Королевская кровь-2. Скрытое пламя Ирина Котова
        Королевская кровь #2
        Первая книга серии бесплатно В Рудлоге вновь зреет заговор, и молодой королеве нужно быстро учиться и становиться жестче, а ее мужу - прилагать все усилия, чтобы защитить свою семью. Но как это сделать, когда каждый день приносит новые проблемы? Ведь старшая сестра до сих пор находится в плену у драконов. Ничего не слышно о четвертой принцессе, которая должна была вернуться с практики в соседнем государстве. И, как будто этого мало, в МагУниверситете, где учится пятая принцесса, начинают происходить странные и пугающие события…
        Часть 1. Глава 1
        1 октября,
        Милокард?ры
        Василина
        Алтарный камень напоминал доисторический дорожный указатель: треугольное основание-пирамида и длинная узкая каменная «доска» на нем, немного наклоненная к зрителю, будто пюпитр. Не хватало только обозначений населенных пунктов по краям «доски». Вместо этого она вся была покрыта какими-то рисунками, не отличавшимися особым изяществом, - так мог бы нарисовать ветер, деревья и горы малыш детсадовского возраста.
        Василина поежилась - теплая накидка не спасала от пронизывающего морозного ветра. Пусть Милокардеры находились на юге страны, но высоко на их склонах длилась вечная зима. Скала, на которую всех присутствующих перенес Алмаз Григорьевич, венчала небольшую гору, и отсюда были хорошо видны уже почти полностью убранные бесконечные пшеничные поля, светящиеся ржаным и ржавым в свете садящегося солнца, и даже далекое светлое море. У подножия гор поля переходили в виноградники, где как раз шел сбор урожая, и люди отсюда казались крошечными, почти игрушечными.
        Скала была круглой, похожей на широкий столб с плоской площадкой на вершине. У края этой площадки грудой лежали сложенные рабочими камни и инструменты. Высланный еще днем разведотряд доложил, что одна из высоких стен «столба», делавшего его ранее похожим на стул с кривой спинкой, частично рухнула, похоронив под собой артефакт, и следом срочно выслали бригаду рабочих. Как только удалось освободить сам алтарный камень и пространство вокруг него, сюда перенеслась и высокая делегация.
        Маги осматривали камень. Точнее, осматривали его Алмаз и Александр Свидерский, сверяясь с какими-то свитками, но не подходя близко. Максимилиан Тротт что-то записывал или, похоже, зарисовывал знаки; Виктория о чем-то спорила с бароном фон Съедентентом. Премьер-министр Минкен торжественно и нетерпеливо вышагивал туда-сюда по площадке, и от этого мельтешения Василину начало укачивать. Председатели политических партий стояли в длинных пальто неподалеку и выжидающе поглядывали на магов, на королеву и на министра, а охрана, растянувшаяся по периметру площадки, поглядывала на всех. Игра в гляделки затягивалась.
        - Замерзла? - На плечи опустился тяжелый теплый плащ, и Василина благодарно улыбнулась. Мариан. Он отказался ложиться в лазарет, позволив только обработать раны. Избитый, стоит с фиксатором на носу, с обработанными рассечениями, - наверняка ему больно, но заботится он о ней. Прижаться бы сейчас к нему, пожаловаться на ноющие ноги, на усталость от слишком богатого на события дня, на то, как скучает по мальчишкам и малышке. Мартинку удалось только дважды покормить - после коронации и за пару часов перед отправкой в горы, - и грудь уже ощутимо болела, переполненная молоком; бюстгальтер начинал промокать и холодить кожу. Погреться бы о мужа, полежать-подремать с ним в их большой кровати, попросить размять измученные ступни и лодыжки. Да и просто бы поцеловать, подержаться за него, заряжаясь его силой и надежностью.
        Но нельзя. Не из-за правил и норм, а потому, что демонстрировать отношения на людях - все равно что снимать кино в их спальне. Это только их и только для них, и никого допускать туда она не намерена.
        - Ваше величество, все готово, - это ректор МагУниверситета Александр Свидерский: выглядит старик стариком, а голос иногда прорезается мощный, молодой, как сейчас.
        Василина подошла вплотную к камню, взяла протянутый нож.
        - Сколько нужно крови?
        - Вашему деду хватало нескольких капель, но сейчас, после долгого перерыва, думаю, нужно побольше, - проговорил Алмаз Григорьевич из-за ее спины, и она, не задумываясь, чтобы не было страшно, резанула себя по ладони, чувствуя, как дернулся сзади Мариан.
        Приложила ладонь к холодному шершавому камню. Кровь струйками потекла по рисункам, капая с наклоненной «доски» на землю.
        Ничего не происходило.
        «Работай же», - попросила она камень.
        Артефакт молчал, молчали и окружающие; текла кровь, сильно болело и щипало в области пореза.
        «Работай, пожалуйста».
        Молчание и тишина.
        «Работай!» - Она в раздражении хлопнула по камню рукой, и брызги крови разлетелись по его поверхности, покрыв «доску» красным пестрым рисунком. Артефакт загудел, будто нехотя, набирая обороты, как заводимый огромный механизм, и рука Василины провалилась в камень, словно в холодную вязкую глину, застряла там.
        По площадке, разделяя ее на две части, в обе стороны от камня, шипя, пробежала черная, будто выжженная, толстая, в три человеческих шага полоса, добралась до краев скального столба и понеслась вниз. Артефакт заледенел, больно сжал погруженную в него ладонь королевы, словно пиявка, высасывая из нее тепло и кровь, и она стиснула зубы, стараясь не кричать и не волновать мужа.
        - Что происходит? - угрожающе произнес он сзади.
        - Такого никогда не было, - растерянно пробормотал Алмаз в ответ. - Когда я был придворным магом, хватало нескольких капель. А я четыре раза присутствовал при обряде.
        Холодный камень пульсировал, вытягивая кровь, и Василина почувствовала, как становится все холоднее и немеют ноги.
        - Смотрите! - крикнул фон Съедентент от края площадки, и она повернула голову. Поверхность соседних гор с обеих сторон разделяла черная полоса, едва видимая в лесной зоне и отлично - на снежном покрове и теряющаяся где-то за склонами.
        - Василина, - муж шагнул ближе, сжал ее плечи, - все в порядке?
        - Д-да, - трясясь от холода, проговорила она, и Мариан напрягся, взял ее за руку.
        - Ты вся ледяная, василек. Надо заканчивать. Попробуем завтра.
        Губы ее онемели, а застрявшую в камне руку она уже не чувствовала; тело кололо иголочками, будто сведенное судорогами. Голова кружилась, и Василине стало казаться, что она слышит довольное чавканье, словно камень решил выпить всю ее кровь и закусить жизнью.
        - Н-не могу достать ладонь, - прошептала она, едва шевеля губами, и Байдек увидел, что они у жены совершенно синие. - Не пускает.
        - Линия должна замкнуться на севере, - обеспокоенно сказал Старов, шелестя свитками. - Пока не замкнется, Стена не восстановится.
        - Плевать я хотел на Стену, - проревел ее медведь. Василина сумела повернуть немного голову и увидела, как Мариан хватает огромный молот, которым расчищали завалы перед их приходом. Камень теплел, пульсировал слабее, но продолжал удерживать ее ладонь; на его поверхности волнистые линии и кружочки перестраивались в какой-то новый рисунок, но она никак не могла понять, что же там изображено, потому что перед глазами прыгали красные и черные пятна, и королева чувствовала, что сейчас свалится.
        - Не делайте этого! - крикнул Старов. - Это единственный шанс спасти Рудлог!
        - Ценой жизни моей жены? - рыкнул Мариан, перехватывая молот и направляясь к Василине. Сановники, столпившиеся у артефакта, расступились перед ним, и он замахнулся, вмазал по обрызганной кровью плите, целясь подальше от ее ладони. В глазах темнело, а она смотрела на его руки со сбитыми до крови костяшками пальцев, обхватывающих толстую рукоять молота. Камень застонал, завибрировал, в плечи Мариана ударило отдачей, выворачивая суставы до боли, но он снова замахнулся, снова ударил. Камень задрожал, словно нехотя, с чавканьем выпустил ее ладонь, и Василина, лишившись опоры, начала терять сознание.
        Она уже не видела, как гудящий камень вспыхнул золотом и по черной полосе вверх поднялась полупрозрачная блестящая стенка, выгнутая полукругом, словно чаша стадиона. Стена замкнулась. Маги перенесли королеву вместе с крепко державшим ее на руках мужем в лазарет, где ей диагностировали серьезную кровопотерю и положили на переливание плазмы. А барон Байдек, убедившись, что супруге больше ничего не угрожает, отправился к живо обсуждавшим произошедшее магам и спокойным голосом пообещал, что, если его жена еще раз будет подвергнута такой опасности, в лазарете она будет лежать не одна.
        Мариан и без объяснений и извинений пятерки понимал, что предугадать случившееся было невозможно и что не виноваты ни маги, отнесшиеся к этому как к уникальному эксперименту, ни сановники, ни граждане страны. Понимал, что ведет себя совсем не хладнокровно и неподобающе. Но за сегодняшний, первый день ее правления уже два раза пришлось биться за жену. И, судя по всему, эти разы были не последними.
        Ангелина
        - Если ты сейчас же не спустишься, - прокричала первая Рудлог сквозь порывы холодного и влажного воздуха, - я начну искать туалет прямо на твоей спине!!!
        Дракон словно не обратил внимания на ее слова, да и Ани вовсе не была уверена, что он ее слышал или понимал. Дышал он тяжело, крылья теперь ходили вверх-вниз гораздо медленнее, но он упорно нес ее на юг, и под ними начинались предгорья Милокардер. Летели они часов шесть, и терпеть, даже на фамильном упрямстве, уже было невозможно.
        Принцесса замерзла, хоть и распласталась на горячем драконе, стараясь вжаться в него; все тело затекло. Просить ящера об остановке было глупо и неловко, но о какой гордости может идти речь в такие моменты?
        Она передумала все, что могла, о своем похищении и никак не могла сообразить, откуда в столице, да и вообще в мире взялись давно ставшие легендой ящеры. Волшебные сказки рассказывали разное, похищенные девицы там тоже фигурировали, равно как и спасающие их из пещер рыцари, пронзающие крылатых злодеев копьями и увозящие благодарных невест и немалые сокровища, накопленные драконами, на гривастых богатырских конях. Но самой стать героиней сказки оказалось совсем не весело и ни капельки не волшебно. И Кембритч в доспехах и с копьем как-то не представлялся. Хоть он и пытался ее защитить, но, похоже, пули драконью шкуру не взяли. А жаль.
        И зачем она им нужна? В сказках как-то упускалась мотивация драконов - предполагалось, что каждый из них спит и видит, как он похищает девушек. Сожрать? Так в Иоаннесбурге много девиц помоложе и посвежее, зачем крылатым именно ее мясо? Получить выкуп? Так вроде в сказках говорится, что у ящеров и самих кучи золота: удивительно, зачем им кого-то похищать - по идее, девицы должны сами табунами приходить к пещере, дабы осчастливить дракона своим присутствием. Может, ее «заказали» не желающие восстановления монархии? Так и здесь они просчитались: корона выбрала Васюшу, и ящер это должен был видеть и тогда похищать уже ее сестру. Кстати, вот Мариан в доспехах смотрелся бы вполне органично.
        Отчаявшись понять логику, которой, возможно, и не было вовсе, Ангелина ждала своей участи, вертела головой, разглядывая своего похитителя и его собратьев, пока не замерзла и не сжалась, пытаясь сохранить остатки тепла. Дракон был красивым и не чисто белым, а каким-то сливочным, с переливами и серыми пятнышками. Никакой чешуи - только плотная горячая кожа, упругая, как обивка дивана. Вытянутая морда с клыками и огромными немигающими глазами. Неожиданно трогательные белые уши, прижимающиеся от ветра к голове, как у коня, если только его увеличить раз в сто и заменить гриву начинающимися на затылке и спускающимися по длинной шее острыми красными шипами, загнутыми назад, огромными и длинными в начале и короткими и мягкими у самых крыльев. Крылья, все состоящие из жил, тонких мышц и длинных перьев цвета топленого молока.
        Ани всегда думала, что крылья сказочных драконов похожи на крылья летучих мышей - с кожаными перепонками, да и иллюстрировали их так, однако на самом деле они больше напоминали крылья ласточки. Но оперение начиналось не у самой спины, а ближе к сгибу крыла, переходя из длинного струящегося пушка в огромные перья больше ее роста.
        «Вот Алинке было бы счастье понаблюдать, поисследовать и потрогать», - подумала принцесса.
        Мощная спина огромного ящера переходила в длинный хвост вполне по сказочным канонам. Под брюхом были поджаты четыре лапы-колонны с устрашающими когтями. А само брюхо было чуть розоватым, как у собаки. Но это она разглядела уже не у своего дракона, а у его сопровождающих.
        Ангелина не сразу поняла, что они начали снижаться, и дракон, который нес ее, что-то сурово заклекотал, как рассерженный голубь. Приземлились они на отлогом склоне горы, относительно мягко, хоть зубы и лязгнули от удара.
        Дракон изогнул шею, взял ее за юбку (очень трудно сохранять достоинство в такой ситуации, не визжать и не барахтаться, как поросенок, которого держат за ногу) и аккуратно опустил на полянку перед собой. Двое других ящеров продолжали кружить в небе, медленно снижаясь, чтобы приземлиться где-то неподалеку.
        - Спасибо, - сказала Ани как можно вежливее, глядя в застывшие желтые глаза, подобрала юбки и побрела к кустам. Дракон сделал пару шагов и снова оказался рядом с ней.
        - Будь добр дать мне пару минут уединения, - твердо произнесла она, сурово глядя на бестактного похитителя. Если уж он понял просьбу, должен понять и это. А раз жрать ее пока не собираются, то можно размять ноги и затекшее тело. И даже, возможно…
        …Она, зажав мешающие юбки одной рукой и кляня свадебную моду, неслась вниз по склону, перепрыгивая через камни и топча заросли горной черники, а за ней ревел оскорбленный дракон, тяжело шагая следом. Благо бегать он не мог, а может, боялся сломать ноги на уклоне, и принцесса летела вниз, надеясь найти какую-нибудь расщелину, куда можно было бы спрятаться и откуда ее не получилось бы выколупать.
        Ани пробежала метров триста, когда проклятое платье зацепилось-таки за торчащую корягу, и она остановилась, дергая его изо всех сил. Но королевские модистки шили на совесть и ткань использовали качественнейшую.
        Дракон приблизился, остановился совсем рядом, склонив голову и наблюдая за ней. Платье наконец-то удалось освободить, и принцесса встала, выпрямив спину.
        - Признаю, попытка была непродуманная, - проговорила она с достоинством, переводя дыхание. - Но, согласись, будь ты на моем месте, ты бы тоже воспользовался возможностью.
        Белый ящер, раздраженно раздувая ноздри, склонился в очевидном намерении снова схватить ее за юбку и закинуть на спину, и Ангелина отскочила назад, выставив перед собой руки.
        - Ну уж нет. Хватит, уважаемый, таскать меня, как куклу. Должен быть другой способ на тебя забраться, менее унизительный. И очень надеюсь, что там, куда ты меня несешь, меня хотя бы покормят.
        Дракон снова потянулся к ней, и она снова отскочила в сторону.
        - Пожалуйста, не нужно. Мне неприятно.
        Принцесса говорила с ним, как говорила бы с большой собакой, пытаясь убедить ту себя не кусать. Раз уж он сразу не начал ее жрать и не прибил, значит, можно как-то договориться.
        Ее похититель вздохнул тяжко, повернулся боком, опустился на живот, подогнув лапы, выставил крыло, как трап листолета, и она, стараясь не скользить на гладких перьях, величественно поднялась к нему на холку, села, аккуратно расправив юбки. Хорошо, что хоть успела сходить, куда хотела, до своего побега, а то теперь он точно с нее глаз не спустит.
        Дракон разбежался вниз по склону и взмыл в небо, а за ним с клекотом вознеслись его спутники.
        «Вот это порода. Она тебе два слова сказала, и ты уже перед ней на брюхо упал. Настоящая Рудлог», - глумился над Владыкой ничего, похоже, не боящийся Четери, расслабленно паря в потоках теплого воздуха, поднимающихся в горы с Песков.
        Энтери молчал, опасаясь злить брата. А Нории нес на спине драгоценный груз, со всей очевидностью понимая, что задача по приручению принцессы будет ох какой нелегкой.
        Ангелина проснулась оттого, что заскользила по перекатывающейся мышцами спине, завизжала, падая в сумерки, к темнеющей внизу земле. Полетела головой вниз, вращаясь вокруг своей оси и не переставая кричать. И только всхлипнула, мотнувшись, когда огромная драконья пасть перехватила ее за бьющее по ногам многострадальное платье, заскрипевшее, но выдержавшее, и снова закинула на спину.
        «Ей бы отдохнуть, брат».
        «Осталось несколько часов, нужно долететь до города. А то снова попробует сбежать».
        - Господин дракон, - услышал Нории сзади чересчур спокойный, замораживающий голос, - мне снова нужно на землю. И я хочу пить.
        Она говорила тихо и хрипло, будто сорвала голос, и старательно выговаривала слова, словно останавливая истерику, но его чуткие уши все слышали - и скрываемые эмоции тоже. Садиться не хотелось, нужно было улететь как можно дальше от границы с Рудлогом, под защиту Песков, но слабые женщины - не мужчины, потерпеть не могут. Хотя конкретно эта почти неотличима по силе духа от воина: не жалуется, не требует ничего, не плачет, а нынешняя слабость вполне объяснима недавним падением.
        Она больше ни о чем не просила, просто сидела, вцепившись в него, и минут через сорок Нории увидел наконец-то первый оазис, темнеющий пятном на светлом от луны песке, и чуть наклонился, уходя на круг, чтобы сесть у воды. За ним шумно хлопали крыльями его спутники.
        Принцесса, не дожидаясь, пока он подставит крыло, съехала вниз по его боку, неловко приземлившись и едва сохранив равновесие на влажной почве, бросила на него ледяной взгляд и с прямой спиной удалилась в заросли папоротников.
        «Сейчас опять ведь попробует сбежать, Нори-эн. Куда отпускаешь?»
        «Чет, не учи, как мне обращаться со своей женщиной».
        «Она пока еще не твоя».
        «Ничего. Скоро будет».
        Драконы жадно пили из небольшого мелкого озерца, прислушиваясь к звукам в папоротниках и готовясь снова броситься в погоню. Однако Ангелина, повозившись в зарослях, спокойно вышла обратно, придерживая юбки, прошагала босыми ногами меж двух ящеров к озеру, наклонилась, ополоснув руки и лицо, а затем отошла немного от места умывания и стала пить горстями, не обращая на следящих за ней похитителей внимания.
        «Не побежала. - В голосе Четери слышалось разочарование. - А я уж настроился на веселье».
        «Куда ей бежать в темноте? Значит, смирилась и голова есть на плечах. Да и не стоит многого ждать от женщин».
        «Она в первую очередь Рудлог, Владыка, не надо ее недооценивать. У них вместо головы - упрямство».
        «Кровь могла и разбавиться за столько-то лет».
        «Дай-то боги. Тебе же будет легче».
        Напившись, принцесса терпеливо встала рядом с драконом, но смирения в ее фигуре не было ни капельки. Нории повернул голову, встретился с ней взглядом, и тут она подалась вперед и ласково сказала:
        - А теперь ты посадишь меня на спину и быстро отнесешь обратно.
        Его сознание, пропустив неожиданный ментальный удар, ухнуло куда-то в хаотичный водоворот; он протянул крыло, по которому она быстро взобралась, коротко разбежался и взмыл в небо.
        «Куда! Нори, город в другой стороне!»
        «Она его заворожила, Чет».
        «Отчаянная девка! Нории! Щиты!!!»
        Он слышал братьев, но ничего не мог сделать, пробираясь к контролю над собой из глубин бьющегося тяжелыми покорными волнами сознания.
        - Хорошая ящерка, - довольно проговорила наездница и даже одобрительно похлопала его по холке, как послушную лошадку. Он заревел, затряс головой, продолжая нестись в темноте на север, обратно к Рудлогу, свирепея где-то внутри оттого, как легко подставился и забыл про особенности родовой магии своей невесты.
        Перед ним вдруг резко и опасно скользнул вниз Энтери, почти коснувшись его крылом, и Нории, чтобы не врезаться и не переломать себе все, взмыл вверх, раздраженно клекоча и чувствуя, как вцепилась в его гребень ахнувшая принцесса. Но ударивший по жилам адреналин внезапно очистил голову за те несколько мгновений, пока организм работал бессознательно, на чистых инстинктах.
        «Пришел в себя?»
        «Спасибо, брат».
        «Вот тебе и разбавленная кровь, Нории».
        «Не серди меня, Четери!!!»
        Ани поняла, что и эта попытка провалилась, когда дракон, рявкнув что-то недоброе - и со всей очевидностью понятно было, что это недоброе предназначалось ей, - зашел под тускло светящим полумесяцем на широкий круг и развернулся обратно. Ну и ладно. Справимся. Главное - снова очутиться на твердой земле, а там что-нибудь придумаем. И в конце концов, когда же наконец этот полет закончится? Спать хотелось неимоверно, пусть хоть в пещере, хоть в норе земляной, а вот на спине обманутого ящера надо постараться больше не дремать. А то ведь может и не поймать снова… после ее выступления.
        Полет продолжался еще часа четыре, и принцесса держалась на чистом упрямстве, поглядывая вниз и пытаясь понять, где же пролегает их путь. Луна освещала длинные гладкие волны, и Ангелина даже сначала подумала, что они летят над океаном, но волны не двигались, влагой и солью не пахло, наоборот, тянуло теплом, и она наконец-то сообразила, что это барханы, а внизу - пустыня. Когда-то давно она с матерью была с визитом в эмиратах, и на одной из увеселительных прогулок слуги эмира Тайтаны возили их к бедуинам в пустыню показать древние постройки и похвастать нефтяными вышками, качающими черное золото из чрева иссушенной земли. Тогда жалящее солнце и дышащий зноем безжизненный песок просто вымотали ее до полуобморочного состояния. Она, помнится, еще долго недоумевала, как в таких условиях могут жить и выживать люди, и до слез было жаль тонких чернявых голодных детишек, державшихся поодаль и жадно рассматривавших их машины с огромными колесами и нескромный завтрак, привезенный с собой, который накрыли тут же, в бедуинской деревне.
        В эмиратах общение с низшими слоями считалось недостойным и грязным, и ей, как и матери, приходилось вежливо есть, хотя кусок в горло не лез, улыбаться и отворачиваться от голодных взглядов столпившихся возле охраны жителей. Слуги держали над высокими гостями огромные зонты, обмахивали опахалами, брызгали в воздух у стола водой с ароматом роз, чтобы перебить вонь от, наверное, никогда не мывшихся людей. А вот Василина, наплевав на запреты и приличия, натаскала со стола вкусной еды и пошла угощать детей. Ей было простительно, она не была наследницей. Поэтому эмир снисходительно прошелся по чересчур доброму сердцу второй принцессы и похвалил понимание своей исключительности у старшей.
        Да, понимания своей роли у нее всегда было достаточно. Первая принцесса дома Рудлог и не представляла себя вне ее, пока не случился переворот и не пришлось осваивать другую роль. И с ней, как Ани смела надеяться, она тоже справилась превосходно.
        А теперь-то что? Придется примерять на себя роль укротительницы драконов?
        Драконы махали крыльями всё медленнее и скользили сквозь теплый воздух, легко овевающий ее лицо. Ангелина снова посмотрела вперед и вниз, через шею своего похитителя, и застыла, залюбовавшись открывшимся видом. Впереди, посреди пустыни, расположился голубоватый в свете месяца город. Он был словно призрак - белый и темно-синий, со светящимися глазами-окошками и фонарями, с глубокими тенями и провалами между постройками. Невысокие дома в два-три этажа, но большие, широкие улицы, расположенные кругами, кривые переулочки и тупики. Отчетливо видимые, когда они пролетали над ними, сады и фонтаны, освещенные огнями. Несмотря на позднюю ночь - люди на улицах, запахи жареного мяса, специй и каких-то сладких цветов, шум пронесшегося под ними базара, шпили цветных храмов. Совершенно живой восточный город. И посредине - поднимающаяся громада дворца, похожего на цветок с его резным белоснежным куполом, отливающим при движении всеми красками радуги, с возносящимися четырьмя башнями, с внутренним двором, охваченным зданием, как крепкими руками. И огромный сад за дворцом.
        Ангелина так хотела посмотреть на это чудо поближе, что даже не удивилась, когда драконы пошли на снижение, один за другим мягко опускаясь во внутренний двор дворца, у бьющего веселыми струями фонтана. Ее дракон сел последним, но не стал подставлять крыло - повернулся, сверкнув желтыми глазами, щелкнул пастью, схватил ее за юбку и опустил на цветную плитку, которой была выстлана земля вокруг фонтана.
        «Обиделся», - подумала она, поднимаясь и отряхивая платье.
        К ним подбежали какие-то люди, остановились, многократно кланяясь и явно приветствуя драконов.
        «Ну, вот тебе и пещера. - Ангелина оглянулась. - Осталось понять, кто хозяин».
        Долго гадать не пришлось, потому что пернатые ящеры начали один за другим наливаться сиянием и оборачиваться. И будь ситуация иной, она бы хлопала в ладоши и прыгала от восторга. Наверное. Если бы никто не видел.
        Но сейчас принцесса с застывшим на лице равнодушием смотрела, как загорается прозрачным светом, видимым, наверное, только ночью, драконий контур, как сжимается он почти до ее размеров и остывает, а на месте огромного зверя остается очень высокий обнаженный мужчина с красными волосами.
        Почему-то на других Ангелина не смотрела - только на того, кто похитил ее. Он не спешил одеваться, хотя подбежавшие слуги протягивали ему какую-то одежду. Дракон, прикрыв глаза, уже жадно пил что-то из широкого кувшина, шумно глотая и вздыхая, будто смертельно проголодался и ему подали не питье, а еду. А принцесса могла его рассмотреть.
        Высокий - под два метра ростом, - с длинными, ниже лопаток, красными волосами, бледный, с переливающейся перламутром кожей, по которой пробегали светящиеся змейки и зигзаги, образуя странный орнамент. На теле волос не было, и само тело, несмотря на мощь - он мог бы усадить принцессу с ее немаленькой попой себе на одно плечо, - было очень изящным, с длинными ступнями и ладонями. Никаких бугрящихся мышц, но очевидны и рельеф, и сила. И на теле этом постепенно холодным светом начинал светиться какой-то сложный орнамент, как будто нарисованный люминесцентными красками.
        Он допил, опустил чашу и глянул на нее горящими багровым глазами.
        - Кровь горчит, - сурово пророкотал он склонившемуся перед ним слуге, - в следующий раз не смейте брать старого барана.
        - Простите, Владыка, - пролепетал тот испуганно.
        Боги, так это он кровь пил? Страшно, неприятно и мерзко.
        Но вслух Ангелина, глядя в нечеловеческие глаза, спокойно произнесла:
        - Не хочу прерывать вашу трапезу, раз уж у вас принято сначала есть самим, а потом кормить гостей. Но, признаюсь, я без сожаления поменяю созерцание ваших тел на хороший ужин и удобную постель.
        Развернулась и пошла к замеченному входу, хотя там вполне могла оказаться прачечная или кухня.
        Сзади раздался смешок одного из драконов, а перламутровый Владыка ровно повелел:
        - Проводите вашу госпожу в ее покои.
        Ангелина не оглядывалась, ждала, пока к ней подойдут.
        Слуги, одетые в просторные белые одежды, почтительно провели ее по коридорам дворца. Рассматривать интерьеры не было сил, хотя взгляд сам по себе выхватывал детали: арки, мозаики, витые колонны, ступенчатые потолки с мягко светящимися магическими светильниками, высокие узкие окна, из которых пахло южной ночью.
        Дошли до очередной арки, завешенной полупрозрачными колышущимися покрывалами. Там ее ждали служанки - две молоденькие девушки с покрытыми головами и две женщины в возрасте, похожие, как сестры, с заплетенными длинными косами, в цветных платьях в пол и повязках на головах.
        - Это женская половина, мужчины сюда не ходят… Кроме господина, - прошелестел старший слуга, такой величественный сухой старик, что Ангелина мысленно окрестила его дворецким.
        Она кивнула, принимая к сведению. Хотелось расспросить обо всем поподробнее, но сил не осталось.
        - Позвольте сопроводить вас, сафаи?та, - поклонилась старшая из женщин, приподнимая занавески.
        На женской стороне сильно пахло благовониями, и Ангелина поморщилась - она не переносила резкие запахи.
        Они долго шли по длинному коридору, от которого отходили какие-то ответвления.
        - А что там? - принцесса все-таки не сдержала любопытства.
        - Там живут женщины Владыки, госпожа, - как о само собой разумеющемся ответила старшая женщина. Остальные молча шли позади, не вмешиваясь в беседу.
        Прекрасно. Здесь еще и гарем.
        - И много женщин?
        - Почти пять десятков. Господин никого не обделяет любовью.
        - Это утешает, - пробормотала Ани, справедливо рассудив, что, раз женщины у перламутрового Владыки в избытке, она ему нужна в каком-нибудь другом качестве. Только вот в каком?
        Они прошли из коридора в просторный круглый холл, стены которого были украшены блестящими мозаиками, а полы застелены пушистыми коврами. В центре зала бил уже привычный фонтан, в заполненной водой чаше которого она увидела разноцветных рыбок. В помещение выходило несколько дверей, формой напоминающих разрезанные луковицы, и у одной из них старшая женщина остановилась. Остальные замерли поодаль.
        - Это всё, - она обвела ладонью помещение, - ваши покои, госпожа. Здесь раньше жила матушка Владыки.
        - А где она сейчас? - не хотелось ущемлять неизвестную ей драконью родительницу или ставить их обеих в неудобное положение.
        Сопровождающая ее промолчала, открывая дверь, и Ангелина не стала повторять вопрос, зашла в комнату.
        Это была огромная спальня. Белый мрамор и золото, очень много золота. Восьмиугольная, с цветными легкими занавесками на окнах, с живыми цветами, с красными и зелеными коврами на полах. Очень низкая кровать, на две ладони поднимающаяся над полом, с резными ножками из темно-красного дерева, плетеные диванчики с пухлыми расшитыми золотым орнаментом подушками, изящные столики с фруктами и напитками, несколько вделанных в стены зеркал, матовый золотой потолок со светильниками по периметру. Не комната, а рай для наложницы.
        - Как мне к вам обращаться? - спросила принцесса у замолчавших, ждущих, пока она осмотрится, служанок.
        - Я Сур?за, но обращение по имени - слишком большая честь, госпожа. Называйте нас мал?ты, прислужницы.
        - А вас? - обратилась она к остальным.
        Те испуганно промолчали. Ответила опять старшая:
        - Если госпоже угодно, то это моя сестра, Мар?за. А это мои дочери, М?йя и Лат?фа.
        - Благодарю, - отозвалась Ани, переступая с холодного мрамора на теплый ковер. - Мое имя Ангелина. Вы поможете мне раздеться?
        - Мы здесь для того, чтобы служить вам, сафаиита. Мы так долго этого ждали, - пробормотала робко вторая сестра. Старшая строго взглянула на нее, и та осеклась.
        - Мариза слишком болтлива, простите ее, госпожа. Купальня полна воды, если вы пожелаете искупаться.
        - Пожелаю. - Ангелине были странны и непривычны эти раболепие и робость прислуги. Младшие вообще боялись глаза поднять и только иногда, пока старшие помогали ей снять наконец-то тяжеленное многострадальное платье, с каким-то нездоровым возбуждением и благоговением поглядывали на нее, будто она была духом их прабабушки.
        На самом деле не хотелось ни купаться, ни даже есть. До ломоты в висках и скулах - от попыток сдержать зевоту - хотелось спать. Но ложиться грязным телом на чистое белье… нет уж. И она с радостью проследовала в купальню через центральный зал в одну из изящных луковичных дверей.
        За ней оказалось помещение размером не меньше, чем спальня: те же мрамор и золото, пар в воздухе, несколько бассейнов - помельче и поглубже, - множество каких-то горшочков, склянок с маслами, щеток, брусков цветного мыла; разноцветные стекла в окнах, длинные ложи, кресла для отдыха, звук непрерывно льющейся воды - это бесконечно наполнялись холодной и горячей водой бассейны. Ангелина сняла сорочку, белье и с наслаждением отдалась в умелые руки служанок, вымывших в одном из мелких бассейнов ей голову и тело, ополоснувших терпко пахнущей хвоей водой. И пусть было неприятно допускать чужие руки к себе, сейчас было не до капризов. Принцесса представила себе, что находится в своем дворцовом термальном комплексе, и отвлеклась от переживаний, как умела это делать всегда.
        Волосы закутали в теплое полотенце, вытерли влагу с кожи, надели длинную белую рубаху до пят, восточного покроя, преподнесли тапочки, похожие на вышитые чешки, и наконец-то проводили обратно в спальню. После ванны Ани даже посвежела немного и захотела есть. Кровать была уже разобрана, а на столике рядом с ней, помимо фруктов и кувшинов с напитками, появились и горячие блюда. И еще кое-что.
        - Это что такое? - Вопрос был глупый, потому что «этим» оказались несколько массивных золотых браслетов с огромными драгоценными камнями. Такого размера камней не было и в короне Рудлогов. Рядом лежало плетеное золотое ожерелье, словно кольчуга на шею до груди, такое тяжелое, что мышцы на руке напряглись, когда принцесса потянула его на себя. Кольца, серьги, ножные браслеты, цепочки на талию, украшения для волос - и все просто кричащее о невероятной стоимости. Это богатство небрежно лежало между блюдами, как могли бы лежать цветы или украшающие стол салфетки.
        - Это дары господина вам, сафаиита. - В голосе старшей служанки все-таки проскользнуло некое недоумение от ее вопроса.
        - Щедрый господин, - с непонятным выражением произнесла Ангелина, рассматривая кольцо с переливающимся изумрудом размером с монету. Красиво, что говорить.
        - Очень щедрый, - с благоговением ответила Суреза, - он со всеми своими женщинами так щедр.
        - За еду и прием ему передайте спасибо. - Принцесса брала украшения горстями и бросала их на кровать. - А драгоценности у нас принимать от чужих мужчин не принято. Заберите и унесите обратно.
        - Господин рассердится, - робко произнесла Мариза, а ее старшая сестра неодобрительно смотрела, как гостья очищает стол от золота.
        - Не унесете - выброшу в окно, - отрезала Ани, с удовольствием откусывая кусок теплой лепешки. - И благодарю вас за помощь, дальше я справлюсь сама.
        Служанки намек поняли, поклонились и удалились, но к драгоценностям так и не притронулись. Пришлось со вздохом исполнять обещание и выбрасывать. Заодно оценила вид - окна выходили в замеченный еще во время полета сад, в котором светили редкие фонарики. Людей вокруг видно не было. Дворец спал.
        Принцесса сунула в рот еще кусочек лепешки, налила в высокий фарфоровый стакан лимонада, запила. С сожалением взглянув на расправленную постель, подошла к окну, перекинула ногу через подоконник и спрыгнула вниз, благо было совсем невысоко. Прохрустев ногами по выброшенным драгоценностям, отошла, но быстро вернулась и подняла то, что попалось под руку.
        Через пару минут она уже быстро шла в темноте по парку, стараясь сориентироваться и при этом избегать освещенных мест. Шла долго, минут сорок, пока не уткнулась в высокую, сложенную из белого камня ограду, и еще минут десять брела вдоль нее, слушая трели неспящих птиц и вдыхая тяжелый аромат ночных цветов. Узкий месяц давал тем не менее достаточно света, и она, издалека увидев калитку, побежала к ней.
        «Видимо, воров здесь не боятся, - подумала Ани, открывая изнутри хлипкую щеколду и распахивая калитку с душераздирающим скрипом. - Хотя кто в своем уме полезет воровать у драконов?»
        Теперь она двигалась по булыжным мостовым, стараясь уйти по улицам как можно дальше от дворца. Не было ни патрулей, ни стражников, редкие встречающиеся люди не стремились пристать или выяснить, куда это направляется одинокая женщина в белой рубахе. Очень странными казались такие безмятежность и отсутствие подозрительности.
        Долго принцесса шла по городу, почти засыпая, но останавливаться не собиралась. Настораживало и то, что здесь не было ни припаркованных, ни проезжающих машин; иногда катились мимо телеги, запряженные осликами, и всё.
        «Если не получится выйти из города, - думала она, - можно будет попроситься к кому-нибудь на ночлег или поискать гостиницу. Расплачусь прихваченным золотом, а дальше буду действовать по ситуации. Главное - затеряться, в таком городе это не сложно, а дальше уже искать тех, кто поможет добраться обратно в Рудлог».
        Ангелина шла более двух часов, когда дома стали встречаться реже, между ними начали попадаться пустыри, а под ногами стал иногда поскрипывать песок. Ноги в тонких восточных туфлях нещадно болели от камней мостовой, и тело умоляло наконец-то дать ему отдохнуть. Поэтому она направилась в первый попавшийся дом с надписью на старорудложском «Сарай» и там у невозмутимого усатого хозяина сняла комнату, расплатившись золотым кольцом. Ей спокойно отсчитали сдачу, сложив ее в мешочек, оказавшийся ну очень увесистым. И беглянка, поднявшись наверх, наконец-то уснула крепким сном смертельно уставшего человека, несмотря ни на грубые простыни, ни на душный воздух в комнате.
        Она не могла видеть, как через час после ее появления у гостиницы приземлился белый дракон, как кланяющийся и прижимающий руку к сердцу хозяин возвращал драгоценное кольцо, получив за него полную стоимость и еще сверх того. Как провожал он обнаженного огромного мужчину в ее комнату. Не чувствовала она и того, как ее взяли на руки, и понесли, и долго несли обратно, опасаясь оборачиваться, чтобы не будить. Ангелина спала, и ей снились ласковое укачивающее море и запах соли и солнца.
        На следующий день она проснулась поздним утром на низкой кровати в мраморной золотой спальне и невозмутимо встретила взгляд сидящего в кресле Владыки. Его глаза были совершенно обычные, зеленые, и он, слава богам, был одет.
        - Теперь с тобой будет ночевать служанка, а в саду будет стоять стража, - сказал он очень спокойно своим рокочущим голосом. - Люди в Истаиле оповещены, что за укрывательство или помощь тебе они будут наказаны.
        Ани не удержалась-таки и насмешливо изогнула уголки губ. Что же, задача усложняется.
        Ее похититель внимательно глянул на нее, поднялся и вышел, чтобы не смущать гостью в ее спальне. А принцесса осталась недоумевать: что же все-таки ему от нее нужно? И как, во имя святых отшельников, он ее нашел?
        Через минуту после ухода Владыки в спальню вошли служанки и, замерев у входа, попросили позволения помочь госпоже.
        - Что значит «сафаиита»? - спросила принцесса у молчаливой Сурезы, провожающей ее до купальни, пока остальные быстро приводили в порядок покои, протирали полы и столики, меняли вазы с фруктами и кувшины с напитками.
        - Та, которая имеет право повелевать, госпожа, - почтительно ответила служанка, открывая перед ней дверь.
        - А «мал?та»?
        - Та, кто несет обязанность прислуживать, госпожа.
        Ангелина вошла в купальню, скинула рубаху и погрузилась в бассейн с прохладной минеральной водой, пузыриками щипавшей ее кожу. Она долго и с удовольствием плавала, затем, выбравшись, пошла в чашу с горячей водой, отказавшись от помощи, сама намылилась, ополоснулась. Вязкое мыло было маслянистым, с сильным ароматом роз и лилий.
        - Мне нужно другое мыло, Суреза. У этого слишком сильный запах, у меня голова разболится к концу дня.
        - Хорошо, госпожа. Я передам мыловарам ваше пожелание.
        Ани завернулась в нагретое полотенце, приготовленное служанкой, завертела головой в поисках зубной пасты и щетки. Вчера она не обратила внимания на их наличие, а сейчас проскользнула мысль: а вдруг здесь ими не пользуются? Хотя никакого неприятного запаха она от общающихся с ней не заметила, но мало ли.
        - Чем вы чистите зубы?
        Суреза выставила перед ней горшочек с массой светло-зеленого цвета и щетки, почти такие же как в Рудлоге, только с какой-то растительной щетиной, расположенной вокруг деревянной рукоятки.
        - Спасибо.
        «Паста» оказалась приятной и освежающей, с привычными нотками мяты и травяным привкусом. Не все так плохо. Кормят, моют, одевают, за побег даже пальцем не грозят. Осталось выяснить, зачем эти хлопоты. И попасть домой.
        В спальне было чисто и свежо, несмотря на жаркий день снаружи. Снова накрытый стол, и снова лежащее на столе золото. Теперь - на широком плоском блюде, и исключительно кольца, изящные и массивные, с камнями и без, а сверху, подмигивая большим изумрудом, - то самое кольцо, которое она вчера взяла с собой.
        - Дары Владыки? - иронично спросила она у служанок, замерших у стен.
        - Да, госпожа, - робко ответила одна из младших, Майя, кажется. Она была покрупнее сестры, и кожа чуть посветлее.
        - И обратно вы их ему не понесете, конечно?
        - Не можем, госпожа. - Служанка опустила глаза.
        - И себе забрать не можете?
        Ответом были испуганные взгляды и качающиеся головы.
        - Понятно, - проговорила Ангелина и, подхватив тяжеленное, готовое треснуть от драконьей щедрости блюдо, подошла к окну и высыпала содержимое на землю. Вчерашние подарки неаккуратной грудой все еще лежали под окном, и убирать их никто не собирался.
        Заодно она заметила и маячивших в некотором отдалении стражников, и работников, что-то делающих в саду.
        Служанки смотрели на нее с плохо скрываемой укоризной. Вообще мимика у тех представителей этого народа, которых принцесса уже видела, была очень живой, богатой, скрывать чувства они не умели, и поэтому все было понятно, даже если они переговаривались на своем языке. Да и язык казался знакомым, похожим на эмиратский, который она хорошо знала.
        Суреза тем временем принесла несколько цветных платьев - похоже, за одной из дверей круглого зала скрывалась гардеробная, - мягкую кожаную обувь без каблука, нечто вроде туфель на небольшой платформе. Каблуки тут, видимо, были неизвестны, к Ангелининому облегчению. Суреза помогла ей одеться - платье было легким, с широкой талией, приятным телу, темно-зеленым в ярких цветах; и со своими черными волосами, с пышной грудью и широкими бедрами Ани стала похожа на тидусску из кочевых их представителей. Лицо, правда, после вчерашнего полета было красным, обветренным и обгоревшим. Но выглядела она свеженько, в духе ориентального фольклора. Не хватало только обилия украшений. Как принцесса заметила, даже служанки здесь носили серьги и браслеты. Женщины Востока и Юга всегда любили золото, это она отметила еще в эмиратах.
        Ангелина поинтересовалась, который час. Был почти полдень, как она и думала. Уселась в кресло, на мягкие подушки перед накрытым столом, и младшие малиты засуетились, обслуживая госпожу и не давая ей самой положить того, что хочет. Пусть, раз здесь так принято.
        Но не успела она сделать и пары глотков восхитительного, чуть горьковатого цитрусового лимонада с привкусом каких-то сладких ароматных ягод, как дверь открылась и снова появился красноволосый Владыка, коротко приказавший: «Выйдите!» Прислужницы поклонились и метнулись к выходу.
        В другой раз Ани бы возмутилась тому, что мужчина врывается в ее спальню, не спросив разрешения. Хотя в прошлой дворцовой жизни это было невозможно, а в деревенской посторонних мужчин, готовых ворваться в спальню, не наблюдалось вовсе. Но сейчас она просто наблюдала за тем, как дракон проходит к столику, располагается в кресле, сбросив на пол подушки. И молчала. Сейчас он все скажет сам, а кричать «Что вы делаете!» и «Ах, какой наглец!» не в ее привычках.
        Мужчина тоже молчал, разглядывая ее, и принцесса, сделав еще несколько глотков, поставила фарфоровый стакан, взяла приборы и начала аккуратно есть. Владыка тоже положил себе немного мяса, овощей и присоединился к трапезе. Молча долил ей лимонада, когда она допила, передал вазу с фруктами, когда потянулась. Возможно, он пытался играть на нервах или испытывал ее, но молчание Ангелину совершенно не раздражало и не волновало. Только не ее. А вот момент, когда он откроет рот и заговорит, заставлял напрягаться. Совсем чуть-чуть. Как и то, что он иногда поглядывал на нее, жмурясь, словно кот на солнце, и, кажется, удерживался, чтобы не потянуться.
        Наконец поздний завтрак закончился, а молчание продолжалось. Они сидели в креслах - он откинувшись, она прямо - и смотрели друг на друга, и никто не хотел сдаваться первым. Это было бы смешно, если бы не напряжение, накапливавшееся в воздухе, и понимание того, что даже легкий смешок, который, казалось, мог бы разрядить обстановку, будет признанием поражения в этой битве характеров.
        В воздухе вдруг запахло грозой и морозом, пронесся по покоям легкий ветерок, и Ани сделала над собой усилие, чтобы выровнять эмоциональное состояние.
        Дракон чуть улыбнулся и совершенно спокойно, будто не было длительных минут игры в гляделки, спросил:
        - Почему ты не принимаешь золото? Ты считаешь эти украшения недостойными тебя?
        Говорил он чуть с придыханием; голос был низкий, вибрирующий и гулкий, как звук большого тяжелого барабана, и совершенно точно не похожий на обычный человеческий. Да и дракон сам был немного неземным, непривычным.
        Ангелина еще помолчала, наслаждаясь тем, как от этой паузы улыбка сходит с лица ее похитителя. Успокоиться удалось удивительно быстро.
        - У нас не принято принимать украшения от мужчин, не являющихся родными или близкими. Это оскорбительно. А уж от незнакомых мужчин, про которых даже не знаешь, как их зовут, - тем более.
        - Мое имя Н?рии Валлеруди?н, ветвь дома Вайлерт?н, - прогудел он, испытующе глядя на нее. Будто чего-то ждал?
        - Ангелина Рудлог, - коротко представилась принцесса, пытаясь вспомнить Вайлертинов и понимая, что где-то она имя этого рода уже слышала. У нее была отличная память, но то ли слышала давно, то ли упустила как несущественную деталь.
        - Я знаю, - усмехнулся дракон. Когда он улыбался или щурился, с него слетали томность и полубожественность, будто он спускался на землю.
        Снова оглядел ее с ног до головы. Ангелина сидела с прямой спиной, аккуратно сложив руки на коленях, и ждала продолжения.
        - Почему ты не принимаешь свою форму? Ты совсем не похожа на Рудлог в этом теле. Я бы никогда не узнал тебя, если бы не характерная аура. Вы же полиморфы, это одно из основных ваших свойств.
        Ну не станет же она говорить, что пробовала оборачиваться один раз, после экспериментов младших сестер, и то в лошадь?
        - На мне действие чужого маскирующего заклинания, - осторожно ответила Ани. - Снять его я не могу.
        - С твоей силой? - недоверчиво переспросил он. - Любые завязки должны вспыхивать и сгорать, если ты захочешь.
        Она пожала плечами, потянулась снова за лимонадом, и снова он успел первым: наполнил ее стакан, отставил кувшин.
        - Почему вы сейчас выглядите как обычный человек? Вчера вы сияли, и глаза были красными, - что же, поддержим беседу о внешности, раз ни о чем другом дракон говорить не хочет.
        - Это после оборота, от усталости и голода, - легко ответил он. - Мы и есть люди, такие же, как ты. Просто обладаем тремя обликами (есть еще боевая форма) и отличными от других потомков богов свойствами. - Дракон внимательно посмотрел на нее. - Ты не хочешь спросить, зачем я принес тебя сюда?
        - Разве вы пришли не за тем, чтобы сообщить мне об этом? - парировала Ангелина холодно, так и не отпив. Стакан остался в ладонях, и она на мгновение почувствовала презрение к себе за эту слабость - занять чем-нибудь руки. Поставила его на стол, расцепила пальцы. Главное, что внешне она спокойна.
        - За этим, - согласился Владыка Нории. - Мне нравится, что ты так хладнокровна. Значит, есть надежда, что ты спокойно отнесешься к тому, что я сейчас скажу.
        - Можете быть в этом уверены, - ответила Ангелина, и он снова довольно улыбнулся. Отщипнул с увесистой ветки виноградину, покрутил ее в пальцах.
        - Очень много лет назад между моим народом и твоим была война, - наконец произнес он. - Пятьсот лет назад, если быть точным. Твой предок, С?дрик Рудлог, предал мирные договоренности и победил нас хитростью. Когда мы прилетели за миром, он в союзе с тогдашним блакорийским королем заключил нас в гору. Весь наш род. Мы прилетели всей стаей, так как было оговорено, что аристократия с обеих сторон заключает взаимный договор на условно-нейтральной территории. Такой территорией тогда были Милокардеры.
        Ангелина прекрасно знала, что летописи воюющих сторон всегда пишут о войне по-разному и враг всегда хитер, недостоин и мерзок, поэтому и не приняла рассказ за истину в последней инстанции. Тем более она не помнила никакой войны между Седриком и драконами. Предок был воинственным, это она знала, по его биографии даже несколько сериалов сняли, но ни о каких драконах, горах и прочем речи не шло.
        Красноволосый мужчина все крутил виноградину, пока не брызнул сок. Он поморщился, отложил ее, вытер руки о салфетку.
        - Три месяца назад наша темница рухнула, и оставшимся в живых удалось вернуться в Пески. До заключения и анабиоза нас было около четырех тысяч. Вернулось чуть более трехсот. Наш народ на грани вымирания. Наши земли иссушены, наши города скрыты песком, наши подданные рассеяны по пустыне и ведут борьбу за существование. Моих сил хватило только на то, чтобы дать воду и жизнь этому городу, Истаилу.
        Он посмотрел на нее. В его глазах принцесса увидела боль и ярость, и все это было направлено на нее.
        - Перед богами и небом я требую с тебя как со старшего потомка Седрика возвращения долга. Постой, не сердись, дослушай меня. - Он протянул руку, успокаивая. Ангелина сама не заметила, как сжала зубы. - Я не предложу тебе ничего недостойного. Ведь Рудлоги всегда платят по долгам? - спросил дракон, изучающе глядя на нее.
        - Все долги перед богами мы закрыли смертью моей матери, - отрезала она.
        Владыка покачал головой.
        - Ее жизнь взяли не мы. Значит, она искупила какой-то другой долг. Мне нужна твоя жизнь.
        - В жертву принести хотите? - уточнила Ани спокойно.
        - В брачную разве что. - Нории снова оторвал виноградину, снова начал катать ее в пальцах. - Твоя кровь уникальна, и брак с тобой позволит нашему роду возродиться и даст мне силы для оживления Песков.
        Ну конечно. Еще один жених, на этот раз с крыльями.
        - Если я откажусь, вы меня отпустите?
        Он покачал головой.
        - Нет.
        Можно было и не спрашивать.
        - Подумай хорошо, - продолжил похититель. - Мой род такой же древний, как и твой. Мы дети Белого Целителя и Синей Богини. Такой брак не будет для тебя бесчестьем. Ты будешь жить в почете и уважении, и я никогда тебя не обижу. Мой народ будет поклоняться тебе как богине, и имя твое воспоют в легендах, как имя нашей спасительницы.
        - Нет, - ответила принцесса в тон ему. - У меня в Рудлоге обязательства. Меня ждут и наверняка ищут. И рано или поздно найдут. Разве вам нужна еще одна война? А с вашим богатством вы вполне осилите систему ирригации. Пустыню можно озеленить и без жены. Если вы отпустите меня, я могу стать посредником между вами и другими странами, предоставить вам технологии, инженеров, медиков.
        - Стена есть не только у Рудлога, - сообщил он, хмурясь. - Никто не войдет сюда с недобрыми намерениями. Ирригацией не возродишь драконий род. Нам нужна ты.
        - Нет, - повторила Ани твердо. - У меня в Рудлоге сестра, только вчера ставшая королевой, которая без моей помощи не справится. У меня там родные, отец. Я не брошу их.
        - Ты изменишь решение, - пророкотал он уверенно.
        - Нет, - произнесла она в третий раз. - Не изменю.
        Часть 1. Глава 2
        2 октября,
        Иоаннесбург
        Светлана Никольская
        Камера была маленькой, и, хотя небольшое окошко, огороженное снаружи внушительной решеткой, открывалось, Светлане было душно. И страшно.
        Нет, здесь не оказалось ни мрачных стен, ни сырости с плесенью, ни останков несчастных узников: светлая теплая комнатушка с узкой койкой, удобствами в углу, крепко сбитым столом, и двумя стульями, и мощной железной дверью с гремящими засовами. И ей оставили ее одежду и даже сумочку, предварительно обыскав. Но стены давили, хотелось есть - время было сильно послеобеденное - и плакать; голова уже болела от рыданий, а легче не становилось.
        Свету привели сюда с утра, предъявили обвинение, и строгий судья выбрал мерой пресечения арест до конца следствия. Самое поганое, что против девушки свидетельствовали ее же коллеги. Рассказали, как обнималась-целовалась с драконом, как ночевала у него, как возила гостей куда скажут. С одной стороны, она девчонок, кидавших на нее виноватые взгляды, понимала - они тоже были напуганы. С другой - было мерзко, будто ценой ее свободы они покупали свою.
        Светлана поднялась, прислонилась горящим лбом к прохладному стеклу. За окном осталась привычная жизнь: там где-то были ее славные родители, ее квартирка, за аренду которой нужно заплатить послезавтра, иначе хозяйка выселит. Хотя, скорее всего, в квартире уже идет обыск, а она посещала-то ее всего несколько раз с момента появления в гостинице драконов - поменять вещи, проверить почту.
        Где-то там, за окном, далеко на юге был и Четери, который обещал, что вернется. И ей очень хотелось в это верить. И не верилось.
        Стекло запотело от дыхания, и Света прикоснулась к нему губами, а потом долго рассматривала отпечаток. Самые обычные губы самой обычной девушки. Зачем она Чету? Правильно, незачем.
        Дверь загрохотала, и в комнату один за другим вошли несколько человек, вежливо здороваясь. Последним зашел смуглый мужчина в возрасте, осмотрел помещение и аккуратно прикрыл за собой дверь.
        - Светлана Ивановна, присаживайтесь, пожалуйста, - сказал он с еле заметным мягким акцентом и даже попытался улыбнуться, но у него не получилось.
        Света послушно села на один из тяжелых стульев; смуглолицый расположился напротив, а остальные - на ее койке, так что она постоянно чувствовала их взгляды сбоку.
        - Итак, - продолжил главный, - меня зовут Майло Тандаджи, и я веду ваше дело.
        - Очень приятно, - пробормотала Светлана, улыбаясь, хотя приятно не было: от этого Тандаджи ее пробирала дрожь. Но профессиональная привычка улыбаться и быть вежливой сработала даже сейчас.
        - Я очень надеюсь на добровольное и полноценное сотрудничество, - добавил следователь невозмутимо. - В ваших интересах рассказать нам все, что вы знаете о трех мужчинах, с которыми провели последние недели. Похищен член королевской семьи, куда ее могли унести - неизвестно. Цели похитителя неизвестны. Возможно, они известны вам?
        Он замолчал, видимо, ожидая, что она начнет рассказ. И она молчала, не зная, что говорить.
        - Давайте я вам помогу, - произнес следователь, похоже, поняв, что молчанием ответа не добьешься. - Когда вы познакомились?
        - В начале прошлого месяца. Они заселились в нашу гостиницу.
        - Они не показались вам странными?
        - Немного, но я решила, что они издалека.
        - Что показалось странным?
        Света наморщила лоб.
        - Акцент, произношение слов старомодное. Говорили они на старорудложском.
        - Как их зовут?
        - Я полных имен не знаю, но в базе гостиницы они должны быть.
        - Они рассказывали, откуда они?
        - Нет, - Света покачала головой под внимательным взглядом Тандаджи, - не рассказывали.
        - Они делились своими планами?
        - Нет. Я ничего не знала.
        Тандаджи хмыкнул, сложил руки замком.
        - Вы имели с одним из них интимные отношения, проводили почти все свободное время в их обществе, но при этом ничего не слышали и ничего не знаете?
        Света покраснела, прямо запылала вся. Вот тебе и добрый следователь! Недаром ее от него трясет.
        - Мы не разговаривали много, - наконец произнесла она. И, усмехнувшись, надеясь, что получилось порочно, как у бывалой, добавила: - Не до разговоров было.
        - Понятно, - сухо констатировал следователь. Кивнул одному из сидящих на койке, тот протянул ему какую-то папку.
        - Светлана Ивановна, - проговорил смуглолицый, глядя в папку. - Как вы объясните тот факт, что с четвертого дня вашего знакомства вы посещали государственную библиотеку, отдел прессы, и просматривали газеты и журналы, относящиеся к периоду семилетней давности?
        Света сжала руки на коленях.
        - И при этом делали копии с запрошенных материалов. Например, копию статьи «Таинственное исчезновение темных принцесс»…
        Он произнес название статьи нараспев, глядя на нее блестящими черными глазами.
        - Ну и что? - голос жалко дрожал. - Мне заплатили за это, я и делала. Откуда я знала, зачем им это нужно?
        - Знали, Светлана Ивановна, знали, - невозмутимо покачал головой Тандаджи. - Только зачем-то отказываетесь говорить, помогать нам. Вот скажите мне, вы ведь тоже женщина, неужели вам не жаль похищенную? Быть может, информация, которую вы скрываете, спасет ей жизнь. А вы покрываете знакомых, которые бросили вас на растерзание спецслужбам. Думаете, они не понимали, что вас будут допрашивать?
        - Да не знаю я ничего, - не удержалась, всхлипнула. Стало стыдно. По поводу принцессы она не задумывалась, все мысли были о другом. Пока ее высочество не вернулась в Иоаннесбург, Света и не верила, если честно, что поиски драконов увенчаются успехом. Да и не казалось, что они причинят принцессе вред. А по поводу заботы о ней… Светлана прекрасно понимала, что об этом они думали меньше всего.
        - Понятно, - холодно повторил смуглолицый. - Сотрудничать отказываетесь. Марк, ты что-нибудь узнал?
        Света повернула голову и увидела, как один из сидевших на койке, молодой человек с круглым лицом, покачал головой.
        - На ней ментальный блок. Непрошибаемый. Ничего не считывается, ни воспоминания, ни даже эмоции. Единственное, что могу сказать, - врет. И боится. Так сильно, что даже блок не спасает.
        Конечно, она боялась. Кто бы не боялся? И какой на ней может быть блок?
        - Вот и наш менталист говорит, что врете, Светлана Ивановна. И кто вам поставил блок? Тоже не знаете?
        Она отрицательно покачала головой, уже ненавидя и этот тягучий голос, и пугающий ее прищур.
        - Что же нам с вами делать? Не пытать же, в самом деле?
        Он произнес это будто в шутку, но в глазах его девушка видела готовность и пытать, и ломать, и допрашивать дальше. Заплакала от страха и жалости к себе; еще и желудок заурчал, видимо, окончательно проголодавшись от нервов.
        - А сейчас ведь можете все рассказать, и мы вас отпустим, только браслет следящий наденем, чтобы иметь возможность вызвать, если появятся дополнительные вопросы, - добрым-добрым голосом увещевал Тандаджи. Добрым до тошноты. - Поедете домой, к родителям, покушаете, отдохнете. А то ведь придется родителей сюда звать, вдруг они расскажут больше? Камер у нас много, на всех хватит…
        Это был точно рассчитанный удар, и он попал в цель. Только не родителей. У папы слабое сердце, у мамы нервы. Стоят ли этого ее драконы? И как дальше жить после того, что она сейчас сделает? Как уважать себя дальше? И что сказать тому, кто обещал вернуться, - если все-таки вернется?
        - Не надо родителей, - сказала Света, давясь слезами и чувствуя себя школьницей на ковре у директора. И зачем только драконы с ней всем этим поделились? Вот и поиграла в сильную и стойкую, только хуже сделала. - Я все расскажу. Но я и правда не много знаю. Они откуда-то с юга, из пустыни. Говорили, что долго находились в горе, потом проснулись. Ее высочество им нужна для заключения брака с их правителем.
        Девушку еще долго допрашивали, по несколько раз задавая одни и те же вопросы, словно проверяя, уточняли детали, просили описать каждый день с утра до ночи, записывали за ней. Потом дали расписаться и действительно отпустили, надев предварительно на ногу плотный тонкий браслет с бирюзовой полосочкой. Этот браслет перемещал носителя к вызывающему, если тот не отзывался на приглашения добровольно. И ей категорически не рекомендовали пытаться его снять, иначе последствия будут очень болезненными.
        Из камеры Свету вывели вполне доброжелательно, проводили до ворот и оставили одну. А чего им не быть доброжелательными? Пережевали ее и проглотили, как вафельную.
        Чувство было омерзительное, от пережитого страха трясло, а от волнений болела голова. Девушка брела к автобусной остановке и с грустной усмешкой вспоминала, как высокомерно сердилась на девчонок-администраторов, давших против нее показания. А теперь она сама почувствовала на своей шкуре, каково это - предавать тех, кто тебе дорог. И оправдывать себя тем, что мало кто устоял бы против катка по имени Майло Тандаджи, она не собиралась.
        Марина
        Я открыла глаза с ощущением, что выбираюсь из какого-то зыбкого серого киселя. Все тело болело, как после марафона. Видимо, разряд, полученный от Василинки, сработал как электростимулятор мышц. Простимулировала, так сказать, мне сестренка весь организм. Хотя я сама дурочка - полезла к ней, ничего не зная и не умея.
        Как горох посыпались воспоминания, и голова закружилась. Огромный уносящий Ангелину ящер. Черные глаза Василины и клокочущая внутри нее энергия. Почему в нашей семье ничего не может пройти нормально? И где же Вася, почему я ее не чувствую?
        Я дернулась, и от икр по телу побежала судорога, выламывая суставы так больно, что я до крови закусила губу. Видимо, сестренка до кучи выжгла мне и необходимые электролиты. Кстати, вот и капельница, а судя по этикетке, капают мне как раз витаминно-минеральный коктейль и глюкозу. Это от истощения. Сколько же я была без сознания?
        Я лежала в больничной палате, просто шикарной по сравнению с эконом-вариантом палат на моей работе. И цветы там в комплект не входили. И шоколад. Вот это сервис!
        Вкусное и красивое лежало на столике, до которого еще нужно было дотянуться. Да и в туалет хотелось сильно. Пощупала внизу живота рукой - катетеров не наблюдалось.
        Я осторожно пошевелила ногой, потом второй. Начала крутить стопами, кистями, головой, разминая мышцы, вдыхать и выдыхать, задействуя диафрагму. Прикрыла капельницу, аккуратно вытащила трубку из закрепленной на тыльной стороне ладони иглы. И наконец села.
        Конечно, закружилась голова, но это было нормально. Очень беспокоило то, что я не чувствую Василину. Не случилось ли чего?
        Сходила в заветную кабинку, а вот на душ не решилась. Зато в зеркале обнаружила очередную радость: мои прекрасные волосы до попы то ли обгорели, то ли расплавились и теперь с одной стороны висели прядями чуть ниже плеч, а с другой вились на уровне уха. Да, недолго я походила с гривой. Хотя чего жаловаться? Главное - жива, цела и в рассудке осталась, а ведь могла и умом тронуться от замкнутой на себя энергии.
        На пути к выходу из палаты сцапала пару конфет из коробки с шоколадом и машинально отметила, что у цветов нет записки. Красные и фиолетовые с крапинками белых, терпко пахнущих полевых «звездочек». Красиво.
        Ладно, надо идти узнавать, сколько прошло времени и где Василинка. И что с Ани. Ее я тоже не чувствовала, как и других сестер, и это начинало меня беспокоить. Надеюсь, я не проспала много лет, как героиня популярного недавно фильма.
        «Не думай всякие глупости».
        «Ну хоть что-то на месте».
        Я накинула висевший на крючке возле выхода халат, сунула ноги в тапочки и пошаркала по коридору. По всей его длине стояли охранники, а навстречу уже бежала взволнованная медицинская сестра, причитая, что мне нельзя вставать и необходимо срочно возвращаться в палату, а она вызовет врача и виталиста на осмотр. Она была права, но вернуться и спокойно лежать, не получив ответы на вопросы, я просто не могла.
        - Сколько я была без сознания? - спросила я, как только женщина выговорилась. Голова ощутимо кружилась и слегка подташнивало, поэтому пришлось опереться о медсестру и шаркать обратно.
        - Почти четыре дня, Марина Михайловна, - ответила она, укоризненно глядя на меня. Стало немного стыдно перед коллегой. Сама не переносила излишне резвых пациентов, думающих, что раз операция уже прошла, то все хорошо и можно не соблюдать режим - отчего случались расхождения швов, кровоизлияния и прочие неприятные вещи.
        Четыре дня - не так плохо; надо же, как быстро справился организм.
        - А что с моей сестрой? Что с Василиной? Она жива?
        Мало ли что? Последний раз, когда я ее видела, Васю так корежило, что я не могла не беспокоиться. И я все еще не чувствовала ее и других сестренок тоже. Все-таки не чувствовала, и это было очень непривычно. Будто я оглохла или потеряла чувствительность рук.
        - Ее величество в палате в конце коридора, жива-жива, - успокаивала меня медсестра, открывая дверь в палату. Ну слава богам.
        - Я хочу ее увидеть, - заупрямилась я, чувствуя себя тем самым неугомонным пациентом. - С ней что-то серьезное?
        - Вот пройдете осмотр, и я отвезу вас к ней. - Медсестра помогла снять халат, уложила меня на койку. - Вы только, пожалуйста, ваше высочество, сами больше не выходите. Если что-то нужно - вот кнопка вызова, я в течение минуты приду.
        Да уж, в нашей больнице кнопок точно не было.
        - После осмотра мы вас накормим, если доктор разрешит. И, если захотите, я помогу принять душ.
        - Захочу, - пробормотала я, смиряясь с доводами разума. - Но потом - к сестре.
        - Хорошо-хорошо. - Медсестра снова воткнула трубку капельницы в катетер, подкрутила, чтобы капало интенсивнее, и ушла.
        Доктор и сопровождающий его виталист появились буквально через пять минут, провели осмотр. Заключили, что я в норме, просто истощена и немного обезвожена. Даже обещали, что выпишут домой, если завтра с утра все по-прежнему будет в норме.
        Легкий бульончик с овощами, подсушенный хлеб, какой-то витаминный коктейль - и я почувствовала себя человеком. Захотелось спать, будто четырех суток было недостаточно, но я упрямо вызвала медсестру, чтобы принять обещанный душ и переодеться в чистое. И наконец меня на коляске торжественно повезли по коридору в сопровождении молчаливой охраны.
        Из-за дверей Василининой палаты раздавался ее голос, непривычно резкий и строгий. Охранник постучался, подождал чуть, заглянул внутрь и сообщил:
        - К вам принцесса Марина Михайловна, ваше величество. Можно?
        - Конечно! - раздался радостный голос Васюты. - Я уже жду не дождусь, когда она до меня добредет.
        Меня завезли в палату и, поклонившись, вышли. Сестричка, бледненькая и серенькая, радостно и виновато улыбалась мне, полусидя-полулежа на койке, спинка которой была приподнята. Тоже с капельницей, но с аккуратно убранными волосами, не в больничной одежде, а в чем-то удобно-официальном. И самое главное - со своими допереворотными кудряшками и со своим пусть повзрослевшим и чуть пополневшим, но невероятно красивым лицом. Я и забыла, какая она миленькая, тоненькая и мягкая на самом деле. Рядом с ней в детской кроватке лежала Мартинка и, несмотря на отсутствие тишины, сладко спала.
        Я повернула голову и поняла, почему сестра выглядит так официально: в закутке напротив кровати вежливо стояли поднявшиеся при моем появлении премьер-министр Минкен и начальник разведслужбы Тандаджи.
        - Приветствую, господа. - Я подкатилась к сестре и наклонилась к ней, обнимая. Ну и пусть нарушение этикета; зато она цела, улыбается даже. - Я так рада, что все в порядке, Васюш. Расскажи, что произошло, пока я отдыхала?
        - Не все в порядке, к сожалению. - Она заглянула мне в глаза, отстранилась. - Мы с лордом Минкеном и подполковником Тандаджи как раз обсуждаем поиски Ангелины. Пока ее не нашли. Вы можете быть свободны, господа, - обратилась она к мужчинам. - Майло, жду вас завтра с отчетом. Премьер, пожалуйста, подготовьте мне доклад о восстановлении разрушенных городов и адресной помощи пострадавшим. Спасибо вам за то, что так активно работаете и стараетесь ввести меня в курс дела.
        - Как может быть иначе, ваше величество? - галантно ответил Минкен, и они распрощались.
        Мы долго сидели рядом, пили ужасающе сладкий чай, и Василинка рассказывала обо всем, что случилось с того момента, как на нее опустилась корона. Я слушала и тихонько обалдевала. Моя домашняя сестричка в роли обольстительной сирены; Мариан, защищавший ее от толпы мужиков; монархи соседних стран, помогавшие ей прийти в себя. Камень, оказавшийся кровопийцей, и восстановленная Стена. Безрезультатные пока поиски Ангелины и разумные драконы-оборотни, укравшие сестру, - а мы и понятия не имели, что они существуют.
        Проснулась Март?на, и вызванная няня принесла смесь в бутылочке, уложила племяшку на руки сестре, и та стала ее кормить.
        - Из-за большой кровопотери мне пока нельзя кормить грудью, да и молоко особо не приходит. - Васюша с грустью смотрела на малышку. - Она сначала отказывалась брать соску, а теперь не оторвать. А ведь мальчишек я выкормила сама.
        - А где они сейчас? - полюбопытствовала я, переваривая ее рассказ. Я была права, нормально у нас ничего пройти не может.
        - Во дворце, с Марианом, - отозвалась сестра, гладя дочку по маленькой ручке. - Навещают меня здесь. Перепугались, конечно, что я с другой внешностью, но мы же говорили им, что мама заколдована, да и Василь с Андрюшкой членов семьи, так же как мы все, с младенчества ощущать умеют. Сначала за Мариана прятались - она улыбнулась, - но быстро почувствовали, что я это я, а потом и привыкли.
        - А Мартина как?
        - Расплакалась, - вздохнула Василина, - но я ей грудь сразу дала, и она, пока сосала, все на меня таращилась. А затем как-то в шею мне уткнулась, вдохнула и замерла. По запаху, видимо, признала. Меня Мариан больше детей беспокоит. Он как с ума сошел на почве безопасности, перестраивает систему охраны дворца. Злится, что не смог уберечь Ангелину. Приходит - взгляд страшный; не говорит, конечно, но все равно видно, что самоедством занимается. А что он мог сделать, кто вообще мог такое предугадать? Хочу предложить ему должность начальника охраны, когда успокоится немного. Все равно нам всем придется находить себя в новых обстоятельствах…
        И так печально это прозвучало, так тоскливо.
        - Что, трудно, сестренка?
        - Не то слово, - пожаловалась она. - Только очнулась, и пошли потоком. Министры, парламентарии, губернаторы, генералы. Всем что-то нужно, голова пухнет. Два секретаря, а толку? С отцом всего дважды получилось созвониться, у них все в порядке, скоро приедут. Думала Каролинку оставить вне дворцовой жизни - так все в Орешнике уже знают, кто есть кто, учиться нормально не получается. Хорошо, что Полли и Алина пока не раскрыты, хотя это дело времени. В университетах они под фамилией Богуславские, и хоть Тандаджи уверяет, что всем в Орешнике наложен ментальный запрет на рассказ о нас, но стоит как-то просочиться информации, и уж сложить два и два нетрудно будет. Полинка вот-вот должна вернуться, а с Алиной отец говорил, у нее все в порядке, учится.
        Бедная Василина. У нее было лицо приговоренной к каторге.
        «А ведь ты хотела быть на ее месте».
        «Упаси боги от такой радости».
        - Не понимаю, как с этим справлялась Ани. - Василина положила малявку на плечо, тихонько похлопала ее по спинке. Детка смешно икнула, засопела. - Никогда не думала, что мне суждено будет занять ее место. Какаято глупая шутка свыше. Я только надеюсь, что мы ее найдем, и я смогу вернуть ей корону.
        - Ты же знаешь, что не получится, Вась, - сказала я серьезно. - Из вас двоих корона выбрала тебя.
        - Знаю, - признала она со вздохом. - Но как бы я хотела, чтобы Ангелина была здесь! Я с ума сойду, пока разберусь со всем этим. Мариш, я понимаю, что ты еще совсем слабенькая, но, может, когда почувствуешь себя лучше, сможешь поехать с поисковой группой? Я сама только ощущаю, что она где-то на юге, жива, но, хоть убей, никакой конкретики. А у тебя всегда это лучше всех получалось…
        - Я бы с радостью, Василина, но со мной что-то после удара случилось. Я вас вообще не чувствую. Никого. Я как очнулась - испугалась, думала, что-то страшное с вами произошло…
        - Прости, Мариночка, это все из-за меня. - Теперь я с ужасом увидела в глазах сестры слезы. Она улыбнулась моему испугу, виновато шмыгнула носом. - Вот такая я королева-плакса. Позорище. У меня после родов гормоны играют: то реву, то ругаюсь. Сила еще эта неуправляемая, как разозлюсь - всё вокруг летает, меня весь персонал боится. Тут пришли министры за подписями о своем переназначении, а у Мартинки колики, я нервничаю. Сорвалась на них, чуть по стенам не размазала. Бедный Мариан. Как он меня терпит - непонятно. Я уже измотала его своими жалобами.
        - Он тебя любит, - сказала я с теплотой и некоторой тоской.
        - И за что, скажи? Я себя чудовищем каким-то чувствую. Тебя чуть не убила, зачаровала половину аристократии, муж весь избитый ходит, как и твой Кембритч.
        Я пропустила слово «твой».
        - Вот его мне вообще не жалко, Вась. Если бы не он, ничего бы этого не произошло. Я бы по-прежнему работала в больнице, Ани - в школе, вы с Марианом спокойно жили бы в поместье, девчонки учились…
        - …А страна катилась бы в пропасть, - строго сказала внезапно успокоившаяся сестра. - Марина, я понимаю, что он поступил с тобой жестоко и подло. И не заставляю любить его или прощать. Вряд ли и я смогу простить его за тебя. Но ведь выбора у нас не было, рано или поздно пришлось бы вернуться. И если бы это случилось поздно, погибло бы еще больше людей.
        - Зато у него был выбор, - ответила я упрямо.
        - У него и на коронации был выбор. - Сестра аккуратно положила снова задремавшую дочку в кроватку. - Он мог и не помогать Мариану. И тогда, возможно, переломом носа мой медведь бы не отделался.
        Ну конечно, за мужа она готова простить кого угодно. Жаль, что я не такая добрая.
        «Ты предвзята и знаешь об этом. Тебе просто не за что будет держаться, если ты перестанешь на него злиться».
        - Когда тебя выписывают? - сменила я тему.
        - Обещают завтра. Тебя тоже?
        - Ага, если показатели будут в норме.
        - Ты останешься во дворце? Я одна не выдержу, Марин. Хотя бы на месяц, а? Алмаз Григорьевич обещал меня научить справляться с силой, коллеги зовут к себе с визитами. Тоже обещают показать, что умеют. Может, и ты со мной, Марин? Тебе тоже нужно поучиться. Ведь пока дети не вырастут, случись что со мной и если Ани не вернется, тебе быть регентом.
        Я хотела сказать, что она не одна, что у нее есть муж, семья, что приедет отец с Каролишей, а мне дурно от мысли, что я еще хоть какое-то время пробуду во дворце. Что обязательно найдут Ангелину, что регент из нее куда лучше, чем я. Что удар, скорее всего, выжег не только умение чувствовать сестер, но и вообще всю мою силу, и поэтому учиться мне будет нечему. Что с Василиной ничего случиться в принципе не может - с таким-то мужем.
        Но я была ей нужна и поэтому сказала:
        - Конечно, Васюш, я буду с тобой столько, сколько потребуется.
        Люк Кембритч
        Самый паршивый день - день, когда от тебя ничего не зависит. Ты, несмотря на доходчивые угрозы начальства приклеить тебя к койке, если не долечишься, сбегаешь домой. А вслед за тобой приезжают штатные виталисты и врачи, фиксируют тебе ногу и начинают интенсивный курс восстановления. А невозмутимый любимый руководитель говорит, что раз некий Кембритч такой прыткий и так торопится встать в строй, то он ему в этом поможет. Заодно тот получит массу острых ощущений - ведь ему, Тандаджи, для такого ценного сотрудника ничего не жалко.
        И плевать, что сращиваемая наскоро нога болит, словно из нее демоны тянут все жилы, и кричать не позволяет только нежелание ударить перед коллегами в грязь лицом. Плевать, что повышается температура и иногда случаются некрасивые судороги. Этот способ восстановления и не используется-то почти, потому что крайне дорог, и при этом не каждый его выдержит.
        А вот ругаться можно, что ты периодически и делаешь, как капризная старая дама, услаждая слух меняющихся от усталости виталистов, врачей, проверяющих состояние многострадальной конечности, и собственных слуг затейливыми матерными руладами во время особо пронзительных ощущений. Но это ничего. Главное - через три дня ты будешь как новенький.
        Вот только тебе нельзя ни обезболивающих, потому что тормозят процесс регенерации, ни алкоголя - по той же причине, ни животных продуктов по причине токсичности, ни сигарет. Последнее хуже всего, и к бесконечной, круглосуточной, выматывающей боли добавляется еще и никотиновая ломка. От которой кашки и овощные супчики не спасают.
        Спасался лорд Кембритч постными блинами с вареньем и постными же драниками, которые очень любил и которые ему, «чтобы порадовать бедного мальчика», готовила сострадательная Марья Алексеевна. Заодно она кормила и штатных врачей с виталистами - «вон какие у всех глаза голодные», - поэтому в его спальне и столовой в надежде на очередную порцию амброзии из рук домоправительницы частенько тусовались и те, чья смена уже прошла или еще не наступила. И ладно бы просто тусовались - за это время повариху пытались нагло, прямо при нем сманить. Врач Сергей Терентьевич, на десять лет младше Марьи Алексеевны, сразу после порции оладьев с яблочным припеком предложил ей руку и сердце. А на бурчание Люка ответил, что он о такой женщине всю жизнь мечтал, а он, Люк, своего счастья не видит.
        Величественная, внезапно заневестившаяся домоправительница врачу отказала, объяснив это тем, что подопечный без нее совсем пропадет. Но, судя по настрою эскулапа, ее ждала длительная осада, а Люку нужно было задумываться о поиске новой экономки и новой поварихи, потому что вряд ли кто-то еще сможет совмещать эти две ипостаси.
        Надо ли говорить, что на второй день, когда его внезапно решил посетить отец, Люк был, мягко говоря, не в настроении? Почтенный граф с некоторым удивлением осмотрел заседающих в столовой виталистов, приняв их то ли за дружков сына, то ли за хиленькую охрану. Выпил пару бокалов коньяка, ожидая, пока врач закончит осмотр и сын примет его. Кембритч-старший очень тщательно относился к соблюдению этикета и, раз зашел без предупреждения, посчитал нужным реабилитироваться, дав наследнику хотя бы иллюзию принятия решения.
        Через полчаса, когда осмотр закончился и коньяк тоже, лорд Джон спокойно прошагал в спальню, настроившись на длительный разговор.
        Люк таки подтянулся и уселся на подушках, чтобы выглядеть не так беспомощно, хоть и трясло его от небольшого усилия минуты две; он даже успел немного выправить перекошенное лицо. Но папаша все равно разглядывал его с некоторой опаской, словно прикидывая, не отдаст ли наследник концы во время их общения.
        - Для начала я хочу похвалить тебя, сын, - как всегда торжественно начал отец, когда с приветствиями было покончено и Кембритч-старший разместился в удобном кресле. - Ты, к моему удивлению, прекрасно зарекомендовал себя во время этого неудачного происшествия.
        Под «неудачным происшествием» он, очевидно, подразумевал прошедшую коронацию.
        - Ты ответственно подошел к помолвке и, если бы не странная воля богов, сейчас был бы уже принцем-консортом. Я рад, что ты понял всю важность поддержания чести рода и влияния нашей фамилии.
        Люку не нужно было ничего отвечать - речь диалога не предполагала, пока не закончится.
        - Но, к сожалению, королевой стала эта девочка, вторая Рудлог. Наша партия в смятении: если старшая хоть какую-то толковость показывала и при должном нажиме стала бы для нас приемлема, то младшая пока занята детьми, а муж ее - настоящая проблема.
        С такой характеристикой Байдека Люк был вполне согласен, что не мешало ему почувствовать удовлетворение от расстройства папаши. «Конечно, его вы под себя не подомнете», - подумал он, морщась от очередного приступа боли. Кембритч-старший, видимо, воспринял эту гримасу как поддержку оценки новоиспеченной королевы и ее супруга, поэтому продолжил более вдохновенно:
        - Сейчас идут поиски твоей невесты, но, честно говоря, я крайне сомневаюсь, что ее найдут живой. Ты же очень удачно зарекомендовал себя во время этого побоища, догадавшись помочь этому… барону. Всегда знал, что в тебе есть понимание политической перспективы, сын! Теперь нужно только не растерять приобретенный вес и сблизиться с королевской семьей по максимуму!
        Несмотря на боль, Люк едва не рассмеялся. Папаша был непробиваем, и в стремлении к власти его вообще ничего не могло смутить.
        - Я постараюсь включить тебя в список советников при каком-нибудь министерстве, а ты уж поднапрягись и прочитай пару учебников по экономике или лучше по управлению в сфере сельского хозяйства - министр-аграрий мне давно задолжал услугу. Будешь делать политическую карьеру, сын! И, если старшую Рудлог так и не найдут, присмотрись к третьей принцессе. Она немного замкнута и инфантильна, но ты известный дамский угодник, сможешь раскрутить ее на чувства. Так даже лучше будет: вряд ли ты бы смог управлять старшей, а тут девочка совсем бестолковая, просто подарок для нас.
        Этого еще не хватало.
        - Э, нет, папенька, - прохрипел Люк, невежливо перебивая развернувшегося мечтами ввысь и вширь лорда Кембритча-старшего. - Договор наш был о женитьбе на будущей королеве. Королева внезапно оказалась уже замужем, так что перед вами я чист и ничего не должен.
        - Ты должен фамилии, которую я тебе дал! - загремел спущенный на землю лорд, сурово хмуря брови.
        - Я верну долг каким-нибудь другим способом, - раздраженно ответил Люк. - Но не прыгая от одной сестры к другой. Это нелепо и уж точно не прибавит нам веса. Да над нами смеяться будут, отец!
        Страх перед насмешками был тем немногим, что могло остановить трясущегося над своей репутацией лорда Джона. Тот задумался, пока Люк чуть в обморок не падал от дерганья и судорог в конечности и мечтал, чтобы родитель наконец удалился. Да уж, прав был Тандаджи: остротой ощущений он обеспечен по самое горло.
        - Но со старшей-то ты уже помолвлен, - задумчиво сказал лорд-старший. - Если ее найдут, ты же не откажешься от своего слова?
        - Если она сама не откажется, я сделаю то, что обещал, - кривясь, ответил Люк.
        - Ну, - оживился граф Кембритч, - тогда будем молиться за удачные поиски. Старшая, младшая - мне неважно. Главное - близко к королевской семье. Я рад, что ты понимаешь свою ответственность, сын… - завел он по второму кругу.
        Люка спас зашедший врач, который очень вежливо попросил старшего лорда продолжить разговор позже, чтобы он мог провести осмотр. Обычного доктора Кембритч бы проигнорировал, но этот был из Королевского лазарета, и существовал риск, что он может пожаловаться королеве. Поэтому граф с достоинством попрощался, сказал, что выяснил все, что хотел, и удалился.
        - Вы не могли принять его после выздоровления, милорд? - мягко выговаривал Сергей Терентьевич, подавая Люку витаминный коктейль. - Вы же знаете, что нельзя делать перерывы. Полчаса перерыва без виталиста - плюс шесть часов к регенерации. Так бы уже завтрашнюю ночь поспали без боли. А сейчас опять прочувствуете все прелести разогреваемого метаболизма.
        - Можно покурить, раз все равно перерыв сделали? - с надеждой спросил Люк, поглядывая на стол с лежащим в нем блоком сигарет.
        - Можно, конечно, - добродушно согласился врач, - если готовы к непрекращающейся рвоте после.
        Виконт махнул рукой и обессиленно упал обратно на подушки. Вошли виталисты. Удовольствие продолжалось.

