Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Корсакова Татьяна : " Лунные Драконы " - читать онлайн

Сохранить .
Лунные драконы Татьяна Корсакова
        В давние-давние времена талантливый мастер выковал для своей возлюбленной дивный серебряный браслет с драконами, украсив его лунным камнем, упавшим с неба. Этот амулет спас девушку от смерти, зато отнял жизнь у самого творца. Прошли века, и молодой талантливый врач Сергей ищет способ помочь той женщине, что оставила неизгладимый след в его прошлом, перевернув всю его жизнь. Помогут ли ей лунные драконы, тем более что Сергей еще не разобрался в своих чувствах к ней и не знает, что победит: любовь или презрение, замешанное на обиде.
        Татьяна Корсакова
        Лунные драконы
        Ночь выдалась черной-черной, точно грива любимого княжьего жеребца. И даже луна, большая и круглая, с лоснящимися как масленичный блин боками, не могла рассеять эту черноту. В такую б ночь спать на свежем, терпко пахнущем сене, а не таращиться в небо. Да куда ж ему, Горазду, уснуть, когда там, в княжьих палатах, умирает от неведомой хвори Ясенька, а ключница Малуша, старая и совсем сивая, каждый день молит Бога, чтобы побыстрее прибрал к себе бедную княжну, чтоб не мучилась юная хозяйка муками адовыми, не кричала от нестерпимой боли.
        И князь от горя лютый стал, давеча заморского лекаря зарубил, потому как не помогли Ясеньке лекаревы травы. И зелья ведьмы с Гнилого болота не помогли, и снадобья, княжьим послом из Орды привезенные. Умирала Ясенька, вот Горазду и не спалось...
        Они росли вместе: любимая княжья дочка Ясна и Горазд, единственный сын лучшего на всю округу златокузнеца. С малых лет рядом: в княжьих палатах, на скотном дворе, в лесу, на заливных лугах да на речке. Ясенька всегда здоровьем слабая была: маленькая, тонкая, что та осинка, неловкая. Сколько раз падала, ушибалась. Может, если бы не Горазд, так и вовсе насмерть зашиблась бы. Да только он завсегда рядом был - оберегал хозяйку. И князь его за то привечал, видел, как кузнецов сын о Ясеньке печется.
        Горазд и не заметил, когда это случилось. Просто однажды любовался, как Ясенька с подружками на лугу хороводы водит, а сердце как кольнет чем-то острым, точно шилом. Не жить ему без княжьей дочки, ох, не жить. И без нее не жить, и с ней не жить... Она ж княжна, а он кто? Княжий холоп! Негоже холопу о такой-то горлице грезить, не про его она честь. Значит, надо псом сторожевым у ее ноженек да у светлицы, тенью незримой, чтоб никто, особливо князь, не догадался. Оберегать...
        Уберег. Сам в ордынский полон угодил, но Ясеньку ненаглядную спас...
        Ясенька удумала к Гнилому болоту пойти за ягодами. Уж больно там клюква знатная водилась. Князь, знамо дело, не дозволял, да ведь Ясенька - она ж только с виду тоненькая да слабенькая, а нутро у нее - что твой булат. Коль что удумала, так непременно сделает, даже отцова гнева не убоится. Вот Горазд следом и увязался, чтобы присмотреть. Батьке сбрехал, что с мужиками на сенокос, а сам за Ясенькой на Гнилое болото.
        Много они тогда ягод собрали - полное лукошко. В лукошко - это Горазд складывал, а Ясенька все больше цветочками любовалась да букашек всяких разглядывала. А еще вопросы задавала смешные. Почему луна круглая, да как это так она с небес на землю не падает? Ей бы хотелось, чтобы упала: не вся луна, Господь упаси, но хоть маленький кусочек чт об от нее откололся. Горазд спросил, зачем княжне луна, а она улыбнулась так странно, сказала, что красиво. Не понял он тогда, что в луне красивого-то. Солнце вот многим пригожее и полезнее, но с Ясенькой спорить не стал. Да он бы, будь его на то воля и умение, луну собственными руками с неба отодрал и ей в горницу принес, чтобы светила вместо лучины.
        ...Конников Горазд первым услыхал. Не услыхал даже, а звериным чутьем почуял. Они с Ясенькой лесом от Гнилого болота возвращались, когда все вокруг притаилось-замерло. Ох, худо это - времена лихие, люда недоброго развелось - тьма, да и ордынцы, сучье племя, повадились набеги учинять. Вон весной Якимову слободу дотла выжгли, людей неповинных порубили, а кого не порубили, так, сказывают, в полон увели. Схорониться бы.
        Не ошибся Горазд. Так и есть - ордынцы! Много их, перстов не хватит, чтобы пересчитать. Предупредить бы князя, что беда идет...
        Ясеньку он под упавшим деревом спрятал, а для надежности сверху еще старыми ветками забросал. Велел сидеть и носу не казать, пока он за ней сам не воротится. Хоть бы послушалась княжна, хоть бы усидела на месте...
        Пешему конников обогнать - тяжкая задача, только ноги у Горазда сильные, да и дорогу короткую он знает. Все одно, как ни старался, а поспел только стражу упредить да за кувалду схватиться. Нечисть ордынская уже тут как тут. Налетели со всех сторон, точно воронье.
        Ох, лютая сеча была! Крови пролилось столько, что и дождь не нужен. На глазах у Горазда почитай вся княжеская дружина полегла, а князю копье в бок воткнули. Дома пожгли-пограбили, баб, стариков да детей малых, из тех, кто спрятаться не успел, поубивали, а девок помоложе да покрасивше в полон забрали. Горазда тоже забрали...
        Он бы ни за что живым не дался, лучше б рядом с батей своим да князем на родной земле костьми лег, да не вышло. Их много было - тех, кто спереди нападал, только успевай кувалдой махать, недосуг оборачиваться. Вот и не углядел, как сзади тать узкоглазый подкрался. Вспыхнуло что-то в голове ярко-ярко, и мысль последняя промелькнула - хорошо ли Ясеньку схоронил...
        В ханском рабстве оказалось худо, потому как норовистый был Горазд, непокорный. Уже давно б в земле гнил, если б не золотые его руки. Руками этими он много чудных вещей делать умел. Поклон бате-покойнику - научил. Сам хан Горазда привечал. Цацки диковинные, которые Горазд из злата да серебра для любимой ханской жены ковал, да оплечья, самоцветами изукрашенные, да шеломы легкие и крепкие, да много еще чего... Вот за это хан непокорного раба и терпел. Терпеть-то терпел, да нагайкой охаживать не забывал, чтобы знал пес кусачий, чья рука его кормит. Откусил бы Горазд эту руку, да не подобраться к хану, охранники кругом. Ничего, Горазд ждать умел. Придет и его час, вырвется из ворожьего плену, вернется домой - к Ясеньке.
        Шесть зим прошло и семь весен, пока его час настал. До хана Горазд не добрался, но вот любимого ханского баскака голыми руками придушил и еще много ордынцев пол ожил, перед тем как в степь уйти. Не зря ждал, не зря надеялся. Помог Господь...
        Долго Горазд до дому добирался. И чем ближе, тем тяжелее на сердце становилось. Как же там Ясенька одна все эти годы? Матушки, батюшки нет. Братьев нет, не нажил князь сынов-то. Кто ж ее оберегает? Кто о ней, сиротке, печется?..
        Но не помер князь - вот чудо-то! После той сечи с ордынцами хром стал, из-за бока разодранного в седле держится криво, но жив! Город, почитай, заново отстроил, замок укрепил. И на землях княжих покой и благодать, никто не лютует, не озорует. А все оттого, что у князя нынче ярлык ханский имеется и на землях его ордынцы - гости желанные . Вот как оно все обернулось-то...
        Ну да кузнец князю не судья. Да что ему князь! Ему бы с Ясенькой свидеться, потому как невтерпеж уж больше.
        От ключницы Малуши да от девок дворовых узнал Горазд, что одолела княжну хворь злая и небывалая, такая, что никто излечить не может. Не поверил. Ночью, как совсем стемнело и стражники князевы вместо того, чтобы замок охранять, браги напились и спать повалились, взобрался на дерево, что под Ясенькиным оконцем росло, заглянул в горницу.
        Лучше б не заглядывал... Света от ущербной луны аккурат хватило, чтобы княжну разглядеть и пожалеть, что из плена ордынского живым вернулся. Ничего-то от прежней Ясеньки не осталось. Была птичка-невеличка, звонкоголосая, синеглазая, а оборотилась мышью летучей с крылами перебитыми, глазами мертвыми. А потом Ясенька заплакала, тихо-тихо, что дите малое. Горазд, чтобы не закричать от злости да бессилия, руку себе до крови прокусил. Не помогло. Ни о чем он теперь думать не мог - только о том, как княжне помочь.
        Думал-думал, да не придумывалось ничего, голова от мыслей этих тяжких гудела, точно наковальня, руки дрожали так, что одну и ту же работу приходилось по два раза переделывать. И плач Ясенькин так в ушах и стоял, терзал душу, спать не дозволял. Вот и лежал Горазд на сене, таращился в черноту, думал...
        ...Звезда сорвалась с неба, когда Горазд уже собрался в кузню воротиться. Яркая-яркая, с синим отсветом и хвостом дымно-белым. Сорвалась и полетела аккурат к Горазду, ухнула в чан с водой, и вода сразу зашипела, паром пошла.
        Подходить к чану было боязно - а ну как и в самом деле звезда! Или вот от луны кусочек... не видно ж на небе ни единой звездочки, черным все черно - только луна, Ясенькина любимица...
        Горазд все с духом собирался, когда дубовый, крепко-накрепко железными ободами скрепленный чан раскололся, точно лесной орех, распался на две половинки. Вода выплеснулась на землю, и туда же, под ноги Горазду, выкатилось небесное диво. Тут уж он не забоялся, как только диво увидал, про все свои думы тяжкие враз позабыл.
        Как есть лунный обломок! Небольшой, с голубиное яйцо, еще горячий, серый с синими всполохами внутри - не то камень небывалый, не то металл невиданный, так сразу и не разберешь. Пригожий. Ух, какой пригожий! Аж глазам больно смотреть на такое-то диво. И руки дрожат чисто от лихоманки, того и гляди - упадет кусочек луны на землю, затеряется в высокой траве. Ищи потом...
        Диво Горазд за пазуху спрятал, для надежности. Животу сразу стало горячо и щекотно, и спать захотелось так, что аж невмоготу...
        ...Сон ему пригрезился небывалый: яркий, как весеннее утро, звонкий, как Ясеньки голосок. Драконов, тварей огнедышащих и крылатых, коих Горазд на иноземных картинках видывал, да коими ханские доспехи украшал, было двое. Один поболее: грозный, с хвостом змеиным да башкой шипастою. Второй поменее: ласковый, с чешуей блестящей, как у карпов в княжьем пруду, с крылами, покойно сложенными, и очами закрытыми. И держали те драконы в лапах то, что Горазд давеча за пазухой спрятал, - кусочек луны. Один оберегал, другой убаюкивал, нашептывал что-то тихое, человечьему уху непонятное. Да только вот Горазд все равно понял: и про драконов, и про жизнь свою, и про то, как Ясеньку уберечь...
        Для лунных драконов, Ясенькиных заступников, Горазд выбрал серебро. Работал денно и нощно, из кузни выходил, только чтобы воздуху свежего глотнуть, спать вообще перестал, все прислушивался, что ему нарождающиеся драконы нашептывают. Делал все так, как во сне увидал, да как камень велел, и драконы мало-помалу оживали, набирались силы.
        Когда Горазд браслет выковал да лунный камень драконам в лапы вложил, Ясенька уже, почитай, и не живая была. Малуша сказывала, что княжна более не плачет и очей не открывает. Скоро, видать, преставится...
        Ночь выдалась злою: с ветром и зарницами на все небо. Да только Горазду не до зарниц было. Не опоздать бы...
        Ясенька не спала. Сбрехала Малуша, что княжна ничего не видит, не слышит. Смотрела Ясенька прямо Горазду в душу, улыбалася ласково, молвить что-то силилась.
        ...Драконы обняли тонкую Ясенькину ручку, замурлыкали, а камень засветился весь, пошел синими сполохами. От сполохов тех в горнице светло стало, как днем, а у Горазда из глаз слезы покатились. Ничего в его жизни краше этого браслета не было, никого дороже умирающей княжны. Упал он на колени, прижался челом к холодной Ясенькиной руке, сам сделался точно неживой. А может, и вправду неживой. Рвалась душенька вон из тела, перетекало что-то неведомое от кузнеца к княжне, холодило утробу. А ручка Ясенькина все теплее делалась...
        ...Ну и пусть в горнице Ясенькиной он более не один! Пусть старый князь гневается, хмурит седые брови да рвет из рук испуганного стражника секиру. Пусть секира взлетает высоко-высоко. Пусть падает вниз... Не нужна больше княжне его, Горазда, защита, у нее отныне другие заступники: сильные, крылатые, огнедышащие, самой луной на стражу назначенные. А что кровь его на камень упала... так это хорошо. Напьется камень и драконов напоит, чтоб сильнее стали, чтобы служили новой хозяйке верой и правдой. А ему пора, вон по той лесенке, прямо вверх. И как это он доселе не замечал, что у лунной лесенки перильца из серебра кованные. Знать, любы Боженьке кузнечных дел мастера...

* * *
        Дежурство выдалось так себе. Бывали дежурства и получше. Обычно их клиника острыми случаями не занималась, только отдаленными и не слишком отдаленными последствиями этих самых острых случаев. Но сегодня пришлось пойти против правил. С утра позвонил профессор Ильинский и не терпящим возражений голосом попросил об исключении. Племянник известного депутата попал в переделку: по пьяной лавочке сбил мужика, сам врезался в фонарный столб. В результате пострадавший отделался ушибами и легким испугом, а мальчишке не повезло, перелом позвоночника - это вам не шутки. Сергею Полянскому, дежурившему в ту ночь, пришлось попотеть. А затем были трудовые будни: ни присесть, ни прикорнуть. А потом - шесть вечера, как-то рановато спать.
        Сергей кое-как дотянул до девяти. Принял душ, плотно поужинал, влез в домашние тапки, прилег на диван перед телевизором.
        Сон сморил, стоило только утратить бдительность, подкрался, одурманил, утащил в клочковатый мутно-серый туман. Туман был неправильный - говорливый и какой-то очень уж подвижный. Сергей прислушался к едва различимому многоголосому шепоту, напрягся от легкого прикосновения к щеке чьих-то невидимых пальцев, вздрогнул под чьим-то пристальным взглядом. Что за черт?..
        - ...Пришел. - Туман больше не был таким уж мутным, теперь в его прорехах Сергей мог разглядеть уходящую вверх лестницу и женский силуэт, нечеткий, точно карандашный набросок. - Хорошо, что ты пришел. - Набросок ожил, шагнул навстречу.
        Женщина. Седые волосы, красивое, без признаков возраста лицо, шаль на узких плечах и синие-синие глаза - два ярких пятна в этом скучном туманно-сером мире.
        - Пришел, - он всматривался в лицо незнакомки, силился вспомнить. - А что?
        - И она скоро придет, - женщина поежилась, укуталась в шаль. - А я не хочу.
        - Кто - она? - Из-за тумана и шепота у него никак не получалось сосредоточиться и вспомнить.
        - Тебя позовут, - незнакомка нетерпеливо взмахнула рукой. - Очень скоро. И если ты откажешься, она придет ко мне, и тогда все будет напрасно. Понимаешь?
        Он не понимал. Никогда раньше ему не снились такие вот чудные сны.
        - Помоги ей. - Туман снова начал сгущаться, и теперь Сергей мог только слышать. - Не оставляй.
        - Помогу, - пообещал он. Во сне можно давать любые обещания, это же понарошку.
        - Поможешь... - Щеки коснулось что-то легкое, едва ощутимое, точно паутинка. - Спасибо...
        ...Мобильник зазвонил громко, так, что заломило в висках. Сбрасывая ошметки тумана, Сергей рывком сел, потряс головой, приходя в себя.
        - Слушаю! - рявкнул в трубку, не открывая глаз.
        - Серый! Ты где сейчас? - послышался в телефоне усталый голос Игоря, бывшего однокурсника и соседа по общаге.
        Вместе с Игорем в студенческие годы они съели не один пуд соли, выпили не один литр водки, написали не один километр шпор и соблазнили не один десяток девиц. Они даже специализацию выбрали одну и ту же - неврологию. А вот дальше их пути разошлись. Сергея еще во время клинической ординатуры заприметил профессор Ильинский, светило, нейрохирург с мировым именем. Сергей до сих пор не мог понять, что нашел в нем, провинциальном мальчишке с наполеоновскими планами, этот зубр от медицины. Были студенты и поумнее, и поперспективнее, с солидной поддержкой и мощным финансовым обеспечением. Ну, те, которые уже на первом курсе медицинского знали, кем и где будут работать после института. У Сергея не было
«волосатой руки», не было красного диплома, зато наличествовало неуемное любопытство и сложный характер. Где ж это видано, чтобы сопляк, только-только вышедший за порог alma mater, смел ставить под сомнение диагноз самого профессора Ильинского?! Сумасшествие и самоубийство! Крест на карьере! Примерно то же самое говорил Сергею и друг Игорь: «Серый, одумайся! Не тяни тигра за усы! Ильинский тебя за инакомыслие по стенке размажет!»
        А Ильинский не размазал. И даже наоборот - взял в свою команду, трудоустроил, решил вопрос с московской пропиской и, что самое важное, признал Сергея своим учеником и преемником. И Сергей учителя не подвел. На плановые операции к нему записывались в очередь, и оперировал он как бог: легко, виртуозно, едва ли не лучше своего наставника. Нет, конечно, не лучше. Пока еще не лучше, но у него еще все впереди, тридцать лет всего. Это ж разве возраст для хирурга?!
        А друг Игорь по распределению попал в Подмосковье, в райцентр, невропатологом в городскую больницу. В то время, когда Полянский писал, а потом защищал кандидатскую, стажировался в Европе и Штатах, Игорь делал карьеру, смешную по столичным меркам, но весьма значительную по провинциальным. За шесть лет он от участкового невропатолога дорос до заведующего неврологическим отделением.
        - Привет, старик! Рад тебя слышать! - Сергей окончательно проснулся.
        - Серега, тут без тебя никак. - Голос у друга был какой-то странный, это только спросонья показалось, что усталый.
        - Случилось что?
        - Случилось, помощь твоя нужна. И как можно быстрее. Тут такое дело... - Игорь на секунду замолчал, собираясь с мыслями. - К нам по «Скорой» женщина поступила с черепно-мозговой. По клинике похоже на эпидуральную гематому[Эпидуральная гематома - травматическое кровоизлияние, которое располагается между твердой мозговой оболочкой и костями черепа, вызывая местное и общее сдавление головного мозга.] теменно-затылочной области. Серега, там полный кирдык, кажись, вклинение начинается.
        - Сколько времени прошло? - Сергей встал с дивана, прошелся по комнате.
        Вот тебе и вещий сон! Тебя позовут... помоги ей. Позвали, придется помогать.
        - Не знаю, наверное, около часа.
        - Сознание?
        - Отсутствует, но в «Скорой» в себя на пару секунд приходила. Оперировать ее надо, Серега! А ты ж знаешь, как у нас с этим делом.
        Сергей и в самом деле знал, не раз слышал от друга жалобы на хреновое обеспечение больницы и недоукомплектованность.
        - Пусть везут к нам, я договорюсь с дежурными врачами, - он взглянул на часы.
        - Серега, а может, лучше ты к нам? Мы ее живой не довезем, а ты на своей
«Субару» мигом домчишься. Приезжай. Не в службу, а в дружбу!
        Сергей взъерошил волосы, подавил зевок. Похоже, предстоит ему еще одна бессонная ночка. Но ведь друг просит, как тут отказать?!
        - Готовьте операционную. Я скоро буду.
        Зевая и чертыхаясь, он добрался до гаража.
        - Погуляем, девочка? - спросил с нежностью свою машину.

«Субару» радостно мигнула фарами, замурлыкала в предвкушении большой прогулки. Автомобилю, способному развивать скорость до двухсот километров в час, нечего делать на городских улицах. Его, как охотничьего пса, время от времени нужно выпускать на волю, чтобы не застаивался и не болел.
        До места Сергей добрался в рекордно короткие сроки, всего за час двадцать. С тихим ворчанием «Субару» катилась по узкой разбитой дороге. Слева одиноко светилось несколько окон городской больницы. Справа утопало в непроглядной тьме городское кладбище. Сергей усмехнулся. Хорошее соседство - больница и кладбище. Наверное, чтобы ни врачи, ни пациенты не расслаблялись, все время помнили о бренности бытия. На крыльце пожарного выхода, тускло освещенного полудохлой лампочкой, стояла одинокая фигура в белом халате. Видать, дежурный врач вышел покурить.
        Обогнув больницу по периметру, Сергей подъехал к центральным воротам. Минут пять ушло на то, чтобы уговорить полусонного сторожа пропустить «Субару» на территорию больницы. Не оставлять же девочку без присмотра!
        У входа в приемный покой его уже ждали. Долговязый патлатый парень, не то фельдшер, не то санитар - по внешнему виду сразу не определишь, - отклеился от стены и шагнул навстречу.
        - Полянский Сергей Сергеевич? - спросил полуутвердительно-полувопросительно.
        - Да.
        - Меня Игорь Владимирович послал вас встретить. Ваша тачка? - Парень с завистью посмотрел на «Субару».
        Сергей кивнул.
        - Хорошая машинка, скоростная...
        - Пациентка где? - Не любил он вот таких разговоров, и панибратства тоже не любил. Не дожидаясь провожатого, решительно шагнул в раскрытые двери.
        - Дама с собачкой?! Так уже на операционном столе, вас дожидается. Игорь Владимирович там же.
        - Почему дама с собачкой?
        - Так ее ж с собачкой нашли! - притихший было парень снова оживился. - Это вообще какая-то жуткая история, - добавил зловещим шепотом. - Дамочку-то на кладбище обнаружили, лежала с проломленным черепом прямо на могиле.
        - Кто обнаружил?
        - Да хрен поймешь! Неизвестный позвонил в «Скорую», сообщил, что на кладбище лежит женщина, вся в крови. Знаете, сколько там кровищи было? Ребята со «Скорой» говорят - целое море!
        - Так уж и море? От черепно-мозговой? - усомнился Сергей.
        - Так там не только дамочкина кровь была, - обиделся парень.
        - А чья ж еще?
        - Собачкина. Я же говорю: дамочка с разбитой головой - на могиле, а рядом - собачий труп, обезглавленный и освежеванный...
        - Не понял. - От удивления Сергей даже шаг замедлил.
        - Вот именно! - Парень возбужденно потер руки. - Сплошные непонятки!
        - Что значит «обезглавленный и освежеванный»?
        - А то и значит, что кто-то дамочку по темечку тюкнул, а потом с ее собачки шкуру снял, голову отрезал и с собой унес.
        - Бред какой-то! Зачем кому-то собачья шкура? - удивился Сергей.
        - Знаете, что я думаю? - Парень понизил голос до зловещего шепота. - В городе завелся маньяк. У нас в том году несколько детишек пропало, до сих пор не нашли, а теперь вот собачка...
        - Не вижу связи. - Сергей остановился у дверей с надписью «Первое хирургическое отделение».
        Парень хотел было что-то возразить, но дверь распахнулась, выпуская в полутемный коридор яркий электрический свет и немолодую уже медсестру.
        - Сергей Сергеевич? - спросила она шепотом.
        - Он самый.
        - А мы вас уже заждались. Пойдемте, покажу, где можно переодеться.
        Он тщательно вымыл руки, сунул их в приготовленные расторопной медсестрой стерильные перчатки и шагнул в ярко освещенную операционную.
        - Доброй ночи!
        - А вот и наша приглашенная звезда! - стоявший спиной к двери мужчина обернулся и приветственно взмахнул рукой. Его лицо скрывала маска, но Сергей безошибочно признал в хирурге Игоря. - Ну что же, господа, предлагаю опустить формальности и сразу приступить к делу!
        - Кто ассистирует? - спросил Сергей.
        - Ассистирует Игнат Тимофеевич, - Игорь кивнул на стоящего рядом невысокого, упитанного мужчину.
        В ответ тот проворчал что-то невразумительное, способное сойти и за приветствие, и за ругательство. Сергей не стал вникать в детали, главное, чтобы мужик оказался хорошим хирургом.
        - А это Любовь Степановна - анестезиолог.
        Женщина, возраст которой определить из-за маски и хирургической шапочки не представлялось возможным, сдержанно кивнула Сергею.
        - А это Машенька - операционная сестра.
        - Здравствуйте, - сказала Машенька и смущенно потупилась.
        Знакомство заняло несколько секунд. Как только Сергей шагнул к операционному столу, имена ассистентов тут же выветрились у него из головы. Ни к чему они сейчас - эти имена. Он знает, кто за что отвечает, а с остальным можно разобраться и после операции. Сейчас главное - пациентка. От него, Сергея, зависит, выживет эта женщина или нет. И если выживет, то не останется ли на всю жизнь инвалидом. Ведь человеческий мозг - штука тонкая, одно неверное движение, и все...
        Сергей окинул присутствующих взглядом, выдохнул:
        - Ну, поехали...
        Хирург опять проворчал что-то себе под нос. Сергею удалось расслышать лишь одно:
«Гагарин хренов». Видать, не жалуют местные эскулапы приглашенных звезд. Еще бы им жаловать! Трепанацию черепа может сделать любой мало-мальски квалифицированный хирург, а тут он приперся... Ну и Аллах с ними! Не о том сейчас нужно думать. Сергей на секунду прикрыл глаза, настраиваясь на предстоящую операцию. Студенческая привычка...
        ...Краниограмму пациентки он успел посмотреть, еще когда переодевался на операцию. Компьютерная томограмма была бы информативнее, но где ж в райцентре найти компьютерный томограф! Как говорится, чем богаты, тем и рады. В любом случае выход один...
        Сергей открыл глаза, посмотрел на операционное поле: выбритый, обработанный йодом череп пациентки. Ему вдруг захотелось увидеть ее лицо, скрытое за кулисами из бурых от частой стерилизации салфеток. Он так и не научился относиться к пациентам, как к безликим и бесполым существам, прилагающимся в довесок к историям болезни. А это, можно сказать, не простая пациентка, за нее в его сне так хлопотали...
        - Как думаешь, какие у нее шансы? - Игорь устало откинулся на спинку продавленного дивана.
        Сергей поерзал в неудобном кресле, отхлебнул растворимый кофе из щербатой чашки и пожал плечами:
        - Сейчас не могу ничего сказать со стопроцентной уверенностью, время покажет, но думаю, что шансы у твоей дамы с собачкой есть, и очень даже неплохие.
        Друг вздохнул, как показалось, с облегчением.
        - Можно встречный вопрос? - спросил Сергей.
        - Давай, - Игорь вяло махнул рукой.
        - Почему ты так хлопочешь из-за этой таинственной незнакомки? Кстати, она хоть хороша собой?
        - Хороша, - друг кивнул, - насколько может быть хороша дама с проломленным черепом да еще перемазанная кладбищенской землей. А хлопочу как раз потому, что уж больно все вокруг нее таинственно. Кладбище. Маньяк. Собачка, опять же, освежеванная... Настоящий детектив.
        - Скорее уж триллер, - усмехнулся Сергей.
        - Ну, может быть, и триллер, но с элементами детектива. Я тебе говорил, что она в «Скорой» в сознание приходила?
        - Говорил, кажется.
        - Так вот, она иностранка. Лопотала что-то по-ненашенски, предположительно, по-французски. - Игорь многозначительно поднял вверх указательный палец. - И одета она была очень хорошо...
        - А говорила что?
        - Так хрен поймешь! В бригаде французского никто не знает. У нас таких полиглотов, как ты, нет. Имя повторяла одно и то же.
        - Какое?
        - Не то Каспер, не то Джаспер. Интригующе, не правда ли? В нашем захолустье появляется и едва не погибает от рук маньяка таинственная француженка...
        - А документов у нее случаем с собой не было? - поинтересовался Сергей.
        - Случаем не было. - Игорь залпом допил кофе. - Платочек носовой в кармане был с монограммой «ПЯ», и все. - Он понизил голос до заговорщицкого шепота: - Я надеюсь, когда барышня оклемается, порасспросить ее поподробнее обо всем случившемся на погосте.
        - Зачем тебе? - Сергей зевнул. - Пусть ее милиция расспрашивает.
        - Ну ты даешь! - возмутился Игорь. - Это же интересно: убийство и все такое. Скажешь - нет?
        Сергей равнодушно пожал плечами.
        - Не было никакого убийства. Попытка, возможно, и была, а убийства не было.
        - Как это не было убийства?! - Игорь даже привстал с дивана от возмущения. - А собачка, зверюшка, невинно убиенная?!
        - Слушай, Игорек, - Сергей поднялся вслед за другом, - я, пожалуй, домой поеду. Уже две ночи не сплю. А ты поменьше детективов читай, доктор Ватсон. И вот еще что, ты свою француженку лучше не про убийство порасспрашивай, а про состояние ее банковского счета. Вдруг она тебе за свое спасение бешеные деньги отвалит...
        - Фу, какой ты меркантильный! - фыркнул Игорь и тут же широко улыбнулся. - Ладно, старик, спасибо за помощь. Я твой вечный должник.
        - Брось, - отмахнулся Сергей. - Всегда мечтал спасти прекрасную незнакомку.
        - Раз уж ты такой благородный и безотказный, может, тогда как-нибудь еще раз подъедешь, осмотришь нашу подопечную? Ты же для нее теперь вроде ангела-хранителя.
        - Это ты со своим альтруизмом для нее ангел-хранитель, - усмехнулся Сергей. - А я так - приглашенная звезда.
        - Ну так подъедешь? - не сдавался Игорь.
        Сергей крепко задумался. В его плотном графике будет довольно сложно выкроить несколько лишних часов, да и мотаться туда-сюда не хочется. Но друг просит...
        - Хорошо. Недельки через две подскочу.
        - Вот и чудненько! - обрадовался Игорь. - Значит, мы с прекрасной незнакомкой ждем тебя ровно через четырнадцать дней. Не забудь.

* * *
        Он забыл. Первую неделю еще помнил, а на вторую забыл начисто. Внезапно занемог профессор Ильинский, и все заботы о клинике легли на плечи Сергея. Помимо медицинских проблем ему теперь приходилось решать еще и административно-финансовые. А это отнимало уйму сил и времени. Он и дома-то теперь появлялся только затем, чтобы принять душ и переодеться, а потом снова мчался в клинику. Поэтому, когда через три недели позвонил Игорь и обиженным голосом спросил, помнит ли он о взятых на себя обязательствах, Сергей даже не сразу понял, о чем речь. А когда до него наконец дошло, проникся чувством вины:
        - Прости, старик. Совсем из головы вылетело. Тут у нас такое творится! Шеф занемог. Все свалилось на меня. Когда приехать? Завтра? Нет, завтра не смогу. А давай в субботу. Тебя устроит?
        Игоря устроило. Утром в субботу он собственнолично вышел встречать Полянского к воротам больницы.
        Сергей заглушил мотор, выбрался из машины, помахал рукой стоящему у куста сирени другу. Игорь кивнул в ответ, швырнул недокуренную сигарету в урну, промахнулся, досадливо поморщился и шагнул навстречу Полянскому.
        - С приездом, - он энергично потряс протянутую руку. - Как добрался?
        - Да нормально, - Сергей неодобрительно покосился на сиреневый куст с валяющимся под ним бычком.
        - Все еще осуждаешь мою пагубную страсть? - усмехнулся Игорь.
        - Нет, просто не понимаю, зачем сознательно сокращать свою жизнь? - Сергей пожал плечами. Вообще-то раздражал его вовсе не лежащий на земле окурок, а одуряющий запах сирени. Когда он еще был молодым и глупым, ему нравился этот запах, а потом Сергей его разлюбил. Вот просто взял, и разлюбил... Вернее, все было не просто, и сирень сама по себе ни в чем не виновата...
        Сергей взъерошил волосы, отгоняя тягостные воспоминания, спросил нарочито бодрым голосом:
        - Как там наша таинственная незнакомка?
        - Это я как раз у тебя хотел выяснить, - проворчал Игорь. - Ты же у нас приглашенная звезда.
        - Да уж...
        - Таинственная незнакомка идет на поправку. - Игорь сменил тон с легкомысленного на серьезный.
        - Это хорошо. - Сергей бросил еще один взгляд на сиреневый куст.
        - Есть только одно «но»: у нашей подопечной амнезия, она совершенно ничего не помнит. Даже собственного имени. Представляешь?!
        - А милиция что? - спросил Сергей.
        - А ничего милиция! - неожиданно обозлился Игорь. - Я вообще подозреваю, что они это дело решили на тормозах спустить. Маньяка, который нашу барышню по темечку тюкнул, никто не ищет. Ее личность никто установить не пытается...
        - Ну, это вряд ли, - Сергей с сомнением покачал головой. - Милиция все-таки.
        - Ой, не смеши меня! - Игорь поморщился. - Третий десяток уже разменял, а все еще веришь в торжество правосудия.
        - А она действительно француженка?
        - Да хрен поймешь! - Друг в сердцах сплюнул себе под ноги. - По-русски она говорит не хуже, чем мы с тобой.
        - А по-французски?
        - По-французски тоже говорит, а еще по-английски...
        Сергей присвистнул.
        - Вот и поди разбери, кто она: русская, француженка или англичанка. - Игорь, кажется, слегка успокоился, достал из кармана пачку «Беломора», снова закурил.
        В тот момент, когда друг щелкнул зажигалкой, Сергею вдруг пришел в голову вопрос:
        - Слушай, а на какие, собственно говоря, средства ты свою незнакомку лечишь? У нее же, как я понимаю, ни полиса, ни денег нет.
        - Правильно понимаешь. - Игорь выдохнул колечко дыма. - Операцию мы ей сделали бесплатно. Тебе, как другу, спасибо. Хирургу - бутылка коньяка. Анестезиологу - банка кофе. Машке - шоколадка. Шовный и перевязочный материал удалось списать, за лекарства я свои кровные выложил. Ну, а койку в моем отделении главврач от щедрот своих выделил. Вот такой расклад, - он замолчал, глубоко затянулся.
        Сергей смотрел на друга, открыв рот. Даже по самым скромным прикидкам, на лекарства для «таинственной незнакомки» ушло баксов двести, а то и все триста. Поразительный альтруизм! Или не в альтруизме дело? Может, друг влюбился в эту свою француженку?
        - Пойдем, что ли, - он потянул Игоря за рукав халата, - страсть как хочется взглянуть на женщину, ради которой ты пошел на такие жертвы.
        - Тоже мне, жертвы! - Игорь тщательно прицелился и на сей раз отправил беломорину прямиком в урну. - Ладно уж, пойдем, приглашенная звезда. Может, подскажешь, как мадемуазель память вернуть.
        - Старик! - Сергей старался не отстать от энергично шагающего товарища. - А как ты к ней обращаешься?
        - В смысле? - Игорь замедлил шаг.
        - Ну, как ты ее зовешь?
        - А, да так и зову - мадемуазель.
        ...Она сидела у распахнутого настежь окна. В палате больше никого не было - только эта миниатюрная женщина в убогом больничном халате. Сергей мог видеть только затылок с коротким ежиком черных волос, тонкую шею да острые плечи...
        - Мадемуазель! Вот, как и обещал, привел к вам нейрохирурга с мировым именем, - деликатно откашлявшись, произнес Игорь.
        Сергей раздраженно посмотрел на друга - что это еще за нейрохирург с мировым именем? В ответ тот виновато улыбнулся. Мол, извини, друг, занесло. Женщина у окна вздрогнула, зябко поежилась и обернулась...
        ...Она почти не изменилась за эти тринадцать лет. Черные, точно вороново крыло, волосы, бледная кожа, синие глаза. А с этим наивно-беспомощным ежиком и мальчишеской худобой она в самом деле похожа на француженку.
        ...Она почти не изменилась. Нет, черт возьми! Она стала еще красивее.
        - Полина?! - Сергей оттолкнул Игоря, шагнул навстречу своему прошлому.
        Ее безмятежный взгляд неуловимо изменился, точно по небу пробежало облачко, лицо осветила робкая улыбка:
        - Мы знакомы?
        Пол под ногами качнулся.
        Знакомы?! Тринадцать лет назад эта женщина практически уничтожила его жизнь, а сейчас спрашивает, знакомы ли они...
        - Мы знакомы, - Сергей тяжело вздохнул. - Мы очень хорошо с тобой знакомы, золотая рыбка...

* * *
        - Полина, девочка моя, - уговаривала мама. - Вальдемар - замечательная партия для тебя. Образованный, талантливый, перспективный! Лучшего и не найти!
        - Вальдемар - мой троюродный брат! - возмущалась Полина. - Мамочка, ты толкаешь меня на инцест!
        - Глупости! Никакой это не инцест! Раньше в нашем кругу браки между кузенами были в порядке вещей. Да и современный закон не запрещает жениться троюродным брату и сестре.
        - Зато медицина такие браки не приветствует. Я не собираюсь рожать уродов от Вальдемара!
        - Полина, выбирай выражения! - в спор вмешался отчим. - Мы с твоей мамой уже все решили. У Вальдемара великолепные перспективы. Я уже разговаривал с консулом, у него есть вакансия. Вы женитесь и улетаете во Францию. Подумай, Полина, тебя ждет Париж. Ты же скучаешь по Парижу.
        - Скучаю. - Полина упрямо тряхнула головой. - Но я не хочу в Париж с Вальдемаром.
        - Не понимаю, чем тебе не нравится граф Вольский? - спросила мама. - На мой взгляд, он чудесный мальчик. Ваш союз упрочит отношения между нашими семьями...
        - Ну конечно! - Полина презрительно фыркнула. - Вы собираетесь выдать меня за Вальдемара, потому что он граф Вольский. А если бы он был не Вольским, а каким-нибудь Ивановым?!
        - Не говори глупостей, девочка! - Отчим уже терял терпение. - Ты даже представить себе не можешь, чего нам стоило устроить этот союз!
        - Ну почему же! - Полина скрестила руки на груди, с вызовом посмотрела на родителей. - Ты пообещал графьям Вольским пристроить их сыночка в российское посольство во Франции при условии, что он женится на мне. - Какой у нас век на дворе, двадцатый? Так почему же вы до сих пор живете в восемнадцатом?!
        - Полина, не дерзи! - Отчим раздраженно ослабил узел галстука. - В нашем кругу так принято. Ты сама все прекрасно понимаешь. Твоя родословная...
        - Я наизусть знаю свою родословную, - огрызнулась Полина. - Мы, Ясневские, старинный графский род. У нас голубая кровь, глубокие корни и непомерный гонор. Мы вступаем в брак не по любви, а исключительно по расчету. Мы скрещиваемся только с себе подобными, чтобы породу не испортить...
        - Полина! - Мама в ужасе закатила глаза.
        - За Вальдемара я замуж не пойду. - Полина хмуро посмотрела на отчима. Она знала, что в их семье все решает именно он: с кем общаться, где отдыхать, какую конно-спортивную школу выбрать для Полины, у какого кутюрье одеваться маме...
        Если бы был жив папа... Папа никогда бы не заставил Полину выходить замуж за нелюбимого, потому что папа никогда не принадлежал к касте избранных. Он был простым смертным, позором рода Ясневских. Все вздохнули с облегчением, когда он погиб, даже мама... А ведь Полине всегда казалось, что мама любила отца, коль решилась выйти за него замуж наперекор всем.
        Папа погиб, а ровно через год появился отчим, и жизнь Полины круто изменилась. Конечно, вслух об этом никогда не говорили, но девушка постоянно чувствовала, что она лишь наполовину Ясневская, что в ее жилах течет немалая толика плебейской крови и что ей до конца жизни придется изживать из себя это дурное начало.
        А она не хотела! Ей нравилось быть не такой, как ее напыщенные кузины и кузены. Она искренне полагала, что принадлежность к дворянскому роду еще не делает человека особенным. В ее кругу подобные мысли считались ересью, поэтому она ни с кем ими не делилась. Ну, разве что с Ядвигой...
        Ядвига Ясневская была особенной женщиной. Полину всегда восхищало и поражало то, что в ней сочетались, казалось бы, совершенно несочетаемые вещи. Начать с того, что она была аристократкой до кончиков ногтей: великолепно образованной, утонченной, стильной. Ни один светский раут не считался удавшимся, если его проигнорировала Ядвига. Ее боготворили, перед ней заискивали, о ней сплетничали, ее боялись...
        А она не обращала никакого внимания на бурлящие вокруг нее страсти, жила по собственным правилам и напрочь игнорировала мнение общественности. Ядвига позволяла себе безумные поступки, и всё сходило ей с рук. Она была женщиной-загадкой, светской львицей, самодуркой, оригиналкой, бунтаркой и отступницей в одном лице... А еще - двоюродной бабушкой Полины и ее единственным другом.
        Еще будучи ребенком, Полина обожала приезжать в гости к Ядвиге, в ее огромный загородный дом. Особняк под стать своей хозяйке был виден издалека и приковывал к себе взгляды. Оказавшись однажды в этом странном, ни на что не похожем доме, хотелось остаться в нем на веки вечные, бродить по его бесчисленным комнатам, подниматься по скрипучим лестницам, пить чай на веранде, вдыхать аромат цветущей под окнами сирени и любоваться закатами и восходами.
        Дом спроектировал и построил один из мужей Ядвиги. Точнее, это Ядвига нарисовала на листе бумаги дом, в котором ей хотелось бы жить, а влюбленный мужчина воплотил ее мечту в жизнь. Он погиб в тот самый день, когда переехал с молодой женой в новый дом. Трагическая случайность: падение со стремянки, которое должно было привести максимум к ушибу, - и перелом шеи... Впрочем, трагической случайностью эта смерть казалась лишь на первый взгляд. Годами позже стало ясно, что это злой рок...
        Ядвиге Ясневской нельзя было выходить замуж. Ее мужья умирали, не успев насладиться любовью красавицы жены...
        Несчастный архитектор не был первым мужем Ядвиги. Первой жертвой фатума стал режиссер, успешный, талантливый, обласканный властью. Ядвига, тогда еще совсем юная, упросила мужа снять ее в кино. Она рассчитывала всего лишь на эпизод, но супруг не стал мелочиться. Ядвиге, не имеющей никакого отношения к кинематографу, досталась главная роль, и, что бы ни говорили злопыхатели, картина удалась. Критики прочили Ядвиге великое будущее в мире кино.
        ...Они ехали на торжественный ужин, посвященный дебюту девушки, когда в их автомобиль врезался потерявший управление «КамАЗ»... Муж скончался на месте. Ядвига отделалась синяками. С того дня она разлюбила кино.
        Третьим супругом Ядвиги стал француз, кутюрье с мировым именем. Он увидел ее в том самом роковом фильме и влюбился без памяти. Он даже отважился приехать в холодную, негостеприимную Россию, чтобы разыскать даму, покорившую его сердце. И нашел-таки, в только что отстроенном загородном доме, прячущуюся от мира, оплакивающую трагическую кончину второго мужа.
        Француз был сражен. Безутешной вдове чертовски шел траур. Благородный черный цвет подчеркивал матовую бледность кожи и небесную синеву глаз. Вдова была прекрасна и таинственна... Француз знал толк в красоте, поэтому очертя голову бросился на штурм, казалось, неприступной крепости. Этот штурм продолжался почти три года. В конце концов Ядвига согласилась выйти замуж в третий раз. Через полгода, после решения всех юридических формальностей, вместе со счастливым женихом она улетела в Париж.
        Белое шло Ядвиге не меньше, чем черное. В атласном кипенно-белом подвенечном платье, собственноручно сшитым для нее будущим супругом, она была похожа на ангела.
        ...Ее мужу стало плохо сразу после венчания. «Ничего страшного, душа моя. Это от счастья. Ты безумно хороша в белом...» Спустя четыре месяца он умер от рака печени. В тридцать три года Ядвига оказалась трижды вдовой... С тех пор она не снимала траур. С тех пор за ней закрепилась слава Черной вдовы. С тех пор она решила больше никогда не выходить замуж.
        Ядвига вернулась в Россию в лихие постперестроечные годы. Ее возвращение стало сенсацией. Никто, находясь в здравом уме, не променял бы сытую и цивилизованную Францию на промозглую совковую неустроенность. Не иначе, Ядвига Ясневская сошла с ума, ведь в Европе у нее остался целый кусок жизни: налаженный бизнес, особняк в парижском предместье, приличный счет в банке, друзья, поклонники.
        Она никогда не рассказывала, как жила все эти годы во Франции, в ответ на вопросы о своем прошлом лишь равнодушно пожимала плечами. «Бизнес?! Ах, бросьте! Разве можно назвать бизнесом маленький свечной заводик?!» Но, похоже, «свечной заводик» Ядвиги был очень прибыльным предприятием, коль по возвращении на родину она могла позволить себе вполне комфортную и безбедную жизнь.
        Первым делом Ядвига выкупила и отремонтировала свой старый загородный дом. Тот самый, где погиб ее второй муж. Как только ремонт был закончен, Ядвига покинула Москву, чтобы, как она выражалась, до конца дней прожить в тишине и уединении.
        Тишины и уединения не получилось. Не успела Ядвига распаковать вещи, как к ней тут же пожаловали с визитом вежливости многочисленные родственники. Любопытство визитеров было столь велико, что извиняло всю ее прошлую «недостойную» жизнь: мужей «не нашего круга», измену семье и Родине, пугающе большие, невесть откуда взявшиеся деньги. Всем хотелось знать, как она жила все эти годы, что собирается делать дальше, а главное, почему она вернулась.
        Ядвига не ответила ни на один из этих вопросов. Удобно устроившись в антикварном кресле, попыхивая трубкой, она рассказывала о том, какая необыкновенно холодная зима выдалась в этом году в Западной Европе; о забастовке коммунальщиков в Париже; о последних тенденциях в мире моды; о чудесных французских булочках... Она рассказывала о тысяче интересных и не очень интересных вещей, но ни словом не обмолвилась о себе. Родня покинула дом Ядвиги разочарованной и заинтригованной одновременно. Время покажет. Ни одному человеку не удавалось долго скрывать свое прошлое. Рано или поздно тайны, оберегаемые Ядвигой, все-таки станут достоянием общественности.
        Время шло, а тайное так и не становилось явным. Мир изменился. Аристократии больше не нужно было прятаться в «подполье». Быть потомственным дворянином стало модно. Не все, но многие принялись искать доказательства своей принадлежности к дворянским фамилиям. Некоторые такие доказательства находили. А те, кто не находил, но очень хотел, покупал титул и благородную родословную за весьма умеренную плату. Мир перевернулся с ног на голову. Миру стало не до Ядвиги с ее тайнами.
        А Ядвига, казалось, чего-то ждала. Вокруг нее бурлила жизнь, рушились и восставали из пепла государства, а она продолжала вести уединенный образ жизни. Всегда в черном, с загадочной полуулыбкой на лице, с тщательно уложенными, уже посеребренными сединой волосами, безупречным макияжем и с неизменной трубкой, она выглядела как вдовствующая королева.
        Ее добровольная изоляция не была абсолютной. Изредка Ядвига принимала приглашения друзей и выбиралась в свет. В свои почти пятьдесят она по-прежнему оставалась необыкновенно красивой женщиной. У нее были обожатели, ей не единожды предлагали руку и сердце, но она лишь рассеянно улыбалась и продолжала ждать.

* * *
        Это случилось в день, когда Ядвиге исполнилось пятьдесят лет. Она отказалась отмечать юбилей и привела этим родственников в полное замешательство. Отчим Полины потратил уйму сил и денег, чтобы снять на сутки только что отреставрированный загородный особняк, принадлежавший некогда очень знатному княжескому роду. В советские годы здание использовалось как сельский дом культуры, а после должно было стать краеведческим музеем. Полина даже думать не хотела, на какие рычаги пришлось надавить отчиму, чтобы заполучить, пусть даже во временное пользование, памятник старины. Кроме того, в программе торжества были заявлены струнный оркестр, катание на санях и грандиозный фейерверк на закуску. Загадкой оставалось одно - с чего бы это отчиму так угождать строптивой свояченице.
        Но Полине было не до разгадывания загадок. Она родилась в тот же день, что и Ядвига, и ей исполнялось двадцать. Ей тоже хотелось праздника, не общего с Ядвигой, а своего. Чтобы было много гостей: не напыщенных, раздувающихся от чувства собственной исключительности потомков старинных фамилий, а простых, нормальных людей, молодых, бесшабашных, лишенных предрассудков. А ее задвинули в тень Ядвиги, отчитали, обозвали эгоисткой. Обидно! Она никогда не была эгоисткой. Она просто стремится быть самой собой, а не чьим-то довеском.
        Полина хорошо запомнила тот день, когда отчим решил поставить юбиляршу в известность о готовящихся в ее честь торжествах.
        - Ну-с, пойдем, сообщим мадам об ожидающем ее сюрпризе. - Отчим остановил машину у запертых ворот, заглушил двигатель, строго посмотрел на Полину. - И не делай такое кислое лицо. Ты уже взрослая барышня, должна все прекрасно понимать.
        - Что понимать? - Полина удивленно выгнула бровь.
        Отчим смерил ее недовольным взглядом и лишь на крыльце Ядвигиного дома прошипел:
        - Улыбайся, я сказал!
        Ядвига, как всегда, выглядела потрясающе, у Полины аж дух перехватило. Она поражалась и в глубине души завидовала способности некоторых женщин оставаться в любом возрасте роскошными, загадочными, необыкновенно красивыми. Ей хотелось быть такой же. Она старалась изо всех сил, но на фоне мамы, а уж тем более Ядвиги выглядела уродиной. Может, набившие оскомину разговоры о голубой крови имеют смысл? Вероятно, кое-что еще можно исправить, но шарма, царственного наклона головы, взгляда, от которого мурашки по коже, - такого у нее никогда не будет. С этим нужно родиться. Оно закладывается где-то на генетическом уровне, а Полина - полукровка. Она лишь наполовину Ясневская...
        - Ядвига! Вы обворожительны! - Улыбка отчима сделалась почти искренней.
        - Приятно слышать, - хозяйка улыбнулась в ответ, приветливо посмотрела на Полину. - Ты давно не была у меня, девочка.
        - Сессия, закрутилась совсем, - та виновато пожала плечами.
        - Понимаю, - Ядвига кивнула. - Ну, не стойте на пороге, проходите в дом!
        Она плотнее закуталась в черную шаль и растворилась в полумраке коридора.
        - Егор! Что вы будете пить: чай или кофе? - послышался через мгновение ее голос. - Коньяк не предлагаю, вижу, что вы за рулем.
        - Я бы выпил чаю, - сказал отчим, пристраивая длинное кашемировое пальто на вешалку.
        - Детка! А ты, как обычно, кофе с корицей? - По голосу было слышно, что Ядвига улыбается.
        У Полины потеплело на душе. Даже недавняя обида на тетушку прошла.
        - А конфеты, ну те, бельгийские, у тебя еще есть? - спросила она, заходя в просторную, залитую скупым январским солнцем кухню.
        - Конечно, детка. - Ядвига не сводила взгляда с закипающей турки. - Специально для тебя храню коробочку.
        Полина знала, Ядвига поддерживает связь с французскими друзьями. В ее доме никогда не переводится бельгийский шоколад, хороший кофе, первоклассный алкоголь и элитный табак, зачастую пахнущий чем угодно, только не табаком. На кухню зашел отчим, бросил быстрый взгляд на турку и едва заметно поморщился...
        Егор Милославский терпеть не мог кофе, отказывался от него даже на светских раутах. Дома в его присутствии ни Полине, ни жене не дозволялось не то что пить, даже говорить о кофе. Но сейчас он был на чужой территории. Ядвиге нет никакого дела до его гастрономических пристрастий и антипатий. Этой ведьме вообще ни до чего нет дела. Сидит одна в своем огромном доме, дни напролет слушает примитивный французский шансон, раскладывает дурацкие пасьянсы, курит мерзкий табак, попивает кофе с корицей... Весь дом пропах табаком и кофе!
        Кажется, он позабыл об осторожности, потерял контроль, потому что Ядвига посмотрела на него как-то уж больно внимательно. Что-то почувствовала? Егор заставил себя улыбнуться, максимально нежно, ну точно отец родной, обнял падчерицу за плечи. Ядвига сверкнула ярко-синими глазищами, улыбнулась в ответ, как ему показалось, иронично, а Полина, мерзавка, раздраженно повела плечом, стряхивая его руку.
        Ведьмы! Девчонка чертовски похожа на свою тетку. Те же повадки, та же склонность к авантюрам, та же надменная, холодная красота. Порода, черт бы ее побрал! Все женщины рода Ясневских такие: красивые и неуправляемые. Даже Мари, его жена, покладистая и рассудительная, в молодости выкидывала коленца. Додумалась же выскочить замуж за этого безродного ублюдка. Где бы она сейчас была, если бы не он, Егор Милославский? Поднял с самого дна, с девчонкой ее возился, как с родной дочерью...
        Кстати, о девчонке. Пора сплавить ее с глаз долой. Надо бы еще раз с Вольским поговорить. И с Ядвигой нужно что-то решать...
        Полина не без удовольствия наблюдала, как холеное лицо отчима покрывается бордовыми пятнами. Молодец, Ядвига! Теперь он ночами спать перестанет: гадать будет, обиделась она на его слова или нет, упомянет ли его имя в своем завещании. Вот так-то, «папочка»! С Ядвигой такие игры не проходят!
        Отчим взял себя в руки довольно быстро, и даже его лихорадочный румянец утратил нездоровую яркость.
        - Простите, мадам, - покаянным жестом он прижал руку к груди, - я ни в коей мере не хотел вас обидеть.
        - А вы и не обидели. - Ядвига обмахнулась веером из карт. - Так про какой такой сюрприз вы говорили?
        - Сюрприз просто грандиозный! - Отчим заметно приободрился. - Торжественный вечер в вашу честь. Все будет очень достойно: старинная усадьба, катание на русской тройке, фейерверк...
        - А еще струнный оркестр и сто пятьдесят гостей, - ввернула Полина.
        Отчим сердито глянул в ее сторону, но ничего не сказал.
        Тишина длилась несколько минут. Ровно столько, сколько Ядвига раскуривала свою трубку. Полина вдохнула горько-ореховый запах, ассоциирующийся у нее исключительно с этим чудесным местом.
        - Я благодарна вам за заботу, - нарушила молчание Ядвига, - но вынуждена отказаться от этого прекрасного подарка.
        Даже Полина, которая знала тетю намного лучше, чем отчим, не ожидала такого ответа.
        - Но почему, позвольте спросить?! - Румянец отчима сменился бледностью - верный признак того, что тот в бешенстве.
        Ядвига пожала плечами:
        - На завтрашний вечер у меня другие планы.
        - Но ведь все уже решено... гости, фейерверк... Вы не можете! - Отчим не сводил с Ядвиги настойчивого взгляда.
        - Кем решено? - поинтересовалась та, поудобнее устраиваясь в своем любимом кресле.
        - Ну, я думал... - Отчим терял остатки спокойствия.
        - Голубчик, мне очень приятно, что вы думали за меня, - Ядвига рассеянно посмотрела на свою трубку, - но на завтрашний вечер у меня назначена очень важная встреча.
        - А отменить или хотя бы отложить эту встречу никак нельзя?
        - Никому не под силу отменить встречу со своей судьбой. Запомни это, детка, - Ядвига ласково посмотрела на притихшую Полину. - Не все, но многое за нас уже давным-давно решено, поэтому глупо и бессмысленно противиться неизбежному.
        - А откуда ты знаешь, что это неизбежное наступит именно завтра? - спросила Полина. - На картах нагадала, да?
        - Карты могут рассказать о многом, но не обо всем. - Ядвига грустно улыбнулась.
        - А мне погадаешь? - Полина напрочь забыла, зачем пришла в этот дом.
        - Погадаю, но не сейчас.
        - Когда?
        - Дамы! Дамы! О чем вы говорите?! - вмешался отчим. - Какие встречи?! Какое неизбежное?! Скажите лучше, что мне делать с сотней гостей?!
        - Насколько мне помнится, у Поли завтра тоже день рождения, - задумчиво сказала Ядвига. - Вот и сделайте девочке приятное. Катание на санях и фейерверк больше подходят для ее возраста, а не для моего. Кстати, детка, у меня для тебя тоже есть подарок, пойдем-ка...
        ...Перстень был красив какой-то строгой, невычурной красотой: крупный сапфир в золотой оправе.
        - У нас с тобой, детка, глаза нашей прабабки. Их цвет нужно подчеркивать сапфирами. - Ядвига достала перстень из бархатной коробочки, протянула Полине. - Есть еще серьги, но их принято дарить на тридцатилетие. Так что подожди немного, Поля, и у тебя будет гарнитур...
        Когда они вернулись в гостиную, отчима на месте не было.
        ...Только оружие могло вернуть Егору Милославскому хорошее расположение духа. К холодному оружию он испытывал какую-то необъяснимую тягу. У него даже имелась неплохая коллекция кортиков, но она не шла ни в какое сравнение с тем, чем владела Ядвига. Ради возможности видеть эти сокровища, касаться их, ощущать их смертоносную тяжесть Егор был готов сносить любые выходки свояченицы.
        Японское оружие тринадцатого - пятнадцатого века! Раритет! А по вине этой самодурки бесценные вещи хранятся как попало, пылятся на открытых полках, тускнеют, ржавеют...
        Егор бережно взял в руки масакири-кай - японский двуручный топор, сиротливо стоящий в углу комнаты, которую Ядвига отвела под арсенал. В потемневшем от времени, а может быть, и от пролитой некогда крови металле он увидел свое отражение. Ну до чего же это несправедливо! Видно же, что Ядвиге коллекция не нужна. Она даже не знает, что вот этот боевой металлический веер называется
«тэссен», а вот этот нож с изящной костяной рукоятью предназначен для совершения сэппуку. Она не знает и знать не хочет, владеет тем, чем не должна владеть. Она, наверное, даже не в курсе, сколько предметов входит в коллекцию. Если бы он решил взять что-нибудь себе, она бы скорее всего не заметила пропажи. Но ему, Егору Милославскому, не нужно «что-нибудь». Ему необходима вся коллекция, целиком. Когда-нибудь он станет хозяином этих несметных сокровищ. Даже ведьмы не могут жить вечно, а он умеет ждать.
        - ...Любуетесь?
        От неожиданности Егор едва не уронил топор. Точно ведьма! Подкрадывается бесшумно, как кошка!
        - Не перестаю восхищаться! - Он вежливо улыбнулся и осторожно поставил масакири-кай на место.
        - Не понимаю я мужской страсти к оружию. - Ядвига равнодушно пожала плечами. - Драгоценности куда интереснее.
        Она не понимает! Да откуда ей понять такие вещи! Этим нужно жить и дышать, а не понимать...
        - Мадам, надеюсь, вы все-таки передумаете и примете мой скромный дар, - Егор посмотрел на Ядвигу едва ли не с мольбой.
        - Я не передумаю, - отрезала та и отвернулась.
        Вот так-то... Выходит, зря суетился, зря старался угодить. Не нужно этой ведьме ничего, столько сил и денег вылетело в трубу! А еще придется как-то объяснять приглашенным гостям причину, по которой виновница торжества проигнорировала собственный юбилей. Егор бросил на притихшую Полину раздраженный взгляд. Похоже, девчонке повезло: немногие удостаиваются фейерверка на двадцатилетие. Знать бы, чем все обернется, не приглашал бы столько народу.

