Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Корсарова Варвара : " Помощница Лорда Архивариуса " - читать онлайн

Сохранить .
Помощница лорда-архивариуса
Варвара Корсарова


        Своим могуществом Аквилийская империя обязана теургам, которые сумели заключить пакт с существами из потустороннего мира. Цена магоиндустриального прогресса высока — услуги демонов оплачиваются жизнями преступников и неугодных; темные ритуалы стали обыденностью. Но с таким положением готовы мириться не все подданные империи.
        Камилла, беглая послушница религиозной общины, пытается выжить в столице империи. В поисках работы девушка попадает в мрачный дом, скрывающий немало секретов, где ей предстоит узнать тайну старинной книги, разгадать шифр Небесных Часов и возродить душу «Дома-у-Древа».




        Корсарова Варвара
        Помощница лорда-архивариуса




        Часть первая. Дом в Квартале Мертвых Магов




        Глава 1 Рожденная в День Теней

        Я жила в столице уже третью неделю; положение мое становилось все более бедственным. Денег не хватало даже на еду. Утром покупала на один сентим черствую булку и горький спитой чай в маленьком трактире на углу, толкаясь среди угрюмых ранних посетителей, от которых крепко разило дешевым табаком, и здесь же торопливо завтракала у облезлой деревянной стойки. Половину булки съедала сразу, половину прятала в карман передника про запас. Во время скитаний по улицам столичных окраин я замедляла шаг, проходя хлебопекарни и едальни, жадно вдыхала дразнящие ароматы — до головокружения и спазмов в желудке. Когда становилось совсем невмоготу, пристраивалась у витрины, где красовались ряды розовых окороков и медовые круги сыра. Я доставала свой несвежий хлеб и наскоро подкреплялась. Жесткая, пахнущая плесенью корка царапала язык, а я воображала, что лакомлюсь одним из недоступных мне деликатесов за стеклом.
        Ботинки совсем развалились, ноги стерлись в кровь. В безуспешных поисках места каждый день я обходила не меньше дюжины домов по объявлениям о найме прислуги. Хозяйки встречали меня настороженным взглядом, задавали пару вопросов, а затем выпроваживали. Никому не хотелось нанимать неопытную юную провинциалку без рекомендаций, да еще и бывшую послушницу общины Отроков Света, которую многие столичные жители считали дремучей сектой. Надо сказать, их предположение недалеко ушло от истины.
        Я покинула общину месяц назад, но продолжала носить традиционный опостылевший чепец и бесформенный балахон унылого серого цвета, потому что городское платье было мне не по карману.
        До приезда в столицу я считала себя привычной к физическим лишениям, однако вскоре обнаружила, что многодневные посты и ночные бдения в холодных комнатах молельного дома — ерунда по сравнению с тем, что выпадает на долю безработных городских бедняков. Я слабела день ото дня и с ужасом понимала, что скоро могу без следа сгинуть в лабиринте мрачных сырых улиц рабочих предместий.
        Наступал вечер, промозглый и серый — впрочем, другую погоду в этой части города видели редко. Одежда из толстой шерстяной ткани промокла насквозь и противно колола кожу. От усталости и голода в голове шумело так, что привычные звуки столичной окраины — лязг конных трамваев, крики разносчиков, смех и брань прохожих — доносились как сквозь толстое одеяло.
        Прихрамывая, я доковыляла до прилавка с газетами и разной мелочью. Мне был нужен дешевый вечерний листок с объявлениями о работе. Если завтра не найду места, придется достать из потайного кармана неприкосновенную купюру, припрятанную на крайний случай, купить билет на экспресс «Стальной аспид» и вернуться с повинной в Олхейм. Вспомнив о старейшине Уго и жизни, ожидавшей меня в Общине, я испытала острый приступ отчаяния. Ощущение безысходности стало таким глубоким, что даже в груди защемило. Я крепко зажмурила глаза и несколько раз повторила себе: «Я вырвалась на свободу. Разве не об этом я мечтала? Нельзя сдаваться. Удача может прийти в любой момент».
        Вернуть хоть толику утраченного оптимизма не получилось. Камень на сердце давил все сильнее.
        — Что угодно, милашка? — развязно произнес рыжеволосый неопрятный парень, торговавший за прилавком, — Розовую пудру для твоих бледных щёчек? Патентованный магический порошок от клопов? Амулет на привлечение удачи? А может, табаку — крепкого, контрабандного? Отдам даром, если согласишься провести со мной полчасика вон в той подворотне…
        Парень подмигнул гноящимся глазом и довольно загоготал. Я вспыхнула и быстро отошла от прилавка.
        В груди похолодело, когда я осознала, что сегодня утром истратила последний сентим, и теперь не могла купить ни еды, ни столь нужный листок с объявлениями. К концу дня я окончательно ослабею, а утром буду не в силах отправиться на поиск работы. Пожалуй, пришла пора забыть о гордости и сделать то, чему душа противилась изо всех сил.
        На улицах предместий толпилось немало попрошаек. Особо бойкие собирали за день неплохую выручку, цепляясь с жалостливыми причитаниями к прохожим побогаче. Придется и мне встать с протянутой рукой. Общинное платье может стать подспорьем — притворюсь уличной проповедницей, собирающей подаяния для обездоленных.
        Я брела по выщербленному тротуару, выбирая место. Как я должна встать, что говорить? При мысли о том, что я собиралась делать, становилось невыразимо противно. Просить милостыню, да еще и обманом! А конные полицейские? У меня не хватит сил убежать, вздумай они учинить облаву… Придется рискнуть. Хоть я и убеждала себя, что ничего страшного не произойдет, сердце все равно колотилось, как безумное. Бедность — это не только мучительный голод. Это еще и постоянный стыд за то, как ты выглядишь, и за поступки, которые вынуждена совершать.
        Недалеко от газетной лавки расположилась небольшая едальня для зажиточной публики. Из распахнутых дверей доносился упоительный запах хорошо прожаренного мяса с чесноком и пряного соуса, томящегося на медленном огне. Мои страдания усилились. Как под гипнозом я подошла ближе, надеясь обмануть истосковавшийся по горячей еде желудок густыми, почти осязаемыми ароматами.
        Решено — встану здесь. Из едальни люди выходят сытыми и довольными жизнью — будет проще их разжалобить. Даже странно, что это место еще не заняли другие попрошайки. А вдруг хозяева заведения меня прогонят и побьют?
        Я маялась, бесцельно топталась на месте; прохожие начали поглядывать с подозрением. В панике решила было уйти, но взяла себя в руки. Мне нужна хотя бы одна монета, чтобы купить листок с вакансиями. Иначе придется бесцельно бродить по улице, мокнуть и мерзнуть под дождем, читая объявления на углах домов, или толкаться в конторе вербовщиков вместе с сотнями других отчаявшихся безработных.
        «Я смогу попросить одну монету. Обращусь с просьбой к первому, кто выйдет из едальни. Я не побирушка. Не буду приставать и умолять — вежливо попрошу помочь. В этом нет ничего страшного».
        Двери едальни распахнулись, и на крыльце появился представительный господин в дорогом темно-зеленом костюме, высокой шляпе и теплом шарфе. Под мышкой зажата толстая газета, в левой руке — трость, во рту — незажженная сигара. Пухлую физиономию господина украшали напомаженные, завитые в сложные вензеля усы. На солидном животе лежала толстая серебряная цепь, конец которой прятался в часовой карман, на запястьях и пальцах позвякивали амулеты. Не иначе, удачливый импрессарио или зажиточный рантье. На рабочие окраины таких господ заносит нечасто.
        Я решительно приблизилась, не помня себя от волнения. Просить милостыню в первый раз оказалось очень страшно.
        От господина разило помадой для волос и крепким элем. После нескольких дней голода я остро реагировала на неприятные запахи; меня чуть не вывернуло наизнанку желчью на блестящие сапоги столичного щеголя.
        Я привычно растянула губы в дружелюбной улыбке — скорее, гримасе — и произнесла дрожащим голосом:
        — Мира и Света вам, сударь. Не могли бы вы помочь… одна монета… во имя очищения… демоны да сгинут… Отврати дух свой от магии, обернись к Свету…
        В панике и приступе дурноты я забыла заранее приготовленные слова, и привычка подкинула на язык строку приветственной молитвы Отроков Света.
        Господин остановился было учтиво, но, поняв мои намерения, скривился и напыщенно провозгласил:
        — Опять эти проклятые нищие и сектанты! Это невыносимо — на каждом углу пристают со своей ересью! Не дождусь, когда канцлер очистит от вас столицу навсегда. Хоть на жертвенном алтаре вы принесете пользу добрым гражданам Аквилийской империи!
        Растерявшись, я подалась назад, но господин решил сыграть злую шутку: внезапно сделал быстрый пасс кистью, звонко щелкнул пухлыми пальцами.
        Прямо у меня перед носом вспыхнул огненный шар. Лоб и щеки овеял инфернальный жар. Все залил яркий свет, на стены метнулись черные тени.
        Я отшатнулась, попала ногой в выбоину мостовой, упала на колени и вскрикнула, больше от страха, чем от боли, потому что в этот момент одна из теней наползла, заклубилась, обрела объем и попыталась принять человеческий облик! Слепились паучьи ноги и когтистые руки, набух шар головы с нелепыми провалами глаз и рта. От ужаса у меня перехватило дыхание, но тут уродливый образ расплылся и растаял.
        Я невольно совершила ритуальный жест, принятый послушниками общины для защиты души от злокозненных созданий иного мира — коснулась ямки у основания горла, мысленно вызвала образ очищающего Света. Привычные, хоть и бессмысленные действия успокоили.
        Послышался издевательский свист и смешки зевак. Я поняла, что господина сопровождал демонический помощник — в просторечии, бес-лакей. Сущность невысокого ранга, но за ее призвание и заключение магического договора приходилось платить немалую цену. Возможно, пожертвовать породистое животное или, скорее, лет пять жизни какого-нибудь бедняка с окраин, которого нужда заставила предложить свои услуги теургу.
        Демонические сущности невидимы для большинства людей, но дети, впечатлительные женщины и люди, находящиеся на грани смерти, могут разглядеть смутные бестелесные образы. Как оказалось, я тоже обладала этим даром.
        Шар продолжал висеть в воздухе, мерцая и переливаясь. Пахло горелым волосом. Я неуклюже поднялась с грязной мостовой, дотронулась до лица и зашипела от боли и отчаяния, когда обнаружила, что магический огонь опалил мне брови и ресницы. Представляю, на что я теперь похожа!
        Усатый господин осклабился, довольный своей проделкой, небрежно прикурил от потустороннего огня сигару. Шар поблек и растаял, рассыпавшись веером красных искр. Господин выпрямился, и, бросив на меня последний насмешливый взгляд, удалился размеренной походкой, помахивая тростью. На секунду остановился в конце аллеи, вытащил из-под мышки ненужную газету, небрежно швырнул в кованую урну для мусора и окончательно растворился в тумане.
        Я уже пришла в себя и, не теряя ни секунды, бросилась к высокой урне на кованых львиных лапах. Оглянулась, убедилась в отсутствии свидетелей моего позора, запустила руки внутрь. Нащупала газету, вытащила, стряхнула успевшие прилипнуть окурки и шелуху орехов.
        Внезапно из-за урны выскочил дюжий бродяга в отрепьях, зашипел, замахал клюкой — решил, что я собираюсь составить ему конкуренцию на богатом мусорном прииске. От испуга и стыда перехватило дыхание, и я быстро ретировалась в дальний угол аллеи.
        У гигантской опоры подвесной дороги нашлась скамья. Я плюхнулась на холодное, сырое от тумана сиденье. Юбка мигом промокла, по телу побежали колючие мурашки. Дрожащими руками я развернула свою добычу.
        Газета была дорогой, толстой, отпечатанной на плотной бумаге. Такие газеты продают в центре города; на окраине их покупают немногие.
        На первой странице — последние указы Сената, сводка событий, вести с полей сражений:
        «Вчера имперские войска разрушили неприятельское укрепление в долине Тейра, для чего теург-стратег Карадос призвал демона третьего легиона. Цена договора составила девятнадцать жизней военнопленных и тридцать жизней породистых лошадей».
        «Торжественную церемонию первого подъема воздушного плота «Небесный скат» омрачило неприятное происшествие: в толпе, собравшейся ликованием приветствовать новое творение гениального теурга-механика Кордо Крипса, был замечен одержимый. Полиции Метрополии удалось вовремя обезвредить мага, заключившего незаконную сделку с демоном-ренегатом и своей жизнью за это поплатившегося».
        «Руководствуясь высочайшим мнением императора, 15 числа месяца Дождей сенат постановил, что отныне за участие в краже или укрывательство похищенного виновные подвергаются умерщвлению на жертвенном алтаре».
        «Наш корреспондент из Лекорно сообщает, что полиция арестовала лиц, распространявших в столице брошюры, направленные против использования демонических агрегатов на местных угольных копях. Все эти лица оказались причастны к тайному обществу ретровитов, которых публика окрестила «Убийцами магии». Объявлена награда за сведения о местонахождении предводителя ретровитов, известного под прозвищем «генерал Линн».
        Судя по новостям, все шло как обычно: империя процветает и расширяется, прогресс не стоит на месте и имперским теургам — высшим магам — требуется все больше расходного материала для создания новых промышленных агрегатов и ведения боевых действий. Часть жизней преступников и пленных выкупят чернокнижники, состоящие при богатых аристократах, чтобы сотворить диковинные предметы роскоши для своих хозяев. Пожалуй, скоро на жертвенный алтарь будут отправлять за чих в храме или прогулку в неположенном месте.
        Осторожно перевернула страницу, стараясь не касаться подозрительных жирных пятен, оставленных мусором в урне. На разворотах — биржевые сводки, заметки о благотворительных вечерах и недавно открытой Общеимперской выставке магического прогресса. Цветные иллюстрации изображали одетых по последней моде светских дам и рафинированных придворных теургов, позирующих на фоне непонятных сооружений.
        Нет, маловероятно, что в такой газете публикуют заметки о вакансиях.
        Но я ошибалась — затейливо украшенные квадратики объявлений занимали последнюю страницу. Требовались модные парикмахеры и парфюмеры, водители личных автомотрис и экипажей на магическом ходу, инженеры, знакомые с принципами демонических сооружений. Все до одной вакансии были в Наосе — центральной части столицы, где я пока не бывала. Наос был воплощением магической мощи и прогресса Аквилийской империи и сердцем ее столицы — Аэдиса.
        В газетах Наос любили называть Колыбелью магии; в общине же Наос называли Колыбелью греха. Мои братья и сестры по вере порицают любые сделки с демоническими существами и считают себя отроками Света, а всех, кто практикует магию или пользуется ее плодами — отроками Тьмы, включая самого императора. Поговаривают, что из-за такой непримиримой позиции община доживает последние дни, но это не так. Столичные Дома общины живут по новому укладу. Они менее строги в своих убеждениях и среди их старейшин немало успешных банкиров и ростовщиков, у которых сенат не раз занимал огромные суммы под выгодный процент.
        Взгляд упал на объявление в верхнем углу страницы, которое было набрано старинным колючим шрифтом и гласило:
        «Ищем личного помощника достойного господина на хорошее жалованье, с разборчивым почерком, бегло читающего на четырех основных языках, включая староимперский, сведущего в письменах первых магов, знакомого с основами демонологии и защитных ритуалов и умеющего вести личную библиотеку. Обязательное требование: кандидат должен быть рожден в любой неровный год, 31 числа месяца Тумана. Для отбора просим посетить дом лорда-архивариуса Клаудиуса Дрейкорна, что в квартале Мертвых магов, особняк «Дом-у-Древа», в полдень 19 числа сего месяца».
        Я не верила своим глазам. До чего странное объявление! Кто может захотеть принять на работу человека, родившегося 31 числа месяца Тумана в неровный год?
        Такая дата бывает раз в семь лет. Астрологи называют его днем Теней. В день Теней не играют свадьбы, не заключают сделки, не начинают строить дома и не выходят в лес. Говорят, все, что случается в лишний день, не принадлежит этому миру и обречено вскоре уйти в небытие.
        Появиться на свет в этот день — большое несчастье. Еще существует поверье, что рожденный 31 числа месяца Тумана может по своему желанию путешествовать по незримым измерениям.
        Неудивительно, что суеверные члены нашей общины относились к таким людям с опаской и недоверием — кому, как не мне, это знать, ведь я родилась именно в такой день двадцать лет назад.
        Расправив загнувшийся лист, я заметила, что на полях рядом с объявлением простым карандашом был нацарапан восклицательный знак — вероятно, бывшим владельцем газеты. Неужели усатый шутник завтра собирается явиться по указанному адресу и претендовать на вакансию? Не похоже, чтобы он нуждался в деньгах.
        Я задумалась. Интересно, как много людей в столице, рожденных в день Теней? А как много из них тех, кто ищет работу, да еще и обладает всеми перечисленными в объявлении навыками?
        По меркам общины я получила неплохое образование, но всем требованиям странного объявления не соответствовала. Почерк у меня разборчивый, но отнюдь не каллиграфический; из четырех общеимперских языков я владела лишь двумя. Вместо староимперского в общине детей заставляли учить наречие дракрид, давным-давно забытое в империи. На дракриде были составлены первые уклады и наставления Отроков Света, но сомневаюсь, что мое знание священных текстов будет интересно возможному работодателю.
        Впрочем, кое-что я все-таки умела: последние пять лет я работала в открытой при общине школе, в том числе вела учет книг. Сестра-кастелянша не раз поручала мне разбирать счета, отвечать на письма торговцев из ближайшего городка и составлять отчеты для старейшин. Чем не секретарь, умеющий вести библиотеку?
        Что касается основ ритуалов и демонологии, подобные темы были в общине строго запрещены. Если бы старейшины узнали, что в нашем доме в запертом сундучке под кроватью отца хранятся знаменитые «Черный ключ», «Ранги и легионы потусторонних сущностей» и «Потаенное царство» — настольные книги любого теурга, — отца бы публично выпороли — вместе со мной.
        Несколько лет назад я подобрала ключ к сундуку и время от времени пролистывала пыльные тома в толстом кожаном переплете. Книги были написаны вычурным, сложным языком, откровенные иллюстрации вызывали отвращение, но подростков тянет все запретное и пугающее, и я зачем-то вновь и вновь открывала желтые хрупкие страницы.
        Пожалуй, я могла с некоторой натяжкой заявить, что кое-какие — весьма и весьма поверхностные — познания в области демонологии у меня имеются. Но зачем секретарю разбираться в магических науках? Значит ли это, что таинственному работодателю понадобится помощь при проведении нечестивых ритуалов? Отвратительно. Ни за какие деньги я бы не согласилась выполнять такие обязанности.
        Темнело. Буквы объявления расплывались под каплями дождя. Мимо, слаженно громыхая подкованными сапогами, прошел отряд ночного патруля. На соседней улице проползла самоходная полицейская вышка. Я увидела, как ослепительно-белый луч прожектора показался среди крыш; нижняя часть вышки, похожая на гигантского стального паука, была скрыта домами, донеслись лишь глухие удары многотонных шагателей о мостовую. Взвыла и тут же захлебнулась сирена.
        Пора было отправляться домой — путь до окраинного района, где я снимала крохотную комнату в мансарде доходного дома, был не близок, а улицы неспокойны. Одинокой девушке ничего не стоило попасть в руки подпольных торговцев жертвенной человечиной, поэтому не стоило бродить по вечерам без нужды.
        Я сложила отяжелевшую от влаги газету, с трудом поднялась с холодной скамьи и медленно побрела по мостовой, вымощенной неровными острыми камнями. Потоки грязной воды лениво журчали, стекали в отверстия на обочинах, забранные ржавыми решетками. От решеток следовало держаться подальше. В городской канализации водилось немало отвратительных существ, и когда на улицы окраин Аэдиса приходила ночь, они выбирались на поверхность в поисках пропитания.
        В наступающих сумерках я заметила, как сквозь прутья ближней решетки протянулись длинные белесые усики, за ними показалась безглазая круглая голова с мощными жвалами. Затем, беспорядочно перебирая суставчатыми ногами, наружу протиснулось длинное хитиновое тело. Оно заканчивалось мощным раздвоенным хвостом, который мог нанести человеку болезненные раны. Это была диплура — мерзкий обитатель канализаций, похожий на обыкновенную вилохвостку, но длиной в локоть. Моя квартирная хозяйка утверждала, что своими глазами видела диппуру величиной со среднюю собаку. Говорят, диплур в Темный век вывел в лаборатории маг-экспериментатор, чтобы бороться с крысами в своем подвале; теперь, спустя столетие, полчища уродливых насекомых заселили подземелья столицы и стали ее кошмаром. Они извели всех крыс в Аэдисе, и не брезговали мелкими домашними животными. В газетах появлялись заметки о том, как диплуры нападали на спящих бездомных бродяг.
        Я ускорила шаг, обогнав двух муниципальных чистильщиков, которые неспешно брели к решетке. Черные балахоны и острые капюшоны придавали им жутковатый вид. Чистильщики на ходу натягивали грубые перчатки и доставали заостренные палки — к утру на них будут нанизаны десятки уродливых белесых тел.
        Чистильщикам платили по количеству истребленных паразитов. Я точно знала сколько — сентим за десяток. Несколько дней назад, отчаявшись найти хоть какое-то место, я почти решилась наняться на эту малопривлекательную работу, но строгий служащий в санитарной конторе выставил меня вон. Впрочем, я ни капли не расстроилась.
        Улицы становились все темнее и неуютнее. Прогресс и магия еще не добрались в плохо обустроенные торговые и рабочие районы. Единственным свидетельством красоты и величия столицы, доступным всем ее жителям, были Небесные Часы, но в такую погоду холодное мерцание исполинских цифр, стрелок, шестеренок, астрологических символов и фаз небесных тел с трудом пробивалось сквозь толщу темных туч.
        Каждый раз, когда неизменное марево над окраинами ненадолго расходилось, меня охватывал невольный восторг перед изумительным магическим творением, украшающим небо над Великим Аэдисом, городом Магии и Прогресса, столицей Аквилийской империи.
        На заре Эры магии, двести лет назад, Астрариум — Небесные Часы — придумал придворный теург-механик Филион Кастор, а призванный демон высшего легиона воплотил его фантазию. Цена сделки была высока. Теург возвел на жертвенный алтарь сотни животных и людей. Когда я вспоминала об этом, красота призрачного небесного механизма начинала казаться мрачной и подавляющей, как будто неустанно движущиеся колоссальные шестерёнки и армиллы были готовы затянуть и безжалостно перемолоть и меня, и всех прочих жителей города.
        Я брела, глядя на бледное отражение небесного сияния на мокрой мостовой, и чувствовала себя маленькой, никчемной и глубоко несчастной. Мои планы шли вкривь и вкось, будущее казалось безрадостным.
        Когда я вышла из вагона и впервые ступила на шумные улицы Аэдиса три недели назад, я испытывала смесь ужаса и радости. Сердце пело в предвкушении свободы и новых открытий, но непривычная обстановка и толпы людей — быстрых, шумных, напористых — пугали до дрожи. Всю жизнь я провела в небольшом городке, в религиозной общине с простым, однообразным укладом; попав в столицу, я чувствовала себя как потерянный щенок, который сдуру выскочил на оживленную дорогу и оцепенел от страха под мчащимися вокруг него колесами и копытами. Два дня я просидела в неуютной комнате, которую мне сдала дальняя родственница, и боялась высунуть нос на улицу.
        Затем начались попытки найти работу и как-то обустроиться; пришлось много ходить, беседовать с незнакомыми людьми, которые относились ко мне по меньшей мере недружелюбно. Мне были неведомы простые вещи: как делать покупки в столичных лавках, так, чтобы тебя не обманули, как пользоваться конкой и воздушным паромом, как разговаривать с полицейскими и вербовщиками. Я обитала в бедном, перенаселенном и грязном предместье Аэдиса, и оттого видела только непривлекательную сторону столицы, прозванной «Величественной Жемчужиной северного полушария» и «городом Магии и Прогресса». От радужных планов и мечтаний, с которыми я сбегала из общины, не осталось и следа. Я представляла, как буду жить так, как мне нравится. Думала: приеду в столицу, немного осмотрюсь, устроюсь продавщицей в цветочный магазин или помощницей аптекаря, подкоплю немного денег и уеду подальше от шума, в южный городок, там открою свою цветочную лавку. Или окончу курсы, стану учителем в скромной сельской школе.
        В первые же дни после прибытия в столицу я поняла, что планам моим не суждено сбыться. Рабочие кварталы Аэдиса заполняли безработные. Найти хорошее место было чрезвычайно трудно, в особенности без рекомендаций. На плохие места меня тоже не брали. Родственники по материнской линии дали ясно понять, что помощи с их стороны я не дождусь.
        За три недели на мою долю пришлось немало лишений. И вот теперь я оказалась в тупике и понятия не имела, что делать дальше.
        Понурившись, я брела домой. Время от времени вновь принималась размышлять о странном объявлении. Конечно, не было и речи, чтобы заявиться завтра в полдень по указанному адресу.
        Во-первых, большее, на что я гожусь, — это должность горничной или няни. Пусть я родилась в нужный день, но почти ничего из перечисленного в объявлении не умела.
        Во-вторых, магические практики одновременно притягивали и пугали меня. В той или иной мере к ним прибегали большинство имперских служащих высокого ранга, и лорд-архивариус Дрейкорн, вероятно, не исключение. Наверняка его дом до самой крыши набит зловещими артефактами, а сам хозяин каждую ночь проводит в алтарной комнате, призывая темных сущностей, готовых по контракту исполнять его прихоти.
        За два столетия, минувших с начала Эпохи Магии, жертвоприношения и темные ритуалы стали обыденностью, необходимой платой за прогресс. Были и те, кто противился такому положению вещей — например, последователи учения Акселя Светлосердного, называвшие себя Отроками Света, или ретровиты, участники подпольного политического движения. В лучшем случае их считали ненормальными фанатиками, в худшем — отправляли в казематы, а то и прямиком на жертвенный алтарь.
        Но как знать — вдруг в квартале Мертвых магов проживают те же обычные мещане, что и на окраинах города, из скупости не очень-то жалующие дорогостоящие магические изобретения? Может, секретарю архивариуса придется всего лишь возиться с ветхими бумагами и документами, просиживая день-деньской в пыльном кабинете и попивая от скуки горячий шоколад. Будь у меня такое место, я могла бы есть досыта, снять хорошее жилье, купить нормальную городскую одежду и посылать деньги отцу…
        Так, терзаясь сомнениями и превозмогая усталость, головокружение и боль в ногах, я добрела до доходного дома, в котором жила с момента приезда в столицу. Хозяйка, пожилая скаредная неряха, приходилась дальней родственницей моей матери и ненавидела общину, всех ее послушников и в особенности — моего отца.
        Позавчера истек последний оплаченный день моего проживания. Следовало пробраться в тесную комнатушку под самой крышей незаметно, чтобы не встретиться с хозяйкой, которая могла без церемоний вышвырнуть меня на улицу и забрать мои жалкие пожитки в качестве оплаты за последние два дня. Почтенная Резалинда была и не на такое способна.
        Я достала ключ, тихо повернула его в замке, приоткрыла дверь и проскользнула в темный коридор. В коридоре пахло застарелой пылью, плесенью и луком, жаренным на прогорклом масле. Из кухни доносился грубый голос хозяйки — она готовила себе поздний ужин и по привычке препиралась с темнокожим привратником Эофимом, который жил в каморке у входа и по вечерам имел обыкновение распивать с Резалиндой кружку-другую крепкого грога.
        Плохо. Я рассчитывала, что в столь поздний час оба любителя матросского пойла уже убрались по своим комнатам, и я смогу пошарить на кухне в поисках засохшей корки или обрезков овощей, а затем тихо подняться к себе.
        Лестница наверх располагалась напротив кухни, и теперь мне предстояло проскользнуть мимо двери абсолютно бесшумно, подобно бестелесному призраку. Я сняла промокшие ботинки и, затаив дыхание, начала двигаться.
        Мое возвращение могло бы остаться незамеченным, если бы не хозяйкина бесхвостая кошка Кальпурния, которая немедленно заинтересовалась шорохами из коридора и с дурным криком выскочила поприветствовать запозднившегося постояльца. Вслед за ней появилась хозяйка: в левой жилистой руке грязное полотенце, в правой дымящаяся боцманская трубка, рот перекошен, седые волосы всклокочены. Судя по покрасневшему мясистому носу и разбредающимся в разные стороны глазам, Резалинда вылакала уже не меньше трех кружек грога. Теперь начиналась лотерея — алкоголь мог привести Резалинду как в добродушное, так и в свирепое настроение, и если сегодня выпало последнее, мне не поздоровится.
        — Камилла, мышка серая, откуда ты так поздно? — вопросила моя хозяйка заплетающимся языком, — Коли станешь бродить по ночам — глазом не успеешь моргнуть, окажешься в беде.
        Из кухни донеслось одобрительное нечленораздельное ворчание Эофима. Таким образом он подтверждал правоту собутыльницы.
        — Пройди на кухню, мышь, посиди с нами, обогрей свои тощие мослы, — предложила Резалинда с грубоватым радушием, окинув мутным взглядом мои ноги в мокрых изорванных чулках и синее от холода лицо.
        Кажется, пронесло. Сегодня Резалинда добрая и не ищет скандала. Стоило этим воспользоваться.
        Я прошла за хозяйкой и уселась за шершавый стол, покрытый засохшими потеками и крошками. В душе появилась надежда, что размякшая от доброго грога Резалинда предложит мне что-нибудь перекусить, однако та поставила на стол всего две тарелки — себе и Эофиму, разлила в них коричневую густую жижу, исходящую жирным паром, отрезала два ломтя грубого черного хлеба и жестом пригласила привратника к трапезе. Они ели, чавкая и отдуваясь, а я сидела напротив смотрела — что ж, по крайней мере, мне было тепло.
        Сухой ровный жар исходил от большого железного ящика, украшенного медными заклепками, массивными болтами и накладной латунной решеткой в виде переплетающихся ветвей плюща. В узких щелях, полускрытых коваными завитками, медленно переливались языки огня странного зеленоватого оттенка. Пламя горело ровно и совершенно бесшумно. Это был огненный короб — самый простой и доступный бытовой предмет, созданный при помощи магии. Уже более сотни лет он заменял большинству жителей столицы традиционные угольные, дровяные и газовые печи. Для огненного короба не требовалось топливо, и он исправно служил многие десятилетия.
        Привратник Эофим, который проработал много лет на литейной фабрике, однажды поведал мне, как делают магические огненные короба. Кузнецы изготавливают железные корпуса, используя инструменты, сотворенные при помощи демонических сущностей и ими же приводимые в движение. Затем за дело берутся чернокнижники — для розжига магического пламени требуется контракт с сущностью самого низшего порядка. Такие сущности неприхотливы, и для их вызова используются простые ритуалы с принесением малой жертвы. Для этой цели на фабрику в специальных фургонах привозят сотни собак. В цехах стоит невообразимый шум — лязг и грохот машин не может заглушить вой несчастных животных, а запах гари и раскаленного металла смешивается с запахом крови.
        Я представила эту картину, и от жаркой магической печи как будто повеяло ледяным холодом. Вздрогнув, я встала, чтобы отправиться к себе, но госпожа Резалинда подняла от тарелки затуманившийся от обильной пищи и выпивки взгляд и довольно участливым тоном коротко поинтересовалась:
        — Работу нашла?
        Я замялась, опустила глаза и нехотя призналась.
        — Сегодня не повезло.
        — И не повезет никогда, раз ведешь себя как простофиля, — отрезала Резалинда, — В разговоре с господами честной быть — себе вредить. Хвали себя побольше, форсу напусти, а коли врешь — ври уверенно, в глаза глядя. Говори: всю жизнь в прислугах работала, все умеешь, а что рекомендаций нет — соври, что померла хозяйка нежданно-негаданно, не успела тебе документ черкануть.
        — Я так не умею. Да и как врать буду — ведь поймут сразу.
        — Будешь правильно себя вести, все с рук сойдет. Глупцов немеряно на свете. Есть и те, кто поглупее тебя. Молодые барышни особливо доверчивые бывают. А с господином беседуешь, так еще лучше. Дай ему понять, что всякие услуги оказывать готова, пока жена его в сторону смотрит. Ты девчонка молодая, мордаха у тебя свежая, приодеть тебя — совсем бы все просто стало.
        Хозяйка лихо подмигнула и скривила жирные губы в похабной ухмылке.
        — Да, и еще — раз уж отказали тебе, ты как уходить будешь, смотри в оба, может что получится прихватить незаметно на прощание. Ножик серебряный, самописное перо. Бывает, пару сентимов на столике слуги забудут. Мелочь, конечно, а все впрок.
        Я вежливо кивала, стараясь не показывать своего раздражения. Госпожа Резалинда была не из тех людей, кто «дурного не посоветует», совсем напротив.
        Мне, деревенской девчонке из религиозной общины, мнилось, что все ее советы имеют отчетливый привкус дурного, порочного, гадкого: «себе на пользу и соврать не грех», «украденный ломоть слаще меда», «бедному все проститя», «доброго да доверчивого милое дело обмануть; пускай страдает, коль клыков не отрастил…».
        Я стиснула пальцы; в руках зашуршала смятая газета.
        — Что там у тебя? — Резалинда требовательно протянула руку.
        — Вот, — я отдала газету и указала на объявление, которое так меня заинтриговало.
        Я надеялась, что Резалинда прекратит учить меня уму-разуму и, наконец, расскажет что-то дельное. Хозяйка любила почитывать «Мутное зеркало», еженедельник, собирающий все столичные сплетни, и поэтому неплохо знала, кто есть кто среди знати Аэдиса.
        — Странное объявление, не находите? Кто такой этот лорд-архивариус Клаудиус Дрейкорн?
        Хозяйка внимательно прочла объявление и буркнула, откладывая газету:
        — Насколько помнят мои старые мозги, лорд-архивариус Клаудиус Дрейкорн помер с год назад. Демон его знает кто сейчас распоряжается в его доме и зачем этому человеку нужен секретарь, родившейся в нехороший день.
        Подойдя к окну и раскуривая вонючую трубку, госпожа Резалинда поведала:
        — Дрейкорны — династия известная. Всегда были при императорах, еще с Темного века. Проходимцы, интриганы и сильные теурги. Последний лорд-архивариус Дрейкорн был не исключение. Врагов имел немало, — Резалинда басовито хохотнула и продолжила: — Не удивлюсь, если это объявление дал сам старый пройдоха — со старика Дрейкорна станется вернуться с того света, чтобы дальше проворачивать свои темные делишки.
        Тут госпожа Резалинда прервала свой рассказ и угрожающе помахала зажатой в кулаке трубкой.
        — Если думаешь туда пойти работать, мой совет тебе — забудь. В квартале Мертвых магов глупой девчонке вроде тебя делать нечего. Место это нехорошее, половина домов уже лет двести стоят пустые, а в остальных живут либо вконец ополоумевшие чернокнижники, либо родовитые снобы вроде Дрейкорнов — и то потому, что их предки там жили испокон веков.
        Тут я вспомнила, что квартал Мертвых магов упоминался в учебнике по истории империи в связи с какими-то кровавыми событиями конца эпохи Инквизиторов. Мрачные детали в голове не удержались, да и не стремилась их вспомнить — рассказа госпожи Резалинды хватило, чтобы убедить меня в том, что странное объявление было не для меня.
        С тяжелым сердцем решив завтра попытать счастья в конторе вербовщиков, я встала, пожелала хозяйке и Эофиму доброй ночи и двинулась к выходу, незаметно прихватив с края стола кусок горбушки — в точности, как учила Резалинда. Моя совесть промолчала.
        В этот момент хозяйка глянула исподлобья, затянулась трубкой и, выпустив клуб черного дыма мне в лицо, внезапно поинтересовалась:
        — Деньги принесла?
        Захваченная врасплох, я неловко спрятала руку с украденным хлебом за спину и промямлила:
        — Сегодня нет, но…
        Хозяйка не стала дальше слушать. Довольно кивнув головой, она сообщила:
        — Ну, раз нет, освободи комнату завтра к вечеру. Я уже нашла новых постояльцев. Если не заберешь свои вещи до их приезда, потом не ищи.
        В отчаянии я открыла было рот, чтобы умолять ее оставить мне крышу над головой хотя бы на один день, но, как оказалась, госпожа Резалинда еще не закончила выкладывать плохие новости.
        — Вокруг дома целый день крутился какой-то прохиндей, по виду — один из ваших послушников. Выспрашивал у Эофима, не останавливалась ли у нас белокурая девушка в сером платье. Думаю, он по твою душу являлся. Эофим его прогнал взашей. А я вот что тебе скажу: езжай-ка обратно к отцу в Олхейм, столица не для таких мышек, как ты. Ты ведь дура-дурой, к нашей жизни не привыкла, сама о себе позаботиться не можешь, а мне с тобой возиться недосуг.
        Как я уже не раз убеждалась, здравый смысл госпожи Резалинды граничил с жестокостью. Она не собиралась мне помогать, и умолять ее было бесполезно, потому что деньги Резалинда чтила больше всего на свете. Если бы человек, приехавший за мной из Общины, догадался обратиться напрямую к моей хозяйке, предложив вознаграждение, она бы не стала скрывать мое пребывание в своем негостеприимном доходном доме.
        Молча кивнув — меня душили слезы — я вышла из кухни и медленно побрела вверх по лестнице в свою комнату, в которой мне предстояло провести последнюю ночь.



        Глава 2 «Дом-у-Древа»

        Сосущий голод и страх за будущее не дали мне уснуть до утра. Сначала я долго ходила по комнате, пытаясь согреться. Поздно ночью, когда обитатели доходного дома угомонились и в коридорах наступила тишина, я прокралась на кухню. Огонь в магической печи дремал, но бак с водой еще не остыл. Обжигаясь, я выпила две кружки горячей воды, которая дала ложное ощущение полного желудка; украденную горбушку решила отложить на потом. Холод отступил, в голове прояснилось.
        Вернувшись в комнату, я села у окна, закуталась в отсыревшее, пахнущее плесенью одеяло и задумалась о том, что делать дальше. Возвращение в общину виделось единственным выходом, но будущее при этом рисовалось настолько неприглядное, что хотелось завыть.
        Давно, во времена покойного ныне старейшины Гилеада, послушникам дозволялось уходить на время в большой мир. Нынешний старейшина Уго был в этом вопросе непреклонен и покинувших общину обратно не принимал, клеймил с кафедры как отступников, брызжа слюной и потрясая руками над всклокоченной шевелюрой. Однако, если Резалинда не врет, кто-то за мной приехал, искал меня. Выходит, Уго готов сделать для беглой послушницы исключение.
        С одной стороны, мне есть куда вернуться. Однако я знала, что старейшина Уго согласится принять меня только в том случае, если стану одной из «духовных спутниц просветленного»; сейчас их было три, меня прочили в четвертые.
        В Олхеймском Доме общины Отроков Света неукоснительно следовали древним заветам ее основателя, патриарха Акселя Светлосердного. Один из них гласил:
        «Пусть соединяются в браке равные и лучшие в познании Света, равные и лучшие по телесному и духовному состоянию и те, на ком нет отметин Тьмы, дабы их потомство приблизилось к Свету ближе, чем их родители».
        Это означало, что прилежные послушники женились на прилежных послушницах, нерадивым доставались нерадивые, статным — статные, худосочным — худосочные и тому подобное. Ни один из обитателей общины не смел выбрать себе жену самостоятельно. Все брачные пары назначал старейшина. Некоторые счастливцы (или несчастливцы, как посмотреть) получали не одну, а две жены. Иногда браки заключались между не очень дальними родственниками. Надо сказать, никакими особыми достоинствами дети таких союзов не отличались. Послушников, чьи отцы, деды и прадеды строго следовали укладу Общины и по приказу старейшин женились на своих сестрах и племянницах, было легко узнать по скошенному лбу, вялому подбородку и легкому тугоумию. Но Община придерживалась старого Уклада, поэтому дикий обычай продолжал жить.
        «Мы словно животные, от которых ждут отборного потомства, — сердился отец.
        — Хорошо, что я вовремя сбежал из Олхейма двадцать пять лет назад и встретил в Аэдисе твою мать. Ты — наглядное доказательство того, что самые лучшие дети бывают у пар, соединившихся по велению сердца».
        Серьезнее всего старейшина подходил к выбору собственных духовных спутниц. В этом важном деле он руководствовался примерно теми же соображениями, что и опытный заводчик при закупке племенных кобыл.
        Избранница должна быть выносливой, иметь крепкое здоровье и приятную внешность, преуспевать в практиках слияния со Светом. Просветленный старейшина Уго сам осматривал приглянувшихся ему послушниц. Больно щупал мускулы на руках и ногах, лез нечистыми пальцами в рот считать зубы. К счастью, со мной отец такого проделать не позволил: отходил старейшину костылем ниже поясницы, за что вскоре и поплатился.
        Спутницы переселялись в дом старейшины и делили с ним постель. Новая, младшая спутница должна была беспрекословно прислуживать всем членам огромной семьи — ее главе, старшим спутницам, их детям. Все жены несли тяжелые многочасовые телесные и духовные послушания. В «гареме» царила строгая дисциплина, запрет на любые увеселения и проявления чувств.
        Старейшина Уго начал присматриваться ко мне еще с той поры, как я достигла совершеннолетия. Заходил к нам домой, беседовал с отцом, расспрашивал сестер- наставниц о моих успехах. Частенько появлялся на занятиях и наблюдал, задумчиво теребя свою длинную жидкую бороденку заскорузлой дланью. Мне становилось не по себе. Острый взгляд неприятно царапал кожу между лопаток; от него было невозможно скрыться, как от назойливого слепня. И вот в прошлом году, на ежегодном празднике Сакрального Единения, старейшина Уго объявил о выпавшей мне высокой чести. Принуждать меня никто не собирался, но вскоре события обернулись так, что передо мной встал выбор: покинуть общину, чтобы зарабатывать на жизнь самостоятельно, или прийти в неуютное, угрюмое жилище Просветленного и его спутниц.
        Выбор был невелик: либо страдать от голода и холода на улицах столицы, но свободной, либо в доме старейшины Уго — лишенной любых прав и даже собственного «я».
        Никто из послушниц не стал бы задаваться таким вопросом, но мой отец, повидав мир и взяв в жены девушку из столицы, дал мне особое воспитание.
        «Еретик, — говорила сестра-наставница Анея. — И тебя вырастил еретичкой».
        Впрочем, нынешнее неприкаянное положение, в котором я очутилась после ухода из Общины, сложно было назвать настоящей свободой — слишком высокую цену приходилось за нее платить.
        Никто не стоял надо мной, некому было наказывать меня, некому было принимать решения, пренебрегая моими желаниями. Но для человека, непривычного к свободе, отсутствие хозяина становится тяжелым испытанием.
        Права была Резалинда — к самостоятельной жизни среди мирян я была не готова. В защищенном мирке общины, при всех его тягостных ограничениях, у меня был дом и еда, я была окружена знакомыми и друзьями и всегда могла получить помощь или добрый совет.
        Я тяжело вздохнула, достала газету, зажгла свечу и перечитала странное объявление. Затем развернула карту Аэдиса и начала изучать. Вот он — квартал Мертвых Магов. Небольшой квадратик, на котором схематично изображены старинные здания с рогатыми башенками и черепичными крышами. Рядом надпись старинной вязью: «Магисморт» — так звучит историческое название квартала на староимперском.
        Доходный дом госпожи Резалинды находится на другом конце столицы, в Котлах
        — предместьях, где живут мастеровые, мелкие барыги, отставные моряки и сброд всех мастей. Вздумай я направиться завтра в дом лорда-архивариуса, о котором так нелестно отзывалась моя хозяйка, мне бы пришлось пройти до самого Наоса — центра города. Не меньше трех лиг. Очень далеко!
        У здорового, крепкого человека, идущего пешком, дорога заняла бы часа три- четыре, а если бы у этого человека еще нашлись деньги на конный трамвай или извозчика, то поездка стала бы интересной и приятной экскурсией по столице.
        Денег на конный трамвай у меня не было, сил на долгие прогулки оставалось мало, поэтому я опять мысленно упрекнула себя в том, что всерьез думаю о странной вакансии.
        Отложив газету, собрала скудные пожитки в потрепанный саквояж, с которым заявилась в столицу три недели назад и с которым я собиралась вернуться обратно — с позором и смирением.
        Легла в кровать и попыталась уснуть. Бесполезно. Душу грызло отчаяние, а стук сердца отдавался в ушах, подобно набату. Комнату наполняли и другие звуки, которые еще больше будоражили сознание и усиливали тревогу.
        За стеной слева надсадно кашлял и бормотал сосед — бывший фабричный мастеровой. Два дня назад он лишился работы, потому что хозяева фабрики заменили его и сотню других честных трудяг новейшим магическим механизмом.
        Из комнаты соседки справа раздавался пьяный смех и непристойные выкрики. Килии сегодня повезло — удалось подцепить клиента на всю ночь. Госпожа Резалинда не возражала, когда веселая девица приводила гостей, лишь бы та не забывала сунуть ей утром пару зеленых купюр за причиненное неудобство.
        С улицы донесся мерный стук копыт конной полиции и отчаянная брань нарушителя, которого волокли в участок. Уже утром он понесет наказание: судебный триумвират при полицейском управлении рассмотрит его преступление и маг- экзекутор лишит несчастного нескольких лет жизни — а то и направит на алтарь верховных теургов. Свежие жертвы требовались постоянно, и в столице с правосудием не затягивали.
        Жизнь в бедных предместьях столицы была тяжелой. Нищета, отчаяние и серый дождь с утра до ночи.
        Утром поднялась, когда серый сумрак за окнами едва начал светлеть. Подошла к окну — и отпрянула. Прямо у входа стоял бледный человек в длинном сером одеянии и широкополой шляпе. Он крутил во все стороны головой, пытаясь заглянуть в окна.
        Человека узнала сразу — это был просветленный Освальд, старший сын старейшины Уго. Нет никаких сомнений — именно он допрашивал вчера привратника Эофима, пытаясь найти меня.
        Увидев Освальда, я одновременно испугалась и обрадовалась. Было приятно видеть знакомое лицо — пусть это даже была одутловатая, невыразительная физиономия ханжи и доносчика Освальда. Он был на пару лет старше меня; в детстве мы не раз играли вместе. Посланец из Олхейма напомнил мне о спокойной, защищенной жизни, которую я когда-то вела в Общине, пока все не изменилось.
        «Вот и решение моих проблем. Старейшина готов принять меня обратно, раз подослал своего сына. — подумала я, — Выйду к Освальду, он отвезет меня домой, и больше не придется ни о чем беспокоиться. Жизнь наладится — всего лишь придется смириться. Рано или поздно это произойдет».
        Решившись, я натянула прохудившиеся чулки и не успевшее просохнуть за ночь платье, с трудом надела жесткие башмаки, медленно спустилась по узкой лестнице и вышла на холодный утренний воздух. Увидев меня, Освальд встрепенулся. На одутловатом лице появилось выражение облегчения и злорадства. От маленьких юрких глаз Освальда не укрылся мой понурый, изможденный вид, разбитые ботинки, покрасневшие глаза и опаленные брови. Сын старейшины прекрасно понял, что в столице мне пришлось несладко.
        — Камилла, Камилла, маленькая заблудшая овечка! — протянул Освальд, подражая Просветленному Старейшине, чье место ему когда-нибудь предстояло занять. — Я нашел тебя, и мое сердце трепещет от радости и переполняется Светом.
        Я принес благую весть — отец простил твою неразумную выходку. Братья и сестры по вере готовы принять тебя в свои объятья!
        От гнусавого голоса и высокопарных речей Освальда мухи дохли на лету. На душе стало гадко.
        — И тебе доброго утра, Освальд, — произнесла я с кривой улыбкой. — Как ты нашел меня?
        — Твой никчемный отец образумился и сообщил адрес этого ужасного дома, обитатели коего погрязли в темнейшем грехе.
        Освальд с отвращением покосился на краснолицего похмельного приказчика — ночного клиента моей соседки — которому в этот момент как раз приспичило вывалиться во двор. На заплетающихся ногах приказчик пересек двор и приблизился, источая убийственный запах перегара и порока. Чтобы не столкнуться с гулякой, Освальд резво отпрыгнул в сторону, угодил ногой в лужу нечистот и вполголоса выругался словами, которые Отроку Света знать вовсе не положено. После этого он, наконец, заговорил нормальным языком.
        — Собирайся. Мы должны успеть на десятичасовой экспресс. В твоих интересах вернуться сегодня же. Отец сказал, что искупительное наказание станет строже с каждым днем задержки.
        — А какое наказание меня ожидает сейчас? — вяло поинтересовалась я.
        — Два дня у позорного столба, неделя в келье Смирения. В цепях, конечно.
        Я поежилась.
        — Другие старейшины были против твоего возвращения, но отец велел им не вмешиваться, — продолжал Освальд, — Он все еще хочет взять тебя к нам в дом.
        Тебе несказанно повезло!
        — О да, несказанно, — пробормотала я.
        — Старейшина намерен сам искоренить дурное влияние твоего отца. Джейма тоже довольна. Ей позарез нужна помощница в свинарнике и в дубильне.
        Мне сразу же померещился мерзкий запах гнилой кожи и навоза, который всегда и повсюду сопровождал неряшливую Джейму, вторую жену Просветленного.
        Освальд поднял указательный палец к небу и назидательно поведал:
        — Твой отец испортил тебя. Затуманил голову рассказами о своей распутной юности в Аэдисе. Согласись, его изгнание из общины стало правильным уроком и ему, и всем, кто к нему прислушивался.
        С этим я согласиться не могла, но промолчала. Отроковицы Света не смели возражать мужчине.
        Старейшина Уго всегда недолюбливал моего отца, бунтаря и чужака, и месяц назад изгнал его из общины. Это стало главной причиной моего бегства в столицу. Я не хотела оставаться в общине без отца, но были нужны деньги, чтобы мы с отцом могли жить независимо. Я надеялась заработать их в Аэдисе.
        — А теперь иди и принеси вещи. Я подожду тебя здесь. Этот черномазый демон у входа поклялся хорошенько отделать меня палкой, если, как он выразился, я еще хоть раз оскорблю своим видом его глаза. Проклятый висельник!
        Я послушно повернулась и поднялась к себе. Взяв саквояж, я вновь подошла к окну, собираясь с духом. Прощай, грязный дом госпожи Резалинды. Прощайте, унылые Котлы. Прощайте, так и не увиденные мной чудеса Аэдиса, города Высокой Магии и Прогресса.
        Освальд ждал меня у забора и нервно вертел головой, высматривая, не появился ли привратник Эофим. По забору неуклюже кралась хозяйкина кошка Кальпурния; спрыгнула, постояла в раздумье, приблизилась к Освальду вихляющей походкой и начала тереться о сапог. Сын старейшины брезгливо подобрал край одеяния, огляделся, а затем что есть силы ударил ластящуюся кошку каблуком по голове так, что несчастное животное отлетело на несколько локтей и недвижно повалилось на землю, не издав ни звука.
        Освальд всегда был жестоким и трусливым парнем. Любил нанести удар исподтишка; наши детские игры обычно заканчивались дракой.
        Отпрянув от окна, я быстро повязала чепец, наспех нацарапала записку Резалинде и положила ее на саквояж — мне не хотелось лишиться последних вещей. Затем быстро выбежала из комнаты и устремилась к черному ходу.
        Через минуту я выскочила на задний двор, вышла в темный переулок, скрытый высоким забором от посторонних глаз, и двинулась прочь от доходного дома госпожи Резалинды и ожидавшего меня у главного входа Освальда.
        Стоило поспешить — солнце уже поднималось, Небесные Часы показывали восемь утра, а кандидатам было назначено явиться в дом лорда-архивариуса Клаудиуса Дрейкорна в полдень.
        Несмотря на бессонную ночь, я шла довольно бодро. Меня толкало вперед любопытство. За три недели, что я прожила в столице, я успела увидеть лишь небольшую ее часть, и никогда не бывала в центре. Все дни занималась поисками работы в Котлах и Предгороде. Мне было не до праздных прогулок, да и проезд на конном трамвае или извозчике стоил немало; приходилось думать лишь о том, как бы выжить.
        Теперь я отправилась к кварталу Мертвых Магов не только потому, что рассчитывала получить там работу. Напротив, в удачный исход своего путешествия я не верила, и понимала, что завтра меня ждет безрадостный путь обратно в Олхейм — в одиночестве или в компании Освальда. Но напоследок мне хотелось своими глазами — хоть мельком — увидеть знаменитые на весь мир чудеса Аэдиса.
        Я знала, что Аэдис огромен, но никогда не предполагала, что настолько. Я шагала и шагала по бесконечным фабричным кварталам. Несмотря на ранний час, здесь было многолюдно. Ночная смена возвращалась домой. Толпы безработных уже сидели у контор вербовщиков прямо на грязном тротуаре. Рядом бдительно околачивались полицейские в потертой синей униформе.
        В районе пакгаузов и фабрик полицейских взводов было небывало много. Я то и дело отпрыгивала в сторону и прижималась к грязным каменным стенам, чтобы не попасть под копыта конных отрядов. Железные подковы выбивали из мостовой искры, бряцали сабли и детали портупеи, из-под островерхих шлемов хмурились усатые лица.
        Некоторые улицы оказались полностью перекрыты. Из-за этого мне пришлось сделать огромный крюк по незнакомым узким улочкам. Я очень боялась заблудиться и поэтому увязалась за дородной служанкой в грязном переднике, спешащей на городской рынок — по крайней мере, я знала, как от рынка попасть на нужную мне улицу. Служанка шла быстро и непрерывно ругалась. Из-за оцепления ей пришлось тратить время на обход, и теперь ее хозяева лишились свежей ветчины на завтрак.
        — Проклятые ретровиты! — громко бубнила она под нос, брызжа желтоватой слюной. — Чтоб их на жертвенном столе крюками разорвало! Остроголовые так и рыщут, черти. Опять, поди, комендантский час введут, пока всех не изловят.
        Я жадно внимала. Остроголовыми называли полицейских из-за их шлемов. Про ретровитов часто писали в газетах.
        За последнее столетие созданные демонами станки и машины заменили человеческий труд; на улицах оказались тысячи безработных. Те, кто не стал мириться с новым положением вещей, объединились в тайное общество. Устраивали протесты, уничтожали магические агрегаты, проклинали в своих листовках теургов и призывали расторгнуть все пакты с демонами. За магопромышленный саботаж полагалась смертная казнь или ссылка в колонии, но отряды ретровитов — прозванных Убийцами магии — росли. Поговаривали, что Канцлер собирался даже ввести в столицу специальные войска, а за голову генерала Линна, таинственного предводителя ретровитов, была объявлена немалая награда.
        Я догнала сердитую кухарку, широко, дружелюбно улыбнулась и рискнула обратиться к своей невольной провожатой с вопросом:
        — Что произошло? Чем Убийцы магии досадили остроголовым в это раз?
        В ответ на улыбку кухарка недоуменно нахмурилась, но обрадовалась возможности излить негодование:
        — Ночью разнесли стеклоплавильный цех на заводе Сектимуса Алистера… теперь остроголовые хватают всех без разбора. Может они и правое дело делают, Убийцы эти, но только простым людям и так тяжко, а тут еще оцепления… Видишь, что творится?
        Служанка остановилась и ткнула рукой в открытые железные ворота. В узком фабричном дворе толпились полицейские и солдаты. Со злыми, нахмуренными лицами они бродили среди обломков оборудования, словно разыскивая что-то. Под грубыми сапогами хрустели осколки стекол. На ржавых воротах белой краской был грубо намалеван топор и молния — знак ретровитов.
        Внезапно все пришли в движение, широкие спины солдат в оцеплении разомкнулись. Конвоиры вывели худого человека в рабочей одежде с закрученными за спину руками. На голове и одежде человека виднелась кровь, лицо искажено от боли и бессильной ярости.
        Стоявшая рядом со мной высокая белокурая девушка жалостливо охнула и с чувством произнесла:
        — Живодеры, сатрапы! Демоновы прислужники!
        Полицейские мигом подтянулись, нахмурились, заозирались. Девушка сделала шаг назад и быстро растворилась в толпе, чтобы не попасть в руки мага-экзекутора вместе с арестованным.
        Появился суперинтендант в черной униформе с белыми нашивками. Внешность у него была примечательная: квадратный раздвоенный подбородок, пышные усы и шишковатый нос, точь-в-точь как у Кранча, персонажа театра марионеток, злодея, постоянно строившего козни кукольным влюбленным парам. Полицейский громогласно приказал всем разойтись. Кухарка сплюнула конвою вслед, а я отвернулась и поспешила прочь.
        Узкая улочка закончилась, и я увидела знакомые дома. Это было Пристанище — квартал, где обитали семьи рабочих, докеров и поденщиков. Здесь улицы походили на узкие ущелья, высокие стены которого образовывали многоярусные рабочие бараки. Верхние ярусы часто нависали над нижними; везде лепились узкие галереи, балкончики, шаткие переходы и лестницы.
        Прямо на этих нелепых конструкциях, похожих на неряшливые соты скальных пчел, уличные торговцы раскладывали пестрый товар, цирюльники пристраивали свои принадлежности и ждали первых клиентов, карабкались тощие дети, а хозяйки сушили белье, которое моментально серело от висящей в воздухе сажи.
        На улицах было тесно, темно и сыро; увидеть клочок серого, затянутого гарью неба и отблеск Небесных Часов можно было, лишь задрав голову.
        Наконец стены мрачного ущелья раздались; я вздохнула полной грудью и даже зажмурилась от внезапно яркого утреннего неба, которое теперь ничто не скрывало. На смену гигантским человеческим ульям пришли непримечательные трехэтажные дома из простого серого камня, в которых жили небогатые представители среднего класса.
        Незнакомые улицы становились шире и чище; здесь столичный муниципалитет уже установил вместо газовых фонарей магические светильники — узкие высокие конусы из переливающегося полупрозрачного стекла. С наступлением темноты они загорались мягким рассеянным светом, меняющим оттенок в зависимости от часа и погоды.
        Затем потянулись ряды нарядных особняков, прячущихся за коваными решетками. По мере приближения к центру столица становилась ярче и утонченнее. С каждый новым кварталом город менял свой вид, характер и настроение. Я вертела головой из стороны в сторону, пытаясь не упустить ни детали; даже усталость пропала.
        Вместо грубых повозок стрелой проносились изящные экипажи. Конные трамваи сменились паровыми. Под звонкий перестук они бодро тянули узкие двухэтажные вагоны с блестящими латунными поручнями. Впереди у локомотива был круглый фонарь, похожий на внимательный глаз. Из-за него паровик казался сказочным механическим насекомым.
        Пару раз промелькнули шестиколесные магические самоходы причудливой конструкции, но я не успела их рассмотреть.
        По тротуарам спешили на работу клерки в строгих костюмах. Чопорный вид служащих разнообразили пышные бакенбарды самых удивительных форм и нафабренные усы — последний писк столичной моды.
        Яркие фургоны выгружали товары у сверкающих стеклом лавок, приказчики суетились и нетерпеливо окрикивали жизнерадостных грузчиков. На узких аллеях богато одетые горничные выгуливали господских собачек. Полицейские не патрулировали эти районы, а сидели в красивых кирпичных будках под нарядными зелеными крышами и сохраняли неизменно вежливое выражение лица.
        Внезапно яркие краски померкли, на нарядную улицу наползла черная тень, словно день сменился ночью. Я подняла глаза: высоко над домами скользило плоское металлическое брюхо воздушного плота. Невероятно огромное, оно тянулось и тянулось, ряды проблесковых маячков ритмично переливались. Под ними проносились махолеты лоцманов, суетились, как стайки рыбешек подле морского хищника. Прохожие останавливались, задирали голову, обменивались восхищенными репликами.
        — Это же «Небесный Скат», последнее приобретение императорского флота! — с благоговением произнес дородный господин в военной форме, обращаясь к своей спутнице, утонченной сухопарой даме. — Он великолепен. За него отдано триста человеческих жертв. Но «Небесный Скат» того стоит. Невероятная грузоподъемность. Какие обводы, какая аэродинамика! Кордо Крипе настоящий гений. Его демон согласился на оплату договора пленными фаракийцами. Половину из них захватил наш тринадцатый полк — я лично сопровождал вагон в имперские мастерские! Проклятые черномазые скулили, как побитые собаки, не хотели отправляться на алтарь.
        Сухопарая дама одобрительно кивала головой, манерно вздыхала, показывая свой восторг подвигами спутника.
        Бесконечное воздушное судно величественно проплыло на юг, к складским кварталам, волоча за собой гигантскую тень. Показалось солнце и неустанно вращающиеся армиллы Небесных Часов. Кровожадный военный продолжал смотреть вслед "Небесному Скату", поставив ладонь козырьком над глазами. Я с отвращением покосилась на его украшенное медалями пузо и двинулась дальше.
        Здания вновь выросли; белоснежные лестницы уходили вверх, на площадки, где располагались кафе под открытым воздухом и сцены для выступлений оркестров. В ранние часы музыка не звучала, но улицы были наполнены свистками и звоном транспорта, гудением толпы и выкриками мальчишек-газетчиков.
        Каждый дом был не похож на другой. Их вид становился все причудливее, и я поняла, что архитекторами были вовсе не люди. Зачем обычному человеку пристраивать к дому странный механизм, похожий на гигантское медное колесо, которое медленно вращалось и приводило в движение многочисленные шестеренки и поршни, уходящие вглубь кирпичной кладки? Детали двигались совершенно бесшумно и как будто сами по себе — источником энергии был не пар, не газ и не уголь, а силы, не принадлежащие этому миру.
        Другое здание походило на гигантские песочные часы: его верхняя круглая часть — судя по окнам, жилая — была соединена с нижней стеклянной колбой высотой в два этажа, в которой медленно пересыпались струйки мерцающего белоснежного песка. Достигая нижней части, струйки закручивались в спирали, устремлялись вверх. Каково было предназначение этого устройства? Возможно, даже самим хозяевам дома это было неведомо. Демоны не объясняли принципы работы механизмов, основанные на физических законах иного, бесплотного мира.
        Я почти дошла до центральной части столицы, которая являлась воплощением имперского прогресса. Здесь магия использовалась повсеместно. В богато украшенных витринах магазинов механические куклы с печальными фарфоровыми лицами двигались в сложном танце, демонстрировали модные платья. Шелковые и кружевные подолы, следуя ритму нежной мелодии, колыхались и обвивались вокруг тонких металлических суставов и шарниров ног.
        В другой витрине порхали тысячи алых и изумрудных бабочек, выстраивая сложные узоры и вензеля. Я прижалась к витрине носом; бабочки оказались сделанными из лоскутов блестящей ткани и ярких пуговиц — магазин торговал роскошной колониальной мануфактурой. Демоны любили создавать имитацию жизни из неживых предметов.
        Мне было не по себе. Сколько животных — или, может, людей — пришлось положить на алтарь, чтобы создать такое украшение витрины? Задумывался ли об этом владелец магазина, когда заказал эту услугу теургу?
        Оставался последний участок пути. Я решила передохнуть и свериться с картой; подошла к фонтану, прячущемуся под ажурной металлической беседкой, ополоснула лицо ледяной водой, тонко пахнущей зеленым виноградом, и напилась. Последний раз я ела вчера, но голод почти не ощущался; его сменила странная легкость во всем теле, время от времени переходящая в головокружение. Я тяжело опустилась на железную скамью, выкованную в виде лозы, и вытянула гудящие ноги.
        Эта часть города находилась на возвышении, и передо мной открывался великолепный вид. Улица вела к площади в форме длинного узкого прямоугольника. Площадь окаймляли прекрасные здания с тонкими, легкими колоннами, арками, виадуками, каменными навесными переходами и резными портиками. Вдалеке уходил на головокружительную высоту сверкающий шпиль Адитума — императорского дворца, места заседания Сената и главного святилища Империи. Небесные Часы здесь были открыты во всей своей величественной красоте — усилиями имперских магов небо над кварталами богачей всегда было ясным.
        Слева от площади виднелась узкая полоска реки, рассекающей город на две части. За рекой начинался квартал Мертвых Магов.
        Я почувствовала волнение — близился конец моего путешествия. Я была совершенно измучена и старалась не думать, что мне еще предстоял долгий путь назад.
        До назначенного времени оставалось полчаса. Я не спеша спустилась к реке — на карте она была обозначена как Киенна. Улица вывела к древнему горбатому мосту странной формы, похожему на хребет доисторического зверя.
        Перед мостом возвышалась каменная стелла с медной табличкой, позеленевшей от времени. На табличке можно было разобрать буквы, стилизованные под староимперский алфавит. Надпись гласила — «Магисморт», строимперское название квартала Мертвых Магов.
        Я взошла на мост. Часть высокого каменного парапета расколота, и трещина зияет, как глубокая рваная рана. Тут и там вбиты железные кольца с обрывками цепей, виднеются давние следы огня и начертаны зловещие ритуальные символы. Очевидно, на мосту давным-давно произошла какая-то нехорошая история. По спине пробежал холодок, и я поспешила ступить на берег.
        Квартал Мертвых Магов выглядел одновременно потрепанным, величественным и мрачным. На миг показалось, что ступив на его мостовую, я словно перенеслась в другой город — или в другой век. Солнце сюда не заглядывало; пустынную улицу заполнял туман, выползающий из реки. Отчего-то он не рассеялся даже к полудню. Дома были старыми, потемневшими, сложенными из темно-красного кирпича, по цвету напоминающего запекшуюся кровь. Под крышами домов скалились каменные химеры и морские чудовища, чьи пасти служили воронками водостоков.
        Многие из домов были, очевидно, давно необитаемы — об этом говорили наглухо закрытые окна и двери и общий дух запустения. Другие, напротив, были бережно отреставрированы.
        Людей на улице не было видно; лишь один раз мне навстречу попалась мрачная иссохшая женщина в строгом черном платье и плаще с серебряной нашивкой на груди — арка и звезда, символ имперского теурга. Я старалась не пялиться на нее во все глаза, но это было нелегко — я решила, что женщину сопровождал невидимый бес- лакей. Иначе отчего длинные полы плаща плавно поднимались и опускались за спиной магессы, подобно крыльям ворона, хотя ветра не было и в помине?
        Женщина уставилась на меня бесцветными глазами, и лицо ее приобрело сосредоточенное выражение, как будто она видела что-то неведомое за моей спиной. Я напряглась и вежливо кивнула; женщина не ответила, отвернулась и продолжила свой путь.
        Дом лорда-архивариуса Клаудиуса Дрейкорна нашла легко — он был огромным, зловещим, и больше походил на небольшой замок, чем на городской особняк. Чем ближе я к нему подходила, тем выше он казался и тем сильнее подминал под себя.
        Три этажа, тяжелые колонны, лепные орнаменты, стрельчатые окна. Левое крыло здания заканчивалось массивной четырехъярусной башней. В верхней ее части, прямо из каменной кладки, простирались мощные ветви черного цвета, как будто внутри башни было заключено гигантское дерево. Я решила, что ветви были вырезаны из какого-то камня, но, подойдя ближе, поняла, что ни один скульптор не смог бы создать подобное. «Демоническое творение или настоящее дерево?» — размышляла я в недоумении, задрав голову. Затем вспомнила, что у особняка было свое имя — «Дом-у-Древа»; стало ясно, откуда взялось это название.
        Робея, я поднялась на высокое крыльцо. Каждый шаг давался мне нелегко, я сомневалась и хотела повернуть обратно. Несколько секунд собиралась с духом, прежде чем взяться за дверной молоток из тяжелой потемневшей бронзы.
        Едва постучала, дверь резко распахнулась. Передо мной предстал высокий пожилой человек в черном костюме. По золотому шитью на лацкане я догадалась, что вижу перед собой дворецкого или камердинера.
        Человек был абсолютно лыс, но при этом имел пышные седые бакенбарды. Светлые, почти бесцветные глаза смотрели цепко и недружелюбно. К немалому удивлению я заметила, что густую растительность на узком бледном лице странный человек имел неспроста — под белоснежными зарослями прятались фиолетовые татуировки, густо покрывавшие морщинистые щеки. У подбородка выглядывал узор, похожий на якорную цепь, а к правому уху тянулся рыбий хвост. Эта деталь совершенно не вязалась с чопорным обликом дворецкого, который осматривал меня с надменным видом, подобающим самому придворному церемониймейстеру. «Бывший моряк, который не желает, чтобы люди знали о его прошлом», — решила я.
        Я растянула губы в улыбке. Чтобы она получилась искренней, я попыталась отыскать в стоявшем передо мной человеке черту, которая бы мне действительно понравилась, и восхититься ей от всей души. Это оказалось непросто. Старик мне категорически не нравился. Он походил на белесую болотную рептилию, холодную и опасную. Я улыбнулась еще шире, так, что даже щеки заболели.
        Старик дернул бровями и произнес глубоким голосом, таким гулким, что у меня от неожиданности подогнулись колени:
        — Здесь не подают.
        И приготовился закрыть дверь у меня перед носом. Я растерялась и хотела ретироваться, но пришла досада — я проделала такой длинный путь, я должна хотя бы поговорить с хозяином! Вспомнилось наставления Резалинды — вести себя смелее, не пасовать. Упрямо наклонила голову и сказала дрогнувшим голосом:
        — Я по объявлению.
        Старик равнодушно, словно и не пытался избавиться от меня секунду назад, вновь открыл дверь и с легкой ноткой презрения пригласил:
        — Прошу.
        Я не без робости шагнула внутрь.
        В вестибюле царил сумрак, разбавленный яркими пурпурными пятнами — свет падал сквозь высокое витражное окно. Сложная сцена на витраже изображала объятого огнем двухголового ящера, который готовился разорвать человека с мечом в каждой руке.
        С высокого потолка вестибюля спускалась массивная многоярусная люстра, такая великолепная, что я застыла в восхищении. В причудливо переплетенных бронзовых ветках и листьях прятались хрустальные птицы, удивительные существа и десятки странных стеклянных колб. Газовые рожки, но скорее, магические светильники.
        Дворецкий стремительно двинулся вверх по широкой лестнице из черного мрамора. У него была странная походка: спину он держал чрезвычайно прямо, но при этом ступал, широко расставив ноги и слегка покачиваясь, как это свойственно тем, кто многие годы провел на палубе. Помедлил, обернулся, коротко кивнул, приглашая идти следом — падающие сквозь витраж лучи света на мгновение окрасили его бакенбарды в алый цвет, как будто он окунул их в кровь.
        Мы поднялись на второй этаж, попали в длинный арочный коридор, свернули направо и прошли в небольшое помещение. Немногословный дворецкий указал на стул у стены и велел:
        — Ожидайте, вас пригласят.
        Затем прошел к двери у противоположной стены и скрылся за ней.
        Я огляделась. Кабинет, несомненно, принадлежал книжному червю. До потолка поднимались шкафы, забитые кожаными папками с золотым тиснением и книгами.
        В кабинете я была не одна. На стульях у стены сидели еще три человека. Я неуверенно поздоровалась и села.
        Первый, полный мужчина средних лет, похожий на школьного учителя, вежливо кивнул в ответ.
        Второй — высокомерный юноша, почти подросток — на приветствие не ответил: посмотрел сквозь меня, поправил нежной рукой длинные волосы, причесанные по последней моде, и занялся стряхиванием невидимых пылинок с обшлага бархатного пиджака.
        Третьей оказалась дама — высокая, красивая, уверенная в себе женщина, одетая в костюм с широкими брюками, которые недавно стали популярны у горожанок, вынужденных зарабатывать себе на хлеб. Она насмешливо взглянула на мое серое платье и чепец, достала тонкую сигару и закурила, не спрашивая разрешения присутствующих.
        Очевидно, это были претенденты на вакансию. Хорошо образованные столичные жители. К счастью, вчерашнего усатого господина, благодаря которому я раздобыла газету с объявлением, среди них не было. Но, глядя на конкурентов, я понимала, что мои шансы получить место были ничтожно малы. Стоило немедленно встать и покинуть этот дом, но я пока была не готова к долгому обратному путешествию, поэтому лишь печально вздохнула и не сдвинулась с места. В конце концов, глупо проделать столь долгий путь и даже не побеседовать с возможным нанимателем — кем бы он ни был, — а получать отказы мне не привыкать.
        Чтобы отвлечься и успокоиться, я принялась рассматривать даму напротив. Она вызывала у меня искреннее восхищение. Какие они смелые, эти прогрессивные жительницы столицы, сильные, живут как хотят, ни от кого не зависят! Они совсем не боятся чужого мнения и плевать хотели на дурацкие правила. А как красиво одеваются! Очень бы хотелось примерить эти брюки. Уверена, в них куда удобнее, чем в моем балахоне из колючей шерсти.
        Дама заметила мой взгляд, кивнула головой снисходительно.
        Я радостно улыбнулась ей в ответ. По-настоящему, дружелюбно — в даме мне нравилось решительно все. Прогрессивная жительница столицы красиво приоткрыла рот, выпустила в мою сторону струю сизого дыма и поинтересовалась низким хриплым голосом:
        — Вижу, милая, ты недавно в столице? Прибыла из какой-то богом забытой дыры, и теперь хочешь устроиться в городе?
        Я неуверенно кивнула, продолжая улыбаться.
        — Позволь, угадаю — тебя отовсюду гонят, тебе нигде не рады? Хочешь, расскажу, как сойти за настоящую горожанку, стать своей в Аэдисе?
        Я растерялась, а дама отчеканила:
        — Вот тебе мой совет — для начала перестать скалиться, как деревенская дурочка! В столице считают так: улыбаешься незнакомым, значит, задумала какую-то подлость, либо умом слаба. В любом случае, от таких как ты предпочитают держаться подальше. Заруби это себе на носу.
        Дама откинулась на спинку стула, крепко затянулась и выпустила еще одну великолепную струю дыма.
        Юноша в бархатном сюртуке громко хмыкнул. Полный мужчина неловко заерзал и прокашлялся. Я действительно почувствовала себя круглой дурочкой. На даму я не обижалась: выразилась она грубовато, но верно. В столице незнакомым не улыбались. Жизнь к этому не располагала. Следовало избавиться от наивной деревенской привычки.
        Тушевалась я недолго. Растущая нервозность заставляла действовать, говорить. Полный мужчина выглядел довольно дружелюбно, и я решила обратиться к нему с вопросом:
        — Простите мою неосведомленность — кто сейчас является хозяином этого дома? Я слышала, что лорд-архивариус Клаудиус Дрейкорн умер год назад.
        Полный мужчина важно кивнул, подтверждая точность моих сведений, и разъяснил:
        — Вероятно, его сын, Джаспер Дрейкорн. Он унаследовал и дом, и титул лорда- архивариуса.
        Осмелев, я задала вопрос, который меня волновал больше всего:
        — Объявление кажется странным. Зачем нужен секретарь, родившийся в день, который бывает лишь раз в семь лет?
        Длинноволосый юноша вновь хмыкнул, как будто потешаясь над моей наивностью, а дама разъяснила:
        — Как раз ничего странного в этом нет. Многие аристократы набирают себе челядь, следуя советам астрологов. Это помогает избежать многих проблем.
        Например, служанки, родившиеся под знаком Крысы, склонны к воровству, а кухарки-Мантикоры готовят просто ужасно.
        Полный мужчина с сомнением произнес:
        — Да, но я никогда не слышал, чтобы дату указывали так точно — да еще какую дату! Обычно указывают только астрологический знак.
        Затем понизил голос и с интонацией заядлого сплетника добавил:
        — Впрочем, Дрейкорны всегда славились своими причудами. Очень зловещими причудами, надо сказать. А в особенности Джаспер Дрейкорн. Слышали ли вы, что он…
        Но тут его перебил томный юноша, решивший некстати вступить в разговор.
        — Астрология крайне важна для ритуалов вызова. Говорят, теурги всегда составляют точный гороскоп жертвы, перед тем как возвести ее на алтарь. Так требуют высшие демоны. Контакт с бесплотным миром зависит от расположения звезд, поэтому потусторонние твари так разборчивы.
        Юноша зловеще улыбнулся и многозначительно посмотрел на меня. Хочет напугать, догадалась я.
        Дама фыркнула:
        — Уж не хотите ли вы предположить, что объявление о найме секретаря — лишь предлог, чтобы заполучить жертву с редким гороскопом? Серьезно считаете, избранного кандидата ждет смерть на алтаре? Чушь.
        — До такой крайности, конечно, не дойдет, — парировал толстяк, — но хозяин вполне может потребовать от прислуги отдать пять-десять лет жизни, если это ему потребуется. За вознаграждение, или как наказание за проступок. Такие случаи известны. Теурги не щепетильны, когда речь идет об их интересах, и у них есть способы надавить на подчиненных, дабы получить требуемое.
        — Ну так идите себе восвояси, раз боитесь пойти на корм демонам, — огрызнулась дама, — Меньше конкурентов будет. Должность при имперском архивариусе — редкий шанс. Лично я на все готова, чтобы ее получить.
        Скрипнула дверь, ведущая в соседнее помещение, и интересный разговор прервался. В комнате появился старик-дворецкий и громко провозгласил:
        — Эрван Флервик, прошу.
        Толстяк вздрогнул, суетливо вскочил и скрылся за дверью. Потянулись минуты ожидания. Примерно через четверть часа дверь опять распахнулась:
        — Густава Арнидор.
        Дама торопливо смяла дурно пахнущую сигариллу в серебряной пепельнице и широким шагом прошла в соседний кабинет. Еще через четверть часа вызвали длинноволосого юношу. Обратно никто из кабинета не появился. Я нервничала все сильнее.
        Наконец, седовласый дворецкий вышел в четвертый раз. Оглядел комнату так, будто рассчитывал найти ее пустой, увидел меня, привычно нахмурился и отрывисто позвал:
        — Прошу.
        Сердце ухнуло, руки задрожали. Отступать было поздно. Я собрала все свое мужество, встала и последовала за дворецким. Было ясно, что мне вот-вот предстоит испытать несколько унизительных минут, выслушать очередной оскорбительный отказ, а затем опять брести через весь город к доходному дому госпожи Резалинды
        — и приехавшему за мной сыну старейшины, которого, вероятно, немало разозлила моя выходка. Впрочем, это лучше, чем сгинуть в жертвенном зале, если сплетники говорили правду.
        Оказалось, что комната, где мы ожидали собеседования, была прихожей огромного кабинета, также заставленного книжными шкафами с витражными дверцами. У дальней стены стоял длинный стол, за которым обнаружились ранее вызванные соискатели. Они что-то торопливо писали, сосредоточенно сверяясь с разложенными перед ними бумагами.
        Еще один письменный стол стоял напротив. За ним в широких кожаных креслах сидели три человека. По привычке я широко, дружелюбно улыбнулась, но тут же спохватилась, придала лицу постное выражение и вполголоса поздоровалась.
        Молодой сероглазый мужчина вежливо поднялся, когда я приблизилась. Он был высок, белокур и очень хорош собой. От его доброй улыбки я несказанно смутилась. Он внимательно — пожалуй, слишком внимательно — посмотрел на меня и представился:
        — Кассиус Ортего, управляющий делами господина Дрейкорна.
        Затем поинтересовался:
        — Вы не назвали Пикерну ваше имя. Кто вы?
        Я робко произнесла:
        — Камилла.
        — Несказанно рад познакомиться с вами. Как же ваша фамилия, Камилла?
        Наступил щекотливый момент.
        — У меня нет фамилии. Я бывшая послушница общины Отроков Света. Мы пользуемся только именами.
        Золотистые брови господина Ортего поползли вверх. За его спиной раздался издевательский смешок и показавшийся знакомым голос произнес:
        — О боже, кто к нам сюда только не являлся — теперь вот еще Отроковицу Света принесло!
        Управляющий шагнул в сторону и я, наконец, рассмотрела тех, кто сидел за столом. В одном кресле неловко примостился хорошо одетый сухонький старичок с аккуратной белой бородкой и завитыми локонами. Во втором, к моему отчаянию, развалился вчерашний усатый шутник, хозяин бес-лакея. Кажется, он меня не узнал, потому как не упомянул вчерашнее происшествие, а продолжал разглагольствовать преувеличенно оживленным голосом:
        — Все-таки, Кассиус, твое объявление никуда не годится. Нашел его во вчерашнем выпуске «Имперского Геральда» и убедился, что оно ужасно составлено. Теперь к нам в поисках работы приходит всякий сброд. Подумать только, послушница Общины, глупая, необразованная девчонка! Джаспер будет в бешенстве.
        Старичок недовольно заерзал в кресле. Господин Ортего резко бросил:
        — Огастас, пожалуйста, придержи язык. Госпожа Камилла, не обращайте внимания. У господина Оглетона своеобразное чувство юмора. Прошу, присаживайтесь. Мне нужно задать вам несколько вопросов, а потом перейдем к испытаниям.
        Я кивнула и осторожно села в предложенное кресло. Пот стекал по спине тонкой струйкой, руки дрожали. Я ужасно нервничала. Сейчас мне предстояло много и убедительно врать, а я к этому была непривычна.
        Старичок покачал головой и мягко произнес:
        — В самом деле, Оглетон, нам не так уж важно происхождение кандидата. В Общине воспитывают хороших, скромных, молчаливых девушек. Она прекрасно подойдет для наших целей, если справится с проверочным заданием.
        Кассиус спросил:
        — Госпожа Камилла, когда вы родились?
        — Тридцать первого числа месяца Тумана, двести двадцатого года.
        Старичок одобрительно покачал головой.
        — Все верно. Она говорит правду.
        Я непонимающе посмотрела на него. Оглетон хмыкнул и подал голос:
        — Вы даже запись о рождении у нее не потребуете? Впрочем, откуда у этих сектантов официальные документы!
        Упавшим голосом я произнесла:
        — У меня нет записи о рождении.
        Старичок терпеливо улыбнулся.
        — Я не зря служу придворным астрологом уже сорок лет, милая. Ваш облик, поведение и голос ясно говорят, что вы родились в день Теней. В этом нет никаких сомнений.
        Придворный астролог! Вот это да! Кто же тогда этот противный Оглетон — может, придворный шут?
        Оглетон опять хмыкнул — в этот раз недоверчиво.
        — Как скажете, господин Торнус, как скажете.
        Дальше в разговор вновь вступил господин Ортего.
        — Камилла, вы посещали школу?
        — Да, в Олхейме. Мэр требовал, чтобы все дети города получили образование, даже те, кто воспитывался при Общине.
        — Вы знаете староимперский?
        — Немного, — ответила я, чувствуя, как краснеют щеки. Уверенное вранье не было моей сильной стороной.
        — Вам знакомы основные принципы магии? Вы ведь из Отроков Света, а они, как известно, магию не жалуют.
        — Мой отец держит в доме книги по ритуалистике и демонологии, хоть это у нас и запрещено. И я их читала, — ответила я уклончиво.
        — Вы знаете, как обращаться с магическими предметами? Как защищаться от остаточных заклятий Темных лет, если в том возникнет надобность?
        Я кивнула, не в силах произнести ни слова, и чувствовала, что от стыда у меня даже лоб покраснел. От надвигающейся паники стало трудно дышать. Госпожа Резалинда может мной гордиться. «Себе на пользу и соврать не грех». И вот я соврала. Единственный магический предмет, с которым мне довелось близко иметь дело — это огненный короб, что стоит на кухне доходного дома. О заклятиях Темных лет я не имела ни малейшего представления. Стоит Кассиусу задать пару-тройку уточняющих вопросов, и он сразу поймет, что мои знания никуда не годятся. Впрочем, обман откроется совсем скоро, во время проверочного задания, которое упомянул придворный астролог Торнус. На что я только рассчитывала, придя в этот дом?
        Сидящие за столом господа переглянулись. Оглетон скривил полные губы и помотал головой. Господин Ортего упрямо нахмурился и едва заметно пожал плечами. Астролог Торнус глядел безмятежно, как младенец.
        — Хорошо, Камилла, — поднялся управляющий, давая понять, что беседа завершена. — Вы должны кое-что сделать, и затем мы решим, подходите ли вы нам. Пожалуйста, пройдите сюда.
        Он провел меня в заднюю часть кабинета и предложил занять место за длинным столом, рядом с другими соискателями. Передо мной лежал лист бумаги, карандаш и пожелтевший манускрипт. Часть текста была напечатана старинным колючим шрифтом, часть написана от руки мелким квадратным почерком. В углу был изображен знак, показавшийся знакомым. Он напоминал руну, которая использовалась в древнем дракридском наречии — а именно руну змеи.
        — Вы должны переписать весь текст, что видите на этом листе, — объяснил Кассиус, зачем-то делая упор на слово «видите», — Переписать аккуратно, красиво, ничего не пропуская. Вы знаете, что староимперская каллиграфия необычайно сложна. Нам нужно проверить, насколько вы в ней сильны. Затем вы должны перевести текст на общеимперский. Прошу, приступайте.
        Кассиус вернулся за свое место за столом, но не отводил от меня взгляда. Я окаменела. Переписать? Попробую. Перевести? Ничего не выйдет.
        Дрожащей рукой я придвинула манускрипт и кое-как взяла самопишущее перо. Задание было мне не по силам, но я решила идти до конца. Придётся просто копировать буквы незнакомого алфавита как можно точнее. Что касается перевода, кое-какие староимперские слова я знала, может, сумею додумать остальное.
        Остальные соискатели уже завершили работу. Юноша и толстяк передали свои листы Кассиусу, тот бегло их изучил, вежливо кивнул и попросил дворецкого проводить соискателей на выход. Кажется, испытание они не прошли.
        Я мельком глянула на рукопись своей соседки, госпожи Густавы. Выданный ей манускрипт очень походил на мой — часть напечатана, часть заполнена от руки, но, к моему удивлению, переписала она от силы половину текста. Я решила, что самоуверенная дама была вовсе не такой образованной, какой казалась. Неудача соперницы несколько успокоила.
        Госпожа Густава передала свой лист Кассиусу, а затем, как и остальные соискатели, покинула кабинет в сопровождении дворецкого.
        Я копировала слова так аккуратно, как только могла. Чем ближе подходила к концу текста, тем чаще ловила на себе взгляды троицы за столом. Кассиус смотрел напряженно, астролог Торнус — с любопытством, а толстяк Оглетон таращил водянистые глаза и недоверчиво дергал себя за ус, рискуя испортить напомаженный вензель.
        Я чувствовала: что-то идет не так, но не могла понять, что именно. Мне казалось, я неплохо справляюсь с работой. Почему они так на меня смотрят? В голове мутилось от голода, усталости и волнения.
        Господин Ортего встал и подошел ко мне.
        — Ваше время истекло, Камилла, — произнес он почти виновато, — Позвольте вашу работу.
        Я вцепилась в лист обеими руками.
        — Я не успела перевести, — призналась с отчаянием.
        Кассиус приблизился и почти вырвал исписанный лист у меня из рук, пробежал глазами, затем вынул из кожаной папки на столе какой-то документ и сверил с моим текстом. На его лице проступило неприкрытое, безмерное удивление, которое сменилось облегчением. Волнуясь, он произнес:
        — Неважно. Оставим перевод. Госпожа Камилла, вам придется немного подождать. Пикерн подаст вам чай и пирожные, чтобы вы не скучали.
        Чай и пирожные! Да, да, да! Подайте мне чай и пирожные, а затем можете выгнать прочь, потому что я не прошла ваше испытание — иначе, почему бы Кассиусу так странно смотреть на мою писанину, как будто не веря своим глазам?
        Я поднялась — слишком поспешно — голова закружилась. Я пошатнулась, но Кассиус подхватил меня под локоть, пристально посмотрел в глаза и что-то понял.
        — Пикерн, пирожных не надо, замените их сухими галетами, пожалуйста. А чай заварите совсем слабый, — внезапно отдал он приказание, которое поразило меня до глубины души. А ведь господин Ортего показался мне таким внимательным и добрым, и вот, пожалуйста, — пожалел пирожных и чая!
        Но Кассиус наклонился к моему уху и тихо произнес:
        — Пирожные с жирными взбитыми сливками и крепкий чай не пойдут на пользу в вашем состоянии, Камилла. Когда вы ели в последний раз?
        Я была так ошарашена, что ответила без запинки:
        — Вчера вечером.
        — А когда вы в последний раз ели нормально, досыта?
        — Не помню. Неделю или две назад.
        — Понятно. Ешьте осторожно. Не спешите. Устройтесь в кресле поудобнее, и подождите. Все будет хорошо. Доверьтесь мне.
        С этими словами Кассиус отвел меня в приемную комнату, усадил в кресло за маленьким столиком в углу, затем вернулся в кабинет. Спустя минуту Пикерн принес серебряный поднос, на котором исходил паром небольшой чайник и стояла чашка с блюдцем из тонкого полупрозрачного фарфора. На белоснежной тарелке лежали три галеты приличных размеров. Я с трудом сдерживалась, чтобы не запихнуть их в рот все сразу, но, помня совет Кассиуса, отламывала крошечные кусочки и медленно рассасывала, а затем делала маленький глоток чая светло-янтарного цвета. Чай умопомрачительно пах травами, хрустящее тесто таяло во рту. Никогда в жизни не ела ничего вкуснее.
        Из кабинета доносились голоса — сначала тихо, затем все громче и громче. Говорящие шумно препирались. Я услышала, как Кассиус с нажимом обратился к Оглетону:
        — За месяц здесь побывало человек двадцать, но никто — никто! — не подошел. Мы уже сомневались в открытии господина Торнуса — он сам в себе сомневался, верно, господин Торнус? Но она смогла, у нее все получилось!
        — Вы в своем уме, Кассиус? — визгливо парировал Оглетон. — Послушница Общины — и в этом доме! Вы знаете, как сектанты относятся к магии? Глупая, недалекая девчонка будет брать в руки и читать сокровища коллекции Дрейкорнов! Нет, нет, я переоцениваю ее возможности. Куда ей читать! Разве вы не видите, староимперского она не знает?! О, представляю, что скажет Джаспер, когда узнает о вашем выборе!
        — У нас нет выхода, Огастас, — мягко увещевал придворный астролог Торнус.
        — Время идет, Канцлер ждет результатов. Джаспер задерживается. Он делает свое дело, а Кассиус делает свое. Девушка выглядит порядочной, а это главное. В голове у нее, конечно, пусто, но это не беда… Лично я в полном восторге. Моя теория подтвердилась. Ах небесный механик, каков хитрец!
        — Поступайте как знаете. Мое дело маленькое. Я всего лишь скромный семейный стряпчий — куда мне лезть в ваши имперские дела!
        Послышались шаги, и из кабинета вылетел взъерошенный Оглетон. Его напомаженные усы обвисли, потный лоб покраснел. Оглетон бросил на меня убийственный взгляд, фыркнул, как рассерженный кот, и выскочил в коридор.
        Появился Кассиус. Он широко улыбался, серые глаза светились. Его белозубую улыбку чуть портили крупные, выдающиеся вперед верхние резцы, но, несмотря на этот дефект, молодой человек казался мне прекрасным, словно сказочный принц.
        — Госпожа Камилла! — торжественно произнес он, — Я счастлив предложить вам вакансию личного помощника и библиотекаря гран-мегиста Джаспера Дрейкорна, нового лорда-архивариуса, теурга второго ранга. Мы можем обсудить с вами условия прямо сейчас; в течение двух месяцев вы проходите испытательный срок. Оплата составит половину будущего жалованья, то есть двести декатов. Стряпчий Оглетон составит договор завтра к утру; вы подпишете его и сразу приступите к своим обязанностям. Я введу вас в курс дела.
        Я силилась понять, что говорил мне Кассиус. Он предлагает мне занять вакансию помощника? Я могу приступить к работе завтра? Мне будут платить… двести декатов? Двести? Этого не может быть. Гувернанткам или домоправительницам в столице платили пятьдесят декатов, клеркам — не больше восьмидесяти. Этот прекрасный сероглазый принц шутит?
        — Я прошла собеседование? — задала я глупый вопрос, отставляя в сторону чашку и с сожалением глядя на крошки, оставшиеся от галет. Если бы Кассиус не вошел в кабинет, я бы высыпала их в рот.
        Кассиус опустился в кресло напротив, осторожно взял меня за кисть и ласково потряс.
        — Да, Камилла. Поздравляю. Лично я очень рад, что вы будете работать у нас в доме. Вы прекрасно со всем справитесь. В основном вам придется приводить в порядок семейную библиотеку, переписывать старые документы — ничего сложного. Где вы остановились в столице? Господин Дрейкорн предпочел бы, чтобы его помощник проживал здесь, в его доме, и не отлучался в город без нужды. Вы могли бы переехать сюда сегодня?
        — Мне придется платить за комнату? — задала я второй глупый вопрос.
        — Разумеется, нет, — удивился Кассиус. — Будете жить на всем готовом.
        Это предложение решало все мои проблемы, но я ощутила укол беспокойства.
        — А где сам господин Дрейкорн?
        — В отъезде, и когда вернется — неизвестно, — развел руками Кассиус, — Если откровенно, мы не часто имеем удовольствие видеть хозяина. Но ни о чем не беспокойтесь — в его отсутствие я и Оглетон заведуем всеми делами. Мы прекрасно вас устроим.
        Услышав имя Оглетона, я невольно поморщилась. Кассиус добродушно засмеялся.
        — Не переживайте, Огастас не будет вам докучать. К тому же, он не так плох, как кажется, просто невыносимо глуп и заносчив. Если бы не традиция, Джаспер давно бы отказался от его услуг, но увы! — поколения Оглетонов испокон веков были стряпчими при Дрейкорнах.
        — Хорошо, — сказала я неуверенно — происходящее казалось мне сном. — Я готова переехать прямо сейчас.
        — Отлично! — всплеснул руками Кассиус. — Хотите, я пошлю за вашими вещами, а вы пока отдохнете в своей новой комнате? Чуть позже Пикерн подаст обед — прикажу кухарке сварить вам легкий суп, а на ужин можно будет съесть что-нибудь поплотнее. Не стоит смущаться, Камилла, — Кассиус посмотрел на меня ласково. — Мне доводилось бывать в вашей ситуации, и я знаю, каково это — голодать неделями и изнывать от тревоги, не зная, удастся ли прожить завтрашний день. Теперь все будет хорошо. В этом доме вам ничего не угрожает.
        Мне показалось, что последние слова Кассиус произнес с ноткой сомнения, но сил вдумываться в их искренность у меня не было. Я вытащила счастливый лотерейный билет, и сердце мое трепетало от волнения.



        Глава 3 Библиотека лорда-архивариуса

        Господин Ортего ни за что не хотел отпускать меня обратно в город одну.
        — Камилла, я вижу, как вы измождены, — серьезно сказал он. — Лицо бледное, как мел, того и гляди упадете. Напишите записку хозяйке. Попросите ее собрать ваши вещи. Пикерн возьмет извозчика и все привезет.
        — Мне, право, неловко…, — попробовала я возразить. Меньше всего хотелось, чтобы накрахмаленный, чопорный Пикерн отправился в доходный дом госпожи Резалинды и увидел, в каких условиях я жила: ободранные стены, прогорклый запах, и нетрезвая хозяйка с ее боцманской трубкой и несдержанным языком. Но Кассиус был настойчив, пришлось согласиться. Впрочем, я была рада избежать возможной встречи с сыном старейшины. Освальд наверняка в ярости прождал меня целый день. Теперь лучше не попадаться ему на глаза.
        Я написала записку, от волнения дважды порвав бумагу пером. Кассиус вызвал дворецкого и дал ему нужные указания. Пикерн коротко кивнул, повернулся и молча вышел. Ручаюсь, задание было ему совершенно не по душе.
        Затем управляющий предложил показать выделенную мне комнату. Я двинулась за ним, ошалело озираясь. Голова шла кругом от невероятного поворота судьбы. Я даже предположить не могла, куда она меня влекла и с какими людьми готовила столкнуть.
        Дом лорда-архивариуса Дрейкорна вызывал смешанные чувства.
        Его внутреннее убранство было столь же необычным, как и внешний вид. Мы шли по длинным, безлюдным коридорам с множеством арочных проемов. Я старалась не глядеть на изваяния, наполовину утопленные в стену. Изваяния изображали людей, зверей и фантастических существ. На каменных лицах и мордах застыло выражение невыразимого страдания.
        Звуки наших шагов то беззвучно таяли, то отражались от каменных стен, и тогда казалось, что кто-то шел за нами следом, стремительно и неотвратимо — в тревоге я не раз озиралась, пока Кассиус, посмеиваясь, не успокоил меня:
        — В этом доме живет странное эхо. У него свой характер: оно любит пугать гостей. Вы привыкните, Камилла. Это всего лишь старая архитектура, ничего более. Дому без малого четыреста лет. Но привидений здесь никто и никогда не видел.
        Коридоры третьего этажа носили следы переделок и обновлений. Сумрак рассеивали стеклянные колбы в корпусе из бронзовой проволоки, внутри которых ярко горели два раскаленных стержня.
        — Не магия, — пояснил Кассиус, — это электричество. Любопытное старинное изобретение, ныне забытое. Господин Дрейкорн любит выискивать подобные штуки и давать им новую жизнь.
        — Господин Дрейкорн маг? — осторожно поинтересовалась я, с недоумением прислушиваясь к нарастающему шуму: ритмичный стук, гул, шипение.
        — Да, теург-механик второго ранга, один из лучших, но магия в этом доме почти не используется. Хозяин отдает предпочтение устройствам домагической эпохи. Например, отопление у нас паровое, в подвале стоит газовый котел. В прошлом году Джаспер, то есть господин Дрейкорн, распорядился установить водопровод и эти светильники. «Дом-у-Древа» очень стар и не терпит переделок, но, признаюсь честно, жить здесь стало намного уютнее. Лично я бы предпочел огненные короба, солнечные стекла и прочие демоновы дары, однако здесь хозяин непреклонен. Впрочем, кое-какие магические новинки у нас имеются. В библиотеке, где вы будете работать. Скоро сами их увидите. А пока — гляньте-ка сюда!
        Мы вышли в полутемный холл, заканчивающийся круглой лестничной площадкой. Странный шум стал громче. Дальняя стена холла была забрана стеклом в стальном узорчатом переплете. Вниз и вверх уходила винтовая лестница, невесомая, точно сплетенная из стальной паутины. От стены во все стороны разбегались медные трубы, провода; за стеклом что-то двигалось, шипело. С удивлением я разглядела, что внутри стены прятался гигантский, сложный механизм. Крутились шестеренки, ходили поршни. Казалось, я очутилась внутри старинной музыкальной табакерки — была такая у владельца аптеки в Олхейме, и он заводил ее на потеху желающим за пару сентимов. Нет, скорее механизм походил на часть живого существа, словно кто- то вскрыл гигантскую грудину, обнажив неустанно работающие органы.
        — Механическое сердце Дома-у-Древа, — пояснил господин Ортего. — Его установил сам господин Дрейкорн. Работает оно от газового котла в подвале. Котельную мы называем чревом Дома, — Кассиус улыбнулся шутке. — А вот эти провода и трубы — его жилы, сосуды и нервы. Они помогают согреть и осветить комнаты, подать воду и свежий воздух.
        — Это магия? — зачарованно спросила я.
        — Нет, тоже старинная, домагическая техника. Весьма модное увлечение среди теургов. Эти господа любят показать, что хотя и дарят миру магический прогресс, сами помнят об истоках, примитивных человеческих технологиях и так далее. У Джаспера это увлечение переходит все границы.
        Мы вернулись и прошли дальше по коридору. Управляющий шагал скоро, легко, небрежно заложив руку за лацкан сюртука из дорогой шерсти; у дверей останавливался и галантно пропускал меня вперед. К такому обращению я была непривычна, стеснялась, неловко благодарила.
        Кассиус продолжал рассказывать:
        — Сердце, чрево, жилы, нервы дома — все это требует тщательного ухода. Джаспер любит сам с ними возиться — не брезгует испачкать руки по локоть в машинном масле. Пока его нет, к нам приходит мастер Картезиус. Он приводит механизмы в порядок, если дом принимается капризничать.
        Все это было так интересно, что я осмелела:
        — Вы говорите о доме, словно он живое существо. Сердце, чрево, жилы… может еще и душа у него есть? — спросила я простодушно.
        — А как же, — ответил управляющий и подарил мне смеющийся взгляд. — Есть и душа. Только она мертва.
        Я захлопала глазами.
        — Душа дома — древо Ирминсул, — пояснил управляющий. — Дом построили вокруг него и ради него. Вы ведь видели ветви, торчащие из кладки башни?
        Засохшее дерево, такое древнее, что саженцем оно видело основание Аэдиса. Прежние обитатели этого квартала считали Ирминсул источником природной магии.
        Но Ирминсул погиб двести лет назад и никогда более не возродится. Теперь он не более чем мертвая деревяшка, оригинальное украшение башни «Дома-у-Древа».
        Мы дошли до конца коридора. Кассиус распахнул резную дверь и пригласил войти.
        — Ваша комната, Камилла. Прошу, располагайтесь. Вам нужен отдых и хорошее питание. Ужин принесут прямо сюда. Вот сонетка: позвоните, если понадобится. К работе приступите завтра.
        С этими словами господин Ортего раскланялся и оставил меня одну.
        Первым делом подошла к стрельчатому окну. Оно выходило на узкую открытую галерею с резным каменным парапетом. Оттуда открывался красивый вид на Императорский парк; мне сразу же захотелось попасть наружу, но для этого пришлось бы лезть в окно, и я дала себе слово позднее поискать выход в коридоре.
        Комната была небольшой, довольно светлой и просто обставленной. Столик, кресло, старинный шкаф с филенками из потемневшего дерева с резными фигурками волшебных единорогов и старинных крепостей. Милая вещица и, должно быть, ценная.
        У стены стояла уютная кровать под темно-синим узорчатым покрывалом: туда-то я и устремилась. Села, скинула обувь и облегченно вздохнула. Блаженство! Хотелось сидеть, не двигаться и ни о чем не думать, хотя поводов для размышлений было предостаточно.
        Все складывалось настолько хорошо, что вызывало определенную тревогу. Странный дом, странное собеседование на странную вакансию. Мне не задали никаких дополнительных вопросов, не расспросили ни о чем; при этом казалось, что господин Ортего был крайне заинтересован в том, чтобы всеми силами удержать меня в доме покойного лорда-архивариуса Клаудиуса Дрейкорна.
        Немало занимал меня и отсутствующий хозяин, теург-механик второго ранга Джаспер Дрейкорн. Простые люди робели и трепетали перед теургами и магами всех мастей; как иначе относиться к людям, чьи руки по локоть в крови несчастных, которых сотнями гибнут на жертвенных алтарях империи? В моей общине старейшины неустанно посыпали теургов проклятиями на вечерних и утренних молитвах, называя их «чернейшими Отроками Тьмы». И вот теперь один из них дал работу и кров.
        Дом меня заинтересовал, но при этом насторожил своей непривычной атмосферой. Если говорят правду, и жилище всегда похоже на хозяев, то портрет господина Джаспера Дрейкорна вырисовывается не самый приятный. И пусть он даже не приветствует магию в своем доме, жертвенный алтарь тут наверняка имеется: я успела заметить, что на одной из стен вестибюля висела коллекция старинных ритуальных ножей с золотыми рукоятками.
        Резалинда рассказывала немало историй о девушек, приезжающих в столицу и попавших в беду. Сейчас я могла стать одной из них. За меня заступиться некому. Если теургу для его экспериментов срочно понадобится человеческая жертва, я могу некстати оказаться под рукой, и плевать он хотел на законы.
        Тут я вспомнила лучистые серые глаза господина Ортего, его искреннюю заботу и невольно улыбнулась — нет, представить его в роли сообщника злодея я решительно не могла. А вот дворецкого с татуированными щеками и, в особенности, усатого стряпчего — запросто.
        Силы внезапно меня оставили и я, отмахнувшись от тревожных мыслей, упала на подушку, закрыла глаза и немедленно провалилась в сон.
        Меня разбудил стук в дверь. От внезапного пробуждения сердце колотилось, и я никак не могла понять, где нахожусь.
        На неяркий голубой ковер на полу падали золотистые лучи. День близился к закату. В комнате было тепло, приятно пахло сухой лавандой и мебельным воском. В незнакомом месте я спала всего лишь второй раз в жизни, но, как ни странно, чувствовала себя вполне комфортно.
        Стук повторился; я открыла дверь. За ней оказался Пикерн — он принес мой саквояж. Рядом с Пикерном обнаружилась фигуристая девица в сером платье служанки с подносом в руках.
        — Ваш ужин, — сурово объявил Пикерн. — Это Эрина. Если что-то понадобится, обращайтесь к ней. Ванна в конце коридора. Завтрак в восемь внизу.
        Девица уставилась наглыми насмешливыми глазами. На ее лице легко читалось, что она думает по поводу моей внешности и статуса. Эрина считала, что я стою много ниже ее во всех отношениях и не собиралась проявлять дружелюбие. Я знала этот тип самоуверенных столичных служанок. Им только дай повод позубоскалить над невзрачными провинциалками вроде меня.
        Когда Пикерн и Эрина покинули комнату, я устроилась в кресле у столика и приступила к ужину. Овощной суп оказался невероятно вкусным, но только распалил мой аппетит; я чувствовала, как с каждой ложкой во мне просыпается зверский, необузданный голод. За несколько недель вынужденного воздержания желудок смирился с отсутствием пищи, но теперь яростно требовал наверстать упущенное.
        После ужина — слишком легкого, на мой взгляд, — отправилась на разведку. В конце коридора нашла ванную комнату с водопроводом и долго с удовольствием ее изучала.
        В общине мы жили по старинке: обходились чуть теплой водой в тазу, а в столице я неимоверно страдала от невозможности хорошенько помыться. Доходный дом госпожи Резалинды был убогим даже по меркам Котлов. Ванная для постояльцев — одна на весь дом. В ней имелись ржавые протекающие трубы, единственный кран с холодной водой, невероятно грязная крохотная раковина и мохнатые пауки размером с мышь.
        Я с удовольствием поворачивала фарфоровые вентили в форме изящных лилий и слушала, как ласково журчала струя чистой горячей воды в бронзовой сидячей ванне на изогнутых ножках. Видимо, установили ее недавно. Я вознесла мысленную благодарность гран-мегисту Джасперу Дрейкорну, решившему осовременить замшелый дом своих предков.
        Далее взялась обследовать коридор. Далеко заходить не решалась. Здесь я была пока чужаком, и дом давал это почувствовать: пугал темными углами, зловещими резными изображениями на панелях, глухим недобрым эхом.
        Мне никто не попался на пути, не были слышны голоса, а на светильниках и рамах картин виднелась пыль, как будто прислуга лишний раз не заходила в коридоры третьего этажа.
        Стало неуютно, я поспешила назад в свою комнату и больше не выходила до вечера. Сделала короткую вылазку до ванны, чтобы освежиться перед сном, а затем заперла дверь, разобрала вещи, переоделась в ветхую ночную рубашку, залезла в кровать под толстое, теплое одеяло и уснула сразу же, как только опустила голову на подушку.
        Утром я проснулась ни свет ни заря, в холодном поту. Спросонья почудилось, что я опять оказалась в общине и опоздала к утренней медитации в вечно холодный молитвенный зал. Испугавшись грядущего наказания, я села рывком, открыла глаза, увидела луч солнца, карабкающийся по резной дверце шкафа, и засмеялась от счастья. Я в безопасности, в богатом большом доме, мне не надо мерзнуть на ледяном полу в келье Смирения в общине Олхейма, не надо бродить по мрачным улицам Предгорода и размышлять, где найти еды. Мои беды закончились — хотя бы на время.
        Я весело поднялась и привела себя в порядок. Настало время спускаться к завтраку. К сожалению, у меня не было другой одежды, кроме двух традиционных серых бесформенных платьев и одного черного с белым воротником, которое девушки в общине надевали на праздники. Если все получится, и я останусь тут работать, то смогу, наконец, купить себе удобные, красивые городские наряды.
        Я предполагала, что буду питаться вместе со слугами, но не знала, где искать их столовую, а звонить в сонетку и спрашивать постеснялась, поэтому решила найти лестницу и спуститься, в надежде встретить кого-нибудь по пути.
        Однако стоило выйти в коридор, я увидела спешащего навстречу господина Ортего. Этим утром он имел изрядно помятый вид. Волосы взъерошены, глаза покраснели, а костюм выглядел так, будто Кассиус не снимал его на ночь. От управляющего пахло вином и несвежим сигарным дымом. Заметив меня, он расцвел радостной улыбкой.
        — Камилла! — вопреки всему, голос Кассиуса был полон солнца и энергии. — Прекрасно выглядите — отдых пошел вам на пользу. Идемте же завтракать. Сегодня вас ждет необыкновенный день!
        — О, нисколько в этом не сомневаюсь, — искренне ответила я.
        Я заразилась жизнерадостным настроением Кассиуса и теперь с нетерпением ожидала, когда смогу приступить к работе. Отец всегда называл меня умной и любознательной девушкой, и я решила, что мое упорство искупит недостаток навыков. Учусь я быстро, тяжелого труда не боюсь: у меня обязательно все получится.
        Кассиус привел меня в небольшую столовую на первом этаже. Оказалось, статус секретаря позволял мне делить трапезу вместе с управляющим, а не с Эриной и прочими слугами.
        В столовой ожидал неприятный сюрприз. На одном из стульев за столом вальяжно расположился стряпчий Оглетон и с удовольствием завтракал.
        Приборами он не пользовался, предпочитая услуги своего бес-лакея. Жестом дирижера Оглетон наводил наманикюренный указательный палец на выбранное блюдо, изящно шевелил пухлым мизинцем и делал ловкий пасс. Дымящиеся кусочки мяса и овощей легко взмывали над тарелкой, затем, повинуясь неуловимому движению кисти, совершали крутой пируэт и стремительно ныряли к деликатно приоткрытым губам.
        Я завороженно наблюдала, как крошечные ломтики тушеного сельдерея и мяса вальсировали над столом; жирные капли подливы нет-нет да срывались на белоснежную скатерть. Над столом, едва видимая, колыхалась подвижная тень.
        Когда мы заняли места, Оглетон приступил к сладкому. Перед вензелями усов парило пирожное с пышной шапкой взбитых сливок. Стряпчий облизнулся в предвкушении, приоткрыл рот, смешно вытянув губы трубочкой, но поймал мой взгляд и брезгливо нахмурился.
        Ему не стоило отвлекаться: пирожное покачнулось, щедро мазнуло взбитыми сливками пухлый подбородок и сочно шлепнулось на скатерть. Белые хлопья густо осели на приборах и лацканах дорогого костюма. Оглетон смачно чертыхнулся и потянулся за салфеткой, подарив мне неприязненную гримасу. Кассиус расхохотался и сел за стол.
        — Поделом тебе, Огастас. Кстати, не забывай — Джаспер не терпит демонических слуг в доме. Потрудись сам себя обслуживать.
        — Ах, брось, — сердито воскликнул толстяк. — Джаспера сейчас здесь нет. А ты завидуешь, что не можешь позволить себе такого же бес-лакея. Советую меньше торчать в игорных клубах, и тогда у заведутся лишние деньги. Вижу, ты опять не ночевал дома.
        Кассиус беззаботно пожал плечами. Он очень хотел спать, его лицо то и дело сводило судорогой, когда он пытался сдержать позевывания. Тем временем салфетка сама собой выпорхнула из наманикюренной руки стряпчего и принялась стирать кремовые потеки с усов и щек. Кассиус искоса наблюдал.
        — При всем моем уважении к магии, должен отметить, дорогой Огастас, сейчас ты выглядишь как последний кретин, который без помощи бес-лакея и ложку ко рту поднести не состоянии.
        — В свою очередь вынужден сообщить тебе, уважаемый Кассиус, что нынче утром ты напоминаешь пропойцу и бездельника, просадившего ночью за картами последние деньги.
        Я слушала их перепалку и старалась обрести уверенность. Я сидела за столом с посторонними мужчинами, и меня это смущало. В общине на ежедневной общей трапезе мужчины и женщины сидели за отдельными столами, в остальное время каждый ел в кругу семьи. Пока я бедствовала в столице, постоянный голод приучил меня не обращать внимание на компании, с которыми я была вынуждена делить стол в грязном трактире; теперь же я стеснялась до невозможности. Кроме того, нервировала еле различимая тень, медленно кружившая вокруг стряпчего.
        Кассиус указал на буфет, на котором были выставлены несколько блюд и лежали приборы. Я робко взяла тарелку, набрала всего понемногу и неловко пристроилась на свободный стул напротив Кассиуса.
        Мне стоило немало усилий сдерживаться, чтобы не наброситься на еду с яростным остервенением. Но Кассиус и здесь проявил понимание. Он на все лады расхваливал кухарку и неустанно предлагал попробовать все блюда, что стояли на буфете. Отказываться я не стала, но все же проявила благоразумие и решительно положила вилку и нож, когда утолила голод лишь наполовину.
        Избыток сытной еды может с непривычки опьянить, а мне предстояло первый раз приступить к работе. Если все пройдет хорошо, потом наверстаю, когда освоюсь в этом доме и займу в нем постоянное место.
        Кассиус налегал на черный кофе, а потом позвонил и попросил Пикерна принести рюмку бренди, после которой несколько взбодрился.
        После завтрака мы прошли в кабинет управляющего. Комнату я узнала — тут проходили испытания. Вчера от волнения я не смогла ее рассмотреть, и теперь поспешила хорошенько оглядеться.
        Окна выходили на восток, и утреннее солнце щедро заливало широкий рабочий стол, за который мы чинно уселись. Наверное, это была самая светлая комната во всем доме, где, как я успела заметить, предпочитали полусумрак.
        Кабинет был просторный, обставленный мебелью из желтовато-коричневого дерева. На потолке и стенах пастельного цвета играли солнечные зайчики, отражающиеся от начищенных латунных ручек книжных шкафов и хрустального пресс-папье. В углу стоял странный агрегат, похожий на небольшой клавесин. В лакированном сферическом корпусе разместились медные спицы, поршни, черный валик, какие-то ленты и множество клавиш из слоновой кости.
        Заметив мой заинтересованный взгляд, Кассиус ласково похлопал лакированный бок и пояснил:
        — Скоропечатающая машина, еще одна вещь домагической эпохи. Господин Дрейкорн восстановил ее по старинным чертежам.
        Оглетон презрительно фыркнул:
        — Никогда не мог понять любви Джаспера ко всякой примитивной рухляди. Магические копировальные доски куда удобнее. Их уже вовсю применяют в придворной канцелярии.
        — Ну, не скажи, — возразил Кассиус. — Они еще весьма недоработаны и славятся капризным нравом. Говорят, одна из них вставила картинку фривольного содержания в копию адмиральского указа. А все потому, что недотепа-секретарь до этого украдкой размножил для друзей пикантные литографии. Вот ваш договор, Камилла, — он передал папку. — Кстати, он как раз напечатан вот на этой «примитивной рухляди», как изволил выразиться наш достопочтенный стряпчий.
        Я пробежала глазами текст; так и есть, двести декатов первые два месяца, в течение испытательного срока, четыреста декатов потом. Просто невероятно.
        Мои обязанности: составление описи личной библиотеки, ведение документов, исполнение поручений по усмотрению хозяина. На первый взгляд, ничего сложного.
        А вот еще одна строка… «Сей договор вступают в силу только после заключения Дополнительного Соглашения о Неразглашении на особых условиях».
        — Господин Ортего, — нерешительно спросила я. — Что означает этот пункт? Какие особые условия я должна выполнить?
        — Это означает, милочка, — развязно влез в разговор стряпчий, — что мы не хотим, чтобы вы трепались на каждом углу о том, что узнаете или, не дай бог, ненароком подслушаете в этом доме. Вы даете клятву хранить тайну, и даете ее, будучи введенной в магнетический транс. Явление магнетизма, также известного как гипноз — это…
        — Я знаю, что такое магнетизм, — невежливо перебила я толстяка. Еще бы мне не знать! Один из излюбленных методов Просветленного старейшины. Правда, он называл его «воспитанием через духовное подчинение», но суть была та же — затуманить разум, подавить волю.
        Я знала, как избежать гипнотического воздействия — отец научил паре простых приемов, помогающих сохранить ясность рассудка, но рассказывать об этом Оглетону не спешила.
        Обманывать будущего работодателя нехорошо, но неестественное подчинение чужой воле вызывало у меня отвращение. Да и одним обманом больше, одним меньше — какая разница? Я и так сумею сохранить секреты этого странного дома.
        Кассиус поспешил успокоить:
        — Камилла, не подумайте, что мы вам не доверяем. Это условие — защита от всяких неприятных случайностей. Так вы не сможете рассказать о том, что не следует знать посторонним, даже если вас будут принуждать. Магическое воздействие на разум запрещено, а вот гипноз используется повсеместно. Господин Оглетон опытный судебный гипноманипулятор. Кроме того, вы заранее ознакомитесь с текстом клятвы, и после выхода из транса будете помнить абсолютно все.
        Оглетон молча протянул мне второй листок.
        Текст на листке гласил:
        «Я, Камилла, подписывая сей договор, приношу клятву перед лицом присутствующих здесь.
        Клянусь хранить тайну обо всех действиях, кои мне поручено выполнять по условиям сего договора.
        Клянусь хранить тайну обо всех распоряжениях, кои исходят от моего хозяина.
        Клянусь хранить тайну обо всем, что происходит в стенах сего дома.
        Я получаю право раскрыть вышеперечисленное лишь тогда, когда любое названное ниже лицо произносит слова «Дозволяю тебе, Камилла, говорить» и называет слово-ключ, кое есть «Вайверн».
        На подлинном подписали:
        Кассиус Ортего, управляющий делами гран-мегиста Джаспера Дрейкорна, теурга второго ранга,
        Огастас Оглетон, стряпчий, член Императорской Адвокатской Палаты, лицензированный судебный гипноманипулятор».
        — Ну? — нетерпеливо спросил стряпчий. — Приступаем к процедуре? Или отправляетесь восвояси, а мы идем искать кого-то другого? Надеюсь, вы выберете второй вариант.
        — Я готова, — решительно сказала я.
        — Отлично! — обрадовался Кассиус. — Садитесь сюда и делайте все, что скажет господин Оглетон.
        Тот приблизился с недовольным видом. Велел сесть к нему лицом, положил на стол копию соглашения и самопишущее перо. Бесцеремонно схватил за запястья потными липкими ладонями, подержал, как будто слушая пульс, резко отпустил.
        Затем выудил из жилетного кармана блестящий дорогой хронометр, сунул мне под нос и внезапно заговорил обволакивающим, глубоким голосом, совсем не похожим на его обычный фальцет.
        — Камилла. Вы смотрите на хронометр. Вы не отводите взгляд. Вы слышите мой голос. Вы расслабляетесь. Вы дышите глубоко. Вы делаете, что я говорю.
        Стряпчий повторял эти слова снова и снова, а я постаралась принять бессмысленное, вялое выражение лица, которое я наблюдала у послушников, когда Просветленный старейшина принимался читать на проповедях формулы духовного подчинения.
        Стряпчий неплохо знал свое дело, и это застало меня врасплох. Ноги внезапно онемели, сердце пронзила ледяная игла. Заливающий комнату яркий солнечный свет как будто начал гаснуть, а тиканье хронометра становилось все громче и громче, пока не заполнило всю комнату. Удары вошли в ритм со стуком моего сердца; стало трудно дышать.
        В воздухе за спиной Оглетона четко проявилась черная тень с непропорционально гигантской головой и паучьими ногами. Демонический слуга нависал неподвижно и угрожающе, то ли терпеливо ожидая очередного приказа, то ли собираясь поглотить своего хозяина. Внезапно тень качнулась вперед, как будто желая приблизиться ко мне.
        Я ощутила сильное беспокойство и усилием воли абстрагировалась от монотонного бормотания. Начала вспоминать слова любимой детской считалки, мысленно старательно проговаривая каждое слово — и это помогло. Морок отступил, мир вернулся в привычную реальность. Призрачная фигура демона медленно растворилась; теперь я с трудом могла различить его.
        А Оглетон тем временем продолжать утробно вещать:
        — Вы берете этот документ. Вы читаете вслух клятву. Вы ставите свою подпись.
        Я взяла соглашение и начала читать текст клятвы невыразительным тихим голосом. Закончив, взяла перо и медленно вывела свою подпись. Оглетон произнес громко:
        — На счет «три» вы просыпаетесь и встаете. Раз, два, три!
        Я поморгала, изображая выход из транса.
        — Готово, — заявил стряпчий. — Можете забирать ее, Кассиус. Но я все равно не советую доверять ей безоговорочно. От этих уличных проходимцев всего можно ожидать. Особенно от тех, кто не брезгует рыться в мусорном баке, чтобы выудить выброшенную газету.
        Затем невозмутимо отвернулся и, насвистывая, принялся собирать документы в кожаную папку. У меня от стыда запылали уши — выходит, стряпчий меня запомнил и видел, что произошло после нашей стычки.
        Кассиус подошел ко мне, протянул руку, помогая встать со стула и, улыбаясь, произнес:
        — Ну вот, теперь вы приняты на должность секретаря гран-мегистра Джаспера Дрейкорна. Готовы приступить к работе? Тогда идем в библиотеку!
        Библиотека занимала второй и третий этажи доброй половины правого крыла и поражала размерами и небывалым запустением. Зайдя внутрь и оглядевшись, я не знала, восхищаться мне, или огорчаться.
        Мы оказались в прямоугольном двухэтажном зале со сводчатым потолком, каждый дюйм которого покрывали потемневшие от времени, но все еще яркие фрески. Вдоль стен тянулись шкафы, украшенные резьбой и благородной позолотой. Винтовая лестница с ажурными коваными перилами вела на верхний ярус, где располагалась галерея, также заставленная шкафами. Рассеянный золотистый свет падал через полукруглые витражные окна-фонари у потолка; у книжных полок красовались массивные бронзовые электрические светильники.
        Приятно пахло старой бумагой, благородной плесенью и чуть-чуть корицей — запах книгохранилища, который невозможно спутать ни с чем другим.
        Однако среди всего этого великолепия царил невероятный кавардак. Кожаные позолоченные корешки на полках стояли вкривь и вкось. На темном восьмиугольном столе посреди зала были небрежно свалены горы книг. На креслах валялись пожелтевшие бумаги и листы пергамента.
        Кассиус неловко откашлялся.
        — Здесь вам и предстоит трудиться, Камилла, — печально объявил он. — Это семейная библиотека рода Дрейкорнов.
        — Что тут произошло? — не удержалась я от вопроса. — Здесь как будто ураган бушевал!
        — В последние месяцы жизни покойный архивариус вел себя странно, — пояснил Кассиус. — Он скупал товар в букинистических лавках без разбора и притаскивал все сюда. Выгнал старого библиотекаря, вытащил собрания книг из шкафов и заявил, что сам займется их каталогизацией по новому принципу, но, как видите, так ничего сделано и не было. После его смерти у Джаспера было полно других забот, а слуг он сюда пускать не любит. Пришло время привести все в порядок. Вам предстоит немало работы, Камилла.
        — Я должна здесь прибрать?
        — Не только. Теперь вы заведуете всем, что находится в этом зале. Вы должны привести в порядок описи, расставить книги по шкафам. Дело это непростое. Здесь собраны книги разных эпох, на разных языках. Многие посвящены магии. Некоторые тома имеют весьма неприятные свойства, требующие особых мер предосторожности. Поэтому библиотекарь должен уметь многое. Ну как, справитесь?
        — Конечно! — уверенно ответила я, и даже сама почти поверила в свои способности усмирить хаос, который творился в семейной библиотеке Дрейкорнов. У меня была куча вопросов, но я пока решила прикусить язык и послушать, что еще расскажет дружелюбный господин Ортего. А тот внезапно добавил серьезным тоном:
        — Теперь слушайте внимательно. Ваша главная обязанность заключается в другом. Среди всех этих собраний и коллекций вы должны найти несколько особенных книг. Нам неизвестны их названия, неизвестен их автор. Скажу только, что все эти книги изданы до девятого года Эры Магии. На одном из листов книги или на ее форзаце, или на обложке будет рукописный знак — вот такой, вы его уже видели.
        Кассиус достал из кармана пожелтевший листок — тот самый, что давал мне вчера на испытании — и указал на символ, похожий дракридскую руну змеи.
        — Вы должны внимательно просмотреть каждую книгу подходящего периода, и если вы найдете в ней этот символ — немедленно несите книгу мне. Это очень важно. Дополнительно к жалованию вы получите десять декатов за каждый найденный символ.
        Меня распирало от любопытства, но я продолжала хранить молчание, и только кивнула с умным видом.
        Кассиус провел меня к столу в центре зала.
        — А теперь о мерах предосторожности. Как вы знаете, первые маги Темных лет любили защищать свое имущество далеко небезобидными способами, пока это не запретили в начале прошлого века. Поэтому всегда надевайте перчатки, когда берете книгу, изданную до года принятия Второго Пакта. И никогда, ни при каких обстоятельствах не выносите ни единой книги из библиотеки. Это единственное место, которое защищено от взлома. Вот, например, посмотрите на этих двух красавцев — подарок самого канцлера.
        Я проследила за жестом Кассиуса и подпрыгнула от неожиданности. У входа в библиотеку, ранее не замеченные мной из-за плохого освещения, высились две фигуры со странными пропорциями тела.
        Кассиус поманил, и я неохотно подошла ближе. Фигуры вызывали у меня смутную тревогу и отвращение.
        Раза в полтора выше среднего человеческого роста, кошмарные существа прямо стояли на двух ногах и были искусно собраны из механических деталей и мумифицированных частей тел животных. Латунные стержни, поршни, прозрачные трубки, наполненные бурой жидкостью, и еще какие-то приспособления врастали в оголенные суставы и кости. Сильные, мощные ноги крепко упирались в мраморный постамент. Руки — или лапы? — заканчивались длинными когтями-серпами. На крепкой шее и широких плечах, перевитых упругими, похожими на медную проволоку мускулами и сухожилиями, сидела непропорционально маленькая голова непонятного зверя. Острая морда была похожа на собачью, но я никогда не видела у собак такой огромной, почти крокодильей пасти с невероятно острыми прямоугольными зубами.
        Существа стояли совершенно неподвижно и выглядели как больная фантазия таксидермиста, мечтающего стать механиком.
        — Это некрострукты, — пояснил Кассиус. — Последняя магическая разработка придворного теурга-механика Кордо Крипса и его демонов. Сделаны из частей животных — например, у этих голова левкротты, а в теле есть органы медведя и гиены. Разумом они, конечно не обладают. Это всего лишь автоматоны, сделанные из необычного материала. Эти созданы, чтобы охранять. Они не позволят проникнуть в библиотеку чужаку. Сейчас вы прошли со мной, и я не подал сигнал опасности, поэтому они никак не отреагировали. Подойдите ближе, Камилла, я должен вас им представить, чтобы вы могли находиться здесь без сопровождения.
        Я неохотно приблизилась. Возможно, это было лишь мое воображение, но мне казалось, что от некроструктов исходит неприятный запах тления, бальзамирующих веществ и машинного масла.
        Кассиус указал на небольшое пятно на широкой, покрытой свалявшейся бурой шерстью груди одного из существ и попросил меня положить на него руку. Я стиснула зубы от отвращения и выполнила просьбу. Мертвая сухая шерсть неприятно кольнула ладонь. Меня передернуло, по спине побежали мурашки.
        Кассиус тем временем достал остроконечный блестящий брелок на цепочке, вытянул руку и быстро очертил на плоском собачьем лбу сложный символ, который на секунду вспыхнул белым и тут же погас. Мы перешли ко второму существу и повторили процедуру.
        — Теперь они вас знают, и вы можете спокойно находиться здесь. А вот грабителю не поздоровится.
        Кассиус отступил на шаг и, окинув некроструктов восхищенным взглядом, констатировал:
        — Поистине изумительное произведение магического искусства.
        — Интересно, какова была цена сделки с создавшими их демонами? — не удержалась я.
        — Что? — Кассиус глянул на меня с удивлением. — Думаю, немалая. Имитация жизни всегда обходится дорого, но придворные теурги готовы принести любые жертвы. В конце концов, они могут себе это позволить — в тюрьмах полно осужденных на казнь.
        Я была в ужасе, но Кассиус этого не заметил.
        — Вон у того шкафа, — указал он на неприметную дверь в углу зала, — вход в рабочий кабинет библиотекаря. Магическими книгами занимайтесь только там.
        Кабинет дополнительно защищен от всяких неприятных эффектов, коими первые чернокнижники любили наделять свои гримуары. Там же вы найдете каталоги и подробные указания по работе с описями. Их лично составил господин Дрейкорн — я имею в виду Джаспера — для нового библиотекаря. Думаю, вы найдете их весьма полезными. Я попрошу дворецкого прислать помощницу, чтобы разобраться с пылью и мусором, но пожалуйста, не оставляйте ее в библиотеке одну. И помните о мерах предосторожности! Если книга окажется защищена, немедленно снимайте чары — надеюсь, вы хорошо умеете это делать? Вы говорили, вас учили этому в школе? Ну что же, тогда приступайте. Я буду в своем кабинете, и перед обедом загляну проверить, как у вас идут дела. Если у вас появятся вопросы, приберегите их на потом, договорились? Сейчас у меня много важной работы, я должен срочно ей заняться.
        Я промычала что-то невразумительное. Кажется, работа библиотекаря будет куда сложнее, чем мне представлялось сегодня утром. Однако признаться в своем невежестве я пока была не в силах, поэтому стояла, молча и беспомощно, пока Кассиус желал удачного первого дня работы, а затем стремительно шел к выходу. Я подозревала, что до обеда он просто собирается вздремнуть на диване в своем кабинете, и не хочет, чтобы его беспокоили.
        Дверь хлопнула, и я осталась в мрачном великолепии библиотеки одна- одинешенька, не считая отвратительных стражей.
        В зале воцарилась звенящая тишина, и я сразу почувствовала себя маленькой и потерянной.
        Глубоко вздохнула, тряхнула головой и вполголоса произнесла, обращаясь к некроструктам:
        — Отчего бы нам не познакомиться поближе? Тебя я буду звать Калебом, — я ткнула пальцем в левого стража, который, казалось, подозрительно изучал меня мертвыми стеклянными глазами.
        — А тебя я буду звать Кальпурнией, в честь кошки моей бывшей квартирной хозяйки, — обратилась я к правому стражу, морда которого мне показалась чуть более узкой и изящной, чем у первого.
        Стражи оставались мертвыми и недвижными.
        — Надеюсь, мы поладим, — пробормотала под нос и направилась к входу в кабинет библиотекаря, нервно оглядываясь, чтобы не упускать некроструктов из виду. Пройдет немало времени, прежде чем я смогу привыкнуть к созданиям, сотворенным из металла и частей мертвых существ ценой смерти других существ.
        Я медленно обошла библиотеку, разглядывая резные панели и каменные барельефы, украшающие простенки между окнами. Барельефы изображали переписчиков с одухотворенными лицами и ученых мужей, изучающих длинные свитки. Одна из фигур привлекла внимание, и я приблизилась, чтобы рассмотреть ее.
        С каменной панели на меня самодовольно взирал толстый бородач в монашеской одежде. В одной руке он держал факел, в другой — книгу, а ногами опирался на стяг, на котором были выбиты четыре слова на староимперском.
        Этот персонаж был мне знаком — брат Борг, Книгоненавистник. Я читала о нем в старом отцовском учебнике. Борг прославился тем, что, заняв пост понтифекса- инквизитора, принялся сжигать книги, их авторов и переписчиков. «Книга искажает слово Света; печатные буквы похожи на жуков, что изъедают мозг верующего, — утверждал он. — Закрой книгу, открой глаза». Готова поклясться, что именно эти четыре слова и красуются на каменном стяге. Скульптор, разместивший этот барельеф в библиотеке, обладал странным чувством юмора.
        Пора было приступать к работе. Я подошла к невысокой двери, прячущейся в углу между книжными полками, взялась за медную ручку в виде древесного сучка, потянула, и оказалось в узкой каморке с высокими потолками.
        Убранство каморки скорее походило на лабораторию алхимика, чем на кабинет библиотекаря. Стены и потолок отделаны грубым шероховатым камнем. К немалому удивлению я заметила, что потолок был местами закопчен, как будто его когда-то лизнуло пламя, а на стене слева видны грубые щербины, похожие на следы от удара саблей.
        У правой стены стоял узкий железный шкаф, чугунный переплетный пресс и небольшой умывальник.
        У дальней стены — изящный рабочий стол с инкрустацией, керосиновая лампа под зеленым абажуром и письменный набор. Медный кракен оплетал уродливыми щупальцами часы, чернильницу, и подставку под самопишущие перья и карандаши. Всю стену над столом занимал ржавый механизм, состоящий из множества дисков, циферблатов, стрелок и шестерен. С удивлением я узнала в нем точную копию Астрариума — Небесных Часов, украшавших небо над Аэдисом.
        На кресле у стола лежали вещи, по-видимому, некогда принадлежавшие бывшему библиотекарю: длинный синий рабочий халат, плотные краги до локтей и круглые защитные очки — медные, обшитые кожей и снабженные подвижным увеличительным стеклом на шарнире. Странное снаряжение для работы в библиотеке. Впрочем, халат оказался весьма кстати, потому что я уже перепачкалась пылью с головы до ног. Я немедленно в него облачилась: халат был велик, полы волочились по земле, а рукава пришлось подвернуть.
        Я взяла со стола стопку бумаг и поняла, что это были указания от хозяина, которые упомянул Кассиус. Плотные листы, исписанные четким мужским почерком, содержали весьма подробные инструкции. Были они составлены короткими, рублеными предложениями, как будто писавший отдавал боевые приказы. Я решила, что мой неведомый хозяин либо был ужасным педантом, либо решил подстраховаться на случай, если новый библиотекарь окажется туповат. Во втором случае он, пожалуй, не ошибся. С такими указаниями даже я смогу легко втянуться в работу.
        Дверца железного шкафа нуждалась в хорошей смазке: открылась она с ужасным скрипом, от которого мороз продрал по коже. Внутри обнаружились каталожные карточки. Разобраться в них удалось быстро. Ничего сложного, примерно таким же образом велся учет книг в нашей школе при общине.
        В каморке было душно и неуютно без окон, поэтому я решила вернуться в библиотеку и навести порядок на столе в центре зала. В каморке я нашла краткий библиотечный реестр, позаимствовала у медного кракена чернильницу, самопишущее перо и карандаш, принесла и разложила все на краю одной из граней восьмиугольной столешницы, и опустилась на низкое кресло, больно ударившись коленом о резную голову льва у основания.
        В очередной раз покосившись на недвижных некроструктов у двери, придвинула к себе первую книгу, с которой мне предстояло разобраться.
        Книга была старой, пожелтевшей, потрепанной, и называлась «Нравоучительные разговоры, сочиненные для наставления юных барышень» за авторством некой Жустины Гарди. На форзаце, под изящным рисунком, изображавшем волоокую девицу с пышной прической, был указан год — 1534. Значит, издана еще до Эры Магии.
        И тут я вспомнила об особой просьбе Кассиуса. Среди старых книг мне следовало искать те, на которых где-то там нарисована руна змеи. Придется листать от корки до корки все подходящие книги.
        Вздохнув, я вернулась к «Нравоучительным разговорам». Покрутила книгу и так и сяк, изучила форзацы, тщательно пролистала все страницы — даже на свет некоторые посмотрела. Никакого знака нет. Прощайте десять декатов. Теперь следовало проверить, была ли книга уже включена в каталог и, если понадобится, заполнить опись по образцу. В реестре «Разговоры» нашлись, и я пошла на поиски шкафа, чтобы определить книгу на ее законное место.
        Однако не успела я подняться из-за стола, как дверь библиотека распахнулась и в дверях появилась недовольная Эрина с ведром и тряпкой.
        — Могу войти? — резко поинтересовалась она, нервно поглядывая на некроструктов. Удивившись, я произнесла:
        — Да, входи.
        Эрина быстро проскочила стражей, втянув голову, как будто опасаясь удара. Стражи не пошевелились.
        Служанка прошла к столу, бухнула ведро на ковер, забрызгав все вокруг и угрюмо поинтересовалась:
        — Ну, чего делать-то? Меня Пикерн послал, велел тут помогать. Пыль что ль вытирать? Сами бы могли тряпку взять. У слуг и без того дел по горло.
        Грубый тон служанки был возмутителен, и я усилием воли подавила колкий ответ. Мне не доводилось раньше находиться в доме с большим штатом слуг, но я понимала, что в иерархии домашней челяди я, как секретарь и библиотекарь, стою гораздо выше горничной. Даже Пикерн не позволял себе говорить со мной с открытым пренебрежением. Следовало поставить хамку на место, но я не умела этого делать и растерялась.
        — Протри пыль на этом столе, пожалуйста, — холодно произнесла я. — А затем займись вон теми полками и перилами на лестнице и галерее.
        Эрина зыркнула на меня густо подведенными глазами, отчетливо хмыкнула и с ленивой небрежностью принялась возить тряпкой по столу.
        Я молча отнесла книгу в шкаф, села на место и взяла следующую.
        — Пойду воду сменю, — буркнула Эрина, подхватила ведро и вышла, оставив мокрую тряпку на столе. От тряпки к стопке книг побежал ручеек воды. Пришлось вскочить и аккуратно все протереть, и лишь затем вернуться к работе. Может, следует пожаловаться дворецкому или управляющему? Нет, хороша же я буду, если начну ябедничать в первый же день работы. Разберусь сама.
        Прошел час: нерадивая служанка так и не вернулась, а мне за это время улыбнулась удача.
        Я заканчивала разбирать первую стопку книг. В самом ее низу обнаружился ветхий массивный том. От тома невыносимо разило плесенью — даже в руки брать неприятно. На потертой обложке можно было с трудом разобрать название — «Начальные основания травознатства и траволечения, составленные для обучения знахарей».
        Старинный учебник немало повидал за свою жизнь. Страницы из тонкой пожелтевшей бумаги тут и там оборваны ровными полосами — на самокрутки. На других расплывались желтоватые пятна — то ли следы экспериментов с травяными отварами по рецептам учебника, то ли круги от кружек с пивом. Поля густо исписаны неграмотными карандашными пометками. Судя по устаревшей орфографии, их автор, любитель пива и табака-самосада, был уже лет как сто мертв.
        На плотной вкладке с изображением смердянки высокогорной, прямо в середине заскорузлого желтого пятна, я увидела знак, поразительно похожий на дракридскую руну змеи. Был он аккуратно выведен красными чернилами, которые как будто переливались и слегка искрились.
        Нашла! Вот награда за мою старательность и внимание. Я начинаю отрабатывать свое огромное жалованье!
        Ликуя, отложила потрепанный том в сторону, чтобы позднее отдать Кассиусу.
        За следующую книгу я взялась с возросшим энтузиазмом. И опять повезло! Загадочный символ отыскался в книге под скучным названием «Морской пошлинный регламент».
        Меня снедало любопытство. Что означал этот знак? Почему ими были помечены столь разнородные книги? Сами по себе книги явно не представляли никакой ценности, за исключением своего солидного возраста. Я надеялась, что позднее смогу узнать больше.
        Дальше работа застопорилась. Несколько старинных книг были на староимперском, которого я не знала. В каталоге книг не нашлось. Руны в них также не обнаружилось. Я не знала, как поступить; пришлось просто копировать название книг, стараясь не допустить ошибки.
        Нужно будет поискать учебник староимперского и заниматься вечерами, чтобы не попасть впросак. Мне начала нравиться моя новая работа и потерять ее из-за своей невежественности не хотелось.
        Бессмысленное копирование старинной вязи отнимало много сил. С непривычки через час у меня заболела голова, и я начала осматривать завалы на столе в поисках занятия поинтереснее. Долго искать не пришлось. Мое внимание привлек громоздкий квадратный бумажный пакет, который оказался запечатан черной восковой печатью.
        Я попробовала взять пакет в руки и чуть не уронила его на ногу — пакет был невероятно тяжел.
        Любопытство и сомнение вели борьбу лишь мгновение; вспомнив, что Кассиус передал все содержимое библиотеки в мое распоряжение, я смело разломила хрупкий воск, развернула плотную серую бумагу и извлекла на стол три старинных книги.
        Это были инкунабулы — современники эпохи зарождения книгопечатания, богато украшенные и порыжевшие от ветхости. Стоили они, без сомнения, целое состояние.
        Первая инкунабула имела обложку из зеленой кожи, золоченый срез и массивные медные застежки в виде уродливых щупалец спрута — наверное, родственника того кракена, что расположился на письменном столе в каморке. От времени медь покрылась зеленоватым налетом под цвет обложки.
        Я попыталась открыть застежку, но поддавалась она с трудом: то ли механизм имел какой-то секрет, то ли его просто заклинило от старости. Наконец послышался щелчок, щупальца разомкнулись.
        Осторожно, двумя пальцами, я раскрыла книгу на первой странице. Поля украшал яркий, натуралистичный рисунок тех же уродливых щупалец. В середине страницы оказалось лишь несколько строк, напечатанных крупным угловатым шрифтом, похожим на рукописный. Опять староимперский. На этот раз любопытство заставило меня порыться в каталоге, отыскать и принести из ближнего шкафа словарь. Но хитрое начертание букв запутывало и сбивало с толку; кое-как я разобрала лишь несколько слов: «бойся», «проклятый вор» и «морской вампир». Еще сильнее захотелось узнать, что за тайны скрывала зеленая инкунабула.
        Я решила поискать иллюстрации, чтобы хотя бы составить представление о содержании. Но как только я взялась за угол плотного листа, произошло невероятное.
        Нарисованные уродливые щупальца внезапно вспучились, покинули плоскость бумажного листа и взметнулись вверх! Они цепко оплели мой указательный и большой пальцы, которыми я коснулась страницы. Руку пронзила резкая боль, но я была так потрясена, что даже не могла вскрикнуть: стояла в оцепенении и смотрела, как щупальца с шорохом и мерзким хлюпаньем словно вытягиваются из книги, ползут выше и выше и захватывают запястье.
        Тут я, наконец, вышла из ступора и резким движением выдернула кисть из шевелящегося клубка. От рывка тяжелый фолиант подпрыгнул и гулко обрушился на пол. Щупальца на секунду свернулись в тугой клубок, затем опять выпростались на целый локоть и начали беспорядочно молотить по паркету.
        Подвывая от испуга и боли, я отскочила подальше и затрясла пострадавшей рукой. Там, где щупальца коснулись пальцев, ладони и запястья, остались ярко- красные полосы и следы зеленоватой слизи, которая мучительно жгла и разъедала кожу. В панике я схватила мокрую грязную тряпку, забытую нерадивой Эриной, и начала оттирать отвратительную субстанцию. От прикосновения холодной влажной ткани боль понемногу утихла и я начала успокаиваться.
        Наконец, до меня дошло, что книга была защищена магическим проклятием, но что с ним делать, я не имела ни малейшего представления. Мерзкая инкунабула лежала на полу, скрытая разделявшим нас столом. До меня доносился дробный стук, хлюпанье и какой-то треск. Я вытянула шею и всмотрелась: вместе с книгой на пол скатился карандаш в стальном футляре, и теперь щупальца оплели его и гнули в разные стороны, как будто футляр был сделан из каучука. Пожалуй, не выдерни я руку, могла бы лишиться пальцев. Потихоньку движения щупалец стали замедляться, и часть их втянулись в страницу, но приблизиться к книге я все еще не решалась.
        У окна на столике стояла пыльная бронзовая чаша солидных размеров, похожая на гусятницу, которую сестра Анея пускала в дело раз в год на праздник Единения. Меня осенила идея. Я взяла чашу в руки и с трудом дотащила до середины комнаты. Весила чаша как две гусятницы с гусями в придачу. Осторожно подошла к зачарованному фолианту, который все никак не успокаивался, перевернула чашу и одним быстрым движением опустила сверху. Раздался мелодичный звон: щупальца молотили по чаше, но их сил недоставало, чтобы освободиться из плена. Постепенно звон становился все неувереннее, и, наконец, все стихло. Я перевела дыхание. Пусть книга постоит еще немного под колпаком, а потом я что-нибудь придумаю. Например, невзначай выясню, как рассеивать эти заклинания, или найду учебник, в котором об этом рассказывается. Кассиусу не стоит знать, что в магии я полный профан.
        Я не сомневалась, что два оставшихся фолианта из пакета тоже были защищены магическими чарами. Следовало убрать их куда-нибудь подальше до поры до времени. Я осторожно подняла тяжеленые инкунабулы и собралась отнести их в дальний шкаф на галерее. Держать их было неудобно, медные застежки и оклады царапали и без того саднящие ладони. Я попыталась удобнее перехватить книги, но верхний том в красной обложке выскользнул и упал обратно на стол, прямо на корешок. Застежки в виде языков пламени щелкнули, книга раскрылась, и началось такое, что предыдущие проблемы с ожившими щупальцами оказались сущим пустяком.
        Из разворота книги с ревом поднялся столб огня, почти доходя до уровня галереи. Огненные вихри танцевали, закручивались, разбрасывали снопы искр. Я отскочила, прикрывая рукой глаза, и в панике уронила третий том. К счастью, он не раскрылся, и мне не удалось узнать, какие на него были наложены чары.
        Магия буйствовала. У вора, задумавшего похитить инкунабулу, не было бы ни малейшего шанса. Меня спасло лишь то, что я непроизвольно отступила на шаг, когда книга упала, иначе превратилась бы в живой факел.
        Огонь грозил охватить бумаги и ценнейшие книги на столе. От искр мог заняться паркет и книжные полки. Библиотека была на волосок от гибели в пожаре. Стражи- некрострукты продолжали стоять недвижно, в их стеклянных глазах и латунных шарнирах мелькали отблески пламени. Мертвые чучела, ничего более.
        Я заметалась. Опять схватила мокрую тряпку, оставленную Эриной, и зачем-то попыталась накрыть ей бушевавший на столе вулкан — может, надеялась, что сырая ткань сможет загасить пламя. Тряпка полыхнула, почернела и истончилась в огне. Повалили клубы черного вонючего дыма.
        Я раз за разом повторяла затверженную с детства формулу защиты, которая, по заверениям старейшины, надежно охраняла Отроков Света от происков Отроков Тьмы. Теперь я убедилась в ее полной бесполезности.
        Внезапно где-то над головой раздался громкий звон колокола. В коридоре послышались шаги и голоса. Дверь распахнулась, и в зале появился взъерошенный Кассиус. За ним следовал Пикерн; увидев происходящее, он на секунду потерял привычную невозмутимость. Суетившаяся за его спиной Эрина застыла и выпучила глаза.
        Кассиус в два шага подлетел к столу и быстро начертал в воздухе какой-то сложный символ. Одновременно с этим он торопливо произнес несколько слов на незнакомом наречии, и — о чудо — языки огня растаяли, в один миг обратившись простым рисунком на полях раскрытой книги.
        Наступила тишина. В воздухе медленно плавали хлопья сажи. Сильно пахло гарью. Пикерн испустил тяжелый вздох. За дверью нервно хихикнула Эрина.
        Кассиус внимательно оглядел стол.
        — Слава Светотворцу, все в порядке. Вы не пострадали, Камилла?
        Я молча помотала головой, не в силах не произнести ни слова.
        — Как вы могли открыть эту книгу вот так, без защиты? Я же велел вам соблюдать осторожность! На обложке книг ясно указано, что они зачарованы!
        Наконец я увидела, что господин Ортего не всегда бывает мягким и добродушным. Он был сердит, очень сердит — на меня.
        — Отчего вы сразу не использовали нейтрализующий знак? Скажите мне честно, Камилла, — Кассиус прищурил серые глаза. — Вы умеете это делать? Вы же сказали, что знакомы с основами магии. Принципы Второго Пакта! Этому учат в школе!
        — Только не в школе при общине Отроков Света, — мой голос нашелся, но звучал тихо, хрипло и неуверенно. — О магии нам не рассказывали ничего. И я не смогла разобрать, что написано на книге.
        Наверное, я выглядела невероятно жалкой. Эрина довольно хихикнула.
        Кассиус секунду молча смотрел на меня, затем его лицо смягчилось и приобрело обычное спокойное выражение.
        — Камилла, я ужасно испугался — за вас. Вам следовало предупредить меня. Тогда я бы рассказал вам все, что необходимо знать библиотекарю, который работает со старинными магическими книгами.
        Он отвернулся и ближе подошел к столу, но внезапно споткнулся и ойкнул.
        — А это еще что такое? Что делает на полу поющая чаша эпохи императора Раулина? Это ведь гордость коллекции Дрейкорнов! Камилла! Зачем вы положили ее на пол?
        Кассиус нагнулся, чтобы взять чашу в руки. Я открыла было рот, чтобы попросить не трогать ее, но было поздно — чаша упала и покатилась с оглушительным грохотом и звоном, а Кассиус принялся с проклятиями отдирать присосавшиеся щупальца. Попутно он пытался начертать в воздухе защитный символ. Наконец, ему это удалось и щупальца исчезли.
        — Ну, знаете, Камилла, это уже слишком… Как вы вообще целы остались, не понимаю! Быстро покажите мне руки — ого, да вам здорово досталось! Пикерн, позовите сюда Сидонию, пусть принесет мазь и бинты! Эрина, прибери здесь все!
        Все засуетились, Кассиус отвел меня в каморку библиотекаря и усадил на стул. Из кухни прибежала кухарка — госпожа Сидония, пригожая женщина средних лет. Она сноровисто промыла мне руки, смазала мятной мазью и перебинтовала. Затем изобразила подобие дружелюбной улыбки и ушла. Мы остались с Кассиусом вдвоем. Управляющий покачал головой и вздохнул. На его лице отчетливо читалась досада.
        — Доставили же вы нам хлопот, Камилла! Хорошо, что господин Дрейкорн в отъезде, иначе бы нас ждала немалая взбучка. В некоторых вопросах он бывает строг, и ненавидит, когда его вводят в заблуждение. Отчего вы не признались сразу, что никогда раньше не сталкивались с магией и не знаете древних языков?
        — Вы бы меня прогнали. Мне очень было нужно найти работу… Простите, господин Ортего. Я сильно провинилась. Я сейчас же соберу вещи и покину этот дом.
        Я едва не плакала. От стыда щипало в глазах. Глупая! Как я могла вообразить, что смогу кого-то обмануть…
        — Выходит, Камилла, вы ни черта не знаете ни о ритуалистике, ни о демонологии, ни о защитных заклинаниях. Со староимперского переводить тоже не можете, так?
        Я помотала головой.
        — Ну конечно. Глупо было ожидать таких знаний от послушницы общины, где магию на дух не переносят и живут, как дикари. На что вы рассчитывали? Вы ведь понимали, что не сможете выполнять то, что требуется от секретаря, так? Полагали, что нужная дата рождения заставит будущего работодателя закрыть глаза ваше невежество?
        Я кивнула и через силу произнесла:
        — Да. Именно так я и подумала. Я решила, что должна попытать удачу.
        Простите.
        Вот сейчас управляющий объявит, что мне следует покинуть «Дом-у-Древа» как можно скорее, однако Кассиус внезапно засмеялся и произнес вовсе не то, что я ожидала.
        — Оказывается, вы смелая и самонадеянная особа, Камилла… Что ж, вы оказались правы. Для этой должности астрологическая метрика куда важнее хорошего образования, расторопности, сообразительности прочих качеств, столь необходимых любому секретарю. Думаю, вы уже поняли, что вас этом доме ждет не совсем обычная работа. Открою вам тайну — из всех явившихся за месяц кандидатов
        — а их было больше тридцати — правильно выполнить испытательное задание не смог никто, кроме вас. Так что выбора у меня не было.
        Я озадаченно хлопала глазами. О чем он говорит? Что было сложного в том задании? Его мог выполнить любой, худо-бедно знающий староимперский и умеющий держать перо в руках. Заметив мое недоумение, Кассиус вновь улыбнулся и протестующе поднял руки:
        — Не могу рассказать больше, оставлю нашему хозяину давать все объяснения. Пока признаюсь, что в сложившейся ситуации есть моя вина. Я несколько небрежно отнесся к поручению Джаспера. Мне следовало найти подходящего человека полгода назад, и не через объявление, а другим, более надежным — но и более хлопотным путем. Теперь поздно искать кого-то еще. Вы — мой единственный вариант. Давайте действовать сообща. Вам нужна эта работа, а мне неприятно подводить Джаспера. Видите ли, я ведь тоже пока у него… на испытании. Поэтому в оставшееся до его приезда время я буду вас учить всему, что вы не знаете, ну а вы будете трудиться изо всех сил. По рукам?
        Я подняла глаза, не веря своим ушам. Хотелось спросить, отчего вдруг «единственным вариантом» оказалась именно я, а не другие соискатели, которые наверняка были куда образованнее и смышленее, чем я, но мое самолюбие было задето.
        — Обещаю, что оправдаю ваше доверие, господин Ортего. Я невежественная, но не безголовая. Учеба дается мне легко, я со всем справлюсь. За утро я сделала довольно много пока… пока не наткнулась на эти книги, — торопливо заговорила я.
        — Я нашла две книги с руной змеи.
        — Что? — переспросил Кассиус, — Какой руной змеи?
        — Той, что вы мне показывали утром. Старые книги, в них знак, похожий на дракридскую руну змеи.
        — Неужели? — Кассиус наконец понял, что я имею в виду, и оживился. — Целых две книги за утро? Это отличные новости, Камилла, просто отличные — где же эти книги, покажите скорее!
        Мы вернулись в зал. Эрина и Пикерн уже навели в нем порядок. От несостоявшегося пожара не осталось и следа. Я волновалась, что найденные книги могли пострадать в огне, но все обошлось. Я передала их Кассиусу и указала на найденный знак.
        Управляющий повел себя странно. Внимательно пробежал глазами по открытой странице «Оснований травознатства», слегка помял ее пальцами, как бы пробуя толщину бумаги, затем перевел взгляд на меня.
        — Значит, знак Филиона здесь, на этой странице, — задумчиво протянул он. — И вы его видите. Вы молодец, Камилла. Из этого дома мы вас теперь ни за что не отпустим. Я сдержу свое обещание. Научу вас обезвреживать чары. Мы будем заниматься староимперским и другими языками, и когда вернется Джаспер, он не найдет, к чему придраться. А теперь пойдемте обедать — от всех этих треволнений у меня разыгрался зверский аппетит. Приступим к занятиям вечером — не будем терять время.