* * *
        Начальник разведуправления читал донесения агентов и, пока никто не видит, недовольно хмурился. Он не сомневался, что с восшествием новой королевы на трон работы у его ведомства прибавится, но даже не подозревал насколько.
        Премьер-министр Минкен, будучи местоблюстителем трона, в той или иной степени устраивал всех.
        Лордов - потому что он был одним из них и они имели возможность его подвинуть. Военных - ибо правил именем монархии Рудлог. Простых горожан - потому что был в достаточной степени социалистом, чтобы не вызывать раздражения. Купцов и предпринимателей - потому что никогда не забывал о важности поддержки капитала. Непокорный Север - потому что оставил ему автономию и дал его военным подразделениям звание «Северное войско Рудлога» в знак уважения к их стойкости во время переворота. Сытый Юг - потому что не претендовал на их виноградники, пшеничные поля и стада и не душил налогами.
        И вот это хрупкое, устраивающее всех равновесие, которое Минкен с упорством создавал шесть с половиной лет, угрожающе дрожало и грозило рассыпаться просто потому, что никто не знал, чего ждать от королевы. Зато все понимали, что, пока есть муж, который встал за нее против всего цвета молодого дворянства, влиять на ее величество Василину Викторовну не получится. Да и ограничены теперь были лорды в методах давления. Кто может гарантированно определить, где проходит грань между простым воздействием во благо родины и умышленным причинением вреда? А уж быть проклятым точно не хотелось никому.
        Вот и затаились аристократы как тараканы - до поры до времени, конечно, - используя слабость королевы и ее нахождение в больнице для создания внутренних договоренностей, коалиций и общего обсуждения на тему «Как жить дальше, чтобы королева нам не мешала жить так, как раньше?»
        Но, кроме принесших клятву вассалов, достаточно было и других заинтересованных в сохранении ситуации влиятельных групп. Олигархи и купцы, долгое время удачно спонсировавшие ту или иную партию взамен на не самые выгодные для страны, зато вполне выгодные для торговли законы. Нет, они не наглели, но гарантированно оставляли себе в законодательстве лазейки для не очень легальной деятельности.
        Таможенные и полицейские органы и их высшие чины, не являющиеся дворянами, но живущие получше многих дворян. Далеко не все из них, конечно, но те, кто заработал себе состояние на хлебных местечках, и те, кто не был арестован или скинут своими же до сих пор, были очень умны и очень хитры. И имели множество влиятельных покровителей, которые ему, Тандаджи, без весомейших доказательств были не по зубам.
        Пригревшиеся на околоминистерских постах советники и консультанты - дети тех самых лордов и купцов, пристроивших отпрысков к щедрой кормушке.
        Губернаторы и мэры части городов и регионов, которые исправно платили налоги в казну и не рыпались против центра, но при этом были всесильными мини-царьками на своих постах.
        Бесконечное количество людей, которым находящиеся у власти что-то обещали взамен на определенные услуги и которые это что-то в связи с изменившейся конъюнктурой могли и не получить.
        Короче говоря, нормальный муравейник честолюбцев и сребролюбцев внутри нормального государства, ничем не отличающийся от любого другого. Кроме, наверное, Йеллоувиня: там с этим строго, чуть что - сразу в тюрьму, ждать казни. Разница между Рудлогом и остальными государствами была в том, что у соседей вся эта система была давно встроена в вертикаль монархии. В Рудлоге же восстановленная монархия смешивала все карты и рушила выстроенные, наработанные схемы.
        И это не могло не привести часть участников упомянутых схем к мысли, что землетрясения теперь уже далеко, да и кто знает, случилась ли бы глобальная катастрофа на самом деле, или это выдумка монархистов, пожелавших вернуть венценосную семью на трон и использовавших естественные стихийные бедствия как предлог для своих действий. А вот мешающая им королева и ее семья - близко, очень близко. И значит, ее можно убрать. И даже нужно убрать, а то время идет, деньги теряются.
        Самое паршивое, что Тандаджи, судя по документам, придется проверять чуть ли не каждого своего сотрудника на причастность к зарождающемуся заговору. Потому что все указывало на то, что в ведомстве завелась крыса, а то и сразу парочка. Иначе как объяснить неожиданную готовность отдельных мздоимцев к проверкам, когда проверки эти планировались буквально накануне? Или двух раскрытых агентов, работавших под прикрытием?
        Был способ легко и просто вычислить предателей, и в ближайшее время Майло собирался этим заняться. Нужно просто собрать всех сотрудников и загрузить их работой, а потом посмотреть, какая информация куда уйдет. И болящих, и раненых, и отпускников, и даже - тут он поморщился - тех, что со сломанными ногами и дурной головой.
        Пролистав документы, Тандаджи недовольно посмотрел на часы. Через полчаса нужно идти домой, иначе супруга снова устроит вечер показательного молчания, а мама - вечер показательной болтовни, в пику невестке. Иногда он желал, чтобы они поменялись инструментами воздействия.
        Но прежде чем уйти, подполковник снял ботинки и носки, скрестил ноги, наклонился, сел на пол и выдохнул. Затем поднял таз, опираясь на руки, глядя в потолок и высунув до упора язык. Скрутился влево, вправо, перевернулся, встал на голову, подняв вверх сплетенные ноги с оливковыми ухоженными ступнями.
        Ежедневные утренние и вечерние комплексы до-тани - оздоровительной духовной и физической практики с его печальной нищей родины - помогали бывшему тидусскому мигранту практически никогда не терять хладнокровия. Они также служили прекрасным стимулом для пищеварения. И поддержания потенции. Иногда после вечерних баталий только это могло заставить жену открыть рот. В хорошем, конечно, смысле.
        Жаль, что до-тани никак не могла поспособствовать закрытию рта матушки, но Тандаджи относился к этому со всем терпением человека, уважающего старость давшей ему жизнь женщины.
        Часть 1. Глава 3
        За месяц до коронации
        1 сентября,
        МагУниверситет
        Алина
        Первое сентября выдалось дождливым и ненастным. Алина закуталась в свое пальтишко, взяла рюкзачок с полученными накануне в библиотеке книгами, аккуратно заготовленными ручками, разноцветными маркерами для подчеркивания и кучей толстых тетрадей. Был там и план Магического университета, и список с именами-отчествами преподавателей, которые она не успела выучить наизусть, и расписание занятий, которое она старательно переписала.
        Еще салфетки для протирания очков, конечно. И несколько сотен руди, выделенных Мариной на обеды в столовой. Деньги Алина тратить не хотела - навезла из дома закруток, овощей с огорода и консервов, - но и оставлять все это богатство в комнате боялась. Народ в общагу заехал самый разнообразный.
        Ее поселили в узкой комнатке, куда каким-то чудом поместились четыре кровати и огромный, видавший, наверное, еще ее прапрадедушку шкаф. На двери висело подзакопченное зеркало, в квадратном холле, куда выходили еще шесть комнат, стояли столы для занятий. В маленьком закутке между двумя холлами находилась кухня с плитами, покрытыми остатками обедов и ужинов нескольких десятков поколений студентов: на ручках плит висели сталактиты из жира, обеденные столы были подозрительного зеленовато-черного цвета. Так могла выглядеть только обнаглевшая и разожравшаяся плесень.
        Алина не переносила уборку, воспринимая ее как бесполезную трату времени, за которое можно узнать что-то новое, и максимум, на что ее хватало, - протереть пыль в доме и заправить свою кровать, - но это безобразие ее потрясло.
        Как и ночные пляски и вопли под гитару вернувшихся с каникул студентов старших курсов.
        Кстати, о студентах старших курсов. Часам к трем утра, когда пляски уже закончились, а вопли только-только начали достигать апогея, часть шести- и семикурсников решили возобновить традицию «оцени прелести первокурсниц». Традиция была древнее, чем шкаф в Алининой комнате, и поэтому ничто не могло остановить набравшихся за лето витаминов и тестостероновой силушки пьяных самцов.
        Разбудил девчонок гогот и грохот - видимо, кто-то налетел на письменный стол. Затем раздался звук открываемой дверцы холодильника и слова «Так-с, что у нас тут есть на закусочку?» Алина уже намеревалась двигать шкаф к двери, потому что испугалась не меньше, чем ее соседки, когда раздался громкий стук в их дверь, рев: «Девки, выходите, мы знакомиться пришли», задергалась ручка, и хлипкий замок, не выдержав, капитулировал перед мужской, подкрепленной портвейном настойчивостью.
        Зажегся свет, и три испуганных девушки (четвертая всю жизнь прожила возле вокзала и поэтому продолжала спать) уставились на пятерых пьянущих парней, оглядывающих их мутными глазами.
        - Эд-дуард, - представился первый, протягивая Алине руку. Ее кровать стояла первой от двери и поэтому оказалась в авангарде. Девушка нащупала очки, натянула их на нос и с сомнением пожала руку.
        - Страшилка, - заключил Эдуард обидно, а второй, что стоял сзади, примирительно сказал:
        - Да ничо вроде, только подкраситься надо и линзы вставить.
        - Обязательно, - пообещала Алина, лихорадочно обдумывая, как вытурить пришедших сюда, как в магазин сладостей, гадов.
        - Ребята, шли бы вы отсюда, - сказала вторая ее соседка, Яна. - Мы вообще-то спим.
        - Уже не спите, - пьяно захихикал Эдуард, подошел к ней, снова протянул руку и гордо произнес: - Эд-дуард.
        - Я и с первого раза разобрала, - невежливо сказала Яна.
        - А эт-та красивая, - высказался Эдуард, и остальные согласно закивали. - И эта, - сказал он, показывая на третью хмурящуюся соседку, Наталью. Парни тем временем хозяйничали, как у себя дома: заглянули в шкаф, расселись на кроватях, в том числе и на кровати спящей Лены, даже не расселись - развалились.
        У примостившегося на Алинкиной кровати в руках была гитара, да и он сам был немного трезвее остальных. Видимо, занятые руки не давали набухаться вровень со всеми. Во всяком случае, парень шепотом извинился за свинское поведение друзей и сообщил Алине, что она миленькая, но маленькая совсем. И интереса для них - взрослых - не представляет.
        - Чему я несказанно рада, - ответила Алина строго, понимая, что сна сегодня уже не будет.
        - Василий, а давай-ка нам серенаду! - крикнул Эдик зычно.
        - Идите отсюда, - рявкнула на него Яна, но тот обиженно покачал головой:
        - Сначала серенада. А потом поцелуешь - и уйдем!
        В дверях показались закутанные в ночнушки и халаты девчонки из других комнат. На их лицах были написаны самые разнообразные чувства: от «достали орать» до «блин, почему они не к нам первым зашли?» Но расходиться не торопились. Парни замахали руками, приглашая в комнату, и девочки зашли, чинно расселись на стульях, на коленках друг у друга, на столе и даже на полу.
        Василий начал на гитаре перебор, ожидая, пока все рассядутся, и, глядя на Алину своими чудными сине-черными глазами, запел тоскливое:
        Я гулял семь лет, менял баб как перчатки,
        Но теперь погиб парнишка в жаркой схватке,
        Не могу забыть я твоего лица,
        Единственная моя…
        Первокурсница-а-а-а-а-а! Первокурсница-а-а-а!
        Парни вдохновенно ревели, влажно и томно глядя на заполнившее комнату стадо единственных и неповторимых. Так ревели, будто не пели эту песню каждый год каждому новому потоку. Кто-то из девчонок отвечал взаимностью, и быть бы этой ночью паре сорванных цветков невинности, если бы в холле не раздались торопливые шаги и в комнату не вошла невероятно красивая и столь же невероятно злая женщина.
        - Рудаков, опять ты? Я тебя что, вчера не предупредила? А ну-ка, кобели воющие, все вон на свой этаж! Завтра чтобы были у меня на кафедре, будете мне пробирки полировать!
        - Ну профессор Лыськова-а-а-а, - заныли прерванные в брачном полете самцы, вдруг показавшиеся меньше ростом и совсем не такими наглыми.
        - Пошли вон, кому сказала! - рявкнула профессор, и парни понурой шеренгой вышли из комнаты. Алина смотрела на профессора Викторию с огромной благодарностью, и ей очень захотелось стать когда-нибудь такой же, как эта женщина, - чтобы ее беспрекословно слушались любые наглецы.
        - И не думайте, что я забуду про отработку, олени гончие, - крикнула вслед удаляющимся горе-любовникам госпожа Лыськова. - Кто не придет, зачет не получит!
        - Да, профессор, - прозвучали печальные и где-то даже трезвые голоса, а спасительница повернулась к смотрящим на нее девчонкам и скомандовала:
        - Всем спать! Завтра пришлю коменданта, он установит нормальные замки. И, богов ради, вычистите этот свинарник на кухне наконец!
        В результате никто из их комнаты, кроме спокойно проспавшей все на свете Лены, не выспался, и утро для Алины началось с отпаивания себя горячим кофе.
        Она заранее вышла к университету, который находился в нескольких минутах ходьбы по широкой аллее от общежития, когда соседки еще собирались и красились, обсуждая ночное происшествие. Косметикой Алина не пользовалась, а обсуждать ей было неинтересно - она только переживала, что если это будет регулярно повторяться, то повлияет на ее успеваемость.
        Перед выходом Алина оглядела себя в зеркале. Ничего она не страшилка. Приятное лицо, зеленые глаза за очками, темные волосы, аккуратно заплетенные в косы. Невысокая, пусть не изящная и стройненькая, но с ладной фигуркой. Обычная, скромно, но опрятно одетая девушка, которой в мае исполнилось шестнадцать лет. В школе за ней мальчишки ухаживали, она даже на свидания ходила пару раз - для опыта и получения информации из первых рук. Но с одноклассниками было скучно.
        На огромном щите у входа был изображен план университета. На плане учебное заведение выглядело как четырехэтажный бублик, положенный на землю и увенчанный несколькими высокими башнями и надстройками. Внутренние окна «бублика» выходили на огромный круглый стадион, где по периметру занимались физкультурой, а в центре отрабатывали заклинания и учились справляться с силой.
        Здание было очень старым, с обилием лепки и архитектурных излишеств типа колонн, скульптур, портиков, арок, и по стилю напоминало их дворец.
        Почувствовав, что мысленно возвращается в прошлое, Алина привычно заставила себя думать о другом, чтобы не дай боги не попасться какому-нибудь менталисту.
        Возле универа, несмотря на дождь, уже толпились те студенты, которые не жили в общежитии, а приезжали из города. Они курили, громко что-то обсуждали, смеялись, и Алина, почувствовав робость рядом с большим количеством незнакомых и уверенных в себе людей, проскользнула внутрь, в просторный теплый холл.
        Первокурсников вместо первой пары собрали в огромном зале, выглядевшем вполне современно: ряды кресел, сцена с микрофонами, пластиковые окна. Если бы не массивные старые двери, на гладких металлических поверхностях которых снаружи менялись текучие ртутные цифры, показывающие время до начала пары, а с внутренней стороны - до конца, и не старинная лепка на потолке, который не стали, видимо, зашивать пластиком, можно было бы подумать, что они находятся в конференц-зале какого-нибудь современного делового центра. Во всяком случае, в кино именно так эти конференц-залы и выглядели.
        Зал был полупустой; такие же ранние пташки, как сама Алинка, сонно переговаривались, поглядывая на сцену, где мастера проверяли оборудование. Алина из-за плохого зрения всегда садилась на первую парту и сейчас тоже проскользнула на первый ряд, расположив рюкзачок на коленях и достав ручку и блокнот - чтобы записать важную информацию и потом перечитать. Прикрепила на грудь бейджик с именем, курсом и номером группы - в правилах было написано, что без него студенты не имеют права находиться в здании университета.
        Ее внимание привлекли светильники под потолком - они гроздьями держались в воздухе без тросов и проводов и образовывали сложный рисунок, похожий на вьющуюся спираль. Насколько девушка понимала, это было невозможно без мощного магического источника, но никакого артефакта она не видела, и это было странно.
        Мозг сразу же заработал над загадкой, и, пока заполнялся зал и кресла около нее, она перерисовывала расположение светильников, пытаясь понять принцип их работы.
        - Здравствуйте.
        Алина подняла голову, поправила съехавшие очки и увидела садящуюся рядом с ней профессора Лыськову.
        - Здравствуйте, - смущенно пробормотала она. С профессором подошли двое мужчин со знаками отличия и бейджами преподавателей на одежде, и Алинка близоруко разглядывала их, не понимая, что им нужно.
        - Это ряд для преподавателей, - пояснила Виктория, правильно поняв вопросительное выражение на ее лице.
        Девушка оглянулась и покраснела. И правда, первые два ряда были заполнены преподавателями, а за ними колыхалось море первокурсников. Некоторые, помнящие ее по экзаменам, бросали на Алину любопытные взгляды.
        - Изв-вините, - произнесла она, краснея еще больше. - Я сейчас пересяду.
        Мужчины, рыжий и черноволосый, всё стояли рядом, хотя места в ряду были, и Алина, пытаясь быстро запихнуть блокнот в рюкзак, выронила его на пол.
        - Да сидите, юная леди, - хмыкнул черноволосый, поднимая блокнот. - Никто вас не съест, разве что Макс. Но мы его посадим подальше.
        Максом, по всей видимости, был высокий рыжий мужчина с узким скучающим лицом. Он окинул говорящего спокойным взглядом и сел рядом с Викторией Лыськовой.
        - Профессор фон Съедентент! - ледяным тоном произнесла Виктория, и Алина мысленно ее поддержала - такая фамильярность при общении со студентами была необычной.
        - Да, профессор Лыськова? - невинно ответил черноволосый, разглядывая блокнот. - Милое дитя, - обратился он уже к Алине, - а что это за интригующие завитушки?
        - Я перерисовывала расположение светильников, - сказала она после небольшой паузы, в течение которой пыталась побороть смущение. - Я не понимаю принципа, по которому они держатся и светят. Слишком сложный рисунок и никаких источников питания.
        - М-м-м-м, - черноволосый задрал голову и задумался, - хорошая задачка. И правда, как?
        - Профессор Тротт, вы нам поможете? - Виктория обращалась ко второму магу совсем не так, как к первому. В ее голосе звучало такое воркующее тепло, будто она говорила с любимым котом.
        - Если студентка доживет здесь до четвертого года и осилит курс магмеханики, то сама все узнает, - ответил тот, к кому она обращалась. Алина наклонилась вперед и глянула на него - он просматривал листы, похоже, с цифровыми массивами, хмурился, делал пометки.
        - Никогда не любила магмеханику, - сказала Виктория. - Профессор Максимилиан, оторвитесь от результатов своих экспериментов и уделите нам минуту, пожалуйста!
        - Они сами себе источники и поглотители, - пробурчал маг, даже не поднимая головы. - Рисунок составлен так, что каждый поддерживает соседний, а магическое поле циркулирует в замкнутом контуре. Рассеиваемость менее процента за год, подзарядка каждые десять-пятнадцать лет. И, кстати, нам это во время учебы объясняли.
        - Спасибо, - вежливо поблагодарила Алина, но ее проигнорировали, а черноволосый протянул блокнот и уселся с другой стороны. Было очень неловко и хотелось бежать, но на сцену уже выходил ректор, и она выпрямила спину и осталась сидеть.
        - Уважаемые первокурсники, - говорил ректор Свидерский, и его молодой голос резко контрастировал с внешностью старика, - рад приветствовать вас. Вы прошли экзамены, и из нескольких десятков тысяч поступающих из Рудлога и других стран только у вас обнаружился достаточный дар для обучения здесь. Не прошли и те, кто не обладал необходимыми знаниями - для учебы они не менее важны, чем талант к владению стихиями. Однако отсев будет продолжаться вплоть до выпускных экзаменов. Вам необходимо полностью посвятить себя учебе, чтобы достойно пройти их. А мы, преподаватели, в этом вам поможем.
        Вы поделены на группы, номера которых есть у вас на бейджах, но никакой специализации на первых пяти курсах нет. Все обучаются на магов-универсалов. И только потом, когда вы почувствуете в себе склонность к той или иной связанной с магией профессии, у вас будет два года на специализацию. Но не обольщайтесь - наши выпускники обязаны равно работать со всеми стихиями, знать как боевое, так и бытовое, и производственное, и медицинское применение магии. Часть из вас уйдет в армию - для этого со второго семестра первого курса для всех без исключения работает военная кафедра. В случае войны вы все будете военнообязанными. Поэтому отнеситесь к посещению занятий на военной кафедре со всей серьезностью. Как и к посещениям остальных занятий. Магия не прощает легкомыслия.
        Рядом с Алиной о чем-то весело хмыкнул профессор фон Съедентент, и леди Виктория, повернувшись, снова смерила его ледяным взглядом.
        - Я также хочу сообщить два основных правила университета. Во-первых, безопасность превыше всего. Практические занятия, связанные с угрозой для жизни, - только в специально оборудованных щитами кабинетах. Не стоит пытаться освоить заклинания, которые проходят на старших курсах, - ваша задача сейчас набить руку на простейших, базовых формах. И еще. Наш университет очень старый, ему более шестисот лет, в течение которых в этих стенах аккумулировалась магия. Поэтому здесь могут происходить разные… странные происшествия. Не пугайтесь, но при этом не старайтесь сами изучить аномалию, сразу же докладывайте куратору.
        Во-вторых, у нас обучаются люди со всех концов страны и из-за рубежа, разных сословий, и под этой крышей я не потерплю расизма или ущемлений по социальному признаку. Нет здесь ни аристократов, ни простых горожан; вы все - студенты, и ваш статус здесь ничего не значит. Только ваши умения и знания.
        К каждой группе прикреплен куратор, который и будет заниматься ответами на те многочисленные вопросы, которые у вас обязательно появятся. Все вопросы, связанные с учебой, решайте через него. Пока у нас много групп, но со временем из-за отсевов их количество уменьшится. Каждый третий человек не сдаст экзамены. Помните об этом, господа студенты, и тяните из ваших преподавателей информацию по максимуму. А сейчас пришло время представить ваших кураторов и лекторов.
        Представление было долгим и занудным, и запомнить всех не представлялось возможным. Студенты, сидящие позади, явно начали засыпать - установилась такая тишина, которая бывает только в сонном царстве.
        Куратором группы Алины оказалась молодая преподаватель методов увеличения магического потенциала, которая тоже была выпускницей этого заведения.
        - И наконец, - произнес Свидерский, - рад сообщить вам, что в этом году с нами будут работать мои именитые приглашенные коллеги. Они очень занятые люди, но любезно согласились выделить несколько часов в неделю на лекции и квалификационные семинары. Рад представить вам ректора Блакорийской высшей магической школы, барона Мартина фон Съедентента, который будет вести у вас основы защиты, а также придворного мага Инляндии, леди Викторию Лыськову, с которой старшие курсы уже знакомы, согласившуюся взять на себя предмет «Магия в быту». И профессора, лорда Максимилиана Тротта - он будет вести внекурсовые семинары и лекции по предмету «Математическое моделирование магических форм».
        Алинины соседи поднимались один за другим, поворачивались, кивали в зал и садились обратно. Она все никак не могла поверить, что ничуть не величественный и простой черноволосый маг - ректор. Спроси у нее, она бы поставила на холодного и высокомерного Тротта. Но ее никто не спрашивал.
        «Все не то, чем кажется», - записала Алина в блокнотик, и не подозревая, насколько она права.
        Вечером первого сентября господа маги сидели в кабинете у Свидерского и снова пили - на этот раз натуральное живое блакорийское пиво, притащенное Мартином со своей родины. Алекс цедил напиток мелкими глотками из рюмки, пытаясь растянуть удовольствие: в старческом теле алкоголь действовал быстрее и разрушительнее. Виктория деликатно грызла соленый крендель. Фон Съедентент приговорил третью кружку и наполнял четвертую. Максимилиан Тротт под смешливые переглядывания остальных брезгливо протирал спиртовой салфеткой только что вымытый стакан. Недавно он выплеснул уже налитое пиво в раковину, узрев ему одному видимые пятна на стекле.
        - Благодаря Максу у тебя теперь вся посуда чистая и стерилизованная, - хохотнул развеселившийся от нескольких десятков глотков «Янтарного блакорийского» Мартин.
        - Не вся, - кривясь, процедил Тротт, просматривая стакан на свет на предмет обнаружения затаившихся пятен. Стакан сверкал и искрился, как хрустальный. Не обнаружив искомое, Макс встал и наполнил стакан золотистым пивом. Пена поднялась, но остановилась ровно у края.
        - Как всегда, - разочарованно протянула Вики, - у нашего перфекциониста все должно быть идеально.
        - Идеально было бы, если бы я был сейчас в лаборатории, - невозмутимо ответил инляндец, усаживаясь обратно в кресло. - А я тут с вами трачу время. Бессмысленно.
        - Действительно, - Александр вытянул руки, сцепил их в замок, похрустел длинными морщинистыми пальцами, - давайте-ка к делу, пока идеальный ученый нас не достал занудством. Мартин, пиво - это хорошо, но не увлекайся, завтра у тебя первая пара.
        - Когда мне это мешало? - откликнулся блакориец, примеряясь, хватит ли его на пятый заход. - К делу так к делу. Первокурсники - середнячки, ментальный фон тоже средний. Темных не обнаружил.
        - Он может быть еще не проявившимся, - заметила Виктория.
        - Понятно, что может. Или он слишком сильный и умеет прятать свою натуру, - сказал Александр. Посмотрел на свою рюмашку с пивом, тяжело вздохнул. - Я тоже ничего не почувствовал. Никакого голода, никаких попыток присосаться.
        - Или он слишком слаб, чтобы пойти в открытую питаться при стольких магах, - небрежно обронил Тротт. - А вот посмотреть, принюхаться вполне можно было. Оценить силы присутствующих. Понять, настолько ли ты немощен, как показываешь, Алекс. Кстати, сделай что-нибудь со своим голосом. Пока ты звучишь, как боевой горн, только умственно отсталый демон поверит в твою слабость.
        - Связки недостаточно состарились, - несколько смутился ректор МагУниверситета. - Голос гуляет туда-сюда, как у подростка. Постараюсь контролировать и говорить тише.
        - А может, и нет никакого демона? - с надеждой спросила Виктория. - Все-таки твоя теория чисто умозрительная.
        - Есть. Я поддерживаю связь с легализовавшимися темными. Они чувствуют активность своей стихии. Очень боятся сойти с ума - собственно, поэтому и поделились со мной, несмотря на традиционную закрытость. А когда мы последний раз узнали о всплесках стихии смерти? Во время переворота. Так что здесь он, здесь. И его проявление - лишь вопрос времени.
        - Он может прийти в любое другое магическое учебное заведение страны и первично подпитаться там, - сказал Мартин.
        - Но только здесь он долгое время может оставаться неопознанным и при этом питаться досыта и блокировать свой фон. В любом заведении меньшего размера он будет заметен, как улитка на сожранных ею виноградных листьях, - возразил Александр Данилович.
        - Если он высосет тебя, то тоже станет заметен, но тебя это не спасет, - резко произнес Макс. - Еще раз говорю - зови Григорьевича. Не справимся.
        - Да звонил я ему, - досадливо отмахнулся Свидерский. - Нет его дома. К нему на днях практиканты-семикурсники отправляются, из особо отличившихся, а его все нет. Поэтому пока придется самим… Как я понимаю, сегодня никто из нас ничего подозрительного не заметил.
        Все замотали головами. Кроме Макса.
        - Было кое-что, - произнес он медленно, болтая стакан, будто там было не простое пиво, а солнечный коньяк. - Девчонка на первом ряду. Обычно студентов вперед силой не затащишь, а тут такое рвение.
        - Эта милашка с косичками? В очках? - хмыкнул фон Съедентент. - Малыш, не дури. Нельзя быть таким женоненавистником. Дитя прелестно смущалось и краснело. И ничего темного в ней не было.
        - А ты думаешь, демон явился бы перед тобой, не спрятав эманации? - съязвил Тротт. - Естественно, он должен выглядеть максимально невинно. Вы говорите - ничего подозрительного не произошло. Но девица сидела прямо напротив стоящего за кафедрой Саши и чуть ли не сканировала его.
        - Она в очках, видит плохо, поэтому, наверное, и села на первый ряд, - не очень уверенно протянула Виктория. Видимо, тоже вспоминала девочку.
        - Возможно, - парировал неумолимый Макс. - А возможно, она оценивала обстановку и принюхивалась к основному блюду.
        - О какой девушке речь? - спросил Свидерский. Он тоже сейчас видел не очень хорошо.
        - Ее зовут Алина Богуславская. - Макс встал и пошел мыть опустевший стакан. - На бейдже было написано.
        - Все-то ты замечаешь. - Виктория следила за ним блестящими глазами.
        - Богуславская? - Александр Данилович нахмурил лоб, вспоминая. - Если не ошибаюсь, именно она набрала лучший балл при поступлении - по немагическим предметам. Дара там еле-еле. Но визуально не помню.
        - Покажу завтра, - пообещал Мартин. - Прелестная малышка, такие щечки!
        - Ты заделался педофилом? Герцогини слишком потрепаны для нашего бравого постельного рыцаря? - Голос профессора Лыськовой так и сочился ядом. - Она же тебе в праправнучки годится!
        - Упаси боги, Вики, за кого ты меня принимаешь? - даже несколько обиженно ответил Мартин. Обиде немало способствовала изрядная доза алкоголя в крови. - Я не совращаю малявок. В мире полно женщин постарше.
        - А я вот ничуть не удивлюсь. - Виктория допила пиво из бокала, протянула его собеседнику. - Вспомни Стефану Томскую. Ей было шестнадцать.
        - Да, но мне было семнадцать! - с нажимом ответил барон, наполняя бокал и тяжело глядя на волшебницу. Оглянулся на друзей и добавил: - И если бы я знал, что ты следующие шестьдесят лет будешь мне об этом напоминать, я бы сбежал от нее прямо через окно общежития.
        - Кстати, - игнорируя интонации блакорийца, вспомнила Вики, - эта девочка тоже живет в общежитии. Я присмотрюсь к ней. Но еще раз скажу, я сидела рядом и ничего темного не почувствовала.
        - Никто не почувствовал. Она может быть еще не проявившейся, - напомнил Макс, движением руки создавая Зеркало. - Все, мне пора. Я и так с вами выбился из графика, придется работать после заката. До завтра, коллеги.
        - До завтра, - отозвались мужчины, а Виктория проводила уходящего природника тоскливым взглядом.
        - Хватит сохнуть по нему, Вики, - хмыкнул Мартин. - Зачем тебе этот сухарь, когда есть живой, сексуальный и красивый я?
        Свидерский покачал головой. И когда им надоест? Усмехнулся: уже стал бурчать и разговаривать сам с собой, как старый дед.
        - Может, я хочу остаться единственной женщиной, с которой тебе не удалось переспать, Мартовский Кот, - обидно отрезала Виктория, и барон, глядя ей в глаза, сделал еще глоток пива. - И вообще, не твое дело, по кому я там сохну. За своими бабами следи, а ко мне лезть перестань.
        - Если перестану, - Мартин отсалютовал ей кружкой, - ты заскучаешь. И сама начнешь за мной бегать, Вик. Ты и за Максом-то бегаешь, потому что он тебя игнорирует.
        Свидерский бросил на друга предупреждающий взгляд. Мартина начало нести.
        - Вот уж точно, за тобой бегать я не буду никогда, - бросила волшебница раздраженно и тоже исчезла в Зеркале.
        Мужчины помолчали - барон задумчиво, Алекс укоризненно.
        - Знаю, - пьяно пробормотал фон Съедентент, - не прав. Но она непрошибаемая. Совершенно.
        - Она всегда такой была, - напомнил Александр другу.
        Мартин тряхнул волосами.
        - Какого черта я тогда поперся к Стефане?
        Свидерский вздохнул: друг дошел до кондиции. Предстоял вечер пьяных, давно выговоренных излияний. Эти двое вели свою игру, доказывая один другому, что они друг для друга ничего не значат. Иногда Алекс думал, что Мартина просто переклинило на Вики именно потому, что она была ему недоступна. По этой же причине Викторию заклинило на Малыше. К нему, Александру, она относилась с легкостью, как к бывшему любовнику, отношения с которым были так давно, что не мешали им оставаться близкими людьми, почти родственниками. А вот остальные искрили, и каждая встреча грозила обернуться ссорой. И, видят боги, частенько ему хотелось, чтобы они наконец-то все между собой переспали и перестали вносить в их компанию бодрящий привкус то ли любовной трагедии, то ли слишком долго длящейся мыльной оперы.
        Часть 1. Глава 4
        Первые числа октября,
        королевский дворец
        Василина
        - …И поэтому я считаю целесообразным отдать часть урожая зерновых на экспорт…
        Василина мысленно прокляла и медленно разжевывающего доклад министра, и свое решение участвовать в подобных заседаниях правительства, чтобы поскорее разобраться в делах государственных. Она очень старалась, но вникнуть не получалось. Почти ни во что. Поэтому просто сидела и слушала, надеясь, что со временем и увеличением количества информации на нее снизойдет озарение и она станет все понимать. Самое неприятное, что и премьер Минкен, и министры, и их замы с помощниками сидели с такими лицами, словно всё понимали. Королева тоже делала лицо, но от комментариев воздерживалась. И казалось ей, будто все знают, что она плавает в элементарных вопросах.
        С момента выписки прошла неделя, за которую Василина успела понять, что ей катастрофически не хватает экономического образования, которое успела получить Ангелина. Два курса на факультете социологии дали ей возможность воспринимать отдельные понятия, неплохо ориентироваться в статистических методах - из тех, что она смогла вспомнить, - и, собственно, всё. И пусть Ярослав Михайлович Минкен заверял ее, что незачем мучить себя хозяйственными вопросами. Ангелина бы даже не подумала отказаться от участия в управлении страной. И она не откажется. Но нужно учиться.
        И королева училась, как могла, читая учебники по экономике и сельскому хозяйству, выделив себе час с утра на самообучение. После - заседания правительства или работа над законами, подзаконными актами, нормами, договорами и прочими бумагами, которые настойчиво ждали ее в аккуратных подшитых помощниками папочках. «Работа» пока заключалась в просматривании документов и сопроводительных записок от премьера и их визировании. Оценить эффективность или полезность своей работы Василина не могла.
        Затем - поздний обед с семьей, обязательный и необходимый. По первости она могла пропустить его, но Мариан вытаскивал ее из кабинета, проходя через напряженно замолкающие ряды ждущих посещения сановников, объявляя о конце приема и буквально заставляя королеву отрываться от дел. У нее самой совести не хватало уйти, когда ее ждут. А за спиной сурового мужа можно и сбежать.
        Обеды словно возвращали Василину к их жизни в поместье. Мальчишки болтали о том, чему научились за день, она прижимала к себе Мартинку, сосущую молоко из бутылочки - дочка так и не взяла после королевской госпитализации грудь, - и слушала рассказ мужа об установленных им изменениях, общалась с отцом и сестрами. В этот маленький мирок они не пускали никого, даже выписанную с пенсии старую няню, которая растила еще Алину с Каролиной. Это было время, когда они подзаряжались друг от друга, чтобы идти работать дальше.
        После обеда снова были встречи - с купцами, с представителями профсоюзов, с губернаторами, с послами других государств, с магами и духовными лицами. Почти всем что-то было нужно, и опять заполнялись папочки - замечаниями, предложениями, просьбами, отчетами.
        «Ваша корона - благословение богов для страны и для вас, ваше величество», - сказал Василине Его Священство при встрече, во время которой он просил выделить землю под монастырь в области, где могли бы размещаться и паломники, приезжающие в главный храм страны. Проект закона одобрила еще ее мать, но принять его не успели.
        Обещая рассмотреть этот вопрос как можно быстрее, королева думала о том, что для страны это, может, и благословение, а вот для нее пока - наказание неизвестно за какие грехи.
        А после встреч Василина шла тренироваться управлять нежданно-негаданно свалившейся на нее силой. Алмаз Григорьевич обещал научить азам за пару недель.
        Заполнялся дворцовый штат, и на второй этаж каждый день въезжали придворные чины, их жены и дети. Василина уже и забыла, сколько народу нужно для обслуживания одной королевской семьи. Королевский камергер, отвечавший за найм прислуги, в чьем ведении также находились аудиенции у королевы. Королевский интендант, а попросту завхоз, управляющий ремонтом-меблировкой, и королевский садовник, отвечающий за парковое хозяйство. Королевский ясельничий - ответственный за конюшни и лошадей, а также организующий выезды. Егермейстер - главный по охоте, и плевать, что охотиться королева не любила. Королевский финансист, управляющий финансами королевской семьи и выделенными на дворец средствами из казны. Церемониймейстер. Придворный маг. Лейб-медик. И многие-многие другие. И у каждого - помощники из младших придворных чинов. И каждый получал жалование, ежемесячно опустошая бюджет Рудлога на кругленькую сумму.
        Отдельным списком шли придворные дамы. Увы, жены и дочери придворных чинов традиционно составляли женский двор и по идее должны были прислуживать королеве, но ей вполне хватало горничной. Относительно полезными были статс-дамы, которые заведовали развлечением гостей и вообще светской жизнью дворца. Остальные создавали живописную, интригующую и сплетничающую массовку. И Василину эта массовка периодически отвлекала - по этикету она обязана была уделять дамам и кавалерам часть своего внимания, которое с б?льшей радостью она бы оставила семье и детям.
        А вот ужин и время после него полностью принадлежали семье. Конечно, впереди были и вечерние приемы, и балы, но пока Василина наслаждалась покоем, прогуливаясь с детьми по парку или играя с ними в детской. Конечно, и тут было не избежать вездесущего двора - парк мгновенно наводнялся придворными, королевскую семью разглядывали из беседок и окон второго этажа. Но стоило Василине пожаловаться мужу, что неприятно гулять под столькими взглядами, как выходящие в парк комнаты придворных опустели, а охрана выделила в парке личную королевскую зону, куда имели право входить только члены правящей семьи.
        - Ты королева и вольна поступать так, как комфортно тебе, - сказал супруг, когда она засомневалась, не обидятся ли при дворе.
        И это было прекрасно.
        Василина не знала, как вынесла бы все это без Мариана. То, из-за чего она переживала, он, как всегда, решал мгновенно и без сомнений. Пусть иногда чрезмерно резко. Пусть.
        И королева как могла благодарила его, тоже уставшего и измотанного, ночами, когда они оставались вдвоем. Впрочем, на любовь сил у них хватало всегда.
        Мариан третировал охрану, ввел систему пропусков во дворец и на околодворцовую территорию, даже учения какие-то планировал организовать по эвакуации семьи. Спелся с Тандаджи и с его помощью проверял всех, кто становился вхож в резиденцию Рудлогов, несмотря на то что большинство высших чинов имели титулы и принесли клятву вассалитета. Дворцовый народ стоически выносил военные порядки и жаловаться не смел. Но между собой, конечно, шептались, и обсуждали, и ругались, но терпели. А кто бы посмел что-то сказать против принца-консорта?
        Для него во дворце было слишком много людей. И само пространство было слишком большим - он не всегда мог быть уверен, что Василина и дети находятся в абсолютной безопасности. Мариан пытался предусмотреть все возможные варианты, но статус супруги предполагал тесное общение с народом. А среди народа этого всегда мог оказаться убийца. И барон методично, ступень за ступенью выстраивал линии обороны вокруг любимой, стараясь не показывать ей своего беспокойства и не посвящать в истинные масштабы его деятельности. Ее величеству хватало волнений и помимо этого.
        Но желание схватить в охапку жену и детей, послать весь дворец и всю эту опасную суету к демонам и уехать в безопасное поместье периодически накатывало. Особенно по утрам, когда он после завтрака делал обход позиций и останавливался в зале телепорта, где когда-то произошла трагедия.
        Первый выезд супруги состоялся через несколько дней после выписки - королева изъявила желание навестить раненых, которые оставались после землетрясения в госпиталях столицы. Это было верно и по политическим, и по человеческим соображениям, но Байдек предпочел бы, чтобы королеву посчитали бездушной и черствой, нежели чтобы она подвергала себя риску.
        Конечно, он ничего не сказал и не стал протестовать. Но за два дня до поездки выписал военных магов с Севера, из своей части, - мастеров щитов. Они прикрывали Василину от метательного и стрелкового оружия, а также от боевых заклинаний. Конечно, от кого-то действительно мощного они бы не уберегли, но задержать смогли бы.
        На крышах домов по ходу следования кортежа залегли снайперы, машину взяли бронированную, способную выдержать даже прямое попадание мины. А в самой больнице Мариан держался рядом с королевой, готовый, как и другие телохранители, закрыть ее телом и вывести при малейших признаках нештатной ситуации.
        Василина, и не подозревая о работе, проделанной супругом, и его напряженном состоянии, необыкновенно красивая в светлом официальном костюме, с собранными в прическу кудрями, улыбалась людям, здоровалась с персоналом и пациентами, интересовалась здоровьем, задавала вопросы о нуждах учреждений и перспективах реабилитации и была совершенно безмятежна. И даже, кажется, счастлива. А вот Байдек смог выдохнуть только тогда, когда их автомобиль наконец въехал в подземный гараж, на дворцовую территорию. И в тот момент барон впервые подумал, что, возможно, должность начальника охраны стоило бы занять кому-то другому - тому, кто не зависит так эмоционально от охраняемого объекта и кто был бы более профессионален, чем он сам, и более хладнокровен, потому что эмоции порождают ошибки. Но тогда, возможно, он нервничал бы из-за того, что охрану самого дорогого контролирует другой человек. В любом случае, пока профессионала, которому Мариан бы достаточно доверял, не нашлось, он будет продолжать делать все возможное, чтобы ни одна тварь к его семье приблизиться не могла. Как бы сильна эта тварь ни была.
        Марина
        - Ваше величество, я, к сожалению, могу помочь вам только теорией, объяснив запомнившиеся мне в бытность придворным магом при вашем деде принципы действия вашей родовой магии. Я расскажу, что умел ваш дед, как он это делал, но показать не смогу. Практиковаться вам придется самой, потому что я классический маг и не имею к родовой магии Рудлогов отношения, - заявил Алмаз Григорьевич Василине на первом нашем «занятии». - Источник вашего дара, как и у всех потомков богов, - в вашей крови. И искать силу вам нужно именно там, пытаться ощутить отклик крови, почувствовать осязаемую, чистую энергию вокруг себя и внутри себя. Это основа, из которой вы потом сможете лепить то, что захотите.
        Я слушала его внимательно, потому что «чистую энергию» уже ощущала в памятный вечер, когда Кембритч раскрыл меня. Но, увы, могла только слушать и смотреть на упражнения сестры. Вся сила во мне была выжжена дочиста, и это ощущалось как легкий авитаминоз - слабость и недовольство окружающим миром. Хотя последнее мне всегда было свойственно и так.
        Василинка, выслушав описание Алмаза Григорьевича, стала пробовать создать щит, а мы с ним благоразумно отступили за ее спину. В прошлый раз вместо щита получилось нечто атакующее, и только по счастливой случайности я не вернулась в лазарет.
        - Вы выплескиваете энергию, а строя щиты, надо, наоборот, замыкать ее на себя, ваше величество. Будто вы надуваете воздушный шар, только вместо рта - ваша рука, а шар окружает вас со всех сторон, - поправлял сестру старый маг, а Василина хмурилась и старалась снова.
        - Не получается, - сказала она в который раз. - Мне, чтобы получилось, разозлиться надо или расстроиться.
        - Это нормально, девонька, тьфу, ваше величество, - раздражающе жизнерадостно сообщил Алмаз Григорьевич. - Стихии у наших студентов тоже сначала на эмоциях откликаются. А у жрецов и духовников - на молитвенное рвение. Сначала пробуйте с эмоциями, потом научитесь вызывать отклик и без них.
        Я, слушая его, честно пыталась вспомнить ощущение отклика родовой силы при последнем «всплеске эмоций» и вызвать его в себе. Вдруг сейчас как прорвет блокаду, и снова появятся призрачные плети? Но то ли потому, что воспоминания об отклике силы неизменно сопровождались другими, не самыми приятными, то ли сестренка настолько качественно меня приложила, но кровь моя молчала. Глухо.
        - У меня есть шанс восстановиться? - спросила я нашего ворчливого учителя. Мне не столько нужна была способность нападать и защищаться. Я очень хотела, чтобы вернулся мой внутренний компас. Потому что поиски Ани пока не принесли результатов. Группы, прочесывающие южные предгорья Милокардер и границу Песков, продвигались медленно, связь была плохой, и ежедневные отчеты в основном сводились к тому, сколько километров удалось пройти и какую информацию собрать. Информация была скупа. Удалось найти нескольких человек, которые видели, как тройка драконов или больших птиц летела на юг. Но про юг мы и сами знали. Со свидетелями провели ментальную реконструкцию, после нее удалось определить более-менее точное направление полета похитителей. По нему и искали, и оставалось надеяться, что коварные драконы не совершили где-нибудь вне поля видимости поворот и не полетели в другую сторону. Не помогали и спутники - по словам Тандаджи, Пески были сплошным слепым пятном. Построить к Ангелине Зеркало тоже не выходило даже у Алмаза Григорьевича - оно просто рассыпалось.
        - Шанс восстановиться всегда есть, ваше высочество, - сказал Старов твердо, теребя кончик бороды. - Ваш случай не уникален, я видел много студентов, которые переоценили свои силы или не смогли контролировать поток. Кто-то из них после этого приобретал новые умения, кто-то просто восстанавливался, но были и те, кто терял способности к магии навсегда. Так что ты не горюй, - он забавно путал «вы» и «ты» и в одном предложении мог употребить сразу два обращения, - не горюй, слушай, запоминай, а потом, уверен, пригодится.
        - А у тех, у кого возвращался дар, как это происходило? - полюбопытствовала я.
        - У всех по-разному. У кого-то - в считанные дни, у кого-то - спустя годы. Общей системы я не заметил. Частенько было так, что блокаду срывали сильные эмоции.
        Ага, спасибо, мне уже одну блокаду сильные эмоции сорвали. С другой стороны, можно ведь и попробовать, правда?
        «Только давай без экстрима, Марина».
        «Вот этого обещать не могу».
        После семейного ужина я сидела у столика на веранде, куда выходили высокие окна моей спальни, и наблюдала за передвигающимися по нашему парку магами. Чуть правее Василина с мальчишками и Каролинкой играли в мяч, а Мариан, усадив на колено Мартинку, покачивал ее и что-то ей рассказывал. Наверное, детские стишки - во всяком случае, какой-то ритм я там точно улавливала. Отца видно не было. Ему вообще оказалось трудно во дворце, куда труднее, чем мне. Святослав Федорович отказывался посещать официальные мероприятия и в основном встречался со старыми друзьями и занимался с внуками и дочкой. В первый же день после приезда он пошел на могилу матери и пробыл там до вечера.
        А вот я так и не смогла заставить себя туда пойти. Потом. Сейчас не могу.
        Было свежо, хоть октябрь и бил все рекорды теплой погоды, сгущались сумерки, а я, оторвавшись от созерцания семьи и отвернувшись, насколько могла, курила, стараясь не мелькать сигаретой перед младшенькими.
        Раньше, будучи девчонкой, я постоянно бегала через высокие окна-двери своей спальни на конюшню, и кто бы мог подумать, что когда-нибудь я буду сидеть тут и дымить сигаретой. Теперь, после коронации, можно было спокойно выходить сюда без охраны. И конечно, после того как Мариан, святой человек, одним мановением руки освободил пространство перед нашим семейным крылом от любопытных глаз.
        Ученики Алмаза периодически появлялись при дворе, производя какие-то таинственные манипуляции и пропадая. Появился у нас и придворный маг с очередным непроизносимым блакорийским именем - З?гфрид Кляйншв?тцер, который был однокурсником и давним знакомым фон Съ?дентента. И сейчас, в парке, Съедентент и Кляйншв… придворный маг совершали какие-то странные манипуляции. Они останавливались на одном месте, гладили и трогали ладонями воздух, как мимы (и выглядело это так, что я едва не фыркала, сдерживая смех), потом делали шагов тридцать в сторону дворца и снова занимались ощупыванием воздуха.
        Лет пять назад я уже видела подобное, когда парень из нашей компании наелся грибов-галлюциногенов и бегал от воображаемого шкафа, который его все-таки в результате съел, и он сидел внутри, рыдал и щупал воображаемые стенки, умоляя принести топор и разрубить чудовище.
        Уже потом я, работая на скорой и частенько выезжая на вызовы к наркоманам и алкоголикам, ставя капельницы, промывая желудки, наблюдая ломки во всей их неприглядной физиологичности, не раз думала, как же меня угораздило вписаться в компанию, где употребление наркотиков было скорее нормой, алкоголь вообще за зло не считался, а беспорядочный секс возводился в ранг доблести. Так ни к каким выводам я и не пришла. Видимо, этот период был мне для чего-то нужен. Но, честно говоря, я бы предпочла, чтобы этих страниц в моей биографии не было.
        Парня мы в конце концов, отсмеявшись и посоветовавшись, спасли с помощью воображаемого топора, но пострадавший обмана не заподозрил и серьезно благодарил нас, чуть ли не кланяясь в ноги.
        Так же серьезно выглядели увлеченные своей деятельностью магистры, подходившие все ближе и ближе. Впрочем, один из них был не так уж и увлечен. Во всяком случае, периодически он бросал на меня взгляды и улыбался. Я улыбалась в ответ. Отчего бы и нет, если человек хороший? И симпатичный? И обаятельный?
        «Эй, подруга, тебя опять куда-то не туда заносит».
        «А может, меня заносит именно туда, куда надо?»
        Внутренний голос отвечать не стал, предоставляя мне самой нести ответственность за свои решения.
        Племянница на коленях Мариана вдруг расплакалась, и Василина, взяв младшего сына на руки, пошла к мужу. Они попрощались со мной и исчезли в стеклянных дверях своих покоев, уведя с собой и Каролину. А я осталась сидеть, несмотря на сгущающиеся сумерки и поднявшийся свежий ветерок.
        Маги, видимо, закончили, остановились метрах в десяти от меня, и я почувствовала мгновенную неловкость, которую тут же стряхнула с себя. Алмаз сказал, нужны эмоции - значит, будут эмоции. А тут, во дворце, всем эмоциям имена - «тоска», «скука» и «раздражение». Только общение с семьей наполняет душу теплом, а возня с детьми - радостью, но этого явно недостаточно для пробуждения дара.
        Да и просто хочется уже взрыва, который снова очистит голову и позволит мне продержаться тут еще немного.
        Зигфрид (все-таки его имя выговорить проще) о чем-то спросил друга, но тот покачал головой, снова глянув на меня, и они, пожав друг другу руки, разошлись. Фон Съедентент направился ко мне, подошел, поклонился.
        - Я не слишком наглею, навязывая вам свое общество, принцесса?
        - Нет, конечно, - я указала на соседний стул. - Присаживайтесь, барон. Усмирите мое любопытство: чем вы только что занимались?
        - Передавал коллеге ключи к щитам и сигналкам, - ответил блакориец, отодвигая кресло и опускаясь в него. - Со стороны смотрится забавно, да?
        - Немного, - признала я, пытаясь сдержать улыбку, но получалось плохо.
        Он заметил, весело сверкнул глазами.
        - Я на первых парах, когда нас учили щиты ставить и передавать, сам ухохатывался над преподавателем. Выглядело так, будто на цирковое представление попал, с фокусниками. Нахохотал на трояк по защите, препод был обидчивым. А потом ничего, привык.
        - Но веселиться не разучились, судя по всему, - заметила я. Фон Съедентент отрицательно потряс головой, словно говоря: «Кто, я? Да ни за что!»
        - Кстати, у вас отличная прическа, ваше высочество. Экстремальная смена имиджа?
        Я провела рукой по коротко стриженному затылку и вздохнула.
        - Вы разве не видели мои волосы после коронации? Вот это было экстремально. С одной стороны завитушки до уха, с другой - плавленые пряди. К сожалению, теперь какое-то время придется походить похожей на мальчишку.
        Парикмахер честно пыталась оставить максимум женственности, но волосы были пересушены, собирались в колтуны и ломались. Поэтому мы решили стричь коротко, оставив только косую челку и волосы чуть подлиннее на макушке. Теперь, когда я видела свой светлый ежик в зеркале, мне страстно хотелось выкрасить пряди и проколоть нос. Но я держалась.
        - Вы вовсе не похожи на мальчишку, - заявил маг, осмотрев меня. - Вы выглядите очень изящно. Как молоденькая хулиганка. Извините за дерзость, ваше высочество, - спохватился он.
        - Да оставьте, барон. - Я засмеялась: уж очень ненатурально он пытался изобразить раскаяние. - После того как вы меня выкрали из моей гостиной, эти расшаркивания неуместны. Да и приятно поговорить с кем-то, кто не лезет за словом в карман и не носится со мной, как с хрустальной. Я, кстати, ждала, что вы сообразите подойти. Дело в том, что мне опять нужна помощь, а вы уже посвящены в мои маленькие секретики.
        - Вас снова нужно украсть? - серьезно спросил фон Съедентент, и в его глазах на секунду мелькнуло что-то очень мужское.
        - Именно, - кивнула я. - Но в этот раз у меня есть официальное оправдание, так что можно это назвать не моим капризом, а медицинской процедурой. Алмаз сказал, что выгорание можно преодолеть сильными эмоциями. А мне очень нужно вернуть хотя бы часть своего дара.
        - И… вы ждете от меня, что я вам обеспечу сильные эмоции? - осторожно, словно обдумывая каждое слово, спросил он с некоторым даже удивлением.
        «Не смущай его, дурочка, хватит двусмысленностей».
        - Если вы не будете против, - ответила я, мысленно показав язык внутреннему голосу. Блакориец задумался, затем весело тряхнул головой, покрутил плечами, снова глянул на меня уже с откровенным интересом. Я не без удовольствия наблюдала за этим представлением.
        «Когда это ты успела превратиться в кокетку?»
        - Ваш мотоцикл здесь, в Иоаннесбурге? - Я решила все-таки притормозить немного. - Вы в прошлый раз обещали мне показать настоящую скорость, барон.
        Он улыбнулся, кивнул.
        - Вы хотите покататься?
        - Я хочу испугаться, - честно сказала я. - Чем сильнее, тем лучше.
        Черноволосый маг засмеялся. Он с каждой минутой явно чувствовал себя все свободнее.
        - Это я вам обеспечу, принцесса. И когда?
        - Чем скорее, тем лучше, - ответила я ему в тон, глядя в смеющиеся темные глаза.
        - Тогда буду у вас часа через два. Под окном, как в тот раз. Только оденьтесь в удобные брюки и ботинки, ваше высочество. И желательно свитер под горло.
        - Обязательно. Вы настоящий кавалер, барон. Единственное - не хотелось бы привлекать внимание охраны. Здесь постоянно дежурят патрули.
        - Не переживайте, я отведу глаза. И сигналки не сработают, их же ставил я. - Он заговорщически подмигнул мне. - Нам никто не помешает. Но потом не жалуйтесь, принцесса.
        - Ни за что, - пообещала я. - Спасибо, барон.
        Он исчез в Зеркале, а я еще ощущала на руке прикосновение его губ и оставшееся витать в воздухе приятное чувство игривости. Будто я поиграла с большой лохматой собакой, которая угадывает твои движения, ловит бросаемые палки, перетягивает с тобой игрушку и прыгает на тебя в попытке лизнуть в нос. А после игры послушно идет в свою конуру.
        «И чем ты недовольна?»
        «Я абсолютно, полностью, безоговорочно довольна!»
        «Ну-ну».
        Фон Съедентент тихо поскребся в окно около одиннадцати, и я, отложив книгу, выключила ночник в спальне и вышла. Через мгновение мы уже стояли в переулке за площадью Победоносца, и я разглядывала мотоцикл.
        Он был длинным, блестящим и хищным, очень пижонистым - с изогнутыми сверкающими зеркалами и мощным рулем, с языками пламени, нарисованными на бортах, с хулиганской надписью «Все равно не догонишь», сопровождаемой изображением неприличного жеста над номером. Однако это не скрывало его мощи. У меня аж руки вспотели - так я захотела поскорее взобраться на него.
        - Нереально крут, - выдохнула я, пока довольный моей реакцией владелец этого воплощения скорости протягивал мне плотную узкую куртку, перчатки, наколенники и шлем. Я не стала спрашивать, откуда у него женская куртка. Не пахла чужими духами, и ладно.
        Барон тоже был в мотоциклетной форме, надел шлем, и выглядел он тоже нереально круто. Я на мгновение снова почувствовала себя плохой девочкой в плохой компании. И не сказать, что мне это не понравилось.
        - Садитесь, - он похлопал рукой по сиденью за своей спиной. - Держитесь крепко. Поехали бояться?
        - Поехали, - рассмеялась я, перекидывая ногу через сиденье и крепко обхватывая мужчину за талию.
        Заурчал, взревел мотор, и мы полетели в высвеченную огнями столичную ночь.
        Скорость, скорость, мелькающие огни домов и фонарей, остающиеся далеко позади машины, мигающие светофоры, блестящая гладь реки и сливающиеся в дымчатую ленту тротуары набережной. Бьющий и ревущий вокруг холодный ветер и теплое тело мужчины, в которого я вжималась. Крутые виражи и прыжки на горбах мостов, невероятный разгон на почти пустой кольцевой, кипящий адреналин и горячее громкое дыхание внутри шлема.
        Было очень страшно и очень весело. Стресс и тоска прятались и растворялись в горниле эмоций, и я кричала и улюлюкала от восторга, оглушая себя, но не желая останавливаться.
        Время было уже далеко за полночь, когда мотоцикл затормозил у какого-то придорожного кафе, где играла плохая музыка, сидели странные люди, а мы грели руки о стаканы с чаем, и я видела в расширенных от адреналинового возбуждения зрачках Мартина свое отражение.
        И это было тоже нереально круто.
        - Обязательно нужно повторить, - сказала я на прощание, перед тем как зайти в спальню.
        - Обязательно повторим, - согласился он, помахал мне снятыми с рук мотоциклетными перчатками и исчез в Зеркале.
        Люк Кембритч
        Виконт Кембритч отмокал в ванной и делал это самым сибаритским образом - с сигаретой в одной руке и стаканом виски в другой. Ванны в его доме были огромными, спускающимися в пол мини-бассейнами, потому что он со своим ростом в обычные просто не помещался.
        Точнее, не помещался с комфортом - приходилось сгибать ноги, упираться плечами, - а комфорт Люк любил.
        Аудиосистема проигрывала альбом инляндской фолк-группы, и виконт, устав от витиеватых напевов и резких звуков народных инструментов, переключил ее на сборник блюзов. С наслаждением затянулся, затушил сигарету, вытянул ноги, ощущая, как массируют издергавшееся от боли тело упругие струи воды. Нога не болела, он отоспался после лечения, похожего больше на экзекуцию, и теперь смывал с себя память о боли.
        На миг возникло желание вызвать сюда кого-нибудь из подружек, чтобы уж совсем почувствовать себя живым и здоровым - а что может послужить этому лучше, чем хороший, горячий и несдержанный секс? Он усмехнулся. Последний раз что-то похожее на секс у него было… черт, почти две недели назад. Организм тут же отозвался на воспоминания, и Люк сжал ноги, откинул голову на бортик, закрыл глаза, приводя мысли в порядок. Как мальчишка в период полового созревания, ей-богу.
        Протянул руку и повернул кран до упора на холодную воду. Да, женщина ему сейчас точно не помешает, раз он даже после болевой терапии возбуждается при одной только мысли о последнем задании. Одно тело должно вылечить память о другом. А если не получится, то пусть это будет много-много тел и много жарких ночей. Если женщина недоступна, то нужно просто забыть о ней. Может, и правда позвонить кому-то из девочек?
        Новенький телефон лежал тут же, на бортике, и искушающе посверкивал гладкой панелью. Люк уже потянулся было к нему, но тут же взял себя в руки. Женщины потом. Сначала дело.
        Он быстро оделся: светло-голубая рубашка, темные брюки, кожаная куртка. Сегодня можно было допустить в одежде городскую небрежность, потому что Тандаджи вызвал его на встречу в тайный штаб. Может, и правда решил привлечь к поискам невесты? В любом случае ждать пунктуальный начальник не любит, а он не любит опаздывать, поэтому пора выдвигаться.
        Но несмотря на спешку, Кембритч все-таки остановил свой блестящий спортивный автомобиль у цветочного магазина и провел там не менее пятнадцати минут, пока цветочница составляла букет по его пожеланиям и оформляла доставку.
        Тайный штаб был организован на обычном сельском хуторе в области, и содержала его бодрая старушка-вдовушка, а по факту заслуженный работник спецслужб Дорофея Ивановна. Старушка торговала сметанкой и молочком, за которыми приезжали аж из города, поэтому останавливающиеся у хутора машины внимания соседей давно не привлекали. Это делалось для прикрытия, потому что месячная зарплата у старушки была поболе, чем стоимость ее владений.
        Никто и не подозревал, что в подвале у госпожи Латевой, превышающем по площади весь хутор, размещается вполне себе оборудованный штаб с хитрой системой вентиляции, связи, со столом для переговоров, столовой и несколькими спальнями. Допуск имели только избранные, и Люк в числе этих избранных теперь был. Видимо, после того как спас Рудлог, найдя наследниц королевского рода.
        Тандаджи сидел за столом и аккуратно, маленькой ложечкой ел плотный деревенский творог, нарезанный ломтями, на котором красовались горки желтоватой сметаны. Все это было щедро засыпано сахарным песком, и выражение лица у начальника было самое медитативное. Перед тем как впустить Люка, Дорофея Ивановна вручила ему поднос с двумя чашками чая и еще одной тарелкой «с творожком» - для него самого, и виконт, спускаясь по узким ступенькам лестницы и наклоняя голову, чтобы не стукнуться о потолок, чувствовал себя официантом на выходе.
        - Ты уволен, - сообщил ему начальник вместо приветствия, и Люк, усевшись на жесткий стул, с удовольствием попробовал чай. На улице было уже довольно прохладно.
        - И почему? - поинтересовался он, подцепляя ложечкой сладкую сметану и отправляя ее в рот.
        - Потому что после того, как твои планы стать принцем-консортом разрушились, ты очень расстроился. Власть была так близко и - бац, уплыла! - Тандаджи махнул ложечкой, показывая, как именно уплыла гипотетическая власть, и сорвавшаяся тяжелая молочная капля по длинной дуге улетела на пол. - Поругался с начальством при сотрудниках, с отцом при друзьях, остался без дела и без наследства. Благо дядя завещал тебе очень много. Слишком много.
        - И-и-и-и? - поторопил его Люк. Он уже понял, что ни о каких поисковых группах речи не идет.
        - И пустился в загул, конечно. Благо тебе не привыкать. Алкоголь, наркотики, девочки. А если точнее, то конкретная девочка, твоя давешняя любовница, она же - дочь начальника таможенной службы Рудлога. Ты еще с ее братцем приятельствовал. Как ее?
        Тандаджи прекрасно знал, «как ее», но любил поиграть в простофилю без памяти.
        - Крис, - проворчал Люк, облизывая ложку. Творог правда был вкусный. - Крис Вал?нская.
        - Вот-вот, - кивнул Майло, пытаясь расправиться со своей порцией. - Вспыхнешь любовью, но, главное, кошельком посверкать не забудь. А то с возвращением монархии папеньке кислород перекрыли, воровать стало трудно, и на детей он стал куда меньше выделять.
        Начальник разведуправления коротко взглянул на Кембритча, убедился, что тот внимательно слушает, и продолжил:
        - Что интересно, они с братом вхожи в один клуб… «Колосс» называется. Аристократов там крайне мало, зато много золотой молодежи из тех щенков и молоденьких сучек, которые успели развратиться еще до того, как им пятнадцать стукнуло. Сыновей и дочерей крупных промышленников, банкиров, магнатов, слишком занятых для того, чтобы выбивать дурь из голов наследничков. Зато пристроили их в помощники к некоторым членам парламента, пользуясь своим влиянием, и периодически передают пожелания для законотворчества. Пожелания, которые нельзя не учитывать. А учитывать теперь тоже трудно, а иногда - из-за вассальной клятвы - и для жизни опасно.
        Люк задумчиво помешивал чай. Он прекрасно знал таких «щенков» и сам был таким, пока Тандаджи его не вытащил.
        - Кстати, не забудь зайти к штатному врачу, он тебе зашьет нейтрализатор наркоты. И передатчик под кожу. Переносной слишком опасен, а так мы всегда будем знать, где ты.
        - Хорошо, - пробурчал Люк, доставая сигарету. Под творожок думалось не так хорошо, как под табачок.
        - Ну, тебя, конечно, попытаются вразумить, пристроить во дворец… на какую там должность тебя папаня проталкивал?
        - Советник при министре сельского хозяйства, - проворчал Люк. Эта часть плана ему активно не нравилась.
        - Вот-вот. Не противься долго, чтобы не передумал. Недели полторы, не больше. А к тому времени ты уже снова вольешься в ряды щенят, загуляешь с размахом, с кристальной достоверностью. Ясно?
        - Ясно, шеф, - тоскливо вздохнул Люк. - Не староват ли я для вливания в ряды молодежи?
        - Для молодежи ты будешь неиссякаемым кошельком, поэтому они тебя примут, даже будь ты дряхлым старикашкой, - невозмутимо успокоил подчиненного господин подполковник. - Не переживай, расходы возместим. Тем более ты для них станешь находкой. Точнее, для кое-кого из их родителей, не желающих терять бизнес и подставляться самим. А вот спившегося и сторчавшегося аристократишку не жаль, как и его род. Деньги есть деньги. Ты им будешь нужен. Потому что по статусу ты ближе всего к королевской семье, а после назначения в министерство сельского хозяйства на одних совещаниях с ее величеством станешь просиживать штаны. Да и герой, как-никак, семья Рудлог тебе доверяет.
        Люк попыхивал сигаретой и молчал. В крови уже зарождались предвкушение и азарт от нового опасного задания.
        - И еще, Кембритч, - сухо произнес Тандаджи, глядя на оставшийся творожок куда нежнее, чем на подчиненного. - Скорее всего, в этом замешан кто-то из наших, а ставить под угрозу твое задание я не могу. Поэтому сейчас с неделю гуляешь, а потом я тебя с треском и скандалом увольняю. Ты уж постарайся.
        - Постараюсь, - пообещал виконт. - Но как это возможно? Все сотрудники Управления подписывали договор.
        - Возможно, - невозмутимо откликнулся тидусс. - Например, если ранее был подписан другой договор. Это непроверяемо, увы, даже ментальное сканирование можно обойти, заставив попросту забыть факт подписания. Так что придется скандалить.
        - Понятно, - произнес Люк. Действительно, все было понятно.
        - Среди них есть менталист, - сказал Тандаджи, разобравшись наконец с лакомством.
        - Понятно, - повторил виконт снова.
        - Если не ты, то никто, Кембритч. Извини.
        - Да ладно, шеф. Все нормально. Справлюсь.
        - Про нейтрализатор не забудь, - строго сказал Майло. - И будь очень осторожен. Ставки в этот раз очень высоки.
        На обратном пути Люк набрал номер Валенской, врубил погромче музыку и, когда ответил женский голос, пьяно хохотнул в трубку:
        - Привет, котеночек. Помнишь еще меня?
        - Кембритч? - ну конечно же, она его узнала. - Соизволил-таки позвонить? Что, принцесса не дала, вспомнил обо мне?
        - Ну не сердись, Кри-и-ис. - Он крутил руль и отрешенно наблюдал за дорогой. - Ты же знаешь моего папашу, мне никак не отмазаться было. Приезжай вечерком ко мне, а? Повеселимся, как раньше.
        - Ты с ума сошел? Думаешь, после стольких лет молчания я рвану к тебе? Ну ты и ублюдок, Люк. У меня вообще-то жених есть.
        - Деточка, - он понизил голос, - ну не сердись. Мне так плохо, я так пьян. Я вот сейчас как вырулю в столб, и все из-за тебя.
        - Ты что, еще и за рулем? Я думала, тебя зашили, прежде чем в принцы выставлять.
        - А я расшился, - снова хохотнул он. - Жизнь не удалась, принцем мне не быть, почему бы не вернуться к тебе? Давай, детка, не сердись. Плюнь на своего старикана-женихана, готовься, бери вечером такси и езжай ко мне. Тебя ждут шампанское и изголодавшийся по своей Крис я. И бриллианты. Ты же любишь бриллианты? Я и шикарное фамильное колье будем просить у тебя прощения весь вечер и ночь.
        - Ублюдок! - проворчала девушка уже не так уверенно.
        - Я твой богатый ублюдок. - Люк аккуратно свернул на кольцевую, помигал в благодарность пропустившей его машине. - И скоро буду дома. У меня знаешь, какая ванная теперь? Сам Торж?вский делал. Приезжай, милашка. И захвати с собой травы, у твоего братца запасы всегда были нехилые. Жду в девять, потом поеду в бордель. Ты же не отдашь меня какой-нибудь девке? Кри-и-ис?
        Он дождался ответа, положил трубку и скривился. Снова потянулся к пачке сигарет. Твою ж мать. Куда он снова лезет? Надо быстро сейчас заехать к врачу, а потом навести дома легкий бардак. Предупредить охрану, чтобы не удивлялись. И отправить домоправительницу в отпуск. Слуг жалко, конечно, но ничего, переживут.
        Крис приехала в половине девятого, когда в гостиной и спальне Кембритча уже царил показательный бардак с алкогольным душком, грохотала музыка, часть окон была открыта в темнеющий октябрьский вечер, распакованные бутылки разной степени наполненности украшали столы, подоконники и пол, а тлеющие сигареты создали нужный дымный антураж. Люк капнул в глаза капли, вызывающие покраснение белков, расширение зрачков и небольшой отек, похожий на алкогольный. Долго мял наглаженную рубашку, но слуги работали на совесть, и пришлось удовлетвориться расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными рукавами.
        «Фамильное» колье было передано любимой конторой с рук на руки, а под лопаткой чесался заживающий шрам с внедренным под него нейтрализатором наркоты. Передатчик-маячок зашили в предплечье. Через несколько дней шрамы рассосутся, и никто не заподозрит, что Кембритча вовсе не торкает с травы или чего пожестче или что о его местонахождении известно в конторе.
        Он, оглядев окружающую живописную панораму, как полководец - поле перед сражением, удовлетворенно хмыкнул и уселся в кресло, налил себе виски, опрокинул сразу стакан. Хорошо хоть, что нейтрализатор в основном направлен на опиаты и синтетику и лишь слегка приглушает действие алкоголя и табака. Иначе задание можно было бы считать практически тренировкой перед вступлением в ряды монахов.
        Услышал стук каблуков в холле и на мгновение собрался, подтянулся, чтобы тут же развалиться в кресле, закинуть ногу на стол, чуть прикрыть глаза и придать лицу расслабленное выражение.
        - Госпожа Валенская, - объявил дворецкий, пропуская в дверь гостью и взирая на хозяина квадратными глазами, и Люк, довольно хохотнув, развел руки, словно для объятий, плеснув при этом алкоголем на пол, и немного невнятно крикнул:
        - Кри-и-ис! Детка, ты как раз вовремя!
        Дворецкий поспешно закрыл дверь, и Люк пообещал себе поднять ему зарплату после того, как все закончится.
        - Я еще не решила, прощать ли тебя, Кембритч, - заявила стоящая в дверях Валенская. Она выглядела гораздо менее свежей, чем при их последней встрече, - видимо, образ жизни сказался на ней, - но была по-прежнему ухоженна, красива и порочна. Высокая, с пышной в нужных местах фигурой, с аккуратно «сделанным» лицом - крашеные брови, пухлые губы, осветленные длинные волосы, темные глаза со «стрелками».
        - Ты еще прекраснее, котеночек, чем раньше, - ответил он, зная, как она падка на лесть, схватил со стола бутылку шампанского, откупорил, налил в бокал, почти не пролив. - Иди ко мне, промочи горло.
        Валенская раздраженно дернула плечами, словно собираясь уйти, но вместо этого сбросила меховую накидку, оставшись в блестящем коротком платье, уперла руки в бока. О да, Крис всегда любила все блестящее.
        - Ты даже не извинился!
        - Ну детка, - он пьяненько захихикал, - виноват, вот такой я засранец. Ты же знаешь меня.
        Отхлебнул из ее бокала, помахал им в воздухе, поставил на стол.
        - Вкусное шампанское, серенитское, то, что ты любишь. Иди сюда. Не заставляй меня просить еще раз. А то рассержусь и уеду.
        - Ты даже не позвонил мне ни разу, - пожаловалась она, но подошла, и он тут же облапил ее, дернул к себе на колени, запустил руку под юбку. Крис пискнула и шумно задышала ему в ухо. Она тоже играла - и смущение, и возбуждение. По-настоящему ее глаза зажигали только деньги.
        - Теперь я буду звонить тебе к-каждый день! - пообещал он, стаскивая с нее трусики до колен и оглаживая бедра, чуть пощипывая их, как она любила. - А завтра пойдем по магазинам, заглянем в автосалон, я уже присмотрел для тебя подарок. Только будь со мной ласковой, Крис. А я буду очень-очень щедрым.
        Девушка потерлась об него пышной грудью, поерзала на коленях, преданно заглянула в глаза. Вот теперь у нее во взгляде было вожделение. Удивительно: семья Валенской сейчас далеко не бедствовала, однако ей все было мало.
        Его тело, изголодавшееся по женщинам, начало просыпаться.
        - Кстати, - шепнул он ей на ухо, спуская узкие лямки платья с плеч и обнажая грудь, - мое извинение лежит в кармане моих брюк. Когда снимешь их, сможешь на него полюбоваться. А в спальне, если с первого раза не простишь, найдется еще парочка.
        Часть 1. Глава 5
        Вторая неделя октября,
        Пески
        Ангелина
        Тягучая жара, ленивый ветерок, стелющийся по полу и целующий босые ноги, плеск воды в фонтане. Много сладких фруктов, служанки ловят каждое пожелание. Тонкие восточные наряды, которыми забит гардероб, - хоть весь день примеряй. Купальня, в которой тебя готовы отскрести до совершенства. Открытый личный бассейн с прохладной водой и выстеленным белым песком дном, где можно плавать до бесконечности, слушая пение пестрых и ярких птиц, или сидеть на траве рядом, загорая.
        Не хочешь на траве - принесут софу с изогнутыми ножками и шелковой обивкой. И если захочешь, занесут обратно в покои прямо на ней. Лучше, чем самый дорогой курорт.
        Каждый день к завтраку - неизменные украшения. Теперь это не просто золото. Теперь это произведения искусства, каждое из которых сделало бы честь любой королевской сокровищнице и каждое из которых так и хочется рассмотреть и потрогать.
        Только смирись, принцесса. Только не думай снова убегать.
        Ангелина, конечно, думала. И после первого неудачного побега выжидала. Расспрашивала служанок-малит, наблюдала за жизнью дворца, изучала огромный сад, в котором мог бы легко поместиться их Орешник, гуляла по нему, запоминая расположение тропинок и многочисленных ворот.
        Бассейн и купальня надоели на третий день, солнце и загар больше не радовали, а служанок она старалась вызывать как можно реже. Дары отправлялись туда же, куда и раньше, - за окно. В куче, когда их стало слишком много, они казались тем, чем были по сути, - просто блестящим металлом.
        В Ангелине росло тяжелое гневное раздражение. Она уже очень давно не сердилась, все эмоции уходили на заботу о семье. Но сейчас, будучи лишенной какого-либо физического и умственного труда - у этих дикарей даже книг не было, не считать же таковыми полуистлевшие и высушенные старинные фолианты, - запертая в этом роскошном дворце, она не находила выхода своей энергии.
        И еще этот… Владыка. Заходил к ней, как к себе домой, то на завтрак, то на обед, усаживался с таким видом, будто имеет на это полное право, щурился на пустое блюдо из-под выброшенных украшений, улыбался, начинал неторопливые разговоры, к которым она не особо прислушивалась. И в конце неизменно повторял свое предложение.
        - Стань моей женой, принцесса.
        - Нет, - отвечала она ровно, глядя ему в глаза, но сдерживать себя становилось все труднее.
        К концу второй недели, проснувшись рано утром, когда снаружи только начало светать, Ангелина побродила по покоям, стараясь не разбудить задремавшую в холле малиту и прислушиваясь к себе. Не хотелось вообще ничего. Равнодушие накатывало, как сонное одеяло, и она чувствовала, что глупеет от этой неги и этого изобилия и скоро превратится в спящее и едящее тело.
        Умылась, накинула платье, вылезла в окно - горка золота послужила удобной ступенькой, даже не пришлось прыгать. И пошла в сад, мимо опешивших стражников. Кто-то двинулся за ней, но Ани не оглядывалась, и следящий тоже держался на почтительном расстоянии.
        Принцесса очень долго гуляла по саду, снова изучая тропки и расположение выходов, заглядывая в увитые цветами беседки и прохладные мозаичные павильоны с бассейнами. Часто навстречу попадались патрули - они расступались перед ней с поклонами. Сад был огромным, диким и так же дышал покоем, как и сам дворец, но, во всяком случае, Ангелина могла вымотать себя прогулкой и получить полезную информацию. От безделья она точно задохнется, поэтому нужно искать выход.
        Часа через четыре, чувствуя приятную тяжесть в натруженных ногах и изрядно проголодавшись, принцесса нарвала персиков с тонкого дерева, уселась в ближайшей беседке и начала есть, обдумывая план бегства. Но толком подумать ей не дали - минут через пятнадцать снаружи раздались тяжелые шаги, и ее уединение было нарушено. Владыка уселся на скамью напротив, замер, присматриваясь к ней. Ангелина снова прислушалась к своим ощущениям: уже который раз казалось, что с приходом дракона вокруг становится свежее и прохладнее, тело словно окунается в бодрящую водичку и жара отступает. Сегодня Ани убедилась, что это ей не казалось. Хозяин Истаила нес с собой спасение от зноя.
        - Я хочу посмотреть город, - сказала она невозмутимому Нории, кусая очередной персик.
        - Я ждал, пока ты попросишь, - спокойно согласился он. - Почему ты не позавтракала тем, что тебе накрыли?
        - Эти персики я собрала сама, они вкуснее, - пожала принцесса плечами. - И я не прошу, а высказываю желание.
        - Конечно, сафаиита. - Он с усмешкой наклонил голову, будто кланяясь, и красные волосы качнулись вперед, закрывая лицо. Светлый серебристый ключ мазнул по плечу мужчины. Ангелина и раньше обращала на это украшение внимание, но не стала интересоваться, что это и зачем. Вместо этого спросила:
        - Как вы нашли меня тогда?
        - По ауре, - легко ответил дракон. - Она видна издалека. Снова собираешься сбежать?
        - Собираюсь, - кивнула принцесса и огляделась в поисках того, чем можно вытереть руки и губы. Персики были сочные, сок так и брызгал. Нории понаблюдал за ней, протянул руку, сделал пальцем какое-то неуловимое движение, будто перемешивал чай в стакане, и на столик между ними опустилось несколько белых лепестков тончайшей вышитой ткани.
        - Благодарю, - сказала Ангелина с достоинством.
        - Ты станешь моей женой, принцесса? - спросил он насмешливо.
        - Нет, конечно, - привычно отказала она, вытирая руки. - А вы меня отпустите?
        Он покачал головой, наблюдая за ее руками, снова сощурился, как кот на солнышке.
        - Можно я коснусь тебя? - спросил вдруг, и Ани даже опешила немного от такого странного вопроса. И ответила резче, чем следует:
        - Зачем?
        - Погреться, - туманно объяснил Нории.
        Она выразительно посмотрела вокруг, на залитый солнцем сад и пышущую жаром землю.
        - Это совсем не то, - проговорил дракон, перекатывая на ладони взятый со столика персик.
        Все эти полунамеки и восточная загадочность снова вызвали раздражение, и принцесса встала, пошла к выходу, надеясь, что это не сильно похоже на бегство.
        - Вечером, когда жара спадет, я проведу тебя по городу, - сказал Владыка ей в спину.
        И, хотя воспитание требовало остановиться, развернуться и сказать «спасибо», она только расправила плечи и пошла дальше.

* * *
        Четери летел туда, где раньше был его дом. Он никогда не любил города с их шумом и многолюдностью, хоть и с удовольствием отдавался тем развлечениям, которые они предоставляли.
        Давно, за много десятков лет до войны и за много сотен лет до нынешнего момента, он был наставником Мастеров клинков и ведущим боевых крыльев, коих насчитывалась почти сотня из четырех тысяч живущих в Песках драконов. Он также тренировал воинов человеческого войска Песков, и дня не проходило без боев с клинками. И он был свободен в своем выборе, не служа никому, потому что мастерством с ним не мог сравниться никто из Владык.
        А отдыхал Чет дома, там, где он, а не кто-то из хранителей Ключей был хозяином. Где почти у дверей плескалось чистое озеро, цвели персиковые деревья, и дикие дыни были такими сладкими, что заменяли собой любое лакомство. Люди держались подальше, редко обращаясь с просьбами о защите - когда начинали бушевать разбуженные неосторожным пахарем песчаники.
        Когда-то в его доме была женщина. У нее были прямые черные волосы, смуглая кожа и темные глаза; она любила воду, дыни и его, Четери. Люди в те времена старели рано: она состарилась и умерла у него на руках, и он похоронил ее за озером, в тени качающихся кипарисов. У них так и не родилось детей, и дома его больше ничто не держало.
        И он улетел, поступив на службу к Владыке Т?фии, Города-на-реке. Домой Мастер с тех пор не возвращался. И никогда не брал в жены человеческих женщин: хоть и любил их безмерно, но всегда помнил об их скоровечности. Однако это не мешало ему наслаждаться их мягкостью, отзывчивостью и страстью.
        А свою драконицу Четери так и не встретил.
        Нет, он, как и все самцы стаи, летал в брачные полеты и всегда оказывался первым у той, к которой его в тот раз вел инстинкт, и росли у него дети, воспитываемые матерями; но драконы редко скрепляли себя обетами, потому что инстинкт - это одно, а совместная жизнь - совсем другое. Для этого нужно совпадать, как клинок и держащая его рука. Чуть оружие не по руке - и танец боя становится фальшивым, неритмичным, негармоничным. Победить можно и с плохим оружием, но ты всегда будешь искать ему замену.
        Наверное, на все их племя было не более трехсот брачных пар из тех, что летали в полет вместе и только вдвоем. Даже дети, достигшие зрелости, не могли ужиться рядом с родителями и улетали - искать свое место.
        Драконы по натуре - одиночки, и Четери, который видел нынешнего единственного Владыку еще не вставшим на крыло малышом, было несоизмеримо труднее находиться с соплеменниками в одном пространстве. И только чувство долга и ответственность перед оставшимся драконьим родом удерживали его от того, чтобы воспользоваться правом старшего и отказаться от службы.
        Сегодня он сообщил Нории, что принял решение вернуться за Светланой. Но друг покачал головой и попросил дать ему время. Потому что в Рудлоге их наверняка уже ищут и будут начеку. Нельзя рисковать - Чета могут заманить в ловушку или проследить за ним. А Стена слаба и отнимает у Нории много сил, защищая только Истаил. Пескам нужна вода, а для воды нужен брачный обряд с огненной принцессой.
        - Ты не имеешь права просить меня об этом, - сказал Чет, и глаза его были холодными.
        - И все-таки прошу, - проговорил Нории, нет, Владыка, - прошу, а не приказываю. Подожди, пока Ангелина Рудлог станет моей, и тогда сможешь слетать за своей девочкой и не опасаться, что из-за этого все усилия пойдут прахом.
        - Тогда поторопись, - рыкнул Четери, - а то пока ты ведешь себя так, будто у тебя вечность в запасе! Возьми ее в жены, и дело с концом! Мне ли тебя учить, как заставлять женщин желать и быть покорными?
        - Это не та женщина, которая будет покорной, друг, - усмехнулся Владыка-дракон, игнорируя раздражение воина. - Сам знаешь, Рудлоги славятся упрямством, и, если надавить, она станет недоступной навсегда. А без ее согласия обряд передаст мне лишь часть силы, которой не хватит на оживление всех Песков. Дай мне время. Обещаю: если не получится, я сам отпущу тебя.
        Четери сжал зубы и, чтобы не поссориться с другом, ближе которого у него никого не было, ушел из дворца.
        Он сделал круг над волнами песка, присмотрелся. Точно, тут. Вон небольшая впадина в виде лепестка - это засыпанное песком озеро; вот пригорок, где стоял его дом.
        - Раз ты крылатый, то это наше гнездо, - хохотала черноволосая женщина, перекидывая тяжелые косы за спину. И он смеялся вместе с ней. Посмеяться он всегда любил.
        Четери поднялся на холм, огляделся.
        Песок, сколько же песка.
        Развел руки и начал поить землю силой. Его бы не хватило на город, как Нории, даже на десятую часть города. Но освободить от песка и напоить водой пространство размером с большую деревеньку он был вполне в состоянии.
        Песок застелился, заволновался под ногами, отползая, барханы шевелились, как живые, сердито шурша миллиардами песчинок, и Чет проваливался все ниже, глядя на уходящие песчаные волны, пока ноги не уткнулись в твердую землю. Теперь были видны и серые истертые песком стены дома, и пустые окна, и пустота вместо крыши. Четери не зачаровал его, когда улетал, и поэтому он не сохранился, как города.
        Снизу потянуло влагой, под босыми ногами красноволосого воина захлюпало, почва заходила туда-сюда, и вдруг тут и там вода прорвалась высокими фонтанами родников и ручьев, мгновенно напоивших воздух влагой и начавших наполнять чашу озера. Далеко впереди, за озером, тоже били холодные гейзеры, и дракон мимолетно отметил, что сила его, вопреки долгому сну в горе и отсутствию тренировок, возросла: раньше граница песка проходила за кипарисовой рощей, а теперь вода била так далеко, насколько он мог увидеть.
        Почва медленно покрывалась зеленью: крохотные травинки прорезались из земляного плена, кололи ноги, росли, раскрывались цветами и соцветьями, вытягивались деревьями и кустарниками, шумели пальмами и кипарисами. Солнце пыталось недовольно пробиться сквозь пышную зелень и сдавалось, оставляя тенистый островок в покое. Озеро бурлило водоворотами, стремительно заполняясь, и он знал, что уже завтра сюда прилетят птицы, принесут из оазисов на лапках икру и водоросли и через несколько месяцев здесь будет птичий рыбный рай.
        Четери лег на траву - нужно было подождать сутки, пока система стабилизируется и сможет оставаться живой и без него.
        Только дом не изменился. Но он восстановит свое Гнездо. Ведь теперь снова появилась женщина, которую хочется привести домой.
        Назавтра к тенистому оазису вернулись не только птицы. Пришли и люди, пришли за животными, которые потянули их к источнику воды. Сухие, смуглые и черноглазые, очень похожие на соплеменников его умершей женщины, кочевники кланялись красноволосому господину и просили позволения поселиться на том берегу, за рощей, так что он не будет их видеть и слышать. Оказывается, там еще на несколько километров вперед простирались живые зеленые луга и били источники. Да, сила его определенно возросла. Обещали восстановить дом и служить ему, Чету, как он потребует.
        Он не хотел видеть рядом никого, не хотел вездесущих человеческих детей, старцев, ничего не боящихся и заходящих выразить почтение. Не хотел, чтобы на его озере, пусть и на дальнем берегу, появились рыбаки, которые обязательно появятся, не хотел бесконечных людских проблем, которые придется решать, слепого почитания и женщин, которые будут приходить, чтобы понести от него.
        Но неожиданно для себя согласился.

* * *
        После утренней прогулки проснулся аппетит, но Ангелина ополоснулась в купальне и долго плавала, закаляя отвыкшее от движения тело. Семь прошедших лет ей было не до спорта, да и двигалась она в основном от плиты к огороду. Она могла вынести много часов пропалывания грядок, но умение стоять, согнувшись, не поможет, когда нужно будет идти, не останавливаясь, сотни километров до дома.
        Как она обойдется без еды и воды, Ани еще не представляла, но мозг искал решение. И она знала, что обязательно его найдет.
        Куда важнее было понять, как спрятать ауру, если это вообще возможно, потому что позволить обнаружить себя второй раз было бы непозволительной роскошью.
        И старшая Рудлог думала, пыталась вспомнить хоть что-то из разговоров матери, из своих скудных знаний о магии, и не могла, и двигалась в воде, пока полуденное солнце не начало напекать голову, а мышцы не заныли от непривычной нагрузки.
        В принципе, размышляла она, вытирая полотенцем мокрые волосы, ее положение вполне терпимое. Ее кормят, поят, даже к браку принуждают словно понарошку. Будто дракон забавляется ее отказами и уверен, что рано или поздно она согласится.
        И эта раздражающая мужская самоуверенность ей только на пользу. Как и убежденность в том, что сбежать ей не удастся, что он все равно найдет ее. Пусть так и думает, пусть еще немного потеряет бдительность и даст ей возможность. И тогда она ею обязательно воспользуется.
        Только теперь она соберет всю нужную информацию и будет готова.
        И даже если бы не было сестры, которой нужна ее помощь, и младшеньких, и отца, и даже если бы ее в Рудлоге вообще ничего не держало - все равно Ангелина бы и не подумала оставаться здесь. В этой жаркой стране, с ее жестоким солнцем и дрожащим от зноя воздухом, от которого не спасают толком даже стены ее покоев и тень деревьев. Здесь, где нет привычных плодов цивилизации, где время словно шагнуло на века назад и где она будет лишь тенью красноволосого Владыки, пьющего кровь и обращающегося в дракона.
        Традиции восточных стран Ани знала очень хорошо и не видела себе в них места. Всю жизнь провести за поеданием персиков, перебиранием золота и возлежанием на диване? Она за прошедшее-то время чуть с ума не сошла, а если пробудет здесь еще дольше - просто взорвется от безделья. Слушаться мужа и терпеливо ждать его на женской половине, деля ее с полусотней девиц? Разве это про нее? Разве кто-то из Рудлогов может кому-то подчиняться?
        Конечно, она сбежит. Вернется в свою нормальную страну с нормальным климатом и с нормальными людьми одной с ней культуры. Поможет Василине и, когда убедится, что сестра прочно держит в узде всех, кого нужно, и уверенно управляется с государственной махиной, найдет себе какое-нибудь дело. Будет свободна и от управления, и от государственных забот, а уж сфер, где она может проявить себя, бесчисленное множество.
        Странно: то, что корона выбрала младшую сестру, удивило Ангелину, но не более. Значит, так решили боги, а для нее они выбрали другую судьбу. И принцесса сильно надеялась, что судьба эта - не стать женой красноволосого дракона.
        А если вдруг свыше все-таки решили именно так, то она вполне может поспорить. Потому что решения всегда принимала сама. И отвечала за них тоже сама.
        В комнате уже накрыли стол, и Ани с удовольствием пообедала, отметив отсутствие привычной чаши с золотом. Неужто дракон понял тщетность своих попыток? Служанки тихо вышли за двери, за окном шелестел сад, жарко дрожал воздух, но в покоях было совсем не жарко, а очень комфортно, и принцессу после ранней побудки и движения потянуло в сон. Гладкие простыни так и манили, легкий и ненавязчивый травяной запах в покоях расслаблял и усыплял, и она, не притронувшись к истекающим медом и ореховым маслом десертам, резко встала и вышла - только чтобы не расслабляться, не поддаваться сонному очарованию этого места.
        Надо же проверить, куда она сможет дойти, пока ее не остановят.
        Малиты за ней не последовали, и Ангелина прошла по галерее женской половины, посматривая в окна. Хотелось бы, конечно, подняться на второй этаж - дворец располагался на возвышении, и город был бы виден как на ладони. Можно будет отметить какие-то ориентиры, приметные здания. И там проще почувствовать сестер, чтобы правильно выбрать направление побега. В прошлый раз она двигалась наобум - не станешь же припадать к земле на улице, на глазах пусть редких, но наличествующих прохожих.
        К сожалению, родных она хорошо ощущала только на близком расстоянии. А вот чтобы «услышать», где они, если она была далеко, приходилось либо забираться на возвышение, либо «слушать» землю. Конечно, фактически Ани ничего не слушала - просто контакт всего тела с землей почему-то лучше помогал определить направление.
        Ее размышления прервали женский смех и разговоры, и навстречу из-за поворота выпорхнуло с десяток девушек в цветных легких платьях, как у нее. Остановились, замолчали, настороженно глядя на принцессу.
        Она тоже разглядывала их, не спеша начинать межкультурный контакт. К ее удивлению, среди них не было ослепительных красавиц, лица оказались самыми обычными, были даже не очень симпатичные. Стройненькие и пухленькие, высокие и нет. Кто-то постарше, в глазах - интерес и проницательность, а кто-то - совсем ребенок, вот как эта немного напуганная малышка. Сколько же ей? Тринадцать? Четырнадцать? Но все одинаково темненькие, с черными глазами и смоляными волосами, и все увешаны украшениями.
        Молчание затягивалось, но идти назад не хотелось - было бы похоже на отступление, и вперед двигаться возможности не было - не расталкивать же обитательниц гарема локтями.
        - Та шеен-шари тен Нории? - заговорила одна из девушек, блестя любопытными глазами.
        - Извините, я вас не понимаю, - Ангелина покачала головой.
        - Вы невеста Владыки? Нам сказали, вы живете в дальних покоях, - повторила старшая с легким акцентом, но на вполне понятном ей языке.
        - Можно сказать и так, - ответила принцесса с улыбкой, не вдаваясь в детали.
        Девушки загомонили о чем-то на своем языке, поглядывая на нее.
        - Почему на вас нет украшений? Золота? - Видимо, старшую выбрали переговорщицей.
        - У нас не принято носить так много, - объяснила Ангелина, - только по праздникам.
        Снова гомон и любопытные взгляды.
        - А правда, что вы из-за Северных гор? Из страны, где много зелени и воды? И есть снег?
        Она едва сообразила, что Северные горы - это их рудложские южные Милокардеры. Ну да, для них они северные.
        - Правда. - Любопытство начало забавлять, да и сама она, как оказывается, соскучилась по живому общению. - Снег у нас выпадает зимой и тает весной. И все люди ходят в теплой одежде и обуви, иначе можно замерзнуть.
        Снова гомон-щебет и просительные взгляды.
        - Госпожа, - попросила переговорщица, - может, вы зайдете к нам в гости? Нам очень хочется послушать про вашу страну. И вашу одежду.
        Десять пар глаз уставились на нее в ожидании, и она не смогла отказать. В конце концов, время пройтись по дворцу у нее еще будет. А у этих… наложниц, которые так не похожи на наложниц, можно будет получить нужную информацию.
        - А правда, что у вас есть люди с разным цветом волос и глаз?
        - А почему у вас глаза такие же темные, как у нас, и волосы тоже?
        - Неужели действительно страной управляла женщина? И мужчины это терпели?
        - У нас тоже носят штаны, как у вас!
        - А почему вы не накрашены?
        - Вам нравится дворец?
        - А когда свадьба?
        Ангелина уже четыре часа сидела, обложенная подушками, на софе в огромном зале, где разместился на креслах, полу, подоконниках и бортиках фонтана весь полусотенный гарем, и говорила, говорила, говорила, испытывая при этом полное ощущение, что попала обратно в школу. Принесли лимонад и сладости, и Ани периодически останавливалась, пила, иначе сорвала бы голос.
        Девочки были крайне шумны и любопытны, и на ее вопросы, которые она-таки ухитрялась задать, отвечали все вместе, перебивая друг друга, пока Ани не попросила отвечать хотя бы по очереди. Странно, но ее послушались.
        Тут вообще многое казалось странным. Не было убийственных и ревнивых взглядов друг на друга и на нее, хотя вроде как она по статусу была их соперницей. Младшие слушались старших, и, хотя ссоры вспыхивали то тут, то там, это было не змеиное шипение, а куриное рассерженное кудахтанье, неизбежное в любом женском коллективе. Не было ленивого равнодушия или уныния на лицах - скорее, они действительно вели себя как группа туристов на курорте. Будто на отдых сюда приехали.
        Воспользовавшись паузой, принцесса спросила:
        - А вам не скучно здесь? Ведь вы заперты на женской половине; я вот уже не знаю, чем заняться.
        Девочки замолчали.
        - Мы совсем не заперты, - с некоторым удивлением сказала старшая, которую, как Ангелина уже знала, звали Зарой. - Мы можем ходить, куда хотим, кроме покоев тена Нории. Гулять можем ходить в город, если захотим, да каждый день и гуляем. К родным можем в гости зайти, к тем, у кого они в Истаиле живут. Даже погостить, если соскучимся. А здесь, - она помолчала, подбирая слова, - здесь мы хозяйки, сюда из чужих людей никто не зайдет, это наше место. У каждой своя комната, служанка.
        - Никто не зайдет, кроме Владыки? - уточнила Ангелина.
        - Ну конечно, это же его дом, и он не чужой человек, - растерянно ответила Зара. - Мужчина имеет право заходить к своим нани-шар.
        - И не чужой, и не человек, - с иронией пробормотала Ани, сбитая с толку такой точкой зрения. - А что значит «тен»? И что такое «нани-шар»?
        Девушка замялась.
        - Я не знаю, как перевести на ваш язык. Это как жена от народа, но только не навсегда. Старшие дочери уважаемых семейств. Мы можем уйти, если захотим. Но мужчины наших семей будут рады, если мы вернемся беременными от Владыки. Это как… благословение? И тогда к семье приходит еще больший почет.
        А тен и значит «Владыка», держатель жизни. Он поит своей силой Истаил и земли вокруг, дает нам воду и прохладу. Когда он вернулся сюда, здесь везде был зной и песок, воды было мало. А благодаря ему город снова живет, и земля больше не страдает от жары.
        Ангелина помолчала. Это было немного слишком. Одно дело - движением пальца салфетки творить или даже в дракона перекидываться. И совсем другое - то, что она услышала. И она впервые задумалась о том, какой же силой должен обладать Нории из ветви Вайлертин, чтобы озеленить многие и многие километры пустыни и вызвать с неведомой глубины воду.
        И снова пообещала себе вспомнить, откуда ей известно имя этого рода.
        В зале царило молчание, гомон куда-то делся. Ангелина оглянулась: в дверях стоял Нории, словно услышавший, что она о нем думала, и с улыбкой смотрел на женщин. Если бы Ани только знала, что буквально полчаса назад ему сообщили: невеста опять пропала, и он уже взлетел в небо, сердясь и пытаясь отыскать ее, с облегчением разглядел ее пламя во дворце и с опаской шел сюда, ожидая чего угодно от непредсказуемой Рудлог. И как отлегло от сердца, когда он увидел обычные женские посиделки и болтовню и подумал, что, возможно, принцесса гораздо более женщина, чем пытается показать.
        - Ангелина, - ей было очень странно слышать свое имя, потому что до этого он никогда его не произносил, - тебя ждут ужин и прогулка.
        - Я договорю, - произнесла Ани, снова на его глазах покрываясь коркой льда, - и поужинаю. Подождите меня, если хотите присоединиться.
        - Хорошо, - и, словно хозяином здесь был не он, а она, Владыка-дракон развернулся и ушел.
        Внутри кольнула иголочка стыда, потому что это была намеренная и недостойная грубость, будто Ангелина хотела указать ему на его место. А Нории, в свою очередь, не позволял по отношению к ней ничего грубого или недостойного. За исключением собственно похищения, конечно.
        Девушки смотрели на нее с какой-то смесью ужаса и неодобрения, а Зара сказала:
        - Зачем вы так? Он же добрый, хоть и строгий, и побаиваемся мы его иногда. Но никого из нас никогда не обижал. И, - добавила она мечтательно, - как мужчина он выносливый и ласковый.
        - Он увез меня от моей семьи, из моей страны, - попыталась, как ребенку, непонятно зачем объяснить Ани, сделав вид, что не услышала последней фразы, хотя именно на ней девушки закивали и разулыбались. - Против моей воли, понимаете? Хочет сделать меня своей женой, а я не хочу.
        - А почему? - полюбопытствовала старшая.
        Как объяснить так, чтобы было понятно?
        - Он мне чужой, я его не знаю. И я домой хочу. Вы говорите, что можете уйти, когда захотите, а я не могу. А дома - родные, обязательства.
        - У ваших женщин слишком много обязательств, - рассудительно проговорила нани-шар, до этого жадно слушавшая о положении женщин в их стране, и Ангелина поняла, что некоторые культурные различия не преодолеть за несколько часов общения. Попрощалась, поблагодарила за компанию и медленно пошла к себе. Чтобы никому не показалось, будто она спешила.
        Стол был накрыт, и в кресле ее ждал Нории. Спокойно ждал, не высказав ни неудовольствия, ни гнева ее поведением. Видимо, подумалось Ангелине, готов терпеть что угодно, только бы она согласилась.
        Принцесса в своей прошлой жизни регулярно общалась с особами королевской крови, в истоках родов которых стояли боги. И никто из монархов не был и не мог бы быть покорной овечкой, потому что божественная энергия создавала совершенно определенный темперамент. Да, типичные черты характера отличались: дети разных стихий и не могли быть похожи, у всех были свои сильные и слабые стороны. Рудл?ги были упрямы и легко впадали в ярость, Б?рмонты - патриархальны и помешаны на традициях, Ши - хитры и спокойны, Инл?ндеры и Бл?кори славились интригами и политическими играми, хотя Блакори как младшая ветвь были попроще и пооткрытее, дочери Воды - Тал?сиос Эфим?ния - казались мягкими и переменчивыми, как их стихия. Но покладистых среди потомков богов не было.
        Даже самый сдержанный из потомков богов, император Йеллоувиня Хань Ши, который, казалось, годами мог сидеть на троне с одинаково безразлично-улыбчивым выражением лица, по слухам, иногда срывался так, что летели головы, а Небесный дворец, пострадавший от буйства стихии, приходилось отстраивать заново. Справедливости ради нужно добавить, что было это по молодости и всего-то с пяток раз, а ныне великий император являл собой воплощение своей стихии, гармоничного Разума.
        Да и зачем далеко ходить: сама Ангелина, несмотря на все самообладание и соблюдение норм этикета, нет-нет да и впадала в приступы фамильного гнева, которые могла погасить только мама. Правда, это было давно. А уж если вспомнить темперамент матушки… дворцовый люд иногда ходил чуть ли не на цыпочках, склоняя голову и разговаривая исключительно шепотом.
        Поэтому не верила Ани в драконье спокойствие, каким бы убедительным оно ни было. И держалась настороже. Но это не означало, что не нужно признавать свои ошибки. Хотя сделать это иногда труднее, чем прыгнуть с обрыва.
        Принцесса под внимательным взглядом зеленых глаз уселась на подушки, выпрямила спину.
        - Владыка Валлерудиан, мне жаль, что я была резка с вами.
        Она так и не сумела сказать «извините». Но дракон кивнул, взял ее тарелку.
        - Что ты будешь?
        - Я не хочу есть, - прозвучало опять резко, и она добавила: - Ваш гарем закормил меня сладким. Может, позже.
        - Тебе понравилось с ними общаться? - спросил Нории серьезно, поставив тарелку обратно.
        - Это было… познавательно, - уклончиво ответила она. - Они много рассказали о ваших обычаях, было очень интересно. Кое-что даже удивило.
        - И что же?
        Он снова жмурился. Может, у него со зрением проблемы?
        - То, что они свободны в передвижениях и могут уйти, когда захотят. В эмиратах, это южнее Песков, за заливом, - он кивнул, показывая, что знает, - женщин сторожат, как сокровища, без разрешения мужа или старшего мужчины в семье они не могут выйти на улицу, обязательно должны покрывать голову и лицо. Им запрещено учиться в школах и работать. Я думала, здесь та же система.
        Он чуть улыбнулся, словно подсмеиваясь.
        - И что тебя заставило так думать?
        А действительно, что?
        - У вас похожая архитектура зданий, мозаики, фонтаны в помещениях. Служанки ходят в платках или повязках, слуги вас боятся, - она вспомнила, как переживал слуга за то, что кровь пришлась не по вкусу, и снова почувствовала отвращение. - На улице я женщин не видела, только мужчин. Хотя владелец сарая спокойно предоставил мне комнату, безо всяких вопросов. Да еще и гарем…
        - Архитектура в жарких странах похожа, потому что служит защитой от солнца, - начал объяснять Нории. - Купола и белые стены дают необходимую прохладу, узкие окна не пропускают зной в дом, а фонтаны насыщают сухой воздух влагой.
        Логично.
        - Служанки ходят в платках и повязках по той же причине, что и горничные с официантками в ваших отелях прячут волосы под такие смешные шапочки. Это ги-ги-е-ни-чно.
        Некоторые слова он выговаривал нараспев, словно по слогам.
        - Слугам бояться я запретить не могу, но это суеверия. Поверь, я их не бью и не убиваю.
        - Я и не думала, - пробормотала Ангелина.
        - На улице ты не видела женщин, потому что была ночь, - продолжал объяснять дракон элементарные истины, но она уже поняла, что сделала неверные выводы. - Хотя, если бы ты попала на базар, который не спит в любое время суток, то увидела бы там торговок. Мужья не запрещают работать, если женщина этого хочет. Но большинство не хотят, мужья их содержат, они воспитывают детей, хозяйничают в доме и вполне счастливы. А что касается гарема… видимо, просто у вас в языке нет более близкого перевода. Это большая ответственность.
        Главы родов Истаила посылают ко мне старших дочерей или внучек, и я не могу их не принять. - Нории тоже ничего не ел, видимо, потому что она отказалась. - Иначе это станет оскорблением для них, они будут считать, что чем-то меня прогневили. Мне проще принять и обеспечить нани-шар условия, чем убеждать каждого старика, готового довести себя до отчаяния, или отца, готовящегося к самоубийству от позора, что я не гневаюсь, а мне просто не нужно столько женщин при дворце. Это традиция, а перед традицией мы бессильны.
        Он сказал «мы», подразумевая «мы, главы государств», и Ангелина наклонила голову, соглашаясь.
        - Какая удобная для вас традиция, - сказала тем не менее холодно.
        - Удобная, - согласился он, внимательно глядя на нее. - Я не спорю, удобно иметь женщин под рукой. Но у вас в стране есть бордели, я знаю. Неужели ты считаешь, что это лучше?
        Ангелина покачала головой, показывая, что нет, не считает.
        - Для меня оба эти явления нехороши. И еще: я увидела на женской половине совсем девочек, наверное, лет тринадцати. Неужели они тоже… вы их тоже… - принцесса непривычно для себя запнулась, пытаясь сформулировать вопрос наиболее корректно, но не справилась и замолчала. Но дракон ее понял, поднял брови, усмехнулся:
        - Девушки в Песках созревают быстро и в тринадцать лет в кочевых семьях уже, бывает, выходят замуж, но, если тебя это волнует, - нет. Бывает так, что во дворец отправляют двух сестер, старшую и младшую, и вернуть обратно одну, не вернув другую, невозможно. Как-то у меня жили сразу четыре сестры; младшей исполнилось на тот момент десять лет. Это было еще, - он помрачнел, - до войны. Естественно, я их не трогал. У нас считается, что девушка становится взрослой в пятнадцать лет, тогда же входит в возраст невесты.
        Да уж, в свои тридцать возраст невесты Ангелина переросла в два раза. И все равно, пятнадцать - это слишком рано. Правда, в аристократических семьях материка считалось нормальным выдавать дочерей замуж в шестнадцать, да и мама вступила в брак в этом возрасте, но вынужденно же - если бы не смерть деда, торопиться не было бы нужды.
        Но Ангелина тут же напомнила себе, что обычаи других народов ее учили уважать, ведь традиции ее страны тоже могут кому-то показаться дикими или извращенными. Потянулась за стаканом, и дракон тут же перехватил его, наполнил лимонадом.
        - А у вас есть чай? - неожиданно для себя Ани поняла, что ужасно соскучилась по этому напитку.
        - Найдем, - пообещал Нории. - На завтрак тебя будет ждать чай.
        Земли вокруг города, к которой пришла вода, хватало только на зерно и пастбища. Чай они раньше выращивали в предгорьях Северных гор, но сейчас там, как и везде, царил песок. Но если она хочет - будет ей чай.
        За окном серым плащом опустились сумерки, запели ночные птицы, зашуршали летучие мыши, застрекотали цикады. Сад шелестел листвой, и воздух стал наполняться упоительным запахом ночных цветов.
        - Готова? - спросил он. - Только возьми с собой плащ, ночью может быть прохладно.
        Город светит белыми стенами, пахнет цветами и специями. Они шагают по широким тротуарам, а за окнами домов идет своя, наверняка волнующая и интересная жизнь. Чувство нереальности окутывает принцессу, и очень остро ощущается, что она за тысячи километров от дома, в другой стране и будто бы в другом мире.
        На улицах много людей, они почтительно кланяются Владыке, и он склоняет голову в ответ. Гуляют целыми семействами, с важными отцами, с дедами и бабушками, с озабоченными матерями, следящими за носящимися смуглыми отпрысками. Во дворах, под качающимися деревьями, и на тротуарах выставлены кресла и столики, и старики и мужчины сидят, играют в кости или шахматы, курят кальяны, наполняя воздух сладким запахом фруктового табака, спорят, смеются, наблюдают за ними, что-то тихо обсуждают.
        Везде фонтаны, у них брызгается с визгом ребятня, и Ангелина в очередной раз думает о том, сколько же силы нужно, чтобы напоить этот край.
        Проходят мимо храмов богов, которые похожи и одновременно не похожи на святые места Рудлога - шестиугольный или круглый канон отчетливо прослеживается и здесь, но не обходится без очевидного влияния Востока: божественные прародители изображены при помощи мозаики, в нишах горят ароматные палочки, и Черный Жрец находится рядом с остальным пантеоном, а не изгнан в угол.
        Принцесса, повинуясь порыву, заходит в храм, и дракон оставляет ее там одну, потому что есть вещи, которые нужно делать в одиночестве.
        Они доходят до базара, и Ангелину оглушает шум голосов, льющаяся переливами музыка - то тут, то там музыканты играют на народных инструментах, - запах специй, духов и масел, блеск золота и камней, крики торговцев, просящих зайти именно в их лавку. Нории улыбается, но не отдает предпочтения никому, и она тоже удерживается от того, чтобы посмотреть наряды и белье, шелка, цветные пояса и обувь, покрывала и накидки.
        Когда-то она могла много часов проводить в торговых центрах, и сейчас что-то шевелится в ее душе - то, что испытывает каждая женщина перед магазинным изобилием.
        Базар остается позади, и они снова шагают вниз по мостовым, к окраинам, мимо фонтанов и цветочных островков, и когда она оглядывается, то видит на возвышении дворец, словно птица парящий над городом.
        У окраин деревьев становится больше, а домов меньше; то тут, то там встречаются караван-сараи, во дворах у которых стоят верблюды и лошади. Людей уже меньше, потому что прогулка продолжается больше трех часов, окна начинают гаснуть, а они всё идут, пока не выходят туда, где домов почти нет, зато горят костры, стоят шатры, блеют животные, ревут верблюды, а погонщики звонкими гортанными криками загоняют их к привязям.
        - Это стоянка кочевников, - говорит Нории, и Ани чуть ли не вздрагивает от его голоса, потому что в этот вечер он очень молчалив. - Заглянем?
        Он подходит к шатру, возле которого прямо на земле сидят люди, что-то говорит им, и они вскакивают, кланяются, приглашая внутрь. Принцессе неудобно, но она заходит и видит настороженные глаза молодой женщины и засыпающих, прижавшихся друг к другу детей, которых не хочется будить, ковры, застилающие пол шатра, сундуки и небогатую утварь. Дракон стоит рядом, пока она осматривается, и Ангелина, чтобы не потревожить деток, берет его за локоть и показывает, что нужно выходить. Не нужно вторгаться в чужую жизнь, даже простые люди должны иметь что-то неприкосновенное.
        - Все ли у вас здоровы? - тихо спрашивает у владельца шатра Нории на ее языке, чтобы понимала, и кочевник кивает, гордый вниманием Владыки. Они перебрасываются еще парой фраз и уходят.
        Нории поглядывает на спутницу - видно, что она устала, но жаловаться не будет - и предлагает:
        - Хочешь, донесу до дворца?
        Она смотрит удивленно и отрицательно качает головой.
        В гору ко дворцу идти труднее, чем вниз, и она чуть пыхтит, но не сдается, и спина такая же прямая. Упрямая дочь Красного с горячей греющей аурой.
        Когда они наконец добираются до дворца, он спрашивает на прощание:
        - Выйдешь за меня замуж, принцесса?
        - Нет, - говорит она и улыбается, - но спасибо за прогулку. А ты отпустишь меня?
        - Нет, - улыбается он в ответ и уходит.
        Ангелина, придя в покои и ополоснувшись в купальне, заснула, едва ее голова коснулась подушки. Сил не было даже поесть, хоть она и проголодалась за время прогулки.
        А Нории с братом всю ночь летали по караван-сараям, пытаясь найти у кочевых торговцев драгоценный и редкий сейчас в Песках чай.
        На следующее утро она проснулась привычно рано. Мышцы болели после физических нагрузок прошедшего дня, и Ани немного полежала с закрытыми глазами, потянулась и встала.
        На столике у кровати на маленькой жаровне дымился парком пузатый, черный, покрытый блестящей глазурью чайник. Стояли чашки, на салфетке лежали ложечки, сверкали золотой росписью розетки с кусковым желтоватым сахаром, с медом, с орехами и цукатами. А посреди стола - блюдо, очень похожее на то, в котором принцессе приносили золото, и на этом блюде лежал небольшой мешочек, перевязанный тесьмой.
        Ани развязала тесьму, поднесла мешочек к лицу, вдохнула горьковато-пряный запах черного чая, улыбнулась. Вернулось очарование вчерашнего вечера, и принцесса, перед тем как отправиться в купальню, заварила себе чашечку и оставила настаиваться.
        Пока лежала в теплом бассейне, а пузырьки щекотали ее тело, думала: вчера она видела парадную часть Истаила. Но теперь очень хотелось узнать о его изнанке. Куда вывозят мусор? Как устроена канализация? Где хоронят умерших? Есть ли школы, детские сады, государственные службы? Налоги? Работает ли аналог полиции? Есть ли армия? Откуда на базаре столько товаров, налажена ли с кем-то торговля? Откуда вообще берутся ресурсы для существования города? Есть ли роддома, медицинские учреждения, тюрьмы?
        Вопросы роились в голове, и принцесса пожалела, что под рукой нет ручки с бумагой, дабы записать их и задать потом Нории.
        Зашла служанка, поздоровалась, положила стопку свежих полотенец, платье, туфли и вышла, уже приученная к тому, что госпожу не нужно вытирать и одевать. И Ани, одевшись, поспешила в спальню, предвкушая, как обдумает все это за чашкой горячего ароматного чая.
        В спальне ее ждал дракон, и она даже не возмутилась привычно - так сильно было впечатление от вчерашнего вечера. Подошла, села напротив, взяла чашку, сделала глоток.
        - Я рад, что ты наконец-то приняла мой дар, - пророкотал он с удовольствием.
        Очарование исчезло, сменившись гневом, будто ее обманули, как ребенка, и принцесса, глядя ему в глаза, перевернула чашку, выливая терпко пахнущий напиток на пол. Схватила мешочек, роняя розетки и рассыпая цукаты и сахар, и швырнула его в сторону окна.
        В комнате похолодало, затрепетали легкие занавески, пальцы стало покалывать, и она усилием воли загоняла силу внутрь, не позволяя себе сорваться. Удавалось с трудом, у нее даже голова закружилась от напряжения. Во взгляде красноволосого мелькнул отголосок грозы, но тут же пропал.
        Нории подался вперед, закрыл глаза и улыбнулся. И Ангелина вдруг успокоилась, будто и не было этой вспышки, села, выпрямила спину.
        - Чай не понравился? - спросил он насмешливо. - Или я тебя чем-то обидел? Ты не хотела золота, но пожелала чая. Но его ты тоже не приняла. Я не понимаю.
        - Меня просветили, - сказала она медленно, и ее голос с каждым словом становился все холоднее, - что женщина, принимающая дары от мужчины, тем самым показывает, что она не против связать свою жизнь с ним.
        Вчерашние женские посиделки прошли не зря.
        Нории кивнул, подтверждая.
        - А я просто хотела выпить чаю, - произнесла принцесса, четко и звонко выговаривая слова.
        - Извини, - спокойно ответил он. Хотя, честно говоря, извиняться стоило ей, потому что донести свою мысль можно было и не так наглядно. - Но тебе все равно придется согласиться. И ты согласишься, рано или поздно.
        - А если не соглашусь? - спросила Ангелина резко. - Заставите?
        - Разве тебя заставишь? - усмехнулся дракон.
        - Тогда как? - Самообладание вернулось полностью, и только лежавший у окна мешочек и поблескивающая у самых ног лужа напоминали о недавней вспышке гнева.
        - Убеждением, конечно. - Нории откинулся на подушки, вытянул ноги. - Ты же не маленький ребенок, можешь принимать разумные решения.
        - Мое разумное решение, - отчеканила принцесса, - вернуться в свой мир. А вот остаться и стать женой чужого человека, в чужом мне мире, который, кстати, выглядит вполне процветающим и сытым, будет как раз неразумно. Что бы вы делали, если бы вас в нынешней ситуации похитили и вынуждали оставаться в другой стране, жениться на той, которой взбрело бы в голову, что вы можете спасти ее народ? Что бы вы выбрали: свою землю, свой народ, своих родных - или чужих? Как бы вы вели себя, если бы возникла угроза, что вы никогда не вернетесь домой?
        Нории слушал ее и молчал, ждал, пока она выговорится.
        - Я бы всеми силами старался вернуться, - проговорил он своим низким рокочущим голосом. Она подняла брови, посмотрела выразительно. - Но это ничего не меняет, Ангелина. Мне жаль, но ты нужна мне.
        Она промолчала. Зачем спорить?
        - Я хочу показать тебе кое-что, - продолжил дракон. - Но для этого придется полетать. Согласишься?
        Принцесса подумала и кивнула. С высоты будет легче сориентироваться, куда направляться в случае побега. Раз уж ее аргументы не слышат, придется действовать, как запланировала.
        Ангелина, памятуя о том, как холодно на высоте, захватила плащ, выбрала одежду потеплее. Нории привел ее в тот же двор, куда они прилетели пятью днями ранее, перекинулся, подставил крыло, и она уже привычно взошла по нему на горячую драконью спину, укуталась, схватилась за гребень.
        И полетела.
        Несмотря ни на что, ощущения были упоительными. Но все-таки принцесса отметила, в какой стороне виднеются горы, хотя даже с высоты они были похожи на синеватую неровную полосу на горизонте.
        А Нории, размеренно махая крыльями, думал о пронзившем все тело жарком потоке, который буквально рванулся во все стороны от разгневанной принцессы и почти полностью снял и его усталость после бессонной ночи, и боль в мышцах от ночных полетов. Совершенно необузданный огонь, с которым она, как видно, не умеет управляться. Даже удивительно, как при такой бушующей внутри энергии дочь Красного Воина ухитряется сохранять хладнокровие.
        Они летели часа два, под поднимающимся южным солнцем, над бесконечными барханами, и наконец стали спускаться. Прямо посреди пустыни. Хотя нет, Ани разглядела какие-то белые пятна, когда они пошли на спуск. Похоже… постройки прямо посреди песка? Часть стены, ворота, кажется?
        Сбежала по крылу, снимая плащ и все еще не понимая, когда сзади раздался голос перекинувшегося обратно дракона:
        - Это Т?фия, Город-на-реке. Смотри, принцесса. Смотри.
        Он был обнажен, и она отвела взгляд, снова посмотрела вперед.
        Ворота были заперты наглухо, но нанесенный песок почти скрыл стены, и Ангелина взошла по нему, проваливаясь, и остановилась.
        Огромный город, стоявший на холмах, был высушен, заполнен песком и мертв. Кое-где виднелись крыши домов, шпили и купола храмов - все серовато-грязные, иссеченные ветрами. Вдали - большой купол; видимо, там дворец.
        Было так тихо, что она слышала дыхание стоявшего позади Нории.
        - Тафия стояла на реке Н?ру, которая впадала в Южное море. Здесь ходили корабли, множество кораблей, а в порту было не протолкнуться от народа. Здесь был основан первый в мире университет. Здесь можно было услышать речь всех народов мира, и в окрестностях этого города жило больше всего драконов, помогающих местным Владыкам поить силой землю. Я видел это всего четыре луны назад, принцесса. Четыре луны назад для меня эта земля была живой и влажной, до горизонта стояли леса и пастбища и везде была вода. Люди не голодали и не умирали от солнца. А наш род не был практически уничтожен.
        А теперь все, ранее живущие здесь, мертвы, и город тоже давно погребен под песком. И нет реки, и нет порта, и нет драконов. Это все сделал С?дрик, наследницей которого ты являешься. И ты можешь спасти нас. Теперь понимаешь, почему я не могу тебя отпустить?
        Ангелина молча отвернулась и пошла вниз со стены. Молча спустился за ней дракон, остановился, перекинулся, подставляя крыло.
        Они снова куда-то летели, и солнце уже жарко припекало, и вдруг захотелось есть - ведь так и не удалось позавтракать, да и ужин вчера принцесса пропустила.
        Наконец опустились у пятна зелени, обернувшегося небольшим оазисом с чахлыми пальмочками на серой земле, жухлой травой и мутным пересыхающим озерцом. У оазиса кипела жизнь: стояли шатры, ревели животные, занимались своими делами люди - тут кто-то штопал одежду, там чистили песком посуду. Неприятно пахло пережаренным мясом, горклым маслом, навозом, животными и п?том.
        - Пойдем, - сказал Нории и зашагал вперед. Идти не хотелось, потому что Ангелина понимала, зачем он ее сюда принес, и представляла, чт? увидит. Но пошла, глядя на красные волосы, касающиеся широкой спины, на качающийся вплетенный ключ, на ягодицы, ровные бедра и ноги. Он был высоким и очень гармонично сложенным, очень ярким и контрастным на фоне окружающей серости и желтизны, со своей светлой, почти алебастровой кожей и красными волосами. И она в очередной раз подумала, что он выглядит как существо из другого мира.
        Ну или как волшебный дракон-оборотень.
        Им навстречу уже степенно шагали седобородые старцы в странных головных уборах. Подошли, совсем не удивляясь голому дракону и закутанной, несмотря на жару, в плащ женщине. Поклонились, сложив руки на животах, заговорили, активно жестикулируя. Нории слушал их, склонив голову и что-то отвечая, а Ани осматривалась вокруг.
        Худые, черные от солнца, уставшие люди, мужчины и женщины, осторожно выглядывающая из-за родителей и деревьев любопытная ребятня. Дети были ужасно худыми - еще немного, и можно было бы назвать их истощенными. Почти все босые, одежда выцветшая и такая же тусклая, как всё вокруг.
        - Они приглашают нас к себе, - сказал Нории и пошел вперед, не глядя, идет ли принцесса за ним. А куда ей было деваться?
        В шатре оказалось душно, женщины спешно стелили ковры, выставляли на них еду, сладости, воду. Мужчины притащили с улицы казан с пловом, и гостей усадили на подушки, седой глава кочевников о чем-то говорил высоким срывающимся голосом, кланяясь то дракону, то ей, Ангелине. Слава богам, Нории прикрылся, просто набросив на бедра какую-то накидку.
        Снова появилось чувство, как на завтраке у шейха. Будто они приехали покичиться на фоне бедных, нищих людей. Старый дед, кланяясь, протянул им лепешки, сам уселся, выжидательно посмотрел на гостей.
        - Я не хочу есть, - сказала Ани тихо, хотя желудок уже давно сосало от голода. Как она может объесть этих людей?
        - Надо, - пророкотал дракон, откусывая кусок лепешки и загребая горсть плова рукой из казана. - Не обижай их, пожалуйста.
        И она ела, и он ел, и их благодарили за это и радовались, что они посетили их жилище и принесли благословение. Все эти речи дракон переводил принцессе, а она старалась держать спину и улыбку на лице. Было тяжело и больно. И хотелось ударить красноволосого, устроившего эмоциональный прессинг.
        Вернулись они во дворец часам к четырем, под палящим зноем. У Ангелины разболелась голова, ей хотелось плакать.
        - Так ты станешь моей женой, принцесса? - спросил Нории, внимательно глядя на нее.
        - Я не меняю своих решений, - сказала она. - Никогда.
        - Никогда - слишком долго для однозначности, - пророкотал он и ушел.
        К вечеру стала понятна причина ее плаксивости и агрессивности - пришли ежемесячные женские неприятности. Жара убивала, отсутствие нормальных и привычных средств гигиены раздражало, еда казалась слишком острой, запах цветов вызывал мигрень, служанки были очень навязчивыми, сладости - сладкими, кровать - мягкой. И никого из родных не было рядом - не для того, чтобы пожаловаться, а чтобы просто ощутить, что она не одна.
        Принцесса подняла мешочек с чаем, так и лежавший у окна, заварила и выпила чашку. Потом еще и еще. И этот домашний вкус наконец-то ее успокоил.
        Часть 1. Глава 6
        Начало октября,
        Иоаннесбург
        Мариан Байдек
        Василина торопилась - сегодня была первая официальная встреча с коллегами, первый ее межгосударственный совет. Поэтому она быстро доела завтрак, передала Мартинку няне, поцеловала Мариана:
        - Уверен, что не хочешь пойти со мной?
        Он был немного напряжен, и следовало бы остаться, расспросить, в чем дело, но время поджимало.
        Байдек обнял ее, погладил по спине.
        - У меня срочный разговор с Тандаджи, василек. Ты справишься, не переживай.
        Она уже было открыла рот, чтобы попросить перенести разговор, потому что его привычная поддержка вселяла спокойствие, но подумала, что надо же когда-то становиться самостоятельной. Прижалась к нему, еще раз поцеловала и вышла.
        Барон, прихватив чашку с чаем, спокойно отвел мальчишек в детский сад при дворце, где с маленькими принцами находились и дети придворных, вернулся в свои покои, поднял телефонную трубку.
        - Тандаджи, слушаю, - раздался суховатый голос начальника разведуправления.
        - Меня отравили, - коротко сообщил Мариан, с трудом выговаривая слова и чувствуя, как начавший скручиваться внутри еще за завтраком болезненный узел пульсирует и пробивает тело судорогами. - Пришли в покои виталистов и своих людей. И тихо, чтобы Василина не знала!
        Через несколько минут в королевских покоях уже суетились несколько человек. Тандаджи прислал сразу трех виталистов и пришел сам.
        - Что-то было в чашке с чаем, - сжав зубы от болезненного жара из-за выжигаемого яда в теле, медленно говорил Байдек. - Я почувствовал необычный запах, но подумал, что это какой-то фруктовый чай. Сделал несколько глотков и буквально через две секунды ощутил боль. Значит, кто-то из обслуживающих стол слуг. Понаблюдал за семьей - дети и жена вели себя нормально. Василина сказала, что не успевает выпить чай; дети пили йогурты из бутылок. Проверьте остальную посуду, я хочу знать, направлено ли это против меня или против всей семьи. Моя чашка стоит на тумбочке, - и он кивнул на принесенную с собой кружку.
        Подполковник Тандаджи, бледный и играющий желваками - еще бы, такой промах! - кивнул, отдал распоряжения. Двое его сотрудников вышли, прихватив посуду.
        В покои заглянул следователь:
        - Ваше высочество, можно?
        - Не до реверансов, - немного раздраженно ответил Байдек. - Что такое?
        - Нашли исполнителя. Слуга, из простых горожан, наняли по рекомендациям, работал давно и без жалоб. Скрутило его, когда шел обратно с посудой; рухнул в коридоре и умер. Договор сработал. Следящий за кухней проверял всю еду с помощью анализатора, значит, яд добавлен при обслуживании.
        Тело снова заломило так, что перед глазами заплясали красные пятна; затошнило, но тут же отпустило, оставив только стучащую в висках и постепенно успокаивающуюся кровь.
        - Все, - сказал пожилой виталист, - справились. Теперь надо горячий душ и много горячего питья. И несколько дней воздержитесь от серьезных физических нагрузок, иначе сердце может не выдержать.
        - Благодарю. - Капитан приподнялся на локтях, проверяя себя, затем сел. Голова слегка кружилась, в теле чувствовалась небольшая слабость. Вполне терпимо. Тут же начал раздеваться: раз врач сказал в душ, значит, в душ. Присутствующие, кроме начальника разведуправления, деликатно вышли.
        - Как это возможно? - спросил Байдек наблюдающего за ним Тандаджи. - Разве магдоговор не должен предотвращать подобное, а не срабатывать после?
        - Возможно, - с неохотой проговорил Майло. - Если ему внушили, что он не делает ничего плохого, а, например, целительные капли подливает. А когда шел обратно - скорее всего, внушение кончилось и накатило осознание. Договор не абсолютен.
        - Да и вреден, как оказалось. - Мариан снимал ботинки медленно, чтобы не тревожить кружащуюся голову. - Сейчас бы расспросить его, кто вложил задачу в голову. Возможность поменять формулировки есть?
        - Сделаем. - У Тандаджи зазвонил телефон. - Да, слушаю. Понятно. - Положил трубку и сообщил: - Яд обнаружен только у тебя в чашке. Остальная посуда чистая.
        - Хорошо. Значит, пока мешаю только я. Почему?
        - Без тебя легче влиять на королеву, - пожал плечами тидусс. - Ты слишком ярко… выступил на коронации. Можно попытаться предложить подходящего мужа и перехватить управление. Из нашей аристократии заказчиков быть не может, идиотов нет. Точнее, есть, но даже идиоты хотят жить. А вот иностранцы или наши денежные мешки, которым зажали яйца и перерезали дорогу к кормушкам, - вполне.
        - Майло, - барон серьезно и жестко посмотрел в глаза коллеге, - я не хочу, чтобы в следующий раз это были мои дети, родные или Василина. Я справился, потому что у меня с давних пор есть некоторый иммунитет к ядам. Не заставляй меня переворачивать этот город вверх дном, найди и обезвредь. Чтобы ни одна тварь больше к моей семье не подошла!
        Он говорил тихо, и только на последнем предложении голос его немного дрогнул. Это можно было бы списать на слабость после отравления, но опытный и много чего повидавший Тандаджи понял, что его собеседник безумно боится. Не за себя - за жену и детей.
        - Кембритч сейчас работает над этим, - сказал он. - Иди в душ, я распоряжусь, чтобы принесли кипятка и заварки. И заодно обсудим.
        - Кембритч? - барон поморщился. - Он справится?
        - Справился же с предыдущей задачей.
        Мариан остро глянул на собеседника, но ничего не сказал.
        - Мы его страхуем, Байдек, - продолжил Тандаджи. - Должен справиться.
        Василина
        Королева, и не подозревавшая о том, что творилось в ее покоях, нервно вытерла ладони о платье, наблюдая за магами, которые настраивали Зеркало. Выдохнула, успокоилась, привычно выпрямила спину. Ощущение было как перед экзаменом. И хотя с царственными коллегами она уже общалась, ту встречу вряд ли можно было назвать обычной или продуктивной. Но у Василины накопилась масса вопросов, и еще она очень надеялась, что ей помогут справиться со своей силой.
        - Связь установлена, - сообщил маг, отходя от огромного, длинного, занявшего почти весь зал, чуть подрагивающего вогнутой стороной Зеркала.
        Короли появлялись один за другим, здоровались, кивали друг другу. Рыжий, чуть седеющий инляндский Луциус. Крепкий черноволосый блакорийский Гюнтер. Улыбающаяся красавица Талия с дочерью, явно беременной. Император Хань Ши, тонкий и сухой, с желтым вежливым лицом и тоже с наследником. Демьян Бермонт - он что-то писал, сидя за широким столом, и поприветствовал всех небрежным кивком. Эмир Тайтаны, возлежащий на подушках, сильно накрашенный. Он дружелюбно и томно поглядывал на царственных братьев и сестер.
        - Здравствуйте, коллеги, - проговорила хозяйка встречи, королева Василина. - Рада приветствовать вас. И сразу хочу поблагодарить, что помогли на коронации. Удовлетворите мое любопытство: что вы делали и почему со мной это произошло? Насколько я помню, ни у кого из моих предков ничего подобного не случалось.
        - У твоих - нет, - совсем не официально фыркнул Гюнтер, - а вот Талия на коронации чуть не утопила свой остров под цунами.
        - Это зависит от последовательности обрядов, милая, - сочувственно улыбнулась Иппоталия. - Мы с тобой не первые наследницы, малую коронацию в детстве не проходили, да и замуж уже вышли, вот и не получилось сдержать силу.
        - Да, мы оба раза знатно повеселились, - хохотнул Гюнтер.
        - Хороший у тебя муж, Василина, - весомо проговорил Демьян Бермонт. - Я рад, что наши народы соединились. И у меня сразу к тебе просьба. Я планировал еще семь лет назад обратиться с этим к Ирине, но не успел.
        Присутствующие помолчали, отдавая дань памяти погибшей королеве.
        - Тогда, признаться, я рассчитывал, что моей женой станешь ты, но боги решили иначе. Рудлоги отдавали своих дочерей почти во все правящие дома, кроме Бермонта. Раз сейчас трон снова по праву ваш, я прошу тебя обдумать возможность моего брака с кем-то из твоих младших сестер. Я бы мог взять любую из наших аристократок, тем более что мне давно и настойчиво предлагают, но это недальновидно - не хочу сталкивать кланы. Мне нужно усилить ветвь Бермонт, и для меня будет большой честью, если ты согласишься. Заодно укрепим межгосударственные связи, наладим наконец совместную добычу руды.
        Василина растерялась, хоть и не показала этого. Просьба была неожиданной. Она почему-то воспринимала Демьяна как человека гораздо старше себя, но сейчас вспомнила, что он очень рано взошел на трон и ему еще нет тридцати.
        - Неужто наш медведь-одиночка решил-таки обзавестись женой? - радостно возопил Гюнтер, и Талия зашикала на него, делая страшные глаза.
        - Гюнтер, не лезь не в свое дело, - спокойно ответил бермонтский король, - твоя бестактность скоро в легенды войдет.
        - Женитьба - дело хорошее, - весомо проговорил Хань Ши и улыбнулся. - Мужчине нужно много наследников.
        Василина вовсе не была уверена, что кто-то из ее сестер готов стать фабрикой для производства наследников. Она думала, пока Гюнтер и Луциус о чем-то тихо переговаривались между собой.
        - Я поговорю с сестрами, - сказала она наконец, - но младшие еще учатся, а Марина совсем не горит желанием жить государственной жизнью. Ангелина обещала, что мы не будем принуждать их к политической деятельности, поэтому решение может быть только добровольное. Извини, Демьян.
        - Мне достаточно и этого, - откликнулся он легко. - Я нанесу визит со всем двором через несколько месяцев, примешь?
        - Конечно, - заверила она его.
        - Правильно, Демьян, товар надо показывать лицом, - прокомментировал неугомонный блакориец.
        Бермонт нервно дернул плечом, в чертах его проскользнуло что-то звериное, и он оскалился, обнажив клыки.
        - Гюнтер, в последний раз предлагаю заткнуться, - прорычал он.
        - Хочешь размяться, Демьян? - вспыхнул блакорийский король.
        - Гюнтер! Помолчи! Демьян! - ахнула Талия. - Ты ли это? Это невежливо! Что подумает Василина?
        А Василина думала, что только что пообещала обсудить с сестрами возможность замужества за человеком, у которого есть клыки. Хотя, с другой стороны, ей ли удивляться?
        - На самом деле, братья мои, остыньте, - мягко сказал император Хань Ши, и двое мужчин, буравящих друг друга взглядами, отвернулись и успокоились. - Демьян, это первая твоя вспышка гнева за столько лет, что я тебя знаю. Даже я, признаться, иногда позволял себе лишнее, но не ты. Что-то неладно в Бермонте?
        И все настороженно уставились на человека, который всегда являлся образцом спокойствия и хладнокровия.
        - Все ладно, - совершенно невозмутимо ответил успокоившийся северный король, но никто не поверил. - Гюнтер, прими мои извинения. Просто тема поиска достойной жены для меня несколько болезненна. Я не должен был рычать.
        - Все в порядке, брат, - блакориец похлопал ладонью по колену. - Меня иногда заносит, знаю. И ты меня извини. Жаль, что у меня клыки не появляются так легко, - с моим парламентом такой аргумент бы пригодился.
        Талия смотрела на них с видом любящей мамочки. Конфликт был исчерпан, и можно было переходить к следующим вопросам.
        - Коллеги, - продолжила Василина, - к сожалению, поиски моей сестры Ангелины пока не увенчались успехом. В наших архивах катастрофически мало данных о драконах. Удалось что-то узнать от свидетелей, что-то рассказали историки и маги, но этого недостаточно. Я вынуждена просить вас помочь мне с поиском информации. У нас ее почти нет. Как мне объяснили, большая часть исторических фондов того времени уничтожена пожаром.
        - Конечно, Василина, - сказал Луциус, - я отдам распоряжения. Мы все хотим, чтобы Ангелина вернулась. Тем более я ей кое-что задолжал.
        Коллеги, деликатно промолчавшие, записали себе просьбу королевы Рудлога, кроме, конечно, невозмутимого императора (за него писал наследник) и эмира Тайтаны, который вообще, кажется, впал в нирвану. Ему принесли кальян, и он невозмутимо курил, благо дым Зеркало не воспринимало.
        - А я ведь могу поведать вам про драконов, - вдруг проговорил он своим мягким, почти женским голосом. - У нас сохранились предания, и в нашем роду давным-давно был предок-дракон.
        Он вдохнул дым и выжидательно посмотрел на Василину.
        - Буду очень благодарна, прекрасный и щедрый эмир, да пребудет в благоденствии твоя земля, - произнесла она. Никто не улыбнулся, хотя очень хотелось.
        - Для меня счастье угодить тебе, белоснежная, как лебединый пух, сестра, - сказал он, окидывая ее восхищенным взглядом.
        «Хорошо, что Мариан не пошел», - подумала Василина, поощряюще, хоть и немного скованно улыбаясь.
        - Мы тоже послушаем, - сообщила Талия. - Надо понимать, с чем имеем дело.
        Эмир сделал несколько затяжек, глаза его затянулись поволокой.
        - Интересно, что он там курит? - громким шепотом спросил Гюнтер у Луциуса. Тот укоризненно покачал головой, осуждая болтливость кузена.
        - Старики рассказывают, - начал эмир певучим тонким голосом, прикрыв глаза, - что на севере, между нашими континентами, раньше лежала не пустыня, а страна, широкая, обильная, зеленая, с реками, озерами, шумными городами и богатыми деревнями. Этой страной правили драконы, а у нас называли ее Мина-Туре, Дом Большой Воды. Там жил народ, такой же, как мы, только чуть смуглее, говорил на похожем языке, торговал с нами, а мы ходили на него в походы. У нас всегда было мало воды, а у соседей - много. И воды, и земли, и золота.
        Но войны закончились, когда моя далекая прабабка сумела пленить раненого дракона. Его звали Тании, и он был очень силен, но наши чародеи и сама принцесса захватили его хитростью, опутали сетями и морили голодом, пока он не перекинулся в человека. Она посадила его в темницу, сама носила ему воду и пищу, обрабатывала раны, вела неспешные разговоры, рассказывала сказки. И потом, когда дракон выздоровел, она открыла двери темницы. Но он не захотел улетать и женился на ней, и стала наша страна называться Тайтана. И в наш край пришла вода, и мы больше не ходили войной за водой и золотом, а стали торговать и ездить друг к другу в гости, брать женщин соседей в жены и жить мирно и богато.
        Василине история предков эмира была не очень интересна, но перебивать было невежливо. Эмир снова затянулся, выпустил облачко дыма. Кажется, ему нравилось внимание.
        - Но почти пять сотен лет назад к нам потянулись беженцы, очень много беженцев, так много, что мы приняли, сколько могли, а потом закрыли границу. Наши разведчики доложили, что Мина-Туре высыхает и заполняется песком. А прибывшие люди рассказали, что сначала была война с приграничной страной, а затем все драконы собрались куда-то и улетели. Обещали вернуться и не вернулись. И земля без их силы стала сохнуть и умирать, города опустели и замолкли. Часть их народа осталась кочевать по той земле по оставшимся источникам воды, часть перебралась к нам, часть погибла.
        А недавно - может, три, может, четыре луны назад - торговцы наши рассказали, что услышали от кочевников, будто драконы вернулись и земля стала оживать. Но открылся пока только один город из многих; в нем есть вода и вокруг земля плодородная. И защищен тот город стеной неприступной и чудовищами страшными. И старики запретили говорить чужакам, где он расположен. Ведь живет в том городе, в белом дворце, драконий царь, который ликом страшен, нравом жесток, но справедлив, питается он кровью и страхом, ночью летает над пустыней и смотрит, кто и как согрешил, и постель его согревают сотни юных девственниц.
        На сотнях Гюнтер завистливо присвистнул, а Демьян брезгливо скривился. Император, для которого сотня наложниц была суровой реальностью, понимающе и немного сочувствующе к незнакомому крылатому коллеге покачал головой. А эмир, отложив кальян, продолжил:
        - И говорят они, что люди верят: когда драконий царь напьется крови досыта, пустыня вся снова зацветет, потекут реки, и города опять зашумят и заполнятся людьми. А чтобы это случилось поскорее, ему во дворец отправляют самых прекрасных девушек и юношей, которые не возвращаются.
        Василине стало слегка не по себе, как всегда, когда она слушала страшные сказки. Понять, что тут правда, а что выдумка, было сложно, но кое-какие крупицы информации вытащить из полусонного рассказа эмира удалось. Например, что искать точно нужно в пустыне, а не в горах.
        - Я угодил тебе, сестра моя? - спросил рассказчик, горделиво подперев голову рукой. Он так и лежал на подушках, ни разу не поменяв позу, и королева подумала, что, наверное, у него ужасно затекло тело.
        - Благодарю тебя, - кивнула она, - угодил.
        - Прекрасная история, - поддержала ее Талия.
        - А курил я чудесный табак, вымоченный в дурманящей траве граве, - обратился восточный властитель к несколько смутившемуся Гюнтеру. - Я прикажу доставить тебе два мешка самого лучшего табака и набор кальянов, брат.
        - Спасибо, - блакориец под насмешливыми взглядами царственных коллег изобразил восхищение. - Ты очень щедр, брат.
        Эмир покровительственно махнул рукой, будто говоря: я и сам знаю, что я великолепен и щедр, - и замолк.
        - Коллеги, - Василина снова обратила на себя внимание, - еще один личный вопрос, который я хотела бы обсудить. На коронации вы называли друг друга… нейтрализатор, стабилизатор. К моему огромному сожалению, я ничего об этом не знаю, да и с силой своей управляться получается плохо, несмотря на тренировки с Алмазом Григорьевичем Старовым. Кто-нибудь может мне помочь и объяснить, что к чему?
        - Естественно, у тебя будет плохо получаться, он же мужчина, - фыркнула Талия. - Вот что, приезжайте с семьей к нам в гости на недельку. Море у нас сейчас еще теплое, покупаетесь, детей погреешь. А я тебе все расскажу и покажу.
        Они еще недолго поговорили и расстались.
        - Иппоталия предложила нам погостить у нее неделю, - сказала Василина за обедом родным. - Обещала научить справляться с силой. Но я что-то переживаю, стоит ли уезжать. С одной стороны, надо наконец научиться, а с другой - я только-только начала входить в курс дела. Боюсь, приеду и снова перестану что-либо понимать.
        - Конечно, нужно съездить, Васюш, - уверенно ответил Мариан. - Обязательно поедем, и как можно скорее.
        Остальные поддержали эту идею, и даже Марина, немного тоскливая в последнее время, оживилась. Море они все любили.
        Маль-Серена, Марина
        Начало октября в центре Рудлога и начало октября на Маль-Серене - две большие разницы. Остров все-таки находится намного южнее и закрыт от нас Инляндией. К нему с юга подходит теплое течение и обнимает своими потоками владения Иппоталии с двух сторон, поэтому там почти не бывает снега и зелено круглый год. И клубника появляется уже в апреле.
        Я не была на море много лет, но любила его до безумия. Талия говорит, это потому что все женщины сделаны по образу и подобию Синей Богини Воды, и именно поэтому нас так тянет залезть в какой-нибудь водоем, да и моемся мы почаще мужчин. Не знаю, не знаю. Работа на скорой предоставляет массу человеческого материала, и попадались мне дамы, которые явно с мылом и мочалкой неделями не встречались, как и ухоженные, аккуратные мужики.
        Статуи и места поклонения Синей Богине тут были везде, что неудивительно: королевская ветвь Таласиос Эфимония - прямые потомки божественной прародительницы и смертного мужчины. Говорят, однажды она задремала на берегу моря, и какой-то первобытный наглец (почему-то я сразу думала о конкретном наглеце) овладел ею. Проснувшись, богиня разгневалась и хотела утопить покусившегося на то, что могли трогать только ее братья. Но бедолага так восхищался, убивался и клялся служить, что она смилостивилась. И с тех самых пор мужчины на Маль-Серене служат женщинам. А дамы, которые на острове сильно в меньшинстве, сильным полом всячески помыкают и горя не знают.
        Но я не уверена, что это пришлось бы мне по душе. Мужчины тут красивые, но какие-то… переухоженные, что ли. Почти все длинноволосые, с обилием украшений, одеты с иголочки, плечи широкие, высокие. И подобострастные. Воротит прямо.
        «Конечно, ты же любишь пожестче и поэгоистичнее».
        «Я просто люблю, чтобы мужчина был мужчиной».
        Талия встретила нас со всем островитянским радушием. Семье предоставили павильон, стоящий прямо у берега, перед полосой песка, изящный, как и все строения на острове, прямоугольный, с колоннами и портиками, статуями морских духов, держащих крышу, и решетчатыми большими окнами, выходящими на море. Я заняла комнату в самом углу - было удобно выходить и курить, не мешая дымом родным.
        Есть что-то невообразимо прекрасное в возможности, просыпаясь утром, видеть бесконечную волнующуюся гладь, пребывающую в постоянном беспокойном движении. Утром море немного нервно плещет волнами на песок, словно торопясь в солнечный день. А к вечеру наступает штиль, и теплая вода замирает, превращаясь в гигантское зеркало, в котором отражается заходящее солнце. Тогда море осторожно наступает крохотными волнами на берег и успокаивающе дышит солью и свободой.
        Я практически не вылезала из воды, отвлекаясь только на обеды-ужины да еще на общение с Талией. Василина тренировалась с ней, а я ходила за ними хвостом, слушала и остро ощущала собственную никчемность.
        - Хорошо, что этот твой маг объяснил тебе, что ты должна уметь, - сказала царица в первый же день, когда мы, уставшие и разморенные после пляжа, сидели на лужайке и подкреплялись столбиками из красной рыбы, оливок, огурцов и острого перца, обмакивая их в какой-то невероятный сливочно-сырно-пряный соус и запивая ароматным сладким вином. Дети спали, Каролина играла в покоях со старшей внучкой Иппоталии, а Мариан и отец пошли со старшим мужем царицы на рыбалку. - Плохо, что к своему возрасту он так и не понял, что нельзя тренировать женщин так же, как мужчин. У мужчин якорь силы находится у кадыка, а у женщин - под пупком. Мы будто перевернутые отражения друг друга, и там, где мужчина напрягается, нам нужно расслабиться.
        - Я все равно ничего не понимаю, - грустно произнесла Вася, и я с ней была совершенно согласна.
        - Знаешь, мама мне в свое время про щиты объяснила все очень доступно, - ободряюще проговорила царица. - Я и к Ирине пыталась подойти с предложением показать и рассказать, но она же гордая была, упрямая, слабость не демонстрировала. Все сама, сама, чему научилась интуитивно или у отца запомнила, то и использовала.
        Да, гордости в нас всегда было слишком много. И упрямства. И гнева. Хотя если посмотреть на нас - просто небесные создания. Светло-голубые глаза, светлые волосы. И не скажешь, что накануне Вася, тряхнув своими милыми кудряшками, так рявкнула на бедную няню, нечаянно оцарапавшую Мартинку, что с кровати порывом ветра снесло белье. Старенькая Дарина Станиславовна настолько испугалась, что сестра перед ней битый час извинялась и просила не уходить.
        Подобные вспышки ей раньше свойственны не были, но, вероятно, как Василина и говорила, еще не успокоились гормоны после родов. Племяннице шел уже шестой месяц, и она росла крепенькой, черненькой, синеглазой - типичная северянка, в Мариана. Это обстоятельство неизменно повергало всех, знающих генеалогию Рудлогов, в недоумение: наши гены по понятным причинам всегда были сильнее. Да и старшие сыновья у Василины были белобрысыми и светлоглазыми.
        Мариан, кажется, даже гордился похожестью дочери. А Василина один раз шепотом призналась мне, что побаивается, как бы Мартина, повзрослев и вступив в девичий расцвет, не начала оборачиваться, как и ее отец.
        Я посоветовала ей не переживать. Женщина, умеющая перекидываться в медведицу, имеет неоспоримое преимущество перед той, кому это не дано. Ей не нужны телохранители, она может спать на снегу, и встречаться с ней или жениться на ней решится только настоящий мужчина. Все слабаки отсеются при первом же совместном полнолунии или скандале.
        А еще ровные ряды портретов наших предков с льняными волосами и голубыми глазами в королевской галерее давно просили побольше цветового и видового разнообразия.
        - Всегда концентрируйся на области матки, - прервала царица мои мысли, - именно там твоя сила. Положи руки на живот, левую на правую, вот так. Почувствуй тепло. Поймешь, когда запульсирует в пальцах. Чувствуешь?
        - Да, - кивнула сестренка, а я мрачно посмотрела на свои руки. Я ничего не ощущала. Живот и живот. Загорел немного.
        - А теперь всплесни руками, будто встряхиваешь простыню. Давай!
        Вокруг засверкало, заискрилось, да так, что у меня заболели глаза, и я прикрыла их. А открыв, увидела закрывающий нас куполом блестящий щит, огромный, шагов на тридцать вокруг.
        - Ну и силища, - уважительно произнесла царица, оценив масштаб. - Я уже и забыла, как это было сразу после коронации. Потом станет постабильнее и послабее. И с каждым рожденным ребенком силы становится чуть меньше, зато новые умения открываются. Ничего, потренируешься, научишься контролировать мощность выплеска. А потом и без рук будет получаться, достаточно ладони вперед выставить.
        - Получилось, - благоговейно прошептала венценосная сестричка, рассматривая дело рук своих. - Талия, ты гениальна!
        - Теперь убери щит. Пока подойди к нему, прикоснись ладонями и ощути то же тепло. И представь, как оно уходит обратно в руки. Потом научишься делать все на расстоянии.
        Со снятием купола возникли некоторые проблемы, но с третьего раза получилось. Василина сияла, как солнышко, и я радовалась вместе с ней. Нельзя сказать, что изнутри иголочкой не кололо что-то сильно похожее на зависть. Но мне стало спокойнее теперь, когда ей что-то удалось.
        - А сейчас нападение. Тоже очень просто, спасибо матушке. Представь, что тебе нужно забросить простыню на веревку, которая висит так высоко, что не достать. И в каждой руке по такой простыне, свернутой в жгут и мокрой.
        Мы дружно захихикали. Да уж, Алмазу такой мастер-класс и не снился, он все больше классическими приемами учить пытался. Талия улыбалась, глядя на нас, - ей мы, наверное, казались совсем девчонками.
        - Положи руки на живот. Нет, левую на правую. Пульсирует тепло? А теперь с этим ощущением сжимай руки в кулаки и забрасывай простыни. Представь, что они вырастают из этого тепла, тяжелые и хлесткие. Марина, отойди назад. Василина?
        Сестра как-то неуклюже дернула кулаками и замерла. Несколько секунд казалось, что ничего не произошло. А потом… по песку и по водной глади за ним, поднимая пыль и водные брызги, пронеслись буруны, наискосок друг от друга, будто кто-то невидимый умчался с берега далеко в море на водных мотоциклах. Я даже дернулась от неожиданности и, раскрыв рот, наблюдала, как исчезает след от Васиных «простыней» далеко от берега, метрах в трехстах, не меньше. Сестра обернулась - на ее лице было такое же ошеломленное выражение.
        - Мда, - нарушила тишину царица, - ну, изящество и направленность натренируешь сама. Главное, принцип уяснила. Ты только учти, что, если ты зла или сильно испугана, эти выбросы мгновенно становятся проклятиями. То есть ты не только физически сбиваешь с ног - с такой силой сбиванием не обойдется: бедолагу, вызвавшего твой гнев, просто размажет. А если не размажет, то болеть будет долго или стареть начнет, ну или что пожелаешь в этот момент.
        Талия еще долго рассказывала и показывала, и я даже задремала под ее мягкий голос, периодически вздрагивая и приоткрывая глаза, когда Васюша в очередной раз «забрасывала простыни». Иппоталия - идеальная мама и бабушка, если не знать, что она до сих пор может остановить на ходу несущуюся повозку, запряженную тройкой лошадей. Хотя, наверное, это делает ее еще более идеальной.
        Так прошло несколько дней, и я заскучала. Так всегда бывает: хочешь чего-то до рези в сердце, а получив, переживаешь эйфорию - и всё, сказка заканчивается. Я уже хотела домой. Но не во дворец. Я хотела снова в наш разломанный домик в Орешнике, и чтобы ездить на работу, и чтобы не высыпаться, и чтобы руки сохли от талька, а желудок болел от кофе и табака.
        «Мазохистка?»
        «Есть немного, наверное».
        Вечером мы пошли на пляж. Мы - это вся наша семья, Талия со своими тремя мужьями, детьми и внуками и пара десятков придворных дам. Расположились на берегу.
        Серенитки купались голышом и особо усердствовали, когда в воду заходил Мариан. Их крепкие тела мелькали в воде, они смеялись, брызгались и напоминали выводок кокетливых дельфинов, только с грудью и ягодицами.
        Я заметила, кстати, что на него они не смотрели так же покровительственно, как на других мужчин. Увы, при появлении барона суровые и властные, веками доминирующие островитянки становились томными и плавными, и в глазах появлялось мечтательное выражение слабой женщины. Кажется, Васюша слегка ревновала, но зря, потому что нудистский дельфинарий Мариана волновал не больше, чем камни на берегу. Он либо занимался с сыновьями - именно занимался, как с маленькими солдатиками, выполняя упражнения на воде, - либо осторожно купал дочку, которая от счастья хлопала ручками и гукала. Либо, как сейчас, плыл за Василиной куда-то на глубину, оставив отпрысков нам.
        Я вгляделась и тут же отвела взгляд - сестра с мужем самозабвенно и горячо целовались, отчетливо видимые на фоне лазурной сверкающей воды.
        На лицах загорающих на пляже дам читалось невыносимое разочарование.
        Они вышли из моря, и я невольно залюбовалась Марианом, скользнула взглядом по его мощным плечам, животу, подняла глаза выше - и наткнулась на его прямой и строгий взгляд. Стало стыдно, как в тот раз, когда мама застукала нас с подружкой за чтением какого-то эротического романа. Я моргнула, отвернулась.
        Море меня больше не радовало. Я была одинока и никому не нужна.
        Ночью, когда все уснули, я, захватив пачку сигарет и мобильный, вышла на пляж. Вода дышала теплом и спокойствием, луна гляделась в море и протягивала ко мне серебряную дорожку. Я закурила, уселась на песок, пролистала список вызовов, остановилась на одном двухнедельной давности. Поколебалась.
        Но набрала другой телефон.
        - Привет.
        С той стороны играла музыка, был слышен женский смех.
        - Привет, принцесса, - ответил барон фон Съедентент. - Что, заскучала на своих морях?
        Я улыбнулась.
        - Как ты догадался? Я сижу на берегу и думаю, что мне срочно нужен кто-то, кто любит адреналин.
        - Дай мне пять минут, и я буду рядом, - сказал он. - Только не двигайся, придется ориентироваться по тебе, а ты далеко.
        Я отложила телефон, сняла одежду и подошла к морю. Было вообще не холодно, вода оказалась как парное молоко. Пошевелила пальцами, зарываясь в песок.
        - Черт! - Мартин вышел из Зеркала прямо в воду и ошалело ругался, пока я хохотала. - Боги, ты безумна, ваше высочество!
        - Пошли плавать, - предложила я, наблюдая, как блакориец снимает промокшие ботинки и носки. - Ты когда-нибудь купался ночью?
        - Я не очень хорошо плаваю, - проворчал он, но стянул футболку. Я потянула носом воздух - от него пахло алкоголем и женскими духами.
        - Я тебя спасу, если что, - пообещала я, заходя в воду. - Догоняй!
        Было легко и весело, и я наконец-то оказалась не одна. Мартин быстро догнал меня, и мы плыли по серебристой дорожке навстречу луне, в совершенно черной воде, в черной ночи - я едва видела его. И ощущение, что под водой может сидеть кто-то страшный и зубастый, хорошо так царапало нервы страхом.
        Мы зависли над бездной, под сверкающими звездами. И глаза моего спутника тоже сверкали, когда он приблизился ко мне.
        - Ты по-хорошему безумна, принцесса, - глухо сказал маг в тишине, нарушаемой лишь плеском воды. Я потянулась к нему и поцеловала, чувствуя, как отчаяние переходит в тепло и удовольствие, а его рука притягивает меня к себе, гладит по спине, по ягодицам и волосам. От него сильно пахло алкоголем, но мне было все равно. Окружающая нас тьма и удаленность берега только добавляли остроты ощущениям, и я закинула на него ноги, обхватила плечи руками, ощущая горячее мужское тело посреди кажущейся теперь прохладной воды.
        Мы, наверное, сильно увлеклись, потому что в какой-то момент ушли под воду и вынырнули, отплевываясь и хохоча. Неловкости не было.
        - Буду считать это компенсацией за испорченную обувь, - сказал барон легко, и я мстительно плеснула в него водой.
        Мы вышли на берег, отряхиваясь, и я сбегала к себе, передала успевшему одеться Мартину несколько пузатых бутылок вина, стащила с кровати одеяло, зажала под мышкой одежду, которую нашла. Потом мы долго сидели на берегу, завернувшись в одно одеяло, целовались и разговаривали. И где-то после второй бутылки я начала рассказывать ему про свою жизнь. Про своих лошадей, про маму, про сумасшедший выпускной с Катькой Спасской, ныне Симоновой, про учебу в училище и посиделки с травкой и гитарами, про розовые волосы и татуировки, про работу в больнице, про сестер. И про Люка тоже. Было что-то болезненное в том, чтобы говорить про одного мужчину и целовать другого.
        А Мартин рассказал мне про Викторию. Заплетающимся языком читал стихи, посвященные ей, уверял, что никому никогда их не показывал. Гладил меня по спине, грел горячей рукой бедра, прикасался губами к шее и груди. Море смотрело на нас тьмой, и в ней виделся строгий лик богини, а лунная дорожка казалась укоризненно поднятым указательным пальцем.
        - Знаешь, - произнес блакориец с сильным акцентом, - может быть, мы сможем забыть про них. Вдвоем.
        - Возможно, - откликнулась я, кладя голову ему на плечо. - А если не получится?
        Мы молчали.
        Но были не одни.
        Кое-как, поддерживая друг друга, добрели до моих покоев и рухнули в кровать, не сняв одежду. И заснули рядом.
        Но не вместе.
        Часть 1. Глава 7
        Конец сентября
        МагУниверситет
        Алина
        Холодный дождик радостно и настойчиво стучал по стенам и окнам университета, словно сообщая, что он теперь надолго и уходить не собирается. Гигантские типаны, уже покрасневшие, но пока не сдающие листья осени, закрывали здание общежития пышными зонтиками, но студенты после занятий все равно бежали прытко - иногда вода-таки переполняла длинные листья-чаши, и они опрокидывались, освежая измученные знаниями головы.
        Общая унылость и подавленность передалась и каменным глашатаям МагУниверситета - объявления они теперь давали в ритмах поминальной песни, беспрерывно зевали и вяло сплетничали, обсуждая прогульщиков и личную жизнь студентов. Алина иногда думала: откуда у них такая память? Что может поместиться в каменной доске, на которой изображено лицо? Однако камены знали весь преподавательский и студенческий состав по именам и не прочь были пообсуждать с интересующимися те или иные события.
        Впрочем, если бы она была древней каменюкой, что бы ей оставалось делать?
        Близкое знакомство с каменами состоялось в первый же день учебы. Алину угораздило прислониться спиной к стене коридора, пока она близоруко искала в рюкзачке салфетки для очков, и вдруг с взвизгом отскочила - кто-то укусил ее за мягкое место. Проходящие мимо студенты старших курсов неприлично ржали, пока она, красная от смущения, искала взглядом виновника своего испуга.
        Каменная морда строила невинные глазки, а вторая, напротив, глумливо причитала:
        - Девушка, а девушка, обопритесь о меня тоже! Столько веков не вкушал девичьего тела!
        - А л-лома ты тоже не вкушал, поганец? - с мрачным обещанием припечатала Алинка. Смущение, как нередко бывало от попадания в неловкую ситуацию, сменилось злостью, и она, вытащив охапку салфеток, запихала их похабнику в рот. Тот мычал, отплевывался и пытался кусаться, но студентка была проворней. - А тебе, - она обернулась к гулко ухохатывающемуся кусачему лицу, - я завтра принесу клейкой ленты в подарок.
        - Богуславская, зачем вы издеваетесь над уникальными магическими памятниками? - укорил ее шедший по коридору старенький профессор Левцов. - Я пожалуюсь вашему куратору. Ну что такое: как новый курс, так кто-то считает своим долгом в них что-нибудь запихать, разрисовать, приклеить!
        - Может, им этого и хочется? - пробормотала пристыженная Алинка, но, к ее счастью, профессор не расслышал и пошел дальше, качая головой. Она же, вытащив одну салфетку из отплевывающейся пасти, все-таки прислонилась к стене, протерла очки и нацепила их на нос. Вот тебе и первое сентября. Дважды за день опростоволоситься - это не каждому дано.
        - Ну чего приуныла-то? - спросил кусачий. Ему приходилось орать через коридор и мельтешащих студентов, но камену это не мешало. - Ты давай у Аристарха кляп забери и нос не опускай, тут тебе семь лет волынку тянуть, наопускаешься еще.
        Она еще злилась, но исследователь внутри взял верх над обидой.
        - А по какому принципу вы устроены? - спросила Алина, доставая кляп и постукивая костяшками пальцев по доске вокруг кривящейся морды - искала пустоту, где может быть заклинание на свитке или заговоренный корень. - Я не понимаю, кто в вас подселен. Стихийные духи?
        - Души не сдавших экзамены студентов, - гробовым голосом пропел первый камен, а второй снова гулко заржал.
        - Да ну вас. - Алина подхватила рюкзачок и пошла на выход, подальше от двух каменных приколистов.
        С тех пор они ей проходу не давали, и со временем у них даже установилось что-то вроде любознательного вооруженного нейтралитета. Она, возвращаясь вечером из библиотеки, рассказывала, что творится снаружи, показывала им фотографии, читала журналы и даже притащила один раз любовный роман, но похабники так издевались над розовыми персями и каменными таранами, что Алина краснела и в конце пообещала, что если не заткнутся, то она перестанет приходить. Угроза подействовала. А стражи щедро делились информацией о преподавателях, предстоящих зачетах и экзаменах, забавных и страшноватых происшествиях за прошедшие века. Остальные камены быстро прознали про эту странную дружбу по какой-то своей внутренней связи и завистливо зазывали собеседницу к себе, но она и так тратила много времени на Аристарха и Ипполита, а уж на полторы сотни ехидных морд ее бы просто не хватило.
        И вот сейчас, когда прошло чуть меньше месяца после начала учебы, она шагала под проливным дождем в библиотеку и думала, что язвительные стражи внезапно оказались ее единственными друзьями. В школе Алинка никогда не была изгоем, да и класс был дружным, а здесь… С легкой руки семикурсника Эдуарда Рудакова, так некстати заглянувшего к ним в комнату накануне первого сентября, к ней прочно прикрепилось прозвище «страшилка». Одногруппники считали ее заучкой, да и почти все, кроме нее, жили не в общежитии, а в городе, с родителями. К «общажным» относились с некоторой долей презрения, как к «понаехавшим», не афишируя, впрочем, этого, потому что любая дискриминация пресекалась на корню. Девчонки в комнате были заняты парнями, косметикой, дискотеками и пьянками, быстро влились в ночные компании, и Алина, слушая их разговоры про то, кто кого как зажал и как лучше научиться глубоким поцелуям - на помидорах или на пирожных с кремом, - недоумевала: зачем вообще поступать, если учиться не хочешь?
        Ее саму мальчики пока не интересовали, организм не требовал крепкого мужского плеча или какой-либо другой не менее крепкой части. У нее и месячных-то до сих пор не было; куда уж думать о том, с кем переспать и кто это делает лучше.
        В библиотеке, как обычно, сидело всего несколько человек, таких же увлеченных учебой, как и она, и Алинка быстро взяла необходимые учебники и уселась за реферат. Гоняли по всем предметам их нещадно, и, к сожалению, лучший балл на вступительных экзаменах вовсе не гарантировал того, что ты будешь легко постигать магическую науку. По правде говоря, постигать эту науку ей было трудновато.
        И если по общеобразовательным предметам Алина, как всегда, справлялась блестяще, как и с магической теорией, и с историей магии, то практика давалась со скрипом.
        Во-первых, по сравнению с большинством однокурсников дар у нее был слабенький и нестабильный.
        Во-вторых, многие манипуляции требовали гибкости кистей и пальцев, а они у нее оказались какими-то деревянными. Гибкость не сильно тренируется перелистыванием страниц книг, а вязать, плести, вышивать бисером она не умела и считала это пустой тратой времени. Но после того как преподаватель по жестологии сообщила Алине, что с такой координацией ей только тесто месить, она усиленно думала, чем бы таким заняться. И никак не могла придумать.
        В-третьих, то, что другие в силу природного таланта постигали интуитивно, просто повторяя за преподавателями жесты или мыслеформы, Алине давалось с трудом. Ей недостаточно было знать, что это работает, - для успешного повторения нужно было понимать, как это работает.
        А «в-четвертых» вытекало из третьего и называлось «профессор Максимилиан Тротт». Именно он вел математическое моделирование магических форм, на котором объяснялось «как это работает», и именно он стал ее проблемой. Матмодели описывали строчками формул простые и сложные магические манипуляции, и если она разбиралась в этой теории - получалась и практика. Беда в том, что разобраться самостоятельно было почти невозможно. А Тротт преподавал как приглашенный лектор и вел он специфический предмет не из общей программы. И он был женоненавистником.
        А как еще назвать человека, который на первой же консультации в первую неделю сентября холодно попросил всех девушек собрать вещи и выйти, дабы заняться чем-нибудь менее мозгоемким?
        Тогда, дождавшись в коридоре окончания пары, Алина собралась с духом и подошла к нему - чтобы попросить возможности все-таки присутствовать в лектории. Тротт вытирал доску с закорючками формул, а ей казалось, что он стирает ворота в удивительный и недоступный ей мир. И руки у него были тонкие, изящные - такими, конечно, можно и без формул спектры листать и стихиями играть.
        А вот выражение на породистом узком лице было препротивное. Он даже не повернулся к ней - так, глянул из-за плеча и продолжил важный труд по наведению чистоты на доске.
        - Я вас не возьму, студентка, - произнес профессор, даже не выслушав ее. - Вы ведь за этим пришли? Мой ответ - нет. Так что разворачиваемся и топаем обратно, к двери.
        Рыжий сноб!
        - Н-но почему? - Алина вцепилась руками в лямки рюкзака, хотя хотелось сбежать. От волнения снова началось заикание, и стало еще неприятнее.
        - Смысл? - откликнулся он холодно. - Все равно абсолютное большинство женщин уходят в виталисты или прикладную бытовую магию. Для этого моделирование не нужно. Не хочу тратить время.
        - Но вы об-бязаны нас учить. Лекции с-стоят в расписании. И как же принцип р-равенства между всеми студентами, принятый в университете?
        Тротт все-таки повернулся, осмотрел ее с ног до головы, насмешливо прищурился.
        - Я не числюсь в штате этого заведения, Богуславская, и имею право сам решать, кого набирать в слушатели. Не отнимайте мое время, будьте добры. Где дверь, вы знаете.
        - Хорошо. - Она постаралась успокоиться, хотя щеки горели, а застенчивость не позволяла нормально сформулировать доводы и убедить его. Алина решила рассуждать разумно и не обращать внимание на грубости. - Но должно же быть какое-то условие, при котором вы измените решение? Вы же ученый, ученые не бывают узколобыми!
        Она хотела сказать «с узким кругозором», но что вырвалось, то вырвалось.
        - Выйдите вон, Богуславская, - тихо произнес всемирно известный ученый и маг, трижды доктор и много-много раз кандидат наук (она внимательно читала про него в справочнике «Лучшие умы материка») и при всем этом - хам, грубиян, косный сноб и узколобый рыжий придурок. Алина вылетела из лектория с пылающими щеками и сразу пошла на прием к ректору - была так зла, что не испугалась подняться в башню и попросить о встрече.
        Свидерский, сочувственно поглядывая, объяснил ей, что лорд Тротт в своем праве и что приглашенные преподаватели такого уровня могут выставлять к слушателям любые условия. Например, лекторы из эмиратов настаивали на том, чтобы девушки были с покрытой головой, а серенитки либо отказывались читать мужчинам, либо усаживали их на самые дальние парты, чтобы не мешали.
        Она подходила к нему еще несколько раз, и Александр Данилович терпеливо повторял, что повлиять на профессора не может. Тем более что Тротт ведет курс не из общей программы, а расширительный, и первокурсникам обычно достаточно и стандартных предметов. Может быть, ей и не нужны эти матмодели?
        Вот теперь эти «ненужные» матмодели и занимали б?льшую часть времени, проведенного в библиотеке. Реферат писался споро, под стучащий по окнам дождь, а учебники по матмоделям ждали своего часа, светя яркими красками на обложках. Их не успевали залапать - брали редко.

