Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Кретова Евгения : " Альтераты Соль " - читать онлайн

Сохранить .
Альтераты. Соль Евгения Витальевна Кретова
        Альтераты
        Молодая рок-певица Анна Скворцова мечтает о большой сцене. Неожиданное приглашение на шоу талантов «Активация» заставляет ее пойти на сделку с отцом - известным археологом и взять у него деньги в долг. Их придется отрабатывать - отец настаивает на участии дочери с археологической экспедиции. С первого дня в лагере археологов начинает происходить необъяснимое.
        Евгения Кретова
        Соль. Альтераты
        Первая серия

1
        В душной темноте трюма пахло прогорклым маслом и сыромятной кожей. Круглобокие тюки были закреплены в углу у стены. Они покачивались вместе с кораблём. Рядом через проход стояли мешки с солью. Предштормовые волны бились о борт, нашёптывая проклятия.
        Металлический стук отпирающегося засова, узкая полоска жёлтого света, шорох крадущихся к лестнице шагов. Угловатая тень в нерешительности замерла на верхней ступени, будто прислушиваясь. И в следующее мгновение стекла вниз, послушно следуя за слабым огоньком свечи. Тусклый свет метнулся к низкому потолку, выхватив из темноты высокую женскую фигуру, одетую по-мужски в льняную рубаху до колен и узкие кожаные штаны, заправленные в сапоги. Свободные концы сплетённого похожего на змею пояска повторяли очертания округлых бёдер. Светлые, цвета липового мёда, волосы были увиты в тугую косу. На лице незнакомки играла странная улыбка: затейливая смесь любопытства, торжества и злорадства.
        Рука с узким запястьем, защищённом тиснёным зарукавьем с серебряным изображениям лубочного солнца, потянулась к замызганному пологу. Отодвинув край, женщина усмехнулась: там, в чёрной мгле, в тесной клетке из занозливых досок, скрючившись, сидел её враг, закованный так, что едва мог двигаться.
        Женщина втянула носом спёртый воздух, медленно шагнула к клетке.
        - Разбудила? - она внимательно и с нескрываемым удовольствием рассматривала иссиня-чёрные кровоподтёки на тонких запястьях. Враг шевельнулся, подобрал под себя ноги, спрятал руки под грубую накидку. - А и то верно, выспишься ещё, - и добавила мечтательно: - Скоро Константинополь…
        Человек в клетке никак не отреагировал. Её это позабавило.
        - Кариотис, небось, заждался… Ещё бы: такой товар! Как думаешь, тебя сразу продадут или ещё подержат в подвалах с крысами? - она сделала один осторожный шаг, приблизив мутный кружок света к клетке. Но подойти ближе не рискнула, так и осталась стоять, держа в одной руке край просаленного полога, а в другой - подсвечник с огарком тусклой свечи.
        В полутьме мелькнула серебристая прядь волос, белая кожа.
        - Нет, тебе не такая благодать уготована, - мстительно прошипела женщина и наклонилась к своему врагу так, чтобы ни единое слово не ускользнуло, чтобы каждое впечаталось в сознание пленника. - Знаешь, Кариотис ведь - не торговец рабами, его товар - тончайшая кожа. Вначале её вымачивают в солёной воде, ещё на хозяйке, а потом аккуратно вырезают нужные куски и снимают. И чем белее кожа, тем больше Кариотис за неё получит… На твоей он обогатится, - светловолосая зло прошипела: - Ты можешь гордиться, ведьма, на ней напишут оды императору Константину. А смерть твоя развлечет Михаила Пафлагона с Зоей Порфирородной.
        В проходе мелькнул красно-оранжевый отблеск и бесшумно упал между мешками.
        - Воды. Дай воды, - прошелестел голос из-под покрывала.
        Женщина зло расхохоталась.
        - Это вряд ли! Я распорядилась, чтобы ни единая капля не коснулась тебя. И воды ты не увидишь до самой своей смерти, скорой и мучительной. А я буду её свидетелем.
        Она круто развернулась и выскользнула из закутка, оставив врага умирать от жажды. Ей в спину с укором смотрели тёмно-синие глаза.
        Щёлкнул засов, стихли шаги.
        Корабль продолжал свой путь, приближаясь с каждой минутой к конечной точке своего путешествия - порту Константинополя.
        - Воды… Дайте воды, - беспомощный хрип тонул в затхлой темноте.
        Неожиданно за завесой, около тюков с кожей, послышалось движение. Щёлкнуло огниво, яркий огонёк осветил безусое мальчишеское лицо, перебежал на огарок свечи и замер в нерешительности.
        Осторожные шаги приблизились к закутку.
        - Эй! Есть кто живой? - напряжённый шёпот, замешательство у полога.
        Человек под покрывалом пошевелился. Тихо звякнули цепи кандалов. Юноша приблизился к пологу, робко отодвинул край.
        - Я Словен, ладьяр младший. С вечора тут прячусь от дядьки мово, да, видать, и заснул… Проснулся, и слышу, будто плачет кто…
        Свет был так слаб и неверен, что пришедшему, чтобы хоть что-то разглядеть, пришлось перешагнуть через промасленный полог и придвинуться ближе, подойдя к самой клетке. Грязное, в темно-багровых пятнах, рубище пленника соскользнуло с плеч. Под ним оказалась девушка.
        - А, ты? Ты и вправду? Она? - в голосе слышалось опасение и любопытство, а в измазанных смолой руках темнел небольшой ключ с отломанным зубцом и грубым витым кольцом вместо ушка.
        Белоснежная даже в почти кромешной мгле кожа девушки искрилась январским снегом, а белые как лунь волосы серебристым шёлком падали на плечи. Тонкие руки зябко тёрли онемевшие в кандалах запястья. Из-под ржавого металла сочилась кровь. Синие глаза разглядывали нежданного гостя.
        Он был совсем юн, вряд ли достиг шестнадцати. Многие в его возрасте - уже воины, известные своей храбростью и отвагой. А этот мальчишка, светловолосый, с наивным пушком над верхней губой, явно сбежал из скита. Жизни ещё не видал, а дедовых сказок наслушался.
        - Воды, - прошептала пленница потрескавшимися губами и протянула руки узкими ладонями вверх.
        Мальчишка растерялся, будто сомневаясь, да тут же сунул найденный ключ за пазуху, засуетился:
        - Да сейчас-сейчас, - дрожащими от волнения руками отстегнул от пояса и бросил пленнице кожаный пузырь, - Нам так-то велели к пленнику ни на шаг не подходить. Дядька сказал, что до смерти зашибёт всякого, кто запрет нарушит, - парнишка хмыкнул и наивно улыбнулся: - Но он, наверно, не знает. Думает, небось, какого преступника везём императору византийскому на суд. А ты вон… девчонка… Краси-ивая какая, - вздохнул, любуясь.
        Девушка посмотрела тяжело, перевела дыхание. Осторожно, будто взвешивая каждое движение, подняла пузырь с водой и, выдернув пробку, поднесла к пересохшим губам.
        Гулко звякнули кандалы.
        Глаза пленницы распахнулись. Словен замер, как заколдованный, от пронзительно-холодной синевы этих глаз.
        Бледный луч отразился в капле, рассыпался греческим огнём по чёрным стенам трюма и заледенел. Стало тихо, будто волны за бортом с опаской прислушивались к происходящему. Пленница медленно перевернула пузырь. Прозрачная жидкость заискрилась, коснувшись плотно сжатых губ. Стекая по заострённому подбородку, груди, растекаясь по телу, рассыпаясь серебряными и золотыми брызгами, окутывала фигуру пленницы в невидимый кокон. И, странное дело, пузырь-то был наполовину пуст, а вода из него всё текла и струилась, будто небесные хляби разверзлись. Воздух наполнился морозной свежестью.
        Ржавые кандалы побелели, покрываясь мохнатой коркой инея, дрогнули и опали искрящимся песком.
        Юноша нервно сглотнул и отступил на полшага.
        - Сварог-отец, царица наша, - ладьяр выпустил мольбу, узнавая пленницу и падая на одно колено перед ней.
        Поток из кожаного пузыря замедлился, становясь вязким, как смола. Вода превращалась в белые полупрозрачные кристаллы, острыми иглами они нарастали один на другой, заполоняя пространство тесного трюма. Ледяная корка расползалась чумной тенью, захватывая все новые и новые предметы. Вот она коснулась занозистых досок клетки, въелась в них, вгрызлась острыми зубьями, рассыпала в труху.
        Словен отшатнулся: морозный узор кутал всё вокруг, сковывал серебристо-серыми кандалами, только воздух вокруг него и его восковой свечи золотился живым блеском.
        Тихий треск крошащихся досок, и серо-зелёные потоки морской воды с шумом хлынули в трюм, превращаясь под взглядом бывшей пленницы в ледяные колья, сминая дерево, железо и камень, стирая их в пыль, смешивая с морской водой.
        Корабль, протяжно вздохнув, накренился. Он ещё цеплялся за жизнь, как и горстка людей, бившихся со стихией там, на палубе: ладьяр слышал их крики и зов о помощи, но уже знал, что участь всех предрешена.
        Ледяные копья живыми змеями врывались в корабельное нутро, вышибали металлические заклёпки, разламывали и с хрустом дробили перекрытия. А в центре этого неистового клубка неподвижно властвовала белоснежная дева, словно начало и конец всего сущего. Синие глаза смотрели в темноту, ослеплённые местью.
        - Проклятье шлю на твоё племя, - исступлённо шептали губы.
        Проваливаясь в чернильную мглу, ладьяр успел заметить, как разорвалась вокруг пленницы прозрачная ледяная слюда, тонкая и податливая, будто живая. Как тянулись к нему белоснежные руки той, кого он принял по наивности за простую пленницу-рабыню. Видел её спокойное лицо, внимательные синие глаза, полные сожаления, нежности и… тоски.
        Её лёгкое прикосновение освободило от боли и принесло юноше удивление, что жизнь оборвалась так скоро и так нелепо.

2
        Наши дни, конец мая,
        Черноморское побережье, район Анапы
        Ветер гнал за горизонт редкие облака. Рваные, будто неумело скрученные нити альпаки, они тянулись бесконечно, от края до края. Солнце ещё не успело опалить степь, и та лениво нежилась, прикрываясь от побережья тёмными горами.
        Гравийка вела в сторону от Анапы, к побережью Керченского пролива. Девушка, придерживая старомодную шляпу с широкими полями, вытянула шею и какое-то время смотрела на зеленоватую полоску воды, то и дело выскакивающую из-за камней. Наполненный криками чаек воздух был пропитан степным ветром, солью и морем. Здесь особенно хотелось дышать полной грудью и подставлять бледное лицо солнечным лучам.
        Вместо этого Анна, притулившись в открытом кузове грузовика между инвентарём, рюкзаками и вязанками с сеном, угрюмо перелистывала треки и в очередной раз ставила на повтор композицию, выбранную другом Скатом для телевизионного шоу «Активация». Ребята остались там, в Москве, готовились к выступлению. «Обкатывали» нового гитариста. А она тряслась в этой идиотской машине, которая тащила ее в идиотскую, богом забытую глухомань по идиотской договоренности, которую родители, будто сговорившись, заставили исполнять.

3
        День «икс» настал для нее сразу после майских праздников, когда отец позвонил по сотовому и потребовал приехать к нему в университет. Анна полтора часа тряслась в метро, выбираясь из Южного Бутово, где они со Слайдером сводили новый трек для «Активации». Прочесав под мелко накрапывающим дождем до величественного здания МГУ, она вбежала внутрь ровно за пятнадцать минут до назначенного отцом часа. Главный вестибюль университета никогда не спал, не знал тишины, искрился смехом и гомоном, как вечно бурлящий ведьмовской котёл.
        Если есть студенческая вольница, то она тут, в этих просторных залах и коридорах.
        Девушка побежала по лестнице, направо в закуток, словно из прошлого в настоящее: серый кафель и невзрачные двери лифтов. Конечно, можно и пешком. Но шагать по запылённым ступеням прокуренной лестницы - верный способ получить обострение аллергии и посадить связки. Анна приподняла край тонкого баффа (бонданы-трансформера), натянула на переносицу, прикрыв нижнюю часть лица, скользнула через распахнувшиеся двери внутрь лифта.
        Шестой этаж.
        Девушка выскочила, торопливо прошла до углового кабинета с табличкой «Заведующий кафедрой археологии», дёрнула ручку, чтобы убедиться, что заперто.
        Успела.
        Она выдохнула с облегчением. Вынула из рюкзака бутылочку с водой, сделала несколько жадных глотков и один медленный. Бросила рюкзак на пол, села на него, поджала ноги к подбородку и прикрыла глаза. Бутылка с водой выскользнула из рук, гулко ухнулась об пол.
        В коридоре у лифтов послышалось движение: в холле показался Олег Иванович Скворцов. Он несколько постарел с их последней встречи, стал ещё суше и прямее. За ним, словно королевская свита, семенила стайка студентов.
        - Олег Иванович, а как же работа Доброгова? - пищала молоденькая короткостриженная брюнетка, забегая перед отцом, заглядывая в лицо. - Он же пишет о противоположном. Он…
        - Он дурак, - отрезал отец. - Если вы в своей научной работе намерены опираться на мнение некромантов и прочих шаромыжников, то работа Доброгова вам очень пригодится. Но я бы вам советовал обращать внимание в первую очередь на академические труды и проверенные исторические источники.
        Студентка приотстала, будто переваривая услышанное. На её место заступила другая - крашеная блондинка, крохотная и кривоногая, как австралийский пигмей.
        - Олег Иванович, а мы вас хотели пригласить в двести шестую группу на коллоквиум послезавтра, мы будем моделировать раскопки Помпеи.
        Отец остановился, посмотрел на девушку озадаченно:
        - А почему именно Помпеи?
        Студентка всплеснула руками:
        - Ну так нам Ирина Фёдоровна дала задание про Помпеи! Сами удивились, мы их ещё в прошлом семестре изучали. Придёте?
        Чем ближе подходил отец с ватагой студентов, тем острее Анна чувствовала во взглядах этих девушек, в их словах, в их наивном желании быть замеченными профессором Скворцовым… обожание.
        Открытие застало врасплох. Отца можно бояться. Ненавидеть. Злиться на него и обижаться. Но вот это благоговейное уважение на грани влюблённости - шокировало.
        Она так и сидела на собственном рюкзаке, когда компания поравнялась с ней. Кольнув дочь взглядом, Олег Иванович кивнул на дверь:
        - Заходи, - и отворил кабинет. Ватага обожателей осталась в коридоре.
        Девочки-студентки с удивлением проводили взглядами Анины дреды, уставились на обвешанный черепами и цепями рюкзак. Посторонились сочувственно, словно от прокажённой. Анна едва удержалась, чтобы не рыкнуть мультяшным «бу-у».
        - С чего такая срочность? - она бросила рюкзак в угол продавленного дивана, сама плюхнулась в центре, наблюдая исподтишка за тем, как отец передвинул стопку папок со своего стола на тумбу для принтера. Подумав, вернул документы на прежнее место. Открыл и закрыл стеклянные створки старомодного книжного шкафа, забитого книгами.
        «Нервничает?» - удивлённо мелькнуло в голове.
        Отец сел за стол, провёл руками по лицу, будто стряхивая с щёк усталость, растёр виски. Анна ждала. В кабинете было солнечно, пахло пылью и книгами. А ещё дорогим табаком. Раньше девушка бы не обратила внимание на тонкий благородный аромат, но Орлов - продюсер, с которым они работали последние несколько месяцев, - баловался сигарами и волей-неволей, работая с ним почти ежедневно, она стала замечать этот запах. Откуда, интересно, он в кабинете отца? Он ведь не курит - принципиально, считая это мальчишеством и слабоволием.
        Олег Иванович вытащил явно заготовленную заранее папку-уголок, протянул дочери через стол. Той пришлось привстать.
        - Здесь бумаги. Подпиши прямо здесь и сейчас… А то потом забудешь или потеряешь. Копии делать нет времени.
        Анна бегло просмотрела заголовки. Срочный трудовой договор на сезонные работы, обязательства, договор о полной индивидуальной ответственности, должностная инструкция, положение о порядке производства работ…
        - Это что? - девушка перевела взгляд на отца.
        Тот раздражённо развёл руками:
        - Это документы. Уговор есть уговор. Я тебе помогаю, ты отрабатываешь долг поездкой в экспедицию, - он смотрел едко, будто уже заранее жалея о затее.
        В груди стало тесно, Аня выдохнула, пальцы похолодели:
        - Я помню и не отказываюсь, - она уставилась на ровные ряды букв в договоре. - Но не согласишься ли ты на мою отработку каким-то иным способом? Без выезда из Москвы?
        В голосе было столько мольбы, сколько она не обрушивала на отца за все годы жизни вместе взятые. Отец саркастично хмыкнул, губы изогнулись в усмешке. Аня продолжила:
        - Просто с пятнадцатого июня начнётся запись первого тура «Активации». Если меня не будет в Москве, то… - она подняла на него глаза, ещё одно слово - и расплачется: - Всё зря, понимаешь? Это как если фея Золушке подарила платье и карету, но ворота замка оказались заперты.
        В висках пульсировала надежда. Но одного короткого взгляда на отца стало достаточно, чтобы понять - пощады не будет. Ему принципиально нужно именно сейчас, именно так. Анна закрыла глаза, предложила то, на что в других условиях никогда бы не решилась:
        - Слушай. Пока ты будешь в экспедиции, я могу помогать по хозяйству твоей жене… Полы мыть. Продукты приносить…
        - Ты готова унижаться, лишь бы не ехать? - в голосе отца слышалось презрение и разочарование.
        - Мне просто важно быть в Москве пятнадцатого и шестнадцатого июня. И, если мы пройдём в следующий тур, то до двадцать второго или двадцать третьего: там плотный репетиционный график и по условиям конкурса - новый экспериментальный репертуар, - она готова была взвыть: - Мне надо быть здесь эту чёртову неделю!
        Отец холодно наблюдал за ней:
        - Значит, тебе придётся истратить на это свою зарплату. Самолёты и поезда ходят по расписанию. Доберёшься как-нибудь. Озаботься этим заранее, закажи билет.
        Аня не верила своим ушам:
        - Отпустишь? Точно?
        - Мы же договорились.
        Девушка, не глядя, поставила размашистую подпись на каждом экземпляре, вернула отцу папку. Руки дрожали.
        Отец отделил из папки несколько листков формата А4, вернул дочери:
        - Здесь список прививок и медицинских обследований. И вещи, которые следует взять с собой. С этим будь максимально внимательна - лишнее не бери, необходимое не забудь, - и выразительно посмотрел: - Учти, я проверю все, включая нательное белье. Поняла?
        Она кивнула, зажав в руках мелко исписанные листки.
        Анна шумно выдохнула от одного воспоминания об этом. Он правда проверил. Прямо на вокзале, за пять минут до отправки поезда. Выкинул из рюкзака часть вещей: лишнее, по его мнению, не практичное, не удобное. Переложил из собственной сумки идиотскую шляпу с широкими полями вместо модной пиратской банданы. Сунул широкие льняные брюки с большими накладными карманами и дополнительную тёплую рубашку с длинным рукавом. Анна не возмущалась, растерянно оглядывая выброшенные на деревянную лавку вещи.
        - И куда мне это все? В помойку?
        Отец пожал плечами:
        - А твои аборигены пришли тебя провожать? - он небрежно кивнул на притихших парней - Ската и Слайдера из ее группы «Сирин». - Вот и отдай, пусть матери отвезут.
        Хоть в чем-то отец и мать совпадали - команду «Сирин» оба неизменно называли аборигенами. И еще в том, что pacta sunt servanda - договоры должны соблюдаться.

4
        Пятью месяцами ранее, Москва, квартира Анны Скворцовой
        Пронзительное ожидание счастья. Огромного. Со вкусом беды и безнадёжности. Будто судьба твоя предрешена, но тебе дозволено впитать последние крохи благодати. Будто приговорён к четвертованию, но тлеешь еще надеждой на милосердие.
        Густой аромат полыни и чабреца забивает легкие. Солнечный свет бьёт в лицо. Оранжево-жёлтый, как одуванчик, и ослепительно яркий. Из-за него слезятся глаза. Надо терпеть. Потому что - она знает это наверняка - сейчас появится Он. Всего одно короткое мгновение, и еще одна попытка увидеть Его, узнать Его.
        Она затаилась в ожидании.
        Опаляющее дуновение. И вот прямо над ней, на небесно-голубом фоне тонкий юношеский профиль. Неясная, мечтательная улыбка коснулась его губ. Солнечные блики играют, путаются в волосах, будто становясь их продолжением. Будто Он сам есть солнце. Слёзы предательски застилают глаза, скатываются по вискам, мешают. К горлу подкатывает отчаяние: вот сейчас он навсегда сольётся с полднем. Безжалостный свет смоет Его черты, украдёт единственную возможность ВСПОМНИТЬ. Оставит ее одну в ожидании новой встречи. Короткой как южная ночь и ослепительной как вспышка.
        Поворот головы, и тонкий профиль растаял под солнечным саваном.
        Только боль в глазах.
        Только тяжесть на сердце. И шаги палачей.
        Анна проснулась, услышав собственный вой.
        Мокрая от слёз подушка. Жёлтый фонарь за окном, суетливые блики надвигающейся метели. Протяжный стон полицейской сирены где-то вдалеке, видимо, на проспекте. Анна села на кровати, обхватила голову руками.
        После этого сна она всегда чувствовала себя идиоткой.
        Она НИКОГДА НИ в КОГО не влюблялась вообще. Тем более до такого состояния, чтобы как дурочка довольствоваться возможностью увидеть. Она никогда не испытывала состояния, когда распадаешься под взглядом кого-то другого, когда в животе становится горячо и - как там это описывают? Бабочки порхают?
        Она вообще относила себя к девушкам невлюбчивым. Даже сомневалась - способна ли на это загадочное чувство. Ну, вот клавишник их, Скат, например. Это же бог. Это такая харизма, что девушки в обморок падают только от одного его движения плечом. А уж если он там косичками-брейдами своими махнёт, то вообще атас - визг оглушит. Один раз какая-то фанатка выскочила на сцену и на неё, Анну, с кулаками полезла. Приревновала за то, что вокалистка рядом со Скатом стоит на выступлении. После этого случая Аня специально приглядывалась к клавишнику, вылавливая в душе хоть какую-то тень влюблённости. И ничего. НИ-ЧЕ-ГО. Ни татушки его прикольные, ни игра бицепсами, ни голос бархатный с характерной хрипотцой и вкрадчивостью мартовского кота. Чёрт, даже джинсы его обтягивающие на неё никак не влияли. Ни одной крамольной фантазии за все три года, что она его знает.
        Или, опять же, гитарист их, Слайдер. Ну вот вообще парень яркий. Во всех смыслах. Один выбитый дракон на бритой башке чего стоит.
        И это парни, с которыми есть о чем поговорить, о чем помечтать. Парни, которыми можно восхищаться: красивые, талантливые, умные - Слайдер, на минуточку, три иностранных знает свободно, стихи на них пишет. Скат такие аранжировки делает, что из любой попсы может рок-хит за пять минут сварганить, круша жанры и направления, смешивая ритмы и звучания. А какие «фишки» он с модной теперь полиритмией делал!
        И - ничего. Ни одна фибра девичьей души ни разу не шелохнулась. Ни одна мыслишка не промелькнула. Даже чувство ревности отсутствовало напрочь, когда к ним девицы липли.
        А тут… в этом дурацком, идиотском сне…
        Она сама себя презирала. Вот за это самое самоуничтожение, растворение без остатка. За потерю собственного «я».
        Дверь тихонько скрипнула, впуская кошку. Чёрная, с зелёными умными глазами-блюдцами, она уселась на пороге, равнодушно рассматривая хозяйку без всякого любопытства. Грациозно повела плечом.
        - Кис-кис, - тихо позвала её Аня, - Муська, топай ко мне.
        Кошка презрительно скривилась, но подошла ближе. Аня похлопала по кровати, в надежде, что «собачий» жест кошка не воспримет как оскорбление. Муська смилостивилась, запрыгнула на кровать, устроилась на коленях хозяйки.
        - Красавица моя, - Аня погладила гладкую шёрстку.
        Дверь приоткрылась чуть шире, вошла мама.
        - Ты опять полуночничаешь, - прошептала с укоризной. Почему ночью мама всегда шепчет? Ведь они только вдвоем. - И Муську разбудила.
        - Я не будила, она сама, - Аня прижалась носом к нежному кошачьему лобику. Острые ушки недовольно стрельнули по щекам, усы кольнули шею.
        Мама прошла в комнату, уселась рядом с дочерью. Провела рукой по подушке.
        - И плакала опять, - констатировала. - Что на этот раз?
        Аня уставала иногда от этой проницательности. Задыхалась.
        Вот и сейчас почувствовала неловкость, съёжилась и подобралась.
        - С чего ты взяла вообще, что я плакала.
        Мама выдала коронное:
        - Вот станешь матерью, тогда поймёшь, откуда мы всё знаем.
        Аня вздохнула. Мысль о невлюбчивости тревожно соединилась с осознанием невозможности материнства.
        - Мам, я красивая? - спросила неожиданно. Спросила и поняла: ей важно, чтобы мама сейчас подтвердила это.
        Мама тихо рассмеялась, спросила вместо ответа:
        - Влюбилась, что ли?
        - Ничего я не влюбилась…
        - Ну и слава богу. Я не переживу, если это окажется кто-то из твоих аборигенов, - мама погладила её по плечу.
        Аня в который раз подумала, какая мягкая и горячая ладошка у её матери. Словно степное облачко.
        - Это ты о Скате и Слайдере?
        - Обо всех, у кого нет нормального имени.
        - Я тоже для них не Аня, а Скраббл, - усмехнулась девушка, уставившись в темноту.
        Разговор с матерью постепенно разгонял мутную тревогу, выветривал странные мысли, прилипчивые, как подтаявшая карамель.
        Мама фыркнула:
        - Ну, спасибо хоть на этом… Прозвище мало-мальски интеллектуальное. А вообще ты у меня молодец. В свои девятнадцать не многие могут похвастать бюджетным местом в театральном училище и собственной рок-группой с должностью… этого, как его там у вас, - мама нахмурила лоб, вспоминая, - фронтмена!
        Дочь хмыкнула:
        - Фронтмен - это мужик-вокалист. А я, если на то пошло, фронтвумен, - поправила она мать сквозь смех. - И это не должность, это лицо группы, место в коллективе, роль.
        - А-а, один леший, - отмахнулась та, поднимаясь и забирая задремавшую было Муську с собой. - И ещё у тебя есть шанс по жизни заниматься любимым делом.
        Мама направилась к выходу, держа кошку под мышкой, но остановилась:
        - И - да, ты красивая. Очень. На бабушку похожа… Хотя мне адски не нравятся твои дреды, вечно будто башка немытая.
        Она обречённо вздохнула, зная, что тема давно закрыта и дочь не расстанется с прической, притворила за собой дверь.
        Аня слышала, как проскрипели старые половицы. С облегчением откинулась на подушку. Та оказалась влажной и холодной. Чертыхнувшись, перевернула подушку другой стороной, укрылась одеялом с головой.
        Звякнул сотовый.
        - Сегодня вообще кто-нибудь спать собирается? - проворчала девушка, вытягивая руку за аппаратом. Плоская серебристая коробочка скользнула с прикроватной тумбочки в ладонь. - Двенадцать часов!
        Видеосообщение от Ската.
        - Убью завтра, - проворчала девушка, но иконку просмотра всё-таки нажала.
        Что бы там ни говорила мама, а истинный лидер группы - это клавишник Скат. Без его музыки, его энергии «Сирин» оставалась бы только студенческим коллективом. И просто так в двенадцать часов ночи он её будить не стал бы. Анна села на кровати и включила просмотр видео.

5
        Короткий рекламный ролик о начале кастинга на шоу «Активация». Ярко-красный фон, мощный удар по открытым струнам и танцующий силуэт гитариста. Его сменяет изящная фигурка вокалистки. Вспышки фотокамер, софиты. Анна нахмурилась.
        Кастинг шёл уже месяц.
        «Активация» - шоу талантов. Оно открыло не одно имя в современном музыкальном мире. Крутая команда тренеров-наставников, музыкантов, хореографов и операторов, задача которых раскрутить имидж коллектива, дать ему новое амплуа, новую жизнь.
        В этом сезоне отбирали группы.
        Конечно, их группа «Сирин» направили заявку.
        Конечно, получили отказ. Что могли предложить ребята, записавшие песню в домашней студии Ската? Короткое видео на камеру-мыльницу. Без профессионального саундчека. Без сведения, мастеринга и вытягивания. Денег на нормальную запись тупо не было. Бред было на что-то рассчитывать. Не их сезон.
        И чего теперь Скат оживился на ночь глядя?
        «Посмотрела?» - короткое сообщение в мессенджер следом.
        «Раз сто», - набила ответ.
        «Тогда лови месседж и возрадуйся».
        Сотовый мигнул новым сообщением, на этот раз - аудио. Приятный, подчёркнуто деловитый мужской голос.
        «Добрый день, Александр, - Аня уже и забыла, что по паспорту Скат - Александр Александрович Коновалов. - Ваш телефон оказался у нас в базе. Это Артемий Орлов, генеральный продюсер шоу „Активация“, вы присылали заявку на участие. Но, судя по всему, получили отказ от наших музыкальных редакторов. Вью у вас, действительно, хардкорное… Но я слышал вас сегодня в „Даддис Паб“. Меня заинтересовала ваша вокалистка и исполненные каверы. Если ваш гитарист и ударник так же хороши, то я бы рискнул пригласить группу участвовать в шоу „Активация“. Если, конечно, ваши планы не изменились».
        Аня подскочила в кровати, зажала рот обеими ладошками, взвыла. Сотовый выпал из рук, мягко шлепнулся на одеяло, соскользнул на прикроватный коврик. Плевать! Она неистово отплясывала и мотала головой так, кончики дредов касались натяжного потолка.
        Мигнул экран телефона. Она схватила трубку, прильнула к экрану, едва дыша от счастья.
        - Это что, правда? Не монтаж? Не розыгрыш? - шипела она в телефон, чтобы не привлекать внимание матери.
        - Выходи в скайп, - коротко скомандовал Скат.
        Аня послушно рванула к ноутбуку, включила скайп.
        - Мы столько бабок не заработаем, чтобы студию нормальную снять, - лысая башка Слайдера отсвечивала золотом от люстры. - Скраббл и Гейша ещё учатся, толку от них. Мы с тобой, Скат, что-то достанем, конечно. Но этого мало. А дешевую студию снимать… Котаны, вы ж понимаете, это в молоко, толку не будет. Вы же слышали какой у них там уровень?
        - Согласна, - барабанщица Гейша терла сонные глаза, отчаянно зевала. На спинке ее кресла недовольно дергала хвостом потревоженная кошка. - Может, продать что-нибудь?
        - Гейша, чтобы продать что-нибудь ненужное, надо иметь что-нибудь ненужное, - процитировала мультяшного кота Матроскина Анна. - Когда запись, Скат? В июне? - Скат и Слайдер одновременно кивнули. - Сколько нам надо в деньгах, хоть примерно? Ну, за минусом того, что можем добыть самостоятельно?
        Скат неопределённо пожал плечами:
        - Если с нормальной акустикой, без их звукаря, то шестьсот или девятьсот рэ за час. Со звукарём где-то на косарь дороже. Допустим, сведение сделаем сами, на нашем железе, хотя Орловские звукари спалят и опозоримся опять, - он поморщился. - Мастеринг сами не сделаем, тут нужна студия. Но на длительный проект и перспективу засветиться в «Активации» можно вымутить скидку…
        - В общем, дофига, - Аня закусила губу. - Может, Орлов на своей базе нам поможет? Если мы ему интересны?
        Скат снисходительно вздохнул:
        - Эй, Скраббл, не фантазируй. Он в нас начнет вкладываться только тогда, когда мы сами покажем, на что способны. Сейчас его внимание и наше участие в шоу - аванс, потому что ему приглянулась ты.
        Аня помнила этот разговор. И как она не спала оставшуюся часть ночи, как прогуляла первые лекции в училище, а потом, едва дыша, набрала номер. Сухой голос из динамика отозвался почти сразу, после второго сигнала:
        - Алло, пап, у меня появился шанс не быть кабацкой певичкой. Может, даже ты начнёшь мной гордиться, - выпалила она на одном дыхании, боясь, что он её перебьет. - Но мне нужна твоя помощь, финансовая. Мама вряд ли сможет помочь, у нас ипотека…
        - Ты так говоришь, будто тебе понадобилось несколько миллионов.
        Она назвала сумму.
        Холодный смешок в трубке:
        - Это совсем не та сумма, на которую ты могла бы рассчитывать, - сердце девушки упало, почти перестало биться. - Но я готов обсудить. - Молчание, приглушенный шелест бумаг.
        - Что обсудить? - Анна замерла.
        - У меня нет таких денег. Современные учёные, знаешь ли, не олигархи, - он усмехнулся. - Но у меня хорошая кредитная история и официальный заработок. Я могу взять кредит, - Анна почувствовала, как в груди робко расцветает надежда. - Но…
        Сердце девушки, словно алая роза в руках Снежной королевы, сжалось и пожухло. «Но». Отец продолжал, явно параллельно что-то подсчитывая.
        - Но ты будешь отрабатывать долг.
        - В каком смысле? - Аня живо представила, как она будет оставшуюся жизнь драить полы и готовить обеды для его молодой жены и сводных братьев, и нервно сглотнула.
        - Я в своей жизни ничего задаром не получил, и тебе не советую, - его голос стал привычно резок и отстранён. Наверное, таким он отчитывает нерадивых аспирантов. - Дармовой сыр только в мышеловке.
        - Что я должна буду делать? - девушка затаила дыхание, вцепилась в телефонную трубку.
        - Летом поедешь со мной в экспедицию, - процедил отец. Анна судорожно соображала, не находя решения:
        - Но… Это невозможно, - нервно засмеялась. - Летом запись «Активации», это то, ради чего все затевается. Я не могу быть где-то в экспедиции!
        Она прижала трубку к уху в надежде, что отец сейчас признается, что это шутка. Но тот только равнодушно вздохнул:
        - Ты слышала мои условия. Летом, начиная с конца мая, ты должна быть со мной в экспедиции. Это в России, Черноморское побережье, под Анапой.
        - Да на черта я там тебе сдалась?! Я не смыслю ничего в твоей археологии! Я ничего не умею, кроме музыки, - Анна поняла, что аргументы иссякли, и отца она не убедила.
        - Ну вот и будешь нас развлекать песнями. В общем, дочь, или так, или никак.
        Гудки в трубке; полная растерянность. С отцом вот так бок-о-бок она никогда не работала. Понимала, будет невыносимо. Но как совместить это с записью шоу? И как воспримет это мама?
        Мама, однако, восприняла со стоическим спокойствием. Так, словно ее это нисколько не касалось. Они не общались с отцом почти тринадцать лет.

6
        Объект Витязево-1 исследовался третий сезон. Три года назад группа геофизиков и археологов занимались глубоководными исследованиями в акватории Чёрного моря, аналогичными тем, что проводили в две тысячи четырнадцатом болгары в ходе Black Sea Maritime Archaeology Project. Было известно, что после окончания последнего ледникового периода, примерно двенадцать тысяч лет назад, уровень воды в Чёрном море вырос и прибрежные территории оказались затоплены. Специалисты как раз и проводили геофизические исследования с целью построить карту подводных ландшафтов. Они хотели выяснить, когда поднялся уровень воды, с какой скоростью это происходило и как это влияло на жителей прибрежных районов. Сканируя дно, в одном из квадратов исследователи обнаружили более сорока затонувших кораблей.
        Учитывая нахождение на глубине при низком уровне кислорода, все корабли прекрасно сохранились. В большом количестве османские и византийские суда, скедии и лодьи-наседы, несколько новгородских шитиков. Многие конструкции были известны археологам только по описаниям.
        Восточное Причерноморье в древности считалось довольно опасным для каботажного плавания, им пользовались лишь в самых крайних случаях. Но, с другой стороны, опасные воды обусловили первую гипотезу о «кладбище древних кораблей» - оно возникло в результате многочисленных штормов.
        Первичные данные были обработаны и переданы в Российское географическое общество и Главное управление глубоководных исследований Министерства обороны с запросом на финансирование. Так у учёных появилась возможность не только исследовать корабли нескольких эпох, но и по сохранившемуся грузу (а, может быть, даже останкам) ответить на вопросы о развитии цивилизации, письменности, военных и торговых связях. Подключились чиновники. В позапрошлом году была сформирована археологическая экспедиция под руководством Аниного отца как одного из самых крупных специалистов по объектам культурного наследия средневековья. Именно тогда, исследуя снимки и данные радиоуглеродного анализа, профессор Скворцов обнаружил странную закономерность - некоторые корабли (тринадцать из обнаруженных сорока семи) имели идентичные повреждения, похожие на те, которые можно получить при взрыве. Это подтвердило их компьютерное 3d моделирование. Но следов возгорания не было обнаружено ни на одном из судов.
        Анализ поднятых фрагментов показал, что повреждения получены иным способом: волокна в местах разрывов расслоились, перетёрлись.
        О крушении судов писали с благоговейным ужасом, называли проклятием Понта Эвксинского, как раньше называли Черное море.
        За прошедший год Скворцов выяснил, что крушение терпели крупные торговые византийские суда. Почти сразу появились версии о пиратах и о контрабандистах, о несметных сокровищах - ведь глубина и сероводород сохранили затонувшие караваны нетронутыми рукой человека.
        Лагерь археологов раскинулся на пригорке, в нескольких метрах от довольно крутого и неудобного спуска к воде. Для безопасности сбили лестницу, соорудили верёвочные поручни, прикрепили к скале. Там же сконструировали платформу-лифт для оборудования и находок. Аспирант из Питера, рыжеволосый красавец Али, который вызвался показать вновь прибывшим, в том числе и Анне, лагерь, пояснил:
        - Конечно, можно было выбрать более удобный спуск, - он говорил с едва заметным южным акцентом, - но тут просто идеальная бухта, катер может подойти вплотную к пирсу. Погрузка и выгрузка из-за этого сильно упрощается. Кроме того, что немаловажно, - он выразительно посмотрел на группу молодых людей, - пирс огорожен сопками со всех сторон. Подальше от любопытных глаз.
        Анна лукаво хмыкнула:
        - А что, правда золото-брульянты копаем?
        Али странно, будто удивлённо, на неё посмотрел:
        - Во-первых, не копаем, а поднимаем - археологический памятник полностью скрыт под водой. Глубина залегания от ста до пятисот метров в сторону Керченского пролива. Во-вторых, вас не просто так заставили подписать обязательство о неразглашении… Хотя ничего ценного для чёрного рынка пока не нашли, - добавил он с иронией. - Но…
        Он многозначительно повёл плечами и прищурился.
        Весной район был взят под охрану спецслужб: несколько патрульных катеров пограничной службы ФСБ России вели круглосуточные наблюдения за квадратом и методично вылавливали нелегальных кладоискателей всех мастей и национальностей.
        Вот и сейчас, Аня видела это в бинокль, на линии горизонта дрейфовали несколько судов.
        - То есть клад там все-таки может быть? - уточнил у Али белобрысый парень, этакий типичный отличник.
        - Спросите чего-нибудь полегче, - отмахнулся он и кивнул на подошедшего к компании студентов широкоплечего юношу. - Даже если что и найдут, первыми к нему прикоснутся или глубоководные роботы, или, вон, дайверы, - добавил будто с обидой. - Знакомьтесь, кстати, Тимофей Торопов, наш водолаз.
        Широкоплечий расплылся самодовольной улыбкой:
        - Здорово новеньким и стареньким, - он энергично пожал руку Али и нескольким ребятам, очевидно, его знакомым. - Должен же быть и на нашей улице праздник. Я себе специально к труселям карман пришил потайной, чтоб туда золото-брильянты хапнуть, ежели добуду, - он подмигнул молоденьким студенткам, всем вместе и никому в частности. Кривая ухмылка, шрам над правой бровью, загорелое лицо с облупившимся носом, выцветшие в солёной воде и на солнце белёсые брови и ресницы.
        Аня фыркнула: тот ещё красавец. Развернулась решительно, направилась к отцовской палатке, с надеждой - не станет же он её все время держать у кастрюль на кухне. Хоть бы один раз в море взял, одним глазком посмотреть.
        Дайвер догнал её у кухни.
        - А ты чё, правда дочундра нашего Оза? - он ловко преградил ей путь.
        Невысокий, почти одного с Аней роста, ладный и жилистый, потёртая майка-боксерка, цветастые шорты ниже колен, растоптанные ядовито-зелёные кеды. Взгляд лукавый и нагловатый.
        - Оз? - она уставилась на него, откровенно изучая.
        Парень хмыкнул без тени неловкости:
        - Ну, Оз - великий и ужасный. Я думал, ты начитанная, сообразишь, - он почесал кончик покрасневшего носа. Аня стояла к нему полубоком, воинственно отгородившись плечом, в прищуре он не смог бы найти ничего, кроме настороженного удивления. Но, кажется, его это не смущало.
        - А ты, выходит, начитанный, - ирония в голосе девушки заставила его криво усмехнуться.
        - А чё бы нет, с умными челами третий год общаюсь, приходится соответствовать… Так чего тебя папаша припряг к землероям? Накосячила по-крупняку?
        Анна вздохнула устало и попыталась его обойти, он оказался проворней, снова вырос перед ней.
        - Не к землероям, а к кухрабочим, - отодвинув широкоплечего в сторону, прошла, наконец, дальше.
        - А меня Тим зовут, - парень снова оказался рядом, шёл широко, уверенно.
        - Мне так-то по барабану, - Аня пожала плечами.
        - Чё, не понравился? - парень чуть развернулся к ней лицом и шёл теперь спиной вперёд.
        Аня покосилась на заложенные глубоко в карманы сильные руки, скользнула взглядом по бронзовой коже плеч:
        - А ты не сторублёвка, чтобы нравиться, - отрезала.
        - И то верно, - кивнул парень добродушно, снова развернулся лицом к дороге. - Смотри, могу замолвить за тебя словечко, взять в море, на раскопки эти ваши. Или в дельфинарий, с дельфинами поплавать. Все ж хотят… Ну, с дельфинами, я имею ввиду. А никому не дают. Я бы провёл. У меня знаешь какие связи! - Он подмигнул. - Если ты, конечно, хочешь выбраться из-под кастрюльно-картофельного гнёта.
        Анна остановилась, замерла. Посмотрела через плечо на нового знакомого: тот выглядел так, будто говорил всерьёз.
        - А с чего это вдруг? - настороженно уточнила девушка, поворачиваясь к нему.
        Тот наивно похлопал выгоревшими ресницами:
        - Просто так. Считай, из гуманитарных соображений. Жалко: человек на море выбрался, а его - черепки мыть. Или чего там у вас мыть полагается?
        Аня усмехнулась, выставила вперёд указательный палец:
        - Учти, ты сам предложил, значит, я тебе ничем не обязана. Понял?
        - По-онял, - он коротко хохотнул. - Бэзвозмез-ды-но. То есть дадом, - он смешно прогнусавил, спародировав Сову из мультика про Винни Пуха и, не вытаскивая рук из карманов, направился к стоянке машин.
        Аня видела, как он завёл черный пыльный байк с хромированными боками, напялил черные солнцезащитные очки и, махнув знакомым, вырулил на просёлочную дорогу. Уже через мгновение его загорелая спина растворилась в быстро надвигающихся южных сумерках.

7
        Загрузились на катер ещё до рассвета.
        Гладкое, словно фольга, море отсвечивало нежно-розовым: солнце уже коснулось линии горизонта. На небе слабо светила ещё не успевшая спрятаться луна. Тёмные фигуры участников экспедиции скользили между камней, цепляли длинными лучами фонарей за сопки. Тим деловито принимал на борт оборудование для дайвинга, канаты, скрученные тросы, ящики и коробки неизвестного Анне назначения.
        Она молча передавала с каменистого берега всё, что оказалось сгружено у линии прибоя, и ничем не выдавала своего неведения, пока Али, принимавший оборудование в катере, не спросил, приподняв ярко-жёлтые баллоны:
        - А на кой загрузили использованные баллоны аквалангов, кто скажет?
        Аня растерялась. Она увидела их на берегу, чуть в отдалении от места погрузки, и решила, что кто-то их забыл там. Довольная своей внимательностью и зорким глазом, перетащила на берег и, конечно, сунула в катер.
        - А почему они использованные? Где это написано?
        Али поднял два баллона чуть выше головы:
        - А ты не заметила, что они легче остальных?
        Девушка закусила губу: заметила. И даже обрадовалась, что ей достались такие лёгонькие. Неожиданно на помощь пришёл Тим:
        - Да выкинь ты их на берег, и всё. Ну, не знал человек. Теперь знает. А ты устроил тут сепарацию с реституцией…
        Али отвернулся, молча проверил оставшиеся баллоны, аккуратно, чтобы не повредить, спустил пустые на берег, покосился на Тима - тот как раз перепроверял оставшиеся на борту и закреплял оборудование в оранжевых ящиках:
        - А ты вообще знаешь, что такое сепарация и реституция?
        Тим, не оборачиваясь:
        - Не-а. Нафиг мне это? Но слова прикольные, - он шмыгнул носом, распрямляясь. - Даже на тебя действуют магически!
        - Паразит ты, - пробубнил Али под общий хохот: - А я голову ломаю: при чем тут сепарация и реституция…
        Вышли в море с восходом. Тихий ласковый прилив, прозрачные волны; на глубине - разноцветная галька в лучистой сетке просыпающегося солнца. Катер набирал скорость, медленно выруливая из бухты мимо скал по мелководью.
        Анна завороженно смотрела за борт. Вода казалась живой, дышащей и родной. Гладкая поверхность сверкала и серебром, и золотом, отливала то ледяным холодом, то огненной зарей. Когда вошли в тень небольшого лысого каменного острова - пристанища русалок и крикливых чаек, - море стало чёрным, словно нефть, тяжёлым. Лицо Анны в его отражении - будто причудливая неживая маска: светлые волосы опутали лицо, серебристыми змеями уходили в чёрную глубину. Синие глаза искрились пугающей синевой. Отражение, повторяя движения своей хозяйки, чуть запаздывало: мигало медленнее, поворачивало голову с задержкой. В одно мгновение ему, видимо, надоело гримасничать и оно исчезло в чернильной глубине.
        Девушка свесилась за борт, вглядываясь в воду. Ведь такого точно не бывает, верно? Чтобы смотреть в зеркало и не видеть собственного лица? Конечно, при условии, что ты - не призрак. Анна изогнулась, почти касаясь пальцами маслянистой глади. Отражение вынырнуло из глубины, улыбнулось холодно.
        Катер резко взял вправо, набирая скорость. Поверхность моря внезапно оказалась близко, в воде мелькнуло родное и живое отражение испуганного лица и рассыпалось, бросив в глаза охапку солёных брызг. Рывок назад, медвежья хватка на лодыжке, дикий ор сквозь пелену:
        - Офигела, что ли? За борт захотела?! - Вчерашний знакомец орал в лицо, тряс неистово за плечи.
        Анна выдохнула порывисто. Ледяной волной на неё накатили запахи, звуки и понимание произошедшего: она едва не вывалилась за борт. Тим заметил, втащил на катер. На ноге краснели следы его пальцев, колено оцарапалось о борт. Али и Боря смотрели на неё настороженно, словно ожидая, что она ещё выкинет.
        - Я нечаянно, - пролепетала девушка и, обхватив колени, отползла к корме, вжалась в сырое от брызг дно катера.
        Тим закатил глаза, кажется, немного успокоился. Сел рядом, на пластиковую скамью:
        - У тебя мозги вообще есть?
        - Есть…
        - Ну так пользуйся, блин! - ругнулся Тим и, перехватив её запястье, потянул на себя, усадил рядом. Хмуро посмотрел на гематому в форме собственной пятерни: - Болит?
        Аня смущённо поправила сбившуюся бандану, тугие ленты дредов рассыпались по плечам. Она только сейчас поняла - в том отражении их не было. В нем распущенные серебристые волосы скользили по волнам, размешивая тёмную воду. В голове гулко запульсировало, сердце было готово вырваться из груди.
        Девушка прикрыла рот тыльной стороной ладони: в черно-смолистых водах отражался кто-то другой!
        Вторая серия
        За пять месяцев до этого,
        Москва,
        Бар «Daddy’s Pub»

1
        Госпожа Метелица замешивала на столичных улицах молоко пополам с грязью. Золотистые огни новогодней иллюминации рассыпались в мутной взвеси дождя, отражались в тёмных безрадостных лужах, путались под ногами прохожих. Роскошные отели, витрины дорогих бутиков и ресторанов выглядели слишком вычурными и чужими не только для гостей огромного города. Здесь все было чересчур. Слишком дорогие, взятые в кредит авто, слишком благоустроенные, обременённые ипотекой квадратные метры, слишком много работы, слишком мало времени, чтобы жить.
        Торопливо перешагивая через стянутые стылой шугой лужи, шёл человек. Верхнюю часть лица скрывал капюшон, нижнюю - клетчатый шарф. Широкие джинсы-трубы с заплатками самых экзотических цветов и форм выдавали юный возраст своего хозяина.
        Человек, бросив мрачный взгляд на застывшие в пробке машины, перешёл дорогу и поднялся на крыльцо уютного паба. Тонкое запястье в разномастных кожаных браслетах мелькнуло из-под широкого рукава куртки, пальцы сомкнулись на зеленоватой мраморной ручке.
        Одно мгновение посомневавшись, незнакомец дёрнул тяжёлую дверь на себя. Видимо, был сложный день, и сил совсем не осталось - дверь подалась только со второго раза.
        Запахло горячими гренками с чесноком, и вошедший судорожно сглотнул, сообразив, что последний раз что-то ел ровно двенадцать часов назад. Желудок тоскливо сжался.
        - Вам помочь чем-нибудь? - подошла девушка-администратор в аккуратном деловом костюме. - У нас сегодня отличный глинтвейн. Могу предложить вам столик на втором этаже, там у нас галерея, вы будете видеть зал, и слышать музыку, но в то же время сохраните уединение…
        Незнакомец рассеянно кивнул, прекращая поток предложений, посмотрел через головы гостей в зал, на освещённый полукруг сцены.
        - Спасибо, не нужно, я здесь по делу, - девушке-администратору пришлось чуть наклонить голову, чтобы расслышать ответ, а гость тем временем стремительно двинул к небольшой сцене.
        - Молодой человек, в одежде у нас нельзя! - крикнула администратор и рванула за гостем. Ловко догнав, преградила дорогу и повторила: - Молодой человек, в верхней одежде в зал нельзя.
        - Кто молодой человек? - незнакомец сбросил, наконец, капюшон, открыв девичье лицо. По плечам рассыпались серебристые змеи дредов с подвешенными к ним пиратскими монистами и этническими бусинами. Незнакомка смотрела с издёвкой, наслаждаясь тем, как вытянулось лицо администратора, как округлились глаза и часто-часто заморгали. А рот приоткрылся, собираясь что-то сказать, но слова потерялись где-то на пути мозг-язык.
        Девушка-администратор обмякла и шумно сглотнула:
        - Простите, пожалуйста, но вам лучше воспользоваться гардеробом для гостей, - промямлила она.
        Незнакомка, на вид едва восемнадцать, от силы - девятнадцать, невысокая, худенькая, темно-синие глаза смотрели с вызовом, на губах играла тонкая усмешка.
        - Опять осечка. Я и не гость, - губы синеглазой растянулись в широкой улыбке, совершенно не тронув ледяной синевы глаз. Она кивнула музыканту - высокому харизматичному мулату с густым ёжиком на одной половине головы и каскадом брейдов - на другой. - Я вот с ним… Здорово, Скат.
        Мулат кивнул, не прекращая играть. Мелодия из известного блокбастера в его исполнении едва сохранила главную музыкальную тему и угадывалась с трудом.
        - Опаздываешь, - коротко бросил он. Синеглазая скинула куртку с плеч, сунула её в угол, за колонку. - Что поем?
        - Давай «Калипсо», - мулат прищурился.
        Синеглазая кивнула и подошла к стойке микрофона.
        Взрыв - звук обрушился на гостей паба, заставил прекратить беседы и повернуться к сцене. Ритм изменился, став сумрачно-тревожным.
        Синеглазая прикрыла глаза, впитывая в себя эти звуки.
        - В потоках чёрных, Под сердцем тьмы, Где ангел ждёт… В лучах мечты, - её голос то сливался с глубоким и гулким басом, то вырывался легкокрылой птицей ввысь, нежный и звонкий, глубокий и порывистый. Поразительный эффект: каждому, присутствовавшему в зале, казалось, что эта хрупкая девушка поёт для него. - Исчезнет небо, Пройдут дожди, Но ты не скажешь мне «прощай»…
        С верхнего этажа спустился немолодой мужчина, занял свободный столик у выхода из зала. Подозвал официантку. Та, быстро приняв заказ, принесла ему два высоких стакана и бутылочку питьевой воды без газа. Мужчина скрестил руки на груди и откинулся на спинку высокого кресла. Его взгляд был обращён на тонкую фигурку в лучах софитов. Губы плотно сжались, по лицу пробежала тень, осев в уголках серых глаз.
        - И мы пойдём на небеса, Оставив на других, Мечты, дела, любовь, Надежду выжить, - повторял голос певицы, переходя в грудной регистр. Она пела так, словно это было последнее выступление в жизни. Последний раз перед тем, как уйти на небеса.
        Песня оборвалась, выбросив слушателей в вязкую тишину. Синеглазая, словно очнувшись, отошла от микрофона. Этого движения оказалось достаточно, чтобы зал взорвался аплодисментами. Девушка смущённо поклонилась, и тут же, заметив в углу пожилого мужчину, будто окаменела. Глаза потемнели, уголки губ тревожно опустились.
        - Ты в норме? - Скат подошёл сбоку, чуть приобнял за плечи, отгораживая от зрителей - её замешательство он воспринял по-своему.
        Девушка торопливо кивнула, выныривая из-под его руки и направляясь в зал, к неприветливому мужчине, продолжавшему сидеть, скрестив на груди руки.
        Она прошла через зал под любопытными взглядами гостей, замерла в полуметре от столика сердитого мужчины. Синие глаза стали неприветливо черными, губы сомкнулись в напряжённую линию.
        - Не ожидала тебя здесь увидеть.
        Мужчина оглядел её с ног до головы, зацепившись взглядом за дреды, рассыпанные змеями по плечам, презрительно скривился:
        - Признаться, я был ещё больше удивлён. Не каждый отец готов увидеть свою дочь в качестве певички в кабаке.
        - Да, не повезло тебе, - вздохнула девушка, усаживаясь на свободное кресло напротив. - Сам-то что по кабакам шляешься?
        Отец сверкнул глазами:
        - Анна! - его голос сорвался на возмущенный крик, заставив оглянуться парочку за соседним столиком. Отец взял себя в руки, прошипел: - Не смей говорить со мной в таком тоне!
        Девушка равнодушно пожала плечами, пододвинула к себе бутылочку с питьевой водой, откупорила крышку и плеснула в ближайший стакан. Поднеся его к губам, остановилась, посмотрела выразительно на мужчину:
        - Можно? - и, не дожидаясь разрешения, выпила залпом. - Так зачем ты здесь?
        Она облокотилась на тёмную, искусственно состаренную столешницу, рубашка сползла с худого плеча, оголив женственный изгиб. Отец прищурился, не в силах оторвать взгляд от странного объекта сбоку на шее: тонколапый паук с жирным брюшком. Хищные хелицеры расставлены, коготки почти впились в тонкую беззащитную кожу, ходильные ножки агрессивно согнуты, капля света играет на гладкой поверхности чёрного экзоскелета. Мужчина помрачнел и нервно сглотнул:
        - Что это?
        Девушка спрятала улыбку, автоматически поправила ворот рубашки:
        - Три дэ тату. Черная вдова. Прикольно, да? - Она, кажется, начинала успокаиваться.
        Отец прикрыл глаза, вздохнул.
        - Как давно ты занимаешься этим непотребством?
        Девушка изогнула бровь:
        - Что именно ты называешь модным словом «непотребство»? Татушку, дреды или экстрим-вокал?
        Отец дёрнул плечом, словно затвором автомата:
        - Ты прекрасно понимаешь, о чём я, не строй из себя идиотку! - парочка за соседним столиком опять оглянулась. - Как давно ты поешь в кабаках?
        Девушка тяжело посмотрела, в глазах плескалось чернильно-чёрное небо.
        - Вообще тебе повезло, это был мой дебют в этой ипостаси, - прошептала девушка, руки крепче сжали прозрачные бока высокого стакана. - Но, судя по сегодняшнему успеху, на уик-энды нас точно будут приглашать.
        Она испытующе разглядывала отца. Отметила про себя, как тот постарел - худоба ему не шла, на губах вертелся злой комментарий о том, что молодая жена плохо кормит. Анна сдержалась. Напомнила себе, что обещала матери не обострять.
        Он перестал жить с ними, когда Анне было семь. Она до сих пор помнит тот вечер, когда проснулась от нависшего над ней тревожного ожидания чего-то страшного и непоправимого. В кухне горел свет. Она встала, прошлёпала босыми ногами по коридору. Тогда она в первый и единственный раз в своей жизни увидела, как ругаются родители. Остервенело. Бесшумно. И оттого ещё более страшно.
        Отец, хищно нависнув над мамой, что-то шептал ей, выплёвывая слова, словно яд. Мама прятала лицо, закрывалась ладонями, а плечи вздрагивали от каждой брошенной отцом фразы.
        Эта сцена навсегда поставила её на сторону, противоположную отцу. Не разбираясь в причинах, не вслушиваясь в объяснения, не обращая внимания на доводы, она неистово отстаивала любую точку зрения, лишь бы не отцовскую.
        И однажды он просто собрал вещи и уехал. Официально - на раскопки, он тогда впервые получил грант на полевые исследования на Чёрном море. Из той экспедиции к ним он так и не вернулся.
        Мама повесила новые занавески и продала супружескую кровать.
        Отец иногда мелькал на горизонте, вроде даже перечислял какие-то деньги - Анна никогда не спрашивала, а мама никогда не рассказывала подробности. Года через три он женился повторно. Кажется, банально на своей студентке. Потом снова развёлся и женился ещё раз - Анна уже не вникала в подробности. Словно сводки с чужого фронта.
        За почти тринадцать лет можно было бы привыкнуть. Но не получалось. При каждой встрече в груди поднималась обида, а в воспоминании вставала та безобразная сцена в кухне и его горящие неприязнью глаза.
        - Я не хочу, чтобы ты тут пела, - отрезал отец, вырывая девушку из воспоминаний. Та удивлённо хмыкнула:
        - Мне кажется, право вмешиваться в мою жизнь ты потерял много лет назад. К тому же, я совершеннолетняя, - Анна понимала, как это предсказуемо звучит, нахмурилась. - Слушай, а чем тебе это не нравится? Я зарабатываю деньги, на свою учёбу, между прочим. Разве это плохо?
        - У тебя, насколько я знаю, бюджетное место, - сверлил её взглядом отец, то и дело отвлекаясь на татуировку паука на шее дочери.
        Она покачала головой:
        - Я музыкант. Мне нужно оборудование, микрофон, микшер профессиональный, опять же, в Щепке дают только академ вокал, мне нужен экстрим. Все эти техники… Оплачивать уроки нужно, мастер-классы, и это все недёшево стоит. Ни у тебя, ни у матери я ничего не прошу. Чем тебя это не устраивает?
        Отец бросил презрительный взгляд на Ската:
        - Мне не нравится эта компания. «Секс, наркотики, рок-н-ролл»… Что тебя, дочь археолога с мировым именем, может связывать с этим пьющим сбродом? Я не понимаю, откуда в тебе это… как к тебе это прилипло?
        Анна почувствовала: ещё мгновение, и он начнёт так же изрыгать ругательства на её голову, как тогда, в кухне. Девушка глянула исподлобья.
        - Угу, только этот археолог с мировым именем так-то не сильно заботился о воспитании дочери. Как свалил тринадцать лет назад, так и воспитание закончилось. И кстати, «пьющий сброд» - это Скат, что ли? - она невесело усмехнулась. - Он, знаешь ли, правоверный, если что… - Отец замер, девушка закатила глаза, пояснила: - он верующий, понимаешь? Им что алкоголь, что любая дурь - харам, нельзя. Скат не курит даже…
        Отец недоверчиво покосился на мулата.
        - Я готов дать тебе требуемую сумму, но чтобы ты больше здесь не появлялась…
        Девушка равнодушно покачала головой:
        - Спасибо, но нет. Timeo Danaos et dona ferentes. Страшно даже подумать, что ты потребуешь взамен. - Отец хотел что-то сказать, Анна заранее прервала: - Мне правда не интересно. И ничего от тебя не надо. Тебе есть, на кого потратить свои деньги, верно?
        Высказала и тут же пожалела, что не сдержалась, ведь обещала же. Но слово не воробей, отец уже поджал губы, смотрел уничтожающе.
        Анна встала:
        - Спасибо, что послушал мою песню, не сбежал. Ты, кстати, так и не сказал, понравилось ли тебе…
        Не дожидаясь ответа, махнула на прощание рукой и стремительно направилась к сцене. Скат дал серию битов, предваряя её следующее выступление:
        - «Лола», - скомандовала Анна, мулат кивнул и свёл ритм на «нет», сделав паузу.
        - Снова улыбнусь - пойми: лишь завтра очнусь от беды. Не утешай меня, не лги мне. Привет, знаешь, мне не стать уж прежней. Не плачь.
        Она пела на этот раз для него - старика с суровым непримиримым взглядом, назвавшим её жизнь, единственно важное в ней, непотребством. Пела, словно стараясь смыть, как грязь, приклеенный ярлык.
        Тёмная фигура поднялась из-за столика у стены. Отец, не оглядываясь, вышел из зала.
        Вроде недавно это было, а будто бы в прошлой жизни.
        «Только бы не пожалеть об этом», - Анна устало прикрыла глаза, спрятала холодные ладони между коленями, стараясь унять дрожь: видение по-прежнему беспокоило. Воспоминание о том, как все началось - испарилось без следа.