        Глава 4 Условия Второго пакта

        Я была сбита с толку. Не знаю, что стало большим потрясением: утренняя катастрофа в библиотеке или то, что после случившегося меня не выгнали из дома, как я того заслуживала. Управляющий вел себя как ни в чем ни бывало. Он сопроводил меня в столовую — отобедать; за столом мило беседовал, вел себя ласково и дружелюбно.
        Поддерживать светский разговор не получалось. Я сидела тихо, как мышь, и глаз не смела поднять от тарелки. Меня терзали стыд и досада. Я с трудом удерживала нож и вилку забинтованными пальцами, кожа под повязками горела и ужасно чесалась. Неудивительно, что вкуса блюд я не чувствовала, и лишь желала скорее встать из-за стола.
        Не давали покоя и мысли о том, что будет дальше. Недавние слова Кассиуса обнадеживали, но и озадачивали. Невозможно предположить, что меня ждет в этом мрачном особняке, где из каменной башни растет мертвое дерево, библиотеку охраняют механомагические существа, а книги отращивают щупальца и изрыгают пламя.
        Когда обед закончился, управляющий предложил вернуться в библиотеку. Настроен он был решительно.
        — Посмотрим, получится ли сделать из вас личную помощницу теурга, — заявил он. — Вы кажетесь мне вполне разумной и способной девушкой, которая не боится трудностей.
        Мы расположились за восьмиугольным столом в центре зала. Следуя указаниям Кассиуса, я нашла в шкафах и принесла нужные учебники. Кассиус взял один в руки, раскрыл наугад, полистал, усмехнулся, будто вспомнив что-то забавное, и отложил книгу в сторону. Я почувствовала себя неловко.
        — Не стоит тратить на меня время, господин Ортего, — произнесла я извиняющимся тоном. — Я вполне способна изучать языки самостоятельно. Возьму словарь, учебник, буду зубрить днями и ночами.
        Управляющий махнул рукой.
        — Глупости, Камилла. Не могу отказать себе в удовольствии тряхнуть стариной, — сообщил он с улыбкой. — Мне ведь уже доводилось учительствовать несколько лет назад, в небольшой частной школе в Меркатии — знаете, есть такой зажиточный квартал на западе Аэдиса. Учил детишек банкиров языкам, хорошим манерам и истории Империи. Целый год пришлось пачкать мелом пальцы и вдалбливать знания в пустые головы богатых наследников… потом, слава Светотворцу, подвернулось кое- что получше. Но, говорят, учитель из меня вышел неплохой. Поглядим, как у нас пойдет дело.
        — Буду стараться изо всех сил, господин Ортего — горячо заверила я его. Меня переполняла признательность. Госопдин Ортего был первым человеком в столице, который проявил ко мне участие.
        — Отлично! — управляющий довольно потер руки. — Начнем первый урок. Первое распоряжение — зовите меня по имени — Кассиус. Ужасно коробит, когда хорошенькие девушки обращаются ко мне так… сухо, — он шутливо нахмурился и покачал головой.
        Я невольно улыбнулась. Добродушие управляющего поистине не знало границ. После всех испытаний, выпавшей на мою долю за последние недели, хорошенькой я не была ни по каким меркам. Некогда круглые щеки опали, голубые глаза утратили блеск, волосы потускнели и ломались. Опаленные по милости стряпчего брови и ресницы прелести мне тоже не добавляли.
        — Перво-наперво попробую научить вас защитному заклинанию — иначе эти магические гримуары быстро вас прикончат. Однако придется начать с основ… Чему вас вообще учили в вашей общинной школе? Вы знаете что-нибудь о Великих Пактах, Камилла?
        Я неуверенно произнесла:
        — В стародавние времена Великие Пакты заключили с Валефаром, демоном- архонтом — главным демоном высшего легиона.
        Кассиус просиял и радостно закивал, как будто пораженный глубиной моих знаний.
        — Верно. Помните, каковы были условия Пактов?
        Я покачала головой.
        — Нам рассказывали только то, что с их помощью творения Тьмы — демоны — сумели обманом закабалить творения Света — людей. С тех пор люди, использующие магию, служат демонам и являются их пищей, при этом пребывая в уверенности, что являются истинными хозяевами положения.
        Кассиус сдержанно хохотнул.
        — Ну разумеется. Вижу, учителя в вашей секте — общине, я хотел сказать, — не следовали утвержденной программе имперского департамента всеобщего образования. Хорошенько запудрили вам мозги, эти ваши общинные праведники. Ну да Свет с ними. Вот как дело обстояло на самом деле…
        Кассиус встряхнул белокурой головой, выпрямил спину, поставил локти на стол, сложил кончики ухоженных, длинных пальцев и приступил к рассказу. Говорил он гладко, как по писаному, особым, учительским голосом:
        — Испокон веков люди изучали магию, чтобы войти в контакт со сверхъестественными силами. Чернокнижников называли шарлатанами, инквизиция преследовала их, сжигала на кострах. Но двести лет назад скептики и инквизиторы потерпели поражение: император Тебальт и его придворные маги заключили Первый Пакт с демоном-архонтом Валефаром. Первый Пакт ознаменовал собой начало Эпохи Магии. По его условиям подчиненные Валефару демоны обязались служить людям. Взамен они получали жизни жертвенных животных и людей. Поглощая их, демоны обретают силы в нашем мире, и могут творить то, что необразованный люд привык называть чудесами.
        Великие мира сего — короли, императоры, теурги — обрели невиданное могущество и принялись исполнять свои самые заветные желания. Правда, демоны не всесильны, и за свои услуги требуют немалую цену. Например, за небольшой слиток золота нужно отдать жизни не менее шестидесяти жертв. Над человеческим телом большинство демонов не имеют власти. Вернуть старику молодость, излечить тяжелобольного или, наоборот, остановить бьющееся сердце по велению призвавшего их теурга могут только верховные потусторонние сущности — самые сильные, но и самые требовательные.
        Однако даже сущности низших легионов могут создать страшное оружие, зелья и чары. Маги начали экспериментировать. Тогда они еще не понимали, что «магия демонов» — по сути, иномирные знания и технологии — могут иметь непредвиденные последствия.
        Вскоре после заключения Первого Пакта появилось множество ужасных изобретений и существ.
        Диппуры и костепалы, современные отвратительные обитатели городских канализаций, достались нам в наследство от Темного Века. Эти твари довольно безобидны по сравнению с другими плодами неограниченного и разнузданного использования магии
        Скажем, Паучья Пила. Эту тонкую прозрачную нить незаметно протягивали на пути того, от кого желали избавиться. Стоит несчастному коснуться демонической нити, как она моментально оплетает все тело, а затем распиливает на тысячи кусков за несколько секунд — или несколько часов, если хотите, чтобы жертва помучилась подольше. Или, к примеру, Багряное Марево. Под действием этого вещества — газа без цвета и без запаха — кровь просачивается мельчайшими каплями сквозь кожу и испаряется в воздух в виде тонкой взвеси. Влажный красный туман окутывает средний город за считанные минуты. Именно так погибли все обитатели Исмейдена в шестом году Эпохи Магии. Улицы были завалены обескровленными телами по прихоти обиженного мага, которого годом ранее жители прокатили по улицам города в смоле и перьях за какие-то прегрешения.
        От рассказа Кассиуса недавно съеденный обед начал проситься наружу, но мой учитель вошел в раж, вскочил с места, и с энтузиазмом продолжил рассказ, бодро расхаживая по комнате.
        — Наступило время, известное как Темный Век. Население империи таяло с небывалой скоростью. Гибли первые люди при дворе, крупные промышленники, теурги и магнаты; исчезали целые города и деревни — алчные правители отправляли на жертвенные алтари тысячи мужчин, женщин и детей. Даже сами демоны начали проявлять беспокойство. Они все чаще отказывались от контрактов, требующих от них создания новых средств уничтожения людей.
        Сто двадцать пять лет спустя после заключения Первого Пакта император Антеон и верховный демон-архонт Валефар заключили Второй Пакт. Новый пакт ограничивал создание смертоносных чар и магического оружия, запрещал эксперименты с живыми существами. Среди прочего было придумано защитное заклинание, которое моментально обезвреживает любой опасный предмет, пришедший к нам из Темного Века. А заклинание это таково: вы должны одним движением начертать незакрытую семиконечную звезду.
        Кассиус быстро изобразил сложный жест; на мгновение в воздухе появилась семиконечная фигура, черная и бездонная, как колодец, но тут же сомкнулась в точку и пропала. Я испуганно вздохнула.
        — Семь лучей этой звезды символизируют семь главных положений Второго Пакта.
        Вкратце, они гласят: совершать обряды вызова дозволено исключительно лицензированным магам и теургам. Любая сделка между демоном и человеком заключается составлением договора, скрепленного Незримой Печатью. Человеческие жертвы назначаются только по приговору судебных триумвиратов. В жертву не приносятся несовершеннолетние человеческие существа. Магия демонов не используется для изменения физической сущности живых человеческих существ. Магия демонов не используется для создания оружия, кроме как с дозволения членов Совета Одиннадцати. Члены Совета Одиннадцати вольны пренебречь любым условием Пакта при согласии на то других членов Совета Одиннадцати.
        — Одновременно нужно произнести первую строку из преамбулы Пакта, — Кассиус скороговоркой произнес что-то невнятное на староимперском, — и вредоносное заклинание будет нейтрализовано.
        — Любое?
        — Хороший вопрос. Нет, не любое. Только камерное заклятие большого круга. Поверьте, этого достаточно. Сильные чары малого круга на книги не накладывали. Конечно, есть еще природное ведовство — магия земная, недемоническая, но ее запрещено практиковать уже несколько сотен лет, потому как она неуправляема и куда опаснее магии демонов. Не думаю, что вам когда-либо доведется с ней столкнуться.
        Слова Кассиуса совершенно не внушали уверенности.
        — Я ведь не теург, — напомнила я управляющему. — Разве заклинание подействует, если я произнесу его?
        — Конечно, — кивнул Кассиус, — каждый может им воспользоваться. Вы считаете, что магия — это особый дар? Отнюдь. Конечно, чтобы стать практикующим магом или теургом нужно иметь особые склонности и талант — и долго учится. Но ведь и профессиональными художниками становятся единицы, однако набросать простой рисунок под силу каждому. Не бойтесь, Камилла, у вас все получится. Это совсем просто.
        Несмотря на заверения Кассиуса, «простое» заклинание повторить я не смогла — ни в этот день, ни потом. Нужно было иметь точность автомата, чтобы начертить идеальную семиконечную звезду одним росчерком, а формулу следовало произносить, соблюдая строгий ритм и тональность. Я махала руками, как мельница, ломала язык, выговаривая длинные слова на незнакомом языке, и чувствовала себя невероятно глупо.
        Поначалу Кассиус был терпелив, но спустя несколько уроков стал в отчаянии закатывать глаза и хвататься за голову. Впрочем, ни одного грубого слова я от него не услышала.
        Я тренировалась в каморке библиотекаря. Раз за разом из инкунабулы в красном кожаном переплете вырывался столб огня и лизал и без того закопченный потолок. Теперь я поняла, зачем библиотекарю нужны защитные очки и краги. Я снимала их, только когда была абсолютно уверена, что книга мне ничем не угрожает.
        — Главное, Камилла, верить в то, что вы произносите, стремиться принять магию всей душой, тогда даже неидеально произнесенная формула сработает — наставлял Кассиус. — Я чувствую вашу неприязнь к магии, оттого-то она вам и не поддается. Оставьте общинное прошлое и дикие предрассудки. Старайтесь, Камилла, старайтесь! Вы теперь столичная жительница, секретарь самого гран-мегиста Джаспера Дрейкорна!
        «Уверена, гран-мегист Дрейкорн поспешит избавиться от меня, как только увидит», — подумала я.
        С языками дело обстояло немногим лучше. Учитель языков из Кассиуса вышел никудышный: после двадцати минут занятий он начинал скучать и принимался болтать о пустяках, расспрашивал меня о жизни в общине, сам рассказывал о столице, ее нравах и злачных местах (о которых знал подозрительно много). Затем спохватывался и убегал по своим делам.
        Я вздыхала с облегчением: мне нравилось общество Кассиуса, но чувство вины требовало, чтобы я научилась хоть чему-то, что могло бы оправдать мое пребывание на должности помощницы и библиотекаря гран-мегиста Дрейкорна. Поэтому я без устали корпела над учебниками самостоятельно, заучивала, переводила. Даже ночью староимперский не давал покоя: мне снились таблицы спряжений, хитроумная рукописная вязь, гласные диграфы и триграфы, и зеленые щупальцы в столбе адского огня.
        Следующий день после моего неудачного дебюта в роли помощницы теурга я с утра до ночи провела в библиотеке.
        Перво-наперво запаслась ведром и тряпкой и посвятила утро борьбе с пылью и паутиной. Нашла Пикерна, попросила у него мебельного воска; поначалу дворецкий отмахнулся, обещал прислать Эрину, но я настояла на своем, а от помощи недружелюбной служанки отказалась. К обеду шкафы и столы в библиотеке сияли и приятно пахли хвоей и медом, разбросанные книги отправились в аккуратные стопки дожидаться каталогизации, а я валилась с ног от усталости.
        Казалось, что библиотечные стражи и изваяния ученых мужей на барельефах взирали на мою суету с одобрением, кроме брата Борга, Книгоненавистика: его каменное одутловатое лицо лучилось презрением и сильно напоминала физиономию стряпчего Оглетона, лишенного своих прекрасных усов и заполучившего взамен тонзуру.
        После обеда несколько часов разбирала книги: повезло найти один символ. Зачарованные фолианты я убирала с глаз долой до лучших времен. Кассиус научил меня, как определять, что на книгу было наложено заклятие. Об этом ясно говорила надпись на первой странице. Например, зеленая инкунабула с щупальцами предупреждала на староимперском: «Бойся, проклятый вор; если кто-нибудь присвоит эту книгу, да пожрет того морской вампир».
        От поцелуя щупалец морского вампира кожа на руках болела и заживала еще неделю.
        Немало времени корпела над учебниками староимперского. Этот вычурный, запутанный язык был мертв уж не одну тысячу лет, но упокоиться с миром ему никак не давали маги: писали на нем свои трактаты, чтобы оградить их от малограмотных олухов вроде меня. Староимперский в обязательном порядке изучали студенты и гимназисты; впору было пожалеть несчастных.
        Вечером настало время практиковаться в защитном заклинании. После дня физической работы руки болели, мысли скакали; на магическом поприще я потерпела неудачу, но Кассиус советовал не падать духом.
        В Общине во время послушаний мне приходилось выполнять разную тяжелую работу — ухаживать за огородом, ходить за пациентами отца, но и простые на первый взгляд обязанности библиотекаря в доме мага поначалу немало выматывали.
        Книжная пыль вызывала безудержный чих, защитные очки натирали на переносице болезненную красную полосу, а от староимперских прописей сводило руку. Но вскоре работа стала привычной, выполнялась быстрее, а у меня появилось свободное время.
        Спустя несколько дней после того, как я поселилась в Доме-у-Древа, смущение, вызванное непривычной обстановкой и укладом жизни, стало проходить.
        Удивительно, но тоска по общине и отцу не мучила — слишком много было вокруг новых впечатлений.
        В первую неделю я знакомилась с обитателями особняка. Когда хозяин отсутствовал, из прислуги в доме постоянно жили дворецкий Пикерн, повариха Сидония, и противная горничная Эрина. В конюшне на заднем дворе особняка жил кучер Ирвин, молчаливый, тощий малый. В дом он заходил редко, и предпочитал общению со слугами компанию своего пса и двух вороных хозяйских коней.
        У Кассиуса была своя квартира где-то в Предгороде, но чаще управляющий ночевал в гостевой комнате дома или на диване в кабинете, когда не проводил ночь в игорном клубе.
        Днем приходил истопник, две младшие горничные и кухонный мальчик Том.
        По какой-то причине мое появление стало неприятным сюрпризом для слуг. При виде меня дворецкий едва заметно поджимал губы; Эрина вполголоса отпускала колкость. Миловидная повариха Сидония смотрела настороженно и недоверчиво.
        Однако повариха стала первой, с кем удалось подружиться. Помог случай.
        На третий день после того, как я поселилась в особняке лорда-архивариуса, мне вздумалось заглянуть в кухню. Вечером похолодало, в комнату прокрался неприятный сквозняк. Открывать трубы, подающие теплый воздух, я пока не умела и озябла до дрожи. По старой привычке решила перед сном согреться горячим чаем и отправилась вниз, на первый этаж восточного крыла.
        Сидония моему появлению не обрадовалась: у нее был хлопот полон рот.
        Коротко кивнула на плиту, где сипел чайник, и вернулась к исходящей паром раковине, к горе грязных тарелок. Пожаловалась, что нанятый неделю назад кухонный мальчик Том, племянник Сидонии, оказался к мытью посуды решительно неспособен; он был ленив, как поросенок, и так же неуклюж. Если Том вставал за раковину, три тарелки из десяти превращались в осколки.
        От усталости у Сидонии покраснели глаза, плечи опустились. Я пожалела ее и предложила помочь; повариха согласилась, не колеблясь. Я с удовольствием повязала длинный цветастый передник и встала у раковины. После длинного дня корпения за старыми книгами даже такое скучное занятие, как оттирание грязных тарелок, доставляло удовольствие: дело простое, понятное, привычное. Не то, что бесполезные попытки сотворить защитное заклинание или возня со староимперскими каракулями. Да и приятно было отогреться, опустив руки в горячую воду.
        Когда тарелки протерли досуха и отправили в буфет, Сидония заметно подобрела, налила горячего чая, добавив в чашку каплю бренди, и угостила пирогом с поздней вишней. Затем принялась показывать свое хозяйство. Кухня мне очень понравилась: она была просторной, устроенной разумно и удобно.
        К счастью, огненного короба и других магических штук здесь не водилось. Печи топились по старинке, дровами. На стенах висели связки трав и лука, блестящие сковороды и фарфоровые блюда, расписанные цветами и сельскими видами.
        В углу стояла большая металлическая бадья в деревянном плетеном корпусе под крышкой с рядами медных заклепок.
        — Что это? — полюбопытствовала я.
        Сидония нахмурила красивые черные брови и недовольно ответила:
        — Это хозяин установил, чтобы посуду мыть.
        — Как? — не поняла я.
        — Вон там внизу нужно огонь разводить, сюда наливать воду, а бадья эта сама все дальше сделает. Говорил, старинное изобретение, собрал по чертежам каким-то.
        Я заинтересовалась.
        — Отчего же вы ей не пользуетесь?
        — Да боязно. Хозяин показывал как, все получалось, а я не могу. Не люблю я железяки магические да механические… хозяин говорил, что не магия это, но кто его знает? Гудит эта штука, как дьявол на гармонике.
        Я попросила разрешения попробовать запустить необычное устройство, и получила его.
        Открыла верхнюю крышку и начала разбираться: вот корзина, сюда ставим грязные тарелки, сюда — бокалы, а сюда кладем ложки.
        Вот емкость — сюда наливаем воду. А вон туда, наверное, насыпаем мыльный порошок.
        Здесь, внизу, печь — кладем уголь и разжигаем.
        Я с трепетом загрузила и снарядила удивительный агрегат, разожгла огонь и принялась ждать, когда нагреется вода и пар пойдет в насосы.
        Кухонный мальчик Том, дюжий, полноватый подросток, сопел и толкался у меня за спиной; Сидония от греха подальше ушла в дальний угол кухни и поглядывала с опаской.
        Вскоре агрегат засвистел, зашипел, повалил пар, но больше ничего толкового не произошло. Что-то было не так.
        Я решительно погасила огонь, откинула крышку, и больно обожгла паром руку. Пришлось ждать, пока агрегат остынет. Провозившись с ним не меньше получаса, я обнаружила проблему — одна из трубок отошла, пар тратился почем зря не достигая насоса. Порылась в кухонных ящиках, нашла щипцы для орехов и с их помощью кое- как исправила поломку.
        Загрузила и запустила агрегат во второй раз. Хитро устроенные насосы весело засвистели, корзина с посудой начала вращаться, купая грязные тарелки и стаканы в горячей воде.
        Через час я с гордостью демонстрировала все еще сомневающейся Сидонии посуду, чистую и блестящую настолько, что проведи по фарфору пальцем — запоет. Повариха ахала, недоверчиво восторгалась; ее племянник восхищенно таращился; даже Пикерн заглянул, выслушал рассказ Сидонии, провел длинным костлявым пальцем по тарелке — проверил, так ли она чиста, как ему расхваливают? — и снизошел до холодного кивка.
        Так и повелось — теперь я каждый вечер спускалась на кухню, запускала машину для мытья посуды, помогала Сидонии по мелочи. За это мне оставляли самые лакомые куски и заваривали особый ароматный чай. Радовалась я этому безмерно: забыть пережитый мучительный голод было непросто.
        Характер у Сидонии оказался ровный, сдержанный, она больше любила слушать, чем говорить, но нам было комфортно в обществе друг друга. Том перестал дичиться, довольно сопел, когда я приходила, и старался найти дела поближе к месту у окна, где я привыкла сидеть.
        После успеха на кухне я чувствовала себя, как полководец, который ставит на карту флажок, отмечая первое взятое укрепление на вражеской территории. Я радовалась, что принесла небольшую, но понятную и ощутимую пользу обитателям особняка в квартале Мертвых Магов, и, хоть немного, стала частью текущей в нем жизни.
        Особняк интересовал меня не меньше его обитателей. Как же он отличался от того крохотного коттеджа, в котором жили мы с отцом! Коридоры казались бесконечно длинными и бесконечно безлюдными, залы — гигантскими, а непонятные механические приспособления то и дело пугали внезапным гулом и треском.
        Чтобы содержать в порядке такой дом, как особняк лорда-архивариуса, требовался огромный штат слуг. Эрина трудолюбием не отличалась, младшие горничные, фаракийки с труднопроизносимыми именами, всю работу делать не успевали, поэтому дальние и укромные места особняка выглядели неряшливо.
        Особенно это было заметно на третьем этаже не жил никто, кроме меня. Я в одиночестве бродила по пустынному коридору, разглядывая изваяния, картины, барельефы и фрески. Занятие было увлекательным, и я потратила на него не один вечер. На свои экскурсии я брала тряпку и ведро. Протирала пыльные морды изваяний, прогоняла пауков из складок каменных мантий, смахивала неопрятные комки паутины. Став чище, страшные скульптуры выглядели куда симпатичнее и веселее.
        Застав меня за уборкой коридора — я как раз притащила стремянку и, забравшись под потолок, протирала электрические светильники и картины — дворецкий остался недоволен моим самоуправством; горничная Эрина злилась и шипела. Решила, что таким образом я упрекаю ее в лени. Но все обошлось; так, к повседневной работе в библиотеке и новой обязанности посудомойки на кухне, добавилась уборка коридора.
        Но в доме лорда-архивариуса для меня нашлось еще немало дел. Однажды Кассиус обнаружил, что я неплохо управляюсь с числами и попросил помочь сверить счета. Сам он монотонную работу не выносил, начинал зевать и сердиться. Результатом Кассиус остался доволен; теперь несколько раз в неделю я наведывалась в его кабинет и наводила порядок в бумагахг. Занятие это было мне не в тягость; я радовалась возможности услужить человеку, который дал мне шанс и протянул руку помощи.
        И все же по вечерам у меня оставалось свободное время, которое я не хотела проводить среди книг и документов. Однажды я решила, что раз я собираюсь жить в доме лорда-архивариуса некоторое время, было бы неплохо узнать его получше, чтобы скорее освоиться в месте, которое все еще оставалось чужим и непонятным.
        За завтраком я спросила у Кассиуса разрешения осмотреть все этажи и комнаты. Управляющий отнесся к моей просьбе с большим энтузиазмом.
        — Отличная идея! — воскликнул он. — «Дом-у-Древа» — уникальный особняк с необычной историей. Второго такого нет во всем Аэдисе. Вас ждет немало интересных открытий. Помню, в детстве, когда отец приводил меня сюда, мы с Джаспером исследовали дальние коридоры, закрытые комнаты, чердаки и подвалы. Порой натыкались на весьма любопытные вещи, а иной раз — пугающие… но это только разжигало в нас задор.
        «Ага, значит, нынешний хозяин дома дружил с Кассиусом в детстве, и поэтому взял к себе в управляющие», — мысленно отметила я, а вслух сказала:
        — В нежилых комнатах я могу найти забытые книги и принести их в библиотеку.
        Я рассчитывая продемонстрировать, что мной движет не простое любопытство.
        Пусть управляющий видит, что я всегда думаю о порученной работе.
        — Весьма здравое соображение, — согласился Кассиус. — Возьмите у Пикерна ключи, и не забудьте фонарь: в восточном крыле нет электрического или газового освещения. Эта часть здания не использовалось лет десять. Там периодически прибираются, но не очень тщательно. Надевайте одежду, которую не боитесь испачкать. И не пугайтесь, если увидите что-то странное. В этом доме жили бесчисленные поколения магов. Их пристрастия в убранстве комнат могут показаться диковинными.
        — Там безопасно? — спросила я с сомнением.
        — Вполне, разве что побелка могла кое-где отвалиться. Джаспер избавился от всех опасных штук, которые любили коллекционировать его предки… я полагаю. Кстати, в доме больше пятидесяти комнат, поэтому не рассчитывайте осмотреть все за один вечер.
        Пикерн от моего намерения оказался не в восторге. С каменным лицом он выдал план дома, внушительную связку ключей и переносной электрический фонарь — тяжелую деревянную коробку с латунными креплениями и огромной линзой.
        — Я могу зайти в любое помещение? — поинтересовалась я, с любопытством изучая разномастные ключи причудливой формы.
        — Нет, — отрезал Пикерню — В подвал, на чердак и в башню вы не пойдете. В башне покои хозяина. В его отсутствие туда заходить запрещено.
        Я расстроилась. Больше всего мне хотелось попасть именно в башню, самую старую часть дома, возведенную вокруг дерева, которое дало название особняку. Интересно было бы посмотреть, как все устроено в комнатах, где главная часть интерьера — засохший ствол и ветви.
        В библиотеке я нашла тонкую брошюру с описанием архитектуры и истории «Дома-у-Древа». Оттуда я узнала, что о времени постройки здания известно мало. Предположительно три столетия назад его заложил предок печально известного мага Торквинуса. Дерево — в то времена еще живое — звалось Ирминсул. Принадлежало оно к виду, давно исчезнувшему из лесов империи. Ирминсул играл важную роль в ритуалах магов, которые продолжали жить в этом доме и заниматься тайными искусствами вплоть до 1601 года домагической эры.
        Торквинус стал последним из династии. В Ночь Углей он взошел на костер вместе с другими адептами колдовских наук, которых обрек на казнь инквизитор Аурелиус, желая положить конец нечестивым практикам и очистить столицу от чернокнижников.
        Квартал, в котором они предпочитали селиться, опустел, и отныне стал известен как «Магисморт» — квартал Мертвых Магов.
        Очевидцы утверждали, что дерево погибло одновременно с хозяином дома: наутро после Ночи Углей, кашляя от затянувшего город дыма, отвратительно пахнущего горелой плотью, испуганные слуги тайком вернулись в опустевший дом, чтобы украдкой вынести фамильное серебро и ценные безделушки; они увидели, что еще вчера полное жизни дерево превратилось в сухой остов, а почерневшие опавшие листья хрустели под ногами.
        «Дом-у-Древа» пустовал почти десяток лет, а затем император даровал его Филиону Кастору, создателю Небесных Часов. Прославленный изобретатель добавил к дому два крыла и реконструировал башню.
        После смерти Кастора дом отошел Дрейфусу Дрейкорну, одному из первых теургов Эры Магии, за особые заслуги перед императором. За двести лет поколения Дрейкорнов беспрестанно перестраивали и расширяли здание, пока оно не превратилось в тот величественный и мрачный особняк, в котором мне теперь довелось жить. Дерево Ирминсул больше никогда не распускало листья, но его древесина, заточенная в камень и кирпич, оставалась крепкой и не превращалась в труху.
        История дома поразила меня.
        «Теперь ясно, почему на стене моей каморки в библиотеке висит модель Астрариума. Уверена, ее создал сам Филион Кастор!» — думала я, испытывая благоговейный трепет.
        Желание тщательно исследовать дом усилилось стократ. Я с нетерпением ждала выходного дня. Когда он настал, я встала пораньше, быстро позавтракала, надела рабочий халат и прихватила тяжелый фонарь, помня о предостережении Кассиуса, а затем отправилась в восточное крыло.
        Осмотр дома оказался утомительным занятием. План был составлен давно и не обновлялся после многочисленных перестроек, поэтому полагаться на него не стоило. Мне попадались двери, за которыми обнаруживались кирпичные стены, узкие темные переходы, заканчивающиеся тупиками, и лестницы, упирающиеся в потолок. Надписи на бирках на ключах в выданной связке оказались неразборчивыми. Несколько замков открыть не удалось.
        Поначалу я чувствовала себя подавленно. Нежилые части дома нагоняли тоску безмолвием и запустением. Глухая тишина помещений, давно покинутых жильцами, заставляла слышать несуществующие звуки. Сердце бешено колотилось, когда я кралась по темным, холодным коридорам, опасаясь того неведомого, что мог выхватить из темноты зыбкий луч моего фонаря.
        Однако вскоре разгоревшееся любопытство заставило забыть обо всем: невозможно было предугадать, что обнаружится за поворотом коридора или очередной скрипучей дверью.
        В комнате, обозначенной на бирке ключа как «Костяной кабинет», обстановка была изготовлена из частей скелетов каких-то крупных существ — изящная этажерка, сложенная из отполированных белых косточек, кушетка с бархатными подушками, размещенными в огромных полукружьях ребер, ажурная костяная люстра с клыкастыми черепами вместо светильников. Два гигантских птичьих черепа мастер превратил в письменный стол и кресло.
        Содержимое «Обители зеркал и дыма» было еще поразительнее. В этом небольшом зале я действительно обнаружила зеркала — много зеркал, два или три десятка.
        Были они высокими, узкими, и стояли на деревянных стойках так, что образовывали сложный лабиринт. Подле каждого зеркала стояли железные треножники — курильницы для благовоний. В центре лабиринта на каменном полу виднелась семиконечная звезда, выложенная потускневшей зеленой плиткой.
        Я встала в центр звезды и огляделась — на меня смотрели сотни бледных, испуганных девушек в сером платье. Стало жутко: показалась что в темных, бесконечных зеркальных коридоров, словно уходящих в иное измерение, движется бесформенная тень, наползает, приближается. Я выскочила в коридор и захлопнула дверь: по спине стекал ледяной пот, в ушах шумела кровь.
        Я заходила в изящные будуары, где нежные занавески на окнах превратились в лохмотья, а серебряные зеркала затянула паутина; в спальни, богато украшенные позолотой и неплохо сохранившимся бархатом, в комнаты, похожие на кельи отшельников, единственным убранством которых были узкие деревянные скамьи и колченогие столы; побывала в оружейном зале, музыкальной комнате и комнатах для слуг.
        Мне удалось найти несколько книг, очень старых и разбухших от плесени. Ни в одной из них не было руны змеи, но я все равно решила унести их в библиотеку.
        День за днем я отправлялась бродить по этажам, охваченная азартом и нетерпением первооткрывателя. Дом больше не пугал меня; я с удивлением обнаружила, что он начинает мне нравится. Я предполагала, что Пикерн знал о нем немало интересного, но обратиться к дворецкому не решалась.
        Кассиус ответить на вопросы о странных комнатах обычно не мог.
        — Вот вернется хозяин, у него и спросите, — отвечал он. — Стыдно признаться, но за год работы управляющим у Дрейкорна, я не удосужился побродить по восточному крылу. Пикерн докладывал, что ремонт там не требовался, поэтому я им не занимался. Давайте сделаем так, — Кассиус азартно потер руки, — попросим Джаспера устроить экскурсию. Думаю, ему будет самому приятно оживить детские воспоминания. В последние годы он бывает дома лишь наездами.
        Я решила воспользоваться случаем и расспросить Кассиуса о гран-мегисте Джаспере Дрейкорне. К счастью, его приезд откладывался, и я не могла этому не радоваться. Боялась, что он в два счета выгонит меня прочь из-за моей непригодности к работе, как предсказывал стряпчий Оглетон.
        Кассиус отвечал скупо.
        — Джасперу возня со старыми бумагами не по душе. Он сильный маг, однако остаться придворным теургом не захотел. Повздорил с отцом и поступил в Морскую академию. Выучился на картографа, много лет плавал. Участвовал в военных стычках, бывал ранен. Время от времени выполняет кое-какие деликатные поручения канцлера… и Тайного Корпуса. В основном в тех делах, где магия бессильна. Сейчас он в своей последней экспедиции. Когда вернется, выйдет в отставку и все же займет место своего отца. Теперь он — новый лорд-архивариус. Должность эта отнюдь не номинальная: лорда-архивариуса называют хранителем древних секретов, поверенных бумаге. Его отец не подготовил себе преемника, и сейчас никто лучше Джаспера не знает всех тайн и богатств, что хранятся в императорском архиве, глубоко в подземельях Адитума.
        — Что он за человек? — продолжала расспрашивать я.
        — Очень похож на своего отца, и с каждым годом сходство усиливается, — Кассиус встал, давая понять, что беседа окончена.
        В доме было два портрета покойного Клаудиса Дрейкорна — один написан лет тридцать назад, другой за год перед смертью. Красавцем старый лорд-архивариус не был даже в молодости. Уродливая форма головы со сдавленными висками, злые маленькие глазки, острый нос, брезгливо выпяченная нижняя губа. В старости он превратился в сухого старичка с желчной, порочной физиономией. Если его сын похож на него, то я желаю как можно дольше не встречаться с ним лицом к лицу.
        Однажды Кассиус позволил себе за ужином пару бокалов вина и проболтался, что старый лорд-архивариус имел множество врагов и не брезговал шантажом и вымогательством.
        — В архивах можно отыскать интересные забытые документы… такие, что глава полицейского управления и верховный теург за них души продадут. К архивариусу однажды подсылали наемного убийцу… а когда старик Дрейкорн умер — своей смертью, к несчастью, мирно, во сне, — многие сенаторы вздохнули с облегчением.
        При этих словах в серых глазах управляющего промелькнуло выражение злорадства, губы неприятно дернулись. Мне показалось, что у Кассиуса есть личные причины не любить отца своего нынешнего хозяина. Я надеялась услышать больше, но управляющий уже сменил тему, и сообщил такое, что все мысли о старом проходимце вылетели из головы.
        — Камилла, ты работаешь здесь три недели — давно пора выплатить тебе жалованье, — Кассиус широким жестом извлек из кармана пачку банкнот и небрежно отсчитал сто декатов. — А вот обещанное вознаграждение за найденные книги с символами — еще шестьдесят декатов. Завтра возьми выходной — прогуляйся в город, немного развлекись. Если получится, составлю тебе компанию.
        Я поблагодарила управляющего и робко взяла купюры в руки. Никогда раньше мне не доводилось иметь в своем распоряжении такую большую сумму. Хотя я и заработала эти деньги своим трудом, меня грызло чувство, что я не заслужила такое щедрое вознаграждение. Я прекрасно отдавала себе отчет, что попала на выгодное место только благодаря счастливому стечению обстоятельств, но на деле не очень-то годилась для работы секретаря.
        Мысль о предстоящей прогулке по столице подарила хорошее настроение. Неделями я не покидала дома — сидела в пыльной библиотеке или исследовала не менее пыльные комнаты и коридоры. По вечерам позволяла себе небольшую прогулку по галерее: вход в нее обнаружился в конце коридора третьего этажа.
        Жизнь моя была однообразной, спокойной и безмятежной. Мало-помалу тяжелое, голодное время на улицах столицы забылось, вернулись утраченная жизнерадостность, интерес к миру и вера в то, что все сложится хорошо.
        Но период спокойствия и безмятежности пришел к концу в этот же вечер, когда из-за своего неуемного любопытства я сделала несколько пугающих открытий и устроила себе череду неприятных приключений.



        Глава 5 Темнота и корни

        Я сидела в кабинете управляющего и разбирала пачку счетов. День клонился к вечеру, в комнату заполз мягкий сумрак, от усталости заболела голова. Цифры в столбцах начали скакать с места на место и сливаться в тусклое пятно. Я положила последний счет в картонную папку, захлопнула конторскую книгу и потерла саднящие от напряжения глаза.
        Дверь хлопнула, в кабинет вошел Кассиус, коротко поинтересовался, как идут дела. Я рассказала, что нашла ошибки в счетах от мясника и угольщика; управляющий взял бумаги, быстро просмотрел и нахмурился.
        — Камилла, найди дворецкого и вели ему разобраться с этим с утра пораньше. Сделай это прямо сейчас, хорошо? Я уезжаю на важную встречу. Буду поздно ночью или утром.
        С этими словами Кассиус накинул длинное элегантное пальто, намотал шарф, пригладил растрепавшиеся белокурые локоны и подмигнул собственному отражению в стеклянной дверце.
        Я проводила управляющего до выхода и отправилась искать дворецкого.
        Дом уже опустел: прислуга взяла выходной, помочь мне в поисках было некому. Я прошлась по жилым этажам, добралась до комнаты Пикерна, постучала — никто не ответил. Постояла у механического сердца дома, любуясь бегом шестеренок и шатунов, заглянула в котельную и на кухню, наведалась в домик кучера — Пикерн как сквозь землю провалился.
        Странно. Из дома он не уходил; неужели отправился в нежилые покои дома в восточном крыле? Не поленилась, сходила и проверила — дверь заперта снаружи, дворецкого в старом крыле нет.
        Опять спустилась в вестибюль, заглянула в подсобную комнатку у входных дверей — и там никого. Повернула назад, и тут заметила в темном углу за парадной лестницей узкую дверь. Она была приоткрыта, из проема на мрамор пола падал бледный прямоугольник электрического света.
        Лестница вела в подвальные помещения. Пикерн запретил мне туда ходить. Я знала, что ключ от этой двери был только у него.
        Колеблясь, я потянула латунную ручку и с любопытством заглянула внутрь. За дверью обнаружились мелкие выщербленные ступени, освещенные тусклой лампой в круглой железной клетке. Ступени вели вниз, теряясь в темноте.
        — Эй! — негромко позвала я. — Господин Пикерн, вы там?
        Тишина.
        Я смело сделала первый шаг, за ним второй; ступать приходилось осторожно, держась рукой за шершавую стену. Бледный свет электрической лампы остался наверху, я спускалась в мрак.
        Внезапно меня охватил лихой азарт, словно проказливый дух подзуживал спуститься по узкой лестнице и пойти дальше. «Наверняка в подвале этого дома хранятся вещи поинтереснее старого садового инвентаря и сломанной мебели», — шептал он мне на ухо. Искушению поддалась быстро: последние две недели я вела довольно однообразную жизнь, и теперь моя склонность к неожиданным авантюрам, которой я долго не давала свободы, взяла верх.
        У меня было поручение — найти дворецкого — я должна его выполнить; Пикерн не посмеет упрекнуть меня в том, что я спустилась в подвал без разрешения.
        Наконец, лестница кончилась, нога ступила на ровный пол. У подножия лестницы стояла коробка, я присела, чтобы разглядеть ее. Это был переносной фонарь, который я не раз таскала с собой во время вылазок в нежилые части дома. Кто-то принес его в подвал и оставил внизу. Пригодится!
        Подняла фонарь, включила и увидела, что оказалась в узком коридоре, таком длинном, что дальней стены луч не достигал. Здесь было холодно и тихо. Сильно несло плесенью и сыростью, но я отчетливо чувствовала еще один странный запах — острый, кисловатый. Походил он на запах зверинца в цирке, который однажды выступал на ярмарке в Олхейме (я и моя подруга Кендра сумели там тайком побывать, улизнув с урока сестры Аней; ох и попало же нам потом!).
        Неужели в подвале дома в квартале Мертвых Магов держат какое-то животное?
        Я осторожно двинулась вперед, касаясь рукой холодной стены. Страха я не испытывала, наоборот — мной овладели азарт исследователя и приятное волнение, как в детстве, когда я затевала забавное и безопасное приключение.
        — Господин Пикерн! — позвала я громче.
        Коридор закончился еще одной дверью; я толкнула ее, дверь с протяжным скрипом поддалась. Я осторожно просунула голову в образовавшийся проем и увидела просторное помещение. Тусклый вечерний свет лился из небольших проемов, расположенных под сводчатым потолком на уровне первого этажа. Вдоль стен стояли пустые клетки. Одни предназначались для животных не крупнее собаки, другие могли вместить пару медведей. Вероятно, животных приводили в подвал через широкий проход в стене напротив. Я пересекла помещение, осторожно ступая по покрытому опилками полу, несмело подергала дубовые створки — заперто снаружи на тяжелый засов или замок.
        Но здесь обнаружились не только клетки. У правой стены стояли деревянные ящики: длинные, узкие, похожие на гробы. Сердце впервые кольнуло неприятное чувство. Внезапно захотелось броситься прочь, вверх по узкой лестнице, чтобы оказаться в залитом разноцветными солнечными лучами вестибюле. Но желание разведать тайны странного дома оказалось сильнее.
        Я медленно приблизилась к стене, кое-как справилась с тугой железной защелкой верхнего ящика и рывком подняла крышку, приготовившись обнаружить внутри что-нибудь отвратительное. К моему великому облегчению, в ящике не оказалось ни страшного остова в истлевшем саване, ни побелевших от времени костей. Тусклый подвальный свет отразился от полированного дерева прикладов и черной стали стволов.
        Ружья! Я видела похожие у полицейских патрулей. Кажется, называются карабины. Старинная, но не устаревшая модель, созданная людьми, а не демонами, и до сих пор находящаяся на вооружении империи. Даже смертоносные магические винтовки системы «плевок гидры», которые производятся по разрешению всемогущего Совета Одиннадцати, уступают ей в надежности. Но зачем карабины потребовались хозяину дома в количестве, достаточном для небольшой армии? На оружейных ящиках ни следа пыли: значит, в подвал принесли их совсем недавно.
        Опасливо опустила крышку. На торце был прикреплен небольшой квадрат бумаги, похожий на этикетку. Я потянула за край листа, он легко отошел и остался у меня в руке. На желтой бумаге виднелся небрежно нацарапанный карандашем символ — топор и молния, знак «Убийц Магии».
        Я в недоумении смотрела на листок, силясь понять, что это означает. Мои размышления прервали неожиданные звуки. В коридоре за дверью раздались шаги. Идущие торопливо переговаривались: я различила басовитое бормотание и высокий, ломкий голос, принадлежавший не то женщине, не то юноше; ничего похожего на гулкий, глухой голос дворецкого. Удалось разобрать несколько слов — грубых ругательств, которые я никогда не слышала из уст обитателей «Дома-у-Древа». Впрочем, я не сомневалась, что идущие по коридору были мне незнакомы.
        Я заметалась, стараясь отыскать укрытие и затаиться; инстинкт настойчиво утверждал, что поступить следовало именно так.
        Сердце колотилось, ладони взмокли. Кто эти люди? Что они делают в подвале особняка лорда-архивариуса Дрейкорна, как сюда проникли? Что-то подсказывало, что явились они не с добрыми намерениями. Лучше не попадаться незнакомцам на глаза.
        Слева в углу я заметила еще одну дверь, украшенную коваными металлическими панелями. На панелях были выбиты магические символы, похожие на те, что я видела в отцовских запретных книгах; это не могло означать ничего хорошего, и в другое время я бы подумала дважды, прежде чем зайти внутрь, но сейчас другого выхода не было.
        Тяжелая створка открылась легко. Я проскользнула внутрь, поставила фонарь на пол, бесшумно притворила дверь и привалилась к ней спиной, стараясь восстановить дыхание, затем прильнула к холодной металлической поверхности ухом. Еле различимые голоса приближались и удалялись: незнакомцы ходили по помещению, переговаривались, чем-то стучали. Кажется, выносят ящики. Только бы им не вздумалось заглянуть за эту дверь!
        Стоило осмотреть помещение, в которое я попала, и найти укрытие понадежнее. Меня окутывала полная темнота. Я включила фонарь. Теперь он светил еле-еле, аккумуляторная банка истощилась, луч рассеивался в паре шагов от линзы. Чтобы разглядеть шероховатую стену, пришлось приблизить к ней фонарь вплотную.
        Я неуверенно двинулась вперед. В темноте показался большой предмет, похожий на массивный высокий постамент. Когда я приблизилась к нему и поняла, что это было, почувствовала отвращение и страх. Я поняла, где очутилась, и что означали те магические символы на двери.
        Следовало ожидать, что рано или поздно я наткнусь на такое помещение в доме, где жили и продолжают жить маги. Не зря на стене в вестибюле висела отличная коллекция острых ритуальных ножей с удобной, длинной рукояткой. Использовали их именно здесь, в этой темной комнате за дверью, обитой сталью.
        Я попала в зал для жертвоприношений и стояла перед алтарем из черного мрамора. Насколько позволял увидеть слабеющий луч фонаря, с каждой стороны алтаря были установлены желобы для стока крови и высокие подсвечники в форме уродливых скелетов. В углу виднелась чаша для ритуального огня.
        Выходит, помещение с клетками, из которого я сюда попала, было виварием, где маги держали жертвенных животных, пока они не понадобятся.
        Призвать в наш мир демона можно лишь даровав ему жизненную энергию живого существа. Для вызова низших демонов достаточно умертвить на алтаре черного петуха или пса, но чем выше ранг демона, тем сильнее и разумнее должно быть приносимое в жертву животное.
        Когда маг заключает с демоном контракт, он должен вновь отдать ему чьи-то жизни, иначе демон не обретет нужную силу и не сможет осуществить требуемое.
        Самые сложные и дорогие контракты оплачиваются человеческими жертвами. На алтарь возводят осужденных преступников, военнопленных, или тех несчастных, кого угораздило попасть в руки подпольных торговцев людьми. Иногда по требованию демона теург расстается с несколькими годами собственной жизни, если в его глазах конечная цель оправдывает такое подношение.
        Мне стало жутко при мысли о том сколько животных — и, наверняка, людей — погибли в этом темном помещении за столетия его существования. Интересно, как давно здесь была принесена последняя жертва?
        Рука ослабла. Луч фонаря задрожал, и внезапно привиделось, что над алтарем метнулась черная тень, подобная той, что прислуживала стряпчему Оглетону. Я содрогнулась и отпрянула, но запнулась о что-то и с трудом удержалась от падения. Опустила глаза — тут же с губ сорвался испуганный вскрик.
        Змеи! Пол зала был покрыт черными жгутами толщиной с руку; секунду спустя я поняла, что жгуты не двигались. Я присела и убедилась, что это были сухие корни. Значит, я приблизилась к угловой башне, а это корни заточенного в ней дерева Ирминсул. Они тянулись вдоль пола алтарной комнаты и уходили в темноту, уродливые и искривленные, похожие на высохшие сухожилия гигантского мертвого существа.
        В ватной тишине я слышала, как колотится мое сердце; кожу спины покалывало, как будто кто-то невидимый смотрел на меня из темноты.
        На ослабевших ногах я вернулась к металлической двери и вновь припала к ней ухом; в виварии было тихо, незнакомцы ушли. Я ждала, минуты текли, снаружи не доносилось ни звука. Поколебавшись, решила выйти.
        Я толкнула дверь — она не поддалась — я налегла сильнее, забыв об осторожности — бесполезно! Что-то заклинило, или сработал скрытый замок, или неизвестные посетители передвинули к двери тяжелые оружейные ящики; как я ни билась, выйти наружу не удалось.
        Когда поняла весь ужас моего положения, начала задыхаться от страха. Невидимый потолок жертвенного зала будто опустился, начал давить, стены сомкнулись, и опять показалось, что вокруг скользят темные призрачные фигуры. И это не игра теней от света моего фонаря, потому что он стоял на полу совершенно неподвижно.
        Стало невыносимо жарко, хотя руки окоченели. Я хватала спертый воздух широко открытым ртом и не могла надышаться. По спине скатилась струйка ледяного пота. Я то и дело оглядывалась, боясь обнаружить позади себя чье-то присутствие. В голове крутились отчаянные мысли: «Я заперта здесь одна, в подвале огромного дома, в помещении, где убивали людей и животных, чтобы демоны могли выпить их душу. Никто не знает, что я здесь».
        Постаралась подавить панику. Вспомнила, как в общине старейшина заставлял проводить послушниц ночи в глухих кельях молельного дома без ламп, чтобы «заставить гореть светильник души ярче». Я никогда не боялась темных замкнутых помещений, и не собиралась пасовать сейчас.
        «Нужно успокоиться. Тут нет никаких демонов. Дворецкий где-то в доме, он будет меня искать. Так или иначе он догадается, что я зашла в подвал. Буду ужасно рада получить от него нагоняй. Я расцелую его в морщинистые щеки, прямо в седые бакенбарды, под которыми прячутся татуировки русалки и якоря. Пусть только придет поскорее. А пока следует осмотреться получше: вдруг найдется еще один выход?»
        Стараясь не спотыкаться о корни, я медленно двинулась вдоль стен, лихорадочно ощупывая их лучом фонаря.
        За алтарем обнаружился узкий колодец. Я посветила внутрь, но слабый луч фонаря не доставал до дна. Корни пробивались сквозь каменную кладку на стенах колодца. Держась за них, худая девушка вроде меня могла спуститься вниз. Но туда, в царство сплетенных корней и грязи, совершенно не хотелось. Я продолжила поиски.
        Наконец, повезло: в углу за каменной статуей, изображающей какое-то существо с двумя лицами (такими отвратительными, что рассматривать их я не стала) нашлась узкая витая лестница, упирающаяся в железный люк в потолке. Путаясь в подоле и больно ударяясь о железные ступеньки, я взобралась наверх и толкнула тяжелую шероховатую крышку — она едва слышно лязгнула, но не сдвинулась. Я удвоила усилия.
        И тут случилась катастрофа. Отчаянно толкая люк, я не удержала тяжелый фонарь и выронила! Раздался громкий удар, треск, и жертвенный зал окутала полная темнота.
        Я вновь покрылась холодным потом. В наступившей тишине я отчетливо различила потрескивание, какое издает хворост, охваченный огнем, только огня-то здесь никакого не было! Я боялась представить, что или кто мог издавать такой звук.
        Проклятый люк никак не поддавался, но тут я поняла, что различаю его неровную поверхность, покрытую пятнами ржавчины. Я огляделась: из колодца за алтарем шел рассеянный голубоватый свет! Он был не виден, пока работал фонарь.
        На ощупь спустилась по лестнице, подошла к колодцу и заглянула внутрь. На этот раз я отчетливо разглядела неглубокое дно, затянутое корнями. Теперь стало ясно, что колодец вел в какое-то другое помещение, в котором прятался источник неведомого голубоватого света.
        Поколебавшись, я спустила ногу вниз и нащупала твердый выступ; осторожно держась за корни, поползла вниз. Наконец, ботинки коснулись неровного пола.
        Я оказалась в пещере, пол и стены которой образовали мощные корни дерева Ирминсул. Сплетения корневых побегов были затянуты тонкими нитями, от которых исходило голубоватое сияние. «Светящаяся грибница», — догадалась я.
        Здесь было сыро и душно. Беспокоило усилившееся потрескивание — определить его источник не удавалось. Я осторожно двинулась глубже под свод корней, туда, где различила начало мощного ствола, уходящего в каменную кладку.
        Свет грибница давала блеклый, тусклый, охватить все детали не удавалось, но зрелище поражало.
        Сотни корневых побегов уплотнялись, переплетались и, наконец, скручивались в крепкое основание дерева Ирминсул. Его черная кора отражала блеклый голубоватый свет грибницы. Казалось, я вижу перед собой призрак дерева. Оно и было призраком: Ирминсул погиб несколько столетий назад, соки в нем не текли и древесина высохла. Дерево было мертво, как окружающий его камень.
        В одной из расщелин, которую образовывало переплетение корней, свет грибницы отражался иначе, ярче, словно от металла.
        Я заинтересовалась и подошла ближе. Кажется, предмет квадратной формы величиной со шкатулку для рукоделия.
        Да, это и есть шкатулка, запрятанная глубоко от посторонних глаз. Я заметила ее только потому, что часть корня рассыпалась опилками.
        Странно, были это именно опилки, не труха, как будто чьи-то челюсти вгрызались в плотную древесину.
        Я напрягла и глаза и разглядела мелкие вкрапления, рассыпанные на металлической поверхности шкатулки. Драгоценные камни! Невероятно, я нашла клад. Что еще может храниться в шкатулке, спрятанной в потаенной пещере глубоко под землей?
        Осторожно протянув руку в темноту, попыталась зацепить шкатулку пальцами. Ничего не получилось, шкатулка словно вросла в древесину. Потянула сильнее и тут же завопила от боли. Вытащила руку и застонала: в основание ладони впилась огромная щепка. Она вошла глубоко, по запястью и пальцам струилась кровь. Шкатулка так и не поддалась.
        Закусив губу, я с усилием выдрала занозу. От боли перед глазами запрыгали искры, кровь потекла сильнее, капли упали на черное корневище, усеянное светящимися спорами. В их бледном сиянии привиделось странное: капли крови запузырились, закипели на коре, затем испарились, а корневище слегка содрогнулось, как живое.
        Я вытащила из кармана платок и кое-как перетянула порез.
        Внезапно сухое потрескивание усилилось. Краем глаза я уловила какое-то движение. Я взяла обломанное сухое корневище, которое светилось особенно ярко, и поводила им туда-сюда.
        Пол, стены пришли в движение! Призрачный свет выхватил море белесых хитиновых спинок и круглых безглазых голов с длинными жвалами; щелкали отвратительные клешни на хвосте, шуршали суставчатые длинные ноги!
        Из подземелья следовало убираться как можно скорее — я обнаружила гнездо диплур — их здесь были тысячи, каждая величиной с ладонь, не меньше! Отвратительные создания, порождения магии Темного Века. Они откладывали личинки в мертвую древесину дерева, а по ночам выходили на охоту через каналы канализации.
        Твари затаились, когда я спустилась в их логово, оценивали, выжидали; почуяв запах крови, ринулись на меня со всех сторон, хаотично, но целеустремленно.
        Я метнулась обратно к колодцу. Цепляясь за корни, мне удалось довольно быстро подняться наверх в зал для жертвоприношений. Я взлетела по винтовой лестнице и с удвоенной силой толкнула железный люк.
        Желание выбраться из этого ужасного места придало силы и люк, наконец, поддался. Он был ужасно тяжелым. Я с трудом отпихнула его в сторону и кое-как протиснулось в образовавшуюся узкую щель. Подол платья зацепился за что-то и затрещал, но мне было все равно — лишь бы скорее выбраться!
        Задыхаясь, кое-как встала на ноги. При этом больно ударилась лбом о винтовую лестницу, которая поднималась над люком и вела выше, на следующий ярус. Я попала в закрытую башню, в которой располагались покои хозяина.
        Помещение было круглым, широкие окна закрыты ставнями. Оранжевые вечерние лучи проникали в щели и падали на пол огненными полосами.
        Это была мастерская. Посреди комнаты стояла печь с мехами, у стен разместились верстаки, стойки с инструментами, шкафы, набитые диковинными деталями. Здесь мой неведомый хозяин занимался своим увлечением — восстанавливал и ремонтировал механизмы домагической эпохи, созданные людьми, а не демонами.
        Немалую часть мастерской занимал мощный черный ствол и переплетения корней и веток мертвого дерева Ирминсул. Вся башня была построена вокруг него, дерево было ее частью, оно поднималось из каменных плит пола и уходило выше.
        Я подошла ближе и положила руку на черную шероховатую кору. Мелкие трещины и складки образовывали на коре ажурный рисунок, похожий на чешую гигантского змея. В золотистых вечерних лучах мертвый, засохший Ирминсул казался прекрасным. Внезапно я почувствовала к нему острую жалость. Дерево было пленником этой башни, а его корни разъедали отвратительные твари. Я вздохнула. Странное дело! В ответ на мой вздох дерево слегка содрогнулось — мимолетная слабая пульсация под плотной черной корой, как если бы дерево было живым существом, находящимся на грани жизни и смерти.
        Улыбнувшись своей разыгравшейся фантазии, я подошла к двери в дом — разумеется, закрыто. В башне был устроен отдельный выход на улицу — тоже оказался заперт.
        Вздохнув, вернулась к винтовой лестнице и начала подниматься. Я знала, что из покоев второго яруса башни можно попасть в коридор центрального крыла. Вдруг получится открыть дверь изнутри!
        Второй ярус занимал хозяйский кабинет. Любопытство разгорелось так сильно, что я забыла об усталости, пережитых страхах и своем незавидном положении. Я принялась рассматривать обстановку, надеясь, что она поведает о характере гран- мегиста Джаспера Дрейкорна, с которым мне пока не довелось познакомиться.
        Кабинет показался самым элегантным и красивым помещением в доме. Вечернее солнце заглядывало в низко расположенное полукруглое витражное окно, раскрашивая стен и строгую мебель разноцветными мазками. Красные, зеленые и синие искры терялись среди ветвей дерева Ирминсул — на этом ярусе башни они сливались с каменной кладкой, сплетались и тянулись вдоль стен и потолка, отчего кабинет выглядел логовом неведомого лесного колдуна.
        На широком подоконнике, затянутым плотной дорогой тканью, небрежно лежали забытые книги и несколько подушек — хозяин любил сидеть здесь и читать. На столе разложена морская карта, испещренная многочисленными пометками, стоят неведомые навигационные инструменты. Я с любопытством взяла в руки тяжелый компас и покрутила, затем хотела открыть старинный атлас, но опомнилась и быстро отдернула руку: кто знает, какими заклятиями мог его защитить теург второго ранга гран-мегист Дрейкорн?
        Но что это? На узком диванчике лежит хлыст, каким усмиряют непокорных животных… и острый ритуальный нож. На ручке сплелись две золотые змеи с изумрудными глазами. Наверное, хозяин использовал хлыст и нож перед отъездом… наверняка, в том темном зале для жертвоприношений в подвале. Кто был последним погиб от этого золотого ножа на алтаре из черного мрамора с желобами для стока крови — животное или человек?
        Я поспешно отошла от диванчика и приблизилась к двери. Открыть ее изнутри не получилось: значит, придется стучать в дверь и звать на помощь. Рано или поздно меня услышат и выпустят. Невыносимый позор! Я нарушила запреты, проникла туда, куда нельзя, и теперь Пикерн сделает все, чтобы я покинула этот дом. Может, это и к лучшему… после всего, что я увидела сегодня, оставаться здесь не хотелось.
        Я нерешительно взялась за перила винтовой лестницы — подняться или нет на третий ярус? Кажется, выхода из него в коридор нет. Но терять было нечего, и я пошла по узким ступенькам наверх.
        На третьем ярусе башни располагалась хозяйская спальня. Под сплетением черных ветвей стояла массивная кровать. Я отчего-то смутилась и отвела глаза — и тут заметила дверь, почти сливающуюся с каменной стеной. Я кинулась к ней, толкнула, принялась лихорадочно водить руками по поверхности — и нащупала едва заметный язычок; потянула его вниз, что есть силы. Удача! Замок щелкнул, дверь плавно скользнула.
        Я торопливо протиснулась в щель и оказалась в узком темном проходе. Вытянув руки, успела сделать лишь несколько шагов, как почувствовала, что ладони коснулись деревянной панели. От толчка панель неожиданно подалась вперед и в сторону, я ступила в открывшийся проем и чуть не закричала от радости. Наконец-то свобода! Я оказалась на галерее библиотеки; потайную дверь скрывал книжный шкаф. Он бесшумно встал на место, стоило лишь слегка потянуть за угол. Механизмы были хорошо смазаны — проходом пользовались часто.
        Однако сейчас думать об этом не хотелось. От пережитого в голове было пусто. Судя по погасшим стеклам витража, мои блуждания по подвалам и тайным ходам особняка «Дом-у-Древа» продолжались не менее трех часов. Уже наступил поздний вечер, в библиотеке царил приятный полумрак. Я наслаждением втянула свежий воздух, смакуя знакомый коричный аромат старых книг и мебельного воска.
        Внезапно силы меня оставили, во рту пересохло. Я начала спускаться с галереи по узкой лестнице, но колени задрожали так, что пришлось крепко ухватиться за перила ватными руками. Я невыносимо устала, от облегчения закружилась голова — мое приключение благополучно завершилось. Следовало подняться к себе, помыться, переодеться и выпить горячего, сладкого чаю, а затем лечь в кровать и хорошенько обдумать все случившееся.
        Но моим планам было не суждено сбыться: передо мной открылось зрелище, от которого сердце упало. Я остановилась на лестнице, как вкопанная.
        Внизу, у восьмиугольного стола, сложив руки за спиной, неподвижно стоял Пикерн и с ледяным лицом следил за моим спуском. Кто знает, как долго он находился в библиотеке и наблюдал ли мое появление из-за книжных полок; впрочем, часть галереи, скрывающая тайную дверь, была не видна с середины зала.
        — Наконец я вас нашел, госпожа Камилла, — медленно, с расстановкой произнес Пикерн. — Добрый вечер.
        Не в силах вымолвить ни слова, я стыдливо кивнула, обреченно преодолела последние ступеньки и приблизилась к дворецкому. Он возвышался надо мной, холеный и элегантный старик; ледяной взгляд скользнул по моей согнувшейся от усталости фигурке, отметил пыль и грязь на платье и лице, порванный подол и растрепанные волосы. Вдобавок от меня разило потом, на лице — царапины, кисть замотана окровавленным платком. Никогда раньше я не чувствовала себя более жалкой и виноватой.
        — Где вы были, госпожа Камилла?
        Я ждала этого вопроса и выпалила заготовленный ответ, не особо надеясь, что мне поверят:
        — Вытирала пыль в шкафах на галерее. Я не слышала, как вы вошли, господин Пикерн.
        Затем смело добавила в попытке перехватить нить разговора:
        — Мне нужно передать вам поручение от господина Ортего; позвольте, зайду позже. Простите, сейчас спешу, нужно переодеться. Там, на шкафах наверху, очень грязно. Эрина не успевает помогать с уборкой. Приходится делать все самой. Вы что- то от меня хотели, господин Пикерн?
        Но дворецкого было непросто сбить с толку.
        — Мне хотелось бы узнать, где вы были перед тем, как оказались на галерее, госпожа Камилла.
        Говорил он тихим, вкрадчивым голосом, и его безупречно вежливые слова звучали, как страшные угрозы. Я намеревалась упорствовать в своей лжи до последнего, но не успела произнести ни слова. Дворецкий опустил глаза.
        На его бледном лице появилось странное выражение. Я проследила за взглядом и увидела, что Пикерн уставился на нагрудный карман моего передника, из которого виднелся край какой-то бумажки. Рука дворецкого внезапно метнулась вперед; на мгновение мне показалось, что он собирается отвесить мне оплеуху. Я вздрогнула, втянула голову в плечи и отскочила, но Пикерн уже выпрямился, разворачивая измятый желтоватый листок. Я похолодела, вспомнив, что сорвала его с оружейного ящика в подвале, а затем, когда в коридоре раздались шаги, в панике сунула в карман и забыла. Что же было на этом листке? Знак «Убийц магии»!
        Глаза дворецкого сузились. Лицо его продолжало оставаться бесстрастным, но мне казалось, что я различаю лютое бешенство, скрывающееся под этой маской. Со своими белесыми растрепанными бакенбардами мрачный старик сейчас напоминал рысь, готовую броситься на свою жертву.
        — Где вы это взяли? — произнес он по-прежнему обходительным тоном, хотя голос его опустился до зловещего свистящего шепота.
        — Я не помню, — пролепетала я. — В одной из книг. Или на полу в вестибюле. Или…
        — Вы знаете, что это? — дворецкий ткнул пальцем в небрежно нарисованный знак топора и молнии.
        — Нет!
        Старик сверлил меня взглядом. Я молчала, не зная что сказать. Все было ясно без слов. Пикерн знал, где я провела последние три часа и что нашла в подвале. По какой-то причине моя находка вывела его из себя куда больше, чем нарушение запрета на вход в подвал и покои хозяина в башне. Когда Пикерн заговорил, голос его звучал почти дружелюбно. Речь он начал совсем не так, как я ожидала.
        — Род Дрейкорнов известен более трехста лет, — неторопливо поведал дворецкий. — За века род подарил империи немало известных магов и политиков. Глава рода Дрейкорнов носит титул гран-мегиста, который даруется только самым искусным и сильным теургам. Вам, госпожа Камилла, оказана высокая честь — вас приняли в число удостоенных служить древнему и славному дому Дрейкорнов. Господин Ортего еще молод, и не всегда принимает правильные решения. Будь на то моя воля, я бы не пустил вас даже за порог.
        У меня перехватило дыхание. Я боялась стоявшего передо мной высокого чопорного старика с белесыми глазами, как боялась всех, кто был сильнее меня и мог решить мою судьбу одним словом. Сейчас Пикерн напоминал старейшину Уго: тот же непреклонный, обвиняющий тон, тот же одержимый блеск в глазах. А Пикерн тем временем продолжал:
        — Я не знаю, за какие заслуги господин Ортего выбрал вас из трех десятков других претендентов и почему он возится с вами, хотя каждому ясно — вам здесь не место. Вы дурно воспитаны, не умеете следить за собой и любите совать нос не в свое дело. Когда господин Дрейкорн вернется, он исправит ошибку управляющего. Будьте уверены, вы не останетесь у него на службе. Пока же вам следует вести себя осмотрительно и не лезть туда, куда категорически запрещено ходить. В противном случае, — голос Пикерна опустился до зловещего шепота; он угрожающе направил на меня длинный костлявый палец и продолжил, — в противном случае ждите больших неприятностей.
        Я прерывисто вздохнула, стараясь сдержать слезы. Дворецкий прав. Мне было не место в этом доме; но, странное дело, даже теперь, зная, что Дом-у-Древа скрывает немало мрачных секретов, я поняла, что не хочу покидать его.
        — Вы сегодня видели кого-то незнакомого в доме? — жестко спросил Пикерн, почти не разжимая губ.
        Обмирая от страха, я произнесла:
        — Нет, не видела. Но я… слышала.
        Дворецкий не произнес ни слова. Его взгляд испепелял.
        Я набрала воздуха и открыла рот, готовясь к неприятному объяснению, но меня прервали внезапно донесшиеся в библиотеку стук молотка о парадную дверь и дребезжание звонка. Поздний гость настаивал, чтобы его впустили, и был настроен очень решительно.
        Пикерн медлил. Он собирался продолжить наш разговор. Неожиданные визитеры оказались досадной помехой.
        — Кто-то стучит в дверь, — робко констатировала я, хотя только глухой не услышал бы грохот и звон, которые доносились до всех уголков огромного особняка.
        Дворецкий сунул желтый листок бумаги в карман, метнул на меня угрожающий взгляд, повернулся на каблуках и зашагал к выходу. Я поплелась следом: сердце мое было не на месте, и мне хотелось узнать, кем были незваные поздние гости.
        Короткие трели звучали отрывисто и нетерпеливо; им вторили злые, требовательные удары дверного молотка. Однако Пикерн не торопился. Спокойно, не теряя достоинства, он спустился по лестнице, пересек вестибюль, подошел к двери и начал возиться с хитроумным смотровым устройством, которое в «Доме-у-Древа» заменяло дверной глазок. Дворецкий потянул за ручку, шестерни зажужжали и спустили с потолка окуляр на штативе. Пикерн не спеша протер выпуклую линзу в медной оправе, прильнул к ней сначала правым, потом левым глазом; недовольно покачал головой и принялся сосредоточенно крутить металлическое кольцо, настраивая изображение. Дверь между тем сотрясалась от ударов, звонок захлебывался. Я притаилась за балюстрадой на верхней площадке мраморной лестницы и наблюдала, от нетерпения и тревоги переминаясь с ноги на ногу. Наконец Пикерн, вдоволь рассмотрев визитеров, отпер замок и хладнокровно распахнул дверь.
        В темном проеме появились три массивные черные фигуры в длинных шинелях и островерхих шлемах, потеснили дворецкого и вступили в вестибюль. Подбитые каблуки сапог грохотали напористо и бесцеремонно. Двое гигантских полицейских остались в проходе. Третий, пошире и пониже, выступил вперед, выпятил украшенную белой нашивкой грудь и отрывисто представился:
        — Суперинтендант Тарден, особое отделение полиции Метрополии, Первый округ.
        — Что вам угодно, суперинтендант? — произнес Пикерн без тени приязни в голосе. Он взирал на гостя с легкой брезгливостью, как на грязного уличного пса, который ворвался в гостиную и испачкал дорогой ковер. Суперинтендант Тарден отчеканил:
        — Час назад произошла стычка отрядов полиции с отрядом Убийц Магии. Зачинщикам удалось сбежать. Констебли прочесывают окрестности, и мы вынуждены…
        — Вам известно, в чей дом вы заявились? — отчужденно перебил суперинтенданта дворецкий.
        — Разумеется, господин… Пикерн, верно? Мы прекрасно помним, что имперские теурги неприкосновенны. Полиция Метрополии не лезет в их дела и в их дома.
        Однако сюда нас привел след.
        — Чушь, — отрезал Пикерн. — О каком следе вы говорите?
        — О том самом, который взял полицейский инвестигатор, — произнес суперинтедант со значением. — Мы шли за ним.
        Он посторонился и сделал знак кому-то на крыльце. Констебли в проходе расступились, давая дорогу невысокому сутулому человеку в одежде теурга. В руках у мага был крепкий поводок, на котором он вел странное существо. Это был некрострукт, подобный тем, что стояли в библиотеке особняка недвижными чучелами. В отличие от наших библиотечных стражей полицейский инвестигатор казался живым, отчего вызывал еще больший ужас.
        Существо напоминало крупного добермана — по крайней мере, некоторыми частями. Длинные лапы крепились к телу латунными шарнирами. Всего конечностей было шесть: дополнительная передняя пара лап быда прижата к широкой грудине и заканчивалась стальными захватами. Когда некрострукт делал шаг, его тело дергалось, как у механической куклы, а уродливая голова, насаженная на мощную шею из стали и каучука, слепо ходила из стороны в сторону, словно принюхиваясь. Остатки шерсти на боках свалялись, на проплешинах красовались струпья.
        Страшное подобие собаки сохранило переднюю часть заостренной морды. Ушей и глаз не было: верхнюю часть черепа заменял вживленный металлический шар, от которого к носу шли каучуковые трубки. Зз приоткрытой пасти на пол падали капли коричневой жидкости, за сморщенной верхней губой виднелись стальные, покрытые ржавчиной клыки.
        Констебли в дверях неловко переминались и старались держаться от инвестигатора подальше.
        Появление механического чучела, оживленного магией, дворецкий проигнорировал. Я невольно почувствовала к нему уважение — Пикерн даже глазом не моргнул, когда некрострукт ткнулся ему в колено и принялся обнюхивать, втягивая воздух с шипением и присвистом.
        — Вот это самое… существо обнаружило следы мятежников в доме имперского теурга? — бросил Пикерн с презрением. — Бред. Вы и сами это прекрасно понимаете, суперинтендант.
        — Инвестигаторы не ошибаюся, — внезапно вступил в разговор теург, качая головой и разводя руками, будто извиняясь, — след вполне отчетлив. Он идет прямо сюда, в квартал Мертвых Магов, и теряется недалеко от входа в ваш подвал. Преступники могли тайком проникнуть в особняк с намерениями причинить вред его обитателям, и поэтому мы…
        — Мы бы хотели осмотреть дом, — заявил суперинтендант. — Вы позволите?
        От возмущения дворецкий на секунду потерял дар речи, затем гневно задрал голову, отчего его бакенбарды встопорщились, как у разъяренного дикого кота, и отрезал:
        — Разумеется, нет. Если вы забыли, этот дом принадлежит имперскому теургу и никто посторонний сюда проникнуть не может. У нас есть свои некрострукты- охранники, присланные господину Дрейкорну самим канцлером из мастерских имперского теурга-механика Кордо Крипса, и они, не в обиду будь сказано, суперинтендант, не чета вашей облезлой псине.
        — Да, на полиции всегда экономят, — смиренно согласился суперинтендант и потрепал безобразную голову инвестигатора тем же жестом, каким бы мог приласкать обычную дворнягу. Некрострукт-ищейка стоял совершенно неподвижно, но что-то внутри его тела издавало едва слышное ритмичное поскрипывание и жужжание.
        — Наш Лютус неказист, это верно, но как заметил почтенный некромастер Сейлинус, никогда не ошибается. Если взял след, то идет за преступниками до конца — хоть в преисподнюю, хоть в дом имперского теурга, верно, господин Сейлинус?
        Полицейский теург виновато прокашлялся и кивнул. Пикерн поморщился. Суперинтендант тем временем продолжил:
        — Поймите, господин Пикерн, мы заботимся исключительно о вашей безопасности. Может, вы видели или слышали что-то необычное сегодня вечером?
        — Нет, — отрезал дворецкий и неодобрительно сжал губы.
        — А прислуга? Я бы хотел переговорить с прислугой. Они могут что-то знать.
        — У прислуги сегодня выходной.
        — А вон та девчонка наверху? Та, что прячется за колонной? Эй, малышка, спустись сюда, ну же!
        Я не сразу поняла, что суперинтендант обращался ко мне, а когда поняла, сердце ушло в пятки. От столичных полицейских следовало держаться как можно дальше — это правило я крепко усвоила еще в первые дни моей жизни в Аэдисе.
        Нехотя я вышла из-за колонны, медленно спустилась по лестнице и замерла под перекрестьем колючих взглядов Пикерна и полицейских. Теперь я смогла хорошо разглядеть лицо суперинтенданта — квадратный раздвоенный подбородок, пышные усы, шишковатый нос. Всплыло воспоминание — изуродованные детали машин и артефактов на мостовой, стекло хрустит под сапогами солдат из оцепления, на ржавых воротах знак — топор и молния, двое полицейских ведут окровавленного рабочего с заломленными руками… я видела суперинтенданта Тардена три недели назад, когда проходила мимо стеклоплавильного цеха, разгромленного ретровитами.
        Когда суперинтендант опознал мое традиционное серое платье и чепец, его брови поползли вверх.
        — Что делает послушница общины Отроков Света в доме теурга?
        — Бывшая послушница, — сухо пояснил дворецкий. — Она у нас недавно.
        Бежала от своих и искала работу. Господин Ортего, управляющий гран-мегиста Дрейкорна, нанял ее.
        — Весьма интересно, — протянул суперинтендант. — Как твое имя, милая? Отвечай, не бойся.
        — Меня зовут Камилла, господин суперинтендант, — ответила я, и покосилась на некрострукта. Это существо, состоящее из металла, каучука и высохшей плоти, вызывало страх и брезгливость. Некрострукт дернулся и рывком повернул ко мне безглазую голову. Я крепко сцепила дрожащие руки и невольно сделала шаг назад.
        — Оставьте ее в покое, суперинтендант, — сухо произнес дворецкий. — Она вам ничем не поможет.
        Полицейский не обратил на него внимания.
        — Скажи-ка, милая, ты видела сегодня в доме незнакомых людей? Или, может, слышала что-то? Шум, разговоры?
        Черные глазки полицейского буравили насквозь. Я знала, что от них не укрылся мой потрепанный вид — результат недавних приключений в подвале. Следовало рассказать полицейскому о том, что я видела и слышала — о незнакомых людях, о ящиках с оружием в виварии. Я должна показать ему кусок бумаги со знаком Убийц Магии…. Сказать, что сейчас этот кусок бумаги лежит в кармане у безупречного Пикерна.
        Я подняла глаза на дворецкого. Его лицо по-прежнему сохраняло отчужденное выражение, но острый кадык резко дернулся, раз, другой; на желтоватой старческой коже на виске выступила капля пота. Тонкий рот превратился в линию, губы совершенно побелели. Водянистые глаза смотрели пристально, как будто дворецкий пытался безмолвно донести до меня какую-то мысль, но я не могла уловить ее. Внезапно осенило: дворецкий испытывал сильное беспокойство. Он боялся того, что я могла рассказать. Суперинтендант Тарден несомненно заметил бы это, если бы не направил все внимание на меня.
        — Ну? — допытывался полицейский. — Ты что-то видела?
        — Я ничего не видела, суперинтендант, — настороженно произнесла я, стараясь не глядеть на инвестигатора. Интересно, его усиленные магией чувства могут различить запах лжи? Он набросится на меня, если учует обман? — Все было тихо. Никого постороннего. Никакого шума.
        Суперинтендант молчал и смотрел недоверчиво. Его пушистые усы шевелились, как будто он вынюхивал ложь на пару с некроструктом-ищейкой. Затем вздохнул и развел руками.
        — Что ж, будем искать в другом месте. По некоторым сведениям среди скрывшихся был — вы не поверите — сам генерал Линн. Да, тот самый таинственный предводитель ретровитов, Убийц магии. Вам известно, какая награда за него назначена? Тысяча декатов за любые сведения о его личности или местонахождении, десять тысяч декатов за доказательство смерти генерала, и двадцать тысяч декатов любому, кто сможет доставить его судебному триумвирату живым.
        — Двадцать тысяч? — недоверчиво переспросил дворецкий. Его лицо странно оживилось.
        Супеинтендант криво усмехнулся.
        — Неплохая прибавка к жалованью полицейского… или даже дворецкого имперского теурга… и целое состояние для девочки на побегушках, — полицейский многозначительно помахал у меня перед носом толстым пальцем, желтым от табака.
        — А что известно о генерале Линне? — спросил дворецкий с живым интересом.
        — Почти ничего. Он фигура полулегендарная. Сообщники его ловко скрывают. Кое-кто даже сомневается, что генерал Линн существует. Говорят, что бунтари его придумали. Подписывают его именем свои обращения и манифесты, а на деле такого человека и не было никогда. Но наши источники подтверждают, что генерал Линн — личность реальная. Ни возраст, ни приметы его неизвестны, но это дело времени. Мы знаем, что он много лет провел на морской каторге. Под каким именем и за какие преступления он был туда сослан, установить не удалось. Когда десять лет назад были приняты новые законы, морские каторги прекратили свое существование, а каторжан отправили на жертвенные алтари во искупление грехов. Линн этой участи избежал. Теперь отравляет нам жизнь. Так что если он вдруг забредет сюда к вам в квартал Мертвых Магов — уж будьте добры, не упустите, — полицейский позволил себе скупо улыбнуться.
        — Час поздний, суперинтендант, — внезапно перебил его дворецкий. — У вас есть еще к нам вопросы?
        Суперинтендант посуровел, повернулся к своему отряду, махнул рукой. Констебли и полицейский теург в сопровождении страшного некрострукта вышли наружу.
        — Еще увидимся, господин Пикерн, — сказал на прощание суперинтендант Тарден. — Хотелось переговорить с вашим хозяином. Когда вы ожидаете возвращения гран-мегиста Дрейкорна?
        — Гран-мегист Дрейкорн не поставил нас об этом в известность, — высокомерно ответил дворецкий. — Не думаю, что по возвращении он удовлетворит вашу просьбу о встрече, суперинтендант. Всего вам хорошего.
        Пикерн с шумом захлопнул за полицейскими дверь.
        Наступила тишина. Дворецкий с недовольной миной разглядывал дорогой паркет, на котором некрострукт оставил потеки маслянистой коричневой жидкости.
        Я в растерянности молчала и переминалась с ноги на ногу. Наконец Пикерн поднял на меня тяжелый взгляд и проронил:
        — Вы пропустили ужин. На кухне Сидония оставила вам кусок пирога с крольчатиной, немного спаржи и какао. Только сначала приведите себя в порядок. Ваше лицо и платье совершенно грязные. Смойте кровь с руки. Если хотите служить дому Дрейкорнов, вы должны выглядеть безупречно в любых обстоятельствах.
        Я была сбита с толку, и, путаясь в словах, неловко пролепетала:
        — Да, господин Пикерн. Но эти полицейские… ведь я слышала, там, в подвале, были люди, и они…
        — Госпожа Камилла, — резко прервал меня дворецкий, — вы живете здесь уже три недели, и должны были заметить, что это необычный особняк. Во-первых, он очень стар. Старые дома славятся странный акустикой. Во-вторых, наш молодой хозяин наполнил его шумными механизмами в угоду своему увлечению техникой домагической эпохи. То и дело здесь раздаются звуки, которые могут показаться пугающими. Вы должны запомнить, что все непонятные вещи, происходящие в этом доме, имеют простое объяснение. Я сказал этому остроголовому наглецу- суперинтенданту правду — никто посторонний не может войти сюда незамеченным. Советую забыть о том, что вы видели или слышали там, куда ходить вам было запрещено. В любом случае, вы подписали особый договор о неразглашении, не так ли? Поэтому вы бы не могли ничего рассказать полицейскому, даже если бы захотели.
        Я смутилась. Стряпчему не удалось ввести меня в магнетический транс, и особое соглашение не имело надо мной никакой силы.
        Наверное, меня выдали покрасневшие щеки. Дворецкий помолчал и внезапно добавил:
        — Или все же могли рассказать, но не захотели?
        Я пожала плечами.
        Дворецкий приблизился ко мне вплотную, наклонился, как поднявшаяся кобра над жертвой, и внушительно произнес:
        — Я рекомендую вам никогда и никому не рассказывать о том, что вы могли увидеть в этом доме… в любой его комнате, в любом его уголке. Иначе вы навлечете большое несчастье на себя… и на других людей. Запомните это, госпожа Камилла.
        Как говорится в пословице, тихая мышь живет дольше.
        Затем коротко кивнул мне на прощание и ушел.



        Глава 6 Паразиты Наоса

        После приключений, что выпали мне накануне, спокойно уснуть удалось бы только человеку с нервами крепче стальных канатов.
        Я ворочалась с боку на бок, вздыхала, вставала и бродила по комнате. В голове мелькали образы и события прошедшего дня, пугающие и неприятные. Следовало решить, как быть дальше. «Дом-у-Древа» скрывал слишком много тайн, а я сунула нос туда, куда не следовало.
        Всего три недели назад я провела похожую бессонную ночь, гадая о будущем. Все повторилось: я опять смотрела в окно на пылающие в темном небе цифры Астрариума и размышляла, что предпринять и куда податься дальше. Стоило ли мне покинуть особняк лорда-архивариуса подобру-поздорову? У меня были деньги — первое жалованье — немалая сумма поможет продержаться первое время. Но удастся ли найти другое такое же выгодное место?
        Когда от роя мыслей разболелась голова, я не на шутку рассердилась. Зачем поддаваться панике? Попробую размышлять трезво.
        Недели работы в библиотеке не прошли для даром — я обдумывала случившееся, словно каталожные карточки заполняла. Старалась вспомнить все детали, разложить по полкам, найти ответы на вопросы, опираясь на здравый смысл, а не эмоции, которые претерпели серьезную встряску и сбивали с толку.
        Итак, первое: ящики с оружием в виварии. Знак топора и молнии, символ «Убийц магии». Незнакомцы в подвале. Странное поведение дворецкого.
        Пикерн, несомненно, знал об оружии бунтовщиков и был как-то с ними связан. А что если Пикерн — это генерал Линн собственной персоной?
        Дворецкий прячет под бакенбардами татуировки, которые носят моряки. Татуировками украшают себя каторжане. Генерал Линн провел много лет на морской каторге.
        Нет, вздор. Суперинтендант Тарден обращался к Пикерну по имени и знал, какую должность он занимает в доме гран-мегиста Дрейкорна. Вполне вероятно, что дотошному полицейскому была известна подноготная всей челяди особняка в квартале Мертвых Магов. Да и вряд ли имперский теург нанял бы в качестве дворецкого человека с непонятным прошлым. Здесь что-то другое.
        Дворецкий мог помогать укрывать мятежников по иным причинам — из преданности или из страха.
        Мысль о том, что с «Убийцами Магии» был связан Кассиус или противный стряпчий Оглетон, я отмела сразу. Оба были избалованными столичными жителями благородного происхождения, оба охотно пользовались дарами магии и прогресса. Какие у них могут быть причины помогать бунтовщикам, защищающими чернь, выступающими против засилья теургов и призывающих отказаться от услуг демонов? Впрочем, я не так долго знала обитателей «Дома-у-Древа», чтобы делать какие-то выводы, а уж о его хозяине мне было почти ничего неизвестно.
        Когда он вернется, и если не выбросит меня на улицу в первый же день, как пророчили мои недоброжелатели, вероятно, следует рассказать ему о том, что я видела в подвале — невзирая на запрет дворецкого. И не только об «Убийцах магии»… есть еще тайна диплур в подземелье.
        Мысли перескочили к пещере под корнями мертвого дерева.
        Хотя жизнь покинула Ирминсул несколько столетий назад, он по-прежнему был прекрасен. Высота ствола, мощь корней и кроны казались невероятными. Автор брошюры, рассказывающей историю «Дома-у-Древа», сравнил кору Ирминсула с «благородным черным камнем, которым украшают усыпальницы императоров и героев».
        Но удивительное дело: когда я прикоснулась к черной, изрезанной блестящими прожилками поверхности, я не ощутила ни холод камня, ни неприятную сухость мертвой древесины. Кора была бархатистой и теплой.
        Действительно ли я почувствовала тот слабый одинокой удар где-то в сердцевине, будто соки дерева на один миг пришли в движение, чтобы дать понять — дерево еще можно возродить? А вдруг дерево засохло из-за диплур, сосущих его соки и вгрызающихся в его плоть? Порождения беспечного мага-экспериментатора наводнили город примерно в тот же год, когда Ирминсул распустил свои изумрудные листья в последний раз.
        Я возбужденно вскочила, закуталась в шаль и прошлась по комнате. Хозяин и его дворецкий не знают, какие отвратительные жители поселились под его домом. Если бы знали, то уж позаботились бы о том, чтобы муниципальные чистильщики задали тварям жару.
        Некстати я вспомнила об отвратительных существах, которые копошились в глубине под домом. Тотчас в ночной тишине комнаты почудилось шуршание членистых конечностей и сухие щелчки раздвоенных хвостов. Известно, что диплуры не любят делить пространство с людьми и обычно не заползают в жилые комнаты, но жить в доме, зная о гнездящихся в его основании тварях, очень неприятно.
        Если бы не диплуры, я бы вытащила ту шкатулку, спрятанную среди корней. Кто и когда поместил ее в тайник? Что там, под крышкой с россыпью драгоценных камней?
        Мысль о невероятном открытии привела в возбуждение. Раз дворецкий велел хранить молчание о всем увиденном, я послушаюсь. О шкатулке не расскажу никому. Это мое приключение; доведу его до конца.
        Нужно найти способ вытащить шкатулку. Я не вор и не буду претендовать на ее содержимое, но тайну клада раскрою я и никто другой. Потом преподнесу шкатулку хозяину: пусть видит, как проницательна и храбра его помощница.
        Настроив себя на боевой лад, я, наконец, провалилась в сон.
        После богатого событиями вечера и тяжелой ночи проснулась позднее обычного.
        Комнату наполняли неяркие солнечные лучи и свежий осенний воздух с пряным ароматом дыма — в Императорском парке, что начинался сразу за кварталом Мертвых магов, жгли опавшую листву. Ночной туман поднялся и затянул небо легкой пеленой, которая смягчила сияние Астрариума. Циферблат, символы и армиллы проступали на облачной ткани мягким перламутровым узором. День обещал быть чудесным.
        Короткий предутренний сон сумел неплохо освежить голову, мысли и чувства. Вчерашние приключения и открытия утратили тревожную ноту. Действительно, мое ли дело судить о том, что происходит в подвале дома теурга? Мое дело — библиотека и поиск руны змеи в старинных книгах. За это неплохо платят, а остальное — забота дворецкого и хозяина дома — где там носят демоны этого теурга.
        Диплуры не представляют опасности. Их полным-полно в канализациях города, и за два столетия избавиться от них полностью не удалось. Если бы они проникли в дом, дворецкий бы уж точно об этом позаботился.
        Когда спустилась в столовую, застала там Кассиуса и Пикерна. По своему обыкновению, управляющий вернулся под утро, помятый, но благодушный. Развалясь на стуле, он лениво ковырялся в тарелке и слушал доклад дворецкого о вчерашнем визите полиции. О моем проступке Пикерн докладывать не стал. Я бросила на дворецкого виноватый взгляд и приступила к завтраку.
        Сухой рассказ о преследовании генерала Линна, что стал причиной появления полиции в «Доме-у-Древа», заставил Кассиуса проявить некоторое беспокойство.
        — Джаспер совершенно не позаботился об охранной системе, — сказал он недовольно покачивая головой. — Она старая и никуда не годится. А ведь этот дом — настоящая приманка для грабителей. В особенности библиотека. Старик Дрейкорн собрал уникальные издания. Джаспер как-то упомянул, что на деньги, которые букинисты дают за одну заплесневелую книжонку из шкафа на галерее, можно купить самоходный экипаж из мастерских Тревиньяна. Говорят, некрострукты надежные охранники, но кто знает? В деле мы их еще не видели.
        — Я уверен, господин Ортего, что охранная система в отличном состоянии, — почтительно заметил Пикерн. — Не стоит беспокоиться на этот счет. Только безумец осмелится проникнуть в дом имперского теурга, чтобы разжиться грабежом.
        — Безумец или другой теург, — желчно заметил Кассиус. — Немало магов жаждут наложить лапу на старинные документы и букинистические раритеты старика Дрейкорна. Им ничего не стоит подкупить ловкого оборванца, сунуть ему пару- другую магических артефактов и дать наводку. Камилла, — Кассиус повернулся ко мне, — не забывай всегда запирать шкафы на галерее. Ты уже знаешь, что там хранятся самые ценные экземпляры. Шкафы имеют дополнительную защиту, и взломать их непросто. Не оставляй гримуары где попало.
        Я покраснела и кивнула. Однажды я прихватила из библиотеки заинтересовавший меня фолиант — «Основы ритуалов вызова» — чтобы почитать на досуге, и забыла в столовой; Пикерн подобрал его и наябедничал управляющему. Кассиус мягко выговорил мне за оплошность и указал, что гран-мегист Дрейкорн распорядился ни при каких обстоятельствах не выносить книги за пределы библиотеки. Однако сам управляющий не всегда соблюдал это правило, да и я, признаться, еще пару раз нарушила этот приказ.
        После завтрака пора было отправляться в город. Меня охватило волнение вкупе с приятным предвкушением. Целых три недели я не покидала особняка, и теперь собиралась прогуляться по Наосу — сердцу Аэдиса. В Наосе были собраны все достижения магии и прогресса, поражающие ум и воображени. В Наосе обитали богачи, имперские чиновники, знать и высшие теурги; жители рабочих окраин редко осмеливались там появляться. Да и какие дела могли привести докеров, рабочих и поденщиц в царство сверкающих хромом и золотом роскошных магазинов, банков, театров для изысканной публики и причудливых зданий, возведенных при помощи магии?
        Я вышла на крыльцо, осторожно закрыла за собой тяжелую парадную дверь, плотнее закуталась в теплую колючую шаль, немного постояла на крыльце, с удовольствием вдыхая свежий воздух — здесь, в историческом уголке столицы, он не был отравлен сажей и гарью от фабрик. Дым от костров рассеялся; теперь из императорского парка ветер донес запах прелой осенней травы, прихваченной первым морозом. Уже наступила поздняя осень.
        Мысленно дав слово купить себе теплое городское пальто и ботинки, если хватит выданного жалованья, я медленно спустилась по обледеневшим ступенькам, прошла по каменной дорожке и оглянулась на высокий мрачный особняк, ставший моим домом — надолго ли?
        Я вновь поразилась причудливому рисунку, который образовывали узловатые ветви заточенного в каменную кладку дерева Ирминсул, и фантастической кроне, раскинувшейся над угловой башней. Жаль, что она никогда больше не покроется листьями. В брошюре говорилось, что «листья Ирминсула темно-зеленые, плотные, обладают удивительным узором и очертаниями похожи на сложную звезду, но двух одинаковых листьев на ветке не встретить».
        Я вздохнула. Здесь, в столице, мне отчаянно не хватало природы. Я любила лес, любила деревья и растения, любила заботиться о них. Отец единственный в общине выращивал цветы — вопреки негодованию старейшины Уго, который не признавал трату усилий на все, что отвлекало от изучения устоев учения Отроков Света и не приносило общине — и лично старосте — звонкую монету.
        Наш фруктовый садик вызывал всеобщую зависть; Джейма, вторая жена Просветленного старейшины, считала, что я пользовалась секретной смесью для подкормки кустарников и борьбы с вредителями, и сердилась, когда я это отрицала. Особый рецепт у меня действительно был, но когда я поделилась им со склочной Джеймой, та обвинила меня в обмане, потому что ничего у нее вышло: после посыпания остро пахнущим порошком ее бурак для свиней зачах, а все персики пожрали вилохвостки. После этого я зареклась помогать бестолковой женщине, которая не смогла правильно рассчитать пропорции ингредиентов.
        Я ближе подошла к каменной стене, покрытой золотистым мхом, и осторожно провела пальцами по блестящей черной древесине, выступающей из кладки. Камень был холодный, а древесина теплая.
        «Хотелось бы мне знать, как оживить тебя, плененный великан!»
        Вздохнула и двинулась прочь от особняка, вниз по пустынной улице квартала Мертвых Магов.
        Этот древний уголок столицы был совсем невелик — дюжины две домов, не более. С одной стороны его укрывали остатки крепостной стены, за которой начинался императорский парк, а с другой его отделяла от шумного Наоса река Киенна.
        Сейчас, когда мрачный осенний туман не полз по мостовой и обветшалым стенам, старинные дома выглядели довольно приветливо, и лишь иссеченные ветрами и веками морды горгулий под крышами, да кроваво-красные листья плюща на слепых окнах напоминали о мрачном прошлом Магисморта. Ну и, конечно, еще горбатый мост, хранивший на себе следы огня двухсотлетней давности. Теперь я знала, что именно на этом мосту и прилегающей к нему площади встретил смерть маг Торквинус и две сотни других чернокнижников, посланных на казнь императором Аурелиусом в Ночь Углей.
        Когда я приблизилась к мосту, случилось незначительное, но довольно странное происшествие.
        У основания моста, почти у самой реки, я заметила фигуру в черном развевающемся плаще. Фигура показалась знакомой. Это была та самая женщина- теург, которую я видела, когда впервые явилась в квартал Мертвых Магов.
        Мы встретились взглядами. Я кивнула, и удостоилась ответного кивка; затем женщина стремительно поднялась наверх, догнала меня и схватила за руку.
        Я испуганно дернулась, но захват длинных, сухих пальцев с черными ногтями оказался стальным. Женщина приблизила узкое безбровое лицо и уставилась мне в глаза. Ее тонкие губы непрестанно шевелились, как будто теургесса шептала неслышные заклинания, широкие крылья тонкого, горбатого носа жадно раздувались. Возраст странной женщины определить не удавалось — ей могло быть чуть больше тридцати или все шестьдесят. Кожа на впалых щеках и высоком лбу была гладкой, тонкой и бледной, как папиросная бумага.
        — Что вам нужно? — громко спросила я с негодованием, пытаясь скрыть испуг.
        Женщина отпустила мою руку и сделала шаг назад. Полы ее изящного черного плаща трепетали и извивались, как плавники хищной рыбы бигарры. За спиной странной дамы сгустилась неподвижная тень — бес-лакей был готов служить своей хозяйке.
        Теургесса сухо улыбнулась и произнесла:
        — Прости, я напугала тебя, детка. Как странно встретить такую, как ты, в квартале Мертвых Магов. Знаешь, как богато ты одарена? Истинная Отроковица Света… Тебя привел сюда Джаспер? Проклятый лицемер. Насквозь гнилой, как и его отец. Делает вид, что не хочет знать нас, а сам стремится к тому же, что и все мы. Как тебя зовут, милое дитя?
        — Камилла, к вашим услугам, — нервно отозвалась я. — Я действительно служу в доме гран-мегиста Джаспера Дрейкорна, но пока не имела чести с ним познакомиться. Меня нанял управляющий.
        — Удивительно, — хищно улыбнулась странная женщина, — значит, я первая поняла, что ты скрываешь. Невероятное везение!
        Она взволнованно вздохнула и принялась бормотать какую-то чепуху. Ее черные глаза бессмысленно вращались в орбитах, рот дергался, в уголках губ белела пенная слюна.
        «Да она чокнутая!» — наконец поняла я и осторожно сделала шаг назад.
        Неизвестно, что может выкинуть безумный теург, да еще в сопровождении бес- лакея. Что это там странная дама прячет под плащом? Уж не острый ли ритуальный нож?
        Я попятилась, пробормотала «Счастливого вам дня. Рада была познакомиться», повернулась и припустила прочь. Я долго чувствовала спиной пристальный взгляд.
        Встреча оставила неприятный осадок. Старейшина Уго утверждал, что из-за нечестивых практик теурги подвержены сумасшествию. Кажется, он был прав.
        Столица встретила праздным шумом; сегодня отмечали день Святого Пожинателя. На тротуарах было полно нарядной беззаботной публики. То и дело я ловила на себе изумленные взгляды — серые балахоны послушниц Общины Отроков Света, да еще такие истрепанные, в Наосе видели нечасто. Адепты столичных домов Общины придерживались нового уклада, носили городское платье, а традиционные наряды надевали только на служения и медитации.
        Первым делом я нашла здание столичной почты, украшенное сверкающей вращающейся сферой и парой блестящих медных крыльев. Не без робости зашла внутрь. При виде меня охранник в черном мундире с серебряными галунами сделал движение, как будто хотел преградить путь, но потом передумал. Я прошла к резной деревянной стойке и попросила хорошенькую улыбчивую барышню помочь мне сделать денежный перевод.
        Две трети полученного жалованья я выслала отцу. Приложила письмо, в котором рассказывала о прекрасном месте, которое мне удалось заполучить, о замечательном доме, в котором я теперь жила, и о щедрых хозяевах. В детали не вдавалась: отца не стоило тревожить. Помочь он мне все равно не мог ни делом, ни советом.
        Пока барышня старательно наклеивала марки и задорно шлепала деревянной печатью на конверте, я с завистью рассматривала ее пышную белую блузу, шелковый черный галстук, красные митенки из тонкой кожи, и накрашенные розовым пухлые губки. Вот бы и мне научиться делать простую, но кокетливую прическу, чтобы локоны блестели и падали на скулы и шею! Всю жизнь я закручивала свои белокурые волосы в тугой узел и прятала под серым лопоухим чепцом, как предписывал старый уклад Олхеймской общины.
        Решено — как получу следующее жалованье, непременно зайду в парикмахерскую, которую я заметила рядом с почтой; ту, где над входом висят гигантские ножницы и сами по себе раз в минуту щелкают медными кольцами, а из окон доносится волшебный запах ландыша.
        Закончив дела на почте, я медленно двинулась вдоль широкого проспекта, дивясь окружающим меня чудесам.
        Центр столицы был прекрасен, как фантастический и немного кошмарный сон, от которого просыпаешься в холодном поту, но потом вспоминаешь с восторгом и замиранием сердца.
        За гребнями крыш возвышалась громада Адитума. Вечерняя дымка скрывала нижнюю часть гигантского сооружения. Исполинская башня словно парила над столицей, ее шпиль упирался прямо в циферблат Небесных Часов.
        Здания поражали совершенными формами и цветами; башни возносились на головокружительную высоту, белоснежные и золотистые арки казались невесомыми.
        Я видела дом, полностью покрытый медной чешуей, дом, источающий призрачное сияние, и дом, свитый из латунных труб и проволоки.
        Удивительно, на что оказалась способна фантазия теургов, подкрепленная мощью потусторонних сущностей. Я вертела головой направо и налево, и таращила глаза, как деревенская простушка на ярмарке.
        Ничего похожего на грязные, мрачные окраины, затянутые серым смогом и гарью, с толпами угрюмых безработных и праздношатающихся нетрезвых моряков.
        Улицы в Наосе гудели. Резво проносились кабриолеты на магическом ходу и лакированные экипажи, запряженные рысаками-некроструктами. Выглядели они куда привлекательней наших библиотечных стражей или вчерашней полицейской ищейки. Ухоженная черная шкура и полированные шарниры блестели на утреннем солнце. Мощные конечности ступали сильно, равномерно. Немного портили магических скакунов неровно обрезанные темные сухожилия в местах сочленений плоти и металла, да украшенные гравировкой стальные ребра, которые создатель некроструктов по какой-то причине решил оставить оголенными.
        Вскоре шум и пестрые краски Наоса начали утомлять. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Слишком много внимания привлекало мое серое невзрачное одеяние. Публика в центре столицы была под стать сияющему великолепию домов; даже прислуга щеголяла в таких элегантных униформах с блестящими пуговицами и тонким шитьем, что оставалось лишь завидовать. То и дело я ловила недоуменные взгляды, смешанные с легким презрением. Пару раз вслед свистели веселые приказчики, а швейцары едва заметно хмурились, когда я приближалась к ярким витринам.
        Наконец нашла магазин, где продавали обувь. В высокой витрине безлицая механическая кукла в костюме и цилиндре наездницы поочередно приподнимала стройные металлические ноги, демонстрируя модные сапожки для верховой езды.
        Элегантные продавцы отнеслись к непрезентабельной покупательнице нарочито приветливо, отчего я смутилась и остро почувствовала неуместность своего затрапезного наряда.
        Торопясь, выбрала пару простых на вид, крепких ботинок и мягкие кожаные туфли на бесшумной подошве — для дома. Манерный белокурый приказчик попросил присесть на мягкую кушетку и внезапно изящно пал передо мной на колени, чтобы помочь примерить обувь. Я покраснела и растерялась: заподозрила, что утонченный магазинный юноша с трудом скрывает насмешливую улыбку, касаясь потрепанного подола и грубых шерстяных чулков. Впрочем, вел он себя безупречно.
        Кое-как дотерпев до окончания примерки, я заторопилась расплатиться.
        Когда учтивая, лишь каплю высокомерная продавщица назвала цену, я осознала свою ошибку. Стоило держаться от роскошных магазинов Наоса подальше. Стоило не пожалеть времени и отправиться за покупками на окраины, в Предгород, где в «Магазине мануфактуры и готового платья Брукса» за 20 декатов можно было одеться с головы до ног.
        На две пары обуви в «Модном обувном магазине Ринарда Ремье» ушли почти все деньги, оставшиеся от первого жалованья. Неуместный стыд не позволил повернуться и уйти из магазина с пустыми руками. Осталась кое-какая карманная мелочь, но с покупкой платья или теплого жакета придется подождать.
        Забрав коробку, украшенную серебряным вензелем, я покинула магазин и решила отправиться в обратный путь.
        Чтобы выйти к набережной Киенны, свернула на узкую улочку, где тесно жались друг к другу старинные дома из пористого серого камня. Были они не такие древние, как в квартале Мертвых магов, но все же возводили их не демоны, а люди, и оттого дома имели привычный, понятный вид: респектабельные черепичные крыши, полукруглые эркеры, дубовые ставни и медные таблички на дверях. Приятно пахло нагретым камнем и поздними осенними цветами.
        В глухой аллее расположился небольшой уютный скверик с одинокой скамьей, куда я и устремилась. Мне не терпелось выбросить старые разбитые башмаки и надеть только что купленные. В магазине я сделать этого не решилась, и теперь, удобно пристроившись на скамье, достала из коробки завернутые в тонкую шелковую ткань ботинки и переобулась. Встала, притопнула ногой, зажмурилась от блаженства и решила, что дорогая покупка стоила каждого отданного за нее деката — мои новые ботинки были восхитительно легкими и удобными. Акация надежно скрывала скамью от посторонних глаз, поэтому я сделала несколько смелых танцевальных па. Грубые башмаки из козлиной кожи, которые носили послушницы общины, нещадно натирали кожу, поэтому приходилось оборачивать ступни грубым полотном или надевать толстые носки. Никогда в жизни не надену эти пыточные инструменты!
        В этой части города все было аккуратным и изысканным, даже кованая решетка ливневой канавы, тянущейся вдоль ровной, чистой мостовой. Я наслаждалась прогулкой; с удовольствием шагала по стальным прутьям, образующим красивый геометрический узор, и заодно любовалась темно-вишневой кожей и блестящими пуговичками своих новых ботинок.
        Шаг, второй — и я с визгом подхватила подол и отпрыгнула в сторону. Проходящая мимо солидная пожилая дама сочувственно поцокала языком и произнесла:
        — Будьте осторожны, дитя мое! Не подходите к решеткам близко. Этим летом подземные твари расплодились без меры. Вообразите, на прошлой неделе одна из них укусила моего терьера за ногу! Бедный мальчик до сих пор прихрамывает. Чистильщики заявляют, что не справляются, но за что, скажите тогда, я плачу муниципальные налоги!
        Я сочувственно покивала в ответ и покосилась на решетку. Меня напугала черная суставчатая конечность, внезапно появившаяся рядом с моей ногой.
        Конечность дергала и рвала стальные прутья так, что они едва не выходили из пазов. Состояла она из дюжины сочленений, заканчивалась острым загнутым когтем и походила на бесконечно длинный уродливый палец.
        Костепала, вспомнила я, еще один мерзкий обитатель городской канализации, еще одно порождение магии темных лет, как и диплуры. А вот и они, тут как тут — темнота под решеткой словно кипела от уродливых многоногих теней. Там, в глубине столичной канализации, диплуры дожидались темноты, чтобы выйти на охоту. Оказывается, от них не было спасения даже здесь, в квартале, где жили богатеи и теурги! Я поспешно сделала несколько шагов в сторону. Восхищение уютной улочкой испарилось без следа. Невольно вспомнилось гнездо мерзких тварей, которое я обнаружила под особняком «Дом-у-Древа», в корнях дерева Ирминсул. От воспоминания передернуло — уже который раз.
        Улочка вывела к небольшой нарядной аптеке. Над входом красовалась традиционная медная ступка и пестик, начищенные до ослепительного блеска. За стеклом пестрели колбы, реторты и бутылочки причудливых очертаний и расцветок. За открытой по случаю теплой погоды дверью виднелся просторный зал, заставленный высокими шкафами красного дерева, стеллажами и витринами, где были выставлены керамические сосуды с ингредиентами и сверкающие медицинские инструменты.
        Единственным магическим атрибутом аптеки оказалась страшненькая анатомическая кукла, которая вращала головой, двигала руками и охотно демонстрировала желающим свои ярко раскрашенные восковые внутренности в рассеченных животе и груди.
        В глубине зала застыл низенький аптекарь с фигурой, точь-в-точь как пузатый пузырек с его собственной витрины. Аптекарь приветливо кивнул, когда я зачем-то остановилась в дверях. Остро пахло мятой, гвоздичным маслом и камфорой.
        Внезапно в моих мозгах, утомленных долгой прогулкой, мелькнула странная идея. После секундного колебания я вошла, приблизилась к высокой стойке темного дерева и решительно перечислила с дюжину названий сушеных трав, которые желала приобрести.
        Пушистые брови аптекаря дернулись — мой список показался ему странным. К счастью, он не стал интересоваться целью моей покупки, и лишь уважительно произнес:
        — Так редко сюда приходят покупатели, которые, подобно вам, хорошо знают, что им нужно!
        Аптекарь долго и аккуратно взвешивал ингредиенты, старательно упаковывал их в серые бумажные пакетики, прикреплял и подписывал этикетки. Я стояла столбом и горько сожалела о глупейшем порыве, лишившем меня пяти декатов из оставшихся десяти.
        Аптекарь внезапно подмигнул, добавил к пакетикам большую жестяную банку с лакричными леденцами, и с улыбкой объяснил:
        — Подарок от аптеки магистра фармации Карла Триктуса!
        Я величественно кивнула, повернулась, и неспешно удалилась у под пристальными взорами стеклянных глаз-протезов в выставочном шкафу.