* * *
        На следующий день все так же лил дождь, и Алинка бежала по лужам на пары. Поздоровалась с Ипполитом и Аристархом, дружно занывшим ей вслед, что она их совсем забросила, подбежала к аудитории, на дверях которой волшебные часы отсчитывали последние секунды до начала занятия, быстро зашла внутрь и села на первую парту. Молодой преподаватель магической теории Оленичев сурово глянул на нее, но ничего не сказал. Лекция началась.
        - Вы уже знаете, что весь мир состоит из первичных элементов, а слово «элемент» и означает «стихия», - говорил он, вычерчивая на доске божественный шестиугольник. - А элементы, в свою очередь, состоят из элементарных частиц или волн, которые вибрируют на своей частоте. По сути своей каждая стихия соответствует разному состоянию вещества: вода - жидкое, земля - сухое, огонь - плазменное, воздух - парообразное. И только две выбиваются из этого порядка: смерть - абсолютная пустота, и разум - гармонизирующая и упорядочивающая сила.
        Это были азы, которые студенты уже успели вызубрить наизусть - почти каждый преподаватель в той или иной форме повторял их на своих занятиях.
        - Де-факто магически одаренные люди просто обладают повышенной чувствительностью к стихийным энергиям, - продолжал Оленичев, - и могут влиять на них силой мысли и силой воли, вступая с ними во взаимодействие с помощью своей ауры. Как материальное тело взаимодействует с материальным миром, и мы воспринимаем это органами чувств, так и наш мозг с помощью ауры взаимодействует с миром первостихий.
        Сколько раз он рассказывал одно и то же, одними и теми же словами, и каждый раз на него смотрели непонимающие глаза неофитов. Часть из которых, если дойдет до конца обучения, будет потом вспоминать свой первый год и недоумевать, что же им было непонятно. Но понимание придет потом - сейчас нужно просто вдалбливать структуру мира так, чтобы она стала частью их мировоззрения.
        - Если проводить аналогии, то маг отличается от простого человека так же, как музыкант с идеальным слухом - от того, кто двух нот при всем желании не отличит. Или как человек с идеальным зрением от дальтоника. Но при этом мозг того, кто обладает способностями к магии, может манипулировать стихиями, условно говоря, резонируя с ними, как искусный певец голосом может разбить окно. Именно поэтому во всех кабинетах вы видите источники стихий: сначала вы учитесь понимать, чем по своим метафизическим характеристикам одна отличается от другой, затем - взаимодействовать с ними, и только после начинаете изучать классические приемы и практическое применение магии. Это ваши костыли на первое время. Когда вы научитесь видеть в магических спектрах, то осознаете, что все вокруг состоит из стихийных элементов. Больше всего это похоже на видео в инфракрасном спектре, и скоро вы поймете, как манипулировать стихиями напрямую. Но это потом. Сейчас пользуйтесь источниками.
        Студенты дружно обернулись к стихийному практическому уголку - туда, где бил маленький фонтанчик, горел огонь в газовой горелке, в горшке с землей рос кустик полыни и стояла банка с дохлыми жуками. А преподаватель продолжал, соединяя знаки стихий в углах шестиугольника стрелками:
        - Обычные люди могут воспринимать отголоски энергий: например, видеть слабое ауросвечение вокруг других людей, слышать «электрический» писк в ушах, передавать неосознанные ментальные сигналы - когда человек думает о ком-то, и этот кто-то ему звонит. Кто-то может чувствовать воду под землей, кто-то - направления сторон света, кто-то - присутствие духов. Больше всего распространено неосознанное владение витой - одним из атрибутов стихии Воздуха: начиная от случаев, когда мать лечит ребенка поглаживаниями и поцелуями, и заканчивая целителями-самоучками, которые с помощью ритуалов доводят мозг до такого состояния, когда могут взаимодействовать со стихией. Но это все происходит на интуитивном уровне: заставь такого целителя объяснить, почему в одном случае ритуал подействовал, а в другом нет, - он не сможет, как и не может гарантировать результат. А по сути, в случае исцеления он правильно манипулировал первоэлементами, не осознавая этого. На интуитивных ритуалах построена вся ненаучная магия - традиционный шаманизм, процветающий на востоке Бермонта и севере Йеллоувиня, прорицательство, целительство
заговорами, заклинания-наговоры и так далее.
        Алина слушала и черкала в тетради ручкой, зарисовывая шестиугольник, чтобы хоть как-то избавиться от волнения. Она его прекрасно знала, но нужно было чем-то занять руки. Ее хождение к ректору с просьбой повлиять на неуступчивого Тротта не дало результатов. Пришлось думать, как действовать самой. Алинка дошла до предела своего понимания, и это мешало дальше осваивать общую программу. Нужно было попасть на лекции к рыжему снобу, и было очень страшно от того, что она задумала. Его пара сегодня была последней.
        - Мы будем вас учить делать все осознанно, - говорил Оленичев, - осознанно выстраивать стихийные потоки под свои нужды. Но это невозможно без понимания физического устройства мира. Ведь с научной точки зрения стихия огня - это чистая структурированная энергия, которой противостоит стихия смерти - пустота, хаос, деструктуризация. Именно на противостоянии этих двух стихий и существует наш мир. Стихия земли - материя; стихия воздуха, помимо собственно нашей атмосферы, имеет еще и пространственное значение и включает в себя всю полноту жизни; стихия разума - то, что выстраивает баланс первоэлементов; стихия воды, помимо собственно водных ресурсов нашей планеты, обозначает еще и связующее начало, передающее информацию. Именно поэтому в программе обучения особое место уделено физике, химии, биологии, математике. Без понимания того, как устроен наш мир, вы не сможете понять, как с ним взаимодействовать.
        Физику и математику Алина понимала хорошо, а вот магию - не очень. И было очень жалко тратить время на общеобразовательные предметы. Уж их-то она точно могла догнать сама, без преподавателей. А вот моделирование, как она ни билась, ни вгрызалась, ни просиживала ночи над учебниками, - нет. Не могла.
        Оленичев постучал по доске мелом, привлекая внимание расшумевшихся студентов.
        - Хороший маг должен уметь управляться со всеми этими стихиями и уметь переводить физическую энергию в магическую. Именно поэтому у нас такой отсев. Ведь даже для простейшей бытовой магии - для которой давно существует алгоритм манипуляций - нужно по крайней мере две стихии. Одна из них - практически всегда воздух, так как любая магия должна быть пространственно ориентированной, иначе получится просто выброс силы.
        Пока что вы ощущаете и видите только явные потоки и статичные энергии. С практикой будут развиваться и органы чувств. Вы будете ощущать элементы кожей, слышать, обонять и видеть мельчайшие структуры. И взаимодействовать с ними. По сути, вы будете развивать восприимчивость и работоспособность вашего мозга, изучать алгоритмы работы со стихиями. Но пока до этого далеко.
        Отдельно хочу остановиться на родовой магии, которая является особенностью аристократических семей и зависит от их родства с одним из божественных первопредков, воплощением одной из Великих Стихий. В этом случае у людей просто есть наследственная способность к той или иной манипуляции. Это, скажем так, узкая, даже ужайшая специализация, но чем сильнее кровь, тем шире спектр возможностей. Не нужно путать родовую магию и классическую, которую изучаем мы. Однако аристократ, владеющий магией крови, может быть абсолютно лишен способности к магии классической, стихийной. И наоборот, чтобы быть магом-стихийником, совершенно необязательно быть аристократом.
        «А может быть так, - мрачно подумала нервничающая девушка, - что и родовой магии досталось с гулькин нос, и обычным даром боги обделили. Зато наделили самомнением с гору. С чего я вообще взяла, что справлюсь? С того, что школьные задачки решала за минуту?»
        Алина долго мялась за углом коридора, наблюдая, как заходят в лекторий парни, как закрывает за собой дверь лорд Тротт. На секунду захотелось отказаться от своей затеи, но она выдохнула, расправила плечи, поправила очки и быстро, пока не передумала, подошла к аудитории. За дверью уже слышался его сухой голос, хотя пара по времени еще не началась, и студентка решительно распахнула дверь, не поднимая глаз, поднялась по ступенькам и уселась за дальнюю парту. Под гробовое молчание однокурсников.
        - Вы ошиблись дверью, Богуславская, - жестко сказал профессор, - выйдите.
        Она подняла глаза и посмотрела на него в упор.
        - Я. Н-никуда. Не. Выйду. Мне н-нужны эти лекции.
        Он скривился.
        - Тогда сидите, а мы подождем, пока вам надоест. Помолчим. Начнем занятие только после того, как вы закроете дверь с той стороны.
        - Ждать придется долго, профессор Тротт, - сказала Алинка, стараясь не обращать внимания на повернувших головы в ее сторону парней и не плакать. Но слезы покатились по щекам, хотя говорила она ровно, пусть и чересчур звонко. - Вы меня не выгоните. Я с места не сдвинусь. Так что вам остается продолжать пару или самому меня выносить.
        - Прекрасная идея, - насмешливо произнес инляндец, и Алина, взвизгнув и попытавшись уцепиться за стол, поднялась в воздух, пролетела над головами обалдевших студентов, светя колготками, вылетела в услужливо распахнувшуюся дверь и обидно плюхнулась на пол коридора. За ней, шмякнувшись о стену, вылетел ее рюкзачок. Вещи рассыпались со стуком, ручки и карандаши покатились обратно к захлопнувшейся двери.
        Красная и злая, с мокрыми щеками, она поднялась, отряхнула юбку, подошла подобрать карандаши.
        - Сейчас мы наблюдали наглядный пример действия формулы левитации, - сухо, будто не унизил и не вышвырнул ее только что перед половиной курса, говорил Тротт, и Алинка, сжав кулаки, пообещала себе, что осилит эти чертовы методы моделирования и утрет этому высокомерному козлу нос.
        Хотя куда с большим удовольствием она просто врезала бы по нему кулаком и понаблюдала бы, как хлещет кровь, заливая белоснежную, идеально выглаженную рубашку.
        Тем же вечером Алина поднялась на пятый этаж, туда, где проживали семикурсники. Там было ужасно грязно, столбом стоял сигаретный дым, и парни, сидя на партах и скамьях, предназначенных для учебы, курили, попивали пиво и лениво что-то обсуждали. Кто-то обнимался с девчонками, кто-то нехотя листал тетради с лекциями. При ее появлении снова, второй раз за день, установилась тишина, и девушка подумала, что к этому можно и привыкнуть.
        - Привет, страшилка, - легко сказал лежавший на парте Эдуард Рудаков. Он дымил в потолок сигаретой и лишь повернул голову, осматривая вошедшую. - Заблудилась?
        Алина сжала вспотевшие кулачки.
        - Мне с-сказали, что ты тут лучше всех знаешь моделирование магических систем. Пришла попросить, чтобы т-ты позанимался со мной.
        Рудаков расхохотался, но девушка серьезно смотрела на него и сбегать не собиралась.
        - Забавная малышка, - сказал он наконец. - Ну хорошо, а что мне за это будет?
        - Я могу готовить тебе, убирать в комнате, - предложила она первое, что пришло на ум.
        - Вот еще, - обидно фыркнул он, - ты мне всех подружек распугаешь, страшила. Иди отсюда.
        - Погоди, Эдик, - перебил его Василий-с-гитарой, заметив, как краснеет от злости и обиды первокурсница. - Не злобствуй. Помоги девчонке. Не видишь, она почти плачет.
        - Я вовсе не собиралась плакать, - возразила Алинка, и это была правда, потому что она успела выплакаться после своего позорного полета.
        - Если бы я помогал всем, кто плачет у моих дверей, я бы уже женат пятьсот раз был, - зло возразил Эдуард, приподнимаясь на локте и снова осматривая ее. - Вот что, девочка. Будешь готовить на нашу комнату и каждый день убирать с утра холл. Начнешь завтра. Справишься - так уж и быть, уделю тебе несколько часов.
        Уборку Алина ненавидела, но быстро кивнула, пока расщедрившийся семикурсник не передумал. Абстрактный кулак, зависший у носа ничего не подозревающего Тротта, начал обретать реальные очертания.
        Начало октября
        Магуниверситет
        Алина
        Трели телефонного звонка Алина услышала, когда спускалась на свой второй этаж после очередного занятия с Эдиком. Забежала в комнату, кивнула вернувшимся соседкам, схватила трубку и вышла из комнаты на балкон. Было зябко, опять моросил дождь, но тут можно было хотя бы поговорить без опаски быть подслушанной. Алинка высунула голову с балкона, посмотрела вверх, вниз - все было чисто. Набрала номер и стала ждать ответа.
        - Привет, малышка, - теплый голос Марины. - Мы целый день тебе звоним, уже думали спасательную экспедицию организовывать.
        - Привет, - Алина заулыбалась. Все-таки она скучала по родным, хотя учеба и новые впечатления не оставляли на тоску много времени. - Как ваше море?
        - Прекрасно до зевоты, - откликнулась Марина и, кажется, правда зевнула. - Зря ты не поехала. Мы бы тебя отмазали, серьезный ты наш ребенок.
        - Да нельзя, Мариш, тут такая нагрузка, что пропускать совсем нельзя. Я и так учусь с утра до ночи, и то… не все получается…
        - Ребенок, ты что, расстроена? - тут же насторожилась сестра. - Обижает кто?
        - Нет, конечно, просто устала. Все замечательно, Мари, - соврала Алина, наблюдая, как стекаются по дорожке к дверям общежития ходившие по каким-то своим делам студенты. Кто-то обнимался, кто-то торопливо прятал бутылки с пивом в пакеты и под куртки, чтобы не засекла вахтерша, кто-то докуривал и выбрасывал бычки. Точно разгильдяи-муравьишки, возвращавшиеся на закате в свой муравейник.
        - Ты уверена? Алиш, - Марина немного замялась, - я тут задружилась с классным парнем, он ректор какой-то магической школы в Блакории и сейчас ведет у вас курс. Если проблемы - скажи, я попрошу разобраться или помочь. Он крутой и не откажет.
        Марина говорила так, словно была подружкой криминального авторитета. И как будто для нее «задружиться» с кем-то, тем более с «парнем», - это в порядке вещей. И вообще она была какая-то довольная и в голосе появились новые, раскованные нотки.
        Самой Алинке и в голову бы не пришло назвать ректора - любого ректора - классным парнем.
        - А кто он? - Стало любопытно. Девушка зажала трубку ухом, обхватила плечи руками, пытаясь согреться.
        - Барон фон Съедентент, знаешь такого?
        - Конечно. Он ведет у нас основы защиты. Прикольный. Не знала бы - ни за что бы не поверила, что он может быть ректором. Да и на профессора он не похож.
        А еще он друг мерзкого-до-тошноты-Тротта. И Алина никогда не попросит у него помощи. Тем более что она уже решила свои проблемы. Сама.
        - Ага, - фыркнула Марина, - я тоже хохотала, когда узнала.
        Марина? Хохотала?
        - Так вот, - сестра стала серьезной, - давай я попрошу его приглядеть за тобой? Если будет нужно - обратишься, он не откажет, уверена. Он хоть и раздолбай редкостный, и болтун, но отзывчивый и добрый. И слово держит.
        И этот добрый «парень» тут же разболтает своему дружку, что тот неделю назад вышвырнул в дверь принцессу Алину-Иоанну Рудлог. И все равно ведь не поможет. Она больше из упрямства снова подходила к ректору, а вчера, переступив через стеснение, подошла и к профессору Виктории Лыськовой с просьбой повлиять на Тротта - но волшебница, покачав головой, сказала, что все бесполезно и он не передумает.
        - Нет, Мариш, не надо, - спокойно проговорила Алина. - Я не хочу светиться, хочу нормально учиться, без телохранителей за спиной и косых взглядов. И хочу, чтобы меня оценивали по тому, что я знаю, а не по фамилии. Все в порядке, не переживай, я очень счастлива здесь.
        - Мы скучаем, ребенок, - Марина словно погладила ее по голове. Стало теплее, и даже прошедшие недели не казались больше такими ужасными. - Позвони завтра отцу и Васе, ладно? Я скажу, они будут ждать. И надо увидеться. Когда приедем, организуем твое похищение - хоть натискаю тебя, поешь нормально, знаю я, чем студенты питаются, небось, похудела совсем. Ты еще живьем Василину в короне не видела. Душераздирающее зрелище, бедная наша сестренка. Тяжко ей справляться с этим подарком богов.
        - Я по телевизору видела, - улыбнулась Алинка. - А что с Ангелиной?
        - Ищут, но пока никак. Васюта говорит: чувствует, что жива и здорова, хоть это радует. Найдем обязательно, из нашей семьи так просто не сбежишь.
        Марина шутила, но в голосе слышалось беспокойство и горечь.
        - Давай прощаться? Ребенок, целую тебя.
        - Конечно, сестренка. Целую-обнимаю.
        Алина немного постояла на балконе, но ветер и брызги дождя не позволили дольше наслаждаться одиночеством, и она ушла в комнату. Изменения в семье прошли для нее как-то незаметно, и новости доносились будто из другой реальности. Это для сестер наступила новая жизнь, а для пятой принцессы ничего не изменилось после того, как семья вернулась к власти. Единственное, что случилось, - на четвертый день после коронации ее поймал на выходе из магазина, где она закупала продукты, какой-то неприметный человек, сунул ей в руки пакет и ушел.
        В пакете она обнаружила банковскую карту на свое имя, кошелек с мелкой наличностью и не новый, но вполне приличный телефон, в память которого уже были забиты номера родных и контакт под названием «Охрана».
        Предусмотрительность таинственных благодетелей девушка оценила: не нужно будет отвечать, откуда у нее новый телефон. Карту она всегда носила с собой, как и кошелек, но тратиться не спешила, чтобы опять-таки не вызывать вопросов. Единственное, что позволила себе, - это новая куртка, потому что в старой она замерзала.
        Уже потом, созвонившись с Василиной, Алинка узнала, что деньги и телефон ей передали через секретную службу. И что если вдруг она окажется в рисковой ситуации - непременно набирать номер охраны, которая теперь круглосуточно дежурит возле университета, не заходя, впрочем, на его территорию.

* * *
        Александр Свидерский, недовольно посмотрев за окно - во время дождя теперь начинали болеть кости и ныть зубы, - налил себе ромашкового чая и уселся в кресло. Сидящий напротив Макс дописывал какие-то заметки в ежедневник, захлопнул его и выжидающе посмотрел на друга.
        - Мартина не было на занятиях, - сообщил Алекс, глотая противную ромашку. - В его доме о нем никто не слышал, хотя какая-то черноволосая красотка очень бы хотела понять, куда он подевался - исчез вчера ночью прямо из спальни, где оставил ее с подругой и двумя бутылками ликера.
        - В первый раз, что ли? - сухо сказал Макс. - В прошлый раз нашелся в Форштадте, в борделе. И сейчас найдется.
        Словно в ответ на их мысли прямо посреди ректорского кабинета открылось Зеркало, и оттуда под женские возмущенные крики вышел немного помятый фон Съедентент, почему-то босой и державший ботинки в руках. Буркнул «всем привет», шатаясь, подошел к раковине, открыл кран и начал жадно пить.
        - Никаких вопросов, - прохрипел он, вытирая ладонью рот (Макс брезгливо нахмурился). - Алекс, я займу твой душ. И сделай мне литр кофе, богами молю!
        - Бухал где-то, - прокомментировал Тротт, когда блакориец скрылся за дверью ванной. - Ничего не меняется.
        Александр взял большую кружку, сыпанул туда кофе прямо из банки, залил кипятком. К таким появлениям они привыкли, но было любопытно, где друг отрывался на этот раз.
        Мартин появился минут через десять, в одном полотенце на бедрах, плюхнулся в кресло, протянул руку за кружкой.
        - Стар я становлюсь, - сказал он тоскливо. - Какие-то три бутылки вина, а похмелье, будто сивухи нажрался.
        - А почему не домой? - поинтересовался Свидерский. - Не то чтобы я не рад тебя видеть, Март, но тут иногда секретарь заглядывает, преподавательницы ходят. Да и студентки бывают…
        - Да я и пошел сразу домой, - пробурчал барон, глотая кофе большими глотками. - Но там на вожделенной кровати лежит полуобнаженная графиня Кьельхен. А мне сейчас не до баб-с. Я как увидел - сразу, не закрывая, перенастроился - и к тебе. Так что прости, друг, но, пока она не уйдет, я буду у тебя.
        - Да пожалуйста, - Алекс пожал плечами. - И где это тебя угораздило?
        - На Маль-Серене, - ответил тот и замолчал. И это было странно, потому что обычно Мартин в красках описывал свои похождения, сопровождая едкими комментариями и описаниями женских прелестей.
        - И? - не отставал Алекс.
        - Что «и»? Плавал я, - сказал барон, будто это все объясняло.
        - Теперь понятно, - с сарказмом сказал Макс. - Он пошел поплавать посреди ночи. Мартин, тебе психиатра не посоветовать?
        - Не хочу отнимать у тебя доктора, - огрызнулся тот. - Наука мне не простит. Ну чего уставились? С женщиной я был.
        - Ради потрахушек пропустить работу - в этом весь ты, Март.
        - Нет, нужно как ты - ради работы годами не трахаться, Малыш. Ты хоть помнишь, как женщина без одежды выглядит? Или рассказать? Сверху сись…
        - Прекратите, - с досадой перебил его Алекс. - Нашли из-за чего сцепиться. Макс, ко мне вчера опять подходила первокурсница, Богуславская. Просила повлиять на тебя. Снова влияю. Не мучай девочку, она учиться хочет. Упрямая.
        - Чему там учиться, Алекс? - процедил Тротт. - Я посмотрел ауру - хаос какой-то, слабенький при этом. Она и первого курса не вытянет, вот увидишь. Дар нестабильный, да и тень какая-то за ним, никак понять не могу. Время на нее тратить не буду, и не проси.
        - Да ты и не трать, просто пусти ее на лекции. Не выдержит - сама уйдет. Я, конечно, уважаю твое право на условия, но объясни мне: почему ты так против девушек на лекциях?
        - Малыш просто забыл, с какой стороны к ним подходить, - хохотнул оживающий на глазах барон, но, увидев укор в глазах Свидерского, мотнул чашкой: - Все, молчу, молчу!
        - Алекс, не дави на меня. - Тротт нахмурился. - Мне хватило опыта преподавания, поверь. Пущу на лекцию одну - придется брать все стадо, и никакой учебы не получится. Студентки мало того, что соображают хуже и приходится тратить дополнительное время на объяснение элементарного, - они еще и отвлекают парней. Вместо формул в голове - кого бы подцепить и кому бы глазенки построить. И ладно это, так ведь начитаются всяких книжонок про школы магии, где каждая вторая влюбляет в себя декана, а то и ректора, и давай меня окучивать. Поверь мне, я несколько раз ловил себя на желании придушить очередную дурочку, возомнившую себя героиней романа. Сядут на первую парту, юбки покороче, грудь наружу, и смотрят воловьими глазами. Сам знаешь, как это бесит. Им не до учебы, у них в одном месте свербит.
        - Точно-точно, - подтвердил Мартин жизнерадостно. - Так и чего ты теряешься? Смотри, пока показывают, Малыш. Не обязательно же их лапать? Потом станешь старичком, типа нашего Алекса, и никто тебе труселями на п?рах светить не будет.
        - Мне до сих пор светят, - с досадой произнес Александр, - так что я бы сильно на отдых не рассчитывал. Я уже так нагляделся, что давно предпочитаю на женщинах что-нибудь позакрытее.
        - Ты думаешь, под длинной юбкой что-то другое обнаружится? - ехидно спросил фон Съедентент. - Вы, ребята, меня пугаете. Это заразно, что ли, или тебя Макс покусал? Ты еще в покрывала студенток предложи завернуть, чтобы ничего нигде не сверкало. Алекс, давай завязывай с этой демонической охотой, раз все без толку, восстанавливайся; проведу вас по нашим блакорийским клубам, дабы здесь репутацию не портить. Тебе надо будет убедиться, что ты восстановился целиком и полностью и ничего не атрофировалось, а Макс, как всегда, будет обливать презреньем несчастных стрипушек и читать нам мораль. Повеселимся!
        И он поднял в воздух воображаемый бокал, показывая, как они повеселятся, но бокал был огромной кружкой с кофе, которое выплеснулось на пол и растеклось укоризненной лужей.
        - Тебе бы проспаться, Март, - кривя губы, произнес Тротт. - А то такое ощущение, что ты не только пил и баб обжимал, но и курил что-то. Даже для нормального неадекватного состояния ты какой-то чересчур веселый.
        - Да, - туманно ответил Мартин, ничуть не обидевшись, - просто настроение отличное. Хорошо, что ты не дуешься, Малыш. Я иногда болтаю то, что не нужно.
        - На детей я тоже не сержусь, - Макс таки улыбнулся краешком губ, - и по той же причине.
        - Мир, братан. - Барон снова отсалютовал кружкой кофе, затем со вздохом глянул на расползшуюся лужу. Она под его взглядом скаталась с краев в одну переливающуюся живую каплю, поднялась в воздух и плюхнулась в раковину. Макс, не меняя выражения лица, двинул рукой, и кран в раковине открылся, заплескалась вода, вымывая запачканные фарфоровые стенки.
        Александр не выдержал и захохотал, и после паузы друзья присоединились к нему. Такими их и застала выпорхнувшая из Зеркала Вики, некоторое время недоуменно наблюдающая за веселящейся компанией.
        - Меня не позвали, - надула она губы, но тут же подошла к Александру, обняла его, как заботливая бабушка, тепло поцеловала в щеку. - Как ты, Санечка?
        - Терпимо, - ответил тот, поглаживая ее по спине. Но Виктория вывернулась, подошла к Максу, который сухо прикоснулся к ее щеке губами.
        - А где поцелуй твоему герою? - Мартин демонстративно подоткнул полотенце на бедрах, обнажившись почти до неприличия, и широко развел руки, улыбаясь во всю пасть. - Давай, Кусака, не обделяй меня лаской.
        Профессор Лыськова бросила на него холодный взгляд.
        - Надеюсь, вы раздели его, чтобы выпороть наконец? - едко сказала она. - Я бы поучаствовала, давно мечтаю.
        - Извращенка, - воркующе протянул барон. - Но ради тебя я готов на все. Иди ко мне.
        Виктория уселась в кресло, игнорируя его, забросила ногу на ногу.
        - И на самом деле, оделся бы ты, Март, - проговорил Тротт равнодушно. - Мы все уже оценили размах твоего естества и обзавидовались по уши. Шагай давай, прикройся.
        Барон неожиданно молча встал и ушел в ванную.
        - Макс, - Вики повернулась к инляндцу, - у меня к тебе разговор. Ко мне подходила одна девочка, Алина Богуславская…
        - Ни слова больше, Вики, - раздраженно процедил лорд Максимилиан, - а то мне уже кажется, что она меня окружила. Скоро даже мои крысы начнут уговаривать пустить ее на лекции. Если еще хоть один человек при мне упомянет эту фамилию, я найду ее и превращу в жабу.
        - Какая упорная девочка, - насмешливо проговорил ректор, глядя на ничего не понимающую Викторию. - Если она и темная, то очень любознательная.
        - Да какое там темная, - отмахнулась Вики, - я еще на второй день ее просканировала. А сегодня ауру посмотрела. Мельтешение какое-то слабенькое, структуры не уловить. Удивляюсь, как у нее вообще дар проявляется.
        - Она может быть еще не пробудившейся или умело маскироваться, - упрямо сказал Тротт. - Мы знаем, как это бывает. Я просматриваю студентов, ничего подозрительного. Она одна с непонятной аурой.
        - Я в общежитии тоже смотрела, - кивнула Виктория, - ни-че-го. Либо демон настолько силен, что его не уловить, либо нет его. Что скажешь, Александр?
        - Меня ночью пробовали пробить, - сказал он ровно, но друзья застыли, напряглись. - Хорошо так пытались. Еле удержался, чтобы не приложить в ответ.
        - И почему ты молчал? - Одетый и протрезвевший Мартин, совсем не развязный, а очень собранный в этот момент, прошел к своему креслу. - Определил направление?
        - В том-то и дело, что нет, - поморщился Свидерский. - Университет, здания вокруг, даже парк - возможно. Но рыбка определенно заглотила наживку. Теперь надо ждать. И надеяться, что он будет занят мной и не обратит внимания на молодняк.
        - Мне это совсем не нравится, - нахмурился фон Съедентент. - Ты слишком рискуешь, Алекс. Если кто-то из темных получит твою силу, то нам не избежать массового прорыва. Давай мы по очереди будем ночевать у тебя и страховать?
        Александр покачал головой.
        - Нет, не надо пока. Почует - упустим. Пусть будет уверен, что я один и ничего не подозреваю. Для того чтобы присосаться качественно, ему нужно будет подойти ближе. Я всегда успею послать зов и вызвать вас.
        - Я поставлю тебе сигналки, Алекс, - настаивал блакориец. - Они почти не отсвечивают, но хоть будешь готов к удару заранее и не надо будет тратить силы на установку собственных. И почему ты все еще не поговорил с Алмазычем? Десять раз ведь тебе напоминал. Он еще когда просил зайти к нему.
        - Да когда? Сначала коронации эти, потом щиты-защиты, потом Алмазыч был занят обучением ее величества, а в свободное время мотался в Лесовину - вынимать душу из практикантов. Я его в университете и не видел толком. А сейчас и вовсе пропал, непонятно почему. Он говорил, что королеву учить надо будет долго, ибо она особо не поддающаяся.
        - Просто королева с семьей уехала на море, обучение, видимо, откладывается, - сообщил фон Съедентент, и мужчины настороженно покосились на него, явно складывая в уме два и два.
        - Не на Маль-Серену? - уточнил дотошный Макс.
        - Когда ты женишься? - отрезал барон, делая каменное лицо.
        - Нет-нет, - протянул Тротт насмешливо, - только не говори мне, что ты запихал кому-то из корол…
        - Заткнись, пожалуйста, - очень тихо и зло попросил Мартин, мазнув взглядом по единственной женщине в их компании, а в кабинете вдруг с тонким звоном начали одно за другим трескаться стекла и стаканы. Виктория, поджав в кресле ноги, с ужасом смотрела на медленно разлетающиеся во все стороны осколки и вспомнила вдруг, почему Мартина считают одним из сильнейших стихийников. Она периодически забывала, насколько мощны ее друзья, а его вообще воспринимала несносным подростком. Все-таки при них он почти никогда не был серьезным и вообще никогда - злым. Таким, как сейчас.
        Макс дернул рукой, останавливая полет стеклянной крошки, и она осыпалась на пол, скользя по куполу, накрывшему Алекса и Вики. Это ректор выставил защиту, и очень удачно, потому что Виктория от неожиданности даже моргнуть не успела.
        - Извини, Алекс. - Мартин прикрыл глаза, встал, хрустя стеклом, тряхнул плечами, избавляясь от осколков на одежде и волосах, открыл Зеркало и вышел.
        - Макс, ты идиот, - немного нервно высказался ректор, и природник дернул подбородком - кивнул, обозревая масштаб разрушений.
        - Что тут вообще происходит? - Виктория переводила взгляд с одного на другого. - Он что, умом тронулся?
        - Тронулся, Вики, и давно уже, - покачал головой Алекс, а Макс буркнул: «Ну, я тоже пойду» - и исчез в своем Зеркале.
        - Ничего не понимаю, - пробормотала Вики нервно, опуская глаза.
        - Все ты понимаешь, - ласково ответил ее друг и бывший любовник, глядя на живописно покрытый останками стекол пол. - Помоги убраться, а?
        Поздним вечером Макс, закрывая дверь в лабораторию, услышал звенькнувшую трель сигналки и нахмурился: его дом был запечатан на вход, и только несколько человек имели достаточно сил, чтобы попасть за щиты. Вышел в гостиную, остановился.
        - Добрый вечер, Вики. Неожиданно.
        Леди Виктория поднялась из кресла, подошла к нему.
        - Ты не рад меня видеть, Малыш?
        - Я спать собирался, - резко сказал он, сдерживаясь, чтобы не отступить - слишком мал? было расстояние между ними.
        - Вот и прекрасно, - ответила она, поблескивая темными глубокими глазами, - пойдем спать вместе.
        Тротт выдохнул, стараясь не смотреть на нее, а волшебница прильнула к нему, обвила руками, провела губами по напряженной шее с играющим кадыком.
        - Нет, не пойдем, Вики. - Он не отстранялся, но и не поднимал рук, хотя чувствовал женщину всем телом и по позвоночнику уже бежала горячая волна. - Иди домой.
        - Разве ты не хочешь меня? - выдохнула она ему в ухо, расстегивая рубашку. Женская ладонь прошлась по прохладной груди, погладила плечо, спустилась на живот. - Ты же хочешь, Макс. - Она потерлась о него бедрами, показывая, что ничто не осталось незамеченным.
        - Хочу, - ответил он и наконец-то посмотрел женщине в глаза. - Тебя нельзя не хотеть, Вики. Ты прекрасна.
        - Тогда в чем дело? - Виктория взяла его руку, положила себе на спину, прогнулась, как кошка, и он все-таки позволил себе пройтись по гибкой спине, почувствовать ее жар, округлость ее ягодиц. И отодвинул от себя, выдыхая.
        - Дело в том, - тихо сказал он, - что у меня, Вики, очень мало друзей. И каждым из вас я дорожу, даже психованным Мартином. Особенно им. И причинять ему боль я не буду. Не делай вид, что не понимаешь. Иди домой. Быстро! Я предпочитаю спать один.
        - Но я тоже твой друг, - сказала она, кусая губу. - Почему?
        - Потому что после твоего романа с Алексом они почти восемь лет не разговаривали, дурочка, - ответил Тротт раздраженно, - а я привык к его болтовне. И ты не просто друг - ты мне безумно дорога, Вики, и мне тоже будет больно, если ты обидишься. Но ты… всего лишь женщина, а из-за женщин глупо терять друзей. Одного мы уже потеряли, а я слишком долго живу, чтобы тратить время на поиск новых.
        Она уже давно исчезла, даже не наорав и не прокляв его, задумчивая и расстроенная, а Макс все сидел, перебирая пальцами по деревянному подлокотнику кресла, и думал. Затем решился. Создал Зеркало, послал вызов.
        - Чего тебе? - пробурчал зло фон Съедентент, появляясь в поле его зрения. - Пришел поучить жизни?
        - Пришел извиниться, - сказал Тротт, стоя за гладью Зеркала. - Можно?
        - Тебя подменили, что ли? Надо сфотографировать. Исторический момент: Малыш приносит извинения!
        - Не паясничай, - Макс шагнул в спальню друга, оглянулся. - Мир?
        - Да куда я без тебя, придурок, - проворчал барон, заключая его в крепкие объятья. - Только не расплачься, как девчонка. Давай-ка выпьем, а?
        Часть 1. Глава 8
        Середина октября,
        Пески
        Ангелина
        Наследница дома Рудлог, старшая принцесса и в прошлом без минуты королева ожесточенно драла сорняки на круглой клумбе с розами, что находилась в двух минутах ходьбы от ее покоев. Это если лезть из окна. А если обходить - то в пятнадцати.
        Было раннее утро, однако Ангелина уже была распарена, оцарапанные руки без садовых перчаток саднили, но больше ничего не делать она просто не могла.
        Изумленный садовник долго бегал вокруг нее, трогательный и жалкий в утренней дымке, причитал и уговаривал не подводить его под гнев Владыки, но принцесса жестко сказала, что если у Владыки будут к нему претензии, то пусть отправляет дракона вместе с его гневом прямо к ней.
        И она была готова его встретить.
        Однако дракон то ли чуял что-то неладное, то ли был занят важными государственными делами, то ли просто забыл о ней, но появляться несколько дней как не спешил. И зря. Ангелина была на взводе, и энергия настойчиво требовала выхода. Дракона под руку не попалось, зато попались розы.
        Принцесса разогнулась, поморщившись от нарастающей боли внизу живота, оглядела дело рук своих. Клумба была идеальна и безупречна. Таким бы ей хотелось видеть свое душевное состояние. Но проклятая жара в совокупности с женскими днями делали ее все более раздражительной. Самое отвратительное, что местные средства гигиены оказались воистину доисторическими и не позволяли ни поплавать в бассейне, ни полежать в прохладной купальне. А душа тут не знали, поэтому приходилось обливаться из ковшиков. Даже в их бедном домике в Орешнике был душ! А здесь, где золото под ногами хрустит (Ангелина покосилась на блестящую, хотя уже и чуть припыленную груду под ее окном), никто не додумался до этого полезнейшего изобретения!
        Поймав себя на том, что мысленно ругается, как торговка, и совсем неприлично ноет, Ани потерла спину и зашагала к своим покоям, приводя мысли и настроение в порядок. Нельзя срываться, нельзя терять хладнокровие. Если ты показываешь свои настоящие эмоции - становишься уязвимой для манипуляторов. А красноволосый Нории был, безусловно, крайне искусен в этом виде управления людьми.
        Эмоции от недавнего посещения засыпанной песком Тафии и нищей пустынной стоянки уже улеглись, остался только голый рационализм. Ночью она все обдумала. Ей есть что предложить дракону. А если он не согласится - тогда придется снова бежать. И в этот раз ее не поймают.
        Ковшик был к услугам Ангелины, и она, ополоснувшись, с тоской посмотрела за высокую арку - там в огромном бассейне заманчиво плескалась прохладная вода. Отвернулась и пошла завтракать.
        Служанки уже заканчивали накрывать на стол, поклонились ей и вышли. Общаться не хотелось ни с кем, живот болел все сильнее, и принцесса, вяло пощипав лепешку и выпив прохладного лимонада, улеглась в постель, положила на живот подушку, подтянула ноги.
        Обезболивающего у этих дикарей тоже не имелось, да и никогда раньше у нее не случалось таких болей. Хотя сама виновата - нечего было напрягаться с утра.
        Ани даже забылась немного, погрузившись в болезненную дрему, скорчившись еще сильнее и сжимая зубы, чтобы не начать позорно постанывать, но услышала-таки тихие шаги, повернулась. Дракон выбрал самое удачное время для визита.
        Он стоял у кровати, смотрел на нее, а ей хотелось заорать, чтобы он убирался к демонам, запустить в него подушкой. Но Ангелина промолчала, вытянула ноги, хотя все внутри скрутило от боли, приподнялась и села. С прямой спиной, как обычно.
        - Тебе больно, - он не спрашивал, а утверждал. - Что случилось?
        - Я собиралась поспать. Вы не могли бы зайти позже? - ответила принцесса, вставая. Сидеть и смотреть на него снизу вверх было неприятно. Как будто она собачка у ног хозяина. Хотя и сейчас он возвышался над ней, рассматривая в своей обычной манере, слегка склонив набок голову. Потянул носом воздух:
        - У тебя лунные дни? Тебе из-за этого плохо? Я могу помочь.
        Такта в нем было хоть отбавляй.
        - Нории, - она остановилась. Как без смущения объяснить существу, немыслимо далеко отстоящему от тебя по культуре, что подобные вещи обсуждать с мужчинами не принято, что это сугубо интимная тема? Никак. Поэтому продолжила совсем о другом: - Раз вы отказываетесь уходить, присаживайтесь. Я хочу с вами поговорить.
        Закружилась голова, и принцесса моргнула несколько раз, чтобы восстановить резкость. Владыка-дракон вдруг оказался очень близко, придержал ее за спину. И тотчас стало прохладнее, будто ее жар утекал в его ладонь.
        - Нет ничего постыдного в том, чтобы иногда быть слабой, сафаиита, - пророкотал Нории. Его лицо расплывалось: голова кружилась все сильнее. - Ты не можешь просить, но я помогу и без просьбы. Ляг.
        - Со мной все в порядке, - упрямо сказала она. - Отойдите и не прикасайтесь ко мне.
        - Ляг, женщина, - приказал дракон, - и хватит спорить. Если захочешь, я никогда не вспомню об этом. Но в моем доме тебе никогда не должно быть больно.
        - Уберите руку, Нории, - тихо и сердито произнесла Ани, с жесткостью глядя в зеленые глаза и не собираясь отступать. - Уберите немедленно. Сядьте в кресло и выслушайте меня.
        Он с неодобрением покачал головой, как-то перехватил ее, поднял на руки и уложил на постель спиной вверх.
        - Кажется, только силой можно заставить тебя не вредить себе, - говорил он, через одежду больно и умело нажимая на какие-то точки на спине, - до чего же упрямая женщина. Красный щедро отпустил вам силы духа, но забыл добавить благоразумия.
        Спину отпускало, перестал дергать болью живот, и Нории поднялся выше, к сочленению между шеей и плечом, нажал большими пальцами так, что у нее чуть не брызнули из глаз слезы. Но она молчала - кричать и вырываться было глупо. И недостойно.
        - Женщина должна уметь плакать, - проговорил он, проворачивая пальцами на болезненных точках, - должна уметь просить о помощи, должна быть мягкой, а не подобной холодной скале. У тебя плечи, как камень, потому что ты несешь на себе целый мир и не хочешь никому доверить эту ношу. Спи, принцесса. Повоюешь со мной потом. Будь сейчас слабой, никто не узнает, обещаю.
        «Главное, что ты уже знаешь», - подумала Ангелина, но глаза закрылись, голова затуманилась. Больше ничего не болело, и жарко не было. Было хорошо.

* * *
        Нории вышел из покоев упрямой невесты, чувствуя, как пульсирует тело от впитанного беспокойного огня, прошел мимо поворота к гарему, решив, что сегодня на ночь нужно взять женщину, а то и не одну, и отправился на свою половину. С утра начали слетаться выжившие драконы его клана, и долг хозяина требовал принять их и поговорить.
        Они расположились в большом зале, где тихо сновали слуги, обслуживая волшебных гостей. Поэт Мири, улетевший южнее, к морю, и ожививший там кусочек побережья, словно принес с собой запах соли и пряностей. Сейчас он терзал гитару, напевая смущающейся рыжей малышке Медити веселую песню о брачных полетах. Он сочинил ее специально для Чета, который почему-то запаздывал, но Нории не сомневался, что Мири еще не раз исполнит ее на бис. Рыжая Медити краснела - она еще ни разу не вылетала, но слушала внимательно, поблескивая глазами.
        Воин крыльями махнул,
        Ветер северный задул.
        Он летит быстрее ветра,
        Нагоняет деву эту.
        Дева шею изогнула,
        Заревела, подмигнула.
        Дева глазками моргает,
        Машет хвостиком и тает.
        Приземляются на пик,
        Дальше неприличный стих -
        Воин к делу приступил,
        Воин деву покорил,
        Поутру воин-дракон
        Очень сильно утомлен.
        Ведь для нас всех не секрет,
        Сколько воину уж лет!
        Хорошо хоть, что полет
        Совершается раз в год!
        Близнецы Марит и Дарит, быстро заскучавшие в Истаиле, напросились тогда вместе с Мири. Еще совсем мальчишки, они смотрели на него с обожанием - Мири улетел из города первым из всех оставшихся драконов, сказав, что здесь витают звуки уныния, а делать что-то нужно, даже если с поиском невесты не задастся. Он регулярно слал сообщения о том, что и как удалось сделать. Парней бы нужно было отдать на обучение, но их старый наставник не выжил, поэтому Владыка разрешил им улететь. И, судя по всему, не зря. Ветреный поэт и безобразник стал для них новым наставником, и в глазах его появилось нечто, очень напоминающее отеческую заботу.
        Ветери, который помогал Нории налаживать жизнь Истаила и оставался тут за старшего, пока они с Четом и Энти летали в Рудлог, был погружен в работу: сравнивал какие-то цифры на листах, вписывал комментарии, - кивнул ему и снова опустил голову. Без него город бы голодал, заполнялся мусором и нищими, и только его управление помогало существовать на этой территории гораздо большему количеству людей, чем она может прокормить. Ветери постепенно налаживал торговлю с южными странами, избегая севера, но иностранных торговцев в город не пускал - закупались на границе и караванами везли обратно.
        Двоюродная сестра Нории, красноволосая ?гни, летавшая вместе с Медити в Ставию, куда вернулось из каменного плена больше десятка дракониц, о чем-то тихо разговаривала с Энтери. Она словно высохла после смерти мужа, бывшего Владыкой Тафии, и глаза у нее были совсем потухшие. Но увидела Владыку Нории, улыбнулась, крепко обняла, и он обнял в ответ, чувствуя ее исхудавшее тело под своими руками.
        - Я уже знаю, что ты нашел эту Рудлог, брат, - сказала Огни. - У нас есть надежда? Драконицы Ставии пропустили осенний полет в ожидании новостей.
        - Есть, Огни, - как будто он мог сказать, что надежды нет. - К весеннему полету Пески снова станут плодородными, обещаю. Ты полетишь?
        Она словно потемнела лицом.
        - Надо.
        - Огни-эна, - ласково попросил Нории, глядя ей в глаза, - продержись до весеннего полета, прошу, не давай тоске сожрать себя. После все будет по-другому. Новая жизнь оживит и тебя.
        - Знаешь, - сестра с неожиданной силой сжала его запястья, - о чем я подумала первым делом, когда услышала, что она здесь?
        - Знаю, сестра, - грустно сказал он, но Огни словно не слышала, яростно выплескивая свое несчастье, почти крича, и слезы катились у нее по щекам:
        - Я захотела прилететь, когда тебя не будет рядом, и убить ее. Но перед этим рассказать все: как кричали дети и взрослые в толще горы, как сейчас мы находим окаменевшие яйца там, где их оставили. Люди говорят, что предки сохраняли их так долго, как могли, но без нашей силы они погибли. Я хотела рассказать, как мой муж грел меня силой и умер сам от истощения, и только благодаря ему я осталась жива. Хотя он нашему народу был куда нужнее. Я хотела спросить: почему? За что? Хотела увидеть в ее лице черты нашего убийцы и отомстить.
        В зале стало тихо - все слушали драконицу и склоняли головы перед ее и их общим горем.
        - Поэтому, Владыка, - тихо сказала сестра, глядя прямо на него лихорадочно блестящими глазами, - я очень надеюсь, что она станет твоей женой и искупит преступление своего рода. Иначе я, клянусь, убью и ее, и ее родных, чтобы крови Рудлог не осталось в мире. И тогда уже успокоюсь.
        - Что за похоронные настроения? - в зал вошел, нет, ворвался ветром Четери, схватил со стола яблоко, вгрызся в него, брызгая соком, и словно стало светлее и свежее. Лицо драконицы разгладилось, и она обернулась к прибывшему. - Огни, как девочки?
        - Девочки передают тебе привет и надеются на брачный полет, - ответила она, чуть улыбнувшись.
        - Возможно, возможно, - туманно ответил Чет, - весна еще далеко. Пусть тренируют крылья, чтобы мне было интереснее. Мири, ты опять мучаешь инструмент? Не порть детям слух!
        - Наш слух сейчас портишь ты своими криками, - отрезал бард, не переставая перебирать пальцами. - Солдафоном был, солдафоном и остался. Я, кстати, песню для тебя сочинил. Хочешь послушать?
        Медити и близнецы захихикали.
        - Только когда напьюсь так, чтобы внимать без содрогания, - отмахнулся Четери. - А где Тедери? Он же рядом с тобой поселился?
        - Да, но улетел почти сразу же, как вызвал воду, - ответил Мири. - Сказал, что полетит на юго-восток, надеется найти потомков выживших в джунглях. Может, Зов до него не дошел? Хотя Нории звал с такой силой, что чуть не оглушил.
        - Кстати, о силе. - Четери подмигнул Медити и тут же снова стал серьезным. - Я видел пятна на границе зеленой полосы, на западе, Нории. Песчаники прорываются. Если не остановить, будут снова жрать людей. Слетаем завтра?
        - Они и будут прорываться, - новость была ожидаемая, но неприятная, - я слишком растянул силу. На границах не хватает защиты. Конечно, слетаем.
        Слуги быстро накрыли стол, и драконы, усевшись обедать, делились новостями, болтали, смеялись, слушали песни и делали все, чтобы черная тень горя, не найдя здесь пищи, уползла из дворца. Но она всего лишь отступила, затаившись в выделенных им покоях и готовясь напасть ночью, когда все - будь то люди или драконы - беззащитны перед снами и воспоминаниями.
        - Зафир, - сказал вечером Нории, погружаясь в большую купальню, - позови ко мне нани-шар. Двоих, и покрепче. И пусть не готовятся долго, я не хочу ждать.
        Слуга кивнул, оставив господина одного. А Нории лежал в полумраке, ощущая, как все еще бьется в теле принятая с утра от огненной принцессы сила. Пусть завтра сложный день, но сестра разбередила тьму в душе, и ничего, кроме женской ласки, с ней не справится.
        Он не винил Огни и не стал ее стыдить. Кровь должна быть оплачена кровью, смерть должна уступить место жизни или быть отомщена. Но смерти упрямой Рудлог он не хотел, и поэтому нужно было убедить ее уступить. И брать ее силой он не хотел. Сломать дерево легко; трудно заставить его цвести только для тебя.
        И думать о том, что будет делать, если другого выхода не останется, он тоже не стал.
        Раздались торопливые шаги, и в купальню, позвякивая браслетами, шагнули две черноволосые девушки, заулыбались, глядя на Владыку, стали снимать легкие одежды. Нории откинул голову на край чаши с водой и закрыл глаза, ощущая легкие волны от спускающихся по ступенькам в воду женщин, их любопытство и радость.
        - Господин, вас помыть? - спросила одна из них, тонкая и гибкая, как змейка.
        - Нет, - сказал он, любуясь ею, - лучше я сам вас помою. Кричите, если будет щекотно.
        Девушка, хихикая, передала ему губку, политую мылом, забралась к нему на колени, вторая нани-шар прижалась сбоку, и дракон, чувствуя, как отступает тьма, осторожно, укрощая желание, провел губкой по женской груди, притянул сидящую на нем к себе, целуя вздрагивающие губы. Такие мягкие, такие покорные… И пусть в них совсем нет огня, зато они живые и он вместе с ними.
        Под его умелыми и ласковыми руками женщина разогрелась, приподнялась, впуская его в себя, и он снова прикрыл глаза, чувствуя, как она двигается и как вторая целует его в шею, гладит волосы и грудь, играет ключом. Вода ритмично плескала о бортики, его наездница постанывала и шумно дышала, а Нории крепко держал ее за бедра, не позволяя соскользнуть, и двигался вместе с ней. И только в конце, когда она получила свое удовольствие и не могла испугаться, он позволил себе жестко прижать ее к стенке, взять за волосы и усилить напор, чтобы разрядиться самому. И пока она отдыхала, расслабленно лежа на софе и освежаясь лимонадом и фруктами, он взял вторую, уже возбужденную наблюдаемым зрелищем и поэтому готовую к его страсти.
        После девушки вытирали его, дракон гладил их тела и целовал, шлепал по попкам, шутил, радуясь живому девичьему смеху, эхом звенящему в огромной купальне. В своей спальне Нории любил их почти до рассвета и оставил спать подле себя, греясь теплыми женщинами, прикорнувшими на его плечах, обвившимися вокруг него.
        А рано утром их разбудил Четери, напомнивший Владыке, что нужно лететь укрощать песчаников, пока они не продвинулись слишком далеко. Девушки сонно хлопали глазами, да и сам Нории был немного вымотан прошедшей ночью. Видимо, именно из-за этого он так и не посмотрел, взлетая над Истаилом, горит во дворце пламя его невесты или нет.

* * *
        Ангелина проснулась через три часа после утреннего насильного укладывания, полежала в кровати, наслаждаясь легкостью в теле и отсутствием боли, затем решительно встала и пошла в купальню. Брезгливо осмотрела тряпочки, заменяющие привычные средства гигиены, взялась за ковшик.
        Водные процедуры помогли привести в порядок и голову. Ей было неприятно, что дракон застал ее в минуту слабости. И категорически не нравилось, что он не позволил выйти из ситуации без ущерба для ее достоинства. Боль можно перетерпеть, но как вынести тот факт, что, несмотря на все демонстрируемое расположение и отсутствие насилия, она всецело зависит от своего похитителя? И пусть эти покои великолепны, пусть ее стараются ублажать, выполнять все желания, но шикарная тюрьма все равно остается тюрьмой.
        Так думала принцесса, окатываясь раз за разом холодной, почти ледяной водой, от которой тело и разум приходили в нужный тонус. Вышла, пообедала и направилась в город, не обращая внимания на палящее солнце и следующих за ней охранников.
        Ангелина шла на север, спускаясь вниз, к стойбищу караванщиков. Пообщалась с людьми, узнав необходимую для себя информацию, а затем долго еще бродила по Истаилу, несколько раз заходила на базар и разговаривала с бойкими торговцами, заглядывала в храмы, присаживалась рядом с мамочками, выгуливающими детей в тенях парков, и вступала с ними в беседу. Было познавательно и очень интересно.
        Впереди ждали дом, и сестры, и племянница Мартинка с розовыми пяточками, хрюкающая, как свинка, у Васиной груди, и прохладная, дождливая и ветреная сейчас столица, и подруга Валька, про которую она совершенно забыла из-за коронаций и похищений и сейчас стыдилась этого и обещала себе обязательно навестить ее. Дети в школе, у которых нет теперь учительницы, сановники и придворные, слишком зубастые для ее мягкой сестрички. Впереди был ее Рудлог.
        И когда она наконец-то окажется дома, то сможет выплатить долг рода драконьему Владыке другим способом - введет его в большую политику, предложит помощь в озеленении пустыни, наладит торговлю. Не обязательно выходить замуж, чтобы люди перестали голодать. А что касается трагедии драконьего племени… здесь она долга за собой не признаёт. Пра-пра-и-так-далее-дед со столькими навоевался за свою жизнь, что, если за всех выходить замуж, придется порезать себя на десятки маленьких принцесс - и то не хватит.
        Нории больше не появлялся, и Ани улеглась в постель за полночь, хотя спать не хотелось совершенно. Выровняла дыхание, прислушиваясь к звукам из угла, где сидела сторожащая ее служанка. Принцесса уже знала, что уставшая женщина через некоторое время заснет, но не двигалась еще час, пока из угла не стало доноситься такое ожидаемое похрапывание.
        Растущая луна светила в окно, бросая полосы голубоватого света на пол; стрекотали цикады и пели ночные птицы. Ани тихонько, чтобы не разбудить Сурезу, натянула широкие штаны, юбку, кофту, взяла в руки туфли и плащ, врученный ей накануне. Засунула за пояс приготовленные тряпочки - увы, цикл не мог подождать, пока она сбежит, но и она тоже ждать не могла - и на цыпочках вышла из комнаты. Пробралась через купальню к открытому бассейну - здесь была женская сторона, сюда же выходили окна купален гарема и их бассейны, и стражникам тут появляться было запрещено.
        Стража была дальше, в парке, но Ангелина не пошла по дорожкам - побежала между деревьями, и ей казалось, что листва под ногами хрустит просто оглушающе. Если видела какое-то движение - пряталась за стволами деревьев, за кустами. Но ночь была безмятежна и тиха, редкие патрули ее не замечали, и Ани благополучно дошла до выхода из сада. У калитки стоял стражник, хорошо, что он был один. Ангелина остановилась в тени деревьев, перевела дыхание.
        Конечно, принцесса отдавала себе отчет, что ее в любой момент могут поймать и вернуть. Да и Владыка-дракон наверняка давно уже парил в небе над парком и посмеивался над ее неуклюжими играми в прятки. Но она не была бы Ангелиной Рудлог, если бы не попробовала.
        Беглянка поправила плащ, накинула капюшон и, осторожно ступая, подошла к стражнику. Тот уставился на нее, всматриваясь и пытаясь понять, кто перед ним, и принцесса, приблизившись и улыбнувшись, поймала его взгляд и сказала:
        - Ты сейчас выпустишь меня и забудешь, что я выходила.
        Молодой парень отступил в сторону, и она, выскользнув из калитки, быстро, но не бегом, чтобы не привлекать внимания, пошла к стоянке караванщиков. Люди на улицах еще были, но немного, и Ани, скрытая плащом, старалась шагать размашисто, чтобы походить на мужчину. Правда, достаточно было приглядеться, посмотреть на туфли - и понять, что никакой это не мужчина спешит вниз по городу. Но уже давно было темно, и лунный свет, окрасивший Белый город в голубое сияние, делал окружаюший мир зыбковатым и призрачным.
        Еще днем принцесса узнала, что в ночь, чтобы не двигаться по дневному зною, уходит из Истаила караван кочевников и направляется пусть не на север - на северо-запад, к большому оазису, в деревню. Ангелина спешила теперь, боясь опоздать к отходу и снова ощущая драконий взгляд на своей спине.
        Хотя, возможно, он ей только казался.
        Красный любит храбрых, а Синяя любит женщин - и ее никто не остановил, не окликнул, не схватил когтистыми лапами. Три часа прошло с момента побега; принцесса все время ждала шума крыльев за спиной и даже не поверила, что смогла дойти. Караван только готовился к отходу: на верблюдов грузились последние пожитки и товары, женщины, одетые в плащи или покрывала, с привязанными к груди младенцами или цепляющимися за матерей детьми постарше терпеливо ждали, пока мужья приготовят для них ездовых животных. А старший каравана, погонщик Дилла, с которым Ангелина говорила днем, довольно гладил себя по бороде, обозревая хозяйство. Они хорошо поторговали в городе и везли сейчас обратно рис, пшеницу и ткани для пошива одежды, которую можно будет здесь продать в следующий раз.
        Погонщик недоуменно посмотрел на вставшую перед ним женщину, скидывающую капюшон, хотел расхохотаться и гостеприимно спросить, что нужно уважаемой сафаиите у него в караване поздней ночью, но гостья посмотрела ему в глаза и сказала:
        - Я еду с тобой, ты так решил, я хорошо заплатила. Выдели мне верблюда, воды и выдвигаемся поскорее.
        Точно, он так решил. Верблюда госпоже!
        Ночь, медленно и важно ступающие по дороге горбатые тени с сидящими на них людьми, легкий влажный ветерок, шелестящий листвой окружающих рощ, и сжатые зубы принцессы, помнящей о скоростях автомобилей своего мира. Верблюды будто сами знали, куда идти, караванщики спали, спали и их женщины с прижавшимися сзади детьми, и только Ангелина, выспавшаяся благодаря самоуправству Нории днем, постоянно оглядывалась, ожидая погони. Истаил с его специями, золотом и гостеприимными шумными людьми удалялся, удалялся и нависающий над ним белый дворец со светящимися огоньками-окнами, и запах цветов уже не тревожил душу, а плащ хорошо грел, потому что был все-таки октябрь, а в октябре по ночам прохладно и в пустыне.
        К рассвету, когда за правым плечом начало разливаться розоватое сияние и мелкие перистые облака, кружевом покрывающие небо, стали расходиться от поднимающегося светила, зеленые луга с пасущимися на них овцами и лошадьми сменились сначала сухой землей, а потом и песком с волнами барханов. Через час начало припекать, и люди стали просыпаться. Ангелина сняла плащ, оставшись в рубашке с длинными рукавами и юбке, положила его перед собой, сделала несколько глотков воды. Ошибкой было не взять то, чем можно прикрыть голову, а привлекать к себе лишнее внимание не хотелось - и так на нее косились, о чем-то переговариваясь, но, видимо, слово старшего было законом, потому что никто не возмущался и не задавал вопросов.
        Ей давно уже нужно было использовать припасенные тряпочки, и организм, напившийся воды, срочно требовал облегчения, а спину и голову пекло, когда наконец впереди замаячили пальмы - показался первый оазис на их пути. Караван остановился на недолгий привал, верблюд подошел к воде, опустился на колени, и принцесса соскользнула с него, стараясь запомнить «своего» и опасаясь, что не узнает его среди десятков других.
        Пальмы были не лучшим укрытием, но другого не имелось, да и женщины не страдали сильно - расположились рядом с ней, о чем-то переговариваясь и веселясь. Некоторые, сидя у озера, кормили грудью младенцев, мужчины раздавали воду и лепешки, досталось и на ее долю.
        Впереди было еще три дня пути, а горы еще не появлялись на горизонте. Ноги болели, тонкая ткань не спасала от потертостей, ныла от жары голова, но Ани, ополоснув лицо и руки в теплой мутноватой водице, пообещала себе, что выдержит.
        Ведь впереди был Рудлог.
        - Госпожа, покройте этим голову, - сказала подошедшая молодая женщина с ребенком, который спал, примотанный к ее груди. Кочевница была в нескольких накидках, и одежда казалась плотной, не то что у принцессы.
        - Спасибо. - Ангелина взяла протянутую ткань, не зная, что с ней делать, и женщина, рассмеявшись, попросила наклонить голову и замотала ей на волосах что-то вроде тюрбана с длинным «хвостом», который опустила на спину, прикрывая плечи.
        - Зачем вы ездите так далеко с детьми? - спросила принцесса у своей благодетельницы, наблюдая за спящим чернявым малышом.
        - Без мужчин трудно, нет еды, - ответила та, - в деревне остаются только старики, которые готовы умирать, если оазис пересохнет. В пути жарко, зато есть защита и можно найти воду. И мы можем побыть немного в городе, отдохнуть там, поторговать и привезти еды домой. Раньше было сложнее, когда город был мертв.
        Она говорила на старорудложском с сильным акцентом, но вполне понятно.
        - А почему вы не идете на север, к горам? Там есть вода и еда.
        - Старики запретили, - женщина что-то крикнула на непонятном языке заигравшимся мальчишкам, балующимся среди животных, - там живут враги.
        - И что, - Ани стало не по себе, - никто туда не ходит?
        - Никто, - подтвердила смуглянка, сердито махнув рукой пацанам, - запрет.
        Ладно, подумаем об этом, когда дойдем до деревни.
        Солнце уже стояло высоко и немилосердно жарило, когда караван снова тронулся в путь. Ангелина таки задремала, крепко держась за горб, но сон был беспокойный, спина и голова горели даже через слои ткани, по коже струился пот, а губы пересохли и потрескались. Воду она берегла: просто смачивала губы, делала один глоток и прятала бурдюк под одежду, чтобы не так грелся. Хотя вода все равно была почти горячей. Чертова пустыня, чертова жара и чертов Владыка, который принес ее в эту мертвую страну. Интересно, почему ее еще не догнали? Слава богам, что ее не догнали.
        Рудлог был все ближе, и сон сплетался с ее тоской по родным и воспоминаниями, являя причудливые образы, которые сменяли друг друга, теплые и устрашающие: мама, обнимающая маленькую Ани и шепчущая «мамина любовь», слезы после известия о ее смерти, сестры, встречающие у домика в Орешнике, прохладная ванная, в которой она будет лежать вечность.
        Пугающая криком, проваливающаяся под землю Алина, высокий черный воин в доспехах и с кривым мечом, Полина в подземелье, скорчившаяся на какой-то кровати, Марина с розовыми волосами, растворяющаяся в воздухе, барон Байдек с безумными желтыми, звериными глазами, Василина, кричащая ей: «Убирайся, мне не нужна твоя помощь!», маленькая Каролина, бредущая, как механическая кукла, среди трупов, покрывающих улицы столицы. И снова мама: «Вставай, детка, вставай, сегодня у тебя представление богам».
        Ани проснулась от своего крика, задыхаясь от жары и ужаса, и не сразу поняла, что кричит не она одна. Люди орали от страха, ревели сбивающиеся в кучу верблюды, а вокруг них, метрах в трехстах, смыкаясь, клубился желтый песок, в котором слышался живой рев и виднелись оскаленные огромные пасти.
        Ее верблюд дернулся в сторону, принцесса мотнулась и упала на землю. Удар ее оглушил, ослепил, и она поползла куда-то, слыша уже не крики - вой обреченности - и боясь, что сейчас ее затопчут, раздавят.
        - Что это? - крикнула Ангелина плачущей женщине, поделившейся с ней покрывалом. Та баюкала младенца и молилась: «Спаси нас, Великая Богиня! Спаси, Богиня! Спаси!»
        - Песчаники! Людоеды! - ответила кочевница, прижимая к себе сыновей. Вокруг носились обезумевшие верблюды, люди сгрудились толпой и больше не орали - плакали от жути и тоже молились, глядя на наступающих ревущих песчаных чудовищ, каждое из которых в десяток раз превосходило человека по росту. Они все состояли словно из крутящегося песка, но можно было различить и огромные туловища, и головы, похожие на сплюснутые тыквы, и горящие оранжевым глаза, и мощные руки. Вот один из них схватил пробегающего мимо верблюда, оторвал пастью сразу половину, а вторую, раскрутив, бросил в толпу людей. Судорожно дергающиеся останки с разлетающимися сизыми кишками, брызгая алой кровью, приземлились недалеко от Ангелины, и ее затошнило, горло сжало от страха.
        Неужели это всё?
        Вокруг похолодало, внезапно пошел снег, и люди изумленно замолчали, глядя на мечущиеся метелью хлопья. В чистом небе заворачивались тяжелые тучи, снег сменился дождем, песчаники, словно что-то почувствовав, ускорились, протягивая вперед столбы желтого дыма. А у принцессы голова вдруг стала пустой и звонкой, руки закололо, и память услужливо подсунула картинку: зал телепорта, надвигающийся темный колдун и мама, устанавливающая щит. Ани раскинула руки, чувствуя, как льется изнутри сила, сделала ими полукруг - и вдруг рев стих, а людей накрыло прозрачным переливающимся куполом, о который и ударилось первое чудовище.
        Ангелина стояла и держала защиту, внизу живота пульсировал огонь, по телу бежали электрические разряды, а люди отползали от нее, смотря с благоговением и не переставая молиться. Песчаники бесшумно и упорно бились о купол, и это было невыносимо жутко. Она чувствовала каждый удар всем телом и не знала, сколько еще выдержит. Где этот проклятый дракон? Почему он не бросился в погоню?
        «Женщина должна уметь просить о помощи», - вспомнила принцесса рокочущий голос и рассмеялась, почти безумно, не видя, с каким страхом и надеждой смотрят на нее кочевники. Руки дрожали, тело болью отзывалось на каждый удар одуревших от близкой, но ставшей вдруг недоступной добычи чудовищ.
        Ангелина подняла голову к небу, глядя на черные крутящиеся тучи, покрывавшие купол сверху снегом, и отчаянно закричала, не надеясь, что ее услышат:
        - Нории!

* * *
        В сотнях километров западнее Владыка и Мастер клинков заканчивали зачищать вскрывшееся на границах гнездо песчаных людоедов. Их было много, и они были голодны и злы. Четери метался среди них как вихрь, и рычал, и смеялся, и кромсал клинками, впав в свое боевое безумие, а Нории держал для него щиты, защищая от песка и мощных ударов песочных монстров. Уже клубилась пыль, оставшиеся людоеды старались скрыться от смерти в песке, но их настигал красноволосый воин, и сражение подходило к концу, когда Нории услышал Зов и не поверил своим ушам. Потому что звала женщина, и женщина эта не была Владыкой. И звала оглушающе, отчаянно, так что он, метнувшись, сразу же перекинулся и полетел туда, откуда раздавался крик.
        «Ты тоже слышал его?»
        Второй дракон взмыл за ним в воздух, оставив позади несколько противников, вкручивавшихся вихрями в спасительный песок.
        «Да. Но ты не успеешь».
        «Я успею. Закончи здесь».
        Сил на очистку земли от мерзких тварей было потрачено много, но Нории сконцентрировался, вытянулся стрелой и полетел сверкающей молнией, ускоряясь магией и своей силой.

* * *
        Ангелина держалась, но купол уменьшался, истончался, и ей казалось, что она держит не щит - гору. Ноги по щиколотки ушли в песок, в глазах плясали красные пятна, а голова гудела, но нужно было стоять, нельзя было терять сознание, ведь вокруг - дети, большие и еще пьющие молоко матерей, и молящиеся за нее люди, и их надежда и вера. И она стояла, упорно, упрямо, и кричала «убирайтесь!» в раззявленные, размазывающиеся по куполу пасти.
        И даже не заметила сначала, как огромная белая тень спикировала вдоль купола, отшвыривая бьющихся о него людоедов, как обернулась огромным обнаженным мужчиной, из рук которого вырастали сверкающие хлысты. Принцесса повернула голову, увидела красные волосы и святящегося перламутром гиганта - и ноги ослабли, она чуть не упала, но продолжила держать щит, шепча молитвы, теперь за дракона. А люди просто молчали, потому что для них это уже было слишком.
        Нории не был воином, он был Мастером защиты. Но сейчас готов был рвать чудовищ голыми руками, хоть свистящие хлысты справлялись с этим лучше. Он сек песчаников безжалостно, с рычанием и проклятиями, но из песка появлялись все новые чудовища, а он отдал много сил в недавнем бою. Ему засып?ли песком глаза, его обжигали ударами лап, кидались на него, как псы, пытаясь перехватить пастями хлысты, рассыпались прахом - и снова кидались другие, стараясь смять неожиданного противника.
        Зашумели крылья, и рядом опустился Чет. Улыбнулся безмятежно, поднял клинки и шагнул к беснующимся тварям.
        «Как ты так быстро добрался сюда?»
        «Сам не знаю, Нории. Разве ты не рад мне?»
        Теперь их было двое: танцующий неистовый смертоносный воин и хлещущий плетьми Владыка. Прах клубился столбом, и песчаники снова отступали, пытаясь обойти их сбоку, но не успевали и рассыпались безжизненным песком. И когда хлысты уже стали почти прозрачными, а тело начало болеть и просить пощады, все кончилось.
        Владыка постоял, не веря, посмотрел на усевшегося на песок Чета, скрестившего ноги и любовно поглаживающего клинки.
        - Иди, - сказал тот насмешливо, - разбирайся со своей женщиной. Только не убей ее. Иначе придется похищать еще одну, а вторую Рудлог я не выдержу.
        Ангелина отпустила щит, но устояла, только шаталась, как пьяная. Тучи уходили с неба, снег таял, люди потрясенно молчали. Ее знакомая поднесла ей воды, и Ани, сбросив с себя покрывало, жадно пила, закрыв глаза и отходя от липкого позорного страха. В голове было пусто.
        Они живы. Она жива.
        - Может, мне посадить тебя на цепь, принцесса? - раздался сзади рокочущий голос. Ани оглянулась - в глазах дракона был гнев. Подняла упрямо подбородок, расправила плечи.
        - Неужели вы думаете, что это меня удержит?
        Нории посмотрел на нее, склонив голову, и она заметила, что он весь серый, будто из него ушло сияние, и исхудавший, как будто не ел неделю. Смертельно уставший, гневающийся дракон.
        - Дай мне прикоснуться к тебе, - сказал он.
        Ангелина поколебалась, протянула руки, но дракон покачал головой, приблизился, повернул ее к себе спиной, поднял рубашку, прижался сзади голой холодной грудью и животом. Ей тут же стало прохладно, даже свежо, начал утихать пульсирующий огонь в теле, и она молчала, не вырываясь и не возмущаясь.
        - Может, - пророкотал он ей на ухо, - мне нужно заставить тебя быть со мной? Ты из тех женщин, что не покоряются ласке, но могут оправдать свою покорность, если их берут силой. Может, мне нужно решить за тебя, принцесса? Пока ты не погибла, спасаясь оттуда, откуда спасаться не надо?
        - Я убью тебя, - легко сказала она, совсем не боясь его.
        Нории засмеялся, щекоча ее ухо прохладным воздухом.
        - Что будет с этими людьми? - спросила Ангелина, наблюдая за кочевниками.
        - Я накажу их, они ослушались моего приказа, - ответил дракон. - Никто не должен был помогать тебе.
        - Не накажешь. - Ани повернула голову, посмотрела в зеленые глаза. - Отказаться было не в их воле. Нужно позаботиться о них.
        - Четери все сделает. Полетели домой, принцесса.
        - Мой дом на севере, - упрямо сказала она. - Отнеси меня домой.
        - Нет, - гулко ответил он. - Твой дом там, где я.
        Оказывается, достаточно пару раз полетать на драконе, чтобы привыкнуть к этому, найти самое удобное положение, понять, как скрываться от ветра. Чувствовать, когда твоя крылатая «лошадка» готовится снижаться или идти на разворот, знать, за что удобнее держаться, спокойно отпускать руки в минуты ровного полета и даже иногда приподниматься на коленках, чтобы посмотреть вниз. Или назад.
        Сверху горы были прекрасно видны, но они были далеко, будто кусочек другого мира, который Ангелине был пока недоступен. И, увы, мир этот удалялся. А нынешней ее реальностью был белый дракон с крыльями, покрытыми длинными перьями, и прижатыми к голове, трепещущими от ветра ушами, который нес ее обратно в золотую клетку.
        Солнце клонилось к закату, когда они наконец долетели до дворца. Принцесса уже привычно сошла с подставленного крыла и, не посмотрев на обернувшегося мужчину, пошла в свои покои.
        Служанки встретили ее поклоном и неодобрительным «хорошего вечера, сафаиита», и Ани проследовала прямо в купальню, где с наслаждением скинула с себя пропитавшуюся потом и пылью одежду. Долго и настойчиво смывала с себя дорожную грязь, мыла волосы, чистила ногти и зубы. Так долго, что под конец уже скрипела от чистоты, а ей все было мало. Разглядывая себя в запотевшее зеркало, чтобы понять, нет ли ожогов от солнца, принцесса вдруг обратила внимание, что даже похудела немного со времени своего деревенского существования, и темные волосы отросли, и загар сделал цвет лица более здоровым и сияющим, и карие глаза уже не потухшие, а блестящие. И мозоли на руках чуть видны. Пусть она не красавица, но вполне себе приятная молодая женщина с крепким крупным телом, большой грудью и бедрами. «Кровь с молоком» - вот это про нее. А впрочем, с чего это она решила себя оценивать?
        Чистая одежда на чистое тело - вот высочайшее из удовольствий. Сейчас бы лечь, растянуться на кровати и лежать так, ощущая себя восхитительно легкой и живой, и не думать ни о чем. Проанализировать произошедшее можно завтра, а сейчас хочется пустоты и тишины. И полумрака, потому что слишком много эмоций и сил сегодня ушло, так много, что все чувства обострены до предела - и вот ты хмуришься от звука капающей воды, и яркий свет режет глаза, и туфли слишком грубы для кожи, поэтому в спальню идешь босиком, чувствуя под ступнями мягкий ворс ковров и прохладный камень мрамора.
        Но в спальне, у накрытого стола, Ангелину уже ждал красноволосый дракон, и принцесса, на миг ощутив досаду, спокойно подошла к нему, села напротив. На столе дымился чайник, лежал другой - не ее - мешочек с чаем, стояли чашки, а Нории что-то рисовал на бумаге, настоящей бумаге, и в руках у него был тонкий грифель.
        - Я решил дать тебе карту расположения оазисов, - сказал он, и она непонимающе изогнула губы, - ведь с твоим упрямством ты обязательно попробуешь снова.
        - Попробую, - согласилась Ани, с любопытством глядя на Владыку. Постичь его логику не получалось.
        - Хочу быть уверен, что ты останешься жива до того, как я найду тебя, - пояснил дракон, склоняя голову и с насмешкой глядя на нее.
        - Очень предусмотрительно, - принцесса вернула ему улыбку, протянула руку, и он передал ей лист.
        - Смотри, я пометил расстояние между оазисами в часах, если рассчитывать на скорость идущего человека. Постарайся избегать мест, где заметишь песчаные фонтаны - это гнезда песчаников, обходи их далеко. Если наткнешься - ложись на землю, зарывайся в песок, они реагируют на движение. Щит используй в крайних случаях. А лучше забудь о побеге и оставайся со мной.
        Ангелина покачала головой, отложила лист.
        - Что такое эти песчаники?
        - Воплощенные духи пустыни. - Дракон налил ей чай, пододвинул чашку: - Пей. Не хмурься, принцесса. Это не дар, а просто так, для твоего удовольствия.
        Ангелина добавила сахар, размешала, поднесла к губам. Нории улыбался.
        - Пустыня - мертвая земля и жестокая, и стихийные духи у нее такие же. Песок и зной не могут смириться с жизнью и порождают чудовищ, которые засып?ют источники, луга и рощи, убивают все живое. Особенно ненавидят людей, потому что у нас есть душа, а у них - нет. По легендам, они думают, что если съедят много людей, то впитают их души и сами смогут стать живыми.
        - Вы не человек, а дракон, - поправила она. Было странно так сидеть и просто общаться, но на сегодня она уже навоевалась. Завтра, всё завтра.
        - Мы прежде всего люди, - спокойно возразил красноволосый, - как и все оборотни. Просто таково наше свойство, как твое свойство - полиморфия. Силы нашей ауры, как и твоей, достаточно, чтобы оборачиваться. Только у нас три формы, а у тебя их бесконечное множество. Красный наделил Рудлогов уникальной мощью, хоть и все семьи, имеющие в предках богов, обладают не меньшей. Просто каждая своей.
        Ангелина молчала. Зачем ей эта мощь, если нет знаний? У нее и щит-то получился случайно, больше от страха, чем от умения. И если бы не получился…
        Ее вдруг затрясло, горло сжал спазм, к глазам подступили слезы, и она перехваченным горлом, чуть не давясь, сделала глоток, потом еще и еще, стараясь скрыть с опозданием накативший откат от дневного ужаса. Скулы от сдерживаемых слез болели так, что хотелось кричать, и сладкий чай казался горьким. И снова запульсировал в животе горячий комок, и желание осталось только одно - чтобы дракон испарился, ушел отсюда и дал ей выплакаться и покричать в одиночестве.
        - Нории, - она едва выталкивала из себя слова, - я хочу отдохнуть. Оставьте меня одну.
        Владыка наклонил голову, красные волосы с вплетенным ключом скользнули по плечу, и принцесса со всей отчетливостью поняла, что он снова видит ее слабость.
        - Нет, - с неожиданной жесткостью пророкотал он, внимательно глядя на нее зелеными глазами, - я здесь хозяин.
        В голове зазвенело, и Ангелина с такой силой сжала чашку, что удивительно, как та не треснула. Она знала, что будет дальше, - это случалось и раньше, но давно, в другой жизни, когда от ее приступов ярости содрогался дворец.
        - Прошу вас, - сиплый, почти умоляющий голос, а в висках уже били молоты и в глазах пульсировали красные пятна, - уйдите. Немедленно.
        - Я еще не допил чай, - сказал Нории насмешливо, и она взорвалась.
        Дальше все было как в тумане.
        Отлетел столик с разбивающейся посудой.
        Ураганный ветер, сметающий все в комнате, закрутился вокруг принцессы свистящим штормом.
        Разбивались о стены драгоценные вазы, разлетались на осколки зеркала, стучали от ветра двери, тяжелая кровать с жалобным скрипом скользила по мрамору, кружились светильники, плещущие вокруг себя огнем, стены покрывались трещинами, ходил ходуном пол - и посреди этого спокойно сидел в кресле красноволосый мужчина, с сочувствием смотрел на нее и пил чай.
        Она что-то кричала, швыряла в него, била проклятиями, рыдала, и слезы извергались с такими спазмами, будто ее выворачивало наизнанку; за окнами уже слышались крики людей, треск ломающихся деревьев, стала прибывать вода, явно захваченная в купальне, а он все сидел, и смотрел на нее, и жмурился - Ани хотела остановиться, потому что было невыносимо, ужасающе стыдно, но не могла. Раньше ее всегда останавливала мама, знакомая с фамильной яростью не понаслышке, но мамы давно не было рядом, и Ангелина выплескивала и эту боль, и много другой боли, и это, казалось, длилось бесконечно, пока в глазах не почернело, а тело не стало легким, как пушинка.
        - Сколько же в тебе необузданной мощи, - сказал Нории, вставая, шагнул вперед, словно и не свистел вокруг смертоносный огненный вихрь. - Как ты держала ее? Как не сожгла себя?
        Привлек ее к себе - бьющуюся, вырывающуюся, проклинающую, - положил прохладную ладонь на затылок и шепнул:
        - Спи.
        И Ангелина обмякла, с облегчением проваливаясь в забытье.