2
        - Смотри, дельфины, - Тим толкнул ее под локоть, выводя из оцепенения, указал вдаль.
        В самом деле, смоляная гладь то и дело бугрилась, взрывалась радужными брызгами, и в них, будто в волшебном облаке, скользили дельфины.
        - Три спинных плавника видишь? - Тим не сводил глаз с линии горизонта, улыбка расползалась по небритому лицу. - Один крупный - это папаша, значит. Второй, поменьше, мамка. И вооон тот маленький между ними, видишь? - парень прищурился, показал рукой на суетливый холмик между волн. - Детёныш.
        - По мне так все одинаковые, - Аня старательно пыталась найти отличия, подспудно предполагая, что дайвер над ней подшучивает: как можно что-то разглядеть на таком расстоянии? Парень хмыкнул, сочувственно пожал плечами:
        - Городская, что с тебя взять…
        - А ты откуда так хорошо в дельфинах разбираешься? - Анна равнодушно уставилась на линию горизонта.
        Тим перекинул ногу через сиденье, развернулся к девушке, полностью загородив собой обзор:
        - Так я ж в дельфинарии работаю с шестнадцати лет. В начале бассейны чистил, мыл там всё, кормил. Здесь у нас, в Анапе. В Утрише тоже работал пару сезонов, - парень мечтательно щурился, смотрел мимо собеседницы. - Они прикольные, дельфины эти. И умные. Ну, так вот, мне шестнадцать было, я как раз несколько месяцев отработал в дельфинарии разнорабочим. Кормёжку делал, то-сё, к дельфинам меня не подпускали особо. И вот отец у нас помер. Мать в больнице. А у меня сестры на руках, старшей тогда шесть было. Малой, Светке, едва годик. Щекастая такая деваха была. Да и сейчас тоже… И вот сижу я у бассейна, сортирую рыбу. И реву, чё… Пацан ещё, молодой, - он помолчал, задумавшись. Аня притихла. - А они подплыли к самому бортику, морды свои длинные высунули, на плавники встали, хвостами бьют… Понимают они всё. Данька и Ульрих, это старшие тогда были, самые опытные, что-то вроде шефства надо мной взяли: в моё дежурство всегда подплывали, норовили водой окатить, а то и к себе утянуть.
        Он неожиданно замолчал, уставился вслед удалившейся дельфиньей семье.
        - И что?
        - А…Тренер заметил, предложил мне к себе перейти. И знаешь, - он неожиданно воодушевился, склонился к девушке. Анна почувствовала лёгкий мятный аромат, смешанный с запахом моря и глубины. Соль, йод, разогретые на солнце кипарисы и что-то ещё тёмное, манящее.
        - Ульрих меня будто в стаю принял. Это он меня научил, как под водой дышать.
        Анна озадаченно молчала: шутит или нет? Кажется, серьёзно говорит.
        - Я думала - все дело в оборудовании.
        Парень снисходительно улыбнулся:
        - Да прям. Знаешь, почему я в вашей команде? Почему сейчас квадрат отрабатывает не группа профи археологов-дайверов, а простой анапский парень Тимоха Торопов? - Аня мотнула головой. Дайвер посмотрел ей в глаза: - Ну, скажи мне, на какой глубине обычно дайверы работают, знаешь?
        Девушка пожала плечами. Торопов самодовольно хмыкнул:
        - Метров двадцать или тридцать при хорошем оборудовании и маломальской подготовке. Мировой рекорд знаешь какой? Около трёхсот. Но там мужик-дайвер несколько лет готовился целенаправленно. Погружение заняло десять минут, а подъем - почти десять часов.
        - Ого!
        - Ого. И поэтому я в группе - технических дайверов в этих краях не много. А надо идти на глубину сто двадцать, а то и сто тридцать метров. Там ничего нет. Там даже не вода, а сероводород. И лучше меня эти воды никто не знает. Потому что без акваланга могу находиться под водой до восьми минут. А это что означает? Что баллона мне хватает на несколько часов больше, чем любому другому. Мировой рекорд по фридайвингу сейчас двенадцать минут, к слову сказать, - он посмотрел с вызовом: - Это Ульрих меня научил, как дышать под водой без акваланга, как двигаться, как существовать на глубине. Он меня сделал.
        Аня наблюдала. Неказистый, грубоватый парень, когда заговорил о море, будто стал выше, казался сильнее и надёжнее. А он продолжал:
        - Мне иногда кажется, что я должен был родиться рыбой. Или дельфином. Если день или два не ныряю, - он махнул рукой, - всё, помираю. Ломка прямо.
        К ним подсел Али, подмигнул девушке:
        - Он тебе ещё не надоел? Тим, судно обеспечения встало на рейд, группа водолазов из Анапы тоже с ними прибыла, так что твоя команда в сборе.

3
        Забравшись в крохотную рубку, Аня почувствовала себя селёдкой в консервной банке: сюда набилось, помимо Али, Тима и Бори, ещё семь или восемь человек, по большей части незнакомых девушке. Боря Строганов сегодня был оператором, Али проводил инструктаж и раздавал задания:
        - Дата - двадцать восьмое мая, время семь-тридцать, - он сверился с часами. - Сегодня совершается пробное погружение. Задача группы в составе руководителя поискового сектора Али Саракаева, оператора Бориса Строганова, руководителя группы технодайверов Тимофея Торопова - подтвердить сохранность объекта 2/17 с прошлого сезона, уточнить координаты залегания и произвести повторную видеосъёмку дна сонаром, получить максимально подробный план рельефа дна. Съёмку магнитметром для фиксации всех металлических аномалий проводим в следующий раз, расширенной водолазной группой. Метеосводка на период производства работ положительная, штиль. Погружение с Тороповым согласовали двойками, первая: Торопов и Сухов. На вас установка ходового конца, координаты и съёмка, если позволит время. Вторая двойка: Ильин, Лебедев. На вас съёмка и первичное исследование. Страхует Кох, на обеспечении Фадеев. Строганов на связи. Координация работ с поверхности - Саракаев, то есть я. Задача всем ясна? - Али, посмотрев в упор на Тима, перевёл взгляд на присутствующих водолазов.
        Торопов мрачно кивнул, пробурчал:
        - Ничего не трогать, никуда не соваться, расставить маячки и маркеры, быть вашими руками, ногами и глазами и подняться на борт исследовательского катера по первому требованию, - заученно повторил дайвер.
        Али удовлетворённо хмыкнул, выставил вверх указательный палец, произнёс выразительно:
        - И без самодеятельности.
        Тимофей поджал губы, но промолчал. Аня усмехнулась: явно была какая-то история, которой герой-водолаз делиться не спешил.
        Ещё некоторое время спустя, когда были завершены подготовительные работы, медосмотр спускающихся на дно водолазов, подготовлены и проверены гидрокостюмы, оборудование и инструменты, над Тимофеем и его напарником сомкнулись бирюзово-прозрачные воды. Аня перешла с нагретой солнцем, пахнущей солью и пластиком палубы обратно в рубку, к Али и Боре. По громкой связи Тим как раз сообщал, как происходит погружение.

4
        - Глубина двадцать метров, проходим зону термоклина, - приглядевшись, девушка увидела, как камеры, закреплённые на гидрокостюме Тимофея, выхватили из изумрудно-зелёной темноты скопление огромных зонтиков медуз. Они плыли, собираясь в причудливое подобие подводного ковра-самолёта, который пульсировал, дышал и искрился электрическим розовым.
        Аня притихла, больше всего на свете мечтая оказаться сейчас рядом с водолазом, нырнуть в эту пугающую чернотой бездну.
        - А какая здесь глубина? - она подсела к Али.
        - Объект 2/17 затонул на отметке восемьдесят четыре метра, - он достал из холодильника минералку, откупорил с шипением, потом протянул девушке. Аня отказалась. - Но он как бы в отдалении от основного скопления кораблей. А так глубина залегания объектов от ста двадцати четырёх метров до полутора километров, - он ткнул в карту. - Там прошла приборная съёмка, в прошлом сезоне спускали роботов. Ну, как бы человека туда и не спустишь, поэтому вот эта находка для нас - прямо находка-находка. Нашли в самом конце прошлого сезона и ещё не исследовали. Поэтому сейчас назначили повторный забор первичных данных, ну и там уже дальше будем решать.
        Аня сосредоточенно всматривалась в подслеповатый монитор: Тимофей стремительно погружался, изображение становилось все более тёмным, насыщаясь чернотой, сглатывая последние лучи солнечного света.
        - Пятьдесят метров, - прошелестел голос из динамика.
        Свет солнца постепенно пропал, вода перед камерой приобрела сине-зелёный оттенок, мутный и неприветливый. Мелкие белёсые пылинки то и дело проплывали в лучах прожектора, будто призраки. Анна видела, как некоторые из них приближались к объективу, замирали на мгновение, будто проверяли, кто посмел посягнуть на их вековой покой.
        - Что это? - прошептала девушка, сама удивившись, как сел её голос.
        - Планктонные рачки, - небрежно бросил Боря, отхлебнул минералки. - Ещё несколько десятков метров, и не останется даже их.
        Девушка присела на край свободного стула:
        - Так там, на глубине, что, совсем жизни нет?
        Али и Боря переглянулись:
        - Не считая душ погибших кораблей, единственные живые там - наш Тимоха и Гриша Сухов.
        Али добавил:
        - Мёртвая зона, известная в научной среде как анаэробная - безжизненная пустыня. Если и есть на земле прямой вход в царство смерти, то оно здесь, под тобой.
        Девушка нервно сглотнула. Ладони вспотели, вспомнилось жуткое лицо там, у скал. И отчего-то росла тревога за дайвера.
        - Восемьдесят четыре метра. Упали на дно, - сообщил голос Тимофея из динамиков. - Следов кораблекрушения пока не обнаружено. Видимость девять метров.
        - Черт, - Али с Борисом переглянулись. Снова голос со дна Чёрного моря:
        - Принимаю решение отойти от выброски.
        - Мужики, осторожнее там!
        В приглушенном голосе дайвера теперь чувствовалось напряжение:
        - Два метра от выброски на северо-запад. Три. Четыре. - Тим прошелестел в динамиках: - Пляши, Саракаев, вижу твой объект 2/17. На месте, никто не спёр. Закрепляемся.
        Его напарник дублировал сообщения, Борис отмечал в журнале их передвижения.
        - Как себя чувствуете, ребята? - Али посмотрел на обеспечивающего погружение Фадеева, щуплого молчаливого парня лет двадцати пяти.
        - Как на курорте, - отозвался Тимофей из динамика. - Тут клёво, мужики… и присутствующая дама. Тишина, пустота, никто не трындит, ходи, куда хочешь, трогай, что тебе вздумается… Да-а, поломало наше судёнышко. - Робот в прошлом сезоне и половины не заснял, надо дать ему по шее.
        - Днище будто оторвано, - голос второго водолаза, - вижу фрагменты на расстоянии от двух до десяти метров от корпуса. Дальше - плохая видимость, надо проверить. Прогуляемся, Тимох?
        - А чего б не прогуляться.
        - Отставить прогулки. Ограничьтесь панорамной фотосъемкой, - скомандовал Али. - Подробную карту прилегающих к объекту фрагментов поручим сделать ботам.
        Тимофей неохотно крякнул:
        - Вот и отправлял бы своих ботов. Чего мы тогда спустились. Вот, девушка рядом с тобой сидит симпатичная, ждёт, небось, романтики, а я только мутную лужу показываю.
        Али покосился на покрасневшую Аню, сказал подчеркнуто спокойно:
        - Торопов, не зли меня. Выкину из отряда.
        Тимофей шмыгнул носом - в динамиках шумно грохнулось и прошелестело - пробубнил:
        - «Выкину, выкину», куда ты без меня, интересно… Двигаюсь по направлению к кормовой части, вернее, месту, где она должна быть. Гриш, ты это тоже видишь?
        - Ага…
        - Что там у вас, у нас нет изображения, - Али переключил камеры.
        - Ещё один необычный случай в копилку Оза. Дно корабля словно вырезано мечом джедая. Фиксирую оплавленные края, - он увеличил разрешение, позволив наблюдающим увидеть то же, что и он сам.
        Аня, хоть и ничего не понимала и мало что могла разглядеть, вытянула шею. Серые доски, гладкие, полированные, едва припорошенные белыми хлопьями донных осадков. Под ними даже можно разглядеть тонкий греческий орнамент. В кадр попала рука в толстой перчатке, неповоротливые пальцы коснулись разрыва в деревянных плахах:
        - Может, поднять фрагмент? - предложил Гриша из динамика. - Сетка с собой. У нас ещё минут двенадцать спокойно есть.
        Али кивнул:
        - Давайте, хорошее дело.
        Тимофей и Гриша Сухов принялись придирчиво выбирать из разбросанных вблизи судна обломков подходящий фрагмент дерева.
        Аня смотрела вглубь корабля, в темноту, под палубу, истерзанную крушением. Синий луч прожектора пробивал чёрную, плотную пелену от борта до борта и упирался в пустоту. На белом мелком песке, смятые и разорванные, лежали круглые вязанки чего-то плотного, слоистого - под тонким саваном ила не разглядеть. Рядом - какое-то непонятное тряпье неопрятной кучей, железные прутья, раздавленные бочонки, перевёрнутые амфоры. Анна смотрела в дальний закуток, куда луч прожектора едва проникал. В нос ударил горьковато-приторный запах застарелого масла, дёгтя. Девушка поморщилась, принюхиваясь. Но, кажется, никто кроме неё, этого не чувствовал: ребята продолжали обсуждать поднимаемые фрагменты.
        Тим подплыл к уцелевшей палубе, завис над ней:
        - А тут что-то вроде рубки, прикиньте, - сообщил наверх и посветил на накренившуюся дощатую крышу, покосившиеся конструкции. - Это значит какого века судно-то?
        - Гадать не будем, радиоуглеродный анализ точнее скажет, - отрезал Али, - но по виду похоже на византийское торговое, начала одиннадцатого века где-то.
        - О-бал-деть… тысячу лет пролежало. Даже не верится.
        Он продвинулся над выступающим куполом рубки; Аня видела попадающие в объектив руки и фрагмент троса. Он посветил через проем внутрь короба - разбросанные вещи, перевёрнутый стол съехал к дальней стене. За оборванным тканым пологом виднелось ложе. Аня почувствовала, как её сердце пропустило удар. Тимофей продолжал обследовать судно.
        Посветил в проём выломанной стены, осторожно заглянул внутрь:
        - Мне кажется, это что-то вроде капитанского кубрика. Ну, так прилично все, с комфортом.
        - Только не туда, - прошептала Аня и закрыла рот ладонями. Али и Борис на нее оглянулись, не расслышав.
        Голос Торопова доносился как с другой планеты, слоги и целые слова пропадали:
        - Я… фи…ю… мо…у…ять…
        Али забеспокоился:
        - Тимофей, плохо слышу тебя. Возвращайся. Если слышишь меня, подними вверх один палец. Приём!
        Голос дайвера совсем пропал, превратившись в белый шум, а на экране мелькнул в выбеленном светом кружке большой палец. Аня закусила губу, смотря безотрывно на монитор, в котором сменялись мутные картинки, выхватывая из преисподней фрагменты древнего кораблекрушения: некогда богатое убранство, золото парчи, рассыпанные по полу женские металлические браслеты. Откуда она знает, что они женские? Откуда ей знаком, к примеру, вот этот, жёсткий кованый с мультяшным солнцем в центре и сценами охоты? Перед глазами вспыхнуло и погасло солнечное утро, женская рука, сжимающая поводья, и вот этот самый браслет на запястье. И смех. Звонкий. Но от него похолодело всё внутри.
        Фадеев обратился ко второму водолазу:
        - Гриш, чего там с Тороповым, связь барахлит.
        - Да нормально все, помехи какие-то, - отозвался Сухов. - Вижу его. Готовимся к началу всплытия.
        Тимофей оглянулся на коллегу, поманил рукой. На короткое мгновение экраны отразили обоих водолазов - их взаимные отражения в иллюминаторах шлемов.
        Аня подскочила, взвизгнула: на гладкой поверхности отчётливо отразилось узкое женское лицо. Синие глаза смотрели напряжённо, будто выбирая места человеческой плоти, в которые удобнее вцепиться. Тонкие губы изогнулись в зловещей ухмылке. Светлая кожа, сияющая в темноте словно январский снег, мелькнула в отражении. В ту же секунду лицо замерло маской и растаяло в темноте.
        Словно укол ледяной шпагой, Аня почувствовала холод в сердце, и тут же выскочила из рубки.

5
        Равнодушные волны лениво поворачивались под солнцем, грелись, вздыхали, ожидая окончания штиля.
        Испуганная девушка на корме крохотного дайверского катера с тентованной крышей. Ее рвало. Судороги скручивали живот, вспотевшие ладони скользили по горячему пластику.
        Боря деликатно подождал, подошел ближе.
        - Ты как? Помощь нужна? - протянул запотевшую минералку. Девушка приняла, но открывать не стала. Приложила влажный бок бутылки ко лбу.
        - Все нормально: жара, - вдохнула терпкий солёный воздух.
        Парень сочувственно посмотрел сверху вниз, шмыгнул носом.
        - Это, наверно, из-за вот твоего войлока на голове, - предположил он, косясь на серебристые змеи дредов.
        - Это не войлок, это канекалон, искусственное волокно, - пробормотала девушка, усаживаясь на мокрую палубу.
        - А зачем? - Боре, кажется, было интересно.
        Девушка прикрыла глаза, пожала плечами.
        - Сценический образ.
        Парень, кажется, был удивлён:
        - Погоди, так ты что, не историк, не археолог? Не продолжатель династии? - девушка покачала головой. - Ни фига себе… А мы были уверены, что дети Великого и Ужасного могут пойти только по его стопам. - Он присел рядом. - «Сценический образ» - это как? Ты актриса, что ли?
        Анна переложила запотевшую бутылку, прижала к виску.
        - Певица, - на восхищенно-удивлённый вздох археолога Аня лишь отмахнулась: - Не парься. Я начинающая. Пока только подаю надежды…
        - Но это все равно очень круто.
        Девушка хотела сменить тему, приоткрыла глаза - два водолаза на надувной лодке замерли у красного буя, вглядывались в темноту сонной воды. Спросила:
        - Когда первая группа поднимется?
        - Да уже. Сейчас фрагмент отправят по «лифту» и будут подниматься. - Словно в подтверждение его слов в паре метров от красного буя и группы обеспечения всплыл ярко-красный мешок. Боря обрадовался, махнул коллегам: - О, а вот и он. Ребят, сюда его!
        Из рубки вышел Али, помог затащить на борт наполненный воздухом мешок с привязанной к нему сетчатой сумкой. Аня все ещё чувствовала тошноту, поэтому была рада, что о ней временно забыли, с наслаждением прижалась лбом к прохладной бутылке с водой. Крохотные пузырьки мельтешили и искрились на солнце.
        - Круто, посмотри, Борь, вообще без повреждений, - до неё доносились восторженные голоса археологов. Аня не поворачивала голову, деревяшек она, что ли не видела. Надо было остаться на берегу, хоть искупалась бы. Или в посёлок смоталась.
        Сердце билось в непонятной тревоге и ожидании.
        - Как она может быть без повреждений, вот что меня удивляет! - возбуждённый голос Али. - Глубина залегания всего восемьдесят четыре метра, шашень сожрал бы древесину и всю органику даже за сотню лет. Вон, на «Титанике» обшивку, ткани слопал. А тут…
        - Зимние бури? - с сомнением предположил Борис. - Во время бурь и штормов сероводородный слой поднимается, своего рода дезинфекция. Не любит моллюск это.
        Аня не слушала, равнодушно смотрела на линию горизонта. Парни поливали древесину пресной водой, вытравляя из неё соль для сохранения. Девушку привлёк мутный блеск из сетчатой сумки, поднятой со дна. Она пригляделась: тиснённые зарукавья, украшенные серебряными бляхами с изображением лубочного солнца. В груди что-то недобро сжалось, колючие иглы впились в горло. В глазах потемнело. Анна затаила дыхание, будто погружаясь на дно. Ледяная вода проникала в гортань, заливала лёгкие, вымораживала внутренности.
        Девушка схватилась за борт катера.
        Чернота вокруг стремительно сгущалась, солнце спряталось за рваными облаками, будто укутанное мороком. Волны, только мгновение назад нежившиеся на солнцепёке, оживились, угрожающе расправляя покатые плечи.
        Будто сквозь пелену девушка слышала голоса ребят, чувствовала зловещую суету в надувной лодке. Кажется, до неё донеслись слова «экстренное всплытие» и «кессонка». Может быть, она когда-то знала значение этих слов.
        Волнующееся, тревожно вздыхающее море побагровело.
        Анна отчётливо видела, как над мутной поверхностью вод белёсым призраком разрастается буря. Другая. Не здешняя. Будто зеркальное отражение.
        Тени фантомных волн обрушивались на небольшое средневековое судно, хрупкое, двухмачтовое. Крики людей, зовы о помощи. Разломанные в щепки весла метались по бурунам. Один из них ударил в грудь корабля, хлестнул пеной, слизывая мореходов. Над судном взметнулся чёрным крылом предсмертный вал, укрыл собой, смял, изуродовал. Девушка всхлипнула, закрыла рот рукой.
        Из немилосердных вод поднималась она. Хрустально прозрачные, будто сотканные из лунного света одежды, белые волосы, отсвечивающая белизной кожа, тонкие черты. Синие глаза смотрели пристально, гипнотизируя и сгибая волю. Губы шептали… Анна не могла разобрать ни слова.
        На мгновение мираж застыл стопкадром немого кино, и призрак начал таять, рассыпаясь над водой снежной бурей. Черные волны замерли, будто схваченные ледяной коркой. Наслаиваясь одна на другую, они крошились, рассыпались хрупкой слюдой.
        Анна чувствовала, как такой же фантомной волной в сердце поднимается необъяснимая обида, злость, как легкие начинает распирать от ослепляющей ненависти.
        Третья серия

1
        - Капитан, фиксирую эхоактивность в зоне археологических исследований, - капитан судна обеспечения, капитан первого ранга Рыбаченко, внимательно посмотрел на монитор: на зелёном поле мигала точка дайверского катера, рядом с ней - расплывчатое пятно, которое то появлялось, то исчезало. Дежурный офицер предположил: - Надвигается гроза, может, помехи.
        Меньше всего Рыбаченко любил гадать на кофейной гуще. Нахмурился:
        - Что значит, «может быть»? Проверяйте, - коротко скомандовал.
        Внезапно возникший штормовой фронт так же неожиданно растаял.

2
        Анна очнулась от истошного крика: кто-то звал её по имени. Перед девушкой стоял Али и неистово тряс её за плечи. Она уже почти вынырнула из внезапного наваждения, как подбежавший из рубки Борис окатил её ледяной водой. Девушка вскрикнула и осела на палубу:
        - Что случилось? - зубы стучали от холода, тело трясло, но Анна пришла в себя. Она обхватила плечи руками, подставила лицо солнцу. Молодые археологи беспомощно переглядывались.
        - Да сами толком ничего не поняли. Ветер резко поменялся. Холодный фронт из-за горизонта, быстро приближающийся шторм. И в одно мгновение все стихло.
        Аня кивала, куклой-неваляшкой раскачиваясь на мокрой прорезиненной палубе.
        - Хорошо, парни тогда не всплыли ещё. Когда все началось, они как раз на шестиметровой отметке отсиживались, декомпрессию проходили.
        - Говорят, у них там тако-ое было…
        Аня встрепенулась, вспомнив мраморное лицо призрака:
        - Что?
        - Тимоха видел, как корабль под воду ушёл. Не наш. А тот, который уже давно на дне.
        - И ещё, будто днище как лезвием срезано, и из него полезло что-то, - Боря пожал плечами.
        Али отмахнулся:
        - Небось, азотный наркоз, вот и глючит парня.
        Анна знала, что «не глючит», но промолчала.
        Восковое лицо подводного призрака стояло перед глазами…
        Словно в довершение неспокойного дня ночью опять приснился неясный образ незнакомого юноши. Грудь разрывало от любви и боли, пока её не пронзила ледяная стрела, пригвоздив к волглым простыням, а по спине пополз липкий холодок. И вот уже - сине-чёрная темнота и холодное дыхание у виска. Мутный силуэт из морской глубины, из преисподней. Невнятный шёпот. Треск свечи. Скрип рассохшихся половиц. Навязчивый запах прогорклого масла и чёрной смолы. Плотная, как покрывало, мгла застилает глаза, забивает лёгкие. Мгла рассеивается в белёсую муть, руки хватают её лохмотья, рвут эти ленты погребального савана и соскребают до пустоты.
        Анна кричала.
        Подхваченный испуганными чайками вопль поймали притихшие волны, торопливо унесли по яркой лунной дорожке к горизонту.
        Анна дрожала. Вцепившись в собственные руки, до крови исцарапала кожу. Теперь багровые полосы темнели в свете светодиодного фонаря.
        Девушка спустила ноги с кровати, нащупала холодные тапочки, вышла из палатки. Ветер мягко обнял за плечи, погладил лицо.
        - Княжич, - хриплый голос у самого уха.
        Анна испуганно выдохнула и оглянулась в пустоту: лагерь археологов спал.

3
        Днем, спрятавшись в тени навеса, она чистила четвёртый килограмм картофеля. Гора очистков медленно росла, в наушниках гремела музыка, к которой всё никак не рождались стихи: Скат сделал ещё одну аранжировку, она была крутая, но слова песни так и не складывались.
        Даже сейчас, в лучах полуденного солнца, Анна дрожала.
        Кто-то дёрнул за проводки. Музыка пропала из левого уха, в правом стала звучать плоско и безлико.
        - Привет работникам неумственного труда! - Тим перевернул вверх дном алюминиевое ведро, плюхнулся на него, усаживаясь рядом с Анной.
        Та неприветливо глянула на него, но промолчала. После пробного погружения прошло два дня, и он ни разу за это время не подошёл, не поговорил, не рассказал, что было там, на глубине. А она спрашивала, затаив дыхание, ждала - он только отшучивался в ответ. Вот и сейчас, чего, спрашивается, припёрся?
        Анна насупилась, взяла в руки следующую картофелину. Тим понимающе кивнул:
        - Обиделась, да? - девушка вырезала кончиком ножа желтоватые глазки. - Правильно. Я бы тоже обиделся. - Он прищурился и посмотрел на палящее зноем солнце. - Но, если тебе интересно, расскажу.
        - Не интересно, - отрезала девушка, отправляя очищенный корнеплод в ведро с водой.
        - Тогда тем более расскажу. Гришка не видел ничего, кстати. Так что имей ввиду, Али может быть прав, и всё это - проявление азотки…
        Он подождал, наблюдая за тем, как девушка с остервенением чистила уже очищенную картофелину, вздохнул:
        - Не знаю, как объяснить. Знаешь, мультики когда рисуют, фигурку изображают на прозрачной плёнке. И делают много-много повторений, чтобы фигурка начала двигаться, оживать…
        - Сейчас всё на компе делают, - Анна старалась сохранить равнодушную маску на лице.
        - Ну, принципы-то те же. Я на ютубе видел, - авторитетно заявил парень. - Короче. Дело было так. Нам ещё шесть метров подниматься, зависаем по инструкции. Думаем о жизни, о планах. Я стихи сочиняю, чтоб тебя очаровать при всплытии. «Потомок грозных королей влюблён как пылкий дуралей»…
        - Это уже до тебя сочинили. В мультике про диких лебедей, - Анна снисходительно покосилась на него, бросила картофелину к очисткам. Чертыхнулась под нос, спохватившись. Подобрала торопливо и бросила, наконец, в ведро с водой.
        - Да? - Тим изобразил удивление, ухмыльнулся, наблюдая за суетой вокруг клубня. - Ну, значит, вспоминал… Прикинь, вокруг даже медуз нет.
        - И долго так «зависать» приходится?
        - Ну, минут сорок. Если на глубине не больше тридцати минут был, - он взял второй нож и принялся помогать девушке, срезая кожуру тоненько-тоненько, бережно. Аня покосилась на его ловкие руки, закусила губу. А дайвер продолжал: - И вот будто волна пошла не горизонтально, а вглубь. Это и Гриха видел, подтверждает. В ушах - свист, и будто разговор в динамиках. Мы «приём, вас не понять». А оттуда шёпот. Язык не наш вроде даже, - он пожал плечами. - Тут парни врываются, сообщают о приближении шторма.
        - Это опасно?
        - Конечно. На глубине-то все более-менее спокойно, но выброску будет рвать. Ребята на поверхности, катер рискует перевернуться. Но нам ещё тридцать минут болтаться. Иначе - кессонка. Пока под водой пузырьки азота скапливаются в крови, при резком всплытии слипаются, проникают в ткани. Кровь «закипает» как бы. Короче, каюк, - он отправил дочищенный картофель в ведро. - Оно, конечно, рядом корабль обеспечения, там врач, барокамера специальная. Но рисковать все равно очково. Решили с Грихой подождать. Как бы, даже если шторм начинается, не сию же минуту он нагрянет…
        Он замолчал, задумавшись:
        - И что? - Анна затаила дыхание. - Рябь пошла, что дальше-то?
        - Рябь пошла. Потеря связи. Даже с Гришкой друг друга перестали слышать. Сигнализируем друг другу, перемигиваемся. Море, хоть мы и на глубине ещё, будто закипело. Тени с поверхности. Смотрю: откуда ни возьмись над нами прямо - днище корабля. Не наш катер, наш катер метрах в пяти болтается, в сторонке. И вообще днище не современного судна, а древнего какого-то… Ладья или как там их называли. Метров тридцать в длину, что-то около восьми в ширину. Накренилось кормой вниз. И прямо на нас с Гришкой, значит, заваливается. Стремительно, будто на дно его кто утягивает. Весла в щепки. На нас прёт, прям всей массой налегает, темнота вокруг, них… - он запнулся, покраснел. - Ничего не видно. Только я понимаю, что корабль этот над головами нашими - не настоящий.
        Анна схватила его за руку:
        - Как ты это понял?
        Тимофей с удивлением покосился на девичьи пальцы на своем запястье, откашлялся:
        - Вот щас не ржать только…
        - Не буду, - Анна едва удержала себя, чтобы не сложить ладони на манер молящейся Магдалены.
        Тимофей с сомнением уставился на неё, вздохнул.
        - Прозрачный он был, светился в темноте. Будто из лунного света собранный. - Он не сводил с неё глаз, отчётливо улавливая, что девушка от него что-то скрывает и интерес её - не простое любопытство.
        Она закусила губу, задумчиво повторила:
        - Прозрачный…
        - Угу, типа того. Призрак. На глубине метров трёх от поверхности его как консервную банку вскрыло что-то изнутри.
        - Из трюма?!
        Он кивнул:
        - Днище оторвало и отбросило в сторону. А из трюма выбралось что-то белое.
        - Это не что-то, это кто-то. Женщина, - подсказала девушка.
        Парень отбросил в ведро очищенный клубень.
        - Похоже на то. Женщина молодая… Знаешь. Вода при температуре около нуля становится хрупкой. Одно движение, и кристаллизуется. И вот я тебе поклясться могу - вода с её появлением стала густой, липкой, как майский мёд. Замерла на мгновение. И от этого призрака ледяными пиками холод идёт. Как морской ёж глубина ощетинилась. - Тимофей дотронулся до своей груди: - Вот здесь даже студёно стало.
        Он перестал рассказывать, застыл. Но Ане этого оказалось мало.
        - И куда она подевалась, эта женщина из корабля?
        - Корабль сквозь неё прошёл, лёг на дно. Как раз на то место, где и находится сейчас. А женщина медленно всплыла на поверхность.
        Анна вспомнила, как призрак поднимался из встревоженных вод, сглотнула подкативший комок.
        - Как думаешь, кто это может быть?
        Парень пожал плечами:
        - Воды древние, чего здесь только не может быть. Но это всё, конечно, глюк. Не было этого ничего, - он испытующе взглянул на девушку: та опустила глаза, торопливо кивнула:
        - Конечно. Глюк…
        Дайвер многозначительно изогнул бровь, но промолчал.

4
        Этой же ночью разразилась гроза.
        Молнии метались за горизонтом, заставляя волны испуганно вздрагивать. Анна считала секунды от вспышки до раската:
        - Восемь, девять… Двенадцать.
        И сжималась, как в ожидании удара. Гроза то удалялась, то приближалась вновь. Пахло сырой полынью, влажной дорожной пылью и солью.
        Девушка не выдержала напряжения, села в постели, включила подвешенный к изголовью фонарик.
        Согнувшись, протянула руку в поисках бутылки с водой: она наполнила её перед отбоем. Пузатая полуторалитровка оказалась с противоположной стороны. Девушка чертыхнулась, достала бутылку и открутила пластиковую крышку, прижалась пересохшими губами к узкому горлышку, опрокинула вверх дном.
        Вода не полилась.
        Бутылка под её пальцами хрустнула и затвердела. Пузырьки внутри застыли.
        - Что за фигня происходит, - в недоумении бросила она и пригляделась: тонкими серебристыми лучиками от её пальцев расходились ледяные иглы.
        - Что за…
        Она уставилась на бутылку. Мгновение на осознание того, что жидкость внутри пластика оказалась напрочь заморожена. Бутылка глухо ударилась о земляной пол и… пролилась.
        Анна выскочила из палатки, одновременно вжав голову в плечи из-за удара молнии: казалось, он разразился прямо над головой. И снова ослепительная вспышка. Девушка прижалась к тенту.
        Вдалеке, у костра, игнорируя приближающуюся непогоду, негромко пели под гитару Боря и Ангелина, молоденькая студентка из Иркутска. Анна бросилась в сторону, к отцовской палатке. Навстречу вышел Олег Иванович, посмотрел сурово:
        - Ты чего не спишь? Опять завтра будешь носом клевать, а Дарья Семёновна на тебя жаловаться, - начал он недовольно.
        Девушка смотрела только на кружку в его руках.
        Подбежала, жадно схватила, заглянула: чай с лимоном. Поднесла к губам.
        - Ань, ну что ты, в самом деле, как с похмелья, - отец смотрел озадаченно, нахмурился.
        Девушка испуганно заморгала, вернула ему чашку. Археолог почувствовал, как дрожат руки дочери, нахмурился.
        - Воды, - прошептала пересохшими губами.
        Отец озадаченно махнул за угол свой палатки:
        - Ну, у столовой всегда запас питьевой есть, на столе оставляем…
        Она не дослушала, ослепленная очередной молнией, метнулась к навесу. Отец проводил её взглядом, медленно направился следом.
        Девушка сорвала эмалированную крышку, отбросила в сторону, безотчётно фиксируя, как та с грохотом покатилась под стол. Схватила большую эмалированную кружку, привязанную длинной бечёвкой к ручке ведра. Зачерпнула и тут же жадно поднесла к губам. Тонкую пелену тумана разрывало её сбивчивое дыхание; удар грома за спиной. Вода в кружке промёрзла до дна.
        - Не-ет! - крик слился с белой вспышкой, сплёлся с раскатом грома.
        Анна схватилась за край ведра, потянула на себя. Тяжёлое, по деревянной поверхности, оно никак не желало сдвигаться с места. Сухие отцовские руки перехватили ведро за ручку, чтобы помочь.
        - Анна, ты ведешь себя…
        Он не успел пояснить, как именно ведет себя дочь, девушка снова закричала и, не обращая внимание на отца, заглянула в ведро.
        Белая вспышка расцвела над ее головой, отразив тонкое лицо со светлыми, словно лунный свет, гладко зачёсанным назад волосами. Синие глаза смотрели отрешённо. Прозрачная поверхность подёрнулась ледяной коркой, хороня отражение.
        - Не-е-ет! - неистовым усилием девушка, оттолкнув от себя, перевернула ведро.
        Прозрачная жидкость вытекала из него медленно, будто лениво, уходила в траву, впитывалась в изнеженную весенним солнцем землю.
        Скворцов обхватил плечи дочери, притянул к себе, чувствуя, какая она каменная, словно ледяная внутри, коря себя за то, что так долго был далеко от неё. Что не нашёл нужных слов тогда, что не может найти сейчас.
        Анна билась в его руках. Перекошенный рот, чернильная темнота не узнающих никого глаз: отец был готов поверить в то, что сама ночь оказалась в душе родного ребёнка.
        - Господи! Кто-нибудь, помогите, - он второй раз в жизни чувствовал себя растерянно и беспомощно. Первый раз это было, когда увидел жену с другим и она сказала, что полюбила этого другого. Второй раз сейчас. Но сейчас - страшнее. Тогда он склеил свою жизнь, собрал по кусочкам. Сейчас его жизнь задыхается в его руках и смотрит безумными глазами, в которых отражаются когтистые молнии.

5
        Тим устроился во дворе, спрятался в тени виноградной лозы и смотрел на темнеющее небо. Странная девчонка не выходила из головы. За руку схватила - будто током пробило. Глаза у неё, опять же, всегда грустные. На отца как на чужого смотрит, будто ждёт пакости какой. Видимо, не просто там всё.
        На горизонте полыхнула молния. Далёкая, даже не подарившая раскат грома. Рядом появилась угловатая, как почти все подростки Светка, присела на крашеный бордюрчик. Тим попробовал не обращать на нее внимания.
        - Ты чего прячешься от нас? Мать спрашивает о тебе. Маринка звереет, когда ты так делаешь, - в голосе осуждение и зависть - она так никогда не сможет. Ей некуда спрятаться. Ей даже некуда уйти. Только школа. Но там свои проблемы.
        - Что, Бусина? - спросил Тим, не отрываясь от розовых искр на небе.
        Сестра помрачнела, промолчала. Тим перевёл на неё взгляд:
        - Она опять лезла?
        Светка отвернулась, закусив губу, уставилась на цветы.
        - Говори, - приказал брат, придвинулся ближе, упёрся острыми локтями в колени, мощные банки бицепсов играли в темноте.
        - Портфель порвали.
        - Кто конкретно?
        - Витька Толстихин, Макс и Ерема. Их Бусина подговорила.
        Оля Бусина и Света когда-то дружили не разлей вода. Пока Бусина не втрескалась в мальчика из параллельного. А тот, будь неладен, начал симпатизировать Светке. С тех пор девчонки стали лучшими врагами, Бусина третировала бывшую подругу, не давала прохода. То в компот соль подсыпет, то тетради клеем измажет, то портфель в мальчишеском туалете запрёт. Оскорбления каждый день. Последнее время стала натравливать на Светку пацанов из параллельного класса. Тимофей, только услышав новости «с фронта», подскочил. Сестра вцепилась в руку, прошептала горячо:
        - Не смей, не лезь! Они мне прохода тогда совсем не дадут, только разозлишь их. А тебя часто нет рядом. Мне надо самой научиться.
        - Так учись! - он зло плюхнулся на своё перевёрнутое ведро.
        - Я и учусь, - Светка обиделась, надулась. Когда она обижалась, у неё краснели уши. Он на это обратил внимание сразу, еще когда её кульком принесли из роддома. Он заглянул под ажурный край пеленки и сказал тогда, что она страшная. И крошечная Светка в тот момент обиделась и покраснела ушами. А потом полночи орала. Орала до тех пор, пока он, насмотревшись на измученную мать, не взял сестру на руки. Та глянула на него хмуро, покосилась на серьгу в ухе. А когда он устроил её на руке, затихла, закрыла глазки-миндалины и заснула.
        Тим погладил сестру по выцветшей макушке:
        - Их трое, а ты одна, какое здесь может быть учение… Приёмы помнишь? - больше всего он боялся, что эти уроды обидят сестру по-серьёзному. И поэтому обучил элементарным приёмам самообороны. Сестра кивнула. - Покажи.
        Он встал напротив неё, изобразив нападающего, сделал ловкий выпад с попыткой схватить за руку. Светка проворно подставила предплечье под нужным углом, ещё более проворно вывернула его на себя, заставив ослабить хватку. Крутанулась и с размаху заехала локтём под дых и почти одновременно - босой пяткой по щиколотке. Тим перестал дышать и сложился пополам, понимая, что сестрёнку гады-однокласснички достали не на шутку. В довершение, Светка, дёрнув его беззащитные уши на себя, саданула коленом в пах. Тимофей округлил глаза, захрипел. Из груди словно выпустили весь воздух, в висках пульсировало.
        - Х-х-х, - сипел он, падая сестре под ноги.
        Та шумно шмыгнула, посмотрела опасливо:
        - Тим, ты чего? Больно, да? - видя, что брат не может даже мигать, перепугалась: - Тимка, я не хотела, я не рассчитала! Вот блиииин! Чё делать… Марин! - заверещала в сторону дома.
        Рванула к бочке, суматошно набрала в рот воду и прыснула её в позеленевшее лицо брата. Тот шумно втянул в себя воздух, попробовал сесть. Голова туго соображала, перед глазами разбегались ядовито-зелёные круги и красноватые мушки. Кисловатая отрыжка скопилось в гортани и жгла огнём.
        - Тимка, прости, я правда-правда не хотела, - Светка жалобно скулила, перебегала из стороны в сторону и зачем-то старательно дула на него.
        Тим схватил сестру за локоть, заставил замереть - от мельтешения бурлило в желудке - выкинул из зажатого кулака большой палец, кивнул:
        - Вот если полезут ещё раз, именно так и бей. В самый раз, - он сделал глубокий выдох, выпятив трубочкой губы, проморгался.
        - Так ведь к директору вызовут, - Светка смотрела округлившимися глазами, еще не высохшими от слез, прижимала маленькие кулачки к груди.
        Тимофей с трудом встал, отчаянно кивнул:
        - Пусть вызывают. Там уже я пойду. К твоему директору…
        Он схватился за угол дома, распрямляясь. Над горизонтом полыхали вспышки надвигающейся грозы. То приближались, то удалялись - ходили кругами. Тим присмотрелся:
        - Где полыхает? Не над проливом?
        - Над проливом, - торопливо согласилась сестра, прижалась к горячему и сильному телу брата, жёсткому, накачанному и надёжному как скала, уткнулась носом в плечо.
        Тим изловчился, обнял её за плечи, всё ещё вглядываясь в кривые сполохи.
        - Пойдём в дом? - предложила сестра и посмотрела жалобно.
        Брат задумчиво кивнул, подтолкнул к крыльцу. Уже взойдя на верхнюю ступеньку, ещё раз оглянулся на багровое небо все в серебристых крапинках далёких звёзд. Странная гроза. Сухая. Сто лет таких не бывало. Может, и больше.

6
        Анна почти не помнила эту ночь - все затмевали ярко-синие глаза в отражении. Призрачные губы шептали, руки тянулись к горлу, дотрагивались тонкими пальцами до кожи, оставляя ожоги. На запястьях проступили синяки и кровоподтёки, на плечах, на спине - длинные уродливые рубцы. Неизвестно откуда проступило родимое пятно на груди, чуть выше основания грудной клетки. Поднялась температура. В голове кружили чужие тени и на чужом непонятном языке, то приближаясь, то удаляясь, что-то твердили. Стоило ненадолго прикрыть глаза, как пространство сужалось: протяни руку и коснёшься… Чего? Анна не знала, но она боялась этого. И нещадно болело что-то внутри. Ныло, скреблось изуродованной кошкой.
        Она вздохнула, в который раз заставляя себя сбросить наваждение. Вынырнула из него, почувствовав солнечное тепло и аромат кипариса.
        - Где мы? - она огляделась: круглый белоснежный холл, настежь открытые ставни и огромные, от мраморного пола до резного потолка, двери. За ними - сад, цветущие магнолии, белоснежные дорожки и ровные ряды скамеек.
        Сама она, к своему удивлению, обнаружила себя в кресле-каталке, жутком, словно испанское пыточное кресло. Ноги установлены на подставку, руки прижаты к подлокотникам. Попробовала встать. Тут же рядом оказалась женщина в медицинском костюме, не белом, а в весёленьком таком, оранжевом, с забавными слониками как на детских фланелевых пижамах:
        - Нет-нет, не стоит вставать, так вы в безопасности. - Она положила горячие руки на плечи девушки, мягко и настойчиво заставив замереть. Тут же позвала: - Андрис Александрович, подойдите сюда, пожалуйста.
        Из-за колонны показался яркий блондин. Высокий, более двух метров, рост, ясные глаза и широкая располагающая улыбка, узкое лицо в обрамлении светлых вьющихся волос.
        - А, наша спящая красавица очнулась, - неуловимым жестом он махнул рукой медицинской сестре и подошёл ближе к Анне, разглядывая ее приветливо и с интересом. Из-за его широкой спины показалась сутулая фигура Аниного отца. Вид встревоженный. В ответ на удивленный взгляд дочери отвел глаза. - Мы тут пока с твоим папой поболтали.
        - А, - Что происходит, где я? - Анна переводила взгляд с отца на высокого незнакомца. Тот доверительно дотронулся до плеча археолога, тихо и безапелляционно проговорил: - Думаю, вам стоит поговорить наедине. Беседка вам подойдёт идеально.
        Он деликатно показал на распахнутые двери и искрящуюся белизной дорожку. Отец сухо кивнул, развернул кресло и толкнул его перед собой, выкатывая в сад. Человек по имени Андрис махнул им вслед рукой:
        - Жду тебя, Спящая красавица, скоро обед!
        Отец катил кресло с Анной и молчал. Под колёсами хрустел белоснежный гравий. Анне хотелось дотронуться до него, погладить колкие разномастные камешки, сложить из них пирамидку или хотя бы собрать слово «Вечность».
        - Где мы находимся? - спросила опять. На этот раз получилось довольно грубо и требовательно.
        Отец остановился. Не доехав до живописной беседки, присел в тени на пустующую скамейку, вытер лоб носовым платком.
        - Это реабилитационный центр «Робкая звезда». Андрис Александрович - главврач, психиатр. Он любезно согласился понаблюдать за тобой. Несколько дней. Может быть, неделю, - он старательно прятал глаза. Щурился на солнце, посматривал на распускающиеся цветы - лишь бы не встретиться с дочерью взглядом.
        Анна почувствовала ложь, застыла.
        - Психиатр?
        - Ты не здорова: обмороки в море, эти выходки ночью, - отрезал отец, нервно встал. Сухой, жёсткий, отчуждённый. - Я не могу обеспечить уход в лагере…
        - Отправь домой…
        - … И не могу отправить домой в таком состоянии. Ты нуждаешься в помощи.
        На дорожке появилась пожилая дама в цветастом капоре. Улыбчивая и неторопливая, она почти прошла мимо, но вдруг решила развернуться:
        - Сегодня непременно будет дождь.
        - С чего вы взяли? На небе ни облачка, - отец был излишне резок со старушкой. Та недоумевающе взглянула на него:
        - Как же, как же. Неужели вы не слышите, как тревожно кричат чайки?
        Анна посмотрела снизу вверх на отца, отчётливо понимая, что он так решил и отступать не намерен. Так же как тогда, много лет назад.
        - Это психиатрическая лечебница! Ты. Упрятал. Меня. В ПСИХУШКУ!
        - Это реабилитационный центр, здесь пациенты наблюдаются в период ремиссии, - поправил отец без уверенности в голосе.
        - Это психушка! - девушка не понимала, что происходит. Почему это происходит с ней. Вцепилась в подлокотники.
        Отец поджал губы, скривился. Совсем как тогда, на кухне, когда Ане было семь. Процедил сквозь зубы:
        - Это. Санаторий. И ты пробудешь здесь под наблюдением Андриса Александровича хотя бы на время диагностики.
        - Да что происходит вообще? Я НЕ СУМАСШЕДШАЯ! - Анна заорала так громко, что из окон начали выглядывать другие пациенты. Странные, по-детски любопытные лица, но равнодушные и пустые. На дорожке показался главврач:
        - Ну что вы, что вы, Анна Олеговна, - благодушно причитал он, давая знак отцу, чтобы удалился. Девушка подскочила с кресла - нужно бежать за ним, нужно вырваться из этого душного места! И тут же крепкие мужские руки перехватили её железной хваткой, сцепились обручем на груди: - Тихо, тихо, не заставляйте меня применять силу к вам, Анна, - шептал медик в ухо, прорываясь через застилающий пеленой ужас: сгорбленная фигура отца мелькнула за поворотом кипарисовой аллеи и исчезла.
        Сделав резкий выпад вперёд и одновременно ударив «нападавшего» локтём под дых, она пустилась за отцом. Два огромных прыжка, и вот она в чёртовой беседке. Ещё два прыжка - и она перемахнула через бортик, бросилась в кусты.
        - Держите её! - возня за спиной, шелест гравия и хруст ломающихся веток. Девушка прибавила скорость, отчётливо понимая, что совершенно не знает, куда бежать: все дорожки одинаковые, заботливо друг с другом переплетённые, упирающиеся в глухой забор высотой под два с половиной метра. Через такой не перемахнёшь без специального снаряжения и подготовки. Значит, нужны ворота. Ворота ведут в город, на трассу или шоссе. Значит, можно ориентироваться на звук автострады. Она остановилась, прижалась к стволу и замерла, прислушиваясь. Птичий гомон, шум листвы, голоса людей совсем рядом, дыхание моря справа. Звук автомагистрали не доносился.
        И тут внезапно: пронзительный визг тормозов, звон бьющихся фар и отборный мат. Она бросилась в том направлении. Сердце билось тревожно. Озираясь и оглядываясь, Анна припустила через кусты.