* * *
        Ядвига проводила гостей и, прихватив колоду, поднялась в свой кабинет. Карты легли так же, как последние несколько дней. Она уже не удивлялась и не пугалась. От судьбы не уйдешь...
        ...Судьба в лице молодого, плохо одетого мужчины бросилась под колеса Ядвигиной машины в день ее пятидесятилетия. Ядвига едва успела вывернуть руль. Даже истошный визг тормозов не заглушил страшный звук падающего - сначала на капот, а потом на обледеневшую дорогу - тела. Она с трудом разжала побелевшие пальцы, толкнула дверцу.
        Снаружи было холодно. Чудовищно холодно. Мужчина лежал ничком на дороге. Ядвига не могла видеть его лица. В глаза бросились тонкие, до дыр истертые подошвы ботинок, не по сезону легкое драповое пальто, неестественно вывернутая левая рука, запекшаяся кровь на длинных русых волосах. Ядвига перевернула мужчину на спину и закричала...
        ...У ее судьбы не было лица. Окровавленное месиво со впаявшимися в истерзанную плоть прядями волос. Ядвигу, многое повидавшую на своем веку, замутило. Она оказалась не готова к такой встрече.
        Незнакомец был тяжелым. Ядвиге стоило немалых усилий усадить его на заднее сиденье своей машины. Оставалось решить, что делать дальше. Отвезти к себе домой и вызвать «Скорую»? Нет, слишком долго. «Скорая» может не успеть... Значит, в город, в клинику к Ильинскому. Ильинский - старинный друг и врач от бога. Он обязательно поможет.
        Ядвига вела машину так быстро, как не водила никогда в жизни. В этот момент ей не пришло в голову, что в десятом часу вечера Ильинского может не быть на работе. Ее пассажир умирал, и она не могла позволить судьбе свернуть не на ту ветку вероятностей. Предсказанное должно было сбыться...
        Ей повезло. Ильинский оказался на месте. Дежурная медсестра едва успела доложить по внутренней связи о странной пациентке, как из-за неплотно прикрытой двери послышались торопливые тяжелые шаги.
        - Бог мой, Ядвига! - Ильинский раздраженно отмахнулся от попытавшейся было что-то объяснить медсестры. - Ты ранена? Попала в аварию? Сколько раз я говорил тебе, что нельзя лихачить за рулем?! Откуда кровь? Где болит?
        Он заглядывал Ядвиге в глаза, сердито хмурил кустистые брови, а его пальцы быстро и удивительно нежно ощупывали ее лицо, ключицы, руки...
        - Переломов нет. - Немного успокоившись, Ильинский встряхнул Ядвигу за плечи. - Ядя, перестань рыдать и объясни мне наконец, что с тобой случилось!
        - Не со мной, Марат! - В присутствии огромного, похожего на тюленя Ильинского она наконец смогла взять себя в руки. - Там, в моей машине, человек. Он без сознания и весь в крови. Я сбила его, понимаешь?! Марат, помоги! Он не должен умереть!
        На секунду Ильинский замер, закусил седой ус, а в следующее мгновение Ядвига увидела уже совершенно другого человека. Теперь это был не Марат, старый, проверенный временем и самой жизнью друг, а профессор Ильинский, светило с мировым именем, гениальный, деспотичный, энергичный.
        Она тихо сидела в углу, наблюдая, как Ильинский делает свое дело. Дежурная медсестра что-то быстро говорила по телефону. Словно из воздуха материализовались санитары с носилками и, подчиняясь нетерпеливому взмаху руки профессора, исчезли за дверью. Происходящее было похоже на сцену из немого кино. Ядвига все видела, но не слышала ни слова.
        По телефону теперь с кем-то разговаривал сам Ильинский. А медсестра нервно пританцовывала у распахнутой настежь двери, вглядываясь в темноту и ежась от ворвавшегося внутрь холода. Вернулись санитары. Ядвига бросилась к носилкам. Ее мягко, но решительно оттеснили. Над лежащим на носилках телом склонился Ильинский, буркнул:
        - Этого - в операционную, бригада уже моется, - обернулся к Ядвиге: - Подожди в моем кабинете, Анна Ивановна тебя проводит.
        Медсестра встрепенулась, бочком, обходя носилки, протиснулась к Ядвиге, холодной ладонью взяла за запястье:
        - Пойдемте со мной, прошу вас.
        Ядвига думала, что эта безумная ночь не закончится никогда. Если тот человек, ее нечаянная судьба, умрет, ей тоже не жить. Им предсказано быть вместе, а на том или этом свете - не так и важно.
        - ...Ядвига! Ядя! - кто-то осторожно тряс ее за плечи.
        Ядвига открыла глаза - над ней скалой нависал Ильинский. На его лице, тоже словно вырезанном из куска гранита, лежали глубокие тени.
        - Марат? - Она попыталась встать.
        - Ну, Ядя, - Ильинский устало улыбнулся, - не скажу, что твой пострадавший в полном здравии, но жить он будет - это совершенно точно.
        Ядвига вздохнула, прикрыла глаза.
        - Значит, на этом свете, - сказала тихо.
        - Что - на этом свете?
        - Ничего... Это я так... Спасибо тебе, Марат, - она нежно погладила друга по руке. - Ты даже не представляешь, что для меня сделал.
        - Ну отчего же не представляю? Очень даже представляю. - Ильинский плюхнулся в соседнее кресло. - Я сделал трепанацию черепа...
        - Марат, я прошу тебя, - Ядвига болезненно поморщилась.
        - ...А хирурги вырезали ему селезенку, наложили пятнадцать швов на лицо. Красавцем ему теперь точно никогда не быть. Ну а перелом руки - это уже так, мелочи...
        - Марат, ради всего святого! - Она закрыла лицо руками. - Я и так знаю, как виновата.
        - Ты виновата? - Ильинский смотрел на нее как-то странно. - Смею тебя заверить, ты виновата далеко не во всех бедах, случившихся с этим парнем. Скажем так, на твоей совести лишь разорванная селезенка. Но без этого органа вполне можно обойтись, а вот все остальное - это не твоих рук дело.
        - Как?!
        - А вот так, голубушка! Все вышеперечисленные травмы у нашего подопечного уже имелись до встречи с бампером твоей машины. Я бы даже сказал, что он обязан тебе жизнью. Если бы ты в порыве милосердия не привезла его в больницу, он бы погиб в течение часа, если не от геморрагического шока, так от переохлаждения.
        Значит, она не убийца, а спасительница? Неисповедимы твои пути, Господи!
        - Хочу курить. - Ядвига откинулась на спинку кресла, просительно посмотрела на Ильинского.
        - У меня только сигары, - тот протянул ей инкрустированную серебром деревянную шкатулку.
        - Все равно. - Ядвига сосредоточенно смотрела на свои руки, кое-где виднелись бурые пятна засохшей крови.
        Они курили молча. Каждый думал о своем. Она о том, что ей теперь делать с этим странным, похожим на насмешку подарком судьбы. Он о том, какая она красивая. А еще о том, что тогда, много лет назад, ему нужно было проявить настойчивость и заставить ее выйти за него замуж. Возможно, у него не сложилась бы блестящая карьера - ведь невозможно, имея в женах такую удивительную женщину, целиком отдаваться работе, - зато у него было бы нечто несоизмеримо большее...
        - Могу я его увидеть? - Ядвига нарушила молчание первой.
        - Утром. Сейчас бесполезно - он без сознания.
        - Уже утро, ну пожалуйста, Марат!
        - Позже, - Ильинский нахмурился.
        Ему всегда было нелегко говорить «нет» этой женщине. Собственно, никогда раньше ему и не приходилось ей отказывать. Но сейчас... это ее волнение, желание увидеть пострадавшего во что бы то ни стало. Наверное, дело не в ней, дело в нем самом, в том, что он чувствовал в этот момент. А он чувствовал ревность, вязкую и болезненно-острую...
        - Ядя, поезжай домой. Выспись, выкури трубку, выпей кофе. Тебе нужно прийти в себя. А к обеду возвращайся. Нет, лучше позвони мне предварительно, вдруг он еще не придет в себя.
        - А он придет в себя?
        Ильинский пожал плечами, успокаивающе погладил Ядвигу по узкой ладони:
        - А куда же он, голубчик, денется? Придет, конечно. Рано или поздно...
        В палату интенсивной терапии Ядвига попала лишь к вечеру. Она сидела на неудобном стуле, кутаясь в белый больничный халат, и не отрывала взгляда от человека, лежащего на высокой, похожей на операционный стол кровати. С забинтованным лицом и загипсованной рукой он был похож на мумию. Кажется, он спал. Ядвига боялась пошевелиться - пусть спит, ему нужно много сил. Вдруг мумия вздрогнула, застонала. Ядвига встрепенулась, подалась вперед.
        У ее судьбы не было лица, зато у нее были ясные, кристально-прозрачные глаза. Эти глаза смотрели на Ядвигу со смесью тоски и любопытства. Тоски было море, а любопытства - лишь капля.
        - Я думал, ты мне примерещилась, - голос был хриплый, чуть слышный. - Черный ангел сменил оперение и стал белым? - Мумия скосила глаза на ее больничный халат.
        Ядвига молчала.
        - Сними, в черном тебе значительно лучше.
        - Как скажешь, - она потянула за тесемки халата.
        - Зачем ты меня спасла? - В голосе послышался упрек.
        - Так получилось. А что, не нужно было? - Она совсем растерялась и теперь несла всякую чушь.
        Мумия заворочалась, послышался скрипучий смех.
        - Так получилось! Наверное, считаешь, что совершила благое дело, спасла заблудшую душу?
        - Я не знаю.
        Она действительно не знала. Не знала, что ответить этому странному, запеленатому в бинты человеку. Не знала, что он хочет от нее услышать.
        - Мне больно, - пожаловалась мумия. - Если бы не ты, мне бы уже не было больно, все бы закончилось...
        - Прости. - Пальцы запутались в тесемках халата. От острого больничного запаха закружилась голова.
        - А ты красивая, - сказала вдруг мумия, в прозрачных глазах загорелся странный огонь.
        Ядвига молчала. Ее судьба, полуживая, мучающаяся от боли, сделала ей комплимент, а она, возможно впервые в жизни, не нашлась, что ответить.
        - Приходи еще. - Огонек в глазах мумии мигнул и погас.
        Ядвига запаниковала, забыв о данном Ильинскому слове «сидеть смирно», вскочила со стула, склонилась над человеком на больничной койке. Долго всматривалась в пропитанные кровью спирали бинтов, пытаясь разглядеть под ними хоть что-нибудь.
        - Так ты придешь? - спросил он, не открывая глаз.
        Ядвиге показалось, что хриплый голос звучит прямо у нее в голове.
        - Я приду. Конечно, приду... - Она поцеловала мумию в бескровные губы и вышла из палаты.

* * *
        Его звали Аристарх Лисовский. Ему только-только исполнилось тридцать лет. Он был художником, вероятно, талантливым, но непризнанным. Он творил, не заботясь о признании. Он бы раздавал свои картины просто так, если бы не необходимость что-то есть, во что-то одеваться, как-то платить за убогую съемную комнатушку, покупать кисти и краски. Все упиралось в презренный металл, и ему приходилось продавать свои картины, часто совсем не тем, кому они на самом деле были необходимы, а тем, у кого водились деньги. Это было особенно больно. Все равно, что отдавать любимое дитя на воспитание дурным людям. Это походило на предательство. Он продавал: себя, свой талант, свои картины, и все ради еще одной иссушающей душу и опустошающей кошелек страсти.
        Аристарх был игроком: безнадежным, неисправимым, пудовыми гирями прикованным к карточному столу. У него было два алтаря, два идола - мольберт и карточный стол. Искусство и игра. Белое и черное...
        Несколько лет ему удавалось сохранять баланс, но недавно хрупкое равновесие было нарушено. Он «заигрался», наделал долгов. Его картины больше никто не покупал даже за ту смехотворную цену, которую он просил за них. А карточный долг рос как снежный ком.
        В тот вечер Аристарх твердо уверовал, что капризная Фортуна наконец примет его сторону. До загородного дома, в котором должна была состояться «большая игра», он добирался автостопом, в кармане не имелось ни гроша, зато внутри жила твердая решимость переломить судьбу.
        Ничего не получилось. Это судьба переломила - да чего уж там! - переломала его пополам.
        ...Его били так долго и так методично, что он перестал ощущать боль. Карточный долг - это святое. А он не сумел отыграться, заплатить по счетам. Он слизывал кровь, сочащуюся из рассеченной губы, и улыбался. Он уже все для себя решил. Он освободится...
        Кажется, он потерял сознание, потому что, когда пришел в себя, рядом никого не было - только плотная, как бархат, чернота.
        Аристарх шел по хрусткому снегу, падал, поднимался. Где-то близко должно быть шоссе. По нему ездят машины. Только бы хватило сил доползти, встать на ноги, шагнуть под колеса автомобиля, освободиться...
        Он дополз и даже смог подняться и сделать шаг навстречу приближающемуся лучу света.
        Удар... Скрип тормозов... Боль в животе... Оказывается, он еще способен чувствовать боль.
        А потом над ним склонился Черный ангел...
        Кажется, ангел плакал...
        Аристарх хотел его успокоить, но не смог - провалился в звенящую пустоту...
        То, что сразу после выписки Аристарх оказался не в своей богом забытой коммуналке, а в доме Ядвиги, казалось абсолютно естественным. Они оба начинали жизнь с чистого листа. Им даже не пришлось подстраиваться друг под друга. Казалось, они знакомы целую вечность. Они не чувствовали разницы в возрасте. Вернее, Аристарх не чувствовал, а Ядвига старалась об этом не думать...
        Им было хорошо вдвоем, но их отношения породили настоящую бурю. Возможно, впервые в жизни родня выразила свое неудовольствие выбором Ядвиги и даже прислала увещевателя в лице Егора Милославского.
        Егор приехал рано утром, без предварительного звонка. Ввалился в ее дом с настороженно-озабоченным выражением лица, разговор начал издалека и, лишь выждав двадцать отведенных этикетом минут, перешел к главному. Все сводилось к одному: грех ей, старой перечнице, заводить интрижку с молодым кобелем. Неужели она не понимает, что кобелю этому нужны лишь ее, Ядвиги, сбережения, что он самый обыкновенный альфонс? Надо бы одуматься, пока еще не поздно, потому как общественность ропщет, а на древний род Ясневских легло несмываемое пятно позора. Конечно, все вышесказанное было тщательно упаковано в яркую обертку из иносказаний, но осадок оставило мерзостный.
        Ядвига слушала, не перебивая, дымила трубкой и думала о своем. Уже четыре месяца Аристарх не заводит речи о картах - это хорошо, так и должно быть. И картины его стали другими. Были просто талантливыми, а стали гениальными. Или это просто ей, влюбленной женщине, так кажется? Неважно. Надо будет подумать о персональной выставке, поговорить со знающими людьми. Плохо, что упрямец Аристарх отказывается от ее помощи и о протекции даже слышать ничего не хочет. Ладно, с этим она как-нибудь разберется. На днях прилетает Поль Жорден. Помнится, у него своя галерея в Париже... Может, стоит попробовать организовать там выставку? Поль ей не откажет. Да, надо подумать, и Аристарха подготовить. В конце концов, она его ангел-хранитель, она знает, что для него благо...
        - ...Кстати, графиня Кутепова уполномочила меня пригласить вас, мадам, на благотворительный бал, - вывел Ядвигу из задумчивости бархатный голос Милославского.
        - По какому случаю бал? - спросила она рассеянно.
        - Все как обычно, - Егор иронично усмехнулся. - Графиня жаждет помочь бедным сироткам.
        - Ясно. - Ядвига прислушалась к звукам, доносящимся со второго этажа. Кажется, Аристарх, с шести часов запершийся в своей импровизированной мастерской, наконец решил сделать перерыв.
        - Вот здесь два приглашения. - Милославский выложил перед Ядвигой запечатанный конверт. - Но, мадам, надеюсь, вы понимаете, какого круга люди там соберутся? - Он понизил голос до многозначительного шепота. - Ваш э... друг будет чувствовать себя не совсем комфортно в таком обществе.
        - ...Думаю, вы ошибаетесь. Это общество будет чувствовать себя некомфортно в моем присутствии, - послышался насмешливый голос.
        Ядвига едва заметно улыбнулась, наблюдая, как меняется в лице ее незваный гость. Прежнюю доверительную озабоченность сменили растерянность и страх. Неудивительно, он ведь никогда раньше не видел Аристарха...
        Тот неспешно спускался по лестнице, вытирая перепачканные краской руки куском ветоши. Как он красив, ее Аристарх! Высокий, широкоплечий, со стянутыми в хвост русыми волосами. И то, что у него нет лица, абсолютно ничего не меняет...
        Егор Милославский застыл в немом изумлении. Он был потрясен до такой степени, что даже не озаботился тем, как смешно выглядит в глазах этого ужасного незнакомца с безобразным, исполосованным шрамами лицом.
        Господи святы, что же это за чудовище такое?! Как Ядвига может жить с таким монстром?!
        - Дорогая, что же ты не предупредила, что у нас гость? - Монстр поцеловал Ядвигу в губы, и Егор вздрогнул от отвращения.
        - Не хотела отвлекать тебя по пустякам, - она погладила своего монстра по изуродованной щеке.
        Значит, для нее это пустяки... Ведьма!
        - Надо было предупредить, - весело сказал монстр и швырнул тряпку, которой недавно вытирал руки, на диван. - Мне не хотелось бы шокировать твоих гостей.
        Милославский брезгливо покосился на упавшую в угрожающей близости от него тряпку и вымученно улыбнулся:
        - Признаться, я слегка выбит из колеи вашим э... несколько экстравагантным видом.
        - Экстравагантным?! - Монстр рассмеялся, обнажая крепкие белые зубы. - Да вы настоящий дипломат. Обычно люди называют меня уродливым, но уж никак не экстравагантным. Ладно, не буду вас нервировать.
        На мгновение он отвернулся, а когда снова взглянул на Милославского, тот едва не вскрикнул от неожиданности. Вместо уродливой маски на него смотрело нормальное человеческое лицо. Вернее, не совсем нормальное, даже совсем ненормальное. Высокие скулы, скорбно поджатые бескровные губы, черные провалы вместо глаз...
        - Да не волнуйтесь вы так, - сказал монстр насмешливо. - Это всего лишь маска. У меня их тринадцать штук, на все случаи жизни. Не нравится? А хотите, примерю лицо Фредди Крюгера? Правда, оно не слишком сильно отличается от моего собственного...
        Его уход больше походил на бесславное бегство, но оставаться под одной крышей с этими сумасшедшими не было никаких сил. Ведьма нашла себе достойную пару...
        - Аристарх, - Ядвига с легким укором покачала головой, - ну зачем ты так?
        - Он мне не нравится, мерзкий тип. - Аристарх снял маску, зашвырнул ее в дальний угол комнаты, опустился перед Ядвигой на колени, заглянул в глаза. - Я чудовище? - спросил весело.
        - Ты чудовище, - сказала она и нежно погладила его по волосам.
        - А ты красавица.
        - Я красавица.
        - И ты меня любишь - вот такого?
        - Я люблю тебя вот такого.
        Это была их игра. Этот диалог повторялся из дня в день. Они знали наизусть каждое слово.
        - Ядвига, выходи за меня замуж. - Аристарх продолжал беспечно улыбаться, но в прозрачных глазах застыло напряженное ожидание.
        Это было отступлением от правил. Этого не значилось в сценарии их жизни. Ядвига замерла.
        - Я тебя люблю, - сказала тихо. - Я люблю тебя больше жизни, ты знаешь это. И пожалуйста, больше никогда не проси меня выйти за тебя замуж.
        - Но почему? - В его голосе слышалось недоумение. - Я тебя люблю. Ты меня любишь. Нам хорошо вместе. Тебя волнует мнение окружающих? Плевать! Пусть весь мир катится к чертям! Или, может быть, у тебя где-то в шкафу припрятан старый, запылившийся от бездействия муж? - Он потерся щекой о ее колени.
        - Глупости! - Ядвига вымученно улыбнулась. - Мы с тобой вместе. Никто не может нам помешать. А штамп в паспорте, он ведь ничего не значит.
        - Для меня значит, - упрямо возразил Аристарх, и ей очень не понравилось выражение его лица...

* * *
        В жизни Ядвиги начался новый виток. Поль Жорден согласился помочь с организацией выставки в Париже. Сначала Аристарх, как она и предполагала, противился, но после беседы с Полем с глазу на глаз неожиданно решился. Ядвиге было любопытно, что именно сказал ему Поль, но спрашивать она не рискнула. Достаточно того, что Аристарх загорелся идеей персональной выставки.
        Поль Жорден оказался более разговорчивым.
        - Я думал, что мне предстоит заняться банальной благотворительностью. Я думал, окажу услугу милой Ядвиге, выставлю в своей галерее парочку картин художника-любителя, но когда я увидел эти картины!.. Ядвига, мне выпала честь явить миру гения! Ты понимаешь, что это значит?
        - Известность? - предположила Ядвига.
        - Не известность, а слава! - Поль мерил быстрыми шагами гостиничный номер. - Слава и деньги! Видит бог, очень большие деньги! Или я не Поль Жорден. - Он резко остановился, просительно посмотрел на Ядвигу. - Я тебя умоляю, проследи, чтобы он не продал ни одной своей картины здесь, в России. Особенно последние работы. Они бесподобны! Я смотрю на них, и у меня перехватывает дыхание. У меня, человека, повидавшего на своем веку тысячи полотен. Ядвига, он гений! А эта его инфернальная внешность! Все один к одному! Конечно, потребуются определенные финансовые вливания, реклама. Без рекламы сейчас никуда, даже в моем бизнесе. Подключим телевидение, газеты...
        - Он не согласится, - возразила Ядвига.
        - Он уже согласился! - Поль победно сверкнул очами. - Он будет Аристархом Безликим. Или Многоликим, я пока не решил окончательно. И эти его маски! Это же замечательный рекламный ход! Придумаем какую-нибудь романтическую историю, напечатаем несколько его фотографий до несчастного случая и ни одной - после. Он станет человеком-загадкой. Он будет пленять и интриговать...
        - Как-то все это слишком... - Ядвига задумалась, подбирая нужное слово.
        - Смело? Эпатажно? - уточнил Поль.
        - Я несколько иначе себе все это представляла, не так масштабно.
        - Ты уже ревнуешь? - Поль хитро сощурился. - Боишься, что у твоего Аристарха появятся поклонницы?
        Она нетерпеливо взмахнула рукой, отметая это абсурдное предположение.
        - Я боюсь за него. Не уверена, нужна ли ему вся эта шумиха.
        - А вот он уверен. Он очень целеустремленный молодой человек, и он далеко пойдет, если, конечно, будет прислушиваться к советам Поля Жордена.
        - Советы не бесплатные, я полагаю. - Ядвига иронично выгнула бровь.
        - В этом жестоком мире бесплатного сыра не осталось даже в мышеловке, - Поль виновато развел руками. - Но смею тебя заверить, внакладе от нашего сотрудничества никто не останется.
        Это случилось ровно за сутки до их отлета в Париж. С самого утра Аристарх был необычайно возбужден. Ядвига думала, что это волнение из-за предстоящей поездки. Она упаковывала свои вещи, когда за спиной послышался шорох.
        - Это ты? - спросила, не оборачиваясь.
        - Это я. - Его голос звучал так странно, что она все-таки обернулась.
        Аристарх стоял в дверном проеме, опершись плечом о косяк. Льющийся из-за спины солнечный свет делал его похожим на античного бога. Хотя бог вряд ли стал бы носить линялые джинсы. Сердце замерло от дурного предчувствия.
        - Что-то случилось? - спросила она упавшим голосом.
        - Случилось, - Аристарх переступил порог. - Ядвига, ты все еще меня любишь?
        - Глупый вопрос. Ты же знаешь.
        - Скажи!
        - Да, я люблю тебя.
        Он вздохнул с облегчением и улыбнулся:
        - Знаешь, Поль купил у меня две картины.
        - Старый лис, - проворчала Ядвига.
        - Я хочу сделать тебе подарок, - Аристарх протянул ей черную коробочку.
        В коробочке лежало золотое кольцо, подозрительно похожее на обручальное...
        - Позволишь? - Аристарх осторожно надел кольцо на безымянный палец Ядвиги, заглянул ей в глаза и тихо сказал: - Я беру тебя в жены.
        Она молчала. Ее хрупкое счастье только что разлетелось на мелкие кусочки...
        Он воспринял ее молчание по-своему:
        - Я знаю, что поступил не совсем... законно, но я абсолютно уверен, что сделал все правильно. Вот, смотри.
        Из заднего кармана джинсов он достал два паспорта.
        Ядвига заплакала. Она уже знала, что он хочет ей показать.
        - Я понимаю, что штамп в паспорте - это не главное, но мне необходим этот штамп. Видишь, какое я чудовище?! Я опустился до того, что подкупил служащую загса. Я продал Полю одну из своих самых любимых работ, чтобы иметь возможность любоваться этим штампом. Ядвига, ты плачешь? Не плачь, не плачь, моя красавица. Не плачь, моя... жена. Теперь у нас все будет хорошо.
        Она пыталась собрать воедино разлетающиеся осколки своей жизни. Она смотрела в кристально-прозрачные глаза Аристарха и видела в них конец всему...
        Проклятье, страшное и необратимое, распахнуло над ними свои черные крылья.
        Мужья Ядвиги Ясневской долго не живут. Из этого правила не бывает исключений...
        - Ну скажи хоть что-нибудь, не молчи. - Аристарх прижал ее холодную ладонь к своей щеке.
        Ядвига вытерла слезы, улыбнулась.
        - Да, дорогой, теперь у нас все будет хорошо.
        Ядвига посмотрела на дату, проставленную в паспорте. С этой черной даты она начала отсчет оставшихся им дней...
        Надо собраться с силами. С гордо поднятой головой принять уготованное судьбой. Может, не все так страшно, может, у них с Аристархом еще есть шанс?
        Обручальное кольцо непривычно холодило палец. Что это: вестник неумолимого рока или луч надежды? Подарок... как же давно ей не дарили подарков!
        - Аристарх, - она всего на мгновение прижалась щекой к щеке своего теперь уже мужа, - я сейчас.
        Это лежало на самом дне шкатулки с драгоценностями. Семейная реликвия, из поколения в поколение передающаяся в роду Ясневских от старшей женщины младшей. Только так и никак иначе - таково правило. Но к черту правила!
        Серебряные, почерневшие от времени драконы чувствовали ее решимость. Тот, что побольше, смотрел на хозяйку с явным неодобрением, а тот, что поменьше, вообще не смотрел, обнимал когтистыми лапами серый с синими всполохами камень и, казалось, вздыхал. Браслет был старинный, если верить специалистам, с многовековой историей. А камень... что представлял собой оберегаемый драконами камень, не мог с уверенностью сказать ни один специалист. Семейная легенда гласила, что камень - это кусочек луны, потому и драконы назывались лунными. Раньше Ядвига не верила легендам, но сейчас Аристарху как никогда нужна защита. Лунные драконы станут для него свадебным подарком и оберегом.
        Браслет тяжелый, как раз для мужской руки - не для женской. А драконы красивые, почти как живые. Или это из-за камня так кажется? Камень тоже почти живой, теплый на ощупь, совсем не лунный. Лунный должен быть холодным...
        Наверное, камень оскорбило ее неверие, или не камень, а драконов. Браслет упал. Фамильная реликвия с глухим звоном стукнулась об пол, закатилась под кровать. Ядвига застонала: судьба не желала давать им с Аристархом еще один шанс, пыталась отнять даже такую малость, как свадебный подарок.
        А она не сдастся! Ну и пусть браслет упал! Упал, а она поднимет! Ничего страшного.
        Браслет не просто упал. Он сломался... Серебряные драконы осиротели, потеряли свой лунный камень. И Ядвига тоже потеряла, потому что искала и никак не могла найти. Закатился за плинтус? Упал в щель между половицами? Некогда проверять, да и незачем... Судьбу не обманешь...
        Она плакала, размазывая по лицу слезы и остатки косметики. Лунные драконы лежали на кровати - горевали. Тот, который побольше, злился, а маленький пытался его утешить - так ей казалось.
        - Что это? - На плечи легли горячие ладони. - Ядвига, какое чудо!
        Они ему нравятся?.. Нравятся драконы без камня?!
        Аристарху не просто нравились драконы, Аристарх жаждал обладать ими едва ли не так же сильно, как жаждал обладать ею. Ядвига видела это в кристально-прозрачном взгляде мужа, слышала в его сбившемся вдруг дыхании.
        - Они твои, любимый! - Она протянула ему браслет. - Это оберег, теперь с тобой не случится ничего плохого...
        Как и предсказывал Поль, в Париже Аристарха ждал триумф. За месяц из никому не известного художника он превратился в мировую знаменитость. Рекламная кампания, развернутая в средствах массовой информации, начала приносить свои плоды еще задолго до открытия выставки. Тысячи парижан жаждали собственными глазами увидеть работы «этого загадочного русского». Еще столько же хотели увидеть его самого. Многоликий человек, человек в маске не оставлял равнодушным никого.
        Пресса неистовствовала. После нескольких ангажированных Полем публикаций в крупнейших французских изданиях на Аристарха началась настоящая охота. Журналисты желали знать самые интимные подробности его жизни, пытались заглянуть под маску Многоликого человека.
        Поль отреагировал мгновенно, переселив своего протеже в замок, неприступный, как Форт-Нокс, и окружив его стеной из телохранителей. Все это, разумеется, лишь подлило масла в костер человеческого любопытства и породило новую волну самых немыслимых слухов.
        Помимо всего прочего, Поль позаботился о том, чтобы до открытия выставки экспозицию не увидела ни одна живая душа, за исключением нескольких самых известных искусствоведов. Остальной публике предлагалось судить о гениальности Аристарха Многоликого по нескольким фрагментам его работ, опубликованным в художественных журналах, да по хвалебным отзывам все тех же искусствоведов. Обыватели изнывали от ожидания, а критики в нетерпении потирали руки. Самонадеянных выскочек надо ставить на место. А этот Аристарх Многоликий, без сомнения, выскочка. Когда пробьет час, его не спасет даже покровительство всесильного Жордена.
        Час пробил.
        Работы Аристарха взорвали мир. Они восхищали, они вызывали отторжение, но они никого не оставляли равнодушными. К ним хотелось вернуться еще раз.
        Это был триумф. Теперь уже никто, даже самые закоренелые пессимисты, не сомневался, что присутствуют при рождении сверхновой звезды. У Аристарха Лисовского, нет, теперь уже у Аристарха Многоликого, началась новая жизнь...

* * *
        Ядвигу разбудил запах кофе. Не открывая глаз, она улыбнулась.
        - Привет, гений.
        - Привет, засоня.
        Аристарх сидел на краю кровати. В руках у него был поднос с чашкой дымящегося кофе.
        - Ты меня балуешь, - Ядвига зевнула, подкатилась под бок к мужу.
        - Да, балую, - согласился тот и поставил поднос на кровать.
        - Пахнет вкусно.
        - Что именно: кофе или фиалки?
        - И то, и другое. Спасибо, дорогой.
        Это стало их ежедневным ритуалом - кофейно-цветочное утро.

«Моя жена должна встречать новый день с улыбкой», - сказал Аристарх, когда они только прилетели в Париж. С тех пор так и повелось: крепкий, смолянисто-черный кофе и цветок - иногда претенциозная орхидея, иногда простая ромашка - каждый день ждали пробуждения Ядвиги. Ее муж вел собственный отсчет - кофейно-цветочный. Без сегодняшних фиалок у Ядвиги было уже девяносто семь бережно засушенных цветков.
        - Поль великий и всемогущий велит мне лететь в Японию. - Аристарх чмокнул Ядвигу в помятую после сна щеку. - Ты со мной?
        - Конечно, я с тобой. - Она сделала глоток кофе, довольно зажмурилась.
        - Честно говоря, эта бурная светская жизнь начинает меня раздражать. - Аристарх рассеянно повертел на запястье браслет. - Отвлекает от работы.
        - Поль говорит, что без этого никак нельзя. - Ядвига поймала строгий взгляд одного из драконов и поежилась. Аристарх браслет не снимал никогда: ни днем, ни ночью. Она предлагала вставить другой камень, но муж отказался, и она не стала настаивать.
        - Да уж, Полю виднее. Жаль только, что у меня нет двойника, который стоял бы у мольберта в то время, когда я занимаюсь всякой ерундой. Я художник, а Поль делает из меня человека мира. Можно подумать, ему мало того, что я многоликий.
        - Мне всегда хотелось побывать в Японии, - задумчиво сказала Ядвига.
        - Раз хотелось, значит, так и быть, летим. - Аристарх широко, по-мальчишески улыбнулся. - Там сейчас, кажется, как раз сезон цветения сакуры.
        - Да, сакура, - она мечтательно прикрыла глаза.
        Последнее время Ядвиге стало казаться, что судьбу можно обмануть. Ведь их брак почти фиктивный. Она же не давала на него своего согласия. Может быть, там, на небе, этот брак не зачтется...
        Можно было разложить карты - посмотреть, что ждет их в будущем, но она не станет этого делать. Отчасти из-за страха перед еще не сбывшимся, отчасти из-за опасения спугнуть их хрупкое кофейно-цветочное счастье...
        В Японию они так и не полетели. За неделю до вылета Аристарх вдруг почувствовал себя плохо. У него и раньше бывали головные боли. Он приписывал их бешеному ритму своей жизни, украдкой пил обезболивающее и ни о чем не рассказывал жене.
        Аристарх терпел бы боль и дальше, если бы не приступы, во время которых ему казалось, что земля уходит из-под ног. В такие моменты он готов был бежать к врачу, но приступы проходили, и он утешал себя мыслью, что это в последний раз, что это всего лишь переутомление, что в обследовании нет необходимости.
        Но приступы учащались, накатываясь на Аристарха удушающе-липкой волной, бороться с которой было бессмысленно. Оставалось ждать, когда все закончится, а после собирать себя по частям. Хорошо, что этого никто не видел. Хорошо, что этого не видела Ядвига.
        Ядвига больше никогда не должна видеть его слабым и беспомощным. Ради нее он обязан держаться. И потом, может быть, все еще обойдется. После Японии он поговорит с Полем и возьмет небольшой тайм-аут.
        ...Это случилось ранним утром и нарушило их кофейно-цветочный ритуал. На мгновение мир показался Аристарху невыносимо ярким, радужно-переливчатым. Спящую Ядвигу окружала нежно-бирюзовая трепещущая аура. Лежащий на подносе тюльпан полыхал багрянцем.
        Прежде чем отключиться, Аристарх еще успел поставить поднос с кофе на прикроватную тумбочку.
        ...Сознание возвращалось медленно, с неохотой. Во рту ощущался противный металлический привкус, голова болела невыносимо. С трудом он открыл глаза. Из серого тумана выплыло лицо Ядвиги.
        - Привет, - улыбаться и одновременно бороться с тошнотой было нелегко. - Я грохнулся в обморок, да?
        Она выглядела плохо, едва ли не хуже него самого. Бледные пергаментные щеки, синева под глазами, бескровные губы. Впервые он увидел ее настоящий возраст.
        - Ядвига, - ему не понравилось, как звучит его собственный голос. - Что случилось? Я тебя напугал?
        Она тоже попыталась улыбнуться, одними губами.
        - Как ты себя чувствуешь? - прохладная рука легла на лоб.
        - Уже намного лучше. - Аристарх попробовал сесть.
        - Лежи, я вызову врача.
        - Зачем? - Ему вдруг стало страшно. - Это ведь банальный обморок. Ты сама говорила, что я много работаю.
        - Это был не обморок, - она все еще улыбалась. Его даже немного обидела эта ее улыбка. А потом он понял, что она улыбается, чтобы не заплакать...
        - А что же это было?
        - У тебя случился приступ. - Улыбка поблекла, но не исчезла.
        - Приступ? Какой еще приступ? Что-то вроде приступа эпилепсии?
        Ядвига беспомощно пожала плечами:
        - Я не знаю, милый. Лучше нам дождаться врача.
        Врач приехал через полчаса. Вслед за ним примчался Поль.
        Осмотр длился очень долго. Во всяком случае, так показалось Аристарху. Доктор выставил Поля за дверь. Ядвиге разрешил остаться лишь в качестве переводчика, Аристарх еще недостаточно хорошо знал французский.
        Он лежал на кровати и отвечал на нескончаемые вопросы. Как-то так получилось, что врач вытянул из него все: и про головные боли, и про головокружения, и про
«проваливания». Особенно его заинтересовали ауры, появившиеся перед приступом.
        Через час после осмотра Аристарха госпитализировали в неврологическую клинику. Через двое суток бесконечных анализов и обследований ему выставили диагноз - опухоль головного мозга. Неоперабельная опухоль...
        Тогда Аристарх еще не понимал, что означает неоперабельная. За время, проведенное в клинике, у него не случилось ни одного приступа, ни одного
«проваливания», у него даже голова не болела. Он чувствовал себя абсолютно здоровым и жаждал поскорее вырваться на волю, добраться до мастерской. Мир изменился. Или это его видение мира изменилось? Все вокруг казалось неописуемо ярким и живым. Он во что бы то ни стало должен перенести это чудо на холст.
        А опухоль? Подумаешь, опухоль! Профессор сказал, что она не злокачественная, значит, и волноваться не о чем. Его вылечат, современная медицина творит чудеса.
        Внезапное решение Ядвиги лететь в Москву он воспринял в штыки. Вдруг это чудесное ощущение легкости, эта необычайная ясность видения исчезнут под хмурым российским небом? Нет. Он не может так рисковать!
        Ядвига улетела одна. Впервые с момента их встречи они расстались...
        - Марат, ты должен ему помочь! - Ядвига застыла у распахнутого настежь окна.
        Если бы не пронзительно яркие, влажные от невыплаканных слез глаза, она была бы похожа на статую.
        Ильинский поежился - от окна тянуло сыростью, - отложил в сторону привезенные Ядвигой результаты обследования, снял очки и устало потер переносицу.
        Диагноз французских коллег не оставлял сомнений. У парня неоперабельная опухоль головного мозга, возможно, спровоцированная той злополучной черепно-мозговой травмой. Эффективного лечения таких опухолей не существует. Слишком плохая локализация. Можно, конечно, кое-что предпринять, но это лишь немного отсрочит конец. Он знал это наверняка, но он не представлял, как сказать об этом Ядвиге..
        - Ядя, я не Господь Бог, - проворчал он сердито. Он всегда сердился, когда приходилось расписываться в своей беспомощности.
        - Ты должен ему помочь, - упрямо повторила она. - Я знаю, ты сможешь.
        - Ну что за женщина! - Ильинский в сердцах стукнул кулаком по столу, аккуратно сложенные бумаги слетели на пол. - Единственное, что я могу тебе обещать, это что я полечу с тобой в Париж и сам лично осмотрю твоего... мужа.
        - Он говорит, что чувствует себя превосходно. - Ядвига всхлипнула. - Он говорит, что мир стал лучше...
        Ильинский выбрался из-за стола, подошел к ней, осторожно обнял за плечи. Он хотел сказать, что человеческий мозг - штука тонкая, до конца не изученная, что изменившееся мировосприятие Аристарха может свидетельствовать не об улучшении, а о прогрессировании болезни, но вместо этого произнес:
        - Мне понадобится два дня, чтобы уладить все дела. Ты подождешь меня?
        - Нет, я улетаю сегодня вечером. Через два дня я тебя встречу. - Ядвига потерла покрасневшие глаза.
        - Хорошо, я сообщу тебе номер рейса.
        Они попрощались холодно, как едва знакомые люди. Она мыслями была уже в Париже со своим несчастным мальчишкой. Он сражался с поднимающимися в душе обидой и ревностью. Он завидовал этому обреченному на скорую и мучительную смерть парню. Если бы Ядвига любила его самого так же неистово, он бы с радостью поменялся с соперником местами. Но Ядвига его не любила. Оставалось утешаться тем, что она в нем нуждается...
        Четыре месяца...
        Это был смертный приговор с отсрочкой в четыре месяца. Или, если повезет, в пять-шесть месяцев. Ильинский не смог им ничем помочь, он лишь очертил временные рамки. Эти рамки изменили жизнь Ядвиги, положили конец ее цветочно-кофейному счастью.
        Аристарх прожил год, восемь месяцев и пять дней.
        Он так неистово боролся за каждый день жизни, что смерть сделала ему одолжение.
        Он сильно похудел. Его мучили боли, головокружения, галлюцинации и припадки. Другой не стал бы цепляться за такую жизнь. Для другого смерть казалась бы избавлением, а он продолжал жить. Он поделил оставшееся ему время на две части. Одна часть принадлежала работе, вторая - Ядвиге.
        - Я хочу, чтобы после меня осталась память - мои картины. А еще я хочу сделать тебе подарок.
        Ядвига никогда раньше не позировала мужу - боялась увидеть свое постаревшее лицо его глазами, - а сейчас согласилась. Это давало ей возможность проводить с ним больше времени.
        Он назвал картину «Черный ангел». Ядвига не видела и не хотела видеть, какая она там, на холсте. Она часами неподвижно сидела на неудобном стуле с высокой спинкой. Аристарх говорил, что она идеальная натурщица. Она не возражала, только бы он писал своего «Черного ангела» как можно дольше...
        В день, когда картина была закончена, Аристарх умер. Поставил свою подпись, смешную, размашистую закорючку в углу холста, поцеловал Ядвигу и медленно осел на пол. Он смотрел на жену застывшим кристально-прозрачным взглядом и улыбался. Он казался абсолютно счастливым. Ядвига не смогла заплакать.
        ...Она подошла к картине только на сороковой день, задыхаясь от боли, прижимая к груди своих единственных утешителей - лунных драконов. Чтобы снять покрывало с холста, ей понадобилось несколько часов.
        Черный ангел смотрел на нее пронзительно-синими глазами и загадочно улыбался. Его трепещущие крылья были не черными, а пепельно-золотистыми.
        На портрете она была молодой...
        Ядвига смотрела в глаза Черному ангелу целую вечность, а потом заплакала. Впервые после смерти Аристарха...

* * *
        Поразительно, как быстро ветшает жилище, когда его покидает хозяин. Ядвига не жила в своем доме чуть больше двух лет, а он уже выглядит больным и заброшенным. Даже кусты сирени цветут не так буйно, как раньше. Полина в нерешительности замерла посреди подъездной дорожки.
        Ядвига вернулась из Франции месяц назад. Все знали - она похоронила своего молодого мужа, и теперь ее сердце разбито. Семья поспешила ее утешить, ведь никто не должен оставаться в такие скорбные минуты один. Ядвига выставила всех утешителей вон, в который раз наплевав на семью и устои. Ядвига больше никого не хотела видеть.
        Борясь с неловкостью и нерешительностью, Полина поднялась по каменным ступенькам и нажала на кнопку звонка. Может быть, и ее Ядвига выставит за дверь. Когда у тебя горе, ты имеешь право на одиночество. Полина, несмотря на свою молодость, понимала это гораздо лучше остальных родственников. Когда погиб папа, ей никого не хотелось видеть, даже маму.
        Сегодня у нее было лишь одно оправдание. Она пришла не для того, чтобы утешать. Она сама нуждалась в утешении, и только Ядвига могла ее понять.
        Две недели назад отчим снова заговорил о замужестве. Полина попыталась отмахнуться от этой бредовой идеи, как отмахнулась от нее два года назад, но на сей раз ей это не удалось. Если раньше разглагольствования отчима носили рекомендательный характер, то теперь они приобрели приказной оттенок.
        За годы жизни под одной крышей с Егором Милославским Полина научилась хорошо разбираться в нюансах. Мягкому голосу и ласковой улыбке не сбить ее с толку. Отчим принял окончательное решение, и теперь его ничто не остановит. Полина должна подчиниться интересам семьи и выйти замуж за Вальдемара Вольского. И неважно, что Вальдемар - мерзкий, самовлюбленный тип, что у Полины лишь от одного его сального взгляда начинается головная боль. Он, бесспорно, очень красив, но даже эта его красота какая-то порочная, с червоточинкой, как сказала бы Ядвига. Он дамский угодник, светский, обаятельный, милый, но это лишь вершина айсберга. Полина чувствовала: чтобы добиться своей цели, Вальдемар пойдет по костям. На данный момент она, Полина Ясневская, была целью, но где гарантия, что она не станет прахом под ногами Вальдемара, когда он наметит новую цель? Нет, такая жизнь ей не по душе!
        Примерно это она и сказала родителям. Мама ахнула, схватилась за сердце. Отчим молчал, буравил Полину тяжелым взглядом. Он даже улыбаться не перестал, дождался, когда мама выйдет из комнаты за сердечными каплями, и быстро, в два прыжка, оказался рядом с Полиной. От него пахло дорогим одеколоном и чистейшей, выкристаллизованной яростью. Когда твердые пальцы больно сжали руку Полины, она отчетливо поняла: отчим и Вальдемар Вольский - люди одной породы. Отчим, несмотря на свою кажущуюся рафинированность и утонченность, так же легко и изящно пойдет по костям и, возможно, даже получит от этого удовольствие.
        - Ты, маленькая дрянь! Мне надоело с тобой возиться! - отчим продолжал улыбаться, а в его глазах плескалось тихое бешенство. - Или ты сделаешь, как я велю, и выйдешь замуж за Вольского...
        - Или? - Полина с вызовом вздернула подбородок.
        - Или я сотру тебя в порошок. - Тон, которым это было сказано, не оставлял сомнений, что она не ошиблась с классификацией.
        - Ты мне угрожаешь? - спросила она, борясь с подступающей к горлу тошнотой.
        - Я предлагаю тебе выбор.
        Да, выбор был очевиден: либо сытая, комфортная жизнь рядом с Вальдемаром, либо..
        Собственно говоря, Полина еще не до конца поняла, какая у нее есть альтернатива. Ей был нужен совет, и как можно быстрее...
        Дверь слегка приоткрылась, и под ноги Полине выкатился пушистый клубок. Он врезался в носки ее туфель и радостно взвизгнул. Полина тоже взвизгнула, скорее от неожиданности, чем от испуга. Она подхватила пушистое нечто на руки, поднесла к лицу. При ближайшем рассмотрении нечто оказалось щенком далматинца.
        - Ой! - сказала Полина, глядя в хитрые щенячьи глазки.
        Щенок извернулся и лизнул ее в нос.
        - Ой! - повторила она и улыбнулась. - Ты кто?
        - ...Это Джаспер, - в дверях, скрестив руки на груди, стояла Ядвига.
        Она изменилась. Нет, она по-прежнему выглядела великолепно, и совершенно седые волосы, как ни странно, не портили впечатления. Даже наоборот, придавали ее облику завершенность. Дело было не в седине и не в ставших чуть более заметными морщинках. Изменились глаза. Они словно выцвели: из ярко-синих стали тускло-голубыми, в них больше не плясали с детства знакомые Полине искры.
        - Привет. - Она прижала барахтающегося щенка к груди и неуверенно улыбнулась.
        - Привет. - Ядвига едва заметно улыбнулась в ответ. - Ты так и будешь стоять на крыльце или все-таки зайдешь внутрь?
        - Я? Ну, конечно... - Полина погладила нетерпеливо поскуливающего щенка. - Я просто немного растерялась, не ожидала увидеть такое чудо.
        - Это подарок моего мужа, - по лицу Ядвиги пробежала тень. - Отпусти его, Поля. У него слишком много энергии, чтобы сидеть на одном месте. Пойдем, я сварю тебе кофе.
        Они сидели в залитой солнцем гостиной. Полина уже выпила две чашки кофе и съела четверть коробки шоколадных конфет, но все еще не решалась рассказать о цели своего визита. Они вели светскую, ни к чему не обязывающую беседу. Существовавшая между ними раньше близость казалась безвозвратно утерянной. От осознания этой безвозвратности Полина чувствовала почти физическую боль. Эта, другая Ядвига, с седыми волосами и выцветшими, словно застиранный ситец, глазами, была совсем чужой. Зря она надеялась получить здесь утешение.
        - Что у тебя случилось, Поля? - спросила вдруг Ядвига.
        Полина запнулась на полуслове, растерянно заморгала.
        - Ты же пришла ко мне не за тем, чтобы поговорить о погоде? - Ядвига набивала трубку и на Полину не смотрела, но та чувствовала, что лед отчуждения тает. От облегчения она чуть не расплакалась. - Ну, рассказывай, что у тебя стряслось. - Ядвига закурила. - И не смей плакать! Женщины рода Ясневских никогда не плачут. - Ее голос дрогнул, несколько минут она о чем-то думала, а потом сказала, уже совершенно другим тоном: - Впрочем, если хочешь, можешь поплакать.
        Полина благодарно улыбнулась. Плакать расхотелось.
        - У меня безвыходная ситуация, - сказала она.
        Ядвига иронично усмехнулась:
        - Безвыходных ситуаций не бывает. Из любой ситуации есть выход. Вопрос лишь в том, устраивает тебя этот выход или нет. Рассказывай!
        Изложение проблемы заняло совсем немного времени. Даже третья чашка кофе не успела остыть. Ядвига слушала молча. Полина давно закончила, а тетя продолжала молчать. Наверное, думала о чем-то своем. Полине стало неловко, ее глупые, детские проблемы - ничто по сравнению с тем горем, которое пережила Ядвига.
        - Хочешь стать независимой? - Тетя постучала длинными пальцами по подлокотнику кресла.
        - Хочу.
        - А платить за независимость ты готова?
        - Не знаю.
        - Придешь ко мне, когда будешь точно знать, чего хочешь, - в голосе Ядвиги зазвенела сталь.
        - Нет, я знаю! - Полина решительно вздернула подбородок. - Я согласна платить.
        Ядвига удовлетворительно кивнула.
        - Тебе придется уехать, - сказала голосом, не терпящим возражений.
        - Надолго?
        - Не знаю. Возможно, навсегда. - Ядвига устало прикрыла глаза. - Ты готова?
        Полина задумалась, очень серьезно задумалась. Уехать из Москвы - значит поставить крест на аспирантуре, на дальнейшей карьере. Сможет ли она, москвичка до кончиков ногтей, выжить вне столицы? Перед внутренним взором появилось победно улыбающееся лицо отчима, и Полина приняла решение.
        - Я готова.
        Ядвига рассеянно погладила забравшегося к ней на колени Джаспера и наконец заговорила:
        - До получения диплома поживешь у меня. Я улажу этот вопрос с твоей неразумной матерью. У меня остались кое-какие связи в Министерстве образования, так что подыскать тебе работу в каком-нибудь областном центре будет несложно. Поля, ты хоть понимаешь, что тебя ждет?
        - Нет, - искренне ответила Полина.

* * *
        - Моя школа самая лучшая в городе. У меня великолепный педагогический коллектив. Сорок процентов учителей имеют высшую категорию. Мои выпускники поступают в самые престижные вузы страны. Надеюсь, вы, Полина Мстиславовна, понимаете, как вам повезло? - Директриса, болезненно худая дама за сорок, одетая в уродливый, давно вышедший из моды костюм, поджала тонкие губы и осуждающе посмотрела на Полину.
        - Я все понимаю, Белла Кононовна, - Полина вежливо улыбнулась. - Постараюсь оправдать ваши надежды.
        - А я на вас, Полина Мстиславовна, пока никаких надежд не возлагала. Признаюсь честно, вы свалились мне, как снег на голову. А я противница какого бы то ни было протекционизма, - директриса холодно улыбнулась. - То, что вы с отличием закончили МГУ, для меня ровным счетом ничего не значит.
        В ее тоне отчетливо слышалось: «Знаю я вас, залетных столичных штучек. И про дипломы ваши красные мне все известно». Полина подобралась. Эта вяленая вобла невзлюбила ее сразу, с первой секунды. Как только увидела ее диплом, как только унюхала ее французские духи...
        Она, заслуженный учитель, профессионал экстра-класса, вынуждена носить дореволюционный костюм и пользоваться духами производства фабрики «Свобода», в то время как какая-то молоденькая столичная вертихвостка может позволить себе платье, купленное отнюдь не в районном универмаге, и парфюм от Диора... Откуда такая несправедливость?! Откуда у вчерашней студентки деньги на всю эту роскошь? Небось богатенькие родители купили. Или, не приведи Господь, любовник... И красный диплом, скорее всего, тоже куплен. Ну ничего, здесь не Москва! Здесь нет ни папочки, ни мамочки. И состоятельного любовника тоже нет. Здесь она, Белла Кононовна Цигаль, единовластная царица. И уж она найдет способ сбить спесь с этой молодой выскочки.
        Эх, нужно было одеться попроще, и ногти не красить, и духами не пользоваться, но кто же мог предвидеть, что ей предстоит встреча с такой мымрой? А теперь, к сожалению, первое впечатление - самое важное, между прочим, - безнадежно испорчено, и в будущем лояльного отношения от начальницы ждать не приходится. Белла Кононовна уже составила о ней мнение и внесла ее в свой черный список. В том, что у такой нетерпимой дамы есть черный список, Полина не сомневалась ни секунды.
        Настроение, еще пару часов назад такое радужное, безнадежно испортилось. Ну что теперь делать?! Объяснять этой мымре, что диплом не купленный, а самый что ни на есть настоящий? Что платье не из «Дома моды», а сшито модисткой тети Насти, маминой кузины, по выкройке, взятой из французского модного журнала? Что духи подарила ей Ядвига, у которой духов этих целый склад? Бесполезно! Не тот Белла Кононовна человек. Полина, хоть и была еще совсем молодой, в людях разбираться умела. Во всяком случае, так считала Ядвига. А у Ядвиги имелся богатый жизненный опыт.
        - Вот, ознакомьтесь с уставом школы, - на колени к задумавшейся Полине упала потрепанная картонная папка.
        Она вздрогнула от неожиданности, едва не уронила папку на пол. Директриса недовольно поджала тонкие губы, а Полина укорила себя еще за один промах: непозволительно слушать начальство вполуха. Стараясь, чтобы дрожь в пальцах была не слишком заметна, она раскрыла папку.
        - Позже, - сухо сказала Белла Кононовна. - Устав вы можете прочитать дома, а не тратить на это свое и мое время. Сейчас я представлю вас коллективу, - директриса поправила очки, добавила раздраженно: - Ну, пойдемте же!
        Полина покорно встала.
        - И вот еще что, Полина Мстиславовна! Школа, как вы, я надеюсь, догадываетесь, - это учебное заведение, и такой внешний вид, - Белла Кононовна смерила ее неодобрительным взглядом, - для преподавателя совершенно недопустим. Носить короткие юбки и вызывающе краситься вы можете в свободное от работы время, а на рабочем месте попрошу соответствовать. Мы с вами хорошо друг друга понимаем?
        Полина молча кивнула. У нее не нашлось слов, чтобы достойно ответить на эту откровенную клевету. Ее платье было длиной до колена, а косметикой она вообще никогда не злоупотребляла. Да, похоже, на первом в жизни рабочем месте ее ждут нелегкие испытания.
        Знакомство Полины с педагогическим коллективом прошло скомканно. Белла Кононовна вошла в учительскую и, не глядя на новую сотрудницу, сухо сказала:
        - Это Полина Мстиславовна Ясневская. Она заменит Анну Тихоновну.
        И все! Никаких «познакомьтесь» и «прошу любить и жаловать». Полина еще растерянно хлопала ресницами, а директриса уже вышла из учительской, оставив ее наедине с новыми коллегами.
        В комнате повисло неловкое молчание. Десять пар глаз уставились Полину с нескрываемым интересом. Под этими взглядами она чувствовала себя инопланетянкой. Может, с ней действительно что-то не так? Может, тушь потекла или колготки дали стрелку?
        - Откуда к нам такая мамзель? - послышался насмешливый голос.
        Полина вздрогнула, растерянно посмотрела на развалившегося в кресле молодого мужчину. Судя по спортивному костюму и болтающемуся на бычьей шее свистку, тип был учителем физкультуры. Он поигрывал накачанными мускулами и улыбался наглой, самоуверенной улыбкой.
        - Валерочка, ну разве так можно? Вы же смущаете Полину Мстиславовну! Милочка, не обращайте на него внимания, - к Полине подошла невысокая пожилая дама с круглым добродушным лицом. - Я Генриетта Сергеевна, завуч старших классов. Сейчас я скоренько познакомлю вас с присутствующими, а потом мы с вами уединимся для дополнительного, так сказать, инструктажа.
        Полина облегченно улыбнулась. Наверное, так чувствует себя утопающий, которому в самый последний момент бросили спасательный круг.
        Запомнить всех сразу она не смогла. В памяти осталось лишь несколько самых колоритных персонажей.
        Физрук Валерочка, который официально именовался Валерием Петровичем Стешко, с ленивой грацией поднялся из своего кресла, перехватил протянутую для рукопожатия руку Полины, поднес к губам:
        - Рад познакомиться, коллега.
        Несмотря на кажущуюся нейтральность, фраза прозвучала двусмысленно. Прикосновение влажных губ было неприятно. Наверное, Полина слишком поспешно выдернула руку из цепких пальцев Валерочки, потому что лениво-заинтересованный взгляд физрука сделался насмешливым.