* * *
        После он держал ее на руках и ждал, пока испуганные слуги расчистят выход из покоев. Кровать была засыпана осколками, ковры тлели, и Нории стоял у окна, чтобы Ангелина не дышала дымом. В дверь, шлепая по воде, заглянул Четери, присвистнул:
        - Смотрю, девушка опять ответила отказом? На сей раз очень убедительно.
        - Мы до предложения не дошли, - Нории улыбнулся.
        - Страшно подумать, что было бы с городом, если бы дошли. - Чет изобразил на лице комический ужас. - Ты сад не видел. Деревья ближе к этой стороне просто с корнями повырывало. И как ты допустил?
        - Так нужно было, - туманно ответил Владыка, поглядывая на безмятежно спящую принцессу. От нее больше не шли волны испепеляющего жара, и не было ощущения, что внутри дрожит и рвется наружу тщательно сдерживаемый, заблокированный, грозивший ежесекундным взрывом огонь.
        - Знаешь, - сказал Нории задумчиво, выходя со своей ношей наружу, - если бы я ее уже не украл, я бы сделал это еще раз. Даже если бы Пески были зелеными, а наше племя - таким же сильным, как раньше. Она совсем не боится меня и не уступает ни на шаг.
        - Смотрю, тебе понравилось, - фыркнул Чет, шагая рядом. - А я-то думал, ты не любитель норовистых кобылок. Как-то ты неправильно за ней ухаживаешь, Нори-эн, если девушка то сбегает, то пытается тебя убить.
        - Хочешь, украдем тебе еще одну Рудлог? - насмешливо предложил Нории. - Оценишь, как это, когда у женщины есть характер. Заодно и методы ухаживания сравним.
        - Ну уж нет, - красноволосый воин вдруг стал серьезным. - У меня нет твоего терпения, да и есть уже кого красть, Нори-эн. И, - он снова поменял тон, - кстати, когда вы поженитесь, постараюсь держаться отсюда подальше. Боюсь даже представить, что будет здесь твориться во время ваших семейных скандалов.
        Часть 1. Глава 9
        Середина октября,
        Иоаннесбург
        Люк Кембритч
        Люк стоял у пропускного пункта студенческого общежития МагУниверситета и ждал, пока вахтерша выяснит, на месте ли семикурсник Дмитро Поляна. Было около четырех часов дня, и мимо туда-сюда сновали студенты, бросая на Кембритча любопытные взгляды. Он сильно надеялся, что пожилая востроносенькая дама поднимется и спустится быстро - за последние десять минут у него стрельнули уже три сигареты.
        Не то чтобы было жалко курева, но старший из стрелявших выглядел максимум на восемнадцать, и виконту очень хотелось прочитать лекцию о вреде курения, закончив чем-то типа «а то станешь таким же, как я».
        Кембритч держался, потому что прекрасно помнил, куда бы в этом возрасте сам послал тридцатипятилетнего дядьку, если бы тот начал читать мораль. В принципе, он бы и сейчас послал.
        Люк мог и сам сходить наверх, но тетка противно заявила «у нас тут пропускной режим, чужим на территорию общежития нельзя» и резво поскакала по лестнице, видимо, обрадовавшись возможности чуть размяться и на легальных основаниях сунуть нос в студенческие дела. И теперь он ждал, поигрывая в кармане неименной банковской картой с пятьюдесятью тысячами руди на счету. Сумма была немалая для простого горожанина, но сейчас Кембритч за вечер иногда тратил больше.
        А свои долги Люк всегда платил.
        - Извините, у вас не будет сигареты? - на этот раз подошла тощая девица, кокетливо хлопающая глазами, с видом «сейчас я тебя очарую».
        - Будет, - пробурчал он, достал пачку и отдал ее целиком. Теперь он со спокойной совестью может сказать «не будет». А в машине все равно ждет целый блок.
        - Маринка, хватит побираться, - по ступенькам спускался заспанный светловолосый парень в футболке, шортах и шлепках. За ним бодро шлепала вахтерша, но остановилась, стала за что-то отчитывать сидящих в холле девчонок.
        - Не гундось, Поляна, - огрызнулась девица и быстро - видимо, пока не отобрали обратно - пошла на выход. Люк задумчиво посмотрел ей вслед. Маринка-Маринка.
        - Чего вам? - недружелюбно спросил семикурсник, разглядывая посетителя. - Вы из полиции, что ли? Мы только с практики вернулись, можете в деканате спросить.
        - Я Инклер, - сказал Люк, - деньги принес за услугу.
        Поляна некоторое время разглядывал его с недоверием.
        - Вы волосы покрасили, что ли? И побрились. Не узнал сразу. Да ладно, не буду я брать у вас бабки. Дед как вернулся из столицы, нам всем зачет по практике поставил на радостях, а мне еще и характеристику дал в помощники придворного мага - за то, что передал ему сообщение. Так что, считайте, в расчете.
        - Что, не нужны деньги? - поинтересовался Кембритч. Ох уж эти юные идеалисты.
        - Да нужны, - вздохнул парень, - только неправильно это.
        Люк начал терять терпение, и тут его внимание привлекла темноволосая девочка в очках, спускавшаяся по лестнице. Девочка тоже увидела Кембритча, в глазах плеснулись недоумение, опаска, она отвернулась, ускорилась и почти выбежала за дверь.
        - А это что за девушка пробежала? - спросил он у заметившего его интерес парня.
        - Да первокурсница, поступила только, - нейтральным тоном ответил тот. - Богуславская. А вам зачем?
        - Лицо показалось знакомым, - пожал плечами Люк. Вот, значит, где скрывается пятая принцесса. Интересно, Тандаджи знает? Наверняка знает.
        - Слушайте, а у вас не будет сигареты? - с надеждой спросил Поляна. - Мы с пацанами под пиво всё скурили, даже окурки.
        Люк мысленно чертыхнулся, сунул руку в карман, вытащил карту.
        - Вот тебе деньги, на пятьсот пачек хватит. Не скромничай, считай это моим вкладом в магическую науку. И вообще бросай-ка курить.

* * *
        Вливание в компанию бездельников - молодых и не очень - прошло гладко и просто. Уже на второй день «их воссоединения» Валенская, поблескивая бриллиантами на шее, затащила его в тот самый элитный клуб «Колосс», где и познакомила со всей своей компанией, хвастаясь так откровенно, будто представляла не человека, а личный банк. Впрочем, так оно и было. Компания оказалась разношерстной, томной и преисполненной чувства собственной исключительности, состоявшей в возможности не работать, прожигая жизнь за игрой, выпивкой и наркотиками, и все это - на родительские деньги. Некоторые все же работали - точнее, делали вид, что работали, - помощниками лордов Высокого Совета или числились на теплых должностях у папочек, но к этому относились с пониманием. Почти всех пристраивали родители, а отказать тому, кто снабжает баблом, очень трудно.
        С тех пор Люк играл, пил, курил траву, принимал синтетику, иногда отвлекаясь, когда Крис хотелось почувствовать себя знатоком прекрасного. Тогда она обряжалась в нелепые наряды, сильно красилась и таскала его по выставкам работ непризнанных гениев или галереям, где томная богема ахала над изображением какой-нибудь гигантской морковки, воткнутой в кучу мусора, и бросалась словечками типа «экзистенциально» или «сверхостро». После Валенская с намеком восторгалась каким-нибудь экспонатом, глядела на Кембритча влажными многообещающими глазами - и Люк покупал ей очередной сомнительный шедевр. Счастливая Крис позировала для фотографов, чтобы потом небрежно сообщать: «Представляешь, в „Столичной моднице“ мой наряд назвали стильным восторгом месяца!»
        Люк терпел - бывали у него объекты и похуже, а эта хотя бы сексом занималась умело, пусть и преувеличенно восторженно. И была идеальным прикрытием для расследования - слишком глупа, чтобы что-то подмечать или задавать вопросы.
        Со своим великовозрастным женихом Крис рассталась, и Люк мысленно пожелал счастливцу удачи - он, видимо, и не подозревал, от чего Кембритч его спас. Братец ее, Борис Валенский, худощавый, нервный, дерганый, как и все наркоманы, быстро присосался к виконту с другой стороны, и теперь у Люка дома регулярно собиралась золотая молодежь, дабы опустошить кошелек хозяина еще на несколько десятков тысяч руди. Впрочем, оплачивались гулянки все равно из королевской казны, так что виконт сильно не страдал.
        А вот расследование пробуксовывало. При первом же знакомстве Кембритч отметил для себя троих молодчиков, которые могли быть замешанными в заговоре: держались они особняком, меру знали и в наркоте, и в алкоголе и периодически исчезали на непродолжительные периоды. Сыновья богатеньких папочек: Май Р?гов, наследник сети элитных клиник, Иван Лап?цкий, готовящийся принять несколько судоходных компаний, и Неж?н Ф?рбжек, «принц рыботорговли», - отец его в свое время стал одним из «морских олигархов».
        Братец Крис как-то спьяну проболтался, что у них какие-то общие «серьезные дела», но попытки расколоть ни к чему не привели - больше он ничего не знал. И Люк наблюдал, слушал, следил, но никаких зацепок не было, и он уже стал сомневаться: не померещилось ли Тандаджи? Может, искать надо совсем в другом месте?
        Крис после шопинга ждала его в морском ресторане «Марино», и Люк, увидев название, сжал зубы. Что за день сегодня такой? Сунул в карман новую пачку, выбрался из машины и зашел в дверь.
        Девушка сидела, надув губы и попивая коктейль, - он опаздывал.
        - Привет, котеночек. - Кембритч наклонился, поцеловал ее в щеку, провел рукою по обнаженному плечу. - Почему не заказала ничего?
        - Ты опоздал, а вечером мы идем в клуб, - сердито напомнила она. - Мне надо выглядеть на миллион, у Лапицкого день рождения. Отвези меня домой, я тут сижу, как дура, жду тебя уже полтора часа.
        - Остынь, детка, - раздраженно сказал Люк, и она тут же сморгнула с лица обиженное выражение. - Пошли в машину. Скажи спасибо, что я вообще приехал. С утра заходил папаша, жаждет пристроить меня в помощники к министру сельского хозяйства. Представляешь, Кембритч обсуждает годовые удои! Наши обхохочутся.
        Крис уселась на сиденье, пристегнулась.
        - Но это же круто, Луки! Мой отец тоже сначала был помощником прокурора, а потом сменил его. Прикинь, я буду подружкой министра. Буду вхожа во дворец!
        Да, это было мечтой всех «золотых» мальчиков и девочек. Высмеиваемый в их компании, ядовито оплевываемый, поливаемый помоями мир аристократии и придворных был недостижимой мечтой. А что они говорили о новой королеве и ее муже… даже у искушенного Кембритча вяли уши.
        При дворе работали и неаристократы, получали титулы, но за упорный труд или вклад в процветание отечества. А какой вклад могли сделать эти испорченные дети, даже работая на аристократов, если единственная функция их состояла в передаче информации между папашей и купленным им лордом?
        - У министров не может быть подружек, - сказал виконт, подмигивая и выруливая на дорогу, - только жены. Иначе народ не поймет.
        - О, Луки! - девушка раскраснелась. - Что ты хочешь сказать?
        - Пока ничего, детка. - На лице ее разливалось разочарование. - Вот как заработаю министерский пост, так сразу все узнаешь.
        Он достал сигарету, открыл окно, не обращая внимания на то, что подружка легко одета. Впрочем, она не жаловалась, да и вообще, судя по лицу, мыслями была где-то далеко, возможно, на их свадьбе. Спохватилась:
        - Так ты пойдешь работать, Кембритч?
        - Детка, да какой из меня работник? - он расхохотался. - Упаси боги, я тебя прошу, не смеши меня. Пошутил я. Тридцать пять лет не работал и не собираюсь, пусть папаша подавится своим наследством.
        - Но так нельзя, - она разволновалась. Еще бы, без наследства зачем он ей нужен? - Люк, да все наши обзавидуются. Никто бы не отказался, поверь.
        - Думаешь? - он посмотрел на нее с сомнением. Они остановились на светофоре, и Кембритч стряхнул в окно пепел.
        - Вот вечером и спросим, - обрадованно сказала Валенская. - Увидишь, слюной истекут от злобы.
        Она еще что-то говорила, но он не слышал ее. Потому что за шевелящей губами Крис, за стеклом своего авто он увидел остановившуюся рядом очень знакомую машину. И на водительском месте сидела принцесса Марина, в полумаске, коротко стриженная, но Люк сразу узнал ее. А кто еще мог вести его «Птенца»?
        Она тоже курила, тоже стряхивала пепел в открытое окно и о чем-то живо разговаривала со своим спутником, а Люк глядел на ее подбородок, губы, на светлый ежик волос на затылке, когда Марина поворачивалась к собеседнику. И хотел, чтобы она обернулась к нему.
        Светофор замигал зеленым, она затушила сигарету, взялась за руль, глянула налево и застыла, встретившись с ним взглядами. Люк не мог видеть, но увидел, как удивленно и гневно расширяются ее зрачки, как губы изгибаются, будто она собирается что-то сказать, и наклонил голову в знак приветствия, усмехнулся.
        Марина нахмурилась и отвернулась, машина взревела и рванула вперед, будто она хотела посоревноваться. Или щелкнуть его по носу.
        Да, отличный он купил автомобиль. Как будто выбирал специально под нее.
        Марина
        Мы вернулись с моря несколько дней назад прямо в мокрую, дождливую осень Рудлога. Василина была занята государственными делами, мы почти не общались, Мариан ходил какой-то таинственный, Каролина ухитрилась простыть сразу после возвращения и настойчиво болела.
        На выходных мы планировали забрать Алинку из общежития и наконец-то встретиться, и все это было окутано такой конспирологией, что сделало бы честь любым заговорщикам. К выходным должна была вернуться и Полли, и я, признаться, скучала по своей неугомонной и энергичной сестричке. Она всегда ухитрялась заражать всех своей энергией, а мне это сейчас было нужно позарез.
        Отец первый раз с момента переворота взялся за карандаш. Он создавал мемориал для мамы, комкал бумагу, сидел ночами, пропускал обеды и ужины и лихорадочно что-то чертил, рисовал, перерисовывал.
        А я наконец-то нашла в себе силы и попросила Василину сходить со мной на мамину могилу.
        Наше семейное кладбище было включено в сотню самых известных архитектурных памятников мира, но вход сюда частным посетителям был закрыт - только экскурсионные группы, только во второй половине дня. Поэтому мы пошли утром, и моросящий дождь с серым небом был бы вполне в тему. Но внезапно погода расщедрилась, разогнав облака и явив мокрой столице умытое, высокое и голубое осеннее небо, солнце, играющее в желтых и красных кронах деревьев, и холодный воздух, делающий все вокруг прозрачным и четким.
        Склепы и усыпальницы начинались в дальнем углу дворцового парка и были наглядным пособием по изучению культуры разных эпох. Имелись здесь и древние курганы, под которыми покоились первые Рудлоги и к которым настойчиво не рекомендовалось приближаться по ночам - ходили слухи о свечениях и огромных призрачных фигурах, поднимающихся из-под земли. Не знаю, мы с Пол как-то давно летней ночью пробрались сюда, но то ли предки не хотели пугать двух глупых пра-пра- и так далее внучек, то ли слухи были всего лишь слухами, но ничего жуткого мы не увидели. Хотя все равно тряслись и повизгивали от любого шороха.
        Девочки вообще глупые создания.
        Курганы были здесь еще тогда, когда не существовало ни Иоаннесбурга, ни дворца, но кому-то из предков надоело далеко ездить и устраивать поминальные жертвоприношения (не человеческие, хотя отдельные люди, признаться, так и просятся под нож), и этот мудрый предок возвел в трех километрах отсюда первый кремлин. Уже давно время поглотило его, оставив только поросший мхами фундамент, и кладбище разрослось до размеров маленького городка, и вокруг выросла столица, а курганы всё так же стояли, нависая над остальным архитектурным могильным буйством напоминанием о том, как мы жалки и ничтожны по сравнению с первыми потомками Красного.
        Иногда я думаю: есть что-то символичное в том, что известная история нашей семьи началась на кладбище. Нас всех сюда тянуло. Мама говорила, что дедушка Константин, когда напивался, любил здесь гулять и разговаривать с нашими мертвыми. Уж не знаю, отвечали ли они ему, история об этом умалчивает. Надеюсь, что нет, - дед был алкоголиком, но не психом.
        Хотя, чего уж говорить, в нашей семье все немного ненормальные.
        Мамина могила была совсем близко к выходу. Маленький холмик с расстеленным на нем красно-белым знаменем Рудлогов и тяжелыми коваными рунами Красного, удерживающими ткань на месте. На старом выцветшем полотнище лежала табличка: Ирина-Иоанна, урожденная Рудлог, королева благословенной страны. И даты: 4715 - 4755 год от т.ж.
        А еще там были свежие цветы и свежеокрашенная скамеечка, на которую мы и уселись с Василиной.
        Мне казалось, будет страшно, тяжело, больно, но внутри было пусто и печально. Будто все это случилось не с нами, будто мы уже совсем другие. А может, боль ушла тогда, когда я рыдала на пшеничном поле, а я и не заметила?..
        - Кто приносит цветы? - спросила я, чтобы хоть чем-то разбавить тишину. Слишком безмятежно было это место: между усыпальниц, нарядных в свете солнца, шуршали яркими листьями деревья и чирикали птицы, и эта звонкая, оранжево-красная вакханалия казалась почти непристойной.
        - Не знаю, - ответила Василина, обнимая меня за плечи. - Мои справа, там же отцовские, а эти меняются каждую неделю. Сторож говорит, так было все семь лет.
        Стало хорошо оттого, что кто-то, кроме нас, помнил о ней. И любил, наверное.
        - Я теперь все время думаю, что бы сказала мама, если бы узнала, что не Ангелину, а меня выбрала корона? - вдруг тихо сказала Вася. - Ведь я не должна была оказаться на троне. Это место Ани, и я постоянно чувствую себя самозванкой или жертвой глупой шутки. Мне кажется, мама была бы очень недовольна.
        Мне тоже так казалось, но я не стала произносить этого вслух, просто положила голову сестренке на плечо.
        - Может, она сейчас знает что-то, чего не знаем мы, Васюш. В любом случае случилось то, что случилось. Теперь ты просто обязана справиться. Не знаю, как ты выдерживаешь этот ритм, я бы уже впала в депрессию. И я совсем тебе не помогаю, прости. Была бы рядом Ани, от нее было бы куда больше пользы.
        Василина погладила меня по голове, обняла крепче.
        - Ангелину мы найдем, обязательно. И… это ты меня прости, Мариш. Я же вижу, как тебе трудно здесь. Если тебе нужно - уезжай, я не буду больше просить остаться. Я справлюсь.
        Я очень хотела услышать эти слова, я несколько дней продумывала, как подойти к Васе, чтобы не обидеть ее, но то ли обстановка сыграла свою роль, то ли вдруг напала ответственность перед семьей, и я ответила совсем не то, что собиралась:
        - Я подумаю, Василин. Пока я никуда не спешу.
        Мариан Байдек
        Барон Байдек, который никак не мог привыкнуть к своему статусу принца-консорта, после завтрака зашел к Тандаджи - обсудить дальнейшие действия по охране и защите своей семьи. Ему всего казалось мало, будто он чего-то не учел.
        Но перед тем как пройти в Зеленое крыло, Мариан заглянул к новому придворному магу, попросил связаться с его другом, бароном фон Съедентентом, и сообщить, что он хочет его видеть.
        Тандаджи был меланхоличен и задумчив, как всегда, но Байдеку это очень импонировало - болтунов он не выносил, как и излишне суетливых людей. А вот спокойствие и методичность тидусса внушали уверенность.
        - Ну что, - сказал Мариан вместо приветствия, - посмотрел схему?
        - Одобряю, - сообщил Тандаджи, не меняя выражения лица. - В группу и холл к пятой принцессе добавим телохранителей, и все-таки, я считаю, нужно сообщить ректору. Не хотелось бы эксцессов, маги - народ обидчивый, а нам их помощь может понадобиться. Четвертую примем сразу от группы, а там по обстоятельствам. Предлагаю тоже внедрение на курс или, возможно, романтический вариант. Шестая постоянно под присмотром. Старшую отслеживают. Основная проблема - это королева, но тут чрезмерности не бывает. Я советую поговорить с Алмазом, пусть сделает такой же амулет, какой был у матери, но без дури с избирательной телепортацией.
        Барон кивнул - он тоже об этом думал.
        - И еще третья. Знаешь, что ночами убегает в город? Детский сад. Объясни ей, что она всю охрану на уши ставит.
        Да, Тандаджи пиетета перед принцессами явно не испытывал.
        - Марина - сложный человек, - ответил Байдек, - если надавить, сделает наоборот. Но я поговорю сегодня с ее сопровождающим. И попробуй организовать маячок, сможешь?
        - Уже, - невозмутимо проговорил Майло.
        - У всех? - поинтересовался Мариан с любопытством.
        - Конечно.
        - И у меня?
        Уголки губ начальника разведуправления чуть дрогнули и вернулись на место.
        - А ты как думаешь?
        Байдек хмыкнул.
        - Ты страшный человек, Майло.
        - Я просто такой же параноик в деле безопасности, как и ты, - спокойно ответил Тандаджи. И они переглянулись с полным взаимопониманием.
        Фон Съедентент зашел к Мариану после обеда, протянул руку для рукопожатия. Они были чем-то похожи: оба крепкие, черноволосые, только Байдек более тяжеловесный и спокойный.
        - Вы просили заглянуть к вам, ваше высочество, - сказал маг, располагаясь в кресле.
        - Да, спасибо, что зашли, барон, - Мариан говорил сухо, но без холодности. - Дело очень деликатное, поэтому я обязан обсудить с вами детали.
        - Я весь внимание, - блакориец выжидательно посмотрел на собеседника. - Удовлетворите мое любопытство, иначе я потеряюсь в догадках. И говорите прямо, со мной деликатничать не нужно.
        - Это касается ее высочества Марины, - медленно произнес Байдек, наблюдая за собеседником. Тот чуть подобрался, но смотрел открыто и прямо. - Вы с ней уже некоторое время уезжаете по ночам из дворца. Также я знаю, что вы были с ней на Маль-Серене, когда мы отдыхали там.
        Барон фон Съедентент усмехнулся.
        - Вы хотите знать, какие у меня в ее отношении намерения?
        - А у вас есть намерения? - строго спросил Байдек.
        - При всем уважении, ваше высочество, это не ваше дело, - ответил маг спокойно.
        - Не мое, - согласился принц-консорт, - но я увидел вашу реакцию, мне достаточно. Поговорить я хотел не об этом. Дело в том, что новый статус Марины неизбежно ведет к необходимости усиления охраны. И во время ваших внезапных вылазок я не могу обеспечивать ее защиту.
        - Вы хотите сказать, что Марине угрожает какая-то опасность? - нахмурился блакориец.
        Мариан промолчал.
        - Я могу ее защитить, когда она со мной, ваше высочество. Не стоит беспокоиться.
        - И тем не менее, - Байдек написал что-то на листочке, - запишите этот номер, чтобы иметь возможность связаться со мной, если что-то случится. И я вынужден просить вас установить на нее щиты, не сообщая ей об этом. Не нужно пугать женщин.
        - Сделаю, конечно, - барон тряхнул головой. - Вы точно не хотите рассказать мне, в чем дело? Будет полезнее, чтобы я понимал, к чему готовиться и чего ожидать.
        - Нет, вам достаточно и этой информации, барон. Но если бы я знал, к чему готовиться, я бы точно сообщил вам. Прошу вас быть настороже, и, если заметите слежку или что-то необычное - сообщайте мне или Тандаджи.
        - Конечно, ваше высочество, - пообещал фон Съедентент.
        Марина
        Лицезрение Змея Кембритча за рулем очередного сверкающего авто и с не менее сверкающей девицей рядом помогло мне решиться и согласиться на уговоры Мартина. Тем более что он использовал последний и очень весомый аргумент. Хотя перед этим я минут пятнадцать ругалась и говорила, что я скорее с закрытыми глазами с обрыва прыгну.
        - Если ты не пойдешь со мной по клубам, - заявил Мартин мне, когда мы ехали обратно из торгового центра и на заднем сиденье тряслись пакеты с покупками, - забудь про моего Зверя. В конце концов, ты регулярно обнимаешь меня за талию; должен же я иметь легальную возможность подержаться за твою.
        Зверем он называл свой мотоцикл, и это имя урчащему и ревущему металлическому монстру очень удачно подходило.
        - Не прибедняйся, - фыркнула я, - за мою талию ты держался не меньше, чем за другие части тела.
        Март тряхнул волосами и засмеялся своим теплым смехом.
        - Не могу поверить, Марина. Как гнать под двести, пугая законопослушных автолюбителей, так тебе ничего не страшно. А пойти подвигаться под ритмы и биты в темноте - так в тебе просыпается принцесса-трусиха? И зря я, что ли, торчал у примерочных, пока ты себе платья выбирала? Ты бы видела глаза продавщиц: они мне были готовы уже подушку и одеяло на скамейку принести - так я зевал.
        - И сами рядом лечь, - проворчала я, глядя на дорогу.
        - У них не было шансов, - заверил меня блакориец. - Я слишком хотел спать. И боролся с желанием стащить с кассы карандаш и написать над дверьми вместо «примерочные для женщин» - «пыточные для мужчин».
        Я тоже засмеялась. С ним было легко.
        - Ты с таким лицом входила в торговый центр, будто не за платьем идешь, а за бомбой, - вдруг сказал Мартин. - Что случилось?
        - Кембритч со мной случился, - буркнула я. - Ты не видел, а его машина рядом на перекрестке остановилась. Я чуть газ с тормозом не перепутала от неожиданности. Ладно бы был один - так нет, с какой-то куклой, похожей на реалистичную модель резиновой женщины. Три большие «г» - губы, груди, глупость.
        - Ревнуешь? - маг сочувственно посмотрел на меня.
        «Ревнуешь», - подтвердил внутренний голос. Они вообще часто пели с Мартином в унисон. Иногда я думала, что они могли бы стать лучшими друзьями.
        - Злюсь. - Я посигналила какому-то нехорошему человеку, решившему перестроиться без включения поворотников. - Он вообще-то официально еще жених Ангелины. И пока она где-то у ящеров, он быстро нашел замену.
        Мартин помолчал.
        - Он не похож на человека, который клюнет на глупость. Извини, Марина.
        - Там еще две весомые «г» прилагаются. - Я свернула в переулок. - И откуда я знаю, может, она просто выглядит так, а на самом деле имеет степень по высшей математике. По твоей Виктории тоже не скажешь, что она боевой маг. Ей бы в актрисы или модели с ее-то красотой.
        - Угу, - отозвался Мартин.
        Я искоса глянула на него. Установившаяся с первых встреч откровенность, даже обнаженность какая-то, сильно сблизила нас. Я никогда ни с кем не была так открыта. И откуда-то знала, что могу ему доверять и что он не сделает мне больно никогда.
        «У нас с тобой почти сеанс парной психотерапии», - сказал Март мне после последних ночных покатушек, когда я, разгоряченная и взбудораженная, сидела на перилах огромного Константиновского моста через реку Адигель, чернеющую далеко внизу. Мост светил огнями и вибрировал от потока машин, мотоцикл стоял на тротуаре и мешал прохожим, но нам было все равно - мы самозабвенно целовались, и Мартин крепко держал меня, чтобы я не свалилась от переизбытка чувств.
        Наверное, так оно и было. Спасение друг в друге.
        - И что ты решила? - Голос блакорийца оторвал меня от приятных воспоминаний. - После сегодняшних пыток я настаиваю на компенсации. Не трусь. Мы со Зверем презираем трусишек.
        - Я не трушу. - Мы подъезжали к подземному охраняемому гаражу, откуда Март провожал меня через Зеркало прямо в мои покои. - Я танцевать не умею.
        Я не то чтобы совсем не умела - на подвигать бедрами в ритм музыки и плавно поводить руками меня хватало, но, увы, только на это.
        - Я тоже не умею, - подмигнул он, - так что стыдно будет обоим. Ну? Не заставляй меня умолять, жестокая женщина. Тем более что там, куда я тебя поведу, тебе понравится. Представь: высота почти сто метров над землей, стеклянный пол и стены, сквозь которые виден город, и балконы по периметру. Сможешь посидеть на перилах, побояться, а я буду чувствовать себя героем.
        Я снова вспомнила про три «г» и согласилась.
        Чулки, кружево, туфли на высоком каблуке. Черная полумаска, лежавшая на столике. Темно-синее платье до колен, очень свободное, с закрытыми плечами, с простым круглым воротом спереди. И с большим, почти до попы, вырезом по спине. Во избежание неизбежного конфуза воротник сзади крепился на перламутровый замок, от которого по обнаженной коже спускалась до края выреза свободно свисающая жемчужная нить.
        «И о чем ты думала, когда покупала его? Не о подарке Кембритча в Лесовине?»
        «О чем надо, о том и думала».
        Я уже была девочкой, спортсменкой, неформалкой, медсестрой в белом халате, ее высочеством в официальных одеждах, Мариной в брюках и толстовке. Но никогда я не была такой. Экстремально сексуальной.
        - Ого! - Мартин появился в комнате в точно назначенное время. - Кто эта женщина? Мне страшно будет с тобой рядом находиться. Ты сногсшибательна, высочество.
        Я смешливо глянула на него через зеркало и состроила глазки. Но он даже не рассмеялся, как обычно. Просто стоял и смотрел, и стало чуть неловко. Подошел.
        - Не знал, что у тебя есть татуировка, - провел ладонью вдоль позвоночника, и по телу пробежала горячая волна. Голос был низкий, мурлыкающий, и я поняла, чем он берет своих бесконечных баб. - Что это?
        - Ты же на пляже должен был видеть, Март. - Маг разглядывал мою спину. Там, начиная от крестцовых ямок, бежал вверх и заканчивался чуть ниже лопаток красный орнамент - языки огня и цветы. - Это последствия бурной молодости. Огненный цветок. Накалывали почти месяц по сегменту.
        - Красиво, - он не убирал руку, но теперь тоже смотрел на меня в зеркало. - На пляже темно было, не разглядел.
        - Красиво, но до сих пор содрогаюсь - как я выдержала, - я шагнула назад, и Март обнял меня, потерся щекой о затылок. - До этого только маленькие колола.
        - А что, еще есть? Даже боюсь спрашивать где, - горячо выдохнул он мне в волосы.
        - Приди в себя, размазня. - Я шлепнула его по руке, и он наконец-то рассмеялся. - Где твоя полумаска?
        - В машине, - сказал блакориец, отходя. - Сегодня я твой водитель. Можешь напиваться и буянить.
        - Обязательно, - пообещала я.
        Клуб назывался «Люстра», хотя я назвала бы его «Банка на вертеле». Расположен он был в деловой части города и представлял из себя тонкий шпиль, высоко взмывающий в небо, а там, в небе, светила мигающими на танцполе огнями нанизанная на него собственно «банка» - широкая, полностью стеклянная конструкция. Если бы не высота, все прохожие снизу могли бы любоваться бельем танцующих дам. Хотя я была уверена, что служащие из соседних зданий оставались допоздна и вооружались биноклями.
        «Люстра» считалась местом отдыха не для простых смертных, и один бокал шампанского там стоил, наверное, больше, чем мои месячные обеды в бытность медсестрой.
        Удивительно, как клуб не рухнул во время землетрясений. Видимо, хозяева хорошо заплатили за магическое укрепление. Еще бы, терять такой хороший источник доходов не хотелось никому.
        Было уже за полночь, когда мы подъехали к шпилю и поднялись наверх в бесшумном скоростном лифте. Мартин снова смотрел на меня, держал за руку, и глаза его в прорезях полумаски казались почти черными.
        И мне это нравилось.
        И клуб мне понравился. Огромный зал, зеркала, несколько танцполов и баров, диджей, возносившийся над толпой как божество танца, пронизывающие тело ритмы. Темнота, огни и далекий маленький город под ногами, под толстым стеклом. На удивление туфли не скользили, но ступать над бездной все равно было страшно, возбуждающе страшно.
        По краям стояли диваны и столы, сидели веселые компании. Кто-то в полумасках, как мы, кто-то без. Оказывается, у нас очень много непростых смертных.
        Тело начало отзываться на вибрирующие ритмы, покалывать, пока Мартин вел меня к нашему столику. И чего я боялась? Все было нереально круто.
        - Что будешь? - крикнул он мне в ухо, когда я присела на диванчик.
        - На твой выбор, и побольше, - крикнула я в ответ, и маг исчез в двигающейся толпе, чтобы вернуться минут через десять в сопровождении официанта с подносом, заставленным бутылками, графинами с соком, какими-то закусками.
        - Буду сам мешать тебе коктейли, - объяснил блакориец, тряхнув своими черными волосами. И действительно намешал.
        Я пила, танцевала, смеялась над его шутками, целовала его, снова танцевала, глядя в прозрачный потолок и сливаясь с толпой, и никому не было до меня дела. Выходила в дамскую комнату, хихикала, слушая томные разговоры красящихся девушек. Сидела на перилах открытых балконов, чувствуя спиной зовущую вниз высоту, и курила, и Мартин, как обещал, крепко держал меня, потому что голова уже шла кругом от выпитого, а ноги побаливали от движений. Потом снова танцевала, и маг все время был рядом, но я почти не замечала его. Мир сузился до двигающейся в одном ритме толпы, и я была ее частью, была невидимкой, была гибкой плетью, танцующей в ритме мироздания, была волной, бьющей о причал, была пляшущим светом цветных огней и звуком танцевальной музыки.
        И поэтому, когда мой взгляд упал на смотрящего на меня человека, меня словно вырвали из пьяного рая и бросили на булыжную мостовую.
        Он тоже был в полумаске, сидел в какой-то компании, пил, и рядом сидела дневная блондинка со степенью по высшей математике, которая чуть ли не растеклась по нему. Я отвернулась, сделала несколько шагов вправо, чтобы затеряться в толпе, подошла к Мартину, который стоял у бара и делал заказ, сказала, что выйду покурить и чтобы не беспокоился - на перила я без него не полезу.
        Маг кивнул, и я позорно сбежала на балкон.
        По-хорошему надо было брать Мартина в охапку и уходить, но я спокойно курила, глядя на огни Иоаннесбурга внизу, ежилась - октябрьский воздух холодил влажную кожу - и думала о всякой ерунде. Например, о том, что завтра наверняка будет болеть горло. И совсем не удивилась, услышав сзади хриплый, заставляющий мое нутро сжиматься и превращающий меня в половую тряпку голос:
        - Чего вы испугались, Марина?
        Я не обернулась. Не хотела на него смотреть снова.
        - Вы отучили меня бояться, лорд Кембритч, - сказала я ядовито и спиной почувствовала, что он подошел ближе. Стало тепло, хоть он и не касался меня. Молчание затягивалось.
        - Вы подстриглись, - задумчиво сказал он и легко подул мне на затылок. Я чуть не дернулась, сжала сигарету. Захотелось кричать - или прыгнуть вниз, в спасительную пустоту. Только бы не быть рядом с ним.
        - Пришлось.
        Он молча прикоснулся пальцами к жемчужной нити, играя с ней, и холодные зерна заскользили по коже, как по оголенным нервам. Я затаила дыхание. Оказывается, я не была пьяна до сих пор. А сейчас в голове зашумело, и я с трудом сдерживалась, чтобы не шагнуть назад. К нему. И даже холодный ветер не спасал от парализующего воздействия, которое на меня оказывал этот мужчина.
        - Замерзнете, - произнес Люк хрипло и тихо, проводя пальцами вниз по позвоночнику, обводя рисунок татуировки. Он едва касался меня, а я даже не понимала, о чем он говорит. - Вы полны сюрпризов, Марина.
        «Маленькая медсестричка полна сюрпризов, как я погляжу».
        Я передернула плечами, выкинула сигарету.
        - Маришка, - сиплый, царапающий душу, хрипловатый голос у самого моего уха. Запах табака, алкоголя и Люка. - Маришка…
        Словно вор, крадущий то, что принадлежать ему не может. Кончики пальцев под платьем, пробегавшие от лопаток по ребрам, спускавшиеся на живот. Толпа, корчившаяся под гулкие ритмы где-то там, в другой Вселенной. Я, застывшая и безвольная, выпрямившая спину, ухватившаяся ладонями за перила. Теплое дыхание самого ненавистного мужчины в мире, его губы, касающиеся моей шеи, пылающей щеки, чуть царапающаяся щетина, его горячее тело, наконец-то прижавшееся ко мне. Сердце, кричащее «вот он!» и заходящееся от адреналина. Ослабевшие ноги, ощущение полета и нереальности происходящего.
        Боги, я ведь была готова отдаться ему прямо здесь, под этот ритм, несмотря на все то прошлое, которое было, и на все то будущее, которого быть не могло.
        - Марина? - голос Мартина как спасательный круг. Я всхлипнула, дернулась к нему, не оглядываясь, кажется, даже закрыв глаза, потащила на выход. Он крепко держал меня и молчал, а я смотрела на себя в зеркало лифта и тряслась от стыда и возбуждения.
        Сели в автомобиль, я закурила, тут же выбросила сигарету в окно. Повернулась к Марту, наблюдающему за моими нервными движениями, потянулась, поцеловала, забралась к нему на колени, оседлав его, обхватила шею руками.
        - Мартин, Мартин, поехали к тебе, - шептала я между поцелуями, гладя его по плечам и расстегивая рубашку. Мне было больно. - Поехали, милый, будет хорошо.
        Он тяжело дышал, прикусывал мне губы, всматривался в мои глаза, тоже гладил меня по спине, цепляя руками руль, но это было похоже на успокаивающие поглаживания. А я хотела и требовала другого.
        - Марина, - сказал он, придерживая меня и закрывая глаза, - я знаю, что пожалею. Я тебя хочу, безумно хочу, но не так, не когда он завел тебя, а не я. Я не буду заменителем, я буду с тобой от начала и до конца.
        - Но не сегодня? - со слезами спросила я, вглядываясь в него.
        Март покачал головой, улыбнулся печально.
        - Нет. Но я останусь с тобой до утра. Поплачешь мне в рубашку - она столько стоит, что будет прикольно измазать ее твоей тушью и помадой. Я бы прокатил тебя на Звере, чтобы ветер выдул из твоей головы всю дурь, но ты пьяна, а я не готов собирать тебя по кольцевой.
        Я уткнулась ему в плечо, шмыгая носом.
        Он сдержал обещание и был со мной до рассвета. Хотя я не плакала - я просто вырубилась, лежа у него на груди и чувствуя, как он гладит мои волосы.

* * *
        Люк постоял на балконе, прикрыл глаза, сжал зубы, развернулся и пошел к своему столику. Компания шумно приветствовала его возвращение, а Крис поднялась навстречу, прижалась. Он поморщился - от нее сильно пахло духами.
        А от Марины пахло Мариной. Так, что он переставал контролировать себя.
        Он отодвинул Валенскую от себя, глянул в недоумевающие глаза.
        - Меня мутит, детка, - проговорил хрипло, - последняя доза была лишней. Доедешь домой сама?
        Сунул руку в карман, вытащил пачку денег, купюр в которой было раз в десять больше, чем нужно, чтобы оплатить и стол, и выпивку, и машину. Крис схватила деньги, глаза заблестели.
        - Конечно, Луки, - нежно проворковала она. - Езжай, выспись, а я буду утром.
        Он отвернулся. Ей не было до него никакого дела. Музыка оглушающе била по ушам, и он вдруг почувствовал, что смертельно, невыносимо устал.
        Лорд Кембритч спустился вниз, отошел в сторону от входа, чтобы закурить. Затянулся, поднял глаза и увидел высокую тяжелую машину, припаркованную на стоянке напротив.
        В машине, за стеклом, Марина, с ее светлым затылком, который так и хотелось потрогать, и гладкой тонкой спиной, целовалась с черноволосым мужчиной, блакорийским магом. Это было так остро для него, что Люк замер, наблюдая, как скользят по ее телу другие руки, как она гладит другого мужчину по плечам и запрокидывает голову, подставляя для его поцелуев шею.
        В висках гулко и ритмично била кровь, стало не хватать воздуха. Люк шагнул вперед… и наткнулся на тяжелый и предупреждающий взгляд фон Съедентента, словно пригвоздивший его к месту. Наклонил голову; в венах вспыхнул адреналин, как перед хорошей дракой.
        Марина положила голову на плечо блакорийца, и тот, не переставая мрачно смотреть на виконта, медленно прошелся рукой по ее спине, что-то тихо сказал ей.
        Люк развернулся и пошел прочь.
        Плохо, что он поставил под угрозу задание просто потому, что увидел ее. Но нужно признать наконец, что от этой девушки он теряет контроль. Значит, нужно держаться подальше. Иначе все это бессмысленно. Как он посмотрит в глаза Тандаджи, если облажается? Как он посмотрит в глаза ей, если не справится?
        Тело было напряжено, болело и требовало разрядки. Кембритч поймал машину, велел ехать по указанному адресу. В элитном борделе интеллигентного вида владелица предоставила ему широкий выбор. И он выбрал. Очень стройную девушку с коротко стриженными светлыми волосами.
        Сразу приказал ей молчать, уложил лицом в подушку и долго гладил по спине, целуя и шепотом произнося совсем другое имя. Он так и не дал ей повернуться, исступленно лаская ее до самого утра. Но на спине не было огненной татуировки, и пахла девушка по-другому, и хотя тело, привыкшее к самообману, не подвело его и на этот раз, вытравить из головы другую женщину не получилось.
        Наутро виконт, оставив молчаливой и измотанной девушке деньги, поехал туда, где давно уже не был. За город, на огромный сложный гоночный трек, на котором можно было арендовать машину и покататься в свое удовольствие.
        И только на десятом или одиннадцатом вираже, когда от смертоносной скорости заложило уши, когда мир сузился до серой летящей ленты дороги и бесконечных поворотов с нечеловеческими перегрузками, когда любая лишняя мысль могла стоить жизни, мозг перенастроился на управление реакциями и ощущениями от машины. И он наконец-то успокоился.
        Часть 1. Глава 10
        Середина октября,
        Иоаннесбург
        Алина
        - Студентка, что вы делаете?
        Алина подняла голову, поправила очки и посмотрела снизу вверх на лорда Максимилиана Тротта, по совместительству и недоразумению профессора их университета.
        - Слушаю л-лекцию, - сказала она. - Вы что-то имеете против?
        - Сидя на полу?
        - В Уставе университета нет п-правила, запрещающего студентам сидеть на полу, даже опираясь спиной на дверь аудитории, - пояснила она занудным тоном. - Вы же не пускаете меня на лекции, профессор.
        Он хмыкнул, посмотрел на нее еще пару мгновений, задержал взгляд на пиджачке, которым она прикрыла ноги, чтобы согреться, - но коленки все равно торчали, - и захлопнул дверь. Через несколько секунд снова раздался его спокойный голос, Алина откинулась на холодную дверь и стала записывать.
        Закончилась пара, из лектория стали выходить однокурсники, бросая на нее любопытствующие и сочувственные взгляды, пока она складывала тетрадь и пенал в рюкзачок. К Алининому удивлению, ее красочный вылет из аудитории не вызвал шуток или подколок. Наоборот, к ней стали относиться даже с некоторым уважением.
        - Давай руку. - Один из однокурсников заметил ее попытки подняться, остановился, и она с благодарностью протянула ладонь. Парень был тощим, черноволосым и высоким, с выбритыми висками и крашеными синими прядями. Имя его она не помнила, увы, как и его самого.
        - Спасибо, - Алина наклонилась, стала отряхивать юбку. Надо, что ли, брать подушку под попу, а то так и застудиться недолго.
        - А ты упорная девчонка. - Однокурсник все еще стоял рядом, и, к ее смущению, остановился он не один. Образовался целый полукруг из парней, и девушка почувствовала себя питомцем зоопарка. - Пойдешь с нами в столовую? Угощу тебя булочкой с чаем.
        - Да я как-то… - Алинка застеснялась, покраснела.
        - Пойдем, пойдем, - сказал второй, поплотнее, с широким лицом и выбритой шахматной клеткой на голове, - надо мозг подпитать, а то после Тротта у меня башка кругом идет.
        Парни вдруг замолчали, подтянулись - из аудитории вышел профессор Тротт собственной персоной, оглядел их, нехорошо прищурившись, бросил недовольный взгляд на опальную студентку и ушел прочь по коридору.
        - Все, - сказал тоскливо тот, что был наполовину бритый, - не видать мне автомата.
        - Может, пронесет еще, - с сомнением ответил черноволосый. - Не грузись, В?рик, теорию точно сдашь. Пойдемте, пока не разобрали всё.
        В огромной столовой сладко и вкусно пахло печеными сдобными булочками, свежим маслом и чаем. Студенты толпились у кассы, очередь была немалая, поэтому однокурсники усадили Алину сторожить вещи, а сами пошли добывать снедь.
        Парней звали ?вар и Олег, и их пару недель назад за отличную учебу перевели из какого-то провинциального военного магучилища сюда, в Магический государственный университет Иоаннесбурга. Правда, на первый курс, хотя у себя они учились на втором. Но, как объяснил черноволосый Олег, оно того стоило. Знания здесь получаешь на порядок выше, и можно сделать прекрасную карьеру.
        - И шахматная секция тут великолепная, - добавил Ивар, он же Варик.
        - И спортом можно после пар заниматься, - вторил ему Олег.
        Алина слушала и молчала, пила горячий чай и отщипывала румяную, пропитанную маслом и посыпанную чуть горелым сахаром верхушку от булочки.
        - Когда у Тротта зачет? - задала наконец интересующий ее вопрос.
        - В конце октября, - сообщил Олег. - А зачем тебе? Он принципиальный, все равно не пустит.
        - Он не противный на самом деле, - сказал шахматист Ивар, - объясняет доступно, понятно, но уж очень суровый. Дисциплина на лекциях покрепче, чем у нас в училище. На первой же паре предупредил, что за разговоры, невыученное задание, прогулы сразу запрещает посещение своих лекций. А мне нужно, я хочу дальше научной деятельностью заниматься.
        - И я хочу, - поделилась Алина, делая глоток горячего чая. - Но сначала нужно зимние экзамены сдать, а без его курса я практику не осилю.
        - Я бы дал тебе лекции, - сочувственно сказал Олег, - но он столько задает, что каждый день приходится впахивать, чтобы успеть. Могу домашние задания копировать, хочешь? И приходи на игру, будет в пятницу, поболеешь за нас.
        Алина застенчиво улыбнулась и пообещала прийти.
        От внезапной поддержки стало как-то теплее, а может, она согрелась чаем и поэтому домой пошла в приподнятом настроении. Но сначала завернула к своим каменным знакомым - поболтать.
        - Алина-малина, - заорал Аристарх, каким-то чудом скосив глаза и увидев ее издалека. Студенты шарахались - голос у него был воистину трубный. - Привет! Ипполит, просыпайся, дряхлый старикашка, наша девочка пришла!
        Второй камен недовольно пожевал губами, что-то ворча, и открыл глаза.
        - Ни минуты покоя от этой молодежи, - пожаловался он, зевая. - Доброго тебе дня, красавица. Давай поведай нам, чего нового? Опять задницей полы протирала?
        - Опять, - со вздохом призналась она, доставая салфетки и протирая морщащуюся каменную морду. - Только не чихай, как в прошлый раз, а то я салфетки по всему коридору собирала.
        - Хочешь, - заорал сзади Аристарх, - мы поговорим с этим мальцом? Я еще помню, как они тут с дружками дисциплину нарушали и безобразия творили. Даже стыдно рассказывать такому цветочку, как ты, что в этом коридоре я этими самыми глазами наблюдал!
        Мальцом они называли профессора Тротта, и Алина каждый раз хихикала. Хотя для них, наверное, все живущие были мальцами.
        - Шантаж - не наш метод, - сказала она сквозь смех, доставая вторую салфетку и протирая теперь Аристарха. - Измором брать буду. Не каменный же он, в конце-то концов!
        - А ты ему поплачь, - тоном знатока мужской психологии проорал сзади Ипполит. - Зажми в кабинете, истерику устрой. И декольтю побольше, вот он и дрогнет. Он на девок всегда падок был, как и все из их компашки. Ни одной первокурсницы мимо не пропустили, коллекционеры недоделанные.
        - Но-но, - профырчал Аристарх немного невнятно - Алина как раз протирала рот и каменные щеки. - Ты на что нашу козочку толкаешь, охальник? Декольтю ему. Обойдется гад энтот без персиков. Алинка - девка умная, ей исподним светить не надо. Тем более что малец что-то совсем зачах от своей науки, ходит, как рыба мороженая. Еще сердце прихватит от красоты нашей.
        - Ой, ну замолчите, - девушка уже рыдала от смеха. - Мне вообще пора с Эдиком заниматься. И не смейте профессору что-то говорить, ладно? Я вечером еще забегу, после библиотеки, почитаю вам.
        - Беги, утеночек, - сказал протертый и сияющий камен и шмыгнул носом. - Спасибо, что не забываешь стариков.
        Алина уже скрылась, а старые камены о чем-то переговаривались гулким шепотом, и тон у них был самый заговорщический.
        Девушка занесла вещи в комнату, схватила кастрюлю с супом, учебник и тетрадку сунула под мышку и поднялась на пятый этаж, к парням. Она третью неделю вставала в шесть утра, убирала в холле у семикурсников, готовила еду и на себя, и на них и чувствовала себя прислугой.
        Но Эдик объяснял матмодели, пусть и грубо, но доходчиво, и Алина была готова терпеть. Тем более что модели по простейшим формулам уже начали получаться, и она даже понимала то, что подслушивала под дверью лектория. Практики не хватало, но теперь, когда ей предложили давать домашние задания, можно будет разбирать их и тренироваться.
        В холле было накурено и натоптано, повсюду виднелись грязные следы, словно обладатели ботинок перенеслись сюда прямо из болота, и Алина расстроилась. Эдуард уже ждал ее - лежал, по своему обыкновению, на парте и курил.
        - О, поломойка пришла, - прокомментировал он, - вовремя, я жрать хочу, не могу.
        Алина прошла на кухню, поставила суп на плиту - разогреваться, подошла к двери балкона, распахнула ее - проветрить. Семикурсник лениво наблюдал за ней, докуривая, затем встал, кинул сигарету за балкон.
        - Давай убери-ка здесь, - сказал он, - я пока поем, что ты там наготовила.
        - Я с утра уже мыла, - возмутилась Алинка, - мы договаривались раз в день.
        Было обидно и противно.
        - Не возбухай, страшила, - протянул Эдик мерзким голосом, - а то ведь я и отказаться могу. Сказал - мой. Сегодня с практики парни приехали, натоптали, а я привык к чистоте.
        К глазам подступили слезы, но, пока он гремел на кухне посудой, Алина пошла в санблок, взяла тряпку, швабру, закатала рукава и стала протирать пол. Эдик вернулся с тарелкой, уселся за стол и стал есть, наблюдая за ней. И очень хотелось пройтись тряпкой по его ухмыляющейся физиономии. Но принцесса сдержалась. Это ненадолго, а она так гордилась, что решила проблему сама, без помощи родных!
        Вообще только с ней могло такое случиться. Полли уже двинула бы по лицу и сказала, что пусть сам языком вымывает или зарастает грязью. Марина уничтожила бы этого Эдика какой-нибудь ехидной фразой. Василина организовала бы остальных мальчишек, и они за одну ее улыбку и спасибо превратили бы здесь все в сверкающий образец чистоты.
        Ну а к Ангелине этот урод просто не посмел бы даже подойти, не то что заикнуться об уборке. Скорее он сам бы умолял позволить ему ежедневно убираться у нее в комнате.
        Алина раскраснелась, несколько раз меняла воду в ведре и не заметила, как открылась одна из дверей, выходящих в холл.
        На пороге стоял сонный светловолосый парень в одних шортах, почесывал грудь и зевал. Но увидел ее, вымывающую как раз под партой, на которой сидел ухмыляющийся Эдуард, и глаза его сузились.
        - Руда, что здесь происходит?
        - Поломойка работает, - ответил тот с набитым ртом, - видишь, как старается. Не хочет вылететь из универа. Прикольно, правда, Поляна?
        Парень помолчал, глядя на Алину. Потом перевел тяжелый взгляд на занервничавшего Эдуарда.
        - Матвей, - позвал он, обернувшись в комнату, - иди-ка сюда. Руда тут совсем оборзел, пока мы на практике были. Девчонку к уборке припахал.
        В проеме появился второй, тоже сонный, тоже светлый, бритый и огромный, больше даже крепкого Поляны. Оценил обстановку.
        - Ну ты и козлина, - пробасил, как в трубу, - учишь тебя, учишь, ушлепка…
        Алина, не желая влезать в разборки, молча отжала тряпку, подняла ведро, но тот, кого назвали Поляной, быстро шагнул к ней, как был, босиком, перехватил ведро.
        - Девушкам тяжелое таскать вредно, - сказал он наставительно и обернулся к Эдуарду. - Давай-ка, поднимай филей, эксплуататор херов, выливай.
        - Да счас, - фыркнул тот. - Пусть работает, у нас договор. Все по честняку, парни, вы зря тут гоните. Она нам чистоту и жратву, а я с ней занимаюсь.
        - По честняку, говоришь? - Ведро стукнуло об пол, тарелка полетела туда же, и семикурсники сцепились, тяжело дыша и заламывая друг друга. - По честняку? - прорычал Поляна, изворачиваясь и крепко прикладывая противника об стену. - Забыл, придурок, как сам на первом курсе за помощью бегал?
        - Дмитро, ты не придуши его, - добродушно пробасил второй. - Врежь еще пару раз, и хватит.
        Алина с недоумением посмотрела на него. Это был первый раз, когда она наблюдала мужскую драку, и та больше напоминала не красивые телевизионные бои, а какую-то возню в тесном контакте. И, похоже, все происходящим наслаждались, в том числе и Эдик. Из комнат стали появляться остальные семикурсники со свистом и криками: «О-о-о-о, замес, сразу видно, Дмитро вернулся» - или: «Кто ж так бьет, Руда, коленом давай!»
        Девушка осторожно отступила назад, собираясь вырваться из непонятного, слишком шумного мужского мира с его странными законами, но Матвей придержал ее за руку.
        - Ты куда? Тут за тебя дерутся, не дрейфь. Перед кем им еще выступать?
        - Я пойду, наверное, - сказала она тихо, - ты останови их, а то страшно…
        Он присвистнул, наблюдая за молотящими друг друга однокурсниками. Остальные разбились на группы поддержки и вдохновенно орали.
        - Чего тут страшного? Забей, парни пар выпускают. Тебя-то как угораздило?
        - Заниматься мне надо, а Эдуард лучше всех магмоделирование знает. Мне без него никак не сдать, не получается интуитивно считывать заклинания. Вот и договорились.
        - Это ты неудачно договорилась, - пробасил Матвей, не отпуская ее руку. Диспозиция в холле поменялась - Эдуард сидел на сопернике и пытался ударить того в лицо. Обитатели пятого этажа буйствовали и ликовали. - Не надо тебе с Эдиком заниматься. Щас Поляна его уделает, с ним договоришься. Дмитро лучший, это я тебе точно говорю.
        Алина с сомнением посмотрела на катающихся по вымытому ею полу парней и покачала головой.
        - Что-то я не готова варить обеды еще и на вашу комнату. Вон вы какие большие.
        Матвей захохотал так, что часть болельщиков обернулась на его смех.
        - Мы девчонок по-другому эксплуатируем, но ты не боись. Я сам готовлю.
        Дмитро на полу зажал Эдика локтем, двинул ему в лицо, разбив нос, и тот закашлялся, застучал по полу рукой. Поляна встал, поднял вверх руки. Его приветствовали оглушительным свистом.
        - Кто победитель? - крикнул он.
        - Ты, ты. - Эдик встал, держась за протянутую руку соперника, зажимая ладонью нос. - Восемь-семь в твою пользу, можешь полировать корону.
        - Васек, помоги-ка ему, - и Василий, оказавшийся виталистом, оторвался от стены, подошел к пострадавшему. А победитель, принимая похлопывания по плечам и поздравления, приблизился к Алине.
        - Ну как я его? - спросил гордо.
        Девушка пожала плечами. Ей было неловко и немного страшно.
        - Она говорит, Эдик ее за помощь в магмоделях эксплуатировал, - пробасил Матвей, пожимая другу руку. - Поможешь?
        - А то. - Дмитро внимательно посмотрел на Алину. - Только давай завтра уже, лады? Приходи, не стесняйся. И мыть больше ничего не вздумай.
        - Поляна, к тебе посетитель, внизу ждет. - В холл зашла вахтерша, повела носом по сторонам, глаза заблестели. - А что это у вас, драка, что ли? Я коменданту позвоню!
        - Да какая драка, Эллина Максимовна, - прогундосил Эдик, над которым колдовал виталист. - На дверь я налетел. Неуклюжий я, понятно?
        Вахтерша разочарованно замолчала, повертела головой, обратила внимание на Алину.
        - А ты что тут делаешь? На мужском этаже?
        - А она, Эллина Максимовна, нам советы по уборке помещения дает, - сказал Поляна, подмигивая Алинке. - Видите, как чисто? Все из-за нее.
        - Ну-ну, - недовольно пробормотала вахтерша, но, не найдя, к чему еще придраться, удалилась.
        Алина тоже ушла. Раз занятия не случилось, а случилась драка, можно пораньше уйти в библиотеку. Собрала прочитанные книги, тетрадки с лекциями и пошла вниз.
        И каково же было ее изумление, когда она узнала в «посетителе», стоявшем рядом с ее защитником, лорда Кембритча. Вот и правда, мир мал и тесен.

* * *
        Александр Свидерский поправил под головой подушку, все еще раз проверил, сложил руки над одеялом и стал ждать. Окна спальни, выходящие на парк за зданием университета, были плотно завешены, а слугам отдан строгий запрет заходить в комнату, что бы они ни услышали.
        Сегодня он целый день чувствовал на себе пристальный взгляд и попытки ментально «потрогать», «пощупать» его, и это живо напоминало ребенка, который один раз лизнул сладкую вату и теперь не может дождаться, пока не съест ее полностью, несмотря на то что потом будет плохо.
        И уж конечно, демонический сладкоежка придет сегодня. Не сможет удержаться. И он, Александр, сможет его отследить. И потом поймать - в человеческом теле, иначе никак.
        Дрема накатывала волнами, в этих волнах слышался шепот матери: «Спи, коржик мой, спи». И он заснул, улыбаясь.
        Во сне мама, седая и маленькая, какой она была последние годы жизни, накрывала обед, а Александр, сидя за столом, нетерпеливо ждал, пока она нальет ему горячего борща. Он только приехал после окончания шестого курса в родной южный город Стополье и ужасно устал после дороги. А что может взбодрить лучше, чем материнская еда?
        - Ешь, коржик. - Мама потрепала Алекса по голове, села рядом, вытирая руки о передник. Но не успел он поднести ложку ко рту, как она охнула, побледнела, схватилась за сердце. Он вскочил, обхватил ее, положил руку поверх ее ладони, вливая свою силу и уговаривая сердце биться нормально.
        Мама отдышалась, улыбнулась, даже порозовела немного, а он все лил и лил силу, испугавшись, что ее сейчас не станет.
        - Ну что ты, маленький, - улыбнулась мать, встала, обняла его. - Со мной все нормально. Смотри, кто к нам пришел!
        Она с неженской силой взяла Александра за плечи, развернула. В дверях стояла Танюшка Липова, его первая и самая нежная любовь. Стояла и смотрела на него своими глазищами, робко улыбалась и опускала ресницы.
        - Ну же, Танечка, - сказала мать нетерпеливо, продолжая обнимать сына, - что ты как неродная? Подойди хоть поцелуй, а то видишь, он дар речи потерял.
        Девушка смутилась, шагнула навстречу, потом, словно решившись, подбежала к нему, приподнялась на цыпочках и впилась в губы поцелуем.
        Александр закрыл глаза и обнял ее. Такая холодная, такая маленькая. Она не отрывалась от его губ, и он тоже крепко прижимал ее к себе, хотя давно нужно было оттолкнуть. Потому что ее он тоже помнил старушкой с двумя детьми и внуками. А еще потому, что он действительно любил ее тогда.
        Он открыл глаза и наткнулся на горящий зеленью взгляд существа, притворявшегося Танечкой. Снова закрыл их - чтобы не поняли, что он знает. Руки «матери», лежавшие на плечах, стали невыносимо тяжелыми и холодными, и Алекс сам холодел, даже леденел, потому что его «ели» с двух сторон и не могли оторваться.
        Левую руку кольнуло, и тело стало просыпаться, но демоны, тая в клочьях сна, все еще цеплялись за него, уверовав, что он так ничего и не понял. Но в яви они были не властны.
        Свидерский поморщился, встал, потряс окровавленным запястьем - охранный браслет, выполнивший свою функцию, свалился на пол. Он среагировал позднее, чем надо, но все-таки выпустил иглы - только боль могла вывести из начарованного сна. Достал из прикроватной тумбочки один из Максовых стимуляторов, выпил залпом. Голова продолжала кружиться, поэтому маг достал еще один. И, создав Зеркало, позвал друзей.
        Максимилиан Тротт аккуратно срезал кончик водянистого лапника черноусого, вставил обрезок в измельчитель, засек время. В пробирках уже стояли подготовленные компоненты для природного усилителя внимательности - поступил заказ из министерства здравоохранения Инляндии, которое решило снабжать препаратом чиновников во избежание ошибок. Но профессор знал, что усилитель будет востребован и на массовом рынке и пригодится куче народу - от дальнобойщиков до учителей. А значит, все они пойдут в аптеки и купят его.
        Макс был очень богатым человеком, но даже не представлял, сколько денег у него лежит на счетах. Этим занимались специальные люди, а ему было важно иметь ресурс, чтобы снаряжать экспедиции за редкими растениями и покупать оборудование.
        Растения были накопителями стихий, уникальная вязь которых в каждом представителе флоры и определяла его свойства. Каждое дерево, трава, лишайник, цветок или мох были готовым магическим препаратом. Те, в которых было много Огня, согревали, много Воды - охлаждали. Некоторые сочетания обладали просто-таки ошеломляющими свойствами. Можно было просто перемешать их, как советовали многочисленные справочники по народной медицине. А можно было делать то, что делал профессор Тротт. Изучать стихийные свойства растений и определять, какую проблему они могут решить. Разрабатывать формулы препаратов. Вычислять предварительно необходимые пропорции для эффективного действия. Обрабатывать и соединять подготовленную растительную основу так, чтобы природные свойства не терялись, а дополняли друг друга. И закреплять магически, переплетая стихии в кристаллический зам?к.
        Загорелся огоньком таймер, и природник, поправив наушники, в которых грохотал тяжелый рок, аккуратно перевернул измельчитель, надел на горлышко пробирку, открыл глазок «воронки» в крышке прибора, и зеленовато-бурая масса медленно потекла по стеклу вниз. Еще три минуты, и все компоненты будут готовы.
        Но судьба распорядилась иначе.
        Он скорее почувствовал, нежели увидел движение сзади, а потом кто-то схватил его за плечо. Тротт ушел вниз, упав на колено, и не глядя ударил назад электрической дугой, от которой пробирки стали лопаться, выплескивая бесценные, добытые с таким трудом вытяжки, приборы заискрили, а наушники так вообще лопнули, оглушив его треском и скрипом. И только после этого Макс обернулся.
        - Твою ж мать! - немного дымящийся Мартин грязно выругался, снимая покореженный щит. - Малыш, ты натуральный псих, придурок бешеный! Мало того что я твою защиту на двери минут десять ломал, искололся весь, так ты меня еще и чуть не поджарил! А если бы это был не я, а юная дева с признанием в любви? Или курьер какой-нибудь? Где бы тело прятал? Как у тебя с твоими нервами хватает выдержки бесконечно возиться с этими цветочками?
        И он повел рукой, указывая на загаженную и искрящуюся лабораторию. Макс брезгливо посмотрел на потеки от вытяжек - вот и весь результат его работы за последний месяц.
        - Я тебя сейчас убью, - спокойно сказал Тротт, снимая оплавленные перчатки. - Вот этими руками убью. Или нет, сначала заставлю все убрать, а потом убью.
        - Да погоди ты убивать, - отмахнулся блакориец, оглядывая подпаленную одежду. - Какого ты вообще заперся и наушники нацепил, друг зеленых насаждений? Мы тебя дозваться не могли, вот и пришлось ломиться. На Данилыча опять напали. Пошли, надо след снять. Вики там пока держит, не дает развеяться, а я, боюсь, не справлюсь, очень тонкая работа, не для меня.
        - Да, тебе только двери ломать, - огрызнулся Макс, уже понимая, что друг прав. - Пойдем. И в следующий раз не трогай меня, когда я работаю. Надо было просто отключить музыку.
        Александр ждал их в темноте, сидя на кровати. Виктория обнимала его, но в этом не было ничего романтического - при телесном контакте легче отследить ментальное воздействие и «законсервировать» его.
        - Ну наконец-то! - зашипела она на Мартина, сузив глаза. - Ты что, по дороге к бабе какой решил заскочить? Двадцать минут держу, уже голова раскалывается, а ты три шага за это время сделать не смог?
        Фон Съедентент на удивление ничего не ответил, отступил влево, пропуская Тротта из зеркала, и уселся в кресло.
        - Макс, - Виктория ослепительно улыбнулась, и блакориец чуть поморщился, - без тебя никак, извини. Принимай клиента.
        Тротт опустился перед Алексом на корточки, сжал его виски. Вики разжала объятия.
        - Пока не говорите ничего, - предупредил инляндец, закрывая глаза и уходя в субреальность сна.
        Друзья послушно молчали, и секунд через тридцать природник сделал долгий выдох и проснулся. Ни слова не говоря, вышел из комнаты в ванную. Раздался шум льющейся воды - видимо, мыл руки, - затем вернулся.
        - Значит, так, - сказал он, - их было двое. Один посильнее - скорее всего, мужчина; второй послабее - думаю, совсем неопытная женщина. Или очень молодая. Уходили медленно, наследили хорошо. Ментальный след тянется в сторону общежития. Конкретно кто - не скажу, оба сейчас бодрствуют.
        - Двое, - кивнул Александр. - Во сне тоже было двое. Значит, зона поиска сужается. Одно меня беспокоит - насосаться успели изрядно, как бы не ошалели и не начали пить окружающих.
        - Я сейчас вернусь и пройду по этажам, послушаю. - Вики сочувственно погладила его по плечу.
        - Дай мне поставить тебе щиты, Вики. - Мартин нахмурился, покачал головой. - Если уж Данилыча пробили, то тебе и подавно опасно рядом находиться.
        - Сама справлюсь, - отмахнулась от него Виктория. - Макс, как ты это делаешь? Без тебя бы ничего не вышло.
        - Это моя специализация, - так же спокойно, как и раньше, произнес инляндец. - А от щитов ты зря отказываешься, не глупи. Твои хороши, но у Марта лучшие. И кстати, в том, что вам пришлось ждать, Мартин не виноват. Я не слышал вызов, и ему пришлось ломать дверь в лабораторию.
        И он выжидательно посмотрел на черноволосую красавицу. Та закусила губу.
        - Извини, Мартин, - с трудом сказала она наконец. - Я была неправа.
        Тот махнул рукой.
        - Да я уже привык, Виктория, не извиняйся. Ты мне подала отличную мысль: сейчас поставлю тебе щиты, уложим Данилыча баиньки - и по бабам, по бабам.
        - Это к принцессе, что ли? - ядовито процедила профессор Лыськова. - Уже полгорода гудит, что ты с ней встречаешься. Не боишься, что принц-консорт тебе руки оторвет? Или она сама не против, чтобы ты ее лапал? Любит потасканных мальчиков?
        - Виктория, прекрати, пожалуйста, нести чушь, - непривычно жестко сказал Мартин, и она осеклась. - Марина - хороший человек, прекрасная женщина и не заслуживает твоего яда. И я не собираюсь с тобой ее обсуждать.
        Вики обиженно фыркнула, но замолчала. Молчали и остальные, с удивлением глядя на друга, пока тот ставил щиты - сначала на Викторию, потом на Александра. Закончил, кивнул Максу.
        - Пошли, пострадавший. Выдашь мне тряпку, будем отмывать твою сокровищницу. И не смотри на меня выпученными глазами, Малыш, сразу на лягушку становишься похож.

* * *
        Вечер не предвещал ничего сверхординарного, и Алинка мирно сидела в холле за столом, поглядывая на часы - было уже около половины двенадцатого, - попивая чай и листая учебник по истории магии. Память у нее была отличная, поэтому к завтрашнему, пятничному зачету зубрить ничего не пришлось - это же не управление стихиями, где все зависит от понимания потоков и «настроенности» твоих пальцев.
        Так что она, можно сказать, отдыхала.
        Соседки то ли спали, то ли, затаясь, шушукались - во всяком случае, свет в комнате не горел, и это было удивительно, потому что обычно Алина ложилась первой, а девчонки приходили в течение ночи, шурша и шепчась о чем-то. Поначалу она просыпалась от этих приходов и долго не могла заснуть снова, но потом привыкла и только переворачивалась на другой бок.
        Завтра вечером наконец-то намечалась встреча с сестрами и отцом, и Алина уже постукивала ногами от нетерпения. Что ни говори, а соскучилась она очень, хоть напряженная учеба и не оставляла времени на долгие переживания. В семье она больше всех была привязана к Полли, и это было взаимно. Их иногда называли двойняшками, на что Пол неизменно смеялась: «Точно, только ей достался весь ум, а мне приходится довольствоваться жалкими крохами».
        Принцесса зевнула и решила уже идти спать, когда в холл ввалились сильно нетрезвые и радостные Поляна с Ситниковым. Стараясь говорить тихо (у Ситникова это получалось так, словно боевой конь пытался ржать тихо), они сообщили ей, что наверху намечается пьянка с гитарой и фокусами в честь возвращения с практики и Алина просто обязана присутствовать.
        - Тихо! Разбудите всех! - шипела она на семикурсников, старательно выталкивая их из холла. - Никуда я не пойду. Я вообще с вами полдня знакома. И у меня завтра зачет!
        - Мы от парней, - басом шептал в ответ Ситников и тянул ее за руку к лестнице. - Ты две недели нам полы мыла, а никто не заступился. Теперь всем оч-чень стыдно! Они все оч-чень хотят из-звиниться!
        Поляна подпихивал ее сзади, как козу, но она упиралась. Куда идти? Да она умрет там от смущения!
        - Вам что, однокурсниц не хватает? - Алина ухватилась рукой за косяк, мотнула головой, отчего очки упали на пол. Дмитро, немного шатаясь, наклонился за ними, и девушка, воспользовавшись передышкой, метнулась в туалет и заперлась там.
        - Алина, - деликатно, насколько позволял его огромный кулачище, постучался к ней Ситников, - не заставляй нас делать страшное. Выходи, наверху классно.
        - Матвей, иди спать, - строго говорила она, аккуратно примостившись на фаянсовом изделии, теребя свои косички и пытаясь не рассмеяться, - и Дмитрия с собой забери. Я не выйду отсюда, пока не сгинете на свой пятый этаж.
        - Ну все, - прогудел Матвей, - придется применять крайние меры. Дмитро, отойди-ка!
        - Т-только не ломай дверь! - крикнула Алина, прислушиваясь к наступившей тишине. - Мне тут еще семь лет жить!
        За дверью многообещающе заржали. Раздались сонные голоса девчонок - спрашивали, что происходит, и им подробно объясняли: пригласили девушку попить пива под гитару, а она заперлась в туалете и отказывается.
        - А нас возьмете? - спросила, кажется, Яна.
        - Возьмем, - пьяненько пообещал Поляна, - только затворницу выудим из схрона.
        - Алина, выходи! - закричали девчонки. - Ну что ты как маленькая! Не порть всем вечер!
        - А я и есть маленькая, - пробурчала Али. Стало обидно: соседки с ней и не общались почти до сегодняшнего дня, а как только нарисовались парни, сразу обратили внимание.
        - А давайте без нее? - это, кажется, предложила девушка из соседней комнаты.
        - Б-без нее никто нам не нужен, - заявил Поляна весомо. Алина прислушивалась - настораживало молчание Ситникова.
        - Последний раз спрашиваю, - гулко пробасил он в щель между дверью и косяком, - выйдешь?
        - Не выйду, - отрезала Алина, обиженная на девчонок и на окружающий мир.
        - Ну все, малявочка, только не сердись потом, - и Матвей снова замолчал, а Дмитро что-то зашептал ему, прерываясь, чтобы похохотать. Соседки тоже хихикали, и она окончательно надулась.
        Сзади раздалось дребезжание. Алина оглянулась, вскочила, прижалась спиной к двери. Крышка бачка взмыла в воздух, упала на пол и раскололась. А из воды поднялась прозрачная танцующая змея с раздутым капюшоном, шипя и нервно двигая раздвоенным языком. Начала свиваться кольцами, потянулась к ней…
        За дверью наступило молчание.
        - Эй, малявочка, ты там не померла от страха? - обеспокоенно спросил будто бы протрезвевший Ситников.
        Алина гладила змею по голове, пыталась проткнуть водяную кожу, понять, на чем держится вода, а та свивалась вокруг нее, оставляя на одежде мокрые пятна.
        - Н-надо дверь ломать, - неуверенно предложил Поляна.
        Девушка обернулась, открыла дверь, с восторгом посмотрела на обалдевшего Матвея, не переставая гладить змеюку, положившую голову ей на плечо.
        - Вообще ты должна была завизжать и выскочить оттуда, - даже с некоторым разочарованием пробубнил семикурсник, но на лице его читалось облегчение. - Раньше всегда срабатывало.
        Алина фыркнула. Однажды Пол подсунула ей в кровать двух ужей, тогда она и навизжалась на всю оставшуюся жизнь. А потом они гладили их, удивляясь теплой шкурке, и поили молоком.
        - Мне надо бы обидеться, - сказала она с достоинством, - но змеица классная. Я пойду, если объяснишь потом, как ты ее сделал.
        - Конечно, малявочка. - Ситников протянул свою лапищу, а змея, скользнув по телу, уползла обратно в бачок. - Пошли, пиво уже вскипеть успело, наверное, пока мы тебя выковыривали.
        И она пошла, вложив свою маленькую ладонь в его лапу. Поляна торжественно вручил ей очки и зашагал следом. А за ними гуськом потянулись соседки - кто в пижамах, кто в халатиках.
        В холле на пятом этаже опять было грязно, но Алина отметила это чисто машинально - это были уже не ее проблемы. Ситников остановился у двери в свою комнату, из-за которой раздавался дружный вой под гитару, распахнул ее и заревел:
        - А вот и мы! Наливай, парни! И девчонки с нами!
        - Ну наконец-то! Пришли! - обрадовались присутствующие. Алина с изумлением оглядывала забитую до отказа комнату. Было накурено, несмотря на приоткрытое окно. Семикурсники сидели на кроватях, на полу, на стульях, даже на столе, было и несколько семикурсниц, которые поглядывали на нее с некоторым высокомерием. Гитарист Василий восседал на подоконнике, было еще несколько гитар, в том числе в руках Эдика, щеголявшего раздувшимся носом. Эдуард приветственно помахал ей рукой, но Алинка сделала вид, что не заметила. Повсюду стояли бутылки с пивом, пахло сухариками и сушеной рыбой, но, видимо, закуска уже кончилась. Девчонки нерешительно толпились сзади.
        Поляна шагнул вперед, скрестил руки на груди.
        - И ч-что вы собирались сказать, друганы?
        Старшекурсники разом все посмотрели на Алину, и ей стало не по себе.
        - Э-э-э-э, - промямлил один, - мы извиняемся. Мы подонки и все такое.
        Остальные закивали с разной степенью энтузиазма.
        - Руда? - сурово вопросил Дмитро.
        - Я тоже, - буркнул Эдуард, - извиняюсь.
        - Все, не обижаешься больше? - прогудел сзади Ситников. - Мы девчонок не трогаем вообще-то, это у Эдика что-то перемкнуло.
        Алина вспомнила прозрачную змею и усомнилась в том, что другие так же радовались ее появлению, как она.
        - Да я и не обижалась, - сказала девушка. - Всё, могу идти?
        - Какое идти? - удивился Поляна. - Ночь только начинается! Из нас половина недавно проснулась, еще трезвы до безобразия. Девчонки, заходите, будем знакомиться!
        Соседки проскользнули мимо нее, без смущения втискиваясь между парнями под сумрачными взглядами семикурсниц. Алина втискиваться не хотела, поэтому прислонилась к стене. Ей тут же налили пива, и она впервые в жизни его попробовала. Не понравилось, но для опыта нужно было. А потом вроде распробовала, и ей налили еще и еще.
        Гитаристы играли, толпа воодушевленно пела, потом разливала, снова пела. Поляна прогнал курильщиков в холл, и мимо Алинки то и дело курсировали парни и девчонки с сигаретами. Все стреляли курево у всех. Пару раз она сама выходила - на балкон, подышать свежим воздухом, одежда и волосы провоняли табаком, но ее неизменно находили и возвращали обратно. Пиво кончалось, и Ситников, подмигнув ей, создал Зеркало, шагнул туда, а вернулся с двумя пакетами бутылок, сухариков и табака.
        Снова песни, голова уже кружилась, но ей начал нравиться этот хаос, и она даже подпевала, когда репертуар пошел по третьему кругу. Кажется, ей аплодировали и говорили, что у нее хороший голос. Алинка засмущалась и выскочила в холл. Там царил такой же бардак, к гулянке присоединились и другие курсы, кто-то выключил свет, в углах целовались парочки - она даже разглядела Эдика со своей соседкой Янкой. Матвей вернул ее в комнату, где стоял невообразимый шум - студенты уже не пели, а болтали и смеялись, - усадил к себе на колени, придержал, когда дернулась. Он был сильно пьян.
        - Не боись, - добродушно пробасил Ситников ей в ухо, вручая девушке бутылку пива, - лапать не буду, ты же совсем еще малявочка. Считай меня своим креслом.
        И он правда не распускал рук.
        Часа через два вечеринка вошла в стадию неуправляемого хаоса. В холле парни отжимались на «слабака», кто-то хвастался перед девчонками доблестью и висел на перилах балкона, пугая впечатлительных барышень криками «сейчас упаду!» Бутылок было столько, что они катались по комнате и холлу со звоном, часть компании уже сообразила, что не нужно пропадать добру, и играла в бутылочку. При этом старшекурсники жутко мухлевали, заставляя тару останавливаться напротив понравившейся дамы. Впрочем, дамы были не против.
        Алина все-таки пробралась на балкон, поругалась на висящего парня; тот забрался обратно и пристыженно ушел в холл, пробурчав: «Ну вот маму-то зачем вспоминать?» Ситников ходил за ней хвостом и говорил, что Алинка хоть и маленькая, но теплая, как вареник, и смешная, и при этом гулко хохотал. Ей тоже было весело.
        И все это безобразие застала профессор Лыськова, явившаяся посреди холла укоризненным напоминанием о том, что завтра все-таки учебный день. Оглядела притихших студентов, задержала взгляд на Алине, покачала головой и ушла, не говоря ни слова.

* * *
        Профессор шла на верхний, двенадцатый этаж, где располагались апартаменты преподавателей, и думала о том, что из неспящих разгильдяев можно составить целый отряд демонов. В хаосе пьяных и неровных молодых аур она не смогла заметить ничего темного. И решила поговорить с друзьями о том, что нужно придумать еще что-нибудь, дабы определить поточнее.
        А еще Виктория вспоминала свои студенческие годы, когда почти так же, но этажом выше, гуляла их компания, и она так же целовалась по углам, и играла в бутылочку, и строила глазки сразу четверым - Алексу, Максу, Мартину и Михею. Потому что они все были классными и из всех девчонок в свою компанию приняли только ее, чем она очень гордилась. Вики им всем нравилась, и она знала об этом. А еще ей очень приятно было злить Мартина, одновременно даря ему надежду.
        - Ты самая красивая, - сказал он ей на втором курсе - тогда, когда они еще не вели постоянных военных действий.
        Уже потом она из «самой красивой» стала превосходным магом, специализирующимся на бытовых заклинаниях, получила первую степень по защите и вторую - по боевой магии, потому что ей хотелось идти вровень с друзьями. Сделала карьеру сначала при блакорийском дворе как помощник придворного мага, затем работала в эмиратах, где ей чуть ли не поклонялись. И все это - чтобы доказать, что она не хуже.
        Хотелось, чтобы друзья видели в ней что-то помимо красоты. Собственно, благодаря им Виктория и стала той, кем была сейчас, хотя никто из них не знал, каким трудом ей это далось. Боги не наделили ее природным талантом, как Алекса и Мартина, упорством и математическим складом ума, как Макса, или недюжинной силой, как Михея. Зато боги дали ей друзей, ставших для нее кумирами.
        Профессор открыла дверь, зашла в апартаменты, включила свет. Стала раздеваться, и тут ее внимание привлекло какое-то шуршание со стороны окна. Она тут же насторожилась, проверила щиты, подошла сбоку, выглянула, готовясь ударить. И чуть не рассмеялась от облегчения.
        О стекло снаружи упорно бился бумажный голубок, и Вики открыла окно, впуская его в комнату. Голубок сделал круг и упал ей в руки, превращаясь в обычный сложенный лист бумаги.
        Виктория раскрыла его и, хихикая, чувствуя, как поднимается упавшее было настроение, пошла в ванную, на ходу сбрасывая туфли. На вырванном из тетради листе была быстрыми штрихами нарисована ее потешная физиономия с огромными клыками, сведенными в кучку глазами и вставшими дыбом волосами. И, чтобы она точно не ошиблась в идентификации персонажа, снизу неровным почерком было приписано: «Кусака Злобная. Подвид: самая красивая».
        Виктория выбросила листок в корзину и забралась под душ. Надо попытаться выспаться, завтра у нее первая пара.

* * *
        К концу праздника Алина все-таки задремала на коленях рассказывающего ей про свою матушку и про предстоящую военную службу Матвея, и тот, как ребенка, на плече принес девушку в ее комнату. Это принцесса помнила уже совсем смутно. Растянулась на кровати прямо в одежде и заснула, а в ушах еще стоял шум гулянки и песни пьяных студентов.

* * *
        У Максимилиана Тротта закончилась последняя пятничная пара, и, пока студенты выходили из помещения, он собрал со стола материалы и протер доску. Макс был доволен: откровенно слабых слушателей было всего ничего, и все они вылетят на первом же зачете. Те, которые переживут зачет, тоже будут постепенно отсеиваться, пока не останется несколько человек, таких же влюбленных в науку, как и он сам.
        И тогда, возможно, он подумает о том, чтобы наконец-то взять учеников.
        Или не подумает. Гадать, что будет с ним через несколько лет, бессмысленно.
        Тротт даже был благодарен Алексу, что тот затеял всю эту авантюру с ловлей демонов, потому что не преподавал очень давно и забыл, как ему это нравилось.
        Он вышел из лектория, готовясь снова увидеть у двери сидящую на полу Богуславскую с синими от холода коленками, но ее не было.
        «Неужто сдалась?» - Макс почувствовал удовлетворение, приправленное, однако, некоторым разочарованием. Впрочем, это к лучшему. Он стал уставать от ее косичек и очков, постоянно мелькавших где-то рядом.
        Макс не любил навязчивых женщин и давящих на жалость девочек. Впрочем, людей он вообще не особо жаловал. Исключением были его друзья.
        Он прошел по холлу первого этажа, опустевшему после окончания занятий, свернул в коридор. Стены после пар переливались радужной волной - несколько тысяч юных магов на практиках создавали такой стихийный заряд, оседавший на древних стенах, что здание давным-давно было зачаровано на послеобеденное «самоочищение» от излишков магии. Накопленный за день магресурс «сливался» по стенам в преобразователь и превращался на выходе в электричество.
        И, надо сказать, университет благодаря этому сильно экономил на коммунальных платежах.
        - А ну стой, злодей! - прогромыхал голос слева. Профессор Тротт повернул голову и увидел старого знакомца-камена.
        - Здравствуйте, Аристарх, - вежливо сказал он, останавливаясь. К концу седьмого курса имена каждого из ста семидесяти каменов студенты знали назубок. А Макс всегда отличался хорошей памятью.
        - Вежливый, ишь ты, - прогудел недовольный голос из-за его спины. - Прям и не скажешь, что на самом деле гад бездушный.
        - И вам здравствовать, Ипполит, - с иронией произнес Макс. - Чем я провинился, уважаемые?
        - Тем, что на свет родился, - глумливо захихикал камен, но Аристарх шикнул на него:
        - Не отвлекайся, старикашка!
        Ипполит сразу же состроил важное и суровое лицо.
        - Мы тут с Ариком, понимаешь, вспоминали-вспоминали и вспомнили. Был пятьдесят с лишком лет назад один случай. В энтом самом коридоре. Когда некие семикурсники, упившиеся самогону, договорились наколдовать в кабинет тогдашнему ректору зубастых жаб. И то ли перепутали чего, то ли недоучками были, что вернее, но жабы те пожевали до непотребного состояния практически законченную монографию ректора.
        - И? - невозмутимо процедил Макс. Веселое было время, да.
        - А мы ведь вас не выдали, Максимушко, - тоном опытного шантажиста протянул сзади Аристарх. - А то б не закончили вы сие заведение. А сейчас подумали: Алмазка тут бывает, будет весело поделиться. Он ведь монографию-то так и не восстановил, бедолага. Все грозился поймать жабоделов и заставить их писать ее заново, замуровав в кабинете. Нрав-то у него нелегкий, у сердешного.
        - Все, я посыл понял, - перебил издевающегося камена профессор Тротт, стараясь не смеяться: уж слишком забавны были эти морды. - Что вы хотите?
        - Прекрати над девчонкой измываться! - гаркнул Аристарх, и гулкое эхо прокатилось по пустому коридору. - Довел бедняжечку, она аж полы моет у старшего курса, чтоб ей твой предмет объясняли. В библиотеке просиживает, а девка молодая, ей гулять надобно, воздухом дышать! На полу сидит, отморозит себе женское, кто ей детей потом сделает, ты?
        Лицо лорда Тротта из недоумевающего постепенно становилось понимающим, а потом и раздраженным. А камен продолжал, подвывая на особо прочувственных местах:
        - У-у-усушил молодицу дочерна у-у-уже, а ему-у-у хоть бы хны - рожу тяпкой, и шагает мимо! Слезы девичьи-и-и его не трогают! Довел - доучилась, на зачет сегодня не пришла! Мало тебя пороли, мало!
        - Кхе, кхе, - прокашлялся Ипполит, - Арик, в университете порку уж четверо веков как отменили.
        - Неважно! - слезливо отрезал голосящий. - Пусти Алинку на занятия, а то хуже будет!
        - Так это она вас подговорила? - ледяным тоном спросил лорд Тротт, и древние шантажисты почему-то умолкли, смущенно потупив глаза.
        - Сами мы, сами, - пробормотал Ипполит неуверенно, - иницьятиву проявили. Она, наоборот, просила ничего не говорить. Но мы ж всё видим, всё замечаем, да и разве ж можно такой козочке да не помочь? Ты глаза-то открой, Максимушко, перестань ребенка мучить. Учиться она хочет, как и ты хотел, только вот для тебя половой принадлежностью не вышла.
        - Значит, говорите, ее сегодня в университете не было? - очень спокойно уточнил Тротт.
        - Дык даже зачет пропустила, а для нее это невидаль! - с надеждой воскликнул Аристарх.
        - Хорошо… - непонятно протянул Макс и пошел дальше.
        - Эй! - недоуменно крикнула ему вслед одна из каменных морд. - А что нам-то ответишь, малец?
        Профессор остановился, повернулся.
        - Некрасиво, уважаемые, шантажом заниматься. Можно ведь и немоту на пару веков схватить. Нечаянно.
        - Вот гад! - прочувственно проорал ему вслед Аристарх.
        - Никакого уважения к старшим! - вторил ему Ипполит.
        Но Тротт, не обращая внимания на ругательства каменных ехидин, спешил в кабинет к Свидерскому.

* * *
        Алина, шатаясь, вышла из туалета - того самого, с разбитой крышкой от бачка. Ее мутило, она долго плескала себе в лицо холодную воду, несколько раз чистила зубы, только чтобы избавиться от тошнотворного ощущения во рту. Затем перестирала всю воняющую табаком одежду и приняла душ, чтобы отмыть от этого противного запаха и волосы.
        Она чуть не плакала - проснулась после двенадцати, проспала зачет, а девчонки ее не разбудили, хотя она сама всегда расталкивала их, если те не слышали будильника. Что теперь делать? Придется идти на поклон к преподше, врать, что заболела, и просить перезачета. Боги с ней, со стипендией, но как она могла так безответственно поступить?
        Одновременно и тошнило, и очень хотелось есть. Принцесса сделала чаю, чувствуя себя самым ничтожным человеком на свете, и понуро уселась за стол. За ней должны были приехать вечером, чтобы отвезти во дворец, и что делать до этого времени, она не знала. Не в универ же идти, чтобы встреченные одногруппники и преподаватели спрашивали, почему ее сегодня не было.
        Она, Алина Рудлог, прогуляла! Пол бы смеялась до упаду. Алинка даже с температурой ходила в школу, потому что учиться любила, а лежать дома было скучно.
        Сзади раздались тяжелые шаги, и бодрый голос Ситникова произнес:
        - А я думаю, дай загляну, и точно, ты тут.
        - Привет, - кисло отозвалась принцесса, выныривая из глубин самобичевания.
        - Э-э-эй, - теплые большие руки легли ей на плечи, - малявочка, ты чего такая потерянная? Обидел опять кто?
        Алинка всхлипнула.
        - Мне плохо, голова кружится. И я зачет проспа-ала-а-а…
        Слезы потекли сами собой, и она сняла очки, вытирая их.
        - Ну, ну, - Матвей сел рядом с ней, огромный, как гора, сочувственно поглядел карими глазами, осторожно погладил лапой по спине, - не разводи мокроту. Пойдем ко мне, я тебя покормлю, я борща наварил, вкусного!
        - Меня тошнит, - пожаловалась Алина.
        - Да, - протянул парень, - это мы с Поляной вчера не подумали. В следующий раз тебе лимонад будем брать. Пойдем, кроха, борщ от похмелья - самое то.
        - Матвей, - серьезно спросила принцесса, снова надевая очки, - а почему ты со мной возишься? У тебя ведь девушка, наверное, есть, она ревновать будет.
        Ситников смутился, качнул бритой головой, сморщил широкий лоб.
        - Да ты на сестренку мою больно похожа, - наконец признался он. - Малая такая же, Машка, я ее Моськой зову. Тоже в очках и с косичками. Только она еще в школе учится. Я как вчера увидел тебя со шваброй и ушлепка этого наглого, так сразу представил, что мою сеструху какой-нибудь урод может так же работать на себя заставлять.
        Алина немного расслабилась.
        - А девушки у меня нет, - пробасил он, - ушла девушка. Но ты меня не боись, сколько раз говорил, приставать не буду. Пошли борщ есть?
        - Ты такой хороший, Матвей, - сказала она, снова шмыгая носом.
        - Так, - Ситников занервничал, - только не начинай снова реветь. Что за зачет-то у тебя был?
        - По истории магии, - печально сообщила девушка.
        - Это у Малевской, что ли?
        - Ага.
        - Да не переживай, тетка мировая, в понедельник подойди на кафедру, она примет, вот увидишь.
        - Точно? - с сомнением спросила Алинка.
        - Да я сам ей знаешь сколько пересдавал! Примет, даже не сомневайся. Все, поднимайся, борщ стынет. Я тебе еще мамкиных огурчиков солененьких дам, так совсем от вчерашнего отпустит.
        Он снова протянул ей руку, и принцесса, поколебавшись, решилась.
        Борщ был сладким, мясным и вкусным, огурчики весело хрустели на зубах, а еще Матвей сделал ей большую кружку кофе и выложил в тарелку несколько сладких пирожков с творогом, так что Алина совершенно объелась и ее снова потянуло в сон, несмотря на кофеин. Парень ее подбадривал, рассказывал смешные истории, в комнату периодически заглядывали обитатели этажа, делали страшные глаза, таинственно улыбались и исчезали.
        - Чего это они? - спросила недоумевающая Алинка, когда за дверью исчез уже пятый посетитель.
        - А, не обращай внимания, - махнул рукой семикурсник, но поднялся, вышел в холл и громко пробасил: - Еще кто заглянет - нос разобью, понятно?
        Он довел Алину до холла, погладил по спине рукой под обалдевшими взглядами находящихся там же соседок и сказал:
        - Ты заходи, не стесняйся, если что надо. И телефон мне свой дай, лады?
        - Потом, - ей было неловко перед девчонками. Ситников кивнул и ушел.
        Алина улеглась на кровать, прикрыла глаза, и тут в комнату ввалились соседки. И сразу пошли в атаку.
        - Ну и что у тебя с Ситниковым? - это Янка, такая свежая, будто и не пила вчера совсем.
        - Да ничего, - пробормотала Али.
        - Ты парь нам больше, - возмущенно фыркнула Ленка, - он вчера за тобой как приклеенный ходил, на других и не смотрел.
        - Говорю вам, ничего, - такой напор был неприятен.
        - Не хочешь говорить - не надо, - ядовито сказала Янка, - небось сама рада-радешенька, что такого мужика отхватила. Наверное, и придумала про учебу, чтобы там, типа, полы мыть, перед парнями мелькать, авось и позарится кто.
        Алина села на кровати, выпрямила спину. Янка с Ленкой смотрели на нее неприязненно, и только Наташа - сочувственно.
        - Не надо судить по себе, Яночка, - отрезала Али звонко и сердито, - я, по крайней мере, с Эдиками всякими по углам не обжимаюсь. Матвей - хороший парень, а общаться, представляешь, можно и без слюнообмена. И вообще, почему вы меня не разбудили с утра? Влом было потрясти?
        - Влом, - процедила Яна. - Тебе иногда надо не быть такой заучкой, мы просто помогли. А то, знаешь ли, комплексы на твоем сверкающем фоне зарабатываем. И преподы нашу Алиночку любят, и библиотекарь хвалит, и вахтерша в пример ставит. Задолбало!
        - Вот и мне теперь влом будет, - спокойно ответила Алина. - И лекции давать, и домашку объяснять.
        - Ты теперь птица высокого полета, да? - вступила Лена. - А если он завтра мимо тебя пройдет, снова к нам подлизываться будешь?
        - Во-первых, - четко проговорила Алина, даже не заикаясь, - я к вам, девочки, никогда не подлизывалась. А во-вторых, вы просто злые дуры и недалекие стервы, и мне жаль, что я живу с вами в комнате.
        Неизвестно, чем бы кончилась эта сцена - вполне возможно, и некрасивой женской дракой, - но тут дверь открылась, и в комнату вплыла остро глядящая вахтерша. По ней сразу видно было, что она подслушивала.
        - Богуславская, тебя к ректору вызывают, - произнесла она, окидывая внимательным взглядом красных, разозленных обитательниц комнаты. - Срочно давай.
        Алина поднялась, накинула куртку, натянула ботинки и вышла, успев заметить полный злобной радости взгляд Яны. Уже внизу ее догнала Наталья.
        - Алиш, подожди! Ты извини меня, я не разбудила, раньше ушла, а эти курицы пообещали, что все сделают. Не сердись, ладно?
        Она виновато улыбалась. Алина хотела спросить, почему Наташа не заступилась за нее при ссоре, но не стала. И так понятно - им всем еще долго жить вместе.
        - Ладно, - сказала она, - я побегу. Не переживай.
        Подъем по лестнице в башню, где располагался кабинет ректора Свидерского, был нелегок. Принцессу еще потряхивало от прошедшего скандала, и вдобавок она очень переживала о том, зачем ее вызывают. Наверное, из-за прогула. А вдруг исключат сразу же? Как она вернется домой, что скажет сестрам и отцу?
        - Ну наконец-то, - неприятным тоном пробурчала секретарша Неуживчивая, - ты, я гляжу, не торопилась. Заходи, ждут тебя давно. Куртку сними! Не в кабак идешь.
        Алина торопливо стянула куртку, постучала в дверь и заглянула внутрь. Сверху гулко и жутко ухнул филин, но она уже была так напряжена, что только подняла голову, вздохнула судорожно и тут же снова опустила взгляд. Сразу стало понятно, что грядут неприятности: в кабинете, помимо Александра Данилыча, сидел профессор Тротт и смотрел на нее почти с отвращением.
        - Заходите, Богуславская, - строго сказал Свидерский, - присаживайтесь. У нас к вам несколько вопросов.
        - Здравствуйте, - ответила она, захлопывая за собой дверь. - А в чем дело?
        Сесть она так и не решилась, стояла и мяла в руках куртку.
        - Вы сегодня не были в университете, пропустили важный зачет. - Алина обратила внимание, что ректор был очень бледным и выглядел еще старше, чем обычно. - Объясните, почему?
        «Все-таки отчислят» - подумала она с тоской, снова останавливая взгляд на мерзком-рыжем-Тротте. Почему-то девушка не сомневалась, что это он нажаловался. Видимо, она ему совсем надоела, вот он и рад возможности избавиться.
        - Я плохо себя чувствовала, - промямлила Алина нервно.
        - Вы выглядите вполне здоровой, - резко произнес лорд Тротт, складывая руки на груди.
        - Сейчас уже стало лучше, - объяснила она. - Мне очень жаль, что я пропустила зачет и лекции, но это в первый раз! Я обязательно отработаю и пересдам, правда!
        Двое мужчин смотрели на нее, словно сканируя, и она поежилась под этими взглядами.
        - Что вы делали вчера вечером? - спросил Свидерский.
        Алина покраснела.
        - Занималась, потом спать легла.
        - Врет, - уверенно произнес Тротт, будто ее тут и не было.
        - Алина, - ректор постучал ручкой по столу, - ситуация очень серьезная. Поэтому я еще раз спрашиваю: что вы делали вчера вечером?
        От переживаний она снова почувствовала слезы на глазах и закрутила носом, пытаясь сдержать их.
        - А п-почему вызвали только м-меня? - спросила Алинка, уже всхлипывая. - Там много к-кто был, я выпила-то всего две бутылки пива. П-просто проспала с непривычки. И мне п-правда плохо было! Но эт-то же первый раз, я больше не б-буду, честно!!!
        Ректор и профессор смотрели на нее с плохо скрываемым недоумением, словно не понимали, о чем она.
        - Так, - мягко проговорил Александр Данилыч, - студентка, сядьте, будьте добры, и расскажите все по порядку.
        Тротт нервно дернул губами, укоризненно посмотрел на коллегу, словно вопрошая, чего тот сюсюкается.
        - Я же говорю, занималась я. - Алина вытерла ладонью слезы, сняла очки. - Потом пришли парни, позвали меня к себе, у них вечеринка была. Потом спать пошла. Честное слово!
        - Понятно, - медленно произнес ректор. - А во сколько, говорите, вас позвали? На эту вечеринку?
        Глаза его смеялись. А вот Тротт, наоборот, явно злился. И Алина начинала злиться на него.
        - Где-то в половине двенадцатого. Уже спали почти все, но потом проснулись. Вы не исключайте меня, пожалуйста, я очень хочу учиться. Пожалуйста!
        И она умоляюще посмотрела на Свидерского.
        - Дайте мне руку, - вдруг приказал он.
        Алина, ничего не понимая, подошла, протянула руку. Александр Данилович взял ее ладонь в крепкий замок, прикрыл глаза. Все молчали, и принцесса чувствовала себя ужасно глупо. А еще очень хотелось показать рассматривающему ее мерзкому-Тротту язык.
        Ректор наконец отпустил ее, посмотрел на лорда Максимилиана, покачал головой.
        - Не она. Я запомнил, точно нет.
        - А я думаю, она, - и голос у него мерзкий, холодный, бездушный.
        - Да ты сам посмотри, - отмахнулся Свидерский.
        - И посмотрю, - процедил Тротт, поднимаясь. - Давайте руку, Богуславская.
        Алина отступила назад, почти к двери, но инляндец двигался быстро, подошел вплотную, протянул ладонь. Она отрицательно покачала головой.
        - Хотите учиться дальше - давайте, - ледяным тоном произнес он. Высокий, жилистый и рыжий. И мерзкий! Мерзкий! Мерзкий!
        Но руку протянула. Профессор словно неохотно взял ее за запястье, мягко скользнул кистью вниз, обхватывая ее ладонь. Рука была на удивление теплой.
        - Снимите очки и посмотрите мне в глаза, - приказал, и принцесса вздернула нос, стянула очки и уставилась на него с вызовом.
        Глаза у него были характерного для многих рыжих непрозрачного тускло-голубого цвета, лицо бледное, узкое, и ресницы тоже рыжие, чуть потемнее, чем волосы. И брови. И щетина на длинном подбородке.
        - Я сказал, в глаза смотреть, а не разглядывать меня, - напомнил он нетерпеливо, и девушка снова подняла взгляд, останавливая себя, чтобы не впиться ногтями ему в руку.
        Голова закружилась, вдруг страшно сдавило виски, Алина почувствовала спазмы, вскрикнула, падая назад, стукнулась о дверь, сползла по ней. Снова заплакала, теперь от ужасной, отдающей во все тело головной боли. Тротт присел перед ней на корточки, потянулся к вискам, но она отшатнулась, ударила рефлекторно его по руке и, глотая слезы, поползла от него вбок.
        - Макс, ты сдурел? - раздался резкий голос Свидерского. Глаза застилал черный туман, очки куда-то делись, и она, задыхаясь от жгущей боли - словно виски пробило раскаленными кольями, панически шарила по полу в их поисках. - Ты что делаешь? Я не давал разрешения на взлом!
        - Тихо, тихо, - говорил инляндец где-то рядом, и она дергалась от его голоса, - простите меня, пожалуйста, не двигайтесь, я вам сейчас помогу.
        - Отойдите от меня, - плакала она в темноту, - я вас ненавижу, отойдите!
        Боль стреляла огненными копьями, и Алина вообще перестала соображать - схватилась за голову и застонала.
        - Да сделай ты что-нибудь! - совсем молодым голосом кричал ректор. - У нее же конвульсии сейчас начнутся!!!
        Тротт вдруг сгреб ее в охапку, зажал, дабы не дергалась, положил руку на лоб. Она извернулась, чтобы укусить, и с наслаждением впилась ему в ладонь зубами, чуть ли не рыча. Мужчина зашипел, перехватил ее поудобнее, прижал к груди, снова приложил руку, теперь уже к виску.
        - Тихо, тихо, - повторял он ей в макушку, - сейчас все пройдет. Простите меня, богов ради.
        - Ненавижу, отпустите! - плакала Алина, но от ладони на виске полилась прохлада, боль, огрызаясь, уходила прочь, и принцесса ослабела, обмякла и потеряла сознание.
        Она пришла в себя от тихих голосов. Пахло сигаретным дымом.
        - Что на тебя нашло, Макс? - голос ректора. - Ментальный взлом запрещен вне следственных органов. А она совсем ребенок еще. Или ты мне не поверил?
        - Я был уверен, что это она, - тусклым голосом говорил лорд Тротт. - После того что с тобой сделали… Я же все видел, Алекс, и все чувствовал…
        Алина приоткрыла глаза - она лежала на кушетке в глубине кабинета, а мужчины стояли у открытого окна, и инляндец курил, нервно выпуская дым. Очков на ней не было, поэтому девушка видела лишь силуэты.
        - И что, убедился? - горько сказал Свидерский. - Напугал девчонку, чуть не убил ее. Что с тобой, друг?
        - Убедился, - глухо произнес тот и обернулся. - Алина, как вы?
        Она промолчала, отвернулась. Было противно. Сказка оказалась полна злобных соседок, издевающихся над ней парней и лорда Тротта, причинившего ей боль.
        - Алина, - инляндец, по-видимому, подошел ближе. - Извините меня, пожалуйста. Я не должен был так поступать. Я готов на любую компенсацию. Могу позаниматься с вами по пропущенным лекциям, и, конечно, вы можете теперь посещать текущие. И зачет я вам поставлю.
        - Засуньте свой зачет себе… - она осеклась. - Я вообще уйду из университета. - Голос у нее дрожал, и принцесса упорно не поворачивалась. - Это чудовищно. Как вы могли? Что я сделала?
        - Алина, это большое недоразумение, - сказал ректор. - Я тоже приношу свои извинения. И не нужно рубить сгоряча, вы умная девушка, потом пожалеете. Я обещаю, что такого больше не повторится.
        Она встала и, не глядя на стоявшего перед ней инляндца, повертела головой в поисках очков.
        - Они разбились, у вас есть запасные? - спросил Тротт, наблюдая за ней.
        - Только в общежитии, - нехотя ответила Алина. Голова больше не болела, но слабость была ужасная, ее шатало.
        - Полежите, я сейчас схожу за ними.
        - Не надо! - оборвала она его. Сначала Ситников, а уж что начнут говорить, если к ней в комнату заявится профессор, вообще страшно представить. - Сама дойду. Все нормально. И, кстати, на пары я к вам ходить не буду. Вы меня очень убедительно отговорили.
        - Алина, - лорд Тротт протянул руку, коснулся ее плеча, но она отшатнулась, с гневом посмотрев на него. Маг отошел чуть назад. - Алина, я хочу сказать, что вы имеете право написать на меня заявление в отдел магпреступлений. Я действительно совершил ошибку и призна? свою вину. Вы не поверите, но мне не свойственна жестокость.
        - Да? - Она хотела сдержаться, хотела просто уйти и не позволять себе кричать, но не смогла. - А разве не вы выгоняли меня с пар? Насмехались? Захлопывали двери перед носом? Игнорировали мои просьбы? Как собачку, протащили над мальчишками, вышвырнули в коридор?
        Тротт молчал, и принцесса, сфокусировав зрение, увидела, что он мнет в руках ее очки. Вдруг снова захотелось плакать. Но она и так слишком распустилась сегодня. Она Алина Рудлог, а не какая-то размазня!
        - Я пойду, - и под молчание двоих мужчин она неуверенно вышла из кабинета.

