родионов, блудливо пряча взгляд, говорил:
        - Кое в чем я действительно был неправ, ошибался. И это я признаю. Может быть, кое-кому не нравится слово авантюризм. Но мне кажется, что дело не в том или ином слове. Тут объективный подход нужен. Я думаю, члены комиссии понимают, что если бы не атомные холодильники, которые явились счастливым случаем, то многие промыслы мы довели бы до полного обводнения, до гибели. Я не мог молчать, понимая, к чему это ведет. Так должен был бы поступить каждый честный человек. Но, конечно, в новых условиях мой сигнал уже потерял свое значение… А если я в чем-то ошибся, ну так что ж! Не ошибается тот, кто не работает. Признаю…
        Когда же один из членов комиссии поддержал Родионова, заявив, что хотя Родионов во многом и заблуждается, у него лично нет никаких сомнений относительно честных намерений автора заявления, Родионов поспешно, с заискивающей улыбкой поддакнул:
        - Ну да, ну конечно. Зачем бы я стал писать… Теперь, в новых условиях, другое дело…
        Тут не выдержал Воронин. Его возмутило притворство Родионова:
        - Нет, товарищ Родионов, тут дело не в новых условиях и не в твоих заблуждениях. Ведь те крупицы правды, которые есть в твоем заявлении, пересыпаны такой ложью и такой подтасовкой фактов, что ни о каких твоих заблуждениях и честных намерениях не может быть и речи. С какой целью ты это сделал, я не знаю, но твои раскаяния я слышу не первый раз. Ты живешь, очевидно, по правилу: Грешить и каяться, каяться и снова грешить.
        Но горячность Воронина не помогла. Родионов не без успеха старался все эти дни, запутывая дело, и члены комиссии не сумели как следует во всем разобраться. Алексею Петровичу стало это ясно, когда председатель комиссии спросил его, понимал ли он, что нефтяным залежам при нагнетании воды за нефтяной контур угрожало обводнение. Что ему можно было ответить, когда никакой угрозы не существовало? Она была придумана и обоснована Родионовым на обобщении случайных фактов.
        Вопрос председателя глубоко возмутил Трофимова, но он сдержался. Пришлось шаг за шагом, как школьникам, объяснять все по порядку…
        Алексей Петрович немало удивился, когда через несколько дней случайно встретившийся Родионов приветливо окликнул его и как ни в чем не бывало заговорил:
        - А ведь знаете, Алексей Петрович, вы были правы. Я нашел причину, почему ваш электрический депарафинизатор не дал результатов на промыслах Зеленого мыса. Да, я и забыл сказать, что работаю там старшим инженером промысла. Вы знаете, электрики напутали в схеме, как школьники. Вот дураки! - и Родионов весело расхохотался, но, встретив недоверчивый, настороженный взгляд Трофимова, добавил: Ну, извините. Спешу.
        - Чудак человек!-усмехнулся Трофимов, удивляясь такой непоследовательности Родионова.
        Трофимов не знал о разговоре, который произошел перед этим между Белоцерковским и Родионовым.
        - Ну, Борька, хватили мы через край,-рассказывал Родионов своему приятелю про заключительное заседание комиссии.-На этот раз опять его взяла!
        - А с партийным делом как?
        - Влепили строгача. Ну ничего, еще будет время - встретимся!-с исступленной злобой процедил Родионов.
        Некоторое время спустя Родионов вдруг выразил желание работать в тресте Морнефть. Алексей Петрович даже растерялся. Он решил поговорить с Байрамовым, а так как людей не хватало, тот посоветовал взять Родионова.
        Трофимов позвонил Воронину и попросил откомандировать Родионова к нему.
        - Смотри, Алексей Петрович,- предупредил Воронин.- Ты был на обкоме и слышал раскаяния Родионова. Мне кажется, и на этот раз они не были искренними. Он просто спасал свою шкуру. А злобу он на тебя имеет большую. Боюсь, как бы не подвел.
        - Мало у меня людей, Иван Николаевич, особенно инженеров по промысловому делу.
        - Ну, хорошо, бери.
        Так Родионов был принят в отдел по проектированию подводных морских промыслов, возглавляемый инженером Хомоловым. С первых же дней он горячо взялся за работу: больше никто не видел его выпившим. Казалось, он нашел свое место.
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        Приморск постепенно растворялся в расплывчатой дымке. Корабли флотилии морских разведчиков, разрезая волны еще не успокоившегося после шторма моря, вновь уходили на восток. На палубе головного судна топографического отряда, опершись на поручни, стоял Зарубин. Он всматривался в еле различимые очертания города, ставшего за эти месяцы родным и близким.
        В Приморске он по-настоящему полюбил свою профессию. Но это пришло не сразу. Первый очерк, который стоил ему стольких напряженных дней и бессонных ночей, принес огорчение и чуть было не стал для него роковым. Зарубин краснел, когда вспоминал разговор с редактором, вызвавшим его тогда в Москву.
        - Работать надо, молодой человек! - потрясал он рукописью перед носом Зарубина.-Я люблю людей работящих. А вы? Пришел, увидел, написал…
        Зарубину больно стало от этих слов, и он злился от обиды, робко начал было возражать, отчего редактор еще больше вскипел.
        - Ну что вы оправдываетесь! Кому это нужно? - вновь потряс рукописью редактор.- Вот где место вашему очерку.-и рукопись полетела в корзину.
        «Значит, не получится из меня журналист,»- с тоской подумал-Зарубин. Сразу стало все безразлично, и он ждал, когда редактор сделает паузу, чтобы встать и уйти, уйти и больше никогда в редакцию не возвращаться.
        Происшедшая в Зарубине перемена не ускользнула от внимания редактора.
        - Ну, что скис? - переходя на ты, улыбнулся он.- Знаю, что много работал. А что толку? Вот потому и вызвал. Выкинь из очерка восторги автора да витиеватые фразы, там ничего и не останется. Уважать и любить надо читателя. Читатель сам хочет видеть то, чем ты восторгаешься. А как ты пишешь?-сказал редактор с ударением на слове ты и, нагнувшись, извлек из корзины выброшенную рукопись. Откинув одну страничку, он стал читать подчеркнутое красным:-Недалеко от берега, над водой, взметнув ввысь свои тонкие переплеты, возвышались стальные вышки. Они, как сказочные великаны, шагнув по колено в море, застыли на месте, раздумывая над тем, идти им дальще или повернуть обратно. А одинокая, появившаяся за размашистым изгибом песчаной косы новая безвышечная буровая манила их дальше, в море, словно зовя на подвиг оробевших воинов во имя великого и прекрасного будущего. И глядя на эти результаты героического человеческого труда, можно было часами любоваться и грезить о прекрасном завтра… И так написан весь очерк. А где же люди, где их труд, поэзия труда, чем ты любуешься? Нет, такие очерки читателю не нужны…
        - Ну, что размечтался, литератор?-голос профессора Дубравина вернул Зарубина к действительности.
        Журналист обернулся к подошедшему старому геологу.
        По лукавым огонькам в глубоко сидящих глазах Дубравина Зарубин догадался, что профессор и хорошем настроении.
        - Хочу, Николай Дмитриевич, написать о морских разведчиках. Это должен быть заключительный очерк из серии о геологах,-поделился своими планами Зарубин, вспомнив первую встречу с профессором у Трофимова, замолчал, боясь какой-нибудь колкости.
        Но Дубравин неожиданно для Зарубина сказал:
        - Это хорошо. Читал ваши очерки. Не скрою: понравились. Вы неплохо сумели показать, что труд геолога-это не увеселительная прогулка.
        Дубравин замолчал, глядя на крутую волну, отбрасываемую бортом корабля. Потом, обернувшись к журналисту, сказал:
        - А тут вы найдете интересных людей,- да вот взять хотя бы Королева.
        - Начальника отряда структурной съемки?
        - Именно. Смотрите, его отряд уже работает,-Николай Григорьевич указал рукой вперед. Там виднелось несколько темных точек-это были корабли отряда структурной геологической съемки, ушедшие в море накануне. Дубравин еще немного постоял молча рядом с журналистом, потом, ни слова не сказав, торопливо ушел. Зарубин вынул блокнот и записал:
        «Королев Г. И. работает в море при любой погоде.»
        Флотилия, поравнявшись с отрядом Королева, приветствовала его протяжными гудками. Когда корабли Королева остались далеко за кормой, от флотилии отвалили влево турбоходы геофизиков,-это был их район. Последним остановился отряд морских топографов, на флагмане которого находились профессор Дубравин и Зарубин.
        Журналист спустился во внутреннее помещение под ходовой рубкой - это был пост управления начальника топографического отряда Васильева. Каюта освещалась дневным светом справа и слева. Над столиком, поставленным у передней переборки, склонились Дубравин и Васильев. Топограф докладывал что-то Дубравину, водя карандашом по лежавшей на столе карте. Увидя Зарубина, он указал на стул рядом с собой.
        - Сейчас начнем.- Васильев придвинул свое кресло ближе к столу. Перед собой поставил маленький микрофон. Зарубин с интересом стал рассматривать щит, вставленный в неглубокую нишу над столиком. В центре щита помещался большой матово-белый экран, а слева и справа от него-два маленьких экрана.
        - Приготовиться! - спокойно сказал в микрофон Васильев.
        Одна за другой вспыхнули и погасли зеленые лампочки сигнал на кораблях был принят,
        - А сейчас, покажу нас есть время, посмотри на подводный ландшафт,-рука топографа нажала на кнопку, и в каюте стало темно: автоматически закрылись иллюминаторы.
        - Включаю подводный телевизор,-продолжал Васильев.
        Зарубин услышал новый щелчок, и в темноте слабо осветился большой экран. Постепенно свет усилился, и на экране открылся вид незнакомой местности. На первом плане пролегала широкая голая долина, по отлогим краям которой зеленела пышная растительность-кусты морских водорослей. Насколько широка долина, определить было нельзя. Привычных глазу предметов для сопоставления размеров не было. Однако долина занимала почти половину экрана. Кое-где виднелись небольшие однобокие холмики.
        - Какова ширина долины? - спросил Дубравин.
        - Включаю полукилометровую сетку.-Топограф щелкнул выключателем.
        Тонкие черные линии разделили экран на квадраты, и он стал похож на топографическую карту.
        - Вот в этой части,- Васильев провел по экрану тупым концом карандаша,около трех километров. Долина неудобна для установки топографических знаков. Зато холмы, которые мы видим по ту сторону долины, и особенно вон те дальние скалы, являются естественными ориентирами. На них-то мы и установим наши опорные точки.
        В это время над каждым из малых экранов один за другим зажглись сигнальные зеленые лампочки.
        - Очень хорошо,- продолжал Васильев ровным голосом, включая микрофон.Внимание! Включаю дублеры.- Осветились маленькие экранчики. На них почти точно повторялся тот же вид, что и на большом экране, с той лишь разницей, что на одном экранчике он был смещен влево, а на другом вправо.
        Васильев опять нажал какую-то кнопку, и над каждым экраном-дублером зажглось еще по маленькому экранчику, которых Зарубин раньше и не заметил. Сейчас с них смотрели живые портреты начальников групп морской геологической экспедиции.
        Зарубин с удовольствием слушал немногословные приказания Васильева. Но вот топограф нажал одну из кнопок, и каюта осветилась дневным светом иллюминаторы открылись.
        Изображения на экранах стали бледными. Зарубин взглянул на море. В полукилометре, покачиваясь на волнах, стоял корабль.
        - Это в горой номер,- сказал Васильев.- Они будут ставить топографический знак на вершине скалы за долиной. Посмотрим на их работу. Трудное дело. Вершина узкая, и поставить на ней опорную точку нелегко.
        Топограф снова затемнил каюту.
        Зарубин заметил, что долина, занимавшая раньше почти половину экрана, сместилась влево и ушла на задний план, зато утес, на котором второй корабль должен был установить топографический опорный знак, выдвинулся на передний план. Васильев взял утес крупным планом. Вдруг над самой вершиной скалы появился паукообразный снаряд с треножкой. Его Зарубин видел несколько минут назад на палубе второго номера.
        Предсказания Васильева сбылись. Снаряд не держался на остроконечном выступе, а соскальзывал вниз и повисал на стальном тросе. Наконец каким-то чудом он зацепился за голые камни. Неожиданно вершина скалы и снаряд стали расплывчатыми, словно в тумане, а затем совсем исчезли за серой пеленой.
        - Что случилось?-с тревогой спросил Дубравин.
        - Сейчас узнаем,- Васильев стал быстро увеличивать масштаб видимости.
        И тут все трое рассмеялись. Серая пелена оказалась косяком сельдей, проходившим недалеко от корабля. А когда через десять минут сельдь прошла, на вершине подводной скалы красовалась одна легкая треножка-топографический знак был поставлен. Еще через минуту корабль полным ходом шел к новой точке.
        Вскоре на обширной площади морского дна появилось несколько десятков новых топографических точек. Начался второй этап работы-топографическая съемка подводного рельефа.
        За несколько часов Зарубин успел побывать во всех уголках корабля. Спрятав блокнот в полевую сумку, журналист снова вышел на палубу. Качки почти не было. Флагман на полной скорости шел на юг. Но вот он резко развернулся и лег на обратный, параллельный, курс. Полюбовавшись некоторое время, с какой легкостью корабль разрезал воду своим острым носом, отбрасывая в сторону две крутые волны. Зарубин посмотрел на часы. Без четверти четыре. В четыре должен подойти морской катер. Но где же он? Журналист осмотрел горизонт и ничего не увидел. В это время штурман, высунувшись из ходовой рубки, доложил вошедшему на палубу Дубравину, что к ним с запада приближается судно. Еще раз внимательно осмотрев горизонт, Зарубин увидел точку, которая, приближаясь, увеличивалась. Вскоре к борту пришвартовался морской катер.
        От топографов Дубравин с Зарубиным выехали к геофизикам, а с наступлением темноты, когда в районе экспедиции зажглись огни, они прибыли в отряд структурной и геохимической съемки. Их встретил коренастый человек лет сорока пяти. Это был Королев. Топорща в добродушной улыбке соломенные усы, он помог Дубравину подняться на палубу.
        - Ну как, морской волк, дела?-приветствовал его Дубравин.
        - Работаем помаленечку, Николай Дмитриевич.
        - Как это помаленечку? Выходит, зря я тебя расхваливал представителю прессы,- полушутя сказал Дубравин, кивая в сторону Зарубина, поднявшегося следом за профессором.
        - Если хвалили, то, пожалуй, зря,-серьезно сказал Королев, пожимая своей огромной лапищей руку журналиста.-Не управляемся.
        - Кто тебе поверит? Этакий медведь и не управляется.
        - Нет, я серьезно. Нам бы еще несколько кораблей.-Королев достал папиросу и прикурил.-А вы знаете, Николай Дмитриевич: вот уже два дня работаем на явно нефтеносных структурах.
        - Откуда это тебе известно?
        - В газовых пробах много тяжелых углеводородов. Геохимические анализы тоже благоприятны. Сейчас мы на самом куполе структуры. Скоро должны начать отбор газовой пробы. Саша! - крикнул Королев оператору Короткову, стоявшему у пульта управления коллектором.- Сколько прошел?
        - Четырнадцать метров.
        - Ну, тогда пора. Николай Дмитриевич, спустимся в лабораторию.-Королев швырнул дымящийся окурок за борт.
        Раздался оглушительный взрыв. Взрывной волной геологов бросило назад. Зарубин больно ударился затылком о трубу вентилятора. Королев быстро поднялся на ноги и помог встать Дубравину.. Кругом стало ослепительно светло, багровые отблески играли на полированной поверхности надстроек. Из-за кормы подымалось ярко-желтое пламя. Огонь лизал поручни и штабель ящиков.
        Не понимая, что произошло, люди метались по палубе, выясняя причину пожара. Только Королев сразу понял: коллектор вскрыл газоносный пласт, и газ, скопившийся за кормой, воспламенился от непотушенного окурка.
        - Давай пакер! Трави канат!-крикнул он оператору и бросился в капитанскую рубку.
        Капитан Веселов, ничего не понимая, лихорадочно думал, что предпринять. Ему было непонятно, что горело за кормой корабля. Он видел стоявший у левого борта «Альбатроса» морской катер, объятый пламенем. Но огонь вырывался и с другой стороны «Альбатроса». Вдруг катер, взревев мотором. рванулся вперед, оставив огонь позади. «Значит, причина не в катере,»- подумал капитан и решил повторить его маневр:
        - Полный вперед!
        - Отставить полный вперед! - громовым голосом закричал вбежавший в капитанскую рубку Королев.
        - Отставить полный вперед! - повторил капитан и, обернувшись к геологу, спросил: - А что же делать?
        - Это горит нефтяной газ, которому мы открыли выход своим коллектором. Коллектор нельзя отрывать от грунта. Давай малый вперед.
        - Но вы же говорите, оторвем коллектор!
        - Нет. Коротков травит канат.
        - Малый вперед!
        «Альбатрос» медленно пошел вперед. Столб огня остался позади. Только на корме дымились ящики да тлела бухта пенькового каната.
        В ста метрах от огненного факела «Альбатрос» остановился. К нему спешили другие корабли.
        Огонь погас так же внезапно, как и возник. Как только сработал автоматический пакер коллектора, включенный оператором, скважина была наглухо закрыта, газовый фонтан прекратился, пламя стало опадать и, наконец, исчезло, словно захлебнувшись в воде. Скважину залили цементом, и через пятнадцать минут отряд продолжал работу.
        - Григорий Иванович, надо будет принять меры предосторожности. Курить разрешать только во время хода,- распорядился Дубравин.
        Оба геолога остановились на палубе, опершись на поручни перил. К ним присоединился поднявшийся на палубу заместитель Королева, Ветров. «Три поколения геологов», заметил про себя Зарубин. И действительно, Королев годился Дубравину в сыновья, а Ветров - во внуки. Ночь стояла тихая, безветренная; рядом с «Альбатросом» темнел длинный корпус служебного морского катера. В море горели огни кораблей и бакенов. От усталости не хотелось говорить, но каждый видел в этих огнях начало великого наступления на богатства, скрытые под водными глубинами,
        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
        Капитан государственной безопасности Винокуров, сломав сургучную печать, вскрыл пакет. Развернул находившуюся в пакете бумагу.
        «На ваш запрос о деятельности гражданина Плужникова Иннокентия Михайловича в период между 12 июня 1942 года и 3 августа 1945 года сообщаем следующее. 12 июня 1942 года гр-н Плужников, служивший в частях действующей Советской Армии, был взят в плен немецко-фашистскими войсками у станицы Липовецкой, на Дону. Обстоятельства пленения Плужникова неизвестны, однако установлено, что он не был ранен вместе с другими пленными, его направили в лагерь под Винницей, где всех тяжелораненых расстреляли. Оставшихся в живых фашисты отправили в Германию, а Плужникова без конвоя - в Румынию. С июня 1942 года по июнь 1944 года он работал у гитлеровцев, сначала на нефтяных промыслах в Плоешти, а в сентябре 1943 года Плужников переехал на новые нефтяные промыслы в Надьканиже, на австро-венгерской границе.
        После разгрома немецко-фашистской армии на Восточном фронте и вступления Советской Армии в Венгрию Плужников оказался в фашистском концлагере на франко-германской границе.
        После поражения гитлеровской Германии Плужников до августа 1945 года находился в американской оккупационной зоне, откуда и был репатриирован 3 августа 1945 года. Известно, что американский лагерь для перемещенных лиц, где находился Плужников, в июне 1945 года посетили отец Плужникова, бывший белоказачий есаул Плужников Михаил Петрович, и брат, Савелий. О преданной службе Плужникова Иннокентия гитлеровцам свидетельствует документ, копия которого прилагается. Документ найден среди бумаг немецко-румынского нефтяного общества, захваченных нашими войсками в Плоешти.»
        Винокуров на минуту задумался, затем взял в руки второй документ.
        «Господин Шмидт!
        Может случиться, что нефть Плоешти временно не будет служить интересам Империи. В связи с этим исключительно важное значение будут иметь нефтеносные районы Венгрии и Австрии, эксплуатацию которых надо всемерно развивать. Понимаю, что для этого вам нужны люди, преданные и знающие свое дело. Направляю к вам господина Плужникова. Он хоть и русский, но надежней, чем румыны. У него свои счеты с Советами, и он будет нам предан до конца. Мы вместе с ним отобрали для работы у вас двенадцать человек румын. Эти также будут служить нам, если не за совесть, то за страх. Используйте их в интересах Империи.
        Июнь 1943 года. Ваш Гофман.»
        Капитан Винокуров задумался. Затем нажал кнопку. Вошел лейтенант Мамедов.
        - Садитесь и знакомьтесь,- Винокуров подвинул полученные документы своему помощнику.
        Вот уже второй месяц дело о покушении на Кириллову не давало покоя Винокурову. Клубок не удавалось распутать.
        До покушения на Кириллову не смогли напасть и на след преступников, пытавшихся проникнуть в квартиру Трофимова. Однако при обыске в доме Плужникова был найден изорванный светло-серый костюм с пятнами крови. Клок серой материи, обнаруженный Мамедовым, принадлежал этому костюму. Несомненно, что одно преступление было связано с другим. Но кто второй преступник, оставалось неясным.
        Вначале Винокурову казалось, что покушение на Кириллову совершил тот же Плужников. Между разговором консула Кларка с Краузе, который случайно подслушал Трофимов, и нападением на Кириллову прошло очень мало времени, и капитану представлялось, что именно Краузе мог совершить преступление. Значит, Краузе и Плужников - одно и то же лицо. Но чем больше Винокуров размышлял, сопоставляя все новые и новые факты, тем слабее становилась эта уверенность. По-видимому, Краузе существовал помимо Плужникова, скрываясь под чужой фамилией.
        Из головы капитана не выходил случай странного покушения на Байрамова в лощине перед Белыми камнями. Найденная в траве гильза была от бесшумного пистолета. Плужников же застрелился из немецкого Вальтера. Другого оружия у него в доме не оказалось. Правда, Плужников, удирая от Байрамова, мог потерять по дороге или спрятать имевшееся при нем оружие. Но какой смысл ему было после покушения на Кириллову и привода домой бежать в эту лощину, а потом возвращаться снова?
        Скорей предположить другое: на Кириллову покушался Краузе, связанный с Плужниковым. После покушения он зашел к Плужникову и оставил у него до поры до времени похищенную ампулу, а сам окольными путями направился в Приморск. Консульской машиной он уже не мог воспользоваться.
        А на Байрамова он наткнулся случайно и принял его за одного из наших людей, устроивших, по его мнению, засаду. Что же ему оставалось делать, как не выстрелить первому? Это был его промах в прямом и переносном смысле. Да, надо искать Краузе…
        Когда Мамедов прочитал оба документа, Винокуров спросил:
        - Ну?
        - Я же говорил, товарищ капитан, что похищение аппарата - это дело рук Плужникова. У нас не было уверенности в непосредственной связи этого прохвоста с консулом. Теперь видите…
        - Не совсем.
        - Как не совсем? В плен он попал не раненым? Нет. Значит, он сдался добровольно. Его не расстреляли, не отправили в какой-нибудь Дахау. Почему? Значит, он чем-то доказал свою преданность гитлеровцам. Совершил какую-то пакость, предательство. Затем он служил немцам усердно. А потом они его решили сберечь. Направили в лагерь, который должны были захватить союзники.
        Возможно, он даже сам пожелал попасть в один из западных лагерей, боясь возвращения в Советский Союз. Тем более, что у него в Америке живут отец и братья - белоэмигранты. И вот то, что он хотел, сбылось. Он в американском лагере. К нему приехали его престарелый отец и брат-люди, насколько нам известно, довольно состоятельные. И все же он к ним не уехал. Его репатриировали. Надо полагать, американцам была известна его преданная служба у немцев. Поэтому, отправляя его в Советский Союз, они знали, что он целиком в их руках. Возможно, что они до поры до времени его не использовали. Но вот такой случай настал, и его заставили сделать еще одну пакость.
        - Значит, вы считаете, что Краузе и Плужников-одно и то же лицо?
        - А как же иначе? Это его агентурная немецкая кличка. Американцы, в руках которых он очутился, оставили за ним это имя. Оно лучше всякой цепи связывало с ними предателя.
        - А кто же второй, который пытался проникнуть в квартиру Трофимова? А кто стрелял в Байрамова?
        - Да, второй…
        Винокуров с сомнением покачал головой:
        - Давайте проследим за событиями того злосчастного дня.
        В двадцать два часа консул Джон Кларк выехал из Приморска по дороге, ведущей в Белые камни. В это же время на побережье, где шоссе выходит к морю, в двадцать три часа Трофимов слышал разговор двух людей на английском языке Краузе с кем-то. Предположим, что это были консул и Плужников, он же Краузе. Через двадцать минут консульская машина прошла через Белые камни, а еще через десять минут было совершено нападение на Кириллову. Преступником мог быть Плужников, сошедший с консульской машины перед Белыми камнями. Свет в квартире Плужникова в тот вечер не зажигался. Могло быть, что после совершенного преступления Плужников пришел домой. И возможно, что именно, он чтобы не быть никем замеченным, вошел к себе в квартиру необычным путем-через окно с задней стороны дома.
        Вот те соображения, которые разрешают думать, что преступление совершено одним Плужниковым, не считая предполагаемого участия консула Кларка.
        Но прочие улики говорят, что преступление совершено другим человеком в сообщничестве с Плужниковым; причем возможно, что сообщничество Плужникова свелось лишь к укрытию похищенного аппарата.
        До последнего времени я так же, как и вы, был склонен думать, что Краузе и Плужников-одно лицо. Но сейчас сомневаюсь в этом. Среди немецких шпионов второй мировой войны был один Курт Краузе. Матерый шпион-диверсант. Ею родственники, очень состоятельные люди, жили под Лейпцигом. Как нам стало впоследствии известно, осенью 1944 гола родственники Краузе получили извещение о его смерти на восточном фронте. Известно также, что в списках гитлеровской агентуры за границей, попавших в 1945 году в руки американцев, имеется фамилия Краузе. И я думаю, что Краузе жив. Всем известен шаблонный метод немецко-фашистской разведки маскировать своих агентов, объявив об их смерти. С другой стороны, немцы, а тем более американцы, если они и использовали Плужникова в качестве агента, вряд ли дали бы ему имя Краузе.
        - Значит, вы, товарищ капитан, считаете, что в разговоре, который невольно подслушал Трофимов, участвовал настоящий Краузе?
        - Возможно. Но только не Плужников. В разговоре, который услышал Трофимов, речь шла о каком-то инженере. Этот инженер был назван трусом. Речь могла идти о Плужникове. Правда, все это также только логические построения, а они не всегда приводят к правильным выводам. Мне кажется, следует искать Курта Краузе и других его сообщников, если они есть.
        - Хорошо, будем искать.
        - Да, кстати, как Кириллова? Вы с ней разговаривали?
        - Вчера был в больнице. Она еще очень слаба, но ее можно считать поправившейся. Она ничего не знает.
        Винокуров, проводив взглядом своего помощника, достал из сейфа синюю папку, аккуратно закрыл сейф, снова сел за стол и стал внимательно изучать содержимое папки, время от времени делая пометки в настольном блокноте. Он подолгу задумывался, доставал другие дела, перелистывал их слежавшиеся страницы.
        Нелегко было найти диверсанта среди жителей этого большого, шумного города. А если он жил в другом городе, то еще трудней.
        И все-таки никуда вы не спрячетесь от нас, господин Краузе, найдем.
        Винокуров, прочитав последний документ в папке, посмотрел в окно на голубевший рассвет.
        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        - Хочу, Алексей Петрович, порадовать вас первыми результатами нашей работы,-говорил Дубравин, поймав Трофимова в коридоре.-Идемте ко мне.
        Трофимову было очень некогда, с минуты на минуту он ждал прихода Сорокина, с которым собирался немедленно вылететь в отряд Королева. Но, видя приподнятое настроение Дубравина, Алексей Петрович не стал расстраивать старика отказом.
        - Хорошо, Николай Дмитриевич. Только у меня мало времени.
        - Да я вас не задержу. И вы не пожалеете.
        «Да, старик, должно быть, чем-то порадует,»- подумал Трофимов, глядя на сияющее лицо профессора. Алексей Петрович все эти месяцы совместной работы с Дубравиным не переставал восторгаться необычайной бодростью и духовной молодостью старого геолога, который с юношеским задором занимался изучением геологии морского дна. Он всегда торопил разведчиков, требовал ускорения работы; не давал покоя лаборатории, настаивал на немедленной обработке доставляемых разведчиками материалов: образцов пород, фауны, пластовых вод.
        Казалось, старый геолог спешил жить, стараясь сделать за оставшиеся годы как можно больше хороших дел…
        Погода путала расчеты Дубравина. Частые штормы мешали работе отрядов морской разведки, вынуждали их возвращаться в Приморск. В такие дни Николай Дмитриевич был мрачен и раздражителен. Но зато когда удавалось успешно закончить очередной этап разведки и нанести на карту новое месторождение, он ходил веселый, помолодевший. В такие дни он заражал своим энтузиазмом работавших у него геологов, геофизиков, и они согласны были трудиться круглые сутки. Пропустив в дверь Трофимова, Дубравин тут же обогнал его, торопливо подошел к зашторенной стене и потянул за шнур. Шелковая портьера раздвинулась, и перед Трофимовым открылась геологическая карта морского дна с нанесенными на нее вновь открытыми нефтяными месторождениями.
        - В районе номер один,-тупым концом карандаша Николай Дмитриевич обвел по карте стокилометровый участок моря к востоку от Приморска,- геофизики закончили свою работу. Обратите внимание, линии складчатости земной коры, на которых расположены нефтяные месторождения Приморска, продолжаются далеко в море.
        Дубравин вытащил из большого сейфа несколько карт и одну за другой развернул их перед Трофимовым.
        - Отряды экспедиции Королева подтверждают не только наличие этих структур,- Дубравин показал на карту,- но и обнаружили во многих из них большие скопления нефти и газа. Правда, полной картины по всему участку мы пока еще не имеем, но бесспорно, что здесь богатейший нефтеносный район.
        Трофимов посмотрел в сверкавшие веселыми искоркам глаза Дубравина и спросил:
        - Вы можете сказать теперь, где надо бурить скважины?
        - Шесть крупных нефтеносных структур полностью подготовлены.-Дубравин повернулся к стене и показал карандашом разные места на карте.- Вот они. Это должны быть очень богатые месторождения. Кроме того, вот в этом районе выявлено много новых складок. Пока, правда, чего-либо определенного об их нефтеносности сказать нельзя,
        - Почему?
        - Видите ли, только по данным геофизики, да к тому же далеко не полным, нельзя судить о ценности этих структур. Нужны другие доказательства. Ну хотя бы результаты структурной съемки, которая нам определяет и геологический возраст пород, и их минеральный состав, и в большинстве случаев нефтеносность. Только с этим делом у нас плохо-работа идет слишком медленно. А радиоспектральная съемка? Детский период. Со временем она, конечно, заменит нам другие виды разведки, но сейчас похожа на капризного ребенка, от которого не всегда добьешься, чего хочешь. Поэтому мы ее используем только в помощь структурной съемке. Если бы нам ускорить это дело!
        - Я об этом тоже думал.-Трофимов не спеша вынул портсигар.
        - Ну и что?
        Но Алексей Петрович ответил не сразу. Затянувшись папиросой, он загасил струёй дыма продолжавшую гореть в руке спичку. Потом указал огарком на карту:
        - Надо увеличить количество кораблей структурной съемки, может быть, даже организовать новый отряд, и потом, следует заменить устаревшее оборудование более совершенным.
        - Вы имеете в виду…
        - Новый подводный коллектор.
        - И у вас что-нибудь уже есть?
        - Да. Новый коллектор у нас почти готов. Им можно будет отбирать керны с пятидесятиметровой глубины, а результаты газовой съемки будут более достоверными.
        - Но увеличение глубины бурения до пятидесяти метров замедлит отбор проб.
        - Нисколько. Наоборот, благодаря увеличению мощности электропогружных двигателей и насоса, а также особой конструкции бура им можно будет бурить пятидесятиметровые скважины за двадцать-тридцать минут.
        - Ну, а если бурить мельче, то операция еще больше ускорится?
        - Конечно.
        - Алексей Петрович, дорогой, это же чудесно! Имея такую штуку, можно будет разредить сеть скважин и ускорить все работы в несколько раз.
        - Тут моя заслуга небольшая. Это Королев и его люди подсказали.
        - Это какой Королев? Начальник отряда структурной съемки?
        - Он самый. Потом Сорокин очень помог. По конструкторской части он виртуоз. Вот сейчас полетим с ним к Королеву, посмотрим, что можно сделать со старыми коллекторами.
        - Я вижу, Алексей Петрович, вы и заводских инженеров заставили работать на нас.
        В это время дверь открылась, и на пороге появился Сорокин, бледный и похудевший.
        - А-а! Вот и он,-заметил вошедшего Дубравин.-Легок на помине.
        - Входи, входи, Илья,-Алексей Петрович, широко улыбаясь, шагнул навстречу Сорокину и крепко потряс ему руку.- Ну, как ты себя чувствуешь? Хорошо? Ну, я рад.
        - Я живучий. Ничего мне не будет до самой смерти,- засмеялся Сорокин. Потом лицо его стало серьезным, он спросил:-Как Ольга Петровна?
        - Тоже поправляется, да только медленно,-так же серьезно ответил Алексей Петрович.
        - Я не помешал?- Сорокин повернулся к Дубравину, протягивая ему руку.
        - Наоборот, вы очень кстати. Вот этими картами,- Дубравин, не выпуская руки Сорокина, кивнул на стол,-буду вас агитировать ускорить создание нового коллектора.
        - Опоздали, Николай Дмитриевич,- рассмеялся Сорокин.- Он меня давно сагитировал.- Сорокин кивнул в сторону Трофимова. Потом, подняв взгляд на висевшую на стене географическую карту, он бросил:
        - Вот она, большая морская нефть. Интересно.
        - Это только начало,-улыбнулся профессор.
        - Нам, Илья, пожалуй, пора.
        - Ты прав, уже два часа.
        - Что вы так спешите? - сказал Дубравин, задергивая шторой карту.-Обедать вам все равно где-нибудь надо, так сделайте приятное старику, зайдемте ко мне. Я сегодня вроде именинника.
        Трофимов в нерешительности посмотрел на Сорокина.
        - А что, Алексей, и в самом деле успеем,- успокоил Сорокин.
        - Уговорили!-улыбнулся Трофимов.- Пошли.
        Проходя по коридору, Алексей Петрович на ходу сказал встретившейся секретарше:
        - Вертолет подайте к дому Николая Дмитриевича через час…

* * *
        Проводив гостей, Дубравин вызвал Таню Березину с данными анализов разовых проб с морских участков. Бегло просмотрев аккуратно написанные длинные колонки цифр, профессор одними глазами улыбнулся девушке:
        - Ну, Танюша, спасибо. И вы порадовали старика. Как вы там справляетесь без Кирилловой?
        - Трудно, Николай Дмитриевич, но стараемся.
        Дубравин хотел что-то сказать, но вошла секретарша и протянула ему листок бумаги.
        - Прогноз погоды,-сказала она,-только что получен.
        Геолог взял радиограмму и молча пробежал ее глазами.
        - Байрамов видел?-глаза профессора потухли, лицо сразу стало озабоченным.
        - Нет. Он уехал в обком.
        Когда секретарша вышла, Дубравин еще раз прочитал радиограмму вслух: Приближается сильный циклон. На море ожидается шторм. Всем кораблям, находящимся в море, немедленно укрыться в портах.
        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
        - Мартышкин труд! - Королев со злостью сплюнул за борт.-Сколько времени зря теряем! И откуда такая толща морских наносов? Ведь только подумать-пять раз спускаем на дно коллектор, и все безрезультатно.
        - Потерпите, Григорий Иванович,-успокаивающе улыбнулся Трофимов,-скоро будут у нас новые аппараты.
        - Обязательно будут,- поддержал Трофимова Сорокин.
        В это время к стоявшим на палубе мужчинам подбежал радист.
        - Григорий Иванович, радиограмма,-он протянул геологу голубой листок.
        Трофимов через плечо Королева взглянул на торопливую запись радиста: «Надвигается шторм, немедленно прекращайте работу, идите Приморск. Дубравин.»
        Королев, оторвавшись от радиограммы, обвел взором чистый горизонт и зеркальную гладь спокойного моря. Потом, удивленно пожав плечами, еще раз загляну в радиограмму.
        - Вот полюбуйтесь,-геолог обернулся к Трофимову и Сорокину, держа в своих ручищах узенькую бумажную полоску.-Час от часу не легче.
        - Ничего не поделаешь, надо сниматься,-спокойно сказал Трофимов.
        - Но ведь обидно же, черт побери, съемку структуры почти закончили, осталось немного.
        Королев с Трофимовым прошли на пост управления. Сюда же геолог вызвал Веселова и своего заместителя Ветрова.
        - Предупреждение правильное. Барометр падает катастрофически,-прочитав радиограмму, сказал Веселов, спокойно разглаживая седые усы.
        - Григорий Иванович,-обратился Ветров к Королеву,- может быть, еще час-два поработать? За это время мы бы как раз закончили.
        - Нет, Максим Андреевич, рисковать нельзя, у нас столько людей. Иван Тимофеевич прав,- кивнул Королев в сторону Веселова.- Вот если бы наш корабль мог противостоять сильному шторму!
        - Это «Альбатрос»-то! Уверяю вас, Григорий Иванович, что это самый лучший корабль, на каком мне когда-либо приходилось плавать,-горячо сказал Веселов.-Поверьте мне, он выдержит любой шторм.
        Королев задумался. Наконец он обвел всех долгим изучающим взглядом:
        - Тогда вот что. Времени терять не будем. Вы, товарищ Ветров, немедленно перебирайтесь на Краснодон и ведите флотилию в Приморск. «Альбатрос» останется здесь еще на полчаса, кое-что доделать. Этим будет завершено геологическое изучение целого района. Полчаса роли не сыграют. У «Альбатроса» скорость больше, чем у других кораблей, и в пути мы их догоним. Как вы считаете, Алексей Петрович?-обратился Королев к Трофимову, ища у него одобрения.
        - Хорошо. Только не больше получаса.
        - Разрешите мне остаться вместо вас,- попросил Ветров.
        - А вы что, считаете, что справитесь здесь лучше меня? -с нарочитой грубоватостью спросил Королев, питавший к Ветрову почти отцовские чувства.
        - Нет, Григорий Иванович, но.
        - Тогда выполняйте приказ, и чтобы через пять минут отряд на полной скорости шел в Приморск.
        - Есть.
        Покинув пост управления, Ветров торопливо спустился в лабораторию.
        - Вера!
        Черноглазая девушка с тонкими бровями оторвалась от лабораторного журнала, улыбнулась Ветрову.
        - Ты что, Максим?
        - Понимаешь, я уезжаю в Приморск,-с виноватой улыбкой начал Ветров.Весь отряд уходит, только «Альбатрос» остается. Будет шторм… Как же ты тут? Я просил Григория Ивановича оставить меня на «Альбатросе». Да куда там! -Ветров безнадежно махнул рукой.
        - Ну что ж, Максим, раз так надо.- Подойдя к Ветрову, девушка нежно тронула его волосы, провела рукой по щеке. Не беспокойся за меня, не в первый раз штормовать.
        Прикосновение маленькой руки девушки и смутило и обрадовало Максима. Он только стоял и улыбался, глядя в доверчивые, ласковые глаза Веры. Она была права. Еще сегодня они вновь встретятся. Надо было торопиться. Но покидать Веру не хотелось. С ней так хорошо и просто. Впервые он решительно притянул Веру к себе и поцеловал. И, словно испугавшись своей смелости, кинулся к выходу, не оглядываясь.

* * *
        Трофимов вернулся на палубу. Сорокин и оператор Коротков возились с головкой грунтоносных трубок коллектора. Алексей Петрович, кивнув в сторону пристающего к «Альбатросу» катера, предложил Сорокину отправиться в Приморск на Краснодоне.
        - А я что, кому-нибудь здесь помешал? - обиделся тот. Трофимов рассмеялся:
        - Я знал, Илья, что ты так ответишь.
        - Ну посуди сам, Алексей, как можно, не закончив работу, сбежать?- и Сорокин, спокойно измерив нутромером диаметр отверстия, что-то аккуратно записал в блокноте.
        Приспособленный для структурной и геохимической картировки морского дна, «Альбатрос» представлял собой небольшое судно, в центре которого между командирской рубкой и прочими надстройками стояла стальная четырехногая вышка. Вышка заканчивалась площадкой с роличным блоком.
        В палубе под вышкой было вырезано четырехметровое отверстие-колодец. Сверху он закрывался двухстворчатой плитой, а в днище корабля-сплошным щитом.
        Через отверстие колодца на стальном канате, перекинутом через верхний блок, спускался на дно моря коллектор-снаряд, буривший пятнадцатиметровые скважины в морском дне. Коллектор выбуривал и поднимал на поверхность столбик породы - керн, а также улавливал те микроскопические дозы углеводородных газов, которые проникали из нефтяных залежей через толщу морского дна и задерживались в его верхних слоях. Поднятый керн подвергался тщательному исследованию, а газ-анализу на автоматическом электронном газоанализаторе.
        Как только корабль остановился и на щите, в будке оператора вспыхнула зеленая лампочка - сигнал, разрешавший спуск коллектора, Саша Коротков включил электромотор. Лязгнул подъемный крюк о серьгу коллектора, взвыл электромотор, получивший нагрузку, из колодца показался купол коллектора с длинным стояком-трубой. Коротков ногой нажал на педаль нижнего, донного щита, мгновение спустя выключил электромотор и освободил тормоз лебедки. Коллектор сразу провалился в колодец, раздался приглушенный всплеск, свист выходящего воздуха. Канат и две змейки - электрокабель и шланг-на мгновение ослабли, а затем плавно пошли вниз.
        Теперь внимание Короткова было приковано к прибору с двумя стрелками: одной неподвижной, указывающей глубину моря, и другой, медленно приближавшейся к первой, указывающей глубину погружения коллектора. Когда разница в показаниях стрелок стала равной пятнадцати метрам, оператор нажал кнопку автоматического тормоза. Движение стрелки плавно замедлилось. Вот до дна осталось пять метров. Коротков нажал на педаль ножного тормоза. Движение стрелки стало еще медленней. Вот она дошла до неподвижной стрелки, остановилась. Коротков включил двигатель коллектора, вынул папиросу и закурил. Сейчас можно было и передохнуть.
        - Ловко орудует,- сказал Сорокин Трофимову, кивнув в сторону оператора.
        - Здорово! У Григория Ивановича все такие.
        Алексей Петрович посмотрел на запад. Еле заметными черными точками маячили корабли ушедшего отряда. Трофимов перевел взгляд на приборный щит:
        Вспыхнула красная лампочка-двигатель коллектора автоматически отключился, колонковый бур подводного снаряда прошел пятнадцать метров. Оператор вновь включил электромотор подъемника. Канат натянулся, как струна, и сначала медленно, а затем все быстрей и быстрей пошел вверх. Вскоре над колодцем повис коллектор, похожий на водолазный колокол с зубчатыми краями. Закрылся двустворчатый щит. Двое рабочих проворно извлекли из коллектора колонковые трубки, вставили взамен их другие, навинтили новое долото.
        А «Альбатрос» на полной скорости шел к последней точке. Королев, поднявшись наверх, присоединился к Трофимову и Сорокину. Рабочие из колонковой трубы вынули керн. Косослоистые куски породы в конце трубы указывали на то, что коллектор вскрыл коренные породы.
        - Это уже хорошо,- сказал Коротков, помня предыдущие безрезультатные спуски.
        - Не очень, но сносно,- поправил Королев.
        «Альбатрос» застопорил на последней точке. Коротков, не дожидаясь полной остановки корабля, включил моторы. Коллектор поднялся над палубой, лязгнул открывшийся донный щит. Коротков отключил моторы, отпустил тормоз. Стальная махина коллектора быстро пошла вниз. В это время резко застопоренный корабль подался назад, коллектор, покачнувшись, ударился о край колодца. Острые стальные зубцы от сильного удара выгнулись наружу. Канат ослабел и провис.
        Но в следующий момент коллектор сорвался с края и с лязгом и грохотом полетел в открытую пасть колодца. Фонтан брызг из колодца окатил стоявших на палубе людей.
        - Зря поторопился,-оправдывался побледневший оператор, притормаживая бешено крутящуюся лебедку.
        Королев, Трофимов и Сорокин спустились в лабораторию.
        - Каковы здесь успехи. Вера Григорьевна? - спросил Кофолев.
        Вместо ответа девушка подала журнал с записями.
        - Ого! Смотрите, Алексей Петрович. Сколько тяжелых газов. Бутан, пропан и другие, более тяжелые. Как бы то ни было, а здесь богатая нефтеносная структура.
        - Да, Григорий Иванович, нефть вы нашли, а как ее взять?-сказал Трофимов.
        - Это будет потрудней,-добавил Сорокин.
        - Может быть, нам прекратить разведку? - иронически спросил Королев.
        - Нет, уж вы лучше поскорей ее заканчивайте, а нефть мы возьмем,-засмеялся Трофимов.
        В это время у газоанализатора вспыхнула красная лампочка - коллектор был вновь на дне. Девушка села у прибора, взяв журнал из рук Королева.
        - Не будем мешать, пойдем.- Королев взял Трофимова под руку. Сорокин направился следом.
        Наступил момент подъема. Все, кто был свободен от вахты, пришли посмотреть на заключительный этап работы. Натруженно гудели электромоторы. Мокрый оцинкованный трос виток за витком ложился на барабан лебедки. Коллектор с большой скоростью приближался к днищу корабля. Вдруг сильный рывок потряс корпус «Альбатроса» коллектор, втянутый в колодец, зацепился помятой кромкой своего кожуха за нижний щит, закрывающий днище. Яркая вспышка, сопровождаемая трескучим хлопком, осветила напряженные лица - это сгорели плавкие предохранители перегруженных электромоторов. Из колодца на мгновение показался магазин коллектора, но в это время лопнул трос, и коллектор с лязгом и скрежетом сорвался вниз. Стальные ноги вышки, сжатые огромной силой, на какое-то мгновение прогнулись внутрь, превратившись в гигантскую пружину. Эта пружина не замедлила сработать, как только сила, сжавшая ее, исчезла. Рывок был настолько силен, что полутонный блок сбросило с верхней площадки. Болты, удерживавшие его, оказались срезанными. Описав кривую, блок, как в яичную скорлупу, врезался в надпалубную надстройку.
        Наступила гнетущая тишина. Пахло озоном. Короткое, растерявшись, усиленно нажимал на рычаг уже бесполезного тормоза. Прядь курчавых волос прилипла к его мокрому от пота лбу.
        Люди еще стояли в оцепенении, не понимая, что произошло, когда раздался тревожный голос радиста:
        - Григорий Иванович, радиостанцию разбило.
        Ни один человек на «Альбатросе» не знал трагического положения, в котором оказался корабль, пока Королев не дал команду отправляться в Приморск.
        Когда же корабль, медленно развернувшись, взял курс вслед ушедшей флотилии, выяснилось, что «Альбатрос» потерял скорость. Исковерканный коллектором нижний щит, заклинившись в колодце, наполовину высунулся под днищем корабля, сдерживая его ход. Напрасно Веселов требовал от дизелистов хорошей работы ходовых двигателей. Оба двигателя и так работали на полную мощность.
        Попытки устранить повреждение оказались бесплодными. «Альбатрос» медленно шел на запад.
        Прошло два часа. Пустынное море было по-прежнему спокойно. Горячее солнце припекало с безоблачного неба. Но все с напряжением ожидали перемены погоды. Ни на палубе, ни во внутренних помещениях не было слышно голосов. Ожидание испытания часто бывает страшнее самого испытания. Так и сейчас. Каждый задавал себе одни и те же вопросы: Когда же? Скоро ли?
        Короткое, считавший себя виновником беды, постигшей «Альбатрос» и его команду, не глядя никому в глаза, молча бесцельно осматривал подъемную лебедку.
        Рабочие группами бродили по палубе и помещениям корабля, время от времени перебрасываясь ничего не значащими словами,-о самом главном никто не хотел говорить. Алексей Петрович и Григорий Иванович, спокойно разговаривая между собой, смеялись и ни одним неосторожным словом не выдавали внутренней тревоги. Правда, от наблюдательного взора не могло бы укрыться, как топорщил время от времени свои соломенные усы Королев, как курил папиросу за папиросой Трофимов.
        Мрачный, с пергаментным лицом и плотно сжатыми губами, застыл у перил Сорокин. В напряженном спокойствии стояли матросы, готовые в любую минуту кинуться исполнять приказания своего капитана. А старый моряк Веселов спокойно наблюдал в это время за стрелкой барометра, которая с каждой минутой двигалась все дальше влево. Вот она уже на делении семьсот двадцать.
        Неподвижный воздух стал необыкновенно душным.
        Трофимов, беседуя с Королевым, заметил, что геолог все чаще посматривает то на море, то на небо, теряя нить разговора. Нельзя было допустить, чтобы нервозность Королева увидели окружающие. Алексей Петрович умышленно громко спросил:
        - А что, Григорий Иванович,- на «Альбатросе» не положено ужинать?
        - И в самом деле,- еще громче подхватил Королев, поняв Трофимова,почему так долго нет сигнала к ужину? Вахтенный!-крикнул он на весь корабль.-Скажи коку, чтоб сейчас же накрывал. Давай сигнал.
        Но всем было не до еды. За ужином не получалось обычного веселого оживления и шуток.
        - Григорий Иванович, вы не знаете, где Сорокин?-спросил Трофимов, не видя его среди сидящих за столами.
        - Он, наверное, наверху. Я сейчас дам команду…
        - Не надо, я сам найду его.-Трофимов встал и поднялся на палубу.
        Сорокин все еще стоял у перил. Алексей Петрович подошел к нему и положил руку на плечо:
        - Чем расстроен, Илья?
        Сорокин, обернувшись к Трофимову, кисло улыбнулся:
        - Радоваться нечему. Ты видишь, идем по-черепашьи. Капитан говорит, что делаем не больше десяти километров в час. Значит, в лучшем случае прибудем в Приморск завтра к ночи. Если же начнется шторм, тогда неизвестно, сколько времени проболтаемся в море. А у меня завтра с утра испытание новой цементносмесительной машины.
        - Да, нехорошо получилось. Если бы рация работала, можно было бы вызвать вертолет. Но сейчас, Илья, придется примириться.
        - Ты всегда прав, Алексей,- как бы стряхнув с себя мрачное настроение, засмеялся Сорокин.
        - Пойдем,- ужин стынет.
        После ужина все снова поднялись на палубу. Ослепительно багровый диск солнца вот-вот должен был коснуться моря на западном горизонте.
        Трое мужчин молча прохаживались по палубе.
        - Ты помнишь, Илья, несостоявшееся контрнаступление немцев на нашем участке в конце сорок четвертого? - внезапно заговорил Трофимов.
        - Да. А почему ты вспомнил?
        - Ну, как же! Тогда мы вот так же ожидали назначенного часа. Вы понимаете, Григорий Иванович,- Алексей Петрович обернулся к геологу,- наша разведка узнала, когда начнется контрнаступление немцев. Мы приготовились и ждем. А время идет медленно-медленно. Посмотришь на часы, и кажется, что секундная стрелка прыгает на месте. Но вот наступил назначенный час, а кругом по-прежнему тихо.
        - Гитлеровцев, должно быть, кто-то предупредил, и они отложили атаку,вставил Сорокин.
        - Да, именно так. Но нам от этого не стало легче. Люди в нетерпении стали вылезать из траншей и смотреть в сторону вражеских позиций. Но там словно все вымерли, ни выстрела, ни звука.-Так мы ждали весь короткий зимний день.
        - Здорово тогда рассердился на фрицев наш генерал,- снова вставил Сорокин.
        - Именно рассердился. И вы можете себе представить, Григорий Иванович, что он сделал?
        - Приказал открыть огонь?
        - Нет. Приказал, не открывая огня, занять линию укреплений врага. Удар был столь неожиданным, что когда немецкое командование опомнилось, мы дрались уже во второй линии вражеских окопов. Их артиллерия ничем не могла помочь своей пехоте, потому что пришлось бы стрелять по своим. Зато наши пушки обрушились на их ближние тылы.
        - Да, нет ничего хуже ожидания,- сказал Королев и потащил Трофимова и Сорокина в командирскую рубку. Веселов сидел мрачный, с обвисшими усами.
        - Смотрите упал до семисот двенадцати.-Старый моряк указал вошедшим на барометр.-С минуты на минуту можно ожидать начала концерта. А вот, кажется, и начинается.- Веселов указал рукой на юго-запад.
        Трофимов окинул взглядом горизонт. Там появилась небольшая черная туча, сливавшаяся с морем. Она, казалось, пила море и с каждой минутой разбухала, увеличивалась в размерах. Прошло еще несколько минут, и весь юго-запад закрыли черные тучи, в которых сверкали молнии.
        Вдруг воду покоробила судорога, на корабль сбоку налетел порывистый ветер. Море вскипело, словно его кинули на гигантскую раскаленную сковороду. Отдельные буруны, соединяясь, превратились в волны, которые били о борт «Альбатроса» со все возрастающей силой.
        - Очистить палубу, задраить люки!-прозвучала команда Веселова.
        Через несколько минут вздыбившиеся волны тяжелыми водопадами обрушились на опустевшую палубу.
        Корабль оказался в незавидном положении. Нижний щит колодца, торчавший под килем, не только снижал скорость корабля, но и мешал маневрировать. «Альбатрос» плохо слушался руля. Носовая часть постоянно стремилась уйти вправо, и корабль все время делал замысловатые пируэты. Достаточно было волне приподнять корму, как «Альбатрос» моментально поворачивался бортом к ветру.
        Прошло несколько часов. До Приморска оставалось еще километров двести. Обычно «Альбатрос» покрывал это расстояние за три с половиной - четыре часа. Сейчас трудно были предсказать, когда корабль сможет укрыться в приморском порту. К тому же предстояло сначала обогнуть гряду подводных. скал, которая находилась где-то здесь, справа.
        Веселов был уверен, что корабль находится в стороне от этой гряды. Однако старый моряк не мог учесть одного рокового обстоятельства. Нижний щит колодца, стоявшей под углом в сорок пять градусов к килю, постоянно отклонял корабль вправо, и «Альбатрос» находился совсем рядом с подводной грядой. Ливень и сгущающиеся сумерки помешали обнаружить эту опасность вовремя. Свою ошибку Веселов понял только тогда, когда сквозь шум шторма послышались нарастающие звуки прибоя.
        - Справа по борту рифы! - крикнул вахтенный.
        Веселов глянул за борт и ахнул. Темная бесформенная глыба пронеслась совсем рядом. В следующее мгновение корабль с треском налетел на что-то. Толчок был очень сильным, и все попадали с ног.
        «Альбатрос», скрежеща днищем о камни, медленно полз вправо. Трофимов, находившийся вместе с Сорокиным в каюте Королева, прильнул к темному стеклу иллюминатора. Совсем рядом из воды торчала острая вершина каменной глыбы, которая, приближаясь к «Альбатросу», увеличивалась в размерах. Алексей Петрович понял, что корабль несет прямо на торчащий из воды утес.
        - Все наверх! Приготовить спасательную шлюпку! - услышал Трофимов в репродукторе хриплый голос Веселова и почувствовал, как кто-то тянет его за руку. Алексей Петрович обернулся: это был Королев.
        - А где Сорокин? - крикнул Трофимов.
        Королев оглянулся в сторону, где только что стоял Сорокин, но ничего не ответил.
        На палубе команда «Альбатроса» торопливо готовила к спуску единственную шлюпку с подвесным мотором.
        Трофимов посмотрел за правый борт. Острая вершина подводной скалы была совсем рядом. Трофимов снова вспомнил о Сорокине и стал искать его глазами.
        - Надеть спасательные пояса!-снова раздался в репродукторе хриплый голос капитана.
        Королев дернул Трофимова за рукав и показал за левый борт. Алексей Петрович посмотрел туда и понял, что «Альбатрос» погиб: огромная волна горой катилась на судно.
        - Держись! - громовым голосом крикнул геолог.
        В это время перед Трофимовым и Королевым появился Сорокин. Алексей Петрович хотел предупредить его о грозившей опасности, но не успел. Водяная гора налетела на корабль, сначала подмяла его под себя, затем подняла на свой высокий гребень и швырнула прямо на торчавшую из воды каменную глыбу… Страшной силы удар потряс судно, и Трофимову показалось, что «Альбатрос» разваливается на части. Но в следующую же минуту он почувствовал под ногами твердую неподвижную палубу.
        - Человек за бортом! - крикнул вахтенный, Трофимов подбежал к борту и увидел, как в кипящих волнах что-то промелькнуло. Илья!-крикнул Трофимов и прыгнул в воду. Королев в оцепенении стоял несколько минут, глядя на темные волны, поглотившие Трофимова. В это время «Альбатрос» ударился днищем об острую вершину подводной скалы. Стальные листы его корпуса разорвались, словно тонкая бумага, и корабль как бы повис на скалистом утесе. О его левый борт непрерывно били волны, и долго он продержаться не мог. Зато с правого борта море было значительно спокойней и во мраке недалеко чернел островок. Решено было попытаться высадиться на этот клочок суши.
        Надо было торопиться, пока корабль еще держался, прикрывая своим корпусом пространство твердой земли от бушующих волн.
        В шлюпку сели Вера Югова, Саша Коротков, трое рабочих и четыре матроса. Вера Югова не забыла образцы пород и журналы с записями, которые она еще раньше упаковала в резиновые надувные мешки.
        Заработали подвесной мотор и две пары весел, и шлюпка стала быстро удаляться. Вскоре она скрылась в сгустившемся мраке, направляясь к тому месту, где темнел островок.
        Долго ждали на корабле возвращения шлюпки. Но напрасно. Море словно поглотило ее.
        Каждый из оставшихся на «Альбатросе» знал, что это могло значить: или она погибла под волнами, не дойдя до островка, или разбилась о него вместе с людьми. Может быть, через несколько минут и остальных ждало то же.
        Море продолжало терзать искалеченный корабль.
        - Что будем делать? - спросил Королев Веселова.
        - Надо строить плот или добираться до островка вплавь. Но построить плот не удалось. Едва успели выкатить на палубу несколько пустых бочек, как мощная волна ударила в левый борт «Альбатроса», перекатилась через него, смыв приготовленные бочки, приподняла корпус корабля и, пройдя под днищем, вновь опустила его на утес. Раздался треск. Корма и нос корабля стали опускаться. Корабль ломало на две части. Сейчас обе части стремительно пойдут под воду и увлекут за собой находящихся на палубе людей.
        - Все за борт! - крикнул Веселое.
        Люди бросились в пенящееся море…
        Спасательный пояс выбросил Королева на поверхность, он быстро поплыл в сторону от корабля. А через минуту, когда он обернулся, «Альбатроса» на море не было.
        Капитан Веселов покинул корабль последним, только тогда, когда заметил, что нос корабля, на котором он стоял, отделившись от кормы, погружается в воду. Капитан прыгнул, но его потянуло вниз, и он с трудом выбрался из водоворота. А когда оказался на поверхности, то постарался скорей уплыть от страшного места. Только через некоторое время он понял, что взял слишком вправо и плывет не туда. Но было уже поздно.
        Его несло мимо островка. Волны с шумом разбивались о его отвесные камни. Вскоре Веселов заметил впереди другой островок, гораздо больший. Он направился к нему, напрягая оставшиеся силы.
        Волны то и дело накрывали его с головой. Вдруг он услышал сильный шум. Когда его подняло на гребень волны, он увидел перед собой темную, надвигающуюся на него массу острова. Веселов быстро повернулся ногами вперед, и в тот же миг волна бросила его на берег. Когда вода отхлынула, он хотел подняться, но от острой боли в ноге вновь упал. «Неужели перелом?»- мелькнуло в сознании. Следующая волна швырнула его грудью на покатые камни…
        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
        Неожиданно прервавшаяся радиосвязь с «Альбатросом» встревожила Ветрова. Оставив на Краснодоне радиста и приказав ему во что бы то ни стало связаться с «Альбатросом», Ветров из порта поехал в управление треста.
        Решено было срочно начать поиски. Самолет, обслуживавший экспедицию, немедленно поднялся в воздух, взяв курс на восток. Радиостанция треста непрерывно посылала в эфир сигналы, вызывая «Альбатроса». Но он молчал.
        К вечеру самолет вернулся ни с чем: из-за сплошной и низкой облачности в море ничего не было видно.
        С наступлением ночи в воздух поднялся вертолет с ультрафиолетовой отражательной установкой. На борту машины, кроме летчика и штурмана, был и Ветров. Не отрываясь, смотрел он на экран. Казалось, вот сейчас он увидит знакомый силуэт «Альбатроса». Но экран оставался пустым. Кроме бушующего моря, ничего не было видно, вскоре и оно исчезло за серой пеленой. Вертолет шел высоко, и ультрафиолетовые лучи интенсивно поглощались мощным слоем облаков и атмосферным озоном. Машина круто пошла вниз. Воздух в кабине стал сырым. Время от времени, когда вертолет попадал в разрыв облаков, непрерывно сверкавшие молнии освещали голубовато-белые горы тумана. На высоте пятисот метров на мутно-сером экране стало проступать бушующее море. А когда вертолет снизился еще на двести метров, можно было ясно различить, как седые от пены валы катились один за другим.
        Вот вертолет дошел до места, где Ветров расстался с Королевым. На бушующих волнах мигали бакены, поставленные топографами. Они то ныряли, скрываясь под водой, то вновь появлялись, светясь в мутной темноте.
        Чтобы охватить большее пространство моря наблюдением, шли зигзагами. Через три часа показался берег, и машина повернула на северо-восток. Ветров продолжал всматриваться в экран ультраглаза. От напряжения и усталости начали слезиться глаза. Вдруг на волнах мелькнули две точки. Мелькнули-и исчезли.
        Летчик повернул обратно, сбавил скорость, но прошло еще минут пять, пока удалось найти замеченные предметы. Машина медленно снизилась. Это были две бочки, связанные канатами. Ветер и волны гнали их на север.
        Если бочки сброшены с «Альбатроса», надо идти на юг.
        И машина повернула на девяносто градусов. Вскоре на волнах Ветров увидел еще один предмет. Вертолет повис над перевернутой кверху килем шлюпкой. Летчик, рискуя потерпеть аварию, спустился почти к самым гребням волн. Порывистый ветер не давал вертолету устойчиво повиснуть на одном месте, и поэтому лодка уходила то вправо, то влево. Но вот волна подняла ее на гребень, и Ветров прочитал показавшееся ему страшным слово «Альбатрос». «Неужели?».. - пронзила мозг догадка, от которой его охватил,озноб.
        Вертолет шел дальше на юг. Появилась узкая полоса, где вода буквально кипела Белые буруны тянулись с севера на юг.
        «Чертовы камни»,- догадался Ветров, вспомнив рассказы моряков об этой подводной скалистой гряде, у которой нашли себе могилу десятки кораблей.
        Среди кипящих волн кое-где торчали черные острые каменные вершины. Они переползали экран, как живые. Вот сравнительно большой островок. Вертолет скользнул вниз. Летчик включил нижние фары.