«Плевать», - подумала она, вежливо улыбаясь седовласому поджарому мужчине в джинсах и тенниске.
        - Звонарев Виктор Павлович, майор в отставке, - по-военному коротко отрекомендовался тот.
        - Очень приятно, - Полина едва заметно поморщилась от чересчур сильного рукопожатия. Похоже, майор в отставке не привык делать поблажек слабому полу.
        - Виктор Павлович преподает начальную военную подготовку в старших классах, - любезно пояснила Генриетта Сергеевна.
        - Послушайтесь моего совета, Полина Мстиславовна, - сухо улыбнулся майор, - не позволяйте этим оболтусам садиться вам на шею. С первой же минуты покажите им, кто хозяин ситуации.
        - Я постараюсь, - пообещала она.
        - Виктор Павлович у нас поборник казарменной дисциплины, - послышался звонкий девичий голос. - Его бы воля - вся школа ходила бы строем.
        - В наше время без жесткой дисциплины никак нельзя, Светлана Ивановна, - с невозмутимым видом парировал тот. - А вот ваш либерализм ни к чему хорошему не приведет, вот попомните мое слово.
        Полина перевела взгляд на оппонентку Виктора Павловича. Высокая шатенка в обтягивающем пышную грудь свитерке и узких брюках весело смотрела на присутствующих густо накрашенными зелеными глазами. Похоже, запрет на легкомысленную одежду и макияж касался не всех.
        - Привет! - Шатенка взмахнула рукой, на длинных ногтях блеснул ярко-красный лак.
        - Привет! - Полина еще не определилась, нравится ей эта либеральная девица или нет.
        - Я преподаю у невыносимых старшеклассников информатику, - девица бросила хитрый взгляд на Виктора Павловича. - Иногда позволяю им погалдеть и в свободное от уроков время поболтать на отвлеченные темы. Собственно говоря, этим мой либерализм и ограничивается.
        - Эта ваша болтовня ничему хорошему молодежь не научит, - нахмурился Виктор Павлович.
        - Ну, конечно! - отмахнулась Света. - Молодежь научится патриотизму, только маршируя по плацу.
        - Светочка! Виктор Павлович! - Генриетта Сергеевна сложила пухлые руки в умоляющем жесте. - В полярности ваших мировоззрений Полина Мстиславовна еще успеет убедиться в течение учебного года.
        - Слушаюсь! - Виктор Павлович бросил на Свету взгляд, красноречиво говорящий, что тема не закрыта, а лишь отложена на неопределенное время, и отвернулся.
        Та в ответ страдальчески закатила глаза и, убедившись, что оппонент смотрит в другую сторону, состроила рожу, которая лучше всяких слов выражала ее отношение к майору.
        - Светлана Ивановна, - возмущенно зашептала завуч.
        - Я больше так не буду, Генриетточка Сергеевна. - Светлана Ивановна покаянно склонила голову.

«Скорее нравится, чем не нравится», - решила Полина. Смелость и бесшабашность Светланы ей импонировали. Ей самой всегда недоставало этих качеств. Решение уехать из Москвы было единственным поступком, которым Полина могла гордиться, а вся остальная ее жизнь с самых пеленок подчинялась своду незыблемых правил, установленных кем-то другим.
        - Тю! Шо ты, девонька, така худенька? Совсем на тебе мяса нема, адны маслы. - Грузный лысеющий мужчина с густыми усами и хитрым прищуром голубых глаз весело смотрел на растерявшуюся от таких странных речей Полину. - Мамка салом не кормила? Ну, так то не беда! Антип Петрович тебя быстренько до нужной кондиции доведет. Правду я кажу, Светуся?
        В ответ Светуся рассмеялась, похлопала себя по крутым бедрам и доверительным шепотом сообщила Полине:
        - Антип Петрович - украинская версия змея-искусителя. Только тот яблоком искушал, а этот салом. Сало у него исключительно вкусное. Устоять не может никто. Я из-за этого рокового мужчины вынуждена раз в месяц садиться на диету.
        - Так то, Светуся, ты неправильно робиш. Хорошей жинки должно быть много. Ты подывися на Генриетту Сергеевну. Во! То не жинка, а королевна!
        В ответ на столь сомнительный для женщины комплимент Генриетта Сергеевна залилась краской смущения и как можно более официальным тоном сообщила Полине:
        - Антип Петрович - учитель биологии.
        - Очень приятно, - Полина улыбнулась в ответ на озорное подмигивание любителя
«больших жинок».
        Антип Петрович завершал список присутствующих в учительской мужчин. Еще несколько минут ушло на знакомство с женской половиной педколлектива, после чего Генриетта Сергеевна увела Полину в свой кабинет для решения организационных вопросов. Решение организационных вопросов заняло чуть больше получаса, после чего Полина вышла из школы полностью деморализованной.
        Учась в университете, она как-то не связывала свою будущую карьеру с педагогической деятельностью. Специалист со знанием трех иностранных языков в столице мог рассчитывать на хорошо оплачиваемую работу в какой-нибудь совместной коммерческой фирме. Но здесь не столица, и жизненные реалии здесь другие. Здесь она всего лишь учительница французского. И, что самое ужасное, она совершенно не представляет, как все будет выглядеть на практике. Интуиция подсказывала, что теоретические знания, полученные в университете, тут вряд ли пригодятся.
        Она шла мимо выкрашенной в ядовито-зеленый цвет деревянной подсобки, когда услышала настойчивый свист. «Воспитанные барышни на свист не оборачиваются», - зазвучал в голове мамин голос. Свист повторился. «К черту!» - подумала Полина и обернулась. На маленькой скамейке под кустом жасмина сидела Светлана Ивановна, учительница информатики.
        - Это вы свистели? - недоверчиво спросила Полина.
        - Я, - кивнула она и приглашающе похлопала по скамейке. - Идите сюда, поболтаем.
        Приглашению Полина обрадовалась. В этом городе у нее не было ни одного знакомого - общение с педколлективом не в счет, - и любой шаг навстречу она воспринимала с благодарностью.
        - Слушай, давай на «ты»! - предложила Светлана Ивановна, как только Полина присела на скамейку. - Мне двадцать семь, а тебе сколько? Года двадцать два, да?
        - Двадцать один.
        - А выглядишь лет на семнадцать. Как говорит Антип Петрович, малая собачка до старости щенок.
        Полина улыбнулась столь колоритному сравнению.
        - Ну так на «ты»? - переспросила Светлана.
        - На «ты», - Полина кивнула.
        - Курить будешь? - Света извлекла из сумочки пачку сигарет, выжидающе посмотрела на Полину.
        Та замялась. Вообще-то после пережитого волнения сигарета не помешала бы, но здесь, прямо на школьном дворе...
        - Ты вообще-то куришь? - спросила Света. Зажав сигарету в губах, она с сосредоточенным видом встряхивала почти пустую зажигалку.
        - Вообще-то курю, но...
        - Что «но»? - Света оставила в покое зажигалку и посмотрела на Полину с легким недоумением.
        Та бросила выразительный взгляд на окно директорского кабинета.
        - Ну, блин, настоящий детский сад! - Света закатила глаза. - Запугала, однако, тебя Балконовна.
        - Кто?!
        - Белла Кононовна. Она же Балконовна, - пояснила Света. - Боишься, что увидит?
        Полина молча кивнула.
        - Не бойся, - Света еще раз энергично встряхнула зажигалку. - Уехала наша мымра в гороно на совещание. Уж насколько я безбашенная, а попадаться на глаза Балконовне с сигаретой в зубах не рискнула бы.
        - А если увидят остальные?
        - А остальным плевать. Да что же это, черт возьми, с зажигалкой?! Придется к Петровичу за спичками бежать.
        - Возьми, - Полина протянула новой знакомой зажигалку.
        - Ого! - та повертела в руках изящную серебряную вещицу. - Кучеряво живешь.
        - Жила, - уточнила Полина.
        - А что так? Семья предала анафеме? Или, может, любовник бросил?
        - Что-то вроде того, - вдаваться в подробности своей биографии не хотелось.
        - Романтично-то как! - Света щелкнула зажигалкой, прикурила.
        Несколько минут они сидели молча. Света курила с наслаждением, даже глаза прикрыла. Полина разглядывала свежеоштукатуренную школьную стену.
        - Есть предложение, - наконец заговорила Света, втаптывая окурок в землю. - Давай прогуляемся. Ты же приезжая, города не знаешь. Я согласна на общественных началах побыть гидом. Заодно введу тебя в курс дела. Разъясню, так сказать, «ху из ху» и где засада.
        ...Двухчасовая прогулка по городу утомила обеих. Захотелось есть и пить.
        - На набережной есть неплохое кафе, - сказала Света. - Пойдем перекусим?
        Они устроились под зонтиком с рекламой «Пепси», заказали кофе с пирожными.
        - ...Балконовна - та еще стерва, - продолжила прерванный рассказ Света. - Классическая старая дева. Мужиков не любит. Баб просто ненавидит, особенно молодых и привлекательных. Ты с ней поосторожнее. Эту гремучую змею лучше не злить - со свету сживет.
        - Макияж вульгарный. Одежда вызывающая, - невесело усмехнулась Полина.
        - Угу, понимаю. Она и меня сначала доставала, да быстро зубы пообломала, - сообщила Света. - У меня папик - большая шишка в гороно. Так что пришлось Балконовне оставить меня в покое. А у тебя какая-нибудь знакомая «шишка» есть?
        Полина отрицательно покачала головой.
        - Тогда послушай совета бывалой. Стань серой и незаметной. Ну, юбку там до пят, костюмчики помешковатее, боты на тракторном ходу. Про косметику и духи забудь. С распущенными волосами не ходи. Собирай их в хвост, а еще лучше - в пучок, такой, как у нашей мымры. В общем, стань похожей на нее.
        Полина с сомнением покачала головой.
        - Я тебе дело говорю! - Света энергично хлопнула ладонью по столу. - Сирых и убогих Балконовна не то чтобы любит, но хотя бы игнорирует. А тебе на первых порах ее пристальное внимание ни к чему. Дома и вне школы наряжайся, красься, а в школу приходи неприметной мышью. И вот еще что, - она пристально всмотрелась в лицо Полины. - Тебе нужны очки.
        - Зачем? У меня стопроцентное зрение.
        - Неважно! Ты свои глазюки в зеркале видала? Они же синие до неприличия! Я прямо обзавидовалась. Такие глаза надо прятать, чтобы лишнего внимания не привлекали.
        - Она меня уже видела без очков, - возразила Полина.
        - Ничего страшного! Если спросит, скажешь, что была в линзах.
        - Ты авантюристка.
        - Есть немного. Вот у меня знаешь какая жизненная позиция? - Света загадочно улыбнулась. - Можно сказать, диаметрально противоположная той, что я тебе предложила. На работу я прихожу при полном параде, чтобы Балконовну позлить, а в свободное от работы время веду почти аскетический образ жизни: джинсы, кроссовки, волосы - в хвост, никакой косметики.
        - Что-то не верится, - Полина с сомнением покачала головой. Яркая и энергичная Света не производила впечатление человека, привыкшего к аскезе.
        - Придешь как-нибудь ко мне в гости, убедишься.
        - А мужчинам Балконовна позволяет в джинсах на работу приходить?
        - Это ты про генералиссимуса нашего? - Света презрительно поморщилась. - Вообще-то я его в штатском сегодня в первый раз увидела. Даже удивилась. Обычно он ходит в форме.
        - А физрук?
        - А у этого козла «треники» - рабочая одежда. У него спортивных костюмов штук восемь, всех цветов и фасонов. Он считает, что они подчеркивают его мужественность. Кстати, если Валерка вдруг начнет к тебе клинья подбивать, гони этого донжуана куда подальше. Дерьмовый мужик, пустышка. И как любовник ничего собой не представляет. А что это мы покраснели? - Света отставила чашку с недопитым кофе, весело посмотрела на Полину. - Может, ты тоже считаешь, что в нашей стране секса нет?
        - Ничего я не считаю, - Полина смутилась еще сильнее. - Просто я не понимаю, если он такой козел, зачем ты с ним... - она стыдливо запнулась.
        - А чтобы убедиться, что он козел, - отмахнулась Света.
        - А другого способа в этом убедиться ты не нашла?
        Света подалась вперед, сказала доверительным шепотом:
        - Видишь ли, деточка, в личной жизни я не ищу легких путей.
        Под конец фразы она не выдержала и расхохоталась. Полина рассмеялась следом. Света нравилась ей все больше и больше. Отсмеявшись, они заказали еще пирожных.
        - Придется снова делать разгрузочный день, - Света с обреченным видом похлопала себя по животу. - Летом не ела деликатесов Петровича - похудела на пять килограммов, а теперь вот сорвалась.
        - А Петрович, он какой? - спросила Полина.
        - Петрович - мировой мужик. Я бы с ним в разведку пошла, не раздумывая. И не я одна. Видела, как Генриетта на него смотрела? Она спит и видит, как Петровича окольцевать. А что?! Он жених завидный: трехкомнатная квартира в центре, дача, машина. И руки у него золотые. Только Генриетте ничего не обломится.
        - Почему?
        - Ну, во-первых, Петрович свою покойную супругу очень любил. Уже пять лет прошло, как она умерла, а он никак не успокоится. А во-вторых, Генриетта - дама непростая. Это только с виду она такая добрая и ласковая, а на самом деле они с Балконовной одного поля ягодки. Только Генриетта хитрее, на откровенный конфликт никогда не идет, пакостит исподтишка. Ты с ней, Полина, тоже поосторожнее, лишнего не болтай, во время задушевных бесед не теряй бдительности. Генриетта у нас мастерица по части задушевностей всяких. Даже я в первое время чуть было не повелась. А я знаешь какая бдительная?!
        Они уже прощались, когда Полина вспомнила, что так и не спросила Свету о главном, об учениках.
        - Ученики? - Света нахмурилась. - Ребятки, надо признать, не подарок. Школа-то элитная, в ней учатся детишки очень непростых родителей. Многих на занятия привозят на служебных тачках. Некоторые спесивы, некоторые ленивы без меры, некоторые тупы. Но все они без исключения для своих родителей душки, умницы и гении. И не пытайся выводить их из этого заблуждения, если тебе дорога твоя работа.
        - Сплошные подводные камни, - невесело усмехнулась Полина.
        - Да, вот такая у нас нелегкая доля! - сказала Света, всматриваясь в номер подъезжающего троллейбуса. - Поехала я, - сообщила она через мгновение. - Ну, пока! Завтра идем в оптику за очками. Не забудь!

* * *
        Полина проводила взглядом уходящий троллейбус. Домой идти не хотелось. Да и не привыкла она думать о съемной однокомнатной квартире на окраине как о своем доме. По московским меркам, квартира эта стоила до смешного дешево. У Полины с собой была весьма приличная сумма, прощальный подарок Ядвиги. За эти деньги можно было снять более комфортабельное жилье, но, поразмыслив, девушка решила сэкономить. Ведь неизвестно, какие траты ей еще предстоят.
        Первое впечатление от знакомства с квартирой было ужасным. Темно-зеленые обои, местами отстающие от стен, делали и без того маленькую комнату совсем крошечной. Полы были такими грязными, что не представлялось никакой возможности определить их первоначальный цвет. Кафель в санузле в рыжих потеках. На ржавую ванну нельзя смотреть без содрогания. Сто лет не мытые окна стыдливо прикрывались грязными, выцветшими занавесками. То, что хозяйка квартиры называла мебелью, производило столь же унылое впечатление. На кухне имелся ящик для посуды, стол и два табурета, плита и старенький, ревущий холодильник. В гостиной стоял продавленный диван, забитый пустыми пивными бутылками и старыми газетами.
        Когда Полина спросила у хозяйки, где хранить вещи, та посмотрела на нее с недоумением и показала пальцем на что-то за ее спиной. Там оказался встроенный шкаф с покосившимися фанерными дверцами. Полина прикинула, поместится ли туда ее гардероб. Предварительные расчеты не радовали - как минимум половину вещей придется держать в чемоданах.
        Наверное, хозяйка прочла ее мысли, потому что недовольно проворчала:
        - На хрена столько барахла приперла?
        Вопрос был риторическим, и Полина его проигнорировала.
        Когда хозяйка, забрав деньги за полгода вперед, наконец ушла, девушка еще раз осмотрела свое новое жилище и вышла на балкон. Единственной ложкой меда в бочке дегтя был вид из окна. Двор из-за множества кустов и старых деревьев был похож на заброшенный сад. Кусты сирени, растущие у стен дома, доставали верхушками до окон ее этажа. Весной, когда сирень зацветет, на балконе будет просто чудесно. Полина закурила, провела рукой по перевалившейся через перила ветке сирени, надолго задумалась.
        Обратно в квартиру она вернулась полная боевого задора и энтузиазма. Первым делом нужно навести здесь порядок: вымыть полы, окна и кафель; выбросить хлам из шкафов; почистить плиту, холодильник и сантехнику...
        На наведение порядка ушла вся первая половина дня. Полина закончила мыть окна, вылила мыльную воду и критически посмотрела на плоды своих трудов. Квартира, безусловно, стала чище. Полы приобрели свой первозданный светло-коричневый цвет. Кафель блестел. Вид ванны и унитаза уже не вызывал тошноты. Но уютом в этом убогом жилище даже не пахло. Как ни крути, а без дополнительных трат не обойтись. Оставшаяся половина дня была посвящена походам по магазинам.
        Полина приобрела только самое необходимое: постельное белье, посуду и кое-что из еды. Наспех перекусив и приняв душ, рухнула в постель. Завтра нужно будет купить новые обои, шторы, небольшой коврик и...
        Уснула она, так и не успев до конца составить список покупок.
        О том, как нужно клеить обои, Полина имела лишь самое приблизительное представление и, если бы не неожиданная помощь соседки, возможно, не справилась бы с этой работой никогда. Соседка, немолодая, но очень энергичная дама, заглянула к Полине на третий день. Та как раз пыталась наклеить лист новых обоев на старые. Соседка скептически покачала головой, поставила на подоконник тарелку с принесенными пирожками и безапелляционно заявила:
        - Сдирай!
        - Что «сдирай»? - не поняла Полина.
        - А вот все, что налепила, сдирай! - гостья уже закатывала рукава халата. - И старые обои тоже сдирай.
        - Зачем?
        - А затем, что только дураки клеят новые обои прямо на старые. Сдирай! Они ж отвалятся у тебя на второй день!
        Полина немного обиделась на «дураков», но совету соседки все-таки вняла.
        Та тем временем рассматривала разведенный в тазике клей.
        - Не годится, - сказала сурово.
        - Почему? - удивилась Полина. Клей она купила в хозяйственном магазине и, прежде чем развести его водой, трижды прочитала инструкцию.
        - Не годится. Ерундовый клей! - заявила соседка и, не говоря больше ни слова, вышла из квартиры.
        - Странная какая, - Полина недоуменно пожала плечами и вернулась к прерванной работе.
        Соседка возвратилась ровно через пять минут. В руках она держала пластмассовый тазик, в котором плескалось что-то мутно-вязкое.
        - Вот это клей! А у тебя ерунда, а не клей. Значит, так, - она поставила тазик посреди комнаты, задумчиво посмотрела сначала на Полину, потом на стены, - ты отдирай старые обои, а я пока займусь новыми. Вдвоем оно сподручнее.
        Во время совместной поклейки обоев выяснилось, что соседку зовут тетя Тося. Что всю свою жизнь она проработала отделочницей на стройке. Что два года назад помер от проклятущей водки ее муж. Что ее единственная дочка живет с детьми и мужем на Сахалине, и двоих своих внуков тетя Тося видела всего один раз в жизни. Что зять ее, единственную кровиночку умыкнувший, год назад получил травму позвоночника и теперь работник из него еще тот, стало у доченьки вместо двух кишкомотов трое. И жизнь у них там, на Сахалине проклятущем, ох какая несладкая.
        - Я их к себе зову, - вздыхала тетя Тося. - У меня дача за городом. Я там поросеночка держу, курочек, да и картошка, огурчики, помидорчики свои. Каждый день туда-сюда мотаюсь как проклятая. А что делать? Скотинку-то кормить надо. Сосед Сергеич на даче постоянно живет, присматривает, чтобы поросенка лихие люди не украли. А я ему за это из города продукты и свежую прессу привожу. Вот подрастет поросенок, Сергеич его прирежет, я на рынке мясо продам, глядишь, и насобираю денег на билеты детям. Как же они без меня там? Дочка моя навроде тебя - худенькая, к тяжелому труду непривычная, не в мать пошла, а лямку тянет, как ломовая лошадь. И зятя жалко. Я ему уже простила, что дочку на край света увез. Я даже и работу ему тут присмотрела - сапожником в «Доме быта». Ничего, что не умеет - невелика наука! Захочет - научится. Зато всегда живая копейка в доме. В наше время новую обувь не больно-то купишь, вот люди старую и латают. И за детьми бы я присмотрела. Я ж только по ночам работаю сторожем в детском саду, а днем - дома. Сколько старому человеку того сна надо! Совсем немного, только бы денег        Они уже закончили с обоями и пили чай с пирожками, когда разговор от проблем тети Тоси перешел к проблемам Полины. Она даже не подозревала в себе такого острого, почти болезненного желания выговориться. По наивности своей считала, что не нуждается в сочувствии. Она должна быть такой же сильной, как Ядвига. Но, сидя за столом в маленькой кухне и уплетая сказочно вкусные пирожки, она рассказала о себе все. И, что самое удивительное, эта простая, малограмотная женщина с уставшим лицом и мозолистыми руками поняла ее так, как, возможно, никогда в жизни не поняла бы ее родная мама. От осознания, что в чужом городе у нее появился кто-то настолько близкий, что она решилась доверить ему свои тайны, на душе стало легко и радостно. Возможно, впервые за последние несколько месяцев.
        - Без меня завтра за покупками не ходи, - сказала на прощание тетя Тося. - Вместе пойдем. Вот только живность свою покормлю. Ты, Поля, в домашнем хозяйстве не шибко-то разбираешься, как я погляжу. Только деньги попусту потратишь. Опять же, я знаю, где что подешевле. Тебе ж теперь шиковать нельзя.
        Уже на выходе тетя Тося споткнулась о сваленные в прихожей чемоданы, цветасто выругалась.
        - И вот что, Поля, у меня комод есть, старый, но в хорошем состоянии. Я тебе его одолжу, а то что же это за безобразие такое?! - Она неодобрительно посмотрела на чемоданы. - Завтра его перетащим. Только он, подлюка, тяжелый. Придется Борьку, соседа, звать...
        И вот он, комод, стоит посреди прихожей, загораживает проход. Вчера сосед Борька действительно помог перетащить комод из одной квартиры в другую, но на этом его альтруизм иссяк. Хитро улыбаясь щербатым ртом, дядька выраженно маргинальной наружности заявил, что у него кончилось горючее и, чтобы комод оказался в гостиной, ему нужно заправиться.
        - Чем? - недоуменно спросила Полина.
        - Так чернилами, - охотно пояснил сосед.
        - Какими чернилами?!
        - Ах ты, паршивец! - возмутилась тетя Тося. - Заправиться ему, видите ли, нужно! Деньги до получки ты у меня стрелять можешь, а комод с места сдвинуть, значит, не можешь?!
        - Не могу, - Борька покаянно развел руками. - Трубы горят! Понимаешь, теть Тось?
        - Я тебе дам «теть Тось»! Я тебе трубы сейчас погашу! Двигай комод, паразит!
        - Силов нет! Без чернил никак не могу, - опасливо косясь на разбушевавшуюся тетю Тосю, Борька выскочил за дверь. И уже из-за двери, обращаясь исключительно к Полине, прокричал: - В соседнем доме, красавица, есть гастроном. Ты мне бутылочку винца купи, а я тебе комод задвину.
        Пока Полина растерянно хлопала ресницами, а тетя Тося сотрясала воздух изощренными ругательствами, сосед растворился в полумраке подъезда, успев напоследок сообщить номер своей квартиры.
        Она собиралась зайти в магазин после работы, но за разговорами со Светой совсем об этом забыла. И вот теперь антикварный комод черной глыбой возвышался посреди ее прохожей. Вполголоса пробормотав одно из ругательств тети Тоси, Полина отправилась в ближайший гастроном.
        Она шла вдоль полупустых прилавков, стараясь не дышать: в магазине пахло сгнившими овощами и еще бог весть какой гадостью. У виноводочного отдела царило оживление. Четыре непрезентабельного вида мужика о чем-то громко спорили, а тучная, краснощекая продавщица рассматривала покупателей с брезгливо-скучающим видом. Полина пристроилась в хвост очереди. Да что ж она так сплоховала-то?! Ведь можно же было решить проблему малой кровью - просто дать соседу денег на бутылку. И не пришлось бы теперь чувствовать себя аморальной личностью. Не переставая мысленно укорять себя за безалаберность, Полина присмотрела, какое вино купила пришедшая наконец к взаимопониманию четверка. Когда подошла очередь, она севшим от стыда и волнения голосом попросила точно такое же. Полусонная продавщица неожиданно оживилась, перегнулась через прилавок, смерила Полину недобрым взглядом и громко спросила:
        - Восемнадцать есть?
        - Есть, - от неожиданности Полина вздрогнула.
        - Что-то не верится! - Продавщица хищно усмехнулась и потребовала: - А ну-ка, паспорт покажи!
        Очередь нетерпеливо зароптала. Полина, заливаясь краской стыда, принялась торопливо перетряхивать сумочку. Паспорт нашелся не сразу. А когда наконец нашелся, продавщица еще целую вечность изучала его с пристрастием бдительного таможенника. Когда экзекуция закончилась, Полина уже готова была провалиться сквозь землю. Ненавистная бутылка огнем жгла руку. От пережитого унижения захотелось плакать. Вместо этого Полина вздернула подбородок и с независимым видом направилась к выходу. Бутылку прятать не стала. А что прятать, если все в магазине и так уже в курсе?! Увы, на этом мучения не закончились: проходя мимо хлебного отдела, Полина нос к носу столкнулась с Генриеттой Сергеевной.
        - Добрый вечер, Полина Мстиславовна, - завуч улыбалась с многозначительностью, не оставляющей никаких надежд. - Собираетесь отметить первый рабочий день?
        - Да нет, что вы! Это не мне, - оправдание получилось глупым и каким-то детским.
        Не переставая улыбаться, завуч кивнула. Этот снисходительный кивок и цепкий взгляд выцветших глаз говорили красноречивее всяких слов: у Генриетты Сергеевны больше не было никаких сомнений по поводу морального облика новой учительницы французского.
        Ну что же ей так не везет?! Сначала директриса упрекнула в безответственном отношении к работе. Теперь вот завуч застала с бутылкой «чернил» в руках. Чудесное начало трудовой деятельности! Лучше и придумать невозможно! Хоть прямо сейчас собирай вещи и уезжай обратно в Москву.
        Вернувшись домой, Полина аккуратно поставила злополучную бутылку на комод и расплакалась.

* * *
        Наступившее утро не принесло облегчения. Полина чувствовала себя скверно, перед глазами до сих пор стояла ужасная сцена в гастрономе. Впереди - выходные, а в понедельник вся школа будет знать о ее моральном падении.
        В десять утра в дверь робко постучали - на пороге мялся сосед Борька. Вид у него был совсем больной. Даже неискушенная в такого рода вещах Полина поняла - у Борьки жесточайшее похмелье.
        - Красавица, я это... пришел работу доделать, - сосед заискивающе улыбнулся.
        - Вот, - Полина сунула ему бутылку, - делайте свою работу и убирайтесь.
        - Это я сейчас, это я мигом. - Лицо Борьки озарилось неподдельным счастьем. - Тут делов-то на две минуты. - Он перешагнул порог, в квартиру вслед за ним вплыло почти осязаемое облако перегара. Полина поморщилась, распахнула балконную дверь.
        Сосед, как и обещал, управился быстро, заграбастал бутылку и испарился. Через минуту о его пребывании в квартире напоминал только запах. Устроив тотальное проветривание, Полина вышла на балкон. И как раз вовремя, потому что по двору, вертя во все стороны головой, вышагивала Света. На тихий оклик Полины она остановилась, заорала на весь двор:
        - Привет! Насилу тебя нашла!
        Полина испуганно втянула голову в плечи, ожидая, что сейчас изо всех окон высунутся разгневанные шумом жильцы. Свету, похоже, такие мелочи, как растревоженные обыватели, не волновали.
        - Погодка просто класс! - сообщила она зычным голосом.
        - Поднимайся, - взмолилась Полина.
        Через минуту Света была уже на балконе и, задумчиво затягиваясь сигаретой, слушала рассказ о Полининых злоключениях.
        - Да, влипла ты! Теперь ты у Генриетты на крючке. Сразу она о твоем аморальном поведении никому рассказывать не станет. Запишет этот компромат в особый блокнотик и попридержит до поры до времени.
        - И как быстро эта пора настанет? - спросила Полина упавшим голосом.
        - Сие ведомо только одной Генриетте, но ты не волнуйся, она дама практичная, просто так пакостить не станет. Скорее всего попросит тебя о какой-нибудь маленькой услуге.
        - Какой?
        - Ну, я же не оракул! Но думаю, о невыполнимых вещах она просить не станет, так что прими это как должное и перестань волноваться. Давай лучше собирайся. Пойдем тебе очочки искать.
        В единственной на весь город «Оптике» ассортимент был, мягко говоря, невелик. Из всех имеющихся в наличии пятнадцати оправ Света выбрала самую уродливую.
        - Я начинаю подозревать тебя в злом умысле, - сказала Полина, понуро разглядывая чудовищного коричневого монстра.
        - Ничего, ничего! - отмахнулась Света. - В нашем случае чем хуже, тем лучше.
        - Я похожа на Шапокляк.
        - Ну и прекрасно! Шапокляк личность одиозная. У нее есть чему поучиться.
        Пластмассовый монстр с простыми стеклами вскоре угнездился в Полининой сумочке.
        - С костюмом вопрос решила? - спросила Света на прощание.
        - Еще нет.
        - Эх, жаль, у меня сегодня много дел, а то бы я тебя проконтролировала, - Света сокрушенно покачала головой.
        - Ты уже и так внесла свою лепту, - Полина тяжело вздохнула.
        - Ну что же делать?! Надо же как-то повышать твой изрядно пошатнувшийся в глазах администрации рейтинг!
        Света умчалась по своим неотложным делам, а Полина побрела домой, на ходу решая сложную задачу: как одеться так, чтобы это выглядело скромно и хоть чуточку элегантно. В конце концов, она женщина, и уродовать себя окончательно ей совершенно не хочется. В обширном гардеробе нашлась только одна вещь, соответствующая строгим вкусам Балконовны. По иронии судьбы, несмотря на внешнюю простоту и невзрачность, вещь эта была куплена в Московском доме моды и стоила очень недешево...
        Первого сентября новую учительницу французского из всего педколлектива узнала лишь Светлана Ивановна, да и то не сразу. Увидев произошедшую с новенькой метаморфозу, физрук Валерочка недоуменно покачал головой и желания «пообщаться поближе» больше не выказывал. Наверное, посчитал, что при первом знакомстве на него нашло затмение, если эта невзрачная серая особь показалась ему заслуживающей внимания. Даже суровое лицо Виктора Павловича при виде Полины на мгновение утратило невозмутимое выражение. И только Антип Петрович решился высказать всеобщее недоумение. С жалостью глядя на Полину, он сказал:
        - Что-то ты, донька, совсем плохая стала. Заболела, что ли? Или от волнения?
        В ответ Полина пробормотала что-то невразумительное и поспешила забиться в дальний угол учительской, подальше от любопытных глаз. Там она смогла наконец перевести дух и осмотреться.
        Генриетты и Балконовны не было, но по расслабленным лицам других дам Полина поняла, что идея с маскарадом не так уж и безнадежна. Превратившись в бесцветное существо, она перестала являть собой угрозу для женской половины коллектива. Появилась робкая надежда, что ее новый облик растопит лед в сердце директрисы.
        Надежда оправдалась только наполовину. Столкнувшись с новой сотрудницей в коридоре, Белла Кононовна удивленно вскинула бровь, мазнула недоверчивым взглядом по лицу Полины и сухо спросила:
        - Разве у вас плохое зрение?
        - Плохое, - в груди неприятно заныло.
        - Помнится, во время нашей первой встречи вы были...
        - ...В линзах.
        Целую вечность директриса буравила Полину взглядом, потом наконец удовлетворенно кивнула и сказала:
        - Зайдите к Генриетте Сергеевне, ознакомьтесь с вашим расписанием.
        Как и предсказывала Света, о недавнем инциденте завуч не обмолвилась ни словом, смотрела на Полину по-матерински ласково, тихонько похлопывала по столу пухлой ладошкой.
        - Сегодня у нас только вводные занятия, так что у вас, Полина Мстиславовна, будет возможность осмотреться и вработаться. А вот с завтрашнего дня уже начнутся настоящие трудовые будни.
        Может, пронесет? Может, не такой уж высокой окажется плата за лояльность?
        Увы, надеждам не дано было сбыться. Полина уже собиралась уходить, когда Генриетта Сергеевна заметила:
        - А у вас, милочка, очень изменчивый облик. В природе это, кажется, называется мимикрией.
        - Не знаю, я не сильна в биологии, - прошептала Полина, выскальзывая за дверь.
        Вслед ей послышался тихий, довольный смешок. Похоже, теперь, помимо прочих грехов, в вину ей вменялось еще и двуличие...

* * *
        Первое сентября не вызвало у ученика одиннадцатого «Б» класса Сергея Полянского никакого энтузиазма. Не прошло и трех дней, как он прилетел из Ялты. Жаркое солнце, море, фрукты и привкус соли на губах загорелых, раскованных девчонок - все это, к сожалению, перешло в разряд приятных воспоминаний. В ближайшем будущем его не ждало ничего хоть наполовину столь же приятного. Ему предстоял напряженный учебный год, выпускные, а затем и вступительные экзамены.
        Нет, Сергей не был балбесом и лентяем. И меру предстоящей ответственности осознавал четко. Он во что бы то ни стало поступит в медицинский. Отец против, он хочет видеть единственного сына военным, но у Сергея впереди целый год, чтобы настоять на своем. Но, черт возьми, как тяжело настраиваться на рабочий лад!
        Сергей лениво потянулся, поймал на себе настойчивый взгляд Алки Скворцовой.
        - Что? - спросил не слишком любезно.
        У них с Алкой намечался роман, но было это в прошлой жизни, до поездки на море, до общения с загорелыми и раскованными девушками. В свете их ослепительных улыбок облик первой красавицы класса Аллочки Скворцовой как-то потускнел.
        - У нас француженка новая. Говорят, крыса крысой, - хихикнула Алка.
        - Ну и что?
        - Ничего! - Аллочка обиженно поджала губы и отвернулась.
        Дура. Радуется, что еще одна баба оказалась страшнее ее. Боится конкуренции даже со стороны сорокалетней тетки.
        Он оперся подбородком о скрещенные руки, обвел взглядом класс. В кабинете, как обычно во время перемены, царил бардак. Рыжий тщедушный Санька Кухто восседал на широких плечах Димки Лбова по прозвищу Лоб. Санька, несомненный лидер в этом тандеме, с гиканьем размахивал над головой кофтой, отобранной у Таньки Горевой. Танька громко возмущалась. Ее поддерживал нестройный хор девичьих голосов. Лоб ржал и самозабвенно «бил копытом». За соседней партой пацаны с восторженно-благоговейным трепетом разглядывали какой-то постер. Раньше бы он не сидел вот так, истуканом, непременно поинтересовался бы, а что там на постере. А сейчас вот лень. Постарел он, что ли, за это лето?
        Перемены случились мгновенно, стоило только скрипнуть ведущей в класс двери. Девчонки шустро прятали косметички. Пацаны поспешно складывали постер. Санька Кухто скатился со спины Лба, швырнул злополучную кофту в лицо взбешенной Таньки, плюхнулся рядом с Сергеем. Галдящие подростки превратились в примерных учеников в тот самый момент, когда дверь открылась окончательно.
        ...Она была ужасна - их новая француженка! Настолько ужасна, что Сергей позабыл о своей меланхолии. Тощая, невысокая, с бледным, невыразительным лицом и стянутыми в унылый пучок волосами. Мышиного цвета костюм сидел на ней мешком. Воротник-стойка доходил до самого подбородка. Подол длинной юбки едва не волочился по полу. Не женщина, а бесцветная моль.
        Представлять новую училку пришла Генриетта.
        - Ребята, познакомьтесь, это Полина Мстиславовна Ясневская. Она будет преподавать вам французский язык.
        По классу прошел удивленно-насмешливый шепоток, который тут же стих под строгим взглядом завуча.
        - Приступайте, Полина Мстиславовна, - сказала Генриетта и вышла из класса.
        Несколько секунд француженка нерешительно топталась у доски. Класс хранил настороженное молчание.
        - Меня зовут Полина Мстиславовна, - у нее оказался неожиданно приятный голос. Если бы не неуверенные нотки, его можно было бы назвать сексуальным. - Я буду...
        - Слышали уже! - перебил ее Санька Кухто. - Дальше что?
        Француженка растерялась, испуганно прижала к груди журнал. Сожрут эту дуру, за пару дней сожрут.
        - Ну, тогда, может быть, я познакомлюсь с вами? - промямлила француженка, пятясь к учительскому столу.
        - Валяй! - милостиво разрешил Лоб.
        Класс заржал.
        - Что? - В голосе училки послышались новые нотки. Сергей назвал бы их гневными, но вряд ли гнев и эта очкастая мямля - совместимые понятия. - Кто это сказал?
        - Ну, я сказал. - Лоб вальяжно откинулся на спинку стула, сцепил на пузе толстые пальцы. - А что?
        В гробовой тишине - все, затаив дыхание, ждали развязки - француженка подошла к ехидно улыбающемуся Лбу и, упершись ладонями в его парту, процедила:
        - Во-первых, встаньте, когда разговариваете с преподавателем.
        Неужто и в самом деле гневается?
        Лоб недоуменно нахмурился, с недовольным кряхтением выбрался из-за парты.
        - Во-вторых, не «валяй», а «валяйте», если уж нормальные русские глаголы вам не знакомы, - француженку, кажется, совсем не смущала нависшая над ней туша.
        - А в-третьих что? - Лоб желал взять реванш.
        - А в-третьих? - Кажется, она утратила весь свой боевой запал.
        - Если есть «во-вторых», должно быть и «в-третьих», - буркнул Лоб и смерил училку презрительным взглядом.
        - Я так полагаю, вы считаете себя крутым парнем? - Она улыбнулась, и Сергею вдруг показалось, что не так уж она и проста, их новая учительница французского.
        - А то! - Лоб горделиво расправил плечи.
        - В таком случае позвольте спросить, почему крутой парень ходит с расстегнутой ширинкой?
        Это был удар не в лоб и не в глаз. Это был удар ниже пояса. Класс заржал. Многие повскакивали со своих мест, чтобы своими глазами убедиться в конфузе, постигшем бедного Лба. Танька Горевая даже захлопала в ладоши от переизбытка чувств. Враз добрая половина Сергеевых одноклассников прониклась к француженке неожиданной симпатией. Тупого и по-звериному агрессивного Лба ненавидели многие. Девчонки презирали его за грубость и откровенное хамство, пацаны побаивались за немереную силу и патологическую тягу к разборкам. Только с двумя людьми в классе Лоб никогда не задирался: с Санькой Кухто, которому был предан какой-то непонятной, собачьей преданностью, и с Сергеем, которого просто боялся. Саньке привязанность Лба льстила. Сергею было все равно. Даже теперь, глядя, как покрасневший, возможно впервые в жизни, Лоб со стыдливой поспешностью втискивает свою тушу обратно за парту, он не испытывал ни особой радости, ни особой жалости. Он почувствовал лишь легкое удивление от того, что моль оказалась с характером...

* * *
        - Ну что, Полина Мстиславовна! С боевым крещением тебя! - Света озорно хихикнула. - Говорят, ты злостного хулигана Лбова под орех разделала! Поздравляю, мать! Немногим это под силу.
        - Кто говорит? - удивилась Полина.
        - Да вся школа говорит. В старших классах только и разговоров про то, как ты его раскатала, - Света сощурилась. - Признаюсь, я от тебя такого не ожидала.
        Вообще-то Полина и сама от себя такого не ожидала. Перед своим первым в жизни уроком она волновалась так сильно, что почти лишилась дара речи. Насмешливая реплика одного из учеников деморализовала ее окончательно. Во всяком случае, она так думала. А потом с ней что-то произошло. Растерянность сменилась холодным бешенством. Она, Полина Ясневская, не позволит унижать себя какому-то прыщавому переростку. Ядвига ни за что не спустила бы такого. И она не спустит...
        Ответный удар был не слишком элегантным, зато весьма эффективным. Может быть, работа учителя не так уж и страшна...
        - А что с Генриеттой? - спросила Света.
        - Ничего. - Полина раздраженно поправила очки, которые все время норовили сползти на кончик носа. - Сказала, что у меня изменчивая внешность.
        - Так кто бы спорил! Но знаешь, что я тебе скажу, по-моему, намного проще чучело превратить в красавицу, чем наоборот. А ты вон каких высот достигла!
        - Очень спорное высказывание.
        - Ну, так давай поспорим!
        Полина улыбнулась.
        - Извини, Света, я бы с удовольствием поспорила, но на сегодня с меня споров достаточно. У меня дела еще...
        Полина вышла из автобуса, не доезжая до дома четыре остановки: решила зайти на почтамт, позвонить Ядвиге.
        После короткого разговора с тетей она почувствовала себя намного увереннее, точно жизненная энергия Ядвиги могла передаваться по телефонным проводам. Дома все было по-прежнему. Мама с головой окунулась в светскую жизнь, отчим раз в три дня заезжал к Ядвиге, тщетно пытаясь выведать что-нибудь о Полине. Вальдемар покинул Москву. Поговаривали, что он впутался в какую-то грязную историю и теперь вынужден скрываться.
        Получалось, что теперь Полина могла спокойно возвращаться обратно: с исчезновением Вальдемара пропали и ее проблемы. Но это только на первый взгляд. Отчим не успокоится. Вполне вероятно, что он уже подыскивает ей новую партию. И потом, вернуться в Москву - значит расписаться в своей беспомощности и инфантильности, дать отчиму еще один козырь. Нет уж, она останется. Докажет миру и себе в первую очередь, что способна на самостоятельные решения и взрослые поступки.
        - Я вышлю тебе денег, Поля, - сказала трубка голосом Ядвиги.
        - Не нужно, мне хватает.
        В трубке послышался смех:
        - Глупая девочка, что ты хочешь доказать? Что сможешь прожить без моей помощи? Уверена, что сможешь. Я просто стремлюсь немножко облегчить твою жизнь на первых порах. А потом живи как хочешь. Договорились?
        - Договорились, - спорить с Ядвигой было бесполезно. Да и зачем ей что-то доказывать? Ядвига и так все про нее знает.
        - И вот еще что, я скоро улетаю в Париж. Хочу организовать выставку памяти Аристарха. Еще не знаю, когда точно, но на всякий случай предупреждаю - если не сможешь до меня дозвониться, не волнуйся. Все, детка, удачи тебе, - в трубке послышались короткие гудки.
        Полина улыбнулась ностальгической улыбкой. Париж, Москва, яркие огни, ритмы иной, уже слегка позабытой жизни. Хоть бы на денечек очутиться в привычной с детства среде...

* * *
        Через два месяца Полина уже с трудом верила, что существует та, другая жизнь. Работа, обустройство быта, новые знакомства - у нее уже был маленький список побед.
        Ее квартирка понемногу приобретала вполне жилой и даже уютный вид. Она купила ковер и новые шторы. С помощью тети Тоси сшила очень симпатичный меховой чехол на диван. Теперь диван, сменивший агрессивно-бордовый цвет на нежно-персиковый, выглядел вполне респектабельно. Особенно вкупе с новыми обоями и подобранными в цвет шторами.
        Закончив обустройство квартиры, Полина решилась на серьезную трату: купила телевизор, хоть и подержанный, но еще в хорошем состоянии. Теперь по вечерам она могла забраться с ногами на свой диван и проверять школьные тетрадки под его успокаивающее бормотание. А иногда она даже грешила тем, что в компании тети Тоси смотрела бразильские сериалы. Знала бы бедная мама, как низко пала ее единственная дочь.
        На работе все тоже более или менее наладилось. Рутина засасывает быстро. По-настоящему близко Полина сошлась только со Светой, но кое с кем из коллег у нее установились легкие, приятельские отношения. Милейший Антип Петрович взял над Полиной шефство и не оставлял надежды откормить ее до «приятных мужскому взгляду размеров». Балконовна, как и предсказывала Света, Полину игнорировала и особых критических замечаний в ее адрес больше не высказывала. Генриетта наконец-то предъявила свой счет. И опять прогнозы Светы сбылись: завуч не потребовала ничего невыполнимого, просто возложила на плечи Полины груз общественно полезных работ. К сожалению, эта деятельность никак не поощрялась материально, а денег катастрофически не хватало.
        Когда Полина получила свою первую зарплату, то не знала, плакать ей или смеяться. В студенческую бытность только на карманные расходы ей выделялась вдвое большая сумма. Но то было в прошлой жизни, а теперь она честно пыталась выжить на свою крошечную зарплату. Это оказалось очень непросто. Полину сильно выручало то, что не требовалось тратиться на одежду. Да и те вещи, которые имелись в ее гардеробе, Полине некуда было надевать, и с легкой руки Светы она стала их потихоньку распродавать.
        В отношениях с учениками тоже имелись определенные трудности. Ее головной болью стал одиннадцатый «Б» - маленькое социальное болото. Иногда на его безмятежной глади появлялись и с громким шумом лопались зловонные пузыри. Такими «пузырями» для Полины стала троица в лице Кухто, Лбова и Полянского.
        С Лбовым все было более или менее ясно: Полина нанесла удар по его самолюбию, и теперь он пытался отыграться. Кухто по натуре своей мелкого пакостника действовал исподтишка, чаще всего через своего туповатого друга. Полянский же пока оставался для Полины темной лошадкой. Неглупый и в общем-то незлой, он смущал ее больше всех остальных. Его насмешливая улыбка и вежливо-равнодушный взгляд задевали сильнее, чем неприкрытое хамство Лбова и мелкие пакости Кухто. Он не принимал участия в травле Полины, он просто наблюдал за ней, изучал, точно она какое-то диковинное насекомое.
        Впрочем, какая травля?! И травли-то особой не было. Подумаешь, прибили гвоздями журнал к полу, намазали тряпку клеем, подложили пачку презервативов в шкафчик учительского стола...
        С журналом быстро разобрался Петрович, пришел с гвоздодером - и все дела! Отстирывать тряпку и отмывать доску от клея Полина заставила Лбова, чтобы неповадно было. А презервативы... Как философски заметила Света, хорошо, что неиспользованные.
        А из недавнего противостояния Полина вообще вышла победительницей. Наученная горьким опытом, она теперь всегда была начеку. То, что ножка учительского стула подпилена, не бросалось в глаза, но все-таки она ее заметила, так как насторожилась сразу, едва увидев выжидательное выражение на лицах своих подопечных. Болото готовилось исторгнуть очередной «пузырь». Она не стала садиться, прошлась вдоль доски, оперлась поясницей о подоконник. Класс, затаив дыхание, ждал.
        Урок шел своим чередом, тема была сложной и нудной, одиннадцатый «Б» заскучал и утратил бдительность, и Полина решила действовать.
        Не особо талантливо нарисованный плакат, который Генриетта Сергеевна именовала наглядным пособием, висел высоко, едва ли не под самым потолком. Полине с ее ростом никак не дотянуться.
        - Александр, не могли бы вы мне помочь? - Она с беспомощным видом посмотрела сначала на наглядное пособие, а потом на заскучавшего Кухто.
        - Непременно, Полина Мстиславовна, - парень выбрался из-за парты, вышел к доске.
        Полина верно все рассчитала: и его роста оказалось мало, чтобы дотянуться до плаката. Вот такая незадача. Пока Кухто чесал затылок, глядя под потолок, Полина придвинула к нему стул. Обычный стул, отличающийся от своих собратьев лишь дефективной ногой.
        Кухто падал некрасиво: с испуганным девчоночьим визгом.
        - Боже мой, Александр, с вами все в порядке? Может, в медпункт? - Пожалуй, нужно было поступать не в МГУ, а в театральный. Со своей ролью она справилась на пятерку с плюсом.
        - Не нужно мне в медпункт! - Судя по мрачной физиономии Александра, серьезно пострадала только его гордость. - Вам бы стул починить, Полина Мстиславовна, он у вас поломанный какой-то.
        Полина обвела взглядом нервно хихикающее «болото». Только один человек разгадал ее маневр. Сергей Полянский смотрел на нее со смесью удивления и уважения.

* * *
        У подъезда стояла «Скорая». Дверь в квартиру тети Тоси была распахнута настежь. Из ее недр доносился зычный мужской голос. Полина переступила порог и поморщилась от острого запаха лекарств. Тетя Тося лежала на кровати и пыталась что-то втолковать сердитому пожилому врачу. Увидев Полину, она заметно приободрилась и попыталась сесть.
        - Полюшка, ну хоть ты скажи этому ироду, что нельзя мне лежать! У меня хозяйство, мне живность завтра кормить.
        - Я сказал - постельный режим, и точка! - в сердцах рявкнул врач и строго посмотрел на Полину: - Вы родственница?
        - Соседка.
        - Неважно. Объясните этой даме, что у нее гипертонический криз и кардиограмма, далекая от идеала. А вам, неугомонная моя, - он хмуро посмотрел на поникшую тетю Тосю, - нужно не живность кормить, а обследоваться и начать лечить свое давление.
        - Так ведь пропадет скотинка! - По щекам тети Тоси потекли слезы.
        - Выбирайте: или вы, или ваша скотинка, - буркнул врач, а потом добавил уже чуть мягче: - Скотинку вон она может покормить, - он кивнул на Полину.
        В заплаканных глазах тети Тоси зажегся огонек надежды.
        - Я покормлю, - сказала Полина не слишком уверенно. - Только я не знаю как...
        - Ну, техническую сторону вопроса вы обсудите без меня, - врач встал, захлопнул свой чемоданчик. - Всего хорошего.
        В дверях он остановился, уже совсем не строго, а как-то даже по-отечески посмотрел на Полину:
        - Я на тумбочке рецепт оставил. Купите лекарства этой сумасшедшей и проследите, чтобы она их принимала регулярно.
        ...Полина тащила по платформе тяжелый пятилитровый бидон и проклинала скотинку тети Тоси. В бидоне плескались объедки - скотинкина еда. Неплотно подогнанная крышка то и дело норовила свалиться на землю. Это просто чудо, что в переполненной электричке ей удалось не заляпать толкающихся и возмущающихся пассажиров адской смесью, состоящей из красного борща, недоеденных кусков запеканки и картофельного пюре. Все это «добро» тетя Тося принесла из детского садика еще прошлым вечером.
        Еще вчера спасение несчастной скотинки от голодной смерти казалось Полине пустяковой задачей: села на электричку, проехала пару остановок, нашла домик тети Тоси, вылила «еду» в тазик, сунула тазик под нос поросенку - и все дела. Но она не учла два существенных момента. Во-первых, бидон оказался тяжелым и страшно неудобным. Во-вторых, в выходной день электричка была забита под завязку. Полина даже представить себе не могла, что так много людей возжелает выехать за город субботним утром.
        Она подождала, когда волна дачников и грибников схлынет с платформы, поставила бидон на землю и принялась рыться в карманах джинсов в поисках нарисованного тетей Тосей плана. Вдруг за спиной послышался пронзительный свист, и чей-то насмешливый голос сказал:
        - Ба, ребятки! Смотрите, кто тут у нас!
        Полина едва удержалась, чтобы не застонать. Неспешной походкой к ней приближалась зловредная троица: Лоб, Кухто и Полянский...
        Идея съездить на шашлыки принадлежала Саньке.
        - Мужики, предлагаю оттянуться! Маман мяса намаринует, винца закупим, девок позовем, - Санька мечтательно закатил глаза. - Можно даже с ночевкой. - Он многозначительно подмигнул Сергею.
        - Кого собираешься звать? - спросил тот.
        - Тебе, как обычно, Алку. Мне - Любку Терехину.
        - А мне? - прогудел Лоб.
        - А тебе Зину резиновую, - заржал Кухто. - Нормальные бабы тебя за версту обходят.
        - Это почему? - Лоб нахмурился.
        - Потому что от тебя потом за километр разит, - Санька подмигнул Сергею.
        - И все?
        - А тебе мало?
        - Таньку позовите, - проворчал Лоб.
        - Какую Таньку? Горевую, что ли? - Санька протестующее мотнул головой. - Ты что! Она ж нам весь кайф сломает, начнет ныть: то не так, это не этак. Нет уж, Лобушка, придется тебе с Зиной.
        Терехину и Скворцову уговаривать не пришлось. Это был далеко не первый их совместный выезд «на природу». Роли и обязанности давно распределены, маршрут изучен, все довольны, всех все устраивает. Никаких сюрпризов быть не должно.
        Оказалось, на сей раз без сюрприза не обошлось. Лоб, уже изрядно пригруженный выпитым в электричке пивом, увидел француженку первым. Та стояла на краю платформы. Джинсы, болоньевая куртка, кроссовки, надвинутая на самые глаза вязаная шапка - даже вне школы она оставалась бесполым существом. Кстати, встрече со своими любимыми учениками она, кажется, не обрадовалась. Точно от ветра, поежилась под пьяно-вызывающим взглядом Лба, неуверенно улыбнулась Сергею, пробормотала:
        - Здравствуйте, ребята.
        - Привет, привет, - наклон головы и тон, которым это было сказано, не предвещали ничего хорошего. Во хмелю Лоб становился злым и опасным, даже если хмеля было совсем ничего. - А каким это ветром вас сюда занесло?
        - Тем же, что и вас, - она попятилась, едва не налетела на стоящий на платформе бидон.
        - Мы с телками на шашлыки приехали. У Кухто дачка тут, - доверительно сообщил Лоб. - А вы?
        Француженка неопределенно пожала плечами.
        - У нас баб маловато. - Лоб уныло посмотрел на притихших девчонок и обернулся к француженке: - Может, составите компанию?
        - Спасибо за приглашение, но у меня другие дела, - она все еще улыбалась, но натянуто и как-то неуверенно.
        - Какие такие дела? - Лоб осклабился, удивленно посмотрел на стоящий рядом с француженкой бидон. - За грибами, что ли, приехали?
        Носком ботинка он поддел бидон. Крышка со звоном упала на рельсы, а сам бидон покачнулся и с гулким уханьем завалился набок. Несколько секунд все недоуменно разглядывали растекающуюся по платформе бурую жижу.
        - Что это? - Алка брезгливо поморщилась и прижалась к Сергею.
        Лоб присел на корточки, окунул в лужу указательный палец, поднес к глазам и радостно завопил:
        - Пацаны, прикиньте, это же объедки! Наша Полина Мстиславовна объедками промышляет!
        - Ни хрена себе! - заржал Кухто.
        Алка встрепенулась, отлепилась от Сергея.
        - Полина Мстиславовна, у меня мама - заведующая рестораном. Хотите, я попрошу, и она распорядится, чтобы вам отдавали то, что посетители не доели? - спросила голосом доброй феи.
        Француженка молчала: смотрела на стекающие по некогда белоснежным кроссовкам бурые ручейки и молчала.
        - Не, мы ее с собой не возьмем. - Лоб поддал ногой опустевший бидон. - Нам не по статусу с помоечницами общаться.
        Алка и Любка захихикали. Француженка зябко поежилась, затравленно посмотрела на Сергея. И нечего на него так смотреть! Если он не ржет вместе с остальными, это еще не значит, что он бросится ее выручать.
        Наверное, она прочла его мысли, потому что улыбка ее, до этого потерянная и беспомощная, сделалась вдруг понимающей.
        - Пошли отсюда, - Алка дернула Сергея за рукав, - а то еще кто-нибудь заметит нас рядом с этой... - она презрительно скривилась. - Позора потом не оберемся.
        На душе вдруг стало мерзко, точно эти злосчастные помои вылились прямо на него. Ну что же она молчит?! Почему ничего не говорит? Она же может...
        Она не могла. Или не хотела. Она просто отошла от них, присела на скамейку.
        Всю дорогу до дачного поселка в душе Сергея Полянского шла борьба. Друзья веселились, вспоминали, как здорово обломали «эту самонадеянную суку». Алка смеялась, преданно заглядывала в глаза Сергею. А он боролся с нарастающим чувством гадливости. Он не принимал участия в травле, но чувствовал себя виноватым.
        А француженка хороша! Зачем ей, черт возьми, понадобились эти объедки?! Что она собиралась с ними делать? И что она делает сейчас?
        - А правда, здорово мы опустили эту лохушку! - Алка рассмеялась, заглянула ему в лицо. У нее были жабьи глаза: холодные и бездумные. Как это он раньше не замечал...
        Сергей поморщился.
        - Что случилось? - В жабьих глазах зажглась настороженность.
        - Вы идите, я скоро... - Он стряхнул с рукава Алкины цепкие пальцы и пошагал обратно к железной дороге.
        - Серый, ну ты чего?! - послышался за спиной удивленный рев Лба.
        - Он старуху эту пошел утешать. Да, Полянский? - взвизгнула Алка.
        - Сереженька, вернись, я все прощу! - дурным голосом заорал Кухто.
        Он шел, не оглядываясь. Чем дальше оставалась его компания, тем легче становилось на душе.