7
        - Вот она! - Два санитара бесцеремонно скрутили её, вывернули руки. Анна попробовала отбиваться, лягнула одного, попыталась укусить второго. И тут же почувствовала пальцы на затылке: грубая рука железной хваткой вцепилась в дреды, дёрнула вверх, словно тряпичную куклу. Девушка взвизгнула и замерла. Дыхание перехватило. Боль стала нестерпимой.
        Девушка обмякла, сползая на белоснежный гравий, безвольно растеклась по нему.
        - Паша, Толя, ну что же вы так жёстко, - бархатистый голос справа. Анна не видела подошедшего, но по голосу безошибочно узнала главврача. Острые носки его дорогих парусиновых туфель замерли у лица.
        Санитар виновато пробормотал:
        - Так лягается, Андрис Александрович…
        - И кусается, - дополнил второй.
        - Она не здорова. Причинять боль пациентам - непростительно, - увещевал главврач. - Она никуда не убежит… Не убежите же, Анна Олеговна? - он присел на корточки и заглянул в её лицо. Анна вымученно моргнула, глаза застилали слёзы. Главврач торопливо ответил за неё: - Не убежит. Видите. И кусаться не будет, и лягаться. Она же не лошадь…
        Последнее было сказано уже поднятой за шиворот девушке, но санитары так и держали её, не отпуская запястья. Анна почувствовала болезненный укол в плечо, судорожно сглотнула и застонала. Голову сдавило темнотой, а в висках пульсировали тревожные крики чаек.
        - Куда её? - в ватном полумраке голос одного из санитаров.
        - Во второй корпус. Сестра уже приготовила для неё палату, - главврач неторопливо направился к административному зданию: Аня слышала его удаляющиеся шаги, кажется, все ещё кричала и просила её отпустить. Но даже сама не слышала своего голоса. Язык не поворачивался, стал тяжёлым и сухим. Мысли спотыкались, путались. Кружились, цепляясь за одну и ту же фразу: «могуть тя спасти».
        Она проснулась посреди ночи.
        Тревожно ощупав себя, обнаружила вместо привычной одежды мягкую пижаму. Тесная одноместная палата. Прикрученные к полу кровать и тумбочка, встроенный шкаф. Выключатели снаружи, за запертой на ключ дверью. Сквозь ажурные решётки на окнах заглядывает любопытная луна. Анна металась, меря клетку шагами. Стучала в дверь, кричала. Минут через пятнадцать пришла заспанная сестра, строго предупредила что, если Аня не успокоится, вызовет медбратьев.
        - Они тебя быстро угомонят, - бросила через крохотное окошко в двери и ушла: Аня слышала ее шаркающие шаги в пустынном коридоре и на лестнице, бессильно сползла на пол, вцепилась зубами в костяшку указательного пальца, давя в себе вой.
        Так страшно ей ещё никогда не было.
        Она не страдала никакой формой фобий, не боялась ничего и никогда. Но оказаться здесь, без средств связи, запертой собственным отцом… Её ведь даже искать никто не станет. Кому она нужна кроме мамы? А мама уверена, что она с отцом.
        - Господи, за что мне это, - всхлипнула.
        Руки, кожа на щиколотках, нещадно болели. Девушка подтянула брючины, всмотрелась: сине-багровые с кровоподтёками следы, симметричные и одинаковые на обеих ногах, шириной около пяти сантиметров. На запястьях такие же точно следы. Получается, пока она была без сознания, ее связывали? Зачем? Анна сдёрнула с себя верх пижамы, осмотрела тело. Холодные пальцы нащупали на рёбрах застарелые рубцы. Длинные, с неровными краями. Пять с одной стороны, семь с другой. Аналогичные шрамы обнаружились на предплечьях.
        - Откуда это? - Она готова была дать голову на отсечение, что вчера этого ничего не было. Выходит, появилось сегодня.
        Если это с ней сделали, пока она была под действием снотворного - или что там ей вкололи - следы должны были быть свежими. Они и болели бы иначе.
        Анна передвинулась к окну, поставила ногу на батарею, подставив щиколотку единственному источнику света - луне. Присмотрелась внимательнее.
        В синеватом свете кровоподтёки выглядели особенно жутко: кожа местами взбугрилась, опухла, под ней скопилась бурая жидкость. Анна собрала её на палец, осторожно надавив на рану, понюхала: кровь. Это, без сомнения, кровь…
        Девушку не отпускала мысль, что все это - детали одной глобальной фальсификации. Правда, не понятно, кто её затеял и зачем. Она - не наследница огромного состояния, не обладательница редкого дара или артефакта…
        Оглянувшись на дверь, девушка стянула с себя пижамные брюки. В груди похолодело, кровь прилила к вискам: ноги оказались исполосованы, изуродованы от бёдер до икр. Жуткие почти черные синяки, царапины, застарелые ссадины и шрамы от порезов.
        - Да что это?! - Девушка села на кровать, схватилась за край одеяла, устало натянула на его на макушку и поджала колени к подбородку. Тело било мелкой дрожью, как от холода, в голове - туман, перед глазами - увечья. И понимание, что это не могло с ней произойти за несколько часов, пока она спала.
        «Я, словно призрак», - ворвалось в сознание чужим голосом, зацепилось тревожной мыслью, повисло в холодном воздухе красной лентой. В голове вспыхнуло и погасло несколько тактов скатовской музыки. И лунно-прозрачный образ над кипящей черной волной.
        Какие-то странные образы закрались в сознание, будто что-то давнее, позабытое.
        Золотая степь в лохматых хвостиках ковыля, белёсое, выжженное солнцем небо. Ощущение полёта в груди, ритм бьющегося счастьем сердца. И разрывающий связки горячечный шепот:
        «Будь ты проклят!»
        Четвертая серия

1
        Тимофей не курил. Однажды, много лет назад, когда начала работать в дельфинарии - попробовал за компанию. В тот день дельфин Даня не взял из рук Тимофея рыбу. Окатил его водой и презрительно уплыл на глубину. Вся стая поддержала бойкот, даже Тиша, молодой и всегда голодный дельфин, понуро поплыл за старшими, разочарованно щёлкнув языком. Бойкот длился до тех пор, пока Тим не почистил зубы и не съел на глазах всей серохвостой банды яблоко. С тех пор Тимофей не курил, но почему-то всегда держал пачку сигарет в бардачке. Когда нервничал - любил мять сигарету в руке.
        Вот и сейчас, притулившись к забору, растирал пальцами едкий табак. И смотрел на неприметную калитку. Ровно в семь тридцать она тихо скрипнула, выпустив со двора тощего и долговязого восьмиклассника. Поправив на плече синюю школьную сумку, пацан неторопливо направился к автобусной остановке, на ходу доставая смартфон и распутывая наушники.
        Тим сдунул перетёртый табак себе под ноги, пошёл следом, чуть ускоряя шаг. Догнав за углом, резко дёрнул на себя длинную ручку школьной сумки, одновременно перехватив парня за плечо и прижав к каменной кладке забора. Белые кнопочки наушников испуганно повисли на тощей шее.
        - Здорово, Витёк, куда спешишь?
        Долговязый оцепенел:
        - Так в школу, алгебра первая…
        Тимофей прищурился, посмотрел будто мимо пацана:
        - Алгебра - это хорошо. Я что сказать тебе хотел - ещё раз к Светке полезете, дам в харю. Понял? - пацан неохотно кивнул, попробовал что-то возразить. Тимофей покачал головой, резко вдавил пацана в забор: - Не, вижу - не понял… Объясняю ещё раз. За безопасность и сохранность моей Светки отвечаешь головой. Если хоть одна царапина… Хоть один синяк…
        - Да я чё, я ничё. Меня Олька Бусина попросила подшутить, - жалобно скулил Витёк.
        Тимофей сосчитал до трёх, медленно выдохнул, как на глубине, спасаясь от кессонки.
        - Ты мне не финти, понял? Третий раз-то объяснять не буду, - Витёк побледнел, торопливо кивнул. Тим отпустил его, повесил сползшую до земли сумку обратно. Похлопал отечески:
        - Вот. Так-то оно лучше. И Максу с Ерёмой скажи. Считай, поручено вам шефство над моей Светланой. Понял?
        Витёк насупился, глянул исподлобья на коренастого соседа, пробурчал неохотно:
        - Понял… Идти могу?
        - Иди. Удачи на алгебре.
        Он подождал, пока Витька сядет в автобус. Только когда жёлтый хребет скрылся за домами, повернул назад к дому, завёл байк и направился за город.

* * *
        Лагерь археологов выглядел притихшим и будто неживым. На девять утра назначено повторное обследование объекта 2/17, только теперь ещё и под прикрытием сканеров. Ребята-археологи хотели поднять со дна то, что они с Гришкой нашли в каюте капитана. Но, судя по гробовой тишине на лодочной станции, никто никуда сегодня не собирался.
        Чертыхнувшись, Тимофей направился на поиски Али.
        Нашёл его у палатки Скворцова.
        - Чего сидим-то? - он торопливо протянул руку, пожал узкую ладонь археолога. - Мы сегодня как, ныряем или не ныряем?
        Археолог мрачно поморщился:
        - Да чего-то, наверно, не ныряем. Шеф уехал. Да и… Суматоха тут всякая.
        Тимофей скрестил руки на груди, зажал кончики пальцев под мышками:
        - Чего за суматоха? Черепки ваши спёрли под покровом ночи?
        Али отмахнулся:
        - Да ну тебя. Дочка Оза заболела, в больницу он её увёз.
        В груди у Тимофея нехорошо ёкнуло, словно застарелый механизм сломался:
        - Аню? А чё с ней? - видя, что Али не торопится с пояснениями, Тим разозлился: - Да хорош темнить-то уже. Чё случилось, колись!
        - Да я сам не знаю, честно. Истерика у неё какая-то была, бегала по лагерю, орала…
        - Может, напугал кто? - Тимофей прищурился, чувствовал - Али что-то не договаривает. - А что орала-то?
        Али отмахнулся:
        - Да ерунда какая-то… «Отоидешь от руки моея… яко не имать ти солгати».
        Тим нахмурился:
        - Это на старославянском что ли? А че такого? Вы ж это… того… изучаете в своих универах.
        Али посмотрел на него сурово:
        - Не историк она, Тим, не историк. С чего ей заговор от трясовицы повторять посреди ночи?
        Тимофей поморщился недоверчиво:
        - Ч-чего?! Анька че, не историк, не археолог что ли?
        Али закатил глаза:
        - Что слышал. Певица она. Не знаю, зачем Оз её сюда притащил. И кричала она фрагмент заговора от трясовицы, лихорадки то есть, по рукописи Ефименко. Зачем он ей - не спрашивай. Не знаю все равно.
        Он решительно направился к штабу археологов - большой палатке с квадратным тентом. Тимофей нагнал его у сетчатого полога:
        - Так Аню-то куда увезли?
        - Под Новороссийск или в Анапу куда-то, точно не знаю. Там, кажется, доктор у Оза знакомый или посоветовал кто… - археолог нервно дернул головой, прикрикнул: - Чего ты ко мне прикопался вообще? Нам-то с тобой какое дело?

2
        Рявкнул ключ в дверях.
        - Подъем, красавица. Уборная, процедуры, зарядочка, завтрак в восемь-пятнадцать, без опозданий, - пожилая женщина в белом халате по-хозяйски зашла в палату, проверила горшок.
        Аня посмотрела на серое небо:
        - Сколько времени сейчас?
        Старушка подобрала Анину пижаму, покачала головой, повесила на спинку кровати. Посмотрела на закутанную в одеяло девушку с сожалением:
        - Так шесть часов уже. Тебе процедуры назначены?
        Аня безразлично пожала плечами:
        - А это правда психиатрическая лечебница?
        Старушка покачала головой:
        - Да нет, слава-те, Господи. Санаторий это. Нервную систему тут лечат. Есть и психические, в периоде ремиссии, но немного: такие все больше домой стремятся.
        - А почему двери на ночь запирают?
        Женщина неопределённо махнула рукой:
        - А кто их знает. Попроси, чтобы не запирали. Смотря кто на смене ночной. Сегодня Галина Антоновна была, так она всегда запирает, особливо если ты её чем обеспокоила. Обеспокоила?
        - Обеспокоила, - Аня вздохнула, вспоминая, как царапалась и отбивалась от санитаров.
        - Ну, так вот. Галина послезавтра опять в ночной будет, так ты поосторожней. А сегодня Наташа, она хорошая.
        Старушка направилась к двери.
        - А вас, вас как зовут? - Анин вопрос застиг ее на выходе. Женщина оглянулась, поправила съехавшую косынку:
        - Мария Игнатьевна меня зовут…
        - А я - Аня. Спасибо вам.
        Мария Игнатьевна покачала седой головой, вздохнула.
        В семь в палату заглянул Андрис Александрович, ослепительно улыбнулся:
        - О, наша спящая красавица очнулась! Как себя чувствуешь?
        - Домой хочу. Здравствуйте, - она впервые за это утро улыбнулась. Он красивый, этот врач. Очень высокий. Широкий в плечах, явно увлекается спортом. Яркая открытая улыбка, светло-голубые глаза с хитринкой, и эта ямочка на подбородке ему очень идёт. Приятный голос с лёгким прибалтийским акцентом, словно флёр роскошных духов.
        - Скоро поедешь домой, чуточку тебя подлечим, и поедешь, - он зашёл в палату, присел рядом с Аней на кровать. - Что болит, беспокоит?
        Девушка засмущалась. Но тут же, спохватившись, вспомнила о шрамах на теле:
        - Откуда это у меня?
        Отдёрнула край рукава, подставила доктору руку и замерла на полуслове: кожа оказалась абсолютно чистой. Андрис Александрович взял её за запястье, его рук были, горячие и заботливо-ласковые. Он провел большим пальцем по коже на тыльной стороне, чуть сжал запястье, улыбнулся:
        - О, такая дивная кожа обычно достаётся от родителей. У девочек чаще всего - от мамы. Мужская кожа, знаете ли, гораздо грубее. Поэтому, когда говорят, что мы, мужчины, толстокожие как бегемоты, это отчасти правда. - Он рассмеялся, высвобождая руку пациентки. - После завтрака подходи ко мне в кабинет, поговорим. Я тебя опрошу, назначу лечение, процедуры. Хорошо? Не забудешь?
        Аня торопливо кивнула, мечтая только об одном - чтобы он ушёл скорее из палаты. Когда за ним закрылась дверь, девушка молниеносно закатала рукава: никаких следов. Она торопливо задрала брюки - тоже чисто. Ни ссадин, ни кровоподтёков, ни синяков.
        По позвоночнику липкой змеей проползли сомнение и страх. В висках застучало. «Этого не может быть. Я не сумасшедшая», - пульсировало и растекалось паникой по телу.
        Анна схватилась за голову, сжала, будто надеясь удержать жуткую догадку в черепной коробке.
        - Эй, хватит дурью маяться! - проворчали над её головой. - Завтракать иди уже.
        Утренняя Мария Игнатьевна смотрела с опаской. Аня покачала головой:
        - Я не могу. Я не хочу.
        - Ну, хочешь или нет, а положено, - она наклонилась к девушке: - Ты же не хочешь, чтобы тебя заставили, верно?
        В голосе прозвучала угроза. Аня вжала голову в плечи, послушно поднялась с пола. Крепкие руки женщины подтолкнули её к двери:
        - А после к Андрису Александровичу зайди, он велел. Да не забудь, поняла?
        Аня поняла. Словно безвольная кукла она брела к столовой.

* * *
        Анна вошла в столовую. На каждом этаже в санатории располагалась своя столовая. Открытая веранда, мягкий ветер, пропитанный морем и ароматом степных трав, круглые столики под навесами. Девушка огляделась.
        За каждым столиком - отдыхающие; кто-то завтракал в задумчивом одиночестве, некоторые - в небольшой компании, чинно и неторопливо беседуя. В основном - пожилые дамы и мужчины сильно за семьдесят. Две супружеские пары с любопытством оглядывали сад и окрестности, негромко что-то обсуждали. Аня неловко переминалась: она была единственная в казённом больничном халате, поверх пижамы.
        Анна почувствовала на себе взгляд: молодая девчонка, ровесница или моложе, сидела, сбросив тапочек под стол и поставив пятку на сиденье. Локоть упёрся в острую коленку, рыжие волосы собраны в небрежный пучок на затылке, взгляд блуждающий и настороженный. «Ненормальная», - отметила про себя Аня и направилась к линии раздачи, заставленной круглыми деревянными подносами с высоко загнутыми краями. На каждом - остроносая маковка куриного яйца, несколько пластинок сыра, рядом - кусочек масла и два ломтика хлеба на белой тарелке. От овсяной, судя по аромату, с яблоками и мёдом каши поднимался тонкий парок.
        - Чай, кофе или компот? - девушка в сиреневом чепчике выглянула из квадратного окошка.
        - Кофе, - автоматически отозвалась Анна, чувствуя, как между лопатками стало горячо - рыжая едва дыру не прожгла взглядом. Забрав поднос, девушка направилась к освободившемуся столику.
        - Доброе утро, вы у нас новенькая? - поинтересовалась женщина, её сосед по столику приветливо махнул рукой, приглашая присоединиться. Девушка вежливо кивнула пожилой паре, но прошла за отдельный столик, быть чьим-то развлечением за завтраком не хотелось.
        Хотелось тишины и одиночества.
        Бросив взгляд на запястья, ещё раз поискала взглядом следы ночных ран, и, не найдя их, вздохнула. «Может, приснилось все?» - сомнительная надежда не то, чтобы грела, но хоть немного успокаивала.
        Девушка намазала маслом ломтик хлеба, устроила сверху сыр и откусила, стараясь не обращать внимания на настырную незнакомку: та по-прежнему поглядывала с удивлением и интересом. Анна не выдержала, обернулась.
        Рыжая смотрела мимо неё, чуть выше её головы, в проход между столами, медленно жевала. Взгляд тяжелый, настороженный, почти враждебный. Если бы за Аниной спиной кто-то в самом деле стоял, то можно было бы сказать, что незнакомка разглядывает его. Внимательно и с опаской. Только изредка переводя вопросительный взгляд на девушку.
        Анна не выдержала:
        - Чего пялишься? Отвали! Смотри вон, - она сделала неопределённый жест в сторону парка, - на деревья там. Или на птичек!
        Незнакомка снисходительно хмыкнула и снова перевела взгляд на того, невидимого. Казалось, он сместился ближе к ней: рыжая запрокинула голову и спокойно, даже с некоторым вызовом, смотрела в пустоту. Анна отчётливо слышала, как та прошептала:
        - Да. Я вижу тебя… Нет, не хочу, - с сомнением покачала головой и отвернулась, окончательно утратив интерес и к Анне, и к человеку-невидимке рядом с ней.

3
        После завтрака Анна направилась на пятый этаж, в кабинет главврача, Андриса Александровича Страуме. Красивая винтовая лестница привела её в мягко освещённый холл. Дверь на веранду оказалась приоткрыта, впуская внутрь нежный кипарисовый аромат. Бежевые стены успокаивали. Все здесь - от светлого паркета до хрустальных бра - не походило на интерьер больницы.
        Анна зашагала бодрее, найдя нужный кабинет, решительно постучала.
        - Да-да, заходите, - приветливый голос с очаровательным прибалтийским акцентом, приглушенный плотно закрытыми дверьми.
        Девушка оправила больничный халат, пригладила дреды и толкнула дверь в кабинет.
        Светлый, заполненный солнцем и прохладой, он скорее напоминал будуар молодой красавицы, чем кабинет врача-психиатра. Бежевая мебель, перед кушеткой - ярко-красный ковёр с высоким ворсом, капелька восточного колорита в напольных вазах и диванных подушках. И бессменная улыбка хозяина всего это уюта.
        - Спящая красавица, позавтракала уже? - он стоял у столика с громоздкой кофемашиной. - А я замешкался с назначениями, только сейчас кофе пить буду, - Андрис Александрович кивнул на чёрный корпус аппарата, от которого уже исходил тонкий аромат дорогого кофе. - Присоединишься?
        Анна помнила о воспитании и о том, что невежливо напрашиваться на угощение. А ещё подумала, что ей сейчас бы следовало предложить зайти позднее, когда доктор будет готов с ней поговорить. Но аромат хорошего кофе оказался сильнее.
        Девушка кивнула и закусила губу.
        Психиатр довольно хохотнул, сделал приглашающий жест:
        - Устраивайся, где тебе будет удобнее.
        Анна выбрала широкое кресло у окна. Андрис встал из-за стола, направился к кушетке, чтобы взять с неё квадратную подушку с шелковыми кистями на углах. Подошёл к Анне:
        - Разрешите, вам так будет удобнее, - галантно подсунул подушку под спину девушки.
        От скользящего касания загорелись уши, в груди стало мало места, словно сердце во много раз увеличилось в размерах и забилось часто-часто. Тревожно-тревожно.
        Анна опустила глаза, тихонько выдохнула.
        Доктор расположился напротив, с наслаждением и интересом разглядывая гостью. Неловкая для Анны пауза его, кажется, забавляла - ироничная улыбка не сходила с его губ, а в глазах словно искрились бенгальские огни.
        - Что расскажешь мне, красавица? - наконец спросил он.
        Анна смутилась ещё больше, покраснели не только уши, но и щеки, и шея. Девушка дотронулась прохладной ладонью до ворота больничной рубашки.
        - Можно ли мне вернуть мою одежду? Я неуютно себя чувствую в больничной пижаме.
        Андрис понимающе кивнул:
        - Конечно, я передам твою просьбу отцу. А кое-что могу отдать прямо сейчас, - сказал он, возвращая ей наушники с плеером. - Но вообще я надеюсь, ты понимаешь, что я спрашивал тебя не об этом…
        - А что говорить, я не знаю, - пробормотала, уже сожалея, что не убежала, оставив ослепительного врача пить свой обжигающий кофе.
        - Ну, расскажи, например, что тебя так напугало накануне, - бенгальские огни в голубых глазах сменились профессиональным блеском, Андрис весь обратился в слух.
        Девушка смутилась, вжалась в кресло.
        - Я не помню.
        Андрис ободряюще кивнул. Кофемашина тихо сообщила о готовности кофе, мужчина встал.
        - Знаете, Анна, это нормально, что вы не помните себя в состоянии стресса, - он неожиданно перешёл на «вы», налил две чашки ароматного напитка, достал вазочку с сахаром и крохотную ванночку со сливками. - Вы предпочитаете чёрный или со сливками?
        - Чёрный, если можно…
        - Отчего нельзя. В этом мире можно почти все, вы не находите? - Он подал изящную чашку девушке, блюдце дрогнуло в её руках, когда он невзначай коснулся девичьих пальцев. - Мы живём в век Великой Вседозволенности. Нам открыты все возможности. Распахнуты все двери. Стёрты все границы. Знаете, Анна, мой дед был мельником. Он даже не умел писать своё имя. Мой отец стал учителем в сельской школе, почётная, но финансово скромная профессия. Я стал психиатром. С обширной практикой и частной клиникой в Вильнюсе. И это стало возможно благодаря веку Вседозволенности. Так что не стоит стыдиться своих инстинктов. Черный кофе - это такая малость.
        Он вернулся на своё место, с комфортом заложил ногу на ногу и отпил крохотный глоток.
        Анна пригубила горьковато-терпкий напиток, поморщилась: такого крепкого она, пожалуй, ещё не пила, к щекам немедленно прилила кровь.
        - А почему вы здесь? Если у вас клиника в Вильнюсе?
        Он пожал широкими плечами.
        - Здесь удивительный климат. Всегда мечтал иметь дачу на Чёрном море. Но я и отдых - понятия почти несовместимые. Так появился санаторий «Робкая звезда». Здесь я бываю только летом, с конца мая до середины июля. Иногда приезжаю в октябре, чтобы посмотреть, как замирает море перед сезоном штормов.
        Он говорил, безмятежно покачивая носком начищенного до зеркального блеска ботинка, всем своим видом излучая уверенность и спокойствие. Анна наблюдала за ним исподтишка, что-то растекалось в груди горячей карамелью. Наверное, так же стонало сердце у тех девчонок, что выпрыгивали на сцену, стремясь к Скату и Слайдеру.
        Она невольно вспомнила, примеряя на себя, то чувство всепоглощающей любви, которое мучало её ночами, оживила образ незнакомца на фоне солнечных бликов и поняла, что это томление - то самое, что заставляет словно умирать и распадаться на молекулы. Нервно сглотнула, отгоняя наваждение. Андрис что-то говорил, смотрел с интересом, немного удивлённо и снисходительно. Анна едва не перевернула на себя чашку:
        - Что? Простите, я немного задумалась, - созналась, покраснев.
        - Я говорю, что тебе придётся вспомнить всю ночь. Я буду задавать вопросы, ты отвечать, - он снова перешёл на «ты». - Это нужно, чтобы я смог тебе помочь, и чтобы ты скорее вернулась к своим делам. Твой отец упоминал о каком-то конкурсе. Расскажи мне.
        И Анна рассказала. Андрис слушал увлечённо, иногда улыбался, понимающе кивал, словно ему и в самом деле было интересно. В его руках вместо чашки кофе оказался блокнот, в который он незаметно вносил какие-то заметки. А девушка все больше открывалась, и вот уже протягивала ему святое - наушники с музыкой, той самой, к которой ей ещё предстоит написать слова. Возможно, они будут о любви. Нет, теперь она точно знала, что непременно о любви. Андрис чуть наклонился вперёд, охотно подхватил белые провода, вставил в ушные раковины, прислушался. На лице застыло удивление. Поднял глаза, когда на шестнадцатом такте барабанный ритм обрашился мощно и беспросветно, словно цунами.
        - Так ты что же, рок-певица? - казалось, он только сейчас осознал то, о чем она твердила уже четверть часа. Анна кивнула. - Ты крута, должен сказать. Я сколько ни пытался, не могу отличить ноту ля от ноты до.
        Анна засмеялась:
        - Зато у вас наверняка есть другие таланты!
        - Есть, - он странно на неё посмотрел. От этого взгляда ей стало жарко и неловко. Словно она осталась без одежды. - Но я поведаю тебе о них после того, как ты мне все расскажешь о прошедшей ночи.
        Анна растерялась, смолкла, поникла… Стала вслушиваться в слова Андриса.
        - Итак, разразилась гроза, страшная, удивительная, каких не бывает в крупных городах. Небо словно сошло с ума, в темноте горят всполохи. - Он возвращал ее в минувшую ночь, говорил увлечённо, горячо, ломая последние преграды. Аня чувствовала, как все мысли застилает паника. А психиатр методично и безжалостно подбрасывал все новые образы, новые подробности ночи, которую она старалась забыть. - Огненные языки, холодные, как сам адов огонь. Гром пробивает сознание, от каждого удара ты вспыхиваешь и дрожишь, как от пощёчины. Не в силах сдерживать страх, ты выскакиваешь из укрытия - единственного места, где бы ты могла остаться защищённой - и вот уже гроза полыхает над твоей головой. Страшные образы выбрасываются из темноты… Кто был там, в твоих кошмарах?! Кто терзал тебя? ГОВОРИ!
        - Я НЕ ЗНАЮ! - Анна дрожала. Закрыв лицо руками, вжалась в кресло, кусая костяшки пальцев. - Я не знаю, кто это был. Она была везде - во вспышках молнии, в отражении. Все, к чему я прикасалась, обращалось в лёд. И там тоже была она… Женщина. Девушка. Светлые волосы, синие глаза, яркие и холодные. Я боюсь её, боюсь этих глаз, этих губ. Они все время что-то нашёптывают, я не могу разобрать слов, но знаю - там страшное.
        Она всхлипнула и вдруг, неожиданно для себя самой взвыла в голос. Плечи сотрясались от нестерпимой боли и страха, кожа покрылась липкой испариной, перед глазами мутным маревом горело лицо незнакомки. «Проклятье шлю на ваше племя». Вот что шептала женщина в отражении, испепеляя взглядом! Она насылала проклятия! На кого? Кого они потревожили там, на дне?
        Решительные руки легли на плечи, встряхнули требовательно:
        - Анна, возьмите себя в руки. Приказываю вам! - голос психотерапевта разрывал ватную тишину. - На счёт «три» вы выйдете из транса, в который были погружены, но будете помнить всё, что говорили и видели во время него. Это первый шаг к выздоровлению. Раз. Ваше дыхание выравнивается, вы чувствуете тепло солнца и понимаете, что находитесь в моём кабинете, что сейчас день и вы в полной безопасности. Два. Ваше сознание очищается. Паника, страх и неуверенность оставляют вас. Вы чувствуете лёгкость. Вы делаете глубокий выдох. На счёт «три» вы прекратите рыдать и сделаете глубокий вдох. Три.
        Анна послушно обмякла в его руках, медленно вздохнула полной грудью. Открыв глаза, огляделась.
        Они стояли посреди красного ковра. Руки Андриса Александровича сжимали её плечи, властно привлекая к себе. Его лицо совсем близко, светло-голубые глаза распахнуты и смотрят безотрывно, пристально.
        - Вы узнаёте меня? - спросил ультимативно. Девушка кивнула. В голове гудело. - Несколько минут назад вы находились в состоянии изменённого сознания, спровоцированного мною намеренно, в терапевтических целях. В его ходе была спроецирована травмирующая вас ситуация. Вы распознали свой страх и взглянули на него. Теперь вы знаете, как он выглядит в лицо. Осталось выяснить его имя.
        Анна смотрела ошеломлённо, медленно приходя в себя:
        - Вы - псих. Кто вам дал право проводить надо мной эксперименты?! - Девушка сделала шаг назад, решительно сбросив мужские ладони с плеч. Обхватила себя руками.
        Андрис улыбнулся: лицо стало приобретать черты прежней обходительности. Но Анна видела теперь только хищный оскал.
        - Конечно. С точки зрения психиатрии, абсолютно здоровых людей нет, все страдают тем или иным недугом в той или иной мере. Я не исключение. Даже в большей степени, чем вам может показаться.
        - Что со мной не так? - Девушка все ещё не могла унять дрожь. Врач протянул стакан воды. Анна, помедлив, взяла его.
        Психиатр захлопнул блокнот с записями, бросил его на рабочий стол.
        - Аффективное расстройство, на его фоне - проявление неуместных реакций, бред, галлюцинации, - он придвинул к себе медицинскую карту Анны, заполняя лист назначений. - Это все не страшно, сейчас все лечится.
        - Меня отправят в психиатрическую клинику?
        - Андрис Александрович белозубо улыбнулся:
        - Не вижу в этом никакой необходимости. Уверен, произошедшее с вами - результат длительного стресса, смены обстановки, - он посмотрел внимательно: - Не в наших с вами интересах усугублять положение. Вы на обследовании в санатории болезней центральной нервной системы. Этого пока достаточно для вашей биографии.

4
        Анна неторопливо спускалась по винтовой лестнице. Выходит, все-таки происходящее с ней - заболевание. Выходит, она все-таки нездорова. Что тогда те видения ночью, те шрамы - тоже проявление бреда и галлюцинация? Как отделить реальность от видений? Как она может самой себе доверять после этого?
        У основания лестницы с ней поравнялась высокая брюнетка, яркая, как итальянский полдень: тонкая талия, высокая грудь, едва прикрытая эффектным топом. Смерив Анну уничтожающим взглядом, схватила за ворот больничной пижамы, притянула к себе.
        - Не смей здесь ошиваться, - прошипела в лицо, окатив терпким ароматом духов и ненавистью.
        Аня вытаращила глаза, опешив. Незнакомка воинственно оттолкнула её к стене и направилась вверх по лестнице.
        - Офигеть, - Анна посмотрела вверх, изогнувшись, и покрутила у виска. - Дурдом на выезде.

5
        Девушка вышла в сад. Солнце уже нагрело белые дорожки, выжгло тени, оставив от них лишь тонкие лохмотья. Редкие отдыхающие притаились в прохладе беседок. Девушка в сиреневом чепчике разносила прохладительные напитки, зычно оповещая о содержимом своих контейнеров:
        - Холодный лимонад, минералка, чай!
        После диагноза Андриса и стычки с брюнеткой Анна хотела остаться одна, поэтому старалась пройти мимо всех незамеченной.
        Дошла до дальней беседки, до которой всем остальным, очевидно, было лень добираться под палящим солнцем - путь лежал через широкую поляну. Девушка стремительно проскочила через неё, ворвалась в густую тень.
        Настороженное движение справа: та самая рыжая, что за завтраком пялилась на неё.
        - Тебя мне только не хватало, - Анна обречённо прижалась к увитой зеленью решётке.
        Рыжая изогнула бровь, посмотрела равнодушно, опять мазнув взглядом мимо Анны:
        - Ну так и вали отсюда. Чего припёрлась? - и снова вернулась к своему занятию: она что-то аккуратно записывала в блокнот.
        Аня демонстративно уселась напротив. Незнакомка покосилась на неё и снова, как и утром, бросила быстрый взгляд куда-то мимо. Анна взбесилась:
        - И чего ты там увидела?
        Рыжая настороженно посмотрела на неё, отложила блокнот, бережно спрятала в карман больничного халата карандаш. Взяла бутылочку с водой, сделала несколько жадных глотков.
        - Где?
        - Утром. И сейчас все время пялишься куда-то в сторону. Чего ты там увидела?
        - Это не моё дело, - отрезала девушка, доставая карандаш и возвращаясь к своему занятию.
        Анна почувствовала, что звереет - к горлу подкатил едкий комок слов и нецензурной брани. Рыжая неожиданно подняла глаза:
        - Ты что, сама не чувствуешь?
        - Что?
        - Ну, не знаю… Холод. Тревогу. Чей-то взгляд?
        В голове Анны промелькнула мысль, что зря она это все затеяла - что с ненормальной взять? Хотела демонстративно встать и уйти. Но любопытство остановило.
        - Почему я это должна чувствовать?
        Рыжая опять посмотрела поверх головы собеседницы, на этот раз предостерегающе.
        - Рядом с тобой постоянно два призрака стоят. Ещё четверо в стороне, как бы в оцеплении, - она кончиком карандаша показала на вход в беседку, точку справа и две за своей спиной.
        Анна открыла рот и поняла: рыжая точно не в себе.
        - Не веришь. - Словно прочитав её мысли, усмехнулась незнакомка, достала крохотный флакончик на длинном чёрном шнурке, спрятанный под рубашкой, открутила крышку и высыпала немного содержимого на ладонь. Бело-серая крупа легла небольшой горкой. Рыжая прищурилась: - Вот эти двое, что за твоей спиной: обоим около тридцати, высокие, спортивные, одеты старомодно, как средневековые реконструкторы. Ну, рубахи, кольчуги, на руках широкие такие штуки, типа браслетов кожаных, с металлическими бляшками. Мечи, опять же. Ни о чем тебе не говорит?
        Аня попятилась: - Ясно. Спасибо, что сказала. Было интересно пообщаться, - и спиной двинула к выходу.
        Рыжая неожиданно перехватила её за руку, притянула к себе, бросив под ноги щепотку белого песка из флакончика. Аня взвизгнула и дернулась в сторону. Мир на мгновение потерял краски, будто к нему применили режим «сепия». На желтоватых лепестках акации застыли крохотные пушинки инея. Рыжая смотрела мимо Анны, в её взгляде не было ни страха, ни удивления, только любопытство.
        Анна обернулась, проследовав за взглядом этой ненормальной. Тут же почувствовала, как её сердце покрылось тонкой кристаллической корочкой: у входа в беседку, по обе стороны от лавки, стояли два светловолосых воина. Один чуть постарше, оба - с короткими аккуратно стриженными бородками, красные рубахи до колен, кольчуга с начищенным до блеска зерцалом на груди, ноговицы, наручи. Словно витязи, сошедшие с полотен Васнецова.
        За короткое, как вспышка молнии, мгновение она не успела как следует их разглядеть, но запомнила внимательный и даже почтительный взгляд.
        - Кто это? - она ошалело моргала.
        Забывшись, взяла бутылку с водой, отпила несколько глотков, остальное плеснула на ладонь и умылась.
        Новая знакомая насупилась, уткнулась в свой блокнот:
        - Отвали. Я не хочу в это ввязываться. Мне своих проблем хватает.
        Анна опустилась на скамейку рядом с ней. Мысли путались.
        - Погоди. Я ничего не понимаю. Я, наверное, правда схожу с ума, - Аня не могла отвести взгляд от того места, где только что сидела, где несколько мгновений назад видела средневековых воинов.
        - Та прям, - рыжая фыркнула. - Во всяком случае, это ни о чем не говорит. Это объективная реальность.
        - Что «объективная реальность»? Существа у меня за спиной? - новая знакомая неопределённо кивнула. - Не может это быть никакой реальностью.
        - Ты говоришь как австралийский абориген, которому впервые показали английский алфавит, - девушка снисходительно глянула на собеседницу.
        - А кто они? Ну, вот эти, у меня за спиной?
        - Этого я не знаю, они со мной не говорят - не ко мне пришли.
        Анна почувствовала холодок, стекающий по спине:
        - То есть они еще и говорить могут?
        Девушка бросила на нее короткий оценивающий взгляд и снова уставилась в свои записи.
        - Само собой, - отозвалась, когда поняла, что новая знакомая с веником из волос на голове не собирается отставать и будет пялиться до вечера. - Хотя, как бы это не совсем речь в привычном нам понимании. Это скорее тень речи.
        - А кто это? Что им от меня нужно?
        Рыжая небрежно пожала плечами:
        - Тебе виднее.
        Аня закусила губу. Новая знакомая смотрела то враждебно, то равнодушно, как издевалась. Но она хоть что-то понимала в происходящем.
        - А если я тоже не знаю? Скажи, что это может быть?
        Незнакомка снова посмотрела за спину Анне.
        - Похоже, охраняют. У тебя в роду цариц не бывало? - последняя фраза была брошена с явной иронией. Анна закатила глаза.
        - Черт возьми, я теперь боюсь одна находиться. Доктор говорит, что я сумасшедшая, теперь эти зрительные галлюцинации.
        - Это не галлюцинации, это соль, - рыжая показала на закупоренный флакончик, висевший на груди. - На несколько мгновений стирает границы миров. Можно использовать и для защиты, только не в таких мизерных количествах. Хотя и этим при необходимости можно отбиться.
        - Какая граница миров? - Аню осенила внезапная догадка: - Я поняла, ты тоже сумасшедшая.
        Рыжая знакомая громко захохотала, так, что обитатели соседней беседки оглянулись:
        - Ты прям сама Мисс Очевидность: раз в реабилитационном центре, то значит все кругом психические. Чтоб ты знала, это не психушка.
        - Главврач - психиатр, я на табличке в его кабинете видела.
        - Ну и что. Здесь же лечат неврозы, депрессии там всякие, психозы в период ремиссии. Психосоциальная реабилитация. И, что самое важное, это частная территория. То есть никаких черных пятен в биографии и медкарте. Так что успокойся. - Девушка кивнула в сторону главного корпуса: - Там, кстати, в VIP-пристройке Grep-Groov лечится от депрессии, сама видела его на пробежке.
        Анна прислонилась к стене, дерево немного нагрелось на солнце, но все ещё приятно холодило кожу. Итак, она в реабилитационному центре, частном. Тут отец не солгал. То, что она видит, вот та женщина и её пронзительный взгляд, затонувший корабль, эти отражения в воде - все это, скорее всего, не галлюцинация, как и витязи за спиной. Или?
        Новая знакомая отложила блокнот на сиденье, сверху пристроила карандаш. Заговорила неожиданно серьезно, будто доверяя большую тайну.
        - Слушай, я их вижу. И я не сумасшедшая. У меня справка есть.
        Аня недоверчиво рассматривала рыжую.
        - А что ты здесь тогда делаешь? - спросила, наконец.
        Казалось, Анна случайно заступила на запретную территорию и не услышит ответ, так потемнели глаза новой знакомой.
        - Прячусь, - отозвалась та неохотно, видимо, сама не ожидая от себя такой откровенности.
        Аня фыркнула:
        - От чего тут можно прятаться? От сицилийской мафии?
        Новая знакомая угрюмо покосилась на нее, бросила зло:
        - Зато здесь совсем нет зеркал. Эти люди за твоей спиной умерли столетия назад. Это призраки, поняла?
        Анна посмотрела на девушку, пытаясь понять, что происходит.
        - Кто ты?
        - Меня Лерой зовут. Я усопших вижу.
        Пятая серия

1
        На сердце было гадко, словно душа объелась мухоморов. Отчего-то не отпускало беспокойство, ворочалось в груди неторопливо и навязчиво. Лагерь археологов жил обычной жизнью трудового коллектива, внезапно лишившегося начальника: лениво посапывал в тени, сплетничал от безделья.
        До Тима то и дело доходили подробности ночного происшествия. Первое время - прислушивался, но, когда на очередном витке главная героиня истории, дочь московского археолога, налетела на повариху с непонятно откуда взявшимся скифским акинаком, бросил это бесполезное занятие. Скворцова вчера он так и не дождался: Али сказал, что руководитель экспедиции вернулся поздно вечером. Не застал его и утром - тот снова уехал, на этот раз с Али. Вроде как в Анапу, в музей.
        Тимофей присел на землю в тени за палаткой Великого и Ужасного Оза. Здесь было прохладно и пахло чабрецом. И было видно море, сегодня особенно ласковое и приветливое. Странно, он видел его каждый день, он им дышал, он знал на вкус все близлежащие гавани и бухты, но каждый раз, посмотрев на сверкающую солнцем гладь, радовался как подросток и не узнавал. Каждый день - как первый.
        Медленно одолевала задумчивость и дрёма.
        И вот он уже гладит шелковистую волну, а она обнимает его, укрывая с головой.
        И тут же - звуки стихли, цвета притупились, осталось только биение собственного сердца.
        Прозрачно-бирюзовая пелена перед глазами, крохотные белые блики. Солнце, пробиваясь с поверхности, расслаивалось тонкими невесомыми канатами, будто старалось удержать человека в родной стихии, будто оставляло ориентир и памятку. Тим улыбался ему: море - тоже его стихия. Ведь он усыновлён дельфинами.
        Вода стала плотнее, гуще. Вязкая, как смола, обволакивала удушливо, застилала глаза. Сердце сжалось. По позвоночнику - жаркая волна паники. И нет возможности кричать. Он оцепенел. Вокруг - только засасывающая черная мгла.
        Море, нежное и податливое всего мгновение назад, ощетинилось ледяными копьями. Словно живые змеи, они опутывали его, тянули на глубину, отрезая путь к спасению. Еще мгновение казалось, будто спасение близко: призрачный свет разливался в ладонях, чьи-то тонкие руки в серебристой ледяной крошке совсем рядом.
        Проваливаясь в чернильную темноту, Тим обреченно искал лик, который - он знал это наверняка - увидит последним. Грудную клетку сдавило, терзая внутренности. Сознание стремилось вверх, ближе к спасительному небу. Прочь от приговоренного к смерти тела. И вот, его личный приговор - белые как лунь волосы, пронзительный синий взгляд. Бережное касание, в глазах - сожаление и тоска.
        Его вечный кошмар.
        Его личное проклятие, которое он преодолевал с каждым погружением.
        На этот раз он вынырнул из него: майка прилипла к спине, дышалось тяжело, неровно. Но будет ли он так удачлив тогда, когда это произойдёт на самом деле?
        Тимофей Торопов не был фаталистом. Он не верил в Судьбу или Предназначение. Но каждый день, шагая за борт на экстремальную глубину, он делал шаг навстречу неизведанному. Там, на глубине, его безопасность в его руках. И в руках его товарищей.
        А вот эта девушка… Ее синие глаза. Они не давали покоя, привязывали его к действительности, заставляли озираться по сторонам и заглядывать в чужие лица. В поисках того единственного, которое принесёт успокоение.
        Рядом послышались шаги. Тяжёлые, будто налитые свинцом. Тим обернулся, привстал: Скворцов одернул полог палатки, выглянул из-за угла:
        - Ты чего здесь? - спросил сурово.
        Тимофей встал, отряхнул прилипшую к ногам траву и песок.
        - Как она?
        Скворцов прищурился, посмотрел холодно:
        - Ей нужно наблюдение, - отрезал, собираясь нырнуть в прохладу палатки.
        Тимофей дернулся за ним следом:
        - Вы что, реально думаете, что она сошла с ума? Сходят с ума же, того… по одиночке. А мы фантом вместе видели. И Гришка видел. Если его к стене припереть, он сознается, - он сам не понимал, зачем это рассказывал археологу. И уже сожалел о сказанном. - Любого можно психом назвать, и как пальцем в небо попадёшь.
        Скворцов замер на пороге палатки, со свойственной старику прозорливостью задал самый неудобный вопрос:
        - Зачем ты мне все это говоришь?
        Тимофей смутился, покраснел.
        - Заберите ее оттуда. Нормальная же девчонка. Ну, прическа эта… дреды… Ну, норов… За это ж не казнят.
        Он смущенно топтался, теребил мочку уха. Археолог посмотрел на него с удивлением и интересом:
        - Завтра работаем на глубине, с роботами, у тебя свободный день. Я дам адрес - съезди к ней, раз такой заступник. Надо вещи передать: я по-стариковски не подумал, что ей неудобно там будет в больничной одежде, ничего не взял с собой. Так вот передашь, - он смотрел себе под ноги, старательно избегая встретиться с дайвером взглядом. - Съездишь?
        - Заберите её, Олег Иваныч, - тихо повторил Тим, чувствуя, как к горлу подкатывает едкий и острый комок.
        Скворцов неохотно кивнул:
        - Врач говорит, у неё аффективное расстройство.
        - Откройте справочник по психиатрии, посмотрите симптомы. Любой к себе смело примеряйте! - запальчиво бросил Тимофей. - Я отвезу, что там надо. Но… не надо ей там быть. Понимаете?
        Археолог подозрительно прищурился:
        - С чего такая забота, а?
        Тимофей не нашёлся, что ответить. В самом деле, кто она ему: два раза виделись.
        - Я за справедливость, - буркнул.
        Оз иронично скривился:
        - Тоже мне, справедливый выискался… Постой, соберу её сумку. Там ей телефон оборвали её аборигены, пусть перезвонит.
        Он зашёл внутрь. Тимофей присел на низкую скамеечку, подставив лицо вечернему солнцу. «Что там у неё за аборигены, интересно?» - неожиданно всплыло в голове и тупо укололо под сердцем. Нет, ему, конечно, все равно. Ему-то какое дело… Кем бы они ни были.
        Но в голове рисовались картины, от которых холодело в груди и потели ладони.
        Пока Скворцов собирал вещи Анны, Тим направился на поиски Али. Тот устроился под навесом - отмечал на карте места находок. Выделял разными маркерами и делал дополнительные пометки в виде квадратиков, треугольников и кругов разного цвета. Тимофей покосился на его художества, сообщил коротко:
        - Оз вернулся. Говорит, завтра с роботами будете.
        - О-о, значит, на 1/16 или 2/16 пойдём, на глубины. Сейчас уточню у него, а то надо геологам и гидрофизикам с океанологами сказать. Тем квадратом ещё и вулканологи интересовались, - засуетился археолог. Тимофей его остановил:
        - Погоди. Где находки с 2/17? Ну, браслет этот, монеты и черепки…
        Археолог махнул рукой в сторону Анапы:
        - Так мы в музей отвезли пока, там ребята обработают, датировку сделают.
        - Ясно. - Он прищурился, посмотрел на Али исподлобья: - Что с дочерью Скворцова было, пока я на выброске болтался? После того, как посылку со дна подняли.
        Археолог пожал плечами:
        - Сам не знаю. Она увидела браслет и будто помешалась. Шептала что-то.
        - Что?
        - Я не разобрал. Тихо, и знаешь, - он с опаской посмотрел на дайвера, - с какой-то яростью. Даже нет, с ненавистью.
        - Что именно? Хоть примерно?
        - Во-первых, не на нашем, а на древнеславянском. Что-то про проклятье и нити Рока.
        Тимофей задумчиво присел на скамейку напротив:
        - А что, есть в этих местах какие-то легенды с проклятиями и нитями Рока?
        Археолог фыркнул:
        - А с чего ты взял, что это местные легенды? Может, это фамильные какие-то тайны?
        Тим молчал - не говорить же археологу о том, что он тоже в этот момент видел нечто. И он, уж само собой разумеется, никаким образом с фамильными тайнами Скворцовых связан быть не может. Али, подняв на него глаза, посоветовал:
        - А вообще не ко мне это все, такие данные этнографы собирают. Но по сути, где их нет - проклятий да легенд? - Он снова уставился в карту. - В этих местах проходили пути на Византию. На север везли вино, специи, нефть. В Византию, соответственно, меха, соль, зерно, рабов. Правда, все мореходные пути проходили ближе к берегам Румынии и Болгарии - там течение удобнее. Представляешь, сколько раз проклятия разносились над этими водами?
        - Ну, знаешь, такие, чтоб через века, наверно, не каждый день? Не?
        Али пожал плечами.
        - Тебе с Озом тогда надо поговорить, раз интересуешься. Ещё у Ильина Бориса Аркадьевича спроси, это директор музея Горгиппия, он этнографией этих мест увлекается. Может, и подскажет тебе что.

2
        Она влетела на пятый этаж, едва не поскользнулась на начищенном до зеркального блеска паркете, зацепилась шпилькой за угол ковра, витиевато выругалась. Проскочив по коридору до кабинета с золотой табличкой, по-хозяйски резко дёрнула ручку и ворвалась внутрь.
        - Ты совсем охренел?! - красивое лицо перекосилось, в уголках губ сбилась белая пена.
        Андрис медленно, будто перед погружением в воду, оторвал взгляд от бумаг. Посмотрел тяжело, даже не пытаясь изобразить любезность и радушие. Скулы обострились, сделав миловидную улыбку похожей на оскал.
        Женщина непокорно вздёрнула подбородок, сжала сумочку.
        - Ты что здесь делаешь? - поинтересовался холодно.
        Тяжёлый взгляд будто припечатывал её к паркету.
        Гостья ухмыльнулась, прошла через кабинет, устроилась в кресле, на котором только что сидела Анна. Грациозно закинула ногу на ногу, продемонстрировав тонкую щиколотку, перехваченную изящным браслетом. Покачала носком ярко-красной туфли.
        - Соскучилась, - с издёвкой отозвалась на вопрос мужа.
        На каменном лице мужчины не двигался ни один мускул, только глаза искрились ледяной ненавистью. Пальцы вцепились в остро отточенный карандаш. Ноздри с трудом втягивали воздух.
        - Что тебе надо? - процедил он.
        - Хочу посмотреть, с кем ты тут шашни крутишь. Одну овцу уже на лестнице видела, - женщина бросила победный взгляд, заметив, как шея Андриса от ворота до уха покрылась пятнами. - Страшна как смерть с этими её нечёсаными патлами. Не боишься блох подцепить от замарашки?
        Она достала из сумочки зеркальце, распахнула крышку, выпятила трубкой губы, поправляя помаду.
        - Да уж лучше со вшивой малолеткой, чем с такой коровой как ты, Карина, - он с наслаждением наблюдал, как замерло и дрогнуло в холёных руках зеркальце, а кокетливая гримаса застыла восковой маской. - Кажется, ты набрала ещё пару килограммов с нашей последней встречи, - добавил, словно вбивая гвоздь в крышку гроба её спокойствия.
        Карина посмотрела на него с ненавистью. В его глазах, напротив, теперь плескалось презрение и издёвка. Андрис откинулся на спинку кресла, играя карандашом и рассматривая женщину.
        - Как ты смеешь?! - взвизгнула она, вскакивая. Сумочка скатилась по гладкой ткани юбки на ковер, рассыпав по нему косметику, ключи от машины, сотовый, мелочь, серебристый флакончик духов. Карина, побагровев, бросилась поднимать и торопливо засовывать всё в сумочку. Андрис не пошевелился, получая удовольствие.
        - Ты меня все время унижаешь. Все время эти твои шалавы звонят, спрашивают тебя, молчат в трубку. Каждый месяц - новая, - Карина жалобно всхлипнула, опустилась на колени и посмотрела на мужчину жалобно и обречённо, как побитая собака. - За что, Андрис?
        - За что? - он медленно встал из-за стола, пересёк кабинет, встал над ней. Схватил за плечо, с силой дёрнул вверх, заставив женщину подняться на ноги, грубо прижал к себе, до боли выворачивая её руку. - Ты правда хочешь это знать? - та нервно сглотнула. Медленно кивнула, в глазах мелькнуло сомнение. - Ты мне противна. Вот эти твои ужимки, этот твой смех. Противны, - он тихо проговаривал каждое слово. Свободной рукой дотронулся до ее подбородка, скользнул по тёмному шелку волос. Женщина дернулась, как от пощёчины. - Меня воротит даже от запаха твоих волос, мутит от прикосновения к твоей коже, от одного упоминания о тебе, даже от обручального кольца, которое я теперь не ношу.
        - Андрис, - жалобно выдохнула она.
        Он посмотрел холодно, как на подопытную мышь, губы скривились в презрительной усмешке:
        - Ты этого хотела, когда добивалась нашего брака? - выпустил ей в лицо.
        - Мы же любили друг друга, - по бледной щеке предательски соскользнула слеза. - Андрис, что произошло с нами?
        Он рассмеялся, оттолкнул от себя с такой силой, что женщина пошатнулась, вцепилась в подлокотник кресла, некрасиво подвернув ногу.
        - Я говорил, что не создан для брака. Мне душно, мерзко…
        - А эта, - Карина враждебно кивнула на дверь, - с нечёсаными космами - твоя новая пассия?
        Андрис резко обернулся, от жуткого взгляда Карину бросило в жар:
        - Пошла вон.
        Женщина, поджав губы, выскочила из кабинета.
        Длинный коридор. Бежевые стены, полумрак хрустальных бра. Лёгкий ветерок раскачивал занавески, впуская в холл мягкий, пропитанный кипарисами воздух. Тонкие пальцы вцепились в перила. Карина тяжело, надрывно дышала, запрокинув лицо, заставляла себя не заплакать.
        Двенадцать лет назад.
        Ослепительное, как вспышка молнии, чувство. Они учились вместе. Дни и ночи напролёт. Летний Вильнюс. Она хотела продлить это счастье навечно, привязать его к себе. Но он не торопился делать предложение, все явственнее уклоняясь от серьёзного разговора. Тогда она допустила ошибку - солгала о своей беременности.
        Он прав. Она отчётливо понимала, что ему это в тягость, но последовательно изображала симптомы, игриво манипулировала им. Пока заветное кольцо не оказалось на безымянном пальце.
        Дни и ночи напролёт вместе. Осенний Вильнюс. Проливной дождь.
        Она оказалась бесплодна.
        Без надежды на исцеление.
        И поняла это слишком поздно. Когда уже ничего нельзя было скрыть.
        И вот тогда всё рухнуло.
        Двенадцать лет назад в его взгляде поселились холод и отчуждение. Почему она не отпустила его тогда? Не дала развод? Не начала новую жизнь? Почему она посвятила эти двенадцать лет мучительной слежке за его любовницами, истерикам, угрозам?
        Нужно было уйти сразу.
        Она свесилась через перила, понимая, насколько проще все было бы.
        В глубине коридора хлопнула дверь, послышались размеренные шаги. Его шаги.
        Карина отшатнулась от перил, прижалась к прохладной стене. Прислушиваясь, замерла.
        Дождавшись, когда шаги Андриса стихнут на лестнице, осторожно вернулась к его кабинету. Закусив губу, дёрнула ручку - та послушно подалась.
        Женщина проскользнула внутрь. Светлый кабинет без хозяина выглядел ещё привлекательнее. Карина не понимала, что она здесь делает.
        Повинуясь невнятному, несформировавшемуся инстинкту, подбежала к столу. Аккуратно разложенные стопки разноцветных медицинских карт. Она скользнула взглядом по верхним.
        «Анна Олеговна Скворцова» - значилось на ближайшей.
        Карина приподняла обложку, посмотрела на дату поступления: позавчера. Судорожно схватила папку, распахнула. Копия странички из паспорта с фотографией. Сердце словно проткнули раскаленной иглой. Она не знала, кто эта девушка, но это и не важно. Пробежав глазами лист первичного опроса, данные анализов, нашла лист назначений.
        Карина, словно ведомая какой-то силой зависла над листом назначений. Всего-то несколько цифр в графе дозировки, зачёркнутая строка об аллергии, и судьба этой малолетки изменится. А она, Карина, снова сможет наслаждаться рассветами и летним Вильнюсом. И снова станет нужна мужу.
        Улыбнувшись своим мыслям, женщина захлопнула папку с историей болезни и выскользнула в коридор.