* * *
        Макс взял еще сигарету.
        Забавно. Он почти семнадцать лет не касался женщины по своей воле. Его хотели, его соблазняли, в него влюблялись, но никогда не отшатывались с омерзением и ненавистью. Хотя он это заслужил, без сомнения.
        - Тебя могут отдать под трибунал МагКонтроля, Макс, - сказал наблюдавший за другом Алекс. - Если она напишет заявление, конечно.
        Тротт отмахнулся, выпуская дым.
        Не курил он тоже очень-очень давно. Данилыч держал пачку для Мартина, который иногда баловался.
        - Плевать, меньше людей вокруг будет, - ответил Макс резко. - Говорю же, я был уверен, что это она. Я не вижу структуры ее ауры, на ментальном уровне стоит очень гибкий блок, который внутрь не пускает. Я зацепился за него и попытался пробить, но уйти получилось неглубоко. Но главное увидел: вчера все было так, как она сказала. Я думал, она не пришла на занятия, потому что слишком много от тебя отхватила.
        - Надеюсь, девочка не бросит учебу, - проговорил его друг и по совместительству ректор МагУниверситета. - Я еще поговорю с ней. Она очень похожа на тебя, Малыш. На такого, каким ты был на первых курсах.
        Макс не отвечал, курил в окно и думал. И вспоминал, каким он был и из-за чего изменился. Но делиться, даже с Алексом, который стоял с ним спина к спине и не давал ему окончательно замкнуться в себе, не собирался.
        Иначе можно было лишиться и тех немногих друзей, которые у него оставались.

* * *
        Алина, держась за стенку, спустилась с крутой лестницы, медленно пошла по коридору, стараясь не натыкаться на углы, когда он поворачивал. Здание было тихим и пустынным, аудитории были заперты, и принцессе казалось, что эти двери запирают ее мечты.
        - Пш-ш, - раздался шепот справа. - Козочка, как ты?
        Она повернулась, сощурилась, разглядела Аристарха. Тот смотрел на нее с сочувствием.
        - Малец заслуживает-таки хорошей порки, - проскрежетал сзади Ипполит. - Что удумал, демоново отродье, гад, что удумал!
        - Вы всё знаете? - спросила она тихо. - Откуда?
        Будто тяжелая теплая рука погладила ее по голове.
        - Знаем, - грустно вздохнул Аристарх. - Мы всё знаем, птенчик ты наш. Дело в том, что мы и есть университет. Его стены, его фундамент, его крыша, доски в кабинетах, парты и полы. Слишком много здесь изначально использовалось стихийной магии, чтобы здание осталось просто зданием.
        - Ты не думай уходить, малышка, - сказал Ипполит гулко. - Как мы без тебя, а?
        Алина покачала головой и попрощалась под грустными взглядами древних каменов.
        У гардеробной ее нагнали взъерошенные и немного взволнованные Ивар с Олегом, и она даже удивилась, увидев их. Но ребята напомнили про игру, и девушка, тяжело вздохнув - обещала же, - честно отсидела матч по баскетболу, вежливо хлопая, когда мяч попадал в корзину. Затем поздравила свою команду и ушла, ускользнув от парней - те настаивали, что проводят ее до общежития.
        Алина даже не стала собирать одежду. И на злобный шепот и хихиканье соседок не обращала внимания. Сделала она только одно - попросила Наталью передать ее телефон Матвею. Заходить к нему не стала - побоялась, что он начнет спрашивать и она все расскажет.
        Вечером девушка прошла несколько остановок пешком, остановилась на оговоренной и села в неприметную старую машину. Молчаливый водитель поприветствовал Алину со всем почтением и отвез во дворец.
        А там ее проблемы отступили на второй план.
        Обеспокоенная Марина сообщила, что Полли не вернулась с группой и руководитель утверждает, будто девушка в конце сентября исчезла, оставив записку, что возвращается домой по семейным обстоятельствам. А телефона в доступном пространстве не было, и сообщить в университет куратор смог только через неделю, когда ездил за провиантом для группы.
        Вся семья была подавлена. Василина плакала, Мариан был тяжел и мрачен, и пятая принцесса не стала добавлять к их тревогам еще и свои.
        Теперь у них оказалось сразу две пропавшие сестры - и ни единой мысли, как их найти.
        Часть 2. Глава 1
        Начало октября,
        Бермонт
        Полина
        Четвертая принцесса Рудлог закинула ногу на замковую стену и тихонечко, чтобы не потревожить охрану, забралась на огороженную площадку на крыше. Тяжелые облака и моросящий дождик, конечно, помогали, скрывая луну, да и время было самое сонное, но об осторожности забывать не стоило.
        Она, одетая в черный, плотно облегающий тело костюм, легко пробежала по каменным плитам к чердачной лестнице, повозилась немного с дверью, открыла и скользнула внутрь.
        Заказчик дал очень мало информации как об объекте, так и о предмете задания, и Полина бы не взялась за дело, но особо попросил Учитель, упирая на то, что заплатят такие деньги, что потом можно удаляться от дел всей конторой и жить безбедно всю жизнь. А она очень хотела, чтобы ее семья начала жить безбедно.
        Нужные покои находились на последнем этаже замка королей Бермонта, который выглядел как скала, стоявшая на скале. О да, Пол прекрасно изучила его за прошедшие дни - как и крыши, переулки, проходные дворы окружающих замок домов в центре столицы страны, Ренсинфорса.
        Король Бермонта, к сожалению, был неглуп и хранил фамильные сокровища не в отдельном зале, который вскрывался в два счета, а очень прагматично - в собственной спальне, в сейфе. Во всяком случае, на эту информацию заказчика хватило, и она очень надеялась, что данные эти не пустышка. Не хотелось бы бегать в поисках нужной вещи по всему замку. Она уже и так натворила дел на пару десятков лет заключения.
        Полина приоткрыла дверь в полутемный коридор, осторожно выглянула и даже почувствовала некоторую досаду. Охраны не было вообще - гуляй кто хочешь, заходи куда желаешь. Не считать же охраной камеры, которыми был напичкан коридор. Она постоянно удивлялась, насколько люди доверяли электронным глазам. Сколько краж можно было предотвратить, просто поставив старых добрых охранников с собаками. Нет, надо обязательно потратить бешеные деньги на охранные системы, чтобы потом рвать на себе волосы и причитать об утерянном. Хотя, находясь на другой стороне процесса, она не могла не радоваться техническому прогрессу.
        Девушка засунула руку в плотно прилегающий к телу рюкзак, включила глушитель. Теперь изображение будет с помехами, но недолго, минуту-две, чтобы никто не успел насторожиться. Прислонилась к стене, прикрыла глаза, сливаясь с ней цветом и структурой, как хамелеон, и так, распластавшись, медленно пошла к двери в конце коридора. Быстро идти было нельзя, иначе заметят движение.
        Вот и дверь. Пол чуть ускорилась, затаилась в углу, в тени, подождала минут пятнадцать. Если бы кто-то что-то видел, за ней бы уже пришли. Здесь камер не имелось, зато стояли сигналки, ощущавшиеся как стены плотного воздуха. Но на этот случай у нее на шее висел амулет, стоивший безумных денег, но ни разу не подводивший до сих пор. Не подвел и сейчас.
        Дверь была тяжелая, наверняка скрипучая, и незваная гостья прокапала петли маслом, щедро налила на порог и тихонько потянула ее на себя. Тянула очень медленно, буквально по несколько миллиметров, каждый раз прислушиваясь к звукам из покоев. Но все было тихо, и минут через десять удалось наконец приоткрыть дверь достаточно, чтобы проскользнуть в образовавшуюся щель.
        Закрывать не стала - ей еще уходить обратно.
        Королевские покои оказались огромными, со старинной мебелью, с гобеленами, с высокими узкими окнами. И пахли стариной. Светил тусклый ночник на тяжелом столе, блестели стеклами серванты, гулко тикали настенные часы с ходиками. Она была в гостиной, определенно, и спальня - за одной из дверей, выходящих в нее.
        Сняла ботинки, носки и на цыпочках прошла к одной из дверей. Открыла, вгляделась. Зеркала и плитка, запах сырости и свежего мужского геля для душа. Ванная. Идем дальше.
        Узкая комната, пахнет кожей, тканями, приятной туалетной водой. Хороший вкус у Бермонта, однако. Гардеробная.
        Кабинет. Стол, кресла, музыкальная система, шкафы с какими-то папками, запах бумаг. На всякий случай пробежалась по кабинету. Сейфа не было. Дальше.
        Вдруг забили часы, отсчитывая четыре утра, и Полина чуть не подпрыгнула от резкого звонкого звука. Он казался таким громким, что должен был разбудить весь замок. Но звон затих, и наступила полная тишина. Она подождала несколько минут на всякий случай и пошла дальше.
        Хм, что это? Зеркала, какие-то палки, скамейки, лестницы, другие загадочно темнеющие силуэты. Чуть уловимый запах пота. Присмотрелась. Точно, тренажерный зал! Где же эта чертова спальня?
        Вот она. Точно она. Здесь есть кровать. И пахнет спящим мужчиной. Но темно, даже с ее тренированным зрением видно не очень хорошо. Но ничего, работали и не в таких условиях. Теперь нужно найти сейф. И не разбудить ровно дышащего в кровати властителя Бермонта.
        Полли тихо, прислушиваясь к дыханию спящего и двигаясь в такт ему, прошла по спальне, осматривая стены. М-да, похоже, она переоценила умственные способности бывшего знакомого. Сейф оказался на виду, между кроватью и окном, и система защиты была самая простая. Самоуверенность великих мира сего не раз играла ей на руку. Так было и на этот раз.
        Полина закрыла глаза и провела пальцами по металлическим прохладным кнопкам-цифрам замка. Пять кнопок были немного утоплены по сравнению с остальными. И первой была двойка - на первую цифру почему-то всегда нажимают сильнее, чем на остальные. А последней четверка - утоплена меньше всех. Значит, надо угадать последовательность остальных трех цифр. Всего-то шесть вариантов перебрать!
        Ее пальчики порхали по кнопкам, а она даже не смотрела на замок - отслеживала дыхание короля, наблюдала за ним. Он лежал к ней спиной, и спина была весьма и весьма.
        Полина помнила Демьяна Бермонта с детства, когда тот не был еще коронован, и он всегда казался ей красавчиком. Пусть и слегка суровым. Но все равно играл с ними, с детьми и подростками, хотя редко улыбался. А ее, Полли, возил на спине, будто лошадка, иногда подпрыгивал, и она, смеясь, кричала: «Демьян, нет, ты меня сейчас уронишь!»
        Сейф щелкнул на третьем наборе, и она затаилась, прислушиваясь. Дыхание спящего не изменилось, но она ощутила тревогу, заторопилась. Включила маленький нарукавный фонарик, просмотрела содержимое и наконец нашла искомое. На подушечке лежала фамильная коронационная подвеска Бермонтов, Лунный глаз. Камешек был невзрачный, лилово-красный, неправильной формы, размером с перепелиное яйцо. И зачем он заказчику? Впрочем, это не ее дело. Ее дело - выйти отсюда так же удачно, как и вошла.
        Она со все нарастающей тревогой, из-за которой волоски на теле вставали дыбом, сунула подвеску в карман, выключила фонарик и развернулась.
        Чтобы встретиться глазами с совершенно не сонным взглядом стоявшего почти вплотную к ней Демьяна Бермонта. Тело тут же среагировало, не включая голову, - Полли прыгнула далеко вправо, к окну, отступила назад.
        - Какая невиданная наглость, - проговорил он мрачно, обходя ее и перекрывая дорогу к двери. Хлопнул ладонями, свет зажегся, и она зажмурилась, сморгнула слезы. - И чем вас, смертников, покупают, что вы лезете сюда и лезете?
        Полина молчала, просчитывая варианты. Поговорить она и у следователя успеет. Если ее сейчас не придушит лично его величество.
        - Отдашь подвеску - заменю смертную казнь на пожизненное, - сообщил он, приближаясь. Полли снова ушла прыжком вправо, опрокинула узкий шкаф: плевать на грохот, главное сейчас выиграть драгоценные секунды, усложнить продвижение так не вовремя проснувшегося владельца Лунного глаза. Вспрыгнула на тумбочку, затем на кровать, остановилась, балансируя на краю, наклонив голову и наблюдая.
        Он сдержанно улыбался, оглядывая ее так же внимательно. Все так же красив, ничего не скажешь. Чем-то неуловимо похож на мужа Василины, Мариана, только выше и не такой мощный. Крепкий, но более изящный и… текучий, что ли?
        - Интересно, - пробормотал Демьян, будто сам себе, шагнул-качнулся влево, и она шагнула вправо по краю кровати, повторяя его ритм. И еще раз, словно отзеркаливая. И еще. Но проклятая кровать чуть хрустнула под ногой, она отвлеклась на долю секунды и едва успела повернуться и сгруппироваться, потому что даже не заметила его движения - только какую-то смазанную тень, врезавшуюся в нее так, что перехватило дух, развернувшую лицом в одеяло и зажавшую руки в жестком захвате.
        - Я думал, хоть ты продержишься подольше, чем предшественники, - сказал с нотками веселья Бермонт, упираясь коленом ей в поясницу, чтобы даже не думала дергаться, и крепко сжимая ее руки за спиной. - Начало было вполне многообещающим… но увы. Ты ведь не будешь против, если я заберу камень? В камере он тебе не пригодится.
        Он полез в карман на бедре, наклонился, расслабился, и Полина, чувствуя, как выворачиваются руки в плечах, резко выгнулась далеко назад - не зря ведь занималась гимнастикой, - ударила затылком ему в лицо, развернулась, впечатав отшатнувшемуся королю в грудь согнутые в коленях ноги. Жаль, что сняла ботинки, - эффект был бы больше. А так только выиграла время, чтобы отскочить к сейфу. И опять между ними оказалась кровать. Плечи противно ныли, она была вся мокрая от пота из-за этих обезьяньих прыжков. Сердце колотилось как ненормальное, и принцесса тяжело дышала, пытаясь вернуть себе спокойствие.
        Демьян Бермонт тоже тяжело дышал, резко втягивая носом воздух и снова рассматривая непрошеную гостью, теперь уже с нехорошим интересом. Глаза почернели, по коже пробегала мелкая раздраженная дрожь, на скуле наливался синяк, из носа сочилась кровь. Он слизнул ее. На миг мелькнули клыки, и теперь стало по-настоящему страшно.
        Полина шагнула к окну, не думая долбанула локтем по высокому стеклу и под звук падающих осколков тут же переместилась к дальней стене - потому что ее противник снова невероятно быстро метнулся через кровать, развернулся, хватая воздух, мазнув пальцами по ее куртке. Уже рыча, не снижая темпа, прыгнул наперерез, но она снова ускользнула, снова вскочила на постель. Выход был только один - теперь бы завершить этот круг и выпрыгнуть. Плевать на подвеску, спастись бы самой. Ухитрившись заметить его движение, кувыркнулась назад, через голову, и почти успела сделать второй кувырок. Почти.
        Полли зависла плечами над полом, прижатая спиной к постели тяжелым мужским телом и удерживаемая за волосы жесткой рукой. Демьян все еще тяжело дышал, принюхиваясь, подрагивая, и черные глаза пугали.
        Пол зашипела, впилась ногтями в его влажную шею, попытавшись вывернуться, но Бермонт, сжав бедрами ее бедра, как норовистую лошадь, дернул ее на себя, поднимая, зарычал, показывая клыки. Глаза были совсем звериные, безумные и темные. Склонился к лицу, впиваясь в губы, царапая клыками, крепко удерживая за волосы и не давая отвернуться. Второй рукой он разорвал кожаную куртку на спине вместе с лямками рюкзака - так, будто они были соломенными.
        Он чуть не задушил ее, пока рвал одежду: воротник больно передавил горло, и Полина захрипела, полосуя спину Демьяна ногтями и кусая его за губу. Рот заполнился его кровью, но было все равно - только бы выбраться, спастись, убежать.
        Бермонт словно не чувствовал боли. Отстранился, рванул ее куртку уже спереди, обнажая плечи и грудь, потянул пленницу за волосы назад, чтобы выгнулась дугой, прикусил сосок. Придерживая ее за талию, начал вылизывать его, как животное. Дыхание его было рваным, сиплым, сердце бухало, он урчал и рычал, задевал ее клыками, и это было так страшно, что Пол заплакала.
        Не было сил сопротивляться; она словно отстранилась от происходящего, чувствуя бегущие по щекам слезы и обещая Великой Богине, что если та спасет ее, то Полли никогда-никогда не будет больше воровать, даже канцелярскую скрепку чужую не возьмет. Я все поняла, Матушка, я больше не буду… Только спаси, Матушка, от этого жадного полузверя свою дурную дочь, не допусти… не допусти…
        - Пожалуйста, не надо, - просила она сквозь слезы, когда он снова, чуть сместившись, опустил ее на кровать; почти нежно огладив живот, расстегнул ее штаны, потянул вниз, раздраженно разорвав неподдающуюся ткань. Прижался к ней горячим тяжелым телом, поцеловал снова, прикрыв глаза, уткнулся носом ей в плечо, прошелся языком, прикусывая кожу. Подсунул руку под бедро, с силой отводя его в сторону. Король тихо и напряженно порыкивал, дышал тяжело, сминая ее тело, гладил ее жесткой рукой, гладил настойчиво, по плечам, рукам, по раскрытым бедрам, вжимался в нее, так и не открывая глаз.
        - Нет, пожалуйста, нет! Нет. Нет. Нет!
        Она зажмурилась, чувствуя его на себе, чувствуя его всего, совсем по-детски скривила рот, затряслась в истерике, заколотила по кровати руками.
        - Демьян, пожалуйста, нет!
        Полина не сразу сообразила, что он замер и не двигается. Только через свои жалкие всхлипы слышала его дыхание и звук гулко бьющегося сердца, отдававшийся и в ее груди. И чувствовала тяжелый, почти звериный запах - наверное, так и должен пахнуть большой, рассерженный и возбужденный мужчина.
        Приоткрыла глаза, когда Бермонт, поднявшись на локтях, отодвинулся от нее. Тут же подтянула ноги к животу, вскочила, все еще трясясь, вытирая ладонью слезы и его кровь с лица, отступила к окну. Из одежды на ней остались какие-то клочки, а в груди ворочался, стрелял паникой пережитый ужас.
        Демьян так и не двигался, странно глядя на нее. Он весь был в царапинах от ее ногтей, но даже не морщился. Просто сидел, застыв, и смотрел. Будто увидел привидение.
        Но ей некогда было размышлять. Полли сделала еще два шага, развернулась, выпрыгнула в окно, на ходу оборачиваясь в большую птицу, взмыла вверх и полетела на юг. Так далеко, как только возможно.

* * *
        Демьян Бермонт посидел еще немного, восстанавливая дыхание, встал, подошел к окну. На него смотрели ночь и город в огнях. И ни следа странной белой птицы, похожей на ворону-переростка, скрещенную с лебедем. На острых осколках, все еще торчавших из рамы, осталась ее кровь, и он мазнул пальцем, попробовал ее на вкус.
        Да уж.
        Неожиданно.
        Сегодня он вернулся с коронации Василины Рудлог, вымотанный и уставший, и только этим объяснялось то, что он не проснулся сразу, как чужой вошел на этаж. Но, слава Хозяину лесов, все-таки уловил движение. Некоторое время он лежал, прислушиваясь и раздумывая, как поймать вора так, чтобы посланный на этот раз «специалист» остался жив и был в состоянии сотрудничать.
        Каково же было его удивление, когда нюх сообщил, что на этот раз в сейфе копается не матерый профессионал, а совсем молодая девчонка. И запах оказался смутно знаком, будто родом из детства. Нет, женщины приходили и раньше, но это были хищники, а не желтопузые щенятки.
        За последние три месяца Лунный глаз пытались похитить семь раз. Первых двоих Бермонт просто убил, еще не отойдя ото сна и почуяв чужаков на своей территории. Затем приказал озаботиться системой безопасности и задумался: две подряд попытки кражи, конечно, могли быть совпадением, но рисковать не хотелось. Третья взломщица, видимо, осведомленная о судьбе предшественников, пыталась вколоть ему снотворное, но он был быстрее. И она даже осталась жива, хотя и слегка подрана. К сожалению, о заказе она узнала через десятые руки, менталисты это подтвердили. И передавший заказ оказался мертв, когда за ним пришли ищейки.
        Следующих уже ждали, намеренно упростив задачу до примитивной. Необходимо было узнать, кому и зачем нужна подвеска, и обезвредить непосредственно заказчика. За артефактом один за другим шли жесткие профессионалы: пытались убить, пускали газ, проникали через окно, был даже один весьма неслабый маг-менталист, попытавшийся заставить короля самого отдать ему искомое. Но результат получался один - воры оказывались в камерах, к чести Бермонта, все живые, но никто ничего не знал. И Демьян начинал раздражаться.
        В стране и так было неспокойно - нежить в последний год словно взбесилась, иногда открывались пространственные переходы, и оттуда лезла такая мерзость, что стоило больших сил справиться с ней. Все это, очевидно, было последствием падения трона Рудлог - оно изменило баланс силы на континенте и не могло не сказаться на соседних государствах. Все как-то справлялись сами, но напряжение нарастало. Поэтому известие о том, что королевский дом Красного восстанавливается и наследница жива, стало для правящих монархов континента настоящим облегчением.
        Но теперь кто-то пытался расшатать его страну, и проблему нужно было решать.
        Появилась идея дать украсть Лунный глаз следующему исполнителю и проследить за ним, но это было очень рискованно. Сделать подделку? Обман раскроется у первого же специалиста, и подставу легко обнаружат, заказчик заляжет на дно - и цели попыток краж останутся непонятными. Отдать настоящий? Где гарантия, что очередной профессионал не перехитрит преследователей и не скроется с драгоценностью?
        На закрытом совещании с главами отделов охраны и безопасности решили попробовать договориться. Перекупить следующего, пообещать не только жизнь, но и в десять раз больше стоимости заказа, если тот подыграет им. И все бы шло по плану… если бы взломщиком не оказалась молоденькая девчонка, если бы она не стала прыгать по его спальне, как белка, заводя в нем зверя-охотника, если бы не пустила ему кровь, если бы от нее так не пахло адреналином, отчего по жилам побежали ярость и возбуждение.
        О том, что было дальше, он старался не думать, кривился, а в голове звучал плачущий голос: «Демьян, пожалуйста, нет!»
        Конечно, он узнал ее. Запах, голос, фраза - она так же кричала, сидя у него на холке много лет назад, только не от страха, а от детского восторга. А потом он увидел и ауру - когда девушка уже стояла у окна и вокруг нее светилось слабенькое, но очень живое пламя Рудлогов. Хорошо, что он догадался посмотреть. Чтобы убедиться. Потому что никак не укладывалось в голове, что светловолосая девчонка с короткой челкой, вечно разбитыми коленками, игривая, громкоголосая и смешная, стала воровкой. Ладно внешность - он видел старших Рудлог на коронации и знал, зачем и как они были изменены. Но сам факт… во что же она вляпалась? И знают ли сестры?
        Теперь ее срочно нужно было найти.
        Во-первых, он просто хотел увидеть ее снова.
        Во-вторых, подвеска осталась у него, а значит, исполнительницу за ненадобностью просто убьют.
        В-третьих, возможно, она сможет пролить свет на последние кражи и дать хоть какую-то информацию.
        Демьян созвал срочное совещание, приказал перекрыть границы и объявить о розыске темноволосой девушки по описанным приметам. Привлечь всех ищеек - пока кровь свежая, она им поможет. Если Полина в Бермонте - он найдет ее. А если нет… то придется встречаться с ней в Рудлоге. И он точно знал, что собирается ей сказать.

* * *
        Полли летела, пока были силы, пока сознание не начало двоиться, требуя немедленно перекинуться, чтобы не остаться крылатой навсегда. Она и так превысила все возможные ограничения, стараясь улететь подальше и от столицы, и от своего провала, и от страшного Бермонта. Он, конечно, узнал ее, она это поняла и теперь еще и переживала свой позор. Все-таки красть у того, кто не знает, кто именно у него крадет, как-то спокойнее для совести.
        Она так гордилась тем, что у нее есть своя тайна, что она взрослая, самостоятельная, что решит все проблемы семьи, и вот - первая сложная задача, и ей хорошенько повыщипывали перья.
        Девушка заметила внизу какое-то поле с одинокой постройкой, расположенное в очередной долине; начала снижаться, высматривая в чуть рассеявшейся перед восходом темноте людей, которые могли ее засечь. Никого не было, урожай уже убран, и валы земли тоскливо смотрели в небо, ожидая следующего плодородного года.
        Полли все-таки шмякнулась на землю от усталости, прямо в грязь, полежала, открывая и закрывая клюв, собралась, перекинулась. Побрела к постройке, утопая во влажной земле. Шаталась - рука и бок были порезаны осколками, и раны еще кровили, хотя обычно при обороте исчезали и синяки, и царапины.
        Постройка оказалась маленькой развалюхой, служившей хранилищем инструментов и, наверное, временным пристанищем для владельцев поля. Во всяком случае, тут был топчан, укрытый серой простыней, и грубо сработанный столик рядом с ним. И даже какие-то консервы, и бочка с дождевой водой снаружи. В углу была свалена драная и грязная одежда - Полина долго возилась, пытаясь найти что-то приемлемое, но так и не смогла. Уже не обращая внимания на грязь, разодрала простыню, перевязала себя, как получилось, укуталась в остатки ткани, поджала ноги и постаралась уснуть. Как жаль, что нет ее одежды. С другой стороны, в нынешнем состоянии она все равно не смогла бы проконтролировать ее сохранность при обороте.
        Было очень холодно, уйти в сон не получалось, зато получалось жалеть себя. И угораздило же ее так глупо попасться! Ведь она хорошо подготовилась, как же так?
        Она получила задание перед поездкой с группой на вулкан. Учитель рекомендовал не торопиться: был важен результат, а не срок. Все шло по плану. Полли, как и всегда, тщательно изучила доступную информацию про Бермонт, которой было крайне мало - самая закрытая страна континента неохотно делилась секретами.
        Руководитель студенческой группы объяснял, что страна, большей своей частью расположенная за Северным полярным кругом и граничившая с Рудлогом на юге, практически вся находится на древнем, смятом тектоникой кристаллическом гранитном щите, который на севере соприкасался с морем и распадался на многочисленные острова и островки. Несмотря на расположение, государство не было замерзшим - сказывалась близость теплых морских течений.
        На юге Бермонта находились Северные горы, отделявшие страну от Рудлога. Собственно, и само название «Бермонт» переводилось как «Медвежьи горы».
        Правда, ни одного медведя студенты не видели, хоть и находились в тех самых горах больше месяца.
        Именно там, у самой границы, дружно и весело работала их группа, несмотря на то что условия были самые спартанские - связь с миром только через рации, сон в палатках, еда на костре, вода из ледника, языком спускавшегося в долину километром левее. Ближайшее поселение - в нескольких десятках километров от места стоянки. Вся походная романтика в полном объеме. Экспедиция была согласована с властями, и все равно, несмотря на это, группу долго мурыжили на границе, перепроверяли информацию. Но руководитель был настойчив и вежлив, и их все-таки пропустили.
        Именно там, в горах, на фоне заснеженных могучих пиков пыхтел проснувшийся вулкан - по всем параметрам неспешно готовилось сильное извержение, почва поднималась, нагревалась, налет серы испарялся, дымили прорезавшиеся небольшие купола у основания.
        Руководитель, опытный и много лет возивший на практику группы, понимал, что полтора месяца на дикой природе нужно разбавлять другими впечатлениями, и поэтому заранее договорился об экскурсии по столице страны. Для того чтобы попасть туда, пришлось сначала полдня спускаться в долину, затем долго шагать до дороги, где их ждал автобус. Однако это не остановило жаждущих новых впечатлений студентов.
        Но, увы, впечатления оказались смазанными: их быстро провезли по улицам, показали королевский дворец, позволив побродить вокруг около часа, провели по музеям и отвезли обратно.
        Столица Бермонта, Ренсинфорс, была совсем обычной: большая, с массой спешивших людей, цветными домами и преимущественно хвойной растительностью, неровная - дороги то опускались вниз, то поднимались вверх. Сказывалась гористая местность.
        Полине экскурсия была полезна - она запоминала расположение улиц, сверяла их с картой, высматривала высокие дома, разглядывала крыши. Обошла вокруг королевского дворца, построенного из серого камня прямо на скале, с маленькими окнами и дорогой, упирающейся прямо в скальное основание. На башнях трепетали знамена Бермонтов - бело-зеленые полотнища с фигурой черного медведя на фоне короны.
        А спустя несколько дней Полли оставила записку руководителю, что должна срочно уехать, и сбежала. Если бы все получилось, можно было бы и не возвращаться в университет.
        После своего побега с вулкана, отойдя подальше от спящего лагеря, она обернулась в свое крылатое альтер эго и полетела к дальним сопкам в предгорьях. Приметы ей описали хорошо, и у подножия одной из них она нашла тайник с деньгами, одеждой по размеру, забитым рюкзаком и всякими приятными и необходимыми мелочами, спрятанными в тайные кармашки и подкладки. В ее деле инвентарь был главным. Что бы ни говорили, без хорошего снаряжения даже самый ловкий человек не мог бы выполнять ту работу, что делала она.
        Затем она долго шла пешком, с перерывами и отдыхом в пустынных местечках, коими изобиловал Бермонт. Дошла до какого-то поселения, села на автобус в столицу. Туда Полина добралась на третьи сутки после своего ухода от группы. Много бродила по кривым улицам и переулочкам Ренсинфорса, отмечая тупики, гуляла по дворам - проходным и нет, - а иногда и по крышам. Особенно по крышам домов, окружавших замок королевской семьи Бермонт. Собственно, на одной из них Полли и обосновалась, ночуя на чердаке, питаясь сухпайком и прячась от жильцов. Можно было снять номер в гостинице, но это означало оставить след. А ее учили, что следов должно быть как можно меньше.
        План дворца Полине тоже передали, и она сверяла его с возвышавшейся в отдалении громадой. И, хмурясь, находила несоответствия. Серьезные несоответствия.
        Ей бы предварительно попасть внутрь, присмотреться, понять, как что расположено, наметить пути отступления. Изучить систему охраны, движение патрулей, понять, кто где живет. Но лишнее проникновение - лишнее привлечение к себе внимания. Приходилось действовать на свой страх и риск.
        Вот Полли и рискнула, понадеявшись на удачу и на то, что провалов у нее до сих пор не было. Но все бывает в первый раз, увы. Жаль, что первый раз случился именно на этом задании. Жаль, что она была так самонадеянна.
        Полину стала колотить дрожь, сильно ныли раны, и она, преодолевая брезгливость, все-таки перенесла кучу одежды на топчан, закуталась в нее. Стало чуть теплее, и она заснула.
        Следующие несколько дней Полина не запомнила. Раны воспалились, покраснели, стреляли болью. Ее лихорадило, тело то горело огнем, то било ознобом, холод тоже сыграл свою роль - она начала кашлять, заходясь длительными приступами и чувствуя, как мучительно болит где-то под ключицами.
        В редкие моменты просветления Полина пробовала перекинуться, но сил не хватало. Держась за стены, добредала до бочки с водой и буквально лакала оттуда - нужно было использовать обе руки, чтобы не упасть. У нее не имелось того, чем можно добыть огонь, и того, чем открыть банки с консервами, и принцесса долго колотила по одной из банок ржавыми граблями, пока та не лопнула. Но съесть содержимое Полина так и не смогла - оно явно было просроченным.
        Во рту постоянно стоял привкус крови, желудок болел от голода, ее ломало, выкручивало жилы, и сил не было даже рыдать. Полли много спала, но сны были невнятные, болезненные, они играли с подсознанием, иногда возвращавшим ее в спальню Демьяна Бермонта. В них он жестко рвал ее на части клыками, и она кричала и захлебывалась, а тело отдавало лихорадочной болью и жаром. Или, наоборот, гладил, и целовал, и смотрел своими темными глазами, и она задыхалась, чувствуя боль за грудиной, и жадно ловила ртом воздух. Или кружил ее, взяв за руки, как в детстве. А может, это просто кружилась измученная болезнью голова.
        Много лет назад, когда королевский дом Бермонт приехал к ним с визитом, Полли как-то сразу прониклась к Демьяну любовью. Ей было восемь, ему - восемнадцать, но это не мешало маленькой Пол бегать за ним хвостом, кричать дразнилки, требовать себя катать и развлекать. Он поначалу избегал ее, но потом, видимо, понял, что это его персональный демоненок, и принял свое превращение в большую игрушку с несвойственным королевским особам смирением. А как тут не смириться, когда она, в очередной раз догоняя наследного принца соседнего государства в парке, с разбегу обхватывала руками-ногами его ногу, висла на ней, закрывала глаза и кричала, что не отпустит, пока он с ней не поиграет.
        Да, ну и чудовищем же она была!
        Через год она узнала, что ее личная игрушка готовится стать королем Бермонта. Отец Демьяна погиб в горах, и наследнику пришлось принять на себя всю полноту власти.
        Мама не взяла Пол на коронацию, строго объяснив, что умрет со стыда, если дочь там что-нибудь вытворит, и четвертая принцесса рыдала, умоляла, клялась быть хорошей девочкой, но королева была неумолима. Одно дело - прыгать на спину молодому парню, пусть и наследному принцу, и совсем другое - королю. Так можно и дипломатические отношения порушить, а Бермонт и так был специфическим соседом.
        Пол долго не успокаивалась после, дулась на мать, и только обещание взять ее с собой в Бермонт, когда она начнет выезжать в свет, примирило ее с ситуацией.
        Но, увы, сбыться этому не было суждено.
        Могла ли она подумать, что они встретятся вот так?
        Боги, как же стыдно!
        Полина просыпалась, лежала, слабенькая, скорчившаяся, и думала. Хотелось, чтобы все это быстрее закончилось. Но только бы не умереть здесь, одной, среди этой грязи и вонючей одежды. Как расстроятся сестры и отец! Если ее найдут когда-нибудь, конечно.
        Была какая-то горькая справедливость в том, что она, Полина Рудлог, никогда не задумывающаяся о смысле жизни, вдруг страстно захотела жить. А может, это наказание за грехи? Хотя… ну не считала она страшным грехом украсть у богача одну из многочисленных цацек. Она же не у сирот крала и не у детей последнее отбирала. Наоборот, часть «заработанного», пусть не очень большую, отдавала в приют для бездомных. И собачек подкармливала, и котов уличных. И была у нее старенькая бабушка, жившая неподалеку от университета, которую девушка тоже «подкармливала», как могла.
        Полли вдруг подумала: она будто пытается доказать небу, что не такая уж плохая, и устыдилась. Снова закашлялась, глядя в потолок постройки сухими воспаленными глазами.
        Весомая доля заработанного уходила на оплату учебы. Да, она поступила на бесплатное. Это было здорово, потому что семья в то время жила только на помощь от Васюты и Мариана да своим хозяйством. Ангелина и отец пахали как проклятые, чтобы накормить младших, но еды всегда было в обрез. И Полина понимала, что тот мешок картошки, который она заберет из дома в общежитие, вполне возможно, станет для семьи критическим.
        Маришка только-только закончила учебу в колледже и работала на скорой, но там платили такие крохи, что ей хватало только на проезд и обеды. И все равно она пыталась помочь, отдавала что-то отцу, что-то Полине. Сама была страшная, тощая, с впавшими от недосыпа глазами. Впрочем, Пол скоро стала выглядеть так же.
        В общежитии жили разные студенты, но в основном не голодающие. Они приезжали после выходных с тяжелыми сумками продуктов, легко могли позволить себе и первое, и второе, и десерт. Соседки пили при Полине чай, угощали ее сладким, а она на последние деньги покупала дешевые сушки, тоже выставляла на стол и врала, что очень уж их любит, поэтому ничего другого не покупает. У нее даже прозвище появилось - Сушка.
        Поняв, что долго так не продержится, Полина стала искать работу. Брали неохотно, но в конце концов она все же устроилась официанткой, работая два через два. Там можно было и покушать, и подзаработать на чаевых, но начала страдать учеба. Сил и времени на домашние задания не хватало, преподаватели косились из-за пропусков и ставили незачеты. Единственное, что она никогда не бросала, - спорт. В университете были бесплатные секции, и там, на брусьях или на скалодроме, она забывала обо всем на свете.
        А еще ей было легко дома. Дома она говорила, что все в порядке. Тоже врала, конечно, - врать оказалось удивительно просто.
        Первую же сессию Полли не сдала. Встал вопрос о переходе на платное отделение либо о возвращении в Орешник, на шею Ангелине. Семестр даже на не самом популярном факультете стоил больше ста тысяч руди. Безумные деньги для их семьи.
        Она не представляла, как приедет домой и скажет, что больше не учится. Особенно после того, как она красочно расписывала свои успехи и восторги преподавателей по поводу ее почти гениальности.
        Вот тогда и появился Учитель. Точнее, сначала к ней подошел преподаватель по самообороне, с которым у Полины были немного приятельские отношения и который был в курсе ее затруднений. Подошел и намекнул, что есть человек, который знает о ее спортивных успехах и заинтересован в том, чтобы девушка работала на него. И что, если она согласится, денег ей хватит и на учебу, и на нормальную жизнь.
        На следующий день она была обязана съехать из общежития и забрать документы. Поэтому выбора особо не было. Пол взяла адрес и пошла наниматься на работу.
        На вывеске, украшавшей солидное здание, значилось, что здесь находится охранное агентство. Офис оказался богат и современен, секретарши были улыбчивыми, проходящие мимо люди - хорошо одетыми и спортивными. Полину провели мимо тренажерных залов с высокими окнами, выходившими в коридор, мимо бассейнов и тиров. И везде тренировались стажеры!
        Все показалось очень классным. Все так ей понравилось! И директор понравился. Сказал, что хороших охранников не хватает, а на охранниц вообще особый спрос. Что поможет с учебой авансом, а она потом отдаст из зарплаты. Что она сможет тренироваться по особым программам, в любое время суток, и не будет нуждаться в деньгах. И что сопровождение клиентов в будущем не займет больше одного-трех дней в неделю, а вот выгода от этого просто нереальная.
        Она «тренировалась» в агентстве полгода, пока не выяснилось, что охрана является прикрытием для другой, не совсем законной деятельности. Полина была должна много денег, и ей доступно и спокойно объяснили, какие у нее есть варианты. И предложили заключить контракт. Ее учат «мастерству», а она отрабатывает пять лет, имея достойную долю от украденного. А потом, если захочет, сможет уйти. Или остаться.
        Не сказать, чтобы Полли сильно страдала морально. Что ни говори, день, когда ты питаешься досыта, очень наглядно доказывает свое преимущество перед днем, когда ты ложишься спать голодной. Тем более что крали они у очень богатых людей. Таких богатых, что непонятно было, зачем им все это. Иногда казалось: унеси воры даже половину нажитого у очередного богатея, и тот не заметит.
        Некоторые и не замечали.
        Со временем задания стали сложнее, но Полли вошла во вкус, тем более что у нее появились свои секреты, которые она не светила перед Учителем. Она поверила в свою удачливость и неуязвимость. Иногда приходилось красть у тех, кого она смутно помнила по королевскому двору, и тогда Пол испытывала что-то вроде удовлетворения. Будто это была ее маленькая месть за переворот и маму.
        Родным Полина наврала, что нашла вечернюю работу, поэтому помогать ей больше не надо. И мечтала, что когда-нибудь «поднимет» такой заказ, что младшим никогда не придется жить так, как жила она или Марина.
        А уж как им объяснить внезапно свалившееся богатство, она придумает. Пол вообще много придумывала.
        Но теперь нужно было завязывать с конторой, потому что она дала слово Великой Матери и не могла не сдержать его. Полли понимала: вряд ли ее отпустят с миром, тем более после провала. И в те минуты, когда ее состояние позволяло думать, - думала. И мысленно готовилась к бою за свою свободу.

* * *
        Демьян Бермонт мрачнел с каждым днем. Почти неделя прошла с момента появления Полины Рудлог в его спальне, но ни ищейки, ни полиция не смогли раздобыть хоть какую-то информацию о нынешнем местонахождении девушки. Запаха ее не было ни в городах, ни в поселениях, и никто ее не видел.
        Зато нашлись свежие следы, которые вели на одну из крыш. Там и был обнаружен тайник с неброской одеждой, деньгами и документами на имя Полины Богуславской.
        Стыдно сказать, он едва заставил себя отдать ищейкам ее вещи.
        То ли принцесса где-то затаилась и выжидала, то ли уже ушла через границу. Демьян решил попробовать разузнать о ней у Василины на Международном королевском совете. Но осторожно - новая королева не должна понять, что он с Полей встречался совсем недавно. Не хотелось бы, чтобы стали известны подробности.
        И заодно можно было решить необходимый вопрос.
        Василина была спокойна, упомянула о том, что Пол учится и не собирается «светиться» при дворе, и Демьян, получив хотя бы эту зацепку, приказал поискать по учебным заведениям столицы Рудлога студентку Богуславскую. И при этом действовать крайне осмотрительно, чтобы не привлечь внимание хитреца Тандаджи. Все-таки действия агентов одного государства по поиску принцессы другого были вполне в сфере интересов органов государственной безопасности.
        Еще через неделю пришла информация - искомая студентка учится на третьем курсе Университета землезнания и природопользования и вместе с группой полтора месяца назад уехала в Бермонт исследовать вулкан. Но не вернулась.
        А еще через день королева Василина-Иоанна попросила его о срочной личной встрече. На этот раз она была с мужем, который удивительным образом оказался носителем сильнейшей берманской крови. Вот с ним они бы могли найти общий язык. Но что он мог сказать Василине?
        - Демьян, - говорила королева, - я вынуждена просить тебя о помощи в очень деликатном и важном семейном деле. Вчера стало известно, что моя младшая сестра Полина не вернулась с гор Бермонта, где она была на практике с университетской группой. Мы ничего не знаем о ней. Прошу тебя, организуй поиски. Я обещаю, что Рудлог не останется в долгу.
        Он не высказал удивления, но его от него и не ждали. Поколебался какую-то долю секунды и спокойно ответил:
        - Василина, разумеется, я тебе помогу, и ни о каких долгах речи идти не может. Семья превыше всего, и я знаю, что ты ответила бы тем же, если бы дело касалось кого-то из моих родственников.
        - Спасибо. Я была в тебе уверена, Демьян.
        Королева Рудлога смотрела на него с благодарностью, ее муж - внимательно и оценивающе, и Бермонт продолжил:
        - Но мне, сама понимаешь, нужна информация. Все, что вы можете сообщить о ней. Фотографии, приметы, привычки, желательно личные вещи для ищеек. Сведения о ее группе и месте их стоянки, о маршрутах их движения. Если она все еще в Бермонте, я найду ее.
        Василина подняла голову, посмотрела на Байдека, и тот кивнул.
        - Вам все предоставят в ближайшее время, ваше величество.

* * *
        В это время Полина, ослабевшая и непрерывно сипло кашляющая, поднялась на дрожащих ногах и снова побрела к бочке с водой. Снаружи моросил дождик, но холодные капли словно не долетали до ее пылающего тела. Она сделала несколько глотков, держась за бочку, повернулась. В глазах поплыло, и девушка свалилась на землю, заходясь в кашле. И потеряла сознание.
        Как узнать, чем божье провидение отличается от счастливой случайности? И есть ли вообще эта разница? Буквально двумя часами ранее владельцу поля, выгодно продавшему свой урожай, пришло в голову, что надо бы съездить к своим владениям, прибраться в домике, пожечь тряпки да заколотить его на зиму. Он взял с собой старшего сына, уселся в старенький трактор, и они долго тряслись по корчам и грязи, но, на удивление, ни разу не застряли и не утопли меж земляных выворотов.
        Рядом с домиком они обнаружили исхудавшую, мелко и хрипло дышащую девушку, замотанную в драную простыню. Постояли немного в изумлении, почесали в головах, натянули на нее куртку сына, прикрыли курткой отца, усадили в трактор и повезли в ближайший лазарет. В их глуши он был только один - при закрытой женской обители Великой Синей Богини. Там они и передали свою находку в мягкие и сильные руки обитательниц храмового комплекса.
        Знали ли эти простые и честные люди, что тем самым выполняют волю Богини? Вряд ли. Но факт остается фактом: с той поры эта семья не ведала несчастий, а уж урожай они собирали такой, что все соседи только диву давались.
        Часть 2. Глава 2
        Середина октября,
        Иоаннесбург
        Светлана Никольская
        Духовники рассказывают, что изначально, когда мир был только создан, боги все вместе правили круглый год. И была из-за этого ужасная неразбериха: то в январе яблоня зацветет, то в августе снег выпадет.
        Поэтому боги решили поделить сезоны между собой. И теперь с октября на два месяца вступала на небесный трон Богиня-Вода. Природа плакала свои гимны в ее честь, но слезы постепенно иссякали, чтобы к декабрю превратиться в снег, укрывающий подножие трона Черного Жреца Смерти. Его самого на троне не было, а где он был - рассказывать священники боялись. Или не знали. Ночи в этот сезон были самые долгие и темные, люди погружались в тоску и уныние, и словно напоминанием о вечности светили в холодном небе замерзшие звезды.
        На смену Черному Жрецу приходил Белый Целитель Жизни, который помогал пережить февраль и готовил мартом землю к возрождению. Смерть и Жизнь всегда шли рядом, и в эти сезоны почему-то зачиналось больше всего детей.
        Апрель встречал нежным цветом зелени, и по расцветающим садам любил задумчиво бродить Желтый Ученый Разума, то охватывая весь мир своими дивными узкими очами, то часами любуясь на цветущую нежно-розовой дымкой вишню. Говорят, у йеллоувиньцев есть даже праздник цветения вишни, на котором они, подражая своему божественному покровителю, целыми семьями созерцают мимолетную красоту волшебного дерева.
        С июньской жарой вступал на два месяца в свои права ретивый и яростный Красный Воин-кузнец. Это были месяцы гроз и пожаров, изнуряющей жары, которую могла остудить только Богиня-Вода, живущая в этот сезон со своим грозным супругом в его великолепном дворце. Красный никогда не хотел ее отпускать вовремя, и поэтому жара часто задерживалась и на сезон кроткого и работящего Зеленого Пахаря Земли, под песни о котором люди собирали урожай, играли свадьбы и желали ему выцарапать-таки свою супругу из рук Красного ревнивца. Иногда он так и делал, приняв атрибуты Хозяина лесов, могучего Великого Бера, и тогда отступал даже Воин - не из страха, а из уважения к равному.
        Заканчивался сентябрь, и опять плакала Богиня-Вода в своем дворце, не пуская к себе никого из своих братьев-супругов. И это никого не удивляло. Должна же женщина иметь возможность хоть иногда побыть в одиночестве и поплакать.

* * *
        - Дочка, ты только не переживай, не надо! - мама погладила Свету по голове и налила еще чаю.
        - Да воспитаем мы, куда денемся, наша же кровушка, - добродушно поддержал отец, пододвигая Свете спелое яблочко. - Кушай, дочка, хорошо, витамины ешь! Для внучка не жалей!
        Ранним утром дождливого октябрьского четверга Света узнала, что беременна. И несмотря на то что ждала этого, и хотела, и подозревала еще тогда, когда никакие тесты не могли показать, новость все равно была ошеломляющая. То ли прыгать, то ли плакать.
        У нее внутри, теперь уже точно, рос крохотный малыш. Или малышка. И он, или она, или - а вдруг?! - они! - обязательно родится похожим на Четери. И, в отличие от не сдержавшего слова дракона, летающего непонятно где, всегда будет с ней.
        Вот теперь опять захотелось плакать, но Светлана не стала, чтобы не расстраивать родителей. Они не моргнув глазом выслушали новость, засуетились, заохали. И ни слова упрека. Все-таки ей с ними очень повезло.
        - А отцу-то сообщать будешь? - спросил папа, ненавязчиво ставя перед ней блюдце с творогом. - Обрадуется небось.
        - Отец далеко, пап, - со вздохом призналась Света. - И вряд ли приедет сюда снова.
        - Тем лучше, - преувеличенно жизнерадостно заявил старый инженер, - значит, останетесь с нами.
        - Светочка, - забеспокоилась мама, - время, время, в школу опоздаешь!
        Света вскочила, засобиралась и уже на выходе, не сдержавшись, расцеловала обоих своих стариков. Они, конечно, все обсудят без нее, серьезно и спокойно, чтобы любимая дочка не переживала лишний раз. Беречь друг друга было нормой в ее семье.
        Светлана, погоревав несколько дней, устроилась на работу в местную школу - вот и пригодился диплом историка. Кроме истории, ей предложили вести уроки иностранных языков - работа в гостинице предполагала их знание, а с методикой подсобила завуч. В школах спальных районов учителей не хватало, а Свете очень не хватало работы, которая помогла бы забыться. И пусть деньги были небольшие, но были ведь!
        Ей приходилось постоянно ходить в брючных костюмах, чтобы скрывать браслет на ноге. Но она даже привыкла как-то к нему и не обращала внимания.
        Из вотчины страшного Тандаджи ее больше не беспокоили, дети оказались не ужаснее капризных туристов. А то, что сердце ныло от тоски по невыносимо требовательному и поглотившему ее без остатка дракону, - так это ничего. Зато у нее есть воспоминания. Воспоминания и сны.
        Сны к ней приходили удивительные. Она даже стала записывать их, чтобы понять, разобраться. Уж очень реально все было. Все время один и тот же засыпанный песком город, и Света, почему-то огромного роста, бродила по нему, стряхивая ладошками песок с крыш и мостов, пытаясь пальцем проковырять старые забитые колодцы. Она дула на песок изо всех сил, поднимая столбы пыли. Раздраженно пинала барханы. Заглядывала в окна домов.
        Света даже ухитрилась составить план этого города - сказалась привычка систематизировать и удерживать в голове информацию. Пыталась понять, в какой части света он расположен. Вспоминала о том, что ей рассказывали драконы, и уже поверила, что это один из засыпанных городов в Песках. Но зачем раз за разом сны приводили ее сюда - понять она не могла.
        Периодически ей снился Чет. Он смотрел на нее, непривычно серьезный, и что-то говорил, но она видела лишь движение губ и не слышала слов. Пыталась пробиться к нему, хотя бы во сне, но вязла, останавливалась, сердито и зло ругалась за то, что он оставил, не вернулся, что вообще появился в ее жизни. И просыпалась.
        Были и другие сны, горячие и нежные, в которых он склонялся над ней, скользя по ее телу своими длинными волосами, жадно целовал, так знакомо и так знающе касался, заставляя Светлану дрожать и желать. Двигался вместе с ней, так же резко, как и всегда, требовал смотреть в глаза, сжимал жестко и сильно, и она взрывалась, хватаясь за него и пытаясь не отпускать, удержать.
        Но не получалось.
        А иногда снились совсем обычные вещи - полянки, луга, работа, знакомые, и тогда Света отдыхала от переживаний и высыпалась.
        Она закончила вести уроки и вернулась домой. Открыла дверь ключом, прислушалась. В квартире что-то шуршало, лилось, звенело. Пахло водой и чистотой. И чем-то вкусным.
        Выглянул из кухни краснолицый папа, смущенно махнул тряпкой.
        - Мы тут с мамой порядок решили навести. Давай переодевайся - и к столу.
        Квартира была отдраена до неприличия. Родители никогда не были фанатами идеального порядка, философски рассуждая, что пыль все равно накопится, а спины не железные. Но сейчас все просто сверкало. Даже люстра в гостиной, которую на ее памяти никогда не снимали, блестела как новенькая.
        Мама мыла окна и что-то напевала себе под нос. Перехватила взглядом рванувшуюся помочь Свету, погрозила пальцем:
        - А ну не выдумывай! Быстро есть. Я уже заканчиваю.
        За обедом обсудили всё. Начиная с того, кто будет - мальчик или девочка, - заканчивая выбором имени, где будем ставить кроватку и какой фирмы подгузники лучше брать. Света наблюдала, как сходили с ума ее внезапно ожившие и разом помолодевшие старики, и отчетливо понимала, что она все равно бы не улетела со своим драконом. Просто не смогла бы их оставить.
        - Да, - вспомнила вдруг мама, - я тут твою постель перетряхивала, матрас выбивала. Нечего пылью дышать. И смотри, что нашла. Между стенкой и кроватью завалился. Прелесть какая. Откуда, Светочка?
        На ладони мамы подмигивал ей ледяными бликами тонкий серебряный ключ.
        - Это подарок, - сказала она внезапно севшим голосом. - Я и забыла про него совсем, мам.
        Ключ Света повесила на шею на цепочку к шестиугольному знаку богов, и после, проверяя тетради, готовясь к завтрашним урокам, моясь в д?ше, постоянно чувствовала, как он холодит ей кожу.
        А ночью Светлане снова приснился город. Только она была не одна. Рядом с ней стояла маленькая и хрупкая Богиня-Вода в какой-то синей накидке, с босыми ногами, и задумчиво смотрела на засыпанные крыши, розоватые в свете просыпающегося солнца.
        - Долго же ты, - ворчливо сказала она, чуть не притопнув ножкой. - Хорошая девочка, но непонятливая. Не веришь себе?
        Свете было стыдно, хоть она и не знала за что.
        - Я так любила бывать здесь, - говорила Богиня, мечтательно улыбаясь. - Здесь была такая река, что можно было вытянуться, растечься, покачаться, поиграть в русле, достать до океана. Самая большая река была! И вот, мужская дурь - и нет моей реки. А надо, чтоб была! Поняла? - строго спросила она у слушающей ее девушки.
        - Нет, - честно ответила Света.
        - Поймешь, - отмахнулась Богиня. - Я-то думала, что и не понадобится, но ведь упрямые эти Красные, даром что женщины. Я уж было обрадовалась, что смягчится кровь, - ан нет, тело женское, дух ретивый.
        Светлана ничего не понимала, но вежливо слушала. Не ругают больше, и ладно.
        - Так что давай, девочка, не расстраивай и ты меня, - наставительно произнесла Вода. - В тебе любви много, знаешь, что делать. Подарок заслужила честно, сумей использовать.
        - А можно прямо сказать, что нужно сделать? - жалобно спросила Светлана. - Я сделаю, только я вас не понимаю совсем.
        Маленькая Богиня печально покачала головой.
        - Прямо - нельзя, девочка. Нельзя. Я и так нарушаю, но сезон мой, может, и обойдется. Что делать, если мужчины у нас такие сильные, но такие глупые?
        Синяя поковыряла пальцем ноги сыпучий песок, повздыхала и рассыпалась росой, разлетевшейся над городом и зажегшейся в лучах восходящего солнца тысячами крутобоких радуг.
        Ангелина
        Первая принцесса дома Рудлог проснулась в незнакомых покоях и долго лежала, совершенно разомлевшая, разглядывая обстановку и ощущая себя непривычно легкой. Будто долгое время она тащила на себе глыбу забот, тревог, невыплаканных слез и несказанных слов и в один момент освободилась от них.
        Даже тело казалось каким-то мягким, словно все мышцы расслабились, перестали скручивать ее жестким корсетом.
        Совсем не было жарко, хотя солнце уже светило в окна, и не было желания встать, воздеть привычные доспехи и срочно начать что-то делать.
        Ей было хорошо.
        Было бы еще лучше, если бы не воспоминания о вчерашней истерике. Но даже к этому Ани сейчас относилась как-то философски: ну что же… с ней бывало и ранее.
        И она даже не собирается думать о том, как посмотрит в глаза Владыке города. Пусть он думает. Провокатор и манипулятор.
        В покои тихо заглянула служанка, увидела, что госпожа проснулась, и почему-то шепотом спросила, подавать ли завтрак.
        - Сначала я хочу поплавать, - сказала Ангелина, опуская босые ноги на пол, - покажи мне, где купальня.
        Эти покои были очень похожи на те, которые она разнесла, но более строгих линий и без обилия цвета и золота. Спокойные ореховые и бежевые тона, светлые занавески, теплый пористый пол из неизвестного материала.
        Служанки, раскладывающие ее одежду в гардеробную, расставляющие цветы и украшения, просто-таки излучали почтительность. Поздоровались хором, опустив глаза в пол, и зашуршали еще старательнее.
        Открытый бассейн здесь тоже был, и Ани долго плавала голышом, радуясь оживающему телу, затем забралась в купальню с горячей водой и позволила Сурезе вымыть себе голову, а затем и вовсе согласилась на мыльный массаж, после которого почувствовала себя совершенно счастливой.
        Темноволосая женщина, глядевшая на нее из зеркала, пока служанка ровняла ей волосы и расчесывала их, улыбалась. И лицо ее было безмятежным.
        - Сафаиита, - наконец заговорила все это время о чем-то размышлявшая Суреза, - вы бы не ходили здесь в бассейн голой. Это мужская половина.
        Значит, вот куда ее перенесли.
        - А что же ты сразу не сказала, Суреза?
        Служанка замялась.
        - Не хотела мешать вам отдыхать, госпожа. Мы сразу побежали смотреть, чтобы никто не подошел. Господин был бы в ярости, если бы вас кто-то увидел.
        - В ярости? - Ани подняла брови. - Нории не показался мне способным на ярость.
        - Да при чем тут вы, госпожа? - искренне удивилась расслабившаяся малита, аккуратно расчесывая ее волосы. - Плохо было бы тому, кто посмел посмотреть.
        Ангелина пожала плечами, не став продолжать разговор. Настроение было великолепным.
        Она все сможет. Все будет хорошо.
        После завтрака Ани вышла в парк, прогулялась до женской половины. Посмотрела на дело рук своих и пошла дальше. Деревья вокруг ее бывших покоев были согнуты и поломаны, везде лежали сорванная листва, сучья, стволы. Слуги рубили и пилили останки погибших от ее несдержанности деревьев и о чем-то звонко переговаривались, но при ее появлении сделали скорбные лица, замолчали, опустили глаза. Однако и напугала же она их.
        Зато розарий был цел, не считая нескольких полегших цветков, и принцесса, полюбовавшись немного на белые, даже чуть зеленоватые бутоны и пышно раскрывшиеся цветки, сорвала один. И, вдыхая свежий аромат, отдающий медом, вишневым вареньем и чуть-чуть - теплым молоком, пошла в город.
        Стражник на воротах пропустил ее без слов, и Ангелина прошлась по центру, внимательно рассматривая здания, отмечая попадающиеся управы и службы. Снова говорила с людьми, которые, в отличие от дворцовых, еще не знали, что ее нужно бояться, и охотно делились своими радостями и проблемами. Зашла в храм, но боги молчали, и Красный упрямо смотрел поверх нее, замахиваясь своим молотом и не отвечая на ее вопросы.
        И вернулась во дворец.
        Задумавшись, прошла в свои старые покои, некоторое время понаблюдала за восстанавливающими их работниками и пошла обратно. В коридоре ее перехватили явно дожидавшиеся Ангелину девушки из гарема во главе с блестевшей глазами Зарой, снова зазвав к себе.
        Обедали жены Владыки все вместе, в большом зале, укрытом коврами и заставленном столиками, ломящимися от еды, и это забавным образом напоминало обеды в школьной столовой. Если представить себе, конечно, что ученики могут есть, развалившись на тахтах и подушках, пить вино и бесконечно болтать. Впрочем, в последнем школьники мало отличались от обитательниц гарема.
        При ее появлении снова установилась уже привычная тишина, но любопытство быстро взяло верх, и девушки снова заговорили все одновременно.
        - А что это вчера было?
        - Вы так рассердились на господина?
        - Владыка все равно сильнее, раз вернул ее…
        - Ну он же мужчина….
        - Вы волшебница, да?
        - А можете снова ветер сделать?
        - Мы так боялись, что не спали всю ночь!
        - Мы и сейчас вас боимся!
        - Возьмите персики, очень вкусные!
        - Не сердитесь, - тихо сказала Зара ей, - они такие трусихи, но с самого утра требовали, чтобы я нашла вас и привела поговорить. Очень уж любопытные женщины. Хоть и боялись, а уже хотели к вам идти, на мужскую половину. Еле отговорила.
        - Я не сержусь, - улыбнулась Ангелина и откусила расхваленный персик. Он действительно был очень сладким. - Девушки, - решительно произнесла она, и в «столовой» установилась мертвая тишина, - давайте все-таки по порядку. Всего я вам рассказать не могу, - любопытные глаза блестели, но «жены» с пониманием таинственно закивали, - но на несколько вопросов отвечу. Я не волшебница, но иногда, когда расстроена, случается то, что вы видели.
        - А мама моя посуду бьет, если злится, - пискнула одна из молоденьких девчонок.
        - А моя полы моет, - подхватила другая.
        Школа, как есть школа.
        - Так что не нужно меня бояться, - добавила Ангелина. - Вы же меня не расстраиваете.
        Девушки кивали с облегчением.
        - Мы думали, вы сердились потому, что господин позавчера взял себе женщин на ночь, - вдруг сказала одна из них. - Вы говорили, что у вас это не принято.
        А, вот оно что.
        Вот почему ее не схватили сразу же.
        Гарем выжидательно смотрел на нее, кто-то опускал глаза. Бедные восточные женщины.
        - Нет, - ответила она твердо, - вы тут ни при чем. Просто он хочет того, чего не хочу я. А я хочу того, чего не хочет он.
        Слишком сложно. Гаремные дивы задумались, и только Зара вдруг закивала.
        - Вы ему подходите, - сказала она. - Вы - буря, он - небо.
        Теперь пришла пора принцессы не понимать.
        - Это стихи такие, - девушка увидела ее недоумение. - Из старой сказки про небесного батыра и деву моря.
        Зара задумалась, потом стала говорить немного неуверенно - видимо, переводя и стараясь, чтобы это звучало поэтично:
        Бурею ты разольешься, а я небом тебя укрою,
        Мглою ты развернешься, а я звездами сдержу тебя и луною,
        Бушуй, бушуй, жена моя ясноглазая, синеокая,
        Бушуй, изливайся, кипи, моя разная, широкая, глубокая,
        Ведь знаю я, что к утру
        Ты будешь под дугой небосвода покорна и тиха,
        Уставшая, придешь ко мне, отразишь меня,
        Прильнешь ко мне, жена моя,
        Бушуй, любимая, время есть до утра.
        Все молчали, вздыхая. Ангелина к поэзии была равнодушна, а к любовной - тем более, но вежливо улыбнулась, поблагодарила.
        Дальше общения не получилось, девушки начали наперебой читать стихи, а она молча обедала и поощряюще кивала. Это было привычно.
        Зара напросилась с ней посмотреть покои; остальные были то ли слишком ленивы, то ли все-таки робели, но присоединиться не посмели.
        Девушка, легко шагая рядом с ней, молчала и о чем-то напряженно думала.
        - Госпожа Ангелина, - сказала она наконец, - вы тогда говорили, что были учительницей. И что девочки у вас учатся так же, как и мальчики, да? И писать умеют, и читать?
        - Умеют, - мягко ответила Ани, уже понимая, к чему клонит Зара. - Ты хочешь научиться?
        - Вы же нас, наверное, всех выгоните, когда станете женой Владыки, - горько сказала Зара, - и семьи наши не посмеют против вас что-то сказать. Побоятся вызвать бурю. А я старая, меня замуж просто так никто не возьмет… Буду служанкой в семье, делать ничего не умею, стану нянчить сестер да племянников. У нас ведь нет школ, учат дома, и в основном мальчиков - кому нужна образованная жена? А так могла бы работать, хоть с маленькими детками сидеть, жить в своем доме. Все лучше, чем приживалкой при семье брата.
        - Так разве Нории не дает вам с собой золота? - удивилась Ани.
        - Золото идет в семью, - они зашли на мужскую половину, и девушка рядом с принцессой двигалась уверенно, будто уже бывала здесь, - они меня выкормили, вырастили, вот и получают выкуп. А я так не хочу. Здесь свобода, а там на жену брата не посмотри лишний раз. Слова не скажи. Злая она.
        - Поучу, конечно, - успокоила ее Ангелина, хотя привязывать себя обязательствами к этому месту ой как не хотелось. - Только надолго не рассчитывай. Я все равно не собираюсь становиться его женой, Зара. Уйду, как только смогу.
        - Он все равно вас найдет, - уверенно ответила черноволосая жительница Песков. - Вчера же нашел.
        «И хорошо, что нашел, - подумала Ани, морщась от неприятного чувства благодарности к дракону. - Хотя не будь его - не пришлось бы бегать по пустыне среди чудовищ».
        Они вошли в ее новые покои, и спутница принцессы завертела головой, рассматривая обстановку.
        - Совсем мало золота, - разочарованно сказала она.
        - Это-то мне и нравится, - улыбнулась Ани. - Ладно, садись, сейчас попрошу принести бумагу с ручкой, будем учить буквы.

* * *
        Нории с самого утра обсуждал с Ветери и министрами возможность налаживания полноценной торговли с южными соседями. Золота у него было много, но золотом не накормить людей. Зато можно купить еду, пока Пески еще сухи и неплодородны.
        Ему каждый час докладывали о местонахождении красной принцессы, но он все равно периодически склонял голову, словно пытаясь прислушаться и почувствовать, где она сейчас.
        Уж очень не хотелось потерять ее снова.
        Но Ангелина, погуляв, вернулась, затем задержалась в гареме, и он немного расслабился.
        Утреннее обсуждение снова заставило Владыку остро почувствовать то, насколько же его народ отстал от остальных. Его великий добрый народ, с богатой историей и культурой, не только обеднел, но и одичал в пустыне.
        Нории мог снова открыть учебные классы при храмах, но в них некому было преподавать. Как некому было лечить в больницах. У них не имелось ни промышленности - такой, какую он видел в Рудлоге, - ни дорог, ни машин, ни лекарств, ничего. Только люди, песок и золото.
        На самом деле что он мог предложить принцессе, живущей в мире, который ушел вперед на пять веков? Она нужна ему, понятно. Но зачем он мог быть нужен ей? Так, чтобы она захотела остаться и стать госпожой его народа?
        Нории искал ответ и не находил его.
        Этой ночью произошло еще одно событие, которое убедило Владыку-дракона в том, что строптивую Рудлог отпускать никак нельзя. И удержать надежно не получалось: она постоянно ускользала, как песок сквозь пальцы. Ее стремление к свободе было неукротимым, а ведь в следующий раз он может не успеть.
        Нории задумчиво погладил гладкую каменную столешницу с золотым орнаментом, провел пальцем по узору. Поднялся и пошел к принцессе.
        Но Ангелины Рудлог в покоях не оказалось, и он направился к себе, слушая, как гулко звучат его шаги в пустом коридоре. Опять ускользнула. К своим розам, или к людям в городе, или к девушкам из гарема. Но только не к нему.
        Открыл дверь и замер, буквально на долю секунды. Улыбнулся, наклонил голову. Огненная принцесса сидела в зале его покоев, у фонтана, с прямой спиной, и сосредоточенно что-то писала на листе бумаги. Расположила листы на столике с фруктами, подтянула кресло и чувствовала себя вполне комфортно. Подняв глаза, кивнула спокойно:
        - Я ждала вас.
        - А я искал тебя, - в тон ответил красноволосый дракон.
        - Нужно поговорить…
        - Хотел предложить тебе сыграть. Ты играешь в шахматы?
        - Конечно, - уверенно произнесла Ангелина. - Но я очень давно не играла. Опасаюсь, не окажетесь ли вы слишком сильным соперником.
        - Ты всегда сможешь отыграться, принцесса, - сказал он, забавляясь. - Или остановить игру. Всё в твоей воле.
        Его старый слуга, Зафир, появившийся будто из ниоткуда, убрал фрукты, поставил перед ними шахматную доску. Он старательно держался подальше от принцессы, тоже опуская глаза. Хотел расставить фигуры, но Ангелина жестом остановила его.
        - Любишь контролировать все от начала до конца? - Нории наблюдал за ней, жмурился.
        - Нет, - она подхватила ферзя, покрутила его. - Привыкла изучать фигуры до старта игры, а не во время. Жаль, что не всегда получается. Да и играть я бы предпочла на своем поле.
        - Увы, - он взял белого короля, протянул ей. - Я могу предложить только то поле, которое есть. Но уступаю тебе право первого хода, красная госпожа.
        Ани покачала головой.
        - Я предпочитаю быть на равных, - сказала она. - Бросим жребий.
        Ей выпали белые, ему черные. Партия началась.
        - Мне жаль, что я не смогла сдержаться вчера, - Ангелина подвинула вперед первую пешку, встретилась с противником взглядом. - Благодарю за помощь.
        Нории ответил, поставив своего черного пехотинца лицом к лицу с ее бойцом.
        - Тебе не нужно извиняться, принцесса. Ты должна иметь право на слезы.
        - Слезы - это роскошь, - резко возразила она, выводя слона на позицию перед королем. - Я разрушила покои твоей матушки. Они были красивыми.
        - Иногда нужно уметь прощаться с прошлым, как бы ты ни дорожил им, - пророкотал дракон, двигая вперед вторую пешку. - Иначе можно не познать будущего.
        Они помолчали, разменяли первые фигуры.
        - Зато теперь мои слуги боятся тебя больше, чем меня, - почти весело сказал Нории, делая ход конем и сразу ставя под удар две ее фигуры. - Это непривычно. И приятно. На меня перестали смотреть с ужасом.
        - А я почувствовала себя драконом, - призналась Ангелина, размышляя, чем же пожертвовать, а что спасти.
        Нории улыбнулся, опустил глаза. Снова молчание. Фигуры скользили по глади доски с шуршанием и стуком.
        - Ты сразу выводишь в атаку королеву? - спросила Ани через какое-то время, когда рядом с доской уже лежало несколько разменянных фигур. - Это рискованно.
        - Я люблю риск, - усмехнулся он. - Ферзь достаточно мощен, чтобы переломить игру. И не должен стоять в заднем ряду. А вот ты предпочитаешь оборону, как я погляжу.
        - Не вижу смысла атаковать, если нет опоры за спиной, - ответила она, отводя пешку, чтобы дать следующим ходом дорогу ладье.
        Молчание, журчание воды в фонтане, чуть слышимое дыхание ветра на улице, движение фигур, взгляды на соперника: о чем он или она думает? Что планирует? И долгие паузы с разглядыванием позиций и просчитыванием своих ходов и вероятных ответов противника.
        - Удивительно все-таки, - Нории поднял зеленые глаза, наклонил голову, разглядывая ее. - Я бы сказал, что ты склонна к авантюрам и экспромтам. Но играешь от защиты, ни одного резкого выпада. Сухо и классически.
        Ангелина чуть улыбнулась, покрутила в руках отнятого у него слона. Фигурка была из отполированного теплого черного дерева, чуть слышно пахла сандалом и хвоей. Держать ее, осязая пальцами множество искусно вырезанных мелких деталей, было очень приятно.
        - Любой экспромт превращается в простую глупость, если не знать четко все позиции. Я в этом убедилась на практике.
        - Экспромты можно оценить только постфактум, - возразил он. - Иногда то, что кажется глупостью, становится легендой.
        Скольжение фигур, все возрастающие паузы. Тихий Зафир принес лимонад, разлил по стаканам.
        - Мат в три хода, - удовлетворенно сказал дракон, и ключ торжествующе блеснул в его волосах. - Сдаешься?
        Принцесса снова улыбнулась.
        - Ты забыл про мою ладью. Не получится.
        Нории поглядел на доску, потом на нее.
        - Да. Позиционная ничья? - в голосе его было едва уловимое разочарование.
        - Тупик, - согласилась Ангелина. - Теперь можно до бесконечности двигать фигуры, пока кто-то не ошибется от усталости. Или останемся на этих позициях. Что будем делать?
        - Начнем новую игру? - предложил он, внимательно глядя на соперницу.
        - Я предпочитаю закончить эту.
        Карие глаза скрестились с зелеными. Пауза затянулась.
        - Можно поступить иначе, - наконец сказал дракон. - Я уберу любую фигуру по твоему желанию. Ты уберешь ту, что захочу я. И продолжим.
        - И что ты предлагаешь? - Ангелина чуть расслабилась, взяла стакан с лимонадом, отпила.
        Нории тоже взял стакан, сделал несколько глотков. Вдруг оказалось, что солнце уходит к закату, и покои его окрасились в красноватый цвет. И птицы уже распеваются за окном к ночи, и ветер утих, и разливается в воздухе сладковатый запах первых ночных цветов.
        - Останься со мной на год, - произнес он. - Ты узнаешь меня, узнаешь людей. И потом примешь решение.
        Ани покачала головой.
        - Отпусти меня на год. Я помогу сестре, успокоюсь и вернусь к тебе. Не женой, но смогу помочь.
        Они думали, глядя на доску с застывшими на неизменных позициях фигурами. Нории протянул руку, щелкнул пальцем, и его боевой ферзь отлетел в сторону, покатился со стола, упал.
        - Я не могу, Ангелина. Не сердись. Полетели сейчас со мной. Ты увидишь и все поймешь. Потом договорим.
        Он унес ее куда-то далеко за город, туда, где еще расстилались зеленые луга, темнеющие под сизым вечерним небом. Опустившись рядом с дорогой, подождал, пока принцесса пройдет по крылу. Перекинулся, встал рядом.
        - Смотри, - указал куда-то вдаль, и Ангелина присмотрелась, разглядела огоньки в сгущающихся сумерках - почти целый горизонт огоньков.
        - Что это?
        - Люди песков приходят в Истаил, принцесса. Здесь есть вода и еда. Но нет для них домов, и полей уже не хватает, чтобы на следующий год мы могли прокормить всех. А они приходят каждый день, кочевьями, останавливаются на границе песка и зелени и просят меня позволить им жить хотя бы рядом. Разве я могу отказать?
        - Но здесь нет песка, - сказала она недоуменно, оглянулась. Узнала местность - он принес ее на ту дорогу, по которой они вчера выезжали из города. - Здесь ведь начинались барханы, я помню.
        - Хорошо, что вспомнила, - кивнул он. - Вчера здесь был песок. А сегодня на пять-шесть километров далее - луга и леса. Все благодаря тебе, принцесса. Я принял вчера твой огонь, и ночью граница отодвинулась еще немного. Я теперь могу держать б?льшую площадь. Но этого мало. Людей слишком много, и Истаил не справится с ними.
        Она смотрела на бесчисленные огни, над которыми тихо зажигались огни звезд небесных.
        - Даже когда я просто касаюсь тебя, - говорил он своим рокочущим голосом, - сила моя растет. Но я слишком молод и слаб. Мне не вернуть к жизни столько земли, сколько нужно моему народу. И если я отпущу тебя, город быстро захлебнется людьми, упадет в нищенство, а они все равно будут приходить.
        - Но ты же невероятно богат, - Ани поежилась от свежего ветерка, покосилась на застывшего рядом обнаженного гиганта с тускло светящимися в темноте орнаментами по всему телу и подумала, что ему ведь тоже, наверное, холодно.
        - Золото нельзя есть и пить, - повторил дракон свои утренние мысли. - Ты нужна мне, Ангелина. И людям моим нужна. И необходима, чтобы возродить драконий род. Мы вымрем без твоей силы.
        - Я обязана помочь родным, - повторила она упрямо. - Неужели нет никакого другого выхода? Что, если я буду делиться с тобой, как вчера? Я не знаю как, но, может, хватит и для людей, и для драконов? Без свадьбы?
        Звенели цикады, шумела высокая сочная трава, почти синяя в наступающей ночи.
        - Другой выход есть, - он помолчал, глядя себе под ноги. - Если ты не согласишься, я воспользуюсь им. Налажу жизнь здесь и воспользуюсь.
        Ей снова стало зябко - теперь от его слов.
        - Что за выход?
        Красноволосый покачал головой.
        - Не нужно тебе знать, принцесса.
        - Хорошо, - Ангелина поняла, что больше он ничего не скажет. - Дай мне хотя бы неделю. Я съезжу домой и, если там все в порядке, вернусь к тебе.
        - А если не в порядке?
        Она помолчала, и он посмотрел на нее, улыбнулся.
        - Мне недостаточно просто касаться тебя, чтобы расширить живую зону города, сафаиита. И тем более это не увеличит плодовитость драконов. Так я могу лишь восстановить силу. Вчера ты излилась неукротимым потоком, мощным огнем - и то песок отступил всего на несколько километров. Недостаточно даже прижиматься к тебе всем телом, кожа к коже. Мне нужен брачный обряд, нужна добровольно отданная тобой кровь. Нужна ты в моей постели.
        - Крови я тебе и сейчас могу дать, - резко сказала она. - Сколько нужно и абсолютно добровольно.
        Разговор приобретал слишком интимный характер, и она выпрямила спину, перестав дрожать.
        - Не та кровь, принцесса, - усмехнулся дракон, глядя на нее сбоку.
        - Для меня это неприемлемо, - Ангелина повернулась, спокойно встретила его взгляд. Впервые очень захотелось опустить голову, отступить, но она не позволила себе слабости. - Это и есть твое предложение? Не вижу здесь ничего для себя.
        - Ты станешь полновластной госпожой моего народа, - произнес он, тоже не отводя глаз. Ани вдруг поняла, почему ему покоряются, почему боятся - то ли она стала более чувствительной после вчерашнего взрыва, то ли просто слишком ослабила свои бастионы этим вечером. Дракон подавлял, и она почти видела волны закручивающейся вокруг него энергии, тяжело бьющей в пространство. Утешало лишь то, что ему, судя по напряженным мышцам, тоже приходилось нелегко.
        Воздух между ними заискрил, затрещал от противоборствующих стихий. Ани сжала зубы и вздернула подбородок.
        - Это я уже слышала, Нории. Предложи мне что-нибудь новое. Что-то, что заставило бы меня хотя бы секунду поколебаться.
        - Ты можешь создать здесь цивилизацию почти с нуля, упрямая принцесса, - он наконец-то отвел взгляд, и первая Рудлог чуть не пошатнулась от облегчения. - Можешь стать архитектором своего мира, легендой и надеждой для народа. Я дам тебе ту полноту власти, которую ты захочешь взять. Разве не для этого тебя воспитывали? Быть первой.
        - Для своих людей, - сказала она едко. - В своей стране.
        - Там ты уже не будешь королевой, - возразил Нории, безразлично глядя во тьму. Огни мерцали, окружали их светящейся дугой. - Я могу научить тебя управляться со своей силой. Ты не справишься сама и когда-нибудь, когда меня не будет рядом, взорвешься снова. Рядом со своими родными, к которым ты так стремишься.
        - Потому что они нуждаются во мне, Нории.
        - Оставь своей сестре право совершать свои ошибки, Ангелина. Ты не проживешь жизнь за нее. Тебе нужно жить своей жизнью.
        Она вдруг почувствовала себя страшно уставшей. От этих переговоров, от его голоса, от противостояния, которое не приводило ни к чему.
        - Жить с тобой, Нории. Не своей жизнью. Твоей.
        - Я могу сделать тебя счастливой, - уверенно пророкотал он. - Только поверь мне.
        Она молчала. Дракон отошел на несколько шагов, начал оборачиваться, подставил крыло. Молчала, когда они приземлились во дворце; молчала, когда он оделся и проводил ее к покоям. И только у дверей заговорила.
        - Я останусь с тобой на месяц. Но не буду обещать, что не попробую уйти, если понадобится.
        - Что ты хочешь взамен? - Владыка открыл ей дверь, зашел за ней в покои. Служанки испуганно пробежали мимо них.
        - Дай мне возможность связаться с родными. Я должна знать, что там происходит.
        - Хорошо, - кивнул он.
        - Ты будешь учить меня справляться с огнем.
        Ангелина села у фонтана, провела рукой по воде. Захотелось ополоснуть лицо, но это потом.
        - Научу, принцесса. А ты позволишь мне иногда касаться тебя, - ответил дракон. - Тогда, когда мне нужно будет восстановиться.
        Она поболтала рукой в воде.
        - Хорошо. Ты расскажешь мне о состоянии дел в городе и примешь во внимание мои предложения.
        - Ты сможешь заниматься тем, чем захочешь, - пообещал он. - Но хватит ли тебе месяца?
        - Месяц - и так слишком много, - отрезала Ани. - Не дави на меня, Нории.
        Он легко улыбнулся.
        - Что-то еще, сафаиита?
        - Завтра предоставлю тебе полный список, - Ангелина вдруг почувствовала, что страшно проголодалась. - Мне нужно все обдумать. Оставь меня сейчас одну.
        Чуть позднее, лежа в теплой пузырящейся минеральной купальне, пока служанки накрывали ужин, Ангелина хмурилась и спрашивала себя, не сделала ли она огромную ошибку. Как так получилось, что она пошла на уступки, а Нории фактически остался при своих позициях, да еще и выиграл время?
        А дальше по коридору, в своих покоях, спал красноволосый Владыка. Он тоже устал так, что даже не захотел есть. За окном царила южная ночь, родная ему влажная и теплая ночь, пели птицы, чуть слышно журчал фонтан в зале.
        Рядом с фонтаном, на маленьком столике, все еще стояла шахматная доска с выстроенными друг против друга белыми и черными фигурами. На них падали тени от колышущихся занавесок, и казалось, что они двигаются, меняют застывшие позиции, ведут свою, невидимую человеческому глазу игру.

* * *
        Нории пришел к ней рано утром, когда принцесса еще спала, разметавшись на кровати. Посидел в кресле, понаблюдал. Лицо ее сейчас было совсем мягким, и тепло от нее шло мягкое, не буйное, обволакивающее, спокойное. Он чувствовал, как тяжелеют веки, и захотелось лечь рядом, коснуться и заснуть в волнах этого убаюкивающего пламени.
        Интересно, как же она выглядит на самом деле?
        Красноволосый дракон оставил невесте дары и тихо вышел. Он должен был зайти к Энтери и поговорить.

* * *
        Ангелина же сладко проспала время, когда она обычно уже и поплавала, и позавтракала, и сны ей снились легкие, беззаботные. Будто она снова совсем малышка, лет трех, и не знает ни о том, что ей предстоит управлять государством, ни правил этикета, ни того, как должна вести себя наследница Рудлог. И мир вокруг прекрасен и нов, и дни тянутся долго и полны чудесных открытий, и все ее любят - а как иначе? - и можно плакать и смеяться, когда хочется, и сердиться, и даже кататься по полу в истерике, и никто не посмотрит с недоумением или отвращением, не укажет, что это недостойно. Разве что пожурит и поохает, но разве на это нужно обращать внимание? Ведь ее любят за то, что она есть.
        Указания и обучение начались потом, но сны этого не показывали. Они сплетались с ее смутными воспоминаниями, как они всей семьей, с отцом и беременной мамой, поехали первый раз на море, в королевскую резиденцию Лазоревое. И как заворожило ее море - до такой степени, что она в свои три года научилась плавать и наотрез отказывалась надевать нарукавники и круги, плескалась на мелководье, ныряла под бдительным присмотром нянек и спасателей, грелась на солнце, строила замки, лепила куличики. И была совершенно, беззаветно счастлива. Так, как могут быть счастливы только маленькие дети, не знающие мира.
        Ангелина в последние годы, когда было особенно трудно, иногда вызывала эти картинки и чувства в памяти, но редко, осторожно, чтобы не замазать остроту впечатлений и не растерять их. Это помогало держаться. Ведь воспоминания о счастье легко принять за само счастье.
        Она проснулась и еще какое-то время пыталась удержать в голове ускользающие воспоминания. Но сон развеялся. Нужно было вставать.
        На столике перед кроватью стояло широкое блюдо, на котором лежало несколько персиков, белых роз, мешочек с чаем. Толстая тетрадь в ручном переплете, грифели в золотых оправах. Заколки на волосы, костяные гребни, без украшений, простые, но необходимые ее отрастающим волосам.
        Принцесса вдруг почувствовала, что ее будто оплетают сетью. Встала, решительно взяла блюдо, подошла к окну. Ярко светило солнце, и далеко справа виднелись поломанные деревья. Постояла немного и понесла блюдо обратно.
        Все равно он ее не удержит. А тетрадь нужна ей для работы.
        После завтрака Нории зашел к ней, задержал взгляд на ее волосах, но ничего не сказал. Уселся напротив, подождал, пока она допишет в тетради.
        - Когда и как я смогу связаться с семьей? - спросила Ани, поднимая глаза.
        - Через две недели мой брат летит к своей невесте, в город Теранови, что на юге Милокардер, - сказал дракон, глядя на ее руки. - Он говорил, там есть почтовый телепорт. Местные его знают, он сможет передать письмо и дождаться ответа, не вызывая паники или сообщений в центр.
        - Две недели - слишком долго, Нории. Почему бы не отправить того же Четери в столицу?
        - Не сердись, принцесса, - пророкотал он. - В столице Чета наверняка будут ждать. Ты гарантируешь, что его отпустят обратно?
        Ангелина пожала плечами. Скорее всего, не отпустят. Даже при ее поручительстве. Оставят заложника для переговоров.
        - А Четери не из тех, кто сдастся без боя. Погибнут люди. И вряд ли тогда письмо будет доставлено.
        - Тогда почему бы твоему брату не полететь сегодня? - упрямо допытывалась она. Очередная отсрочка раздражала.
        - У него обрядовые обязательства. Он не может появляться там до конца октября. Традиция.
        - У тебя на всё отговорки, - сухо проговорила Ани. - А кто-то другой не может полететь, потому что люди сразу сообщат в центр и прибудет армия на перехват?
        - Именно, - он улыбнулся.
        - Не хитри со мной, Нории, - Ангелина строго посмотрела на него. - Ты дал обещание.
        - И я его выполню, принцесса, - уверенно произнес красноволосый дракон. - Верь мне, пожалуйста. Или ты думаешь отказаться от своего решения?
        Ани покачала головой, глядя на развалившегося в кресле зеленоглазого гиганта.
        - Я не меняю своих решений, - повторила она когда-то уже сказанное. - Но если я увижу, что ты играешь бесчестно, я расторгну договор, Нории. И тогда никаких компромиссов. Я уйду без сожалений.
        Он смотрел на нее, склонив голову, кивнул спокойно.
        - Расскажи мне, чем ты хочешь заняться.
        - Я скажу, чем нужно заняться, - она подтянула к себе листы с заметками, придержала закрывающуюся тетрадь. - Даже если предположить, что мы поженимся и вся пустыня станет плодородной, максимум, на что вы можете рассчитывать ближайшие пятьдесят лет, - быть аграрной страной. Пока не будет налажена торговля, созданы рабочие места, выстроена система образования, вы так и будете отставать по всем параметрам. Да, у тебя много золота, но если ты массово выбросишь его на рынок, покупая производственные мощности, то оно мгновенно обесценится. Значит, нужно искать другой ресурс. А лучше - широкий спектр ресурсов. И договариваться с соседями. Вписываться в политическую жизнь континента.
        Нории слушал ее, хотя в голове эхом звучали слова «даже если предположить, что мы поженимся». Пусть это абстракция, приведенная для наглядности. Зато она уже может произнести это вслух.
        - Но сейчас даже об этом говорить рано. Нужны быстрые антикризисные меры. Во-первых, необходимо произвести учет всех источников воды, водоемов. Поставить охрану - следить, чтобы не загрязняли. Издать закон об экономном водопотреблении, возможно, ограничить подачу по напору или времени. Это позволит напоить большее количество людей. Здесь я хотела уточнить: я не очень понимаю природу твоей силы. Используемая вода возобновляема или утрачивается?
        - Пока возобновляема, - ответил он, слушая уже внимательно. - Но еще десяток тысяч народа, и я не смогу вызывать новые подземные потоки.
        - Пока есть время, нужно использовать по максимуму то, что дает природа. Отправь работников по ближайшим оазисам. Пусть расширят, почистят водоемы, следят за употреблением. Животные могут пить ту воду, которой умывались люди, например.
        - Я подумаю над этим, хорошо. Что еще?
        - Пусть начнут строить дорогу. Камень в пустыне есть, я видела скалы. Пусть самую примитивную, но она рано или поздно понадобится. И в другую сторону - к эмиратам. Там я предлагаю сделать торговую полосу. Договорись с эмирами, создайте рынок на границе. Пусть ваши и их торговцы обмениваются товарами. Но этого, естественно, мало. Закуп?те у них зерно, масло, фильтры для очистки воды, поговорите о буровом оборудовании. Если под землей есть вода, ее можно достать и без тебя.
        - Составь мне список необходимого, пожалуйста, - сказал дракон, жалея, что не взял с собой Ветери. Они бы точно нашли общий язык.
        - Уже составила, - Ангелина пододвинула ему листок. - Посмотри, может, у вас что-то уже есть, какие-то аналоги. И, когда будет встреча, постарайся использовать золото по минимуму, упирай на натуральный обмен.
        Он быстро пробежался глазами по списку, покачал головой. Половина названий ему была незнакома. Но у принцессы он спрашивать не будет, посмотрит в энциклопедии.
        - Далее, Нории. Вы собираете налоги?
        - Народ слишком беден для налогов, - пояснил он.
        - Не все бедны, но все сидят у вас на иждивении. Так никакая финансовая система не выдержит. Я не говорю, что нужно сразу душить людей. Но движение средств должно быть. Пусть бедняки отдают общественными посильными работами. Торговцы - товарами, семьи могут выделять сыновей для работы в полиции, армии, ремонта и так далее. Не очень цивилизованно, но необходимо. Так у тебя всегда будут рабочие руки и товары, которыми можно заткнуть социальные дыры. И еще налогом можно регулировать заполняемость города. Достаточно ввести пошлину для горожанина. И бесплатное проживание вне города.
        - Это не очень-то справедливо, - нахмурился он.
        - Зато действенно, - равнодушно ответила Ани. - Подумай, не отрицай сразу. Кстати, чуть не забыла. Когда ты меня принес в оазис, нас угощали пловом. А что горело в плошках, которые освещали шатер?
        - Это песок, пропитанный маслом земли. Кочевники собирают его там, где черное масло проступает на поверхность.
        - Нефть, - удовлетворенно заявила Ангелина, нетерпеливо постукивая золотым грифелем по тетради. - Я так и подумала. Вот и еще один необходимый ресурс. Сумеешь наладить добычу, очистку, транспортировку и хранение - платить будут уже тебе. Нефть на экспорт добывают только в эмиратах, и они бешеные цены устанавливают. У остальных стран тоже есть месторождения, но их не хватает даже на собственные нужды, приходится закупать. А если в Песках где-то под ногами и газ еще есть, то у вас большое будущее. Но нужны специалисты, оборудование. Я могу договориться… когда уеду домой. Пока я здесь, с вами даже разговаривать на севере не станут. А эмираты не продадут вам технологии - зачем им конкурент?
        У нее даже в горле пересохло, она и на уроках не говорила так много и быстро.
        - Что у вас еще есть, Нории? Что может понадобиться людям?
        Он недолго думал.
        - Раньше были огромные морские солеварни. Древнее море отступило, и в нескольких километрах от берега росли соляные купола. Но я не знаю, как сейчас обстоят дела. Можно слетать посмотреть.
        - Здесь рядом есть море? - спросила Ани. И голос все-таки немного дрогнул, пусть совсем незаметно. Вот и не верь после этого в вещие сны.
        Он все-таки заметил, посмотрел внимательно.
        - Ты хочешь поплавать?
        Она вздернула подбородок.
        - Я бы посмотрела на купола. Чтобы оценить ресурс, Нории.
        - Ангелина, - повторил он неторопливо, - ты хочешь, чтобы я отнес тебя к морю?
        В груди снова возникло ощущение, что ее опутывают сетью.
        - Нет, - ответила она резко. - Нет. Нам нужно договорить.
        Дракон встал, улыбнулся.
        - Я прикажу собрать нам еды и воды. Приготовься. Долетим быстро.
        Она все еще сердилась, когда служанки собирали ей вещи и полотенца, когда провожали ее к ожидающему дракону, когда слуги привязывали сумки к его гребню. И даже когда Нории уже взлетел, принцесса все спрашивала себя, когда, в какой момент она показала слабину, позволила ему приблизиться к ней. Наверное, утром, когда не решилась выбросить блюдо за окно. Или еще раньше, когда позволила лечить себя.
        Но злость прошла, стоило ей увидеть широкую лазоревую полосу вдали, которая изгибалась по горизонту и медленно превращалась в бесконечную водную гладь. Пляж был длинным и пустынным, покрытым какой-то чахлой растительностью, и дракон приземлился рядом с несколькими пальмами, взбивая тучи песка, зафыркал, зачихал, затряс головой - белые уши ходили туда-сюда, видимо, песок попал в нос. Почесал лапой морду, и Ангелина чуть не скатилась по его спине, возмущенно шлепнула по холке ладонью. Уже не терпелось спуститься. Потрогать руками, посмотреть вдаль. Поплавать.
        Дракон прочихался, обернулся, сдернул зубами привязанные сумки, бросил их на землю - внутри что-то недовольно звякнуло. Подставил крыло, и Ани наконец-то сбежала вниз, скинула туфли и широкие штаны, оставшись в длинной рубахе, быстро пошла по пляжу, не оглядываясь. Опять ведь он будет голышом, а этот бытовой нудизм порядком ее раздражал.
        Ног коснулась теплая вода, и принцесса постояла так, утопая в песке, с удовольствием вдыхая запах соли и водорослей. Шагнула вперед. Дно оказалось ровным, песчаным, без камней и кораллов, светило солнце, в лицо дул легкий бриз, и волны были небольшие, мягко плескавшиеся у ее коленей.
        Надо бы снять одежду, но ничего похожего на купальник в ее гардеробе не нашлось, увы. Но это не омрачит ей день.
        - Почему ты не раздеваешься? - пророкотал Нории - видимо, шел следом. - Разве так будет удобно?
        - У нас не принято купаться без одежды, - ответила Ани, чуть повернув голову. Так, чтобы он ее слышал, но чтобы она его не видела.
        - Делай то, что тебе хочется, упрямая принцесса, а не то, что принято.
        Она не ответила, пошла дальше, испытывая какое-то сказочное чувство от невероятности происходящего. Как она не ценила это раньше, когда в любой момент через телепорт могла попасть прямо на семейный пляж! И как ей хорошо сейчас!
        - Я отвернусь, - пообещал Нории сзади. Какой же назойливый дракон. - Не бойся меня, я не трону тебя. И не буду смотреть.
        Да замолчит он когда-нибудь? Оставит ее в покое, наедине с ее счастьем? Ангелина пошла быстрее, нырнула прямо с головой, поплыла вперед. Рубаха и правда мешала, и она стянула ее, оставив на воде. Заберет, когда поплывет обратно.
        И все-таки оглянулась. Нории стоял на берегу, отвернувшись, и держал в руках… полотенце? Да что же это такое!!!
        Ангелина плавала долго, пока тело не заныло от нагрузки. На глубину старалась не заплывать - мало ли какие гады там развелись за время без людей. Но и этого вполне хватало. На губах был привкус соли, и йода, и еще чего-то горьковато-морского, и она с сожалением подумала, что на коже тоже останется соль, а д?ша тут не предвидится.
        Поплыла обратно, выискивая взглядом рубаху, но та то ли утонула, то ли уплыла, и ничего не оставалось, как выходить на берег в чем мать родила.
        Дракон так и не поворачивался, терпеливо ждал ее, подняв лицо к солнцу, отчего красные волосы закрывали спину ниже лопаток. Бледная кожа его светилась перламутром, и из-за этой неподвижности его развитое тело напомнило ей древние серенитские статуи. Те тоже воспевали красоту тела, женского и мужского, и молочно-белый мрамор, из которого они были изготовлены, так же светился в лучах солнца.
        Правда, в руках статуй она никогда не видела полотенец. А вот копья, щиты - сколько угодно.
        Красноволосый услышал ее, но не обернулся. Протянул полотенце, и принцесса торопливо закуталась в него, пошла вперед.
        - Там есть несколько бурдюков с пресной водой, - сказал Нории ей вслед, - ты можешь обмыться, пока я плаваю.
        Интересно, почему он не пошел в воду с ней?
        Она не стала обливаться - пожалела воду. Попила, смочила водой ткань, обтерлась, надела платье, взятое на смену. Достала из сумки еще полотенце, расстелила под пальмами, нашла яблоки, лимонад и уселась, чувствуя себя так, будто провела в отпуске по крайней мере месяц.
        Было хорошо. Она одна на целом свете, и можно расслабиться. Надоедливый дракон плыл где-то далеко, акул он явно не боялся. Хотя она бы тоже не боялась, имей она пасть, способную эту акулу заглотить в два счета.
        Пальмы давали тень, ветерок хорошо охлаждал тело, и Ани растянулась на полотенце, прикрыла глаза. Не хотелось переживать или что-то планировать. Все потом. Когда она вернется.
        Сколько прошло времени, она не заметила, находясь в легкой полудреме, когда услышала шорох песка под ногами вернувшегося дракона. Он воды не жалел, лил от души, затем пошуршал в сумках. По лицу мазнул ветерок, Ани чуть приоткрыла глаза. Нории улегся рядом с ней. Не близко, но и не далеко.
        - Пойдешь еще? - спросил он гулко, и она покачала головой.
        - Может, позже. Если ты не торопишься.
        - Мы можем пробыть здесь столько, сколько пожелаешь, - сообщил дракон. - Не думай обо мне.
        Она помолчала.
        - Я буду заниматься с твоими женами. Учить их грамоте и чтению. Точнее, просила меня только Зара, но я думаю, остальные тоже захотят присоединиться.
        - Тебе нравится учить?
        - Я работала учительницей, только с детьми.
        - Нравится? - повторил он вопрос.
        - Да, - ответила она, снова раздражаясь.
        - Не сердись, - сказал он мягко. - Что же ты такая яростная? Загораешься легко от всего, что тебе не по нраву.
        - Я не сержусь, - возразила принцесса упрямо. Нории издал короткий смешок, но не ответил ничего.
        Они лежали и молчали, слушая плеск волн и шум ветра в больших листьях над ними.
        - Девочки боятся, что их выгонят, когда ты женишься, - Ангелина прислушивалась к его дыханию. Спит? Слышит ее?
        - Если захочешь - выгонишь, - ответил он равнодушно.
        - И ты позволишь? Сейчас ты спишь с ними, пользуешься, а потом - всё, по домам?
        Она снова разозлилась и ничего не могла с этим сделать. Раньше ее защитой было равнодушие. Теперь - злость. Что угодно, только не позволять собой манипулировать.
        - Я бы спал с тобой, моя принцесса, - сказал он вдруг очень близко. Ани открыла от неожиданности глаза, повернула голову и увидела его лицо, зрачки, постепенно менявшие цвет на вишневый. Он протянул руку и пальцами легко пробежал от ее кисти к локтю. - Спал бы каждую ночь. И тебе было бы со мной хорош-шо, Ангелина. Но ты ведь не покориш-шься…
        Ани заледенела, не позволяя себе дернуться или отвести руку. Или взгляд. В кончиках пальцев запульсировала горячая злость, ветер стал сильнее, зашумели волны. Если он еще двинется, она его ударит. И плевать, что потом ей будет не выбраться с пляжа.
        - Я пойду искупаюсь, - произнесла она очень ровно, не отводя глаз. Мужчина улыбался, и она медленно встала, пошла к лазурной воде. Дракон низко засмеялся ей в спину:
        - Беги, принцесса. На этот раз я не стану тебя ловить.
        Она снова долго плавала, пока не успокоился ветер и волны не стали снова мягкими и ласковыми. Нории уже обернулся и ждал ее, пока она вытиралась, одевалась. Донес ее до дворца, и Ангелина быстро ушла к себе. День все равно был чудесный.
        И да, он прав. Она не покорится.
        Часть 2. Глава 3
        Начало октября, суббота
        Иоаннесбург, королевский дворец
        Святослав Федорович,
        Субботнее утро обещало быть солнечным. Святослав Федорович проснулся очень рано, когда было еще темно, быстро оделся и вышел в парк. Долгий путь от своих покоев до фамильного кладбища Рудлогов он изучил уже так хорошо, что мог бы пройти его с закрытыми глазами.
        Он шел к своей Ирине, как ходил все эти две недели с момента возвращения во дворец. Приходил, сидел, рисовал наброски, вспоминал. И к завтраку возвращался к дочерям. И старался не реагировать на тревожные взгляды, которыми обменивались родные.
        Он сел на скамейку перед могилой, прикрепил лист на планшет и в утренних сумерках снова стал рисовать. Святослав никак не мог уловить идею для воплощения в мемориале. Памятники почившим монархам обычно были торжественными и величественными, но для него Ирина навсегда осталась юной королевой, которую он впервые увидел в начале своей работы придворным архитектором. Он помнил, как она посмотрела на него - изучающе, внимательно, как улыбнулась, когда приняла решение. Уже тогда в ней чувствовалась совершенно несокрушимая сила. И при этом удивительная, завораживающая, мягкая женственность.
        Это он и хотел передать, но никак не мог.
        Сбоку раздались шаги; человек остановился, словно в нерешительности. Затем подошел к могиле, положил цветы, сел рядом.
        - Я знал, что встречу вас рано или поздно, - сказал Святослав, поднимая глаза на Стрелковского. - Цветы до сих пор передавал сторож, но я был уверен, что вы придете сами.
        - Здравствуйте, Святослав Федорович, - спокойно ответил Игорь, не поворачивая головы. - Вы просто поговорить, или случилось что-то?
        - Полина пропала, - медленно проговорил Святослав, изучающе глядя на бывшего начальника разведуправления. - В Бермонте. Вчера пришло известие.
        Они помолчали.
        - И давно вы знаете? - спросил Игорь глухо.
        - Да уж почти девятнадцать лет как, - Святослав усмехнулся. - Она совсем не похожа на меня. Лоб, разрез глаз, нос - все ваше. А потом и характер. Я же помню вас еще по молодости. Та же энергия, страсть к спорту.
        Они снова замолчали, глядя на могилу женщины, которую оба так сильно любили.
        - Мы тогда год как поженились, - продолжал бывший принц-консорт, - и были счастливы. Я точно был счастлив. А после одной ночи Ирина сильно изменилась. Так изменилась, что я думал, не удержу ее. А потом родилась Полина.
        - Я любил ее, - сказал Стрелковский.
        - Ее нельзя было не любить, Игорь Иванович.
        - Но не уберег.
        Снова молчание мужчин, объединенных общим прошлым и одной женщиной.
        - Что вы рисуете, Святослав Федорович?
        Он показал наброски.
        - Вот. Но все не то, Игорь.
        - Да. Не то.
        Они еще посидели, думая каждый о своем и глядя, как встающее осеннее солнце прогоняет с кладбища серую дымку, раскрашивает его в золото и багрянец, высвечивает белые камни усыпальниц. Стрелковский ушел первым, не прощаясь.