* * *
        Вынырнув на поверхность, Алексей Петрович осмотрелся, но, кроме вздыбившегося седого гребня, нависшего над головой, ничего не увидел. В следующее мгновение волна накрыла его с головой. Когда он вновь оказался на поверхности, силуэт «Альбатроса» темнел уже метрах в тридцати. Усиленно действуя руками и ногами, Трофимов торопливо осматривался, но Сорокина нигде не было.
        Наконец, когда попытка отыскать друга казалась уже тщетной, совсем рядом мелькнула чья-то рука. Трофимов нырнул и наткнулся на голову Сорокина.
        Еще не оправившийся после перенесенной болезни, Сорокин почти захлебнулся. И если бы не вовремя подоспевшая помощь, ему пришлось бы очень плохо.
        Но предаваться радости не было оснований. Первым это понял Трофимов. Алексей Петрович прыгнул в воду вслед за упавшим Сорокиным не из безрассудства. Чувство товарищества, а главное, ради чего он рискнул возможность спасти Сорокина - руководили его поступком. С борта «Альбатроса» Трофимов заметил темную массу островка. Корабль прикрывал своим корпусом этот кусочек моря, и волны здесь были не такие большие. Поэтому, когда Сорокин оказался в воде, Трофимов решил, что нетрудно будет добраться до островка.
        Но пока Трофимов искал Сорокина, а потом поддерживал его, давая возможность отдышаться, течением их отнесло далеко от «Альбатроса». Сквозь шум усиливающегося шторма Трофимов услышал новые, рокочущие звуки. Он невольно повернул голову влево. Мимо, совсем рядом, быстро проносилась темная масса утесов, у которых, пенясь, кипела вода. И лишь когда громада скал растворилась в темноте, Алексей Петрович с ужасом понял, что это был тот самый островок, на который он рассчитывал.
        «Неужели это конец?» - мелькнуло в голове.- Нет, глупо так просто утонуть, надо держаться. Только бы не захлебнуться.
        Сорокин, которого Трофимов поддерживал, не проявлял никакой активности даже в те моменты, когда волна накрывала их с головой.
        - Илья! Илья! - с тревогой крикнул Трофимов, перевертывая на спину обмякшее тело Сорокина.
        Но тот не отвечал. И удивительное дело! Трофимов почувствовал, что удерживать на поверхности безжизненное тело Сорокина не так уж трудно. Это облегчало положение. Но все же усталость давала себя знать. Сил оставалось все меньше и меньше. И уж без страха Алексей Петрович думал о близкой смерти. Вдруг с вершины водяного вала он увидел перед собой длинную темную полосу, которая, казалось, росла на глазах. «Еще остров!»-обрадовался Трофимов, снова напрягая оставшиеся силы.
        Когда островок был уже совсем близко, Алексей Петрович заметил, что течение относит его в сторону. Одному ему ничего не стоило бы справиться, но с Сорокиным сделать это было трудно. Сколько он ни старался, расстояние, отделявшее его от твердой земли, казалось, не сокращалось. Из последних сил, захлебываясь, он продолжал работать руками и ногами. Наконец, он увидел, как темная масса острова стала плавно опускаться. Когда волна откатилась назад, он почувствовал под ногами твердую землю. Подхватив Сорокина, Алексей Петрович кинулся на отлогий берег по отшлифованному граниту.
        Но сзади, подмяв под себя только что откатившуюся волну, с воем торопился новый водяной вал. Он сбил Трофимова с ног и, приподняв, швырнул на каменную глыбу. Алексей Петрович от боли чуть не потерял сознание.
        Ослабевший от усталости и ушибов, он лежал на мокром граните, тяжело дыша. Потом, словно ужаленный, вскочил и начал трясти Сорокина. Захлебнулся!-Трофимов перекинул Сорокина животом на колено. Только тут он обнаружил, что на Сорокине надето два спасательных пояса. Так вот почему его легко было удерживать на воде. Когда же он успел?
        - Где я? - в недоумении спросил Сорокин, очнувшись.
        - Лежи, лежи, Илья!
        - Это ты, Алексей? А остальные?
        - Там, на корабле,- неопределенно показал рукой Трофимов.
        Сорокин больше ни о чем не Опрашивал. Забывшись, лежал с закрытыми глазами. Трофимов долго сидел возле него. Потом встал и, пошатываясь, направился вдоль островка. Только теперь он заметил, что косой дождь продолжает хлестать с прежней силой.
        Вдруг ему показалось, что в море кто-то крикнул. Трофимов заторопился и, когда волна отхлынула, увидел распростертое тело. Это был Веселов. Трофимов поднял старого моряка. Тот застонал. Алексей Петрович уложил капитана «Альбатроса» рядом с Сорокиным. Веселов был весь в ушибах и кровоточащих ссадинах, но больше всего жаловался на боль в ноге. Трофимов в куче плавника нашел несколько деревянных обломков и, разорвав свою рубашку, наложил на сломанную ногу Веселова некое подобие шин.
        Догадываясь о страшной трагедии, Алексей Петрович не стал ни о чем расспрашивать. Дождь постепенно прекратился, но шторм разыгрался еще сильней. Под его монотонный шум измученный, продрогший Алексей Петрович забылся.
        Сон продолжался, должно быть, недолго. Очнувшись, он с недоумением увидел вокруг себя ярко освещенные камни, и долго не мог понять, где он и что с ним.
        Наконец прорывающийся сквозь рев шторма ровный гул работающего мотора заставил его поднять голову. Яркий свет прожектора ослепил его. Змейкой скользнула к ногам веревочная лестница. Она словно дразнила Трофимова, уходя то в одну, то в другую сторону; конец ее то поднимался в воздух, то падал на каменистую поверхность островка. Преодолевая боль в окоченевшем теле, Алексей Петрович с трудом поднялся на ноги.
        Но вот сверху по лестнице скользнула фигура. Это был Ветров.
        - Что с остальными, Алексей Петрович? - в голосе Ветрова слышалось и желание скорее узнать правду и боязнь услышать ее.
        - Не знаю,- выдавил из себя Трофимов.
        У Ветрова потемнело в глазах. Скрипнув зубами, он глухо проговорил:
        - Горючего мало. Надо торопиться…
        Веселов был в очень тяжелом состоянии. Немногим лучше было и положение Сорокина. С трудом удалось поднять обоих в кабину вертолета, посадить который на неровную, каменистую поверхность при порывистом ветре было почти невозможно.
        - А тот островок осмотрели? - Трофимов показал на юг.
        Ветров отрицательно покачал головой.
        Вскоре вертолет висел над крохотным островком. Через юго-западную покатую его часть перехлестывали волны. Северо-восточная часть, обдаваемая каскадами брызг, ощетинилась острыми скалистыми выступами. Ветров и Трофимов напряженно всматривались в освещенные камни.
        - Ну что? - спросил Сорокин, с трудом приподнявшись.
        - Пока ничего, Илья,-ответил Трофимов.-Да ты лежи.
        Веселов, услышав эти слова, в отчаянии закрыл лицо руками.
        Вертолет пролетел еще немного на юг, но островков больше не было. Лишь белесые буруны указывали на подводную гряду скал. Иногда во впадине между волнами обнажались их острые черные пики.
        - Ну как, полетим в Приморск? - обратился летчик к Ветрову.
        Но Ветров не слышал заданного ему вопроса. Взгляд его, устремленный в темное окно кабины, выражал глубокое отчаяние.
        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
        Чем дальше удалялась шлюпка от «Альбатроса», тем опаснее становился путь. Кусочек моря, прикрытый от волн корпусам: корабля, скоро кончился. Море ежеминутно грозило поглотить небольшое суденышко вместе с пассажирами. Впереди показался островок, волны с шумом разбивались о его скалистую правую часть. Левая часть казалась более низкой, но в темноте хорошо рассмотреть островок было невозможно. Когда до островка осталось не больше пятнадцати метров, шлюпка ударилась о подводный выступ и перевернулась. Все оказались в воде. Коротков с матросом, не сговариваясь, кинулись к Юговой с намерением помочь девушке, но она, энергично взмахивая руками, уверенно плыла к берегу. Вскоре пострадавшие почувствовали под ногами землю, если только покатую каменную глыбу можно было назвать землей, и попытались встать, но водяной вал снова подхватил всех и понес навстречу темной массе. Серьезно никто не пострадал, почти все отделались легкими ушибами. Как только вода отхлынула, все кинулись вперед, чтобы не быть застигнутыми следующим валом.
        Островок представлял собой невысокий скалистый выступ. Северная, восточная и юго-восточная стороны скалы почти отвесно спускались в море, и лишь западная и юго-западная части островка, гладко отшлифованные волнами, были отлогими.
        Но эта плоская часть острова была слишком низкой, и волны одна за другой накатывались на нее, добираясь до ног спасшихся. Волны разбивались об отвесные скалы юго-восточной части островка, рассыпая каскады брызг. Мокрые с головы до ног, люди не думали сейчас о себе. Они все вглядывались в бушующее море, надеясь увидеть Трофимова и Сорокина. «Альбатрос» черной тенью маячил в темноте. Свет на нем давно погас. И там остались их товарищи. Вдруг корабль приподнялся, сквозь шум шторма донеслись треск и скрежет, и тень судна на глазах медленно растворилась. На островок налетела большая волна, часть ее с грохотом разбилась о скалы, а другая хлынула на отлогий берег, ударилась о выступы, вздыбилась и водопадом обрушилась на людей.
        Вера Югова прижалась головой к плечу Короткова и заплакала.
        Но предаваться унынию было некогда. Там, в пенящихся волнах, наверное, боролись за свою жизнь их товарищи, для спасения которых надо было сделать все возможное. Один из матросов взобрался на торчавший сзади выступ скалы, зажег случайно сохранившийся у него морской карманный фонарик и стал размахивать им.
        Все напряженно всматривались в кипящее море, готовые каждую минуту кинуться на помощь товарищам. Потоки воды порой доходили людям до пояса, а одна особенно высокая волна сбила Сашу Короткова с ног и чуть было не унесла в море.
        Не уверенные, что их услышат, они все же не переставали кричать.
        Вдруг на гребне волны показалась голова. Коротков кинулся навстречу водяному валу, рука нащупала в воде чье-то плечо. Но тут же он почувствовал, как ушла из-под ног твердая земля. Волна подняла его, а затем бросила на отлогий гранит. Коротков быстро встал. Рядом с ним поднялась мощная фигура Григория Ивановича Королева. Не отдышавшись как следует, они кинулись на помощь еще одному подплывшему.
        Кроме Королева, на островок выбрались еще восемь человек. Не было только капитана Веселова и Трофимова с Сорокиным. Их долго ждали, но напрасно. Волны вынесли лишь брезент, который, очевидно, сорвало с «Альбатроса» в момент его гибели.
        Унылое равнодушие овладело людьми. Они понуро стояли под косым хлестким дождем. Рыхлая пена белила ноги. Ни говорить, ни двигаться не хотелось. Лишь время от времени кто-нибудь сплевывал горечь морской соли.
        - Ну, что скисли, робинзоны?- Королев шуткой попытался подбодрить товарищей. Никто не ответил, не изменил позы.
        - Товарищи! - крикнул Саша Коротков, появляясь из темноты.- Я нашел сухое место там. в скалах.
        Он повел людей вдоль отвесной каменной стены, куда докатывались только гребни высоких волн. Площадка постепенно понижалась, а когда свернули между двух огромных выступов, вода доходила уже до пояса. Но Коротков уверенно прокладывал путь, подбадривая товарищей.
        - Сюда, за мной! - крикнул он, исчезая в расщелине.
        Узкая теснина круто вела наверх, и под ногами уже не булькала вода, а хрустела и осыпалась щебенка. Мокрая одежда сковывала движения.
        - Вот здесь! Место хорошее,- Коротков остановился, поджидая товарищей.- Ветра совсем нет. Только вот брызжет здорово.
        Широкое углубление между скал действительно было укрыто от ветра. А он в ярости подхватывал ледяную россыпь раздробленных о гранит волн и швырял через зубчатый каменный барьер на головы укрывшихся от него людей.
        - Да, душ на всех сразу,- невесело рассмеялся Королев.- Ну ничего, не сахарные. А вот перекусить бы не мешало.-Вера, как у тебя с продуктами?
        Все вдруг почувствовали голод.
        - Все утонуло, Григорий Иванович.
        - А это что? - Григорий Иванович нагнулся к мешку, который Югова бросила к ногам.
        - Журналы с анализами и образцы пород.
        - Ну, не беда. А это хорошо, Вера. Молодец!
        Отжав мокрую одежду, все улеглись под брезентом. Согревшись собственным дыханием, измученные люди крепко уснули.
        Лишь один Королев долго не спал. Тяжелые думы о судьбе Трофимова, Сорокина и Веселова, которым, по-видимому, не удалось спастись, отгоняли сон. Наконец и он задремал. Но забытье было тревожным. Григорий Иванович часто вскакивал, а когда вновь засыпал, ему все снилась гибель «Альбатроса». Рано утром он осторожно, чтобы не разбудить товарищей, выбрался из-под брезента. Дождь прекратился, но море неистовствовало с еще большей силой. Волны с ревом разбивались об утесы.
        Низко неслись всклоченные темные облака.
        Постояв минуту, Григорий Иванович снова залез под брезент.
        Глубокий сон незаметно овладел им.
        Здоровый, но измученный усталостью человек с крепкими нервами может спать при любом непрерывном шуме. Но если шум неожиданно прекратится или в нем появятся новые звуки, спящий проснется. Так произошло и с Королевым. Когда к грохоту шторма прибавились еле уловимые звуки мотора, Григорий Иванович, еще не проснувшись окончательно, почувствовал, что происходит что-то необычное. Открыв глаза, он сбросил с себя край брезента. Свет пасмурного утра показался ему очень ярким. Королев вскочил на ноги. И тут он понял, что заставило его проснуться. От островка на север уходил вертолет. Вскоре он исчез в низких серых облаках.
        «Почему же они не заметили нас?» - подумал Королев. Переведя взгляд на широкий брезент, под которым еще спали его товарищи, он все понял. Брезент сливался с серыми безжизненными камнями, и островок сверху мог показаться пустынным.
        «Какой момент упустил! Что делать? Как долго придется сидеть им на этих мрачных камнях без пищи и пресной воды? Конца шторму не видно. Все могло быть иначе, не проспи он сегодня!»
        Эти мысли молнией пронеслись в голове Королева.
        Но что же все-таки делать?
        Григорий Иванович был не из тех людей, которые опускают руки в случае опасности. Не раз ему приходилось бывать в сложных переплетах. Однако в таком беспомощном положении он оказался впервые.
        Королев долго стоял в раздумье, не замечая холодных брызг, которыми щедро кропило его море. Потом медленно обошел весь островок, со страхом глянул на низкую западную часть, где спаслись вчера он и его товарищи. Волны одна за другой накрывали ее. И лишь восточная часть островка по прежнему была недосягаема даже для самых больших водяных валов.
        Часов в восемь утра все были на ногах. Григорий Иванович ничего не сказал товарищам о вертолете.
        День прошел в томительном ожидании. Шторм бушевал по-прежнему. Торопливо проносились свинцовые тучи. Время от времени хлестал косой дождь. Мокрые люди понуро сидели на камнях. Давал себя чувствовать голод. Но еще больше мучила жажда. Морская соль до крови разъела распухшие губы, нестерпимо болели воспаленные глаза.
        Чтобы немного облегчить страдания людей, Королев решил собрать дождевую воду. Когда с наветренной стороны море затянула пелена приближающегося дождя, он приказал на самом высоком утесе, куда почти не долетали морские брызги, растянуть брезент. Дождь был непродолжительным, но обильным. Во впадине брезента, вдавленного между камнями, накопилось достаточно воды. Вода была горьковатой, но измученным жаждой людям казалось, что вкусней напитка они никогда не пили.
        Утолив жажду, все острей почувствовали голод, и разговоры вертелись главным образом вокруг пищи.
        - Хорошо бы сейчас съесть отбивную с помидорчиком и огурчиком,- мрачно пошутил Коротков.
        - И запить бутылочкой пива,- вздохнул матрос.
        - А я бы предпочел горячий кофе, да с коньячком,- сказал другой.
        - Нет, ничего так не хочу, как блинчиков с икрой,- Югова проглотила слюну.
        - Так в чем же дело, Вера? Начинай печь, и мы не откажемся,-пошутил кто-то.
        Королев вначале прислушивался к этим разговорам, а потом заговорил сам:
        - Хотите, товарищи, я расскажу, как однажды со своей геологической партией встречал Новый год?
        Все знали умение Королева в часы досуга развлечь слушателей веселым рассказом. Чтобы лучше слышать, сели вокруг Григория Ивановича.
        - Было это лет десять назад,- начал геолог.- Отряд, который я возглавлял, работал в Якутии, на реке Вилюй. С выездом в тайгу мы запоздали и до наступления зимы работу завершить не успели. Откладывать геологическую съемку до следующего лета не хотелось, и когда мы закончили работу, стояла уже зима. Чтобы выбраться из тайги, надо было ждать, когда снег станет твердым и откроется оленный путь. В ожидании нас и застал Новый год. Обязанности повара в отряде по совместительству исполнял плотник и мастер на все руки Степан. Завезенные продукты были на исходе, но это нас не особенно беспокоило. Мы промышляли охотой и сумели заготовить достаточно зайчатины. Днем 31 декабря Степан сварил из заячьего мяса большой бачок борща и зажарил крупного сига.
        Пока он занимался своей кулинарией, мы перед входом в бревенчатое зимовье поставили и нарядили чем могли большую елку.
        Праздник начался часов в десять вечера проводами старого года. Для начала Степан поставил на общий стол несколько банок консервированной колбасы. Понятно, было чем и запить не сухую же колбасу есть. Когда подошло время встречать Новый год, от колбасы осталось одно воспоминание.
        - Неси твоего сига,- попросил я Степана. Он направился к небольшой пристройке, служившей кухней, но то ли керосиновая коптилка плохо светила, то ли ноги от дневной усталости заплетались, только он, возвращаясь из кухни, споткнулся о порог, и аккуратно уложенные на сковороде куски рыбы перекочевали на пол в свежую стружку и опилки, которые он не успел убрать, когда мастерил импровизированный стол. Растерянно стоял он над пропавшей, как ему казалось, рыбой, не зная, что предпринять.
        - Собирай, а то не успеем!- крикнул кто-то. И Степан, не раздумывая, сгреб куски рыбы с опилками и стружками на сковороду и поставил ее на стол. Ничего, выпили по очередной и съели. И знаете, очень даже вкусно было. Что ты смеешься, Вера? Опилки вполне съедобная вещь, не хуже твоих блинчиков с икрой.
        Рыба только распалила наш аппетит. Пришлось командировать Степана за борщом. Но на этот раз нам еще больше не повезло. В поисках борща он бродил в темной кухне. Нам было слышно, как гремели падающие предметы. Наконец он добрался до угла, где на полу стоял бачок, и наступил на него. Крышка, вывернувшись, полетела на пол, а валенок Степана погрузился в борщ. То, что осталось в бачке, он поставил перед нами. Ничего, опять съели. Только снова не наелись, а у Степана больше ничего не было.
        Решили из мороженой зайчатины приготовить строганину.
        Но заяц - не олень,-костляв, и строгать у него было нечего.
        - Давай руби,-крикнул кто-то,-будем есть рубанину!
        Утром, чтобы не тратить много времени на приготовление завтрака, решили закусить рубаниной. Тут я вспомнил, что в снегу, на крыше зимовья, где хранились заячьи тушки, лежит случайно закинутый туда ободранный одичавший кот, попавший в заячью петлю. Я предупредил об этом Степана.
        Степан долго не возвращался с улицы. Наконец, растерянный, он появился в дверях с двумя зайцами в руках. Остановившись у порога, он стал шарить взглядом по полу.
        - Что случилось, Степан? - спросил я его.
        - Григорий Иванович, никакого кота больше там нет,-виновато улыбнулся Степан, глядя на валявшийся у его ног кошачий хвост-все, что осталось от новогоднего пиршества.
        Григорий Иванович замолчал, глядя в сгущающихся сумерках на товарищей, и довольная улыбка пряталась в его соломенных усах.
        - Григорий Иванович, а сознайтесь, это вы только сейчас придумали насчет кота и про валенок? - перестав смеяться, спросила Вера.- Я же по вашим глазам вижу.
        - Вот чудак человек! Не верит! Да ты дай мне сюда кота, я живо покажу, как его сырого едят.
        Новый взрыв смеха перешел вдруг в торжествующий крик.
        Люди вскочили навстречу яркому снопу света, разрезавшему сгущающиеся сумерки. А еще через минуту по веревочной лестнице, спущенной с вертолета, на островок, в объятия товарищей спустились Трофимов и Ветров.
        ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
        После болезни Ольге все казалось обновленным: и зелень деревьев, и приятно хрустевший под ногами белый ракушечник на аллеях бульвара, и серо-голубое море, и лазурное небо, и свежий пьянящий воздух, согретый утренним солнцем. Какая-то непонятная, неосознанная радость охватила ее всю, и хотелось не идти, а бежать, бежать вприпрыжку. Но сил еще не было, приходилось то и дело отдыхать.
        Дойдя до бульвара, Ольга устало опустилась на скамейку.
        Оглянулась. Подъезд дома, в котором она жила, был совсем рядом. «До чего ж я слаба. Куда уж тут бегать». Мимо нее торопливо шли люди. «Как бы мне не опоздать,- посмотрела Ольга на часы. Прежде четверти часа хватило бы на то, чтобы путь из дому до лаборатории пройти дважды. А сейчас!»
        Ноги стали совсем непослушными. Ольга встала.
        Вот и лаборатория. Казалось, здесь все было по-прежнему.
        Не успела Ольга осмотреться, как в комнату влетела всегда радостная Таня Березина.
        - Что тут у нас нового, Танюша? - спросила Ольга, высвобождаясь из бурных объятий подруги.
        Торопясь рассказать обо всем, что произошло в отсутствие Ольги, Таня не успевала за своими мыслями и говорила отдельными, мало связанными между собой фразами, сыпала ими, как горохом, перескакивая с одной темы на другую.
        - Ой, как трудно было без тебя, Ольга. Алексей Петрович дал нам новое задание… А ты похудела и побледнела. Только тебе это идет. Ты еще красивей стала-… Ой! А где же твои косы? Отрезали в больнице? Ой, как жалко! Хотя так даже лучше…-Таня замолчала, рассматривая улыбающуюся подругу.
        Потом затараторила снова: - Ну так вот, это новое задание… Но я же химик. А тут эти коэффициенты теплопроводности и все такое. Чистая физика. Хорошо еще, Алексей Петрович помогает. А то бы нам самим ничего не сделать. Бассейн построили, теперь в нем работаем, лед делаем. А какое помещение отгрохали! Сейчас оттуда не выходим. Даже прическу сделать нет времени.-Таня поправила свои прекрасно уложенные каштановые локоны.-А в театре новая опера… Катя Иванова электронный газоанализатор разбила. А вчера с мостков в бассейн Сорокин свалился, прямо в ледяную воду. Было так смешно, когда он вылезал. Скользко ведь. А Алексей Петрович очень испугался… он ведь недавно перенес воспаление легких…
        - Кто? Алексей Петрович? - с тревогой спросила Кириллова.
        - Да нет же, Сорокин этот. Знаешь? Ну, противный такой,- хохоча, говорила Таня.- Целую мензурку спирта у меня выпил, все заболеть боялся. Марфа Ивановна костюм ему сушила, а он в ее халате сидел. Вот была умора! Ты бы только посмотрела!
        Слушая Таню, Ольга и сама не выдержала - расхохоталась.
        - Знаешь, Танюша, я ведь ничего толком не поняла. О каком новом задании ты говоришь? Какая физика, какой бассейн, какое новое помещение, какой лед и что вы вообще тут делаете? Расскажи ты мне все по-человечески.
        - Ну вот, видишь, Ольга, какой плохой из меня докладчик. Пойдем, я тебе лучше все покажу.
        - Хорошо. Показывай.- Ольга встала.
        - Сначала к палеонтологам. У нас это сейчас самый отстающий участок.
        Задребезжал телефон.
        - Танюша, здравствуй! - услышала Ольга мужской голос.
        - Нет, это Кириллова.
        Ответа не последовало. В трубке слышно было только сдержанное дыхание. Чувствовалось, что человек на другом конце провода страшно смущен, и Ольге показалось, что сейчас он положит на рычаг трубку. Но тот, очевидно, преодолев смущение, извинился, поздоровался с Ольгой, спросил о ее здоровье. Это был Зарубин.
        - Так вам Таню? Она здесь,- Ольга, улыбаясь, передала трубку.
        По тому, как отвечала Таня Зарубину, как в ее голосе нет-нет да прорывались ласковые нотки, Ольга все поняла; и когда Таня положила трубку, она нежно привлекла подругу к себе.
        - Он хороший,-смутилась Таня.
        - Да. Ты счастливая.
        - Правда, Оля? Тебе он нравится? - Таня крепко обняла Ольгу. Потом, откинув голову, посмотрела на нее сияющими глазами. - А ты?
        - Что я?
        - Алексея Петровича ты любишь? - прямо спросила Таня.
        Бледные щеки Ольги вспыхнули. Губы ее беззвучно прошептали:
        - Да.
        - А он?
        - Не знаю…
        - А я знаю,- лукаво вскинула ресницы Таня.- Он тебя очень любит. И если бы я была мужчиной, обязательно в тебя влюбилась, и никого бы к тебе близко не подпустила…
        - Разболтались мы с тобой. Танюша. Пойдем,-в голосе Ольги слышалась напускная серьезность, хотя глаза выдавали ее не меньше, чем Таню.
        В палеонтологическом кабинете их встретил чистенький седенький старичок в белом костюме, Афанасий Евграфович Костерин. За особую страсть к ископаемой фауне его в шутку прозвали Остракодой.
        Костерин потащил Кириллову к микроскопу.
        - Вы посмотрите, Ольга Петровна, какой исключительный образчик.
        Ольга из вежливости заглянула в микроскоп. Над самым ее ухом звучал воркующий голос Костерина:
        - Обратите внимание, Ольга Петровна, какое у нее брюшко…
        - Афанасий Евграфович,- перебила палеонтолога Таня,- имейте совесть! Ольга Петровна только что из больницы вышла, а вы пичкаете ее своими ракушками.
        - Не ракушками, а остракодами из семейства клодонеллид.
        - Ну, это одно и то же,- засмеялась Таня.- Пойдем, Ольга.
        - Да, кстати, Ольга Петровна,- засуетился Костерин,- нам бы еще двух-трех палеонтологов, а то мы не справимся. - А сколько у нас сейчас палеонтологов?
        - Десять человек.
        - А было?
        - Двое. Но ведь увеличился объем работы. Морские отряды нас сейчас завалили материалом, а Дубравин требует все это обработать как можно скорей.
        - Ну где же я вам сейчас возьму палеонтологов? Буду иметь в виду.
        - Пожалуйста, я очень прошу,- говорил Костерин, провожая Ольгу до двери.
        Когда Ольга побывала во всех кабинетах и лабораториях, Таня потащила ее в новое помещение. У Ольги от слабости подкашивались ноги, а перед глазами плыли зеленые круги.
        Таня что-то щебетала, но Ольга не слушала ее. Она думала лишь о том, чтобы не упасть и не выдать своей слабости. Стиснув зубы, она шла вслед за Таней в конец коридора.
        Случайно Таня обернулась к Кирилловой и сразу же умолкла на полуслове: лицо Ольги было серо-зеленым.
        - Тебе плохо?-испугалась Таня, беря Ольгу под руку.
        - Нет, ничего, я чувствую себя хорошо… Так, небольшая слабость…
        Таня испугалась за подругу:
        - Может, тебя лучше проводить домой? Садись здесь, я сейчас вызову машину.
        - Нет, нет. Идем в новое помещение.
        - Хорошо, тогда пошли сюда,- и Таня толкнула дверь, перед которой они оказались. Она почти силой усадила Ольгу на диванчик.
        Ольга удивленно осмотрелась. Прежде здесь размещалась лаборатория глинистых растворов. Сейчас тут не было ни лабораторных столов, ни контрольных приборов. Вдоль стен стояло несколько шкафов. Таня кинулась к одному из них.
        - Ты, Ольга, туфли какого размера носишь? Тридцать пятый? Тогда держи, это тебе подойдем
        И к ногам озадаченной Кирилловой полетели валенки. Она подняла один из них и стала рассматривать с тем любопытством, с которым обычно изучают случайно попавшую в руки вещь.
        - Что же ты не надеваешь валенок? - вдруг услышала она над собой голос Тани.- Вот тебе полушубок и шапка.
        - А ты что, в Арктику меня собираешь?
        - Да у нас тут не хуже Арктики,-засмеялась Таня, привычно надевая меховой комбинезон.
        В это время боковая дверь отворилась, и через ее низкий порог в комнату ворвались клубы белого пара, в волнах которого появился молодой инженер Ашурбек Ахундов, одетый в меховую шубу, унты и шапку-ушанку.
        Пока Ольга рассматривала его необычный наряд, белые клубы пара докатились до дивана. Резкий холод обдал ее ноги и заставил поднять их на диван.
        - А! Ольга Петровна! Наконец-то! Как вы себя чувствуете?
        - Здравствуйте, Ашурбек! Спасибо.
        - Хорошо, что вы сегодня пришли, Ольга Петровна. Мы начинаем интересные опыты по замораживанию морской воды… Вы теплей одевайтесь. Я сейчас вернусь, и мы начнем. Вот только принесу журнал с записями,-и Ахундов вышел.
        Ольга быстро оделась и вслед за Таней вошла в боковую дверь. Морозный воздух искрился в ярких лучах летнего южного солнца, проникавших через прозрачную пластмассу, из которой были сделаны стены и высокий свод, поддерживаемый легкими стальными переплетами. Широкий, с бетонными стенками бассейн, занимавший большую часть помещения, сверкал гладкой поверхностью прозрачного льда. Только в середине бассейна, сквозь легкий туман чернела открытая поверхность воды. Несколько глыб льда, похожих на огромные сахарные головы, плавало в полынье. Другие такие же глыбы вмерзли в лед.
        Кириллова и Береаина, поздоровавшись с работавшими в помещении людьми, прошли в кабину управления мостового крана. У крохотного столика стояло два стула и одно кресло.
        - Тебе не холодно, Оля? Может быть, включить отопление? Кабина обогревается.
        - Да, я что-то замерзла, включи, пожалуйста.- Ольга глубже надвинула на голову шапку-ушанку.- Да рассказывай, чем вы тут занимались.
        - Ты и сама, наверное, догадалась, что мы испытываем здесь микрохолодильники, замораживаем морскую воду. Да вот Алексей Петрович недоволен результатами.
        - Почему?
        - Он хочет найти способ одним микрохолодильником замораживать сотни кубометров проточной воды, а мы замораживаем самое большее десять-двенадцать кубометров.
        - Да, больше не взять. Я это знала еще два месяца тому назад.
        - Как так знала? Откуда? - Таня удивленно подняла брови.
        - По расчетам.
        - Ты слышишь, Ашурбек,- обратилась Таня к вошедшему молодому инженеру,- мы зря тут потеряли столько времени. Результаты, которых мы добились с замораживанием, были давно известны Ольге Петровне.
        - В самом деле, Ольга Петровна?
        - Да, я вам потом покажу. Все материалы у меня в сейфе. Значит, опыты подтвердили правильность моих расчетов. Ну, и что же вы собираетесь делать дальше?
        - Будем испытывать его холодильники,- указала Таня на Ашурбека.- Он у нас молодец, всегда что-нибудь новое придумает.
        - Что такое вы придумали, Ашурбек?
        - О, это совсем просто! Почему мы не можем заморозить много воды одним аппаратом? Потому что теплопроводность льда очень мала. И чем больше слой льда вокруг аппарата, тем слабей реакция. Для нее не хватает тепла. Вот я и решил изменить форму аппарата, сделать его плоским, но широким. Но не в этом главное. Такой аппарат мы опустим на дно- Как только на нем намерзнет небольшой слой льда, мы переключим аппарат на обратную реакцию. Лед снизу подтает и всплывет. Тогда мы снова включим охлаждение. И так каждые двадцать секунд.
        - Оригинально. Посмотрим. У вас все готово?
        - Да. Ольга Петровна, сейчас я дам команду,- и Ашурбек включил стоящий на столике микрофон.- Промыть бассейн? Приготовить новые холодильники!
        Теплая морская вода хлынула в бассейн. И вскоре от льда, покрывавшего поверхность воды, не осталось и следа. Глыбы льда с вмерзшими в них холодильниками были извлечены из бассейна. На дно спустили широкие прямоугольные холодильники, похожие на большие ящики.
        Ашурбек нажал кнопку, и кабина мостового крана, в которой, кроме него, находились Киоиллова и Березина, плавно стала перемещаться к центру бассейна.
        - Разрешите начать? - обратился Ашурбек к Ольге.
        - Давайте.
        - Я включаю автоматический переключатель. Через двадцать секунд начнется обратная реакция.
        Все смотрели на темную гладь воды, над которой расстилалась легкая пелена тумана. Вдруг поверхность воды во многих местах всколыхнулась-всплыли первые пластины льда. Вслед за ними появились новые, и вскоре весь бассейн был покрыт квадратными ледяными плитками в несколько слоев, смерзшимися в сплошную ледяную массу.
        Ашурбек спустил кабину ниже, открыл дверцу и смело спрыгнул на неровный лед. Следом за ним сошла и Таня.
        Через час бассейн был проморожен на всю глубину.
        Молодой инженер торжествовал. Товарищи поздравляли его с успехом. Все столпились на льду. Только Ольга Кириллова, задумавшись, продолжала сидеть в кабине мостового крана.
        Таня первой заметила перемену в Ольге.
        - Ты что, Оля? Чем недовольна? - раскрасневшееся на морозе лицо Тани выражало удивление и огорчение.
        - Все это не то, Танюша.
        - Что не то?
        - Ну, вот эти детские забавы,- Ольга кивнула на замороженный бассейн.
        Таня пожала плечами и отошла.
        ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
        Под колесами мягко шуршал асфальт. По пустынным ночным улицам Алексей Петрович доехал до порта. Дневной зной уже спал, но портовая набережная еще дышала жаром гранитных глыб, раскаленных за день солнцем. Слева в море уходил мол, прорезая темноту южной ночи золотым пунктиром огней. У причалов стояли громады грузовых судов. Одни из них застыли неподвижными темными силуэтами, возле других кипела работа: хоботы подъемных кранов то повисали над палубами, опуская в открытые пасти люков тяжелый груз, то поворачивались к железнодорожным платформам, чтобы взять очередную многотонную порцию и вновь опустить ее в необъятные трюмы.
        Железнодорожные платформы и крытые вагоны двигались вдоль причалов мимо пришвартовавшихся кораблей.
        Басистые гудки морских гигантов перекликались с певучими сиренами тепловозов. Людские голоса тонули в лязге железа.
        Вдоль нефтеналивной эстакады стояли вместительные танкеры и баржи. Их тысячетонные отсеки наполнялись нефтью, бензином, керосином, смазочными маслами, горючим для дизелей и реактивных самолетов.
        Небольшие, но проворные буксиры суетились между Морскими гигантами.
        Силуэты кораблей у дальних причалов сливались с темнотой ночи, и лишь ряды светящихся точек-иллюминаторов выдавали их присутствие.
        Выйдя из машины, Трофимов направился к молу, у которого стоял поджидавший морской катер. Выслушав рапорт старшины о готовности катера к походу, Алексей Петрович приказал отчаливать.
        Катер рванулся вперед, оставляя за кормой кипящий поток.
        Миновав последний огонек на молу, катер нырнул в темноту. Старшина, сидевший за рулем, включил мощные фары,-ослепительный сноп света надвое разрезал черную темень, узкой лентой заблестела уходящая вперед свинцовая гладь моря. Катер, вырвавшись на простор, со стокилометровой скоростью мчался на восток. В небольшой надпалубной каюте, прикрытой обтекаемым прозрачным пластмассовым колпаком, бешеная скорость, с которой мчался катер, не чувствовалась. Звук ревевших газовых турбин, скрытых за звуконепроницаемыми стенками, почти не доходил до слуха.
        Трофимов напряженно думал. Из головы не выходила мысль о коллекторах. Почему они не действуют? И, как это он без обкатки отправил их в море. Зря поторопился. Странный этот Григорий Иванович, не мог сообщить, в чем там дело. «Коллекторы отказали в работе, ждем вашего приезда». Ну, ладно. Прибуду на место, разберусь. И с радиотелефоном у них что-то неладно.
        Стало душно. Алексей Петрович открыл боковые иллюминаторы. Вместе со свежей струёй морского воздуха в каюту ворвался шум кипевшей вдоль бортов и за кормой воды.
        А вдали уже виднелись огни отряда разведчиков.
        - Что у вас тут случилось? - спросил Трофимов Королева, поднявшись на борт Краснодона.
        - Не берут керн коллектора, Алексей Петрович. На скальном грунте еще кое-что подымаем, а там, где породы не очень крепкие, ничего не можем взять.
        - Ну, а вы пробовали установить причину?-обратился Трофимрв к оператору Короткову.
        - Пробовал, но не смог,- беспомощно пожал плечами тот.
        Трофимов приказал спустить аппарат на морское дно.
        Когда коллектор лег на грунт, Коротков передал в микрофон:
        - Лаборатория, приготовиться! Начинаем бурить.
        - Отставить! Будем бурить без анализа,- приказал Королев.
        Прошло двадцать минут. Бур коллектора углубился на пятьдесят метров..
        - Подымай,- коротко бросил Королев.
        Когда рабочие извлекли пустые грунтоносные трубки, Королев с досады выругался.
        - Вот каждый раз так, Алексей Петрович.
        - Сейчас попробуем узнать, в чем дело,- ответил Трофимов.
        Вместе с оператором он долго разбирал и осматривал коллектор. Было проверено все до последней мелочи, кроме головки грунтоносных трубок, которая ничем не отличалась от головки старых коллекторов.
        «Что за чертовщина! Как будто все в порядке, а вот не работает же»,думал Алексей Петрович.
        Он понимал, что если коллектор не будет работать, то сроки разведки растянутся еще на год-два. А этого никак нельзя допустить.
        Несмотря на поздний час, экипаж корабля, лаборанты, рабочие-все, кто был свободен от вахты, обступили Трофимова. А он, вытерев ветошью масляные руки, сел на первый попавшийся предмет и задумался.
        - Мне кажется, Алексей Петрович,- нарушил неловкое молчание Коротков,что причин может быть только две: или керн вымывается из трубок сильной струёй воды, или грунтоносные трубки при работе вращаются вместе с долотом и керн разрушается кернодержателем.
        - Да, но откуда в трубках струя воды? Вращение же трубок исключено. Хорошо, проверим. Давайте головку трубок.
        Через минуту рабочий бережно опустил на разостланный брезент злополучную головку. Трофимов быстро разобрал ее, но никаких видимых дефектов не обнаружил. Озадаченный, он смотрел на разбросанные детали.
        - Собрать? - обратился к нему Коротков.
        - Нет,- сказал, подумав, Алексей Петрович.- Есть у вас кронциркуль или нутромер?
        Алексей Петрович тщательно измерил и записал размеры каждой детали. Затем быстро подсчитал что-то в блокноте и сказал:
        - Вот оно что! Кажется, нашел.
        Все насторожились.
        - Есть у вас головки от старых коллекторов? - обратился Трофимов к Короткову.
        - Есть.-Оператор кинулся в трюм.
        Через пятнадцать минут вновь собранный коллектор вгрызался в морское дно. А еще через двадцать пять минут рабочие укладывали в деревянные ящики цилиндрические куски породы.
        Алексей Петрович, облокотившись на поручни, мучительно думал, глядя на спокойную гладь моря. Странный случай с головкой грунтоносных трубок не выходил из головы.
        К Трофимову подошел Королев.
        - Хороший день начинается, Алексей Петрович.
        Трофимов взглянул на восток. Из моря поднималось пурпурное солнце. Его первые лучи осветили надстройки корабля. Трофимов посмотрел на Королева. Жесткие усы геолога отливали золотом, исчезла недавняя озабоченность. В ярких лучах солнца широкое скуластое лицо казалось моложе.
        Вернувшись в Приморск, Трофимов поехал на машиностроительный завод.
        В кабинете главного инженера он положил на письменный стол тяжелую головку грунтоносных трубок.
        - Что это? - Штанько удивленно поднял брови.
        - Очень любопытная вещь, Остап Федорович. Из-за нее отряд морской разведки потерял целый день. Эта головка сделана на вашем заводе. Явный брак, а может быть и хуже.
        - Да в чем же дело?
        Трофимов молча разобрал головку, вынул закрывающий диск и уплотняющее кольцо и подал их Штанько:
        - Прошу сверить размеры по рабочим чертежам.
        Штанько вызвал Сорокина и попросил принести чертежи. Развернув на столе синьку, он стал сличать замеренные размеры. Алексей Петрович мрачно следил за Штанько.
        - Странно. Ерунда какая-то. Это единственный экземпляр, Алексей Петрович? - руки Штанько нервно играла нутромером.
        - В том-то и дело, что нет. Все такие.
        - А что случилось, Алексей Петрович? - не вытерпел Сорокин.
        - А вот то и случилось, что опозорились мы,- ответил вместо Трофимова Штанько.- Кто выполнял заказ?
        Сорокин задумался, вспоминая. Затем, сверившись в записной книжке, сказал:
        - Токарь Муравьев. Да, да. Муравьев Николай.
        - Муравьев? Коля Муравьев? Это же наш лучший токарь! - Штанько недоверчиво посмотрел на Сорокина.
        - Да, считается,- пожал плечами Сорокин.
        Штанько пропустил реплику мимо ушей. Под молчаливыми взглядами Трофимова и Сорокина он взял дефектные детали, покачал их в руке, словно пробуя на вес, и отложил в сторону. Затем соединился с третьим цехом.
        Через две-три минуты в кабинет вошел подтянутый юноша с открытым добродушным лицом.
        - Твоя работа? - главный инженер подал детали.-А вот чертеж. Проверь-ка размеры.
        Муравьев вынул из кармана кронциркуль.
        - Не сходятся?
        - Да, не сходятся,- озадаченно сказал Муравьев.- Только я не по синьке выполнял заказ.
        - А по чему же?
        - Видите ли, Остап Федорович,-вмешался в разговор Сорокин,-заказ был срочный, а светокопия нам задержала чертежи, и в цех мы дали копии на кальке.
        - Я сейчас принесу,- и Муравьев быстро исчез за дверью.
        - Значит, чертеж скопирован с ошибками,- сказал Штанько.
        - Не может быть!-уверенно сказал Сорокин.-Чертеж был правильный.
        - Трудно поверить, чтобы Муравьев ошибся столько раз. Случай исключительный.
        Штанько замолчал, нервно барабаня пальцами по столу. Сорокин с рассеянным видом смотрел в окно. Потом подошел к задумчиво сидевшему Трофимову, с тревогой спросил:
        - Алексей, неужели все корабли Королева вернулись в Приморск?
        Алексей Петрович обернулся к Сорокину и, мягко улыбнувшись, успокаивающе ответил:
        - Нет, все обошлось. Использовали старые головки. Пока работаем.
        - Вот,- виновато сказал быстро вошедший Муравьев,
        кладя на стол захватанную кальку.- Размеры правильные. Не понимаю, как я ошибся и на диске и на кольце.
        - А кто из ОТК проверял? - спросил Штанько.
        - Катя Грибанова, недавно выдвинутая на должность контролера, это ее клеймо,- ответил Сорокин.
        - Выходит, Муравьев, что она положилась на тебя?
        - Не знаю, Остап Федорович, как это получилось. Она всегда так строго проверяет.
        - Подвели вы с ней и завод и трест Морнефть.
        Муравьев опустил голову, глядя себе под ноги. Но тут же, взяв себя в руки, выпрямился и, глядя на Штанько, тихо сказал:
        - Остап Федорович, я, конечно, очень виноват, что допустил такой брак… даже самому не верится, что так получилось, но только прошу, не лишайте меня возможности хоть немного поправить то, что я наделал,разрешите мне остаться на вторую смену и выточить эти детали… А наказание я готов нести любое…
        Трофимов молча наблюдал за Муравьевым, не знавшим, куда девать свои руки. Алексею Петровичу понравился этот юноша с открытым умным лицом. Та злость, которая появилась несколько часов назад на виновника брака, незаметно сменилась другим чувством: Трофимову было почему-то жаль Муравьева.
        Нa просьбу юноши Штанько сухо ответил:
        - Иди работай. Оставаться на вторую смену нет надобности. Людей хватает.
        Муравьев молча повернулся и направился к двери. Не дойдя до нее, он остановился, обернулся, собираясь что-то сказать, но не сказал и быстро вышел.
        Наступило неловкое молчание.
        - Зазнался парень, и вот результат,- нарушил паузу Сорокин.
        - На него не похоже. Жаль парня, а придется наказать. Вы, Илья Тимофеевич, можете идти.
        - И невеста его не меньше виновата,- сказал Сорокин, задерживаясь у двери.
        - Какая невеста? - удивился Штанько.
        - Ну эта, как ее, Грибанова…- Сорокин повернулся к Штанько, словно проверяя впечатление, которое на того произвели его слова.
        Штанько с еле скрытой неприязнью посмотрел на Сорокина, и тот поспешил удалиться.
        Когда за Сорокиным закрылась дверь, главный инженер повернулся к Трофимову:
        - Вот видите, Алексей Петрович, как получилось. Но ничего, дело поправимое.
        - Почему вы, Остап Федорович, не разрешили Муравьеву остаться на вторую смену?
        - Ничего, пусть немножко подумает. Внимательней будет работать потом. А все-таки странный это случай.- Штанько, помолчав, добавил: - Вы хорошо знаете Сорокина, Алексей Петрович?
        - Да. А что?
        - Так, ничего. Мне кажется, людей он не любит. Странный человек…
        - Ну, что вы, Остап Федорович! Вы его, наверное, плохо знаете. И работать он любит.
        - Да. Специалист он хороший, дело знает и много работает. Вы, кажется, с ним вместе воевали?
        - Да. В самом конце войны. Если бы не он, лежать бы мне сейчас в чужой земле… Только ведь ему не легко. В войну он потерял всю семью.
        ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
        Чем выше поднималась по лестнице Ольга, тем сильней волновалась. На последней ступеньке она остановилась. Рука невольно потянулась к затылку, но вместо привычного плотного пучка ощутила пышные кудряшки.
        Для Алексея Петровича появление Ольги в его кабинете было настолько неожиданным, что он, растерявшись, даже позабыл предложить ей стул. Сам того не замечая, он встал.
        Наступила неловкая пауза, которая Ольге показалась очень долгой. Наконец, поборов внезапную внутреннюю слабость, она чужим голосом сказала:
        - Алексей Петрович, нам нужен корабль.
        - Какой корабль? Зачем? Да вы садитесь, Ольга Петровна. Как вы себя чувствуете? - овладев собой, улыбнулся Алексей Петрович.
        Глаза их встретились. От приветливого взгляда Алексея Петровича у Ольги потеплело на душе.
        - Хочу стать моряком,- совсем другим голосом, полушутя, полусерьезно сказала Ольга, глядя смеющимися глазами на Трофимова.
        Он снова улыбнулся.
        - Вы полагаете, что из меня не получится моряк? - чуточку кокетливо сказала Ольга.
        - Нет, я думаю о другом: почему вас потянуло в море? Что-нибудь задумали, Ольга Петровна? Или, может, это секрет?
        Ольга стала серьезной. Ее задумчивый взгляд был устремлен через открытое окно на голубевшее в просвете домов море.
        Как удивительно сочетается в ней внешняя красота с внутренней, со светлым, большим умом,- залюбовался Ольгой Трофимов.
        Ольга, почувствовав на себе взгляд, потеряла нить мыслей и смутилась. Она хотела продолжить прерванный разговор и повернулась к Трофимову. Но слова застряли у нее в горле, когда они вновь встретились глазами. И каждый прочел во взгляде другого то, чего давно ждал. В порыве нахлынувших чувств они чуть не кинулись друг к другу. Но Ольга сдержала себя и, отведя взгляд, сухо сказала:
        - Прежде чем ответить, разрешите задать вам вопрос.
        Алексей Петрович понял не сразу. Но, вспомнив, о чем они разговаривали, сдержанно сказал:
        - Пожалуйста, Ольга Петровна.
        - Зачем вы заставили нас заниматься замораживанием вещи? Ведь не думаете же вы готовить лед для городских аптек или ларьков с прохладительными напитками?
        - Конечно, нет.
        - Значит, вы собираетесь использовать атомные холодильники в море?
        - Это уже второй вопрос, Ольга Петровна, а вы получили разрешение только на один,- непринужденно рассмеялся Трофимов, почувствовав себя опять хорошо.
        - Ну, где один, там и два,-сказала Ольга и тоже улыбнулась.
        - Ну ладно. Что с вами сделаешь.- Алексей Петрович серьезно закончил:-Мне кажется, что атомные холодильные реакции мы можем использовать при освоении морских промыслов.
        - Ну вот, теперь я отвечу на, ваш вопрос, Алексей Петрович, хотя вы сами на него уже пoчти ответили. Атомные холодильники, мне кажется, надо испытывать не в лаборатории, а в море. У меня возникла одна мысль. Нефть в море мы найдем, разведаем. Потом мы ее должны будем взять. А как?.. Но, может быть, у вас уже все на этот счет продумано и решено и я зря вам все это говорю?
        У Трофимова от волнения перехватило дыхание. На атомные холодильники он возлагал большие надежды. С этой целью в отсутствие Кирилловой он дал задание Березиной к Ахундову начать испытание атомных холодильников по замораживанию морской воды. Но ни Березиной, ни Ахундову Трофимов не рассказал своих далеко идущих замыслов. Он лишь поставил перед ними задачу-добиться максимального съема льда с одного аппарата. И вот он почувствовал, что его секрет, его замысел высказывает Ольга.
        Ольга, заметив внезапную перемену в лице Трофимова, умолкла.
        - Продолжайте, Ольга Петровна. Я вас слушаю.-Алексей Петрович широкими шагами стал ходить по кабинету.
        - Теплоемкость холодильников, вы сами знаете, практически неограниченна. Во всяком случае, она достаточна, чтобы превратить любую часть моря в сушу. Но пока что мы, Алексей Петрович, превратили в сушу лишь нашу лабораторную лужу.
        - Как? Заморозили? По методу Ахундова? Что же вы мне сразу не сказали, Ольга Петрoвна?
        - Но ведь это же детские забавы. Практически этот метод не будет пригоден в море.
        - Вы в этом уверены?
        - А вы сомневаетесь?
        - Пожалуй, вы правы. Оба замолчали.
        «Превратить любую часть моря в сушу. Здорово сказано! - думал Алексей Петрович.- Молодец! Далекo смотрит вперед». Ему хотелось похвалить ее, сказать, как приятно работать с ней, но вместо этого он подошел к сейфу, вынул из него коричневую папку и передал ее Ольге.
        - Читайте, Ольга Петровна,- сказал он.
        Это было постановление правительства об объявлении конкурса на лучший проект по разработке нефтяных месторождений в открытом море. Срок был ограничен мартом будущего года.
        Дважды перечитав документ, Ольга крепко задумалась. Мысли одна за другой роились в голове. Наконец она сказала:
        - Отдайте для наших опытов теплоход «Океан».
        - Вы это серьезно, Ольга Петровна?
        - Разве я похожа на шутника?-с обидой спросила Кириллова.
        - Извините, Ольга Петровна, я не то хотел сказать. «Океан» нам сейчас очень нужен для другого дела…
        - Более важного, чем наше,- с иронией добавила Ольга, сама не понимая, на что обиделась.
        - Вы злопамятны, Ольга Петровна,-с улыбкой сказал Трофимов, пытаясь свести разговор к мирному концу.
        Но Ольга, злясь на себя, все же продолжала:
        - Нет. Меня просто удивляет ваша нелогичность. Вы только что показывали мне постановление правительства и, если я правильно вас поняла, возлагаете большие надежды иа атомные холодильники. Но эти надежды так и останутся надеждами, если мы будем сидеть в стенах нашей лаборатории. Дайте нам возможность поставить настоящие опыты с реакциями ядерного уплотнения не в этом Холодильном пигмее, а в самой толще морской воды. А это вaжно сделать только в открытом море. Я не могу подвергать риску население города.
        - О каком риске вы говорите, .Ольга Петровна?
        Ольга, помолчав минутку, более спокойно ответила:
        - Да. Извините, Алексей Петрович. Мне с этого и надо было начать. Еще до того нелепого случая в Белых камнях я на досуге занималась кое-какими расчетами. Вот они. - Ольга положила на стол толстую тетрадь в клеенчатом переплете.-Надо было бы практически проверить правильность некоторых выводов, а это безопасно только в открытом море. Видите ли, ядерные реакции с поглощением тепла, мне кажется, следует вести на совершенно иных принципах. Но радиус ядерных превращений при этом может оказаться весьма большим, и мы не уложимся в размеры наших лабораторных помещений. Да это и хорошо, если ядерные реакции охватят большое пространство. Это то, что нам нужно. Но только такие опыты не для города, где к самой лаборатории примыкают жилые кварталы.
        Алексеи Петрович в волнении вял тетрадь и раскрыл ее наугад. Обе странички были густо исписаны. Слева он прочел заголовок: «Относительно искусственной радиоактивности.» Дальше шли математические формулы и расчеты.
        - Между прочим, расчеты требуют проверки на злeктронно-счетной машине. Я еще этим займусь. Но если они окажутся правильными, тогда мы сможем вести реакции атомного, уплотнения в самой толще воды.
        - Это очень интересно, Ольга Петровна. Обязательно посмотрю. Да вот еще что. Выберите несколько вечерочков и прочитайте книгу академика Петрова. Условия разрушения ядерных оболочек.при уплотнении атомов. Один экземпляр нам прислали. Ну, а насчет «Океана» пока ничего обещать не могу.
        Острая обида вновь вспыхнула в груди Ольги. Не глядя больше на Трофимова, она встала и, словно для самой себя, сказала:
        - Выходит, зря я потеряла два часа!-и, не оглядываясь, быстро вышла.
        «Обиделась,»-со смешанным чувством досады и уважения к Ольге подумал Трофимов. В это время проплывавшее в небе облачко закрыло солнце. В кабинете стало сразу мрачно и как-то неуютно.-Вот так же и у меня сейчас на душе,- грустно улыбнулся Трофимов.- Только тучка пройдет, и солнце вновь засияет, а придет ли она такой же, какой пришла сюда сегодня?
        Но что можно сделать, если «Океан» хотят у нас отобрать потому, что он плохо используется. А вдруг не будет успеха с опытами в море. Тогда что? Нет, сначала надо все проверить..
        Прошло несколько дней. Все это время мысли об Ольге не покидали Трофимова. Может, потому и откладывал Алексей Петрович встречу с ней. Ну что он ей скажет? Чем рассеет ее обиду? Читая ее записи и расчеты, он все больше и больше убеждался, что она была права, требуя проведения опытов в море. «Не отдадим «Океан»,- решил Трофимов и поехал в порт, чтобы осмотреть внутренние помещения корабля. По пути Алексей Петрович решил заехать в лабораторию. Под окнами стояла двадцатипятитонная автоцистерна. Выйдя из машины, Алексей Петрович направился к подъезду лаборатории. Внезапно звук, подобный пушечному выстрелу, потряс воздух. Из лаборатории послышалась беспорядочная трескотня, напоминавшая ружейную перестрелку. Трофимов замер, пораженный. Автоцистерна, стоявшая в полной исправности минуту назад, представляла сейчас жалкое зрелище. Лоскутья стальных листов ее корпуса, порванные самым причудливым образом, торчали в разные стороны. Под железными лохмотьями белела огромная цилиндрическая глыба прозрачного льда.
        От табачного ларька к цистерне со всех ног бежал шофер, запихивая на ходу в карман коробку папирос. Остановившись у искалеченной машины, он с удивлением cмотрел на глыбу льда. Он даже потрогал рукой его гладкую поверхность.
        - Лед! Вот чудеса!-растерянно сказал шофер Трофимову.
        - Это Оля проводит свои опыты,- с тревогой подумал Трофимов.Действительно, нужно немедленно перенести все работы в море.
        Он поспешил к подъезду.
        Арктическим холодом веяло в помещениях лаборатории.
        На всем лежал слой инея. В лопнувших трубах белел лед. Осколки стекла валялись на столах и на полу. Заледеневшие реактивы, сохраняя форму склянок, в которых они находились, рядами стаяли на полках. Люди, выдыхая клубы белого пара, метались из комнаты в комнату.
        - Где Кириллова? - подбежал Трофимов, к одетой по-зимнему девушке, усиленно растиравшей посиневшие веки.
        - Там,-махнула она рукой, показывая в конец коридора.
        - Трофимов кинулся дальше. Одну за другой открывал он двeри. Наконец нашел Ольгу. На ней были полушубок, валeнки, шапка-ушанка,
        - Погибла лаборатория, Алексей Петрович!- такое отчаяниe в голосе Ольги Трофимов слышал впервые. Две крупные слезы скатились по щекам, оставив мокрый след.-Я же вам говорила, что опыты надо проводить в море.
        - Все великолепно, замечательно! Вы молодец, Оля! Вы нашли то, что нам надо! Теперь мы сможем превратить в сушу любую часть моря. Будет у нас морская нефть!-и Алексей Петрович порывисто притянул Ольгу к себе и поцеловал в губы.
        - Вы с ума сошли!-тихо вскрикнула она, отстраняя от себя Трофимова Ярким румянцем запылали ее щеки.
        - Наденьте полушубок Ахундова, вон он висит, вы же простудитесь,добавила она.
        Трофимов посмотрел в еще влажные от слез, просиявшие глаза, Ольги и тихо рассмеялся:
        - Мне и так жарко, Оля, дорогая.
        Он вынул платок и неумело стал вытирать с лица Ольги следы слез.
        - Я сама,- девушка доверчиво улыбнулась и взяла платок из рук Алексея Петровича.
        Вбежала раскрасневшаяся, с непокрытой головой и расклепанными волосами Таня.
        - Что же делать, Ольга?
        - Прежде всего причесаться и надеть шапку,- рассмеялaсь Ольга, протягивая подруге зеркальце.
        - Да ну тебя,-отмахнулась Таня.-Я серьезно…
        - Передай всем мое распоряжение,-лицо Кирилловой стало серьезным.Пусть немедленно сдадут в фотолабораторию свои конверты с контрольной фотопленкой и уходят домой. Работать сегодня больше не будем. Для уборки лаборатории вызовите людей из вечерней смены. Охрану тоже сменить.
        Когда Трофимов и Ольга вышли из лаборатории, у искалеченной цистерны толпились люди. Шофер, жестикулируя, рассказывал любопытным о необычайном происшествии:
        - Кто же мне поверит, что я нe виноват. Пропал я совсем. Это же колдовство какое-то. Машина форменным образом погибла. А начальство, оно разве в колдовство верит. Пропишет по первое число. Вы думаете, только цистерну порвало? Как бы не так! Смотрите, что стало с мотором.
        Водитель поднял капот, и Трофимов через головы людей увидел порванный замерзшей водой двигатель, искареженный радиатор.
        - Ваша работа,-улыбнувшись Ольге, Трофимов кивнул на изувеченную машину.
        - Неужели зона атомного возмущения оказалась такой большой?
        - Как видите. Надо убрать цистерну во двор лаборатории.
        - Собирайтесь, я вас подвезу.
        - А вы уверены, что сможете это сделать?-Ольга показала на лимузин Трофимова. На асфальт из радиатора уже успела натаять небольшая лужа.
        Алексей Петрович махнул рукой.