3
        Капитан Рыбаченко уставился в карту района. Огромное полотнище её было разложено на столе. На углу - стопка мелко исписанных листов формата А4.
        Геофизики прислала свои данные - сейсмоактивность в норме.
        Отчего же тогда оборудование словно с ума сошло? Третьи сутки акустик «ловит» посторонние сигналы, фиксирует передвижение объектов, которых физически нет. Маячок внезапно оживал и умирал, рассыпаясь в эфире.
        Из Новороссийска вызвали усиление. Будут проверять. Катера блокируют сектор.
        Капитан первого ранга Рыбаченко Василий Федорович осторожно передвинул исписанные листки. Те рассыпались по полу, пришлось собирать обратно в стопку. Глаза волей-неволей выхватывали из текста тревожные и странные слова.
        «Сухая буря», «фантомные сигналы», «призраки средневековых кораблей». Он выучил эти странные фразы из рапортов команды наизусть. Дать им ход - это все равно, что подписаться в собственной одержимости. Лишиться любимого дела и лишить этого дела несколько десятков человек.
        Он придвинул к себе один из рапортов, пробежал глазами убористый почерк.
        «В ночь с двадцать девятого на тридцатое мая в районе Витязево, в квадрате восемь зафиксирована геомагнитная аномалия, площадь которой варьировалась от сорока до ста пятидесяти квадратных километров.
        В результате сбоя навигационной системы, возникшего по невыясненным причинам, судно потеряло ориентирование. В частности, определение места судна по визуальным береговым ориентирам, а также радиолокационным средствам навигационного ориентирования оказалось недоступно с двадцати двух тринадцати до двадцати двух тридцати пяти. Судно было в зоне плотного тумана.
        Радиопеленгование на малых расстояниях в указанный период оказалось невозможным. Применение радиотехнических средств затруднялось помехами. Гидроакустические средства фиксировали множественные мели, подводные банки и неизвестные объекты со скоростью движения до тридцати узлов».
        - Черт бы побрал эти неизвестные и невыясненные, - капитан отбросил рапорт, связался по внутренней связи с акустиками: - Доложите обстановку… Что там у вас?
        - Фиксируем расширение площади навигационной аномалии, товарищ капитан первого ранга, - рапортовал дежурный. - Движется на запад со скоростью до тридцати узлов. Сформировался эпицентр. Широта: 44.79135640493403, долгота: 37.0180072868684.
        - Этот тот район, который исследовали археологи?
        - Так точно.
        «Надо сворачивать их к чёртовой матери», - ругнулся про себя Рыбаченко. - Наблюдение усилить. Докладывать каждые полчаса. Если что-то экстренное - немедленно.
        Ярко-голубое небо медленно затягивалось серым пухом облаков.

4
        - Ты до неё дозвонился? - Орлов заглянул в студию, где Скат, Слайдер и Халилов, звукарь Орлова, которого продюсер приставил к группе, сводили последний трек. Должно было получиться нечто невероятное, замешанное на густом звуке, с мощным бэком. Продюсер был определённо доволен. Хотя отъезд солистки не входил в его планы. Скат выглянул из-за монитора, покачал головой:
        - Трубу не берёт.
        Орлов закрыл за собой дверь, растянулся на кожаном диване:
        - Слушайте, а какого беса вы мне не сказали, что она отцу бабки торчит и тот ее отрабатывать долг тащит? - парни переглянулись, пожали плечами. Растерянный Скат с его татуировками - зрелище не для слабонервных. Орлов отвернулся, гася внутри раздражение.
        - А что мы сделали бы? - насупился Слайдер и уставился в монитор.
        - Короче, ищите телефон этого светила археологии где хотите. К вечеру он должен быть у меня на столе. А Скраббл послезавтра - здесь в студии, на записи, - он резко встал, направился к выходу, проворчал: - Ещё не хватало влететь из-за ваших идиотских договорённостей.
        Не дойдя до двери, обернулся:
        - Текст кто пишет, тоже Скраббл? - Скат и Слайдер одновременно кивнули, гитарист почесал небритый подбородок:
        - Я набросал, но она забраковала.
        Орлов вернулся к столу, протянул руку:
        - Покажи.
        Слайдер вынул из кармана блокнот на пружине, развернул на предпоследней странице, передал продюсеру. Тот пробежал глазами текст, вернул блокнот гитаристу:
        - Правильно сделала, что забраковала. Так - что хотите делайте, решайте вопрос: Скраббл мне нужна здесь.

5
        Тим забрал полупустую спортивную сумку, сунул в багажник и задумался: во-первых, хотелось узнать, как там Аня. Во-вторых, очень было любопытно, что она такое увидела во время грозы, что родной отец к психиатру определил. Но хотелось бы еще и с Борисом Аркадьевичем побеседовать про находки. Хотя, вряд ли он бывает в музее после пяти вечера.
        Тим посмотрел на часы: десять минут седьмого.
        Забив в поисковике название музея, выяснил его телефон, набрал номер:
        - Алло, девушка, мне бы Бориса Аркадьевича повидать, это из лагеря археологов звонят, от Скворцова.
        Девушка лениво отозвалась:
        - А он ушел уже. Завтра звоните.
        - Нет, мне сегодня надо. Это срочно. Это из лагеря археологов, мы ему сегодня посылку передавали со дна. Телефон его дадите?
        Девушка замялась и, хоть и неохотно, но продиктовала номер.
        Тим торопливо записал его веточкой на песке, потом сразу внес в память телефона.
        - Борис Аркадьевич, здравствуйте. Это Тимофей Торопов из группы Скворцова. Технодайвер. Я находку с 2/17 со дна поднимал.
        По ту сторону сигнала обрадовались:
        - О, рад, рад. Чем могу?
        - Мне Али Саракаев сказал, что вам находку передали. Я хотел бы на ее счет с вами поговорить.
        Археолог смутился:
        - Да еще и говорить-то особо не о чем, исследования еще не проведены. Я обо всем Скворцову Олегу Ивановичу расскажу в отчетах.
        Тим усмехнулся:
        - Не, то, что я у вас хочу спросить, вы в отчет точно не внесете. А информация вам может показаться интересной. У меня есть основания полагать, что браслетик-то проклятый.
        Настороженное молчание в трубке.
        - В каком смысле?
        - В смысле я кое-что еще видел, но тоже в отчеты внести это не могу. Али сказал, что вы собираете такой материал.
        Он замолчал. Скрестив руки на груди и поджав телефонную трубку плечом, он щурился на закат. Красный, отражающийся в черной глазури. На линии горизонта выстроились в ряд три военных корабля. Силуэт одного из них он знал - это корабль обеспечения, на котором, согласно инструкции, врач, барокамера и все необходимое, чтобы откачать дайвера в случае неудачного подъёма с глубины. Археолог, наконец, отозвался:
        - Хорошо, приезжайте, - назвал адрес.
        Тим знал это место. Каменистый пляж, дачи за высокими кирпичными заборами. Нужный дом выглядел как ветеран на параде: скромно примостился на углу, прикрылся пышной зеленью, укутался липовым цветом.
        У ворот стояла видавшая виды вишневая Мазда. Тимофей припарковал мотоцикл рядом, позвонил.
        - Открыто, - из калитки выглянула выгоревшая на солнце голова пятилетнего пацана. - Заходите, дяденька.
        «Дяденька»… Тимофей шмыгнул носом и шагнул на мощёный плиткой двор.
        Розовые кусты, желтые орхидеи в высоких греческих вазонах, подвесное кресло-кокон в липовой тени. В нем с книжкой в руках - мужчина лет пятидесяти: виски едва тронуты сединой, внимательный и острый взгляд, чуть подросшее брюшко. Мальчонка, открывший калитку, кивнув гостю, метнулся на пластиковую табуретку у ног деда, подпер щекастую мордашку кулаками - приготовился слушать дальше.
        - Добрый вечер, - Тим направился к мужчине, протянул руку для приветствия. - Я звонил вам с просьбой о встрече.
        Мужчина приветливо кивнул:
        - Да понял я уже. Василёк, поиграй, пока я с дядей побеседую.
        Мальчонка неохотно встал, выпятил живот:
        - Деда, а мы потом дочитаем?
        - Конечно! - услышав это, пацаненок подхватился и пулей рванул в дом. Борис Аркадьевич тоже встал, поманил гостя за собой: - Пойдёмте, молодой человек, расскажете, что там у вас приключилось.
        Они разместились на веранде за большим дубовым столом, накрытым для ужина: в плетеной корзинке, под застиранной, но чистой и накрахмаленной салфеткой уже притаился хлеб, рядом - россыпь столовых ложек. Из открытого окна доносился аромат гречневой каши, сливочного масла и вареных сосисок. Громко работал телевизор, едва перекрывая детский визг и хохот. Борис Аркадьевич заглянул в кухню, прикрикнул без тени суровости:
        - А ну тише, бесенята! - потом обернулся к гостю, извинился за шум: - Внуки приехали из Ростова. Два года не виделись… Так что вы мне хотели рассказать?
        Тимофей растерялся: пока ехал к историку, мысленно прокручивал предстоящий разговор, раскладывал по полочкам. И все было ясно. А вот сейчас спросили его прямо, и сразу - ступор, все мысли разбежались, буквы забылись и в слова никак собираться не желали.
        - Да вы не волнуйтесь, - подбодрил его Борис Аркадьевич. Налил воды из стеклянного кувшина, поставил стакан перед гостем, приготовился терпеливо слушать.
        - То, что вы знаете, это то, что объект 2/17 обнаружен в конце прошлого сезона. Ориентиры и координаты, привязку к местности делали уже в этом году. Сейчас еще команда не вся в сборе, поэтому нас позвали сделать пробное погружение, уточнить расположение объекта, разметить квадрат работ. Дождались корабль обеспечения из Новороссийска. Во время пробного погружения все по плану: место кораблекрушения нашли, органика цела. Фрагменты корабля, мачты повреждены ударом о грунт, судя по всему. Покрыты слоем грязи и ила.
        - Так хорошо все сохранилось? - удивился историк.
        - Да, вся геометрия в сохранности, строительные отметки на дереве сохранились.
        Историк был поражен:
        - Даже так? Как такое может быть… Восемьдесят четыре метра, всего. У нас под носом, практически.
        Тимофей кивнул, продолжил:
        - Сразу бросилось в глаза, что дно у корабля словно вырвано или выплавлено даже, - он провёл указательным пальцем по столу.
        Историк скептически хмыкнул, предположил:
        - Вернее всего, повреждено при ударе о грунт.
        - Нет, - дайвер уверенно покачал головой, - днища просто нет, края выворочены наружу и оплавлены. Фрагменты разбросаны на несколько десятков метров вокруг. Но, погодите, не это главное. Рубка практически цела, частично сохранилось убранство, черепки какие-то, украшения. Али Саракаев попросил что-то поднять. Мы с напарником подняли небольшой сосуд вроде как для благовоний, фрагмент бруска с оплавленными краями и браслет. Отправили посылкой наверх. Пока поднимались сами, наверху испортилась погода. И вот тут началось нечто странное, - он осторожно посмотрел на историка, убедился, не улыбается ли. Тот слушал внимательно и с интересом, пока, правда, довольно формальным. - Возникло ощущение, что изменился состав воды вокруг, она стала плотнее. Почти как масло. И температура резко изменилась, понизилась на десять-двенадцать градусов.
        - Ого. Это все датчики у вас зафиксировали?
        - Конечно. И еще. Мы были на такой глубине, когда уже видно, что наверху, над поверхностью - день. Солнечные лучи проникают и такими косыми канатами свисают, бликуют. А тут резко - будто ночь.
        - Ну, если наверху погода испортилась, это не мудрено, верно? - резонно отметил историк.
        - Не так быстро и не так контрастно. Я бывал на глубине десяти метров, когда изменялась облачность. Так что мне есть, с чем сравнивать.
        - Хорошо, допустим. Я не спорю. Что дальше?
        - Дальше мы увидели еще один корабль. Деревянный, около тридцати метров в длину, точно такой, как на дне. Только будто это не сам корабль, а тень его или фантом, призрак. И прямо над нашими головами. Все заклепки видно, руку протяни и дотронешься.
        - Дотронулись?
        - Не, очково было, я в выброску вцепился, как в родную, - Тимофей смущённо опустил глаза. - Ну, так вот. Фантомный корабль этот, судя по всему, терпел крушение: медленно кренился на правый борт, черпал воду и уходил на дно. Где-то на глубине трёх метров у него снесло днище, как горячим ножом по маслу. Только не горячим, а наоборот, ледяным. Потому то, что вырывалось из трюма, было льдом. Такие длинные пики, острые, как иголки ежа. А вместе с ним вырвалось наружу что-то белое.
        Борис Аркадьевич молчал. Задумчиво барабанил подушечками пальцев по клеёнке. Тимофей решил сказать главное:
        - Вы можете подумать, что я свихнулся, азотное отравление, галлюцинации и все такое. Но это видел мой напарник и девушка на поверхности, - Тим не решился сказать, что речь идёт о дочери руководителя экспедиции. - Али свидетель, он утверждает, что девушка будто помешалась в тот момент, когда подняли со дна посылку с браслетом, деревяшкой и посудиной для благовоний, как там её называют по-вашему? Пузатенькая такая, с узким горлышком.
        - Арибалл?
        - Наверное. Так Али говорит, что девушка, как браслет увидела, чуть за борт не вывалилась. Стала кричать про какое-то проклятье и нити рока, - Борис Аркадьевич молчал и слушал. Тим продолжал: - Ночью у нее произошел срыв. Археологи из лагеря болтают, будто она говорили на древнеславянском, которого не знает и знать не может, и шептала фразы из древнего заговора, - он вынул из кармана клочок бумаги, зачитал: - «Отоидешь от руки моея… яко не имать ти солгати».
        Историк прищурился.
        - Что с девушкой сейчас? - спросил с интересом.
        Тимофей смутился, осторожно подобрал обтекаемую формулировку.
        - Ее поместили под наблюдение. И для обследования. Но я уверен, что с ней все в порядке. Понимаете, с ума поодиночке сходят, а мы это с ней вдвоем видели: мы с ней говорили об этом. И наши видения полностью совпадают.
        Борис Аркадьевич налил себе воды, выпил залпом.
        - Что вы от меня, собственно, хотите услышать?
        - Я уверен, что фразы проклятия, поднятый со дна браслет или посудина для благовоний связаны с этими фантомами. И они вызвали у моей знакомой такую реакцию. Али сказал, что вы увлекаетесь местными сказаниями. Вам это все ни о чем не говорит?
        Историк посидел задумчиво, словно взвешивая мысли, вспоминая и укладывая по полочкам.
        - Говорит, - неожиданно признался он. - Только, боюсь, вы мне всё равно не поверите.
        Тимофей понял, что сейчас поверит во что угодно, даже в серых человечков на летательных тарелках - сердце подпрыгнуло, готовое вырваться из гортани, во рту пересохло, кровь стучала по барабанным перепонкам.
        - Поверю, - прошептал.
        - Ну, а коли так, то я вам кое-что покажу.
        Он встал и поманил молодого человека в дом. Женщина, дородная, в ярко-красном фартуке с удивлением посмотрела на гостя, недовольно кивнула:
        - Борь, ужин стынет, долго ты еще?
        Историк отмахнулся:
        - Кушайте, я потом.
        - Так остынет же!
        - Без разницы, - историк, втянув живот, ловко проскользнул мимо супруги.

6
        После ужина Анна задержалась на веранде, то и дело поглядывая на недавнюю знакомую. Валерия неторопливо допила томатный сок, разрезала булочку с изюмом и, старательно намазав каждую половинку сливочным маслом, задумчиво съела. Аня демонстративно отвернулась, но, как только Лера встала из-за стола, выскользнула за ней в парк. Белый гравий шелестел под ногами, за кирпичным забором бормотал прилив. Девушка видела впереди узкую спину новой знакомой: очевидно, та направилась в ту же самую беседку, где они сегодня познакомились. Аня на мгновение отвлеклась - из соседнего корпуса доносились звуки разгорающегося скандала: визгливый женский голос уже начал прелюдию «я тебе отдала свои лучшие годы».
        На мгновение отвлеклась, и вот уже потеряла из вида Леру. Взгляд растерянно блуждал в поисках узкой спины, обтянутой светло-бирюзовым трикотажем. Новой знакомой нигде не было видно.
        Аня добежала до конца аллеи, уперлась в шершавую кирпичную стену ограды, свернула на боковую аллею. Вглядываясь в лица пациентов, дошла до соседнего корпуса. Бледно-голубые стены украшены нарисованными цветами и утятами. Девушка сообразила: детское отделение.
        Медленно развернулась и вернулась на главную аллею. Южное солнце окрасило золотисто-красным макушки кипарисов, опалило терпко-сладким ароматом орхидей и роз.
        Валерии не было и в беседке. Аня растерянно кружила вокруг, не решаясь позвать.
        А та словно выросла из-под земли, схватила за руку сердито:
        - Ты чего за мной ходишь?! Сказала же - меня твои проблемы не касаются!
        Аня отшатнулась от неожиданности, ударилась спиной о столб, поддерживающий ажурную крышу беседки.
        - А кого они касаются? Лера, помоги!
        Валерия закатила глаза, выдохнула раздраженно:
        - Да блииин! Чем я тебе помочь-то могу?!
        - Я не сумасшедшая, ответь мне?
        Лера захохотала:
        - Я откуда знаю? Может, и ненормальная, а может - нормальнее всех нас вместе взятых.
        - Помоги разобраться, - Аня почувствовала, как к горлу подступает колючий комок, сглотнула его торопливо, чтобы не разреветься. Валерия нахмурилась, посмотрела исподлобья.
        - Я бы сама хотела разобраться в том, что происходит в моей голове, - устало проскользнула в беседку, устроилась на горячей еще скамье. Анна схватила ее за руку, притянула к себе, чтобы видеть в ускользающем свете ее глаза - светлые льдинки.
        - Расскажи, кого ты видишь? Как ты узнаёшь, зачем они к тебе пришли.
        Лера поджала под себя худые ноги, обхватила руками колени.
        - Они сами говорят обычно, - тихо пояснила. Аня опустилась напротив, уставилась с удивлением:
        - Ты их чувствуешь?
        - Да. Холод по спине. Их мир - это мир Морози. Среди живых им нет места.
        - А зачем они к тебе приходят?
        Лера посмотрела пасмурно, поправила кольцо на безымянном пальце - тонкое серебряное украшение, без камня, узоров и надписей.
        - Иногда у них здесь остаются дела. Или нужна помощь их семье. Нет ничего крепче кровных уз, они сквозь времена соединяют души.
        Аня задумалась, неуверенно закусила губу:
        - А вот эти, мои… Которые за мной стоят… Они и сейчас стоят?
        Лера, не оборачиваясь, кивнула, потянулась к веточке кипариса и сорвала крохотную мягкую шишку, чуть надавила, выпуская острый хвойный аромат.
        - И сейчас, - наконец отозвалась.
        - Ничего не говорят, никаких знаков не подают? - Аня все время ловила себя на мысли, что не решается спросить о главном, топчется вокруг да около.
        Лера в ответ покачала головой, прищурилась.
        - Неужели совсем ничего не чувствуешь? - в ее голосе, в светлых серо-голубых глазах - удивление и зависть.
        Аня покачала головой, зажала виски пальцами:
        - Я не могу ни о чем думать после того, как ты мне это сказала. Андрис Александрович говорит о психическом заболевании. Диссоциативное расстройство личности. Мне страшно: я вижу странные вещи, я чувствую странные боли, слышу звуки. Особенно по ночам или во время грозы. Я не могу даже думать в этот момент, не могу писать текст… Я схожу с ума.
        - А что пишешь? - Лера, кажется, была рада немного сменить тему.
        - Стихи к песне. Нам выступать скоро, а текста нет, - девушка тихо выдохнула, огляделась.
        Валерия долго смотрела на нее, изучала.
        - В тебе есть что-то странное, - сказала в итоге. - Я не могу понять, что. Я с таким не встречалась никогда, - она спустила ноги на каменный пол беседки, соскользнула на него, перехватила запястья Ани, развернув их так, чтобы оказались видны снова проступающие на тонкой коже знаки. - Ты связана с ними, этими стражниками. Связана с миром Морози. И тебя вроде как нет.
        - Как нет? Вот же я, - в голове промелькнула шальная мысль, что новая знакомая может оказаться просто сумасшедшей.
        Лера покачала головой.
        - Ты вряд ли поймешь, пока сама не увидишь. За твоими плечами тайна, у нее женское лицо, - от этих слов по спине Анны пробежал тонкий холодок. - Светлые волосы, будто снегом припорошены, взгляд холодный и ведающий. - Девушка осторожно коснулась своих губ, в глазах плескался настороженный интерес. Рука скользнула по предплечью, от ключицы к локтю. Пальцы дотронулись до основания шеи, будто пытаясь ослабить невидимую удавку. Острое непонимание на дне серых глаз.
        Анна, в отличие от собеседницы, понимала эти странные жесты: девушка-медиум показывала на своем теле спрятанные под одеждой Ани и уже горящие огнем проступающие раны.
        - Кто ты? - Валерия тяжело посмотрела на Аню, перевела дыхание, в уголках глаз собрались слезы, скатились ломаными струйками по щекам.
        Девушка с дредами неопределенно пожала плечами:
        - Кто-то зовет Скраббл, по паспорту Аня Скворцова, - отозвалась девушка, понимая, что новая знакомая спрашивает не об этом. Та смотрела тяжело, пристально, будто взвешивая услышанное.
        - Скраббл? Прикольно, - прошептала наконец. - Но знаешь, судя по тому, что я вижу, ты кто угодно, но только не Скраббл.
        Шестая серия

1
        Тимофей чувствовал себя неуютно, что так бесцеремонно вломился в чей-то отлаженный быт, но любопытство и желание разобраться щекотало ноздри. Он следовал за Борисом Аркадьевичем, лавируя между рассыпанными деталями детского конструктора. Историк зашел в кабинет - комнату с окнами, выходившими в сад. У стены притаился стол, заваленный распечатками и тетрадями, настольная лампа освещала старенький компьютер. Единственные украшения почти спартанского помещения: стеллажи с книгами от стены до стены и диван, когда-то бывший детской софой с ярко-синей обивкой.
        Борис Аркадьевич взял со стола потрепанную самиздатовскую брошюру, раскрытую примерно посередине. Под ней расположился лист с распечаткой фотографии недавней находки Тимофея:
        - Занятную вещицу вы мне привезли, молодой человек. Но прежде, вот это почитайте, - он протянул Тимофею брошюру, сам сел за стол, лицом к гостю.
        Тим бегло прочитал описание орнамента некоего серебряного обручья - браслета, придерживающего длинные рукава средневекового платья. На полях - неразборчивые пометки карандашом рядом со словами «появление на широком щитке очень сложного, но устойчивого изображения системы волнистых, зигзагообразных и изогнутых полос, которые нельзя определить иначе, чем желание мастеров показать двуслойную природу небесных вод», «ромбический знак плодородия помещен на средней лопасти, от „водного треугольника“ к нему тянется прерывистая вертикальная линия из точек, очевидно, изображающая дождевую струю».
        - Это что? - он поднял глаза на историка.
        - Это? Описание украшения, найденного в пустом кургане, здесь, на Тамани. Особенность его такова, что обручье или широкий браслет, которым фиксировался длинный рукав, изготавливался, как вы понимаете, всегда парным. В захоронении найдено только одно украшение. Из сопровождавших захоронение надписей удалось выяснить, что оно принадлежит дочери воеводы Афанасия Ратши, Зарине. Что де дщерь любимую поглотила пучина морская, только вот это обручье вынесло приливом. Свидетелей гибели не было - потонул весь караван, шедший до Константинополя. Но упоминается злой рок.
        Тимофей закрыл брошюру, вернул историку. Он не понял - что тут такого. Борис Аркадьевич, кажется, считал иначе и очень гордился своим открытием. Хуже было то, что, судя по выражению его лица, он был уверен, что и гость полностью разделяет эту радость.
        - Господи, молодой человек! - воскликнул, наконец, директор музея. - Это же очевидно: вы нашли корабль, на котором, вероятно, находилась Зарина. И найденное вами украшение - как раз обручье - его пара покоилась в пустом кургане.
        В подтверждение своих слов он перевернул страницу брошюры, ткнул пальцем в подслеповатое фото найденного в кургане обручья, на котором все-таки угадывался двойник украшения, найденного на дне Черного моря, и одновременно сунул под нос Тиму распечатку фотографии им же и поднятого со дна браслета.
        - Ого, - удивился Тим, разложил распечатку и фото из брошюры: безошибочно угадывались похожие крепления, сложный рисунок из волнистых линий. Странно, но обоняние уловило сладковато-приторный запах прогорклого масла и горячего воска. Передернув плечом, парень сбросил наваждение. - А что еще известно об этой Зарине?
        Борис Аркадьевич пожал плечами:
        - Очень мало. Тысячу лет назад эти земли входили в состав довольно влиятельного Тмутараканского княжества…
        - В которое всех опальных да безземельных ссылали? - не удержался Тимофей, неожиданно вспомнив параграф из школьного учебника.
        Борис Аркадьевич усмехнулся:
        - Вот люблю я вас, молодых и горячих. А ты сам подумай, каково значение было этих земель, если стольный Киев только при Ярославе Мудром обзавелся каменной крепостной стеной, а раскопки в Тмутаракани говорят о каменной кладке, сделанной еще во времена Юстиниана. То же в Керчи или, как его тогда называли, Корчеве. То же в Белой Веже, - он вздохнул. - Это все был древний укрепленный район, молодой человек. Своего рода цитадель Причерноморья! - историк многозначительно поднял к потолку указательный палец. - Стены под двадцать метров высотой, как считают археологи. Вкупе с местным ландшафтом: дельта Кубани тогда была разветвленная, после весеннего половодья оставались озера, которые к лету превращались в болота, - делали регион важнейшим форпостом Руси. Кстати, Тмутаракань называли Русским островом, потому что реки, озера и Керченский пролив. Арабы его Русской рекой называли, практически полностью отрезали эти земли от «материковых», - Борис Аркадьевич выразительно посмотрел на собеседника. - Тмутаракань торговала солью и рабами. Так что это были еще и довольно богатые, хоть и очень сложные,
приграничные земли. В княжение Мстислава Владимировича, брата Ярослава Мудрого, значение Тмутаракани особенно возросло: Византия боролась с аланами и Грузией, а Мстислав оттягивал на себя силы их союзников - касогов. Детей у него было двое: сын, в крещении Евстафий, языческое имя не известно и дочь - Татьяна. Дочь он за сына побежденного касогского князя Редеди отдал. А сына едва не потерял в стычке с хазарами.
        Говорят, выходила его волхва, Марьей звали: врачевала, раны злые заговаривала. Вроде как, во главе дружины она была варяжской. Не простая девица, в общем. Выходила она княжича, будто у смерти вымолила. Только не для себя, получается, а для соперницы - невеста у княжича оказалась, дочь воеводы Ратши, Зарина. Та самая, обручье которой вы мне привезли. Княжич от ран окреп, да и собрался восвояси. Погоревала Марья, окна светлицы заперла, ушла к озерным сестрам - свои раны зализывать. А Зарина прознала о ней, поймала в лесах да как рабыню и продала. По другой версии, Зарина не простила обманщика, сама в скит ушла. То, что подтверждает история, Евстафий умер молодым и наследников после себя не оставил - корабль его потонул, род Мстислава на том и прервался. Говорят, морозы потом такие стояли, что пролив промерз на несколько саженей в глубину: в 1068 году Глеб Святославович замерял расстояние между Тмутараканью и Керчью «по лёду», о чем записано на Тмутараканском камне, - историк посмотрел с прищуром. - Как тебе история?
        Он с интересом смотрел на гостя. Тимофей нахмурился:
        - История занятная, только к чему? Думаете, эта девушка, из лагеря археологов, как-то связана с дочкой воеводы Зариной? Типа, - он с опаской покосился на учёного, - одержимость? Ясновидение?
        Борис Аркадьевич захохотал:
        - Ну, это уже не ко мне. Я тонкими материями и эзотерикой не балуюсь! - мужчина коротко пожал плечами.
        - Погодите, но я ведь это тоже видел - фантома этого. И видел, как белая сущность из корабля появилась. Эзотерикой от меня не отмахивайтесь только. Я разобраться хочу.
        Историк посерьезнел:
        - Вот тут я вряд ли что-то скажу вам наверняка, - он откашлялся. - Хотя предположение имеется.
        Тимофей замер. Борис Аркадьевич скрестил руки на груди, посмотрел за окно - на приморский город стремительно наступали сумерки.
        - «Отоидешь от руки моея… яко не имать ти солгати», «нити рока» - части одного и того же заговора. Вернее, традиции заговоров, - историк встал, задумчиво прошелся к окну, отдернул занавеску, впустив в пыльное помещение предзакатное солнце. - Раны кровоточащие, страшные упоминались нашими предками как злая река. Каждый шов - мостик через реку Смородину. Их обычно или три, или семь, в зависимости от тяжести раны. И нить красная упоминается. Рок - судьба, это понятно. И в этой связи появление в вашем видении льда довольно оправданно.
        - Пока не понимаю, - признался молодой человек и беспомощно покачал головой.
        Историк понизил голос до многозначительного шепота:
        - Морена. Это все части культа Морены.
        - Которая богиня смерти и ночи? - Тим насупился, с удивлением уставившись на Бориса Аркадьевича. - Вы, вроде, говорили, что эзотерикой не увлекаетесь.
        - Не упрощайте, молодой человек, - поморщился историк. - Древние божества, и Морена в том числе, имели двойственную природу. Рыбаков считал, что ее образ перекликается с греческой Персефоной, которая на четыре месяца пленялась Аидом. Морена - Кощеем. Но освобождалась и приносила на землю новый урожай. Морена - в своем роде хранительница врат в иной мир. Ее именем приносились клятвы, что равнялось клятве перед предками. Ее именем творилось чародейство. Ей поклонялись воины - есть предание, что погибшие в бою поступали в ее, Морены, воинство. Вероятнее всего упомянутая в легенде Марья-волхва была жрицей этого культа. Тогда применение этой конструкции заговора вполне оправданно. Если это так, то появление в вашем видении льда и ледяных копий вполне объяснимо.
        Тим задумчиво уставился в окно: на небе цвета темного лазурита выделялись островерхие силуэты кипарисов.
        - То есть Марья могла наслать на княжича с невестой колдовство, отправившее их на тот свет? И мы его высвободили?
        Тимофей вышел из дома Бориса Аркадьевича, когда солнце совсем спряталось за линией горизонта, а на черном небе мутно загорались звезды. Молодой человек посмотрел на часы: почти восемь вечера. Сел на мотоцикл, замер на несколько минут, прислушался: с набережной доносились голоса и зажигательные ритмы, но даже сквозь них прорывалось тяжелое дыхание моря.
        Дайвер завел мотоцикл, вынул из заднего кармана сложенный вчетверо листок с фотографией своей находки, повертел в руках и уже в следующий момент выехал с парковки на проезжую часть.
        Он направился на поиски закрытого пансионата с причудливым названием «Робкая звезда».
        Если бы он выбрал другой маршрут и выехал на дорогу, шедшую параллельно с линией моря, он увидел бы на горизонте застывшие силуэты военных судов: небольшой корабль сопровождения, два катера и горб исследовательского судна «Малахит».

* * *
        - Ну, чего тут у вас, мужики, - капитан исследовательского судна «Малахит» Иван Васильевич Самойлов добродушно приветствовал капитана Рыбаченко. Они с ним с Академии знакомы, когда-то, в далеком 82-м на одном судне ходили в моря.
        Рыбаченко знакомым жестом почесал затылок, полновесно проинформировал:
        - Хрень какая-то.
        А про себя отметил: «Что бы там ни рассказывали легенды про Бермудский треугольник, на Черном море происходят дела потемнее».
        - А конкретнее? - Самойлов расположился напротив старого товарища, уставился на разлинованную карту квадрата.
        - А конкретнее мы тут с призраками воюем, - он с вызовом посмотрел на старого товарища. Уточнил: - С фантомами.
        Самойлов коротко хохотнул, весело уставился на Василия Федоровича.
        - Ух ты! Внучка бы сказала, что ты крутяшка. - Старый товарищ не оценил юмора, зыркнул на него. Самойлов сник: - И как? На чьей стороне пальма первенства?
        Рыбаченко хмыкнул:
        - Вот ты все ржешь, Вань, а у меня рапорт дежурного офицера, между прочим. И по нему выходит, что в Керченском проливе развивается аномальная зона, и по-хорошему надо перекрыть по нему движение до выяснения обстоятельств.
        - Беда, - протянул Самойлов.
        - И я о том! - Капитан судна сопровождения отбил костяшками пальцев короткую дробь по столу.
        В рубке повисло гнетущее молчание. Разогревшаяся за день приборная панель источала тонкий аромат лака и пластика. Соленый ветер трепал белые накрахмаленные занавески.
        - А сам-то ты чего думаешь, Василий Федорович? - Самойлов прищурился, посмотрел внимательно. Он знал: когда Рыбаченко вот так мрачно сопит, то это ничего доброго не предвещает.
        Вдалеке ворчал гром. Самойлов автоматически отсчитывал секунды. Пять, семь… девять. Рядом совсем. По разлинованной квадратами карте района с отмеченными оранжевым треугольниками наблюдаемых аномалий покатились остро отточенные карандаши. Самойлов поймал их у самого края, не успел вернуть на середину стола - следом за карандашами «поехала» и карта.
        - Вот о чем я тебе и говорил, - вздохнул капитан первого ранга Рыбаченко и потянулся к аппарату внутренней связи: на горизонте тяжелым цветком расцветал грозовой фронт, иссиня-черный на темнеющем небе, закрывающий линию горизонта. В его свинцово-серой толще мелькали вертикальные стрелы молний. Туча всей мощью наваливалась на группу кораблей, притаившихся у входа в бухту.

2
        На тропинке мелькнула чужая тень, шелест шагов заставил Аню и Валерию вздрогнуть и одновременно оглянуться.
        - Аня! Скворцова! - громогласно раздалось почти у уха. - Ты здесь?
        Лера торопливо подобралась, запрыгнула на скамейку, тыльной стороной ладони вытерла с подбородка слезы. В тусклом свете фонарей появилась невысокая фигура в шлепках и широких шортах для плавания.
        - Тимофей? - Аня привстала, выглянула из беседки. - Ты как здесь оказался?
        Молодой человек, увидев девушку, заметно обрадовался:
        - О, здорово! А я тебя по всему санаторию ищу. Че за название идиотское? «Робкая звезда», блин, - парень перемахнул через низкие перила беседки. Заметив Леру, коротко представился: - Здрасьте. Тимофей… Я, главное, сперва эту «Робкую звезду» разыскивал по побережью, потом тебя на этой «звезде».
        - Зачем искал-то? - настороженно спросила Аня.
        - Так Оз, в смысле - отец твой - шмотки тебе передал, - парень спустил с плеча спортивную сумку, бросил на сиденье рядом. - Чего сумерничаете тут?
        - Болтаем, - уклончиво отозвалась Лера, искоса глянув на широкие плечи и потрепанную майку.
        Парень понимающе кивнул:
        - М-м! Понятно, место так-то настраивает на болтовню, ага. Одно название чего стоит, - не унимался.
        Валерия встала, собираясь уходить:
        - Нормальное название, - бросила. - Stella timida на итальянском. Песня такая есть. «Vivo per te, sogno di te Canto di te Nel cielo incastrata Timida stella morente».
        Аня подхватила, спела знакомую фразу. Тимофей многозначительно хмыкнул.
        - Ладно, я пошла, - сообщила Лера. Аня перехватила ее за рукав, прошептала:
        - Скажи, а вот эти, за моей спиной: как они на Тима реагируют? Они и его видят?
        Рыжеволосая глянула на парня, потом куда-то в темноту.
        - Мне кажется, да, - она склонилась так низко, что Тим едва разбирал слова, с любопытством прислушался. - Больше того скажу, они его ждали.
        Молодой человек не выдержал:
        - Я не настолько воспитанный, чтобы сделать вид, что ничего не слышу и тем более - что меня не касается услышанное, - он подсел ближе, перевел взгляд с Анны на Леру. - Колитесь, дамы, о чем базар.
        Лера фыркнула, хотела пройти мимо, Тимофей загородил проход рукой, прищурился с вызовом. Валерия плюхнулась на скамейку, скрестила руки на груди. Бросила Анне:
        - Ну, рассказывай, чего молчишь?!
        Та с сомнением посмотрела на дайвера, предупредила:
        - Будешь ржать - не скажу больше ни слова, понял? - тот кивнул. - Лера - медиум, она видит души умерших.
        Парень округлил глаза, посмотрел не то с удивлением, не то с сочувствием.
        - Серьезно? Ни фига себе… А я еще сомневался, вдруг ты меня за идиота примешь.
        - Ты обещал! - прошипела девушка.
        - Да я не смеюсь! - он вытаращил глаза, посмотрел честно. - А что за терки там про кого-то за твоей спиной?
        Аня посмотрела на Леру, перевела взгляд на него, пояснила:
        - Лера утверждает, что за моей спиной постоянно находится несколько мужчин, вроде бы воинов в средневековой одежде. Ну, типа времен Киевской Руси или что-то такое.
        Парень неожиданно посерьезнел, развернулся к Лере:
        - Опиши их.
        Та неохотно повторила то, что уже рассказывала новой знакомой. Тимофей кивал.
        - Выходит, древнерусское обмундирование. Старший вроде как воевода, - повторил задумчиво.
        - Я не говорила «воевода», - поправила его Лера. - Я понятия не имею, как они тогда одевались. Но вообще похоже, как на старых иконах воинов изображали. Ну-у, тех же Бориса и Глеба.
        Парень снова согласно кивнул, устроился удобнее.
        - А вот теперь, девчонки, слушайте, что я вам расскажу. Я только что от директора местного музея, который увлекается этнографией восточных славян ко всему прочему. Браслет-обручье, который я со дна поднял, твой отец передал ему для проведения первичного обследования и датировки. И вот что он мне сказал: браслет этот принадлежал дочери воеводы Ратши, Зарине, невесте княжича Евстифея Мстиславовича, племянника Ярослава Мудрого. Это начало одиннадцатого века, получается. По легенде, будто бы прокляла их чародейка Марья, поклонявшаяся Морене.
        Лера смотрела на него настороженно, крутила в тонких пальцах карандаш. В отличие от Скраббл, она определенно понимала, о чем говорит дайвер.
        - И чего? - Аня скептически хмыкнула. На спине, от лопаток к пояснице, горела кожа. Сознание пропадало в мутной темноте.
        - А то, что, по ходу, ты во время позавчерашней грозы все про какое-то проклятье толковала. И бабу какую-то белую мы с тобой видели, там, на объекте 2/17. У меня есть предположение, что тетка эта, что вынырнула из корабля - волхва Марья, а стражники, что тебя охраняют, это стражники Зарины и княжича. Может, мы какую-то сущность подцепили там, на объекте.
        Лера прищурилась, скривилась, кивнув на Скраббл:
        - Может, родственница она Зарины, пра-пра-правнучка какая-нибудь?
        Тимофей покрутил у виска:
        - Ага, та умерла в девичестве, не оставив потомства, а Анька ее пра-правнучка. Девки, мозг включите, а?
        - А ты не ори, - Аня нахохлилась, переглянулась с Валерией. - Может такое быть?
        Та поежилась, вглядываясь в темноту:
        - Хэзэ… Теоретически - все может быть.
        Тимофей привстал, потянулся к карману шорт:
        - Глянь-ка сюда еще раз, - он развернул сложенный вчетверо лист с фотографией браслета, найденного на дне, протянул Анне. У девушки округлились глаза, губы изогнулись, она побледнела, отшатнулась, с силой вжалась в бортик.
        - Яко не имать ти солгати, да аще кто можетъ изчитати дванадесятъ именъ твоихъ, ибо четвертое из их убийца…
        Ее голос сорвался на исступленный неразборчивый шепот, губы дрожали, по серым щекам дорожками стекали слезы. Аня поднесла руку к лицу, словно отгораживаясь от чего-то, невидимого Тимофею и Лере.
        - Мама! - девушка взвизгнула и осела. Ее плечи вздрогнули, будто от нанесенного удара.
        - Ань, ты чего? - молодой человек ошалело таращился, паника липким обручем сковала виски. Он протянул руку к сжавшейся в комок девушке.
        Её било мелкой дрожью. В полуобморочном состоянии, вздрагивая от внезапных и невидимых ударов, прикрывая голову руками, она продолжала исступленно шептать, но из гортани вырывались лишь сдавленные хрипы.
        - Ань, чего случилось-то? - Тим наклонился к ней, попробовал обнять. Девушка всхлипнула и сжалась еще больше.
        Над беседкой взвыл ветер, порывисто ворвался внутрь, выхватив из рук Тима лист бумаги, отшвырнул в сгущающиеся сумерки. Валерия подобрала под себя ноги, испуганно схватила парня и дернула к себе:
        - Тихо ты! Не суйся!
        Сквозь мутную пелену начавшегося дождя он видел, как у входа в беседку застыли двое. Не люди, а скорее тени. Бледные, будто стертые ластиком черты, серые призрачные лица обращены к Анне. В немигающих глазах - почтение и… сострадание.
        В потоках черной дождевой воды, он видел, как выступившие на худых запястьях Анны кровоподтеки побледнели, будто зализанные непогодой. Хрустальными каплями падали они на каменный пол беседки, отражая в себе неживые лица стражников и белесую тень, окутывавшую девушку. Тимофей боялся пошевелиться и спугнуть наваждение. Он точно видел белое, как саван, одеяние, расшитое серебром и мелким речным жемчугом, видел легкие сапоги с чуть загнутым носком. Видел заправленные в голенища на мужской манер штаны. Светлые, будто припорошенные инеем, волосы осыпали худые плечи, путались с Аниными дредами, становясь их продолжением.
        Вспышка далекой молнии выхватила из полумрака серебряное обручье на запястье: полумесяц, сломанный крест. Женщина со змеиными ногами держит в руках пшеничные колосья.
        Аня шумно втянула воздух, замерла. Плечи перестали вздрагивать. Руки безвольно опустились, открывая бледное лицо. В следующее мгновение девушка обмякла и стихла.

3
        Тимофей бросился к Ане, сгреб в широкие ладони ее руки, подышал на них, стараясь не пялиться на воспаленные запястья. Сел у ног:
        - Ань, ты чего? Чё случилось-то? - голос получился заполошный, испуганный. Он старался взять себя в руки, сделал несколько глубоких вдохов, осторожно растер кожу девушки чуть выше красновато-бурых полос.
        Он пригляделся к ним. Около пяти сантиметров толщиной. Кожа исцарапана поперек и изъедена до волдырей. Первая мысль - аллергия на какое-то украшение. «Девчонка вроде как рокерша, а у них всякие примочки на руках, браслеты, напульсники», - промелькнуло в голове.
        Логическое объяснение нашлось, а червоточина в душе осталась. Может, из-за того, что Анна вся была изранена и избита.
        Подошла Валерия, скрестив руки встала за его спиной:
        - Ты видела что-то, верно?
        У Ани дрогнули ресницы. Скорбная тень пробежала по лицу, осела в уголках искривленных губ.
        - Не понимаю. Что со мной - не понимаю. Смех в ушах, свист кнута и удары. Адски больно, будто кожу живьем, - она всхлипнула, распахнула ворот больничной пижамы: на плечах, шее, спине алели свежие рубцы, затягиваясь на глазах ребят, покрываясь ломкой корочкой.
        - Офигеть, - протянул Тим и плюхнулся на пол. Взгляд задержался на красно-черном пятне на девичьей шее. Чай, выпитый у этнографа, неприятно зашевелился в желудке: паук с длинными, вытянутыми в прыжке лапками полз к уху девушки. «Чёрт, это татушка», - приглядевшись, облегченно выдохнул. Паучиха словно живая, хотелось закричать и как минимум стряхнуть членистоногое. Тим почувствовал, как по спине пробежал липкий холодок.
        Анна устало опустила голову на руки, плотнее запахнула ворот рубашки.
        Взгляд молодого человека упал на промокший насквозь измятый лист с фотографией браслета. Даже в мыслях не возникло снова показать его девушке. Но вот Лера должна это видеть. Он поманил новую знакомую, показал глазами. В это невозможно было поверить, но лист был рассечен на несколько кусков, словно изрублен.
        - Офигеть, - повторила за ним девушка-медиум и оглянулась в густую темноту за своей спиной. - Надо выяснить точно, действительно ли это браслет Зарины. Если он найден, значит, где-то экспонируется. Их же можно сравнить, верно? - Тим неуверенно кивнул. - Знаешь, мне кажется, за всем этим кроется какая-то страшная тайна.
        Аня с трудом прислушивалась к их разговору: перед глазами еще горел образ того юноши из сна-кошмара.
        Снова боль в глазах. Тонкий профиль уже растаял в солнечных бликах, оставив на губах сладко-пряный аромат мяты и земляники. Горячая мать-земля предупредила слишком поздно.
        Сейчас смерть - верное спасение. Рывок, она бежит ей навстречу, к обрыву. Высокая, в пояс, рожь стелется на ветру. Полынный запах смешивается с конским потом, свист ветра скрывает хохот палачей. Все ближе. Все нестерпимее страх. Сердце сжалось в предчувствии страшного. Остановилась, руки прикрыли голову, прижали ее к коленям.
        Удар обрушился на плечи внезапно, подкосил. Черная земля оказалась так близко, забила ноздри, осталась мягким песком на ладонях. Тень обрушилась еще одним ударом. Она скоро потеряла им счет, забывая дышать, пыталась отползти, укрыть слабые плечи.
        Но плеть снова и снова рвала её плоть. Срывалась глухим треском над головой, отдавалась внутри глухо, с надрывом.
        Женский хохот уже там, за гранью сознания, где чернота густая, словно запекшаяся кровь.
        Сквозь ее липкую пелену, сдавливая виски, прорываются щетки по хай-хет с постоянно усиливающейся атакой. Четыре такта. Пятый: вступление лидирующей гитары. Завеса на бас-гитаре. Барабанная сбивка. Слова родились сами собой, словно кто-то нашептал их.
        Померкнет отблеск зари,
        Погаснут свечи, остынут
        Все слова твои давно пусты,
        Они мертвы, забыты.