* * *
        Француженка сидела на скамейке под полуоблетевшим старым кленом. Сергей подошел, молча сел рядом. Она бросила на него быстрый взгляд и отвернулась. Сергей никогда раньше не видел ее без очков. А теперь вот увидел...
        У нее были такие пронзительно-синие глаза, что даже ресницы казались синими. И кожа не серая, как ему почему-то казалось, а матово-белая, почти прозрачная. Она сидела в профиль к нему, и Сергей видел, как на длинных ультрамариновых ресницах подрагивает слезинка.
        - Не обращайте внимания на этих слабоумных, - сказал он первое, что пришло на ум.
        Рукавом куртки она вытерла глаза, спросила сердито:
        - Что тебе нужно, Полянский?
        Он пожал плечами, протянул ей свой носовой платок.
        - Не хочу.
        - Ну конечно, рукавом оно сподручнее. - Сергей подобрал с земли ярко-желтый кленовый лист.
        - Тебе не стоит задерживаться, твои друзья... - У француженки были синие глаза, опухший от слез нос, и она была совсем не старой. Странно, что он считал ее сорокалетней теткой. Сейчас, в джинсах и куртке, без своих нелепых очков она выглядела не старше его одноклассниц. Ну как к такой на «вы»?..
        - Мои друзья обойдутся без меня, - он пристроил кленовый лист на скамейке между собой и француженкой. - Давай я тебе помогу.
        - Ничего не выйдет, - она перестала всхлипывать, осторожно потрогала кленовый лист.
        - Почему?
        - У меня безвыходная ситуация. - А на щеках у нее ямочки, забавные такие, детские.
        - Безвыходных ситуаций не бывает. - Смотреть на ультрамариновые ресницы и детские ямочки было неожиданно интересно и, кажется, даже приятно.
        - У меня скотинка осталась без еды.
        - Скотинка?..
        - Поросенок.
        - Ты держишь поросенка?
        - Не я, а моя соседка. Она приболела, попросила меня помочь, а оно вот как, - она покосилась в сторону перрона.
        Вот, значит, что. Так все просто и нелепо одновременно.
        - Не переживай, - Сергей усмехнулся. - Мы сейчас что-нибудь придумаем. Не дадим скотинке умереть голодной смертью.
        Они сидели на скамейке под полуоблетевшим кленом и молчали. Вдруг француженка завозилась, достала из кармана куртки пачку сигарет.
        - Раз уж мы теперь на «ты», то я, пожалуй, закурю, - сказала извиняющимся тоном. - Так мне лучше думается. Ты не возражаешь?
        - Мадемуазель, вы полны сюрпризов. - Сергей завороженно наблюдал, как она прикуривает. Все его сверстницы, с их показной взрослостью и манерностью, не годились ей даже в подметки. Он не думал, что курить можно так... аристократично.
        - Это еще что! - Француженка взмахнула рукой, из рукава куртки показалось тонкое запястье с изящными часиками. - Я еще и на пианино играю. Вот только с ведением домашнего хозяйства у меня проблемы...
        - То есть повышенной домовитостью ты не отличаешься? - Сергей улыбнулся. Ему как-то сразу удалось представить француженку в музыкальном салоне за белоснежным фортепиано, но никак не удавалось вообразить ее на кухне с поварешкой в руках.
        - Угу, - она выпустила идеально ровное колечко дыма. - Чем скотинку-то кормить? Ты придумал?
        - Придумал. - Сергей встал со скамейки. - Пошли!
        - Куда?
        - В магазин. Свиньи, они твари всеядные. Купим хлеба, молока...
        - У меня денег только на обратный билет, - она вдруг смутилась.
        - Ерунда! Я угощаю, - Сергей протянул ей руку. - Пошли, пока магазин не закрылся.
        Нужный им домик оказался одноэтажным, малюсеньким-малюсеньким. Они вошли в его вкусно пахнущее яблоками нутро, огляделись.
        - Ну, где скотинка? - спросил Сергей.
        - Точно, не здесь. - Француженка присела на колченогий табурет, стянула с головы шапку, и его постигло еще одно потрясение. Привычного унылого пучка не было и в помине. Вместо него был легкомысленный конский хвост. Небрежный взмах головой - и гладкие, цвета воронова крыла волосы рассыпались по плечам. Мама дорогая! И он считал ее молью!
        Снаружи послышался возмущенный визг.
        - Проголодался, бедненький. - Полина - к черту официоз! - вскочила на ноги, потянулась за пакетом, груженным хлебом и молоком.
        - Куда?! - неожиданное смущение удалось спрятать за наглой улыбкой. - Кто здесь мужчина, в конце концов?!
        - Мужчина ты, но я старше. А со старшими пререкаться нехорошо. - В синих глазах появилось и тут же исчезло что-то горько-тоскливое, непонятное.
        - Насколько?
        - Что - насколько?
        - Насколько ты меня старше? - Некорректный вопрос, но ему вдруг дозарезу захотелось услышать на него ответ.
        - Вот тебе сколько? - Кажется, она совсем не обиделась.
        - Семнадцать. - Впервые в жизни Сергей пожалел, что ему только семнадцать, захотелось выглядеть взрослее и солиднее.
        - Ну а мне почти двадцать два. Значит, я старше на целых пять лет.
        Значит, всего-то пять лет. Это ж и не разница даже, а так - смех один... Сергей усмехнулся, отобрал у Полины пакет с провиантом, сказал весело:
        - Ну, пошли, пока наш подопечный с голоду не помер.
        На поверку поросенок оказался никаким не поросенком, а здоровенным рассерженным боровом.
        - Что-то мне страшновато подходить к этому малышу. - Полина нерешительно переступила с ноги на ногу.
        - И не подходи, - великодушно разрешил Сергей. - Поломай хлеб, залей его молоком и иди, прогуляйся. А мы тут с ним сами, по-мужски...
        ...Они сидели во дворе, подставляли лица скудному осеннему солнцу, ели хрусткие яблоки и разговаривали. Полина не заметила, как впустила в свою приватную жизнь ученика одиннадцатого «Б» Сергея Полянского. Возможно, это случилось тогда, когда он перестал быть сторонним наблюдателем и сказал: «Не обращайте внимания на этих слабоумных». А возможно, когда с официально «вы» перешел на дружеское
«ты». Или когда мужественно пытался накормить хлебом и молоком поросенка тети Тоси. Как бы то ни было, а общаться с Сергеем Полянским Полине оказалось легко и приятно.
        Она всполошилась, когда до отправления электрички осталось меньше часа.
        - Все, Сережа, спасибо за помощь. Мне нужно возвращаться, а тебя, наверное, заждались друзья. Шашлыки уже готовы...
        - Мне расхотелось, - он упрямо мотнул головой.
        - Это из-за меня? Тебе неловко, да? - Ей и самой было неловко, до сих пор, несмотря на их доверительное «ты». А может, именно из-за этого самого «ты»...
        - Глупости! - Он отшвырнул недоеденное яблоко. - Просто расхотелось, и все.
        - И что теперь?
        - Поеду в город. Ты не возражаешь против моего общества?
        Она возражала! Одно дело - болтать ни о чем и грызть яблоки во дворе тети-Тосиной дачи, где тебя никто не видит, и совсем другое - делать то же самое на людях.
        - Боишься себя скомпрометировать? - Он все понимал, этот семнадцатилетний мальчик. - Не бойся, я знаю, что такое субординация.
        - Ты меня неправильно понял. - Врать было тяжело, у вранья был терпкий вкус недозрелых яблок, но она должна, потому что она старше и умнее.
        - Да все я правильно понял, не маленький.
        - Спасибо, Сережа, - она осторожно погладила его по руке. Можно было бы и не гладить, но вдруг захотелось...
        - А почему ты без очков? - У него серьезный взгляд, серьезный и по-взрослому пристальный.
        - Очки мне нужны только для работы. - Снова ложь, маленькая, но неизбежная.
        - Тебе так намного лучше. - Взгляд серьезный, а ладони красивые, с длинными музыкальными пальцами.
        - Звучит как комплимент. - Ох, не нужно было этого говорить. Получается, что она кокетничает, а она вовсе не кокетничает. У нее и в мыслях ничего такого нет.
        - Ну, это и есть комплимент, - музыкальные пальцы дрогнули, сжались в кулак.
        Все, прочь от опасной темы!
        - А скажи-ка мне, Сергей Полянский, почему ты не любишь мой предмет? - Правильный вопрос, нейтральный и честный. Он ведь и в самом деле не любит.
        - Не то чтобы не люблю, просто мне не нужен французский.
        - А что тебе нужно?
        - Химия, физика, биология - для поступления. - Сергей улыбнулся. - Я собираюсь поступать в медицинский.
        - Хочешь стать врачом?
        - Хочу.
        - У тебя кто-то из родителей врач?
        - Почему ты так решила?
        - Просто в медицинских семьях обычно очень сильна преемственность. Ну, так как?
        - Моя мама работала врачом. Она умерла, когда я был еще совсем маленьким. - Улыбка поблекла, стала рассеянной, точно Сергей пытался вспомнить, какой же она была, его мама.
        - Прости.
        - Ничего, я уже привык. - Он сорвал сухую травинку, зажал ее в зубах, сказал с непонятной тоской в голосе: - А отец у меня военный. Хочет, чтобы я именно по его стопам, в военную академию.
        - А ты?
        - А я не хочу, чтобы за меня решали, - он резко встал, посмотрел куда-то вдаль. - Пойдем, а то на поезд опоздаем.
        В электричке они почти не разговаривали. Сергей всю дорогу смотрел в окно. Полина думала о своем. На вокзале Полянский, как и обещал, перешел на «вы».
        - До свидания, Полина Мстиславовна.
        - До свидания, Сережа. Спасибо еще раз.
        - Пустяки, - он засунул руки в карманы куртки, поднял воротник. - Если нужно будет еще когда-нибудь покормить скотинку, я к вашим услугам, - он развернулся и быстрым шагом пошел по перрону, прочь от Полины.

* * *
        В понедельник Сергея ждало объяснение с друзьями. Вернее, это друзья ждали объяснений, а он ничего объяснять не собирался. Алка дулась, смотрела сквозь него, нервно курила в школьной подсобке. Кухто и Лоб приставали с дурацкими вопросами. Сергей не обращал внимания. Он ждал вторника. По вторникам у них был урок французского.
        Во вторник Сергея вызвала к себе директриса. На следующей неделе должна была состояться олимпиада по биологии, и ему, как победителю городской, предстояло в ней участвовать. Директриса была непривычно добра и приветлива, говорила о масштабности и архиважности возложенной на него миссии, о блестящих горизонтах, которые откроются для него в случае победы. Сергей вежливо кивал и украдкой поглядывал на часы. Когда удалось наконец вырваться из директорского кабинета, урок французского уже начался.
        Дверь в класс распахнулась резко и неожиданно, Сергей едва усел отскочить в сторону. Из класса выбежала Полина, отчаянно махнула рукой в ответ на его
«здравствуйте», бросилась прочь по коридору. Сергей замер, растерянно наблюдая, как подол нелепой длинной юбки метет грязный пол, сердце сжалось от недоброго предчувствия.
        Он все понял, едва переступив порог класса. На учительском столе стояло ведро с картофельными очистками. На доске корявым почерком Лба было выведено: «Подайте бедной Полине на пропитание!» Одноклассники возбужденно переговаривались. Лоб и Санька радостно лыбились, а Алка с делано равнодушным видом подкрашивала губы.
        - Что ж ты опоздал, защитник сирых и убогих?! - Она закрыла помаду, с вызовом посмотрела на Сергея. - Самое интересное пропустил.
        - Заткнись! - Алку захотелось придушить тут же, на месте.
        - Серый, ты чего? - Кухто перестал лыбиться. - Мы ж пошутили.
        - И ты заткнись.
        - А то что?
        - А то одним убогим станет больше.
        Урок был сорван. Полина рыдала на плече у Светы, и никакая сила в мире не могла заставить ее вернуться в класс.
        - Вот уроды! Вот скоты! - шипела Света, гладя ее по голове. - Ну, я им покажу...
        - Кому покажете, Светлана Ивановна? - в учительскую вошел Виктор Павлович.
        - Да одиннадцатому «Б»! Довели, скоты, Полину до ручки! - буркнула та. - Только, пожалуйста, не говорите, что во всем виноват наш либерализм.
        Он пожал плечами, внимательно посмотрел на заплаканную Полину и, не говоря ни слова, вышел из учительской. А ровно через пять минут одиннадцатый «Б» в полном составе маршировал по школьному стадиону в противогазах и с учебными автоматами Калашникова наперевес.
        После устроенной экзекуции одиннадцатый «Б» присмирел. Пацаны с хмурыми лицами курили в подсобке. Девчонки, возмущаясь вполголоса, вытирали поплывшую под противогазами косметику. Виктор Павлович мог быть очень убедительным, когда хотел...
        В конце занятий у ворот школы Полину Мстиславовну Ясневскую ждала делегация от так горячо ненавидимого ею одиннадцатого «Б». Принесенные ей извинения, подкрепленные букетом хризантем, помогли восстановить хрупкий мир.
        Учительница информатики Светлана Ивановна с задумчивым видом наблюдала из окна учительской, как Виктор Павлович, сняв пиджак и закатав рукава рубашки, помогает разгружать машину с новой школьной мебелью...
        В среду Лоб пришел на занятия с подбитым глазом, а Сашка Кухто болезненно охал, когда кто-нибудь ненароком задевал его плечом.
        Сергей Полянский уехал на олимпиаду по биологии...

* * *
        В конце осени у Полины появился дополнительный источник доходов: она занялась репетиторством. Началось все с соседского мальчишки, троечника и балбеса. Через месяц занятий с Полиной он стал приносить крепкие четверки, а его мама выдала Полине конверт с деньгами.
        Это было непросто - взять деньги, но зарплаты катастрофически не хватало, а неприкосновенный запас, который она привезла с собой из Москвы, таял, как мартовский снег, и Полина решилась. Вскоре у нее появились новые ученики и практически исчезло свободное время.
        Этого клиента подкинула ей все та же соседка.
        - Поля, разговор есть, - сказала она, когда Полина, закончив занятие с ее сыном, собиралась уходить. - Тут один человек нуждается в твоих услугах.
        - Я не могу, - Полина покачала головой. - Времени свободного больше нет.
        - Поль, ты подумай, это очень обеспеченный человек. Он готов платить по тройному тарифу.
        - Так уж и по тройному?
        - Да вот те крест! - Соседка размашисто перекрестилась. - Позвони ему. Тебе что, деньги не нужны?
        - Нужны.
        - Ну так звони! Вот прямо от меня и звони. - Соседка набрала номер, сунула не успевшей опомниться Полине телефон.
        - Слушаю, - раздался в трубке раздраженный мужской голос.
        - Здравствуйте... - Полина вопросительно посмотрела на соседку.
        - Сергей Викторович, - подсказала та.
        - Здравствуйте, Сергей Викторович. Вы еще нуждаетесь в услугах репетитора? - обладатель раздраженного голоса Полине уже активно не нравился, но отступать было поздно.
        Ей ответили после небольшой паузы:
        - В услугах репетитора нуждается мой ребенок. Как вас зовут?
        Полина представилась.
        - Где вы живете?
        Разговор больше походил на допрос, чем на диалог двух цивилизованных людей. После того как Полина продиктовала свой адрес, ее собеседник заявил:
        - Через полчаса за вами заедет черная «Волга», - в трубке послышались гудки отбоя.
        Полина растерянно посмотрела на соседку.
        - Ну что? - спросила та.
        - Назначил встречу через полчаса, даже не поинтересовался, удобно ли мне.
        - Тройной тариф, - напомнила соседка, - уж как-нибудь привыкнешь.
        Полина не хотела привыкать. Да лучше она возьмет еще трех учеников, чем пойдет в услужение к этому хаму. Дело за малым - сообщить несостоявшемуся работодателю, что она отказывается.
        Черная «Волга» с тонированными стеклами вскоре остановилась у подъезда. Со стороны водителя опустилось стекло: на Полину смотрело добродушное, простоватое лицо. Трудно было представить, что лицо это может сочетаться с голосом, который она полчаса назад слышала в телефонной трубке.
        - Здравствуйте, Сергей Викторович, - она вежливо улыбнулась.
        - Здравствуйте, - мужчина улыбнулся в ответ. - Только я не Сергей Викторович...
        Полина уже и сама поняла, что ошиблась. Ну конечно, у сильных мира сего должен быть служебный автомобиль и личный водитель. Не успела она об этом подумать, как задняя дверца «Волги» гостеприимно распахнулась.
        - Сергей Викторович - это я, - послышалось из недр машины. - Прошу вас, Полина Мстиславовна!
        В салоне пахло табаком и дорогим одеколоном. На заднем сиденье расположился мужчина средних лет. У него было жесткое, немного усталое лицо, волевой подбородок и горькие складочки в уголках рта. Несомненно, он был очень привлекателен - этакий эталон мужества и силы. Мужчина смотрел на севшую с ним рядом Полину и молчал.
        - Вы хотели поговорить со мной? - спросила она, пожалуй, излишне резко.
        Мужчина усмехнулся.
        - Не думал, что вы так молоды. Я рассчитывал на встречу с более зрелым педагогом. Вы уверенны, что сможете дать моему ребенку необходимый объем знаний?
        - Я закончила МГУ с красным дипломом. До этого семь лет прожила во Франции. С самого детства родители разговаривали со мной на трех языках, в том числе и французском. Теперь решайте, имею я необходимый объем знаний или нет. - Сомнения в ее профпригодности были обидны и оскорбительны. От возмущения Полина даже забыла, что собиралась отказаться от работы.
        - Что же делает такая одаренная особа в нашем заштатном городишке? - Ее собеседник откровенно издевался.
        - Всего хорошего! - Полина толкнула дверцу машины.
        - Полина Мстиславовна, вернитесь, мы еще не договорили!
        - Мы договорили! Вы мне не подходите! - Дверца не поддавалась, влажная от злости ладонь скользила по холодному пластику обшивки.
        - Что?! - Мужчина откинулся на спинку сиденья и расхохотался. - В каком качестве я вам не подхожу? - отсмеявшись, спросил он.
        - Во всех! - Да что же такое с этой чертовой дверью?!
        - А знаете, вы мне нравитесь! - Мужчина похлопал по плечу водителя, скомандовал: - Паша, трогай!

«Волга» тихо рыкнула, зашуршала шинами по обледеневшей дороге.
        - Что вы делаете?! Куда вы меня везете?! - Вот и допрыгалась! И ведь сама виновата, нечего было садиться в машину к незнакомому мужчине.
        - Ужинать, Полина Мстиславовна, ужинать. Тут есть один очень неплохой ресторанчик, кухня отменная, обстановка располагающая.
        - К чему располагающая? - Голос сел, сделался хриплым и совсем неубедительным.
        - К деловым переговорам, разумеется. А вы о чем подумали, Полина Мстиславовна? - Сергей Викторович улыбнулся, и на мгновение складочки в уголках его губ разгладились.
        Она не стала рассказывать, о чем подумала, вместо этого потребовала:
        - Выпустите меня немедленно! Я не хочу ужинать и не собираюсь вступать с вами в переговоры!
        - Вы уже вступили со мной в переговоры, - он продолжал улыбаться. - Не понимаю, что плохого в том, что я угощу вас ужином?
        - Я не одета для похода в ресторан, - капитулировала Полина.
        - Я бы на вашем месте не стал придавать излишнего значения мелочам. Тем более что в ресторане есть уединенные кабинеты.
        Уединенные кабинеты...
        - Имейте в виду, моя соседка знает, что я встречаюсь с вами! - Так себе аргумент, но уж какой есть.
        - И что? - улыбка Сергея Викторовича сделалась лукавой. - Вы меня боитесь, Полина Мстиславовна?
        Она боялась. Может, не так отчаянно, как в ту самую первую секунду, когда
«Волга» с тонированными стеклами повезла ее в неизвестность, но все еще достаточно сильно.
        - Не волнуйтесь, - ее похититель не ждал ответа, - я собираюсь отнять у вас всего лишь час времени. Прошу вас, Полина Мстиславовна, окажите мне честь - отужинайте со мной.
        - Можно подумать, у меня есть выбор! - Тиски страха постепенно разжимались.
        - Если вы настаиваете, я отвезу вас домой сию секунду, - то ли Сергей Викторович решил проявить запоздалую галантность, то ли почувствовал ее колебания. Полина склонялась ко второму.
        - Давайте поужинаем. Но учтите, у меня очень мало времени.
        - Я это уже понял. Ровно час и ни секундой больше.
        Час пролетел незаметно. Полина даже не ожидала, что ужин в незнакомом ресторане, с незнакомым мужчиной может быть ей приятен. Сергей Викторович ее удивил: блестящей эрудированностью, чувством юмора, неназойливой обходительностью. Может, она погорячилась, когда решила отказаться от предложенной работы?
        - Полина Мстиславовна, могу я надеяться, что вы передумали? - Похоже, собеседник умел читать мысли. - Об оплате можете не беспокоиться. Назовите сумму - я все оплачу.
        - Сколько лет вашему ребенку?
        - Подросток. Семнадцатилетний балбес.
        Полина понимающе кивнула: с семнадцатилетними балбесами она имела дело каждый день. Одним больше, одним меньше.
        - Обычно я занимаюсь по часу два-три раза в неделю. Вас это устроит?
        - Вполне, - Сергей Викторович удовлетворенно кивнул. - Вы могли бы начать в эту субботу?
        - Могла бы, но только вечером, после семи.
        - Договорились. Я пришлю за вами Пашу.
        Полина хотела отказаться от машины, но, бросив быстрый взгляд на Сергея Викторовича, поняла - он проигнорирует ее отказ и сделает все по-своему.

* * *
        В субботу случилась метель. Засыпать город колючей ледяной крошкой начало уже в обед, а к вечеру тротуары и дороги исчезли под толстым снежным одеялом. Выйдя из дома и обнаружив у подъезда полузаметенную «Волгу», Полина мысленно поблагодарила Сергея Викторовича за заботу.
        Ее будущий подопечный обитал в добротной кирпичной пятиэтажке, именуемой в народе барским домом. Вслед за водителем Полина поднялась на третий этаж. Паша остановился напротив одной из двух имеющихся на площадке дверей, нажал на кнопку звонка. Дверь распахнулась почти в ту же секунду.
        Сергей Викторович выглядел рассерженным. Складки возле рта углубились, превратились в морщинки. Он коротко кивнул Полине, нетерпеливо посмотрел на наручные часы, проворчал:
        - Что так долго, Паша?
        - Так ведь погода ж вон какая, - водитель развел руками.
        - К черту! Если опоздаем, уволю!
        Сергей Викторович перевел взгляд на растерянно мнущуюся в пороге Полину, сказал теперь уже спокойнее:
        - Полина Мстиславовна, у меня деловая встреча. Паша будет нужен мне до ночи. Понимаете?
        Полина не понимала, но происходящее нравилось ей все меньше и меньше. Сергей Викторович тяжело вздохнул, достал бумажник, протянул ей деньги.
        - Вот, вызовите такси, когда закончите.
        - Не нужно, - она раздраженно дернула плечом. - Заберите.
        На сей раз он не стал настаивать, наверное, и в самом деле сильно опаздывал, сунул деньги в карман пальто, сказал:
        - Как вам будет угодно. Мой сын в своей комнате. К сожалению, у меня нет времени, чтобы представить вас друг другу. Надеюсь, вы сами справитесь. До свидания, Полина Мстиславовна.
        Дверь с грохотом захлопнулась, оставляя Полину в полумраке прихожей. Она в нерешительности потопталась на месте, разулась, сняла дубленку. Сын Сергея Викторовича, семнадцатилетний балбес, похоже, не горел желанием знакомиться со своим репетитором. Во всяком случае, навстречу ей никто не вышел. Зато из-под двери в дальнем конце коридора выбивался свет. Полина не стала стучать - слишком много чести! - и просто вошла.
        С дверью она не ошиблась. Оклеенные постерами стены, мебель, простая до аскетизма, шведская стенка в полстены. Спиной к двери, за столом сидел парень. Он был в наушниках, поэтому появление Полины осталось незамеченным.
        Слушая рассказ Сергея Викторовича о семнадцатилетнем балбесе, Полина представляла своего подопечного тщедушным прыщавым отроком с сальными волосами и скверным характером. На поверку парень оказался далеко не тщедушным: широкие плечи, развитая мускулатура, голубые змейки вен на предплечьях - одним словом, акселерат. Наверняка где-то под кроватью лежат гантели. Мальчик любит спорт и не любит французский. Обычное дело.
        Парень покачивал головой в такт одному ему слышной мелодии. Пальцы отбивали ритм по столу, на котором подмигивал разноцветными огоньками магнитофон. Полина потянулась к шнуру, огоньки прощально мигнули и погасли. Парень выругался и обернулся. Полина подавила вздох раздражения...
        Она допустила непростительную оплошность, не поинтересовавшись фамилией своего подопечного. Заниматься репетиторством с собственным учеником в этическом смысле неправильно. Заниматься с Сергеем Полянским - неправильно дважды.
        После той неприятной истории их отношения изменились. Никто больше не переступал невидимых границ, но Полина кожей чувствовала - Полянский не забыл их неформального общения. Теперь в его взгляде вместо холодного любопытства появилось что-то новое, не поддающееся классификации. Теперь под его взглядом она не ощущала себя диковинным насекомым, она ощущала себя женщиной. И это было в сотни раз хуже и... опаснее.
        - Полина? - Полянский сорвал с головы наушники, попытался выбраться из-за стола, зацепился за шнур и едва не упал. - Полина Мстиславовна, что вы здесь делаете?
        Хороший вопрос, правильный и своевременный.
        - Добрый вечер, Сережа. - Вдох-выдох. Главное, чтобы голос не дрожал. - Я твой репетитор... твой бывший репетитор по французскому языку.
        - Бывший? - Он пришел в себя раньше нее, отшвырнул наушники, выбрался из-за стола. - Почему бывший? - В глаза удивление пополам с обидой. А в уголках губ едва заметные складочки, как у отца.
        - Я передумала. - Лучше сказать сразу, расставить точки над «i». - Когда я давала согласие на эту работу, то не знала, что буду заниматься с тобой.
        - Это что-то меняет? Ну, то, что ты... простите, что вы должны заниматься именно со мной? - Удивление сменилось решимостью, а в уголках губ появились упрямые складочки.
        - Меняет. Это против моих правил - заниматься в частном порядке с теми, кому я обязана давать знания по долгу службы. Так что, Сережа, ничего личного. К тому же ты сам говорил, что тебе не нужен французский.
        - Теперь нужен! Я ошибался, без иностранных языков нынче никуда. Запас карман не тянет. Знания за спиной не носить. - И улыбка эта коронная - нахальная. Мальчишка: самоуверенный, привыкший получать все и сразу. - Вы же не лишите меня надежды получить всестороннее образование?
        - Еще как лишу. - Главное сейчас самой не улыбнуться. - Жаль, что твой отец нас покинул, мы бы прямо сейчас урегулировали это маленькое недоразумение.
        - Вы плохо знаете моего старика, Полина Мстиславовна. - Улыбка больше не нахальная, скорее, задумчивая.
        - Похоже, упрямство - это ваша фамильная черта.
        - Да, кое-что нас объединяет. Да вы не стойте на пороге, Полина Мстиславовна! - Сергей придвинул к Полине стул. - Вы же все равно уже пришли, так может, давайте позанимаемся... на прощание.
        Это «на прощание» ее подкупило, усыпило бдительность. Ничего страшного не случится, если она проведет одно-единственное занятие...
        А говорят, что чудес не бывает! Вот оно - самое настоящее чудо! Стоит на пороге его комнаты, хлопает ультрамариновыми ресницами, не желает обучать его французскому. А ему дозарезу хочется выучить французский! Нет, не выучить, а учить-учить, как можно дольше, главное, чтобы чудо оставалось с ним и никуда не уходило.
        Хорошо, хоть в комнате прибрано и кровать застелена. Спасибо отцу - пригодилась муштра. Сейчас бы что-нибудь такое сообразить, чтобы Полина осталась. Сколько там длятся занятия с репетитором? Один академический час? Вот, хоть бы на один академический час осталась, а там он обязательно что-нибудь придумает.
        Полина осталась. Потому что правильная и обязательная. Наверное, старик ей уже аванс заплатил, вот ей теперь и неловко. Только бы ничем себя не выдать, не сидеть истуканом, не улыбаться идиотской улыбкой, а хоть что-нибудь вспомнить из французского.
        Академический час оказался неожиданно скоротечным. Сергей и глазом моргнуть не успел, как Полина засобиралась домой. Да куда ж она одна по такой-то темноте, да в такую-то погоду?! Нет, без сопровождающего ей никак нельзя. Примерно так он и сказал, а потом добавил, что долг всякого мужчины - оберегать прекрасную даму от всяческих напастей.
        - В первую очередь ты мой ученик, и только потом мужчина. - Она все еще играла в эту никому не нужную игру под названием «субординация», но по глазам было видно - одной в темноту и холод ей не хочется.
        - Ну, так ведь учеником я уже побыл, - он улыбнулся как можно беззаботнее, кивнул на разложенные на столе учебники. - Теперь позвольте реализоваться моему мужскому эго.
        Получилось витиевато и немного двусмысленно, но Полина неожиданно согласилась.
        - Только до остановки.
        - Само собой, только до остановки! - Главное, что она позволила себя проводить, дальше он что-нибудь придумает.
        На улице творилось что-то невообразимое. Стихия разбушевалась не на шутку. Порывы ветра сбивали с ног, ледяная крошка иглами впивалась в лицо. Сергей прокладывал дорогу в непроглядной мгле, на буксире тащил поскальзывающуюся и чертыхающуюся Полину. А она еще хотела одна. Да ее бы просто сдуло.
        На остановке было многолюдно. Люди сбились в кучу, пытаясь спастись от ветра и холода. Сергей подтащил задыхающуюся Полину к газетному киоску, прикрыл от ветра. Ну не прикрыл, а слегка загородил спиной. Конечно, многим лучше и приятнее было бы ее обнять, по-дружески, но пока вполне достаточно и того, что она стоит рядом и не гонит его домой.
        - Сережа, иди домой, дальше я сама. - Ну вот, накаркал!
        - Сейчас пойду, Полина Мстиславовна, только помогу вам...
        В снежной круговерти показались огни подъезжающего троллейбуса. Замерзшая, сердито переругивающаяся толпа сделала все за Сергея: внесла их обоих в выстуженный салон, прижала к нему Полину.
        - Упс... - Главное, чтобы раскаяние и растерянность в его голосе казались искренними. - Полина Мстиславовна, я не хотел, честное слово. Обстоятельства сильнее нас.
        Она ничего не ответила, лишь молча кивнула и попыталась отстраниться. Вообще-то если бы Сергей захотел, то его силы запросто хватило на то, чтобы отвоевать у выхоложенных и злых пассажиров еще немного жизненного пространства, но он не захотел. Дурак он, что ли! Полина рядом, так близко, что ближе и не бывает. Уткнулась носом ему в плечо, затаилась, кажется, даже дышать боится. Он тоже боялся: и дышать, и шевелиться. Разглядывал нервно бьющуюся на Полинином виске венку и дико сожалел, что на них столько одежды. Вот если бы сейчас было лето...
        Думать о том, что было бы летом, Сергей себе запретил, потому что уже безо всякого лета покрылся испариной.
        К сожалению, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Они выбрались из троллейбуса многим раньше, чем хотелось бы Сергею, и тут же с головой окунулись в снежный вихрь. Тут уже не до выяснения отношений, поскорее бы в тепло.
        - Вот я и дома. - Они остановились у старенькой пятиэтажки. - Сережа, мне очень неловко, - Полина зябко притопнула обутыми в тонкие замшевые сапожки ногами, - из-за меня ты совсем замерз.
        Вообще-то он не замерз, но если она так считает...
        - Полина Мстиславовна, мне бы оттаять немного, - он тоже притопнул и даже подышал на затянутые в перчатки ладони. - Совсем чуть-чуть, - добавил с покаянной улыбкой.
        - О господи, я не подумала. - Ну до чего же она доверчивая. Как-то даже неловко ее обманывать. - Давай я напою тебя чем-нибудь горячим.
        В полумраке подъезда Сергей победно улыбнулся. Теперь он будет знать не только где, но и как она живет.
        Квартира была маленькой и убогой. Видно, что хозяйка пыталась придать ей уютный вид, но, несмотря на все старания, уже с порога в глаза бросалась тщательно замаскированная бедность. Вслед за Полиной Сергей прошел на кухню, осторожно сел на подозрительно хлипкий табурет.
        - Тебе чай или кофе? - спросила она, ставя на стол сахарницу и вазочку с конфетами.
        - А вы что предпочитаете?
        - Я кофе.
        - Тогда и мне кофе, - он подозревал, что в этой маленькой кухоньке вряд ли отыщется хороший кофе, но ради возможности еще немного побыть рядом с Полиной готов был пойти и не на такие жертвы.
        Вопреки опасениям, кофе оказался на удивление вкусным. Краем глаза Сергей успел заметить яркую, явно импортную упаковку.
        - Классный кофе, - похвалил он.
        - Старые запасы, - улыбнулась Полина. - К сожалению, они скоро подойдут к концу, и придется переходить на чай.
        В тот вечер Сергей побил все мыслимые и немыслимые рекорды. Маленькую чашку кофе ему удалось растянуть на целых полчаса. Но все хорошее рано или поздно заканчивается.
        - Сережа, тебе пора, уже поздно. - Полина смотрела куда-то поверх его головы, зябко куталась в шаль. Выпроваживает и сама же переживает по этому поводу. Ну конечно, он же еще мальчик, а она его на мороз посреди ночи.
        - Да, мне пора. - Он нехотя встал из-за стола и, уже зашнуровывая ботинки, спросил: - А когда состоится наше следующее занятие?
        Полина прислонилась спиной к стене, скрестила руки на груди, сказала мягко:
        - Это было наше первое и последнее занятие, Сережа. Я свои решения не меняю.
        Вот так, она свои решения не меняет...
        - Очень жаль, Полина Мстиславовна, - он не стал спорить.
        Наивная Полина, она еще не догадывается, что не все в этом мире зависит от ее решений.
        Полина не спала полночи, все думала, как Сергей доберется до дома в такое жуткое ненастье. На следующий день она позвонила Полянскому-старшему и сообщила, что вынуждена отказаться от занятий с его сыном.
        - Он вас чем-нибудь обидел? - поинтересовался Сергей Викторович.
        - Нет, ваш сын тут совершенно ни при чем, - поспешила заверить она. - Дело не в нем.
        - А в чем тогда дело?
        - Наверное, вы этого не знали, но я преподаю в школе, где учится Сережа.
        - И что? - В голосе Сергея Викторовича послышалось недоумение.
        - Это вопрос этики, я не могу брать деньги за то, чему должна обучать бесплатно.
        - Меня такие глупости совершенно не волнуют. Есть у вас более весомый аргумент?
        - Есть, - Полина вздохнула, - мое руководство этого не одобрит.
        В трубке послышался смех:
        - Полина Мстиславовна, ваше руководство одобрит все, о чем я его попрошу. Обещаю, у вас не будет с этим никаких проблем. Всего хорошего...
        В понедельник Полину вызвали «на ковер». Балконовна была не в духе, с сосредоточенным видом перебирала бумаги, на Полину не смотрела. Полина поздоровалась, робко остановилась посреди кабинета, как раз в центре вытертого ковра. Приглашения присесть не последовало.
        - Мне только что звонил Полянский, - начала директриса без предисловий, - просил, чтобы я позволила вам позаниматься с его сыном в индивидуальном порядке. Вы понимаете, о чем я?
        Полина кивнула, мысленно проклиная настойчивость старшего Полянского.
        - Сергей Викторович - очень уважаемый в городе человек, - Балконовна нахмурила тонко выщипанные брови, посмотрела испытывающе, - и я вынуждена пойти ему навстречу. Хотя искренне не понимаю, почему он выбрал именно вас, когда у меня есть такие замечательные специалисты.
        Полина предпочла промолчать. Да и что оправдываться? Сказать, что она не желает этого репетиторства? Так кто ей поверит?
        - Идите, - Балконовна раздраженно махнула рукой.
        Полина была у двери, когда вслед ей послышалось:
        - Надеюсь, ваш сомнительный бизнес никоим образом не отразится на качестве вашей основной работы.
        - Ни в коем случае, Белла Кононовна, - Полина едва сдержалась, чтобы не хлопнуть дверью.
        Сергей со смесью радости и легкого злорадства наблюдал за выходящей из директорского кабинета Полиной. Выглядела она расстроенной и злой, значит, его план удался.
        Это оказалось легко. Достаточно было просто сказать отцу, что он не собирается заниматься с этой «французской дурой». Для отца такое заявление - что красная тряпка для быка. Он принял меры, и теперь Полине не остается ничего другого, кроме как смириться.

* * *
        Заниматься с Сергеем Полянским было легко и трудно одновременно. Легко оттого, что он искренне пытался выучить язык, никогда не уклонялся от уроков и даже начал делать определенные успехи. Трудно потому, что соблюдать дистанцию становилось все сложнее. И дело было даже не в Сергее, не в его очевидной влюбленности в нее - такие вещи иногда случаются. Дело было в ней самой. В том, как легко она шла на контакт, как легкомысленно игнорировала собственные правила, как часто забывала о разнице в возрасте.
        Status quo был нарушен в середине января. Впервые в жизни Полина отмечала свой день рождения вне семьи. Вообще-то она и не думала ничего отмечать. Она собиралась просто посидеть перед телевизором, возможно, почитать книгу, но в семь часов вечера ее планы были нарушены самым бесцеремонным образом.
        В дверь настойчиво позвонили, и в ее маленькую прихожую вместе с клубами морозного воздуха ввалилась шумная, раскрасневшаяся от холода компания.
        - Поздравляем с днем рождения! - заорал разноголосый хор.
        - Сюрприз! - Света чмокнула Полину в щеку, сунула ей в руки торт.
        - Простите, что без приглашения, - Виктор Павлович со смущенной улыбкой преподнес ей завернутый в газету сверток.
        - Что это?
        - Это что-то вроде цветочка, - хихикнула Света.
        - Это кактус, - пояснил Виктор Павлович. - Осторожно, Полина, не уколитесь.
        - Наш генералиссимус настоящий джентльмен. Без цветочков к даме - ни-ни, - поддела Света.
        Виктор Павлович бросил на нее неодобрительный взгляд, но промолчал.
        - На-ка, донька, и от меня подарочек. - Антип Петрович пощекотал щеку Полины колючими усами и протянул ей еще один газетный сверток.
        - А это что? - спросила она, пытаясь удержать в руках торт и оба свертка.
        - Угадай с трех раз, - усмехнулась Света.
        Полина принюхалась.
        - Сало?!
        - Правильно, донька! Специально к твоим именинам засолил. Ну-ка, где у тебя кухня? Надо бы горючее выгрузить, - гремя бутылками, Петрович протиснулся между девушками.
        - Я же не готовилась, - прошептала Полина на ухо Свете.
        - Ерунда! - отмахнулась та. - Горилка есть, сало есть, тортик к чаю тоже есть. Так что с тебя - только хлеб и заварка.
        - У меня еще колбаса есть и котлеты.
        - Ну, так мы шикуем! - Света сбросила сапожки и скомандовала: - Петрович, нарезай сало и колбаску!
        - Будет сделано! - послышалось из кухни.
        - А вы, мой генерал, - Света одарила Виктора Павловича кокетливым взглядом, - вы умеете чистить картошку?
        В ответ тот пожал плечами и, отодвинув Свету в сторону, прошел на кухню.
        - Это «да» или «нет»? - спросила подруга раздраженно.
        - Полина, где у вас картошка? - тот проигнорировал ее вопрос.
        - Сейчас покажу, - Полина улыбнулась подруге и шмыгнула на кухню.
        Пока варилась картошка, накрыли на стол. Полина сбегала к тете Тосе и пригласила ее на день рождения, а заодно прихватила у соседки пару табуреток. Тетя Тося поахала, поохала, отругала Полину за скрытность и обещала быть.
        Через полчаса компания уже сидела за праздничным столом. Еще через пять минут появилась тетя Тося с подносом в руках. На подносе стояло блюдо с ее фирменными пирожками и трехлитровая банка маринованных огурцов. Тетю Тосю с ее деликатесами встретили аплодисментами, усадили рядом с Антипом Петровичем, и веселье началось.
        Выросшая в совершенно иной среде, Полина не подозревала, что можно веселиться столь искренне и беззаботно, не думая о хороших манерах и этикете. Это было так здорово и так непривычно. Ее гости ели с аппетитом, пили с аппетитом и даже песни пели с аппетитом.
        Антип Петрович, лихо закрутив усы, обхаживал раскрасневшуюся от горилки и смеха тетю Тосю. Даже Света с Виктором Павловичем, кажется, заключили временное перемирие. Во всяком случае, первая больше не язвила, а второй не хмурился.
        Слегка захмелевшая Полина наслаждалась происходящим. Друзья из ее прошлого никогда не стали бы пить водку из граненых стопок и закусывать ее салом и солеными огурцами. Они не распевали бы во все горло русские народные песни и не отплясывали бы «цыганочку» под молодецкий посвист Петровича. И никогда в жизни не пришли бы в гости вот так, запросто: с горилкой, тортиком и кактусом вместо традиционного букета.
        Это было так здорово, что, когда в двенадцатом часу ночи гости собрались уходить, Полина даже немного расстроилась. Накинув дубленку, она вышла вместе со всеми на улицу - провожать. А потом еще долго стояла на крыльце, прислушиваясь к затихающим в темноте голосам.
        Ночь была морозной. На безоблачном небе светили пронзительно яркие звезды. В Москве таких звезд не увидишь. Полина уже собиралась уходить, когда от стены отделилась тень...
        - Привет, а я тебя ждал, - Сергей Полянский пытался улыбаться замерзшими губами. - У тебя были гости, и я ждал, когда они уйдут.
        - Зачем? - От него пахло алкоголем, и на ногах он держался, кажется, не слишком уверенно. - Сережа, ты пьян? - Глупый вопрос, видно же, что да.
        - Пьян, - он покаянно кивнул. - Очень холодно. Я ждал с восьми вечера, замерз как собака. Пришлось купить водки, чтобы согреться.
        - Согрелся?! - Растерянность сменилась раздражением. Первый час ночи, а он, ее ученик, между прочим, слоняется пьяный неизвестно где, неизвестно зачем.
        - Вообще-то не очень. Мне бы чаю или кофе. И в тепле посидеть чуть-чуть...
        В тепле посидеть! А где ж ей взять это тепло?! К себе вести посреди ночи?..
        По всему выходило, что придется вести, потому что до дома этот балбес может и не дойти. Это же додуматься - водкой согреваться!
        - Отец знает, где ты? - Она зло дернула Сергея за рукав. - Он, наверное, с ума сходит.
        - Отец в командировке, так что никто с ума не сходит, не волнуйся. Я только на секундочку, я сейчас...
        Пьяный и глупый. Свалился на ее бедную голову.
        - Пойдем, горе! - Полина распахнула дверь подъезда.
        После уличной стужи в квартире было расслабляюще тепло, пахло мандаринами и Светиными духами.
        - Раздевайся! - Полина сняла свою дубленку, аккуратно повесила в шкаф и только после этого посмотрела на Сергея.
        Он улыбнулся нахально и, кажется, немного смущенно, зубами стащил перчатку, сунул руку за пазуху.
        - Это тебе. С днем рождения, Полина.
        Это была роза: темно-бордовая, почти черная, на толстом и длинном шипастом стебле. Каким-то чудом она не замерзла и не изломалась за пазухой у Сергея Полянского.
        - Спасибо, - Полина взяла розу. Его пальцы были холодными: щегольские замшевые перчатки не спасали от двадцатиградусного мороза, а взгляд... Нет, об этом лучше не думать. - Сейчас сварю тебе кофе. - Острый шип царапнул кожу, надо бы поставить розу в воду...
        Чтобы нечувствительными от мороза пальцами развязать шнурки и расстегнуть пуговицы на дубленке, понадобилась определенная ловкость. Еще немного, и он бы замерз к чертовой бабушке.
        Полина на кухне сердито гремела посудой - злилась. Конечно, злилась, потому что он без спросу да еще и пьяный. А он никакой не пьяный, сто граммов водки для храбрости - это ж ерунда. И зачем соврал про бутылку?..
        Сергей знал зачем - чтобы Полина его пожалела, впустила в дом. Она пожалела, она же его учительница....
        Полина стояла у плиты, спиной к нему.
        - Что мне с тобой делать? - спросила, не оборачиваясь.
        Сергей знал, что им делать. Это знание уже несколько месяцев лишало его покоя и крепкого сна....
        Одного-единственного шага хватило, чтобы оказаться близко-близко, недозволительно близко, и положить руки на хрупкие плечи, и сжать эти плечи непослушными пальцами, и коснуться губами ямочки в основании шеи.
        Ей, наверное, холодно от его рук и губ, потому что по коже мурашки и дыхание какое-то неправильное. А ему, наоборот, жарко, и дышать нечем, и хочется зажмуриться. Нет, сначала развернуть ее к себе лицом, а потом...
        Губы горячие, пахнут ванилью и шампанским, а ресницы длинные, вполщеки. И не сопротивляется совсем - замерла, затаилась. Ну что с такой делать?! Как делать, если самому страшно. Кажется, сожми ее чуть сильнее, дай волю замерзшим, потерявшим чувствительность рукам - и она сломается, рассыплется на мириады кристалликов. Сказать, чтобы не боялась, что он ее не обидит? Чтобы сказать, надо отстраниться, оторваться от ванильных губ, а он не может, не в его власти..
        - Прекрати! - Голос злой, а в синих глазах - страх. Все-таки боится? - Сергей, пусти!
        Отпустил. Не хотел, но отпустил, потому что тоже испугался. Она же не такая, как остальные, - особенная, с ней, наверное, сначала поговорить нужно, а уже потом с поцелуями лезть.
        - Прости. - В голове шумит, а подушечки пальцев покалывает. - Прости, я не хотел.
        - Садись к столу. - Даже не смотрит в его сторону, нервно теребит края шали.
        Значит, к столу зовет. Хорошо, что сразу не прогнала, дала возможность сказать то, зачем пришел, из-за чего маялся на улице в двадцатиградусный мороз.
        - Я люблю тебя. - Снова не то, без предисловия, без вступления. Или поцелуй - это уже вступление?
        - Давай пить кофе. - Не расслышала, не поняла? Или поняла, но не поверила?
        - Полина...
        - Ничего не было. - В глазах слезы, а пальцы дрожат. И кофе расплескался, растекся по скатерти бурым пятном. - Ты пьян, и это все... - взмах рукой - шаль взлетает, точно крыло птицы, - это недоразумение.
        - Неправда! Нет никакого недоразумения! - Ну как же она не понимает! Неужели не чувствует?!
        - Мы не будем об этом больше говорить. Слышишь, Сергей? - Руки дрожат, а в голосе менторские нотки - учительница...
        - О чем мы не будем больше говорить? О том, что я тебя люблю? - Обнять бы ее, прижать к себе, переубедить.
        - Сережа, ты мой ученик. - Может, почувствовала, потому что отстранилась, отошла к окну, подальше от него. - Это моя вина, я не должна была позволять...
        - Но ты позволила! Почему ты так непоследовательна? Сначала позволяешь, а потом называешь все недоразумением!
        Она очень долго молчала, куталась в шаль, смотрела прямо перед собой, а потом заговорила:
        - Ты должен меня понять. Это в самом деле недоразумение. Ты хороший мальчик...
        Мальчик - надо же! Хочет обидеть или в самом деле считает его ребенком? Он же ей уже доказал и еще докажет, если только она позволит.
        Она не позволила, подошла вплотную, посмотрела так, точно видела его впервые, сказала тихо, едва различимо:
        - У меня жених есть в Москве. Понимаешь?
        - А я? - Глупый вопрос, наивный.
        - А ты еще ребенок. - Сказала, как отрезала, и отошла обратно к окну.
        В голове зашумело, и дышать стало совсем тяжело. У нее жених в Москве, а он, стало быть, ребенок и недоразумение. И роза его ей ни к чему, и поцелуй его для нее ничего не значит...
        Он не стал прощаться и выяснять отношения - а что выяснять, когда и так все предельно ясно?! - молча вышел из кухни, сорвал с вешалки дубленку.
        - И впредь, пожалуйста, обращайся ко мне на «вы», - послышалось вслед...

* * *
        Для Аллочки Скворцовой наступила золотая пора. Полянский наконец одумался - или перебесился, как сказала подруга Любка. Почти всю осень и ползимы он трепал Аллочке нервы. Все это время она чувствовала себя заброшенной игрушкой. И это было так унизительно! Она, первая красавица школы, терпела равнодушие Полянского и насмешки подруг. Она даже закрутила роман с Димкой Беловым из параллельного класса, чтобы не чувствовать этого унижения. Она сделала новую прическу и похудела аж на три кило.
        Не помогло. Обновленная внешность не радовала, Белов надоел хуже пареной репы, а Полянский по-прежнему ее не замечал.
        Аллочку утешало только одно - у нее не было соперницы. Полянский ни с кем не встречался. Он с головой ушел в учебу, часами просиживал за книгами, метался по факультативам, занимался с репетитором. Любка рассказывала, что Серегин старик нанял сыночку их училку по французскому, эту очкастую уродину. Бедный Полянский! Он не заслужил такого наказания.
        Положение дел изменилось в середине зимы. Четырнадцатого января - она хорошо запомнила эту дату - Полянский вдруг вспомнил, что на свете существует она, Аллочка Скворцова. Их угасший роман вспыхнул с новой силой. Они целовались в классе, они целовались на переменках. Они занимались любовью, и Аллочка чувствовала себя победительницей. Она добилась своего. Она всегда своего добивалась.
        Полина раздраженно посмотрела на часы и еще раз нажала на кнопку звонка. Это просто невыносимо! Уже месяц она вынуждена мириться с выходками Полянского.
        После того ночного разговора Сергей изменился. Они оба делали вид, что ничего не случилось, но ему это удавалось намного хуже, чем ей. Наверное, за его показной грубостью скрывалась обида. Наверняка он не был таким плохим, каким хотел казаться, но общаться с ним становилось все тяжелее.
        Его перестал интересовать французский. На уроках он с отсутствующим видом смотрел в окно, частные же занятия просто игнорировал. Полина попыталась поговорить с Полянским-старшим, в который уже раз отказаться от работы, но тот был категоричен: «Полина Мстиславовна, ваши услуги меня целиком и полностью устраивают». Она хотела было сказать, что ее услуги больше не устраивают его сына, но в последний момент передумала, побоялась, что у Сергея будут проблемы. Нечастые встречи с Полянским-старшим убедили ее в одном: отец и сын находятся в состоянии вялотекущей конфронтации, и не стоит подливать масла в огонь их странной взаимной неприязни. Но и брать деньги за работу, которую она не может выполнять качественно, тоже неправильно. Вот, например, сейчас Полине просто не открыли дверь. Она ехала через весь город, чтобы обнаружить, что ее ученика в назначенное время нет дома.
        Она уже собиралась уходить, когда дверь распахнулась. На лестничную клетку выпорхнула смеющаяся Аллочка Скворцова, вслед за ней вышел Полянский.
        - Ой, здрасьте, - Аллочка окинула Полину изумленно-недоверчивым взглядом. Вне школьных стен у Полины не было нужды выглядеть и одеваться уродиной, да и очки она не носила.
        - Здравствуйте, - она кивнула Аллочке, холодно улыбнулась Полянскому. Рубашка навыпуск, половина пуговиц расстегнута, волосы взъерошены... - А я уже думала, что никого нет дома.
        - Мы занимались, - улыбка коронная - наглая, и взгляд наглый, вызывающий. Они занимались...
        Аллочка хихикнула.
        - Я могу войти? - На самом деле ей не хотелось входить, ей хотелось послать Полянского вместе с его занятиями к чертовой матери.
        - Прошу! - Ухмылка исчезла. Он посторонился, пропуская ее в квартиру.
        Снимая дубленку, Полина видела, как на лестничной клетке Полянский и Скворцова слились в страстном прощальном поцелуе. Где-то в желудке появился колючий холодок, Полина отвернулась, пообещала себе сегодня же поговорить с Сергеем Викторовичем. За спиной послышался звук закрывающейся двери. Она не стала оборачиваться, прошла в комнату Сергея.
        Кровать с измятым, перекрученным покрывалом заставила Полину покраснеть.
        - Мы занимались, - Полянский вошел следом.
        - Я понимаю, - она обошла кровать, присела на краешек стула. - Сергей, нам нужно поговорить...
        Не получилось у них конструктивного разговора. Полина пыталась быть беспристрастной, хотела объяснить, что их общение больше не приносит никакой пользы, а Полянский лишь молчал, смотрел на нее со снисходительным превосходством и ухмылялся.
        Мальчишка... Не может простить, обижается, злится. Ей и самой не по себе из-за вранья. Ложь во спасение не перестает быть ложью. Но иначе никак: он ее ученик, она за него отвечает. И неважно, что она чувствует сейчас и что чувствовала тогда, когда собственными руками разбила его искреннее и невероятно хрупкое чувство. Она поступила правильно, хоть и жестоко. И сейчас поступает правильно..
        - Я не хочу впустую тратить деньги твоего отца и свое личное время. Когда я смогу поговорить с ним?
        Он равнодушно пожал плечами:
        - Отец в командировке. Его не будет еще как минимум шесть дней.
        - Хорошо, - Полина встала, - тогда я поговорю с ним через неделю. А теперь мне нужно идти.
        Он догнал ее уже у двери, поймал за рукав свитера, развернул к себе, сказал срывающимся от злости шепотом:
        - Вам заплатили за месяц вперед. Вы не можете бросить все и уйти.
        - Могу, Сережа, - она высвободила руку. - Могу, потому что вправе ожидать большего уважения к своему труду. Тебе не нужен французский. А деньги... я верну их твоему отцу, не беспокойся.
        Когда за Полиной захлопнулась дверь, Сергей с тихим рычанием опустился на пол. Он хотел позлить ее, заставить ревновать. Он хотел сделать ей больно, чтобы она наконец поняла, как больно ему. Он не подумал, что она может вот так просто взять и уйти.
        А она ушла. И последнее, что она запомнит, - это тот бред, который он нес про деньги... Что она теперь о нем подумает? Что деньги значат для него больше, чем она...