        Глава 7 Грозный незнакомец

        Я опасалась вновь встретить безумную теургессу на обратном пути, но все обошлось. Квартал Мертвых Магов было тих и безлюден, оправдывая свое название. Когда я, наконец, вышла на его единственную улицу, день уже подходил к концу. На мостовую наползли густые тени. Красные остроконечные крыши и головы горгулий на водостоках заливал оранжевый предзакатный свет. Воды Киенны потускнели, последние лучи упали на горбатый мост, отчего каменные парапеты и опоры словно раскалились докрасна — в точности, как в ночь Углей двести лет назад.
        Прогулка в город оказалась утомительной. Хотелось поесть, согреться и отдохнуть. Вспомнились отупляющий голод и пробирающий до костей холод, которые не так давно доводили меня до исступления. Тогда, в первые недели моей жизни в столице, после бесконечного дня и бесплодных шатаний по улицам окраин меня ждал негостеприимный доходный дом госпожи Резалинды. В его сырых, выкрашенных грязно-зеленой краской комнатах было немногим теплее, чем на улице. Ночью в мою каморку то и дело ломились подгулявшие постояльцы и сыпали пьяными проклятиями. Я сидела на продавленной кровати и дрожала, гадая — выдержит хлипкая дверь или нет?
        Теперь впереди был вкусный ужин, уютная комната и дружелюбные люди, готовые поговорить и выслушать (Пикерн и Эрина, конечно, не в счет, но Кассиус наверняка захочет узнать, как прошел мой день, а Сидония будет рада, если я составлю ей вечером на кухне компанию).
        «Дом, милый дом».
        Губы тронула улыбка. Дом-у-древа был совсем не похож на наш небольшой светлый коттедж в Олхейме, где я прожила с отцом всю жизнь.
        Старинный особняк в квартале Мертвых Магов был копией своих хозяев — аристократов, магов и теургов, чьи портреты висели в большом холле. Такой же надменный, эксцентричный и скрывающий мрачные тайны.
        Ноги ускорили шаг: мне не терпелось вернуться под крышу моего нового дома, услышать стук его механического сердца, гул его механических жил и сосудов.
        Дверь открыла Эрина. Благосклонно кивнула в ответ на приветствие и обшарила меня черными, похожими на маслины глазами. Бойкий взгляд отметил все — и новые ботинки, и аптечные пакеты, что я держала в руках. Горничная даже как будто раздулась от любопытства. Я знала, что Эрина не раз рылась в моих вещах, когда приходила убирать комнату. Неплохо было бы спрятать покупки. Со служанки станется обо всем докладывает дворецкому. Странный набор ингредиентов, что я принесла собой с прогулки, мог вызвать лишние подозрения и вопросы.
        Я поднялась к себе, сполоснула лицо и руки, с удовольствием переобулась в новые домашние туфли. Тихо гудел фарфоровый раструб теплодува, комнату наполнял приятно нагретый воздух— еще одна позабытая диковина домагической эпохи, которую молодой хозяин велел установить в древнем доме, где владельцам на протяжении веков сроду не удавалось прогреть комнаты.
        Кассиус жаловался, что на уголь для пиропневматических печей уходит прорва денег, но гран-мегист Дрейкорн наотрез отказался ставить магические огненные короба и протягивать «жилы саламандры» как в современных домах Наоса.
        Я была согласна со своим неведомым хозяином. В газетах писали о случаях, когда демоновы огненные технологии выходили из под контроля. Жильцов ждал исключительно плачевный конец. Иномирное зеленое пламя, вырвавшееся на свободу, плавило сталь и камень, как сало.
        До ужина оставался час. Я опустилась на кровать, принялась перебирать пакеты с травами и размышлять.
        Покупку в аптеке я совершила под влиянием невероятно глупой и самонадеянной мысли, внезапно посетившей мою бедную неразумную голову.
        Что, если попытаться изгнать диплур, угнездившиеся в корнях древа Ирминсул?
        Я рассудила так: диплуры — порождения демонической магии. Столетия подряд их пытались уничтожить средствами, которые были также созданы демонами. Но ведь по сути, диплуры — обычные паразиты, вилохвостки-переростки, более прожорливые и живучие, чем их природные собратья. Можно попробовать сделать состав, которым жители Олхейма издавна спасают свои сады. Ни капли магии — смесь измельченного корня полыни и еще дюжины трав с резким ароматом. Вилохвостки мой порошок не переносили, уходили из сада если не навсегда, то надолго. Может и диплурам он придется не по вкусу!
        Я покачала головой, дивясь собственному бредовому плану. И придет же в голову такое! Использовать дурно пахнущий порошок по рецепту деревенской девчонки против магических созданий Темных веков, перед которыми спасовали маги столичного муниципалитета!
        Лучше рассказать управляющему о тварях, что живут под домом. Он вызовет чистильщиков, те устроят охоту, получат свои деньги, и делу конец. Придется, конечно, признаться, что я забралась туда, куда не следовало, но Кассиус потратил на меня столько времени и сил, что, пожалуй, не станет наказывать. Я покажу ему спрятанную шкатулку; посмотрим, что он на это скажет.
        За ужином Кассиус мягко выговорил мне за то, что вчера я забыла передать поручение Пикерну. Но строжиться управляющий не любил, и тут же принялся расспрашивать, где я была и понравился ли мне Наос. Он довольно улыбался, слушая описания чудес, которые я увидела в знаменитом центре столицы. Кассиус искренне любил Аэдис и не понимал, как остальные могут добровольно обходиться без комфорта, который дарили столичным жителям лучшие теурги империи.
        — Признайся, Камилла, теперь, когда ты увидела истинную сторону Аэдиса, ты поняла, что он прекрасен? Не спорю, жизнь на окраинах — сущий ад. О, я знаю это не хуже тебя! Я хлебнул свою долю лиха. Но Аэдис — это не только город коктрастов. Это еще и город возможностей. Магия двигает прогресс, прогресс порождает возможности. Любой житель Предгорода, Котлов, Доков или Железнополья при должном упорстве и толике везения может достичь того, о чем и не мечтали его невежественные предки.
        Мы живем в славное время магоиндустриальной революции. Толпы безработных и отчаявшихся, грязь, преступность, чернокнижники-отщепенцы, одержимые, торговцы жертвенной человечиной, паразиты в канализации — явление временное. Во увидишь, скоро вся империя будет жить так, как живут в Наосе. Вашим общинным староверам, идиотам-ретровитам и всем, кто упорно отвергает магию и ее дары, давно пора это понять.
        Прогресс и магия помогут избавиться от лишних. Преступники не гибнут на плахе почем зря и не едят хлеб честных налогоплательщиков на каторге. Теперь они восходят на жертвенный алтарь, и этим приносят неизмеримую пользу. Грабитель или убийца отдает жизнь демону, который, к примеру, поможет теургу создать новый сельскохозяйственный агрегат, и тем самым спасти от голодной смерти тысячи.
        Кассиус сел на любимого конька. Он увлеченно разглагольствовал, жестикулируя зажатой в руке вилкой. Серые глаза сияли, золотистый локон упал на лоб, бархатистый голос звучал сильно и уверенно. Я подумала, что управляющему следовало заняться политикой или стать религиозным проповедником. Легко представить его на трибуне в Лейнар-парке, в черном строгом сюртуке или синей сутане, перед толпой, упоенно внимающей каждому его слову. При такой внешности и харизме не обязательно произносить речи, полные глубокого сокровенного смысла.
        Даже Пикерн, собирающий тарелки на буфете, прислушивался с видимым интересом. Его руки замедлили движение, а на лице застыло странное выражение — впрочем, на его обычно неподвижном лице любая человеческая эмоция выглядела маской.
        Я неопределенно улыбалась и кивала: предпочитала просто любоваться породистым, правильным лицом Кассиуса, слушать его хорошо поставленный голос, и не желала вступать в дискуссию. Порой меня неприятно поражало преклонение Кассиуса перед магией. Как и вся столичная золотая молодежь, управляющий был горячим сторонником прогресса, не считал чрезмерной дань, что теурги платили демонам, и никогда не ставил под сомнение путь, которым шла империя. Его безумно огорчало то, что я не могла полностью забыть постулаты которыми, по его выражению, меня «пичкали тупоголовые сектанты». Чтобы сменить тему, я неловко перебила Кассиуса вопросом:
        — Почему паразитов в городских канализациях так сложно уничтожить? Сегодня мне чуть не откусила ногу какая-то магическая тварь с щупальцами. Я всегда думала, что диплуры и костепалы — бич бедных окраин. Не ожидала увидеть их в рядом с домами богачей! Отчего теурги не могут с ними справиться так же, как и с остальным наследием Темных веков?
        — Потому что эти твари — неживые, — ответил Кассиус и, поймав мой удивленный взгляд, пояснил:
        — Их создали по тем же принципам, что и некроструктов. Однажды, на заре Эпохи Магии, чернокнижник столковался с демоном-ренегатом и принес огромную жертву — говорят, отдал не только чужие жизни, но и десяток собственных лет. За эту плату демон-ренегат помог создать страшных тварей, объединив живое и неживое. Взял ткани и органы земных животных и насекомых и наполнил их субстанцией, образ которой принес из своего мира. У получившихся существ не бьется сердце, им не нужен воздух. Они могут питаться древесиной и камнями, хотя предпочитают живую плоть. И, самое неприятное — они размножаются. Их сложно убить. Отломи у костепалы одну из ее двенадцати ног — и из этой ноги вырастет новая костепала. Демонова субстанция может расти и делиться, копируя заданные формы.
        — Ужасно, — вырвалось у меня, — не подозревала, что они настолько опасны. Что, если такая тварь заползет в дом и сожрет нас, пока мы спим в кроватях?
        — Не стоит волноваться, — рассмеялся Кассиус. — Они не так страшны, как ты воображаешь. Они сторонятся людей. Твоей ножке ничего не грозило… но все же держись от решеток подальше — диплура может с перепугу нанести болезненные царапины. Диплуры и прочие магические паразиты никогда не проникают в дома. Безумный маг все же был не совсем безумен. Одни говорят, он создал их для борьбы с грызунами, другие — для диверсий против вражеской техники. Так или иначе, он позаботился, чтобы дома людей стали для паразитов запретной территорией. Но на животных и напившихся до беспамятства бездомных они нападают. Весьма неприятный факт. Впрочем, куда неприятнее то, что они могут прогрызть трубы в канализации. Пять лет назад по их милости утонченный квартал Аристорий превратился в болото, полное вонючей жижи.
        — Но почему с ними не борются теми же методами, что и с другим наследием Темного Века? Защитные заклинания, аннулирование демонических сделок… как предписывает Второй Пакт?
        — Потому, глупая, что эти твари — совершенство в своем роде. Искусное и сильное творение магии. Неизвестный безумный теург не оставил никаких записей. Помогавшего ему демона-ренегата повторно призвать не удалось. На то он и ренегат, чтобы не подчиняться верховному демону Валефару и условиям Второго Пакта. Магических паразитов не берет ничто. Их пытались извести самыми мощными заклинаниями и демоновыми ядами. Заливали ифрит-кислотой, жгли виверновым огнем, травили желтым маревом… бесполезно. Единственная панацея — острые крюки и штыри чистильщиков.
        Я переваривала полученную информацию. Жаль было впустую потраченные в аптеке деньги. Или все же стоит попробовать? Вздохнула и приготовилась рассказать управляющему о тайных жильцах под корнями дерева Ирминсул.
        У плеча Кассиуса нарисовался дворецкий и строго обратился:
        — Господин Ортего, осмелюсь напомнить о нашем разговоре.
        Многозначительно повел белесыми глазами в мою сторону, затем, прямой как палка, удалился из зала, забрав поднос с посудой.
        — Ах, да, совсем забыл, — Кассиус слегка смутился. — Камилла, дворецкий переживает.
        — Вот как? — пробормотала я под нос, насторожившись. — Что же стало причиной переживаний господина Пикерна?
        — Он высказал неудовольствие тем, что ты, как он выразился, «слишком свободно бродишь по дому». Я сказал дворецкому, что сам позволил тебе это делать, но Пикерн требует, чтобы ты вернула ключи и… кхм, так сказать, ограничила свои экскурсии по особняку. Видишь ли, некоторые части дома требуют ремонта и могут быть небезопасны. Думаю, он беспокоится о тебе.
        «Ага, как же, обо мне он беспокоится, белобрысый крокодил».
        — Хорошо, Кассиус. Я отдам ключи господину Пикерну, — кротко согласилась я.
        — Не стоит. Я полностью тебе доверяю. В отсутствие Джаспера Пикерн вообразил себя полноправным хозяином дома. Я передам ему, что ты будешь проявлять благоразумие, но не буду запрещать ходить туда, куда тебе захочется. Прошу только, ни при каких обстоятельствах не пытайся попасть в башню и в подвал. Здесь я вынужден проявить строгость, Камилла, иначе Джаспер меня живьем съест.
        — Конечно, Кассиус, — ответила я. Мое сердце билось от нехорошего предчувствия. — Я ни за что бы не стала нарушать запрет. Признаться, мне бы очень хотелось посмотреть на Ирминсул вблизи. Какая у него красивая кора! Будто из черного оникса. Интересно, какая она на ощупь?
        Серые глаза Кассиуса подозрительно прищурились. Кажется, я сболтнула лишнего.
        — Ты знаешь, что к старому дереву в башне нельзя прикасаться посторонним? Древнее поверье. Именно поэтому Ирминсул заточили в башню столетия назад, чтобы только хозяин дома мог к нему приблизиться. Суеверие, конечно, но Джаспер строго- настрого приказал соблюдать это требование. Сказал, что самолично скрутит и притащит в жертвенный зал того, кто ослушается. Выглядел он при этом так, словно не шутил.
        Я чувствовала, как щеки налились жаром. По их алому цвету Кассиус наверняка догадается, что запрет я нарушила. Я спешно вскочила, сообщила, что нашла в библиотеке несколько старых, неучтенных книг и мечтаю проглядеть их перед сном, попрощалась и поспешила к выходу. Уже открыла дверь, когда Кассиус окликнул меня.
        — Камилла! Вижу, ты купила туфли от Ремье. Отличный выбор. Он говорит о твоем прирожденном вкусе. Но тебе следовало приобрести и новое платье. Твое жалованье это позволяло. Почему же ты опять надела этот серый балахон?
        Я неохотно повернулась и пояснила:
        — Я должна была отправить деньги отцу. Помните, я рассказывала, что его выгнали из общины. Он лишился дома и имущества. Теперь живет у чужих людей на окраине Олхейма.
        — Разве он не может работать? Ты говорила, он врачеватель.
        — Всего лишь фельдшер. В Олхейме есть свой дипломированный доктор, который не потерпит конкуренции. Другую работу найти нелегко. Отец сильно хромает. Последствия костяной чумы.
        Кассиус слегка поморщился.
        — Постарайся купить приличное платье со следующего жалованья, хорошо? Ты теперь работаешь в доме гран-мегиста Дрейкорна. Тебе нельзя выглядеть так, словно ты готова запереться в келье и распевать сектантские молитвы день и ночь напролет. Я бы с удовольствием выплатил жалованье вперед, но Джаспер не одобрит. Он не любит давать поблажки служащим и требует строгие отчеты по всем выплатам. Прижимист, как все Дрейкорны. Своих денег у меня сейчас нет… сильно не повезло вчера в «Изумрудной долине». Спустил последнее. Впрочем, пока Джаспер не вернулся, я могу кое-что предпринять…
        — А когда он вернется? — спросила я с легкой тревогой и любопытством.
        Кассиус развел руками.
        — Через месяц. Через полгода. Через год. Когда рыбы споют и кальмар станцует джигу. Когда велит канцлер или когда Джаспер сделает то, что должен сделать. Лучше всегда быть готовым к его приезду.
        Наконец, я смогла уйти. Я действительно поспешила в библиотеку и скрывалась там до самой ночи. Мое усердие оказалось вознаграждено — в сборнике религиозных гимнов двухсотлетней давности обнаружила руну змеи (плюс десять декатов к жалованью!). Меня по прежнему остро занимал вопрос о смысле моей работы.
        Кое-какие догадки у меня были. Однажды я попробовала узнать больше у Кассиуса. Управляющий изворачивался и на эту тему говорить не желал.
        — Ты все узнаешь, если твоя работа понравится Джасперу и он согласится оставить тебя на службе… В любом случае, хозяин знает больше, чем я. Я всего лишь управляющий. Мое дело — следить, чтобы корабли и склады приносили прибыль. Старайся, учись, делай, что поручено, и станешь правой рукой гран-мегиста Дрейкорна. Потом пойдешь дальше. Теперь среди знати Аэдиса модно иметь ученую девушку-секретаря. Это считается утонченным и прогрессивным. В прошлом месяце одна дама заняла высокий пост в имперской Канцелярии. Кто знает, каких высот достигнешь ты. Аэдис — город возможностей. Здесь даже бывшая необразованная адептка секты может стать помощницей члена Совета Одиннадцати, а то и самого императора!
        Не скажу, что меня увлекли такие перспективы, но старалась я изо всех сил. Правда, сегодня мои мысли то и дело уходили в сторону.
        Все же мои предположения оказались верны — с диплурами боролись демоновыми средствами. Как знать, вдруг простые деревенские травы справятся там, где спасовала магия?
        Вечером, погасив свет в своей комнате, я подошла к окну. Мне был виден край башни и венчающие ее переплетения черных ветвей. В наступившей темноте привиделось, что время от времени по ним пробегали неяркие серебристые отблески.
        Был ли это свет Небесных Часов, отражавшийся в ониксовой коре, или искры жизни, теплившиеся в безжизненном дереве — я не знала. Я твердо решила осуществить свой безумный план.
        Утром приступила к исполнению задуманного. В восточном крыле имелась заброшенная прачечная, там я и устроила лабораторию.
        В хозяйстве Сидонии позаимствовала ступку и пестик. Старательно истолкла и смешала травы, что купила в аптеке. Вот и все. Порошок готов. Его хватило, чтобы доверху заполнить большую железную банку из-под леденцов.
        Не учла я одного — дома, в Олхейме, я готовила смесь на улице, на летней кухне, надев специальную рабочую одежду и чепец. Теперь мои руки и волосы издавали сильный чесночно-аптечный аромат. Проходя мимо, Пикерн озадаченно фыркал и крутил длинным носом. Днем в каморку в библиотеке заглянул Кассиус, расчихался, и, потирая покрасневшие и слезящиеся глаза, с недоумением поинтересовался, где я купила такие духи, и посоветовал в следующий раз обратиться в парфюмерный магазин магических ароматов Страдиуса на Фолькорн- авеню, где, как известно, приобретает саше сама вдовствующая императрица.
        Теперь следовало набраться храбрости и вновь спуститься в логово диплур — в мрачный, неуютный подвал. Путь туда был доступен лишь один, через тайный ход в библиотеке в запретные покои хозяина в башне, затем через железный люк в жертвенный зал, а оттуда — в пещеру под домом.
        От мысли о предстоящей вылазке пробирала дрожь. Но я вообразила себя отважной победительницей демонических тварей, спасительницей магического дерева, добытчицей забытых сокровищ, и решила, что мне все по плечу.
        Удобный случай представился скоро.
        Кассиус спозаранку уехал в по делам, дворецкому нездоровилось, он не выходил из комнаты, гулко чихал, кашлял и ворчал за дверью. Эрина крутилась на кухне, болтая с франтоватым разносчиком. Прочие слуги занимались повседневной работой. Никому не было до меня дела.
        Я хорошо подготовилась к вылазке — запаслась фонарем, накинула на плечо ремень холщовой сумки, куда спрятала банку с отравой, нож, защитные перчатки и очки-консервы, облачилась в рабочий халат, хитро подвязав полы, чтобы не мешались.
        В путь!
        Поднялась на галерею, нашарила потайной рычаг за полками и потянула. Шкаф легко скользнул в сторону, открыв проход. Не колеблясь ни секунды, вошла в темный коридор, сделала несколько шагов, толкнула вторую дверь и очутилась в башне, в покоях хозяина.
        Сердце колотилось. Находиться здесь мне было нельзя. Я стыдливо опустила голову, стараясь не глазеть по сторонам, словно моя провинность станет меньше, если я ничего не увижу.
        Подойдя к винтовой лестнице вниз, не удержалась, окинула быстрым взглядом внутреннее убранство башни.
        Ранние лучи проникали сквозь деревянную решетку с ажурным геометрическим узором и, запутавшись в ветвях мертвого дерева, отбрасывали на круглые стены причудливые тени. Несколько ветвей служили изголовьем широкой кровати.
        Как, должно быть, приятно засыпать и просыпаться в этом изумительном месте!
        На серебристом покрывале был небрежно брошен черный мужской халат. Принадлежал он, несомненно, моему хозяину, который в спешке оставил его тут полгода назад, когда уезжал по своим неведомым важным делам.
        Не удержалась, подошла рассмотреть. Бархатистую, тяжелую ткань тянуло потрогать, пробежать по серебристому тисненому узору пальцами — что я и сделала. Осторожно подняла халат — от него едва заметно пахло мускатом и гвоздикой. Судя по размеру одеяния, хозяин отличался широкими плечами и немалым ростом. Впрочем, он мог оказаться коротышкой, и иметь собственного бес-лакея, который заставлял чрезмерно длинные полы реять в воздухе подобно шлейфу — как у той безумной теургессы, что я встретила у моста. Хоть Кассиус и уверял, что бес-лакеев хозяин на дух не переносит — кто знает этих теургов?
        Я торопливо положила халат на место, мысленно побранила себя за неосторожность и поспешила вниз. Проходя через кабинет, старалась не смотреть на столик где, как я помнила, лежал ритуальный нож и хлыст. Воспоминание вызвало неприятные эмоции. Я постаралась их отогнать, как только спустилась в мастерскую. Обошла помещение, глазея на причудливые механизмы и детали. Выглядели они диковинно, предназначение их было непонятно, однако страха они не внушали, лишь любопытство.
        Но пора приниматься за дело.
        Нехотя подошла к железному люку в полу, взялась за неудобную ручку и потянула. Раздался неприятный громкий скрип.
        Включила фонарь и спустилась на железную площадку. По спине пробежала дрожь: атмосфера алтарной давила и угнетала, заставила нервно оглянуться в поисках теней, что привиделись в прошлый раз. Новый фонарь давал мощный, уверенный свет. Тени застыли на своих местах, там, где им полагалось быть, и за моей спиной красться не собирались.
        Из-за запертой двери, ведущей в виварий, не доносилось ни звука. Попадись я на пути незнакомцев, чьи голоса слышала в прошлый раз, дело могло обернуться скверно. Кем были те люди, как они проникли в подвал и куда ушли? Как пить дать, двуличный Пикерн знает ответ на эти вопросы.
        Немного успокоившись, приблизилась к люку, осторожно ступая среди переплетений корней. Снизу донеслось знакомое потрескивание — словно хворост горит. Мысленно настраивая себя на неприятное зрелище, начала спускаться. Было сложно — тяжелый фонарь и сумка цеплялись за все подряд. Я больно ободрала локоть и вполголоса выругалась.
        В ответ на мои слова потрескивание усилилось. Диплуры хаотично двигались, шуршали конечностями, пощелкивали раздвоенными хвостами. На меня внимания пока не обращали, но угрожающе шипели, стоило лишь приблизиться.
        В расселине между корневыми побегами, где в прошлый раз я углядела таинственную поблескивающую коробку, диплур было особенно много. Нечего даже и думать, чтобы попытаться добыть «клад».
        От отвращения свело мускулы, хотелось бежать без оглядки, но я пересилила себя. Достала платок, повязала вокруг лица, закрыв нос и рот, извлекла жестяную банку с порошком, надела перчатки и принялась щедро посыпать шевелящуюся массу хитиновых спинок. Под повязку пополз едкий запах чеснока, полыни и мяты.
        На мгновение твари замерли, прыснули в сторону. Я испуганно подскочила, когда огромная диплура размером с собаку прошуршала у ноги, зацепив раздвоенным хвостом за чулок.
        Но тут произошло то, чего я совсем не ожидала. Нежданно-негаданно твари хлынули обратно, ринулись ко мне со всех уголоков подземной пещеры, начали беспорядочно сталкиваться, заползать друг на друга, яростно шевелить усиками — мой порошок, вместо того, чтобы изгнать паразитов, пришелся им по вкусу! Острый запах манил тварей со всей пещеры — вот одна из них уже примерилась ползти по подолу платья, чтобы добраться до заветной банки!
        Запаниковав, я судорожно отбросила жестянку — та ударилась о корень, содержимое щедро рассыпалось, твари словно обезумели. Они появлялись из всех щелей, их количество удвоилось, утроилось, продолжало расти!
        Я рванула к выходу, в два счета выбралась в алтарный зал, взлетела по стальной лестнице в башню, задвинула люк — куда быстрее, чем спускалась. Не задерживаясь, стремглав помчалась наверх.
        Выскочила на галерею библиотеки, тяжело опустилась на ступеньку лестницы, сняла с лица повязку, вытерла со лба пот и отдышалась.
        Демоны меня побери! Стало ясно, почему я сумела бежать из подвала с такой скоростью. Фонарь остался внизу!
        Это был отличный электрический фонарь в тяжелом деревянном корпусе — родной брат того, что погиб в алтарном зале во время моих прошлых приключений. Осознав последствия своей оплошности, я с шипением втянула воздух через зубы.
        Во-первых, я так и не убрала обломки первого фонаря. Они остались в ритуальном зале и несомненно вызовут подозрения у первого, кто войдет туда — у дворецкого или хозяина, который когда-нибудь да вернется.
        Второй фонарь стоит на сухом корневище в подземной пещере. Будет одиноко освещать пир подземных паразитов, пока не истощится аккумуляторная банка. Плохо, что фонарь этот я взяла в кладовке, и дворецкий наверняка рано или поздно его хватится. Сейчас вернуться в пещеру, куда сбежались диплуры со всего Аэдиса, я не в силах. Придется сделать это позже — или опять врать и изворачиваться. Не уверена, что второе сойдет с рук: Пикерн однажды уже уличил меня в нечестности.
        Я горестно помотала головой. Все пошло совсем не так, как представлялось вчера. Не удалось мне стать победительницей тварей из Темного Века, не удалось оживить дерево Ирминсул и узнать, что спрятано в его корнях. Если мои проделки раскроются, беды не миновать. Вздохнув, я отправилась переодеваться.
        Тяжелые, неприятные мысли не давали покоя.
        «Ну и наделала я дел! — сокрушалась я. — Промах за промахом, глупость за глупостью. Последнюю глупость мне не спустят — выставят за порог, и поделом».
        Я укрылась в библиотеке, чтобы унять тревогу привычными делами. Стирала пыль, перебирала книги, составляла опись. Работа шла споро. Я ловко перебирала каталожные карточки — только пальцы мелькали. Быстро двигала лестницы от шкафа к шкафу, высоко, к лепному потолку взлетала по ступенькам, аккуратно ставила тяжелые тома на место. Как всегда, с потемневшего барельефа за моей работой с неодобрением на жирном каменном лице следил брат Борг, что в годы правления сжег уйму книг, их авторов и хранителей.
        Обозрев зал с высоты стремянки, почувствовала гордость. Со своей работой я справлялась неплохо. Первоначальный хаос в библиотеке окончательно уступил место образцовому порядку. Я прекрасно разобралась со всем, что требовалось — ну, или почти со всем. Защищенные магическими проклятиями книги по прежнему таили опасность, их содержимое оставалось недоступным.
        Я спустилась передохнуть, села за стол, показала брату Боргу язык и придвинула стопку книг.
        Настроение повысилось, когда на форзаце свода старинных законов углядела знакомый символ — руну змеи. Следом за ним вскоре отыскалась и вторая — в полуразвалившейся книге под названием «Краткое наставление о лечении болезней простыми средствами». Начертана она была на цветной гравюре, прямо на голом лбу жизнерадостного господина, одетого по моде двухсотлетней давности — гравюра демонстрировала удивительные свойства простого средства борьбы с облысением.
        Я сочла находки хорошим знаком и приободрилась.
        «Еще не все потеряно, — решила я, — Попробую вернуть фонарь завтра. Прихвачу какой-нибудь инструмент, чтобы отгонять диплур. А лучше саблю со стены оружейного зала. Пусть только сунутся демоновы твари — порублю в лоскуты».
        Все еще думая о мерзких существах под домом, я удалилась в каморку библиотекаря, натянула защитный халат и очки, сердито плюхнула на стол красную инкунабулу, прячущую в себе огненное проклятие. Решила, не откладывая в долгий ящик, практиковаться в защитном заклинании. Когда вычерчивала в воздухе семиконечную звезду и бормотала формулу, мстительно представляла, как развеиваю подземных паразитов в пух и прах — хоть и знала, что на диплур, этих «совершенных произведений магического искусства», заклятие бы не подействовало.
        Я все еще крепко злилась на себя из-за неудачи в подвале, а к зачарованной инкунабуле испытывала глубокое отвращение. Не счесть, сколько ожогов я получила из-за проклятой книги.
        Свет благостный, как же я ненавижу магию! Недобрая, насквозь чужеродная
        сила.
        Злость придала твердости руке — я решительно распахнула тяжелый том, привычно увернулась от мгновенно выросшего из страницы огненного столба, быстро вычертила сложный контур, на одном дыхании произнесла формулу на староимперском.
        И случилась чудо — в воздухе на секунду соткалась и тут же исчезла семиконечная звезда, черная, страшная, точно провал в другой мир. Я ощутила неприятную судорогу, головокружение и мгновенный приступ тошноты.
        Пламя словно всосалось в воздух, растворилось, будто не было его никогда. Передо мной лежала безобидная на вид старинная книга. Я впервые могла без опаски любоваться прихотливой вязью текста на ее открытой странице.
        Перевела дух. Сняла очки и перчатки, опустилась на стул.
        «Вот это да! — думала я потрясенно. — Получилось наконец-то! У меня теперь есть, что предъявить Кассиусу и неведомому хозяину. Я могу снимать заклятия с книг! Узнай старейшины, что я вытворяю — проклянут с кафедры в святой день. Неслыханное дело, чтобы послушница общины Отроков Света приложила руку к магии».
        Неприятные ощущения быстро прошли. Объяснялись они самой природой защитного заклинания. Кассиус поведал, что было оно «предоплаченным» — при заключении Второго Пакта верховному демону Валефару принесли огромную жертву, чтобы тот помог уничтожать нежелательные магические творения, что создали подчиненные ему сущности. Теперь каждый раз при сотворении защитного заклинания не требовалось отдавать новую жертву, но мизерную плату демон все- таки с вызывающего взимал — в виде толики жизненных сил, что и стало причиной легкого недомогания.
        Думать об этом было противно. Я понадеялась, что часто вычерчивать черную семиконечную звезду, и таким образом, кормить потусторонних существ, мне не придется.
        С интересом принялась листать неподатливые, жесткие страницы инкунабулы. Наконец я узнаю, что за тайны скрывает эта книга. Наверное, что-то страшное, раз автор решил защитить ее проклятием. Староимперский я пока знала слабо, но заголовок первой главы прочла без затруднений. Слова были выписаны старинной вязью со множеством завитушек и украшений: «Рассуждения о сущности Арбателя, Барензара и Валефара, трех демонов-архонтов бесплотного царства».
        «Любопытно, — подумала я, — везде упоминают только об одном архонте — Валефаре. Именно с ним заключали Первый и Второй Пакты, именно к нему обращаются имперские теурги в особо важных случаях. Никогда не слышала о двух других».
        Ответ с наскоку узнать не удалось. Текст изобиловал образными сравнениями и идиомами, поэтому чтение застопорилось. Загадка недолго занимала мое внимание, потому что на следующей странице я увидела руну змеи — третью за сегодня. Хоть день и начался плохо, но заканчивается удачно! Давно так не везло. Получу тридцать декатов дополнительно к жалованью.
        Я решила немедленно отправиться к Кассиусу, доложить ему о своих успехах, показать книги с найденным символом.
        Когда заглянула кабинет управляющего, тот сидел, вальяжно устроив ноги на столе рядом с наполовину пустым стаканом и бутылкой дорогого янтарного джина из хозяйских припасов, и развлекался тем, что прицельно кидал бумажные шарики в корзину для мусора. Толстые конторские книги и кипы писем и мятых документов были отодвинуты в дальний угол стола.
        При моем появлении Кассиус резво спустил ноги со стола и сел прямо. Звякнуло стекло — бутылка и стакан быстро переместились за кипу документов, подальше от моих глаз. Кассиус придвинул конторскую книгу, взял самопишущее перо и жизнерадостно поинтересовался:
        — Пришла, чтобы тоже просить выходной, Камилла?
        Я подивилась вопросу, замотала головой, затем гордо выложила книги на стол и рассказала о своих находках и успехах на магическом поприще.
        Кассиус на похвалу не скупился. Быстро пролистав книги, отложил их в сторону и посмотрел на меня ласково.
        — Вот что, Камилла, — начал он таким сладким голосом, что я сразу насторожилась, — есть у меня для тебя поручение.
        Я подняла брови. Что еще за поручение?
        — Видишь ли, — управляющий сложил руки на животе и посмотрел заискивающе, — сегодня тебе придется присмотреть за домом. Пикерн занемог и поехал к доктору. Сказал, что заночует у дочери; его малышка Шерилинна умеет делать отличные компрессы от простуды и мигом поставит его на ноги. Другие слуги тоже отпросились кто куда. Я вернусь поздно. Уезжаю в город после ужина. Сама понимаешь, неотложные дела.
        Кассиус подмигнул и залихватски улыбнулся. «Неотложные дела» задерживали его в городе почти каждую ночь, иногда до утра. В основном велись эти «дела» в игорных заведениях и клубах.
        — Утром ко мне заявилея полицейский с усами, как одежная щетка — тот самый суперинтендант, о котором рассказывал Пикерн, — продолжал управляющий. — Расспрашивал, не видал ли я незнакомцев поблизости, настоятельно советовал хранить бдительность. Этой ночью в доме не будет никого, кроме тебя. Поэтому прошу — будь внимательной. Ну, Камилла, к чему этот встревоженный вид? Ты будешь в полной безопасности.
        Я поежилась. Ночевать одной в огромном, мрачном особняке не хотелось, особенно после недавних событий. Если рассудить, Кассиус поступал крайне неразумно — не стоит оставлять особняк на попечение девчонки, которая служит тут без году неделя и понятия не имеет, что делать, случись какая опасность.
        Я собиралась поделиться этим соображением с управляющим, но тот меня опередил — наклонился, уставился в лицо блестящими серыми глазами, от взгляда которых дыхание захватывало, и вкрадчиво произнес:
        — Ты на редкость умная и ответственная девушка, Камилла, я это сразу понял, как только увидел тебя. Теперь ты помощница теурга, поэтому будь готова решать всевозможные проблемы — и приглядывать за домом, пока здесь не появится настоящая хозяйка. Надеюсь, ты меня не подведешь.
        И я ответила с готовностью:
        — Разумеется, Кассиус, можете на меня рассчитывать.
        Забрала книги и бодро вышла, пряча под маской уверенности вновь проснувшуюся тревогу.
        После встречи с управляющим я решила привести себя в порядок перед ужином. Скорым шагом поднялась по лестнице, пробежала по длинному пустому коридору, и когда взялась за ручку своей комнаты, поняла, что все еще держу в руках тяжелую стопку книг.
        Это было нехорошо. Выносить книги из библиотеки запрещалось; лишь вчера Кассиус напомнил об этом приказе. Однако возвращаться не хотелось. День выдался утомительным, одолели лень и усталость. Решив, что успею вернуть книги на место вечером, когда дом останется в полном моем распоряжении и некому будет уличить меня в безалаберности, я аккуратно спрятала книги в шкаф и занялась собой. Сполоснула лицо и руки, расчесала и заново скрутила волосы в узел, приколола чепец и отправилась в столовую.
        За ужином управляющий дал последние наставления. Перед тем, как отправиться на боковую, следовало спуститься вниз, проверить, закрыты ли двери, окна на первом этаже, заглянуть в котельную, повернуть рычаг сторожевой системы в каморке у входа и погасить свет.
        Когда яркие огни витражей погасли, а за окнами сгустилась темнота, дом начал пустеть. Я попрощалась с Сидонией и кухонным мальчиком Томом; следом ушли горничные.
        Пикерн отбыл еще раньше: отчаянно кашляя, облачился в тяжелое старомодное пальто с тремя рядами пелерин, сиплым голосом строго потребовал не оставлять в библиотеке горящие светильники и только затем отправился восвояси.
        Наконец ушел и Кассиус. Я осталась одна.
        Стало неуютно. Хотя в особняке обитало куда меньше людей, чем предполагали его гигантские размеры, днем человеческое присутствие ощущалось, даже когда в коридорах царила обманчивая пустота. Теперь же не было слышно ни разговоров служанок, ни стука шаров в бильярдной, где управляющий любил проводить послеобеденное время, ни возни дворецкого.
        Механическое сердце дома затихло.
        Я обошла первый этаж, тщательно проверила все засовы, включила сторожевую систему — повернула тугой медный рычаг, который оживлял какой-то скрытый механизм. Каким образом он охранял дом, мне было неизвестно, но на душе стало спокойнее.
        Специально подошла к небольшой двери у лестницы, что вела в подвал, потянула — заперто. Значит незваные гости, если они опять решат побродить по подвалу, наверх не попадут.
        Можно отправляться спать.
        Я устроилась в кровати поудобнее, но сон явился не сразу. Некстати вспомнилось, что впереди — длинная темная ночь, а я осталась одна-одинешенька в доме, от подвала до крыш набитого неприятными и опасными сюрпризами. Душу вновь сжала тревога, которая сменилась паникой, когда в давящей темноте снаружи донесся шорох. Я рывком села в кровати — оказалось, что за окнами поднялся ветер, на галерее зацокали капли дождя. В столицу пришла осенняя непогода. Под нарастающий шум капель и завывания ветра я, наконец, забылась сном.
        Проснулась внезапно — пригрезилось, что равномерный перестук капель сменился громкими ударами, как от дверного молотка о входную дверь внизу.
        Я рывком села в кровати, сердце бешено колотилось. Прислушалась: тишина. Не было никакого стука. Это тревожные мысли продолжали докучать мне во сне, подавали сигналы, беспокоили.
        И вот одна всплыла на поверхность затуманенного сном сознания, обрела четкость, и я подскочила, как ужаленная. Вспомнила, что не проверила, погасила ли светильники в библиотеке и не тлеет ли в камине огонь.
        Серьезная оплошность. Дворецкий обнаружит ее, когда вернется спозаранку и зайдет в библиотеку во время ежеутреннего обхода дома. А вдруг приключится пожар?
        Сон пропал совершенно. Покидать уютную, безопасную комнату и идти вниз по пустым, холодным коридорам дома не хотелось, но делать нечего. Вздохнув, поднялась и накинула теплый платок.
        Чернота за окнами немного посветлела, близился рассветный час. Я подошла к окну, попыталась разглядеть стрелки Небесных Часов — бесполезно, сквозь тучи пробивалось лишь неуверенное сияние.
        Я затеплила свечу, открыла дверь, глубоко вздохнула, вышла в коридор и побрела к лестнице. Второй рукой я прижимала к груди стопку книг, которые так и не унесла в библиотеку днем и решила сделать это сейчас. Книги сползали, приходилось придерживать их подбородком.
        От сквозняка огонь свечи запрыгал. Пляшущие блики выхватывали уродливые личины изваяний. Я давно перестала их бояться — сложно бояться каменных истуканов, с которых каждый день вытираешь пыль, но сейчас, в темноте, они вновь превратились в страшилищ.
        Так, внутри зыбкого кокона света, окруженная кромешной тьмой, я прошла коридор и спустилась по лестнице. Путь до библиотеки показался вдвое длиннее, чем днем. Хоть я и уговаривала себя, что опасаться нечего, спина покрылась холодным потом. Пустой особняк казался мрачной заколдованной пещерой. В привидения я не верила, но волей-неволей в голову лезли мысли о древних хозяевах «Дома-у-Древа», принявших мученическую смерть и оттого, верно, не знающих покоя в загробной жизни.
        Наконец, я подошла к библиотеке, кое-как ухватилась за ручку и потянула тяжелую дверь. Едва ступила внутрь, как тотчас заметила красноватый отблеск в дальнем углу зала — это догорал огонь в камине! Лентяйка Эрина не погасила его перед уходом, а я забыла проверить. Досадливо поморщившись, двинулась вперед.
        Дошла до восьмиугольного стола в середине зала, поставила свечу, опустила книги и перевела дух.
        Справа послышался шорох. Я повернула голову и обмерла. У лестницы, ведущей на галерею, стоял незнакомый человек.
        Услышав мои шаги, он резко обернулся, полы длинного плаща взметнулись. Незнакомец сделал шаг вперед, и при свете умирающего огня в камине мне удалось рассмотреть его.
        Это был высокий, крепкий мужчина. На нем была излюбленная одежда путешественников и портовых авантюристов: тяжелый прорезиненный плащ, высокие, грубые ботинки, котелок, надвинутый на самое лицо, так, что был виден лишь заросший неопрятной щетиной квадратный подбородок.
        Незнакомец двинул рукой, как будто нащупывая спрятанный под плащом нож, затем произнес низким, рокочущим голосом:
        — Это еще что такое? Ты откуда взялась?
        И стремительно двинулся ко мне.
        Я хотела закричать, но из открытого рта не донеслось ни звука.
        «Грабитель! — пронеслось в голове. — Один из тех Убийц Магии, что разыскивает полиция, или тот неизвестный, что бродил по подвалу! Когда я вошла, он собирался подняться на галерею, где стояли шкафы с самыми ценными книгами. Я помешала ему, и теперь мне конец!»
        А что же некрострукты, эти хваленые стражи, созданные магией? Разве не должны они ожить, чтобы покарать вора?
        Я оглянулась: Калеб и Кальпурния продолжали неподвижно стоять у входа.
        Толку от них было не больше, чем от чучела белки, которое украшало шкаф в кабинете управляющего.
        Незнакомец тем временем приблизился; нас разделял восьмиугольный стол.
        Инстинктивно я схватила верхнюю книгу из стопки — красную инкунабулу — и прикрылась как щитом.
        — Интересно, — пророкотал незнакомец, — ты пришла сюда за этой книгой? Кто тебя послал? Кордо Крипе? Положи-ка книжечку сюда, будь умницей. Тогда дам тебе спокойно уйти.
        Ну и дела! Грабитель сам принял меня за грабительницу. Я быстро опустила книгу на стол — не хватало еще рисковать из-за нее жизнью.
        Но бандит не отводил от меня взгляда.
        Я сделала шаг влево — незнакомец сделал обманный шаг вправо, мне навстречу, а когда метнулась назад, дернулся, чтобы дотянуться до меня и схватить. Двигался он с головокружительной быстротой, как хищный зверь. Хоть я и ожидала нападения, чуть не попалась.
        Я потеряла равновесие, взмахнула руками, отскочила; незнакомец последовал за мной. Стол нас больше не разделял. Локоть задел что-то стальное, раздался легкий звон — я наткнулась на подставку с поющей чашей эпохи императора Раулина.
        Юркнула за подставку, положила руки на холодный металл и приготовилась. Когда незнакомец приблизился, грохоча ботинками по паркету, я с усилием подняла тяжеленный сосуд и из последних сил метнула гордость коллекции Дрейкорнов в лицо нападавшему.
        Незнакомец нападения не ожидал, но реакция у него была отменная — он сумел уклониться, и лишь поэтому тяжеленная чаша не проломила ему голову. Но и слабого удара острым, как бритва, краем оказалось достаточно.
        Грабитель с проклятием пошатнулся, его голова дернулась, шляпа слетела. Спутанные космы черных волос упали на лоб, темные глаза сверкнули бешеным, красноватым светом. От звона покатившейся на полу поющей чаши на миг заложило уши.
        К несчастью, бандит стоял на пути к выходу, поэтому сбежать я не могла. Не теряя времени, опять переместилась так, чтобы нас разделял восьмиугольный стол.
        Незнакомец пробомотал ругательство, хрипло хватая ртом воздух.
        — С ума сошла, девчонка? — прорычал он и двинулся к столу.
        Я задыхалась, сердце колотилось, как бешеное. Казалось, выхода нет; взгляд упал на огненную инкунабулу на столе. Мое единственное спасение!
        Я резко раскрыла книгу и толкнула ее по поверхности стола к бандиту. И книга не подвела — библиотеку озарило яркое пламя, вырвавшееся наружу. По моим расчетам, огненный вихрь должен хорошенько подпалить бандиту бороду, и тем самым отвлечь его и дать мне шанс сбежать.
        Ничего не вышло.
        — Идиотка! Ты здесь все подожжешь! — страшно рявкнул незнакомец, протянул руку, сделал небрежное движение кистью, словно отгоняя надоедливую пчелу, и пламя моментально растаяло в воздухе.
        Я замерла с открытым ртом. Г рабитель в поношенной одежде оказался далеко как не прост — он даже не стал вычерчивать семиконечную звезду и произносить защитное заклинание, это был какой-то неизвестный мне вид магии — казалось, он усмирил демоническое пламя просто усилием воли!
        Теперь точно конец. Лицо мужчины исказило лютое бешенство и я поняла, что он намерен расправиться со мной сию секунду. Я зажмурила глаза и застыла, приготовившись к смерти, но тут на лестнице послышались торопливые шаги, кто-то легко вбежал в библиотеку. Знакомый голос произнес с безмерным удивлением:
        — Что здесь происходит?
        Я открыла глаза и увидела Кассиуса. Управляющий только-только вернулся: его пальто блестело от дождя, мокрые волосы прилипли ко лбу. Я всплеснула руками, хотела закричать, предупредить, но меня опередил рокочущий голос, задавший встречный вопрос:
        — Кассиус, кто эта ненормальная? Что она здесь делает?
        Кассиус недоуменно заморгал длинными ресницами. Незнакомец тем временем продолжал:
        — Она чуть не спалила библиотеку и не прикончила меня на месте. Где все слуги, черт побери? Дверь никто не открывал, пришлось идти через башню. Где Пикерн? Где ты шлялся, в конце концов?!
        Кассиус виновато улыбнулся и развел руки:
        — Прости, мне слишком поздно сообщили, что «Центавр» вошел в порт. Я поспешил домой сразу, как только узнал.
        Затем управляющий повернулся, оценил мой взъерошенный вид, пробежал взглядом разгромленный стол, чашу на полу, россыпь книг, протяжно вздохнул и обреченно произнес:
        — Позвольте вас представить. Это Камилла, твой новый секретарь. Камилла, перед тобой — теург-механик второго ранга, в прошлом офицер флота его императорского величества, лорд-архивариус Джаспер Дрейкорн — наш хозяин.



        Часть вторая. В поисках утраченных страниц




        Глава 8 Дневник инквизитора

        Принять хозяина за грабителя, вступить с ним схватку, оглушить ударом по голове, а затем попытаться поджечь — не самый лучший способ знакомства с нанимателем.
        Вины я не чувствовала. Как еще я должна была действовать, скажите на милость?
        От пережитого испуга начала колотить дрожь. Я ужасно разозлилась и вместо подобающего приветствия (впрочем, какое приветствие можно счесть подобающим в этой нелепой ситуации?) резко произнесла:
        — Я решила, вы собираетесь меня убить.
        — Не представляете, как мне нравится эта идея, — получила я не менее резкий ответ.
        В запальчивости я открыла было рот, чтобы ляпнуть еще что-нибудь, но Кассиус болезненно скривился и жестом попросил промолчать. Затем спокойно произнес:
        — Думаю, сейчас Камилле лучше пойти к себе. Ты не против, Джаспер? Ей крепко досталось. Завтра познакомитесь поближе и вместе посмеетесь над тем, что произошло.
        Господин Дрейкорн ничего не ответил — стоял у камина темным изваянием, прижимая платок к разбитому лицу. На белой ткани проступило алое пятно. Я вздрогнула, пробормотала «спокойной ночи» и выскользнула в коридор.
        Сама не заметила, как добежала до своей комнаты. Заперла дверь, в запальчивости вытащила саквояж, принялась кидать в него вещи — нечего сомневаться, утром меня выставят из этого дома.
        Пнула потрепанный кожаный бок, бросилась на кровать и укрылась одеялом с головой.
        Я без конца прокручивала в голове пережитую сцену, от гнева и стыда стискивая зубы до боли в деснах. Воображение с готовностью рисовало, как утром новообретенный хозяин вызывает меня в кабинет, страшно грохочет своим низким голосом: «Прочь из моего дома, идиотка!», а затем вышвыривает на улицу, не заплатив за последнюю отработанную неделю. Кассиус при этом стоит рядом, бесстрастно смотрит лучистыми серыми глазами и не говорит ни слова в мою защиту.
        Завтра я опять окажусь на холодной улице без гроша в кармане. Пойду к Резалинде — может, уговорю приютить на недельку — другую. Соглашусь на любую работу, хоть кухонной девушкой, хоть прачкой, только бы не возвращаться в общину.
        На завтрак решила не ходить, а малодушно остаться в комнате, ожидая дальнейшего развития событий, но в восемь постучалась Эрина и сообщила, что господин Ортего настоятельно просит спуститься в столовую.
        Сегодня Эрина выглядела по другому: поверх рабочего платья нацепила белоснежный фартучек, высоко уложила волосы, открыв изящную шею и выпустив пару кокетливый локонов у ушей, а губы подвела вишневой краской. Выражение лица у нее было томное.
        — Хозяин приехал, — объявила она снисходительно. — С утра сильно не в духе был, но сейчас ничего, отошел.
        Я внимательно посмотрела девушке в лицо; если бы ей было известно о ночном происшествии, она бы не упустила случая позлорадствовать. Наверное, кто-то позаботился убрать следы моей драки с мнимым грабителем, и Эрина пока ничего не пронюхала.
        Я захлопнула дверь. Ничего не поделаешь, придется выходить. Ополоснула лицо холодной водой, причесалась и обреченно пошла вниз — как на эшафот. В коридоре столкнулась с дворецким; тот сосредоточенно нес в столовую большой кофейник. Выглядел он здоровехоньким — видать, помогло средство дочери. Вчера я с удивлением узнала что у дворецкого, оказывается, есть дети. Интересно, каким он становится в кругу семьи — может, приходя домой, вместе с ливреей снимает и маску ледяной сдержанности?
        Наверное, после бессонной ночи я выглядела просто ужасно, потому что Пикерн внезапно дружелюбно кивнул, а на его тонких губах показалось подобие ободряющей улыбки.
        — Сбывается ваше предсказание, господин Пикерн, — сказала я с горечью. — Можете торжествовать — скоро я покину этот дом. Знаете, что я вчера натворила в библиотеке?
        Пикерн изобразил удивление.
        — Мне неизвестен ваш проступок, — произнес он высокомерно. — Утром пришлось немного прибраться — хозяину был вынужден воспользоваться входом в башню, оттуда он прошел в библиотеку, в темноте оступился и ударился о край стола. От упавшей свечи чуть не возник пожар. Конечно, странно, что господин Дрейкорн вздумал взять обычный восковой огарок, — задумчиво добавил дворецкий,
        — ведь он всегда пользуется только электрическими свечами. Ну, мне не привыкать убираться в библиотеке.
        Произнеся это, Пикерн многозначительно поднял брови.
        Вот как. Конечно, кто же захочет признаваться, что его приняла за вора в собственном доме и оглушила старинной посудиной какая-то девчонка-прислуга.
        Я была так поражена внезапной человечностью дворецкого, что даже на миг забыла о свалившемся на меня несчастье в виде новообретенного хозяина. Оказывается, Пикерн не всегда ведет себя, как хладнокровная болотная рептилия!
        Мы подошли к столовой. Пикерн предупредительно распахнул передо мной дверь. Я глубоко вздохнула и вошла, сцепив дрожащие руки.
        — Доброе утро, — прошелестела я и скользнула на свое место.
        Кассиус, как всегда, подскочил и отодвинул для меня стул. Господин Дрейкорн сидел во главе стола и даже не повернул голову в мою сторону. Перед ним стояла чашка с черным, как деготь кофе и лежала пачка писем; когда я вошла он как раз открывал одно из них ножом с потемневшей рукояткой. От чашки шел странный аромат — терпкие ноты муската, гвоздики и кардамона. Позднее я узнала, что хозяин сам готовил себе кофе по особому рецепту, который привез из дальней страны.
        Кроме него рецепт был известен только Пикерну, который несколько лет служил у него на корабле стюардом.
        Нехотя ковыряясь в тарелке с омлетом, я нет-нет да поглядывала украдкой на хозяина.
        Он побрился и переоделся в приличный сюртук, подобающий аристократу и теургу, но все равно в облике Джаспера Дрейкорна проглядывал вчерашний грабитель и авантюрист.
        Фигура у него была крепкая, статная, лицо довольно привлекательное, но черты резковаты и выражение неприветливое, сумрачное. Высокий лоб, жесткие очертания рта, нос крупный, прямой.
        Тонкий бледный шрам убегает от нижней скулы под шейный платок, шрамы на длинных пальцах, сжимающих письмо. Жизнь у господина Дрейкорна была неспокойная.
        Неопрятная щетина исчезла, осталась узкая, аккуратная полоска черной поросли на квадратном подбородке. Вид она ему придавала совершенно разбойничий, и была такая колючая на вид, что у меня даже ладонь зачесалась, словно я провела по ней рукой.
        Господин Дрейкорн был довольно молод; я решила, что ему немногим больше за тридцать. На своего отца он походил так же, как мощный, крепкий дуб походит на гнилую корягу. То ли Кассиус странно пошутил, то ли художник, создавший портреты лорда-архивариуса Клаудиуса Дрейкорна, видел позирующих ему людей по-своему.
        — Как спалось, Камилла? — безмятежно поинтересовался Кассиус. Дрейкорн опустил письмо и перехватил мой изучающий взгляд. Черные глаза смотрели неприязненно; от неожиданности я вздрогнула и случайно уронила вилку — та отскочила от стола и упала на пол, громко и жалобно зазвенев. Господин Дрейкорн выпрямился и резко придвинул к себе чашку с остывающим кофе. В наконец наступившей тишине я пробормотала:
        — Благодарю, Кассиус, неплохо.
        Кассиус послал мне ободряющую улыбку и начал вполголоса беседовать с хозяином, обстоятельно рассказывая ему последние новости столицы и придворные сплетни. Дрейкорн перебирал письма, прихлебывал кофе и равнодушно кивал.
        Я опять украдкой глянула на хозяина. Чтобы ни говорила Эрина, выглядел он злым как черт. Этому могло быть тысяча причин: например, письмо, в которое он вчитывался, хмуря густые черные брови. Но я была уверена, что дело в моем присутствии за этим столом.
        Нервы натянулись, как струна — я потянулась за чашкой, неловко толкнула локтем кувшинчик со сливками и смахнула его со стола. Изящная фарфоровая вещица превратилась в россыпь осколков посреди неопрятной белой лужи.
        Кассиус сочувственно охнул, а господин Дрейкорн, вместо того, чтобы тактично не обратить на мою оплошность внимания, как подобает воспитанному человеку, сухо потребовал:
        — Хватит уничтожать мое имущество, госпожа Камилла. Вчера вы уже испортили ценнейшую антикварную чашу. Удара о мою голову она не вынесла. На чаше появилась вмятина и реставрация обойдется в немалую сумму. Следует вычесть ее из вашего жалованья.
        Я не знала куда девать глаза.
        — Джаспер, угомонись, — мягко произнес Кассиус. — Ты пугаешь ее своим грозным видом — да и меня, признаться, тоже. Госпожа Камилла сильно расстроена из-за вчерашнего происшествия, вот и все. Ну же, успокой ее. Признай, она вела себя очень храбро и изобретательно.
        — Вот как? — рассеянно произнес Дрейкорн, возвращаясь к письму. — Из-за ее храбрости и изобретательности я мог лишиться ценнейших библиотечных экземпляров. А еще придется отвечать на вопросы знакомых о том, как я приобрел это украшение, — он ткнул себя в скулу, на которой багровым и синим налилась большая ссадина.
        — Придумаешь байку о своих героических подвигах на море, и вся недолга, — рассмеялся Кассиус. — Придворные дамы будут в восторге.
        — Сочинительство — не моя стихия, — отрезал господин Дрейкорн. — К тому же, сегодня я буду общаться не с придворными дамами, а с императором. Он назначил аудиенцию.
        — А это значит… — встревожено произнес Кассиус.
        — Это значит, что он захочет узнать, как мы продвинулись в выполнении его поручения, — с этими словами Джаспер Дрейкорн отодвинул стул и поднялся. — Я должен побеседовать с ней, — за словами последовал кивок в мою сторону, — Кассиус и вы… госпожа Камилла, — следуйте за мной. Посмотрим, на что вы годитесь
        — кроме поджогов и драк, конечно.
        Мы прошли в кабинет управляющего. Господин Дрейкорн шагал впереди, мы еле поспевали следом.
        С приездом хозяина атмосфера в особняке изменилась. Все было как вчера, но все было иначе — старый дом словно пробудился от летаргического сна.
        Раздавались шаги, голоса. Пикерн отдавал распоряжения направо и налево, подобно полководцу в разгаре битвы. В коридор выскочила стайка незнакомых девушек в темных платьях и передниках. Девушки суетились, тащили метелки для пыли, тряпки. Я догадалась, что дворецкий нанял новых слуг, чтобы спешно привести запущенный особняк в порядок — и когда только успел! Руководила ими раскрасневшаяся, непривычно расторопная Эрина. Горничная визгливым голосом отдавала распоряжения и выглядела ужасно занятой, но успела покоситься на хозяина, проверяя — заметил ли ее старания. Господин Дрейкорн Эрину вниманием не удостоил.
        Даже механическое сердце особняка стучало и гудело громче обыкновенного.
        После бестолково проведенной ночи разболелась голова. Я шла нехотя, как на казнь. Внутри все сжималось: впереди ждал непростой разговор.
        Наконец, зашли в кабинет. Господин Дрейкорн расположился за столом, неодобрительно покосился на забытую Кассиусом бутылку янтарного джина и стакан, затем решительно убрал их с глаз долой. Жестом пригласил меня занять стул напротив. Я повиновалась. Опустилась на жесткое сиденье, выпрямила спину, предательски дрожащие руки спрятала под передник.
        Управляющий пристроился на стуле у окна. Я нуждалась в поддержке, поэтому принялась ловить его взгляд, и с удивлением отметила, что на высоком лбу Кассиуса проступили красные пятна.
        «Да он нервничает!» — сообразила я.
        Господин Дрейкорн несколько мгновений сверлил меня взглядом, который я даже не пыталась выдержать — опустила глаза, внутренне собралась.
        Полный неприкрытой неприязни рокочущий голос вывел меня из оцепенения.
        — Итак, госпожа Камилла, вы — мой новый секретарь. Признаться, не ожидал. Скажу откровенно — менее подходящую кандидатуру на эту должность сложно представить.
        — Почему? — спросила я, со спокойствием, которого не испытывала. Глаза от пола поднять не осмелилась, хоть и понимала, что это малодушие будет истолковано не в мою пользу.
        — Ну, это очевидно, — спокойно заметил господин Дрейкорн. — Во-первых, вы не обладаете необходимыми знаниями. Вы бывшая послушница общины Отроков Света, а значит, жили в глуши и не получили достойного образования. Не имели дела с магией. Не знаете языков. У вас нет рекомендаций. Вы ввели господина Ортего в заблуждение и обманом поступили ко мне на службу.
        Я бросила укоризненный взгляд на управляющего — зачем все рассказал хозяину? Сам ведь хотел утаить неприглядные подробности. Кассиус виновато опустил голову, но тут же поднял и с вызовом заговорил:
        — Джаспер, за месяц она изучила и сделала немало. Ее прошлое не имеет значения. Успехи и старание Камиллы — лучшая рекомендация. В конце концов, мы не нашли никого, кто бы справился с заданием.
        — Предположу, что плохо искали, — парировал Дрейкорн и вновь обратился ко
        мне:
        — Во-вторых, вы — юная девушка. Не желаю, чтобы моим секретарем было незрелое, капризное существо с непредсказуемым поведением.
        Я вспыхнула от негодования. Вот дубина стоеросовая!
        Господин Дрейкорн заметил мои покрасневшие щеки. На его лице на секунду промелькнуло выражение удовлетворения, жесткие губы дернулись, словно гася улыбку. Я поняла, что хозяин был из тех мужчин, которые любят проверять собеседника на прочность, получают удовольствие от стычки в разговоре. Однако продолжил он более мягким тоном — решил пощадить мои чувства.
        — Считаю, что женщины плохо пригодны для работы, где нужна собранность и умение выдерживать высокие нагрузки. Моему помощнику придется не только сидеть в кабинете или возиться со старыми книгами. Нужен человек с определенной астрологической метрикой, готовый выполнять поручения не совсем обычного рода. От моего секретаря потребуется физическая сила, бесстрашие, выдержка.
        — Прости, Джаспер, — произнес Кассиус не без сарказма, — мне не удалось найти отставного гвардейца или сметливого наемника, который бы родился в день Теней, был на «ты» с магией и горел желанием рыться среди пыльных томов в те дни, когда не нужно воровать книги из склепов по твоему приказу.
        Гран-мегист вздохнул.
        — Кассиус, зачем ты вообще искал секретаря через объявление в газете? Разве я не просил тебя обратиться в частном порядке к господину Таркону в имперском управлении учета подданных? Он подобрал бы того, кого нужно, в считанные дни.
        Управляющий пожал плечами.
        — Виноват. Я крепко повздорил со Тарконом в «Трех черепах» за партией в кости. Болван грозился вызвать меня на дуэль. Как я мог после этого просить старого забияку об услуге? К тому же от Таркона могло быть мало толку. Дело оказалось не таким простым. Камиллу послало само провидение. Ведь только Камилла смогла… увидеть.
        Господин Дрейкорн не стал спорить. Лицо его приобрело непреклонное выражение.
        — Возможно, — согласился теург, — но повторю — не желаю, чтобы госпожа Камилла работала у меня секретарем. Следует найти кого-то более подходящего. Достаточно, чтобы это был сообразительный, образованный малый, не испытывающий страха перед магией. Крепкий, шустрый, готовый на авантюры. Не болтливый. Родившийся в нужный день. В конце концов, в столице живут два миллиона человек. Уверен, долго искать не придется.
        Кассиус покачал головой:
        — Сомневаюсь.
        Я окаменела. Вот и все. Меня вышвыривают на улицу. В глубине души я знала, что рано или поздно это произойдет; может, стоит радоваться такому исходу. Гран- мегист Дрейкорн показался мне резким, тяжелым в общении человеком. Когда он оказывался рядом, под ложечкой начинало тянуть, в груди возникало мутное, тяжелое чувство, кожа на предплечьях покрывалась мурашками. Было бы непросто работать с таким хозяином, находиться подле него каждый день.
        Жаль покидать особняк, не разгадав всех тайн; но секреты эти небезопасны, и жизнь моя станет спокойнее, когда я забуду о них.
        Я мысленно утешала себя, но на глазах закипели слезы, а в сердце — обида. Чтобы по щеке не пробежала мокрая дорожка, я встала и задрала подбородок; пусть лучше неприветливый лорд-архивариус считает меня гордячкой, чем плаксой.
        — Могу идти? Мне нужно собрать вещи.
        Не дожидаясь ответа, прошла к двери и взялась за ручку.
        Кассиус досадливо прищелкнул языком и нетерпеливо вытянул руку.
        — Камилла, прошу, подожди. Стой, говорю. Джаспер, будь благоразумен, — обратился он к теургу. — Камилла работает здесь почти месяц. За это время она привела библиотеку в порядок. Нашла дюжину книг со знаком Филиона. Помогала вести мне дела. Драила коридоры, как последняя поломойка. Тьма побери, она работала, как дюжина слуг.
        — Тебя послушать, госпожа Камилла — просто идеал, — сухо ответил господин Дрейкорн. — Между тем во время нашей бурной встречи ночью я успел заметить, что она злостно нарушает важные правила. В библиотеке горел камин — раз. Она вынесла из библиотеки магические книги — два. Она едва не устроила пожар. Она погнула ценнейший древний экспонат — о мою голову, кстати. Тоже ценнейший экспонат в своем роде.
        Я невольно покосилась на скулу хозяина. Свежая ссадина — моих рук дело — выглядела нехорошо. Кассиус засмеялся.
        — Храбрая девчонка! Разве ты не упоминал, что тебе нужен храбрый секретарь?
        — Вернитесь на место, госпожа Камилла, мы еще не закончили. Господин Ортего так яростно выступает в вашу защиту, что я не могу пренебречь его словами.
        Кассиус, подай книги со знаком Филиона, которые она нашла, — без улыбки потребовал теург.
        Я не послушалась приказа, осталась у двери, но выйти уже не спешила. Кассиус встал и за три подхода к книжному шкафу перенес на стол знакомые фолианты. Господин Дрейкорн, не торопясь, брал каждый в руки, открывал на заложенной шнурком странице или форзаце, где был размещен символ, похожий на руну змеи, тщательно ощупывал страницы, обложки, корешки.
        Закончив, вновь посмотрел на меня черными, злыми глазами. Я содрогнулась. Голова болела все сильнее, от усталости и неприятных эмоций накатили апатия и безразличие.
        — Садитесь же, госпожа Камилла.
        Со вздохом я подошла к столу и села.
        — Да, это те самые книги, — вынес вердикт господин Дрейкорн, — госпожа Камилла действительно видит знак Филиона. Будь по твоему, Кассиус. Время поджимает, поэтому поступим так. Вы, госпожа Камилла, остаетесь в этом доме, пока не найду замену. Продолжите работать, как и раньше. Условия оплаты остаются прежними. Согласны?
        — Нет, — выпалила я и закусила губу. Такого ответа господин Дрейкорн не ожидал, посмотрел на меня так, что стало страшно.
        — Отчего же несогласны? — вкрадчиво спросил он.
        — Я хочу знать, зачем вам нужен секретарь, родившейся в день Теней. Почему из всех кандидатов подошла только я? Среди них были образованные, умные люди. Я хочу знать, что именно делаю. Что означает этот знак? Что это за книги?
        Я замолчала и перевела дух. Господин Дрейкорн в изумлении откинулся на стуле и скрестил руки на широкой груди.
        — Вы не вправе требовать ответы на эти вопросы.
        — Тогда я ухожу, — я вновь принялась подниматься со стула, нервничала, спешила; нога запуталась в юбке и я была вынуждена сесть опять. Злясь на себя, я неловко потянула ткань, освобождая ногу. На душе было прескверно.
        — Целый месяц вы проработали спокойно и не спешили развеять свое неведение, — заметил господин Дрейкорн.
        — Теперь я не чувствую себя в безопасности, — выпалила я. — Слышала, демоны требуют приносить в жертву людей, родившихся под определенным знаком — уж не для этого ли вам понадобился особенный секретарь?
        — Камилла! — возмущенно воскликнул Кассиус. — Что за чушь!
        — Дурацкие предрассудки, которыми ее напичкали в общине, — ответил за меня господин Дрейкорн.
        Я опять собралась встать и уйти — с меня было хватит — но теург властным движением руки приказал оставаться на месте.
        — Немедленно сядьте, тьма вас побери! Вы так стремитесь выскочить в коридор, словно за вами черти гонятся. Как же вы собирались работать секретарем, если обижаетесь на каждую резкость своего хозяина? В вашем положении не пристало показывать гордость, госпожа Камилла. Гордость не накормит и не даст кров.
        После резкой отповеди господин Дрейкорн обратился к управляющему:
        — Кассиус, она подписала особое соглашение?
        — Разумеется, Джаспер.
        — Рад, что хотя бы это ты не забыл. Конечно, оно не дает полной гарантии, ну да ладно. И верно, никакой особой тайны здесь нет… я расскажу вам, госпожа Камилла, что за работу вы выполняете. Филион Кастор — вам знакомо это имя?
        — Конечно. Первый теург-механик, создатель Небесных Часов.
        — Когда-то он жил в этом доме и владел огромной коллекцией книг. В девятом году Эры Магии был казнен по приказу императора. Спустя два столетия мой покойный отец, лорд-архивариус Клаудиус Дрейкорн сумел выяснить, что некоторые книги Кастора скрывают в себе кое-что важное… то, что наш император и канцлер очень хотят получить. Отцу и мне поручили найти эти книги. Часть коллекции за столетия была утрачена. Но большинство книг Кастора удалось отыскать. Я лично потратил на это уйму времени и средств. Но узнать, какие из них скрывают секрет, непросто. Кастор, талантливый теург, астролог и адепт ныне запрещенной природной магии, пометил нужные книги особым символом. Проблема в том, что этот символ невидим. Придворный астролог предположил, что знак Филиона Кастора является людям, родившимся под тем же знаком, что и сам Кастор — 31 числа месяца Тумана високосного года. Астрологи называют его днем Теней. Но все оказалось сложнее.
        По какой-то причине из почти полусотни найденных людей с подходящей астрологической метрикой символ Филиона сумели увидеть только вы.
        Господин Дрейкорн замолчал и принялся в задумчивости постукивать длинными пальцами по столу. Кассиус пояснил:
        — Господин Торнус, придворный астролог — ты с ним встречалась, Камилла, — сначала предположил, что астрологическая метрика подходящего человека должна в мельчайших деталях совпадать с метрикой Филиона Кастора — вплоть до секунды и места рождения. Он оказался неправ. Кастор родился здесь, в столице, а ты родом из Олхейма.
        — Нет, — ошеломленно ответила я, — я родилась в Аэдисе. Отец привез меня в общину, когда мне исполнилось полгода.
        — Вот как? — отозвался господин Дрейкорн. — Выходит, нам некуда деваться. Пока вы — единственный подходящий человек.
        Я поежилась.
        — Ваш рассказ вызывает больше вопросов, чем дает ответов, — пробормотала я.
        — Но вы удовлетворены? Видите, я не собираюсь тащить вас на жертвенный алтарь.
        — Что именно скрывают книги? — осмелела я.
        Теург усмехнулся.
        — Сейчас увидите. Кассиус, будь добр, передай нож.
        Я с опаской наблюдала, как управляющий достал из ящика тонкий нож для бумаги и передал хозяину.
        Теург придвинул к себе старинную потрепанную книгу — «Начальные основания травознатства и траволечения», ту самую, где я обнаружила первый символ Филиона Кастора. Открыл на странице с символом, несколько раз нежно провел длинными пальцами по бумаге, словно лаская. Я зачарованно наблюдала. Затем взял нож, осторожно подцепил кончиком срез страницы, повел лезвие вниз, потянул край бумаги. Раздался шуршащий звук — страница распалась на два слоя и оказалась, что внутри спрятан еще один лист — тонкий, почти прозрачный. Господин Дрейкорн осторожно вынул его, положил на стол, разгладил и удовлетворенно хмыкнул. Поразительно! Страницы были склеены так безупречно, что даже в голову прийти не могло, что они скрывают что-то еще. Я листала книгу, переворачивала страницы, но ничего не заметила — все они казались одинаковой толщины, без уплотнений и выпуклостей.
        — Что это такое? — спросила я, замирая от любопытства.
        Господин Дрейкорн положил таинственный лист бумаги передо мной.
        — Посмотрите.
        Я осторожно взяла лист в руки. Господин Дрейкорн поднялся из-за стола, встал у меня за спиной и наклонился.
        Он оказался так близко, что мне стало не по себе. По спине пробежали мурашки. Я слышала его дыхание и почувствовала пряный, терпкий аромат муската, гвоздики и кардамона.
        — Расскажите, Камилла, что вы видите, — потребовал мой хозяин.
        — Это лист очень старой бумаги. — осторожно начала я, — похоже на страницу, вырванную из какой-то рукописной книги или дневника. Текст на староимперском. Почерк нечеткий, я с трудом могу разобрать слова. Вижу символы, какие-то знаки… наверное, магические.
        — Можете переписать текст?
        — Попробую… я пока не очень хорошо пишу на староимперском.
        Голос дрогнул, когда я признавалась в своем невежестве, но господин Дрейкорн ничего на это не сказал.
        — Садитесь за стол.
        Я села на место, которое до этого занимал хозяин, взяла самописное перо и чистый лист и принялась за работу. Получалось плохо, я сильно нервничала, потому что господин Дрейкорн опять встал рядом, положил левую руку на спинку моего стула, а правой оперся на стол — навис, как утес.
        Староимперская вязь приводила в отчаяние своей вычурностью, я постоянно путалась в буквах. Стоило допустить ошибку в слове, как господин Дрейкорн с неодобрением хмыкнул. Перо в руке задрожало и посадило кляксу.
        Он стоял у меня над душой все мучительно долгое время, пока я сражалась с текстом. Кое-как закончила, торопливо поднялась и чуть не ударилась макушкой о квадратный подбородок хозяина. Господин Дрейкорн едва успел разогнуться и сделать шаг назад.
        — Хорошо, — произнес он недовольно, — ваши успехи в староимперском не впечатляют. Но пока придется довольствоваться и этим. Думаю, вы уже поняли, Камилла, что для нас с Кассиусом эта страница абсолютно пустая. Текст на ней видите только вы. Страница зачарована тем что способом, что и символ на книгах.
        — Это рукопись Филиона Кастора?
        — Нет, человека, которому он преданно служил в юные годы и чей секрет поклялся охранять любыми средствами. Это дневник инквизитора Аурелиуса.
        Имя показалось мне знакомым.
        — В учебниках истории инквизитору Аурелиусу отведен один короткий абзац. Это несправедливо, ведь заключить Пакты с демонами удалось благодаря этому фанатику и безумцу. Именно он привел в наш мир магию. Вы хотите знать, как это произошло?
        Я хотела.
        — Тогда устраивайтесь поудобнее. Рассказ будет долгим.
        Господин Дрейкорн указал на диван у стены. Сам расположился на нем вольготно, закинул ногу на ногу, сложил руки на груди, и обратился к управляющему:
        — Прошу, Кассиус, поведай госпоже Камилле полную историю. У тебя язык подвешен нужным концом.
        Управляющий покорно кивнул: встал, потянулся, и непринужденно устроился прямо на краю стола.
        Повинуясь жесту хозяина, я села на диван — подальше от господина Дрейкорна. Знаю, выглядело невежливо, но мне было все равно. Приготовилась слушать.
        Кассиус вздохнул, поклонился, картинно развел руки и торжественно произнес:
        — Ну что ж, почтенная публика, и ты, Камилла, представляю вашему вниманию историю чокнутого инквизитора Аурелиуса и пройдохи Филиона Кастора, прозванного Небесным механиком. Также вы узнаете, какую роль в их судьбе сыграли император Тебальт «Первопроходец» и три демона-архонта — Арбатель, Барензар и Валефар.
        В 1601 году старой эпохи — ее называют Домагической — во главе имперской церкви стоял великий инквизитор Аурелиус. Полагаю, даже в вашей убогой общинной школе вам рассказывали, что в те времена чернокнижникам и колдунам Аквилийской империи жилось нелегко. Их преследовали, устраивали публичные аутодафе, топили, четвертовали, сжигали на кострах.
        Великий инквизитор Аурелиус отличался особым рвением. День и ночь отряды его верных помощников-вигилантов в черных плащах и масках, изображающих львиные морды, рыскали по всем уголкам империи в поисках еретиков и пособников врага Света. Стоило вигилантам показаться на улице, она пустела — горожане в ужасе разбегались. Если человека обвиняли в ереси, спасения не было. Мужчины, женщины, старики и даже дети отправлялись в застенки инквизиции.
        Портрета Аурелиуса не сохранилось, но книги описывают его как высокого, неимоверного худого мужчины с горящим взглядом. Из-за болезни он потерял все волосы и зубы, и поэтому говорил, почти не размыкая губ. Голос его звучал страшно, как из преисподней. Иначе говоря, он выглядел как порождение ада, борьбе с которым посвятил свою жизнь.
        Правой рукой инквизитора был молодой церковник Филион Кастор.
        Когда-то он служил подмастерьем у талантливого часовщика, который делал удивительных механических кукол — они умели двигаться, танцевать. Часовщика обвинили в том, что он оживляет свои творения при помощи магии, и отправили на костер. Донес на него собственный ученик — Филион Кастор.
        Инквизитор Аурелиус оценил заслугу юноши и принял участие в его судьбе; со временем бойкий бывший подмастерье часовщика стал первым вигилантом церкви Благого Света и доверенным лицом великого инквизитора.
        Аурелиус считал Кастора столь полезным, что посвятил в свою тайну.
        Много лет Аурелиус страдал от мучительной болезни, которая медленно сводила его в могилу. Покинуть земную юдоль и соединиться с Благим Светом инквизитор не желал; он отчаянно искал спасения от своего недуга. Помочь ему не смог ни один целитель. Тогда инквизитор принялся изучать запретные науки и постигать темные знания, которые поклялся искоренять. Жажда жизни оказалась сильнее чувства долга.
        Инквизитор лично допрашивал всех магов, изучал изъятые у своих жертв черные гримуары. Он поставил цель — заключить сделку с демоном, принести ему любую жертву в обмен на свою жизнь.
        Чернокнижники Аэдиса испокон веков селилсь на трех улочках столицы, которые жители столицы прозвали кварталом Магов. Самым знаменитым в квартале был особняк «Дом-у-Древа», принадлежащий семье Альдо Торквинуса.
        Торквинусы — древняя династия магов. Глава династии состоял на службе при дворе и потому находился под особым покровительством. Он давал советы императору Тебальту, читая и истолковывая знаки природы и расположения звезд. Заступничество императора не спасло Торквинуса — вместе со всей семьей Торквинуса отправили в каземат.
        Опустевший «Дом-у-Древа» занял инквизитор Аурелиус. Со своим помощником он каждую ночь совершал темные ритуалы с особой комнате в подвале.
        Я вздрогнула — мне было ясно, о какой комнате идет речь.
        — И вот, случилось чудо. На призыв Аурелиуса ответили потусторонние сущности. Они назвались Арбателем и Барензаром, демонами-архонтами бесплотного царства. Демоны предложили Аурелиусу сделку.
        Демоны незримы, не имеют физической формы в нашем мире. Бесплотное существование тяготит их. Один из демонов пожелал занять тело Аурелиуса — как жидкость заполняет глиняный сосуд, как соки заполняют ствол иссохшего дерева. Демоны обещали, что инквизитор останется хозяином своего тела, получит жизнь и небывалое могущество. Назвали они и цену сделки — триста человеческих жизней, принесенных в жертву в назначенный час и день. Аурелиус использовал знания, которые получил от погубленных им чернокнижников и создал ритуал Слияния.
        Чтобы собрать назначенную жертву, инквизитор воспользовался своим положением. Он повелел хватать всех, кто мог хоть в малейшей мере быть заподозрен в ереси. Церковные казематы оказались набиты до отказа.
        Инквизитор объявил, что в первый день месяца Мистерий 1601 года состоится небывалое по масштабу аутодафе. Триста чернокнижников будут преданы очищающему огню на площади у Драконового моста через Киенну.
        Это событие вошло в историю под названием «Ночь Углей». Под видом религиозной церемонии Аурелиус принес страшную жертву демонам Арбателю и Барензару.
        На закате вигиланты провели по улицам Аэдиса триста чернокнижников — среди них был Альдо Торквинус, бывший владелец этого дома. Осужденных обрядили в длинные белые одеяния из грубого полотна, обрили волосы, на головы надели мешки, на шеи — веревки в знак покаяния и отречения от черной магии.
        Затем их сожгли на кострах инквизиции во славу Благого Света, а на деле — в оплату договора с демонами.
        Жители столицы содрогнулись от неслыханной жестокости, которой им пришлось стать свидетелями; но куда страшнее были события, которые произошли потом.
        На следующий день после масштабной казни и проведенного втайне ритуала Слияния — который состоялся здесь, в этом самом доме — Аурелиус предстал перед вигилантами в новой ипостаси: демон в теле человека. Облик его был ужасен. Записи очевидцев утверждают, что кожа его стала ослепительно белой и прозрачной, испещренной кровоточащами шрамами; он говорил разными голосами, на нескольких языках; не шел, а парил над землей. Время от времени тело его содрогалось в ужасных корчах, и тогда Аурелиус издавал душераздирающие стоны.
        Обряд Слияния прошел совсем не так, как предполагалось. Видишь ли, Камилла, как стало известно, тела большинства людей плохо приспособлены к тому, чтобы вместить потустороннюю сущность.
        Представь, что ты нальешь раскаленную лаву в тонкостенный сосуд из необоженной глины. Он потрескается и развалится на куски. То же самое и происходит с обычным человеком, который решает соединиться с демоном. Правда, есть люди, которые… ну да ладно, об этом потом.
        Кассиус метнул неловкий взгляд на господина Дрейкорна, на мгновение осекся, затем продолжил:
        — Когда попытались схватить инквизитора, оказалось, что занявший его тело демон Арбатель не так уж бессилен: стражники превратились в кровавые лохмотья раньше, чем смогли до него дотронуться. Аурелиус прошел по императорскому дворцу и появился на улицах Аэдиса, сея панику и разрушения. Погибло более тысячи человек, которым не повезло выйти в тот день на улицу. Затем он пропал бесследно, и о дальнейшей его судьбе по сей день неизвестно ничего. Скорее всего, он сгинул, рассыпался в прах, как все те одержимые, о которых сейчас пишут в газетах.
        Я охватила себя руками, как в ознобе. Рассказ Кассиуса меня напугал. Покосилась на господина Дрейкорна — оказалось, все это время он внимательно наблюдал за мной черными недобрыми глазами. Я поспешно отвернулась.
        — Что же случилось дальше? — поинтересовалась я внезапно охрипшим голосом.
        — Последствия этой истории были совсем не такими, как можно предположить. Император Тебальт получил неоспоримые доказательства, что магия — это не обман, не шарлатанство и не предрассудки; демоны реальны, их можно призвать и заставить служить. Император отыскал нескольких чудом спасшихся от инквизиции чернокнижников и повелел провести расследование, чтобы повторить ритуал вызова. Им это удалось. Немалую роль сыграл Филион Кастор, который отрекся от своего наставника и рьяно взялся помогать императору.
        Несколько лет спустя император Тебальт заключил Первый Пакт с демоном- архонтом Валефаром.
        Наступила Эпоха Магии. Филион Кастор стал первым теургом-механиком при дворе, создал Небесные Часы, заслужил почет и славу.
        Демоны стали являться на ритуалы вызова и заключать сделки с людьми.
        Бесплотный мир демонов окутан тайной. Потусторонние сущности не любят делиться знаниями. Известно, что когда-то они имели свой материальный мир, но утратили его миллионы лет назад. Среди демонов существует жесткая иерархия легионов, во главе которых когда-то стояли три демона-архонта: Арбатель, Барензар и Валефар.
        Демонам не чужды зависть, распри и соперничество.
        Арбателя и Барензара называют демонами-ренегатами: они заключили сделку с Аурелиусом без согласия третьего архонта, Валефара. Он счел это предательством.
        Валефар поведал теургам, что желает отыскать демонов-ренегатов; но после того, как один из них попытался занять тело инквизитора, об Арбателе и Барензаре не слышали ни в мире демонов, ни в мире людей. Они не откликались на ритуалы вызова и не являли свое присутствие никому.
        Императора Тебальта заинтересовала возможность обрести неслыханное могущество, проведя ритуал Слияния с демоном, как попытался сделать инквизитор Аурелиус. Что, если ритуал возможно повторить и добиться успеха? — подумал он.
        Императору донесли, что у Филиона Кастора остался дневник его старого хозяина, инквизитора Аурелуса, в котором, предположительно, описан подлинный ритуал Слияния.
        Император пожелал получить дневник, но отдать его Кастор отказался. Тогда Кастора заключили под стражу в собственном доме. Целый год он провел здесь, взаперти, в компании имперских вигилантов, не имея возможности выйти наружу. В «Доме-у-Древа» не раз проводили обыски, но дневник найти не удалось.
        В девятом году Эры Магии Кастора казнили. Избрали для него новый, невиданный вид казни, который — вот ирония! — придумал и разработал сам Кастор и его демоны. Историю с дневником сочли выдумкой и постепенно забыли.
        И вот, спустя двести лет, лорд-архивариус Клаудиус Дрейкорн сумел отыскать в императорском архиве заметки, начертанные рукой Филиона Кастора. Из них следовало, что Филион Кастор придумал хитрый способ спрятать дневник Аурелиуса. Он разобрал его на страницы и сокрыл их в собственных книгах — каким образом, ты уже видела. Он использовал запретную природную магию — не демоническую — чтобы сделать рукопись невидимой и пометить книги символом, который виден лишь тебе, Камилла. Старому лорду-архивариусу удалось удалось найти несколько страниц из старинной книги с рассуждениями об общей природе демонической магии: на половине страниц есть пометки Филиона Кастора, на остальных нет. Он пишет, что его пометки на оставшихся страницах — точно такие же, что видны всем — откроются лишь «звездному двойнику небесного механика». Так придворный астролог и предположил, что следует искать человека с подходящей астрологической метрикой, и оказался прав. Ты единственная увидела скрытую рукопись Кастора во время испытания.
        Нынешний император Акгеон Второй — Свет, храни его! — и канцлер Моркант очень заинтересованы в том, чтобы получить эти записи.
        Видишь ли, Камилла, на протяжении двух столетий теурги не прекращают попытки повторить обряд Слияния. Не проходит и недели, чтобы какой-нибудь чернокнижник-отщепенец не рискнул обрести бескрайнее могущество таким путем. Хватает и демонов-ренегатов, готовых пойти на такую сделку. Пока их попытки не увенчались успехом.
        Несчастных ждет плачевный конец; полагаю, ты читала в газетах об одержимых. Никто не получает силы, которую удалось обрести инквизитору Аурелиусу; одержимые гибнут в течение нескольких часов в ужасных муках и корчах. Рассыпаются в прах, как сосуды из обожженной глины, в которые налили кипящую лаву.
        Но есть предположение, что Филион Кастор знал условия, при которых ритуал мог пройти успешно для любого человека. По какой-то причине он утаил их от своего хозяина; может, сам желал обрести демоническую силу. Возможно, ответ отыщется на одной из этих страниц.
        — Кошмарная история, — вырвалось у меня.
        Господин Дрейкорн пожал плечами:
        — Добро пожаловать в мир магии, госпожа Камилла.
        — Зачем императору и канцлеру нужен этот ритуал?
        — Камилла, только представь, какими возможностями будет обладать человек, получивший силу потустороннего мира! — горячо воскликнул Кассиус. — Не нужно вновь и вновь платить демонам; человек станет им равным. Первым этот путь пройдет самый сильный и одаренный теург — наш император.
        — Но разве это будет человек? От него останется только оболочка.
        — Вовсе нет. Демонам многого не нужно; обрести плоть, чувства, вот и все. Валефар обещал членам Совета Одиннадцати — верховным теургам Империи — что сознание человека остается прежним. Демоны забрать его не могут. Нет оснований не верить архонту; демоны всегда держат слово и безукоризненно выполняют свою часть сделки.
        Дерево, которое наполняют весенние соки, остается деревом; сосуд, наполненный целебной жидкостью, остается сосудом. Нужно только найти способ, чтобы закалить этот сосуд — хрупкое человеческое тело, которое не может выдержать всю мощь потусторонней сущности. Церковь Благого Света учит наполнять душу светом. Современные прогрессивные церковники готовы признать, что магическая мощь демонов и есть тот свет, которые мы должны пустить в себя, чтобы достичь совершенства.
        — Звучит, как ересь, — высказалась я откровенно.
        — Прости, Камилла, не тебе об этом судить — ты выросла в общине, где люди живут, как отсталые, упертые дикари, и не хотят признавать мощь магического прогресса. Да и что ты смыслишь в магии и природе демонов!
        Во время этой теологической дискуссии господин Дрейкорн молчал и со скучающим видом поглядывал на часы над камином.
        Кассиус слез со стола.
        — Если я тебе больше не нужен, Джаспер, пойду займусь своими делами. Камилла, я безумно рад, что Джаспер одумался и ты остаешься в этом доме.
        — Временно остается, — сухо поправил господин Дрейкорн. Затем, когда управляющий покинул комнату, обратился ко мне:
        — Что теперь скажете, госпожа Камилла? Признаюсь, я не любитель религиозных измышлений и легенд. Император дал мне задание, я его выполняю. Вы готовы помогать или нет? Вижу, история эта вас изрядно смутила. Не бойтесь, вам не придется находиться у меня на службе дольше необходимого. Я крайне заинтересован в том, чтобы найти себе другого помощника, который, подобно вам, сможет видеть символы Кастора, но будет посмышленнее и принесет больше пользы.
        — Я остаюсь, господин Дрейкорн, — ответила я с безукоризненной вежливостью, хотя кипела гневом. — Благодарю за оказанное доверие.
        Против воли я была заинтересована; тайна дневника инквизитора Аурелиуса напугала меня, но и заворожила. Подумать только, к каким удивительным событиям я окажусь причастна! Настоящее приключение. Да и приятно чувствовать себя избранной, той, которой открываются потаенные знаки и письмена.
        Что и говорить, я раздулась от чувства собственной важности, несмотря на то, что господин Дрейкорн не уставал напоминать — видеть меня в должности помощницы он не рад.
        Вот уж не гадала, что главным моим достоинством окажется нелепый день, в который я появилась на свет; из-за него на меня косились суеверные обитатели общины, а по-настоящему праздновать день рождения я могла лишь раз в семь лет.
        Что касается неприятного хозяина — привыкну. Все равно служить ему куда лучше, чем прозябать в общине Олхейма или помирать на окраинах Аэдиса от голода.



        Глава 9 Обитатели вивария

        Остаток дня прошел кое-как: я укрылась в библиотеке, перекладывала книги, угрюмо прислушивалась к суете в доме. Слышались шаги, голоса посторонних людей. Как только умолкал дверной молоток, раздавалось дребезжание звонка. О возвращении нового лорда-архивариуса стало известно в столице; посетители желали переговорить с господином Дрейкорном, решить застарелые дела или просто засвидетельствовать почтение. Дворецкий проводил по коридорам особняка служащих имперской канцелярии в строгих визитках, бледных, манерных теургов в черных одеяниях и крепких людей в морской форме.
        Я мучилась от головной боли и желания уснуть, глаза смыкались, челюсти выворачивало от зевоты, в голове крутились тысячи мыслей и вопросов. В другое время я бы улизнула в комнату, чтобы вздремнуть часок-другой, но теперь, когда объявился хозяин, из библиотеки отлучиться не осмеливалась.
        Вопреки моим опасениям господин Дрейкорн не потребовал находиться подле него и помогать с бумагами. Не появился он ни за обедом, ни за ужином; так я его и не видела до конца дня.
        Ночь прошла беспокойно. В кошмарах собственной персоной явился ко мне инквизитор Аурелиус. Отчего-то одет он был в излюбленный традиционный балахон старейшины Уго. Безумец пытался схватить меня костлявыми, неестественно длинными руками и бросить на пылающий костер.
        Проснулась с криком, в поту. Встала, жадно напилась холодной воды, но уснуть уже не смогла. Пришлось встать, одеться, и от нечего делать тащиться в библиотеку, хотя час был ранний. До завтрака просидела в каморке, бессмысленно листала учебник староимперского и пыталась понять хоть слово.
        В столовую пошла нехотя — мысли о еде вызывали отвращение, настроение было подавленное, и оно ни капли не улучшилось, когда я увидела, кого хозяин пригласил на завтрак.
        На приветствие господин Дрейкорн ответил довольно дружелюбно, а вот расположившийся по правую руку стряпчий Оглетон при виде меня оскалил зубы в кровожадной ухмылке.
        Стряпчий был один, без верного бес-лакея; как я не приглядывалась, страшной тени за его плечами не заметила. «Господин Дрейкорн не терпит демонических слуг», вспомнила я.
        — О-хо-хо! — вскричал Оглетон, горделиво проводя пальцем по кончикам усов, закрученных в немыслимые вензеля. — Госпожа Камилла, скромная отроковица Света. Не ожидал. Вижу, вы прижились в «Доме-у-Древа». Освоились, втерлись в доверие. Уже и забыли, наверное, как просили подаяние. Далеко пойдете, голубушка.
        Две бессонных ночи плохо сказались на моем терпении. Неожиданно для самой себя я ответила в тон стряпчему, язвительно:
        — Рада встрече, господин Оглетон. Где же ваш бес-лакей? Неужели вы наконец- то научились самостоятельно подносить ложку ко рту, вытирать нос и застегивать штаны?
        Сидевший напротив Кассиус стукнул ладонью по столу и громко рассмеялся. Стряпчий Оглетон возмущенно ахнул и пошел красными пятнами. Господин Дрейкорн нахмурил брови.
        Стало стыдно. Я показала себя грубиянкой, не умеющей с достоинством игнорировать выпад в мою сторону. Хорошее же мнение сложится обо мне у хозяина!
        После секундной заминки наступила на гордость и произнесла сбивчиво и покаянно:
        — Простите, господин Оглетон, не хотела вас оскорбить. Уверена, демонический лакей служит вам верно; разумеется, он стал вашей правой рукой во всем, даже в самых интимных сторонах жизни.
        Кассиус захохотал еще громче, так, что кофе, который он в этот момент прихлебывал, пошел у него носом; управляющий закашлялся, не переставая смеяться.
        Когда я осознала, что ляпнула, в ужасе подняла глаза на господина Дрейкорна. Тот по-прежнему хмурился, но уголки губ едва заметно дрогнули, а в глазах прыгали черти.
        Оглетон надулся было, но затем произнес полу язвительно, полу восхищенно:
        — Ого! Мышка отрастила зубки. Берегитесь, Джаспер, так она и вас слопает и не подавится.
        Я аккуратно сложила салфетку и поднялась из-за стола.
        — С вашего позволения, господин Дрейкорн, я оставлю вас. Нет аппетита.
        Пойду в библиотеку; много работы.
        Господин Дрейкорн что-то буркнул под нос и милостиво отпустил меня кивком; пока я шла до двери, спиной чувствовала его взгляд. По затылку побежали мурашки.
        Голодная и раздраженная, я вернулась в библиотеку, села за стол в каморке, уронила голову на руки и оставалась в полузабытье не меньше часа.
        Когда-то я жаждала перемен, стремилась к ним всей душой. Теперь события сменялись с такой головокружительной быстротой, что я и рада бы передохнуть, но спокойная, размеренная жизнь навсегда осталась позади. Я гадала, чем обернется для меня возвращение хозяина, как сложатся наши отношения и не ищут ли меня в этот самый миг новые неприятности.
        Наконец, отлепила голову от стола и нехотя встала. Пора приниматься за дело.
        Я подошла к небольшому зеркалу на стене, которое раздобыла в заброшенной комнате восточного крыла. Отражение не порадовало: лицо бледное, осунувшееся. Я привыкла считать себя миловидной, поэтому увиденное расстроило. Одно хорошо: подпаленные по милости мерзкого Оглетона брови и ресницы отросли, стали даже лучше прежнего — чернее и гуще.
        Не раскисать!
        В каморке имелась спиртовая горелка, я поставила на огонь миниатюрный медный кофейник. Стоит немного взбодриться, раз уж пришлось отказаться от завтрака.
        Когда наливала воду, раздался стук в дверь. От неожиданности я подпрыгнула. Кого принесло?
        — Камилла, это я, — в каморку протиснулся взъерошенный Кассиус. — Позволь, спрячусь у тебя на часок. Хочу передохнуть. Джаспер загонял так, что я скоро свалюсь камнем. Он неутомим: делает сто дел одновременно, ворчит, придирается!
        Управляющий рухнул на стул и расслабился.
        — Он всегда такой? — спросила я, отвернувшись, чтобы достать пакетик с черным ароматным порошком.
        — Какой — такой? — недоуменно переспросил Кассиус.
        — Неприветливый. Жесткий. Требовательный.
        — Джаспер? Он бывает разный. В целом он очень даже неплох, уверяю тебя. Поймешь сама, когда узнаешь ближе.
        — Отчего вы сказали, что он похож на своего отца? Я видела портреты покойного Клаудиуса Дрейкорна. Ни малейшего сходства.
        — Я имел в виду характер. Ты верно отметила — придирчивый, требовательный. Но Джасперу, разумеется, далеко до сварливого подлеца и брюзги, каким был его отец. Таким, слава Свету, он не станет никогда.
        — Кофе? — предложила я, обдумывая ответ Кассиуса.
        — Не откажусь. А не держишь ли ты, случаем, в этом миленьком ржавом сейфе бутылку-другую напитков покрепче? Я бы не отказался от глотка джина.
        Я улыбнулась.
        — Чего нет, того нет.
        Кассиус встал и прошелся по каморке. Остановился у модели Небесных Часов на стене, восхищенно присвистнул, тронул пальцем медную шестеренку. Древняя конструкция внезапно ожила, загремела. Закрутились диски, со скрипом двинулись маховики, дернулись маятники и подвесы, замелькали астрологические символы и цифры; затем движение замерло и все стихло.
        — Провалиться мне на месте, если эту штуку не сделал сам Филион Кастор. Представляю, сколько за нее дадут на аукционе! Интересно, Джаспер помнит об этой старинной железяке?
        В этот момент в дверь сильно и требовательно стукнули пару раз, и в проходе появился гран-мегист Джаспер Дрейкорн собственной персоной. Он был так высок, что головой почти задевал притолоку; в каморке стало теснее и темнее.
        Кассиус скривился от досады.
        — Уже иду, Джаспер. Что там теперь? Журналы учета пятого портового склада?
        — Потом, — ответил господин Дрейкорн, оглядываясь по сторонам. — Как вы устроились, госпожа Камилла? Вам удобно работать в этой комнате? Покажите, что успели сделать за тот месяц, что хозяйничаете в библиотеке.
        Тон гран-мегиста был неласков, как будто он заранее готовился выговорить мне за лень и неаккуратность. От его пристального взгляда я вновь ощутила в груди и животе тянущее, мутное чувство.
        За спиной раздалось шипение, повалил дым; я метнулась к горелке. Вот незадача: отчего стоит появиться хозяину, сразу случается катастрофа?! Из медного кофейника пошла пена и залила огонь.
        Я торопливо схватила кофейник за ручку и убрала на подставку.
        — Хотите кофе? — предложила убитым голосом.
        — Ни в коем случае, — ответил господин Дрейкорн с явным отвращением.
        Я подняла глаза и удивилась: хозяин внезапно побледнел и сделал шаг назад, словно отступая от заполнивших каморку клубов белесого дыма. Дальше — чуднее: он повернулся, заметил свое отражение в зеркале на стене, и вздрогнул так, словно увидал самого черта. Тряхнул головой, отгоняя наваждение, поспешно отступил.
        Что за дела?
        — Здесь мало места, — бросил господин Дрейкорн, — в библиотеке будет удобнее. Расположимся там.
        Он вышел, а я вопросительно глянула на Кассиуса: что такое с хозяином?
        Кассиус помялся, развел руками и пояснил:
        — У теургов бывает много причуд. Джаспер, например, не выносит двух вещей
        — дыма и зеркал. Давняя история. Что-то нехорошее произошло с ним однажды в жертвенном зале, какой-то ритуал был проведен неудачно — прости, не знаю подробностей. Он даже бреется без зеркала.
        Я была так изумлена, что прямо поинтересовалась:
        — У него есть еще какие-то странности, о которых мне следует знать? Грызет ногти? Рычит на луну? Во сне разгуливает по крышам в одном исподнем?
        Кассиус засмеялся.
        — Узнаешь сама. Идем! Джаспер уже заждался.
        Мы вышли в библиотечный зал. Господин Дрейкорн стоял у входа и с кислой миной разглядывал стражей-некроструктов.
        — Зачем они здесь, Кассиус? Я просил убрать их с глаз долой.
        — Прости, Джаспер, канцлер настоятельно потребовал, чтобы они охраняли книжные сокровища твоего отца.
        — Довольно я насмотрелся на механических мумий Крипса, чтобы терпеть их еще в своем доме. Нужно от них избавиться — если моя новая помощница не против. Что скажете, госпожа Камилла? Нравится вам это совершенное творение демонической магии?
        — Я к ним привыкла, — выдавила я. — Но нет, они мне не нравятся.
        — Вот и славно. Долой их.
        Господин Дрейкорн не пошевелился, лишь губы беззвучно выговорили какое-то короткое слово — и гигантские магомеханические создания ожили.
        Я охнула. За все время, что я пробыла в особняке лорда-архивариуса, Калеб и Кальпурния ни разу не подавали признаков жизни; я привыкла считать их обычными чучелами. Я вздрогнула от испуга и неожиданности, когда они разом шагнули вперед, грозно и неотвратимо, сошли со своих мраморных пьедесталов и замерли перед теургом.
        Мощные ноги согнулись под странным углом, уродливые головы медленно поворачивались налево и направо. Запахло нагретым металлом, смазкой и формалином. С шипением ходили шатуны, ритмично пульсировала коричневая жидкость в прозрачных трубках, пощелкивали скрытые пружины. Двигались некрострукты так плавно, что сразу становилась понятно — в их упругой мертвой плоти и металлических суставах таится неслыханная сила. Окажись прошлой ночью в библиотеке настоящий грабитель, ему бы не поздоровилось.
        Магические стражи одновременно повернулись, нагнулись, подняли тяжеленные мраморные подставки, на которых стояли еще секунду назад, выпрямились и снова замерли.
        — Кассиус, отведи их в восточное крыло или в каморку входа. Пусть остаются на посту там.
        Кассиус кивнул и пошел к выходу; некрострукты последовали за ним, грозные, нелепые, но удивительно ловкие — ступали они легко, почти беззвучно, и несли тяжелые каменные глыбы так, словно те были сделаны из дерева.
        Когда Кассиус и его страшный конвой ушли, хозяин прошелся по библиотеке, заглянул во все шкафы и уголки. Я ходила следом. Иногда мне задавали короткий вопрос; я без запинки отвечала, но мысли мои были далеко.
        Когда хозяин отворачивался, я украдкой изучала его.
        Господин Дрейкорн совершенно не походил на теургов, какими их знали и привыкли видеть в Аэдисе. Теурги в большинстве своем отличались бледностью и субтильным сложением; лица у них были изможденными, глаза отсутствующими: говорили, что многолетнее общение с потусторонними существами накладывало отпечаток и отнимало здоровье. К тому же многие теурги не гнушались платить демонам толикой собственной жизненной силы, если в том возникала необходимость, и оттого имели болезненный вид.
        Гран-мегист Дрейкорн телосложение имел крепкое, поджарое. Сегодня хозяин надел строгий сюртучный костюм полувоенного кроя, который не скрывал, как под плотной тканью на спине, руках и бедрах перекатывались мышцы. По видимому, человеком он был очень сильным и знакомым с физическим трудом не понаслышке. Что за жизнь он вел?
        В лице, казалось, отсутствовали любые мягкие линии. На коже — здоровый морской загар. Черты резкие, но следовало признать — была в них своеобразная мужская красота.
        Меня подобная внешность настораживала и пугала. Я верила, что лицо отражает характер и решила, что господину Дрейкорну свойственна непреклонность, чрезмерная суровость и, вероятно, скрытая жестокость; такие качества хозяина сулили мне, его нежеланной помощнице, тяжелое время. Его поведение и манера обращения только укрепили меня в этом мнении.
        Обойдя библиотеку, хозяин расположился за восьмиугольным столом и принялся перелистывать страницы заполненного мной каталога.
        Я топталась рядом и с тревогой ожидала вердикта.
        К моему немалому удивлению господин Дрейкорн сдержанно, но вполне искренне похвалил за трудолюбие и аккуратность.
        — Неплохо, — коротко произнес он, откладывая бумаги в сторону. — Вижу, вы время зря не теряли. Поработали на славу. Библиотека почти в идеальном состоянии. Теперь займемся тем, что действительно важно.
        Он указал на черную папку, которую принес с собой. Внутри оказалась стопка знакомых тонких листов, исписанных мелким почерком — страницы дневника безумного инквизитора Аурелиуса.
        — Пока вам удалось найти семьдесят страниц утраченного дневника; по моим сведениям, осталось найти еще тридцать пять, — пояснил господин Дрейкорн. — Вы продолжите поиск нужных книг в библиотеке, а также начнете переписывать найденные тексты. Как уже знаете, видны они лишь вам. Придется постараться. Начинайте. Посмотрю, как вы справляетесь.
        Я села за стол и приступила к делу. Теперь, когда я знала, какая история стоит за этими листками пожелтевшей бумаги, касалась я их с трепетом и даже страхом.
        Что может быть сложного в том, чтобы скопировать текст? Оказалось, все. Я решила, что староимперскую письменность придумали ученые мужи с извращенным умом, которые ненавидели все простое, удобное и понятное; их каллиграфические изыски могли довести до исступления кого угодно. Почерк у инквизитора Аурелиуса был неразборчивым — болезнь, которая позднее вынудила инквизитора совершить ужасные поступки, ослабила его руку. Я не могла разобрать каждое второе слово, а если учесть мои скудные знания староимперского, задача оказалась почти непосильной. Смысла текста я не понимала вовсе.
        Хуже всего было то, что господин Дрейкорн сидел рядом все время, пока я мучилась с первым листом, и наблюдал, как я неуклюже переписывала строку за строкой толстым, неудобным самопишущим пером. И хотя глаза его не могли видеть оригинал, время от времени он помогал угадывать слова по моим невнятным объяснениям; я убедилась, что хозяин обладал острым и быстрым умом, но при характер при этом имел невыносимо дотошный.
        Ошибки он отмечал моментально, при этом порой придирался на пустом месте: слишком длинное тире, пропущен диакритический знак, завитушка в заглавной букве смотрит не в ту сторону. Каждый раз приходилось начинать заново. В конце концов он довел меня до белого каления. Испортив не меньше дюжины листов, я мысленно стонала каждый раз, когда слышала слова, произнесенные сухим тоном:
        — Здесь ошибка. Внимательнее!
        В библиотеку заглянул Кассиус, чтобы задать хозяину какой-то вопрос; посмотрел на меня сочувственно и произнес:
        — Джаспер, у Камиллы все получится лучше, если ты не будешь стоять у нее над душой.
        — Не беспокойся, Кассиус, — ответил господин Дрейкорн с легкой насмешкой.
        — Я ее не съем. Мы отлично ладим: госпожа Камилла уже почти отказалась от мысли чем-нибудь огреть меня в ответ на следующее замечание. Она все реже переводит кровожадный взгляд с этого тяжелого учебника староимперского на мою голову. Я, в свою очередь, получил бесценный опыт. Теперь на собственной шкуре знаю, как тяжело приходится учителям чистописания в школах. Лучше отстоять две вахты подряд в штормовую погоду, чем смотреть на пьяных хромоногих жуков, которые с трудом выползают из под пера госпожи Камиллы.
        Я непроизвольно испустила тяжкий вздох. Оказывается, он все это время читал эмоции на моем лице; а я-то думала, что удачно прячу нехорошие мысли под маской спокойствия и невозмутимости, как и полагается личной помощнице.
        Управляющий ушел, а господин Дрейкорн откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и произнес холодно, уже без следа улыбки:
        — Старайтесь лучше, госпожа Камилла. Переписанный текст будет читать император. Я плачу вам немалое жалованье и не собираюсь дополнительно нанимать переписчика для ваших каракуль. Ладно. Сегодня больше не буду вас мучить. Отложите перо и бумагу. Давайте поговорим. Расскажите о себе. О вас мне известно не так уж много.
        Я растерялась.
        — Что вы хотите узнать?
        — Почему вы сбежали из Олхейма? Вам там плохо жилось? У вас есть отец — где он сейчас? Как получилось, что вы родились в Аэдисе?
        — Отца изгнали из общины.
        — Почему?
        — Ему не нравились порядки, которые установил в последние пятнадцать лет старейшина Уго. Прежний старейшина, Гилеад, был куда человечнее. В молодости отец ушел из общины — решил повидать мир. В Аэдисе он устроился помощником доктора, познакомился с моей матерью. Она из семьи зажиточных лавочников. Родня была против их брака, но они поженились; вскоре родилась я. Когда мне исполнилось полгода, в столице разразилась эпидемия костяной чумы. Мать умерла. Отец выжил, но ходит с трудом — левая нога высохла ниже колена. Он остался один, искалеченный, с младенцем на руках. Ему пришлось вернуться в общину. Братья по вере приняли его обратно, оказали помощь, дали кров и защиту. Тогда порядки в общине были не такими строгими. Потом старейшина Гилеад умер, его место занял просветленный старейшина Уго. Отца моего он ненавидел всегда. С годами отец все чаще критиковал Уго, не подчинялся его приказаниям. Получил два предупреждения, на третий раз его изгнали.
        — А вас?
        — Я могла остаться… на определенных условиях. Но не захотела. Всегда мечтала получить свободу, повидать мир. В Олхейме сложно найти работу; тогда я решила уехать в Аэдис, чтобы заработать денег. Отец согласился. Я высылаю ему деньги, когда могу.
        Господин Дрейкорн медленно произнес:
        — Я правильно понял — отец разрешил вам уехать в столицу одной, безо всякой защиты и поддержки, чтобы вы как-то устроились в этой проклятой клоаке, которую принято называть городом Магии и Прогресса, и в поте лица стали зарабатывать на вас двоих?
        — Ну да, — ответила я растерянно.
        — Ваш отец — удивительный эгоист, и притом невероятно беспечный и безответственный.
        Я вспыхнула.
        — Вы не знаете его. Как можете так говорить?!
        — Что я должен узнать о человеке, который отправляет свою дочь на верную погибель, чтобы перестать считать его эгоистом? Ваш отец сам жил в Аэдисе и должен понимать, как опасны окраины этого города для одинокой юной девушки. Котлы, Предгород, Пристанище — это нищета, безработица и преступность. Найти приличную работу необычайно сложно, особенно приезжим. Каждый день в руках подпольных торговцев жертвенной человечиной оказываются сотни несчастных. Ума не приложу, как вы сумели выжить эти недели в столице, пока не попали ко мне в дом?
        — Отцу пришлось тяжело. Не вам его судить. Он воспитывал меня. Укрыл в общине, — упорно произнесла с неприкрытой неприязнью.
        — Скорее, сам укрылся там от невзгод и необходимости нести ответственность. Вы говорите, он хромает — но руки у него в порядке? Голова? Полагаю, он нестарый еще человек. Отчего же он не поехал с вами, чтобы попытать счастья здесь? Из-за своей гордости и неумения придержать язык он лишился дома и обрек вас на такую жизнь. Зря вы покинули общину, госпожа Камилла. Там вам было бы безопаснее.
        Достойно ответить не вышло. Неприятно признавать, что в словах господина Дрейкорна была горькая правда. После того, что случилось двадцать лет назад, отец боялся большого мира; несмотря на браваду и показное пренебрежение правилами, он сильно переживал изгнание из общины и опустил руки. Мое решение отправиться в Аэдис он горячо поддержал. Хвалил столицу, рассказывал о ее красотах, а об опасностях и темных сторонах даже не упоминал.
        Я подняла голову, но тут же отвернулась — взгляд у хозяина был тяжелым, непроницаемым, и когда он смотрел на меня, я терялась. В черных глазах на миг промелькнуло удовлетворение, а на губах — усмешка, и я поняла, что господин Дрейкорн, потакая своей натуре, опять провоцировал меня в разговоре — а я попалась.
        Не поддаваться! Спокойствие и рассудительность; вот лучшая тактика.
        — Расскажите мне о жизни в общине. Вы получили скудное образование, но речь у вас правильная, и знаете не так уж мало для девушки ваших лет и образа жизни.
        Это меня удивляет. Я видел счета и документы, которые вы помогали вести Кассиусу
        — голова у вас варит неплохо.
        — Меня воспитывали не так, как остальных девушек в общине. Отец дружен с почтмейстером в Олхейме, и частенько получал от него столичные журналы и газеты. Еще была тайная договоренность с одной ученой дамой в Олхейме — я ходила к ней заниматься математикой и географией два раза в неделю. Дома отец держал большую библиотеку. Когда старейшина Уго прознал об этом, вынес отцу первое предупреждение и велел избавиться от всех книг. Пришлось прятать их на чердаке.
        — Что за человек этот просветленный старейшина Уго?
        — Отвратительный! — с жаром произнесла я и стыдливо добавила:
        — Он хотел, чтобы я стала его четвертой женой.
        — Ого! Какой выносливый мужчина. Четыре жены! Для этого нужны стальные нервы. Он получил титул просветленного именно поэтому?
        Против воли я улыбнулась.
        — Просветленный может напрямую общаться с Акселем Светлосердным, основателем общины Отроков Света.
        — Это еще что за персонаж? Разве он не помер лет эдак сто пятьдесят — двести тому назад?
        — Его мощи находятся в особой комнате в храме, куда нет доступа посторонним. Два раза в день просветленный скрывается там и получает от Акселя наставления и советы.
        — От трупа двухсотлетней давности? Вряд ли от такого наставника можно ожидать свежих и живых идей.
        Господин Дрейкорн покачал головой и усмехнулся.
        — Какие еще абсурдные вещи творятся в вашей общине? Чему вас там вообще учат? Вы проводите какие-то особые обряды?
        — Отроки Света исповедуют имперскую религию Благого Света… за одним исключением — мы не приемлем демоническую магию. Да, есть особые обряды. Старейшины учат нас, как приблизиться к Свету, превратить душу в неугасающий светильник. У нас есть специальные молитвы, медитации и испытания… довольно неприятные. Женщин учат терпению, покорности и стойкости. Мужчин учат не обращать внимание на боль и неудобства, быть твердыми, сильными и сосредоточенными.
        — Занятно. Знаете ли вы, что при подготовке теургов учат тому же самому? Но цели при этом, конечно, ставят другие. И что, получается у старейшин превратить послушников в святых?
        — Плохо. Старейшина Уго утверждает, что Аксель Светлосердный недоволен своими отроками и требует большего усердия. Аксель поведал ему, что все мы убогие ничтожества, и ни один из нас, слабоумных подлецов, не достоин стать новым пророком.
        — Как погляжу, этот ваш святой Аксель изрядный сквернослов и брюзга, даром что сыграл в ящик две сотни лет назад. Ну, довольно на сегодня забавных историй.
        С этими словами господин Дрейкорн поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
        — Начиная с завтрашнего утра работать будете со мной, в моем кабинете в башне. Так я смогу постоянно контролировать вас. Пройти туда можно через ход на галерее в библиотеке за книжным шкафом или через коридор на втором этаже. С полседьмого до восьми — набиваете руку староимперскими прописями. После завтрака и до обеда будете расшифровывать дневник и помогать с другими бумагами и делами — вы все-таки моя личная помощница, и должны отрабатывать свое жалованье полностью. После обеда работаете в библиотеке. После ужина еще час- полтора прописей и урок староимперского. Да, еще вам придется научиться стенографии. Вопросы?
        Я ошалело помотала головой. Он собирался загнать меня в гроб; как я это все выдержу?
        Господин Дрейкорн заметил мой унылый вид и собрался отпустить очередное язвительное замечание, но его прервало появление Кассиуса. Управляющий был взволнован и запыхался, будто поднимался по лестнице бегом.
        — Джаспер, — произнес он, отдуваясь, — ты срочно нужен внизу — доставили клетки с животными.
        Объявление было столь неожиданным, что я решила, что ослышалась. Но нет, господин Дрейкорн поманил меня и велел сопровождать:
        — Идем, Камилла, вам понравится. Вы еще не видели наш виварий в подвале.
        В этом хозяин ошибался, но сообщать ему об этом я, конечно, не стала. Идти в подвал не хотелось, но делать нечего — поплелась следом.
        По пути вполголоса расспросила управляющего, что к чему. Оказалось, капитан брига «Центавр», на котором господин Дрейкорн совершил последнюю экспедицию старшим офицером перед тем, как выйти в отставку и принять наследный титул лорда-архивариуса, доставил в столицу груз экзотических зверей для вивариев имперских теургов. Нескольких жертвенных животных капитан просил временно разместить в виварии господина Дрейкорна; их-то и привезли в особняк.
        Вышли на улицу. Утро выдалось ясное, морозное; руки озябли моментально, холодный ветерок ожег щеки — зима готовилась войти в столицу.
        Небесные Часы переливались белым светом в хрустальном небе. Минуту я стояла, задрав голову и прищурившись — с удовольствием вдыхала свежий воздух, любовалась медленно вращающимися кольцами армилл и сменой причудливых астрологических знаков. Поблекло символическое изображение трехглазой маски, наливался золотом символ рогатого солнца — подходил к концу месяц Мистерий, время праздников, близился месяц Светорода, время покаяния и воздержания.
        У темной каменной стены стоял высокий крытый фургон, подле него суетились крепкие краснолицые люди в морской форме; когда они перебрасывались репликами, из-под закрученных усов вылетали облака белого ледяного пара.
        Запряженные в фургон кони вздрагивали, фыркали, пробовали пятиться — их нервировал груз, который они доставили.
        Из фургона с трудом извлекли несколько больших клеток, закрытых попоной; донеслось глухое, едва слышное ворчание. Клетки водрузили на специальные полозья и потащили спуску к широким подвальным воротам, которые вели в виварий. Во время моих приключений в подвале они были заперты на замок снаружи.
        Господин Дрейкорн отдавал короткие распоряжения. Появился конюх Ирвин, унылый малый неопределенных лет; ворота открыли, клетки покатили вниз. Мы прошли следом.
        Я вступила в виварий и с опасением огляделась. Пол покрыт ровным слоем опилок, ярко-желтых в квадратах света, падающего из окон под потолком. Ни следа длинных деревянных ящиков с оружием бунтовщиков, словно и не было их тут никогда.
        Пока клетки устанавливали, я отошла в сторону, чтобы не путаться под ногами у грузчиков, и вдоль стенки пробралась к двери в углу, обитой железными панелями с выгравированными магическими символами — входу в жертвенный зал, из которого можно попасть в пещеру под корнями мертвого древа Ирминсул. Огляделась — не смотрит ли кто? — и осторожно толкнула панель. Дверь не шелохнулась; ее заклинило в прошлый раз, когда я укрылась за ней от неизвестных людей в подвальном коридоре.
        Досадливо выругалась про себя. Мне нужно вызволить забытый фонарь в пещере; теперь, когда приехал хозяин и обосновался в башне, ход туда оставался один — через жертвенный зал.
        — Эту дверь не открывали лет десять, — пророкотал голос прямо у меня над ухом. Я вздрогнула.
        — Не стоит вам ходить туда, госпожа Камилла, — произнес мой хозяин. — Это зал для ритуалов вызова и жертвоприношений.
        Он взялся за ручку и дернул дверь — ничего не вышло.
        — Странно, — задумчиво произнес господин Дрейкорн. — Ни отец, ни я этим залом не пользовались. Стоит проверить, как там сейчас внутри. Надо бы найти ключ. Пикерн знает, где он.
        Я разволновалась. Если он зайдет туда, то обнаружит остатки разбитого фонаря. Тогда мне точно не поздоровится!
        Тем временем груз занесли внутрь, ворота закрыли. Конюх Ирвин и его новый, незнакомый мне помощник принялись снимать попоны с клеток и осматривать их обитателей. Я завороженно ходила от клетки к клетке вслед за хозяином.
        Увидела двоих саблезубых медведей — крупных, покрытых блестящей бурой шерстью, двух песчаных львов и трех тигров-альбиносов. Все звери сидели, понурившись, или недвижно лежали на боку. Они часто дышали, глаза у них остекленели, у некоторых из пасти вывалился длинный красный язык. Животных чем- то опоили, чтобы перевезти с корабля на сушу без хлопот.
        Внимание привлек зверь странной наружности, который выглядел бодрее остальных. Он расхаживал по тесной клетке из угла в угол и мотал крупной головой с длинной гривой. Походил зверь на помесь льва и тигра и имел странный, серебристый окрас. К своему удивлению я заметила на широком лбу два крупных роговых нароста.
        Подошла ближе.
        — Это полигер, — пояснил господин Дрейкорн, заметив мой интерес, — рогатый лев. Изображен на гербах древнейших родов Аквилийской империи. Теперь в наших землях не встречается. Их жизненная сила чрезвычайно ценится демонами… один полигер стоит не менее пятидесяти человеческих жертв.
        Сначала я не поняла, что он имел в виду, а когда осознала, какая участь ждет животных — похолодела и непроизвольно отступила от господина Дрейкорна на пару шагов.
        Чаще, чем человеческие жизни, в жертву демонам приносят жизни животных. По простым сделкам с низшими сущностями расплачиваются черными петухами, собаками, свиньями и баранами; демоны рангом выше требуют породистых лошадей или экзотических животных.
        У меня задрожали губы, и это не укрылось от зорких глаз господина Дрейкорна.
        — Если собираетесь жить в столице, придется закалить сердце, госпожа Камилла, — произнес он мягче, чем обычно, с ноткой жалости. — Жертвоприношения
        — обычная практика в нашем мире магии. Никто не смотрит на это, как на что-то ужасное. Со временем вы привыкните. Вы же не плачете над судьбой кур, которые попали в ваш суп? Почти все эти животные покинут дом до конца недели. Саблезубых медведей я привез для своего старого учителя, теурга Карадоса. Полигер предназначается для баронессы Леноры Мередит, моей давней… знакомой. Но посмотрите сюда — вот редкий экземпляр.
        В небольшой клетке сидел удивительный зверек размером с комнатную собачку. Он походил на миниатюрного льва, но мордочка с лукавыми глазами и блестящим черным носом напоминала обезьянью. Вместо задних лап — птичьи когти, пальцы на передних лапах ловкие и подвижные, как у человека, к круглым бокам прижаты зачаточные крылья.
        Выглядел он уморительно; с интересом посмотрел на нас, затем резво подскочил к решетке и стал выпрашивать угощение.
        Господин Дрейкорн протянул ему кусок сушеного яблока; зверек зашипел, оскалил острые зубы, отскочил. Серая шерсть на загривке встала дыбом.
        — Животные не выносят теургов, — сухо пояснил хозяин. — Они чувствуют, с какими существами мы имеем дело и чем им платим по договорам.
        Он вложил лакомство мне в руку и жестом предложил угостить зверька.
        — Это альфин. Купил его у одного торговца в Луджере. Считается, что альфины наиболее близки к человеку по интеллекту и жизненной энергии, поэтому стоят бешеных денег. По легенде они обладают интересными способностями — например, могут отыскивать погибших в темном лабиринте, в который солдаты попадают после смерти, и выводят их назад в мир живых. Альфины умеют смеяться, сопереживать, и оплакивать утрату. Они были популярной платой по демоническим сделкам на протяжении первого столетия Эры Магии, и потому альфинов ныне почти не осталось.
        Зверек выхватил яблоко и с удовольствием сжевал. Затем отправился вглубь клетки, что-то принес в миниатюрной руке и вложил мне в ладонь. Подарок оказался погрызенной деревяшкой. Альфин поднес лапку ко рту и почмокал — пригласил угоститься.
        — Нет, спасибо, — сказала я и помотала головой. Тогда альфин засмеялся. Удивительное зрелище! Он смеялся почти как человек, издавая тонкие, хриплые звуки, раскачиваясь от удовольствия. Я не выдержала и засмеялась в ответ, но тут же осеклась.
        — Для кого предназначается альфин? — спросила я господина Дрейкорна, который молча наблюдал за нами.
        — Ни для кого. Торговец содержал животное в ужасных условиях, поэтому я выкупил его. Пока он поживет здесь.
        Ответ немного успокоил. Кажется, веселому зверьку не грозила участь в скором времени отправиться на жертвенный алтарь.
        Маленький крылатый обезьянолев настолько пришелся мне по душе, что я завела привычку наведываться в виварий каждый вечер.
        Подолгу стояла я у клетки с полигером. Величественный, грозный зверь вызывал острую жалость. Он угрюмо ходил кругами по клетке, а когда я пыталась привлечь его внимание, смотрел пустым, безжизненным взглядом.
        С альфином мы подружились очень тесно; я даже дала ему имя — Фаро, в честь пса, который прожил у меня десять лет и ушел прошлым летом.
        Альфин был восхитителен — завидев меня, он хватался за решетку крошечными пальчиками и принимался бормотать на своем языке — то ли рассказывал веселые истории, то ли жаловался на судьбу. Я приносила ему с кухни различные лакомства. Конюх Ирвин отпирал клетку и позволял брать альфина на руки. Зверек карабкался мне на плечо, вытаскивал шпильки и принимался играть с волосами.
        Однажды эту картину застал господин Дрейкорн, который спустился в виварий по какой-то надобности.
        — Не привязывайтесь к нему, Камилла, — велел он/ — Это ни к чему. Не забывайте: животные в виварии — не домашние питомцы.
        Меня словно холодом окатило от его слов; я вернула альфина в клетку и, не говоря ни слова, ушла наверх.
        Прошла неделя. Поначалу работать под неусыпным контролем хозяина оказалось сложно, и не только от того, что он завалил меня работой. В его присутствии я испытывала тревогу и скованность, и от того путалась, терялась, допускала промах за промахом. Было в нем что-то такое, что подавляло и нервировало; может, я испытывала к теургу те же чувства, что животные в виварии. Во всяком случае, ничего подобного в присутствии других людей я раньше не ощущала. У меня кожа покрывалась мурашками, когда он оказывался слишком близко или когда я ловила на его взгляд — глаза черные, пронзительные, а на дне словно лава кипит. С непривычки каждый раз приходилось собираться с духом, чтобы спокойно посмотреть ему в лицо.
        Во время своего первого рабочего дня в башне я допустила промах. Рано утром явилась в библиотеку, собираясь оттуда пройти в хозяйские покои, как было приказано. Господин Дрейкорн уже ждал у скрытого прохода на галерее, безукоризненно одетый и выбритый, несмотря на ранний час.
        — Идите сюда, — позвал он меня, — Я покажу вам, как открыть проход за этим книжным шкафом. Отсюда вы попадете в башню быстрее, чем через коридор.
        Я прекрасно знала, как работает потайной рычаг, но покорно кивнула и последовала за ним.
        Мы прошли в башню.
        — Кабинет на втором ярусе. Спускайтесь по лестнице и ничего не трогайте. Ни в коем случае не касайтесь веток и ствола дерева.
        Он шел следом — я спустилась, и сразу направилась к массивному письменному столу, который заметила, когда тайком пробралась в хозяйские покои. Выложила на стол принесенные бумаги, книги и письменные принадлежности, огляделась.
        Хозяин наблюдал за мной с выражением легкого подозрения. Я похолодела — от него не укрылось, что шла я уверенно, зная, куда иду, и по сторонам лишний раз не глазела. Догадался или нет, что здесь я не в первый раз?
        Если и догадался, подозрения пока оставил при себе. Велел приступить к работе, сам занялся письмами и бумагами, сидя за другим концом стола.
        Во время работы господин Дрейкорн со мной почти не разговаривал; хмурился, шелестел документами с черной печатью имперской канцелярии, время от времени беззвучно прихлебывал кофе с невообразимым ароматом. Как можно такое пить? Крепкий, пряный запах муската, гвоздики и кардамона щекотал ноздри и мешал сосредоточиться.
        Спустя два часа господин Дрейкорн изволил отложить документы и подсел ко мне — проверить работу. Придирался куда меньше, чем накануне, даже скупо похвалил. Объяснил, что делать дальше, затем ушел, оставив меня в башне одну.
        Я быстро вскочила, сладко потянулась. С непривычки болели глаза, рука и спина. Обошла кабинет, приблизилась к покрытым блестящей черной корой ветвям и стволу Ирминсула. Смело провела рукой по узорным трещинам на древесине. Я уже не раз делала это, ничего страшного не произошло. Что за глупый запрет?
        Дерево было точно таким же, как и несколько дней назад. Первобытное, странное, застывшее в веках, и совершенно мертвое. Никакой пульсации под корой я не ощутила — выходит, ранее это мне почудилось или было пустой фантазией.
        Разумеется, хозяин выбрал этот самый момент, чтобы внезапно вернуться в кабинет. Я отдернула руку и метнулась на место, но было поздно.
        Господин Дрейкорн ничего не сказал, но кинул такой взгляд, что сердце зашлось от тревоги — успел он заметить, как я касалась дерева, или нет?
        В конце дня, когда у меня от усталости онемела рука и двоилось в глазах, господин Дрейкорн внезапно предложил:
        — Хотите осмотреть башню?
        Я с готовностью согласилась.
        Осмотр начали с мастерской на первом ярусе. Я неторопливо прошлась среди верстаков и шкафов, бросая косые взгляды на люк в полу, который вел в жертвенный зал. В голове рождались планы очередной тайной вылазки в подвал.
        Господин Дрейкорн шел за спиной, коротко пояснял, для чего предназначались те или иные инструменты. Я задавала вопросы, он отвечал охотно. Хозяину понравился мой интерес к его увлечению механизмами домагической эпохи — он даже мимолетно улыбнулся пару раз.
        Однако стоило приблизиться к мощному стволу дерева, уходящему в каменную кладку, господин Дрейкорн посуровел и вновь напомнил:
        — Не касайтесь коры, госпожа Камилла, это небезопасно.
        Я собралась с духом, повернулась, решительно заглянула ему в лицо и спросила:
        — Почему? Чем вызван этот запрет? Какую опасность может таить в себе мертвое дерево?
        Господин Дрейкорн присел на край верстака, сложил руки на груди и огорошил встречным вопросом:
        — Последним хозяином живого дерева Ирминсул был маг Альдо Торквинус. Если помните, он погиб на костре инквизитора Аурелиуса. Хотите знать, как именно он умирал?
        Знать этого я не хотела. После рассказов о древних магах мне снились кошмары. Я догадывалась, что история о смерти Торквинуса окажется ужасней прочих, и лучше бы ничего о ней не слышать.
        Но что поделать — нехотя кивнула.
        — В Ночь углей погибло триста человек. Костры разожгли на Драконовом мосту, на набережной и на специальных лодках, спущенных в воды Киенны. Крики несчастных слышали даже на окраинах — звук по воде распространяется далеко.
        Но Торквинус не кричал. Он не чувствовал боли от ожогов. Он спокойно стоял в огненном вихре, осыпал инквизитора Аурелиуса проклятиями, поочередно взывал то к Свету, от которого отвернулся, то к демонам, которые отвернулись от него. Лицо его было искажено гневом, яростью, но не мукой.
        Огонь объел его кожу, тело почернело и скрючилось, сквозь обугленную плоть виднелись кости — Торквинус продолжал жить, двигал головой, руками, беззвучно открывал рот. Когда на следующий день вигиланты пришли убрать останки погибших, они в ужасе бросились прочь от кострища Торквинуса. Палачи утверждали, что обгоревший остов, наполовину превратившийся в угли, продолжал шевелиться в цепях и схватить палачей похожей на головешку рукой.
        Я содрогнулась и произнесла:
        — Какая страшная история, господин Дрейкорн. Из-за нее сегодня мне придется спать со светом. Умоляю, не надо больше подробностей. И причем здесь дерево?
        Хозяин усмехнулся.
        — Именно дерево Ирминсул не давало Торквинусу, своему хозяину, спокойно уйти в мир иной. Оно продолжало вливать в него жизнь, пока не само не погибло — как вы знаете, на утро после казни дерево нашли засохшим и мертвым.
        Видите ли, магия имеется не только в мире демонов. В нашем мире есть особая сила — не люблю называть ее магией, потому что это, скорее, неизученные потоки образов, информации, сокрытых пока знаний, которыми можно воспользоваться, чтобы менять себя и окружающий мир по своей воле, к лучшему или к худшему. Натуралисты и философы домагической эпохи неплохо продвинулись в исследовании этой силы. Однако, когда были заключены пакты с демонами, человеческая наука отправилась на свалку. Так называемую «природную магию» объявили смертельно опасной, а ее изучение запретили — государство не терпит конкуренции на магическом поприще и не желает, чтобы граждане империи знали больше, чем нужно.
        Дерево Ирминсул принадлежит к давно исчезнушей породе деревьев, которые высоко ценились людьми, практикующими «природную магию» — теми, кто пытался овладеть потоками силы и знаний.
        Ирминсул выбирает хозяина и образует с ним тесную связь — натуралисты называли ее «сожитие»: два организма существуют, как одно целое, принося друг другу пользу. Дерево отдает своему хозяину магическую энергию земли, от него же берет толику жизненной силы. Да, той самой, которую так ценят демоны. Дерево может сделать своего хозяина почти бессмертным, как мага Торквинуса, а может и наоборот — выпить досуха, если человек теряет контроль. Мы не знаем точно, как создается связь между человеком и Ирминсулом, и можно ли возродить его к жизни. Он обходился без хозяина двести лет и может быть смертельно опасным. Отсюда и запрет — к дереву Ирминсул не стоит приближаться, чтобы случайно не оказаться в его власти.
        Господин Дрейкорн подошел к выступающему из каменной кладки стволу и, вопреки собственным словам, положил ладонь на черную кору.
        — Ирминсул спит или умер. Точно неизвестно. Не знаю, хотел бы я стать его хозяином или нет. Я теург — учитывая мою связь с демонами, с магией, принесенной к нам из другого мира, результат такого союза может оказаться неожиданным.
        Я была озадачена. Подспудно я жалела дерево, мечтала, чтобы оно возродилось к жизни — в голову не приходило, что оно может быть опасным. Ни за что к нему больше не притронусь. Магией я сыта по горло. Не надо мне никакой, ни природной, ни демонической.
        Оставшуюся часть башни я осмотрела быстро, вопросов больше не задавала, и всячески торопилась распрощаться и уйти к себе. День выдался сложным, хотелось скорее упасть в кровать и дать отдых усталым глазам.
        Последующие дни оказались не легче. Одно хорошо — господин Дрейкорн все чаще оставлял меня в башне одну, а сам уезжал в город или занимался делами в других частях особняка.
        Возвращаясь вечерами к себе, я не раз заставала хозяина в где-нибудь в коридоре с инструментами в руках, в кожаном рабочем переднике, рукава рубашки закатаны. Он сосредоточенно возился с проводкой и механизмами, умело отлаживал свои творения, приводил в порядок «мускулы», «нервы» и «сердце» дома. Тогда я пряталась за углом или в тени изваяния и с интересом наблюдала за его отточенными, выверенными движениями.
        Теург словно проводил неведомые ритуалы. Капризные механизмы быстро подчинялись его воле и умениям: оживали стрелки барометров и датчиков, приходили в движение шестеренки, вспыхивали светильники в медных клетках, начинали гудеть тепловоздушные трубы.
        Однажды, когда я устроилась за дверями зала, чтобы понаблюдать, как хозяин возится с «механическим сердцем», он заметил меня, выпрямился, резко окликнул и велел подойти. Я нерешительно приблизилась, гадая, что получу на этот раз — очередной сухой выговор или трудное поручение.
        — Не заняты, госпожа Камилла? Мне нужна помощь. Идите сюда. Ближе, ну! Стойте тут. Хорошо. Будете подавать инструмент.
        Теург коротко кивнул в сторону раскладного деревянного ящика, в котором в идеальном порядке были разложены железяки всех мастей, отвернулся, не дожидаясь моего ответа, и бесстрашно запустил руки по локоть в середину хитросплетений непрестанно движущихся латунных деталей.
        Я внезапно оказалась в центре шума, стука и шипения пара. Ухало, лязгало, грохотало. От страха на миг зажмурилась, потом решительно открыла глаза. Вовремя
        — хозяин коротко произнес:
        — Подайте накидной ключ на три четверти дюйма.
        После секундной заминки добавил:
        — Он в отделении номер «семь», с клеймом завода Шерта в виде звезды.
        Кинулась к ящику и, торопясь, отыскала нужное отделение — кажется, эта штука и есть то, что нужно.
        Слегка волнуясь, подала. Хозяин взял не глядя, коротко кивнул и принялся ловко отвинчивать ржавую деталь.
        — Масленку. Ветошь. Разводной ключ Партокса из отделения «три». Вон ту насадку из отделения «шесть», будьте добры.
        Меня охватил азарт: это было похоже на игру, где я старалась как можно быстрее отыскать нужную вещь по описанию и ловко ее подать, не мешаясь и не отвлекая. Господин Дрейкорн принялся разъяснять, что именно он делал в каждый момент, и называть детали, которые грохотали и двигались, как живые. Названия звучали не хуже хитроумных заклинаний из старинных фолиантов: золотник, кривошип, эксцентрик, крейцкопф…
        Наконец, работа была закончена. Господин Дрейкорн выпрямился и осторожно закрыл стеклянную дверь. Я зачарованно наблюдала, как хозяин энергично вытирает тряпкой испачканные маслом руки, расправляет рукава рубашки и застегивает манжеты. Следует признать, руки у него были красивые, хоть и не аристократические — с крепкими запястьями, широкими ладонями, длинными, сильными пальцами. Предплечья и тыльная сторона кистей покрыты темными короткими волосками, на внутренней стороне заметны несколько шрамов.
        Аристократу или теургу такие руки иметь не пристало. У теургов ладоши были нежными, холеными, на пальцах гроздья перстней, а ногти они красили в черный или синий цвет.
        «У теургов руки по локоть в крови» — повторяли старейшины в общине; у столичных жителей эта присказка тоже была в ходу. Господин Дрейкорн наверняка ловко обращается не только с инструментами, но и с ритуальными ножами. Подумав об этом, я посмотрела на сильные запястья и пальцы хозяина с иным чувством: по коже пробежал мороз.
        Господин Дрейкорн стоял рядом, возвышался надо мной, подавлял. Грудь сдавило тревожное, вызывающее неловкость чувство с оттенком неизвестно откуда взявшегося стыда, которое всегда сковывало меня в присутствии хозяина. Усилием воли я приказала себе расслабиться, вести себя естественно, не показывать, что его общество неприятно.
        — Благодарю за помощь, госпожа Камилла. Из вас выйдет толк — руки у вас быстрые, глаза внимательные, слушать и выполнять приказы вы умеете.
        Я улыбнулась — криво, через силу. Хозяин это заметил, нахмурился и произнес:
        — Что такое? Вы чем-то расстроены? Или просто устали? Знаю, я загрузил вас работой без меры, да и характер у меня не мёд. Придется потерпеть — результаты нужны в короткий срок. Кассиус оказался прав, найти вам замену пока не получается, а впереди ждут задания посложнее. Завтра разрешаю отдохнуть до обеда. Хорошенько выспитесь, прогуляйтесь в императорском парке.
        — Господин Дрейкорн, внизу дожидается посетительница, — раздался гулкий голос дворецкого, который в этот момент поднимался по лестнице. — Это баронесса…
        — Ленора Мередит собственной персоной! — прервал дворецкого другой голос
        — звучный, грудной.
        Из-за спины оторопевшего Пикерна появилась дама. Высокая, фантастически красивая, с хищным профилем и ярко-красными пухлыми губами. Одета дама была в платье сложного покроя из дорогой муаровой ткани, которую, судя по причудливому отражению света на змеином узоре, создали на мануфактуре, использующей демоническую магию.
        Дама не была теургом, но дарами магии пользовалась много и охотно. Ее прекрасную шею и обнаженные запястья обвивали удивительные украшения: изумрудные и сапфировые бусины медленно парили, двигались по сложным орбитам подле смуглой кожи, безо всяких нитей или цепочек. Бусины мелькали и в пышной копне рыжеватых волос, рассыпались каплями, когда дама резко поворачивала голову, затем прятались в локонах. За спиной у баронессы колыхалась темная тень — бес-лакей ждал приказов.
        — Не стала томиться в комнате для посетителей, милый Джаспер, — проворковала баронесса, — решила прокрасться за дворецким, чтобы заглянуть в укромные уголки этого удивительного особняка. Давно мечтала это сделать!
        — Добрый вечер, Ленора, — произнес господин Дрейкорн, торопливо накидывая сюртук. Я глянула на хозяина и не узнала его. Куда делся суровый, пронзительный взгляд, нахмуренные брови, жесткие складки на лбу и возле рта? Черные глаза смотрели на баронессу мягко, призывно — словно гипнотизировали, на губах появилась ласковая усмешка, от которой растаяло бы даже сердце Аней, самой черствой сестры-кастелянши общины Отроков Света.
        «Ага, — смекнула я. — Вот, значит, каким вы бываете в обществе красивых дам, господин Дрейкорн. Вы умеете быть любезным. Жесткий и неприветливый нрав вы демонстрируете только своей помощнице».
        Дама тем временем с любопытством оглядела «механическое сердце» дома, слегка наморщила орлиный нос и снисходительно произнесла:
        — Странное увлечение для теурга второго ранга, Джаспер. Примитивные механизмы без капли магии! Разменяли четвертый десяток, а забавы у вас мальчишеские. Ну, ну, не обижайтесь. Знаете ведь, я всегда говорю правду. Скажу ее и сейчас: я впечатлена. Да, да! Из всех знакомых мужчин только вы умеете работать руками, как простолюдин. О, это по-своему восхитительно!
        Дама приблизилась к господину Дрейкорну и запросто потрепала по щеке. Тот поймал изящную смуглую кисть и почтительно коснулся губами.
        — Я приехала за полигером. Идем же скорее в виварий. Он нужен мне срочно!
        Не представляете, что мы придумали с Кордо Крипсом. Я пристрою к своему особняку вертикальную открытую оранжерею! Растения будут спускаться каскадами, как в сказочных висячих садах королевы Мод. Они будут оставаться зелеными даже зимой, в лютый мороз. Крипе обещал, что создаст со своим демоном «тепловую штору» — так назвал он это демоническое творение. Стоить будет немало, но, к счастью, я могу себе это позволить. В прошлом месяце на судебном аукционе приобрела двадцать преступников, приговоренных к алтарю — вместе с полигером должно хватить. Крипе заключил сделку с новым демоном, который не так привередлив, как предыдущий.
        Господин Дрейкорн слушал молча. Тут дама заметила меня и вопросительно подняла брови. Хозяин коротко представил нас друг другу.
        — Баронесса Ленора Мередит. Камилла, моя новая помощница и библиотекарь.
        — Вы решили поддаться всеобщей прогрессивной моде и завести себе девушку- секретаря? — недоуменно заметила дама. — Милое дитя, но почему именно она? И почему так странно одета? Вы могли найти кого-нибудь… поимпозантнее.
        — Вы же знаете, Ленора, что я недавно принял титул лорда-архивариуса, и теперь вынужден возиться со старыми документами. Пришлось променять секстант, морской воздух и палубу «Центавра» на тесные книгохранилища и бумажную пыль императорских архивов… Камилла переводит с древних наречий и владеет каллиграфией. Очень способная девушка. Приехала в столицу недавно.
        — Восхитительно, — дама потеряла ко мне интерес и отвернулась. — Идем же вниз. Прошу, помогите отвезти полигера и переговорить с Крипсом. Когда он торгуется, бывает несносным пройдохой, но вас побаивается. Потом поужинаем вместе, сходим в театр.
        Господин Дрейкорн и баронесса двинулись вниз по лестнице. Я глядела им в спины, задыхаясь от ненависти и возмущения. Висячая оранжерея! Вот за какой каприз отдаст жизнь на алтаре прекрасный и печальный рогатый лев!
        Жестокая аристократическая стерва с мозгами, как у павлина. Ну и возлюбленную выбрал себе гран-мегист Дрейкорн! То, что моего хозяина и баронессу связывали особые отношения, сомнений не было.
        Ладно. Хозяин будет отсутствовать весь вечер, а может и ночь, и я этим воспользуюсь. Самое время навестить подвал в третий раз.
        Я затаилась у окна и проследила, как клетку с несчастным полигером погрузили в блестящий шестиколесный экипаж с фургоном на магическом ходу. Господин Дрейкорн и баронесса отбыли восвояси.
        Теперь никто не помешает. Пора идти вызволять фонарь. Утром хозяин справлялся у дворецкого о ключе от ритуального зала. Нужно уничтожить следы, которые я оставила раньше во время вылазок. Новые неприятности мне ни к чему.
        В кабинете в башне разыскала форменный морской кортик хозяина. Удобная костяная рукоятка, длинное, острое лезвие. Прекрасное оружие, ничуть не уступает пикам и крюкам муниципальных чистильщиков. Будет чем проколоть панцирь излишне ретивых диплур, если решат познакомиться поближе.
        Еще одного электрического фонаря не нашлось, пришлось прихватить обычный керосиновый светильник.
        Спустилась в мастерскую и секунду постояла над люком, собираясь с духом перед третьим визитом в потайную пещеру.
        Три — особое число, роковое. Подводит итоги и ставит точку. Первый и второй визит в подвал привели к неприятным открытиям и последствиям. Как знать, что случится сегодня?
        С привычной уже сноровкой я сдвинула тяжелый люк и спустилась по винтовой лестнице. Зажигать лампу пока не стала: света, падающего сквозь открытый люк, хватало, чтобы отыскать и собрать останки фонаря, погибшего в ритуальном зале. Долго ползала среди скрюченных, похожих на дохлых змей корней и собирала осколки линзы и мелкие детали, потом завернула обломки в тряпку — наверх не потащу, припрячу в пещере среди корней.
        Время от времени я вздрагивала и поднимала голову. Сегодня в жертвенном зале было особенно неуютно. Теперь, когда я больше знала о страшной истории этого дома, постоянно мерещился чей-то недобрый взгляд из темного угла, а боковое зрение ловило скользящие бесформенные тени.
        Подошла к двери в виварий и прислушалась: тихо. Всех крупных животных давно забрали теурги, которым они предназначались. Сегодня пришел черед и рогатого льва. Теперь в виварии остался лишь весельчак альфин. Я встрепенулась — вспомнила, что забыла проведать его вечером.
        А вдруг господину Дрейкорну так застило мозги любовным туманом, что он подарил Фаро баронессе в придачу к полигеру? У меня перехватило горло. Я прильнула губами к щели между стальной панелью и косяком и негромко позвала:
        — Фаро! Фаро! Ты еще там?
        В ответ донеслось едва слышное знакомое бормотание. От сердца отлегло.
        Не стоит больше мешкать, надо спускаться в пещеру под корнями Ирминсула. Зная, какую опасность таило дерево, я не хотела лишний раз касаться корневища, но иначе пробраться по узкому лазу было невозможно.
        Натянула краги и прислушалась, ожидая различить знакомое потрескивание и шорохи, которые издавали мириады раздвоенных хвостов и членистых ног. Странно, но в этот миг тишину ничто не нарушало.
        На пол подкорневой пещеры я ступила с осторожностью. К запаху земли, плесени и сырости примешивался знакомый легкий аромат чеснока и мяты.
        Огляделась, запалила лампу. Свет от нее был слабее, чем от электрического фонаря, и углов пещеры не достигал. Диплур видно не было. Знаю: затаились, выжидают.
        Я осторожно двинулась вперед, разыскивая второй фонарь, забытый в прошлый раз на обломке корня.
        Нога зацепила за что-то, раздался лязг; я облилась холодным потом и схватилась за сердце.
        Оказалось, жестяная банка, в которую я когда-то насыпала свой вонючий порошок, что так пришелся по вкусу диплурам, вместо того, чтобы отпугнуть их. Но где же сами диплуры?
        Одну тварь я заметила, когда в зыбкий круг света от керосиновой лампы попал, наконец, забытый электрический фонарь. Белое уродливое тело притаилось рядом.
        Я удобнее перехватила кортик и шагнула ближе. Диплура не пошевелилась; что- то странное было в ее позе.
        Осторожно нагнулась и пригляделась: пустой хитиновый панцирь, оболочка крупной твари размером в полтора локтя.
        Никого больше. Сложно поверить, но страшные обитатели покинули пещеру.
        Осмелев, я заглянула во все уголки и щели, поискала среди корневищ, раскидала носком туфли кучки трухи и опилок. Ни одной твари! Сгинули все до единой — от моего порошка, или по другой причине, неважно. Их нет, а значит, стоит попробовать добыть заветную шкатулку.
        На этот раз воспользовалась кортиком — осторожно просунула кончик в щель между стенкой шкатулки и корневищем, поскребла древесину, покачала, попробовала подцепить угол. Затем осторожно, не снимая краг, потянула за край — шкатулка послушно скользнула наружу и оказалась в моих руках.
        Была она чуть побольше ящичка для сигар, что стоял в кабинете управляющего, и изготовлена из какого-то черного металла. На крышке камешками выложен узор. Часть камней потускнела, часть пропала, поэтому определить очертания узора не удавалось.
        Я попробовала откинуть крышку — та легко поддалась.
        Внутри, на черной бархатной подушечке, лежал ключ. В недоумении я вытащила его из гнезда и повертела в руке. Ключ имел причудливую головку — широкую, спаянную из нескольких колец, складывающихся в ассиметричный узор. Что-то он мне напоминал, но что именно — угадать не получилось.
        Еще одна загадка! Вот ключ. Где же замок? Конечно здесь, в особняке «Дом-у- Древа». Нужно его отыскать.
        Медленно положила ключ назад в шкатулку, шкатулку поместила на прежнее место — в щель между корневищами.
        Мне шкатулка не принадлежала; оставлю найти ее владельцу дома. Я же буду держать глаза открытыми и искать замок, к которому подойдет таинственный ключ. Бородка ключа имела характерные очертания. Я узнаю скважину, когда увижу ее.
        Пора возвращаться. Выпрямилась — слишком резко — внезапно пришла дурнота, такая сильная, что я не устояла на ногах. Упала на колени, непроизвольно схватилась за изогнутое корневище. К горлу подкатила тошнота, в глазах помутнело, я сползла на бок и потеряла сознание.
        … Когда очнулась, керосина в лампе осталось немного. Я пролежала в пещере довольно долго. Голова гудела, в ушах звенело, перед глазами прыгали черно-белые точки, в горле скопился ком желчи. Руки и ноги дрожали.
        Что произошло? Усталость и переживания взяли надо мной верх или же… случилось то, о чем предупреждал господин Дрейкорн?
        Я в ужасе покосилось на чернеющие переплетения корневищ, образующие массивный ствол Ирминсула. Немыслимо древнее дерево стояло здесь, когда ни особняка, ни даже Аэдиса не было и в помине. За столетия оно видело многое; его корни оплетали жертвенный зал у меня над головой, а значит, пили кровь тысяч людей и животных. Ирминсул дарил силы, но мог и лишить их, иссушить, убить своего хозяина.
        Стало страшно. Случись что, никто не найдет меня в этой пещере. Вернутся диплуры и обглодают труп. Мой скелет будет одиноко белеть среди корней многие десятилетия или даже века.
        Кое-как поднялась на ноги и побрела к лазу. Карабкаться наверх было невыносимо трудно. Руки и ноги ослабели, и я чуть не выронила оба фонаря.
        Наконец, жертвенный зал. Винтовая лестница в башню — каждая ступенька давалась с трудом. Когда задвигала тяжелую крышку люка, почти свалилась в обморок второй раз, но ничего, обошлось.
        В мастерской пришлось опуститься на табурет и посидеть немного. Очень хотелось кофе — сейчас я бы выпила даже тот ужасный напиток, который так любил хозяин.
        Наконец, ноги перестали дрожать, в голове прояснилось. Я поднялась, кое-как отряхнула платье, покосилась на ствол дерева, занимавший большую часть помещения — выглядело дерево как обычно, мертвее мертвого.
        Поднялась на второй ярус, водрузила на письменный стол тяжелые фонари, чтобы дать отдых рукам — и тут же услышала шаги — кто-то спускался с третьего яруса, из спальни. Нет, только не он, не сейчас! Но хозяин уже появился на лестнице и недоуменно уставился на меня. Опять попалась! Словно сама судьба постоянно заставляет играть с ним в кошки-мышки. Ну, сейчас придется жарко.
        — Камилла?! Что вы здесь делаете так поздно?
        Я постаралась придать лицу бодрое и простодушное выражение.
        — Простите, что вторглась в башню без вашего ведома. Я кое-что оставила здесь… утром. Не знала, что вы уже вернулись.
        Господин Дрейкорн спустился и подошел ко мне. Он был без сюртука, в черных брюках и белой строгой рубашке с расстегнутым воротом, в руках шелковый шейный платок — видно, зашел переодеться перед тем, как сопровождать баронессу в театр. Лицо хозяина было привычно суровым, подозрительным и слегка недовольным. Вернулись жесткие складки у губ и нахмуренные брови — еще бы, его разряженной красотки тут нет, только я, к чему улыбаться и стараться быть приятным своей помощнице?
        — Что именно вы здесь оставили?
        — Книгу. Хотела почитать перед сном.
        — И где она?
        — Не нашла.
        — Зачем вы притащили с собой этот фонарь? И керосиновую лампу?
        — Хотела потом сходить в восточное крыло.
        — На ночь глядя? Что вы там забыли?
        — Я люблю там гулять… по картинной галерее.
        — С двумя светильниками одновременно?
        — У фонаря села электрическая банка.
        — Почему у вас к поясу прицеплен мой кортик? Он-то вам для чего?
        — Разрезать страницы в книге, — пояснила я, теряя уверенность и чувствуя себя все более глупо. — Мой нож для бумаги тоже куда-то делся.
        — Вы в курсе, что разрезать страницы трехгранным двенадцатидюймовым лезвием ужасно неудобно?
        — Вот как? Не знала. Надо попробовать, вдруг у меня получится то, что не получается у вас.
        — Все вы врете, — внезапно объявил хозяин, хмурясь еще сильнее и прожигая меня глазами, — Неумело врете, но уличить вас пока не могу. Камилла, признайтесь по-хорошему, что вы затеяли или натворили?
        — Не в чем признаваться, — мой голос звучал спокойно, хотя внутри я обмирала от тревоги.
        Хозяин еще секунду терзал пронзительным, недоверчивым взглядом. Подошел ближе. Еще шаг, и еще. Я попятилась, уперлась в стол. Теперь господин Дрейкорн стоял совсем близко. Я почти уткнулась носом в тонкую ткань рубашки, под которой на широкой груди бугрились мускулы. Горло сжала паника, следом словно накатила горячая, душная волна. Стало трудно дышать. Подняла голову, уперлась взглядом в квадратную челюсть, окаймленную узкой полосой черной поросли, такой колючей на вид, что даже в животе щекотно стало. Я невольно охватила себя руками и поежилась.
        — Вы шустрая особа, госпожа Камилла, — наконец медленно произнес господин Дрейкорн. — Смелая, и себе на уме. Руки чешутся вытрясти из вас правду. Хорошо. Скоро вам выдастся возможность проявить смелость и прыть в одном весьма трудном деле. Посмотрим, как вы себя покажете.
        Затем отступил, разрешая уйти. Я протиснулась мимо него боком, пошла было к выходу, но у двери остановилась, повернулась, бесстрашно посмотрела хозяину в глаза — хотя внутри все сжалось — и спросила:
        — Вы отвезли полигера баронессе? Когда он умрет?
        Господин Дрейкорн вздохнул и ответил намеренно жестким тоном:
        — Не знаю. Не интересовался. Камилла, еще раз повторю — не стоит привязываться к жертвенным животным. В виварий больше не ходите. Сейчас отправляйтесь к себе. Фонари оставьте здесь. И кортик тоже.
        Я припустила прочь со всех ног.