4
        - Дамы, слушайте, - Тимофей озадаченно опустился на скамейку. - А что, если это все не просто так? Ты, Аня, не просто так приехала на море именно в тот момент, когда Лера проходит здесь лечение. И вы обе не просто так встретились и познакомились? А?
        Он переводил взгляд с одного девичьего лица на другое. Нетерпеливо воскликнул:
        - Ну же, Лера, ты подумай! Ведь тебя Анютке сам Бог послал… Или кто там у вас, у медиумов, посылает!
        - Ты намекаешь, чтобы я провела обряд экзорцизма, - Лера не спрашивала, она иронично утверждала.
        Тим пожал плечами:
        - Это ж очевидно: Аньку преследует какая-то сущность. А ты с ними общаешься как здрасьте. Ты ведь знаешь способ, как прогнать то, что ее преследует? - он наклонился чуть вперед, вглядываясь в надвигающихся сумерках в тонкое лицо девушки. - Вот и давай, жахнем!
        Лера прислонилась к стене беседки, скрестила руки на груди. Задумалась.
        - Если хотите знать мое мнение, я всегда не очень во все это верила, - устало прошептала Скраббл. - Но после сегодняшнего я готова поверить даже в преисподнюю.
        Она прикрыла глаза, перехватила запястья так, чтобы утихомирить ноющую боль. Сама не заметила, как начала раскачиваться, словно баюкая себя.
        - Прекрати, - тихо приказала Лера, - не нагоняй драматизма. - Она прошла через беседку, забралась на парапет так, чтобы видеть обоих собеседников и притаившихся в отдалении призраков: те хоть и хранили молчание, но по их реакции она надеялась понять верность своих рассуждений. - Итак, что мы имеем. Первое: Скраббл что-то видит. Второе: Скраббл что-то чувствует. И это «что-то» ей сильно досаждает, и связано оно с этим браслетом и потревоженным духом. Оно может быть кем-то из погибших там тысячу лет назад, а может быть хранителем этих мест. Нам это не известно. Более того, это может быть дух корабля, который среагировал на поднятые со дна сокровища, - она выразительно посмотрела на Тимофея.
        Тот махнул рукой:
        - Да какие там сокровища? Склянка, деревяшка и вот эта фиговина! - но примолк под строгим взглядом Леры, шумно шмыгнул носом.
        - Не важно уже. В любом случае, это что-то потустороннее. А любое потустороннее проходит в этот мир по определенным канонам. Их либо позвали, пригласили. Либо у тебя есть то, что им нужно, что принадлежало им.
        - Так у меня-то нет ничего. Даже браслет этот долбанный я в руках не держала, - пробормотала Скраббл, качнула упрямо головой.
        - Но ты была на корабле, куда попали сокровища, - с усилием проговорила Лера, изогнула бровь. - Из всех присутствовавших на борту ты была наиболее уязвима. Психологически. - Лера стала загибать пальцы: - Смена обстановки, недосып. Первый раз была на таком погружении. Еще, небось, некоторые повпечатляли, сказочки об опасностях порассказывали, - она выразительно посмотрела на Тимофея, тот почесал кончик носа, но промолчал. - В общем, факт остается фактом: сущность выбрала тебя в качестве носителя.
        - И как ее разубедить в этом? Как прогнать? - Аня недоверчиво изучала новую знакомую.
        Та спрыгнула с парапета, подошла вплотную. Потянула за веревочку и достала пузырек с солью крупного помола. Повертела им перед носом Скраббл.
        - Соль их изгоняет. Соль они боятся. А тут еще, учитывая, что сущность морская, примесь земли. Вообще огонь.
        Анна нервно сглотнула:
        - И что надо делать?
        - Попробуем оторвать от тебя эту гадость, чем бы она ни была. Тим прав, надо использовать те возможности, которые у нас имеются. - Она посмотрела на небо: дождь, кажется, не собирался прекращаться. Вздохнула и шагнула из беседки. Набрав горсть мелких камушков с садовой дорожки, вернулась. - Сейчас я нарисую прямо здесь, на полу, защитный контур, - она села на корточки, нарисовала три круга так, чтобы их окружности пересекались лишь частично, а в центре образовалась общая площадь.
        - На трилистник похоже, - Тим заглянул через плечо. - Че значит?
        Лера закатила глаза, вздохнула:
        - Число три - это не только число Троицы в христианстве… Это единство материи, духа и провидения. И, что для нас более важно, трех миров: яви, нави и прави, то есть мира живых, мира духов и мира богов. То, что мы получили в центре - треугольник Рёло - это мир Морози, он является продолжением всего и его основой. Это мир наших предков.
        - Круто, - Тимофей переглянулся со Скраббл.
        Лера села на каменный пол беседки, прислушалась к дождевым каплям, барабанной дробью бившей по крыше беседки.
        - Суть в том, что мир наших дедов и прадедов - единственное, на что можно положиться наверняка. Они - единственные, к кому можно обратиться за помощью и получить ее без платы, без условий, без последствий. Поняла?
        - А почему? - Тим подсел ближе, склонился над начерченной на полу фигурой.
        - Потому что мы - это они. Мы их продолжение. Самые мощные заговоры делаются на крови. И самые крепкие клятвы - клятвы памятью предков, - она встала, поманила Скраббл к себе. - Вставай в центр треугольника, что бы ни случилось, не выходи. Что бы ни увидела - молчи. Пусть они между собой сами договорятся.
        Аня шумно сглотнула, поежилась:
        - Кто «они»?
        - Я о чем тебе говорила только что? - Лера начала раздражаться. - В центре фигуры - территория предков, твоего рода. Мы дадим им возможность договориться с теми, кто прилепился к тебе. Все, хватит болтать, скоро уже отбой, охранники хватятся!
        Она отодвинула Тимофея, поставила вплотную к стене беседки. Парень поморщился, получив за шиворот горсть холодной дождевой воды. Лера насупилась:
        - Ничего, не сахарный, не растаешь. Стой смирно, а то вообще выгоню.
        - Да стою я, стою… Дай бабам поверховодить, - он незлобно уставился на рыжую девчонку, с независимым видом скрестил руки на груди.
        Лера вернулась к Ане:
        - Смотри, я сейчас скажу слова, откроются врата. На голову тебе брошу несколько кристалликов соли - это чтобы духи тебя в свой мир не утащили, - при этих словах у Ани округлились глаза, а на коже выступила испарина. Лера посмотрела на нее строго: - А ты на что рассчитывала? На чаепитие с ватрушками?
        - Погоди, ты насчет «духи утащили» ничего не говорила, - Тимофей вытянул шею и посмотрел на перепуганную Скраббл. - Ты уж либо сразу предупреди человека, либо не выпендривайся. Медиум, блин.
        Лера бросила через плечо:
        - Я уже кое-кого обещала выгнать…
        - Ага, щас. Ты не в той весовой категории, - огрызнулся Торопов. - Давай, колдуй уже. Мне уже литров пять за шиворот залилось.
        Лера занесла руку над головой Ани, произнесла тихо, едва различимым шёпотом:
        - На своем берегу стою, силу Волота призову. Привела к чертогу сестру Анну для догляду, отвори врата междумирья, дай увидеть врагов своих.
        Анна почувствовала, как земля буквально выскользнула из-под ног. Небольшая площадка в центре начерченной фигуры окрасилась синим, из глубины образовавшегося провала повалил туман. Холодный, почти ледяной. Хрусткими языками он касался оголенных ступней, пробирался под одежду, исследовал и проверял, будто пробовал на вкус.
        - Стой спокойно, - посоветовал голос Леры, утопая в дымчатой синеве.
        Аня и не шевелилась. Словно голографическая картинка перед ней стали проступать знакомые силуэты: пожилая дама с прямой спиной, Аня помнила ее взгляд - бабушка Ирина, по отцовской линии. Рядом с ней появилась полненькая старушка, в которой Скраббл без труда узнала умершую в прошлом году тетю Нину, мамину старшую сестру. Та долго болела, и, когда умерла, на ее губах застыла радостная улыбка. С этой же улыбкой и сейчас она мелькнула перед глазами племянницы.
        Лера прошептала откуда-то справа:
        - Тот, кто пришел со дна морского, явись!
        Аня почувствовала, как на макушку легло несколько крупиц соли.
        Вместе с этим острая боль пронзила от темени до пят, грубо схватила тисками грудь, вцепилась ледяной хваткой в горло и обожгла холодом. Аня чувствовала, как ее раздирает, царапает, съедая изнутри. Она не могла пошевелиться, вздохнуть. Жалящее, ядовитое заполняло ее, ослепляя.
        Она захрипела и повалилась навзничь. С нее, живой, дышащей, еще способной думать и чувствовать, будто сдирали кожу.
        Аня видела, как на лицах усопших родственников отражается недоверие, непонимание и страх. Глаза бабушки Иры округлились, рот приоткрылся в немом крике. Тетя Нина перестала улыбаться, заплакала тихо. Взгляд упал на взбугрившиеся рубцы на руках. Раны открылись на ее глазах, по коже потекла горячая кровь.
        - Помогите, - прохрипела, задыхаясь.
        Темнота, запах плесени, сырости и прогорклого масла.
        Вдруг чьи-то руки выцепили ее из тошнотворного, дурманящего варева, подхватили легко.
        Сквозь тяжелую пелену прорывался голос:
        - Да ты охренела, ты чего натворила-то?! Вали отсюда! - орал кто-то совсем рядом.
        И потом - потоком - ледяная прохлада. Благостная. Счастливая.
        - Ма-ама, - позвала Аня сквозь пелену.
        - Какая к черту мама, - тот же голос рядом, те же ладони. - Я сегодня твоя мама и твоя папа…

5
        Тимофей кутал Аню в единственную сухую вещь - куртку, которую достали из сумки с переданной Ане одеждой. Дайвер переводил взгляд с обессиленной Скраббл на притихшую Леру.
        - Блин, девки, ну вы даёте…
        Лера огрызнулась:
        - Сам же просил. «Давай жахнем!» Я не знаю, что произошло, должно было сработать, ясно?
        - Прекратите, - ребята переглянулись: Скраббл говорила будто через силу. - Мне больно. Мамочки, почему же так больно…
        Она высунула из-под куртки руку, всмотрелась. В темноте уже ничего не разобрать.
        - Посвети, - попросила Тима.
        Тот достал из кармана сотовый, активировал фонарик.
        Аня сунула в полоску сине-голубого света ладонь.
        На коже оказался отчетливо виден кровоподтек. Бугристые, рваные раны кровоточили. Анна судорожно выдохнула, бессильно опустила руку на колено. Пальцы подрагивали.
        Торопов медленно провел лучом по ее предплечью, шее: сквозь хлопковую ткань пижамы сочилась красновато-бурая, густая жидкость. Он посмотрел на Леру:
        - Это что? Кровь?
        У Леры округлились глаза, приоткрылся в ужасе рот.
        - Кажется, мы сделали только хуже.
        Тимофей не хотел уходить. Чувство тревоги, подпитанное прилипчивым ощущением опасности, преследовавшим его с тех времен, когда умер их отец. Но остаться на ночь в санатории со странным названием «Робкая звезда» оказалось невозможно: все палаты заняты, гостиничные номера не предусмотрены, расселение на свободные места в палатах не положено. Тим, передав Ане сумку с вещами, смущенно махнул рукой:
        - Эй, тебе какие-то аборигены телефон оборвали, отец твой сказал. Перезвони, что ли.
        Анна медленно кивнула, ее покачивало. Тошнило. Плечи, руки саднило. Спину жгло. «Когда же это закончится?» - пульсировало в висках.
        Она смотрела на Тимофея. Непонятный парень. Притащился к незнакомой девушке на ночь глядя, чтобы передать сумку с вещами. Типа до утра не дождаться. Ну, допустим, у него график погружений, и завтра он никак не сможет выполнить поручение. «Будем считать, что приехал сегодня, потому что завтра не будет возможности», - подумала, разглядывая.
        За ситуацию в парке, всю эту истерику и буйное помешательство, девушке было неловко. Еще больше - за обморок и вот эту чехарду с вызовом усопших. Она переминалась с ноги на ногу у ворот пансионата, терпела его изучающий и тревожный взгляд.
        Он с сомнением качнулся к выходу, обернулся у калитки:
        - Пока у тебя труба не отключилась, я свой телефон забил. «Тимофей Черное море». Если что-то будет нужно, звони, ладно?
        Странный. Вот точно - странный. Но хорошо, что ушел - сил говорить и изображать, что все в порядке, не осталось.
        Аня опустилась на мокрую после дождя скамейку.
        Ветер играл острыми маковками кипарисов, сбрасывал за шиворот колкие капли. Анна поежилась, медленно встала и неторопливо, как в бреду, направилась в корпус.
        За ее спиной в сумрачном свете вились, неслышно передвигаясь, незнакомые призрачные тени.
        Седьмая серия

1
        - Не нравится мне все это, - капитан Рыбаченко наблюдал за замершим на рейде «Малахитом». Двигатели плавучей лаборатории удерживали судно на одном месте - с корабля велись глубоководные работы.
        Профессор Скворцов развернул аналитику, полученную от специалистов научно-исследовательского судна. Гидрофизики, вулканологи и морские геологи, прибывшие в составе группы, подробно исследовали заинтересовавший военных квадрат. По их данным выходило, что серия подводных толчков, хоть и незначительных по силе, сформировала мощное придонное течение к юго-востоку от основного фарватера Керченского пролива. Потревоженный сероводородный слой поднялся до отметки в семьдесят три метра.
        Сонаром проведена общая разведка дна, выявлены все аномалии, зафиксированы и перенесены на карту. Гидролокатор дал точные характеристики всех материальных объектов в квадрате. Картина получалась впечатляющая: несколько квадратных миль вблизи пролива, когда-то именовавшегося Русской рекой. Дно буквально усеяно древними артефактами. Амфоры, сундуки, вероятно, выброшенные сюда штормом. Несколько небольших торговых судов разного времени. Новгородская лодья накренилась круглым боком. Их немного оказывалось здесь, в морских водах: суда были приспособлены для речного плавания и преодоления порогов. Тем интереснее оказалась находка. Корабельный историк, прибывший на «Малахит» со Скворцовым, радостно вздыхал и теребил пуговицу на рубашке.
        Военные искали что-то еще. Присутствующий в лаборатории представитель Министерства обороны заметно нервничал. Находки, так порадовавшие археологов, никак не объясняли его начальству магнитные аномалии, приводившие к дезориентации, регулярному выходу из строя навигационного оборудования и средств навигационного ориентирования. Они не объясняли, почему «сходит с ума» оборудование, и что за объекты фиксируют радары и локационные станции, как береговые, так и корабельные.
        Скворцов, прильнув к экрану, видел, как камера глубоководного необитаемого автономного аппарата фиксировала глухую черноту, вгрызалась в нее все глубже и глубже.
        - Это девяносто восемь метров, - сообщил оператор автономного аппарата. Сине-голубой прожектор блуждал, ориентируясь на введенные координаты. На экранах замерла белесая взвесь, подслеповатый электрический луч уже давно не натыкался на живое.
        И вдруг выхватил призрачно-белесую тень.
        - Мачта, - пояснил оператор, наводя резкость. Робот взял курс на обнаруженный объект, осторожно, чтобы не потревожить ил, снижаясь.
        Скорбный скелет затонувшего корабля смотрелся пугающе, будто человеческий след на марсианской пустоши. Стройные мачты возвышались одиноко и траурно. Законсервированный в ядовитых водах корабль выглядел в точности так, как много веков назад, когда вышел из порта, чтобы оказаться на дне.
        Скворцов почувствовал, как под сердцем сжалось. Отчего-то вспомнилось испуганное, бледное лицо дочери. Она тоже, как эти одинокие мачты, оказалась не в том месте, не в то время. Из-за жуткого зрелища не суеверный по природе ученый зажмурился и отвернулся.
        - Я прошу ограничиться общим осмотром и фиксацией подводных объектов, - напомнил о себе представитель Минобороны.
        Скворцов посмотрел на него недовольно:
        - Вы же потом в этот квадрат не вернетесь. Об участии «Малахита» в экспедиции я прошу уже второй год. И сейчас вы предлагаете ограничиться общим осмотром!
        - Можете фиксировать находки. Если среди них будет что-то, представляющее существенную ценность, вам предоставят необходимое оборудование и полномочия, - чиновник пожал плечами.
        Скворцов скептически ухмыльнулся, покачал головой.
        - Общий обзор для составления объемной компьютерной модели сделай, - попросил оператора.
        Тот кивнул и направил аппарат к кораблю. Представитель Минобороны цокнул языком.
        - Каракка, - констатировал корабельный историк, Семен Ивченко. - Ориентировочно четырнадцатый век, если судить по закругленным формам кормовой оконечности, в нижней ее части, и развитым боевым марсам на мачтах. Отличный образец.
        Скворцов с жалостью оторвался от легендарного судна, скоординировал действия робота в нужном военным секторе.
        Объект 2/17 значится и в его планах.
        - Давайте-ка, покажите, что там ближе к эпицентру.
        Наконец, он увидел его - странное судно, так напугавшее дочь.
        Небольшой двухмачтовый корабль длиной около тридцати метров: одна мачта, реи, вероятно, когда-то державшие косые латинские паруса. Вторая мачта, очевидно сорванная при крушении, лежала поперек палубы, раздавив высокие, с прорезями, борта. Судно находилось на небольшой глубине, всего восемьдесят четыре метра, немного в отдалении от других объектов, прекрасно сохранилось, будто прожорливый шашень даже не рискнул попробовать его на вкус.
        - Черт возьми, как он мог так сохраниться? За столько веков не тронута органика, даже видны строительные клейма бревен, смотрите. Видите? - прошептал рядом океанолог из команды «Малахита» - высокий бородач с кустистыми бровями и татуировкой дельфинчика за ухом. - Сказал бы, что это чудеса, только сам в них не верю.
        Скворцов верил в чудеса еще меньше океанолога. А затонувший, присыпанный белым илом и пылью корабль, походил на поверженного великана. Косые реи замерли в неподвижности: в этой темноте казалось, будто призрак распахнул объятия.
        - Интересно, - пробормотал Семен Ивченко, - судя по округлой форме корпуса и высоким бортам, еще одна редкая в этих водах находка - венецианский неф… В носовой и кормовой части двухъярусные надстройки, видите?
        Скворцов видел. И даже охотно верил.
        - А что в этом интересного? - уточнил представитель Минобороны, с опаской поглядывая на силуэт затонувшего корабля.
        - Такой вид судов в Черном море еще не попадался, - ученый схватил лист бумаги, наспех зарисовывая очертания и детали затонувшего корабля. - Они довольно неповоротливые для этих вод были, да и с их грузоподъемностью таскаться на север довольно нерентабельно. Неф, оказавшийся у берегов Горгиппии, должен был иметь вескую причину для путешествия.
        Чиновник распрямился, посмотрел на замершего за соседним монитором археолога. Его интересовал источник магнитной активности. Что это? Разлом, сформировавшийся под днищем корабля? Груз? С чем они имеют дело?
        - А сколько лет примерно этому суденышку? - поинтересовался он.
        Ученый пожал плечами:
        - Точно вот так навскидку не скажешь, но, учитывая, что изначально рулевое устройство имело вид боковых рулей, и только в XIII веке вёсла заменил навесной руль на ахтерштевне, то находку можно смело датировать старше XIII века. Может быть, одиннадцатый или двенадцатый век.
        Чиновник присвистнул: с такими находками археологи этот сектор еще долго будут обсмаковывать. Еще и Большое Начальство появится. Он вздохнул.

2
        В это время в своем кабинете Андрис Александрович вежливо улыбался собеседнику. Телефонный разговор затягивался и уже успел его порядком утомить.
        - Уверяю вас, делается все необходимое, чтобы как можно быстрее выяснить все обстоятельства… Да, беседовал, - он беззвучно вздохнул. - Моя первостепенная задача сейчас - выяснить и купировать психотравмирующие обстоятельства.
        - Но ведь это можно сделать амбулаторно? - шелестел голос на том конце связи.
        Психиатр хищно прищурился, но голос остался таким же обволакивающе-притягательным:
        - Я не рекомендую вам сейчас забирать ее из пансионата, - он взял карандаш, задумчиво перевернул его остро отточенным грифелем вверх, бесшумно постучал по столу. - Не забывайте, что кризис произошел здесь, с вами. Насколько я понимаю, ваши отношения с дочерью далеки от идеала.
        Молчание в трубке, словно признание вины. Психиатр улыбнулся уголками тонких губ.
        - Вы намекаете?.. Вы хотите сказать, что…
        - Я ничего не хочу сказать, чтобы могло вас как-то задеть, - фразы звучали дежурно, но это был не тот случай, чтобы проявлять фантазию. Андрис действовал наверняка. - Я хочу лишь сказать, что смена обстановки, внезапный отъезд, тревога из-за возможного срыва конкурса - все это могло спровоцировать кризис. Кризис, заложенный в психике Анны много лет назад. Поэтому изъятие Анны из пансионата и помещение в психотравмирующую обстановку может не только спровоцировать повторный кризис, но и сформировать устойчивую реакцию организма на него. Чрезмерная активность может вызвать диссоциативную патологию. Придется применять более строгую изоляцию пациентки. Вы меня понимаете? - на всякий случай уточнил психиатр, не слыша даже дыхания в трубке.
        Шелест в динамиках, изменившийся голос профессора Скворцова.
        - Да, я понимаю. Вам виднее, конечно.
        - Конечно. У вашей дочери диссоциативное расстройство идентификации личности, вызванное длительным стрессом, вероятно. Напомню, нам это с вами еще предстоит выяснить. У нее личные проблемы были какие-то? Влюбленность? Долги?
        - Не знаю, мы не настолько близки, чтобы она делилась со мной этим. Финансовые долги могли быть - они готовились к шоу, покупали оборудование, в кредит, насколько мне это известно. Много работали на разных площадках, чтобы покрывать ежемесячные платежи, аренду студии, услуги всяких там… не знаю…
        Андрис кивнул, сделал пометку в блокноте.
        - Сколько лет вы не живете с прежней семьей?
        Скворцов недовольно буркнул:
        - Тринадцать лет.
        Доктор сделал очередную пометку в блокноте, задал следующий вопрос:
        - Какие отношения у нее с матерью? Доверительные?
        Еще большее замешательство:
        - Д-думаю, да. Впрочем, не знаю.
        - Вы можете оставить мне ее телефон? Я хотел бы связаться, переговорить с ней.
        Скворцов нахмурился, продиктовал номер, который рад был бы забыть все эти годы. Доктор Страуме записал цифры на той же странице блокнота, сделал двойное подчеркивание.
        - Олег Иванович, поймите. Речь идет о серьезном психическом расстройстве, при котором нарушаются высшие функции человеческой психики, отвечающие за его личностную самоидентификацию. Ваша дочь в определенный момент перестает идентифицировать себя, как себя, в ее подсознании «поселяется» другой человек. И мы еще не понимаем, насколько он безопасен, и безопасен ли.
        - Моя дочь действительно больна? - голос археолога дрожал.
        Андрис снисходительно улыбнулся, нарисовал в блокноте вензель «AS».
        - Мы держим ситуацию под контролем. Вашей дочери пока поставлен дифференциальный диагноз, требующий уточнения. Ей назначен ряд обследований, в том числе общие анализы крови и мочи, анализ на гормоны щитовидной железы, ферменты обмена, содержание наркотических и других веществ…
        - Она не наркоманка! - запротестовал археолог.
        - Я обязан провести эти исследования для того, чтобы успешно провести диагностику, - отрезал Андрис чуть более резко, чем хотелось и следовало. Добавил мягче: - Она пройдет ЭКГ, МРТ головного мозга, ЭЭГ, анализ ликвора, УЗИ внутренних органов. Также я уже договорился о консультации у невропатолога, хирурга, эндокринолога, - он снова перевернул карандаш, проверил указательным пальцем степень заточки, оставшись неудовлетворенным, отложил карандаш, взял из органайзера другой.
        Олег Иванович вздохнул. Судя по шелесту в трубке, переместился в комнате.
        - Почему это произошло? Почему это происходит? - спросил наконец.
        Психиатр пожал плечами.
        - Много факторов. Очевидно, сильный стресс в юном возрасте, возможно, связанный с вашим уходом из семьи. Тогда это объясняет в некоторой степени, почему триггером стала именно эта поездка. Голоса на неупотребляемом ныне языке - тоже, отчасти, говорит об этом. Вы ведь историк, археолог. Наверняка ребенком Анна что-то слышала от вас. Все это вместе было вытеснено в подсознание и находилось там до поры до времени, пока не выявилось сейчас, при тесном контакте с вами, в этом историческом антураже, - он неторопливо вертел в руках карандаш, поглядывая в окно: опять начиналась гроза. Вздохнул. - По этой причине я вам настоятельно не рекомендую забирать дочь к себе: это может вызвать осложнения. И в Москву ее тоже не стоит отправлять: заболевание опять уйдет в подсознание, спрячется. До нового триггера. Вы меня слышите?
        Психиатру на миг показалось, что Скворцов отключился. Но тот обреченно пробормотал:
        - Слышу, конечно. Хорошо, я последую вашему совету. Я могу увидеть свою дочь?
        Андрис задумался. Обвел карандашом вензель «AS».
        - Я бы попросил вас временно ограничить контакт с Анной. По крайней мере, пока я не свяжусь с ее матерью и не выясню возможность других психотравмирующих факторов, о которых вы, ввиду раздельного проживания с прежней семьей, не можете знать. Дайте мне несколько дней.
        Попрощавшись, он положил смартфон на стол, открыл историю болезни Анны Скворцовой, долго перечитывал записанное ранее. Сделал несколько пометок. Включив кофе-машину, с наслаждением втянул аромат кофе. Мелодично заиграл сотовый. Андрис, посмотрев на аватарку звонившего, помрачнел: крохотные морщинки-лучики в уголках глаз разгладились, губы презрительно скривились.
        - Да?
        - Андрис, - голос Карины дрожал. Кажется, она была пьяна: неровное дыхание, всхлипывания и смазанная дикция с нарочито выделенными звонкими согласными. - Прости меня. Я напрасно тебя подозреваю. Просто… Просто я тебя очень люблю. А ты от меня все дальше и дальше. И я не знаю, что делать.
        Мужчина молчал.
        - Мы стали совсем чужими. Я даже не про секс. Ты смотришь на меня как на постороннюю женщину.
        Андрис холодно отозвался:
        - Не выдумывай. Вечную любовь тебе никто не обещал. Так все живут.
        - И все заводят интрижки на стороне? - ядовито прошипела Карина. - Но так и знай: развод я тебе не дам! Я оставлю тебя без гроша!..
        Андрис закатил глаза:
        - Я тебя не прошу о разводе, - прервал он жену. - Ложись спать, я сегодня поздно.
        Он будто бы даже увидел, как Карину передернуло от его слов, а в темных, как переспелые вишня, глазах проснулась фурия:
        - Опять будешь развлекаться со своей шлюхой? Урод! Она же больная, твоя пациентка! У тебя отберут лицензию! Ты…
        Он не дослушал - нажал на кнопку отбоя. Провел рукой по лицу, смывая усталость и гадкое ощущение. Прикрыл глаза. Карина умело надавила на самое больное его место - их общий бизнес. Клиника оформлена в их совместную собственность.
        Может, именно эта связанность, эти финансовые обязательства и убили их семью?
        Он набрал номер по внутреннему телефону:
        - Оксана Васильевна, напомните мне, пожалуйста, кто сегодня дежурит?
        - Марина Марковна, - голос пожилой медсестры, одной из первых начавших работу в пансионате.
        - Хорошо, она уже вечерний осмотр провела?
        - Да, конечно. Все карточки у меня.
        - Угу, - Андрис кивнул, - пригласите тогда, пожалуйста, Скворцову из шестой палаты. Проводите её ко мне и захватите данные вечернего осмотра пациентов.
        Он с видимым облегчение вздохнул и распрямил плечи.

3
        За сотни километров от Черного моря, в душной, обитой черным ячеистым поролоном студии Скат, Слайдер, Гейша отрабатывали вступление трека для «Активации». Орлов усилил четверку клавишником: Мих-Мих был человеком сдержанным, после каждой репетиции молча зачехлял синтезатор и, бросив сухое «пока», таял в коридорах студии.
        - Раз, два, три, четыре, - задала ритм Гейша.
        Четыре такта щетки по хай-хет с усиливающейся атакой. Пятый такт - вступление лид-гитары Слайдера. На тринадцатом такте завеса на бас-гитаре. Скат «вошел» идеально. Пятнадцатый, шестнадцатый - ее, Гейши, выход. Кульминация вступления. Слайд по оголенным нервам. Пауза.
        Здесь должна начаться вокальная партия. Партия, текста к которой у них еще не было.
        Слайдер вел свою партию, покачивая головой и проговаривая слова в уме: «Тридцать три один тринадцать. Тридцать три один семерка».
        В наушниках лилась музыка: густой, насыщенный звук бас-гитары давил битами, тоскливо стонала, будто вытягивала жилы, акустика.
        Сквозь водопад звуковой завесы прорывался женский голос. Слайдер оглянулся на Гейшу: девушка работала запястьем, точно выдерживая ритм, не перетягивая звук на себя. Предплечья расслаблены, готовы для перехода на скоростную игру в рефрене. Рот закрыт. И она не пела.
        Между тем, Слайдер разобрал отчетливое:
        - Я словно призрак, тону в тиши,
        Но все унёс ты, и ты вышел из игры.
        - Стоп! - звукарь Орлова сложил крестом руки над головой, внезапно остановил запись. - Вы чё гоните? На черта Скрабблин микрофон включили?
        Скат и Слайдер переглянулись. Мих-Мих запрокинул голову, заржал тихо в потолок и звучно треснул себя по лбу.
        - Ты ничего нового не курил? - поинтересовался Скат и прищурился, с подозрением уставившись на звукаря.
        Тот порывисто встал, распахнул дверь «аквариума». Прошел к пустующей стойке микрофона. Проверил.
        Четверка смотрела на него с удивлением, в глазах приглашенного клавишника читалась издевка. Звукарь, обнаружив, что микрофон вокалистки вне сети, озадаченно задумался. Повернулся к Скату:
        - Я точно слышал звуковую дорожку. Голос. И микшер его поймал, - он растерянно поправил кольцо-печатку на безымянном пальце.
        Слайдер покосился на ребят:
        - Я тоже слышал. Я думал - Гейша в ударе, балуется…
        - Офигел, что ли? - запротестовала девушка. - Я не пела!
        - Ну, я глянул на всякий случай. Смотрю - не ты.
        Девушка фыркнула, скрестила руки на груди. Барабанные палочки воинственно уставились на парней. Слайдер с сомнением посмотрел на звукорежиссера, перевел взгляд на Ската:
        - Я уверен, это был голос Скраббл. Я разобрал слова. Померкнет отблеск зари, погаснут свечи, остынут. Все слова твои давно пусты, они мертвы, забыты. Я словно призрак, тону в тиши, но все унёс ты, и ты вышел из игры.
        Скат схватил со стойки блокнот, набросал карандашом текст.
        - А че, парни, неплохо… Скраббл нам телеграфирует.
        Ребята захохотали.
        - Ребята. А если с ней что-то случилось?
        Встревоженный голос Гейши повис над головами, запутался в ячейках черного поролона студии.

4
        Из приоткрытого окна в кабинет врывался шум проспекта, влетали мелкие хлопья тополиного пуха. Что-то рано зацвел тополь в этом году. Тревожное чувство мешало работать. Надежда невидящим взглядом уставилась в монитор, периодически перемещая курсор на полосе прокрутки. От этого текст отчета мелькал вверх и вниз, имитируя кропотливую работу. На самом деле женщина давно не понимала ни строчки. Анютка не выходила на связь. Доехали нормально, сообщила. Разместились. И все, пропала. Ольга понимала, что дочь выросла, и у нее своя личная жизнь. И еще - что контролировать ее в этом возрасте уже бесполезно. И опасно - вообще перестанет делиться своими проблемами.
        Поэтому тревожилась, но сама не звонила. Ждала.
        К вечеру третьего дня нахождения дочери в экспедиции пробралась холодной змеей мысль: а что, если Анютка не звонит, потому что он все рассказал. От этой мысли внутренности скрутило в тугой узел.
        «Он не посмеет». «Столько лет прошло». «Зачем ему это?» Она беспомощно перебирала в голове варианты ответов, и в каждом выходило, что все плохо.
        Если рассказал, то все всегда будет плохо. Всегда.
        Руки потянулись к мобильному. Активировала список контактов, указательный палец замер над строчкой с именем «Олег». Нерешительно нажала на него, на экране замерла стандартная иконка, одиннадцать цифр и кружок с зеленой кнопкой вызова. Надежда медлила, приложила холодный аппарат ко лбу, с силой надавила на переносицу, изгоняя из головы тревогу, словно демона.
        Телефон вздрогнул и простонал рингтоном «Sweet Dreams» Marylin Manson - дочь поставила перед отъездом. Женщина посмотрела на оживший экран: неизвестный номер.
        - Алло, - равнодушно отозвалась, снова слепо уставившись в текст на мониторе.
        - Надежда Скворцова?
        Она сжалась: уже тринадцать лет к ней так не обращались.
        - Уже тринадцать лет как Ильина, - холодно ответила она. - Что вам угодно?
        - Мое имя Андрис Страуме, я врач-психиатр, наблюдаю сейчас вашу дочь, Анну, - молодой голос с мягким прибалтийским акцентом. Надежда почувствовала, как к голове прибывает кровь. Лицу стало жарко, на лбу выступила испарина.
        - В каком смысле наблюдаете?
        - В том смысле, что она моя пациентка. Надежда… простите, я не знаю вашего отчества.
        - Ивановна. Так что там с моей дочерью?
        - Надежда Ивановна, Анна находится в закрытом пансионате. Предварительный диагноз, который я пока могу озвучить, диссоциативное расстройство идентичности. Ее преследуют голоса, пугающие образы. Она жалуется на то, что не видит собственного отражения. А иногда видит в отражении другого человека. Свидетели отмечают, что она заговаривалась, бредила на незнакомом ей языке.
        Надежда слушала и чувствовала, что сейчас сама сойдет с ума. Мужчина замолчал, прислушиваясь к ее дыханию.
        - Вы меня слышите? - спросил наконец. За окном проехал грузовик, с грохотом пересекая трамвайные пути.
        - Конечно, слышу, - женщина подошла к окну, захлопнула. - Спросите лучше, понимаю ли я, о чем вы говорите, и я отвечу - нет! О каком расстройстве может идти речь? Дочь менее недели назад выехала из Москвы и была совершенно здорова.
        - То есть вы хотите сказать, что ранее не замечали никаких признаков расстройства у дочери? Ничего из перечисленных мною симптомов?
        - Я вам больше скажу - я уверена, что их и сейчас нет. Вы меня разыгрываете, да? По просьбе Олега? Ему мало вытрепать мне все нервы перед поездкой, так еще и сейчас решил добить своими идиотскими шуточками?
        Андрис чувствовал, что женщина сильно раздражена. Он по опыту знал: еще несколько фраз, и она взорвется истерикой, перестанет адекватно реагировать, начнет визжать и ругаться самыми страшными словами, на которые способна.
        - Я прошу вас не нервничать, - предупредительно проговорил он, - ваша дочь нуждается в помощи. Вы можете ее оказать?
        - Это я сделаю совершенно точно. Я приеду и заберу Аню. Видимо, Олегу мало того, что он сделал с моей жизнью, ему надо исковеркать и ее.
        Собеседник вздохнул:
        - Что ж, это ваше право. Только вынужден вас предупредить, что в этом случае моя обязанность - передать информацию о состоянии здоровья вашей дочери в психиатрический диспансер для постановки на учет и дальнейшего наблюдения. А в случае отказа от такового - для принудительной госпитализации. Заболевание Анны ляжет пятном на ее биографии. - Надежда тяжело опустилась на свое кресло, ошарашенно молчала. Андрис продолжал: - Поймите, Анна находится в таком состоянии, в котором она опасна не только для окружающих, но и для себя.
        Надежда Ивановна выдохнула:
        - Простите, я по-прежнему ничего не понимаю. Диссоциативное расстройство - что это?
        - Это тяжелое психическое расстройство, потеря самоидентификации. Человек перестает воспринимать себя как самостоятельную личность, испытывает постоянный страх, в его подсознании могут поселиться несколько человек. Он перестает контролировать себя и свои эмоции.
        - Это все происходит с Анной?! - сердце колотилось в груди, тревога, смешанная с неверием, пульсировала в висках. - Господи, как? Как такое могло произойти со здоровой девочкой?!
        - Чаще всего причины кроются в детстве. Собственно, ради этого я вам и позвонил: Олег Иванович, ввиду особенностей ситуации в семье, оказался не в состоянии мне помочь. Обычно, родители в курсе психотравмирующих ситуаций, которые случаются с детьми.
        - Ничего такого не могу сказать, - растерянно пробормотала Надежда.
        - Это, вероятнее всего, событие, которое могло проявиться в виде длительной депрессии, болезни, в виде психосоматических расстройств… Серьезные конфликты, агрессия или насилие…
        - Нет! - оборвала его Надежда. - Ничего такого не было. Да, Аня очень переживала наш развод, замкнулась тогда, стала хуже учиться. Тогда же увлеклась музыкой. И это ее как-то вытянуло.
        Андрис осторожно уточнил:
        - То есть музыка для нее, как вторая жизнь, я правильно понимаю?
        Надежда нахмурилась. Она не совсем понимала формулировку. Вкрадчивый голос психиатра подкупал, подталкивал на откровенность, но не причинит ли она вред своему ребенку? Андрис, выдержав небольшую паузу, продолжил:
        - Из-за чего вы разошлись с супругом?
        - Какое это имеет отношение?..
        - Ваша дочь была свидетелем конфликтов между вами и Олегом Ивановичем? Факты рукоприкладства? Оскорбление? Насилие?
        - Нет-нет…
        - Были факты проявления насилия в отношении Анны? - Андрис сыпал вопросами, прорывая хрупкую оборону женщины, докапываясь до сути. Словно волк на охоте, он чувствовал, как трепетно вздымается ее грудь, слышал ее сбившееся дыхание, ее сомнение, смущение вторжением в личное, интимное пространство. Кожей чувствовал смятение собеседницы и удивление: - Ваш муж бил дочь?
        - Да нет же…
        - Было ли сексуальное насилие в отношении нее?
        - Да вы с ума сошли! Из-за меня мы расстались. Из-за меня! - выкрикнула Надежда. Дверь кабинета приоткрылась, показалось испуганное лицо секретарши. Надежда Ивановна махнула ей рукой, жестом велев закрыть дверь с другой стороны. - Я встретила другого человека и попросила у мужа развод. Не было ни скандалов, ни драк, ни унижения. Олег собрал свои вещи и уехал в экспедицию на все лето, а потом снял жилье и к нам больше не вернулся. Аня была смущена, не понимала, в чем дело. Я ей объяснила, что папа немного поживет один. Все.
        - Как она восприняла вашего нового спутника? - кажется, у этого человека нет ни капли сочувствия и сострадания. Он по телефону препарировал ее душу, словно она - не живой человек, а тряпичная кукла.
        Надежда всхлипнула:
        - Никак. Я его так и не представила ей. Не сложилось.
        - Олег Иванович все равно не вернулся в семью?
        - Нет. Он не смог меня простить. - Больше всего на свете она хотела, чтобы этот разговор прекратился. Она не сказала главного: не она сказала Олегу о своей новой любви, а он увидел все сам. Пошло, гадко и нелепо. Она обманула его. И уже тринадцать лет пыталась забыть то выражение презрения и гадливости, которое застыло на его лице.
        - Хорошо. Но у меня сложилось впечатление, что Анна винит в вашем разводе отца. Почему?
        Надежда задумчиво пожала плечами, спохватившись, ответила:
        - Мне сложно сказать, откуда у нее такая уверенность. Я ее в этом не убеждала. Мы вообще не обсуждали причины нашего с Олегом развода, - женщина чувствовала огромную усталость. - Анютка как-то спросила, почему папа тогда перестал с нами жить. Я ответила, что мы просто перестали понимать друг друга и что ее вины в этом точно нет. Мне казалось, что ее это устроило.
        Мужчина неопределенно хмыкнул, отозвался:
        - Вы выбрали одну из самых распространенных и травмирующих позиций - вы ушли от ответа. В такой ситуации ребенок винит себя.
        Надежда нахмурилась.
        - Я хочу забрать свою дочь домой. Здесь у нее все опять будет хорошо.
        - До очередного кризиса? Нет, этого делать нельзя, Надежда Ивановна, - проговорил Андрис успокаивающе. Бархатистый голос с мягким акцентом баюкал. - Нужно сделать обследование и найти причину сейчас, пока не сформировалась патология. Да, и простите мою бестолковость с фамилией, я должен был подумать о том, что у вас она сменилась за столько лет.
        После разговора со странным доктором Надежда Ивановна еще долго грела в ладони темный пластик смартфона, смотрела в окно. Несколько раз заглядывала секретарша и в нерешительности отступала в полумрак приемной.
        Надежда шумно выдохнула, активировала телефонную книгу и набрала номер. Три коротких сигнала, ответили сразу, будто ждали ее звонка.
        - Я ведь просила ее не трогать, - вместо приветствия проговорила она, задыхаясь. - Я не понимаю, это новая форма мести, Олег? Ты решил упечь нашу дочь в психушку?
        Молчание в трубке.
        - Надя, - он не звал ее так тринадцать лет. - Это был единственный шанс вернуть ее привязанность. Я не знаю, что происходит. Но если бы ты это видела, тебя бы это тоже напугало…
        - Ты издеваешься? После того, как ты решил поставить на ней клеймо сумасшедшей, она будет особенно привязана к тебе, - женщина встала, подошла к окну, рывком распахнула узкую створку. - Что происходит, ты мне можешь объяснить? Почему ты мне не позвонил сразу? Я бы приехала, ее забрала!
        - Я хотел сделать как лучше. Доктор Страуме…
        - Он мне звонил только что.
        - Я дал ему твой номер. Он утверждает, что Анну нельзя сейчас оставлять без медицинской помощи.
        Надежда замерла: в голосе бывшего супруга слышалось смятение и неуверенность. Это пугало, настораживало, и… неужели у него остались какие-то чувства? Не к ней - об этом не может быть и речи - к их общей дочери, жизнь и судьбу которой он отрезал от себя много лет назад. Вырвал и выбросил на обочину, как забракованную деталь.
        Она прислонилась спиной к оконному косяку, прикрыла глаза.
        - Страуме и мне это сказал, - тихо подтвердила. - Ты ему веришь?
        - Мне рекомендовали его. Я был даже рад, что он оказался рядом в ту минуту…
        - Она правда ведет себя так, как говорит Страуме? Бредит и заговаривается?
        Олег неслышно вздохнул:
        - Я не знаю, Надя. Он просит не приближаться к ней, чтобы не тревожить. Он считает, что это я спровоцировал ее кризис.
        Надежда невесело хмыкнула:
        - А оставшись одна, без поддержки близких и друзей, в лечебнице, она, по-вашему, не тревожится? Я приеду завтра.
        Она прервала разговор, голос Олега запутался в сотах мобильных операторов. Он сделал свой выбор много лет назад. У нее же никого, кроме дочери нет. И сидеть сложа руки она не собирается.

5
        Анна появилась, замялась в дверях. Андрис Александрович приветливо встал навстречу:
        - А-а, спящая красавица! - он сделал приглашающий жест. - Проходи, разговор есть.
        Девушка сделала несмелый шаг к креслу.
        - Почему вы меня всегда называете «спящая красавица»? - она поежилась под его любопытным взглядом. Ещё ее тошнило после происшествия в саду, руки саднило от проступающих ран, сердце билось тревожно: она читала про какие-то мистические раны, которые появляются у святых людей, как напоминание о совершенной жертве. Стигматы, кажется. Но к ней-то это все какое отношение имеет?
        Она расправила рукава больничной рубашки, тщательнее прикрыв красноту на запястьях.
        - Потому что ты не помнишь, что с тобой происходило во время приступа, - Андрис лучезарно улыбнулся, устроился напротив, в широком кресле с массивными подлокотниками. - Если тебе это неприятно, то я не буду, - добавил примирительно.
        - Все равно, - Анна поймала его удивленный взгляд. Впрочем, психиатру хватило такта не уточнять.
        - Знаете, синдром, наблюдаемый у вас, для меня как специалиста, чрезвычайно интересен. Представьте, скрывающиеся в вашей головке личности не знают друг о друге, ваше погружение в них все-таки не полное. И вы можете как бы… подглядывать за скрытыми в вас сущностями.
        Он казался воодушевленным. Улыбался широко, рассказывая о заболевании, словно об опробованном новом рецепте картофельной запеканки. Анна слушала его мрачно и ловила себя на мысли, что собственное сумасшествие не воспринимает уже как нечто нереальное. Утвердительная форма, в которой Андрис говорил о ней и ее «глюках», прорастала в голове уверенностью в том, что ей нужна помощь.
        - Это как-то лечится?
        - Конечно! - Андрис скрестил руки на груди. - Есть проверенные, отличные методики. И должен признаться, я неплохо ими владею.
        Он подмигнул.
        Девушка мрачно повела плечом, спрятала холодные пальцы под воротник больничной рубашки, уткнула подбородок в складки цветной фланели. Она молчала. На побледневших щеках пролегли тревожные тени.
        Психиатр деловито продолжил:
        - Основное, что нас удерживает - это отсутствие информации о психотравмирующем событии, произошедшем у вас в прошлом. Событии, которое стало триггером, спусковым крючком именно в вашем случае, - Андрис выразительно посмотрел на девушку, чуть склонил голову к плечу и прошептал доверительно: - Не тревожьтесь, Анна. Я смогу вам помочь. Та тяжесть в ваших руках, что покоятся на подлокотниках, та приятная нега, которая растекается по вашему телу, - это возможность чуточку успокоиться. Ваши глаза открыты, вы видите перед собой журнальный столик, рассматриваете затейливый красный узор на ковре. Вы изредка моргаете, но не замечаете этого, как не замечаете свое дыхание. Ваше состояние естественно, понятно и комфортно.
        Анна медленно и рвано выдохнула, почувствовала тяжесть в руках. Веки безвольно прикрылись. Голос Андриса словно проходил через радужные фильтры, рассыпался фейерверком огней. И в то же время звучал приглушенно, будто записанный на диск.
        Ритмичная мелодия завораживающего голоса.
        «Какой размер? - автоматически мелькнуло в голове и отозвалось: - Четыре четверти, идеально».
        Густой слайд бас-гитары, ритм-секция. Знакомый бит. «Напишут книги о тебе, тома любви, надежды», - неожиданно ворвалось в сознание. Анна прислушалась - в голове звучала композиция для шоу «Активация». Хотелось поймать стихи - они вертелись совсем рядом, протяни руку и начни записывать.
        Но под рукой не было ни ручки, ни блокнота. С тоской покосившись на остро отточенный карандаш в органайзере Андриса, Анна поежилась: - «Я словно призрак, тону в тиши, ведь все забрал ты, и пусты твои следы!»
        От строк веяло ледяным дыханием и безнадежностью. Сквозь них проникал голос Андриса.
        - Вы понимаете, что находитесь в моем кабинете. Знаете, что, если повернете голову вправо, увидите мой рабочий стол. Справа от вас находится шкаф с документами. Он светло-бежевый, деревянный, с квадратиками стекол. Если вы посмотрите, то увидите название красной папки. Уверен, вы потом сможете повторить его для меня, - голос психиатра будто бы стал ближе. - Вы снова чувствуете, как ваши ноги упираются в красный ковер, вам это внушает уверенность. Вы отмечаете, что узор на ковре не изменяется, он все такой же яркий и жизнерадостный. При этом вы ощущаете, как ваши веки опускаются, а ваши руки тяжело покоятся на подлокотниках кресла.
        И уже совсем рядом - у самого уха - нервный шепот, горячее дыхание:
        - Все это происходит на самом деле. Вы можете это видеть и чувствовать. Вы можете играть с предметами, как в детстве, когда вы мысленно то приближали, то удаляли их, меняя лишь фокус вашего взгляда. Воспоминания детства, проходящие сейчас перед вашим внутренним взором, могут быть лёгкими воспоминаниями или тяжёлыми воспоминаниями, ибо они реальны. Как бы абстрактны они ни были, они всё же реальны, как это кресло и стол, и ощущение усталости, которое возникает от неподвижного сидения и которое можно снять, расслабив мышцы и почувствовав всю тяжесть тела. По мере того, как усталость и слабость накапливаются всё больше, веки становятся всё тяжелее и тяжелее. И всё, что тут говорилось, реально, и когда вы обращаете внимание на свою руку или ногу, или на стол, или на своё дыхание, или на воспоминание о том наслаждении, которое вы испытываете, когда закрываете усталые глаза - ваше внимание реально. Чувства становятся всё богаче и ощущения всё приятнее. Вы знаете, что они реальны, что во сне вы можете увидеть стулья, деревья и людей, можете слышать и чувствовать, что зрительные и слуховые образы так же
реальны, как стулья, столы и книжные шкафы, которые становятся зрительными образами.
        Анна подняла потяжелевшие веки: перед ее глазами плыло лицо Андриса. Светлые волосы растрепались, казалось, падали на высокий лоб тугими живыми змеями. Черты словно горели в лучах заходящего солнца. Горьковато-пряный аромат полыни ударил в ноздри, оседая на кончике языка.
        Теплый ветер щекочет ресницы. Чьи-то руки ласкают тело, дразнят нежно, маняще. Она купается в этой ласке, дышит ею, забываясь, растворяясь. Словно весь мир сосредоточился в этом крохотном мгновении. Кажется, она распадается на молекулы от этого чувства всепоглощающего счастья. Еле уловимое движение воздуха. И вот прямо над ней, на небесно-голубом фоне - тонкий юношеский профиль. Неясная, мечтательная улыбка касается его губ. Солнечные блики играют в волосах, будто становясь их продолжением, добровольными заложниками. Будто он сам есть солнце.
        Аня вздрогнула: это ее сон. Сон, ставший реальностью. Теперь она точно рассмотрит его лицо.
        - Ты пришла, - голос нежный у самого уха. - Боялся, не простишь.
        - Хотела. Не смогла.
        Это ее голос? Мягкий, мелодичный, будто журчащий ручеек. Тембр чуть ниже привычного и знакомого ей, но напряжение связок говорит, что это ее собственная речь. Прикосновение горячих губ стало жарким и требовательным, аромат чабреца и малины путал мысли. Что-то было в тех снах тревожного, заставлявшегося просыпаться в холодном поту. Но что? Ничего сейчас не важно. Душистые ягоды с тонкой кожицей ласкают губы, обещая блаженство. Обжигающие руки скользят по груди, томно задерживаясь, сжимая. Она чувствует, как рука медленно спускается вниз, касается бедра.
        - Не здесь, - она перехватывает чужую ладонь, одновременно заметив, как содрогается земля. - Что это?
        Сердце пропускает удар.
        Страх липкой пеленой сковал легкие. «Бежать!» - пульсировало в висках, отдавалось в груди, подхватывалось горячим степным ветром.
        Андрис позволил себе соскользнуть с кресла. Неторопливо коснулся бархатистой кожи, совсем еще юной, неискушенной. Мягкие губы девушки шептали что-то неразборчивое, но он особенно не пытался разобраться - успеется еще. Она так легко вошла в глубокий транс, что повторить не составит труда - он знал это, как знал и то, что она запомнит ровно то, что он скажет ей запомнить.
        Что бы сейчас ни происходило, единственный свидетель этому - его собственное сознание.
        А оно жаждало острого ощущения запретной близости, на грани, на лезвии.
        Он наклонился и поцеловал уголок ее губ. Анна легко вздохнула, порывисто приоткрыв рот. Он положил ладонь на обтянутое темной джинсой колено, почувствовал, как дрогнула, как напряглась девушка, будто под тканью оголились нервы. Присел на корточки перед Анной, так, чтобы видеть ее лицо. Наблюдать, как под ресницами скапливаются тревожные тени. Провел рукой от колена выше, к бедру. По телу девушки волной прошел трепет. Голубая венка на шее пульсировала часто, беспокойно.
        Андрис разочарованно усмехнулся: легкая победа. Пусть о ней никто и не узнает, но все равно слишком просто для него.
        В коридоре у лестницы послышались шаги.
        Андрис привстал, чуть распахнул воротник больничной рубашки девушки так, чтобы видеть трогательный изгиб, острую девичью ключицу. Зацепился взглядом за красно-черное пятно на шее, удивленно хмыкнул: девчонка-то, оказывается, с секретом. Надо же: тату чёрной вдовы.
        Его рука скользнула к внутренней стороне бедра девушки. С силой сжав его, мужчина с наслаждением наблюдал, как девушка реагирует на его прикосновения, как плавится свечой, призывно бледнеет, откинув голову на спинку кресла, цепляясь пальцами за бархатную ткань подлокотников. Ведь он приказал ей не отпускать их.
        Осознание безграничности своей власти будоражило кровь, заставляло дыхание срываться. Ноздри расширились, втягивая лимонно-кофейный аромат и запах трепещущей девушки. Подобно хищной птице он склонился к ее губам, уже готовый завладеть, смять, уничтожить.
        За спиной распахнулась дверь кабинета, впуская тайфун.
        - Ты охренел?! И после этого ты мне будешь говорить, что у тебя с этой шлюшкой ничего нет?! - взвизгнула Карина, застав недвусмысленную сцену - ее муж на коленях перед юной пациенткой, одна рука на ее бедре, вторая рука на обнаженном плече, лица соприкасаются так близко, что сомнений в состоявшемся поцелуе не возникает. - Сволочь!
        Карина схватила с журнального столика блокнот Андриса, с размаху запустила им в мужа, тот лениво увернулся, встал с колен.
        - Прекрати истерику! - прикрикнул.
        Карина хищно прищурилась, бросив взгляд на неподвижно замершую в состоянии гипноза Анну. На губах женщины расцвела кривая презрительная ухмылка.
        - Что, нормальные бабы тебя уже не заводят, на дохлых обколотых кур слюни пускаешь?
        Андрис брезгливо поморщился:
        - У тебя сленг на уровне уличной девки.
        - Зато у тебя высокий штиль, - она угрожающе шагнула вперед. - Знаешь, а ведь за это можно и лицензии лишиться. И даже в тюрьме посидеть.
        Анна, не реагируя на вопли Карины, застыла в растянувшемся мгновении.
        Тонкий юношеский профиль, который она до этого никак не могла разглядеть из-за слепящего солнца, наконец, не таял. Неясная, мечтательная улыбка казалась знакомой. Солнечные блики играли знакомыми прядями. Все в этом проступающем сквозь тревогу образе казалось знакомым. Ее призыв бежать словно подвешен в горячем воздухе: нет сил и возможности пошевелиться. Она ждет. Она теперь должна рассмотреть. Теперь или никогда.
        Поворот головы, и освещение на мгновение поблекло, открыв мучивший ночами образ. Ясные глаза и широкая располагающая улыбка, узкое лицо в обрамлении светлых вьющихся волос.
        - Сташа, - прошептала в пустоту, узнавая.
        Психиатр оглянулся на ее голос, посмотрел настороженно: в таком состоянии она не должна была говорить или делать что-либо самостоятельно, без его дозволения. Уже не обращая внимания на истерику Карины, он приблизился к Анне, наклонился к ней.
        - Ты обалдел совсем?! Ты ее еще при мне полапай!
        - Тихо ты, не ори! - он прикрикнул на жену.
        Анна повернула к нему голову. Ярко-синие глаза распахнулись неожиданно, посмотрели в упор, будто огнем опалили. По бледному лицу скользнула ясная, торжествующая улыбка. Упрямый рот скривился в холодной усмешке. Ноздри чуть расширились, дыхание выровнялось и вместе с тем стало прерывистым.
        Андрис почувствовал неловкость: от неопытной девушки не осталось и следа. На него смотрела взрослая женщина, познавшая страсть. Смотрела тяжело, пронзительно, с нескрываемым… презрением. Откуда он знает это выражение лица, этот прожигающий насквозь взгляд? Почему он до мурашек боится его? Анна изучала его, как диковинный музейный экспонат, оценивала, запоминала. Губы чуть приоткрылись, искривились брезгливо. Он склонился к ней:
        - Будь ты проклят, - произнесла отчетливо.
        Восьмая серия

1
        Иван Васильевич Самойлов хмуро просматривал сводку: солнце, туда его через колено. Сегодня весь день по прогнозу солнце, штиль и плюс двадцать пять днем. Он глянул на мокрую палубу, по которой осторожно передвигались матросы. Беспокойная волна то и дело норовила захлестнуть исследовательское судно, команде приходилось укрываться от заходящей на палубу волны.
        Погода неуклонно портилась. Мелкая соленая взвесь застилала глаза, оседала тонкой вуалью на лица моряков. Весь день работали группами, по инструкции, устанавливающей порядок выполнения работ в штормовых условиях.
        Геологи, вулканологи, океанологи спешно собирали данные. Робот не поднимался на поверхность шестой час.
        Капитан тихо чертыхнулся и вызвал по внутренней связи радиорубку:
        - Илья, запроси уточненный прогноз у синоптиков.
        Локаторы и сонары показывали изменение глубины. Будто закрепились они на рейде не на отметке в восемьдесят четыре метра, а что под ними тысяча пятьсот восемнадцать метров. Каждый раз Самойлов проверял координаты и лоции, боясь, что это правда и их отнесло от берега. И каждый раз оказывалось, что сонары «шалят».
        Мигнула внешняя связь - Рыбаченко.
        - Здорово, Василий Федорович, - Самойлов дернул воротник, поправил будто начавший душить галстук.
        - Здорово, коли не шутишь, - просипел старый товарищ. - Чего берег сообщает?
        Самойлов покачал головой невидимому Рыбаченко - тот, в отсутствие водолазов и необходимости сопровождения их работы, отошел дальше от берега, в более безопасные воды.
        - Данные о работах заокеанских коллег не подтвердились, - коротко сообщил.
        - Гм, а твои климатологи что говорят?
        - Рассчитывают. Ты, друг, быстро хочешь! Им трое суток только данные собирать для мониторинга!
        Он матюгнулся.
        - Чего говоришь? - не расслышал товарищ крепкое словцо. Самойлов повторил. - А-а-а! Аналогично!
        Первое, что предположило командование, получив данные специалистов «Малахита» - это испытания климатического оружия в секторе. Турецкая сторона сообщила, что через Босфор незаявленные суда и субмарины в акваторию Черного моря не проходили. Это же подтвердила наша разведка. Три судна «партнеров», никакой «подозрительной» деятельности на них не зафиксировано. На всякий случай «сняли» сигналы. «Партнеры» обвинили в непрофессионализме и покинули акваторию. С их уходом поведение аномалии не изменилось.
        Осталось проверить наземные стационарные базы. Но по ним тоже все чисто.
        Более того, по линии МИДа была получена информация, что соседи фиксируют аналогичные аномалии и «грешат», в свою очередь, на «Малахит» и судно сопровождения Рыбаченко. Типа русские проводят испытания сверхсекретного оружия. Еще и под прикрытием археологических изысканий.
        В лучших традициях шпионских детективов.
        Будь Самойлов на той или на другой стороне, он охотно верил бы даже в инопланетное вторжение, не то, что в «работу» соседей или заокеанских коллег. Но он тут, здесь и сейчас. Он видит собственными глазами то, что видеть ему как человеку военному не полагается.

2
        Аня словно в забытьи передвигалась по притихшим коридорам. Пациенты и обитатели санатория готовились к отходу ко сну: в общих коридорах под ярко-желтыми уютными лампами кто-то читал книгу, кто-то беседовал с родственниками по телефону. Молодая женщина сидела у окна, смотрела в чернеющее небо. За окном было пасмурно, беззвездно.
        - Никак не приходит лето, - пробормотала она, не оборачиваясь, когда девушка с ней поравнялась. Пробормотала то ли себе, то ли Анне. - Уехала из Питера - дождь, приехала в Сочи - дождь. Дождь меня преследует. Дождь меня доконает.
        Она все еще шептала что-то тихо, монотонно. Аня уже не слушала, неторопливо брела в свою палату.
        Что-то мешало ей, тревожило. Сердце билось с тоской и обреченностью. Где-то в глубине подсознания, прорываясь острым кофейным ароматом, - чьи-то чужие руки на бедрах, груди.
        Отчего-то стало гадко во рту. В голове - мутно, приторно, виски сдавило железным обручем. Невыносимо саднило кожу на руках, плечах, спине. Иногда бросало в дрожь от резкой, накатывающей волной боли. Тогда девушка останавливалась, переводила дух, прислонившись к стене, прислушивалась к новым для себя, пугающим ощущениям. На губах проступила соль. Девушка потрогала потрескавшуюся кожу, посмотрела потом на пальцы - думала, что увидит кровь. Вместо этого - белесые кристаллики соли.
        Ужасно, до спазм в горле, хотелось пить.
        Девушка оглянулась в поисках медсестры, которая могла бы подсказать, где набрать в этот час питьевую воду - не из-под крана же пить. Хотя она уже готова была и к этому. Но, проходя мимо столовой, заглянула в темное помещение. Аккуратно расставленные столы светились в темноте белыми накрахмаленными скатертями. Кулер, кажется, был в углу, справа от входа: Анна видела его сегодня днем.
        - Только был бы ты заправлен, - тихо взмолилась, ощупью пробираясь вглубь помещения. Светлая тумба с пузатой пластиковой бутылью нашлась у стены, справа. Девушка провела пальцами по шкафчику внизу, нашла задвижку. Откинув ее, сунула руку внутрь в поисках одноразового стаканчика.
        - Пусто!
        Она разочарованно опустилась на каменный пол и огляделась: должны же где-то быть стаканы или кружки. Глаза понемногу привыкли к темноте, девушка смогла отчетливо разглядеть линию раздачи с выставленными поверх стойки кружками. Облегченно вздохнула.
        Рывком встала с колен, бросилась к стойке и обратно - к кулеру, торопливо надавила на рычаг. Воздух в бутылке гулко ударился о перевернутое дно, звук разлетелся по пустынной столовой. Тоненькая струйка воды сонно стекала в кружку.
        - Ну же, быстрее, - умоляла девушка, еще сильнее вдавливая рычаг.
        Жадно отпила ледяную жидкость, с наслаждением, большими глотками, не заботясь о приличиях. Смыть, проглотить это липкое, мерзкое, что скопилось в груди, копошилось, пачкая мысли, окрашивая их серо-коричневым. На больничную пижаму лилась вода, воротник постепенно впитывал влагу, приятно холодил шею. Но Анна опять чувствовала жажду, опять потянулась к кулеру.
        В столовую заглянул кто-то, девушка вытерла влажные губы тыльной стороной ладони, замерла.
        - Эй, кто здесь? - голос недавней знакомой, Леры.
        Анна выдохнула с облегчением, отозвалась из темноты:
        - Это я, Аня. Пить хочу.
        Лера подошла ближе, мигнул встроенный в смартфон фонарик:
        - А чего в полутьме? - Лера направила сине-голубой луч в угол, на кулер. Уперевшись в фигуру Ани, луч дернулся, задрожал: - Мать моя женщина! Что случилось?
        Аня смущенно поправила воротник рубашки с неопрятными пятнами, прошептала:
        - Вода. Высохнет.
        - Да я не об этом! Ты свои руки видела?!
        Она посветила. Багрово-красные, взбугрившиеся пятна на пальцах, ладонях и запястьях. Анна ошеломленно наблюдала, как на ее глазах они темнели, кожа отслаивалась, пузырилась и лопалась, показывая розовые участки.
        Вместе с осознанием приходила боль, медленно подкрадывалась, словно звук далекого грома и неумолимо оглушала.
        В нос ударило тошнотворно-паленым. Горло перехватил рвотный спазм, Анна сложилась пополам. Кружка выскользнула из рук и с грохотом ударилась о каменный пол, разбилась на мелкие осколки.