* * *
        Впервые за полгода Полине захотелось домой. Она сбежала из Москвы, чтобы избавиться от ощущения несвободы. Полгода ей удавалось чувствовать себя условно независимой: от жизненных обстоятельств, от других людей. И вот все изменилось. Размеренная жизнь полетела кувырком. Вернулось почти забытое ощущение той самой несвободы, от которой она когда-то бежала. На первый взгляд все оставалось таким же, как и раньше: она ходила на работу, болтала со Светой, шутила с Петровичем, до полусмерти боялась Балконовны. Ее жизнь по-прежнему была заурядной и предсказуемой, но сохранять эту спасительную предсказуемость становилось все труднее. Ей каждый день приходилось ломать себя, чтобы оставаться прежней Полиной, чтобы не чувствовать прикосновений холодных пальцев к своей коже, не вспоминать один-единственный поцелуй. Она ломала себя, и это ей почти удавалось. Но она уже изменилась, где-то на уровне химических связей...
        До возвращения старшего Полянского оставалось пять дней. Она откажется от занятий с его сыном, и тогда наверняка станет легче. Останутся лишь короткие встречи во время уроков французского.
        Как раз во время одного из таких уроков в класс вошла Генриетта.
        - Полина Мстиславовна, у меня к вам маленькая просьба, - не здороваясь, сказала она.
        В желудке неприятно похолодело. Маленькая просьба Генриетты могла означать что угодно, начиная с подмены заболевшего коллеги и заканчивая добровольно-принудительным участием в городском смотре художественной самодеятельности.
        - Из гороно спустили новую директиву, - Генриетта похлопала пухлой ладошкой по учительскому столу. - Мы должны воспитывать в ребятах любовь и уважение к родному краю. И наша Белла Кононовна предложила провести акцию под условным названием «Познай свой дом». Понимаете, о чем я, Полина Мстиславовна?
        - Пока не совсем, - она не понимала, но уже чувствовала, что ничем хорошим для нее инициатива Балконовны закончиться не может.
        - Ну это же ясно, как божий день! - сказала Генриетта с легкой досадой. - Вы, Полина Мстиславовна, организуете экскурсию по живописным местам нашего края.
        - Края? - уточнила Полина.
        - Ну, не совсем края. Достаточно пригорода. Ребята должны с детства проникнуться любовью к родной природе. Изначально предполагалось, что этим займется Маргарита Петровна. Ей, как учителю биологии, тема природы, безусловно, ближе, чем вам, но Маргарита Петровна сломала ногу, - Генриетта сделала скорбное лицо. - А вы, Полина Мстиславовна, молодой, энергичный специалист. Вам и карты в руки.
        - Генриетта Сергеевна, но я совсем не знаю пригород. - Жалкая попытка избавиться от неминуемого.
        - Ну вот, теперь у вас появился прекрасный шанс восполнить этот пробел, - отрезала завуч. - От вас ведь и не требуется ничего сверхсложного. Вы просто должны продумать маршрут предстоящей экскурсии. Можете взять нескольких помощников из числа старшеклассников и завтра же приступать к делу. Времени у нас не так уж много.
        Генриетта обернулась к классу:
        - Есть желающие помочь Полине Мстиславовне? Добровольцы снимаются с субботних занятий.
        Тут же поднялся лес рук.
        Генриетта хмыкнула, обвела добровольцев внимательным взглядом:
        - Горевая и Полянский, останетесь после занятий и обсудите с Полиной Мстиславовной детали вашей завтрашней экспедиции. Ну все, продолжайте урок, - она кивнула Полине и выплыла из класса.
        Разговор с добровольцами оказался коротким.
        - Я знаю классное место в двадцати километрах от города, - заявил Полянский.
        - И что же там такого классного? - поинтересовалась Горевая.
        - Лес, Темное озеро и конный завод - живописнейшие места. Плюс возможность увидеть живых лошадей. Желающие могут даже проехать верхом. Вы умеете ездить верхом, Полина Мстиславовна? - он с вызовом посмотрел на Полину.
        - Я-то умею, да вот только кто же мне позволит? - усмехнулась она.
        - Позволят, не волнуйтесь. Конезаводом управляет приятель моего отца, он меня хорошо знает.
        - Ой, я тоже хочу покататься на лошадке! - Горевая нетерпеливо заерзала на стуле.
        - Покатаешься, - пообещал Сергей и тут же обернулся к Полине: - Ну так как, Полина Мстиславовна, вас устроит такой маршрут?
        - Главное, чтобы маршрут устроил Беллу Кононовну, - сказала она без особого энтузиазма.
        - Значит, завтра в десять утра мы с Татьяной за вами зайдем. Электричка отходит в одиннадцать.
        В дверь позвонили ровно в десять - на пороге стоял Полянский. Один.
        - А где Татьяна? - спросила Полина.
        Полянский пожал плечами:
        - У Татьяны случился грипп. Температура под сорок. Придется нам с вами вдвоем маршрут прокладывать.
        Прокладывать маршрут вдвоем с Полянским Полине не хотелось.
        - Вас что-то беспокоит, Полина Мстиславовна? - Он ухмылялся своей коронной улыбкой.
        - Да, меня беспокоит состояние здоровья Татьяны Горевой.
        - И только?
        - И только.
        - Не волнуйтесь. У Таньки мама - врач. Она ей пропасть не даст. Теперь мы можем идти?
        - Подожди, - Полина прошла на кухню, сложила в рюкзачок бутерброды и термос с кофе. - Ты про лошадей правду говорил? - спросила, возвращаясь обратно в коридор.
        - Скоро все сами увидите, - Сергей неопределенно пожал плечами. - Давайте ваш рюкзак.
        - Не надо, он легкий. - Полина завязала шнурки на высоких ботинках, сняла с вешалки куртку и шапку, сказала, ни к кому конкретно не обращаясь: - Ну, вперед!
        На сей раз в электричке было совсем мало народа. Наверное, потому что дачный сезон уже давно закончился. Они вышли на маленькой, затерянной в лесу станции.
        - Пару километров придется пройти пешком, - сказал Сергей. - Вы не возражаете?
        Она не возражала. День выдался слишком погожим, чтобы бояться пешей прогулки. Солнце светило не по-зимнему ярко, на ослепительно белый снег становилось больно смотреть. В воздухе пахло весной. И даже легкий морозец был кстати.
        Через полчаса они вышли к деревеньке, прилепившейся к берегу замерзшего озера. Полина присмотрелась - что-то было не так в этой пасторальной картинке, чего-то не хватало. Деревенька казалась нежилой. Добротные бревенчатые избы не производили впечатления запущенности, но ни из одной трубы не шел дым, не лаяли собаки, не бегали по улице дети. Полина вопросительно посмотрела на Сергея.
        - Странная какая-то деревня.
        - Это не деревня. Это что-то вроде дачного поселка для военной элиты, - пояснил тот. - Летом в здешних местах классная рыбалка, а зимой сюда редко приезжают. Только поохотиться или водочку на природе попить.
        - И как же такое хозяйство без охраны?
        - А кто сказал, что нет охраны? Вон видите домик на окраине? Там постоянно солдаты дежурят.
        - Хорошая у них служба, - усмехнулась Полина.
        - Еще никто не жаловался. Тепло, тихо, жратвы завались. Намного лучше, чем на учениях уши морозить. Вы не находите?
        - Ну, если тепло и жратвы завались...
        - А вон там конезавод, - Сергей махнул рукой куда-то в сторону леса. - Там кончается лес и начинается луг. Летом там красота невероятная. Пойдем, покатаемся на лошадках.
        Катание удалось на славу. Полина не преувеличивала, когда говорила, что умеет держаться в седле.
        - Ай да молодец! Ну просто джигит, а не девка! - восхищался Андрей Степанович, отставной офицер и директор конезавода. - Серега, ты только посмотри, как Ворон ее слушается! Нет, ну ты посмотри! Меня, стервец, так не слушается, как эту пигалицу!
        Андрей Степанович закряхтел, поудобнее пристраивая раненную в Афгане ногу, с нежностью посмотрел сначала на гарцующего жеребца, потом на раскрасневшуюся от скачки Полину.
        - Эх, мне бы парочку таких вот лихих да умелых! Открыл бы школу, ребятишек бы учил. Да и лошадкам моим общение.
        Сергей слушал Степаныча вполуха. Слишком красивое, слишком захватывающее это было зрелище - Полина верхом на вороном жеребце. Легкость и непринужденность, с которой она держалась в седле, не приходят сами собой. Где-то она долго этому училась. Где тот мир, в котором маленьких девочек превращают в амазонок?
        - Поля, иди ко мне работать! - крикнул Степаныч.
        - Я бы с удовольствием, Андрей Степанович, - Полина спрыгнула на землю, погладила Ворона по шее. - Но только на общественных началах, по выходным.
        - Да ради бога! Приезжай в любое время! И мне - компания, и лошадям - радость, - Степаныч махнул рукой. - Застаиваются мои детки в стойлах, да и я тут одичал совсем.
        - Правда? Вы не шутите? - Полина улыбалась, как ребенок, нашедший под новогодней елкой гору подарков.
        - Правда, правда. И Сережку с собой привози. А то он в седле как куль с зерном. Надо бы обучить парня азам мастерства. Ты, Серега, как, готов брать уроки у этого ангельского создания? - спросил Степаныч, пряча в усах улыбку.
        - Готов, - сказал Сергей серьезно. - Только это ангельское создание, - он пристально посмотрел на Полину, - больше не желает давать мне уроки.
        - А что так? Провинился?
        - Провинился.
        - Так извинись, - Степаныч тяжело поднялся, прихрамывая, подошел к Ворону, потрепал жеребца по холке. - Дело-то молодое: поругались - помирились.
        Да, поругались - помирились. Найти бы только нужные слова...
        - У нас еще есть время? - спросила Полина, когда они вышли за ворота конезавода.
        - На дневную электричку мы уже опоздали, а до вечерней еще четыре часа. - Вообще-то он врал. Была еще одна электричка, на которую они запросто могли успеть, но, его бы воля, он бы и вечернюю пропустил.
        - Тогда, может, присядем где-нибудь и перекусим? У меня тут, - Полина встряхнула рюкзачок, - кофе и бутерброды.
        - У меня есть более заманчивое предложение.
        - Что может быть заманчивее бутербродов и горячего кофе?
        - Горячий кофе, выпитый в тепле.
        Они шли по узкой, расчищенной в снегу тропинке. Слева от них было озеро, справа - ряд бревенчатых домиков. Сергей остановился у крайнего, загремел ключами.
        - Собираешься проникнуть на частную территорию? - Полина плечом оперлась о забор. Устала, наверное.
        - Что-то в этом роде.
        - А уголовной ответственности не боишься?
        - Это домик моего отца, - Сергей открыл замок. - Летом он приезжает сюда порыбачить, зимой поохотиться, а в межсезонье попариться с друзьями в баньке.
        Дом выстыл. Когда они с отцом были здесь в последний раз? В ноябре, кажется. А сейчас уже конец зимы.
        - Холодно, - Полина поежилась, пристроила рюкзачок на полу у двери, опасливо покосилась на лежащую на полу в главной комнате медвежью шкуру. - Настоящая? - спросила шепотом.
        - Настоящая. - Сергей нашарил выключатель, включил свет. На дворе еще светло, а тут, в домике, уже как-то сумрачно. - Отец - заядлый охотник, это, - он кивнул на шкуру, - его трофей. Да вы не стойте в пороге, проходите. Я сейчас огонь разведу, сразу станет теплее. Попьем кофе у камина.
        - Камин - это, наверное, долго, - она в нерешительности топталась в дверях, не решаясь подойти к медвежьей шкуре.
        - Это совсем недолго, вон и дрова уже сложены. Соглашайтесь, Полина Мстиславовна.
        Наверное, не нужно было соглашаться. Камин - это слишком по-домашнему, слишком расслабляющее, а ей никак нельзя расслабляться. Но, с другой стороны, они полдня провели на морозе. Что плохого в том, чтобы немного согреться?
        - Где здесь кухня? - спросила Полина.
        - Там, - Сергей указал на одну из закрытых дверей. - Кстати, гляньте в холодильник, может, там какие консервы завалялись.
        Ничего съестного в холодильнике не нашлось, кусочек высохшего сыра не в счет. Полина выложила на стол содержимое рюкзака, посмотрела в окошко.
        Солнце больше не было таким празднично-ярким, как всего несколько часов назад. Теперь оно заливало озеро мягким розовым светом. Снег и верхушки деревьев тоже отливали пурпуром. Красиво. Захотелось выйти на улицу, подставить лицо розовым лучам. Полина заглянула в центральную комнату - Сергей возился у камина.
        - Я пойду прогуляюсь, - сказала она.
        - Угу, - он был слишком сосредоточен на том, что делал. Скорее всего, он даже не услышал, что именно она ему сказала.
        Отсвечивающий розовым лед манил. Прогуливаясь по узкой тропинке, Полина высматривала спуск к озеру. Наконец напротив выкрашенного в жизнеутверждающий желтый цвет домика она увидела что-то похожее на деревянные сходни - то, что нужно. Заметенные снегом доски тихо поскрипывали под ногами. Наверное, летом здорово сидеть на этом мостике с книжкой в руках, свесив босые ноги в теплую воду.
        Мостик закончился, зарылся неровным краем в девственно чистый снег. Полина заколебалась: жалко нарушать эту первобытную гармонию, но уж больно хочется, как в детстве, потоптаться по целинному снегу, оставить на заснеженной озерной поверхности цепочку следов. Соблазн был велик, и она решилась.
        Она думала, что снега будет гораздо больше, но ошиблась - его оказалось только по щиколотку. Подошвы ботинок заскользили по гладкому льду. Полина ойкнула, взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие.
        ...Что-то было не так. Спящая деревушка и это Темное озеро заманили ее в ловушку. Полина успела сделать пять шагов, прежде чем послышался хруст...
        ...Она ушла под лед в тот самый момент, когда приняла решение вернуться обратно на мостик. В считаные мгновения казавшаяся незыблемой твердь превратилась в месиво из снега, ледяной крошки и воды, убийственно холодной воды. Полина еще не начала бороться за свою жизнь, но уже израсходовала почти все силы. А те крохи, которые еще оставались, вымывала обжигающая озерная вода.
        Она не умела плавать. Играла на пианино, владела тремя иностранными языками, прекрасно держалась в седле, но никто не позаботился научить ее плавать. Ботинки, такие удобные, такие незаменимые для длительных пеших прогулок, в воде превратились в пудовые гири, и что самое ужасное, из-за высокой шнуровки их нельзя было снять. А еще куртка, брюки и толстый шерстяной свитер. А еще холод..
        У нее оставался единственный шанс удержаться на поверхности. Изрезанными в кровь, потерявшими чувствительность пальцами она из последних сил цеплялась за ледяной край полыньи.
        Она цеплялась...
        Лед ломался...
        Полынья становилась все шире...

* * *
        У Сергея не возникло никаких дурных предчувствий. Он просто вышел во двор, посмотреть, куда направилась Полина. От увиденного пустой желудок свело судорогой. Он еще до конца не осознал происходящее, а ноги уже несли его к озеру.
        Оскальзываясь и падая, Сергей бежал по дощатому настилу к заполненной черной водой полынье.
        - Полина! - Он орал так, что с соседнего дерева с раздраженным карканьем сорвалась стая ворон, но Полина его не слышала. А снег под ее пальцами был розовым от крови...
        Еще в самом начале зимы их сосед по даче, полковник в отставке, сделал эту чертову купальню. Он был заядлым моржом, и купания в ледяной воде поддерживали его жизненный тонус. Всю зиму сосед следил, чтобы прорубь не затягивалась, да вот, видно, не уследил. Прорубь прихватило тонким льдом, потом выпал снег, и купальня превратилась в западню...
        Сейчас главное не ошибиться, вспомнить, где проходят границы купальни и заканчивается крепкий лед. Сергей спрыгнул с настила, ноги по колено утонули в снегу. Снег был похож на трясину: каждый шаг давался с трудом. Когда до предполагаемой границы осталось метра три, Сергей упал на живот и пополз.
        Полина была уже совсем близко. Он отчетливо видел ее лицо: синие от холода губы, подрагивающие ультрамариновые ресницы. Ей требовалось лишь протянуть ему руку, но она, казалось, ничего не слышала. Пришлось орать во всю глотку и с риском для собственной шкуры ползти на пузе все ближе и ближе, чтобы ухватить ее не за руку, а за ворот куртки. Так надежнее.
        Вытащить Полину из воды оказалось многим проще, чем донести до берега. В мокрой одежде она весила едва ли не больше, чем он сам. Его собственные куртка и джинсы пропитались озерной водой. Холод пробирал до костей. Если ему так холодно, то каково ей? Сколько минут она провела в ледяной воде? Пять, десять?..
        Дом еще не успел прогреться, но от горящего камина уже шли волны тепла. Носком ботинка Сергей подтолкнул медвежью шкуру поближе к огню, опустил на нее Полину. Она была в сознании, но выглядела сонно-заторможенной. В отличие от него, она даже не дрожала.
        - Полина, надо снять мокрую одежду, - он потряс ее за плечи. - Ты меня слышишь?
        Она кивнула, попыталась сесть, посиневшими, в кровь изрезанными пальцами нашарила замок на куртке.
        - Я помогу. - Он рванул молнию, отшвырнул мокрую куртку в дальний конец комнаты.
        С ботинками пришлось повозиться: шнурки Сергей разрезал ножом. С джинсами и свитером дело пошло быстрее. Когда на Полине осталось только насквозь промокшее белье, он остановился. Вернее, она его остановила:
        - Я сама.
        - Подожди, я поищу что-нибудь из одежды. - Сергей выбежал из комнаты.
        На полке в шкафу нашлись только старые джинсы отца и его собственная, бог весть как сюда попавшая фланелевая рубашка. Зато обнаружилось банное полотенце и два шерстяных одеяла.
        - Это все, что есть, - Сергей положил на колени Полине полотенце и свою рубашку. - Джинсы я возьму себе, ладно? Они тебе все равно велики.
        Она молчала, прижимала к груди полотенце и смотрела на него как-то странно.
        - Что?
        - Отвернись.
        - Хорошо, я тоже переоденусь. - Сергей отвернулся, стянул с себя мокрую одежду. - Уже можно? - спросил, застегивая джинсы.
        - Можно. - Полина вытирала полотенцем волосы. Его рубашка была ей велика, и застегнула она ее не на те пуговицы. - Руки не слушаются, и пальцев на ногах совсем не чувствую, - сказала и попыталась улыбнуться. Через силу, просто, чтобы он не волновался. А как он может не волноваться?..
        - Дай-ка, я посмотрю...
        У него были сильные и горячие руки. Это первое, что она почувствовала. А потом в подошвы точно вонзились сотни иголок...
        - Больно? - спросил он, не поднимая головы.
        - Колет.
        - Это хорошо, что колет. Хуже было бы, если бы не кололо.
        Полина не стала спрашивать, откуда он это знает, просто доверилась его рукам, горячим и сильным.
        - Так лучше?
        - Лучше.
        - Тебе холодно?
        - Да.
        Ей было не просто холодно, а невыносимо холодно. Кажется, даже холоднее, чем тогда, в проруби. Даже говорить было тяжело. А медвежья шкура вымокла и остро пахла шерстью.
        - Давай-ка перебирайся сюда. - Сергей подтащил к камину кресло.
        Шевелиться не хотелось, одеяло не спасало, каждое движение вызывало волну озноба. Она бы перебралась, только чуть позже...
        Он не стал ждать, подхватил на руки, усадил в кресло, подоткнул одеяло, а потом, смущаясь, сказал:
        - Хочешь, я дам тебе свои носки? Ты не думай, они чистые и очень теплые.
        - А сам? - Спорить не хотелось, а хотелось еще больше тепла. Кажется, ей уже никогда не согреться.
        - У меня ботинки на меху. Не замерзну.
        Его носки были приятно колючими. И теплыми, в самом деле теплыми...
        Полина не заметила, как Сергей вышел из комнаты, поняла, что его не было, лишь когда он уже вернулся с термосом и бутербродами. А еще с бутылкой, на две трети заполненной чем-то янтарно-желтым.
        - Что это? - Есть совсем не хотелось. Чтобы взять бутерброд, нужно высунуть руку из-под одеяла, а она не может.
        - Это коньяк - лучшее лекарство от переохлаждения.
        - Я не буду.
        - Будешь. Считай, что это лекарство.
        Полина никогда раньше не пила коньяк. Вино и шампанское пила, горилку с легкой руки Петровича пила, а коньяк - нет. Она зажмурилась, сделала осторожный глоток. Янтарное тепло пощекотало нёбо, скользнуло вниз и уже через мгновение накрыло жаркой волной.
        - Ну как? - Сергей присел на подлокотник кресла, едва коснулся мокрых Полининых волос.
        - Тепло. - Она не врала, коньяк и в самом деле сотворил чудо. Или скоро сотворит, если она сделает еще пару глотков.
        - Я же говорю - лекарство. - Сергей улыбнулся, забрал бутылку, отхлебнул из горлышка.
        - Что ты делаешь? - Полина знала, что он делает. Знала и не одобряла.
        - Пью коньяк, а что?
        - Тебе нельзя.
        - Почему? Почему тебе можно, а мне нельзя?
        - Я совершеннолетняя. - Смешно читать морали в сложившихся обстоятельствах, но по-другому никак, он же ее ученик.
        - А мне до совершеннолетия осталось меньше полугода. - Насмешливый полунаклон головы, внимательный взгляд, от которого становится жарко.
        - Я тонула. Ты же сам говорил, что лекарство...
        - А я тебя спасал. Я волновался за тебя. Мне тоже нужно лекарство.
        Ну что тут возразишь? В каком-то смысле он прав.
        - Когда электричка?
        - Какая электричка? Полина, в чем ты собираешься ехать? Вот в этом? - небрежный кивок в сторону мокрой одежды. - Это не высохнет и до утра.
        Не высохнет, он прав.
        - И что теперь делать?
        - Придется заночевать здесь.
        Да, она это уже поняла и почти смирилась. Почти...
        - Твой отец будет волноваться.
        - Мой отец в командировке.
        - Мне завтра на работу.
        - Завтра - воскресенье.
        - Но это неправильно...
        - Да? - Сергей аккуратно поставил бутылку с коньяком на пол, посмотрел сверху вниз, спросил: - Что именно ты считаешь неправильным?
        - То, что ты... то есть мы... - кажется, она покраснела.
        - То, что нам придется провести ночь под одной крышей? - усмехнулся он.
        - Это будет непедагогично, не правда ли? А давай я уеду и не буду тебя смущать. А завтра вернусь с сухой одеждой. Хочешь?
        Полина молчала. Ей совсем не хотелось оставаться одной в этой затерянной в лесу избушке. Но правда была не в этом. Правда была в том, что ей хотелось остаться здесь с ним. Ей захотелось этого в тот самый миг, когда его пальцы коснулись ее замерзших ступней. Когда тысячи невидимых иголок впились ей в кожу, что-то похожее происходило и с ее сердцем. Кто сказал, что влюбленность - это счастье? Полина ощущала любовь через боль, через тысячи невидимых игл...
        - Что случилось? Полина, у тебя что-то болит?
        Наверное, ее мысли слишком очевидны, если он смотрит на нее так странно.
        - Я хочу, чтобы ты остался.
        Это прозвучало как приглашение к чему-то далеко выходящему за рамки «ученик - учительница». Впрочем, они уже давно вышли за эти рамки...
        Они ужинали в молчании. Разговор не клеился. За окном давно стемнело, и оба думали об одном - о том, что скоро наступит ночь...
        Сергей принес еще дров, подбросил в огонь несколько березовых поленьев. Полина развесила сушиться их одежду, расстелила диван. Все это было так буднично, что, когда он погасил свет, она уже почти не боялась...
        Она сидела на диване, босые ноги по щиколотки утопали в медвежьей шерсти. Сергей сбросил ботинки, по-мужски, за ворот, стянул свитер.
        На краю вселенной, в охотничьем домике, в окна которого заглядывают нестерпимо яркие звезды, легко делать выбор. Перед Полиной стоял ее мужчина. И разница в возрасте не имела никакого значения...
        ...Им было жарко под толстым шерстяным одеялом. Им было бы жарко, даже если бы не было никакого одеяла, даже если бы не горел камин. Они сами горели...
        Любопытные звезды заглядывали в окно. Медвежья морда смотрела на огонь стеклянными глазами и смущенно улыбалась...

* * *
        Они не спали почти всю ночь, но Сергей проснулся задолго до рассвета. Полина лежала, уткнувшись лицом в подушку, и ему вдруг стало обидно, что она спит на краю дивана, а не у него под боком. Захотелось ее разбудить, подмять под себя, еще раз убедиться, что она его, что за те несколько часов, которые они провели порознь, ничего не изменилось.
        Сергей приподнялся на локте, осторожно погладил Полину по щеке. Щека была горячей, такой горячей, что жар чувствовался даже на расстоянии.
        - Полина, - позвал он.
        Она застонала, перевернулась на спину. Губами, как когда-то в детстве мама, Сергей коснулся ее виска. Так и есть - жар. Еще ночью она показалась ему горячей, но тогда и его собственная кровь была готова закипеть...
        Ультрамариновые ресницы дрогнули, Полина открыла глаза. Сергей напрягся - испугался, что увидит в ее взгляде раскаяние или, того хуже, разочарование.
        - Привет, - она улыбнулась, ткнулась горячим лбом ему в грудь.
        От сердца отлегло.
        - Привет, - он поцеловал ее в макушку. - Как ты себя чувствуешь?
        - У меня все болит, - пожаловалась она.
        - Что болит?
        - Все: руки, ноги, голова... Мне бы аспирина...
        - У тебя жар. Купание в холодной воде не прошло даром, золотая рыбка.
        - Почему золотая рыбка? - спросила она с вымученной улыбкой.
        - Потому, что я выловил тебя из проруби.
        - Ну, тогда я скорее щука.
        - Нет, ты рыбка. И ты должна мне два желания.
        - Почему только два? Обычно три.
        - Потому что одно ты уже исполнила. - Сергей притянул ее к себе, погладил по спутанным волосам.
        - В термосе еще что-нибудь осталось? - спросила Полина. - Очень хочется пить.
        Сергей дотянулся до термоса, плеснул в чашку остатки остывшего кофе. Она выпила кофе залпом и зашлась тяжелым кашлем.
        - Ты как? - Он боялся спрашивать, видел, что неважно.
        Полина отставила пустую чашку, до самого подбородка натянула одеяло.
        - Голова кружится, и холодно. Когда наша электричка?
        - Мы не поедем на электричке, - твердо сказал Сергей. - Ты подождешь здесь, а я схожу на конезавод. У Степаныча есть «Нива», он не откажется отвезти нас в город.
        - Нет, - Полина сжала его руку. - Не надо Степаныча! Я могу доехать электричкой. Мне уже лучше, честное слово.
        - Полина, - Сергей накрыл ее руку своей ладонью. - Не бойся, Степаныч нормальный мужик. Он все поймет.
        - Вот именно, он все поймет...
        - Он поймет, что произошел несчастный случай, что ты чуть не погибла, что нам нужна помощь. И ничего больше. Все остальное касается только нас с тобой. Никто ничего не узнает. Я тебе обещаю.
        - Хорошо. - Полина с трудом села, спустила ноги на пол. - Пожалуйста, помоги мне прибраться здесь...
        Всю дорогу до города Степаныч ворчал и тревожно поглядывал на дремлющую под теплым овчинным тулупом Полину.
        - Да что же вы, дети, такие бестолковые? Сережка, почему сразу не позвал меня?
        Сергей молчал, сжимал горячую руку Полины, вслушивался в ее неровное, с присвистом дыхание.
        - В больницу надо, - решил Степаныч на въезде в город.
        - Я завтра врача вызову, - Полина открыла глаза.
        - Дуреха! Ты еще доживи до завтра! Это же не шутки, в ледяной воде-то...
        - Степаныч, езжай в больницу! - твердо сказал Сергей.

* * *
        Из больницы Полина вышла только спустя три недели. Купание в ледяной воде вылилось в двустороннюю пневмонию. Неделю она провела под капельницами в полубессознательном состоянии и только на восьмой день смогла встать с постели.
        Ее навещали. Почти каждый день прибегала Света. Приходила тетя Тося, приносила свои фирменные пирожки. Один раз заглянули коллеги во главе с Антипом Петровичем. Дважды ей приносили цветы от Полянского-старшего с пожеланиями скорейшего выздоровления. Единственным, кому она запретила приходить в больницу, был Сергей. Она взяла с него обещание еще в тот самый первый их день.
        - Я приду? - Он смотрел на нее так, что любому постороннему, окажись он рядом, все сразу стало бы ясно.
        - Нет, я запрещаю тебе приходить. Слышишь?
        - Почему?
        - Потому!
        - Я люблю тебя.
        - Я тоже тебя люблю, но я не хочу, чтобы об этом знали все.
        - Никто не узнает.
        - Не узнает, если ты будешь вести себя благоразумно. Обещай.
        Он пообещал и сдержал свое обещание.
        Когда Полина наконец вышла из больницы, наступила весна. Еще лежал снег и по ночам прихватывал морозец, но в воздухе уже сквозило что-то неуловимое, что-то такое, от чего хотелось беспричинно улыбаться. Тетя Тося заскочила к ней на минутку с кастрюлькой горячих котлет.
        - Отъедайся, Поля, а то совсем исхудала на казенных харчах. Вечером пирогов с капустой испеку. Приходи - чайку попьем.
        Тетя Тося пробыла у нее недолго, уехала кормить свою скотинку, а Полина отправилась в ванную. О горячей воде, такой, чтобы едва терпеть, она мечтала все эти недели.
        Звонок в дверь вырвал ее из блаженно-расслабленного состояния, заставил испуганно вздрогнуть. На ходу наматывая на мокрую голову чалму из полотенца, Полина подошла к входной двери.
        Сергей стоял, прислонившись плечом к стене. За те дни, что они не виделись, он осунулся и повзрослел.
        - Можно?
        За рукав она втащила его в квартиру, прижалась щекой к холодной, пахнущей весной куртке.
        - Откуда я на сей раз тебя выловил, золотая рыбка? - Он поймал губами выбившуюся из-под чалмы влажную прядь.
        - Из ванны.
        - А ты, как я погляжу, любительница водных процедур.
        - С некоторых пор.
        Целоваться в крошечной прихожей было неудобно, но дойти до комнаты у них никак не получалось. А когда наконец получилось, то выяснилось, что Полинин диван так хорош, что лежать бы на нем и лежать. Полина проявила решительность первой, высвободилась из объятий Сергея, набросила халат, вышла на кухню, поставила на огонь турку с кофе.
        Они пили кофе и молчали. Не потому, что не знали, о чем говорить, а потому, что понимали друг друга без слов. Почти понимали. Оставалось кое-что, самая малость. .
        - Сережа, ты не должен был сюда приходить. - Полина отставила пустую чашку.
        - Почему? - Он беззаботно улыбался. Глупый мальчишка.
        - Потому что я твоя учительница.
        - Это ничего не меняет, мы же знаем.
        - Мы знаем, - она кивнула, - а остальные знать не должны. Ты еще несовершеннолетний, понимаешь?
        Он все понимал, но не желал с этим мириться.
        - Я уже не ребенок, Полина!
        - Я это знаю. - Она прижалась щекой к его ладони. - Давай подождем, пока ты закончишь школу.
        - Слишком долго. - Он не хотел ждать, он хотел все и сейчас. Беда в том, что она тоже этого хотела.
        - Мы будем видеться. Просто надо быть осторожными.
        - Мне мало только видеться. - Сергей сжал ее подбородок, заглянул в глаза. - Ты моя, и мне мало только видеть.
        Кажется, она покраснела, потому что он вдруг усмехнулся и сказал:
        - Знаешь, иногда мне кажется, что это я сплю с несовершеннолетней. Ты такая... - он замолчал, подбирая правильное слово, - ты необычная.
        - Я обычная! - Полина встала из-за стола, отошла к окну.
        Необычная! Никто и никогда не называл ее необычной, и не смотрел на нее так по-мужски, и не совершал ради нее никаких безумств. Никто, кроме Сергея Полянского, ее ученика...
        - А у меня для тебя подарок, - он тоже встал, подошел вплотную, перекрыл пути к отступлению.
        - Не нужны мне никакие подарки. Лучше веди себя как взрослый. - Не получалось у нее на него злиться, никак не получалось.
        - А у меня очень взрослый подарок, честное слово.
        Ей на ладонь лег кулон на тонкой цепочке - крошечная клетка с золотой рыбкой внутри.
        - Я думала, рыбки живут в аквариумах.
        - А эта предпочитает жить в клетке. - Сергей смотрел настороженно и испытующе одновременно. - Это специальная клетка для золотой рыбки.
        - Это что-то значит? - спросила Полина.
        - Да, это значит, что я тебя люблю.
        - Она, наверное, дорогая. - Цепочка приятно холодила шею, золотая рыбка маленькой молнией металась в золотой клетке. - Ты не должен дарить мне такие дорогие подарки.
        - Почему? Потому что я еще несовершеннолетний?
        - Потому что это неправильно.
        - Полина, она тебе нравится?
        - Нравится.
        - Вот и все. Я хочу, чтобы ты носила ее и не снимала. Можешь быть спокойна, деньги я заработал сам. Никого не грабил, ничего не крал.
        Полина так никогда и не узнала, что Сергей потратил на цепочку все деньги, которые два года откладывал на мотоцикл...

* * *
        Это была сумасшедшая весна: необычайно ранняя, непривычно теплая, пьяняще-беззаботная. Этой весной они поняли, что давать обещания намного легче, чем их выполнять...
        Весь мир был у их ног, и ждать до лета, чтобы взять то, что и так уже твое, не было сил. Они старались сохранить в тайне свои отношения. Для окружающих ничего не изменилось. Он умный и перспективный парень с безоблачным будущим. Она серая мышь с туманным прошлым. Об их настоящем никто не знал. До поры до времени...
        На дворе стоял не по-весеннему жаркий май. Им осталось продержаться всего один месяц. И они бы продержались, если бы не этот сумасшедший май. Если бы птицы не пели так громко. Если бы сирень под Полининым окном не пахла так одуряюще сладко. В какой-то момент они утратили бдительность...
        Первой неладное заподозрила тетя Тося. Однажды утром она зашла в гости к Полине, окинула цепким взглядом две чашки с остатками кофе и, скрестив руки на груди, сказала:
        - Ранние у тебя гости, Поля.
        - Это Света. - Врать было неловко, но и сказать правду она не могла.
        - Видела я твою Свету, - тетя Тося вздохнула. - Поля, что ты творишь?! Он, хоть и вымахал под два метра и морду свою глупую уже бреет, все равно ведь пацан еще. Если я заметила, что он к тебе шастает, значит, скоро весь дом заметит. Ты хоть знаешь, чей он сын? Поля, тебе неприятности нужны? Мужиков вокруг полным-полно, а ты щенка выбрала. - Тетя Тося опустилась на табурет, сказала устало: - Ну вот что, дочка, ты брось ерундой заниматься, гони от себя мальчонку, пока не поздно.
        Гони. Легко сказать - гони...
        - Я не могу, тетя Тося. Я его люблю. - Вот и сказала правду. Сказала, и словно камень с души упал.
        - Любит она! - Тетя Тося всплеснула руками. - Ну и любились бы себе на расстоянии.
        - Как? - Полина неожиданно для себя расплакалась. - Думаете, я не пыталась? Мы оба не пытались?
        - Эх, молодое вино, неперебродившее, - тетя Тося погладила ее по волосам. - Что, такая любовь, что никак? Ну так хоть поберегитесь, свет в глазах погасите. Не играйтесь с огнем...
        Они возвращались с конной прогулки. Уставшие от быстрой скачки лошади лениво брели по лесной дороге. Эти субботние прогулки остались единственным, что они могли себе теперь позволить. Они решили не играть с огнем, месяц можно потерпеть.
        - Я должен буду уехать в следующий четверг, - сказал Сергей, срывая на ходу веточку липы. - Ненадолго, до воскресения.
        - Куда? - спросила Полина, придерживая рвущегося вперед Ворона.
        - В Москву. В первом медицинском день открытых дверей. Я хочу разобраться, что к чему, осмотреться.
        - Ты поедешь с отцом?
        - Один. Отец и так совершил невероятное - позволил мне поступать вместо военной академии в медицинский. Представляю, как он переживает, что многолетняя муштра прошла даром.
        - А что ты называешь муштрой? - спросила она осторожно.
        - Что? Да все. - Его взгляд потемнел. - Знаешь, я с пяти лет занимался самбо. Не с профессиональными инструкторами, а с настоящими бойцами, мужиками, прошедшими все круги ада. Такими, как Степаныч. Они были хорошими учителями, но иногда забывали, что перед ними не враг, а всего лишь ребенок. Мне два раза ломали руку, один раз вывихивали плечо. Я все время ходил в синяках и шишках.
        - А отец? - Полина погладила Сергея по руке.
        - А отец продолжал лепить из меня идеального солдата. - Он сжал кулак - липовый прутик хрустнул и упал под копыта лошади. - Пятикилометровые пробежки по утрам в любую погоду, неважно, здоров ты или болен. Сто обязательных отжиманий вместо просмотра «Спокойной ночи, малыши», ежедневные тренировки, безоговорочное подчинение. Зато теперь я настоящая боевая машина, меня даже Лоб боится... - он невесело усмехнулся.
        - Сережа, не надо, - попросила Полина. - Ты поступишь в свой медицинский, уедешь отсюда. Все будет хорошо.
        - Да, все будет хорошо. - Лед в его глазах растаял. - Я уеду и заберу тебя с собой. Ты согласна стать женой студента?
        - Я согласна стать женой студента.
        Лошади нетерпеливо гарцевали на месте и недовольно всхрапывали. Им достались неправильные наездники. Они все время останавливались и целовались...
        ...Вот уже месяц Аллочку Скворцову терзали смутные догадки и подозрения. То, что Полянский ее бросил, она кое-как пережила, но хотела знать, ради кого он ее бросил. Теперь то, что у него есть другая, не вызывало сомнения. Любая женщина чувствует такие вещи. Оставалось вычислить соперницу.
        Собственные подозрения казались Аллочке дикими и беспочвенными. Впрочем, не такими уж и беспочвенными, если разобраться. Ведь видела же она однажды училку французского без очков и ее идиотского прикида. В доме у Полянского видела, между прочим. И тогда она не была серой мышью, а выглядела просто шикарно. Тогда это так задело Аллочку, что она предпочла об этом забыть, а теперь вот вспомнила и уже внимательнее присмотрелась к француженке. Что получится, если снять с нее очки, распустить волосы, накрасить губы, вместо мешковатого костюма надеть что-нибудь современное? Бомба получится, вот что!
        И ведь никто ни о чем не догадывается! Эти дураки смотрят на нее каждый день и ничего не видят. А Полянский разглядел. И что выходит? Выходит, француженка крутит роман с собственным учеником?.. Вот где будет настоящая бомба. Только бы найти доказательства...
        Они были осторожны, эти двое, но Аллочка умела быть терпеливой. О том, что Полянский каждую субботу берет уроки верховой езды, проболтался Санька Кухто. Узнать, где находится конезавод и как туда добраться, оказалось несложно. Затеряться в толпе дачников и любителей загородных прогулок еще проще. Куда сложнее было не потерять из виду эту парочку.
        В качестве группы поддержки Аллочка захватила с собой Любку. А еще отцовский фотоаппарат, чудовищно дорогой и навороченный. Если с фотоаппаратом что-нибудь случится, отец с нее шкуру снимет, но ведь ей нужны доказательства...
        Продираясь по кустам вслед за француженкой и Полянским, они с Любкой чувствовали себя полными идиотками. А сидя в засаде у единственной лесной дороги, ведущей к конезаводу, даже успели несколько раз поругаться, когда наконец вдали появились два всадника...
        ...Классные получились фотки! Аллочка отсняла всю пленку и теперь со смесью обиды и злорадства тасовала колоду из двенадцати фотографий.
        Вот тут они держатся за руки...
        Вот тут видны их лица...
        Вот тут они целуются...
        А на этой отчетливо видно, где рука Полянского...
        В дверь позвонили - на пороге стоял Лоб.
        - Принес? - спросила Аллочка.
        - Принес. - Лоб помахал перед ее носом свернутым в трубку журналом...

* * *
        Это был ее последний урок в одиннадцатом «Б». С понедельника начнется предэкзаменационная лихорадка, и они с Сергеем не смогут больше видеться. Он должен получить свою медаль, и ей не следует ему мешать.
        Полина подошла к кабинету, за дверью было подозрительно тихо. Одиннадцатый «Б» и гробовая тишина - понятия несовместимые. От недоброго предчувствия вдруг взмокли ладони.
        Она увидела это сразу, как только вошла в класс. Мерзкие картинки, вырезанные из порножурнала и наклеенные на лист ватмана. У порноперсонажей их лица: ее и Сергея, смеющиеся, счастливые. Сверху ярко-красным маркером выведено: «Любовь по-французски. Частные уроки. Дорого!»
        Вот и все... Хорошо, что Сергей в Москве, хорошо, что он этого не видит.
        За ее спиной с тихим скрипом распахнулась дверь. Она не стала оборачиваться, стояла перед доской, читала вывешенный на ней свой смертный приговор.
        - Полина Мстиславовна, к директору! Немедленно! - Генриетта улыбалась улыбкой человека, услышавшего чудесную новость. - И кто-нибудь снимите с доски эту мерзость!
        Время остановилось, сделалось вязким, точно кисель. В этом странном безвременье не было места эмоциям: ни боли, ни страху, ни отвращению. Кажется, Балконовна размахивала перед ней стопкой фотографий. Кажется, на фотографиях Полина была с Сергеем. Кажется, ее обзывали шлюхой, грозились уволить и отдать под суд за совращение малолетнего. Кажется, тетя Тося их предупреждала, а они не убереглись...
        Черная «Волга» стояла у ворот школы, угрожающе поблескивала тонированными стеклами. Полина остановилась у приоткрытой дверцы.
        - Сергей Викторович велел доставить вас к нему на работу, - добряк Паша больше не улыбался, смотрел настороженно. - Присаживайтесь, Полина Мстиславовна.
        Она послушно опустилась на пассажирское сиденье.
        ...Сергей Викторович сидел за заваленным бумагами столом, что-то писал. Полина замерла у двери.
        - Подойди, - велел он, не отрываясь от бумаг. - Садись. И сними эти дурацкие очки - я хочу видеть твои глаза.
        Она послушно присела на краешек стула, сняла очки.
        - Знаешь, зачем я тебя позвал?
        - Знаю.
        - А вот я не знаю, - он хлопнул ладонями по столу. - Это правда, что ты спишь с моим сыном?
        - Да.
        Полянский грязно выругался, встал из-за стола, подошел к ней, сдернул со стула.
        - Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?! - У него был страшный взгляд, немигающий. От этого взгляда не спасало даже безвременье.
        Полина зажмурилась.
        - На меня смотри! - Твердые пальцы больно сжали подбородок. - Я понимаю, что он в тебе нашел, но что нашла в нем ты?! Он же слюнтяй, молокосос!
        - Он не слюнтяй. - Она открыла глаза.
        - Защищаешь его? А где он сейчас? Почему он тебя не защищает? - Пальцы соскользнули с подбородка на шею. - Зачем он тебе? Что он может тебе дать? Ты достойна большего, много большего.
        Пальцы на ее шее горячие, царапают кожу, сжимают так, что больно дышать. Исчезнуть бы. Или умереть, чтобы ничего этого не было. Ни-че-го...
        - Полина, я все улажу. - Шепот тоже горячий, от шепота щекотно и хочется плакать. - Все, что пожелаешь: квартира, машина, положение, деньги. Ни один человек не посмеет сказать о тебе дурного...
        - Мне ничего не нужно. От вас...
        - Значит, не нужно? - Шепот трансформируется в крик, пальцы сжимаются сильнее. - А давай-ка я тебе кое-что объясню. Может быть, ты слишком расстроена и плохо понимаешь, что происходит.
        - Я не стану вашей... любовницей. - Слова колючие, царапают горло, мешают дышать.
        - Станешь. - Он больше не кричит и, кажется, не злится, смотрит ласково, гладит по щеке. - Я даже готов пойти тебе навстречу, одной ночи достаточно. Подумай, всего одна ночь - такая малость.
        Она откажется. Вот только выдохнет слова-колючки и откажется.
        - Не торопись, Полина, подумай. Не хочешь о себе, подумай о нем. Я могу превратить его жизнь в ад. В июне ему исполнится восемнадцать. Одно мое слово - и прямо со школьной скамьи он загремит в армию. Прощай, мединститут, прощай, мечта! Я даже пальцем не пошевелю, чтобы ему помочь. Наоборот, я использую все свое влияние, чтобы он попал в такое место, по сравнению с которым Чечня покажется санаторием. Так и будет, можешь мне поверить.
        Она верила. Верила каждому его слову. Если когда-то он не пожалел пятилетнего мальчика, то не пожалеет и восемнадцатилетнего. Страшный человек, бесчувственный, беспринципный. Ради забавы, сомнительного удовольствия заполучить женщину хотя бы на одну ночь он готов сломать жизнь единственному сыну. И сломает...
        - У тебя есть мой телефон, - он оттолкнул ее резко, грубо, так, что она едва удержалась на ногах. - Суббота - крайний срок.
        - Если я соглашусь, вы не сделаете то, о чем говорили?
        - Вот видишь, ты уже торгуешься. Не волнуйся, я человек слова. Как только я получу свое, можете катиться ко всем чертям - оба. Если, конечно, он захочет довольствоваться объедками с моего стола. Или если ты не передумаешь. Я жду до субботы. Теперь убирайся, у меня еще много дел.
        Света ждала ее у подъезда, сидела на скамейке, курила.
        - Полина, где тебя носит?! Я жду-жду, - подруга проводила внимательным взглядом уезжающую «Волгу».
        - Ты уже знаешь? - Зачем спрашивать, ведь и так видно.
        - Уже вся школа знает. Ну и номер ты отколола! Правда, что ли?
        Они сидели на кухне: Света курила одну сигарету за другой, а Полина рассказывала ей историю своей первой любви, рассказывала все, без утайки, вместе со словами пыталась вытравить из души поселившуюся там черноту.
        - ...И теперь я должна решить, что мне дороже: собственная гордость или его будущее. - Она все рассказала, а черноты меньше не стало. Как обидно...
        - А что тебе дороже? - тихо спросила Света. - Что ты решила?
        - Что бы я ни решила, я его все равно потеряю. Зачем я ему такая... продажная?
        - Ну почему сразу продажная?! - Подруга негодующе взмахнула сигаретой.
        - Потому что я собираюсь принять предложение его отца. Понимаешь?
        - Понимаю. Ты собираешься переспать с одним, чтобы обеспечить безоблачное будущее другому. Но ведь твоему Сергею совсем не обязательно знать о том, что ты сделала. Так? Просто не рассказывай ему ничего. Что было, то было...
        - А как я буду с этим жить?
        - Очень просто, как и все остальные. Помучаешься немного и забудешь. Зато Сергей твой останется при тебе. И не смотри на меня так! В жизни есть вещи и пострашнее измены. Тем более что это и не измена вовсе.
        - А что это?
        - Акт милосердия или, если хочешь, самопожертвования - вот как к этому нужно относиться. Понимаешь? Я ради своего генералиссимуса и не на такое бы пошла. А что ты на меня так смотришь? Тебе нравятся мужчины помоложе, а мне - постарше. Каждому свое.
        Полине пришлось выпить рюмку водки, чтобы решиться позвонить Полянскому.
        - Я согласна.
        - Рад, что ты проявила благоразумие. У тебя есть вечернее платье?
        - Есть.
        - Вечернее платье, черное белье, чулки, волосы распущены. В девять вечера Паша за тобой заедет, - в трубке послышались гудки отбоя.
        Черное белье, чулки, вечернее платье - совершенно конкретные инструкции. Она еще ничего не совершила, а уже чувствует себя проституткой.
        Еще одна рюмка водки помогла Полине дожить до вечера.
        ...Он был одет, как для выхода в свет: элегантный костюм, галстук, сияющие ботинки. От него пахло одеколоном и дорогим табаком. Он смотрел на нее глазами влюбленного мужчины. Словно и не было никаких ультиматумов и унизительных инструкций. Словно это и в самом деле романтическое свидание.
        - Ты великолепна. - Прикосновение к коже горячих пальцев, не то ласка, не то пытка. - Я счастлив, что ты приняла мое приглашение.
        Они играли в игру. Он устанавливал правила, ей отводилась роль послушной марионетки. Сервированный на двоих стол, зажженные свечи, остывающее в ведерке со льдом шампанское. Шампанское - это хорошо, это ее спасение, способ примириться с действительностью и самой собой.
        Он не позволил ей напиться. В половине одиннадцатого игра под названием
«романтический ужин» закончилась и началась совсем другая, куда более страшная игра...
        ...Полина лежала на самом краю двуспальной кровати и боялась пошевелиться: истерзанное тело болело. На бедрах, руках и животе наливались лиловым синяки.
        Человек, который сотворил с ней все это, заперся в ванной.
        Ей нужно было одеться и уйти, но у нее не было сил. Наверное, поэтому она не услышала, как хлопнула входная дверь...
        Сергей собирался провести выходные в Москве, но передумал: с понедельника начнутся экзамены, и они с Полиной не смогут видеться. Москва никуда не денется! Прямо с вокзала он поехал к Полине, хотел сделать сюрприз. Отец не ждет его раньше завтрашнего вечера. Так что у них есть целые сутки.
        Ничего не вышло. Полины не было дома. Сергей просидел под ее окнами несколько часов и только в полночь решился уйти. Наверное, она осталась ночевать у Светы, иногда она так делала.
        Он понял, что отец не один, как только переступил порог квартиры: по едва уловимому и смутно знакомому аромату духов, по тусклому мерцанию свечей в гостиной, по сервированному на двоих столу. Раньше в их доме никогда не бывали женщины, Сергей вообще ничего не знал об этой стороне отцовской жизни. Поэтому, когда он тихо шел по коридору, им двигало дурацкое детское любопытство.
        В отцовской спальне горел свет. Сергей хотел просто пройти в свою комнату. Он не собирался подглядывать, но все то же любопытство, будь оно неладно, заставило его...
        ...Она лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он еще ничего не понял, но сердце уже перестало биться, сжалось до величины булавочной головки, затаилось.
        У него был шанс пройти мимо широко распахнутой двери, мимо распластанной на отцовской кровати женщины, но он упустил этот шанс. Он стоял, и смотрел, и уговаривал себя не верить...
        - Сережа... - Она смотрела на него пустыми глазами и улыбалась. Даже ее нагота не оскорбила его больше, чем эта улыбка. Даже мысль, что несколько минут назад она была с его отцом. - Сережа, пожалуйста... - она попыталась сесть, едва не упала с кровати, и он с отвращением и ненавистью подумал, что она пьяна.
        Наверное, он почувствовал бы себя легче, если бы ударил ее, наотмашь, со всей силы. Ему хотелось, но он знал, что, начав, не сможет остановиться, поэтому он просто ушел...

* * *
        Это был самый длинный, самый мучительный месяц в жизни Полины. Ее вызвали в школу лишь однажды, чтобы подвергнуть публичной порке и сообщить, что она уволена. Ей было все равно: и порка, и увольнение с занесением в личное дело ее совсем не взволновали. Спасительный анабиоз, случившийся с ней в ту ужасную ночь, так не прошел.
        Единственное, что ее еще интересовало, это судьба Сергея. От Светы она знала, что он ушел от отца и живет у Степаныча на конезаводе, что он провалил выпускные экзамены и золотая медаль ему не светит.
        Полина оставалась в этом городе лишь затем, чтобы убедиться, что Полянский-старший выполнит свое обещание. Потом она уедет куда-нибудь. Неважно куда...
        Ее анабиоз нарушила Ядвига. Однажды вечером она появилась на пороге Полининой квартиры с элегантным чемоданом в руках и неизменной трубкой в зубах.
        - Ну, здравствуй, Поля, - сказала будничным тоном, точно они не виделись всего пару дней...
        ...Они собрались на военный совет: Ядвига, тетя Тося и Света. Это была странная компания и странный совет. Света сидела на подоконнике с сигаретой в зубах и нервно болтала в воздухе босыми ногами. Тетя Тося в бигуди и с вязанием в руках пристроилась у кухонного стола, на котором Ядвига с задумчивым видом раскладывала карты таро.
        - Ну и что там в военкомате? - спросила тетя Тося у Светы.
        Та раздраженно пожала плечами:
        - Ничего хорошего, если верить моему генералиссимусу.
        - Неужто в армию заберут? - всплеснула руками тетя Тося. - А что ж этот кобелина, папашка евоный? Передумал, что ли, парнишке помогать?
        - Папашка-то как раз не передумал. Это сынок передумал. Ему теперь, видите ли, мединститут не нужен. Ему вдруг в армию захотелось, долг Родине отдать. Патриот хренов! - Света сердито сплюнула за окно.
        - А Поля знает? - спросила шепотом тетя Тося.
        - Знает.
        - И что?
        - Молчит.
        Полина вошла в кухню, прислонилась плечом к стене. Тетя Тося отложила вязание, посмотрела на нее со смесью жалости и упрека.
        - Что ж ты, Поленька, так себя не бережешь? Зеленая вон стала, что жаба болотная.
        - В ее положении такое часто случается, - сказала Ядвига, не отрываясь от пасьянса.
        - В каком положении? - спросили хором Света и тетя Тося.
        - Девочка, ты ведь беременна? - Ядвига посмотрела на прижавшуюся спиной к стене Полину.
        Та молча кивнула.
        - Мать честная! - ахнула тетя Тося.
        - Ядвига, как вы узнали? - спросила Света.
        Ядвига кивнула на разложенные карты:
        - Так же, как я узнала, что девочка попала в беду. Вопрос сейчас не о том, - она вопросительно посмотрела на Полину. - Что ты собираешься делать с ребенком?
        - Не знаю.
        - А что тут знать?! - вмешалась тетя Тося. - Дите, оно Богом данное! Рожать тебе надо, Поля, и все тут!
        - Единственное, о чем я жалею, - сказала Ядвига, раскуривая трубку, - это о том, что у меня нет детей.
        - А ну гасите папиросы! Обе! - опомнилась тетя Тося. - Ей теперь вредно дымом дышать.
        Ядвига улыбнулась, отложила трубку в сторону.
        - А вот меня больше волнует, кто отец этого ребенка? - Света выбросила в окно недокуренную сигарету, вопросительно посмотрела на Полину. - Ты знаешь, от кого беременна: от отца или от сына?
        Тетя Тося ахнула, сердито застучала спицами. Ядвига задумчиво рассматривала серебряный браслет на своем запястье: два дракона, пустое ложе для камня. Странное украшение, совсем ей не подходящее.
        - Я беременна от Сергея. - Полина оторвала взгляд от браслета, присела к столу, сжала виски руками.
        У нее не было сомнений, потому что она знала то, чего не знала ни одна из этих женщин. Сергей Викторович Полянский как мужчина был несостоятелен. Он решил, что с Полиной у него все получится, что она особенная, а она его подвела. Он избивал ее долго, вымещал на ней свою боль и свою ненависть, а потом заперся в ванной и не выходил очень долго, почти до самого утра. Полина не уходила - ждала. Нет, не извинений, а обещания. Полянский пообещал...
        - Хорошо, с ребенком все ясно, - сказала Ядвига. - А как ты собираешься поступить с отцом ребенка?
        - Никак. - Полина пожала плечами.
        - Он имеет право знать.
        - Ядвига, даже Света усомнилась в его отцовстве! Он мне не поверит.
        - А ты попробуй. Не ради себя, ради ребенка. - Ядвига вздохнула. - Унижайся, проси прощения, на коленях ползай. Нельзя вот так просто...
        Полина кивнула, сказала с невеселой усмешкой:
        - А я уже просила, и на коленях ползала, и унижалась...
        ...Это случилось в тот день, когда Полина поняла, что беременна. Она поехала на конезавод к Степанычу.
        - А Сережки нет. Взял Бурана и умчался куда-то. - Степаныч смотрел на нее с жалостью. - Посиди со мной, Поля, он скоро вернется.
        - Спасибо, я пройдусь. Может, встречу его.
        Полина брела по лесной дороге, когда услышала топот копыт. Буран, самый неуправляемый, самый своенравный из всего табуна, мчался прямо на нее. Анабиоз, который позволил Полине как-то жить все это время, сделал ее бесстрашной. Если она сойдет с дороги, то потеряет единственный шанс поговорить с Сергеем.
        Буран остановился в нескольких метрах от нее, с сердитым ржанием взвился на дыбы, загарцевал на узкой дороге.
        - Что ты здесь делаешь? - Сергей не спешился, смотрел сверху вниз. Так смотрят на грязь, прилипшую к ботинкам.
        - Пожалуйста, давай поговорим. - Ей было больно от этого взгляда. Ее анабиоз не спасал от его презрения и ненависти.
        - Я не хочу с тобой разговаривать. Мне даже видеть тебя противно.
        Он не станет ее слушать. Он скорее позволит Бурану смести ее с дороги.
        - Сережа, мне ничего не нужно! - Буран нервно всхрапнул, но позволил взять себя за поводья. - Я тебя об одном прошу - не надо ломать себе жизнь. Поезжай в Москву, поступай в свой медицинский...
        - О будущем моем печешься?! - Сергей выдернул поводья из ее рук, Буран угрожающе оскалил зубы. - Раньше об этом надо было думать, до того, как под моего старика ложиться. Я тебя тоже об одном прошу - исчезни!
        Буран рванул вперед, задел ее крупом, сбил с ног. Это было несправедливо, унизительно и больно. Она этого не заслужила. Слезы смешивались с пылью, стекали по лицу грязными ручейками. Если бы она знала, какие усилия понадобились Сергею лишь для того, чтобы не обернуться, то, возможно, не выбрала бы путь, по которому до нее прошли тысячи обиженных женщин, - не лишила ребенка отца...