* * *
        Через день Трофимов позвонил Ольге и попросил зайти к нему.
        - Ольга Петровна,-приветливо встрeтил он ее,- командуйте «Океаном», он ваш.
        - Как же им командовать, если его от нас забирают? - недоверчиво посмотрела Ольга на главного инженера.
        - Откуда это у вас такие сведения? - улыбнулся Трофимов.
        - Мне сам Воронин сказал.
        - А мы не отдали, доказали, что теплоход нам больше, нужен.
        - В самом деле? - вскричала Ольга.- Вот за это вам спасибо, Алексей Петрович, такое спасибо! Ой, как хорошо-то.
        Алексей Петрович улыбался, довольный не меньше ее.
        - А вы знаете, -сказал он,- я прочитал ваши записи. Замечательную работу вы проделали. Правда, в ней есть некоторые неточности…
        - Да, да, я знаю. Я прочла книгу Петрова и уже знаю, в чем ошиблась.
        - Но общие выводы у вас правильны. Кажется, это именно то, чего нам недоставало.- Алексей Петрович протянул Ольге ее тетрадь.-Здесь вы найдете мои пометки. Но как у вас хватило смелости проводить такие опыты в лаборатории?
        - Ну, а что же было делать? «Океана»-то вы нам тогда не дали…-Ольга умолкла и стала смотреть в окно. Она вспомнила размолвку, происшедшую между ними.
        Алексей Петрович, словно отгадав мысли Ольги, спросил:
        - Оля, все еще сердитесь?
        - Нет,- девушка быстро повернулась к Трофимову и встретила его взгляд. Потом тихо, почти без звука засмеялась.- Извините, Алексей Петрович. Такая уж я глупая. Не сержусь, вот настолечко,- кокетливо показала она кончик ногтя.
        На обратном пути Ольга свернула к порту и вышла из машины. Среди множества кораблей выделялся огромный теплоход с бесснежными надстройками. На черном борту корабля белели саженные буквы: «Океан». Теплоход не был загружен, и ватерлиния находилась высоко над водой, отчего он казался еще больше.
        - Красавец ты мой!-прошептала Ольга, любуясь кораблем.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Трофимова пригласил к себе Винокуров.
        - Работами вашего треста, - начал капитан,- и особеннo рaботами Кирилловой, снова интересуются представители одной страны. Вы совершили ошибку, Алексей Петрович. Случай с автоцистерной заинтересовал кое-кого на той стороне, надо будет сделать все, чтобы их попытки разгадать тайну деятельности вашей лаборатории так и остались попытками…
        Трофимов сделал нетерпеливое движение.
        - Нет, нет,- остановил его Винокуров,- вы не так меня поняли, Алексей Петрович. В ваших людях мы не сомневаемся. Случай с цистерной, к сожалению, известен всему городу, и мы точно знаем, что источником информации являются не ваши люди. Ваша ошибка заключается в том, что допустили этот случай. Кириллова предупреждала о возможных, еще xудших последствиях. И вы должны были запретить ей проводить столь рискованные эксперименты в лаборатории, в центре города.
        - Да, тут моя вина, товарищ капитан.
        - И Ольга Петровна-не школьница,-жестко бросил капитан.
        Трофимов выдержал долгий взгляд капитана, но почувствовал, как кровь приливает к лицу. Что он мог сделать? И так дело кончилось почти ссорой.
        От Винокурова не ускользнула внутренняя борьба, отразившаяся на лице Алексея Петровича.
        - Поймите, дорогой Алексей Петрович,- уже совеем мягко заговорил Винокуров,-в этих делах приходи тся отбрасывать все личное, причиняя иногда боль не только себе.
        - Я все понимаю, товарищ капитан, но…
        - А вы думаете,-Ольга Петровна не поняла бы вас? Но об этом хватит. Дело сделано, и ничего особенного пока не произошло. Сейчас надо принять меры, чтобы ничего, даже случайно не просочилось за пределы лаборатории и вашего коллектива. И об этом я попрошу позаботиться вас. Серьезно поговорите с людьми.
        - Да, кстати,-вспомнил Винокуров,-тут меня просили поговорить с вами об одном товарище. Очень хороший инженер. Мы бы хотели, чтобы вы взяли его к себе на работу. Мы за него ручаемся,-рассмеялся Винокуров,-Может быть, хотите с его личным делом познакомиться?
        Винокуров открыл ящик стола и извлек тоненькую папку-скоросшиватель, протянул ее Трофимову.
        Пока главный инженер Морнефти знакомился с документами своего будущего работника. Винокуров углубился в бумаги.
        - Ну, как? Договорились? - улыбнулся капитан, когда Алексей Петрович закрыл скоросшиватель,
        - Да. В лаборатории он будет очень нужным работником.-Трофимов открыл свой портфель.
        - И я так думаю. Нет, Алексей Петрович, это будет храниться у нас,Винокуров остановил Трофимова, собравшегося было положить папку к себе в портфель.- Он придет к вам, как и все. Ну, например, завтра. И еще, Алексей Петрович, один вопрос. Как насчет проектного отдела?
        - Что вы имеете в виду?
        - Хранение материалов.
        - На ночь все сдается. Ну, а днем необходимое для работы находится у исполнителей.
        Когда Трофимов ушел, к Винокурову зашел Мамедов.
        - Ознакомились?-капитан взял из рук своего помощника толстую папку.-И что вы теперь скажете?
        - Ошибся я, поторопился с выводами…
        - Выходит ошиблись. А он, этот Курт Краузе, живет и здравствует. И где-то, должно быть, совсем рядом. Теперь давайте думать, что нам делать и как действовать. Садитесь.
        Винокуров раскрыл папку.
        Это были перехваченные и расшифрованные радиопередачи иностранных разведок, относящиеся к работам треста Морнефть.
        Провал попытки похитить нефтепромысловый микрохолодильник, закрытие консульства и высылка из страны Джона Кларка не ослабили шпионскую возню вокруг треста. Грязная волна шпионажа вскоре вновь вынесла Джона Кларка на одну из баз тайной войны против Советского Союза. На сей раз Джон Кларк появился в роли экономического советника в Айбурте, небольшом пограничном городке за нашим южным рубежом. Этот факт насторожил управление госбезопасности Приморска. Из тысяч радиопередач, принятых и записанных автоматическими радиоприемными машинами за два месяца, после кропотливой обработки были выделены шифровки направленного приема по линии Айбурт-Приморск. Дублирующие аппараты, расположенные в стороне от линии Айбурт - Приморск, этих передач не зафиксировали. Передачи велись дважды в неделю и каждый раз на.других волнах. Лишь одиннадцатая передача была принята и записана на первой волне, двенадцатая-на второй и т. д. Система была установлена. Аппараты направленного приема, установленные у самой границы, в створе Айбурт-Приморск, зафиксировали несколько передач со стороны Приморска. Но что толку было в этих
радиограммах, если расшифровать их не удавалось. Да к тому же они могли оказаться двусторонней связью не Айбурта с Приморском, а любых других пунктов, расположенных от Приморска в сторону Айбурта и дальше. Надо было во что бы то ни стало найти код этих передач.
        Главное управление обещало помочь, но время шло, а шифровки лежали неразгаданными.
        Наконец код был получен. Предположения оправдались.
        И вот перед Винокуровым и Мамедовым лежала эта своеобразная перекличка Айбурта с Приморском.
        «Ной» - такова была новая агентурная кличка Кларка, - требовал от некоего Дроздова информации, вербовки агентов, угрожал, упрекал в беспомощности, напоминал о неудаче с микрохолодильниками, давал распоряжения не жалеть денег за секреты Морнефти и лаборатории Кирилловой. «Ной» явно нервничал, спешил. Время ответов Дроздова не совпадало с днями передач шифровок Ноя. К тому же радиограмм этого Дроздова было меньше. Среди них оказалось и сообщение о случае с автоцистерной у лаборатории Морнефти как о результате опытов Кирилловой.
        - Судя по документам, Дроздов и Краузе одно и то же лицо,-оторвавшись от папки, сказал Винокуров.
        - Это, должно быть, так. А может, Дроздов,-его новая фамилия по советскому паспорту?
        - Нет, товарищ лейтенант. Этого не может быть. Курт Краузе - шпион опытный. Провeрить, конечно, стоит. Возраст его нам известен. Проверим всех Дроздовых Приморска. Но, думаю, что это ничего не даст.
        - Досадно, что мы до сих пор не запеленговали Дроздова.
        - Да, передатчик узконаправленного действия засечь трудно. Особенно, если он часто меняет место. Но, судя по всем предыдущим передачам, он установлен стационарно… А это уже лучше для нас И если Дроздов не перебазируется, то в следующую передачу мы установим его местонахождение. При прошлой передаче наши пеленгаторы приблизились к нему настолько, что захватили всю ширину луча. Район Старой крепости - вот его место.
        - Значит, это может быть через два дня, товарищ капитан.
        - Да. Отберите из своих людей человек пять-шесть. Думаю, нам удастся выследить его.
        - Будем брать, товарищ капитан?- Мамедов возбужденно поднялся.
        - Ни в коем случае. Сейчас важно установить личность этого молодца. Взять успеем, если будет известно, кого брать. Важней установить его связи здесь, в Приморске. Вряд ли это был один Плужников.

* * *
        Напрасно капитан Винокуров и лейтенант Мамедов со своими людьми в назначенный день выслеживали Дроздова в районе Старой крепости. Передача из Приморска в Айбурт не состоялась. А через день была перехвачена тревожная шифровка Ноя. Возможно, наши разведчики чем-тo выдали себя и спугнули Дроздова.
        «Ной» в своей шифровке назначил «Дроздову» ответную передачу через три дня. Но и этот день, несмотря на все меры предосторожности, не принес ожидаемого успеха. Радиопередатчик Дроздова Молчал.
        Расстроенный Вянокуров вернулся в управление. Но каково же было его удивление, когда Мамедов, прибывший сюда несколько раньше, положил на стол капитану донесение Дроздова «Ною».
        «Обстоятельства не позволили мне связаться Вами прошлый раз. Сообщаю: лаборатория Кирилловой перебазируется теплоход «Океан» для проведения широких экспериментов в море. Завербовал нового человека. Его данные перешлю при удобном случае. Ввиду осложнившейся обстановки перехожу положение три. Нужны деньги.»
        Прочитав радиограмму, капитан посмотрел на лейтенанта.
        - Передана через обычный передатчик,- понял Мамедов немой вопрос своего начальника.- Запеленговано. Передатчик находился в движении. Чернореченское шоссе. По всей видимости, из автомашины.
        - Да, и на сей раз не вышло. Перехитрил нас Краузе. Очевидно, спугнули. Осторожный, дьявол. Вижу, без непосредственного руководства Кларка он работает лучше. Те две его неуклюжие попытки, несомненно, были сделаны под нажимом Кларка. Ну, да и мы не лыком шиты. Найдем тебя, голубчик,- капитан со злостью удaрил по столу.
        - Мне кажется, товарищ капитан, старым шифром он пользоваться не будет.
        - Это определенно. Положение два, положение три… - задумчиво повторил Винокуров.-Опять, значит, придется ломать голову.
        - Ничего,-после паузы бодро сказал он.-Вы голодны, лейтенант? Ресторан еще открыт. Поехали ужинать.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Квартира профессора Дубравина в этот тихий августовский вечер была похожа на цветочный магазин. Все вазы, кувшины, банки, графины, кастрюли были заполнены букетами роз, олеандр, гладиолусов, астр, георгинов.
        Цветы стояли в передней, в гостиной, в библиотеке, в спальне, в кухне и даже в ванной комнате. Исключение составлял лишь рабочий кабинет профессора, где стояло всего два букета. Зато здесь господствовали трубки. Если цветы приносили главным образом женщины, то трубки входили в дом в качестве мужских подарков: профессору Дубравину исполнилось семьдесят лет.
        Празднично одетая жена профессора Елена Николаевна и сам профессор, веселые и суетливые, принимали поздравления гостей, знакомили их с приехавшими из Ленинграда сыном и невесткой.
        Алексей Петрович к этому торжественному дню установил в квартире Дубравина искусственное охлаждение, и в комнатах царила приятная прохлада. Когда же гости просили открыть секрет, профессор недоуменно разводил руками.
        Поздравить юбиляра собралось много народу.
        Гости группировались вокруг весельчаков. Николай Дмитриевич ходил от группы к группе, шутил и отвечал на остроты. Елена Николаевна хлопотала по дому, появляясь то в одной, то в другой комнате. Оба они, однако, успевали заметить каждого нового гостя.
        Сын профессора, Виктор Николаевич, и его жена Люся, окруженные группой гостей, что-то весело наперебой рассказывали. Слушатели от души смеялись.
        Их девятилетний сынишка крутился тут же, польщенный вниманием, которое ему оказывали.
        В девять часов появился Иван Николаевич Воронин. Большой и шумный, он внес своей веселостью и шутками такое оживление, что громкий заразительный смех перекатывался следом за ним из комнаты в комнату. Обойдя квартиру и поздоровавшись со всеми, он вернулся в гостиную.
        - Елена Николаевна,- обратился Воронин к хозяйке дома, сидевшей в обществе его жены и Надежды Ивановны Трофимовой,-заглянул я сейчас в одно запретное место и вижу: нам предстоит сегодня много поработать. Боюсь, унесут ли нас обратно ноги.
        Все рассмеялись, и как бы в ответ на эту шутку в передней колокольчиком рассыпался девичий смех.
        - О! Так может смеяться только Таня Березина,- сказал Воронин.-Так и есть!
        - Ну да, это я, Иван Николаевич,- вбежала в комнату смеющаяся девушка.
        Вместе с Таней вошли Ольга Кириллова и палеонтолог Костерин.
        Не сдержав душившего ее смеха, Таня крикнула: - Ой, не могу!-и засмеялась еще более заразительно. Присутствовавшие, глядя на девушку, не выдержали и тоже расхохотались.
        Когда взрыв смеха стих, Воронин спросил Березину:
        - Над чем же вы, Таня, так смеялись?
        - Это она надо мной, стариком, потешается,-сказал Костерин.- Был со мной в жизни один веселый случай.
        - Расскажите, Афанасий Евграфович,-попросил Воронин.
        - Расскажите!
        - И нам интересно послушать.
        - Просим, Афанасий Евграфович!
        Старик, очевидно, не прочь был рассказать присутствовавшим случай, над которым так весело смеялась Таня, и уже стал усаживаться на предложенный стул.
        - О, нет!-сказала Таня.-Вы, Афанасий Евграфович обязательно утаите самое интересное. Лучше я сама.
        - Давай, Таня, начинай.
        - Сейчас, только дайте поздравить Николая Дмитриевича,-она передала корзину с цветами Кирилловой, крепко пожала руку профессору и неожиданно для всех поцеловала его в щеку.-Желаю вам, Николай Дмитриевич, еще сто лет жизни и приглашаю вас на свой семидесятилетний юбилей.
        - Молодец, Таня!-засмеялись вокруг.
        - Ну, а теперь слушайте,- заглушая остальные голоса, сказала Таня.Итак… Только, чур, внимательно слушать! Жил в Москве один очень рассеянный ученый.
        - Таня, садись,- сказал Воронин, ставя для девушки стул рядом со стулом Ольги Кирилловой.- В ногах правды нет.
        - Спасибо, Иван Николаевич. Ну так вот, жил этот ученый, жил и дожил до шестидесяти лет. Но хоть и было ему шестьдесят, а влюблен он был, как Ромео в Джульетту…
        - Кто же была его возлюбленная?
        - О! Их было много! -с комической серьезностью отвечала Таня.-Это были… остракоды от девонских и карбонских времен до четвертичного периода. В среднем этим юным красавицам было по пятьдесят миллионов лет. Одни из них очаровали нашего ученого необыкновенной архитектурой брюшка, другие живописным рисунком хвостового оперения…
        - Таня! - простонал Костерин.-У остракод же нет хвостового оперения.
        - Ну все равно, каждая остракода пленяла ученого какими-нибудь особенно привлекательными линиями. Одним словом, они были неотразимо прекрасны. И вот решил наш ученый один раз в жизни изменить своим возлюбленным и отпраздновать свое шестидесятилетие. За это коварство он был жестоко наказан.
        Объявив своим остракодам, что у него должно состояться важное совещание и что он, к своему величайшему огорчению, вынужден их покинуть (вы заметьте, какое коварство!), наш ученый отправился домой, куда уже пригласил своих наземных друзей.
        Выйдя на площадь, он заметил у газетного киоска очередь за Вечерней Москвой. И тут его попутал лукавый. Он встал в очередь и, вспомнив, что в портфеле у него лежит журнал с непрочитанной статьей об остракодах палеозоя, извлек журнал, стал читать и не заметил, как отбился от очереди за Вечеркой и по своей великой рассеянности пристал к очереди на автобус Москва - Кашира. Следом за всеми он спокойно вошел в автобус и сел на место, которое ему любезно уступил один пионер. Забыв обо всем на свете, он продолжал читать статью о любимых созданиях. -Вам до Каширы? - спросила кондукторша.-Да, да,-рассеянно ответил он.- Платите.- И он уплатил, продолжая читать.
        - Так и уехал в Каширу?-смеясь, спросил Воронин.
        - Истории об этом умалчивает. Только поздно ночью собравшиеся гости получили от него молнию: «Ввиду особо важных дел празднике быть не могу празднуйте без меня мысленно с вами ваш Остракода.»
        - Это телеграф перепутал: не писал я слова Оcтракода,- под общий хохот сказал Костерин.
        Пока все смеялись, Воронин куда-то вышел. Вскоре он вернулся, нeся на маленьком подносе кучу самых разнообразных по форме трубок Остановившись на середине комнаты, сказал:
        - Товарищи мужчины, я должен, к своему великому сожалению, вас огорчить. Не богатая у нас фантазия. Эти восемнадцать трубок Николаю Дмитриевичу подарили мы.
        В это время дверь из передней открылась, и на пороге появился Трофимов. Увидев поднос с трубками, быстро спрятал в карман небольшую коробку.
        Навстречу Трофимову вышел Дубравия с женой.
        - Поздравляю вас, Николай Дмитриевич, и вас, Елена Николаевна.
        - Э, нет так не годится, Алексей Петрович! Что у тебя тaм в кармане, выкладывай сюда,- и Воронин подставил Трофимову поднос.
        Алексею Петровичу ничего не оставалось делать, как под общий смех положить на поднос девятнадцатую трубку.
        Не успел улечься смех, как появился секретарь обкома Орлов и вручил юбиляру еще одну трубку.
        - Двадцатая,-прокатился по комнате новый взрыв смеха.
        - Что случилось? - обратился Орлов к Трофимову.- тоже хочу посмеяться.
        - Двадцатая! Ваша трубка двадцатая по счету.
        - Правильно. Партийный руководитель не может отрываться от масс,-нашелся Орлов.
        Алексей Петрович, поздоровавшись с гостями, отыскал глазами Ольгу. Она сидела с Люсей Дубравиной, и Трофимов постеснялся подойти к ней. Он подсел к Виктору Дубравину, с которым его познакомила Елена Николаевна. Виктор был кораблестроителем-подводником и сразу заинтересовался делами Морнефти. Завязалась непринужденная беседа. Время.от времени Алексей Петрович бросал взгляд в сторону Ольги. Она тоже издали наблюдала за ним, и ей показалось, что он чем-то озабочен.
        К Алексею Петровичу и Виктору Дубравину подсел Орлов.
        - Как дела?
        - Ничего, Петр Петрович.
        - Ничего - это плохо. Чем вы озабочены?
        - Да вот агитирую Виктора Николаевича помочь нам с морской нефтью.
        - Ну и как, успешно?
        - Видите ли, Петр Петрович,-серьезно начал Трофимов,- добывать нефть из-под больших морских глубин вдали от берега дело трудное, дорогое и рискованное. Если мы не можем нефтяные месторождения перенести на сушу или хотя бы приблизить к берегу, то будем пытаться берег приблизить к нефтяным залежам. Тут большие надежды я возлагаю на экспедицию Кирилловой. Но эта экспедиция при лучших ее результатах не решит нам всей проблемы морской нефти. Уже сейчас появилась необходимость лезть под воду. Иначе нас застигнут осенние штормы, и к первому ноября мы разведку не закончим. Надо думать и о подводных промыслах, о подводном хозяйстве этих промыслов. Тут, мне кажется, сил одних нефтяников недостаточно. Нужна их помощь, - Трофимов кивнул в сторону Виктора,- помощь подводников. Мы уже написали об этом в Москву.
        - А что вы скажете, Виктор Николаевич?
        Но Виктор Дубравин уклонился от прямого ответа.
        - Вы в отпуске? - не отставал Орлов.
        - Да.
        - Не могли бы вы завтра прийти на заседание обкома. Мы как раз будем обсуждать работу Морнефти.
        - Хорошо.
        - Ольга Петровна, Людмила Сергеевна,- крикнул Орлов через комнату,-что вы там сидите одни? Идите к нам.
        - Что, соскучились без дамского общества? - шутливо спросила Люся, подходя с Ольгой.
        - Очень,- улыбнулся Орлов, уступая женщинам место.- Да, кстати, как ваша экспедиция, Ольга Петровна?
        - Через два дня выходим в море.
        - Ну, ну. Желаю удачи!
        - Петр Петрович,-раздалось с другого конца гостиной,-разрешите наш спор.
        - Иду. Извините, покидаю вас.
        К Люсе и Виктору подбежал сынишка и потащил их в другую комнату.
        Трофимов взял руку Ольги в свою и посмотрел девушке в глаза.
        - Прошу, дорогие гости, к столу,-громко обратилась Елена Николаевна к присутствующим.
        Ольга слегка сжала пальцы Алексея Петровича.
        - Пойдемте,- сказала она просто.
        Веселье продолжалось почти до утра. Только перед рассветом гости стали расходиться. Алексей Петрович с Ольгой, проводив Надежду Ивановну домой, ушли в Приморский парк. Долго бродили они по пустынным аллеям. А когда первые лучи солнца осветили верхушки пальм, Алексей Петрович проводил Ольгу домой.
        Войдя к себе, девушка достала дневник и написала в нем всего два слова:
        «Я счастлива!»
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Коля Муравьев, пониженный в разряде и переведенный на другой станок, тяжело переживал свою ошибку.
        Чувствуя настороженность, с которой относились к нему товарищи, он нервничaл и работал неуверенно. В первый же день испортил несколько деталей.
        Катя Грибанова, наоборот, вернувшись на прежнее место, к станку, было довольна своим положением, хотя переживала не меньше Муравьева.
        Она мучительно, вспоминала подробности приема деталей.
        Шаг за шагом восстановила в памяти всю картину и все-таки не могла понять, где же она напутала. Проверив очередную серию деталей, она каждый раз заглядывала в чертеж, сверяла размеры с установкой прибора и проверяла следующую серию. Но откуда же тогда взялась ошибка?
        Она допускала, что можно сделать один неверный замер, но ведь она проверяла установку прибора после каждой серии.
        Вдруг она вспомнила, что перед концом работы ее срочно позвали к начальнику цеха. Быстро сложив кальку в несколько раз, она сунула ее тогда в сумочку, собираясь потом отнести чертеж на место, и пошла к начальнику цеха. Только вечером Катя вспомнила, что в нарушение всяких правил принесла чертеж домой. «Ничего, утром отнесу,-решила она, собираясь в кино, вынула чертеж и заложила его в книгу Джека Лондона «Сердца трех». Как ни напрягала та свою память, не могла припомнить, возвратила она чертеж или нет. Но вчера она сама видела, калька была на месте. Только почему она не мятая? Ведь она сама сгибала ее несколько раз.
        В перерыв, чтобы проверить себя еще раз, она побежала в отдел технического контроля и попросила покaзать ей чертёж.
        Да, как будто нет никаких следов, что калька была смята. А это что за беловатые, еле заметные полосы? Две поперек и одна вдоль? Но почему же не заметно сгибов? He могла же калька так быстро отлежаться в куче чертежей. Нет, это не тот чертеж. «Ведь я его здорово помяла. Странно,»- подумала Катя.
        Вечером, после смены, она поделилась своими сомнениями с Колей Муравьевым.
        - Постой, Катя! Знаешь что? Идем в партком, к Шибанову.
        - Зачем?
        - Как зачем? Ты все это ему расскажешь.
        - Да, так он тебе и поверил. А где доказательства? Скажет, что мы выкручиваемся, хотим оправдаться.
        - Да, это верно. А что же делать?
        - Что? А вот что. Надо искать чертеж, который я потеряла. Если я сдала чертеж вместе с книгой, то надо искать его в библиотеке или у тех, кто читал книгу после меня.
        - Правильно.
        - Сейчас же иду в библиотеку.
        - Знаешь что, Катя, ты навела меня на одну мысль. Я в ней не сомневаюсь, но проверить надо.
        - Что такое?
        - Нет, нет. Потом. Иди в библиотеку, а я вернусь в цех. Я за тобой зайду, подожди меня там.- И Муравьев побежал обратно.
        Через десять минут Муравьев пришел в библиотеку.
        - Ну, как? - спросил он Катю, разговаривавшую с библиотекаршей Лидой Журавлевой.
        - Здесь нет. Книга сейчас у Веры Прохоровой, а до нее книгу брали Миша Ершов и Аня Коробова, копировальщица из конструкторского отдела. Начну с нее.

* * *
        Но встреча с Коробовой не состоялась. Муравьева и Грибанову остановил запыхавшийся паренек.
        - Вас товарищ Шибанов вызывает,-сказал он на ходу.- Еле нашел.
        Муравьев и Грибанова удивленно переглянулись. Когда они, немного робея, вошли в партком. Шибанов сосредоточенно что-то писал. Не отрываясь от бумаги, он кивнул в сторожу свободных стульев.
        Муравьев долго прислушивался, как скрипело перо Шибанова. Наконец секретарь партийного комитета, уложив написанное в папку, обратился к Муравьеву.
        - Ну, рассказывай, как же это получилось, что ты столько браку наделал?
        - Не знаю, Иван Романович. Ничего не пойму. Знаю только, что на память я ничего не делал и не делаю. Всегда в чертеж смотрю. Затмение, что ли, на меня я то время нашло.
        - Так. Затмение, говоришь? А технический контролер что скажет? Может быть, тоже затмение нашло?
        - Нет, товарищ Шибанов…
        - Или, может, доверилась лучшему токарю цеха и поставила клеймо огулом?
        - Не было этого,- вспыхнула Катя.- Каждую деталь проверяла, все размеры сличала. А как все получилось, тоже не пойму. Не разобралась еще. Может быть, скоро разберусь. Что хотите со мной делайте, только не было халатности с моей стороны. Нет моей тут вины. Виновата я, да только в другом…
        Муравьев дёрнул ее за рукав, чтобы замолчала. Но ее oстановить было уже нельзя. Повернувшись к Муравьеву, она вспыхнула:
        - Нет, все скажу! Если уж наказывать, так пусть наказывают за дело…
        - А ну, выкладывай, товарищ Грибанова, не стесняйся, повинную голову меч не сечет,-ободряюще улыбнулся Шибанов.
        И Катя рассказала все, что знала.
        - Значит, в ОТК не тот чертеж, по которому вы работали?
        - Да.
        - А свой чертеж вы нашли?
        - Нет.
        - Ищите. Только вот что, никому ничего об этом не говорите. И у Коробовой спросите как бы невзначай, мимоходом. Поняли? Ну, хорошо, идите.
        Оставшись один, Шибанов задумался. Потом снял телефонную трубку:
        - Остап Федорович? Шибанов говорит. Работаешь? Дело есть. Заходи.
        Чтобы не вызывать ничьих подозрений, Штанько сам принес чертежи из цеха и ОТК. На чертеже из ОТК действительно не было никаких следов того, что он был сложен когда-то в несколько раз. Оба чертежа были подписаны Штанько, Сорокиным и копировальщицей Коробовой.
        - Твоя подпись? - спросил Шибанов.
        - Подлинная.
        - А в скольких экземплярах выполнялась калька?
        - В двух.
        - Что же тогда потеряла Грибанова?
        - Да, тут что-то не то. Возможно, она просто забыла, что вернула чертеж.
        - В каких размерах ошибка?-перебил Шибанов.
        - В этом и в этом.
        - Так. У вас есть лупа, Остап Федорович?
        - Я сейчас.- Штанько вышел и через минуту вернулся с лупой.- Вот, пожалуйста.
        - Так, на муравьевском чертеже обе цифры написаны заново, видите, восковка под цифрой зачищена. И на свет это видно. А что было написано раньше, непонятно.
        - Взгляните теперь на этот чертеж, Иван Романович.
        - Да, и тут то же.
        - Но ведь то могла быть и ошибка чертежницы, писавшей цифры. Она могла написать ошибочно не те цифры, потом подчистить и написать заново. Это всегда практикуется.
        - Знаю. Но не кажется ли тебе, Остап Федорович, странным то обстоятельство, что именно эти два размера на обоих чертежах переписаны?
        - Да, конечно.
        - Мне кажется, Остап Федорович, что когда выполнялся заказ, здесь были другие цифры, написанные, может быть, ошибочно, может быть, умышленно.
        - Трудно-доверить в злой умысел. Все это не так просто.
        - А я это допускаю. Да, кстати, Остап Федорович, почему у нас вся эта документация хранится открыто? Приходи и бери.
        - Но кто же возьмет, Иван Романович? Ведь все свои люди.
        - Вот, вот. Этим и пользуется враг. И среди тысячи своих может оказаться один чужой. А вот результат. - Шибанов сунул чертеж в руки Штанько.
        - Ну, это ты слишком! Тут еще надо разобраться.
        - Буду рад, если я неправ.
        - А то, что у нас непорядок с этим хозяйством, верно.
        - Остап Федорович, оставь у меня чертежи, я попробую все-таки узнать, что тут было написано вначале.
        - Хорошо. Может быть, отменить приказ о наказании Муравьева и Грибановой?
        - Нет, нет. И вообще считайте, что всю эту историю мы давно забыли и ею не интересуемся.
        На другой день Шибанов отдал чертежи на экспертизу. Эксперты установили, что на чертеже когда-то были написаны размеры, точно соответствующие размерам дефектных деталей. Сомнений не было: Муравьев выточил детали правильно, по чертежу. Но кому и зачем потребовалось исправить чертеж потом?
        Через два дня к Шибанову снова пришла Грибанова и сообщила, что потерянный чертеж нашла копировальщица Коробова.
        - А где он сейчас? - Шибанов недоверчиво посмотрел на девушку.
        - В ОТК. Это тот самый, о котором я говорила.
        - Но ведь вы говорили, что в ОТК лежит чертеж не мятый, а у вас был сложен в несколько раз.
        - Правильно. Только Коробова выгладила его утюгом.
        Шибанов задумался. Потом тихо сказал:
        - Ну, хорошо. Катя, спасибо. Идите. Да, вот что. Скажите Коробовой, чтобы она зашла ко мне.
        - А ее нет.
        - Где же она?
        - Вчера уехала в Ленинград, к родным.
        - В отпуск?
        - Нет, совсем. Уволилась и уехала. Ну, я пойду, Иван Романович, а то начальник цеха у нас строгий.
        - Не нравится? - улыбнулся Шибанов.
        - Что вы! Правильный человек.

* * *
        Днем Шибанов встретил Сорокина и вспомнил о копировальщице Коробовой. Вскользь, в разговоре он спросил:
        - Илья Тимофеевич, у тебя людей в конструкторском отделе хватает?
        - Не могу пожаловаться. Справляемся. Инженеров достаточно. Народ хороший. Вот дня два назад неожиданно уволилась одна копировальщица, Коробова, да я нашел на ее место другую. Правда, эта не так опытна. Но не беда. Научится.
        - А почему ушла Коробова?
        - У нее с родителями что-то случилось. Поехала к ним в Ленинград. Получила от них телеграмму.
        - Ты видел телеграмму? - Шибанов в упор посмотрел в лицо Сорокину.
        - Нет, она мне только об этом сказала, когда просила ее освободить. А почему ты о ней cпрашиваешь? - заинтересовался, в свою очередь, Сорокин.
        - Да так. Никакой телеграммы она не получала.
        - Этого не может быть, Иван Романович! - горячо вступился за свою бывшую сотрудницу Сорокин.- Коробова не из тех людей, которые могут солгать. А потом, к чему ей говорить неправду? Если бы она захотела уйти от нас, то ушла бы и без телеграммы. Ей достаточно было бы предупредить меня за две-три недели.
        - Вот, вот. В этих-то двух-трех неделях и вся загвоздка. А уйти ей надо было немедленно.
        - Зачем? Не понимаю.
        - А вот зачем… Ты знаешь, кто виновник брака, который получился у нас при выполнении заказа Морнефти?
        - Ну кто-же не знает…
        - Ты думаешь, Муравьев и Грибанова?
        - Известно, Иван Романович.
        - Нет.
        - А кто же? - Сорокин в недоумении посмотрел на Шибанова.
        - Твоя Коробова. Это она написала на чертежах неправильные размеры.
        - Ерунда, Иван Романович,-возмутился Сорокин.- Размеры нa чертежах правильные. Тебя неверно информировали. На чертежах размеры точные.
        - Эти потом oни появились, когда Коробова испугалась ответственности.
        - А я знаю Коробову и поэтому не верю.
        Шибанов неожиданно хлопнул Сорокина по плечу и рассмеялся:
        - Фома ты неверующий. Лучше надо знать людей.- А сам о Коробовой подумал: Испугалась ответственности. Не хватило мужества и сбежала. Хорошо, что все кончилось благополучно!
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Вопрос об откомандировании кораблестроителей-подводников был решен неожиданно быстро. Виктор Дубравин, не дожидаясь конца отпуска, приступил к работе. Из Ленинграда приехала группа конструкторов, в большинстве своем работавших в прошлом вместе с Виктором, в его подчинении. Это были энергичные и способные молодые люди, имеющие уже достаточный опыт работы.
        Трофимов и Байрамов, посоветовавшись, решили во главе разросшегося проектного отдела вместо инженера Комолова поставить Виктора Дубравина. Комолов был хорошим инженером-проектировщиком, но из той породы специалистов, которые чувствуют себя как рыба в воде лишь в хорошо знакомой им области Такие люди сразу же становятся беспомощными, когда нужно перешагнуть привычные границы. А тут требовались не только знания, но и смелость, дерзание. К тому же Комолов жаловался на плохое здоровье и не раз просил освободить его от руководства проектным отделом.
        Виктор Дубравин согласился возглавить проектный отдел, но, желая присмотреться к людям и к установившимся порядкам, которые, возможно, пришлось бы менять, он попросил пoдождать с приказом неделю-другую.
        - Хорошо, Виктор Николаевич,-сказал Байрамов,-это дело терпит. Но зато есть другое, не терпящее никаких отлагательств.
        - Я слушаю.
        - Наступает пора осенних штормов, а у разведчиков еще много работы. Министр разрешил нам перевести морскую разведку под воду. Мы получаем подводные лодки. Вот их-то и надо приспособить для разведочных работ. В первую очередь следует перевести под воду отряды структурной, геохимической и радиоспектральной разведки. Судоверфь в вашем распоряжении. Кто из людей будет нужен - берите.
        И Виктор согласился.
        Комолов не вмешивался в работу группы Виктора Дубравина, в подчинении которого была теперь почти половина людей отдела.
        Остальные специалисты, исключая группу Родионова, работали разрозненно, кто над деталью бурового агрегата, кто над усовершенствованием эксплуатационного оборудования, кто над подводной геофизической аппаратурой, кто над телемеханическим управлением механизмами. Словом, ничего специфически морского в их деятельности не было. Да никто себе и не представлял еще, как же будет выглядеть будущий морской промысел. Не знал этого и сам Комолов. И это его очень тяготило.
        Алексею Петровичу было известно о положение в отделе, но до поры до времени он сознательно не вмешивался. Да и что он мог предложить? Обнадежить людей, ориентируя их на благополучный исход экспедиции Кирилловой, он не решался. «А вдруг,-думал он,-какая-нибудь неудача затянет экспериментирование на бесконечно долгий срок.»
        Правда, он гнал эту мысль от себя. Только случайный просчет или какая-нибудь никем не замеченная ошибка могли подвести. Поэтому он дал задание Комолову еще раз проверить математическую часть расчетов.
        - Людей Виктора Николаевича не трогайте,- предупредил Трофимов.
        Бесшумно работали электроинтеграторы, шуршали электрические счетные машины. Сама Кириллова с частью своих людей еще и еще раз проверяла правильность формул и выводов.
        Создавшейся в отделе обстановкой постарался воспользоваться Родионов, чтобы, как он выражался в кругу своих интимных друзей, дать реванш Трофимову. Ловко используя любой благоприятный для него случай, он всячески старался показать, что из всех людей, работавших в отделе, лишь деятельность его группы была целеустремленной, направленной на решение проблемы морских промыслов. Его группа занималась изучением стальных башенных конструкций. Когда ему говорили, что буровые вышки отжили свой век, он отвечал:
        - На суше - да, а на море их жизнь только начинается. А иначе как вы доберетесь до морских залежей? Ну как?
        - Не знаю,-обычно следовал в таких случаях ответ.
        - А я знаю. Мы создадим в море скелетные металлические основания и с них доберемся до морской нефти.
        - Но ведь глубина-то моря какая, вы знаете? До трехсот метров и больше.
        - Да, знаю. Ну и что же? Неужели вы думаете, что во второй половине двадцатого века так уж трудно создать такую вышку?
        - Пожалуй, он прав,-в ответ на это говорили многие.
        В шутку группу Родионова прозвали в отделе скелетной. И когда по распоряжению Трофимова инженеров отдела оторвали от своих занятий и заставили проверять математические расчеты для экспедиции Кирилловой, скелетная группа выразила этим наибольшее недовольство. А Родионов все это воспринял как личную обиду.
        Однажды после работы, когда почти все инженеры отдела, кроме товарищей Виктора Дубравина, собрались в комнате скелетной группы, разговор зашел о Комолове.
        - Размазня, а не начальник отдела,- сказал Родионов. Завтра кому-нибудь захочется, чтобы мы двор подметали, а он и слова не скажет.
        - А разве Комолов еще начальник? - с ехидной усмешкой спросил Осипов из скелетной группы.- А я-то, по своему невежеству, считал, что начальник-Виктор Николаевич Дубравин.
        - Да, этот новоиспеченный нефтяник,-сказал Родионов, с первых дней невзлюбивший Виктора Дубравина,-распоряжается в отделе так, как его левая нога захочет.
        - Ну как же,- снова съехидничал Осипов,- сын профессора, главного геолога треста.
        Кроме стремления дать реванш, у Родионова была и другая цель. Как-то Комолов сказал ему, что Байрамов и Трофимов обещали удовлетворить его, Комолова, просьбу от освобождении от обязанностей начальника отдела и что он рекомендовал им на свое место Родионова. И сейчас Родионову нужно было восстановить людей против Дубравина.

* * *
        Отряды морской разведки переходили на подводные корабли. Уже несколько подводных лодок, оборудованных по проектам Виктора Дубравина для структурной съемки морского дна, проходили испытания. Сам Виктор добрую половину рабочего дня проводил на судоверфи. Его группа продолжала напряженно работать. Привыкшие к воинской дисциплине, кораблестроители-подводники задавали тон работе всего коллектива.
        Байрамов и Трофимов часто заглядывали к проектировщикам и видели разницу в порядках, установившихся у Дубравина и в других группах отделa. Видели они и растерянность Комолова.
        - Надо освобождать старика,- сказал как-то Байрамов.- А ты знаешь, Алексей Петрович, Комолов рекомендует на свое место Родионова. Как ты считаешь?
        - А что, вы против Виктора Николаевича?
        - Нет! Я за. Но Родионов опять мутит воду. Зря мы его взяли.
        - Мне кажется, он переменился и сейчас работает хорошо.
        - Какое там хорошо! Разлагает отдел. От него за версту несет гнилью. Знаешь, что он мне вчера сказал? Если,-говорит,- главный инженер захочет, то мы для Кирилловой и палубу «Океана» пойдем драить. Как это тебе нравится?
        Трофимов промолчал. Только по побледневшему шраму можно было догадаться, как внутренне вскипел он при этих словах.
        Байрамов продолжал:
        - И по тому, что недобрым смешком часть инженеров поддержала его, можно думать, что подобные разговоры он ведет не впервые. А ты говоришь переменился.
        - Ну что ж. Давай приказ о назначении Дубравина.
        - А я думаю сначала поговорить с людьми.

* * *
        На сообщение о предстоящем производственном собрании проектного отдела инженеры реагировали по-разному. Одни его ждали с любопытством, как скучающий прохожий ждет уличного происшествия, другие - с желанием покритиковать начальство, тех и других было немного; основная же масса серьезно готовилась к деловому обсуждению давно наболевших вопросов. Ни к одной из этих групп не принадлежал Родионов. Но он также возлагал на собрание определенные надежды.
        Он прежде всего приступил к обработке своей скелетной группы.
        - Слышали?-сказал он, войдя в комнату.-Завтра производственное собрание. Не поздоровится нашему Ивану Ивановичу. И Трофимову следовало бы показать, чего он стоит.
        - Не усидеть, пожалуй, Комолову на своем месте после завтрашнего собрания,-сказал Осипов.
        - А это будет зависеть от вас,- Родионов многозначительно улыбнулся.
        - А чего стесняться?-сказал кто-то.-Что правда, то правда. Об этом и надо сказать. Ведь всем ясно, что Комолов не может руководить отделом.
        - Человек он хороший и специалист знающий. Только очень мягкий характером.
        - Не мягкий, а мягкотелый,-вставил Родионов.
        - Поэтому-то он и держится так долго, что не мешает другим,-сказал Осипов, понимая, куда гнет Родионов.
        - А может быть, не стоит завтра поднимать этот вопрос?-схитрил Родионов, чувствуя настроение товарищей.- Еще не известно, кого поставят на его место, а мужик он хороший, работать не мешает.
        - Как это не стоит, Александр Емельянович? - разгадал хитрость Родионова Осипов.
        - Да очень просто. Поставят над нами человека, который и нефти-то не нюхал, тогда узнаешь.
        - А что, у нас нефтяников мало?
        - Конечно, найдутся.
        - Да вот хотя бы вы, Александр Емельянович.
        - Верно!
        - Ну что вы, товарищи! Какой я начальник!-ответил Родионов, пытаясь скрыть довольную улыбку.- Обо мне и речи быть не может.
        - Да почему?
        - Да хотя бы потому… Ну, да вы сами знаете, как ко мне относится Трофимов.
        - Ерунда!
        - Не будем об этом сегодня говорить, давайте работать,-сказал Родионов, довольный разговором.
        До конца дня он случайно побывал и в других группах.

* * *
        Когда Байрамова, Трофимов и Комолов заняли свои места в президиуме, в зале заседаний наступила тишина.
        Во втором ряду сидел подтянутый, выбритый, в белом морском кителе с погонами инженер-капитана первого ранга Виктор Дубравин. Люди его группы расположились главным образом в передних рядах. Родионов, пришедший несколько позже, сел в том же ряду, что и Дубравин, только на другой стороне прохода.
        Байрамов постучал карандашом но графину. Открыв собрание, он зачитал собравшимся постановление правительства о конкурсе на лучший проект разработки морских месторождений.
        - Перед нами,-сказал управляющий,-поставлен вопрос: мы примем участие в конкурсе или нет. И двух мнений, мне кажется, тут быть не может. Весь смысл существования проектного отдела в том и состоит, чтобы составить такой Проект, отстоять его и реализовать. Но отстоять его мы сможем лишь в том случае, если он будет лучше других проектов.
        - Есть ли у нас силы,- продолжал Байрамов,- чтобы поднять это большое дело? Есть, товарищи. Коллектив отдела доказал это при переводе морской разведки под воду. Благодаря этой работе мы сможем выполнить часть постановления правительства-закончить первый этап разведки и собрать необходимые данные для проектирования. А сейчас прошу, товарищи, высказаться.
        Неожиданное начало собрания несколько озадачило людей: привыкли на всяком собрании выслушивать вначале более или менее длинный доклад. А тут речь управляющего заняла всего несколько минут.
        Наступила пауза. Никто не хотел начинать первым.
        - Разрешите мне,-раздался, наконец, голос из задних рядов.
        - Говори, товарищ Сабуров.
        - Что ж, я скажу. Хороший у нас коллектив, сильный. С первым этапом своей работы мы справились хорошо. Стыдно будет, если мы, вложив столько труда в разведку морских месторождений, откажемся от решения главной задачи-от создания проекта морских промыслов. Но мы все понимаем, что это дело трудное. Нужно единое твердое руководство, и весь коллектив должен добиваться одной цели. А вот тут-то у нас сейчас не все в порядке. В последнее время мы не узнаем Ивана Ивановича. Пусть товарищ Комолов не обижается, если я ему прямо скажу: куда девалась его прежняя уверенность в работе?..
        - Алексей Петрович, мало вы требуете с Ивана Ивановича, а больше сами его подменяете,- сказал инженер Соболев, выступивший вслед за Сабуровым.
        «Стар, должно быть, стал и не гожусь в руководители. Сколько недостатков в работе отдела, а я каждый день на них смотрел и не замечал,»- думал Комолов, слушая выступающих.
        Собрание продолжалось уже второй час, когда инженер Осипов из скелетной группы выступил с резкими нападками на Алексея Петровича за то, что тот отвлекает инженеров отдела от их важных дел посторонними заданиями. В подтверждение сказанного он привел факт с проверкой математических расчетов для экспедиции Кирилловой.
        - А в отношении Ивана Ивановича я прямо скажу,-добавил Осипов: - не может он быть руководителем отдела из-за своей мягкотелости. Нужен более энергичный человек, инженер-нефтяник.- Осипов сделал ударение на последнем слове и посмотрел в сторону Родионова. Тот решил, что для его выступления наступил самый подходящий момент.
        - Почему мы плохо работаем,- начал Родионов, хотя никто о плохой работе отдела до него не говорил.-Тут уже правильно говорили, что нет нужного порядка в отделе, нет помощи. Иван Иванович - хороший человек и специалист неплохой, но он не видит помощи сверху. Вместо этой помощи нам только мешают работать. Али Гасанович правильно говорил, что мы не должны надеяться на кого-нибудь. Сил у нас действительно достаточно, чтобы справиться с делом самим. Однако как эти силы используются? Плохо используются. По прямому назначению, кроме моей группы, никто не работает…
        - Ишь ты! Весь мир на нем держится,-послышалась реплика из задних рядов.
        Наступило веселое оживление. Родионов понял, что хватил через край.
        - Я не вижу, что тут смешного, товарищи,- невозмутимо продолжал он,вы меня не поняли. Я имел в виду весь комплекс работ по освоению морских промыслов…
        Оживление усилилось.
        - Тише, товарищи!-крикнул Байрамов.
        Когда шум стих, Родионов продолжал, но менее уверенно:
        - Все же я считаю неправильным, что нас отвлекают на другие дела. И нет уверенности, что завтра главный инженер в угоду кому-нибудь оторвет нас от нашей основной, непосредственной работы.
        «Ох, и подлец же ты!»-подумал Байрамов, мысленно обращаясь к Родионову и скосив взгляд на Трофимова. На скуле Алексея Петровича играл бугристый желвак.
        - И последнее, что я хотел сказать,-закончил Родионов:-надо укрепить руководство отдела. Иван Иванович- человек больной, и ему трудно.
        Когда Родионов сел, некоторое время в зале царила напряженная тишина. Потом из средних рядов поднялся инженер Горбунов, седоусый поджарый старик, которого всё любили за прямоту, принципиальность и спокойный, твердый характер.
        Он молча прошел к столу президиума, так же молча вынул футляр с очками, надел очки и, сдвинув их на лоб, тихо, но отчеканивая каждое слово, начал:
        - Партия учит нас быть непримиримыми к недостаткам. Партия учит нас пользоваться критикой как оружием в борьбе за наше движение вперед. И вот мы являемся свидетелями того, как извращают этот великий большевистский принцип.
        - Я не собирался говорить,-продолжал Горбунов,-но выступление Родионова возмутило меня, да и всех, я думаю, до глубины души. Разве вы, товарищ Родионов, нe знаете, зачем нас, как вы выразились, отрывали от дела? Отлично знаете. Зачем вам потребовалось наводить тень на ясный день? Зачем вы вчера полдня ходили по отделам из комнаты в комнату, пытаясь замутить воду? Я вижу, не пошел вам на пользу полученный прежде урок.
        Старик, кончив говорить, снял со лба очки, положил их в футляр и, прямой и строгий, направился к своему месту.
        Родионов сидел, опершись локтем на спинку переднего стула, зло прищурившись.
        Когда Алексей Петрович поднялся со своего места, он испытывал глубокое чувство возмущения, вызванное лживым выступлением Родионова. На какое-то мгновение у него появилось желание ответить Родионову, обнажить всю фальшь его слов. Трофимов оглядел напряженно притихший зал. «Чудак я человек! вдруг подумал он. - Разве этой перепалки ждут от меня собравшиеся инженеры!» И, взяв себя в руки, спокойно начал:
        - Создание морских промыслов вдали от побережья и на большой глубине-трудная задача. Но мы ее должны решить и решить как можно быстрее. Перевод разведчиков под воду показал, что новые условия работы во всех отношениях выгодней. И мы должны ориентироваться на создание подводных промыслов, требующих меньших затрат человеческого труда.
        Но это только одна сторона рентабельности, вполне достаточная для условий капитализма. Но в условиях нашего общества одной этой стороны далеко не достаточно. Высшим принципом нашей рентабельности является не только минимальная затрата труда, но и сам человек, условия его работы, жизни, быта.
        Сделав паузу, Алексей Петрович продолжал:
        - Люди наших морских промыслов должны жить не в худших условиях, чем мы с вами здесь, в Приморске, чем во всех других местах нашей страны. Поэтому второй не менее важной задачей является создание в море баз-жилых поселков или даже городов, ремонтно-механических мастерских, нагнетательных станций и прочих производственных объектов. Создать такие базы мы можем. Наша техника позволяет это сделать. Для этого можно было бы использовать металлические основания, над которыми работает группа Родионова. Но мы с Иваном Ивановичем и Виктором Николаевичем подсчитали и получили астрономическую цифру стоимости острова, созданного по этому способу. И, очевидно, нам придется отказаться от него. Есть более дешевый способ создания баз - это сооружение искусственных ледяных островов, которые мы можем наморозить, используя достижения ядерной физики. Именно над этим сейчас работает экспедиции Кирилловой. И первые результаты экспедиции весьма обнадеживающие.
        Да, задача решалась грандиозная. Инженеры, слушая Трофимова, по-новому осмысливали свою деятельность. И это подняло их работу в собственных глазах.
        И до чего же мелким, эгоистичным показалось после этого выступление Родионова! Хорошо, что Трофимов прошел мимо его злопыхательских слов, не заслонил ими большую и благородную цель. Все видели, что Родионов вновь побит, хотя Алексей Петрович ни одним словом не обмолвился о его речи.
        Доволен был и сам Родионов, будучи, как и все кляузные, склочные люди, большим трусом. Он видел, что аудитория не пoддержала его, и также понял, что и на этот раз просчитался. Поэтому он со страхом ждал выступления Трофимова. И вот того, чего он больше всего боялся, не случилось. Однако ослепленный ненавистью к Алексею Петровичу, он не сумел сделать правильного вывода. «Значит, не так уж неудачно было мое выступление, если Трофимов не решился мне открыто возразить»,-улыбнулся внутренне Родионов, по-своему истолковывая речь Трофимова.
        И в это время он услышал слова Байрамова.
        - Признаюсь, товарищи, мне было стыдно за Родионова, стыдно за то, что в нашем хорошем, дружном коллективе имеется такой моральный урод. Правду сказал товарищ Горбунов, что не пошел вам впрок полученный урок, товарищ Родионов. Вы были против законтурного заводнения, против забойного депарафинизатора, против нагнетения в пласты морской воды, против многого другого.
        Теперь вы становитесь в позу обиженной невинности и называете сомнительным делом экспедицию, возглавляемую Кирилловой. Да если хотите знать, в ней, в этой экспедиции, будущее морской нефти. Советскими физиками теоретически и практически доказана возможность успеха экспедиции. Это лишь вопрос времени. А вы хотите это время затянуть, помешать успеху. Кому на руку вы действуете? Тому, кто пытался убить Кириллову, тому, кто пытался воспользоваться изобретением наших советских ученых и инженеров? Вы-умный человек и неужели вы не можете критически оценить свои поступки и сделать из них правильные выводы?
        Когда управляющий кончил, Родионов встал и вышел, не поднимая головы.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
        Павел Зарубин, у которого после отдыха в санатории осталось еще два дня отпуска, решил возвратиться в Приморск на пароходе. Но когда приехал в порт, «Михаил Кутузов» уже отшвартовался.
        «Эх, опоздал!»-с досадой подумал корреспондент.
        Следующий пассажирский пароход на Приморск отплывал только через сутки. Зарубин мог, конечно, доехать до Приморска поездом-это даже быстрее, но море с детства манило его, и он очень пожалел об упущенной возможности. Поезд отходил через три часа, и журналист не знал, как скоротать время. Сдав чемоданчик на хранение, он не спеша направился к грузовой пристани. Здесь стояло несколько пароходов и барж. В конце пристани дремал лесовоз «Дон». Проходя мимо «Дона», Зарубин услышал, как один матрос говорил другому:
        - В Приморске будем завтра в шесть вечера, а начало в восемь…
        «А что если…» - подумал Зарубин и решительно направился к трапу.
        - Скажите, пожалуйста,-обратился он к матросу,-где я могу видеть капитана?
        Моряк повернулся на голос Зарубина и, смерив его изучающим взглядом с головы до ног, кивнул головой на корабль.
        - У себя.
        Через минуту Зарубин стоял перед старым капитаном «Дона» в его небольшой каюте.
        .- Что вы хотите?-спросил моряк, заглянув в корреспондентское удостоверение.
        - Видите ли, товарищ капитан,- нерешительно начал Зарубин,-я опоздал на пароход. Мне срочно надо в Приморск. Не могли бы вы взять меня с собой? Вы ведь идете в Приморск?
        - В Приморск. Да только пассажиров мы не перевозим. Отправляйтесь поездом.
        Видя, что дело срывается, Зарубин пустился на хитрость: - Это я знаю. Но только, понимаете, мне нужно написать для газеты очерк о моряках, а вы, я слышал, знаете все моря мира.
        Хитрость удалась.
        Старый моряк выпрямился, разгладил прокушенные усы и не без гордости сказал:
        - Да, молодой человек, плаваю я пятьдесят второй год, за свою жизнь избороздил все моря и океаны,-и, подумав, добавил: - Ну, хорошо, как представитель прессы можете располагать моей каютой. Ночью я все равно буду наверху.
        Через час «Дон» отшвартовался.
        «Назвался груздем - полезай в кузов,- подумал Зарубин, стоя на палубе.-А что, и в самом деле неплохо написать такой очерк.»
        Зарубин спустился в капитанскую каюту.
        Опытный моряк Иван Васильевич Синявин в последние годы плавал в Арктике. Год назад он ушел на пенсию, но не выдержал тихой жизни, не смог жить без моря и теперь комaндовал старым лесовозом «Дон». Много интересного услышал Зарубин от бывалого капитана.
        Под вечер журналист вместе с Синявиным вышел на палубу. Море лежало в удивительном спокойствии. «Дон», неторопливо разрезая морскую гладь, уходил на юг. Справа, опускаясь к горизонту, сияло солнце. Чувствовалось приближение осени; днем еще было достаточно тепло, а сейчас от воды тянуло прохладной сыростью.
        - Скоро начнутся штормы, и на такой посудине, как «Дон», носа в море нельзя будет показать,-сказал Синявин.
        Поужинав, капитан пошел наверх, чтобы сменить, своего помощника, а Зарубин лег спать.
        Утром проснулся от необычного шума, напомнившего ему ледоход, который не раз приходилось наблюдать в детстве на Каме. О корпус корабля что-то непрерывно ударялось. Торопливо одевшись, Зарубин выбeжал на палубу. Его обдало холодом. Почти вся команда толпилась на палубе. Матросы с любопытством заглядывали за борт, «Дон» шел, врезаясь в сплошной слой шуги и тонких пластин льда. Стаи морских птиц с криком носились над морем, охотясь за мертвой рыбой.
        - Что случилось, Иван Васильевич?-спросил Зарубин, поднявшись на ходовой мостик.
        - Должно быть, тут ночью ударил сильный мороз. Вон сколько шуги и мелкого льда.
        Но вскоре вдали показалась чистая вода. Выйдя из ледяной крошки, «Дон» плыл с прежней скоростью. Капитан сбросил плащ.
        - Попали к теплое течение, тут море не скоро замерзнет,-поделился старый моряк своими соображениями.
        Сквозь утреннюю дымку тускло светило солнце. Видимость была небольшой.
        Склянки пробили восемь.
        Синявин пригласил журналиста завтракать.
        Не успели они сесть к столу, как прибежал вахтенный и доложил:
        - Товарищ капитан, впереди по курсу айсберг!
        - Э, милый, иди-ка к врачу, измерь температуру,- засмеялся Синявин.
        - Иван Васильевич, виноват, товарищ капитан, я вам правду говорю. Настоящая ледяная гора. Мне приказано вам доложить.
        - Ладно, иди,-уже недовольно сказал капитан.
        Кряхтя, он встал:
        - Ох, не дадут спокойно поесть. Что еще за чудеса в решете там случились
        Зарубин последовал за капитаном. Поднявшись на палубу, он увидел впереди ледяную гору, длиной не менее полукилометра.
        Посмотреть на айсберг из кубрика выбежали матросы.
        Синявин молча поднялся на ходовой мостик. Зарубин прошел на нос «Дона».
        - Прикажете взять лево руля?-спросил помощник капитана Хомутов, опуская бинокль.
        Вместо ответа Синявин громко расхохотался:
        - Вы давно на море, молодой человек?
        - Шестой год.
        - А вы слыхали про миражи, молодой человек? Так, слыхали. А видели? Heт. Ну, тогда смотрите.
        Слова капитана были слышны команде, собравшейся на палубе. Многим до этого не приходилось наблюдать миражей, и поэтому все с любопытством повернули головы в сторону мнимого айсберга.
        А Синявин, успевший уже выпить послевахтенную стопку коньяку, продолжал:
        - Вот плавает такая гора где-нибудь у Новосибирских островов, а мы благодаря фокусам природы видим ее здесь, в этом южном море. И когда подойдем ближе, мираж исчезнет или будет отдаляться. На своем веку я много видел таких фокусов.
        Между тем «Дон» подходил все ближе и ближе к ледяной горе.
        - Иван Васильевич, может, все же взять левеe руля?-с тревогой спросил Хомутов.
        - Так держать! Вы что, струсили?
        - А вдруг это не мираж, Иван Васильевич?
        - Чудак вы человек! Откуда же может в этом закрытом южном море появиться ледяная гора?
        - Но появилась же ночью шуга.
        - Шуга образуется в результате ночного заморозка, а ледяная гора должна оторваться от ледника. Тут вам не Гренландия.
        - Помню я,-продолжал Синявин,-один случай-это было лет пятьдесят тому назад. Плавал я тогда юнгой на одном паруснике. В море мы находились уже более двух месяцев. Пресной воды осталось совсем немного, а до ближайшего берега было еще недели три хода при благоприятной погоде. Капитан распорядился выдавать команде по стакану воды в день. Жажда нас мучила нестерпимая. Люди один за другим падали в обморок. Не помню уж, на какой день мучений мы увидели землю. Все вышли на палубу и пожирали глазами водопад в горной долине, покрытой зеленью. Мы плясали от восторга, обнимались, целовали друг друга-так обрадовались! Только один капитан стоял мрачный. Он знал, что никакой земли в той части моря нет. Это был мираж. И вот, тогда до земли оставалось примерно столько, сколько до этого фальшивого айсберга и, казалось, что мы уже слышим шум водопада, вдруг все исчезло. Тут многие из нас…
        Окончить фразу Синявин не успел. От резкого толчка он упал вперед, больно ударившись о поручни. Все, кто был на палубе и на ходовом мостике, тoже попадали. Ледяная гора оказалась совсем не фальшивой. «Дон» наскочил на ее далеко выступавшую вперед подводную часть.