        Глава 10 Cклеп императора Тебальта

        Удивительно, как щедра на неприятные сюрпризы жизнь. Скрываться бесполезно: судьба ловко подбрасывает их именно на том пути, который мы выбираем, стремясь избежать тревог.
        После вчерашней вылазки я дала себе слово быть тише воды, ниже травы, в новые авантюры не ввязываться, от любых подземелий и подвалов держаться как можно дальше.
        Но не мне было решать.
        — Сегодня ночью мы совершим небезопасную и незаконную вылазку. Вы и Кассиус отправитесь со мной в старинный склеп, — не допускающим возражения тоном заявил хозяин.
        Я оторвалась от текста, который переписывала, и молча вытаращилась. Господин Дрейкорн глянул в ответ чуть насмешливо, постукивая кончиками пальцев по столу в ожидании ответа.
        — Надеюсь, вам понравится это маленькое приключение, госпожа Камилла. Прекрасный повод показать смелость и прыть, коих у вас хоть отбавляй.
        Мало у кого приглашение посетить склеп вызовет радостные эмоции. Вот и сидящий на малым письменным столом управляющий застонал и бросил на стол перо.
        — Прошу, только не это, — с показным страданием воскликнул Кассиус. —
        Опять тащиться в тьмой забытую дыру, чтобы рыться среди полусгнивших книг по колено в сырости, плесени и нечистотах. После нашей экспедиции в заброшенный склад в катакомбах я месяц не мог избавиться от насморка. Теперь ты, наконец, решился навестить усыпальницу императора Тебальта. Друг мой, прошу, не стоит. Добром это не кончится. Страшно представить, что нас там ждет.
        Господин Дрейкорн пожал широкими плечами.
        — Будет тебе стенать. Я убил уйму времени, сил и денег, чтобы найти недостающие книги. Известно, где хранятся еще несколько. Я должен их заполучить. Добыть все страницы дневника Аурелиуса исключительно важно.
        В голосе господина Дрейкорна зазвучала сталь, в глазах появился непреклонный блеск.
        Не понравилось мне это. Я впервые увидела доселе неизвестную сторону характера моего хозяина: упрямство, граничащее с одержимостью, желание достичь цели любыми средствами.
        Далось ему это поручение императора! Я-то думала, что задачу собрать страницы утраченного дневника инквизитора Аурелиуса он видит как неприятную и скучную обязанность: выходит, ошибалась.
        — Что за необходимость вести нас в какой-то склеп? — поинтересовалась осторожно.
        — Как вы знаете, госпожа Камилла, хитроумный Филион Кастор разобрал дневник инквизитора по страницам, а страницы спрятал в книги из своей библиотеки, которые пометил особым знаком: всего сто тридцать помеченных книг из более двух тысяч томов. За два столетия коллекция его разбрелась по свету, лишь малая часть осталась в особняке «Дом-у-Древа». Когда отец раздобыл записки Кастора и узнал правду, он доложил императору и принялся возвращать книги Небесного механика. К счастью, у нас есть полный список заглавий. После смерти отца продолжить это занятие доверили мне. В поисках я не только осаждал антикваров и книготорговцев. Пару раз пришлось отважиться на приключения, о которых даже вспоминать не хочется. После казни Кастора десять ценных магических книг из его коллекции достались императору Тебальту «Первопроходцу» — тому самому, кто заключил Первый пакт с демонами. Книги эти по его воле положены вместе с ним в усыпальнице императоров на пятом подземном уровне Адитума. Вот туда-то мы и направимся. Ночью, потайным путем, не привлекая нежеланного внимания.
        — Вы что, собираетесь обокрасть склеп?
        — Нет. Только забрать спрятанные в книгах листы дневника — если они там есть, конечно. Поэтому понадобятся ваши глазки с их способностью видеть тайный знак Кастора.
        — Уж лучше бы вам стащить эти книги, — произнесла с тоской, — а я потом пролистаю их в библиотеке.
        — Как вы можете предлагать такое, госпожа Камилла! — воскликнул хозяин с упреком, в глазах насмешливый блеск. — Во-первых, я не расхититель могил. Во- вторых, вынести эти книги невозможно. Когда увидите, поймете, почему. Вам придется работать на месте. И очень быстро. Времени будет в обрез.
        — Кажется, задание непростое, — пробормотала я.
        Хозяин кивнул.
        — В точку. Сегодня после ужина отдыхайте. Советую поспать — ночь проведем вне дома. Подготовьтесь.
        — Как подготовиться?
        — Нужна удобная, теплая одежда. Пригодится бесшумная обувь — никаких каблуков. Что вы смотрите на меня возмущенно? Я сразу сказал — моему помощнику придется не только сидеть в библиотеке, развалясь в удобном кресле. Вините Кассиуса в том, что он не нашел подходящего кандидата.
        Остаток дня я нервничала. Уснуть не получилось — днем спать не привыкла, впустую провалялась на кровати, рисуя себе всякие ужасы. Задремала, когда солнце уже садилось; проснулась от стука и голоса дворецкого, взывающего из-за двери.
        — Госпожа Камилла! Поторопитесь!
        За окном черным-черно. Поднялась, умылась ледяной водой, начала собираться.
        Удобная одежда! Где мне было ее достать?! Надела обычное платье, накинула теплую шаль и отправилась в покои хозяина.
        Меня уже ждали. Господин Дрейкорн и Кассиус подготовились основательно. На хозяине был тот самый наряд искателя приключений, в котором я увидела его в первый раз: высокие ботинки, брюки из грубой ткани, тяжелое непромокаемое пальто, на глаза надвинут котелок. Увидела бы такого типа на улице — не подумала бы, что передо мной аристократ и теург.
        Кассиус надел щегольскую двубортную куртку из плотного сукна, облегающие бриджи со штрипками и высокие сапоги из мягкой кожи. За спиной у него висел походный мешок, в котором лежало что-то мягкое и тяжелое.
        При виде меня господин Дрейкорн выругался:
        — Тьма побери, Камилла, вы собрались лезть в катакомбы в этом долгополом одеянии? У вас что, другой одежды нет? Брючный костюм, в конце концов? Их сейчас носят все дамы. Даже у Леноры — я говорю о баронессе Мередит — есть несколько таких.
        — А у меня нет, — парировала я гневно.
        — Вот дьявол. Кассиус! Ты ниже меня и уже в плечах: одолжишь Камилле что- нибудь из своего гардероба?
        Кассиус окинул мою невысокую фигуру критическим взглядом:
        — Плохая идея, Джаспер.
        Внезапно в разговор вмешался дворецкий.
        — Думаю, могу помочь — у меня в комнате есть одежда младшего сына. Сегодня принесли от прачки. Мейс ростом с госпожу Камиллу. Я дам его куртку и брюки, если позволите.
        — Весьма обяжете, Пикерн. Прошу, поторопитесь.
        Десять минут ждали в напряженном молчании, пока Пикерн ходил в свою комнату. Господин Дрейкорн сорвал с головы котелок, рухнул в кресло, вытянул длинные ноги и насупился. Наконец, дворецкий вернулся. В руках у него был тюк с одеждой.
        Хозяин велел отправиться наверх в его спальню и переодеться. Кипя от возмущения, я подчинилась.
        Кое-как натянула брюки на широких помочах, серую рубашку и теплую суконную курточку. Брюки оказались узки в бедрах и слишком длинны. Рубашку и куртку еле удалось застегнуть на груди, ткань сильно натянулась. Оказалось, что за месяц сытой жизни в доме лорда-архивариуса мое тело округлилось и потеряло подростковую худобу. Зеркала в спальне хозяина, само собой, не было, но я подозревала, что выглядела в тесной одежде совершенно неподобающим образом.
        Когда я спустилась, Кассиус посмотрел на меня с неожиданным интересом.
        Хозяин заскрипел зубами от неудовольствия.
        — В таком виде в город вам выходить нельзя. Вы похожи на беспризорных уличных девчонок, что ночуют в заброшенных пакгаузах в порту и предлагают себя матросам за пару сентимов.
        Он поднялся наверх, вернулся и бросил мне какую-то вещь:
        — Вот, наденьте сверху. Будет тепло и удобно.
        Это был его собственный свитер грубой вязки с высоким горлом, какие носят китобои и моряки. Я сняла куртку — у Кассиуса масляно блеснули глаза — и натянула свитер, неловко путаясь в складках. Подол спускался ниже колен, длинные рукава свисали. Мягкая шерсть пахла гвоздикой и кардамоном.
        — Так намного лучше, — проворчал хозяин. Неожиданно он подошел ко мне вплотную и опустился на колено, как менестрель перед дамой сердца. Покраснев, я с недоумением уставилась на темную голову, склоненную на уровне моего сердца. Густые черные волосы слегка вились.
        Не говоря ни слова, ловко подвернул длинные штанины брюк и рукава свитера
        — словно я была беспомощным ребенком — затем поднялся, натянул мне на голову круглую вязаную шапку и окинул критическим взглядом:
        — Теперь вы в точности юнга-первогодок, если не приглядываться. В путь!
        Ночь оказалась морозной. Небо затянуто тучами, слабо различимые за ними Небесные часы показывали полночь, сыпал крупный снег и тут же таял. В квартале Мертвых Магов стояла оглушительная тишина.
        Наш отряд скорым шагом двинулся к реке и налево. Я еле поспевала за мужчинами. Челюсти разрывало зевотой. Господин Дрейкорн шагал в угрюмом молчании; Кассиус был бодр и свеж — в этот час он обычно приезжал в игорное заведение или клуб, и поэтому никакого дискомфорта от неурочной прогулки не испытывал.
        Вышли к Киенне у незнакомого моста с опорами из стальных переплетенных труб. За мостом проходила оживленная дорога. Несмотря на позднее время, господин Дрейкорн быстро нашел наемный экипаж. Услышав адрес, толстый вальяжный возница начал было отнекиваться, с негодованием трясти головой. Хозяин сунул пару банкнот. Разглядев номинал, возница с той же энергией закивал, соскочил с козел и услужливо открыл дверь четырехместной коляски; мы забрались внутрь и покатили.
        Вопросов я не задавала, хотя сгорала от любопытства. Отчего-то казалось, что ответа не получу. Судя по плотно сжатым губам, вести беседы господин Дрейкорн в этот момент был не склонен. Кассиус насвистывал модный мотив.
        Экипаж четверть часа колесил по лабиринтам аккуратных улочек, затем выскочил на большую круглую площадь.
        Подняла глаза и ахнула: я узнала Циркус, сердце Мерривайза, самого развеселого и преступного квартала Аэдиса.
        Ночью на площади Циркус жизнь кипела ключом. На блестящей от таявшего снега мостовой отражались огни газовых фонарей, треугольных магических светильников и дрожащих букв рекламных вывесок. Остро пахло сыростью, дымом ритуальных благовоний, кислым алкогольным смрадом и дешевыми духами.
        Здесь уходила в землю одна из трех колоссальных опор Адитума. Подошва опоры впивалась в камень стальными когтями, которые делили площадь Циркус на четыре сектора. Каждый коготь украшала грубая гравировка — магические символы и руны. Поверх углем и краской кто-то намалевал неприличные надписи.
        Под когтями опоры, как под гигантскими навесами, расположились торговцы запрещенным товаром и поздние гуляки. Они развлекались, как могли: громко переговаривались, свистели, смеялись, играли в кости и джингу. Рядом крутились вульгарно разодетые девицы; полицейские в остроконечных шлемах и черных шинелях скромно прятались в тени. Похожая на жирного горбатого паука полицейская вышка замерла неподвижно, лишь изредка переползала с места на место, слепо шарила белым прожектором.
        Моряки, студенты, сутенеры, шныряли туда-сюда, сбивались в кучки и затевали драки. В ярко освещенной кафешке механический оркестрион, приводимый в действие демоновой магией, исполнял разухабистую мелодию.
        Я с удивлением заметила среди разношерстной толпы черные пелерины имперских теургов. Мрачные и бледные, они подходили к торговцам дурманящей травой, что-то шептали на ухо, быстро обменивали пачки денег на небольшие свертки.
        На площади было много некроструктов: одни, массивные и на первый взгляд неуклюжие, ворочали тяжелые ящики с товаром, переносили их к лавкам на периметре площади. Железные трехпалые конечности ломали толстые доски контейнеров, как солому. Уродливые головы некроструктов-грузчиков походили на черепа слонов, лишенных хобота и ушей; некоторые морды даже украшали обломанные бивни. На них было невозможно смотреть без содрогания. Другие некрострукты были полицейскими инвестигаторами. Они бесшумно сновали среди толпы, которая всегда расступалась на их пути.
        Время от времени трели оркестриона и гомон гуляк подавлял оглушительно громкий скрип, переходящий в гулкий стон. Издавала его гигантская опора башни, нависшая над площадью, как карающий божественный молот в судный день. От этого потустороннего звука мороз продирал по коже, а сердце замирало.
        Нога опоры изгибалась под немыслимыми углами и уходила ввысь, к башне Адитум, за пелену плавно спускающегося снега. Ее латунные клепки и узлы сочленений тускло отражали огни площади.
        Вдалеке угадывалась темное сооружение невероятных размеров — сам Адитум, вместивший Императорский дворец, залы Сената, Канцелярию, святилище и главный ритуальный зал. Раз в минуту по его бесконечной стене карабкался зеленоватый огонек — того же мертвого оттенка, что и демоново пламя в огненных коробах. Казалось, он возносился прямо к Небесным часам и терялся среди тускло светящихся шестеренок и армилл.
        Возница поспешил нас высадить и укатил прочь; задерживаться дольше необходимого он не желал, на площади Циркус было небезопасно.
        Я старалась держаться ближе к господину Дрейкорну и Кассиусу, которые чувствовали себя здесь как рыба в воде. Двигаться в мужских брюках оказалось удивительно удобно, а свитер не пропускал холод, грел и мягко обнимал.
        Один раз я все же чуть не затерялась в толпе. Тут же подскочил рыжебородый молодчик в длинной шубе и шелковом цилиндре, дохнул пьяным паром в лицо, преградил путь, пробормотал «Хорошенький мальчонка!» и попытался заграбастать. От испуга я онемела и застыла. Из мокрой пелены снега появился господин Дрейкорн, толкнул молодчика в грудь; тот отлетел в сторону и приземлился в грязную лужу. Кто-то побежал к нам, раздалась трель свистка, но хозяин уже увлек меня дальше в толпу.
        — Не отставать!
        Мы оставили позади площадь Циркус с ее разгулом демоновой магии и порока и углубились в лабиринт темных улочек. Люди здесь попадались редко; мужчины с бегающими глазами и истощенные женщины бродили, как тени; бесшумно крались к стоявшим на углах усатым типам в черных круглых очочках и богатых пальто, увешанных амулетами и артефактами, о чем-то договаривались и исчезали в ободранных подворотнях.
        — Торговцы жертвенной человечиной и чернокнижники-отщепенцы, — пояснил господин Дрейкорн и привычным жестом положил руку на бедро, где под пальто угадывались очертания длинноствольного пистолета.
        — К ним приходят отчаявшиеся бедняки, чтобы продать пять-десять лет жизни. Матери приносят нежеланных детей, мужья договариваются об исчезновении надоевших жен.
        — Почему здесь нет полицейских? — от ужаса мой голос упал до шепота. — Почему их не арестовывают?
        — Полицейские в доле, — пожал плечами господин Дрейкорн. — Время от времени ловят пару-тройку преступников, устраивают показательный процесс и отправляют на жертвенный алтарь. Сотни других продолжают сновать здесь, как крысы; рыщут по предместьям в поисках глупых провинциалок, приехавших в город Магии и Прогресса в поисках лучшей доли. Особенно ценятся на жертвенном алтаре невинные девушки. Среди провинциалок их много. Столичные барышни рано понимают, что к чему, и стараются поскорее утратить то… чем они привлекают подпольных торговцев. Понимаете, какой участи вам чудом удалось избежать, пока вы жили в Котлах одна-одинешенька? Хотелось бы мне познакомиться с вашим отцом и потолковать с ним с глазу на глаз о родительском долге.
        — Хорошо, что вы с ним никогда не встретитесь и ни о чем беседовать не будете.
        — Как знать.
        — В Котлах и Предгороде я ни разу не видела на улице этих… мерзких типов.
        — Это не значит, что их там нет. Просто не стоят на улице открыто. В Котлах и Пристанище много рабочих и матросов. Они эту шваль недолюбливают. В прошлом году, например, ретровиты устроили торговцам жертвенной человечиной кровавую баню. После этого за голову генерала Линна объявили немалую награду.
        — Вам известно что-нибудь об этом человеке? — спросила я, вспомнив длинные деревянные ящики в подвале и визит суперинтенданта Тардена.
        — Не более, чем всем остальным. Был на каторге, бежал. Невидим и неуловим. Может, он просто выдумка.
        «Не лукавите ли вы, господин Дрейкорн? Или сами стали жертвой обмана и заговора? Вы не бываете в Аэдисе десять месяцев из двенадцати: бороздите моря, колесите по миру. Может, поэтому бунтовщики избрали «Дом-у-Древа» своей базой? Полиции и в голову не придет искать склад Убийц магии в доме теурга высшей касты…»
        Пока я размышляла, мы забрели к грязный угрюмый тупик. Вдоль каменной стены тянулась решетка канализации, а за стеной, неожиданно близко, неодолимой преградой вздымалось чудовищная гора с бегущими вверх зелеными огоньками. Мы оказались совсем близко к Адитуму. Двумя сторонами он выходил на самые роскошные и изысканные кварталы столицы — Наос и Аристорий, третьей, глухой стороной — на преступный Мерривайз.
        Господин Дрейкорн подвел нас к решетке, присел, несильно дернул — решетка легко выскользнула из пазов. Пахнуло сыростью и гнилью.
        — Нам туда.
        Кассиус покорно подошел к черному провалу и ловко скользнул вниз. Я уперлась.
        — Ни за что. Там же полным-полно диппур и костепал!
        — Они безопасны, если не докучать им. Камилла, я начинаю сердиться. Время идет!
        Хозяин подтолкнул меня ближе к дыре, достал из кармана небольшой электрический фонарь, включил и посветил, показывая путь.
        Я увидела, что спуститься можно по стальным скобам — прочным, удобным, не чета кореньям, по которым я карабкалась в подвале «Дома-у- Древа».
        — Надеюсь, у вас крепкие руки и ноги. Упасть я вам в любом случае не дам. Скобы широкие, смогу держаться рядом с вами. Не бойтесь, здесь невысоко. Главное
        — не мешкать!
        Я вздохнула и сделала так, как велел хозяин — нашарила ногой первую скобу и начала спускаться. Г осподин Дрейкорн подал руку и помог.
        Что за напасть, опять меня ждут приключения в подземелье!
        Спускались недолго — действительно, невысоко, два моих роста — и оказались в темном, тесном коридоре. Запах сырости усилился, на полу журчал слабый поток. Населяющих канализации паразитов видно не было; я немного успокоилась.
        Господин Дрейкорн двигался уверенно, по всему видно, был здесь не в первый раз. Он привел нас к небольшой ржавой двери, спрятавшейся за кучей битого камня, извлек самую настоящую отмычку, поколдовал над замком, подцепил утопленный в кирпичный косяк край и потянул. Дверь отворилась со скрипом, похожим на стон проклятой души. Из темного проема пахнуло могильным холодом.
        Кассиус вздохнул:
        — Чувствую знакомый аромат страха и опасности. А ведь я мог бы сейчас сидеть на уютном диване в «Изумрудной долине» и смотреть выступление несравненной
        Гильды. Джаспер, будешь мне должен за испорченный вечер.
        Господин Дрейкорн ничего на это не ответил, жестом велел Кассиусу идти первым. Тот повиновался. Следом зашла я, хозяин замыкал отряд.
        Мы оказались на узкой лестнице, ведущей в темный, бездонный колодец. Здесь было морозно, щеки онемели, дышать стало трудно.
        Начали спуск по неудобным и скользким ступенькам. Нога срывалась, и если бы господин Дрейкорн не взял меня за локоть, дело бы кончилось вывернутой лодыжкой, а то и сломанной шеей.
        Мы шли вниз и вниз; круги света от электрических фонарей скакали по каменным стенам. Шли не меньше получаса, но конца спуску видно не было. Я с трудом переставляла ноги. Страшно думать о подъеме на обратном пути. Кассиусу было не легче: до меня доносилось его громкое дыхание. Господин Дрейкорн двигался позади бесшумно и легко, словно по холмам прогуливался весенним днем.
        Наконец, встали на площадку, перекрытую аркой из заржавленных прутьев, миновали ее и очутились в зале с высоким сводчатым потолком.
        Стены выложены серыми плитами, которые показался мне ужасно древним. Я различила в камне сглаженные временем запечатанные проемы дверей, окон, какие- то полустертые барельефы, маски, символы; вот из стены выступил контур каменного локтя, предплечья и кисти с обломанными пальцами.
        — Что это такое? — поинтересовалась я, потеряв терпение. — Прошу, не молчите, господин Дрейкорн. Хотелось бы знать, где мы находимся и куда идем.
        — Мы в катакомбах под Аэдисом, на шестом уровне.
        — А эти барельефы? Почему они здесь?
        — Знаете ли вы, госпожа Камилла, насколько стар Аэдис? Его основали атины пять тысяч лет назад. Мы мало что знаем об этом народе: известно, что атины не любили воевать, поклонялись деревьям и черным птицам, строили подземные каменные лабиринты, где они жили и хоронили своих мертвых. Их жрецы раскрашивали лица синей краской и умели призывать неприкаянных существ, лишенных собственного материального мира.
        Потом из глубины материка пришли племена аквилийцев и поглотили атинов. Знания атинов пережили их самих. Именно они легли в основу магических ритуалов призыва, которыми мы пользуемся сейчас…
        Столетия складывались в тысячелетия. Аквилийцы создали великую империю, а этот древний город на побережье стал ее столицей.
        Старые каменные строения уходили под землю, на их месте вырастали новые. Поэтому недра под современным Аэдисом напоминают слоеный пирог. Здесь, под землей, прячутся каменные лабиринты и склепы атинов, развалины цирков, водохранилищ, храмов, дворцов первых аквилийцев.
        Самые древние сооружения скрыты под Адитумом. Говорят, его подземная часть так же глубока, как и надземная, но доподлинно это неизвестно.
        На первом, втором и третьем подземных ярусах находится имперский архив. Видите ли, температура и влажность воздуха в подземельях Аэдиса позволяют сохранить документы в идеальном состоянии. О, архивные ярусы мне хорошо знакомы. Титул лорда-архивариуса наследный. Я принял его в прошлом году. Этот титул — не просто красивая приставка к родовому имени. Может, вы слышали, что лорда-архивариуса называют хранителем древних секретов, поверенных бумаге? Никто лучше моего отца не знал тех тайн, что скрыты в имперских архивах. Теперь и мне придется дышать столетней пылью, а не заниматься тем, что люблю больше всего
        — прокладывать курс корабля и составлять карты морских путей.
        На четвертом и пятом подземном ярусах — усыпальницы. Туда-то мы и направляемся. Идем потайным путем, в обход — поэтому пришлось сначала спуститься ниже, на шестой ярус.
        — Господин Дрейкорн, но вы — имперский теург, подлинный хозяин подземных архивов, и вы ищите эти листы дневника по поручению императора. К чему скрытность? Вы можете потребовать от стражей пустить вас в склеп, спокойно взять, то что нужно… Почему мы пробираемся по этим коридорам тайно, как шкодливые лисы в курятник?
        — Потому, моя любознательная госпожа Камилла, что дело это щекотливое, и император и канцлер не хотят, чтобы о нем стало известно членам Совета одиннадцати… Мне было строго наказано не привлекать лишнего внимания. Более того…
        Господин Дрейкорн внезапно остановился, пристально поглядел на меня — его лицо было почти скрыто в тенях — и медленно произнес:
        — Я не хочу, чтобы император и канцлер знали во всех подробностях, как идут поиски и что именно мне удалось найти. Для этого есть свои причины.
        Отвернулся и пошел дальше.
        — А что на нижних ярусах? Сколько их всего?
        — Доподлинно неизвестно. Исследовано около дюжины. Многие секции катакомб были разрушены, когда воздвигли Адитум. Ярусы семь и восемь запечатаны. Добровольно сунется туда только самоубийца. Там хранятся опасные артефакты, созданные вскоре после принятия Первого Пакта. Это было время бесконтрольного и порочного использования магии. Его называют Темным веком. Не все артефакты удалось уничтожить после принятия Второго Пакта… самые совершенные и опасные демоновы творения находятся там, в толще земли у вас под ногами.
        Господин Дрейкорн замолчал; молчала и я, переваривая услышанное. Впереди шагал Кассиус, все еще насвистывая любимую мелодию, но теперь звучала она не так жизнерадостно, как прежде. Тяжелая сумка оттягивала ему плечи, он дергал ремни и перехватывал их поудобнее.
        Неожиданно хозяин велел остановиться; достал из кармана блестящий хронометр, сверился с ним и сказал:
        — Ждем. Впереди за дверью — коридор, по которому в заданные интервалы проходит страж. Лучше не попадаться ему на глаза. Вот он, слышите? Идет.
        И я услышала. Тишину подземелья нарушили равномерные, тяжелые удары — бум, бум, бум! Удары приближались, и звучали они страшно, потому что такие звуки шагов не мог издавать обычный человек. По коридору двигалось нечто огромное и очень тяжелое.
        Сердце заколотилось, в короткие промежутки тишины между громоподобными шагами я слышала свое хриплое дыхание. Непроизвольно схватила господина Дрейкорна за рукав и прижалась.
        — Спокойно, — одними губами проговорил хозяин, — здесь мы в безопасности.
        Пол завибрировал. К оглушительной поступи прибавились металлический лязг и шипение. Но вот звуки начали удаляться, через минуту все стихло.
        Я перевела дух. Кассиус вытер пот со лба и беззвучно выругался.
        Мы вышли в высокий, широкий арочный коридор, освещенный откуда-то сверху красным призрачным светом.
        Я быстро поглядела направо и налево, ожидая и опасаясь увидеть то, что минуту назад прошло по коридору. Никого.
        Пересекли коридор и нырнули за стальную дверь; чтобы открыть ее, господин Дрейкорн опять воспользовался отмычкой. Орудовал он ей ловко, как заправский взломщик, и я подивилась разнообразию его талантов.
        За дверью обнаружилась лестница. Шла она вверх вдоль стальной стены, поверхность которой была слегка изогнута и уходила в камень — словно бок огромного цилиндра. На границе со сталью камень оплавился, застыл неровными черными волнами. Я приложила к стене руку и почувствовала тепло и легкую вибрацию.
        — Догадываетесь, что это такое? — заговорил господин Дрейкорн. — Это — стальной фундамент башни Адитум. Она возведена демонами и теургами-зодчими. Силы, которые обеспечивают устойчивость гигантской башни, не подчиняются земным законам. Адитум будет стоять, даже если земля под ним разверзнется, чтобы исторгнуть лаву. Хотите знать, как Адитум был создан за одну ночь?
        — Прошу, расскажите.
        — Адитум напоминает гарпун с острым наконечником и тремя крючьями, загнутыми вперед. Демонические силы просто-напросто соткали его из ничего и вонзили в землю на невиданную глубину. Крючья этого гигантского «гарпуна» стали опорами башни — вы видели одну из них на площади Циркус. Острие уходит в землю, а «древко» этого удивительного сооружения и есть башня Адитум. Создали ее пятнадцать лучших теургов империи и сам демон-архонт Валефар. Заплатили ему жизнями двух тысяч военнопленных.
        — Когда я думаю об этом, — подал голос Кассиус, — меня охватывает трепет перед мощью демонов… Как замечательно, что мы сумели подчинить и заставить служить их себе!
        — Это ужасно, — вырвалось у меня. — Как вы можете рассказывать о смерти стольких людей с гордостью, господин Дрейкорн?
        — Вы услышали гордость в моих словах? — резко ответил хозяин. — Я просто удовлетворяю ваше неуемное любопытство, госпожа Камилла. Кстати, не забывайте
        — я тоже теург, и — долой скромность — весьма одаренный. Не понаслышке знаю, что договориться с демонами, донести до них образ того, что желаешь получить — весьма сложная задача. Понятное дело, меня восхищает талант старых теургов- зодчих. Все, хватит разговоров. Мы почти пришли.
        Лестница привела нас к узкой двери, через которую попали в темный зал. Здесь пахло плесенью и чем-то мерзким, сладковатым. Кассиус достал из кармана надушенный платок и прижал к лицу.
        Свет фонаря хозяина выхватил невысокие постаменты, на которых застыли статуи людей с вытянутыми по швам руками.
        — Держитесь ближе, госпожа Камилла, а лучше — возьмите меня за руку. Это зал Забытых; здесь нужно двигаться осторожно, чтобы не разбить лоб об одного из этих красавцев.
        — Какие странные статуи! — воскликнула я, кривясь от отвращения. Вся поверхность каменных тел была покрыта неприятной зеленой слизью и плесенью; из ушей и глаз росли нити бледных подземных грибов.
        — Не статуи. Это живые люди. Преступники, приговоренные к жестокой казни, которая была в ходу в первые десятилетия Темного века. Называлась «Вечное забвение». Преступников обездвиживали заклятием и помещали в эту камеру. Теурги тогда были большие выдумщики, все искали новые способы мучить людей при помощи демоновой магии. Потом «Забвение» запретили — накладно. Чтобы изощренно наказать одного мерзавца, приходилось отдать демонам двух породистых коней. Куда выгоднее возвести на алтарь самого преступника.
        Во рту мигом скопилась горькая слюна.
        — Живые? Они видят и слышат нас?
        — Вполне возможно. Никто не сумел снять демоново заклятие, чтобы расспросить, каково оно — торчать в этой темноте и сырости двести с лишком лет. Кстати, где-то тут стоит и Филион Кастор, небесный механик. Именно он придумал этот способ казни — и подвергся ей сам.
        — Меня сейчас стошнит, — пробормотала я.
        — Хотите хлебнуть из фляжки? Там кофе по-фаракийски. Не уверен, что он придется вам по вкусу, но бодрит он здорово.
        — Нет, благодарю. Хочу скорее уйти отсюда.
        — Тогда поспешим.
        Помещение, в которое мы проскользнули через низкую арку с высеченными в камне черепами, поражало своими размерами. Неяркий красноватый свет из скрытого источника рассеивал мрак и здесь, но потолок терялся в темноте. Слева и справа виднелись каменные стены с полуколоннами и рядами стрельчатых ворот.
        Шаги звучали гулко и тревожно. Хотелось напрячь слух, чтобы определить — не слышна ли чужая поступь в красноватых сумерках, или жуткий шепот в темных углах. Очень мне здесь не понравилось; не понравилось еще больше, когда господин Дрейкорн объявил:
        — Мы в усыпальнице. Вон склеп императора Тебальта.
        Я сразу поняла, к каким воротам мы направляемся. Вход в склеп Тебальта был выше и внушительнее остальных. Поверхность каменных створок украшала богатая каменная резьба: на одной створке расположился странник Смерть — длинный плащ паломника, за спиной кривой меч, костяные пальцы сложены на груди в смиренном жесте, в длинную бороду вплетены листья погребального плюща, под густыми бровями — пустые глазницы. На второй створке изображен высокий дородный мужчина с крючковатым носом и острым, выдвинутым вперед подбородком, отчего профиль его напоминал полумесяц. На мужчине был тяжелый плащ и корона. Император Тебальт «Первопроходец» собственной персоной.
        Как же мне не хотелось входить в эти богато украшенные ворота!
        Приблизились к входу и я услышала звуки, настолько неожиданные, что волосы на затылке встали дыбом, а сердце заколотилось часто-часто.
        Звуки доносились из закрытого склепа. Шорох, дробный стук, беспорядочная возня. Я встала, как вкопанная, и еле выдавила севшим голосом:
        — Вы слышите это? Там кто-то есть! Кто-то живой!
        Господин Дрейкорн посмотрел на меня устало и чуть настороженно.
        — Нет, госпожа Камилла. В склепе нет никого живого. В нем лежит труп одержимого императора Тебальта с его верными псами — демонами-ренегатами.
        — Что это значит, господин Дрейкорн? Что нас ждет за этой дверью? Я не хочу, не могу туда идти!
        — Зрелище действительно не из приятных, — медленно проговорил хозяин, пристально глядя на меня — оценивал, не грохнусь ли я в обморок прямо здесь. — Будучи глубоким стариком император Тебальт решил повторить то, что сделал инквизитор Аурелиус — пустить в свое тело демона, да не для одного, а нескольких. Таким образом надеялся протянуть подольше. Жить ему оставалось от силы месяц, терять было нечего. Эксперимент имел для него куда худшие последствия, чем для инквизитора Аурелиуса. Ритуал слияния оказался несовершенен, договор с тремя демонами-ренегатами второго легиона составлен из рук вон плохо, да и сосуд из императора получился неважный. Он умер во время церемонии, а демоны попали в ловушку. Они не могут покинуть тело Тебальта. Император стал одержимым после своей смерти. Его тело не знает покоя: демоны похожи на цепных псов, навечно прикованных к своему жалкому пристанищу. Они в отчаянии и готовы причинить вред любой живой душе, которая окажется в их досягаемости.
        Я ахнула, не в силах вообразить, что происходило за дверью склепа, затем замотала головой.
        — Останусь здесь.
        — Нельзя.
        Господин Дрейкорн распахнул резные ворота, взял меня за плечо и подтолкнул.
        — Просто держитесь у стены, не смотрите на саркофаг. Для вас опасности нет.
        Я разберусь с демонами и вы сможете подойти к книгам.
        Он почти силком затащил меня внутрь. Кассиус шел следом довольно спокойно, только побледнел.
        Склеп оказался огромным. Вдоль стен по периметру расположены каменные скамьи; господин Дрейкорн усадил меня на одну из них и наказал оставаться на месте.
        Хотела бы я послушаться, но не могла; быть в неведении куда страшнее. Встала и, держась за спиной хозяина, на дрожащих ногах двинулась следом за ним.
        От увиденного кровь застыла в жилах.
        В центре склепа, залитый красным призрачным светом, стоял глубокий каменный саркофаг. Тяжелая крышка валялась рядом. Внутри саркофага виднелось крупное беловолосое тело в богатых погребальных одеждах, почти не тронутых временем.
        Над покойником метались три черные тени — демоны. Они кружились, вились, ныряли внутрь тела, и тогда оно начинало сокращаться в судорогах, дергаться, словно в попытке встать; высохшее лицо с профилем, напоминающим полумесяц, кривилось в ужасных гримасах.
        Вокруг саркофага царил беспорядок: при погребении, как того требовал обычай, в склеп императору положили дары страннику Смерти — золото, серебро, утварь, любимые вещи покойного. Все находилось в страшном беспорядке, перемешано, раскидано. Время от времени то одна, то другая черная тень начинала неистово метаться вокруг саркофага, сея еще больший хаос.
        Я заметила и то, зачем мы пришли в этот страшный склеп — десять старинных книг лежали неподалеку от саркофага. Стало понятно, отчего вынести их из подземелья было невозможно. Каждая книга оказалась величиной с половину малого письменного стола в кабинете хозяина, и все они были скованы вместе толстенной цепью.
        И склеп, и вещи опоясывал ритуальный сдерживающий круг, нарисованный белой краской на полу.
        Господин Дрейкорн присел, достал специальный шелковый платок, расшитый серебристыми символами, и стер небольшую часть окружности, беззвучно выговаривая какие-то слова. Демонические тени кинулись было к открывшемуся проему, но замерли, словно в нерешительности, затем утекли обратно в саркофаг.
        Господин Дрейкорн выпрямился, недовольно нахмурился, заметив меня за спиной, но счел нужным пояснить:
        — Эти демоны словно псы, охраняющие дом. Они привязаны к склепу, не могут его покинуть, и оттого бесятся. Таких демонов называют буйными или шумными духами. Они принадлежат второму легиону, поэтому сильны и вполне способны причинить человеку вред. Заходить в круг опасно.
        — Как же вы собираетесь избавиться от них?
        — Точно также, как воры избавляются от сторожевых собак, чтобы проникнуть в дом. Отвлечем их. Я разомкнул круг и теперь предложу демонам угощение, от которого они не смогут отказаться.
        Я посмотрела в сторону, куда направил острый взгляд господин Дрейкорн. За саркофагом стоял мраморный стол для жертвоприношений. Возле него расположился Кассиус — вынимал что-то из своего мешка, чтобы водрузить на плиту черного мрамора.
        — Вы хотите… предложить им жертву?
        — Да. Какое-то время они будут заняты поглощением ее жизненных сил… тогда вы сможете подойти к книгам и быстро пролистать их. Найти знак Кастора, если он там есть и забрать нужную страницу. Теперь вернитесь на скамью и не смотрите. Закройте глаза, уши, и ждите, пока я за вами не приду. Вы непривычны к демоновой магии. Душа у вас неиспорченная, слабая, мягкая. Не стоит вам наблюдать ритуал. Жаль, что вам приходится присутствовать, но выхода нет.
        Он собирался сказать что-то еще, но я уже не слушала. Как во сне, подошла к жертвенному столу и увидела то, чего боялась — из мешка Кассиус извлек вялое, одурманенное тело моего Фаро, альфина, крошечного обезьянольва, осторожно положил его на черный мрамор — рядом с позолоченным ритуальным ножом с длинной, удобной рукояткой и остро заточенным лезвием. Зажглись черные свечи, потек аромат благовоний.
        Все было готово для ритуала, который собрался проводить теург Джаспер Дрейкорн.
        Я не раздумывала ни секунды: увернулась от хозяина, когда он попытался удержать меня, бросилась к алтарю, как коршун. Подхватила тяжелое, мягкое тельце альфина, прижала одной рукой к груди, в другую схватила позолоченный нож и направила острие на Кассиуса, который рванулся было ко мне, но застыл на месте, переводя полный изумления взгляд с блестящего лезвия на мое лицо.
        — Свихнулась? Что ты делаешь? — проговорил он свистящим шепотом. — Свечи уже зажжены и знаки начертаны; Джаспер должен завершить ритуал. Положи зверя на место и отойди прочь, слышишь?
        Он угрожающе дернулся ко мне, я отскочила и махнула ножом.
        — Катись во тьму, Кассиус, — выпалила я не задумываясь, с отвращением слыша в собственном голосе истерические нотки. — Только сунься: распишу щеки розами, вот увидишь!
        Жизнь в доходном доме госпожи Резалинды не прошла даром; многого я там наслушалась от непутевых постояльцев — гулящих девиц, отставных матросов и бродячих торговцев, и теперь лихие слова сами лезли на язык. Голова шла кругом от волнения, страха и отвращения.
        Господин Дрейкорн стоял неподвижно; лицо его пряталось в тени, разобрать застывшее на нем выражение было невозможно, и от этого становилось еще страшнее.
        Тем временем Кассиус опомнился, подскочил сбоку и ударил ребром ладони по руке, в которой я неловко сжимала оружие. Нож отлетел и, гулко брякнув о камень, потерялся в черноте у стены. От боли я затрясла кистью; нахлынул гнев, и когда Кассиус оказался рядом, я сжала кулак и изо всех сил ударила его в солнечное сплетение.
        Такого управляющий не ожидал — согнулся, принялся хватать ртом воздух.
        — Вот дрянная девчонка! — наконец выговорил он в сердцах, кое-как выпрямляясь и держась за живот. — Тебе конец, понимаешь?
        Все я понимала, и понятия не имела, что делать дальше.
        — Джаспер! — крикнул Кассиус в сердцах. — Разберись с ней сам. С меня хватит.
        Хозяин выступил из теней, приблизился медленно и неотвратимо. Посмотреть на него я боялась; понимала, что дать ему отпор, как Кассиусу, не смогу — куда мне тягаться с теургом, который навис надо мной, как скала!
        Кассиус сделал еще одну попытку схватить за руку, вывернуть, и отобрать альфина, но Дрейкорн остановил его:
        — Оставь, Кассиус. Я сам поговорю с ней. Лучше найди и принеси нож, он сейчас понадобится.
        Хозяин подошел вплотную: я замерла. Как ни странно, он не выглядел злым или раздраженным, смотрел на меня с любопытством и толикой жалости.
        — Вот я болван, — произнес наконец. — Должен был это предвидеть. Совсем забыл, что имею дело не со столичной барышней.
        В низком голосе кипел гнев, и я поняла, что спокойствие его было обманчивым; сейчас мне придется туго. Зажмурилась и напряглась.
        Теург взял меня за плечи и довольно ощутимо тряхнул; мои зубы лязгнули, одурманенный альфин в руках задергался и заворчал.
        — Ты соображаешь, что творишь? Это всего лишь животное, Камилла. Или ты предпочитаешь, чтобы я принес человеческую жертву? Хочешь лечь на алтарь вместо него?
        Я молчала, ноги дрожали и подгибались. Я боялась, что сейчас он ударит меня, но господин Дрейкорн продолжал говорить. Голос его стал спокойнее и даже мягче, сильные руки на плечах больше не причиняли боль:
        — Обещаю, что альфин останется в живых. Прольет немного крови, потеряет немало сил, и только. Положи его на алтарь и отойди.
        — Так я вам и поверила, — услышала я свой срывающийся голос. — Я не буду спокойно смотреть, как творится жестокость.
        — Иногда бывает необходимо пойти на малую жестокость, чтобы избежать… большой и страшной угрозы, Камилла, — медленно выговорил хозяин, тщательно подбирая слова. — Ты понятия не имеешь, что стоит на кону.
        Внезапно я успокоилась. Шестым чувством поняла, что господин Дрейкорн никогда не причинит мне боль — по крайней мере, физическую.
        Я выпрямилась, заглянула ему в глаза — невольно поежилась от увиденного — и твердо произнесла:
        — Я знаю, что жестокость стала частью жизни людей… Превратилась в обыденность, вошла в привычку. Вы не видите ее, не обращаете на нее внимания. Но это не значит, что с ней нужно мириться, господин Дрейкорн. Неважно, к какой цели вы идете. Жестокость все равно останется жестокостью.
        Хозяин внезапно отпустил меня, крепко потер квадратный подбородок, вздохнул и отступил.
        — Судьба этого зверя решена, так или иначе. Представляешь, что произойдет дальше? Из-за твоего каприза сегодняшняя вылазка окажется пустой тратой времени. Мы вернемся назад, я немедленно отправлю тебя обратно в твою чертову общину, найду другого помощника, который сможет видеть знаки, приду сюда опять и проведу ритуал, как полагается.
        Я молчала. Все безнадежно и бессмысленно. Он назвал мой порыв капризом! «У теургов руки по локоть в крови». Что ему жизнь маленького зверя или деревенской девчонки!
        — Вижу, слушать меня ты не хочешь. Убирайся на скамью и сиди тише воды, ниже травы, пока не позову, глупая, упрямая сектантка. Посмотрю, что можно сделать.
        Подошел Кассиус и подал теургу нож; тот раздраженно выхватил его и бросил на алтарь; затем повел управляющего к кругу, в котором бушевали демонические тени, и принялся что-то обсуждать.
        Я медленно отошла к скамье и опустила на нее альфина, рухнула рядом сама. Ноги не держали, в голове было пусто. Оцепенев, я наблюдала, как демоны покинули саркофаг, приблизились к краю сдерживающего круга и замерли. Казалось, они смотрели прямо на меня.
        Внезапно почувствовала на ладони липкую влагу. Опустила глаза — рука мокрая от крови. Я порезалась ритуальным ножом. Встала, чтобы не закапать кровью одежду — тени пришли в движение, заволновались.
        Сердце сжало подозрение — демоны чуют мою кровь, они хотят получить ее! Стало противно. Господин Дрейкорн и Кассиус не видели теней и не заметили того, что происходило. Они вглядывались в книги подле саркофага и искали способ достать их, не вызывая гнева призрачных стражей.
        Я прошлась вдоль скамьи в поисках платка или шарфа, чтобы перевязать руку. Возле жертвенного стола заметила кусок ткани, в которую был завернут альфин, когда находился в сумке Кассиуса. Сойдет.
        К жертвенному столу приблизилась с неохотой. В кроваво-красных сумерках темная глыба выглядела мрачно и жутко. По какой-то непонятной причине черный мрамор не отражал огни ритуальных свеч; он словно поглощал любой свет, и с такой же охотой был готов поглотить кровь жертвы. Начертанная белым мелом незамкнутая семиконечная звезда на поверхности стола казалась уродливой пастью. Дым благовоний пах тошнотворно-сладко; он поднимался ровными нитями от двух плоских медных емкостей неправильной формы, до отвращения напоминавших рассеченные надвое сердца.
        Я вспомнила, что по какой-то неведомой причине господин Дрейкорн не выносил зеркал и дыма; видимо, для проведения ритуала ему волей-неволей приходилось преодолевать свой страх.
        Некая странность привлекла мое внимание: показалось, что ровные дымовые нити зашевелились, скрутились, как будто их потревожил сильный сквозняк. Откуда было здесь взяться сквозняку? Спертый воздух склепа оставался неподвижен.
        И тут произошло необъяснимое: струйки дыма от двух горелок потянулись друг к другу, закрутились в спираль, на миг расгтлылысь клочьями и тут же слепили неясный образ: лицо со смутно знакомыми чертами, прозрачное и белесое.
        Я замерла, не в силах пошевелиться; в глазах словно рассыпался сноп искр, уши заложило от пронзительного звона, который слышала только я. Внезапно увидела себя чужими глазами, со стороны: небольшая фигурка утопает в длинном, не по размеру, свитере, рука отведена в сторону, с ладони капает кровь.
        В голове зазвучал вкрадчивый, мягкий голос. Ласково и немного укоризненно он произнес, странно выговаривая слова:
        — Вот и пришла отроковица. Здравствуй, милая! Прошу, ответь мне.
        Впав в ступор, я молчала. Происходящее казалось совершенно нереальным. Что это было? Проделки демонов? Но демонам неведом язык людей; теурги общаются с ними иначе, посредством образов, которые рождают у себя в голове. Демоны не имеют материального тела, а соткавшееся из дыма лицо казалось вполне осязаемым, хоть и призрачно-невесомым, как образовавшие его клочья дыма. В один миг показалось, что я узнаю в нем неприятные черты старейшины Уго; в другой миг увидела высокий лоб с залысинами, как у отца; тут же дым слепился иначе, и я различила обрюзгшие щеки госпожи Резалинды.
        Тем временем явившийся мне дух настаивал:
        — Прошу, умоляю, ответь мне, милая. Я помогу тебе. Ты поможешь мне.
        И я не устояла. Тихо, не почти не размыкая губ, произнесла:
        — Ты кто?
        Чувствовала я себя престранно: как можно отвечать собеседнику, чей голос рождается у тебя в голове сам по себе?
        В сердце отозвалась волна чужого горячего удовольствия — призрак ликовал, получив ответ. На мой же вопрос отвечать он не собирался.
        — Славная, славная отроковица! Маленький, послушный, добрый человек. Посмотрим, на что ты сгодишься. Сделай одолжение, будь так мила? Прошу, напои моих неразумных детей.
        Ответить на эти странные слова я не смогла — ни отказом, ни согласием, потому что лишилась возможности решать. Звон в голове усилился, сминая волю.
        Пришел странный порыв — я должна подойти к жертвенному столу. Протянуть ладонь над семиконечной звездой. Замереть и покориться. Я осознавала, что желание это возникло не само по себе; дымный призрак ласково, но твердо заставлял поступить именно так, уверял, что это и есть мое истинное предназначение и истинная награда.
        Я попыталась бороться. «Не буду этого делать», — твердо возразила я бестелесному голосу, который теперь шептал в голове неясные слова. Голос замолчал; давление чужой воли немедленно усилилось.
        Словно во сне, я подошла к жертвенному столу. Демоны метнулись следом по границе круга, замерли в ожидании и предвкушении.
        Против воли я вытянула руку, расположила ее прямо над незамкнутой семиконечной звездой, начертанной мелом на мраморной поверхности, и сжала пальцы. Капли крови упали в самый центр, запузырились и зашипели, как тогда, на корне в подвале особняка.
        Дым из курильниц утратил человеческий облик; расплылся, застил зрение, полез в ноздри.
        Тени пришли в неистовство: метнулись к проходу, что открыл в круге господин Дрейкорн, вырвались наружу и ринулись к алтарю. Я качнулась, хотела сбежать, но было поздно: тени окутали, припали к руке, груди. В голове помутнело, накатила слабость и тошнота: демоны пили мою жизнь.
        Господин Дрейкорн и Кассиус заметили неладное: движение в сдерживающем круге прекратилось, император Тебальт замер на своем мрачном ложе, как подобает приличному покойнику.
        Хозяин медленно повернулся; как сквозь толщу воды я увидела на его лице ужас и гнев. В одно мгновение он очутился рядом, оттолкнул от жертвенного стола и прошептал севшим голосом:
        — Вот идиотка! Ты еще глупее, чем я думал!
        Толчок был так силен, что я не удержалась на ногах — больно упала на спину, но тут же поднялась на локтях. Парализующий волю дурман отступил. Демонические тени оторвались, взвились, как стервятники, потревоженные во время пира. Сгустились, почернели, стали почти материальными; затем словно стрелы метнулись обратно к столу.
        Хозяин уже сжимал в правой руке ритуальный нож; резким движением провел лезвием по левой ладони, вытянул руку над семиконечной звездой. Закапала темная кровь.
        Я впервые наблюдала, как теург входит в транс во время ритуала. Лицо господина Дрейкорна окаменело, потемнело, глаза приняли отсутствующее выражение, губы едва двигались, произнося короткие, страшные слова — каждое как удар хлыста. Тяжелый, медленный ритм заклинания сумел укротить тени. Демоны осторожно, словно ища ласки, прильнули к его руке и груди и замерли.
        Кассиус схватил меня за шиворот и поднял рывком:
        — Быстро! В круг! Открывай книги и ищи знак: да поторопись, пока они не выпили его досуха!
        Я оттолкнула его и пошла сама. Нервно огляделась, прислушалась: дымный призрак исчез без следа. Чужое присутствие больше не ощущалось.
        Но мешкать нельзя; нужно собраться и действовать.
        Вступила в круг, села на колени перед книгами. Открыла первый фолиант и тут же отдернула руку — а ну как он защищен проклятием? Со страхом ожидала, что вот-вот ударит столб огня, или полезут мерзкие щупальца, или что похуже.
        Обошлось.
        Страницы огромной книги оказались сделаны не из бумаги, не из пергамента, а из тонких, гнущихся листов металла, острых, как бритва. На поверхности процарапаны строки на неизвестном языке. Руны похожи на письменность дракрид, но складываются в странные слова — прочесть невозможно.
        Принялась листать осторожно, с опаской. За спиной вполголоса ругался Кассиус:
        — Скорее, скорее! Каждая минута стоит Джасперу дней, недель жизни, ты понимаешь?
        Я похолодела.
        — Он уже делал это раньше? Платил демонам своей жизнью?
        — Пришлось пару раз — видела шрамы у него на ладонях? Скорее же!
        Я сосредоточилась на поисках, стараясь не обращать внимания на высохший крючконосый профиль императора Тебальта над краем саркофага. Промелькнула неприятная фантазия — вот сейчас он повернет голову, протянет костлявую руку и вцепится мне в волосы. Уж не его ли дух беседовал со мной минуту назад?
        Нет, мертвые не возвращаются; странник Смерть уводит их в чертоги, в которые можно лишь войти, но не выйти. Призраков не бывает, соткавшаяся в дыму сущность являлась чем-то иным. Она принимала знакомые мне лица, разумела язык людей, но присутствовала в ней та же чужеродность, что и в демонических тенях. От Тебальта осталась лишь пустая оболочка, он был для меня не страшен.
        Вот и знак! Начертан той же красноватой краской, что и в других книгах, посередине тонкого стального листа. Внутри спрятана страница дневника инквизитора. И что теперь делать? Как его достать?
        Не раздумывая, схватила за край страницы обеими руками, рискуя получить второй порез, дернула изо всех сил. Лист согнулся, подался и выскочил из корешка.
        — Давай сюда, — Кассиус вырвал лист у меня из рук, осторожно свернул в трубку.
        — Ищи дальше. Шевелись!
        Второй том, третий, четвертый. Звенела сковывающая книги цепь, края листов ранили пальцы. Но торопиться нельзя; если пропущу знак, все окажется зря.
        Наконец, последний фолиант. Больше знаков найти не удалось.
        Я поспешила выйти из круга, вслед за Кассиусом приблизилась к жертвенному столу и, замерев, вгляделась в неподвижную фигуру теурга. Курильницы погасли, дым бесследно растворился. Потусторонняя сущность исчезла бесповоротно; никто, кроме меня, ее не видел.
        Господин Дрейкорн стоял прямо, спокойно. Тени устроились на его груди неподвижными пятнами, лишь слегка пульсировали. Жесткие черты лица заострились, губы побелели, слова заклинания давались теургу с видимым трудом. Ритм замедлялся, голос звучал все тише. Протянутая над алтарем рука слегка дрожала, но кровь идти перестала. Мне показалось, что хозяин испытывал сильную боль; сердце сдавило от жалости и чувства вины.
        Я двинулась было к нему, но Кассиус схватил за плечо и удержал:
        — Не подходи! Ты видишь демонов? Где они?
        — На его груди. Кассиус, я…
        — Джаспер! — негромко позвал управляющий. — Все сделано. Уходим.
        Теург услышал. Голос его стал громче и уверенней. Он властно выговорил короткое предложение, словно отдал приказ; демоны зашевелились, сползли, нехотя потянулись назад к кругу. Я в испуге отшатнулась, чтобы не оказаться на их пути, но одна из теней заклубилась на месте, наползла на меня, зависла перед лицом, затем растворилась.
        Раздался грохот; крышка саркофага подскочила, ударилась о каменный пол и треснула. Тело императора Тебальта задрожало, приподнялось и вновь опустилось. Насытившись, демоны вернулись в свою обитель, не в силах нарушить условия дурно составленного договора.
        Шатаясь, господин Дрейкорн подошел к кругу, достал кусок мела в серебрянной оправе и замкнул круг. Выпрямился, помотал головой, словно отгоняя дурноту. Он взял себя в руки и держался уверенно, но выглядел нехорошо, словно после долгой болезни.
        Я тихо ушла к скамье, где оставила альфина, взяла его на руки, закрыла глаза и замерла. Охватила ужасная слабость, словно не господин Дрейкорн, а я простояла все это время, отдавая свое тело на корм демонам. Воспоминание о дымовом призраке и бестелесном голосе вызывало дрожь.
        — Поднимись, — резко произнес хозяин. Он незаметно подошел ко мне, голос его звучал с прежней силой.
        Я покорно встала. Внезапно он схватил меня за подбородок, приблизил лицо — словно поцеловать решил — и принялся оттягивать веки пальцем, заглядывать в глаза. Затем сильно надавил на вену на шее, так, что я вскрикнула. Схватил за руки, согнул, разогнул, велел сжать пальцы.
        — Как себя чувствуешь?
        — Хорошо, — выдавила я, — Что вы делаете?
        — Ты отдала им толику своей жизни. Добровольно и без всяких защитных заклинаний. Сейчас тебе должно быть очень плохо. Стоять можешь? Идти самостоятельно?
        — Мне хорошо. Нет, мне не хорошо, но стоять и идти я могу.
        — Удивительно. Завидное здоровье у вас, деревенских девушек. Не знаю, что на тебя нашло, но выходка с алтарем чуть не стоила нам всем жизни. Я с тобой потом побеседую.
        Он отпустил меня, отвернулся, достал хронометр и сверился. Затем приказал, не поворачиваясь:
        — Забирай альфина и идем. Скоро пройдет страж. Нужно успеть выбраться.
        Но выбраться мы не успели.
        Обратно господин Дрейкорн повел нас другим путем. Мужчины шли скоро, размашисто, я еле поспевала. Теперь нести сумку с альфином пришлось мне. Ноги подкашивались от усталости, очень хотелось пить, но жаловаться я не смела. Время от времени хозяин оглядывался, бросал сердитый взгляд, замедлял ход, давая возможность нагнать, затем спешил дальше.
        Мы покинули усыпальницу, вышли в коридор с кирпичными стенами — ухоженный, аккуратный, ни следа пыли и плесени. Коридор делал крутой поворот, в углу виднелась наша цель — ажурная железная дверь. Дойти до нее не получилось.
        Гул шагов прокатился по стенам страшным эхом, пол завибрировал. Невидимый страж оказался близко, там, за поворотом; он словно поджидал нас, и теперь ожил, сорвался с места. Шаги приближались с невиданной быстротой.
        — Вот, дьявол, не повезло, — произнес с сожалением господин Дрейкорн, достал и покрутил в руке длинноствольный револьвер, затем решительно убрал. Вздохнул и отцепил от пояса нож с тяжелой рукояткой.
        Из-за поворота шагнул черный силуэт. Очертаниями он напоминал огромного человека, но в ногах имелся лишний сустав, отчего они сгибались под странным углом. Движения монстра сопровождались ритмичным щелканьем и шипением. Судя по грохоту поступи, тяжести он был неимоверной.
        В красноватых сумерках блеснула страшная железная маска — рот, словно прорубленный ударом топора, плоский нос, глаза скрыты в черных провалах. На скальпированном черепе круглая каска; широкое тело, собранное из мертвой, но эластичной плоти и металла, облачено в некое подобие куцой кожаной шинели. Вооружен некрострукт был винтовкой системы «плевок гидры» с насаженным штык- тесаком.
        Завидев нас, некрострукт на миг замер, стал навытяжку, но тут же сделал тяжелый выпад и нанес колющий удар.
        Острие штыка выбило кусок каменной поверхности там, где секунду назад стоял господин Дрейкорн — он чудом успел отскочить.
        Моему хозяину оставалось жить считанные секунды. Сколько осталось жить нам с Кассиусом, думать не хотелось. Никто не смог бы спастись от проснувшегося магомеханического чудовища, которое двигалось с быстротой и мощью, невиданной в живых существах.
        Однако Дрейкорн не растерялся: моментально пригнулся, присел, перенес вес тела на одну ногу, вытянул правую руку с ножом, вторую согнул тыльной стороной к себе.
        Человек он был явно поднаторелый в схватках. Я узнала эту позу — не раз наблюдала, как в нее вставали крепко повздорившие матросы у кабака в Котлах, когда готовились вступить в драку не на жизнь, а на смерть.
        — Если он пальнет из этой штуки, мы сгорим, как спички, — жизнерадостно поведал Кассиус. — Хорошо, что заряженное оружие некроструктам не доверяют.
        Я не поверила своим ушам и глазам: голос Кассиуса звучал спокойно, за разворачивающейся схваткой он наблюдал с любопытством, как за договорным кулачным боем на ринге любимого клуба.
        Тем временем некрострукт двигался с ритмом и неутомимостью автомата — каким, собственно, и являлся. Делал выпады, словно тростинку перебрасывал винтовку из одной руки в другую, отбивал прикладом, наносил удары вперед, сверху вниз и снизу вверх, как заправский гвардеец на плацу.
        Господин Дрейкорн успевал уворачиваться. Разница в росте играла ему на пользу: поймав момент, он поднырнул под штык и скользящим движением рубанул под сгибом сустава в ноге некрострукта, стремясь перерезать сухожилия. Не помогло. Под плотью заскрежетал металл. Некрострукт сделал шаг назад и снова атаковал. Хозяин устоял на ногах, быстро развернулся, перетек в сторону — приклад ударил воздух.
        Монстр пошатнулся, на миг потерял бдительность, и хозяин снова очутился у гигантской ноги. Перехватил нож тяжелой рукояткой вниз, нанес прицельный удар по стальному шарниру под рассеченной сухой плотью. Я подивилась ловкости и силе господина Дрейкорна — полетели стальные болты, некрострукта повело в сторону, а нижняя часть гигантской ноги осталась на месте.
        Сустав, в котором переплелась мертвая плоть и сталь, секунду торчал вертикально в неком подобии квадратного железного ботинка, обитого кожей, а затем повалился. Следом за ним обрушился и некрострукт; казалось, падение сотрясло всю башню, кирпичный потолок был готов осыпаться.
        На земле монстр пробыл недолго. Неестественно извернулся, согнулся, оперся на свободную руку, да так и побежал — на одной руке и целой ноге, лишь немногим медленнее, чем на двух ногах.
        Картина казалась настолько кошмарной, что мне подурнело. В воздухе дергался куцый обрубок ноги, помогая сохранить равновесие, торчали неровно обрезанные жилы и каучуковые трубки. Вторая рука изувеченного стража по-прежнему ловко сжимала винтовку со штыком.
        Где-то за спиной сдавленно выругался Кассиус; схватил меня за плечо, потянул назад. Нужно было бежать, но я ослабела от страха. В животе словно ледяной ком сжал внутренности, сердце билось сильными толчками.
        Тем временем господин Дрейкорн двигался на удивление спокойно, даже лениво. Некрострукт делал выпад — он отступал; штык раз за разом бил в пустое место. Хозяин следил за движениями покалеченного, но все еще опасного монстра внимательно, без тревоги, словно с любопытством. Внезапно я поняла: он точно знает, каким будет следующее движение чудовищных конечностей, куда будет нанесен новый удар. Он играет, ждет удобный случай — и вскоре случай представился.
        Каким-то образом хозяин сумел очутиться позади массивной спины, вновь припал на колено и вывел из строя сустав на второй ноге. Брызнула коричневая жидкость из перерезанной каучуковой трубки; некрострукт мягко и тяжело завалился на грудь. Господин Дрейкорн не спеша оседлал стража, бесстрашно запустил руки под кожаную шинель, с усилием вырвал и отбросил в сторону изогнутую деталь. Коричневая жидкость хлестала фонтаном, повалили клубы пара. Страж дернулся, извернулся, четрехпалая лапа скользнула по плечу человека; на миг мне показалось, что сейчас монстр сомнет, раздавит его, но тут некрострукт издал последний скрип и замер навсегда.
        В груди разлилось жжение; последнюю минуту я забыла, как дышать. Со свистом втянула воздух и закашлялась.
        — Ну и наследил я тут, — с сожалением произнес господин Дрейкорн, морщась и с трудом поднимаясь на ноги. — Сейчас появится гвардия с инвестигаторами.
        Мешкать нельзя. Вперед!
        Заметил мое посеревшее лицо, остановился и произнес:
        — Тебе дурно?
        — Все в порядке. Очень испугалась. Думала, вам конец.
        — Глупости. Я работал в мастерских Кордо Крипса, когда тот создавал Большого Зигмунда. Этот некрострукт скорее страшен, чем опасен. Мне прекрасно известны его слабые стороны. Идем! Я слышу топот сапог.
        За ажурной дверью расположилась железная клеть на стальных тросах. Я испустила вздох радости и облегчения, когда поняла, что не придется мучительно карабкаться вверх по темной, сырой лестнице.
        Господин Дрейкорн закрыл дверь и с усилием опустил железный рычаг. Клеть дернулась и бесшумно поползла наверх.
        Кассиус опустился на корточки и замер. Хозяин привалился к стене клети и закрыл глаза. Суровое лицо побелело, как мел. Его мучила дурнота — последствие кровавого ритуала. Напряжение от недавней схватки усугубило слабость.
        В сумке заворочался альфин. Я крепче обхватила его руками и опустила голову; душу раздирали противоречивые чувства.
        Клеть тряхнуло, движение прекратилось; мы прибыли.
        — Идем тихо, не спеша, — предупредил господин Дрейкорн. — Здесь могут проходить охранники. Обычные люди, не некрострукты. Договориться с ними проще, но лучше, чтобы нас не видели.
        Наконец, улыбнулась удача. Бесшумно, как тени, мы пересекли короткий коридор и вышли в низкий склад, заставленный обломками ржавых механизмов непонятного назначения.
        Повезло никого не встретить; лишь на выходе из склада спугнули стайку некрупных диплур и бездомного бродягу. Повеяло свежим, холодным воздухом и мы, наконец, вышли под ночное зимнее небо.
        Снежные облака ушли, призрачно-белые цифры Астрариума отражались в темных водах Киенны. До утра было еще далеко, хотя символ солнца на золотистой армилле подполз вплотную к часовому кругу и готовился пересечь его границу на цифре «четыре».
        Я воспрянула духом — кошмарное приключение подходило к концу. Сложно вообразить, какими будут его последствия. Сейчас я просто хватала ртом морозный ветер с ароматом дыма и снежной сырости. Радовалась тому, что жива, стараясь не обращать внимание на гнетущую растерянность и вину, что сверлила душу, словно зубная боль.
        Было отчего чувствовать себя виноватой: плечи хозяина опустились, шаги стали нетвердыми, силы были на исходе, и все из-за своей бестолковой помощницы.
        Он уступил моему желанию сохранить альфина, принял на себя гнев демонов и, вероятно, не раз спас мне жизнь в эту ночь. Я же ослушалась его. Хуже: случись все снова, поступила бы точно также.
        Спустились к реке. Я с радостью узнала горбатые очертания знакомого моста; за ним — квартал Мертвых Магов. Но мы пошли в противоположную сторону, пока не набрели на припрятанный ялик «речных крыс» — бедняков, траливших сетями дно Киенны, в надежде выудить что-нибудь ценное, а если повезет — случайного утопленника; за доставку беспризорного трупа в городской мортуарий полагалась награда.
        Ялик спустили на воду; из-под скамьи вылезла громадная костепала, пошарила, пошуршала уродливыми конечностями, перевалилась за борт. Когда совершали переправу, далеко на оставленном берегу взвыла сирена полицейской вышки.
        Наконец, высадились на берег, заваленный мусором и битым кирпичом. Господин Дрейкорн велел Кассиусу накидать в ялик камней, затем пробить дно ножом и сильно оттолкнуть от берега.
        — За нами пустят инвестигаторов, — объяснил он, — нужно сбить их со следа.
        Чтобы вернуться в квартал Мертвых Магов, пришлось с полчаса тащиться по узкому берегу. Я шагала, словно оцепенев, с трудом воспринимая происходящее. Кассиусу все было нипочем; он опять принялся насвистывать песенку. Плечи господина Дрейкорна сутулились все сильнее, время от времени он встряхивал головой и потирал лоб, будто прогоняя боль и дурман. Левой рукой сжал правую повыше локтя, там, где его коснулся когтистой лапой некрострукт за миг перед гибелью.
        Наконец, из темноты выступил силуэт массивного особняка с раскинувшимся над крышей переплетением сухих ветвей. Вошли через дверь в башне. Когда ступили в мастерскую на первом этаже, я оказалась справа от господина Дрейкорна. Внезапно его повело: он опустил руку на мое плечо, навалился, чуть не смял своим весом. Кассиус успел подхватить хозяина; как из ниоткуда, появился Пикерн — в полной ливрее, несмотря на пятый час утра — и помог увести наверх, в спальню.
        Я устало опустилась на табурет у верстака, принялась стягивать жаркий свитер и обомлела: на плече, которое еще чувствовало тяжесть руки хозяина, расплывалось большое красное пятно.
        Ранен! Я рванула наверх.
        Господин Дрейкорн сидел на кровати и, морщась, снимал пальто. На рубашке у плеча алели клочья ткани: некрострукт все же достал его последним прикосновением.
        — Тебе нужен доктор, Джаспер, — констатировал Кассиус.
        — Никакого доктора, — отрезал хозяин. — За ним придется посылать, а Магисморт может прочесывать полиция. Они заинтересуются, кому и по какому поводу понадобился лекарь. Имперские теурги неприкосновенны, но ситуация слишком деликатная.
        — Обойдемся без доктора, — тихо, но твердо произнесла я, опустилась рядом с хозяином и, забрав у него нож, принялась срезать остатки рукава рубашки, — сама все сделаю. Промою и перебинтую.
        — Ты? Еще чего, — грубо отмел мое предложение господин Дрейкорн.
        — Мой отец — фельдшер. Я помогала ему принимать больных. Не раз сталкивалась с такими ранами. Сын старейшины выращивает и продает мирянам боевых псов; чуть ли каждую неделю к нам приходил кто-нибудь из послушников, пострадавший от их клыков. Я знаю, что надо делать.
        — Прекрасно справлюсь без тебя. Пикерн поможет. Иди к себе.
        Не слушая его, взяла влажное полотенце, которое принес дворецкий, не без смущения склонилась над мускулистым плечом, и принялась осторожными движениями стирать кровь с покрытой давним загаром кожи, которая сейчас приобрела сероватый оттенок. Рана была неглубокой, но грязной. Внутрь попали чешуйки ржавчины и куски ткани. Края нехорошо покраснели.
        Я тут же перестала видеть перед собой грозного хозяина, теурга, умеющего повелевать демонами. Сейчас это был пациент, мужчина, страдающий от боли и упадка сил, и оттого капризный и ворчливый. Нужно было было как-то убедить его принять помощь. Не задумываясь, я заговорила мягким, воркующим голосом, как с маленьким ребенком:
        — Джаспер, прошу, ложитесь. Я промою рану, обработаю и забинтую. Будет больно чуть-чуть, самую капельку — но вы потерпите, вы умница, я знаю. Потом мы дадим вам горячего бульона, вы уснете в своей славной, мягкой кровати, а завтра встанете молодцом. Ну же, не упрямьтесь, послушайте меня.
        Мне стало так жаль его, что, повинуясь порыву, я ласково провела рукой по его напряженной спине.
        Пикерн вытаращился на меня, Кассиус издал короткий смешок, а господин Дрейкорн рявкнул:
        — Что вы сюсюкаете со мной, как с неразумным идиотом! Я знаю, что делать.
        — Не хотите сюсюканья — не ведите себя как неразумный идиот! — рявкнула я в ответ. — Рану нужно обработать. Сами не справитесь, у вас лицо белее мела, того и гляди, свалитесь в обморок. Пикерн плохо видит вблизи, Кассиус не горит желанием пачкать пальцы в крови. Вон как кривит губы — по-моему, ему дурно от вида разорванной плоти. Полно, Кассиус, не хорохорься, я все понимаю. У меня есть нужный опыт. Да что я вас уговариваю, в самом деле! Господин Пикерн, принесите воду, бинт, корпию. Нужна кипяченая вода. Тут где-то внизу была горелка. Прошу, займитесь. Хорошо бы найти раствор карболки или йодоформ. Кассиус, тебе придется держать господина Дрейкорна. Такие раны причиняют много боли. Нельзя, чтобы он дергался, когда я буду убирать из нее грязь. Просто навались и прижми ему руку, хорошо?
        Кассиус фыркнул.
        — Что за извращение ты предлагаешь, Камилла? Уверяю, Джаспер прекрасно выдержит боль и без насилия с моей стороны. Особенно если дашь ему немного опиумной настойки. У вас в общине она не в ходу?
        Я смутилась. Действительно, у Отроков Света заглушать боль было не принято. «Страдание — важная часть очищения», утверждал старейшина.
        Неожиданно хозяин сдался.
        — Пикерн, дайте ей все, что она просит. Аптечка в угловом шкафу, вы знаете
        где.
        Покорно откинулся на подушки, закрыл глаза и замер.
        Тщательно скрывая душевный трепет, я приступила к работе.
        Господина Дрейкорна удалось уговорить принять немного опиумной настойки, и теперь он лежал молча, задрав резко очерченный подбородок к ветвям над изголовьем. Ах, если бы Ирминсул мог влить силы в хозяина «Дома-у-Древа», как когда-то отдавал их злосчастному магу Альдо Торквинусу!
        Я все равно причиняла Джасперу боль своими манипуляциями — время от времени его распростертое мощное тело непроизвольно содрогалось. Я продолжала шептать ободряющие слова и подробно рассказывала, что делала в каждый момент, не задумываясь над тем, что говорю:
        — Немного будет щипать. Промоем здесь и здесь. Вам это нипочем, правда, Джаспер? Вы сильный и храбрый, и не такое выносили. Вот молодец! Вы заслужили награду за терпение. Знать бы только, чем вас порадовать. Так редко удается видеть вашу улыбку.
        Пикерн следил за процедурой со скорбным молчанием, а Кассиус втихомолку давился от смеха, слушая мои излияния.
        Затем взялась обработать порез на левой ладони, который оставил жертвенный нож. Осторожно расправила длинные, сильные пальцы, промыла, перевязала. Когда все закончила, сполоснула окровавленные руки в тазу, наскоро вытерла полотенцем, затем осторожно потрогала лоб хозяина — холодный.
        — Джаспер! Господин Дрейкорн, — окликнула я его, — вы в порядке? Рана небольшая и неопасная. Слабость не от нее. Демоны пили вашу жизнь. Что теперь с вами будет?
        Господин Дрейкорн открыл глаза, тяжело поднялся и сел.
        — Ничего страшного, — ответил он хриплым, плохо повинующимся голосом, — у теургов есть свои секреты. Отлежусь. Идите уже, госпожа Камилла. Не забудьте забрать альфина — слышу, он очнулся и подвывает в сумке от ужаса. Чувствует мое присутствие, неблагодарная тварь. Напоите его хорошенько, а вот есть пока лучше не давать. Можете пока забрать его к себе в комнату и сюсюкать над ним, сколько душа пожелает.



        Глава 11 Демонова башня

        Господин Дрейкорн оправился от полученной раны и упадка сил на удивление быстро. Утром Пикерн привел к нему врача, а уже на следующий день хозяин поднялся и принимал посетителей — двух пожилых теургов и стряпчего Оглетона.
        После обеда с коротким визитом наведалась баронесса Мередит, прошелестела по коридору в великолепнейшем манто из белоснежного меха. Над рыжеватыми волосами короной парила россыпь изумрудов. Бес-лакея при аристократке не было; вместо него за хрупкими плечами трепетала пара воздушных крыльев, которую ювелир при помощи магии сотворил из тонких золотых нитей.
        Баронесса прошла мимо, не удостоив меня взглядом, обдала шлейфом духов, в котором мне померещился сладковатый запах гнили. Я с презрением посмотрела на прекрасную стройную спину и мысленно пожелала госпоже Мередит в один прекрасный день разделить участь загубленного ее руками полигера.
        Башню хозяин не покидал, меня к себе не звал. Два дня я просидела в библиотеке, рассеянно листала книги, читала газеты и прислушивалась в надежде услышать скрип потайной двери на галерее и знакомые шаги на лестнице. Разговора с господином Дрейкорном о том, что произошло в подземельях Адитума, я одновременно страшилась и ждала с нетерпением.
        Я надеялась узнать у господина Дрейкорна, что за сущность заставила меня пролить кровь для демонов. Хозяин имел странную причуду — нелюбовь к зеркалам и дыму. Уж не оттого ли, что к нему тоже являлся призрачный собеседник и заставлял выполнять жутковатые просьбы?
        Но навестить меня хозяин не желал, говорить со мной ему было недосуг.
        Из газет я узнала, что наша вылазка не прошла незамеченной. В «Имперском Геральде» писали о «возмутительном вторжении в императорские усыпальницы, вероятно, с целью ограбления или осквернения» и сокрушались, что «лучшие инвестигаторы мастерских Кордо Крипса потерпели неудачу в поиске злоумышленников».
        Особняк «Дом-у-Древа» словно вымер: управляющий пропадал где-то с утра до ночи (его я, впрочем, видеть не стремилась), слуги затаились, Пикерн был занят и неприветлив. Мне оставалось общество кухарки Сидонии, небольшой любительницы поболтать, и счастливо избежавшего гибели Фаро. Сейчас он жил у меня в комнате, в большой ивовой корзине, бормотал и смеялся ночами, не давая выспаться.
        На третий день я совсем упала духом. Чтобы отвлечься, решила навестить свое тайное убежище в закрытом восточном крыле, где во время исследования дома обнаружила небольшую галерею. Запыленные картины вкривь и вкось висели на облупленных стенах, ворохом валялись на полу.
        Мне нравилось стирать с них пыль и расставлять вдоль стен, а потом садиться и разглядывать, открывая в сюжетах на выцветших полотнах неожиданные детали.
        Для работы в галерее я переоделась в новую одежду. Дворецкий отказался забирать брюки, рубашку и куртку сына — «Зная господина Дрейкорна, я полагаю, госпожа Камилла, вам еще не раз понадобятся удобные походные вещи».
        Я перешила пуговицы, расставила швы и сочла, что теперь выгляжу в мужском наряде почти прилично. В таком виде я и направилась в галерею восточного крыла, прихватив корзину с Фаро.
        В этот раз возня с картинами не успокоила и не избавила от сосущего чувства тоски. Ужасно захотелось увидеть отца, подруг, которые остались в Олхейме, поговорить с кем-нибудь, готовым выслушать, посочувствовать и утешить. Все валилось из рук, я вздыхала так глубоко, что альфин, который сидел в корзине и возился с щепками, принялся жалобно бормотать и поскуливать.
        Но, как оказалось, именно в этот вечер я понадобилась всем и сразу.
        Дверь отворилась без стука, в зале появился Кассиус, протянул жизнерадостно:
        — Приветствую! Еле тебя нашел. Что за радость торчать в пыльных комнатах заброшенного крыла!
        Бодрым шагом прошел к столику в углу галереи, по-хозяйски расположился на коченогом стуле, вытащил из внутреннего кармана щегольского сюртука бутылку с янтарным джином, из заднего кармана брюк — стакан, плеснул в него на два пальца, залпом выпил. Затем достал сигару, откусил кончик и задымил.
        Онемев от подобной бесцеремонности, я фыркнула и вернулась к своему занятию — очистке картины от слоя жирной пыли.
        — Все еще дуешься?
        Я медленно повернулась и холодно произнесла:
        — Вы подняли на меня руку, господин Ортего. Это сложно забыть и простить.
        — Ну, мне от тебя досталось не меньше. Тяжелый у тебя кулачок, однако!
        Встал, приблизился, перекинул сигару в угол красиво вылепленного рта, прищурился от дыма, протянул холеную руку для пожатия:
        — Мир?
        Нехотя кивнула, быстро коснулась его ладони и отвернулась.
        — Пойми, Камилла, я всегда и везде буду в первую очередь действовать в интересах Джаспера. Он столько для меня сделал, что жизни не хватит расплатиться.
        Слова Кассиуса заинтересовали:
        — Вы очень ему преданы, не так ли?
        — Именно. Знаешь, что я происхожу из древнего, хоть и небогатого аристократического рода? Десять лет назад я в одночасье лишился всего, что имел. Этот мерзкий паук, старый лорд-архивариус Клаудиус Дрейкорн, откопал какие-то документы о незаконной торговле осужденными и принялся шантажировать моего отца. Кончилось тем, что канцлер проведал об этой грязной истории. Отца судили и по приговору триумвирата отправили в ссылку, чтобы избежать большого скандала — как оказалось, в нем были замешаны шишки покрупнее несчастного Мальвио Ортего. Повезло, что удалось избежать жертвенного алтаря. Из ссылки отец не вернулся, умер через год. Несколько лет я перебивался, как мог — играл в подпольных клубах на деньги, не брезговал шулерством. Был мальчиком на побегушках, торговал кое- чем недозволенным, учительствовал. Познал все прелести жизни в бедных кварталах Аэдиса. После смерти старого лорда-архивариуса вернулся Джаспер и вытащил меня из этого ада. Конечно, он чувствовал вину за то, что случилось по воле его отца. Вот, теперь тружусь у него управляющим. Не такое уж плохое место, надо сказать. Он молодец, наш
Джаспер, не оставляет друзей в беде. Жаль, вы невзлюбили друг друга с первого взгляда.
        Я пожала плечами — что тут поделаешь.
        — Я принес твое жалованье, раз уж ты укрылась здесь и не приходишь сама. Советую, наконец, потратить его на нормальную одежду. Хотя мужской наряд сидит на тебе весьма пикантно.
        С этими словами управляющий забрал бутылку и удалился, посмеиваясь.
        Не прошло и четверти часа, как дверь распахнулась вновь. Я повернулась — сердце ухнуло — явился господин Дрейкорн.
        Вид его радовал: бледность ушла, держался хозяин прямо. Ладонь левой руки забинтована, но плечо, видимо, не беспокоило.
        Ответил коротким кивком на приветствие, окинул комнату взглядом, всмотрелся в столик с оставленным стаканом, потянул носом воздух, поднял брови в недоумении.
        — Не знал, что вы тут курите дорогие сигары, госпожа Камилла. И изводите запасы моего джина. Не стоит делать этого в одиночестве — так и спиться недолго.
        — Здесь только что был Кассиус, — объяснила я, охрипнув от неловкости. — Это он принес. Как ваше самочувствие, Джасп… господин Дрейкорн?
        — Благодарю, отлично. У вас легкая рука. Не стоило в вас сомневался. Спасибо.
        От скупой похвалы стало приятно, я заулыбалась.
        Г осподин Дрейкорн медленно обошел комнату, разглядывая полотна, которые я почистила и выставила вдоль стен.
        Повернулся, удивленно посмотрел на меня и спросил:
        — Зачем вы возитесь с этими картинами, госпожа Камилла? Они не представляют из себя никакой художественной ценности. Низкопробная мазня, которой баловался мой прадед.
        Такого вопроса я не ожидала, но ответила сразу — стало обидно за художника:
        — По мне, так они прекрасны, господин Дрейкорн. Словно окна в другой мир. Я мало что видела на своем веку. Картины вашего прадеда дают мне пищу для фантазий, позволяют не угаснуть мечтам. Не так-то просто поддерживать мечты живыми и яркими, господин Дрейкорн.
        — И о чем же вы мечтаете, госпожа Камилла? — с подлинным интересом спросил хозяин, кое-как располагаясь за столом, где недавно сидел Кассиус; колченогий стул заскрипел под его сильным телом. — О том же, что и все? Деньги? Удачное замужество? Свой дом?
        — Деньги и свой дом — хорошие вещи, господин Дрейкорн, — признала я. — Замужество — не думаю, я пока не готова стать привязанной к неизвестному мужчине, потакать его прихотям ради комфорта. Не об этом я мечтаю. Хочу делать что-то сама, по своей воле, и достичь в этом успеха. Хочу повидать мир.
        Его вопрос растревожил чувства и душу, и я добавила, повинуясь порыву:
        — Я вам завидую, господин Дрейкорн. Той жизни, что вы вели. Приключения, исследования, путешествия. Я слышала ваши беседы с Кассиусом, когда вечерами вы сидели внизу, в мастерской за бутылкой вина. Мне понравились ваши рассказы о том, как вы прокладываете путь по звездам и составляете карты. О том, как вам пришлось защищать капитана в драке на рынке в Иллукуме, где продают рабов, обладающих экзотическими навыками. Как искали украденные чертежи в ныряющем дворце дюка Лудджера. Как исследовали пролив в море, где до сих пор живут древние ящеры. О встрече с пиратами, когда «Центавр» взял на абордаж командный корабль, и оказалось, что пиратский капитан — красивая и бесстрашная женщина, и она предложила вам схватку без посторонних глаз, один-на-один, в ее личной каюте…
        — Тьма, вы что, и это подслушали?! Да у вас совсем стыда нет, госпожа Камилла.
        — Почему подслушала? Вы же знали, что я корплю над документами наверху в кабинете по вашему приказу.
        — Я тогда совсем забыл о вас, черт побери. Должны были догадаться, что эта история не для девичьих ушей.
        — Не беспокойтесь, я вышла, когда Кассиус принялся расспрашивать о приемах, которыми вы взяли верх над пиратской королевой… хотя ушла не без сожаления. Так и не узнала, чем все кончилось.
        У хозяина на скулах выступили красные пятна, и я поняла, что сумела его смутить. Мне это ужасно понравилось.
        «Поделом, Джаспер, не только вы умеете провоцировать в разговоре».
        — Довольно об этом, — прервал хозяин, — я уже понял, что вы — фантазерка, которая плохо знает жизнь и потому считает, что мир прекрасен везде, кроме места, где она находится в этот момент. Удивительно, что приключения в подземельях Адитума не отбили у вас вкус к авантюрам. Ну-ка, поговорим о том, что вы натворили в склепе. Можете объяснить, какая дурь пришла вам в голову, что вы полезли проливать кровь на жертвенный алтарь?
        Я вздохнула. Объяснение будет не из простых.
        — Меня заставили.
        — Что за чушь?!
        Я рассказала все, без утайки.
        Господин Дрейкорн слушал внимательно, не перебивал, вопросов на задавал, сверлил недоверчивым взглядом, так, что я начала путаться и сбиваться — решила, что ни капли он мне не верил. В конце концов замолчала, глотая слезы обиды.
        Хозяин сильно помрачнел и несколько секунд сидел молча, нахмурив лоб и плотно сжав губы, будто пытался отогнать тревожные мысли. Наконец, вынес вердикт:
        — В благовония, которые применяются при ритуалах, добавляют специальные вещества, чтобы избавить жертву от страданий. Они одурманивают, дарят перед смертью эйфорию и приятные видения. Видно, вы подошли к курильнице слишком близко, глубоко вдохнули и поплатились. Вам все привиделось.
        Неведомая раньше деталь ритуала заставила содрогнуться. Оказывается, теурги заботятся о чувствах существа, истекающего кровью по их милости. Какая отвратительная бесчеловечная гуманность!
        — Не скажу, что видение было приятным, — ответила я с сарказмом. — Совсем напротив. У вас есть другое объяснение, господин Дрейкорн? Демоны могут являться к людям таким образом?
        — Как правило — нет, — ответил господин Дрейкорн после паузы, — демоны незримы. Вы иновидица, и различаете смутные тени. Большинство людей не видят ничего. Теурги воспринимают демонов ментальным оком. Дело непростое: для этого требуется специальная подготовка и умение выносить сильное напряжение и боль. Демоны не могут повелевать людьми… кроме архонтов. Но это исключено.
        — Архонт? Ко мне явился демон-архонт Валефар?
        — Нет. Валефар является к избранным теургам, готовым принять его, и только в исключительных случаях. Если бы к вам, неподготовленной юной девушке, сроду не имевшей дела с магией, явился архонт Валефар, чтобы запросто поболтать, да еще и принялся лезть к вам в голову, вы бы в лучшем случае лишились разума, в худшем — упали замертво с расплавленными мозгами.
        Внезапно господин Дрейкорн поднялся и, заложив руки за спину, прошелся вдоль стены с расставленными картинами, затем стремительно подошел ко мне. Я насторожилась — обычно суровое лицо его сейчас выдавали сильное волнение и озабоченность.
        — Камилла, — он схватил меня за руки и привлек довольно близко, — мне нужно подумать над этим. Обещайте, что если вдруг вам опять померещится некий образ в дыму, или в глубине зеркала, или в водяных брызгах, и заговорит с вами — ни за что не отвечайте. Ни единого слова. Не показывайте, что вы его видите.
        Взгляд хозяина был полон неясных мне эмоций, а его руки сжимали запястья так сильно, что я ни с того ни с сего заволновалась, кое-как вывернулась, ускользнула, отошла к стене и занялась картиной, чтобы скрыть заалевшие щеки. Что за привычка — хватать, не соизмеряя силы! Он уже оставил мне синяки на плечах тогда, в склепе.
        Смущение стало еще острей, когда я заметила, что ворот мальчишеской рубашки расстегнулся — на две пуговицы! При желании с высоты своего роста господин Дрейкорн мог рассмотреть куда больше, чем позволяли приличия.
        Вот беда! Еще решит, что я специально пытаюсь завоевать его расположение древним способом. Ломая пальцы, принялась застегивать ворот. Получилось хуже — теперь господин Дрейкорн с недоумением следил за моими мечущимися руками.
        Тогда спросила первое, что пришло на ум:
        — Знаю, вы не выносите зеркал и дыма. Что вы там видите? Кто-то тоже является вам?
        — Это очень личный вопрос, госпожа Камилла, — отрезал хозяин. — Такие вещи среди теургов не принято обсуждать. В любом случае, это не имеет отношения к тому, что с вами произошло.
        Неловкость ситуации разрядило ворчание, которое перешло в тихий, но настоящий львиный рык. Я подпрыгнула — в корзине проснулся альфин. Он вскочил, вздыбив шерсть на загривке и прижав уши, тонкий хвост бил слева направо, обезьянья мордашка некрасиво сморщилась, обнажив острые как иглы клыки.
        — Маленький дьявол, — с отвращением сказал господин Дрейкорн. — Вы должны отнести его в виварий, Камилла. Выходили — и хватит. Это не кошечка и не собачка.
        — Что с ним будет, Джаспер? — спросила я тихо, от растерянности забыв о формальностях. В глубине души я надеялась, что он разрешит мне оставить Фаро, но помнила, что альфины стоили немалых денег. С чего мне рассчитывать на такой подарок? Размышления о дальнейшей судьбе зверя не радовали.
        Господин Дрейкорн прищурил глаза и секунду-другую смотрел на меня внимательно, слегка наклонив голову. Неожиданно его губы сложились в неприятную усмешку.
        — Я подумывал над тем, чтобы продать его — лишние деньги сейчас не помешают, но баронесса Мередит умоляла преподнести альфина ей на день ангела. Леноре сложно отказать — привыкла получать, что ей хочется.
        Я похолодела. Конец альфина был очевиден в любом случае. Хозяин молча смотрел на меня, будто ждал определенных слов или действий. Я понимала, что провоцирует он меня неспроста. Что-то было у него на уме. Крепко сцепила руки, вздохнула и решительно сказала:
        — Господин Дрейкорн, зачем вы мне это говорите? Вы же знаете, как я к этому отношусь.
        — Вы спросили — я ответил. Рассчитывали услышать какой-то другой ответ? Я не держу домашних животных. Мне неприятно видеть, как они на меня реагируют.
        — Я заплачу. Куплю у вас альфина. Сколько?
        — Торговцу я отдал восемь тысяч декатов.
        Я онемела. Скромной помощнице нечего даже зарится на такой щедрый подарок от хозяина.
        Пауза затянулась.
        — Вы можете вычитать их у меня из жалованья.
        — Сейчас я вам плачу четыреста декатов в месяц. Если буду удерживать все до сентима, выплата долга растянется на полтора года. Предположим, оставлю вам четверть, чтобы вы посылали деньги отцу, если он не передумает слезать с вашей шеи. Срок растягивается. Не забывайте, что договор скоро истекает. Я рассчитывал, что к этому моменту все страницы будут найдены, и продлевать его с вами не намеревался. Не беспокойтесь, на улице не окажетесь. Теперь я чувствую за вас ответственность, после того, во что втянул. Можете остаться при кухне, или занять место Эрины — лентяйку давно пора гнать. Но жалованье будет ниже. Больше чем на пятьдесят-семьдесят декатов не рассчитывайте. Не кривитесь — мы, Дрейкорны, известны своей прижимистостью. Я не исключение. Знаю счет деньгам. Спросите у Кассиуса, он не устает твердить о моей скупости. И что же у нас получается? Будете привязаны ко мне этим долгом десятилетия, пока не рассчитаетесь за ненужного вам болтливого зверька?
        Я пожала плечами.
        — Я могу найти место получше и выплатить деньги быстрее.
        — Особо на это не рассчитывайте — сами знаете, как тяжело найти работу в Аэдисе. Хорошо. Сделаем так, как вы просите. Завтра придет Оглетон и вы подпишете обязательство и купчую. Альфин ваш. Можете держать его в виварии — постарайтесь, чтобы он не попадался мне на глаза. Счастливы?
        — Спасибо, господин Дрейкорн.
        Искренне улыбнулась: я действительно была счастлива. Кусайте локти, баронесса Мередит! Все сложилось хорошо. Мне было гарантировано место в «Доме- у-Древа». Что касается денег — живя на всем готовом, можно о них не беспокоится. Есть крыша над головой, есть еда, а там увидим. Не верила я в то, что господин Дрейкорн будет трястись над моими грошами, как скупердяй-ростовщик в Меркатии. Судя по счетам, которые давал мне просматривать Кассиус, склады и торговые барки Дрейкорнов приносили неплохую прибыль. Если хозяину действительно нужны деньги, он бы продал альфина без оглядки на желания своей помощницы.
        Я подозревала, что хозяин по какой-то прихоти устроил мне испытание и остался мной доволен. Я же осталась довольна им. Игра его мне непонятна, да и шут с ней. Результат важнее.
        — Кассиус принес жалованье. Двести декатов. Вот, возьмите. Начинаю выплачивать долг.
        — Давайте сюда.
        Господин Дрейкорн преспокойно забрал купюры и сунул в карман.
        Затем повернулся было, чтобы уйти, но внезапно его внимание привлекла картина, которой я занималась. Несколько мгновений рассматривал ее, затем поинтересовался:
        — Знаете, что на тут изображено, госпожа Камилла?
        — Не имею представления. Что-то странное, и настолько страшное, что я передумала возиться с ней дальше. Мои мечты она не питает.
        На картине была изображена ночная площадь. Толпы людей стояли, задрав напряженные лица к небу, надвое рассеченное кроваво-красной полосой, похожей на рану. В воздухе закручивались спирали дыма из ритуальных курильниц. По мостовой текли черные потоки — кровь.
        А над площадью нависла странная конструкция — тысячи, сотни тысяч золотистых нитей вытягивались прямо из воздуха и сплетались в гигантский конус, на котором можно было различить металлические сочленения, клепки, балки, фермы.
        — Это ничто иное, как сотворение Адитума, Камилла. Второй год эры Магии или 1630 по старому стилю. Ночь его создания была рассчитана астрологами. Демоны ждали особое расположение звезд и знак — вот эту комету. Вы побывали в подземельях Адитума — хотите побывать в нем самом? Мало кому из обычных людей выпадает такая честь.
        — Не уверена.
        — Придется. На днях я должен присутствовать там на церемонии принятия титула лорда-архивариуса. Последняя пустая формальность, но обязательная. Еще нужно кое-что сделать в архивах, которые перешли в мое распоряжение. Вы поедете туда со мной. Возни с бумагами будет много.
        В день визита в Адитум господин Дрейкорн велел одеться подходящим образом и ждать в холле после завтрака. От меня не ускользнуло сомнение в его глазах, когда он бросил взгляд на мое черное платье с тесным белым воротником. Нарядное по меркам общины, но сегодня неуместное. Дешевая, старая ткань, мешковатый покрой, унылый блеклый цвет. На него не позарилась бы даже поденщица или трактирная подавальщица в бедном квартале Аэдиса.
        Но делать нечего — в назначенное время захватила шаль, спустилась к выходу и принялась терпеливо дожидаться хозяина.
        Послышались знакомые шаги на лестнице. Я обернулась и остолбенела — такого я не ожидала.
        Господин Дрейкорн был приглашен в Адитум на формальную церемонию принятия титула лорда-архивариуса, и, как того требовал протокол, надел парадную форму, принятую у имперских теургов высоких рангов.
        Я привыкла видеть его в удобной одежде простого покроя — строгий сюртучный костюм, белая рубашка и шейный платок темных оттенков. Далеко ему было до франта Кассиуса и щеголя Оглетона, без меры любившего побрякушки и яркие цвета!
        Мои подруги в Олхейме частенько болтали об «очаровании мундира» и бегали подглядывать за солдатами в расквартированный по соседству гарнизон. Когда появился господин Дрейкорн, я поняла, что они имели ввиду.
        Хозяин был ослепителен. Парадная форма полувоенного кроя — дань прошлой службе на флоте — подчеркивала широкие плечи и узкие бедра. Даже ростом он будто стал еще выше. Ботинки из дорогой кожи, удлиненный однобортный китель со стоячим воротником и узкие прямые брюки из плотной ткани насыщенно-черного цвета. Под сердцем — нашивка: арка и звезда, символ имперского теурга, но не белый, как принято, а темно-серый, и оттого едва заметный. В правой руке хозяин нес форменную трость с тяжелым набалдашником.
        Я и раньше отмечала, что господин Дрейкорн — привлекательный мужчина, но теперь он сражал наповал. Я словно впервые рассмотрела черные, слегка вьющиеся волосы, густые брови с суровым изгибом, жесткий, красивый рот, сильный подбородок.
        Ко мне приближался грозный и властный незнакомец.
        Я сильно оробела и еле-еле ответила на приветствие. За последние дни я мало- помалу привыкла к его обществу, теперь же вернулись скованность и настороженность, и ничего я с этим поделать не могла. Когда он накинул на плечи длинное парадное пальто и стал еще импозантнее, я стушевалась: насупилась и отвернулась.
        Рядом с этим великолепным теургом я выглядела потрепанным воробьем. Странное и нелепое будет зрелище, когда мы явимся вместе в резиденцию императора. Подумала было притвориться больной и попросить разрешения остаться дома, но не посмела.
        Мы вышли из особняка и двинулись к экипажу, который ради такого случая было велено заложить конюху Ирвину. Кони запрядали ушами и начали фыркать — как и все животные, в присутствии теургов они тревожились, чувствовали незримую печать, которую накладывало общение с потусторонними сущностями.
        Господин Дрейкорн остановился перекинуться парой слов с Пикерном.
        — Моя девочка, — услышала я позади себя и почувствовала, как кто-то схватил меня за руку, больно впившись острыми ногтями в запястье.
        Рядом стояла теургесса, которую я пару раз видела в квартале Мертвых Магов и считала чокнутой.
        Выглядела она еще хуже, чем во время нашей последней встречи несколько недель назад. Бледная кожа высохла и потускнела, волосы обвисли кудельками, глаза ввалились и смотрели в разные стороны.
        Теургесса принялась беспорядочно гладить меня по рукам, касаться щек. Она тяжело дышала и дыхание ее было нездоровым. От нее несло дурманящей травой, что предлагали на площади Циркус юркие торговцы.
        Бормотала теургесса всякую чушь:
        — Девочка, ты идеальный сосуд. Прошу, пойдем со мной. Я тебя вознагражу. С тобой, моя милая, ритуал увенчается полным успехом!
        Старуха совсем сбрендила! Я попыталась оттолкнуть ее, но теургесса вцепилась, как клещ. В панике я позвала, забывшись:
        — Джаспер!
        Господин Дрейкорн появился из-за экипажа.
        — Крессида! — хозяин был сердит и раздражен. — Что тебе нужно от моей помощницы?
        Теургесса неохотно отступила.
        — Здравствуй, Джаспер, — произнесла она, мгновенно притихнув — лишь пальцы с черными ногтями дрожали, — не уступишь эту девушку? Знаешь, мне тоже понадобился секретарь.
        Господин Дрейкорн вдохнул и произнес тоном, каким разговаривают с детьми и выжившими из ума стариками.
        — Иди домой, Крессида. Посмотри, во что ты превратилась. Не видел тебя всего год, но с трудом узнал. Ты заигралась с демонами-ренегатами и не понимаешь, к чему все идет.
        Теругиня зашипела, ожгла полным ненависти взглядом:
        — Как ты мог отказаться от того, что тебе предлагали, Джаспер?! Ты жалок и слаб. Раньше я завидовала тебе. Сейчас презираю.
        Затем повернулась и хрипло промурлыкала:
        — Камилла, я буду всегда рада тебе в моем доме. Вон в том особняке с горгульями на крыше. Я похожа на одну из них, не находишь?
        Теургиня засмеялась — словно закаркала — и ушла быстрым шагом.
        Я была настолько ошарашена, что даже не возражала, когда господин Дрейкорн внезапно подхватил меня за талию и посадил в экипаж.
        Сам сел с другой стороны и мы тронулись.
        — Это Крессида Крипе, сестра знаменитого теурга-механика Кордо Крипса, — объяснил он, не дожидаясь расспросов. — Держитесь от нее подальше, Камилла.
        Даже брат избегает ее теперь, когда она заключила договор с демонами-ренегатами. Платит каждому своей жизнью; они почти высосали ее досуха. Крессида младше меня на год, а выглядит как старуха. Мечтает соединиться с высшим демоном, обрести бессмертие и могущество.
        — Как инквизитор Аурелиус?
        — Да. Кончит тем, что станет одержимой. Если бы не высокопоставленный брат, ее давно бы отправили на алтарь. Что она от вас хотела?
        — Сказала, что я — идеальный сосуд.
        — Еще чего не хватало. Если станет цепляться — немедленно бегите ко мне.
        Несколько минут мы ехали в молчании. Господин Дрейкорн занимал почти все пространство экипажа, наши колени соприкасались. Я опять ощутила неловкость.
        — Вы чем-то опечалены, Камилла? Вас расстроило происшествие с Крессидой?
        Он наклонился и заглянул в лицо внимательными глазами. Черная прядь, упавшая на бровь, блестела от осевших капель зимнего тумана.
        — Все в порядке, господин Дрейкорн, — выдавила я, — просто не выспалась.
        Встреча с теургессой действительно оставила неприятный осадок. Знай я, как ужасно закончится этот день, поверила бы в дурные предзнаменования.
        Адитум находился в восточной части города, но экипаж свернул в другую сторону. Через четверть часа мы въехали в незнакомый квартал и остановились. Господин Дрейкорн вышел, открыл с моей стороны дверь и помог спуститься.
        Я огляделась в недоумении, но вскоре догадалась, где мы очутились.
        Улица, на которую мы вышли, была светлой и прекрасной. Возле высоких белоснежных домов прогуливались элегантные господа и дамы. По кирпичной мостовой мчались золотистые паровые экипажи. Звенели трамваи на магомеханическом ходу, постукивая узкими красными вагонами. Магазины завлекали медными вывесками и переливами хрустальных колокольчиков.
        Магию здесь не выставляли напоказ: это считалось вульгарным. Ее присутствие ощущалось в тонком, неземном аромате, который доносил ветерок; в блеске стекол в витринах, не дававших отражения; в скульптурах, похожих не то на остовы изящных существ, не то на безобразные засохшие розы.
        — Это Аристорий, не так ли?
        — Да. Его прозвали самым утонченным кварталом Аэдиса. Известен своими магазинами. В один из них мы и направляемся.
        — Зачем?
        Господин Дрейкорн остановился и посмотрел на меня насмешливо.
        — Без обид, госпожа Камилла, но в этом рубище вам являться в Адитум нельзя. Пора привести вас в вид, достойный помощницы имперского теурга. Вам нужна нормальная одежда.
        — Как вы могли забыть, господин Дрейкорн — у меня теперь ни деката. На какие деньги я буду покупать эти платья?
        — Я ссужу нужную сумму.
        — Нет, — заупрямилась я, — представляю цены в здешних магазинах. Мой долг вырастет раза в два. Я окажусь у вас в рабстве. Уж не прикажете ли расплачиваться годами жизни на жертвенном алтаре, как заведено у теургов?
        Господин Дрейкорн вскипел и рявкнул:
        — Забываетесь, госпожа Камилла. Следите за языком. Вы — моя подчиненная. Извольте делать, что велено.
        Легко представить, что именно этим грозным тоном он отчитывал младших офицеров и матросов у себя на «Центавре». От неожиданности и испуга у меня даже слезы закапали.
        Но он был прав — я надерзила.
        Лицо хозяина выразило сильнейшую досаду.
        — Представьте, что покупаем вам униформу, — произнес он мягче.
        Больше возражать не смела; кивнула, не поднимая глаз от земли, и поплелась.
        Но господин Дрейкорн внезапно остановился, согнул локоть и посмотрел выжидающе. Он что, предлагает взять его под руку? Опять испытание или простая вежливость?
        — Совсем забыл, госпожа Камилла, что вы не обучены манерам. Серьезный недостаток для секретаря теурга. Ну, смелее. Вы же дама, как-никак.
        Я не стала говорить, что модные нынче в столице секретари — даже дамы — шли на два шага позади своих господ, чтобы не мелькать перед глазами лишний раз.
        Еле-еле, кончиками пальцев коснулась жесткой ткани рукава. Подстроится под его шаг было непросто. Он возвышался надо мной, как обелиск, а я семенила рядом, страдая от неловкости.
        Прохожие смотрели на нас. На господина Дрейкорна — с опаской и почтением; переводили взгляд на меня — лица наполняла жалость. Вскоре я убедилась, что мне не померещилось.
        Хозяин задержался обменяться приветствием со знакомым. Проходивший мимо почтенный старичок на секунду остановился, похлопал меня по плечу и протянул вполголоса:
        — Не стоило принимать такое решение, милая. Ты еще молода, не знаешь цену годам.
        Я в недоумении посмотрела вслед. В этот же миг со мной поравнялась женщина и покачала головой: «Бедняжка».
        Что такое?
        Вернулся господин Дрейкорн и я решилась:
        — Почему прохожие жалеют меня? Они говорят странные вещи.
        — Что могут думать люди, видя девушку вроде вас в сопровождении теурга? Именно то, что вы ляпнули несколько минут назад. Они полагают, что вы из бедности продали мне несколько лет вашей жизни и теперь я веду вас в жертвенный зал, чтобы провести ритуал.
        Я покраснела, встала как вкопанная и произнесла, тщательно подбирая слова.
        — Прошу, ступайте вперед, господин Дрейкорн. Думаю, лучше мне соблюдать приличия и держаться позади, как полагается.
        Он опять вспыхнул как порох: брови сомкнулись, глаза нехорошо сверкнули, но бури не последовало.
        Господин Дрейкорн молча отвернулся и размашисто зашагал. Я последовала за ним на почтительном расстоянии, подавленно глядя на широкую спину, облаченную в черное.
        Хозяин подошел к магазину с зеркальными дверями в ажурной решетке и теперь дожидался меня, величественно опершись на трость. Когда я приблизилась, бросил холодно и насмешливо:
        — Вы первая женщина, которая постыдилась идти рядом со мной. Я чувствую себя уязвленным, госпожа Камилла. Не думал, что мнение случайных прохожих так для вас важно.
        — Мне очень жаль, господин Дрейкорн.
        Он открыл передо мной дверь, мы вошли внутрь и оказались в царстве зеркал. Господин Дрейкорн на миг замешкался. Его плечи напряглись, лицо застыло.
        Хозяин бросил быстрый взгляд в мерцающую глубину, где темнело отражение его статной фигуры и моей — маленькой и неприглядной, от смущения вытянувшейся, как струна. Кажется, ничего кроме этого в зеркале хозяин не увидел, потому что расслабился, достал бумажник и насильно вложил мне в руку.
        — Понадобится как минимум одно деловое платье и еще одно на выход — вскоре мы должны присутствовать на официальном приеме, который устраивает знаменитый теург-механик Кордо Крипе. Не забудьте купить теплое пальто. Ужасно хочется собственноручно сжечь вашу битую молью шаль. Объясните продавщице, что нужно, она поможет. Буду ждать в кафе напротив. Не мешкайте. Даю полчаса, не больше.
        Господин Дрейкорн вышел, а я попала в распоряжение обходительной девушки в синей униформе. Ростом она была ниже меня, но держалась так уверенно, что я покорно соглашалась на все, что она предлагала.
        Девушка завела меня в огромную примерочную, заставленную разряженными манекенами и розовыми банкетками, притащила ворох одежды и принялась крутить, как куклу, прикладывая то одно, то другое.
        С каждым новым нарядом я все меньше думала о неловкой ситуации, в которую поставил меня хозяин со своим бумажником. Мой долг и так огромен, плюс-минус тысяча — какая разница?!
        Я попросила услужливую девушку упаковать темно-синие шелковое платье для приемов и удобный брючный костюм на каждый день. Пришлось купить и короткое пальто — самое простое, какое нашлось.
        Старое черное платье, поколебавшись, попросила выбросить. Затем принялась облачаться в костюм, который продавщица сочла подходящим для моего статуса и ситуации. Приталенный короткий жакет и расклешенная юбка до щиколоток из тонкой темно-зеленой шерсти, белая блуза и черный узкий галстук. Просто и элегантно.
        Я смотрела на свое отражение и не могла налюбоваться. Впервые в жизни я надела настоящую светскую одежду, и впервые в жизни поняла, как важно для женщины осознавать свою привлекательность. Костюм подчеркивал тонкую талию, а блуза открывала длинную шею; зеленый цвет сделал глаза глубже и выразительнее. Да я красотка! Однако продавщица так не считала.
        — Госпожа, вынуждена заметить — нужна другая прическа. Позвольте помочь.
        Девушка воровато огляделась, плотнее задернула бархатный занавес, достала из шкафчика щетку для волос. Не дожидаясь разрешения, ловко вытащила шпильки, распустила тугой пучок, несколькими сильными движениями расчесала, затем ловко скрутила, завернула, заколола сбоку у шеи и выпустила несколько прядей.
        Я ахнула. У меня миловидные, но неправильные черты, одна бровь немного выше другой. Ассиметричная прическа подчеркивала недостатки, но при этом волшебным образом превращала их в достоинства — лицо стало пикантным и запоминающимся.
        — Ваш спутник будет смотреть только на вас, — доверительно сообщила продавщица, принимая у меня купюры из бумажника господина Дрейкорна. Я попросила выписать квитанции и доставить остальные покупки в квартал Мертвых Магов, особняк «Дом-у-Древа». Глаза девушки почтительно округлились.
        Подхватила пальто и поспешила через дорогу в кафе, где дожидался господин Дрейкорн. Когда перебегала дорогу, поймала восхищенные взгляды двух почтенных господ и мальчишки-разносчика. Еще одно открытие — ненавязчивое мужское внимание может быть приятным.
        Господин Дрейкорн сидел за столиком в углу перед дымящейся чашкой кофе и читал газету. Когда я подошла, поднял глаза, одобрительно кивнул и произнес:
        — Совсем другое дело.
        Затем вернулся к передовице.
        — Я заказал вам кофе. Хотите чем-нибудь подкрепиться? — сухо предложил, не отрываясь от статьи.
        — Нет, благодарю.
        Я припала к стакану с водой — от волнения мучила жажда. Затем положила на стол бумажник и подвинула хозяину.
        — Внутри квитанции на покупки. Боюсь, я потратила больше, чем собиралась. Обязательно рассчитаюсь с вами, господин Дрейкорн.
        — Взыщу все до последнего сентима, не сомневайтесь. Мы, Дрейкорны, прижимисты, и знаем счет деньгам, помните?
        — Ни на секунду не забываю, — ответила я с улыбкой.
        — Нам пора. Допивайте кофе и идем.
        Я отодвинула стул и поднялась, испытывая легкую досаду и разочарование — очень хотелось услышать хотя бы скупой комплимент моему новому облику.
        Господин Дрейкорн вставать не спешил — опустил газету и принялся складывать. Я стояла и терпеливо ждала. И тут, на один короткий миг, он бросил на меня сосредоточенный взгляд — не спеша скользнул потемневшими глазами от голеней до шеи, мимолетно задержал взор на уровне губ, там, где кончик выпущенного локона щекотал кожу.
        Тут же встал, отвернулся и потянулся за тростью. Длился этот странный взгляд не более пары секунд, но меня бросило в невыносимый жар.
        Не уверена, что хозяин таким образом оценил мой наряд. Мне показалось, что глазами он снял с меня все новые вещи до единой. Стало очень стыдно, сердце заколотилось, словно я стояла перед ним совершенно обнаженная.
        Я тут же принялась мысленно бранить себя за такую необузданную и неуместную фантазию. Господин Дрейкорн как ни в чем не бывало помог накинуть пальто и повел к выходу. Лицо его было спокойным и будто немного сердитым.
        Когда покинули кафе и вышли на улицу, хозяин не колеблясь вновь предложил руку; я повиновалась без возражений.
        Мы двинулись в сторону, противоположную той, где оставили экипаж.
        — Как мы доберемся до Адитума, господин Дрейкорн?
        — На личной автомотрисе. Депо на соседней улице. Подвесной путь — самый быстрый способ добраться до Адитума. Думаю, раньше вам не доводилось им пользоваться. Вас ожидает незабываемая поездка над городом.
        Железные нити воздушных путей оплетали небо над столицей, как осенняя паутина. Демонова магия позволяла использовать опоры лишь на низко расположенных участках; чем выше закручивались спирали рельсов, тем невесомее казались. Законы демоновой механики были неподвластны умам людей.
        Депо походило на гигантскую птичью клетку. Служащий в униформе кирпичного цвета вежливо провел к нужному экипажу. Автомотриса оказалась узким полуоткрытым вагончиком с латунным корпусом, и линиями напоминала старинную карету.
        Когда господин Дрейкорн помог расположиться на кожаном сиденье и застегнуть специальный ремень, я почувствовала себя важной дамой.
        Еще одно приключение!
        Машинист опустил очки-консервы, сдвинул рычаг и мы тронулись — сначала медленно, затем ускоряясь.
        С легким перестуком промчались сквозь Аристорий. Вылетели на стальную опору и принялись набирать высоту. Стрелой пронеслись между двумя массивными зданиями — демоновыми сооружениями, сотканными из тысячи каменных арок. Затем автомотриса стремительно поползла вверх по стальному узкому рельсу. Заложило уши. В лицо ударил ледяной ветер, сердце заколотилось, стало весело.
        Впереди выросла громада Адитума и ринулась навстречу, неторопливо разворачивалась, слепила блеском латунных блоков и сочленений. Я различила, что чудовищный корпус башни не был монолитным: его опоясывали переходы, галереи, стальные лестницы.
        Автомотриса влилась в серебристый поток других подвесных путей, заложила крутой вираж, следуя прихотливым изгибам рельса, замедлила ход. Рывок тормозов, шипение пара — экипаж застыл у узкой платформы, покрытой медной решеткой. Располагалась она в нижней трети башни, довольно высоко от земли. Далеко под ногами раскинулся город, его неумолкаемый шум доносился звонко и отчетливо. Дул сильный ветер, и я испугалась — не подхватил бы, не утянул вниз. Невольно покачнулась, но господин Дрейкорн уже крепко взял меня под локоть.
        — Знаю, с непривычки может закружиться голова. Но это лишь тридцатый уровень; всего же их восемьдесят. Шпиль башни возносится на четверть лиги. Время еще есть — я покажу вам Адитум.
        Мы пошли по галерее. Под ногами пружинила решетка, ветер ледяными пальцами выхватывал пряди из прически, забирался под юбку и пальто.
        Подошли к двери, возле которой застыл некрострукт. Он напоминал Большого Зигмунда: бочкообразная грудь, конечности с тремя суставами, лицо (или морда?) скрыто под железной маской. Я замедлила шаг, но господин Дрейкорн не обратил на него никакого внимания и спокойно провел меня внутрь.
        Мои первые впечатления от Адитума можно описать двумя словами: пустынный и неправильный. Вид, планировка и атмосфера здания ясно указывали, что его создателями были существа из иного мира. Люди казались в башне чужаками.
        Мы вышли в круглый зал непонятного предназначения с ромбовидными окнами и поднимающимися по спирали галереями. Затем пересекли коридор, который змеей карабкался вверх; миновали переходы, узкие арки, лестницы. Все помещения имели странные пропорции и ассиметричные формы, которые могли бы явиться земным архитекторам в страшных снах: невыносимо прекрасные и бесконечно уродливые.
        Кругом металл: то гладкий и блестящий, то оплывший, словно от запредельного жара, то похожий на иссеченную временем плоть. Иногда он распадался на нити, как неряшливые комки паутины, или собирался в наросты наподобие древесного гриба, или скручивался в колонны.
        Внутри Адитума звуки искажались странным образом: стук каблуков по металлу раздавался глухо, а человеческий шепот звенел, как удар цепи по наковальне. Башня имела свой голос — скрипели сочленения, рокотали скрытые механизмы, что-то гудело, щелкало, едва слышно доносилась монотонная мелодия.
        Люди попадались редко, сплошь неулыбчивые, бледные теурги в черных одеждах. Они учтиво приветствовали господина Дрейкорна, а когда он миновал их, украдкой бросали настороженные взгляды.
        Одна встреча озадачила. Мы проходили длинной галереей, стены которой были украшены картинами из непонятных материалов — не то кожа, не то части высохших насекомых. Я переходила от одной картины к другой, пытаясь понять, что они изображали — уж не мир ли демонов, который они потеряли миллионы лет назад?
        Господин Дрейкорн терпеливо дожидался у треугольного окна, когда к нему приблизился невысокий мужчина, одетый, как мастеровой — мешковатые брюки, холщовая блуза и жилет. Лишь серебряный символ арки и звезды на нагрудном кармане выдавал в нем теурга высокого ранга. У мужчины были всколоченные волосы с проседью и голубые ласковые глаза. На лбу сидели очки в проволочной оправе. Теург был средних лет, но имел стариковскую осанку и мимику.
        Он радостно приветствовал господина Дрейкорна: схватил за руку обеими ладонями и начал трясти, что-то приговаривая, однако глядел при этом на меня — бросил внимательный взгляд и не отводил несколько секунд.
        Я уже хорошо изучила хозяина, чтобы понять — встрече с невысоким господином он не рад, но вынужден быть любезным. Теург что-то спросил, кивнув в мою сторону; хозяин нахмурился и коротко ответил. Незнакомый господин похлопал его по плечу, последний раз глянул на меня пристально, и ушел.
        Мы побывали в зале заседания Сената и Павильоне Церемоний, органном зале и императорской приемной. Масштабы, великолепие и причудливость обстановки угнетали.
        Заметив мое подавленное молчание, господин Дрейкорн принялся делиться легендами и забавными историями об Адитуме, о которых слышал или которым сам стал свидетелем.
        Он рассказал, что башня столь велика, а количество допускаемых в нее теургов и чиновников столь мало, что можно бродить по ярусам и залам Адитума целый день, не встретив ни одной живой души.
        Он поведал о сенаторе Скарфасе, напыщенном богатее и некудышном теурге, который из спеси пользовался услугами не одного, а трех бес-лакеев. Толком управлять он ими не умел, и однажды демоны порвали в клочья его церемониальную мантию на ежегодном собрании в присутствии императора. До конца заседания он отмахивался от драных лоскутов, которые невидимые слуги упорно пытались натянуть ему на плечи.
        Я узнала о том, что в башне есть ярусы, где теурги избегают бывать в одиночку: ходят толки, что при нужном расположении звезд там меняется реальность, открывая врата в пустой мир существ, создавших Адитум.
        Господин Дрейкорн был хорошим рассказчиком: я наслаждалась историями, как и тогда, когда подслушивала его вечерние беседы с Кассиусом, в одиночестве прозябая в кабинете наверху.
        Теперь все его внимание было отдано мне. Он говорил короткими, красочными предложениями, но даже упоминая о забавных вещах никогда не улыбался, лишь слегка подрагивал уголок губ, да в темных глазах прыгал насмешливый огонек.
        — Теперь я покажу вам что-то особенное, — заявил он, запирая дверь клети подъемника, похожей бесформенный полый моток проволоки.
        Клеть вознеслась так стремительно, что я чуть не потеряла равновесие. В ушах зашумело, ноги подогнулись. Мы летели вверх не менее четверти часа. Когда, наконец, вышли наружу, от страха я потеряла способность дышать.
        Мы оказались на самой вершине Адитума, на расстоянии четверти лиги от земли. Узкая галерея опоясывала корпус башни; никаких перил не было, кругом синяя пустота и редкие клочья облаков.
        — Подойдите к самому краю, Камилла, — велел хозяин, — оно того стоит.
        Я попробовала сделать несколько шагов, но тут же метнулась обратно, натолкнувшись на хозяина. Меня охватил безумный страх высоты. Голова отчаянно закружилась, решетка под ногами показалась тонкой и ненадежной.
        — Не бойтесь, демоны позаботились о защите: она не даст вам упасть.
        Верилось в это с трудом.
        — Не могу, — выдавила я, зажмурившись.
        Руки господина Дрейкорна легли мне на талию и мягко, но настойчиво заставили двигаться к краю бездны.
        — Смелее! Видите, я крепко держу вас и ни за что не выпущу. Так вам будет спокойнее.
        Спокойнее не стало; я насторожилась и на миг забыла о боязни высоты. Меня смутило его прикосновение. В последнее время хозяин часто дотрагивался до меня по разным поводам, и каждый раз кожа покрывалась мурашками, тело напрягалось, грудь давило тяжелое чувство стыда. Зачем он это делает? Уж не имеет ли хозяин на меня какие-то виды?
        Такой ситуации я боялась все время, когда искала работу в столице — попасть в дом, где хозяин стал бы преследовать безответную прислугу. Однако эта мысль ни разу не тревожила меня в особняке «Дом-у-Древа». Господин Дрейкорн не походил на мужчину, который стал бы навязывать свое внимание зависимой от него девушке, да и особого расположения никогда не показывал, скорее, наоборот.
        Я замерла: сильные руки лежали на талии неподвижно. Ничего страшного не происходило, хозяин имел в виду только то, что озвучил.
        Наконец, получилось расслабиться и оглядеться. Было холодно и тихо. Шум улиц сюда не долетал, лишь поскрипывали сочленения башни. От открывшегося вида захватывало дыхание. Город Магии и Прогресса лежал передо мной, как полотно талантливого художника. Сверкающие крыши домов, строгая симметрия улиц, зеленые прямоугольники скверов, серебристые нити подвесных путей. На горизонте плыло огромное тело воздушного плота. Небесные Часы над головой оказались совсем рядом. Медленно ползли гигантские стрелы и символы, слепили призрачным блеском — нереальное, удивительное зрелище.
        Дальние кварталы города закрывала неизменная дымка, а справа переливалась гладь моря с игрушечными фигурками кораблей.
        Созданная демонами преграда гасила ветер, лишь редкие дуновения овевали лицо. Внезапный порыв оказался сильнее остальных; я невольно шагнула назад и коснулась спиной твердой груди хозяина. Ветер выхватил несколько прядей из прически и бросил ему в лицо; господин Дрейкорн осторожно отвел их рукой к моей шее и мягко придержал, скользнув горячими пальцами по ключице.
        Порыв принес свежий, волнующий запах моря, сердце заколотилось. Я повернула голову, чтобы задать хозяину вопрос, который давно занимал меня; в этот момент он наклонился, и я случайно коснулась виском его губ и подбородка — кожу кольнула щетина. Я почувствовала его теплое дыхание и вздрогнула, но хозяин тут же отступил на шаг, давая больше места.
        — Там корабли — среди них есть и ваш «Центавр», господин Дрейкорн? — спросила я, стараясь заглушить стук сердца и непонятные эмоции.
        — Нет. Он ушел в очередную экспедицию — теперь без меня.
        В низком голосе мне послышалась горечь.
        — Я не раз слышала, что вас называют одним из самых одаренных теургов империи. Как вышло, что вы оказались на флоте, а не при дворе императора?
        Господин Дрейкорн ответил не сразу.
        — Всю жизнь я играю с Советом Одиннадцати в кошки-мышки, Камилла. Они заставляют помнить о долге и служить империи лучшим, по их мнению образом, а я стараюсь вырваться на волю.
        Помолчал и продолжил:
        — Теургом второго ранга я стал в восемнадцать лет. Обычно в теурги посвящают не раньше двадцати, но я действительно был — и есть — одним из лучших. Демоны всегда откликаются на мой зов, а это значит — меньше лишних жертв, меньше смертей на алтаре. Когда вхожу в транс, мне всегда удается донести до демонов то, что нужно. Этот дар — результат жесткой самодисциплины, тренировок, помноженных на склад характера.
        Однако обязанности имперского теурга меня не привлекали. Когда мне было двадцать, во время ритуала произошел случай, после которого я так невзлюбил дым и зеркала.
        То происшествие стало тяжелым испытанием, но Совет Одиннадцати, император и мой отец посчитали его редкой удачей. Хотели извлечь из него выгоду. Я заупрямился и сам выбрал свой путь. Пришлось немало побороться.
        Так я и ушёл во флот. На каждом военном и экспедиционном корабле принято иметь теурга, хотя работы в море у нас мало. Демоны не любят большой соленой воды, и далеко от Аквилии, под другими астрологическими картами, их магия слабеет и замирает. Поэтому в море я не провожу ритуалы. Из меня вышел неплохой штурман и картограф.
        Но время от времени Совет Одиннадцати требует, чтобы я служил их целям. Так, несколько лет назад, пришлось год работать в мастерских Кордо Крипса. Я и сейчас планирую улизнуть — после того, как отыщем все страницы дневника Аурелиуса и выполним задание императора. Недавно я начал переоборудовать свой барк «Гончую». Планирую один любопытный торговый рейс… Однако довольно об этом. Время подходит, нужно спускаться.
        Господин Дрейкорн осторожно отпустил меня и отвернулся, чтобы забрать оставленную у стены трость. Мне показалось, он жалел о своей откровенности, и я сочла правильным не задавать больше вопросов, хотя любопытство разгорелось без меры.
        В молчании мы проделали путь вниз в проволочной клети и вышли на первом подземном уровне.
        — Теперь идем в архив, — пояснил господин Дрейкорн, который теперь держался отстраненно, — там я вас оставлю. На церемонии вам присутствовать не нужно. Вы выполните кое-какую работу. В архивах есть несколько книг из библиотеки Филиона Кастора, поищите в них знак. Еще нужно подобрать некоторые документы. Вот список — вам будет, чем заняться. Через пару часов я вас заберу и мы отправимся домой.
        В архивах царила мертвая тишина. Сумрак кое-как разгоняли треугольные магические светильники. Ряды книжных шкафов терялись далеко в темноте. Пахло здесь как в склепе императора Тебальта — старой кожей, благовониями и немного гнилью.
        Стало неуютно — неужели придется торчать здесь два часа одной!
        Но господин Дрейкорн отыскал мне компанию. За конторкой стоял совсем молодой теург, почти мальчик. При виде господина Дрейкорна он вытянулся в струну и поклонился, как механическая кукла. Подслеповатые глаза испуганно заморгали.
        — Камилла, это Льюис. Льюис, поможешь госпоже Камилле отыскать, что нужно. Когда она закончит, отведи ее на пятый ярус в розарий. Камилла, вам там понравится куда больше, чем здесь. Сам не люблю эти архивы. В розарии собраны редкие сорта, привезенные со всего мира, уверен, вы оцените.
        Господин Дрейкорн бросил пальто на ближайший стол, выпрямился, отдал мне насмешливый поклон, по-военному щелкнув каблуками, и ушел.
        Оставшись со мной наедине, Льюис отчаянно покраснел.
        — Приступим, Льюис, — бодро сказала я, — хотелось бы скорее все закончить и увидеть прекрасный розарий.
        Работы оказалось много, быстро управиться не получилось. Книги из библиотеки Кастора оказались гигантскими фолиантами с листами из тонких стальных пластин, похожие на те, что император Тебальт пожелал иметь подле себя в загробной жизни. Хранились они в специальном помещении на втором подземном ярусе, прикованные тяжелыми цепями к массивным каменным столам. Подле каждого застыли стражи- некрострукты — родные братья моих старых друзей Калеба и Кальпурнии.
        Я терпеливо переворачивала страницу за страницей, стараясь не обрезать пальцы об острые края, но поиски закончились неудачей — ни одного знака отыскать не удалось.
        Затем я битый час разбирала документы, которые нужно было разложить по особым учетным папкам. Старый лорд-архивариус — отец господина Дрейкорна — оставил в имперских архивах такой же беспорядок, что и в собственной библиотеке.
        Стало скучно. Льюис оказался плохим собеседником — стеснялся, краснел, заикался, а когда думал, что я не вижу — украдкой пялился на грудь.
        Господин Дрейкорн все не шел, и тогда я решительно попросила Льюса отвести меня наверх.
        Мы долго поднимались по узкой витой лестнице и шли запутанными переходами. Когда вышли на площадку второго яруса, я нос к носу столкнулась с тем самым теургом в простой одежде и проволочных очках, который так пристально разглядывал меня на галерее демонических картин.
        Теург ахнул, как будто пораженный встречей. Добрые голубые глаза впились мне в лицо.
        — Я узнаю вас! Вы — прелестная помощница господина Дрейкорна! — произнес он слегка дребезжащим голосом. — Камилла, не так ли? Джаспер назвал ваше имя. Почему вы здесь? Заблудились? Я могу помочь вам?
        В этот момент за спиной появился раскрасневшийся Льюис, увидел моего собеседника и юрко отступил, словно испугавшись.
        Теург с досадой стукнул себя ладонью по лбу, сбил очки и едва успел поймать.
        — Простите мою невоспитанность! Совсем растерялся, увидев в этом мрачном месте такое милое, свежее лицо. Позвольте представится: гран-мегист Кордо Крипе, теург-механик первого ранга.
        Я онемела. Кордо Крипе! Его имя было известно каждому жителю Аэдиса. Руководитель имперских магических мастерских, создатель воздушного плота «Небесный скат», «отец» некроструктов. Кандидат на членство в Совете Одиннадцати. Брат безумной теургессы Крессиды, которая так напугала меня сегодня утром.
        Не подумав, выпалила:
        — Мы соседи с вашей сестрой, господин Крипе. Видела ее сегодня утром.
        Теург махнул рукой и скривился.
        — Крессида — моя головная боль! Ее давно пора запереть где-нибудь подальше. Надеюсь, она вас не обидела?
        Я устыдилась и слукавила:
        — Вовсе нет, мы очень мило побеседовали, господин Крипе. Приглашала заходить в гости.
        — Ни в коем случае! Она ужасная женщина. Не вините меня за то, что плохо отзываюсь о сестре, но из песни слов не выкинешь — она безумна, как безголовая пустынная змея. Не хочется, чтобы ее репутация заставила вас думать обо мне плохо… позвольте, я сам провожу вас туда, куда вы шли. Льюис, возвращайся в архив. Я сам позабочусь о госпоже Камилле.
        — Но господин Дрейкорн…
        — С Джаспером мы старые друзья, он скажет мне спасибо. Позвольте вашу руку, госпожа Камилла. Вы замечательная девушка. Джасперу ужасно повезло. Надеюсь, позволите стать вашим другом. На следующей неделе даю прием в честь выхода на рынок новой партии некроструктов. Удалось создать личных помощников, слуг — куда более удобных и сноровистых, чем бес-лакеи. Я пошлю отдельное приглашение. Вы придете как почетная гостья, а не как дополнение к Джасперу.
        Кордо Крипе оказался болтуном, каких поискать. Его внезапное дружелюбие немало озадачило, но вскоре я успокоилась — списала на желание угодить старому приятелю — господину Дрейкорну.
        Шли медленно: господин Крипе волочил ноги, как старик.
        Сначала теург-механик подробно расспрашивал о моем прошлом, о том, как я попала в «Дом-у-Древа». Отвечала скупо, осторожно, не вдаваясь в детали.
        Затем принялся рассказывать о своей работе. Говорил о воздушных суднах и удивительных механизмах, которые теурги создавали в его мастерских. Со страстью перечислял достоинства своих жутковатых детищ — некроструктов.
        Слушать было любопытно. Господин Крипе подробно описывал «кухню» магических ритуалов, рассказывал, как теурги доносят до демонов нужные образы и, порой, получают не тот результат, на который рассчитывали.
        — Позвольте, господин Крипе, — перебила я, увлекшись разговором, — вы утверждаете, что не знаете, как работают созданные демонами агрегаты. Но разве это не опасно — пользоваться вещами, о природе которых вы не имеете ни малейшего понятия?
        — Отнюдь, моя дорогая! — с энтузиазмом воскликнул Крипе. — Демоны зарекомендовали себя как надежные и верные слуги. Демоновы механизмы никогда не ломаются и работают исправно. Но понять принцип их работы нереально. Логика и законы бесплотного мира не имеют ничего общего с нашими. Теурги просто представляют то, что хотят получить — конечный результат, — а демоны воплощают его так, как считают нужными. В ранние годы Эпохи Магии, когда еще не перевелись ученые, были попытки исследовать демоновы творения и законы физики, но вскоре на это махнули рукой. Пустая трата времени! Нужно просто брать и пользоваться их дарами. Вот только вашему гран-мегисту Дрейкорну неймется — все хочет докопаться до сути. Немало я с ним хлебнул, когда он работал у меня в мастерских… Искал слабые стороны моих творений, пытался их разъять, объяснить. Возится со старыми домагическими механизмами, как мальчишка. Его увлечение природной магией тоже весьма опасно. А ведь какой теург! Демоны слушаются его, как овечки. Жаль, после того случая…
        Господин Крипе осекся и замолчал.
        Внезапно я спохватилась:
        — Какой это ярус, господин Крипе? Мне нужно на пятый, в розарий. Господин Дрейкорн будет искать меня там.
        — Вот я болван! — теург остановился и огляделся. Мы проходили по широкому коридору, отделанному панелями из черного дерева.
        — Когда я встретил вас, шел на шестой ярус, в Ониксовый зал. Заболтался, и привел вас сюда вместе со мной. Послушайте, Камилла, что вам этот розарий? В это время года там нечего смотреть, одни сухие ветки. Идемте со мной и я покажу нечто незабываемое. Вы сможете присутствовать при редком событии…. Потом отведу к Джасперу — он тоже на шестом ярусе, в Золотой приемной. Наверняка после церемонии задержался у своего старого учителя Карадоса.
        Я насторожилась.
        — Нет, господин Крипе, прошу извинить, — господин Дрейкорн будет недоволен, если я ослушаюсь.
        — Но как же быть? Выхода нет. Отвести вас к нему сейчас не могу — церемония вот-вот начнется. Идем же, госпожа Камилла! Сами не знаете, от чего отказываетесь. Это честь — присутствовать во время вызова, который проводят члены Совета Одиннадцати!
        Господин Крипе цепко ухватил за руку и потащил за собой — открыл широкую дверь с золотой инкрустацией и силком завел внутрь.
        Ониксовый зал оказался мрачным помещением круглой формы. Полусферический потолок украшали астрологические символы. Вдоль стен шел ряд скамей; в центре зала стояли плоские каменные плиты из черного камня, между ними стлался белесый дым из железных курильниц. Вид дыма вызвал неприятные воспоминания о призрачном лице, что явилось в склепе.
        Проявив недюжинную силу, теург потянул меня и заставил занять место рядом с ним на скамье у входа. Вошли еще трое теургов и сели неподалеку в полном молчании. Один показался смутно знакомым — сухопарый пожилой человек с острыми глазами и лысым лбом. В памяти всплыли черно-белые иллюстрации в газетах — да это же сам канцлер Гервинус Моркант, второе лицо после императора!
        — Теперь тихо! — жарко прошептал Крипе на ухо. — Ритуал начинается.