* * *
        День был холодный и дождливый. Полина стояла на перроне рядом с Ядвигой и всматривалась в затянутое тучами небо. Рядом малодушно всхлипывала Света. Тетя Тося не плакала, в десятый раз перепроверяла содержимое полосатой хозяйственной сумки, в которую еще утором сложила «все самое необходимое». Поодаль курили мужчины: Антип Петрович и Светкин генералиссимус. Эти люди стали ее маленькой семьей. Они не отвернулись от нее в самый трудный момент ее жизни. И теперь она должна с ними проститься. Вероятно, навсегда. Каждому из них ей нужно сказать что-то очень важное и при этом не расплакаться. Непосильная задача...
        Она заплакала, но уже сидя в вагоне поезда, глядя на уплывающий перрон.
        Ядвига задумчиво смотрела на исчезающий в дождевой пелене город. Меньше чем за год ее девочка успела прожить здесь целую жизнь. Теперь и она знает, какую цену приходится платить за право сделать выбор. Теперь она начнет новый отсчет...
        Сергей не сомневался, что пройдет медкомиссию. С его физическими данными и спортивной подготовкой это будет легко.
        - Ну, что я вам могу сказать, молодой человек, - женщина врач отложила фонендоскоп, посмотрела неожиданно строго. - У вас в сердце шум. Возможно, это ничего не значит, а возможно, значит очень многое. Вы когда-нибудь консультировались у кардиолога?
        - Я абсолютно здоров.
        - Искренне на это надеюсь, но для того, чтобы исключить порок сердца и прочие неприятные вещи, придется лечь на медицинское обследование...
        У Сергея не оказалось никакого порока. У него было железное здоровье, но, пока шло обследование, призыв закончился. Он рвался в армию, а получил отсрочку на полгода. И все из-за этой улыбчивой и сверхбдительной докторши...
        Амалия Петровна, уважаемый врач, первоклассный специалист, проработала в военно-призывной комиссии больше десяти лет и ни разу за все эти годы не шла на компромисс с собственной совестью. Она изменила своим принципам лишь однажды.
        Той девчушке нужно было спасти своего парня от непоправимого шага, а Амалии Петровне нужно было спасти своего единственного ребенка от туберкулеза. Чтобы отвезти мальчика на все лето к морю, нужны были большие деньги.
        Старинный перстень с сапфиром стоил очень дорого. Гораздо дороже, чем оказанная за него услуга. Вырученных от его продажи денег хватило не на одну поездку к морю.
        В аэропорту Шарля де Голля Полину встречал невысокий пожилой человек. Поль Жорден, старинный приятель Ядвиги, согласился устроить судьбу ее несчастной племянницы. Будучи на шестом месяце беременности, Полина вышла замуж. Их брак был фиктивным, он позволял ей остаться во Франции.
        Через месяц после свадьбы у Полины начались роды. Она поняла, что что-то пошло не так, когда вместо родзала ее отправили в операционную.
        У нее родилась дочка. Крошечное существо примирило ее с окружающим миром и с тем фактом, что из-за возникших осложнений у нее больше никогда не будет других детей. У нее была ее Мишель, этого оказалось достаточно, чтобы сделать ее почти счастливой...
        Поль Жорден был хорошим мужем для Полины и хорошим отцом для Мишель. В какой-то момент их брак перестал быть фиктивным, и, когда через год после свадьбы Поль скончался от разрыва аневризмы, Полина испытала настоящую боль.
        Поль оставил завещание: после его смерти все его состояние переходило к жене и приемной дочери. Полина много раз порывалась вернуться на родину, но бизнес покойного мужа заставлял ее остаться во Франции. Она прилетела в Россию только спустя шесть лет, чтобы навестить близких и родных.
        Тетя Тося постарела, часто болела, но радовалась жизни: ее дети наконец-то были с ней. Денег, полученных от неизвестного адресата, хватило не только на перелет с Сахалина на Большую землю, но и на обустройство на новом месте.
        Света вышла замуж за своего генералиссимуса, родила подряд двух маленьких генералиссимусиков и была абсолютно счастлива.
        Петрович ушел на пенсию, переехал жить за город и превратился в заядлого дачника. Теперь к его фирменному салу прилагались фирменные огурчики собственного производства.
        Сергей Викторович Полянский умер пять лет назад от рака. Говорят, он сгорел за несколько месяцев. Говорят, он не хотел лечиться. Говорят, он так и не успел проститься с единственным сыном. Сергей появился в городе только однажды - в день похорон отца.
        Ядвига нисколько не изменилась. Она жила в своем загородном доме в компании повзрослевшего Джаспера, в окружении привычных вещей...
        Полина пробыла в Москве недолго, всего несколько дней. Этого времени ей хватило, чтобы вдоволь наговориться с Ядвигой и встретиться с профессором Ильинским. Она улетела обратно во Францию со смешанным чувством грусти и удовлетворения. А ровно через месяц в судьбе субординатора Сергея Полянского произошло знаковое событие - человек с мировым именем, профессор Ильинский принял его в свою команду.

* * *
        - ...Вы действительно знакомы? - В голосе Игоря слышалось недоверие.
        Сергей молча кивнул. Вот, значит, кого он оперировал. И ведь не дрогнуло ничего в душе, не шелохнулось. Так бы и не узнал ничего, если бы не Игорь.
        - И кто же она, наша таинственная незнакомка?
        - Ее зовут Полина Ясневская.
        - Полина Ясневская? - В синих глазах зажегся и тут же погас огонек. - Это я, правда? - Она встала, подошла почти вплотную. От нее пахло больницей и страхом. На какое-то мгновение, только на мгновение, ему стало жаль ее. - А вы? Кто вы? - Рука с тонкими змейками вен потянулась к шее. В вырезе халата блеснула цепочка. Крошечная золотая рыбка заметалась в крошечной золотой клетке...
        - Я Сергей Полянский, - он оторвал взгляд от цепочки, всмотрелся в бледное до синевы лицо. - Когда-то давно ты преподавала мне французский язык. Помнишь?
        - Нет, - она покачала головой и вдруг легонько коснулась его руки. - Вы расскажете мне про... меня? Пожалуйста! Это невыносимо - ничего не помнить.
        Сергей невесело усмехнулся.
        - Ты так считаешь? А мне вот иногда кажется, что беспамятство - это благо.
        Голова болела. Последние недели голова болела, не переставая. Полина поморщилась. Стоящий напротив мужчина не будил в ней никаких воспоминаний. Высокий, широкоплечий, русоволосый, молодой. Улыбка неискренняя, а глаза злые. Почему? Может быть, она обидела его когда-то, в прошлой жизни? Он говорит, что был ее учеником. Может, она придиралась к нему, ставила плохие оценки и он до сих пор злится? Ей обязательно нужно расспросить его обо всем. Плохо, что голова болит и мысли все время разбегаются.
        Полина Ясневская - красивое имя. Обидно, что оно воспринимается как что-то чужеродное. Золотая рыбка - почему этот мужчина, Сергей Полянский, назвал ее так странно? Полина потерла виски: за три недели непрерывной головной боли жест этот уже вошел у нее в привычку.
        Незнакомец из прошлого смотрел на нее с холодным интересом, точно она была ожившим музейным экспонатом. Полина поежилась под его взглядом, отважилась спросить:
        - Я вас чем-то обидела, Сергей?
        На его лице появилось брезгливое выражение, как будто она сказала что-то неприличное.
        - Скажем так, у нас были напряженные отношения, - ответил он после долгого молчания.
        - Насколько напряженные?
        Он криво усмехнулся:
        - Я надеялся, что больше никогда тебя не увижу - вот насколько.
        За плохие оценки можно так ненавидеть? Или дело не в оценках?
        - Значит, рассчитывать на вашу помощь я не могу.
        Он не стал отвечать, просто пожал плечами. Головная боль усилилась, сделалась почти невыносимой. Полина отвернулась к окну. Скорее бы эти двое ушли...
        - Стоп, ребята! - заговорил молчавший до этого Игорь Владимирович. - Серега, ну что за детский сад, честное слово?! Выкладывай, откуда ты знаешь мою пациентку!
        - Давай выйдем.
        - Пардон, мадемуазель, мы ненадолго, - в голосе Игоря Владимировича послышались виноватые нотки. Господи, да что же он извиняется-то?! Это она должна извиняться...
        - Во дела! - Игорь смотрел на него со смесью удивления и неодобрения. - Я тут из шкуры выпрыгиваю, чтобы хоть что-нибудь узнать о нашей загадочной пациентке, а ты, оказывается, с ней знаком!
        - Был знаком, - мрачно уточнил Сергей.
        - Ну так расскажи все, что знаешь, помоги следствию.
        - Я уже все рассказал, - буркнул Сергей. - Ее зовут Полина Мстиславовна Ясневская. Она преподавала французский язык в моей школе. Это все. Больше я ничего не знаю.
        - Совсем-совсем ничего? - недоверчиво уточнил Игорь.
        - Повторяю, я не видел эту женщину с тех пор, как закончил школу. Что я могу о ней знать?
        - А почему ты тогда на нее так окрысился? И почему, скажи на милость, обращаешься к своей учительнице на «ты»? У вас с ней что-то было?
        Сергей сунул руки в карманы джинсов, хмуро посмотрел на друга:
        - Да, у нас с ней «что-то было».
        - Да ну?! - Игорь недоверчиво присвистнул, выбил из пачки беломорину. - С учительницей?!
        Сергей перехватил беломорину, зажал в зубах, буркнул:
        - Огня дай.
        - Ты же не куришь, - удивился Игорь, но зажигалку все-таки протянул.
        Они курили, разглядывая гранитные памятники погоста. При свете дня кладбище, казалось, наползало на территорию больницы.
        - Мрачное соседство, - прокомментировал Игорь.
        - Ее там нашли? - спросил Сергей.
        - Да, только с другой стороны, - друг неопределенно махнул рукой в сторону кладбищенской ограды. - Там на могиле надгробный памятник такой необычный, в виде ангела - не ошибешься.
        - Пойду пройдусь. - Сергей спрыгнул с крыльца.
        - Ага, пойди пройдись. - Игорь уселся на скамейку, закинул ногу за ногу. - А я тут пока подожду.
        На кладбище, в сени старых деревьев было сумрачно и прохладно. Сергей медленно шел мимо ухоженных и не очень могил. Памятник, о котором говорил Игорь, и в самом деле сильно отличался от остальных. Черный ангел со скорбным лицом, казалось, парил над свежей могилой. Сергей долго всматривался в смутно знакомые черты, а потом перевел взгляд на выгравированное на медной пластине имя, задумчиво взъерошил волосы. Теперь ясно, как Полина попала на кладбище - навещала усопшую родственницу. Понять бы еще, что делала в его сне женщина с лицом ангела...
        Когда Сергей вернулся обратно к больнице, решение уже было принято. Он не знал, правильное ли оно, зато точно знал, что спокойной его жизнь уже точно никогда не будет. Он думал, что та парализующая боль больше никогда не вернется, а она взяла и вернулась. И вцепилась в горло мертвой хваткой.
        Полина по-прежнему смотрела в окно, на их с Игорем появление никак не отреагировала.
        - Собирайся, ты едешь со мной, - с порога сказал он.
        - Куда? - Она обернулась, в синих глазах зажглась надежда.
        Сергей сам еще не знал куда, но точно знал, что заберет ее из этой инфернальной больницы, окна которой выходят на погост.
        - Э, погоди-ка! - вмешался Игорь. - С чего это ты взял, что ее нужно куда-то забирать?! Она еще нездорова, она нуждается в медицинском уходе.
        - Я врач, я могу обеспечить ей необходимый уход.
        - Ты?! Да ты же целыми днями торчишь на своей работе!
        - Я могу положить ее в клинику. Нанять сиделку, в конце концов. - Сергей перешел на злой шепот: - Она же здесь на птичьих правах. Еще неделя - и все. А дальше что, вышвырнешь ее на улицу?
        - Она может пожить у меня, пока все не утрясется, - сказал Игорь неожиданно зло.
        Вот так, еще один попался в ее сети, так же, как он когда-то...
        - Она поедет со мной. - Нет времени спорить. Он уже все решил, там, у могилы с черным ангелом.
        - Это почему?
        - Потому!
        - А мое мнение вас не интересует? - послышался за их спинами тихий голос.
        - Конечно, интересует, - сказал Игорь.
        - Нет! - рявкнул Сергей.
        Полина знала, что у нее есть выбор. Что бы ни говорили эти двое...
        Игорь Владимирович нравился ей намного больше, но, к сожалению, нити ее прошлого были в руках Сергея Полянского.
        - Я поеду с вами, - сказала она, не глядя в его сторону.
        - Распоряжусь насчет выписки и вашей одежды. - Игорь Владимирович тяжело вздохнул, окинул Полину долгим взглядом, вышел из палаты.
        Тишина никогда ее не пугала, даже безрадостный вид из больничного окна не пугал, но сейчас ей вдруг стало страшно. Чужой человек, злой, за что-то на нее обиженный, смотрел поверх ее головы и о чем-то думал. И она теперь от него зависит, потому что в целом мире у нее нет никого, кроме него, Сергея Полянского. Он теперь ее путеводная нить и единственная надежда обрести себя.
        - Вы поможете мне? - Она старалась быть вежливой, пыталась навести мосты.
        - Я попытаюсь, - он нахмурился.
        - А почему?
        Он пожал плечами:
        - Считай это актом милосердия.
        В голове что-то шевельнулось, какие-то отголоски прошлого. Раньше она уже слышала что-то похожее. Или это ей только кажется?
        - И вот еще что, - сказал он, не глядя в ее сторону, - когда-то мы были на «ты», так что давай без официоза.
        Ответить Полина не успела, вернулся Игорь Владимирович в сопровождении санитарки.
        - Ваша одежда, - санитарка положила на кровать перепачканный кровью и землей брючный костюм.
        - Я должна это надеть? - Она не хотела, не могла себя заставить.
        - Можешь ехать в том, что на тебе сейчас, - Сергей Полянский равнодушно пожал плечами. - Я потом все верну.
        - Да, если можно, - Полина посмотрела на Игоря Владимировича.
        Тот лишь кивнул в ответ. Как неловко: человек столько для нее сделал и готов был делать и впредь, а она вот так... убегает.
        - Игорь Владимирович, я должна ехать, - она заглянула в его хмурое лицо. - Вы понимаете? И... спасибо вам за все.
        Он улыбнулся и стал прежним - человеком, который достал ее с того света, поставил на ноги, помог не сойти с ума.
        - Я понимаю, Полина, и надеюсь, что у вас все будет хорошо. Вот, возьмите, - Игорь Владимирович протянул ей визитку. - Тут мои координаты. Если вам вдруг понадобится помощь... - он запнулся, бросил быстрый взгляд на Сергея Полянского и продолжил: - Любая помощь, не обязательно медицинская, я буду счастлив вам помочь.

* * *
        Полина чувствовала себя неловко в роскошном салоне его машины, точно нищенка на званом балу. Она откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза. Из мощных динамиков лилась музыка - «Времена года» Вивальди. Странно, она помнит, что это Вивальди, но не помнит собственного имени. Может, попытаться разговорить Полянского, попробовать узнать хоть что-нибудь о своем прошлом? Полина уже почти решилась, но в самый последний момент передумала. Сейчас она ничего не добьется, только разозлит его еще больше. Надо потерпеть, узнать его получше, понять причину его неприязни.
        ...Тошнота накатила внезапно, мутной, удушливой волной.
        Он не стал выяснять, зачем ей понадобилось выйти, сразу ударил по тормозам. Времени хватило только на то, чтобы выбраться из салона. Ее вырвало тут же, на обочине. К возникшей еще в больнице неловкости добавилось мерзостное ощущение собственной ущербности.
        - Теперь легче? - послышалось за спиной.
        Рукавом халата Полина вытерла лицо, мокрое от слез и испарины, молча кивнула.
        - Ну-ка, - Полянский развернул ее к себе, нахмурился, складочки в уголках губ сделались чуть глубже. - Тебя часто тошнит? Голова кружится?
        Она снова кивнула, разговаривать не было сил.
        - Пойдем, в машине есть минералка, - он потянул ее за рукав.
        От воды стало легче.
        - Можно сполоснуть лицо? - спросила Полина.
        - Без проблем. Хочешь, я уменьшу температуру в салоне?
        - Да, пожалуйста.
        - Это астенический синдром, так бывает после черепно-мозговой травмы. Это пройдет.
        - А амнезия? - спросила она. - Амнезия тоже пройдет?
        - Не знаю, - сказал он неожиданно резко.
        Хрупкое равновесие было нарушено. Они молчали до самого дома. Полина смотрела на проплывающий за окном город. Некоторые улицы казались ей смутно знакомыми, но большинство не вызывало в душе никаких эмоций.
        Полянский жил на пятом этаже двухподъездного кирпичного дома в просторной квартире, похожей на студию.
        - Проходи, - он оставил Полину на пороге, сам исчез за одной из дверей. - Есть хочешь? - послышалось через пару секунд.
        - Нет, спасибо... - Полина поймала свое отражение в настенном зеркале. Она догадывалась, что выглядит не лучшим образом, но то, что явило ей зеркало, превосходило самые худшие ожидания. Наверное, так смотрелись тифозные больные: короткие волосы, ввалившиеся щеки, тонкая шея, костлявые плечи, синева под глазами, гармонирующая с линяло-голубым цветом казенного халата...
        - Любуешься?
        Она вздрогнула, поспешно отвернулась от зеркала. Полянский стоял в дверях, разглядывал ее отражение едва ли не пристальнее, чем она сама пару секунд назад.
        - А есть чем? - Грубить не хотелось. В конце концов, он ведь пытается ей помочь. А то, что смотрит так, что хочется сделаться невидимой, так это не беда. В больнице она привыкла и не к таким взглядам.
        - Ну, раньше ты была посимпатичнее. - Полина так и не поняла, шутит он или говорит правду. Скорее всего, правду... - Не стой на пороге, проходи.
        Она сбросила больничные тапки, босиком вошла в гостиную, в нерешительности остановилась посреди комнаты, вопросительно посмотрела на Полянского. Что дальше? Что ей теперь делать?
        - Может, хочешь принять душ? - нарушил он тягостное молчание.
        - Хочу.
        Полянский молча вышел из комнаты, но уже через мгновение вернулся с банным полотенцем и сложенной рубашкой.
        - Походишь пока в этом. Ничего лучшего у меня нет. Подбором гардероба займемся завтра, если ты не возражаешь.
        Полина не возражала...
        Пока в его ванне плескалась женщина, которая никогда не должна была появиться в его жизни, Сергей занимался приготовлением ужина - это хоть как-то отвлекало от тяжких дум.
        Он взвалил на свои плечи груз, который вряд ли ему под силу, поверив женщине из своего сна, поступил глупо и необдуманно. Сейчас, когда Полина находится под одной с ним крышей, в опасной близости, он понимал это особенно четко. Зачем было бередить старые раны, ввязываться в эту сомнительную историю? Хотелось Игорьку поиграть в частного детектива и спасителя прекрасной дамы - ну и пусть бы себе играл! Друг давал ему возможность выйти из игры, а он, упрямый осел, притащил ее в свой дом...
        В коридоре послышалось шлепанье босых ног.
        - С легким паром. - Сергей не стал оборачиваться.
        - Спасибо, я точно заново родилась.
        - Ты всегда испытывала слабость к водным процедурам.
        - А что я еще любила?
        Он все-таки обернулся, сказал неприязненно:
        - Откуда мне знать, что ты еще любила?
        Она испуганно моргнула, как-то сразу поникла, и он почувствовал себя скотиной.
        Черт, не хватало ему еще и угрызений совести!
        - Давай есть. - Сергей швырнул на стол салатницу, с энергией, достойной лучшего применения, принялся нарезать хлеб.
        - Наверное, мне нужно было остаться в больнице, - послышалось за спиной.
        - Ерунда!
        - Нет, не ерунда. - Собирается заплакать или это ему только кажется? - Ты часть моего прошлого, и ты меня ненавидишь. Я не знаю, кто ты такой и что нас связывало. Я вообще ничего не знаю, а ты не хочешь рассказывать...
        Страх, который копился в ней все эти дни, с того самого момента, как она очнулась на узкой больничной койке в окружении незнакомых людей, нашел наконец выход. Чтобы не разреветься, Полина крепко зажмурилась. Пусть ей больно и страшно до дрожи в коленках, пусть у нее нет прошлого - она не станет унижаться перед этим человеком.
        - ...Кофе и лошади.
        Она открыла глаза.
        - Что - кофе и лошади?
        - Ты любила лошадей и крепкий кофе, - сказал он, нарезая ветчину для бутербродов. - В больнице ты пила кофе?
        - Нет.
        - После ужина я тебе сварю. Если хочешь...
        - Хочу. Мне кажется, я помню его вкус.
        - Вполне вероятно. Человек редко изменяет своим гастрономическим пристрастиям.
        - А еще я помню, что «Времена года» написал Вивальди. Это что-то значит?
        Полянский отложил нож.
        - Это значит, что ты любишь классику.
        - Может быть, если я вспомнила это, я вспомню и все остальное? - спросила она с надеждой.
        - Может быть.
        - Но стопроцентной гарантии нет?
        - Стопроцентной нет. Радуйся, что не очнулась идиоткой после такой травмы.
        - Игорь Владимирович сказал, что это ты меня оперировал...
        - Слушай, я голоден как волк. Давай-ка лучше ужинать.
        Ну вот, ему не нужна не только она сама, ему не нужна даже ее жалкая благодарность. Полина одернула рубашку, подошла к столу. Есть не хотелось, но она себя заставила, чтобы не обижать Полянского.
        После ужина он, как и обещал, сварил им кофе.
        - Угощайся. - Чашечка была совсем крошечной, из тонкого, точно папиросная бумага, фарфора. - Больше тебе пока нельзя.
        Полина сделала глоток и радостно улыбнулась.
        - Ну как? - спросил он.
        - Корица, душистый перец, гвоздика, кардамон - кофе по-арабски.
        - Все правильно. Это ты меня научила...
        Неожиданно для себя Сергей нашел компромиссное решение, гениальное и простое одновременно. Эта Полина не имеет ничего общего с той женщиной, которую он когда-то знал, во всяком случае, до того момента, пока к ней не вернется память. Нельзя винить одну за зло, которое совершила другая. Все правильно. Так будет лучше и спокойнее. Не придется тратить силы на бессмысленную ненависть...

* * *
        Они допивали кофе, когда зазвонил мобильный Полянского. Он молча выслушал невидимого собеседника, а потом бросил в трубку:
        - Уже выезжаю.
        - Что-то случилось? - Руки вдруг сделались ватными, Полина едва не уронила чашку.
        - Я должен уехать.
        - Надолго?
        - Еще не знаю. С моим шефом случилась беда. - Сергей встал из-за стола. - Мне нужно в клинику.
        - Возьми меня с собой, - отважилась она попросить.
        - Зачем?
        Полина колебалась, не хотела признаваться, что боится остаться одна, но, увидев нетерпение в его взгляде, решилась:
        - Я не могу одна. Боюсь, понимаешь?
        Он покачал головой, а потом сказал:
        - Тебе нечего надеть.
        Убийственный аргумент. Ей действительно нечего надеть. Рубашка с чужого плеча и больничные тапки - это не одежда. Сейчас он уйдет, и она останется наедине со своими страхами.
        - Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. Жди! - Сергей вышел из квартиры, но уже через минуту вернулся, волоча за собой тщедушного тинейджера.
        - Вот она, - он ткнул пальцам в Полину. - Что у тебя есть подходящее?
        Подросток немного помолчал, а потом выдал:
        - Прикольный причесон. И ноги ничего.
        Она посмотрела на свои голые ноги и покраснела.
        - Юрик, думай, - с нажимом сказал Сергей.
        - Не гони коней, я и так думаю, - огрызнулся тинейджер.
        - Юрик, за сто баксов нужно думать быстрее.
        - Все придумал! Готовь бабосы!
        Подросток юркнул за дверь и почти мгновенно вернулся с каким-то свертком.
        - Вот, это должно подойти, - он сунул сверток Полине. - Гони баксы, Серый!
        - Полина, примерь, - скомандовал Сергей и полез в кошелек.
        Вкус у тинейджера Юрика был специфический, но выбирать не приходилось. Черная футболка с ярко-желтой мишенью на груди оказалась Полине впору. А вот джинсы, вытертые едва не до дыр, были велики, сползали с талии, оставляя голым живот.
        - Отпад! - восхищенно сказал тинейджер. - Хоть сейчас в ночной клуб! Штаны только не дергай, темная! Это ж мода такая!
        - Странная мода, - Полина поддернула джинсы.
        - Это не мода странная, это ты странная, если собственной одежды не имеешь. Серый, где ты ее откопал, такую отстойную?
        - Обувь как? - спросил Сергей, не обращая внимания на Юрика.
        Полина посмотрела на свои ноги. Обшарпанные кроссовки не добавляли ей элегантности, но были велики всего на один размер.
        - Нормально.
        - Тогда вперед!
        Они добрались минут за тридцать. Сергей бросил машину на стоянке, едва ли не волоком вытащил замешкавшуюся Полину из салона, быстрым шагом направился к ярко освещенному четырехэтажному зданию.
        Сияющий хромом и совершенно бесшумный лифт доставил их на третий этаж.
        - Жди меня здесь. - Сергей толкнул ее в глубокое кресло, сам скрылся за одной из многочисленных дверей.
        Полина прикрыла глаза, приготовилась ждать. Эта больница разительно отличалась от той, в которой она провела последние три недели. Охранник на входе, качественный ремонт, удобная мебель, приглушенный свет и отсутствие тошнотворной смеси запахов казенной пищи, дезсредств и человеческих страданий. Хорошая частная клиника. Наверное, очень дорогая. Наверное, нужно быть очень состоятельным человеком, чтобы здесь лечиться. Наверное, нужно быть очень хорошим врачом, чтобы здесь работать...
        - ...Эй, подъем! - Кто-то тряс ее за плечи. Полина открыла глаза, растерянно заморгала. Над ней склонился Сергей. - Пойдем, я познакомлю тебя кое с кем, - он выдернул ее из кресла, потащил по гулкому коридору.
        В палате царил полумрак: горела только настольная лампа. Наверное, поэтому лицо лежащего на больничной койке человека казалось безжизненной маской.
        - Вот эта женщина, Марат Александрович. Вы ее узнаете? - Сергей подтолкнул Полину вперед, поближе к свету.
        У него были крупные, немного грубые черты лица, тяжелые веки, нос с горбинкой, густые усы и щедро посеребренные сединой короткие волосы. Он смотрел на Полину, не мигая, и от этого взгляда по позвоночнику тянуло холодком.
        - Девочка, ты меня помнишь? - Голос тихий, едва различимый, никак не вяжущийся с лицом, зато хорошо вяжущейся с пропитавшейся кровью повязкой на груди.
        Он спросил, помнит ли она? А она должна его помнить?
        - Простите, - Полина покачала головой.
        - Я Марат Александрович, друг Ядвиги. Ты помнишь Ядвигу? - Голос дрогнул, сделался едва различимым. - Не помнишь?..
        - У меня амнезия, - она вдруг почувствовала себя виноватой в том, что никого не помнит: ни Сергея, ни Марата Александровича, ни женщину с редким именем Ядвига.
        - Ты очень на нее похожа. - На лице-маске промелькнула тень улыбки. - Она тебя любила.
        - Я могу с ней поговорить, с Ядвигой?
        Он посмотрел на нее как-то странно, надолго замолчал, а когда заговорил снова, голос его больше не дрожал, в нем слышались скорбь и, кажется, обида:
        - Мне очень жаль, девочка, но Ядвиги больше нет с нами. Она умерла в одиночестве, на ее похоронах не было никого из близких. Такова была ее последняя воля. Я узнал только через неделю, от чужих людей... Я готов был на все ради нее, а она даже не дала мне возможности пройти за ее гробом. Она доверилась этому уголовнику... - По морщинистой щеке скатилась слеза.
        - Марат Александрович, - Сергей шагнул вперед, оттеснил Полину в сторону, - вам нельзя волноваться. Отдыхайте, набирайтесь сил. Я приду к вам завтра.
        - Вместе приходите. Мне приятно ее видеть. Она точно ожившая Ядвига, - мужчина устало прикрыл глаза.
        Полина решилась заговорить только в машине:
        - Откуда он меня знает и кто такая Ядвига?
        - Знает, потому что вы, оказывается, были знакомы. - Сергей включил зажигание. - А Ядвига - это твоя тетка. Тесен мир. Да, Полина?
        Наверное, мир и в самом деле тесен. Она не стала спорить, вместо этого спросила:
        - Что с ним случилось, с твоим шефом?
        - Марата Александровича ранили, - Сергей вывел машину со стоянки. - Ударили ножом сегодня вечером.
        - Это ужасно, - она вспомнила похожее на маску лицо и пропитавшуюся кровью повязку, ладони тут же взмокли.
        - Да, Полина, это ужасно. - Сергей смотрел на дорогу и не смотрел на нее. - А знаешь, что еще более ужасно? На Марата Александровича напали, когда он возвращался из дома, в котором раньше обитала твоя загадочная тетушка, а тебя саму едва не убили на ее могиле. Во что ты вляпалась, золотая рыбка?
        Если бы она знала...
        - Завтра мы с тобой подскочим в одно место.
        - Какое место?
        - Я сказал - завтра...

* * *
        Ночь Полина провела почти без сна, все думала, что же это за место такое, куда Сергей собирается ее отвезти. Вчера он не сказал об этом больше ни слова, а настаивать она не решилась.
        Она проснулась на рассвете, с первыми лучами солнца, натянула футболку, влезла в Юриковы штаны, вышла на кухню, плеснула в лицо холодной воды из крана, сделала несколько жадных глотков.
        - Я бы не рекомендовал тебе пить сырую воду, в холодильнике есть бутилированная, - послышалось за спиной.
        От неожиданности Полина поперхнулась, закашлялась. Сергей стоял на пороге кухни, взъерошенный со сна, в одних только джинсах.
        - Прости, что без галстука, - он поймал ее взгляд, понимающе усмехнулся. - Как-то не успел.
        - Ничего страшного. - Вообще-то ей казалось, что ходить перед едва знакомой женщиной полуголым - не очень прилично, но развивать тему она не стала. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.
        - Как ты себя чувствуешь? - Голос вежливый и, кажется, участливый.
        - Нормально, спасибо.
        - Голова болит?
        - Она всегда болит.
        - Плохо, давай-ка я тебя осмотрю.
        - Зачем? - Она испуганно попятилась.
        - Затем, что теперь я твой лечащий врач. - Невесть откуда Сергей извлек неврологический молоточек - спал он с ним, что ли?! - поманил к себе Полину. - Не бойся, я не кусаюсь.
        Она не хотела такого врача и еще меньше хотела, чтобы он ее осматривал, но ее желание-нежелание в расчет не принималось. К счастью, экзекуция длилась недолго и ничем не отличалась от тех бесчисленных неврологических осмотров, которые ей уже довелось пережить в больнице.
        - Ну как, жить буду? - Она хотела спросить вежливо, а получилось язвительно.
        - Будешь, если перестанешь влезать в криминальные истории. - Сергей сунул молоточек за пояс джинсов.
        - Я никуда не влезала.
        - Да, я вижу. - Он подтянул к себе табурет, уселся напротив Полины, сказал, секунду подумав: - Значит, план действий у нас такой: сейчас мы быстро завтракаем и едем за город, в дом, где жила твоя тетка. Расклад понятен?
        По правде сказать, Полине хотелось внести кое-какие коррективы в этот расклад. Может быть, Юрикова одежда - это и в самом деле последний писк моды, но ее бы вполне устроило что-нибудь попроще, не столь эпатажное. И еще хотя бы один комплект белья... Ужасно, что у нее нет своих денег, а просить у Сергея она не станет...
        Сергей остановил машину рядом с черным, похожим на катафалк джипом. Его надежды оправдались: в двухэтажном особняке, последнем пристанище загадочной Ядвиги, кто-то обитал. И если повезет, этот «кто-то» сможет ответить на интересующие его вопросы.
        - Узнаешь? - спросил он Полину без особой, впрочем, надежды.
        Она отрицательно покачала головой.
        - Тогда давай заглянем внутрь. - Он толкнул калитку, не оборачиваясь, пошел по выложенной терракотовой плиткой дорожке.
        Их уже ждали. Два накачанных молодца, похожие друг на друга как две капли воды, стояли на крыльце и с ленивым любопытством смотрели в их сторону. Одинаковые спортивные куртки подозрительно бугрились под мышками: молодцы были вооружены.
        - Кто такие? - не слишком приветливо спросил один из них.
        - Нам бы с хозяином переговорить, - сказал Сергей миролюбиво.
        - Нам бы тоже, - проворчал второй детинушка и сердито сплюнул.
        - Вы помните эту женщину? - Сергей подтолкнул Полину вперед.
        Молодцы окинули ее оценивающими взглядами.
        - Не-а, - после недолгих раздумий сказал первый.
        - Не знаем, - подтвердил второй.
        - А вас здесь кто-нибудь меняет? - спросил Сергей.
        - Никто, целый месяц уже торчим тут безвылазно. Одно развлечение - ворон пострелять.
        - Тогда вы должны ее помнить. Она приезжала сюда три недели назад. На ней был бежевый брючный костюм. Ну?
        Один из охранников спрыгнул с крыльца, вразвалочку подошел к Полине.
        - У нее волосы были длинные, - сказал не слишком уверенно. - И выглядела она тогда шикарно, не то что сейчас.
        - Точно. Ее Белый привозил, - подтвердил второй.
        - А кто такой Белый? - Сергей приобнял напрягшуюся Полину за плечи.
        - Белый - это наш шеф. Слушай, мужик, а откуда ты такой любопытный взялся? - запоздало насторожился оставшийся на крыльце охранник. - Или ты тоже из этих... - он нахмурил низкий лоб, - из наследничков.
        - Ага, из наследничков, - Сергей кивнул. - Ребята, вы бы позвонили своему шефу, сказали, что с ним хочет встретиться Полина Ясневская.
        Охранники переглянулись.
        - Белый велел с гостями поласковее, - сказал первый, а второй достал из кармана куртки мобильник.
        Разговор с шефом получился коротким, но, по всей вероятности, конструктивным, потому что после него ребятки стали приветливее.
        - Записывай адрес, - скомандовал тот, что вел переговоры. - Через час ее, - он кивнул на Полину, - ждет у себя Щирый.
        - А это кто? - спросил Сергей.
        Охранники уставились на него с удивлением.
        - Мужик, ты че?! - сказал один из них с благоговейным трепетом в голосе. - Это же тот самый Щирый! Сечешь?
        В мозгу что-то щелкнуло, шевельнулись смутные воспоминания. Ладно, с этим можно разобраться на месте. Если профессор Ильинский не ошибался, то Щирый - это какой-то мелкий криминальный авторитет.
        Жилище «того самого Щирого» впечатляло скромным очарованием дворянского поместья восемнадцатого столетия и немалыми размерами. К тому же, как успел заметить Сергей, охранялось не хуже Букингемского дворца. Еще на въезде их с предварительными извинениями тщательно обыскали люди в черном, суровые и молчаливые. Полина немедленно покраснела, мертвой хваткой вцепилась в руку Сергея и больше ее не отпускала. Может, не стоило брать ее в эту цитадель бандитского мира? Кто знает, чего ждать от разговора с «тем самым Щирым»? Профессор говорил, что его принимали крайне любезно, но где гарантия, что любезность хозяина не была всего лишь разовой акцией. Впрочем, теперь уже поздно что-либо менять.
        Когда с личным досмотром было покончено, хмурый мужик, одетый в штатское, но выглядящий как отставной спецназовец, проводил их в дом.
        - Хозяин скоро будет, - буркнул он, пропуская их в просторную комнату.
        - Зал ожидания какой-то, - проворчал Сергей, оглядываясь.
        Комната явно была выбрана не случайно. Своей помпезной роскошью на неподготовленного человека она производила удручающее впечатление, заставляла чувствовать себя маленьким и никчемным. Обтянутые шелком стены, антикварная мебель, необъятный, словно поле для гольфа, ковер, массивная хрустальная люстра, картины в золоченых рамах. Как простому смертному не спасовать перед хозяином этакого великолепия, если даже он, понимающий психологическую подоплеку, чувствует себя здесь не слишком комфортно?
        Пока Сергей занимался рекогносцировкой, Полина подошла к одной из картин, прямо по антикварному шелковому ковру. Ее, как ни странно, окружающая роскошь ничуть не смутила.
        - Сергей, это Моне! - прошептала восхищенно.
        - ...Да, миледи, это ранний Моне, - тихий скрипучий голос заставил их обернуться. В дверях стоял невысокий лысый старик, одетый в щегольской шелковый костюм. - Простите, что заставил вас ждать, - старик виновато развел руками. - Дела.
        Семенящей походкой он подошел к засмущавшейся вдруг Полине, склонился в галантном поклоне.
        - Рад снова видеть вас в стенах своего дома, миледи. Вас и вашего спутника... - Он вопросительно посмотрел на Сергея.
        - Сергей Полянский, - представился тот.
        - Яков Романович Щирый, - старик протянул руку.
        У него было крепкое, совсем не стариковское рукопожатие и тяжелый, гипнотизирующий взгляд.
        - Миледи, простите старика, но вы выглядите несколько... - Щирый неопределенно взмахнул рукой.
        - Экстравагантно, - закончила она за него.
        - Можно и так сказать, - старик улыбнулся. - Признаюсь, я ничего не смыслю в нынешней моде.
        - Позвольте в этом усомниться, Яков Романович, - Полина выразительно посмотрела на его костюм.
        Сергей слушал и поражался непринужденности, с которой она включилась в светскую беседу. На его взгляд, Щирый не производил впечатления доброго дядюшки. Человек не может достичь такого положения в криминальном мире и остаться невинной овечкой. Скорее уж он похож на волка в овечьей шкуре. С таким нужно держать ухо востро, а эта дурочка ведет себя так, словно попала в гости не к криминальному авторитету, а к соседу-пенсионеру. Он решил вмешаться, пока Полина не наговорила лишнего.
        - Прошу прощения, Яков Романович, - он улыбнулся в равной мере вежливо и холодно, - но, поскольку вы, очевидно, занятой человек, нам не хотелось бы надолго отрывать вас от дел. Можем мы сразу перейти к цели нашего визита?
        Щирый окинул его внимательным взглядом, спросил с едва заметной иронией:
        - И какова же цель вашего визита, господин Полянский?
        - Три недели назад на Полину напали. Она чудом осталась жива, но в результате черепно-мозговой травмы потеряла память.
        - Миледи! - Старик в притворном ужасе прижал сухонькие ладони к груди. - Я думал...
        - А вчера вечером, - Сергей не дал ему договорить, - жертвой неизвестного стал профессор Ильинский. Его ударили ножом и ограбили. И знаете, что любопытно, Яков Романович?
        Щирый смотрел на него своим немигающим, змеиным взглядом и безмятежно улыбался.
        - И Полина, и профессор Ильинский были знакомы с Ядвигой Ясневской, и оба незадолго до совершенных нападений общались с вами...
        - Вы меня в чем-то обвиняете? - В голосе старика зазвенел булат.
        - Нет, но мы надеемся, что вы сможете пролить свет на происходящее.
        - А вы, собственно говоря, кто такой, господин Полянский? Какое лично вы имеете отношение к этой истории? - Змеиная улыбка исчезла, испещренное морщинами лицо превратилось в каменную маску.
        Он не успел ответить, Полина его опередила:
        - Сергей - нейрохирург, он спас мне жизнь.
        - Ясно. - Щирый задумчиво постучал костлявыми пальцами по подбородку. - Он спас вам жизнь, это его врачебный долг, но почему он и дальше продолжает принимать столь активное участие в вашей судьбе? В наше время людям несвойствен подобный альтруизм.
        - Мы были с ним знакомы, - добавила она не слишком уверенно.
        - Кто вам это сказал, миледи?
        - Он.
        - О, наивная простота! - Щирый зашелся каркающим смехом. - Девочка моя, нельзя верить всему, что вам говорят.
        - Он спас мне жизнь, - Полина вздернула подбородок.
        - Повторяю, это его врачебный долг. Он давал клятву Гиппократа. Голубушка, поймите меня правильно, в вопросе, касающемся вашей безопасности, я должен проявлять крайнюю осмотрительность.
        - Я ему доверяю.
        Щирый молчал очень долго, а потом вдруг улыбнулся совершенно нормальной, человеческой улыбкой.
        - Узнаю в вас вашу покойную тетушку, миледи. Ну что же, - он развел руками, - прошу в мой кабинет. Нас ждет долгий разговор.

* * *
        - ...Мы дружили с Ядвигой много лет. - Щирый устало опустился в кресло, жестом приглашая их располагаться на диване. - Пожалуй, еще с тех пор, когда я был просто Яшей Щирым. Впрочем, подробности моей биографии вряд ли будут вам интересны, - он грустно улыбнулся. - Примерно полгода назад Ядвига обратилась ко мне с просьбой. Она хотела, чтобы я стал ее душеприказчиком. У нее имелись совершенно четкие распоряжения насчет того, что я должен буду сделать в случае ее кончины. Признаюсь, просьба ее была несколько специфичной.
        - И в чем заключалась эта специфика? - спросила Полина.
        - В том, что Ядвига составила не одно, а сразу несколько завещаний.
        - Сколько всего?
        - Шесть. Шесть абсолютно одинаковых, нотариально заверенных документов. Их отличает лишь одна деталь - фамилия наследника.
        - Мне кажется, с юридической точки зрения это невозможно, - усомнился Сергей.
        - Уверяю вас, юноша, в нашей стране для человека, обладающего деньгами и связями, нет ничего невозможного. - Щирый самодовольно ухмыльнулся.
        - Но получается, что каждый из шестерки имеет право на наследство. - Полина потерла виски, и Сергею этот жест очень не понравился.
        - Не каждый, - Щирый покачал головой, - а только тот, кто подберет код к сейфу, в котором хранятся завещания.
        - Какой код?
        - А вот здесь, миледи, и начинается самое интересное. Я назвал это игрой Ядвиги. - Старик подался вперед, хитро сощурился. - Каждый из шестерки потенциальных наследников через шесть дней после смерти Ядвиги должен был получить конверт с приглашением в мой дом. На меня же возлагалась ответственность разъяснить претендентам правила игры. Вы, Полина, одна из тех, кто получил приглашение. Профессор Ильинский, как вы уже догадались, тоже участник игры.
        - А остальные четверо? - спросил Сергей. - Кто они?
        - По условиям игры я не могу ответить на ваш вопрос. - Щирый развел руками. - Но могу посвятить вас в правила. Каждый из шестерки имеет право взять из дома Ядвиги что-то, что поддается подсчету и что он в состоянии унести самостоятельно. Число, которое получится в результате подсчета, и есть код. Тот, кто найдет правильную вещь и, соответственно, подберет правильный код, станет наследником всего состояния.
        - Простите, что перебиваю, - Сергей нахмурился, - а сколь велико это самое состояние?
        - Давайте подсчитаем! - Кажется, старик ждал этого вопроса. - Поместье во Франции, квартира в центре Парижа, загородный дом в Подмосковье, фамильные драгоценности, счет в банке, полотна Аристарха Многоликого, - он принялся загибать пальцы. - По самым скромным подсчетам, это где-то от восьми до десяти миллионов евро. Хотя если учесть, что картины Аристарха с каждым годом становятся все дороже, сумма может оказаться куда как больше.
        - А кто такой Аристарх Многоликий? - спросил Сергей.
        Щирый посмотрел на него с легким недоумением.
        - Аристарх Многоликий - гениальнейший художник современности, - менторским тоном сказал он.
        - А какое отношение он имел к Ядвиге?
        - Он был ее мужем. Она очень его любила.
        - Они расстались? - спросила Полина.
        - Нет, детка, - старик покачал головой. - Это очень грустная история. Аристарх умер от рака четырнадцать лет назад. Кстати, ваш супруг Поль Жорден в свое время был, как это сейчас называется, его продюсером.
        - Я замужем?! - Полина посмотрела на свои руки, наверное, в попытке найти след от обручального кольца.
        - Простите, миледи, что причиняю вам боль, - Щирый виновато улыбнулся, - но, насколько мне известно, ваш супруг скончался больше десяти лет назад.
        - Как я могла это забыть? - Ее и без того бледное лицо сделалось еще бледнее. На лбу выступили бисеринки пота. - Как можно забыть такие вещи?
        - В жизни случается и не такое, миледи, уж поверьте старику.
        - Вы называете меня «миледи» - это такая шутка?
        - Нет, ну почему же шутка? Вы графиня Ясневская, потомок старинного дворянского рода.
        Вот и приплыли! Сергей с сосредоточенным видом рассматривал малахитовую столешницу. Конечно, он рассчитывал получить информацию, но никак не думал, что она окажется такой ошеломляющей. С дурацкими играми выжившей из ума старухи он еще готов был мириться. Но как смириться с тем, что у этой женщины, у новой Полины, такое богатое прошлое?! Французский муж, дворянский титул... Чего еще он о ней не знает?
        - Скажите, Яков Романович, - Полина нетерпеливо подалась вперед, - у меня есть другие родственники, кроме покойного мужа?
        Щирый жестом смертельно усталого человека потер глаза.
        - Увы, миледи, я знаю лишь, что вы французская подданная и что четырнадцать лет назад вы прекратили всякое общение со своей семьей.
        - Вы должны знать ее адрес, - сказал Сергей. - Вы ведь посылали ей конверт с приглашением.
        - Молодой человек, - во взгляде Щирого сквозило презрение, - неужели вы думаете, что в мои обязанности входит рассылка корреспонденции? Конверты подписала сама Ядвига, а рассылал мой делопроизводитель.
        - Может быть, он запомнил адрес? - с надеждой спросила Полина.
        - К сожалению, он погиб в автомобильной катастрофе две недели назад.
        Полина застонала, посмотрела на Сергея со смесью отчаяния и надежды.
        - Вы не закончили свой рассказ, - напомнил тот. - Что произойдет, если код окажется неверным? - Ладно, пусть у них нет никаких зацепок, но ведь есть еще эта чертова игра.
        - Ничего фатального. - Щирый пожал плечами. - По условиям игры, каждый из участников имеет право на три попытки. Впрочем, последующая попытка возможна лишь после того, как каждый из шестерки однажды испытает свою удачу.
        - То есть Полина может предпринять вторую попытку только после того, как остальные сделают первую?
        - Совершенно верно. Ядвига считала, что так будет справедливо.
        - А они как-то контролируются, эти попытки? - спросила Полина.
        - Разумеется. Изъятие любого хм... материального объекта из дома Ядвиги фиксируется и документально заверяется моим человеком. Прежде чем открыть сейф, я должен удостовериться, что объект существует на самом деле.
        - А кому остается изъятый объект, в случае если попытка была неудачной?
        - Тому, кто ее предъявил.
        - В доме осталось что-нибудь по-настоящему ценное? - спросил Сергей.
        - Насколько мне известно, да.
        - Я знаю, что профессор Ильинский взял старинную книгу по медицине, датированную восемнадцатым веком, - Сергей бросил быстрый взгляд на поникшую Полину.
        - У Ядвиги была очень богатая библиотека, - Щирый согласно кивнул.
        - Но до вас он ее так и не донес. Кто-то напал на него в подъезде его собственного дома и похитил книгу. Если предположить, что этот кто-то - один из шестерки потенциальных наследников и что однажды он принесет вам эту книгу и назовет код, ну допустим, число страниц, вы позволите ему сделать ход?
        - Да.
        - Даже зная, что он преступник?
        - Игра есть игра...
        - Но ведь это уже выходит за рамки честной игры!
        - Я не судья, молодой человек. Я всего лишь исполняю чужую волю.
        - Всего лишь? - усомнился Сергей. - Два человека едва не погибли из-за этой чертовой игры, и вы пальцем о палец не ударите, чтобы прекратить ее?
        - Вы совершенно правы - я не стану ничего предпринимать. Поверьте, миледи, - Щирый перевел взгляд на потрясенную Полину, - я искренне сожалею, что вы попали в беду, и хочу попытаться загладить свою вину. Позвольте, я обеспечу вам круглосуточную охрану, чтобы подобное больше никогда не повторилось.
        Полина отрицательно мотнула головой.
        - Спасибо, Яков Романович, но я уж как-нибудь сама.
        - Подумайте над моим предложением, миледи. Вам необходима защита.
        - Думаю, я смогу ее защитить, - холодно сказал Сергей.
        Щирый посмотрел на него с интересом:
        - Вы готовы взять на себя такую ответственность, господин Полянский?
        - Я уже ее взял.
        - Ну что ж, как говорится, бог в помощь.
        - А что я забрала из дома Ядвиги? - спросила Полина.
        - Вы, миледи, взяли не вещь, - Щирый улыбнулся. - Вы взяли Джаспера.
        - Я не понимаю...
        - Джаспер - любимый пес Ядвиги. По собачьим меркам, он был уже глубоким стариком, таким, как я. Мои люди ухаживали за ним, но он тосковал... Когда вы зашли в дом, он вас сразу узнал, и вы забрали его с собой.
        - Вы засчитали это как первую попытку? - спросил Сергей недоверчиво.
        - Таковы правила.
        - Но ведь это просто собака! Что можно подсчитать у собаки? Лапы, блох?..
        - Пятна.
        - Простите?
        - Джаспер не просто собака. Он далматинец, причем с какой-то генетической мутацией, из-за которой у него было не слишком много пятен. Понимаете?
        - Понимаю, - Сергей поскреб отрастающую щетину. - Если бы кто-то подсчитал пятна на шкуре у Джаспера, а затем предъявил вам шкуру, вы бы приняли ее в качестве вещественного доказательства?
        Щирый смахнул с пиджака невидимую пылинку, посмотрел на Сергея как на душевнобольного.
        - Я бы, конечно, принял, но что за варварские фантазии у вас, молодой человек?! Зачем предъявлять шкуру, если можно предъявить самого пса?
        - Это не у меня варварские фантазии. - Сергей бросил быстрый взгляд на насторожившуюся Полину. - Это у кого-то из потенциальных наследников варварские фантазии. Человек, напавший на Полину, убил несчастного Джаспера, отрезал голову и снял шкуру...
        Полина побледнела еще сильнее, рукавом кофты стерла со лба испарину.
        - На мой взгляд, это не очень рационально, - заметил Щирый после недолгих раздумий. - Слишком сложно и хлопотно. Чтобы убить и освежевать животное, необходимы определенные навыки и время. В конце концов, можно испачкать одежду кровью...
        - А по-моему, все очень даже рационально, если предположить, что у этого подонка есть необходимые навыки, - возразил Сергей. - Далматинец - собака приметная, кто-нибудь обязательно бы ее запомнил. Да и хлопот с живой псиной много. А так, свернул шкуру, сунул в полиэтиленовый пакет, и все...
        - Извините, мне нужно выйти, - Полина резко встала.
        - Конечно, миледи, - засуетился Щирый, распахивая дверь, ведущую на веранду.
        Она почти выбежала из комнаты. Проигнорировав укоризненный взгляд Щирого, Сергей вышел следом.
        - Ты как? - спросил, пытаясь нащупать пульс на Полинином запястье. Вот ведь дурак! Мог бы сообразить, как на нее все это подействует.
        - Миледи, простите нас. Мы с господином Полянским увлеклись излишними подробностями этого неприятного дела. - Щирый вышел на веранду. Не сидится на месте старому козлу.
        - Это вы меня простите, - Полина вымученно улыбнулась. - Мне иногда бывает нехорошо.
        - От таких ужасов кому угодно сделается нехорошо, - проворчал старик, многозначительно поглядывая на Сергея.
        - Так почему бы вам не обратиться в компетентные органы и не рассказать кому следует об этой занимательной игре? - А нечего оставаться в долгу перед этим бронтозавром! Ужасы его, видите ли, шокировали.
        - Потому что это не оговорено правилами.
        - Какими, к черту, правилами?!
        - Правилами игры.
        - Просто невероятно! - Сергей сжал кулаки. - Люди будут погибать один за другим от рук какого-то сумасшедшего, а вы останетесь сторонним наблюдателем?!
        - Еще никто не погиб, господин Полянский, - отчеканил Щирый. - Вы преувеличиваете.
        - Ну конечно, все самое интересное еще впереди! Скажите, вам уже приносили книгу или собачью шкуру?
        - Вас это не касается, - старик скрестил руки на груди.
        - В таком случае, назовите имена остальных наследников.
        - Не имею права.
        - Черт! - Сергей врезал кулаком по мраморным перилам. - Ну так сами разберитесь с этим монстром! Вы же можете его вычислить!
        - Это не входит в мои обязанности. Я всего лишь исполнитель чужой воли.
        - Прекрасно, - сказал Сергей устало. - Значит, остается дождаться, когда ваш Потрошитель уберет всех наследников, подберет код и станет счастливым обладателем многомиллионного состояния.
        - Даже если он сумеет физически устранить всех конкурентов, в чем я лично очень сомневаюсь, - на лице Щирого мелькнула и тут же исчезла ироничная усмешка, - у него будет только три попытки добраться до завещания. Если он трижды ошибется, то наследства ему не видать.
        - А кому достанется наследство, если все шестеро ошибутся? - спросила Полина.
        - Видите ли, миледи, сейф устроен таким образом, что после восемнадцати неудачных попыток подобрать код все его содержимое автоматически уничтожается.
        - И что станет с наследством?
        - В этом случае все имущество Ядвиги перейдет фонду содействия молодым художникам имени Аристарха Многоликого.
        - Значит, существует еще одно, седьмое завещание? - насторожился Сергей.
        - Да.
        - И где же оно?
        - У вашего покорного слуги, - Щирый холодно усмехнулся.
        - А кто является попечителем фонда?
        - Я.
        - В таком случае у меня больше нет вопросов. - Сергей развел руками.
        Выходит, Щирый отнюдь не сторонний наблюдатель. Выходит, он тоже участвует в игре. И что это за игра такая, когда все козыри у одного-единственного игрока?!
        - Скажите, а кроме меня и профессора еще кто-нибудь сделал первый ход? - спросила Полина.
        - Да, миледи, один человек попытался, - Щирый кивнул, сказал с виноватой улыбкой: - А теперь позвольте мне откланяться. И помните, Полина, вы всегда желанная гостья в моем доме. И еще... надеюсь, вы все-таки передумаете и примете мою помощь.
        - Спасибо, Яков Романович, мне не нужна охрана.
        - Как знать. Если верить измышлениям господина Полянского, охрана вам просто необходима.
        - Вы считаете, случившееся - всего лишь плод моего воображения? - усмехнулся Сергей.
        Щирый не ответил, равнодушно пожал плечами, давая понять, что разговор окончен. Сергей стиснул зубы. Этот высохший старик с повадками английского лорда и взглядом, острым как бритва, нравился ему все меньше и меньше. Но еще меньше ему нравилась эта дьявольская игра. И тетушка хороша - настоящая затейница.
        Щирый уже направился было прочь с веранды, когда Полина вдруг спросила:
        - Могу я увидеть ее фото?
        - Вы хотите увидеть Ядвигу? - Голос старика дрогнул. - В таком случае следуйте за мной... Вот она, Ядвига, - Щирый замер перед оправленной в черную раму картиной, посмотрел сначала на Полину, потом на Сергея, спросил: - Вы тоже это видите, господин Полянский?
        Он видел. Сходство между Полиной и ее теткой было не просто фамильным, оно было феноменальным. Не скажи Щирый, что на картине Ядвига, он решил бы, что перед ним Полина.
        - У нее крылья... - Полина вплотную подошла к портрету.
        - Да, миледи, Аристарх Многоликий назвал картину «Черный ангел».
        - Почему? - она вопросительно посмотрела на старика.
        - Я не знаю, - тот грустно улыбнулся. - Наверное, это что-то личное, что-то, что дано знать только им двоим...

* * *
        Они уже подходили к машине, когда Полину окликнули. К ним, слегка прихрамывая, спешил тот самый, похожий на отставного спецназовца мужик, не то дворецкий, не то секретарь Щирого.
        - Яков Романович велел вам передать, - он протянул Полине мобильный телефон.
        - Зачем? - Она с удивлением посмотрела на мобильник.
        - Для связи. Яков Романович сообщит, когда у вас появится возможность совершить вторую попытку. Всего доброго. - Мужик смерил Сергея совсем не добрым взглядом, вежливо кивнул Полине и направился обратно к дому.
        - Помнишь, как им пользоваться? - спросил Сергей, наблюдая за тем, с каким сосредоточенным вниманием Полина рассматривает телефон.
        - Кажется, помню.
        - И кто такой Моне, тоже помнишь.
        - А кто такой Аристарх Многоликий, не помню.
        - Вы с ней очень похожи. - Сергей распахнул перед Полиной дверцу, сам уселся за руль.
        - С кем? - Она опустилась на пассажирское сиденье, спрятала мобильник в карман джинсов.
        - С Ядвигой.
        - Ты шутишь?
        - Не шучу. Если бы не утверждение старика, что Черный ангел - это она, я бы подумал, что это ты.
        Полина сжала виски руками, надолго задумалась. Сергей ей не мешал, ему самому было над чем подумать.
        - Куда мы едем? - заговорила она наконец.
        - Обратно к дому Ядвиги.
        - Зачем?
        - Попробую узнать кое-что у охранников.
        - Что именно?
        Сергей пожал плечами.
        - Мало ли что! Например, кто еще, кроме тебя и профессора, приходил в дом.
        - Они не скажут.
        - Но попытаться ведь можно.
        - Сережа, - она легонько коснулась его руки.
        - Ну? - Прикосновение было приятным и болезненным одновременно. Зря она это...
        - Я тебе очень благодарна. Ты много для меня сделал, но на этом все.
        - Что - все?
        - Больше не нужно мне помогать. И расследований больше никаких не нужно.
        - Да ну?! А что же вам нужно, миледи? - Он не удержался от сарказма.
        - Не знаю. - Полина потерла виски. - Ты же сам все слышал, ты же видишь, что получается.
        - И что получается? - А и в самом деле любопытно, как ей видится эта история с наследством.
        - Получается, что я авантюристка.
        - Да ну?!
        - Я ведь приняла приглашение Щирого, - она сложила руки на коленях, точно примерная ученица. - Сначала приняла приглашение, потом побывала в доме своей тети и забрала Джаспера. Понимаешь?
        Сергей не понимал. Да будь она хоть трижды авантюристкой - что это меняет?! Он так и спросил, а она уставилась на него своими глазищами так, что взгляда не отвести. Он чуть управление не потерял - засмотрелся.
        - Это может быть опасно, - сказала и отвернулась, слава тебе, господи.
        Значит, опасно! Значит, она его пожалела! Добрая какая...
        - Ты не должен рисковать из-за меня.
        - А кто сказал, что я рискую ради тебя? - Когда она смотрела в другую сторону, ему было проще собраться с мыслями.
        - А ради чего ты рискуешь? - Все-таки не выдержала, глянула из-под ресниц.
        Хороший вопрос, своевременный. Знать бы только на него честный ответ.
        - Ради денег, разумеется. - Ответ нечестный, зато снимающий с повестки дня все последующие вопросы.
        - Ради каких денег?
        - Десять процентов от наследства вашей чокнутой тетки меня вполне устроят, миледи.
        Ее лицо неуловимо изменилось: надменная улыбка вкупе с презрительным прищуром глаз смотрелась на нем очень органично. Сразу видно - графских кровей девица, знает, как с холопами обращаться.
        - Нет никакой гарантии, что наследство достанется именно мне. - А в глазах лед, синий, обжигающий.
        - Я в тебя верю. - Сейчас главное не оплошать, не замерзнуть под этим ее презрительным взглядом.
        - Хорошо, - она потерла виски, - я принимаю твои условия. Десять процентов от всего, что мне, возможно, когда-нибудь достанется, я отдам тебе. Будем составлять договор?
        - Джентльменского соглашения вполне достаточно.
        - Ты излишне доверчив. Что, если я тебя обману?
        - Не впервой.
        - Что ты сказал?
        - Ничего. - Он крепче сжал руль, уставился на дорогу.
        Полина заговорила, когда дом ее тетки уже замаячил на горизонте:
        - Мне нужен небольшой аванс.
        - Зачем?
        - Хочу купить что-нибудь поприличнее этого, - она выразительно похлопала себя по коленям.
        - Симпатичные штанишки, - буркнул Сергей.
        - Беда лишь в том, что эти симпатичные штанишки - моя единственная одежда. Ты не находишь, что этого до неприличия мало?
        Ишь как она заговорила, графиня Полина Ясневская! Ну конечно, она ж ко всему прочему еще и французская подданная, а у них там во Франции не принято разгуливать в штанах с чужой задницы. Ну что ж, будет ей новый гардероб...