* * *
        Радист теплохода «Океан» вбежал в капитанскую рубку и молча подал капитану телеграмму, принятую от лесовоза «Дон». Пробежав листок глазами, капитан приказал радисту засечь «Дон», а сам включил сигнал тревоги. Пронзительно завыли сирены, забегали люди. Капитан включил дублер радиолокатора, и на матово-зеленоватом экране появились две светлые точки: одна большая, расплывчатая, и рядом с ней-яркая и четкая. Это были засеченные радиолокатором ледяная гора и тонущий лесовоз «Дон».
        Один за другим вспыхнули сигналы готовности. Капитан выключил сигнал тревоги, и сирена умолкла. Наступила тишина.
        - Полный вперед!-скомандовал в микрофон капитан.
        Теплоход, содрогнувшись, стал набирать скорость.
        - Лево руля! Так держать! Самый полный!
        Вбежала Ольга.
        - Что случилось, Леонид Иванович?-с тревогой в голосе спросила она.
        Капитан подал ей телеграмму.
        - Лесовоз «Дон» наскочил на нашу ледяную гору. Должно быть, все ослепли. Ведь ее за пятьдесят миль видно.
        «Океан» первым пришел к месту аварии «Дона», палуба которого была уже почти на уровне воды. Люди с «Дона» покинули корабль и перебрались на вырубленный в ледяной горе уступ. Рядом на воде покачивались две шлюпки.
        Повреждения корабля были значительными, и не будь он до предела наполнен лесом, давно бы затонул. Но благодаря грузу сухой древесины «Дон» сохранил некоторый запас плавучести. Вскоре к месту аварии подошел танкер «Иртыш», направлявшийся за нефтью в Приморск.
        Решено было попытаться спасти «Дон». «Океан» и «Иртыш» встали с обоих бортов «Дона». Подведя под днище «Дона» стальные канаты, команды трех судов в течение нескольких часов закрыли пробоину пластырем. Мощными насосами танкера «Иртыш» удалось быстро выкачать воду из трюма «Дона». Палуба лесовоза вновь высоко поднялась над водой.
        - Как же вас угораздило не заметить такую махину?- спросил Синявина капитан «Океана», кивнув в сторону ледяной горы.
        - Ох, не говорите! Это я, старый осел, не поверил. Только я, должно быть, совсем из ума выжил: скажите мне, Леонид Иванович, откуда же появился, здесь айсберг. Я их видал раньше только на Севере и у берегов Антарктиды. Может быть, все это сон?
        Стоявшая рядом с капитаном «Океана» Ольга засмеялась, глядя на растерянного Синявина.
        - Нет, это не сон, Иван Васильевич,- ответил капитан «Океана».- Это вот все Ольга Петровна наделала.
        Синявин недоверчиво посмотрел на Кириллову, потом подошел к трапу, еще раз посмотрел на нее и не спеша стал спускаться в шлюпку, где его уже поджидали матросы «Дона». «И правду говорят, что женщина на корабле приносит несчастье,»- угрюмо подумал он.
        Взяв на буксир поврежденный лесовоз, «Иртыш» направился в Приморск.
        - Все хорошо, что хорошо кончается,- сказал капитан «Океана».- Могло быть и хуже. Не поверили нашей ледяной горе, Ольга Петровна. Как бы не появился еще чудак вроде Синявина. Всем кораблям в море нужно будет дать радиограмму.
        Часть вторая
        ГОРОД В МОРЕ
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Заседание продолжалось уже третий вечер. В Москву были вызваны представители многих организаций. Шла конкурсная защита проектов разработки морских месторождений нефти.
        В этот вечер собралось особенно много народу-зал, вмещавший до двух тысяч человек, был переполнен. Все ждали выступлений представителей Морнефти. Слухи о необычайной экспедиции теплохода «Океан» и ее результатах волновали многих.
        В предыдущие два дня с защитой своих проектов выступили четыре организации. Трест Шахнефтепроект предлагал под дном моря проложить тоннель и разработку нефтяных месторождений вести из подземных шахт. Другая проектная организация представила проект, согласно которому через всю гряду нефтеносных структур намывалась огромная земляная дамба. Интересными оказались проекты Института океанологии и Института подводных работ. Первый предлагал оригинальный способ создания на нефтеносных структурах искусственных островов, используя для этого результаты экспериментальных работ по акклиматизации кораллов в наших южных морях.
        Коралловые острова - атоллы - могли быть созданы, по расчетам института, за пять-шесть лет. Институт подводных работ предложил систему подводных станций, с которых можно было бы вести все работы, а добытую нефть перекачивать на материк по трубопроводам.
        И вот сейчас наступила очередь треста Морнефть. Представители треста пришли, когда зал был еще пустым. Они занимали почти весь первый ряд. Ольга с волнением ждала начала заседания.
        - Не надо волноваться, Оля, все будет хорошо,-шепнул Алексей Петрович, слегка сжав ее, руку выше локтя.
        Сам Алексей Петрович тоже волновался, хотя это трудно было заметить. «Как будто перед экзаменом,»-вспомнил он свои студенческие годы.
        Заметно нервничал даже профессор Дубравин, проделывая смешные манипуляции со своей трубкой. С явно напускным равнодушием сидел Виктор Дубравин.
        Не удавалось скрыть своего волнения и Сорокину, пришедшему ровно за минуту до начала. Сорокин проводил отпуск в Москве, и Трофимов пригласил его на заседание открытого конкурса.
        Поднявшись на трибуну, Алексей Петрович оглядел переполненный зал, на какую-то секунду задержал взгляд на Ольге. Широко открытыми глазами она смотрела на него, пунцово алели щеки. «Очень волнуется,»-подумал Трофимов.
        И удивительное дело! Сразу почувствовал в себе твердую уверенность, успокоился. Улыбнувшись Ольге, он начал:
        - К разработке в первую очередь мы наметили самую большую группу месторождений, находящуюся в двухстах километрах от берега, а также группу, прилегающую к Приморску.
        Трофимов, сойдя с трибуны, обвел на карте названные районы. Больше он не подходил к трибуне и не заглядывал в оставленный там доклад. Задерживаясь то у карты, то у чертежей, он излагал присутствующим существо проекта. Временами, прислонив указку к щиту с чертежами, он подходил к самому краю сцены. Изредка взмахивал рукой, жестом усиливая сказанное. Он не обладал красноречием, присущим профессиональным ораторам. Но его неподдельная искренность и убежденность заставляли слушателей думать вместе с ним.
        По мере того, как он говорил, слушатели мысленно то спускались на подводных автобусах к глубоководным буровым, то видели морское дно, равномерно усеянное ремонтноконтрольными станциями, к которым сходились устья эксплуатационных скважин, то ощущали, как на восьмикилометровой глубине земных недр под действием тупорылого вибрационного бура рассыпаются в порошок окременелые породы, то ясно представляли себе, как огромные потоки морской воды и газа под большим давлением нагнетаются в земные недра, заставляя их отдавать тысячи и миллионы тонн нефти.
        Ольга давно забыла о своих волнениях; профессор Дyбравин засунул свою трубку в карман жилета и смотрел на Трофимова, склонив набок седую голову; младший Дубравин, вложивший в проект столько труда, слушал Трофимова с интересом, с которым читают новую, волнующую книгу; Павел Зарубин, приготовивший было блокнот, за все время не записал ни одного слова, боясь что-либо пропустить. В зале стояла напряженная тишина.
        - Таким образом,-сказал в заключение Трофимов,- наш проект в части некоторых особенностей подводного хозяйства схож с проектом Института подводных работ, с той, однако, разницей, что у нас нет громоздких подводных сооружений.
        Используя достижения ядерной физики, мы создадим в море искусственный остров. Бурить мы будем с подводных самоходных установок, а для обслуживания скважин вполне достаточно иметь небольшие подводные станции. Все же остальные производственные сооружения - нагнетательные станции, компрессорные, ремонтные мастерские, склады и прочие сооружения, необходимые для обслуживания строительства и эксплуатации нефтяных промыслов, будут расположены на искусственном ледяном острове. Мы будем иметь возможность создать на этом острове людям, работающим на подводных промыслах, и их семьям нормальные условия, не хуже, чем в любом другом месте, в любом другом благоустроенном городе. Человек, который будет работать на подводных промыслах, должен иметь возможность после работы отдохнуть в своей квартире, в кругу родных и близких.
        Долго не смолкали аплодисменты, когда Алексей Петрович кончил.
        Только один человек в зале сидел словно скованный. Это был Родионов. На его лице сквозь загар выступили багровые пятна, словно аплодисменты, которые он слышал вокруг, были для него звонкими пощечинами. Бешеная ярость против Трофимова с новой силой колотилась в его груди.
        Благоразумие подсказывало, что ему следует немедленно отказаться от защиты индивидуального проекта скелетной группы. Но ярость была сильней. И когда на второй день Гипронефть, предлагавшая создать кольцевой плавучий мол, внутри которого можно было бы бурить скважины с барж, сняла свой проект с обсуждения, Родионов с упрямой решимостью поднялся на трибуну. Проект разработки морских промыслов с гигантских полуплавающих гкперболических башен, несмотря на свою оригинальность, был явно не доработан. Автор не мог ответить на ряд недоуменных вопросов членов жюри и публики.
        Через два дня, после закрытого совещания жюри, участники конкурса собрались на заключительное заседание. Зал гудел сотнями человеческих голосов, слившихся воедино.
        Когда министр, позванивая в колокольчик, успокаивал аудиторию, от задней двери, протискиваясь между тесно стоявшими в проходе людьми, торопливо пробирался Сорокин.
        - Ты что каждый раз приходишь чуть ли не с опозданием? Чем ты так занят? - шепотом сделал ему замечание Трофимов.
        - Я ничем не занят,-торопливо ответил Сорокин.-Просто опять не рассчитал,-виновато улыбнулся он.
        - Что-то ты скрываешь. Какие-то тайны появились.
        Сорокин, еще более смутившись, собрался ответить, но в это время на трибуну поднялся министр.
        - Товарищи!-Министр обвел взглядом серьезные лица собрaвшихся и остановился на первых рядах, где сидели представители организаций, участвующих в конкурсе.
        «Да не тяните вы,»- мысленно в нетерпении обратился к министру Трофимов, сохраняя на лице полное спокойствие.
        Но министр не сразу сказал то, что интересовало Трофимова и всех присутствовавших. Вначале он проанализировал представленные проекты, отметив достоинства и недостатки каждого. И вот, наконец, он сказал:
        - Первая премия за лучший проект, дающий возможность вести разработку морских месторождений с наименьшими затратами и обеспечивающий лучшие условия для работников промыслов, присуждается тресту Морнефть.
        - И пусть не расстраиваются авторы других проектов, - продолжал министр.-Труд их не пропал даром. В каждом проекте есть много ценного, что обязательно будет использовано при создании морских прoмыcлов. Проект коллектива треста Морнефть должен быть доработан с учетом всего лучшего, что есть в других проектах. Особо хочу отметить замечательный проект Института океанологии. Ему присуждается вторая премия. Жюри предлагает использовать этот проект при создании промыслов второй и третьей очереди.
        Долго не смолкали рукоплескания Трофимову, Кирилловой, Дубравиным и Байрамову, который прилетел на заключительное заседание. Им горячо жали руки, искренне улыбались, желали всяческих успехов.
        Легонько расталкивая людей, окруживших морнефтинцев, министр говорил:
        - Дайте же мне, товарищи, добраться до главных виновников.
        Он крепко пожал руку сияющей Ольге, потом поочередно обнял профессора Дубравина, Трофимова, Виктора Дубравина и Байрамова, пожал руки остальным представителям треста. Остановившись перед стоявшими рядом Ольгой и Алексеем Петровичем, он, смеясь, сказал:
        - Вообще-то угощение причитается с вас, но так и быть, сегодня вы-мои гости.
        - Ну, а ты, Али,-обратился он к Байрамову,-опять сбежишь из санатория? Нет? Тогда бери отпуск и уезжай. Лечись, отдыхай. Что мотаешь головой? Ах, ты не хочешь ехать в отпуск? Ну подожди, я до тебя доберусь!
        С крыши гостиницы, где ужинали представители Морнефти, как на ладони была видна иллюминированная, празднично убранная Москва - было 30 апреля.
        - Первый бокал,- сказал министр,- подымаю за вашу победу.
        Ольга смотрела через барьер. За площадью было видно длинное приземистое здание манежа, а справа-старые университетские корпуса. Здесь она проучилась пять с лишним лет. Ее потянуло туда.
        - Ты о чем, Оля?-шепнул Трофимов.
        Она посмотрела ему в глаза и рассмеялась. Ей хотелось созорничать, но она стеснялась сидевшего напротив министра.
        - А второй бокал я предлагаю выпить за большую морскую нефть, которую вы скоро дадите стране,-сказал министр, вставая.
        К Ольге и Алексею Петровичу с бокалом вина подошел Сорокин.
        - Хочу выпить за вас, Ольга Петровна, за ваши успехи. Ольга взглянула на белоснежный воротничок и ладно сшитый светло-серый костюм Сорокина и вдруг с неприязнью вспомнила случай за Приморским парком, в устье Каменистой. Как будто только что слышала она короткий детский крик и всплеск воды, увидела спину спокойно удаляющегося Сорокина, и ей очень захотелось отказаться, но Алексей Петрович, подняв свой бокал, просяще посмотрел на нее. Она пригубила свой бокал, но пить не стала. Сорокин отошел. Ольга серьезно и задумчиво смотрела куда-то в пространство.
        Алексей Петрович, заметив перемену, происшедшую в Ольге, спросил;
        - Что случилось, Оля?
        - Ничего, Алексей Петрович. Я хочу пройтись.
        - Хорошо. Пойдем.
        Часы на Спасской башне пробили без четверти одиннадцать.
        - Ой, как еще мало времени! - нарушила длительное молчание Ольга и потянула Трофимова вправо.
        Они спустились вдоль Кремлевской стены и вышли к Александровскому саду.
        - Вот здесь мы готовились к экзаменам,- сказала Ольга, останавливаясь перед скамейкой в боковой аллее.- Посидим.
        - Оля, почему ты не захотела выпить с Сорокиным? -вдруг спросил Алексей Петрович.
        - Я не знаю, Алексей Петрович, но, по-моему, он очень плохой человек и способен на ужасное…
        - Что? Что ты сказала?
        - Простите, Алексей Петрович,-Ольга никак не могла перейти на ты,-но я не хотела вам говорить. Я знаю, что Сорокин - ваш друг. Но сейчас, раз уж вы меня спросили, я расскажу…
        Алексей Петрович, выслушав рассказ Ольги, задумался.
        Он вспомнил слова Штанько о Сорокине: Не любит он людей.
        - Не пойму, что с ним происходит. Ты не первая мне говоришь…
        - Забудем об этом.-Ольга посмотрела на Трофимова, улыбнулась и встала.- Пойдемте.
        Трофимов взял ее протянутую руку, повернул вверх ладонью и поцеловал.
        Ольга повела его к старым корпусам университета, где все для нее было мило и дорого. Oна рассказывала разные истории, связанные с учебой в университете, с жизнью студентов.
        Такой непосредственной и словоохотливой Алексей Петрович видел Ольгу впервые. Временами она вырывала свою руку, подбегала к клумбе, нагибалась к ароматным цветам, пряча в них лицо. Трофимов, глядя на нее, улыбался. Когда в одном из дворов университетских зданий она кинулась было к розам, Алексей Петрович на ходу перехватил ее руку и порывисто привлек девушку к себе.
        - Не надо, Алексей Петрович, увидят,- Ольга попыталась высвободиться.
        - Пусть видят! Пусть завидую!! Люблю я тебя, Оленька.
        Сзади раздался смешок. Ольга резким движением высвободилась из объятий и потемневшим взором с укором посмотрела на Трофимова. В это время до них долетел звук поцелуя. Трофимов и Ольга оглянулись. Под старой липой, на скамеечке, сидела пара. Юноша привлек к себе девушку и целовал ее в нос, в щеки, в губы, в глаза, а она тихо смеялась, делая легкие попытки высвободиться.
        - Хорошая ты моя!-тихо сказал Трофимов.
        В ответ Ольга крепче прижалась к его плечу.
        Долго бродили они около здания университета. Радостное чувство не покидало Ольгу. Она подходила к парадным дверям и пыталась открыть их. Но они были заперты. Только в одном корпусе дверь подалась, и она затащила Алексея Петровича в полутемный вестибюль.
        Дремавший сторож испуганным голосом закричал:
        - Кто здесь? Что вам здесь надо?
        - Воры, дядя Вася,-засмеялась Ольга, узнав старика.
        - Какие воры? Откуда вы меня знаете?-сказал старик, поправляя очки.
        - Ну как же! Помните, дядя Вася, как пять лет назад мы вам очки бумагой заклеили, когда вы на дежурстве уснули? - смеялась Ольга.
        - Не помню,-примирительно сказал сторож, косясь на Трофимова.-Идите, поздно уж.
        Обойдя все и посидев на десятке скамеек, они вышли на опустевшую Моховую улицу.
        - Куда же мы пойдем теперь, Оля?-спросил Трофимов.
        - Теперь не знаю,-тряхнула головой Ольга.-Теперь уже ваша очередь быть проводником.
        Алексей Петрович взял Ольгу под руку, и они свернули на улицу Герцена.
        У Никитских ворoт остановились перед памятником Тимирязеву.
        - Не нравится мне этот памятник,- сказала Ольга.
        - Почему?
        - Ну как же! Русский человек, всю жизнь отдал своей стране, развитию русской науки, а скульптор нарядил его в этот нелепый чужеземный балахон.
        - Патриотка во всем?-улыбнулся Трофимов.
        - А что ж? Конечно. И потом вообще этот памятник получился какой-то скучный.
        По бульварам, дышащим свежей, недавно распустившейся листвой, они вышли к Кропоткинским воротам, через набережную направились к Крымскому мосту. В черной глади воды уснувшей Москвы-реки отражались пестрые зигзаги электрических гирлянд. Да и мост казался каким-то ненастоящим, сказочным. Центральный парк культуры и отдыха сверкал тысячами разноцветных огней. Слышалась музыка. С моста было видно множество людей, гуляющих в аллеях или танцующих на площадях: ночной праздничный карнавал был в разгаре. Перейдя мост, Трофимов и Кириллова вошли в парк,. в пестрое и шумное море карнавала. Заглянув во все уголки, они через Нескучный сад выбрались на широкий, весь в огнях иллюминации Ленинский проспект.
        Восход солнца встречали на Ленинских горах. Здесь над зеленью разросшегося парка, как символ новой эпохи, высилось величественное и прекрасное здание университета.
        Москва просыпалась. С высоты Ленинских гор можно окинуть взглядом весь город с его площадями, парками, высотными зданиями, с кранами новостроек. Сквозь легкую кисею утренней дымки сверкала причудливо изогнутая серебристая лента Москвы-реки.
        Со стороны университета из репродуктора зазвенели переливы кремлевских курантов. Пробило шесть часов.
        Алексей Петрович и Ольга, прижавшаяся к его плечу, не отрываясь смотрели с высоты на такой родной и близкий каждому человеку город, над которым плыли торжественные звуки гимна.
        Начинался новый светлый день - Первое Мая.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
        Капитана государственной безопасности Винокурова вызвали в министерство. Поручив текущие дела лейтенанту Мамедову, он вылетел в Москву.
        - Ваш Приморск,-встретил его полковник Нестеров, - становится передним краем. Кое-кто очень интересуется этим районом. Вот, например, две недели тому назад в одну из стран Свободного мира, как любят именовать империалисты капиталистический Запад, было отправлено сообщение о предстоящих работах треста Морнефть. Подробности, с какими оно составлено, говорят о том, что автор хорошо знаком с обстановкой на месте. Например, перечисляются корабли, которые переоборудуются для намораживания острова в море, указывается точный срок выхода экспедиции, называются люди. Оттуда передано задание любой ценой добыть cведения о способе замораживания.
        Помолчав, полковник спросил:
        - Что вы обо всем этом думаете?
        - Думаю, что здесь орудует Курт Краузе или его помощники.
        - Значит, вы теперь уверены, что Плужников и Краузе - не одно и то же лицо?
        - Убедились в этом.
        - Именно поэтому я и вызвал вас.
        - Что я должен делать?
        - Лететь в Лейпциг, постараться найти родственников или знакомых Краузе и от них узнать как можно больше. Немецким языком вы, кажется, владеете неплохо?
        - Говорю.
        - Сегодня -ознакомьтесь вот с этими документами,- полковник хлопнул ладонью по лежавшей перед ним папке. - Здесь все, что нам известно о Курте Краузе. Учтите, их было не менее двух. В немецко-фашистской разведке любили двойников. Потом ознакомьтесь вот с этой папкой. Вам дадут дела всех, кто вас будет интересовать.
        - А когда лететь?
        - Завтра в десять.

* * *
        Через две недели полковник Нестеров слушал доклад вернувшегося из Германии Винокурова.
        - Да, не много, - задумчиво проговорил полковник.
        Он взял выцветшую, пожелтевшую фотографию, с которой нагловато смотрел белесыми глазами юнец лет пятнадцати.
        Это была детская фотография Курта Краузе. Отложив в сторону снимок, Нестеров просмотрел привезенные письма, написанные Краузе в разное время.
        - На большее, конечно, трудно было рассчитывать. Можно было предполагать, что гитлеровская разведка, отправляя к нам своего агента в 1944 году, постарается уничтожить его следы даже у себя в Германии.
        - Да, так и получилось.
        - Ну, ничего. Кстати, помните Джона Кларка?
        - Как же! Старый знакомый.
        - Так вот. Айбурт он покинул и под именем Роберта Лаута появился в Северном Иране в качестве туриста.
        - Что ему там понадобилось?
        - Любуется природой и прочими достопримечательностями,-усмехнулся полковник и тут же серьезно добавил: - Пытается, должно быть, какими-то путями вновь установить прямую связь с Приморском. Да, я должен сообщить вам, что в ваше отсутствие мы направили к вам в Приморск капитана Озерова. Пока он останется там. Озерову удалось обнаружить радиопередатчик направленного действия Краузе. Но сам Краузе у передатчика больше не появлялся. Может быть, это осторожность опытного шпиона, а может, переход на положение три сделал временно ненужным этот передатчик. Последнее вполне вероятно. После прекращения прямой связи Краузе с Айбуртом информация потекла через одно посольство в Москве. Но мы обрезали кое-какие шупальцы этой информации, и Озеров изъял обнаруженный, радиопередатчик.
        - Но ведь это же…
        - Не беспокойтесь. Озеров сделал это хорошо. Старая крепостная стена, под которой шпион хранил передатчик, от ветхости рухнула и завалила тайник. Kpayзe, если он там появится, убедится в естественной случайности гибели передатчика. Конечно, у него могут возникнуть подозрения. Но план наш таков: сузить кольцо вокруг Краузе и заставить его воспользоваться своим обычным передатчиком, который легко запеленговать. И этот план,-продолжал полковник,-кажется, начинает давать свои результаты. Джон Кларк, он же Ной, он же Роберт Лаут, начинает нервничать. Об этом свидетельствуют его требования к Краузе, перехваченные нами. Вот они. Ознакомьтесь.
        Прочитав документы. Винокуров спросил:
        - Когда я могу возвратиться в Приморск, товарищ полковник? Здесь я вам больше не нужен?
        - Завтра же. Учтите, что врагов больше всего интересуют работы Морнефти. Нельзя допусти гь, чтобы секрет замораживания попал к ним. Нельзя допустить также повторения случаев, подобных тому, который произошел с Кирилловой.
        - Хорошо.
        - А это,-указал полковник на привезенные капитаном документы,-останется у меня. Утром вы получите фотокопии.
        Винокуров взял в руки фотокарточку юного Краузе, подержал и с досадой положил на место. Нестеров внимательно посмотрел на капитана:
        - Вы что-то хотели сказать, товарищ капитан?
        - Видите ли, когда я первый раз увидел эту фотографию, лицо показалось мне как будто знакомым. Но сейчас я не могу этого утверждать.-Винокуров с сомнением взглянул еще раз на снимок, покачал головой.- Нет, по-моему, я никогда не видел этого человека.
        - О, это очень важно! Вполне возможно, что вы с этим молодчиком,-полковник щелкнул по карточке ногтем, - встречались, а может быть, и не раз. Учтите разницу в возрасте. Оригиналу сейчас далеко за сорок, а на фотографии ему лет пятнадцать-шестнадцать.
        Полковник встал.
        Винокуров, козырнув, вышел.
        Утром за Винокуровым заехал одетый в серый штатский костюм лейтенант.
        - Самолет отправляется через час двадцать.
        До аэродрома ехали молча. Так же молча пожали друг другу руки перед посадкой в самолет.
        В самолете Винокуров оказался рядом со словоохотливым полным мужчиной лет пятидесяти. К удовольствию капитана, сосед больше говорил сам. Даже на свои вопросы он не добивался ответа и продолжал разговаривать.
        - Вы туда летите впервые?-спрашивал он и тут же говорил:-Тогда вам будет очень интересно. Погода сегодня ясная, безоблачная, земля видна, как на ладони. Я по этой линии летаю часто и то всегда любуюсь этими замечательнымы местами. Лучше самого красивого ковра…
        И действительно, сосед поражал Винокурова знанием местности. То и дело он говорил:
        - Вон там справа, взгляните, за железнодорожной станцией, большой завод. В прошлом году его еще не было. Быстро научились строить. А вон за тем лесом большая речная пристань, сейчас увидим.
        И так всю дорогу. Винокуров с удовольствием слушал соседа, вместе с ним любуясь проплывавшими под самолетом живописными картинами. К Приморску самолет подходил со стороны моря. Вдруг его сосед заволновался.
        - Нет, вы только подумайте,-сказал он, дергая Винокурова за рукав пиджака,-мы определенно сбились с пути.
        - Почему вы так думаете?
        - А что я, первый раз лечу? Видите, слева большой остров? Никаких островов на трассе нет и не должно быть.
        Винокуров посмотрел влево. Его спутник был прав. Вдали виднелся плоский остров, возле которого дымила корабли. Винокуров знал, что это за остров. Он с понимающей улыбкой посмотрел на соседа:
        - Нет, мы летим правильно.
        - Не может этого быть!
        - Вы когда последний раз здесь пролетали? - спросил Винокуров.
        - Месяца два назад. А что?
        - Да так, ничего. География в наше время меняется быстро. А вон и Приморск.
        Сосед Винокурова с недоумением смотрел вниз на знакомую песчаную косу со старой башней маяка. Наконец, не выдержав, он с силой дернул себя за прядь волос и сморщился от боли. Да, это не сон, - было написано на его лице.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        Работы на Ледяном острове шли день и ночь, не ослабевая. Самым трудным оказалось не создание ледяного массива острова, а защита его от предательских течений морской воды, подмывавших основание и бока острова, от знойного солнца и теплого воздуха, расплавлявших верхний слой льда. В первый же день после того, как был наморожен опорный километровый участок, с крутых скатов льда бурными ручьями хлынула в море вода. Надо было одновременно с намораживанием новых ледяных полей защитить намороженный массив от губительных притоков тепла.
        Следовало торопиться. Приходилось намороженную поверхность заливать жидким агрессивным гудроном, который, окисляясь на воздухе, мгновенно затвердевал. На гудрон укладывали металлическую сетку и заливали тонким слоем холодного бетона, твердевшего без повышения температуры. Бетон покрывался грунтом, подаваемым по трубам мощными подводными земснарядами.
        Затраты сил и средств на изоляцию намороженного массива были относительно незначительными. Однако все работы по изоляции льда надлежало провести в очень ограниченное время, что представляло чрезвычайную сложность, требовало огромного напряжения сил, слаженности всех операций и согласованности дейcтвий многих организаций, работавших на Ледяном острове.
        Управление треста Морнефть в эти дни пустовало. Все круглосуточно находились на Ледяном острове, гдe у каждого было свое дело.
        Темная от загара, осунувшаяся, с припухшими от недосыпания веками, но энергичная и возбужденная, Ольга поспевала всюду. То она на моторном катере носилась между многочисленными кораблями, то в ватных брюках, куртке и горных ботинках подымалась на дымящийся паром свежий лед, то в небольшом, похожем на черепаху, подводном снарядике спускалась проверить качество бетонного покрытия покатых откосов Ледяного острова. Иногда она теплым словом подбадривала людей, которые, как ей казалось, недостаточно энергично работали. Но таких были единицы. Люди, понимая ответственность, возложенную на них, старались изо всех сил.
        Алексей Петрович, большую часть времени проводивший н Ледяном острове, видел, как трудно приходится Ольге, хотя и самому ему было не легче: в эти дни он, как и многие, почти не спал. Но о себе в таких случаях он как-то не привык думать. К Ольге же у него было двойное чувство. Ему было и жалко ее и хотелось как-то облегчить ее положение; в то же время, глядя на похудевшее от забот и бессонных ночей лицо девушки, он с гордостью думал: «Какая ты у меня, Оля, молодец.»
        Однажды Кириллову разыскал Зарубин. Ему нужно было расспросить ее о многом.
        - Извините, Павел Константинович, мне сейчас совершенно некогда,-сказала она сначала, но, видя, как он огорчен, добавила:- Если хотите, поeдемте со мною на «Океан», а затем на Рассвет; там готовятся к намораживанию последнего участка острова. Потом подымемся наверх, а вечером, во время смены вахт, вы сможет смотреть строительство подводной промежуточной станции на трубопроводной трассе.
        Зарубин согласился.
        Но ничего интересного он не увидел. На теплоходах «Океан» и Рассвет со спокойной деловитостью трудились люди. -Механики поочередно проверяли пятитысячесильные двигатели, прислушиваясь к их работе. У гигантских генераторов, у высоковольтных преобразователей трудились электрики. В одном из подпалубных залов «Океана» люди в белых халатах осматривали непонятные аппараты. Здесь Ольгу и Зарубина встретил Ахундов.
        - Ну, что у вас тут, Ашурбек?
        - Электронику проверяем, Ольга Петровна.
        - А как нейтронная аппаратура?
        - Все в порядке.
        - Успеете к сроку?
        - Непременно.
        - А как на Рассвете?
        - Только что оттуда. И там все в порядке.
        - Хорошо, продолжайте. Я на час уеду на остров,- и, обратясь к Зарубину, спросила: - Вы остаетесь?
        - Нет, поеду, Ольга Петровна.
        Они спустились по трапу на катер, и он помчал их к порту, созданному на южной стороне Ледяного острова. Легкий ветерок нарушал спокойную гладь моря, и быстро мчавшееся суденышко трясло, словно машину на булыжной мостовой. За ледяным молом порта, где стояли под разгрузкой корабли, было спокойно.
        - Вот мы и приехали,- сказала Кириллова, когда катерок пришвартовался к помосту, которым заканчивалась временная металлическая лестница-стремянка, ведущая наверх.
        Зарубин еле поспевал за Кирилловой. Легко, без единой передышки, она поднялась на тридцатиметровую высоту.
        Поверхность Ледяного острова, казавшаяся на расстоянии ровной, как стол, выглядела неопрятной, неуютной и захламленной. Среди беспорядочно сваленных в кучи различных материалов сновали грузовики, трещали тракторы, таща за собой огромные груженые гусеничные прицепы; тонко и пронзительно пели электропилы, неуклюже двигались электросварочные машины: у намытых илистых курганов копошились грейдеры, бульдозеры и другие машины, растаскивая по острову не успевшую загустеть влажную породу.
        Вода, фильтруясь из жидкой гидромассы, грязными потоками растекалась от намываемых земляных курганов, покрывая поверхность острова морским илом. И среди всего этого хаоса пестрели парусиновые палатки. На левой и правой полуподковах мола по временно проложенным рельсам двигались железнодорожные составы, принимая и оттаскивая в глубь острова материалы, выгружаемые с судов.
        Несмотря на горячо припекающее солнце, было прохладно. Тонкий слой бетона, не везде еще покрытый землей, дышал сыростью и холодом.
        Зарубин посмотрел на резиновые сапоги Кирилловой, потом перевел взгляд на свои ноги и подумал: «Пропали мои новые туфли.» Кириллова, заметив взгляд Зарубина улыбнулась:
        - Да, непрактичная у вас для Ледяного острова обувь, Павел Константинович.
        - Ничего,- и Зарубин решительно зашагал по илистой грязи.
        - Да вы брюки-то хоть подверните,-смеясь, сказала Ольга.
        Но совет Кирилловен не помог Зарубину. Не успел он нагнуться, как мчавшийся мимо грузовик окатил его грязью. Махнув с досады рукой, Зарубин решительно двинулся дальше.
        - Подождите, Павел Константинович, возьмем машину. Кириллова направилась к большой палатке, возле которой в два ряда стояли автомобили.
        Зарубин, подумав, свернул за Ольгой.
        Когда Ольга взялась за ручку дверцы автомашины, из палатки вышел Трофимов. Поздоровавшись с Зарубиным, он спрoсил Кириллову:
        - Вы куда, Ольга Петровна?
        - Хочу объехать остров.
        - А восточный участок когда собираетесь намораживать?
        - Скоро. Заканчиваем подготовку.
        - Идите в мою машину, а то вы на своей застрянете. Я тоже собираюсь посмотреть, как идут работы.
        Кириллова и Зарубин перешли в вездеход Трофимова.
        Лавируя между штабелями труб, леса, кирпича, палатками, всякого рода машинами и механизмами, они направились на восточную часть острова. Порой вездеход Трофимова с трудом преодолевал жидкое месиво.
        - Отстают, Алексей Петрович, земляные работы,- сказала Ольга.
        - Знаю. Маловато земснарядов. Сегодня пускаем еще одиннадцать.
        - Это хорошо.
        - Да, но придется отключить свет в Ситцевом городке. Иначе не хватит электроэнергии.
        - Что вы, Алексей Петрович! Люди там и так замерзают; вы посмотрите, сколько там больных, а вы их лишите еще горячей пищи. Особенно пострадают семейные.
        - А что же делать? Нельзя допустить осадки бетона.
        - А сколько энергии освободит вам Ситцевый городок?
        - Пустим два землесоса. Потом отключим еще некоторые объекты. Народ поймет.
        - Народ-то, конечно, поймет. Только жалко…
        Трофимов затормозил. У трубопровода, подвешенного на высоких козлах, стояло несколько грейдеров и бульдозеров. Людей не было видно. Алексей Петрович, сойдя с вездехода, направился к небольшой палатке, из которой слышался смех. Ольга последовала за Трофимовым. Зарубину волей-неволей пришлось остаться в машине: идти по глубокой грязи в ботинках нечего было и думать.
        Откинув кусок парусины, заменявшей дверь палатки, Алексей Петрович шагнул внутрь. Смех сразу смолк. Группа молодых загорелых парней вежливо ответила на приветствие Трофимова.
        - Что случилось, товарищи?
        - Землесос попал на скальные породы, сейчас перебазируется на мягкий грунт,- ответил высокий юноша, глаза которого еще продолжали смеяться.
        - Давно стоите?
        - Больше часа, как прекратили подачу, а мы стоим уже минут двадцать пять.
        - Когда обещают начать? - спросила Кириллова.
        - Да уж пора бы.
        Зазвонил телефон.
        - Я слушаю,- взял трубку юноша.- Это землесос? Хорошо, давайте.
        Положив трубку, он сказал, обращаясь ко всем:
        - Перебазировались. Сейчас будут подавать.
        Все поднялись и вышли. В палатке остались Трофимов, Кириллова и высокий юноша, оказавшийся бригадиром.
        - Если на мягкий грунт попадет,- сказал юноша о землесосе,- то только успевай поворачивайся. Все завалит породой. Вот вчера…
        Он не успел закончить фразы. За палаткой раздался дружный хохот. Юноша, откинув брезент, воскликнул:
        - Вот это да!
        Алексей Петрович и Ольга выскочили из палатки следом.
        Ольга, не удержавшись, расхохоталась вместе со всеми. Алексей Петрович сдержанно улыбался. Рядом с вездеходом, по колено в грязи, весь мокрый, стоял Зарубин, а в кузов машины из открытой пасти трубопровода сверху, хлестал поток воды. Алексей Петрович кинулся было к машине, намереваясь вывести ее из-под водопада, который вот-вот мог превратиться в поток жидкой грязи, но бригадир крикнул:
        - Подождите, Алексей Петрович!
        Он быстро поднялся по стремянке на верх козел и несколькими энергичными движениями переключил поток на другую линию. Это было сделано вовремя. Через несколько секунд широкая пасть трубы изрыгнула тяжелую коричневую грязь. Гидромасса зашлепала по бетону, образуя расползающийся конус.
        Пока Зарубин в палатке переодевался в запасной рабочий костюм бригадира, Алексей Петрович, выпустив из машины воду, вытирал ветошью мокрые клеенчатые сиденья.
        Ольга с озорной улыбкой посмотрела на подошедшего Зарубина. И ватник, и брезентовые брюки, и сапоги из искусственной кожи были ему велики.
        - Вот всегда со мною так,-сокрушенно сказал Зарубин,-вечно я попадаю во всякие истории.- Он стоял, неловко оправляя на себе новый костюм.
        - Поехали? - сказал Трофимов, не желая смущать Зарубина, и посмотрел на Ольгу.
        - Поехали.- Она села рядом с Алексеем Петровичем и захлопнула дверцу.
        Скоро грязь кончилась, и машина вышла на чистый бетон. Здесь спешно на козлах подвешивались трубопроводы для подачи жидкого грунта.
        Но вскоре и бетонное поле кончилось. Дальше шел чистый лед. Десятки машин стояли тут без движения. Люди не спеша расхаживали между ними. Только штабели из рулонов металлических сеток продолжали расти: вереница грузовиков доставляла арматуру непрерывно. Двое мальчишек, невесть откуда раздобывших коньки, весело скользили по гладкому льду.
        - Почему остановилась работа? - спросил Трофимов прораба.
        - Нет раствора. Трубопроводчики до сих пор линию не проложили.
        - А вы что? Наблюдатель? Почему не подняли скандала, почему не позвонили мне или Байрамову?
        - Я свою работу знаю, а за них не могу все делать,-у меня две руки.
        - Шляпа вы, а не прораб,-не сдержался Трофимов.
        Прораб обиженно прикусил губу.
        В ожидании трубопровода не работали не только бетонщики, но и гудронщики. Получилась неувязка между строитeлями и трубопроводчиками. Пока Трофимов звонил начальнику линейного строительного участка, стремясь поскорее ликвидировать недоразумение, Ольга отправилась в Ситцевый городок-временный жилой поселок из брезентовых палаток. Зарубин решил тоже воспользоваться случаем, чтобы побеседовать со строителями.
        В палатках Ситцевого городка, раскинутых прямо на бетоне, было холодно и неуютно.
        - Совсем замерзаем, товарищ Кириллова,-встретила Ольгу пожилая женщина, готовившая обед.- Днем-то еще ничего, а ночью очень холодно. Приходится спасаться вот этим.
        Женщина указала на стоявший в палатке электрический камин.
        Ольга вспомнила разговор с Алексеем Петровичем о том, что придется на время отключить электроэнергию в Ситцевом городке. Ей стало не по себе. «Нельзя этого делать,»-подумала она. Но нельзя было допустить и осадки бетонного покрытия. Что же предпринять?
        За Ситцевым городком двое рабочих, должно быть из вечерней смены, разбив несколько ящиков, развели костер, собираясь варить уху. Рядом в тазике лежала свежая рыба.
        - Товарищи,-обратилась Ольга к рабочим.-Я прошу, сейчас же погасите костер.
        Один из рабочих стал недовольно раскидывать горящие доски. Но второй, знавший Кириллову, сказал:
        - Ольга Петровна, разрешите только уху сварить. За пятнадцать-двадцать минут ничего не случится. А то горячего давно не ели.
        - А что, сюда горячие обеды не привозят?
        - Куда там! Раз было пытались, да в грязи застряли.
        - Ну, хорошо, варите. Только потом сразу погасите.
        - Спасибо!- Рабочий приспособил над огнем котелок с водой.
        «Надо будет поговорить с кем-нибудь и о горячей пище,-подумала Ольга,а то действительно безобразие получается.»
        Ольга вернулась к строителям. Здесь уже кипела работа. Механические распылители разбрызгивали жидкий гудрон, юркие машины разводили и укладывали на лед стальные сетки, а тракторы растаскивали готовые плети трубопровода для перекачки жидкого бетона. Видно было, что Алексей Петрович приезжал сюда не напрасно.
        Побывав еще во многих пунктах, Трофимов и Кириллова возвращались в порт. Зарубин остался у строителей. Ехали молча. Ольгу не покидала мысль о жителях Ситцеваго городка.
        Она рассказала Алексею Петровичу о том, что она видела там.
        - А что, если использовать электростанцию «Рассвета» или «Океана», Алексей Петрович? Тогда можно будет Ситцевый городок не отключать.
        Трофимов, подумав, сказал:
        - А как же последний ледяной участок, Оля?
        - Много времени он не отнимет, а для намораживания перемычек обойдемся одним «Океаном».
        - Это ты хорошо придумала. Умница! - Алексей Петрович широко улыбнулся.
        - А вот насчет утепления палаток надо помозговать. Сделаем и это. Железо, трубы, бочки у нас есть. Наделаем буржyек для каждой палатки. Сегодня же.
        - А чем вы эти буржуйки топить будете?
        - Да, а в самом деле: чем?- Трофимов затормозил машину и выключил мотор: - Ну вот и приехали. Ты, Оля, сейчас куда?
        - Мне надо к себе, на «Океан». Там, наверное, уже все готово.
        Проводив Ольгу взглядом до крутого спуска, Трофимов вошел в палатку, где его ожидали вызванные сюда люди: начальники участков, руководители организаций, занятых в создании Ледяного острова.
        Алексей Петрович по грязному затоптанному деревянному настилу прошел к столу, наскоро сколоченному из неоструганных досок. В конце стола, положив на серые доски волосатые руки с грязными ногтями, в закаленном ватнике сидел Плюев, начальник отдела технического снабжения треста Морнефть. Трехдневная щетина покрывала его лоснящееся одутловатое лицо.
        - Товарищ Плюев,- Алексей .Петрович брезгливо посмотрел на снабженца,что привез лесовоз «Дон»?
        - Как? А разве он уже прибыл?
        - Да, прибыл. Об этом вам следовало бы узнавать первому.
        - Я сейчас, Алексей Петрович,- и Плюев кинулся было из палатки:
        - Постойте! Куда же вы? В порт?
        Плюев растерянно остановился.
        - Вам, товарищ Плюев,- голос Трофимова стал жестким,-следует работать больше головой, чем ногами, запомните это. Зачем же бежать в порт, когда есть телефон. Диспетчерскую порта,- снял трубку главный инженер.
        - Алексей Петрович, я только перед вами узнавал, что привез «Дон», поднялся начальник управления изоляционных работ Рассказов.
        - Ну?-Трофимов положил трубку.
        Рассказов вынул записную книжку:
        - Тысячу кубометров кругляка, две тысячи кубометров пиломатериалов, главным образом досок, двести кубометров строительного бруска и тридцать семь сборных щитовых домиков.
        Выслушав Рассказова, люди наперебой заговорили:
        - Алексей Петрович, нам до зарезу нужен круглый лес.
        - А нам тес.
        - У нас цемент лежит под открытым небом.
        - Нам на навесы нужны доски.
        - Из-за кругляка у нас работа стала…
        Трофимов молчал, как будто все это его не касалось.
        Он нарочито не спеша достал портсигар, вынул из него папиросу, постучал мундштуком о крышку и сунул папиросу в рот.
        - У вас есть спички, Федор Иванович? - обратился Алексей Петрович к Рассказову.
        Сделав глубокую затяжку, сказал:
        - Товарищ Плюев, дайте мне сводку наличия материалов и оборудования здесь, на Ледяном острове, на судах под разгрузкой, в пути и того, что грузится на базах.
        - На какое число?
        - На сегодня, на тринадцать часов. Да, кстати, а вы знаете, что из лесоматериалов находится в пути?
        Плюев ждал этого вопроса, и, пока люди наперебой просили леса, он успел заглянуть в журнал отгрузок и выписать все, что находилось в пути и что отгружалось с баз.
        - Вот, Алексей Петрович,-положил Плюев перед Трофимовым листок бумаги.- Я могу идти?.
        - Нет, подождите. Товарищ Худояров,- обратился Трофимов к директору жилищно-коммунальной конторы,-вы заглядываете в палатки к рабочим?
        - Вчера был.- Худояров тупо уставился взглядом в пол.
        - Ну, и рабочим стало теплей от вашего посещения?
        Ирония обидела Худоярова.
        - Так что же я могу сделать? Центральное oтопление, что ли, им провести? Я и сам замерзаю, жена вон простудилась, лежит больная.
        - А вы мне не отвечайте так. За вас никто не обязан думать, что вам делать, чтобы люди жили в тепле. И в болезни своей жены, и в том, что теплоход Тимирязев скоро превратится в плавучий госпиталь, виноваты вы… и мы, конечно, что терпим такого, с позволения сказать, директора.
        Все напряженно молчали. Каждый думал о недостатках в своей работе, особенно четко осознанных сейчас. Начальник хозяйственного управления Гаврилов старался не встречаться взглядом с Трофимовым, надеясь, что неприятный разговор его не коснется. Он с надеждой прятался за широкую спину Рассказова, сидевшего перед ним.
        - А вы, товарищ Гаврилов, что думаете? Люди сколько врeмени не имеют горячей пищи. Что вы сделали для того, чтобы она была?
        - Алексей Петрович, Ситцевый городок все время кочует с места на место. Если бы он уже обосновался! А так трудно организовать горячее питание.
        - Трудно, говорите? Если вы хотите сейчас легкой работы, то ошиблись адресом.
        - Хорошо, Алексей Петрович. Завтра организую.
        - Не завтра, а сегодня, немедленно. Сейчас же идите и добейтесь, чтобы рабочих второй смены до работы накормили горячим обедом. А через пятнадцать минут будьте здесь.
        - Есть!
        - И вы товарищи, все здесь сидящие, насчет леса подняли шум и, наверное, будете еще отстаивать каждый кубометр, нужный для дела, а почему же вы забыли о людях? Николай Иванович,-обратился Трофимов к Орехову,-вы еще не забыли фронтовой жизни?
        - Да вряд ли ее кто забудет.
        - А окопных буржуек?
        - О, они нас здорово выручали.
        - А теперь вы должны жителей Ситцевого городка выручить.
        - Железными печками?
        - Да. Что смеетесь?
        - Смешно: век атомной энергии и жестяная буржуйка.
        - Пожалуй, смешно. Товарищ Плюев, договаритесь о срочной выгрузке «Дона». Вы, товарищ Худояров, немедленно выпишите круглого леса, сколько надо, и организуйте распиловку его на дрова. Выпишите также тес и в каждой палатке настелите пол. Остальной лес, товарищ Плюев, отдайте изоляционникам. А вы, Николай Иванович, помогите. товарищу Худоярову утеплить палатки.
        - Будет сделано.
        В палатку вошли Байрамов и секретарь обкома партии Орлов. В это время вспыхнула красная лампочка радиотелефона.
        Трофимов повернул регулятор:
        - Ледяной остров слушает.
        - Говорит управление метеослужбы,- раздалось из репродуктора.-Завтра к утру ожидается сильный шторм; ветер северный, до двадцати пяти метров в секунду. Кто принял?
        - Трофимов.
        - Все ясно? Вопросов нет?
        - Нет.-Трофимов выключил аппарат.
        Поздоровавшись, Орлов и Байрамов прошли к столу. Совещание было непродолжительным. По подсчетам Тоофимова и Рассказова, для окончания изоляционных работ первой очереди требовалось еще несколько дней. Однако надвигавшийся шторм менял положение. Надо было что-то предпринять, чтобы ускорить все работы.
        - Если бы людей побольше! - повернулся к Орлову Трофимов.
        - Надо поговорить с коммунистами насчет работы в две смены подряд,-предложил Орлов.
        - Воронин нам поможет,- сказал Байрамов.
        Трофимов по радиотелефону соединился с Ворониным.
        - Что случилось, Алексей Петрович?-услышали все приглушенный голос Воронина,
        - Шторм надвигается. Ледяной массив мы наморозили, а вот закончить своими силами изоляционные работы не успеем. Нужны люди.
        - Сколько?
        - Чем больше, тем лучше. Хотя бы две-три тысячи.
        - Ты что, шутишь, Алексей Петрович?! Не могу столько.
        - Иван Николаевич, Орлов говорит,- вмешался в разговор секретарь обкома,- не скупись. Попроси коммунистов поработать две смены подряд. Не откажутся, только объясни им все как следует.
        - Маловато у нас цемента,- продолжал Трофимов.- В пути или в порту под разгрузкой у тебя ничего нет?
        - Сколько тонн надо?
        - Тысяч десять-пятнадцать.
        - У меня всего тринадцать тысяч, из них пять тысяч в порту ожидают разгрузки, а остальной цемент еще в море.
        - Прошу тебя, Иван Николаевич, не разгружай, направь сюда. И то, что в пути, переадресуй.
        - Да вы же меня зарежете! С чем я сам останусь?
        - Давай, давай, Иван Николаевич,-снова придвинул к себе микрофон Орлов,- Да сам сюда прилетай. От каждого треста людей пусть возглавляют сами управляющие или главные инженеры.
        И борьба со стихией началась.
        Самолеты непрерывно высаживали все новые и новые группы людей, которые тут же с забетонированного участка, приcпособленного под аэродром, отправлялись на работу.
        К ночи прибыли воинские части и моряки.
        С высоты полета Ледяной остров в эту ночь был похож на гигантский муравейник. В неровном свете прожекторов поток людей и машин перемещался все дальше и дальше на восток, к последнему участку свежего дымящегося льда, оставляя позади себя еще не совсем затвердевший бетон, на который устремлялись потоки гидромассы морского грунта.
        К утру, когда порывистый северный ветер усилился, Байрамову позвонил Рассказов и сообщил, что цемент кончился.
        - А много еще осталось чистого льда?
        - Весь вновь намороженный вчера участок.
        - Подожди минутку, Федор Иванович.- Байрамов сквозь шум штормующего моря и завыванию ветра услышал со стороны порта басистые гудки. Откинув полотнище, служившее дверью в палатке, Байрамов увидел, как, зарываясь в пенистые волны, к створам порта подходили корабли.
        - Будет цемент, Федор Иванович, через полчаса будет.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
        У Зарубина, не привыкшего к напряженному физическому труду, от. усталости ныли спина, руки и ноги. Лежа с открытыми глазами под теплым шерстяным одеялом, он с удовольствием затянулся крепкой папиросой.
        Сообщение о надвигающемся шторме застало его y бетонщиков. Перед этим он побывал в Ситцевом городке, посмотрел работу гудронщиков, побеседовал с трубопроводчиками и ждал окончания смены, чтобы поговорить с мастерами.
        Но говорить с ними ему так и не удалось. По окончании смены был объявлен митинг, который продолжался всего пять минут.
        Открыл митинг Байрамов.
        Он сообщил о надвигающейся буре и о необходимости как можно скорее завершить изоляционные работы. Парторг сообщил решение партийного комитета о мобилизации всех коммунистов. Секретарь комсомольского комитета объявила о мобилизации комсомольцев.
        - Я, товарищи, беспартийный,-сказал мастер Прохоров,- но считаю своим долгом последовать примеру коммунистов. Неужели мы допустим, чтобы наши труды пропали? Прохорова поддержали:
        - Не допустим!
        - Все остаемся!
        - Какой может быть разговор!
        - Не будем терять времени!
        - Идем работать…
        Все резервные машины и механизмы были пущены в ход, но их все равно не хватало, и часть людей была поставлена на ручные работы. Зарубин попал в бригаду по укладке арматуры на лед. Обменяв у одного из рабочих свои сапоги из искусственной кожи на горные ботинки, он вооружился стальным крючком. Работа была простая, но утомительная. Надо было стаскивать с бетона рулоны стальной сетки на лед и расстилать их там. В напарники ему попался крепкий, расторопный юноша. Он ловко цеплял очередной рулон крюком и, словно не чувствуя тяжести, один тащил его к ледяному полю. Растаскивать арматуру по льду было легче-стальные сетки легко скользили по нему. Однако Зарубин, как ни старался, не поспевал за своим напарником. На льду у бетонной кромки то и дело накапливалось до десятка рулонов. Тогда рабочий принимался сам растаскивать и укладывать их на место.
        - Отдохните немного,-сочувственно говорил он журналисту.
        - Ничего, это с непривычки,- виновато улыбался тот.
        К утру Зарубин совершенно измучился, и его все чаще и чаще тянуло сесть все равно где, хоть прямо тут, на льду, но было стыдно перед напарником.
        - Ну, как дела, Миша?-спросил рабочего подошедший мастер Прохоров.
        Миша что-то сказал мастеру, кивнув в сторону Зарубина. Мастер подошел к журналисту:
        - Здорово устали, товарищ корреспондент?
        - Немного,-но голос выдавал крайнюю усталость.
        - Идите отдохните. Что? Идите, идите. Вы работаете уже одиннадцать часов, а с непривычки это трудно. Вон там поставили новые палатки, вам дадут койку.
        Как ни стыдно было признать свое поражение, но Зарубин вынужден был уйти. Он отказался от предложенного завтрака и с наслаждением выпил стакан горячего чая.
        И вот он лежит, ощущая во всем теле приятную истому.
        Сон долго не шел к нему: сказалось переутомление. Порывы ветра трепали палатку, в которой, кроме корреспондента, никого не было. Тяжело стонало море, где-то рядом тарахтел трактор.
        Наконец Зарубин забылся тяжелым беспокойным сном.
        Ему снилась Москва. Мать, ласковая и совсем-совсем маленькая, угощала его вкусными горячими пирогами.
        - Ешь, Паша, ешь.
        И Паша ел. Горка пирогов таяла на глазах, но он никак не мог насытиться. Ах, это кот ворует пироги. Павел замахивается на него, а это совсем не кот. Мастер Прохоров ест пироги и ухмыляется.
        - Слушай, корреспондент, пойдем на каток. Лед сегодня замечательный.
        Зарубин долго прикреплял на огромные валенки снегурочки.
        - Эх, ничего-то ты не умеешь делать. Давай помогу.- Прохоров нагибается к ногам Зарубина.-Ну вот и все.
        Почему он сказал, что лед гладкий? Вон какие на нем бугры, кучи земли. А зачем на катке столько бульдозеров?
        Павел разогнался и никак не мог остановиться. Ветер свистит в ушах, сдирает с него шапку, мешает дышать, а он все мчится. Навстречу ему катятся козлы с подвешенными на них трубами. Из открытой пасти трубы хлещет на лед жидкая грязь. Зарубин хочет затормозить, свернуть и не может. Прохоров!-зовет он. Но мастер исчез. До козел совсем близко, только из трубы уже не льется грязь, из нее торчат голова и плечи Прохорова. Он грозит корреспонденту пальцем. Голова мастера совсем рядом. Козлы опрокидываются, труба ударяет Зарубина по голове.
        От боли Зарубин вскрикнул и проснулся. Стойка палатки больно придавила голову, брезент накрыл лицо. Ветер забрался под брезент, надул его парусом и потащил по бетону.
        Следующий порыв сорвал одеяло.
        Дрожа от холода, ошеломленный представитель прессы бросился искать свою одежду, расшвырянную ураганом.
        С попутным грузовиком, растерзанный, без шляпы. Зарубин отправился в порт.
        Возле административной палатки корреспондент увидел Кириллову, Виктора Дубравина и, что самое страшное, Березину. Одна мысль, что Таня увидит его нелепый наряд, привела юношу в смятение. Он повернул обратно и юркнул за кузов автомашины. Но Кириллова заметила его. Сквозь шум шторма донесся ее голос:
        - Павел Константинович, куда же вы? Идите сюда. Вы хотели побывать на землесосах, а Виктор Николаевич как раз туда отправляется.
        Старательно пряча за спиной сверток, корреспондент подошел к палатке. Под обращенными на него смеющимися взглядами он неловко переступал с ноги на ногу и, забыв поздороваться, умоляюще смотрел то на Таню, то на Ольгу.
        - Что это ты от нас прячешь? - Таня бесцеремонно дернула сверток.-Ах, это твой купальный костюм. Мне Оля уже все рассказала. Дай сюда, я приведу его в порядок.
        И Таня, смеясь, отобрала у Зарубина сверток.
        - Ну что же, Павел Константинович, пойдемте,- пригласил Дубравин.
        - Но у меня нет ни блокнота, ни карандаша.
        Таня молча вынула из сумочки записную книжку и автоматическую ручку и протянула их все еще не пришедшему в себя от смущения журналисту.
        Зарубин и Виктор Дубравин спустились по крутому трапу и направились к причалу, у которого стоял небольшой подводный корабль. Над корпусом корабля, ближе к его носовой части, слегка выступала обтекаемой формы рубка. Входной люк, расположенный в задней части этой рубки, был открыт. С деревянных мостков Дубравин с журналистом перепрыгнули на корабль и спустились в открытый люк.
        - А теперь мы пройдем вниз, в пассажирскую каюту,- и Дубравин открыл люк в наклонной задней стенке. Зарубин, оглядывая все кругом, последовал за ним.
        Помещение пассажирской каюты было сравнительно вместительным и, пожалуй, даже комфортабельным. В два ряда располагались мягкие диваны. Зарубин насчитал тридцать шесть мест для сидения. Справа и слева через иллюминаторы с толстым стеклом была видна мутноватая вода, через которую проникал слабый дневной свет.
        Приглушенно загудели электромоторы, корабль содрогнулся и двинулся вперед. Мутноватые потоки воды, видимые через стекло иллюминаторов, уходили назад. Постепенно свет в иллюминаторе стал слабеть. Опускаемся,-подумал Зарубин.
        - Это корабль вашей конструкции?
        - Да, мы создали этот автобус специально для обслуживания подводных промыслов. Товарищ старшина,- крикнул наверх Дубравин,- погасите свет в пассажирской каюте и включите боковые фары!
        - С какой скоростью мы идем?-спросил Зарубин, глядя на быстро мелькавшие за стеклом иллюминаторов стайки рыб.
        - Сейчас с небольшой. Километров десять-двенадцать в час. А вообще крейсерская скорость этого автобуса тридцать километров под водой и до пятидесяти на поверхности.
        И как бы в подтверждение слов Дубравина подводный автобус пошел быстрее. Проплывавших за бортом рыбок уже нельзя было различить. Они мелькали сплошными серебриcтыми полосками.
        Старшина снова включил внутренний свет.
        - Он один управляет кораблем?-Зарубин кивнул в сторону кабины старшины.
        - Да.
        - А кто же обслуживает дизели?
        - Вы думаете, что, кроме электромоторов, на автобусе есть двигатели внутреннего сгорания?
        - Да.
        - Нет. Мы обошлись одними электромоторами.
        Зарубин вопросительно посмотрел на Дубравина.
        - Видите ли, наши электротехники нашли способ аккумулировать огромные количества электроэнергии в небольших по размерам аккумуляторах. Например, на этом кораблике можно совершить кругосветное подводное путешествие без зарядки аккумуляторов…
        - Подходим к первому землесосу,- раздался голос старшины в репродукторе.
        - Подымемся туда.-Виктор Дубравин показал наверх.
        Кабина управления была слабо освещена. Старшина, держа руки на рычагах управления, следил за экраном, на котором было видно все, что находилось впереди судна. Зарубин с интересом всматривался в землесос, похожий на громадное чудовище с горбатой спиной. Было видно, как фреза землесоса вгрызлась в грунт. Медленно двигались гусеницы. Землесос постепенно увеличивался в размерах, занимая все большую и большую часть экрана.
        Подводный автобус зашел с задней стороны землесоса и, медленно приблизившись к нему почти вплотную, опустился на его направляющие фермы.
        Зарубин почувствовал легкий толчок: автобус своей носовой частью уперся в корпус землесоса.
        - Есть,-сказал старшина.
        - Сейчас мы соединимся с землесосом,-сказал Зарубину Дубравин..
        Старшина переключил сначала один, затем второй рычаг и, когда на щитке зажглась зеленая лампочка, сказал:
        - Готово.
        Все трое спустились в пассажирскую каюту. Виктор Дубравин, пройдя в носовую часть, толкнул круглый люк, который плавно открылся. Вслед за Дубравиным Зарубин вошел в цилиндрический переходный тамбур, кончавшийся вторым люком. Под ногами было сыро: еще минуту назад здесь была вода. Дубравин потянул скобу люка. Вход в землесос был открыт.
        В небольшом, темноватом от машин помещении землесоса ровно гудели электромоторы. Дубравина, Зарубина и сопровождавшего их старшину встретили два человека, одетые в чистые синие комбинезоны. Это был экипаж землесоса.
        - Ну как, товарищ Дерябин, дела? - Дубравин протянул руку начальнику смены.
        - Все в порядке, Виктор Николаевич,-Дерябин быстрым взглядом окинул Зарубина.- Грунт мягкий. Подаем в час пятьсот кубометров породы.
        - А не закупорите трубопровод?
        - Это исключено. Гидромассу хорошо перемешиваем, а вязкость держим не выше предела.
        - Коля, скажи насчет обязательств,- подтолкнул Дерябина стоявший сзади рабочий.
        - Что такое, товарищи?
        - Неправильно организовано у нас соревнование, Виктор Николаевич.
        Дерябин вытащил из кармана в несколько раз сложенную газету, развернул:
        - Вот здесь объявлены условия соревнования Экипажей землесосов. Вот видите, и заголовок дан: За один миллион кубометров гидромассы в месяц.
        - Ну и что же тут плохого? - спросил Дубравин.
        - Как что! Допустим, наш землесос дает девятьсот тысяч, а соседний-миллион. Выходит, что они лучше работали. А если в наших девятистах тысячах чистой породы двести тысяч, а в их миллионе только сто тысяч, тогда как? Кто лучше работал? - Дерябин выжидательно посмотрел сначала на Дубравина, потом на Зарубина.
        - Вот мы и предлагаем соревноваться не за миллион кубометров гидромассы, а за двести пятьдесят тысяч чистой породы,-сказал рабочий.
        Дерябин подал Дубравину листок бумаги, сложенный вчетверо:
        - Передайте, пожалуйста, в редакцию, пусть напечатают.
        Виктор пробежал глазами по листку:
        - Правильное предложение.
        «Как он свободно здесь себя чувствует,»-подумал Зарубин, наблюдая, как Дубравин, деловито осмотрев все механизмы, заглянул в вахтенный журнал. О себе он этого сказать не мог. Сознание, что небольшой мирок находится под двухсотметровой толщей воды, угнетало его. Такое же чувство он испытал, когда впервые спустился в угольную шахту. Тогда ему казалось, что миллионы тонн породы, смяв крепление, безжалостно раздавят его. И сейчас он недоверчиво, со страхом смотрел на ребристые станки цилиндрического корпуса землесоса.
        Зарубин в душе обрадовался, когда Виктор Дубравин сказал ему: - Ну что ж, двинулись дальше.
        Один за другим объехали все землесосы северной стороны. В последнем, спущенном на дно только вчера, Дубравин немного задержался. Делались последние приготовления к пуску.
        Где-то вверху бушевал шторм, здесь же, на глубине, было тихо. Зарубин все чаще посматривал на часы.
        - Спешите?- Дубравин заметил нетерпение корреспондента.-Что же нам придумать? Отвезти вас обратно в порт?
        - Не надо, Виктор Николаевич. Зачем же вам терять время!
        - Знаете что? Сейчас половина третьего. В три вахта меняется. Закончим опробование, и я поеду на южную сторону, а вы оставайтесь здесь, ждите смены.
        Зарубин остался. В ожидании подводного автобуса он разговорился с начальником смены Горячевым. Это был крепкий молодой человек с копной рыжих волос. Комбинезона он не признавал: на нем была матросская тельняшка и брюкиклеш.
        - Вы моряк?-спросил Зарубин.
        - Да. Служил в подводном флоте,- с гордостью ответил Горячев.
        - Ну, так вы в родной стихии!
        - Да как вам сказать… Не совсем. Я люблю, как поется в песне: Нынче - здесь, завтра - там, а тут вот сиди на месте,-сказал Горячев.
        - Вася, подай вперед фрезу, фрезу! - вдруг крикнул он своему помощнику, сидевшему у пульта управления. - Разве не видишь, что насос подает одну воду?-и, обернувшись к Зарубину, сказал:-Это мой помощник, Вася Сыров. Хороший парень, но неопытный еще, первый день работает, да, кажется, еще и боится. Ничего, привыкнет. Я тоже труса праздновал, когда первый раз попал на подводную лодку.
        Зарубин чуть было не признался, что и ему страшно, но Горячев встал и подошел к пульту управления.
        - Вася, пусти-ка,- сказал он.- Вот видишь, ты подал фрезу вперед, а козырек карьера забыл обработать. Он может обрушиться и смять приемную трубу. Потом движения фрезы надо сочетать…
        Тяжелый удар потряс землесос, заскрежетал металл по металлу. Погас свет. Плавно затих шум двигателей. Наступила мертвая тишина.
        - Что это? - испуганным голосом спросил помощник Горячева.
        - Спокойно, Вася. Не надо паники. Сейчас узнаем.
        Горячев, стараясь быть спокойным, сказал:
        - Принеси-ка мне, Вася, фонарик. Он там, в носовом отделении, под бушлатом.
        - У меня есть спички.- Зарубин потряс коробкой.
        - Отставить спички! Каждый лишний грамм кислорода нам может пригодиться.
        - Я не нашел, Ваня,-тихо сказал вернувшийся Сыров.
        - Эх ты! Ладно, я сам. Ты садись.- Горячев, найдя руками Сырова, усадил его рядом с Зарубиным.
        Томительно тянулось время. Зарубин слышал, как в носовой части Горячев шаркал ногами, постукивал, но больше всего он слышал удары собственного сердца, которое, казалось, готово было выпрыгнуть.
        - Страшно,-шепотом сказал Сыров.
        - Чего это ты, Вася, вдруг испугался? - голос Горячева прозвучал где-то совсем рядом.- И я, брат, не нашел своего фонарика.
        Горячев долго ходил по землесосу, ощупывая окружающие предметы, постукивая по ним чем-то металлическим. Потом, вернувшись к Зарубину и Сырову, тихо сказал:
        - Электролиния повреждена, аккумуляторы не работают, телефонная связь прервана, подачи воздуха нет. Аварийная гондола, кажется, в исправности, но воспользоваться ею мы не сможем. Наверху шторм, и если после, первых же ударов о ледяную стену острова она не пойдет ко дну, то все равно нас превратит в отбивные котлеты. Потом нас трое, а она рассчитана только на двести килограммов. В тебе какой вес, Вася?
        - Во мне? Шестьдесят шесть.
        - А в вас, товарищ корреспондент?
        - Шестьдесят четыре.
        - Ну вот, видите, уже сто тридцать, да мне бог послал девяносто два килограмма. Итого: двести двадцать два.
        - Значит, это конец, Ваня? - еле вымолвил Сыров.
        - Зачем же так мрачно смотреть на жизнь? Нас не оставят без помощи. Кроме того, есть еще одна возможность выбраться отсюда.
        - Какая? - спросил Зарубив.
        - Обычным путем, через переходной тамбур. В четыре часа к нам придет автобус, и мы поедем обедать.
        - Но сейчас уже четверть пятого,-сказал Зарубин, посмотрев на светящийся циферблат часов.
        - Да, пора бы уже,-в голосе Горячева Зарубин уловил тревогу.- А ну-ка тише. Вы ничего не слышите?
        - Нет.
        - И я ничего.
        - Мне кажется, я слышу шум винтов. Да, совершенно верно… Слышите?
        Сейчас и Зарубин с Сыровым слышали за стенкой еле уловимый шум, который постепенно усиливался.
        - Значит, мы спасены! - радостно крикнул Сыров.- Правда, Ваня?
        - Да, конечно,- неуверенно ответил Горячев, прислушиваясь.
        Шум винтов то усиливался, то затихал, то был слышен справа, то слева, то спереди, то сзади, то над землесосом.
        - Почему же он не соединяется с нами? Почему?
        - Не знаю, Вася. Значит, не может.
        Наступила гнетущая тишина. Был слышен только затихающий шум винтов удаляющегося автобуса…
        ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
        Сражение людей со стихией приближалось к концу. Лишь небольшой пятачок чистого льда сверкал на северо-восточной оконечности острова. Наступление на этот пятачок шло с трех сторон. Прохоров весело ободрял товарищей, стараясь перекричать шум бушующего моря и завывание ветра. Старый мастер поспевал всюду.
        - Что здесь у вас случилось? - подбежал он к работающим на береговом участке.
        - Арматуру не подвезли.
        Оглянувшись на штабели рулонов металлических сеток, возле которых стоял трактор, мастер кинулся туда.
        - Что такое? - спросил он у тракториста.
        - Прокладку пробило.
        - Эх, некстати! -огорчился мастер, оглядываясь по сторонам, словно ища помощи.- Сейчас…
        - Что сейчас? - спросил тракторист.
        Но Прохоров уже не слышал вопроса: он бежал к бульдозерам, стоявшим невдалеке.
        - Ребята, выручите,- взмолился он,- перебросьте мне вон ту арматуру на лед, а то работа стоит.
        - У нас не транспортные машины,-сказал черный от загара, похожий на цыгана юноша.
        - Обращайтесь к бригадиру,- сказал другой.
        - А где бригадир?
        - Вон идет.
        - Копылов ваш бригадир?
        - Да.
        Прохоров кинулся навстречу Копылову:
        - Слушай, Борис, будь другом, выручи. Дай мне одну машину арматуру перебросить вон туда.
        - Не могу, Егор Егорович, сейчас Горячев звонил с семнадцатого землесоса. Начнут подавать грунт-только успевай поворачиваться.
        - Ну, дай хоть на пару рейсов, а там я какой-нибудь выход найду.
        - На пару рейсов, говоришь? Ну ладно.
        - Вот спасибо!
        - Костя! Иванцов!
        - Я слушаю,- подбежал юноша, похожий на цыгана.
        - Перевезешь Егору Егоровичу арматуру.
        - Хорошо.
        И через пять минут, взяв на буксир нагруженную тракторную тележку, Иеанцов на полной скорости ехал к кромке бетонного поля.
        - Костя, на лед не съезжай! - крикнул Иванцову тракториcт, оставшийся у неисправного трактора.
        Но Иванцов не расслышал предупреждения. Когда он подъехал к кромке бетона, Прохоров ему показал на лед:
        - Давай прямо туда.
        И Иванцов, не сбавляя скорости, помчался по льду. Лихо развернувшись, он собирался спрыгнуть на лед, но заметил, что бульдозер вместе с тяжело нагруженной тележкой боком с прежней скоростью продолжал скользить на ребристых гусеницах к крутому берегу. Иванцов растерялся. А когда он сообразил, что надо делать, было уже поздно. Тележка, докатившаяся первой до крутого спуска, потянула за собой бульдозер, Костя еле успел спрыгнуть на лед. Из-за шума волн, с грохотом разбивавшихся о крутой берег острова, он не услышал всплеска от упавшей маслины.
        Поднявшись со льда и чувствуя на себе взгляды десятков людей, Иванцов с виноватым видом побрел к себе. Он нашел Копылова в палатке. Бригадир, надрываясь, кричал в телефонную трубку:
        - Семнадцатый, семнадцатый! Горячев! Товарищ Горячев!..
        Заметив Иванцова, Копылов спросил:
        - Ты что, уже приехал?
        - Нет… Я- я утопил его.
        - Кого?!
        - Бульдозер.
        - Какой бульдозер?
        - Свой, вместе с тележкой… Сорвался с берега и прямо в море.
        Лицо Копылова вдруг вытянулось. Он опустил руку с телефонной трубкой и изменившимся голосом сказал:
        - Да знаешь ли, что ты наделал? Вот почему не отвечает семнадцатый землесос.- Копылов, приложив трубку к уху, часто забарабанил по рычагу телефонного аппарата: - Девушка, дайте скорей Байрамова. Разъедините! Как не можете? Аварийно, понимаете, аварийно!
        А в это время Байрамов из административной палатки отчитывал по телефону Плюева:
        - Что ты мне голову морочишь. Я тебя спрашиваю: где цемент? Почему до сих пор не разгружен Енисей? Ну что ты мне заладил: Трубы, трубы? Зачем они мне, твои трубы? Что? Какой бульдозер? При чем тут семнадцатый землесос?
        Байрамов забарабанил по рычагу аппарата, переключаясь на громкоговоритель:
        - Зачем вы меня разъединили?
        - Вас просят аварийно,- раздался в репродукторе голос телефонистки.
        - Ну, давайте. Что еще? Кто говорит? Что случилось?
        - Али Гасанович, на семнадцатый землесос упал бульдозер. Землесос повредило, не отвечает,-торопливо рассказывал Копылов.
        - Так, так,-отвечал Байрамов на каждую фразу Копылова.- А почему вы думаете, что машина упала на него?
        - Семнадцатый землесос прекратил подачу грунта… и связь оборвалась.
        - Ну хорошо, сейчас выясним.
        - Алексей Петрович,-обратился Байрамов к вошедшему Трофимову,- а районе семнадцатого землесоса в море упал бульдозер с тракторной тележкой. После этого землесос прекратил подачу гидромассы, и связь с ним прервалась.
        - Туда отправился Виктор Николаевич. Надо его разыскать. Позвоните на шестнадцатый.
        Байрамов пододвинул к себе поближе микрофон и сказал:
        - Дайте шестнадцатый землесос да никуда не отходите.
        - Хорошо.
        - Шестнадцатый слушает.
        - Говорит Байрамов. У вас был Виктор Николаевич?
        - Да, недавно уехал на семнадцатый,
        Байрамов и Трофимов тревожно переглянулись.
        - Теперь соедините с восемнадцатым. Восемнадцатый!
        - Восемнадцатый слушает.
        - Байрамов говорит. Виктор Николаевич у вас был?
        - Он здесь, только что прибыл.
        - Дайте ему трубку.
        - Я слушаю.
        В палатку неслышно вошла Таня Березина с электронным газоанализатором в руках. Вошла и остановилась, прислушиваясь к разговору, который вел по аппарату Байрамов с Виктором Дубравиным. Сообщив Дубравину о случившемся, Байрамов спросил:
        - Вы не помните, кто работал на семнадцатом?
        - Если смены не было, то Горячев, а фамилию второго не помню. Он сегодня первый день на землесосе - только что окончил курсы. Потом там остался журналист Зарубин.
        У входа в палатку раздался звон разбитого стекла. Байрамов и Трофимов оглянулись. Таня, бледная, растерянная, широко открытыми глазами смотрела на тревожные лица Байрамова и Трофимова. Перед ней на дощатом настиле валялись осколки электронного газоанализатора.
        - Вы слышали, Таня?-спросил ее Байрамов.
        Таня трижды кивнула. Прикусив губу, она села на скамейку.
        - Виктор Николаевич,- Байрамов повернулся к микрофону,-немедленно отправляйтесь к семнадцатому. Узнайте, какое там положение, и позвоните с шестнадцатого.
        Байрамов выключил репродуктор и подошел к Тане.
        - Ну что ж ты, Танюша, плачешь? Пока ведь еще ничего не случилось.
        - Я лучше пойду,- сказала девушка.
        - О ком это она? - серьезно спросил Байрамов Трофимова, когда девушка вышла.
        - Должно быть, о Зарубине.
        - Да… Ты не знаешь, где может быть сейчас Корнев?
        - Видел его в порту.
        Байрамов разыскал Корнева и приказал немедленно подготовить к спуску с подводного корабля водолазов в жестких скафандрах.
        Вскоре позвонил Виктор Дубравин и подтвердил, что землесос поврежден при падении бульдозера.
        - Разбит переходный тамбур, нарушен кабель и, очевидно, повреждено аккумуляторное отделение. Света на землесосе нет. Боюсь, что и воздушная линия порвана.
        - А сами всплыть они не могут? -спросил Трофимов.
        - Это исключено: уравновешивающие цистерны пробиты.