* * *
        Чуть позже в доме Тандаджи раздался телефонный звонок. Трубку взяла супруга Майло и, выслушав звонившего, понесла ее, как змею, в вытянутой руке к только что проснувшемуся мужу.
        - На, - ядовито сказала она, - опять по работе. Какой мне прок от того, что муж - большой человек, если я не могу побыть с ним на выходных?
        - И тебе доброе утро, звезда жизни моей, - ответил тидусс, прикрыв трубку рукой. - Помн? мне ноги, жена. А мужу надо работать.
        Супруга, выразительно поведя смуглыми плечами и недовольно поблескивая темными глазами, все-таки опустилась на кровать, откинула черную косу за спину и принялась за работу. У каждого в их доме работа была своя, и надо было хоть иногда уметь вовремя промолчать.
        - Тандаджи, слушаю, - сказал подполковник, поощрительно улыбаясь жене. Что-то она непривычно тихая с утра. Не успели с матушкой поцапаться еще, наверное.
        - Здравствуй, Майло, - голос был знакомый, и тидусс вдруг почувствовал давно забытое желание вытянуться по струночке. - Не нужен ли вам полевой агент? Опыт большой, правда, перерыв тоже был существенный.
        - Здравствуйте, - ответил действующий начальник разведуправления, делая второй рукой знаки супруге, чтобы она вышла. Но запас смирения она на сегодня уже, очевидно, исчерпала. Благо массаж не прекращала. - А вы, Игорь Иванович, в штат или на конкретное дело?
        - Пока на конкретное, - пояснил Стрелковский спокойно, - а там посмотрим. Поставишь меня на поиски Полины Рудлог?
        - Понятно, - невпопад ответил Майло. Ему действительно было все понятно, но зачем озвучивать?
        - Спасибо, друг.
        - Рад, что ты возвращаешься, Игорь. Сегодня хочешь зайти? Тогда после обеда, с утра у меня встреча.
        - Нет, мне нужно передать дела в монастыре. В понедельник.
        - Буду ждать.
        Супруга больно сжала большой палец на ноге, покрутила его.
        - Ты еще и уезжаешь куда-то? Что за муж мне достался! Ни отпуска, ни внимания!
        - Не сердись, цветок мой сладкий, - привычно ответил Тандаджи, - я быстро.
        Жена недоверчиво фыркнула, обиделась.
        - Таби, я хочу, чтобы ты улыбалась, - ласково произнес Майло, - ты такая красавица, когда улыбаешься.
        - А я хочу в отпуск, - капризно заявила женщина. - С тобой. И без мамы.
        Тандаджи выдохнул. С подчиненными и преступниками было как-то проще.
        Люк Кембритч
        - Ты сумасшедший, - сказал Майло, морщась от вкуса кисленьких ягод брусники, которую ему щедро насыпала содержательница подземного штаба разведуправления, очень благообразная Дорофея Ивановна.
        Кто бы мог подумать, что эта старушка еще при папеньке покойной Ирины-Иоанны работала заместительницей тогдашнего начальника разведуправления, и сотрудники опасались ее за тяжелую руку и острый язык. И за прошлое - приятнейшая Дорофея по юности была ликвидатором. В архивах Управления сохранился позывной доброй старушки - Черная Мегера, и Люк весело и немного с опаской косился на нее, разливающую молоко из ведра в огромные кружки и что-то про себя напевающую.
        Бабушка вдруг подняла голову, посмотрела на него холодными глазами убийцы, и Люк поспешно отвернулся. Ну ее к демонам.
        Они с Тандаджи сидели на завалинке у хутора и горстями ели красноватую вязкую бруснику, греясь на редком октябрьском солнышке.
        - Рыбки не клюют на крючок, - ответил Кембритч, тоже морщась и доставая сигарету, чтобы заглушить приятным вкусом табака мерзкое ощущение кислятины. Отказаться от угощения он не рискнул. Подозревал, что Майло - тоже. - Не верят. А я, признаться, уже устал просиживать задницу у кабинета министра. Надои, удои, корма, зерновые, силос. Я скоро сам замычу, Майло.
        - Главное, чтоб рога не отросли, - откликнулся начальник, терпеливо доедая угощение. - Ты, конечно, рисковый парень, Люк, но после этого не отмоешься.
        - Ты меня отговариваешь? - виконт тряхнул сигаретой, и пепел полетел на землю. Солнышко грело, и он расстегнул куртку. - Ты ли это, Майло?
        - У меня тик начнется, если ты еще что-нибудь сломаешь, артист хренов, - пробурчал Тандаджи, принимая из рук ласково улыбающейся Мегеры кружку с парным молоком. - Я подумаю, дай мне время до завтра.
        - Молодой человек, я так и буду перед вами с вытянутой рукой стоять? - неприятно прошелестела бабуся-ликвидаторша. - Берите, курящим молоко особенно полезно.
        Люк молоко не любил с детства, но поспешно затушил сигарету, пробормотал «спасибо», взял кружку из крепких старушкиных рук и послушно начал пить.
        Марина,
        понедельник
        «Итак, что мы имеем. Старшая сестра украдена драконом. Вторая замучена королевскими делами. Четвертая пропала в горах, пятая ходит непривычно угрюмая и собирается бросать учебу. Самая младшая чудит в школе, и, похоже, превращение из деревенской девчонки в принцессу вскружило-таки ей голову. И только ты бодро шагаешь над пропастью, потому что подсела на адреналин, а заняться тебе нечем».
        Я дочистила зубы, скептически глядя на себя в зеркало. Вчера я проколола уши, сделала сразу шесть дырок - и в мочках, и в хрящиках, - и сразу прикупила себе некрикливых сложных серег, цепочек и прочей радости. И сейчас, глядя на свое отражение, впервые подумала, что веду себя, как подросток в период бунта, дорвавшийся до свободы.
        Мартину, правда, понравилось: он сказал, что длинные серьги совершенно изумительно сочетаются с моими короткими волосами. Он же не знал, как болели с непривычки мочки и как распухла эта красота вечером. Поэтому сегодня в ушах скромно красовались гигиенические гвоздики.
        Утро понедельника, после того как мы узнали о пропаже Полли, выдалось нелегким. Все выходные искали информацию, надеялись, что сестричка быстро найдется. Василина была непривычно тяжела и сосредоточенна. Отец - рассеян и задумчив. Мариан быстро позавтракал, сухо попрощался и ушел. Опять он переживал всё как свои личные ошибки.
        Алина вяло ковыряла ложкой чудную творожную запеканку и сидела, надув губы. Хотела бы я знать, что у нее произошло. Ребенок отговорился плохим самочувствием, но я прекрасно помнила, как она бегала на уроки в школу с температурой, и не верила. Но давить не стала - переболеет и сама расскажет.
        Каролина уже ушла в школу, торжественно пообещав, что не будет больше хамить учителям и принимать подарки от одноклассников. Василина долго втолковывала ей, что малявку задабривают не потому, что она такая замечательная сама по себе, а потому, что она сестра королевы. И дети, скорее всего, давно науськаны папами и мамами, чтобы подружиться с ней и стать ближе к трону.
        У меня в школе подруга была одна, Катька Спасская, и она точно дружила со мной не за какие-то привилегии. Интересно было бы узнать, что с ней, кстати. Надо найти, пообщаться. Если захочет, конечно. Последний раз мы с ней общались… за неделю до переворота.
        Воспоминания о Катюхе разбередили во мне и другие - и я закуталась в теплую кофту, уселась во влажное кресло на веранде, выходящей в парк, велела горничной принести мне кофе и долго созерцала желтую и красную пышность деревьев, позволяя мыслям течь свободно, как сигаретный дым над моим столиком.
        Я вспоминала наши последние дни во дворце, вспоминала, как тревожно мне было и как боялась я мамы - похудевшей, нервной, резко двигающейся. Мы все чувствовали: что-то происходит, - и сбивались в свою сестринскую стайку, чтобы поддержать друг друга. Одна Ангелина была безмятежна, и ее спокойствия хватало на нас всех.
        Но иногда мне не хватало выдержки, и я забегала к матери в комнату, обнимала ее и твердила, как я ее люблю.
        - Все будет хорошо, - уверяла она меня, а я не могла оторваться, впитывала ее тепло и верила, что все правда наладится. Зря верила.
        Тогда проходили какие-то соревнования, и в лошадях я тоже черпала силу. Огонек, Ласточка, Зяблик - высокие, крепкие, мои настоящие друзья. С темными умными глазами, с особым запахом, теплые, любящие побаловаться, но исправно выполняющие все команды на соревнованиях. Как-то так получилось, что среди лошадей друзей у меня было больше, чем среди людей. Люди их в конце концов и погубили.
        Я глотнула кофе, отложила тлеющую сигарету на пепельницу и покосилась в сторону заново отстроенных конюшен, ныне пустых. Туда я тоже не могла заставить себя зайти, как и на могилу матери.
        Я часто думала: ведь мы все обладаем какой-то силой. И пусть учили нас мало, пусть основное внимание доставалось Ани… Но почему Кембритча я смогла отшвырнуть, а того демона просто боялась до полуобморочного состояния? Почему никто из нас не встал рядом с мамой? Я винила и Ангелину, и Васю, и себя. За трусость и малодушие, за уверенность в том, что она нас защитит, за то, что даже мысли не мелькнуло броситься на это чудовище, выиграть для матери время. Много можно придумать оправданий - но я всегда знала, что просто струсила. Эти вина и злость на себя и на сестер - за то, что мы живы, а она нет - преследовали меня еще долго.
        Я задавала эти горькие вопросы Ангелине где-то через месяц после Васиной свадьбы. К тому времени я совершенно измучилась - периодически начинала задыхаться и старалась скрыть это от родных, остановился лунный цикл. Бессонница стала моим другом: я могла ночи напролет лежать в тягостном оцепенении и думать, анализировать, плакать, загадывать, что мы все ошибаемся, что чувствуем неправильно, и газеты наврали, и мама выжила. Может, в плену или скрывается, как мы, но главное - выжила!
        Сейчас я понимаю, что у меня было сильнейшее нервное расстройство, а тогда я была испугана и вымотана, и казалось мне, что жизнь закончена, что я высохну или задохнусь и тоже умру.
        - Мы просто были слишком уверены, что ей всё по плечу. И слишком привыкли слушаться. Сказала «за спину» - мы и встали, - спокойно ответила мне Ани. Так спокойно, что я поняла: наверняка она уже спрашивала себя о том же.
        Тогда же на нервной почве я начала расчесывать себе руки - ходила с красной, разодранной кожей и остановиться не могла. Совершенно случайно я нашла средство, которое временно помогало мне, - лес за садом имения Байдек заканчивался обрывом в озеро, и над обрывом этим к старому крепкому дубу, шелестящему тусклой желтой листвой, были прикреплены веревочные качели. Мы обнаружили их с Полинкой - и никому из сестер не сказали, потому что они наверняка запретили бы нам кататься. Не знаю, зачем это было нужно Поле. Но качели стали моим наваждением. Наверное, потому что в моменты, когда я взлетала над серой холодной водой, плескавшейся далеко внизу, а веревки изгибались и ухали обратно, вызывая в животе тянущую пустоту, в голове становилось спокойно, светло и упорядоченно. В крови вскипал адреналин - и я наконец-то ощущала окружающий мир. Капли дождя или секущего снежка на лице, лучи негреющего осеннего солнца. Запах прелой листвы, мокрой древесной коры и земли. Шум озера и резкие крики птиц. Веселые возгласы Полинки.
        К сожалению, качели нельзя было забрать с собой - и в остальное время я дергалась, злилась, цепляла сестер и пребывала в уверенности, что веду себя совершенно нормально.
        После свадьбы Василины прошел месяц. Мариан работал и, возвращаясь домой, приносил нам тревожные вести. То тут, то там на Севере замечали агентов, разыскивающих нас, расспрашивающих о семье из шести сестер и отца. Агентов этих ловили, выпроваживали обратно в Центр, укрепляли границы.
        - Если принцессы скрываются у нас, - передал нам Мариан слова главнокомандующего Северной военной автономией, - мы обязаны сделать все, чтобы их не нашли.
        Тогда снова встал вопрос, открыться или нет высшим армейским чинам, и снова против выступила Ани.
        - От убийц нас не уберегут, - твердо повторяла она, - рано или поздно, если раскроемся, нас достанут. Не говоря о том, что нам могут не поверить. Давайте просто подождем и понаблюдаем.
        Мы ждали. Я не знаю, как справлялись сестры со своим горем - честно говоря, они меня не интересовали в то время. Я погружалась в такой мрак, что мне иногда было страшно, когда я осознавала, как веду себя.
        Через несколько недель после свадьбы, за завтраком, теплая, удивленная и взволнованная Василина сообщила нам, что беременна. И она была так счастлива, так светилась, что я возненавидела ее в тот момент.
        - Ты, наверное, рада, что мама умерла, - сказала я едко, глядя на ее бледнеющее лицо. - Ведь если бы не это, то и ребенка бы не было.
        В первый и единственный раз Ангелина вытащила меня из-за стола в коридор и больно, обидно отхлестала по щекам. И отец ее не остановил.
        - А что, я не права? - кричала я ей в лицо, вытирая слезы. - Мы живем так, будто все нормально. И всем все равно! И Ваське тоже!
        Ани дрогнула - и ударила меня еще раз. Наотмашь, по губам, до крови.
        - Еще раз от тебя в сторону Василины что-то услышу подобное, - резко проговорила она, - и, богами клянусь, я откажусь называть тебя сестрой!
        Я долила себе кофе из кофейника и невольно прикоснулась ко рту. Тогда я была просто уничтожена ее поступком, а сейчас думала: мало получила. Да и вообще за то, что я творила, мне точно воздавалось недостаточно.
        Сестры не разговаривали со мной почти неделю, до приезда Мариана. Только отец провел со мной тяжелую беседу, но я его не слушала, мрачно и упрямо глядя в окно, да маленькая Каролинка болтала, не подозревая, что рядом с ней - изгой нашего семейства. Я упивалась своей правотой и обидой, пока не увидела однажды, как горько рыдает Василина в библиотеке, уткнувшись в привезенные на выходных Байдеком газеты - тогда они просто пестрели нашими и материнскими портретами и соревновались между собой в гнусности и поливании грязью.
        С этого момента я напросилась к экономке - помогать по дому. Пыталась объясниться, заговорить с девчонками, но от меня отворачивались, как от пустого места.
        Первой помирилась со мной, как это ни странно, Василина. Я несколько дней ходила за ней хвостом, косноязычно извинялась, плакала, потом впадала в истерику и кричала: я так и знала, что никому не нужна! Пряталась в саду, мечтая о том, как замерзну и умру, а они найдут меня и пожалеют, что так обращались. Прикидывала, не перерезать ли мне вены - но я всегда боялась боли. Пекла Васе оладьи, писала ей каждый день письма с объяснениями и извинениями и подсовывала под дверь ее комнаты. А в пятницу, прямо перед приездом Мариана, ушла в лес гулять и жалеть себя, дошла до качелей, полетала на них - и решила, что придется мне уехать и жить одной, потому что сестры правы, я злоязыкая и отвратительная и выносить меня невозможно. И не заметила, что уже стемнело.
        На обратном пути мне встретилась Василина. Она спешила навстречу, укутанная в какую-то шаль. Увидела меня, выдохнула, отвернулась и пошла обратно.
        Я догнала ее. Снова начали чесаться руки, но я терпела. Вася почти бежала, я упрямо шагала рядом и шмыгала носом. И потом, понимая, что не выдержу больше этого молчания - в груди все кололо, и я начала задыхаться, - ухватилась за нее и заплакала навзрыд.
        Вася всегда была самой доброй из нас.
        - Дурочка ты, - сказала она, обнимая меня и ожидая, пока пройдет приступ, - мы все равно любим тебя. Хоть ты и очень больно мне сделала, Мари. Ты пойми, прошлого уже не изменишь. Мы должны быть вместе, должны помогать друг другу. А не добавлять лишних волнений. Вот ты сейчас ушла - и пропала. Поля сидит с Алинкой и Каролиной, а мы с Ани и отцом бросились тебя искать. Неужели тебе это нравится?
        - Я больше не буду, - пообещала я сипло, счастливая, что со мной разговаривают. Эх, если бы я знала, как ошибалась!
        Потом я поняла: мое счастье, что на тот момент Мариан был на работе. Он бы мне не простил. А Вася - она всегда меня жалела и всегда прощала. И мужу ничего не рассказала.
        Я помню, как они вышли к завтраку после того, как он приехал, - и сестра смогла наконец сообщить ему о беременности. Вы видели когда-нибудь ошалевшего медведя? Мне казалось, он сейчас то ли заплачет, то ли бросится в пляс, то ли кинется всех обнимать.
        А еще я стала натыкаться на них по дому - они то уютно сидели-дремали в одном кресле, и мы все ходили мимо на цыпочках, чтобы не разбудить, то бродили по парку, никого не видя, то проносились мимо меня в свою комнату.
        Василина была счастлива. Я очень хотела радоваться за нее. И не могла - потому что насквозь была отравлена болью.
        В парке начался дождь, мелкий, моросящий, но я плотнее укуталась в плед и осталась сидеть. Три сигареты в пачке - как раз хватит пройти дор?гой памяти. Нужно, давно нужно. Иначе я никогда не примирюсь с собой.
        Полинка частенько носилась по поместью и вокруг него, знакомилась с фермерами и их детьми. И однажды прибежала испуганная - по словам крестьян, опять в округе появились чужие люди, которые ходят по домам и расспрашивают, не живет ли где неподалеку семья из шести сестер. А в один из будних дней, когда Мариан был на службе, в дом постучали.
        Открыла экономка, говорила долго, не пуская гостей на порог. Каким чудом никто из нас не попался им на глаза? Потом уже пожилая домоправительница рассказала, что представились мужчины сотрудниками Государственного полицейского управления, что задавали те самые вопросы и интересовались, где хозяева.
        Василина слушала это и становилась все бледнее, да и остальные были испуганы.
        - Уезжать вам надо, девоньки, - сказала мне повариха Байдека Тамара Дмитриевна, научившая меня печь оладьи. - Что же мы, без глаз и без ушей, не понимаем ничего? Имена у вас больно приметные, сердешные вы мои. Из нас никто ничего не скажет, и люди вокруг честные живут, но мало ли, дите сболтнет или по пьяни кто-нибудь проговорится…
        Когда приехал Мариан, Ангелина почти слово в слово повторила ему рассуждения Тамары Дмитриевны. Разговор получился очень тяжелый. Отец, Байдек и Ани спорили, а мы сидели тихие, как мышки, и слушали их - и снова нам было страшно. Мне совсем не хотелось уезжать - все-таки здесь мы были защищены, а за пределами поместья лежал неизвестный мир, полный убийц, демонов, предателей и народа Рудлога, считавшего нас то ли ведьмами, то ли демоницами.
        - Они ищут шестерых сестер и мужчину, - говорила Ангелина хмурому барону. - Если мы разделимся и уедем, оставив Василину здесь, то нас будет уже пять. У нас есть золото, мы сможем продержаться несколько лет, если решить вопрос с документами.
        - Я против, - мрачно отвечал Мариан. - Я уволюсь и буду жить здесь, с вами. И это будет куда безопаснее.
        - На что жить? - резонно возражала Ани. - Год, два - а что дальше? Ты не можешь оставаться без службы бесконечно. На тебе имение, люди. Тем более, Мариан, Василина беременна. Тебе нужно думать о ней. Мы справимся. А если за нами придут сюда? Если что-то случится с племянником, я себе не прощу.
        Они спорили долго, до хрипоты, но старшая сестра в упорстве могла сравниться со скалой.
        - Нам ничего не помешает вернуться, - сказала она твердо, - но сейчас обязательно нужно разделиться. В любом случае придется уезжать, Мариан. Девочкам необходимо учиться, мне - искать работу. Нужно начинать жить в новых условиях.
        Байдек смирился тяжело, со скрипом. Через неделю он взял с собой наше золото и уехал. И вернулся уже с деньгами и новыми документами.
        - Тот, кто делал документы, не проболтается? - спросила Ани.
        - Нет, - успокоил ее Мариан. - Он обязан мне жизнью. Я спас его от участи хуже, чем смерть. Есть в пещерах такой вид нежити, мы их называем слизнями. Они парализуют наступившего на них человека или животное, окутывают коконом и медленно переваривают. Я вернулся за ним, когда он пропал на задании. Но он так и не смог восстановиться и ушел в полицию, дослужился до подполковника. А я, - он усмехнулся, - все еще капитан.
        Тогда и появилась у нас легенда о прошлой жизни. О том, что семья наша из обедневшего дворянства, что мать умерла после аварии, а отец в ней же потерял руку, что родом мы из деревеньки Травяное (должник Байдека объяснил ему, что проверить это невозможно, так как деревня давно поглощена городом), что обучались на дому. Нам сделали новые даты рождения, отличавшиеся от настоящих в меньшую сторону. Я стала младше на полгода.
        Было разумно для новой жизни придумать новые имена, что мы и попытались сделать заранее, до изготовления документов. Но все испортила Каролинка - она была еще слишком мала и упорно называла нас по-старому, и никак не объяснить ей было, что это опасно. Да и у остальных нет-нет да и проскакивало: не «Мария», а «Марина», не «Анна», а «Ангелина». Поэтому на свой страх и риск решили оставить старые - куда проще будет при необходимости объяснить созвучие с королевскими именами модой и тем, что мама нарочно называла нас так же, как и королева - принцесс, чем вызывать подозрения случайными оговорками. Одному отцу изменили. Он стал Станиславом, но во-первых, мы все называли его папой, а во-вторых, если и оговоришься, то не очень заметно. Так что по отчеству мы все стали Станиславовны.
        Фамилия у нас оказалась Богуславские, как у давно угаснувшего рода нашей далекой прабабушки. Хоть какая-то ниточка к прошлому.
        Оставшихся денег хватило, чтобы купить маленький дом на Севере, на границе с Центром Рудлога, недалеко от небольшой деревеньки Чистые Ручьи и подальше от оживленных трасс и крупных городов. Помощник Мариана подправил документы, чтобы казалось, что мы там живем уже давно. И к зиме мы с отцом и сестрами перебрались в новое жилище.
        Сейчас смешно вспомнить, как трудно нам было открывать для себя элементарные вещи, понятные каждой хозяйке, как сложно налаживали мы быт. Мы не умели ничего - ни планировать покупки, ни стирать, ни надевать пододеяльники, ни топить печь. Той зимой мы чудом не замерзли. Но у меня, на пару с Полиной таскающей из лесочка сучья и сырые деревья на растопку, чудесным образом прошло желание чесаться. И последующая жизнь подтвердила: когда есть чем заняться, времени на нервы не остается. Наоборот, я периодически чувствовала себя какой-то заморозившейся, как будто находилась в банке, - трудности и эмоции вдруг почти перестали меня трогать. Наверное, моя психика просто впала в спячку, чтобы не перегореть. И только изредка - например, когда я счищала снег с крыши и чуть не свалилась вниз - я живо и остро чувствовала жизнь и цеплялась за нее.
        Деньги таяли слишком быстро. Одежда для нас всех, еда, учебники для Поли и Алинки - они обучались дома, пока не получалось устроить их в школу, - продукты. Мы жили малым, экономили буквально на всем. Оказывается, когда у тебя ничего нет, то тебе надо не так уж много. Не мерзнуть, не голодать и иметь возможность помыться и что-то надеть на себя.
        Тем временем страну продолжало лихорадить. В столице ловили заговорщиков, шли бесконечные аресты и судебные процессы, лорды спорили о том, кто будет управлять страной. До нас долетали клочки информации - то за выдачу принцесс назначена награда в сотню тысяч руди, то идут споры о том, чтобы превратить Рудлог в парламентское государство и изничтожить монархию, или о том, что заговорщики оказались не так уж неправы. Понятно было только то, что высовываться нам нельзя - мало ли как поменяется ситуация, если сейчас она вставала с ног на голову каждую неделю.
        Новой весне и теплому солнцу мы радовались как обещанию спасения. Тяжелая зима сплотила нас, скрепила, заставила понять, что друг без друга мы не выживем, что мы все в ответе за родных. Признаться, я не стала вдруг снова тихой и доброй. Нет, демоненок, поселившийся во мне с летних событий, перестал извергаться слезами и истериками, но они словно переплавились в злую иронию по поводу нашего положения. Я больше не плакала. Шесть с половиной лет без слез - до того дня, как случай привел нас в дом Люка.
        Я сжала зубы, переживая вспышку злости, и поспешно запила мысли о нем горьковатыми остатками кофе со дна кофейника. Тут же, как по волшебству, рядом появилась горничная, забрала кофейник, поставила передо мной новый, опустила тарелку с горячим еще печеньем.
        - Ваше высочество, еще что-нибудь?
        - Нет, Мария, - произнесла я, неохотно выплывая из своего оцепенения. - Спасибо, иди.
        Я протянула замерзшие руки к горячему фарфоровому боку и не смогла сдержать вздох удовольствия - в пальцах закололо тепло, побежало по телу. И печенье было сладким, рассыпчатым и молочным, что окончательно настроило меня на благодушный лад.
        Весной я впервые задумалась о том, что всем было бы легче, уйди я учиться и впоследствии работать. Мне было до слез жаль Ани с ее обожженными руками и упрямством, с которым она растапливала каждое утро проклятую чадящую печку, чтобы приготовить для нас простую кашу; я остро воспринимала разговоры о нехватке денег - и мне начало казаться, что я проедаю те куски, которые могли достаться сестрам.
        Да и кому, как не мне, устраиваться на работу? Ани поддерживала дом и заботилась о младших, отец с одной рукой никому не был нужен. Я уже закончила школу. Поступление в высшие учебные заведения начиналось в июне, но я не сдала бы экзамены, да и учиться пять-семь лет позволить себе не могла. Зато могла уехать и снять с плеч Ангелины необходимость заботиться обо мне.
        Я выбрала медицинское училище в пригороде Иоаннесбурга, в Полесье, по очень простой причине - в том году туда принимали по собеседованию, и медперсонал был так востребован, что правительство области предоставляло общежитие, небольшую стипендию, завтраки и обеды в столовой. И гарантировало себе пополнение кадров в областных больницах, так как выпускники были обязаны отработать по распределению три года.
        В конце августа я уехала из нашего дома и вступила в самостоятельную жизнь.
        Разной оказалась эта жизнь. В наше училище шли дети из неблагополучных семей, из детских домов, все потрепанные жизнью, злые, угрюмые, как и я, привыкшие кусаться. Поначалу я держалась от одногруппников и соседей по общежитию особняком, училась прилежно и чувствовала себя замороженной рыбой. Я словно зависла между двумя личностями и никак не могла понять, кто я. Я уже перестала быть Мариной Рудлог, но не знала, кто такая Марина Богуславская.
        Через пару месяцев я совершенно случайно попала на вечеринку, где после доброй дозы пива парни подбивали друг друга на спор прыгнуть со второго этажа. Понаблюдала за ними, затем подошла к окну, свесила ноги, не обращая внимания на изумленные окрики и пьяный свист, прислушалась к себе - снова я ощущала жизнь, как на веревочных качелях в далеком имении Байдек. И прыгнула.
        Наверное, меня спасло то, что весила я немного, - позже я узнала, что, даже со стула спрыгнув, можно заработать перелом. Отделалась я синяком под глазом - при приземлении наткнулась на собственную коленку - и потом две недели пугала преподавателей чернотой и последующими переливами века.
        Мой поступок имел неожиданные последствия: парни были так впечатлены, что безоговорочно приняли меня в компанию местных авторитетов - детдомовских ребят-неформалов, мечтавших о создании своей музыкальной группы. К исполнению мечты они двигались, запираясь в одной из комнат и тренькая на гитарах под пиво, травку и ахи допущенных в святая святых девчонок. Парни одевались в кожу, носили серьги в ушах, языках и носах, выбривали головы, оставляя сложные узоры, делали себе крутые татуировки, ругались матом, частенько попадали в руки полицейских за хулиганство - и внезапно стали для меня источником эмоций, которых мне так не хватало.
        И все покатилось-полетело, и только иногда я выныривала - и снова погружалась в хаос. Занятия, практика, походы в больницу, помощь медсестрам, за которую я получала небольшие деньги и с гордостью отправляла их Ангелине. Приезжать домой я стала все реже - мне было невыносимо вспоминать, кто я есть, наблюдать нищету, в которую мы погружались все сильнее, и от слез, от обниманий с младшими сестрами, от вида замученной старшей я сбегала в училище, чувствуя постыдное облегчение.
        Зато в общежитии было весело и бездумно. Регулярно проходили студенческие шумные пьянки, мы шатались по городу, совершали сумасшедшие безбилетные поездки в Иоаннесбург, бегая от контролеров или цепляясь за товарные вагоны. Я словно нашла себя - мой злой язык среди парней считался за достоинство, мою холодность принимали за классную стервозность, над моими остротами хохотали, и я поверила, будто обрела тех, кто меня понимает и кому я нужна.
        До сих пор удивляюсь, как я сберегла себя, - секс и наркотики были нормой в нашей компании, но от травки меня мутило, а прикосновения парней вызывали отторжение и злость. Со временем с моими принципами смирились и стали воспринимать как своего парня, с которым на дело - можно, а в постель - противоестественно.
        Я выкрасила волосы в розовый цвет, и тогда же, с подачи друзей, познакомивших меня с мастером, на боку, у сердца, появилась первая татуировка - маленький взлетающий сокол с анаграммой старорудложского слова «память» на крыле.
        - Узнаю это выражение лица, - сказал мне тогда старый мастер. - Скоро ты придешь ко мне опять. На это подсаживаются, как на наркотик.
        Он оказался прав. Сокола мне оказалось недостаточно. А вот огненный цветок на спине намертво связал две мои личности, примирил меня с собой. Пусть никто не знал, что я Марина Рудлог - выбитые на теле символы не давали мне забывать. Это был мой вызов миру, мои корни, мои тайные знаки - и я, всегда боявшаяся боли, воспринимала жалящие прикосновения иглы с облегчением.
        Ангелина и отец не могли не видеть, что со мной происходит, и в редкие приезды пытались меня воспитывать, осторожно просить опомниться, на что я огрызалась и уезжала. На летних каникулах и вовсе могла убежать из дома, шатаясь по окрестностям или попутными электричками добираясь до Полесья и встречаясь там с друзьями. Я начала регулярно попадать в переделки вместе с компанией. Однажды мы забрались в пустой богатый дом, что стоял на окраине городка. Там был бассейн, полный холодильник еды, бар с алкоголем и мощная аудиосистема. Впрочем, плоды чужого благосостояния удалось вкушать недолго - нас накрыл приехавший отряд полиции. Ани даже пришлось ехать за мной за много сотен километров, вызволять из участка и отдавать в залог те крохи, которые у нас были. Мне было стыдно и гадко, но на упреки я реагировала с вызовом, а потом и вовсе заявила, что справилась бы сама и что не просила обо мне беспокоиться.
        Именно тогда Ангелина приняла решение перебраться поближе к Иоаннесбургу, чтобы иметь возможность контролировать меня. Они арендовали дом в Орешнике, а старый дом удалось продать только через год - и выплатить деньги за новый, чтобы приобрести его. Надо ли говорить, как я зла была на это решение?
        Закончилось все на втором курсе, когда одно за другим произошли два события. Сначала нам впервые позволили наблюдать за операцией - из коридора, из-за стекла. Оперировали маленькую девочку, и я, замерев, наблюдала, как мясистые пальцы хирурга ловко управляются с инструментами, как бьется на мониторе ее сердце, как слаженно работают ассистенты, виталист и медсестра - как один организм, державший в ладонях жизнь ребенка. Именно тогда я поняла, что хочу связать свою жизнь с хирургией. И снова начала учиться.
        А через несколько недель заводила нашей компании упился паленого алкоголя и чуть не умер. Его рвало, он ползал по полу комнаты, стонал, потом отключился, и мы, поначалу посмеивавшиеся, слава богам, вовремя сообразили - что-то не то происходит, и вызвали скорую. Приехали уставшие врач с медсестрой, осмотрели, сказали «еще один не жилец» и забрали его в больницу.
        Работники скорой - святые люди. Их судят за равнодушие и цинизм, но попробуйте оставаться душевными людьми, когда ежедневно видите смерть и ежедневно же спасаете людей, которым это спасение не очень-то и нужно.
        Вернулся наш друг через несколько дней - исхудавший, исколотый и такой же дурной, как раньше. Уже вечером он снова сидел с гитарой и пил пиво, а я смотрела на него и не понимала, как человек, побывавший на краю гибели, может так упорно снова идти к ней.
        На следующий день я подошла к завучу и попросила помочь мне в устройстве на работу в скорую. Лето после второго курса и весь третий я работала ночами. Мне было где жить, нас кормили, и те небольшие деньги, которые получала, я высылала семье. Младшие уже учились в школе в Орешнике, Поля планировала поступать в институт на бесплатное, и мне очень хотелось, чтобы у нее была такая возможность.
        Тогда-то я и заработала себе проблемы со сном - сразу после смены шла на учебу, после спала несколько часов и выезжала в пункт скорой помощи. С таким графиком общение с ребятами само собой сошло на нет. Видимо, мне хватало острых впечатлений на работе. Да и насмотревшись на быт, на самые разные истории, ужасающие и кровавые, на аварии с разорванными людьми, на ожоги и открытые переломы, на огнестрел и пьяные отравления, я как-то резко охладела к компании.
        На скорой я работала до окончания училища и несколько месяцев после в ожидании распределения. Проходила дополнительные курсы, договаривалась с преподавателями, с удивительным теплом опекавшими своих трудных выпускников, чтобы они пристраивали меня на практику в поликлиники. А потом устроилась в областной госпиталь хирургической сестрой.
        По сути, врачебное дело спасло меня. Оно стало значительной частью моей личности, превратив злость в профессиональный цинизм, убрав из меня тяжелое горе: когда насмотришься на то, что видела я, свои печали кажутся не настолько глобальными. И сейчас, сидя в парке нашего дворца, я со всей отчетливостью поняла, как скучаю по своей работе.
        Я долго решалась, бродила вокруг трубки, снова выходила в парк курить, затем все-таки набрала номер главврача.
        - Приемная Новикова, чем могу быть полезна?
        Интересно, когда это Олег Николаевич успел обзавестись секретаршей?
        - Здравствуйте. Могу я поговорить с Олегом Николаевичем? Я бывший сотрудник, Богуславская Марина, по поводу работы.
        - Секундочку, - стук трубки, голос?, какой-то скрежет. Главврач прокашлялся, посопел и заговорил:
        - Э-э-э-э-э… Марина… Станиславовна? Чем могу быть полезен?
        - Здравствуйте, - повторила я немного нервно. - Олег Николаевич, это я.
        - Да-да, э-э-э, я уже понял.
        Я воочию увидела, как он сопит и вытирает лоб платком.
        - Я хотела извиниться за то, что пропала так внезапно и подвела вас. Сами понимаете, обстоятельства…
        - Да… да, Марина Станиславовна. Какие извинения, что вы. Со мной уже говорили… из госбезопасности. Никаких претензий я не имею.
        - Скажите, а в больнице, кроме вас… кто-то знает? - осторожно уточнила я, все-таки не выдерживая и закуривая вторую сигарету. Осенний ветер задувал под домашнее платье, и зубы уже начали постукивать.
        - Что вы, что вы… я и сам-то понял… когда отца вашего по телевизору увидел… но никому не говорил, что вы…
        Меня этот разговор двух испуганных оленей начинал веселить, и как-то полегчало. Несмотря на холод.
        - Олег Николаевич, а я вот по какому поводу. Может, вы меня возьмете обратно на работу? Я понимаю, что с обучением я уже пролетела, но ведь опыт у меня есть… конечно, я не смогу теперь работать так же плотно, но у нас ведь всегда нехватка персонала, свои смены я буду отводить честно, как все…
        Бедный главврач аж икнул на том конце провода, задышал тяжело.
        - Марина Станиславовна… я даже и не знаю. Вы же теперь выглядите… да. Как я объясню персоналу, пациентам?
        - А мы никому не скажем, что я - это та самая Богуславская, Олег Николаевич, - тоном опытной заговорщицы начала я. - Просто примете меня на работу как нового сотрудника, и все.
        - Да как же так? - разволновался бывший начальник. - Вы же… статус… как вы будете работать? У нас простая больница, сами знаете. Никаких удобств не сможем создать. Может, в Королевский лазарет пойдете? Они не откажут. Да и я как смогу вами командовать теперь-то?
        - Как раньше. - Я пожала плечами, забыв, что собеседник меня не видит. Выбросила сигарету, зашла обратно в покои. - Как командовали, так и продолжите. Я в больнице буду не кем-то со статусом, а сотрудником, таким же, как все. Да, поговорят сначала, потом перестанут. Зато какая вам реклама! Может, инвесторы подтянутся, спонсоры…
        Слова о спонсорах задели чувствительные струны начальника, но тот продолжал упорствовать. И я его понимала. Конечно, я могла бы пойти в Королевский лазарет. Но мне хотелось, чтобы оценивали мой опыт, а не статус.
        - Так не дадут нам работать, Марина Станиславовна!
        - Михайловна я, - поправила я его. - Извините, продолжайте.
        - Да… да, Марина Михайловна! Журналисты будут крутиться, у сестер и врачей интервью брать. Какая уж там работа?
        - Зато, может, муниципалитет больничку нашу отремонтирует наконец, - уговаривала я. - Если в новостях мелькать часто, стыдно им будет. Или, хотите, попрошу начальника Управления госбезопасности, чтобы журналистам в этом отношении кислород перекрыли? Хотя не понимаю, чего вы волнуетесь: ну потревожат нас неделю-другую, потом ажиотаж спадет, а вам такие бонусы пойдут - закачаетесь! Ну, Олег Николаевич? Нужны вам сотрудники или нет? Меня вы знаете, руки у меня по-прежнему крепкие, работать готова, статусом и именем трясти не собираюсь. Захотите на ковер вызвать - смело вызывайте, решите премию дать - давайте. И зарплата пусть будет прежняя, мне много не надо.
        - Вы меня без ножа режете, Марина Михайловна, - грустно вздохнул Новиков и, похоже, тоже закурил. - Знаете же, что отказать вам не смею.
        - А вы это бросьте, Олег Николаевич, - строго сказала я. - Вы подумайте, я давить не стану. Если откажете, не обижусь и зла не затаю, и на вашей должности это никак не скажется. Об этом разговоре вообще кроме нас двоих никто не узнает. Если согласитесь - работать буду на совесть. Подумаете? Попробуете решить без учета изменений в моей жизни?
        - Подумаю, - произнес он уныло, и подтекстом звучало «как же их не учитывать-то, голубушка!» Но мне нужна была эта работа, поэтому я не стала отступать.
        - Тогда до завтра? Я позвоню.
        - До завтра, Марина Михайловна, - согласился главврач со вздохом.
        Я отложила трубку, села в кресло, торжествующе глядя на себя в зеркало будуара. Так-то, Марина! Молодец!
        Не выдержала и попрыгала немного по гостиной, не обращая внимания на возникающую при прыжках боль в проколотых ушах.
        Теперь надо донести это до Васи. Момент очень неудачный, но я с ума сойду, если не отвлекусь. В поиске сестер я бесполезна, а так хоть голова и руки будут заняты чем-то важным и нужным. Надеюсь, она поймет и не разочаруется во мне.
        Василина
        Королева Василина в тот момент пыталась понять Марью Васильевну Сенину, которая уже разменяла седьмой десяток, служила статс-дамой еще при ее матери и вернулась во дворец на свою должность, управляясь со всей вотчиной так умело, словно и не было этого перерыва. Вообще оказалось приятно видеть старые лица в массе новых придворных. Это будто связывало настоящее с прошлым. Пусть горьким, но и родным тоже.
        - Ваше величество, - настойчиво говорила Сенина, расположившаяся в кабинете королевы, - ваш день рождения - это национальный праздник. Мы просто не можем не устроить по этому поводу бал и гуляния. Народ не поймет.
        - У меня нет настроения, - резко отвечала Василина, - бал сейчас неуместен. Я только начала разбираться в делах и не могу тратить время еще и на это.
        - Простите, - Марья Васильевна слова произносила твердо и при этом почтительно смотрела на правительницу, - но время на бал есть всегда. Вы же не хотите, чтобы люди говорили, что новая королева прячется от народа? Тем более что на праздники такого уровня принято приглашать глав дружественных государств, а что может быть лучше для демонстрации их поддержки вашего трона?
        - Я не могу этим заниматься, - упрямо повторила Василина. Она нервничала из-за отсутствия новостей и из-за настроения мужа, и настойчивость придворной дамы была совсем не к месту. - Оставьте меня, Марья Васильевна.
        Почтенная статс-дама встала, присела в реверансе.
        - Не гневайтесь, ваше величество, - вздохнула она осторожно, и Василина с удивлением посмотрела на нее: кто гневается? Она? - Вам и не придется ничем заниматься. Просто дайте свое согласие, и вам останется только надеть платье и выглядеть так же ослепительно, как сейчас.
        Василина помимо воли улыбнулась.
        - Вы мне льстите, Марья Васильевна.
        - Говорю истинную правду, - лукаво ответила опытная интриганка. - Разве можно такую красоту в кабинетах прятать? Покажетесь во всем блеске и величии, чтобы подданные за сердца похватались. Грозная и прекрасная. Символ Рудлога!
        - Да прекратите уже, Марья Васильевна, - рассмеялась «грозная и прекрасная». - Делайте что хотите, но чтобы меня это не касалось.
        - Благодарю, ваше величество, - степенно отозвалась статс-дама и, пока величество не передумала, спешно ретировалась.
        Василина посидела в кабинете, с тоской посмотрела на папки с отчетами. Боги, какое же все это занудство!
        В груди противно заныло, и она впервые с сожалением подумала о том, что, возможно, Ангелина была не так уж и права, когда обговорила свободу для сестер. Нет, если бы короновалась старшая, то Василина первая бы приветствовала такую предусмотрительность. Но сейчас приходилось мыслить другими категориями. Наверное, было разумнее сразу собрать всю семью под одним кровом. Как ни странно, дворец оказался на данный момент самым безопасным местом. Во всяком случае, здесь еще ни на кого не нападали и не похищали. И никто не пропадал.
        Она посмотрела на себя в полированную гладь рабочего стола, тряхнула светлыми кудряшками, отодвинула папки, встала. Надо что-то делать, а то сейчас расплачется. Тем более скоро полнолуние, настроение и так скачет, а еще сестры… и дела… и детей видит мало… и муж пропадает целыми днями.
        Зашла в детскую, полюбовалась на спящую Мартину, тихо поговорила с няней о том, когда вводить прикорм и надо ли уже ставить слушать классическую музыку или пусть ребенок растет невдохновленным и непросветленным. Тоска никуда не уходила, и она вышла из детской, направляясь туда, где всегда могла получить поддержку и набраться сил. К Мариану.
        Муж обнаружился в гвардейском корпусе - опять занимался наравне с солдатами, - и королева тихонько понаблюдала за ним, пока служивые не заметили ее и не начали останавливаться.
        - Почему прекратили занятия? Команды «вольно» не было! - рявкнул Мариан, но, видимо, что-то прочитал на лицах подчиненных, обернулся. - Ваше величество, приветствую вас. Бойцы?
        - Рады служить, вашество! - рявкнули гвардейцы, вытягиваясь по струнке.
        - Надо поговорить, Мариан, - сказала Василина настойчиво. Он кивнул, отвернулся. Такой мощный и суровый в этом армейском спортивном костюме, что она снова залюбовалась им.
        - Майор Васильев, завершите упражнения, - зычно скомандовал, и от построившихся солдат отошел усатый офицер, ответил «есть» и встал перед строем.
        - Что такое, василек? - тихо спросил Мариан. От него пахло п?том, и Василина заторопилась, утягивая мужа в сторону армейского корпуса.
        - Тут есть место, где можно спокойно поговорить?
        - Что-то срочное? - встревожился он, ускоряя шаг.
        - Да, очень срочное, - согласилась она, оглядывая помещение, в которое они зашли. По всей видимости, тут хранился спортивный инвентарь. Хорошо были слышны команды майора «Бегом марш! Десять кругов!» - Очень. Даже не знаю, как тебе сказать.
        - Василина, - нервно и сурово проговорил муж, и в голосе его все еще слышались командные нотки. - Говори быстро и прямо.
        Она обернулась, подошла к нему, прижалась к плечу.
        - Мариан, я никак не могу успокоиться. Обними, меня, пожалуйста. - Василина подняла голову, заглянула в глаза, в которых тревога сменялась облегчением и удивлением, снова прижалась к нему, уткнулась носом в руку. - Ум-м-м, как от тебя пахнет… Ма-а-ар…
        Он сжал ее крепко, так, как ей нужно было, руки немного дрогнули, скользнув по спине вниз. Все понял, конечно. Он всегда ее понимал.
        - Все поймут, чем мы тут занимаемся, - пробормотал он, уже целуя ее в шею, задерживая дыхание: она забралась ладонями под резинку спортивных брюк, потерлась о него со стоном.
        - Ну и пусть, - прерывисто дыша, ответила Василина, - пусть. Я королева, мне все можно. А твоя, - она задрала ему футболку, лизнула грудь, царапнула зубами кожу, - твоя прямая обязанность… - Он сжал ее еще крепче, взял за подбородок и жадно, головокружительно поцеловал. - А-а-ах, Мариан… так вот… - Строгая юбка поползла вверх, обнажая стройные ноги в чулках и скромное белье. - …Обязанность…
        - Ты слишком болтлива, моя королева, - грубовато сказал он, поворачивая ее к себе спиной. - Обопрись, милая. Вот так, василек, расставь ножки… Как ты хороша, Василина, как же ты хороша…
        Он уже тяжело дышал сзади, покрывая поцелуями ее ягодицы, прикусывая и сминая их, лаская бедра широкими крепкими ладонями, и она задрожала, опустила голову, прогнулась.
        Да, вот так, Мариан, именно так. Как же я люблю тебя.
        Не сдержала стона, когда он вошел в нее, и он замер, легко гладя ее по спине, слушая ее дыхание. И начал движение, мощно и без всякой осторожности, сразу бросая ее в водоворот сладкой и нужной любви, такой ошеломляющей, что она закусила кулак, чтобы не кричать. И все равно кричала, глухо и страстно, и билась в наслаждении, и чувствовала его крепкое тело, и жесткие руки на бедрах, и неумолимое движение, и слушала его тяжелые, приглушенные порыкивания, как лучшую музыку в мире.
        То, что мне было нужно, Мариан.
        Знаю, моя королева.
        Когда они вышли, занятия уже закончились, и на плацу никого не было. И хорошо, потому что каждый, кто увидел бы их затянутые любовной поволокой глаза, тут же бы все понял.
        Хотя, наверное, и так все догадались.
        Ну и пусть. Зато она успокоилась.
        - Я согласилась дать бал на мой день рождения, - сказала Василина мужу все еще хрипловатым голосом, когда они подошли к семейному крылу дворца.
        - Хорошо, - легко откликнулся он, открывая и придерживая дверь в покои, - тебе нужно будет развеяться. И отдохнуть.
        - Да, - со вздохом согласилась королева, - вроде недавно вернулись от Талии, а будто и не было этой поездки. Тяжко мне, Мариан.
        - Ты со всем справишься, - уверенно произнес муж, снимая футболку. - Раздевайся, Василина. Пойдем в душ. Мне нужно после тренировки и… наших упражнений. Побудь со мной.
        Она успела подумать об оставленных отчетах, да и в теле еще чувствовалась сладкая дрожь от пережитого острого удовольствия. Хотелось лечь, вытянуться, потягиваясь и выгибаясь, как кошка. Но Мариан привлек ее к себе, запустил пальцы в копну кудрявых волос, тихонько сжал, заставив откинуть голову. Прикоснулся губами к щеке, постоял немного так, щекоча ее бородой, вздохнул тяжело. Отпустил и начал раздевать. Глаза его блестели, ноздри раздувались, и он улыбался. И она улыбнулась в ответ, позволив расстегнуть блузку, снять белье. Подождут эти бумаги.
        После, когда он вынес ее, ослабевшую и окончательно успокоившуюся, из душевой, сам вытер, одел - потому что сил не осталось вообще, - укрыл одеялом и ушел, Василина лежала и лениво гладила подушку рядом. Мысли были тягучие, легкие. Она вспоминала все случившееся с момента коронации и, наверное, впервые не чувствовала себя так, будто ее нахождение на троне - чудовищная ошибка. Она справится, не может не справиться. Научилась же она управляться с силой - пусть неуверенно, но принцип поняла, а дальше - дело тренировки.
        Мысли плавно перетекли на одну из бесед с Иппоталией. Королева позвала Василину на массаж, и они лежали рядом, пока массажистки разминали их тела, поливали горячей водой, терпко пахнущей травами, снова мяли, обливали ледяной, потом опять горячей. Серенитка, правда, настаивала на массажистах, но Мариан один раз сказал «нет», и она почему-то не стала упорствовать.
        - Объясни мне, - блаженно прикрыв глаза, спросила Василина, - про эти ваши нейтрализаторы и стабилизаторы. Для меня это загадка, а ты обещала рассказать.
        - Да-а-а, - простонала царица, когда массажистка перешла к пояснице. - Ох, спина моя, спина. Ну ты понимаешь. После родов я постоянно разогнуться не могла, до сих пор вот страдаю.
        - Нейтрализатор, - напомнила молодая королева, послушно переворачиваясь на спину и закрывая глаза - в очередной раз ее облили горячей водой, и в воздухе еще некоторое время стоял пар. Массажистки, тела которых блестели от пота, трудились и словно не слышали их.
        - Никак не можешь отдохнуть? - укоризненно проворчала Иппоталия, отфыркиваясь от воды. - Расскажу я, не переживай. Тем более что тебе знать необходимо и пользоваться уметь.
        Ты знаешь, что мы, потомки богов, могли бы жить очень долго, если бы не держали Туру? Сила уходит туда, в почву, в воздух, поэтому и жизнь наша так же коротка, как и жизнь обычных людей. Хотя резерв наш почти в тысячу раз больше, чем у магов.
        Василина удивленно посмотрела на нее, и царица вздохнула.
        - Бедные мои девочки, всё растеряли, а все дед ваш, тоже бедный. Он неплохой был мужик, Константин, но никак со своим огнем справиться не мог, вот и пил по-черному. И умер, когда матери твоей было пятнадцать. Ничего передать не успел, да и не пытался, честно говоря. То веселился, то тосковал, баб греб под себя, как кот; удивительно, что у него одна Ирина родилась. Супруга его ушла в мир иной вскоре после родов, да и не женился никак после. Неприкаянный он был какой-то, метался постоянно.
        Василина историю своей семьи прекрасно знала, но терпеливо слушала, не перебивая старшую.
        - Все дело в нашей крови, в божественной ее части. Боги, да простят они меня, как мифы наши говорят, что-то напортачили на заре времен, так, что земля взбунтовалась. И к людям относились высокомерно, помыкали как могли. Вот творец и рассердился и наказал мир менять лишь руками людей. И только в особых случаях могут они напрямую вмешиваться - и то после этого несут наказание.
        - Это какое? - Василина не представляла, чем можно наказать бога.
        - Да кто же знает? - отмахнулась Талия, поднимая руку, чтобы массажистка промяла бока. - Об этом не говорится. То ли сила уходит, то ли обязаны жизнь прожить в человеческом теле. Много домыслов, а правду и не знаем. Но не об этом речь. Триединый, значит, рассердился и велел воплотиться в людей, и прожить жизнь с людьми, чтобы понять их, и дать продолжение своей крови в человеческом теле. Вот ваш Красный жил на территории Рудлога под именем Иоанн, жил с человеческой женщиной, и от него пошел ваш род. И он сделал вашу землю стабильной, потому что спокойно тогда было только в долинах между горами.
        - И тело его захоронено в кургане на фамильном кладбище, - тихо сказала Василина, у которой от этих разговоров мурашки бежали по телу, несмотря на горячую воду и сильные руки массажисток.
        - Да, да. Пахарь воплотился в Бермонте, который тогда почти весь был покрыт ледником. А он заставил лед отступить, вырастил лес, и до сих пор Бермонты сдерживают холод на всем континенте, не дают вернуться вечной зиме. Но там вообще история таинственная, потому что, по слухам, он овладел своей женой в обличье медведя, поэтому аристократия там и сами Бермонты - оборотни-берманы. И наш милейший Демьян - тоже. И твой Мариан, кстати. Суровый он у тебя. Как терпишь?
        - Да я не терплю, - смутилась Василина, съежившись от потоков ледяной воды, - м-м-мне в-в-все нрав-в-вит-т-тся….
        - Полегче, безумная, - прикрикнула царица Маль-Серены на массажистку, - гостья у нас непривычная, застудишь еще. Теплее воду бери!
        - Да, госпожа, - тихо ответила служанка, послушно поливая Василину горячей. Та чуть расслабилась.
        - Йеллоувинь стал домом для Желтого Ученого, который жил под именем Винь Ши и создал строгую иерархическую систему управления государством, и жен у него было много, и наследников. Но там столько провинций, как раз каждому наследнику по штуке. Там были степи, суховеи, зимой земля трескалась от холода, а летом - от жары. А теперь - благословенная земля с мягким климатом. А Целитель-Воздух стал основателем рода Инландеров, к коим относится наш сухарь Луциус, что держит ветер и ураганы. И, конечно, его брат Гюнтер, который, хоть и носит фамилию Блакори, к Черному Жрецу по крови отношения не имеет. Жрец тоже воплотился, стал носить имя Корвин, но правил недолго, потом исчез, а сам дал начало династии Гёттенхольд, которая пала две сотни лет назад. Ну, ты знаешь.
        История королевских домов по серенитским мифам была не столь тяжела для восприятия, как преподававшаяся им при воспитании, и Василина слушала с удовольствием, освежая что-то в памяти, а что-то и узнавая.
        - А что насчет вашей прародительницы, Талия?
        - Сейчас, сейчас. - Иппоталия со стоном растянулась на столе, поболтала ногами. - Хорошо-то как! Ну слушай, тем более что это и на другой твой вопрос ответит, про драконов. Наша госпожа, Божественная Вода, спустилась к нам под именем Серена, родилась в теле обычной девочки. У нее было трое мужей и трое дочерей, и старшая стала наследницей и прародительницей рода Таласиос Эфимония. С тех пор мы защищаем весь континент от наводнений и не даем Маль-Серене уйти под воду. Но госпожа, - с гордостью говорила царица, - не сидела на одном месте. Она много путешествовала, укрепляла связи с соседями, особенно с ближайшей Инляндией. И от одной из встреч, по легендам, с Инлием, воплощенным Белым Целителем Воздуха, появился сын, который стал первым драконом. Он поселился в Песках, брал в жены человеческих женщин и в конце концов женился на младшей дочери Красного. Твоей далекой родственнице. Вот от их союза и пошел могучий драконий род, который смог озеленить пустыню. Я приказала, как и обещала, порыться в архивах, слушай, моя дорогая.
        - Слушаю, - откликнулась заинтересованная Василина.
        - Такое ощущение, что наши предки уничтожали все, что с драконами было связано. Но кое-что найти удалось. В записях моей прапрабабки, в наших семейных архивах. По ее словам, почти с начала времен существовал артефакт, Рубин, который нас, монархов, усиливал. Природа его неизвестна, боги по этому поводу молчали. И по шесть лет он проводил в каждой стране, в главном храме, в чаше у подножия статуи божественного покровителя страны. Кроме Черного - уж не знаю почему. И вот пятьсот лет назад камень как раз находился у твоего деда, С?дрика. Тогдашний Владыка драконов, Т?рии Вайлерт?н, обратился к нему с просьбой передать им камень вне очереди, на год. Седрик то ли не согласился, то ли попросил отложить передачу, и тогда драконы выкрали Рубин прямо из храма. Прапрадед твой был в ярости, началась война. А помогал ему блакорийский король; остальные, по словам бабушки, держали нейтралитет.
        Королева Рудлога даже перестала замечать руки массажистки - эту страницу истории она не знала. Да и никто не знал.
        - Война шла долго, драконы были очень сильны - то ли Рубин помогал, то ли сами по себе были могучи. Почти два года длилось противостояние, бабушка моя пыталась его остановить. Но мужики же… - царица презрительно сморщила нос. - Будь там женщины, давно бы договорились, и все. В общем, все силы иссякли, и Седрик предложил драконам подписать мир без всяких условий. Должны были присутствовать все аристократические рода с обеих сторон, чтобы все заверили договор и не осталось тех, кто будет продолжать кровную месть.
        - И что? - Василине стало зябко, потому что продолжение она знала, но дослушать надо было.
        - А то, что Красный Седрик в союзе с Черным Блакорийцем запечатал прилетевших подписывать мир драконов в гор?. Могу дать почитать, какими словами моя почтенная прародительница этих двоих поливала! - царица хихикнула, хотя момент был трагический. - Я половины бы не воспроизвела, сильна была старушка. Кстати, думаю, после этого род Гёттенхольд и прервался. Угасал, угасал и окончательно угас двести лет назад. То ли драконы успели проклясть, то ли боги наказали. Сам-то их покровитель, Черный, давно не появлялся, да и не привечают его на континенте, не то что у нас. И у вас в роду стали всякие… неприятности происходить. Думаю, прокляли все-таки. Дальние потомки Черного рассеялись по всему континенту, их мы и называем темными. К сожалению, никто из них не обладает достаточно сильной кровью, чтобы пройти коронацию.
        - Гюнтер - хороший правитель, - осторожно произнесла Василина.
        - Хороший, да не на своем месте, - хмыкнула Талия.
        Василина промолчала. Это уже была политика, и нужно было следить за словами.
        Массажистки проводили их в купальню, и женщины устроились у бортика, лениво болтая ногами в воде.
        - Талия, - не выдержала Василина, - так при чем тут нейтрализаторы?
        - Ой, - засмеялась царица, - у меня так бывает, извини. Хочу рассказать об одном, а болтаю совсем о другом, куда мысль уведет. Сейчас, сейчас, милая, только выпью сока, а то горло пересохло совсем.
        Она медленно пила, прикрыв глаза, а Василина чуть ли не пританцовывала в воде, ожидая продолжения.
        - Кстати, рекомендую, попробуй. Вкусно!
        - Нет, спасибо, - вежливо отказалась Василина. - Талия, не томи, я сейчас лопну от любопытства.
        - Эх, - сокрушенно вздохнула царица Маль-Серены, - когда-то и я была молода и нетерпелива. И так же красива, как ты.
        - Ты и сейчас прекрасна, - искренне сказала королева Рудлога, - не скромничай. Талия, я растворюсь тут сейчас и так и не узнаю ничего. Тебе будет стыдно.
        Царица снова засмеялась низким, гортанным смехом. Она действительно была великолепна - рослая, пусть в теле, но очень гармоничном, с идеальной грудью, покатыми плечами, прямым носом, прозрачно-серыми глазами, белой, почти голубоватой кожей и иссиня-черными волосами. И только если присмотреться, можно было заметить сеточку морщин у глаз и на лбу.
        - Да все просто на самом деле, милая. Всё в нашей крови, всё от свойств наших божественных прародителей. Гюнтер и Луциус - нейтрализаторы, они идеальные защитники, могут смирить любую стихию. И на них ментальная магия не действует абсолютно. Бермонт - преобразователь, он может одну стихию менять на другую, пропуская через себя. Наш милейший император Хань Ши - стабилизатор, он управляется с потоками, выравнивает дисгармонию, убирает разрывы. Его кровь способна восстанавливать магов после выгорания, например. Ты, Василина, усилитель, и твоя кровь усиливает любую магию, и ты сама усиливаешь общий щит над континентом. Нам Рудлога очень не хватало… мы можем вместе взаимодействовать, как ты видела… и, конечно, каждый может заменить другого, но это уже будет не то…
        - А ты, Талия? - нетерпеливо спросила Василина. Все и правда было просто.
        - А я, милая, проводник, - усмехнулась царица, - я могу всю вашу силу замкнуть на себе и обладаю слабенькими, но свойствами каждого дома. Поэтому и смогла учить тебя.
        - А что же делают темные? И драконы?
        - Могу только предполагать, - вздохнула Иппоталия. - Наследники Черного, скорее всего, поглотители - они могут воспринимать чужую магию, увеличивая личный резерв. А про драконов сказать ничего не могу… судя по тому, что мы родственники, возможно, они тоже проводники. А может, и нет.
        - Зачем же им Ангелина? - рассеянно спросила королева Рудлога. Ей надоело висеть у бортика, она оттолкнулась и поплыла. И еще она думала о том, нельзя ли попросить императора Хань Ши о капельке крови для Марины….
        - Понятия не имею, - честно ответила плывущая рядом царица. - Но, думаю, мы это скоро узнаем. Вариантов масса - может, элементарная месть, может, в заложницы взяли и готовятся к переговорам. Так и не узнали ничего, где она?
        - Я только общее направление чувствую, - печально призналась Василина, разворачиваясь и начиная двигаться обратно, - и что жива, а конкретно - никак. Ищем, ищем - без толку. Тандаджи говорит, местные просто отказываются сотрудничать: то ли боятся, то ли еще что. Талия, - ее вдруг осенило, - а ты не можешь найти Ангелину?
        - Нет, что ты, - откликнулась Иппоталия, - это только между близкими кровными работает. Ну, между супругами иногда. Никто из наших не сможет, только ваша семья. Но я дам тебе совет, а прислушаться или нет - дело твое, королевское. Найдете - не руби сгоряча, как у Рудлогов принято, разберись. Ангелина не трепетный цветочек, в обиду себя не даст, а вот что драконам нужно - узнать будет полезно.
        - Мудрая ты, Талия, - улыбнулась Василина. - И добрая.
        - Скажи это моим мужьям, - снова рассмеялась царица. - То-то они при мне слово лишнее сказать боятся.
        - А тебе это нравится? - Василина замялась. - Разве не хочется такого, чтобы хотя бы равным был, царица?
        - А кто сказал, что такого нет, королева? - таинственно и тихо ответила Иппоталия. - Замуж-то необязательно выходить. Особенно за равного. Ему у меня будет нехорошо, а мне у него. А для всего остального есть телепорты. Мы без правильного мужика срываемся, милая. Нам абы какой не подойдет; нужно, чтобы дурную энергию в постели регулярно выколачивал.
        И она так сладко потянулась, выгнулась, что стало понятно - «дурную энергию» ей «выколотили» совсем недавно.
        Разговор стал совершенно женским, и Василина открыла было рот, чтобы спросить, о ком речь, - и закрыла. Все-таки они не настолько близки. Но любопытно было до жути.
        - Но тебе-то это не надо, правда? - остро глянула на нее царица, снова прислоняясь к бортику. - Эх, был бы у маменьки твоей такой, как Мариан… хотя Ирина резка была, вряд ли бы потерпела… вот и срывалась…
        - В смысле срывалась? - непонимающе переспросила Василина. - Ты имеешь в виду приступы гнева? У Ангелины тоже такое было, а у меня - ни разу.
        - И гнева, и не гнева, дорогая, - туманно ответила Талия. - Да у тебя и не будет. Не переживай. Пойдем-ка лучше пообедаем, я коня готова после этих процедур проглотить.
        На волне воспоминаний Василина задремала, согревшись под теплым одеялом. И снилось ей только хорошее.

* * *
        Мариан Байдек, выйдя от жены, нос к носу столкнулся с Мариной. Она о чем-то раздумывала, стоя в коридоре у дверей королевских покоев, задумчиво кусала губу, и не мешали ее размышлениям ни удивленные охранники, ни проходившие мимо слуги.
        - Марина? - тихо позвал он, и девушка встрепенулась, посмотрела на него. Взгляд ее медленно приобретал осмысленность.
        - А, Мариан. Я хотела с Василиной поговорить, а в кабинете ее не было. Задумалась немного. - Она смущенно огляделась. - Она здесь?
        Барон Байдек внимательно посмотрел на нее, и девушка, кажется, занервничала.
        - Василина отдыхает, - спокойно пояснил он. - Может, попозже зайдешь?
        - Отдыхает? - удивилась она, глянула на часы, которые показывали половину двенадцатого. - Она приболела, что ли? Так я посмотрю, давай?
        - Марина, - барону стоило немалых усилий сдержать улыбку, - с ней все в порядке. Она здорова и прекрасно себя чувствует, поверь.
        - А… - Она посмотрела на него и непонятно что увидела, потому что покраснела. - А-а.
        - Может, я могу тебе помочь? - вежливо спросил Мариан, приглашая ее двигаться за ним и в который раз поражаясь, как в третьей принцессе совмещается вполне себе циничная женщина и совершенно неоперившийся подросток. - Кстати, я только заметил, ты уши проколола.
        Марина потрогала ухо, вздохнула.
        - Да. Да, наверное, можешь. Мариан, я хочу обратно на свою работу выйти. Тошно мне тут, я скоро на стены прыгать начну. Хочу сбежать, понимаешь? И не знаю, как Васюте сказать.
        «И сбегаешь ведь, - подумал Байдек недовольно, - и я тебя понимаю».
        - Ты хочешь моего совета? - осторожно спросил он.
        - Сейчас - хочу, а если бы не встретились, сама не подошла бы, - честно ответила принцесса.
        - Василина тебя любит и не будет препятствовать, - сказал он уверенно, - и ты сама это знаешь.
        Охранники у его кабинета поприветствовали их, и Мариан кивнул в ответ, открыл дверь, пропуская девушку внутрь.
        - Знаю, - согласилась она, с любопытством пробегая глазами по скромной обстановке. - Тебе тут удобно?
        - Вполне. - Барон сел за стол. - Марина, если тебе тяжело - выходи, работай. Но я тебя попрошу… лично от себя. Не съезжай пока из дворца.
        Она сжала губы.
        - Потерпи немного, придворный маг вполне может доставлять тебя в больницу и обратно Зеркалом. Найдем Ангелину, разыщем Полину, и жене не придется тревожиться еще и за тебя. Ей нелегко сейчас.
        Мариан, конечно, отдавал себе отчет, что давит на ее чувство долга. Но одно дело - отслеживать перемещения Марины из дворца, и совсем другое - организовывать охрану у квартиры, где вокруг масса людей. Если еще одна сестра пропадет, ему только в фермеры идти. Потому что в деле охраны он оказался совершенно некомпетентен.
        Принцесса молчала, потом кивнула со вздохом.
        - Хорошо, Мариан. Пока не съеду… раз ты меня просишь.
        До обеда оставался еще час, и, попрощавшись с Мариной, барон Байдек, а ныне принц-консорт королевства Рудлог, набрал номер руководителя госбезопасности.
        - Тандаджи, слушаю, - суховато ответил Майло.
        - Это Байдек. Нужно обсудить кое-что. Можешь зайти?
        - Сейчас занят, ваше высочество. Но… если есть время, загляни ко мне через полчаса. Хочу познакомить тебя с одним человеком.
        Через полчаса барон был в Зеленом крыле. И там ему представили Игоря Ивановича Стрелковского, бывшего начальника разведуправления, про которого он был наслышан от Василины и который сыграл немалую роль в спасении его жены.
        Стрелковский оказался высок, сухощав и подтянут, с характерной осанкой, выдававшей в нем военного. Спокойный, с острым взглядом и узким хищным лицом, светло-голубыми глазами и светлыми, коротко стриженными волосами. Никакой седины, хотя ему уже было под пятьдесят. Коротко поздоровался, пожал руку, представился.
        Байдек сразу каким-то внутренним чутьем понял, что ему можно доверять.
        - Игорь Иванович берет на себя поиски Полины Рудлог с нашей стороны, - пояснил Тандаджи, наблюдавший за их знакомством с благодушием опытной свахи. - Игорь, тебе достаточно информации?
        - Да, - ответил тот, - но мне нужны будут помощники. Менталист, по крайней мере.
        - Будут тебе помощники, - согласился Тандаджи. - Мариан, слушаю тебя. При Игоре Ивановиче можешь говорить свободно.
        - Сам вижу, - буркнул Байдек. Стрелковский внимательно посмотрел на него, чуть улыбнулся, и барон вдруг отметил, как похожи эти двое - бывший и нынешний безопасники. Не внешностью - вряд ли можно было бы найти двух более непохожих людей. Мимикой, сдержанностью, экономными жестами. Взглядами.
        - Марина хочет выйти на работу. Туда, где она работала раньше. Нужно там все проверить. Посмотреть, как охранять так, чтобы не перепугать всех.
        - Сделаю, - спокойно ответил Майло, помечая что-то в блокноте.
        - Чуть больше чем через две недели у Василины день рождения. Будет бал.
        - Об этом уже знаю, - сообщил Тандаджи почему-то довольным тоном. - С пятницы. Не вовремя, конечно. Обговорим, барон. У Игоря Ивановича опыт большой, может, он нам что-нибудь подскажет. Да, полковник?
        Стрелковский с холодком глянул на бывшего подчиненного, покачал головой и коротко ответил:
        - Подскажу.
        Часть 2. Глава 4
        Середина октября,
        Иоаннесбург
        Игорь Стрелковский
        Стрелковский легко перенес и возвращение во дворец, и то, что его место занято. Ему не трудно было идти по знакомым коридорам, где он знал каждый уголок, каждый кирпичик. Трудно было сдерживаться и не смотреть на неприметную дверь в углу его бывшего кабинета. Ту самую, через которую он нес свою королеву в их последнюю ночь.
        Но Игорь Иванович справился.
        Молодой принц-консорт ему понравился. Нормальный, крепкий мужик, с хорошим стержнем. Не болтливый, не высокомерный. Военный, что говорило в его пользу. В нем не имелось ничего «не от мира сего», что было свойственно Святославу Федоровичу. Стрелковский всегда недоумевал, почему при всех возможностях Ирина выбрала именно его. Слишком мягкий, слишком податливый для такой женщины, как королева. Хотя, может, ей и нужна была мягкая подушка для ее неукротимой энергии?
        Тандаджи выделил ему отдельный кабинет, несмотря на то что Игорь был готов работать в общем зале, как обычный агент. Тидусс с непроницаемым лицом выслушал все возражения, качнул головой и пояснил, что дело Полины Рудлог - деликатное, семейное, поэтому не надо сопротивляться. Потом, если полковник решит остаться в Управлении и захочет переехать - препятствовать не будет. А сейчас, Игорь Иванович, будьте любезны, уважьте старого друга или, если хотите, начальника и занимайте кабинет.
        Тандаджи всегда обладал своеобразным юмором. Наверное, поэтому в помощники к Игорю приставил женщину, отрекомендовав ее как опытного и сильного менталиста с дополнительной квалификацией по боевой магии. Людж?на Др?бжек закончила Военную магическую академию в Лесовине почти десять лет назад, какое-то время работала на Севере, а потом попала в поле зрения Тандаджи. Она и выглядела как типичная северянка - крепкая, рослая, синеглазая, с простым круглым лицом и аккуратно убранными в узел темными волосами. Носила военную форму, хотя Управление разрешало военным одеваться в цивильное.
        И смотрела на него, Игоря, с восхищением.
        Первым желанием после этих взглядов было пойти к Тандаджи и потребовать заменить ее. Но напарница оказалась спокойной, въедливой, молчаливой и, что важно, понимающей с полуслова. Дистанцию выдерживала, под руку с гениальными идеями не лезла. Изучила документы, выслушала его, кивнула и сказала, что готова работать, если она господина полковника устраивает.
        Игорь Иванович был человеком практичным и, если его что-то не устраивало, не стеснялся обидеть отказом. Но по здравом размышлении придраться было не к чему. И он оставил все как есть.
        Прежде всего нужно было опросить преподавателей университета, в котором училась Полина. И ее университетских друзей. С друзьями можно было встретиться и вечером, а вот преподавателей придется собирать через ректора, и получится это только во вторник.
        Он снова перелистнул папку на титульный лист. С фотографии на Игоря смотрела его дочь - такая, какой она стала после их последней встречи благодаря амулету Ирины. Совсем не похожа на него, темноглазая, темноволосая, крепкая. Байдек подробно рассказал, что случилось после перемещения из зала телепорта, и Стрелковский был благодарен ему за то, что тот не задает лишних вопросов.
        - Да мы не очень дружили в последнее время, - говорила одна из соседок Полины, косясь на капитана Дробжек, невозмутимо, но пристально глядевшую на нее. Они сидели в комнате, и за дверью, в коридоре общежития, взволнованно и любопытно галдели пытающиеся подслушать студенты. - Нет, отношения нормальные были, но она почти всегда отсутствовала. Считайте, только ночевать приходила. Раньше мы и гуляли вместе, и болтали, она небогатая была, но щедрая, помогала мне, если по учебе что-то не получалось. Языки она хорошо знала, мы постоянно ее ругали, что на иняз не пошла. А потом устроилась на одну работу, на другую, и как-то общение сошло на нет.
        - А на какую работу Полина устроилась? - уточнил Стрелковский, поощрительно улыбаясь, чтобы расслабились и не так пугались напарницы. Надо сказать, пусть как-то поприветливее выглядит, что ли. Свидетели - народ такой: чуть выбьешь из колеи - и половину важного забудут, а половину побоятся сказать.
        - Сначала официанткой работала, - сказала вторая, морща лоб, - месяца четыре, таскала с собой из кафе пирожные, нас угощала. А потом, как из университета полетела, куда-то устроилась, но не говорила куда.
        - Мы думали, в сборную какую-нибудь попала, - подала голос третья, - потому что со спортивной сумкой ходила постоянно. И одеваться начала лучше, сразу стало заметно. Так-то одно и то же носила, на ночь постирает - и на батарею, сушиться, а тут сразу вещи появились. Но где работает - не отвечала, отмахивалась.
        - Постойте, - попросил Игорь Иванович, - извините, девушки. А когда Полина «полетела из университета»? Разве она сейчас здесь не учится?
        - Учится, но на платном, - нетерпеливо сказала первая. - Полетела в зимнюю сессию, на первом еще курсе, потому что много пропускала и преподаватели недопуск ставили. Мы даже письмо с подписями в ее поддержку писали, но нет, не согласились допустить.
        - Хотите чаю? - спросила вторая, вставая.
        - Нет, - резко ответила Люджина, и девушка аж оступилась, растерянно глянула на мужчину.
        - Конечно, - улыбнулся Игорь. - Чай нам всем не помешает. А капитану Дробжек, будьте добры, положите побольше сахару.
        Чай, как по волшебству, немного расслабил всех, как и принесенные многоопытным Стрелковским шоколадные конфеты, и скоро они уже болтали почти как друзья.
        - Мы очень переживаем, - говорила самая болтливая соседка. - Ну как так, Полька пропала, а никто и не дергается, будто и не случилось ничего. Хорошо, что вы пришли.
        - Спасибо за шоколад, - дополнила вторая. А третья ничего не говорила, она сосредоточенно жевала уже пятую конфету.
        - Девушки, - доброжелательно и доверительно произнес Игорь Иванович, - а может, подскажете, с кем, на вашей памяти, Богуславская плотно общалась? Или не плотно, но хотя бы упоминала. Вдруг нам еще что про нее расскажут?
        Девушки задумались. Коробка с конфетами стремительно пустела, и Игорь сделал себе мысленную пометку: надо сделать стратегический запас в своем кабинете.
        - В приют она вроде ходила для собак, - неуверенно сказала третья, справившись со сладким. - Тут поблизости он, как называется, девочки, не помните?.. Ласковый… пес? Друг?
        - Верный друг, - вспомнила первая, и остальные закивали: да, точно. Игорь записал.
        - И еще она просила, пока нет ее, к бабушке заходить, старенькой. Деньги оставила на продукты. Правда, - девушка смутилась, - мы уж неделю не были, не соберемся никак.
        - К какой бабушке? - недоуменно спросил Стрелковский. Живых бабушек у принцесс не было.
        - Не к родной. Она с ней на улице где-то познакомилась, вот и помогала. Как не на работе, то либо в приюте пропадала, либо у бабушки. Сейчас адрес вам запишу, - соседке явно было неловко, - а мы обязательно зайдем завтра, проведаем.
        Адрес был торжественно вручен, и, поговорив еще немного, Игорь решил прощаться, тем более что на улице уже темнело.
        - Кстати, - вспомнила, когда они уже стояли на пороге, одна из соседок. - Мы же поначалу с ней вместе у Палыча занимались. Они и спелись отлично, оба на брусьях работать любили. Вы бы с ним поговорили, они даже дружили вроде.
        - А Палыч - это кто? - уточнил Игорь Иванович.
        - Да физрук наш второй, допы ведет, секции всякие, соревнования. Только он ушел уже, наверное.
        - Ничего, - усмехнулся Стрелковский, - мы завтра еще зайдем. Спасибо вам, прекрасные леди. Вы нам очень помогли.
        Он чувствовал непонимающий взгляд напарницы, а девушки, раскрасневшись, хором прощались и приглашали зайти еще.
        - Капитан Дробжек, - спросил Игорь, когда они спустились вниз и садились в машину, - что скажете?
        - Не врали. Если и утаивали что-то, то непринципиальное, - ответила Люджина и пристально взглянула на него. - Вы чем-то недовольны, полковник?
        - Я хотел бы высказать пожелание, - сказал он как можно деликатнее, - а принимать его во внимание или нет, решайте сами. Хорошо?
        - Слушаю вас внимательно, - резковато проговорила капитан.
        - Смените форму одежды на более располагающую. Нам нужно разговаривать с людьми, а не пугать их. И будьте чуть доброжелательнее, пожалуйста. Если понадобится пугать, напугаем и без формы. Что скажете?
        Менталистка некоторое время смотрела на него, потом пожала плечами.
        - Так точно, полковник. Мы сейчас по домам?
        - Нет. Давайте заедем к нашей загадочной бабушке. Не думаю, что там будет что-то важное, поэтому отработаем по-быстрому сегодня, а завтра уже пойдем по перспективным свидетелям.
        «Бабушка» Полины жила в стареньком четырехэтажном здании, видимо, полном таких же бабушек и дедушек. Они сидели на скамеечках под фонарями и что-то живо обсуждали или медленно ходили туда-сюда вдоль дома, совершая ежевечерний моцион. Дом горел редкими огнями окон и лестничных пролетов, и даже в наступающей октябрьской темноте было видно, какой он потертый и пожилой - совсем как его обитатели. Но на окошках подъездов висели трогательные разномастные занавесочки, виднелись горшки с цветами. И клумбы у подъездов были ухоженные, выложенные какими-то камешками, цветными стеклышками.
        А еще вокруг вертелось неприлично много кошек. Так много, что пришлось парковаться подальше, чтобы не проредить местное кошачье сообщество.
        Старички у подъезда живо заинтересовались посетителями, и Игорь почтительно поздоровался с ними, поинтересовался здоровьем, сообщил, к кому идет. Ему тут же вывалили ворох сведений про искомую старушку, так что на второй этаж они поднимались, зная ее биографию чуть ли не с рождения.
        Долго звонили в дверь, и полковник уже думал уходить, хотя свет в окне горел, но тут повернулся ключ в замке, и дверь открылась. На него, подслеповато щурясь, смотрела классическая столичная бабуля - ухоженная, несмотря на немощь, слабенькая, но с хорошей осанкой, аккуратно убранными седыми волосами, в платье, а не в халате.
        - Добрый вечер, - поздоровался он. - Тамара Марковна, позвольте представиться: Стрелковский Игорь Иванович. Это моя помощница, Люджина. Мы занимаемся расследованием пропажи Полины Богуславской, вы ведь были знакомы?
        - Здравствуйте, - хорошо поставленным учительским голосом сказала старушка. - А я-то думаю, почему Полечка не приходит? Мне уже трудно спускаться, а магазин далеко. Проходите, будьте добры, - пригласила она их, - сейчас я чаек наведу, откушаем.
        В квартире не пахло старым телом и затхлостью, как это бывает в домах стариков, но пыли было достаточно, и ветхая мебель, и пожелтевшие обои, и потертые полы просто кричали о бедности. Видно, что бабушка пытается по мере сил поддерживать порядок, но сколько их оставалось, сил этих?
        Чай был пустой, и она сдержанно извинилась, что не может предложить ни сахара, ни чего-то другого. Затем что-то вспомнила, забралась в шкафчик, вытащила мешочек с сухариками.
        Люджина подавленно молчала и упорно грызла сухари.
        Бабушка рассказала немного. Познакомились они с Полиной год назад, в магазине. Тогда у Тамары Марковны не хватило денег на часть продуктов, и Полина, стоявшая позади нее в очереди, доплатила остаток. Потом проводила до дома, донесла пакет. Посмотрела на быт, заглянула в холодильник, ужаснулась. С тех пор два раза в неделю приходила, вымывала дом, приносила продукты, деньги, обеды варила, гулять выводила под руку. Старушка сначала ругалась, пыталась даже не пускать, но Полли просто оставляла продукты у дверей, а на следующий вечер приходила снова. Про себя рассказывала мало, сказала только, где учится, и что увлекается спортом, скалолазанием, и что у нее большая семья, и что мама погибла.
        - А так и не знаю я ничего больше, милые, - со вздохом подвела итог старенькая учительница. - Вот, считайте, полтора месяца ее нет уже, соскучилась я. Подружки Полечкины пару раз приходили, да и она немного денег оставила. Вы уж найдите ее, пожалуйста, - и старушка просительно глянула на Игоря, затем на Люджину.
        Напарница его вдруг потерла раскрасневшийся нос, дернула головой, вскочила.
        - Где у вас тряпки-швабры, бабушка? - бодро спросила она. - Игорь Иванович, вы, если закончили, идите, а я тут приберусь пока. Ладно?
        - Ладно, - криво усмехнулся агент Стрелковский. - Ладно.
        Он вернулся через полчаса, груженный продуктами, сам все разложил по полкам. Хмыкнул, глядя на натирающую полы со всем солдатским рвением Люджину - несколько удивленная и притихшая бабушка одолжила ей халатик и непрерывно ахала и складывала руки на груди. Постоял и ушел, пообещав заглядывать не реже, чем Полина. И, конечно, найти ее. Чтобы попить чайку вместе.
        Когда он уходил, старая учительница тихо благословила его, и Игорь поспешил откланяться, чувствуя, как предательски защипало в глазах.
        Люк Кембритч
        - Кембритч, зачем тебе двое часов? Деньги некуда девать?
        - Да вот, - лениво и пьяно отозвался Люк, лежа на диване в баре «Эмираты» и разглядывая свое запястье, - никак не могу определиться. Что лучше - золото с изумрудами или платина с бриллиантами?
        Крис хихикнула, подползла к нему, улеглась на бедро, рассматривая драгоценную покупку. Они не только пили сегодня, но и курили какую-то дрянь из кальяна, которая его совершенно не вставила. Приходилось мрачно наблюдать за ржущими золотыми сынками и дочками и пытаться соответствовать.
        - А ты сними, закрой глаза и ткни пальцем, - радостно предложил брат Крис, - вот это будет выбор!
        - А вторые куда девать? - брезгливо спросил Люк, расстегивая ремешки.
        - А вторые мне, - тут же нашелся Валенский.
        - Да легко, - пожал плечами Кембритч. Все равно не он за них платит.
        Ткнул пальцем, выпали золотые, вторые он запустил по столу в сторону Бориса Валенского. Отлично, теперь вся компания оснащена маячками-следилками, можно будет отслеживать перемещения подозреваемых без опасности, что агентов застукают. Жаль, слушать разговоры не получится, но для передатчика нужно что-то побольше часов.
        Все равно телефоны уже прослушиваются, по домам выставлены диктофоны, но пока ничего конкретного. Ничего.
        Люк чувствовал, что бессмысленно тратит время, и жутко раздражался из-за этого.
        - Кембритч, а что же ты о работе своей не рассказываешь? - со смешком поинтересовался Иван Лапицкий, наследник судоходных компаний, чей день рождения они праздновали на прошлой неделе в «Люстре».
        Там, где он встретил Марину.
        Там, где она целовала другого.
        - А что рассказывать? - откликнулся Люк, опрокидывая бокал коньяка. Который за вечер? Он не считал. - Сами знаете, что в этих кабинетах происходит. Старикашки, надувающиеся от важности, совещания - скука смертная. Королева глупа как пробка, постоянно переспрашивает всё. «Лорд Маслов, а что означают эти ваши графики?» - передразнил он тонким голосом, и компания легла от хохота. Хотя вряд ли хоть кто-то из них смог бы прочитать даже простейший график.
        - Бедняжка Кембритч, - серьезно сказал Май Рогов, сверкая отлично сделанными в папочкиной клинике зубами, - как тебе трудно!
        - Не то слово, - поморщился Люк, делая затяжку из кальяна. Хорошо, что у них отдельный зал, и окружающие не слышат крамольных разговоров. - Управлять страной должен человек, который умеет складывать два и два. Сестрица королевы хоть поумнее была.
        - Не повезло тебе, - хохотнул Форбжек.
        - Да ты что? - изумился Кембритч. - Да я этого ящера под хвост готов расцеловать. - Компания опять заржала. - Вы ее видели? Никто не сравнится с моей Крис, да, детка? - Она потерлась о него, призывно заглянула в глаза. - Нет, поначалу я расстроился, конечно, да и папаня весь мозг высосал. Но теперь я гуляю, и мне хо-ро-шо!
        Кто-то открыл шампанское, гулко выстрелила пробка, пена забрызгала всех сидящих, они визжали, ругались, ржали. Свинарник как он есть.
        Чуть позже Люк вышел в туалет, умылся, посмотрел на себя в зеркало. Прошел в комнату для курения - и остановился возле входа, услышав голоса.
        - По-моему, он готов, - тихо говорил, кажется, Лапицкий. - Одним махом, а?
        - Это пусть мастер решает, - второй голос виконт не распознал. - Надо ему нашего чудилу показать, пусть проверит. Если подойдет, то лучше не найти.
        - Я поговорю с ним, - решил Лапицкий, - они с папашей в четверг встречаются. Будет опять долг требовать, вот и отдадим… таким способом.
        - Ванька, а если не получится? - все-таки это Нежан Форбжек, похоже. - Посадят нас.
        - Да что ты заладил: посадят, посадят! Некому сажать будет. Спокойно, брателло. Обратной дороги нет.
        - А… - Люк услышал сзади шаги, поспешно ввалился в помещение, схватил со стойки бутылку.
        - Вот вы где, - сказал он, зевая. - Что-то тухло здесь как-то.
        Золотые мальчики смотрели на него с настороженностью, и он закурил. Не сразу, долго чиркал зажигалкой, матерился, и они чуть расслабились.
        Ночью Люк отправил Крис домой, объявив, что собирается пойти в мужской клуб, поиграть в карты. Но никуда не пошел. Сидел в ванной и гладил пальцем клавиатуру телефона, повторяя цифры своего старого номера.
        Позвонил по другому номеру, заказал цветы.
        И крепко уснул, отмывшись от грязи, налипшей за вечер.
        Марина
        Утро вторника выдалось отвратительным. Во-первых, меня мучили угрызения совести, что я так и не поговорила с Василиной, и переживания о том, как она отреагирует. Во-вторых, я не могла дождаться начала рабочего дня, чтобы позвонить главврачу, и из-за ожидания встала слишком рано. В-третьих, зарядил дождь, и мое любимое место для курения - кресло и столик у выхода из покоев в парк - было мокрым и совсем не привлекательным для принцессиной пятой точки. А курить из-за первых двух пунктов хотелось очень.
        В результате я дымила в окно, морщась от прилетающих в лицо холодных брызг. И вообще морщась. Во мне буйствовала какая-то нервная энергия - хотелось ходить по комнате, размахивать руками, петь. Или позвонить Мартину и одолжить его на это утро вместе с его мотоциклом.
        Но будить мага ради своего каприза не стала. Вместо этого вызвала горничную.
        - Ваше высочество, - ойкнула она, - вы так рано. Доброе утро!
        - Мария, - я чуть ли не подпрыгивала на месте, - принеси мне горячего молока и чего-нибудь сладкого. И побыстрее, пожалуйста.
        «Ха-ха. Лактоза и глюкоза - друзья неврастенички».
        «Тогда уж шизофренички, учитывая, что я спорю с тобой».
        Внутренний голос озадаченно замолк, а я, пометавшись еще немного, врубила музыку и стала качать пресс. Однообразные упражнения хорошо успокаивают нервы, но лицо моей горничной надо было видеть.
        Впрочем, я тоже была удивлена, потому что вошедшая Мария каким-то неведомым образом удерживала в руках и поднос с молоком, и блюдо с ошеломительно пахнущими свежими сдобными булочками, и букет цветов.
        - Опять цветы, - сказала она благоговейно, - красота-то какая!
        - Красота, - согласилась я, принимая у нее букет и разглядывая его. Каждый раз новая композиция, на этот раз - белые розы, много-много роз и ничего больше.
        Я вдохнула их нежный запах, улыбнулась и позвонила Мартину.
        - Да, - сонно ответил тот, чуть ли не похрапывая в трубку.
        - Доброе утро! - улыбаясь, произнесла я и снова поднесла цветы к лицу.
        - Если бы это была не ты, я бы сказал, что недоброе, - пробурчал барон, зевая в трубку. - Боги, Марина, мне на пары только через три часа! Скажи, что ты выйдешь за меня замуж, или что подаришь мне новую модель мотоцикла, или хоть что-то, что объяснит, почему я сейчас не должен спать!
        Я засмеялась, и он фыркнул в ответ.
        - Какое замуж? Не пугай меня, Март.
        - Ну не мне же одному пугаться, - поддразнил он, и я словно увидела, как блакориец откидывает пятерней свои лохматые волосы, потягивается в постели.
        - Я просто все время забываю сказать тебе спасибо за цветы, - пояснила я, посмеиваясь, - мне очень стыдно. Вот и решила поблагодарить сразу, как принесли.
        В трубке повисло молчание.
        - Ваше высочество, - сказал он покаянным тоном, - я размазан и унижен. Кто-то дарит тебе цветы, а я ни разу даже веточку укропа не принес. Исправлюсь, хочешь? Сегодня же скуплю все цветочные магазины. Только мне казалось, что тебе куда приятнее новый шлем получить, чем гербарий.
        Я задумчиво положила букет на стол.
        - Правильно казалось, - протянула я. - Но теперь я в недоумении.
        - Еще кому-то разбила сердце, жестокая ты женщина?
        - Это кому я разбила? - возмутилась я шутливо, доставая сигарету.
        - Мне, конечно, - провозгласил он радостно и совсем уже не сонно. - Я требую сатисфакции!
        Так мы дурачились еще минут пять, потом тепло попрощались.
        Я положила трубку, села в кресло. Энергия куда-то делась, будто из меня, как из воздушного шара, выпустили воздух.
        Розы лежали на столе, как большой знак вопроса.
        Хотя я знала ответ.
        И лучше бы это был Мартин.
        «Нет, не лучше».
        «Да заткнись ты уже!»
        После того как я объела какого-то несчастного теленка на пол-литра молока и умяла три булочки, жизнь стала казаться не такой плохой. Стрелки часов потихоньку подходили к восьми утра, и в восемь ноль одну я уже звонила Олегу Николаевичу.
        - Приемная главврача, Вторая областная больница, - проговорила секретарша хорошо поставленным голосом, и я снова попросила соединить меня с бывшим (и потенциальным) начальником.
        - Марина Михайловна, - сказал он со вздохом, - ну конечно, я беру вас. Когда вы готовы выйти?
        Я хотела ответить, что хоть сегодня, но задумалась. Васюте-то я еще ничего не сказала.
        - С понедельника? - неуверенно предположила я.
        - С понедельника так с понедельника, - согласился он тяжело и мрачно. - Заходите ко мне, потом в отдел кадров… ну вы знаете…
        - Спасибо вам огромное, Олег Николаевич! - Я знала, что он не откажет, но все равно нервничала. - Вы не пожалеете, обещаю!
        - Надеюсь, - мученическим тоном выдавил начальник, но мне его не было жалко. Ни капельки.

* * *
        В своем кабинете главврач Новиков осторожно положил трубку и посмотрел на невозмутимого начальника разведуправления Рудлога.
        - Все нормально? - спросил напряженно.
        - Прекрасно, - кивнул Тандаджи. - Теперь, Олег Николаевич, продолжим. Охрану замаскируем под санитаров, поставим камеры здесь и здесь, - он делал пометки на поэтажном плане помещения. - До понедельника стекла вам поменяют на пуленепробиваемые, проверят пожарную сигнализацию, установят анализатор дыма и ядов. Есть какие-то еще пожелания? А, да, оборудуем вам охранно-пропускной пункт, теперь вход в больницу будет только по пропускам или через приемный покой.
        - Не напугайте только мне пациентов и персонал, - нервно попросил Новиков.
        - Что вы, - невозмутимо сказал Тандаджи, - они даже не заметят. Заодно фасад покрасим, в порядке компенсации. Что-то еще нужно? Вы спрашивайте, не стесняйтесь, пока предлагаю.
        Новиков задумался, осторожно почесал себе подбородок, словно решаясь.
        - Нужно, конечно, господин Тандаджи. Раз такое дело, то вот список, - он достал из стола два исписанных листа. - Это то, чего нам не хватает. Мы постоянно шлем запросы, но бюджет ограничен, выделяют крохи. Аппараты ИВЛ, донорский пункт, да и койки пора обновить, и белье хотелось бы новое, а то мы кипятим, парим, а оно уже серое.
        Тидусс спокойно взял список, пробежал глазами.
        - Не все сразу, но за несколько месяцев все сделаем, господин Новиков. Спасибо за сотрудничество.
        - Не за что, - криво и кисло произнес главврач Второй областной больницы.

* * *
        В комнаты Василины я стучалась с некоторой опаской. Хорошо, что меня вчера накрыла блаженная задумчивость у дверей их с Марианом покоев. А то могла бы и помешать… отдыху.
        «А хорошо, наверное, когда у тебя муж всегда под рукой».
        «Это если муж такой, как Мариан».
        Но сестричка только собиралась вставать, и супруга ее в покоях не было, поэтому этот мой рейд оказался более успешным.
        - Привет, Васюш, - я осторожно заглянула в дверь. Смешно: она такая сонная, теплая, в пижаме, со взлохмаченными торчащими кудряшками. Не королева, а булочка с корицей.
        Что-то меня с утра образы булочек прямо преследуют.
        - Я слишком рано, да?
        - Нет, заходи. - Она сладко зевнула, потянулась, и я присела на краешек кровати. - У меня еще десять минут есть полениться. Никак не пойму, как Мариан заставляет себя вставать и идти на плац на зарядку с гвардейцами. Тем более в такую погоду.
        Мы обе посмотрели за окно. Дождь настойчиво барабанил по стеклу, и сквозь потеки воды были видны черные, уныло раскачивающиеся деревья с почти облетевшей листвой. Я представила себе пробежку под этим холодным ливнем и передернула плечами.
        - Вот-вот. - Василина заметила мое движение, улыбнулась, снова зевнула. - Ну, моя верноподданная, рассказывай, зачем пожаловала?
        - Я звонила на свою старую работу, - осторожно начала я, - и, Василин, они готовы меня взять обратно. С понедельника. Ты… ты что скажешь? Я знаю, что я обещала побыть с тобой, но я буду здесь, просто на работу начну ездить. Не обидишься?
        Василинка подползла ко мне, обняла. Он нее пахло теплым молоком. Хотя она и говорила, что перестала кормить грудью, все равно пахло.
        - Мариш, ну что ты? Я же вижу, как ты тут тоскуешь. Как я могу обижаться? Ты будешь при деле, и если тебе это нравится, то у меня хватает мозгов не держать тебя здесь.
        - Спасибо, милая. - Вот опять. Я знала, что она не откажет, но как же трудно было перешагнуть через себя и спросить!
        - Главное - что ты остаешься с нами, - продолжала Вася, и я прикусила язык: как раз собиралась сказать, что планирую съехать потом. - Теперь бы Полю с Ани вернуть, и у меня сердце будет совсем спокойно. Одна на севере пропала, другая на юге. Хоть разорвись. Хорошо, я чувствую, что они живы, а то бы с ума сошла.
        - Зато Алинка во дворце, - ободрила я ее.
        - Да, - сестричка помрачнела, - она не говорила, что случилось? Алина на себя не похожа. Разговаривает мало, прочитанным не делится, сидит с книгами целый день, носом шмыгает. Обидел ее кто-то, Мариш. Я все порываюсь позвонить ректору и узнать, но она, как приехала, попросила меня этого не делать.
        - Может, влюбилась неудачно? - неуверенно предположила я.
        - Кто, наша Алишка? - фыркнула Вася. - Она может влюбиться в книжную полку, в лабораторию. В сборник математических формул. Но в мужчину? Она же еще малышка совсем.
        - Малышка, - передразнила я. - А ты, - продолжила насмешливо, - ты во сколько своего Мариана встретила?
        Василина чуть порозовела, глаза затуманились воспоминаниями.
        - А ведь десять лет прошло, Марин, - сказала она тихо и мечтательно. - Кто бы мог подумать тогда… что я буду носить мамину корону и что рядом будет он.
        - Медведь, - фыркнула я, потому что в груди болезненно закололо.
        - Лучший медведь в мире, - согласилась до неприличия влюбленная королева. Задумалась. - Кстати, о медведях. Марин, мы уедем дня на три, в поместье. К выходным, наверное. Детей здесь оставим.
        - Что, внеплановый медовый месяц в честь десятилетия? - улыбнулась я, обнимая ее крепко-крепко. Как хорошо, что она у меня есть.
        - Нет. - Сестра погладила меня по спине. - Просто полнолуние скоро. Мариан в эти дни не очень стабилен. Боюсь, порвет кого-нибудь, у меня как раз цикл начнется, а он с ума сходит в эти дни. Кругами вокруг меня ходит, на людей рычит. Наши-то привыкли уже все, знают, что делать. Да и там проще - заперлись в спальне, и нет проблем. А тут не закроешься… Пока кормила, беременная ходила, нормально было, но сейчас, чувствую, накроет его.
        - В смысле - в спальне? - не поняла я.
        Василина взглянула на меня, покраснела.
        - Да вот так… у оборотней немного другие инстинкты, Мариш.
        - А как же дети? - Я надеялась, что не очень глупо выгляжу. Вот так, живешь-живешь и вдруг узнаёшь пикантные подробности из жизни родных. Наверное, эту конкретную подробность я бы предпочла не знать. А то воображение зашкаливает. И анекдоты неприличные на ум приходят.
        «Всё потому, что хватит в девках ходить, дурочка».
        - Ну ты что, на них он не рычит. И там всегда экономка, повариха, есть кому заняться. А здесь вообще в сад ходят, няня приглядывает. Отец присмотрит, если что…
        - Да и я присмотрю, - добавила я.
        - И ты… Тяжело оставлять, конечно, но что делать?
        - Ехать праздновать юбилейный медовый месяц, - жизнерадостно провозгласила я. - Не переживай, справимся. Увози своего зверюку, все правильно. А то как представлю, что он с утра в мохнатом обличье на плацу отжимается… или марширует, задирая лапы….
        Мы дружно захихикали, все еще обнимаясь. В двери деликатно постучали, и в спальню заглянула помощница Василины. Мы сразу сделали строгие лица.
        - Доброе утро, ваше величество, - официальным и очень профессиональным тоном произнесла она. - Ваше высочество, здравствуйте, - кивнула мне. - Я с расписанием. И вас ждет парикмахер.
        - Доброе утро, - серьезно сказала Василина. Я посмотрела на нее - да, за прошедшие недели сестричка стала чувствовать себя вполне уверенно. - Через пятнадцать минут я выйду, подождите.
        Дверь закрылась, и Вася вздохнула.
        - Ну все, Мариш. Сейчас у меня забег в душ и гардероб, а потом прекрасное рабочее утро. Но на завтраке буду. Увидимся?
        - Конечно, - заверила я, целуя сестру в нос. Ее величество смешно сморщилась и крепко обняла меня.
        Сообщение пришло, когда я собиралась к завтраку. С незнакомого номера.
        «Тебе понравились цветы, злая девочка?»
        Я не ответила. Зачем?
        Завтрак прошел почти в нормальной обстановке. Во всяком случае, не было ощущения, что у нас кто-то умер. Даже Алина достаточно бодро уминала уже оцененные мной булочки и болтала с отцом о разнице между хвойными и лиственными деревьями в зимний период.
        Я иногда задумывалась над тем, что наша семья то ли бесчувственная, то ли слишком самонадеянная. Мы никогда не ожидали плохого, всегда была какая-то уверенность, что все исправится, наладится, что будет только так, как захотим мы. Даже после того как жизнь наглядно показала нам тщетность этой веры. Все равно. Даже когда мы говорили о сестрах, мы произносили «когда Ангелина вернется» или «когда Пол найдется». Никогда «если». «Если» - это не для Рудлогов.
        Я косилась на Мариана с Василиной и почему-то представляла себе Васю актрисой цирка, которая то заставляет медведя садиться на велосипед, то сует ему голову в пасть. Хотя нет, в пасть - это ко львам. Да и Байдек меньше всего был похож на циркового мишку. Наверное, это нервное.
        Я оставила телефон в комнате и теперь боялась возвращаться, будто там меня могла ждать граната с выдернутой чекой или еще что-то такое же разрушительное. Но трубка молчала, новых сообщений не было, и я стерла первое и единственное, чтобы не было искушения ответить.
        А вечером меня ждал сюрприз. Я вернулась из торгового центра - поехала в магазин спецодежды за халатами и костюмами для работы. У нас в больнице они всегда были в дефиците, а теперь я могла себе это позволить. Ну и увлеклась немного, заглянув сначала в магазинчик белья напротив, потом в соседний и так далее.
        Вернулась с ворохом пакетов, которые честно тащил за мной охранник, открыла дверь гостиной и чуть не закрыла ее обратно. Остановила меня широко улыбающаяся горничная, которая держала в руках корзину с какими-то пышными сине-желтыми цветами, пытаясь примостить ее на подоконник.
        Потому что все остальные места были уже заняты. Красные цветы, белые, фиолетовые, длинные и обрезанные, в букетах, корзинах, навесных и напольных композициях, простые и экзотические. Комната играла красками и давила оглушительным сладким запахом. Везде цветы, просто цветочное небо, цветочное море, у берегов которого застыла я.
        Охранник тихо оставил пакеты у входа и ушел. Видимо, испугался возможного визга и прыжков.
        - Это… что, Мария?
        «Глупый вопрос, не находишь?»
        Я вспомнила об обещании Мартина скупить цветочные магазины и чуть воспряла духом.
        - Начали приносить почти сразу, как вы уехали, ваше высочество, - радостно пояснила горничная, опрыскивая оранжерею, в которую превратилась моя гостиная, из пульверизатора.
        Я полезла за телефоном. Никаких сообщений, звонков. Наверное, все-таки Мартин. Пусть это будет Мартин, ну пожалуйста!
        Внутренний голос был раздражен и язвителен.
        «Ну кому ты врешь? Ну кому?»
        - А это принесли недавно, - спохватилась горничная, протягивая мне конверт.
        Я открыла его. Вытащила содержимое.
        Записка.
        «Если тебе не нравятся белые, выбирай любые».
        Я вспомнила насмешливый, невыносимый, хриплый голос, и его руки, и губы, и чуть не заплакала там же, у входа в свою разноцветную гостиную. Ну почему он меня никак не отпускает? Или меня от него не отпускает?
        В конверте было еще что-то, и я долго и непонимающе смотрела на цветные картонные прямоугольники, которые держала в руках.
        Билеты.
        На Королевский ипподром Иоаннесбурга.
        Тот самый, на котором я участвовала в соревнованиях и выигрывала их.
        Билеты на завтрашние утренние скачки. На двоих в ложу аристократии.
        Ни за что не пойду!!!

* * *
        - Венок на голове и полумаска - очень эклектично, - сказал Мартин, пропуская меня к креслу в первом ряду аристократической ложи.
        - А ты в маске похож на оперного певца, - фыркнула я, усаживаясь. Кто же виноват, что женщины обязаны приходить на ипподром в венках из цветов? По традиции ими забрасывали с трибун победителей, занявших три первых места, когда они делали после скачек круг почета по стадиону.
        Лавина из цветочных венков, волной осыпающаяся по следам проезжающих участников конных игр, на самом деле выглядела очень красиво. Особенно когда ты не зритель, а победитель.
        В ответ чемпионы отдавали свою одежду на аукцион. Бои за чужое счастье шли нешуточные, чуть ли не до реальных драк доходило.
        На самом деле эти деньги шли на содержание скакунов, поэтому изнутри традиция выглядела очень практично.
        Бедная Мария вчера весь вечер плела венки, и я забраковала три, пока не получилось что-то приличное. Благо материала было достаточно. В гостиной из-за цветочного запаха дышать было невозможно, и я приказала осчастливить дворцовые залы, оставив себе только розы.
        Во всяком случае, они не пахли как парфюмерная лавка в концентрате.
        И вот теперь я оглядывала ипподром, иногда поднося к глазам бинокль.
        Он был заполнен до краев, несмотря на туман и сырость, шумел, голосил и ревел. То и дело зрители начинали выкрикивать имя действующего чемпиона или других любимчиков, топать ногами в ритме давно известных кричалок. По периметру светились огромные экраны, чтобы находящиеся на другом краю видели все происходящее. Трибуны дрожали, и внутри меня тоже все дрожало. Я словно окунулась в давно забытый мир. И теперь картинками в памяти вставали гул и вибрация от этих криков в раздевалке, когда ты готовишься к выходу.
        Хорошо хоть дождь прекратился. И пусть аристократия была защищена от него пологом, мне всегда было жалко лошадей и наездников. Скачки проводились несмотря ни на что. И зрители терпели, не уходили, ждали своих фаворитов.
        Аристократическая ложа быстро заполнялась, гости в полумасках вежливо здоровались друг с другом, не называя имен. Но простые люди здесь появиться не могли, и поэтому приветствовать равных было принято.
        На старт скакового круга, в боксы, стали выводить лошадей, называть клички, имена жокеев, и стадион с ревом повторял их, даже малоизвестных. Это тоже было традицией. Ветеринары и штатные маги обходили скакунов, проверяя на отсутствие повреждений и наведенных проклятий. Да, ранее бывало и такое.
        Скачки начались. Народ взбесновался; казалось, меня сметет ором. Трибуны тряслись так, что землетрясение, которое застало меня по дороге в Орешник, не шло ни в какое сравнение. Я же чуть ли не подпрыгивала на своем месте, следя за завершающими круг скакунами.
        И куда делся мой страх? Наверное, остался в Лесовине.
        Я точно ощутила, когда он пришел и сел позади меня.
        Сначала поняла, что Люк здесь, а потом только услышала запах табака и знакомой, терпкой, очень мужской туалетной воды. Шум куда-то отступил, и я выпрямилась, не видя уже ничего и никого.
        Я чувствовала его взгляд на затылке, и до боли хотела оглянуться, и упрямо не оглядывалась, сжав руки на коленях так, что ногти наверняка повредили кожу. Мартин смотрел в бинокль, что-то возбужденно говорил мне, и я даже отвечала, смеялась, а затылок покалывало теплом, и казалось, что я ощущаю дыхание Люка, что вот-вот он коснется меня. Еще чуть-чуть - и коснется.
        Скачки закончились, победители пошли на круг почета, водопадами сыпались венки, я тоже встала, бросила свой, зааплодировала. Рук я почти не чувствовала.
        - Я пойду займу номер на аукционе, - сказал Мартин, приобнимая меня. - Подождешь?
        - Конечно, - согласилась я.
        Конечно.
        Маг ушел, а я, не оглядываясь, спустилась вниз, к зоне награждения. Там, за стеклом, танцевали и играли крепкими мышцами прекрасные скакуны, журналисты брали интервью у жокеев, те раздевались, оставаясь в плотном и длинном нательном белье. Тут же одежду забирали служащие, уносили к аукциону.
        - Почему вы все время подкрадываетесь ко мне сзади? - резко спросила я у его отражения в стекле.
        Он тихо хрипло засмеялся. В груди зацарапало, пробежала вниз горячая тянущая волна, и я прикрыла на мгновение глаза. Это невыносимо. Тебе лечиться надо, Марина.
        Когда я оглянулась, Люка уже не было.
        Поднялась в полупустую ложу.
        На моем кресле лежал еще один конверт. Я торопливо разорвала его, ожидая чего угодно. Но Кембритч умел удивлять.
        В конверте лежала заверенная на мое имя купчая на скакового жеребца по кличке Пастух Августа и арендный договор на конюшню ипподрома, бокс и обслуживающий персонал.
        - Я решил, что ношеные штаны не стоят того, чтобы получить за них в глаз, - смешливо сказал Мартин, появляясь передо мной, - тем более что они мне были явно не по размеру.
        - Угу, - откликнулась я нервно, разглядывая документы.
        - Зачем тебе конь, когда есть мы со Зверем? - с шутливой обидой пробурчал блакориец, заглядывая в письмо. - Или тебе надо еще кого-то эксплуатировать? Вошла во вкус? Может, тебе дрессированных крыс подарить, чтобы удовлетворить инстинкты?
        Я улыбнулась, затем засмеялась, легко поцеловала его в щеку.
        - Спасибо, что ты такой, какой есть, Март. Нет, это подарок. Пойдем посмотрим?
        Жеребец был мощен и прекрасен: черный, лоснящийся, стройный, с белыми бабками, с изящным изгибом шеи - настоящий аристократ, без всяких примесей, и я просто задыхалась от восторга. И от страха пополам с предвкушением - последний раз я в седло садилась давно, а выезжать такого коня требовало немалого мастерства.
        И от благодарности невыносимому моему кошмару по имени Люк Кембритч.
        - Что ты с ним будешь делать? - спросил Мартин, погладил моего коня по холке и предложил ему яблоко. Жеребец величественно не обращал на него внимания. Какое воспитание, какая школа!
        - Приму, конечно, - откликнулась я. - Разве можно его вернуть?
        - Да я не про животное, - хмыкнул маг. - С Кембритчем ты что будешь делать?
        Я равнодушно пожала плечами.
        - Забывать, как страшный сон, Мартин. Он делает меня больной. Я этого не хочу.
        «Вот врушка, а?»
        - По-моему, ты обманываешь себя, - сощурив глаза, выдал блакориец.
        Эти двое точно спелись!
        - Ты живешь у меня в голове, - хихикнула я, взяв его за руку.
        - Жаль, что не в сердце, - сказал он с неповторимой иронией. - Я действительно жалею, что тогда не отвез тебя к себе. Сейчас бы ты и думать забыла о своем Кембритче.
        - Ну у тебя и самомнение, - рассмеялась я.
        Он широко улыбнулся, тряхнул волосами.
        - Это долгие годы тренировок, ваше высочество. Я старый и мудрый мастер разврата. Почти идеал. А тебе, моя бедная запутавшаяся девочка, очень бы не помешала хорошая и горячая дружеская помощь.
        Я мурлыкнула, прижалась к нему. Черноокое сокровище, подаренное Люком, высокомерно взирало на нас и чуть покачивало головой. Пахло сеном и цветами.
        - Так что нам мешает, Март?
        - Ты не хочешь меня, Марина, - сказал он спокойно, и я не нашлась с ответом.