* * *
        Щирый, старый лис, их опередил, подстраховался: прежних охранников сменили два мужика с такими непрошибаемыми лицами, что сразу стало ясно - с этими конструктивного диалога не получится. Выходит, зря они тащились обратно к Ядвигиному дому, только время потеряли. И Полина выглядит усталой: кожа бледная, с испариной, голова, наверное, болит. Надо возвращаться, вот прямо сейчас. Пусть она отдохнет. На сегодня информации достаточно.
        Они бы и вернулись, если бы путь их машине не перегородил милицейский «уазик». Громко хлопнула дверца, «уазик» вздрогнул, и на дорогу, поднимая облачко пыли, спрыгнул молодой парень. Сергей с интересом посмотрел на вновь прибывшего. Тот лихо сдвинул на затылок форменную фуражку и широко, по-мальчишески, улыбнулся.
        У него было усыпанное веснушками лицо, почти белые, выгоревшие на солнце волосы, ярко-голубые глаза, голливудская улыбка и атлетическое телосложение - ну прям мечта всех дамочек. Сергей скосил взгляд на Полину. Так и есть - мечта! Замерла вон, таращится на этого сельского красавчика, точно он последний мужик на земле.
        - Младший лейтенант Бойко, - представился красавчик.
        - Здравствуйте. - Полина улыбнулась, и в ту же секунду Сергей испытал к парню необъяснимую неприязнь.
        - Что, вас тоже достали эти уроды? - Парень кивнул в сторону дома.
        - Какие уроды? - спросила Полина.
        - А кого они еще достали? - уточнил Сергей.
        - Вы же, я так понимаю, дачники? - Взгляд младшего лейтенанта Бойко сделался бдительно-настороженным. Чтобы развеять его подозрения, пришлось соврать.
        - Дачники, - кивнул Сергей.
        - Небось решили сами отношения выяснять? - Милиционер сорвал травинку, зажал в крепких зубах. - Меня местные уже завалили жалобами. Я здешний участковый, - пояснил он. - После смерти старой графини никому покоя нет. Уже больше месяца в доме ошиваются какие-то подозрительные личности. Пусть бы ошивались, мне не жалко. Так они ж повадились каждый день стрельбу устраивать: то по воронам, то по пустым бутылкам. А население, ясное дело, нервничает, жалобы строчит. Я к этим нарушителям уже однажды приезжал, пытался по-хорошему договориться. Так они ж тупые, рожи квадратные, глаза тоже квадратные, нормальных слов вообще не понимают! - Парень раздраженно покосился на дом.
        - Там сегодня другие, - доверительно сообщил Сергей.
        - Другие? - Младший лейтенант задумчиво пожевал травинку, а потом как-то совсем по-детски спросил: - Так эти ж еще, наверное, стрельбу не устраивали? Это получается, я зря, что ли, приехал?
        Сергей сочувственно пожал плечами.
        - А ничего! Я и с ними поговорю, проведу профилактическую беседу. - Парень решительно поправил фуражку. - А вы езжайте домой, граждане. Я пальбы больше не допущу.
        Сергей бросил предупреждающий взгляд на Полину, сказал вежливо:
        - Товарищ младший лейтенант, не могли бы вы уделить нам несколько минут?
        Парень, собравшийся уже было уходить, остановился, посмотрел заинтересованно:
        - Я вас слушаю.
        - Тут дело такое - деликатное. - Сергей решил начать издалека. - Мы вам соврали, - он крепко сжал локоть Полины. - Мы не дачники.
        - А кто же вы тогда? - Лицо милиционера снова сделалось настороженным.
        - Мы журналисты, собираем информацию о жизни и смерти Ядвиги Ясневской.
        - О жизни оно понятно, - парень кивнул. - Графиня была женщиной известной, я о ней некролог в районной газете читал, большой такой некролог, красивый, на полстраницы. А со смертью-то что? Старая она была, больная совсем. Сама померла. Или не сама? - В голубых глазах младшего лейтенанта Бойко загорелся азартный огонек. Именно этот огонек позволил Сергею надеяться, что он выбрал правильную тактику. С такими вот, молодыми и азартными, именно так и нужно - с наскока.
        - Графиня-то, может, и сама, - он кивнул, - но вот после ее смерти стали странные вещи твориться.
        - Это те быки, - милиционер кивнул в сторону дома, - странные? Да они не странные, они отмороженные!
        - Я не о том. - Сергей покрепче сжал руку Полины, только бы она не вмешалась, ничего не испортила. - Вы знаете, что давний приятель графини едва не погиб вчера вечером после визита в ее дом?
        - Что за приятель? - Парень нахмурился. - Из местных?
        - Не из местных. Он из Москвы, очень известный врач.
        - То-то я думаю, что не слышал, чтоб в нашем районе что-то такое происходило. Значит, из Москвы очень известный врач. И как он едва не погиб?
        - На него напали, ударили ножом, похитили ценную вещь.
        - Вещь, которую ваш очень известный врач взял из дома графини? - А парень-то смышленый, сразу смекнул, что к чему. Или не смекнул, а знает что-то? Похоже, пришло время перейти к более решительным действиям.
        Сергей нарочито неспешно потянулся за бумажником, сказал предельно вежливо:
        - Товарищ младший лейтенант, нам очень нужна ваша помощь. Ничего криминального, только кое-какая информация. Вы же понимаете, информация - это наш хлеб. И за этот хлеб мы готовы заплатить. То есть не мы, разумеется, а редакция нашей газеты.
        Он долго отказывался от денег, этот похожий на сельского плейбоя милиционер, но Сергей уже знал - парень согласится им помочь. Отчасти из-за денег, но в большей степени из любопытства. Они же столичные журналисты, расследуют что-то необычное, возможно даже криминальное. А у него здесь, в деревне, скука смертная и хочется приключений. Он, наверное, и без денег согласился бы им помочь, но с деньгами все равно как-то солиднее.
        - Что конкретно вас интересует? - спросил младший лейтенант Бойко, когда щекотливый финансовый вопрос был решен, ко всеобщему удовольствию.
        - Все, - Сергей не стал мелочиться. - Все, что сможете вспомнить о друзьях и родственниках графини, о людях, приходивших в дом после ее смерти. Возможно, вы знаете, кому он достался и почему его так бдительно охраняют. Или это очень сложно?
        - Ничего сложного! - Парень сунул большие пальцы рук за ремень брюк, посмотрел на них с легким превосходством. - Про нового хозяина я пока не знаю, зато про друзей и родственников кое-что могу рассказать. Их, кстати, не так уж и много было.
        - Сколько? - почему-то шепотом спросила Полина.
        - Четверо. Сразу как графиня преставилась, приехал Щирый со своей сворой. Знаете, кто такой Щирый?
        - Так, в общих чертах, - пожал плечами Сергей. - Олигарх местный, да?
        - Олигарх... - Парень нахмурился. - Да бандит он, а не олигарх! Все знают, а в глаза сказать не смеют, потому как нынче он уважаемый человек, почетный гражданин, с министрами ручкается, благотворительностью занимается. Ну вот приехал, значит, этот хрыч и начал устанавливать в доме свои порядки. Меня, представителя власти, к нему даже не подпустили, - младший лейтенант обиженно засопел, но тут же расплылся в улыбке, точно вспомнил что-то очень приятное: - А на днях приезжала Альбина Круцких.
        - Кто приезжал? - переспросил Сергей.
        - Альбина Круцких, та самая из «Путешествий налегке». Ну, вы должны ее знать. Чумовая бабенка, я вам доложу. В жизни еще лучше, чем на экране.
        - А это точно она? - позволил себе усомниться Сергей. Не то чтобы он не верил милиционеру, просто хотелось того как-то подзадорить, настроить на правильную волну.
        - Она самая, - парень кивнул. - Покойная графиня была женщиной богемной, всякие знакомства водила.
        - Давно она приезжала?
        - Вчера вечером. Тачка у нее шикарная! Я такие только по телику видел.
        - Она одна была?
        - Да нет, вместе с мужиком каким-то. Я так понимаю, он у этих быков, - парень кивнул на дом, - за главного.
        - Странно как-то. - Сергей задумчиво взъерошил волосы. - Что Альбине Круцких понадобилось в этой глуши? Может, надоело дальние страны снимать, решила на российскую экзотику переключиться? Или спонсорские деньги закончились?
        - Не-а, - младший лейтенант отрицательно мотнул головой, - она по какому-то личному делу приезжала, на своей машине, без операторов там всяких, без аппаратуры. Да и пробыла в доме недолго, от силы пятнадцать минут.
        - Все это, конечно, очень любопытно, но такая штучка, как Альбина Круцких, до общения с нами, простыми журналистами, не снизойдет. Может, кого попроще вспомнишь?
        - Попроще? - Милиционер задумчиво потер гладко выбритый, без намека на щетину, подбородок. - Вчера, уже после Альбины, приезжал какой-то старик. Кто такой, не скажу, потому как сам его не видел.
        - Откуда же тогда знаете? - удивился Сергей.
        - Так бабки рассказали. Те, что приходили жаловаться на стрельбу. У меня дежурство сегодня, - парень улыбнулся, - а бабкам, что выходной день, что будни - один хрен. Стоп, - он поднял вверх указательный палец. - Это не о нем ли вы мне только что рассказывали? Это он, значит, пострадавший?
        - Он самый, - Сергей кивнул и тут же спросил: - А кто четвертый? Вас послушать, так тут одни олигархи да теледивы ошиваются. А говорите - ничего интересного.
        - Четвертой женщина была. Приезжала тут одна роскошная мамзель. Давненько, правда, сразу после похорон, но я ее лично тоже не видел. Я тогда в райцентре был.
        - Опять бабки рассказали? - Сергей покосился на побледневшую Полину. Роскошная мамзель - это, по всей вероятности, она и есть.
        - Не, на сей раз не бабки - пацанята местные. Сказали, тетенька приезжала вся из себя такая стильная, только, кажется, в дом она не заходила, забрала пса старой графини и уехала. Вот голова еловая! - Младший лейтенант стукнул себя кулаком по лбу. - Вы, ребята, не с того начали. Вам сразу надо было к отцу Владимиру обратиться. Он у графини частым гостем был.
        - А где нам его найти? - спросила Полина.
        - Вон видите - церковь? - Парень махнул куда-то поверх их голов.
        Саму церковь разглядеть не удалось, только поблескивающий в солнечных лучах купол.
        - Километров пять, - прикинул Сергей.
        - Это если по прямой, через поле, а если на машине по трассе, то все десять. Церковь в соседнем селе, за рекой. Отец Владимир к нам год назад приехал и сразу начал церковь отстраивать. Она с Великой Отечественной стояла в руинах, бабки местные за тридцать километров в район на службу ездили, а отец Владимир храм меньше чем за полгода в божеский вид привел. Говорят, графиня ему деньгами помогала.
        - Вы верующий? - спросила Полина.
        - Я? - Парень удивленно вскинул брови. - Вообще-то я убежденный атеист, но если кому-то хочется верить, почему бы и нет... Верующие, они законопослушнее.
        - Простите, как вас зовут?
        - Василий Игнатьевич, но можно просто Василий. - Он застенчиво улыбнулся, и на гладко выбритых щеках появились ямочки.
        - Василий, - она улыбнулась в ответ, - а можно мой... коллега оставит вам номер своего телефона? На тот случай, если вспомните, что-нибудь важное или случится что... - Ишь как быстро сориентировалась, взяла в оборот бедного парня так ловко, что он и не заметил. И ведь чем взяла, непонятно, ни кожи, ни рожи, одни глаза...
        - Никаких проблем, диктуйте.
        Хорошо, что милиционер им попался наивный, деревенский, городской бы непременно удивился, что у столичных журналистов нет визиток. А этот ничего - записал номер, сунул бумажку в карман, а потом спросил с застенчивой улыбкой:
        - Интересно, наверное, журналистом работать? Я в детстве тоже мечтал, чтобы в газете или, еще лучше, на телевидении.
        - И что вам помешало? - поинтересовался Сергей.
        - Да обычная глупость. Сначала учиться ленился, потом в армию попал, потом в Чечню по контракту, а потом уже поздно было трепыхаться.
        - Трепыхаться никогда не поздно, - сказал Сергей.
        - Вы действительно так считаете? - спросил парень серьезно.
        - Да.
        - Ну, не знаю, в милиции мне тоже неплохо. - Василий отшвырнул изжеванную травинку, протянул Сергею руку. - Пойду я, пожалуй, мне сегодня еще в райцентр.
        - Спасибо за помощь, - рукопожатие у парня оказалось крепкое, мужское.
        - Не за что, мне не трудно, даже интересно. Тут же тоска смертная, вообще ничего не происходит. Вот в райцентре пару лет назад маньяк завелся, детишек похищал, вся милиция на ушах стояла. Правда, не нашли тогда ни детишек, ни маньяка. А у нас - тишь да гладь да божья благодать. Хоть бы какое завалящее преступление, а то приходится со всякой ерундой разбираться.
        - Лучше без преступлений, - сказал Сергей, увлекая Полину к машине.
        Младший лейтенант Василий Бойко проводил долгим взглядом отъезжающую «Субару», поправил фуражку и, чеканя шаг, направился к дому.

* * *
        - Славный мальчик, - Полина поерзала на сиденье, устраиваясь поудобнее.
        - Да уж, как говорится, болтун - находка для шпиона, - усмехнулся Сергей.
        - Почему болтун? - удивилась она. - По-моему, Вася очень милый, а то, что он разговорчивый, объясняется его возрастом. Скажи, а что такое Чечня?
        - Чечня - это место, где вот такие вот Васи рискуют своими молодыми жизнями, - сухо сказал Сергей.
        - Там воюют?
        - Там воевали.
        - И этот мальчик тоже воевал?
        - И этот мальчик тоже.
        Она надолго замолчала, а потом спросила:
        - А кто такая Альбина Крупских?
        - Круцких, - поправил он. - Альбина Круцких - звезда российского телевидения. Ведет развлекательно-познавательную программу для богатых.
        - Почему для богатых?
        - Потому что бедным никогда в жизни не попасть в те райские места, которые она настоятельно рекомендует посетить.
        - А ты бывал?
        - Где?
        - Ну, в этих райских местах.
        - Кое-где бывал. Ты наверняка тоже, - он бросил на Полину испытывающий взгляд.
        - Почему наверняка? - спросила она.
        - Ну, принимая во внимание твое аристократическое происхождение и богатое событиями прошлое.
        - А оно было богато событиями?
        - Если верить господину Щирому, то да.
        Наверное, она хотела еще что-то спросить о своем прошлом, Сергей кожей чувствовал это ее желание, но заговорила о другом:
        - Куда мы сейчас едем?
        - В церковь, хочу побеседовать с отцом Владимиром.
        - Меня не пустят в церковь в таком виде. И платка у меня нет...
        - Значит, постоишь на улице, - отрезал Сергей.
        - Может, заедем в магазин, купим мне что-нибудь приличное? - робко предложила она.
        - Ты видишь где-нибудь поблизости магазин? Вот и я не вижу.
        Церковь была маленькая, аккуратненькая, сияющая белоснежными стенами. И, судя по сложенным в сторонке бетонным блокам, строительство еще не закончилось. Они зашли на просторный двор, огляделись. Пожилая женщина в ситцевом платке подметала и без того идеально чистые ступеньки.
        - Здравствуйте, - поздоровался Сергей.
        Женщина с коротким оханьем разогнулась, потерла поясницу, посмотрела с интересом:
        - Бог в помощь.
        - Не подскажете, где нам отца Владимира найти?
        - Так известное дело где - на лесопилке.
        - Где?!
        - На лесопилке. Надумался батюшка пол в церкви обновить, вот и поехал насчет досок договариваться.
        - А где находится эта лесопилка?
        - Вон по той дороге езжайте, - женщина указала на узкую проселочную дорогу. - Мимо не проедете.
        - Спасибо. - Сергей взял Полину за руку, потянул к выходу.
        - Что ж, и в божий храм не зайдете? - спросила женщина укоризненно.
        - А можно? - Полина остановилась, посмотрела просительно.
        - Ну а чего ж нельзя? Только могла бы и юбку надеть, коль в церковь собралась.
        - Я не знала...
        - Ладно уж, пойдем со мной - косынку хоть дам.
        Внутри пахло ладаном и ремонтом. Ремонтом чуть больше, ладаном чуть меньше. Сергей перекрестился, неумело, неловко - не часто ему с его суматошной жизнью доводилось бывать в церкви. Женщина сунула Полине синюю газовую косынку, посмотрела выжидающе.
        - Можно свечку за упокой поставить? - Полина, похоже, смущалась еще больше, чем он, долго не могла повязать платок, а потом в нерешительности замерла у самых дверей.
        - Отчего ж нельзя? Вот, выбирай, - женщина выложила на деревянный прилавок коробки со свечками.
        - Дайте, пожалуйста, две, - Сергей сам удивился своему неожиданному душевному порыву. - И вот, возьмите на нужды храма.
        - Спаси вас Господь, - женщина церемонно, с поклоном приняла деньги.
        Он взял свечки, одну протянул Полине. Та глянула как-то странно, раньше у нее не было такого вот взгляда - из-под ресниц, молча кивнула.
        Богородица смотрела ласково, точно знала, о чем он собирается ее попросить, знала и одобряла. Огонек в лампаде приветливо мигнул, и свечка, та, которая не за упокой, а за здравие, загорелась неожиданно ярко и жизнеутверждающе.
        Сергей постоял перед иконой, посмотрел на пламя свечи, а потом закрыл глаза. У него были сложные взаимоотношения с Богом. Он не умел просить и не умел прощать. Но сейчас он просил не за себя...
        Сергей остановил «Субару» рядом с массивным «Лендкрузером».
        - А батюшке-то не чужд технический прогресс, - он похлопал джип по пыльному боку. - Хорошая машинка для здешних дорог. Только бензина много жрет.
        Полина потерла виски.
        - Болит? - спросил Сергей, не отрывая взгляда от джипа.
        - Болит. - Ей вдруг стало очень обидно, что он смотрит на машину и не смотрит на нее.
        - В бардачке - таблетки. На заднем сиденье - минералка. Выпей одну. - Он так и не оглянулся.
        Сначала из-за какого-то детского упрямства она решила, что не будет пить лекарство, но головная боль усиливалась с каждой секундой. Если сейчас ничего не предпринять, потом может стать совсем худо.
        Полина как раз открывала бутылку с минералкой, когда Сергей сказал:
        - А вот и наш батюшка, собственной персоной. Хорошо, что не пришлось по лесу за ним рыскать.
        Полина сощурилась, пытаясь получше рассмотреть приближающегося к ним стремительным шагом мужчину. Она ожидала увидеть убеленного сединами старца с кустистыми бровями и длинной бородой, но отец Владимир оказался неожиданно молодым, статным, с иссиня-черными волосами, аккуратно подстриженной бородкой и холеным, красивым какой-то светской красотой лицом. А из-под рясы выглядывали джинсы. Полина растерянно моргнула. Батюшка с лицом плейбоя, одетый в джинсы и разъезжающий на «Лендкрузере», вызывал неоднозначные чувства. И еще он как-то слишком пристально, слишком откровенно всматривается в ее лицо. Может, святого отца оскорбил ее внешний вид. Так он и сам в джинсах, а еще в кроссовках...
        - Полина! Это ты?! - А голос у него глубокий, хорошо поставленный.
        - Мы раньше встречались? - Она вздрогнула, испуганно покосилась на стоящего рядом Сергея.
        - Ты меня не узнаешь? - Батюшка пригладил бородку, посмотрел задумчиво и чуть-чуть растерянно.
        Полина отрицательно мотнула головой, в который раз чувствуя себя неловко из-за того, что ее кто-то помнит, а она не помнит никого.
        - Простите, вы отец Владимир? - вмешался в их диалог Сергей.
        - Он самый. - Батюшка скользнул по лицу Сергея равнодушным взглядом и снова уставился на Полину.
        - До принятия сана меня звали Вальдемаром, - он усмехнулся. - Теперь узнала?
        - Простите, - Полина виновато улыбнулась, - я никого не помню, у меня амнезия.
        - Святой отец, нам нужно поговорить с вами. - Сергей не то успокаивающе, не то предостерегающе сжал ее руку.
        - С кем имею честь? - Во взгляде батюшки мелькнуло и тут же исчезло раздражение.
        - Это мой друг. - Под пристальным взглядом отца Владимира Полина едва удержалась, чтобы не спрятаться за спиной у Сергея.
        - Значит, друг? - Святой отец укоризненно покачал головой. - Я поражаюсь тебе, Полина. Ты исчезаешь практически из-под венца. Пятнадцать лет от тебя нет никаких известий. И вот ты появляешься: беспамятная, в непотребном одеянии, с каким-то подозрительным типом, которого называешь своим другом. Что мне думать, Полина?
        От этих слов, непонятных, обидных, робость вдруг прошла, на ее место пришла злость.
        - Я ничего не помню, - Полина посмотрела прямо в карие, с зелеными крапинками, глаза священника. - Ни того, что было пятнадцать лет назад, ни того, что было месяц назад. Вы оба утверждаете, что знали меня в прошлом, и я вынуждена вам верить. Мне бесполезно задавать вопросы, святой отец, у меня все равно нет на них ответов.
        Он молчал очень долго, этот совсем не похожий на церковнослужителя мужчина, а потом заговорил:
        - Ты искала меня, Полина, значит, тебе что-то от меня нужно. Что?
        - Мне нужно мое прошлое.
        Отец Владимир посмотрел сначала на небо, потом на наручные часы.
        - Время обеденное. Откушаете со мной?
        У отца Владимира был большой, добротный дом, своими размерами, пожалуй, превосходящий размеры церкви.
        - Вы живете один? - спросил Сергей, входя вслед за хозяином в просторную столовую.
        - Один, хотя прихожанки ропщут. Говорят, что без матушки никак нельзя, - священник испытывающее посмотрел на Полину.
        Сергею этот взгляд очень не понравился. Да что там взгляд! Ему не нравились все мужчины из Полининого прошлого. Впрочем, и само прошлое было сомнительным. Выходило, что ничегошеньки-то он о ней не знал. Выходило, что она просто какая-то роковая женщина. Или редкостная сука...
        Они обедали в молчании, лишь изредка перебрасывались ничего не значащими фразами. Наконец отец Владимир промокнул губы льняной салфеткой и сказал:
        - Признаюсь, я не самый хороший рассказчик. С чего мне начать?
        - С самого начала, - попросила Полина.
        - Хорошо, с самого начала. В таком случае тебе, возможно, будет приятно узнать, что ты потомок старинного дворянского рода. Я, кстати, тоже, но теперь это лишь факт из моей биографии. Пятнадцать лет назад наши семьи решили, что мы с тобой должны пожениться, - он развел руками. - Обычный династический брак. Лично я не возражал, а вот ты была категорически против. Я тебе не нравился. Кажется, ты меня даже боялась...
        - У меня были на то основания?
        - Это сложный вопрос, Полина. - Отец Владимир задумчиво погладил бороду. - В молодые годы я вел не слишком праведную жизнь, а ты уже тогда была очень проницательной. Когда до свадьбы оставалось несколько месяцев, ты исчезла, как сквозь землю провалилась. Мы с твоим отчимом пытались тебя найти, но безуспешно.
        - Мой отчим жив?
        - Насколько мне известно, он в полном здравии, проживает в Австрии.
        - У вас есть его координаты?
        - Нет. После твоей выходки наши с ним пути разошлись. Я очень тяжело это переживал.
        - Мою выходку или то, что ваши пути разошлись? - спросила Полина.
        - Скорее второе. Хотя первое меня тоже волновало. Никогда раньше меня не отвергали. Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения.
        - Почему вы были так заинтересованы в моем отчиме?
        - Он был дипломатом и мог обеспечить мне прекрасную карьеру, но, как ты сама понимаешь, не стал. А теперь расскажи, как ты жила все эти годы.
        - Не помню.
        - Даже о себе ничего не помнишь? - удивился отец Владимир.
        - Ничего.
        - Какое несчастье! - Он перекрестился, сказал участливо: - Надеюсь, с Божьей помощью ты оправишься.
        - Я тоже на это надеюсь, - кивнула Полина. - А моя мама, она жива?
        - Сожалею, твоя матушка скончалась два года назад.
        Полина вздрогнула, привычным жестом потянулась к вискам. Похоже, не помогла таблетка.
        - Разделяю твою скорбь, нелегко терять близких.
        Странный он какой-то, этот отец Владимир: соловьем разливается, скорбит-соболезнует, а взгляд настороженный. А Полина совсем поникла: смотрит в одну точку, думает. О чем она думает?..
        - Скажите, отец Владимир, - Сергей решил взять инициативу в свои руки, - имя Альбина Круцких вам о чем-нибудь говорит? Ну, кроме того, что она известная телеведущая.
        - Альбина? - Взгляд священника сделался удивленным. - Она наша с Полиной дальняя родственница, не то тетка, не то сестра. Я не вдавался в подробности.
        - А вы состоите с Полиной в родстве? - пришла очередь Сергея удивляться.
        - Да, мы кузены.
        - И вы собирались на ней жениться?!
        - Раньше такие браки были нормой.
        - Раньше ничего не знали о генетике.
        - Вы хотите обсудить со мной морально-этическую сторону этого вопроса? - спросил отец Владимир холодно.
        - Нет, я хотел бы узнать у вас адрес Альбины. Это возможно?
        - Одну минуту. - Святой отец встал из-за стола, вышел из комнаты.
        Сергей посмотрел на Полину, сказал неожиданно зло:
        - А у вас было бурное прошлое, графиня. Оказывается, я не знал многих деталей вашей биографии.
        - В таком случае, может быть, поведаешь о тех деталях, которые тебе известны? - спросила она даже не обиженно, а скорее устало.
        - Обязательно поведаю, только чуть позже, - пообещал он.
        - Почему не сейчас? - Полина не смотрела в его сторону, ногтем чертила на скатерти невидимые узоры.
        - Потому что они могут тебе очень не понравиться.
        - Я была такой дрянью? - спросила она, не прекращая своего занятия. - В таком случае зачем ты мне помогаешь?
        Ему не пришлось отвечать - в столовую с блокнотом в руках вошел отец Владимир.
        - Вот адрес Альбины, - он положил перед Сергеем листок бумаги. - Обычно летом она живет на даче, недалеко отсюда, километрах в тридцати. Позвольте полюбопытствовать, зачем она вам вдруг понадобилась?
        - Святой отец, - Сергей проигнорировал вопрос, - какое отношение имеет Альбина Круцких к Ядвиге?
        - Что вы знаете про Ядвигу? - Отец Владимир мгновенно подобрался, от былого благолепия не осталось и следа. Теперь он совсем не походил на священника. У слуг Господних не должно быть такого взгляда: холодного и расчетливого...
        - Вы его тоже получили, - усмехнулся Сергей. - Вы получили приглашение к игре.
        - Так вот вы здесь зачем... - Отец Владимир прикрыл глаза, откинулся на спинку стула. - Сантименты и разговоры о прошлом не имеют смысла. Вас интересует наследство Ядвиги.
        - Так же, как и вас. Вы уже сделали первый ход, святой отец?
        - Это все от лукавого, - отец Владимир покачал головой.
        - Значит, вы не были в том доме после смерти Ядвиги?
        - Я же вам сказал.
        - В таком случае примите совет. - Сергей подался вперед, заглянул в настороженные крапчато-карие глаза. - Если все-таки решитесь сыграть в эту игру, будьте очень осторожны.
        - Вы мне угрожаете?
        - Нет, я вас просто предупреждаю.
        - Я слуга Господа. Я не играю ни в какие игры. - Получилось не очень убедительно. Во всяком случае, Сергей не поверил.
        - Что должно было случиться с молодым человеком из аристократической семьи, чтобы он отказался от светской жизни и посвятил себя служению Господу? - спросил он.
        - Не ваше дело!
        Вот и слетело со святого отца все наносное, благоприобретенное, обнажилась истинная, местами изъеденная ржавчиной суть. Сергей поморщился, тронул Полину за руку.
        - Нам, пожалуй, пора. - Ладонь у Полины была холодная и влажная. Волнуется или это из-за астенического синдрома? Некогда выяснять... - Всего хорошего, отец Владимир.
        - Идите с Богом, - священник осенил их крестом и отвернулся к окну.
        ...Он проводил нежданных гостей долгим взглядом, тяжело опустился на стул, сжал голову руками. Он надеялся, что это больше не повторится, что он избавился от своих кошмаров, но кошмары вернулись. Перед внутренним взором всплыло окровавленное, похожее на уродливую маску лицо. Лицо, из-за которого он решил стать священником...
        Ядвига его простила. Не сразу, но простила. Только вот ему было мало ее прощения. Тогда, много лет назад, он был молодым и глупым. И еще он был игроком, азартным, безумным, способным не раздумывая поставить на кон свою и уж тем более чужую жизнь. Ему всегда не хватало денег, а этот художник, Аристарх Лисовский, не возвращал карточный долг. Тогда он считал это преступлением намного более тяжким, чем то, которое совершил сам...
        Он был одним из тех, кто убивал Аристарха. И, вытирая окровавленные руки о белый снег, он не испытывал никаких чувств, кроме глухого раздражения. А потом, спустя месяцы, ему приснилось лицо, похожее на уродливую маску, и он почувствовал... нет, не раскаяние - раскаяния он не чувствовал даже сейчас, - он почувствовал страх. Ни с чем не сравнимый, мистический...
        Его путь к вере был долгим и тернистым. Он стал священником, отрекся от земных благ. Впрочем, далеко не от всех благ... Он стал спокойно спать по ночам, но так до конца и не понял, обрел ли веру.
        Игра, которую затеяла Ядвига, стала для него искушением. Очень большим искушением. И кровавое видение, почти забытое, снова вернулось.
        Может, старуха его так и не простила?..

* * *
        Визит к Альбине Круцких Сергей решил нанести без предупреждения - по-родственному. И теперь Полина рассеянно наблюдала, как он терзает кнопку звонка.
        - Дома никого нет, ты же видишь, - она не собиралась его переубеждать, просто констатировала очевидное.
        - Может, наша звезда спит.
        - Твоя настойчивость и мертвого разбудит. С чего ты взял, что Альбина на даче? Может, она в Москве?
        - Предчувствие у меня такое. - Сергей зло пнул ворота носком ботинка - створка слегка приоткрылась. - Я же говорил, - он победно посмотрел на Полину. - Заходим!
        - В отсутствие хозяйки?! - Ей не хотелось вламываться в чужой дом и разговаривать с незнакомой ей женщиной.
        - Думаешь, хозяйка уехала и оставила ворота открытыми? Полина, не дури, она где-то в доме. - Сергей просунул голову в приоткрытые ворота. - А вот и машинка, так впечатлившая милиционера Васю. Пойдем, не будем терять драгоценное время.
        Они прошли мимо кроваво-красного «Ягуара», поднялись по ступенькам, толкнули гостеприимно приоткрытую дверь.
        В доме было тихо: ни голосов, ни шума льющейся воды, ни звука работающего телевизора. Полина поежилась - происходящее нравилось ей все меньше и меньше. Незаконное проникновение на частную территорию...
        Сергей, похоже, ее опасений не разделял. Вместо того чтобы одуматься и убраться подобру-поздорову, он аккуратно притворил дверь, осмотрелся. После полуденной жары в доме было прохладно. «Как в склепе», - некстати подумала Полина и тут же испугалась собственных мыслей.
        - Так, идешь за мной, - тихим шепотом скомандовал Сергей. - И ничего здесь не трогаешь. Ясно?
        Полина раздраженно дернула плечом, она и не собиралась ничего трогать в этом чужом бесхозном доме.
        Комнату за комнатой они обследовали весь первый этаж - никого.
        - Давай наверх, - Сергей шагнул к широкой дубовой лестнице.
        - Зачем? Ясно же, что в доме никого нет.
        - В таком случае просто осмотримся. Мы ж все равно уже вошли.
        ...Полина почему-то сразу решила, что за этой закрытой дверью хозяйская спальня. Просто почувствовала, и все. Сергей вошел первым. Вошел и тут же попятился.
        - Что? - шепотом спросила она.
        - Подожди меня здесь. - У него был странный взгляд, почти такой же, как тогда, когда он узнал о нападении на профессора Полянского.
        Тем более она не станет ждать, тем более пойдет с ним.
        - Я с тобой, - она мертвой хваткой вцепилась в его руку. - Я тут одна не останусь.
        Полина думала, что он закричит на нее, может, даже оттолкнет, но вместо этого он тихо сказал:
        - Полина, там труп. Понимаешь? Там мертвая женщина. Я должен осмотреть тело.
        Она тихо ойкнула, но хватку не ослабила.
        - Я с тобой, - повторила упрямо.
        - Если ты сейчас устоишь истерику, я тебя ударю, - в его голосе не было угрозы, но она сразу поверила - ударит.
        - Не устрою. - Полина отчаянно затрясла головой, прогоняя удушливую волну паники.
        - Стой в дверях и ничего не трогай. И отпусти мою руку, черт возьми!
        ...Женщина лежала поперек кровати, раскинув в стороны руки. Мертвые глаза равнодушно смотрели в потолок. Она была голой. Ее наготу прикрывали только какие-то цветные карточки. Со своего места у двери Полина не могла рассмотреть, что это такое. Зато она совершенно отчетливо видела черную, идеально ровную рану на шее женщины и бурое пятно запекшейся крови на белом покрывале. К горлу подкатила тошнота, в висках что-то гулко стучало, и она сосредоточилась на этом звуке. Если досчитать до десяти, а потом снова до десяти... Если постоянно следить за тем, чтобы не сбиться со счета, тогда...
        - Что это такое? - спросил Сергей.
        Полина сделала шаг к кровати, посмотрела на странные карточки, разбросанные по мертвому телу.
        - Это таро.
        - Что?
        - Карты таро. На них гадают...
        - Ты помнишь, что они обозначают?
        - Разное.
        - А вот эта? - Сергей указал на карту, лежащую на лбу у женщины.
        - Это тринадцатая карта аркана, она обозначает смерть.
        Стук в голове усилился - Полина сжала виски руками.
        - Не вздумай падать в обморок, - предупредил Сергей. - Мы скоро уйдем.
        Он обошел кровать со всех сторон, внимательно изучил рану на шее женщины, осмотрел спальню, сказал:
        - Все, Полина, пошли.
        А она вдруг со страхом поняла, что не может сдвинуться с места. Она останется навсегда в этой спальне, рядом с этим мертвым телом, усыпанным похожими на опавшие листья картами...
        Сергей сжал ее локоть, сказал неожиданно тепло:
        - Все, золотая рыбка, мы едем домой.
        Она кивнула, точно сомнамбула, спустилась вслед за ним по лестнице, подождала, пока он полой рубашки протер дверную ручку и кнопку звонка, села в машину.

«Субару» с ревом сорвалась с места, не успевшая пристегнуться Полина ударилась о ветровое стекло.
        Сергей бросил на нее быстрый взгляд, рявкнул:
        - Пристегнись!
        Она нашарила ремень безопасности, защелкнула. На эту нехитрую манипуляцию ушло несколько минут - руки дрожали и не хотели слушаться.
        Сергей следил за дорогой, не обращая внимания на возню Полины. Ситуация приняла слишком серьезный оборот, чтобы отвлекаться на пустяки. Нет сомнений, Альбина Круцких - первая жертва в этой дьявольской игре. Судя по состоянию тела, с момента смерти прошло меньше суток. Если верить милиционеру Васе, вчера вечером женщина еще была жива. Значит, ее убили либо ночью, либо ранним утром. Кто-то сначала раздел ее - одежда и белье валялись на полу рядом с кроватью, и на них не было следов крови, он специально проверил, - потом перерезал ей горло, одним движением, профессионально, и уже в самом конце разложил на мертвом теле пасьянс из карт таро. И что все это может означать? А то, что Альбина должна была знать своего убийцу. Причем знать достаточно хорошо, чтобы без опасений впустить его в дом поздним вечером. Вполне вероятно, убийца был ее любовником. Одежда, в спешке разбросанная по полу, косвенное тому подтверждение. Женщина не стала бы обнажаться в присутствии постороннего.
        Хотя, с другой стороны, убийца мог сначала накачать ее снотворным или наркотиками, а уже потом раздеть и перерезать горло. Это не исключено, но маловероятно, потому что, во-первых, выглядит слишком мудрено, а во-вторых, на теле Альбины не имелось следов инъекций, а в спальне ни стакана, ни бокала - ничего такого, в чем можно было бы растворить снотворное. Если только тот гад, который сотворил все это, предусмотрительно не уничтожил улики.
        Сергей почти не сомневался, что убийца - мужчина. Вероятно, еще не старый и представительный, раз такая богемная женщина, как Альбина, пустила его в свою постель. Еще он должен уметь обращаться с холодным оружием - дилетанту не нанести такую рану. И самое главное, убийца, кем бы он ни был, решил изменить правила игры. Двух первых жертв, Полину и профессора, он только ранил. У него была возможность довести дело до конца, но он этого не сделал, просто забрал книгу и шкуру бедного Джаспера. В случае с Альбиной Круцких он действовал уже иначе: совершил убийство и оставил свою визитку - пасьянс из карт таро. Карты старые, даже старинные, вероятно, изготовленные вручную...
        - Откуда ты знаешь про карты? - Сергей посмотрел на съежившуюся на пассажирском сиденье Полину.
        - Не знаю, - она пожала плечами. - Наверное, когда-то раньше видела.
        - Я думаю, это карты Ядвиги. Именно их Альбина Круцких забрала из дома.
        - Тогда почему тот, кто сделал с ней такое... почему он не взял карты с собой? - Полина выглядела плохо, еще хуже, чем в тот день, когда он забрал ее из больницы. А он обещал за ней приглядывать. Ладно, не сейчас. Сейчас нужно в первую очередь думать о сохранности ее сиятельной шкуры, а уж потом о здоровье.
        - Не знаю почему. - Усилием воли он погасил закипающее в душе раздражение, сказал уже спокойнее: - Может, уверен, что карты не являются ключом.
        - Тогда почему раньше у него не было такой уверенности? Он же забрал книгу и... Джаспера. И зачем понадобилось убивать Альбину, если он понял, что карты - это не ключ?
        - А что, если наш игрок узнал что-то новое или догадался, что на самом деле является ключом? Тогда все логично.
        - Что логично? - Полина посмотрела на него так, словно это он был маньяком-убийцей.
        - Логично, что теперь он просто устраняет конкурентов.
        - Нет, что-то не сходится, - Полина покачала головой. - Зачем убивать Альбину, если она взяла из дома Ядвиги не ту вещь?
        - Я думаю, что для начала он должен был как минимум убедиться, что это не та вещь.
        - Ну, хорошо, он убедился. Зачем же убивать?
        - Затем, что во второй раз кто-нибудь из потенциальных наследников может его опередить и взять правильную вещь. Самым логичным было бы не дать конкурентам сделать вторую попытку.
        Какое-то время они ехали молча, в тишине было слышно, как шуршат по гравию колеса.
        - С ней надо что-то делать, - сказала вдруг Полина. - Нельзя оставлять ее вот так. Давай позвоним в милицию.
        - Хочешь, чтобы нас арестовали по подозрению в убийстве Альбины Круцких? - усмехнулся Сергей.
        - Мы не станем представляться. Они не узнают.
        - Узнают. Ты думаешь, что в милиции не отслеживают телефонные звонки? - Сергей запнулся - из недр подсознания на поверхность памяти пыталось всплыть что-то важное. Настолько важное, что он перестал следить за дорогой...
        - Осторожно! - Крик Полины заставил его вернуться к действительности, и то важное, о чем он пытался думать секунду назад, исчезло.
        - Сережа, - Полина выглядела виноватой и напуганной.
        - Что? - буркнул он.
        - Почему этот... игрок не убил меня и профессора?
        - Возможно, на тот момент он еще не знал, что именно является ключом.
        - А теперь, когда он знает, нам что-то угрожает?
        - Тебе нет, ты же со мной... - В висках вдруг закололо, перед глазами поплыл сизый туман. Полина-то с ним, а вот Ильинский...
        Когда Сергей набирал знакомый номер, руки заметно дрожали...
        ...Он опоздал, ровно на час. Час назад в палату профессора проник неизвестный. Орудием убийства стала обычная больничная подушка. Вот такая нелепая, дикая смерть... И никто ничего не видел. Частная клиника, мать ее! Охранники на входе, дежурный персонал - мышь не проскочит. Оказалось, еще как проскочит. И не мышь, а нелюдь, сволочь, каких свет не видывал.
        ...Полине были не нужны детали. Известие о смерти профессора Ильинского заставило ее затаиться, невидящим взглядом уставиться в одну точку. Наверное, она винила в случившемся себя. И, наверное, не зря, потому что Сергей тоже ее винил. Не появись она снова в его жизни, с профессором не случилось бы ничего непоправимого и с ним самим тоже ничего такого не произошло бы. Не пришлось бы гоняться за неуловимым маньяком и играть в эти дьявольские игры, жизнь оставалась бы простой и безмятежной, такой, какой ей уже никогда не быть...
        - Мы поедем туда? - Полина заговорила, и он не узнал ее голос, таким чужим и незнакомым он стал.
        - Нет, - Сергей мотнул головой. - Там сейчас милиция, к нему никого не пускают.
        - Может, расскажем все, что знаем? - робко предложила она.
        - Нет. - Он крепко сжал тонкое запястье, так, что едва не захрустели кости. - Мы ничего не станем рассказывать, я найду эту сволочь сам.
        - Но милиция...
        - Пусть тоже ищет.
        - Но ведь следователь может повлиять на Щирого, заставить его раскрыть имена всех наследников, и тогда вычислить убийцу будет совсем просто.
        - Ты так считаешь? А Щирый покажет следователю седьмое завещание, согласно которому все имущество Ядвиги переходит художественному фонду, и скажет, что других наследников нет и никогда не было...
        Едва они переступили порог квартиры, Сергей заперся в своем кабинете. Надолго. Полина, предоставленная самой себе, бесцельно бродила по комнатам. То страшное, что случилось за этот бесконечно длинный день, заставляло перегруженный информацией и чувством вины мозг судорожно перетасовывать мысли, обрывки воспоминаний. Это была неплодотворная, изматывающая работа. Полине вдруг захотелось напиться. Не для того, чтобы успокоиться, а для того, чтобы хоть на время остановить лихорадочный бег мыслей.
        Начатая бутылка глинтвейна нашлась на кухне. Оказывается, она помнила вкус глинтвейна. Ей нравился этот вкус...
        К тому моменту, когда Сергей вышел из кабинета, Полина была уже пьяна. Не очень сильно, но достаточно, чтобы окружающие предметы приобрели чуть размытые очертания, а жизнь перестала казаться сплошной полосой препятствий.
        - Есть хочешь? - Он смотрел внимательно и как-то очень сосредоточенно, точно видел ее впервые.
        - Нет. - Интересно, что он скажет, когда поймет, что она пила?
        - Я тоже не хочу. - Он покачнулся. Значит, ничего не поймет - он сам пьян, и, кажется, многим сильнее, чем она. Вот что он делал в кабинете - накачивался алкоголем...
        Ей вдруг стало жалко этого мужчину со стеклянными, то ли от выпитого спиртного, то ли от невыплаканных слез, глазами. Скорее всего, он не нуждался в жалости, но ей все равно было жалко.
        - Сережа, ты как? - Не надо было спрашивать, и подходить так близко тоже не надо было.
        - Нормально, - он поймал ее за пояс джинсов, притянул к себе.
        От него пахло коньяком. Почему-то Полина была уверена, что это именно коньяк. И глаза вблизи не казались стеклянными. Столько всего намешано в его взгляде, что она не смогла бы разобраться с этим до самого утра.
        И она не стала разбираться. Вернее, это он не дал ей такой возможности...
        Его губы, его горячие ладони на ее затылке, его взгляд, в котором столько всего намешано, - все это было похоже на возвращение домой после долгих странствий. Откуда-то, непонятно откуда, но она вдруг поняла, что была близка с этим мужчиной в той, прошлой жизни и что в их отношениях было много чего...
        А в какой-то момент все это сделалось неважным. Настоящее - вот что имеет значение. Эта ночь и этот мужчина, со смесью злости и нежности называющий ее золотой рыбкой...
        ...Они уснули одновременно. Их сон не был безмятежным. Скорбь, боль, страх, раскаяние, радость, любовь - много чего переплелось в нем. Засыпая, каждый из них знал, что неумолимое утро сотрет болезненное очарование этой ночи. Такова плата...
        Он знал еще кое-что, что-то очень важное. То, что не знала или забыла она сама, то, что многократно усиливало его боль. Маленький аккуратный рубец от кесарева сечения на ее животе. У нее есть ребенок. А у ребенка есть отец...
        Он выторговал у судьбы одну-единственную ночь. Ночь оказалась ворованной...

* * *
        Утро, серое и унылое, вползло в спальню. Сергей открыл глаза, глубоко вдохнул, привыкая к новой жизни. События минувшего дня чугунной плитой легли на сердце. Нужно взять себя в руки, начать действовать, пока эту плиту еще можно сдвинуть. Он должен ехать в клинику, позаботиться о приготовлениях к похоронам. Нужно забрать тело профессора у судебных медиков, если они его отдадут. Нужно решить, что делать с Полиной... Он посмотрел на лежащую рядом женщину. Она не спала, бездумно смотрела в потолок.
        - Проснулся? - спросила, не глядя в его сторону.
        - Проснулся. - Сергей сел, поискал взглядом свою одежду. Он не стыдился своей наготы - в свете минувшей ночи это было бы глупо, - просто этим скорбным утром нагота казалась чем-то неуместным. - Мне нужно уехать. Ты останешься дома.
        - Одна?
        - Одна. Я вернусь вечером, и мы все обсудим.
        Он сам еще толком не знал, что именно они будут обсуждать. Наверное, надо рассказать ей про ребенка. Наверное, нужно послать какой-то запрос во Францию, попытаться узнать про ее семью.
        - Сережа...
        - Вечером, - не оборачиваясь, он вышел из спальни...
        Клиника была похожа на растревоженный муравейник. У ворот толпились вездесущие журналисты. В конференц-зале люди в форме вели допрос сотрудников. Для Сергея не сделали исключения.
        Он отвечал на вопросы следователя и вяло удивлялся этой своей какой-то неправильной, нечеловечной отстраненности.
        ...Нет, во время совершения преступления его не было в городе. Да, у него есть свидетели. Да, о смерти профессора он узнал из телефонного разговора. Нет, у него не было никаких разногласий с профессором. Нет, он не знает, кто теперь будет руководить клиникой, это должен решать совет учредителей. Да, именно он займется организацией похорон...
        Выйдя из конференц-зала, Сергей направился в свой кабинет. Прикрикнул на рыдающую секретаршу. Выслушал опасения нескольких особо мнительных пациентов и, как мог, успокоил их. Перенес все плановые операции. Отозвал из отпуска двух нейрохирургов. Договорился с частным охранным агентством об усилении охраны клиники. Связался с похоронным бюро. Имел долгий и непродуктивный разговор с учредителями. Он проделал уйму важной и не очень важной работы, сознательно отдаляя самое тяжелое - поездку в морг.
        День тянулся невыносимо долго. Полина устала бояться и вздрагивать от малейшего шороха. Она ждала, что Сергей позвонит, но он не позвонил, и от этого на душе было совсем муторно. Чтобы хоть чем-то себя занять, она приготовила ужин. Он приедет уставший и голодный, а у нее ужин на столе...
        Когда в замке повернулся ключ, Полина сначала испугалась, а уж только потом обрадовалась. Сергей вошел в квартиру, устало привалился плечом к стене. В строгом костюме, при галстуке, он выглядел незнакомцем.
        - Собирайся, - сказал вместо приветствия.
        - Куда?
        - Едем покупать тебе одежду.
        - Я приготовила ужин...
        - Это лишнее, я перекусил на работе. - Он ослабил узел галстука, посмотрел со смесью раздражения и нетерпения, буркнул: - Давай быстрее, пока магазины не закрылись.
        Ей вдруг стало невыносимо обидно: не то от этих его нетерпеливых слов, не то оттого, что он отказался от ужина. Эти странности, скачки от нежности к откровенной грубости, выбивали почву из-под ног, лишали уверенности в завтрашнем дне. И даже в дне сегодняшнем...
        Магазин был небольшим, но дорогим, Полина поняла это по ценникам и по вежливо-вышколенным улыбкам продавцов.
        - Постарайся успеть до закрытия. - Сергей смотрел в до блеска начищенное витринное стекло и не смотрел на нее.
        - Какой суммой я могу располагать? - Наверное, в этом роскошном магазине, рядом с этим элегантным мужчиной она в своей подростковой одежде выглядит замарашкой.
        - Ни в чем себе не отказывай. - Небрежный кивок, взгляд насквозь. Как обидно и больно...
        - Я могу скупить полмагазина? - Захотелось вдруг сказать что-нибудь злое, чтобы он перестал быть таким... незнакомцем.
        - Полагаюсь на твое благоразумие. Единственное пожелание - купи что-нибудь строгое. Завтра похороны.
        Полина старалась экономить: все по минимуму, только самое необходимое, ничего лишнего. Отказалась от запасной пары колготок и вызывающе дорогого комплекта белья, повертела в руках, но так и не купила симпатичный замшевый жакет, ограничилась его не столь изысканным шерстяным собратом. И все равно, несмотря на все старания, сумма получилась внушительная.
        Сергей расплатился без лишних разговоров, только мельком взглянув на чек. Что именно она купила, его тоже не интересовало. Во всяком случае, складывая пакеты с обновками в багажник машины, он ничего не сказал.
        - Ты что-то говорила про ужин. - Сергей сгрузил на пол в прихожей покупки, вопросительно посмотрел на Полину.
        - Ты сказал, что не голоден.
        - Теперь голоден.
        Полина возилась на кухне, пока он переодевался и принимал душ. Запах жареного мяса пробрался в ванную, приятно щекотал ноздри. От мысли, что его ждет настоящий человеческий ужин, а не приготовленные на скорую руку полуфабрикаты, Сергей чувствовал себя как-то неуверенно. Все это было похоже на семейную жизнь: вернувшийся домой после долгого трудового дня муж, заботливая жена, вкусный ужин.
        Идиллия. Слишком опасная идиллия...
        - О чем ты хотел со мной поговорить? - Она успела сменить одолженное Юркой тряпье на аккуратненькие джинсы и ярко-синюю, под цвет глаз, футболку.
        - Давай сначала поужинаем, - смотреть на нее было неожиданно приятно и начинать трудный разговор совсем не хотелось.
        - Давай, - она закончила нарезать салат, присела к столу.
        Ужин оказался очень вкусным. Он был бы еще вкуснее, если бы не одолевавшие Сергея мысли. Полина убрала со стола, помыла посуду, села напротив, подперев подбородок кулаком, посмотрела выжидающе.
        - Это касается прошлой ночи, - начал он без предисловий.
        - И что было не так прошлой ночью? - Она улыбалась, но в глазах Сергей видел страх.
        - У тебя рубец на животе. Ты понимаешь, что это значит?
        - Мне делали какую-то операцию, да? - Страх сменился растерянностью.
        - Да, тебе делали операцию. Это рубец от кесарева сечения. Полина, по всей вероятности, у тебя есть ребенок.
        - Ребенок? - Она испуганно мотнула головой, прижала ладони к животу. - Это точно?
        - Это вероятно, - он старался не смотреть в ее сторону. - Во всяком случае, ты точно была беременна, и тебе точно делали кесарево сечение.
        - Я ничего не чувствую, - она так и не убрала рук с живота. - Ничего не помню... Как я могла забыть такое?! Какая же я после этого мать?!
        - Так бывает при амнезии, - он не знал, как ее утешить.
        - Мой ребенок сейчас где-то совсем один, а я здесь. - Полина вскочила из-за стола, заметалась по кухне. - Как ты мог молчать об этом целый день?! Как ты посмел?! - Она смотрела на него почти с ненавистью.
        - Успокойся. Что бы изменилось, если бы я сказал тебе об этом сразу? Когда ты уезжала из Франции, ты его наверняка на кого-то оставила. Так что он не один.
        - Мой ребенок с чужими людьми.
        - Не обязательно. Твой ребенок мог остаться со своим отцом.
        - Отцом? - Полина застыла посреди кухни.
        - Вполне логично, что у ребенка есть отец. - Странный у нее взгляд - отрицающий. Ребенка приняла безоговорочно, а про мужа и слышать не хочет.
        - Яков Романович сказал, что мой муж умер.
        - Твой первый муж умер, но ты запросто могла выйти замуж повторно. Насколько я тебя знаю, для тебя сменить мужика - раз плюнуть.
        - Насколько хорошо ты меня знаешь? - Она подошла вплотную, уставилась своими синими глазищами так, что Сергей в ту же секунду пожалел, что затеял этот разговор.
        - Достаточно хорошо.
        - У нас с тобой что-то было? Мы были любовниками?
        - Можно и так сказать, - он невесело усмехнулся.
        - И что случилось потом? Ведь что-то же случилось, да?
        - Я не хочу об этом вспоминать.
        - Неприятно?
        - Противно!
        - Противно? - Взгляд, до этого пронзительно-яркий, потух. - А вчера? Что ты чувствовал вчера?
        - То же самое, - солгал он.
        - Тогда зачем?
        За окном было уже совсем темно, чернота заполняла ровный прямоугольник окна, рвалась внутрь: в кухню, и в его сердце. Лучше он будет смотреть в окно...
        - Я был пьян.
        - Да, ты был пьян...
        Входная дверь хлопнула в тот самый момент, когда Сергей окончательно и бесповоротно осознал себя сволочью...
        Он догнал Полину уже во дворе, поймал за руку, притянул к себе.
        - Далеко собралась?
        - Пусти! - Она дернулась, попыталась вырваться.
        - Тебе некуда идти. У тебя здесь нет никого, кроме меня.
        Это был не самый убедительный аргумент. У нее был кузен Вальдемар, у нее был Щирый. Но ему необходимо удержать ее любой ценой. Неважно, что ее присутствие причиняет ему боль. Без нее эта боль станет еще сильнее.
        - Я знаю, как найти твоего ребенка!
        - Как? - Она перестала вырываться, замерла.
        Сергей соврал: он не знал, как будет искать этого ребенка, но готов был перевернуть полмира в его поисках, только бы Полина осталась.
        - Дай мне один день, - сказал он. - Завтра похороны профессора, а потом я все улажу. У меня есть план.
        - Зачем я тебе? - вдруг спросила она не зло, не расстроенно, скорее устало. - Это из-за денег, да? Боишься упустить свои десять процентов?
        - Пойдем в дом, Полина.
        - Боишься, - она улыбнулась. - Знаешь, я, наверное, совершила много глупостей в прошлой жизни, но не тебе меня судить.
        Не дожидаясь его, она направилась обратно к дому.