* * *
        Все трое долго молчали. Зарубин после первых страхов и волнений вдруг успокоился. Сначала он вспомнил Москву, свою мать. В темноте не надо было закрывать глаз, чтобы представить ее. Вот она стоит, глядя на него добрыми глазами. Потом перед ним промелькнуло смеющееся лицо Тани. Он посмотрел на слабо светящийся циферблат своих часов: было десять минут седьмого.
        - Сейчас в Москве на улицах людно. Кончился рабочий день. Все спешат.
        - А сколько времени? - спросил Горячев.
        - Седьмой час.
        - Уже третий час пошел.
        - А на сколько нам хватит воздуха?
        - Если лежать и не двигаться, то часов на десять. Вот если бы аккумуляторы были целы, тогда мы могли бы долго продержаться.
        - Где же помощь? - уныло спросил Сыров.
        - Ничего, Вася, будет помощь, обязательно спасут,-успокоил товарища Горячев.-Только не надо много разговаривать, кислород беречь надо.
        Наступила долгая пауза.
        Вдруг о корпус что-то звякнуло.
        - Что это, Ваня?
        - Должно быть, водолазы,- ответил Горячев, вглядываясь в слабый свет за носовым иллюминатором.
        В это время по корпусу землесоса снаружи кто-то трижды ударил.
        Горячев, нащупав в темноте гаечный ключ, ответил.
        Снова послышались удары. На этот раз то частые, то с паузами.
        - Что передают?-спросил Зарубин.
        - Спрашивают, как мы себя чувствуем.
        Снова последовала серия частых и редких ударов.
        - А теперь что?
        - Спрашивают, сколько мы можем продержаться.
        Горячев долго что-то выстукивал.
        Наконец разговор прекратился.
        Горячев сказал:
        - Я им предложил свой план. Вы извините, что я с вами не посоветовался,- спешил.
        - Какой?- в один голос спросили Зарубин и Сыров.
        - Аварийная гондола у нас исправна? Да. Но ее подъемная сила недостаточна, чтобы поднять нас всех троих. Я предложил следующее. Подводная лодка подходит к нам, спускает в жестком скафандре водолаза, с его помощью берет гондолу на буксир. Мы забираемся в гондолу и освобождаемся от землесоса.
        - И всплываем? - радостно вставил Сыров.
        - Нет. Там наверху шторм, и нам придется плохо, если лодка всплывет. Она в подводном положении отбуксирует нас в порт. И лишь там нашу гондолу вытащат на поверхность.
        - Вот это здорово ты придумал, Ваня!
        - Здорово, Вася, да не совсем.
        - Почему?
        - А хватит Ли нам в гондоле воздуха?
        Снова наступила гнетущая тишина.
        Час за часом томительно тянулось время. Дышать становилось все труднее и труднее. Наконец в одиннадцать часов снаружи в иллюминаторы ударил яркий свет. Затем по корпусу землесоса снова раздались удары. Горячев ответил. Снаружи просигналили, что план Горячева принят.
        - Все готово,- сообщил водолаз через некоторое время,- переходите в гондолу.
        Ощупью один за другим все трое поднялись к аварийному люку. Ослабевший Горячев с трудом приподнял тяжелую крышку. Отдышавшись, он проник внутрь гондолы и помог забраться в нее товарищам. Воздух здесь был свежий. Несколькими поворотами маховика он освободил стягивающий замок и, повернув кран, впустил в переходный тамбур воду. Просигналил:
        - Готово. Осторожней, сейчас перевернемся.
        Через минуту гондола, плавно покачнувшись, перевернулась люком вверх. Горячев включил аварийную лампочку.
        - Лежите, не двигайтесь и не разговаривайте. Воздуха мало.
        Зарубин вскоре действительно почувствовал, что дышать нечем. Сильно кружилась голова, перед глазами плыли зеленые круги.
        - Корреспондент,-шепотом сказал Горячев,-как себя чувствуешь?
        Но ответить у Зарубина уже не было сил. Без сознания лежал и Сыров.
        «А кто же откроет люк, если и со мной случится то же?» - подумал Горячев, тяжело дыша. Собрав последние силы, он стал лихорадочно освобождать замки, прижимавшие люк к наружному кольцу. Когда последний замок был открыт, герметичность нарушилась и в гондолу потекли струйки воды. Горячев снял с себя ремень, сделал на одном конце его петлю, а другой конец привязал за скобу люка. Последним усилием он просунул в петлю с двух сторон до локтей обе руки и всей тяжестью повис на ремне, теряя сознание.

* * *
        Облокотившись на поручни «Океана», Таня Березина застывшим взглядом смотрела на неспокойную поверхность воды, тускло отражавшую ночные огни стоявших в порту кораблей. Порывистый ветер трепал ее каштановые локоны. На палубе суетились и кричали люди. Но девушка ничего не слышала и не видела. Вдруг недалеко от «Океана» появился бурунчик, и вскоре темный корпус подводного корабля заблестел своей мокрой поверхностью.
        - Вот он! - крикнул кто-то совсем рядом.
        Таня вздрогнула и с каким-то страхом стала смотреть на подводный корабль, пришвартовавшийся к «Океану». Открылся люк, и первым из корабля вышел Виктор Дубравин. Следом появились еще люди и стали проворно выбирать из воды буксирный трос. На поверхности показался сигарообразный корпус аварийной гондолы.
        Потом скопившиеся на палубе подводного корабля люди закрыли собой от Тани аварийную гондолу. Она услышала, как подошедший врач крикнул:
        - Подымайте наверх!
        Одно за другим мимо Тани пронесли три безжизненных тела. Спазма сжала горло девушки. Она даже не шевельнулась, когда ее обняла за плечи Ольга.
        - Живы, все трое живы!
        - А? - Таня отсутствующим взглядом посмотрела на Ольгу.
        - Живы, говорю, Танюша. Все трое живы, только без сознания. Воздуха им не хватило.
        - Что? Повтори, Оля, что ты сказала!
        - Я говорю, что все трое живы.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Ольга с радостным чувством смотрела в окно самолета. Первый этап сражения был выигран. Внизу, уплывая назад, серел Ледяной остров - кусок искусственной суши, созданный волей и трудом человека. Море штормовало. Волны одна за другой кидались на остров с севера, разбиваясь о лобастый берег. От радости Ольге хотелось крикнуть так, чтобы ее голос могли услышать там, внизу. «А что, если в самом деле?»- озорно подумала она, но, оглянувшись и обведя взглядом устало сидевших людей, рассмеялась. Рядом сидел Воронин.
        - А здорово получилось, Иван Николаевич! Живет наш остров!
        - Знаешь, Ольга Петровна, на кого ты сейчас похожа? Сказать?
        - На кого?
        - На забияку-мальчишку после потасовки.- Воронин показал Ольге на зеркало в спинке переднего сиденья.
        Ольга расхохоталась, разглядев свое перепачканное лицо и копну всклокоченных волос. На блузке не хватало верхней пуговицы, и откинувшийся воротничок обнажал шею.
        - Ну и пусть!-задорно бросила Ольга.-Дома, отмоюсь,- но уже через минуту украдкой от Воронина оттирала платком кончик носа.
        С аэродрома Ольга поспешила домой. Байрамов отпустил ее всего на сутки, и Ольга договорилась с Трофимовым, который часом позже прилетит в Приморск, сходить в Летний театр. Заказав по телефону билеты, она отправилась в ванную комнату.
        - Ну вот я и готова,- Ольга рассматривала свое новое платье, поворачиваясь к зеркалу то боком, то лицом.-Может, позвонить ему,- с нетерпением подумала она, глянув на часы.- Нет, раз обещал зайти - значит, зайдет.
        - Он,-замирала она каждый раз, чутко прислушиваясь к шагам на лестнице. Но шаги затихали где-то выше этажом или двумя. Так проходила минута за минутой, а Алексея Петровича все не было. Ну что же он не идет? - мысленно спрашивала Ольга.
        Зазвонил телефон. Наконец-то! - Ольга бегом кинулась к аппарату.
        - Знаешь, Оля, я сегодня не могу, занят,- как-то виновато говорил Алексей Петрович.
        Помолчав, добавил:
        - Понимаешь, никак не могу…
        Очевидно, их разъединили, потому что в трубке послышались короткие тревожные гудки. Ольга собралась было сама позвонить еще, но, подумав, решила: Чего же звонить? Раз не может - значит не может.
        Одной в театр идти не хотелось. Вот если бы Таня была в Приморске! Но ни Березиной, ни других подруг в городе не было. Ольга вспомнила, что с Ледяного острова должна возвратиться Вера Югова. Вот с ней и пойдем. Ольга позвонила Вере, но ее еще не было дома. «Поеду на аэродром, встречу ее там. Ничего, что опоздаем на первое действие.» На аэродроме было оживленно. Самолеты приземлялись один за другим с короткими интервалами. Уставшие, невыспавшиеся люди, прибывавшие с Ледяного острова, не задерживаясь, направлялись к воротам аэродрома. Знакомые на ходу здоровались с Ольгой и проходили мимо, усталые, неразговорчивые. Среди прибывших на первых двух самолетах Веды не было. Третьим был самолет дальнего следования. Oльга не обратила внимания на толпу встречающих. Улыбающиеся пассажиры с чемоданами, свертками, цветами спускались на землю прямо в объятия родственников и знакомых. Ольге у самолета делать было нечего. Она хотела было повернуть назад, но неожиданно увидела среди встречающих Трофимова. Она остановилась в нерешительности, раздумывая, подойти к нему или нет. Она собралась уже окликнуть его, но в
это время в открытой двери самолета показалась стройная молодая женщина. За ней выскочила и стремглав кинулась вниз по трапу большая серая овчарка в наморднике. Атаман с радостным лаем начал прыгать вокруг хозяина, но Алексей Петрович, отмахиваясь от пса, бросился вверх по лестнице. Навстречу, улыбаясь, торопливо спускалась женщина. Это была не улыбка, а сама экзотика. Смеялось все: и большие выразительные глаза под смелым жгуче-черных бровей, и несколько большой красивый рот с карминно-яркими губами и ровным рядом ослепительных зубов, и порозовевшие бледные щеки с такими милыми ямочками. Трофимов подхватил на руки ребенка лет трех, которого черноглазая красавица держала за ручку, взял ее чемоданчик и стал спускаться. Мальчик, смеясь, крепко обхватил шею Алексея Петровича.
        Когда женщина, опираясь на плечо Трофимова, спустилась на бетонные плиты аэродрома, Алексей Петрович нежно поцеловал малыша, осторожно поставил его на землю и повернув ся к женщине, которая с восхищением сказала:
        - Алешка! Милый! Как я по тебе соскучилась!
        Она порывисто обняла Трофимова и стала часто целовать его в щеки, в нос, в глаза, в губы. Ольга не смогла дольше смотреть.
        Она почти не помнила, как добралась до дому. Уткнувшись в подушку, долго плакала, а когда слез не стало, поднялась и в отчаянии стала ходить по комнате. Горькая обида жгла ее.
        Ольга вспомнила о своем дневнике.
        Вынула из, ящика стола тетрадь и, не видя написанного, стала листать страницу за страницей. Она листала все медленней и медленней и, наконец, совсем остановилась. Словно из тумана, выплыли и обожгли выведенные ее рукой слова:
        «Я счастлива.»
        «Только такие; дуры, как я, пишут дневники!»- Ольга рванула страницу. Бумажный листок, покружившись в воздухе, нырнул под тумбу письменного стола. Вслед за первой страницей на пол полетело еще несколько листков. Потом она остановилась, на минуту задумалась, посмотрела на камин, которым давно никто не пользовался, деловито подобрала разлетевшиеся листки, бросила их на решетку, чиркнула спичкой. Огонек лизнул бумагу, лениво, почти невидимый, пополз по ее кромке, потом, словно войдя во вкус, взметнулся веселым желтым пламенем, коробя темнеющие листки. Ольга, сидя на корточках, бесстрастно вырывала из дневника -страницу за страницей. Когда вспыхнул и сгорел последний листок, она швырнула в угол пустой переплет.
        Проведя бессонную ночь, Ольга чуть свет вернулась на Ледяной остров. Тихо поднялась на безлюдную палубу «Океана».
        - Что с тобой? - встретила ее сонная, потягивающаяся Таня, рассматривая осунувшееся, бледное лицо Ольги.
        Но даже Тане, своей лучшей подруге, Ольга не могла рассказать о том, что случилось.
        Ольга в этот день была первым посетителем административной палатки. Молча подошла она к столу и положила перед Байрамовым заявление об освобождении ее от работы.
        - Что случилось, Ольга Петровна?- Байрамова поразили распухшие, красные глаза Ольги.
        - Мама заболела, просит приехать,-солгала Ольга, пряча взгляд.
        - А кто же заменит вас?
        - Не знаю…-безразлично сказала Кириллова.-Может Березина, может, Ахундов.
        - А больше ничего не случилось, Ольга Петровна? - Кириллова посмотрела в пластмассовое прозрачное окошко и ничего не ответила.
        - Конечно,- снова заговорил управляющий,- причина очень серьезная. Но зачем же уезжать совсем? Возьмите отпуск или привезите мать сюда. Она в Москве?
        Вспыхнула красная лампочка переговорного аппарата. Байрамов включил репродуктор.
        - Али Гасанович, извините, Кириллова не у вас? Говорит Ахундов.
        - Нет,- солгал Байрамов.-А что случилось, Ашурбек?
        - Изоляция на северном откосе обрушилась на дно.
        - Большой участок? - встревожился Байрамов.
        - Метров двести. Там, где вчера не успели намыть грунт. Мы тут кое-что придумали, да хотели посоветоваться с Ольгой Петровной.
        - Решайте сами, Ольга Петровна не сможет у вас быть. Она уезжает. Байрамов выключил аппарат.
        - Вот так, Ольга Петровна,- Байрамов перевернул заявление написанной стороной к столу.- Берите отпуск, а там видно будет.
        Ольга хотела сказать, что остается, но, вспомнив, что произошло нa аэродроме, проговорила:
        - Хорошо.
        Байрамов встал, подошел к Кирилловой и по-отечески сказал:
        - Ничего, не убивайтесь. Все будет хорошо. Мать ваша поправится. Вы вернетесь вместе с ней, и мы будем намораживать новый остров. Договорились, Ольга Петровна?
        - Да,- почти неслышно прошептала она.
        - Значит, с сегодняшнего дня,-услышала Ольга слова управляющего.
        Когда Трофимов днем вернулся на Ледяной остров, Кирилловой уже не было.
        Сидя в самолете, она в сотый раз спрашивала себя: «Куда я еду и зачем?» «Неважно куда и зачем,- отвечало ей второе я,-только бы подальше от Приморска и Ледяного острова. «Как я буду жить, не видя его, не слыша его голос?»-с тоской вспомнила Ольга о Трофимове. Все равно. Пусть, только подальше от него… Но ведь то, что я сейчас делаю, это же бегство, позорное бегство,-мучилась Ольга.
        Самолет шел на посадку. Нет, так нельзя,-решила-она, всматриваясь в знакомые очертания Московского аэропорта.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
        - Я вам завидую, Виктор Николаевич, что вы сейчас отправляетесь на Ледяной остров,- сказал Сорокин, склонившись над эскизом пневматического вибратора.
        - Почему?
        - Там идет сражение, от которого, возможно, зависит судьба нашего треста.
        - Вы преувеличиваете. Судьба Морнефти уже решена, и ничто и никто не может сделать нашу работу бесполезной.
        Нехорошо хихикнул Осипов.
        Сорокин ничего не ответил. Виктор Дубравин, надев морскую фуражку и перекинув через руку легкий плащ, обернулся к Сорокину:
        - На Ледяном острове идет сражение не за судьбу Морнефти, а за выигрыш времени. Но этот выигрыш ничего нам не даст, если мы задержим проект «ПБУ-8». И если бы не эти новые подводные землесосы, которые сегодня надо пустить во что бы то ни стало, то я никуда бы не поехал.
        - Ну что, Илья Тимофеевич, прослушали лекцию о том, что дважды два четыре, а не пять? - съязвил Родионов, когда Дубравин вышел.
        - Да, но Виктор Николаевич прав.
        - Конечно, он всегда прав,-ехидно бросил Родионов.- Не люблю я его поучающего тона.
        - Александр Емельянович, ваша группа задерживает всю работу,- сказал вошедший в комнату Комолов.
        - У меня срок завтра.
        - У других тоже, но они закончили досрочно. Вы, кажется, тоже такое обязательство брали.
        Комолов взял с полки чертеж и вышел.
        - Старый дурак! - процедил сквозь зубы Родионов.
        Сорокин, недавно перешедший работать в трест Морнефть, сразу заметил неприязнь Родионова к Комолову. И сейчас, будучи свидетелем неприятного разговора между ними, как ни в чем не бывало обратился к Родионову:
        - Александр Емельянович, вы что сегодня вечером делаете?
        - Еще не знаю. А что?
        - Может, зайдем в ресторан? Посидим часок-другой.
        Родионов удивленно поднял брови.
        - Что, не хотите?
        - Нет, почему же,-ответил Родионов, а сам подумал : Сорокин,- и вдруг ресторан. А впрочем, неплохо было бы этого дурня привлечь на свою сторону.. Я-то думал, он святоша.
        Так началась дружба этих двух людей. Все видели ее благотворное влияние на Родионова. Его реже видели пьяным, он много работал. Проект скелетной группы не получил премии. Но жюри отметило целесообразность использования его для разработки одиночных морских месторождений. И теперь скелетная группа вновь вернулась к своему проекту. Большую помощь группе Родионова оказывал Сорокин. Он с увлечением работал над деталями проекта, заражая товарищей своей деловитостью.
        Когда проект в основном был готов, он был рассмотрен техническим совещанием, созванным Трофимовым. Докладывал Родионов. Оригинально и разумно был решен вопрос облегчения стальной трехсотпятидссятаметровой каркасной башни. Несколько выше центра тяжести башня имела пустотелый тонкостенный сфероид. Верхняя, меньшая часть башни опиралась на него, а нижняя оказывалась как бы подвешенной. Башня закaнчивалась площадкой, на которой должно было находиться необходимое оборудование для бурения и эксплуатации нефтяных скважин и жилые помещения для людей.
        В зависимости от того, в какой мере сфероид заполнялся воздухом башня могла либо плавать, либо опираться своими стальными башмаками на морское дно.
        Не решен был вопрос лишь о монтаже башни. Собирать башню в порту или закрытой бухте из-за мелководности было нельзя. Для этого нужна была минимум двухсотметровая глубина. Таких глубоких, закрытых от штормов бухт ни в Приморске, ни вблизи его не было.
        - Есть такое место,- сказала Березина.
        - Где? Что вы имеете в виду?
        - Порт Ледяного острова.
        - Александр Емельянович, а зачем вы хотите бурить обязательно с башни, когда у наc есть самоходная буровая «ПБУ-8»? Пусть башня служит базой.
        Одна за другой вносились поправки в проект скелетной группы. Вместо подводного нефтепровода для перекачки нефти Виктор Дубравин предложил установить подводные резервуары-ловушки, откуда нефть под напором столба морской воды будет самотеком поступать к танкерам и нефтеналивным баржам.
        После изготовления чертежей подводной буровой «ПБУ-8» в доработку проекта Родионова включились почти все инженеры проектного отдела. Вскоре проект был утвержден. Решено было начать бурение на одиночном крупном месторождении, расположенном на большой глубине в ста километрах к востоку от Ледяного острова.

* * *
        Однажды поздно вечером Трофимову, задержавшемуся в управлении, позвонил Винокуров и попросил немедленно приехать.
        Проходя через вестибюль, Алексей Петрович увидел Родионова, который нес сверток с чертежами. Делая вид, что он не замечает Трофимова, Родионов, не повернув в его сторону головы, вышел. Алексей Петрович, постояв минутку, направился следом. На улице было пустынно и тихо. Трофимов оглянулся на здание управления треста. Светились только окна кабинета профессора Дубравина, да одно окно в нижнем этаже. «Должно быть, Виктор Николаевич вернулся с Ледяного острова,подумал Трофимов.-Нет, его окно рядом». Алексей Петрович подошел ближе и через просвет в неплотно задернутой шторе увидел Сорокина, склонившегося над чертежной доской. «Работяга, только со странностями,»-впервые сказал себе Алексей Петрович.
        Винокуров встретил Трофимова приветливо.
        - Извините, Алексей Петрович, я сейчас освобожусь. Закуривайте.-Он подвинул к Трофимову коробку с папиросами и углубился в лежавший перед ним исписанный листок бумаги, делая пометки.
        Инженер потянулся к папиросам, но рука его застыла в воздухе. Рядом с коробкой лежала фотография. Вместо папиросы Алексей Петрович взял ее.
        Что-то знакомое показалось Трофимову в этих светлых, словно выцветших навыкате глазах, но тут же ускользнуло. Трофимов прикрыл ладонью лицо, до боли сжав пальцами виски, пытаясь поймать что-то далекое, страшное. Ara. Вот… Темная непогожая ночь… Шквал минометного огня… Могильный холод перепаханной в боях, по-осеннему мокрой земли…
        Винокуров, краем глаза следивший за Трофимовым, оторвался от работы. Когда тот отнял от лица руку и облегченно вздохнул, капитан спросил:
        - Узнаете?
        - Ну, конечно.
        - Что конечно? Кто это, по-вашему?
        - Сорокин. Или во всяком случае кто-нибудь из его родственников. Тут он очень молодой, совсем еще мальчишка. А глаза те же.
        - Вы знали его юношей?
        - Нет.- Трофимов еще раз взглянул на фотографию.- Ну да, это он. Эти глаза я на всю жизнь запомнил осенью 1944 года. Они иногда мне даже снятся.
        Винокуров выжидающе посмотрел на собеседника.
        - Осенью 1944 года,- после небольшой паузы продолжал Алексей Петрович,- выполнив боевое задание во вражеском тылу, я возвращался на свою сторону. При переходе линии фронта был ранен.
        - Так, так,- выпрямился в напряжении капитан.
        - Очнулся от страшной боли и первое, что увидел при вспышке ракеты и что запомнил на всю жизнь, были вот эти глаза, глаза Сорокина. Он и вынес меня, рискуя жизнью, к нашим окопам…
        Трофимов, растревоженный воспоминаниями, замолчал.
        - Да, лицо человека, особенно юноши, через четверть века сильно меняется,- как бы отвечая на свои мысли, задумчиво произнес капитан, снова углубляясь в работу.
        А Трофимов, забыв о папиросах, долго еще вертел в руках пожелтевшую карточку, выжидая, когда Винокуров оторвется от работы. Наконец, тот нажал кнопку звонка.
        - Отправьте это немедленно,-капитан передал написанное вошедшему Мамедову.
        - Простите, товарищ капитан, за любопытство,- заговорил Трофимов, проводив взглядом Мамедова,- но как попала эта фотография к вам?
        - Это длинная история. В свое время узнаете.- Винокуров взял из рук Трофимова карточку и сунул ее в ящик стола.
        Алексей Петрович понял, что большего он сейчас не узнает, Понял также, что портрет Сорокина случайно был положен на стол.
        - Да, Алексей Петрович, как работает новый инженер в лаборатории?-прервал размышления Трофимова капитан.
        - Толковый инженер и работник деятельный. В лаборатории им довольны,сдержанно ответил Алексей Петрович. Мысль о портрете Сорокина, каким-то образом очутившемся в управлении госбезопасности, не покидала его.
        Винокуров выдвинул один из ящиков стола и подал Трофимову два темных рулончика фотопленки.
        - Не покажется ли вам это знакомым?
        Инженер развернул один из рулончиков и, предчувствуя каую-то беду, стал рассматривать кадр за кадром.
        На первом кадре был заснят разрез подводной самоходной буровой «ПбУ-8», на других кадрах были сфотографированы чертежи отдельных узлов «ПБУ-8». На второй пленке был заснят проект плавающей гиперболической башни Родионова.
        - Наши чертежи.- Трофимов с немым вопросом посмотрел на капитана.
        - Да, ваши, только побывали в чужих руках.
        Трофимов долго сидел молча. Винокуров, словно не замечая Алексея Петровича, листал папку с бумагами.
        - Откуда это? - спросил, наконец, Трофимов, снова беря со стола темный рулончик.
        - С небес.- Капитан сунул папку в ящик и серьезно посмотрел на Трофимова.- Да, да! Именно с небес. Есть фотолюбители, которые ради развлечения снимают на пленку всякого рода проекты, чертежи. Потом привязывают эти пленочки к воздушным шарикам-зондам и пускают их в небо. Попутный ветер несет их через границу. Приходится принимать меры, чтобы они туда все-таки не попадали. Радиолокация - удобная вещь. Помогает.
        Выжидающе посмотрев на Трофимова, капитан добавил:
        - Значит, кто-то чужой имеет доступ к чертежам.
        Ошеломленный Трофимов не знал, что ответить. Ему вспомнились и подслушанный на берегу моря разговор, и покушение на Ольгу, и смерть инженера Плужникова, и попытки залезть в его, Трофимова, квартиру, и, наконец, как из тумана, возник РОДИОНОВ с чертежами под мышкой. Неужели он? - кровь отлила от лица. Винокуров, наблюдавший за Алексеем Петровичем, заметил его волнение.
        - У вас есть какие-нибудь подозрения? - спросил капитан.
        - Нет, ерунда,-сказал Трофимов, а сам подумал: Не могу же я, не имея на то веских оснований, заподозрить Родионова. Возможно, то был сверток чистой бумаги.
        - Скажите, Алексей Петрович, кроме ваших людей, кто-нибудь мог иметь доступ к чертежам?
        - Чертежи самоходной буровой имеются на судоверфи, на машиностроительном заводе и в министерстве. А вот проект гиперболической плавающей башни мы еще не размножали, и, кроме наших людей, его никто видеть не мог.
        - Вот это очень важно.- Сделав паузу, капитан указал на пленку: - Есть у вас что-нибудь похожее на это? Ну, какие-нибудь старые, ничего не значащие чертежи, которые можно было бы послать в качестве очередной посылочки на ту сторону? Найдется, надеюсь?
        - Есть,- Трофимов не удержался от улыбки.- Во-первых, первоначальный проект Родионова, который он представлял на конкурс. Потом проект американской самоходной Юрской буровой.
        - Подводной?
        - Нет, надводной, хотя она сейчас и под водой.
        - Как под водой?
        - Опрокинулась при испытании и затонула.
        Винокуров засмеялся:
        - Давайте ее.
        - Товарищ капитан, значит там не дождались этой посылки? - Алексей Петрович кивнул на пленку.
        - О нет! Получили, только не это. Стараемся работать чисто.
        - Но ведь это же черт знает что! Враг орудует у нас под носом, а мы… Эх!
        Было ясно, какие чувства его обуревают.
        - Все это не так просто, Алексей Петрович. Только в детективных романах нас, чекистов, часто изображают вездесущими, с легкостью раскрывающими все козни врага с самого начала его появления. Но умный и хитрый враг - не такая уж простая штука…
        - Я не про то, товарищ капитан. Мы-то в Морнефти уж, кажется, знаем подноготную каждого. И вот-результат.
        - Результат, к сожалению, неважный. Но ничего. Потерпите еще немного. Кажется, недолго осталось ждать,-многозначительно заметил капитан.Скажите, кого из новых работников вы приняли в проектный отдел за последние два месяца?
        - Двух инженеров-подводников,-подумав, ответил Трофимов.- Это сослуживцы Виктора Николаевича Дубравина по Ленинграду. Он их хорошо знает.
        - А еще?
        - Еще?.. Еще Сорокин перешёл к нам с машиностроительного завода. Я его знаю с военных лет. Конец войны вместе дрались на фронте. Правда, в последние годы мы работали в разных местах. Хороший конструктор. Виртуоз.
        - А до войны вы с ним встречались?
        - Нет.
        - Эти он помогал вам в изготовлении головок грунтовых трубок нового морского коллектора?
        - Да.
        - Первая серия головок была, кажется, неудачной?
        Алексей Петрович, пораженный осведомленностью Винокурова, вопросительно посмотрел в глаза капитану.
        - Или это не так? Я что-то в этом роде слышал.
        - Нет, верно. Токарь ошибся в размерах двух деталей.
        - Вы уверены, что это была ошибка токаря?
        - До сегодняшнего дня - да.
        - А сейчас?
        - Сейчас - нет,- твердо сказал Трофимов.- Уж очень умная была ошибка. Не найди мы ее случайно, затянулась бы разведка морских месторождений.
        - Вот и я не уверен, Алексей Петрович, что это была ошибка.
        С неспокойным сердцем Трофимов возвращался домой.
        Мысль о том, что среди работников управления орудует враг, а может, и не один, не давала покоя. Алексею Петровичу хотелось побыть наедине с самим собой. Он свернул к Приморскому парку.
        Сидя на скамейке, перебирал в памяти людей, имевших доступ к чертежам. В нерабочее время бумаги хранились в опечатанных сейфах, а днем ими пользовались только работники проектного отдела. Значит, подлеца надо искать среди своих. Но кто? Виктор Дубравин, Комолов? Трофимов даже рассмеялся - настолько нелепым было это подозрение. Родионов? Вот за кого он бы не поручился. Илья? Интересно, что общего нашлось у этих людей?
        Разговор с Винокуровым, загадочный мальчишеский портрет Сорокина, фотопленка с чертежами нового агрегата «ПБУ» и плавающей гиперболической башни - все это придавало новую, зловещую окраску длинной цепи чрезвычайных событий-от попытки злоумышленников залезть в его квартиру до последнего случая, когда Родионов унес домой чертежи.
        И что означал вопрос Винокурова, встречался ли он, Трофимов, с Сорокиным до войны? Каково прошлое этого человека, его друга? Друга ли? Сорокин, рискуя жизнью, спас его от смерти. Предательство? История знает немало случаев, когда люди изменяли своим идеалам. Нет, это жестоко-подозревать так Илью, не имея на то веских оснований.
        - Но кто же все-таки враг? - в сотый раз Трофимов задавал себе этот вопрос. Алексею Петровичу сделалось не по себе от мысли, что, может быть, каждый день он, встречаясь жмет ему руку. Трофимов невольно вытер ладонь о колено.
        Устав думать об одном и том же, Алексей Петрович обвел взглядом гуляющих. Мимо, полуобнявшись, неторопливо шла пара. Девушка тихо смеялась, заглядывая в лицо своему спутнику.
        Грудной смех девушки напомнил Трофимову о Кнрилловой, и сердце Алексея Петровича сжалось. Что она делает сейчас? Ольгу словно подменили. Сколько раз он пытался вызвать ее на откровенный разговор, узнать, что произошло, но напрасно,- все его предложения о встрече в нерабочее время она вежливо отклоняла, а на работе он редко видел ее с глазу на глаз. Определенно, она избегала его. Даже тогда, когда он приглашал ее по делу, она присылала вместо себя Березину, ссылаясь на занятость или находя другой предлог. За последнее время она осунулась, побледнела. Алексей Петрович с горькой улыбкой вспомнил вчерашний разговор с ней. Встретив Ольгу у старшего Дубравина, он попросил ее, когда она освободится, зайти к нему.
        Определенного дела к Ольге не было, и Трофимов стал спрашивать, не нуждается ли в чем-нибудь лаборатория.
        - Нет, спасибо,- сухо ответила Ольга, глядя куда-то в сторону.
        - А людей вам больше не нужно?
        - Нет.
        - И палеонтологи не нужны?
        - Обойдемся.
        - А оборудования хватает?
        - Да.
        - Когда думаете перебираться на Ледяной остров?
        - Скоро.
        И это с того злосчастного дня, - Алексей Петрович вспомнил случай, когда Ольга внезапно вылетела в Москву, а вечером возвратилась в Приморск. Правда, об этом никто, кроме Трофимова, не знал. Ольга, появившись под вечер на Ледяном острове, сказала Байрамову, что необходимость в поездке отпала. Но Трофимов-то знал больше. Когда Байрамов сообщил ему об отъезде Ольги, он тут же вылетел в Приморск. Но опоздал. Он лишь издали увидел Ольгу. Она торопливо поднималась по лестнице в самолет, через пять минут улетавший в Москву. Трофимов подбежал ближе, но аэродромные служащие откатили от самолета трап, и машина, развернувшись, стала выруливать на взлетную полосу. А вечером он был немало удивлен, узнав от Байрамова, что Ольга отказалась от отпуска и осталась на Ледяном острове. Тут какая-то тайна,- подумал Трофимов и сам спросил:
        - А как здоровье матери?
        - Ничего. Спасибо.
        - Оля! Ну что с тобой случилось? - не выдержал Трофимов сухих, односложных ответов Кирилловой.
        Ольга резко повернулась к Трофимову и как-то странно посмотрела. Она хотела что-то сказать, но сдержалась; загоревшиеся было в глазах огоньки потухли, две крупные слезы покатились по бледным щекам.
        Она повернулась и быстро пошла к двери, на ходу вытирая платком глаза.
        Алексею Петровичу стало больно от этих воспоминаний.
        Должно быть, и он изменился. Мать это давно заметила. Хоть она бы не переживала. А то ведь украдкой смотрит да вздыхает. Вчера словно невзначай спросила об Ольге.
        Ну что он такое сделал? В чем провинился? Ох, как он хотел бы ее видеть!
        Алексей Петрович встал и направился к выходу из парка.
        - Сказал, рано придешь, и опять обманул,- встретила его сестра.
        Трофимов улыбнулся:
        - Извини, Мариша, задержался. А где малыш? Спит?
        - Что ты! Уложишь его! Возится с Атаманом. Ты бы только посмотрел. Да вот и они, смотри.- Марина расхохоталась, показывая на открытую дверь. В комнату верхом на Атамане, вцепившись в его шерсть и повизгивая от удовольствия, въехал Андрейка.- Они ведь у нас друзья! Атаман от него ни на шаг.
        Алексей Петрович, смеясь, подхватил племянника и высоко подбросил на руках.
        Перед сном он решил немного погулять с собакой.
        Он обошел прилегавший к дому сад и выбрался на безлюдную улицу. Пес спокойно шел возле ноги Трофимова, держа в зубах сложенный в несколько раз ременный поводок.
        Неожиданно Атаман остановился, настороженно глядя в сторону вышедших из переулка двоих мужчин. Шерсть на спине собаки медленно подымалась. Хотя Атаман на улице никогда ни на кого не кидался и даже не лаял, Трофимов на всякий случай решил взять поводок в руки. Но не успел он нагнуться, как Атаман рванулся вперед.
        - Назад, Атаман! - крикнул Алексей Петрович, но пес словно не слышал
        На крик Трофимова прохожие обернулись, и один из них во весь дух кинулся к открытому подъезду на противоположной стороне улицы. В тот же миг Атаман бросился ему наперерез.
        У самого подъезда дома Атаман сбил с ног прохожего, но тому удалось вскочить на ноги, юркнуть в дверь и захлопнуть ее за собой.
        Когда Трофимов подбежал к подъезду, обезумевший от ярости пес кидался на дверь, стараясь открыть ее. С трудом Алексей Петрович укротил неожиданно озверевшего пса. Он боялся, как бы Атаман не бросился на второго прохожего, в растерянности стоявшего на противоположной стороне улицы. Но удивительное дело! Когда мужчина-это был Родионов-подошел к Трофимову, Атаман даже не повернул головы в его сторону. Он продолжал рваться к двери подъезда.
        - Кто там?-спросил Трофимов, показывая на дверь.
        - Сорокин,-Родионов боязливо косился на Атамана.
        Каждый раз, когда Сорокин приоткрывал дверь, пес бешено рычал, стараясь вырваться из рук Трофимова.
        Усилием воли Алексей Петрович удержал себя от того, чтобы рвануть дверь и спустить своего верного пса: Возьми! Как можно спокойнее он сказал:
        - Подожди, Илья, я сейчас уведу Атамана домой. Совсем взбесился, скотина. Это с ним часто бывает,- солгал Алексей Петрович.- Искусал он тебя?
        - Ерунда, пиджак порвал,-испуганно проговорил Сорокин.