* * *
        Люк Кембритч, выйдя с ипподрома, отправил короткое сообщение Тандаджи. Сел в автомобиль, погладил руль - к машинам он привязывался куда больше, чем к женщинам. Глотнул коньяка, потом еще и еще. И выехал в сторону кольцевой.
        «Полицейские листолеты и автомобили ДПС преследуют неизвестного правонарушителя!»
        Он выжал газ еще сильнее, улыбнулся, слыша, как гудит дорога под колесами. Сильно вильнул влево, вправо, обходя испуганных автомобилистов, понесся вперед. Сзади выли сирены.
        «На перехват отправлен усиленный отряд из Главного управления полиции Иоаннесбурга!»
        Люк резко свернул вправо, подрезая полицейскую машину, въехал на съезд в город и полетел в центр, аккуратно объезжая препятствия и внимательно отслеживая, чтобы ни в кого не врезаться.
        «Мы видим текущую запись с камер листолета. Судя по номерам, этот автомобиль принадлежит виконту Кембритчу, жениху пропавшей принцессы Ангелины Рудлог!»
        Он пронесся по встречке на мосту, перед двигающимися на него машинами свернул снова вправо; колеса завизжали, завыли, но автомобиль выдержал и стремительно промчался по набережной, выехал на центральный Спасский проспект. Полетел вперед, не смотря на светофоры - только на людей и машины.
        «Возможно, автомобиль был угнан, и теперь злоумышленник пытается скрыться».
        Люк переключил радио с новостей на музыку, врубил звук на полную мощь, сбавил скорость - ровно настолько, насколько надо, вильнул раз, другой, вывернул руль и въехал в стекло дорогущего автосалона. Того самого, в котором он пару недель назад покупал машину для Крис Валенской.
        Часть 2. Глава 5
        Середина октября, среда,
        МагУниверситет
        Матвей
        В среду Матвей Ситников не пошел на последние пары. Вместо этого он подождал, пока проорут камены, извещая начало следующего занятия, и спустился в коридор на первом этаже. Постоял задумчиво перед таращащимися на него каменными мордами, откашлялся.
        - Здравствуйте, - пробасил гулко, - можно у вас кое-что спросить?
        - Ишь какой вежливый, - проскрипело позади него, словно кто-то потягивался с зевками, - шесть лет ходил, ни здрасьте, ни поклона, а тут вдруг заметил.
        - Чего тебе, малец? - недружелюбно спросил камен, к которому семикурсник стоял лицом.
        - Уважаемый Ипполит…
        - Аристарх, - перебила морда и скорчила… ну, морду. - Ипполита ты загораживаешь счас своей немалой задницей.
        - И где только отожрал такую, - глумливо захихикали сзади.
        - У нас в семье у всех кость широкая, - немного застенчиво пояснил Ситников и отступил в сторону, повернувшись, чтобы видеть обоих. - Извините, что я мимо ходил. Я как-то не думал, что у вас интеллект есть.
        - А мы и сейчас не думаем, что он у тебя есть, - пробубнил Ипполит, но уже не так неприятно.
        - Мне Алина про вас рассказала, - продолжил студент. - Она из общаги уехала, на пары не ходит. Я ей звоню, говорит про что угодно, только не почему так поступила. Может, вы знаете? Расскажете мне?
        Тот, который Аристарх, сощурился, подвигал сурово бровями.
        - А тебе зачем, интеллектуальный наш?
        - Да соскучился я, - признался Матвей. - Она прикольная.
        - Влюбился, штоль? - требовательно проскрипел Ипполит. - Малая она еще для любовей. Тем более ты вон какой большой, ты ж ее пор…
        - Старикашка, ма-алчать! - рявкнул Аристарх так, что эхо прокатилось по коридору. - Старая образина, выдумал чего!
        - Да я так… не серчай… командирчик, - утрированно с покаянием прошамкал «старикашка», хотя пасть его была полна зубов. Каменных, конечно.
        - Вот что, малец, - серьезно сказал Аристарх совершенно красному Ситникову, - мы вообще-то не болтливые.
        - Нет-нет, - подтвердил Ипполит, хихикая.
        - Но тебе расскажем. Видим, парень ты хороший, правильный. И вон какой здоровый. И кулаки у тебя здоровые.
        - Да, кулаки, - вздохнул второй камен. - Были б у нас такие, и рассказывать бы не надо было…
        - Так что слушай, парень…
        Профессор Максимилиан Тротт кисло оглядывал заполненный лекторий. Он вел уже второе дополнительное занятие - первое было в понедельник - открытого им курса лекций для девушек, чтобы те могли догнать однокурсников. Но в помещении сидели не только студентки, но и студенты: кто-то - чтобы повторить пройденное, а кто-то - в качестве вольных слушателей со старших курсов.
        Девушки вели себя по-разному: кто-то шушукался, не привыкнув еще к тому, что у Тротта это чревато, кто-то записывал тему лекции и листал учебники, чтобы найти раздел по текущему занятию. А несколько красавиц, усевшись на первые парты, кокетливо улыбались ему, потряхивая волосами и сверкая коленками.
        Макс посмотрел на эти коленки и скривился еще больше.
        Не было только Богуславской с ее косичками и очками, а ведь именно из-за нее он открыл этот курс. Она так и не написала заявление в полицию и просто ушла из университета.
        Не то чтобы Тротт сильно жалел. Просто ему было бы спокойнее, если бы она все-таки появилась.
        - На прошлом занятии я объяснял вам, как умение использовать шаблонные формулы может помочь в быту, - говорил он сухо, и девушки кивали, преданно глядя в глаза. - Но университет предполагает, что вы все выходите из него военнообязанными. Значит, жизненно необходимо иметь хотя бы основы знаний по простейшим боевым моделям. С приходом опыта вы сможете их совмещать, изменять, структурировать, строить цепочки. Начнем с базовой формулы защиты… - Тротт уверенно начертил примитивную формулу на доске, - …где s - это усиленный элемент воздуха, а z - земли. Совмещаем и получаем тот самый щит, который вы уже научились ставить…
        Дверь в аудиторию звякнула, с треском лопнуло скрепляющее заклинание, створки распахнулись с грохотом, и в зал влетел взбешенный огромный парень. Замахнулся - и Макс успел уйти в сторону, получив-таки смазанный удар по скуле. Тротт развернулся, чувствуя, как горит на руке сигналка, отклонился от следующего удара, ударил сам, в последний момент заменяя Таран на Сеть, но нападающий как-то ловко прыгнул влево, снова бросился на него. Визжали студентки, оглушительно выла тревога - нападение на преподавателя! - и Тротт, не теряя времени, перехватил врезавшегося в него парня за руку, пропустил вперед, с силой дернул, слыша, как хрустит сустав, снова ударил Сетью, запеленав и обездвижив. Нападающий рухнул на пол, зарычал, пытаясь вырваться. В лектории один за другим стали появляться Александр с заготовленной искрящейся Ловушкой, Виктория, встрепанная и непонимающая, и Мартин, почему-то с надкусанным яблоком.
        - А сейчас, - криво усмехнулся Макс, обращаясь к затихшим студентам, - этот молодой человек по моей просьбе любезно продемонстрировал нам, как важно знать боевые формулы и применять их на практике. И теперь все свободны! Александр Данилович, спасибо, что поучаствовали в эксперименте. - Ректор нехорошо сощурился, разглядывая упавшего, потом изумленно всмотрелся в него. - Выключите тревогу, пожалуйста.
        Свидерский деактивировал Ловушку, щелкнул пальцами, и вой стих. Студенты потихоньку разбегались из лектория. Потихоньку, потому что в дверной проем уже заглядывали любопытствующие, мешая им выходить. Но наконец помещение опустело.
        - Макс, сними Сеть, - сказал Александр устало и сел на стул. - Это Матвей Ситников, мой семикурсник.
        - Какой решительный пошел нынче студент, - хмыкнул Мартин, с хрустом кусая яблоко и с любопытством разглядывая инляндца. - Макс, у тебя фингал на пол-лица. Ты меня удивляешь. Что, подрастерял навыки-то?
        - Да не хотел я его калечить, - угрюмо отозвался Тротт, снимая Сеть. - Увидел, что неопасен, мало ли какая дурь стукнула. Вот и подпустил. Поднимайтесь, молодой человек, и объяснитесь.
        Матвей встал, болезненно морщась от боли в вывихнутом локте, мрачно посмотрел на профессора по матмоделям.
        - Жаль, что не достал сразу, - пробурчал он жестко.
        - Для того чтобы его достать, вам надо еще лет пятьдесят практики, юноша, - весело сообщил фон Съедентент, доедая яблоко. - Вики, посмотри юному мстителю руку. Макс, ты что, у него девушку увел? Или экзамен не принял?
        - Я его впервые вижу, - честно сообщил Тротт, внимательно разглядывая морщащегося студента. Виктория ласково уговаривала его дать ей руку и не стесняться и укоризненно смотрела на Макса.
        - Ситников, вы понимаете, что я вынужден буду исключить вас? - грустно спросил Александр Данилович. - В чем причина вашего поведения?
        - Да исключайте, - пробасил Ситников. - Плевать. У вас на глазах преподаватель чуть студентку не убил и до сих пор здесь, Александр Данилыч. А я думал, вы справедливый. А она ушла, а девочка хорошая, умная. Думаете, я сам тут хочу учиться теперь? Вы же для меня были… - он махнул рукой, снова поморщился.
        Свидерский молчал, задумчиво барабаня пальцами по колену.
        - Это он о чем, Алекс? - поинтересовался Мартин. - Кто тут у тебя студенток убивает? Наш Макс? У меня сегодня просто день откровений!
        - Ма-а-акс? - протянула Виктория сердито. Она погладила зло глядящего Ситникова по плечу, усадила его на стул, попросила: «Потерпите, пожалуйста!» - и как-то крутанула его руку. Снова раздался хруст, студент побледнел, сжал зубы, но не пикнул даже.
        - Я ошибся, - сказал Тротт тихо, - и немного переборщил.
        - Он применил ментальный взлом к Богуславской, - пояснил Свидерский резко. - Думал, что она… скрывает кое-что…
        Все его поняли. Кроме Матвея. Тот сложил руки на парте и мрачно смотрел на инляндца.
        - Мне жаль, - сказал природник.
        - Ты с ума сошел, - процедила Вики. - Не ожидала, Макс…
        - К этой малявке? С косичками? - удивился Мартин. - Я знал, что ты не любишь женщин, но не до такой же степени, Мал… профессор…
        - Заткнись, Март, - попросил Тротт, опираясь на парту. - Господин Ситников, я сожалею об этом.
        - Да что ей ваши сожаления? - не выдержал Матвей. - Вы ей жизнь, можно сказать, поломали! Она так старалась! Ей так нужен был ваш предмет!
        - Так, Ситников, - спокойно прервал его Свидерский, - мы вас поняли. Я обещаю, что постараюсь вернуть госпожу Богуславскую в университет. Что касается вашего нападения…
        Макс чуть заметно покачал головой, выразительно глядя на друга.
        - …Мы будем считать, что его не было. Отработаете в помощниках на военной кафедре.
        - Хорошо, - буркнул семикурсник. - А его вы так и оставите здесь? Как так, Александр Данилович? Тоже будете считать, что ничего не было? Я мужчина, я переживу, а каково Алинке?
        - Ситников, - с усталостью проговорил ректор, - профессор Тротт необходим сейчас в университете.
        - Ну да, ну да, - язвительно прогудел Матвей, - куда необходимее, чем какая-то первокурсница…
        - Студент Ситников, - сказал Тротт нетерпеливо, - я поговорю с Богуславской и предложу ей достаточную компенсацию.
        - Деньгами? - презрительно произнес Ситников, глядя на профессора как на отвратительного слизняка.
        - Нет, - покачал головой Макс. - Знаниями и доступом в мои лаборатории. Или чем она захочет еще. Мне действительно жаль, и я ваш… порыв понимаю. Но на будущее: никогда не нападайте на противника, не оценив его силы. И если он многократно превосходит вас, а боя не избежать, потратьте немного времени на разработку стратегии и путей отхода. Я мог убить вас в тот момент, когда вы только начали замахиваться. И после мне тоже было бы очень жаль.
        Алина
        Алина скучала и от этого иногда плакала. Тихонько, чтобы сестры не видели. Занималась с мальчишками Василины, читала им, но шалопаям было неинтересно слушать что-то заумное, а ей были неинтересны сказки. А носиться она не любила.
        Читала, пока не начинали болеть глаза, помогала Каролине со школьными предметами, слушала ее рассказы. Младшая сестренка очень выросла за эти полтора месяца, чуть похудела, начала модничать и важничать. Кажется, это называлось кризисом подросткового возраста. Но у Алины никакого кризиса не было, и тем интереснее оказалось наблюдать за сестрой.
        Несколько раз звонил Матвей, уговаривал ее вернуться, спрашивал, что случилось, но она не стала рассказывать - ей почему-то было стыдно. Звонила соседка, Наташа, и Алина сказала, что заболела, чтобы не волновалась.
        Она листала прихваченные с собой учебники, по инерции делала домашние задания, потом бросала и валялась на кровати, прижав к себе подушку и жалея себя.
        Вот во время одного такого приступа жалости и раздался телефонный звонок. Опять звонила Наташка, и Алина поколебалась, брать или нет, но все-таки ответила.
        - Алиш, тут такое вообще! - Наталья задыхалась от возбуждения. - Слушай, были мы сегодня на паре у Тротта, и туда ввалился твой Матвей и подрался с ним!
        Алина разволновалась, вскочила, сердито пнула ни в чем не повинную кровать.
        - Почему?
        - Да кто знает? Профессор сказал, что это подстроено, обговорено было заранее, чтоб нам показать действие боевых формул. Но, честно, никто не поверил, там все серьезно было! Лорд Максимилиан так его заломал, что аж хрустело все!
        Этот садист может, да.
        - Теперь его, наверное, отчислят, - произнесла Наташка, - слышишь, Алиш? Они там с ректором разбираются, мы только ушли. Жалко как, ему всего до конца года доучиться было… Из-за чего это он, не знаешь?
        - Не-е-ет, не знаю, - протянула Алина, распахивая гардероб. - Я уже лучше себя чувствую, я, наверное, приеду, Наташ. Спасибо, что позвонила!
        - Пока-пока, - пропела соседка, отключаясь.
        Алина быстро натянула одежду, заглянула к Марине - той не было. Подумала и пошла к Василине.
        Сестра была в кабинете, что-то обсуждала с помощницей.
        - После посольской встречи мы сразу уедем, поэтому нужно строго соблюсти регламент, - говорила она деловито. Увидела Алину, улыбнулась. - Ты куда-то собралась, малышка? Анна Сергеевна, мы закончили.
        Женщина понятливо поднялась и вышла.
        - Василин, - пятая принцесса подошла к королеве, повертела бумажки на столе. - Я, наверное, сейчас в универ вернусь. Мне документы надо забрать, вещи.
        Королева посерьезнела.
        - Алиш, решение за тобой, конечно. Да и мне спокойнее, когда ты рядом. Но… что все-таки случилось? Кто тебя обидел? Расскажи, твоя сестренка всем настучит скипетром! Или Мариана попросим… А хочешь, Тандаджи привлечем? Он только посмотрит - и всё, все раскаются и самоликвидируются! Я сама его иногда боюсь…
        Алина улыбалась и одновременно начала часто моргать - таким сочувственным был тон сестры и так захотелось пожаловаться ей, поплакать.
        - Никто, Василина. Просто мне реально трудно там, я себя переоценила. Не получается ничего, вот и думаю: зачем мучиться? На следующий год поступлю в обычный университет, на зоолога… или врача, как Марина. Или на юриста… Или еще что-нибудь найду…
        - Садись, малышка, - сказала Василина ласково, и Алина уселась в кресло, нагретое ушедшей помощницей. - Я, конечно, дико невнимательная и загруженная делами старшая сестра, но не увидеть, что с тобой что-то не так, может только слепой. Ты же так рвалась в МагУниверситет! Да и когда ты сдавалась, если что-то не получалось? Хочешь, я позвоню все-таки ректору? Свидерский и тебе поможет, и не выдаст. Я его еще с допереворотных времен помню, репутация у него отличная. Может, репетитора посоветует, подтянут тебя, если не успеваешь. И мне будет спокойно, что ты там под присмотром. И вообще, зачем тебе общежитие? Живи здесь, будем возить тебя или вообще через Зеркало отправлять.
        - Н-не надо ректору, - попросила Алина, волнуясь и поправляя очки. Не говорить же, что репутация Александра Даниловича несколько преувеличена. - Чем я лучше других?
        - Ты Рудлог, - серьезно и веско ответила королева.
        - Я не хочу, чтобы меня тянули потому, что я Рудлог, - упрямо пробормотала Алина, опуская глаза. - Я сама хочу, Васюш. А будет знать ректор - все равно будет особое отношение. Я никогда не смогу быть уверена, что получила оценку потому, что это я умница, а не потому, что сверху директиву спустили.
        Василина вздохнула.
        - Иногда мне кажется, что я из другой семьи. Вы все не можете даже представить себе, чтобы от кого-то зависеть. А я только рада зависеть, опираться и прятаться. Хочу в лес, в поместье, в свою комнату… эх… Вот и Марина… Я ей предлагала: иди в Королевский лазарет, - нет, ей надо самой, чтобы себе что-то доказать…
        - А как иначе? - с неожиданной горячностью выпалила Алинка и тут же смутилась. - Ведь я - это не только фамилия, Василин. З-за фамилией еще что-то должно быть, что я сама из себя представляю. Иначе как себя уважать? Ты уже жена и мать, теперь еще и королева. Ангелина… ну, это Ангелина, она сама по себе личность. Д-да и детей учила. Нас тянула. Марина людей спасает. Поля вон вулканы исследует, спортом занимается. А я кто?! Алина, к-которая читает книги и знает наизусть справочник по орнитологии?! Алина, окончившая школу с отличием?! Кто я, Василин?! Если убрать титул, то что я?!
        Василина с улыбкой посмотрела на разгоряченную младшую сестренку.
        - По-моему, малышка, ты сама себе сейчас ответила на свои сомнения.
        Алина угрюмо покосилась на нее.
        - Мне все равно нужно в университет.
        - Конечно, - согласилась королева. - Попроси Зигфрида, он тебя быстро доставит. И обратно, позвонишь, заберет.
        - Может, и не позвоню, - буркнула Алина.
        - Может, - кивнула Василина. - Но, дорогая моя, если тебе нужна будет помощь или поддержка - пожалуйста, не стесняйся обращаться ко мне или к сестрам. Только не молчи. Мы все слишком гордые и предпочитаем решать проблемы самостоятельно. Я и сама такой была, но Мариан приучил меня к тому, что я всегда могу положиться на него. И, поверь мне, так жить гораздо легче и нет в этом ничего постыдного. Ведь семья для того и нужна, чтобы было на кого опереться, Алиш.

* * *
        Когда младшая сестра ушла, Василина, подумав, набрала Тандаджи.
        - Господин Тандаджи, здравствуйте, - проговорила она в трубку. - Алина решила вернуться на обучение в МагУниверситет. Скажите, а можно ли организовать ей незаметную охрану? Меня беспокоит ее состояние. Уже сделано? И что?
        - По нашим сведениям, она приняла в четверг участие в студенческой вечеринке, - деликатно ответил начальник разведуправления, - и немного… не выдержала дозу.
        Василина нахмурилась.
        - Из-за этого она пропустила зачет. И расстроилась. В пятницу ее вызывали к ректору, но я пока не могу сказать зачем. Если интересоваться у Свидерского, то мы раскроем ее имя, а вы против.
        - Главное, что она против, - настойчиво сказала Василина.
        - Да, - с сомнением высказался Тандаджи. - Но Свидерский вполне адекватен и опытен, я неоднократно с ним сотрудничал и знаю его давно с самой лучшей стороны, а мои люди говорят, что вечером после общения с ректором она присутствовала на игре, была вполне спокойна…
        - Что за трудности у нее по учебе? - невежливо перебила его королева. - Можно ли их решить?
        - Конфликт с одним из приглашенных преподавателей. Он принципиально не берет на свои лекции девушек. А ее высочество настойчиво пытается на них попасть…
        - Мы можем на него как-то повлиять? - сердито спросила Василина, вдруг узнавшая, что у ее сестренки конфликты.
        - Он гражданин другой страны, - спокойно пояснил Тандаджи, не обращая внимания на тон ее величества, - и при этом по правилам университета может выставлять любые условия для слушателей. Его программа не входит в основной курс.
        - Значит, организуйте ей другого преподавателя по этой дисциплине, - повелела Василина резко.
        - Ваше величество… мы ограничены необходимостью соблюдать инкогнито принцессы. Но я решил эту проблему. С ней будет заниматься один из талантливых семикурсников. Но… возможно, вы все-таки примете решение оповестить Свидерского? Это бы, безусловно, сильно облегчило нам работу…
        Василина помолчала. Тандаджи был, конечно, прав.
        - Подождите немного, - попросила она уже мягче. - И, пожалуйста, впредь самостоятельно сообщайте мне о проблемах сестер, подполковник. Чтобы не было такого, что я узнаю о них только тогда, когда начинаю спрашивать. Я недовольна.
        - Да, моя госпожа, - покаянно произнес начальник разведуправления, чувствуя себя коровой меж двух быков. И как теперь, скажите на милость, одновременно выполнять просьбу Байдека «не волновать женщин» и приказ королевы «сообщать о проблемах»? И это он еще не рассказал о методах оного преподавателя по выдворению из класса надоедливых учениц…
        Тандаджи снова открыл досье на профессора Максимилиана Тротта. Коренной инляндец, семьдесят восемь лет, получил почетный титул за достижения в магической науке. Живет отшельником в своем доме, далеко от города, в инляндском лесу. Детей, женщин, любимых собак, прочих слабостей не наблюдается…
        Королева как чувствовала. Вот уж эти женские причуды с инкогнито… Детский сад… опять этот детский сад… А ему теперь думать, как убедить профессора изменить подход, не ломая ему кости. А то ведь может что-то и заподозрить…

* * *
        Ни о чем не подозревающий лорд Тротт в это время повернул голову ко входу в аудиторию и увидел заходившую в нее студентку Богуславскую. И вид она имела самый решительный.
        На Макса она взглянула с отвращением, поздоровалась вежливо с остальными, широко раскрыла зеленющие глаза под новыми очками, узрев пострадавшего румяного Ситникова, рванула к нему, чуть не снеся сканирующую парня Викторию. Александр устало вздохнул, Мартин оживился, Виктория мечтательно улыбнулась.
        Макс скривился. Богуславская обнимала застенчиво улыбающегося студента с кулаками размером чуть ли не с ее голову, одним из которых он, надо признаться, хорошо приложил его. Скула ныла, напоминая о том, что надо сначала бить, а потом жалеть.
        - Матвей, все в порядке? - спрашивала первокурсница, заглядывая несостоявшемуся мстителю в глаза.
        - Да все отлично, малявочка, - басил тот, гладя ее по спине.
        Сироп и слюни. Вот почему этот горе-рыцарь кинулся его бить. Интересно, это она ему рассказала?
        - Александр Данилович, - храбро произнесла Богуславская, выпрямляя плечи, - пожалуйста, не исключайте его.
        - Алина, - совсем смутился семикурсник, которого храбро защищала пигалица с косичками. Сейчас она воинственно сверкала глазами.
        - Я и не… - начал Свидерский.
        - Вы уже создали прецедент, - перебила она его быстро, - когда не исключили преподавателя, совершившего правонарушение. А на вступительной речи вы говорили, что в университете все равны! Это ведь ваши слова.
        - Мои, - согласился ректор. Теперь лыбились все трое: Вики, чуть ли не ржущий Март и смертельно уставший Алекс. А вот Максу было не до улыбок.
        - Тогда предлагаю засчитать это как равнозначную уступку и оставить все как есть, - победно закончила девчонка с непонятной аурой, с превосходством глядя на главу МагУниверситета. Так, будто хотела сказать: «Ну, как я придумала? Ну скажите, что хорошо!»
        - Не согласен, - возразил Свидерский, и первокурсница надулась. - Ситников отработает свое нарушение и исключен не будет.
        Она чуть ли не запрыгала. Но сдержалась, только нос задрала еще выше.
        - А вот от лорда Тротта вы вправе требовать любую компенсацию. Обговорите с ним это сейчас?
        - Не хочу я с ним ничего обговаривать, - сурово произнесла студентка, даже не посмотрев в сторону Макса. - Извините и поймите меня.
        Матвей за ее спиной кинул на инляндца уничтожающий взгляд, тот ответил совершенно равнодушным и спокойным.
        - Вам не за что извиняться, госпожа Богуславская, - чересчур внятно ответил Александр, и Макс вдруг заметил, насколько бледен его друг, - это мы виноваты. Я планировал еще раз пообщаться с вами, чтобы убедить не покидать заведение, но вернулся только сегодня и не дошел еще до вашего дела. Я рад, что вы зашли сейчас.
        Он закашлялся, перевел дыхание.
        - Поэтому я еще раз приношу вам свои извинения и прошу забыть об этом инциденте. Для меня это удар по репутации и совести, и, поверьте, я очень хочу исправить вред, который вам принесли…
        - Да хватит, Алекс, - раздраженно и зло вмешался Тротт, - хватит извиняться! Ты вообще ни в чем не виноват, не надо прикрывать меня. Иди отдыхай, пожалуйста. Я сам поговорю со студенткой.
        - Не буду я с вами разговаривать, - отрезала она. - И вообще не подходите ко мне.
        - Я и не собирался, - природник усмехнулся иронии момента. - Алекс, прошу, иди к себе. Мартин?
        Фон Съедентент бросил на ректора внимательный взгляд, посерьезнел, кивнул.
        - Я с тобой, - сказал и открыл Зеркало. Подхватил Свидерского под руку, и они слаженно шагнули в серебристое полотно портала.
        - Вики, - позвал Макс. Придворный маг Инляндии взирала на него с упреком. - Пожалуйста, раз студентка не считает возможным, чтобы я приближался к ней, посмотри ее. Не навредил ли я. Я постарался убрать все последствия, но наблюдать позже у меня не было возможности.
        Виктория открыла было рот, чтобы сказать, по всей видимости, что-то резкое, но быстро успокоилась, оглянулась на забавную парочку. Слон и воробышек.
        - Алина, мне нужно вас просканировать. Можно?
        - Вам - можно, - с ударением на «вам» отозвалась Богуславская и подошла к Виктории, подала ей обе руки.
        Огромный Ситников рассматривал лорда Тротта, Тротт поглядывал на Ситникова, не отвечая на вызов, сквозивший во взгляде неудачливого мстителя. Не хватало еще с мальчишками бодаться.
        - Все в порядке, - сухо сказала леди Виктория, отпуская руки первокурсницы. Ладони девчонки порозовели, и она сама раскраснелась. Последствия сканирования налицо.
        - Тогда перенеси студента Ситникова в общежитие, пожалуйста, - продолжил лорд Максимилиан. - Я поговорю с госпожой Богуславской.
        - Я же сказала, что не буду с вами разговаривать! - это снова воинственно выпрямившаяся малявка с косичками.
        - Я ее с вами не оставлю, - это ревет рыцарь, похожий на прирученного слона.
        - Макс, я не думаю, что это хорошая идея, - почти неприязненный голос Виктории.
        Тротт выдохнул.
        И почему он не послушался интуиции и согласился выйти из своего леса? Слишком много глупых и расточительных эмоций. Слишком много потеряно времени, которое он мог бы отработать у себя.
        - Господин Ситников, - Тротт сложил руки на груди, - я обещаю, что не причиню вашей подзащитной вреда. Я не двинусь с этого места, и она сможет уйти в любой момент.
        Кто из них еще подзащитный, вот в чем вопрос.
        - Дайте мне возможность исправить свой поступок, - добавил Макс с трудом. - Вы же этого хотели? Справедливости?
        Семикурсник мрачно молчал, исподлобья глядя на него.
        - Не уходи, Матвей, - громко зашептала Богуславская, - я его боюсь.
        Лорд Тротт поморщился.
        - Виктория, помоги мне, - попросил он и посмотрел профессору Лыськовой в глаза. Да, запрещенный прием. Неизвестно, что она там увидела, но подхватила Ситникова под локоть, сказала «Мы будем за дверью» и потянула парня за собой. Вырываться ему, очевидно, было неловко.
        - Я здесь, малявочка, - прогудел Матвей от двери, - если что, кричи.
        Оставшаяся в одиночестве студентка сложила руки на груди, снова задрала нос. Так они и стояли напротив, буквально отзеркаливая друг друга, очень похожие в этот момент.
        Макс за эту короткую беседу вымотался больше, чем за сутки непрерывной работы в лаборатории.
        - Студентка, - начал он, - вы в своей речи весьма оригинально воззвали к прецедентному праву.
        Она подняла брови, сощурилась.
        - Однако оно распространяется не только на студентов, но и на обратную сторону. Согласны?
        Кажется, у нее есть веснушки. Точно, есть.
        Упрямая девица молчала, и тишина была такой, что за дверью слышался тихий убеждающий голос Вики и ответное сопение Ситникова.
        - Поэтому логично и справедливо будет следующее решение. Раз студент Ситников обязан отработать за нападение на меня, то я обязан отработать за причинение вреда вам.
        В зеленых глазах что-то дрогнуло, и она поправила очки, потерла переносицу. Затем сняла, оказавшись под ними совсем маленькой и растерянной. Правильный подход, надо дальше давить на логику.
        - И я предлагаю отработать, занимаясь с вами в персональном порядке. И у меня… свободно место помощника в лаборатории.
        Очень давно свободно. Так давно, что он уже забыл, когда рядом с ним работал кто-то еще.
        - И если вы сочтете это равноценной заменой, я готов взять вас на все время обучения в университете в постоянные практиканты и помощники. Вы получите неоценимый опыт для будущей карьеры.
        Вот так. Пусть ему будет трудно, зато он очистит совесть.
        - Что скажете?
        Она молчала, вертела очки в руках, думала очень долго, хмурилась, переступала с ноги на ногу. Потом, видимо, приняла решение, снова водрузила очки на нос, подняла глаза. Ну наконец-то.
        - Скажу, что мне не нужны ни ваш опыт, ни ваша лаборатория, - пигалица пыталась говорить резко, но в голосе слышались жалобные нотки. Будто она сожалела о том, что решила. - И на п-пары я к вам больше не пойду. А если вы хотите справедливости, то отработайте так, как подскажет совесть. Например, погуляйте с детьми в приюте. Или помогите кому-нибудь. А я, п-простите за прямоту, профессор, не смогу спокойно сделать вид, что ничего не было. Несмотря на то что ваше предложение очень щедрое, и еще неделю назад я бы в обморок упала от счастья!
        - Подумайте, - остановил ее Тротт. Сказать, что он был удивлен, - ничего не сказать.
        - Да нечего тут думать, - сказала она с тем же сожалением, быстро прошла мимо него и почти выбежала из лектория.
        Макс постоял немного, сунул руки в карманы, подошел к окну. Вспомнил о сигаретах, но они были в кабинете у Александра.
        Сзади раздался стук каблучков. Виктория приблизилась, встала рядом с ним. Взяла за руку, и он напрягся, но не оттолкнул ее. Наверное, потому, что это был жест участия, а не соблазнения.
        - Да-а-а, - протянула она.
        - Да, - мрачно согласился лорд Максимилиан. Ослабил галстук. Что же, он сделал всё, что должен был. Или не всё?
        За их спинами раздался характерный треск, и они обернулись. Из Зеркала вышел Мартин, посмотрел на их руки, поднял пустой взгляд на друга.
        Максу стало совсем противно.
        - Алекса уложил в кроватку, - сообщил фон Съедентент весело, но глаза его не смеялись. - Поставил щиты. Малыш, кончай самобичевание и не надо прыгать в окно, умоляю. Могу потом сам придушить, по большой дружбе.
        Тротт криво улыбнулся. Мартин - как всегда: чем серьезнее ситуация, тем больше он паясничает.
        - Пошли, усыпишь нашего поеденного героя и блок на вторжение поставишь, - продолжал Мартин, взмахом ладони восстанавливая начавшее рассеиваться Зеркало. - Пусть хоть сейчас отдохнет. Вики, а ты имеешь уникальную возможность погладить этого скорбящего убивца маленьких девочек по лицу. Полечи, иначе его фингал войдет в легенды университета.
        Александр полулежал в кровати и пил настойку Макса, разбавленную кипятком, и инляндец мысленно отметил, что нужно сегодня доставить другу весь запас, который у него есть. И, может, усовершенствовать? Добавить туда немного остролиста для крепости сосудов, ночной тропической герани для реакции…
        К его лицу прикоснулась женская рука, и он сморгнул, отвлекаясь от привычных и успокаивающих рассуждений. Щека горела, ныла, вспыхнула острой болью, потом ее словно стянуло, и все прошло.
        - Вот что делает прикосновение красивой женщины, - прокомментировал Мартин, усаживаясь на кровать у ног Свидерского. - Жаль, что ты не смогла убрать кислое выражение лица с этой рыжей физиономии, Вики.
        - Да не издевайся над ним, Март, - с досадой стукнул рукой по одеялу Алекс. Голос его был уже уверенным, боевым, как раньше.
        - Ой, а это кто у нас вдруг выздоровел? Умирающий? - радостно переключился Мартин. - А спать? Данилыч? Спа-а-ать?
        - Потом, - отмахнулся Свидерский. - Эта гадость и умертвие поставить на ноги может. Макс, я говорил уже, что ты гений?
        - Говорил, - недовольно буркнул инляндец, огляделся и пошел мыть руки. Все серьезно смотрели ему вслед. Он вернулся, сел в кресло.
        - Ну? - требовательно спросил фон Съедентент.
        - Что «ну»? - поморщился Макс.
        - Что ты не поделил с этой крошкой и почему мы не знаем об этом?
        - Это не то, чем я мог бы гордиться и делиться с вами, Мартин, - сухо ответил лорд Тротт.
        - На следующий день после атаки камены сказали Максу, что Богуславская не пришла на лекции, пропустила зачет и что это впервые за все время случилось, - пояснил Александр. - Он сложил два и два и сообщил мне. Все действительно было подозрительно, вот и вызвали ее в кабинет… поговорить. Я проверил ее и убедился, что чиста. А Малыш не поверил и решил… перепроверить.
        - Ментальным взломом! - возмущенно воскликнула Виктория. Она тоже села в кресло и теперь качала туфельку на кончиках пальцев ноги. Вперед-назад, вперед-назад.
        - Так надо было хотя бы усыпить ее перед этим, Макс, - недоуменно глянул на него Мартин, поднимая взгляд от качающейся туфельки.
        Инляндец вздохнул. Он устал говорить за сегодня.
        - Я поторопился. Побоялся, что если демон, то успеет ударить первой. Нажал чуть сильнее, чем нужно. У нее защита стоит какая-то хитрая, и не поймешь, природного свойства или искусственная, вот и стало любопытно, да и на вечер накануне надо было посмотреть… Сразу увидел, что не она, хотел восстановить, но девчонка начала уворачиваться, а там процесс уже запущен был. Вот и получила… ощущений.
        - Я же говорила вам утром, что в общаге пьянка была, - недовольно высказалась Вики. - Там, наверное, половина на пары не пошла. Так почему сразу она? Только из-за ауры мутной?
        - Да, - сказал Макс и замолчал.
        - Ладно. - Мартин подмигнул ему ободряюще, тряхнул волосами. - Крошку, правда, жалко, первый опыт ментального контакта, травма на всю жизнь. Теперь она будет бояться рыжих, а это оставлять никак нельзя, Малыш. Так что придется тебе вспомнить, как ублажать девочек.
        Тротт посмотрел на друга так, что тот скабрезно захохотал и добавил:
        - Я имел в виду мороженое и куклы, гнусный ты извращенец. А мы, если опять что пойдет не так, будем тебе носить передачки по очереди. И под окнами песни петь. И вообще, - неугомонный барон обратился к Свидерскому, - Алекс, я опять собираюсь напугать твою экономку и угрозами выманить у нее несколько бутылей вина. Я сегодня был на ипподроме, вот там страсти! Срочно нужно напиться, завтра еще ученый совет, я заранее тоскую. И в Малыша вольем бутыль, пусть расслабится. Тебе, Данилыч, только понюхать. И расскажешь нам наконец, как слетал к Алмазычу. Вики, пойдешь со мной? Я буду тебе говорить гадости, а ты меня - презирать, как обычно? А?
        Виктория улыбнулась как-то очень по-доброму и встала, барон галантно придержал перед ней дверь. Макс посмотрел им вслед, вытянул длинные ноги, расслабленно откинулся в кресле.
        - Болтун и клоун, - сказал он с усмешкой. - И как его хватает на все это дуркование?
        - Да, - откликнулся Свидерский, попивая настойку Тротта, - без него нам было бы совсем плохо. Душа компании - тяжкий труд, Малыш. Нам можно унывать, а ему - никогда.
        Мартин вернулся, победно помахивая бутылками, Виктория аккуратно несла бокалы и закуску. Блакориец оперативно вскрыл вино, налил всем, развалился в кресле.
        - Алекс, кстати, а с чего ты такой усталый от Деда вернулся? Пахал он на тебе, что ли? Старый эксплуататор!
        - Да он в горы забрался, Март, - объяснил ректор, - в обсерваторию свою. А у меня как сигналка персональная на Макса сработала, я и рванул напрямую. А там, сами знаете, естественные стихийные искажения; пришлось потратиться, чтобы не разорвало.
        - А тут всего лишь юный мститель, - усмехнулся барон, салютуя полным бокалом. - За твои изумительные ножки, Вики! И что? Что узнал?
        Алекс пожал плечами.
        - Сказал, что носы вытирать нам времени нет. И чтоб не лезли с малозначительными глупостями.
        - …Я занят, - бурчал Алмаз Григорьевич, с неудовольствием глядя на ученика. - Как ты пробился-то сюда? Я глушилок наставил.
        - Долго пытался и догадался. Кто меня учил-то? - в тон ему ответил Свидерский, протягивая руку для приветствия. Но Дед притянул его к себе, похлопал по спине.
        - Молодец… молодец. Не совсем бестолочь. Чего не восстанавливаешься? - Маг придирчиво осмотрел сильно постаревшего ученика.
        - Демонов ловлю, - признался Алекс. - Вот и прибыл за советом. Вы грозились поговорить со мной и так и не поговорили.
        - Да когда тут поговоришь? То королевы необученные, то оборудование привезли… Демонов, - хмыкнул Алмаз. - Ну пойдем, расскажешь. Только недолго. И учти: кормить тебя мне нечем!
        - А чем вы занимаетесь? - с любопытством оглядывался вокруг Александр, чувствуя себя мальчишкой в кабине огромного грузовика. Обсерватория, расположенная на плече высокого пика в Северных горах, была гигантской, округлой, гулкой, с круглыми внутренними галереями на разных уровнях, соединенных лестницами, по которым можно было подняться почти на самый верх. Посреди стоял один впечатляющих размеров телескоп и какое-то записывающее оборудование. Вокруг него видимо дрожал воздух. Эффект от тысяч магических связок. Работа всей жизни, только так.
        Здесь были еще маги, молчаливые и увлеченные своими делами, совсем не подобострастные к Григорьевичу, и Свидерский вежливо поздоровался, получил кивки в ответ.
        - Это мои помощники, - сообщил Алмаз. - Одному не успеть всего.
        - Ну покажите мне уже! - не выдержал Алекс.
        - Нетерпеливый какой, - недовольно буркнул Дед. - Садись, смотри. Только не вздумай вмешиваться в связки! Убью на месте!
        Александр приблизился к «глазу», посмотрел в него. Ничего не понял, пригляделся. Туман какой-то, миллиарды звезд, пылевые облака, все обычно.
        - Сейчас, - пообещал Старов, манипулируя струнами связок, как арфист-виртуоз.
        Свидерский посмотрел и замер.
        На фоне черной, бездонной Вселенной медленно двигалась огромная фигура. Невообразимо огромная, бесконечно огромная. Божественный силуэт, словно сотканный из полупрозрачной пыли. Он вел рукой, будто на замедленной съемке, и из ладони его рассыпались зерна галактик и туманностей, разлетались в черноту, замедляли движение и расцветали спиралями и шарами, взрывались белыми и голубыми сверхновыми, начинали кружиться вокруг него в страшном, завораживающем своей масштабностью танце. Все это происходило так медленно, что Александр одновременно видел и летевшие от предыдущего броска семена миров, и уже раскрывшиеся, и далекие, постаревшие. И только Великий Сеятель, Творец миров, продолжал свое движение неотвратимо и размеренно.
        У Свидерского закружилась голова, почернело в глазах, будто незримая колоссальная тяжесть начала давить вниз, к полу, и ниже, в толщу горы.
        - Ну-ка, тихо, мальчик, вставай давай, - засуетился Алмаз, - я-то привык уже, а поначалу тоже от изначальной силы в обмороки падал. Не каждому дано это увидеть и понять. Только тем, у кого личный резерв поболе остальных.
        - Спасибо, - сказал Алекс тихо, приходя в себя на холодном полу. - Спасибо, что показали. Так вы космогонией занимаетесь? Это так выглядит?
        - Это, Свидерский, для всех выглядит по-разному, - серьезно ответил старый маг. - Кому как доступно, так и выглядит. Это невозможно постичь с нашими возможностями, мы ничтожно малы и слабы для того, чтобы даже миллиардную часть увидеть. Поэтому это доступная нам, магам, Метафора. Великая Метафора. Для людей науки - это Большой взрыв, реликтовое излучение. Для мистиков и философов - борьба материи и абсолютной пустоты, добра и зла, вечно пульсирующая Вселенная. Для нас и духовников… тоже реликтовое излучение, только проявляющееся в образах Триединого. В глаз телескопа мы одновременно видим прошлое, и настоящее, и даже будущее. Я так долго настраивал его… и рву себя по живому, когда приходится возвращаться в мир, по делам.
        Он подал ученику руку, тот встал, и Алмаз повел его в какую-то каморку, продолжая вещать на ходу:
        - Знаешь ли ты, что Зерна, даримые им миру, воспринимаются нами как одинаковые? Мы рассматриваем каждое, изучаем, записываем… Но они взаимодействуют с уже посеянными, и каждое в своем развитии начинает чуть отличаться от другого. Какие-то становятся бесконечно далеки друг от друга в своем росте, какие-то умирают, не породив жизни, какие-то сталкиваются в галактических катастрофах. А какие-то, очень похожие друг на друга, продолжают жить. И можно представить, что где-то есть мир, почти не отличимый от нашего. Но там, например, не так развита технология, или, наоборот, он обделен магией. И таких миров, молодых и старых, очень много. Каждый получает шанс на жизнь. А кто будет удачливее - покажет будущее.
        - Но зачем все это? - Александр чувствовал себя так, будто он всю жизнь жил в маленькой комнатке, и вот только что его вывели в огромный мир.
        - Я не Творец, мальчик, мне его постичь невозможно, - усмехнулся Алмаз, став похожим вдруг на доброго-предоброго деда. - Но мыслями своими, убогими, поделиться могу. Думается мне, Триединому страшно одиноко там, в этой бесконечной холодной пустоте. Все помощники, которых он творил, никогда не станут равны ему или как-то интересны, хоть немного удивительны и непостижимы. И он отдает свою силу на откуп вероятности, для того чтобы, возможно, когда-то, через миллиарды и миллиарды лет, а может, и миллиарды миллиардов, где-то, хотя бы в одном из миров жизнь дошла до такого уровня развития, что смогла бы принять божественные, равные ему формы. Но, увы, это уже философия. Может, ни Сеятеля, ни изначальных зерен не существует, и это всего лишь моя воплощенная фантазия.
        Александр подумал, что для «всего лишь фантазии» у силы, которая достала его, осмелившегося взглянуть на полупризрачную тень Творца через бесконечное количество световых лет, слишком ощутимое давление.
        - Так что там с твоими демонами, Свидерский? - спросил Алмаз, ловко усаживая ученика на стул и сканируя его. - Я уже понял, что ты имитируешь угасание и старость, но глупость это. Хоть и остроумная. На это купиться может только молодняк.
        - Да похоже, у нас там и есть молодняк. - Александр подробно рассказал о всех событиях, включая нападение во сне. - Но сами знаете: не обезвредим их - насосутся от других, откроют прорыв. И тогда начнется война как минимум. Если есть идеи, как их поймать без живца в виде меня, буду счастлив выслушать. По аурам посмотрели, не видно ничего. Там ведь столб черный в шестиугольной алтарной форме должен быть?
        - Столб, столб, - ворчливо и насмешливо передразнил его Алмаз. - Да вот только темные обладают врожденными свойствами к маскировке. У непроявившихся аура бывает совершенно обычная, даже слабее, чем у обычных людей, хотя среди них, точнее, среди полукровок попадаются совершенно классические маги, которые всю жизнь могут прожить нормально. Сам знаешь. А недавно проявившиеся и вовсе орудуют поначалу во снах, в реальности сил не хватает, и не видно их пока. И еще может быть такое, что демон очень силен и способен осознанно маскировать ауру. Если он не нагл настолько, что ничего не боится.
        - Знаю, - сказал Алекс. Он и правда знал.
        - Знает он… А я вот ничего не знаю, - внезапно раздраженно произнес старый ворчун. - Мне никак не разорваться, чтобы и в небеса глядеть, и под ноги, мир наш материальный изучать. Я и информацию начал собирать, только когда погиб Михей, а через десяток лет некий Смитсен убил чудеснейшую, хоть и слегка нервную королеву. До этого все воспринимал как принято: демоны-нежить, неупокоенные души другого мира. А оно ведь совсем не так… Какая женщина была… эх…
        - Так, может… - осторожно начал Алекс, у которого упоминание о гибели друга опять вызвало озноб, - …спуститесь пока к нам, ничтожным? Творец-то, наверное, вечность шагать будет?
        - Он-то, конечно, вечность, мальчик, - сердито сказал Алмаз, глядя на него как на недоумка, - а вот моя жизнь вполне себе конечна. Несмотря на огромный резерв. И каждая минута потраченная означает, что я не успею познать еще частицу удивительного и важного. Так что, ученичок, я вас зря, что ли, третировал столько лет? Вы сами уже зубры, а все к старому дедушке за советом ходите. Уж извини, носы я вам подтирать и на всякие мелочи отвлекаться не буду. Ты молодой, - он скептически оглядел Свидерского, выглядящего куда старше его, - да, да, молодой, тебе и разбираться. А если вдруг совсем жарко станет, - он коснулся запястья ученика, вывязав нить персональной сигналки, - зови, приду.
        Александр с иронией посмотрел на старого учителя. «Дедушка» при желании мог вполне восстановиться до двадцатилетнего. Просто ему это уже было не нужно - тратить силы, которые можно влить в долголетие. И после увиденного Алекс его вполне понимал.
        - Но что накопали-то, расскажете? - почти умоляюще попросил он. - Мы ведь так и не знаем, почему тогда такое случилось.
        - Да немного я накопал, разговора на пять минут, - отмахнулся Григорьевич. - Не нежить это. И не нечисть, да простят меня духовники. Ты знаешь, как темные сами себя называют?
        Александр покачал головой.
        - Дар-тени, половинки. Я не понимаю принцип подселения демона, но важно, что он может прийти только в того, в ком течет кровь Черного Жреца. А они, темные, разбросаны по всему континенту, и многие поколения живут совершенно нормально, без эксцессов. Разве что колдовством запретным балуются, а запретное оно потому, что у них свой резерв маленький, приходится брать у других. Но иногда происходит нечто…
        - Проб?й, - пробормотал Алекс.
        - Ну пусть будет пробой, - согласился Дед покладисто. - Хотя это определение тоже из старой школы. Так вот, происходит что-то, и в человека подселяется демон. Обычно это случается в местах стихийных или геологических возмущений или при мощных выбросах энергии - например, был случай при магической битве. Темные будто получают слишком много силы и не могут с ней справиться… с ума сходят… тут-то и открывается путь для демона. Или наоборот может быть: сначала демон приходит, вызванный силой, а потом темный сходит с ума и пьет всех вокруг. А уж когда упьется, может открыть и проход для других демонов…
        Но это лишь мои догадки, Алекс. Я сомневаюсь, мальчик мой, а значит, не верь мне, а узнавай все сам. Важно то, что я уверен: не обязательно их уничтожать. Можно как-то блокировать, рассеять демоническую сущность и оставить человека жить. Думаю, надо попробовать использовать непроницаемый щит для блокировки, усиленный, обратный. Вместе вы сможете его построить. Мартина поставьте опорным: он хоть и олух, да побольше вас в этом понимает. И потом из-под связанного силу выкачать потихоньку, не подставляясь… Если бы я понимал это тогда, может, и Михей бы жив остался, и несчастная королева… и ученики мои, что во дворце погибли… Так что хоть ты не подведи меня, ученичок. А теперь спать ложись, в таком состоянии я тебя не отпущу. Ночью подкачаю тебе источники, а то смотреть страшно.
        - А можно, - почти застенчиво попросил Александр, - можно я еще посмотрю?
        - Проникся? - усмехнулся Алмаз хитро. - Я вот двадцать лет смотрю и никак насмотреться не могу. Сейчас не пущу, уж извини. А то размажет тебя по обсерватории. Отловишь своих демонов, восстановишься - и прилетай. Хоть поселись тут…
        …Тройка магов, затаив дыхание, слушала Александра, уже допившего свою настойку и тоскливо глядевшего на опустошаемые бутыли с вином. Глаза Макса горели почти фанатичным огнем.
        - Я с тобой пойду, когда все кончится, - уверенно сказал он. - Я должен это увидеть.
        - Понятно, - фыркнул Мартин, - в полку чудиков прибудет. Ты и так с придурью, Малыш, а если тебя еще и божественным кулаком по мозгу шандарахнет, так вообще для мира потерян будешь. Алмазу-то что, он только женат был раз семь, а уж про число любовниц вообще легенды ходят. Ему самое время о высоком задуматься. А ты засохнешь без бабы, точно говорю, Макс. И так на ужа сушеного похож.
        Блакориец перевел дыхание, глотнул вина, посмотрел на не обращающего на него внимания мечтательно-задумчивого инляндца и уточнил:
        - На рыжего сушеного ужа.
        - Во всяком случае, - встряла в поток болтовни Вики, - он хотя бы дал наводку, как изолировать демона. А уж эти филологические видовые изыскания… нежить не нежить… нечисть не нечисть… чем они помогут? Только зря силу потратил, Алекс.
        - Не скажи, - улыбнулся почти просветленный Свидерский, - не скажи…
        Алина
        - Ты зачем полез драться? - ругала Алинка Матвея, гулко шагающего рядом с ней по коридору университета. - Ты же карьеру в армии хотел делать, а тут из-за меня все чуть не порушил. Разве оно того стоило? Он же опытнее тебя на полвека минимум!
        - Стоило, малявочка, стоило, - уверенно отвечал Ситников, кивая встреченным однокурсникам. Те то ли были уже извещены о драке, то ли любопытствовали его соседству с маленькой очкастой девчонкой, но смотрели внимательно и как-то весело. - Кто ж тебя защитит, кроме меня? Сестры твои? Был бы хоть один брат у тебя, он бы так же поступил. Да и ты вернулась, это хорошо. Без тебя скучно.
        - Я тоже скучала, - призналась Алинка неуверенно. - К учебе привыкла, а дома делать нечего, валяешься целый день или бродишь из угла в угол. Кстати, а ты откуда узнал-то?
        - От каменов, - смущенно отозвался Матвей. Они как раз подходили к двум каменным ехиднам, и те издалека начали голосить: «Алинка-малинка, привет!» и «Как ты ему врезал, малец!».
        - Как вам не стыдно! - возмущенно воскликнула пятая принцесса, очень комично упирая руки в боки. Камены сделали невинные морды. - Его же отчислить могли! Признавайтесь, чего наговорили?!
        - Да всю правду сказали, почти… - оправдывался Аристарх. - Ну не сердись, козочка. Преувеличили самую малость, чтоб злее был. Или не малость… Мы-то только дверью эту рыжую гниду, если что, прищемить можем или в кабинете запереть, так разнесет же дверь… силен, зараза.
        - Они с ректором - два лучших выпускника в своем потоке, - с гордостью поделился Ипполит. - Только Сашок - нормальный мужик до сих пор, а этот зазнался совсем. Надо было проучить, малиночка, а у хахаля твово вон какие кулачищи…
        - Хахаля? - переспросила строго Алина. Ситников покраснел.
        - Дружка сердечного, - «расшифровал» Ипполит, ухмыляясь и подмигивая, - Матвею-ю-ю-юшки. От так парочка, баран да ярочка… - вдруг запел он дурным голосом.
        - Так, - сказала студентка ледяным тоном, - похоже, я давно кого-то салфетками не кормила…
        Ипполит страшно завращал глазами и сжал губы, всем видом показывая, что больше ни слова. И не писка.
        - Так что, малышка, - ласково спросил Аристарх, и девушка достала-таки из рюкзачка салфетки, начала его протирать, - ты учиться-то продолжишь? А то оставила нас одних-одинешеньких, никто не подойдет, не поговорит… даже громила этот только по делу.
        - Я исправлюсь, - пообещал Ситников, захватил своей лапой салфеток и стал неловко начищать физиономию Ипполита. Тот закатил глаза с выражением крайней обреченности.
        - Продолжу, - кивнула она. - Не переживайте.
        - Уже не переживаем, - повеселел Аристарх. С той стороны доносилось «хрым, тьфу, хрым» - Матвей нечаянно залез салфеткой в рот камену. - А вот от предложения, рыбонька, ты зря отказалась. Рыжий бы теперь над тобой как над хрустальной трясся. И тебе полезно, знаний бы дал. Сама говорила, что без формул не понимаешь ничего.
        - Не зря, - упрямо возразила Алина, пряча салфетки. - А по матмоделям со мной Дмитро обещал позаниматься. Да, Матвей?
        - Позанимается, - пробасил тот, оборачиваясь, - конечно, позанимается. Мы слов на ветер не бросаем. Ты, кстати, голодная, небось? Пошли, покормлю?
        - Да я дома пообедала, - призналась Алинка.
        - Тогда, - Ситников бросил взгляд на подслушивающие с ухмылками каменные морды, запнулся, - может, погуляем? Погода хорошая, а то потом опять дождь зарядит.
        - Давай погуляем, - согласилась Алина, подумав, что совсем неохота возвращаться к противным соседкам.
        Камены захихикали, и она бросила на них укоризненный взгляд.
        Они долго гуляли по центру Иоаннесбурга, проходили несколько раз мимо королевского дворца, и Алине это казалось почти приключением. Матвей рассказывал про свою студенческую жизнь, она - про жизнь в Орешнике, совершенно не замечая, как следом шагают несколько «гуляющих» мужчин. Наконец начало темнеть, и Ситников довел ее до общежития, проводил до комнаты.
        Внутри кто-то возбужденно разговаривал, и Алина открыла дверь. На кровати спала Янка, а Лена с Наташкой о чем-то взволнованно спорили.
        - Ой, Алинка, и вправду пришла, - всплеснула руками Наталья. Ленка бросила взгляд на стоявшего за спиной соседки Ситникова, но промолчала. - А у нас тут странное что-то. Янок всю ночь прогуляла, а с утра на пары пошла. После пар спать завалилась, попросила разбудить ее через три часа, домашку надо делать. Мы час уж трясем, а она не просыпается. Испугались, что померла, - нет, дышит…
        - Так врача надо, - растерялась Алина.
        - Вызвали уже скорую, - сообщила Наташка. - Долго едет что-то. Вот ужас, а?
        Алина подошла к Яне, взглянула на нее, потрясла за плечо. Девушка застонала, но глаза не открыла. И вообще она казалась какой-то потускневшей, похудевшей.
        - Она с Эдиком ночь прокувыркалась, - ей на ухо, чтобы не слышал сканирующий Яну Матвей, прошептала Наташка, - вот парень-то дает… Затр… залюбил до бесчувствия!
        Ситников фыркнул, и соседка смутилась.
        - С ней все в порядке, - неуверенно сказал семикурсник, - только будто голодная очень.
        - Да она перед сном целую сковородку картошки жареной умяла, - возмутилась Ленка, - и еще у меня банку тушенки одолжила. И бублики. И куда влезло? Откуда голодная-то?
        Дверь открылась. Вошли врач, медсестра, любопытствующая вахтерша, обеспокоенный комендант, которого тоже вызвали, и в комнате стало очень тесно.
        Врач, осмотрев спящую, пожал плечами, подтвердив, что видимых проблем нет. А вот истощение налицо.
        - Уже несколько таких только за неделю, - бурчал он, - доведут себя диетами, а потом откачивай их. Будем забирать!
        Матвей помог отнести Яну к машине, девчонки собрали вещи, документы.
        - Говорю же, - взволнованно повторяла Лена, - она как слон голодный ела. И на диетах не сидела никогда.
        - Все так говорят, - равнодушно отвечал врач, - а потом выясняется, что либо два пальца в рот, либо жиросжигатели глотают пачками.
        Яну увезли, все улеглись спать, предварительно на нервах упившись чаю с бутербродами. А на следующий день с утра их комнату вызвали к ректору, и Александр Данилыч лично расспрашивал о случившемся.
        И тогда Алина впервые задумалась о том, что здесь что-то нечисто.
        Часть 2. Глава 6
        Середина октября, среда
        Иоаннесбург
        Игорь Стрелковский
        С утра по распоряжению ректора в Университете землезнания и природопользования было общее собрание преподавателей. Недавно произошло ЧП - пропала студентка, - и теперь расследованием занялись служащие Управления госбезопасности Рудлога. Было немного непонятно, почему из-за какой-то студентки всполошилось само Управление, а не полиция, например, но присутствующий тут же ректор пояснил: это из-за того, что исчезновение случилось на территории другого государства и вопрос является еще и политическим.
        Объяснение было странным, но за неимением другого успокоились и на этом. Точнее, как успокоились… Шумели и возмущались, что их вызвали в такую рань, но сразу замолчали, когда увидели входящих безопасников: мужчину лет сорока пяти, высокого, светловолосого и подтянутого, лицо которого отдельным присутствующим показалось очень знакомым, и молодую женщину лет тридцати, с роскошной фигурой, в светло-голубом платье до колен.
        - Господа, - мужчина располагающе улыбнулся, - доброго утра. Приносим свои извинения за небольшое беспокойство. Это чистая формальность, нам даже не придется опрашивать каждого из вас. Буквально десять минут, и вы сможете вернуться к своим делам.
        Преподаватели заметно расслабились.
        - Меня зовут Игорь Иванович Стрелковский, - тут по аудитории пронесся взволнованный шепоток, - а эта милая дама - Люджина Дробжек, моя помощница.
        «Милая дама» сдержанно улыбнулась, но под взглядом ее синих глаз присутствующие ежились.
        - Я буду задавать не только частные, но и общие вопросы, и, если кто-то знает ответ, просто озвучивайте его. Или поднимайте руки. Хорошо?
        Все закивали с усердием.
        - Василий Георгиевич, - обратился Игорь к куратору Полининой группы, - скажите, почему практика вулканологических отрядов обычно проводилась в начале лета и планировалась, насколько я понял, задолго, а в этот раз летней практики не было, а о том, что будет осенняя, студенты узнали буквально за неделю до начала учебного года?
        Куратор обеспокоенно взглянул на ректора.
        - Так на лето финансирования не хватило, - сказал он и прокашлялся, - а вот в конце августа появился спонсор…
        - Что за спонсор? - вежливо поинтересовался Игорь у нервничающего куратора.
        - Так откуда мне знать? Мне сказали: деньги есть, - я студентов обзвонил, довольствие закупил, договорился обо всем, и поехали.
        - Нам перевод пришел, - объяснил багровеющий от переживаний ректор, - от неизвестного юридического лица. Крупная сумма на ремонт аудиторий и оборудование. С условием, что мы можем ей распоряжаться, если отправим группу третьего курса на вулкан в Бермонт. Написали, что вкладываются в развитие геологии и вулканологии. Ну… мы и не отказались, конечно.
        - Конечно, - ласково и понимающе кивнул Стрелковский. - Передайте моей помощнице реквизиты счета, с которого пришел перевод, пожалуйста.
        - Обязательно! - с облегчением пообещал ректор и тут же принялся звонить секретарю с требованием принести на собрание всю нужную информацию.
        Игорь Иванович оглядел притихших преподавателей.
        - Частные вопросы закончены, давайте перейдем к общим. Итак, кто из вас преподавал у пропавшей Полины Богуславской или общался с ней?
        Поднялась пара десятков рук, Стрелковский благодарно кивнул.
        - Спасибо. Госпожа Дробжек?
        - Остальные могут быть свободны, - сказала Люджина после небольшой паузы. Помолчала и добавила: - Спасибо за сотрудничество, уважаемые.
        На выход потянулись недоумевающие и оглядывающиеся профессора, доктора, кандидаты и аспиранты.
        - Прекрасно, - улыбнулся полковник, когда в аудитории остались только свидетели. - Кто из вас знает что-нибудь о причинах ее исчезновения?
        Все озадаченно промолчали. Молчала и Люджина.
        - Кто знает, где работала пропавшая?
        Несколько преподавателей подняли руки.
        - Прошу, - Стрелковский обратился к ближайшему.
        - Она на первом курсе точно работала официанткой, - сказал пожилой профессор, - тут кафе недалеко, я там обедал ежедневно.
        - А мне она говорила, что работает, чтобы я недопуск не ставила, - немного нервно произнесла еще одна женщина, - но не говорила где. А как я не поставлю? Посещаемость же записывается в журналах.
        Еще несколько человек согласно закивали.
        - Я тоже знаю, что Полина работала официанткой, - встрял молодой человек спортивного вида, - но это давно было.
        - Спасибо за ответы. - Игорь оглянулся на помощницу, но та покачала головой. - Кто-нибудь из вас в курсе, где и кем она работала последний год?
        Присутствующие молчали.
        - Все свободны, кроме молодого человека в спортивной форме, - вдруг сказала Люджина. Улыбнулась сухо. - Спасибо за сотрудничество.
        Молодой человек - он, видимо, и был тем самым «Палычем», о котором говорили соседки Полины, - заметно напрягся. В аудиторию навстречу уходящим протиснулась секретарь, передала Игорю документы в папке, улыбнулась кокетливо, начала предлагать вместе проверить, все ли правильно и не надо ли чего еще ему принести. Или, может, он сам зайдет к ней после того, как закончит дела? Но, поймав взгляд суровой Люджины, как-то потускнела.
        - Свободны, - очень вежливо сообщила ей капитан Дробжек, и Игорь едва удержался от улыбки.
        - Аркадий Павлович Малов? - уточнил он у оставшегося в лекционном зале физрука, просматривая список, предоставленный ректором.
        - Да, - коротко ответил молодой человек.
        - Вы в курсе, где работала Полина последний год?
        - Нет, - и глаза такие честные-честные.
        - Врет, - сообщила Люджина.
        - Да я и так вижу, - пробормотал Игорь Иванович. Вздохнул. - Аркадий Павлович, мы можем пойти несколькими путями. Первый: вы нам все-все рассказываете, честно и без умалчиваний. И если у вас проблемы с законом, вам это зачтется. Второй: госпожа Дробжек имеет разрешение на использование методики ментального взлома. Это больно и неприятно. И потом мы все равно узнаем то, что нужно, а вы отправитесь на проверку по факту противодействия следствию. Так как поступим?
        Физрук вдруг кинулся к окну, и Игорь поморщился, готовясь ловить. Но мимо него уже метнулась Люджина, прыгнула через парту - в ее голубом платье это выглядело забавно, - подсекла крепкого физрука, скрутила его как-то хитро, и тот застонал сквозь зубы, царапая скрюченными пальцами по доскам пола.
        - Вот зачем вы усложнили себе жизнь? - укоризненно спросил Стрелковский. - Тут же третий этаж, куда вы собирались прыгать?
        Палыч угрюмо молчал, пока Люджина разгибала его из болевого захвата.
        - Все равно я не жилец уже, - сказал он тоскливо, - а тут хоть быстро.
        - А вы не тороп?тесь на тот свет, - посоветовал Игорь Иванович. - Мы вас сейчас на пару недель в изоляторе следственном спрячем, как раз наработали. А там посмотрим. Ну что, господин Малов, будем говорить?
        - Будем, - буркнул парень, потирая плечо и с ненавистью глядя на вежливо улыбающуюся Дробжек.
        Через час вызванный наряд увез присмиревшего физрука в изолятор, а Игорь медленно, раздумывая над полученной информацией, спустился вниз, к выходу.
        - Я поведу, - сообщила ему напарница, - не отвлекайтесь, думайте.
        - Спасибо, - поблагодарил он искренне. - Вы сегодня, кстати, выглядите очень мило. Мягко так, женственно. Голубой вам к лицу.
        Капитан Дробжек, час назад болевым приемом обезвредившая беглеца, недоверчиво посмотрела на него.
        - Мое расположение не нужно завоевывать, я и так на вас работаю, Игорь Иванович. Но все равно спасибо. Куда мы поедем?
        - В офис охранного агентства «Надежный страж», конечно, - ответил он, откидываясь на сиденье. - Крайне любопытно, для чего там вербуют молодых и спортивных людей.
        Игорю очень не нравились те выводы, к которым он пришел после разговора с напуганным физруком. Никто не платит деньги, достаточные для оплаты нескольких семестров учебы, за необученных охранников. Это смешно.
        - У вас с собой пистолет? - спросил он у помощницы, увлеченно крутившей руль. Та усмехнулась.
        - Куда, по-вашему, я могу его спрятать в этом платье?
        И правда некуда. Капитан слишком, на его взгляд, ревностно последовала совету начальника и платье выбрала очень уж обтягивающее. Правда, без мешковатой формы выяснилось, что у Люджины вполне себе приятная фигура, вовсе не мужеподобная, как казалось ранее. Крепкая, да, крупная, но вполне себе женственная.
        - А в куртку?
        - Сегодня я надела кар-ди-ган, - с отвращением процедила она. - Тоже милый и женственный, Игорь Иванович. Лежит на заднем сиденье.
        Посмотрела на него, вежливо улыбнулась.
        - Я же боевой маг, забыли? Не переживайте. Мое оружие всегда при мне. Думаете, может понадобиться?
        - А вы что думаете? - с любопытством поинтересовался Стрелковский.
        - Думаете у нас вы, - откликнулась Люджина спокойно, - а я исполняю приказы.
        - Капитан Дробжек, - произнес Игорь резко, - вы что, вместе с платьем надели и женскую несговорчивость?
        Она смутилась, пробормотала «извините». На щеках медленно проступали красные пятна.
        - Думаю, - наконец сказала она, - что охрана - это прикрытие. Ни один идиот не будет брать на эту работу необученного студента. Куда проще и надежнее набирать персонал из бывших военных - они хотя бы умеют стрелять и об охране имеют представление. И если наш объект попала в эту организацию, то точно не в роли охранника. Скорее всего, там какой-то криминал, возможно, торговля наркотиками или нелегальная проституция - то, на чем можно заработать быстрые деньги. Или бои какие-нибудь подпольные.
        Она так легко высказывалась, будто не знала, что их «объект» - четвертая принцесса дома Рудлог. А она знала.
        Стрелковский заставил себя абстрагироваться от всего личного, что было связано с этим делом. Но на душе все равно было тяжело и муторно, и высказанные напарницей вполне разумные предположения резанули его как по живому. Его и Иринина дочь… то единственное, что у него осталось от его королевы. Главное - пусть будет жива и цела, а с остальным он справится. Хотя Тандаджи сообщил: ее величество Василина чувствует, что сестра жива. Хоть это обнадеживает.
        Капитан Дробжек искоса глянула на собеседника и включила какую-то приятную музыку. Но легче не стало.
        - Я вчера допоздна у нашей бабульки была, - сообщила она отстраненно, - намыла там все, наготовила. Завтра опять съезжу, если отпустите. Совсем одна, бедная, не приезжают к ней дети, представляете? Я-то думала, нет никого, а оказывается, трое: две дочери и сын. И живут ведь недалеко, сволочи. Давайте, когда найдем нашу принцессу, съездим к ним, Игорь Иванович, и я их побью? А?
        Он криво улыбнулся.
        - Рассказывала мне про молодость свою, так трогательно, - продолжала внезапно разболтавшаяся Люджина, глядя на дорогу. - С мужем пятьдесят лет жили, представляете? И умер он недавно. Вот хотела бы я, чтобы и у меня так было. Одна любовь - и на всю жизнь.
        Игорь посматривал на нее с иронией - так очевидны были попытки северянки отвлечь его.
        - Ну и за чем дело стало, капитан? Достойных мужчин много. Только детей воспитывайте так, чтобы не забывали о родителях.
        - Достойных женщин тоже много, - серьезно сказала она, - однако же вы так и не женились.
        - Почти приехали, - сухо произнес агент Стрелковский, - видимо, это и есть офис.
        Люджина молча припарковалась, молча же вышла, последовала за ним.
        Внутри все оказалось очень респектабельно, и администратор не переставала улыбаться ни на миг, сообщая, что директора, к сожалению, нет, но он будет счастлив поговорить с господами безопасниками, когда вернется.
        - Врет, - сказала северянка, и улыбка красавицы-администратора несколько потускнела. Она потянулась к телефону.
        - Где кабинет вашего директора? Говорите быстро! Посмеете позвонить - руку сломаю, - пообещала чем-то раздраженная Люджина, и Игорь укоризненно посмотрел на нее.
        - Кабинет на втором этаже, - пролепетала девушка, - в конце коридора.
        - Избавлю вас от искушения, - сурово проговорила Люджина и непринужденно разорвала шнур от телефона.
        - Полегче, капитан Дробжек, - попросил Стрелковский, когда они быстро поднимались наверх.
        - Как вам будет угодно, полковник, - четко ответила идущая впереди северянка, и Игорь покачал головой. Всего два дня работы - и уже типично женский вынос мозга. Гадай теперь, то ли обиделась, то ли застеснялась, то ли придумала себе чего. Нет, надо было прислушаться к интуиции и просить заменить ее на нормального сотрудника мужского пола.
        Игорь никогда не был шовинистом, да и работало на него много агентов-женщин, но то ли он отвык в монастыре от общества и привычек прекрасного пола, то ли с возрастом стал нетерпимее, но это сильно отвлекало. И раздражало.
        Встреченные люди подозрительно поглядывали на них, и пару раз Стрелковскому казалось, что он видит знакомые лица.
        У кабинета директора никого не было, и полковник, вежливо постучав, вошел. Люджина тихо встала за ним.
        Сидевший за столом директор впился в лицо Стрелковского взглядом, дернулся, засуетился.
        - Какая встреча, - насмешливо проговорил Игорь Иванович, присаживаясь в кресло у стола, - сам ?земский Владимир Михайлович, он же Учитель, надо же. Познакомьтесь, капитан Дробжек, перед вами самый искусный вор, можно сказать, легенда воровского мира. И как это Тандаджи вас упустил?
        - Я теперь законопослушный гражданин, полковник, - неприятно проскрежетал господин директор, пытаясь успокоиться. - Сроки давности все вышли уже. А за остальное я честно отсидел.
        - И здесь вы занимаетесь исключительно легальной деятельностью? - легко поинтересовался Стрелковский, оглядывая совсем не бедно обставленный кабинет. - Процветает охранная деятельность, как я погляжу?
        - Очень востребована, - согласился почти успокоившийся Учитель, достал сигареты, закурил. - Так по какому вы делу, начальник?
        - Девушку одну мы ищем, дорогой Владимир Михайлович, - охотно объяснил агент. - Зовут Полина Богуславская, работала на вас. Пропала тут недавно. Не знаете, где она?
        - Давно ее не видел, - ответил директор. - Не знаю, увы.
        - Врет, - сказала Люджина, стоявшая с каменным лицом за спиной Игоря.
        - Вы почему врете, господин Учитель? - с сарказмом спросил Стрелковский. - По привычке или боитесь чего? Так мы прикроем, если за спиной кто опасный стоит.
        - Дурачье, - печально вздохнул Учитель, дернул рукой с сигаретой, отвлекая внимание, другой выхватил откуда-то из-под стола пистолет и выстрелил - раз, два, три. И снова - раз, два, три.
        Игорь еще только начинал падать, уходя от начинающейся стрельбы, когда Люджина тоненько и испуганно ахнула, зажмурилась, выставила руки, и пули одна за другой расплющились о щиты. Сразу прыгнула, выкрутила руки стрелявшему и с удовольствием двинула его кулаком в лицо. Тот сдавленно замычал, со страхом глядя на взъерошенную Дробжек.
        - И только скажите мне, что надо полегче! - заявила она поднимающемуся Стрелковскому дрожащим голосом, в котором явно слышались истерические нотки. - И вообще, попробуйте сами надеть платье и попрыгать в нем! Очень неудобно!!!
        - Обязательно, - пообещал он, поднимаясь. - Возьмите-ка, - полковник протянул ей наручники, - упакуйте нашего пострадавшего.
        Капитан ловко защелкнула наручники на запястьях Учителя, прислушалась. В коридоре слышались голоса, топот. Игорь, набиравший Тандаджи на телефоне, только рот успел открыть, когда она крикнула:
        - Сейчас же они все поразбегаются, лови их потом! - И под его рычание «Дробжек, стоять!» бросилась из кабинета. Задержанный проводил ее взглядом, в котором читалось нескрываемое облегчение.
        Стрелковский чуть отклонился назад, чтобы видеть коридор, и, слушая гудки в трубке, посмотрел ей вслед. Капитан неслась по коридору к лестнице, скинув по пути туфли и чуть задрав руками подол платья, из-под которого виднелись ну очень крепкие бедра. Встреченные накачанные молодые люди отшатывались от нее, как от неуправляемого многотонного грузовика.
        - Тандаджи, слушаю, - голос бывшего подчиненного - как якорь спокойствия в окружавшем его хаосе.
        - Майло, поднимай несколько групп захвата, тут надо почти что маленькую армию повязать. Северный проспект, 16, компания «Надежный страж». И побыстрее, умоляю, пока твоя Дробжек…
        - Воробей, - вежливо поправил его Тандаджи.
        - Что? - не понял Игорь Иванович.
        - На старосеверном диалекте Дробжек значит «Воробей», - невозмутимо пояснил руководитель Управления госбезопасности.
        - Да плевать, - Стрелковский выругался - снизу слышались крики. - Давай быстрее, пока твой Воробей тут не организовала побоище. Я с задержанным, мне не помочь ей.
        - Уже вылетают, - коротко ответил Майло. - Жди.
        Игорь нервно ходил туда-сюда, прислушиваясь к звукам с первого этажа. Звуков не было, и это пугало еще больше.
        - Все беды от баб, - вдруг доверительно произнес вор, дергая руками в наручниках, - безмозглые они. А мужиками вертят как курятами… Эх, начальник-начальник, ведь и меня баба с пути истинного сбила, молодой был, зеленый, любил ее - сил нет… Всю душу высосала, змея ядовитая… Такая же сочная, как эта твоя солдатка была…
        - Ты мне тут сеанс душеизлияний не устраивай, - прервал его Стрелковский, нервничая еще больше. - Вставай давай, пошли. В Управлении поговорим, соловей. И учти, я не такой добрый, как напарница. Дернешься - пристрелю сразу.
        Полковник, крепко придерживая задержанного за локоть, спустился по лестнице, хотя это было совершенно неправильно - сообрази толпа, собравшаяся внизу, кинуться на него, и плакало задание по поиску Полины. Но стоять и думать, что Дробжек там, возможно, убивают, сил не было.
        Ее не убивали. Босоногий капитан с воинственным видом стояла у прозрачных дверей - выхода на улицу. Рядом за стойкой рыдала красавица-администратор. А толпа в холле замерла в разных позах - кто-то был явно захвачен в стазис, а кто-то просто боялся дернуться.
        Люджина торжествующе повернулась к начальнику, но увидела его взгляд и сникла.
        - Часть успела уйти, полковник, - произнесла она спокойно, хоть и немного глухо. Дернула плечами, поджала пальцы на ногах.
        - За туфлями сходите, капитан. - Игорь много чего хотел бы сказать, но это потом. Сейчас нужно дождаться спецназ, сдать задержанных. Выпить кофе, чтобы восстановить душевное равновесие, а потом пообщаться с Юземским.
        Боевой воробей молча прошагала мимо него к лестнице, так же молча вернулась, стуча каблуками. За стеклами окон уже блистали огни полицейских листолетов, слышались команды командиров. В холл один за другим стали заходить спецназовцы в полном боевом облачении. Старший подошел к Стрелковскому, выслушал приказ, забрал несопротивляющегося Учителя, повел на выход. Холл пустел, присутствующих вязали, администратор всхлипывала, но на нее никто не обращал внимания.
        Они прошли до машины, и Игорь Иванович сам сел за руль. Люджина уместилась рядом, достала с заднего сидения кардиган, долго втискивалась в него, сопела, опустив голову.
        Стрелковский поглядывал на нее и сжимал зубы, чтобы не удариться в ругань. Напарнику-мужчине он бы, не стесняясь в выражениях, подробно объяснил, в чем тот неправ. А что сказать женщине? Ну Тандаджи, ну удружил…
        - Капитан, - наконец произнес он очень жестко, - впредь я запрещаю вам проявлять инициативу. Никуда бы эти голубчики не делись, всех бы повязали рано или поздно, и это была бы уже задача полиции. Наше задание заключается в другом. И вы поставили его под угрозу. Что, если бы часть сотрудников попыталась отбить Юземского? Вы оставили меня без прикрытия. Не выполнили прямой приказ.
        - Да, полковник, - сказала она тихо, так и не поднимая головы.
        - Что «да»? - только не раздражаться.
        - Виновата, полковник. Больше это не повторится.
        Дробжек сжала руки на краях кардигана, и Игорь увидел, что костяшки пальцев у нее сбиты. Глянул на профиль - на подбородке наливался синяк, губа была разбита. И как это он сразу не заметил?
        Затормозил, и напарница с настороженностью посмотрела на него.
        - Нужно было сразу сказать, что вы ранены, - сердито отчитывал ее полковник, доставая аптечку. - Как вы ухитрились, капитан? Руки давайте.
        - Я в Управлении обработаю, у виталистов, - Люджина осеклась, увидев, что начальник сжал зубы. - Так точно, полковник. Пришлось пробиваться к выходу, и, пока ставила стазис, вот… прилетело…
        - Дробжек, вы невыносимы, - сказал он устало, смазывая ссадины на костяшках антисептиком.
        Помощница заморгала и покраснела.
        Боги, если она начнет плакать, он сразу после приезда в Управление пойдет к Тандаджи и откажется от нее. На сегодня это слишком.
        Не начала. Только слизнула кровь с уголка рта, даже не дернулась, хотя он знал, как щиплет и жжет лекарство. И пока обрабатывал разбитую губу, внимательно смотрела на него своими синими глазами.
        - Вы меня теперь отстраните от дела? - спросила северянка после процедур, когда Стрелковский убрал аптечку и снова тронулся с места. Машина умиротворяюще рычала.
        - Дробжек, помолчите, богами молю, - выдохнул он зло, - дайте мне пять минут покоя.
        Она честно помолчала пять минут.
        - Вы зря так переживаете, Игорь Иванович. Я же с Севера. Мы живем в поместьях, и вокруг леса. А в лесах - волки. Моя мама однажды ударом кулака убила огромного серого. Коврик потом сшили… А все говорят, что я на нее очень похожа… У нас женщины не то что у вас, в Центре…
        Так, пошли нервные разговоры на откате. Что дальше? Напьется вечером или будет плакать и жалеть себя?
        - Капитан, а с кем вы работали до меня? - спросил он, чтобы отвлечь ее и сменить тему.
        Люджина смутилась.
        - Вы же видели мое дело, полковник.
        - Да, служили на Севере, боевой опыт восемь лет. Меня интересует, кто был вашим напарником.
        Да, крайне любопытно, кто так безответственно подходил к обучению подчиненной.
        - Никто, - пробормотала она негромко, постукивая носками туфель друг о друга. - Я была инструктором в колонии на рудниках, жила на заставе. Обучала охранников. Ловили беглых, драки останавливали. Внутренние расследования проводила… Психологом числилась штатным, работала с теми, кто шок перенес после встреч с нежитью и смерти друзей.
        Игорь от злости чуть не сломал руль, хотя такие сильные эмоции ему в принципе были не свойственны. Вот же ж… Тандаджи… вот сукин сын… Мало того что подсунул необученного агента в юбке, так еще и решил поработать целителем душ. Сразу, так сказать, и напарник, и персональный психотерапевт для бедняжки Стрелковского, страдающего от затяжного шока. Но теперь хотя бы понятны ее драчливость и резвость.
        - Мы сейчас будем допрашивать Юземского, капитан. Инструкция такова: задержанного не бить, не пугать, сидеть тихо. Попрошу прочитать - прочитаете. Все понятно?
        - Понятно, - угрюмо ответила Дробжек.
        - Приедем - сразу к виталистам, иначе завтра говорить не сможете. Другие повреждения, кроме видимых, есть? Если есть, то на допросе будете спать, и толку с вас тогда?
        - Нет, - сказала она быстро и, конечно, соврала. Игорь Иванович покачал головой. Придется после допроса тащить ее к врачам. И вот на кой ему эта головная боль? Задание далеко не простое, и отвлекаться на обучение и сдерживание излишне бодрой северянки означает тратить время, которое можно потратить на поиски дочери.
        Юземский уже пришел в себя, сидел в камере, улыбаясь, и был вальяжен и доброжелателен. На общие вопросы отвечал вполне охотно, рассказывая об устроенной им школе для воров, о вербовке и местах промысла, пока дело не дошло до информации о Полине и ее нынешнем местонахождении. Он словно немел, краснел, надувался, пытался говорить, но сипел и мотал головой.
        - У него стоит мощный ментальный блок с запретом, - сказала сидевшая в уголочке тихая как мышь Люджина. - Мне не сломать - умрет от инсульта и не скажет ничего. Надо кого-то покруче.
        Игорь Иванович устало потер лоб. Дело шло к вечеру, а узнать ничего не получилось. Желудок давно требовал еды, а литры выпитого кофе сделали голову гулкой. Учитель вежливо улыбался, всем видом показывая, что, дескать, он-то готов сотрудничать всей душой, да вот не срослось. Даже на разборки с Тандаджи запала уже не осталось.
        Стрелковский нажал кнопку вызова охраны, приказал увести задержанного и глаз с него не спускать, ночевать с ним в камере и, если что, - сразу выводить. У него бывали случаи, когда важные свидетели случайно самоубивались в камерах или пропадали, и рисковать было нельзя.
        А теперь нужно отвести напарницу к виталистам.
        Игорь оставил Люджину на осмотр, сам заглянул в кабинет к Тандаджи.
        - Можно? - спросил, и тидусс кивнул, улыбнулся чуть заметно.
        - Майло, - произнес полковник, усаживаясь в кресло, - кого ты мне подсунул? У нее же опыта нет совсем.
        - Хороша, правда? - невозмутимо ответил господин начальник, с хитрецой глядя на него. - Зато как боевой маг и менталист незаменима. Я ее долго уговаривал переехать, все не соглашалась, а как услышала твое имя - за полдня собралась. Вот так-то, Игорь Иванович.
        - Ты еще и сводней подрабатываешь? - проворчал Стрелковский раздраженно. Тидусс иронично поднял брови.
        - А что, предлагала неприличное?
        - Нет, - хмуро сказал Игорь, - но смотрит как девочка на ведро мороженого.
        - Так пусть смотрит, полковник, пусть. Или ты стесняешься, что ли? Пока смотрит - глядишь, и научится от тебя чему-нибудь. Кадры надо растить верные, сам знаешь. Уйду на пенсию, - тут в его голосе прорезались мечтательные нотки, - кому Управление оставлять? А тут девочка целое воровское гнездо нам в руки отдала. Храбрость есть, а исполнительность и опыт приложатся. Меня-то, помнишь, каким взял? Я по-рудложски двух слов связать не мог.
        - У тебя актерские данные хорошие были, Майло. А тут пока только борзость впереди ума. Ладно, оставим. Пока ты не на пенсии, надо организовать какого-нибудь мага с сильной ментальной специализацией, - вспомнил Стрелковский. - Не может говорить этот Юземский, запечатан он. Надо бы распечатать так, чтобы умом не повредился и сумел информацию передать. Я бы сам Свидерскому позвонил, но мне не по чину сейчас.
        - Так все в твоих руках, только пожелай, Игорь Иванович, - с вполне прозрачным намеком высказался Тандаджи. - Я за кресло не держусь, буду счастлив его тебе вернуть.
        Стрелковский поморщился.
        - Не гони лошадей, Майло. Я пока только на одно дело согласился.
        - Где одно, там и другое, - с видом просветленного мудреца сообщил тидусс. - Если уж занялся, сам знаешь, отсюда не уйти. Кто, кроме нас, Игорь? Ты и так семь лет в отпуске был. И от Дробжек нос не вороти. Резва - оно да, но пооботрется - еще нас с носом оставит. И как женщина она вполне нич…
        - Майло, прекрати, - холодно остановил его Стрелковский.
        - Слушаюсь, - язвительно ответил Тандаджи. - Иди-ка домой, полковник, а то, вижу, умаялся ты с непривычки. Это тебе не богам молиться, тут выносливость нужна. И Воробья своего забери. Сейчас отзвонюсь Свидерскому, если он на месте, поговорю и тебе сообщу. Будет завтра тебе менталист высшей категории.
        Игорь Иванович постучался в кабинет виталиста, зашел. Люджина одевалась, борясь с молнией на спине, и движения у нее уже были вялыми, сонными. Пожилой виталист отчитывал ее, что-то параллельно записывая в журнал.
        - Вы же женщина, вам живот и спину беречь нужно, капитан, а вы сколько часов без медпомощи ходили? А если потом детей не будет? Или кровотечение ночью бы открылось?
        Она молчала и сопела, терзая молнию, и Игорь не выдержал, подошел, быстро застегнул. Спина у нее была белая, с четко очерченными мышцами, совсем не рыхлая.
        - Спасибо. - Дробжек понуро уселась на кушетку, ожидая, пока виталист допишет. Не выдержала, зевнула, стараясь не открывать рот широко.
        - Что там? - тихо спросил Стрелковский у врача.
        - Удар по почкам и ушиб паховой зоны, - сообщил виталист, дописывая. - Подлечили, пусть поспит. Рад вас видеть, кстати, Игорь Иванович. Вы меня не помните, наверное, - я стажировался здесь перед самым переворотом.
        - Отчего же, Евгений Витальевич, помню, - сказал полковник с теплотой. - Тоже очень рад. - Обернулся к тихой Люджине. - Капитан, поднимайтесь, я отвезу вас домой.
        - Да я и сама доеду, - неуверенно возразила она, но послушно побрела к двери. Так же тихо села в машину, пристегнулась.
        - Вы только не засып?йте, постарайтесь, ладно? - попросил Стрелковский. - Где вы живете?
        - В общежитии ведомственном, - сообщила напарница, снова зевая. - Не засну, не переживайте. Я привычная. Я есть очень хочу, с утра ничего не ела. Надо приготовить еще.
        - Куда вам готовить? - Игорь аккуратно вел машину. - Вам сейчас только спать.
        - У меня слуг нет, - усмехнулась она, - с накрытым столом никто не ждет. Вы меня довезите, а дальше я сама.
        Так и нужно было сделать, но он, чувствуя себя нянькой великовозрастного младенца, остановился у магазина готовой еды, накупил там совсем не воробьиных порций. Затем поднялся с ней на шестой этаж, донес пакеты. Заодно и комнату посмотрел - да уж, его келья и то шикарнее была обставлена. Железный стол, как в камерах, два стула, строго заправленная койка, маленький холодильник, старый шкаф. Пока выходила по своим женским делам, он заглянул в гардероб - форма, несколько комплектов, аккуратно сложенное простое белье, полотенца, армейский набор для помывки - мыло, мочалка, казенная зубная щетка. Там же, на полке, с пяток тарелок, приборы, сковородка с кастрюлей. На вешалке - халат, похожий на больничный, тапочки какие-то серые внизу. Платье, что на ней, видимо, единственное. Или она его специально купила, после его «пожеланий»? Эх, Игорь Иванович, Игорь Иванович, а ты и не подумал, что у напарницы с деньгами-то может быть не очень.
        Снова оглянулся. И не поймешь ведь, что здесь женщина живет, даже зеркала нет. Ни занавесок на окнах, ни коврика.
        Тут он вспомнил про коврик из невинно убиенного волка, которому не повезло нарваться на Люджинину родительницу, и улыбнулся.
        Стал расставлять купленные в кулинарии блюда, поглядывая на дверь и на часы. Полвосьмого. Ему бы тоже домой, он еще и слуг в штат набрать не успел, и повара тоже нет. Дом стоял закрытым все семь лет, и Игорь не думал, что вернется туда. И вот… вернулся. Опять один, как и не было этого времени вне дома.
        Люджина появилась через несколько минут, полезла в шкаф, взяла халат, мыло с мочалкой, надела тапочки.
        - Вы куда это собрались? - недоуменно поинтересовался Стрелковский. Приступать к ужину без нее было неприлично, а кушанья пахли очень недурственно, даром что купленные.
        - В помывочную, - сообщила она. - Надо ополоснуться, смыть сегодняшний день. Сразу легче станет.
        - Если вы там свалитесь, легче никому не станет, - грубовато возразил Игорь. - Что вы выдумали? Садитесь есть и сразу спать.
        - Я без душа спать не лягу, - заупрямилась северянка и снова заморгала, покраснела. Откат никуда не делся. Он со вздохом поднялся.
        - Ладно, ведите. Где там ваша помывочная?
        - Вы что, со мной? - странным тоном спросила она и покраснела еще больше. Боги, ну за что ему это?
        - С вами, капитан, с вами. Вы моетесь внутри, я жду снаружи и слушаю, не упали ли вы там. И хватит спорить. Хватит!
        Плескалась Дробжек совсем не по-армейски долго, вышла в халатике, с мокрыми волосами, вся розовая, распаренная, еще более сонная. Белки глаз были красные. То ли от воды, то ли все-таки плакала.
        И ела неохотно, в отличие от него. Синие глаза то и дело смыкались, Люджина терла их кулаками и в какой-то момент просто упала набок и заснула. Игорь от удивления даже жевать перестал: он наблюдал работу виталистов, но чтобы человек так вырубился - ничего подобного раньше не видел.
        Посмотрел на спящую напарницу.
        Сложил купленную еду в холодильник.
        Вытащил из-под Люджины одеяло, снял тапочки, подтянул спящего воробья на подушку, укрыл. Ну нянька, чисто нянька.
        Выключил свет и закрыл за собой дверь.
        Часть 2. Глава 7
        Середина октября, четверг
        Иоаннесбург, Зеленое крыло
        Майло Тандаджи
        Начальник разведуправления Рудлога мрачно смотрел на телефон. За окном было светло, время только-только перевалило за полдень, парк умиротворяюще шуршал зябким октябрьским ветерком, но тидуссу было далеко до умиротворения. Пару часов назад дверь его кабинета, незаметно приоткрытая на время скандала, захлопнулась за «взбешенным» и «полупьяным» Кембритчем. С утра тидусс убедился: все газеты напечатали, а каналы показали кадры вчерашнего задержания нетрезвого и веселящегося виконта. Распорядился, чтобы подопечного выпустили под залог, направил к нему виталистов - поправить лицо, потому что выглядел Кембритч как очкастая змея с опухшим носом. И вызвал к себе, чтобы с треском уволить.
        Тандаджи сомневался. Излияния Люка на тему «да идите вы со своими нотациями, живу как хочу, ноги моей здесь больше не будет, да и плевать, сажайте в тюрьму» должны были хорошо слышать все сотрудники, как и его ровную отповедь. И если в Управлении есть крыса, приманку она скушать должна, не поморщившись.
        Но есть ли? И, если есть, возможно, она никак не связана с заговорщиками, а просто напрямую предупреждает чиновников и магнатов о проверках?
        В любом случае, нужно оградить азартного виконта от опасности быть раскрытым с этой стороны. Хотя Кембритч не мелькал часто в Управлении и, по легенде, оказывал мелкие услуги в роли информатора в обмен на то, что Тандаджи прикрыл его прошлые неприятности с законом. Но все равно за шесть лет сотрудничества Люк волей-неволей обзавелся знакомыми в ведомстве Майло - теми же виталистами, например.
        Тидусс перевел взгляд на стопку газет с говорящими заголовками «Падение блестящего виконта», «Кембритч позорит древний род» и поморщился. Снова посмотрел на телефон. Надо дозваниваться до Свидерского, который в МагУниверситете с утра отсутствовал. Надо бы еще связаться с Марианом, поговорить о приказе королевы, о проблемах и решениях по поводу пятой принцессы, о поисках первой и четвертой, о защите внезапно вспыхнувшей желанием работать третьей. А подполковник медлил. И выбирал, кому отдать предпочтение. Королеве, потеряв расположение Байдека? Или принцу-консорту, рискуя в следующий раз нарваться на гнев ее величества с последующим, в лучшем случае, увольнением?
        Мало ему было проблем с женщинами дома, теперь здесь тоже сплошной прекрасный пол с характером. Уже и не знаешь, где спокойнее.
        Телефон, долго и стойко крепившийся под взглядом опытного допросчика, не выдержал давления и зазвонил.
        Тидусс вынырнул из своих мыслей, поднял трубку.
        - Тандаджи, слушаю.
        - Господин Тандаджи, это Свидерский.
        - Приветствую, Александр Данилыч, - с приязнью сказал Майло, массируя костяшками пальцев седьмой позвонок по часовой стрелке. В голове прояснялось. - Я пытался дозвониться до вас со вчерашнего дня, но, к сожалению, вас не было на месте. А дело срочное.
        - Был занят, - объяснил Свидерский. - Секретарь передала мне вашу просьбу. Чем могу помочь?
        - Нам срочно нужен мощный менталист. Даже лучший, если у вас есть такой. На одном из важнейших подозреваемых стоит ментальный блок, а информация, которой он владеет, - государственной важности. Дело ведет Игорь Стрелковский, вы ведь помните его?
        - Конечно, - серьезно ответил Александр Данилович, - мы многим ему обязаны. Так он снова работает?
        - Работает, - согласился тидусс. - Так как, поможете?
        - Естественно, как ему можно не помочь, - откликнулся ректор. - Я попрошу профессора Тротта, он не откажет. Сегодня во второй половине дня ждите.
        «Прекрасно, - подумал руководитель Управления госбезопасности, - заодно посмотрю на него вживую».
        - Благодарю вас, профессор. А вы о чем хотели поговорить?
        Свидерский помолчал, и Тандаджи насторожился.
        - Господин Тандаджи, ведь нас никто не может услышать? - поинтересовался ректор, и главный по госбезопасности даже с некоторой обидой ответил:
        - Конечно нет. Говорите смело.
        Майло покрутил головой влево-вправо, шея похрустела, стало легко и хорошо.
        - История долгая, - со вздохом признался маг.
        - Так я никуда не тороплюсь, Александр Данилыч, - ласково сказал подполковник и чуть поморщился, бросив взгляд на папки с отчетами и прослушкой.
        Выслушав ректора, он совсем загрустил. Этого еще не хватало. Он слишком хорошо помнил Смитсена и видел отчеты о том, сколько трупов после себя тот оставил, помимо убийства Ирины-Иоанны. И самое печальное, что мотивы его поведения так и остались непонятными. Чего он хотел? Убить? Зачем?
        Теперь нужно работать еще и по этому направлению, вытаскивать из университета Алину Рудлог, а как это сделать? Единственный вариант - прямо рассказать про демонов королеве, чтобы та надавила на младшую сестру. Но в этой семейке царили воистину свободные нравы, никакой милой его сердцу авторитарности, и не было уверенности, что девчонка из упрямства не решит остаться в заведении. Если ее характер хоть чуть похож на материнский… Да и принц-консорт вряд ли одобрит доклад ее величеству, раз он так трясется о спокойствии жены. И идти в обход Байдека не хочется. Придется все-таки поговорить…
        - Александр Данилович, - произнес Тандаджи спокойно, - спасибо за историю, хотя, признаться, я бы предпочел услышать ее раньше.
        - Я и сам долгое время опирался только на догадки и подозрения, - несколько смущенно ответил Свидерский.
        - В следующий раз сообщайте мне и о подозрениях, ладно? - с уважительной настойчивостью в голосе попросил начальник разведуправления, касаясь пальцем фарфоровой собачки с головой на пружинке. Голова затряслась, стало веселее. Маги - народ нервный: пережмешь - могут и перестать сотрудничать, несмотря на давние общие проекты.
        - Конечно, - пообещал ректор. - Мы обязательно опознаем и нейтрализуем демонов, и вряд ли они катастрофически сильны, но на это может понадобиться время. Вы будете предпринимать какие-то шаги?
        - Я в магическом плане полностью доверяю вам, Александр Данилович, - и это была чистейшая правда, - но вы тоже поймите, это вопрос государственной безопасности…
        Майло снова задумался. Надо как-то защитить принцессу, если не удастся прекратить ее посещения университета. Имеющейся охраны может и не хватить. Похитить? Или - тут взгляд Тандаджи упал на папку с делом Тротта - попросить злого учителя как-нибудь еще ее обидеть?
        - Господин Тандаджи? - в голосе Свидерского слышалось недоумение.
        - Ах да, извините, задумался, как правильнее поступить… - спохватился тидусс. - Надо усилить охрану…
        - Думал, - перебил его Свидерский, - не хочу спугнуть. Затаятся, ищи их потом. Надо брать, пока раскрываются… пока не вошли в силу, иначе будет куда хуже, чем в прошлый раз…
        У Майло вдруг разболелась голова, и он пообещал себе: вернет всех женщин Рудлог во дворец, сдаст их Байдеку, и пусть тот их воспитывает сам, пасет, хоть колокольчики на шею вешает или к деревьям привязывает. А он пойдет в отпуск. Или сразу на пенсию. Если не помрет раньше от безумного количества сложнейших направлений, которые нужно разрабатывать. И ведь не вычленишь из них важнейшее, вот в чем беда…
        И Тандаджи вдруг со всей очевидностью понял, почему семь лет назад Стрелковский начал совершать ошибки.
        - Вот что, Александр Данилович, - проговорил он медленно и очень спокойно, - поступим следующим образом. Наше Управление курирует Военно-магическую академию в Лесовине. Я сегодня же поговорю с их ректором и попрошу завтра выслать вам пару сотен крепких и обученных кадетов. Недели на две… в рамках обмена опытом, например. Походят к вам на лекции, ребята там спокойные, в напряг не будут. Только вам срочно нужно обеспечить им размещение и оповестить преподавательский состав о сюрпризе. Охватим все курсы, такая охрана будет выглядеть естественно. Конечно, я бы предпочел выставить отряд боевых магов, но этим мы точно… как вы говорите? Спугнем. Так что будем использовать то, что есть. И очень вас прошу не затягивать с поисками. Лучше бы справиться за эти две недели.
        Когда подполковник положил трубку, он наконец поймал мысль, которая его беспокоила. Свидерский сказал, что несколько «выпитых» девушек доставили в больницы из города. Значит, вполне возможно, где-то есть еще один демон. Или даже несколько.
        Он пометил себе срочно дать задачу по сбору информации о девушках и занялся отчетами о прослушке новых и старых знакомых Люка. Пятница была уже завтра, и она обещала быть невообразимо сложной.
        Люк Кембритч
        Люк сел в автомобиль и поморщился. Грудь ныла после ушиба, нос вообще, казалось, дергает болью от каждого движения, а голова гудела и раскалывалась. Он не мог позволить себе спать после лечения виталистов, поэтому попросил только убрать отек и подлечить сосуды.
        Виконт хмыкнул. Как удачно, что у него пока забрали права. Пришлось вызывать водителя и использовать широкую и медленную машину представительского класса. Сейчас он должен заехать за Крис, а потом - на карточную вечеринку в дом загадочного мастера.
        Хотя почему загадочного? Как только Валенский сообщил ему адрес, подозреваемого пробили. «Мастером», если им был хозяин дома, оказался 43-летний Роман Дмитриевич Собол?вский, сделавший себе состояние при помощи игры на бирже и финансовых консультаций сильных мира сего. Видимо, консультирование нынче ценилось дорого, потому что дом располагался в Иоаннесбуржской области, в одном из спрятанных от глаз простых смертных поселков, где в роскоши и с приятным соседством мирно жили богачи, имеющие возможность передвигаться на личных листолетах и содержать свои телепорты.
        Крис впорхнула в салон, идеальная, сверкающая и благоухающая, поцеловала Люка, стараясь не потревожить пострадавшие органы. Ей было очень жаль разбитую машину, она так и сказала.
        Его папаша, граф Джон Кембритч, был более словоохотлив. Он ждал наследника дома, и Люк, возвратившись от Тандаджи, попал под час нотаций и распекания. Как ты мог, сын! Ты нас опозорил! Сколько денег теперь тратить на оправдательные статьи! Напишем, что ты страшно страдаешь от потери невесты и поэтому срываешься, люди почитают, пожалеют, а там и забудется. А сколько усилий мне стоило убедить министра не увольнять тебя! Завтра с утра посольский прием у королевы, будет все правительство, главы фракций, и ты тоже обязан быть! Как в таком виде ты предстанешь перед ее величеством?
        Виконт покладисто каялся, обещал, что вообще никогда больше пить не будет, и на посольскую встречу придет вовремя, и на ночь вызовет виталиста, чтобы поправить лицо, и что он все осознал и сам не знает, что на него нашло.
        Граф смотрел с подозрением - похоже, прикидывая, не сильно ли сын ударился головой, - и пришлось отпустить пару колкостей, которые, видимо, старого лиса успокоили, и он удалился после прощальной речи минут на пятнадцать, в которой особо упирал на ответственность рода перед государством и лично королевой.
        Кембритч, поглаживая спутницу по бедру, хмыкнул. Папенька внезапно стал настоящим патриотом и чуть ли не б?льшим монархистом, чем Минкен. Всегда умел держать нос по ветру. Но Люку эти проповеди сейчас лишь мешали сосредоточиться. Он весь уже был настроен на предстоящую вечеринку, мысленно прокручивал в голове основные моменты, которые нужно учесть. Тело дрожало в предвкушении так, будто он стоял у обрыва над бушующим морем и собирался прыгнуть вниз. И только от личной удачи зависело, выживет он после или нет.
        Люк не мог жить без этого ощущения. Собственно, ради того чтобы испытывать его снова и снова, он до сих пор и работал на Тандаджи. Потому что все долги он давно уже выплатил ему сполна.
        Если заговорщики сегодня ему поверят, то пятницу и посольскую встречу он сможет прожить спокойно. А если нет… тогда у него есть план, который даже невозмутимый Тандаджи назвал нездоровым и слишком опирающимся на случайности. Хотя, по мнению Люка, план этот как раз опирался на понимание человеческой природы, точнее, природы конкретного человека - принца-консорта Байдека. Да и на вопрос, как иначе быстро втереться в доверие к заговорщикам и доказать свою неприязнь к короне, Майло не ответил. Просто сказал, что Кембритч - сумасшедший и в случае успеха, как и в случае неудачи, они будут сидеть в соседних камерах. И что это будет, безусловно, познавательно - встать на место тех, кого он, Тандаджи, в эти камеры сажал ранее.
        - Луки, - протянула Крис, скользнув украшенными камнями пальчиками с остреньким маникюром по его плечу, - а ты правда возьмешь меня завтра во дворец?
        - Конечно, детка, - ответил Люк лениво, - покажешь им всем класс. Будешь самой красивой женщиной при дворе.
        Конечно, он возьмет ее. Ему же нужен тот, кто расскажет остальным. А если свидетель не понадобится - так хоть Крис порадуется.
        Дом оказался огромен, изящен и роскошен. Вечеринка была в самом разгаре. Алкоголь лился рекой, за карточными столами уже сидели игроки, рядом с которыми стояли их спутницы, затмевающие друг друга. Кто-то танцевал, старшие мужчины общались в тесных кругах, бесшумные и незаметные официанты обносили гостей закусками и напитками. Ни одного случайного человека. Магнаты, владельцы заводов, высокие чиновники, несколько аристократов, их «золотые» дети, которых «вводили» в нужное общество. Все попавшие сюда обладали реальной властью, и большинство из них пользовалось ею отнюдь не для чистых дел.
        И возвращение семьи Рудлог на трон сильно ударило по этому большинству.
        Люк сразу опрокинул в себя два бокала коньяка, закурил на одном из диванчиков. Крис упорхнула к знакомым дамам - хвастаться и сплетничать. К Кембритчу же уже спешили Иван Лапицкий и Нежан Форбжек, чей разговор он подслушал в курительной комнате бара «Эмираты».
        - Кембритч! - Лапицкий был каким-то дерганым, глаза его блестели. - Мы уж думали, ты не придешь. Будешь отлеживаться после вчерашнего.
        - Чтобы я, да пропустил эту вечеринку? - лениво ответил Люк. - Берите бокалы, или на сухую будем разговаривать?
        - У меня кое-что получше есть. - Форбжек залез в карман, протянул ему таблетку. - Бери, вставляет до полного кайфа.
        Понятно, они сами под наркотой.
        Люк забросил синтетику в рот, плеснул туда же остатки коньяка.
        - Самое оно. Папаня сегодня грозился оставить без наследства, так что хоть расслаблюсь. Завтра во дворец тащиться, опять смотреть на этих сморчков и на сияющее ее величество.
        - Круто, - протянул Лапицкий, бухаясь на диван рядом с ним. - А у нас сейчас партия начнется, присоединишься?
        - Когда это я отказывался от игры? - ухмыльнулся Люк.
        - Это хорошо, - раздался голос из-за его спины. Кембритч задрал голову, глянул на человека, подошедшего к ним. А вот и вы. Здравствуйте, Роман Дмитриевич.
        Люк встал - манеры еще никто не отменял.
        - Я не встретил вас, - спокойно проговорил Соболевский, - извините, дела. Рад знакомству, виконт Кембритч. Наслышан.
        - Вы хозяин дома? - поинтересовался Люк, пожимая протянутую руку. Рукопожатие было крепким, и он намеренно сделал кисть вялой.
        - Совершенно верно, - улыбнулся мужчина. - Я хозяин этого поместья. Роман Дмитриевич Соболевский.
        - Давно хотел попасть к вам, - вполне искренне сообщил виконт, оглядываясь в поисках официанта. Двигаться приходилось чуть нервно, чтобы имитировать действие наркотика.
        - Что же, счастлив, что наши желания совпали, - приятным тоном ответил Соболевский. Он вообще весь был приятным. Ухоженным, спортивным, высоким - чуть ниже Люка, - с чисто выбритым лицом, хорошо поставленным голосом и теплыми карими глазами. Одет хорошо, но без пафоса, в поло и аккуратно выглаженные брюки. Такому человеку хотелось доверять и деньги, и секреты.
        - Присоединитесь к моему столу? - пригласил Роман Дмитриевич.
        Играли восьмерками, за круглыми столами, накрытыми темно-синим сукном. За одним столом с Люком оказался не только хозяин дома, но и отцы его дружков, в том числе родитель Крис и Бориса Валенских, и пара аристократов, с которыми Кембритч был шапочно знаком. Сопровождающие дамы были явно слишком молоды для того, чтобы быть матерями и женами. Скорее всего, эскорт или любовницы.
        Игра велась простая, на выбывание. Каждый делал ставки, а оставшийся получал куш. Раздали карты, и игра началась. Как и разговоры. Ведь приходили не поиграть - решить дела.
        Говорили о политике, экономике, о новой королеве - все вежливо, но с явным негативным подтекстом. Люк активно участвовал в разговоре, чувствуя, как наблюдают за его реакцией на малейшую критику в адрес монархии, и разговор этот становился все смелее. Крис дышала ему в затылок, периодически приносила коньяк, сверкала драгоценностями и декольте. Ее отец поглядывал на дочь вполне одобрительно. Ну да, как бы ни был богат Кембритч, всегда есть вероятность поймать добычу повыгоднее. Тем более что потенциальный зять, заливающийся алкоголем и немного бессвязно разговаривающий, вряд ли может стать подспорьем в бизнесе.
        - Я вообще считаю, что монархия - устаревшая форма правления, - говорил Люк все громче. - Править должны аристократы и первые люди страны, выбираемые достойным, - он отсалютовал бокалом в сторону собеседников, - сообществом. А королевы, короли… да что говорить, все мы повязаны теперь вассалитетом и слова лишнего сказать не можем…
        - Вы высказываете очень смелые мысли, - заметил хозяин дома и внимательно посмотрел на гостя. И если бы виконт не был к этому готов, его бы пробили. Он ожидал «чтения», но не такой мощи.
        - Если бы вы знали, насколько смелые у меня мысли, - рассмеялся он пьяно, услужливо пуская менталиста в сознание и показывая ему только то, что нужно было показать: его общение с отцом по поводу «выгодной женитьбы» и «политически правильного геройского поступка» во время коронации, лицо королевы, переспрашивающей простые вещи, свои намеренные размышления по этому поводу, раздражение, неприязнь к принцу-консорту, страх перед Тандаджи…
        Кембритч старательно пялился на декольте спутницы Лапицкого-старшего и представлял себя и ее где-нибудь в темном углу.
        Соболевский посмотрел на томно отвечающую на взгляд Люка девушку, улыбнулся.
        - А что у вас за дела с господином Тандаджи, виконт? Поделитесь?
        Рано Люк расслабился. И снова ощущение чужого присутствия в голове и сумасшедший контроль, чтобы не показать лишнего, - только отрывки встреч, события шестилетней давности и сегодняшний скандал. Он глотнул коньяка, поморщился. Ответил, намеренно медленно и невнятно, повторяя слова, как уже очень пьяный человек.
        - Мне неприятно об этом говорить, господин Соболевский, но этот иммигрант держит меня на крючке. Приходилось поставлять ему кое-какую информацию; надеюсь, все поймут, если я не буду озвучивать какую. Но всему есть предел, знаете ли.
        Был его ход, и Люк уставился на свои карты.
        «Ходи дамой треф», - шепнули в голове.
        Он положил на стол даму.
        «Почеши нос».
        Он сморщился, потер пальцами нос.
        «Сними галстук, он тебе мешает, душит, давит».
        - Что-то душно, - пробормотал Кембритч, старательно думая о галстуке, ослабляя, а потом и снимая его.
        Сознание отпустили, и Люк проигрался через одного, вышел курить. На улице смеркалось. Во всяком случае, кто менталист, теперь понятно. Странно, что его нет в списках выпускников магических академий страны. Может, учился где-то за границей?
        Поздней ночью Кембритчу позвонил Тандаджи и сказал, что получил результаты прослушки. Общались Валенский с хозяином дома.
        - Понаблюдать надо за ним, - сказал Соболевский, - вроде чист, но что-то меня смущает. А я привык доверять интуиции. Подумаем, время еще есть. Если надумаем, он подходит идеально.
        Люк поговорил еще немного, отложил трубку. Сейчас азарта он не ощущал. То, что творилось внутри, скорее, называлось сожалением.
        МагУниверситет Иоаннесбурга,
        четверг
        Матвей Ситников сидел с друзьями в столовой и пил чай. Еду он здесь не заказывал, любил готовить сам. Исключением были особенно удающиеся поварам булочки, но они как раз перед ним закончились. И теперь одногруппники радостно уминали сладкую сдобу, а Матвей учился смирению.
        В зал впорхнули первокурсницы, парень поискал взглядом Алину и не нашел. Ну конечно, когда ей поесть, - наверняка опять сидит перед аудиторией и читает что-нибудь к паре.
        - Так, пацаны, жертвуем мне целые булочки, - пробасил он. - Потом отдам деньги. Кто не зажмотничает - тот мужик.
        - А зачем? - спросил Поляна, с сожалением положив на тарелку вторую из купленных плюшек и пододвинув ее к другу. Один из одногруппников тоже поделился, еще и приятного аппетита пожелал. - Умеешь ты кайф обломать, Сита.
        - Девочку надо покормить, - тихо пробормотал Матвей, заворачивая добычу в салфетку, но его услышали, заржали.
        - Тебя на малолеток пробило? - спросил сосед по столу, и остальные с жадным любопытством уставились на Ситникова. - Ее-то надо откармливать, это точно, чтоб подросла. Ты не из-за нее драку устроил, кстати? Было бы круто.
        - Нет, - ответил Матвей весомо, - говорил ведь уже. Тротт попросил помочь наглядно показать девушкам необходимость боевых формул…
        - Ну да, ну да, - фыркнул одногруппник.
        - Ну да, - пожал мощными плечами Ситников. - И не распускай язык, Юлик, ты же не баба. Жуй давай свои макароны.
        Поляна успокаивающе похлопал Матвея по плечу, и семикурсник встал, не обращая внимания на смешки друзей, пошел к выходу, захватив булочки.
        Но его перехватили однокурсницы Алинки, окружили, и ее соседка, Наталья, поблескивая глазами, спросила:
        - Матвей, ну скажи, умираем от любопытства, не откажи красивым девушкам! Ты из-за чего вчера на профессора Тротта набросился? И почему тебя не исключили? Мы никому не скажем, честно!
        С десяток хорошеньких головок усердно закивали: верь нам, никому-никому.
        - Да ни из-за чего, - уже с ощутимым раздражением пробасил студент, - показывали вам приемы боевые. Он сам просил, а у меня не очень сыграть получилось. Поэтому и не исключили.
        Девушки недоверчиво и разочарованно поглядывали на Матвея, и он, обойдя Наталью, прошел сквозь них, вышел в коридор, вздохнул. Достали.
        Подошел к расписанию, поискал преподавателей, группы. Нашел что нужно и двинулся дальше.
        Алина обнаружилась на втором этаже: как он и думал, читала учебник, сидя на подоконнике, сосредоточенно, быстро листала страницы, и он подошел тихо, чтобы не напугать, осторожно коснулся коленки.
        - Ой, - все равно испугалась и теперь таращилась на него своими глазищами. - Матвей! Я чуть не свалилась от неожиданности!
        - На, - сказал он с неловкостью, протягивая булочки, - пожуй.
        - Я стану толстая совсем, - пожаловалась Алина, но булочку отщипнула, засунула кусочек в рот. - Да и есть не хочу. А вот пить - очень. Жаль, в столовую уже не успеваю.
        - Я сейчас тебе воды из автомата принесу, - сказал Матвей. - Успею.
        Он успел. Постоял перед ней; захотелось погладить по спине, но сдержался. Раздался ор каменов: «Пятая пара! Тридцать секунд до закрытия дверей!» - и он так и не спросил, что хотел. Хотя думал всю ночь и утро, переживал и почти решился.
        Помаялся, поднялся выше, к кафедре математики и магмеханики, постучал. На кафедре помимо секретаря был и профессор Максимилиан Тротт - он сдавал журнал и расписывался за отведенную пару. Увидев семикурсника, иронично поднял брови.
        - Профессор, - пробасил Матвей, чувствуя себя последним поганцем и предателем на свете, - можно с вами поговорить?
        Секретарь навострила уши.
        - Сейчас я закончу, - насмешливо ответил природник, - и выйду. Подождите меня в коридоре.
        Он вышел через несколько минут, подошел к подоконнику, у которого застыл мрачный студент. Ситников возвышался над инляндцем на добрую голову, а в ширину был с трех Максов.
        - Слушаю вас внимательно, Ситников, - ровно проговорил Тротт, - что вы хотели? Неужто извиниться?
        - Нет, - резко ответил Матвей и весь подобрался, набычился. - Извиняться я не буду.
        Профессор смотрел на него внимательно, и парень выдохнул, опустил голову.
        - Я хотел попросить вас позаниматься со мной по атаке и отражению нападений, - сказал он гулко. - Я ведь вчера даже среагировать заклинаниями не успел, одной физической силой пытался. А мне в армию потом, там жалеть никто не будет…
        Тротт смотрел на него с сарказмом.
        - У меня несколько другая специализация, а у вас прекрасный преподаватель по боевой магии, первоклассный, господин Ситников. Не уверен, что в этом есть необходимость. Вы должны были уже к этому времени все изучить и отработать. А практика и опыт приложатся.
        - Саныч, конечно, классный, - согласился студент, переминаясь с ноги на ногу, - но мы же у него на потоке. Друг с другом-то легко, да и на практике по боевке мы нежить издалека накрываем. Я думал, у меня все хорошо… А вчера понял, что ни хрена не хорошо… А на индивидуальные занятия денег нет…
        - И что заставило вас думать, что я соглашусь? - высокомерно спросил природник. - Я слишком дорожу своим временем, господин Ситников.
        Матвей глянул на него разочарованно и мрачно, хотел что-то сказать, но не стал. Пожал плечищами, снова набычился, буркнул «извините» и пошел к лестнице.
        Макс постоял, глядя, как удаляется огромный семикурсник. Снова вспомнился вчерашний разговор с Богуславской, и он раздраженно забарабанил длинными пальцами по подоконнику.
        - Ситников, погодите, - окликнул он парня. Тот остановился, оглянулся угрюмо, вернулся. - Я готов тренировать вас. Только до конца этого семестра. И чтобы никаких опозданий и «я сегодня не могу». Хоть один раз не сможете - откажусь. Будете жаловаться, ныть, просить пощады - откажусь. Понятно?
        - Да, - неуверенно прогудел студент.
        - Будем дважды в неделю заниматься, по вторникам и четвергам. Ранним утром, до пар. Завтра, в пятницу, проведем пробный урок, жду вас в шесть утра. Не осилите ранние подъемы - ваши проблемы. После занятий не могу уже я. Это тоже понятно?
        - Ага, - ответил Матвей.
        Макс снова постучал пальцами по подоконнику.
        - А как же ваша девушка, Богуславская? Вряд ли она будет в восторге. По понятным причинам.
        - Она не моя девушка, - смущенно сказал порозовевший Ситников, - мы дружим. Я ей не буду говорить… пока.
        Лорд Максимилиан хмыкнул.
        - А можно… - воодушевился студент, - у меня, понимаете, друг есть, он очень сильный, на потоке лучший. Поляна. Может, вы нас вдвоем возьмете?
        Природник заскрипел зубами и возвел глаза к потолку.
        - Я сильно рассчитываю, что у вас только один друг, Ситников. Если я завтра обнаружу в зале всю группу - развернусь и уйду. Понятно?
        - Понятно, - радостно ответил семикурсник и быстро ушел, пока противный маг не передумал.
        Тротт посмотрел, как удаляется его новоявленный ученик, и уже создал Зеркало, чтобы вернуться в лабораторию, как в кармане вдруг загудел телефон.
        - Все в порядке, Данилыч? - Инляндец снова оперся на подоконник, наблюдая, как тускнеет Зеркало.
        - Все в порядке, - сообщил друг легко. - Макс, ты способен отвлечься от своей лаборатории еще на несколько часов и помочь хорошему человеку?
        Макс поморщился. Сегодня у него явно день помощи хорошим людям.
        - Не хотелось бы, - честно и сухо ответил он.
        - Это нужно Стрелковскому, - коротко сообщил Алекс. Тротт поудобнее перехватил трубку, расслабился. Игорь Иванович очень помог им семнадцать лет назад. И отказать сейчас Макс бы не смог.
        - Какого рода помощь нужна?