3
        Задыхаясь, Анна повалилась на пол, под ноги растерявшейся Лере, прижала к груди обугленные почерневшие кисти и захрипела. Плечи свело судорогой, потрескавшиеся губы искривились в беззвучном крике, глаза почти вылезли из орбит и призрачно белели теперь в свете смартфона.
        - Господи, Анют, ты чего? - Лера отпрыгнула и беспомощно вжалась в стену.
        Анна, поджав к груди колени и запрокинув голову, каталась по полу. Чернота чумными змеями лизала ее тело, подбираясь уже к подбородку. Лера отчетливо видела пламя вокруг страдалицы. Не настоящее, а призрачное, в серо-сизых отсветах. Темные искры его ударялись о каменные плиты, рассыпались сухим хворостом. Но затухали, соприкасаясь с разлитой по полу водой.
        Лера схватила кружку со стойки раздачи, торопливо набрала воды из кулера и плеснула на руки подруги. Обугленная кожа на миг приобрела нормальный естественный цвет.
        - Воды! - крикнула она в коридор. - Черт, нет никого как всегда!.. Помогите!
        Она наполняла одну кружку за другой, выливала их на тлеющее тело подруги, безуспешно пытаясь справиться с фантомным пламенем, поедающим ее. Попробовала сорвать бутыль - не хватило сил, только перевернула злосчастный аппарат.
        - Душ! - блестящая идея молнией мелькнула в голове.
        Она потянула подругу на себя, попыталась поднять и поставить на ноги. Анна только беззвучно захрипела, теряя сознание. На Леркиных пальцах остался жирный пепел. Она взвизгнула и окончательно растерялась.
        Движение слева заставило вздрогнуть и оглянуться: один из стражников, видимо, главный из них. Он стоял у выхода на веранду. Его сумрачную фигуру осветила белая вспышка. Словно в подтверждение возникшей догадке по каменным плитам зашумела вода, через приоткрытую оконную раму потянуло сыростью и прохладой.
        Не раздумывая, Лера сбросила с плеч рубашку, подстелила ее под скрюченное тело Ани и волоком потянула к балкону. Один из призраков, молодой, безусый, уставился на тонкие бретельки бюстгальтера.
        - Не пялься! - просипела Лера, заставив стражника смущенно отвернуться.
        Подтянув задыхающуюся Анну к выходу на балкон, дернула дверь на себя, та скрипнула, но не поддалась. Лера подергала задвижку, обернулась на застывшего стражника, крикнула:
        - Спасибо за помощь! Вы так любезны… Что вообще толку от вас, а? Ни помочь, ни защитить, ни предупредить! Вот какого лешего вас здесь держат? - она истерично тянула за ручку, но пластиковая дверь стояла, будто приклеенная к раме.
        Старший из стражников повел плечом, вынул из ножен короткий клинок, поддел им крепление. Пластик скрипнул и осыпался, оголив металлическое «ушко» заевшего замка: лишившись опоры, оно плавно соскользнуло вниз.
        Лера распахнула дверь, впустив в столовую шум грозы. С облегчением выдохнула и кивнула стражнику:
        - Беру свои слова обратно.
        «Наяда» - беззвучно прошептал призрак свое имя и отошел в полумрак.
        Она потянула за рукава рубашки, выволокла Анну на балкон, под проливной дождь. Плотный поток мгновенно облепил их фигуры. Лера поежилась, повела обнаженными плечами. Она опустилась на колени перед подругой, заглянула в окаменевшее от боли лицо: Аня дышала тяжело, прерывисто. Почерневшие, с красными язвами кисти прижаты к груди, голова запрокинута, в помутневших глазах - ничего кроме ужаса.
        - Ань, ты как? - девушка осторожно дотронулась до ее плеча, чуть выше локтя: под мокрой тканью рука напряглась. Значит, в сознании. Пригляделась - обугленная кожа медленно приобретала привычный цвет. Анна шумно выдохнула, приходя в себя, посмотрела на свои руки - дождевые потоки слизывали с них остатки ран, уносили с собой боль. Девушка всхлипнула, поднесла пальцы к губам. Лицо скривилось, растекаясь гримасой страха.
        - Лер, что это было, а? - она лежала на спине, подставляя дождю измученное тело, смотрела в черное небо и не видела его.
        Подруга придвинулась к ней, легла рядом.
        - Если бы я знала…
        - Я не выдержу снова такое. С каждой ночью все хуже. Следующей я сдохну, я знаю.
        Лера нахмурилась, уткнулась в мокрое плечо Анны, запуталась пальцами в потяжелевших, пропитанных дождем дредах:
        - Только ночью такое, да? - она скорее почувствовала, чем увидела, как Аня бессильно кивнула.
        - После того, как этот чертов браслет подняли со дна. Третий день уже такое. Я не могу. Мне больно. Мне страшно. Меня будто на углях жарили. И хохот. Откуда-то хохот такой мерзкий.
        - Мужской?
        - Нет, женский. Во снах - тоже женский… И голос слышу.
        - Что говорит?
        - Не знаю. Понять не могу, - она развернулась к девушке, приподнялась на локте и заглянула ей в глаза. В безумной синеве кружилась, сворачиваясь в клубок, догадка: - Он был там!
        Лера не поняла, озадаченно вгляделась в мокрое лицо подруги.
        - Где там?
        Анна подставила лицо дождевым потокам.
        - На казни. Меня убивали сейчас. Сотни людей, горячие каменные плиты под ногами, рев плети. Я все видела, чувствовала. Это моя смерть. Когда-то… Минуту назад я словно заново умирала, понимаешь? И он там был. Среди зрителей.
        - Да кто он-то?! - Лера смахнула со лба прилипшую прядь.
        - Андрис Александрович. Он был там, в толпе.
        - Ты с ума сошла? - Лера резко поднялась, села напротив подруги, потянулась за промокшей насквозь рубашкой, набросила ее на плечи. - Как он мог там быть? Это же глюк, видение, - она растерянно подбирала слова. - Может, типа направленное сновидение?
        Лера, сморщив переносицу, вспоминала все, что когда-либо слышала о применяемых современными психиатрами методиках лечения и диагностики - ее саму давно, с десятилетнего возраста, всячески пытались «лечить», избавить от тихих голосов из мира, недоступного живым. Внушение, направленное сновидение - одна из методик. К ней такую тоже применяли, чтобы она перестала слышать голоса с того света, перестала видеть его постояльцев.
        Анна покачала головой, поджала к себе колени, обхватила их мокрыми ладонями. Дождь принес прохладу и облегчение. Мысли, словно ясные стеклышки древней мозаики, вертелись перед глазами, стоило лишь прикрыть веки. Все так на виду. Все так понятно, но она никак не могла ухватить суть.
        Мозаика не складывалась: не хватало чего-то важного.
        - Пойдем внутрь, а то простынем, - Лера потянула подругу в столовую. Та послушно встала, выжала волосы на мокрый пол, отклеила от тела прилипшую рубашку, хлопковые больничные брюки.
        - Пошли, переоденемся, - подруга подтолкнула ее к выходу из столовой, захлопнула дверь на веранду.
        Аня, словно во сне, шла за ней.
        Древний браслет с затонувшего корабля.
        Стражники с того света.
        Жуткие знаки на теле, проявляющиеся ночью. Теперь она знала - не просто знаки. Это следы мучений. Откуда-то она помнила, как появился каждый из них.
        Длинные шрамы на спине, плечах - девушка вздрогнула - ее били плетью.
        Соль на губах… Обжигающе-горячая волна боли, как воспоминание. Ее раны поливали соленой водой. Анну опять бросило в жар. Девушка на мгновение замерла, прислонилась мокрой спиной к стене.
        Женщина там, над волнами… Она шептала проклятия. Кому они были адресованы? Она, Аня, должна их кому-то передать?
        Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты,
        Остался лёд да стылый ветер.
        Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы,
        Спасенья нет как нет надежды.
        Слова взрывали сознание, музыка звучала лейтмотивом в голове, пульсировала ритмом, словно живая.
        Анна прикрыла за собой дверь палаты, ноги запутались в ремнях брошенной на полу сумки, которую принес тот парень из лагеря археологов. Тим.
        Девушка стянула с себя мокрую одежду, белье, вытерлась полотенцем, пригляделась - на сухой коже проступили шрамы. Девушка снова приложила к ним мокрую ткань рубашки - шрамы растаяли.
        Лицо в водяном отражении там, в тени острова: девушка попробовала его вспомнить. Синие глаза, пронзительный и требовательный взгляд, светлые, почти белые волосы. Белые или… седые?
        Анна тяжело выдохнула: это та же самая женщина, что выглянула из воды следом за появившимся браслетом. Она же мерещилась в первую ночь в отражении.
        Девушка опустилась на кровать, дотронулась до лица мокрыми пальцами.
        Проклятье шлю на ваше племя!
        Что случилось? Что произошло много веков назад, что не дает успокоиться ей?
        В мозг ворвался оглушающий крик, срывающийся на визг: «БЕГИ!» Запах горячей полыни, колкая сухая трава под босыми ступнями, ветер в ушах и дикий смех. Поворот головы, ясные глаза и широкая, располагающая улыбка, узкое лицо в обрамлении светлых вьющихся волос, знакомые пряди, падающие на высокий лоб. И имя…
        - Княжич, - сорвалось с губ девушки ломким, неверным воспоминанием. Образ, вставший в центр мозаики.
        Собственный крик «беги!» настойчиво бился в висках.
        Она раскрыла сумку, схватила сотовый, примостившийся поверх вещей, включила: почти разряжен. Но на пару звонков хватит.
        Судорожно перебрала варианты. Мама - слишком долго объяснять. Скат и Слайдер без денег. И Орлов ее убьет, если она и их вызовет. Отец? Вообще не вариант.
        Перелистнула адресную книгу, торопливо набрала номер:
        - Забери меня отсюда, - замешательство в трубке. - Сейчас.
        Она посмотрела на подсвеченный синим циферблат: десять тридцать три. У нее около получаса.

4
        Тим уже припарковал байк во дворе дома. Белобрысая Светкина голова выглянула из окна и тут же скрылась.
        «Что-то натворила», - догадался парень и усмехнулся, предчувствуя, как мать опять начнет его пилить, что он во всем защищает младшую сестру, и именно из-за него она распоясалась и… вот сделала что-то, из-за чего сейчас виновато спряталась.
        В кармане завибрировал сотовый. Расстегнув молнию, достал аппарат, бросил взгляд на имя абонента и застыл в недоумении.
        Нажал зеленую кнопку:
        - Алле.
        - Забери меня отсюда.
        - Сейчас?!
        - Сейчас.
        - Что случилось? - он нахмурился, понимая, что ответа все равно не добьется. - Я уже дома. Через полчаса буду. Жди у ворот.
        На экране погасла безликая аватарка с подписью «Анюта».
        Не заходя домой, он развернул мотоцикл, вывел на дорогу, завел двигатель. Заметил, как в окне снова мелькнула всклокоченная Светкина голова, скрипнула верхняя ступенька на крыльце.
        - Тим, - позвал тоненький голосок из темноты. - Ты куда так поздно?
        - Домой иди, - он закрепил запасной шлем к сиденью. - Скоро буду.
        - Тим!
        - Все. До вечера. Через час примерно буду. Может, чуть позже. Пусть Маринка Олегу позвонит.
        - Зачем? Что случилось? Тим!
        Тим посмотрел на сестру: тоненькая встревоженная фигурка, замотанная в материнский халат, жалась к приоткрытой двери, из дома доносился аромат жареной картошки.
        - Ничего. Пусть просто меня ждет, - он забрался на сиденье, оттолкнулся от асфальта. Замер. Обернулся к сестре: - Светка, слышь… У нас сегодня гостья заночует… наверно. Ты мне в зале постели, на всякий случай. А в моей комнате… ну, чистое. Договорились?
        - Тима, что-то серьезное?
        Не отвечая, он махнул сестре рукой, надел шлем и, дав газу, вырулил на перекресток.
        Маринкин женишок, как и было сказано, ждал у подъезда на мокрой после дождя скамейке и курил. Высокий и тощий, как жердь, он походил на голодную гончую.
        - Здорово, - коротко ответил на рукопожатие. - Маринка сказала, что ты куда-то вляпался.
        Тим захохотал в голос:
        - Хочешь сыграть в испорченный телефон - попроси передать важную информацию через младшую сестру.
        - Так что, не вляпался?
        - Хуже, втюрился, - Тим прищурился, глянул куда-то в сторону, в темноту. Усмехнулся.
        Олег сочувственно хмыкнул, затушил сигарету, бросил окурок в урну:
        - Так чего надо-то?
        - Надо девушку одну из закрытого учреждения спереть.
        Олег подозрительно уставился на парня, покачал головой:
        - Из ментовки не заберу: Колян в отпуске, а с его замом… бесполезняк. Да и ночь на дворе.
        Тимофей потер шею, тряхнул головой:
        - Не, не из полиции. Из санатория закрытого, - он назвал.
        Олег присвистнул:
        - Ща. Костюм тогда напялю. В трениках не прокатит.
        - А на байке прокатит?
        Олег с сомнением посмотрел на транспортное средство будущего шурина, покачал головой:
        - Не-а, на моей поедем.

5
        Около восьми вечера Надежда Ивановна припарковала автомобиль у невзрачного бирюзового здания с большими зарешеченными окнами. Белые хлопья тополиного пуха слипались в грязно-серые комья, цеплялись за канализационные люки, путались в траве. Ветер то и дело подхватывал их, разбивал, и осиротевшие хлопья печально касались голых рук прохожих, летели в глаза, как будто искали поддержку. Тяжелый, прогретый за день воздух густо пах липой и надвигающейся грозой.
        Засмотревшись на сизо-серые облака, женщина провалилась шпилькой в щель между тротуарными плитками, неловко качнулась. Из будки охранника на нее равнодушно смотрел молодой парень, тусклый, словно погашенный изнутри.
        - Я к Михаилу Федоровичу, у меня назначено, - женщина сунула в окошко раскрытый паспорт, стараясь не встречаться взглядом с черными омутами зрачков юноши.
        Тот молча вписал ее фамилию в журнал и вернул паспорт.
        - Прямо по тропинке, серое крыльцо. Первая дверь налево. Там спросите, - бесцветно пояснил молодой мужчина и отвернулся разглядывать машины на проспекте.
        Надежда Ивановна прошла сонной аллеей до бирюзового здания, удаляясь с каждым шагом от столичной жизни, от суеты и забот. Синяя официальная табличка. Серое крыльцо. Женщина дернула на себя ручку - заперто. Нажала кнопку звонка. Подождав, не услышала движения за дверью и уже собралась нажать на черную пуговку еще раз, как железная дверь распахнулась.
        - Надежда Ивановна, я вас жду как раз, - высокий, несколько суетливый старик с узкой «чеховской» бородкой приветливо кивнул.
        «Вылитый Айболит», - мелькнуло в голове женщины.
        «Айболит» между тем блеснул линзами дорогих очков и пропустил посетительницу в пропахший хлоркой коридор.
        Стены выложены светлой квадратной плиткой до середины, выше - крашенные масляной краской панели. Вдоль стен притаились приземистые кушетки. Деревянные двери приемного покоя открыты настежь, впускают в длинный коридор запахи цветущей липы.
        «Айболит» провел гостью до лифта, пояснил:
        - Нам удобнее будет поговорить в моем кабинете.
        Та не возражала, мысленно формулируя главный вопрос, удерживая его и радуясь задержке.
        Михаил Федорович провел ее в ординаторскую. Устроил в низеньком кресле напротив окна, сам расположился у стола. Сверкнул тонкой оправой.
        - Может, водички? - предложил он, прерывая затянувшуюся паузу: Надежда никак не могла начать, крутила в руках носовой платок, ставила на колени сумочку, снова спускала ее на пол.
        - Я пришла просить у вас помощи, - вместо ответа отозвалась она.
        - Я весь внимание, - «Айболит» понимающе кивнул. - По телефону вы сказали, что вопрос касается вашей близкой родственницы, я вас правильно понял?
        - Моей дочери, - Надежда внимательно посмотрела на хозяина кабинета. - Речь шла о моей дочери. Ей поставлен диагноз диссоциативное расстройство личности… Она поехала с отцом в Анапу, в экспедицию. И там у нее случился кризис, муж показал ее специалистам…
        Она говорила как заведенная, боясь, что упустит что-то важное, а потом не сможет вернуться. Потому что озвучить то, что ее дочь психически нездорова, оказалось еще сложнее, чем думать об этом. Она не сразу заметила, как «Айболит» протестующе машет руками:
        - Погодите-погодите, Надежда Ивановна! - она замолчала, наконец. Растерянно посмотрела на доктора. - Давайте обо всем по порядку. Сколько времени длится ваша ситуация, скажите мне.
        - Несколько дней. Почти неделя.
        Михаил Федорович почесал бровь.
        - И под наблюдением какого кудесника находится ваша дочь?
        - Андрис Александрович Страуме, у него клиника в Вильнюсе. На Черном море у него что-то вроде реабилитационного центра или закрытого пансионата…
        - Да-да, я в курсе. Наш мир, знаете ли, весьма узок. Мы все, как говорится, спим под одним одеялом, - доктор, казалось, был озадачен: он снял очки, придвинул к себе футляр, достал из него мягкую квадратную тряпицу, протер стекла. - Я, знаете ли, очень высокого мнения об Андрисе Александровиче.
        - Скажите, я хотела бы ее забрать оттуда, привезти в Москву. Возможно, в вашу клинику…
        - Привозите, - «Айболит» пожал плечами.
        Надежда опешила:
        - То есть как «привозите»? Андрис Александрович не рекомендовал нам этого делать. Говорил о необходимости постановки на психоневрологический учет в этом случае.
        При каждой фразе гостьи «Айболит» заметно мрачнел. Надежда замерла, прижала к себе сумочку.
        - Мне сложно сказать. Я не видел историю болезни вашей дочери, - он старался быть максимально корректным. - Но мне в принципе не ясна ситуация с диагнозом. Такая поспешная его постановка мне кажется довольно… неожиданной.
        - Почему? - Надежда улавливала недовольство доктора, его настороженность. Михаил Федорович тщательно подбирал слова, старясь обобщать и избегать конкретики.
        - Потому что диссоциативное расстройство идентичности - это сложное психическое заболевание. Представьте нарушение синтеза чего-то. Раскол. Распад. Было целое, и вот его нет, - он внимательно посмотрел на собеседницу, словно оценивая степень ее собственной адекватности. - Основная функция нашего сознания - это самоидентификация. Кто я? И отвечая на этот вопрос, мозг ежесекундно, даже находясь во сне, проделывает огромную работу. Он удерживает информацию о прошлом, фиксирует настоящее, прогнозирует ближайшее и отдаленное будущее. Кроме того, это опознавание собственного тела, собственной речи, голоса, поступков. Понимаете?
        Надежда кивнула: вроде бы, «Айболит» говорил об очевидном. Но она чувствовала, что он хочет донести что-то важное.
        Доктор удовлетворенно откашлялся.
        - До недавнего времени диссоциативное расстройство вообще не рассматривалось как самостоятельное заболевание. Да и сейчас его дифференциация и диагностика осуществляются фактически методом исключения смежных по симптоматике заболеваний: наркология и тяжелые психозы, шизофрения. Опять же необходимо исключить посттравматическое расстройство. Основной метод - помимо анализов и некоторых исследований - длительное наблюдение. На это обычно уходят месяцы, а то и годы.
        Надежда встрепенулась:
        - То есть диагноз мог быть поставлен неверно?
        Михаил Федорович нахмурился:
        - Не возьмусь судить без соответствующих наблюдений и исследований. У Андриса Александровича огромный опыт.
        За окном совсем потемнело: черная туча накрыла город. Глубоко вздохнув, она метнула в него первую связку молний. Притихшая липа под окном дрогнула. «Айболит» торопливо захлопнул раму, отбросив непогоду.
        Надежда Ивановна поняла главное - дочь нужно вызволять.

6
        Поговорив с дайвером по телефону, Анна достала из спортивной сумки джинсы и футболку. Подумав, натянула через голову черное худи. Мягкая ткань бережно прикрыла покрасневшие запястья.
        Сформировав из полотенца и подушки валик, прикрыла его одеялом, имитировав фигуру лежащего под ним человека. Подхватив сумку, осторожно вышла в коридор. Стараясь держаться ближе к стене, проскользнула к главной лестнице, которая вела в просторный холл. И только тут сообразила, что дверь, скорее всего закрыта, а на ресепшен подремывает охранник.
        Вернулась к своей палате, миновала ее, пройдя чуть дальше по коридору.
        Еще две палаты по правую сторону коридора. Аня остановилась напротив двери в одну из них: Лера, кажется, заходила сюда. Осторожно, чтобы не скрипеть, девушка надавила на рычаг, толкнула дверь внутрь и тут же отпрянула: на нее вывалился, словно рев реактивного самолета, раскатистый храп. Девушка дернулась назад. Из-за резкого движения сумка съехала с плеча, бухнулась под ноги. Ручка двери выскользнула из пальцев, еще когда она пыталась перехватить сумку, дверь с силой захлопнулась.
        - Кто там все шастает посреди ночи? - сердитый голос медсестры из ординаторской, узкая полоска красноватого света торшера косо легла поперек каменных плит.
        Анна прижалась к стене.
        Дверь соседней палаты приоткрылась, показалась всклокоченная голова Леры:
        - Ты чего тут шумишь? - прошипела, втягивая внутрь палаты: по коридору прошаркали тяжелые шаги.
        - Ща поймаю, кто тут шастает, и запру к чертовой матери, - недовольно бормотал сиплый со сна голос.
        - Тебе чего не сидится на месте? - горячо прошептала Лера. Но, заметив, во что Аня одета, увидев сумку в ее руках, встрепенулась: - Ты куда собралась?
        Анна оглянулась на дверь.
        - Помоги. Уйти отсюда хочу…
        Лера пожала плечами:
        - Ну, завтра и уйдешь. Отцу позвонишь, он тебя заберет.
        - Нет, сейчас надо, - Анна закусила губу. - Каждую ночь только хуже.
        Валерия шумно выдохнула:
        - Ты вообще соображаешь? Что ты ночью собираешься делать в незнакомом городе?
        - Я Тима попросила меня забрать, - Лера заметила, что Аня дрожит.
        - Погоди, - попробовала успокоить, взяла за руку, привлекла к окну и заглянула в глаза. Спросила строго: - Почему прямо сейчас?
        Аня убежденно отозвалась:
        - Днем меня отсюда не выпустят! Отец не заберет, я не могу на него рассчитывать: он с такой легкостью меня сюда закрыл… А следующую ночь я не переживу, ты же видела, что со мной творилось! Вот смотри: в начале были чужие отражения. Потом голоса. Фантомные боли и вот эти знаки кровавые на теле, - она тревожно посмотрела в темноту. - Но они исчезали при свете дня! А сегодня уже и днем проявлялись. И боль, Лера. Меня словно режет что-то. Руки горят, губы жжет… вся горю. Я боюсь, что если не узнаю за завтрашний день, что происходит, что ко мне приклеилось и сводит с ума, то, - она посмотрела с мольбой: - то я не выдержу следующую ночь, Лер! Нужно выяснить, что случилось тогда, когда затонул тот корабль. Надо выяснить, что нас с ним связывает, понимаешь?
        Лера нахмурилась, посмотрела в упор:
        - Ты так уверена, что есть связь?
        Анна решилась, выпалила:
        - Я тебе говорила там, на балконе. Это не было бредом, неужели ты мне не веришь?! Мне все время видится одна и та же женщина. Она дала мне почувствовать, что испытывала в последние минуты, часы своей жизни. Вся эта боль - это ее боль. Она кого-то проклинала. «Проклятье шлю на ваше племя», понимаешь? Я чувствую, что мне не будет покоя, пока я не пойму, что произошло тогда.
        Лера недоверчиво тряхнула рыжей головой, но проговорила.
        - Ладно-ладно. В твоем видении еще Андрис Александрович был, помню. Что ты от меня хочешь?
        - Мне надо из здания выйти. Знаешь как?
        Лера задумалась.
        - Ну, если ты не боишься высоты…
        - Я уже ничего не боюсь, - не дала договорить девушка. - Показывай.
        Они выскользнули из палаты, прокрались до конца коридора. Редкие лампы едва освещали их лица. В холле уборщица начала возить шваброй, бормоча под нос, что «загваздали весь пол», гремела ведрами. С нижнего этажа доносились возбужденные голоса и редкие взрывы хохота. Лера толкнула неприметную дверь в темное помещение, вошла и поторопила Скраббл:
        - Иди уже скорей, пока не поймали.
        Тесная, заставленная ведрами каморка с люком в полу и небольшим оконцем под потолком. Лера откинула крышку люка.
        - Это старый пожарный выход, - пояснила, кивнув в темноту проема. - Не знаю, почему его не закроют, предполагаю, что местные сотрудники таким образом таскают продукты, - она показала глазами на ворох полиэтиленовых пакетов-маек. - Спустишься, выйдешь из каморки, сразу увидишь служебный вход, он должен быть закрыт изнутри на простую задвижку. Поняла?
        Аня заглянула в провал: едва различимый во мраке хлам, тонкие прутья лестницы. Она решительно бросила вниз сумку - та вроде шлепнулась на что-то мягкое, но следом загрохотало перевернувшееся ведро. Девушка поморщилась и прислушалась: вроде тихо, никто не идет. Она ступила в темноту, торопливо нащупала опору и нырнула вниз. Уже почти скрывшись, вынырнула снова:
        - Лер, спасибо! - сунула в руку скомканную бумажку, пояснила: - Мой телефон… Как тебя найти в Москве? - Лера скривилась, но адрес назвала. Присела на корточки у провала. Теперь их лица оказались на одном уровне.
        - Все остановит вода, слышишь? - Аня медленно кивнула. - И эти, которые стражники. Отгадка в них.
        - Так я же их не вижу! Как?
        Лера пожала плечами:
        - Когда будет нужно, увидишь, поняла? Из того мира просто так не появляются, - она перехватила запястье подруги, заглянула в глаза: - Осторожней, Скраббл. И попытайся попросить этих стражников помочь. Старший сказал, Наядой его зовут. На имя откликнется.
        Девятая серия

1
        К воротам закрытого пансионата «Робкая звезда» подъехала белая ауди, не торопясь припарковалась на пустой площадке. Представительного вида водитель вышел из машины. Его спутник - широкоплечий парень в шортах для плавания и вытянутой майке-боксерке - выбрал из списка контактов номер, набрал. Синий экран осветил загорелое лицо с облупившимся носом, выцветшие белёсые брови, косой шрам над правой бровью.
        - Я на месте, - он поежился: порыв ветра сорвал с ближайших деревьев дождевые капли.
        Выскочив на еще мокрую после дождя дорожку, Анна метнулась в одну из боковых аллей, подальше от здания, возможных любопытных глаз и случайных свидетелей. Добралась до главного входа, устроилась в тени так, чтобы видеть парковку.
        Она ожидала Тима на его мотоцикле, но вместо этого около пансионата появилась белая ауди, из которой вышел молодой высокий человек в светло-сером костюме, а с пассажирского сиденья вывалился ее знакомый, дайвер Тимофей Торопов. Через минуту ожил экран ее смартфона:
        - Я на месте, выходи через калитку…
        - Вижу, - отозвалась девушка, поправляя сумку на плече.
        Динамик выхватил еще один голос:
        - Скажи, чтоб шла, как королева на аудиенцию к Папе Римскому.
        Кряхтение в трубке и голос Торопова:
        - Смело топай, короче.
        «Как королева, значит - как королева», - Анна вышла на главную аллею и неторопливо, даже можно сказать, важно, направилась к выходу.
        Когда она оказалась у калитки и уже дернула ручку на себя, ей наперерез выскочил заспанный охранник:
        - Добрый вечер, - формально поздоровался. - Вы куда направляетесь?
        «С королевами так не разговаривают», - Анна вздернула бровь, проговорила:
        - А я должна перед вами отчитываться?
        Охранник поморщился, как от зубной боли:
        - Это закрытая территория, выход только по пропускам. У вас есть пропуск?
        Анна изобразила удивление:
        - Простите, а где здесь это написано? - она кивнула на красную табличку на воротах, на которых значилось «Въезд на территорию по пропускам». - Кажется, здесь речь идет о въезде на территорию. К выходу это определенно не относится. Откройте, пожалуйста.
        Просьба прозвучала по-королевски, Анна осталась собой довольна.
        - Я должен связаться с руководством, - уклончиво отозвался охранник, собираясь уйти в будку.
        Аня запаниковала. Но тут со стороны стоянки появился незнакомец: девушка легко узнала в высокой худощавой фигуре спутника Торопова.
        - Дорогая, у нас какие-то проблемы? - он говорил, чуть растягивая слова.
        - Да вот, молодой человек не желает открывать калитку, - Анна недоуменно повела плечом. Охранник смутился.
        - Не морочьте мне голову. Не положено.
        «Кавалер» недовольно прищурился:
        - Я что-то не понимаю, вы на каком основании задерживаете мою невесту? У нас столик в ресторане заказан. Это же вроде бы не режимный объект? Нет?
        - Нет, но как бы…
        - Это не тюрьма, не закрытая лечебница, статуса психиатрической клиники не имеет, обитатели, насколько мне известно, не ограничены в правах, дееспособны… Я все верно говорю?
        Анна чувствовала, что готова расцеловать Торопова: кто бы ни был этот его знакомый, он действовал на растерявшегося охранника как удав на кролика. Не дав ему додумать контраргументы, представительный незнакомец продолжал:
        - Девушка достигла восемнадцатилетнего возраста… Достигла же ты, радость моя? - он мимолетом глянул на девушку, подмигнул.
        - Андрис Александрович… - начал было охранник.
        - Ой, вы там сами со своим Андрисом Александровичем разбирайтесь, - Анна изобразила раздражение. - Вы же слышали: свидание у нас. - И расплылась в широкой улыбке: - Пожалуйста, не портите нам вечер!
        Охранник вздохнул:
        - А, черт с вами! До утренней смены вернитесь, ладно? Я в восемь сменяюсь.
        «Кавалер» хмыкнул что-то вроде «естесс-ссно» и, подхватив Анну за локоток, ловко нацепил на руку ее сумку.

2
        - Прошу прощения за спектакль, - худощавый парень галантно поцеловал кончики ее пальцев, распахнул перед ней дверцу пассажирского сиденья. - Я по принуждению. Олег Пономарев, - он представился.
        Анна уже забралась в машину, усмехнулась:
        - В вас умер актер, Олег Пономарев.
        - Еще ничего не умер, - у ее плеча появилась довольная физиономия дайвера. - Мой будущий зять, между прочим… Ты ж мне зять?
        Худощавый занял свое место за рулем, завел двигатель:
        - Зять, зять, - отмахнулся и пояснил Анне: - Этот крендель меня заставил прикинуться вашим ухажером, чтобы вызволить отсюда. Не спрашиваю, зачем вам это все надо, так как придерживаюсь принципа «меньше знаешь - крепче спишь». А час уже поздний. Мне завтра в суд с утра.
        Все это выдал на одном дыхании, ловко, с юзом на повороте, выезжая с парковки перед пансионатом.
        - Спасибо! Без вас бы ничего не получилось. Вы адвокат, да?
        - Да прям, младший помощник старшего слесаря, - ответил вместо будущего родственника Тим, - но головастый! Не то, что я.
        Хлопнул парня по плечу. Тот в ответ снисходительно фыркнул.
        - Не поняла, - Аня с любопытством посмотрела на своего спасителя.
        Олег покачал головой:
        - Юрисконсульт в юридической фирме, стажер. Штрафы, административка… текучка, которой кому-то все равно надо заниматься. А родственнички вот выспаться не дают.
        - Типа ты бы спал, - Тим хохотнул. - Или с Маринкой по скайпу болтал бы, или готовился бы. Маринка - это сестра моя. Познакомитесь щас.
        Аня застыла: она не подумала, что делать дальше, после побега. Посмотрела на дорогу: белая ауди как раз сворачивала во дворы. В тени заметила знакомый байк.
        К отцу нельзя - вернет в больницу.
        Домой нельзя - надо все выяснить про этот браслет и про легенду. И чем скорее, тем лучше.
        Они остановились под фонарем. Тим выскочил из машины первым, помог Анне, вытащил ее сумку. Пожал руку Олегу и направился к мотоциклу. Заметив смущение девушки, бросил:
        - Не боись. Девки у меня не злобные. Чуточку любопытные, это да, - он сунул сумку под сиденье, повернул ключ зажигания.
        - И много их у тебя, девок-то? - Аня подошла ближе, скрестила руки на груди.
        - Маринка и Светка, сестры. Маринка твоя ровесница, дизайном занимается. Светка в школе, в седьмом классе учится. Еще есть мать - медсестра в больнице, но у нее сегодня дежурство. Все.
        За спиной пискнула сигнализация - Олег вышел из машины и направился к подъезду.
        - Удачи! - крикнул вполголоса. - Маринке привет, завтра после обеда заберу ее.
        Тим скривился:
        - В двадцать два ноль-ноль чтоб привез назад, слышал? А то харю начищу, не посмотрю, что она у тебя умная!
        Долговязый Олег только хохотнул, махнув им, скрылся в подъезде.
        Анна прищурилась:
        - Так ты не женат?
        Спросила и тут же поняла, что ляпнула лишнего. Покраснела. Хорошо, что темно, не видно.
        - Так я не женат, - Тимофей перекинул ногу через сиденье, невозмутимо посмотрел на девушку, протянул шлем: - Поехали?
        Она устроилась за его спиной, неловко обхватила за талию. Жутко неудобно.
        Скат катал ее когда-то на мотоцикле. Тогда она вцепилась в бедолагу, расцарапала ногтями кожу на куртке. Сейчас же она боялась лишний раз пошевелиться, прижаться к широкой спине дайвера, как-то обозначить свое присутствие.
        - Держись крепче, - он неторопливо вывел байк со стоянки. Бросил через плечо: - Гнать не будем.
        Он пах морем и полынью. Горько, терпко и ярко. Мускулы живота и груди напрягались под тонкой тканью, голые плечи смущали. Неожиданная близость и зависимость будоражили, волновали. Совсем недавно Аня удивлялась, что сердце бьется ровно на парней, при виде которых у других девчонок сносит напрочь голову. Неужели это случилось и с ней?
        Шлем мешал. Шею свело до судорог. Руки болели от напряжения, а колени плотнее прижимались к его бедрам.
        Страх, ощущение новизны с острой примесью чего-то нового, выветривающего из головы все мысли.
        Он притормозил на обочине, спросил:
        - Устала?
        Она мотнула головой, сглотнула комок, удобнее перехватила руки, сцепила их замком на талии дайвера.
        Он неожиданно положил горячую ладонь сверху, на ее окаменевшие пальцы, мягко кивнул в сторону:
        - Смотри.
        Она никогда не видела такое море. Шелковисто-гладкое, задумчивое и спокойное, оно сонно дышало, теребило тонкие лунные блики, поглядывало на звезды через полуприкрытые ресницы.
        Огромное. Смолисто-черное, с розово-янтарной дорожкой лунного света. И молчаливое.
        - Люблю здесь на него смотреть, - то ли себе, то ли ей, проговорил Тим. - Знаешь, сколько тайн скрывает? Целые города на дне. Древние караваны с богатствами. И это только то, что смогли засечь сонары. А что еще там, на глубине кроется…
        - Это страшно? Нырять так глубоко.
        - Страшно, - честно признался Тим. - Только идиоты не боятся. Море шуток не любит. Прихлопнет, только дай волю.
        - А зачем тогда ныряешь?
        - Потому что иначе уже не могу. Ты вот зачем на сцену выходишь? Тоже, небось, страшно?
        Аня кивнула, почувствовав, как скучает по своей прошлой жизни, по Скату со Слайдером, молчаливо-ироничной Гейше и проекту. Парни потеряли ее совсем. «Надо позвонить», - напомнила себе девушка, снова цепляясь за талию дайвера.
        Они добрались до дома почти в полночь. Крохотный южный дом с верандой и летней кухней, каких полно у моря. Старенькая, но чистая кухонька. На столе, на клеенчатой скатерти - нарезанный крупными ломтями домашний хлеб и укутанная в несколько махровых полотенец сковорода. В ней - теплая еще жареная картошка и четыре сардельки.
        Тимофей тихо скомандовал, кивнув на дверь ванной:
        - Мой руки, поедим. Маринка оставила.
        Анна покачала головой:
        - Не хочу есть. Можно я спать?
        Он, не возражая, провел ее скрипучими половицами в угловую комнату. В ней пахло… им. В полутьме девушка различила узкую кровать, застеленную бельем в мелкий цветочек, тумбу с книгами. Рядом - шкаф. На открытых полках лежали, стояли, теснились книги. Море книг.
        - Ты столько читаешь? - удивилась.
        Дайвер уклончиво кивнул:
        - Пока поднимаешься, сдохнешь от скуки. А так болтаешься на выброске, а в мозгах что-то шевелится, - он усмехнулся. - Отдыхай. Все завтра.
        Он тихонько вышел, притворил за собой дверь.
        Девушка приблизилась к шкафу с книгами.
        Говорят, чтобы узнать человека, достаточно посмотреть его библиотеку. Дайвер Торопов ее удивил: новенький томик Достоевского, затертая до дыр обложка «Анны Карениной», дорогущие Стругацкие в подарочной суперобложке и другие книги научной фантастики. На видном месте, изрядно потрепанные и зачитанные, конечно, «Солярис» Лема, как без него, новенький томик «Прилива» Брина, «Сообщение Артура Гордона Пима» Эдгара По - Аня отметила, что эту книгу не читала.
        Сверху, открытая на последней трети небольшая книга в мягком переплете. Ее Тим, скорее всего, читает прямо сейчас. Или всегда. Аня с любопытством взглянула на обложку: пугающе-голубая бездна и крупный шрифт названия - «Ныряющие в темноту», Роберт Кэрсон.
        Девушка осторожно взяла книгу, борясь с ощущением, что касается чего-то личного, подошла к столу. Включила настольную лампу, поднесла пожелтевшую страницу к кружку света.
        « - Давай условимся о тройном сигнале, - сказал Чаттертон Колеру, натягивая ласты. - Если я ударю молотком три раза или посвечу фонарем три раза, или вообще что-либо сделаю три раза подряд, это значит, что у меня проблемы.
        - О›кей, это значит, что у тебя проблемы, - повторил Колер. - Но я все равно не в состоянии протиснуться сквозь этот зазор сверху, чтобы помочь тебе. Так что тройной сигнал будет означать, что тебе конец.
        - Да, ты прав. Забудь об этом».
        Аня почувствовала, как по спине ползет тонкой змейкой страх. Присела на край кровати, глаза побежали по ровным строчкам.
        «Он схватился за перекладину и стал подтягиваться. Железо покачнулось, затем рухнуло вниз, упершись Чаттертону в колени и отшвырнув его к одному из дизельных двигателей. Сердце его отчаянно застучало. Он с трудом успокоил дыхание и посмотрел на перекладину, концы которой застряли в груде механических частей. Чаттертон медленно потянулся, чтобы убрать перекладину с коленей. Ее вес был огромным - по меньшей мере, двести фунтов вытесненной воды. И все же ему удалось приподнять ее. Его дыхание участилось. Запас газовой смеси истощался. Он приложил усилия. Стрелки на его манометре опустились ниже. Проклятая перекладина не поддавалась. Чаттертон стал упираться ногами, чтобы освободиться, но не мог пошевелиться - он попал в ловушку.
        Чаттертон заговорил сам с собой.
        „Парни гибнут от паники, - говорил он. - Посчитай до тридцати. Сделай паузу. Соберись с силами“.
        Колер заглянул в проем, но ил поднялся со всех сторон, поэтому он ничего не увидел. Колер полагал, что Чаттертон действует по плану.
        „Займись этой проблемой, - увещевал себя Чаттертон. - Парни гибнут, потому что не занимаются самой первой проблемой. Не давай расти снежному кому“.
        Стрелка манометра на баллоне Чаттертона ползла вниз».
        Анна представила себя вот так же на дне, скованной железной махиной, беспомощной, с крошечным запасом воздуха. Над головой - тонны черной, тугой как смола, равнодушной воды. Тебя здесь никто не ждал. Не жалуйся, если что-то пошло не так. Здесь нет права на ошибку. Нет второго шанса.
        А у нее? Есть этот второй шанс? Начать все с начала? Что будет, если она не раскроет секрет этой женщины, призрака?
        Аня слышала, как тихо скрипели половицы, шумела в ванной вода. Как бесшумно ее спаситель передвигался по дому. Наверно, так же он передвигается там, на дне.
        «Он мог бы меня послать», - мелькнуло в голове. И она была бы сейчас как тот дайвер из книги, приваленный фрагментом затонувшей субмарины.
        Анна разделась. Легла, прислушиваясь к сонному голосу сада за окном, мягкому шелесту волн. Старалась заснуть.
        Стоило закрыть глаза, как сквозь сонную пелену прорывался злой шепот и женский смех. В ней, Анне, ворочалось, захватывая все сильнее, неведомое прежде чувство: ненависть и желание отомстить. Пока обезличенно. Пока - съедая ее собственный сон.
        Девушка встала, распахнула окно. Натянув джинсы, перебралась через низкий подоконник и спрыгнула в сад. Босыми ногами бесшумно прошла по колкой, теплой земле, обогнула дом.
        С веранды доносились приглушенные голоса.
        - … сказала, что убьет тебя, - девчоночий возбужденный, испуганный шепот.
        - Та прям, - отмахнулся Торопов. - Отойдет… И чего, сильно дала?
        Сопение. Тихий шепот:
        - Нос, кажется, разбила.
        - Я-ясно, - коротко отозвался Тим. - Иди спать.
        - А ты?
        - Тоже сейчас иду.
        Движение, шелест одежды, осторожные шаги.
        Аня неловко двинулась в глубь сада, шагнула спиной вперед в сторону. Под ногами гулко хрустнула сухая ветка.
        - Кто там? - Тим вышел из своего укрытия, практически нос к носу столкнувшись с гостьей. - Чё вам всем не сидится на месте-то, а?!
        Аня виновато поежилась:
        - Не спится. Хотела к морю спуститься.
        - Делать тебе нечего, - Торопов повел широкими плечами, обтянутыми футболкой, вернулся на веранду. Аня помялась на тропинке и поднялась следом за ним.
        Над бледным бело-голубым лучом от переносного фонаря кружилась ночная мошкара. Дайвер устроился в кресле-качалке, от огромной, с детское ведерко, чашки в его руках поднимался ароматный пар.
        - Чай будешь? Мята, смородина, чабрец. Светка подмазывалась, - он протянул ей свою кружку.
        Простой, доверительный жест. Будто они знают друг друга сто лет. Будто у них есть что-то общее, кроме ночной дороги на байке и панорамы сонного моря. Аня неуверенно подошла, взяла кружку в руки. Присела за стол.
        Девушка повела носом, втягивая густой аромат, отпила. Обжигающе-горячий напиток, тонкий и вместе с тем пряный.
        - А чего подмазывалась? Натворила чего? - Аня вернула кружку дайверу, подперла подбородок, с интересом разглядывая парня. Гладко выбритые щеки, нос с горбинкой, немного набок - явно когда-то сломан, - взгляд прямой, но с хитринкой. Он не красуется. Не хочет казаться кем-то еще. Вот он весь, как метеорит на ладони: грубоватый и неотёсанный редкий экземпляр, исчезающий вид. Хочешь - бери. Не нужен - проходи мимо.
        Торопов уткнулся в кружку, незаметно повернул ее и отпил с того места, которого только что касалась губами гостья. Задумчиво хмыкнул:
        - Подралась.
        - С кем? С девчонками?
        Тимофей презрительно фыркнул:
        - Прям. С пацанами. Трое к ней лезут. Ну, она и вмазала им сегодня.
        Аня опешила. Кажется, дайвер говорил, что младшая сестра в седьмом классе, а старшая - ее, Анны, ровесница.
        - Погоди, кто подрался-то Марина или Света?
        - Светка, конечно, - он снова протянул кружку Анне. - Эти придурки еще и пожаловались на нее. Мать назавтра в школу вызвали, к директору. Пилить будут. Директор ее, она - меня.
        - А тебя-то за что?! - Аня чуть не подавилась, шумно закашлялась. Торопов забрал у нее кружку, походя постучал по загривку, пробурчал:
        - Так а кто ее драться учил?
        Он снова сделал большой глоток.
        - Меня научишь? - Аня помнила мерзкое ощупывание там, на грани сознания, когда она уже почти не принадлежала себе, когда ею руководил чужой голос извне.
        Тимофей посмотрел вопросительно, пожал плечами:
        - Нафига тебе?.. Хотя, если хочешь, научу. Мне не влом, - он прищурился на фонарь, откинулся на спинку кресла-качалки и прикрыл глаза.
        Девушка оживилась, придвинулась ближе:
        - Давай сейчас? Все равно ты не спишь, я не сплю.
        Он открыл глаза, рывком встал и поставил кружку-ведерко на стол:
        - А давай, если мухлевать не будешь.
        Анна расправила плечи, завязала дреды плотным узлом на макушке, воинственно выставила вперед грудь:
        - Я? Мое имя Скраббл, бро, - и она на индейский манер, стукнула себя дважды кулаком в грудь. - Я самый честный из магикан!
        Торопов фыркнул снисходительно и развернулся к выходу:
        - Трепло ты салажное. Чур не жаловаться потом.
        Он подхватил фонарь и вышел в сад.
        Девушка, сделав еще один жадный глоток чая, рванула за ним.

3
        Тимофей двинул во двор, неторопливо пересек выложенную плиткой площадку перед домом, открыл калитку.
        - Мы куда идем?
        - Ты хочешь весь дом перебудить? - бросил через плечо. Аня почти ничего не видела, кроме его широкой спины и мелькания бледного кружка света. Они обогнули дом, вышли на спортивную площадку: две стойки с порванной баскетбольной сеткой, антивандальные тренажеры по периметру.
        Тимофей вышел на середину, поставил на мягкое покрытие фонарь, скрестив руки на груди, оценивающе осмотрел фигуру девушки. Беззлобно хмыкнул.
        - В простой уличной драке что главное?
        - Что? - Аня сунула руки в карманы, чуть склонила голову, изучая парня.
        Торопов шумно шмыгнул, почесал подбородок.
        - В уличной драке правил нет. Рассчитываешь, что тебя, как даму, пропустят вперед? Тогда ты, считай, проиграла. Здесь нет моральных или спортивных правил. Поняла? - Он дождался, пока она кивнет. - Если драку не избежать, что нужно делать?
        - Убежать? Спрятаться?
        Он покачал головой.
        - Бить первым. В твоем случае - первой. И бить так, чтобы нейтрализовать противника наверняка, а не разозлить или раздразнить. - Он обречённо вздохнул, оглядывая тщедушную фигурку «спарринг-партнерши». - Слабые места известны, верно? Нос, челюсть, шея, солнечное сплетение, пах, носком ботинка под коленную чашечку, - он плавно и нарочито медленно демонстрировал удары. Наносил их открытой ладонью в лицо вымышленному противнику, кулаком снизу в челюсть, в шею, короткий удар в область солнечного сплетения. Анна завороженно за ним наблюдала, запоминала. - Поверженного противника не добивать, а уносить ноги и вызывать полицию.
        Торопов развернулся к ней, упер кулаки в бока:
        - Запомнила? Давай, что-нибудь простенькое попробуем, - он сделал приглашающий жест.
        Девушка аккуратно шлепнула его ладошкой по носу.
        - Ты со мной заигрываешь? Что за любовные поглаживания, - Анна округлила глаза и покраснела.
        Тимофей сделал неожиданный выпад, перехватил запястья девушки и, с силой дернув на себя, скрутил за спиной. В одно мгновение ее бледное лицо и распахнутые глазищи оказались перед его носом.
        Взмах ресниц.
        Он не успел сообразить, что изменилось. Не смог понять, как это произошло. Резкий рывок с выворотом запястий, короткое отточенное движение, и руки Анны оказались свободны. И тут же почти одновременно удар ребром ладони в шею, локтем в плечо и, с оттяжкой, сомкнутой щепоткой - в солнечное сплетение.
        Торопов опешил. Дыхание перехватило на вдохе, легкие словно перекрыло пробкой. Он захрипел, оседая к ногам девушки.
        Ловкий разворот, захват и оглушающий удар в основание черепа.
        Тимофей хрипло матюгнулся и рухнул на покрытие.
        Девушка спокойно отошла, развернув корпус в пол-оборота, обошла его вокруг. Легкая пружинистая походка, как у дикой кошки. Торопов, не в силах разогнуться, перевернулся на спину, удивленно уставился на девушку.
        В неверном свете фонарей он отчетливо видел, как раздвоилась ее фигура, видел длинные, ниже колен белые ленты-волосы. Они развевались на ветру, кутая фигуру девушки, словно бабочку в кокон, мягко огибали бедра, стройные ноги. Как змеи завораживали. Анна буравила его насмешливым и дерзким взглядом, на губах играла кривая усмешка.
        Торопов попробовал сесть, но смог лишь опять перекатиться на спину и сделать один болезненный вдох, как с глубины вынырнул. В ушах пульсировала кровь.
        - Мать моя женщина, - просипел парень.
        С совершенно новой, незнакомой ему пластикой, девушка наклонилась к нему, присела на корточки.
        - Не ушибся? - спросила с издевкой в голосе. Даже подслеповатый свет фонаря не смог спрятать яркую синеву ее глаз.

4
        Липы тоскливо клонились к земле, уворачиваясь от грубых порывов ледяного ветра. Тот хватал их за нежные сережки, рвал тонкие руки-ветки, бросал их под ноги испуганным прохожим: почерневшее небо ложилось им на плечи, гнало с улицы в безопасное нутро домов.
        Надежда, придерживая полы офисного пиджака, бежала к машине. В голове крутились одна за другой фразы из разговора с Михаилом Федоровичем, слипались затейливым калейдоскопом.
        Дочь попала в беду. Возможно, она сама уже верит, что нездорова. Возможно, рвется на свободу и не находит помощи. Только представив состояние дочери, Надежда почувствовала холод под сердцем.
        Нырнув в салон, с силой захлопнула дверцу, отгородившись от непогоды. Посидела несколько мгновений, приводя дыхание в норму и принимая решение.
        Два коротких звонка на работу.
        Третий нашёл ее сам: темный экран смартфона ожил, стоило ей сбросить сообщение помощнице:
        - Алло, Саша? - Скат удивленно икнул на том конце линии: его редко называли «по паспорту». - Здравствуй, как раз хотела вам звонить. Мне нужна ваша помощь.
        И торопливо посветила в планы. Парень замялся на мгновение, пробасил растерянно:
        - А я собирался у вас узнать, всё ли в порядке со Скраббл… с Аней то есть. Она и с нами на связь не выходит. Орлов рвет и мечет.
        Надежда прищурилась, посмотрела в окно: всё складывается удачно, пара крепких мужских рук и голова человека, презирающего высокие заборы и красные таблички, ей не помешают. Кивнула собственным мыслям:
        - Договорились. Утром я за вами заеду, - она планировала вылет на завтра.

5
        Андрис припарковал машину напротив дома, посмотрел на горящие золотом окна небольшого коттеджа, который он арендовал из года в год из-за удивительного вида на море. Казалось, именно из окон его спальни оно сливается с небесами, ловит отражение облаков.
        Мужчина наблюдал, как в окнах мелькал женский силуэт. Вот он замер на первом этаже, в гостиной. Метнулся в кухню. Свет погас и загорелся через минуту на втором этаже, в спальне. Он представлял, как Карина схватила пузатый бокал из серванта, к нему - красное полусладкое. Как она сейчас источает ругательства, бессильно вынашивает планы мести.
        Он равнодушно ждал, когда мелькание прекратится. А пока включил музыку погромче. Неизвестная ему группа пела на немецком, тяжело собирая басы, перебирая аккорды, тоскливо растягивая звуки.
        Как психиатру ему в принципе было интересно исследовать современную субкультуру. Все эти альтернативщики, эти их вокальные техники, болезненно-странные, надсадные гроулинги, скримы и харши, вызывали недоумение.
        «Интересно, почему она так поет», - внезапно подумал о юной пациентке, отчего-то будучи уверенным, что она вот так же, как эти немецкие ребята, издевается над природой и собственными связками, хрипит и взвизгивает в микрофон. Хотя понимал, что в нем играет стереотип: дреды, напульсники, татуировка на шее. Подумал и бросил взгляд на коттедж: свет застыл в единственном окне.
        Андрис зевнул.
        Он переставил машину ближе к дому, неторопливо вышел, забрав с пассажирского сиденья папку с документами, которые нужно было отсканировать и отправить в Вильнюс. Заметил, как в окнах его кабинета мелькнула ярко-голубая вспышка. Андрис замер, пригляделся: ничего. Вспышка не повторилась.