        Глава 12 Жертвы теурга

        Нет хуже кошмара, который видится, как дурной сон, но не дает пробудиться, потому что оказывается явью.
        Именно такой кошмар сковал меня по рукам и ногам в зале, похожем на роскошную усыпальницу.
        Из двери в противоположном углу появились фигуры в черных балахонах с капюшонами на головах.
        — Члены Совета Одиннадцати, сильнейшие теурги империи! — вполголоса сообщил Крипе и в возбуждении втянул воздух.
        Теурги встали по кругу и замерли, как статуи.
        Раздались удары невидимого барабана, выводившего монотонную, жуткую мелодию. Звуки отражались от стен и потолка, входили в ритм с биением сердца, рождая панический страх. Теурги принялись низкими, гулкими голосами синхронно проговаривать первую строку заклинания вызова. Мрачная мелодия нарастала. В воздухе разлилось напряжение, как перед грозой.
        Грудь сдавило ужасное предчувствие. Я сделала попытку встать, но Крипе положил руку на плечо и с неожиданной силой придавил.
        — Не смейте! Ритуал уже начался. Теурги вошли в транс. Нельзя их отвлекать! Если уйдете, это привлечет внимание. Тогда вас — и вашего хозяина — ожидают неприятности. Сидите тихо, как мышь, и получайте удовольствие. Разве это не прекрасно? Такое зрелище!
        В этот момент дверь открылась вновь. Теурги в масках цвета запекшийся крови вели несколько человек в белых балахонах. Люди шли пошатываясь, неуверенно ступая обнаженными ногами по камням пола. Лица у них были отрешенные, глаза полузакрыты, на губах блуждали бессмысленные улыбки.
        — Сейчас вы увидите, Камилла, как эти закоренелые преступники послужат империи единственный и последний раз, — со вкусом произнес Крипе, — Их жизненные силы, которые они тратили на гнусности и мерзости, поглотят призванные демоны. За это по договору создадут удивительную боевую машину непревзойденной мощи. Мы нарекли ее «Каменный титан».
        Сами собой вспыхнули ряды свечей. Теурги в масках подвели людей к каменным плитам, уложили и затянули на руках и ногах ремни. Жертвы не сопротивлялись — один молодой мужчина негромко захихикал тонким голосом; спустя миг к нему присоединились остальные. Слушать этот смех было невыносимо.
        Я смотрела, окаменев, не в силах отвести глаза.
        — Почему они смеются? Что с ними такое? Почему они не сопротивляются? — произнесла я еле слышно. От ужаса губы похолодели и не повиновались.
        — Их ввели в транс, — пояснил Крипе, не ослабляя стальной хватки на плече, — О, они наслаждаются тем, что происходит. Это великая честь — отдать жизнь на этом алтаре!
        Страшная мистерия продолжалась. Ритм мелодии ускорялся, голоса теургов звучали все ужаснее, рождая гипнотический эффект — руки и ноги словно налились свинцом, сердце глухо стучало.
        Голубые глаза Кордо Крипса засияли лихорадочным блеском, он непрестанно облизывал губы и то и дело переводил взгляд с разворачивающейся у алтаря сцены на меня.
        В руках теургов блеснули ритуальные ножи. Молодой мужчина, который еще минуту назад заливался безумным смехом, принялся жалобно скулить. Тогда теург наклонился к нему, заглянул в глаза и принялся бормотать неслышные слова. Его голос звучал глухо и успокаивающе. Мужчина дернулся и затих — вновь впал в транс.
        Ритуал продолжился. Теурги синхронно опустили ножи к горлам жертв. Я хотела закрыть глаза, но не смогла: против воли наблюдала, как темные потоки, ярко-алые на фоне бледной кожи горла, змеями скользнули в кровостоки.
        Одновременно в зале развернулась не менее ужасная картина, видимая только
        мне.
        В центре сгустились темные тени — как чернила, пролитые в воду, приобрели очертания чудовищных спрутов. Они были больше и плотнее, чем зыбкие тени бес- лакеев, или даже тени демонов, охраняющих склеп императора Тебальта. Сгустки непрестанно двигались, переливались, выпускали щупальца. Уродливые отростки потянулись к алтарям и обволокли затихших жертв. Пульсируя, принялись вытягивать жизни, с каждым мгновением разрастаясь и заполняя собой полусферу потолка.
        Кордо Крипе не был иновидцем и теней не различал. Его захватил сам кровавый спектакль.
        — Это мрачное и прекрасное зрелище, Камилла! — дребезжал мне в ухо, — Признайтесь, вы тоже покорены его очарованием. Хотели бы принять в нем участие? Магия ритуала такова, что прикосновение ножа не вызывает боль — жертвы испытывают блаженство, несравнимое ни с чем другим.
        Я сумела повернуть голову и взглянуть на него.
        Кордо хихикнул.
        — Нет, нет, не пугайтесь, вы не будете умерщвлены. Не каждый ритуал заканчивается смертью жертвы. Есть люди, жизненная сила которых столь велика, что было бы глупо израсходовать ее за один раз. Можно брать понемножку.
        В этот момент Кордо Крипе ужасно походил на сестру — те же искры безумия в глазах, такие же нетерпеливые подрагивания губ.
        — Признаюсь, милая Камилла, — пропел он на ухо, — я был с вами не вполне откровенен. На днях навещал Крессиду, она рассказала о вас. Она бросается в крайности, но все же отличный теург. Мы с сестрой можем оценить, каким жизненным потенциалом обладают люди. Ваш потенциал, Камилла, невероятен. Ни у кого не видел ничего подобного! Разве что у Джаспера. Мощный, неиссякаемый поток. Вы как факел в ночи, как ветер в парусах, как… Интересно, откуда он у вас? Дар от рождения или что-то иное? Я сделаю предложение. Назовите любую сумму. Вы переедете в мой дом и получите все, что захотите. Взамен попрошу немного — чуть- чуть вашей жизненной силы. Год, два, максимум пять лет жизни. Это ерунда, вы еще так молоды. Один ваш год стоит десяти жизней подонков, которые сейчас умирают на ваших глазах. Скажите, Камилла, я ведь не ошибаюсь — вы невинная девушка, так? Джаспер не делил с вами постель? Это великолепно. Лучше, чем мог себе представить. Он зрелый, одаренный теург, а не глупый мальчишка; разумеется, у него на вас другие планы.
        Слушая гадкие слова, я дрожала, как лист, но не могла произнести ни слова, чтобы заставить замолчать. Хотелось зажать уши, но руки не повиновались.
        В этот момент ритуал подошел к завершению. Голоса теургов слились в один; они выкрикивали слова заклинания, им вторил рокот барабанов, смех и хрипы жертв. Звуки заставляли содрогаться и разрывали сердце.
        Но самое страшное было впереди. Темные сгустки над алтарями — демонические существа — начали двигаться, и тянулись они в одном направлении — туда, где сидела я.
        Возможно, они увидели во мне то же, что и страшный безумец Крипе. Тени скользили все быстрее и быстрее, сливались воедино, разделялись, наползали и клубились.
        Я догадывалась, что увижу, и не ошиблась: на мгновение в завихрениях соткалось призрачное лицо и тут же пропало.
        Меня словно молния ударила: я вздрогнула, стряхнула руку Крипса, вскочила, не обращая внимания на недоуменные взгляды и бормотание недовольных теургов, и выбежала из зала, не чуя ног.
        Следом выскочили люди — Крипе, канцлер, другие теурги — сердито окликали, громко говорили.
        — Джаспер! — выдохнула с облегчением, увидев, как навстречу крупными шагами шел хозяин. Лицо его было искажено яростью.
        Крипе обогнал и преградил дорогу. В ту же секунду господин Дрейкорн схватил его за грудки и тряхнул так, что проволочные очки соскочили с морщинистого лба и повисли на одном ухе. Теург не оробел; ехидно улыбнулся, словно плохой шутке.
        — Если бы ты не был таким сморчком, Крипе, — произнес господин Дрейкорн тоном, от которого кровь стыла в жилах, — я бы пересчитал тебе все зубы.
        — Прекратите, гран-мегист Дрейкорн, — канцлер Моркант тронул хозяина за плечо, и тот нехотя отпустил Крипса, — ничего страшного не случилось.
        Господин Дрейкорн подчинился. Его ноздри раздувались, на скулах играли желваки.
        — Ты в порядке, Камилла? — спросил хриплым голосом.
        Я кивнула. Скопившиеся в горле слезы лишили меня голоса. Перед глазами стояли мертвые лица жертв, искаженные непристойной радостью.
        Канцлер Моркант глянул мельком — словно бритвой полоснул.
        — Не стоило вам, гран-мегист Крипе, приводить на ритуал эту неискушенную девушку. Она перепугалась и чуть все не испортила.
        Господин Дрейкорн сжал кулаки и бросил на Кордо Крипса убийственный взгляд.
        — Камилла, простите меня, — как по волшебству теург-механик стал прежним — добрые рассеянные глаза, кустистые брови домиком, по-старчески поджатые губы, — сотни раз проводил ритуалы, тысячи раз присутствовал на них, но снова и снова их магия и красота заставляет терять голову. Превращаюсь в монстра — становлюсь ничем не лучше сестры. Я напугал вас, знаю. Болтал глупости. Забудьте, умоляю!
        — Заткнись, Крипе, — жестко обронил хозяин.
        — Джаспер, мой мальчик, не суди строго. Ты и сам мог стать чудовищем, как я, если бы не сбежал в море десять лет назад. Кто знает, что сейчас творится у тебя на душе? Весь мир лежал у твоих ног. Не жалеешь ли, что струсил? Знаю, твои руки не забыли, как держать ритуальный нож. Помню твое посвящение. Ты был ловок и безжалостен. Уверен, твой незримый покровитель не дает забыть об этом.
        Затем Крипе повернулся ко мне:
        — Приглашение остается в силе. Жду вас на приеме. Хочу загладить вину за случившееся. Джаспер, не вздумай отказаться. Ты получил мое письмо и понимаешь, о чем говорю. Забудем старые обиды. До свидания, госпожа Камилла. Не держите зла на старика.
        С этими словами гран-мегист Кордо Крипе кивнул и пошел прочь, шаркая ногами.
        Канцлер Моркант склонил голову, и произнес:
        — Приношу извинения, госпожа. Весьма неприятный инцидент. Гран-мегист Крипе не всегда поступает разумно. Посторонним нельзя присутствовать на ритуалах. Гран-мегист Дрейкорн, жду завтра на пару слов.
        Коридор опустел. Господин Дрейкорн крепко взял меня за руку и молча повел прочь.
        Я шла за ним, не осознавая, куда иду. Спустились в архив. Сквозь ступор слышала, как хозяин резко отчитал Льюиса. На меня накинули пальто, повели наверх и усадили в автомотрису.
        Потрясение было таким глубоким, что все происходящее казалось нереальным. Я закрыла лицо руками и замерла. Автомотриса набрала скорость, но я ничего не чувствовала; вновь и вновь переживала ужасную сцену в жертвенном зале.
        Все, что мне было нужно в этот момент — капля сочувствия и пара ласковых слов. Хозяин остался верен себе: принялся выговаривать за то, что отправилась с Крипсом.
        — Почему вы вечно попадаете в такие ситуации, Камилла? — сердито чеканил он, — Я велел дожидаться в архиве или в розарии. Когда не нашел вас, сразу понял — опять затеяли глупость или попали в передрягу. Нельзя быть настолько доверчивой и идти с первым встречным!
        Этого я выдержать уже не могла — разразилась некрасивыми рыданиями, слезы хлынули потоком.
        Господин Дрейкорн замолчал. Пересел ближе, опустил правую руку на спинку сиденья, легко коснувшись моих плеч; левой достал из кармана носовой платок и вложил в ладони.
        — Простите, Камилла, я виноват. Не подумал, что Адитум может таить для вас опасность. Меня не оказалось рядом, когда вы попали в беду. Вы впервые столкнулись со смертью на алтаре. Забыть увиденное будет непросто — позвольте помочь. Как и всякий теург я владею гипноманипуляцией и могу затуманить воспоминания. Станет легче, ужасное забудется. Посмотрите мне в глаза.
        Я зажмурилась и содрогнулась — вспомнила, как теург в Ониксовом зале ввел в транс молодого мужчину, перед тем, как убить.
        — Прошу, не надо. Не хочу, чтобы ко мне лезли в голову. Это ужасно, когда пытаются подавить волю, даже с добрыми намерениями.
        — Как скажете, Камилла, — хозяин помрачнел еще больше, но настаивать не стал. Близость его тела согревала; понемногу получилось успокоиться. Оказывается, я уже привыкла считать господина Дрейкорна своим защитником, пусть и не всегда ему удавалось играть эту роль хорошо.
        Остаток пути молчали — в автомотрисе, в экипаже и когда, наконец, зашли в холл «Дома-у-Древа».
        Хозяин не оставил меня на пороге; последовал за мной на третий этаж в мою комнату. Вошел, не спрашивая разрешения, с любопытством огляделся, затем усадил меня на кровать а сам сел на стул напротив.
        — Расскажите о том, что произошло, что вы видели. Станет легче, поверьте.
        Не в силах противиться его тону — мягкому, но непререкаемому — я поведала, как встретила Кордо Крипса и как он преобразился во время ритуала в безумца. Не стала утаивать и то, что он предлагал, хотя об особо мерзких рассуждениях умолчала.
        — Что это значит, господин Дрейкорн? Он говорил о моей удивительной жизненной силе, огромном потенциале. Вы тоже это видите?
        — Да, — не стал скрывать господин Дрейкорн, — весьма любопытное явление. Я не так подкован в этом вопросе, как Крипе, но могу чувствовать, что в вас скрыто куда больше, чем кажется. Это меня весьма интересует, Камилла, но ответов на вопросы пока дать не готов. Очень странные события происходят с вами. У Кордо глаз наметан.
        — А вдруг Крипе будет меня преследовать?.
        — Не стоит этого опасаться, Камилла. Крипе — не чернокнижник-отщепенец с площади Циркус, торгующий жертвенной человечиной. Теурги высшего ранга блюдут репутацию и чтят законы. В особенности Крипе. Он — кандидат на членство в Совете Одиннадцати. У него много врагов, которые будут рады свалить его, дай малейший повод. Не представляете, как тяготят Крипса выходки сестры. Ситуация была неприятная, но вам ничего не грозило. В Адитуме не похищают девушек, даже таких одаренных, как вы. На жертвенный алтарь попадают только по приговору триумвирата. Не стоит обращать внимание на болтовню Кордо. Он может казаться маньяком, но против вашей воли ничего не сделает.
        — И все же он ужасен.
        — Еще пять лет назад Крипе был весельчаком-балагуром, на свой лад добрым и отзывчивым. Ваши старейшины в общине говорят правду. Со временем теурги становятся не такими, как обычные люди. Вопрос в том, только ли теургам грозит участь превратиться в чудовищ в нашем просвещенном мире Магии и Прогресса.
        Неожиданно господин Дрейкорн встал, подошел к окну, отвернулся и сухо произнес:
        — Все мы платим за прогресс огромную цену, Камилла.
        Помолчав, он вновь взглянул на меня и продолжил:
        — В первые годы после прихода магии в наш мир в империи царил хаос.
        Затем, после заключения Второго пакта, хаос попытались усмирить, загнать в рамки, приемлемые для цивилизованного общества. Но рамки эти раздвинулись; гуманизм потерпел поражение. Узаконенное убийство ради высшей цели более не считается неприемлемым. На алтарь отправляются преступники и неугодные, подданные империи и ее враги. Мы говорим: они заслужили такую участь. В смерти они приносят больше пользы, чем в жизни. Если хотите, это естественный закон природы: гнилое и негодное должно умереть, чтобы сильное и доброе могло существовать в лучших условиях, чем раньше.
        Но можно ли назвать наше общество прогрессивным? Мы считаем, что прогресс — когда достигают больших целей малыми усилиями.
        И что же стало целями граждан нашей империи? Удобная, комфортная жизнь; власть и богатство, которых мы добиваемся не своим трудом, знаниями и усердием.
        Мы зависим от существ из иного мира, логику и стремления которых никогда не сможем понять. Империи не нужна наука, не нужны те, кто познает наш собственный мир. Нет смысла тратить силы и средства на исследования, поиск нового, когда все можно получить просто так, заплатив чужими жизнями.
        И тут господин Дрейкорн произнес слова, которые повторяли то, что не раз приходило мне на ум.
        — Магия демонов — сила, абсолютно чужеродная этому миру. Она манит обещаниями бесконечных возможностей, порабощает, затуманивает голову так, что люди забывают о том, как быть людьми, и начинают жить по правилам, которые навязывают демоны. Вы сами видели, в каких монстров мы превращаемся.
        Я молчала, пораженная его словами. Перед глазами вновь встала страшная сцена, на которой я присутствовала лишь час назад. К горлу подкатила тошнота. По щекам покатились слезы.
        Господин Дрейкорн цокнул языком и проговорил с досадой:
        — Опять я заставил вас плакать!
        Сквозь влажную, соленую пелену я смотрела на стоящего передо мной высокого, статного и расстроенного моими слезами мужчину. В раздражении он скрестил на груди руки — красивые руки с длинными, сильными пальцами; и тут против воли представила, как эти пальцы поудобнее перехватывают рукоятку ритуального кинжала и плавным, неумолимым жестом подводят его к хрупкому человеческому горлу. Вспомнила, что говорил Кордо Крипе о безжалостности Джаспера на посвящении. Вспомнила его слова о «других планах».
        Так ли хорошо я успела узнать хозяина? Он теург и один из лучших. Несмотря на речь о коварстве магии, он продолжал служить ей.
        Сердце сдавил страх; вновь показалось, что вижу перед собой грозного незнакомца.
        Я вытерла глаза, выпрямилась, заглянула хозяину в лицо и задала вопрос, зная, что ответ будет ужасен, и лучше бы мне промолчать.
        — Скажите, гран-мегист Дрейкорн — сколько людей принесли в жертву лично вы? Десятки или сотни? Скорее, второе — ведь не зря вас называют одним из самых одаренных теургов. Вы заботитесь о том, чтобы ваши жертвы не чувствовали боли? Они улыбаются, замирают в блаженстве, когда ваш ритуальный кинжал вспарывает им горло?
        Господин Дрейкорн окаменел, темные глаза сверкнули зло и страшно.
        — Я знал, что вы зададите этот вопрос, госпожа Камилла, и я готов ответить на него. Вижу, ваше личико исказило отвращение — мысленно гадаете, сколь велика будет названная цифра. Что ж, слушайте. Оправдываться не собираюсь.
        Я был посвящен в теурги в восемнадцать лет. За прошедшие годы от моего ритуального кинжала погибло два человека.
        Первого я убил, когда проходил обряд посвящения. Это обязательная жертва, без нее стать теургом невозможно. Прекрасно помню его — пожилой мужчина, грузный, неопрятный. Отправлен на алтарь приговором судебного триумвирата за растление и убийства малолетних. Перед казнью его ввели в транс, он улыбался, пускал слюну и вслух вспоминал свои ужасные подвиги. Убить его было легко. Я сделал это быстро и безболезненно.
        Вторую жертву я принес в девятнадцать. Ходил тогда в учениках у теурга- стратега Карадоса. Он призвал демона, чтобы освободить пленных. Враги захватили гарнизон на нашей территории. В плену оказались семьи офицеров, их жены и дети. Фаракийцы грозились убить всех до рассвета. Прислали посыльного с головой юной жены полковника Аргейма. Вызванный демон в два счета соорудил подземный проход, через который наши лазутчики проникли в гарнизон — сами демоны не могут уничтожать людей. Удалось спасти всех.
        Эту жертву я тоже помню хорошо. Парень иногда снится мне. Почти мой ровесник. Не знаю, за какие прегрешения его приговорили к смерти — утешаю себя тем, что в те года за пустяки на жертвенный алтарь не отправляли. Он наверняка совершил что-то ужасное. Его в транс не вводили; он был угрюм и равнодушен.
        Своей жизнью он заплатил за жизнь тридцати других людей.
        Господин Дрейкорн отвернулся и подошел к окну. Не глядя на меня, спросил:
        — Довольны ответом, госпожа Камилла? Кроме тех двоих на алтаре я не убивал никого. Но без лишних раздумий расправлялся с жертвенными животными. Десятки раз присутствовал на ритуалах, входил в транс и договаривался с демонами. Молча наблюдал, как делают свое дело теурги-сакрификулы — во время призыва они исполняют лишь одну роль, за что их называют мясниками. При каждом удобном случае я сбегаю из церемониальных залов Адитума в море. Там, на кораблях, все устроено так, как двести лет назад. Магия почти не используется. Я провожу много времени на чужой земле. Демоны не приходят к жителям других стран, они привязаны к нашему злосчастному полуострову.
        Его голос звучал напряженно и хрипло, как будто он испытывал боль. Так оно и было — воспоминания причиняли ему страдание.
        Душу затопили раскаяние и жалость.
        Я поднялась; господин Дрейкорн оказался совсем близко — поймал мой взгляд и удержал. Он ждал каких-то слов, но я не знала, что сказать. Рядом с ним я чувствовала себя тростинкой в ожидании бури; стояла, выпрямившись как струна, задрав лицо вверх и не в силах отвести глаза.
        Внезапно его черты смягчились.
        — Вы совсем измучены, Камилла. Нелегко же вам пришлось эти дни. Под глазами тени, лицо бледное, — произнес он с жалостью.
        Протянул руку и медленно отвел мокрые растрепавшиеся локоны с моей щеки.
        — Ваша красивая прическа совсем испортилась, — его голос изменился, стал ниже, в глазах мелькнуло странное выражение. Длинные пальцы коснулись моей скулы и скользнули к шее.
        Горячая, темная волна прокатилась по телу и взорвалась в груди; непроизвольно я отшатнулась и сделала судорожный вздох.
        Он все понял не так. Губы побелели, по лицу скользнула тень печали. Опустил руку и произнес:
        — Понимаю, вы в ужасе. Интересно, о чем думали, когда шли устраиваться помощницей теурга? Решили, ваш хозяин выращивает цветы и день-деньской распевает молитвы, как старейшины в общине? Да, вы работаете на человека, который резал людей на алтаре. У всех теургов руки по локоть в крови. Наконец это до вас дошло? Пора вам вернуться к отцу, госпожа Камилла. Ничего хорошего в столице вы не найдете.
        Покачал головой и вышел из комнаты.
        Так я и просидела на кровати до вечера. Когда за окнами сгустились сумерки, явилась кухарка Сидония.
        — Господин Дрейкорн рассказал, что вы нездоровы. Попросил, чтобы я провела ночь в вашей комнате, — в ее голосе слышалось недоумение, — Сказал, вас могут мучить кошмары.
        Я вежливо, но твердо отказалась от ее компании.
        — Все в порядке, Сидония. Ничего страшного. Отправляйтесь домой, господину Дрейкорну я все объясню.
        Заботливость хозяина тронула и опечалила.
        Раньше я старалась не думать той стороне жизни господина Дрейкорна, что проходила в жертвенном зале. И вот, теперь она открылась мне: дважды он был палачом, много раз присутствовал при казни, и опыт этот стал для него тяжелым грузом.
        Я невольно ранила его и понятия не имела, как все исправить.
        Ночь оказалась тяжелой. Забыться удалось лишь на рассвете. Пришел странный, беспокойный сон.
        Мне снилось, что я была лишена возможности двигаться, видеть и слышать — как Забытые, застывшие на века в подземельях Адитума. Но казненные стояли на своих пьедесталах без оков; во сне мое тело окружал камень.
        Затем чувства вернулись — иные, чем наяву. Отовсюду доносились ночные шорохи особняка «Дом-у-Древа»; не имея ушей, я слышала ритмичный стук механического сердца особняка; дуновение ветра над крышей, шум подземных вод, шорох панцирей диплур, которые затаились в глубокой подземной пещере — я знала, что теперь они боятся меня, но готовы прийти по первому зову.
        Хотелось вздохнуть полной грудью — каменные оковы давили крепко. Это было состояние между жизнью и смертью. Однако я чувствовала тлеющую искру; чувствовала благодарность невидимому существу, которое подарило ее мне. Искра начала разгораться. Тело наполнилось влагой и силой; оказалось, что вместо привычных двух ног и двух рук я получила тысячи, кожа стала твердой и неуязвимой. Наконец, удалось сделать первый вздох — каменные оковы затрещали — я возродилась к жизни; ударил яркий свет.
        Проснулась в поту, рывком села в кровати.
        Небесные часы за окном показывали девять, в дверь стучали.
        Кое-как встала — во рту пересохло, но чувствовала я себя сносно. Удивительно: воспоминания о ритуале в Адитуме словно покрылись туманом и не мучали так остро, как я боялась. Словно мне рассказали страшную сказку, которая забылась утром.
        За дверью оказался Кассиус.
        — Джаспер велел проведать тебя. Что случилось? Заболела? Послать за доктором?
        — Не стоит, благодарю. Прекрасно себя чувствую. Господин Дрейкорн в башне? Мне нужно с ним поговорить.
        — Джаспер уехал на аудиенцию к канцлеру.
        Хозяин вернулся вечером в сопровождении баронессы Мередит. Она осталась на приватный ужин в башне, который затянулся до поздней ночи.
        На следующий день я столкнулась с господином Дрейкорном в коридоре. Он прошел стремительно, в ответ на приветствие кивнул еле-еле, лицо холодное и отчужденное. Окликнуть его не посмела, поняла, что видеть меня он не рад и разговаривать не желает.
        Беспокойство грызло сердце. Вечером все-таки решилась отправиться к хозяину; я тревожилась не за себя, а за него.
        На втором этаже наткнулась на дворецкого, который сопровождал к господину Дрейкорну плотного мужчину лет сорока с военной выправкой. Отчего-то я насторожилась. Решила подождать возвращения Пикерна — вдруг получится узнать, кем был поздний посетитель.
        Дворецкий обернулся скоро. Заметил меня и сообщил, опережая вопрос:
        — У этого человека рекомендательное письмо от господина Таркона из имперского отдела учета подданых. Боюсь, это новый кандидат на ваше место, госпожа Камилла. Кажется, ему удалось пройти испытание.
        На глазах разом закипели слезы, в горле застрял комок.
        Пикерн вздохнул, неловко потрепал меня по плечу и сказал:
        — Все обойдется, госпожа Камилла. Моя дочь работает на консервной фабрике смотрящей по цеху. Я попрошу у нее подыскать для вас место, если господин Дрейкорн не позаботится.
        — Благодарю, господин Пикерн, — я подняла голову и шмыгнула носом, — Очень ценю вашу доброту.



        Глава 13 Темные тайны Отроков Света

        Бывают в жизни события, которые ощущаются как четкая граница между прошлым и будущим: подведен итог, закончена глава, впереди — чистые страницы, и невозможно знать заранее, какими событиями, встречами и настроениями будут они заполнены.
        Такой момент наступил. Итак, господин Дрейкорн решил от меня избавиться. Ничего удивительного: хлопот я ему доставила немало. Да и мне не следовало огорчаться — после ужасных приключений, что принесла должность помощницы лорда-архивариуса, переменам стоило радоваться.
        Однако сердце сковала боль, душу — уныние. Я твердо решила поговорить с хозяином перед тем, как покину особняк «Дом-у-Древа» навсегда.
        Ничего не вышло. Несколько дней хозяин вовсе не появлялся дома. «Пропадает в доках, ночует там же», — пояснил Кассиус. Никаких распоряжений насчет меня господин Дрейкорн не оставил.
        Я продолжала работу в библиотеке, в полном одиночестве, под презрительным взглядом брата Борга на барельефе. Стопка книг, помеченных руной змеи, заметно выросла.
        Но работа не приносила удовольствия, как раньше. Все валилось из рук, будущее казалось серым и неприглядным. Тяжело ждать, какое решение примут другие о моей судьбе; настало время решать все самой.
        И вот, когда я пыталась найти новые силы в своих мечтах (которые изрядно поблекли за последние дни), пришло решение: последую совету господина Дрейкорна. Я должна вернуться домой. Даже срубленное дерево пускает новые ростки, если сохранились корни; мои корни остались в Олхейме, где все было знакомо и понятно. Я увижу отца, мы обсудим, как жить дальше и найдем выход. Можно попробовать удачи где-нибудь на юге, в небольших городах возле теплых озер. Мы уедем вместе и, наконец, все наладится. Когда хозяин рано или поздно надумает появиться дома, расскажу ему о своих планах и уговорю подождать с выплатой долга — сейчас он был подобен цепи, которая сковывала меня по рукам и ногам. Затем смело, собственной рукой, начну заполнять пустые страницы своей книги.
        Стоило мне принять такое решение, как судьба пошла навстречу — но таким кошмарным и неожиданным способом, как я не предполагала.
        Однажды вечером, когда за окнами тлел закат, в библиотеку явилась горничная Эрина и сообщила с видом хитрым и исполненным жгучего любопытства:
        — К вам посетитель. Остался ждать снаружи, возле домика кучера.
        — Кто? — внезапно я испугалась. Уж не господин ли Крипе явился меня проведать?
        — Не назвал себя. Сказал, приехал из Олхейма.
        Я вскочила. Кто-то из общины? Отец? Он не ответил на последнее письмо.
        Как пуля я выскочила из библиотеки, сбежала вниз и, не одеваясь, понеслась по вечернему морозному воздуху к домику кучера.
        Печаль последних дней закалила меня. Новую неприятность, которую послала судьба, удалось встретить с поднятой головой. Я не повернула назад, не сбежала и не спряталась, когда, приблизившись к домику, увидела на скамье Освальда — сына старейшины Уго.
        Одет он был в мешковатую робу и картуз, какие носили фабричные. За полтора месяца, что я не видела его, Освальд приобрел еще более постный вид и отрастил козлиную бородку.
        — Здравствуй, Освальд. Зачем ты здесь? Привез какие-то вести? Что-то с отцом? — через силу проговорила я.
        Освальд встал и выпучил глаза. От него несло потом и перегаром — по-видимому в столице сын старейшины решил махнуть рукой на заповеди Отроков Света. Прищурившись, окинул недоверчивым взглядом с ног до головы.
        — Ты носишь мирское, Камилла. Где твой головной убор?
        Стараясь подавить раздражение, я настойчиво повторила:
        — Освальд, ты привез вести от отца?
        — Твой отец…. да… — Освальд прикрыл веки, — Изидор болен. Отлучение от братьев по вере сказалось на нем плохо. Его нога… ты же знаешь, кто костяную чуму нельзя вылечить до конца. Омертвение пошло выше. Он почти не двигается. Изидор сейчас в общине. Старейшина был добр и позволил ему вернуться. Он сожалеет о том, что изгнал его, и теперь готов искупить вину. Мы молимся о твоем отце днем и ночью. Свет будет к нему милостив, но сейчас Изидору нужна ты.
        Сердце сжала тревога.
        — Я приехал за тобой, — продолжал Освальд, осторожно поглядывая на меня, словно оценивая — как восприняла новость, — нельзя терять ни минуты. Мы успеем на вечерний экспресс, если поторопишься.
        — Да, Освальд. Мне нужно предупредить хозяина. Собраться. Жди здесь. Я быстро.
        — Я пойду с тобой, — неожиданно заявил сын старейшины, — Свет Благой, Камилла, в какой дом ты попала! Работаешь на теурга, приспешника демонов. Немыслимо! Бедная, заблудшая овечка.
        Несмотря на протесты, Освальд увязался за мной. Как только попал в холл, принялся крутить головой, теребить бородку и бормотать защитные молитвы. Пришлось провести его в свою комнату. На пути нам никто не встретился.
        — Жди здесь, — велела я и понеслась в башню.
        Покои хозяина пустовали. Кассиус отсутствовал. Пикерна найти не удалось. В отчаянии набросилась на Эрину и велела передать, что вынуждена срочно уехать. Горничная изнывала от любопытства, но расспрашивать не посмела.
        — Я напишу записку и оставлю в своей комнате. Прошу, утром забери и отдай господину Дрейкорну или Кассиусу.
        Когда вернулась в комнату, застала незваного гостя за изучением содержимого шкафа. Освальд ни капли не смутился. Пока писала записку, горестно качал головой и вполголоса сокрушался о моем грехопадении.
        Когда покидали комнату, Освальд замешкался, но тут же нагнал. В «Доме-у- Древа» ему было неуютно, он без конца озирался и требовал поторопиться. Я не возражала: тревога за отца грызла сердце. Мне остро захотелось оказаться дома, в Олхейме, где я провела всю жизнь, где была моя семья и друзья, где дни текли спокойно и я чувствовала себя в безопасности — роскошь, недоступная в столице.
        Квартал Мертвых магов миновали почти бегом. Когда пересекали мост, у особняка с горгульями мелькнул тощий силуэт — безумная Крессида увидела меня и принялась махать. Я отвернулась — еще ее не хватало.
        Оказалось, что сын старейшины неплохо ориентировался в центре города — к нужной станции конки привел безошибочно. Через полчаса мы были на Восточном вокзале, который я считала самым уродливым строением города Магии и Прогресса.
        Купол дебаркадера — гигантский навес над платформой, возведенный демонами из переплетенных стальных арок и стекла — напоминал тенёта, а черное, приземистое здание вокзала — жирного паука, притаившегося в засаде.
        Прошли к дальней платформе, которая предназначалась для пассажиров третьего класса и общих вагонов. Под куполом-паутиной толклись тысячи людей в бедной одежде — сезонные рабочие, торговки, солдаты, матросы. Потные от спешки и злые от сутолоки. Ругались, плевались, кричали, наступали друг другу на ноги. Громоздились башни поклажи, корзины, коробки, тюки с почтой, клетки с животными.
        Толпа покорно расступалась, когда по перрону проходили угрюмые полицейские в сопровождении некроструктов всех мастей. Одну руку полицейские всегда держали на сабле у пояса, в другой был наготове свисток.
        Сферопоезд «Стальной аспид» грозно шипел, тяжело дышал паром и гарью. Творение демонов поражало размерами — головной вагон, выполненный в виде морды доисторического змея, высотой немногим уступал особняку «Дом-у-Древа». Внутри размещались огромные сферы из неведомого материала удивительной прочности; демонова сила приводила их в движение и сферопоезды развивали невиданную скорость, когда с грохотом мчались по каменным колеям, что незримые слуги протянули во все стороны империи за известную плату.
        Освальд выхватил у меня из рук саквояж и провел сквозь толпу к лавкам у дальней части перрона. Я насторожилась и замедлила шаг, когда у мусорного бака увидела одинокую фигуру, показавшуюся знакомой.
        При виде нас человек не спеша встал и выпрямился во весь немалый рост. Я замерла на месте, как пораженная громом — старейшина Уго собственной персоной.
        Освальд больно толкнул в спину:
        — Вперед!
        Старйшина наблюдал с нехорошей усмешкой.
        — Отлично справился, мой мальчик, — снисходительно похвалил Освальда. Затем принюхался и брезгливо ткнул в него пальцем:
        — Опять пил, демоново отродье!
        — Я замерз, — начал оправдываться Освальд, — пришлось торчать в Магисморте до вечера пока все не убрались. Хорошо, теург не появлялся несколько дней. Будь он дома, я бы туда не сунулся. Смотри, что она написала, — Освальд протянул старейшине бумажку, в которой я узнала свою записку для господина Дрейкорна. Вот зачем мерзкий слизняк замешкался в комнате!
        — Вы приехали за мной, старейшина? — я обрела голос, — Что с отцом?
        — Камилла, — старейшина уставился, как ястреб на жертву, — ты нас огорчила, девочка. Совершила ужасную ошибку. Аксель Светлосердный повелел вернуть тебя.
        — Что с отцом?! — повторила я, свирепея. Я догадалась, что попала в ловушку. Старейшину и его сынка я не боялась; я знала их всю жизнь и знала границы, которые они никогда не переступали. Приготовилась дерзить, скандалить и кричать, если потребуется.
        — Изидор был в порядке, когда мы уезжали. Я привез его в общину. Решил, что он может оказаться полезным, если вздумаешь упрямиться. Камилла, твой светильник души горит ярче, чем у всех послушников вместе взятых. Во время нашей последней беседы Аксель Светлосердный поведал, что в союзе со мной ты принесешь дитя, которое станет новым пророком света. Нам нужно твое лоно. Понимаешь, какая честь тебе выпала? Пришлось идти на крайние меры.
        Я вскипела.
        — Аксель Светлосердный — труп двухсотлетней давности, и советы дает гнилые под стать себе, — ядовито произнесла, вспомнив слова господина Дрейкорна, — Хватит морочить мне голову, старейшина Уго. Никуда я с вами я не поеду. Отдай саквояж, Освальд.
        Ужасно осознавать себя добычей, которую преследуют все подряд. Словно цыпленок, сбежавший из курятника — не попадешь на зуб лисице, станешь обедом хорька. Спасешься от обоих — кончишь дни под топором хозяина. Кордо и Крессида Крипе, призрак в клубах дыма, старейшина — пропади они все пропадом. И Джаспер тоже. Он сказал, что несет за меня ответственность, дал понять, что будет защищать, но теперь я осталась сама по себе.
        Старейшина покачал головой.
        — Тогда Изидор умрет, Камилла, — жестко сказал он.
        Охватил гнев, и я упустила момент, когда старейшина начал играть моим сознанием. Будь я наготове, ему не удалось бы раскинуть чары.
        Старейшина был опытным гипноманипулятором; стряпчий Оглетон ему в подметки не годился.
        Первую страшную фразу фразой он произнес неспроста — выбил почву у меня из под ног. Затем принялся увещевать. Голос использовал мягкий, обволакивающий. Говорил о том, как беспокоится, понимает мою тревогу и печаль. Незаметно копировал мою мимику, жесты, подстроился под ритм дыхания. Взял за руку и давил на особые точки на запястье.
        У него все получилось. Я прекрасно понимала, что происходит, но сопротивляться больше не могла.
        Руки и ноги налились свинцом. Все окружающее виделось четко, но словно на расстоянии. Глухой голос Уго настойчиво заставлял двигаться.
        Старейшина и его сын взяли меня за руки и провели в последний вагон. Предъявили билеты равнодушному проводнику, усадили меня на узкую лавку, сами уселись по краям, неприятно навалились на плечи.
        «Стальной аспид» взревел, задрожал так, что отозвалась каждая кость в теле, и тронулся.
        В вагоне было людно, тесно. Ехали здесь самые бедные и непритязательные пассажиры. Вибрации сферы не гасились, лавки отчаянно трясло. Сама сфера громоздилась тут же, в железной клети посреди вагона, и вращалась так быстро, что казалась неподвижной. Старейшине и Освальду соседство с демоновым механизмом не нравилось; они принялись дружно бормотать слова защитной молитвы.
        Морок начал понемногу спадать. Я дернулась, попыталась встать — старейшина зашипел и впился в плечо крючковатыми пальцами. На нас с любопытством глянула дородная крестьянка, которая возвращалась домой после рыночной недели.
        — Эй, дочка, ты в порядке? — громко окликнула она, — Ты чего в нее вцепился, черт бородатый?
        Нами заинтересовались. На мне была новая дорогая одежда, рядом со своими облезлыми спутниками я смотрелась странно. Румяный парень подошел ближе и уставился веселыми наглыми глазами. Освальд занервничал. Я воспряла духом.
        — Прошу, помогите, меня увозят насильно, — быстро проговорила онемевшими губами и вскрикнула — Освальд больно ущипнул на нежную кожу повыше локтя.
        Старейшина поднялся и заговорил. Он оказался в своей стихии — привык повелевать толпами послушников, и заговорить зубы случайным попутчикам для него было раз плюнуть.
        — Добрая женщина, я возвращаю домой жену. Она сбежала с богатым любовником, попрала честь мужа, забыла о детях. Ты знаешь, что такое тяжкий труд, ты готова на все ради своей семьи. Разве не горько тебе видеть, как нерадивые матери забывают о долге, стремятся к легкой жизни, готовые пойти по головам, растоптать все святое?
        Уго вложил в голос неслыханную мощь и силу, не отводил от крестьянки пристального взгляда из под набрякших век. Навыки магнетического воздействия не подвели — крестьянка глянула на меня злобно, сплюнула и отвернулась. Парень засвистел и ушел в дальний конец вагона. Остальные пассажиры перестали нас замечать. Уго ухватил меня за шею и надавил; в голове моментально помутилось.
        Моя выходка его разозлила, он жаждал возмездия.
        — Встань на колени, отроковица.
        Я повиновалась. Уго заставил опуститься на пятачок, щедро засыпанный скорлупой от орехов, которые щелкали тощие ребятишки на соседней лавке. Острая шелуха больно впилась в колени; я шипением втянула воздух. Освальд улыбнулся,
        Уго довольно покачал головой и насильно сложил мне руки у груди, как того требовал ритуал покаяния.
        Целый час я простояла в такой позе, пока спина не начала дрожать; пассажиры посматривали равнодушно, судачили, но вмешиваться не желали; в столице каждый сам по себе.
        Тело казалось чужим, но боль в коленях резала, не давала забыться. Уго, наконец, сжалился и вернул меня на лавку; я охватила голову руками и замерла. Бешено искала выход и не находила.
        Не так уж много хотела я от жизни: безопасный кров и капля свободы; простые, и такие недоступные вещи.
        Происходящее не укладывалось ни в какие рамки; для поведения старейшины не находилось разумного объяснения. Всю жизнь я знала Уго как жесткого и властного человека. Он поддерживал порядок в общине железной рукой, не выносил, когда ему прекословили. От неугодных избавлялся быстро и безжалостно — что и произошло с моим отцом — но к откровенному насилию никогда не прибегал. Это было немыслимо, противоречило всем укладам Отроков Света! Если послушник желал покинуть общину, его не удерживали; он был волен уйти, и пути назад не было. И вот, теперь меня насильно и унизительно возвращали.
        Дорога была долгой; в Олхейм прибыли поздним утром.
        Старейшина и Освальд провели меня, как под конвоем, через весь городок до самого поселения общины. Талый снег чавкал под ногами; тусклое солнце пряталось за низкие тучи. После бессонной ночи охватило равнодушное оцепенение.
        Прошли по знакомой узкой улице. Послушники толпились за заборами, глазели, перешептывались. Моя подруга Кендра бросилась было навстречу, но мать прикрикнула и утянула ее обратно в толпу сестер.
        Миновали наш коттедж. Я с трепетом повернула голову; в грязном окне мелькнул силуэт отца. Стало легче; он тут, недалеко, хотя на его помощь рассчитывать не приходилось. Отец был таким же пленником, как и я.
        Старейшина привел меня в свой дом и запер в комнате на втором этаже, где я провела больше суток. Комната была низкой, холодной; обе двери, что вели в нее, и дубовые ставни заперты на надежные замки.
        Еды мне не давали, воду приносили в крохотной кружке; каждые полчаса старейшина отпирал дверь, расталкивал, принуждать встать на колени и молиться. Делал он это с одной целью: окончательно подавить волю и лишить сил. К вечеру следующего дня я отупела от жажды, голода и бессонницы и с трудом понимала, что происходит и где нахожусь.
        Когда в комнату вошли трое, я не смогла поднять головы. Старейшина приказал Джейме, своей старшей жене:
        — Дай ей напиться и поесть. Отведи в купальню, вымой и приготовь. Срок пришел: сегодня она станет твоей сестрой.
        Джейма подняла меня грубыми руками и потащила вниз. Сунула кувшин с водой и кусок сыра с хлебом. Затем сорвала одежду, долго мучила потоками холодной воды и жесткой щеткой. Прямо на мокрое тело натянула традиционную брачную сорочку — длинную, до пят, с узким разрезом ниже талии, который сейчас был затянут завязками. Я содрогнулась от отвращения, когда поняла, к чему меня готовили.
        — Джейма, прошу, не надо, — зашептала лихорадочно, — дай мне уйти, отведи к отцу.
        Джейма фыркнула и потащила наверх. Была она сильная, мускулистая, но все же мне удалось больно толкнуть ее в живот.
        Старейшина уже ждал наверху — наряженный в такую же длинную сорочку с разрезом. Уклад предписывал не снимать ее во время брачной ночи. Когда Джейма затащила меня в комнату, пришло страшное осознание: все кончено. Я ничего не смогу сделать. Сейчас старейшина возьмет меня силой, затем запрет в своем доме, пока я не понесу.
        Страх вернул силы, и когда Уго приблизился и попробовал заключить в объятья, я извернулась и впилась зубами в жилистую руку. Уго вскрикнул и наотмашь ударил меня по лицу.
        Я упала, чувствуя вкус крови. На глазах выступили слезы.
        — Кажется, ты сломал ей нос, отец, — раздался гнусавый голос. Оказывается, Освальд все это время сидел в углу и наблюдал.
        В книгах, которые тайком давали подруги, в такие моменты трепетную героиню спасает благородный охотник или странствующий воин; но кто мог прийти на помощь мне? Господин Дрейкорн не получил записку; в ней я писала о печальной вести, которую получила, и просила позаботиться об Альфине до моего возвращения. От горничной он мог узнать, что я уехала в Олхейм. Он решил, что я последовала его совету и вернулась домой, бросив альфина, чтобы избавиться от долга. Наверняка вздохнул с облегчением. Других покровителей в столице у меня не было, а послушники, как я уже убедилась, пойти против старейшины не посмеют.
        Уго приблизился; поднял рывком и потянул к низкой кровати в углу. Я чувствовала, как его руки торопливо разрывают завязки на сорочке; потом он просто задрал подол, принялся ощупывать бедра, больно впиваться пальцами; навалился тяжелым жилистым телом так, что захрустели ребра. Меня сотрясало от ненависти.
        В голове словно молния взорвалась; внезапно я ощутила себя в том странном сне, что приснился мне в «Доме-у-Древа» несколько дней и словно вечность назад. Тело налила чужая сила, руки и ноги одеревенели, ярость приобрела физическую форму и вспыхнула, как огонь.
        Случилось странное.
        Старейшина вскрикнул и сполз на пол. Морщинистое лицо побагровело, глаза закатились, он со стоном схватился за голову. Я получила отсрочку; поднялась, тяжело дыша и остро желая старейшине смерти.
        — Отец? — Освальд подскочил к старейшине и принялся неуклюже поднимать долговязое тело Уго.
        — Моя голова… сейчас пройдет. Это она сделала. Теург научил ее каким-то демоновым чарам. Порченая дрянь!
        Старейшина пришел в себя быстро; кряхтя поднялся и подскочил. Уродливое лицо исказила ярость, всклокоченная борода торчала, как мочалка.
        Я кинулась к окну, откинула засов и распахнула ставни. Внизу мелькнула тень. Кто-то из послушников болтался возле дома; я открыла рот, чтобы позвать на помощь, но старейшина оттащил меня прочь.
        Больше он не церемонился; схватил за шею и надавил на нужную точку. Я начала терять сознание.
        Сквозь туман услышала сильный удар в дверь внизу. Знакомый голос громко и бодро поинтересовался:
        — Эй, хозяева! Есть кто дома?
        Старейшина убрал руки и отпрянул. Я не верила ушам: спаситель все-таки явился! Нахлынули бурная радость и облегчение. Я закашлялась, втянула воздух и сумела крикнуть:
        — Кассиус! Я здесь! На помощь!
        Старейшина и Освальд переглянулись. Удар повторился, сильнее и настойчивее; вот-вот дверь слетит с петель.
        — Разберись, — велел старейшина сыну, — много шума. Кто бы это ни был, нужно отправить его восвояси.
        Освальд нехотя пошел вниз, а старейшина вытащил из-под кровати ружье, с которым по осени охотился на болотах. Я отползла к стене; сердце громко стучало.
        Внизу послышалась возня, шарканье ног и шум перепалки. Быстрые шаги приблизились, дверь распахнулась и на пороге появился человек, которому я была рада, как никогда в жизни — Кассиус Ортего, управляющий гран-мегиста Дрейкорна, явился на выручку.
        Как всегда свежий и элегантый, он шагнул в комнату, отыскал меня взглядом и сердито присвистнул. За плечом у него мелькал Освальд, пучил глаза и отчаянно жестикулировал.
        Ружье щелкнуло и уперлось Кассиусу в грудь.
        — Потише, юноша, — произнес Уго настороженно, — вас сюда не звали. В общине Отроков Света гостям не рады.
        Кассиус отпрянул и поднял руки:
        — Я пришел за девушкой. Не стоит так кипятиться.
        Он оказался в ловушке. Старейшина и его сын были здоровыми, крепкими мужиками, закаленными деревенским трудом. Меня начала бить дрожь.
        Однако Кассиус не казался испуганным. Он глянул поверх плеча Уго и кивнул. Лицо Освальда исказило сильное удивление.
        За спиной послышался скрип. Старейшина переместился и вскинул ружье. Я повернула голову и едва не вскрикнула.
        Вторая дверь в комнату, надежно запертая до этого момента, отворилась; из темноты выступил господин Дрейкорн, свирепый и готовый разорвать старейшину голыми руками — намерение эти легко читалось на его лице.
        От облегчения и счастья закружилась голова. Из хозяина мог получиться удачливый взломщик — уже не раз я видела, как ловко он орудовал отмычкой, теперь же пробрался черным ходом незамеченным, пока Кассиус ломился через парадную дверь и отвлекал внимание.
        — Вот и теург Дрейкорн пожаловал! — едко проскрипел старейшина и качнул ружьем.
        Господин Дрейкорн мельком глянул на меня; лицо ничего не выражало, но злые глаза отметили и кровь на губе и разорванную сорочку.
        Он подошел к старейшине вплотную; дуло ружья рывком переместилось и теперь упиралось в грудь хозяина. Стало страшно, как никогда в жизни.
        — Вижу, ты знаешь кто я.
        — Конечно, я слышал про тебя, Дрейкорн, — оскалил желтые зубы старейшина,
        — и про твоего незримого покровителя. Думаешь, ты неуязвим? Посмотрим, как приспешники демонов умеют глотать пули. Всегда мечтал отправить на тот свет теурга.
        Господин Дрейкорн не отводил от старейшины взгляда; Уго не уступал. Между ними развернулась молчаливая битва. Я видела, как старейшина свирепеет все больше, набрякшие веки прищурились, узловатые пальцы лихорадочно шевелились.
        — За пределами ритуального круга ты обычный, слабый человек, Дрейкорн, — прокаркал старейшина. Он начинал нервничать.
        — Ты непозволительно много знаешь о магии, Уго, но далеко не все, — холодно парировал хозяин, — у теургов немало секретов.
        Господин Дрейкорн поднял ладонь и неспеша провел перед лицом старейшины, как по невидимому стеклу; Уго отшатнулся, осклабился, но тут же замер. Замерла и я: неопрятные длинные волосы Уго зашевелились, словно от порыва ветра, все сильнее и сильнее; и вот он уже стоял, точно под ураганом — хлопали полы сорочки, глаза заслезились, борода разделилась надвое и облепила жилистую шею. Больше ничего не происходило, но старейшина не смел пошевелиться; его губы беззвучно шептали защитные молитвы, но магический шквал заставлял его задыхаться и глотать воздух.
        На кончиках пальцев господина Дрейкорна мелькнули голубые искры и тут же пропали; удивительный ветер, поразивший старейшину и никого больше, начал стихать. Хозяин плавно опустил ладонь, тут же молниеносно перехватил дуло и сильно дернул. Ружье полетело в угол, Уго едва не упал. Тут же раздался противный звук удара плоти о плоть; старейшина пьяно попятился к стене. Захрипел, как удавленник, из кривого носа потекла кровь.
        — Образцовый хук, Джаспер, — с удовольствием отметил Кассиус из-за плеча Освальда, который весь как-то сжался и обмяк, — хорош и без магических фокусов.
        Старейшина не унимался.
        — Освальд! — воззвал он, сплевывая красную жижу, — приведи собак, быстро!
        — Да, приведи собак, — равнодушно проговорил господин Дрейкорн, — посмотришь, как животные реагируют на теургов. Но довольно; пора идти.
        Не обращая внимания на старейшину и его сына, он приблизился ко мне. Я поднялась и стояла, пытаясь кое-как прикрыться разорванной сорочкой. Ужасно хотелось броситься к господину Дрейкорну на шею, но в то же время было мучительно стыдно предстать перед ним в таком жалком, неприглядном виде.
        Хозяин молча снял пальто и накинул на меня.
        — Камилла, — произнес он тихо — в голосе клокотала ярость, — Что он с тобой сделал? Он не…?
        — Все в порядке, — проговорила я задыхаясь, — вы пришли вовремя.
        Господин Дрейкорн тут же успокоился и стал самим собой.
        — Что ты за сокровище такое, Камилла, — проговорил с досадой, — что весь мир на тебя охотится? Один выход — приковать к себе кандалами, чтобы всегда была на виду и не лезла в гущу неприятностей. Ничему не учишься. Зачем отправилась с ним? Почему не дождалась меня, не предупредила? Это какой надо быть дурочкой, чтобы…
        Я пробормотала дрожащим от счастья голосом:
        — Я так рада вам, господин Дрейкорн, что готова слушать несправедливый выговор часами.
        Он замолчал и вздохнул.
        — Идем.
        — Ты вторгся в частный дом, теург, — прошипел старейшина, плюясь от злобы,
        — тебе это с рук не сойдет.
        — Похищение и попытка насилия караются жертвенным алтарем, Уго. У меня есть связи в высшем судебном триумвирате; я добьюсь, чтобы привести приговор в исполнение доверили мне. С редким удовольствием возьмусь за ритуальный нож.
        Старейшина сдавленно зарычал и осекся. Я заволновалась, схватила хозяина за руку, привстала на цыпочки и горячо зашептала:
        — Джаспер, прошу, не надо! Не стоит из-за него…
        Он словно не слышал. Мягко поддержал за руку и повел вниз.
        Ноги дрожали, я путалась в полах тяжелого черного пальто и чуть не упала на лестнице. Господин Дрейкорн наклонился, словно хотел подхватить на руки; я встрепенулась, выпрямилась из последних сил и выровняла шаг.
        — Как вы поняли, что мне нужна помощь и куда я делать?
        — Благодари свою закадычную подружку, безумную Крессиду. Она увидела, как этот тип тебя уводит, и послала в город слугу, чтобы найти меня. Как только вернулся, услышал альфина; он поднял такой шум в виварии, что было слышно снаружи. Бился, кричал и плакал. Альфины чувствуют неладное, а ты ни за что не бросила бы его. Горничная рассказала остальное, вот мы и помчались сюда.
        Он помолчал; затем добавил:
        — Очень боялся, что не успеем.
        Улица была полна зевак — стояли в отдалении, перешептывались, но подойти не смели.
        Подошли к коттеджу, где когда-то жили мы с отцом. Дверь оказалась запертой снаружи. Замок ломать не пришлось: неловко, боком, из толпы выскользнула вторая жена старейшины — беременная, неуклюжая — протянула ключ и поковыляла прочь.
        Господин Дрейкорн отомкнул дверь.
        — Камилла! Меня заперли здесь, я не мог…
        Тяжело дыша, громко стуча костылем вышел отец. Глаза под морщинистыми веками беспокойно перебегали с меня на моего спутника.
        Мужчины смерили друг друга нехорошими взглядами. Я знала, что хозяин производил впечатление человека жесткого, властного и неуступчивого, а в дурном настроении выглядел невыносимо надменным; отцу господа подобного склада были как кость в горле, он начинал хорохориться, задираться и язвить. По тому, как отец крепче перехватил костыль и выпятил подбородок я поняла, что перенесенные испытания мало повлияли на его характер.
        Отец не до конца понял роль господина Дрейкорна в недавних событиях и собирался внести ясность в своей обычной манере. У господина Дрейкорна лицо окаменело, глаза прищурились. В памяти всплыли все нелестные слова, которыми в прошлом он не раз отзывался о моем отце; считал его эгоистом и некудышным родителем. Назревал неприятный разговор. Отцу вот-вот предстояло пережить унижение, от этой мысли стало тревожно и стыдно.
        Я встрепенулась, намереваясь вмешаться; господин Дрейкорн заметил движение. Что-то он прочел на моем лице, потому что лоб его разгладился, взгляд смягчился; он спокойно склонил голову и, почти не делая над собой усилия, произнес вполне почтительным тоном:
        — Вы фельдшер, господин Изидор, и лучше знаете, как помочь вашей дочери. Камилле немало досталось. Ей нужен сон, еда, уход и компания близкого, любящего человека. Теперь вы в безопасности и беспокоиться не о чем. Сейчас я ухожу — мы с моим спутником разместимся на постоялом дворе в Олхейме. Вечером уедем и заберем Камиллу с собой. Всего хорошего.
        С этими словами повернулся и вышел. Затопили облегчение и благодарность; чтобы не огорчать меня неприятной сценой, хозяин усмирил свой нрав.
        Отец стукнул костылем о пол и неловко произнес:
        — Кхм, кажется, господин Дрейкорн порядочный человек, даром что теург.
        Затем, спохватившись, обнял, втянул со всхлипом воздух; тут же выпустил из объятий, усадил на продавленную кровать, и со всей скоростью, которая позволяла больная нога, сходил к столу и принес чашку подогретого молока с медом.
        Я кивнула — на слова сил уже не осталось. Как только опустошила и отставила чашку, упала на подушку и забылась сном.
        Проснулась на следующий день около полудня. Болела голова, ныло разгоряченное тело, все еще укутанное в пальто хозяина. Мне было приятно чувствовать на плечах тяжесть принадлежащей ему вещи, и я с удовольствием потерлась щекой о шершавую черную ткань и втянула едва заметный аромат муската и гвоздики. Под пальто не было ничего, кроме сорочки, изодранной похотливыми руками старейшины; от воспоминаний передернуло. К счастью, возле кровати кто-то оставил традиционное платье, шаль и даже чепец.
        Вышел отец, кивнул на одежду:
        — Приходила твоя подруга Кендра. Вот, принесла наряд на первое время.
        Затем сел рядом на кровать и сунул в руки тарелку с жидкой овсянкой.
        Пока я ела, отец гладил меня по спине и молчал. Ему не терпелось приступить к расспросам, и я не стала томить его. Рассказала, как в столицу явился Освальд и обманом заставил приехать. О случившимся в доме старейшины поведала в общих чертах — не хотела тревожить.
        Отец же рассказал, что последние недели старейшина устроил ему невыносимую жизнь. Пользуясь влиянием в округе, подговорил лавочников не отпускать продукты; настроил против него горожан и заставил хозяйку отказать в жилье. Затем явился и принялся лить мед; признал, что погорячился, каялся, что был низок и злопамятен, а после заявил, что ждет моего возвращения в общину со дня на день. Уверял, что я прислала ему письмо, просила принять обратно. В конце концов обманом перевез отца в коттедж, запер и приставил псов для охраны.
        Затем отец перешел к расспросам о моей жизни в столице. И вновь я не стала волновать его. О прошлых страданиях умолчала; исправить все равно ничего было нельзя. Горячо хвалила господина Дрейкорна, рассказывала, как мне повезло оказаться в его доме.
        Тревога постепенно уходила с лица отца; он лучился, жадно расспрашивал о том, что я успела повидать в Аэдисе, затем пустился в воспоминания. В столице отец провел лучшие годы своей жизни, и память о них оставалось светлой, хотя и окрашенной горечью утраты. Не могла я мучить отца откровениями о неприглядных сторонах столичной жизни, поэтому только вздыхала украдкой; знаю, господин Дрейкорн был бы мной недоволен.
        Я огляделась и с тяжелым сердцем признала, что родной дом больше таковым не был. Когда отца изгнали из общины, а я уехала следом, в коттедже обосновалась Джейма, первая жена старейшины. Дом она приспособила для хранения свиных шкур, которые выделывала на продажу. В комнатах стояли рамы с натянутыми лоскутами кожи, валялись обрезки и мусор, уксусный запах дубильных веществ разъедал ноздри. По углам пыль и грязь, от моих картин и безделушек ничего не осталось. Запустение и уныние в комнатах поселило уныние и в сердце.
        — Я сегодня поговорил кое с кем из послушников, — поведал отец с видом таинственным и злорадным, — в общине ходят слухи — совет старейшин решил, что Уго недостоин носить звание «просветленного». Поговаривают об изгнании. Не знаю, решатся ли они в конце концов, но прежнего доверия к нему нет.
        Внизу раздался стук; отец спустился открыть дверь, но вскоре вернулся.
        — Теург спрашивал о твоем самочувствии. Заходить не стал, сказал, отправится посмотреть общинный дом собраний, — в голосе отца слышались недоумение и настороженность.
        Я удивилась; что могло понадобиться хозяину в этом неприглядном строении?
        Поднялась с кровати, переоделась, а затем отправилась на розыски, захватив пальто хозяина.
        Господин Дрейкорн не успел уйти далеко; стоял у ворот и разглядывал соседские дома. Я робко приблизилась и вручила пальто. Он кивнул, накинул одеяние на плечи.
        — Уже пришли в себя? Ваша жизненная энергия поражает; после тяжелых испытаний вмиг встаете на ноги и, судя по лицу, готовы к новым приключениям.
        Встал рядом, протянул руку и осторожно стряхнул с моих волос снег, что падал крупными, редкими хлопьями, затем помог натянуть на голову шаль. Я улыбнулась и получила ответную улыбку, какую я раньше никогда не видела на суровом лице хозяина. Щеки залил жар: я смутилась, отвела глаза, но тут же встрепенулась — когда он отводил руку, успела заметить, что кожа на подушечках пальцев покраснела, как от сильного ожога; вспомнила как мелькали голубоватые искры, когда хозяин непостижимым образом вызвал ураган, атаковавший старейшину.
        Не задумываясь, перехватила крепкое, мускулистое запястье и поднесла ладонь к лицу, чтобы рассмотреть:
        — Господин Дрейкорн, кажется, вашу руку нужно обработать, — затем спросила робко, — Что произошло? Вы использовали демоново заклинание? Не знала, что им можно пользоваться таким образом… просто так, без ритуалов и жертв? Все теурги могут это?
        Хозяин отнял руку и нехотя ответил:
        — Никакой демоновой магии. Это был… особый фокус. Не стоило его проделывать. Не сдержался. Хотелось хорошенько припугнуть Уго. Прошу вас лишний раз не болтать об этом моем… умении.
        Затем попросил, меняя тему:
        — Проводите до дома собраний? Рассчитываю найти там кое-что любопытное, а ваши послушники бегут от меня, как от чумы.
        Я кивнула, привычно взяла его под руку и незаметно прильнула к плечу. Было оно твердым, сильным, и это прикосновение дарило уверенность и покой.
        Мы покинули двор. В воздухе повисла настороженная тишина, изредка подавали голос собаки. Когда миновали псарню сына старейшины, лай сменился тоскливым поскуливанием и рычанием — животные почувствовали присутствие господина Дрейкорна.
        На улице ни человека; робко мелькали знакомые лица в окнах, плющили носы о стекло, таращили глаза и тут же скрывались. Немыслимо: теург, отрок Тьмы на улице общины отроков Света!
        — Удивительно, что в таком невеселом, суровом месте, как ваша община, смогла вырасти девушка, подобная вам, Камилла, — заметил хозяин.
        Моя подруга Кендра всегда отличалась храбростью и безрассудством. Вот и сейчас она оказалась смелее остальных — решительно выскочила наперерез, словно нарочно ждала за калиткой. Мы крепко обнялись, отпрянули, заглянули друг другу в лица, разом улыбнулись. За прошедшие два месяца, которые казались вечностью, она не изменилась ни капли.
        — Тебя не узнать, — с удивлением произнесла Кендра.
        Разговора не получилось; Кендра косилась на господина Дрейкорна с боязливым любопытством, вести при нем беседы стеснялась, а из-за приоткрытой двери дома кто-то из родни непрестанно звал ее испуганным, свистящим шепотом. Я поблагодарила Кендру за платье и скомкано попрощалась.
        С горечью призналась себе: в общине я стала чужой.
        Дом собраний пустовал. В молитвенном зале было немногим теплее, чем на улице. Я вспомнила долгие часы, которые проводила здесь в толпе сонных притихших послушников, ежась от холода и желания уснуть. Захотелось уйти, я потянула господина Дрейкорна за рукав, но тот не спешил.
        — Куда ведут эти двери?
        — В келью Смирения. Там послушники проходят испытание терпением. Иногда отбывают наказания, если совет старейшин находит проступок тяжелым.
        — Зайдем.
        Господин Дрейкорн первым спустился в узкое, похожее на загон помещение с земляным полом и холодными скользкими стенами, с которых свисали ряды кандалов.
        — Это еще что такое?!
        — Испытание терпением назначается послушникам три раза в год, — объяснила я, — нужно провести в келье ночь в полной темноте, с закованными в цепи руками. Послушники должны искать Свет внутри себя и читать специальные молитвы, которые помогают сосредоточиться.
        — С вами это тоже проделывали? — в его голосе звучал гнев.
        Я невольно улыбнулась воспоминаниям.
        — Конечно. Но вы напрасно хмуритесь — все не так страшно, как звучит. Это всего лишь обычай, игра, если хотите. Одновременно в келье проводят ночь шесть человек. Девушек запирали вместе с девушками. Мы с подругами не утруждали себя чтением молитв. Болтали и смеялись. Проводили время довольно неплохо. А кандалы… от их тяжести можно избавиться. Есть у меня один секрет….
        — Тьма, что за жизнь вы вели! Хороша игра! Веселье танцев или девичьих посиделок в трактире вам заменяла ночь в кандалах в сыром подвале!
        — Праздники у нас тоже есть, господин Дрейкорн. Жизнь в общине не так плоха, как вы вообразили. Мы живем вдали от мира, его опасности и страхи нас не касаются, а тревоги и заботы скользят мимо.
        — Бывает, и узники рады остаться в тюрьме по тем же причинам.
        — Здесь не умирают от голода, все знают друг друга и готовы прийти на выручку. Послушникам не приходится продавать свои жизни чернокнижникам в обмен на жалкие гроши.
        — Видел я, как ваши добрые братья по вере пришли на выручку. Стояли как бараны, пока Уго тащил вас по улице. Старейшины делают из них людей без своего мнения, воли и желаний. Ведите к мощам Акселя Светлосердного — пришла пора познакомиться с этим немного неживым любителем давать советы из загробного мира.
        — Рака стоит в задней комнате. Туда ходить не позволено.
        — Сами видели эти мощи?
        — Раз в год послушников допускают приложиться к руке Акселя, но покрыв не снимают.
        — Идем.
        — Но господин Дрейкорн…
        Он не послушал; молча отворил неприметную деревянную дверь и вошел. Я закусила губу, на миг замешкалась, но тут же метнулась следом.
        В последнем приюте Акселя Светлосердного, основателя общины Отроков Света, было темно. Слегка потрескивал огонек в специальной плошке с ароматным маслом, который не угасал ни днем ни ночью; за этим следил специально приставленный мальчишка, который сбежал, как только увидел, что молельный зал осквернил посещением теург.
        Посреди пустого помещения стояла рака из черного дерева, накрытая белым покровом. Под тяжелой тканью угадывались очертания длинного узкого предмета. Пахло ладаном и горелым маслом.
        Светильник затрещал, задымил и погас. В кромешной темноте отчетливо проступил белый прямоугольник покрова, словно скрытое под ним источало бледный свет.
        По спине пробежал тревожный холодок. Господин Дрейкорн достал из кармана ручной электрический фонарь и зажег.
        Желтый круг света пробежал по краю раки, выхватил черную вязь рунического письма, похожую на раздавленных пауков.
        — Что это за язык? Что здесь написано?
        — Дракрид. Любимый язык Акселя Светлосердного. Он владел несколькими дюжинами наречий, но отчего-то уклады Отроков Света составил именно на дракриде. Может, потому, что его сложная письменность не каждому по зубам. Дракрид почти забыт в империи. Каждая руна означает слог, всего рун двести пятьдесят две.
        — Вы можете их читать?
        — Конечно. Здесь говорится: «помни завет отца-основателя: отверни дух свой от магии, обернись к Свету». Первая строка главной молитвы.
        — Что ж, давайте поглядим на отца-основателя, ярого противника магии, — пробормотал хозяин, берясь за край покрова.
        Охватило нехорошее предчувствие.
        — Господин Дрейкорн, лучше не надо, — я вцепилась ему в руку, чтобы остановить. Хозяин мягко отвел мою кисть и легко сжал.
        — Хочу узнать правду, Камилла. Ваша община — странное место. На Отроков Света не обращают внимания, дают жить, как хочется, но цели у ваших старейшин пугающие, хотя и выглядят благородно. Есть у меня некоторые подозрения. Нужно их проверить.
        С этими словами господин Дрейкорн решительно стянул покров.
        Взгляд не отвела — в последнее время довелось повидать столько ужасного, что еще одним высохшим трупом меня было не испугать. Однако увиденное не укладывалось ни в какие рамки.
        Я ожидала увидеть скелет, кучу костей, обтянутых кожей.
        В раке лежал высокий, неимоверно худой старик с безволосой головой и провалившимся беззубым ртом. Внешность его была ужасна. За прошедшие двести лет тление не коснулось тела, и этим труп пророка напомнил виденное в склепе императора Тебальта.
        Но были отличия. Кипенно-белую высохшую кожу на руках и лице мертвеца покрывали страшные раны, трещины, в которых запеклась кровь — свежая, будто неведомый телесный недуг поразил пророка лишь пару часов назад. Бурые пятна крови проступали и на саване. Тело источало тусклое, неприятное сияние, заметное даже при свете электрического фонаря. Когда господин Дрейкорн склонился над ракой, сияние ощутимо усилилось.
        Я обхватила себя руками и отшатнулась.
        — Почему Аксель Светлосердный так выглядит?
        Господин Дрейкорн изучал тело с непонятным выражением — на его суровом лице читалось не то отвращение, не то удовлетворение.
        В ответ на мои слова он медленно произнес:
        — Не Аксель, Камилла. Перед вами инквизитор Аурелиус собственной мертвой персоной.
        У меня отвисла челюсть.
        Послышался стук, шум шагов и в комнату ворвался старейшина Уго. Глаза с желтыми белками вращались в орбитах, рот дергался, дыхание вырывалось со свистом.
        — Теперь ты знаешь правду, теург, — выплюнул старейшина с ненавистью, — Доложишь своему незримому покровителю? Или пожелаешь взять сторону ренегата Арбателя? Богатый выбор, теург! Какие возможности перед тобой открываются!
        Я не понимала, о чем идет речь, но по лицу господина Дрейкорна поняла, что старейший нес что-то ужасное. Старейшина тем временем заметил меня, попытался принять скорбный вид, и заговорил тоном, в котором смешивались желчь и патока:
        — Жаль, что так вышло, Камилла. И все же ты глупа, неимоверно глупа, девочка. Я разочарован. Ведомо ли тебе, кто твой господин и что он хочет от тебя?
        Хозяин мягко подтолкнул к двери:
        — Бегите домой, Камилла. Нам со старейшиной лучше потолковать наедине. Глянем на ваши уклады и древние письмена. Не откажешь в любезности, Уго? Уверен, там найдется немало интересного. Будешь переводить, вашего древнего наречия я не знаю.
        Старейшина бросил страшный взгляд, но возразить не смел. Не хотелось оставлять хозяина наедине с подлецом, но я подчинилась. От открытий голова шла кругом, растерянность сменилась тревогой; против воли я оказалась замешана в события, которые даже вообразить не могла. Хуже всего, что роль в них мне отведена одна из главных.
        Неспеша побрела к коттеджу, вдыхая знакомые с детства запахи и прислушиваясь к привычным звукам. Радости от возвращения домой не было, как и не было ощущения, что община осталась местом, куда хочется вернуться после долгих странствий.
        В доме встретили звуки оживленной беседы: к своему удивлению, на кухне я застала Кассиуса, который напористо втолковывал что-то моему отцу, сохраняя на лице преувеличенно вежливое выражение. Отец кивал с видом польщенным и растерянным; время от времени пытался было возражать в силу характера — просто оттого, что не мог не ерепенится в присутствии людей выше его по статусу — но тут же замолкал.
        Когда я вошла, разговор прекратился. Кассиус засмеялся, спросил о самочувствии и настроении, поинтересовался, куда я девала хозяина. Затем велел собираться в обратный путь и исчез, не отвечая на расспросы.
        Я не знала, какие планы были у хозяина на меня, но одна забота грызла сильнее остальных.
        — Папа, ты должен поехать со мной. Как-нибудь устроимся в Аэдисе вместе. Снимем квартиру, может, получиться найти тебе работу…
        — Нет-нет, дочь. Зачем тебе обуза? Тебе надо веселиться, брать от жизни всё, а не ходить за никчемным инвалидом. Из-за меня, чего, доброго, упустишь блистательные возможности, которые ждут тебя в столице на каждом углу — о, я это точно знаю, не вечно же тебе быть на побегушках у теурга! Но нет, не скажу дурного слова о господине Дрейкорне, не беспокойся. Он все устроил наилучшим способом. Этот молодой человек, Кассиус, сообщил, что имел разговор с доктором в Олхейме. Тот согласился взять меня помощником, а господин Дрейкорн выкупил ту хибару, в которой я жил в последние месяцы; заявил, это самое малое, что он может сделать для нашей семьи после того, как из-за его недосмотра с тобой приключилось это… кхм… неприятное происшествие. Конечно, я расплачусь с ним — потом, постепенно.
        — О, нет! — прошептала я в ужасе. Показной бунтарский дух отца не мешал ему принимать помощь как само собой разумеющееся, если предлагали с почтением. Я была расстроена. Теперь не только я, но и отец по уши увязли в долгах господину Дрейкорну. Сколь не была глубока моя благодарность, такая зависимость не нравилась.
        Когда хозяин заявился в коттедж, я попробовала завести разговор, но слушать он не пожелал.
        — Камилла, сделайте одолжение — примите все, как есть. Не докучайте сегодня возражениями. У меня выдался тяжелый день. Битвы с вашей совестью я уже не выдержу.
        Глянула на него внимательнее и забеспокоилась: хозяин провел в доме собраний несколько часов. Черты его странно изменились; он был бледен, скулы заострились, на лице печать глубокой усталости. Он заслуживал покоя, и я замолчала. Что за тайны общины Отроков Света открылись ему? Что произошло между ним и старейшиной после того, как я ушла?
        «Стальной Аспид» отправлялся из Олхейма поздним вечером, когда навалились сумерки. В молчании наша небольшая компания стояла на вокзале. Проводить меня пришли только отец и Кендра. Без лишних слов мы обнялись, я по специальной платформе перешла в вагон, обер-кондуктор замкнул дверь, низко рявкнул гудок, поезд завибрировал, загрохотали сферы. Олхейм уплыл прочь.
        Прошли в вагон первого класса.
        — Поезд переполнен, придется, тебе, Камилла, делить с нами купе, отдельного не нашлось — извинился Кассиус.
        Вагон первого класса ничем не напоминал тот сарай, в котором мне доводилось путешествовать. Вибрации и грохот сфер гасились и были едва слышны; в купе горел светильник, еле-еле рассеивая полумрак. Диваны с бархатной обивкой, занавеси на окнах, шкафчики для одежды; уют и роскошь в каждой детали.
        Я в изнеможении опустилась на мягкое сиденье; мысли в голове скакали, как белки, тревогу сменяло умиротворение, но радость меркла, стоило лишь подумать о том, что случилось недавно и о том, что ждало впереди.
        Кассиус глянул на мое унылое лицо, сел ближе, ловким движением достал из заднего кармана колоду хорошо потрепанных карт и принялся веселить фокусами. Я вежливо улыбалась.
        Господин Дрейкорн пребывал в угрюмом настроении: откинулся на бархатные подушки, скрестил руки на груди, вытянул ноги, прикрыл веки и будто задремал, но я видела, как время от времени его глаза блестели в полумраке — следил за мной исподтишка.
        Кассиусу скоро наскучило сидеть на одном месте. Он спрятал карты и поднялся.
        — Прогуляюсь-ка по вагону. Видел, в буфете собралась неплохая компания за партией в джингу — банкир, чиновник и теург третьего ранга, и все жаждут расстаться с деньгами. Готов им в этом помочь.
        Мы остались с господином Дрейкорном вдвоем.
        Я пересела к нему и осторожно потормошила за рукав. Хозяин нехотя открыл глаза и повернул голову.
        — Господин Дрейкорн, вы не спите?
        — Полагаю, ответ «сплю» вас не устроит, Камилла.
        Его лицо скрывал сумрак и тон был неприветлив, но все же шестым чувством я поняла, что он улыбался, и осмелела:
        — Прошу, господин Дрейкорн, утолите мое любопытство. Хочу знать, что произошло. Почему вы решили что мощи основателя общины — это инквизитор Аурелиус? О чем вы разговаривали со старейшиной? Все так странно, не знаю, что и думать.
        Затем запоздало раскаялась:
        — Простите, что надоедаю. Вам нужен отдых, а я…
        Хозяин вздохнул и сел прямо.
        — Не стоит извиняться. С того момента, как мы зашли в поезд, я ждал, когда начнете приставать с расспросами. Заметил, как покусываете губы и поглядываете с нетерпением. Хорошо. Пора вам узнать правду. Вспомним, что вам известно об инквизиторе Аурелиусе, чей дневник мы так упорно собираем по листочку уже который месяц.
        Итак, инквизитор Аурелиус заключил договор с демонами-архонтами Арбателем и Барензаром, чтобы обрести жизнь и могущество. В качестве жертвы он отправил на костер триста человек, затем провел ритуал Слияния — отдал свое тело демону Арбателю. Ритуал прошел вполне удачно, хотя обещанной безграничной силы инквизитору обрести не удалось. Считается, что дневник, который мы ищем, дает ответ на эту загадку.
        После ритуала инквизитор разгромил пол-столицы и исчез. Теперь известно, что он не рассыпался в прах, как все одержимые; понукаемый своим демоном, он бежал, укрылся в провинции и создал вашу общину Отроков Света.
        — Но зачем, господин Дрейкорн? Отроки Света выступают против магии и призывают отказаться от услуг демонов!
        — Терпение, я к этому подхожу. Итак, бессмертие инквизитор не обрел — хотя неплохо продлил свои годы. После смерти Аурелиуса демон не пожелал покидать мертвое тело. Для вызова была принесена огромная жертва, жизненные силы погибших на костре магов питают демона до сих пор.
        Освободись он, пришлось бы ему вернуться в незримое царство. Заключив договор с инквизитором, демоны Арбатель и Барензар нарушили правила и стали демонами-ренегатами, изгнанниками среди себе подобных. Третий демон-архонт Валефар жаждет мести.
        Итак, демон Арбатель затаился — ждал, когда отыщется новый подходящий сосуд. Сложно найти человека, который может принять демоническое создание из другого мира. Случаю он решил не доверять — вся ваша община, Камилла, служила одной цели — вырастить, подготовить для демона подходящего человека. Поэтому инквизитор, приняв имя Акселя Светлосердного, создал свою религию, специальные обряды и уклады, а старейшины служили его посредниками.
        Отчего же запрет на использование магии, спрашиваете вы. Все просто — демон Арбатель не хотел, чтобы его пристанище открылось последнему демону-архонту Валефару. Мы мало знаем о мире демонов, но известно, что между архонтами существует зависть и соперничество. Ваши послушники живут в изоляции, чтобы не привлекать внимание других демонических сущностей. Из числа послушников демон Арбатель стремился выбрать новый сосуд, тело, которое ему подойдет. И, Камилла… он нашел это тело. Есть в вас какие-то свойства, которые делают вас или ваше будущее дитя идеальным сосудом. Демон нашептал это старейшине.
        От услышанного меня охватила глубокая растерянность.
        — В голове не укладывается, господин Дрейкорн. Откуда такие предположения?
        — Просто поверьте, Камилла. Я знаю точно.
        — Мне грозит опасность?
        Господин Дрейкорн ответил не сразу, а когда заговорил, в голосе его звучала тяжелая усталость:
        — Уже нет, Камилла. Не от старейшины, по крайней мере. Я не просто так остался у мощей инквизитора в компании с милейшим У го. Пришлось нелегко… еще никто из теургов не делал то, что довелось сделать мне. Теперь все кончено — Арбатель покинул мир людей, а лже-Аксель превратился в горсть праха.
        Мы помолчали. Я понимала, что господин Дрейкорн совершил нечто очень важное, что потребовало от него огромных усилий и решимости, но от мрачного мира теургов я была далека, и с трудом ухватывала значение того, что произошло. На что пришлось ему пойти, чтобы осуществить задуманное?
        — Что теперь будет с общиной?
        — Ничего. Полагаю, так и будут жить как жили. Старейшина не станет открывать правду — пришлось заставить его молчать.
        — Но почему?
        Господин Дрейкорн всмотрелся в меня сквозь темноту — глаза сверкнули, как у затаившегося в логове хищника — и произнес с нажимом:
        — Никто не должен знать о случившимся, Камилла. Именно поэтому я пощадил Уго и не стану сдавать его Совету Одиннадцати и судебному триумвирату. Прошу, пока не спрашивайте, почему так важно сохранить тайну Аурелиуса. В любом случае, с ним покончено.
        Меня волновали и другие вещи.
        — Что имел в виду старейшина, когда говорил о вашем незримом покровителе?
        — Не стоит об этом, Камилла.
        Я не отступала.
        — А то лицо, что явилось мне в дыму? Кто это был?
        — Пока не уверен. Вы видели его хоть раз после того ритуала в Адитуме?
        — Нет, ни разу.
        — Тогда не думайте об этом. Но если призрак объявится опять — дайте мне знать.
        — Но почему…
        — Довольно, Камилла. Слишком много вопросов. В свое время вы получите ответы. Смотрите, Кассиус забыл свою любимую фляжку с джином. Давайте-ка опустошим ее, пока он не хватился. Здесь довольно прохладно; я не прочь согреться. Вы пьете алкоголь?
        — Однажды я попробовала пиво…
        — Тогда хлебните один глоток, не больше.
        Я нерешительно взяла фляжку и из любопытства сделала не один, а три глотка. Горло обожгло, я закашлялась. Стало жарко, в голове непривычно зашумело.
        Хозяин забрал фляжку и сам хорошенько приложился несколько раз.
        Разговор зашел на другие темы. Господин Дрейкорн заметно оживился и старался развеселить меня: расспрашивал об оставшихся в общине подругах, поведал пару забавных приключений, которые выпали на долю Кассиуса в ночных клубах.
        — Плохой я друг, Камилла. Парень пропадает на глазах; следовало давно пристроить его к себе на корабль. Там бы у него времени на игру и выпивку не осталось. Но нет — он уперся, как осел, и прожигает жизнь почем зря. Скажу откровенно, управляющий из него вышел никудышный.
        Затем господин Дрейкорн согласился рассказать несколько морских историй, которые я так любила. Он говорил; я слушала и украдкой разглядывала его. Он был небрит и выглядел усталым; темнели провалы щек; от черной поросли на скулах и подбородке, от падающих густых теней, его черты казались резче, чем обычно. Но все же он оставался привлекательным мужчиной, и мне нравилось его рассматривать — таясь, украдкой.
        Постепенно я успокоилась, неприятные воспоминания и открытия последних часов сгладились. Стало весело: я не удержалась от смеха посреди истории о боцмане, которого капитан «Центавра», известный странным чувством юмора, на пари заставил нести вахту в женской юбке и чепце.
        Неожиданно господин Дрейкорн замолчал, придвинулся — так близко, что его рука легла мне за спину — и наклонился, всматриваясь мне в лицо, словно рассчитывая разглядеть что-то новое.
        — Странно, — произнес он медленно, — когда я приглядывался к вам на следующее утро после той неудачной первой встречи в библиотеке, решил: вот девушка, которая любит от души посмеяться. Но сейчас понял — за все время вашего смеха я не слышал ни разу. Вы улыбались — быстро, робко, но не смеялись. Впрочем, неудивительно. Поводов веселиться у вас не было. Жаль. Оказывается, вы смеетесь, как ребенок.
        — Я изо всех сил стараюсь взрослеть медленнее, чтобы не забыть, каково это — смеяться от души, как в детстве, — поробовала я отшутиться, страдая от неловкого разговора.
        — Выходит, я впервые вижу вас настоящей, какая вы есть, — продолжил господин Дрейкорн странные рассуждения. Не зная, что ответить, я выпалила растерянно:
        — Думаю, и мне пока не довелось видеть вас настоящим.
        Наконец он замолчал, выпрямился и убрал руку; от неожиданного движения я вздрогнула.
        — Какой однако холод в этих первоклассных купе! Вам лучше сесть на диван с ногами, Камилла — по полу дует сквозняк, не хватало, чтобы простудились. Или возьмите плед в том шкафчике.
        Я выбрала второе; поднялась, чтобы достать плед. Поезд некстати подскочил в каменной колее, вагон тряхнуло. Ноги подкосились: господин Дрейкорн взял меня за локоть, чтобы поддержать, но потянул слишком сильно. Я утратила равновесие и неловко, боком упала к нему на колени.
        Его руки обвились вокруг меня. Попыталась подняться; хозяин не пустил. Я растерялась.
        — Вам удобно, Камилла?
        — Не особо. Позвольте, я встану, господин Дрейкорн.
        — Потерпите минутку, прошу. Мне нравится держать вас. Вы словно птичка или котенок. Не припомню, чтобы женщины с таким хрупким телом раньше бывали в моих объятьях.
        Я насторожилась, возмутилась, но не испугалась; что за шутки!
        — Не стоило пить джин на голодный желудок, господин Дрейкорн. Хмель ударил вам в голову.
        Он не отпускал. Передвинул ноги, чтобы мне было удобнее — на бедрах перекатились твердые как сталь мускулы.
        Горячая, жесткая ладонь легла на затылок. Темные глаза прищурились, смотрели испытующе. Ладонь двинулась вверх, ловкие пальцы скользнули в слабо закрученный пучок и вытащили шпильку. Волосы рассыпались по плечам и спине.
        — Так гораздо лучше, — проговорил он тихо.
        Я разволновалась. Что на него нашло? Неужели совсем пьян?
        Было нелегко. Сердце стучало, джин будоражил кровь, грудь затопило темное, неясное чувство, которое я испытывала в присутствии хозяина с первой встречи. Словно я предвкушала что-то и одновременно опасалась.
        Я потеряла контроль над ситуацией, а господин Дрейкорн — остатки здравого смысла. Ладонь на затылке все настойчивее заставляла наклониться ближе; вот я уже чувствовала, как кожу на шее ласкает теплое дыхание. Рука, что удерживала талию, медленно скользнула по изгибу спины. Сердце заколотилось. Добром это кончится не могло. Пришлось упереться в его каменные плечи изо всех сил.
        — Отпустите же!
        Он повиновался, помог встать. Затем шумно выдохнул и крепко потер лоб.
        Губы пересохли. Я радовалась, что сумрак скрыл мои заалевшие щеки, и остро жалела, что хозяин меня послушался, но в решении своем не сомневалась.
        — Простите, Камилла. Я действительно захмелел… хотя джин тут ни при чем. Не имел ввиду ничего дурного. Хотел пошутить, вышло неудачно. Напугал вас. Представляю, как вам неприятны чужие прикосновения после того, что произошло в доме у старейшины. Наверное, вы здорово на меня обиделись. Теперь будете дичиться и избегать всеми правдами и неправдами.
        В его голосе звучало сожаление и досада. Я пробормотала, не думая, что говорю:
        — Пустое, господин Дрейкорн. Ваши прикосновения не были мне неприятны.
        Тут же прикусила язык. Проклятый алкоголь!
        Глаза хозяина насмешливо блеснули в полумраке,
        — Рад это слышать. Ложитесь-ка спать, госпожа Камилла. Пойду поищу Кассиуса. Чутье подсказывает, его пора спасать, пока он не просадил все деньги или не оказался бит за нечистую игру.
        Я радовалась, что Джаспер ушел; после произошедшего мне было бы мучительно неловко оставаться с ним наедине. Я приложила ладони к пылающим щекам, забилась в угол возле окна и сидела так час или больше, бездумно глядя в темноту за окном и прислушиваясь к стуку вагонов и своего сердца. В конце концов, не заметила, как задремала.
        Когда открыла глаза, чернота в окне сменилась зимней утренней серостью и хмарью. Поезд тянулся вдоль краснокирпичных складов и промышленных конструкций, которые вскоре сменили изящные старинные особняки и современные демонические строения — одно причудливее другого.
        На диване напротив сидел и потягивался Кассиус с видом хмурым и помятым; господина Дрейкорна не было. Я тихо пожелала управляющему доброго утра и откинула плед, которым кто-то укутал меня, пока я спала.