* * *
        Алексей Петрович торопливо вошел на веранду, позвонил Винокурову домой и попросил разрешения приехать.
        - Ты куда, Алешенька? - встретила Трофимова в передней еще не спавшая Надежда Ивановна.
        - Я сейчас вернусь,-Алексей Петрович поцеловал ее в щеку.- Ты не жди меня. Ложись.- А сам подумал: Все равно не будет спать, пока не вернусь.
        В эту ночь Трофимов долго лежал с открытыми глазами, думая о случившемся. Часы пробили три. В окне брезжил рассвет.
        - Атаман!-ласково позвал Алексей Петрович. В углу послышалась легкая возня, потом Трофимов почувствовал под ладонью жесткую шерсть собаки. Алексей Петрович погладил
        Атамана по спине, почесал у него за ухом:- Молодец ты у меля, Атаман!
        Атаман лизнул руку хозяину и отошел на свое место.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        От порта до управления треста Алексей Петрович и Виктор Николаевич не проронили ни слова. Каждый думал о своем, и по существу они думали об одном и том же - о результатах испытания самоходной подводной буровой «ПБУ-8». Бурение скважин с морского дна оказалось делом весьма сложным и хлопотливым.
        Трофимова не утешали и положительные выводы комиссии, настаивавшей на серийном выпуске подводных буровых установок.
        Только два человека комиссии - Трофимов и Виктор Дубравин категорически возражали против серийного выпуска «ПБУ-8», в создание которой было вложено столько их труда. Они лучше других видели, что их замысел не удался.
        У слабо освещенного подъезда управления Морнефти Алексей Петрович плавно затормозил машину, молча вышел. Тускло отсвечивали темные окна. Лишь в кабинете Николая Дмитриевича Дубравина горел свет.
        - Зайдем ко мне,- нарушил молчание Алексей Петрович.
        Неслышно ступая по мраморным ступенькам, словно боясь спугнуть ночную тишину, они поднялись на второй этаж.
        Войдя в кабинет, Алексей Петрович указал Дубравину на мягкое кресло под белым чехлом, а сам сел напротив.
        Долго сидели молча. Наконец, докурив уже третью папиросу, Трофимов посмотрел в упор в открытое лицо Виктора Дубравина:
        - Ну и как, Виктор Николаевич?
        - Плохо, Алексей Петрович.
        - В том-то и дело, что плохо. Пять часов бури, а пять дней креплением занимайся. Никуда не годится.
        - Я не о том, Алексей Петрович.
        - А o чем же?
        - Я говорю о плохой устойчивости «ПБУ-8». В подводном положении еще ничего, а вот на поверхности совсем дрянь дело. При небольшой волне установка уже опрокидывается. История, происшедшая с американской плавучей буровой, может повториться с нашей «ПБУ». Это, мне кажется, главный недостаток. А то, что пять дней на скважину тратится,-это не так уж плохо. Ведь на суше, насколько мне известно, тоже два-три дня уходит.
        - Так то на суше- А мы должны работать быстрее.
        Зазвонил телефон.
        - Трофимов слушает! Здравствуйте, Людмила Сергеевна! Здесь, здесь. Передаю трубку.
        - Здравствуй, Люся! Соскучилась? Ну что ты! Не неделя, а всего три дня. Еще не спит? Ждет меня? Ну давай, давай. Здравствуй, Сашенька! А ты почему не спишь? Ах, дедушка тебе автомобиль подарил. Ну, тогда причина уважительная. Скоро приеду, Сашок. До свиданья!
        Дубравин положил трубку.
        - Какой сегодня день, Виктор Николаевич? Суббота? - неожиданно спросил Трофимов.
        Виктор посмотрел на часы:
        - Пока еще не суббота.
        - Знаете что? Забирайте жену, сынишку и поедем сейчас же на Лесные озера. Завтра шестнадцатое августа - начало осенней охоты. А дичи там тьма-тьмущая! Поохотимся. Николая Дмитриевича с Еленой Николаевной уговорим. Жаль, нет Байрамова.
        - А как туда доберемся?
        - На морском катере. Звоните домой, пусть собираются.
        - А как же вы, Алексей Петрович, поедете? Вы же двое суток не спали, не отдыхали.
        - Вот там и отдохну.
        Виктор позвонил домой.
        - Что? Саше спать надо? Уложим на катере. Морской воздух ему не помешает. Кто из женщин едет? - Виктор посмотрел на Алексея Петровича.
        Тот смущенно пожал плечами.
        - Да едут тут…- неуверенно сказал Виктор.- Кто конкретно? Так… конкретно стало быть.
        Дубравин умоляюще смотрел на Трофимова. Алексей Петрович растерялся. Тогда Виктор, махнув рукой, мол, была не была, сказал:
        - Мамa едет, потом Кириллова Ольга Петровна. Какая Березина? Ах Таня? Да, да, едет, непременно, ну и еще поедут другие.
        Виктор положил трубку..
        - Yф! Ну, Алексей Петрович, чтобы не оказаться мне вруном, прошу помочь. Звоните Кирилловoй и Березиной, а мать yговорю сам.
        - Кирилловой нет в Приморске, она на Ледяном острове.-Лицо Трофимова помрачнело.
        Несмотря на поздний час, желающих ехать на Лесные озера нашлось больше, чем можно было ожидать. Длинная каюта морского катера оказалась тесной. Люди, которым не хватило мягких кожаных диванов, разместились кто как мог в узком проходе. Морской воздух, врывавшийся в открытые иллюминаторы, приятно освежал лица утомленных за день людей. Но несмотря на усталость, никого не покидало веселое настроение. Шум воды за бортом катера, мчавшегося вдоль побережья на север, тонул в веселом гомоне людских голосов. Сквозь серебристый смех Тани Березиной, рассказывавшей что-то, должно быть, веселое, временами прорывался басок Григория Ивановича Королева. Виктор Дубравин, придерживая прикорнувшего у него на коленях сынишку, разговаривал со своей матерью. Ветров и сидевший перед ним вихрастый паренек сражались в шахматы при неослабном внимании группы болельщиков, стоявших в проходе. Вера Югова, прижавшись щекой к плечу Ветрова, следила за игрой. Из всей компании лишь один Трофимов, не считая безмятежно спавших детей:
        Саши Дубравина и Марининого Андрейки, не принимал участия в веселом разговоре. Он, едва сел на диван, сразу обмяк и задремал - сказались проведенные без сна последние двое суток. Сорокин и Родионов сидели на самом заднем диване, тихо разговаривая между собой.
        Короткая летняя ночь кончилась незаметно. Ранний рассвет застал катер в устье реки, вытекавшей из Медвежьего озера - самого большого из группы Лесных озер. Из узких болотистых рукавов реки, вспугнутые шумом мотора, с криком подымались стаи уток. Григорий Иванович Королев ревниво провожал их глазами. В нем проснулся охотничий азарт. Наконец, не выдержав, он схватил свою старую, видавшую виды двустволку и вылез на гладкий обтекаемый корпус катера. Встречный ветер ударил ему в грудь.
        Распластавшись за рубкой и взяв ружье наизготовку, он стал ждать. Вскоре из прибрежных камышей вылетела стайка уток. Геолог вскинул ружье и один за другим спустил оба курка. Летевшая впереди птица, неуклюже взмахнув крыльями и перевернувшись, плюхнулась в воду.
        Катер резко замедлил ход и направился к подстреленной птице.
        Выстрелы Григория Ивановича разбудили все еще спавшего Трофимова. Сон сразу слетел с него, когда он увидел через раскрытый иллюминатор покачивающуюся на воде вверх лапками утку. А минутой позже вместе с Виктором Дубравиным присоединился к Королеву.
        С приглушенным мотором катер скользил вдоль прибрежных камышей, заходил в тихие, с зелеными кувшинками протоки. Время от времени хлопали выстрелы. Не напуганные еще, птицы себе на гибель подпускали охотников на близкое расстояние.
        Вскоре катер остановился у высокого берега Медвежьего озера.
        Даже в жаркую летнюю погоду приятно посидеть у костра.
        Но особенно к этому располагала утренняя прохлада и усталость вчерашнего дня, которую чувствовали приехавшие.
        Поэтому вокруг костра собрались почти все. Один лишь Саша Дубравин безмятежно спал в гамаке.
        Григорий Иванович, выбив из трубки пепел о несгоревший головешки, стал собирать свои охотничьи принадлежности. Следом за ним поднялись и другие охотники. Николай Дмитриевич, чувствовавший себя не совсем здоровым, решил не ходить. Таня Березина воспользовалась этим и выпросила у старого геолога его ружье.
        - Вы, Николай Дмитриевич, только меня научите, как из него стреляют,и, повернув ружье стволами в сторону костра, она попыталась взвести курки.
        - Так не годится, Таня.- Королев, стоявший рядом, повернул ее ружье в сторону леса.-Чего доброго вы ухлопаете кого-нибудь.
        - Николай Дмитриевич, вы дайте ей холостые патроны, а то с ней страшно ходить на охоту,- пошутил Ветров.
        Все рассмеялись. Но Таню трудно было смутить. Повернувшись к Ветрову, она отпарировала:
        - А ты оставайся у костра. Картошку к завтраку чистить. А то, чего доброго, ноги промочишь и насморк схватишь.
        - А в самом деле. Максим Андреевич,- Королев подмигнул Ветрову,-зачем тебе ходить? Раз Таня идет, то уткам несдобровать.
        - Да, что и говорить, охотник знаменитый!
        - Ox, Максим, я тебя сейчас побью!-рассмеялась Таня.
        - Ой, как страшно! Я уже дрожу. Товарищи, спрячьте меня куда-нибудь!
        - Вера,-Таня повернулась к Юговой,-не пускай своего Мaксима в лес, а то я за себя не отвечаю.
        - Лучше ты, Таня, оставайся. Пусть они идут одни.
        - Ну, нет, я обязательно пойду! Мне хочется узнать, почему все охотники такие хвастунишки.
        - Знаешь что, Таня,-с напускной серьезностью обратился к девушке Королев,-я раздумал тебя брать на охоту.
        Мужчины весело поддержали геолога:
        - Правильно, Григорий Иванович.
        - Верно.
        Таня озадаченно посмотрела на Григория Ивановича. Тот, хитро улыбнувшись, продолжал:
        - Хотя, пожалуй, тебя можно взять, только при одном условии.
        - При каком?
        - Если ты будешь плавать за подбитыми мной утками.
        - Согласна,-рассмеялась Таня.- Только за моими утками поплывете вы. Хорошо?
        - Прекрасно! Я-то, конечно, и ног не замочу.
        - Ой, Григорий Иванович. Не говорите гоп, пока не перепрыгнете.
        - В данном случае можно.
        В это время над костром с характерным свистом прошла стая уток. Раздался выстрел. Все повернулись к Тане. Ствол ее ружья чуть дымился. Она растерянно смотрела вслед улетевшей стае. «Вот опозорилась,-думала она.-Зря поторопилась, надо было как следует целиться.»
        Мгновение охотники смотрели на девушку, потом дружно засмеялись. Таня покраснела.
        - Зря смеетесь, товарищи. Придется тебе, Григорий Иванович, сплавать за уткой.- Николай Дмитриевич, положив одну руку Королеву на плечо, другой показал в сторону озера.Поздравляю тебя, Танюша, с первым успехом.
        Таня посмотрела в сторону озера и сама удивилась. Отделившись от стаи и почти сложив крылья, все круче и круче снижалась раненая утка и, наконец, упала почти на середине озера. Проплыв по воде несколько метров, утка ткнулась головой в воду, хлопнула ослабевшими крыльями и перевернулась вверх лапками.
        Женщины торжествовали.
        - Ну, Григорий Иванович, доставьте удовольствие, сплавайте за уточкой,- смеялась Марина.
        Геолог смущенно посмотрел на катер.
        - Нет, вы туда не смотрите. Уговор дороже денег. Плывите.
        - Ну хорошо,- и Королев, усевшись на землю под общий смех стал стягивать с ног охотничьи сапоги.
        Пурпурное солнце медленно выплывало из-за верхушек деревьев.
        Молодежь разбрелась по лесу. У костра готовить завтрак остались Елена Николаевна Дубравина да Надежда Ивановна Трофимова.
        Охотники, дойдя до Черной пади, разошлись в разные стороны. Королев и увязавшаяся за ним Таня отправились через перевал к Малым озерам. Ветров решил поохотиться на фазанов. Он круто повернул от озера в сторону, к покрытым лесами предгорьям. Родионов один ушел через Черную падь. Трофимов, Сорокин, Виктор Дубравин и инженер из лаборатории направились вдоль берега Медвежьего озера.
        Алексей Петрович временами украдкой посматривал на Сорокина. После ночного случая на улице Винокуров посоветовал поручить Сорокину дело, которое могло заинтересовать его хозяев. Трофимов догадался, чего хочет капитан. Поэтому он откомандировал Сорокина в объединение Приморнефть, на промыслах которого испытывались снаряды для беструбного цементажа скважин. Но Сорокин или заподозрил что-то, или не желал рисковать после ночного нападения Атамана. Люди Винокурова напрасно следили за каждым его шагом. По предложению Сорокина в снаряд было внесено несколько конструктивных изменений, благодаря чему он стал работать безотказно.
        Но сознание того, что рядом притаился враг, продолжало мучить Трофимова. Исподтишка он наблюдал за своим другом, ловил каждое его движение.
        - Ты не рассказал мне, Илья, как работает новый цементировочный снаряд,-спросил Трофимов.
        - Очень хорошо. Зацементировали десять скважин, и все удачно.
        - Герметичность?
        - Полная.
        - Это просто замечательно!-Трофимов закурил папиросу.
        - Ну конечно, экономится столько металла.
        - И время.
        - Да, и время.
        Охотники долго молчали, вдыхая пьянящие запахи леса, полевых цветов.
        - Я, пожалуй, подамся к Трясучим плавням,- Сорокин остановился у еле заметной тропинки, уходившей в сторону от озера, выжидательно посмотрел на остальных мужчин.- Желающие составить компанию есть? Там в это время всегда много уток.
        - Я с вами, Илья Тимофеевич, если не возражаете. Люблю бродить в камышах,- инженер из лаборатории свернул на тропинку.
        Вскоре высокая трава почти скрыла Сорокина и его спутника.
        - Виктор Николаевич, ты говоришь, что у «ПБУ-8» плохая устойчивость?
        - Да.
        - А если убрать башню магазина? Это улучшит дело?
        - Конечно. В ней-то вся и беда.
        - Мы так и сделаем. И у нас будет великолепная подводная буровая.Трофимов спрыгнул на прибрежную осыпь.- Вот смотри,- и он палкой стал чертить схему.- Башня нужна нам для обсадных труб. Но мы будем цементировать морские скважины без труб, они не нужны. И этим мы устраним второй недостаток «ПБУ-8».- Отложив в сторону ружья и позабыв об охоте, инженеры, словно маленькие дети, разрисовывали голую землю. Проходили час за часом, а они все возились.
        Таня Березина, возвращаясь с Королевым берегом, громко расхохоталась, увидев двух взрослых мужчин, ползающих на четвереньках. На ее смех они даже не подняли голов. И только когда она приблизилась к самой осыпи, Трофимов неожиданно закричал:
        - Не подходи, чертеж испортишь!
        - Какой чертеж? Ах, вы решили в классики поиграть. Похвально для вашего возраста. Между прочим, в детстве я тоже занималась этим делом.
        Но шутка не имела успеха. Мужчины были серьезны. Таня умолкла.
        Григорий Иванович ни о чем не расспрашивал инженеров.
        Он спокойно снял ягдташ, ружье и, усевшись на пригорке, закурил трубку. Таня же, как любопытный ребенок, ходила вокруг, рассматривая исчерченную прибрежную землю.
        - Нoвoявленные архимеды,- наконец сказала она, отойдя к геологу.
        - Садись, Танюша, снимай свое ружье,- Геолог подвинулся к краю разостланного плаща, уступая место девушке.
        - Григорий Иванович,- крикнул Трофимов,- нет ли у вас чистой бумаги?
        - Никакой нет, Алексей Петрович.
        - А у тебя, Таня?
        - Я сумочку оставила у костра.
        - А, черт! Придется идти в лагерь.
        В это время из лесу вышел увешанный охотничьими трофеями Родионов, а при нем, к счастью, оказалась записная книжка.
        - Алексей Петрович, разреши, я скопирую чертеж.- Дубравин взял из рук Родионова записную книжку.
        И не успели инженеры выкурить по папироске, как Виктор уже все закончил. Сличив копию эскиза с оригиналом. Алексей Петрович ногой уничтожил чертеж на земле.
        - Ну пошли, товарищи, а то можно с голоду умереть. Там, наверное, Танина утка уже сварилась.-И перекинув ружье за спину, Алексей Петрович широкими шагами направился вдоль озера. Следом, весело переговариваясь, двинулись остальные- От лагеря вместе с дымом доносило вкусный запах пищи.
        - Где же дичь? - встретил охотников старший Дубравин.
        - Вот она! - Трофимов торжественно потряс над головой записной книжкой.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Новый шифр радиопередач Краузе и Кларка был получен, и управление госбезопасности контролировало теперь не только каждый шаг Краузе, но и следило за радиоперекличкой.
        Потеря направленного передатчикa вынудила шпионов реже прибегать к связи через эфир. Винокуров понимал, что Кларк постарается снабдить своего агента новым аппаратом. Можно было, конечно, кончать эту игру, но капитану хотелось раскрыть связи Краузе с его агентурой. По всей видимости, эта агентура была малочисленной.
        Краузе вел себя очень осторожно. Винокуров понимал, что совершенная ими где-то ошибка при поисках направленного передатчика напугала шпиона.
        После поездки на Лесные озера Сорокин-Краузе уже несколько дней отсиживался дома. На работе вел себя безукоризненно, помогая Родионову в последних расчетах. Из Проектного отдела он спешил домой, никуда не заходя. Лишь иногда сворачивал к Приморскому бульвару и усаживался в тени кипарисов и эвкалиптов. Но и тут в его поведении нельзя было усмотреть ничего подозрительного. Прекрасная погода, запах моря и цветущих деревьев, а главное, прохлада манили сюда многих. Посидев в одиночестве полчаса-час, Сорокин неизменно покупал газету и шел домой.
        - Опять ничего,-разочарованно докладывал Мамедов Винокурову.
        - Терпение, товарищ лейтенант,- невозмутимо отвечал Винокуров.
        - Приготовьтесь,- сказал однажды капитан.- Ожидается норд. Думаю, что нам будет работа.
        На следующее утро Приморск проснулся от завывания порывистого ветра. Море стонало. Ветер гнал с улиц последнюю пыль и мелкий песок. В воздухе метались сорванные листья.
        К ночи ветер усилился. В десять часов вечера Краузе вышел из подъезда. Постояв на тротуаре и не заметив ничего подозрительного, он не спеша направился к автобусной остановке, у которой одиноко стояла женщина, прикрывая от ветра бортом пыльника почти с головой укутанного грудного ребенка. Ребенок плакал и выгибался в одеяльце.
        Краузе помог женщине сесть в автобус и вошел в него сам. Сквозь запыленные окна еще раз окинул взглядом пустынную улицу и убедился, что все спокойно. Через несколько остановок автобус опустел. На Чернокаменской Краузе вышел и, пройдя дворами на Нагорную улицу, сел в троллейбус. Так меняя несколько раз свой маршрут, он в конце концов очутился на юго-западной окраине города. Ветер гнул к земле деревья, безжалостно обдирал листву. Выли собаки, одиноко, в тоске надрывался ишак.
        Садами Краузе вышел за город; петляя, спустился к Черной речке. Здесь, у воды, под нависшими скалами было тихо. Краузе сел на камень и долго прислушивался. Кроме свиста ветра в расщелине да бешеного шума рощи, стонущей под убийственным нордом, ничего не было слышно. Непроглядная темень поглотила окружающие предметы. Река, оправдывая свое название, казалась черной, в стремительном потоке ее тускло мерцали отражения одиноких звезд.
        В двадцати шагах от Краузе, между выступами скал, лежал лейтенант Мамедов, вооруженный инфракрасными очками. Следя за каждым движением шпиона, он время от времени шепотом разговаривал по радиотелефону с Винокуровым.
        Лейтенант видел, как шпион извлек из кармана небольшую цилиндрическую трубку, раздвинул ее, как телескоп, и, надев на один ее конец сморщенный резиновый баллон, похожий на ненадутый игрушечный шар, другой конец погрузил глубоко в воду. Баллон стал быстро увеличиваться, приобретая форму груши. Через несколько минут в руках шпиона был уже изрядной величины шар. Краузе перетянул его устье, а трубку спрятал в карман. Привязав к шару листок металлической фольги и миниатюрную кассетку, он поднял шар над головой и выпустил из рук. Шар стремительно рванулся вверх и, выйдя из теснины, словно испуганный, шарахнулся, в сторону притаившегося Мамедова. При желании лейтенант мог бы, поднявшись, схватить шар руками, но разведчик даже не пошевелился. Он лишь несколько секунд наблюдал за косым подъемом шара, а затем вновь перевел взгляд на Краузе.

* * *
        - Смотрите,- капитан положил на стол несколько листков.- Знакомо вам это?
        Трофимов взглянул и ахнул. Эскизный чертеж новой конструкции, подводной буровой, который они чертили на берегу Медвежьего озера! Надписи были сделаны на английском языке. Проектный отдел треста еще не успел перенести этот чертеж на ватман, а врагу он уже известен. Но удивительное дело! Чертеж тот и в то же время не тот. Принципиально все верно, но в деталях схема не имела полного сходства с подлинником.
        «Кто? Кто мог? - сверлил мозг мучительный вопрос.- Ведь Сорокин не видел подлинника. Значит есть еще кто-то! - обожгла новая мысль.- Но кто? Родионов? Да, ему известна эта схема, хотя непосредственно он над не не работал. Родионову легко, конечно, скопировать чертеж по памяти и передать его Сорокину или переслать.»
        Но Сорокин! Страшно было сознавать, что человек, которому ты доверял и которого считал своим другом, оказался врагом. Неужели дружба способна так ослепить человека?
        - Ну, что вы скажете, Алексей Петрович?-спросил Винокуров.
        Трофимов рассказал историю появления идеи новой конструкции подводной буровой.
        - У кого сейчас записная книжка?
        - Записную книжку вернули хозяину, ну, а листки с эскизом, как и все, что имеет отношение к проекту подводной буровой, находится в Проектном отделе треста. Виктор Николаевич Дубравин после работы все материалы закрывает и опечатывает в сейфе. Но чтобы сделать это,-Трофимов показал на чертежи,- не обязательно иметь оригинал. Это нетрудно изобразить по памяти. И так именно это и сделано: в деталях схема не идентична подлиннику. Чертежи первого варианта всем в печенки въелись, а новые изменения не сложны.
        - А все-таки, кто бы мог воспроизвести по памяти новый проект? настаивал Винокуров.
        - Кто? Ну я, Дубравин, Комолов, Родионов, да и другие инженеры проектного отдела.
        - Сорокин имел доступ к чертежам?
        - Нет.
        Помолчав, Трофимов вслух подумал:
        - Да, Родионов мог легко это сделать…
        - У вас есть какие-нибудь подозрения в отношении Родиoнова? заинтересовался Винокуров.
        - Не знаю, товарищ капитан. Как бы вам это объяснить… Уж очень необыкновенная дружба у него с Сорокиным завязалась в последнее время.
        - Но ведь для столь страшного подозрения этого мало. Вы ведь тоже дружили с Сорокиным, хотя у вас были, может, и большие основания.
        - Да, вы, конечно, правы,- лицо Трофимова вспыхнуло.- Но Родионов, как я выяснил, без разрешения уносил некоторые чертежи домой.
        - Ну, это совсем другое дело. Расскажите подробно.- Выслушав Трофимова, капитан, задумчиво проговорил:
        - Это любопытно, чертежи нужны были ему для работы?
        - Возможно. Вообще-то говоря, все это никакого секрета не представляет. Пока это - материал для служебного пользования, а как только мы запустим подводную буровую в серийное производство, она будет внесена в список товаров для международной торговли. Кому надо - пусть покупает.
        - Ну, спасибо, Алексей Петрович.
        Трофимов уже от двери повернулся к Винокурову:
        - Товарищ капитан, Сорокин-действительно Сорокин?
        - Нет. Теперь я могу вам сказать. Это немец Курт Краузе, служивший в гитлеровской разведке. К нам переброшен… да вы лучше знаете, при каких обстоятельствах, в 1944 году.
        - Это дело рук Соро… Краузе? - Трофимов кивнул на чертежи подводной буровой.
        - Да. Только не ясно пока, получил ли он их из других рук или сам воспроизвел, пользуясь излишними разговорами окружающих.
        - Последнее вполне вероятно.
        - А вы, Алексей Петрович, не меняйте внешне своего отношения к Сорокину.
        - Не знаю.- мрачно сказал Трофимов, сжимая кулаки.- Это трудно.
        - Надо,-твердо произнес Винокуров.
        - Хорошо.-Трофимов взял от капитана подписанный пропуск и встал.
        - Когда уезжает ваша сестра?
        - Скоро. Отпуск ее кончается.
        - Вы не можете опять отправить Атамана?
        - Отправлю,- Алексей Петрович вспомнил, что с тех пор, как Марина привезла Атамана, Сорокин ни разу не заходил к нему, хотя раньше был частым гостем.
        - Да, нелегко ему сейчас,-вслух подумал о Трофимове Винокуров, глядя на закрывшуюся за инженером дверь.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
        По срочно изготовленным чертежам реконструировалась «ПБУ-8». Удачная реконструкция позволила бы пустить установку в серийное производство. Работы велись круглосуточно. Медлить было нельзя. Ледяной остров мог принять в свои уютные жилые дома тысячи людей. Город на море быстро разрастался. Квартал за кварталом монтировались из готовых блоков все новые и новые многоэтажные корпуса. Заканчивалось сооружение производственных объектов: мощных компрессорных станций, ремонтного завода, электростанции; от острова на материк прокладывались пoдводные трубопроводы. Управление треста Морнефть готовилось к переезду из Приморска на Ледяной остров.
        Накануне испытания реконструированной «ПБУ-8» Трофимову с Ледяного острова позвонила Ольга. Взволнованно она сообщила, что восточный скат Ледяного острова подтаял и изоляция, прикрывавшая ледяной массив от теплых морских течений, рухнула на дно. Надо было принимать срочные меры.
        - Приезжайте, Алексей Петрович, скорее,- умоляла Ольга.
        Пришлось бросить все и вылететь на Ледяной остров.
        Познакомившись с положением на месте, Трофимов понял, почему так волновалась Ольга. Ледяному острову угрожала катастрофа.
        Ольга показалась Трофимову еще более осунувшейся и побледневшей. Даже загар, казалось, сошел с ее лица. Не подымая глаз, она сдержанно рассказала Трофимову о случившемся. Тщетно старалась она скрыть свою растерянность.
        Алексей Петрович решил сам проверить размеры катастрофы. С подводного автобуса он осмотрел восточные скаты острова. Ольга, вместе с ним спустившаяся под воду, больше молчала. Она опять ушла в себя и на вопросы Трофимова отвечала сухо и односложно.
        Мрачный вышел Трофимов на берег.
        - Что же будем делать, товарищи?-Алексей Петрович обвел взглядом тревожные лица собравшихся на экстренное совещание.-Не сегодня-завтра обрушится изоляция в других местах.
        - А что, если пустить в дело микрохолодильники?-обратился к Трофимову Ахундов.-Мы с Ольгой Петровной думали об этом.- Ахундов обернулся к Ольге, как бы ища ее поддержки.
        - Ну? - Трофимов с интересом посмотрел на инженера.
        - Если холодильники сделать с разомкнутыми контактами, спустить их на подтаивающий скат, дать напряжение, то вода замкнет контакты, и холодильники будут работать. Но когда вода замерзнет настолько, что контакты окажутся во льду, холодильники окажутся автоматически выключенными.
        - А как с изоляцией?-заинтересовался Трофимов.
        - Можно и изолировать, только контакты надо будет вывести на поверхность бетона.
        - А какую площадь защитит один холодильник?-Трофимов раскрыл блокнот и взял в руки карандаш.
        - Пятьсот квадратных метров.- Ахундов заметил, как в руках Трофимова забегал карандаш.-Вы, Алексей Петрович, не считайте. Мы подсчитали: нужно шестьсот холодильников.
        - Неверно считали.
        - Как так, неверно?
        - Укреплять нужно не только скат, а весь остров. В первую очередь следует спасать другие участки, где изоляция еще не обрушилась. Восточным скатом займемся потом.
        Возвращался Трофимов в Приморск вместе с Ольгой. Она все время смотрела в окно и за дорогу не проронила ни слова.
        - Пойдемте пешком! - предложил Трофимов, когда самолет приземлился.
        - Хорошо,-безразлично согласилась Ольга.
        Алексей Петрович изредка бросал взгляд на шагавшую рядом Ольгу. Лицо ее было грустным. Алексей Петрович несколько раз порывался заговорить с ней, но не знал, с чего начать.
        - Скажи, Оля, за что ты мучаешь себя и меня? - вырвалось у Трофимов.
        Она промолчала.
        Трофимов не решился повторить вопрос. Чужие и далекие друг другу, они подошли к Приморскому бульвару. Вечернее солнце золотило верхушки деревьев, успокоенно дышало море.
        - Давай посидим, а?-попросил Трофимов.
        Ольга, не ответив, первая повернула к скамейке.
        Но разговор по-прежнему не клеился. В ответ на вопросы Ольга все ниже опускала голову. Алексей Петрович заметил на ее глазах слезы и сам расстроился.
        - Ну скажи мне, Оля, что с тобой делается?-Алексей Петрович нежно погладил девушку по плечу.-Ведь любишь? И я без тебя не могу.
        Ольга изумленно подняла на Трофимова влажные глаза, собираясь что-то сказать, но в это время из боковой аллеи показалась Марина. На лице Трофимова невольно отразилась досада.
        Но по-своему истолковала это выражение и без того настороженная Ольга.
        - А-а! Вот ты где, Алеша,- широко улыбнулась молодая женщина.-А я уж думала, что задержишься на Ледяном острове и не придешь сегодня домой.
        - До свиданья!-Ольга встала и чуть не бегом направилась в сторону.
        - Оля!-с отчаянием крикнул Алексей Петрович.
        Ольга остановилась, через плечо взглянув на Трофимова.
        - Куда же ты? Познакомься с моей сестрой.
        Глаза Ольги широко открылись. Она круто повернулась к Трофимову и стоявшей рядом Марине, протянула ей руку и порывисто ее обняла.
        Еще не понимая внезапного порыва Ольги, Алексей Петрович смотрел на них, счастливо улыбаясь. Марина нежно высвободилась из объятия Ольги, взглянула в ее посветлевшее лицо и лукаво пригрозила брату пальцем:
        - О, Алешка! Побью я тебя сегодня! Довел девушку до слез. Изверг!.
        - Бей, Маришка, заслужил!
        - Это я сама виновата!- смеялась Ольга.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Винокуров поднял уставшие, покрасневшие от бессонницы глаза на вошедшего Мамедова:
        - Ну как, Рашид, дела?
        - Еще один. Это тот новый агент, о котором Краузе сообщал своему патрону.
        - Кто?
        - Инженер Белоцерковский.
        - Почему вы думаете, что это новый агент?
        - Подслушал их разговор. Белоцерковский получил первый гонорар.
        - А Родионов?
        - Пока ничего,-пожал плечами лейтенант.-Вряд ли он подозревает в чем-то своего нового друга. Мне кажется, Родионов видит в нем только собутыльника.
        - Вполне возможно, что Краузе ведет пока подготовку, используя слабость Родионова к вину.
        - Я в этом совершенно уверен, товарищ капитан. Во-первых, почти всегда расплачивается один Краузе, а во-вторых, пьяным бывает только Родионов.
        - Возможно, вы правы,-задумчиво сказал Винокуров.- А Белоцерковский в их компании не замечен?
        - Нет. Правда, вдвоем - Родионов и Белоцерковский частенько совершают возлияния Бахусу.
        - Так, так. Значит, можно предположить, что подготовка Родионова ведется с двух сторон. Интересно. Ох, как хочется поговорить с тобой, господин Краузе, с глазу на глаз. -Может, его сейчас взять?
        - Ни в коем случае!
        Прошла минута. Капитан молча шагал по кабинету.
        - Что вы узнали о Коробовой, Рашид?
        - Она к подделке чертежей не причастна. Это дело рук Сорокина. Но он запугал ее и вынудил подать заявление об уходе. Дал понять, что если не уйдет, то с нее удержат за причиненный ущерб большую сумму.
        - Вот негодяй. Попытался замести следы.
        - Определенно!
        - Видите, какая нам птица досталась! Сам Краузе! Но мы попробуем и его перехитрить. Взять-штука не слoжная. А вот незаметно для него самого обезвредить и использовать в наших интересах-это посложней. К тому же не всю его агентуру мы знаем. Да, посложней.-Капитан неслышно барабанил пальцами по столу.- Попросите сюда капитана Озерова,-обернулся он к Мамедову.
        - Как дела? - встретил Винокуров вопросом вошедшего.
        - Взяли. Сразу же как они приземлились,-ответил Озеров.
        - Обоих?
        - Да.
        - Что при них?
        - Бесшумные пистолеты, яд, взрывчатка, деньги, фальшивые документы, радиопередатчик. Все, как водится.
        - А письма?
        - Есть и письма. Шифрованные, для передачи Краузе.
        - Не расшифровали?
        - Все в порядке. Вот,- Озеров подал два листка. Винокуров быстро пробежал глазами текст.
        - Очень хорошо. Молчат?
        - Нет, кажется, все рассказали. Вот явки, пароль.- Капитан вынул из тоненькой папки еще один документ и, поняв вопрос в глазах Винокурова, поспешил добавить:-Явки и пароль верные.
        - Хорошо,-Винокуров даже крякнул от удовольствия.- А кто они?
        - Из перемещенных.
        - Когда состоится встреча с Сорокиным?
        - Через два дня. А что будем делатв с этими перемещенными? Отправим в Москву?
        - Пока задержим здесь. Может пригодиться. О благополучном прибытии на место передали их шефу?
        - Да, самому господину Кларку. И даже ответ получили.
        - Какой же?
        - Пожелал успехов,- засмеялся Озеров.
        - Что ж, пожелание и для нас подходящее. Уж постараемся, господин Кларк,-усмехнулся Винокуров.-Оставьте у меня папку. Я все просмотрю. А к вам еще одно дело. Очень срочное.
        - Слушаю,-выпрямился Озеров.
        - Раз уж вы опекаете Сорокина-Краузе, то следует выяснить еще одну подробность.
        Винокуров вынул папиросу, размял ее, чиркнул спичкой и с видимым удовольствием затянулся. Озеров терпеливо ждал, чуть постукивая по краю стола тоже взятой, но так и не закуренной папиросой.
        - Не совсем ясно,-заговорил Винокуров,-зачем Сорокин после войны ездил в Холмск.
        - Хорошо.
        - Самолет уходит в шесть, билет для вас заказан.
        …В эту ночь Озеров почти не спал. Просматривая дело Курта Краузе, он по-новому оценивал каждый документ.
        Инженер Сорокин, он же Краузе, писал в своей биографии, что до войны он жил в Холмске и работал на машиностроительном заводе. Озеров с этого и начал. За три часа полета он успел вздремнуть и, сойдя в Холмске, чувствовал себя бодро.
        Он пошел на восстановленный после войны завод. Людей, которые работали на заводе до войны, осталось мало. Один старый мастер сообщил, что знал Сорокина.
        - А как звали его?-поинтересовался Озеров.
        - Этого я не припомню.
        - Не Ильей ли Тимофеевичем?
        - Да, да, кажется так. Только вы, мил-человек, если хотите узнать о нем подробней, лучше всего расспросите его вдову.
        - Он был женат?
        - А то как же. Двое детишек осталось. Сейчас они уже почти взрослые. А намучилась она, сердешная, с ними…
        Жену Сорокина Озеров нашел по адресу, который ему дал старый мастер. Озеров представился ей как однополчанин мужа. У Дарьи Ильиничны при воспоминании о муже навернулись слезы. Чтобы скрыть свою слабость, она засуетилась у самовара.
        - Да вы не беспокойтесь, Дарья Ильинична,-сказал Озеров.- Я не голоден. Да и времени у меня мало.
        - Ну как же… не знаю, как вас звать.
        - Сергей Сергеевич.
        - Ну как же, Сергей Сергеевич, разве можно? Обязательно выпейте чаю. Бывало, товарищи Ильи частенько заходили к нему посидеть, поговорить за чашкой чаю. Хороший он был человек, да вот пожить ему не пришлось.
        Пока хозяйка возилась с самоваром, он успел рассмотреть висевшую в рамке под стеклом фотографию мужчины лет двадцати семи-двадцати восьми, с копной темных волос, в черном пиджаке. В умных глазах горели насмешливые искорки. Озеров осторожно снял портрет и взглянул на его обратную сторону. Там он прочел:
        Илья Тимофеевич Сорокин. Ноябрь 1940 года.
        - Это единственное, что осталось нам от Илюши,-услышал Озеров позади себя голос хозяйки.- И то спасибо товарищу Ильи.
        Озеров вопросительно посмотрел на хозяйку.
        - Мы до войны не здесь жили. Эту квартиру мне дали в сорок шестом году, когда я с ребятами вернулась с Урала. До войны у нас был домик рядом с заводом. От завода мы его получили, когда Илья после института приехал сюда на работу, В сорок первом фашисты сильно бомбили город. Много народу погубили. Тогда и в наш дом бомба попала. Свекор мой погиб, а от дома и пепла не осталось. Я с ребятами случайно уцелела. Помню, подхожу я к дому, а дома нет. Этот,-хозяйка указала на младшего сына,-был совсем маленький, ничего не понимал, а старший, как увидел вместо дома большую воронку, так и разревелся. Кричит: Где мой дедушка? К дедушке хочу! Пришлось мне в тот же час покидать город. Ушла с ребятами на восток вместе с отступающими частями.
        Всю нашу семью и считали здесь погибшей. Я вернулась только в конце сорок шестого. А вы-то, Сергей Сергеевич, когда видели в последний раз моего Илью?
        - В сорок четвертом. Только потом меня перебросили в другую часть, и я ничего о нем не слышал. А вы получили извещение о его смерти?
        - Нет.
        - Почему же вы считаете его погибшим?
        - Ну так ведь сколько времени прошло. Если бы был жив, обязательно объявился бы. Мне один его товарищ рассказывал,- они вместе воевали. Будто бы моего Илью вместе со взводом, которым он командовал, послали в тыл к немцам мост взорвать. Мост-то они, говорит, взорвали, только никто из них не вернулся.
        Помолчав, Дарья Ильинична продолжала:
        - В сорок пятом приезжал сюда один лейтенант, который служил вместе с моим Ильей. Но ему сказали, что мы все погибли, и он уехал. Говорят, он видел, как погиб Илья.
        - С кем же он здесь разговаривал?
        - С Болотовыми, бывшими нашими соседями по улице. Он у них даже ночевал, но адреса своего не оставил.
        - Болотовы эти сейчас здесь живут?
        - Да. Ну, прошу, Сергей Сергеевич, к столу.
        Озеров не стал отказываться. Побыв в доме Сорокиной еще час, он отправился к Болотовым. Здесь помнили появление лейтенанта в 1945 году. Да, лейтенант рассказывал, что был очевидцем того, как погиб Сорокин.
        - Вы не можете описать внешний вид этого лейтенанта, который у вас ночевал?-спросил Озеров хозяина, старика лет пятидесяти.
        - Да ведь много времени прошло,- задумчиво ответил тот.- Кабы встретить его еще раз, то я бы наверняка его узнал. А так что же? Человек как человек, не молодой, не старый, в очках. Белесый.
        - А не брюнет?-возразила хозяйка.
        - Ну какой же он брюнет, это я точно помню, что белесый,-уверенно пробасил хозяин.
        - Не этот?- Озеров вынул фотографию Сорокина.
        Хозяин долго вертел в руках фотографию.
        - Кажись, он.- Старик, подумав, продолжал: - Вот он-то и рассказывал, что Сорокин погиб геройски у него на глазах.
        На следующий день Озеров вернулся в Приморск. Винокуров, выслушав его доклад, задумался.
        - Да, возможно,-наконец произнес он.-Вполне вероятно, что Сорокин погиб на глазах у Краузе, и думаю, что погиб как герой. Вероятней всего, Краузе замучил Сорокина, пытаясь выудить у него сведения, необходимые ему для подрывной работы в нашем тылу.
        - Но от Сорокина он, очевидно, мало чего добился. Вот и пришлось ему поехать в Холмск, чтобы легче играть роль настоящего Сорокина.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
        В отсутствие Алексея Петровича, который снова уехал на Ледяной остров, Виктор Дубравин решил проверить мореходные качества «ПБУ-8». Он был совершенно уверен в подводной буровой. Но привыкший к воинской дисциплине и педантичный в работе, считал предстоящий поход обязательным. Он ждал от него удовлетворения, как лучшей награды за бессонные ночи, за мучительные творческие искания.
        Без пяти восемь Виктор поднялся на палубу «ПБУ-8». По-военному выстроился празднично одетый экипаж. Запах моря смешивался с запахом свежей краски, и это еще больше подчеркивало, что рейс будет первым и не совсем обычным.
        Буровой мастер Корнев, сутулясь, неумело приложил ладонь к козырьку и торжественно рапортовал о готовности бригады к выходу в море.
        Поздоровавшись с Виктором, старый мастер уже совсем не по-военному cказал:
        - На старости-то лет вроде как моряком становлюсь. Чудно даже.
        Виктор посмотрел в корневские с хитрецой глаза, хотел ответить, но Корнев продолжал:
        - Старуху свою еле уломал. Ты,- говорит,- старый хрыч, утонешь, а я что делать буду?
        Виктор еле заметно улыбнулся. Из-за спины Корнева послышался дружный смешок. Старик обернулся:
        - Это что за смех в строю? Команды вольно не было! - глaза Корнева светились ласково, но голос был строг.-А сейчас все по местам!
        В это время с левого борта подошел подводный автобус. На палубе стоял подтянутый Сергей Корнев.
        - Ты зачем здесь, сынок? - спросил его мастер, разглаживая седой ус.
        - Виктор Николаевич приказал сопровождать вас.
        - Вы что же, не верите в свою подводную буровую? - недовольно спросил Виктора мастер.
        - Абсолютно уверен, Николай Николаевич, но уж так положено.
        - Ну, если положено, другое дело,-примирился-старик.
        Виктор прошел в пост управления и включил рубильник.
        Усевшись за штурвал, переключил рычаг скорости на малый вперед. «ПБУ-8» плавно двинулась вдоль пирса. Развернувшись, Дубравин прибавил скорость, направляясь к створам порта.
        В открытом море «ПБУ-8» то увеличивала, то замедляла скорость, то вдруг начинала двигаться назад. На палубе, крепко держась за поручни, торжественно стоял с непокрытой головой Корнев. Ветер трепал его седые волосы, а на крутых поворотах его то прижимало к поручням, то тянуло в сторону.
        Ах, жаль, нет волны. Как-то будет «ПБУ-8» реагировать на качку?-думал Виктор, хотя и был уверен в удаче. Включив автоштурман, он задал кораблю неровный зигзагообразный ход, а сам вышел на палубу. Подчиняясь автоштурману,
        «ПБУ-8» шла то прямо, то неожиданно бросалась в сторону, то петляла по морской глади. Солнце светило то с правого борта, то с левого, то слепило глаза, то обжигало спину.
        - Ну как, Николай Николаевич?
        - Хотел бы придраться, да не к чему! Ловко шныряет!
        - Хорошо. Готовьтесь к погружению, пойдем под водой. Экипаж кинулся к люкам.
        Под водой «ПБУ-8» вела себя так же хорошо, как и в надводном положении.
        - Спасибо, Виктор Николаевич, спасибо, сынок, за буровую,- радовался скупой на похвалу Корнев, когда испытания были закончены.
        Вечером уставший, но довольный Дубравин докладывал Трофимову о результатах испытания «ПБУ-8».
        - Поздравляю,- Алексей Петрович протянул Дубравину руку.
        - Это ты себя должен поздравить. Твоя идея-снять магазинную башню. А в ней все дело. Да, кстати, как там дела на Ледяном острове?
        - Изоляция обрушилась на восточном скате.
        - Что же решили делать? Снова восстанавливать изоляцию?
        - Нет. Обошлись проще. Ахундов с Кирилловой предложили использовать холодильники с разомкнутыми контактами. Спускается такой холодильник в воду на ледяной скат и включается в электрическую высоковольтную сеть. Морская вода замыкает контакты, и холодильник начинает действовать, а когда контакты окажутся во льду, ядерные реакции прекращаются. Но достаточно льду растаять, как контакты вновь замыкаются.
        - Здорово!
        - Да, неплохо придумано. На «ПБУ» кто-нибудь остался?
        - Дежурит первая смена.
        - Из министерства не прибыли?
        - Двое.
        - Завтрашний день решит многое.
        - Все будет хорошо, уверен.
        - И я тоже,- весело сказал Трофимов.
        Оставшись один, Трофимов задумался. Потом, подойдя к окну, распахнул его настежь. В комнату ворвался свежий морской воздух. Поработав еще час, Трофимов ушел из управления.
        - Эх! Хорошо бы как следует отдохнуть!-думал он, шагая по улице. Но неожиданно для себя повернул в порт, где стояла «ПБУ-8». На портовой набережной он нос к носу столкнулся с лейтенантом Мамедовым в штатском.
        - Добрый вечер, Алексей Петрович.
        - Здравствуйте!
        - Что это вам не спится? Волнуетесь?
        - Немножко. Хочу проверить дежурную вахту.
        - Не беспокойтесь, все будет в порядке,- многозначительно сказал Мамедов.
        Волноваться действительно не было оснований. Вахта бодрствовала. Успокоенный, Трофимов отправился домой и впервые за последние дни крепко уснул.

* * *
        До Ледяного острова шли в надводном положении.
        «ПБУ-8» не уступала в скорости хорошему кораблю.
        С тех пор как появился Ледяной остров, Алексей Петрович всегда с волнением наблюдал подход к нему. По мере приближения, словно из морских пучин, поднимались чистенькие кварталы многоэтажных домов, разместившихся в строгом порядке на высоком плоском основании.
        «ПБУ-8» подплыла к северному берегу острова. Здесь уже стоял, дожидаясь подводной буровой, корабль Октябрь с гигантскими барабанами, от которых тянулись к берегу провисающие эластичные стальные трубы.
        От Октября отошла моторная лодка, направляясь к «ПБУ-8». Вскоре на борт подводной буровой поднялся Байрамов.
        - Давайте сразу на точку, времени терять не будем,приказал он штурману.
        «ПБУ-8», развернувшись, направилась в сторону от острова и вскоре остановилась.
        Стоявший у северного побережья острова Октябрь медленно двинулся к подводной буровой. Метр за метром с гигантских барабанов разматывались и уходили под воду стальные плети труб. Наконец барабаны, сделав последний оборот, замерли. Стальной хобот надпалубного крана легко приподнял освобожденный конец одной трубы и плавно опустил ее к палубе «ПБУ-8». Двое рабочих, ловко орудуя ключами, соединили трубу с патрубком, выступившим над палубой подводной буровой, и закрыли герметический стальной замок. То же было проделано и со второй трубой.
        Подводную буровую подключили к телефонной сети.
        Наконец была подана команда: Приготовиться к погружению.
        Ольга, Таня, Ашурбек стояли на палубе Октября, с волнением наблюдая, как торопливо спускались в открытый люк люди, освобождая палубу. Но вот последний человек исчез под стальной обшивкой «ПБУ-8», и люк за ним закрылся. Подводная буровая стала медленно погружаться и, наконец исчезла под спокойной поверхностью моря. Октябрь протяжно загудел и, развернувшись, направился в порт.
        А в это время в подводной буровой люди стояли в напряженном молчании. Виктор Дубравин, сидевший на штурманском месте, внимательно следил за показаниями приборов. Стрелка глубиномера медленно перемещалась по циферблату. За спиной Дубравина стояли Байрамов и Трофимов.
        Почти пять минут длилось это напряженное молчание. Наконец все почувствовали легкий толчок. Буровая легла на грунт.
        - Приехали, двести семь метров,- громко сказал Дубравин.
        И сразу все заговорили.
        Байрамов, Трофимов и Дубравин спустились вниз. К Алексею Петровичу подошел инженер из министерства.
        - Значит, будем бурить весь куст?
        - Да, попробуем все семь скважин. Николай Николаевич,-повернулся Трофимов к мастеру,-давайте начинать.
        «Разве можно открыть днище корпуса?-с тревогой подумал присутствовавший на испытаниях Зарубин, рассматривая огромный металлический цилиндр со сферической крышкой.-А что если вода хлынет и зальет все внутри?» Журналист вдруг почувствовал щемящую тоску. В тревоге он украдкой взглянул на Трофимова, но тот был совершенно спокоен. «Вот какой я чудак! Конечно, все предусмотрено,»- успокоил себя Зарубин и перевел взгляд на седоусого Корнева.
        Тот не спеша подошел к пульту управления, проверил давление в воздушной линии, опробовал на холостом ходу электромоторы.
        Зарубин с любопытством наблюдал за работой мастера.
        Корнев нажал один из рычагов, и две огромные стальные клешни разъемного кругового ключа плавно подкатили к цилиндру и, лязгнув, охватили его с двух сторон. Загудели нагруженные двигатели, и тело цилиндра медленно стало, поворачиваться вокруг своей оси. По мере ускорения вращения цилиндр опускался вниз. Вот оно как, цилиндр врезается в грунт,-догадался Зарубин, прислушиваясь к скрежету металла о породу под днищем буровой.
        Постепенно почти весь корпус цилиндра ушел под днище буровой. Над полом возвышался лишь его сферический купол.
        - Будем снимать, Алексей Петрович?-спросил мастер.
        - Повременим. Откачайте воду, посмотрим, как будет вести себя давление.
        - Алексей Петрович,-обратился Зарубин к Трофимову, когда тот отошел в сторону,- а как же буровая всплывет, когда будет пробурена скважина?
        - Очень просто. Если сейчас давление не будет резко повышаться, нужно снять крышку цилиндра и внутрь этого цилиндра забурить на глубину шести метров вон то шахтное направление,-Трофимов указал на широкую трубу поменьше, чем цилиндр, диаметром.- Потом мы из шахтного направления выбурим часть породы, метра на три в глубину, и в шахте прикурим семь небольших скважин, в которые опустим небольшой длины трубы - направления для всех семи скважин. После этого пространство между шахтным направлением и индивидуальными направлениями зацементируем пластмассой. Пластмасса проникнет и в затрубное пространство этих мелких скважин. Таким образом, зацементированное шахтное направление и эти семь труб будут представлять одно целое с породой морского дна.
        - А если морская вода прорвется между стенками цилиндра и шахтным направлением?
        - Этого не может случиться. В верхней части цилиндра имеется превентер, механический затвор, который наглухо охватит трубу шахтного направления. А когда мы пробурим и испытаем все семь скважин, то герметически закроем шахтное направление вот такой же сферической крышкой, поставим на прежнее место крышку цилиндра и, вытащив цилиндр из грунта, будем иметь возможность всплыть. А над скважинами будет поставлена подводная станция для эксплуатационных надобностей.
        Вскоре работу возобновили. Пока все шло хорошо. Обученная бригада действовала слаженно, с полуслова понимая старого мастера.
        - Подготовить направления!-скомандовал он, когда из широкого, двухметрового шахтного направления была выбурена часть породы.
        Алексей Петрович, много недель просидевший с другими инженерами над созданием подводной буровой, до мельчайших подробностей знал всю очередность операций. Но сейчас он, не вмешиваясь в работу бригады, вместе с другими ревностно наблюдал за всем происходящим. В успехе он был уверен, но волнения своего скрыть не мог.
        Не прошло и двух часов, как все подготовительные работы к бурению были закончены. Оставалось ждать, пока быстро твердеющая жидкая пластмасса, залитая в шахту, не превратится в прочный, монолитный камень.
        - Покурим.-Трофимов направился в задний отсек буровой. За ним последовали остальные.
        Один мастер не ушел с пульта управления.
        - Сколько будем ждать?-спросил инженер из министерства, наблюдая, как табачный дым мгновенно вытягивается вентиляцией.
        - Двадцать-тридцать минут,-ответил Трофимов и присел на легкий диван.
        Продолжительно зазвонил укрепленный на стенке телефонный аппарат.
        - Трофимов слушает. Здравствуйте. Приступили. Зацементировали направления. Да, целый куст. Через десять минут начнем. Уверен, что все будет в порядке. Хорошо. До свиданья.
        Трофимов повесил трубку.
        - Кто?-спросил Байрамов.
        - Министр. Сказал, что еще позвонит.
        - Никуда от него не спрячешься. Под водой нашел,- пошутил Байрамов.
        - Пошли.-Алексей Петрович затушил в пепельнице окурок.
        - Не рано?-сказал кто-то.
        - Нет, пластмасса твердеет быстро.
        Все вернулись в рабочее отделение. Трофимов подошел к Корневу.
        - С которой начнем, Николай Николаевич?
        - Думаю, с первого номера.
        - Профиль правильно задали?
        - Проверьте, Алексей Петрович. Вот, пожалуйста: до тысячи метров угол наклона двадцать, азимут двести семьдесят, а затем строго вертикально.
        - Хорошо. Начинайте.
        Корнев включил контроллер и отпустил тормоза. Над открытой пастью превентера первого направления повис на трубках тупорылый вибратор.
        - Нет, не годится, Николай Николаевич!-остановил Трофимов мастера.-Давайте электробуром.
        - Но ведь тут твердые породы,- возразил Корнев.
        - Вибрация может нарушить монолитность пластмассы,- пояснил Алексей Петрович.- Вот пробурим метров двадцать, тогда можно и вибратором.
        Рабочие быстро сменили вибратор на электробур. Двадцать метров были пройдены за десять минут.
        В скважину спустили вибратор.
        Трофимов, Байрамов, Дубравин и остальные члены комиссии снова ушли в кормовое помещение. Алексей Петрович с карандашом и блокнотом подсчитывал, сколько времени потребуется на разбуривание первой площади, чтобы начать эксплуатацию месторождения.
        - Пожалуй, месяц уйдет, а то и больше,-говорил он Байрамову.- А если сегодня нас опять постигнет неудача?
        - Ее не должно быть,-уверенно сказал Трофимов.
        Вошел мастер.
        - Что, Николай Николаевич?-спросил управляющий.
        - Bce в порядке, Али Гасанович, уже пятьсот метров.
        - А кто на пульте?
        - Бурильщик Романов.
        Трофимов посмотрел на часы: прошло всего два часа. Молодцы!-мысленно похвалил он бригаду.
        Когда прибыл подводный автобус, Трофимов решил остаться на буровой.
        Проводив товарищей, Алексей Петрович отправился в лабораторию газового кароттажа, помещавшегося в крохотной комнате. Здесь автоматический электронный газоанализатор на бумажной ленте вычерчивал газокароттажную диаграмму-кривую, показывающую содержание углеводородов в воздушном потоке, выносимом из забоя скважины. Рассматривая причудливые изгибы кривой, Алексей Петрович с удовольствием отметил многочисленные нефтеносные и газоносные горизонты.
        От радостного возбуждения Трофимову хотелось петь, но, посмотрев на занятого делом лаборанта, Алексей Петрович сдержался и незаметно для себя стал тихонько насвистывать какую-то весёлую песенку.
        Каюта мастера, куда прошел Трофимов, была пуста.
        Алексей Петрович, подняв телефонную трубку, набрал номер.
        - Добрый вечер, Оля. Сидишь дома? Почему никуда не пошла?
        - Ждала вашего звонка,-ласково ответила Ольга.
        - А вдруг я бы не позвонил,-улыбнулся Трофимов.
        - Обязательно позвонили бы,- весело, даже задорно ответила Ольга.
        - Смотрите, какая самоуверенность!-пошутил Алексей Петрович.
        - Не самоуверенность, а уверенность.
        - Выкрутилась!-Трофимову слышен был приятный грудной смех Ольги.-Какая у вас погода, Оля?
        - Вечер чудесный. А у вас?
        - Еще лучше, чем у вас. Знаешь, Оля, мы пробурили полтoры тысячи метров-сплошное чередование нефтеносных пластов.
        - Как я рада за вас, Алексей Петрович. Вы самый лучший, самый хороший…
        Ночью Алексей Петрович ни на минуту не сомкнул глаз: спать не хотелось. А утром, когда бурение первой скважины заканчивалось, на буровую приехали Байрамов, оба Дубравина, Воронин, Орлов и инженеры из министерства.
        Трофимов потащил всех в лабораторию, чтобы показать газокароттажную диаграмму.
        - Вот смотрите, какие тут сокровища. Не месторождение, а слоеный пирог,- показывал Трофимов на бумажную ленту.
        - Дошли до проектной глубины, Алексей Петрович! - крикнул из-за двери через головы людей старый мастер.
        - Надо заполнить скважину реагентом,-сказал Трофимов, выходя из лаборатории.
        - Заполнили,-ответил мастер.
        - Вот, кажется, и бункер прибыл. Николай Николаевич, подготовьте скважину к цементажу.
        Мастер вышел.
        А через несколько дней, когда «ПБУ-8», расцвеченная гирляндами разноцветных флажков, входила в порт, поздравить с победой Трофимова, Дубравина и их товарищей собралось много народу.
        Алексей Петрович еще издали заметил на портовой набережной среди встречающих Ольгу. Празднично одетая, она стояла с непокрытой головой. Ветер трепал ее русые локоны, легкое шелковое платье облегало стройную фигуру. Улыбаясь, она махала белой широкополой шляпой.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        - Войдите!- Королев оглянулся на дверь каюты.
        - Вот,-сказал Ветров, кладя на стол сводку .- Почти все закончили работу. Остались мы да Виноградов со своей группой.
        - И мы, Максим, через час закончим. Ты передал всем, чтобы всплывали и собирались в квадрате двести пятнадцать?
        - Да.
        - Хочется домой? Да ты садись.
        - Очень!
        - По правде говоря, и я здорово соскучился по дому. Королев перебросил листок календаря.-Завтра будет ровно месяц, как мы в море. И почти все время под водой.
        - Мы, наверное, и не узнаем Ледяного острова. Саша Коротков говорит, что парк открылся, а в нем каток. Люди катаются прямо по аллеям между газонами. Осенью парк засадят деревьями. А завтра на Ледяном острове начинается театральный сезон.
        - Как настроение у людей?
        - Лучше быть не может.
        . - А как корреспондент?
        - Сидит пишет. Серию очерков закончил. Давал читать. Ничего, толково. А сегодня рвется на Ледяной остров. Пять раз в час спрашивает, когда вернемся.
        - Может, что-нибудь случилось?
        - Нет,- улыбнулся Ветров,- от нетерпения. Получил какую-то радиограмму, ну и не дождется возвращения.
        В дверь постучали.
        - Да!-Королев посмотрел на вошедшего Зарубина.-А! Павел Константинович. Садитесь. Как ваши дела?
        - Ничего.
        - Ничего - это значит плохo.- Королев склонился над лежавшей на столе геологической картой, делая на ней пометки.- Чем же вы недовольны, товарищ корреспондент?
        - Да нет, вы меня, Григорий Иванович, не поняли, у меня все хорошо.
        - Ну, это другое дело.
        - Григорий Иванович, скажите, мы скоро вернемся на Ледяной остров?
        Переглянувшись, оба геолога рассмеялись.
        Зарубин смутился.
        - Вы понимаете… мне в Москву надо передать по телеграфу несколько очерков… И я бы скорее хотел попасть в город.
        - А что, Максим, разве наша рация не работает?-Королев, улыбаясь в усы, посмотрел на Ветрова.
        - Нет, почему же, работает.
        Зарубин почувствовал себя еще более неловко.
        - Мне, видите ли… не хотелось загружать вашу рацию…и потом…
        Выручил влетевший в каюту Коротков.
        - Григорий Иванович, двинулись на последнюю точку,радостно сообщил он.
        - Ну вот, товарищ корреспондент, приготавливайте свой парадный мундир, утром будем на Ледяном острове,- весело сказал Григорий Иванович, подымаясь из-за стола.- Пойдемте, товарищи, посмотрим на завершающий этап.
        Из тесной каютки мужчины направились в операторскую.
        Из красного уголка доносились звуки веселой музыки и ритмичные удары в. такт мелодии.
        - Что это? - геолог обернулся к оператору.
        - Веселятся. Радуются скорому возвращению. И эти туда же,- Коротков, рассмеявшись, кивнул в сторону двух прошмыгнувших мимо по-праздничному одетых лаборанток.
        - Пусть веселятся. Хорошо поработали. Хоть завтра приступай к намораживанию нового острова.-Королев двинулся дальше. Следом направились остальные.
        В операторской они чуть не упали: подводный корабль. резко застопорил.
        - Приготовиться! - послышался из репродуктора хрипловатый голос штурмана.-Ложимся на точку шестнадцать ноль один.
        - Давай, Саша, запускай свою машину в последний раз.- Ветров хлопнул Короткова по плечу.
        - Сейчас,-кинулся тот к своему рабочему месту.-Лаборатория, приготовиться.
        Ровно загудели электромоторы, лязгнуло железо, шумно запели стальные механизмы.
        Королев потащил Ветрова и Зарубина в радиоспектральную лабораторию.
        - Ну как, колдуны, дела?-с задором спросил геолог у чернявого паренька, настраивавшего аппарат, и солидного лысого мужчины, заряжавшего барабан записывающего механизма.
        - Еще не колдовали, Григорий Иванович. Садитесь, пожалуйста,-пригласил паренек. Это,был оператор.
        Он щелкнул выключателем. Стало темно. Только светился зеленый глазок сигнальной радиолампы.
        - Включаю экран.
        Постепенно из темноты выступил светлый квадрат. С потрескиванием гудела радиоаппаратура. - Давай спектр,- не вытерпел Ветров. - Сейчас. Как будем смотреть, с нуля? - Давай с нуля.
        На левой стороне экрана появились цифры: 0, 5, 10, 15, 20, правая сторона расцветилась разноцветными горизонтальными полосами.
        - Подождите, сейчас настрою,-оправдываясь, говорил паренек.-Ты включил барабан?-спросил он товарища.
        - А то как же,-пробасил в темноте помощник оператора.
        - Что за чертовщина, сплошные углеводороды с самого нуля,-удивился оператор.-Посмотрим, что будет глубже.
        Экран пришел в движение. Цифры слева постепенно уходили под верхнюю рамку, а из-под нижней рамки на экран выплывали цифры: 30, 40, 50, 60… 100… 200… Но цвет экрана не менялся.
        - Что же это такое, Григорий Иванович?-удивленно спросил оператор.
        - Да у тебя, наверное, испортился аппарат,-сказал Ветров.
        - Нет, аппарат исправный. Только что проверял.
        Картина на экране не менялась. Так дошли до трех тысяч пятисот метров. И вдруг углеводородный спектр исчез. С четырех тысяч метров он вновь появился, но был не сплошным, а отдельными полосами, шириной по пятьдесят-сто метров.
        Включив свет, оператор сидел с растерянным видом, не шевелясь. Королев, уходя, сказал, ему:
        - А все-таки проверь аппаратуру.
        В газовой лаборатории возбужденная лаборантка доложила:
        - Странно, Григорий Иванович. На предыдущей точке углеводороды в больших количествах появились только с тридцати метров. Здесь же с самого начала идет газ. А отборники все загрязнились пленкой нефти.
        - Да, странно.- Необычный радиоспектр не выходил из головы.
        Вбежал радист и подал Королеву листок бумаги.
        - От Виноградова.-геолог заглянул в телеграмму:
        «Съемку закончили всплываю иду место сбора. Виноградов.» Королев хотел спрятать телеграмму в карман, но пол под ногами закачался, и, чтобы не упасть, геолог ухватился за железную балку. Корабль снова качнуло, а затем резко бросило вверх и в сторону. Вскрикнув, упала лаборантка. Погас свет. Кто-то крепко ухватился за Королева сзади. Не успел он что-либо предпринять, как еще более сильный толчок вновь бросил корабль в сторону.
        Геолог, падая, больно ушиб локоть и плечо, но сознания не потерял. Среди ударов падающих предметов, лязга железа слышались крики и стоны. Неприятно пахло разлившейся серной кислотой. Где-то рядом булькала вода.
        С трудом поднявшись, Королев нащупал в кармане электрический фонарик…

* * *
        Как для парада, выстроились в ряд подводные корабли комплексного отряда морской разведки. Косые лучи склонившегося к закату сентябрьского солнца играли бликами на серой краске металла. Люди облепили неудобные, узкие палубы. После месячной работы под водой мир на поверхности казался прекрасным. Вечер был тихий и теплый. Манила зеркальная гладь моря. С. какого-то корабля слышалась протяжная задушевная песня. Но вот в грустную мелодию бесцеремонно ворвались громкие звуки фокстрота. Это молодежь соседнего корабля, рискуя свалиться с узкой покатой палубы в воду, решила потанцевать. От корабля к кораблю вперегонки шли пловцы.
        Над морем быстро спускалась темная южная ночь. Лишь на западе догорала багровая полоска горизонта. Темный силуэт приближающегося корабля быстро увеличивался.
        Вдруг к северу от кораблей темноту сгущающихся сумерек прорезало багровое зарево, огненным столбом взметнувшееся к небу. Послышался гул, похожий на глухой раскат грома. Потом зарево погасло, а через полминуты вновь вспыхнуло и снова наступил мрак. Огромный водяной вал, выросший из темноты, перекатился через палубы подводных лодок. Несколько человек смыло за борт. За первым валом накатился второй, еще более мощный. Кто умел плавать, кинулись на помощь сброшенным в море.
        Мокрые с головы до ног люди, словно в оцепенении, стояли на палубах, ожидая чего-то. Наконец послышался приказ всем спуститься вниз. На других кораблях палубы тоже опустели.
        - Что же такое произошло?-вслух задал себе вопрос Абакумов, капитан второго корабля.
        - Мне кажется, взрыв произошел как раз в районе работы нашего флагмана,-заметил штурман.
        Попытки связаться с флагманским кораблем ни к чему не привели. Он не Отвечал. Тогда решено было спуститься на дно и попробовать переговорить с флагманом с помощью высокочастотного акустического телефона. Но все было напрасно. Абакумов пригласил к себе начальников всех групп и штурманов кораблей, чтобы решить, что делать дальше.
        Одни предлагали немедленно сообщить о случившемся в Морнефть, другие советовали подождать и, если через часдва флагман не появится, тогда уже сообщить в Морнефть.
        - Сообщить .в трест, конечно, следует,- сказал Абакумов,- но стоять и ждать мы не можем. Возможно, что наши тойцэищи нуждаются в немедленной помощи. Я предлагаю, не откладывая, начать поиски.
        - Правильно! - поддержали присутствующие.
        - Необходимо, чтобы кто-нибудь из нас возглавил все это дело.
        - Командуй, Владимир Николаевич!
        - Хорошо, если не возражаете, я согласен. Тогда вот что. Все корабли начинают немедленные поиски. Через каждые пятнадцать минут о ходе поисков докладывайте мне. Третий корабль обследует квадрат сто шестнадцать, четвертый-сто семнадцать, пятый-сто восемнадцать, шестой-сто девятнадцать; я буду обследовать сто двадцатый квадрат. А сейчас-по кораблям и приступайте к делу.