6
        - Анька, колись, ты где таких приемчиков нахваталась? - Тимофей не унимался всю дорогу от площадки до сонного дома. Девушка в ответ нервно сопела и дергала плечом. Дайвер попробовал перехватить ее за руку, остановить: - То есть ты прикалывалась, да? Что не умеешь?
        Девушка вырвала руку, развернулась:
        - Да не прикалывалась я, НЕ ПРИКАЛЫВАЛАСЬ! - Глаза искрились яркой синевой.
        Торопов недоверчиво примолк, закусил губу.
        Из головы не выходило, как несколько минут назад субтильная девушка разобралась с ним как заправская амазонка, несколькими ударами выбив почву из-под ног, заставив кататься по пыльному резиновому покрытию и хрипеть. Ладно, допустим, разыграла - кто их знает, этих столичных рокеров, может, она боксирует ежедневно. Может, она чемпионка по самбо. Может, на ее счету десяток разбитых о спины поклонников гитар.
        Непонятно другое.
        Он отчетливо видел, как изменилась, приосанилась ее фигура. Легкая, пружинистая походка завораживала, дерзкий разворот плеч, упрямый профиль превращали юную певицу в непокорную богиню. И полупрозрачная, как вуаль, дымка то смыкалась с Анной, становясь с ней единым целым, то отслаивалась. И тогда неверный свет фонарей путался в длинных, как щупальца цианеи, белых волосах призрака. Та, вторая, становившаяся ее тенью, ее продолжением, манила и отталкивала одновременно дикой, первобытной силой.
        И в довершение всего, скрестив руки на груди, на поверженного дайвера любовались четыре призрака. Их образы мелькнули лишь единожды, но теперь Торопов точно знал, о чем рассказывала Лера из «Робкой звезды».
        Чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что в момент импровизированного спарринга Анна не была собой. Кем тогда?
        «Неужели все-таки одержимость?» - укололо сомнение, заставив озадаченно отступить от девушки на полшага. - «Что, если она правда не в себе? Что, если опасна?»
        А он ведь ее в дом привел.
        Торопов озадаченно вздохнул и едва не столкнул Скраббл с тропинки - девушка внезапно остановилась у входа на веранду, резко обернулась к нему:
        - Тим… Я боюсь. Эти странные знаки на теле - они усиливаются. Знаешь, почему я попросила забрать меня?
        - Я последнее время стал жутко тактичным, не узнаю себя, - он облокотился на ограждение веранды. Мышцы пресса все еще ныли после хорошо поставленного удара девушки. - Жду, когда ты сама расскажешь.
        - Сегодня после того, как мы расстались, главврач вызвал меня на беседу…
        - А он и ночью работает? Прям трудоголик какой-то, - Тимофей иронично кашлянул, наткнувшись на взгляд Анны, смолк. Девушка продолжила:
        - Он ввел меня в состояние гипноза. Я видела целиком тот сон, который меня мучает уже много лет. Сколько себя помню, мучает. Только всегда урывками, а тут целиком. Яркий, солнечный день. Я с мужчиной. Я… - она недоверчиво глянула на дайвера, словно примеряясь, насколько ему можно доверять, - я знаю, что люблю его неимоверно. Неистово.
        Девушка перечисляла эпитеты один значительнее другого, описывала дивное чувство к кавалеру из сна, а Торопов ежился от предательского холода под ребрами, будто по спине ползет ледяная гадюка, заползает под кожу, скручивается болезненно там, где всегда было сердце. Анна не заметила, как потемнело его лицо, продолжала:
        - Потом что-то меня напугало, я услышала конский топот. Чувство страха, опасности накрыло с головой. Пытаюсь убежать. Продираюсь через высокую, по пояс, траву. И меня сбивает с ног удар хлыстом. И потом удары сыплются без конца, до полусмерти. И знаешь что? Этот мужчина, с которым я была во сне? Я узнала его, впервые за все это время я увидела его лицо.
        Девушка приблизилась к Торопову, заглянула в глаза, не понимая, отчего ее спаситель будто закаменел. Понизив голос до шепота, почти касаясь губами гладко выбритой щеки дайвера, произнесла:
        - Главврач «Робкой звезды», Андрис Александрович Страуме. Вот, кто мне снится почти десять лет.
        Глубокая морщина пролегла на переносице, взгляд стал пронзительным и холодным: Торопов медленно развернулся к гостье.
        - То есть видения нынешних событий тебя мучают уже десять лет?
        Аня растерянно кивнула, расстроилась, что Тим обратил внимание на такую незначительную мелочь. Отвернулась.
        - Погоди-погоди, - он взял ее за локоть, передвинул ближе к кружку света от переносного фонарика, примостившегося на парапете. - Я правильно понимаю, что все странности в твой жизни стали происходить не сейчас, после поднятия со дна браслета, а раньше?
        Анна озадаченно пожала плечами. На узком лице обострились скулы, тень пролегла под глазами.
        - Я не считаю, что дурацкие сны без начала и без конца можно рассматривать как странности. Прости, - она мягко выдернула локоть, упрямо поджала губы.
        Тимофей крепко взял ее за плечи, чуть встряхнул:
        - Анька, дурында, ты чё, не понимаешь, что это означает? - заглянул в глаза, с ужасом понимая, что именно эти глаза снятся ему долгие годы. Именно их он ищет в толпе. Этот взгляд и глухая, смолистая чернота вокруг - его личное проклятие. Вот эта самая столичная рокерша Скраббл ему снится столько лет. Откуда?
        Он отшатнулся.
        - Анька, дело не в этом чертовом браслете…
        - А в чем тогда?! - посмотрела с вызовом.
        Торопов прислонился к широким перилам, прищурился в темноту.
        - Не знаю, - проговорил после молчания. - Но все началось гораздо раньше.
        Посмотрев на притихшую девушку, он взял ее за руку, потянул на веранду:
        - Пойдем, мне надо, чтобы ты все свои сны рассказала, все глюки.
        - Зачем тебе это сдалось?!
        Остановился, посмотрел сурово:
        - Ты с этим хочешь разобраться или нет?
        - Ну, хочу, - Анна нахмурилась, закусила губу, бросила взгляд на его растоптанные кеды.
        - А я, кажется, могу помочь. Пошли, - он бесцеремонно подтолкнул ее внутрь.

7
        Лера сидела на полу, прислушивалась к странным шорохам и голосам. Она почти научилась не обращать на них внимание, почти привыкла не замечать их. Это все равно что жить в витрине: можно сойти с ума, но привыкаешь и к этому.
        Перед ней стоял стакан воды, ловил и преломлял в своей глубине тонкий лунный отблеск. В нем - Лера видела это совершенно отчетливо - вращалась тень, то превращаясь в ее недавнюю знакомую Скраббл, то в незнакомую женщину, яркую, дерзкую, непокорную. Метаморфоза, словно масло в воде, перетекала из одного образа в другой. Тени дробились то в силуэты современного города, то отражались стенами средневековой крепости.
        Уткнувшись в колени, девушка протянула руку, лениво взболтала воду в стакане, прогнав навязчивые образы. Подумав, перевернула стакан: прозрачная жидкость с тихим вздохом растеклась по линолеуму. В луже мелькнул и тут же погас образ тонущего парусника, река и - на короткое мгновение - лицо Скраббл и дуло пистолета.
        Лера прикусила губу. По спине пробежал знакомый холодок - предвестник появления кого-то с той стороны. Девушка, не оборачиваясь, прошептала:
        - Уйди.
        Тень пожилого воина замерла у входа. В глазах мелькнула досада. Но в следующее мгновение призрак растаял.

8
        Скраббл и Торопов просидели почти до рассвета. Ванильные облака тянулись из-за посветлевшего горизонта, расплескивая на крыши карамельные блики, когда Тимофей, наконец, удовлетворенно откинулся на спинку пластикового стула.
        Он исписал тонкую ученическую тетрадку, фиксируя все, что рассказывала ему Анна, и теперь объединял информацию в блоки, отмечая одинаковыми значками.
        - Итак, что мы имеем? Первое. Есть твой сон. Лобзания и сюси-пуси, - он иронично глянул на вспыхнувшие уши девушки, нарисовал на полях красное сердечко, пробормотал: - Я, конечно, готов списать это на эротические фантазии постпубертатного периода…
        - Еще одно слово, и я тебе врежу твоим же собственным переносным фонарем, понял? - Анна предостерегающе постучала пальцами по столешнице.
        Торопов изогнул бровь, примирительно покачал головой:
        - Понял. Хотя, все, что естественно, то… - Анна вздохнула и решительно придвинула к себе фонарь. - Молчу-молчу.
        Тимофей растер онемевшие мышцы шеи, повертел коротко стриженной головой и перевернул мелко исписанный тетрадный листок.
        - С этим сном непосредственно связана погоня, женский смех, удары плетью, - он поставил пометку на полях в виде молнии и продолжил уже озадаченно: - Есть еще глюки. Женщина с серебристыми волосами, предположительно блондинка или седая. Бродит по волнам и шепчет проклятия. Стигматы, раны, соль на губах, боль от горения тела… И эта тема вообще никак логически не объясняется. Еще этот чертов браслет. - Он поставил жирный знак вопроса на полях, задумался. - Знаешь, Ань, это может быть направленное внушение: черт его знает, что этот Андрис тебе наболтал во время гипноза, откуда-то же появилась его физиономия в твоих глюках?
        Анна крутила в руках фонарь, закрывая указательным пальцем по очереди то один светодиод, то другой. Подушечка светилась.
        - Совпадение, - пробормотала, наконец.
        Тимофей скептически скривился:
        - А вот чего именно он тебе привиделся? Вот чего б не я? - дайвер бесстыдно уставился на девушку, дождался, пока та покраснеет, только тогда отвел взгляд: - Он, конечно, смазливее, зато у меня мужественная профессия.
        Анна рассмеялась. Кажется, впервые за эти несколько недель.
        - Дурак ты, Торопов.
        Дайвер усмехнулся уголками губ, спрятал лукавый взгляд.
        - Под большим двойным вопросом поставим присутствие этого твоего заморского красавчика в твоих снах и глюках, так и быть. Но тогда включим сюда и то, что женщину, выбирающуюся из тонущего корабля, я тоже видел. Ты описываешь белые волосы. Я описываю белые волосы. И глаза синие-синие. Еще в этом сне было что-то ледяное, холодное. - Он задумался, подбирая слова. - Знаешь, вода бывает такой температуры, когда становится густой и хрусткой. Мимолетное касание, и она тут же кристаллизуется. Видела такое? - Девушка кивнула, вспомнив, как однажды на балконе оставила бутылку с водой, а ночью ударили заморозки. Утром вода в бутылке была еще жидкая, но кристаллизировалась, стоило чуть толкнуть бутылку. Тим кивнул: - Вот и здесь такое.
        - Почему ты думаешь, что это связано со мной? Может, это твой персональный глюк? - Аня недоверчиво прищурилась, посмотрела искоса.
        Тимофей неожиданно смутился, открыл было рот, чтобы отшутиться, но вспомнил сегодняшний спарринг, синие глаза и… не смог:
        - Потому что в этом глюке оказались твои глаза, - отозвался с вызовом и захлопнул тетрадь.
        Анна опешила, так и замерла с приоткрытым ртом и округлившимися глазами.
        Торопов сделал вид, что ничего не замечает, отодвинул школьную тетрадь. Игнорируя гостью, перебрался в кресло-качалку с явным намерением прекратить затянувшиеся посиделки и отправить Анну спать.
        - Выходит, мы все оказались здесь не случайно, - прошептала девушка. - Я боюсь закрывать глаза. А еще больше боюсь следующей ночи. Боюсь, что будет… опять… Что-то…
        - Иди ко мне, - неожиданно предложил Торопов.
        Анна замерла на мгновение, уставилась на него: дайвер невозмутимо откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
        Девушка посидела еще немного, погасила фонарь. Темнота с макушек деревьев сразу прыгнула на ладони, послушно скрывая румянец на щеках.
        Аня соскользнула со скамейки и на цыпочках подошла к Торопову. Казалось, парень уже заснул. Девушка бесшумно качнулась к выходу с веранды. Не открывая глаз, он протянул руку, замком сцепил ее пальцы со своими - рука была обжигающе-горячей, сильной - и потянул к себе. Анна оказалась на его коленях, чувствуя неловкость. Свободной рукой Тим легко подцепил ее под колени, развернул поперек своих, чуть надавил на плечи, заставив прильнуть к груди. Голову девушки положил к себе на плечо. Широкие ладони бережно сомкнулись на бедре.
        Круг замкнулся.
        И дайвер расслабленно замер.
        Некоторое время Анне было не по себе, но широкая, надежная грудь мерно вздымалась, убаюкивая. Тимофей дышал ровно, явно задремал. Его руки защищали и согревали. Никаких двусмысленных касаний, поглаживаний, прижиманий. Медленно, вдох за вдохом, Анна успокаивалась, расслаблялась, доверяя его рукам. Девушка прикрыла глаза и почти сразу заснула, точно зная, что на этот раз - ни одного кошмара.
        Уловив ее размеренное дыхание, Тим приоткрыл глаза, посмотрел на девушку.
        Растянув рот в мечтательной улыбке, чуть крепче прижал к себе худенькое тело. Щекой потерся о жесткую макушку с диковинными дредами, пахнувшими шоколадом и ванилью. Губы невольно коснулись нежного девичьего лба. Тимофей замер, вдыхая ее тревогу.
        Она оседала паутиной на сердце, царапала в груди.
        Медленно, будто перед нырком на глубину, набрал полные легкие воздуха. И неторопливо выдохнул.
        Скоро новый день. И хоть что-то хорошее он принесет.
        Принес же прошедший вечер в его объятия вот эту странную, будто изломанную изнутри, девушку.

9
        Едва прикрыв глаза, Анна прыгнула в чернильную мглу. Без снов. Без звуков. Без запахов.
        Словно обнулилась, растворяясь в ночи.
        Перед глазами, куда ни глянь, - плотная синева. Посмотреть вверх или вниз - одинаковая пустота. Она заполняла собой. Обезличивала.
        Бледное мальчишеское лицо, растерянное. В глазах пляшет Неизбежность.
        Синева вокруг него приобрела очертания и структуру, угрожающе уплотнилась, вдавливая щуплую грудную клетку подростка, сжимая горло. В мальчишеских глазах загорелась паника. Еле уловимое движение синевы - и сухой треск разрывающихся досок: вязкая мгла ощетинилась ледяными кольями. Они тянули свои руки-стрелы к юноше, вгрызались в мягкую податливую плоть.
        Тьма беззвучно утягивала его в бездонную черноту.
        Его испуганное мальчишеское лицо все дальше, его почти растворила пустота.
        Зачем он здесь?
        Рывок, и вот он совсем рядом: в расширенных зрачках отразились белые женские руки и разметавшиеся ледяным порывом ленты серебристых волос, ослепительно-яркая синева принесла освобождение от боли и удивление, что жизнь оборвалась так скоро и так нелепо.
        Задыхаясь от жалости к нему, она вырывалась из крепких мужских объятий.
        - Тише, тише, тшшш, - Тимофей прижал ее голову к своему плечу, сгреб в охапку, с силой удерживая и баюкая. - Тише, это всего лишь сон. Ты просто уснула. Это сейчас пройдет. Солнце взойдет, нет ничего, - уговаривал он девушку.
        - Я видела, видела, - исступленно шептала она, срываясь на хрип, размазывая слезы по щекам. - Я видела твой сон. Как будто я была в нем…
        - Ты просто впечатлилась нашим ночным разговором, просто представила себе, надумала. Нет ничего, понимаешь? Сон. Все. Точка. - Он раскачивался вместе с ней, шептал горячо, почти так же исступленно, как и Скраббл.
        Скрипнули деревянные плахи на крыльце - на веранде появилась заспанная и всклокоченная девочка-подросток, большеглазая, чуть полноватая, со смешными хвостиками.
        - А вы Тимкина невеста? Которой Тимка свою комнату отдал? - спросила девчонка, с любопытством разглядывая сцену, свидетельницей которой стала.
        Ее появление оказалось более действенным, чем уговоры Торопова: заметив ее приоткрытый от любопытства рот, Анна постаралась как можно быстрее взять себя в руки.
        Поспешно соскочила с колен дайвера, шумно шмыгнула носом и виновато посмотрела на Тима:
        - Так я ему и тут спать не дала, очень сочувствую…
        - Да ну, брось, - мне даже приятно было полуночничать.
        Анна, покачиваясь, направилась к дому.
        - Покажешь мне, где у вас можно привести себя в порядок и умыться? - прошептала, вытирая остатки слез с опухшего лица.
        Торопов растерянно почесал подбородок, посмотрел на голые щиколотки Скраббл.
        - Спасибо, дорогой Тим, за компанию, за ночлег, за грелку во все тело! - крикнул он вдогонку. Анна фыркнула, повела плечом, уводя развесившую уши сестру Тимофея.
        Торопов открыл тетрадку, вписал предутренний сон Скраббл, удивленно почесал переносицу.
        Анна зашла в комнату Тима.
        Сейчас, в утреннем свете, она казалась больше, но так же по-спартански аккуратна. Ничего лишнего, предельная простота.
        Несмятая постель пахла свежестью. Стопки зачитанных книг шептали о пристрастиях своего владельца. Остро отточенные карандаши в стакане, блокнот с записками вызывали интерес и возбуждали любопытство: что мог он писать в этих блокнотах? Анна заметила фотографии, на которые не обратила внимания ночью: черно-белый снимок молодой пары с пухлой девочкой на руках и серьезного вида мальчиком лет семи. Анна догадалась: Тороповы-старшие, Марина и Тимофей. Больше фотографий семьи целиком не оказалось: фотографии той же женщины с малышкой на руках перемежались с фото девочек. Яркая улыбчивая Марина и настороженно-нахмуренная Света. Потом взгляд зацепился за узкое мальчишеское лицо, костлявые ключицы: парнишка сидел на крыльце этого же самого дома, грустный, потерянный и уставший. В глазах - тоска и обреченность.
        Сердце сжалось будто до размера яблока-ранетки и пропустило удар.
        Анна закричала.
        Спохватившись, прикрыла рот рукой, закусила костяшку указательного пальца и выскочила из комнаты. Выбежала на веранду - дайвера нет. Метнулась назад, в дом, на вопросы Светланы не могла ответить: горло перехватило, одна-единственная мысль пульсировала в висках, не давая собраться. Бросилась к ванной: оттуда доносились мурлыканье Тима и плеск воды.
        - Тим, я видела тебя! - билась она в дверь до тех пор, пока, перепачканный зубной пастой, парень не открыл дверь.
        - Шего тее надо?
        - Тим, я тебя видела! Во сне этом был не просто мальчик, там ты был!
        Она схватила его за руку, потянула в комнату. Ткнула пальцем в фотографию.
        - Это был точно ты! Все, как ты описываешь: черная, густая, как смола, вода кругом, треск деревянных досок. От ничтожного движения эта чернота замерзает, врезается в тебя ледяными копьями…
        Тимофей развернул ее к себе.
        - Погоди-погоди, - он положил горячие ладони на плечи девушки, заглянул в глаза: - Откуда ты про дерево знаешь? Я про это тебе ничего не говорил!
        Десятая серия

1
        После завтрака Тимофей отправился в лагерь археологов - на сегодняшний день запланировано погружение на один из ближайших к берегу объектов, небольшой, метров шестнадцати длиной, сгоревший и затонувший в ста метрах от нынешней береговой линии военный корабль времен царя Митридата VI Евпатора. Его исследовали одним из первых в прошлом сезоне. Из-за нестабильного метеопрогноза Управление глубоководных исследований второй день не давало «добро» на погружения к основным объектам текущего сезона, поэтому Скворцов передвинул план работ и отправил группу Торопова на помощь подводным археологам - проверить сохранность объекта и сделать дополнительную 3D съемку и замеры: появилась возможность организовать поднятие судна.
        Тимофей собрался в лагерь в начале седьмого утра, оставив Анну на попечение притихшей и погрустневшей Светланы: мать сразу после дежурства отправилась в школу. «Прикрытие» в виде старшего брата уходило работать.
        - Тимка, - жалобно позвала сестра, обхватив Торопова со спины, уткнув в неё веснушчатый нос.
        Анна усмехнулась, обняла девочку за плечи:
        - Пусть катит на свою работу, а мы с тобой важным делом займемся.
        - Каким? - Светка с надеждой повернула к «невесте» зареванное лицо.
        Анна многозначительно изогнула бровь.
        - Стихи сочинять будем. Меня Скат порвет, если я ничего путного им не рожу до вечера.
        Торопов воодушевился:
        - С «рожу» я могу помочь!
        Скраббл скривилась:
        - Иди уже, рожальщик, - махнула ему рукой.
        Светка с удивлением уставилась в спину брата:
        - Я его таким никогда не видела.
        - Каким «таким»?
        Светка не ответила, задумчиво пошла в дом. Неожиданно повернулась к Анне, прошептала возбужденно:
        - А влюбленные всегда такие дураки?
        Аня не сообразила сразу, ляпнула:
        - Нет, конечно, с чего ты взяла! - и только тут вспомнила «я его таким никогда не видела». Щеки загорелись, как китайские фонарики.
        Девочка с сомнением на нее посмотрела, но от дальнейших вопросов воздержалась.

2
        - Здорово, мужики, - Али, Борю и команду археологов Тимофей нашел под навесом. - Что за штучки с метеосводкой? Погода - ни облачка!
        Он присел напротив, плеснул себе воды из эмалированного бидона. Ледяная, она колко схватила горло, ударила по зубам, тонкой струйкой потекла по пищеводу. Дайвер радостно поежился.
        Али мрачно молчал, разглядывая карту района производства работ. Повернулся к Боре и Алексееву Сан Санычу - недавно прибывшему в лагерь доктору исторических наук, специалисту по Боспору и историку кораблестроения - тот с мечтательным видом от внезапно свалившегося выходного пил кофе из кружки-термоса.
        - Мартышкин труд, - пробурчал недовольно. - Сейчас все замеры сделаем, а через месяц придется делать повторно.
        - Отследим динамику, - примирительно прищурился Саныч и улыбнулся: - Repetitio est mater studiorum.
        Али задумался:
        - Студентов взять намекаете?
        - А чего бы не покатать мальков? - историк неопределенно пожал плечами. - Вон, под присмотром Тимофея Федоровича.
        - Так чего сидим-то? Чего не выдвигаемся? Мы с парнями готовы, Гриша уже все упаковал, катер на причале, - Тимофей оглядел археологов.
        Али с сомнением покачал головой и дал сигнал команде к погрузке.
        Студенты шумели, мешали сосредоточиться.
        Тимофей пристроился на корме, всматриваясь в пенный след катера, задумался.
        Если вся эта катавасия началась у Скраббл давно, то как он связан с его глюком? Почему ее преследует женщина с серебряными волосами? Почему стали открываться раны?
        Он видел своими собственными глазами, как они возникали и как рассасывались. Поэтому он ни на секунду не сомневался в том, что происходит нечто странное. Откуда Анна знает то, на что он сам едва обращал внимания?
        Рядом появился Сан Саныч, по-кошачьи мягко устроился рядом, вытянул устало ноги.
        - Качка, - вздохнул, снял выцветшую панаму, вытер раскрасневшийся лоб. - Ты, Тимофей Федорович, сегодня задумчивый. Случилось чего?
        Тимофей с сомнением посмотрел на историка.
        - Сан Саныч, вот допустим, искали бы вы ответ на какую-то загадку. А у вас только ключевые слова. Видение. Призрак. Женщина. Светлые волосы. Проклятье. Кораблекрушение. Поимка. Вода. Лед. Стигматы.
        - Стигматы? - историк изогнул бровь. - Это то, о чем я думаю?
        Тимофей пожал плечами:
        - Раны. Проявляются только ночью.
        Пожилой мужчина задумался.
        - Знаешь, Тимофей Федорович. Я все-таки ученый человек, в хиромантию эту всю не верю. Поэтому скажу тебе, что надо смотреть в психосоматике. Застарелая травма, испуг, могут что-то такое вызывать…
        - А если в это вовлечены несколько человек, ранее никак между собой не связанных? И как минимум про одного из них я могу сказать точно - никаких застарелых травм у него нет. Нормальный здоровый мужик, - он немного смутился, нахмурился. Отвернулся от собеседника.
        - «Отоидешь от руки моея… яко не имать ти солгати», «нити рока»… Я с Борис Аркадьевичем Ильиным говорил, директором музея Горгиппия. Он предположил, что это часть одного и того же заговора, связанного с поклонением Маре или Морене.
        - Знаю прекрасно Бориса Аркадьевича, - ответил историк, снова вытирая потный лоб платком. - Интересная мысль, кстати. Особенно, если сюда все твои ключевые слова-загадки добавить. Занятная картинка складывается.
        Дайвер покачал головой:
        - Только непонятная.
        Пожилой мужчина усмехнулся:
        - Мне бабушка моя всегда говорила, чем сложнее загадка, тем проще разгадка. В разгадке кроется изящество.
        - Это тоже ваша бабушка говорила? Про изящество?
        - Нет, это уже я, - историк бесхитростно хмыкнул. - Самые блестящие разгадки помещаются в одно простое предложение.
        Тимофей посмотрел внимательно, прищурился:
        - То есть разгадка на поверхности?
        - Совершенно верно. Ищите то, что связывает все эти ключевые слова и людей. И заговор. Должен быть какой-то элемент, деталь. Что-то, что ускользает от вас, мой друг.
        Из рубки выглянул Али.
        - Тим, возвращаемся на базу.
        Тимофей встрепенулся, вытянул шею:
        - С чего?
        - Черт его знает. Тебя вызывают на «Малахит»…
        - «Малахит»? Это который из Новороссийска прибыл, исследовательский? - Тимофей озадаченно соображал.
        - Тот самый. У них ЧП. Ваша группа срочно нужна на объекте 2/17. Оз тоже выдвигается, и вас, Сан Саныч, просят присоединиться.
        Тим пожал плечами, переглянулся с историком:
        - Что там у них?
        - Может, откопали чего?

3
        Андрис проснулся рано, открыл глаза за пятнадцать минут до того, как должен был сработать будильник. Проснулся, как и все эти несколько дней, в своем кабинете. Шея нещадно затекла, ребра ныли. Размяв затекшие мышцы, мужчина встал, сделал несколько приседаний, энергично отжался, зафиксировался в стойке. Бисеринки пота собрались на висках, тонкой змейкой стекли к подбородку. Андрис нервно вытер лицо.
        Прислушался: на втором этаже скрипнула кровать, сообщив о пробуждении Карины.
        Мужчина задумчиво посмотрел в окно. Взгляд упал на отпечаток трех пальцев на краю полированной столешницы. Чуть склонив голову, посмотрел под стол, туда, где стоял сейф. Кодовый замок открывали. Если бы это сказал кто-то из его пациентов, он бы с уверенностью решил, что имеет дело с параноиком. Но Андрис увидел следы пальцев на гладкой поверхности стола и на панели с кнопками набора кодового замка. Подошел ближе, чуть наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть отпечатки: тонкие, явно женские.
        Андрис отвернулся, вспомнив вспышку синего света из собственного кабинета накануне. По лицу пробежала тень, но тут же растаяла.
        Выйдя из кабинета, прошел в ванную, упершись ладонями в светлые квадратики кафеля, встал под горячие струи.
        Выходя из душа, явственно услышал, как завелся двигатель, а уже в следующее мгновение машина Карины выскользнула из гаража.
        Где-то вдалеке опять собиралась с силами гроза: до обострившегося слуха доктора Страуме донеслось ее тяжелое дыхание и недовольные вздохи.

4
        В пансионате «Робкая звезда» начиналось обычное утро. Шумели ведрами уборщицы, повара принялись готовить завтрак, а медицинские сестры будили пациентов на процедуры. Лера не спала: не давала успокоиться мысль о Скраббл, ее встревоженный шепот в ночи и удаляющиеся по мокрой садовой дорожке шаги. «Она не справится», - лихорадочно билось в груди. Достала из кармана скомканный листок с номером телефона Ани, набрала. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
        Прокравшись на балкон, Лера смотрела на серое, укрытое туманами море, прислушиваясь к голосам, которые никто, кроме нее, не слышал.
        «Это не мое дело, - убеждала она себя, повторяла снова и снова, вспоминая образы воинов-призраков рядом со Скраббл. - Они пришли не ко мне, меня ни о чем не просили».
        И тут же хмыкнула:
        - Так ты им и сказать ничего не разрешила.
        Без разрешения живущего им нельзя вмешиваться.
        «Уби-ить», - женский голос, повторяющий многократно, шипел рядом, пробирался под кожу, сползал липкой мыслью по позвонкам: призраки подхватывали злой шепот, множили его, рассыпаясь в темном небе.
        Лера опустилась на каменный пол, поджала под себя ноги.
        Медленно раскачиваясь, смотрела на стальную гладь моря. Минута, две, три… Кромка горизонта окрасилась розовым: над Черным морем просыпался день.
        «Скраббл не сообразит, я ей не сказала», - как приговор.
        Девушка решительно сдернула с шеи флакончик с солью, откупорила пробку. Подумав еще мгновение, бросила короткий взгляд на занимавшуюся зарю и высыпала несколько кристаллов на ладонь.
        - Наяда. Явись, - приказала тихо.
        Она знала, что он где-то рядом. Знала, что они никогда не уходят далеко, если не получили желаемое.
        Ледяное дыхание за спиной, холод по позвоночнику от шеи вниз, к пояснице. Бесшумные шаги. Лера зажала в руке крупицу соли.
        - Ты за нее в ответе? - хмурое согласие старого воина. Лера удовлетворенно кивнула: - Хорошо. Я слышу желание убить. Женский голос. Понимаешь?
        Наяда кивнул еще раз.
        - Не оставляй ее одну. Она сама не попросит. Я прошу за нее.
        Молчаливый вопрос в серых глазах. Лера прикрыла глаза, медленно выдохнула:
        - Кем бы ни была Та, с которой вы пришли, я прошу - защитите.
        Лера раскрыла ладонь, сдунула соль. Видение старого воина рассеялось в утренней дымке. Над горизонтом вместо солнца поднялась темная тень и зависла облаком вдалеке.
        - Только бы смогли…

5
        Подключив, наконец, сотовый, Анна увидела несколько десятков непринятых звонков от мамы, Ската и от секретаря Орлова.
        Набрала мамин номер, заверила, что все в порядке и приезжать не надо. Обманула, что из больницы отпустили. Пообещала купить билеты и прилететь ближайшим рейсом.
        Голос мамы звенел от напряжения:
        - Аня, мы уже выехали в аэропорт.
        - Мы? - не поняла Аня.
        - Я не знаю, что там у тебя происходит. Мы летим с Сашей.
        Пока говорила - несколько непринятых от Ската. Перезвонила.
        - Скраббл, иди на фиг, - огрызнулся мулат на ее требование остановить мать. - Не знаю, что там у тебя и как, но я приезжаю ближайшим рейсом и притаскиваю тебя к Орлову. Он с меня пообещал шкуру спустить, если мы не запишем сингл к началу следующей недели!
        - Слушай, я сама прилечу, - она задумалась и уточнила: - завтра.
        Скат затейливо матюгнулся в ответ и повесил трубку:
        - Скоро будем, поняла?
        Анна поняла. Повертев в руках сотовый, нашла в телефонной книге номер отца, набрала… но решительно сбросила.
        - А ты много выступаешь? - Светлана с любопытством разглядывала новую знакомую. В ней всё казалось диковинным: от жестких скрученных дредов до занятия. Надо же - настоящая рок-звезда!
        - До «звезды» еще очень и очень далеко, - отрезала Анна, пошла в кухню и плеснула себе еще кружку чая. - Ты, кстати, чай вкусно завариваешь.
        Света безразлично пожала плечами, отозвалась:
        - Обыкновенно. Это травы в основном.
        - Местные?
        - Конечно, - девчонка оскорбилась. - За поселок уходим, на курганы.
        - А я люблю облепиховый чай, - Анна мечтательно зажмурилась, усаживаясь на колченогий табурет. - Облепиху блендером взбиваешь, добавляешь сахар, половину лимона с цедрой, несколько цветков гвоздики, палочку корицы, именно палочку, не перемолотую. Кориандр. Все это заливаешь водой, ставишь на огонь. Получается такая кисло-сладкая бодрящая и ароматная штука! От простуды хорошо помогает. И горло лечит махом. У нас, вокалистов, горло - слабое место. Чуть сквозняк, то сразу связки сипят, - она отхлебнула душистый напиток.
        Светлана сосредоточенно запоминала рецепт, когда в кухню, где она расположилась с гостьей, зашла старшая сестра.
        Высокая, под стать Тимофею, она с удивлением и интересом оглядела Анну, поздоровалась с некоторым раздражением:
        - О чем болтаете? - поинтересовалась. Она поставила белый пакет из супермаркета на стол: ароматный багет вывалился и скатился на стол. Светлана тут же подхватила и откусила хрусткую краюху.
        - Хтыхи пышем! - рассыпая золотистые крошки, сообщила Светлана. Она ждала этого момента с самого утра - впечатлить сестру, когда та вернется из магазина. При появлении Марины она приосанилась, придвинулась ближе к «невесте» брата, всем видом изображая причастность. На столе перед ними лежали исписанные и исчерканные листы из блокнота, сотовый. Из динамиков плотным, густо окрашенным потоком лилась незнакомая Марине музыка. Мощный ритм, взрывной бас. «Под это еще и петь?», - мелькнуло в голове.
        Девушка покосилась на дреды гостьи, мазнула взглядом по татуировке кровожадной паучихи на шее москвички, потом - на исчерканные листки, скептически хмыкнула:
        - «Хтыхи пышем» - это, типа, «стихи пишем»? - Светка кивнула в ответ, дожевывая батон, потянулась за добавкой. Марина ловко шлепнула по руке. - И ты, что ли, пишешь?
        - Да-а! Я целую строчку придумала, - сестра потянулась к одному из листков, продекламировала: «Напишут книги о тебе, тома любви, надежды».
        Аня закусила губу, вспоминая что-то важное. Что-то, что словно птица сирин вертелось у самого уха. Что-то, что она никак не могла ухватить.
        Включив минусовку с самого начала, она разложила перед собой исписанные страницы, размашисто собирая нужные фразы на чистый тетрадный лист.
        Померкнет отблеск зари,
        Погаснут свечи, остынут.
        Все слова твои давно пусты,
        Они мертвы, забыты.
        Я словно призрак, тону в тиши,
        Но все унёс ты, и ты вышел из игры.
        Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты,
        Солёный зной и хмурый ветер.
        Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы,
        Но хрупок лёд, и нет уж веры.
        Девчонки притихли. Строки выпрыгивали из-под грифеля карандаша, разлетались черной россыпью.
        Где-то снова начиналась гроза, томительно вторила сложной линии битов и гулкому эху басов из динамиков тонкого смартфона.

6
        Доктор Страуме заехал на служебную стоянку, неторопливо, очень аккуратно припарковал машину в тени высокого ясеня. Привычно прислушался к мерному урчанию двигателя, сытому и довольному. Он подыгрывал настроению своего владельца, его день тоже обещал быть сытым и радостным.
        Сегодня доктор Страуме планировал завершить начатое.
        Сегодня в его жизни все изменится - он это чувствовал - безвозвратно.
        Привычно извлек ключ из замка зажигания, взял синюю папку с документами с пассажирского сиденья, поправил воротник рубашки, коротко взглянув в отражение зеркала заднего вида. Распахнул дверь автомобиля.
        В ту же секунду порыв холодного ветра бросил ему в лицо горсть мелкой дорожной пыли, песка и обрывки листвы.
        Чертыхнулся про себя. Щурясь и пряча глаза за полупрозрачными стеклами солнцезащитных очков, вышел из машины. «Лето наступит в этом году или нет?» - он не помнил более отвратительного июня, чем этот.
        На зубах скрипел, словно мел по оконному стеклу, песок, першило в горле. Но эти мелочи не испортят отличный день. Кофе, парочка соленых крекеров, и плотнее закрыть окна - отгородиться от ветра.
        - Доброго дня, Илья, - дежурно поздоровался с охранником на проходной у служебного входа. Нервное сомнение сотрудника и смущенная бледность мерзким холодком окатили кожу на затылке. - Все в порядке?
        Юноша отвел взгляд - дурной знак.
        Доктор Страуме положил папку на стойку, снял очки.
        - Я задал вопрос. Был бы благодарен, если бы вы ответили на него своевременно, - он чувствовал, как к горлу подкатывало раздражение.
        Молодой охранник покрылся пятнами, малиновые прыщи на щеках побагровели. Психиатр уставился в его переносицу, сделал глубокий вдох.
        - Андрис Александрович, шеф велел доложить вам, как придете, о несущественном нарушении дисциплины. Мой напарник сегодня ночью выпустил с территории пациента.
        Андрис вздохнул устало:
        - Это не страшно. У нас не режимный объект. Пациенты не заключенные. Хотя порядок и режим дня для всех один, - он взял в руки очки, потянулся за папкой.
        - Дело не в этом, - поспешно добавил охранник, поймав на себе холодный взгляд. Мысль о том, что напарник наверняка лишится места, подгоняла: у Миши ипотека и двое детей, ему это место - как воздух. - Пациент не вернулся.
        Андрис так и застыл с папкой в одной руке и очками - в другой. В пол-оборота повернулся к охраннику, процедил сквозь зубы:
        - Дерьмово у вас со служебной дисциплиной. - Серые глаза главврача потемнели. - О каком пациенте идет речь?
        - Анна Скворцова, главный корпус, - сердце охранника оборвалось под взглядом доктора Страуме. Главврач нахмурил брови, на переносице образовалась глубокая поперечная складка. Он дышал тяжело, едва сдерживая раздражение и досаду. В груди, рассыпаясь черными углями, расцветала ярость.
        - Имя вашего напарника?
        Илья понял, что дела - хуже некуда, прошептал:
        - Миша Костенко.
        - Пусть зайдет ко мне. И шеф ваш тоже… Хотя, нет. С ним я сам переговорю.
        Схватив папку со стойки, доктор стремительно направился вглубь территории пансионата.

7
        - Тимофей Федорович, - обратился к Торопову начальник лаборатории «Малахита», тучный мужчина лет пятидесяти в плотно обтягивающей круглый живот черной футболке, - ситуация следующая. Автономный необитаемый аппарат в ходе выполнения задания и осуществления планового осмотра дна зацепился тросом за мачту затонувшего объекта, известного вам как объект 2/17. - При этих словах Оз и Сан Саныч одновременно выдохнули тихое и матерное. Начальник лаборатории проигнорировал их реакцию. - Попытка освободить его дистанционно привела к обрушению мачты.
        Скворцов и Алексеев переглянулись. Оз скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула, уже не ожидая от встречи ничего хорошего.
        - Почему работы производились на археологическом объекте без привлечения специалистов? - спросил он с досадой.
        Тот прищурился, отмахнулся:
        - А мы тут, по-вашему, на пикник приперлись?! В бирюльки играть?! - рявкнул неожиданно. - И мне своими древними деревяшками перед носом нечего трясти, уважаемый Олег Иванович. В зоне производства ваших работ развивается магнитная аномалия, предполагается любой сценарий, вплоть до диверсии. - Он снова развернулся к Торопову. - В задачу вашей группы входит высвободить попавший в плен аппарат.
        Дайвер покачал головой, посмотрел на часы: маленькая стрелка неуклонно приближалась к девяти часам утра.
        - Задача ясна. Готовьте судно обеспечения, барокамеру, резервные каналы связи. Раньше упадем на дно, раньше поднимемся.

* * *
        Он перегнулся через борт, посмотрел на волну: гладкая, будто масляная, тяжелая. Странное дело, она словно не отражала дневной свет, поглощала его. Четверка дайверов готовилась к погружению.
        - Идем двумя двойками с интервалом десять минут, - Торопов проводил инструктаж команды. - Мы с Гришей Суховым в первой двойке. Кох, Фадеев - во второй. Старший во второй двойке - Серега Фадеев. На обеспечении Ильин, Зайцев. Страхует Лебедев и Васильев. В случае форс-мажора выдвигаются Ильин и Лебедев, так как ранее были на объекте. Замечания, возражения, предложения имеются? - группа промолчала. - Руководство производством работ с поверхности занимается Оз… Профессор Скворцов, то есть. Не рискуем, запасные баллоны со смесью все взяли? - закованные в гидрокостюмы дайверы, неповоротливые на суше и похожие на перекормленных тюленей, дружно подтвердили готовность к погружению. Торопов удовлетворенно кивнул, тихо добавил: - И это, мужики… Там у них какая-то аномалия. Как раз под нами. Так что не рискуем, от группы не отходим. Упали на дно, распутали трос, пошли на всплытие. При любых отклонениях, сбоях аппаратуры или датчиков подаем сигнал и прекращаем производство работ.
        Шаг в свинцово-матовую воду как в бездну. Море сомкнулось над головой тихо, без всплеска, словно проглотило. Красная нить выброски в черной воде тонкой жилой вела на глубину. «Будто кровь» - мелькнуло в голове. Он поежился.
        - Шесть метров, - динамики искажали голос Гриши Сухова, ломали, как прошлогоднюю ветку. Остановились, замерли на выброске, проверили работу оборудования, датчиков, целостность баллонов.
        Тимофей дал сигнал спускаться дальше: в блеклом пятачке света мелькнули фигуры Коха и Фадеева. Море вокруг стремительно насыщалось тьмой, плотнело. Тимофей посмотрел вверх, туда, где должно ярко светить солнце. Тонкие разномастные лучики, словно канаты, тянулись с поверхности, задавая ориентир.
        Все хорошо. Все идет по плану.
        - Пятьдесят метров, - прошелестел Гриша Сухов.
        Тьма вокруг сгущалась. Сине-зеленая, почти черная мгла, с мутной взвесью планктонных рачков. Тимофей знал: еще несколько десятков метров - и не останется даже их.
        Анаэробная зона. Мертвая тишина. Безжизненная пустыня, насквозь пропитанная запахом смерти… Понт Аксинский - негостеприимное море каким было при понтийцах, таким и осталось. Прикрылось тонким пледом и притаилось, словно минотавр.
        И только они, дайверы, видели его настоящим.
        Холодным. Черным. Опасным.
        Души затонувших кораблей, красная нить выброски, связывающая с поверхностью, и четверка людей, как былинки на ветру в хмурой и неприветливой воде.
        Если и есть на земле прямой вход в царство смерти, то он здесь, под ними.
        Грунт взволновался, поднялся белесой пеной, потревоженный человеком.
        - Восемьдесят четыре метра. Первая двойка на месте. Упали на дно, - сообщил Тимофей на поверхность. - Видимость четыре метра. Заблокированный аппарат не наблюдаем. Закрепляемся страховочными тросами к выброске, выдвигаемся по направлению к объекту 2/17.
        Торопов огляделся: с прошлого погружения остались выставленные Сашей Лебедевым и Толей Ильиным непотревоженные вехи-ориентиры. Красные веточки, словно степной ковыль, задумчиво кивали дайверам своими ярлыками с отметками-маркерами.
        Чем ближе к объекту 2/17, тем больше помех в эфире, вместо голоса Скворцова дайверы все чаще слышали прерывистое шипение и обрывки фраз:
        - … дно…ва…ют…вни…ерх.
        Переглянувшись, дайверы перешли на общение жестами, продолжили движение к застрявшему аппарату. Его белобокий корпус медленно проявлялся, выхваченный лучом прожектора, будто выныривал из чернил.
        Подобравшись ближе, четверка водолазов озадаченно замерла. Мачта затонувшего корабля легко процарапала на корпусе робота кривую полосу и вырвала элементы обшивки. Накрутив кабель в несколько оборотов, повисла на нем в полуметре от грунта.
        Бедолага-робот беспомощно скривил тусклые прожекторы, уставился в коричневый борт затонувшего объекта 2/17.
        Торопов посмотрел на часы. Четырнадцать минут на работу первой двойке, двадцать четыре, соответственно, - второй. Решили приподнять поврежденную мачту, ослабить натяжение кабеля, снять его с бруска. Сухов, Торопов и Фадеев на счет три приподняли свободный край балки, Вася Кох, сделав несколько гребков, завис над выломанной мачтой, аккуратно снял с нее петлю. Мачту, как есть, положили рядом.
        - Поверхность, группа Торопова на проводе, - проговорил в шипящий, как гремучая змея, эфир. - Кабель высвобожден, видимых повреждений нет. Пробуйте запустить двигатель. Если слышите меня, скажите, что ли, «ква». Или мигните фарами троекратно.
        Динамик громоподобно зашипел, оглушив Торопова на несколько мгновений.
        - Черт подери такое ваше «ква». Если это, конечно, было оно, - пробормотал дайвер.
        Робот включил и выключил фары. Три раза. Показав вверх большой палец, обтянутый толстой перчаткой гидрокостюма, Тимофей знаками показал команде подальше отойти от лопастей.
        Пробное, еле заметное движение. Скорее предупреждение. Белый ил вспенился, легким смерчем окутал людей. Аппарат дернулся вперед и, важно проплыв перед водолазами, исчез в чернильно-зеленой темноте. Короткий луч прожектора едва освещал пару-тройку метров перед ним.
        Тимофей отдал команду на всплытие.

8
        Главврач закрытого пансионата «Робкая звезда» уже почти десять минут исследовал переносицу начальника службы безопасности Швецова: расширенные поры, глубокая поперечная складка, бисеринки пота. Шеф охраны нервничал, хоть и тщательно скрывал это и изображал, что ничего сверхсущественного не случилось.
        - Андрис Александрович, работу с сотрудниками провел, уточнения в инструкции внесем, указатели и информационные таблички обновим. Этот опыт для нас весьма полезен, показателен, я бы даже сказал, - деловито отчитывался тот, старательно отводя взгляд от угрожающе сцепленных в замок пальцев начальника.
        Андрис глубоко вздохнул, опустил голову.
        - Максим Алексеевич, - тихо позвал. От его пластмассовой улыбки безопасника передернуло. - Я ведь вас пригласил не для того, чтобы вы находили огрехи в системе безопасности пациентов методом проб и ошибок. - Он уколол охранника взглядом. - Виновные, безусловно, должны понести наказание. Это не обсуждается, - он чувствовал, как напрягся шеф безопасности при этих словах. - Мне нужно знать, с кем и в каком направлении уехала пациентка. Документы Скворцовой находятся у меня, значит, выехать за пределы города и района она не могла.
        Швецов облегченно выдохнул, про себя порадовавшись, что перед встречей со Страуме уже успел хоть что-то выяснить.
        - Камера внешнего наблюдения зафиксировала, как она села в белую ауди, госномер 734 АНУ, зарегистрированную на Олега Андреевича Пономарева, - он назвал адрес.
        Андрис удовлетворенно хмыкнул - совсем рядом.
        Он подцепил ключи от автомобиля, повертел в руках.
        - Проехать по адресочку? - предложил Швецов.
        Андрис посмотрел на него, покачал головой:
        - Я сам.
        Через полчаса он уже нажимал кнопку звонка. Чистенький подъезд пятиэтажки, цветы в кашпо и цветочное граффити на стенах. Металлическая дверь распахнулась, выпустив на лестничную площадку запах жареной колбасы и яичницы. Пожилой грузный мужчина поправил домашние шорты, кивнул:
        - Вам кого?
        - Олег Андреевич Пономарев здесь проживает?
        Мужик кивнул:
        - Здесь. Только нет его сейчас, он на работе.
        Андрис записал адрес. Город маленький. Иногда - это большое преимущество. Через пятнадцать минут он уже был у здания суда. На парковке одиноко пристроилась белая ауди с номером 734 АНУ. Андрис обошел ее кругом. Невозмутимо саданул по капоту, с наслаждением наблюдая, как замигала сигнализация. Присел на капот, уставившись на широкие старомодные двери здания. Сигнализация крякнула и отключилась. Андрису пришлось еще дважды повторять процедуру, пока двери не распахнулись, выпуская долговязого парня. Заметив мужчину, примостившегося на капоте авто, парень замедлил ход.
        - В чем дело? - подошел вплотную. - Это вы тут забавляетесь?
        - Куда уж мне до ваших забав, господин Пономарев, - Страуме презрительно скривился, но не пошевелился.
        - Я прошу вас отойти от моего автомобиля, в противном случае буду вынужден вызвать полицию, - Олег старался говорить спокойно, все-таки парковка под видеонаблюдением, да и судебные приставы на входе в здание.
        - Это будет очень кстати. Заодно расскажете, куда отвезли Анну Скворцову.
        - Не знаю такую. Отойдите от автомобиля.
        Андрис вынул из внутреннего кармана пиджака фотографию девушки: Олег без сомнения узнал вчерашнюю пассажирку из «Робкой звезды». Сделал каменное лицо.
        Сотовый в кармане Андриса завибрировал, доставив сообщение. Мужчина автоматически активировал экран. Швецов писал: «Парковка перед домом Пономарева просматривается с перекрестка банковскими камерами. Скворцова пересела на байк, зарегистрированный на имя Торопова Тимофея Федоровича».
        Он усмехнулся, отталкиваясь от белой ауди:
        - Всего хорошего, - бросил, направляясь к своему автомобилю.
        Пономарев смотрел вслед отъезжающей с парковки черной иномарке, почувствовал беспокойство. Он набрал номер Торопова. Голос будущего родственника лениво сообщил: «Привет, это Тимофей Торопов. Если я вам еще не ответил, значит, типа, работаю. Перезвоните, что ль. Ну, или оставляйте сообщение». Олег прищурился, отвернулся от налетевшего порыва ветра:
        - Тимыч, тут какой-то хлыщ твоей знакомой из «Робкой звезды» интересуется. Меня нашел, фоткой ее перед носом вертел. Вы там того… поосторожнее, что ли. Перезвони, как будешь на связи, короч.
        Припаркованная у соседнего со зданием суда дома иномарка вишневого цвета неторопливо выехала со стоянки.

9
        Анна с тревогой прислушивалась к надвигающейся грозе. Уже совсем близко, может быть, в нескольких десятках километров, утробно рычало и стонало. Ветер истерично срывал с деревьев листву, бросал в лица прохожих мелкий песок. Она выглянула в окно - небо по-прежнему ясное, не предвещающее непогоду.
        В груди - словно кол осиновый. Уже не во сне - наяву - Анна чувствовала, как кожу на спине и плечах раздирает от ударов, ноги до колен обжигает болью. Закусив губу, она присела на край кровати, расстегнув верхние пуговицы рубашки, оголила плечо: рубцы с рваными краями начали кровоточить. Вместе с чувством тошноты и зудящей, навязчивой болью накатило недавнее воспоминание.
        Бледное лицо. В глазах пляшет, искрясь, Неизбежность.
        Синева вокруг фигуры в массивном водолазном костюме угрожающе уплотнилась. В серых глазах загорелась паника. Еле уловимое движение синевы и сухой треск разрывающихся досок: вязкая тьма ощетинилась ледяными копьями. Тьма беззвучно утягивала его в бездонную черноту.
        Анна, позабыв о боли в теле, схватилась за телефон.
        «Привет, это Тимофей Торопов. Если я вам еще не ответил, значит, типа, работаю. Перезвоните, что ль. Ну, или оставляйте сообщение после короткого звукового сигнала».
        Анна сбросила, прижала потемневшее стекло к подбородку.
        Прошлась по комнате. Взгляд упал на раскрытую книгу: пугающе-голубая бездна и крупный шрифт названия «Ныряющие в темноту».
        Образ увлекаемого чернотой и неизвестностью дайвера не отпускал.
        Девушка решительно активировала экран сотового, набрала уже найденный в телефонной книге номер.
        - Пап, привет. Это Аня. Не могу дозвониться до Тима Торопова. Он не рядом с тобой?
        Удивленное молчание в трубке.
        - Нет. А что происходит, Ань?
        - Он на глубине? - сердце сжалось в ожидании ответа.
        - Да. Работает. В чем дело?
        Закусив губу, она соврала:
        - Ничего.
        Напряжение между ними росло, укладывалось узелками между вышками сотовых станций.
        - Что доктор Страуме? - голос отца нарочито небрежный, но - Анна знала, что он обращен в слух. - Я вчера разговаривал с ним, просил, чтобы обследование завершилось скорее и… чтобы можно было тебя забрать.
        Виски сдавило, теплой патокой боль стекла к затылку. Будто он вправду - заботливый отец. А она - его заболевшая дочь. Будто не было этих тринадцати лет отчуждения.
        Анна растерянно молчала.
        - Ты уже позавтракала?
        Девушка зажмурилась и выпалила:
        - Я не в пансионате сейчас.
        Молчание в ответ. Микрофон сотового выхватывает из окружения отца приглушенные голоса и писк оборудования. Отдаленный шелест обратного отсчета.
        - Не понял. А где ты?
        - Я уехала оттуда. Ночью. Я потом тебе все объясню. Не по телефону, а когда увидимся. Так будет лучше. Поверь мне, пожалуйста. Мне не надо там находиться.
        Пауза, недовольное дыхание в трубке. Анна чувствовала сопротивление отца, его желание настоять на своем. Приготовилась защищаться. По шее пробежал озноб, колко опустился на плечи.
        - Я ничего не понял, но ты мне все объяснишь, как только я к тебе приеду, - неожиданно услышала в трубке. - А куда я к тебе приеду? Ты где находишься?
        Анна ошеломленно прошептала:
        - Я у Тима. У Тимофея Торопова, в его доме.
        Отец недовольно пробурчал:
        - Ну вот сейчас вообще что-то отказываюсь понимать.
        Она не дала ему договорить:
        - Пап, - поперхнулась словом, от которого отвыкла за последние тринадцать лет. - Папа, пожалуйста. Смотри за Тимом. Что-то произошло. Он в опасности. Пожалуйста. Сбереги его.
        - Да нормально с ним все. Я его вижу, - он запнулся. - Черт… Ань, перезвоню.