        Глава 14 Дочь дворецкого

        Когда экспресс «Стальной аспид» прибыл в столицу, ночь подошла к концу, но солнце и Небесные часы не торопились выглядывать из хмурых зимних облаков.
        Ветер свистел на пустынных улицах квартала Мертвых магов. Возница доставившего нас к особняку экипажа ворчал вполголоса, потирая рукавом покрасневшее лицо.
        Повалил снег; на уступах и карнизах «Дома-у-Древа» выросли белые шапки, но снежинки мигом таяли на ветвях, выступающих из кладки башни. От черной, блестящей коры поднимался едва заметный туман испарений; уже не впервые сердце кольнула тревожная догадка о том, что происходило с деревом Ирминсул и как это было связано со мной.
        Оба моих спутника выглядели утомленными и хранили хмурое молчание. Я взяла предложенную Кассиусом руку, а на господина Дрейкорна старалась не смотреть; после происшествия в поезде я понятия не имела, как себя вести.
        Когда вошли в дом, никто не проронил ни слова. Гулкий, мрачный холл встретил настороженной тишиной. Я смаковала запах «Дома-у-Древа» — так пахнут камни, нагретые на солнце и старый плющ; запах прошедших веков, пыльный, разбавленный привкусом машинного масла и металла, который источало механическое сердце дома; теперь он казался уютным запахом дома, в который приятно вернуться после долгого отсутствия.
        Вздохнув, я тяжело оперлась о перила и начала подниматься по лестнице. Усталость придавила камнем, ноги не повиновались, шаль свалилась с плеча и тянулась хвостом, но поправить ее даже не пыталась — хватило бы сил добраться до комнаты!
        На душе было муторно и тяжело. Неудивительно: вся моя жизнь перевернулась с ног на голову; я окончательно поняла, что ничто не уже не будет как прежде, и даже в прошлых воспоминаниях утешения было уже не найти.
        — Вы шатаетесь, словно вот-вот упадете, — рокочущий голос хозяина прямо за спиной заставил встрепенуться, — я провожу вас до комнаты.
        Не оборачиваясь, я ответила:
        — Благодарю, господин Дрейкорн, не стоит.
        Он подхватил шаль, накинул мне на плечи, затем накрыл руку на перилах своей и произнес с заботой, от которой замерло сердце:
        — Теперь все будет хорошо, Камилла. Мы вернули вас домой и никому не дадим в обиду.
        Я молча кивнула и поспешила наверх. Хозяин остался на месте, но все время, пока поднималась, чувствовала, как его взгляд сверлил спину.
        Оставлю все размышления и терзания на потом; чтобы привести мысли и чувства в порядок, нужен крепкий сон в привычной, знакомой обстановке.
        Как хорошо было оказаться в своей небольшой, чистой комнате с синим ковром и увитой высохшим плющом галереей за окном! Кое-как раздевшись — точнее, с отвращением сорвав одолженный общинный балахон — я рухнула в кровать и моментально забылась, словно тело разом отнялось и онемело от усталости.
        Прийти в себя удалось лишь на следующее утро. Я спустилась к завтраку в настроении ровном, слегка подавленном; с господином Дрейкорном твердо решила вести себя, как ни в чем не бывало.
        Однако стоило ему появиться, я напряглась: боялась, что примется извиняться за случившееся в поезде. Но все обошлось; едва глянула на его холодное лицо, тотчас же поняла, что он вернулся к привычному поведению. В отличие от меня, никакой неловкости он не испытывал; и верно, мало ли какие выходки допускают мужчины в опьянении!
        Будет держаться отстраненно, ворчать и придираться, решила я. Ну и славно: вовсе не желаю вновь увидеть тот пылкий взгляд, которым он неприкрыто ласкал мое лицо, когда я так бесцеремонно рухнула к нему на колени, уверяла я себя. Твердила мысленно: ничего те объятия и прикосновения не значили, и вспоминать о них не стоит — досадное недоразумение, не более того. Маловато у меня опыта судить о таких вещах, вот и вообразила невесть что. Будь на моем месте другая женщина — например, баронесса Мередит — он вел бы себя точно также. О, представляю, как чудесно бы они скоротали время в дороге!
        Внезапно я разволновалась, разозлилась и непроизвольно надулась; кажется, господин Дрейкорн заметил это, потому что приподнял бровь с некоторым удивлением.
        Я разозлилась еще сильнее — теперь уже на себя. Ведь я даже толком не поблагодарила его за то, что бросив дела, он приехал ко мне на выручку! Открыла было рот, но господин Дрейкорн не дал сказать ни слова — глянул пытливо и будто сердито, и огорошил:
        — Настоятельно требую, чтобы без моего разрешения вы из дома не выходили. Хватит с вас несчастий. Вы словно магнит для безумцев всех мастей. Не хватало лишиться помощницы, когда дело близится к завершению и ваши способности так нужны. Сидите в библиотеке и ищите книги; пора заканчивать эту возню с дневником Аурелиуса.
        — Значит ли это, что я остаюсь работать здесь? — поинтересовалась робко.
        Хозяин недоуменно поднял брови.
        — Конечно. У вас есть другие планы?
        — Но к вам приходил тот господин… который может заменить меня, и я подумала…
        — Он не подошел. Дело почти закончено, и закончите его вы, а там посмотрим, что делать с вами дальше.
        Затем встал, давая понять, что говорить больше не о чем.
        Потянулись дни, похожие один на другой, и ничто не разбавляло монотонность целых две недели.
        Господина Дрейкорна я почти не видела: он по-прежнему проводил все время в городе, являлся поздно, однако взял за привычку каждый вечер находить меня и коротко интересоваться, как прошел день. Получив неизменно бодрый ответ, бросал пристальный, пытливый взгляд, кивал и исчезал. Я провожала его с чувством легкого разочарования.
        И если раньше я не испытывала особого желания выбраться наружу, то теперь ужасно хотелось это сделать. Одни и те же занятия, одни и те же лица каждый день; дворецкий, кухарка, горничные, управляющий, да каменная самодовольная рожа брата Борга — моего единственного компаньона в библиотеке. Я даже жаловалась ему иногда вполголоса, а он ехидно таращился в ответ, да попирал толстой ногой каменную надпись, свой излюбленный девиз на староимперском: «Закрой книгу, открой глаза».
        Хотелось бы мне это сделать; закрыть все книги, и открыть глаза так, чтобы наконец понять, что происходит вокруг меня и в моей душе.
        Когда хозяин заставлял
        работать рядом с собой, его нрав доставлял немало неприятных минут, но тоске не было места; от господина Дрейкорна исходила неуемная энергия и сила, которые будоражили, заставляли чувствовать полноту жизни и не искать другого общества. Войди он в комнату в этот момент, я не смогла бы скрыть радость от его появления.
        От нечего делать, вновь принялась приводить в порядок заброшенные комнаты восточного крыла; возилась с альфином; помогала Сидонии на кухне, а Кассиусу — со счетами; выполняла кое-какие поручения Пикерна.
        Вспомнила загадочный ключ, который обнаружила в корнях дерева Ирминсул. Где-то должна отыскаться особая, треугольная скважина; вот и интересное занятие нашлось! Дом был огромен, и я так увлеклась поисками, что пару дней не заходила в библиотеку — все равно проверить меня было некому.
        Однажды, утомившись лазить в пыли и заглядывать в темные углы, я расположилась в гостиной с газетой в руках.
        Быстро проглядела заголовки:
        «Совет Одиннадцати и сенат ведут дебаты о заключении Третьего Пакта»
        «Кордо Крипе, не знающий равных теург-механик первого ранга, ждет цвет столицы на торжественный прием»
        «Убийцы магии атакуют: масштабный налет на лакокрасильный завод Хокса. Уничтожены ценные демоновы агрегаты, полиция объявила чрезвычайное положение. Идут обыски: в погребах трактира «Голова петуха» найдены бомбы и запрещенные прокламации. Удвоена награда за сведения о генерале Линне».
        Последний заголовок заинтересовал больше всего; я устроилась поудобнее, но прочесть статью не удалось; хлопнула дверь, в гостиную вошли трое. Первым появился господин Дрейкорн, как всегда холодный, отчужденный и импозантный. Я встрепенулась было, почувствовала, как к щекам прилила кровь, но, увидев его спутника, растерялась — сердито разглаживая усы, похожие на одежную щетку, за хозяином топал суперинтендант Тарден.
        Меня он сразу узнал: посмотрел многозначительно, наморщил шишковатый нос и ухмыльнулся.
        Замыкал шествие Пикерн; его лицо поразило куда больше, чем появление полицейского.
        Дворецкий был не в себе. Даже привычная маска ледяного спокойствия не могла скрыть глубокого волнения, которое читалось в невыразительных белесых глазах и плотно сжатых старческих губах.
        — Будьте любезны, Камилла, оставьте нас, — попросил господин Дрейкорн.
        Я вздохнула, послушно кивнула и пошла следом за дворецким, с недоумением рассматривая его несгибаемую спину, которая в этот момент слегка подрагивала. Кажется, полицейский принес недобрые вести, и Пикерна они очень беспокоили.
        Он не слышал моих шагов и не замечал моего присутствия. Внезапно остановился, потер лоб рукой; что-то прошептал; в невнятной фразе звучали растерянность и неприкрытое горе. Плечи его опустились, даже ростом долговязый дворецкий будто стал ниже.
        Потом он стиснул кулаки, будто разгневавшись, и отчетливо произнес соленое морское словечко.
        Я замерла, пораженная — таким несгибаемого Пикерна, бывшего моряка, закаленного суровой корабельной жизнью, я не разу не видела. Сердце затопила жалость. Я обогнала его и заглянула в лицо.
        — Господин Пикерн, — произнесла спокойно и просто, — сегодня с Сидонией мы пекли пирог с заварным кремом так, как это делают у нас в деревне. Не хотите ли попробовать? Давайте спустимся на кухню — конечно, если у вас нет других дел. Давно хотела попросить вас научить меня варить кофе по-фаракийски, который так любит господин Дрейкорн. Вы знаете рецепт — прошу, поделитесь со мной!
        Дворецкий остановился, моментально выпрямил спину и приобрел привычный неприступный вид.
        — С удовольствием, госпожа Камилла, — произнес он с признательностью, которая тронула неимоверно.
        В кухне было пусто. Я сама приготовила чай и нарезала пирог. Пикерн величественно уселся за стол возле окна и снисходительно наблюдал за моими хлопотами. Он успокоился, лишь во взгляде иногда мелькали отблески озабоченности. Дворецкий нуждался в компании, чтобы отвлечься от тревог, и был благодарен мне за участие.
        Он не спеша принялся расспрашивать меня о семье и прошлой жизни. Разговор не нравился — слишком свежи были неприятные воспоминания — но я отвечала дружелюбно, старалась развлечь собеседника, как могла.
        Пикерн слушал, важно кивая, переспрашивал, помаргивал белесыми проницательными глазами, а затем удивил — покачал головой и пустился откровенничать:
        — Мне жаль вас, госпожа Камилла.
        — Отчего же?
        — Вам, должно быть, очень тоскливо в этом доме. Вы проводите совсем одна целые дни напролет. Ни подруг, ни развлечений. Не хотел бы я такой жизни своей дочери. Шер немногим старше вас. Одно время она работала здесь горничной, но жизнь прислуги ей не по нутру. Она молодец, моя Шер. Стала главной в семье с тех пор, как умерла ее мать. Сильная, смелая и независимая — будь она капитаном, я бы без сомнения вверил ей жизнь.
        Дворецкий помолчал, затем продолжил решительно:
        — Вот что, Камилла. Не хотите ли навестить мой дом, познакомиться с Шер? Такая подруга нужна вам. Да и для нее ваше общество станет полезным. Уверен, вы найдете общий язык.
        Я покачала головой.
        — Господин Дрейкорн ни за что не отпустит.
        — Я сам попрошу. Понимаю, он боится за вас, но он хорошо знает Шер. С ней вы будете как за каменной стеной. О, вы еще не видели девушек, подобных моей Шер!
        Ужасно хотелось побывать у Пикерна дома и познакомиться с великолепной Шер, но я сомневалась, что мое желание сбудется.
        Пикерн поднялся и поманил к плите. Под его руководством я достала необходимые ингредиенты, кофейник, и принялась изучать секреты приготовления пряного кофе.
        Мы увлеклись процессом и не заметили, как в кухню вошел господин Дрейкорн. Не припомню, чтобы раньше хозяин спускался в царство Сидонии. Значит, избавился от неожиданного посетителя и искал нас.
        Острый аромат заполнил кухню. Хозяин произнес с удивлением:
        — Вижу, вы и обо мне позаботились.
        Я быстро налила готовый напиток в чашку и схватила перечницу — я сильно волновалась, и рука дрогнула.
        Господин Дрейкорн принял чашку — в этот момент я задержала взгляд на его длинных пальцах, вспомнила, как они ласкали мою шею, и чуть не расплескала горячий напиток. Хозяин пригубил кофе, затем одобрительно кивнул:
        — Неплохо. Перца, конечно, многовато, да и кардамон следует добавлять позже. Потом покажу вам, как нужно.
        Поставил чашку на стол и обратился к Пикерну:
        — Суперинтендант Тарден принес странные и тревожные вести. Слышали о недавных событиях в Котлах? Полиция Метрополии усилила патрули по всему первому округу. Тарден утверждает, что логово ретровитов может находиться здесь, в квартале Мертвых магов; полицейские инвестигаторы раз за разом приводят их сюда. След теряется недалеко от «Дома-у-Древа». Он опасается, что следующая выходка может быть направлена на одного из высокопоставленных теургов, например, меня. Просит разрешения осмотреть дом; заявляет, что здесь могут отыскаться следы их преступных замыслов.
        Пикерн слушал с глубоким вниманием. Лицо его вновь приобрело вежливое, ледяное выражение.
        — Вам известно что нибудь об этом, Пикерн?
        — Ровно ничего, господин Дрейкорн.
        Хозяин помолчал, затем продолжил — медленно, серьезно, с расстановкой:
        — Прошу, Пикерн, будьте осторожны. Удвойте внимание. В столице неспокойно; на носу перемены, и они могут оказаться ужаснее, чем мы предполагаем.
        — Я это учту, господин Дрейкорн.
        Мужчины молча смотрели друг на друга несколько мгновений, и глаза их продолжали разговор, смысл которого был мне неясен.
        Затем Пикерн вздохнул, мимолетно улыбнулся и вежливо произнес:
        — Позвольте обратится с просьбой, господин Дрейкорн. Мне бы хотелось познакомить госпожу Камиллу с моей дочерью. Вы помните Шер — лучшей подруги для девушки ее положения не сыскать. Не могли бы вы отпустить вашу помощницу в город? Я сам доставлю ее туда и обратно; уверяю, в компании Шер она будет в полной безопасности.
        Господин Дрейкорн ожидаемо ответил на просьбу категорическим отказом, но Пикерн вежливо настаивал, приводил разумные доводы. Наконец, хозяин нехотя дал согласие:
        — Камилла, — обратился он ко мне озабоченно, — мне не нравится эта затея, но я понимаю, что вам нужно развлечься. Хорошо. Отправляйтесь в город. От Шер ни на шаг; я знаю ее хорошо и могу доверять. Вашему благоразумию я доверяю куда меньше, уж не обессудьте.
        Я горячо поблагодарила и обещала выполнить все его требования. На том и порешили: утром Пикерн отвезет меня к себе домой, где я и пробуду до вечера.
        Вышли рано, еще до завтрака. День выдался хмурый, морозный, но снега не было. Я с удовольствием подставила лицо свежему ветру; радовалась предстоящему приключению, надеясь, что уж в этот раз неприятные происшествия его не омрачат.
        Так и вышло: в тот день беды обошли стороной, однако покидая «Дом-у-Древа» я и подумать не могла, что вечером вернусь в него совсем другой девушкой.
        Перед выходом господин Дрейкорн поймал меня в гостиной и добрых четверть часа давал строгие наставления не отходить от дочери дворецкого ни на шаг, с чужими людьми в разговоры вступать только с ее позволения. Любопытство вспыхнуло сильнее: что за особа эта Шер, если даже господин Дрейкорн доверяет ей всецело?!
        — И последнее, — хозяин нахмурился, вытащил из кармана сюртука конверт и решительно вложил мне в руки, — вам это понадобится. Проведите день хорошо. Полагаю, захотите заглянуть в магазины. Шер поведет вас в свой любимый трактир. Ни в чем себе не отказывайте; вы должны потратить на себя все до последнего сентима.
        Открыла конверт и поморщилась. Внутри лежали десять банкнот по двадцать декатов — внушительная сумма, мое жалованье за месяц. По договору с господином Дрейкорном она должна была пойти в уплату долга!
        Я приготовила вежливый, но твердый отказ, но господин Дрейкорн легко коснулся моих губ кончиками пальцев, заставляя замолчать.
        Прищурил глаза — в уголках залучились едва заметные морщинки — и произнес, смеясь:
        — Тихо. Знаю до единого слова, что собираетесь сказать. Это ваша премия. Вы отлично поработали и заслужили ее. Или берете этот конверт — или остаетесь дома. Вечером потребую отчета по всем тратам. Только на себя. Отцу ничего не посылаете. Запомнили?
        Во время этой тирады он так и держал пальцы у моих губ. Пальцы были горячие, твердые и пахли пряностями и металлом; отчего-то закружилась голова.
        Вздохнула и покорно убрала конверт; только тогда он отнял руку и, довольно кивнув, ушел. Когда его шаги затихли, я провела языком по губам, а затем приложила к ним пальцы, как минуту назад сделал господин Дрейкорн.
        До дома Пикерна ехали на конном трамвае; дворецкий жил в Предгороде недалеко от Котлов. В этом районе города я не была с тех пор, как покинула его, чтобы отправиться в квартал Мертвых Магов. Теперь со смешанными чувствами смотрела на узкие улочки, однотипные каменные дома с закопченными стенами и их хмурых обитателей, которые бесцельно шатались на улице, несмотря на рабочий час.
        Жилище дворецкого удивило: по меркам Котлов оно считалось роскошным, а по меркам Предгорода — весьма достойным. Собственный двухэтажный коттедж из красного кирпича под добротной зеленой крышей; узкие окна с частым переплетом смотрели приветливо.
        Пикерн рассказал, что его семья — он сам, великолепная Шер и двое сыновей занимали первый этаж, а верхний сдавали жильцам. Мелькнула мысль: можно попроситься на постой, когда рано или поздно моя работа на господина Дрейкорна закончится и мне придется отправляться восвояси. Мысль огорчила, и я отмахнулась от нее; с секунды на секунду мне предстояло, наконец, увидеть знаменитую дочь дворецкого.
        Мой спутник торжественно грохнул бронзовым молотком в форме морского конька о дубовую дверь. Послышались громкие шаги, дверь с силой распахнулась, и на пороге появилась хозяйка дома. Я оторопела.
        Она была старше меня — лет двадцать пять; широкоплечая, статная и высокая — ростом почти с ее отца, который отличался долговязой фигурой. Белокурые волосы забраны в тяжелые косы так, как носили фабричные работницы — короной на голове, ни один волосок не выбивается; ослепительно голубые глаза — светлые, прозрачные, как у ее отца, но не белесые, а яркие; румяные щеки, крупный рот и полные губы. Одета она была в простое, но хорошо скроенное коричневое платье.
        Шер схватила меня за обе руки, энергично потрясла, затем рассмеялась и порывисто обняла. Впервые я встретила такое простое, естественное поведение у жительницы столицы. Позднее я поняла, что Шер была необыкновенной во всем — ее отец говорил правду!
        — Ужасно рада познакомиться с тобой, Камилла, — приветствовала меня Шер ясным, громким, чуть грубоватым голосом, — отец так много рассказывал о тебе, что я почти решила заглянуть в «Дом-у-Древа», чтобы увидеть своими глазами. Но как славно, что хозяин согласился дать тебе свободу на денек! Здесь куда уютнее, чем в мрачном логове теургов с сухой корягой в башне.
        Я немало удивилась: интересно, что именно рассказывал Пикерн обо мне? Я помнила его явную неприязнь в первые дни в «Доме-у-Древа», однако по поведению Шер можно было предположить, что он расточал мне лесть и похвалу.
        Пикерн стоял тут же; я искоса глянула на него, ожидая увидеть волшебное превращение из строгого, холодного слуги в любящего отца семейства, размякшего от вида любимой дочери. Ничего подобного: дворецкий оставался таким же, как всегда, лишь выражение глаз изменилось. Он с гордостью и любовью следил за Шер, но выражение лица сохранял строгое.
        — Папка, — обратилась к нему Шер, и я чуть не рассмеялась в голос, услышав такое обращение — останься с нами на чай; вижу, ты продрог в своей ливрее. Даже нос посинел! Господин Дрейкорн как-нибудь обойдется без тебя лишний час.
        Пикерн покачал головой.
        — Мне нужно обратно.
        Перед тем как уйти, он дал дочери последнее наставление:
        — Шер, — заявил он строго, — не спускай с Камиллы глаз. Не втягивай ее ни в какие сомнительные мероприятия. Знаешь, о чем толкую. Господин Дрейкорн рассчитывает на тебя; не подведи. Ему не ведомо, что ты не всегда столь надежна, как кажешься. Будь благоразумна.
        Шер засмеялась, дала обещание быть паинькой, следить за мной не хуже надзирателя в имперском остроге. Проводив отца вон, заявила:
        — Благоразумие — это важно. Но сегодня мы запрем благоразумие в крепкий ящик, уберем подальше, и будем наслаждаться жизнью. А сейчас выпьем чаю и познакомимся поближе.
        Кольнуло первое понимание того, что, вероятно, господин Дрейкорн здорово ошибался в дочери своего друга и верного слуги.
        День обещал стать интересным.
        Пока она накрывала на стол в гостиной, я осматривалась. В доме было чисто, уютно, мебель простая. На стенах — несколько гравюр на морские темы. Возле очага — кресло-качалка с теплой накидкой, на маленьком столике газеты и очки со сломанной оправой — здесь дворецкий коротал время, когда ненадолго выбирался домой. Едва уловимо пахло сдобой и старыми вещами.
        Наконец, Шер позвала к столу. Я чинно уселась и тут же оказалась под градом вопросов: сколько мне лет? Как долго я живу в столице? Где я ютилась, пока не попала в дом лорда-архивариуса? Нравится ли мне там работать? Как удается ладить с хозяином? Есть ли у меня возлюбленный?
        Спрашивала Шер в лоб, скромностью не отличалась. Сначала я была обескуражена ее напором, но вскоре оттаяла.
        Во время беседы вглядывалась в живое, веселое лицо: мне казалось, что я где-то видела Шер раньше, но где? Этот голос ни с чем не спутаешь — определенно я слышала его! Загадка не давала покоя: я знала, что буду терзаться, перебирать воспоминания, пока не отыщу нужное.
        Чай был выпит, печенья съедены, и Шер хлопнула широкой ладонью по столу — ей нравился этот жест, и проделывала она его с видом капитана или полководца, планирующего важную операцию.
        — Я рассказала о тебе девушкам — вечером посидим в трактире «Слепой стрелок». А пока — как насчет прогуляться по Предгороду и Котлам? На выходных у меня заведено брать корзину со снедью и навещать местных оборванцев. Видишь ли, мы с отцом считаемся бессовестно богатыми. Господин Дрейкорн платит отцу столько, что нам век не потратить, даже если будем есть трюфеля целыми днями и наймем десяток бес-лакеев, чтобы эти твари начищали нам обувь своими мерзкими потусторонними лапами. Я тоже молодец — уж два месяца как выбилась в смотрящие по цеху на консервной фабрике Крамса. Совесть не позволяет забыть старых друзей, которые живут как беспризорные дворняги — очень бедные, оглодавшие дворняги,
        — вот и помогаю, чем могу. Хочешь со мной? Отец сказал, ты немного умеешь врачевать. Твоя помощь придется кстати. Развлечение так себе, понимаю, но обещаю показать на улицах Котлов немало забавного.
        Я с согласилась — без особой радости. Однако отказать Шер было невозможно.
        Занятие это было мне знакомо. Раз в месяц девушки из общины под руководством одного из младших старейшин шли обходить дома бедняков Олхейма. Бедняки неохотно пускали послушников в свои хижины и старались выпроводить как можно скорее. Неудивительно: в довесок к каждому преподнесенному окороку (не всегда свежему) или поношенному плащу им приходилось получать стопку религиозных трактатов и выслушивать долгие нравоучения.
        Мы собрались — Шер накинула поверх платья добротный полушубок из белой овчины, подхватила тяжелую корзину, вторую, поменьше, сунула мне, — и отправились на улицу. Я поглядывала на нее с завистью: в отличие от Шер, я была одета не лучшим образом. Мое новое пальто и брючный костюм сгинули в общине. Сегодня пришлось поверх нарядного костюма, который я надевала для злополучного приема в Адитуме, накинуть общинную шаль, одолженную подругой; впрочем, в квартале бедняков она смотрелась куда уместнее чем наряд, который она скрывала. Но все же придется, видимо, воспользоваться щедростью господина Дрейкорна и опустошить выданный конверт.
        Я думала, что неплохо знаю окраины Аэдиса; оказалось, самые гнусные и жалкие кварталы я еще не видела.
        Шер привела меня в лабиринт узких улочек. Трехэтажные дома тесно жались друг к другу; в каждом втором доме пестрела дешевыми товарами лавка или щерился распахнутыми дверями трактир. Запахи несвежего пива и жареной еды смешивался со зловонием подворотен, где бездельники всех мастей подпирали покрытые сажей стены и громко перекрикивались зычными голосами.
        Завидев Шер, они почтительно касались картузов. Шер снисходительно кивала в ответ и шагала дальше широкой мужской походкой. Мы двигались неровным курсом, огибая ямы, лужи нечистот и кучи грязи; едва успевали уворачиваться от тяжелых фургонов и телег, которые громыхали взад и вперед. Под ногами чавкал снег, черный от золы.
        Чем дальше мы углублялись в трущобы, тем больше людей появлялось из тесных двориков, переулков и подворотен: моряки, выпивохи, чернорабочие, попрошайки, угольщики, поденщицы, торговцы печеным картофелем и жареной рыбой, потрепанные девицы и тощие беспризорники. Моя новая подруга шествовала среди разношерстного люда как императрица на обходе владений. Казалось, ее знали все и она знала всех. Ее окликали, дергали за рукав, выспрашивали новости, делились сплетнями, сетовали на несчастья; у Шер для каждого находилась пара слов.
        Время от времени мы сворачивали в переулки и заходили в дома. Спускались по узкой лесенке в подвал или карабкались наверх, попадали в тесные, переполненные комнаты, где жили несколько семей одновременно. Плесень на стенах, отвалившаяся штукатурка на потолке, пыль и кучи мусора в углах, ворох грязного тряпья на кровати.
        Стоило Шер появиться в неприглядном жилище, его обитатели выползали на свет и начинали суетиться, как тараканы.
        Шер опустошала корзину, раздавала съестное и лекарства. Помогала советом, утешала, наводила порядок.
        — Как дела, Мара? — громко спросила она изможденную женщину с мутным взглядом, — слышала, твой старший сын потерял работу на прошлой неделе. Скажи ему, пусть заглянет в скобяную лавку на рынке. Там был нужен помощник. Я замолвлю словечко.
        Тут же, заметив большой синяк у женщины под глазом, Шер возмутилась:
        — Опять работа муженька? Пора поучить его уму-разуму.
        С продавленной кровати у окна Шер могучими руками выдернула тощего мужичка и отвесила ему пару оплеух, пока тот бессмысленно моргал глазами и пытался огрызаться.
        — Еще раз поднимешь на жену руку, Барт, — рявкнула Шер, — сдам остроголовым. Я твои делишки хорошо знаю, не отвертишься от жертвенника, мерзавец!
        Я робко жалась в углу.
        Из под разбитого стола выполз грязный мальчишка. Шер поймала его, разглядела свежие ссадины на голове:
        — Камилла, душка, есть работа для тебя. Будь добра, подлатай этого разбойника, как умеешь!
        Я с радостью взялась за дело; в моей корзинке, собранной Шер, нашлись бинт, корпия и кое-какие медикаменты.
        Странное развлечение приготовила мне Шер! Почти до самого вечера мы бродили по Котлам, среди страшной нищеты.
        Меньше всего я ожидала, что проведу день таким образом, но разочарована не была. Нет ничего целебней для сердца, чем возможность помочь тем, кому пришлось в жизни намного хуже.
        Мы обошли не меньше десятка домов. Везде Шер встречали как долгожданного гостя, беспрекословно повиновались ей и заглядывали в рот. Для меня нашлось немало работы: смазывала фабричным ожоги от демоновой ифрит-кислоты, залечивала чистильщикам укусы, оставленные диплурами, и даже бинтовала ссадины трактирным вышибалам. Больше всего меня поразило обилие резаных и колотых ран на шеях и запястьях; на вопрос, где мои пациенты умудрились заработать порезы, получала невразумительное мычание.
        Корзинки наши потихоньку пустели; посоветовавшись с Шер, я разменяла пару банкнот из конверта и время от времени оставляла пару декатов там, где в них нуждались больше всего.
        Но в корзине Шер были не только продукты и лекарства: пару раз я заметила, как она вытаскивала со дна отпечатанные листы с крупными заголовками и украдкой вручала их тем обитателям трущоб, которые умели читать.
        И беседы она вела довольно странные.
        — Завтра там, где договорились, Лерой? — вполголоса поинтересовалась она у крепкого парня в рабочей одежде и переднике грузчика, который вроде как без дел сидел на перевернутых ящиках возле лавки, — приведи всех, кого сможешь; намечается веселенькое дельце. Но следи, чтобы не увязались остроголовые.
        Парень кивнул и сплюнул. Я насторожилась.
        — Значит, ты занимаешься благотворительностью? — спросила я Шер, когда мы шли обратно.
        — Вроде того, — пожала плечами Шер; помолчав, добавила: — но трущобам столицы не нужна благотворительность. Им нужны перемены. Пока теурги и богатеи сосут из работяг кровь и выбрасывают их на улицу, заменяя демоновыми творениями, дела будут становится только хуже. Проклятые сатрапы! — добавила Шер с чувством и в этот миг я меня осенило.
        Всплыла картина: в день, когда я покинула доходный дом госпожи Резалинды и отправилась в особняк лорда-архивариуса, я задержалась в толпе возле фабрики, на которую накануне совершили Убийцы магии. Конвой вывел рабочего в окровавленной одежде; суперинтендант Тарден оглядывал толпу. Высокая белокурая девушка стояла рядом со мной: она в гневе выкрикнула те же самые слова и скрылась. Это и была Шер!
        Услышав о моем открытии, моя новая подруга покачала головой.
        — Да, помню этот день. Тот бедолага был не виноват. Подвернулся остроголовым под горячую руку. Сатрапы как есть!
        — Ты поддерживаешь Убийц магии? — спросила я осторожно, — Считаешь, их дело правое?
        «Интересно, знает ли она, что ее отец, несгибаемый Пикерн, явно замешан в их делишках? И насколько она сама завязла в них?»
        — Они неплохие ребята, — засмеялась Шер, — но им приходится непросто.
        Толку от их выходок немного; все равно, что пытаться поджечь болото.
        Посмотри вокруг, Камилла. Ты видишь, как живут бедняки Аэдиса. Магоиндустриальный прогресс оставил их на обочине. Каждый день на улицах появляются тысячи новых безработных; на фабриках их заменили демоновы агрегаты. Хозяева, которые не могут позволить себе магические механизмы, снижают оплату. Чтобы не отправится в долговые тюрьмы, бедняки идут к ростовщикам за быстрым займом. Чтобы расплатиться, идут к отщепенцам-чернокнижникам. Ты заметила, что у каждого второго свежие раны на запястьях? Следы ритуалов. Они отдают года своих жизней на алтарях. Теурги присосались к нам, как клещи. Сенаторы говорят: прекрасно! Столица и так переполнена. Пусть живут меньше — их жизни пойдут на корм демонам, станут топливом прогресса.
        Наши оборванцы не задумываются о будущем. Считают, что все идет как надо. Настоящая демоническая сила — это их невежество и равнодушие.
        Нужно пробудить в людях стыд и гнев… тогда они станут действовать. Сейчас они не хотят ничего менять. Когда я приношу им деньги и еду, они называют меня доброй душой. Когда говорю о переменах, называют революционеркой и пособницей Убийц магии.
        — А ты и вправду пособница?
        Шер задумалась.
        — Вряд ли меня можно назвать пособницей. Но кое с кем из их числа я хорошо знакома.
        Затем хлопнула меня по плечу и указала за спину:
        — Смотри, кого занесло. Вот и упырь пришел поживиться. Сейчас повеселимся!
        Я обернулась. Беззаботно посвистывая, за нами шел бледный худой человек в начищенных штиблетах, длиннополом черном пальто, котелке и дымчатых очках. Каждый расхлябанный шаг очкастого отдавался позвякиванием магических амулетов, которые гроздьями висели на его руках, выглядывали из под богатого шейного платка, и даже прятались за атласную ленту шляпы. К черному пальто льнула едва заметная тень бес-лакея.
        Я сразу поняла, кем был любитель амулетов: один из мрачного братства чернокнижников-отщепенцев, что десятками крутились в преступном квартале Мерривайз.
        — Проучим упыря, — жизнерадостно заявила Шер, схватила меня за руку и потащила за собой.
        Завидев нас, чернокнижник замер, приспустил очечки на кончик носа, с интересом всмотрелся в Шер из под набрякших век.
        — Добрый господин, — протянула Шер убитым тоном, — вижу, вы ищете товар. Сама Тьма послала вас. Мой друг, — Шер неопределенно кивнула в мою сторону, — в безвыходном положении. Очень нужны деньги.
        Очкастый оживился. Остро глянул на меня и прогнусавил:
        — Пять лет за пятьдесят декатов.
        Я похолодела. Что Шер задумала?!
        — Мало, — поморщилась Шер, — но что поделать! Согласны. А вот и мой друг. Эй, Лерой!
        Шер оглушительно свистнула.
        Давешний знакомец Шер в переднике грузчика выступил из тени дома, на ходу разминая кулаки — каждый с арбуз. Следом за ним подтянулся второй здоровяк — по виду ночной громила. Приблизившись к чернокнижнику, он неторопливо достал из-за пояса короткую, увесистую дубинку с резиновым наконечником.
        — Лерой, мальчик мой, тут мясник забрел не туда, куда надо. Он хочет подарить тебе пятьдесят декатов. Отказываться нехорошо. Заодно накажи ему забыть в Котлы дорогу раз и навсегда.
        Чернокнижник понял, что его одурачили; заозирался беспомощно, поднял было руку, чтобы призвать бес-лакея, но тут же охнул от боли, когда Лерой нежно перехватил его за запястье и вывернул.
        Шер оглушительно расхохоталась и повела меня дальше; за спиной раздалась возня. Я обернулась: Лерой с другом тащили чернокнижника в подворотню, тот безвольно сучил ногами и хрипел; очочки свалились на землю, из курносого носа капала кровь.
        — Поделом мерзавцу! — Шер сплюнула на землю, — от остроголовых толку нет, приходится самим иногда пачкать руки.
        Раздалась оглушительная трель полицейского свистка; Шер дернула меня за руку. Мы свернули в узкий каменный проход, понеслись по тропинке между заборами, нырнули в пролом, очутились на неширокой улице, и только тогда остановились перевести дух.
        Шер опять засмеялась, хлопнула рукой по бедру:
        — Отлично повеселились!
        Я уставилась на нее, не в силах произнести ни слова. Ох, господин Дрейкорн, как же вы ошибались! Сердце подсказывало — узнай он, какое веселье уготовила для меня великолепная, достойная всяческого доверия Шер, не поздоровилось бы нам обоим.
        Приключения наши на этом не закончились. Шер указала рукой в конец улицы:
        — Смотри, что творится.
        В глухом тупике в конце улицы стояла толпа оборванцев — безработные в потрепанных фабричных робах, матросы, попрошайки с бездонными холщовыми сумками, бойкие девицы с декольте, неподходящими для зимнего времени. Толпа уставилась куда-то под ноги, шумела, сквернословила и одобрительно посвистывала. Снег вокруг порыжел от табачной жижи, которую энергично перемалывали заросшие челюсти и тут же сплевывали.
        — Крысиные бои, — пояснила Шер, — излюбленное развлечение в Котлах. Хочешь глянуть? Давай подойдем. Мне нужно переговорить с одним парнем.
        Не дожидаясь ответа, Шер ввинтилась в толпу. Энергично толкалась, работала корзиной, плечами.
        Оборванцы почтительно расступались; я робко последовала за своей спутницей.
        В центре толпы обнаружился пятачок с оградой из кое-как составленных магазинных ящиков. В центре стояли двое дюжих парней, похожих как братья — оба с рыжими бакенбардами, красными оттопыренными ушами и маленькими свиными глазками. В руках они держали объемные мешки, в которых что-то шевелилось: из одного мешка раздавался писк, из другого — пощелкивание.
        — Давай, Берн! — азартно произнес первый рыжий парень; оба одновременно опростали мешки.
        Из одного на грязный пятачок вывалились две гигантских серых крысы — холеных, специально выведенных; из другого — диплура размером с кошку.
        Толпа радостно заулюлюкала. Хромой мальчишка в картузе набекрень принялся собирать ставки и черкать мелом на разбитой двери, прислоненной к одному из ящиков. Ставки делали не на исход битвы — он был предрешен — а на время.
        Начался бой.
        Крысы завертелись, подпрыгивали, топорщили шерсть и пищали так противно, что пришлось зажать уши. Диплура замерла, перебирая тонкими ногами; внезапно сделала резкий выпад и все было кончено; одна крыса оказалась в смертельном захвате раздвоенного хвоста, другую безжалостно сокрушили жвалы.
        Я не любила крыс, еще меньше любила диплур, но смотреть на омерзительную сцену не смогла. Когда открыла глаза, второй рыжий парень уже накидывал на диплуру мешок; белый панцирь твари отсвечивал красным от выпитой крови.
        Оглянулась и замерла: Шер стояла поодаль и беседовала с невысоким сутулым человеком, в котором я узнала Ирвина, конюха господина Дрейкорна. Как он здесь оказался?! Наверное, тоже получил выходной и отправился развлечься.
        Шер оживленно жестикулировала, что-то объясняла; Ирвин равнодушно слушал. Поднял глаза и увидел меня; кивнул, приветствуя, затем залихватски подмигнул.
        За все время, что я работала в «Доме-у-Древа» я едва обменялась с конюхом сотней слов.
        Обычно он бывал угрюм и неразговорчив. Пока в виварии держали жертвенных животных, он ухаживал за ними, а теперь по просьбе хозяина присматривал за моим альфином. Неудивительно, что он оказался знаком с Шер — она больше года работала в «Доме-у-Древа», но все же эта встреча насторожила. В тот день, когда я оказалась заперта в подвале и видела ящики с оружием, конюх отсутствовал; теперь у меня появились новые подозрения.
        Тем временем на пятачок выступил коренастый мужчина с обрюзгшими малиновыми щеками.
        — Посмотрим, как ты выстоишь против моей крошки, Берн, — хвастливо заявил он, — Приобрел ее у чернокнижника из Мерривайза; обошлась в пару сотенных, не вру, тьма забери!
        Краснощекий ногой подвинул деревянный ящик, наклонился, пыхтя, откинул крышку на шарнирах. Толпа замолчала; стоявшие в задних рядах вытянули шеи.
        Из ящика показалась… крыса?
        От крысы у существа осталась лишь половина — остромордая голова, передние лапы и грудь, покрытая рыжей свалявшейся шерстью с проплешинами. Вместо глаз — стекляшки, рот полон острых как бритвы железных клыков.
        Из передней части тела существа выходили каучуковые трубки, оплетающие медный позвоночник — необычайно длинный, отчего существо походило на змею. Заканчивался позвоночник шарнирным механизмом с медными же задними лапами; на каждой лапе — по три серповидных когтя.
        Толпа заволновалась и зашептала.
        — Да это же некрострукт, Вейлан! Зачем ты притащил некрострукта?
        Краснощекий утер пот на толстой шее грязной тряпкой, когда-то бывшей клетчатым носовым платком, и повысил голос:
        — Все нормально, ребята! Пора нам посмотреть на настоящий бой. Берн согласился выставить трех диплур и костепалу; посмотрим, кто кого!
        Тем временем Шер закончила разговор, пробилась ко мне и потянула за рукав; Ирвин растворился в толпе. Увидев некрострукта, она нахмурилась и выступила вперед.
        — Вейлан, тут не жалуют демоновых тварей. Убери ее подобру-поздорову.
        Некрострукт дерганым движением повернулся всем телом; медный позвоночник согнулся под острым углом; клацнули стальные клыки. Краснощекий непроизвольно отскочил, затем досадливо махнул рукой, оскалил зубы, хохотнул, и произнес с видом добродушного палача, любящего перед началом экзекуции пошутить со своим клиентом:
        — Эти твари — сущая ерунда. Слышала, ходят слухи о заключении Третьего Пакта? Поговаривают, теурги готовы разрешить пускать людей на запчасти для некроструктов. Понаделают солдат и бойцов, каких не бывало. В старину знать развлекалась смертельными схватками между осужденными; в «Мутном Зеркале» писали, что скоро добрую традицию возродят. Но теперь на арену пустят некроструктов, сделанных из людей, а не из животных. Вот потеха-то будет! Из тебя, Шер, выйдет отличная магомеханическая кукла. Коли попадешь на арену, не пожалею денег — поставлю последнее!
        Шер ничего не ответила; обожгла краснощекого презрительным взглядом, взяла меня за руку и увела из толпы. Вслед донеслись выкрики и гул; начался новый бой.
        — Хватит месить грязь; пора развлечься, — жизнерадостно объявила Шер как ни в чем не бывало, — Пошли в магазин готового платья Брукса. Ты говорила, тебе нужна одежда.
        Мы покинули неприглядные Котлы и вскоре оказались в Предгороде, квартале торговцев средней руки, мелких клерков, и небогатых отставных моряков. После грязи и нищеты Котлов он казался раем.
        Цены здесь меня устраивали куда больше, чем в шикарном Аристории, и покупками я осталась довольна; к корзине в руках прибавились три объемных пакета.
        Когда покидали магазин Брукса, в конверте оставалось немногим меньше половины выданных господином Дрейкорном денег. Он велел потратить все до последнего сентима — невыполнимая задача!
        На углу поблескивал скромной вывеской приличный писчебумажный магазин; мелькнула забавная мысль. Попросив Шер подождать, я заскочила внутрь и несколько минут спустя вернулась, пряча небольшую коробку в неброской, но элегантной упаковке. Посмотрим, что вы на это скажете, господин Дрейкорн!
        Зимнее небо потихоньку темнело, Небесные часы становились ярче, отражаясь в окнах домов и лужах растаявшего снега. Шер привела меня в трактир «Слепой стрелок».
        Место показалось знакомым: да это же та самая едальня, возле которой я на свою беду — или на удачу — повстречала стряпчего Оглетона, когда решилась просить милостыню!
        — «Слепой стрелок» славится своей кухней, — объяснила Шер, — сюда заглядывают даже господа из Наоса и Аристория, поэтому в главный зал мы не пойдем. Больно надо смотреть на их напыщенные рожи! Самое веселье внизу; хозяин привечает тех, благодаря кому выбился в люди.
        Шер повела к неприметной лестнице сбоку здания.
        Мы спустились и нырнули в звон пивных кружек и гул голосов. На скамьях вдоль узких столов в длинном полуподвальном зале сидели простые обитатели предместий.
        Все здесь было оборудовано по старинке: ни следа демоновых приспособлений. Просторное помещение освещали газовые рожки; потолок черный от копоти, воздух мутный от дыма трубок и остро пахнущего пара незамысловатых блюд. За стойкой одышливый хозяин заведения расставлял на полках бутылки с залитыми сургучом пробками. Подавальщицы в откровенных нарядах сновали туда-сюда с тяжело гружеными подносами. Длинноволосый юноша в углу терзал аккордеон, выводя не то матросский танец, не то полный страданий романс.
        Я поймала чей-то взгляд и нахмурилась: не ожидала я второй раз за этот день встретить конюха Ирвина. Он искоса глянул на меня и уткнул нос в кружку.
        Мы прошли в дальний угол; за столом на шестерых нас уже дожидались две девушки — подруги Шер. Завидев нас они замахали руками; меня ощупали бойкими взглядами. Черненькая наклонилась к уху рыжей и что-то прошептала; обе засмеялись.
        — Это Лила, а это Изотта, — представила девушек Шер, — год назад они работали вместе со мной горничными в «Доме-у-Древа». Вам будет, о чем поговорить.
        Подавальщица принесла вино, орехи и сухофрукты; я хотела отказаться от алкоголя, но Шер уже наполнила стакан и сунула в руки.
        Завязалась беседа; подруги Шер поначалу манерничали, но потом принялись оживленно болтать. Принесли горячее: тушеные свиные ребра в винном соусе.
        Девицы радостно набросились на еду, мне же есть не хотелось — перебила аппетит горячей булкой с овощной начинкой, купленной у разносчика; оставалось лишь цедить вино и прислушиваться к разговорам.
        После нескольких пропущенных стаканов речь зашел о парнях; когда принесли третью бутылку, разговор стал фривольнее. Девушки описывали достоинства своих возлюбленных, Шер слушала, усмехаясь; я помалкивала, надеясь, что и дочь дворецкого рано или поздно проболтается о своем сердечном интересе — пока ничего об этом выведать у нее не удалось.
        Однако разговор перекинулся на меня.
        Изотта — темнокожая брюнетка — прищурила хитрые, миндалевидные глаза, навалилась грудью на стол задала вопрос, который поставил в тупик:
        — Как поживает твой хозяин? Все так же хорош? — в голосе ее звучало жадное любопытство.
        Я пожала плечами; что она имела ввиду?
        — Хорош, — ответила осторожно.
        — Да, хорош, — повторила Изотта, облизала губы, посмотрела на меня в упор и заговорила медленно:
        — Помню, как первый раз увидела его — он приехал, когда старый лорд- архивариус умер. Мы, горничные, выдумывали повод, чтобы наведаться в башню и посмотреть на него. Он не такой, как другие теурги. Те бледные, тощие; плюнуть и растереть. А у этого — рост, фигура… А голос — послушаешь, и думаешь — говори еще, милый мой, хоть ругайся, только не замолкай. Вот бы, думаю, увидеть тебя без одежды.
        — А я видела, — вступила в беседу томная Лила, — зашла в башню без стука, а тут нате вам — стоит господин Дрейкорн в одних бриджах. И скажу я — есть на что посмотреть.
        Лила понизила голос и принялась перечислять:
        — У него широкие плечи. На животе ни капли жира. Я раньше работала уборщицей в цирке и цирковых красавцев насмотрелась: у этого теурга руки как у атлета, тело как у акробата. Говорю вам, таких мужчин поискать. Он меня выгнал тогда, хотя я намекнула, что не прочь с ним покувыркаться… хоть на кровати, хоть на жертвенном столе, или где там теурги со своими зазнобами кувыркаются.
        Девицы обменялись многозначительными ухмылками. Мне было неприятно слушать пьяную болтовню разбитных горничных; хотелось, чтобы они замолчали. Как смеют они так говорить о моем хозяине! Подруги Шер нравились мне все меньше и меньше, и часть этой неприязни досталась и самой дочери дворецкого. Уколола мысль, что она, возможно, знала господина Дрейкорна куда лучше меня.
        Я подумала было сослаться на духоту и выйти, но странное, болезненное любопытство удерживало на месте.
        Щеки запылали; я схватила стакан с вином и жадно приложилась, надеясь спрятать лицо.
        Не получилось.
        Девицы уставились на меня, а Изотта прямо спросила:
        — Ты спишь с ним?
        Я подавилась и закашлялась. Шер встревожилась:
        — Да замолчите вы, глупые курицы! Она не такая, слепые, что ли!
        — Все знают, зачем столичные господа себе девушек-секретарей в дом берут, — рассудила Изотта, — Что ты тогда вообще для него делаешь?
        — Переписываю старые документы, — пробормотала я охрипшим голосом.
        — Наверное, ты очень умная, — Лила глянула с уважением, — да только не в уме дело. Ты красивая. Уж поди господин Дрейкорн тебя не только за ум в секретари выбрал. Поверь, я в таких делах разбираюсь.
        Девицы принялись дальше болтать о хозяевах, которым им довелось служить, и сравнивать их с господином Дрейкорном.
        Я замерла, вцепившись в край стола, и пыталась успокоиться.
        Со мной происходило что-то странное — вино подействовало, не иначе — фантазия разыгралась и, заставляя корчиться от стыда, вызывала в голове образы, от которых кипела кровь.
        Я видела господина Дрейкорна несколько раз без сюртука, в одной рубашке, и я касалась его плеча, когда обрабатывала рану, и он краткий миг держал меня в объятьях, поэтому я точно знала, о чем говорила Лила — под одеждой скрывается сильное, закаленное физическим трудом тело; я вспомнила, как его мышцы на плечах и спине напрягаются и приходят в завораживающее движение, когда он занимается тяжелой работой в своей мастерской, и тут же представила, как его руки обнимают меня и прижимают к груди… широкой, обнаженной, горячей.
        До этого момента я не отдавала себе отчет, как хочется мне прикоснуться к его рукам, провести ладонями по спине и груди, чтобы узнать, впитать эту скрытую мощь. Какие ощущения испытывает возлюбленная в его объятьях? Чувство защищенности? Трепет? Желание, что сжигает дотла?
        На дне его темных глаз словно искры тлеют; какое пламя разгорается в них, когда он охвачен страстью? Его звучный голос станет еще ниже, когда он будет шептать на ухо слова, предназначенные только двоим.
        Если прижаться щекой к его подбородку, щетина будет покалывать и немного щекотать кожу. А его губы…
        Во рту пересохло, сердце стучало, как бешеное.
        — Ты совсем красная, — с удовольствием отметила Изотта, — да ты влюблена в своего хозяина, верно?
        — Вот еще, — фыркнула Шер, — она не будет влюбляться в теурга. У теургов руки по локоть в крови! Господин Дрейкорн лучше остальных, но мы все же найдем ей обычного, хорошего парня. Вон сидит Майло. Он поглядывает на тебя весь вечер. Эй, Майло, иди к нам! Познакомься с Камиллой. Майло служит на угольной бирже; у него неплохой доход и своя квартира в Предгороде.
        Майло подошел; это был изящный брюнет с небольшими закрученными усиками и приятным мягким голосом. Он подсел и принялся болтать о пустяках: погода, бега гончих-некроструктов, закрытие Общеимперской выставки магического прогресса.
        Его интерес льстил: я слушала, кивала, спокойно отвечала на безыскусные комплименты, но мысли мои были заняты другим, и от мыслей этих бросало то в жар, то в холод.
        Посиделки подходили к концу; подруги Шер начали переговариваться о дальнейших планах на вечер, Шер попросила счет. Майло хотел оплатить, я воспротивилась и принялась доставать последние купюры из конверта. Шер сердито отругала нас обоих — платить собиралась она.
        Краем глаза я заметила, как конюх Ирвин покинул свой пост, бросил на стол пару монет и двинулся к выходу, мазнув напоследок нашу компанию быстрым взглядом.
        — О чем спор, дамы? — за спиной раздался веселый голос, и на скамью между мной и Шер втиснулся Кассиус.
        Я уверилась, что управляющий наделен талантом появляться тогда, когда меньше всего ждешь. Каким ветром его сюда принесло?! Кажется, все обитатели «Дома-у-Древа» ходят за мной по пятам в этот день.
        — Шер, ты становишься краше день ото дня! — Кассиус приложился к щеке Шер быстрым поцелуем; Шер побагровела, затем побледнела, и выдавила, утратив боевой вид:
        — Добрый вечер, Кассиус.
        — Ах, Шер! — Кассиус приложил руку к сердцу, — Давно не виделись. Вернуть бы старые добрые времена! Помнишь, как мы украдкой распивали хозяйский джин и пели на два голоса «Мой старый муж угрюм и сед, принес он мне немало бед»? Когда ты ушла из особняка, там стало совсем уныло.
        Шер словно язык проглотила; расплылась в застенчивой улыбке; ее круглые щеки вновь сменили цвет на ярко-красный.
        «Ага, — смекнула я, — вот и мягкое место в броне великолепной Шер. Даю руку на отсечение — она крепко неравнодушна к управляющему!»
        Кассиус тем временем выудил из под стола опустевшую корзину — она царапала ему ноги — без церемоний заглянул внутрь и вытащил одинокий листок с крупным заголовком и напечатанным серой краской текстом — один из тех, что Шер раздавала в домах бедняков.
        — Что это?
        Пробежал текст, нахмурился, смял листок и сунул себе в карман. Шер стала на миг сама собой: глянула настороженно, пожала плечами; Кассиус едва заметно качнул головой.
        Серые глаза управляющего неожиданно блеснули сталью, но тут же потеплели.
        — Лила, Изотта — рад видеть вас, лапочки.
        Майло насупился, а девушки захохотали, как безумные; перед обаянием Кассиуса трудно было устоять.
        — Рад бы остаться с вами подольше, но мне поручено забрать Камиллу. Шер, твой отец велел передать, что приедет домой завтра. Что скажешь, если заявлюсь с ним, и мы проведем вечер вместе? Вспомним былое.
        Шер закивала; теперь на ее лице смешивались две краски: щеки — свекольные, лоб и подбородок — белые. Забавно было видеть ее смущенной и растерянной; я не удержалась от улыбки.
        Не у меня одной в этот вечер сердце выделывало странные трюки.
        Мы попрощались; новая подруга взяла слово наведаться к ней при первом удобном случае, и в свою очередь обещала заглянуть в квартал Мертвых магов; я подозревала, что были и иные причины, по которым ей хотелось это сделать.
        Кассиус проводил меня к нанятому экипажу, помог забраться внутрь и мы отправились домой.
        Вопреки обыкновению, по пути домой Кассиус не был расположен болтать; меня это только радовало. День принес столько разнообразных впечатлений, что голова разрывалась от вороха мыслей, а чувства затеяли безумную чехарду.
        Я невидящими глазами смотрела на мелькающие за окном дома, над которыми в вечернем небе медленно вращался фантастический купол Небесных часов.
        Больше нельзя отворачиваться от очевидного; баррикады, которые я старательно возводила в последние недели, дали брешь и были готовы рассыпаться в прах. Настало время разобраться в том, что происходило в моей душе.
        Я призвала все мужество и сказала себе: это, должно быть, похоть. Неприятное слово — и неприятное откровение.
        О похоти я была наслышана много. Девушек в общине готовили служить мужчинам, и когда им исполнялось пятнадцать, сестра Анея проводила беседы — рассказывала, как следует ублажать похоть мужа, да в таких подробностях, которые то приводили в ужас, то смешили до колик.
        Еще были медицинские журналы. Как-то почтмейстер из Олхейма принес их тайком моему отцу, а тот дал почитать мне. Столичный светила рассуждал о модной теории животной похоти, что определяет все наше поведение и жизнь. Я нашла статью забавной, и даже пересказала ее подругам. Мы проводили немало часов, сплетничая и потешаясь над парнями.
        Я не стеснялась говорить о таких вещах — когда речь шла о посторонних.
        Теперь же смятение и растерянность атаковали, как ураган.
        Не было ничего удивительного в моих чувствах — я взрослая девушка; я проводила с господином Дрейкорном долгие часы бок о бок, я изучила его привычки, я знала, как меняются его глаза, когда менялось настроение. Он был привлекательнее всех мужчин, которых я когда-либо видела; конечно, я охвачена похотью, и ничем иным! Это естественно.
        Разве я испытывала бы что-то подобное, будь мой хозяин старым и безобразным, как его отец на портретах?
        Я попыталась представить господина Дрейкорна в старости; его волосы станут седыми, спина согнется, тело высохнут. Но его сила останется с ним; пусть не в теле — его характер и душа будут твердыми и непреклонными всегда. Так же будет подрагивать уголок губ, когда он будет рассказывать забавные истории, а в глазах не перестанут плясать огненные искры.
        И показалось, что пройди я с ним рядом всю дорогу от юности к старости, чувства бы мои не изменились; да и сейчас были они куда сложней и запутанней, чем простое влечение тела.
        Разве это всего лишь похоть?
        Права была Изотта — я влюблена, и мне страшно признать это.
        За свою жизнь я была влюблена пару раз — в сына бакалейщика в Олхейме, и в младшего старейшину Сварго, но те чувства длились не больше трех месяцев и не имели ничего общего с тем, что я испытывала сейчас: я прозрела и ослепла одновременно. Меня словно разобрали, как один из старых механизмов хозяина, и собрали заново, наделив эмоциями, о которых я раньше и не подозревала.
        Выходной день подошел к концу. Одолела усталость, как после долгой утомительной работы. Ноги гудели от многочасовой прогулки по трущобам, руки — от тяжелой ноши, но хуже всего пришлось сердцу. Трепет, тревога, истома, надежда и неуверенность сменялись с головокружительной быстротой и выжгли сердце дотла.
        Колеса экипажа застучали по вековым выбоинам мостовой квартала Мертвых магов. Наконец, остановились у особняка; Кассиус рассчитался с возницей, забрал мои пакеты, открыл дверь и помог выйти. Я с радостью окунулась в вечерний морозный воздух, напрасно надеясь, что он поможет остудить пылающее лицо.
        Когда вошли в дом, я устремилась было к себе — хотелось поскорей остаться одной, — но Кассиус остановил:
        — Погоди. Джаспер ждет в башне; велел, чтобы ты показалась ему, как только вернешься.
        Сердце пропустило удар.
        — Мне нужно привести себя в порядок, — пробормотала я, надеясь получить отсрочку, и в то же время желая кинуться в башню со всех ног.
        Кассиус пожал плечами и вручил пакеты.
        — Поспеши.
        Я не послушалась.
        Медленно я поднялась по лестнице, медленно скинула длинное драповое пальто, на которое потратила четверть выданной хозяином суммы. Долго умывалась холодной водой, пока кожа не онемела. Не меньше десяти минут водила гребнем по волосам. Кажется, господину Дрейкорну нравится, когда мои волосы распущены. Поколебавшись, закрутила на затылке тугой пучок.
        Подошла к зеркалу и всмотрелась. Мои глаза стали другими, и я испугалась того, что в них разглядела.
        Я была охвачена любовной лихорадкой, и как все больные, видела мир иначе. Недавние беды и заботы казались далекими и незначительными; я могла думать только о своей болезни и том, кто стал ее причиной. И чувства меня одолевали те, с которыми сталкиваются люди, узнавшие о неизлечимом недуге: я отказывалась признать очевидное; я негодовала; пыталась взывать к разуму; боролась с отчаянием; наконец, смирилась.
        Со смирением пришла печаль; точно тупая игла застряла в сердце.
        Прислуга, влюбленная в своего господина — банальная, глупая, и безнадежная ситуация.
        Но на что я могла рассчитывать? Несколько раз господин Дрейкорн дал понять, что видит во мне больше, чем помощницу. Возможно, его интересует не только мой редкий дар, но что лежало за этим интересом, догадаться я не могла. Желание легкого флирта? Расчет, за которым лежали неведомые мне причины? Или то, на что я не смела надеяться?
        Больше медлить было нельзя: пора идти. Хозяин ждет.
        Я подошла к входу в кабинет в башне и минуту постояла у двери, собираясь с духом. Умывание холодной водой помогло выгнать остатки хмельных паров. Хорошо: трезвая голова мне понадобится. Хватит ли у меня мужества смотреть господину Дрейкорну в глаза и не выдать себя? Что ж, пусть узнает о моих чувствах: я хотела и боялась этого.
        Решительно постучала. Пальцы дрожали; я крепче вцепилась в коробку из канцелярского магазина. Предназначалась она господину Дрейкорну, поэтому я захватила ее с собой.
        Дверь отворилась слишком быстро; радость и волнение были так сильны, что пришлось на миг закрыть глаза.
        Внезапно вспомнила, с каким трепетом и даже страхом я находилась подле него в первые дни знакомства; стоило ему оказаться рядом, как сердце начинало стучать, кожа покрывалась мурашками, мне хотелось убежать и при этом остаться рядом. Внезапно я поняла, что означали те прошлые, странные чувства; меня влекло к нему с самого начала, да вот только признать я этого не хотела и не могла.
        — Явилась, наконец! — весело произнес господин Дрейкорн и посторонился, давая войти.
        Вероятно, господин Дрейкорн недавно вернулся и перед моим появлением приводил себя в порядок. Он был без сюртука и без шейного платка. Волосы мокрые, растрепанные; на шее следы влаги. Обычно он не позволял себе выходить в таком виде, и непривычная небрежность в его облике взволновала меня чрезвычайно.
        Не без усилия придав лицу спокойное, дружелюбное выражение, я прошла в кабинет, господин Дрейкорн шел следом. В башню я не заходила целую вечность, неделю или две. Отчего-то показалось, что нынче воздух здесь был иным: я отчетливо ощутила аромат весеннего леса, неуместный глубокой зимой.
        Усаживаясь за письменный стол, внимательно глянула на главное украшение кабинета — ствол и ветви магического дерева. Выглядело оно как обычно, но какая- то деталь кольнула внимание — но что? Размышления помогли сосредоточится, и я почти без волнения взглянула в лицо хозяину, когда он расположился напротив.
        Интересно, как он поступит, если сейчас я признаюсь в своих чувствах? — рассуждала я отстраненно. Выгонит, как горничную Лилу? Или будет рад завязать интрижку со своей помощницей? Во второе верилось с трудом; не таким человеком был господин Дрейкорн.
        — Как прошел ваш выходной? — светским тоном поинтересовался он, поставив локти на стол и соединив кончики пальцев; расстегнутые манжеты на рукавах спустились вниз, обнажив сильные предплечья. Некстати в памяти всплыли слова девушек в трактире, и я почувствовала, как жаркая волна заливает щеки.
        — Все было замечательно, господин Дрейкорн, — отвечала я ровным голосом, стараясь не смотреть на его руки слишком пристально, — благодарю, что отпустили в город.
        Хозяин помолчал минуту. Я чувствовала, что он изучает меня и делает какие-то выводы.
        — Надеюсь, этот день пошел вам на пользу. Вы даже выглядите по-другому — во взгляде блеск, на лице румянец. Уж не заболели ли, часом?
        — Нет-нет, прекрасно себя чувствую, — заговорила я торопливо, — много впечатлений, вот и вся причина.
        — И где же вы побывали? — он подался вперед; в голосе звучало искреннее любопытство, но глаза странно посмеивались.
        — Немного прошлись по городу, потом поужинали с девушками.
        Чем короче ответ, тем меньше придется врать. Уверена — хозяину не понравится правдивый рассказ; слушать упреки я не в силах; сейчас я была уязвима, как никогда.
        — Вот как? — насмешливо произнес господин Дрейкорн, — наверное, гуляли в Императорском парке, посетили выставку фиалок, а затем зашли в респектабельную кондитерскую «Корица и корочка»?
        — Не совсем так, — пробормотала я, насторожившись.
        — Вы меня пугаете. Неужели вместо «Корицы и корочки» Шер выбрала низкопробный кабак, где познакомила вас с девицами сомнительного поведения, а до этого вы целый день бродили по трущобам, да еще отправились смотреть, как развлекаются уличные шалопаи? Впрочем, крысиные бои — увлекательное зрелище. Большую сделали ставку?
        — Я не делала ставку, и зрелище это отвратительное! — возмутилась я и тут же осеклась. Господин Дрейкорн засмеялся. Я невольно засмотрелась: глубже обозначились складки возле губ, сверкнули ровные, белые зубы.
        А ведь теперь и я впервые вижу, как он смеется от души!
        — Ирвин! — возмутилась я, — вы попросили Ирвина шпионить за мной, так?!
        Хозяин кивнул, продолжая улыбаться, затем поправил:
        — Не шпионить. Присматривать. Кто знает, что могло произойти с вами в городе? Шер всегда казалась разумной и надежной девушкой, но люди меняются. У нее была непростая жизнь. Мне известны ее последние увлечения… зря надеялся, что она поостережется впутывать вас. Больше вы в ее обществе за ворота этого дома не выйдете.
        Я погрустнела, но внутренне возликовала: он беспокоился обо мне настолько, что приставил соглядатая!
        Господин Дрейкорн невозмутимо продолжил допрос.
        — Вижу, на вас новая одежда. Очень милая блуза. Рад, что этот приказ вы выполнили, хотя подозреваю, что часть денег перекочевала в карманы бедняков. Не буду за это упрекать; знаю, с какой готовностью вы встаете на защиту обездоленных.
        Наконец, я набралась смелости взглянуть ему в лицо.
        — Я купила вам подарок.
        Густые брови поползли вверх.
        — Что это вы выдумали? Зачем? — удивленный и недовольный тон обескураживал.
        Я положила перед ним коробку из писчебумажного магазина «Перо и папирус».
        — Ваше самопишущее перо сломалось пару недель назад. Вы привыкли к нему и сердились, что подходящего не нашлось в кабинете. Я подобрала новое, какое нужно, со сменным картографическим наконечником. Прошу, откройте.
        Он покачал головой, невольно улыбнулся, разорвал упаковку и открыл коробку. Достал перо, повертел и тут же опробовал на бумаге — поставил размашистую подпись.
        — Спасибо, Камилла, — слова прозвучали тепло и я, наконец, расслабилась, —
        Вы превратились в профессионального секретаря. Помните, что мне нужно. Но погодите: и у меня есть подарок.
        Я была удивлена так же, как и он минуту назад.
        Господин Дрейкорн поднялся, достал из шкафа черную папку, вытащил плотный двойной лист бумаги с имперской печатью и положил на стол.
        — Что это? — я с недоумением рассматривала лист.
        — Читайте.
        На тексте удалось сосредоточится не сразу: господин Дрейкорн встал рядом, оперся ладонью на стол и склонился надо мной.
        Наконец, я взяла себя в руки и с недоумением открыла документ. Напечатанные канцелярским шрифтом строки сообщали:
        «Бессрочная паспортная книжка. Выдана отделом учета имперских подданных Первого округа Метрополии. Имя и фамилия: Камилла Агрона. Время рождения или возраст: 220 год Эры Магии. Место рождения: Аэдис».
        Дальше шли описания примет и перечисление обязанностей подданных Аквилийской империи; скрепляла документ синяя печать с изображением орла, арки и звезды.
        — Агрона — фамилия моей матери!
        — Это ваш паспорт, Камилла, — голос хозяина прозвучал над ухом, совсем близко; я повернула лицо, едва не коснулась его щеки и с трудом удержала вздох.
        Господин Дрейкорн немного отодвинулся и произнес с улыбкой:
        — Довольно вам быть бесправной бесфамильной послушницей. Некоторое время назад я обратился к господину Таркону из отдела учета имперских подданных.
        Теперь вам станет проще устраивать жизнь.
        — Как вы узнали фамилию моей матери?
        — Вы как-то упомянули, что бывшая квартирная хозяйка приходится вам дальней родственницей. Пришлось навестить ее. Скажу откровенно, я был в ужасе, когда увидел, где вы жили в первые дни после приезда в столицу.
        Я была смущена, но в то же время трепетала от счастья. Такая забота о чем-то да говорила; тотчас в душе затеплились надежда и робкое ожидание.
        Господин Дрейкорн продолжал:
        — Оказывается, у вас в столице немало родственников по материнской линии. Почему не обратились к ним?
        — Они не захотели связываться со мной.
        — Это не дело; вам нужны корни, кто-то, на чью защиту вы можете рассчитывать. Я не всегда буду рядом. Конечно, я позабочусь о вас, как смогу, но все же советую — дайте своей родне второй шанс. Теперь они будут благосклоннее. Я списался с вашим двоюродным братом, и он показался вполне разумным человеком.
        — Я очень благодарна вам, господин Дрейкорн, — я тщательно подбирала слова, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — Вы столько для меня сделали после хлопот и бед, что я вам доставила. Знаю, не такого секретаря вы хотели видеть рядом.
        Он опять наклонился; его лицо смягчилось, и мне удалось различить сочувствие и, быть может, скрытую нежность — или же воображение показало мне то, что хотелось увидеть.
        — Это точно. Хлопот вы доставили немало. Признаюсь, поначалу думал, что от вас следует ожидать одних неприятностей; но оказалось, что от вас можно ожидать все что угодно. Вы всегда настороже, на при этом готовы смеяться над всем, что заслуживает вашего смеха. Вы бываете скромницей и грубиянкой. Вы одновременно скрытны и откровенны, полны здравого смысла и безрассудны. Никогда не знаешь, чего ожидать от вас в следующую минуту. С вами не соскучишься.
        В первый миг я силилась понять, что он имел в виду: комплимент это был или упрек? А затем меня охватили восторг, растерянность и чувство беспомощности; мысли путались, губы готовы были произнести слова, которые изменили бы все.
        Господин Дрейкорн мимолетно улыбнулся, словно прочел если не все, то часть моих мыслей; его же мысли по прежнему оставались для меня загадкой.
        Он отвел взгляд, забрал кожаную папку и понес к шкафу. Как в тумане я пошла следом; мне хотелось оставаться рядом. Еще больше хотелось дотронуться до него и почувствовать тепло его кожи. И я не удержалась; медленно протянула руку и, поражаясь собственной смелости, коснулась его запястья, затем скользнула пальцами ниже, к ладони; почувствовала загрубевшую кожу и бугорки шрамов. И он ответил на прикосновение: крепкие пальцы сомкнулись на моих.
        Господин Дрейкорн повернулся, не отпуская мою руку; темные глаза ласкали мое лицо, а на губах появилась мягкая усмешка. Никогда раньше он не смотрел на меня так; но этот взгляд и улыбку я видела и раньше. Именно так он смотрел на баронессу Мередит, свою возлюбленную — чувственно, призывно, и с неприкрытой снисходительностью.
        Меня словно холодной водой окатило; я отняла руку и отступила на шаг, испытывая острую печаль и чувство, близкое к неприязни.
        Он вздохнул.
        — Камилла…. — начал он; голос его также звучал иначе. Я замерла, но так и не узнала, что он собирался сказать, потому что господин Дрейкорн внезапно замолчал.
        Лицо его опять изменилось странным и пугающим образом. Оно стало жестким и сосредоточенным, и взгляд был направлен поверх моего плеча, в угол. Внезапно хозяин без церемоний взял меня за плечи, осторожно отодвинул с пути и широкими шагами приблизился к дереву Ирминсул.
        Я не понимала, что происходит; господин Дрейкрон протянул руку, снял что-то с ветки, поднес к глазам и принялся рассматривать с выражением глубокого удивления и недоверия. С его губ сорвалось проклятье; я затаила дыхание.
        — Невероятно. Немыслимо, — произнес он с расстановкой, затем повернулся ко мне и приказал:
        — Подойдите сюда.
        Я подошла, замирая от тревоги.
        — Вряд ли это совпадение. Вы появляетесь в этом доме, и происходит то, чего не могли добиться маги уже два столетия. Камилла, — в его голосе звенел металл, — Вы ничего не хотите мне рассказать?
        — Что случилось?
        — Посмотрите сюда.
        На его широкой ладони лежало нечто, похожее на крупную черную жемчужину с изумрудным отливом.
        — Это почка дерева Ирминсул. Оно ожило. Через месяц-два появятся листья. Не верю, что это произошло само по себе. Поэтому я спрашиваю: вы нарушили запрет и касались ствола или ветвей? Или сделали что-то еще? Отвечайте!
        Я не могла произнести ни слова. Хозяин выглядел таким сердитым, что сердце упало. Показалось: расскажи я все, что случилось в подвале, мне сильно не поздоровится. Задай он вопрос иначе, в другой момент, не стала бы ничего скрывать, но теперь мной овладело ослиное упрямство.
        — Я ни в чем не виновата, господин Дрейкорн.
        Если я чему и научилась за дни работы в «Доме-у-Древа», так это врать. Впрочем, не очень успешно, потому что хозяин не поверил. Заметив мое смущение и испуг, он заговорил мягче, хотя спокойствие далось ему нелегко.
        — Верю, что не виноваты. Но также знаю, что вы ужасно любопытны. Вы необычная девушка, и ваш дар — или чем там вы наделены — мог сыграть свою роль. Быть может, однажды вы не совладали с любопытством и решили потрогать кору Ирминсула? Или это произошло случайно? Вы могли пострадать. Я должен знать правду. Вы касались дерева в моем кабинете?
        Противиться его настойчивости было невозможно, но и уступать я не собиралась; мне было стыдно и тревожно.
        — Да, господин Дрейкорн, — пробормотала я, решившись открыть часть правды, — однажды, в кабинете, я коснулась коры дерева.
        Он стиснул зубы, тяжело вздохнул, затем продолжил терпеливо:
        — Что вы при этом почувствовали?
        — Ровным счетом ничего, — пожала я плечами. В конце концов, тогда действительно не случилось ничего страшного.
        — Давно это произошло?
        — Месяц назад.
        — И это все? Уверены, что не хотите ничего больше рассказать?
        Таким тоном он мог бы обращаться к неразумному ребенку, каким я себя и ощущала в этот момент, отчего заупрямилась еще больше.
        Я помотала головой и с трудом проглотила застрявший в горле комок.
        — Ну хорошо, — господин Дрейкорн несколько успокоился, — возможно, дело не в вас. За прошедшие годы маги испытали много способов: проводили ритуалы, проливали свою кровь и кровь жертв, но результата не получили. Быть может, просто пришло время. Или есть иные, неведомые пока причины. Идите к себе, Камилла. И прошу — держите язык за зубами; правда всплывет наружу нескоро, не раньше весны. Пока же Совет Одиннадцати не должен узнать о возвращении древа к жизни.
        Он замолчал, но тут же добавил со значением:
        — Завтра мы еще поговорим о том, что случилось.
        Покидая кабинет, я была расстроена, обескуражена и крайне недовольна собой за то, что оказалась не в силах говорить честно. Дав зарок открыть правду при первом удобном случае, я побрела наверх. Меня тяготили и другие печальные мысли, утешения для которых уже не находилось. В тот момент тайна дерева Ирминсул занимала меня меньше всего.



        Глава 15 Магомеханические куклы Крипса

        Я предвидела беспокойную ночь и не ошиблась: сон не приходил долго. Я смотрела в потолок, думала, о чем не следовало, и до боли кусала губы.
        Утром проспала завтрак и опоздала в библиотеку. Стоило поспешить, но я медлила. Хмурясь отражению, пригладила волосы и скрутила в тугой пучок. Затем убрала купленную накануне одежду в шкаф и надела старое серое платье — назло самой себе и всему миру.
        От недосыпания, голода и сердечных переживаний голова стала легкой и глупой. «Возьми себя в руки, тупица!» — бормотала я под нос, когда брела длинными коридорами. Эхо передавало мои слова прячущимся в нишах изваяниям. На каменных уродливых лицах читался упрек.
        Словно сочувствуя, механическое сердце дома стучало в унисон с моим собственным.
        На втором этаже увидела, как дворецкий проводил к выходу высокую даму в ярко-красном манто — баронесса Мередит приходила с утренним визитом. Я замерла и проводила гостью печальным взглядом. Куда мне было с ней тягаться! Однако глупые надежды продолжали твердить всякую чепуху.
        Дверь в кабинет оказалась отворена; помедлив на пороге, я вошла.
        Сегодня кабинет как никогда напоминал убежище лесного колдуна. В кабинете еще витал призрак духов недавней гостьи, но их перебивал аромат весеннего леса.
        За ночь он стал еще выразительнее. Черная кора Ирминсула блестела, будто напитанная росой. Утренний свет лился через оранжевые и изумрудные стекла витражей. По паркету, каменным стенам, письменному столу и шкафам рассыпались блики, похожие на те, что падают сквозь молодую листву.
        Джаспер сидел в кресле, хмурился, барабанил пальцами по поверхности стола и вчитывался в бумаги. На его лицо и руки падал золотистый свет, окрашивая смуглую кожу в цвет осеннего меда.
        Прежде чем поздороваться, я позволила себе несколько секунд молча любоваться его лицом. Джаспер глянул на меня сердито — опоздала! — и покачал головой, когда рассмотрел, как я выглядела этим утром.
        «Что за блажь? Зачем вы опять вырядились в это рубище?» — отчетливо говорил его взгляд. Я устыдилась и потупилась.
        В кабинете хозяин был не один — за малым письменным столом вольготно расположился Кассиус. Подперев голову рукой, управляющий рассеянно изучал изумрудных ящериц на витраже. Затем вздохнул:
        — Завидую тебе, Джаспер. Баронесса — само воплощение женственности! И какая красавица!
        Я напряглась.
        В этот момент хозяин вертел в руках прямоугольный листок, похожий на открытку. На слова управляющего отозвался рассеянно:
        — Считаешь ее женственной? Брось. В одном мизинце Камиллы женственности больше, чем во всей баронессе.
        Я замерла, не дойдя до стола. Ушам своим не верю — он сказал это обо мне?!
        Кассиус неловко кашлянул, усмехнулся и признал галантно:
        — Разумеется, Камилла тоже красотка. Редкая девушка сможет носить столь… экстравагантный наряд так изящно.
        — Ты странно понимаешь женственность, Кассиус, — гнул свое хозяин, — высокомерие, кокетливые капризы и желание настоять на своем вкупе с эффектным лицом и фигурой — еще не женственность. Всего перечисленного у Леноры хоть отбавляй, но этого недостаточно.
        — Странно, что вы так нелестно говорите о своей… близкой подруге, — не удержалась я, и тут же пожалела о сказанном.
        — Близкой подруге? — господин Дрейкорн посмотрел на меня искоса и нахмурился, — А, это вы про Ленору. Она принесла приглашения от Кордо Крипса. На днях в его имении «Гептагон» состоится торжественный прием и бал-маскарад. Баронесса будет играть роль хозяйки — свою сестрицу Крипе по понятным причинам на пушечный выстрел не подпустит. Крипе хочет с помпой отпраздновать завершение работ над новой моделью некроструктов. Явятся газетные репортеры и покровители Крипса — канцлер и император. Будут произносить речи, поздравлять друг друга с новым достижением прогресса. Мероприятие планируется пышное. Нам тоже придется поехать.
        «С вами, Джаспер, я поеду хоть на край света, хоть в логово Крипса» — чуть не сорвалось с губ.
        — У меня свой интерес, — продолжил хозяин, — у Крипса есть несколько книг из библиотеки Филиона Кастора, за которой мы охотимся. Я давно веду с Крипсом переговоры о продаже. Не хватает пяти листов, чтобы восстановить полный дневник инквизитора. Скорее всего, они спрятаны в этих последних книгах. Крипе знает, что они мне очень нужны. Возможно, подозревает, зачем. Пока нам не удавалось прийти к соглашению… последняя размолвка все испортила.
        Причиной этой последней размолвки была я, поэтому восприняла слова хозяина как упрек и понурилась.
        — Теперь Крипе пишет, что готов уступить на определенных условиях. Что за условия — могу только догадываться, и догадки эти не радуют. Помимо всего, Крипе требует, чтобы приехали вы, Камилла. Передал отдельное приглашение. Но вы можете отказаться. Настаивать не буду.
        — Хорошо, поеду, — пожала я плечами, и все же добавила робко:
        — Мне не страшно встретиться с Крипсом, если вы будете рядом.
        — Не стоит мне так доверять, Камилла. Я не могу все предусмотреть; уже не раз в этом убеждался, когда дело касалось вас. Впрочем, вряд ли вам что-то угрожает на приеме, кроме назойливого внимания Крипса. Но с этим мы справимся.
        Чем ближе подходил день приема, тем больше я нервничала, но вовсе не из-за Крипса. Происшествие в ритуальном зале в Адитуме виделось далеким, как сквозь туман. Господин Дрейкорн считал, что мне ничего не грозит, и я ему верила.
        Беспокоило другое — прием посетят самые известные и богатые люди Аэдиса — политики, теурги, аристократы и даже император! Страшно оказаться в таком высоком обществе. И все же я предвкушала это событие — любая девушка была бы взволнована.
        Хотелось разузнать больше о том, что предстояло увидеть и тех, с кем предстояло встретится, но расспросить господина Дрейкорна толком не удалось — он был необычайно занят и появлялся в «Доме-у-Древа» лишь на короткое время. С утра пропадал в доках, затем возвращался и принимал посетителей — их поток в эти дни удвоился. На богатых самоходных экипажах прибывали теурги и сенаторы, запирались с ним в кабинете и что-то обсуждали. Сквозь стены долетали отголоски бурных споров. Из кабинета визитеры выходили злые, с красными лицами, или же задумчивые и озабоченные.
        Вечером хозяин уезжал в Адитум — на бесконечных заседаниях Совет Одиннадцати и сенат обсуждали принятие Третьего пакта, о котором так много писали газеты в последнее время. И хотя гран-мегист Дрейкорн не входил в Совет Одиннадцати, многие высокопоставленные теурги желали узнать его мнение по разным вопросам. Это казалось странным, но я вспомнила, что Джаспер считался одним из самых одаренных теургов, и, вероятно, понимал мотивы и природу демонов куда лучше остальных.
        Вот только какой ценой приобрел он эти знания?
        Разговоров со мной о предполагаемом возвращении магического древа к жизни он больше не заводил.
        Однажды, когда я сидела в кабинете, Джаспер появился в башне в сопровождении двух пожилых теургов. Первый, надменный и близорукий, не обратил на меня внимания, но второй — изможденный, с белыми, похожими на пух волосами — цепко оглядел, покачал головой, а затем вопросительно посмотрел на господина Дрейкорна; тот на взгляд не ответил.
        Обмениваясь непонятными репликами, теурги прошли к стене, из которой выступал ствол Ирминсула, одновременно достали увеличительные стекла в тяжелых медных оправах и принялись с опаской изучать черные ветви, стараясь не касаться их. Я с недоумением наблюдала, пока хозяин не попросил перейти в библиотеку.
        Помог собрать нужные бумаги и проводил вниз. Когда покинули кабинет, поинтересовалась:
        — Вы рассказали им о дереве? Кто эти господа?
        — Старые друзья, которым могу доверять. Рано или поздно правда откроется. Ирминсул всегда интересовал магов. Кто-то считает, что магическое дерево можно использовать, но были и те, кто требовал уничтожить его вместе с особняком. Последнего бы не хотелось. Один из наших гостей — мой учитель, теург-стратег Карадос, член Совета Одиннадцати. Его слово имеет немалый вес. Очень рассчитываю на его помощь.
        Я села за стол, Джаспер встал напротив, заложил руки в карманы и задумался.
        Он выглядел изможденным: резче выделялись скулы, возле губ залегли глубокие складки.
        — Вы готовы завтра пойти на прием, Камилла? — спросил он наконец, — Может, вам что-нибудь нужно? Платье, туфли — что еще требуется девушкам? Вы оказываете мне огромную услугу, хочется что-то предложить вам. Давайте отправлюсь с вами в город, и мы купим все, что пожелаете? Впрочем, знаю — откажетесь наотрез. Тогда просите что-нибудь другое. Что угодно — с удовольствием сделаю это для вас.
        Я вздохнула. Того, чего хотелось больше всего, дать он мне не мог.
        — Есть одна просьба, — серьезно произнесла я, — Хочу, чтобы вы подумали о себе. Вы почти не спите эти дни и ничего не едите. Пикерн сказал, вчера вернулись из Адитума заполночь, а утром встали ни свет ни заря и отправились в доки. Вы осунулись и похудели. Берите пример с Кассиуса: тот не упустит случая выбраться куда-нибудь. Провел вечер в театре, а утром уехал кататься со знакомой дамой, — наябедничала я, не удержавшись; накануне пришлось вместо управляющего разбираться с жалобой складского счетовода, обнаружившего ошибки в важных бумагах.
        — Вы так редко улыбаетесь! Вам нужно развлечься. Почему бы не отправиться вместе с Кассиусом куда-нибудь в клуб или на скачки? — вошла я в раж, — Или просто останьтесь дома и не принимайте никого. Сенаторы и теурги рвут вас на части — ничего, проживут день без гран-мегиста Дрейкорна.
        Джаспер засмеялся, затем подошел и положил руку на мое плечо.
        — Если кто и заставляет меня улыбаться, так это вы, Камилла, — произнес он и посмотрел на меня так, словно увидел впервые, — Вы правы: все что-то хотят от меня. Решений, помощи, поддержки., денег, наконец. А вы хотите совсем другого — чтобы я не пропускал обед, много отдыхал и больше улыбался. Такая забота трогает.
        — Я ваша личная помощница. Могу побыть и вашей няней, — отшутилась я неловко. Остро хотелось прильнуть к его руке щекой. Но он сам подарил это прикосновение — снял руку с плеча, легко провел по моей щеке и вздохнул. Я на миг закрыла глаза.
        — Кассиусу не приходится нести тот груз, от которого я пока не в состоянии избавиться. Может потом… вы составите мне компанию. Отправимся на прогулку в императорский парк. Или выберемся в оперу. Но сейчас я должен думать о другом. Дело предстоит сложное.
        В день, на который был назначен прием, я поднялась рано; долго сидела на кровати, закутавшись в одеяло, пыталась справится с волнением и понять, чем оно было вызвано — смутной тревогой или радостным ожиданием. За последний месяц я научилась доверять мрачным предчувствиям, доверять же предчувствиям светлым повода пока не было.
        Когда настало время собираться, я отыскала Эрину и уговорила ее помочь с прической. Горничная знала толк в моде, и ее ловким рукам можно было доверять — когда дело не касалось чистки ковров или протирания пыли. Поупрямившись для вида, Эрина смилостивилась.
        Эрина сердито дергала мои волосы черепаховым гребнем, отпускала недовольные реплики, но когда я увидела себя в зеркале, простила ей все. Она хитро заколола волосы на затылке и выпустила несколько локонов на висках и шее. На первый взгляд просто, но как изменилось лицо!
        Сообразительная продавщица из магазина Аристория знала свое дело — подобрала мне платье скромное, но элегантное: облегающий корсаж, узкие рукава, прямая юбка с небольшой драпировкой сзади. Темно-синий шелк нежный, гладкий — так и хочется провести рукой. При каждом шаге подклад шуршал, как осенние листья.
        Я покрутилась на месте и засмеялась — жизнь прекрасна!
        Что еще девушке нужно для счастья? Только мужчина, который бы оценил, как она красива.
        Однако опыт подсказывал, что скорее Кассиус согласиться надеть мой старый серый балахон, чем я услышу комплимент от Джаспера. Большее, на что стоит рассчитывать, это скупое: «мило», или «совсем другое дело», или «наконец-то вы выглядите прилично».
        Замирая от волнения, я отправилась в покои в башне.
        Постучав и услышав короткое «Входите!» миновала переход за галереей, вошла в спальню на третьем ярусе башни и замерла.
        Господин Дрейкорн, одетый в черное, стоял возле кресла и завязывал шейный платок хитроумным узлом. Мне всегда было любопытно, как он обходится без зеркала и посторонней помощи в таких случаях. Теперь я это увидела: его глаза были закрыты, пальцы двигались уверенно и ловко.
        Услышав мои шаги, он глянул на меня из-под полуприкрытых век, затем нахмурился.
        — Когда вы вошли, я собирался сказать что-то важное. Совсем забыл, что, — помолчал секунду, и вдруг улыбнулся; я затаила дыхание, — Изумительно выглядите: стоило увидеть вас, все вылетело из головы.
        Он опять замолчал; под его пристальным взглядом я вспыхнула.
        — Забыл важную вещь, зато вспомнил другое. Моя мать выращивала фиалки, и гордилась одним редким сортом. «Сапфировое небо» — так он назывался. Лепестки удивительного голубого цвета — как ваши глаза, и почти такой же яркий.
        Постараюсь разыскать эти цветы у торговцев, увидите сами.
        Сердце замерло; не верилось, что Джаспер произносит эти слова.
        Он был искренен: голос его звучал сухо, но на лице ни тени насмешки или снисходительности.
        Наверное я сплю и вижу сон. Что я должна сказать? Как благодарят за комплимент?
        Пока я молчала и придумывала ответ, он опять закрыл глаза и продолжил завязывать шейный платок, но теперь его красивые руки двигались медленно — конец черной шелковой ленты выскользнул, и Джаспер никак не мог с ним справиться.
        — Позвольте, помогу вам, — я подошла вплотную и осторожно коснулась складок ткани на его груди. Хозяин послушно отпустил руки. Возилась я долго, и не только потому, что никогда не имела дело с шейными платками. Я чувствовала, как Джаспер смотрит на мое лицо, и от этого пальцы стали неловкими. Глаза неуклонно поднимались к квадратному подбородку и твердо очерченным губам.
        Наконец, я закончила и осторожно отступила.
        — Все получилось, — уверила я хозяина и поинтересовалась:
        — Как вы можете обходиться без зеркал? Кассиус говорил, вы даже бреетесь, не глядя на свое отражение.
        — Привык, да и зеркал избегаю не всегда. Могу бросить взгляд-другой. А теперь и вы пришли на помощь.
        Я вопросительно глянула на него, но ничего сказать не успела.
        — Нет, не спрашивайте опять, в чем причина моей нелюбви к зеркалам. Не хочу об этом говорить — перебил он, но недовольным не выглядел, — Пора отправляться. Готовы?
        — Полностью.
        — Тогда в путь. Ехать предстоит далеко. По дороге расскажу, чего следует ожидать от приема.
        Днем выпал снег, и Аэдис превратился в белый призрак самого себя. Небо темнело, на улицах победнее фонарщики зажигали газовые фонари, в респектабельных районах пирамиды магических светильников вспыхивали красноватым огнем, словно языческие погребальные костры.
        Экипаж миновал центральную часть города и помчался по улицам рабочих предместий. Крипе построил имение «Гептагон» недалеко от своих мастерских возле порта. Путь предстоял неблизкий.
        За окном тянулись приземистые, черные здания мануфактур и фабрик. Монотонность пейзажа время от времени разбавляли индустриальные сооружения, сотворенные демонами: погрузчики, похожие на клешни морских крабов, переплетения рельсов, по которым скользили дышащие паром вагонетки. С паучьей грацией ползли самоходные клети; суставчатые трубы изрыгали дым и зеленоватое пламя.
        Мрачная картина, но в мощи демоновых агрегатов заключалась своеобразная красота, которая странным образом перекликалась со сверкающим подвижным куполом Небесных часов — массивные чужеродные механизмы на земле, и призрачные механизмы за рваными черными облаками.
        Долго рассматривать угрюмые окраины не пришлось. Господин Дрейкорн властно тронул меня за плечо, привлекая внимание.
        — Камилла, слушайте внимательно, — потребовал он, — вы должны знать, как следует себя вести на приеме. Главное — далеко не отходите. Я должен всегда видеть вас. Держитесь незаметно, внимания не привлекайте. Крипе наверняка захочет поболтать; ведите беседу спокойно, вежливо. Помните, мы едем не развлекаться, а говорить о делах.
        Крипе раз за разом отказывался продавать книги. Ему нужны не деньги, а услуги определенного рода. Ранее он желал получить кое-какие документы моего отца, которых у меня нет. Однако Крипе полагает, что я говорю неправду. Отец вовсю пользовался доступом к имперским архивам, и собрал внушительную коллекцию компромата. Не гнушался пускать его в ход; Крипе опасается, что некоторые его делишки могут всплыть в неподходящий момент, теперь, когда он продвигает свою кандидатуру на членство в Совете Одиннадцати. Есть еще одна услуга, которую он жаждет получить от меня. Кое-что, связанное с моим… талантом теурга, но об этом не может быть и речи.
        Джаспер помолчал, настороженно вглядываясь в мое лицо сквозь полусумрак экипажа.
        — И в этот раз он не отдаст книги просто так. Возможно, Крипе хочет использовать в сделке вас. В обмен на книги потребует несколько лет вашей жизни. Предложит вам большие деньги и свое покровительство. Эти книги я должен получить любой ценой.
        Я перепугалась. Джаспер готов пожертвовать мной, чтобы получить желаемое? Он опять замолчал. Лицо его показалось мне зловещим.
        — Но даже если вы вдруг сглупите и согласитесь на предложение Крипса, я сделаю все, чтобы этого не произошло. Крипсу вы не достанетесь.
        У меня вырвался вздох облегчения.
        — Есть один план. Придется им воспользоваться, если все пойдет вкривь и вкось. Вам в нем отведено важное место. Не буду скрывать: дело щекотливое.
        Пойму, если откажетесь.
        — Что за план?
        — Хочу выкрасть эти книги.
        Я не верила ушам.
        — Выкрасть? Как вор или взломщик?
        — Именно. И совесть меня не будет мучать, не надейтесь. Я не раз выполнял подобные задания по поручению Тайного Корпуса. Канцлер заставлял меня служить империи разными путями. Спокойно сделаю это еще раз.
        — А император не может заставить Крипса отдать вам эти книги?
        — Нет. Император и канцлер покровительствуют Крипсу, но не доверяют всецело, да и с Советом Одиннадцати редко приходят к соглашению. К тому же я далеко не все докладываю императору. Его и мои интересы не совпадают. Камилла, не забивайте себе голову. Просто делайте, что я скажу.
        — Хорошо.
        Джаспер улыбнулся.
        — Вот такой я вас люблю, когда ничего не расспрашиваете и со всем соглашаетесь.
        Хоть я и поняла, что он имел ввиду, в груди разлилось тепло. Хотелось бы услышать такие слова в другой ситуации, и чтобы смысл он в них вложил другой… но готова довольствоваться и этим.
        Экипаж замедлил ход; я вновь прильнула к окну. Из темноты мрачной громадой вырастало высокое здание, которое несомненно было создано при помощи потусторонних сил. Семиугольную башню, сложенную из черных плит, не отражающих свет, венчал яркий стеклянный купол, и от этого она напоминала маяк, который мог бы указывать путь к чертогам Странника Смерть.
        Экипаж подпрыгнул пару раз на брусчатке и остановился. Джаспер вышел и помог выйти мне. Моя рука дрожала от волнения, и, желая успокоить, хозяин легко сжал ее и провел большим пальцем по внутренней стороне моего запястья; кожа там оказалась чрезвычайно чувствительной; по телу прокатилась волна дрожи иного рода. Я порадовалась, что не надела перчатки.
        Лакей в ливрее непривычного серебристого цвета поспешил к высоким стеклянным дверям и приветливо распахнул. Мы прибыли немногим позже назначенного времени, и кроме нас у парадного входа никого не было.
        Я крутила головой, широко открыв глаза. Холл «Гептагона» напомнил Адитум: те же стены неправильной формы, те же потеки металла, в которых угадывались непривычная симметрия, и спиральные колонны, изгибающиеся под прихотливыми углами. Из окон-щелей на темный паркет падали полосы яркого утреннего света, хотя снаружи наступил ненастный зимний вечер. Сквозь стекла заглядывало тоскливое темно-серое небо, снаружи налипли хлопья снега, и от этого магическое солнечное освещение казалось неправильным и больно резало глаза.
        Не спеша подошел грузный дворецкий в сопровождении лакея. Облик лакея вызывал непроизвольное отвращение. Вскоре я поняла, почему — передо мной был некрострукт! Раньше таких видеть не доводилось. Этот казался куда отвратительней остальных, потому что походил на человека.
        Его неуклюжее, тощее тело было затянуто в серебристую ливрею, на руках красовались белоснежные перчатки. Не было видно ни мумифицированных сухожилий, ни каучуковых трубок, ни шарниров, однако они угадывались сквозь ткань, которая топорщилась в самых неожиданных местах. На голове лакея сидел черный опрятный парик, лицо пряталось за фарфоровой маской. Выполнена она была искусно, но я бы предпочла видеть то, что она скрывала — кукольные черты казались зловещими, была в них некая неправильность, а слащавая улыбка на застывших губах пугала до дрожи.
        Двигался он плавно, но время от времени механизмы давали сбой, и лакей содрогался, будто дворецкий незаметно прикладывал к нему раскаленный прут. Один раз под ливреей что-то громко щелкнуло и тонкие ноги безвольно разъехались.
        Тогда дворецкий нетерпеливо ткнул лакея кулаком в поясницу, и тот с трудом выпрямился, издав шипящий звук.
        Некрострукт протянул руку, желая принять нашу верхнюю одежду, но Джаспер брезгливо отогнал его движением кисти. Я была ему за это благодарна; от оживленного демоническими силами лакея мороз продирал по коже. Принять пальто пришлось дворецкому, который не преминул показать свое недовольство красноречивым движением бровей. Господин Дрейкорн нахмурился, и дворецкий учтиво склонился, указывая на лестницу: «Прошу».
        — Из частей каких животных создан этот некрострукт? — с тревогой спросила я Джаспера, когда мы начали подниматься, — он так похож на человека! Вы заметили — у него кисти рук с пальцами, не лапы! Неужели Крипе использовал тела людей?
        — Нет. Для создания некроструктов берут живых зверей, не трупы; людей использовать запрещено… пока. На подходе Третий Пакт, которым теурги хотят снять это ограничение. Новые некрострукты будут куда сообразительнее и ловчее тех, что созданы из животных. Это лакей — новое творение Крипса; скорее всего, он использовал обезьян, или других животных, близких к человеку.
        — Как же это мерзко! — не сдержалась я.
        — Не говорите об этом Крипсу. Да и канцлера, довелись вам с ним поболтать на приеме, тоже не стоит огорчать таким заявлением. Будьте благоразумны. Я разделяю ваше мнение. Мерзко и ужасно — как и многое другое, что происходит в Аквилийской империи. Жду не дождусь, когда смогу отправиться в море.
        — Хотела бы я уехать с вами, — пробормотала я с неловкостью.
        Джаспер улыбнулся:
        — Уверен, вам понравилось бы на корабле.
        Но больше ничего не прибавил.
        Мы поднялись на площадку второго этажа. Путь преградил вальяжный распорядитель в черном фраке и полумаске. Склонив голову он потребовал звучным баритоном:
        — Позвольте ваши пригласительные.
        Хозяин протянул картонные квадратики.
        — Гран-мегист Дрейкорн. Госпожа Агрона. От имени гран-мегиста Крипса приветствую вас и благодарю, что вы почтили своим присутствием Бал Магомеханических Кукол. Однако чтобы пройти в бальный зал, вам следует надеть маски; я вижу, вы не последовали указаниям госпожи Мередит и не приготовили собственные маскарадные костюмы в соответствии с темой приема. Вы можете выбрать себе маску за тем столом; прошу!
        Господин Дрейкорн громко чертыхнулся, но делать было нечего. Не мы одни явились в обычных нарядах; у длинного стола маялось несколько скучного вида дам, солидных господ во фраках и теургов в традиционных одеяниях. На столе были разложены приготовленные предусмотрительной хозяйкой вечера простые полумаски и фарфоровые личины, до дрожи напоминающие те, что я видела на лакее- некрострукте.
        — Вечно Ленора выдумает что-то эдакое! — брюзжал хозяин, — Что за дурацкая идея!
        — Какова тема маскарада? — полюбопытствовала я.
        — Не догадались по названию? Магомеханические куклы, тьма их дери! Ленора решила вырядить гостей некроструктами. Считает, это забавно, раз новые некрострукты Крипса похожи на людей. Уверяет, что различить живых и неживых будет сложно, и создаст на балу немало забавных ситуаций.
        Под звуки музыки, доносящиеся из бального зала, подплыла изящная горничная в серебристом платье и белом домино, с поклоном вручила синюю полумаску, отделанную кружевом, закрывающим нижнюю часть лица:
        — Прошу, примерьте, госпожа. В тон вашему платью.
        Привередничать я не стала; поблагодарила, подошла к зеркалу в углу зала и надела маску, которая превратила меня в таинственную незнакомку. Хорошо, что любовница Джаспера не предложила не готовым к маскараду гостям личины некроструктов.
        Хозяин тем временем кипел от возмущения. К зеркалу по понятным причинам он не подошел, и теперь сердито дергал за шелковые ленты предложенного ему черного домино.
        И я опять пришла на помощь:
        — Пожалуйста, наклонитесь, господин Дрейкорн, я вам помогу.
        Он повиновался.
        Я осторожно завязала ленты на затылке и не отказала себе в удовольствии запустить руки в густые волосы, притворившись, что поправляю узел. Наверное, мое прикосновение затянулось, потому что Джаспер внезапно выпрямился и мягко отвел мои руки:
        — Довольно, Камилла. Спасибо.
        Я замерла, и принялась гадать, что значили его слова. «Довольно, Камилла». И решила, что он говорил не о маске. Он был взрослый мужчина; пожалуй, давно понял, что происходило со мной; вот и поставил на место, чтобы не забывалась.
        На душе стало горько.
        — Мы идем в зал, Камилла. Многие господа явились на прием со своими секретарями, и я прошу вас вести себя именно как секретарь — меньше внимания привлечете. Вы идете на два шага позади меня и в беседы ни с кем не вступаете, пока с вами не заговорят. Я должен видеть вас; не теряйтесь в толпе. Запомнили?
        — Да, господин Дрейкорн, — четко произнесла я, твердо решив держаться как секретарь везде и всегда, а не только в бальном зале. В конце концов, именно секретарем я и была, и ничем иным — что бы я себе не вообразила.
        Мы поднялись по винтообразному подъему без ступеней, миновали низкий свод. Музыка нарастала: ритмичные удары литавр, всхлипы скрипок и бойкие переливы аккордеонов. Однажды в Олхейме разбил шатер бродячий цирк, и по вечерам, пока шло представление, по всей округе доносились похожие звуки — безумные, разухабистые.
        Бальный зал поразил настолько, что я застыла на месте и принялась осматриваться.
        Он представлял собой череду просторных комнат, расположенных по кругу, точнее, по семи секторам, из которых складывалась башня. Мы попали в один из таких секторов с усеченным концом. Дальняя сторона зала широкая, две других сходились к узкой прозрачной панели, за которой бушевало и переливалось демоническое красное пламя.
        Заметив мое изумление, Джаспер пустился в объяснения:
        — Дом Крипса носит название «Гептагон», что значит — семиугольник. Его возвели демоны. В основание дома вписана семиугольная звезда, которую используют в ритуалах.
        В центре башни, по всей ее высоте, проходит шахта, заполненная саламандровым огнем. Он поддерживает жизнь в механизмах дома и прилегающих мастерских. Бальный зал также разделен на семь секторов. Мы пройдем по всем. Нужно найти Крипса.
        Мы двинулись сквозь толпу — хозяин впереди, я, как полагается, на два шага позади. Не отставать было сложно, потому что вид гостей вводил в ступор.
        Следуя желанию баронессы Мередит, любимой клиентки Крипса, которую он пригласил выступить хозяйкой бала, гости дали волю фантазии и превратились в магомеханических кукол. Иногда их вид смешил, но чаще — вызывал отвращение.
        Одни нацепили огромные черепа собак, медведей и львов из папье-маше. Головы с пустыми глазницами и клыками нелепо смотрелись с черными фраками и нарядными платьями. Другие масками не ограничились: щеголяли в искусно выполненных костюмах, в которых сухожилия и части скелета образовывали единое целое с шестеренками и поршнями.
        Некоторые маски не походили на некроструктов. Источником вдохновения для них послужили легенды, которыми был окутан незримый мир демонов.
        Джаспера остановил высокий мужчина, чтобы обменяться парой вежливых слов.
        У мужчины было три лица. Я догадалась, что представляли они трех демонов- архонтов — Арбателя, Барензара и Валефара.
        Первый лик, обращенный к хозяину, неподвижно застыл в мрачном оскале. В прорези рта вился каучуковый черный язык. Я видела, что Джаспер с трудом сдерживал брезгливую усмешку, когда язык сам по себе изгибался и облизывал тонкие губы маски в то время, как мужчина вел светскую беседу. Лицо на левой стороне головы плакало кровавыми слезами, неопрятно стекающими на черную пелерину теурга, лицо с правой стороны содрогалось в немом хохоте. Я вздрогнула, когда оно подмигнуло мне и изобразило воздушный поцелуй.
        Многие гости надели фарфоровые личины, точно такие же, которые скрывали морды сновавших повсюду лакеев-некроструктов. Некроструктами были и музыканты, расположившиеся в углу зала. Они механически перебирали клавиши аккордеонов, беспорядочно водили смычком по скрипкам и при этом успевали постоянно кланяться. Их головы мотались взад и вперед, как у умалишенных; на гладких фарфоровых лицах застыли бессмысленные ухмылки. Выполняли свои обязанности магомеханические лакеи и музыканты из рук вон плохо; лакеи роняли подносы, толкали гостей, застывали время от времени в нелепых позах, а музыканты то и дело сбивались с ритма, и тогда музыка сменялась дикой какофонией. Джаспер усмехнулся:
        — Крипе расхваливал новых некроструктов на все лады, но вижу, что его похвальба была пустой. Они похожи на марионеток, у которых перепутались нити. Крипе переоценил свои таланты и возможности демонов.
        Распорядители бала метались по залу, раздавая тычки магомеханическим лакеям. Многих приходилось заменять: впавших в ступор некроструктов бесцеремонно утаскивали из зала, на их место вставали люди, перехватывали подносы и музыкальные инструменты. Оркестр вскоре был полностью заменен, но на качестве музыки это почти не сказалось; все так же безумно хохотали скрипки, выли аккордеоны, торопливо лязгали литавры.
        Гостям мелодия нравилась. В широкой части зала кружились пары: женщина с гигантской головой змеи на плечах трепетала в объятьях мужчины в маске птицы с острым клювом, похожим на клистирную трубку; вальсировали теурги в стальных личинах с заостренными зубами в прорезях рта, дамы кокетливо склоняли партнерам на плечо головы, полностью спрятанные под масками майских жуков или щекастых кукол.
        Маскарадные наряды гостей казались еще страшнее от того, что на их уродливых очертаниях плясали красноватые отблески огненной стены, словно сжигая заживо. За танцующими плащами вились тени бес-лакеев.
        Тени демонических помощников явились на бал вторым, призрачным составом гостей. Одни обвивались змеями вокруг своих хозяев, другие копировали их фигуры и движения, третьи парили над плечами невесомым роем.
        — Вы видите бес-лакеев, господин Дрейкорн?
        — Я чувствую их присутствие. Теурги воспринимают демонов иначе, не глазами.
        — Демонов здесь много.
        — Знаю. Вам от этого не по себе?
        — Нет, — покривила я душой, и Джаспер понял это: подозвал лакея — человека, не некрострукта, — взял у него два бокала с игристым вином, один протянул мне.
        — Не таким вы себе представляли бал для знати, верно? Испуганы и ошарашены. Выпейте, это поможет успокоится.
        — Эти балы всегда такие… странные? — поинтересовалась я осторожно.
        — Странным он кажется только вам. Аристократы постоянно ищут новые способы пощекотать нервы. Восхищаются демонами и теургами, возвели смерть на жертвенном алтаре в культ. Упиваются мрачным, острым, порочным. Всему виной пресыщенность и чувство всемогущества, которое дает магия демонов. Этот маскарад один из самых пристойных — все-таки баронесса Мередит знает меру.
        Мы прошли два зала в пурпурном и зеленых тонах, а когда вошли в третий, у меня закружилась голова, пол поплыл под ногами. Виной этому было не только выпитое вино.
        Этот зал Крипе решил превратить в театр теней. Под потолком были спрятаны мощные светильники, перед которыми сменялись вырезанные из бумаги фигуры. Скользили тени сказочных животных, людей с непомерно вытянутыми конечностями и перекошенные лица; в первый миг показалось, что бес-лакеи решили покинуть хозяев и устроить в этом зале свой бал.
        Здесь был еще один оркестр, который играл грустную, пронзительную мелодию. По залу прохаживались нанятые для развлечения гостей актеры; личины у них были коричневого цвета, вытянутые, со страшно разинутыми ртами, темными кругами вокруг глаз, а на груди под клеткой обнаженных ребер стучали шестеренки, заставляя сокращаться алые каучуковые сердца. Я не сразу поняла, люди то были или некрострукты; один из клоунов визгливо засмеялся, показав, что жизнь его пока оставалась при нем.
        Лицедеи ходили на руках, плевались пламенем, показывали фокусы: извлекали из воздуха птенцов и жаб, и тут же засовывали в свои раззявленные рты. Приставали к гостям, получая в ответ на выходки гневные жесты или раскаты хохота.
        В зале было много знакомых господина Дрейкорна. Вскоре возле него образовалась небольшая толпа, мне пришлось отойти к столику в углу и смиренно дожидаться.
        Но я не скучала; я любовалась Джаспером. В толпе гостей — субтильных теургов и страдающих избыточным весом сенаторов — он выделялся ростом и статью. От меня не укрылось, какие откровенные взгляды бросали на него дамы, пользуясь тем, что их лица оставались неузнанными в домино.
        Мне нравилось наблюдать, как он держится, разговаривает, слегка наклоняет голову, отвечая на вопросы, как блестят темные глаза в прорезях маски. От того, что верхняя часть лица была закрыта, его губы и подбородок казались еще идеальнее, но в то же время жестче.
        Я замерла, растворяясь в своей влюбленности.
        Величаво ступая в такт мелодии, к Джасперу приблизилась хозяйка бала — баронесса Мередит. Уродовать себя костюмом некрострукта она не стала. Пышности ее платья могла бы позавидовать сама императрица. Лицо она прикрыла фарфоровой полумаской, напоминающей ее собственные черты; цветом маска сливалась с кожей, из-за чего баронесса походила на куклу чревовещателя с подвижным ртом. Ее алые губы казались кровоточащей раной.
        Баронесса ласково похлопала Джаспера веером по щеке, прошептала на ухо несколько слов, засмеялась и положила руку на плечо. Мой хозяин взирал на нее благосклонно.
        Я окаменела. Любовь пришла ко мне не одна: с ней явились две ее безобразные сестры — ревность и отчаяние. Я торопливо схватила со столика бокал с игристым вином, с трудом сделала глоток.
        Из ниоткуда возник лицедей с двумя парами искусственных глаз, приклеенных на щеки ниже его собственных. Из-за этого смотреть на его лицо было тяжело: оно словно двоилось, троилось и плыло, лишние пары глаз сбивали с толку, крутились вразнобой в орбитах, ослепляли стеклянным блеском.
        Лицедей с поклоном вручил розу и исчез. Я принялась обрывать лепестки, словно хотела заставить цветок страдать вместе с моим сердцем.
        Наконец, баронесса ушла к остальным гостям. Джаспер кивнул, приглашая идти за ним; мы перешли в следующий зал, где и отыскался Крипе.
        В этом зале было относительно тихо. На потолке медленно вращалась позолоченная карта Аквилийской империи, панорамные окна без портьер выходили на город, и яркие огни столицы и купол Небесных часов были видны во всей красе.
        Здесь собрались гости, которые пришли на прием говорить о делах. Группы мужчин в мундирах и теургов в черных пелеринах солидно прохаживались по залу с бокалами вина, вели неторопливые беседы. Женщин было мало, исключение составляли дамы-секретари, которые, подобно мне, покорно следовали за своими хозяевами, как прошедшие хорошую выучку собаки.
        Крипе увидел нас и поспешил навстречу; одет он был в мятый фрак, сидевший на нем словно с чужого плеча, и мешковатые брюки. Проволочные очки привычно оседлали морщинистый лоб.
        Он встал перед нами, заложил руки за спину, и, покачиваясь на пятки на носок, весело произнес:
        — Несказанно рад видеть вас, мой дорогой Джаспер и дорогая госпожа Камилла.
        Господин Дрейкорн приветствовал его вполне дружелюбно, мне же кое-как удалось выдавить подобающие случаю слова.
        — Вижу, госпожа Камилла, вы так и не забыли тот прискорбный инцидент в Адитуме. Наверное, я кажусь вам опасным злодеем, готовым утащить вас в жертвенный зал при первой возможности. Тем больше ценю то, что вы оказались выше глупых страхов не побоялись принять мое приглашение. Быть теургом непросто, госпожа Камилла; мы платим тяжкую цену, и иногда наше поведение не укладывается в привычные рамки. Вам нечего меня опасаться. Прошу, будьте моей гостьей, веселитесь, танцуйте.
        Голос Крипса звучал печально, голубые глаза смотрели серьезно, с толикой обиды. В этот момент я невольно пожалела его и горячо уверила, что и думать забыла о прошлом.
        Крипе повеселел.
        — Как вы находите моих новых некроструктов? Выглядят забавно, не так ли?
        — Они очень… необычные, — я не знала, что ответить на этот вопрос.
        Крипе расхохотался так, что очки сползли на нос. Он поймал их, принялся протирать носовым платком, и все еще посмеиваясь, признал:
        — Вы сама деликатность, госпожа Камилла. Эти некрострукты ужасны и бесполезны. Полный провал! Некрострукты-лакеи, музыканты — это ерунда.
        Игрушки, забава для гостей. Предполагалось использовать новые разработки на заводах, в армии, но ничего не выйдет. Совершенно бестолковые головы и неловкие руки. Что поделать, материал неподходящий. Я использовал части горилл и гиббонов. Лучше всего подошли бы альфины, но где их сейчас достанешь! Мозг альфинов близок к человеческому, и результат был бы лучше. Но ничего: как только удастся заключить Третий пакт, первоклассного материала будет достаточно.
        Крипе нацепил очки на нос и поднял указательный палец, подчеркивая важность момента:
        — Я получу людей! Преступники будут не только платить жизнями на алтарях. И тела пойдут в ход. Сколько проблем удастся решить! Стойкие солдаты, беспрекословно исполняющие приказы, неутомимые и покорные рабочие, расторопные лакеи. Больше никаких забастовок на заводах, бунтов в армии.
        Господин Дрейкорн произнес сквозь зубы:
        — Значит, заключение Третьего пакта — дело решенное?
        — Все к этому идет. Голоса в Совете Одиннадцати разделились шесть против пяти. Сенат почти готов дать добро. Свою роль сыграла и ситуация в столице. Удивительно, но я благодарен этим бунтовщикам, Убийцам магии, которые довели ее до точки кипения. Не запугай они капиталистов глупыми погромами, сенаторы колебались бы еще долго.
        Я изо всех сил старалась не показать на лице отвращения, которое внушал в эту минуту гран-мегист Кордо Крипе. Слащаво улыбнувшись, он произнес:
        — Если позволите, госпожа Камилла, мы с Джаспером оставим вас, поговорим о наших скучных делах. Слышу, в соседнем зале музыканты начали играть рейль. Баронесса Мередит ввела этот танец в моду. Предлагаю вам насладиться этим изысканным зрелищем; может и сами захотите пройти круг-другой с подходящим партнером! Если ваш хозяин будет не против.
        — Она подождет здесь, — учтиво ответил господин Дрейкорн, — прошу,
        Камилла, никуда не уходите. Я скоро вернусь к вам.
        Господин Дрейкорн и Крипе присоединились к группе мужчин в дальнем углу зала. Какое-то время я наблюдала за ними, гадая, как они узнают друг друга под нелепыми масками.
        Беседа затянулась; вскоре хозяин решительно отвел Крипса в сторону для приватного разговора, и я поняла, что ждать придется еще долго.
        В соседнем зале музыканты заиграли задорную мелодию, которую заглушали веселые крики, топот и аплодисменты. Оглядываясь каждую секунду, чтобы не потерять Джаспера из виду, я потихоньку приблизилась в арке и стала наблюдать. В пылу танца гости принялись избавляться от тяжелых масок. Сваливали их прямо на пол в углу зала и один за другим вставали в ряды танцующих. Веселье разгоралось, и торжественный прием все больше напоминал деревенскую вечеринку в трактире. Ну и ну!
        С потолка в толпу ударили фонтаны разноцветных искр — заработали метатели безопасных фейерверков. Крики и смех стали громче; соседний зал уже не мог вместить танцующих, и живая волна хлынула туда, где стояла я. Меня закрутил водоворот ярких платьев и черных фраков; кто-то схватил и потянул за руку.
        Я с негодованием вырвалась и с ужасом обнаружила, что потеряла господина Дрейкорна. Ни его, ни Крипса, не было видно; зато я наткнулась на канцлера Морканта, когда металась в толпе, разыскивая хозяина. Канцлер прятал лицо под простой черной полумаской, но спутать его с кем-то другим было невозможно — только у одного человека в империи был такой пронизывающий взгляд и улыбка, напоминающая оскал хорька. Я наступила канцлеру на ногу и тот зашипел от боли; я быстро извинилась и ретировалась, но тут же ударилась спиной об одного из последних оставшихся в строю некроструктов-лакеев и содрогнулась от омерзения. Скрывавшаяся под ливреей плоть оказалась неприятно податливой, словно тронутой разложением; я шарахнулась от него и чуть не сбила с ног дородного господина в костюме шестиголового монстра. Головы вразнобой болтались над плечами и напоминали плохо надутые резиновые пузыри грязно-серого цвета.
        Казалось, количество гостей утроилось. На меня налетали стайки дам, напирали ряды танцующих, проносились мимо. Остро пахло вином, разгоряченными телами, приторным одеколоном и ритуальными благовониями.
        Я металась, обезумев от тревоги: где же Джаспер? Сердце сжало от тоски, показалось, что я разлучена с ним навсегда, и теперь обречена вечно бежать сквозь обезумевшую толпу.
        Наконец, я увидела его: он стоял подле канцлера, который что-то увлеченно рассказывал. Оба были уже без масок. Джаспер не смотрел на своего собеседника; нетерпеливо озирался, на его обычно сдержанном лице читалась озабоченность.
        Как пуля я бросилась к нему сквозь толпу. Заметив меня, хозяин коротко извинился перед канцлером и поспешил навстречу. Тревога на лице сменилась облегчением, затем брови грозно сдвинулись.
        — Где вы были? — произнес он сердито.
        — Простите, господин Дрейкорн, — начала я оправдываться, но больше ничего сказать не успела, потому что в этот миг он взял меня за талию мягко привлек к себе. Замирая от счастья, я пробормотала:
        — Я ужасно испугалась, когда потеряла вас в толпе.
        — Теперь успокоились? Не покидайте меня больше. Я с ума сошел от тревоги.
        Он поднес руку к моему подбородку и потянул за маску, пока она не соскользнула на шею. Теперь он улыбался.
        — Грех прятать ваше личико. Другим дамам это требуется, но не вам.
        — Ну что вы, господин Дрейкорн, — растерялась я, — все дамы здесь изумительно красивы!
        — Может и красивы, но смотреть хочется только на вас.
        Несколько мгновений я всматривалась в его глаза, пытаясь понять его истинные чувства — напрасно. Однако готова поклясться, что с такой неприкрытой лаской на баронессу Джаспер никогда не смотрел. И тогда я призналась вполголоса:
        — Хотелось бы и мне увидеть вас без маски.
        Джаспер недоуменно поднял бровь.
        — От своей я давно избавился при первой возможности.
        Я покачала головой.
        — Я говорю о той маске, которую вы не снимаете никогда.
        Джаспер прищурился и подарил мне странный взгляд. Руки нежно скользнули по спине — хотелось, чтобы это мгновение тянулось бесконечно, но он уже отпустил меня и отошел на шаг.
        — Пора браться за дело. Самое время осуществить наш план.
        — Как понимаю, вам не удалось договориться с Крипсом? — произнесла я упавшим голосом.
        Джаспер помрачнел.
        — Нет, — отрезал он, — Придется нам встать на скользкую дорожку и добыть книги самостоятельно. Крипе проболтался, что хранит их в своей мастерской внизу. Я знаю, как туда пробраться. Проблема в том, что одна из книг не записана в каталоге коллекции Филиона Кастора, и я не знаю ее названия. Поэтому нужны вы, чтобы просмотреть все книги и увидеть знак, если он там есть. Ну как, готовы?
        — Да, господин Дрейкорн.
        — Поспешим.
        Мы подошли к неприметной двери, возле которой терпеливо нес караул дюжий лакей. Компанию ему составлял неподвижный некрострукт — копия Большого Зигфрида, с которым довелось столкнуться в подземельях Адитума.
        Лакей по-медвежьи оскалился, показав желтые зубы, и поинтересовался тоном, который больше пристал бы вышибале в трактире:
        — Куда изволите направляться?
        — На Арену, — коротко бросил Джаспер.
        Лакей проворчал что-то любезное и отступил.
        По узкой лестнице спустились на этаж ниже, и попали в полутемный зал. Здесь было людно и накурено. Доносились громкие выкрики, улюлюканье и свист, перемежаемые топотом и лязгом. Наше появление никто не заметил. Гости увлеченно следили за тем, что происходило в центре зала.
        Раздался сочный удар, стена спин расступилась, к ногам Джаспера вылетел изуродованный некрострукт и упал навзничь, рассыпая шестеренки и медные детали. У некрострукта не хватало одной руки, голова в железном шлеме оказалась свернута набок, из разорванных каучуковых трубок хлестала густая коричневая жидкость.
        Толпа взорвалась проклятиями и поздравлениями. Господин в черном фраке и с черепом волка на плечах достал кошелек и, сыпя ругательствами, как портовый грузчик, принялся отсчитывать купюры невозмутимому распорядителю.
        Мерно поскрипывая, из толпы вышел второй некрострукт в железном шлеме, ухватил когтистой лапой поверженного противника за оставшуюся руку и поволок обратно. Следом за ним на огороженный железными цепями ринг распорядитель не без усилия вытолкнул бритоголового мужчину борцовского телосложения, одетого в красное трико. Обнаженную бычью спину покрывали выцветшие татуировки.
        Мужчина сплевывал, разминал кулаки, но выступивший на низком лбу пот и беспокойно бегающие глаза выдавали страх.
        — Бои некроструктов, — невозмутимо пояснил Джаспер, — заменяют знати крысиные бои, что вы имели удовольствие наблюдать в Котлах. Что чернь, что господа в Аэдисе развлекаются одинаково. Схватки некроструктов с людьми запрещены, но канцлер большой любитель подпольных зрелищ, вот Крипе и решил угодить патрону. Мертвая плоть, сталь и пар против хрупких, но изворотливых живых существ. Равнодушие смерти против трепета жизни. Этот спектакль не приедается, и ставки всегда высоки, хотя исход обычно предрешен.
        Через следующую дверь мы попали к сердцу «Гептагона» — шахте из затемненного стекла, в которой беззвучно бушевал демонический огонь. Вокруг шахты вилась хлипкая железная лестница. Тянуло сухим, жарким воздухом, по стенам колодца ползли оранжевые волны света.
        При спуске я опасалась подвернуть ногу на крутых ступенях и судорожно цеплялась за перила. Горячие потоки воздуха шевелили пряди волос, касались щек, как невидимые руки. Вдоль стен колодца тянулись паропроводы, в нишах на темных площадках равномерно двигались поршни и гремели цепи. Механизмы шипели, рычали, лестница вибрировала и содрогалась.
        — Не задерживаемся, — бросил Джаспер.
        Но задержаться пришлось.
        Во время спуска я не отводила глаз от полупрозрачной стеклянной поверхности, за которой всеми оттенками красного и оранжевого переливались огненные вихри. Их движение гипнотизировало и ничем не напоминало игру языков обычного пламени. Демонический огонь казался жидкостью, наделенной собственным разумом. Бросив очередной взгляд на беснующиеся потоки энергии, я вздрогнула от увиденного, пропустила ступеньку и потеряла равновесие.
        Джаспер стремительно обернулся и в последний миг успел подхватить меня.
        — Что случилось?
        Перевела дух и с неохотой призналась:
        — Я видела лицо. Там, в шахте. Оно соткалось из языков пламени.
        — Лицо? — переспросил Джаспер, хмурясь, — То самое, что являлось вам раньше?
        — Не уверена. Думаю, показалось.
        — Надеюсь на это. Саламандров огонь — странное и непредсказуемое явление. Постарайтесь больше не смотреть туда. Идите рядом, вот так.
        Дальше мы пошли рука об руку, тесно прижавшись друг к другу на узкой лестнице, но я не возражала.
        Лестница привела к массивной стальной двери, запертой на сложный замок с рядом скважин. Я воспряла духом, надеясь, что он окажется Джасперу не под силу и заставит отказаться от опасной затеи.
        Хозяин непринужденно расправился с замком за считанные секунды.
        — Вы никогда не расстаетесь со своей отмычкой? — поинтересовалась я.
        — Никогда. Она не раз выручала в непредвиденных ситуациях.
        — Не устаю поражаться вашим талантам. Если когда-нибудь разоритесь, то сумеете зарабатывать на жизнь, грабя чужие дома, — пошутила я, стараясь побороть растущую нервозность.
        — Отличная идея, — серьезно кивнул Джаспер, — а вы будете стоять на страже, пока я проворачиваю темные дела, и сбывать награбленное. Готово. Заходим.
        — Постойте, господин Дрейкорн, — остановила я его, — что, если там охрана? Вдруг нас поймают?
        — Мастерскую могут охранять некрострукты, но сам Крипе не явится. Вот-вот прибудет император, хозяин приема должен его встретить.
        Джаспер с усилием распахнул тяжелую дверь.
        — Идите за мной и ничего не трогайте.
        Предупреждение было напрасным — под страхом смерти я не дотронулась бы ни до чего, что увидела в логове главного теурга-механика империи.
        Это было тесное прямоугольное помещение без окон, отчего я сразу почувствовала себя в ловушке. Под высоким потолком тянулись переплетения ржавых труб, между деревянных балок свисали фонари в железных решетках.
        Резкий желтый свет неприятно резал глаза, отражался от меди перегонных кубов и инструментов, но до углов мастерской не дотягивался, и они тонули в густых тенях. Фантазия мигом нарисовала разные неприятные вещи, которые они могли скрывать.
        Вентили труб шипели, выпускали тонкие струйки пара, от чего воздух в помещении был влажным и тяжелым. К запаху металла, гари и химикатов отчетливо примешивался сладковатый дух мясной лавки.
        Кордо Крипе заполнил свою мастерскую крайне странными и зловещими предметами. Впрочем, ничего другого я не ожидала.
        Справа у входа возвышался железный шкаф с круглым окошком и запором, похожим на штурвал.
        Напротив громоздился жертвенный стол из черного мрамора. Столом часто и небрежно пользовались, его поверхность пестрела сколами, царапинами и засохшими бурыми пятнами, при виде которых замутило.
        Вокруг стола расположились шесть зеркал в кованых рамах, испещренных магическими символами, и шесть курильниц на треножниках. Я вспомнила, что видела похожие зеркала и курильницы в нежилом крыле «Дома-у-Древа». Та комната носила название «Обитель зеркал и дыма». Спрашивать о ее предназначении у господина Дрейкорна я сочла неуместным, зная про его нелюбовь как к дыму, так и зеркалам.
        Уж не в том ли помещении произошло некое событие, после которого он обзавелся своей причудой?
        Вот и сейчас он поспешно отвернулся и прошел дальше, к книжному шкафу с пыльными стеклами за частой железной решеткой.
        Я же подошла к длинным столам у левой стены и тут же схватилась за сердце.
        На меня пустыми глазами уставились фарфоровые личины, которые Крипе нацеплял на некроструктов. Над столом висели ржавые стальные крюки, на специальной доске развешаны инструменты, большей частью разделочные ножи да острые изогнутые клещи. Фантазия вновь разыгралась, рисуя тошнотворные картины их применения.
        На соседнем столе хозяин мастерской аккуратно разложил латунные руки с четырьмя пальцами, скрюченными, как в агонии, и торчащими со стороны плеча каучуковыми трубками.
        Но страшнее всего оказался медный таз на полу, доверху заполненный мумифицированными частями тел животных — сухожилиями, мышцами, обрезками кожи. Детали для магомеханических существ. Пригляделась — и не поверила своим глазам. На самом верху отвратительной кучи лежало человеческое ухо. В горле образовался комок, по спине побежали колючие мурашки. Захотелось убежать, куда глаза глядят.
        — Господин Дрейкорн! — негромко позвала я.
        Хозяин неохотно отвлекся от изучения замка на книжном шкафу и подошел.
        — Посмотрите на это, — еле выговорила я и ткнула рукой вниз.
        — Весьма любопытно, — отметил Джаспер, спокойно разглядывая мерзкие останки, — кажется, Крипе на досуге занимается кое-чем недозволенным. А это что такое?
        В темной нише возвышался узкий предмет, затянутый брезентовым полотном. Не колеблясь, Джаспер сильным рывком стянул полотно, отбросил его в сторону, выпрямился и помрачнел.
        На мраморном постаменте застыл некрострукт. Некогда живые, а теперь иссушенные, но эластичные ткани тела оплетали латунные детали, шарниры и тяги; металлические ребра оказались снаружи, образовывая внешний, прочный скелет.
        Маска на магомеханическом создании отсутствовала. Коричневое, бескожее лицо было лицом мужчины, а не мордой зверя. Стеклянные глаза бессмысленно таращились в пустоту. В ногах и руках появился лишний стальной сустав, но очертания конечностей несомненно выдавали, что при жизни некрострукт был человеком.
        Я содрогнулась.
        — Если об этих экспериментах узнает Совет Одиннадцати, Крипсу не поздоровится, — медленно произнес Джаспер, — Крипе использовал людей. Условие Второго пакта гласит: магия демонов не используется для изменения физической сущности живых человеческих существ. Чтобы обойти это условие, нужно особое разрешение Совета Одиннадцати, а его у Крипса нет. Интересно, где он взял материал. Обратился к торговцам жертвенной человечиной в Мерривайзе, не иначе.
        Не предполагал, что он опустится до такого.
        — Господин Дрейкорн, прошу, уйдем отсюда, — прошептала я, изнывая от тревоги.
        Хозяин внимательно глянул на меня непроницаемыми черными глазами и покачал головой:
        — Сначала добудем книги. Идите сюда.
        Он вернулся к книжному шкафу и поманил к себе.
        — Слушайте внимательно, Камилла. Сейчас я попробую открыть этот замок. Он незаметный, но куда сложнее, чем на входе в мастерскую. Крипе умен и мог устроить ловушку. Впрочем, ничего нового и смертельно опасного. Не собирается же он нас убить, в самом деле. Однако если что-то пойдет не так, вы должны немедленно уходить. Смотрите.
        Джаспер откинул занавес из грубой парусины, закрывающий часть стены. За ним прятался небольшой проем, забранный редкими стальными прутьями.
        — Вы хрупкая девушка, сможете легко пролезть в проход. Он ведет наружу. Случись что, вы должны немедленно бежать. Вот, возьмите.
        Джаспер протянул карманный фонарь.
        — Куда я побегу? А как же вы?
        — Не беспокойтесь. Я из любой передряги выберусь. Важно, чтобы вы оказались в безопасности. Не стоит беспокоиться заранее. Отыщем книги, заберем нужные страницы и тихо-мирно уйдем. Крипе ни о чем не догадается.
        — Но если он явится сюда прямо сейчас?
        — Маловероятно, но к такому исходу я готов. Я плачу Крипсу его же монетой. Старая игра. Кто кого опередит, кто кого перехитрит. Он два раза подсылал в особняк людей, чтобы выкрасть бумаги. Я и вас тогда в библиотеке принял за одного из них. Если же Крипе нас поймает, придется примерить роль шантажиста, хотя она претит мне куда больше, чем роль вора. Не хочется идти по стопам отца. Мои криминальные наклонности лежат в другой плоскости.
        Я поежилась. Рассуждения и планы хозяина совершенно не нравились.
        Отошла в сторону и принялась наблюдать, как Джаспер взялся за дело.
        Спокойно, методично, он касался замков длинными пальцами, работал отмычкой и хмурился — дело шло медленно.
        Минуты тянулись. Где-то в глубине дома сработал неизвестный механизм; пол завибрировал, из труб под потолком с шипением вырвался пар. Фонари под потолком затрещали и замигали. Я вздрогнула от неожиданности и долго не могла успокоиться.
        Наконец, раздался щелчок. Джаспер хмыкнул и потянул за ручку дверцы. Я воспрянула духом — скоро мы покинем дом Крипса, и царящее в нем безумие останется неприятным воспоминанием.
        Наступившую тишину разорвал лязг, за которым последовал громкий скрип.
        — Адова тьма! — выругался Джаспер и стремительно повернулся. Дверь отворилась, и, шаркая ногами и сутулясь, в мастерскую вошел Кордо Крипе.
        Что-то подобное я ожидала с того момента, как мы переступили порог мастерской. Уж больно все гладко шло до этого момента, а любимицей удачи я никогда не была.
        Джаспер моментально заслонил меня и неуловимым движением руки указал на занавес. Я нырнула за тяжелую ткань и протиснулась сквозь прутья решетки, но в черный зев лаза не нырнула. Сердце билось часто, воздуха не хватало. Когда Крипе заговорил, стало ясно, что меня он не заметил.
        — Попался, Джаспер, — печально констатировал Крипе, — так и знал, что отправишься сюда. Ты не теург — ты бандит с большой дороги. Я ждал тебя позже, ночью. Не думал, что осмелишься вломиться во время приема. Хорошо, баронесса заметила твое отсутствие и поинтересовалась, куда ты делся. Вот я и сложил два и два. А где девушка? Рассчитывал, что она будет с тобой.
        — Камилла уехала домой, Крипе. — дружелюбно сообщил Джаспер, — Я догадывался, что неспроста ты рассказал мне, где хранишь книги. Решил рискнуть.
        Ты меня поймал. Молодец.
        — Книг здесь нет, — фырнул Крипе, — они наверху, в кабинете. Зря ты не послушался своей интуиции, Джаспер.
        — Что же, донесешь на меня экзекуторам? Или Совету Одиннадцати? — саркастично поинтересовался хозяин.
        Крипе рассмеялся, и смех его был ужасен: — тонкий, нервный.
        — Нет, на тебя у меня другие планы, мальчик мой. Я не такой идиот, чтобы впутывать Совет Одиннадцати. Я просто хочу, чтобы ты исчез. Умер.
        Джаспер удивленно присвистнул.
        — Не перегибай палку, Крипе. Зачем тебе моя смерть?
        — Во-первых, Джаспер, мне надоело постоянно бояться тебя. Знаю: стоит мне попытаться войти в Совет Одиннадцати, пустишь в ход бумаги твоего отца. Подумать только, старый дурак Карадос предложил отказать мне и ввести в Совет Одиннадцати тебя. Тебя! И его послушают. Идиоты талдычат о твоем незримом покровителе и рассчитывают извлечь из этой связи пользу!
        Голос Крипса дрожал от ненависти.
        — Во-вторых, я хочу «Дом-у-Древа», в котором жил и спрятал свои секреты Филион Кастор. Твоим предкам не удалось найти жертвенный зал, в котором покровитель Кастора, инквизитор Аурелиус, провел ритуал слияния. Зал в подвале был построен намного позднее… Кто знает, может, дом откроет секреты мне?
        Недаром меня называют вторым Небесным механиком. Это же прозвище носил и Кастор. А Ирминсул? Ходят слухи, что он возвращается к жизни. О, я знаю, как использовать его силу на благо империи. У тебя нет наследников, и после твоего исчезновения я надавлю на нужные рычаги и заберу особняк. В-третьих, ты узнал мою тайну. Если о ней станет известно Совету Одиннадцати, меня ждет жертвенный алтарь.
        Тишина. Затем Джаспер медленно произнес:
        — Ты создаешь некроструктов из людей, нарушая Второй пакт. Совет Одиннадцати тебе этого не спустит с рук.
        Я не выдержала и осторожно отодвинула занавес. Джаспер выглядел куда спокойнее стоявшего напротив Крипса. Лицо Крипса сморщилось от ненависти и напоминало сушеный гриб, волосы с проседью встали дыбом, очки сползли на кончик покрасневшего носа, глаза часто моргали.
        Крипе медленно поднял руку и щелкнул костлявыми пальцами. Раздался скрип, тени у стены пришли в движение, и под яркий свет ламп медленно выступил оживший некрострукт. На своих трехсуставных ногах с вывернутыми назад коленями он двигался поступью, напоминавшей движения богомола.
        Я зажала рот рукой, чтобы сдержать крик.
        — Хороший материал для экспериментов добыть непросто, — доверительно поведал Крипе, — чернокнижники в Мерривайзе предлагают всякую падаль. А вот ты, Джаспер, прекрасно подойдешь. Ты молод, силен, крепок. Потом, когда будет принят Третий Пакт, я создам тысячи таких слуг.
        — Крипе, ты переходишь все границы. Я сейчас уйду отсюда, и дам тебе шанс. Если немедленно прекратишь свои эксперименты и покинешь Аэдис, обещаю — не буду доносить Совету Одиннадцати.
        Я поражалась спокойствию Джаспера. Он говорил тихо, не повышая голоса, и, казалось, нисколько не беспокоился о своей участи. На его лице появилось скучающее выражение, словно он устал от затянувшейся шутки. Я же умирала от страха, но уйти и бросить его не могла.
        Крипе не слушал. Кивнул едва заметно головой и некрострукт метнулся вперед, отточенным, безошибочным движением. Мой хозяин, несмотря на свою ловкость и силу, в этот раз не мог совладать с неживым созданием, не чувствующим боли.
        Магомеханический охранник выкрутил ему руки, заставив опуститься на колени. Джаспер со свистом втянул воздух, лицо его исказила болезненная гримаса, но он продолжал смотреть на Крипса не отрываясь, и во взгляде его читалась насмешка, смешанная с удивлением.
        — В термокамеру, — вполголоса распорядился Крипе и некрострукт поволок Джаспера к стальному шкафу у входа. Крипе семенил рядом и торопливо, с удовольствием объяснял:
        — Как тебе известно, для создания некроструктов нужны живые организмы. Перед расчленением тело требуется выдержать пару часов при высокой температуре в камере, наполненной «аспидовым туманом». Тогда мышцы и сухожилия приобретут необходимые качества. Только затем можно приступать к сборке, а потом и к ритуалу вселения демонической сущности.
        — Ты не в своем уме, Крипе. Готов убить старого друга?
        — Готов, Джаспер, — печально подтвердил Крипе.
        — На что надеешься? — голос Джаспера прерывался от боли, — мое исчезновение заметят. Все знают, что я отправился на прием.
        — Не беспокойся об этом, — бормотал Крипе, открывая дверцу шкафа, — я все продумал.
        Некрострукт втолкнул Джаспера в термокамеру.
        — Сейчас здесь станет жарко. Интересно, явится ли тебе перед смертью твой незримый покровитель? Брось последний взгляд в эти зеркала. Если повезет, увидишь его облик. Кстати, это четвертая причина моей ненависти к тебе. Почему он выбрал тебя, а не меня? Уж я бы не стал высокомерно отказываться от его предложения. Прощай, Джаспер. Обещаю, что позабочусь о твоей помощнице. Всегда хотел иметь дочь. Особенно такую, которая может оказаться полезной. Но довольно слов: я спешу. Император задержался, но прибудет с минуты на минуту.
        С этими словами Крипе закрыл дверь и повернул стальное колесо, а затем направился к выходу. Но некрострукт не последовал за ним. Голова на толстом латунном штыре медленно повернулась в сторону занавеса, высохшие ноздри зашевелились, словно принюхиваясь, и в следующий миг некрострукт стремительно двинулся в моем направлении. Я бросилась к лазу, но ткань с шорохом отлетела в сторону, через решетку просунулась уродливая рука, с нечеловеческой силой схватила меня за запястье и бесцеремонно вытянула наружу. Я взвыла от боли, пыталась бороться, но меня проволокли через мастерскую и бросили под ноги Крипсу.
        — А вот и вторая птичка. — удовлетворенно произнес надтреснутый голос, — Так и знал, что ты прячешься где-то здесь. Джаспер с тобой ни на миг не расстается. Прекрасно!
        Я нашла в себе силы подняться и потребовать:
        — Отпустите моего хозяина, Крипе. Обещаю, добровольно пойду на жертвенный алтарь и отдам столько лет жизни, сколько потребуется.
        Крипе выслушал, улыбнулся, прищелкнул языкам и покачал головой.
        — Нет, Камилла. Теперь это ни к чему. Но не бойся: я обещал, что не причиню тебе вреда, и сдержу слово. Останешься здесь на пару недель, пока не будет принят Третий Пакт.
        — Я расскажу всем, что вы натворили. Пойду к императору и в Совет Одиннадцати.
        — Вот глупая девочка! — Крипе всплеснул руками и покачал головой. — Зачем угрожаешь? Тебе бы успокоить меня, дать пару лживых обещаний, глядишь — я бы поверил, отпустил восвояси. А так придется запереть тебя надолго. Впрочем, кто тебя послушает? Отыщутся свидетели, которые подтвердят, что Джаспер после приема отправился в бордель в Мерривайзе. Там найдут его одежду. Забавно выйдет! Такой аскет как Джаспер — и встретил свой конец в низкопробном заведении, в котором клиентов ублажают опустившиеся теургессы и их бес-лакеи!
        Крипе заливисто расхохотался, затем посерьезнел. Кряхтя, пошарил под верстаком и выудил наручники, ловко набросил мне на запястья и пристегнул к медной трубе у стены.
        Дверца термокамеры содрогнулась от удара; сквозь круглое стекло Джаспер видел все происходящее, но прийти на помощь не мог.
        — Посиди так до конца приема. Потом разберемся, что с тобой делать.
        Сияющее от радости лицо Крипса поочередно отразилось в каждом из зеркал напротив термокамеры, когда он брел к двери своей шаркающей походкой; за ним прошествовал некрострукт. Дверь хлопнула, помещение опустело.