* * *
        Абакумов со своим помощником-штурманом не отрывались от экрана подводного телевизора. Но дно моря было пустынным. Лишь в одном месте были обнаружены остатки давно затонувшей баржи. Ничего утешительного не сообщали и с других кораблей.
        Уже второй раз корабль проходил район, где произошел взрыв, но подводной лодки Королева нигде не было. Кругом расстилалось покрытое водорослями морское дно. Лишь в одном месте возвышался голый холм. Из его вершины устремлялась вверх струя пузырей. Штурман собирался уже выключить локатор, но Абакумов его остановил:
        - Постой, Константин Алексеевич. Где у тебя топографическая карта?
        - Вот, пожалуйста.
        - Найди-ка мне на ней вон тот холм.
        - Действительно, его на карте нет. Как же так?
        - А вот так. Вот и вся разгадка. А я-то, осел, еще геологом называюсь. Этого холма час назад и не было.
        - Не может быть!
        - Здесь район грязевых вулканов. Вот один из них. В результате его извержения образовался этот холм. Вон видите, из него торчит часть мачты.
        - Неужели все погибли?
        - Будем надеяться, что корабль выдержал. Как ты думаешь, на сколько им хватит воздуху?
        - Если экономно расходовать, то часов на двадцать-двадцать пять. В войну в лодке такого же типа мы пролежали однажды на дне почти тридцать часов.
        - Давай подъем.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
        Королев скользнул лучом карманного фонаря по полу лаборатории. С закрытыми глазами, без сознания лежал Ветров. Не понимая, должно быть, что произошло, рядом сидел ошеломленный Зарубин. Правая щека его была в крови. Сдерживая стоны, пыталась подняться лаборантка. Удушливый запах дымившейся на железном полу кислоты мешал дышать. Королев поспешил к лаборантке. Поднявшийся на ноги Зарубин стал ему помогать.
        Вдвоем подняли лаборантку и направились в операторскую.
        Под ногами булькала вода. Ощупью добрались до пульта управления и положили девушку на железный решетчатый настил. Сюда же перенесли Ветрова.
        - Что такое? - очнувшись, спросил Ветров. В вопросе его прозвучало удивление.
        - Лежи, Максим. Сейчас разберемся. А где же Коротков? - Королев быстро шарил лучом фонарика по залитому водой полу. Вдруг в светлом пятне мелькнули чьи-то ноги. Носки ботинок были в воде. Луч фонарика, скользнув дальше, осветил спину и поникшую, опущенную в воду голову Саши Короткова. Рука его, откинутая назад, держала штурвал превентера. Королев и Зарубин кинулись к оператору. Пульс не прощупывался. От разбитого затылка растекалось чёрное пятно крови.
        «Все кончено!»- мелькнула страшная мысль, и геолог почувствовал, как сердце словно сдавил ледяной обруч.
        За долгие месяцы совместной работы Королев по-отечески полюбил этого исполнительного, веселого и честного паренька.
        Охватив одной рукой обмякшего безжизненного Короткова поперек туловища, Королев словно ребенка осторожно поднял его и понес к контроллеру. С мокрой одежды оператора, булькая, стекали струйки. Вдруг изо рта и из носа Саши сплошным потоком хлынула вода.
        - Что с ним, Григорий Иванович?-спросил Ветров, с трудом спускаясь с настила.
        - Захлебнулся,-бросил геолог, еще крепче нажимая на живот оператора, чтобы освободить его легкие от остатков воды.
        Oн осторожно положил Сашу на кожух контроллера.
        - Помогите. Держите голову на весу. Затылок у него разбит.
        Пальцы Зарубина, подхватившего оператора под шею, стали липкими от крови. Ветров перехватил из рук Королева фонарик.
        Не веря в смерть юноши, Королев упрямо повторял один за другим приемы искусственного дыхания. В тусклом свете карманного фонарика лицо Саши казалось сделанным из cтeкла.
        У Зарубина перед глазами плыли зеленые круги, он еле удерживал на весу отяжелевшую голову Короткова.
        Вдруг чуть заметная судорога прошла по телу Саши, и он тихо застонал.
        - Жив!-закричал Ветров.-Жив Сашка!
        Королев торопливо разорвал на себе рубашку и стал забинтовывать страшную рану на затылке юноши.
        - Где же помощник оператора? - вспомнил Ветров и стал ocмaтривать операторскую.
        Луч фoнарика осветил перепачканное грязью лицо полуcидевшего в воде рабочего.
        - Вот он,- Ветров шагнул к нему. От ударившего в лицо яркого света рабочий открыл глаза.
        Придя в себя, он рассказал, что тут произошло. Когда корабль бросило в сторону, рабочую трубу коллектора вырвало из превентера. Мощная струя воды через превентер ударила в потолок. Свет погас, и превентер можно было закрыть только вручную. Коротков крикнул своему помощнику:- Превентер! Рабочий кинулся к штурвалу, но в это время раскачивавшийся в воздухе крюк с блоком ударил его в грудь и отбросил в сторону. Дальше рабочий ничего не помнил.
        - А когда Короткое закрывал превентер, этот крюк ударил его по затылку,-высказал догадку Королев.-Надо проверить, что с остальными.
        - Григорий Иванович, где вы?-раздался голос штурмана Жаворонкова из двери, ведущей в каюты экипажа.
        - Я здесь, Василий Михайлович. Что со светом?
        - Электрики проверяют.
        Освещая карманными фонариками себе путь, Королев, Ветров, Жаворонков и Зарубин обошли все помещение корабля. В других отсеках люди пострадали меньше. Многие отделались легкими ушибами. В санитарном пункте врач при слабом свете свечи перевязывал раненых.
        - Михаил Романович, кислород надо экономить.-Жаворонков погасил свечу и положил на стол свой карманный фонарик, сняв с него линзу.
        В это время в помещениях вспыхнул свет.
        Корабль как бы вновь ожил. Люди засуетились, стали приводить в порядок помещения.
        - Григорий Иванович,- тихо обратился к геологу штурман,- может, приказать всем лечь и не двигаться, кислород надо экономить?
        - Нельзя этого сейчас делать. Пусть кончают уборку, потом мы всех соберем в кают-компании. А то будут думать, что наше положение очень тяжелое. Может, еще всплывем.
        - Вряд ли. Мы погребены.
        - Откуда это вам известно?
        - Идемте, покажу.
        Королев с Ветровым прошли в командирскую рубку. За толстым бронестеклом иллюминаторов серела масса песка, камней и ила.
        - Видите? - сказал штурман.- И так во всех иллюминаторах. Я не понимаю только, Григорий Иванович, что произошло.
        - Произошло извержение грязевого вулкана.
        - Теперь мне ясно, почему таким был радиоспектр,-сказал Ветров.- Мы попали на самый кратер вулкана.
        - Да, именно так.
        Штурман надел наушники акустического аппарата:
        - Тише.
        - Ну что?
        - Слышу шум винтов, совсем близко.
        Королев надел вторые наушники. Шум сначала усиливался, потом начал слабеть и, наконец, совсем затих.
        - Ушел, не заметил, должно быть.- Штурман снял наушники.
        Королев продолжал стоять с наушниками.
        - Опять слышно,- сказал он через некоторое время.
        - Кружит над нами! - радостно воскликнул штурман, прислушиваясь.Похоже на подводный корабль. Должно быть, из нашего отряда. Жаль, не работает акустический переговорный аппарат, да и рация разбита.
        - Опять удаляется.
        - Если заметил нас, то ничего.
        - Пойдемте, соберем людей, поговорим,- предложил Королев.- Обстановка более или менее ясна. Надо ждать помощи.
        Все трое стали спускаться вниз.
        А навстречу им подымался механик Вересков.
        - Товарищ штурман, течь усиливается. Что будем делать? - Спокойно, Вересков. Насосы не пробовали пускать?
        - Нет.
        - Сейчас посмотрим.
        - Максим,- Королев взял Ветрова за рукав,- иди собирай людей в кают-компании, а мы сейчас туда придем.
        Королев со штурманом и механиком прошли в операторскую. Воды здесь было почти по колено. Она тонкими мутными фонтанчиками проникала через разошедшиеся швы. Несколько рабочих с тревогой смотрели на прибывающую воду.
        - Давай, Вересков, пробуй нарос.
        Механик, осмотрев аварийный насос, включил электромотор. Тяжело повернулся маховик насоса. Шток насоса, сделав несколько движений вперед и назад, замедлил движение. Стрелка манометра на компенсаторе упрямо двигалась вправо за красную черту. Электромотор запел на высоких нотах. Раздался похожий на выстрел хлопок- лопнула предохранительная мембрана.
        Механик выключил мотор.
        - Не берет. Наверное, выход забило.
        Механик поставил новую мембрану.
        Но повторилась та же картина.
        - Должен взять,- упрямо сказал Вересков, беря новую мембрану.
        - Не сожги мотор,- предупредил штурман.
        - Нет. Я сейчас пущу насос с открытой отводной линией.
        Королев оглянулся: группа людей, стоявших сзади, увеличилась. Сказать им, чтобы они ушли, пожалуй, нельзя. Надо во что бы то ни стало благополучно пустить насос. Он подошел к Верескову и тихо сказал ему об этом. Тот понимающе кивнул, включая мотор в третий раз.
        Сейчас насос работал ровно, но вся вода, пройдя цилиндры, через отводной патрубок с шумом стекала обратно на пол.
        Вересков, не спуская глаз с манометра, стал постепенно закрывать задвижку на отводной линии. Стрелка манометра быстро поползла к красной черте. Вот она уже достигла ее. Вересков отнял руку от задвижки. Стрелка остановилась на красной черте. Но вот, дрогнув, она медленно рывками пошла обратно. Вересков взялся за штурвал задвижки. И стрелка снова вышла на красную черту, чтобы через минуту отступить от нее. Лицо Верескова просветлело. Наконец наступил момент, когда он совсем перекрыл отводную линию.
        - Продавило,- облегченно сказал он, вытирая со лба пот.
        Заулыбались люди, стоявшие у дверей.
        - Огоньков,- позвал Вересков стоявшего сзади слесаря,- оставайся здесь. Если клапаны забьет грязью, останови насос, вскрой коробку, прочисти.
        - Хорошо.
        - Следи за манометром. В случае чего открывай отводную линию.
        - Ну, товарищи, идемте в кают-компанию,- пригласил Королев.

* * *
        - Дрянь дело,- сказал капитан «Рассвета», повернувшись к стоявшему рядом Виктору Дубравину.
        - Что такое?
        - Будет шторм,-ответил капитан, прикладывая к глазам бинокль.- Обидно, что скорость нельзя прибавить. Эти черепахи того и гляди перевернутся.Капитан кивнул за корму Рассвета, где крутым бугром, вспучивая перед собой воду, тащились на буксире два тупорылых подводных землесоса.
        - Пожалуй,, не успеем дотащиться,- добавил он.- А гидропульт, наверное, уже подходит к месту.
        - Вряд ли. Из Приморска ведь километров триста будет.
        - Зато скорость у него какая! Мы вон тащили всю ночь, а восход солнца встречаем на полпути.
        - А что, если… Я сейчас возьму ваш вертолет и переберусь на гидропульт. Вы же, если действительно разыграется шторм, освободите землесосы. Пусть идут своим ходом под водой. Может быть, мне кое-что удастся до того времени сделать.
        Переключив рычажок переговорного аппарата, капитан крикнул в микрофон:
        - Приготовить вертолет к вылету,-и после нового щелчка рычажком: Разыщите аварийный гидропульт Байкал и свяжите меня с ним.
        Капитан включил осциллограф-дублер радиолокатора.
        Вот видите, Виктор Николаевич, он уже почти у места,- моряк показал на светлую точку на экране.
        Вспыхнула сигнальная лампочка. Капитан включил репродуктор.
        - Вертолет готов к полету, товарищ капитан.
        - Хорошо,-капитан выключил репродуктор.-Ну, Виктор Николаевич, ни пуха ни пера…
        Вертолет опустился на палубу гидропульта в тот момент, когда гидропульт подошел к месту аварии. Рядом стоял подводный корабль из флотилии Королева.
        Свежий ветерок рябил морскую гладь. «Да, время терять нельзя,- подумал Дубравин.- Надо что-то срочно предпринимать.»
        К Дубравину подошел штурман второго подводного корабля Петров.
        Виктор спросил:
        - А где остальные корабли? Ушли?
        - Нет, все под водой.
        - Зачем?
        - Видите ли, мы решили попробовать кое-то сделать сами. Пытаемся размыть грунт над кораблем Королева.
        - А что, корабль целиком погребен?
        - Да.
        - У вас есть какой-нибудь план?
        - Размыть фарватер к переходному тамбуру. Только слабоваты у нас насосы.
        - Ясно. Сейчас мы вам поможем,-сказал Виктор Дубравин и дал команду к погружению.

* * *
        Зарубина сильно знобило, болела разбитая голова. Когда он пил принесенное коком кофе, зубы его выбивали частую дробь о край кружки. Временами он забывался, а очнувшись, прислушивался. Кругом стояла тишина, только над кораблем не прекращался шум, к которому с надеждой прислушивались лежавшие на подвесных койках люди.
        Шум с каждым часом усиливался.
        - Который час? - спросил шепотом лежавший на соседней койке паренек из радиоспектральной лаборатории.
        Зарубин поднес к глазам отяжелевшую руку с часами:
        - Половина десятого.
        - Значит, мы лежим уже четырнадцать часов.
        Вдруг раздались короткие, но сильные удары железа по корпусу. Они были то частыми, то редкими.
        - .Что это? - Зарубин посмотрел на соседа.
        Но тот с не меньшим интересом вслушивался. Потом вдруг, приподнявшись, слабо закричал:
        - Ура! Мы спасены! Просят открыть переходной тамбур.
        Зарубин посмотрел на лежавшую в бинтах лаборантку.
        Глаза ее были полны слез. Ему тоже стало не по себе. Чтобы скрыть свое волнение, он отвернулся к стене, но не выдержал и снова взглянул на девушку.
        Встретившись с ним глазами, она улыбнулась:
        - Хорошо!
        - Замечательно! - ответил он.
        Дальнейшее прошло перед ним, как в тумане. Он смутно видел, как двое в белых халатах положили девушку на носилки и унесли, как, опираясь на товарища, хромая, ушел сосед. Зарубин хотел подняться, но туман застилал ему глаза. Очнулся он уже в просторной каюте Рассвета, который, чуть покачиваясь на волнах, шел к Ледяному острову.
        - А вам телеграмма,- сказала сидевшая рядом сестра, подавая Зарубину вчетверо сложенный и заклеенный голубой полоской жесткий листок.
        Слабыми руками он развернул телеграмму, прочитал: «Бесконечно рада спасению целую и жду твоя Таня.»
        ГЛАВА СОРОКОВАЯ
        Поднявшись к полуразрушенной крепостной стене, Краузe остановился, прислушиваясь к ночным звукам, убедившись, что кругом никого нет, он бесшумно скрылся в темном отверстии стены. Пройдя ощупью по внутреннему полуразрушенному проходу метров десять, Краузе зажег карманный фонарик; освещая себе путь, усыпанный выпавшими из стен и потолка камнями, двинулся дальше.
        Еще немного - и Краузе повернул направо в темный проход и оказался в небольшом, почти совсем разрушенном помещении. Погасив фонарик, он остановился, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. В пролом светили яркие южные звезды. Пряно пахло какой-то травой. Стрекотала цикада. Кое-где, соревнуясь со звездами, мерцали светляки. Ветерок доносил далекий и глухой в этих стенах шум моря. Было тихо, торжественно и красиво. Но Краузе не трогала красота южной ночи и таинственность развалин. И ночь и таинственность - вce было до ужаса знакомым и не сулило ничего, кроме опасности. Краузе не любил темноты, хотя и действовал под ее прикрытием, не любил как опасного сообщника, который знал слишком много.
        Усевшись на большую отшлифованную временем плиту, он задумался.
        Ох, как надоело служить этим кичливым торгашам! Но ничего, пройдет время, и этот самонадеянный индюк Кларк будет заискивать перед ним. А сейчас приходится дрожать за свою шкуру ради чужих интересов. Хорошо еще, что Кларк догадался прислать этих двоих перемещенных. Больше не приходится самому сидеть за передатчиком. А то каждый раз ждешь, что вот-вот засекут. Только что-то они запаздывают.
        Размышления Краузе прервал легкий свист. Через минуту свист повторился, затем послышался шум: из-под чьей-то неосторожной ноги посыпались камешки. По стенам и полу быстро скользнул луч фонарика, а следом за ним, словно из стены, выдвинулись двое и молча уселись напротив Краузе. Один из них, высокий и плечистый, положил перед собой маленький карманный фонарик, взглянул на Краузе.
        - Достали?
        - Да.- Курт Краузе вырвал из записной книжки листок и протянул его.Зашифровать не успел.
        - Хозяин - благодарит вас за чертежи подводной буровой.-Высокий передал увесистую .пачку денег.-Здесь только часть, остальное положено на ваш счет в Мюнхене. А вот это,-скупой луч фонарика вырвал из полумрака вторую пачкy,- это для оплаты заказов. К следующему разу приготовьте фотографии последнего варианта проекта Родионова.
        - Наш друг,-высокий повернулся к своему спутнику, в продолжение всего разговора не открывавшему рта,- едет завтра в Москву. Ему нужен адрес и пароль.
        Краузе вырвал листок из записной книжки, что-то быстро написал на нем и, осветив написанное спичкой, поднес его к лицу сухощавого молчаливого человека так, чтобы тот смог прочитать.
        - Запомнили? - сухощавый кивнул головой. Тогда Краузе вплотную придвинул спичку к листку. Бумага ярко вспыхнула и через секунду черным легким комочком опустилась на камни.
        Сухощавый встал и, по-прежнему не говоря ни слова, бесшумно растаял в темноте.
        Оставшийся с Краузе перемещенный подошел к стене, разгреб щебень, вынул одну из плит пола и извлек из тайника завернутый в пластикат радиопередатчик; не спеша стал разматывать антенну.
        - Мой вам совет,- сказал, вставая, Краузе.- Никогда не передавайте дважды с одного места.
        Не прощаясь и не оглядываясь, он исчез в боковом провале.
        Выйдя из расщелины, Краузе несколько минут постоял, прижавшись к темной стене, потом торопливо направился к городу.
        Когда стихли его шаги, из-за куста вышел лейтенант Мамедов и юркнул в расщелину.
        Рашид подошел к полуразвалившемуся помещению, где происходила встреча троих. Один из них с наушниками на голове сидел у передатчика и спокойно работал телеграфным ключом. Кончив передавать, он перешел на прием и стал чтото записывать в блокноте; потом аккуратно свернул антенну и спрятал передатчик на прежнее место. Обернувшись, он увидел наблюдающего за ним Мамедова.
        - Ну, как?-шепотом спросил он лейтенанта.-Все в порядке?
        - Все в порядке, товарищ капитан, ушел,-так же шепотом ответил Мамедов.-А второй где же?
        - Здесь я,- из-за камня, посмеиваясь, вышел сухощавый.
        - Высокий, которого Мамедов назвал капитаном, не торопись, словно прогуливаясь, шел по направлению к Приморcку.
        Следом, на значительном расстоянии, шагал лейтенант. Третий разведчик свернул в сторону.
        А спустя чаc они снова встретились в кабинете Винокурова. Винокуров взял маленький, абсолютно чистый листок из записной книжки Краузе, приложил его к настольной лампе. На бумаге сразу выступили буроватые мелкие цифры. Да, Сорокин пытался переслать своим хозяевам цифры плана Морнефти.
        - А вы передали хозяину то, что мы приготовили? -спросил капитана Винокуров.
        - А то как же! Еще обидится за неаккуратность,- рассмеялся разведчик.
        - Небось опять новое задание получили?
        - Да уж не без этого. Хозяин у нас серьезный. А вот и Рашид. Ну, расшифровали задание?
        - Готово,- Мамедов протянул Винокурову густо исписанный лист.
        Капитан долго смотрел на шифровку, даже с некоторым удивлением покачивая головой.
        - Большой нахал этот Кларк,-сказал он наконец и передал лист вошедшему Озерову.- Ну, как вам кажется?
        - Да-а!- протянул Озеров, пробежав глазами написанное.- Что ж, выполним,- засмеялся он.- Никак дорогой хозяин без угроз обойтись не может.
        ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
        Было жарко… Давно уж открыли все окна в вагоне, но это не прибавило прохлады. Казалось, вместе с ветром в купе врывается сухое дыхание степи, по которой мчался поезд. За окном мелькали белые хаты, а потом снова, тянулись бескрайние просторы полей.
        Аня Коробова, прижавшись к нагретому солнцем стеклу, смотрела на желтую стерню, а сама думала о море, соленый запах которого ощущала до сих пор.
        Незаметно пролетел месяц, проведенный на черноморском побережье, в Балаклаве. Ане даже не верилось, что отпуск кончается и надо ехать домой. Море звало и не хотело отпускать от себя. Аня смотрела на степи, а видела безбрежное колыхание и яркую синеву воды, ощущала на себе соленые брызги, вдыхала запахи йода и свежей рыбы.
        Нет, море ни забыть, ни разлюбить невозможно.
        Невольно вспомнился Приморск. Не там ли родилась эта любовь к изменчивой, капризной, но всегда прекрасной громаде воды.
        Да, Приморск. Как это все нелепо получилось тогда. Ошибка в чертеже. Как она могла так ошибиться!
        Даже сейчас Ане стало не по себе. Она вскочила и прошлась по пустому купе-ее попутчики отправились в вагон-ресторан. Воспоминания были не из приятных: растерянный и удрученный Коля Муравьев, пострадавший из-за ее небрежности. А вот какой-то ускользающий взгляд начальника его торопливые сочувственные слова. Это он, Сорокин, избавил ее oт серьезной неприятности. Дал понять, чтоб она скорей уехала, и Аня послушалась. «Сбежала,»-уточняет внутренний голос.
        Ветер швырнул в окно паровозную гарь, и Аня быстро подняла раму, радуясь, что можно сделать резкое движение, заглушающее на миг этот голос. Но он слышится вновь. Да, сбежала! Испугалась! Но вот почему? Аня до сих пор не может простить себе этого. Уйти вот так, просто, не разобравшись во всей этой истории. Не могла она скопировать совершенно другие цифры. Нет, здесь что-то не так.
        «Теперь уже поздно ломать над этим голову,»- думает Аня.
        Еще два дня - и ее ждет работа. И хорошо. Трудилась она всегда охотно, с душой. И в санатории отдыхала по путевке, которой ее премировали. Все как будто неплохо. Но, беря газету, Аня прежде всего смотрела: нет ли там чего-нибудь о Приморске, Ледяном острове. И часто встречала среди газетных строчек имена друзей - Ледяной остров был передним краем, и не удивительно, что вся страна интересовалась его судьбой.
        Поезд остановился. Высунувшись в окно, Аня попыталась прочесть название станции, но против окна серела облупленная каменная стена с яркой, видимо, только что выведенной, надписью Кипяток. У входа в вагон проводник помогал подняться на высокие ступени полной женщине с большой корзиной. Вдоль вагона бегали мальчишки, предлагая пассажирам румяные яблоки.
        Через пару минут, когда поезд уже отходил от полустанка, в купе протиснулась знакомая желтая корзина, а уже за ней, добродушно отдуваясь, вошла женщина.
        Аня подвинулась на край скамейки, давая место новой пассажирке.
        - Вы не беспокойтесь, девушка. Мне ведь недалеко ехать,- певуче проговорила женщина и легко, привычным движением подняла корзину на багажную полку.
        Присев, она сняла с головы легкую пеструю косынку и стала обмахивать ею потное разгоряченное лицо.
        - Ох, и жарко! - проговорила она и ласково улыбнулась Ане.
        Девушке показалось, что с приходом этой женщины в купе стало как-то по-домашнему уютно. И сама она со своими толстыми, чуть тронутыми сединой косами, уложенными вокруг головы, была удивительно милой и уютной. Как все добродушные люди, она оказалась очень словоохотливой, и не успели еще Анины спутники вернуться с обеда, как пассажирка уже знала и имя девушки, и откуда она едет, и куда, и кем работает.
        Отвлеченная от своих невеселых приморских воспоминаний, Аня с удовольствием разговаривала с неожиданной попутчицей.
        - Значит, в Крыму была. Довольна, небось, и домой не хочется ехать?
        - Не хочется,- созналась Аня.- Хоть и соскучилась уже и по работе и по дому, а все же с удовольствием побыла бы еще у моря.
        - Да, а я скоро, наверное, забуду, какое оно, море. Тоже любила его. Была я на побережье в последний раз в сороковом году. Отдыхали тогда вместе с мужем в Алуште. Хорошее было время. Мой Илья неугомонный был. Все, бывало, таскает меня по скалам. На такую высоту заберемся, что и вспомнить страшно, а он только посмеивается: Это,- говорит,- для здоровья полезно. Да, хорошее было время,- с какой-то грустью повторила женщина.- А больше уж я по курортам не ездила. Не до того уж было. Да, видно, и не поеду.
        - Ну почему же,- успокоила Аня,- еще не раз поедете. Будете опять по горам с мужем лазить.
        - Нет. Не вернулся Илюша с фронта. Не дождалась. Вот и жизнь вся не так пошла, как думалось.
        Аня с досады на себя прикусила губу:
        - Простите…- прошептала она.
        - Ничего,- тихо ответила женщина.- В жизни оно всякое бывает-и радость и слезы. Ты думаешь, я отчаиваюсь?
        Нет. Живу. Работаю. Сынов воспитываю. Знаешь, какие у меня ребята… Старший - студент, в Ленинграде в технологическом учится. Инженером будет. Младший десятилетку закончил. На завод пока его определили. Думает тоже продолжать учебу. Нет, горевать мне просто некогда. А вот вспомнишь кода… тяжело все-таки.
        - А куда вы сейчас едете?-решила переменить разговор Аня.-Простите, я не знаю вашего имени…
        - Дарья Ильинична. А еду я домой. В Холмск, к ребятам своим. Заждались, небось.
        - В Холмск…-в раздумье повторила Аня.-Холмск… Где-то я слыхала про этот город.
        - Немудрено, что слышала. Город хоть и небольшой, а лучше, может, и городов мало. Я, например, его ни на какой другой не променяю,-с гордостью сказала Дарья Ильинична.
        - Кто-то мне рассказывал,- Аня даже лоб потерла, стараясь вспомнить.
        А Дарья Ильинична уже говорила о городе, о новостройках, о расширяющихся улицах.
        - Вспомнила,- весело перебила ее девушка.- Ничего, оказывается, особенного. Просто мой начальник, еще когда я в Приморске работала, говорил, что он из Холмска. Вот и все.
        - А как его звали? Городок ведь небольшой, может, и знаю.
        - Сорокин. Илья Тимофеевич Сорокин.
        Женщина страшно побледнела, судорожно глотнула воздух и голосом, вдруг охрипшим, сказала:
        - Повтори еще. Как ты его назвала?
        - Сорокин,- повторила изумленная Аня.
        - Илья Тимофеевич? Ты не путаешь?-взгляд женщины не отрывался от лица Ани.
        - Нет, конечно не путаю. Вы его знаете?
        - Господи, неужели он! - прошептала Дарья Ильинична.
        - Кто он?
        - Скажи,- голос женщины прерывался от волнения.- Он, Сорокин, ничего не говорил о семье?
        - Семья у него погибла при бомбежке в сорок первом. Это я хорошо помню- Он говорил, что узнал о своем несчастье, когда вернулся с фронта в сорок пятом. Все у него погибли: и жена, и отец, и двое детей.
        - Как же так получилось? А я-то…
        - Вы его знаете? - снова спросила Аня.
        - Как же мне не знать своего Илью, мужа своего, милая ты моя девушка. Какую радость ты мне сообщила!-Дарья Ильинична, не стесняясь, вытирала хлынувшие слезы.- А он и сейчас там? Когда ты уехала из Приморска? Вдруг и его там уже нет,-всполошилась она.
        - Я работала в Приморске год тому назад. Но Илья Тимофеевич и сейчас там. Подруги мнe писали. Только он с машиностроительного завода перевелся в трест Морнефть. Слыхали, наверное, там в море Ледяной остров построили?
        - Да, да. Еще бы не слыхать. Ребята мои об этом без конца твердят. Так, значит, он там?
        - Там. Конечно, там. Но только… Дарья Ильинична, как же так получилось, что Илья Тимофеевич вас и всю семью погибшими считал? Ведь он же сам ездил домой после войны.
        . - Да это вполне возможно. Меня в то время в Холмске не было и детей тоже. Все считали нас погибшими. Только странно, почему же никто не сказал мне о приезде Ильи. Хотя и это не удивительно,- продолжала в раздумье Сорокина,- в сорок пятом там появилось много нового народу. Илья не говорил, сколько времени он пробыл в Холмске?
        - Кажется, недолго. Точно не знаю.
        - Боже мой,- радостно говорила Сорокина.- Вот сыны-то обрадуются! Анечка, ты ведь в Ленинграде живешь? Скажу старoму своему, чтоб тебя там обязательно разыскал.
        - Это нетрудно, Дарья Ильинична. Ведь я в том же технологическом институте учусь, где и он. Только на вечернем отделений.
        - Ох, какую же ты мне славную новость принесла, родная ты моя,- Дарья Ильинична порывисто обняла и поцеловала
        Аню, всхлипывая, вытирала мокрые глаза и смеялась сквозь слезы.
        - Мальчики ждут меня с этим поездом. Старший здесь на каникулах. Я тебя, Анечка, познакомлю с ними. Они хорошие ребята.
        - Трудно вам, Дарья Ильинична, пришлось.
        - Да сейчас уже все позади.
        Дверь с шумом отворилась, и в купе вошли двое веселых после долгого обеда мужчин.
        - Ого! У нас еще один пассажир. Нашего полку прибыло. Здравствуйте! шумно приветствовал один из них.
        - Здравствуйте, люди добрые,- откликнулась Сорокина.
        Она вся светилась радостью и оживлением.- Здравствуйте!
        - Анечка, а зря вы такая несговорчивая. Не захотели составить нам компанию, а обед был что надо, пальчики оближешь.
        - Спасибо. Я же сыта. Это вы готовы круглые сутки сидеть в вагоне-ресторане.
        - Аня, а мы сейчас и вправду закусим,- Сорокина засуетилась над корзиной.
        - Нет, нет, Дарья Ильинична. Я в самом деле не хочу.
        - Думаешь, не успеем? Время хватит, до Холмска еще целый час. Поешь со мной ради такого случая.- И Сорокина выложила на белую салфетку жареную курицу, яйца, пироги.
        - И вас прошу, молодые люди,- обратилась она к мужчинам.- Пирогами такими вас не угощали, и яблоки вот после обеда тоже хорошо.
        Проводить Сорокину вышло все купе. Мужчины помогли сойти Дарье Ильиничне, вынесли ее корзину. Один из них, высокий, загорелый весельчак, на перроне исчез куда-то, а через минуту вернулся и неуклюже сунул в руки смущенной Сорокиной охапку полевых цветов.
        Когда поезд скрылся вдали, старший сын Дарьи Ильиничны подхватил корзину и взял мать под руку.
        ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
        - Выпей еще, Алеша. Кофе со сливками прибавляет бодрости.
        - Спасибо, мама.-Алексей Петрович отодвинул от себя пустую чашку.- У меня сегодня бодрости хватит на сто человек! Выспался на славу! - Алексей Петрович, чувствуя под тонкой сорочкой приятную упругость мышц, с напряжением несколько раз согнул и выпрямил руки.
        Через полуоткрытую дверь Надежда Ивановна видела, как сын, надев пиджак и поправив галстук, взял стоявшую на столике в рамке фотографию Кирилловой и некоторое время внимательно рассматривал ее. О существовании у Трофимова этого портрета Ольга даже и не подозревала. Алексей Петрович вырезал его из газеты.
        Бережно поставив портрет на место, Алексей Петрович вернулся в столовую.
        - Ну как, мама, тебе нравится новая квартира?-Алексей Петрович сказал это, напрашиваясь на похвалу.
        - Квартира, Алеша, хорошая, да только пустая,- многозначительно улыбнулась мать.
        - Как пустая, мама?-не понял Трофимов, оглядывая комнату.
        - Вот ты уйдешь на целый день, а то и больше, и я останусь одна. А вернешься, все равно мы только вдвоем на все эти комнаты.
        - Я не понимаю, о чем ты, мама?-Алексей Петрович нежно притянул к себе мать, поцеловал.
        - А ты, сынок, пойми. Ты ее любишь, она в тебе души не чает, а мучаетесь. Здравствуйте да до свиданья, да в кино или в театр сходите-вот и все. А вы бы жили вместе, и мне бы веселей было. Оля - девушка хорошая. Внучонку или внучке я бы тоже порадовалась.
        Алексей Петрович смутился.
        - Ну, мама, я пойду.-Он еще раз поцеловал мать и вышел.
        На душе стало радостно. Пойду пешком,- решил он и зашагал по зеркальному асфальту на другую сторону улицы.
        Все ему казалось интересным в это солнечное утро: и прямые чистые улицы Ледяного острова, и потоки автомашин, шуршавших по асфальту, и люди, спешившие по своим делам, и механические дворники, поливавшие улицы, и мальчишки на caмокатах, мешавшие пешеходам.
        - Алексей Петрович! - вдруг услышал он позади себя знакомый голос.
        Улыбаясь, к нему шла Ольга.
        - Здравствуйте!
        - Доброе утро, Оля! - радостно ответил он.
        Чтобы не мешать прохожим, они отошли к воротам дома.
        - Что вы на меня так смотрите, Алексей Петрович, у меня вид плохой? Это оттого, что я устала.
        - Нет, что ты! Вид у тебя, Оля, как всегда, хороший. Ты что, ночь работала?
        - Да, была на Северной площади. Вчера в шестую батарею начали нагнетать наш расщепитель глин, и мне хотелось проследить за поведением нефтяных и нагнетательных скважин.
        - Ну и что?
        - Кажется, хорошо получается. По всем данным, прекратилось выделение из нефти свободного газа в самом пласте.
        - Ну, поздравляю тебя! Теперь нефть пойдет. Надо будет режим всех месторождений пересмотреть. Не возражаешь, я тебя провожу? - Трофимов улыбнулся Ольге, беря ее под руку.- Какой день хороший, Оля.
        - Очень.-Ольга прижалась к Трофимову.
        Так шли они некоторое время молча. Трофимов сбоку наблюдал за выражением ее лица. Постепенно улыбка сошла с лица Ольги. Она задумчиво смотрела себе под ноги. Потом тихим голосом сказала, не поворачивая головы:
        - Знаете что, Алексей Петрович? Таня с Зарубиным приглашают нас в воскресенье на свадьбу…
        - На какую свадьбу?..-не фазу понял Трофимов.
        - На свою, конечно. Пойдем?
        - Обязательно, Оленька! Только мы-то с тобой как же? - Трофимов умолк.
        - Что мы? - Ольга больше по тону, чем по смыслу слов, догадывалась, что хотел сказать Трофимов.
        - Я бы хотел, чтобы наша была раньше,-сказал Алексей, повернувшись к Ольге.
        Лицо девушки вспыхнуло, она опустила глаза. Трофимов, смущенный молчанием Кирилловой, не отдавая себе отчета, пробормотал:
        - Оля, мама будет очень рада.
        Ольга улыбнулась.
        - Только мама?
        - Нет, Оленька. Я не могу без тебя… Ты же знаешь, как я…
        - Алексей Петрович, дорогой! - прошептала Ольга.
        - Ты согласна?
        Закусив губу, Ольга трижды кивнула.
        Алексей Петрович порывисто сжал ее руки:
        - Вот что, Оля! Освобождайся сегодня раньше. Я тоже во второй половине дня буду свободен. Укладывай свои вещи. Я зайду помогу. А потом прямо ко мне. Насовсем. Навсегда! Идет? Ну же! - Трофимов даже слегка встряхнул за плечо застывшую от неожиданности девушку.
        - Так сразу? - как-то беспомощно прошептала она.
        - Ну, конечно, хорошая моя! Нельзя же плестись в хвосте у Тани и Зарубина,-смеялся Трофимов.-Хочешь, я тебя на виду у всех расцелую?-и в приступе мальчишеского веселья он обнял и, смеясь, покружился с ней, делая какие-то сложные танцевальные па.

* * *
        В управлении треста Трофимов попросил сводку добычи.
        Итоги оказались обнадеживающие. Суточный план был выполнен на сто три процента, но отдельные промыслы еще отставали. По Северной площади против плана шесть тысяч тонн стояла цифра -6500. Вот здорово! - подумал главный инженер.- Значит, действует расщепитель глин. Но, странное дело, в графе газовый фактор стояла цифра большая, чем накануне. Ольга говорила, что газовый фактор снизился, а тут какая-то чепуха. Алексей Петрович вызвал начальника производственно-технического отдела Щербакова.
        - Петр Иванович, вы не интересовались, почему растет газовый фактор? Мне известно, например, что на шестом участке он снизился вдвое.
        - Совершенно верно, Алексей Петрович. Но зато на новом, девятом участке он повысился.
        - Почему?
        - Увеличили отбор нефти, а вы сами знаете, что такого гидравлического подпора, как на шестом участке, там нет. И, естественно, повышение отбора сопровождается падением давления в пласте и усиленным выделением свободного газа.
        - Кто разрешил увеличивать отбор? - возмутился Трофимов.-Почему я об этом ничего не знаю?
        - Но что же делать, Алексей Петрович? Конец месяца, а у нас задолженность по плану.
        Побледнел шрам на щеке Трофимова. Он зло посмотрел на Щербакова и включил переговорный аппарат.
        - Директора Северного промысла… Товарищ Харебов?
        - Да, я слушаю,- ответил директор.
        - Трофимов говорит. Почему на девятом участке допустили повышение газового фактора?
        - Алексей Петрович, у нас же план срывается,- повторил слова Щербакова Харебов.
        - Вы кто-делец с биржи или государственный человек?
        - Но я же согласовал с производственно-техническим отделом…
        - Не прикидывайтесь простаком, товарищ Харебов, вы отлично знаете, с кем надо согласовывать такие вещи! Немедленно сократите газовый фактор до утвержденного!
        - Алексей Петрович, вы же нас зарежете! Мы не выполним плана!
        - Если хотите, выполните. Вы не знаете своих возможностей. Загляните на свой шестой участок, и вы увидите, что надо сделать.
        Трофимов выключил аппарат. Щербаков стоял и ждал, что Трофимов обрушится сейчас на него. Но Алексей Петрович, гнев которого прошел, сказал:
        - Слышали? Все, что я говорил Харебову, относится и к вам. С завтрашнего дня сводку газового фактора будете давать по участкам. Неужели вы-то не понимаете, что если мы выпустим газ из пластов, то потом трудней будет добывать нефть?
        - Хорошо, Алексей Петрович- Все понимаю.
        Днем Трофимову позвонил Харебов.
        - Алексей Петрович,- взмолился он,- помогите сдвинуть с места этих бюрократов из конторы законтурного заводнения.
        - В чем дело?
        - Вчера и сегодня ночью Кириллова испытывала свой реагент на шестом участке,- и Харебов повторил Трофимову то, что утром рассказала ему Ольга.
        - А сейчас давление на забое эксплуатационных скважин еще больше поднялось. Мы увеличили отбор нефти, а процент газа не изменился,продолжал Харебов.- И если мы на других участках применим этот расщепитель, то можно повысить добычу без всякого ущерба.
        - Ну так в чем же дело?
        - А они не хотят начинать сегодня.
        - Почему?
        - Говорят, что у них закрыт склад с реагентом, а кладовщик куда-то уехал. Алексей Петрович, заставьте их начать нагнетание сегодня. А то ведь конец месяца. У меня план.
        - А как у тебя на девятом?
        - Все в порядке.
        - Хорошо.
        В середине дня, когда Трофимов собирался поехать на строительство трассы подводного нефтепровода, секретарша подала ему телеграмму из Москвы. Прочитав, Трофимов не поверил своим глазам. Он еще раз взглянул на телеграмму:
        «Бурение законтурных скважин прекратите зпт утвержден проект только нагнетания газа зпт приступайте немедленно строительству компрессорных.»
        Трофимов срочно заказал телефонный разговор с Москвой. Но начальник промыслового отдела ничего нового ему не сказал.
        - Вы понимаете,- возмущался Трофимов,- жизнь опровергла теорию о неприменимости законтурного заводнения на Северной площади.
        - Зря ты кипятишься,- ответил начальник отдела,- есть приказ, его надо выполнять, а не обсуждать.
        - Но его можно отменить и написать новый,- сдерживая раздражение, бросил Алексей Петрович.
        - Я этого не собираюсь делать.
        Трофимов со злостью бросил трубку.
        - Надо ехать к министру,- сказал Байрамов, узнав о телеграмме и разговоре с начальником промыслового отдела.
        - Хорошо, я полечу сегодня, сейчас же.
        Уже в самолете Алексей Петрович вспомнил, что забыл предупредить Ольгу о своем внезапном отъезде. Вот дурень! Что она обо мне опять подумает!

* * *
        Ольга энергично придавила коленкой крышку чемодана, внутри что-то хрустнуло. Выпрямившись, вытерла вспотевший лоб. Кажется, все,- она оглядела комнату, заваленную в спешке упакованными вещами, улыбнулась произведенному беспорядку. Осиротело стояла голая мебель, в пустом, открытом настежь шкафу пестрело новое шелковое платье.
        Перешагивая через узлы и чемоданы, Ольга прошла в ванную комнату. Хорошо! - думала она, бросая в разгоряченное лицо полные пригоршни холодной воды.
        Переодевшись, долго поправляла прическу. Несмотря на ночь, проведенную почти без сна, она чувствовала удивительную бодрость и силу. Неужели это я? - в зеркале она видела счастливую взволнованную девушку с пылающими щеками и с губами, невольно складывающимися в улыбку.
        Батюшки мои! - весело ужаснулась Ольга, взглянув на часы,- было уже семь часов.- Опять он где-то застрял. Как жаль, что до сих пор не установили телефон. А впрочем, зачем мне теперь здесь телефон.
        В последний раз оглядев себя с головы до ног, она взяла сумочку и вышла из квартиры. Ольга старалась быть спокойной, но поймала себя на том, что обгоняет всех прохожих.
        С волнением позвонила она в квартиру Трофимова.
        - А, Оля, дорогая! - встретила ее Надежда Ивановна.- Проходи. Хорошо, что зашла, а то я Целый день одна.
        Трофимова заботливо усаживала девушку на диван и продолжала радушно:
        - Алеша всегда приходит поздно. С работы его никак не вытащишь, а сегодня взял да улетел в Москву, а когда приедет, ничего не сказал. Одним словом, совсем непутевый у меня сын,- глаза Надежды Ивановны ласково сияли.
        У Ольги к горлу подкатил ком. Уйти, поскорее уйти из этого дома.
        - Оленька, хочешь чаю с клубничным вареньем? Я сейчас,- засуетилась Надежда Ивановна.
        - Спасибо, я спешу… Мне некогда… Я… зашла..-Ольга с трудом сдерживала закипавшие слезы обиды.-Алексей Петрович просил занести ему сводку, но раз уехал, то я пойду.
        Что это с ней? - подумала Надежда Ивановна, проводив девушку.
        А Ольга, чувствуя себя глубоко оскорбленной, не замечая прохожих, шла домой. Чего же стоят все его слова, если он мог так посмеяться надо мной? думала она. Но где-то в ее сознании теплилась надежда: Нет, не такой он, он хороший, тут какое-то недоразумение.
        Машинально открыла свою дверь и с безразличным видом остановилась среди разбросанных .вещей. Подумать только, всего час назад она радовалась этому беспорядку.
        Ольга не слышала, как в незапертую дверь вошел почтальон. Трижды сказал он ей: Вам телеграмма из Москвы.
        - А? Телеграмма? Давайте.
        - Вот здесь распишитесь.
        Ольга развернула телеграмму.
        Какая я дура! Схватила шелковый шарфик и выбежала на улицу.
        На перекрестке Ольга вдруг остановилась. Куда я иду? Туда? Зачем? Так, в нерешительности стояла она, не замечая шумного потока людей. А в этр время, пересекая улицу, торопливо шла высокая женщина. Завидев Ольгу, она прибавила шаг, и девушка узнала мать Алексея Петровича. Почему-то вдруг не захотелось сейчас с ней встречаться, и Ольга решила скорей уйти. Но было уже поздно… Надежда Ивановна заметила Кириллову.
        - Оленька… доченька! - женщина тяжело дышала.- Нехорошо получилось. Ты уж извини Алешу… Вот,- и она протянула листок серой бумажки, коробившийся по сгибам. Это была телеграмма.
        При свете уличного фонаря Ольга прочла:
        «Мама передай Оле мои извинения зпт помоги переехать к нам зпт передай больше жизни хочу этого тчк Скоро вернусь тчк Целую вас обеих Алексей.»
        Ольга дважды перечла телеграмму, потом обняла и поцеловала Надежду Ивановну и, уткнувшись ей в плечо, расплакалась.
        - Ну что ты, Оленька,- успокаивала ее Надежда Ивановна.- Все будет хорошо. Я так рада! Пойдем.
        Ольга, улыбаясь, вытерла слезы, поправила на плечах Трофимовой съехавший платок.
        ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
        Хлоп-хлоп-хлоп,- фазан вылетел из-под самых ног и скрылся в зелени леса.
        Проследив за полетом птицы, Родионов осторожно направился к дереву, на которое, по его расчетам, сел фазан. Подойдя поближе и держа ружье на изготовку, он стал искать .глазами птицу. Да, фазан был где-то в гуще листвы. Долго стоял Родионов, пока не заметил меж ветвей пошевелившийся темный ком. Хлопнул выстрел, и птица забилась около ребристых корней. Родионов сунул убитого фазана в ягдташ, посмотрел на часы. Времени еще мало, а есть хочется,- подумал он, направляясь к еле заметной тропинке. Ноги утопали в мшистом ковре.
        Выйдя на тропинку, Родионов повернул к спуску с перевала и тут неожиданно столкнулся с Сорокиным. Друзья поздоровались.
        - Ты, видимо, давно здесь, Александр Емельянович?- Сорокин тронул рукой полный дичи ягдташ.- А я вот только приехал. Люблю побродить по лесу с ружьем.-Он добродушно посмотрел на Родионова.
        - Я тоже люблю. Отпуск с сегодняшнего дня взял - и сюда.
        - Ты скоро в обратный путь?
        - Хотел еще поохотиться, да что-то есть хочется.
        . - Так в чем же дело? Давай организуем. Я тоже проголодался.
        Охотники вышли на полянку, развели небольшой костер и стали выкладывать на газету съестные припасы. Сорокин достал куски холодного мяса, булку, затем извлек бутылку старки.
        - О, с такой штукой охотиться куда веселей,-засмеялся Родионов, предвкушая удовольствие.
        - А вот мы сейчас на нее поохотимся.
        Сорокин налил себе и приятелю. Родионов тут же выпил, но Сорокин пить не стал. Он отставил водку на газету и принялся за жирные куски мяса. Потом он поднял кружку и, сказав: -Твое здоровье!,- выпил.
        Разговаривая, они опорожнили бутылку. Родионов изрядно повеселел. Язык стал заметно заплетаться. Сорокин был трезв.
        - А ты знаешь, Александр Емельянович, Трофимов добилcя отмены приказа министерства о нагнетании газа. Утвердили проект о законтурном заводнении.
        - А мне плевать! Он хоть и твой друг, а ты - мой, но не люблю я его.
        - Откуда ты взял, что он мне друг?
        - Не важно, а дай мне его сюда, я его повешу во-о-он на том дереве. А впрочем, пусть себе живет.
        - Говорят, что он добился отмены проекта нагнетания газа, потому что автором проекта был ты.
        - Ерунда! А впрочем, черт с ним! Мне всю жизнь не везет. Илья Тимофеевич, друг! Сейчас мне бы денег побольше, а на остальное мне начхать.
        - Шутник ты, Александр Емельянович.
        - Нет, я не шучу. Вот дай мне тысячу, нет, пятьсот рублей. А? .Жалко? Да, я тебе не вернул долг. Извиняюсь.
        - Ерунда, Александр Емельянович. Если тебе действительно нужны деньги, я дам хоть сейчас. Вот, на.
        Сорокин вынул пачку сторублевок и сунул их в руку Родионова.
        - Это мне? Хи-хи-хи! Вот это друг! Спасибо. Только я их пропью.
        - Ну и пожалуйста.
        - А когда я должен тебе их вернуть?
        - Да не надо мне возвращать. Я ведь один. Мне они не нужны.
        - О, друг, дай я тебя расцелую. Да… нет, но как же! Чудно как-то: не нужны!
        - Э, черт! Не думал, что ты так быстро опьянеешь,-тихо, с досадой сказал Сорокин.
        - А? Что ты сказал? Ничего не сказал? Ну как же все-таки, тебе столько денег не жалко?
        - Вот и не жалко. Только я тебя попрошу, сделай мне одну услугу.
        - Какую? Пожалуйста!
        - Ты мне прошлый раз фотографировал чертежи. У тебя здорово получается.
        - Ну?
        - Теперь мне нужны хорошие фотографии проекта с опорной башней.
        - Нашего проекта? А зачем? - с подозрением спросил Родионов.
        - Мне надо продумать технику безопасности к проекту.
        - А, понятно,- успокоился Родионов.
        - Я тебе заплачу, сколько хочешь,- вырвалось у Сорокина, на которого выпитое вино тоже начало действовать.
        - А если мне нужно тысячу, две тысячи рублей! - схитрил Родионов.
        - Да хоть пять! - серьезно сказал Сорокин.
        Родионов, до которого дошел смысл сказанного в упор посмотрел на него.
        - Так ты что, шпион? На, возьми твои поганые деньги,сторублевки разлетелись вокруг Сорокина, а две упали в костер. Но Сорокин спокойно сказал, не обращая внимания на деньги:
        - Слушай, хватит дурака валять! Я не шпион, а просто немного подрабатываю. И тебе деньги нужны. Да, я от тебя не буду скрывать. Фотографии, что ты мне сделал, я послал одному человеку. Он мне дал много денег. Они твои. Бери.
        Увесистая пачка новых сторублевок упала, рассыпавшись веером, к ногам Родионова.
        - А выполнишь то, что я сказал, еще получишь. Рассказывать кому-нибудь об этом не советую - тебе тоже несдобровать. Фотографии-то твои,- кривая усмешка тронула губы шпиона.
        - Сволочь! - кулак Родионова пришелся прямо по острому носу Сорокина.Получай еще!
        Но второй раз кулак только разрезал воздух. Сорокин отскочил в сторону и почти в упор выстрелил. Приблизясь к упавшему другу, он злобно толкнул его сапогом. Затем обтер тряпкой металлические части ружья, подошел к растущему рядом дереву, положил ружье вниз курками, стволами в сторону убитого, отломил у дерева сухой тонкий сук и сунул его в ремень ружья. Каждый, кто наткнулся бы на труп Родионова, обязательно бы подумал, что человек погиб от разрядившегося при падении ружья.
        Собрав свои вещи и тщательно распихав по карманам деньги, Краузе быстро скрылся в лесной чаще, на ходу вытирая распухший кровоточащий нос.

* * *
        Лейтенант Мамедов, сопровождаемый своим помощником, подбежал к лежавшему ничком Родионову и схватил его безжизненно откинувшуюся руку.
        - Жив еще. Скорее!
        Вдвоем они осторожно стянули с Родионова окровавленную одежду. Страшная рана дышала розовой пеной. Кровь пульсировала, растекаясь по груди. Надо было спешить. Родионов мог скончаться от потери крови. Ком дроби, войдя ниже левой ключицы, застрял под лопаткой.
        Пока помощник перевязывал рану, Мамедов включил микрорацию и связался с управлением.
        - Подбрось в костер сырых веток и жди вертолет,-приказал Мамедов, а сам кинулся вслед за Краузе.