10
        Осторожно фиксируясь страховочными тросами по вехам-маячкам, четверка дайверов пробиралась к выброске. Мутная вода, почти нулевая видимость, фонари пробивали ее всего на несколько метров вперед, выхватывая только мутный силуэт впередиидущего в водолазном костюме.
        Торопов пропустил вперед дайверов: ребята потихоньку, метр за метром исчезали в черноте над головой. Красная нить выброски, призрачные силуэты маячков.
        Тимофей почувствовал что-то еще. Движение.
        Грунт, приподнялся волной и, подхваченный придонным течением, поплыл, поднимаясь все выше. Тимофей уже схватился за выброску и оттолкнулся, когда ноги перехватило чуть ниже колен и с силой дёрнуло вниз, вкручивая штопором в грунт. Короткое мгновение, секундная паника - и красная нить выброски выскользнула из пальцев, тут же потерявшись в мутной воде.
        Отчаянно вырываясь, Тимофей старался выровнять дыхание и одновременно подсчитать в уме, сколько осталось дыхательной смеси в баллонах и сколько останется, если вот так же барахтаться.
        Грудь сдавило, мутная взвесь сомкнулась над головой, ноги вязли в липком иле, цеплялись за цепкие, словно зыбучий песок, потоки. Наручный компьютер показал отметку: восемьдесят пять метров.
        Под ребрами пульсировало, хотелось сорваться на крик. В висках шумела кровь, насыщенная азотом. На горле смыкалась ледяной хваткой глубина.
        Тимофей поднял глаза в надежде увидеть хоть что-то, способное удержать его. Густое, словно смола, море, втягивало его куда-то под поверхность. Его крутило, как щепку, и он уже не был уверен, что поверхность там, где он ожидает.
        Восемьдесят семь метров.
        Он падал.
        Ресницы склеились от пота, веки щипало, заливало огнем. Он ритмично вырывался из водоворота, отчетливо понимая, что, даже если выберется, выброску в мутной воде не найдет, и воздуха подняться на поверхность уже не хватит.
        В мутной взвеси мелькнул просвет чистой, обнадеживающе черной воды. Тимофей сделал медленный глубокий вдох и, вытянувшись в струну, бросился к нему. Ноги свело от напряжения. Мышцы плеч и шеи окаменели, сухожилия трещали: он слышал, как они скрипят, слышал собственное дыхание, держался за него, чтобы не сойти с ума.
        Чтобы не запаниковать.
        «Парни гибнут от паники, - говорил герой любимой книги и советовал: - Посчитай до тридцати. Сделай паузу. Соберись с силами».
        Море не отпускало. С утроенной силой тянуло вниз, засасывая в недра.
        Восемьдесят восемь метров. Дна нет.
        Давление в баллонах падало. Загорелся красным индикатор.
        Равнодушная чернота манила, растворяла, обезличивала. И не оставляла шансов. Одна ошибка. Этого достаточно. Ведь разменная монета - жизнь.
        Его жизнь.
        Лучше бы паника. Сумасшедшие умирают счастливыми. Быстро выгорают, без боли и медленного, тягучего осознания собственного конца.
        Гидрокостюм теперь не защищал цепкими пальцами холод пробирался за шиворот, рвал легкие, вымораживал кровь в стылых венах. В какой-то момент Торопов понял, что он уже - «тело». То самое, что иной раз находят его коллеги. С той лишь разницей, что его «тело» еще пока хранит способность осознавать происходящее.
        Насмешка. Пытка.
        Кричи не кричи: кругом одиночество и холод.
        Запах смерти, кажется, уже проник под кожу, растворился на губах приторно-горьким, липким.
        И тут светлый блик перед глазами.
        Тонкие, словно щупальца цианеи, волосы мелькнули в чистом просвете. Пронзительно-синие до нереальности глаза совсем рядом, смотрели с тоской и болью. Белые руки обвили плечи, принеся облегчение.
        Рывок вверх. Свободное вращение в толще черной и плотной воды.
        Вот она, его амазонка с лицом юной рок-звезды. Нежная и трогательная. Взгляд требовательный и дерзкий. Улыбается уголком упрямого рта.
        Тимофей протянул руку в надежде дотронуться.
        Она легко отшатнулась, опутав гидрокостюм паутиной тонких серебристых волос, посмотрела с интересом. Непокорно вздернула подбородок.
        Торопов огляделся. Внизу тягуче бурлил мутно-черный водоворот с глухим провалом воронки, чуть правее алела тонкая нить выброски. Он сам - у основания мачты.
        «Как меня сюда занесло? - мелькнуло в голове. - Почти десять метров протащило».
        В вывороченном нутре потерпевшего крушение корабля, темневшего чуть правее, мигнул и погас оранжевый огонек. Торопов успел заметить: справа, под палубой. И вот снова - призывно, то поблескивая красным, то рассыпаясь золотым. Такой же одинокий в чернильной синеве, как и он сам, Тимофей Торопов.
        Повинуясь странному наваждению, он шагнул внутрь.
        Одиннадцатая серия

1
        В душной темноте пахло прогорклым маслом и сыромятной кожей. Круглобокие тюки были закреплены в углу у стены. Предштормовые волны бились о борт.
        Металлический стук отпирающегося засова, узкая полоска жёлтого света, шорох крадущихся к лестнице шагов. Угловатая тень в нерешительности замерла на верхней ступени, будто прислушиваясь. И в следующее мгновение стекла вниз, послушно следуя за слабым огоньком свечи. Ловко проскользнув мимо мешков, проплыла мимо застывшего дайвера и остановилась в дальнем закутке кормовой части. Тусклый свет метнулся к низкому потолку, выхватив из темноты высокую женскую фигуру, одетую по-мужски в льняную рубаху до колен и узкие кожаные штаны, заправленные в сапоги. Свободные концы пояска повторяли очертания округлых бёдер. Светлые, цвета липового мёда, волосы заплетены в тугую косу. На лице незнакомки играла странная улыбка: затейливая смесь любопытства, торжества и злорадства.
        Рука с узким запястьем, защищённом зарукавьями, украшенным серебряными бляхами с изображением лубочного солнца, потянулась к замызганному до черноты пологу. Отодвинув край, женщина усмехнулась: там, в чёрной мгле, в тесной клетке из занозливых досок, застыла закованная в кандалы девичья фигура.
        Женщина втянула носом спёртый воздух, неторопливо, по-хозяйски, шагнула к клетке.
        Короткая перепалка: Тимофей не разобрал слов. Угроза в голосе одной, мольба другой. Обрывки фраз, словно из испорченного динамика.
        - Знаешь, Кариотис - не торговец рабами, его товар - тончайшая кожа. Вначале её вымачивают в солёной воде, ещё на хозяйке, а потом аккуратно вырезают нужные куски и снимают. И чем белее кожа, тем больше Кариотис за неё получит… На твоей он обогатится, - светловолосая приблизилась к решетке, прошипела: - Ты можешь гордиться, ведьма, - на ней напишут оды императору Константину. А твоя смерть развлечет Михаила Пафлагона и Зою Порфирородную.
        Тим услышал звон, тихий, но отчетливый: в проходе, за мешком, мелькнул красно-оранжевым ключ - небольшой, сантиметров пять длиной, с отломанным зубцом и грубым витым кольцом вместо ушка.
        - Воды, дай воды! - бросила пленница, прильнув к решетке. Из-под грязного покрывала показались закованные в кандалы запястья - железные браслеты, - из-под которых сочилась кровь. Плечи в багровых рваных ранах.
        В груди у Торопова кольнуло, будто кромкой бумажного листа по коже - остро и болезненно отрезвляя: он уже видел такие же рубцы, такие же рваные раны.
        Женщина зло рассмеялась, разворачиваясь к выходу.
        - Это вряд ли…
        Оставив несчастную в темноте, она выскользнула на палубу. В душной тишине, прерываемой стоном беспокойного моря, - только он, Тимофей Торопов, и незнакомка с лицом Ани Скворцовой и страшными рубцами на плечах. Она смотрела на него, смотрела пристально, не мигая. И Тимофей понял - она его видит.
        - Ключ, - тихо прошептала, бросив короткий взгляд под ноги дайвера.
        Белые руки тянулись с мольбой. Воздух наполнился морозной свежестью. Ледяная корка схватила прутья клетки, расползалась по трюму чумной тенью, въедалась в дерево острыми зубьями. Ползла стремительно, неумолимо. Треск крошащихся досок, и серо-зелёные потоки морской воды с шумом хлынули в трюм, мгновенно схватываясь льдом.
        Ледяные копья живыми змеями врывались в корабельное нутро, с хрустом дробя перекрытия, вышибая металлические заклёпки.
        А в центре этого неистового клубка неподвижно властвовала белоснежная пленница, словно начало и конец всего сущего.
        Невидимой змейкой в сознание Торопова проникало понимание. В разгадке кроется изящество.
        Самые блестящие разгадки помещаются в одно простое предложение.
        Его разгадка поместилась в одно слово. В одно имя.
        Видение схлопывалось водоворотом, расцветая на дне огромным ледяным цветком, разрастаясь. Мощный толчок привел в чувство, заставив сделать резкий вдох. Чьи-то руки вырвали его из темноты, что-то ослепило мутно-желтым электрическим светом.
        Еще толчок, еще один рывок вверх, в ускользающее сознание и дремоту.
        Странные тени ползли по мертвому дну. Словно в детском диафильме мимо дайвера проплывали образы древних, давно затонувших кораблей. Их закованные бедой души отряхивали белый ил, вырываясь из небытия, устремлялись к берегу, повинуясь неведомой силе, пробудившей их.

2
        Самойлов с беспокойством поглядывал за линию горизонта: сводка обещала ясную погоду, в то время как горизонт охватила черно-синяя кромка. Море обманчиво притихло.
        Пресловутая «чуйка» говорила о надвигающейся непогоде, которую вблизи берега, с застрявшим на дне аппаратом и четверкой технодайверов встречать не хотелось.
        - Что там с аппаратом? - поинтересовался у начальника лаборатории.
        - Работаем, связь есть, - отозвался напряженно.
        - Еще б вы не работали, - огрызнулся капитан. - Мне сколько еще судно держать тут?!
        - Мы ускоряемся…
        - Ускоряйтесь оперативнее. На нас штормовой фронт надвигается.
        Начальник лаборатории витиевато выругался.
        Мигнул индикатор внутренней связи:
        - Товарищ капитан первого ранга. Проблема с дайверами. Скворцов в известность поставил, настаивает на экстренном всплытии команды: страхующий Лебедев сообщил о неполадках в работе четверки. При поднятии команды резко дернулась вниз выброска, командир группы Тимофей Торопов, замыкавший команду, на связь не выходит. На выброске отсутствует.
        - Вызывайте бригаду с судна обеспечения, предупредите о готовности барокамеры, - в рубку из приоткрытого иллюминатора ворвался тонкий порыв ветра, колкий и вкрадчивый. - Черт возьми.
        Самойлов вызвал береговую станцию метеорологов - данные о надвигающемся шторме не подтвердились. Самойлов округлил глаза и матюгнулся:
        - В окно посмотрите! У меня четверо дайверов на отметке восемьдесят метров болтаются и глубоководный аппарат. Сколько времени до накрытия фронтом?!
        - Товарищ капитан первого ранга, - акустик активировал вторую линию. - В квадрате работы технодайверов фиксирую изменение глубины дна, восемьдесят метров, сокращается. Края неровные, размытые. Фиксирую колебания грунта и множественные магнитные аномалии. Множественное присутствие посторонних подводных объектов. Акустической системой не подтверждаются. Данные проверяем.
        Самойлов покосился на стремительно расширяющуюся полосу иссиня-черного фронта. Гладкое, как шелковое покрывало, море набиралось свинцовой тяжестью.
        - Рост радиуса аномалии. Отмечаем направленное движение в сторону береговой линии.
        Иван Васильевич насторожился:
        - Уточните, что значит «в сторону береговой линии»? Перпендикулярно основному течению?
        - Так точно, товарищ капитан первого ранга. Магнитная аномалия стекается к берегу, район поселка.
        Самойлов уставился на тонкую черную полосу на линии горизонта и отдал команду приготовиться к приближающемуся шторму.

3
        Тим медленно приходил в себя. На мгновение, уколом в грудную клетку, его накрыло осознание, что он не умер и поднимается на поверхность. Что свет рядом - это фонарь в руках кого-то из парней. А еще - что жуткий образ из сна, мучивший его год за годом, оказался знакомым и доверчивым. Он больше не боялся его. Он узнал эти синие глаза, эту непокорную улыбку.
        Светлое лицо рассыпалось в его сознании странным видением в трюме затонувшего тысячу лет назад корабля, играло греческим огнем на стенах, отражалось в темных ледяных кристаллах, ворвавшихся в трюм вместе с жестокой водой. Кажется, он даже слышал крики о помощи тех, кого корабль забрал с собой. Тех, кому суждено разделить с кораблем его вековой покой.
        А Тима он отпустил. Или это она позволила?
        «Ведьма», - так, кажется, бросила женщина с волосами цвета липового мёда?
        Ведьма.
        Огонь.
        Лед.
        Изуродованные плечи и руки в кандалах. Грубо сбитая деревянная клеть. Излишняя жестокость или необходимость тюремщиков?
        Перед глазами вновь и вновь вставали мельком увиденные там, в парке «Робкой звезды» дружинники, всплывала горделивая осанка Скраббл в мутно-желтом свете фонаря. Кто сказал, что призраки за ее спиной - стража?
        Голос Бориса Аркадьевича, историка из музея Горгиппии, прорывался сквозь мрак. «Ее именем приносились клятвы, что равнялось клятве перед предками. Ее именем творилось чародейство. Ей поклонялись воины - есть предание, что погибшие в бою поступали в ее, Морены, воинство. Вероятнее всего упомянутая в легенде Марья-волхва была жрицей этого культа».
        Острая, ослепляющая догадка, ворвалась, переворачивая сознание.
        КЛЮЧ! Точно, та, что заперта в клетке, просила взять ключ. Тот самый, бронзовый, с отломанным зубцом и крученым ушком.
        Тим задыхался. Тупая боль, растекавшаяся колючей плазмой по венам, обострялась. Сжимала горло, закипала в висках. Динамики непрестанно шипели, он не мог разобрать обрывки неразборчивых фраз. Кажется, шторм. Кажется, беда.
        Тело безвольной куклой болталось, закрепленное к выброске: краешком уцелевшего сознания Тим узнавал красный спасительный трос, чувствовал крепкие руки парней, руководивших его спасением.
        Море все-таки не хочет раскрывать свои тайны.
        В странном водовороте событий и дней Тим видел девушку с пронзительно-синими глазами в простой льняной рубахе, бегущую от погони. Испуганные синие глаза, и приоткрытые в немом крике губы. «За что?» Вопли толпы, свист безжалостной плети, горячие угли у тонких и худеньких стоп. «Сдохни, ведьма!», - бесновалась толпа. Холодный строгий взгляд и знакомый узор на обручье: «Отрекись от ереси!»
        Знакомый утес. Женщина, которую он видел в трюме, обернулась яркой брюнеткой. Безумный взгляд, и червоточина пистолетного дула, обращенного к Скраббл.
        - Беги! - прохрипел Тим, надеясь докричаться.
        Перед глазами мелькнуло и погасло смутно знакомое лицо: хмурый взгляд, острые скулы, аккуратная бородка, изрезанное морщинами лицо. Стражник за спиной Анны. Сурово взглянув на Тима, тень скользнула к поверхности и серым вихрем рванула к берегу.

4
        - Фиксирую расширение радиуса магнитной аномалии, изменение скорости ветра до двадцати метров в секунду, - вахтенный докладывал каждые пять минут. Самойлов уже не ожидал получить от береговых служб сколько-нибудь достоверную информацию, доверившись команде, сошедшим с ума приборам и собственному опыту. Опыт подсказывал срочно выводить «Малахит» на большие глубины. Автономный робот уже вернулся на борт, команда закрепляла его на случай шторма, проверяла повреждения. Шестеро дайверов на выброске - вот проблема.
        - Что там дайверы, на какой глубине первая тройка? - спросил у вахтенного офицера, только что получившего отчет от группы обеспечения.
        - Финальная остановка безопасности, шесть метров, товарищ капитан первого ранга.
        - Рыбаченко предупрежден?
        - Так точно. Катер у буя, - вахтенный, помолчав, уточнил: - Ветер поднимается. Выброску относит.
        Самойлов мрачно кивнул.
        - Что слышно от водолазов-спасателей?
        - Погружение тридцать метров, произвели замену дыхательной смеси Торопову. Поднимаются. Барокамера судна обеспечения готова. Все штатно, товарищ капитан первого ранга.
        Капитан «Малахита» тяжело выдохнул: «Чего уж тут штатного?».

5
        Черная иномарка припарковалась за углом.
        Доктор Страуме сверился с адресом из сообщения сотового, аккуратно положил солнцезащитные очки на приборную панель. Небо, хоть и безоблачное, потускнело. Из приоткрытого окна тянуло прохладой.
        - Когда уже в этом году наступит лето? - в который раз за это утро спросил он у кого-то невидимого небесной канцелярии. И в который раз не дождался ответа.

6
        Анна проверяла раз за разом телефон: больше ни одного сообщения ни от отца, ни от Торопова. Металась по комнате. Два шага влево, два шага вправо. Поворот. Два шага влево, два шага вправо. Пришло новое сообщение.
        Анна взяла телефон. Сообщение от мамы.
        «Аня, я никогда не смогу рассказать тебе это, глядя в глаза, но ты должна знать. Я всю жизнь прожила в страхе, что ты узнаешь, я умоляла твоего отца сохранить все в тайне. И он молчал. В том, что произошло между нами тринадцать лет назад, виновата я! Я полюбила другого. Я изменила твоему отцу и не посчитала возможным скрыть это от него. Малодушно надеялась, что смогу убедить его сохранить семью. Олег не смог меня простить, но в этом весь он. Прости меня».
        Аня медленно опустилась на край кровати, вернула сотовый на стол.
        Выскользнула из дома. Сестры Марина и Светлана приглушенно спорили, мать еще не вернулась из школы. Светлана вся извелась, перечисляя все кары небесные, которые обрушатся на ее голову, как только та появится на пороге.
        - Наверно, на конкурс не пустит, - тихо предположила подросток. Марина только фыркнула. - Или гулять запретит. На месяц. Или на два.
        - Бери дальше: до пенсии. И угомонись уже.
        - А вдруг из школы исключат? - голосок тихий, испуганный.
        Анна прошмыгнула за ворота.
        Каждый шаг отдавался тягучей болью в суставах, кожа на плечах и спине будто полыхала, касание ткани заставляло вздрагивать и сжимать до скрипа зубы. Обхватив себя руками и покачиваясь, Анна обошла дом кругом, вышла к знакомой уже спортивной площадке. Она помнила - там был спуск к морю, поискала глазами проход. Не найдя, обошла ограждение узкой, едва протоптанной тропинкой.
        Смолистые кипарисы, акация: цепляясь за ветки деревьев, девушка спустилась по склону, присела на каменистом уступе. Ветер порывисто бил по щекам, срывался на сиплый крик. Пробираясь под тонкую ткань рубашки, холодил воспаленную кожу, заставлял уныло ёжиться и щурить глаза. Он приносил на своих крыльях голоса. Незнакомые, пугающе-враждебные. Анна сжала виски, отгоняя их.
        Отсюда, с высокого берега, открывался удивительный вид на море. Наверное, если бы оно было спокойным, то небесная синева отражалась бы в нем, смыкалась на линии горизонта сладким поцелуем. Сейчас море хмурилось, тревожилось, вторя набухшим дождем облакам. Словно предсказание предстоящей ссоры, из-за горизонта поднималась черная волна надвигающейся бури.
        Девушка зябко обхватила щиколотки, прижала к груди острые колени, раскачиваясь в такт порывам ветра.
        Не отпускал страх за Тимофея. Разговор с отцом подтвердил - там что-то происходит. Перед глазами, сколько ни прогоняй, вновь и вновь вставал образ уходящего в темноту парнишки.
        - Беги! - ветер ворвался в мятежные мысли голосом Тима Торопова, заставив вздрогнуть.
        Аня отшатнулась, выпустила из-под ног мелкие камни и песок и подскочила: сверху, из-за куста акации показалась стройная женская фигура. Темные волосы собраны в высокий хвост, взгляд бешеный и влажный. В руках смутно знакомой женщины мелькнуло что-то страшное и темное, с гладкими боками и вытянутым носом - Анна не успела разобрать что. Застыла.
        Глаза округлились, когда она, наконец, узнала и женщину, и предмет в ее дрожащих руках.
        Карина Страуме.
        Перед лицом Ани замерла мертвая червоточина пистолетного дула.

7
        Скворцов вцепился в борт «Малахита»: катер с корабля обеспечения уже дежурил у буя в ожидании Торопова. Первую тройку уже приняли на борт, дайверы еще тяжело дышали и пили воду, с тревогой переглядываясь.
        Низкие тучи уже задевали кромки тревожных волн, на гребнях собиралась рваная пена. Эхолокаторы цепляли придонные аномалии - другого названия для внезапно появляющихся и исчезающих объектов Самойлов не находил.
        - Фиксируем формирование смерча, на нас прет.
        Самойлов посмотрел на подкравшуюся вплотную линию горизонта: тонкая вертикальная нить, словно гигантское веретено, ввинчивалась в морское полотно, заметно расширялась.
        - Спасательной группе: приготовиться к экстренному всплытию. Предупредите Рыбаченко, пусть принимают ребят.
        Теперь главное понять, кто упрямее и ловчее: они или подобравшаяся тайком стихия.
        Словно насмешка над очевидным для опытного моряка: береговая метеослужба сообщила о наличии штормовой опасности. Скворцов затейливо ругнулся и отбросил сводку.
        «Малахит» к встрече со штормом уже и так готов. Хорошо бы и Рыбаченко успел.

8
        Тимофей потерял чувство времени. Черно-синее море внезапно пробило тонким лучами-канатиками, совсем как в знакомом до боли кошмаре. Крепкие руки тянули вверх, сокращая время выдержек на остановках.
        Слишком быстро.
        Слишком стремительно.
        Торопов не мог не заметить появившиеся зуд и жжение на коже, сменившееся общей слабостью и головокружением. Равномерная синяя масса воды с подмешанными мелкими рачками поплыла перед глазами.
        Укол, будто игла под ноготь, отрезвил внезапно. Тимофея грубо выбросило из небытия. Скручивающая боль в мышцах, ломота в суставах - Торопов с удивлением взглянул на овальное оконце компьютера, отметив текущую глубину погружения - шестнадцать метров. Сердце подпрыгнуло, готовое выскочить через гортань, билось торопливо и невпопад, отдавалось шумом в ушах.
        Тонкие канатики света, пробивающиеся сквозь пасмурную воду. Удар кромкой волны. Крепкие руки перехватили за плечи. Яркий солнечный свет в глаза. И черно-синяя туча с четкой веточкой формирующегося смерча - где-то в глубине сознания как факт, как данность.
        Борт катера.
        За сомкнутыми веками пульсировало всеми цветами радуги: выбрался. Чужие руки снимали оборудование, ослабляли ремни, отстегивали шлем.
        Волнами накрывала дрожь, подкатывала тошнота. Перевернувшись на бок, не мог отдышаться: воздух непривычно пах морозом и свежестью.
        - Все, Тимыч, выбрались, - голос Гриши Сухова. - Сейчас тебя медики отшлифуют, будешь как новенький, - движение катера по горбатым волнам, ветер хватает обрывки фраз, отбрасывает за борт.
        Значит, мужики всплыли без проблем. Проблема только с ним. Но уже не важно. Важно что-то другое.
        Грубое медное ушко и отбитый зубец.
        Тимофей открыл глаза: в правой перчатке оказался зажат древний медный ключ.
        - Скворцову… Скворцову передай, - прохрипел, цепляясь за руку напарника. - Для Анюты. Срочно. Слышишь? Это правда срочно!
        - Вы как сговорились, ей-богу, - Гриша сокрушенно покачал головой, - Оз всю плешь нам проел, Торопова требует. Щас сам передашь, Оз у барокамеры уже дежурит, круги наворачивает и матерится.

9
        - Что вытаращилась? Думала, спрячетесь, я вас здесь не найду? - Карина Страуме мстительно шипела. Черный зрачок ствола нервно подпрыгивал в руках. - Где он?
        Анна старалась не дышать, судорожно соображая, что делать: бежать некуда, прятаться негде. Прыгнуть вперед? А если эта идиотка успеет выстрелить? Сумасшедшие иногда проворнее здоровых.
        - Кто? Кто он?
        - Не держи меня за дуру! - неожиданно взвизгнула Карина. Истерика перекосила ее лицо, рот свело судорогой чуть вправо, из-за чего женщина по-змеиному шипела. В уголках губ собралась плотная пена.
        Аня выставила вперед руки:
        - Я не шучу. Я не понимаю, о ком речь. О Тимофее? Он в море, на работе. Он дайвер, - она попробовала незаметно сделать шаг в сторону, чтобы спрятаться за ближайшим тощим стволом дерева.
        Карина заметила маневр, крикнула коротко:
        - Стоять!
        Аня замерла.
        - Где мой муж?! - Карина начинала выходить из себя. Рука с зажатым пистолетом подрагивала.
        Вопрос Аню поставил в тупик, она с удивлением пожала плечами:
        - Откуда я знаю. Он же ваш муж. Вероятнее всего, на работе. В своем кабинете. Осматривает пациентов, - Анна инстинктивно пыталась говорить спокойнее.
        - Не ври мне! Он здесь! Я видела его машину за углом!
        Анна растерялась.
        Из-за спины Карины показалась высокая фигура в светлом льняном костюме. Ясные глаза улыбались холодно, равнодушно. На губах застыла саркастическая усмешка.
        Почувствовав движение за спиной, Карина отскочила, прошипела:
        - А, вот где ты.
        Андрис Страуме лениво поклонился.

10
        Светлана выглянула с веранды: мать все не появлялась. У соседнего дома припарковалась дорогая черная машина, чужая. Таких в их поселке не водилось.
        - Марин, не знаешь, к кому гости приехали? - полюбопытствовала. Высокий представительный мужчина вышел из авто, направился вдоль улицы на спортивную площадку. Поднявшийся ветер неприветливо трепал идеальные светлые локоны, заставлял щуриться и некрасиво вытирать с губ мелкую пыль и песок.
        Светка вздохнула, прошла в дом.
        - Аня? - заглянула в Тимкину комнату. Пусто. Только надрывается сотовый на столе. Света подошла ближе, посмотрела на название контакта. «Скат».
        Светка оглянулась по сторонам, тревожно пожала плечами и нажала кнопку приема сигнала, но ответить не успела, звонивший прокричал первым:
        - Эй, систер, чего трубу не берешь?! Имей в виду, меня отправили вызволять тебя из-под родительского гнета! И еще везу тебе персональный втык от Орлова!
        - Добрый день, это не Аня, это ее новая знакомая, меня Света зовут. Аня куда-то вышла, а телефон в доме оставила, - выпалила деловито.
        В трубке озадаченно промолчали. Сбросили вызов.
        Девочка пожала плечами, собралась вернуть сотовый на стол, но он разразился новой трелью. «Мамочка».
        - Алло, - снова отозвалась Светлана.
        Короткое мгновение - молчание в трубке, потом звенящий голос:
        - Передайте Ане, что мы с Сашей уже в Анапе, в аэропорту. Как к вам добраться?
        Светка назвала адрес, нажала кнопку отбоя и побежала во двор:
        - Маринка, а где Аня? К ней мама с друзьями прилетела!

11
        - Ты следила за мной, - он не спрашивал, он победно утверждал. - Это низко, Карина. Недостойно благовоспитанной дамы, которой ты всегда хотела казаться. Но в целом укладывается в твой диагноз.
        Его появление словно зарядило воздух вокруг, Анна чувствовала усиливающееся напряжение. Тени, шедшие с моря, сгущались. Оттуда, подвывая, приближалась непогода.
        Карина молчала. Нижняя губа подрагивала, на шее цвели ярко-малиновые пятна. Андрис продолжал:
        - Ты ревнуешь. Это гадко: мы все-таки свободные цивилизованные люди. Я не скрываю от тебя ничего. - Он сделал театральный жест. - Это Анна. Я трогал ее, ласкал ее губы. И мне это нравилось.
        Карина угрожающе зашипела. Пистолет дрогнул в руках, щелкнул затвор.
        Анна не верила своим ушам: зачем он это говорит? Зачем он это говорит так? В голове неприятным, липким роем носились воспоминания о чужих касаниях, чужих губах. Те самые, которые появились после сеанса гипноза. Неужели… Неужели что-то было? Девушка брезгливо поморщилась, пытаясь разгадать в непроницаемо-прекрасном лице тень шутки.
        Андрис лениво продолжал:
        - Ее губы, Карина, они молодые, мягкие, - он не сводил взгляд с супруги, с наслаждением подмечая, как изменяется выражение ее лица, - нежные, словно спелая малина. Я ласкал ее грудь. Она у нее высокая и упругая. Прекрасная. Когда-то твоя была так же хороша, - он мечтательно облизнул губы. - Но сейчас ты стара и уже никуда не годишься.
        Аня не выдержала, закричала:
        - Что вы делаете? Вы ее дразните! - Молниеносная догадка расставила мысли по местам.
        Плечи женщины опустились, она беспомощно скривилась, заскулила побитой собакой. Направленный на Анну пистолет со взведенным курком дрогнул в руках.
        Девушка запаниковала:
        - Прекратите! Она сейчас выстрелит!
        Андрис сделал ловкий выпад, схватил ее за руку и притянул к себе. Прикрылся ею… Горячо прошептал на ухо:
        - Представь иронию, я именно этого и добиваюсь.
        Тонкой змейкой по спине пробежал знакомый холодок, в груди больно сжалось сердце.
        - Но зачем? - она не понимала.
        Карина мстительно прищурилась, прошептала:
        - Отойди от нее. Не то выстрелю.
        Андрис тихо хохотнул - Карина не могла этого расслышать. Зато Анна прекрасно чувствовала его руку на своем животе, чувствовала горячее дыхание на обнаженной шее. Он захватил губами мочку Аниного уха, больно прижал зубами. Дождавшись, когда девушка вскрикнет, пригладил ранку кончиком языка.
        - Мне она надоела, - прошептал интимно. - Но беда в том, что она владелица моей клиники. И в случае развода я останусь ни с чем. Представь, как мне этого не хочется.
        У Анны похолодело внутри. Ладони вспотели. Она рывком высвободила правую руку, почувствовала при этом, как свело сухожилия на левой, которую Андрис сдавил еще сильнее.
        - Но я-то, я-то здесь при чем?! - боль в левой руке стала невыносимой, перекрывая жжение в плечах и суставах.
        Доктор Страуме ухмыльнулся:
        - Ты очень кстати подвернулась. Молоденькая, одинокая, испуганная… Мне, правда, очень жаль. Я бы предпочел ласкать тебя не здесь и не так…
        - Урод! - Анна с силой лягнула его. Мимо! Дернулась в сторону, едва не упала. Мужчина подхватил ее за локти, грубо вернул к себе. Боль опалила кожу, словно огнем. Анна взвыла, на мгновение ослепнув.
        - Большая удача, что Карина притащилась в эту богом забытую дыру. А по вашим законам, убийца, совершивший преступление на территории России, отбывает наказание в ваших тюрьмах, - он хохотнул и, кивнув на замершую Карину, добавил: - Прикинь, ей здесь светит пожизненное!
        «Убийца», «светит пожизненное» - этого было достаточно, чтобы догадаться: Андрис все подстраивал, умышленно провоцируя жену на убийство.
        - Нет-нет, все не так, - она судорожно вспоминала то, что недавно рассказывала ей мать. Она слушала тогда вполуха. Черт, дура, как бы сейчас пригодилось! Ляпнула наобум: - Пожизненное только за предумышленное убийство. А здесь она в состоянии аффекта, на почве бытовой ссоры и ревности! Пятнадцать лет - максимум. Она вас все равно разорит. Карина! Не надо, он все специально подстраивает! Он вас специально злит!
        - Заткнись! Я выстрелю. - В темных глазах - слепая ненависть.
        Андрис фыркнул, больно перехватил запястья девушки, придавил к себе. Анна почувствовала, что будто тонет. Удушье, тошнотворный запах гари и боль смешались в одно мутно-сизое облако, сквозь которое прорывался шум ветра и вкрадчиво-ласковый голос Андриса.
        - Да уж скорее бы, верно, моя Спящая красавица? - Андрис демонстративно целовал девушку в шею, чуть выше так заворожившей его татуировки. - Эта идиотка тебе в карте дозировку транквилизаторов поменяла. Я очень удачно оставил медкарту на столе и позволил этой чокнутой в нее залезть. Утром, не сбеги ты этой ночью, тебе бы вкололи слоновью дозу транквилизатора. Ты стала бы овощем в лучшем случае, моя детка. А в худшем сдохла бы.
        Анна видела, как черная, наполненная дождем туча стремительно приблизилась к берегу, застыла мутной завесой, будто укрыла от посторонних глаз. В белесой дымке явственно проступили очертания приближающихся средневековых воинов, жуткие силуэты, мутные взгляды и холодные голодные прикосновения.
        - Да вы оба ненормальные! Пусти! - Анна что было сил дернулась в сторону, руки уперлись в острые камни, соскользнули по пропитанной дождем траве.

12
        Ветер стих на мгновение и, будто набрав полные легкие, взвыл. Грозовой фронт укрыл линию горизонта, в иссиня-черном небе тонкой сеткой полыхали молнии.
        Капитан первого ранга Самойлов едва успел выровнять курс «Малахита» и приготовиться к маневру. Юркие катера погранслужбы уже лавировали за пределами накрывшего группу кораблей фронта. Рыбаченко неловко разворачивался на высокой волне, едва успев забрать дайверов на борт и задраить люки. Надрывно гудела сигнализация.
        Смяв извилистую береговую линию, порывистый ветер опрокинул зажатые в тиски суденышки, дыхнул зло, враждебно, придавил людей на склоне к мокрым камням. На мгновение Анне удалось освободиться, но в следующее Андрис беспощадно вцепился в волосы, потянул на себя, грубо намотав хвост на руку. Анна закричала.
        Сквозь вой ветра она отчетливо слышала сотни чужих голосов, шелест шагов совсем рядом. Оглянувшись, заметила силуэты уже знакомых стражников: они стремительно приближались со стороны моря, на ходу вынимая из ножен мечи. Анна вскинула руку предостерегающе:
        - Стойте! Все прочь! - В ее груди разрасталось странное ощущение силы, как накануне, во время шуточного спарринга с Тимофеем. Будто она стала кем-то другим. Тогда это напугало. Сейчас казалось спасением.
        Страуме оглянулся в пустоту.
        - Сумасшедшая, - зло прорычал над головой.
        Невидимые ему стражники переглянулись, но замерли.
        Для Анны время сомкнулось дугой, ворвалось в сознание горячей болью от открывающихся ран. Глубокий вдох, попытка совладать с собой, подчинить ломоту в суставах. И вместе с тем - будто крылья за спиной распустились, будто рыбой в горько-соленую родную волну.
        Рывок вперед и в сторону. Андриса взвыл, схватился за нос, выпустив девушку. Локтем в корпус, разворот и - коротким выверенным ударом - ребром ладони чуть выше кадыка. Андрис безвольно осел и сложился пополам. В помутневших глазах - удивление и непонимание.
        Движение справа, шелест осыпающихся мокрых камней и короткий, как щелчок хлыста, выстрел. Одновременно с ним - пронзительный визг:
        - Берегись!
        Анна отпрыгнула: Карина и цветастый клубок из ситца и денима рухнули ей под ноги, покатились по склону. Анна только успела ухватить за шиворот брыкающееся тело. Светка Торопова - с малиновыми пятнами на щеках и шее и кровоподтеком на щеке - пыхтела, вырываясь.
        - Сволочь! Гадина! - верещала она. - Ань, она в спину стреляла, слышишь? - Она изловчилась, оглянулась на Аню, потребовала: - Пусти!
        Карина копошилась в траве, в паре метров от мужа, шипела ядовитой змеей. Аня отбросила носком черное тело пистолета, удобнее перехватила Торопову за талию, поволокла вверх по склону.
        Не успела.
        - Ненавижу! - Звериный рык за спиной, железная хватка на щиколотках. Карина Страуме бешеной кошкой бросилась на нее. Аня не удержалась, завалилась на бок, едва успев оттолкнуть от себя перепуганную Светку, уперлась в камни и лягнула озверевшую женщину.
        - Да отвали ты! - рявкнула.
        Один прыжок, и руки Карины сомкнулись на шее Скраббл, придавили к земле. Светка взвизгнула и протяжно закричала:
        - Помоги-ите!
        Острые камни упирались в лопатки, ноги цеплялись за мягкую траву, скользили, не находя опоры. Анна тяжело дышала, пытаясь ослабить хватку сумасшедшей, сбросить ее с себя. Боль от проявившихся стигматов ослепляла, выворачивала внутренности мутной дурнотой. Лицо Карины будто мелькало в кадрах кинохроники, рассыпалось и собиралось в образ светловолосой женщины из видений Анны. Это ее хлыст опустился на плечи, сбив с ног. Это ее страшный шепот преследовал. «Ведьма, умри».
        Светка взвизгнула совсем рядом, возвращая в реальность. Торопова вцепилась в Карину со спины, неловко потянула назад с силой разъяренного зверька, брыкалась и лягалась.
        Из-за деревьев, где недавно стояла Карина, выбежал Скворцов, бледный, испуганный, он, видимо, бежал на крик от самого перекрестка и сейчас едва мог дышать.
        - Аня!
        Дочь заметила его, отшвырнула, наконец, от себя Карину. Перехватив Светку, подтолкнула к отцу:
        - Забери ее!
        Отец засуетился, притянул к себе подростка, прижал - краешком сознания Анна отметила, как дрожали его руки.
        - Аня! Лови! От Торопова.
        В воздухе бронзовой птицей мелькнул брошенный предмет, тяжело упал на открытую девичью ладонь. Стало жарко, горячая испарина опалила лицо, плечи, лизнула оголенные руки.
        Ветер стих. Туман застыл над обрывом, оседая тихим, как слезы, дождем. Сквозь шум волн до Анны донесся тошнотворный запах прогорклого масла, смолы и горячего воска. Стало кисло. Аня растерянно дотронулась до губ: запекшаяся кровь.
        Мысли обрывались, странно путаясь чужой, незнакомой, речью. Яркие образы врывались в сознание: меч, сраженье, пустая изба, заваленный травами дубовый стол. Крохотное мутное оконце. Запах меда и топленого молока. Врывались, замещая сцену бара в далекой заснеженной Москве, теплую материнскую ладонь, серые глаза и полынный запах того, кто показал черно-смолистое море с тонкой лунной дорожкой.
        Девушка сжала в руке небольшой медный ключ с круглым витым ушком и отломанным зубцом. Самый нужный. Самый важный. Тысячу лет пролежавший там, у врат ее царства, на входе в преисподнюю. Символ ее боли, предательства.
        В нескольких метрах от Ани хрипела Карина, испуганно озиралась по сторонам: двое стражников заблокировали ее, отделив собой от Анны. Черные мечи упирались в камни, преграждая путь.
        Скраббл обернулась на Андриса: тяжелый взгляд исподлобья, кривая ухмылка скользила по губам, ветер трепал волосы, путал их. За ним, положив тяжелую ладонь на его плечо, застыл Наяда - главный из стражников.
        Теперь не важно.
        С каждым порывом ветра, словно страницы давно забытой книги, открывались воспоминания, они соединялись в одну картину, образы смешивались и переплетались древней вязью, как узор наложенного тысячу лет назад проклятия.
        Розовое утро прорывается через мелкие стеклышки. Тот, которого она сейчас зовет Андрис, - на низком топчане, укрытый мягкими шкурами. Узкие льняные бинты насквозь пропитались его кровью. Душный запах трав и протопленной печи. Жаркий шепот: «Отойдешь от руки моей, иссушишь беду. Красная река, злые берега, я ту реку в ладонях зажму. Семь невест позову, семь мостов перейду, реку вспять обращу, запечатаю словом заветным. Крепче оков мое слово, крепче камня. Как тебе не солгати, так ему не дрогнуть…» Древний заговор от крови и от ран. Ясный взгляд стал прозрачнее, кожа теплее. Невесомые ласки, горячие руки. Губы шепчут обжигающие обещания. Запах горькой степной полыни и парного молока.
        Порыв ветра, и новая страница прошлой, забытой жизни. Долгожданная весточка от того, которого спасла, вымолила у самой смерти.
        - Не ходи, госпожа, - хмурый воин сжимал меч, смотрел пасмурно, обреченно.
        Не поверила. Ведь он не обманет, не предаст. Нырнула с головой в безумие.
        Конский топот. «Бежим!» Ясный взгляд стал насмешливо-едким. Губы милые скривились презрительно, бросили зло, как пощечину дали: «Ведьма».
        Сердце умерло уже тогда, покрылось тонкой коркой льда. Она еще бежала, спасаясь, но уже не знала, зачем. Там, на гребне холма, пал воин с хмурым лицом. И многие другие. За нее. Из-за нее.
        Как лань загнали к обрыву. Та, что мыслями его владела. Та, что сегодня взяла в руки пистолет.
        Холодный взгляд. Пощады не будет. Плети свист, изорванные колени, на запястьях сомкнулись оковы. Он склонился над ней, дрожащей, почти уничтоженной. Пальцы коснулись нежно, стерли застывшую кровь. Тонкая, как свечной дымок, надежда на милосердие.
        В рыжем свете вечерней зари мелькнул ключ от оков. Сломанный зубец, витое ушко.
        Своими руками замкнул. Своими руками предал. И отдал на суд палачей.
        Ее, Анну, хотя от нее ничего не осталось. Ее, Марью-волхву, хотя она забыта в веках. Ее, царицу мертвых Морену, которая ждала тысячу лет.
        Скраббл шагнула к Андрису. Перед глазами - не он, но тот, кем он был тысячу лет назад, о ком грезила, за кем готова была пойти хоть на край света в той, другой жизни. А отправилась на плаху. Когда ночью, израненную, полуживую, с обожжёнными в пытках ногами, он запер ее в клетке, как дикого зверя, погрузил в душный, прогорклый трюм. Чтобы порадовать молодого императора расправой над ведьмой, язычницей, еретичкой.
        «Будь ты проклят», - выплюнула она тогда.
        - Ну, здравствуй, княжич, - прошептала с улыбкой сейчас.
        Ветер набирал силу. Черным крылом древнего проклятия окутал он три фигуры, вновь встретившиеся спустя тысячу лет. Плотный туман ложился им на плечи.
        Карина затихла, оглядываясь. Теперь, в рваных сумерках, она тоже видела прозрачные тени, окружившие ее. Видела и, узнавая, дрожала.
        Анна распрямилась. Лицо ее преобразилось, плечи расправились.
        - Этого не может быть, - прошептал Андрис. В светлых глазах плескалось недоумение.
        Она присела на корточки. Так, чтобы видеть его лицо.
        - Узна-ал, княжич, - кривая усмешка скользнула по губам. - Долго же я тебя искала. Тысячу лет искала.
        Куда делась та неопытная ершистая девчонка? Он не находил ее. Тяжело вырываясь из-под невидимой руки, он рванул вверх по склону. Плотная тень скользнула, догнала и прижала к сырым камням, взметнулась рука, а в ней - короткий меч с витой рукоятью.
        - Наяда, не смей! Он мой! - тень остановилась.
        Андрис зацепился за траву, упал навзничь. Прижав руки к груди, смотрел исподлобья с лютой ненавистью. Совсем как тогда, когда бросил в лицо: «Ведьма». Прошипел:
        - Узнал! Еще там, в «Робкой звезде». Глазищи твои ведьмовские не забудешь. Вымораживают насквозь, - он попробовал встать. Дорогой светлый костюм испачкан и измят. Волосы напитались туманом, осели тонкими змеями. Блуждающий взгляд мазнул по фигуре Анны, проявившимся из тумана воинам: теперь он тоже их видел. - Ишь, понагнала свою мертвечину.
        - Не бойся, я свою дружину такой собакой, как ты, не оскверню. Только ты и я.
        Она подошла ближе. Грудь вздымалась медленно, усилием сдерживая гнев.
        Скворцов замер на склоне. Он прижимал к себе притихшую Светлану и прислушивался к разговору на древнем, почти не сохранившемся языке и понимал лишь отдельные фразы. Откуда его дочь знает этот язык - не понимал. Аня изменилась. Будто выше ростом стала. Горделивая осанка, дерзкий поворот головы. Этот диковинный прием, поваливший к ее ногам здорового мужчину. В плотном тумане ее обвивали тонкие, призрачно-прозрачные волосы. Абсолютно седые. Скворцов прошептал в туман:
        - Аня!
        Она не обернулась, хоть и слышала его голос. Еще шаг к тому, кого она только что назвала княжичем. Кого любила безоглядно. И который предал. Продал.
        Черный пистолет подняла из травы. Короткий, как приговор, щелчок затвора.
        - Не подходи, ведьма! - Андрис закричал истошно, отполз выше по склону. Модные остроносые туфли заскользили по пропитанной туманом земле. Рванул к Скворцову. Стражники преградили путь.
        - Я любил тебя! Это все она, - он указал на притихшую Карину.
        - Змееныш, - процедила Анна, сплюнула под ноги. Она могла рассмотреть его ясные глаза. Глаза, которые тысячу лет назад сводили с ума, завораживали. С сожалением прошептала: - Даже здесь, даже сейчас дрожишь. Ну, назовешь меня?
        - Нет! - он отшатнулся, но вырваться не смог.
        - Воля твоя.
        Рука взметнулась вверх, туман рассек черный сверкающий меч. Тонкое призрачное лезвие поймало покрывало древнего проклятия, взвыло над обрывом.
        Море вздохнуло и отозвалось проливным дождем.
        - Аня, - хриплый голос издалека, из другой реальности. - Не надо.
        Девушка замерла.
        Испуганное старческое лицо. Светлые глаза смотрели упрямо и с тоской. Воспоминания рвались. Бар в далекой заснеженной Москве, теплая материнская ладонь. Искаженное гневом лицо отца. И мама, прятавшая лицо. Оказывается, все было иначе. Четыре такта щетки по хайхет с постоянно усиливающейся атакой, квинты без прижима: где-то далеко, за сотни километров отсюда Слайдер и Гейша, и мечта «Сирин». «Эй, систер, чего трубу не берешь», - знакомый голос с хрипотцой, лукавый прищур.
        Кто она? Аня-Скраббл? Давно усопшая Марья-волхва? Оскорбленная и обманутая царица Морена? Руку жег ключ со дна. Лица стражников обострились под дождем, все взгляды устремлены на нее, девушку, застрявшую то ли в прошлом, то ли внезапно проснувшуюся в настоящем.
        Тихий голос Леры: «Все остановит вода, слышишь? Отгадка в стражниках. Из того мира просто так не возвращаются».
        - Аня, дочка, - позвал отец из тумана. Его прямой силуэт и застывшая в сыром тумане, как бабочка в янтаре, фигурка Светы, Тимкиной сестры. Темные силуэты на кромке склона. Белый туман лизал их ступни, клубился облачным морем. Прислушивался к биению живых сердец.
        Боль разъедала, будто соль, брошенная на кровоточащие раны, обида сводила с ума. Анна медлила, как не медлила никогда. Слушала биение своего живого сердца, как не слушала никогда. И голоса, которые цеплялись тонкой паутиной за руки, удерживая на краю. Прыгнешь - и завтра не наступит никогда.
        Андрис тихо засмеялся:
        - Ты даже убить меня не можешь…
        Она посмотрела на него с жалостью. Приподняла за подбородок, заглянула в глаза:
        - Потому что прощаю, - сердце пронзил ее горький, ледяной поцелуй.
        Андрис почувствовал жжение в груди, отшатнулся нерешительно, не в силах оттолкнуть прохладу ее рук. Нежный воск ледяных объятий, бесконечный шелк серебристых волос душили сладко и тягуче. В подернутых темнотой глазах - забытая и пугающая синева.
        Черная ночь как тогда, тысячу лет назад. Неприветливое море. Жестокий шторм. Ветер срывал паруса, смывал людей. Неистово выл раненым вепрем. Треск дерева. Ледяные копья рвали обшивку, снасти. Надежды нет. И нет спасенья.
        Воспоминания ложились на плечи, просачивались сквозь кожу, смешивались с ее поцелуем.
        «Будь ты проклят», - искусанные в кровь губы и непокорные глаза в полуночной тишине трюма - последнее, что останется с ним: с каждым прикосновением, с каждым вздохом, его душа рассеивалась дождем.
        Над княжичем сомкнулась темнота. Теперь уже навсегда.
        Анна сделала шаг назад. Подставила лицо дождевым слезам. «Все остановит вода».
        Андрис, затаив дыхание, следил за ее движениями, равнодушно и безнадежно. Безумие тонкой паутиной подкрадывалось к нему, оставляя единственный реальный образ - дерзкий девичий профиль и пронзительную синеву глаз.
        - Морена, - позвал в туман. Тонкие пальцы сомкнулись в пустоте.
        Анна посмотрела на Карину, бросила ей через плечо, назвав по имени, как тысячу лет назад:
        - Ты хотела его, Зарина? Больше жизни хотела… Забирай. Тысячу лет спустя - забирай. Весь твой.
        Она разжала руку: на узкой девичьей ладони темнел ключ. Покрытый патиной металл схватило серебром, окутало белой шапкой инея. А в следующий миг он рассыпался ледяной пылью.
        Серые фигуры призраков за ее спиной вздохнули с облегчением и один за другим растаяли в тумане.
        За перекрестком, разрывая тишину, выли полицейские сирены. Анна подошла к отцу, посмотрела устало и улыбнулась.
        - Все хорошо, пап, я здесь.
        ЭПИЛОГ
        - Раз, два, три, четыре! - Гейша отбивала ритм.
        Четыре такта щетки по хай-хет с постоянно усиливающейся атакой. Пятый такт вступление «лид» гитары Слайдера. Тринадцатый такт - мощная «завеса» на бас-гитаре. Пятнадцатый и шестнадцатый - соло Гейши, барабанная «сбивка» и выход на кульминацию вступления. Слайд по оголенным нервам. Пауза.
        Померкнет отблеск зари,
        Погаснут свечи, остынут.
        Все слова твои давно пусты,
        Они мертвы, забыты.
        За их спинами - закат и ровная морская рябь с тонкой пеленой вечернего тумана. Голос Скраббл шептал, чуть вырываясь вперед. Рассказывал, увлекал в полумрак черноморских вод.
        Я словно призрак, тону в тиши,
        Но все унёс ты, и ты вышел из игры
        Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты,
        Солёный зной и хмурый ветер.
        Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы,
        Но хрупок лёд, и нет уж веры.
        Напишут книги о тебе,
        Тома любви, надежды,
        Только будут все они темны:
        Обман и ложь безбрежны.
        Я словно призрак, тону в тиши,
        Ведь все забрал ты, и пусты твои следы!
        Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты,
        Холодный зной и хмурый ветер
        Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы,
        Но хрупок лёд, и нет уж веры.
        Торопов притаился в стороне и не мешал. Это Анюткина идея - сделать клип на натурной съемке. Раз уж Скат притащился в Анапу.
        Теперь дом Торопова по количеству звезд на один квадратный сантиметр напоминал московскую студию. Светка счастлива, она теперь главная знаменитость в классе: еще бы, преступницу с пистолетом задержала! Вытаращив глаза и приоткрыв восхищенные рты, под воротами дежурят Витька Толстихин, Макс, Ерема и заклятая подруга Ольга Бусина. Мать с Маринкой только смущаются.
        Дайвер прислушался: о, его любимое место. Угрожающий речитатив, мороз по коже. Когда знаешь, о чем речь. Седая Морена над черной бездной, тяжелые волны покрываются ледяной шугой.
        Рок возмездие озарит.
        Падите ниц, закройте двери,
        Нет прощенья, лёд кипит,
        Проклятье шлю на ваше племя!
        И снова мощно кульминация.
        Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты,
        Остался лёд да стылый ветер
        Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы,
        Спасенья нет как нет надежды.
        Слышишь, милый, милый, разбиты мечты,
        Во мне лишь зной и хмурый ветер
        Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы,
        Но хрупок лёд, и нет уж веры.
        Тимофей улыбнулся старому воину, мелькавшему в вечернем тумане: Наяда, кажется. Он единственный остался рядом с Анной. Видимо, у него с ней своя служба. Кивнул воину.
        Тот самый склон, на котором несколько дней назад их всех накрыла судьба. Анна все никак не могла с него уйти, смотрела на розоватую гладь, выстроившиеся на рейде корабли.
        Отец подошел. Замер за спиной, не зная, что сказать.
        - Пап, я все знаю. Мне мама рассказала, - она обернулась к нему, покосилась на сухие, мозолистые руки. - Я никогда не понимала, как так могло случиться, что вчера нужна тебе была, а сегодня - с глаз долой, из сердца вон. Но и тебя не могу винить… Черт его знает, - она посмотрела на метавшихся над головой крикливых чаек. - Даже не хочу представлять, что ты чувствовал тогда, не хочу представлять себя на твоем или на ее месте и думать, как бы я поступила.
        Они помолчали. Впервые за много лет им даже молчать было лучше, чем ругаться.
        - Ты всегда была нужна, - прошептал он наконец.
        Аня кивнула: какая теперь разница. Тринадцать лет-то не вернешь. Не перепишешь. Его не было на выпускном. Его не было, когда она впервые пела на большой сцене.
        Но злости в сердце не осталось. Все сгорело, обратилось ледяной крошкой с тем ключом, что Тим достал со дна.
        - Я хочу поговорить с твоей матерью, - прошептал.
        Аня посмотрела на него, показала на дом:
        - Она на веранде… Пап, - позвала, заставив остановиться: - Я слышала, как вы ругались тогда. В ту ночь. Я видела твое лицо, твою ненависть… Я всю жизнь тебя ненавидела из-за этого. И боялась.
        Он посмотрел странно, будто впервые увидел повзрослевшую дочь.
        - Это не ненависть была, Анют. Это боль.
        - Не ругай ее больше, - попросила. - Хватит боли.
        Его прямая спина исчезла за поворотом. На веранде Тимкиного дома зажегся свет, мелькнула испуганная женская тень. Анна отвернулась: пусть побудут одни. Им это важно.
        Узкой, почти отвесной тропой спустилась к морю. Мягкая волна, теплая и ласковая, лизала ступни, деловито выбирала из-под пальцев мелкую гальку и ракушечник. Узкие джинсы быстро намокли до колен, потяжелели.
        Не важно. Обняв себя за плечи, Анна смотрела, как заходит солнце. Новый день новой жизни. С новыми воспоминаниями в душе и старой болью. Но хотя бы без прежних кошмаров.
        - Ты чего тут спряталась? - Торопов, как всегда в потертых кедах и выгоревших на солнце шортах, шумно скатился по склону. Он сразу заполнил собой все пространство вокруг, не оставив даже клеточки пустоты.
        - На море смотрю.
        - А чего на него смотреть? В нем купаться надо!
        Прямо в обуви шагнул в волну, легко подхватил девушку на руки и потащил на глубину.
        Она не взвизгнула, не кокетничала и не отбивалась. Позволила утянуть себя, как была, в одежде. Обхватила Торопова за шею, прижалась к колючей, пахнущей свободой щеке.
        Их осталось двое: Тот, кто не должен был умереть, и Та, которая тысячу лет не могла найти покой.
        Тихий закат укрывал их голоса. Его рука на ее плече, нос уткнулся в мокрую, пахнущую шоколадом макушку.
        - Анют, я одного не могу понять. Если та девушка, которая проснулась в тебе, которую пытали и держали в клетке, как зверя, - Морена, или ее душа в ней, - как позволила она сделать это с собой? Как позволила поймать? Казнить? - дайвер коснулся губами лба, крепко и трепетно сжал хрупкие девичьи плечи, притянул к себе, словно проверял реальность происходящего. Будто случайно коснулся губами уголка девичьего рта.
        Анна прильнула к нему, прислушиваясь к биению его сердца, прикрыла глаза:
        - Соль. Помнишь, я рассказывала: там, в пансионате, после сеанса у Страуме, когда я почти вспомнила все, я чувствовала соль на губах? Как она жгла, рвала изнутри? Ей не давали пить, а раны поливали морской водой.
        Дайвер кивнул:
        - Когда я на дне был, я видел последние минуты жизни Марьи-волхвы. Зарина велела не поить ее.
        Тонкие руки в жестких кандалах, замершая на губах капля. Белые кристаллики льда, съевшие железо и рассыпавшие его в белый прах.
        Тимофей пробормотал:
        - И поэтому там, в трюме, она тоже просила воды. Единственное спасение, - он помолчал, крепче обнимая девушку. - Знаешь, я не верил во все это, пока не оказался на дне снова. Я думал это все - безумие.
        Анна устало повела плечом:
        - Безумие. Хорошо, что у него есть хоть какие-то границы.
        Тим приподнял ее над волной, обхватил крепко, привлек к себе, чтобы не растаяла ледяной пылью, как тысячу лет назад.
        Нежные руки ответили несмело и трепетно, сомкнулись на широких плечах.
        За сотни метров от них, на глубине Черного моря, на отметке в восемьдесят четыре метра, тысячу лет покоится корабль, так и не приставший к родным берегам. Он стал могилой тайне, связавшей в веках четыре души.
        Одно преступление. Одно предательство. И одна невинная жертва.
        Безжизненные воды хранили их секрет тысячу лет.
        Белый ил, волнуясь, укрывает саваном покореженные борта, пряча от любопытных глаз. Смолисто-черные воды вздыхают, накренив потревоженный корабль. Корма неловко ныряет под илистое одеяло и исчезает в разломе. Мгновение, и на месте объекта 2/17 - серебристая пыль и белый ил. И черные воды на долгие восемьдесят четыре метра.
        Корабль хранит тайну тысячу лет.
        Теперь он сохранит ее навсегда: мертвые верны своей Царице.
        07 апреля 2019 года
        05 - 49
        БЛАГОДАРНОСТИ
        Чудеса случаются каждый день. Просто иногда мы их не замечаем.
        Мне посчастливилось встретить столько неравнодушных, увлечённых своим делом людей! Моя огромная благодарность Александре Ивановой и питерской рок-группе «Тартария» за внимание к деталям творческой жизни моей героини, за советы и рекомендации.
        Виктору Вахонееву - подводному археологу, директору единственного в РФ музея подводной археологии - за открытый для читателей мир подводных исследований Причерноморья, доскональную проработку технических деталей глубоководного дайвинга и подводной археологии. Материалов хватит на несколько книг.
        Моей семье, которая всегда находила для меня слова поддержки, спасибо.
        Моему мужу, Алексею, без которого эта книга не появилась бы на свет - спасибо. И моей дочери Варваре, ставшей первой читательницей и критиком мистического триллера «Соль. Альтераты».

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к