        Глава 16 Незримый покровитель

        Никогда не знаешь, что пригодится в жизни. Годы обучения пройдут впустую, а случайно полученный навык спасет жизнь. Впервые я была благодарна тому, что на собственной шкуре испытала жестокие обряды общины Отроков Света. Наручники — ерунда по сравнению с кандалами в келье Смирения.
        Стараясь сохранять спокойствие, изо всех сил прижала большой палец к ладони и начала медленно вращать кисть. Металл больно царапал кожу, суставы свело от боли.
        Наконец, правая рука выскользнула. Чтобы освободить левую, вытащила шпильку из прически, привычным движением вставила в замок наручников и через миг сбросила их на пол. Пусть я не умею орудовать отмычкой, как Джаспер, но один- единственный тип замка умею вскрывать в совершенстве.
        Подбежала к стальному шкафу и прижалась к окошку, стараясь разглядеть, что творится внутри. Тесное пространство камеры заполнял мутный туман. Джаспер стоял у двери, смотрел на меня в неописуемой ярости и делал руками движения, словно приказывая отойти. От сердца отлегло: жив.
        — Я вас не слышу! — крикнула я, — сейчас вас освобожу!
        Налегла на стальное колесо, но повернуть его не смогла: Крипе закрутил запор на совесть. Колесо задрожало, дверца пошла волнами. Я отскочила, но тут же прильнула к окошку, пытаясь понять, что происходит. И увидела: Джаспер приложил руки к стальной поверхности, закрыв глаза. Его ладони искрились, как и тогда, когда он разделался со старейшиной. Опять особый фокус!
        Однако дверь не поддавалась. Толстый металл гнулся, ходил ходуном. Лицо хозяина исказила гримаса напряжения. Тогда я вернулась к колесу и налегла с удвоенной силой; в этот момент дверь термокамеры содрогнулась и отбросила меня в сторону. Лицо опалил невыносимый жар, заклубился едкий пар. Зеркала напротив шкафа немедленно запотели. Я кое-как села. В горле першило, глаза застилали слезы. Меня сильно ударило дверью, голова гудела, как колокол.
        Сильные руки подняли меня и поставили на ноги:
        — Камилла, ты опять не послушалась! — прорычал Джаспер, — Во-первых, не убежала, как было велено. И теперь — почему не отошла, как показывал?! Из-за тебя пришлось возиться дольше, осторожнее, чтобы не прибить этой демоновой дверью!
        — Я спасала вас! — возмутилась я.
        Джаспер закашлялся, с проклятьем сорвал шейный платок и принялся вытирать лицо, затем отбросил платок в сторону и сердито захлопнул дверцу термокамеры. Шипение стихло, едкий туман начал рассеиваться.
        — Мешала, а не спасала. Опасности не было. Теперь Крипе в моих руках. Надо пойти потолковать с ним перед уходом.
        — Потолковать?! Вы с ума сошли. Он опять захочет зажарить вас в этой печи!
        — Камилла, — хозяин нагнулся и поднес руку к моей шее, словно желая удушить, — хватит держать меня за глупца. Все продумано и идет по плану.
        — Да, отлично продумали, — пробормотала я, не удержав сарказма, — еще чуть- чуть, и превратились бы в цыпленка, тушеного на пару. Или это входило в ваши отнюдь не глупые планы?
        — Когда-нибудь я не выдержу и задам тебе трепку, — пригрозил хозяин, — за упрямство, непослушание и дерзкий язык. Как ты освободилась от наручников?
        — Помните, когда мы были в общине в Олхейме, заходили в келью Смирения в молитвенном доме? Вы возмущались, что во время испытания терпением нас заковывали в кандалы и оставляли на ночь. У меня узкие кисти, я легко освобождалась от оков. При помощи шпильки освобождала остальных, мы славно проводили время, а утром замыкали кандалы обратно. Старейшина ничего не подозревал.
        — И ты восхищалась моими талантами взломщика! — усмехнулся Джаспер, — Но в напарники по преступлениям я тебя больше не возьму — не умеешь слушаться приказов. Пора выбираться. Без книг из этого дома не уйду.
        Тон его был непреклонен, и возражать я не посмела. Сердце упало: значит, опасность еще не миновала. Все меньше верилось в то, что посещение бала- маскарада Кордо Крипса закончится благополучно.
        И опасность оказалась куда ближе, чем я думала.
        Я покорно пошла к двери. Не слыша за собой шагов, обернулась и немедленно поняла: произошло непредвиденное. Джаспер стоял неподвижно, с потемневшим лицом, черты искажены, словно он испытывал сильную боль.
        Зеркала! Они стояли напротив шкафа, и взгляд Джаспера был неподвижно устремлен на одно из них. Казалось, он видит в глубине блестящей поверхности нечто ужасное. Грудь его высоко вздымалась, воздух вырывался со свистом сквозь плотно сжатые губы.
        — Господин Дрейкорн! — позвала я его, не помня себя от волнения.
        Хозяин не отозвался: он был в глубоком трансе. Я видела его таким, когда он проводил ритуал в склепе императора Тебальта.
        — Джаспер! Очнись! — я подбежала и потрясла его за плечи; бесполезно. Он медленно опустился на колени и тяжело оперся на одну руку. Напрасно я пыталась дозваться. Он не слышал и не видел ничего вокруг себя.
        Отчаяние обрушилось лавиной. Я заметалась, не зная, как помочь хозяину. Его тело сотрясалось крупной дрожью, и это пугало: я привыкла видеть его сильным и непоколебимым в любой ситуации, но теперь он словно оказался затянут в зеркальный омут, и то, что он видел в нем, взяло верх и поработило его сознание.
        Собралась с духом и приблизилась к зеркалам и тут же отшатнулась. Теперь они не отражали ничего. В зеркальной глубине тягучими густыми волнами переливалось саламандрово пламя.
        Взгляд упал на ручной электрический фонарь, который я обронила, когда некрострукт выволок меня из моего укрытия. Я подняла его, поудобнее обхватила тяжелый металлический корпус, размахнулась и изо всех сил ударила по зеркалу — раз, другой. Стекло отозвалось глухим стуком, пружинило, но ни трещины не появилось на его поверхности, напоминающей огненный водоворот.
        Я взвыла от отчаяния, отбросила бесполезный фонарь и в гневе ударила по зеркалу ладонью: проклятое демоново творение!
        И произошло странное: руку свело судорогой, по жилам словно раскаленная лава заструилась. Стекло вздулось, как пузырь, покрылось белесой паутиной.
        Хлопок! Зеркало рассыпалось стеклянной пылью. Лицо опалил жар, словно саламандрово пламя вырвалось на свободу и лизнуло щеки. Я почувствовала сильное жжение: на пальцах плясали голубоватые искры. Такие же я видела несколько минут назад на руках Джаспера, когда он пытался сокрушить дверь камеры!
        В испуге поднесла ладони к лицу. Пальцы светились белым, как раскаленный металл. Суставы дергало, кожу жгло: больно, но терпимо. Что это такое? Что со мной происходит? Ноги разом ослабли, волосы на затылке зашевелились.
        Осторожно, одним пальцем с опаской коснулась следующего зеркала. Все повторилась — переливающаяся оранжевым поверхность лопнула, дохнуло жаром, рама опустела. Я возликовала и осмелела. Третье, четвертое, пятое зеркало. Стеклянная пыль оседала на платье и волосы, хрустела под ногами, как снег.
        Оставалось последнее зеркало, с которого еще на сошла мутная пленка осевшего пара. И когда я поднесла к нему руку, в ушах зашумело, в голове зашептал потусторонний голос.
        — Не вмешивайся, милая отроковица, — с упреком попросил голос, странно выговаривая слова. Капли влаги на стекле потекли и соединились в образ, постоянно меняющий облик, — Мой брат говорит с твоим хозяином. Интересно, сумеет ли он в этот раз уговорить упрямого теурга? Брат хочет опередить меня. Столько лет пытаюсь поймать неразумного… Я опережу его, если ты поможешь мне.
        Грудь сдавило, как тисками, на лбу выступил холодный пот.
        «Не подавай вида, что слышишь и видишь его», вспомнила предупреждение хозяина и не колеблясь приложила ладонь к стеклу, содрогаясь от ужаса и ненависти к тем, кто пытался управлять мной и Джаспером. Я догадывалась, кто это был, и жалела, что не могу изгнать их из этого мира навсегда.
        Стекло лопнуло. Голос захлебнулся и замолчал. Сияние на пальцах потухло.
        Я потрясла головой, стряхивая остатки демонова морока и стеклянную пыль, затем метнулась к хозяину. Он оставался неподвижен, но глаза его теперь были закрыты.
        Потрясла его за плечи, затем хлестко ударила его по щеке, раз, второй. Когда замахнулась для третьего удара, он перехватил мою руку и удержал.
        — Хватит, Камилла, — проговорил он через силу, — я уже здесь. Или хочешь завершить начатое тогда, в библиотеке, когда ты раскроила мне голову?
        — Что с вами было?!
        Он тяжело поднялся.
        — Явился мой незримый покровитель. Давненько его не было видно. Хотел наказать за то, что чуть не дал себя убить Крипсу.
        — Кто ваш незримый покровитель, Джаспер? — я вцепилась в его руку и заставила смотреть на себя.
        — Барензар.
        — Демон-ренегат Барензар?! — я ожидала подобного ответа, но все же он застал меня врасплох, — Тот самый, что исчез из мира демонов и людей после ночи, когда инквизитор соединился с демоном Арбателем и потерпел неудачу? Что ему от вас нужно?
        Джаспер устало качнул головой. Он был бледен, глаза лихорадочно блестели.
        — Потом, Камилла. Пора идти. Сначала разговор с Крипсом.
        Приблизился к опустевшим зеркальным рамам и несколько секунд молча их рассматривал. Джаспер не любил показывать эмоции, но теперь на его лице ясно читалось глубокое удивление. Повернулся ко мне, прищурил глаза и произнес:
        — Еще один сюрприз от маленькой послушницы, которая боится магии. Как тебе это удалось? Разбить такие зеркала нельзя. Стекло закалено в саламандровом пламени.
        — Они лопнули, стоило их коснуться, — пробормотала я.
        — Когда мы вернемся домой, Камилла, устрою тебе допрос с пристрастием, — нехорошим тоном пообещал Джаспер.
        От обиды задрожали губы. Я два раза спасла его, и вот благодарность — сердитый взгляд и резкие слова.
        — Сначала нужно вернуться целыми и невредимыми, — парировала я, — Все больше сомневаюсь, что нам это удастся.
        Джаспер только зубами скрипнул и отвернулся.
        Дверь мастерской Крипе не запер — зачем? Снаружи он оставил у двери некрострукта.
        Скрипящее на все лады тело моментально протиснулось в проем и ринулось в атаку. Удар мощной руки отшвырнул Джаспера прочь; он отлетел на несколько шагов и рухнул спиной на выщербленный жертвенный стол. Воздух вырвался с хрипом из его легких; показалось, я различила хруст костей. Ужас пригвоздил меня к месту, ноги ослабели.
        Магомеханическое создание сделало два пружинистых, широких шага и нависло над своей жертвой. Взметнулась для последнего удара стальная рука, оплетенную мертвой плотью. Но Джаспер оказался быстрее: извернулся, молниеносным движением запустил пальцы туда, где латунный штырь, заменявший некрострукту шею, входил в тело, нащупал и с усилием вырвал каучуковую трубку. Хлынула коричневая жидкость, некрострукт завалился вперед и тяжело упал на стол, подминая Джаспера.
        Наконец, хозяину удалось отбросить пришедшего в негодность некрострукта и подняться.
        — Легко отделались, — резюмировал он, морщась от боли и вытирая рукавом хлынувшую из носа кровь, — Крипе вечно забывает о слабых местах своих творений. Все в порядке, Камилла, идем. Впрочем, постой. В таком виде мне появляться среди гостей нельзя. Придется исполнить желание баронессы и преобразиться в магомеханическую куклу.
        — Джаспер, это безумие. Вы уверены, что это чудовище не переломало вам ребра? Посмотрите на себя: вам нужно к доктору!
        — Пустяки. Но мне приятно, что ты так за меня переживаешь.
        — Переживаю — не то слово. Вы, кажется, решительно настроены погубить себя. Как можно быть таким безрассудным!
        В углу мастерской были свалены длинные кожаные куртки, в которые Крипе наряжал некроструктов. Джаспер накинул одну из них, скрыв порванную одежду и кровь на рубашке. Со стола прихватил перчатки и одну из фарфоровых масок.
        — Теперь в толпе гостей мне лучше оставаться неузнанным.
        На этот раз покинуть мастерскую удалось беспрепятственно.
        Когда поднялись наверх шахты, Джаспер надел фарфоровую маску, закрепив на затылке специальные ремни. В позаимствованной из мастерской Крипса кожаной куртке он мало отличался от других гостей в нелепых маскарадных костюмах.
        Я посмотрела на него и содрогнулась.
        — Вот Крипе обрадуется, когда увидит вас в таком виде. Сделает все, чтобы оставить вас в облике некрострукта навсегда.
        Джаспер сделал вид, что пропустил замечание мимо ушей.
        — Сначала провожу тебя вниз, в экипаж. Будешь ждать там.
        — Ни за что! Я с вами. Кто еще выручит вас в третий раз, случись что?
        Хозяин слушать не стал: схватил за руку и потащил сквозь толпу пьяных и веселых гостей, на лестницу к парадному входу мимо измученных распорядителей. Пришлось покориться, хотя всю дорогу до экипажа я уговаривала его одуматься. Джаспер выхватил из рук лакея одежду, выволок меня на улицу, затем посадил в экипаж и захлопнул дверцу.
        — Из экипажа ни на шаг. Ирвин за тобой присмотрит. Ирвин!
        Появился кучер, торопливо пряча в карман пальто серебристую фляжку и утирая губы.
        — Головой отвечаешь за Камиллу. Следи, чтобы она не смела возвращаться в
        дом.
        — Джаспер, погодите! — крикнула я с досадой, но он уже ушел.
        Потянулись томительные минуты ожидания. Я не могла усидеть на месте. Вышла на улицу и принялась бродить рядом с экипажем под зорким взглядом кучера.
        Время приближалось к полуночи. После душного смрада мастерской Крипса и бальных залов свежий воздух пьянил. Похолодало, но мороза я не чувствовала. От мучительной тревоги стало дурно. Я до боли сжимала пальцы и вглядывалась в мрачный особняк и отблески света, падающие на грязный снег. Долетавшие пронзительные аккорды звучали криками о помощи.
        Истомившись, принялась кругами ходить вокруг экипажа. И вот, когда в очередной раз завернула за угол, на плечо легла тяжелая рука и низкий голос пророкотал в ухо:
        — Почему вышла наружу?
        Голова закружилась от облегчения. Я развернулась и уткнулась прямо в грудь Джасперу. Не помня себя от радости, обняла его и прижалась. От неожиданности он пошатнулся и чуть не выронил из-под локтя книги.
        Подняла голову и призналась:
        — Умирала от страха за вас.
        По его мягкой усмешке стало ясно, что ему был приятен мой порыв и моя радость. Ладонь на плече скользнула выше, к шее. Я осмелела и вновь прижалась щекой к его груди и тут же отпрянула, ужасаясь собственной безрассудности, юркнула в экипаж, откинулась на спинку и закрыла в изнеможении глаза.
        Экипаж покачнулся, хозяин тяжело опустился рядом, постучал по крыше, и экипаж тронулся.
        Джаспер коснулся моей руки и отметил:
        — Ты дрожишь и замерзла.
        От пережитого меня действительно била крупная дрожь. Не открывая глаз, я поинтересовалась:
        — Как вам удалось убедить Крипса отдать книги? Что он сказал, когда увидел
        вас?
        — До смерти перепугался. Завтра уберется из Аэдиса навсегда. Я собираюсь рассказать об увиденном Совету Одиннадцати. Крипсу придется затаиться, если захочет сохранить жизнь.
        Я встрепенулась, открыла глаза и выпрямилась.
        — Крипе не оставит вас в покое. Разве не видите, он ненормален, как его сестра! От загнанной в угол крысы не стоит ожидать разумных поступков.
        Хозяин вздохнул.
        — У меня немало недоброжелателей, Камилла. Теперь одним больше.
        Затем глянул ласково:
        — Все прошло не так, как я рассчитывал, но ты вела себя очень храбро, Камилла. Больше тебе не придется подвергать жизнь опасности. Теперь книги у нас, завтра займемся ими. Скоро возня с дневником Кастора закончится. Ты немало настрадалась за последние месяцы. Я позабочусь, чтобы дальше твоя жизнь стала спокойной и безоблачной. Послушай: вдова моего старого друга живет в небольшом городке на юге империи. Ей нужна компаньонка. Это тихое, спокойное место. Жители выращивают тюльпаны, боготворят художников и певцов, не жалуют магию и редко пользуются дарами демонических слуг. Уедешь вместе с отцом и станешь жить так, как захочется.
        Тон его был мягок и полон сочувствия, но сердце пронзила щемящая боль. Он хочет отослать меня с глаз долой. Я отодвинулась и уставилась в окно. Остаток пути прошел в молчании.
        Когда прибыли в «Дом-у-Древа», Джаспер направился к входу в башню. Я последовала за ним, шатаясь от изнеможения, но почувствовала себя бодрее, когда вдохнула свежий, лесной воздух, который теперь наполнял башню.
        Джаспер поднялся в кабинет, бросил книги на стол, тяжело опустился в кресло и, казалось, только теперь заметил меня.
        — Почему не пошла к себе? — поинтересовался устало, — Второй час ночи. Ты измучена. Иди спать.
        — Я желаю услышать правду о Барензаре, господин Дрейкорн, — ответила я с отменной вежливостью.
        — Твое любопытство не может подождать до утра?
        — Нет, господин Дрейкорн.
        Не отвечая, хозяин поднялся с кресла и направился к лестнице. Я бросилась за ним: так просто он от меня не отделается. Он остановился, посмотрел с раздражением, а затем сообщил:
        — Мне нужно прилечь. Ты что, собралась со мной в спальню?
        Отступил от лестницы на шаг, насмешливо склонил голову и сделал приглашающий жест:
        — Прошу. Пожалуй, не настолько я устал. Но если пойдешь со мной, будет не до разговоров, обещаю.
        Когда я поняла, что он имел в виду, задохнулась от возмущения, — хотя сердце предательски заколотилось, — и произнесла с обидой:
        — Не стоит шутить, господин Дрейкорн. Это не пустое любопытство. Я не знала, что и думать, когда увидела вас в том состоянии. Что бы с вами стало, не разбей я зеркала?
        — Пришел бы в себя через пару минут, — последовал небрежный ответ, — Я живу с этим больше десяти лет и знаю, как справиться с присутствием Барензара.
        Потрясающая самоуверенность!
        Неожиданно он сдался. Отошел и опять опустился в кресло. Лицо хозяина приобрело угрюмое, мрачное выражение, на лоб набежали морщинки.
        — Хорошо. Слушай. Представь, что ты находишься в застенках палача. Каждый день проводишь в тоскливом ожидании. Ждешь, когда явится твой мучитель и начнет терзать с изощренной жестокостью. Ты не знаешь, когда он придет — через день, через месяц или через год. Но он всегда приходит. Обещает могущество и власть, если покоришься и сделаешь то, что он требует. Ты не веришь обещаниям. Догадываешься, что, уступив, обречешь себя на ужасную участь. И вот, когда ты ждешь помощи и поддержки от друзей и близких, они приходят и начинают выговаривать тебе за глупость и упрямство. Хуже — восхищаются, что тобой занялся сам верховный имперский палач. «Какая неслыханная честь!» — говорят они. Просят передать палачу заверения в преданности, умоляют познакомить с ним, попросить об одолжении, похлопотать за них. Называют его твоим незримым покровителем и верят, что ты получаешь от него всяческие блага.
        Я слушала в недоумении.
        — Мой «незримый покровитель», мой палач — демон высшего легиона, который явился ко мне во время ритуала десять лет назад и назвался Барензаром. Его присутствие отличалось от присутствия других демонов. Оно было куда сильнее, выносить его я мог с трудом, поэтому сразу поверил, что на вызов явился потерянный архонт. Демон заявил, что я — идеальный сосуд. Уверял, что подобных не встречал ранее. По его словам, инквизитор Аурелиус ничего не стоил по сравнению со мной.
        И я опять поверил. Контакт с демонами мне дается легче, чем остальным теургам. Демоны всегда приходят на мой зов, легко понимают мои приказы и всегда им подчиняются. Барензар сообщил, что посвятит меня в тонкости истинного ритуала слияния. Уверял, что опасности нет, я приобрету невиданные способности, бессмертие и могущество. Словом, плел то же самое, что когда-то нашептывал инквизитору Аурелиусу.
        Но я — не инквизитор Аурелиус. Уже тогда обязанности теурга тяготили меня. Я был тщеславен, но не настолько, чтобы поверить обещаниям Барензара. Я столкнулся с завистью и непониманием. Никто не разделял мой страх — ни отец, ни верховные теурги, ни император. Они немного отрезвели лишь тогда, когда я назвал им жертву, которую Барензар потребовал за ритуал слияния. Потребовал он ни много ни мало, как возвести на жертвенный алтарь моего собственного отца, лорда-архивариуса Клаудиуса Дрейкорна.
        Но Барензар не отступил, и вот уже больше десяти лет он преследует меня. Каждое его посещение мучительно. Стараясь избавиться от него, я начал изучать природную магию. В империи это запрещено, потому что демонам она не по вкусу. Есть предположение, что ритуал слияния прошел для инквизитора неудачно, потому что среди жертв, возведенных на костер в Ночь Углей оказался Альдо Торквинус, хозяин Ирминсула, источника природной магии.
        Правда, я не преуспел в этом запретном искусстве. Теургам не дано овладеть природной магией: слишком близко мы общаемся с существами из другого мира. Кое- что я умею, но не больше чем простые трюки, которые проходят довольно болезненно. Но от природной магии страдает лишь тело. От магии демонов страдает разум и душа.
        — Но почему зеркала и дым?
        — Демоны не имеют физической сущности и невидимы большинству людей.
        Когда они отвечают на зов теургов, мы видим ослепительный свет. Он словно сжигает изнутри, рвет на части. Чем сильнее демон, тем мучительнее чувство. Чтобы справиться с ним, нужны годы подготовки. Иногда у высших демонов достает силы, чтобы играть частицами дыма, каплями тумана или воды, складывать их в подобие образа. Тогда их присутствие ощущается особенно сильно. И они могут являться в зеркалах, показывают человеку отражение его воспоминаний, чувств и эмоций. Чернокнижники иногда используют зеркала в ритуалах, чтобы добиться лучшего контакта с демонами. В особняке есть специальная комната, думаю, ты видела ее — «Обитель зеркал и дыма». Мой преследователь Барензар использует каждую возможность. Поэтому уже больше десяти лет я стараюсь обходиться без зеркал, не покидать дом в туманную погоду и не сидеть возле дымящих каминов.
        Рассказ Джаспера поразил до глубины души. Я испытывала острую жалость. В голове крутилась тысяча вопросов. Хотелось узнать больше о том, что произошло много лет назад. Как он использует природную магию, чтобы совладать со своим палачом? Если к нему приходит Барензар, кто приходит ко мне? Другой высший демон? Арбатель, Валефар или некая иная потусторонняя сущность?
        — Это ужасно, Джаспер, — признала я порывисто, — все эти годы вы живете в аду. Не представляю, какие силы нужны, чтобы с этим справиться. Почему не рассказали мне об этом раньше?
        — Не все больные любят говорить о своих болезнях, — последовал сухой ответ, — Ия думал, тебе будет противна мысль, что демон всегда рядом, причем не простой бес-лакей. Архонты сильны. Мы почти ничего о них не знаем.
        — А он всегда рядом с вами? Я никогда не видела подле вас демоническую тень.
        — Не знаю, — пожал плечами Джаспер, — в последние годы он появляется не часто. Архонты — не бес-лакеи. Они могут оставаться незримыми, когда им это нужно. Но довольно!
        Джаспер поднялся с кресла, подошел, сложил руки на груди и посмотрел пристально. Он умел выглядеть грозно, и мне стало не по себе.
        — Теперь твоя очередь рассказывать.
        — О чем? — поинтересовалась я настороженно.
        — Как удалось уничтожить зеркала. Твоя природная магия. Откуда она у тебя? Это Ирминсул? Ты пробудила его, так?
        — Думаю, да, — ответила осторожно.
        — Расскажи, что произошло.
        Джаспер терпеливо ждал, пока я собиралась с мыслями, не зная, с чего начать. Навалилась безумная усталость и апатия. Я помотала головой, стараясь взбодриться, но неожиданно зевнула и потерла глаза.
        Джаспер засмеялся и покачал головой.
        — Прости, Камилла, — произнес он примирительно, — я милосерднее, чем ты, и не буду настаивать. Мы откладывали это разговор десятки раз, отложим и теперь. Завтра побеседуем спокойно, не торопясь. Как же мне жаль, что подверг тебя испытаниям, что пришлось пережить сегодня!
        Он взял меня за руку и заставил разжать пальцы. Кожа на них покраснела. Джаспер прищелкнул языком:
        — С природной магией нужно уметь обращаться. Тебе крепко досталось.
        Бедная, храбрая Камилла!
        Наклонился, поднес ладонь к губам и осторожно поцеловал. Прикосновение его горячих губ было легким, невесомым, но показалось обжигающим, и принесло такое мучительное наслаждение, что я судорожно вздохнула; по телу пробежала дрожь.
        Он отпустил руку не сразу: легко сжал, провел пальцем по запястью.
        — Иди к себе, — произнес ласково, — уже глубокая ночь. Завтра займемся книгами Крипса.
        Это последние тома из утраченной библиотеки. Я рассчитываю найти в них оставшиеся страницы дневника, в которых будет рассказана правда о ритуале слияния и почему он не удался в полной мере тогда, когда им воспользовался инквизитор. Тайна, которую так хочет узнать император. Ему не терпится первым получить могущество высшего демона. Не перечесть, сколько раз он умолял меня договориться с Барензаром и выведать этот секрет у него.
        На следующий день я поднялась кое-как, чувствуя себя разбитой. И все же сочла утро прекрасным: очередное испытание позади, я жива, встречаю новый день дома, а не пленницей спятившего теурга. Есть чему радоваться!
        Я решила обойтись чашкой кофе в каморке в библиотеке, но по пути меня перехватил дворецкий и сообщил, что господин Дрейкорн велел накрыть поздний завтрак на двоих в малой гостиной и приглашает к нему присоединиться.
        Возможности провести с хозяином какое-то время наедине обрадовала, и я поспешила вниз со всех ног.
        Утро было тихое и неяркое. Ленивое зимнее солнце заливало комнату бледно- желтым карамельным светом, играло в стеклах шкафов и на столовых приборах, отчего малая гостиная выглядела по-весеннему, несмотря на то, что за окном медленно опускались редкие снежинки.
        Джаспер сидел за столом, разложив бумаги, в которых я узнала переписанные мной листы дневника инквизитора, и изучал их с выражением мрачным и глубоко озабоченным. Я тихо поздоровалась, не зная, в каком настроении хозяин пребывал сегодня: встретит приветливо или же сердито.
        Однако он улыбнулся так, что в душе моментально рассыпались искры счастья. Он был несомненно рад меня видеть.
        — Сегодня предстоит немало дел, Камилла, — сказал он вместо приветствия, — Хотел просить Эрину разбудить тебя, но передумал: тебе был нужен отдых. Кошмары не мучали?
        — Нет, господин Дрейкорн.
        Он поморщился и махнул рукой.
        — Вчера ты называла меня по имени. Пусть так и будет. Слишком много мы пережили вместе, чтобы соблюдать формальности. Подойди сюда: вот книги, которые я получил от Крипса. Пора узнать, не была ли наша опасная вылазка бесплодной. Ты видишь символ Кастора?
        Я наклонилась над стопкой из трех книг. Книги были изрядно потрепанные, липкие от плесени. Не без труда я разобрала название на верхнем томе: «Жизнеописание инквизитора-понтифекса Борга, нареченного Книгоненавистником, составленное в назидание юношества, с приложением кратких поучений». Символ отыскался во всех трех книгах; я заложила нужные страницы закладками. Джаспер удовлетворенно кивнул.
        — Надеюсь, дело идет к концу.
        Я села за стол и принялась расправлять салфетку, бросая на хозяина быстрые взгляды. С удовольствием рассматривала знакомые черты, отмечала каждое привычное движение: как он склоняется над книгой и черная прядь падает на крутую бровь, как он постукивает в задумчивости пальцами по столу и откидывается на спинку стула с непринужденной грацией, присущей немногим мужчинам. В последнюю неделю оставаться с Джаспером без посторонних мне доводилось нечасто; я упивалась каждым мгновением.
        Теперь, когда я знала правду, стала понятна свойственная ему сдержанность и некоторая угрюмость. Неудивительно, что он стремился убраться из Аквилии как можно скорее; вероятно, далеко за морями демон-мучитель оставлял его в покое.
        Если бы только Джаспер позволил мне сопровождать его в странствиях!
        Я опустила глаза и погрузилась в мечты, настолько смелые, что дыхание участилось, а лицо начало гореть. Когда вновь глянула на Джаспера, обнаружила, что он отложил бумаги и смотрел на меня со странным выражением.
        — Вчера выдался непростой день, — заявил он, — мы заслужили отдых. Предлагаю вечером выбраться в город, когда покончим с бумагами. Не обещаю сомнительных развлечений, наподобие тех, которым ты предавалась в трущобах вместе с Шер, но в столице есть немало интересных мест. Согласна провести вечер в моем обществе?
        — С удовольствием, Джаспер — призналась я, — Мне всегда интересно с вами, куда бы мы ни отправились — хоть в склеп с демонами, хоть в логово безумного теурга.
        — Не преувеличивай. Пока везде, где мы бывали вместе, тебе приходилось несладко. Разве этого ты заслуживаешь? Такой девушке требуется совсем другое.
        Мысли о предстоящем развлечении радовали недолго. Через минуту дверь отворилась и впустила незваную гостью. Это была баронесса Мередит. По своему обыкновению внизу она дожидаться не стала и сразу прошла дворецким. Пикерн нарушений этикета не терпел, и скрыть свое негодование не потрудился: скорбно поджал губы и задрал подбородок.
        Джаспер встретил баронессу учтиво, но без особого радушия. В моем приветствии радушия было еще меньше. «Принесла ее нелегкая!» — думала я с горьким разочарованием.
        Баронесса изящно устроилась на предложенном стуле и согласилась на чашку кофе. Сегодня она была в простом светлом платье для визитов, но обойтись без магических украшений не смогла. На прекрасных руках и шее висели клубки беспрестанно извивающихся змей. Теург-ювелир обладал немалой фантазией, но дурным вкусом. Он допустил серьезный просчет: взял для украшения светлый металл, а тела змей сделал тонкими и веретенообразными, отчего они походили на гадких белесых червей.
        Я поднялась, намереваясь уйти к себе, но баронесса снисходительно произнесла:
        — Останьтесь, милое дитя! Джаспер, ты показываешь пример истинной демократичности: позволяешь помощнице сопровождать тебя на бал, и даже разделять с тобой завтрак. Прогрессивно и современно! Я решительно настроена подражать тебе. Верных слуг стоит иногда вознаградить: ненадолго приблизить к себе, дать почувствовать прелесть изысканного общества. Это прививает им вкус и желание совершенствоваться. Заодно можно научиться изящным манерам. Верно, милая? — обратилась ко мне баронесса.
        Я слащаво улыбнулась:
        — Такой урок пойдет вам на пользу.
        Баронесса вздернула брови в насмешливом недоумении и перевела взгляд на Джаспера.
        — Камилла! — Джаспер нахмурился, сделал страшные глаза и едва уловимым движением головы приказал сесть. Я молча послушалась, жалея, что позволила себе уколоть высокомерную гостью. Хозяин не раз упрекал меня за дерзость и был прав.
        Джаспер тем временем урезонил баронессу:
        — Камилла не служанка, Ленора. Она моя правая рука и близкий человек. Камилла, не принимайте слова баронессы к сердцу. Она повторяет то, что твердят светские болваны вокруг нее.
        Выговор баронессу не смутил. Она отвернулась и принялась болтать о вчерашнем приеме, мило улыбаясь и касаясь руки Джаспера. Меня сразил приступ ревности. Горло сжалось, в грудь точно раскаленные уголья засыпали. Я остервенело комкала салфетку и не знала, куда девать глаза.
        — Я принесла удивительную новость, Джаспер, — азартно поведала баронесса,
        — Крипе поспешно уехал этим утром. Сел на пакетбот до Лудджера и отбыл. Не ответил на приглашение заседания Совета Одиннадцати, не явился в Адитум, бросил мастерские и клиентов. После такого успеха! Никто не знает, что произошло.
        Впрочем, вчера я заметила: что-то его тревожило. Отвечал невпопад, радовался, что император так и не смог почтить прием своим присутствием. Странно! Собираюсь навестить его сестру, но от Крессиды будет мало толку: говорят, в последнее время бедняга совсем сдала.
        Мы обменялись с Джаспером понимающими взглядами. Гостья продолжала трещать:
        — Спрашивается, кто же закончит висячую оранжерею?! Я успела побывать в «Гептагоне», чтобы забрать полигера. Но представь: его нет в виварии. Дворецкий рассказал, что Крипе продал полигера, кому — неизвестно. Я всегда говорила, что Крипе — жулик, каких поискать. Так меня надуть!
        Я подалась вперед. Джаспер поспешно отвел глаза и сделал непроницаемое лицо. Он безусловно что-то знал о таинственной пропаже рогатого льва!
        — Есть еще причина, почему я приехала. Слышала, ты скоро уезжаешь.
        — Возможно.
        — Милый Джаспер, мне невыносима мысль о новой разлуке! — баронесса трагически задрала подбородок. Змеи на ее груди повторили жест, разом подняв плоские головы. Выглядело это забавно, но мне было не до смеха.
        — Поэтому решила: поеду с тобой, — баронесса отставила чашку. Змеи на запястьях закопошились быстрее, словно уловив волнение хозяйки.
        Хозяин насупился и нелюбезно сообщил:
        — Исключено. Это торговый рейс.
        — Пустяки. Доктор советует сменить климат: почему бы мне не отправиться на «Гончей»? Только представь: мы с тобой, посреди моря…
        — На корабле нет той романтики, которую ты себе представляешь. Кроме того, мой капитан не любит пассажиров. Да и с чего ты вдруг воспылала желанием не расставаться со мной?
        — Ты знаешь почему, Джаспер, — последовал многозначительный взгляд.
        Я уткнулась в чашку. Это становилось невыносимым. Но испытания мои еще не подошли к концу.
        В гостиной появился дворецкий и сообщил, что прибыл курьер с важными бумагами из сената. Джаспер извинился и вышел. Я осталась в гостиной один на один с неприятной мне женщиной.
        Как только дверь закрылась, с гостьей произошла удивительная метаморфоза. Красиво причесанная голова угрожающе наклонилась, взгляд заледенел, томная улыбка пропала. Баронесса разглядывала меня исподлобья несколько мгновений, а затем с недобрым любопытством поинтересовалась:
        — Хотелось бы знать: что ты за птица, маленькая помощница лорда- архивариуса?
        Я была настолько обескуражена вопросом, что растерялась и промолчала. Но ответа моя утонченная собеседница не ждала:
        — Сначала я не придала значения твоему появлению. Нынче девушкой- секретарем никого не удивишь. Впрочем, от меня не укрылось, что Джаспер привязался к тебе больше, чем следует. Тобой интересовались Крипе и канцлер.
        Тогда я решила навести справки.
        Я напряглась так, что заныла спина.
        Баронесса замолчала и многозначительно постучала длинными черными ногтями по столу. Змеи на ее браслете подпрыгивали при каждом движении пальцев, беспорядочно двигались, словно пытались разорвать наложенные на них чары. Одна змея выскользнула из клубка, упала на стол и, судорожно сокращаясь, поползла по скатерти.
        — И вот, когда я выяснила твою подноготную, встревожилась не на шутку.
        Менее подходящей особы рядом с теургом второго ранга сложно представить! Ты — бывшая послушница общины Отроков Света. Вы считаетесь крайне неблагонадежными личностями. Ранее на вас не обращали внимания, но времена меняются. За призыв к расторжению пакта с демонами нынче отправляют на жертвенный алтарь. Как знать, не связана ли ты, ко всему прочему, с Убийцами Магии? Идеи у вас схожие. Достаточно одного маленького доноса…
        — К чему вы клоните? — проговорила я непослушными от волнения губами, — что вам за дело до меня и моих идей?
        Баронесса ответила не сразу. Взяла чашку, поднесла к губам, сделала пару глотков, и лишь потом заговорила:
        — До тебя, милочка, мне нет никакого дела. Я беспокоюсь о Дрейкорне. У него много недоброжелателей. Ты можешь стать еще одним поводом для обвинений в нелояльности. Его враги могут стать твоими, но и ты, в свою очередь, можешь навлечь на Дрейкорна беду. Взяв тебя в дом, он совершил ошибку. Пора тебе вернуться в общину как можно скорее.
        Я сжала губы и потупила глаза. На столе среди приборов беспорядочно металась потерявшаяся змея. Бледно-серебристое тельце длиной не больше трех дюймов слепо тыкалось в блюдца, било хвостом, завивалось штопором, словно оказалось на раскаленной плите и испытывало ужасные муки. Это было всего лишь демоново творение, лишенное жизни, но я содрогнулась.
        — Не вам это решать, — наконец парировала я, сдерживая дрожь в голосе, — я останусь подле Джаспера, пока ему нужна. Он нанял меня, и свою часть договора я выполню.
        — Джаспер, ну надо же! Какая фамильярность! Понимаю, уезжать тебе не хочется: где еще ты найдешь такого щедрого покровителя? Мне известно, что он подарил тебе альфина. Позаботился о твоем отце… что еще? Готова поклясться, что даже это платье куплено на его деньги.
        От предположения баронессы стало мерзко.
        — Я не содержанка! — возмутилась я, — С господином Дрейкорном меня связывают отношения иного рода.
        У баронессы загорелись глаза, крылья орлиного носа раздулись, лицо выразило крайнее удивление.
        — Иного рода? — повторила она, словно не в силах поверить услышанному. —
        Ты рассчитываешь на что-то большее? Куда катится наш мир! Эти новомодные прогрессивные тенденции до добра не доводят. Низшим классам категорически нельзя потакать. Подумать только — девчонка без роду-племени замахнулась на теурга, чьи предки служили еще при дворе императора Тебальта! Интересно, Дрейкорн знает об этих нелепых притязаниях? Мне следует срочно поговорить с ним, убедить избавиться от тебя до того, как ты начнешь докучать ему глупостями.
        Я чуть не застонала.
        — Вы не так поняли! Господин Дрейкорн посмеется над вашими словами.
        Баронесса равнодушно пожала плечами и покрутила чашку в руке, словно желая увидеть в тягучей гуще мое будущее. Судя по сладкой улыбке баронессы, было оно неприглядным.
        — Я допускаю, что твой хозяин не захочет меня слушать. Он бывает упрям без меры: взять эту историю с незримым покровителем. Порой Дрейкорн ведет себя странно. Не понимает, что пойдет ему на пользу. Поступим так: ты исчезнешь сама и как можно скорее. Не желаю видеть тебя подле Джаспера. Откажешься — и я обращусь к вигилантам из полиции Метрополии. Неблагонадежность — серьезное обвинение. Подумай об отце и друзьях из общины. Им тоже придется предстать перед экзекуторами.
        Баронесса резким движением, не глядя, поставила чашку на стол. Тяжелое фарфоровое дно опустилось на голову змейки, корчащейся на скатерти. Раздался неприятный хруст, кончик хвоста дернулся, судорожно выпрямился и замер.
        Баронесса досадливо цокнула языком:
        — Пропал браслет. Какая жалость — он обошелся в две жизни смертников!
        Я вскочила, не в силах сдерживаться. Баронесса медленно поднялась, насмешливо глядя на меня сверху вниз.
        От волнения и испуга меня понесло:
        — Я расскажу господину Дрейкорну, что вы мне угрожали.
        — Он поймет, что я защищаю его интересы. Я сумею надавить на него и добиться своего.
        — Считаете, что на господина Дрейкорна можно надавить? — в запале поинтересовалась я. — Сдается, ума у вас не больше, чем у этих демоновых червей на вашей шее.
        Баронесса хищно улыбнулась так, что мороз пробрал по коже. Клубок змей на ее шее пришел в неистовство, распутался и повис неопрятным комком.
        — Невоспитанная, глупая простолюдинка, — вынесла вердикт баронесса, — безродная дрянь.
        Мы стояли друг против друга, скрестив гневные взгляды, и Джаспер, который вернулся в комнату в этот момент, был немало удивлен открывшейся перед ним сценой.
        — Твоя помощница перешла все границы, Джаспер, — сообщила баронесса, принимая образ смертельно оскорбленной аристократки с мастерством, которому позавидовала бы актриса императорского театра, — говорила дерзости. Следует немедленно от нее избавиться.
        Джаспер бросил на меня озадаченно-подозрительный взгляд, затем раздраженно поинтересовался:
        — Что за бред, Ленора?
        — Ты знаешь меня давно, Джаспер, — спокойно проговорила баронесса, — она же служит у тебя лишь пару месяцев. Подумай и сделай правильный вывод.
        Баронесса повернулась и стремительно вышла из комнаты. Джаспер последовал за ней, и лицо его выражало сильную досаду.
        Я села за стол и обхватила руками голову; от пережитого била дрожь.
        Меня унизили и напугали. Я не смогла сдержать гнева и нагрубила. С каждой секундой волнение росло, и когда Джаспер вернулся, я была в состоянии, близком к истерике.
        Когда я увидела его, сердце упало: глаза хозяина метали молнии, губы сжаты в жесткую линию, между бровей залегла глубокая складка.
        — Будь любезна, расскажи, что произошло, — потребовал он. — Ленора уверяет, что ты вела себя возмутительно.
        — Баронесса считает, что мне не место в этом доме. Хочет, чтобы я уехала. Угрожала, обещала донести вигилантам, — призналась я неохотно. Обида жгла сердце; я страдала при воспоминании об унизительном разговоре и решила, что хозяин, чего доброго, возьмет сторону своей любовницы. Выслушивать упреки и оправдываться желания не было.
        Джаспер глянул недоверчиво.
        — Ленора бывает вспыльчива и болтает чушь. Угрозы — пустое. Не относись к ним серьезно. В любом случае, через пару месяцев ты сможешь уехать из Аэдиса и навсегда забыть о неприятностях, которые тебе пришлось пережить в столице.
        Я вспыхнула. Он серьезно настроен отослать меня! Не за что винить баронессу: все ее слова были правдой. Мне не место рядом с ним. Он принадлежал другому сословию, другой жизни и другой женщине. Задыхаясь от волнения, я напомнила:
        — Срок моего договора истек неделю назад. Продлять вы его не стали. Зачем ждать два месяца? Уеду завтра. Сегодня перепишу для вас последние страницы, а утром отправлюсь к отцу.
        — Что за новости, Камилла? — поразился Джаспер. — В общине тебе делать нечего. Госпожа Ивонет сможет принять тебя только весной. Еще не все улажено. Нужно приобрести дом для твоего отца, если он поедет с тобой…
        — Еще один дом для отца? — возмутилась я. — Право, это лишнее. Хотелось бы знать, какова сумма моего долга в данный момент?
        Джаспер вспылил.
        — Дался тебе этот долг! Деньги — самое малое, чем я могу отблагодарить тебя.
        — За что? Я делала то, для чего меня наняли. Все указано в договоре. Ваша щедрость переходит все границы. Мне неприятно чувствовать себя обязанной. В конце концов, я вам никто и вы мне никто. Нужно четко определить, в какой срок и как я буду возвращать все суммы… хочу рассчитаться как можно скорее.
        Досада и разочарование слепили, заставляли произносить несправедливые, обидные слова. Сердце колотилось, в груди словно стальное лезвие прокручивалось, разрывая внутренности.
        Лицо Джаспера все больше темнело, в глазах появился нехороший красноватый блеск.
        — И как ты собираешься это сделать? — поинтересовался он холодно.
        — Какая вам разница? В конце концов, я всегда могу обратиться к чернокнижникам. Они не откажутся приобрести у меня несколько лет жизни, — выпалила я и тут же пришла в ужас от сказанного. Я проиграла битву с собственными эмоциями, и мои верные союзники — здравый смысл и выдержка — покинули меня окончательно и бесповоротно.
        На лице Джаспера появилось такое страшное выражение, что я перепугалась до смерти.
        — Да что у тебя в голове творится, хотел бы я знать? Как такое… — вопросил он громогласно, но я не дослушала, повернулась и бросилась наутек.
        — Вернись немедленно!
        Скорым шагом я неслась прочь, Джаспер нагонял: ноги у него были куда длиннее моих, и двигаться он мог быстро, как опытный охотник. Я устремилась к своей каморке в библиотеке. Она запиралась изнутри; стоило отсидеться, пока хозяин не прекратит бушевать и пока я не смогу рассуждать здраво.
        Как вихрь пролетела по коридору, слыша за спиной гневные окрики. Горничная проводила нас удивленным взглядом. У библиотеки стоял Пикерн; когда я приблизилась, он услужливо распахнул для меня дверь, и тут же захлопнул перед носом хозяина — это дало секундное преимущество.
        Не помогло: дверь тут же со стуком отворилась, и Джаспер настиг меня у входа в каморку, когда я уже понадеялась на успех.
        Схватил за плечо и развернул. Я вскрикнула от неожиданности, но он не обратил на это внимания. Прижал к закрытой двери, наклонился, обжигая свирепым взглядом, и принялся страстно, со вкусом отчитывать. Он произносил строгие, правильные слова о вспыльчивости, неблагодарности, отсутствии у меня здравого смысла так далее, и тому подобное.
        Я не слушала: смотрела, не отрываясь, как двигаются его красиво очерченные, жесткие губы. Скользила взглядом по острым скулам, впалым щекам, узкой полосе черной поросли, тенью лежащей на квадратном подбородке; с трепетом заглядывала в глаза с расширенными зрачками, на дне которых словно пламя кипело.
        Стыд и обида поблекли и растворились в волнении иного рода.
        В голове помутилось; не помня себя, я качнулась вперед, обвила руки вокруг его шеи и заставила замолчать исступленным поцелуем.
        Джаспер содрогнулся, как от разряда электрической банки, затем попытался выпрямиться. От растерянности я не разжала объятий, поэтому пришлось подняться на цыпочки и тесно прижаться к его твердой груди.
        Шли секунды; мы не двигались. Толчки о грудную клетку учащались, усиливались, но я не могла понять, чье сердцебиение слышу — мое или его. Губы хозяина были мягкие, горячие, и ожидаемо имели вкус кардамона.
        На поцелуй он не ответил.
        В голове пронеслась тысяча мыслей. Решила: он удивлен, растерян и собирается меня оттолкнуть.
        Я поставила себя в ужасную ситуацию.
        Разжала руки, дала им скользнуть по его шее, медленно отстранилась, уставилась на пуговицу на сюртуке. Широкая грудь под черным сукном поднималась и опускалась, как кузнечный мех. Мои щеки пылали, душу разрывали нежность и отчаяние.
        — Какое безрассудство, — произнес он тихо, охрипшим голосом. Кончиками пальцев коснулся моего подбородка: пришлось поднять голову и посмотреть ему в лицо. Его взгляд пылал; я судорожно вздохнула. Жесткая ладонь переместилась с подбородка на щеку, большой палец медленно провел по нижней губе, затем надавил, заставляя приоткрыть рот. Я подчинилась: голова закружилась, ноги задрожали.
        Внезапно его лицо оказалось рядом, и в следующий миг он накрыл мои губы требовательным, глубоким поцелуем, совсем не похожим на тот, неуклюжий, что я подарила ему минуту назад.
        Его ладонь скользнула на затылок, другой рукой он крепко прижал меня к себе, будто изнемогал от нетерпения и страсти. Я потеряла счет минутам, полностью растворилась в нем, в его дыхании, крепких объятиях, откровенных поцелуях и прикосновениях, которые становились все настойчивее.
        Краем сознания отметила, как часы в гостиной пробили полдень. За дверью библиотеки прошли люди: я услышала голос Кассиуса, который что-то спрашивал у дворецкого. Реальность вторглась и разрушила чары. Вдруг я осознала, что Джаспер отпустил меня и медленно, словно борясь с собой, отстранился.
        — Камилла, — прошептал он; от звука его низкого голоса бросило в дрожь. Я привстала на цыпочки и скользнула губами по его шее, там, где к подбородку поднимался тонкий белый шрам. Провела рукой по щеке, изучая черты, коснулась виска, запустила пальцы в густые волосы.
        — Довольно, Камилла, — продолжал он, отступив на шаг. — Мы забылись, потеряли голову. Я с трудом держу себя в руках. Еще немного, и уведу тебя наверх и уже не смогу остановиться. Потом будем оба жалеть.
        Я не понимала, о чем он толкует.
        — Я не буду ни о чем жалеть, Джаспер, — произнесла еле слышно. — Прошу, не отталкивай меня. Позволь мне любить тебя.
        Он вздрогнул и мягко отвел мои ладони.
        — Нет, Камилла. Сама не понимаешь, чего просишь. Это безрассудно. Опасно. Это… это глупость.
        Меня как холодной водой окатило. Я отскочила на шаг, не веря ушам.
        — Глупость?! — к глазам подступили слезы. — Что ты делаешь со мной, Джаспер? Почему ласкаешь, в другой миг отталкиваешь? Я так поступаю с альфином, когда он забывается и начинает портить мне прическу. Я для тебя как ручной зверек, верно?
        Было мучительно стыдно. Пришлось закрыть глаза, чтобы перевести дух и не видеть его изумленного лица.
        — Что ты несешь, Камилла? Конечно, ты не ручной зверек. Ты много для меня значишь. С самых первых дней нашей встречи мне хотелось… неважно. Прошу, успокойся. Все это крайне неразумно.
        — Что тут понимать, — я приложила ладонь к горящим, припухшим от его поцелуев губам и побрела к выходу, не оглядываясь. Щеки пылали, а сердце рвалось на части.
        Джаспер меня не окликнул и остановить не попытался.
        Глубокой ночью, когда я, наконец, задремала на промокшей от слез подушке, приснился странный сон. Он перенес меня в новое тело. Было оно гигантским и неуклюжим. Мои ноги уходили глубоко в землю, голова возвышалась над крышей «Дома-у-Древа». Тысячью глаз я одновременно видела грубые камни кладки, комки земли и бархатный купол неба, расчерченный призрачными армиллами Астрариума.
        Я видела покои в башне. Видела Джаспера в его спальне. Он лежал одетый, на неразобранной кровати, в позе человека сраженного смертельной усталостью или отчаянием: одна рука вытянута вдоль тела, другая согнута в локте над головой. Я видела его сразу с нескольких сторон, одновременно сверху, слева и справа. Это было так странно, что во сне у меня закружилась голова.
        Мне хотелось приблизиться к Джасперу и коснуться его широкой груди, но мое человеческое тело осталось на кровати в комнате на третьем этаже, а новое было неподвижной частью башни. Ничего не оставалось, как молча наблюдать, прислушиваться к мерному дыханию. Мое человеческое сердце охватили нежность и горечь.
        Но к этим чувствам неожиданно примешалась ненависть, какой не довелось испытать не одному человеку. Эта была чужая ненависть, беспощадная и страшная. Она принадлежала первобытному существу, которое стремилась уничтожить другое существо, опасного противника, посягнувшего на его территорию.
        Темнота словно сгустилась вокруг тела спящего, затянула его в непроницаемый кокон, затем расползлась в стороны чернильными сгустками. Противник был рядом, смело приблизился и дразнил. Ненависть усилилась стократ, и направлена она была не только на существо, явившееся из другого мира, чтобы уничтожить мой собственный, но и на человека, с которым оно было связано.
        Джаспер вздрогнул и сел; теперь дыхание его было прерывистым, на висках выступила испарина. Широкая ладонь смяла и рванула ворот рубашки. Затем Джаспер опустил руки, стиснул кулаки и настойчиво прошептал неясные слова; кокон тьмы медленно расплелся на мириады отдельных нитей и неохотно растаял.
        Джаспер встал, сделал несколько шагов и рухнул в кресло. Откинулся на спинку, крепко потер лоб, вздохнул и закрыл глаза. Напряжение на его лице сменилось тяжелой грустью. Он сидел неподвижно, но постепенно его черты смягчились. Вновь что-то прошептал, но уже без гнева; кивнул, словно соглашаясь с самим собой, на губах появилась уверенная улыбка.
        Но ненависть не уходила. Я боролась с ней, пыталась по капле выдавить присутствие существа, которое словно срослось со мной, сдавило грудь тяжелыми деревянными объятиями. Мало-помалу удалось взять верх: чужие глаза начали слепнуть один за одним, образ спальни померк. Щека почувствовала влажную ткань подушки, ноздри втянули привычный аромат лаванды и мебельного воска. Я кое-как отбросила одеяло и села, задыхаясь. Отголоски нечеловеческой злобы сдавливали горло. Подчиняться чужой воле и переживать навязанные чувства оказалось невыносимо страшно. Неужели то же самое испытывал Джаспера, когда к нему являлся его жестокий незримый покровитель? Дерево Ирминсул, которое, как я теперь убедилась, было тесно связано со мной, оказалось ничуть не милосерднее.
        Вскочила, бросилась к окну и распахнула тяжелую дубовую раму. В комнату ворвался ледяной воздух. Я подставила ему лицо и стояла, пока не онемела кожа.
        Несмотря на беспокойную ночь, утром встала с ясной головой. Долго размышляла о том, что привиделось. Следовало поговорить с Джаспером, но при одной мысли о встрече с ним грудь сжимали ледяные тиски. Моя отвергнутая любовь превратилась в глубокую печаль, которая словно едкой кислотой разъедала душу. Тогда я стала думать о случившимся отстраненно, словно все происходило не со мной. Это не мое сердце разбито. Это какая-то другая глупая девушка призналась Джасперу в ненужной ему любви. Та девушка не имеет ко мне никакого отношения. Сегодня я другой человек, с другими заботами и устремлениями. Я успокоилась и оставалась холодной и безучастной ровно до того момента, когда подошла к дверям кабинета и услышала голос Джаспера. Он беседовал с управляющем и даже засмеялся в ответ на шутку.
        Сердце совершило кульбит, ноги стали ватными и сами собой понесли прочь.
        Я сбежала в нежилое восточное крыло и пару часов в смятении бродила по пыльным коридорам, пока хозяин не явился искать потерявшуюся помощницу. Он хлопал дверями и звал меня. Его оклики — сначала спокойные, потом сердитые, затем умоляющие — заставляли меня корчиться от стыда. Я малодушно не откликнулась, ускользнула через лестницу для прислуги на кухню, и сидела там до обеда, пока не узнала от кухарки, что хозяин уехал.
        Я привыкла считать себя храброй. Оказалось, зря. Одно дело — смотреть в лицо опасности, совсем другое — в лицо мужчине, который в ответ на признание в любви оттолкнул тебя и назвал твои чувства глупостью.
        Нехотя побрела в библиотеку. В доме было тихо, и тишина звучала, как красноречивое молчание недовольного человека. На столе в своей каморке нашла пять тонких пожелтевших листов — последние страницы дневника инквизитора — и записку: «Не прячься. Нужно поговорить».
        Принялась за работу, но надоевшие слезы опять потекли по щекам, усыпали страницу, и чернила расплылись. Взять себя в руки удалось лишь два испорченных листа спустя.
        В текст старалась не вчитываться, хотя уже достаточно владела староимперским, чтобы понять, о чем шла речь. Шла она о вещах столь неприятных, что перо мое не раз дрогнуло.
        Инквизитор скрупулезно описывал детали ритуала слияния с демоном: нужное расположение светил на небосклоне, особенности вхождения в транс, состав благовоний. Предпочтительные пути умерщвления жертв: нож, огонь, либо медленное удушение. Точки вхождения лезвия в тело. Способ разведения жертвенного костра. Символы на платке для удушения. Формула вызова, длинная и непонятная.
        Я переписала последние слова, но перо еще долго парило над бумагой: я не решалась поставить точку. Точка означала не просто конец документа — конец целого периода моей жизни. Завершена работа, ради которой меня оставили в «Доме- у-Древа». Лорду-архивариусу Джасперу Дрейкорну помощница больше не требовалась.
        Последнюю страницу украшал сложный, искусно выписанный орнамент. Поколебавшись, взялась копировать и его. Теперь не узнать, зачем инквизитор Аурелиус решил поместить его на страницу. Возможно, как и я, бездумно разрисовывал бумагу, оттягивая момент наступления переломных событий.
        Аккуратно сложила листы в папку и встала. Сердце опять заныло, тишина в особняке давила, воздух казался тяжелым, пыльным. После недолгих раздумий решила выбраться на прогулку.
        Оделась, вышла к парадной лестнице, но тут хлопнула дверь, потянуло холодом, раздались голоса: вернулся хозяин. С ним были Кассиус и стряпчий Оглетон. Я отпрянула, надеясь остаться незамеченной, но не успела.
        — Камилла! — властно произнес Джаспер, и его низкий голос гулко прокатился по холлу.
        Я замерла, обреченно дожидаясь, когда хозяин поднимется быстрым шагом. Он встал на ступень ниже и крепко схватил меня за запястье, словно опасаясь, что я сбегу. Я содрогнулась: впервые за последние недели его прикосновение не принесло удовольствия.
        Джаспер выглядел усталым, черты заострились, под глазами залегли тени. Я догадалась, что он провел остаток ночи бодрствуя, но взгляд его был твердым, веселым, немного беспокойным, как у человека, принявшего сложное решение.
        — Попалась, наконец! — произнес он с облегчением. Горло вновь сжалось от невыносимой обиды.
        Джаспер заметил мое пальто и сурово поинтересовался:
        — Куда собралась? Неужели прямиком на вокзал?
        — Всего лишь на прогулку, господин Дрейкорн, — пробормотала я, каменея.
        — Отлично. Пойду с тобой. Нам нужно поговорить. Подожди здесь: передам Оглетону бумаги и вернусь.
        Я кивнула, пряча глаза. Он вгляделся в мое лицо и тихо произнес:
        — Знаю, я обидел тебя. Прости. Годы игры с Барензаром научили меня владеть собой, но когда дело касается тебя, все укрепления рушатся. Я был изумлен, растерян и оттого резок. Забыл, что ты мало знаешь обо мне и можешь сделать неправильные выводы. Я не умею находить верные слова, когда говорю с тобой.
        — Пожалуйста, не стоит об этом, — испугалась я. Говорить о вчерашнем не хотелось, но неожиданное признание заставило смягчиться.
        Джаспер наклонился, будто хотел коснуться губами моего виска. Я поспешно отвернулась.
        Мимо прошли Кассиус и Оглетон. Стало неловко, что они видели нас в этот момент. Кассиус взглянул с веселым любопытством, и, кажется, подмигнул. Оглетон мазнул совершенно равнодушным взглядом.
        Джаспер, наконец, отпустил руку и, наказав ждать, ушел. Поколебавшись, я решила ослушаться и выйти на крыльцо. Внезапно разболелась голова, остро захотелось оказаться на свежем воздухе.
        Пикерн ждал у двери, заложив руки за спину. Под его проницательным взглядом я поежилась.
        — Все в порядке, Камилла? — поинтересовался он, когда я приблизилась.
        — В полном, господин Пикерн, — уверила я его, покривив душой.
        Пикерн помолчал, затем озадачил неожиданным заявлением:
        — У него непростая жизнь, Камилла. Он держится молодцом, но бывают минуты, когда он уязвим. Не мерь его обычной меркой и не принимай необдуманных решений.
        Дворецкий произнес эту короткую речь строгим, дружелюбным тоном, каким обращался к дочери. Я растрогалась.
        Ответить не успела, потому что в этот момент в входную дверь поскреблись. Затем последовали несколько отрывистых звонков, коротких и неуверенных, как будто звонящий был слеп и искал кнопку на ощупь.
        Пикерн удивленно поднял бровь и взялся отпирать замок.
        — Как поздно принесли почту. И, кажется, почтальон опять пьян, — сердито вынес он вердикт, — завтра же доложу об этом окружному почтмейстеру.
        Воспользоваться смотровым устройством для обзора крыльца он не подумал, о чем, несомненно, пожалел секундой позже.
        Я стояла в стороне и не сразу увидела того, кто находился за дверью, но в том, что гость был нежеланным и более того — ужасным, — не оставалось никаких сомнений.
        Лицо Пикерна разом лишилось всех красок, глаза вылезли на лоб.
        — Вы… что? — только и успел проговорить он. Отшатнулся от прохода, словно за дверью вместо привычной пустынной улицы оказалась огненная бездна, неуверенно попятился и застыл.
        Вместе с порывом ледяного ветра в холл «Дома-у-Древа» ворвалась Крессида Крипе. Точнее, существо, которое раньше было Крессидой Крипе.
        Нога в черном узконосом ботинке шагнула на мраморный пол, слепо ступила вторая, выворачиваясь под странным углом. Крессида чуть пошатнулась, но ее неведомой силой приподняло на пару дюймов над полом и протащило вперед. Носы черных ботинок безвольно скребли по мрамору. Теургесса остановилась перед ошалевшим Пикерном, цепко ухватила его за подбородок скрюченными пальцами, приподняла и оттолкнула. Казалось, несильно, но дворецкого отшвырнуло на несколько футов. С глухим стуком он рухнул у подножия лестницы. Что с ним произошло дальше, я не видела: Крессида в мгновение ока переместилась ко мне и опустила костлявые руки мне на плечи.
        Инстинкт приказывал бежать, но ужас парализовал. Я уставилась в лицо Крессиде, машинально отмечая произошедшие в нем изменения.
        Ее кипенно-белая кожа покрылась тонкими трещинами, из которых сочилась кровь. Глаза стали бездонными и неживыми, зрачок превратился в вертикальную алую щель. Часть волос выпала, среди жидких черных прядей расползлись бледные проплешины.
        Крессида наклонила голову к плечу так, что нормальный человек свернул бы себе шею, по-собачьи клацнула зубами и заговорила. Ее губы еле шевелились, как у чревовещателя, но из судорожно сокращающегося горла доносились сразу несколько голосов.
        Опомнившись, я принялась вырываться.
        — Отроковица! — ласково прошипела Крессида — или тот, кто воспользовался ее телом. Другие голоса испуганно забормотали и стихли. — Прости, что пришел к тебе так… в этом несовершенном сосуде. Его время истекает, я спешу. Ответь мне, милая. Не пугайся. С тобой будет все иначе. Вот мое предложение. Оно тебе понравится. Твоя жизнь тяжела. Это мир ужасен. Ты хочешь изменить его? Ты сможешь изменить его. Послушай…
        Договорить демон не успел. Теургесса заскрипела зубами и приблизила свое кошмарное лицо. Оно менялось на глазах: трещины становились глубже, кровь бежала темными каплями, кожа начала высыхать. Крессида сжала губы, словно пытаясь запереть жуткий голос, замотала головой, делая над собой усилие. На миг глаза ее стали обычными, тело обмякло. Теперь Крессида цеплялась за меня не чтобы удержать, а чтобы не упасть самой.
        — Камилла! — прорвался ее собственный голос, жалобный и слабый. — Я ошиблась. О, теперь я знаю! Поздно… Послушай: не верь Джасперу. Он не скажет правды. Он захочет использовать тебя, как и Кордо.
        Ее голос слабел, давление ледяных ладоней становилось невесомее.
        Я слышала шаги: кто-то бежал к нам. Сильная рука оттолкнула меня; Джаспер крепко взял одержимую за подбородок, рывком притянул ее к себе, заглянул в глаза и мягко позвал:
        — Крессида!
        Его голос был одновременно полон гнева и жалости. Одержимая зашипела и впилась ему в запястье острыми ногтями. Джаспер сжал пальцы крепче и принялся монотонно проговаривать незнакомые слова на староимперском.
        Тело Крессиды сокращалось в страшных корчах. Когда Джаспер пальцами другой руки вывел невидимый символ у нее на лбу, одержимая издала утробный вой.
        Тело ее словно засветилось изнутри. Джаспер отступил, и Крессида безвольно осела на пол. В немом ужасе я наблюдала, как ее кожа и плоть осыпались сухими чешуйками; миг, и на мраморном полу осталась кучка праха, над которым завихрились чернильные тени. Они потекли ко мне, но тут же растаяли без следа: иссяк источник, что удерживал их в этом мире.
        Дальше все было как в тумане. Мужчина громко переговаривались. Пикерн растерянно разводил руками, потирал затылок, морщась от боли. Меня усадили на кушетку в углу. Рядом опустился Кассиус. Его лицо было белым, как мел, кадык ходил вверх и вниз: он застал последние минуты Крессиды и его мутило.
        Прибыли полицейские: суперинтендант Тарден в сопровождении двух вигилантов — теургов, занимающихся делами, связанными с нарушением Пакта. Они задавали какие-то вопросы, я коротко отвечала. Мои ответы не нравились и со мной говорили сурово. Джаспер сделал за это суперинтенданту резкий выговор, и тот оставил меня в покое.
        Наконец, все ушли; Джаспер крепко взял меня под локоть и отвел в каморку в библиотеке.
        Усадил на стул, взял мои руки в свои и принялся растирать.
        — Совсем ледяные, — заметил он, — тебе нужно выпить что-то горячее. Сейчас принесу.
        — Не надо! — я испугалась, что он уйдет и оставит меня одну. — Со мной все в порядке. Что случилось… с ней?
        — Стала одержимой, — коротко ответил Джаспер. — Заигралась с демонами- ренегатами. Неизбежный конец.
        Он встал и прошелся по каморке, остановился у модели Небесных Часов, тряхнул головой, словно отгоняя непрошеные воспоминания, и глухо продолжил:
        — Мы были крепко дружны в юности. Крессида была решительной и амбициозной девушкой, и хотела добиться большего, чем ее знаменитый брат. Связалась с чернокнижниками, стала призывать демонов, нарушающих Пакт.
        — Зачем она делала это? Зачем они все делают это, если знают, что конец будет таким?
        Джаспер помолчал, собираясь с мыслями.
        — Зачем все люди отваживаются на новое? Изобретатель пороха погиб в своей лаборатории от взрыва, но другие продолжили опыты и научились укрощать огненную субстанцию. Изобретатель махолета разбился, когда испытывал свой механизм. Разбился и его ученик, и тот, кто взялся за дело после него. Раз за разом они отваживались покорить небо, не зная, к чему приведут их попытки. Так было всегда. Прогресс требует жертв. Есть люди, которые готовы идти на риск и приносить эти жертвы. Свою ли жизнь или чужую. С целью узнать новое или возвыситься над остальными. Не все могут угадать, к чему приведет новая ступень. Успех пьянит, люди становятся могущественными, но не мудрыми.
        Мы заключили Пакт с демонами, потому что рассчитывали покорить эту потустороннюю силу. Каждый теург надеется, что первым овладеет ей сполна. Это необыкновенное чувство, Камилла, когда демон подчиняется тебе и выполняет твои желания. Ты будто становишься всесильным, совершенным. В этот миг ты чувствуешь, что можешь получить все, что хочешь, изменить то, что раньше было неподвластным. Видишь и ощущаешь недоступное остальным. Отказаться от этого непросто.
        Джаспер вернулся к столу и сел напротив. Он был бледен. Прикрыл глаза и потер висок, как будто его мучила головная боль или застарелая печаль. Я вспомнила его страдания, которое открылись мне в странном ночном видении. Следовало рассказать о нем Джасперу, но было неловко признаваться в том, что я незваной проникла к нему в спальню и видела его в момент мучительной борьбы с собой. Я сопереживала ему всем сердцем. Обида забылась, хотелось обнять его и утешить. Отвести прядь, что падала на бровь, поцеловать высокий лоб. Я с усилием отогнала неуместный порыв и продолжила расспрашивать.
        — Вы тоже через это прошли?
        — Больше, чем остальные. Когда Барензар явился ко мне впервые, и я был так глуп и самонадеян, что ответил на его зов, он принялся испытывать меня. Соблазнял, показывал будущее. Играл моими воспоминаниями и чувствами. Показывал то, что может произойти с теми, кто мне дорог, если я откажусь. И показывал, что получу, если соглашусь. Могущество, которое поможет изменить мир и защитить тех, кто мне дорог. Заставлял переживать, словно наяву, восторг и черное отчаяние.
        — Он до сих пор проделывает это?
        — Нет. Я научился с ним справляться, но всегда боюсь, что в один прекрасный миг он застанет меня врасплох. Барензар хорошо изучил меня, но и я теперь понимаю демонов лучше остальных. Знаю, что приручить их не удалось. Они играют нами, преследуют собственные, неведомые нам цели, и цели эти не имеют ничего общего с благополучием людей. Исполняют условия Пакта до поры до времени. Они обещают, что теург, который отдаст свое тело высшему демону, безраздельно получит его силу, необходимость в жертвоприношениях отпадет. Но я этому не верю. Скорее, произойдет обратное: демоны получат безраздельную власть над людьми. Я пытался донести это до остальных теургов, но тщетно. Они требовали, чтобы я заставил Барензара раскрыть тайну ритуала Слияния, чтобы каждый из них — тот, кто чувствует в себе силы стать сосудом — мог повторить его, не превращаясь в одержимого. Сделать этого не удалось, и император поручил мне узнать секрет другим путем: найти потерянный дневник. Не знаю, что мы обнаружим в нем, но если инквизитор действительно описывает подлинный ритуал Слияния, я приложу все усилия, чтобы он не попал в руки
посторонних.
        — Когда это существо… Крессида… вошла в дом, она говорила со мной, — призналась я. — Это был тот же демон, что разговаривал со мной в склепе Тебальта и в зеркале в подвале Крипса.
        — Ты не ответила ему? — встревожился Джаспер.
        — Нет. Вы же предупредили меня…
        Джаспер помолчал, изучая мое лицо, затем медленно произнес:
        — В тебе удивительным образом сошлись многие качества. Ты родилась под редким расположением звезд. Прошла особую подготовку в общине. В тебе есть невероятная упорство, отвага, удивительная цельность и сила характера. Да, ты желанная добыча, как для нечистоплотных теургов, так и для демонов. Первые захотят возвести тебя на жертвенный алтарь, вторые — использовать как сосуд.
        — Что же мне делать? — растеряно поинтересовалась я.
        — Держаться подальше от магии и теургов, — жестко произнес Джаспер. — Демоны приходят лишь к тем, кто готов ответить на их зов, по собственному ли желанию, под давлением обстоятельств или из любопытства. Не стоит лишний раз попадать в их поле зрения. Однажды демон может заставить тебя ответить или принудит теурга помочь ему добраться до тебя.
        Внезапно я почувствовала смертельную усталость, и мне действительно в тот момент захотелось забыть о мире магии, демонах и коварном дереве Ирминсул раз и навсегда.
        Джаспер смотрел на меня непроницаемым взглядом и, казалось, ждал от меня каких-то слов. И я их произнесла:
        — Я подчинюсь вам, господин Дрейкорн. Уеду, когда скажете. Свою работу я закончила. Последние страницы дневника перед вами, в этой папке.
        По тому, как побелели его губы и затрепетали ноздри, я смутно догадалась, что мои слова его удивили, но не поняла, принесли они ему радость или огорчение. Он спокойно посмотрел на меня и произнес:
        — Хорошо.
        Затем взял папку, зажег светильник под зеленым абажуром и углубился в чтение.



        Глава 17 Небесная механика

        Джаспер неторопливо перекладывал страницы, вчитывался в мой неровный почерк, и лицо его становилось все мрачнее. Отложил последний лист, вздохнул, привычно побарабанил пальцами по столу. На мизинце сверкнул простой перстень с черным камнем, на котором был вырезан трехрогий полоз — знак рода Дрейкорнов.
        — Итак, эпопея с дневником инквизитора завершена. Мы потратили несколько месяцев, чтобы отыскать книги из библиотеки Филиона Кастора. Мы добывали их, рискуя жизнью. Своими волшебными глазками ты увидела скрытый магией текст и дала мне возможность прочесть его. И все оказалось зря. Описанный в нем ритуал Слияния точь-в-точь повторяет тот, что известен теургам со слов Кастора. Результат этого ритуала всегда один: человек превращается в одержимого и гибнет. Допустим, дело не только в ритуале, а в несовершенном сосуде. Однако в это слабо верится. Кроме того, Кастор признался в письме моему предку, что часть ритуала он утаил. Похоже, этим дневником он пустил всех по ложному следу. Облапошил императора и теургов, как болванов. Если есть еще страницы, я не знаю, где их искать. След теряется.
        — Что же теперь будет? — спросила я, поднимая взгляд от его красивых рук.
        Джаспер пожал плечами.
        — Со спокойной душой вручу дневник императору. Но все же… что, если все же существует описание подлинного ритуала, и оно спрятано где-то? Оно может попасть в чужие руки…
        Он опять взялся за последний лист.
        — Что это за узор, Камилла? Он есть на странице дневника?
        — Да, господин Дрейкорн. Думаю, инквизитор просто развлекался. Тянул время, перед тем как отправить на костер триста невинных жертв и вызвать демонов. Этот орнамент начертан карандашом, а не чернилами, как текст.
        — Любопытно. Странный рисунок. Что-то напоминает… посмотри: эти узоры похожи на символы, которые я видел на раке инквизитора в общине. Ты говорила, это наречие дракрид. Здесь что-то написано на дракриде?
        Я вгляделась в рисунок и поразилась: действительно, похоже. Затем покачала головой:
        — Нет, господин Дрейкорн. Символы не складываются в слова. И начертаны они иначе… все эти завитушки, росчерки… их не должно быть.
        — И все же попрошу: выпиши все символы, которые похожи на руны дракрида. Помнится, каждая обозначает слог?
        Я взялась за работу и вскоре протянула Джасперу страницу с выписанными в столбик рунами.
        — Отлично. Теперь напиши слоги, которые они обозначают.
        Едва я закончила, Джаспер выхватил листок и пробежал глазами. Я принялась рассказывать:
        — Каждая руна — это согласный звук и гласный. Всего рун двести пятьдесят две. Аксель Светлосердный — то есть, инквизитор, — написал на дракриде уклады общины, славословия, и формулы медитации, и…
        — Достаточно! Ну конечно! Как же ты не заметила?
        Он поднялся, поставил стул рядом с моим, сел, подвинул лист и ткнул пальцем в текст.
        — Читай вслух!
        — Хо, то, ко, ро, — послушно произнесла я, — ки, ни, гу, за, ко, ро, га, ла, за.
        — И что это означает?
        — Ничего. Какой-то бред.
        — Хотокоторо кинигу, закоро галаза, — повторил Джаспер, я невольно прыснула и призналась:
        — Похоже на ругательство на неведомом языке.
        — Глупая. Это общеимперский. Инквизитор — нет, скорее, любитель загадок Кастор, — использовал руны дракрид, чтобы передать звучание фразы: «Открой книгу, закрой глаза». Простой шифр. Фаракийский язык тоже слоговый, в нем используют похожий метод, когда пишут иностранные имена.
        Я ахнула.
        — Брат Борг! Но его фраза звучит иначе: «закрой книгу, открой глаза». Что хотел этим сказать Кастор?
        — Я догадываюсь, — медленно произнес Джаспер. — Идем!
        Мы вскочили, скорым шагом вышли в библиотеку и приблизились к каменному барельефу.
        Брат Борг, казалось, пучил на нас каменные глаза с некоторым беспокойством: «Что задумали, нечестивцы?»
        — Известно, что барельеф Книгоненавистника велел установить в библиотеке Филион Кастор, когда перестраивал дом, — пояснил Джаспер, — мы считали этой тонкой иронией.
        Джаспер принялся осторожно ощупывать глаза Борга и книгу, которые тот сжимал толстыми пальцами левой руки. Изнывая от нетерпения и любопытства, я нырнула под локоть Джасперу, чтобы лучше видеть. Он положил мне руку на плечо и велел:
        — Принеси нож.
        Я метнулась в каморку и принесла первый попавшийся нож для бумаги. Джаспер принялся осторожно соскребать слой податливого материала, который покрывал глаза и книгу на барельефе и был искусно замаскирован под камень. Сыпалась пыль, я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Наконец, брат Борг ослеп, а под обложкой книги показалась небольшая панель.
        — Помоги, Камилла!
        Джаспер перевернул панель — словно обложку книги закрыл, — положил мою руку сверху и велел надавить; сам запустил пальцы в каменные глазницы. Раздался скрип, барельеф приподнялся и отъехал в сторону.
        — Получилось! — я захлопала в ладоши.
        Джаспер осторожно достал из открывшейся ниши в стене небольшой листок бумаги.
        — Для меня он пуст. Что видишь ты?
        — Текст на общеимперском.
        — Прочти.
        Я с трепетом взяла в руки листок и прочла:
        — В неровный год Кровавого Меча, в день Теней, сложи четверть времени прошедшего с полуночи до сего времени с половиной от сего времени до полуночи, и прочие эфемериды укажи сообразно. Подпись: Небесный механик.
        Я спросила упавшим голосом:
        — Вы что-нибудь понимаете?
        Его глаза лукаво блеснули.
        — Даю шанс разгадать эту загадку тебе, как рожденной в день Теней.
        — Господин Дрейкорн! — притворно возмутилась я. — С этой задачкой, возможно, шутя справится любой столичный гимназист второй ступени. Но я всего лишь бывшая послушница общины, которая жила в глуши и не получила достойного образования — помнится, так вы отозвались обо мне в день нашей встречи.
        Джаспер скрипнул зубами и пробормотал:
        — Запомнила мои слова!
        — Каждое, — призналась я. — Еще вы тогда назвали меня незрелым, капризным существом с непредсказуемым поведением, и были тысячу раз правы.
        Джаспер вздохнул и хотел что-то произнести, но я продолжила:
        — И все же попытаюсь решить задачку Небесного механика. Зря, что ли, отец отправлял меня заниматься математикой к ученой даме из Олхейма два раза в неделю! День Теней — тридцать первое число месяца Тумана. Бывает раз в семь лет. Четверть времени от полуночи…
        Я бросилась к столу, села, схватила лист бумаги и карандаш. Джаспер встал рядом и наклонился: я почувствовала, как он подбородком коснулся моих волос и замерла на миг, но тут же продолжила писать. Наконец, победно протянула листок и произнесла снисходительно:
        — Обозначим буквой «а» время от полуночи до сего времени. Двадцать четыре минус «а»: время от сего времени до полуночи. Делим выражение на два, чтобы получить половину от сего времени до полуночи. Четверть времени прошедшего с полуночи до сего времени: делим «а» на четыре… готово уравнение. Ответ: девять часов тридцать шесть минут.
        Джаспер рассмеялся.
        — Когда я говорил те обидные слова, я еще не знал, что ты на редкость умна.
        Да и соображал я в тот день туго: очень болела голова от твоего меткого удара, и настроение было скверное.
        — Но год Кровавого Меча, эфемериды… я не знаю, что это такое, — призналась я.
        — В шифре указаны дата и время. Нужно узнать год. Год Красного Меча… Астрологи дают годам с необычным расположением звезд названия в честь важного события, которое произошло в этот год.
        Забрезжило воспоминание: алая полоса, похожая на вытянутый красный треугольник, рассекает темное небо…
        — Джаспер, я знаю, где найти ответ на эту загадку! Скорее в восточное крыло!
        — Подожди, зачем…
        Я нетерпеливо схватила его за руку и потянула. Он замолчал и повиновался. Почти бегом мы двинулись по коридорам, держась за руки; охваченная азартом, я забыла отпустить его ладонь. Неловкости не было. Мы вновь были напарниками в гуще нового приключения.
        Я привела Джаспера в заброшенную галерею и отыскала в стопке картин в углу ту, что изображала день сотворения Адитума.
        — Эта комета в небе похожа на окровавленный меч, не правда ли? Тут указана дата: второй год Эры Магии. Что, если это и есть нужный нам год? Он високосный?
        Джаспер засмеялся.
        — Да, Камилла. Так и есть.
        Я глянула на него с подозрением.
        — Вы знали это, верно? Стоило сказать об этом сразу, а не позволять тащить себя через весь дом.
        — Твое личико горело восторгом первооткрывателя, и я решил промолчать, чтобы подольше любоваться твоими порозовевшими щеками.
        Неуместное замечание я решила пропустить мимо ушей.
        — У нас есть год, число и время… для чего их указал Кастор?
        Мы глянули друг на друга и одновременно произнесли:
        — Небесные Часы!
        Пришлось опять бежать по длинным мрачным коридорам и запутанным переходам мимо угрюмых изваяний. Когда вернулись в каморку в библиотеке, Джаспер повел плечами и рассеянно заметил:
        — Здесь холодно. Нужно установить тепловоздушную трубу, чтобы ты не мерзла.
        «К чему? Я скоро уеду», — хотела я ответить, но промолчала.
        Мы застыли перед моделью Небесных Часов на стене. Она в точности повторяла украшавший небо над Аэдисом призрачный механизм.
        Тысячу раз я любовалась им, но обращала внимание лишь на главный циферблат, который показывал время, дату, год и праздники.
        Астрариум состоял из нескольких дисков. На каждом нанесены сотни символов: астрологические знаки, модели небесных тел, непонятные цифры…
        Джаспер пустился в объяснения:
        — Астрариум — уникальное изобретение. Он показывает не только год и время, но и движение солнца и фазы луны. Лунные и солнечные затмения. Движения пяти известных планет. Вот они: Гермаон, Пиройэс, Эосфора, Фаэтон и Кронос. Движения четрых периодичных комет. Календарные праздники и знаки астрологического пояса. Эта модель висит в библиотеке две сотни лет. Она встроена в стену, и снять ее непросто. Хотел разобрать и запустить ее, но руки не доходили. Полагаю, следуя указаниям Кастора, нужно выставить нужное число, время и прочие данные по эфемеридам.
        — Что такое эфемериды?
        — Эфемеридами называют небесные координаты планет на определенный период времени.
        — Выходит, нам нужно знать положения планет на тридцать первое число месяца Тумана, девять часов тридцать шесть минут.
        — Именно так. Их показывают Небесные Часы в нужный день и час.
        — Джаспер! — ахнула я. — Нам повезло. Сегодня двадцать восьмое число месяца Светорода. Нынешний год — неровный! В следующем месяце у меня день рождения. Настоящий, который у меня бывает лишь раз в семь лет. В этот день мы сможем посмотреть на Небесные Часы над городом, узнать все нужные расположения планет и выставить их на циферблате! Только нужно не упустить минуту… и только бы небо не было затянуто облаками. Месяц Тумана не зря носит такое название.
        Джаспер засмеялся.
        — Ты забываешь, чем я занимался все эти годы. Нам не придется ждать месяц, чтобы узнать нужные эфемериды. Когда я сбежал в море десять лет назад, стал картографом и штурманом. И, как и всякий теург, знаю астрологию. В кабинете есть все таблицы эфемерид на многие столетия. Мы узнаем нужные координаты планет прямо сейчас. Они меняются с каждым годом, и нынешние бесполезны. В твой день рождения мы не будем впустую торчать на улице, задрав головы к небу. Отметим его иначе.
        Я покраснела от сознания собственного невежества, а последнее замечание заставило растеряться.
        Мы поднялись в кабинет в башне. Джаспер нашел в шкафу и разложил на столе большой, богато иллюстрированный старинный атлас с волнующим воображение названием «Астрометрия, или трактат о движении небесных светил и тел, об их именах, восходах, заходах и приметах погоды, о знаках зодиака и восхождениях». За последние месяцы я повидала немало древних книг, но этот фолиант поражал. Цветные иллюстрации словно светились и казались объемными. С восторгом я рассматривала бесконечные таблицы в обрамлении удивительных картин: бородатые астрологи вглядывались в небесные сферы, полуголые мифические герои парили среди звезд, причудливые зодиакальные звери скалили пасти и били чешуйчатыми хвостами, бог ветра надувал круглые щеки, подгоняя одинокий корабль.
        Я провела пальцем по ряду цифр и воскликнула:
        — Как интересно! Хотелось бы мне понимать все эти тайны неба…
        — Обязательно научу тебя, — пообещал Джаспер. — С твоим умом ты сумеешь разбираться в них не хуже опытного небесного навигатора.
        Я смутилась: он опять говорил так, словно у нас было какое-то будущее.
        Тем временем он сунул мне в руки карандаш и лист и велел:
        — Выписывай.
        Джаспер объяснял, как найти нужные цифры, я следовала его указаниям и справилась.
        — Я же говорил, — улыбнулся он, — идем вниз. Настал момент истины. Сейчас узнаем тайну небесной механики Кастора.
        Подстегиваемые нетерпением, мы быстро вернулись в комнату в библиотеке. Я подошла к старинному механизму на стене и посмотрела на него со смешанным чувством страха и благоговения.
        — Приступим, — заявил Джаспер и принялся осторожно переводить неподатливые стрелки, подтягивать пружины и вращать циферблаты. Наконец, символы планет, астрологические знаки и цифры встали на нужные места.
        Ничего не произошло, но через миг что-то щелкнуло, Астрариум басовито зажужжал, диски и стрелки принялись лихорадочно вращаться. Раздался треск, посыпалась пыль, лязгнул скрытый механизм. Часть стены задрожала и бесшумно скользнула в пазах. Показалась невысокая железная дверь, в которой чернела скважина треугольной формы.
        Джаспер удивленно присвистнул, затем достал свою отмычку.
        — Непростой замок, — пробормотал он. — Придется повозиться.
        — Не нужно. Я знаю, где ключ.
        Джаспер пробуравил меня глазами и сказал:
        — Ну конечно. Сдается, ты знаешь все тайны этого дома лучше меня. Успела везде сунуть нос. И где же этот ключ?
        — Нужно вернуться в башню.
        — Как Кастору не надоело бродить туда-сюда, когда он прятал свой секрет, — брюзжал Джаспер, пока мы поднимались на галерею, заходили в башню и спускались на первый этаж в мастерскую, — что за неугомонный был старикан! Умудрился провернуть свое дельце под носом приставленных к нему вигилантов.
        Я указала на люк:
        — Нам нужно попасть в жертвенный зал. Понадобится фонарь.
        — Любопытно, — прищурился Джаспер и одним движением поднял крышку люка. — Пока у меня два вопроса: как тебя занесло в жертвенный зал и что ты там обнаружила. Но это не последние вопросы, которые хочется тебе задать.
        Предвкушаю интересный разговор. На этот раз ты от него не отвертишься.
        Я уверенно прошла по железной лестнице — уже в четвертый раз. Джаспер шел за мной, храня гробовое молчание, от которого стало неуютно.
        Мы обогнули жертвенный алтарь и подошли к лазу, который вел в пещеру под корнями Ирминсула.
        — Нам туда.
        — Камилла, — прорычал Джаспер, — немедленно рассказывай все. Зачем ты забиралась в сток для крови?
        — Это сток для крови с алтаря? — я поежилась. — Хорошо, что я этого не знала, когда попала сюда в первый раз почти два месяца назад.
        Джаспер застонал.
        — В первый раз? Был еще и второй? И третий? Сколько всего?
        — Я расскажу, — торопливо пообещала я, — но сначала спустимся. Хочу кое-что показать.
        — Мне будет сложно пролезть туда.
        — Да, лаз для вас тесен, — признала я. — Тогда ждите здесь.
        — Еще чего!
        Джаспер вернулся в мастерскую, принес ломик и сумел убрать каменную кладку в верхней, самой узкой части стока, затем принялся осторожно спускаться. Я последовала за ним в черноту пещеры; Джаспер подхватил меня за талию. Отпустил не сразу: прижал к себе и зловеще прошептал на ухо:
        — Какие еще маленькие тайны ты скрываешь? Не удивлюсь, если ты на досуге решила сразиться с самыми страшными порождениями магии Темного Века, наподобие «костяного ежа».
        — Почти угадали, — я вырвалась из его рук, — может, не с самыми страшными, но самыми противными. Тут было гнездо диппур. Я их прогнала.
        — Что? — Джаспер навис надо мной, но я торопливо отошла к расщелине в дереве, вытащила шкатулку и вручила ему. Он покачал головой, открыл крышку, вытащил ключ, повертел его в руке, затем угрюмо потребовал:
        — Выкладывай. И не вздумай ничего утаить, не то запру здесь на пару недель на хлебе и воде.
        Я принялась рассказывать. Джаспер прислонился к стволу и слушал, не перебивая.
        Когда поведала о ящиках в виварии и голосах неизвестных людей, он крякнул и выругался вполголоса. Я разобрала две фразы: «беспечный старый олух» и «наглые бездельники». Джаспер был раздосадован, но не удивлен, из чего я сделала вывод, что о проделках Убийц магии в собственном доме он знал.
        Когда рассказывала о дереве и том, что пережила в подвале и в своих странных снах, он на миг прикрыл лицо ладонью и отчетливо скрипнул зубами. Когда я закончила, Джаспер произнес преувеличенно спокойно:
        — Ты знала, когда диплуры защищают гнездо, они смелеют настолько, что могут разорвать человека?
        — Нет, господин Дрейкорн.
        — Помнишь, я говорил, что дерево Ирминсул может быть опасно?
        — Да, господин Дрейкорн. Но я узнала это от вас лишь после того, как…
        — Ты видела мою парадную флотскую форму? К ней прилагается отличный ремень из толстой телячьей кожи.
        — Что? — растерялась я.
        Джаспер рявкнул:
        — Хочу выпороть тебя, чтобы неделю сидеть не могла и навсегда забыла, как лезть туда, куда не следует!
        Я возмутилась.
        — Не перегибайте палку, господин Дрейкорн. Ничего страшного не произошло. Зато теперь у нас есть ключ!
        Он промолчал и пошел к лазу, что-то бормоча. Я различила несколько ругательств, которые, как я подозревала, относились ко мне. Когда поднялись в мастерскую, он в сердцах произнес:
        — Беру свои слова обратно. Оказывается, в то утро после нашей встречи я на редкость хорошо соображал. Незрелое существо с непредсказуемым поведением. Точнее подметить нельзя.
        Я сильно обиделась и насупилась. Джаспер вздохнул и принялся отряхивать древесную труху и землю, которая осталась на моих волосах и одежде после путешествия по узкому лазу. Я покорно стояла, опустив голову, пока его ладони небрежно скользили по моему телу, и вздрогнула, когда они крепко сжали мои плечи. Джаспер примирительно проговорил:
        — Прости. Последние недели я беспокоюсь о тебе постоянно. Когда ты не рядом, каждую минуту думаю, что ты делаешь в этот момент и не навлекла ли на себя новую беду. Ты умудряешься находить опасность на свою голову везде. Сколько раз ты могла пострадать из-за своего любопытства и безрассудства! Обещай, что никогда в жизни не будешь действовать наобум, не посоветовавшись со мной.
        Его голос был полон сожаления и тревоги. Я воспрянула духом: уже дважды он просил у меня прощения за один день.
        — Обещаю, — легко согласилась я.
        Джаспер уже шел к выходу; ликуя, я поспешила следом.
        Ключ легко вошел в скважину, после одного оборота замок щелкнул. Джаспер открыл дверь и нетерпеливо заглянул в скрывающийся за ней мрак.
        — Пойду туда один. Жди здесь.
        Я фыркнула, взяла со стола фонарь и решительно двинулась к проходу. Джаспер нагнал меня и отобрал фонарь.
        — Как понимаю, ты останешься, только если тебя привязать. Впрочем, это вряд ли поможет: полагаю, ты освободишься от пут так же легко, как и от кандалов. Хорошо. Идем.
        За дверью скрывалась узкая лестница вниз. Она казалась бесконечной. Поначалу я считала покосившиеся ступени, затем сбилась. Джаспер шел впереди, пригнув голову. Мы спустились намного ниже подвала с корнями дерева Ирминсул, а лестница не кончалась.
        Наконец, последняя неустойчивая ступенька чавкнула под ногами, и мы попали в низкий зал. Холодная тьма затянула, как черная болотная жижа. И дух здесь стоял торфяной, древний. Луч фонаря был одинок и жалок. Джаспер поводил им туда-сюда: удалось разглядеть низкий арочный потолок, каменные стены, жертвенный стол из грубо отесанного валуна, три железных светильника. Мутно моргнули треснувшие стекла в шести высоких зеркалах. Мне было неуютно, моему бесстрашному хозяину
        — любопытно. Отвернувшись от зеркал, он спокойно заглянул в чашу каждого светильника и произнес:
        — Удивительно, здесь даже осталось масло. Две сотни лет!
        Джаспер достал зажигалку и подпалил фитили. Масло затрещало, повалил едкий дым. Плеснули неяркие блики, заставили черные тени подернуться оранжевой рябью, отпрянуть и заплясать в углах. Щеки коснулся призрачный ком паутины, я чуть не взвизгнула.
        — Выходит, это и есть тот самый древний ритуальный зал, в котором прятались от вигилантов церкви Благого Света чернокнижники домагической эпохи, чтобы проводить ритуалы, — решил Джаспер. — Именно здесь инквизитор Аурелиус тесно познакомился с демоном Арбателем. Странное чувство — я десятый Дрейкорн, который владеет этим домом, и внезапно узнаю, что ни я, ни мои предки не знали и половины его секретов. Посмотри, там, на алтаре — что это?
        На пыльной каменной поверхности в окружении костей жертвенных петухов и неряшливых кучек черных перьев лежали несколько листов бумаги, скрученных в тугую трубку и перевязанных кожаным шнурком. Джаспер нетерпеливо сорвал шнур, развернул бумагу и посветил фонарем.
        — Последние страницы дневника. Мы их нашли. Скорее наверх. От этого подземелья у меня мурашки по коже.
        Подъем занял немало времени. Когда мы, задыхаясь и щурясь, вышли в каморку, Джаспер тщательно замкнул дверь и задвинул часть стены с часами на место.
        — Идем в мой кабинет, — приказал он.
        Я со вздохом оглядела себя и попросила:
        — Хотелось бы сначала умыться и переодеться, если позволите. Да и вам не помешало бы — посмотрите на свой костюм. Плесень, труха… а на щеке у вас сажа.
        — А у тебя в волосах паутина и мертвый паук. Поиск тайн по подвалам — грязное дело. Постарайся не задерживаться.
        Мог бы и не подгонять — хоть я устала, но управилась быстро: наскоро умылась, переоделась и поспешила в башню.
        После сырых подвалов приятно было вернуться в теплый кабинет с его старинной мебелью и благородными витражами. За окном сгустились сумерки, тихо гудели желтые калильные лампы в медных оправах. Стены были словно вытканы узором теней, которые отбрасывали ветви заточенного в камень дерева.
        Джаспер был наверху; я прошлась вдоль полок с позолоченными корешками книг, рассеянно взяла в руки и покрутила тяжелый медный компас. На душе было неспокойно.
        Раздались шаги, спиральная лестница задрожала. Появился Джаспер, застегивая на ходу ворот рубашки. Кивнул мне и прошел к узкому антикварному шкафу у окна.
        — Ну и денек выдался, — пожаловался он, открывая резную дверцу и доставая бутылку темного стекла. — Непростой, но важный. Завершился многомесячный поиск дневника инквизитора. Следует это отпраздновать. Откроем бутылку фаракийского. Заодно помянем несчастную Крессиду, да примет ее Свет.
        Я поморщилась. Приключения последних часов заслонили утреннее событие, но теперь оно встало в памяти во всех жутких подробностях.
        — Нет, благодарю.
        Джаспер пожал плечами и налил себе бокал.
        — Как хочешь. Пью за тебя, Камилла. За твои удивительные глаза, которые видят сокрытое, за твою храбрость и безрассудство.
        Я порозовела от удовольствия, улыбнулась, расположилась за столом и взяла пожелтевший листок. Текст на нем писала та же рука, что и послание с загадкой, которое мы извлекли из тайника за барельефом брата Борга.
        Джаспер сел рядом и прочел первые строки вслух:
        «Те, кто признают демонов благодетелями этого мира, ошибаются во многих отношениях. Я, Филион Кастор, прозванный Небесным механиком, стал тем, кому открылась правда, в год, когда несчастный мой учитель и покровитель Аурелиус отверг Свет и призвал Тьму в этот мир. Однако не он был первым, к кому явились демоны, назвавшие себя архонтами Арбателем и Барензаром; первым был я, и ко мне первому обратились они с предложением соединить земное и неземное. Считая меня более совершенным сосудом, чем Аурелиус, и ненавистником рода людского, коим я действительно был в те годы, они открыли мне подлинные свои цели, надеясь, что совпадут они с моими, и обещали взамен многое.
        Подлинная цель демонов такова: когда архонт получит совершенный сосуд, он обретет силу забирать жизни мира сего, и не нужны ему более будут ритуалы и теурги, что выступают ныне посредниками и отдают им жизни жертв.
        Демоны не прельстили меня, но отговорить от необдуманного поступка своего учителя я не сумел. И тогда сокрыл я от своего учителя часть подлинного ритуала Слияния, который привожу здесь…».
        — Вы видите этот текст? — поразилась я.
        — Да. Он не спрятан магией. Позволь-ка…
        Джаспер отставил бокал и забрал страницы. Пока он читал, я устало подперла голову рукой и смотрела на него: занятие это мне никогда не надоедало. В мыслях царил разброд, и мне было совершенно все равно, что написал на пожелтевших листках Небесный механик двести лет назад. Время от времени я поглядывала на черные ветви и ствол, выступающие из дальней стены: теперь я постоянно чувствовала присутствие в башне безмолвного недоверчивого наблюдателя.
        Джаспер отложил листки и произнес угрюмо:
        — Так и думал. Как только высший демон получит подходящее тело, он сможет самостоятельно забирать жизненные силы людей и питать ими подчиненных ему сущностей низших легионов. Они обещают человеку-сосуду бессмертную жизнь и могущество, право миловать и обрекать на смерть. Сами же будут использовать людей как домашний скот. Соблюдать пакт демоны, разумеется, не будут, потому что и так смогут получить, что им нужно.
        — Звучит ужасно.
        — Так и есть. Наш мир обречен, если описанный здесь ритуал Слияния удастся провести.
        — Следует рассказать об этом Совету Одиннадцати и императору, — предположила я, — они должны понять…
        — Нет. Среди теургов немало твердолобых недоумков, которые непогрешимо верят во Второй Пакт и чистые намерения потусторонних существ. Нет гарантии, что кто-то из них не попробует рискнуть…
        Джаспер вновь взял бокал, рассеянно пригубил и задумался.
        — Как вы поступите, Джаспер?! — взволновалась я.
        — Отправлю этот листок в камин. Туда ему и дорога. Но здесь есть еще одна прелюбопытнейшая вещь… никогда о таком не слышал. Кастор описывает еще один ритуал… с помощью которого можно изгнать архонта из этого мира если не навсегда, то надолго.
        Я заинтересовалась:
        — Изгнать из нашего мира так, чтобы он не мог вернуться долгое время?
        — Именно.
        — Но ведь это то, что вам нужно! Вы проведете изгнание, и Барензар оставит вас в покое. Кроме того, — воодушевилась я, — можно изгнать Валефара, и тогда империя будет жить по-другому!
        — Да ты радикалка, — невесело усмехнулся Джаспер. — Как ты себе это представляешь? Если исчезнет Валефар, уйдут и подчиняющиеся ему демоны. Пакт будет расторгнут. В империи воцарится хаос и разруха. Две сотни лет мы привыкли полагаться на потустороннюю силу. Демоны дают нам все: энергию, оружие, повседневные удобства и предметы роскоши. Власть и мощь.
        — Пора империи вспомнить о других вещах, кроме власти. И разве повседневные удобства и предметы роскоши стоят той цены, которую приходится за них платить?
        — Я знаю людей, которые одобрили бы твои взгляды. Убийцы магии, например. Впрочем, я тоже готов поддержать тебя.
        — Тогда сделайте это! Избавьтесь от своего преследователя и избавьте империю от Валефара!
        Джаспер покачал головой.
        — Пожалуй, это крайнее средство. Видишь ли, для этого требуется начать подлинный ритуал Слияния. Умертвить нужное количество жертв… а затем, когда демон-архонт начнет вливаться в сосуд, этот сосуд — в данном случае, я, и этот момент принципиальный — должен провести особый обряд. Сосуд приносит в жертву самого себя. Совершает ритуальное самоубийство. Представь, что произойдет, если налить в глиняный кувшин расплавленный металл и кувшин лопнет? Металл прольется, и собрать его обратно невозможно. Так и демон: он утратит свою силу, когда его сосуд добровольно расстанется с жизнью. Будет истощен настолько, что не сможет больше присутствовать в этом мире. Он отправится в свое незримое царство, а я на тот свет. На такой самоотверженный поступок я не готов, как и жертвовать ни в чем не повинными людьми, чьи жизни потребуются для ритуала изгнания.
        Я была потрясена настолько, что не могла вымолвить ни слова, лишь накрыла на миг ладонью руку Джаспера.
        — Никто не должен совершать такой поступок, — произнесла я упавшим голосом. — Выходит, демоны непобедимы. Ваш незримый палач будет преследовать вас до конца жизни.
        Джаспер мимолетно улыбнулся.
        — Не все так ужасно. Во-первых, Барензар являет себя, только когда у него есть для этого силы. Вероятно, он получает их от чернокнижников, которые тайно проводят запрещенные ритуалы. Во-вторых, когда я нахожусь далеко от Аквилии, демон добирается до меня крайне редко, когда астрологические карты заморских небес складываются нужным образом. В-третьих, демоны не любят природную магию. Мне она плохо поддается, но все же иногда получается обуздать Барензара с ее помощью. В четвертых… кое-что изменилось.
        Джаспер помолчал и твердо добавил:
        — Раньше я убегал от своей напасти. Смирился и терпел. Но я собираюсь найти способ укротить моего докучливого преследователя раз и навсегда. Теперь у меня ради чего — ради кого — стремиться к этому.
        Я пытливо посмотрела на него, замирая от горячей радости и надежды. Нет, вовсе не ради Леноры Мередит собирался он искать решение!
        — И ты можешь противостоять потусторонним сущностям, если научишься ладить с Ирминсулом, — внезапно заявил Джаспер.
        — Почему дерево выбрало меня? — задала я вопрос, который мучил меня давно.
        — Потому что я прогнала диплур? Спасла его?
        — Камилла, ты совершила глупый и храбрый поступок, но уверяю: магические паразиты исчезли не из-за твоего пахучего средства. Их изгнало само дерево, когда проснулось. Полагаю, оно откликнулось тебе потому, что ты ничего не хотела взамен. Пожалела его бескорыстно. Две сотни лет теурги пытались возродить Ирминсул, но их цели были ему не по душе. Теперь дерево дает тебе доступ к источнику природной магии. Хочешь научиться им пользоваться?
        — Как это сделать?
        — Связь становится сильной каждый раз, когда ты утрачиваешь контроль над собой — в минуты сильного волнения, гнева или во сне. Я могу ввести тебя в транс. Ты попробуешь управлять силой, что дает Ирминсул.
        — Хотите сделать со мной то, что делают теурги с жертвой перед тем, как убить ее на алтаре? Мне это не нравится, — призналась я. — Но я согласна.
        Джаспер глянул на меня испытующе и встал.
        — Хорошо. Идем наверх. Тебе следует лечь.
        Мы поднялись по лестнице. В спальне было свежо, горел одинокий неяркий светильник, круглые стены затянула темнота, потемневшие стекла оконного витража рассыпали разноцветные искры. Едва уловимо и горько пахло смолой. Высокие старинные часы стучали тихо и грозно, словно вели последний отсчет.
        Я покорно следовала указаниям Джаспера. Испытывая неловкость, расположилась на его высокой кровати полулежа, опираясь спиной о подушки. Ветви Ирминсула нависали узорчатым пологом, их тени оплели меня невесомой паутиной.
        Кровать оказалась мягкой, ноги и спина гудели от бесконечных хождений по дому, и я с удовольствием позволила себе расслабиться и прикрыть глаза. Что за изнурительный день, и конца ему не видно!
        — Не спать, Камилла! Соберись. Нас ждет интересный эксперимент.
        — С удовольствием променяю его на горячий омлет с сыром, — пробормотала я.
        — Близится время ужина, а беседы с одержимыми, решение запутанных загадок и спуски в подвалы здорово разжигают аппетит.
        — Много времени это не отнимет. Приступим.
        Я вздохнула и открыла глаза. Джаспер сел рядом, положил одну ладонь мне на шею и нащупал пульс, другой коснулся виска, и его горячие прикосновения заставили сердце биться быстрее. Джаспер почувствовал это и истолковал мое волнение по- своему:
        — Не тревожься, Камилла. Никакой опасности нет. Небольшое путешествие за грань. Ты можешь испытать неприятные ощущения или даже боль, однако они будут существовать лишь в твоем воображении и исчезнут, как только ты это поймешь. Мы все боимся неизведанного, но наш долг изучить его, превратить в знакомое, привычное. Не противься ему, уступи, дай войти в сознание. Встреть его спокойно и уверенно. Я буду твоим проводником и твоим маяком. Почувствую, если тебе будет плохо или страшно, и тут же приду на помощь. Прошу, доверься. Посмотри мне в глаза.
        Как наяву встало передо мной лицо несчастной Крессиды и прозвучал ее голос: «Не доверяй Джасперу, он захочет использовать тебя». Я отмахнулась от видения: слова эти были не более чем уловкой демона, занявшего ее тело.
        — Я верю вам, Джаспер, — произнесла я.
        Тихим, низким голосом, от которого мурашки побежали по коже, он произнес несколько фраз на староимперском. Его лицо изменилось, стало мрачным, глаза смотрели остро, зрачки сузились и налились красным.
        Вот каким видели его в последний миг жертвы! Безжалостный теург, добросовестно выполняющий свою работу. Неприятная мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Я не боялась Джаспера, я любила его даже в этой пугающей ипостаси.
        — Спи, — тихо произнес Джаспер и его воля моментально смяла мою собственную, как железный кулак.
        Тело онемело и словно рухнуло в бесконечную бездну. Голову наполнили чуждые, странные образы и знания, охватить которые я не могла. На миг я увидела — не своими глазами, с разных точек — сумрачную комнату в башне и широкоплечего, темноволосого мужчину, который склонился над хрупкой девушкой на широкой кровати. Испытала нечеловеческое любопытство и попыталась дотянуться до сознания этой девушки. В тот же миг я почувствовала свое собственное тело самым болезненным образом — в вены хлынул поток безудержной энергии. Она кипела, переливалась, слепила! Я пыталась вдохнуть, и не могла, хотела закричать, но голоса не было.
        Три главных страха любого человека: страх смерти, страх боли и страх безумия — ожили и заглянули в лицо. Мое человеческое тело умирало, и это было очень больно. Его жгла дикая сила, продиралась по жилам огненными змеями, рвалась наружу. Разум бился в агонии. Воспоминания затухли, чувства поблекли, их место заняли первобытные видения и переживания. Словно издалека я услышала свой всхлип.
        Мой ужас был подобен тому, который испытывает утопающий, когда видит гигантский, неотвратимо приближающийся морской вал. Возникло чувство: сумей я укротить его, принять в себя, я обрету могущество океана, равному которому нет на земле. Но какому человеку под силу такое? И я принялась бороться, как утопающий пытается сражаться с морской стихией, зная, что это бесполезно, но подчиняясь одному инстинкту: жить.
        Сердцебиение звучало, как дробь тысячи барабанов, и сквозь этот оглушительный грохот смутно донесся голос Джаспера, который повелительно произнес: «Вернись, Камилла!» Я потянулась к нему. Мускулы свело сильной судорогой, от отчаяния сжало сердце, но я из последних сил попыталась вырваться из объятий морока.
        Через миг я обнаружила, что сижу на кровати с закрытыми глазами, вцепившись в плечи Джаспера и уткнувшись лицом ему в шею. Пульс стучал в висках болезненными ударами, вязкая слюна во рту была соленой, как от крови. Джаспер погладил меня по спине и прошептал что-то ободряющее. Мне не хотелось отпускать его, и я чувствовала, что и ему не хотелось отпускать меня. Его щека прижималась к моему виску, теплое дыхание ласкало кожу в вырезе воротника. Я успокоилась быстро. Страхи отступили, минуты текли. Наконец, открыла глаза, убрала руки и попыталась встать, но Джаспер не позволил — заставил опять откинуться на подушки. Поднялся и ушел в глубину комнаты. Звякнул графин. Джаспер принес стакан воды, протянул мне, сел рядом.
        У меня все еще тряслись руки, и когда я пила, ледяные капли пролились, потекли по шее, за ворот платья, заставляя вздрагивать от холода и досады на собственную неловкость. Джаспер забрал опустевший стакан, без церемоний поставил его на пол, протянул руку и осторожно провел по моему подбородку и губам, вытирая остатки влаги.
        Я невольно откинула голову и заглянула ему в лицо. Его глаза теперь казались глубокими, внимательными, наполненными бесконечной нежностью. В момент сверхъестественного озарения я прочла в них то, на что совсем недавно еще не смела надеяться. Прочла все его мысли и чувства, все то, что, как я поняла в один миг, он неустанно говорил мне последние недели. Говорил не словами — своими поступками, случайными прикосновениями, интонацией, с которой он произносил мое имя, взглядом, значение которого еще недавно оставалось для меня загадкой. Теперь загадка была решена.
        Я замерла, пораженная открытием; в ушах зазвенело, кипящее счастье разлилось в груди и пьянило, как будто вместо воды Джаспер подал мне минуту назад крепкое игристое вино.
        Он смотрел спокойно и твердо, словно догадываясь о том, что я узнала, и позволяя узнать больше. Неяркий свет вырезал его лицо из темноты, как маску, и я рассматривала его, вбирая детали: бьющуюся жилку на виске, легкую тень дневной щетины на скулах, изгиб жестких губ, которые оказались лишь в паре дюймов от моих — стоит лишь немного податься вперед, и я коснусь их своими.
        Наконец, его веки дрогнули и Джаспер произнес охрипшим голосом:
        — Ты неплохо справилась.
        Я удержала вздох и помотала головой.
        — Не думаю. Это было ужасно.
        — Ты испугалась и сопротивлялась. Следующий раз будет проще.
        — Если я овладею природной магией дерева, я смогу освободить вас от Барензара?
        — Нет. Но ты, возможно, сумеешь прогнать демона, который явится на твой зов… или на чей зов откликнешься ты сама.
        — Кто из демонов приходил ко мне? Он называл Барензара своим братом.
        — Могу лишь догадываться. Судя по всему, тебя почтил посещением сам Валефар. Любой другой неподготовленный человек после разговоров с ним свалился бы замертво, но не ты. Ты даже сможешь прогнать его, если все получится.
        — Легче не откликаться на его зов. Он мне не докучает. С деревом справиться труднее. Оно чуть не убило меня в этот раз.
        — Стоит научиться использовать дар, который ты получила.
        — Я не хочу. Может… потом. Этот поток силы… я не могу с ним справиться. И еще я ненавижу подчиняться чужой воле, будь то воля человека или какого-то другого существа. Признаюсь: когда подписывала договор о неразглашении, я воспротивилась гипноманипуляциям стряпчего. Договор не имеет надо мной силы.
        — Так и знал, что ты рассказала не все свои тайны! — с удовлетворением произнес Джаспер и хлопнул ладонью по колену. — Отвечай немедленно: что еще ты скрываешь?
        — Ничего. Теперь вы знаете все, — сказала я и решительно добавила:
        — Даже сокровенную тайну моего сердца.
        У Джаспера вспыхнули глаза; он наклонился и хотел что-то сказать, но я торопливо проговорила:
        — Мне не нравится, когда дерево прокрадывается в сны и вливает в меня свои эмоции. Как прекратить это?
        — Не беспокойся. Пока ты испытываешь его присутствие в момент сильного душевного волнения — гнева или горя. Вскоре научишься с этим справляться. Это всего лишь дерево, Камилла. У него нет мыслей, нет чувств. Ты же не думаешь, что старый орешник под окнами дома наделен собственным разумом?
        — Как знать? По-моему, он ужасно любопытен. Вечно стучит ветками в окна гостиной. Подслушивает наши разговоры, а потом делится сплетнями с шиповником у ограды. Они закадычные дружки, вы не знали? Ирминсул довольно недружелюбен. Он враждебно настроен к двуногим, связанным с демонами, и вашему присутствию в башне он вовсе не рад. Я чувствовала его гнев.
        Джаспер засмеялся.
        — Каким неприятным соседом я обзавелся! Нет, Камилла. Тот гнев, отчаяние были твоими собственными, они лишь стали ярче.
        — Не думаю. Дерево вас ненавидит. Как я могу испытывать к вам ненависть?
        Джаспер медленно произнес:
        — Ты была сильно огорчена прошлой ночью. Конечно, ты меня ненавидела.
        Голос его был полон сожаления. Он пристально вгляделся мне в лицо, словно силился разобрать следы пролитых накануне слез.
        — Камилла, прошу, прости. Я должен объяснить…
        Его горячие ладони легли на мои запястья. Сердце забилось глухо и тяжело, внутри словно туго натянутая струна лопнула. Я подалась вперед и с жаром произнесла:
        — Ничего не нужно объяснять, Джаспер. Я понимаю, почему ты оттолкнул меня вчера. Ты поступил правильно. Знаю — демон использует твои чувства, чтобы мучить. Поэтому ты не позволяешь себе любить. Ты…, — я замолчала, подбирая нужные слова, и густо покраснела, когда, наконец, произнесла их, — ты проводишь время с женщиной, к которой не привязан — с Ленорой.
        На лице Джаспера на миг проступила сильная досада, но меня было уже не остановить. Слова лились потоком: хотелось быть честной до конца и ничего более не скрывать.
        — Джаспер, я догадывалась, что ты не сможешь любить меня. Я и не просила об этом. И все же была готова каждый день — десять, двадцать лет подряд, — говорить, что люблю тебя. Даже если бы ты отталкивал меня снова и снова. Тебе нужно слышать эти слова от кого-то.
        Темные глаза Джаспера сузились.
        — Камилла, — перебил он, — я твоей любви ни капли не заслуживаю. Выслушай меня.
        — Джаспер, но…
        — Выслушай! — потребовал он сердито. — Ты права. Все верно — почти. Меня тянуло к тебе с первых дней нашей встречи. Неужели ты не замечала? Признаюсь: сначала я не придавал значения этому влечению, отмахивался от него, но потом понял, что это… совсем другое, и я не знал, что делать. Вчера я был оглушен, растерян. И я был счастлив. Но когда я обнял тебя, на миг почувствовал присутствие Барензара. Он легко коснулся моего сознания и тут же растаял. Я испугался. Нужно было решить, как поступить. Он вновь явился ночью — ты видела это. Произошло странное: он отступил немедленно, как только почувствовал, с какой яростью я готов защищать тебя и свое чувство к тебе. Он мне не страшен, Камилла. Он не более, чем надоедливый москит, который досаждает, но не представляет угрозы. Он питался моим страхом и сомнениями, но теперь я не испытываю никаких сомнений. Я уверен в том, что хочу, и я готов добиваться этого до последнего.
        Я была оглушена и смотрела на него, широко раскрыв глаза. Джаспер продолжал говорить:
        — Прошу, Камилла, останься со мной. Вдвоем мы справимся со всем. Покинем Аэдис вместе.
        Сознание охватил горячий дурман, сердце сладко и больно сжалось. Силясь понять его слова, я невольно покачала головой. Джаспер наклонился и прошептал на ухо:
        — Я готов встать на колени, чтобы уговорить тебя.
        Я приготовилась протестовать, удержать его, если ему действительно вздумается так поступить, но Джаспер не сделал ничего подобного. Он застал меня врасплох: одной рукой обнял за талию и прижал к себе, другую руку запустил в волосы, крепко сжал у самых корней на затылке, запрокинул мою голову и приник к губам.
        Поцелуй был невесомым, неторопливым; я задыхалась, таяла, обвила руками его шею и хотела притянуть к себе, но Джаспер отстранился.
        — Ты не ответила — останешься со мной?
        — Конечно, Джаспер. Если считаешь это правильным, я останусь с тобой.
        — Теперь я услышал нужный ответ.
        Он больше не сдерживал себя; поцелуй стал полным и глубоким. Мужской запах, дыхание, прикосновения крепких ладоней пьянили. В глазах потемнело, мысли спутались и потерялись в этой жаркой темноте. Осталось лишь восхитительно чувство, которое не так уж часто доводится испытать человеку — восторг осознания, что сбылись мои самые заветные желания и фантазии, больше нет преград, нет недомолвок. Я совершенно точно знала, что теперь Джаспер принадлежит мне целиком, и спешила получить подтверждение этому.
        Провела ладонями по его шее, плечам; осторожно скользнула пальцами к вороту его рубашки и расстегнула пуговицы, дотронулась обнаженной груди, поразившись ее сухому жару; наклонила голову и коснулась губами его груди, там, где билось сердце. Я ощущала его стук, как свой собственный, как будто в этот момент у меня стало два сердца, и замерла, привыкая к новому ощущению. Джаспер резко и глубоко вздохнул, затем поцеловал меня в висок, поднял лицо за подбородок, снова поцеловал в губы.
        В его объятьях я чувствовала покой и безграничное счастье. Недели неуверенности, тоски, одиночества казалось ничтожной платой за эти минуты долгожданного единения. И я была готова платить любую цену за то, чтобы они тянулись вечно.
        Меня больше не тревожили мрачные события прошлого, и все, что когда-то волновало, внезапно оказалось пустым и совершенно неважным. Будущее виделось неясным, но лучезарным. Ни о чем не хотелось говорить, и никаких слов от Джаспера я не ждала. Но он прошептал мне что-то на ухо, и тут же потерся колючей щекой о мой висок и поцеловал в основание шеи.
        — Что ты сказал? — я с трудом нашла в себе силы переспросить. — Что-то на староимперском?
        — Ты не поняла? — Джаспер отстранился и легко усмехнулся, лаская меня глазами. — Разве ты не учила староимперский все эти дни?
        — Мне сложно понять слова на слух; они произносятся не так, как пишутся, но кажется, я разобрала слова «пламя» и «тебе». Но еще одно слово… я уверена, что не встречала его ни в дневнике инквизитора, ни в учебнике по истории магии, который я переводила для тренировки.
        — Уверен, его там нет. Пожалуй, это слово никогда не использовали в древних научных и магических трактатах.
        — Повтори еще раз.
        Смеясь, он повторил фразу медленно и раздельно.
        — Бесполезно. Я не поняла.
        — Я разочарован. Ты не выполнила условия и не выучила староимперский досконально. Совершенно никудышная помощница теурга. Следовало давным-давно расторгнуть с тобой договор и предложить тебе другой статус… безо всяких договоров.
        — Довольно с меня загадок на сегодня. Джаспер, что ты сказал?
        — Очень важную вещь. Завтра откроешь словарь и сама посмотришь.
        Я рассердилась и хотела протестовать, но Джаспер не дал мне никаких шансов сделать это.
        — Не думай, я не выпрашиваю пылких слов и признаний. Просто любопытно. Я ведь не понравилась тебе. Ты был настроен против меня, и часто злился потом.
        — Неправда. Ты понравилась мне сразу. Кому бы не понравились эти глаза! Я всегда замечаю красивых девушек.
        — Вот как? — кисло заметила я.
        — Ты смотрела на меня с неприязнью, но все же с каждым днем занимала меня все больше. Помню: ты водила пером по бумаге, хмурилась, осторожно разглаживала листок тонкими пальчиками, а я рассматривал тебя, и мысли мои были далеко не невинные.
        Я с упреком покачала головой, Джаспер усмехнулся и продолжил:
        — Ничего странного в этом не было. Поразило другое: мне нравилось сидеть рядом с тобой молча. Удивлена? Я не болтун, как Кассиус, но привык развлекать женщин разговорами. Найти интересного собеседника легко, но попробуй-ка найти человека, с которым приятно делить молчание. Мне нравилось слушать тебя, но мне нравились и твои невысказанные мысли. Нет, я не знал, о чем ты думала. Мог лишь догадываться, и это было увлекательно.
        — Мы мало говорили с тобой о чем-то кроме дел, — посетовала я.
        — Нужно наверстать это упущение. Но слушай дальше. Потом я заметил, что меня не возмущает, а восхищает твоя непосредственность, твое неуемное любопытство, твоя безрассудная отвага, граничащая с глупостью.
        Я сурово взглянула на него: вот какой он меня видит!
        — Ну, а вскоре стало трудно обходиться без тебя даже минуту. Хотелось постоянно смотреть на тебя, слышать твой голос, касаться твоих волос, и…
        — Ты отлично это скрывал. Если бы я не бросилась к тебе на шею, что было бы, Джаспер? Отослал бы меня в южный город?
        — Уже давно я понял, что не смогу расстаться с тобой. А вчера в библиотеке ты опередила меня лишь на пару секунд. Вот что я собирался сделать…
        Когда поцелуй прервался, я тяжело дышала. Джаспер взял бокал.
        — Позволь, налью тебе вина.
        — Не стоит, Джаспер. Я и так чувствую себя пьяной.
        — Выпьем за наше будущее, Камилла.
        — Каким оно будет, Джаспер? — спросила я решительно. — Что будет потом?
        — Оно будет таким, каким захочешь. Будут многоцветные башни Лудджера, изумрудные воды пролива Ящеров, лавандовые поля Фаракии. На следующей неделе я закончу приготовления, и мы уедем. Обсудим все завтра. Утром нужно быть в городе, но вернусь скоро и буду весь в твоем распоряжении. Пора отправляться спать, Камилла, час поздний. Тебе нужно хорошенько отдохнуть. Нет, не трогай эти осколки. Уберу сам. Оставлю здесь порядок, как в камбузе.



        Глава 18 Генерал Линн

        Впервые за долгое время я спала крепко, без сновидений. Проснулась рано. Мне хотелось повидаться с Джаспером до того, как он уедет по делам.
        Торопливо умылась, оделась и бросилась вниз. Если опоздала, не увижу его несколько часов, и они покажутся вечностью.
        Волновалась не зря: голос Джаспера донесся из вестибюля, и задержись я на пару минут, мы бы разминулись. Сердце сжалось от восторга, когда я увидела высокую фигуру в черном форменном одеянии теурга.
        Задыхаясь от быстрой ходьбы, я спустилась с лестницы и замешкалась. Он был не один, разговаривал с посыльным из Адитума. У входа стоял дворецкий, неподалеку подкручивал ус стряпчий Оглетон, горничная неторопливо начищала перила лестницы.
        Я постеснялась подойти к нему при посторонних, но Джаспер разрешил мои сомнения. Заметив меня, поспешил навстречу и, хотя мы были не одни, сжал мое лицо ладонями и основательно поцеловал.
        Поцелуй затянулся. Посыльный неловко переступил с ноги на ногу, дворецкий кашлянул, не то осуждающе, не то одобрительно. Звуки усердной работы у лестницы прекратились. Оглетон сердито щелкнул крышкой часов.
        Джаспер спокойно положил мне руки на плечи и проговорил:
        — Хорошо, что ты встала рано. Не хотелось уходить, не пожелав тебе доброго утра. Прошу, оставайся сегодня дома. Дел много, но задерживаться не буду. Отвезу этот треклятый дневник в Адитум, заеду в порт, доки и вернусь.
        — Можно с тобой? — неуверенно спросила я. — Хочется посмотреть на море и корабли.
        — В другой раз Камилла. Завтра, хорошо? Предстоит пара неприятных встреч. Говорят, в городе неспокойно. Скорое заключение Третьего Пакта тревожит многих, каждый день где-то происходят стычки и демонстрации.
        Я была разочарована, но не перечила.
        — Будь осторожен, Джаспер.
        — Буду, — серьезно пообещал он. — Поднимись-ка пока в башню. Тебя ждет небольшой сюрприз. Подсказка: посмотри на дерево. Потом загляни в библиотеку.
        Он легко пожал мне руку на прощание и ушел вместе с посыльным и Оглетоном. Показалось, что я осталась совсем одна в огромном вестибюле, и поежилась от неприятного чувства холодного одиночества.
        Горничная возобновила возню. Нынче слугам будет о чем поговорить; впрочем, я догадывалась, что о моей влюбленности они сплетничали давно, а дворецкий, пожалуй, знал о наших с Джаспером чувствах задолго до того, как мы сами признали их.
        Пикерн передал мне письмо от отца. Я поднялась в столовую и прочитала его за завтраком. Новости были настолько удивительные, что я забыла о собственных переживаниях. То удивляясь, то посмеиваясь, думала об отце, пока в одиночестве сидела в гостиной с чашкой кофе. Подумать только, он собрался жениться на булочнице из Олхейма! Я помнила ее: высокая женщина, сдобная, как ватрушки из ее собственной печи. Неспроста она при каждой встрече украдкой совала мне пирожки и умильно расспрашивала о здоровье Изидора!
        За окном хмурились тяжелые облака, но хмурость эта уже потеряла зимнюю серость и отливала влажной синевой. Близился месяц Туманов, первый месяц весны неровного года.
        Вышла на галерею. Влажный ветер принес тревожный запах кострищ. Далеко, за императорским парком, в небо поднимался плотный сгусток дыма. Низко, под самыми облаками, проплыло стальное брюхо воздушного плота. Красные сигнальные огни горели, как злобные глаза. Донеслись едва слышные сухие потрескивания одиночных выстрелов. В предместьях столицы определенно происходило что-то нехорошее.
        Настроение испортилось. Появились недобрые предчувствия и прогнать их не удавалось.
        Вернулась в коридор, с досадой прислушалась к гудению сердца дома. Казалось, даже оно тревожилось в отсутствие своего мастера: шатуны ухали жалобно, будто задыхаясь, шестеренки стучали неровно и торопливо.
        Спустилась в виварий повидать альфина.
        Там расстроилась еще больше. Фаро играть отказывался, нервничал, скулил и огрызался. Чувствует мою тревогу или заболел? Следовало найти для него ветеринара.
        Наступило время обеда, Джаспер не появился. В столовой сидел Кассиус с газетой в руках, увлеченно читал, азартно прихлебывая белое вино из высокого бокала. Когда я села, отложил газету и весело поздоровался, но я с удивлением отметила следы неуверенности на его обычно безмятежном лице. Серые глаза бегали, беспокойно прятались под длинными ресницами. Что со всеми сегодня происходит?!
        — Ты не знаешь, почему Джаспер задерживается? — поинтересовалась я. — Видел его в городе?
        — Джаспера не видел, но ты не переживай. Половина города перекрыта, на выезде из Железнополья оборванцы соорудили огромную баррикаду. Тьма знает, что творится! Он либо добирается до дома в объезд, либо задержался у Леноры. Встретил ее сегодня в конторе в доках. Сказала, что ждет Джаспера для серьезного разговора.
        — Вот как? — заинтересовалась я, отложив нож. — Что за разговор?
        — Ну, она собирается уехать с ним на следующей неделе. Конечно, им есть о чем поговорить.
        Наверное, что-то промелькнуло на моем лице, потому что Кассиус бросил странный взгляд и неловко кашлянул.
        — Камилла, — начал он осторожно, — я знаю, что ты неравнодушна к Джасперу, и что он… зачем-то поощряет твое чувство. Не теряй головы, прошу, и не строй иллюзий. Мы друзья, и мой долг предупредить тебя. Не мечтай о невозможном.
        Ленора видит его своим мужем, и это обязательно произойдет. Их связь длится несколько лет. Брак станет естественным ее итогом.
        Я с деланной беспечностью ответила:
        — Благодарю за предупреждение, но не стоит. Я знаю, что делаю, и Джаспер тоже.
        Из-за стола поднялась с тяжелым сердцем. На предупреждение Кассиуса не стоило обращать внимания, но все же я была огорчена. Вчера Джаспер был нежен и открыт, но главных слов мне так и не сказал. Или все же сказал?
        Как я могла забыть! Нужно зайти в библиотеку. А еще сюрприз в башне!
        Я поняла, что случилась, как только зашла в кабинет. Воздух словно загустел от терпкого аромата весенней смолы и зелени. Изумрудные пятна ярко горели на фоне темной каменной кладки. Ночью Ирминсул распустил листья!
        Может, вчерашний эксперимент сыграл роль, а может, пришло время. Листья были совсем крошечные. Точно такие, как описывалось в старинном трактате: плотные, словно восковые. Они еще не расправились, но в их смятых очертаниях угадывался остроконечный контур звезды.
        Осторожно прикоснулась к ветке, прикрыла глаза и попыталась почувствовать потоки силы, что так напугали меня вчера. Дерево молчало, но до меня донесся отголосок усталости и умиротворения, кончики пальцев прижгло. Чтобы ни говорил Джаспер, Ирминсул определенно обладал собственными эмоциями и разумом. Это я вернула его к жизни. Я могу творить чудеса!
        Теперь в библиотеку.
        Отворила тяжелую дверь и улыбнулась. Вчера восьмиугольный стол посреди зала был пуст. Сегодня на нем лежал толстый словарь староимперского, из которого красноречиво торчали несколько закладок. Не я их оставила; это сделал Джаспер — для меня. Подошла к столу, привычно покосившись на барельеф брата Борга. После наших вчерашних изысканий он выглядел жалко, ободранный и ослепший.
        Взяла тяжелый том и приготовилась открыть на первой закладке, но не успела.
        В библиотеку донесся громкий стук в парадную дверь. Я уронила словарь; он упал на стол, закладки рассыпались. Сердце затрепыхалось, в глазах поплыла темнота.
        Я узнала этот стук. Так требуют открыть дверь люди, которые принесли в дом беду. Бьют молотком в дверь злобно и безжалостно, будто заколачивая гвоздь в крышку гроба недруга.
        Что-то случилось с Джаспером!
        На негнущихся ногах поспешила прочь, к лестнице.
        Беда была уже здесь. В вестибюль прошли семеро: странная, разношерстная компания.
        Двое полицейских в остроконечных шлемах и темно-синих шинелях дергали за поводки скрипящих суставами инвестигаторов. Неуклюжие на вид магомеханические создания сипели паром, стучали стальными когтями по мрамору, путались под ногами сурового суперинтенданта Тардена. Он грубо отпихнул их сапогом и прошел вперед.
        Следом величественно выступил канцлер Моркант, опираясь на массивную трость. Рядом, заложив руки за спину, держались два хмурых вигиланта в длинных кожаных плащах. На лацканах сверкали позолоченные бляхи в виде страшных львиных морд.
        А впереди всех, блестя стеклами очков в проволочной оправе и натянуто улыбаясь, семенил теург-механик Кордо Крипе.
        Бледный, как смерть, дворецкий вытянулся во весь рост.
        — Что угодно господам? — поинтересовался он, не теряя спокойствия.
        Крипе торопливо проговорил:
        — Голубчик, твой хозяин дома? Мы бы хотели…
        Суперинтендант Тарден отчеканил деревянным голосом:
        — У нас ордер на арест гран-мегиста Джаспера Дрейкорна и обыск «Дома-у- Древа». Подписан канцлером Моркантом и высшим триумвиратом по делам нарушения Второго Пакта. Немедленно доложи своему хозяину.
        — На каком основании выписан ордер? — хладнокровно потребовал объяснений дворецкий.
        — Оснований достаточно, — сухо парировал Тарден. — Обвинения в нарушении Второго Пакта. Свидетели утверждают, что гран-мегист Дрейкорн склонил мегистрессу Крессиду Крипе к запрещенной сделке с демоном-ренегатом, способствовал ее превращению в одержимую, а затем убил. Помимо того, гран- мегиста обвиняют в незаконном изучении и использовании запретной природной магии. Далее. Наши осведомители сообщили о связи Дрейкорна с анархистами, называющими себя «Убийцами Магии». Предполагается, именно он скрывается под прозвищем «Генерал Линн», служит идейным вдохновителем мятежников, предоставляет им укрытие и снабжает деньгами.
        Пикерн издал сдавленный горловой звук. Тарден безжалостно продолжил:
        — Если хоть одно из этих обвинений будет доказано, Дрейкорна ждет смерть на жертвенном алтаре. Последнее. Пользуясь доверием императора и выполняя его поручение, Дрейкорн скрыл и незаконно присвоил часть старинного документа, который обнаружил во время своих изысканий.
        — У вас есть особое распоряжение Совета Одиннадцати? Ваш ордер — бесполезная бумажка. Напоминаю, имперские теурги высших рангов неприкосновенны.
        — Будет через несколько часов. Пока достаточно и этого. Вы что, собираетесь оспаривать решение канцлера Морканта, члена Совета Одиннадцати? Вот он, перед вами. Дело настолько важное, что гран-мегист Моркант решил присутствовать при задержании лично, как и гран-мегист Крипе.
        Пикерн промолчал. В разговор вступил Крипе. Извиняющимся тоном он пролепетал:
        — Возможно, это всего лишь недоразумение, которое разрешится, как только мы переговорим с Дрейкорном. В его интересах пойти нам навстречу. В таком случае не будет необходимости обращаться к Совету Одиннадцати за особым распоряжением.
        Ну же, голубчик, позови его.
        — Гран-мегиста Дрейкорна нет дома. Он уехал утром.
        — Я вам говорил! — насмешливо обратился Крипе к канцлеру. — Дрейкорн не вернется. Улизнул от нас еще в доках. Следовало задержать его в Адитуме. Непростительный промах! Зачем вы испугались Карадоса и прочих старых идиотов, у которых Дрейкорн ходит в любимчиках?
        Канцлер поморщился. Дворецкий не сдавался.
        — Прошу вас немедленно удалиться, — настаивал он. — В противном случае придется применить силу. Особняк охраняют…
        — Некрострукты! — радостно взвизгнул Крипе. — Как я мог забыть! Пора забрать мой подарок обратно.
        Крипе облизал сухие губы, не спеша извлек из кармана серебряный свисток и приложил ко рту. Раздался резкий, противный звук.
        Дверь подсобной комнаты возле входа вылетела, как картонная, хлопнула об пол и развалилась. Наружу размеренно вышли мои старые знакомцы — некрострукты Калеб и Кальпурния, что раньше истуканами стояли в библиотеке и так пугали меня в первые дни в должности помощницы лорда-архивариуса.
        — Руф и Буч, — обрадовался Крипе.
        Ну и клички! Я и то относилась к этим созданиям с большим уважением.
        — Постойте-ка у входа, мои крошки. Никого не выпускать, всех впускать.
        Некрострукты беспрекословно повиновались. Безмозглые предатели!
        Канцлер надменно обратился к вигилантам.
        — Господа, приступайте. Обыск займет немало времени. Опечатайте башню. Внутрь ни ногой. Нам сообщили, что Ирминсул вернулся к жизни. Им займутся знающие люди. Прислугу запереть, припугнуть. Допросим помощницу. Девушка может знать то, что нам нужно. Вон она, прячется за колонной наверху.
        Голова закружилась от ужаса. Я вышла на площадку и замерла, пригвожденная острым взглядом канцлера. Компания степенно двинулась вверх по лестнице. Тарден отдал распоряжения. Полицейские, усердно топая сапогами, пробежали мимо и скрылись в глубине коридора. Суперинтендант тяжело пошел следом. Инвестигаторы рванули вперед, крутя лысыми черепами. Один из вигилантов поспешил за ними в направлении башни. Чужие люди принялись хозяйничать в «Доме-у-Древа». Я слышала их грубые, резкие голоса, шум, встревоженные вскрики горничных. Что-то с лязгом упало и разбилось.
        — Камилла! — душевно произнес Крипе. — Как же я рад тебя видеть! Надеюсь, ты в добром здравии?
        Он остановился передо мной, поднимаясь на носках и с пытливым любопытством вглядываясь в лицо.
        — Разве вы не сбежали из столицы, господин Крипе, испугавшись, что господин Дрейкорн донесет о ваших запрещенных экспериментах? — спросила я охрипшим голосом. — Это вас следует арестовать за нарушение Второго Пакта.
        — Слухи, все слухи, — весело сообщил Крипе. Он не выглядел угнетенным кончиной сестры. — Позавчера я побеседовал с канцлером, и мы пришли к взаимопониманию. Твой хозяин зарвался. Самонадеянный мальчишка! Давно следует его проучить. Но не беспокойся. Ты под моей защитой. В обиду не дам, если будешь вести себя правильно.
        Второй вигилант взял меня за плечо стальными пальцами и подтолкнул. Я в отчаянии оглянулась, ища глазами дворецкого. В вестибюле было пусто, Пикерн исчез.
        Меня провели в кабинет управляющего. В дверях столкнулись с Кассиусом, которого, зажав между мощных плеч, наружу выводили суперинтендант и его помощник… Кассиус что-то торопливо объяснял им уверенным, чуть подобострастным тоном человека, не раз побывавшего в лапах полицейских и умеющего с ними разговаривать. Он бросил на меня встревоженный взгляд и тут же отвел глаза.
        Канцлер и Крипе расположились за столом, меня усадили на стул, позади встал угрюмый вигилант. Я крепко сжала руки и попыталась успокоиться. Джаспер был в беде, следовало проявлять осторожность и не сболтнуть лишнего.
        — Рассказывай, моя девочка, — весело потребовал Крипе.
        — Что рассказывать? — угрюмо бросила я.
        — О делах твоего хозяина. Как он использовал запрещенную природную магию, чтобы оживить дерево. Как поддерживал связь с повстанцами. Что именно вы обнаружили в тайнике инквизитора. Там было что-то еще кроме дневника, не так ли? Не отрицай. У нас есть надежные осведомители. Где этот тайник?
        — Ваши обвинения незаконны. Вы за это поплатитесь. Остальные члены Совета Одиннадцати вас не поддержат, — смело ответила я наугад и поняла, что попала в точку. Взгляд канцлера приобрел остроту рапиры, Крипе нервно поскреб заросший седой щетиной подбородок.
        — Скоро будет принят Третий Пакт, а с ним и ряд других законов. Совет Одиннадцати будет переизбран. Дрейкорну не на что надеяться. Тебе лучше быть откровенной, если не желаешь оказаться в руках экзекуторов, как сообщница. Какие поручения Дрейкорна ты выполняла, кроме переписывания текстов?
        Я приняла туповатый вид и промолчала. Канцлер прикрыл тяжелые веки и лениво проговорил:
        — Она не может говорить, Крипе. Она подписывала условие о неразглашении в состоянии магнетического транса, забыли? Следует сказать кодовое слово.
        Отвечайте, госпожа Камилла. Вайверн!
        — Вайверн? — переспросила я в недоумении. — Что такое вайверн?
        Сделала вид, что задумалась. Меня охватило бесшабашное отчаяние.
        — Ах, Вайверн! Вспомнила. Так зовут башмачника, которому дворецкий относит починять обувь, верно? Почему он вас интересует? Пропойца, но руки у него золотые. Думаете, он связан с Убийцами Магии? Свет с вами! Он не трезвеет неделями. Когда пьян, несет всякий вздор — прямо как вы, канцлер.
        Вигилант больно ткнул в спину.
        — Прояви почтение, девчонка!
        — Тише, тише! — встревожился Крипе. — Не надо ее обижать. Камилла, чем занимается у себя в башне твой хозяин?
        — Много чем, — пожала я плечами. — Собирает старую железную рухлядь. Механизмы домагической эпохи. На прошлой неделе восстановил газовый комнатный обогреватель. Отличная вещь. Вам бы пригодился… в вашем-то возрасте. Прогонит даже холод от скорой близости могилы, с которым, вы должно быть, постоянно живете.
        — Перестань болтать чепуху, — потерял терпение канцлер. — Что вы обнаружили в дневнике инквизитора, кроме описания ритуала? Какие-то неведомые мощные заклинания? Средство вызывать демонов высшего легиона так, чтобы они всегда откликались на зов? Обряд, позволяющий видеть незримый мир демонов? Рисунки неведомых магических символов? Что именно сжег твой хозяин в камине сегодня утром?
        Я ломала голову. Откуда им были известны такие вещи? Кто докладывал канцлеру? В доме шпион?
        — Да, были рисунки, — торжественно призналась я. — Непристойные.
        Инквизитор Аурелиус оказался шалуном, но неплохим художником. Господин Дрейкорн возмутился и спалил их в камине.
        — Она морочит нам голову, — вздохнул Крипе. — Сдается, стряпчий провел магнетический сеанс неудачно. Боюсь, канцлер, вам придется воздействовать на нее. Вы были одним из лучших экзекуторов и магнетистов империи. Вы выжигали осужденным мозги своим взглядом. Вытащите все у нее из головы. Пусть заговорит. Но будьте осторожны. Вы обещали отдать девушку мне. Не хочу, чтобы после ваших методов она превратилась в бессмысленную идиотку.
        Канцлер неторопливо поднялся с места и подошел. Больно схватил за подбородок сухими пальцами и приблизил свое неприятное лицо, по-куньи оскалил острые зубы. Я попробовала отвернуть голову, чтобы не чувствовать его смрадного дыхания. Канцлер дернул рукой так, что больно отдалось в шее. Только сейчас я заметила, как за его спиной его движениям вторила долговязая уродливая тень бес- лакея.
        — Смотреть в глаза! — прошипел канцлер. Я невольно повиновалась и почувствовала, как лицо словно кипятком обожгло, в голове помутилось. Он пытался ввести меня в транс. В панике я принялась сопротивляться, и мне это удалось. После того, что я испытала вчера, его попытки были мне не страшны. Впустую раз за разом канцлер пытался пробиться через мои мысленные заслоны, сопел, краснел и сердился. Без слов я умоляла Ирминсул прийти на помощь, наполнить мое тело силой, чтобы прогнать, уничтожить всех, кто вторгся в «Дом-у-Древа». Дерево не откликалось. Оно словно затаилось, замерло от того ужаса, который охватил меня.
        Канцлер ожесточенно пробормотал что-то на староимперском, и вместе с ним пришла в неистовство призрачная тень его бес-лакея. Она разбухла, растянулась по всему кабинету, загустела, но потом в один миг растаяла.
        Канцлер отпустил мое лицо и вытер взмокший лысый лоб.
        — Вы правы, гран-мегист Крипе, — бросил он. — Непростая девица. Ей займутся вигиланты и экзекуторы.
        — Мы так не договаривались! — возмутился Крипе. — У меня на нее свои планы!
        Канцлер махнул рукой.
        — Разберемся. Сначала нужно дождаться Дрейкорна. Он что-то пронюхал, и теперь будет скрываться. Не страшно. Выследим его. Тихо, не привлекая внимания Совета Одиннадцати. Поговорите с баронессой. И с нашим осведомителем.
        Стуча подкованными каблуками, в кабинет вошел полицейский.
        — Нашли тайник. В ритуальном зале в подвале. Кладка стока для крови разобрана, кто-то туда спускался недавно.
        — Скорее! — пришел в возбуждение Крипе. — Вот где Небесный механик скрыл свои секреты! Я знал, что в доме есть потайной жертвенный зал. Спущусь туда сам, не спорьте, канцлер! «Дом-у-Древа» уже практически принадлежит мне. Не смейте брать свои слова обратно! Я вам заплатил столько, что хватит подкупить половину сенаторов империи, да еще останется на пяток вилл для ваших содержанок. Скоро меня по миру пустите с вашими запросами.
        Канцлер недовольно нахмурился, но ничего не ответил.
        Вигилант заставил встать, схватил за руку и повел вслед за канцлером и Крипсом.
        Возле люка в жертвенном зале ждали остальные непрошенные гости. Мои конвоиры ступали осторожно, стараясь не касаться корней дерева. Кроме Крипса: он смело провел рукой по корневищу, торжествующе улыбнулся, поправил очки и потребовал:
        — Суперинтендант, найдите фонарь. Иду туда. Я должен первым увидеть секреты Небесного Механика.
        — Вы уверены, Крипе? — усомнился канцлер. — Это может быть небезопасно. Ведь дерево…
        — Дерево покорится, — уверенно заявил Крипе. — Его вернул к жизни Дрейкорн, а когда он умрет, Ирминсулу потребуется новый хозяин. Если ничего не выйдет, просто уничтожим корягу. Пожалуй, это лучший выход.
        Принесли фонарь. Крипе начал спуск. Кряхтя, протиснул свое тщедушное тело в лаз. Минуту его голова с всклокоченными волосами торчала на поверхности, пока он нащупывал, куда поставить ногу. Затем крякнул, дернулся, голова провалилась. Спустя минуту глухо донесся восхищенный возглас:
        — Здесь действительно тайник! Пещера под корнями Ирминсула. А это что?!
        Крипе замолчал. Полицейские встревоженно оглядывались. Им не нравилось в жертвенном зале. Канцлер со скучающим видом постукивал тростью по выступающему корневищу. Вигиланты бродили возле алтаря, рассматривали уродливую двуликую статую. Я ненавидела их всех, и ненависть моя росла с каждой минутой. Как бы мне хотелось, чтобы похожие на мертвых змей корневища Ирминсула ожили и оплели их смертельными объятиями!
        — Тьма! — из-под земли раздался негодующий голос Крипса. — Тут диплуры! Вижу двух, трех… да их тут целое гнездо! Прочь, твари! Здоровые какие!
        Я насторожилась. Вчера, когда мы спускались в пещеру с Джаспером, диплур не было и в помине.
        — Ох! — сдавленно выкрикнул Крипе. — Она укусила меня! Тарден, спустите сюда своего остроголового с винтовкой.
        Полицейский неуверенно приблизился к лазу, неохотно спустил туда ногу, глянул вниз и тут же отскочил в сторону, побледнев.
        — Скорее! Сюда! — надрывался Крипе.
        Нарастал шум, похожий на потрескивание хвороста, перемежаемый звонкими щелчками. Шум разорвал тонкий, пронзительный крик боли. Кричал Крипе.
        — Сержант Аттикус! Вниз! Вниз! Что вы медлите! — бушевал Тарден. Канцлер покрепче перехватил трость и отступил от лаза на шаг. Вигиланты замерли в углу зала.
        — Их там сотни, суперинтендант, — пробормотал полицейский. — Никогда такого не видел. Они огромные, как крокодилы.
        — Угостите их «плевком гидры»!
        — Вы сожжете Крипса, суперинтендант! — возмутился канцлер. — Придумайте что-нибудь другое! Диплурам огонь нипочем.
        Крик перешел в визг, от которого волосы встали дыбом. Когда он оборвался, наступила гнетущая тишина. Шорох и щелчки стихли. Мужчины тяжело дышали и переглядывались. Наконец, суперинтендант решительно одернул шинель, забрал из рук полицейского штык-нож и фонарь, заглянул в лаз и полез.
        Появился через минуту. В руке он держал помятые, разбитые очки в проволочной оправе. Осколки стекол покраснели от крови.
        — Все, что осталось от Крипса, — хрипло проговорил он. — Твари разорвали его, сожрали и ушли. Магия Темных Веков по вашей части, канцлер. Я умываю руки.
        Канцлер медленно повернулся, крепко стиснув руки на набалдашнике трости, чтобы скрыть дрожь, но взор его не потерял бритвенную остроту.
        — Это сделали вы, госпожа Агрона? — спросил он тихим голосом, который напугал больше, чем ужасная смерть Крипса. — Вот в чем ваш секрет. Я почувствовал силу, когда пытался ввести вас в транс. Вы управляете созданиями Темного Века. Это вы пробудили Ирминсул, а не Дрейкорн. Суперинтендант, отвезите ее в Адитум. Ей будет предъявлено обвинение. Через неделю состоится суд. Для принятия Третьего Пакта требуется много жертв. Эта девушка сможет заменить сотню приговоренных.
        Полицейские вывели меня наружу. У подъезда ждал черный экипаж, похожий на сейф, окованный медными пластинами. Он был запряжен парой тяжеловозов- некроструктов. Они стояли совершенно неподвижно, как никогда не ведут себя обычные лошади, лишь внутри их обнаженных латунных ребер что-то постукивало.
        Я попробовала упираться. Тут же на уровне колен лязгнули стальные челюсти инвестигатора. Взвизгнув, я метнулась вперед.
        — Протяните руки, барышня, — вежливо попросил полицейский и достал наручники, похожие на костяные трехпалые руки, обрезанные и скрепленные в запястьях стальными винтами. Повернул какой-то рычажок, наручники лязгнули, дохнули ледяным паром. Когтистые «пальцы» разомкнулись, затем хищно обхватили мои запястья, блеснув медными когтями. Я вскрикнула от боли. От таких демоновых оков не избавиться с помощью шпильки!
        Полицейский открыл дверь в задней части экипажа и втолкнул меня внутрь. Там обнаружилась липкая от грязи узкая скамья, пахло чем-то кислым. Следом впихнули растрепанного Кассиуса в таких же наручниках. Последним загрузился мрачный полицейский. Хлопнула дверь, отсекая дневной свет. Снаружи донесся недовольный голос канцлера:
        — Где дворецкий? Сюда его.
        — Мы не нашли дворецкого, гран-мегист Моркант. Он сбежал. Виноват, не досмотрел…
        — Валефарова пасть! — яростно рявкнул канцлер. — Вы кретин, сержант Аттикус. И вы, суперинтендант, тоже. Отправитесь под нож сакрификула за это упущение. Немедленно разыскать, пока он не предупредил Дрейкорна!
        Экипаж дрогнул, по мостовой мерно застучали копыта некроструктов.
        Несколько минут я сидела, безвольно опустив голову на грудь, не веря тому, что произошло. Кисти отекли, наручники больно резали запястья. Покрутила руками, но холодные медные когти впились в кожу еще сильнее. Я всхлипнула.
        — Расслабься, не шевели руками, — посоветовал из темноты опытный Кассиус.
        — Станет легче. «Пальчики кадавра» чувствуют сопротивление.
        Я последовала совету, хотя это было нелегко сделать. Демоновы наручники немного ослабили захват.
        — Кассиус, что теперь делать? — торопливо прошептала я. — Что будет с Джаспером?
        Полицейский молчал. Вероятно, ему дали указание не встревать в разговор, чтобы он мог подслушать что-то полезное.
        — Не беспокойся, Камилла. Это просто недоразумение. Джаспер справится. Я про его дела мало знаю, толку от меня не будет. А вот ты лучше расскажи все, что они попросят… у тебя нет таких защитников, как у Джаспера.
        — Я боюсь за него, Кассиус.
        — Бойся лучше за себя. Кажется, ты чем-то крепко насолила канцлеру. С ним шутки плохи. Что ты сделала?
        — Ничего.
        Экипаж подпрыгивал на мостовой квартала Мертвых Магов, затем брусчатка кончилась, некрострукты-тяжеловозы прибавили ходу. Потянулись тоскливые минуты. Кассиус прислонил голову к стене, закрыл глаза и, кажется, задремал. С каждой минутой тяжелая тревога сильнее сдавливали сердце.
        Пятно имело очертания человека с раскинутыми руками. Это и был человек: теург в форменном одеянии. На груди тускло блеснул серебристый символ арки и звезды. Вокруг лысой головы теурга расплылось густое черное пятно. Над распростертым телом беспокойным маревом переливалась тень бес-лакея.
        — Оборванцы пошли в наступление, — тихо проговорил Кассиус над ухом. — Смотри, первые жертвы. Они убили его. Не повезло старикану оказаться у них на пути.
        — Джаспер, — проговорила я, леденея. — Утром он был в форме теурга с этим знаком на груди. Он где-то в городе. Он может пострадать от толпы. Если они нападают на теургов, то не будут разбирать…
        — Пожалуй, ты права, — хладнокровно ответил Кассиус. — В руках полицейских ему было бы безопаснее.
        От его слов стало еще хуже.
        — На место! — приказал сопровождающий полицейский. — Не переговариваться!
        Кассиус вернулся на скамью. Я продолжала смотреть в оконце.
        Раздалось тяжелое, басовитое гудение. Оно нарастало с грозной уверенностью, и от этого звука в жилах застывала кровь. Я подняла глаза: над крышами домов низко скользил воздушный плот. Лопасти в железных круглых клетках яростно перемалывали воздух, ветер поднял с мостовой обрывки газет. Пламя костров и факелов затрепетало, освещенные красным хмурые лица задрались вверх. Затем толпа бросилась врассыпную. Люди ныряли в подворотни, толкались. Кто-то упал, сдавленно вскрикнул и тут же замолчал.
        В грязно-серой стальной поверхности днища открылись темные отверстия люков, из которых хищно высунулись тупые рыла стволов. Какое-то время экипаж мчался с воздушным плотом наперегонки, затем чудовищное демоново судно отстало. В оставленных позади кварталах тревожно завыла сирена, по мостовой прокатился глухой удар, улицу залил ослепительный свет, раздались надсадные крики.
        Горло сжал спазм. Наручники ледяным захватом впивались в запястья, колени онемели, но я не могла сдвинуться с места от ужаса.
        Экипаж притормозил; путь ему преграждала еще одна баррикада, высотой доходящая до третьего этажа дома. Вечернее зарево придавало ей вид неприступного замка перед осадой. Блестели штыки, полицейские в своем страшном облачении стояли недвижной цепью. За спинами полицейских, возле сверкающего медью и хромом огромного бронированного экипажа, грозно и безучастно возвышались угловатые силуэты боевых некроструктов. Круглые линзы в их масках горели сквозь серый туман жутким желтым огнем.
        Снаружи раздался отрывистый, грубый голос:
        — В объезд, суперинтендант! Здесь не проехать. Вот-вот взвод пойдет в атаку! Поезжайте через овощной рынок. Там пока чисто. Поспешите!
        Экипаж затрясся и в очередной раз совершил крутой поворот. Кое-как втиснулся в узкий проезд между обшарпанными домами и поплелся по переулку, едва не задевая кирпичные стены и ветхие деревянные пристройки. Колеса подпрыгивали на гнилых кочанах капусты, грохот копыт некроструктов распугивал поджарых бродячих псов.
        Мальчишка-трубочист в короткой курточке и штанишках проводил наш экипаж внимательным взглядом, приложил два пальца к губам, пронзительно свистнул и юркнул в подворотню.
        — С дороги! — гаркнул суперинтендант. — Буду стрелять!
        В переулке что-то происходило. Некрострукты-тяжеловозы издали металлический всхрап. Экипаж рванул с места, но тут же резко остановился. Я полетела со скамьи, непроизвольно выбросила вперед руки, «пальчики кадавра» тут же безжалостно усилили ледяную хватку.
        Снаружи кто-то молча пробежал, тяжело дыша — десяток человек, не меньше.
        — Опусти пушку, остроголовый! — рявкнул незнакомый голос. — Наши парни на крышах, дернешься — получишь пулю в башку. Спускайся, но медленно!
        Сопровождающий полицейский выглянул в окошко, тут же отступил и схватился за винтовку. Его лицо одновременно выражало растерянность и решимость.
        — Эй, Линн! — воззвал незнакомец. — Еще один остроголовый внутри, вместе с пленниками. Что делать?
        — Линн? Генерал Линн!? — едва слышно удивился Кассиус. Полицейский беспокойно дернул головой.
        Еще один голос что-то глухо пробормотал. Шаги приблизились; дверца фургона дернулась, последовали два сильных, злых удара повыше замка. Дверца распахнулась. Полицейский вскинул винтовку, однако тут же бросил оружие и поднял руки под прицелом двух карабинов, которые держали рослые фигуры. Лица нападавших были замотаны тряпками.
        — Наружу, — бросил один из мятежников. Полицейский повиновался, неловко вылез, постоянно озираясь. Ему заломили руки, набросили мешок на голову и увели.
        — Камилла, ты тут? — спросил звучный грудной голос, показавшийся странно знакомым. От растерянности я не смогла вымолвить не слова.
        — Ого! — изумленно произнес Кассиус.
        — Она здесь, генерал! Вижу ее, — успокоил бас второго мятежника.
        Фигура с шарфом на лице нетерпеливо нырнула внутрь и стянула капюшон с головы. Свет газового фонаря блеснул на белокурых волосах. Я вскочила на ноги.
        — Ух, не думала, что все получится! — весело произнесла Шер. — Папка так волновался, еле смог объяснить, что случилось. Привет, подруга! И тебе привет, красавчик! Рад меня видеть? Целоваться будем потом. Сначала избавим вас от «пальчиков кадавра».
        Я хлопала глазами, не в силах поверить происходящему.
        — Лерой, забери у остроголового ключ! — приказала Шер. Ключ принесли, наручники лязгнули и упали на землю. Я принялась растирать запястья.
        — Значит, генерал Линн! — насмешливо протянул Кассиус. — Я, конечно, знал, с кем ты якшаешься, но чтобы так… Прекрасная Шерилинна — предводительница ретровитов! Теперь я еще сильней влюблен в тебя.
        Шер хохотнула, шикнула на Кассиуса и вывела меня наружу.
        Полицейский экипаж окружали десятка два крепких, решительных малых в рабочих куртках. Каждый держал карабин. У фонаря неподалеку сидели три фигуры со скованными за спиной руками и мешками на головах: Тарден и два полицейских. Канцлер и вигиланты отправились в Адитум в другом экипаже и засады счастливо избежали, но их везение ни капли не радовало.
        — Шер, тебя послал Джаспер? Ты видела его? — торопливо спросила я, так как ни о чем другом думать сейчас не могла. Даже удивительное превращение дочери дворецкого в предводителя повстанцев и неожиданное спасение не могли заставить меня забыть о тревоге.
        — Дрейкорн? — удивилась Шер. — Понятия не имею, где он. Не беспокойся, отыщем. Сейчас нужно поторапливаться. Отвезем вас безопасное место, там и потолкуем без помех.
        Раздались громкие удары, мостовая задрожала так, что колени подогнулись. Надсадно взвыла сирена, белый луч света выхватил краснокирпичные стены домов и принялся метаться из стороны в сторону.
        — Полицейская вышка! — выкрикнула Шер. — Скорее!
        Мы рванули в сторону подворотни. Бежали по переулкам сквозь туман, шлепали по лужам, проваливались по колено в подтаявшие сугробы, спотыкались о мусорные баки. Грянул выстрел, над головой рассыпалось кирпичное крошево.
        — Только бы не пустили инвестигаторов! — задыхаясь пробормотала Шер.
        В конце переулка стояли два крытых овощных фургона. Лошади бесновались, Лерой повис на поводьях, затем вскочил на козлы. Шер втолкнула меня и Кассуса внутрь. Свистнул бич, фургоны помчались в тьму.
        Рев полицейской сирены постепенно затих.
        — Оторвались, — с удовлетворением произнесла Шер, высунулась в окно и прокричала:
        — Гони к старой водозаборной станции, Лерой!
        Вернулась на место и пояснила:
        — В «Крысином подворье» нас нипочем не отыщут. Папка уже там. Ух, ну и веселье нынче в городе! Наконец-то настоящее дело. Руки чешутся задать всем жару!
        Я ничего не понимала, голова шла кругом.
        — Помню, ты сказала, что тебя нельзя назвать пособницей «Убийц Магии», — пробормотала я.
        — А я не пособница, — весело сверкнула зубами Шер, — эти ребята считают меня своим главарем. Пусть считают: так забавней!
        — Суперинтендант Тарден рассказывал, что генерал Линн много лет провел на морской каторге…
        — Все верно! — воскликнула Шер. — Я там родилась. Мать была беременная, когда экзекуторы забрали ее по ложному доносу, отняли десять лет на алтаре и сослали. Папка даже не знал, куда она делась. Вернулся из плавания — дом пуст. Получил известие, только когда она умерла. Я отца в первый раз увидела, когда мне одиннадцать было. Лучше тебе не знать, что мне пришлось перетерпеть и как я добиралась домой… Теперь понимаешь, как я их всех ненавижу — теургов, остроголовых, экзекуторов? Скоро они отправятся к своим демонам, обещаю! Кончилось их время.
        — Ты думаешь, мы одни такие, отщепенцы? — распалилась Шер, схватив меня за руку. — Нет, нас поддерживают многие. Даже шишки из сената! Дают нам деньги. Есть один богатей… имени его я не знаю, но он нам неплохо отстегивает. Подсказывает, что делать. Началось это, как забава, а потом понеслось. Мы не дадим им принять Третий Пакт. Видела, что творится в городе?
        Кассиус покачал головой.
        — Ушам своим не верю, — произнес он.
        Шер махнула на него рукой и замолчала. Молчала и я, пытаясь осмыслить услышанное.
        Тем временем мы прибыли. Фургон остановился на прямоугольной площади, в дальнем конце которой возвышалось странное сооружение из переплетенных стальных труб. Низко гудел мотор, слышался плеск воды, вращалось гигантское колесо, с которого обрушивались мутные потоки.
        Шер повела нас к деревянной будке, у которой стоял на посту чернобородый сторож с испитым лицом. Завидев нас, он кивнул и поспешил отомкнуть замок.
        — Теперь вниз! — позвала Шер. — «Крысиное подворье» сейчас самое спокойное место в городе. Остроголовые туда под страхом смерти не сунутся! Тебе там понравится. Ты же не боишься диплур, Камилла?
        — Диплур?! — я содрогнулась, вспомнив об окровавленных очках Крипса.
        — Из-за этих тварей от крыс в «Крысином подворье» осталось лишь название, но в остальном это тихое, приятное место.
        К будке подошли двое человек в плащах с остроконечным капюшонами. Они равнодушно кивнули Шер и принялись тихо переговариваться. В руках люди держали палки и мешки: муниципальные чистильщики отправились на работу.
        Я глянула в последний раз на темное небо и размытый облаками циферблат Астрариума, вздохнула, вошла вслед за Шер и Кассиусом в будку, где обнаружилась лестничная шахта, уходящая в темноту.
        Не счесть, сколько раз за последние месяцы мне довелось побывать в подземельях, но привыкнуть к царству вечной темноты я так и не смогла. Вслед за Шер и ее спутниками я спускалась по крутым, осклизлым ступеням, стараясь не думать, куда они вели. Впрочем, катакомбы и полчища подземных тварей казались безопаснее, чем компания канцлера с его вигилантами и негостеприимные стены имперского каземата.
        Эхо шагов прыгало между стенами шахты, воздух становился тяжелее. Лестница привела к узкой кирпичной кишке, а когда она закончилась, я ахнула от удивления. Кассиус присвистнул, Шер с удовольствием объявила:
        — Добро пожаловать в «Крысиное подворье», друзья! Здесь живут самые достойные граждане империи. Чистильщики, бродяги, ночные странники — все найдут здесь убежище.
        Мы прошли через поднятые стальные ворота — судя по ржавчине на приводе, они не опускались уже несколько десятилетий — и оказались в высоком, широком тоннеле. Сводчатый потолок подпирали каменные столбы, заросшие мхом. По центру бежал черный поток, через который были перекинуты гнилые доски, по белесым от ила берегам тянулись кирпичные дорожки. Кое-где свисали лампы на толстых цепях. Воздух был влажным, поначалу довольно свежим, но когда мы прошли глубже, пахнуло зловонием.
        Тоннель был обитаем. Десятки людей копошились в темных нишах, выныривали из узких проходов и штолен.
        Возле прохода, из которого мы вышли, виднелась стеклянная шахта. Круглая, мутная от разводов стена на миг озарилась оранжевым блеском, словно внутри полыхнул язык пламени и тут же погас. От стены отходили железные трубы с вентилями, виднелись остатки покрытых паутиной и вековой патиной механизмов.
        — Все, что осталось от водозаборной станции, — пояснила Шер. —
        Саламандрово пламя в шахте давало энергию насосам и гидравлическим воротам. Оно погасло, когда истек срок договора с демоном, но время от времени оживает, как сейчас. Не обращай внимания. Когда-то здесь протекала река, сто лет назад ее упрятали под землю. Теперь это укромный уголок, где ютятся те, кому нет места на поверхности. Из «Крысиного подворья» можно попасть в другие городские катакомбы, коллекторы, древние лабиринты атинов и даже опечатанные подземные ярусы Адитума — если знать, куда идти.
        Я вспомнила рассказ Джаспера — вот куда я попала! Тайное пристанище городских бродяг.
        С удивлением и любопытством разглядывала я силуэты людей возле кривобоких железных печек, брошенные на каменный пол тюфяки, черные от копоти балки и стены, из-за которых доносился глухой шум воды и рычание неведомых механизмов. Раздался низкий грохот, своды тоннеля содрогнулись, мелькнула тень костепалы, которая в испуге удирала, вскидывая бесконечно длинные ноги.
        — Там тоннель субтеррины, — успокоила Шер. — Состав проходит каждые двадцать минут. Шумно, но ты привыкнешь. Разместим вас вон в той хибаре. Не дворец, но сойдет.
        Узкими мостками мы перебрались через смоляные воды подземной речушки. В кирпичной нише трубы переплетались частым забором, за которым обнаружились тюфяки на деревянном помосте, железная печурка, доска, положенная на ящики. За импровизированным столом сгорбилась долговязая фигура. Пикерн уныло прихлебывал какое-то варево из большой кружки, кутаясь в потрепанный плед. При виде нас он встал и приветствовал меня и Кассиуса с привычным холодным достоинством. Шер весело хлопнула его по спине.
        — Выше нос, папка! Я доставила гостей в целости и сохранности. Поручаю их твоим заботам. У меня нынче дел по горло; пора обратно в город.
        — Шер! — повысил голос дворецкий, но тут же его плечи печально понурились. — Прошу, останься. Они обойдутся без тебя. Я больше этого не вынесу.
        Шер отмахнулась и принялась чем-то греметь в вещевом мешке. Кассиус чертыхнулся и плюхнулся на драный тюфяк.
        — Господин Пикерн, где Джаспер? — я схватила дворецкого за руку. — Где он, что происходит?
        Дворецкий устало покачал головой.
        — Сама видишь, что происходит. Бунт, мятеж. Конец света. И моя дочь этим руководит. Господин Дрейкорн? Я знаю не больше твоего. Будем надеяться, что его предупредили, и теперь он скрывается. Он справится, Камилла. Ему доводилось бывать в передрягах и похуже этой.
        — Нужно его найти, — упрямо проговорила я. — Я отправлюсь в город.
        — Не вздумай! — встревожилась Шер. — Попадешься остроголовым — тебе конец. Я разузнаю, что могу. Тебя же нужно вывезти из столицы. Пару дней придется посидеть здесь, а потом…
        — Я никуда не поеду, пока не отыщу Джаспера.
        — Ладно, — смирилась Шер. — Накажу ребятам держать ухо востро, может, удастся передать ему весточку. Сейчас я иду на важную встречу. Жду человека от того парня из сената, который дает нам деньги и указания. Пожалуй, именно его следует величать настоящим генералом Линном! Я лишь одолжила имя этому мифическому герою. Но я рада, что все так получилось. Понятно, шишки не хотят сами марать руки. Что ж, поработаем за них своими мозолистыми клешнями, которые знают, как держать карабин.
        Ошеломленная событиями дня, я опустилась на деревянный помост и, охватив голову руками, погрузилась в невеселые мысли. За несколько часов жизнь моя совершила ужасный поворот. Я лишилась дома, я потеряла Джаспера, и не знала, что будет дальше.
        В «Гостинице дьявола» я пробыла три дня.
        Первый день просидела неподвижно в нише за переплетением ржавых труб, время от времени забываясь тревожным сном на старом тюфяке. Подходили какие-то люди, Пикерн расталкивал меня и уговаривал поесть. Я нехотя соглашалась, но поддерживать разговор с Кассиусом и отвечать на расспросы дворецкого не могла.
        Вечером хмурая нищенка показала путь до квадратного каменного бассейна, в который тонкой струйкой из трубы непрерывно текла теплая вода. Вокруг толпились обитатели тоннеля, женщины стирали, мужчины раздевались, бросали одежду на каменный пол и окунались, не стыдясь наготы. Только поздно ночью у бассейна не осталось никого, и мне удалось кое-как помыться.
        На второй день утром меня разбудило щекочущее прикосновение к ноге. Я открыла глаза и подскочила, увидев жвалы крупной диплуры. Рядом стояла тощая девочка в отрепьях и изучала меня пустыми глазами. Я немного успокоилась, разглядев, что в руке маленькая оборванка держала веревку, хитро завязанную на белесом панцире подземной твари.
        — Твой питомец? — осведомилась я дрожащим голосом. — У меня тоже есть зверек. Его зовут Фаро. Он альфин, и умеет смеяться.
        Девочка не отвечала. Я протянула ей яблоко из запасов, которые оставила Шер. Девочка в недоумении повертела его, словно видела этот фрукт впервые, затем робко откусила, улыбнулась, потянула за веревку и ушла в темноту, волоча за собой диплуру.
        Я вздохнула. Что стало с Фаро? Наверное, вигиланты забрали его с собой. Альфин — ценная жертва. Некому больше защитить его от ритуального ножа.
        Поднялась и отправилась бесцельно бродить по гигантскому тоннелю. В другое время было бы любопытно исследовать его уголки и тайны, познакомиться с постояльцами «Крысиного подворья», но теперь беда давила на душу тяжелым камнем, и странная жизнь обитателей подземелья занимала меня мало.
        А жизнь эта кипела ключом. С утра по катакомбам проходили отряды чистильщиков, смывщиков, «речных крыс» и прочих бедолаг, которые зарабатывали на жизнь, роясь в городских нечистотах и уничтожая паразитов. Вечером у костров собирались целые семьи бродяг. В густом дыму рассыпались искры, тускло сияли чумазые лица, заросшие неопрятными бородами до самых ушей, зловещие старухи в лохмотях хохотали, разевая беззубые рты, молодые мужчины и женщины отталкивающего вида бродили среди заброшенных механизмов.
        Здесь было полно диплур и костепал, которые мирно уживались с двуногими подземными обитателями, питались отбросами, и прятались, стоило показаться чистильщикам со своими пиками и крюками.
        Я поймала себя на том, что представляю, как рассказываю Джасперу о своих приключениях в «Крысином подворье». По своему обыкновению он слушает внимательно, иногда хмурится, потом отпускает меткое замечание, после которого мрачное уже и не видится таким мрачным, страшное превращается в нелепое, а забавное кажется вдвое смешнее. Я невольно улыбаюсь, Джаспер всматривается мне в лицо, уголки его губ вздрагивают, темные глаза смеются в ответ.
        От воспоминаний больно сжалось сердце.
        На третий день произошла странная встреча. Возвращаясь утром от бассейна, я миновала костер, за которым компания побирушек сдавала вчерашний улов своему предводителю — жилистому высокому мужчине с подвязанной как при зубной боли челюстью. Из под серой от грязи повязки торчала слипшаяся сосульками борода. Побирушки слушались его беспрекословно: не отводили воспаленных глаз, мелко кивали, покорно опустошали содержимое кружек для подаяний в глубокую стальную миску. Время от времени король нищих принимался отчитывать провинившихся, и тогда они замирали, как кролики перед змеей, и покорно подставляли спину под удары его суковатой палки.
        Резкие движения рук короля нищих, манера величественно наклонять голову показались странно знакомыми, а когда до меня донеслись несколько слов, которые он произнес густым, звучным голосом, под ложечкой сжалось. Бродяга заметил мой интерес и кинул настороженный взгляд исподлобья. По позвоночнику пробежал неприятный холодок.
        Торопливо отвернувшись, я поспешила прочь. Бродяга поднялся, в два широких шага нагнал меня и преградил путь. Вскрикнув, я подалась назад и чуть не оступилась на осклизлых мостках. Я узнала предводителя побирушек. Это был старейшина Уго!
        — Что вы здесь делаете? — в растерянности проговорила я.
        — Вот это встреча, Камилла! — ядовито прошипел он. — Удивлена? Ведь это по твоей милости меня изгнали из общины. Пришлось податься в Аэдис. Все от меня отвернулись, даже жены! Но, как видишь, устроился я неплохо. Мои попрошайки приносят за день столько, сколько не зарабатывает самый богатый лавочник в Олхейме за месяц. Я уже присматриваю себе дом в Меркатии. Тебе, я вижу, повезло меньше. Где же твой теург, пожри его Тьма? Наигрался с тобой, и выгнал на улицу, как паршивую собаку? Так ты подумай хорошенько, мое предложение еще в силе…
        Уго протянул руку, но я отскочила и быстрым шагом пошла к своему убежищу. Старейшина брел позади и сыпал угрозами и льстивыми обещаниями, однако при виде Кассиуса и Лероя, которые лениво перебрасывались в кости у костра, осекся и повернул назад.
        — Увижу, что ошиваешься рядом, — переломаю ноги, — хмуро пообещал ему в спину Лерой. Уго вздрогнул и ускорил шаг. Больше старейшина на глаза мне не попадался.
        Скоро я привыкла к содроганию стен, когда, бешено вращаясь по спиральным рельсам, в соседнем тоннеле проносилась пассажирская субтеррина, выгоняя через воздуховоды порывы сухого, пахнущего машинной смазкой сквозняка; привыкла к редким оранжевым вспышкам угасающего саламандрова огня в заброшенной шахте и шуму подземных вод. Я мучительно хотела попасть на поверхность, в охваченный мятежом город, чтобы узнать о судьбе Джаспера.
        Шер не принесла никаких известий. Она вернулась усталая, раздраженная и пропахшая порохом. Посланник от богатого покровителя Убийц Магии не явился, имперская гвардия пошла в наступление, мятежники терпели поражение.
        — Кто этот человек, который поддерживал вас все это время? — попробовала расспросить я. — Это мог быть господин Дрейкорн?
        Шер отмахнулась.
        — Исключено. Это кто-то из сената или Совета Одиннадцати. Принятие Третьего Пакта и засилье теургов далеко не всем по душе. Неудивительно, что есть недовольные. Мелкие фабриканты, например.
        — Господин Дрейкорн здесь ни причем, — мрачно подтвердил Пикерн. Он сильно сдал, тревога за дочь и собственные беды заставили его высокую фигуру ссутулиться. Он не выходил из убежища за трубами, сидел у костра, уныло ворошил уголья железной кочергой. Дворецкий немного приободрился, когда Шер привела его младших сыновей, своих сводных братьев — веселых подростков, которые быстро почувствовали себя в подземном убежище как дома.
        — Он подозревал, чем занимается Шер, и не возражал, когда я позволял ее друзьям использовать «Дом-у-Древа» как перевалочный пункт. Впрочем, не так давно он строго-настрого запретил это делать. Как я виню себя в том, что не послушал его и потакал тебе, дочь! Посмотри, к чему это привело. Твою вину взвалили на него. Я так надеялся, что хотя бы дружба с Камиллой заставит тебя одуматься…
        — Нужно связаться со стряпчим, — подал голос Кассиус. — Скорее всего, Джаспер у кого-то из друзей. Может, у Карадоса, может, у Леноры.
        — Как ты не понимаешь, Кассиус, — я в сердцах оборвала управляющего. — Никому из них нельзя верить. Кто-то докладывал канцлеру о всем, что происходит в доме. Это был Оглетон, я уверена! А баронесса… я не знаю. Может быть, он у нее.
        — Не городи чепухи, Камилла. Оглетон может что-то знать. Я отправлюсь в город, попробую разведать.
        Шер не возражала. Она раздобыла одежду мастерового — объемные штаны, куртку и картуз. Кассиус переоделся, намотал вокруг шеи широкий шарф, скрыв нижнюю часть лица, и заметно повеселел. Весь день он изводил меня брюзжанием. Жизнь подземного города угнетала его, он горько сетовал на то, что произошло, и рвался наверх.
        Чтобы довершить маскарад, Шер щедро мазнула Кассиуса сажей по щекам и нацепила ему на лоб очки-консервы.
        — Урод уродом, — радостно подытожила она. — Иди, милый, теперь тебя никто не узнает.
        — Я скоро вернусь, Камилла, и приведу Джаспера, если он еще не убрался вместе с Ленорой на «Гончей» подобру-поздорову, — пообещал Кассиус. — Все будет хорошо. Продержись еще немного.
        С этими словами он отправился к лестнице наверх.
        — Не ходи к стряпчему, Кассиус! — крикнула я вслед, но он меня уже не услышал.
        Вечером Кассиус не вернулся. Шер явилась одна, упала на тюфяк и уснула. Мне не спалось. Я лежала, прислушивалась к затихающему шуму подземного города и думала о Джаспере. Увижу ли я его? Вернусь ли в «Дом-у-Древа»? Может, мне пригрезилась жизнь в загадочном особняке и его суровый, прекрасный хозяин?
        Может, я так и бродила по предместьям Аэдиса, пока не попала в «Крысиное подворье»…
        В конце концов удалось задремать. Приснился сон, в котором я вновь смотрела в темные глаза Джаспера и чувствовала прикосновение его рук. Он что-то прошептал мне на ухо, и, заливаясь во сне слезами, я упрашивала его: «Что ты сказал, Джаспер? Прошу, не надо загадок. Просто скажи, что любишь меня и никогда не уйдешь». Лицо Джаспера поплыло, растаяло, закачались ветви Ирминсула, передо мной возникли точеные черты баронессы. Она открыла кроваво-красный рот, из которого полезли белесые змеи, и низким мужским голосом произнесла: «Облава! Спасайся!»
        Меня толчком выбросило из сна. Яркая оранжевая вспышка ослепила сквозь сомкнутые веки. Раздался лязг, оглушающий грохот. Тоннель наполнили панические крики и суета.
        Я подскочила и выбежала наружу. Саламандров огонь в шахте ожил, заливая убогие своды подземной пещеры тревожным красноватым светом. Огромные стальные ворота у входа медленно опускались, отрезая путь к бегству. Обитатели подземелья метались, как потерявшие направление крысы.
        — Облава! Остроголовые! — крикнул хромоногий бродяга, пробегая мимо, нырнул в узкий лаз боковой штольни и тут же вылетел обратно, преследуемый фигурой в долгополой шинели.
        Я чуть не упала, когда в спину меня толкнула Шер.
        — Туда! Туда! — закричала она, показывая на темное отверстие арки в дальнем конце пещеры.
        Не раздумывая и не оглядываясь, я пустилась наутек, но далеко уйти не успела. Едва перескочила через деревянные мостки, как кто-то схватил меня за талию и отбросил назад с такой силой, что я отлетела к каменному столбу. За спиной раздались шаги, жесткие пальцы впились в плечо и заставили подняться. Я увидела перед собой ряд медных пуговиц, шишковатый нос и черные усы, похожие на щетку.
        — Куда? — рявкнул суперинтендант Тарден. — Набегалась, девочка, хватит. Вигиланты тебя заждались.
        Полицейские вывели Шер и Пикерна. Тарден осклабился.
        — Знаменитый генерал Линн! Баба, кто бы мог подумать!
        — Сдохни, остроголовый, — коротко ответила Шер и сплюнула. Пикерн молчал, потупившись.
        Нас повели наверх. Конвоир крепко держал под локоть, грубо тянул вперед, и идти по крутым ступеням было тяжело. Позади хрипло дышал Пикерн, Шер вели впереди, она шла, высоко подняв голову.
        — Интересно, откуда они пронюхали? — бросила она не оборачиваясь, и тут получила тычок в спину от конвоира.
        — Кассиус пошел к стряпчему Оглетону, — ответила я. — Вот откуда. Стряпчий донес вигилантам.
        Пикерн хрипло выругался и пожелал, чтобы кто-нибудь засадил Оглетону в глотку адмиралтейский якорь по самый шток.
        — Ничего, Камилла, — прошептал он мне затем на ухо, — если Джаспер на свободе, он нас вытащит. Верь в него.
        — Если он на свободе. Если он жив…, — отозвалась я горько. С каждым мгновением я все сильнее падала духом. Надежды на спасение не было.