* * *
        Через пятнадцать минут Тротт уже был в Зеленом крыле. Подписал соглашение в кабинете Тандаджи о неразглашении любой информации, которую он тут услышит. Обменялся довольно сдержанным рукопожатием со Стрелковским. Общение у них сразу как-то не задалось, еще с момента давнего знакомства. Помощница Игоря Ивановича, боевой маг, но далеко не виртуоз и не очень сильная - не бывает в армии и спецслужбах гениев, - глядела на Макса большими синими глазами с любопытством, и нетерпением, и чуть-чуть с восхищением, и он вдруг ощутил совершенно мальчишеское желание показать, как хорош в своем деле. Ощутил и усмехнулся. Эмоции, ненужные и отвлекающие, возвращались лавиной. И началось это, когда он увидел, как плачет и пытается отползти от него девочка Богуславская со своими косичками и веснушками.
        Стояла задача снять мощный ментальный блок с запретом, а это было болезненно и долго.
        Арестант в камере смотрел на Тротта с беспокойством, поверхностные мысли были полны страха, а вот чуть глубже стоял блок. И он был очень хорош, не превосходен, но хорош.
        - Мне нужно усыпить вас, - сказал Макс спокойно, и заключенный, поколебавшись, кивнул. - Ложитесь так, как вам удобно. Засыпайте.
        Мужчина уже дышал ровно, глаза его закрылись, как вдруг сзади, от стеклянной стенки камеры, послышался восхищенный вздох. Профессор оглянулся.
        - Игорь Иванович, я все-таки попрошу оставить меня одного, - недовольно произнес он. - Дело требует крайней степени концентрации, и если, не дай боги, кто-нибудь чихнет, кашлянет или телефон зазвонит, пол?чите вашего информатора в невменяемом виде в лучшем случае. И попросите, пожалуйста, чтобы снаружи тоже никто не двигался, не ходил мимо дверей и не разговаривал. Это крайне важно.
        Стрелковский кивнул, искоса глянул на виновато напрягшуюся напарницу.
        - Понаблюдаем из-за стекла. Оно звуконепроницаемое. Пойдемте, капитан. Снаружи можно дышать.
        Макс подождал, пока стихнут шаги за дверью, присел на стул у изголовья койки. Вытянул руки вперед, прикрыл глаза, чтобы перейти в ментальный магический спектр. И начал рассматривать блок.
        Ставил его явно эстет. Блок напоминал радужный куст чертополоха, выросший колючками вниз на зоне воспоминаний. В центре его ярко-красным клубком нитей светился запрет, напоминающий распустившийся мак. Тронь неосторожно такую «колючку» или «цветок» - и жертве блока станет очень больно. А тронувшего может и снести отдачей.
        Кого угодно, только не его, Макса.
        И природник, шевеля длинными пальцами, как пианист, стал аккуратно укутывать весь «куст» мягкой оболочкой, чтобы потом уже спокойно удалить опасные для разума колючки и распутать клубок запрета. Обычный блок он снял бы за пару минут, но здесь работа предстояла долгая. Но и интересная.
        Стрелковский с Люджиной наблюдали за действиями менталиста в соседнем помещении из-за огромного тонированного стекла. Капитан Дробжек огорченно вздыхала.
        - Вот это уровень, Игорь Иванович, - поделилась она своей печалью. - Мне до такого никогда не дорасти, даже если бросить всё и заниматься только ментальной магией. Он так же легко работает с потоками, как матушка с вязанием. Смотрите, это же невероятно!
        Игорь видел только изображающего музыканта Тротта, и возбуждение напарницы его забавляло.
        - Не переживайте, Дробжек. Пусть каждый занимается своим делом. Вы, кстати, ведь опять не обедали?
        - Вечером поем, - буркнула она, опуская глаза.
        - Идите сейчас, - приказал он. - В столовой неплохо кормят, а я понаблюдаю. И, к слову, зайдите к Тандаджи. Он выписал вам денежное довольствие на приобретение нескольких комплектов одежды. Заедете после работы в магазин, купите себе еще платьев и прочих женских штучек.
        Капитан закаменела.
        - Не сердитесь, Люджина, - мягко попросил Игорь Иванович, не давая ей высказаться. - Мне лично все равно, в чем вы будете ходить, но по долгу службы нам придется посещать различных людей и мероприятия самого разного уровня, на которых нужно соответствующе выглядеть. И если вы порвете свой наряд, задерживая очередного преступника, я хотел бы быть уверен, что у вас есть во что переодеться. А раз это нужды Управления, то и заботиться об этом обязано Управление. Машину мне предоставило именно оно. И я ничуть не чувствовал себя обиженным.
        - Но… - начала она резко.
        - Не оспаривайте приказы, капитан, - перебил ее Стрелковский. - Выполняйте.
        - Так точно, - хмуро пробормотала Люджина и ушла.
        Тротт встал только через час, повернулся к стеклу, кивнул. Его выпустили из камеры, и он долго мыл руки в уборной, вышел, тщательно отирая их бумажной салфеткой.
        - Снял, - сказал профессор неторопливо и удовлетворенно и, глядя на восторженно улыбающуюся Люджину, улыбнулся в ответ, почти незаметно, но вполне по-человечески. Игорь с недоумением смотрел на него, потом перевел взгляд на помощницу. - Но сразу предупреждаю: будет спать около суток - это нужно, чтобы заросли повреждения от блока. Их немного, но рисковать не стоит.
        - Сутки - очень уж долго, - расстроенно озвучила капитан их общую мысль.
        - Увы, - инляндец выбросил салфетку в ведро, - иначе никак. Зато будет здоров и в своем уме. Я вам больше не нужен?
        - Спасибо за помощь, лорд Тротт. - Игорь протянул ладонь, и мужчины попрощались крепким рукопожатием. А вот пальцы Люджины рыжий профессор пожал мягко и пожелал удачи.
        Алина
        Вечером того же дня Алина сосредоточенно слушала Дмитро Поляну, который провел с ней первый урок. Что-то она уже выучила с Эдиком, что-то освоила сама. Ее привыкший к систематизации и порядку ум с радостью впитывал общие модели и схемы для выведения формул, а когда начали получаться простейшие упражнения, она чуть не прыгала от восторга. Матвей, чтобы не мешать, ушел на кухню - готовить и болтать с соседями, - и принцесса периодически слышала его гулкий бас из-за двери. Жаль, что ее способность манипулировать потоками и прочими формами стихий была крайне слаба.
        Дмитро периодически выходил курить, и она шла с ним на балкон, кутаясь во всученную Матвеем огромную тяжелую куртку, свисавшую ниже колен, и слушала живые объяснения Поляны. Куртка хорошо пахла, хотя Алина не могла определить чем. И самое главное, была теплой.
        В холл иногда выходили другие семикурсники, сидели, разговаривали, ели, мелькал противный Эдик, который тем не менее навестил очнувшуюся наконец сегодня Янку в больнице. Виталист Василий лениво наигрывал на гитаре какую-то мелодию, и Алину вдруг осенила почти поэтическая ассоциация. Ее дар - будто слабенькие и неуверенные пальчики, которые не могут достаточно сильно зажать струны-стихии, и практически полное отсутствие слуха. Талантливый музыкант может считать мелодию, не видя нот, и наиграть ее, как могут обращаться со стихийными потоками Дмитро, Матвей и б?льшая часть ее одногруппников, но ей, увы, это недоступно. Все, что она может, - разучивать формулы-аккорды и тренировать пальцы, упрямо повторяя простейшие манипуляции, чтобы струны слушались ее и звучали правильно, без щелчков и сипов. И, возможно, когда-нибудь чисто механические навыки перейдут в опыт, который подменит собой природный талант. Главное - у нее есть что развивать.
        - Ну все, - сказал Поляна, когда у девушки начали дрожать пальцы, а глаза заслезились от множества неудачных попыток уловить магические спектры. - Молодец. Давай теперь завтра, ладно? А то я уже сам путаюсь. Хорошо, что теорию ты знаешь, а практику освоим.
        Они вышли в холл, и Поляна крикнул в сторону кухни:
        - Матвей, проводи девушку!
        - Да я сама дойду, - смутилась она, но из коридора уже появился Ситников, улыбнулся.
        - Закончили? Есть не хочешь?
        - Не-а, - Алинка вдруг широко зевнула, но успела прикрыть рот рукой. - Ой.
        - Мне все время тебя хочется накормить, - сказал он укоризненно. - Наверное, потому что ты такая маленькая.
        Они спустились на второй этаж. Холл был пуст.
        - Ну что, спать пойдешь? - спросил семикурсник.
        Алина покосилась на дверь, невольно передернула плечами.
        - Да я посижу, наверное, еще немножко, - получилось жалобно и неуверенно.
        - Та-ак, - протянул внимательный Матвей, погладил ее по плечу, - колись, малявочка, в чем дело?
        - Мне кошмары вчера всю ночь снились, - призналась девушка, сняла очки и потерла глаза. Спать на самом деле хотелось неимоверно, занятие ее измотало с непривычки. - Страшно ложиться теперь, боюсь: вдруг, как Янка, не смогу проснуться? Глупо, конечно, девчонки же рядом. А я, видимо, перенервничала, и сейчас все время кажется, что у кровати кто-то стоит, и глаза боюсь открыть. А потом закрыть. Пройдет, наверное.
        Матвей неловко переступил с ноги на ногу.
        - Слушай… Алин. У нас ведь две кровати свободные в комнате. Хочешь, пойдем к нам спать? Поляна против не будет, и тебе не так страшно.
        Алинка покраснела.
        - Все подумают, что я как Янка, Матвей.
        - Кто подумает - нос разобью, - пообещал он уверенно. - Или… ты думаешь, что я… блин! Даже стыдно говорить это тебе.
        - Нет, нет, что ты, - поспешно возразила пятая принцесса. Разговор вгонял ее в краску. - Я знаю, что ты не такой. Просто нехорошо, понимаешь? Я засну, не переживай, может, успокоительного выпью, все равно сморит рано или поздно.
        Ситников кивнул.
        - Ладно, малявочка. Ты иди давай, зубы чисть, умывайся. А я тут посижу, пока ты не заснешь. Если что - позовешь. Угу?
        - А тебе завтра не к первой паре? - с сомнением спросила Алина. Предложение было хорошим, но она очень стеснялась. - Завтра же не встанешь.
        - Что ты, - убежденно сказал Матвей, - мне завтра как раз можно отоспаться.
        Заснула Алина на удивление быстро, и никакие гадости ей не снились. Видимо, большой Ситников за дверью отпугивал даже ночные кошмары.
        Часть 2. Глава 8
        Середина октября, пятница
        МагУниверситет
        Максимилиан Тротт
        Лорд Тротт недовольно глянул на часы. Без пяти шесть. Еще пять минут, и он может уйти из тренировочного зала со спокойной совестью.
        Студенты ввалились в зал без трех шесть, шумные, сопящие, безалаберные и недисциплинированные. Поздоровались хором, уставились на него. А он вдруг вспомнил, где видел парней, - до начала учебного года в кабинете Алекса. То ли экзамен тот у них принимал, то ли просто развлекался.
        Инляндец плохо запоминал людей, информацию и события, которые не имели для него значения.
        - Почему не в форме? - спросил он, кривясь. Семикурсники растерянно переглянулись, и немного опухший Ситников расстроенно пробасил:
        - Извините…
        Глаза у него были сонные, и он старательно сдерживал зевки. И смотрел так, словно был готов к тому, что Макс скажет: заниматься не буду.
        - В следующий раз чтобы были уже переодеты, - сухо процедил профессор. Сам он был в футболке и спортивных штанах.
        - Да, профессор. - Надо же, какие покладистые студенты!
        - Сначала отработаем индивидуальные приемы, затем, если доживете, поучу работать в связке, - сообщил Тротт. - Мне нужно понять уровень вашей подготовки, поэтому десять минут на разминку и разогрев, а потом вам придется постараться меня убить. Всеми способами, которым вас научили. И не вздумайте осторожничать.
        Для своего возраста парни были действительно неплохо подкованы, и Макс даже слегка разогрелся, отбивая одну атаку за другой. После каждой попытки он останавливал разошедшихся ученичков, глаза которых горели азартом, терпеливо разъяснял ошибки, показывал, как бы действовал сам, заставлял повторять. Один раз намеренно подпустил огненно-воздушную Вертушку слишком близко, чтобы показать, как рассеивать ее в ближнем бою. Студенты глядели с восторгом, чуть ли не открыв рты. Эффект испортило открывшееся Зеркало, в котором виднелась лохматая голова, и сонный, но очень злой блакориец, оценив обстановку, с сильно заметным акцентом раздраженно проговорил:
        - Макс, заглуши сигналку, к демонам, пока еще и Вики с Алексом сюда не ввалились, думая, что тебя убивают. Дай поспать, трудоголик несчастный, иначе загрызу!
        - Извини, Мартин, - ответил Макс, блокируя чуть разогревшуюся на последней атаке сигналку. Март всегда был чувствительнее остальных. - Забыл.
        Фон Съедентент фыркнул, с отвращением посмотрел на него, с сочувствием - на семикурсников - и исчез.
        - Почти восемь. - Тротт глянул на часы. - Всё, на сегодня достаточно. Отработаете в паре основные приемы. Следующий раз во вторник. До свидания.
        Ответного «до свидания!» он уже не слышал - шагнул в Зеркало и поспешил в душ. Дома его ждала знакомая, замечательно пустая и привычная лаборатория без нервных студенток и наглых студентов, не вовремя вылезших демонов, спецслужб и друзей, слишком много отнимающих времени в последние дни. Глухой лес вокруг и никаких людишек.
        Сильно взмокшие и окончательно проснувшиеся Дмитро и Матвей постояли немного, переводя дух, и пошли в общагу. Надо было переодеться, сходить в душ и хотя бы позавтракать, потому что проснулись они без двадцати шесть, и пока Поляна расталкивал спящего и отмахивающегося друга, пока одевались и бежали наперегонки со временем, желудки еще спали. А теперь срочно требовалось подкрепиться.
        - Матвей, - вдруг спросил Дмитрий, когда они вышли из университета и направились к общежитию по выложенной булыжником дорожке, мимо огромных типанов, раскачиваемых свежим и влажным осенним ветром, - а ты чего вокруг Богуславской так вертишься? Понимаю, что не мое дело, но реально глаза на лоб лезут, когда вижу, как ты ее обхаживаешь. Девочка хорошая, но тебе же совсем другие нравились. Высокие, с фигурой. А тут прям не отлипаешь. Я-то только рад - в смысле, она не стерва и не истеричка, как твоя последняя, - но сам-то что думаешь?
        Ситников искоса взглянул на друга - тот смотрел непривычно внимательно и серьезно.
        - Да сам не знаю, Димыч, - сказал он со вздохом. - Все время тянет проверить, все ли с ней в порядке.
        Поляна хмыкнул, достал сигарету, и они остановились у крыльца общаги, закурили.
        - Может, в тебе отцовский инстинкт вдруг проснулся? - полушутя поинтересовался Поляна, отрешенно глядя на рваные облака, бежавшие по светлеющему небу. - Может, тебе пора уже жениться и своих карапузов заводить?
        Ситников глянул на него как на полоумного.
        - Ты не шути так, Димыч, ага?
        Он подумал-подумал и вздохнул снова.
        - Не-е, это точно не отцовский инстинкт.
        Мариан Байдек
        Барон Байдек с утра чувствовал знакомое раздражение. Вокруг было слишком много людей. Рядом с ним и его Василиной.
        В ночь с пятницы на субботу вставала полная луна, и ему уже было сложно себя контролировать. С самого утра он не мог отойти от жены, ходил за ней, стараясь, чтобы это не выглядело слишком очевидным. Утренние упражнения и долгая пробежка лишь немного успокоили его. А нужно еще переждать посольскую встречу, которую никак не получилось отложить, и только потом ехать в поместье.
        Там все было знакомо, и единственными мужчинами вокруг являлись старый конюх да Симон, который уже воспринимался как родственник и не вызывал желания рычать.
        Мариан привычно зажал своего зверя в тиски воли, полюбовался супругой, сидевшей перед зеркалом. Василина в отражении ответила ему понимающим взглядом и улыбкой. Она перед этим одевалась к встрече и выбрала совершенно глухое и длинное платье. Чтобы, не дай боги, никто на нее не посмотрел дольше, чем нужно.
        Мариан всегда сдерживался, но ему было нелегко, и королеве не хотелось дразнить медведя.
        - Я проведаю детей, - сказал муж, - и вернусь.
        Василина чуть заметно кивнула, стараясь не мешать парикмахеру, которая укладывала ее волосы в сложную прическу.
        Встреча начиналась в одиннадцать утра, и в малом зале уже ожидали министры, помощники, послы дружественных стран, лидеры фракций, придворные чины. Большинство с женами. Прием организовали не деловой - скорее, он был выражением монаршего расположения и давал возможность пообщаться всем в относительно свободной обстановке.
        Королева была величественна, сдержанна и любезна со всеми, беседовала непринужденно; к ней подходили, благодарили за чудесный прием. Марина тоже находилась здесь, активно общалась с кем-то по поводу скачек. Мероприятие проходило скучно и до зевоты тихо. Но Байдек все равно напрягался, когда какой-нибудь мужчина оказывался слишком близко к его Василине.
        Временами он слышал чью-то громкую речь, смутно знакомую, но разглядеть говорящего из-за голов не получалось. Потом разглядел - Кембритч. Виконт казался неприлично веселым и накачивался шампанским, широко жестикулировал, смеялся, обнимая свою разряженную спутницу. На него уже косились, и барон нахмурился, оглянулся в поисках Тандаджи. Пусть подполковник усмирит подчиненного, пока тот не устроил скандал. Василина расстроится, а этого ему очень бы не хотелось. Но начальника разведуправления в поле зрения не наблюдалось. Только что ведь был - и вдруг исчез.
        Посол от эмирата Тайтаны коснулся руки королевы лбом, выражая свое почтение, как у них было принято, и, хотя Василина мягко высвободила ладонь, с тревогой взглянув на мужа, принц-консорт едва сдержал волну агрессии, ударившей в голову. Да, это была плохая идея. Стоило, наверное, сказаться занятым и пропустить встречу, но от мыслей о том, что Василина одна и не защищена, ему было бы еще хуже. Он справится, обязательно. И что тут изображает Кембритч? Он же не идиот так вести себя?
        Об аварии и погоне Байдек знал, да и вся страна теперь знала, но на вопрос о причинах Тандаджи пожал плечами и с невозмутимым лицом сказал, что Кембритча, бывает, заносит. Что расследование идет и нервы не выдерживают даже у лучших. А со сплетнями он справится.
        Пьяный голос стал громче, ближе, и вот перед королевской четой появился виконт собственной персоной в совершенно непотребном состоянии. Его спутница осталась в стороне, с тревогой наблюдая за происходящим.
        - В-ваше в-величество! - воскликнул Люк заплетающимся языком. Вокруг него быстро образовывалась пустота - подданные разбегались, пятыми точками чувствуя, что будет жарко. Только посол Йеллоувиня остался на месте, с невозмутимым лицом наблюдая за разыгрывающейся сценой.
        - Я т-так с вами и не поздоровался! - Кембритч махнул рукой, улыбнулся, мазнул взглядом по подошедшей Марине. - Н-не выразил свое почтение!
        Василина сдержанно улыбнулась.
        - Рада вас видеть, виконт. Думаю, вам следует немного отдохнуть.
        - Не д-думаю, - хохотнул тот, - разве что только с вами. В-вы необыкновенно хороши, в-ваше величество!
        Зал замер, и в этой тишине прозвучал очень четкий и непривычно низкий голос принца-консорта.
        - Охрана, будьте добры, проводите виконта домой.
        - Ч-что, - зло усмехнулся Кембритч, глядя на Мариана расфокусированным взглядом, и в голове у барона забили грохочущие молоты, разрушая стены самообладания, - боитесь, что ее величество предпочтет кого-то породовитее? Так надо готовиться, если с-слухи о ее матери хоть на ноготь правдивы…
        Байдек уже не чувствовал руку жены, вцепившейся в его рукав, не слышал ни прерывистого выдоха Марины, ни восклицаний гостей, ни быстрых шагов спешившей охраны. Он просто с рычанием прыгнул вперед, сбивая Кембритча с ног, вцепился в него, ударил раз, другой, третий, чувствуя, как брызжет под кулаком что-то горячее, и зверея от этого еще больше.
        Виконт не сопротивлялся, только хрипел от боли и дергался, сзади что-то кричала Василина, охрана оттаскивала его, а Мариан отшвыривал их и бил снова и снова. В какой-то момент принц-консорт поймал взгляд противника - он был абсолютно трезв, весел и немного безумен.
        Байдека словно окатило холодной водой. Он сжался, заставляя себя остановиться, закрыл глаза, восстанавливая контроль. Поднялся, оглядел людей вокруг. На его руках была кровь. Тело дрожало от сдерживаемого оборота, и он тяжело, сипло дышал.
        Все потрясенно молчали, глядя на мощного и всегда очень спокойного супруга королевы, чьи глаза медленно становились из желтых, звериных, яростных привычно синими.
        И только посол Тайтаны вдруг захлопал, поднял руки к потолку.
        - Прекрасно! - воскликнул он. - Прекрасно! С вами можно иметь дело, восхитительная королева, с таким сильным мужем!
        С пола раздался хриплый кашляющий смех. Виконт лежал, отирая кровь с разбитого лица, прижавшись затылком к полу и глядя в потолок, и тихо, нервно, настойчиво смеялся.

* * *
        Вечером в доме Люка Кембритча раздался звонок. Он лежал на кровати после визита виталиста, погружаясь в сон, но руку протянул, телефон взял. Посмотрел на номер, улыбнулся недавно разбитыми в клочья губами, поднес трубку к уху.
        - Зачем ты звонишь, Марина?
        Она долго молчала, а он просто отдыхал, слушая ее дыхание.
        - Что это было, Люк? - наконец спросила она резко. Голос у нее был приятный, бархатный и не изменился со сменой внешности. Но вот говорила она всегда с заметной властностью. Даже когда была медсестрой.
        - Я немного перебрал, - проговорил он тихо, доставая сигарету, - мне жаль.
        Она снова помолчала.
        - Я видела, что ты играешь, - сказала она. - Я знаю теперь, когда ты играешь. Зачем? Опять спасаешь страну? Ты понимаешь, что тебя не простят?
        Люк щелкнул зажигалкой, затянулся.
        - Ты всегда была умной девочкой, Маришка…
        - Не всегда, - ответила она с сожалением. - Да и сейчас…
        Звенящая тишина, и двое далеко друг от друга.
        «Приезжай ко мне», - хотел сказать он.
        «Ты все разрушил», - хотела сказать она.
        Вместо этого они молчали и курили каждый в своей комнате, и Марина положила трубку.
        Марина
        Я затушила сигарету и откинулась на кровати. Спать не хотелось совсем. Двигаться, впрочем, тоже.
        Сегодня я впервые ощутила не просто злость - ненависть к Мариану. И к Кембритчу тоже, но это как раз было не впервой.
        Опять подставился под удар, опять разыгрывал какую-то комбинацию, и плевать ему на окружающих. И на себя тоже. Такое ощущение, что у него с головой не в порядке.
        «Или у тебя».
        «Да по поводу себя и вопросов нет».
        Не знаю, в какой момент я поняла, что это постановка, и почему осознала это со всей очевидностью, глядя на кривляющегося Люка. Может, потому что я знала его с другой стороны - как человека, который пожалел и пригласил застрявших на заглохшей машине неизвестных девчонок к себе в дом. И в доме этом, и в его поведении не было никакой развязности. Я знала его как человека, который умел удивлять и вел себя с тем естественным достоинством, которое присуще только аристократам старой крови.
        «Только когда он не пытался соблазнить тебя».
        Я зарычала сквозь зубы, пытаясь заглушить проклятый внутренний голос.
        «Даже тогда в нем чувствовался стиль и класс. За исключением одного случая».
        «Марина, ты ищешь ему оправдание».
        «Я просто пытаюсь взглянуть на него без эмоций».
        «Ну-ну. Пытайся, пытайся. Пока это больше похоже на выгораживание того, к кому ты неравнодушна».
        Я просто окаменела, когда он начал оскорблять Васю. Но сестренка меня удивила до невозможности. Она спокойно наблюдала, как уводят Люка, затем улыбнулась застывшим, как и я, гостям и мягко произнесла:
        - Господа, как мы видим, шампанское сегодня очень бодрит. Давайте не позволим ему выдохнуться, а нашей встрече - прерваться на этой чуть более волнующей, чем нужно, ноте. Думаю, самое время пройти в Изумрудную столовую, где нас ждет великолепный обед. Я присоединюсь к вам чуть позже. Нам с его высочеством… - взгляд на мрачного Байдека, - необходимо ополоснуть руки…
        И только по тому, как в зале похолодало, было понятно, что она чувствует на самом деле.
        Гости послушно, как стадо телят, двинулись к распахнутым дверям в соседний зал, о чем-то переговариваясь. Хотя почему «о чем-то»? Понятно о чем. Вряд ли Кембритчу теперь будет дорога хотя бы в один уважающий себя дом. Никто не захочет связываться с человеком, оскорбившим королеву. Пусть даже это оскорбление и было смыто его кровью.
        А я чуть задержалась. И увидела и убийственный взгляд, которым Мариан наградил подошедшего Тандаджи, и ласковое прикосновение сестры к плечу мужа, от которого он будто оттаял. Словно он боялся, что она сейчас скажет ему нечто неприятное или обвинит в чем-то. Увидела я и срочно вызванных кем-то из слуг уборщиц, которые замывали кровавые следы. А уже заходя в двери Изумрудной столовой, услышала шепот сестры: «Ты ни в чем не виноват». И ответ Мариана: «Виноват. Прости».
        Обед прошел прекрасно. Все старательно наслаждались кушаньями, и наши повара, наверное, никогда не получали столько комплиментов. Еще бы: хвалить блюда и ругать погоду было вполне безопасно. А остальное, можно не сомневаться, обсудят позднее.
        Василина спокойно поддерживала светскую беседу и задержалась куда дольше, чем требовал регламент. Сразу после обеда они с Марианом ушли Зеркалом в свое поместье, взяв с собой детей, хоть и не собирались. Наверное, им было важно восстановить свой маленький и крепкий семейный мирок.
        А я, провалявшись полночи, все-таки не выдержала, нашла в сумочке успокоительное, выпила и наконец-то заснула.

* * *
        Этой ночью в королевском дворце Рудлога, помимо принцессы Марины, слуг и охраны, не спал еще один человек. Начальник разведуправления Майло Тандаджи что-то быстро писал на белоснежном листе бумаги, затем аккуратно поставил подпись, перечитал написанное еще раз. Ему нравилось смотреть на свой каллиграфический почерк, и это, возможно, было то единственное, в чем простое человеческое тщеславие брало в нем верх над сознанием собственного несовершенства.
        «Ваше Величество!
        Прошу уволить меня со службы в связи с тем, что я недостоин занимать пост начальника Управления государственной безопасности. На этот пост я рекомендую Игоря Ивановича Стрелковского, который является безусловным профессионалом и честнейшим человеком».
        В отличие от него, от Тандаджи.
        «К сожалению, известная операция вышла из-под контроля, и это целиком и полностью моя вина. Прошу не судить виконта Кембритча и не обрекать его на Вашу немилость, так как действовал он исключительно во благо страны и по моему приказу».
        Изначально планировалось спровоцировать Байдека на негатив и просто устроить скандал с выдворением Кембритча с приема. Тоже ничего хорошего, но кто же знал, что виконта занесет, а обычно спокойный как скала принц-консорт вдруг настолько озвереет и устроит бойню? На подчиненного смотреть было страшно. Не лицо, а слепок с кулаков барона. И опять перелом, теперь носа. Прокляли Люка, что ли? Ни месяца без перелома?
        «Готов передать дела в кратчайшие сроки и покинуть страну, если так будет угодно Вашему Величеству».
        Можно же вернуться в Тидусс. Купить там дом на берегу теплого моря. Жена, опять-таки, будет счастлива. И матушка давно уже просится к теплу. Можно сажать баклажаны, рыбу удить…
        «Ваш верный слуга, Майло Тандаджи».
        Вообще-то стандартное заявление об увольнении имело несколько более официальную форму, но Тандаджи в душ? всегда был немного поэтом. А еще он испытывал чувство вины перед прекрасной королевой и сожаление из-за наверняка утраченного доверия Байдека, которое в перспективе могло перерасти в хорошую мужскую дружбу.
        И вдобавок Майло очень не хотел идти домой, потому что оставшегося душевного равновесия могло и не хватить на супругу.
        Начальник разведуправления поглядел на ночь за окнами кабинета, решился, достал скрученную папироску, раскурил, откинувшись на кресле. Перед глазами проплывали события сегодняшнего дня, но его потихоньку отпускало, тело расслаблялось, и все начинало казаться не таким ужасным.
        Хотя это, конечно, самообман, и завтра лучше не станет. Майло редко использовал запасы своей дурман-травы. Только тогда, когда стандартные техники и медитация не помогали.
        Тандаджи, когда Люк начал финальную часть представления, незаметно выскользнул в коридор, буквально на пять минут. А когда вернулся - Кембритча уже поднимали с пола, и тот бурчал: «Сам пойду, р-руки уберите!» И пошел ведь, позер, почти не шатаясь, а за ним красными блестящими каплями бежала кровавая дорожка.
        Сотрясение мозга, перелом носа, множественные гематомы, рваные раны на голове. Врач Королевского лазарета шил отчаянного виконта с непередаваемым выражением на лице. Еще бы, такая живая палитра. Вот тебе и консорт… Еще немного - и убил бы лучшего агента. Тогда можно было бы не писать заявление, а сразу принимать яд.
        Люка отправили домой под конвоем - ожидать решения королевы и лечиться, а Тандаджи, убедившись, что подчиненный жив и виталисты уже выехали, пошел пытаться снова добиться аудиенции у ее величества. Он уже подходил к ней сразу после драки, но поговорить не удалось, как и с Байдеком. Королева словно защищала мужа ото всех и на Тандаджи глянула так, что мрачный взгляд самого барона, обещающий долгий и неприятный разговор, как-то потерялся и стал совсем не страшен. Затем Майло пошел выяснять, что же с Люком. А после королевская чета быстро собралась и уехала.
        Дурман начинал действовать, и тидусс, приняв решение, вызвал машину и все-таки поехал домой, к жене. Ее ворчание по крайней мере было привычным и нестрашным. А что делать дальше - он решит во вторник, когда ее величество с мужем вернутся из поместья.

* * *
        Василина в поместье Байдек тоже не спала. Она стояла у окна спальни и наблюдала, как бродит туда-сюда по оголенному осенью саду ее расстроенный медведь. Светила полная голубоватая луна, и на земле сверкал первый ледок - заморозки на Севере всегда начинались рано. Иголочками инея поблескивали ветви деревьев, и ледяные кристаллики легко осыпались искрящимся пологом на мечущегося оборотня, когда тот задевал нижние ветки своей мохнатой спиной. Мариан очень переживал свой срыв, замкнулся, ему было стыдно, и никак не удалось успокоить его до вечера. Он помог уложить детей спать, а затем ушел, оставив ее одну. И она сердилась, потому что в большой постели без мужа было холодно и непривычно и потому что он никак не мог простить себя. А еще болел живот - Мариан обычно грел его своей ладонью и разминал спину, и отсутствие этих ласк и тепла расстроило Василину больше, чем утренняя выходка Кембритча.
        Королева накинула теплый халат, натянула высокие шерстяные полосатые носки, еле втиснулась в тапочки и пошла за мужем.
        Медведь угрюмо сидел под деревом и точил когти о ствол. Посмотрел на нее исподлобья, заворчал. Не выдержал, подошел, ткнулся носом в живот, задышал шумно.
        - Я без тебя заснуть не могу, - сообщила она укоризненно. - Хватит, Мариан, что случилось, то случилось. Больше бояться будут.
        Василина опустилась перед ним на колени, заглянула в темные глаза. Медведь виновато лизнул ее в нос, положил тяжеленную голову на плечо. Она обхватила его за огромную шею, обняла, прижалась. На улице было холодно, и она уже начала подмерзать.
        - Плевать, Мариан, плевать на все. Поговорят и успокоятся. Пойдем спать, муж мой. Мне без тебя очень плохо.
        Встала и двинулась к дому, и он зашагал следом. Перекинулся у входа в дом, взял ее на руки, поцеловал.
        - Вот такой у тебя муж, - пробормотал глухо ей в шею, - несдержанный и безродный. Ты не жалеешь теперь, что вышла за меня, василек?
        - Мариан, - сказала Василина грозно, пока они поднимались по лестнице наверх и она грела озябшие руки о его грудь, - если тебя именно это беспокоит, то я не жалею и не пожалею никогда. Ты мой муж, и я скорее от трона отрекусь, чем от тебя. И вообще, еще раз услышу такое - рассержусь. Понятно?
        - Понятно, моя королева, - подтвердил он со смешинкой, за которой чувствовалось огромное облегчение.
        - А что касается несдержанности, - добавила она, улыбаясь, - то я сама была готова врезать этому Кембритчу. Так что можешь считать, что выполнил мое пожелание.
        Байдек прикоснулся губами к ее виску, вдохнул родной и будоражащий запах. Открыл ногой дверь, занес в спальню.
        - Ты совсем замерзла, - сказал, укладывая ее на кровать. - Не нужно было выходить. Куда бы я от тебя делся? Побродил бы еще немного - и сюда.
        Василина стянула смешные полосатые носки, один за другим, и он не удержался - присел перед кроватью на корточки, погладил ее ноги, положил голову на колени. Почувствовал, как ее пальцы перебирают ему волосы, закрыл глаза.
        Все-таки ему совершенно невероятно повезло.
        Ночью он не беспокоил жену, хотя очень хотелось. Василина быстро согрелась, прижавшись к нему, и заснула, а он обнимал ее, маленькую и тоненькую, и думал о том, как удивительно, что ему совершенно безразлично ее возвращение в изначальный облик. Будто и не было ничего. Нет, иногда он ловил себя на том, что любуется ее лицом, мягкими кудряшками, ну а тело… оно столько раз менялось во время и после беременностей, что он просто привык к этому.
        И все же где-то глубоко внутри Мариан был очень рад, что к нему вернулась его маленькая принцесса - такая, какую он увидел и полюбил, когда ей было всего шестнадцать.
        Часть 2. Глава 9
        Третья неделя октября, пятница
        Бермонт
        Полина
        Вторая половина октября выдалась в Бермонте сухой и солнечной. Обычно в эту пору в предгорьях уже стояли туманы, холодными языками спускающиеся в долины, а на склонах гор отдыхали облака, лениво скользя вниз раздувшимися от влаги подбрюшьями, чтобы потом долго изливаться дождями на головы обитателей долин.
        Монастырь Богини-Воды, носивший в народе название Белой Обители, был расположен у большого озера, в низине меж двух пиков, среди хвойных лесов и пашен. Тут били горячие источники, выдавливаемые тяжестью гор с неведомых глубин. Сюда со всей страны приходили женщины - молодые, и пожилые, и даже совсем старушки. Они шли, ведомые отчаянием и одиночеством: одни долго пытались забеременеть, но врачи поставили страшный диагноз - бесплодие, другие потеряли мужа или остались без родных. Обитель принимала всех, кто был готов доверить свою судьбу Богине и оставить, частично или полностью, связь с внешним миром. Выходить за пределы монастыря и возвращаться могли только женщины, вышедшие из детородного возраста. Остальные могли уйти только раз - обратно ворота Обители уже не пускали.
        Ворота эти были чудесные, тяжелые, черные, словно созданные кем-то из мятого в приступе гнева чугуна, и про них в народе ходило много легенд. Будто отворяются они только перед теми женщинами, которым нечего терять, а также перед теми, кому очень нужна помощь. Открывались они и перед представителями сильного пола. Ежедневно сюда приходили десятки мужчин, и каждый пытал счастья перед волшебными створками. Попадали внутрь немногие - ворота пускали только тех, кто действительно нуждался во внимании Богини. И тогда первая встреченная за оградой сестра должна была подарить искавшему благословения ночь любви.
        Не было под сенью Обители случайных встреч и пустых ночей. А поутру мужчина уходил, поняв для себя что-то нужное и важное.
        Иногда ворота монастыря открывались и наружу. Для обитательниц келий, которые возвращались в большой мир с ребенком на руках и которых ждали снаружи их мужчины. Для тех, кто решил уйти навсегда. Для тех, кто вдруг оказывался нужнее там, в большом мире, нежели здесь.
        Остальные могли лишь поговорить с теми, кто остался снаружи, через маленькое, размером с мужской кулак, окошко. Ведь даже если ворота распахивались для кого-то, кто хотел выйти, ждущий снаружи не мог войти. А если для того, кто хотел попасть внутрь, - то никто из Обители выйти не мог.
        Монастырь был огромным, и места в нем хватало на всех. В дальней половине был расположен большой госпиталь с санаторием - многие приезжали отдохнуть, полечиться на водах и горячих источниках, ну и заодно хоть краешком коснуться чудес этого места. В санатории работали обыкновенные врачи и прочий светский персонал, но ходу им внутрь Обители не было, как и пациентам. Другая половина Обители, огороженная высокой стеной и воротами, была закрыта. Здесь жили сестры. Здесь стояла статуя Синей Богини, словно выходившей из дымящегося парк?м небольшого озерца, которое питалось от лениво пульсирующего бурунами источника. Обнаженная Мать-Вода одной рукой отжимала волосы, наклонив голову к плечу, а второй бережно поддерживала огромный живот, на котором отчетливо проступали очертания пинающейся изнутри детской ножки.
        Маленькая покровительница женщин улыбалась и смотрела словно бы внутрь себя, а водяной пар стелился вокруг и делал ее фигуру живой и подвижной.
        Сюда, в небольшой внутренний лазарет, находившийся прямо перед озерцом, приносили самых тяжелых пациентов, которым очень нужно было выжить. Современное медицинское оборудование, виталисты и квалифицированные врачи - это прекрасно, но иногда к ним нужно добавить и каплю божественной благодати. Сюда принесли и Полину Рудлог - с воспалением легких, красными и гноящимися порезами на руке и боку, лихорадкой и истощением. И только через три дня слабенькая и тихая Поля пришла в сознание. И на удивление быстро пошла на поправку. Так, что сестры только диву давались.
        Сейчас она сидела на низенькой скамеечке у источника и грела ноги в целебной воде. Было утро, и Полина улыбалась, подставляя лицо солнышку и слушая веселые разговоры подметающих двор послушниц. И думала. О том, что нужно дать знать о себе сестрам, потому что они наверняка с ума сходят, и закончить дела с конторой Учителя, и продолжить учиться, если получится выбраться из Обители.
        О своей встрече с Демьяном Бермонтом Полли тоже думала. И ей было очень стыдно.
        Тело все еще ломало, крутило суставы, но кашлять она перестала, раны начали затягиваться. Вокруг был такой покой, что казалось, будто мира за пределами Обители просто не существует. Горы сверкали заснеженными пиками, ели и сосны, темно-зеленые, высокие, разогрелись на солнце, и в воздухе витал горький запах смолы и хвои. К Полине на скамейку тяжело прыгнула пузатая кошка - для окрестных котов, по всей видимости, ворота преградой не являлись, - замурчала, прижалась теплым боком, и девушка начала ее наглаживать, постепенно входя в состояние абсолютной гармонии с окружающим миром. Для нее, привыкшей жить двойной жизнью, это было непривычно и пугающе. Но и приятно тоже.
        Тем необычнее было услышать громкий стук в ворота - кто-то колотил специально подвешенным молоточком по мятым дверцам снаружи, и гулкий, будто колокольный звук нарушил покой благословенного места, сорвал мирно прохаживающихся по двору воробьев и синиц в воздух, заставил Полю встрепенуться и насторожиться. К воротам прошла настоятельница, о чем-то тихо заговорила с пришедшим. Раз или два она оглядывалась на Полли, и та поняла, что пришли за ней. Видимо, камеры в бермонтской тюрьме все же не избежать.
        Настоятельница договорила, отошла от ворот. Подошла к Полине, села рядом, задумчиво погладила кошку.
        - Это военная полиция, - сказала она, - говорят, ищут преступницу. Называют твое имя, описывают девушку, похожую на тебя. Разве это возможно, девочка моя?
        Полина тяжело вздохнула, улыбнулась как можно бодрее.
        - Возможно, матушка. Наверное, надо идти; не хочу, чтобы у вас неприятности были из-за меня.
        - Куда это ты собралась? - спросила настоятельница строго. Она была красива, хоть ей и было сильно за пятьдесят, и в лице ее виднелось что-то светлое, как у строгой, но любимой всеми детьми учительницы. - Мы тебя не долечили, а в тюрьме какая медицина? Тем более что правил никто не отменял. Вот откроются перед ними ворота - пустим, а пока пусть стоят.
        - А если штурмовать начнут? - осторожно поинтересовалась Полли.
        - Что штурмовать? Обитель? - Настоятельница так искренне удивилась, что даже всплеснула руками. - Да ты что, там же самоубийц нет. К тому же… неужто ты натворила такое, из-за чего могут начать штурм?
        - Могут, - уныло кивнула Полина. - Натворила.
        Матушка внимательно посмотрела на нее.
        - Рассказать не хочешь?
        Поля повертела головой, сжала руки на коленях.
        - Неа… Теперь выдадите, да?
        - Глупая девочка, - улыбнулась настоятельница. - Отсюда мы «выдать» никого не можем. Ворота либо открываются, либо нет. Если очень захочешь - попробуешь. Но пока - лечись, а то там их целая толпа расположилась, злые все, нервные какие-то. Мужчины, одним словом. Ты подожди, сейчас они еще лагерь разобьют, отдохнут, выспятся. И начнут себя у ворот пробовать. Вот тогда повеселимся.
        «Преступница» смотрела на женщину, чуть ли не открыв рот, и та рассмеялась.
        - Думаешь, ты первая нарушительница закона, которую скрыла Обитель? Не бойся, девочка. Сюда просто так никто не попадает. Значит, на то была воля Богини. И выйдешь ли ты отсюда - тоже решит она.
        Полли невольно взглянула на спину статуи маленькой и сильно беременной божественной Воды. Впадинка позвоночника слегка напоминала знак вопроса. Вопросы крутились и у Полины в голове. А еще внезапно очень захотелось есть, даже желудок забурчал.
        - Пойдем, - улыбнулась матушка, - попрошу у поварих, покормят тебя.
        - А как же эти? - Пол мотнула головой в сторону ворот.
        - А куда они денутся? Хотя, - женщина задумалась, - и правда… Надо сказать старой Умиле вынести им еды и питья. Жалко их, голодные, наверное, потому и злые. А ночью холодно будет…
        - И одеял, - попросила Полли.
        - Хорошо, девочка, - серьезно согласилась настоятельница. - Не уйдут они, сказали. Ждут, что ли, чего-то?
        - Или кого-то, - пробормотала девушка, обхватывая себя руками. Она-то точно знала, кого они ждут.
        Вояки действительно расположились лагерем, и теперь из-за стен слышались громкая мужская речь, загадочные звуки, звоны, тянуло запахом костра. Кто-то купался в озере, что почти подходило к стенам, слышались плески и охи. Вода-то была уже свежее некуда. Хотя, наверное, для закаленных бермонтцев, у которых зима начинается в ноябре, а заканчивается в апреле, температура была в самый раз.
        Женщины Обители тоже прислушивались к этим голосам, переговаривались, улыбались как-то выжидательно. Вообще в свежем осеннем воздухе вдруг сильно повеяло весной. Полина недоумевала, но наблюдала с удовольствием.
        Днем она долго спала - все-таки организму нужно было восстанавливаться. А когда вечером после ужина и положенных уколов снова вышла во двор, обстановка изменилась. Женщины почти все разошлись по кельям, хотя, по предположениям Пол, они должны были толпиться у ворот, чтобы «поймать» первого, перед кем они откроются. Так что во дворе было пусто и тихо. А вот с той стороны слышались мужской смех и подбадривания. Судя по всему, пробы ворот шли полным ходом. Иногда кто-то выкрикивал ритуальную фразу, и после устанавливалась такая тишина, что слышно было, как ветерок гуляет в кронах елей да озерная вода плещется у берега. И потом разочарованный гул, похлопывания - видимо, по плечу неудачника, - ободряющие слова. Проходило некоторое время, и снова какой-то отчаянный пытался получить благословение Богини.
        Полли даже заскучала, да и попытки становились все реже - то ли запал кончился, то ли осознали серьезность момента.
        - Ну-ка я попробую, - раздался с той стороны голос, и вояки опять расшумелись, правда, несколько удивленно.
        - Богиня, прими меня в Обитель и дай свое благословение! - рявкнул тот же голос, будто отдавал команду, и Полина на месте Богини точно бы струхнула. Ворота, видимо, тоже испугались, заскрипели, застонали и стали открываться внутрь, а за ними обнаружился застывший военный лет сорока пяти, с непередаваемым выражением изумления на лице. Он так и стоял, и стоял, и смотрел внутрь, пока не зашумели его соратники: «Ну же, командир, иди! Иди, раз открыл!»
        Тот шагнул внутрь, и Полина, сидевшая как раз напротив ворот, несколько напряглась. Но мужчина словно не видел ни ее, ни других женщин во дворе. Он уверенно прошагал в сторону келий и скрылся за дверями. А ворота с таким же душераздирающим звуком стали закрываться.
        - Интересно, к кому она его повела? - тихо спросила одна из сестер, и вторая пожала плечами.
        - Узнаем.
        Полине тоже было очень любопытно, но она постеснялась подсматривать. Вместо этого пошла в свою комнату - разболелись мышцы, хотелось поваляться, почитать. Так и заснула, слушая редкие выкрики бойцов и равнодушное молчание ворот.
        А с утра она вновь проснулась от гулкого звука молотка. Полежала, послушала. Мимо окна быстро прошла настоятельница, о чем-то заговорила у створок. Разговаривала долго, терпеливо: Полина и умыться успела, и одеться, и в столовую сходить, и рентген сделать, и утренний укол в попу получить. А когда вернулась - матушка ждала ее в келье.
        - Девочка, знаешь, кто к нам приехал? Никогда ведь не приезжал, а тут приехал, - с любопытством спросила она, разглядывая принцессу так, будто та была невиданной диковинкой.
        - Знаю. - Полина невольно улыбнулась - такой странный взгляд был у матушки.
        - Просит поговорить с тобой. Пойдешь?
        - Нет, - девушка покраснела. Опять стало стыдно. Да и что она ему скажет? Извини, что пыталась тебя обокрасть? Спасибо, что не убил и не обесчестил? Отпусти меня, я больше не буду?
        - Точно? - Настоятельница тяжело посмотрела ей в глаза, и Полина совсем смутилась. - Ворота ему не открылись, так что от тебя все зависит.
        - Точно, - твердо сказала она. - Не пойду. Пусть уезжает.
        - Ладно, - кивнула женщина и вышла. Полинка подбежала к окну, чтобы понаблюдать. Даже боль в теле стала незаметной - так она волновалась.
        Опять матушка долго разговаривала у ворот, в чем-то убеждала, уговаривала, затем отошла, покачала головой. Уселась на скамеечку - на ту самую, на которой они накануне сидели с Полиной, - положила голову на ладонь, как старушка. Будто чего-то ждала.
        - Полина! - вдруг заревел знакомый голос за стеной, и девушка вздрогнула. Матушка повернула голову и посмотрела на нее смешливым взглядом. - Полина, выходи! Надо поговорить!
        Во двор начали выходить привлеченные криками женщины из келий, и скоро там собралась целая толпа. Еще бы, король Бермонта давал бесплатное представление. Поля представила себе лица его подчиненных, военных, и чуть не прыснула. Ситуация была до смешного нелепой.
        - Полли, - не унимался Демьян, и ей стало его очень жалко. Но с места не двинулась. - Полли, пожалуйста, выходи!
        Женщины во дворе оглядывались на окна ее кельи, переговаривались, хихикали или, наоборот, бросали сочувственные взгляды за стену. Матушка улыбалась чуть ли не с умилением.
        - Полюшка, - ревел он настойчиво и мощно, - пожалуйста! Поговори со мной! Полина!
        Она заметалась по келье. Ну зачем он так унижается из-за нее? Закрыла руками уши, зажмурилась. Но слышно было все равно.
        Так, надо улетать отсюда.
        Она вышла из кельи, постояла. Настоятельница повернула голову и с любопытством уставилась на нее. Даже Богиня, кажется, выжидательно скосила глаза.
        - Полина! Полина! Полина! - вдруг хором грянули солдаты так мощно, что аж стены затряслись, и женщины на выдержали, начали смеяться. А ей хотелось плакать. Ну что за балаган, а?
        - Спасибо, бойцы, - тихо поблагодарил голос за стеной.
        Полина подошла к воротам, глянула быстро в окошко.
        Темно-русые волосы, болотного цвета глаза - и не поймешь, зеленые или светло-карие, фамильный бермонтовский квадратный подбородок с ямочкой посередине, тяжелая челюсть. Высокий, крепкий. Демьян был там, очень близко, стоял вполоборота, и она дернулась, спряталась, прислонилась к створке рядом с отверстием.
        - Ты здесь? - спросил его голос совсем рядом. Видимо, он тоже вплотную подошел к воротам. - Полина, - уже настойчивей и нетерпеливей, - я знаю, что ты здесь. Выйди, пожалуйста. Все будет хорошо.
        - Ты меня в камере запрешь, - сказала она со вздохом. - Не отпустишь ведь.
        - Запру, - согласился он насмешливо. - Только не в камере. И не отпущу, ты права. Сестер повидаешь - и обратно.
        - Ты их видел? - Полина аж подпрыгнула. Потом расстроилась. - Ты все рассказал, да?
        - Нет, - Демьян понизил голос. - Полюшка, выходи ко мне. Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Плохого, - добавил он после паузы.
        Он ее уговаривал, как ребенка.
        - Мне стыдно, - призналась она.
        Короткий и нервный смешок - Полина даже удивилась: так несвойственно это было тому Демьяну, которого она знала. Раздался какой-то шорох. Она не выдержала, посмотрела в окошко - мужчина стоял, опустив голову, по-видимому, уткнувшись лбом и руками в черные створки.
        - Мне тоже. Я тебя напугал.
        - А я тебя почти обворовала, - печально произнесла она.
        - Полин, выходи, пожалуйста. - Голос его еще понизился, стал похож на тихий рык, только не страшный, а завораживающий. - Я тебя не трону. Не надо от меня прятаться.
        - Нет, - упрямо произнесла девушка и уселась на землю, обхватив руками голову. Куда она выйдет? Ей нужно завершить дела с Учителем, и тогда уже, оставив позади все противозаконное, можно идти в новую жизнь. Может, даже встретиться с Демьяном. Но не сейчас.
        - Полюшка, - рычал он у ворот почти умоляюще, - Полина… Я столько тебя искал. Ну пожалуйста, не упрямься.
        Она молчала.
        - Сестры твои очень переживают. Я тебе обещаю: приедем в Ренсинфорс, отдохнешь, и сразу пойдем через Зеркало в ваш дворец. Выходи, Полюш…
        - В какой дворец? - спросила она резко, подскочила, вгляделась в окошко. Бермонт смотрел на нее своими темными болотными глазами, криво улыбался, и ей стало жарко и неудобно. - Ты о чем, Демьян?
        - Примешь мой подарок? - попросил тот в ответ. - Я тебе все расскажу, только обещай, что сейчас наденешь и будешь носить.
        - Это шантаж, - буркнула она недовольно.
        - Шантаж был бы, если бы я заставил тебя взамен выйти, - возразил он спокойно, снова став похожим на себя самого. - А это просто подарок. В знак того, что я не имею к тебе претензий и готов все забыть. Протяни руку, я лучше сам надену, чтобы быть уверенным.
        Принцесса, поколебавшись, сунула руку в окошко. Из-за узости отверстия она не видела, что делает Демьян, зато прекрасно чувствовала. На палец скользнуло кольцо, затем на запястье захлопнулся тяжелый браслет. Бермонт вдруг погладил ее по кисти, и пальцы Полины дрогнули, а он вздохнул, повернул ее руку, прикоснулся к ладони губами. Девушка выдернула руку, недоумевающе посмотрела на нее. На средний палец было надето серебряное кольцо с каким-то растительным орнаментом. От него к запястью отходили две тоненькие цепочки, соединявшие кольцо с браслетом по обеим сторонам руки.
        Полина прекрасно знала, что это такое. У матери Демьяна была такая же серебряная пара.
        - Ты с ума сошел, - устало сказала принцесса, недоверчиво глядя на него. - Точно с ума сошел.
        - Не буду отрицать, - низко шепнул Бермонт у окна. Глаза его блестели, как осенняя листва на солнце. - Теперь я хотя бы буду знать, где ты. Слишком долго тебя искали, Полюш. Я как узнал, что нашли, сразу же выехал, в горы и Обитель ведь не попасть Зеркалом… Как же ты так ухитрилась влипнуть? Расскажи… я помогу тебе…
        Полина сжала зубы. Снова стало стыдно.
        - Ты про сестер обещал рассказать, Демьян.
        - Да, - откликнулся он. - Первого октября твоя сестра Василина была коронована, и теперь она - правящий монарх Рудлога. Сестры твои и отец вернулись во дворец. Василина просила меня найти тебя… Поля… Полюшка… Выходи, я обещаю, пальцем тебя не трону. Сразу пойдем к твоим, как доедем до дворца. А потом поговорю с ними… Надо подтвердить намерения.
        - Нет, Демьян, нет, - сказала она, отступая. - У меня еще осталось одно дело. Не ищи меня, пожалуйста.
        - Остановись, - попросил он настойчиво. - Остановись, Пол! - рявкнул громко и зло, ударил кулаком в ворота, отчего те гулко застонали. Но принцесса уже оборачивалась, взмахивала крыльями и летела в сторону той самой сопки, где был тайник с вещами. Там, по договоренности, если она не возвращалась до середины октября в Рудлог, каждый четверг и воскресенье должен был ждать Учитель. И это было хорошей возможностью поговорить с ним и узнать условия, на которых он отпустит ее.
        Если Демьян сказал правду и семья действительно вернулась на трон, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы правда о ее прошлом вскрылась. Это будет не просто скандал - позор. Нужно сделать все, чтобы не допустить этого. И почему на троне Василина? Что с Ани? Неужто случилось какое-то несчастье? И почему она, Пол, сначала делает, потом думает?! Надо было расспросить, а потом уже лететь!
        Полина размеренно махала крыльями, пролетая низко над предгорьями на запад страны и не торопясь, чтобы не перегружать и так ноющие суставы. Воскресенье только завтра, есть время и долететь в щадящем темпе, и отдохнуть. Можно было бы на ночь остаться в Обители, но она очень испугалась, что поддастся и выйдет за ворота. Слишком уж хотелось вцепиться в Демьяна и пожаловаться, рассказать обо всем, попытаться оправдаться. Тем более что он, кажется, не сердился.
        Но Полина представила, как Бермонт едет с ней на переговоры с Учителем и как тот рассказывает про все ее «дела», и ужаснулась. Хороша невеста.
        Невеста. Невеста. Невеста!
        Белая огромная птица взмыла вверх, к солнцу, и несколько раз кувыркнулась в воздухе, хрипло и противно завопив от восторга, как дурная чайка над рыбной шхуной.
        Теперь она стопроцентно сможет откупиться. Расскажет все сестрам - они, конечно, не будут в восторге, но точно не бросят ее в беде. Надо только узнать сумму. А потом? Может, какой-нибудь придворный маг сможет вернуть ей внешность? А пока перекрасит волосы, линзы вставит, очки станет носить… Хотя опытных «коллег» эти ухищрения, конечно, не обманут. И всегда будет оставаться угроза, что о ее прошлом узнает пресса… Значит, просто не надо светиться, а надо затаиться и искать возможность вернуть свое лицо.
        Демьян, Демь-ян. Полина то и дело перекатывала его имя в голове, словно прохладный камешек в ручейках мыслей. Как все это странно. Разве так бывает?
        Серебряная обручальная пара ощущалась на крыле так, будто она могла ее видеть. Только бы все получилось! И она сможет покататься на Демьяне. Ей всегда этого хотелось, когда она глядела на Васю и Мариана, только Полина стеснялась просить об этом мужа сестры. А теперь у нее будет свой собственный медведь. Если все получится.
        И если он не прибьет ее, когда найдет. А он найдет, точно найдет. Он всегда был упорным. Демь-ян!
        Белая птица снова заклекотала во все горло, запела на своем птичьем языке, и слава богам, что никто не слышал этих душераздирающих звуков.
        Снизу бесконечно плыли леса, редкие хутора, поля с пасущимися на них выносливыми чернобокими бермонтскими коровами, виднелись рассыпанные каплями озера, болота, пустоши с сопками, серые ленты дорог с редкими автомобилями, железная дорога со снующими туда-сюда электричками. Городок Полина пролетела только один, совсем небольшой, с низенькими домами и вялотекущей жизнью. Справа в гряде гор медленно смещался назад вулкан, на котором она проходила практику. Совсем потухший, надо же.
        Через пару часов принцесса спустилась на склон холма, перекинулась, разлеглась на теплых валунах погреться. Серебро на ее руке тускло мерцало, и Полли крутила кисть и так и этак, рассматривая его. Ни за что не снимет. И постарается не уставать, чтобы не потерять вместе с одеждой во время оборота. Хорошо, что она перед выходом во двор Обители оделась и позавтракала, а то было бы совсем трудно. Тело после болезни все еще ломало, но без озноба, и грудь больше не болела. А остальное она вытерпит.

* * *
        Король Бермонта постоял еще немного у ворот, разглядывая вмятины и выступы на чугуне. Наверное, это следы от кулаков тысяч мужчин, которые несколько сотен лет приходили сюда за упрямыми женщинами, не желающими выходить по своей воле.
        Он закрыл глаза. Устал страшно. Вчера после полудня ему позвонили и сказали, что нашли ее. Власти маленького поселения сообщили о двух местных жителях, которые обнаружили на своем поле сильно истощенную и явно нездоровую девушку и опознали ее после на фотографии. Девушку отвезли в лазарет Белой Обители, и отряд военной полиции, прибывший на место, получил подтверждение, что ей оказали медицинскую помощь и сейчас принцесса находится под защитой Синей Богини.
        После долгожданного известия Демьян с несколькими охранниками сразу же перенесся из дворца в ближайший к монастырю городок на равнине - в горы Зеркала строить опасались - и оттуда уже добирался к Обители на внедорожниках, почти весь вчерашний день и часть ночи. Так быстро, как только мог двигаться автомобиль, - и молясь, чтобы за это время Полина никуда не делась.
        Не делась, но и не вышла, улетела. И что он сказал или сделал не так?
        Демьян снова стукнул по воротам, чувствуя, как наваливается тяжелая усталость. Ничего, поспит в машине. Надо ехать.
        «Иди за ней скорее, - шепнул теплый хвойный ветерок женским голосом. - Скорее, сын Хозяина лесов…»
        - Почему ты не открыла мне? - сердито и зло спросил он у Богини. - Если бы знал, сломал бы твои проклятые ворота!
        Ветерок больно хлестнул по щеке, словно ладошкой за дерзость. Потом сразу погладил, по-матерински взъерошил темно-русые волосы, окутал смоляным терпко-сладким запахом.
        «Ты бы мог сломать, но зачем? Красных нельзя принуждать, глупый медвежонок. Иди скорее…»
        Бермонт помотал головой, разгоняя усталость. Оглянулся - солдаты и офицеры стояли чуть в отдалении, и во взглядах их было и благоговение, и сочувствие.
        - А где Хиль? - спросил он недоуменно.
        - Так внутри, ваше величество, - помявшись, ответил один из офицеров. - Ворота его впустили, вчера вечером еще…
        Демьян не выдержал, сощурился, оглянулся на черный чугун. В ушах зазвучал прозрачный женский смешок, словно Богиня забавлялась над его недоумением.
        - Ждать не можем, - сказал он резко. - Тарнр?д, берете на себя командование. Максимально быстро собирайте лагерь, уезжаем. Нам нужно на запад, в сторону Лосиных порогов.
        Подполковник Хиль Св?нсен вышел из ворот, когда уже зазвучали моторы и машины стали осторожно разворачиваться на пятачке между озером и стеной Обители. Он был одет по форме, чисто выбрит, но так тих и задумчив, что у Бермонта не повернулся язык высказать свое недовольство. А вот спросить, кого Хиль там встретил, очень хотелось. Но он не стал. Вместо этого уступил подполковнику место на первом сиденье, а сам разместился на заднем и практически сразу уснул. А его подчиненный, служивший еще при Бермонте-отце и сообщивший когда-то о смерти короля наследному принцу, сидел, уставившись в одну точку, и вспоминал.
        …Он уже приходил один раз к черным воротам, больше пятнадцати лет назад, когда служил в охране Бойдана Бермонта. Но тогда ворота не открылись, словно намекая: то, что он ищет, до сих пор находится в большом мире. Он это знал, но все равно попробовал, потому что счастье было рядом, да взять его он не мог.
        Увы, ответа Свенсену не дали, и он с головой окунулся в карьеру, быстро продвинувшись до поста начальника военной полиции Бермонта.
        Десять лет назад король Б?йдан решил отпраздновать свое сорокалетие на горнолыжном курорте. Праздник был неофициальный, больше похожий на гулянку для сослуживцев и друзей, поэтому королева с наследником остались в Ренсинфорсе. И на второй день праздника на глазах Свенсена его величество с частью соратников оказались погребены под мощной лавиной, сошедшей с гор.
        Их упорно искали, копали многометровый слой снега с валунами и изломанными стволами деревьев, потому что берманы живучи, а уж его величеству сами боги велели выбираться из-под любых лавин. Но природа оказалась сильнее потомка Зеленого.
        Изломанное тело короля нашли два дня спустя, он даже не успел обернуться. Вместе с королем погибли шесть офицеров, в том числе и старый, точнее, единственный друг Хиля, возглавлявший охрану дворца.
        Подполковник Свенсен вспоминал, как он сообщал о находке рыдающей королеве и бледному, на глазах взрослеющему наследному принцу. Девятнадцатилетний мальчишка - разве он мог справиться с подданными, часть из которых была куда опытнее и матерее его? Однако он выиграл все бои, на которые отдельные безумцы, забывшие про то, что означает первая кровь, вызвали его, и стал управлять Бермонтом железной рукой. Иначе никак нельзя было утихомирить самолюбивые и буйные кланы, готовые броситься в войну при малейшей слабости короля. Постепенно все линдморы - вожди берманских кланов - были безжалостно умиротворены, собраны в Совет кланов и если и грызлись, то тихонько, чтобы не дай боги не прознал новый король. А те, кто и прежде верно служил его отцу, стали преданными помощниками сыну.
        И вчера, когда они - злые, уставшие как собаки - прибыли к монастырю и настоятельница отказалась выдавать девчонку, от которой их спокойный, сильно заматеревший к своим двадцати девяти годам король просто с ума сошел, подполковник был готов брать Обитель приступом. Но Демьян Бермонт по телефону приказал относиться к святому месту со всем положенным уважением и ждать его.
        Свенсен согласился, скрипя зубами. Люди были голодными и заведенными, поэтому он быстро занял их работой по обустройству лагеря, а потом какая-то важная старушка начала таскать из-за ворот, обидно щелкающих створками перед носами желающих заглянуть внутрь солдат, котлы с горячим рыбным супом, пироги и жаркое, и ей помогали, хвалили, благодарили, делали комплименты. Старушка краснела, светло улыбалась и вздыхала: «Эх, сынки, пришли бы вы хоть лет тридцать назад…»
        А чтобы среди горячих насытившихся берманов и людей, служивших под началом Свенсена, не начали вспыхивать драки, он разрешил и купание в ледяной воде, и соревнования - кто быстрее обежит озеро, - и дурацкое развлечение у ворот. И даже сам поддался общему веселью, хохоча над очередным неудачником, и тоже решил попробовать - так, в шутку, чтобы подчиненным не было обидно: ведь если уж начальство не пустили, то и им не надо сердиться.
        Но ворота распахнулись, и подполковник испугался. Так испугался, что хотел сбежать. И только понимание, что после этого он потеряет право командовать - разве трус может быть авторитетом для мужчин? - заставило его сделать шаг во двор Обители. А потом еще и еще.
        Очнулся он перед серой деревянной дверью кельи, за которой слышалось тихое женское пение. Какая-то незатейливая народная песенка с повторяющимся припевом, и по голосу никак нельзя было определить, молода ли женщина за дверью или стара, красива или нет.
        Свенсен решился, открыл дверь - и замер. На него смотрели золотые и очень удивленные глаза вдовы его погибшего друга, пропавшей почти сразу после смерти мужа. Т?рья-Катарина, такая же простая и красивая, как и тогда, когда он увидел ее много-много лет назад в ее восемнадцать. Холодная и гордая, настоящая дочь Бермонта, с русой косой, заплетенной вокруг головы, с мягкими губами и плавной линией плеч, с неторопливыми движениями рук, которыми она вышивала какую-то картину. Играло радио, ему она и подпевала минутой ранее.
        - Баронесса Лифт?р, - сказал подполковник сипло и опустился на одно колено.
        - Здесь я просто Тарья, - ответила она после паузы. Отложила пяльцы, сложила руки на коленях. - Зачем ты пришел сюда?
        Он поколебался. Еще можно было уйти, и это было бы правильно. Но все-таки ответил ритуальной фразой:
        - За благословением Великой Богини. Ты примешь меня?
        Пропавшая баронесса молчала очень долго, и Хиль не поднимал глаз.
        - Встань и возьми, - произнесла она наконец. Очень тихо, почти неслышно.
        Кто же называл тебя холодной, прекрасная? Кто этот глупец? Кто твердил себе, что ты горделива и заносчива? Кто почти перестал посещать дом лучшего друга после вашей с ним свадьбы?
        Тот, кто никогда не пробовал твоих губ вкуса первого летнего меда и твоей кожи, сладкой как молоко. Тот, кто был безумно влюблен в тебя и никогда не показывал этого. Тот, кто мечтал распустить твои косы и снять с тебя одежду, кто желал тебя все время, пока ты была рядом, кто разрывался между верностью другу и любовью к его жене.
        Кто знал, что ты так отзывчива и покорна с мужчиной, что вздыхаешь тихо, сладостно и нежно, что твои глаза темнеют и наливаются истомой, что ты так ложишься и льнешь к телу, будто тут всегда должно быть твое место?
        Не было этой ночью в келье Обители ни титулов, ни воспоминаний, а были только Тарья, и Хиль, и воля Великой Богини.
        - Уходи со мной, - просил он ее утром. - Я буду тебе хорошим и верным мужем, Тарья.
        Но она качала головой, снова заплетая свои длинные волосы в венок вокруг головы.
        - У меня был один муж. Одним он и останется. Я все еще люблю его, Хиль.
        - Я не прошу любить меня, - говорил Свенсен, а внутри все рвалось и горело, - достаточно того, что я люблю тебя. Просто будь со мной. У тебя еще могут появиться дети, а я буду счастлив стать их отцом. Тарья, будь со мной, пожалуйста.
        Она доплела косы, глядя ему в глаза, опустила взгляд, раздумывая.
        - Если эта ночь принесет плоды, я выйду к тебе. Обещаю. Но если нет - никогда не приходи больше, Хиль.
        Он все-таки схватил ее и поцеловал, и на мгновение она снова стала мягкой и покорной и прильнула к нему, как ночью.
        - Я вернусь через месяц, - сказал он жестко, - и ты выйдешь ко мне, беременная или нет. Обещай, женщина.
        Взгляд ее дрогнул, и этого ему было достаточно.
        - Если не выйдешь, - добавил он, - я зайду внутрь, чего бы мне это ни стоило, и заберу тебя из этой самой кельи, Тарья.
        …Подполковник обернулся и посмотрел на молодого короля Бермонта. Сумасшедший, как и он сам. Надо бы забежать по пути в храм и принести жертву Хозяину лесов, чтобы их дорога была удачной.
        Часть 2. Глава 10
        Двадцать первое октября, пятница,
        Иоаннесбург
        Игорь Стрелковский
        Учитель сладко спал в своей камере и просыпаться, видимо, не собирался. Игорь взглянул на часы. Сутки с момента снятия блока кончились уже сорок шесть минут назад, а глава воровской школы глаз не открывал.
        Шестнадцать часов сорок семь минут.
        Тандаджи вчера изъявил желание поприсутствовать на допросе вора, но с утра случился скандал на посольской встрече, и тидусс был несколько напряжен. Этого хватало, чтобы подчиненные в зале замирали и старались не дышать, когда он проходил мимо.
        Эти же подчиненные совершенно неприличным образом пялились на ноги капитана Дробжек, пришедшей сегодня в мягком синем платье до щиколоток - Люджина явно тяготела к оттенкам синего, - очень приличном и приятном, если не считать разрезов на бедрах. Разрезы были хитрые, с зап?хом, и появлялись, только когда капитан двигалась.
        «Так легче бегать и прыгать, если что», - сказала она спокойно, заметив его взгляд.
        Удивительно, как меняет женщину одежда.
        Шестнадцать сорок восемь.
        Вынужденную задержку, пока Юземский отсыпался, Игорь потратил на допросы задержанных Люджиной «учеников» и «учителей» воровской школы. Старшему из ученичков было далеко за пятьдесят. И со вчерашнего вечера, после ухода Тротта, Стрелковский с напарницей сортировали задержанных. Одних - тех, кто только-только попал в учреждение и не знал о его роде деятельности, но уже успел задолжать Учителю, - расспрашивали, пугали, чтобы впредь неповадно было, и отпускали. Других, которые успели увязнуть в «профессии», распределяли в зависимости от того, сотрудничал ли попавшийся со следствием или приходилось использовать ментальный взлом. С этим должна была справиться полиция, но безделье угнетало и приносило ненужное беспокойство.
        К середине дня у них оказался список почти всех участников, в том числе и отработавших контракт, перечень украденных предметов, а капитан Дробжек была бледной и уставшей. Пришлось вести ее в столовую и насильно кормить. По дороге-то он и отметил интерес сотрудников к своей напарнице. Надо же: вчера Тротт, сегодня безопасники. Что в ней такого?
        Необычность, прямота и холодность, решил он. Женщин-офицеров, несмотря на военнообязанность выпускниц военных и магических заведений, было немного, в основном они работали виталистами, менталистами, врачами, агентами под прикрытием и очень редко имели специализацию по боевой магии. А тут офицер, лично задержавшая с полсотни преступников, и при этом совсем не кокетливая, основательная такая. Интересно же!
        Шестнадцать сорок девять.
        Дробжек, сидевшая рядом и глядевшая на спящего, вдруг зевнула, потерла глаза.
        - Я сейчас сама рядом с ним лягу, - проворчала она, - спит и спит, зараза.
        - Я как раз хотел сделать кофе, - усмехнулся Игорь. - Будете, капитан?
        - Угу, - ответила она, укладывая голову на сложенные на столе руки. - И побольше сахара. Голова совершенно не варит после этих преступничков.
        Игорь принес две большие кружки с кофе, какие-то сладкие кексы, щедро выложенные у кофемашины, и они снова стали таращиться в стекло, ожидая, пока арестант соизволит выспаться.
        - Может, его потрясти? - предложила капитан Дробжек, оживившись. - Сил уже нет на него смотреть.
        - Терпение, капитан, терпение, - усмехнулся Стрелковский, поглядывая на часы. - Вы его сейчас потрясете, и, может, там какое-нибудь важное повреждение не закроется. И все усилия и ожидание пойдут прахом. Берите лучше кекс.
        - Я с вашими кексами скоро в машину не помещусь, - буркнула она. - Мне бы позаниматься где, Игорь Иванович, а я не знаю ничего. Мышцы просят нагрузку, тут у вас дисциплины никакой, а на заставе мы каждое утро и вечер комплекс упражнений выполняли и пробежка после на десять километров. И с инструктором по боевым искусствам было бы неплохо позаниматься.
        - У Управления прекрасный зал на Галочьей набережной, - сообщил полковник, - только у нас же день ненормированный, будете успевать? И еще я знаю, что у гвардейцев с утра зарядка, проводит сам принц-консорт. Могу попросить, чтобы вас допустили.
        - Попросите, - согласилась Дробжек. - А насчет успевать - а что мне еще делать? По городу гулять? В кино ходить?
        - А почему бы и нет? - спросил он серьезно. - Познакомитесь с кем-нибудь, друга себе найдете… личная жизнь для стабильности психики при нашей работе очень важна.
        Люджина выразительно глянула на него, но промолчала.
        - Или у вас на Севере кто-то остался? - поинтересовался Стрелковский, посматривая на мирно спящего Юземского.
        - Вы думаете, я бы приехала в Центр, если бы у меня там мужчина был? - прямо ответила капитан, допивая кофе. - Любовь, Игорь Иванович, штука такая - в свое время придет. Хоть ты сто городов обегай, а встретится ровно тогда, когда нужно. А без любви на кой он нужен, этот друг? Так что я, пожалуй, предпочту тренажерный зал. И, кстати, если уж вы решили поинтересоваться моей личной жизнью, скажу, что стабильность психики не только мне надо поддерживать. И не надо на меня сверкать глазами, не я этот разговор начала.
        - Дробжек, давайте оставим мою личную жизнь в покое, - суховато произнес Стрелковский.
        Она опустила чашку на стол, слишком сильно, так, что та звякнула.
        - Договорились. И мою тогда тоже.
        Семнадцать часов одиннадцать минут. Спящий зашевелился, потянулся, повернулся на другой бок, полежал еще немного. Затем поднялся и пошел к удобствам в углу. Напарники деликатно отвернулись.
        - Я схожу за Тандаджи, - сказал Стрелковский, - а вы распорядитесь, чтобы ему принесли поесть. Разговор предстоит долгий.
        Разговор и правда оказался долгий. Хотя Люджина ни разу не сказала свое коронное «врет». Юземский поглядывал на нее с опаской, но она сидела тихо и даже рта не открывала. Спрашивал Игорь.
        И то, что он услышал, ему не понравилось. Он представил себе лицо Тандаджи за стеклом и даже посочувствовал ему. Теперь уже нынешнему начальнику разведуправления решать, докладывать ли ее величеству о занятиях младшей сестры и как это сделать так, чтобы выйти из кабинета целым. Хотя, похоже, нынешняя королева не унаследовала темперамент Ирины и резкие движения ей не свойственны. Но все равно неприятно. Еще бы: узнать, что Полина почти два года «работала» воровкой. А уж последнее задание… Если она добралась до Бермонта, то осталась ли жива? Берманы снисходительностью к преступникам не отличались.
        - Кто заказчик? - задал очередной вопрос Игорь Иванович.
        - Заказ был передан через посредника, - охотно ответил Учитель, - напрямую работать не принято.
        - Но кто-то же поставил блок, - задумчиво проговорил полковник, записывая координаты посредника. Он глянул в сторону стекла - Майло сейчас, должно быть, уже распоряжается об отсылке группы захвата к посреднику. - Для этого ведь нужен личный контакт? Люджина?
        - Не обязательно, - разочаровала его напарница. - Зависит от силы менталиста. Можно просто находиться в одном помещении, но не общаться. Даже на улице можно мимо пройти и поставить. Я-то так не могу, а вот профессор Тротт смог бы легко.
        - Понятно, - протянул Игорь. - Скажи-ка мне, Владимир Михайлович, а как ты додумался на это задание поставить совсем молодую девчонку? Она же за это время и научиться-то толком не успела ничему.
        - Девочка талантливая, - веско возразил Юземский, словно находился не в камере, а расхваливал товар клиенту, - да и удачливая очень. Столько сложных взломов провернула, просто песня!
        - И всё? - прищурился Стрелковский.
        - Всё, - кивнул Учитель.
        - Врет, - ровно сказала Люджина. Арестант занервничал, хлебнул воды из стакана.
        - Я ведь Полину не первую отправлял, начальник. До нее еще были, высокого класса, и не вернулся никто. А время-то тикает, хоть самому иди. Вот и решил ее заслать, тем более что заказчик в деньгах велел не стесняться. Организовал прикрытие под группу из университета, отправил в Бермонт. Но на связь пока не выходила. Мы договорились, что я буду у тайника каждый четверг и воскресенье ждать, если раньше не вернется. Но ждет ее сейчас там наш человек, Бермонт ведь закрыл телепорты для простых граждан больше двух недель назад, а я от телепорта туда ездил. Зеркалом к сопке напрямую не пройти, там разлом какой-то под землей, горы, так что только сильнейший маг сможет, а моим умельцам никак.
        - То есть ты, сучонок, отправил девчонку туда, откуда профессионалы не возвращались? - с угрозой в голосе процедил Игорь. Люджина положила ладонь ему на локоть, словно успокаивая.
        - А что делать-то было? - занервничал Учитель. - Я контракт подписал, заказчик, судя по всему, человек непростой, подвеска эта ему срочно нужна. Говорю же, если бы Богуславская не справилась, сам бы пошел. За такие деньги в живых не оставляют, если не справишься. А что вам-то за интерес, начальник? - вдруг оживился он. - Девчонка непростая, или подвеска самим нужна?
        - Ты бы лучше забыл, мой любопытствующий друг, и о девчонке, и о подвеске, - ласково посоветовал успокоившийся Игорь. - Глядишь, и проживешь свой срок. Раз уж ты так уверен, что заказчик душегубством не побрезгует.
        Напарники вышли из камеры около десяти, измотанные и молчаливые.
        - Я сейчас к Тандаджи, потом отвезу вас в общежитие, капитан, - сказал Игорь, витая где-то в своих мыслях, и Люджина кивнула, уселась в чье-то пустое кресло у кабинета начальника и стала ждать. И прислушиваться, конечно, - интересно же!
        - Я передал информацию в Бермонт, - говорил Майло тихо, - они пообещали сразу отправить к сопке ищеек и гвардию. Ты там не нужен, Игорь, да и не пустят они тебя. Высокая политика - кто согласится, чтобы на его территории официально другие спецслужбы работали? Это как расписаться в собственной некомпетентности. Да и если Бермонт предъявит Полину ее величеству, то за Рудлогом будет числиться должок. Кто же от этого откажется?
        - Мне все равно надо ехать, - сурово и настойчиво отвечал Стрелковский.
        - Через телепорт не пустят, Зеркало по координатам Учителя выстроить нашими силами не вышло, а на границе завернут, - сообщил Тандаджи спокойно. - Тебя ведь знают, да и в Бермонт даже туристов пропускают только с предварительным уведомлением. Можно, конечно, обратиться к стороннему магу для создания Зеркала, но дело слишком деликатное, касается члена королевской семьи и необходимо избежать риска огласки… Я разве что Старову или Свидерскому доверил бы, но первого не найти, а второй не в силах сейчас это сделать…
        Стрелковский хмуро кивнул.
        - Согласен. Время до воскресенья еще есть, успеем поездом. Я могу поехать как частное лицо, - предложил он. - Поменяю внешность, включишь меня в состав какой-нибудь тургруппы, документы сделаешь. А там уже оторвусь от них и поеду к месту встречи. Тревожно мне, Майло.
        - Тревожно, - согласился тидусс. - Но чем ты там поможешь? Ты даже оружие с собой провезти не сможешь.
        Игорь помолчал.
        - Оружие может поехать со мной, - сказал он наконец. - Возьму с собой Дробжек как страховку. Конечно, пистолет надежнее.
        Люджина обиженно стукнула кулаком по столу. В пустом зале получилось как-то слишком звучно. В кабинете воцарилась тишина.
        - Капитан, хватит подслушивать, - насмешливо и громко произнес Стрелковский, - заходите уже.
        Она несколько смущенно приоткрыла дверь, зашла внутрь.
        - Поедем в Бермонт, - сообщил ей Игорь Иванович.
        - Да слышала, - ответила Дробжек, разглядывая кабинет. Раньше она находилась здесь недолго и головой сильно не вертела.
        - Придется вам, капитан, побыть супругой агента Стрелковского, - невозмутимо высказался Тандаджи, но глаза его поблескивали, словно он забавлялся. - Для дочери вам буквально пары лет в минус не хватает. Хотя можно племянницей… или младшей сестрой. Кем хотите?
        - Кем надо, тем и буду, - серьезно и ничуть не улыбаясь, сказала Люджина.
        - На поезде туда около двадцати часов, но мы можем выехать из Лесовины, там последний северный телепорт, - проговорил Игорь. - От Лесовины успеем часов за семь, если на границе не задержат. Майло?
        Тидусс его понял.
        - К завтрашнему дню будут тебе документы. А с группой… решим, Игорь Иванович. Как только будет понятно, сообщу. Постараюсь также договориться с Бермонтом о вашем официальном присутствии, но не уверен, что получится. Готовьтесь выехать в любой момент.
        Двадцать второе октября,
        суббота, полнолуние,
        Бермонт
        Кавалькада военных тяжелых машин растянулась по трассе Восток - Запад почти на восемьсот метров. Гнали на пределе, стараясь преодолеть почти пять сотен километров как можно скорее. Постовые держали светофоры зелеными, чтобы не задерживать спешащий отряд, возглавляемый самим королем. Бесшумно мигали зеленые и белые огни на крышах массивных автомобилей, издалека сообщая попуткам, что нужно прижаться к обочине и пропустить колонну. До Х?ртовой сопки оставалось около трех часов пути. Скоро нужно будет свернуть на узкую двухполосную проселочную дорогу, шедшую вдоль железной, а потом проехать еще несколько километров по бездорожью.
        Управление госбезопасности Рудлога утром предоставило информацию о возможном нахождении принцессы Полины и запросило разрешение на отправку своих агентов на место предполагаемого ее обнаружения.
        - Сами справимся, - ответил Демьян в трубку на вопрос главы службы безопасности Бермонта. - Поблагодари за информацию и сообщи, что мы едем к сопке.
        Вряд ли у него получится поговорить с Полиной под присмотром сотрудников спецслужб соседней страны. А поговорить, прежде чем передавать в Рудлог, было необходимо. Нормально, а не так, как получилось у ворот. Сделать предложение, заручиться согласием. Как отпускать, не зная, согласна ли она вернуться?
        Демьяна беспокоило еще кое-что. Во время инцидента в спальне, воспоминания о котором оставили горько-сладкое послевкусие и тревожили его все эти дни, Полина попробовала его кровь. Довольно много крови, несколько глотков точно. И если для кого-то другого это не имело бы значения - кровь была отдана недобровольно, - то как среагирует одна из потомков Красного, король не представлял.
        Были, конечно, варианты, и если один из этих вариантов проявит себя на каком-нибудь семейном обеде в королевском дворце Иоаннесбурга, то лишних вопросов не избежать. А Демьян не был уверен, что Пол захочет поделиться с семьей обстоятельствами их встречи.
        Появление агентов создало бы и другую трудность - как объяснить обручальную пару на руке четвертой Рудлог, не рассказывая о том, что они уже встречались? А если встречались - почему дружественный монарх не сообщил информацию соседям? Все это грозило вырасти в большой дипломатический скандал.
        Бермонт нащупал на груди подвеску, которая привела Полину к нему, и задумчиво посмотрел в окно.
        За стеклом машины проносилась его страна, и не подозревающая, что их король и повелитель, чье время расписано по минутам, вместо приемов, посещений строившихся объектов и переговоров с делегацией из Блакории в данный момент мчится по трассе за девушкой, которую хочет сделать своей женой.
        Три недели прошло с их встречи, и эти три недели были самыми суматошными и нервными за все время его строгого, почти педантичного правления.
        Ничего. Как только он привяжет ее к себе, все устаканится. А пока… неужели нельзя ехать еще быстрее?
        Полина
        К концу полета Полина все-таки утомилась. Сопки на фоне высоких гор уже виднелись вдали, и она решила дотерпеть и отдохнуть на месте.
        Над западной частью страны нависали тяжелые тучи, от которых явно тянуло холодом, и Полли очень надеялась, что снег не успеет пойти. Нет, в тайнике оставалась одежда и средства для розжига костра, но все равно ночевка под снегопадом, пусть даже и удастся соорудить ложе из тяжелых и пушистых веток елей, густо покрывавших невысокую сопку, не вдохновляла. Она только переболела, и тело еще не отошло от прошлой болезни, напоминая о ней болью и ломотой, и очень не хотелось снова заморозиться.
        Но ради того чтобы вернуться в Рудлог, можно и потерпеть. Полина слышала о том, что несколько человек сумели откупиться от контракта, вернув долг и неустойку, и предполагала, что Учитель не будет против.
        Он, конечно, мерзавец, но при этом не жестокий и не злобный. Просто делец, выбравший своим бизнесом воровство.
        Четвертая Рудлог медленно закружилась над сопкой, с неудовольствием наблюдая за начавшими падать снежинками. Было оглушающе тихо, как только может быть тихо в зимнем спящем лесу в горах. В это время года рано темнело, и сейчас сумерки еще не перешли в чернильную ночь, но все уже виднелось смутно и казалось словно заштрихованным серым графитовым карандашом. В просветах между туч изредка мелькала сияющая круглым боком полная голубоватая луна. Гор почти не было видно, и далекие огни хуторов и светящиеся ниточки дорог были размыты - видимо, там вовсю шел снег.
        Полина опустилась чуть выше места тайника и вскорости уже разжигала костер, натянув на себя второй комплект одежды и мечтая о горячем чае. Пока не стемнело, нарезала веток, устроила себе ложе под спальный мешок, со стороны подъема в гору, чтобы не задувало в спину. Все-таки как хорошо, что все предусмотрено.
        Полина уже поела и с удовольствием пила вторую кружку сладкого чая, наблюдая, как крупные хлопья снега тают над огнем костра, и чувствуя, что все-таки слишком напряглась - суставы буквально выворачивало. Надо бы соорудить полог, чтобы ее не засыпало ночью. Но как же не хочется уходить от тепла!
        Она все-таки подняла сытое тело, ушла повыше.
        А когда вернулась, притащив с собой тяжелые ветки, у костра сидел человек в объемной спортивной куртке и спокойно грел руки, поглядывая на девушку.
        Поля быстро опустила липкую и колючую ношу на землю, подобралась, пошла полукругом - огонь слепил глаза, падал снег, и она видела лишь силуэт. Но уже было понятно, что это не Учитель. Стройнее и выше, и движения другие.
        - Госпожа Богуславская? - окликнул он приятным голосом. Если судить по нему, человек не молодой. За тридцать пять точно.
        Принцесса промолчала, не приближаясь. Договоренность была на встречу с Владимиром Михайловичем. А это мог быть кто угодно.
        Гость, казалось, совсем не обескуражен ее молчанием и осторожностью.
        - Я от Учителя. Он не может прийти - Бермонт закрыл телепорты на вход. Попросил меня встретить вас. Я и не рассчитывал, что вы будете раньше воскресенья, но оставил сигналку, и она сообщила, что тут кто-то есть.
        Полина сделала еще несколько шагов вокруг костра. Теперь они с мужчиной оказались почти на одной линии, и она рассмотрела лицо. Незнакомое. Лет сорок, аккуратный, без развязности во взгляде.
        - Пароль? - потребовала она, готовая в любой момент сорваться с места.
        - Ах да, - усмехнулся гость, - извините. Красная хвостатая лиса. А зовут меня Роман, очень приятно.
        Он беседовал, как на светском рауте, и Пол чуть расслабилась, подошла ближе.
        - Вы можете вернуть меня в Рудлог?
        - Конечно, - легко откликнулся Роман, - хоть прямо сейчас. Подвеска у вас? Или вы где-то ее припрятали для надежности?
        Принцесса опустила глаза.
        - Я не смогла ее выкрасть, - призналась она. - Слишком серьезное дело для меня.
        Собеседник улыбнулся почти сочувствующе.
        - Что же, очень жаль, - сказал он и махнул рукой. Полина успела дернуться в сторону, но ее снесло мощным ударом, будто со всего размаху ударили бревном. Наверное, это движение и спасло ей жизнь - во всяком случае, она еще ощущала себя, стоя на четвереньках, ошеломленно мотая головой и наблюдая, как на припорошенный снежком ковер из осыпавшейся хвои медленно капают черные капли.
        Кап. Кап. Кап.
        Это текла кровь из носа и, кажется, из ушей, и Полина краем глаза заметила движение - слышала она плохо, - через боль отшатнулась, поползла назад, с ужасом глядя на приближающегося мага.
        У сопки вдруг засветили огни, замелькали зеленым и белым - она не сразу сообразила, что это машины, очень много машин, - но тот, кто представился Романом, нахмурился, отвлекся, оглянулся, и Поля вскочила, побежала на не гнущихся от боли ногах мимо сосен и елей, вверх по сопке. Он что-то крикнул насмешливо вслед, но она не разобрала, что именно, оглянулась, всхлипнула и побежала еще быстрее. За ней мчалась убийственная волна, и огромные деревья одно за другим разлетались в мелкую щепу, наполняя лес острым запахом хвои и свежей древесины.
        Ноги вдруг перестали держать, и она рухнула, повернулась и закричала, глядя на взрывающиеся деревья, выставила перед собой руки в попытке прикрыться, защититься. Щит получился слабенький, и ее протащило спиной вперед, впечатало в дерево. Вокруг сыпалась древесная крошка, падали ветви, но щит держал, волна проходила мимо, и Полина, закусив губу, вливала в него всю себя, чувствуя, как стреляет болью тело и звенит в ушах. Кровь из носа не капала - лила потоком, но принцесса не могла ее вытереть, и дышать было трудно, потому что она попадала в глотку и клокотала уже там.
        Мужчина медленно, увязая в останках деревьев, приближался к Полине, снизу, от места стоянки, слышались крики, но кто бы там ни был, они не успевали. Сбоку от мага вдруг мелькнул силуэт, кажется, женский, и во врага полетели крутящиеся огненные лопасти, но, не долетев, разбились ослепляющей вспышкой о щит с оглушительным грохотом, от которого завибрировала земля под Полиной. Роман нахмурился, повернулся в сторону ее неожиданной защитницы, махнул рукой, и незнакомка вскрикнула - ее тоже швырнуло назад, протащило по земле.
        С другой стороны на мага прыгнул еще кто-то, подсек, заломал, навалился сверху, но и он отлетел, распростерся на земле. А женщина снова нападала, слышались хлопки и взрывы, она так шумно и тяжело дышала, что даже Полине было слышно, и было очень жалко тех, кто пытается помочь ей, когда она бессильна что-то сделать. Тело постепенно немело, руки, державшие щит, дрожали, Поля то и дело сплевывала кровь и отфыркивалась, понимая, что долго не продержится.
        Ее убийце, видимо, надоело возиться со своей противницей, он снова махнул руками - и ушедшая в сторону женщины волна смела и летевший от нее огромный, словно вязанный из молний шар, и саму магичку, отшвырнув ее куда-то далеко, за пределы видимости. Второй мужчина медленно поднимался, но Роман не обращал на него внимания, шагая к цели, все ближе, пока не остановился в нескольких метрах перед Полиной. Улыбнулся легко, щелкнул пальцем по щиту, и тот с жалобным звоном рассыпался, а Пол, не пытаясь удержать его, тут же создала новый, с каким-то холодным и внезапно прояснившимся разумом осознавая, что если она сейчас не защитится, то все. Не будет ни встречи с сестрами и отцом, ни учебы, ни Демьяна, ни-че-го.
        Маг снисходительно и понимающе улыбался, и эта улыбка пугала больше, чем оскал короля Бермонта, когда тот набросился на нее.
        Полина сквозь свой щит из последних сил попыталась ударить его, смести, уничтожить - закричала и ударила, чувствуя, что сознание начинает уплывать, - и глаза мага изумленно расширились, когда он отводил удар в сторону.
        - Вот это да, - мягко и удивленно проговорил он, делая шаг вперед, - вот это да…
        С ревом прыгнул к щиту гигантский черный медведь, зарычал, начал меняться - и принцесса увидела спину Бермонта, но окружающее пространство уже дрожало и колыхалось в мареве, и она держала себя в сознании, больно кусая щеку изнутри.
        - Ну надо же, - сказал маг с удовольствием, - вот это мне подарочек. И кровь Красного, и подвеска. Просто необычайно удачный день.
        - Мы никогда не гнали вас, темный, - прорычал Бермонт, - уйди. Уйди, и я прощу.
        Роман покачал головой.
        - Не могу. - В голосе его слышалось сожаление, а позади уже окружали место битвы темные звериные фигуры, и поднявшийся мужчина, шатаясь, побрел туда, куда отлетела его помощница. Маг не обращал на окружающих внимания. - Но ты можешь отдать мне подвеску, и я уйду без девчонки.
        - Ты уйдешь без всего или не уйдешь вообще, - с рокотом, словно идущим изнутри, ответил король Бермонта.
        Щит Полины иссяк, и она чуть пошевелилась, чтобы почувствовать тело. Было до слез страшно за Демьяна, и она утирала кровь с лица, трогала уши, ощущая почему-то очень длинные волосы. Дышать стало легче, но тело, словно решив отомстить за нагрузку, начало выкручивать еще сильнее, и она застонала сквозь зубы. И пропустила момент, когда маг ударил по ее защитнику. Вокруг загудело, будто мимо пролетал тяжелый грузовой поезд, засияли фиолетовые всполохи, а она смотрела на заслоняющую ее фигуру Демьяна, из-за которой рвались сияющие холодным светом протуберанцы, опаляющие жаром, и думала, что это все. Конец.
        - Ты забыл, кто я, - насмешливо сообщил Бермонт. Поднял руки над головой - и огромная, выше сосен, призрачно-желтая фигура медведя подняла над ним гигантские светящиеся лапы и синхронно хлопнула в ладони. И под магом со змеиным шипением побежали трещины, со стоном начала лопаться и проваливаться земля, сопку затрясло, деревья заходили ходуном.
        Полина тоже стонала, глядя на то, как проваливается под землю ее несостоявшийся убийца. Ее выворачивало и ломало, она как-то оказалась на четвереньках и, сплевывая кровь, подняла голову. Успела еще увидеть мутнеющим взглядом обернувшегося и застывшего Демьяна, и провалилась во тьму.

* * *
        В нескольких десятках метров от Полины Игорь Стрелковский упрямо делал капитану Дробжек искусственное дыхание, а берманы один за другим оборачивались и подходили к провалу. Смотрели то туда - темного видно не было, - то на своего повелителя и господина.
        А перед Демьяном жалобно скулила и пыталась встать маленькая серая медведица, почти медвежонок. Ей было больно и плохо, и лапы не слушались, и от большого человека пахло одновременно и опасностью, и чем-то знакомым, спокойным. Но пережитый страх сделал свое дело, и она поползла от него, желая только найти хорошую яму и отлежаться.
        - Садь?л, - Бермонт кивнул в сторону Стрелковского, с тихими ругательствами пытающегося реанимировать свою помощницу, - быстрее, помоги.
        Виталист кивнул и поспешил к пострадавшей. А король Бермонта подошел к отползающей от него медведице и легко взял ее на руки. Она снова заскулила и заплакала.
        - Ну-ну, - сказал он ласково, касаясь губами пушистого меха. - Теперь все будет хорошо. Чуть-чуть потерпи, Полюш. Все будет хорошо.
        Она была горячая и тяжеленькая, но сын Хозяина лесов держал ее, будто она ничего не весила. Понес к машинам, обходя провал в земле. Медведица сучила лапами от боли и даже пыталась тяпнуть Демьяна за крепкое предплечье, а он уговаривал ее подождать немножко - сейчас они окажутся в теплой и удобной машине, и там ее полечат, и накормят, и дадут поспать.
        Но он все-таки остановился возле лежавшей во взбитой древесной щепе женщины и сидевших рядом с ней двоих мужчин. Садьял как раз отнимал руку от обнаженной груди пострадавшей - куртка была распахнута, кофта разорвана, как и белье, на коже виднелись пять красных пятен - след от пальцев виталиста. Второй мужчина протянул руку и аккуратно прикрыл краями куртки нагое тело.
        - Что здесь? - спросил король, уворачиваясь от ловких лап Полли и слушая ее недовольное ворчание.
        - Остановка сердца, - ответил виталист, - завёл, обезболил, как смог, поставил корсет, но нужно срочно к врачам. Вся переломанная.
        - Додержишь до Ренсинфорса? - поинтересовался Демьян. Лицо женщины было одним сплошным кровоподтеком, она тяжело, с хрипами, дышала, и от нее сильно пахло болью. Но если бы не неожиданные помощники, он бы не успел.
        Виталист развел руками:
        - Сделаю, что смогу.
        Берман посмотрел на второго мужчину. Внешность его была изменена, но запах король Бермонта давно знал.
        - Здравствуйте, Игорь Иванович. Не исчезайте, садитесь в машину с Садьялом. Доедете с нами до дворца, там разберемся со срочными делами, пообщаемся, и сможете уйти в Рудлог телепортом.
        Стрелковский коротко кивнул, ничуть не удивившись разоблачению. Встал, приблизился. Медведица вдруг успокоилась, начала тянуть носом воздух и чуть потявкивать.
        - Что с Полиной?
        - Спонтанный оборот, - объяснил Бермонт. - Это решаемо. Давайте не будем терять время. Раненую сейчас аккуратно перенесут, и поедете за нами, не беспокойтесь. Садьял - очень опытный виталист. Довезем.
        - Спасибо, что пришли вовремя. - Стрелковский нервно дернул плечами, оглянулся на напарницу.
        - Спасибо, что успели раньше нас. - Демьян погладил снова забеспокоившуюся мохнатую Пол. - Все, поговорим во дворце!
        Он зашагал вниз по сопке, к светящим яркими фарами машинам, увязая в древесных щепках и чувствуя на щеках и руках прикосновение холодных, тут же тающих снежинок. Навстречу спешил командир отряда, бойцы с носилками. На порыкивающий груз на его руках они глазели, словно дети на фокусника.
        - Хиль, - скомандовал король, не останавливаясь, - мясо есть? Ей надо восстановиться.
        - Наловили вчера, пока ждали, - отрапортовал Свенсен, - все не съели, освежевать успели. Нести?
        - И поскорее! - рявкнул Бермонт, поморщился - медведица извернулась, больно прихватила ему пальцы. - Что же ты такая кусачая, - перед Демьяном открыли дверь, сдвинули заднее сиденье насколько можно назад, и он аккуратно выгрузил поскуливающую и барахтающуюся невесту в машину, зарычал низко, вибрирующе: - Лежи смирно!
        Полина храбро и тоненько тявкнула в ответ, но успокоилась и даже положила морду ему на колени, прикрыла глаза.
        Хиль забрался на переднее сиденье. В руках его было ведро с тушками зайцев и каких-то ободранных поросят. Он стал по одному передавать их Бермонту, тот рвал мясо руками, пачкаясь в липкой крови, совал под морду развалившейся медведице, та отворачивалась, кривилась, потом пару раз лизнула языком и стала жадно, шумно поедать, закатывая глаза от удовольствия. Автомобиль тронулся, мимо пронесли носилки с раненой женщиной, прошел Стрелковский, бросил мрачный взгляд в салон.
        Они ехали в Ренсинфорс.
        Через полчаса маленькая серая медведица снова стала воротить нос, глаза заволокло сонной поволокой. Демьян оттирал руки салфетками. Морда у нее была вся в крови, и он поймал себя на желании вылизать ее, усмехнулся, сдержавшись. Подполковник Свенсен периодически косился на него в зеркало заднего вида и понимающе улыбался.
        Бермонт так и заснул, почесывая сытую и сопящую медвежью самочку между ушей и чувствуя, как горячо от ее меха его ногам.
        В столицу они прибыли к ночи, и там их уже ждали. Врачи и виталисты, которые сразу же увезли пострадавшую женщину в реанимацию королевской лечебницы, слуги, приготовившие покои для гостей, придворные, с любопытством выглядывающие в коридоры замка, чтобы посмотреть на короля с его спящей, обмякшей ношей, болтающей лапами в такт его шагам.
        Демьян бы расположил Полину у себя, но предстояло еще общаться с ее сестрой, и это выглядело бы некорректно и вызвало бы лишние вопросы. Зато он вполне может проводить время в покоях принцессы. И вообще, сейчас ночь, сообщить в Рудлог можно и завтра с утра. Когда он убедится, что Полина способна перекинуться обратно.
        Демьян расположил довольно-таки неумытую медведицу с запутавшейся в шерстке древесной крошкой на огромной кровати, с сожалением посмотрел на оставшийся незанятым край и вышел. Надо принять быстрый душ и поговорить со Стрелковским. А слуги сообщат, если мохнатая принцесса вдруг вздумает проснуться.

* * *
        Игорю Ивановичу предоставили гостевые покои в замке Бермонт, и полковник долго отмокал под горячим душем, подставляя ушибленное тело под жесткие струи. Надо было попросить виталиста посмотреть и себя, но он, честно говоря, и дышать-то старался тихо, только чтобы не отвлекать сосредоточенного бермана. Люджина выглядела плохо, очень плохо.
        Второй раз у него на руках умирала женщина, и второй раз он ничего не мог противопоставить сокрушительной демонической силе. В конце концов женщины оказывались сильнее его.
        Боги не наделили Игоря магическим даром, но дали крепкое спортивное тело и сильные руки. Он был прекрасно тренирован и не прекращал занятия по боевым искусствам в стенах монастыря. И тем не менее темный сегодня отшвырнул его как котенка. И если бы не Дробжек, то Полина, скорее всего, была бы уже мертва.
        Чувство собственной беспомощности, впервые посетившее Игоря в зале телепорта, где на его глазах убивали бесконечно необходимую ему женщину, снова вернулось. Вернулся и стыд - ну что стоило подумать и попросить поставить на себя щиты? Конечно, полковник не предполагал, с чем они столкнутся. Но опыт-то уже был. Нужно ведь было всего несколько секунд, чтобы успеть свернуть нападавшему шею, но этих секунд у него из-за его беспечности не оказалось.
        Стрелковский пытался дозвониться до Тандаджи, но телефон, похоже, повредился от удара, и вызов не проходил. Ну ничего, главное, принцесса цела. А форма… раз Бермонт сказал, что решаемо, значит, решит.
        Игорь вышел из душа, растираясь жестким полотенцем, оделся в предоставленную одежду. Покои оказались мрачноваты, но и сам замок был темным и холодным. И только Игорь Иванович собрался идти на поиски Демьяна, как в покои, деликатно постучавшись, заглянул слуга и сообщил, что его величество ждет господина Стрелковского в малой столовой на поздний ужин.
        Демьян был один. Он успел переодеться и теперь сидел за небольшим столом, накрытым на двоих. Столовая, в отличие от покоев, была даже уютной - светлой, маленькой, с резной мебелью, теплыми коврами и длинными кремовыми занавесками, спускающимися до самого пола.
        - Доброй ночи, ваше величество. - Стрелковский остановился, поклонился.
        - Доброй, - ответил король Бермонта. - Присоединяйтесь, полковник. Звание не изменилось, я правильно понимаю?
        - Не изменилось, - подтвердил Игорь, поглядывая на находящихся здесь же слуг. Они, однако, быстро удалились, и собеседники приступили к трапезе.
        - Я не буду спрашивать, как вы проникли в страну, - сразу перешел к делу Демьян, - раз это сыграло на пользу дела. Предлагаю обменяться информацией, Игорь Иванович. Вы рассказываете мне, что удалось разузнать вам и как вы вышли на место встречи. Я расскажу вам свою часть информации. При этом даю слово, что дальше меня ваши сведения не пойдут. Дело в том, что я… заинтересован в благополучии ее высочества. А потом мы вместе подумаем, как разрешить ситуацию, не усиливая напряжения между странами и не ставя Полину под удар.
        - Я не имею права принимать такие решения, - как можно корректнее ответил Стрелковский.
        - Оставьте, Игорь Иванович, - поморщился Демьян, запивая превосходную оленину с можжевельником кисло-сладким клюквенным морсом. - Мы сейчас можем ходить вокруг да около, пытаясь выяснить, что известно другому. А можем сократить процесс и откровенно поговорить. Вам же важно узнать о том, что произошло здесь?
        Стрелковский задумался, насаживая на вилку кусочек жаркого.
        - Мне известно… о роде ее занятий, - добавил Бермонт, внимательно глядя на агента.
        - Вы уже встречались с Полиной за последние полтора месяца, ваше величество? - осторожно спросил Стрелковский, поднимая глаза.
        - Да, - ответил Демьян, и Игорь кивнул, словно услышав подтверждение своим выводам.
        - И не сообщили в Рудлог?
        - Обстоятельства встречи были таковы, - пояснил Демьян, - что я не был уверен, что Полина хотела бы этого. Поэтому решил найти ее сам и… попробовать помочь. Так что, Игорь Иванович? Будем общаться обиняками?
        Стрелковский покачал головой.
        - Хорошо, ваше величество. Я расскажу. Надеюсь на ваше слово.
        И он подробно поведал о своем расследовании, о том, как взяли Учителя, и о том, что Полине уже ничего не грозит. А Демьян, в свою очередь, - о том, как застал девушку на месте кражи, как она испугалась и улетела и как он ее искал. И нашел.
        Но ни слова о том, почему она испугалась, и о серебряной обручальной паре - тоже.
        Оба умалчивали личные подробности, но это было не так важно.
        - Вы знаете, кто напал на нее? - спросил Бермонт, когда закончил рассказ.
        - Никогда его не видел. Темный?
        - Да. И сильный. Но слишком самонадеян. Запомнили лицо? Сможете помочь составить фоторобот?
        - Конечно, - кивнул Стрелковский. - Я предполагал, что Полину решат убрать после выполнения задания или провала. Но зачем им нужна эта подвеска? Это же фамильная реликвия, я правильно понимаю?
        Бермонт пожал плечами.
        - Понятия не имею, Игорь Иванович.
        Он не знал, но догадывался. Но о догадках не сказал, как и не стал передавать слова темного о том, что ему нужна кровь потомков Красного. Он еще обдумает это и потом решит, передавать информацию Василине или нет.
        Ужин подходил к концу, и Демьян самолично разлил бермонтский джин с терпким запахом трав, дерева и тмина. Стрелковский поблагодарил, глотнул крепкого алкоголя, чуть поморщился.
        - Думаю, нужно предоставить возможность рассказать обо всем своей семье самой Полине, - предложил Бермонт.
        - Я не могу скрывать информацию, вы же понимаете, ваше величество, - отозвался Игорь глухо, рассматривая светло-коричневую жидкость в бокале. - Хотя склонен с вами согласиться.
        - Подождите хотя бы до завтра, Игорь Иванович, - продолжил король северной страны. - Одна ночь погоды не сделает, а с утра я попробую привести Полину в человеческий облик. И там она уже решит. Вам тоже нужно отдохнуть и показаться виталисту. Напарницу вашу навестить с утра. Если…
        Он замолчал, но Игорь его понял. Если доживет.
        После окончания ужина к Стрелковскому заглянул виталист, просканировал, полечил - ушибы, ничего страшного. Но сон пришел легко.
        В эту ночь ему впервые со дня переворота приснилась Ирина. В том самом платье, в котором пришла к нему и в котором погибла, с распущенными светлыми волосами, она сидела на подоконнике его кабинета и ждала, пока он подойдет.
        И он подошел, обхватил ее, не желая отпускать, и прижимал к себе, захлебываясь от счастья и жестокости мгновения, и целовал, и все было так по-настоящему, будто и не было смерти. Только за окном вместо парка медленно, лениво крутилась и пульсировала черная пустота, и это было так жутко, что волосы у него на затылке вставали дыбом.
        - Ты же умерла, - сказал он, глядя в голубые смеющиеся глаза.
        - Смерти нет, Игорь, - шепнула она. - Мы живем в наших детях.
        - Но это не ты, Ирина. Тебя нет.
        - Я есть, Игорь. В сердцах тех, кто помнит меня.
        - Как мне жить без тебя? - спросил он горько. Разговор отдавался эхом в пустоте, в которую превращался его кабинет. - Я так сильно люблю тебя, Ирина…
        - Живи, Игорь, обязательно живи, - шептала она, и он дергался и скрежетал зубами во сне, сжимаясь от невыносимой боли в груди. Пустота обвивалась вокруг нее змеей, но его королева не боялась и гладила его по щеке.
        - Мы возрождаемся в наших потомках, - говорила она тускнеющим голосом. - Когда-нибудь, мой Игорь, мы встретимся, через много лет… веков… встретимся. Игорь, живи… за нас двоих…
        Он рвал пустоту деревенеющими руками, рычал, и плакал, и бился со смертью, и снова не мог победить, а тающая королева смотрела на него с нежностью и сожалением, пока черная змея небытия не скрыла ее полностью, поглотив светлую и прекрасную женщину, унесшую с собой и его сердце. И только шепот слышался затихающим эхом…
        …Живи, Игорь… Живи за нас двоих…
        Конец второй книги.
        Третья книга серии