* * *
        Через два дня в управление треста зашел инженер из лаборатории и сообщил о гибели Родионова. Подробностей он не знал.
        - Мне знакомый охотник рассказал,- ответил он Осипову,- что наткнулся на труп в лесу. Говорит, несчастный случай.
        Смерть Родионова больше всех опечалила Сорокина.
        Во всяком случае, всем окружающим казалось, что известие о несчастном случае с инженером, погибшим от собственного ружья, вывело из равновесия Сорокина. Несколько дней он ходил мрачный, неразговорчивый. Единственным его утешением была работа.
        В проекте Родионова оставалось еще много недоработок, особенно в конструктивной части, и Сорокин, не жалея сил, трудился над чертежами. Он один старался сделать всю работу за двоих. И вот проект закончен. В тот же день Сорокин-Краузе принес разведчикам фотопленку со снимками чертежей и пояснения к ним.
        Капитан, игравший роль перемещенного, передал Краузе новую благодарность хозяина и обещание в скором времени разрешить уехать из Советского Союза. Краузе несказанно обрадовался возможности отдохнуть некоторое время где-нибудь в Западной Германии или Америке. Постоянный страх за свою жизнь истощил его нервную систему. Особенно остро он почувствовал это после смерти Родионова, в которой он не сомневался. Переживания его не были притворными. В тот злосчастный день, возвратясь домой, Краузе обнаружил пропажу своей зажигалки. Он был уверен, что потерял ее в стычке с этим обезумевшим пьяницей. Правда, особенного тут ничего не было. Всегда можно сказать, что зажигалку эту он подарил Родионову, но Краузе боялся подозрений, которые могли в связи с этим возникнуть. К счастью, как он думал, все обошлось благополучно. И вот теперь рисовалась близкая перспектива избавиться от постоянного страха и ненавистного ему окружения. На его счете в мюнхенском банке лежала изрядная сумма в марках и долларах,- от удовольствия Краузе даже щелкнул пальцами.
        С такими приятными мыслями Краузе возвращался из управления в свою новую квартиру на Ледяном острове. На Центральной площади, у большого, в ярких цветах, газона, он увидел группу людей. «Очередная иностранная делегация,»-с неприязнью подумал Краузе, на ходу прислушиваясь к словам экскурсовода,- ишь, развел пропаганду! Но вид иностранной делегации не испортил ему настроения и, отойдя шагов двадцать, он уже забыл о ней.
        Часов в двенадцать, когда Краузе собирался лечь спать, в передней раздался короткий звонок.
        Кто бы это мог быть?
        Человек в легком светлом пальто и мягкой шляпе молча проскользнул в приоткрытую дверь.
        - Вы один? - почти шепотом спросил вошедший.
        - Кто вы такой и что вам здесь нужно?- Краузе быстро отступил на шаг, опуская руку в карман.
        Но незнакомец спокойно продолжал стоять у двери.
        Лишь еле заметная улыбка скользнула по его тонким губам.
        - Дядя Джон передает вам привет,- произнес он по-английски.
        - Как его здоровье? Надеюсь, не жалуется? - мрачно пробурчал Краузе. Он вынул руку из кармана и кивнул на открытую дверь, ведшую в неосвещенную комнату.
        Прежде чем зажечь свет, Краузе тщательно закрыл шторой окно.
        - Как вы неосторожны!-повернулся он к незнакомцу.- Вы бы еще пришли ко мне на работу!
        - У меня нет времени, господин; Краузе. Я приехал с делегацией, а она завтра уезжает
        - Что случилось? - заволновался Краузе.
        - Полный провал в Москве.
        - А человек, который поехал отсюда, тоже провалился? - со все возрастающей тревогой спросил Краузе.
        - Очевидно. И если это так, он может потянуть за собой вас и других.
        Курт Краузе почувствовал озноб. Стараясь казаться спокойным, он спросил:
        - Еще что?
        - Последнее задание. Операция «Z». И тогда можете покинуть эту страну.
        При последних словах сердце Краузе снова забилось радостно.
        ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
        Родионова поместили в отдельной палате. Ранение оказалось тяжелым. Две неделя Родионов находился между жизнью и смертью. Вместе с дробью в рану проникли пыжи. Ком дроби размозжил левую лопатку, искромсал легкое. Делая операцию, врач сомневался в ее благополучном исходе. Но молодой здоровый организм упорно боролся со смертью. Жизнь медленно возвращалась к Родионову. Только левая рука безжизненно лежала поверх одеяла. Дробь повредила нервное сплетение, Нейрохирург долго возился с больным и наконец сделал заключение о необходимости новой операции. Больной был очень слаб, и повторную операцию пришлось отложить.
        Несколько раз в больницу приходил Винокуров. К сожалению, врачи не разрешали свидания. Разговаривать Родионову категорически запрещалось.
        Но если он не мог разговаривать, то никто не запрещал ему думать. И, неподвижно лежа на больничной койке, он день за днем вспоминал свою жизнь, взвешивал все хорошее и плохое, Выходило, что плохого слишком много. Как мог я так жить? - думал он.- И к чему это все привело? К дружбе со шпионом! А Белоцерковский? Эта бездарность, эта пройдоха и подлец, - и я с ним. А ведь скольких хороших, настоящих людей я оттолкнул от себя. Ольга, Ветров, Таня Березина, Байрамов, да и Трофимов. Сколько я гадостей ему сделал. Спрашивается, зачем? Карьеру делать хотел? Эх, дурак!
        Разве ее так делают. Я же способный инженер, ясно, способный. А черт знает, куда свернул с прямой дороги. И с кем оказался! Сорокин. Этот шпион и сейчас разгуливает на свободе, пакостит. Родионов заскрежетал зубами. Рванулся, стараясь подняться. Встревоженная сестра нагнулась над больным.
        - Доктора,- прошептал Родионов.
        Когда врач вошел в палату, он, с трудом выговаривая слова, попросил немедленно позвонить в управление госбезопасности и пригласить кого-нибудь оттуда.Дежурный врач старался успокоить Родионова:
        - Александр Емельянович, нельзя сейчас. Вы еще слабы. Поправитесь, тогда…- и умолк на полуслове.
        Лицо больного исказилось, на ввалившихся щеках проступил румянец.
        - Да вы понимаете?!.- он дернулся всем телом, приподнялся, но тут же откинулся на подушку, обмяк. Гoлова медленно повернулась набок, из уголка рта показалась черная капля крови. Набухая, она поползла по щеке, вытягивая за собой коричневую струйку.
        - Кислород.- приказал врач.

* * *
        Вторую операцию Родионов перенес легко. Она вернула ему руку. Сжимая и разжимая пальцы, он смеялся, как ребенок. Вместе с ним радовалась дежурившая у его постели молоденькая сестра.
        Когда больной спал, она подолгу сидела рядом, не отрываясь смотрела в худое лицо, жалела.
        Дважды Родионов проснулся оттого, что девушка бережно поправляла сползшее одеяло. Он слабой рукой поймал ее пальцы. Его взгляд встретился со взглядом больших черных глаз на зардевшемся в смущении личике.
        - Вы очень хорошая! - прошептал он.
        Девушка быстро отдернула руку.
        - Сколько уже дней я вижу вас, а не знаю вашего имени. Как вас зовут?
        - Ася,- почти неслышно, одними губами сказала сестра, опуская голову.
        С этого дня зародилась их дружба.
        Родионов любил, притворившись спящим, следить за девушкой. Однажды она, на цыпочках войдя в палату, поставила на столик у кровати маленький букетик цветов.
        - Ася,-обратился как-то Родионов,-принесите мне что-нибудь почитать.
        - Хорошо, я спрошу врача.
        Но врач читать больному не разрешил.
        - Я сама ему буду читать,- умоляла Ася.
        Врач пристально посмотрел на девушку, чуть заметная улыбка тронула его губы.
        - Ну, хорошо, если уж сама. Только сначала покажите мне, что собираетесь читать.
        С тех пор Родионов часто засыпал под тихий голос Аси.
        - Ася! - прервал он однажды девушку.- Сегодня хватит. Спасибо. Положи, пожалуйста, книгу.
        - Вам плохо?
        - Нет. Не то. Если можешь, говори лучше ты. И выслушай меня внимательно.- Родионов взял руку девушки в свою.-Я знаю, что ты очень хорошая, добрая, отзывчивая. А я, знаешь, какая дрянь… Был таким. К товарищам, к девушкам относился так, что и вспоминать не хочется. Среди моих друзей почти нет хороших людей. Теперь вот только ты… если, конечно, ты не отвернешься от меня. Нет, нет!-Ты выслушай. Я жил эгоистом. Хотел быть всегда первым, даже там, где не имел на это никакого права. Одним словом, выбрал скользкий путь и думал, что добьюсь славы, посрамлю своих противников. А противников-то и не было. Были хорошие, достойные люди. Только сейчас я понял, что это за люди. А раньше они казались мне такими же, как я сам - карьеристами и завистниками. Я думал только о том, что они стоят на моем пути.
        Родионов замолчал. Ася решила, что ему трудно говорить.
        - Не надо. Вам… тебе еще нельзя так напрягаться.
        - Нет, нет. Я хорошо себя чувствую. И я не могу не сказать тебе всего…-Родионов, немного помолчав, продолжал:-Дружба с разными подлецами привела меня к пьянству, а потом чуть не сделала предателем, врагом Родины. И то, что я попал в больницу,- тоже результат этой дружбы, черт бы ее взял! Могло быть хуже. Спасибо тебе, врачам, что я остался жить…
        - Но при чем же здесь дружба с подлецами? Это же несчастный случай…
        - Постой, постой! Какой несчастный случай? Меня убил, ну, не убил, так хотел убить низкий и подлый человек, с которым я водил компанию. В меня стрелял,- голос Родионова понизился до шепота,- шпион. За то, что я не захотел стать его сообщником. А еще раньше… ведь я не знал… давал ему чертежи. Думал, ему нужны для работы. Он казался таким хорошим, давал мне взаймы, когда у меня кончались деньги…
        Но, вообще-то, я ему даже благодарен. Этот выстрел заставил меня по-другому взглянуть на свою жизнь, вылечил от самой страшной болезни - от неверия в людей, от неверия во все хорошее, благородное, чистое. Но человека этого надо уничтожить. Ведь он гуляет на свободе. А этого нельзя допустить.
        Пока я лежал здесь, все это мучило меня. И я не мог не рассказать тебе обo всем. Не мог, потому, что я тебя, Ася, полюбил и хочу честно смотреть тебе в глаза. И если даже ты не ответишь на мою любовь, я все равно буду любить тебя. А когда понадобится тебе моя помощь, когда тебе будет трудно, ты только скажи мне об этом, я все сделаю для тебя.
        Родионов замолчал и лежал, неотрывно глядя в окно, боясь услышать приговор.
        Ася, потрясенная признанием, сидела, опустив голову.
        За окном тихо шептались желто-багровые листья тополей.
        О чем они шептались? Может быть, о них, об их любви?
        Девушка встала.
        - Ася,- встрепенулся Родионов и торопливо вытащил из-под подушки запечатанный конверт.- Отнеси это. Адрес тут написан.
        Девушка мельком взглянула на косые неровные строчки: В управление госбезопасности.
        - Хорошо,- сказала она и, не поднимая головы, тихо вышлa из палаты.

* * *
        Глубокой ночью Краузе возвратился в свою одинокую квартиру. Не зажигая света, бросился к окнам, просмотрел улицу. Кажется, все в порядке. В последние дни беспокойство шпиона стало особенно острым.
        В Приморске он чувствовал себя значительно безопасней, растворяясь среди миллиона жителей. А на Ледяном острове казался себе акробатом на проволоке под сотнями устремленных на него глаз. Одно неверное движение, и он с головокружительной высоты полетит вниз.
        Все труднее находились невинные предлоги для поездок в Приморск, где действовали перемененные. А конспирация? Разве думал он раньше, что ему придется работать в таких условиях. Какая к черту это конспирация? Когда каждый из его помощников знает его в лицо! Завались один из них - и он, Краузе, пропал. На первом же допросе выдадут с головой. А все этот спесивый, самодовольный болван.
        Операция «Z». Да, у него, наконец, все пoдгoтoвлено. Какой сегодня день? Пожалуй, лучше всего сделать это в понедельник. Завтра встреча с перемещенными. Надo пoдгoтoвить шифровку для хозяина. И зачем этому Клeйзи знать дату операции? А впрочем, это не имеет значения. Хороший подарок я оставлю на память. Краузе улыбнулся, натянул на себя простыню.

* * *
        А в ночь с пятницы на субботу Краузе принес в крепость для передачи хозяину шифрованную радиограмму.
        - Да, кстати,- обратился он к перемещенному, уходя,встреч больше не будет. Действуйте самостоятельно. И будьте осторожны: в Москве провал.
        - А вы?
        - Моя миссия заканчивается. Вот преподнесу большевикам последний подарок и исчезну. Ох, и жарко же будет Ледяному острову! - не утерпев, похвастал шпион.
        - Наша помощь вам не нужна?
        - Нет. Будьте здоровы. Желаю удачи.
        Через два часа у Винокурова состоялось короткое совещание.
        - Теперь ясно, зачем заходил к нашему подопечному иностранный экскурсант,- сказал Винокуров, прочитав донесение хозяину.
        Подумав, он повторил:
        - Операция «Z», операция «Z»… Вот это не совсем ясно. Ясно лишь одно, что в воскресенье замышляется какая-то диверсия на Ледяном острове.
        - Мне кажется, следует немедленно взять Краузе и двух его сообщников,заметил Озеров.
        - Придется повременить до вечера. Вечером вся троица собирается в крепостной стене. На последнюю встречу.
        - Хорошо.
        - Разрешите отправиться на Ледяной остров! - поднялся молчавший Мамедов.- Мне надо сменить своего напарника.
        - Идите. Рашид. Наступает самый ответственный момент. Сейчас надо быть особенно бдительным. В случае чего, принимайте решение самостоятельно. Советоваться будет некогда.
        - Слушаюсь! - козырнул Мамедов.
        ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
        Поставив у подъезда чемодан, Дарья Ильинична вынула из сумки листок и еще раз сверила адрес, хотя давно уже выучила его наизусть. Руки, развертывающие листок, дрожали. Ну, конечно, все правильно. Морская набережная, четырнадцать.
        Сорокина давно так не волновалась. Рука ее дрожала, нажимая на кнопку звонка.
        Дверь открыла Марфа Ивановна.
        - Вам кого?
        - Сорокин… Илья Тимофеевич Сорокин дома? Я его жена. Приехала из Холмска.
        Марфа Ивановна всплеснула.руками и невольно отступила в глубь передней, потом вдруг засуетилась, заговорила:
        - Проходите, проходите. Да что же это такое! Господи, да как же это! Вы раздевайтесь. Да ведь он же считал, что вас в живых нет… Как же это…
        Сорокина встревожилась: Значит, опоздала. У него другая семья. И не хотелось этому верить, и страшно было спросить. Растерянная Дарья Ильинична стояла в передней, позабыв поставить чемодан.
        Марфа Ивановна почти силой сняла с нее пальто, потащила в комнату, усадила.
        - Вот ведь как бывает!-говорила старушка.-Сколько горя; принесла всем война, ох, сколько горя. И у меня были сыновья, а вот пришлось на старости лет жить одной.- Марфа Ивановна .смахнула .уголком головного платка навернувшиеся слезы. Спохватившись, она проворно встала.- Ой, что это я! Вы, ведь с дороги, небось, проголодались, а я со своими разговорами… Пойдемте, умоетесь пока. А я сейчас что-нибудь приготовлю.
        - Спасибо, я сыта, не беспокойтесь, пожалуйста,-с трудом выговорила Сорокина.- Но скажите же мне, наконец, что с. Ильей?
        - Ох, милая, простите меня старую. Здоров ваш Илья Тимофеевич. Только он переехал на Ледяной остров. Квартиру ему там отдельную дали, большую. Словно знали, что не одному придется ему там жить. Вот обрадуется, голубчик. Уж как часто он вас вспоминал, как горевал.
        - Вы знаете его адрес?
        - Да нет, не догадалась узнать, старая дура. Но вы его легко найдете. Он работает в управлении Морнефть. Там вам скажут. Какой сегодня день? Суббота? Да вы уж не успеете. Рабочий-то день кончается. Хотя ничего. Дежурный в управлении всегда бывает. Он вам и расскажет, как найти Илью Тимофеевича.
        Сорокина заторопилась.
        - Да вы бы хоть чайку выпили.
        - Нет, нет. Спасибо вам большое.
        Распрощавшись с гостеприимной хозяйкой, Сорокина поеxала в управление.

* * *
        Ася выполнила поручение Родионова в тот же день. винокуров, прочитав длинное письмо, спросил девушку о здоровье больного.
        - Ему хорошо.
        - Ну, ну. Ухаживайте за ним лучше.- Винокуров приветливо улыбнулся.Пусть не беспокоится. Он молодец.
        - Да? - девушка просияла, словно с нее сняли незаслуженную вину. Асе показалось, что последние слова капитан сказал специально для нее.
        - Только о том, что вы были у меня и передали это, письмо,- никому ни слова. Договорились?
        Ася молча кивнула головой.
        Винокуров проводил девушку до двери.
        Утром Родионов нетерпеливо ждал Асю.
        - Ну как, была?
        - Отнесла.
        - Сдала дежурному?
        - Нет, попросила провести к начальнику. Меня принял капитан. Фамилию не назвал. Письмо прочитал при мне и сказал, чтобы ты не беспокоился.
        - Спасибо, Асенька,-больной благодарно пожал сестре руку.- Ты даже не представляешь, какое большое дело сделала для меня. Спасибо!
        - Ничего я такого не сделала. И вообще, тебе надо поменьше разговаривать. Хочешь, я почитаю?
        - А что у тебя есть?
        - «Северная повесть» Паустовского.
        - Давай,- Родионов вытянулся на постели и счастливо улыбнулся, приготовясь слушать.
        …С каждым днем Родионов все больше и больше набирался сил. После того, как Ася отнесла письмо в управление госбезопасности, он успокоился. Огорчала только постоянная задумчивость Аси. Она стала еще дороже, но разговора об этом. он не заводил.
        Не раз он просил старшего врача выписать его, говорил о работе, врал что-то о срочном задании, но ответ следовал неизменный:
        - Скоро выпишу.
        И врач уходил, помня указание Винокурoва без его, капитана, разрешения не выпускать больного.
        Однажды, в субботу, старший врач отсутствовал. Его заменял несколько самоуверенный молодой человек, ничего не знавший о распоряжении Винокурова.
        - Доктор!-обратился к нему Родионов во время обхода.- Я же абсолютно здоров. Почему меня здесь держат?
        - Здоров, говорите? Это мы сейчас посмотрим. Сестра, принесите историю болезни.
        Врач долго изучал разбухшую за полтора месяца тетрадку с пачкой подклеенных листков. Потом выслушивал его легкие и сердце, заставлял сгибать и разгибать левую руку, сжимать и разжимать пальцы. Наконец, он пригласил невропатолога. Родионов терпеливо выполнял все требования врача.
        - Ну, что ж, я считаю, что вы действительно здоровы,-сделал заключение врач.- Вас можно поздравить. Случай был тяжелый, но вы оказались молодцом. Недельку погуляете и за работу. Считаю, что вас можно было выписать значительнo раньше.
        Торопливо переодеваясь в принесенную Асей одежду, Родионов сразу даже не заметил, как аккуратно заштопана и выглажена простреленная Сорокиным куртка, как накрахмалено и. отглажено до снежной белизны отстиранное белье.
        Ася проводила его до выхода.
        - До свидания, Ася. Спасибо тебе за все,- Родионов задержал руку девушки в своей. Хотелось сказать так много, но всегда разговорчивый, он никак не мог найти нужных слов.До свидания,- повторил он.
        - До свидания,- и девушка, опустив голову, быстро пошла обратно. Вот сейчас она скроется за поворотом коридора, и он ее больше не увидит.
        - Ася! - почти в отчаянии позвал Родионов.
        Девушка обернулась.
        - Я позвоню тебе завтра. Можно?
        Ясной улыбкой просияло личико Аси. Она утвердительно кивнула и быстро скрылась за поворотом.
        Родионов несколько мгновений слушал, как постукивали, удаляясь, каблучки Асиных туфель, потом, свободно вздохнув, широко распахнул дверь на улицу.

* * *
        Переодетый лейтенант Мамедов, не привлекая внимания прохожих, следил за каждым шагом Краузе. Ничего особенного в поведении Краузе не было. С работы он направился прямо домой.
        Вскоре к нему зашел инженер из проектного отдела. Через пять минут они вместе появились на улице и торопливо зашагали по панели. Остановились у подъезда только что отстроенного дома. Здесь человек пять-шесть сгружали с автомашин мебель, чемоданы и прочие домашние вещи. Оказалось, что инженер, заходивший за Сорокиным, переселялся из Приморска на Ледяной остров и попросил его помочь. Кроме Сорокина, пришли еще несколько товарищей новосела. С шутками, весело покрикивая, они быстро вносили вещи в подъезд. Потом все скрылись в доме, а хозяин побежал в магазин. Вскоре он возвратился с полной корзиной покупок.
        «Новоселье, видно, справляют,»- улыбнулся Мамедов и поднялся по лестнице недостроенного дома на противоположной стороне улицы. Здесь, с площадки третьего этажа, ему не только было видно, что делается в квартире новосела, но и слышно через открытое окно почти каждое слово. Да люди и не старались вести себя тихо в этот вечер. Они веселились. Музыка, смех, пение неслись через узкую улицу.
        В разгар торжества появился еще один гость. Хозяин дружески стал упрекать товарища за опоздание. Тот оправдывался, говорил, что очень торопился, но его задержали и сейчас он даже прилетел на самолете. Заметив Сорокина, он направился к нему:
        - Илья Тимофеевич,- торжественно воскликнул он,- вас ждет сегодня сюрприз!
        Все насторожились.
        - Что такое? - встревожился Сорокин.
        - Да не пугайтесь, радуйтесь! Вы никогда и не догадаетесь, что вас ждет,- возбужденно говорил гость.- К вам приехала жена. Сидит на пристани в Приморске, приедет с первым теплоходом.
        При этих словах Сорокин побледнел, как полотно; сам того не замечая, он опустился на еще не распакованную корзину.
        - Этого не может быть,-прошептал он.-Моя семья погибла.
        - Да нет же, вам говорят! Они, оказывается, эвакуировались. А все считaли их погибшими.
        Краузе попытался изобразить на лице улыбку, но получилась гримаса. Взяв себя в руки, он с трудом выговорил:
        - Вот счастье-то… Вот уж действительно сюрприз… Ну, извините, я побегу.
        - Идите, идите,- зашумели все.- Поздравляем! Бегите встречайте.
        Когда Мамедов спустился со своего наблюдательного пункта, Краузе уже бежал по улице. Лейтенант приподнял шляпу, давая знак шоферу, сидевшему в машине у соседнего дома, и торопливо пошел следом за Краузе. В машину он вскочил на ходу. Краузе бежал к порту, забыв о всякой осторожности. Придется брать,- решил Мамедов.

* * *
        Максим Ветров пришел на портовую набережную первым. Усевшись на скамейку, стал ждать Веру. После недели бешеного норда установилась удивительно тихая погода. Море, утомленное ураганом, тяжело дышало. Диск солнца, коснувшись горизонта, зажег воду. Справа и слева от него полыхали огнем две узкие полосы. Максим, любуясь закатом, все чаще и чаще посматривал на часы.
        - Максим!
        Ветров обернулся на знакомый голос. Вера не шла, а бежала, чуть задохнувшаяся и улыбающаяся.
        - Ой, опять я опоздала!
        - Пoдожди, вот получим квартиру, я тебя отучу опаздывать,- рассмеялся Ветров.- Идем скорее.- И он подхватил Веру под руку.
        Обгоняя гуляющих, они торопливо пошли вдоль набережной. Впереди в сутолоке толпились люди. Расталкивая прохожих, навстречу мчался человек. Сорокин!- удивился Максим.- Что это он как с цепи сорвался. Уже слышно было его тяжелое дыхание. Вдруг, пересекая улицу, наперерез бегущему стремительно бросился Родиoнов. Что за черт!- едва успело мелькнуть в уме геолога,- ведь он же погиб!
        - Стой, гад! - Родионов с размаху налетел на Сорокина, вцепился ему в плечо.
        Сорокин легко отшвырнул его и, не задерживаясь, бросился дальше.
        - Не уйдешь, сволочь! -взбешенный Родионов в несколько прыжков догнал Сорокина и, навалившись, вместе с ним упал на мостовую.
        Все это произошло в какие-то секунды, и не успели изумленные прохожие вмешаться, как Сорокин стряхнул с себя своего преследователя. В руке его сверкнула вороненая сталь пистолета. Пронзительно взвизгнула какая-то женщина.
        - Не добил я тебя, так на! Получай!- Сорокин выстрелил.
        В начинающих сумерках блеснула слабая беззвучная вспышка. Но Родионов вовремя ударил по руке шпиона снизу. Пуля просвистела над головами прохожих, от стены дома отскочил кусок штукатурки. Еще раз Сорокин выстрелить не успел. Рванувшись, повисла на его руке Вера, а в следующую секунду тяжелый кулак Ветрова сбил его с ног.

* * *
        С улыбкой человека, довольного собой, вошел в кабинет Винокурова Озеров.
        - Ну, Михаил Сергеевич, все в порядке. Старые развалины крепостной стены к приему Краузе и его, с позволения сказать соратников, подготовлены полностью.
        - Никакой встречи не будет,- мрачно буркнул Винокуров.
        - Как так?
        - Краузе взят Мамедовым, а Белоцерковский и этот третий - Шестов арестованы по моему распоряжению.
        - Что-нибудь случилось? - насторожился Озеров.
        - Вот именно, случилось.- И Винокуров коротко изложил историю задержания Краузе.
        ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
        Коле Муравьеву на этот раз не повезло. Страстный болельщик футбола, он все утро метался и упрашивал товарищей подменить его в этот воскресный день, на который было назначено интереснейшее, по его мнению, в сезоне футбольное состязание между командами Приморска и Ледяного острова.
        Но товарищи или тоже хотели увидеть матч, или же у них были, другие причины, но только никто не смог оказать несчастному болельщику такой услуги.
        И вот с восьми утра грустный Коля на вахте, на своей подводной станции, куда сходятся устья семи нефтяных скважин.
        Обязанности его несложны: следить за приборами и через каждые два часа брать пробы нефти и газа. В трубах шумела нефть, выталкиваемая из недр высоким давлением и увлекаемая выделяющимся из нее газом. Но Муравьев плохо прислушивался к этому монотонному шуму, думая об исходе сражения на зеленом поле стадиона.
        Часы показывали двенадцать. Мысленно Муравьев был там, на трибунах, среди возбужденных зрителей. Сейчас должно начаться! И вдруг блестящая мысль осенила его. Коля позвонил домой.
        - Катюша,-закричал он,-что передают по радио, по городской сети?
        - Не знаю. А зачем тебе?
        - Надо. Включи, пожалуйста, узнай.
        Было слышно, как простучали каблучки Кати по паркету.
        И Муравьев отчетливо услыхал такие близкие сердцу каждого болельщика звуки спортивного марша, а через полминуты голос жены:
        - Коля, ты слушаешь? Футбол транслируют.
        - Слышу, Катенька. Катенька,-в голосе Коли появилась умасливающие нотки,-положи трубку к репродуктору, я послушаю. Матч очень сегодня интересный.
        - Ты что, обалдел, Колька? Ты же на работе. Разве можно!
        - Катюша, хорошая! Я немного. У меня тут все в порядке. Ну, чуть-чуть, до первого гола.
        - Может, никакого гола вовсе не будет. Не проси, ничего у тебя не выйдет. Вот пожалуюсь Трофимову, он тебе покажет футбол,- уже более мягко сказала Катя.- Для этого он тебя принял на работу?
        - Да ничего не случится, Катюша. Сделай, а? Я тебя тысячу раз поцелую за это. Ну, две тысячи!
        - Ох, и плут! Ладно. Пять минут можешь слушать. Замечаю время.
        Марш кончился, и довольный Коля услыхал знакомый голос комментатора, своего товарища Позднякова.
        Позабыв обо всем на свете, оператор вместе с футболистами Ледяного острова отбивал стремительные атаки гостей, вместе с центром нападения прорывался к воротам команды Приморска. Долго не смолкал шквал аплодисментов, крики восторга.
        А комментатор, очевидно, не меньше Муравьева увлеченный игрой, передавал сквозь гул голосов:
        - Сейчас гости начинают с центра поля. Вот они стремительно атакуют ворота хозяев поля. Мяч у правого крайнего команды Приморска. Его атакуют двое полузащитников, но он их ловко обводит, передает мяч налево, а сам продвигается вперед… Получает обратный пасс, навешивает мяч на штрафную площадку… Здесь кто-то из защитников выносит мяч головой, но он опять в штрафной площадке в ногах у нападающих. Кто же будет бить? Удар! Штанга! Еще удар! Гол!! Нет гола. Это защитник подставил ногу, и мяч уходит на угловой. Гости будут подавать. Все игроки на штрафной. Подают. Мяч навешивается на штрафную площадку. Здесь не поймешь, что происходит. (Гул голосов превратился в сплошной рев, слова комментатора утонули в нем.) Вот мяч у Трескунова! Удар! Вратарь падает и вместе с мячом оказывается…
        Дружные крики заглушили конец фразы Позднякова.
        Муравьев случайно оглянулся и мгновенно бросил трубку.
        Над люком переходного тамбура горела красная сигнальная лампочка, а зажимы замка входного люка медленно поворачивались.
        Кто бы это мог быть?-только успел подумать Муравьев, как люк медленно открылся, и внутрь станции вошел инженер по технике безопасности, а за ним двое рабочих.
        - Что это ты не помог открыть входной люк? - сердито спросил инженер.
        - Брал пробы и не мог отлучиться,- солгал оператор, краснея.- А что это вы и в выходной день не знаете покоя?
        - У техники безопасности нет, брат, выходных дней,подмигнул Коле один из рабочих.- Надо кислородные баллоны сменить.
        Муравьев хотел было помочь вынести старые баллоны, но инженер остановил его:
        - Ты занимайся своим делом, а мы со своим справимся. Рабочий поднял тяжелый баллон за головку, но не удержал. Баллон со скрежетом скользнул по стальной переборке и грохнулся на металлический пол. Муравьев еле успел отскочить, что спасло ему ноги. Телефонная трубка соскочила с аппарата, закрепленного на переборке, и повисла на шнуре.
        - Тоже мне, техника безопасности,-проворчал Коля.- Вы так всю станцию разнесете.
        - Осторожней! Берите вдвоем!-крикнул инженер, кладя телефонную трубку на место.
        После смены баллонов инженер осмотрел станцию, поднялся к аварийной гондоле. Придраться было не к чему.
        - Ты что, новичок? - уже добродушно спросил он Колю.-Что-то я тебя раньше не видел.
        - Я недавно перевелся сюда с машиностроительного.
        - Ну, добре. Будь здоров!-простился инженер, исчезая в переходном тамбуре.
        После ухода людей время тянулось особенно томительно. Стрелка часов, похоже, задремала, убаюканная тишиной.
        Прошло всего четверть часа, а Коле, привыкшему к бурным темпам машиностроительного завода, казалось, что он торчит Здесь уже целую вечность. Он подготовил отборники и стал отбирать пробы нефти и газа. Первая, вторая… седьмая. Но что этo? Коля торопливо перекрыл краник, отставил отборник в сторону. Снизу из фланцевого соединения седьмой линии капала нефть, и еле слышно шипел газ. Оператор торопливо открыл инструментальный ящик и гаечным ключом стал затягивать фланец. Чем трудней подавалась гайка, тем реже капала нефть. Коля надел на конец ключа патрубок и всей тяжестью навалился на его конец. Так одну за другой он затянул все гайки. Течь прекратилась, только последняя капля, задержавшись, набухла лениво, нехотя.
        Муравьев затер на полу лужицу натекшей нефти, отдуваясь вытер рукавом вспотевший лоб. Успокоенный, он поставил пробы на место, спрятал ключ. А через минуту на полу вновь появился темный мокрый кружок. Коля встал на четвереньки, заглянул под трубу. Капли, набухая, отрывались от фланца и тихо шлепались на пол. Чуть пахло газом. Новая попытка оператора стянуть фланцы ни к чему не привела. Боясь сорвать болты, Коля бросил гаечный ключ.
        Ах, черт! Что же делать? Самое страшное-газ и пары бензина. Коле никогда с подобными вещами сталкиваться не приходилось. Курс техники безопасности, который он прошел, прежде чем был допущен на подводную станцию, не предусматривал такой случаи. Нет, как же. Есть!
        Коля открыл кладовку, вытащил прорезиненный полужесткий кожух и толстый шланг. С трудом навел на фланец кожух, присоединил к нему шланг. Другой конец шланга он закрепил на патрубок вытяжной вентиляции. Теперь газ и пары бензина уходили через шланг. Но долго ли? Коля понимал, что с каждой минутой течь будет усиливаться, песок разъест мягкую металлическую прокладку, и нефть и газ неудержимым потоком хлынут в помещение. И никакая вытяжная вентиляция не поможет.
        Он бросился к телефону, схватил трубку. Ни звука. Коля нетерпеливо постучал по рычагу - молчание, покрутил диск, еще раз подергал рычаг, никакого результата. Что за чертовщина! И тут он вспомнил уроненный кислородный баллон. Может, поврежден кабель? Муравьев нагнулся к латунной трубке, идущей от аппарата к полу, и озноб покоробил спину. Ударом тяжелого баллона латунь была сплющена и порвана. Через разрыв торчал прорванный провод с разлохмаченной красной бахромой ниток изоляционной оплетки.
        Пока он возился с повреждением, запах газа все усиливался. Подметки скользили по нефти. Опасения Коли оправдывались. Скорей, скорей! - торопил себя юноша.- Не успею - задохнусь.
        Наскоро соединив обнаженные концы провода, дрожащими от напряжения пальцами Коля набрал номер диспетчерской.

* * *
        - Диспетчерская слушает,-девушка включила репродуктор. Шум наполнил комнату.
        - Говорит оператор с одиннадцатой станции. Скорей… Здесь авария! На седьмой линии пробило, разъело прокладку. Заливает нефтью… и газ тоже… идет. Вентиляция не справляется. Долго не продержусь. Скорей пришлите помощь. Раньше сообщить не мог. Провод был поврежден.
        Шум в репродукторе усилился. Послышался приглушенный хлопок, и вдруг прорвавшийся в репродуктор шум сильной струи жидкости заглушил звук падающего предмета.
        - Алло! Алло! Одиннадцатая! Алло!..
        Но репродуктор молчал.
        На одиннадцатую станцию был срочно послан аварийный подводный автобус.
        Диспетчер разыскала по телефону Байрамова.
        - Вот дьявол!- выругался управляющий.-А все это арматура старого, типа, будь она неладна. Разыщите Трофимова. Мне, если понадобится, звоните в управление треста. Выезжаю туда.

* * *
        Когда хлопнул сорванный газом с трубы кожух, Муравьев резко обернулся. Струя нефти била в пол, во все стороны летели фонтаны брызг. Резкий запах газа ударил в нос. Захватило дыхание.
        Муравьев бросился к висевшему респиратору с кислородным аппаратом и, стараясь не дышать, натянул на лицо маску. Снова схватился за телефон, но задетые второпях слабые соединения порванного провода вновь разъединились. Телефон молчал.
        «Все. Конец,»-устало подумал Коля. Безразличие овладело им. Сразу почувствовал страшную тяжесть во всем теле. Так стоял он, глядя на бушующий поток. Стучало в висках.
        «Ты же комсомолец!» - мелькнуло в голове. Перед глазами, как Живые, встали товарищи, Катя. Ты не имеешь права так погибать! Коля кинулся вверх по лестнице к аварийной спасательной гондоле. Руки лихорадочно перехватывали круглые ступеньки узкой стремянки. Вот и люк, а здесь в ящичке ключ от замка.
        Когда гондола, освободившись, стала подниматься к поверхности, Коля потерял cознание. Слишком много надышался он газа.
        Забытье длилось недолго. Он очнулся от резкого толчка, когда гондола по инерции вылетела из воды и тут же плюхнула обратно.

* * *
        Корнев задраил люк аварийного подводного автобуса и метнулcя в рубку управления.
        На полной скорости, не погружаясь под воду, корабль проскочил створы порта и, развернувшись, пошел к Северному промыслу. Не доходя до места одиннадцатой станции, автобус нырнул под воду.
        «Только бы успеть,- думал Корнев.- Опоздаем на минуту, и задохнется парень.» На экране показалась стальная башня станции. Автобус сбавил скорость и стал заходить со стороны переходного тамбура, Движение подводного корабля становилось все медленней и медленней. Надо было точно положить автобус на направляющее фермы. Вдруг сферический купол, словнo живой, приподнялся и, описав плавную кривую, рухнул на дно. Из открытой полости башни вихрем вылетело облако. Дробясь на тысячи пузырей, оно устремилось вверх.
        - Что это?!-в один голос вскрикнули обступившие Корнева люди.
        - Опоздали!- Корнев выругался.- Давлением газа сорвало купол. На куполе я что-то не заметил спасательную гойдолу. Возможно, оператор и спасся. Будем всплывать.

* * *
        Ослепительный луч солнца ворвался в гондолу. Муравьев, высунувшись из люка, сорвал респиратор, легкие жадно вдыхали чистый морской воздух. Не веря глазам смотрел Коля на горизонт. Легкая зябь коробила море, на Юге, словно выросшие из воды, возвышались дома Ледяного острова.
        Вложив в уключины маленькие дюралевыe весла, Коля вяло стал грести к берегу. От боли раскалывалась голова, руки были словно из ваты. Сколько он ни греб, ему все казалось, что он не сдвинулся с места. Ветер относил его обратно. Может, отдохнуть, подождать проходящий корабль или катер?-Муравьев опустил весла и стал искать глазами спасательное судно. И вот чудо! Вдоль берега шла моторка. Коля нацепил перемазанную нефтью куртку на весло и закрутил ею над головой. Сначала катер продолжал идти прежним курсом, потом резко развернулся в его сторону. Заметили! Коля успокоился и стал ждать.
        Сoвcем рядом неожиданно закипело море. Поверхность его покрылась всплывающими пузырями. Они лопались, и знакомый удушливый запах газа расстилался по воде. Колю чуть не стошнило. Радужная пленка нефти, расползаясь, подступала к борту гондолы.
        Муравьев схватился за весла; Скорее выйти на чистую воду. Но нефть словно гналась за ним, расплываясь все шире и шире. Катерок шел прямо на участок воды, покрытый нефтью. Коля стал кричать и показывать руками, чтобы катер обошел опасное место. Но там не поняли.
        От выхлопа мотора прежде всего рванул пламенем взорвавшийся газ. Катерок развернулся и устремился к чистой воде. Затем вспыхнула нефть, и черное облако Дыма закрыло от Муравьева легкое суденышко. Огонь бежал прямо к гондоле. Коля лихорадочно греб, стараясь отойти подальше ОТ страшного места. Но огонь нeумолимо наступал. Струи пота катились по испачканному лицу юноши. Он все греб и греб, теряя силы и чувствуя всю бесполезность своих стараний.
        Спасение пришло совершенно неожиданно. Совсем рядом из воды вынырнул аварийный автобус. Коля выпрыгнул из гондолы и поплыл.
        Чьи-то сильные руки подхватили обессилевшее тело и впихнули в люк подводного автобуса.

* * *
        Вместительные трибуны недавно выстроенного стадиона были до отказа забиты зрителями. Молодая команда Ледяного острова, подбадриваемая многочисленными болельщиками, играла превосходно, оказывая опытной команде Приморска упорное сопротивление и то и дело прорываясь к воротам противника.
        На три забитых приморцами мяча в первой половине игры хозяева поля ответили двумя голами, а после перерыва счет стал 3 : 3. Каждый удачный удар по мячу сопровождался радостными криками зрителей.
        После футбола начались состязания по легкой атлетике. Спортивный праздник был в разгаре. Зрители не покидали трибун, продолжая болеть. Каждый хороший результат, объявлявшийся по радио, сопровождался гулом аплодисментов.
        - Внимание! - раздался голос диктора.- Главного инженера Морнефти просят немедленно зайти к администратору стадиона. Повторяю…
        Алексей Петрович поднялся:
        - Ты, Оля, подожди меня. Я сейчас вернусь.
        - Вас срочно просят позвонить Байрамову, - сказал ему администратор.Он в управлении.
        Не успел Байрамов сообщить главному инженеру тревожную весть об аварии на Северном подводном промысле, как Трофимов через открытое окно заметил черные клубы дыма на море. Между ними плясало желтое пламя.
        - Где у вас радиоузел? Проводите меня немедленно туда.
        - Что случилось?
        Трофимов молча показал на море.
        Оттеснив радиокомментатора от микрофонов, он, стараясь быть спокойным, сказал:
        - Товарищи! Говорит главный инженер треста Морнефть. На Северном промысле произошла авария. Нашему городу, нашему Ледяному острову грозит опасность. Немедленно все явитесь на свои рабочие места, на предприятия и в учреждения. Успех нашей борьбы с опасностью - в нашей организованности. Спокойствие, товарищи!
        Многочисленная толпа зрителей устремилась к воротам, к забору, окружавшему стадион.
        Трофимов вернулся в кабинет администратора, соединился с Байрамовым.
        - Али Гасанович, надо закрыть нагнетательные скважины, прекратить подачу воды за контур.
        - Уже дал команду,-ответил управляющий.-Кроме того, распорядился усилить отбор нефти из скважин, соседних с одиннадцатой станцией.
        - Очень хорошо. Через десять минут я буду.
        ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
        Машина с арестованными медленно продвигалась по задымленному, придавленному черной тучей копоти городу. Чтобы проехать к аэропорту, машина петляла, объезжая особенно запруженные людьми и транспортом улицы. Хлопья сажи залепляли стекла кабины, мешая водителю и еще больше затрудняя движение.
        Город сражался. На грузовиках и пешком устремлялись к месту опасности суровые, сосредоточенные люди. Надрывно ревела сирена, звучали автомобильные сигналы, тревожно разнoсился вой пожарных машин.
        Немного бледный, но спокойный, очень прямо сидел между Мамедовым и сопровождающим сержантом Краузе. Казалось, ничто на свете его не интересует и не тревожит, и лишь когда машина пересекала перекрестки, он поворачивал голоду в сторoну пылающего моря и в его белесых глазах сверкали злорадные огоньки.
        Другой арестованный, грязный и давно не бритый, с опухшим от вечного пьянства лицом, непрерывно теребил смятую со сломанным козырьком кепку. Страх, один только безумный животный страх наполнял его. Страх был и в трясущихся, быстро двигающихся в нервозном напряжении пальцах, и в бегающих мутных глазах.
        У этого опустившегося безвольного человека в жизни была лишь одна страсть - водка. И именно страсть сделала его предателем; на ней и сумел сыграть враг и полностью подчинил себе вечно жаждущего Яшку Шестова.
        И встретил-то его Краузе в пивной, где Яшка проводил все свое нерабочее, а бывало, и рабочее время. Не слишком ценной находкой был для шпиона этот пропойца, но выбирать было не из кого.
        Мамедов, получив приказ арестовать сообщника Краузе, подобрал Шестова пьяного до последней степени на улице. Когда до затуманенного сознания Яшки дошло, что он арестован, хмель мигом выветрился из головы.
        - Я не виноват, не виноват. Я все вам скажу, все!-захныкал он.
        На первом же допросе он рассказал, что инженер Сорокин приказал ему в воскресенье открыть на всасывающих линиях компрессорной станции воздушные патрубки. Для Яшки, работающего слесарем на этой станции, выполнить поручение не представляло особой сложности. Трудно сказать, сознавал ли Шестов, ослепленный посудой крупной суммы и немалым авансом, весь масштаб готовящейся диверсии. А это должно было привести у. взрыву компрессоров газгольдеров и газовых линий. Расчет врага был прост: разбавить нефтяной газ воздухом до взрывоопасного состояния, до самовоспламенения в цилиндрах компрессоров, когда машины будут переведены на форсированный режим.
        Допрос самого Краузе был отложен до Примoрска.
        …Когда автомобиль Мамедова дошел до очередного перекрестка, сбоку из Портовой улицы, на предельной скорости вылетела пожарная машина. Пытаясь избежать столкновения, старшина резко вывернул руль вправо. Машина со скрежетом рванулась вбок, взвыли тормоза, но было поздно. Удар в заднюю буферную раму отбрoсил машину Мамедова. Она едва не перевернулась, дверцы от толчка распахнулись, а конвоиры и арестованные вылетели на мостовую. Лейтенант, оглушенный падением, на мгновение потерял сознание. Придя в себя, он стал подниматься, опираясь на чью-то руку. Каково же было его удивлeниe, когда человеком, помогавшим ему, оказался Яшка Шестов. Кровь стекала по его грязной щеке: при падении он сорвал cебе бровь. Тяжело вставали с земли конвоиры.
        - Он убегаeт! Ловите!- крикнул прямо в лицо Мамедову Яшка.
        Лейтенант выхватил пистолет, но тут же опустил. Стрелять было нельзя. Краузе, мешаясь с прохожими, прячась за них, бежал к набережной.
        - Стерегите!-приказал Мамедов конвойным, кивнув в сторону Шестова, и бросился за убегающим.
        - Мне некуда бежать,- тихо, со вздохом сказал Шестов и сам полез в машину.
        Следом за Мамедовым, стуча коваными сапогами, размашисто бежал сержант.
        Рискуя свернуть себе шею, Краузе прыгал через шесть-семь ступенек портовой лестницы. Неужели не удастся спастись и теперь? Он почти скатился к парапету. На воде у гранитной кромки покачивалась лодка с подвесным мотором. К ней-то и спешил Краузе. Она была его единственным спасением. Понимал это и Мамедов. Не останавливаясь, он выстрелил, целясь в ногу, но пуля цокнула о гранит.
        Человек в лодке, заводивший двигатель, поднял на выстрел голову и в эту минуту на него с размаху прыгнул Краузе, изо всей силы ударил в грудь. Человек, нелепо взмахнув руками, скрылся под водой.
        Двигатель затрещал, и лодка, взбивая на воде пену, стала быстро удаляться от берега. Краузе, распластавшись на дне лодки, укрылся за двигателем. Преступника надо было взять живым, и Мамедов не стал стрелять. На месте происшествия уже собралась толпа. Кто-то вытаскивал из воды человека, кто-то показывал лейтенанту на стоявший в порту катер:
        - На нем можно… догнать!
        Лейтенант, а за ним и сержант бросились к причалу. Прыгая в катер, Мамедов успел прочесть на его закопченном борту: «Чайка».
        Водитель катера, старшина Гурьянов, сообразив, в чем дело, нажал на стартер. Взревев мощными двигателями, «Чайка» рванулась вслед за моторкой, крохотной точкой черневшей вдали. Но .вскоре густые клубы дыма закрыли ее.
        - За дымовой завесой прячется, гадина. Давай ищи локатором!-крикнул Мамедов сержанту.
        - Не работает.
        - А, шайтан! - по-азербайджански выругался лейтенант.
        Надо было срочно что-то предпринимать. Мамедов по радио вызвал вертолет.
        «Чайка» долго петляла в дыму. Наконец, в просвете вновь появилась моторка и тут же скрылась.
        Погода портилась. Ветер усилился. Темные облака, казалось, стлались по воде. Тем временем Краузе, понимая, что за дымовой завесой ему долго не продержаться и рано или поздно его догонят, решил воспользоваться ухудшением погоды и, выйдя из укрытия, повернул на юг. «Чайка» продолжала прочесывать полосу дыма, а когда вышла из нее, Краузе был далеко. Лишь опытный глаз Гурьянова обнаружил на гребнях волн еле заметную точку.
        - Это она, вон там,- показал Гурьянов.
        Но вскоре моторка вновь скрылась из виду.
        Мамедов понимал, что преступник не рискнет плыть к советским берегам. Он мог уйти только на юг. Поэтому, используя свое превосходство в скорости, решено было идти зигзагами, не боясь отстать от Краузе. И «Чайка» шла то на юго-запад, то поворачивала на юго-восток. Но все напрасно.
        Не отрывая взгляда от начинавшего закипать моря, Мамедов тихо ругался, кляня и пожарную машину, и себя, и этот чертов дым.
        - Вертолет! - радостно закричал сержант и замахал рукой.
        Действительно, из облаков вынырнул вертолет и, как гигантская стрекоза, повис на стометровой высоте. Мамедов установил с ним прямую радиосвязь, и поиски моторки велись теперь согласованно.
        Начинало штормить. Катер качало.
        Под вечер лейтенант обратил внимание на черную, почти не видную в сгущающихся сумерках точку, которая то пропадала в волнах, то вновь появлялась. Но катер не успел подойти. Наступила ночь.
        Шторм разыгрался не на шутку. «Чайку» бросало, как щепку. Ее узкий длинный корпус то взлетал на гребень волны, то нырял вниз. Свет фар плясал на бушующих волнах.
        В полночь в полосе света мелькнул борт лодки. В то же время cвepxy с вертолета ударил ослепительный луч прожектора. «Чайка» подошла ближе. Моторка каким-то чудом удерживалась на поверхности. В лодке, вцепившись в борт, как загнанный зверь, сжался Краузе с перекошенным от исступленной злобы и страха лицом.
        ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
        Пожар наступал на Ледяной остров, охватывая его с трех сторон. Хотя после того, как по распоряжению Байрамова прекратили нагнетание воды в пласт, сила огня несколько уменьшилась, однако опасность для города не миновала. Усилившийся северный ветер гнал горящую на поверхности моря нефть к берегам Ледяного острова. Черные хлопья сажи кружились над домами, закрывая солнце. Мрак окутал город. Даже уличное освещение мало помогало.
        Было трудно дышать.
        Но город не сдавался. Управление Морнефть превратилось в боевой штаб,
        Управляющему позвонили из резервуарного парка и сообщили, что все подводные емкости переполнены, и нефть уходит в море, усиливая огонь.
        - А танкеры?
        - Из-за огня ни один танкер не может подойти к эстакаде. -Не кладя трубки, Байрамов спросил:
        - Что делать будем, Алексей Петрович?
        - Пусть качают на южную сторону.
        - Но и там емкости переполнены.
        - Придется остановить работу других промыслов, а Северный промысел переключить на подводный трубопровод.
        - Совершенно правильно, как мы сразу не сообразили.
        - Я поеду на Северную набережную, Али Гасанович,- на ходу бросил Трофимов, направляясь к выходу,-там очень плохо, а потом в порт.
        На Северной набережной людям приходилось трудней всего. Пока Трофимов ехал туда, навстречу ему то и дело несли лежавших в обмороке людей. Попадалось много обожженных. Бросив машину, Трофимов, пошел пешком, прилипая ботинками к разжиженному жарой асфальту.
        Языки пламени полыхали почти у самой набережной. То и дело загорался то один, то другой дом. Обессилевшие от нестерпимой жары и недостатка кислорода люди едва успевали ликвидировать очаги пожара в домах.
        - Мало людей!-кинулся навстречу Трофимову Рассказов, возглавлявший добровольческие пожарные отряды.-Так долго не протянем. Потом, люди совсем задыхаются без воздуха.
        - Федор Иванович, здесь же где-то проложены воздушные линии от компрессорной.
        - Вот одна из них,- указал Рассказов на чугунный вентиль у дома.- Я их все знаю, сам прокладывал.
        Трофимов схватил брошенную кем-то кувалду и со всего размаху ударил по вентилю; Брызнули осколки раздробленного чугуна. С шипеньем вырвался холодный воздух. Труба мгновенно стала белой от покрывшего ее инея.
        - А как же буровые?
        Но Трофимов только махнул рукой.
        Холодный воздух растекался по улице.
        - Кому будет тяжело, пусть идут сюда отдышаться. На других линиях надо сделать то же.
        - Сейчас придет подкрепление!-крикнул кто-то.
        Трофимов метнулся к порту. Здесь спешно погружали на корабль детей. Огонь подошел к самым створам порта и вот-вот мог закрыть кораблям выход в море. Дети, прижимаясь к взрослым, серьезными немигающими глазами смотрели на багровые языки с черными кудрями дыма, метавшиеся из стороны в сторону за Северным молом. Но вот последняя вереница попарно выстроенных ребятишек в сопровождении немногочисленных женщин прошла по трапу на палубу Родины.
        Один за другим с тревожными гудками корабли двинулись из порта.
        У Южного мола застыли на якорях корабли-трубоукладчики, а дальше стоял «Океан». Трофимов бросился туда.
        - Не видели Виктора Николаевича Дубравина?- Трофимов тряхнул за плечо перемазанного человека в морском кителе.
        - Он там,- моряк махнул в сторону причала.
        Трофимов подбежал к группе, в середине которой, весь в копоти, сверкая белками глаз на черном лице, человек быстр давал указания окружавшим его людям.
        Трофимов с трудом узнал в нем Виктора.
        - Ну как?-тревожно спросил он.
        - Сейчас отправляю подводные буксиры с резервуарами. Попытаемся на время закрыть выход нефти на поверхность воды. Мoжет, собьем пламя.
        - А в каком положении одиннадцатая станция?
        - Сорван купол. Но башню мы совсем срезали и оттащили в сторону. Сейчас фонтан бьет свободно, ровной струёй,- и, обратившись к своим людям, Дубравин распорядился:-Ну, товарищи, по местам. Помните: становитесь над фонтаном в. два яруса. Ни одна капля нефти, ни один кубометр газа не должны подняться на поверхность, пока не заполните всех.емкостей.
        Люди кинулись к подводным кораблям.
        - Вряд ли это поможет,- покачал головой Трофимов.
        - Почему?
        - Слишком много газа. Не пройдет и пяти-шести минут, как все емкости будут заполнены.
        - Тогда попробуем отвести фонтанирующую нефть на южную сторону. Подводные ловушки уже готовы.
        - Только оборудуйте ловушки газосепараторами.
        - Зачем?
        - Нефть и газ вместе вряд ли удастся отвести на южную сторону. Но важно отвести только нефть, тогда горящий газовый факел не будет страшен. А потом мы сможем закрыть фонтан.
        - Но ведь время не ждет, Алексей Петрович.
        - Соединить сепараторы с днищем ловушки недолго. Действуйте.
        Прошло минут двадцать, и пламя стало ослабевать. Между Ледяным островом и огнем появилась чистая вода. Люди облегченно вздохнули.
        «Успеет ли сгореть на воде вся нефть, пока заполняются емкости?» -с тревогой думал Трофимов.
        Факел огня все уменьшался и уменьшался, пока, наконец, на поверхности воды не осталось несколько отдельных пляшущих на неспокойных волнах желтых язычков. Но и они один за другим стали захлебываться в бушующих волнах. Уже раздавались торжествующие крики людей, когда вдруг огненный смерч с новой силой яростно взметнулся к небу.
        - Эх! Еще бы несколько минут, и все было бы кончено,- с досадой сказал Трофимов.-Давай, Виктор, отправляй ловушку с трубоукладчиками.
        И главный инженер направился к «Океану». Оглянувшись, он крикнул:
        - Виктор, отводи сначала только нефть!
        На палубе неподвижно стоявшего «Океана» не было ни души. Но внутри его шла лихорадочная работа. Здесь готовились заткнуть пасть фонтану ледяной пробкой.
        - Какая досада!-сказал Трофимову Ахундов.-Если бы вчера не разобрали электронную аппаратуру!
        - Ашурбек, трансформатор подключен?
        - Уже, Ольга Петровна.
        - Скоро, Оля? - тихо спросил Алексей Петрович.
        - Часов через пять, не раньше. Ведь монтаж весь приходится делать заново.
        - Надо ускорить, Оля! От этого зависит жизнь людей.
        - Хорошо, постараемся.
        Как и предполагал Трофимов, отвести на южную сторону поток открыто фонтанирующей нефти и газа не удалось. Тогда газу, отделяемому от нефти в газосепараторе, дали свободный выход, а нефть по спешно проложенному трубопроводу откачивали и сбрасывали в море на южной стороне Ледяного острова.
        Огонь отступал от города. Но огромный факел продолжал пылать в двух километрах от северного берега. Это горел газ.
        Дым рассеялся, только жирные хлопья сажи продолжали кружиться в воздухе. Но вот и их разметал ветер. И тут все увидели, что уже глубокая ночь. В просветах между рваными облаками проклевывались редкие звезды.
        Непосредственной опасности для города пока не было. Измученные люди бросались на землю и забывались тяжелым, настороженным сном, готовые в любую миногу вскочить и вновь броситься на борьбу с огнем.
        В. пять часов утра «Океан» в сопровождении нескольких подводных кораблей двинулся из порта. Сотни глаз с надеждой провожали морской гигант.
        Через два часа страшный факел стал умирать, он быстро уменьшался и наконец, резко осев, исчез, словно укрылся под пенистыми волнами. Ледяная пробка наглухо закрыла выход нефти.

* * *
        Утренние лучи растворили свет настольной лампы, и в номере не стало темней, когда Сорокина вялым движением нажала выключатель. Сидя в кресле, дна не заметила как прошлa ночь. Неожиданное счастье оказалось страшным кошмаром. И вместо него в жизнь вошло что-то нелепое, страшное.
        Вечером, когда она,.волнуясь в ожидании предстоящей встречи с мужем, сидела на лестничной площадке, к ней подошёл незнакомый военный. Он привез ее, растерянную и удивленную, в гостиницу и здесь поведал страшную правду. Слез не было. Только сердце, недавно еще ликующее, сжалось в маленький комочек, да спазма цепко перехватила горло.
        За ночь Дарья Ильинична устала думать и была рада наступившему утру. Подчиняясь привычке, она умылась, безучастно глядя в зеркало на осунувшееся, сразу постаревшее лицо, причесала волосы. Взглянула на нераскрытый чемодан. Лучше бы уж скорей возвращаться дoмой, но капитан попросил ее задержаться на Ледяном острее день-два. Да и трудно было привезти ребятам ужасную правду. Они так ждали отца…
        В номер постучали, и девушка в белом передничке принесла завтрак, которого Дарья Ильинична не заказывала. Есть нe хотелось, и завтрак остался стыть на столе. Она лишь заставила себя выпить чашку кофе.
        Днем Сорокина долго и бесцельно, бродила по городу. Когда вспыхнуло море, она была на Северной набережной.
        Дарья Ильинична решительно присоединилась к группе Рассказова, которой пришлось тяжелее всего. Никто не спросил ее, кто она и откуда. За все время Сорокина не прорoнила ни одного слова. Утром, когда пожар был потушен, она, обессиленная, дoлго смотрела на море, прислонясь к гранитному барьеру набережной и прислушиваясь к наступившей тишине.
        - Вы где живете? - подошел к ней Рассказов. Он уже давно приметил эту пожилую незнакомую женщину, упорно и сосредоточенно работавшую на самых трудных участках.
        - Мне в гостиницу.
        - Идемте, я вас провожу,- и Рассказов шагнул через спящего на тротуаре человека.

* * *
        На востоке в лазурном небе все выше и выше поднималось солнце. Наступил новый светлый день. На закопченных улицах было людно. Город прoдолжал жить обычной жизнью. Лишь грозно шумело море.
        В порт входили корабли. Их приветственные гудки звучали с победной торжественностью. Сотни детей заполнили палубы.
        Трофимов, облокотившись на гранитную набережную, долго смотрел на возвращавшиеся в родной порт корабли, потом обернулся к Ольге.
        - Хорошо! - улыбнулась Ольга и нежно прижалась щекой к плечу Трофимова.
        - Очень!