        Глава 19 Мешок-с-Костями

        Мир наверху встретил ярким солнцем. Глаза заслезились, от свежего воздуха закружилась голова, и я чуть не упала, когда конвоир завел мне руки за спину, защелкнул на запястьях «пальчики кадавра» и легко толкнул в спину.
        Впереди ждала вереница заляпанных грязью экипажей. Слаженно и проворно полицейские грузили в них арестованных, раздавались глухие удары резиновых дубинок, доносились очереди отборной брани.
        Меня втолкнули в темное нутро экипажа и посадили на скамью. Слева и справа расположились конвоиры, скамью напротив занял грузный вигилант. Экипаж неторопливо покатил, подрагивая на кочках и хлюпая талым снегом.
        Я остро осознала тяжесть своего положения. Нервы сдали, по телу прокатилась дрожь, но приступ паники продлился недолго. Постепенно отчаяние первых минут отступило, в голове похолодело и прояснилось.
        Еще не все потеряно. Рано отчаиваться: Пикерн и Кассиус верят в Джаспера, они не тревожатся о его судьбе. Джаспер жив, он придет на помощь. Что ему канцлер и вигиланты? Он привык иметь дело с противником пострашнее.
        Я выпрямила спину — хотя сделать это со скованными руками было неудобно — и попыталась принять вид дерзкий и независимый. Вигилант окинул меня равнодушным взглядом, не спеша достал табакерку и начал набивать волосатые ноздри. Неопрятно чихнул, затряс головой, довольно фыркнул. Я холодно поинтересовалась:
        — Куда вы меня везете?
        Вигилант улыбнулся, мигнув пустыми как у гадюки глазами. Стало ясно, что ответ мне не понравится, и я пожалела, что открыла рот.
        — Мешок-с-Костями, госпожа Агрона, — учтиво произнес он. — Уверен, вам знакомо это название, хотя я предпочитаю официальный вариант. Юстиарий, учреждение исполнения наказаний по приговору высшего триумвирата.
        Я непроизвольно вздрогнула.
        — Приговор без суда?
        — За ним дело не станет, — дружелюбно поведал вигилант. — С преступниками в империи разговор короткий, особенно когда расследование курирует канцлер.
        Наверное, мне не удалось сохранить невозмутимое выражение лица, потому что губы вигиланта скривились в усмешке.
        Ехать пришлось недолго. Вскоре экипаж остановился, раздалась отрывистая команда и полицейский распахнул дверцу. Я увидела массивное здание темно-серого камня с узкими прорезями окон и воротами, обитыми железом. Над неровной линией крыши кружились стаи ворон. Здравствуй, Мешок-с-Костями, самое зловещее место столицы. Когда горожане говорят о нем, не забывают сплюнуть через плечо.
        Пузатые стены и бесформенные обводы действительно придавали зданию сходство с гигантским, плотно набитым мешком: демоны, что возвели Юстиарий век назад, не стремились поразить его постояльцев изысканной архитектурой.
        Конвоиры проводили меня к воротам мимо знаменитого символа империи — высокой арки с подвешенной медной звездой. Вновь навалился дикий страх, спина покрылась липким потом, затылок заломило. Я вообразила, что меня отправят под нож сакрификула немедленно, и немного успокоилась, лишь когда конвой сделал остановку в заставленной пыльными картотеками комнате для обыска и регистрации.
        Здесь меня первым делом освободили от «пальчиков кадавра». Я потерла онемевшие запястья и несколько воспряла духом. Строгий служащий за допотопной конторкой принялся за дело: записал мое имя, возраст и особые приметы, извлек из шкафа зеркальную доску и потребовал поочередно приложить к ней обе ладони. Затем провел в кабину фонокулуса, велел сесть на жесткий стул и замереть.
        Завели механический прибор для отсчета времени. Под его ритмичное тиканье я просидела не меньше десяти минут, пока мое лицо ощупывали лучи камеры-обскуры, работающей на принципах демоновой оптики. Кожу неприятно жгло.
        Когда сеанс закончился, полицейский велел громко и отчетливо назвать свое имя и фамилию; и вот, фонокулография с моим изображением и образцом голоса подшита к делу. Мне присвоили номер и превратили в заключенную самой страшной тюрьмы столицы. Вернуться из нее на волю можно лишь отдав не менее десятка лет жизни на жертвенном алтаре. Рассчитывать на милосердный приговор не стоило, и я безуспешно гнала от себя мысль, что Мешок-с-Костями станет моим последним пристанищем.
        Появилась сухопарая женщина в синем казенном платье, провела в боковую каморку, с официальной вежливостью велела снять одежду и надеть форму арестанта: балахон, напоминающий тот, что я носила в общине, но из ткани помягче.
        — Госпожа Верена, старшая надзирательница Блока А, — представилась женщина, когда я закончила переодеваться. — Идем.
        Мы миновали несколько дверей с тусклыми табличками («Помывочная», «Карцер», «Кордегардия»…) и остановились у железных ворот. Скрипнул механизм, ворота взвизгнули и поднялись с мрачной неотвратимостью.
        Меня повели по длинному коридору, в котором каждая деталь навевала беспросветную тоску. Воздух был спертый, отдавал известью, хлоркой и чем-то кислым: казенный запах, от которого даже у самого жизнерадостного человека засосало бы под ложечкой. Двери с решетчатыми окошками, кирпичные стены, наполовину покрытые темной краской. Вдоль плинтусов вились медные жилы с острыми шипами. Жилы едва заметно подрагивали, как готовые к атаке змеи.
        Ребра свода украшали медные сферы, наполовину утопленные в камень. Позеленевшую от времени поверхность рассекала алая полоса — словно вертикальный зрачок. Когда мы миновали один из шаров, он дрогнул в своем гнезде и с легким скрипом повернулся, отслеживая наше движение.
        Заметив, как я поежилась, моя сопровождающая пустилась в объяснения тоном дружелюбной хозяйки, несколько утомленной наплывом гостей.
        — Валефарово око следит за всем, что происходит в коридорах и камерах. Поэтому у нас не бывает беспорядков и бунтов. Никто не желает близко знакомиться с охранными системами Юстиария. Осужденные предпочитают идти на алтарь зрячими и с целыми конечностями. Демоновы плети действуют грубовато, — надзирательница указала на шевелящиеся медные жилы, — но эффективно. С ними шутки плохи.
        Мы остановились перед дверью в дальнем конце коридора. Госпожа Верена погремела ключами и радушным жестом пригласила оценить мое новое жилище. Оштукатуренные стены, забранное решеткой окно под потолком, железная откидная койка, рукомойник в дальнем углу. Фонарь в медной клетке заливал камеру мертвенным светом. Лязгнул засов, я осталась одна.
        Несчастья последних дней были внезапными и ошеломляющими. Я прошла все стадии отчаяния и теперь навалилась апатия. За последние месяцы мне довелось испытать немало страшных приключений, но теперь они казались лишь игрой, в которой реальная опасность не грозила никогда — ведь рядом был тот, кто мог защитить и прийти на помощь.
        И тут меня затопила острая обида, сдобренная уколами злости. Злилась и обижалась я на Джаспера. Ведь это его самоуверенность и пренебрежение к врагам привели к такому исходу! Как мог он бросить меня, оставить одну среди этого кошмара?! Если с ним случилось что-то действительно нехорошее, люди Шер знали бы об этом. Значит, он жив и скрывается. Почему же не нашел, не вызволил меня? С чего я вообще взяла, что моя судьба ему небезразлична?
        Чувство было горьким, мысли — несправедливыми, но избавиться от них не получалось.
        Потянулись дни несвободы. Поначалу я была слишком подавлена, чтобы замечать тяготы тюремного быта, но постепенно обвыклась, апатия стала отступать, и я признала, что жизнь в Мешке-с-Костями оказалась сносной: мне доводилось жить в местах похуже.
        Кормили два раза в день — надзиратель приносил плошки с жидкой кашей или отварными овощами. Раз в неделю водили в помывочную, где удавалось переброситься парой слов с другими заключенными женщинами. Среди них были как закоренелые преступницы, так и те, кто угодил за решетку по пустяковым обвинениям.
        После завтрака заключенных отводили в молельный зал на службу, которую проводил тюремный священник церкви Благого Света.
        Первое посещение молельного зала оставило неизгладимое впечатление.
        Зал выглядел так же убого, как и прочие помещения тюрьмы: беленые стены, ряды облезлых скамей, приземистая кафедра. Но когда я подняла глаза к потолку, ахнула от удивления.
        Под сводом расположился странный механизм: сотни шестеренок, цепей, штырей, валунов, туго взведенных пружин. Посреди подвешены огромные — в два человеческих роста — песочные часы в медной оправе с замысловатой гравировкой. Корпус часов закреплен на системе сложных шарниров. Песок тонкой струйкой пересыпался за светло-зеленым стеклом.
        Заключенные опасливо косились на странный механизм, зубчатые колеса которого вызывали мысли о гигантской мясорубке. На десятках лиц застыло боязливое ожидание. Мы расселись на указанные надзирателями места, покорно взяли в руки плохо отпечатанные брошюры с молитвами, служба началась.
        Молодой священник неразборчиво бубнил с кафедры; время от времени, повинуясь знакам надзирателей, толпа вторила вразнобой.
        И вот, когда был закончен первый круг молитв — славословие Благому Свету — помещение наполнил скрип и лязг: механизм ожил. Часы страшно ухнули и перевернулись, по залу прокатился ветер. Что-то прогремело, из медной трубы выпали металлические жетоны и с громким бряцаньем приземлились в чашу установленных под трубой весов. Заключенные разом выдохнули, зашептались опасливо. Покачиваясь на цепи, чаша медленно опустилась.
        Я не понимала, что происходит, но чувствовала, что движение механизма было ритуалом, который внушал узникам сильный страх, и страх этот невольно передался мне.
        На служении присутствовали двое вигилантов. Они поспешили к чаше, вынули жетоны и передали надзирателям. Заключенные затравленно следили за их движениями.
        — Номера сто двадцать, сто сорок один и сто шестьдесят четыре, — громко произнес вигилант, и в зале воцарилась мертвая тишина, которую разорвал чей-то испуганный вздох.
        Надзиратели уверенно прошли по рядам, подняли трех заключенных и вывели из зала. Двое — молодой мужчина и женщина — шли покорно, опустив голову, их плечи дрожали. Третий — изможденный мужчина средних лет — громко выругался и толкнул одного из надзирателей в грудь, но тут же стих, когда двое других крепко ухватили его за руки и вывели вслед за остальными.
        — Вознесем молитву за души тех, кто сегодня послужит высшей цели, — равнодушно провозгласил священник, и заключенные уткнулись в брошюры с молитвами как ни в чем не бывало. На их лицах было написано облегчение.
        — Что происходит? — шепотом спросила я свою соседку, бойкую чернявую девушку.
        — Часы ведут отсчет до ритуала по приговору. На алтарь отправляются те, чьи номера упали в чашу, — быстро проговорила она, пока надзиратель смотрел в другую сторону. — Это как лотерея: есть имена приговоренных, высший вигилант в Адитуме определяет, кто лучше подойдет для ритуала и отправляет жетоны с номерами сюда. Часы отсчитывают время до следующего жертвоприношения. Видишь трубки? Они регулируют количество песка в колбах. Иногда ритуал проводят каждый день, иногда
        — раз в неделю. Время определяют астрологи в Адитуме. Этот обычай существует столько, сколько стоит Мешок-с-Костями.
        — Зачем это нужно? — ужаснулась я.
        — Славное развлечение для заключенных. Невеселое, но других-то нет, — пожала плечами девица. — Каждый раз думаешь: не твой ли номер выпадет сегодня?
        — добавила девица с бесшабашным видом, как будто страшная церемония действительно доставляла ей удовольствие. Она притворялась: кончики тонких губ плаксиво опустились, худые пальцы нервно теребили край воротника.
        Я содрогнулась. Выходит, однажды надзиратель назовет мой номер: сто одиннадцать. Впрочем, мне обещали суд, а он еще не состоялся.
        На допрос меня вызвали один-единственный раз. Комната для допросов не представляла из себя ничего особенного: те же каменные стены, зарешеченное окошко, длинный деревянный стол и шкафы с картотеками.
        За столом восседали два незнакомых мне вигиланта и канцлер Моркант. Было страшно вновь встретиться с ним лицом к лицу: я ожидала пыток, издевательств, но ничего подобного не произошло. Теурги вели себя отстраненно, обменивались незначительными фразами, бросали на меня равнодушные взгляды. Канцлер отдал короткое распоряжение, и вигиланты один за другим подошли ко мне и сделали попытку ввести в транс. Брали за подбородок холодными руками и заглядывали в глаза. Хотя я была измучена страхом и неопределенностью, мне удалось оказать им достойное сопротивление. Вигиланты быстро оставили меня в покое и вернулись за стол.
        Канцлер молча просматривал какие-то бумаги. Первой тишину нарушила я:
        — Что с господином Дрейкорном? Где он? — произнесла я, немея от ужаса в ожидании ответа.
        Канцлер оторвался от бумаг, шумно вздохнул, положил руки на стол, сцепил пальцы и пристально посмотрел на меня колючими глазами.
        — Его судьба волнует вас больше своей, госпожа Агрона? — вопросил он наконец. Помолчал и произнес:
        — Вы еще не поняли, что ваш хозяин предал вас? И не только вас. Дрейкорн предал империю и бежал, как трус. Перед этим наши люди смогли связаться с ним и предложили сделку: его сотрудничество в проведении ритуала слияния и заключении Третьего Пакта в обмен на вашу жизнь. Он отказался и теперь скрывается. Вас радуют такие новости, госпожа Агрона?
        Вопреки ожиданиям канцлера, его слова вселили надежду: Джаспер жив и на свободе, теперь я точно знаю это!
        — Я вам не верю.
        — Дело ваше, госпожа Агрона. Но зачем мне лгать? Так или иначе, вас ждет жертвенный алтарь. Однако в моих силах смягчить вашу участь. Мы можем забрать у вас пять-десять лет и отправить в ссылку. Вам всего лишь требуется ответить на некоторые вопросы. Не желаете отвечать — не нужно. Позвольте вигилантам узнать ответы самим. Они прочтут их в вашей голове, если перестанете сопротивляться. Дрейкорн утаил от нас важную информацию. Хотелось бы знать, что именно, перед тем как состоится вызов Валефара. Это дало бы нам некоторые преимущества при ведении переговоров с высшим демоном.
        Я промолчала. Канцлер пытался манипулировать мной — я была в этом уверена.
        — Мне ничего не известно, — устало проговорила я, — господин Дрейкорн не делился со мной деталями.
        — Неправда. Вам известно больше, чем кому либо.
        Я отважилась на другой вопрос.
        — Что будет с моими друзьями?
        — Вы имеете в виду Убийц Магии? Их предводительницу, ее отца? Боюсь, им не на что надеяться. Свою роль они сыграли.
        — Какую роль?
        Канцлер неприятно улыбнулся.
        — Очень важную и нужную роль, госпожа Агрона. Думаете, подданные империи готовы бунтовать против устоявшегося порядка? Ничего подобного. Чернь вполне довольна своей жизнью. Убийцы Магии — мое собственное детище. Нужно было запугать сенат, склонить его к заключению Третьего Пакта. По моей просьбе Крипе пересылал им деньги и указания через своего человека. Но теперь все кончено. Третий Пакт будет принят на следующей неделе. Суд над вами состоится в ближайшие дни, и по приговору вы и ваши друзья будете отданы демонам в уплату при заключении Пакта. Впрочем, если передумаете и поделитесь информацией, я буду снисходителен. Нет — пеняйте на себя.
        Сердце ушло в пятки, смелость испарилась без следа. Канцлер добился своего: мне стало страшно. Что я могу сделать? Я пылинка против моих врагов. Жалкая, слабая мышь, которая посмела ввязаться в дела теургов.
        — Катитесь во Тьму, канцлер, — четко произнесла я, — Жаль, что вы не отправились вместе с Крипсом в логово диплур в тот день. Но ничего: я сумею натравить их на вас. Ирминсул дал мне эту власть. Однажды ночью диппуры проберутся в ваш дом и растерзают вас, когда вы будете спокойно спать в постели.
        Вигиланты переглянулись, на их лицах мелькнула тень беспокойства, и я испытала мимолетное удовлетворение.
        Канцлер и бровью не повел.
        — Кажется, вы еще опаснее, чем я думал, — ядовито ответил он. — Нужно поскорее избавиться от вас. Заодно проверим, так ли демоны боятся природной магии, как говорят. Сдается, это ничем не подтвержденные слухи. Жертва есть жертва, и от вас демоны точно не откажутся.
        Канцлер кивнул надзирателю и меня вывели.
        Однажды утром, когда я терпеливо выскребала гнутой ложкой остатки овсянки из тюремной миски, за дверью раздались голоса, надсмотрщица загремела ключами. Я насторожилась, а миг спустя застыла в изумлении. В камеру вошел стряпчий Оглетон. Дверь захлопнулась, однако смотровое окошко осталось открытым, за ним мелькала синяя униформа надсмотрщицы.
        — Добрый день, госпожа Агрона, — сухо произнес Оглетон и нервно переложил толстую кожаную папку из одной руки в другую.
        Я вскочила, стальная миска упала на пол и с лязгом откатилась к стене.
        — Зачем явились? — поинтересовалась я звенящим от гнева голосом.
        — Назначена дата суда: пятый день Сеятеля. Я нашел вам неплохого адвоката.
        Но сначала мне нужно…
        — Адвоката! — прошипела я. — На кой мне ваш адвокат? Для меня все кончено
        — не без вашей помощи, Оглетон. Ведь это вы доносили канцлеру обо всем, что происходит в доме, не отрицайте! Вы предали своего хозяина. Молите Свет, чтобы Джаспер покинул столицу, потому что иначе он найдет вас и тогда вы пожалеете о том, что сделали.
        Оглетон выпрямился и уставился на меня в изумлении, а затем резко произнес:
        — Прекрати болтать чушь, неблагодарная девчонка!
        За дверью кашлянули. Оглетон осекся, вернулся к двери и тихо произнес в окошко пару слов. Затем достал бумажник, пошелестел купюрами. В окошке на миг показалась рука госпожи Верены и тут же скрылась. Дверца окошка лязгнула, нас оставили одних.
        Оглетон повернулся, сердито вытер шелковым платком лоб. Только теперь я заметила, как сильно изменился стряпчий: пухлые щеки ввалились, роскошные усы больше на завивались в вензеля, а обвисли, как у унылого сома.
        — Вы сильно заблуждаетесь, госпожа Агрона, — с нажимом произнес Оглетон. — Вы оскорбили меня до глубины души. Оглетоны служили Дрейкорнам на протяжении ста лет. Мы верны своим нанимателям в любых ситуациях, даже когда это чревато для нас серьезными неприятностями.
        — Кто же тогда шпионил за Джаспером? — произнесла я скептически.
        — Кассиус. Ваш золотой мальчик, чертов игрок и пропойца, — выплюнул Оглетон с презрением. — Его благодарите за все, что случилось. Он проигрался в пух и прах. Кто-то оплатил его долги. Как вы думаете, чем он расплачивался? Информацией. Его отец был первостатейный жулик, продавал чернокнижникам осужденных в обход аукциона. Чего ждать от сына?
        — Не может быть, — я отказывалась верить услышанному. Поведение Кассиуса не раз вызывало подозрение, но я гнала эти мысли прочь.
        Оглетон тем временем понизил голос и торопливо сообщил вторую ошеломляющую новость, которая заставила сердце заколотиться:
        — Дрейкорн в столице. Я виделся с ним.
        Стало трудно дышать, голова закружилась от облегчения. Я открыла рот, чтобы обрушить на стряпчего град вопросов, но Оглетон уже принялся рассказывать.
        — В тот злополучный день Дрейкорн узнал, что готовил канцлер. Он улизнул от преследователей, но забрать вас не успел. Вы помните, что творилось в столице.
        Когда он подъехал к дому, было поздно. Он пытался вызволить вас, но ему пришлось скрываться. На Дрейкорна объявили охоту. Сенат подкуплен, как и половина членов Совета Одиннадцати. Впрочем, Совет вскоре одумался: они хотят, чтобы Дрейкорн присутствовал при заключении Третьего Пакта и готовы помириться с ним. Однако они наотрез отказались освободить вас и ваших друзей. Вы не представляете, какое решение принял Дрейкорн…
        Стряпчий сделал паузу и прошелся от стены к стене в сильном волнении. Я замерла, не зная, чего ожидать. Когда стряпчий продолжил, в его голосе смешались негодование и восхищение:
        — Дрейкорн начал против сената войну. Перешел на сторону мятежников. Обратился к Убийцам Магии, собрал тех, кому удалось уцелеть после того, как канцлер решил избавиться от своих марионеток, а затем объявил себя генералом Линном. Мятеж перешел на новый уровень. Дрейкорн действует с размахом. Он сумел за одну неделю сколотить войско из отставных солдат, списанных на берег матросов, отчаявшихся безработных и тех мятежников, что остались на свободе. Он разбил их на отряды, снабдил оружием. Они перекрыли главные улицы империи, дают отпор отрядам гвардии и шаг за шагом, улочка за улочкой, продвигаются к центру. Вы не представляете, что может сделать теург во главе повстанцев. Дрейкорн знает все о демоновом оружии и механизмах, знает их уязвимые места. Хуже: когда оружие создавалось в мастерских Крипса, Дрейкорн участвовал в заключении магических договоров, и имеет власть в одностороннем порядке приостановить их действие. Несколько небесных плотов его силами стали грудой железяк. Некрострукты рассыпаются в прах. Винтовки системы «плевок гидры» превращаются в руках солдат в бесполезные палки. Схватки
становятся все ожесточеннее, и знаете, госпожа Агрона…, — Оглетон понизил голос, — скажу вам откровенно: имперским войскам приходится туго.
        Я слушала, затаив дыхание. Самую важную весть Оглетон приберег под конец.
        — Джаспер заберет вас отсюда накануне суда. Не знаю, как он это провернет: воспользуется ли тайными ходами под столицей, или же повстанцы возьмут Мешок-с- Костями штурмом. Скоро вы будете свободны. Возможно, даже суда не дождетесь, но на всякий случай я озаботился поиском адвоката. Впрочем, неважно: после суда пройдет несколько дней, прежде чем приговор приведут в исполнение. Времени достаточно. Вам оказали честь — хотят отправить на алтарь при заключении Третьего Пакта. Да, и еще: не беспокойтесь об отце. По просьбе Дрейкорна я вывез Изидора подальше. Он отправился на юг вместе со своей сожительницей. Хлопотное было дело, но все улажено.
        Радость кипела во мне ключом. К радости примешивалась тревога и легкий стыд: как я могла сомневаться в Джаспере! Он сейчас рискует своей жизнью, чтобы спасти меня. Он бросил вызов императору и сенату!
        Я сжала руки в волнении.
        Визуал: стряпчий Оглетон
        — Продержитесь еще несколько дней, Камилла, — дружелюбно сказал Оглетон. — Скоро вы будете на свободе. Дрейкорн вызволит вас, и вы вместе покинете империю.
        Лязгнул замок, дверь открылась и надзирательница проводила стряпчего прочь.
        Я не находила себе места. Весь день я шагала по камере, выстраивала в голове тысячи предположений, прислушивалась к доносящимся снаружи звукам: вдруг в эту самую минуту Джаспер спешит мне на помощь?
        Когда засов на двери лязгнул во второй раз, я подпрыгнула.
        — Еще один посетитель, — весело объявила госпожа Верена. Затем заговорщицки подмигнула и добавила полушепотом:
        — Обычно это запрещено, но он назвался вашим близким другом, и неплохо заплатил… такой милый молодой человек!
        В камеру вошел Кассиус. Госпожа Верена приветливо кивнула и закрыла дверь снаружи.
        Я подавленно молчала, не зная, что сказать. Стало невыносимо горько. Я отвела взгляд: не было сил смотреть на цветущий вид и дорогой костюм человека, который оказался предателем. Камеру наполнил аромат одеколона, от которого захотелось сплюнуть на пол.
        — Здравствуй, Камилла, — произнес Кассиус спокойно.
        Я подняла глаза. Кассиус был бледен, но мой взгляд он встретил твердо.
        — Как у тебя хватило духу прийти? — спросила я его и удивилась: я не испытывала гнева, только печаль.
        — Я беспокоился о тебе и о Шер. С ней повидаться не удалось… повстанцев держат где-то в другом месте.
        — Значит, беспокоился? — довольно спокойно ответила я. — С чего тебе беспокоиться о людях, которых ты предал?
        — Позоль оправдаться, — Кассиус криво улыбнулся. — Представляю, что наговорил тебе Оглетон.
        — Неужто он сказал неправду? — полюбопытствовала я вяло.
        — Нет. Все верно. Я действительно виноват в том, что канцлер знал многое о делах Джаспера.
        — И что же, будешь уговаривать меня сотрудничать с канцлером? — бросила я с презрением. — А ведь я считала тебя другом. А Джаспер? Догадываюсь: все эти годы ты не мог простить ему того, что произошло с твоей семьей по вине его отца? Или все дело в деньгах? Можешь радоваться. Джаспер стал изгнанником, меня скоро отправят на жертвенный алтарь. Ты получил, что хотел.
        Неожиданно самообладание изменило Кассиусу. Его серые глаза сверкнули сталью, щеки побагровели.
        — Замолчи! Все не так. Думаешь, я пошел на это добровольно? Ничего подобного. Я сам стал жертвой в их игре. Хочешь, расскажу, как было дело?
        — Жду не дождусь.
        Кассиус в волнении хрустнул пальцами и признался:
        — Я действительно рассказывал кое-что… всякие мелочи. О тебе, о том, как ты проводишь время с Джаспером. О том, как он к тебе относится. Рассказывал я это не канцлеру. Баронессе Мередит.
        Я стиснула зубы и почувствовала, как кровь отлила от щек.
        — Как ты мог? — произнесла я сквозь зубы. — Шпионил за мной по просьбе этой женщины!
        — Пойми меня, Камилла, прошу! Она оплатила мой карточный долг и попросила о небольшой услуге взамен. Я не мог отказать. Она неплохая бабенка, что бы ты ни думала. Они были близки с Джаспером несколько лет назад, когда умер ее муж. Но последние пару лет их связывали только дружеские отношения. Ленору это не устраивало. Она хотела вернуть Джаспера, вот и решила действовать обходным путем.
        — Выходит, ты солгал мне тогда, во время нашей последней встречи, Кассиус? Ты предупредил меня, велел не строить напрасных надежд, говорил о скором браке…
        — Соглал, — признался Кассиус. — Меня попросила баронесса. Подумаешь, пустые слова. С тех пор, как ты появилась в доме, Джаспер ни о какой другой женщине и думать не мог. Тьма, да я в первый день вашей встречи смекнул, к чему идет дело. Как он на тебя смотрел! Вот и Ленора решила, что…
        — Хватит, Кассиус. Причем здесь вообще баронесса? Ты шпионил на канцлера. Ты выдал ему место нашего убежища в Крысином Подворье.
        — Нет, Камилла! Все не так. Ленора водила дружбу с Крипсом. Однажды я явился к ней, но ее не было дома. Зато там оказались Крипе и Моркант. Налили мне вина, затеяли беседу. А потом… ты знаешь, на что способен канцлер. Этот его взгляд… он бывший первый вигилант империи, сильный гипноманипулятор. В голове все помутилось, а он продолжал расспрашивать, задавал вопросы, которых я не помнил. Лишь потом до меня дошло… но было поздно. Да, Камилла, я виноват. Я встретил шулера похитрей меня самого, и проиграл эту партию. Теперь ничего не исправить.
        Я потрясенно слушала, затем покачала головой.
        — Когда я покинул Крысиное подворье, отправился к стряпчему, но на обратном пути за мной проследили… и здесь я виноват. Был невнимателен. Привел ищеек к вам.
        — Уходи, Кассиус, — произнесла я наконец. — Не хочу с тобой разговаривать.
        Твое невнимание и глупость нам дорого обошлись.
        Кассиус посмотрел на меня долгим взглядом, не говоря ни слова, постучал в дверь, призывая надзирательницу, а затем ушел.
        От всего, что рассказали визитеры, голова шла кругом. Как же плохо я знала тех, с кем провела бок о бок последние месяцы! А хуже всех — Джаспера. С самого начала я видела, что человек он необыкновенный, но и думать не могла, на что он окажется способен. Джаспер не был политиком, дела Совета Одиннадцати и сената мало занимали его, и участвовал он в них неохотно, повинуясь обычаю или уговорам. Теперь же он возглавил мятежников, отказался от прежней жизни, сжег за собой все мосты. Но упорства и твердости ему не занимать; я ни секунды не сомневалась, что задуманное ему удастся.
        Новости доходили в Мешок-с- Костями с опозданием. Посетителей к заключенным допускали редко, газеты в тюрьме были запрещены, но я не упускала случая обменяться парой-другой слов с девушками в помывочной или во время молитвенных служб, надеясь узнать хоть что-то о происходящем в столице. Говорили о масштабных стачках и генерале Линне, перед которым оказывалась бессильным самое хитроумное магическое оружие. Меня переполняли радость, гордость и тревога.
        Каждую минуту я в нетерпении прислушивалась к редким звукам, которые доносились сквозь толстые стены тюрьмы. Стоило раздаться в коридоре шагам, я подскакивала к двери, но это оказывалась надзирательница, и я с досадой возвращалась вглубь камеры.
        Я провела в Мешке-с-Костями уже три недели. Завтра тридцать первое число месяца Туманов, День Теней. Кто бы мог подумать, что свой двадцать первый день рождения мне предстоит встретить в этом угрюмом месте!
        Утром проснулась с уверенностью, что именно сегодня я выйду на свободу. Голова была легкой, я радовалась солнечному лучу, который проник через зарешеченное оконце и лениво полз по выщербленному полу камеры. В город уже пришла весна, и скоро я увижу небо, полной грудью вдохну свежий воздух.
        Наверное, Ирминсул теперь полностью покрыт листьями. Или же вигиланты уничтожили его? За все время, что я провела в тюрьме, я ни разу не чувствовала связи с ним. Он не являлся мне во снах, не отвечал на мои безмолвные призывы и не посылал свои эмоции. Это несказанно печалило. Умей я управлять той природной магией, которая текла через магическое дерево и которой оно было готово поделиться со мной, я бы ни секунды не оставалась в заточении.
        Загремел засов, я резво подскочила, почти поверив, что сейчас дверь откроется и камеру войдет мой спаситель.
        — Время светослужения, — строго произнесла госпожа Верена, и я вышла в коридор, встала в цепочку заключенных и двинулась вместе со всеми по коридору, глядя на понурые спины.
        Когда мы вошли в зал, взгляд привычно устремился к двойному конусу гигантских песочных часов. Верхняя колба почти опустела, песчинки текли вниз, неумолимо приближая срок ритуала, на котором кто-то из заключенных расстанется с отведенными ему годами — а то и самой жизнью. Я знала, о чем думали в этот момент мои товарищи по несчастью: чей черед придет сегодня? Мне об этом можно было не волноваться: еще не состоялся суд, не вынесен приговор. В любом случае, я сумею избежать этой участи. Джаспер придет вовремя.
        Служба подходила к концу, когда раздался знакомый лязг, скрип, часы загудели и перевернулись, поднятый движением гигантского механизма ветер прошелестел листками брошюр с молитвами. В чашу упал один-единственный жетон, и звон его прозвучал особенно тревожно. Несколько заключенных, ожидавших исполнения наказания, вздрогнули. Я с жалостью наблюдала, как беспокойно следили они за нарочито медленными движениями вигиланта, достающего жетон с номером заключенного и всматривающегося в цифры. Какой номер назовет он сегодня?
        — Сто одиннадцать, — сухо проговорил вигилант и сонный священник тотчас скороговоркой отозвался:
        — Вознесем молитву за души тех, кто сегодня послужит высшей цели.
        Зал заполнило бормотание; у моей скамьи оказались двое надзирателей.
        Что происходит? Вигилант назвал мой номер. Я, должно быть, ослышалась?
        Сердце враз перестало биться, по спине побежал холодный пот. Я изо всех сил уцепилась дрожащими руками за край скамьи и наотрез отказалась вставать, когда один из надзирателей потянул меня за плечо.
        — Ваш час пришел.
        — Вы ошиблись. Суд еще не состоялся. Приговора не было.
        Вигилант покачал головой.
        — Суд состоялся вчера. Заочно, по специальному распоряжению канцлера. Сегодня особый день — день Теней. Астрологи рассчитали, что именно сегодня высший демон ответит на зов призвавших его для заключения Третьего Пакта. Вам оказана огромная честь: ваша жизнь будет отдана на жертвенном алтаре ради великой цели.
        Чьи-то грубые руки подняли меня. Над головой, повинуясь силе инерции, со скрипом раскачивался медный корпус часов, и звук этот болезненно отдавался у меня в ушах.



        Глава 20 Cердце теурга

        По подземному коридору конвой проводил меня к тюремной линии автомотрис и погрузил в закрытый экипаж. Автомотриса набрала скорость, колеса мерно стучали на рельсах как метроном, отсчитывающий последние минуты моей жизни. Вигиланты зевали и оживленно переговаривались в полумраке, я сидела на скамье за решеткой в тупом оцепенении.
        — Слышали, повстанцы уже в Аристории? — вопросил один из вигилантов, нервно разглаживая медно-красные усы.
        Я навострила уши.
        — Повода для беспокойства нет, — отрезал его собеседник, достал кисет и принялся энергично набивать трубку. — Адитум им не взять. Интересно, на что рассчитывает Дрейкорн?
        — У него какой-то план, — с беспокойством возразил усач, ерзая по сиденью. — Дрейкорн непредсказуем. Что, если он призовет своего незримого покровителя?
        — Пустяки! Как только будет принят Третий Пакт, ситуация изменится. Демонам дадут право уничтожать людей по приказу теургов. Повстанцы обречены. Дрейкорн заплатит за все. Империя безжалостна к тем, кто стоит на пути прогресса. Если бы Дрейкорн хотел призвать Барензара, он бы давно уже это сделал. Огоньку не найдется?
        Пополз едкий дым, в горле запершило, но я сдержала кашель, ожидая продолжения разговора. Однако в этот момент заскрипели тормоза и вигиланты замолчали: мы прибыли.
        Пунктом назначения оказался Адитум. Автомотриса остановилась во внутреннем депо, конвой провел меня к подъемнику. Я с трудом передвигала ноги, колени дрожали.
        Железная клеть вознеслась на несколько уровней, мы вышли в комнату неправильной формы. Здесь конвой передал меня в руки двух женщин, которые готовили жертв к ритуалу. У теургесс был вкрадчивый голос и пустые глаза, в которых плескалось безумие.
        Теургессы сняли с меня тюремный балахон, наскоро обтерли тело пропитанной благовониями губкой и заставили надеть длинную белую рубашку с широкими рукавами.
        — Вам оказана великая честь, — шептали теургессы. — Ваша жизнь пойдет в оплату одной из величайших магических сделок века. Вашу душу поглотит сам Валефар, демон-архонт!
        Который раз за сегодня мне говорят о «великой чести»? Неужели они действительно считают, что от их слов меня переполнит гордость, и я взойду на жертвенный алтарь с восторгом?
        Теургессы подхватили меня за руки и стремительно повели в соседнее помещение, навстречу неприглядной судьбе, от которой было уже не отвертеться.
        Главный ритуальный зал «Кровепад» производил тягостное впечатление: окажись я здесь при других обстоятельствах, ушла бы не оглядываясь. Но выбора у меня не было, и, дрожа от ужаса, я отмечала жуткие детали обстановки.
        В зале царил красноватый сумрак, плотный и вязкий, как смола. Посреди пола выложена золотом семиугольная звезда. По периметру расставлены высокие светильники, над каждым скорбно взирал пустыми глазницами человеческий череп.
        Сверкающие темным мрамором поверхности зала — прихотливо изогнутые или фигурно высеченные — отражали мириады огней, отбрасывали сложные тени. Огни плясали и в узких зеркалах, установленных на конце каждого луча звезды. По дальней стене пленкой стекала вода и неслышно уходила в отверстия у пола. Вода казалась черной и густой, как кровь.
        Теурги заканчивали последние приготовления: вычерчивали магические символы, зажигали свечи и курильницы. Движения теургов были точны и размеренны, на лицах застыло торжественное и одухотворенное выражение, как у актеров в преддверии спектакля.
        Кто же будет статистами на этом спектакле, расходным материалом? Я и десятки других осужденных — в это момент их как раз ввели в зал. Я увидела Шер и дернулась, пытаясь привлечь ее внимание, но тотчас на плечи надавили грубые руки.
        Я запаниковала. «Джаспер придет с минуты на минуту. Он спасет меня», — упорно повторяла я, цепляясь за призрачную надежду.
        Раздался шум. Я встрепенулась и тут же поникла: в зал вошла процессия богато одетых господ. Низкорослый теург с блестящей лысиной показался знакомым. Ну конечно, я видела этот низкий лоб и двойной подбородок на банкнотах. Император Антеон Второй собственной персоной. Император едва переставлял ноги, лицо его покрывала синюшная бледность, словно он находился на последнем издыхании. Два юнца в гвардейской форме поддерживали его за руки. Неудивительно, что император так стремится обрести бессмертие, уступив свое немощное тело демону.
        За императором семенил канцлер Моркант, и при виде его хорькового оскала захотелось выкрикнуть оскорбление, бросить последнее проклятье моим убийцам. Сделать этого мне не дали: сунули под нос склянку, из горлышка которой валил сладковатый дым. Я попыталась отвернуться, но жесткая рука больно сдавила затылок; дым потек в легкие, и в следующий же миг голова закружилась, в груди стало тепло, и все, что последовало затем, я воспринимала с холодной отстраненностью.
        Меня уложили на холодный мрамор. Словно издалека я слышала, как теурги принялись монотонно читать заклинание; барабаны зачастили низкой, тревожной дробью.
        С тупым любопытством я повернула голову и увидела, как в дальнем конце зала теурги водружали на алтари жертвенных животных. Другая группа палачей занялась осужденными. Как и во время ритуала, на котором мне довелось присутствовать в компании Крипса, будущие жертвы были одурманены или введены в транс. Кто-то слабо хихикал, некоторые невнятно мычали.
        — Валефар, мы ждем тебя, — торжественно произнес невидимый голос. Маска с едва намеченными чертами склонилась надо мной, бледная рука занесла остро наточенный нож. Ритуал начался.
        Боли я не почувствовала, как не чувствовала лезвия, входящего в мое тело, ни касания пальцев теурга.
        Теурги размеренно декламировали заклинание, с каждой строфой голова становилась все тяжелее, и вскоре по телу медленно поползла холодная волна: сначала онемели ноги, затем кисти рук, а когда холод докатился до сердца, я закрыла глаза и провалилась в черноту.
        Насладиться забытьем не получилось.
        Твердый мрамор под спиной провалился, я начала падать в бесконечную пропасть. Чувство падения было настолько реальным, что к горлу подкатила тошнота.
        И вот я, наконец, застыла в воздухе. Уже умерла? Осторожно разомкнула веки и сделала три открытия.
        Первое: я оказалась в странном месте, в котором не было ни луча света. Тьмы, впрочем, тоже не было. Все заполняла бледная хмарь. Мне стало не по себе. Никакой опоры под ногами, но внизу, на расстоянии, которое невозможно постигнуть человеческим разумом, глаза различили неспешные колебания серой массы, похожей на ртуть. Закружилась голова, мозг наотрез отказывался осознать увиденное.
        Может, это и есть океан вечности? Я поискала маяк над чертогами странника Смерть, который, должно быть, ждет не дождется меня в гости.
        И тут сделала второе открытие: я определенно была жива. Мое сердце билось. Я впервые почувствовала боль: болела шея и руки, там, где нож сакрификула сделал свою страшную работу.
        Открытие третье: в этом странном месте я была не одна.
        — Какая досада! — громко произнес чей-то голос, странно выговаривая слова.
        Испытывая потерю ориентации, как человек, которого внезапно разбудили, я повернулась. Передо мной возникла темная тень с невероятно длинными руками и ногами.
        — Какая досада! — повторил демон. — Безмозглые людишки прикончили тебя. Увы, я не успел остановить их, ведь у меня пока нет возможности присутствовать в вашем мире постоянно. Но ничего: неразумные поплатятся за самоуправство.
        Я беззвучно разевала рот.
        — Здравствуй, отроковица, — дружелюбно проговорила тень. — Вот и свиделись.
        — Ты кто? — спросила я, поколебавшись. Джаспер наказывал не откликаться на слова демонов, не подавать вида, что вижу их, но за гранью жизни следовать этому правилу показалось бессмысленным.
        — Люди зовут меня Валефаром.
        — Ты верховный демон-архонт? — поразилась я. — Это ты явился мне в склепе императора и в зеркале в доме Крипса?
        — Разумеется, — удивился демон. — С момента нашей первой встречи я наблюдаю за тобой, отроковица. Ты ценный человечек. Одна на миллион. Родилась в День Теней, прошла отличную подготовку в питомнике, который создал для себя мой неразумный брат, Арбатель. Он недавно вернулся ко мне, — хихикнула тень. — Ух, какое чудное наказание он сейчас отбывает! Впрочем, я готов простить его. Скоро наши распри не будут иметь значения. Я благодарен тому теургу, который послал его обратно в наш мир.
        Тень начала терять очертания, поплыла, и к своему ужасу я увидела, как чернильные сгустки сложились в знакомый облик: резкие скулы, высокий лоб, прямой нос.
        — Прекрати! — крикнула я в пустоту, зажмуриваюсь. — Не смей изображать Джаспера.
        — О! — разочарованно произнес Валефар. — Хотел сделать тебе приятное. Хорошо, будь по-твоему.
        Я открыла глаза, и на сей раз увидела перед собой Кордо Крипса, сотканного из тьмы и мрака.
        — Так лучше? — полюбопытствовал Валефар.
        Я не ответила.
        — Где я? — спросила вместо этого. — Я умерла?
        — Пока нет, отроковица, но конец близок. Рожденные в день Теней могут путешествовать между мирами, когда их сознание покидает телесную оболочку. И вот, я решил попрощаться, а напоследок показать тебе мир демонов. Он перед тобой.
        Серый сумрак посветлел, темная масса далеко внизу стала видна отчетливо. Теперь она бурлила, ежесекундно меняла очертания. Ртутная поверхность проросла мириадами побегов; миг, и на них распустились механические цветы. Металлические лепестки вздулись, раскрылись шипастыми ртами, которые тут же схлопнулись, поднялись выше, сложились в купола и башни. Слева и справа стрелами ударили ртутные гейзеры и застыли; теперь меня окружали опоры и причудливые структуры, шкивы, поршни, решетки, поросшие чем-то, похожим на неопрятный мох, по которому медленно переползали слизнеподобные создания.
        Я как песчинка болталась в сердце огромного механизма, в котором соединялись неживая плоть и металл. Все происходило в абсолютной тишине, отчего я окончательно уверилась, что нахожусь во власти предсмертного бреда, и все, что меня окружало — и эти иномирные конструкции, и неживые существа, и чернильная фигура демона — плод моего агонизирующего воображения. Чувство это усиливалось тем, что мои движения были неуклюжими и замедленными, как в кошмарном сне.
        Бешено закрутились шкивы, фермы отделились от стен, преобразились в шарнирные лапы, хребет из тысячи сочленений и металлический хвост. Монстр поднялся на дыбы, раздул решетку ребер, издал беззвучный рев, выпустил облако гари и рассыпался десятком ртутных фонтанов, которые слились в единый вал. Он дрожал, как желе, катился вперед, приближался неотвратимо; под его напором колоссальные конструкции рушились и оплывали.
        Я испуганно дернулась, и тут же сделала четвертое открытие: в этом мире не было понятия верха и низа. Меня перевернуло, ртутная масса удалилась и оказалась над головой, расползлась, как брюхатая туча. Из тучи вырывались части субстанции, то редкими хлопьями, то нитями паутины, мимолетно складывались в уродливые образы и тут же таяли.
        Картина навевала тоску. Эти лишенные формы образы и унылая серость казались воплощением непостоянства жизни и тщетности попыток сохранить красоту.
        — В нашем мире мы утратили власть над материей, — поведал Валефар, который спокойно наблюдал за мной и тем, что творилось вокруг. — Мы, архонты, пытаемся управлять ей, но сама видишь: ничего не выходит. Мы лишь тени. У нас остались эмоции, остались мысли и неутоленные желания. На краткий миг мы обретаем силу, когда забираем энергию жалких человеческих тел в вашем мире. Но ваш мир станет нашим, как только архонту удастся слиться с человеком, который в силах вынести нашу мощь. И этот архонт, — Валефар захихикал точь-в-точь как Крипе— я!
        Смех резко оборвался, демон погрустнел. Добренькие глаза Кордо Крипса превратились в пустые глазницы, нос провалился, во рту образовалось сразу три челюсти, из-за чего, когда демон заговорил, слова звучали невнятно, будто их дробило эхо.
        — Думал воспользоваться твоим телом, отроковица, — сообщил демон. — Но эти неразумные возложили тебя на алтарь, как рядовую бродяжку. Ах, какая в тебе сила! Я забрал ее во время ритуала и использую сейчас, чтобы стоять перед тобой в этом облике и говорить человеческим языком. Впрочем, твоя гибель — пустяки. Скоро в зал явится второй сосуд, крепче и сильнее. Надеюсь уговорить его. Он рассердится, когда увидит твое мертвое тело. Это плохо. Но я пообещаю ему кое-что: авось, пойдет навстречу.
        — О чем ты говоришь? — прошептала я, содрогаясь от отвращения и ужаса.
        Демон рассмеялся и окончательно утратил человеческие очертания.
        — Заболтались мы с тобой! Тебе пора. Кто там приходит за умершими в мире людей? Странник Смерть? Хорошо, я покажу его тебе.
        Чернильные сгустки опять поплыли, и передо мной вырос старик, чье изображение я не раз видела на стенах склепов. Плащ паломника, длинная борода, переплетенная плющом, костяные руки.
        — Прощай, отроковица, — гулким голосом произнес демон, принявший облик странника Смерть. — Ты мне нравилась больше других людей. Обещаю, я накажу виновных за твою гибель.
        И гибель моя была близка: я остро почувствовала ее в этот момент. Биение сердца затихло, в глазах потемнело.
        — Нет! — с трудом выговорила я. — Не хочу!
        Но демон в облике странника Смерть отвернулся. Его фигура таяла, растворялась, и вместе с этим таял и мир вокруг. Я умирала по-настоящему. Ужаснее всего было осознавать, что и мир людей, который я покинула, также обречен.
        Серое марево подернулось рябью, и в мире демонов произошли удивительные изменения: повсюду вспыхнули ярко-зеленые точки, развернулись остроконечными звездами. Потрясенная новым чудом, я напрягла слепнущие глаза. В этом царстве безжизненой серости не было места столь яркому цвету, и его появление могло означать, что вот-вот произойдет что-то прекрасное. И оно произошло.
        Ткань мироздания пронзили тысячи ветвей. Они росли, сплетались, заполняли собой пространство. Нежные побеги коснулись рук и ног, и я ощутила покалывание, которое сменилось жжением. Кровь быстрее побежала в венах, затем вскипела, сердце превратилось в пульсирующий факел, но в один миг боль отступила, стих огонь. Тело налилось силой, в голове прояснилось, я сумела сделать глубокий вздох.
        Ирминсул! Он вливал в меня жизнь, как делал это две сотни лет назад с магом Альдо Торквинусом. Душу затопили тысячи чужих эмоций: гнев, страх и желание защитить.
        «Спасибо!» — мысленно произнесла я, и в ответ теплая волна прошумела в голове, мимолетная вспышка нежности.
        Я огляделась: мир демонов исчез. Вокруг бесконечный лабиринт из ветвей, покрытых плотными листьями. Каждый лист похож на сложную звезду, и нет среди них двух одинаковых. В изумрудной зелени прыгали солнечные зайчики, но ни солнца, ни неба за пологом ветвей было не различить. Меня наполнило чувство радости и покоя.
        Побеги ослабили захват, мне удалось высвободить ногу и сделать шаг, затем другой. Я осторожно ступала по толстой ветке, пробиралась по зеленому коридору, отводя ветви. Шла и шла, но лабиринт не заканчивался. Куда идти? Есть ли отсюда выход? Ирминсул дал мне жизнь, но может ли он вывести меня в мир живых? Что, если мое сознание обречено бродить здесь вечно, а тело так и будет лежать на жертвенном алтаре?
        Картина менялась. С тревогой я заметила, как листья на ветках начали съеживаться, чернеть, как обугленные. Потускнели солнечные искры. Я догадалась, что произошло: Ирминсул отдал мне слишком много и теперь угасал, как и два века назад, когда пытался спасти своего прежнего хозяина, Альдо Торквинуса, умирающего на костре. Попадалось все больше мертвых ветвей, на плечи сыпались сухие листья.
        Раздался шорох, и на ветвь вскарабкался зверек с львиной гривой и обезьяньей мордочкой. В первый миг я отшатнулась, но тут же в неистовой радости схватила его на руки. Горячий язычок принялся облизывать мои щеки.
        — Фаро!
        Нет, наверное, я все-таки брежу перед смертью. Сначала мне в видениях явилось магическое дерево, теперь альфин! Он выскользнул из рук, прыгнул на ближайшую ветвь, оглянулся и заскулил, словно призывая следовать за собой.
        И я пошла.
        Альфин ловко карабкался с ветви на ветвь, иногда ненадолго раскрывал крылья, чтобы сохранять равновесие. Кисточка на львином хвосте смешно подрагивала. Альфин определенно вел меня куда-то; я следовала, не раздумывая. Джаспер рассказывал, что по легенде альфины выводят из потустороннего лабиринта погибших солдат, возвращая их к жизни. Неужели Фаро каким-то образом последовал за мной в этот призрачный мир, чтобы спасти?
        Ветви расступились, перед глазами засиял ослепительный колодец света. Фаро, не колеблясь, прыгнул вперед; сделала последний шаг и я.
        Ничего особенного не произошло: я проснулась. Недавние видения меркли в сознании, как обрывки дурного сна. Реальность встретила неласково. Едкий дым благовоний вторгся в легкие, каменная плита под спиной обожгла холодом, отчего по коже побежали колючие мурашки. Я открыла глаза и несколько секунд бездумно таращилась на красно-черный мрамор потолка, на котором плясали отблески огня. Итак, я вновь попала туда, откуда начала свои удивительные перемещения между мирами, и куда возвращаться вовсе не хотелось: в зал «Кровепад». За время, пока мое сознание болталось в измерении демонов, а затем бродило по древесному лабиринту, здесь произошли кое-какие изменения.
        Не были слышны голоса. Ритуальные барабаны молчали. Впрочем, отсутствие звуков не означало отсутствия опасности.
        Я старалась не двигаться, и так пролежала довольно долго. Минуты шли, ничего не происходило, лишь едва слышно шумела вода, да потрескивал огонь в светильниках. Возможно, теурги закончили свои мерзкие дела и убрались восвояси. Я повернула голову: в поле зрения никого. Собралась с духом, спустила ноги на пол и встала, ожидая услышать изумленные или сердитые возгласы. От резкого движения голова закружилась, сердце болезненно ухнуло. В глазах поползла темнота, пространство вокруг сузилось до размеров колодца, но больше ничего страшного не произошло, и я успокоилась.
        Глубоко вздохнув, прислушалась к собственным ощущениям.
        Руки-ноги служили исправно, боли не было, лишь кожу под подбородком слегка саднило. Я осторожно ощупала шею дрожащими пальцами и нашла тонкую нить пореза, как от пустяковой царапины.
        Невероятно, но Ирминсул действительно не дал мне умереть! Он затянул мои раны и наполнил тело энергией, потоки которой до сих пор отдавались в груди гулкими толчками.
        Поверить в собственное чудесное воскрешение оказалось легче, чем в неизбежную смерть. Я попробовала мысленно дотянуться до магического дерева, и тут же об этом пожалела. На меня обрушился водопад неприятных эмоций: изнеможение, страх и слабость. Ирминсул отдал последнее. Он был на грани гибели, и сил у него оставалось немного. Чувствуя глубокую жалость и легкий стыд, я оставила его в покое.
        Наконец, дурнота прошла, и я огляделась. Открывшаяся передо мной картина оказалось настолько невероятной, что я вновь усомнилась в своем возвращении из потустороннего мира, и на миг решила, что просто перекочевала из одного предсмертного видения в другое.
        Теурги-сакрификулы вовсе не покинули зал. Они навзничь распростерлись в проходах между алтарями — словно отдохнуть прилегли, вот только их нелепые позы говорили вовсе не о наслаждении покоем после тяжких трудов… Император, канцлер и члены Совета Одиннадцати сидели в своих роскошных креслах неподвижно. Их головы были бессильно откинуты на спинки, рты приоткрыты, застывшие глаза смотрели в пустоту.
        По телу пробежал озноб. Что здесь произошло? Впрочем, уместного в этих обстоятельствах ужаса я не испытывала, одно недоумение, щедро разбавленное нехорошими предчувствиями. После всего пережитого я словно исчерпала отпущенное мне количество страха, а заодно лишилась и способности удивляться.
        Я начала медленно обходить зал. Всматривалась в лица, преодолевая брезгливость, касалась ледяных рук, чтобы нащупать биение пульса, и не могла найти ни признака жизни. Неужели все мертвы?
        Куда больше, чем судьба теургов-мясников, меня беспокоила судьба моих собратьев по несчастью. Я поспешила к жертвенникам и сделала радостное открытие. Палачей настигла неведомая кара, а вот осужденным на смерть печальной участи удалось избежать. На ближнем алтаре я обнаружила Шер. На соседней мраморной плите, бледный, как мел, лежал ее отец. Дальше — незнакомые мне люди
        — человек двадцать. Все дышали, их губы едва заметно шевелились, руки подрагивали. Выходит, сакрификулы не закончили ритуал; я оказалась единственной, за кого они успели взяться всерьез.
        Я гладила Шер по щекам, пыталась дозваться — бесполезно. Я в отчаянии потерла гудевшие виски и сделала попытку сосредоточится. Свет знает, что здесь произошло. Ясно одно— нужно выбираться, однако бросить здесь друзей нельзя. Остается ждать: со временем действие магического дурмана ослабеет, и несчастные должны прийти в себя.
        Я двинулась дальше — отчего-то не покидало жутковатое ощущение, что за мной наблюдают невидимые глаза — но тут же в очередной раз замерла: на самых крайних алтарях теурги приготовили к жертвоприношению животных. Среди них был и Фаро! Здесь, в реальном мире, его тельце безвольно распласталось на мраморе, и на мои прикосновения он не отзывался.
        — Забавный зверек, — произнес знакомый голос. — Но, кажется, храбрец поплатился жизнью, когда вывел тебя назад.
        Я стиснула зубы: кошмар продолжал преследовать меня. Медленно повернулась: в центре семиконечной звезды клубилась тьма. Валефар уже здесь!
        — Выходит, прадерево и альфин не дали тебе уйти, — констатировал демон свистящим шепотом. — Поздравляю с возвращением.
        Тень изобразила фальшивую радость: провал рта исказился в подобии ухмылки, очертания длинного тела изогнулись, словно в учтивом поклоне.
        Смотреть на ужимки Валефара не доставляло никакого удовольствия. Со своими неестественно вытянутыми руками и ногами он походил на сотканного из кромешной тьмы паука, которому вздумалось пародировать движения человека, да еще и разговаривать при этом клокочущим потусторонним голосом, и меня передернуло от отвращения.
        Тем временем болтливый демон скорбно поведал:
        — Жаль, но для первоначальных целей ты мне не пригодишься. Теперь ты насквозь пропитана вашей природной магией. В чистом виде она нам враждебна. Но ничего, использую тебя иначе. Поможешь уговорить своего хозяина, отроковица.
        — Это ты расправился с теургами? — спросила я Валефара. Его появление меня не сильно впечатлило — подумаешь, назойливый выходец из иного мира! — но слова обеспокоили. Демон готовил какую-то подлость. Героям страшных сказок обычно удается победить нечистую силу хитростью. Будь здесь Джаспер, он придумал бы выход. Я же ничего не знала о логике этих потусторонних существ. Демон вел себя, как человек, но это было для него лишь забавной игрой, и реальные его возможности оставались для меня тайной.
        — Наказал за своеволие, — охотно ответил демон на мой вопрос. — Неразумные убили тебя, мой ценный сосуд, а затем начали приставать с глупыми просьбами. Надоели договоры с людьми. Надоело быть у них на побегушках. Вот я и воспользовался оговоркой Второго Пакта: двести лет назад, дабы показать полное доверие демонам, теурги обязались даровать толику своей жизни архонту по его просьбе — но размер этой толики оговорить забыли! Видишь ли, понятия объема в нашем мире иные, особенно когда речь идет о такой сложно измеримой вещи, как человеческая жизнь. Жаль, теурги этого не учли. То-то они удивились, когда я высосал их досуха. И не только их: всех, кому не повезло оказаться в Адитуме в эту ночь. Столько силы! Хватит создать себе временное тело; знаешь ли, быть незримым духом довольно скучно.
        Тень уплотнилась, одновременно с этим затрепетало пламя в светильниках, дым повалил гуще, сильнее зажурчала вода, стекающая по стене зала.
        Как прядильщица вытягивает волокно из пряжи, демон потянул к себе искрящиеся нити огня, спирали дыма и струйки воды и принялся переплетать, создавая подобие человеческого тела. Языки пламени вытянулись и сложились в подобие пылающего костяка. Водяные фонтанчики закрутились и словно прозрачные жилы оплели мерцающий силуэт, дым расплылся лоскутами призрачной кожи.
        Наконец, демон невидимой силой сорвал со стены череп и водрузил на бесформенные плечи. В глазницах полыхнули искры.
        — Теург уже близко! — невероятная фигура подняла зыбкие очертания руки, которая светилась изнутри красным. — Я слышу его шаги в тайных ходах под Адитумом. Слышу, как диплуры разбегаются на его пути, слышу его дыхание и биение сердца. Он взволнован, он боится опоздать. Он не знает, что уже опоздал.
        Демон засмеялся клокочущим смехом, похожим на бульканье болотной жижи.
        — Нужно приготовиться к его приходу.
        Валефар выпростал из тела огненный хлыст, который протянулся на несколько локтей и обвился вокруг моей шеи. В первый момент я инстинктивно дернулась и тут же почувствовала острое жжение.
        — Сюда! — приказал Валефар. От боли потекли слезы. Крепко стиснув зубы, я приблизилась к демону и кое-как опустилась на колени.
        — Он у двери, — прошипел демон и выпустил из костяных челюстей струю пара.
        — Он сейчас появится.
        Я подняла глаза. Дверь распахнулась, и в зал стремительно вошел Джаспер.
        Выглядел он неважно. Его суровое лицо осунулось, потемнело от усталости и гнева, щеки и подбородок покрывала недельная щетина, но держался он прямо, и двигался уверенно и неотвратимо, как хищник на охоте. Меня затопила бурная радость. Теперь все будет хорошо. Джаспер усмирит зарвавшегося демона; он развеет его, отправит в тот тоскливый, серый мир, где я недавно побывала.
        Джаспер смотрел только на меня, а нелепую и страшную фигуру в центре зала будто не замечал.
        — Мы тебя заждались! — с упреком произнес демон. Джаспер приблизился ко мне и опустился на одно колено. Я смотрела на него, и радость уступила место неожиданной робости. Оказалось, его образ стерся за недели разлуки, и он вновь казался мне незнакомцем; я не знала, чего ожидать. Его взгляд неприятно поразил.
        Он был мрачным и холодным, и понять, в чем дело, никак не удавалось.
        Не так я представляла себе нашу встречу! Я подняла руку, чтобы коснуться его щеки, но Джаспер сделал движение, словно желая отстраниться.
        — Я опоздал, — произнес он наконец сорванным, хриплым голосом. — Что я наделал! Я опоздал и они убили тебя, Камилла.
        У меня разом отлегло от сердца. Я поняла, что именно различила в глубине темных глаз: это был ужас. Джаспер обнаружил меня пленницей демона, он увидел пятна крови на моей белой рубашке и не до конца затянувшиеся раны на коже, и теперь его терзали вина, отчаяние и глубокий стыд. Именно этим объяснялась его видимая скованность, и ничем иным.
        — Я жива, Джаспер, — торопливо проговорила я в ответ. — Меня спас Ирминсул. Дерево почти погибло, но вернуло меня к жизни. Демон прикончил теургов. Все позади. Ты пришел. Вместе мы справимся.
        Я потянулась к нему, но Валефар стянул огненный хлыст вокруг моей шеи, и я не сдержала стона. Джаспер выбросил руки, пытаясь отвести огненное кольцо, и демон зашипел:
        — Отойди, теург, или я сделаю ей еще больнее!
        Джаспер медленно поднялся.
        — Что ты хочешь, Валефар? — спокойно произнес он. — Мое тело? Забирай. Я готов провести ритуал слияния. Отпусти ее, она тебе больше не нужна.
        — Не все сразу, теург. Сначала кое-что другое. Мне нужен мой неразумный брат. Вызови его. Тут полно подготовленных жертв: выбирай любую. Вонзи человеку нож в сердце и произнеси нужное заклинание. Пусть Барензар явится. Он ничего не подозревает. Обещай ему все, что угодно.
        Джаспер покорно приблизился к алтарю, на котором лежала Шер. Я замерла, не смея дышать. Джаспер привычным жестом взял ритуальный нож и подошел к высокому зеркалу на острие луча семиконечной золотой звезды. Скинул плащ и бросил на пол, глубоко вздохнул.
        Резким движением он провел лезвием по ладони; закапала кровь. Джаспер принялся медленно выводить символы кровью на темном стекле, в глубине которого блестели отблески пламени. Затем нараспев произнес заклинание на староимперском; лицо его окаменело. Теург вошел в транс.
        Мерцание огня в зеркале погасло и сменилось мертвенной чернотой. Затем тьма вспучилась, и из зеркала выступила тень. Барензар, незримый палач, который преследовал Джаспера долгие годы, явился. Если Валефар в своем первоначальном обличии походил на паука-сенокосца, то эта демоническая тень очертаниями напоминала жирную гусеницу. Сегмент за сегментом она тянулась из Зазеркалья, клубилась, наползала на Джаспера, и ее короткие отростки-щупальцы скользили по его лицу, заползали под рубашку, словно лаская. Джаспер не шелохнулся.
        Валефар позвал:
        — Мой брат!
        Тень застыла, затем стремительно потянулась обратно в зеркало. Но было поздно: огненный хлыст закрутился в воздухе и рассек ее надвое. Огонь вскользь задел руку застывшего перед зеркалом теурга, на рукаве мигом расползлась прореха с тлеющими краями, а на коже проступила алая полоса. Джаспер вздрогнул и пришел в себя.
        Валефар упорно тянул к себе вышедшую из зеркала тень, она извивалась, распадалась на чернильные сгустки, которые превращались в лохмотья и растворялись. Все происходило в полной тишине, и тишина эта была страшнее любой какофонии звуков. В воздухе вокруг семиконечной звезды, как рябь на воде, задрожали волны потусторонней энергии. С грохотом обрушился светильник, за ним второй, одно из зеркал опрокинулось на пол. Огненный хлыст, который все еще обвивал мою шею, натянулся и вибрировал, как струна, и я опасалась, что в пылу борьбы демон нанесет увечья и мне.
        Но борьба уже подошла к концу. Последнее щупальце тени закрутилось спиралью и растаяло.
        Тело Валефара распухло, его огненные кости запылали ярче, языки пламени нарывами прорывались сквозь плоть из воды и дыма. Череп трясся и подскакивал на струе пара.
        — Вот я и освободил тебя от обузы, теург! — со смешком сообщил Валефар. — Мой брат вернулся в наш мир и понесет наказание. Теперь и ты сделай одолжение. Уступи свое тело. Для ритуала слияния потребуется много жертв; тут ты не обойдешься своей кровью. Приступай! Мне не терпится обрести плоть. Если откажешься, эта девушка умрет у тебя на глазах.
        Джаспер распрямил плечи и несколько мгновений молча смотрел на Валефара, а затем стремительно двинулся к алтарям и начал страшные приготовления. Он склонялся над людьми, вычерчивал кровью у них на лбу магические символы, разрывал вороты рубашек, освобождая доступ к шее. Его губы были плотно сжаты, глаза стали безжизненными, на лице появилось жестокое, непреклонное выражение. Джаспер быстро осмотрел ритуальные ножи и выбрал подходящий, с длинным, узким лезвием. Пальцы привычно сжали костяную рукоятку, губы в неслышной ярости прошептали несколько слов. Теург готовился пролить чужую кровь. Горло сжало предчувствие скорой беды.
        — Джаспер, прекрати! — крикнула я и попыталась вскочить. Огненная петля сжалась и опалила острой болью, но мне было все равно.
        Джаспер не ответил, глянул на меня искоса и горько усмехнулся.
        — Дай мне поговорить с ним! — потребовала я от Валефара.
        — Незачем, — отрезал демон.
        — Дай мне поговорить с ним, или я попрошу Ирминсул остановить мое сердце! — твердо повторила я. — Если я умру, Джаспер не станет исполнять твой приказ.
        Демон молчал. У черепа на плечах из огня и воды не было лица, но готова поклясться, что искрящиеся глазницы смотрели на меня с недоверием.
        — Лжешь. Прадерево само уже почти мертво, и оно не станет отбирать твою жизнь, — проклокотал Валефар.
        — А ты проверь, — злорадно предложила я. — Смотри, мое сердце уже замедляет ход. Я начинаю задыхаться!
        И демон уступил.
        — Ладно. Побеседуй с теургом, а я послушаю. Мне нравится, когда люди начинают лепетать о любви. Этой эмоции в мире демонов нет.
        Демон ослабил огненную петлю на моей шее и я смогла подняться.
        Джаспер был уже рядом, я вскочила и прижалась к его груди.
        — Отойди! — потребовал демон и сделал попытку затянуть хлыст. Ладони Джаспера легли на мою шею, не давая языку пламени коснуться кожи. Теперь огонь жег его руки, и хлыст медленно скользнул прочь.
        — Я не стану калечить твое тело, теург — ведь скоро оно будет моим, — снисходительно сообщил Валефар. — Слышу, как трепещет твое сердце. И оно тоже будет моим, и твои мысли, и твои чувства.
        — Мое сердце никогда не будет твоим, демон, — небрежно откликнулся Джаспер. — Оно не принадлежит мне, и не будет принадлежать тебе.
        Демон неразборчиво булькнул, изображая смех.
        — И кому же принадлежит твое сердце, теург? Говори яснее. Я понимаю не все метафоры человеческого языка.
        Джаспер не ответил.
        — Неужели ты действительно проведешь ритуал Слияния? — проговорила я, не в силах поверить в происходящее. — Ты готов убить этих людей? Ты отдашь свое тело демону?
        — Я проведу ритуал, — медленно проговорил Джаспер. — Я не раз подводил тебя, Камилла, но в этот раз не подведу. Да, я готов убить этих людей. Я сделал выбор. Ритуал Слияния будет начат, а потом…
        Джаспер замолчал и невольно коснулся кончиками пальцев левой стороны своей груди. Его взгляд был тверд и суров, в уголках губ спряталась горечь.
        Я сжалась — стало ясно, что именно он собирался делать. Джаспер проведет ритуал: но не ритуал Слияния. Он собирался изгнать демона — ценой своей жизни! Я знала: у него хватит умения и твердости вонзить ритуальный нож в свое сердце.
        — Джаспер, не смей этого делать! — потребовала я. — Должен быть другой выход. Ты не посмеешь снова оставить меня одну — теперь навсегда. Как я буду жить без тебя?
        — Другого выхода нет, Камилла. Твоя жизнь только начинается, и ты будешь жить свободной, в нормальном мире. Мы знакомы с тобой всего ничего, и меня ты быстро забудешь. Я потребую от Валефара, чтобы он отпустил тебя, прежде чем мы начнем. Ты не должна этого видеть.
        В его словах звучала стальная непреклонность, и я начала паниковать. У Джаспера всегда был припасен трюк-другой в рукаве. Не может быть, что он всерьез решил выступить спасителем человечества ценой собственной жизни! Чувство вины затуманило ему разум.
        — Не смей! — повторила я и изо всех сил вцепилась в его запястья.
        Глаза Джаспера похолодели.
        — Прекрати истерику! — жестко потребовал он. — Вижу, придется сказать правду. Сначала думал пожалеть твои чувства. Я проведу ритуал Слияния. Все эти годы я сомневался, но теперь принял решение. Валефар сильнее, чем мой незримый покровитель. С ним я стану бессмертным и обрету неслыханную власть. Кто откажется от такого? Я честолюбив, и я не простой, ограниченный человек — я теург, не забывай. Не думаю, что потом мы будем вместе. Валефар! — громко произнес Джаспер, и его низкого голоса словно дрогнули стены, а огонь в светильниках словно затрепетал сильнее. — Дай ей уйти. Ритуал Слияния — неприятное зрелище. Мне не нужны визги и обмороки нервных девиц. Выстави ее, пусть убирается прочь.
        Он говорил так властно, что даже демон не мог ему противится. Череп подпрыгнул, словно готовясь кивнуть, но ждать ответа я не стала. С меня было довольно. Я подняла руку и отвесила Джасперу пощечину — ничего лучше в голову не пришло, чтобы заставить заставить его замолчать.
        — Ого! — удивился демон. — Люди не перестают меня поражать.
        Джаспер застыл, плотно сжав губы.
        Я крепко обхватила его за шею, поднялась на цыпочки и приблизила губы к самому уху.
        — У тебя много талантов, Джаспер, — прошептала я, — но актерского среди них нет. В императорском театре тебя бы освистали. Прекрати паясничать. Лучше помоги.
        Я заглянула ему в глаза, надеясь, что он поймет, что я хочу сделать. И тогда он тихо произнес:
        — Уверена, что справишься? Ты сказала, дерево умирает.
        — Да. Справлюсь с твоей помощью. Ирминсул откликнется на мой зов. Я прикажу дереву отдать все, до последней капли. Я тоже сделала свой выбор.
        — О чем вы там болтаете? — подозрительно вопросил демон.
        Джаспер обхватил мои виски, по щеке потекла кровь из раны на его ладони. Я вздохнула, готовясь к тому, что предстояло совершить.
        — Отойди от нее, теург! — заволновался демон. — Что ты делаешь? Я убью вас обоих!
        — Вперед, Камилла, — твердо произнес Джаспер, и его зрачки сузились и налились красным.
        Вопреки ожиданиям, когда я вошла в транс, сознание не покинуло тело. Как и раньше, я испытала поток нечеловеческих мыслеобразов и эмоций. Мое и чужое сознание спелись так крепко, что я не могла понять, кто я и где нахожусь. В первый момент показалось, что я снова умираю. Навалились слабость и бесконечная усталость, даже ноги подогнулись и задрожали. Ни следа бушующих потоков энергии, они превратились в вялое, едва заметное биение. Источник магии иссяк. Стало тревожно: показалось, вот-вот он оскудеет окончательно, и вместе с ним растаю и я, растворюсь в бесконечности, и некому будет вернуть меня обратно.
        Как сквозь дымку я видела темные глаза Джаспера, и прикосновение его теплых рук ободрило.
        Сомнений не оставалось: дерево Ирминсул умирало. Без слов оно умоляло отпустить, дать собраться с силами, но сделать этого я не могла. И дерево уступило моему требованию. Словно невидимый покорный вздох овеял мои щеки.
        Перед мысленным взором запрыгала череда образов. Промелькнули темные стены башни «Дома-у-Древа», ночное небо, на котором сквозь прорехи в тяжелых тучах виделись неутомимо вращающиеся кольца Небесных Часов; я ощутила холод земли и свежесть ветра. Затем вернулась в зал «Кровепад», оказалась среди плотных, отсвечивающих красным клубов дыма, который полз по стенам из черного мрамора. От столь стремительных перемещений к горлу подкатила тошнота.
        Но вот перед глазами не осталось ничего, кроме уродливой фигуры, сотканной из огненных жил и отсвечивающих алым водяных струй, над которыми подпрыгивал, крутился, и нелепо ухмылялся белый череп. Фигура излучала такую бешеную злобу и неутолимую жажду убивать, что мое человеческое сознание дрогнуло.
        А вот другую часть сознания затопила первобытная ненависть, и ненависть эта росла, обретала видимую форму. Мое тело окружило голубоватое свечение; слабое биение энергии усилилось, поток креп и разрастался.
        Джаспер убрал руки и отступил. Я осталась с врагом лицом к лицу.
        Демон выпростал из своего нелепого тела огненное щупальце, но как только его кончик коснулся границы свечения, щупальце рассыпалось искрами. Я ощутила вспышку чужой ярости: враг посмел оказать сопротивление! Энергия хлынула, и под ее напором демон не устоял. Сначала дымная плоть расползлась клочьями, сквозь прорехи иглами брызнули тонкие струйки воды, столб огня вырвался на волю и стрелой вонзился в потолок. Затем тело демона полностью рассыпалось. Потоки воды хлынули на мрамор. Последовала краткая борьба стихий: огонь, соприкасаясь с водой, ударил фонтанами обжигающего пара. Череп упал на пол и раскололся надвое. Остался лишь зыбкий чернильный силуэт, и голубое сияние плавило его, как лучи утреннего солнца плавят туман.
        Меня сотрясала дрожь, воздух затекал в легкие раскаленным пеплом, кожу жгло, в голове взорвалась невыносимая боль, но я не отступала.
        Демон заговорил. Его голос напоминал предсмертный шепот, что отразился от стен зала бесчисленным эхом.
        — Усмири свою магию, отроковица! Ты не ведаешь, что творишь, — просвистел он. — Как только я уйду, все договоры будут расторгнуты. Что ожидает людей без нас? Крах и гибель. Но меня это радует. Пусть люди увидят, что они бессильны.
        Пусть пожалеют о прошлом величии. Скоро, очень скоро чернокнижники пожелают призвать нас обратно. Они захотят вернуть меня, и я вернусь, но на своих условиях. Плата будет велика. Как же горько ты раскаешься в том, что делаешь!
        Голос смолк. В центре семиконечной звезды закрутилась воронка потусторонней энергии. Пространство рядом с ней исказилось, воздух задрожал, как над раскаленными камнями в жаркий день. Затем воронка схлопнулась, и порыв ветра ударил в грудь невидимым кулаком. Тишина зазвенела в ушах, как рой мошкары. Зеркала на остриях семиконечной звезды беззвучно осыпались осколками. На миг они вспыхнули потусторонним огнем, а затем растаяли, как лед.
        Окружавшее меня сияние потускнело и погасло. Одновременно с этим поток энергии иссяк, и я ощутила пустоту, которая никогда больше не будет заполнена. Ирминсул отдал все и замолк навеки.
        Колени подогнулись, и я упала бы, если бы Джаспер не подхватил меня.
        — Камилла! — позвал он с тревогой. — Все кончено. Ты справилась. Ты в порядке? Можешь говорить?
        На все вопросы Джаспера я ответила кивком. Каждый вздох давался с трудом, губы дергала судорога, и попытайся я в этот момент произнести хоть слово, я бы лишилась чувств.
        Джаспер поднял с пола свой плащ, набросил на меня, и когда расправлял воротник, я увидела, что его пальцы едва заметно дрожат. Он крепко обнял меня за плечи и притянул к себе. Я чувствовала его неровное дыхание и глухое биение сердца. Джаспер поддержал меня за локоть, помог сделать первый шаг, потом заглянул в глаза и твердо произнес:
        — Нужно идти. Здесь опасно оставаться.



        Глава 21 Негаснущее пламя

        Валефар покинул мир людей, пакту с демонами пришел конец. Но пока у меня не было возможности порадоваться завершению ужасного испытания. Раздался низкий рокот. Адитум, башня созданная силами ушедших демонов, содрогнулся, как раненое животное. Подавив желание броситься прочь, куда глаза глядят, я дернула Джаспера за рукав и указала на алтари, на которых белели тела несостоявшихся жертв.
        — Нужно забрать их!
        Джаспер кивнул и принялся торопливо обходить зал. Он проводил рукой над лицами людей и те открывали глаза. Джаспер помогал им подняться, быстро растолковал, что нужно делать и указывал на выход. Люди шатались, как пьяные, бессмысленно озирались, но быстро понимали, что к чему и покидали зал, не мешкая.
        Я помогла встать Шер; она молча обняла меня, затем оттолкнула, и бросилась к своему отцу. Он уже полностью пришел в себя, возвышался возле мраморной плиты во весь немалый рост и оглядывал зал, сыпя сквозь зубы замысловатыми ругательствами. Было странно видеть Пикерна в одеянии, напоминающем саван; впрочем, дворецкий держался в нем так, словно это была его роскошная ливрея.
        Пикерн выслушал указания Джаспера, кивнул и направился к выходу, крепко схватив дочь за руку, как маленькую. Шер покорно шла за ним, наклонив голову.
        Наконец, в зале не осталось ни одного живого человека, кроме нас с Джаспером, но уходить я не спешила, несмотря на усиливающийся рокот и гул. Я стояла возле алтаря, на котором распростерлось тело Фаро, бесцеремонно трясла и теребила его, и вновь и вновь прикладывала ухо к мохнатой груди, пытаясь уловить биение сердца.
        Джаспер положил руку мне на плечо.
        — Идем! — произнес он настойчиво.
        — Если бы у меня осталась природная магия, я бы попробовала оживить его, — произнесла я горестно.
        Альфин не подавал признаков жизни, и сделать ничего было уже нельзя: я смирилась.
        Джаспер нетерпеливо отодвинул меня от алтаря.
        — Только одна попытка. Раньше я такого не делал. Если не получится — немедленно уходим.
        Он резким движением развернул альфина и сильно надавил ладонью на пушистый живот. По кончикам его пальцев побежало голубоватое пламя, и секунду назад казавшийся мертвым альфин громко взвизгнул! Взвизгнула и я — от радости. Джаспер убрал ладонь. Вовремя: альфин извернулся и клацнул зубами, еще миг — и Джаспер лишился бы пальца. Он выругался, крепко взял Фаро за шкирку, встряхнул и свирепо произнес:
        — Немало я встречал неблагодарных тварей, но такую — впервые!
        Альфин тихо заурчал и поджал хвост. Я забрала его из рук Джаспера и впервые за этот день — нет, за многие дни, — улыбнулась.
        В этот момент заскрежетало, пол ушел из под ног и наклонился; светильники обрушились, расплескивая горячее масло. Тела высокопоставленных теургов повалились на пол со своих кресел, как кегли. Я упала на колени, альфин заскулил и больно впился когтями в руку. Джаспер удержался на ногах и помог встать.
        — Башня сейчас рухнет?! — вскрикнула я.
        — Не знаю, — коротко ответил Джаспер. — Надеюсь, нет. Демонические силы больше не поддерживают ее, но она сделана из земных материалов и ее корни уходят глубоко. Нужно спешить.
        Джаспер уверенно вел меня сквозь переходы, анфилады и залы Адитума. Демоновы фонари больше не освещали их, но мрак не был полным: кое-где темноту разгоняло угасающее пламя масляных светильников, и я смогла разглядеть поразительные изменения, которые происходили внутри башни. Часть облицовки стен оплавилась или рассыпалась прахом, обнажив темный металл, некоторые помещения оказались наполнены едким паром, кое-где на полу плескалась густая масляная жидкость.
        Время от времени мы натыкались на тела в мрачном одеянии теургов.
        — Они все мертвы? — пробормотала я, холодея.
        — Или истощены до крайности, — спокойно отозвался Джаспер, помогая переступить через ногу распростертого некрострукта. — Если повезет, придут в себя через пару часов. Не думай о них. Риск подобного конца всегда маячит перед теми, кто служит демонам, просто на этот раз расплата наступила внезапно.
        Мы начали спуск по спиральной лестнице в узкой шахте, и шли так долго, что в конце концов у меня закружилась голова. В шахте гуляли грозные звуки: скрип, лязг и вой. Башню ломало и корежило, гигантская структура продолжала приспосабливаться к земным физическим законам, и мне, наконец, стало очень страшно. Впрочем, я даже радовалась этому страху, потому что он означал мое окончательное возвращение к жизни.
        После шахты попали в туннель. Фонарь Джаспера высветил спиральные рельсы, уходящие во тьму. Это был туннель субтеррины, и вскоре мы наткнулись на состав. Его магический двигатель замер навсегда. Пассажиры успели покинуть подземную лодку, из густого мрака доносилось эхо их встревоженных голосов.
        Остаток пути плохо отложился в памяти: мы шли и шли, спотыкаясь о витки рельсов. Ноздри щекотал запах сырости и машинного масла, тьма окутывала войлоком. Сердце билось быстро в такт шагам. Альфин впился в мою грудь острыми когтями и затих.
        Наконец, Джаспер втолкнул меня в узкий проход и, из последних сил преодолев несколько ступеней, мы открыли стальную дверь и оказались на улице, во дворе заброшенного завода.
        Разом ослабев, я прислонилась к шершавой каменной стене. Дул студеный ветер, гонял лохмотья облаков, сыпал редкий дождь. Я подставила лицо ледяным каплям и закрыла глаза, а когда открыла их, попыталась осмыслить изменения, которые произошли в мире.
        Небо за облаками было угольно-черным. Циферблат и армиллы Небесных Часов больше не освещали его; призрачный механизм исчез вместе с демонами, которые веками поддерживали его ход.
        Несмотря на поздний час, в городе не спали. За высоким каменным забором грохотали подводы, раздавался набат, звенела трель полицейского свистка. Скрипели распахиваемые двери и ставни, бежали люди и кто-то громко выкрикивал беспорядочные команды. Не хотелось думать о том, что происходило на улицах; слишком крепко был Аэдис связан с магией демонов, чтобы их исчезновение прошло для столицы незаметно.
        Я поискала глазами Джаспера. Он стоял неподалеку и отдавал распоряжения небольшому отряду вооруженных карабинами людей в длинных морских бушлатах. Двор наполнился шумом голосов и раскатами смеха. Повстанцы, которые под руководством Джаспера держали теургов в страхе последний месяц, праздновали победу.
        Одна из фигур подняла фонарь на уровень головы, осветив взволнованные лица, и с немалым удивлением я узнала Кассиуса. С подавленным, но решительным видом он выслушал Джаспера, скрылся за приземистым зданием и минуту спустя вернулся в сопровождении небольшого открытого экипажа, запряженного двумя лошадьми. Колеса прогрохотали на брусчатке, Кассиус отступил назад, бросил на меня осторожный взгляд и, не говоря ни слова, повернулся и исчез в тенях.
        Джаспер помог мне забраться и взялся за вожжи. Я крепко вцепилась в его локоть и прильнула к плечу: его прикосновение сейчас было необходимы мне, как воздух. Джаспер посмотрел на меня долгим взглядом а затем сказал:
        — Не могу поверить, что ты наконец рядом, — затем добавил с горечью:
        — Страшно подумать, что тебе пришлось пережить — и все по моей вине!
        — Да, приключений выпало немало, — пробормотала я неловко. — Не представляешь, где мне довелось побывать — даже в измерении демонов. Не самое веселое место, даже еще более унылое, чем молельный дом у нас в общине… потом расскажу. А я вот не могу поверить, что ты пошел войной на императора.
        — Что еще оставалось делать? Иначе до тебя было не добраться, вот и пришлось примерить роль предводителя мятежников. Надо сказать, занятие оказалось не из простых. Эти беспутные приятели Шер не имеют никакого представления о дисциплине… Впрочем, я действовал не один.
        Многие теурги встали на мою сторону и поддерживали во всем. Карадос, теург- стратег, был рад проучить канцлера, и даже без помощи демонов дал имперской гвардии жару. Мои заслуги не так уж велики.
        — Почему Кассиус был с тобой? Знаешь, ведь это он…
        — Да, знаю, — прервал меня Джаспер. — Он явился ко мне после того, как виделся с тобой в тюрьме, хотя это далось ему нелегко. Пожалуй, этот поступок заслуживает кое-какого уважения. Он очень хотел помочь.
        — И как, помог? — поинтересовалась я скептично.
        — Помог, — кивнул Джаспер. — Он удивительно легко находит язык с проходимцами, а их среди друзей Шер немало. Кассиус умеет уболтать любого, этого у него не отнимешь. Благодаря ему удалось остудить некоторые горячие головы и направить их энергию в нужное русло.
        Экипаж резво покатил узкими улочками. Здесь было относительно спокойно. Изредка попадались люди, они стояли возле домов и возбужденно переговаривались, задирая к потемневшему небу полные недоумения лица.
        — Куда мы едем? — спросила я Джаспера, озираясь по сторонам.
        — Домой, — коротко ответил он. — «Дом-у-Древа» сейчас самое спокойное и безопасное место в городе. Я не был там все эти недели, но сегодня мои парни выпроводили вигилантов из особняка подобру-поздорову. Можем спокойно вернуться.
        — Что теперь творится в столице, Джаспер? Что будет с империй? — горестно поинтересовалась я. — Ведь это катастрофа! Демоновы механизмы и дома рушатся. Остановились субтеррины, сферопоезда и воздушные пути. Наверное, погибли тысячи людей!
        — Да, наделали мы дел! — усмехнулся Джаспер. — Но не переживай. Большинство демоновых сооружений находятся в центре и на заводах на окраинах. Сейчас ночь, людей там нет. Вряд ли многие пострадали. Что касается жителей империи… хорошо, что плоды магии и прогресса были не всем по карману. Удивительно, но бедняки сейчас окажутся в более выигрышном положении, чем богачи. Могу предположить, что торговцы углем и водоносы сколотят к утру целое состояние. Империю ждет непростое время, это так. Однако не стоит рассчитывать на полное исчезновение демонов. Ушли лишь те, кто подчинялся Валефару. Есть еще демоны-ренегаты. Их услугами пользовались чернокнижники-отщепенцы. О, вот еще один класс жителей империи, которые в одночасье разбогатеют в ближайшие недели. Нет, Камилла, все еще не кончено. Катастрофа действительно наступила, и я не берусь предсказать, как будут развиваться события.
        Наконец, экипаж въехал на безлюдную улицу квартала Мертвых магов, и я была бесконечно рада увидеть украшенные горгульями острые силуэты крыш.
        Экипаж остановился у входа в башню. Я первой соскочила на землю, и тут же испытала очередное сильное потрясение. Громада особняка растворялась в темноте, но удалось разглядеть, что очертания башни изменились, и изменения эти были поразительными и печальными.
        Крона магического дерева, которое было частью дома уже две сотни лет, увеличилась по меньшей мере вдвое. Появились новые ветви, а старые, казалось, пытались вырваться из каменного плена. Новая крона полностью разрушила крышу башни, из земли торчали похожие на змей корни и какие-то острые прутья. Ствол словно нарастил несколько десятков годовых колец, раздвинул кладку и выпирал из нее, как перезревшее тесто. Всюду валялись обломки камней и черепицы, в стенах зияли прорехи, а вход оказался полностью разрушен. Катастрофа произошла совсем недавно: в воздухе еще висела каменная пыль. Я переступила через валуны, приблизилась к черному стволу и коснулась коры: претерпевшее удивительное превращение дерево было мертвым и засохшим, как в первый раз, когда я увидела его.
        Альфин, который всю дорогу спокойно сидел у меня на руках, заволновался, ловко вывернулся, спрыгнул на землю, быстро помчался к разлому в стене и скрылся внутри башни. Разрушения его не беспокоили, он был просто рад оказаться дома.
        — Ирминсул пропустил через себя слишком сильный поток магии, — пояснил Джаспер. — Он словно разом состарился на несколько веков. То же самое случилось и двести лет назад, когда дерево пыталось спасти своего прежнего хозяина. В тот раз дело обошлось непомерно разросшимся корневищем. Нужно изучить этот эффект. Удивительное явление…
        Я махнула рукой и отвернулась. Джаспер видел в произошедшем лишь занятный факт, я же чувствовала себя так, словно потеряла друга. Я привыкла считать магическое дерево живым существом, которому была обязана жизнью, и не могла не оплакивать его гибель.
        Джаспер покачал головой с выражением глубокого сожаления, вздохнул, взял меня под локоть и повел к главному входу. В подавленном молчании мы приблизились к двери, которая при нашем приближении распахнулась, как по волшебству, а стоящий в холле человек сделал приглашающий жест рукой.
        Это был Пикерн: он добрался до особняка раньше нас, и даже успел переодеться в свою ливрею. Непотопляемый дворецкий окинул нас привычным суровым взглядом, расправив плечи и задрав обрамленный белыми бакенбардами подбородок, словно не было этих недель, когда он ютился в Крысином подворье у костра с другими бездомными, прозябал за решеткой имперского острога, а в довершение всего был осужден на смертную казнь и чуть не закончил свои дни на жертвенном алтаре.
        — Господин Дрейкорн, госпожа Агрона, — произнес он своим гулким, исполненным достоинства голосом, — Добро пожаловать домой.
        В холле царило запустение. Мебель оказалась покрыта толстым слоем пыли, с люстры свисала паутина, на ковре грязные следы. Но дворецкий уже взялся за дело. Сердито приговаривая что-то неразборчивое, он срывал имперские печати с дверей, наскоро сметал пыль щеткой, поправлял картины и чувствовал себя за этим занятием распрекрасно.
        Не сговариваясь, мы с Джаспером поспешили в библиотеку, чтобы попасть в башню, и когда прошли вглубь коридоров, я с удивлением поняла, что дом был битком набит людьми, знакомыми и незнакомыми. В эту тревожную ночь в надежде найти убежище в «Дом-у-Древа» поспешили все его прежние обитатели, прихватив родственников. Исчезновение демонов особняку было нипочем — магию здесь никогда не привечали, а толстые стены и репутация хозяина надежно защищали от недобрых людей, пожелай они воспользоваться сумятицей, которая воцарилась в столице.
        Из восточного крыла, где располагалась кухня, доносился шум оживленной беседы. Я узнала голоса Шер и Сидонии. По первому этажу слонялись десятка полтора мужчин в морских бушлатах. К Джасперу подошли двое теургов, которых я в былые времена несколько раз видела в кабинете хозяина, и принялись что-то втолковывать взволнованным шепотом. Один насильно вложил ему в руки какой-то конверт. Джаспер вежливо от них отделался, учтиво предложив воспользоваться гостеприимством «Дома-у-Древа» так долго, как они пожелают.
        В библиотеке царил разгром почище того, что встретил меня в первые дни в особняке. Вигиланты обшарили каждый уголок, вытряхнули книги с полок и даже повалили пару шкафов. Барельеф брата Борга был выдран с мясом. На полу подле восьмиугольного стола по-прежнему лежал толстый словарь староимерского — там, где его я уронила в то злополучное утро, когда рассталась с Джаспером. Не задумываясь, я подняла книгу и прижала к груди.
        Джаспер сорвал ленту с полицейской печатью со шкафа на галерее, скрывающего потайной проход в башню, и нажал рычаг. Внутри башня имела еще более печальный вид, чем снаружи.
        В стенах зияли широкие прорехи, в них задувал свежий ветер, гонял по полу засохшие листья Ирминсула. Кора дерева потускнела и покрылась трещинами. Джаспер присвистнул и принялся обходить свои владения, оценивая размер катастрофы. Было темно и холодно.
        Я спустилась в кабинет, села за свой стол и почувствовала сильнейший упадок сил. На меня словно навалилась вся тоска в мире. Печально вернуться домой и обнаружить руины. Будущее показалось безрадостным. Глаза увлажнились, по щеке покатились слезы. Я рыдала взахлеб, и не думала останавливаться.
        Джаспер был не из тех мужчин, которые умеют утешать плачущих девушек, но учился этому искусству быстро. Сначала поискал в карманах платок — не нашел — с досадой щелкнул языком, затем опустился на кресло рядом со мной, взял мои руки в свои и крепко сжал.
        — Все уже позади, Камилла, — произнес он ободряюще, — ты немало настрадалась, но теперь все будет хорошо. Довольно, утри слезы.
        Сквозь душераздирающие всхлипы я упрямо возразила:
        — Все плохо, Джаспер. Башня разрушена. Что стало с твоим кабинетом! Я так его любила, а теперь… посмотри, во что он превратился! Ирминсул мертв. Он спас меня. Это было последнее магическое дерево в мире, больше таких нет и не будет.
        — Ты плачешь из-за этого? — Джаспер удивленно окинул кабинет взглядом, словно впервые увидел творящийся в нем хаос, а затем рассмеялся. Я прекратила рыдать и сердито уставилась на него.
        — Вот уж беда так беда! — Джаспер покачал головой. — С чего ты взяла, что Ирминсул погиб?
        — Так произошло двести лет назад, когда он спасал своего прежнего хозяина.
        — Но дерево же возродилось в конце концов, когда нашло нового подходящего хозяина — тебя. Кроме того, Альдо Торквинус все-таки умер, а ты жива. Ирминсул образовал с тобой тесную связь, и не отпустит тебя просто так. Вот увидишь, он скоро снова распустит листья.
        — Ты не можешь знать наверняка. Ты говоришь это, чтобы утешить меня.
        — Есть новость, которая тебя убедит. Видела корневую поросль внизу? Голые прутья, которые торчали из земли. Ирминсул выбросил их совсем недавно. Это самое удивительное, что могло произойти. Каждый такой побег станет новым магическим деревом. Нужно поторопиться и рассадить их, а то через пару лет «Дом-у-Древа» окажется посреди густого леса. С уходом демонов в этот мир вернется природная магия.
        Я недоверчиво слушала. Джаспер продолжал.
        — Разрушенная башня — пустяк. Опытные каменщики восстановят все за неделю. Заодно установлю здесь нормальный водопровод, старый работал из рук вон плохо. Ужасно надоело умываться по утрам ржавой водой. Вот увидишь, Камилла, — Джаспер ласково потрепал меня по щеке, — я все сделаю, как было, и даже лучше. Ты же знаешь, я неплохо умею восстанавливать испорченные вещи… хотелось бы мне так же суметь восстановить твое доверие.
        — Ты никогда его не терял. Я всегда верила в тебя, — тут я несколько покривила душой, но иначе ответить было нельзя. — И верю теперь. Мне очень хочется, чтобы «Дом-у-Древа» стал таким же удивительным, как и раньше.
        Джаспер внезапно посерьезнел.
        — Хочешь жить в нем? — спросил он.
        — Ну да, — ответила я в недоумении. С чего он это спросил?
        — А я бы все же хотел уехать из Аэдиса. Меня не оставят в покое. Видишь это письмо?
        Джаспер показал конверт, который передал теург внизу.
        — Это послание от нового Совета Одиннадцати и экстренного комитета сената. Они желают, чтобы я явился и помог уладить ситуацию. Теурги уже ищут способы вернуть демонов.
        Джаспер решительно порвал конверт на две части и бросил на пол.
        — Сама понимаешь, сейчас в империи начинается темное время… Аэдис станет не самым лучшим местом, где стоит жить и растить детей.
        — Детей? — переспросила я туповато.
        Джаспер внезапно смутился.
        — Мне казалось, ты скоро захочешь своих детей, с твоей потребностью о ком-то заботиться.
        — А ты? — спросила я растерянно. В голове царил сумбур.
        — Я люблю детей и хорошо с ними лажу, — признался Джаспер спокойно. — У моего друга Карадоса есть внуки, и когда я навещаю его, они вцепляются в меня, как пиявки. Приходилось часами их развлекать, но это было забавно…
        Я представила себе Джаспера, утирающего сопливые носы и дующего на разбитые коленки, рассмеялась и покачала головой. Как же плохо я его знала! Даже не подозревала об этой его стороне. Ну конечно, он станет замечательным отцом. Он заботливый, и внимательный, и строгий, и…
        Джаспер наблюдал за моим весельем с некоторым замешательством.
        — Вот я дурень, — внезапно произнес сердито, поднялся с кресла и потер лоб.
        — Кажется, поторопился. Я так и не спросил… Ты ведь выйдешь за меня?
        Последние слова он произнес настороженно, и даже как будто робко.
        Я вытаращилась на него. Сквозь разбитое стекло витража светила луна, ветер продолжал задувать в щели, поднимал пыль и играл обрывками бумаг на полу, и среди этого холода и неуюта мне делали предложение. С ответом тянуть не стоило: такого беспокойства в глазах Джаспера я не видела ни разу, даже когда он вытаскивал меня из очередной передряги.
        — Конечно, Джаспер, — ответила я просто. На его лице мигом появилось облегчение.
        — Я не очень-то романтичен, верно? — усмехнулся он. — Даже кольца подходящего нет, чтобы надеть тебе на палец.
        Он вновь опустился в кресло, взял меня за руки и тут, наконец, заметил толстый словарь на коленях.
        — Это что? — удивился он. Я опять чуть не расплакалась, вспомнив наше расставание.
        — Ты оставил его для меня на столе в то утро… а я так и не успела раскрыть его, и не узнала, что ты сказал мне накануне, — произнесла я горестно.
        — «Моя любовь к тебе негаснущее пламя», — тихо произнес Джаспер. — Вот что я тогда сказал. Это первая строка стихотворения, которое написал небесный механик Филион Кастор для своей возлюбленной. По легенде, она была дочерью часовщика, которого он выдал инквизитору. Она так и не простила ему этого предательства, и Кастор раскаивался в своем поступке всю жизнь.
        — Это очень красиво, Джаспер. Ну вот, а говоришь, что не романтичен.
        — И все же не стоило использовать стихи старого пройдохи, чтобы говорить о любви. В тот момент, после всех загадок Кастора, это показалось забавным… но я исправлюсь. Отныне буду каждый день говорить тебе о любви своими словами. Каждый раз по новому. Иногда вовсе без слов.
        Мне стало хорошо, как никогда в жизни. Я хотела было потребовать, чтобы он начал исполнять свое обещание прямо сейчас, но у Джаспера были другие планы.
        — Пойдем, — он поднялся и потянул меня с кресла. — Тебе нужна горячая ванна и сытная еда.
        И я все это получила. Джаспер привел меня в гостевую спальню, которая не пострадала от налета вигилантов. Это было роскошно обставленное помещение с широкой уютной кроватью и смежной ванной комнатой. Джаспер принялся хлопотать. Первым делом, развел камин, усадил меня в кресло перед огнем и закутал в плед. Огонь заплясал на поленьях, распустился, как яркий цветок подсолнечника. Сонная теплота окутала голову, щеки запылали, и меня охватило умиротворенное оцепенение. Джаспер тем временем наведался в котельную и сумел за считанные минуты запустить механическое сердце дома. Я слышала, как он отдавал распоряжения своим помощникам внизу, которые также впряглись в работу. Затем вернулся и занялся насосом и газовой колонкой в ванной. Вот это была настоящая магия: менее чем за полчаса он умудрился изгнать из «Дома-у-Древа» дух запустения и сделал его пригодным для жизни.
        Я почти уснула, когда Джаспер вытащил меня из кресла и заставил пройти к наполненной до краев ванной.
        — Раздевайся.
        Не дожидаясь моего ответа, Джаспер принялся снимать рубашку, в которую меня нарядили теургессы перед ритуалом. При виде бурых пятен на ткани он побледнел и крепко сжал губы. Я невольно схватилась за края ворота, когда он попытался стянуть рубашку с моих плеч.
        — Не время смущаться, Камилла, — произнес Джаспер сердито. — Ты едва на ногах стоишь. Я помогу. Или боишься, что увидев тебя обнаженной, я немедленно наброшусь на тебя?
        — Было бы здорово, — пробормотала я, улыбаясь и опуская руки.
        — Успеется, — усмехнулся Джаспер. — Полезай в ванну, а я схожу на кухню. Надеюсь, там отыщется что-нибудь съестное.
        Не передать, какое наслаждение я испытала, когда погрузилась в горячую воду. Недавние ужасы показались дурным сном. Пузырьки ласкали кожу, тело стало невесомым, от пара шел аромат сирени и мяты, и жизнь с каждой минутой становилась все лучше. Я превратилась в безвольное существо без единой мысли в голове, способное только наслаждаться.
        Я могла бы провести в этой ванне несколько часов, и не сильно обрадовалась, когда вернулся Джаспер и решительно вытащил меня из воды. Без всякой спешки он растер меня жестким полотенцем, я покорно позволила ему сделать это. Он проделал эту процедуру со сдержанностью и отстраненностью заправской горничной, но был не так спокоен, как хотел казаться. От меня не укрылся быстрый жаркий взгляд из- под сурово сведенных бровей, да руки его пару раз замешкались на изгибах моего тела. Я закрыла глаза, упиваясь его прикосновениями.
        — Да ты совсем спишь, — сказал Джаспер. — Потерпи немного. Вот, надень. Позднее схожу за твоими вещами на третий этаж. Пока придется довольствоваться этим.
        Он вручил мне собственную рубашку, и отвернулся, пока я ее надевала, хотя, на мой взгляд, это было абсолютно лишним. Затем он отвел меня в спальню. На столике возле кровати стояла кружка какао с ванилью и тарелка горячих овсяных лепешек и начинкой из корицы и яблок.
        — Сидония успела приготовить специально для тебя, — пояснил Джаспер. — Эта орава внизу устроила импровизированную вечеринку. Мой винный погреб полностью разорен. Он перенес налет вигилантов, но теперь ему пришел конец. Такое ощущение, что в «Дом-у-Древа» сбежались все, кто когда-либо имел к нему малейшее отношение, и все мои знакомые. Слуги расположились за одним столом с теургами, друзьями, кто не отвернулся от меня за эти недели, и пьют с ними на брудершафт. Шер привела Лилу и Изотту, а мои парни и не думают возвращаться по домам. Кажется, они считают «Дом-у-Древа» чем-то вроде неприступного замка и хотят отсидеться в нем, пока все не утрясется. Завтра выставлю непрошенных гостей вон. Здесь Оглетон, Ирвин, Эрина, Карадос… и Кассиус тоже, — добавил Джаспер после паузы. — Правда, он пока вынужден спрятаться на леднике. Ему срочно понадобился большой кусок льда. Никак не может остановить кровь из носа.
        — Ты все же его проучил? — поинтересовалась я с набитым ртом.
        — Вовсе нет, — помотал головой Джаспер. — У Шер тяжелая рука — и отходчивое сердце. Скоро он будет в порядке и сможет присоединиться к остальным.
        Джаспер пошел к двери и я торопливо окликнула его:
        — Ты куда?
        Мне не хотелось, чтобы он уходил.
        — Оставлю тебя ненадолго, если позволишь. Мне тоже нужно привести себя в порядок.
        Я устыдилась и кивнула. Все это время он занимался только лишь мной, хотя сам наверняка валился с ног от усталости.
        Впрочем, одна я спальне не осталась. Стоило Джасперу выйти, как одеяло потянул кто-то невидимый под кроватью. В первый миг я сильно перепугалась, но на колени уже взгромоздился появившийся словно ниоткуда альфин. Он бесцеремонно забрал у меня кусок лепешки, и не отказался выхлебать остатки какао из кружки.
        Когда Джаспер вернулся, увиденное ему совершенно не понравилась. Он брезгливо согнал альфина — тот покорно убрался за дверь — и сел рядом со мной. Выглядел он непривычно, и я встрепенулась.
        Джаспер успел привести себя в порядок и даже побриться, и теперь на нем были лишь черные шелковые штаны да распахнутый халат. Он похудел, но не потерял ни своей силы, ни стати. Я не могла отвести взгляда от его широкой обнаженной груди с выпуклыми мышцами, от золотистой кожи, покрытой короткими темными волосками, и почувствовала жаркую волну желания, такого острого, что стало стыдно.
        — С днем рождения, Камилла, — произнес Джаспер, как ни в чем не бывало. — Я не забыл о нем. И меня есть подарок. Я приготовил его давным-давно, но увы, сегодня ты его не получишь. Он временно в виварии моего друга Карадоса. Этот подарок большой и довольно сердитый, вовсе не такой ласковый, как твой альфин.
        — Я так и знала, что это ты выкупил полигера у Крипса! — воскликнула я. — Ведь это тот самый полигер, верно? Которого забрала твоя дур… прости, баронесса Мередит.
        Джаспер кивнул.
        — Думаю, лучше будет отвезти полигера на его родину и отпустить восвояси, но возможно, ты сначала захочешь дать ему какое-нибудь глупое имя, вроде Фаро.
        — Спасибо, Джаспер, — я отставила кружку и хотела обнять его, но Джаспер оперся руками о колени, приготовившись встать, и произнес несколько скованно:
        — Ложись спать, Камилла. Забирайся под одеяло, здесь становится прохладно.
        — Ты уходишь? — произнесла я разочарованно.
        — Лягу в соседней комнате. Тебе нужен покой. Зови, если что понадобится.
        Я задохнулась от возмущения. Его заботливость переходила все границы! И тогда я приподнялась, положила ему руки на плечи и изо всех сил толкнула. От неожиданности он повалился спиной на кровать; не давая опомниться, я взгромоздилась на него и прильнула к груди, а затем заглянула в лицо и решительно заявила:.
        — Ну уж нет, Джаспер. Ты останешься здесь. Больше никаких расставаний, ни на минуту. Хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой. Хочу разговаривать с тобой, слушать твои истории, научиться всему, что ты знаешь сам. Хочу, чтобы наша жизнь была размеренной и монотонной. Никаких приключений, подземелий, монстров, мертвецов и древних тайн. Немного спокойствия для разнообразия не повредит.
        Джаспер положил руки на мою талию, сделал резкое движение и через миг я оказалась лежащей на спине, Джаспер оказался сверху и прижал меня к кровати всем своим телом.
        Наконец, он поцеловал меня, и поцелуй вышел жадным и немного грубым — именно таким, какой мне и был нужен в этот момент.
        Затем Джаспер приподнялся на локтях, давая прийти в себя, и сообщил:
        — Ни за что не поверю, что тебе придется по нраву такая безмятежная, скучная жизнь без авантюр.
        — Не беспокойся — если станет скучно, я всегда сумею отыскать новое приключение. Ты меня знаешь — пожалуй, даже в богадельне Святого Умиротворителя, где, по слухам, жизнь настолько безопасная, что даже розы в саду не имеют шипов, а старушки вяжут носки тупыми спицами, я сумела бы попасть в гущу неприятностей.
        — А вот в это охотно верю. К счастью, теперь есть кому приглядывать за тобой. Тебе будет разрешено лезть только в те в подземелья, и сражаться только с теми чудовищами, которые получат мое личное одобрение.
        Я засмеялась. Жизнь с Джаспером обещала стать самым захватывающим приключением из всех, и оно только начиналось.


        КОНЕЦ

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к