* * *
        Похороны профессора Ильинского были пышными и торжественными. Много людей: коллег, учеников, друзей, бывших пациентов. Много цветов. Много венков. Много речей, искренних и не очень. К Сергею каждую минуту кто-нибудь подходил с соболезнованиями. Его никто не спрашивал напрямую, но у каждого второго в глазах был немой вопрос - что же дальше, кто займет место Ильинского?
        Предполагалось, что у него, у Сергея, самые высокие шансы. А ведь было еще завещание и долевое участие во владении клиникой. Тот, кому достанется наследство профессора, станет очень обеспеченным человеком...
        Во время церемонии Полина старалась оставаться в тени, прятала лицо за густой вуалью шляпки, ни с кем не разговаривала. Сергей не стал бы брать ее с собой на похороны, если бы не боялся, что в его отсутствие она может уйти. Пусть лучше так, пусть даже думает, что он поступил так специально, чтобы сделать ей больно.
        ...После оглашения завещания Сергей Полянский стал тем самым очень обеспеченным человеком: профессор Ильинский указал его своим единственным наследником. А через полчаса ему позвонил милиционер Вася и назначил встречу.
        Сергей остановил машину у маленького придорожного кафе, рядом с припаркованным на стоянке «уазиком», предупредительно раскрыл над головой Полины зонт - пока они добирались до места, зарядил нудный, совсем не летний дождь.
        Младший лейтенант Бойко сидел за столиком у окна и с задумчивым видом жевал беляш, увидев Сергея и Полину, он встрепенулся, приветственно помахал рукой.
        - А я вот, решил перекусить... - Василий смущенно посмотрел на недоеденный беляш.
        - Нормальное желание. - Сергей улыбнулся.
        Они обменялись рукопожатиями, уселись за стол, заказали сонной официантке кофе. Пока Сергей делал заказ, парень бросал на Полину удивленные взгляды. Наверное, из-за того, что в строгом платье она выглядела несколько иначе, чем в подростковой одежде.
        - Что вы хотели нам рассказать? - спросил Сергей.
        - Тут такое дело, - Василий перешел на возбужденный шепот, - Альбину Круцких убили! В новостях еще не показывали, я специально узнавал, так что если подсуетитесь, то будете первыми.
        - Мы подсуетимся, - Сергей кивнул, бросил быстрый взгляд на Полину. - А есть из-за чего суетиться? Подробности преступления известны?
        - Говорят, ей перерезали горло, - милиционер Вася вдруг замялся.
        - Говорят?! - удивился Сергей.
        - Меня на место преступления не пустили. Альбина Круцких - слишком известная личность. Куда уж нам, простым смертным! Там сколько народу из Москвы понаехало, одних только криминалистов целый автобус!
        - И вы совсем ничего не знаете? - так же шепотом спросила Полина.
        - Ну почему же? Кое-что знаю. Я же представитель власти, как-никак. Альбину Круцких убили за день до нашего с вами разговора, практически сразу после того, как она уехала из дома графини. Понимаете, что это может означать?
        - Что? - спросил Сергей.
        - Да бросьте! Вы же журналист! Наверняка нападение на этого вашего профессора и убийство Альбины связаны. И еще дом этот графский... с ним тоже не все чисто. Ну вот, к примеру, в права наследования до сих пор никто не вступил, а этот уголовник Щирый там хозяйничает вовсю, чуть ли не каждую неделю наведывается. Если не сам, так овчарки его...
        - Что-то я пока я не вижу связи, - покачал головой Сергей. - Дом-то тут при чем?
        - Да не дом, - обиделся Василий. - Не дом, а Щирый. Вот попомните мои слова - это он за всем стоит: и за нападением, и за убийством.
        - А московские спецы что считают?
        - А московские спецы считают, что это кто-то из ближнего круга.
        - Почему?
        - Не хочу вдаваться в детали при даме, - Василий покосился на Полину. - Скажем так, косвенные улики указывают на то, что жертва и убийца были очень хорошо знакомы.
        - Понятно. - Сергей отхлебнул кофе. К сожалению, Василий не сказал им ничего нового. Несколько часов потрачено впустую.
        - Но это еще не все, - младший лейтенант поднял вверх указательный палец. - Вчера произошло еще одно убийство. И вот оно-то уж точно связано с домом графини. - Он замолчал, наслаждаясь произведенным эффектом.
        Сергей посмотрел на побледневшую Полину, успокаивающе накрыл ее руку своей ладонью.
        - Представляете, в нашем занюханном районе сразу два таких серьезных преступления! А я, дурак, жаловался на тоску! - Василий нетерпеливо заерзал на стуле. - Жертву нашли местные алкаши. Вышли к речке водочки попить, а там - он..
        - Кто - он?
        - Мужчина, представительный такой, в дорогом костюме. Сидит себе по-турецки, спиной к березке прислонился. Ну, забулдоны решили, что он пришел природой полюбоваться, хотели в свою теплую компанию пригласить. Окликнули, а он молчит. Обиделись, подошли поближе... - Василий сделал театральную паузу, - а у мужика в животе какой-то меч чудной торчит. Сам живот вспорот, кишки на коленях разложены, а над ними мухи вьются... - Он покосился на Полину, сказал с запоздалым раскаянием: - Простите.
        Та лишь кинула в ответ, отвернулась к окну.
        - Личность мужчины установили? - спросил Сергей.
        - Установили. - Василий открыл замусоленный, с истрепанными краями блокнот, зачитал: - Егор Иванович Милославский, кстати, австрийский подданный.
        Значит, Егор Иванович Милославский... Вот тебе и третья жертва.
        Полинина ладонь под его рукой напряглась - значит, поняла, о ком речь, запомнила слова отца Владимира.
        - Почему вы решили, что убийство связано с домом графини? - спросил Сергей.
        - Из-за меча, которым оно было совершено. Он из коллекции графини - старинный японский. Я бывал в доме по делам службы и видел коллекцию. Графиня сама мне ее показывала, знала, что я служил. Наверное, думала, что мне будет интересно.
        - А вам неинтересно?
        - Вообще-то мне больше нравится огнестрельное оружие, чем эти вековые железки. - Василий смущенно улыбнулся.
        - Коллекция была большая?
        - Точно не помню. Графиня хранила ее как-то бестолково: оружие валялось где попало.
        - Ладно. - Сергей устало потер глаза, отхлебнул из чашки остывший кофе. - Что-нибудь еще известно? Как тот человек попал к реке?
        - Похоже, его принесли, на земле были видны следы волочения. А в поселок он приехал на машине. «Мерседес» нашли неподалеку, на проселочной дороге, метрах в ста пятидесяти от реки. Вот, собственно говоря, и вся история. Впечатляет, правда?
        - Впечатляет, - согласился Сергей. - Только вот что-то у меня желание поубавилось расследовать это дело.
        - Оно и понятно - ужасы такие! - Василий глянул на него с нескрываемым превосходством. - У любого неподготовленного человека желание пропадет, после двух-то убийств. Кстати, второе было инсценировано под ритуальное самоубийство. Как оно там, у японцев, называется - харакири?
        - Сэппуку, - поправил Сергей.
        - Вы ведете это дело? - вмешалась в их разговор Полина.
        - Нет, - парень разом сник. - Дадут мне, как же! Опять, как в случае с Круцких, опера из Москвы понаехали, а младшего лейтенанта Бойко побоку, - он обиженно засопел.
        - Вы им сообщили, что эти два убийства, вероятно, связаны? - поинтересовался Сергей.
        - А вот хрен им! - Парень стукнул по столу - чашки с недопитым кофе жалобно тренькнули. - Пусть сами додумываются, если такие умные! А я в сторонке постою, понаблюдаю, до чего они додумаются. Вы только это, - он озабоченно нахмурился, - поосторожнее там со своим журналистским расследованием. Видите же, чем оно все обернулось.
        Они сидели в машине, сквозь залитое дождем лобовое стекло наблюдая, как удаляется и постепенно превращается в точку «уазик» милиционера Васи.
        - Этот мужчина, он ведь мой отчим? - Полина заговорила первой.
        - Соболезную.
        - Не надо, - она потерла виски. - Я должна скорбеть, но я ничего не чувствую.
        - Придет время - ты все вспомнишь и все прочувствуешь, - пообещал Сергей, впрочем, сам не особо веря этим обещаниям.
        - Звучит не слишком оптимистично. - Она все поняла правильно. Вот и хорошо.
        Сергей включил зажигание, сказал как можно более буднично:
        - Полина, из шести человек трое уже мертвы.
        - Курить хочется, - она смотрела на растекающиеся по стеклу капли.
        - Тебе нельзя. Давай лучше обсудим сложившуюся ситуацию.
        - Давай обсудим.
        - Если предположить, что один из оставшихся наследников убийца, то при самом плохом раскладе нас ожидает еще одно убийство.
        - При самом плохом раскладе - два, - поправила Полина.
        - С тобой ничего не случится. - Ему вдруг захотелось закричать, встряхнуть ее за плечи, вывести из этого заторможенного, так ей несвойственного состояния.
        - Ты не допустишь? - Полукивок, полуулыбка. Ударить ее, что ли?..
        - Да, я не допущу.
        - Я на тебя надеюсь. - И снова не понять: издевается она или говорит серьезно.
        - Мне не нравится этот твой кузен. Он был знаком почти со всеми погибшими.
        - Вальдемар не говорил, что получал приглашение.
        - Но он этого и не отрицал. Мне кажется, он врет.
        - Он священник.
        - Вот именно! Люди привыкли доверять служителям церкви. - Сергей вывернул руль -
«Субару» занесло на мокрой дороге.
        - Что ты делаешь? - Наконец-то в ее голосе послышался интерес.
        - Мы возвращаемся.
        - Зачем?
        - Хочу пообщаться с батюшкой, раз уж мы недалеко от его прихода.
        - И что ты ему скажешь - батюшка, а не вы ли маньяк-убийца?
        - Неважно, что я скажу, важно, что он мне ответит.
        - Это глупо!
        - Посмотрим.
        - Я знаю, что нужно сделать, - заговорила она после долгого, сделавшегося уже почти привычным молчания. - Я откажусь от игры. И от наследства тоже откажусь. Пусть этот урод забирает себе все.
        - Откажешься?! А позволь узнать, как ты собираешься сообщить ему о своем эпохальном решении? Дашь объявление в газету?
        - Скажу Щирому.
        - Щирый не участвует в игре, он всего лишь посредник. Или все-таки участвует? - Сергей задумался.
        - В таком случае наше предположение, что убийца кто-то из наследников, неверно изначально, - тихо сказала Полина.
        - А кто же он тогда?
        - Может, просто маньяк.
        Просто маньяк - надо же!
        - Нет, тут все закручено вокруг дома и твоей чокнутой тетки. Убийца не посторонний человек и не маньяк. Во всем, что он делает, есть какая-то система, ему одному известная логика. Надо только понять какая.
        - Он пытается запугать оставшихся?
        - Может быть. Знаешь, о чем я подумал? Откуда он знает, кого графиня внесла в завещание? Это же конфиденциальная информация. Есть только один человек...
        - Щирый, - прошептала Полина.
        - Вот именно.
        - Зачем ему? Он и так богат как Крез.
        - Денег никогда не бывает много.
        - Щирый не может быть одним из шестерки, - после недолгих раздумий заявила она.
        - Почему?
        - Потому что есть еще и седьмое завещание, согласно которому он становится распорядителем фонда. Забыл? Он мог просто не рассылать приглашения и оставить все себе.
        - А может, он извращенец? Может, ему захотелось сыграть в эту чертову игру? Только по своим правилам?
        - Слишком много «может», - вздохнула Полина. - Мы опять у исходной точки...
        Наступившую тишину нарушил телефонный звонок.
        Сергей глянул на свой мобильный.
        - Это не мой. Ответь на звонок, Полина.
        Она достала из сумочки крошечный телефон, после секундного замешательства включила громкую связь.
        - Добрый вечер, миледи, - в салон вполз сиплый голос Щирого.
        - Здравствуйте, Яков Романович.
        - Как вы себя чувствуете?
        - Спасибо, мне уже лучше.
        - Рад это слышать. Я не отниму у вас много времени. Это касается завещания. Миледи, можете предпринять вторую попытку.
        - Но вы же говорили, что пока...
        - Первый ход уже все сделали.
        - Дай-ка, - Сергей забрал у растерявшейся Полины мобильный, заорал в трубку: - А вам известно, что три человека уже никогда больше не смогут совершить вторую попытку?! Вы знаете, что они зверски убиты и их смерть на вашей совести?!
        В трубке послышался сухой стариковский кашель.
        - Я лишь выполняю волю Ядвиги, и не вам, молодой человек, осуждать меня. Передайте графине, что перед тем, как сделать ход, она должна позвонить господину Белому, чтобы он смог засвидетельствовать вторую попытку. Номер в записной книжке ее мобильного телефона.
        Связь оборвалась.
        - Старый козел! - Сергей в сердцах отшвырнул телефон.
        - Не надо так. - Полина подобрала мобильный, спрятала обратно в сумочку.
        - Все равно он убийца, - процедил Сергей. - Он убивает своим бездействием.
        - Давай вернемся, - предложила она. - Сегодня был тяжелый день, мы все устали.
        - Мы уже почти приехали. - Сергей нажал на педаль газа. - Насчет отца Владимира у меня тоже есть серьезные подозрения.
        - Есть хоть один человек, в котором ты был бы уверен? - спросила она устало.
        - Нет, - буркнул он в ответ.

* * *
        В лучах заходящего солнца дом отца Владимира казался розовым. Сергей толкнул железную калитку.
        - Мы постучимся и, если нам никто не откроет, сразу уйдем, - шепотом сказала Полина.
        - Если дверь окажется незапертой, то мы войдем.
        - Однажды мы уже вошли...
        - Можешь подождать меня в машине.
        - Нет, - она вцепилась в рукав его пиджака.
        - Тогда не мешай.
        Дверь оказалась запертой, на их стук никто не ответил. Полина вздохнула с облегчением.
        - Едем к церкви, - решил Сергей.
        На церковных воротах висел замок. Сергей огляделся: по дороге, раскисшей после недавнего дождя, брела сухонькая старушка с клюкой, рядом катил велик худой рыжий пацаненок.
        - Бабушка, не подскажете, где можно найти отца Владимира? - крикнул Сергей.
        Старушка остановилась, подслеповато сощурилась.
        - С утра как нету батюшки, - сказала на удивление звонким голосом. - Приход большой, дел хватает.
        Пацаненок бросил велик посреди дороги, вприпрыжку подбежал к Сергею, сказал шепотом:
        - Я евоный джип видел.
        - Где?
        - Сто рублей дашь? - У пацаненка были явные задатки вымогателя.
        Сергей положил на протянутую ладошку сторублевую купюру.
        - У лесопилки. - Мальчонка торопливо спрятал деньги в карман.
        - Давно видел?
        - Час назад. Я там на велике катался. На той дороге лужи клевые, - он с удовольствием посмотрел на свои промокшие до колен джинсы.
        - Егорка! - позвала бабулька. - Чего к людям пристаешь?! А ну, сюда иди, неслух!
        Мальчик не обманул - «Лендкрузер» батюшки действительно обнаружился на дороге, ведущей к лесопилке. И про клевые лужи он тоже не соврал - прошедшим дождем проселок размыло, в колеях стояла мутная жижа.
        - Машина тут не пройдет, придется дальше пешком, - сказал Сергей.
        Полина посмотрела на свои туфли, тяжело вздохнула. Мало удовольствия бродить по мокрому лесу на шестисантиметровых каблуках. Хорошо хоть дождь закончился.
        Они выбрались из машины, подошли к тропинке, убегающей от дороги в глубь леса.
        - Лесопилка точно там? - спросила Полина.
        - Будем надеяться.
        В лесу было тихо, пахло хвоей, с мокрых веток прямо за шиворот падали холодные капли. Чем дальше в лес они пробирались, тем темнее делалось кругом.
        - Ну, и где твоя лесопилка? - Полина остановилась, огляделась по сторонам.
        ...Она увидела это первой.
        В обманчивом сумеречном свете парило призрачное черное существо. Оно улыбалось ей жуткой, нечеловеческой улыбкой.
        Налетел холодный ветер, заполз под платье. Существо качнулось. Полина закричала.
        Надо бежать из этого призрачного леса, где существо с нечеловеческой улыбкой парит между мокрых елей...
        - Прекрати орать! - Сергей встряхнул ее за плечи.
        - Сережа! Это... это... - Она хватала ртом воздух и не могла оторвать взгляда от темного силуэта.
        - Это отец Владимир, - сказал Сергей тихо.
        - Почему он летает?..
        - Он не летает, рыбка. Он висит. Отца Владимира повесили.
        Странно, но ей стало легче. Ее насмерть перепуганному сознанию мертвый человек казался намного предпочтительнее парящего призрака.
        - Что у него с лицом?
        - Это не лицо, - Сергей подошел к телу. - Это маска.
        - Не трогай его! - взмолилась Полина.
        - Не буду, я только посмотрю, - он запрокинул голову.
        И она тоже запрокинула, помимо воли.
        Из-под белой демонической маски выглядывала борода. Из-под черной рясы виднелись белоснежные кроссовки.
        - Почему они такие чистые? - Идиотский вопрос. Человека убили, а она думает о чистоте его кроссовок.
        - Потому что отца Владимира убили еще до дождя, - Сергей посмотрел на часы, - а дождь начался два часа назад.
        - Может, не убили, может, он сам?
        - Он не сам. Видишь, рядом нет ничего, что могло бы послужить опорой. Это не самоубийство. И дождь этот так некстати, все следы уничтожил.
        - А маска? - Полина попятилась. Казалось, из черных провалов глазниц за ними кто-то наблюдает. Кто-то недобрый, злой оттого, что они потревожили его покой.
        - Странная вещь, похожа на авторскую работу. Такую не купишь в магазине.
        - Думаешь, она из дома Ядвиги? - Она обхватила себя руками.
        - Уверен в этом. - Сергей снял свой пиджак, набросил ей на плечи. - Давай-ка возвращаться.
        Когда они вышли к машине, снова зарядил мелкий дождик. Наверное, это хорошо, дождь смоет и их следы...
        В салоне было тепло, Полина сбросила насквозь промокшие туфли, закуталась в пиджак.
        - Видишь, ты ошибался. Отец Владимир ни при чем, - сказала, потирая виски.
        - Да, ошибался, - он, казалось, думал совсем о другом.
        - Это плохо, что мы его там оставили - одного.
        - Ему уже все равно.
        - А тебе?
        Сергей посмотрел на нее долгим взглядом, сказал устало:
        - Полина, сейчас меня волнует только твоя безопасность. Ты последняя, понимаешь?
        - Ты обещал найти моего ребенка...
        - Я найду, но послушай...
        - Ребенок, - сказала она твердо. - Сначала мой ребенок, а потом все остальное.
        - Ребенку ты нужна живой! - рявкнул он. - Неужели ты не понимаешь, что тебя ждет? Он же не оставит тебя в покое, даже если ты откажешься от игры. Вас ведь только двое осталось. Значит, он разоблачит себя сразу, как только вступит в права наследования.
        - Но Щирый...
        Сергей не дал ей договорить:
        - Щирому плевать, кто и какой ценой доберется до наследства. Он всего лишь распорядитель. Так что с этого самого момента ты, Полина, во всем слушаешься меня и делаешь только то, что я тебе говорю. Ясно?
        Да, ей все было ясно. Убийца не остановится на полпути, рано или поздно доберется и до нее. Если Сергей его не остановит...
        Больше они не разговаривали, прислушивались к собственным мыслям да нудному бормотанию приемника. Когда ставшую уже почти привычной тишину вытеснил голос Джона Леннона, Сергей сделал звук погромче. Ливерпульская четверка пела о Мишель...
        - Я укладывала Мишку спать под эту песню, - улыбнулась Полина. - Она думала, что
«Мишель» - это колыбельная специально для нее...
        ...Это было похоже на лавину. В мозг неудержимым потоком хлынули воспоминания.
        Рассеянно улыбающаяся мама...
        Белый пони, жующий морковку, - ее первая лошадь...
        Дом, утопающий в цветущей сирени...
        Запах крепкого кофе и табака...
        Ядвига, раскладывающая карты таро...
        Тетя Тося, генералиссимус, Света, Петрович, Генриетта, Балконовна...
        Ледяная вода, пылающий камин, запах мокрой шерсти, холодные пальцы, сбивающееся дыхание...
        Сергей...
        Золотой медальон на тонкой цепочке...
        Взвивающийся на дыбы конь...
        Ненавидящий взгляд...
        Я не хочу тебя больше видеть. Никогда...
        Мокрый перрон вокзала...
        Залитый солнцем аэропорт Шарля де Голля...
        Улыбающийся пожилой мужчина - Поль Жорден...
        Маленькая Мишель, делающая свои первые шаги...
        Пятилетняя Мишель на велосипеде...
        Восьмилетняя Мишель на роликах...
        Десятилетняя Мишель, вертящаяся перед зеркалом...
        Мадам Мари, домоправительница, распекающая за что-то садовника Пьера...
        Письмо из России...
        Недовольное лицо Мишки, не желающей ехать в летний лагерь...
        Перелет...
        Шереметьево...
        Гостиница...
        Улыбающийся Щирый...
        Осиротевший дом...
        Радостно повизгивающий Джаспер...
        Черный ангел, парящий над могилой Ядвиги...
        Боль...
        Темнота...
        ...Полина сделал глубокий вдох.
        - Ты сейчас о чем? - спросил мужчина, сказавший тринадцать лет назад «я не хочу тебя больше видеть», сказавший день назад «мне противно об этом вспоминать»...
        - Ни о чем, - она отвернулась к окну.
        - Ты говорила про какого-то Мишку. Ты что-то вспомнила?
        - Нет, - она мотнула головой. - Это, наверное, от усталости...
        - С тобой все в порядке?
        - Да, я просто пытаюсь вспомнить.
        - Ты вспомнишь, когда-нибудь, - в его взгляде была жалость. А ей не нужна жалость, потому что она уже вспомнила...

* * *
        Полина думала, что воспоминания не дадут ей уснуть, но она ошибалась. Стоило лишь на секунду закрыть глаза, как на нее навалилось тяжелое, без сновидений, забытье.
        Новорожденное утро было ярким и солнечным, наверное, это хороший знак. Полине хотелось так думать. В том, что она замыслила, удача ей не помешает.
        Несмотря на ранний час, Сергей не спал, из-за закрытой двери ванной слышался звук льющейся воды. Ей хватило всего нескольких минут, чтобы одеться и выскользнуть в коридор. Бумажник нашелся во внутреннем кармане пиджака. Она не возьмет много, ровно столько, чтобы продержаться первое время.
        Вчера вечером Полина приняла сразу два важных решения. Первое было простым и логичным: она не останется с Сергеем. Он хороший человек. Он повзрослел, стал настоящим мужчиной. Он готов брать на себя бремя чужой ответственности. Он сильный и надежный. Он тот единственный мужчина, которого она хотела бы видеть рядом с собой. Он подарил ей Мишку. Больно, что он так и не смог ее простить...
        Второе решение далось тяжелее. Полина знала, что является ключом. Знала в тот самый первый раз, но пожалела Джаспера. Она сделает второй ход. Вот прямо сегодня и сделает. И не потому, что ей нужны деньги, а потому, что нельзя допустить, чтобы все, что было дорого Ядвиге, попало в руки негодяя и убийцы. Бедная Ядвига, если бы она знала, чем закончится эта ее игра, невинная посмертная забава, она не стала бы так поступать. Наверное, не стала бы...
        Все, осталась самая малость: положить на кровать еще вчера написанную прощальную записку, аккуратно прикрыть за собой входную дверь...
        По случаю раннего утра на почтамте было малолюдно, Полина заказала телефонный разговор с Парижем.
        - ...О мой бог! Мадам, куда же вы пропали?! - Голос домоправительницы Мари срывался от волнения. - Я звонила в эту вашу Россию. В отеле мне сказали, что вы ушли и не вернулись. Мадам, я сообщила в полицию...
        - Успокойся, Мари. - От привычного, чуть сварливого голоса домработницы по щекам покатились слезы. - Я попала в аварию, лежала в больнице, но сейчас уже все хорошо.
        - И в этой русской больнице не было телефона?! - Мари всхлипнула.
        - Телефон был, но я только сейчас смогла до него добраться. - Все, прочь сантименты, времени не так много. - Мари, как там Мишка?
        - Мишель не знает, что вы пропали, мадам. Я решила ее не расстраивать раньше времени, я надеялась, что вы найдетесь.
        - Спасибо, Мари. Ей нравится в лагере?
        - О да! Она не хочет возвращаться в Париж. Кажется, - домработница перешла на заговорщицкий шепот, - у нашей девочки появился приятель. Но вы не волнуйтесь, мадам, - добавила она поспешно, - я навещала ее на прошлой неделе. Мальчик показался мне вполне благоразумным.
        - Она не спрашивала, почему я не звоню?
        - К счастью, Мишель потеряла свой мобильный телефон, и я взяла на себя смелость соврать, что вы звоните.
        Полина улыбнулась сквозь слезы.
        - Мари, вы чудо! Передавайте ей привет, скажите, что я скоро вернусь.
        - Как скоро?
        - Осталась маленькая формальность. Это не займет много времени. До свидания, Мари, я еще позвоню.
        Полина повесила трубку, вытерла заплаканное лицо. От мысли, что с ее близкими все хорошо, на душе полегчало. Правда, ее немного беспокоил новый кавалер Мишки, но она надеялась на рассудительность дочери. Оставалось позвонить Щирому, договориться о встрече.
        Уже выходя из почтамта, Полина вдруг осознала, что взяла с собой слишком мало денег. Той суммы, которой она располагала после оплаты переговоров с Францией, наверняка не хватит на такси. Придется добираться до места общественным транспортом.
        Спустя два часа Полина вышла из душного, воняющего бензином автобуса, с наслаждением вдохнула сладкий деревенский воздух. Пять минут быстрым шагом - и она у дома Ядвиги.
        С момента ее последнего визита ничего не изменилось, лишь к стоящему во дворе джипу прибавился представительный «Мерседес». Полина знала, кому он принадлежит.
        Этот человек не понравился ей с первой секунды знакомства - крупный, бритоголовый, с тяжелым взглядом глубоко посаженных глаз. Петр Васильевич Белый - начальник службы безопасности и правая рука Щирого.
        - Здравствуйте, графиня. - Белый, точно гостеприимный хозяин, стоял на крыльце в окружении тех самых каменнолицых охранников. - Вы готовы сделать ход?
        - Для начала я бы хотела осмотреться. - Полина поднялась на крыльцо, вошла в распахнутую дверь.
        - Дом в вашем распоряжении, - послышалось ей вслед.
        Особняк изменился, в нем не осталось ничего от прежней успокаивающей теплоты. Дом болел и умер вместе со своей хозяйкой. Сломанный зонтик на вешалке, треснувшее зеркало в холле, толстый слой пыли на фортепиано в гостиной, разбросанные вещи - все это не означало нерадивости и небрежения, это было признаком угасшей жизни.
        По ставшей вдруг невыносимо скрипучей лестнице Полина поднялась на второй этаж, вошла в кабинет Ядвиги.
        Это хранилось в старинном книжном шкафу. Альбом, похожий на фотографический, с засушенными цветами вместо фотографий. Полина знала, что значил для Ядвиги этот альбом. Сто двадцать семь цветков - сто двадцать семь дней ее кофейно-цветочного счастья. Сто двадцать семь - код к сейфу с завещаниями.
        Она сняла альбом с полки, посмотрела на застывшего в дверях Белого, сказала:
        - Я возьму вот это.
        - Как вам будет угодно. - В глубоко посаженных глазах не отразилось ни одно чувство. - Позвольте, я задокументирую ваш выбор.
        На выполнение бумажных формальностей ушло несколько минут. Полина вышла на крыльцо, прижимая к груди альбом с цветочно-кофейным счастьем своей тети.
        - Вас отвезти к Якову Романовичу? - Белый подкрался бесшумно, как тать притаился за спиной. Странный тип и страшный. Однажды он ее уже подвез - на кладбище к Ядвиге...
        - Спасибо, я сама.
        - Как вам будет угодно, графиня, - на какое-то мгновение его взгляд изменился. Ей бы чуть больше времени, и она бы поняла что-то очень важное, но Белый уже отвернулся...

* * *
        Ночь Сергей не сомкнул глаз - не мог уснуть, и все тут. Полина почти сразу ушла к себе, даже ужинать отказалась, и он все гадал, что она там делает, за закрытыми дверями. Ему бы войти да посмотреть, на правах гостеприимного хозяина поинтересоваться, не нужно ли ей что-нибудь, но он не вошел. Если бы их с Полиной разделяла только дверь, все было бы намного проще...
        Что-то изменилось вчера вечером. Полина изменилась.

«Я укладывала Мишку спать под эту песню...»
        Что это, обрывки воспоминаний или попытка выдать желаемое за действительное? Она так хочет найти своего ребенка, что выдумала его? Вернее, ее. Мишка - странное имя для девочки. Может, он ослышался? Может, она сказала «Машка»? Надо будет обязательно ее расспросить, дождаться, когда она проснется, и поговорить наконец по-человечески.
        Сергей не знал, как это будет - по-человечески, знал только, что нелегко. Наверное, поэтому где-то глубоко в душе трусливо радовался тому, что Полина так долго не выходит из своей комнаты. Может, у нее тоже была бессонная ночь, может, она заснула только под утро. Не нужно ее будить, пусть отдохнет. А он пока посидит, соберется с мыслями.
        Но собраться с мыслями никак не получалось, они метались и разбегались в разные стороны. Согнать их в кучу не помог даже контрастный душ. Что-то не давало Сергею покоя, ржавым гвоздем сидело в голове, отвлекало. Что-то такое, важное, но еще до конца не оформившееся.
        Он не стал завтракать, с чашкой свежесваренного кофе прошел в свой кабинет, включил компьютер. Может, они изначально не там искали, истолковали все неправильно? Они не переставали думать о Ядвиге и совсем не вспоминали о ее муже, Аристархе Многоликом. Почему он многоликий? Потому что творил в разных стилях или потому что любил примерять маски?..
        Через час блужданий в Интернете Сергей утвердился в мысли, что они с Полиной ошиблись. То, что он узнал из биографии Аристарха Многоликого, могло быть всего лишь совпадением, но очень странным совпадением...
        Сергей варил себе уже четвертую по счету чашку кофе, когда вспомнил наконец то, что следовало проверить незамедлительно. Когда несколько дней назад он говорил Полине, что в милиции фиксируются все входящие звонки, он был близок к разгадке, но память сыграла с ним злую шутку, заставила забыть то, что забывать нельзя было ни в коем случае.
        Когда Полина умирала на кладбище, кто-то вызвал ей «Скорую». И этот «кто-то» не представился, не стал дожидаться врачей, он пожелал остаться неизвестным...
        Сергею повезло: диспетчер, дежуривший в тот вечер на станции «Скорой помощи», оказался на рабочем месте. Судя по звонкому голоску, барышня была еще молодой и наивной. Сергей представился следователем прокуратуры, и она выболтала ему всю информацию по тому «ужасному случаю». Теперь в активе у него имелся номер звонившего и точное время звонка.
        Он долго смотрел на числа, складывающиеся в смутно знакомую комбинацию, потом открыл записную книгу своего мобильного. Через минуту он нашел то, что искал...
        На поселковой остановке было малолюдно. Полина подошла к покосившемуся столбу с расписанием и тихо застонала. Выходило, что рейсовый автобус появится не раньше чем через два часа.
        Ладно, она подождет. Это же не глушь какая-нибудь, здесь даже люди иногда встречаются. Плохо только, что от духоты и яркого солнца голова болит и немного кружится. И таблетки, те, что ей выдал Сергей, она забыла выпить.
        Знакомый «уазик» остановился перед приунывшей Полиной спустя час ожидания.
        - Какими судьбами?! - Милиционер Вася улыбался своей голливудской улыбкой, озорно щурил голубые глаза. - Что, опять к нам по работе?
        Она неопределенно пожала плечами, улыбнулась.
        - А коллега ваш где?
        - А коллега в Москве остался. - Полина смахнула со лба капельки пота. - Ему повезло.
        - Автобус ждете? - Вася спрыгнул на дорогу, поднимая облачко пыли.
        - Ага, мне в райцентр.
        Он глянул на часы, присвистнул:
        - Это вам еще час как минимум ждать. Да еще не факт, что рейс не отменят, у нас такое частенько случается: бензин разворуют, или шоферня в запой уйдет. А давайте я вас подброшу. Мне все равно по пути, я вон бабу Мотю в больницу везу, - он кивнул на «уазик», на заднем сиденье которого действительно сидела сухонькая бабулька. - Поедете?
        Милиционер Вася никак не походил на маньяка, и Полина решилась:
        - Еду!
        Она забралась на пассажирское сиденье, положила альбом на колени.
        - Фотографии? - спросил Вася, включая зажигание.
        - Гербарий, - улыбнулась она.

«Уазик» прокашлялся и тронулся с места. Бабулька испуганно перекрестилась, а Вася широко зевнул, виновато посмотрел на Полину:
        - Прошу прощения, ночка выдалась еще та. - Он вдруг нахмурился, сказал подозрительно: - Вы ж неспроста к нам? По горячим следам небось приехали? И когда только узнали?
        - О чем узнала? - переспросила Полина.
        - О том, что отца Владимира убили.
        Старушка заахала, что-то быстро забормотала. Полина на мгновение зажмурилась, прогоняя видение парящего между деревьями тела.
        - Я тут подумал, - Вася бросил на нее быстрый взгляд, - нехорошо это. Ну, то, что я вам раньше все рассказывал, неправильно и это... - он поморщился, припоминая нужное слово, - неэтично, вот! Я, знаете что, я вам деньги, пожалуй, тоже верну, чтобы уж совсем по-честному. Только у меня с собой сейчас нет, я завтра, хорошо?
        - Не надо завтра, товарищ милиционер. - Полина покрепче сжала альбом. - И помогать нам не надо. Мы больше этим делом не занимаемся.
        - Да? А что так? - Вася смотрел недоверчиво. - Что, как и меня, отстранили? Типа, рожей не вышли?
        - Типа того, - она тяжело вздохнула.
        - Всюду одна и та же хрень, - он тоже вздохнул, уставился на дорогу.
        Дальше до самого города ехали в молчании, только бабулька время от времени охала и крестилась. Наконец показалась больница, еще совсем недавно бывшая для Полины родным домом. Вася тормознул «уазик» у ворот, помог выбраться старушке, весело подмигнул Полине:
        - Подождите меня, я быстро. Сдам бабу Мотю местным эскулапам и отвезу вас, куда скажете.
        - Мне бы на автовокзал.
        - На вокзал так на вокзал. - Поддерживая бабульку под локоток, он направился к приемному покою.
        Полина посмотрела на окна неврологического отделения. Может, зайти к Игорю Владимировичу, поблагодарить за все, попрощаться? Позже, решила она после долгих раздумий. У нее еще будет возможность отблагодарить доктора за все, что он для нее сделал.

* * *
        ...Ох, какой же он был дурак! Как же мог не предусмотреть такую возможность!
        Комната Полины была пуста: аккуратно заправленная кровать, на кровати - записка. Сергей прочел записку несколько раз кряду, рукавом рубашки вытер вспотевший лоб.
        Она все вспомнила...
        Она благодарит за помощь...
        Она за что-то там извиняется...
        И ни единого слова о том, куда она отправилась...
        - Дура! - Сергей смял записку. - Идиотка!
        Ну что ж она так, не прощаясь, - взяла и ушла! Вспомнила? Ну и что, что вспомнила, могла бы хоть поговорить. И куда она могла пойти?
        Сергей знал только одно такое место, но лучше бы он ошибался, потому что, если Полина поехала в тот проклятый дом, ей угрожает реальная опасность...
        ...Вася вернулся минут через десять, отдуваясь, уселся на водительское сиденье, подмигнул Полине:
        - Извините, что задержался. Пришлось врача ждать. Баба Мотя - старушка хорошая, только малость не в себе, без пригляду пропадет.
        - А дети у нее есть? - спросила Полина.
        - Дети есть. - Вася завел мотор. - Только она детям не нужна. Дочки в Москву уехали. Пока бабка еще в силе была, навещали, внуков на лето подкидывали, а как умом слабеть стала, сразу забыли. Вот такая история.
        - Грустно.
        - Да, уж точно не весело. Так вас на автовокзал?
        - Если вам не трудно.
        - А чего трудного? Тут через частный сектор до вокзала пять минут езды...

«Уазик» лихо развернулся, поднимая клубы пыли, покатился по разбитой дороге.
        Городок производил тягостное впечатление: узкие улицы, рытвины на дорогах, обшарпанные дома, чахлые деревья, уставшие от полуденной жары пешеходы. От вчерашнего ливня не осталось и следа. А может, тут и не было никакого дождя? Может, здесь зона какая аномальная?..
        Они въехали в частный сектор, и пейзаж стал веселее. Дома уже не выглядели такими запущенными, как в центре, и даже листва на деревьях казалась зеленее, а воздух прохладнее.

«Уазик» резко затормозил на бог весть откуда взявшемся в этой глуши светофоре. Полину бросило вперед. Альбом соскользнул с коленей, упал под ноги, на черный резиновый коврик. Она чертыхнулась, потянулась следом. Коврик сдвинулся, под ним, на грязном полу «уазика», тускло поблескивал какой-то предмет. Ей понадобилось мгновение, чтобы понять, что это такое...
        Кусунгобу - японский нож для совершения сэппуку. Она уже видела его раньше, в коллекции Ядвиги...
        Полина замерла, сердце перестало биться, ухнуло вниз, на грязный резиновый коврик. Наверное, ей не хватило выдержки, или невозмутимости, или хорошей реакции. Поднимая с пола альбом, она уже знала, что выдала себя.
        - Упс! - Милиционер Вася широко улыбнулся своей голливудской улыбкой. - А я все думал, куда ножичек подевался?
        Полина схватилась за дверную ручку.
        - Тихо, - в бок уперлось что-то твердое, она даже подумать боялась, что именно. - Мне бы не хотелось причинять вам лишние неудобства.
        - Неудобства?
        - Пока это лишь неудобства. - Вася продолжал улыбаться. - Мы не поедем на вокзал, - сказал извиняющимся тоном: - Мы поедем ко мне домой. И выбросьте из своей хорошенькой головки всякие глупости, не вздумайте поднимать шум. Вы же не хотите, чтобы я прострелил вам селезенку, а?
        Полина мотнула головой.
        - Вот и хорошо. - Не сводя с нее глаз, Вася нагнулся, подобрал нож. - Изящная вещица. Хотя лично я предпочитаю что-нибудь более функциональное. Армейский нож, к примеру...
        Армейский нож... Она пыталась быть сильной и храброй, но ужас гладил липкими пальцами спину, щекотал горячим дыханием затылок. Но при всем при том мозг упрямо отказывался воспринимать обаятельного, простоватого милиционера Васю бездушным убийцей. Мозг продолжал считать происходящее нелепой ошибкой. Просто парень заигрался, перефантазировал, сбился с верного пути. Так ведь бывает. Особенно с теми, кто пережил стресс. А он был на войне, и один бог знает, что он там видел. Он просто запутавшийся молодой человек с травмированной психикой. У него нет ничего общего с кровожадным убийцей. Да, именно так.
        В эту стройную систему не вписывалось только одно - ритуальный японский нож. Он не был фантазией. Он был очень даже реален...
        - Не может быть, - прошептала Полина.
        - Удивлены? - Вася тронул машину с места, озорно подмигнул.
        - Но зачем, зачем вам все это? Какое отношение вы имеете к игре?
        - Самое непосредственное, - сказал он уже совершенно другим, серьезным тоном. - Я меняю ее правила. Кстати, мы уже на месте.

«Уазик» нырнул в узкий переулок, едва не ткнулся бампером в запертые железные ворота.
        - Выходите, - Вася ткнул Полину под ребра дулом пистолета, - и давайте-ка сюда свой альбомчик.
        - Меня будут искать, - предупредила она.
        - Кто, это ваш докторишка? - он усмехнулся. - Удивлены, что я в курсе происходящего. Небось думали, что нарвались на деревенского дурачка.
        - Но зачем, откуда вы...
        - Откуда все знаю? - Он не дал ей договорить. - Позже объясню, а пока выходим, графиня, не привлекаем лишнего внимания.
        - Меня с вами видели.
        - Кто? - Вася на секунду нахмурился, а потом расхохотался. - Баба Мотя? Кто поверит выжившей из ума старухе?! Впрочем, она вас уже благополучно забыла. Болезнь Альцгеймера, знаете ли... Ладно, хватит болтать, - он распахнул дверцу машины.
        Дом был добротный, свежеоштукатуренный - чувствовалась рука рачительного хозяина. Минуя дом, они прошли к гаражу. Вася втолкнул Полину в открытую дверь, не выпуская пистолета из правой руки, левой неуловимо быстрым движением задрал ей футболку. Полина вскрикнула, попятилась.
        - Думаете, я собираюсь вас насиловать? - Белесые брови милиционера Васи удивленно поползли вверх.
        Она молча одернула футболку.
        - Не волнуйтесь, я просто хотел убедиться, что у вас нет ничего лишнего в карманах. А у вас, оказывается, нет даже карманов. - Вася улыбнулся, достал из-за пояса наручники, дулом пистолета указал на торчащее из дальней стены гаража ржавое кольцо: - Вам туда, графиня!
        Браслет наручников был холодным, а стена с кольцом - шершавой и влажной. Запястью стало больно, а спина взмокла от страха.
        Вася уселся напротив на колченогий табурет, сказал тоном радушного хозяина:
        - Ну, задавайте свои вопросы.

* * *
        Сергей опоздал...
        Единственное, что ему удалось выяснить у каменнолицых охранников, это то, что Полина была в доме Ядвиги, но ушла часа три тому назад.
        Вот так - три часа назад! Время уходит, просыпается песком между пальцами. И Щирому не позвонить, потому что нет у него номера Щирого. Да что там! У него даже Полининого номера нет. Как-то не удосужился... А вот если бы удосужился, то, возможно, не пришлось бы сейчас терять время в бессмысленных метаниях, хватило бы одного-единственного звонка, чтобы спасти ей жизнь...
        ...Полину бил озноб. Не верилось, что еще двадцать минут назад она изнывала от жары. У нее был шанс на спасение - крошечный мобильный телефон, за неимением карманов засунутый за резинку носка. Если Вася выйдет из гаража хотя бы на несколько минут, если мобильный не зазвонит... Господи, сделай так, чтобы он не зазвонил, иначе все - конец!
        - Что-то я не слышу никаких вопросов? - удивился Вася.
        Она облизнула пересохшие губы.
        - Можно мне воды?
        - Воды?
        - Очень жарко...
        Он окинул ее подозрительным взглядом.
        - Пожалуйста, - Полина прижала свободную от оков руку к груди.
        - Нет проблем! - Вася встал с табуретки. - Но сразу хочу вас предупредить, тут хорошая звукоизоляция, кричать бесполезно.
        - Да, я понимаю.
        Полина схватилась за мобильный сразу. Как только захлопнулась дверь гаража. В записной книжке было три номера, ей нужно было выбрать только один. Времени на раздумья не оставалось, Полина решилась. Влажные пальцы скользили по кнопкам, в глазах двоилось. Если она хочет спастись, нужно взять себя в руки. Сейчас все зависит от ее выдержки...
        Когда, спустя несколько минут, Вася вернулся со стаканом воды, сердце Полины билось так громко, что она испугалась, что он обо всем догадается.
        Он не догадался, и у Полины появилась надежда. Оставалось уповать на то, что тот, кому она позвонила, все сделает правильно.
        Вода была очень холодной и пахла железом. Полина выпила все до последней капли.
        - Ну, спрашивайте. - Вася забрал пустой стакан, поставил на полку. - Неужели вам не интересно?!
        От его дружелюбно-внимательного взгляда только что выпитая вода превратилась в лед. Желудок протестующе заныл.
        - Или вы так меня боитесь, что лишились дара речи? Не бойтесь. Вам ничего не угрожает, во всяком случае пока. Я вас, конечно, убью, - Василий виновато развел руками, - но не раньше, чем смогу убедиться, что ваш так называемый гербарий - ключ к игре. Скажите, а почему вы взяли именно его? К вам наконец вернулась память?
        - Откуда вы знаете?
        - Про вашу амнезию? О, я много чего знаю, - он самодовольно улыбнулся. - Ну так как, вернулась память?
        - Да.
        - Вот и чудненько! - Ответ его явно обрадовал.
        - Это все вы... - Полина запнулась, - вы всех убивали?
        - Я. - Вася снова уселся на табурет. - Знаете, я вам, пожалуй, расскажу все. Вы умная, вы должны по достоинству оценить мою изобретательность.
        - Я уже оценила, - свободной рукой она коснулась своего затылка, того места, которое до сих пор саднило.
        - С вами было просто, - он не заметил ее иронии. - Легкая добыча: рассеянная, ничего не видящая дальше собственного носа...
        - Почему же вы меня тогда не убили?
        - Скажем так, - Вася поморщился, - первый блин - комом. Вы были тем самым первым блином. Я не стал вас добивать. Не из жалости, нет. Просто решил, что вы и так долго не протянете.
        - А профессор?
        - С профессором все было иначе. Я просто не успел закончить начатое, помешали соседи. Пришлось идти на некоторый риск, пробираться в клинику. Хотя не могу сказать, что это было очень сложно. Знаете, на санитаров никогда не обращают внимания.
        - Как вы узнали, кто участвует в игре? - Несмотря на страх, ей хотелось понять, как действовал этот человек, понять его мотивы. И потом, ей нужно тянуть время..
        - Это проще простого! На въезде в поселок есть пост ГИБДД, ребята на нем все мои кореша. Вот я и попросил, чтобы сигнализировали, когда мимо них будет проезжать машина Белого. У него «мерин» приметный и номер еще тот - три шестерки. Захочешь, а не забудешь. А Белый приезжал в дом графини, лишь когда требовалось засвидетельствовать очередной ход в игре. Теперь понятно? Я следил за Белым, а он выводил меня на наследников. Дальше уже дело техники. Там у дома - рощица небольшая, есть где спрятаться, а полевой бинокль у меня всегда с собой. После вас со стариком была эта журналистка, - Вася поморщился.
        - Вы были знакомы с Альбиной?
        - Нет, но я с ней познакомился. Все бабы беспечны и глупы. Она оставила машину без присмотра, даже во двор дома не загнала и сигнализацию не включила. Было нетрудно учинить ей маленькую поломку. Ну, такую, чтобы тачка заглохла не сразу, а минут через пятнадцать-двадцать. Я в технике очень хорошо разбираюсь. Мой
«УАЗ» даром что выглядит как чермет, на самом деле машина - зверь. Я его вот этими самыми руками, - Вася посмотрел на свои ладони, - по винтику перебрал. Но это так, лирическое отступление. Не о том речь... Короче, тачка этой звезды экрана сломалась в пути. Она, естественно, сама починить ничего не может. И тут появляюсь я, весь такой благородный, симпатичный, да еще в милицейской форме. Форма вообще на людей успокаивающе действует. Не находите?
        Полина кивнула. Она сама попалась на ту же удочку, что и Альбина.
        - Пока я этой дуре машину чинил, мы с ней очень подружились. Так сильно, что она меня к себе домой на ночь пригласила, для более тесной дружбы. - Вася улыбнулся. - Ей захотелось с молодым... Только вот она не в моем вкусе, старая слишком. Были бы на ее месте вы... - Улыбка превратилась в волчий оскал.
        Полина вздрогнула.
        - Да вы не бойтесь. Это я так, к слову. - Перед ней опять сидел рубаха-парень. - В общем, не захотел я ее. Просто прирезал, без всяких там церемоний.
        Чтобы не закричать, ей пришлось сцепить зубы. Этот монстр в человеческом обличье не остановится. Даже убив ее, последнюю жертву, он не перестанет убивать. Для него забирать чужие жизни так же естественно, как дышать...
        - Альбина взяла из дома Ядвиги карты таро. - Голос сделался вдруг сиплым, едва слышным.
        - Ты знаешь?! - Вот и ей удалось его удивить...
        - Я была там и все видела.
        - А, ну да! Я же сам вас туда направил.
        - Зачем?
        - Что значит «зачем»?
        - Зачем вы направляли меня по своим следам? Зачем рассказывали про все эти... преступления?
        - Просто так. - Он ей подмигнул, озорно, как доброй знакомой. - Хотел попугать вашего докторишку, чтобы не путался под ногами, бросил вас. Думал, что без него до вас будет проще добраться, когда придет время. Но он меня удивил, я даже проникся к нему некоторым уважением. Кстати, почему сейчас вы одна? - Вася вдруг резко, без всякого перехода, стал очень серьезным.
        - Мы расстались.
        - Значит, все-таки испугался, - он заметно расслабился. Это хорошо, что расслабился, пусть лучше думает, что Сергей от нее отказался.
        - Почему вы не забрали карты?
        - Какие карты?
        - Карты таро. Почему вы забрали Джаспера, книгу профессора и не забрали карты?
        - Вы так ничего и не поняли?! - Он, казалось, расстроился. - Моей главной целью была не эта престарелая нимфоманка, не старик, не ваш отчим, не священник... Главной целью были вы. Вы единственная были по-настоящему близки со старой графиней. Только вы знали ее привычки и тайны. Только вы могли привести меня к наследству.
        - Господи! Тогда зачем было убивать остальных, если вам нужна была только я? - Полина была так потрясена услышанным, что ей не пришел в голову вполне логичный вопрос - почему, если она была так нужна этому страшному человеку, он едва не убил ее в тот самый первый раз?
        - Вы когда-нибудь были на охоте? - неожиданно спросил Вася.
        - Нет.
        - Тогда вам не понять. Я охотник, все остальные - добыча. Это настоящий кайф! Ваша чокнутая тетка придумала очень интересную игру, но в этой игре были слишком легкие правила. Я решил их усложнить, поставить на кон не только наследство, но и ваши никчемные жизни.
        - А вы? Кто вы такой? Какое отношение вы имеете к Ядвиге?
        - Хотите знать, кто я? - Вася загадочно улыбнулся. - Узнаете. Всему свое время..
        Полина отвела взгляд от его веснушчатого, мальчишеского лица. Это лицо никак не подходило серийному убийце. Человеку с таким лицом просто невозможно не доверять. Они все ему доверились...
        - Вы все такие беспечные и такие тупые. - Вася, казалось, читал ее мысли. - Вы как стадо безмозглых баранов. Ни один из вас не доставил мне особых хлопот. Разве что со святым отцом пришлось повозиться. Живучим оказался... Живучим, но неосторожным и жадным. Я ему намекнул, что знаю про наследство кое-что важное и что за умеренную плату готов поделиться информацией, и он тут же повелся. Мы встретились у лесопилки. Все шло гладко, но в последний момент он почуял неладное. Задушить его оказалось очень непросто. Конечно, можно было просто прирезать, как остальных, но мне хотелось разнообразия. Ведь согласитесь, в разнообразии есть своя эстетика. - Веснушчатое лицо озарила мечтательная усмешка. - Он так забавно дергался, как кукла на ниточках. Вас я, наверное, тоже повешу. Или сожгу...
        Тошнота накатила внезапно, ноги сделались ватными, закованную в наручники руку свело судорогой.
        - А как вам моя задумка с харакири? - спросил Вася. - Красиво, правда?
        Полина закрыла глаза, чтобы не видеть его счастливой улыбки.
        - Вашего отчима я тормознул на дороге. Все-таки быть милиционером очень удобно - все тебе доверяют! Если вас это успокоит, могу сказать, что ему не было больно. Я его предварительно дубинкой оглушил: не хотел, чтобы он меня отвлекал...
        - О господи!
        Полине не удалось совладать с тошнотой, ее вырвало на бетонный пол.
        - Женщины, - услышала она беззлобное, - вы всегда норовите сломать нам, мужикам, кайф.
        - Можно мне воды? - Дышать было больно, а глаза открывать страшно, но она открыла.
        Ее мучитель стоял близко, руку протяни - и коснешься носков его ботинок.
        - Воды? - Он задумчиво взъерошил волосы. - Я тебе сейчас принесу целое ведро воды, и ты уберешь всю эту... грязь.
        Милиционер Вася, милый и обаятельный мальчик, смерил ее взглядом, от которого кровь стыла, и вышел из гаража.
        Полина стряхнула навалившееся оцепенение, потянулась к мобильнику. Может быть, ей удастся сделать еще один звонок...
        За пыльным стеклом гаражного окна мелькнула тень, от неожиданности она выронила телефон.
        Дверь медленно отворилась, на пороге, подслеповато щурясь после яркого солнечного света, стоял Игорь Владимирович...
        Полина застонала. Все получилось не так! Доктор, вместо того чтобы сообщить в милицию, пришел сам. Какая непростительная глупость! Один, безоружный... Теперь и его смерть будет на ее совести.
        - Полина? - Игорь Владимирович наконец разглядел ее в полумраке гаража. - Я не совсем понял, что вы мне говорили по телефону, очень плохая связь...Что случилось? Вам нужна помощь?
        - Уходите! Он сейчас вернется!
        - Кто вернется? Полина, что с вашей рукой?
        Времени почти не осталось. Взгляд упал на лежащий на табурете пистолет. Слишком далеко, ей не дотянуться. Ей нет, а вот Игорю Владимировичу...
        - Пистолет! - прохрипела она. - Подайте мне пистолет!
        Доктор проследил за ее взглядом, озабоченно нахмурился.
        - Что за черт?!
        - Быстрее! Дайте мне его!
        Снаружи уже слышались тяжелые шаги...
        Она знала, что сможет выстрелить в этого добродушного монстра. Только бы пистолет оказался у нее в руках...
        Медленно, очень медленно, Игорь Владимирович подошел к табурету, осторожно взял оружие...
        ...Дверь распахнулась.
        - Упс! Какие люди! - Вася поставил ведро с водой на пол, широко улыбнулся.
        - Игорь, дайте мне пистолет! - взмолилась Полина.
        Доктор рассеянно повертел пистолет в руке и неожиданно спросил:
        - Полина, к вам вернулась память?
        Это было похоже на дурной сон! Она беспомощная, прикованная к стене... Убийца, застывший на пороге в расслабленной позе... Доктор, интересующийся ее самочувствием...
        - Да, ко мне вернулась память! - заорала она. - Дайте же мне оружие!
        - Я рад. - Игорь Владимирович улыбнулся, снял пистолет с предохранителя, медленно повернулся к Васе...
        - Что происходит? - На веснушчатом лице застыла удивленная улыбка.
        - Ничего особенного, - сказал Игорь Владимирович и нажал на курок...
        Полина закричала...
        Младший лейтенант Василий Бойко покачнулся и рухнул на бетонный пол. На форменной милицейской рубашке медленно расползалось багровое пятно, в голубых глазах застыло удивление...
        - Все, Полина, не надо кричать. Он вас больше не обидит. - Игорь Владимирович ласково погладил ее по лицу.
        - Вы... вы...
        - Я сделал то, что хотели сделать вы. Успокойтесь, Полина, все уже хорошо, все в порядке. - Доктор, не выпуская из рук пистолета, подобрал с пола мобильный, бегло просмотрел меню, удовлетворенно кивнул.
        - Он мертв? - Она все еще не могла поверить, что все позади.
        Игорь Владимирович подошел к неподвижному телу, пощупал пульс.
        - Мертвее не бывает.
        Придерживаясь за стену, она встала на ноги, провела рукой по мокрому лицу.
        - Полина, почему вы одна? Где Сергей?
        - Это долгий разговор. - Ее била дрожь.
        - Почему он отпустил вас одну с этим оборотнем?
        - Он не отпускал. Он не знает. Я ему не сказала...
        - Что же вы так, Полина? Разве можно быть такой беспечной?! - Доктор неодобрительно покачал головой.
        - У этого человека в кармане ключи от наручников, - сказала она устало. - Пожалуйста...
        - Да, простите, я должен был сам, - он быстро обыскал тело. - Вот, нашел. Потерпите одну секунду.
        - ...Отойди от нее!
        Они не заметили, когда в гараже появился третий.
        - Серега? - Игорь Владимирович удивленно моргнул. - Ты опоздал. Мне самому пришлось спасать твою прекрасную даму.
        Она ничего не понимала. Не понимала, как Сергей нашел ее. Не понимала, почему у него такой настороженный взгляд. Не понимала, зачем ему... пистолет.
        - Отойди от нее, - дуло качнулось, уставилось черным зрачком в живот Игорю Владимировичу...
        Решение пришло неожиданно. Это был шанс, возможно, не самый лучший, но у него не оставалось других путей. Он не может найти Полину, но он может попытаться найти того, кто охотится за ней. Если еще не поздно...
        Сергей потянулся за телефоном. Он знал, кто убийца. В это было трудно, почти невозможно поверить, но факты говорили сами за себя. Он бы вычислил убийцу намного раньше, если бы с головой не погрузился в проблемы Полины, если бы посмотрел на всю эту историю трезво, со стороны. Если бы чуть раньше потрудился узнать, какую фамилию на самом деле носил Аристарх Многоликий.
        Они с Полиной упустили кое-что очень важное. Они решили, что убийца - кто-то из ближнего круга Ядвиги, и не подумали, что он мог быть связан не с Ядвигой, а с ее мужем.
        У Аристарха Многоликого была фамилия Лисовский.
        У Игоря, институтского приятеля Сергея, лечащего доктора Полины, была фамилия Лисовский...
        Это могло быть простым совпадением, если бы когда-то давно Игорь не рассказывал, что его дядя - известный художник. Если бы он не принимал такого активного участия в судьбе Полины. Если бы звонок в «Скорую» не был сделан с его мобильника...
        Оставалось много неясного.
        Непонятно, почему он тогда, в тот первый раз, решил оставить Полину в живых, почему предпринял столько усилий, чтобы спасти ей жизнь. Непонятно, как он совершал убийства и как заметал следы. Но то, что Игорь Владимирович Лисовский причастен к происходящему, очевидно. Он оставался единственным шансом Сергея. Он мог знать, где сейчас Полина. Если он не убил ее тогда, значит, есть надежда, что он не убьет ее и сейчас, во всяком случае, не сразу...
        На рабочем месте Игоря не оказалось.
        - А Игоря Владимировича нет. Ушел минут двадцать назад. Ему кто-то позвонил, и он сразу ушел. - Операционная сестра Маша, месяц назад ассистировавшая Сергею, застенчиво улыбнулась.
        - А куда ушел, вы не знаете?
        - Нет, но он очень торопился, даже несколько плановых консультаций отменил. Может, вы ему на мобильный позвоните, если он вам срочно нужен?
        - Машенька, - Сергей улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, - сделайте одолжение, наберите его сами.
        - Ну, хорошо, а что спросить?
        - Спросите, где он и когда вернется. Только про меня ни слова, договорились? Хочу сделать ему сюрприз.
        Маша достала из кармана халатика телефон, набрала номер.
        - Игорь Владимирович, вы где? Вас начмед ищет... - сказала и покраснела.
        Пару секунд она молча слушала, а потом отключила мобильный.
        - У Игоря Владимирович дома трубу прорвало, сказал, что через полчасика вернется. Подождете его?
        - Нет, Машенька, лучше заеду прямо к нему домой.
        Конечно, Игорь мог соврать, но у Сергея не оставалось выбора, нужно ехать.
        У него было оружие - осталось после смерти отца. Он не знал, зачем хранит этот наградной «макаров», и уж тем более не чаял, что пистолет ему когда-нибудь пригодится.
        У дома Лисовского Сергея ждал сюрприз: рядом с «девяткой» Игоря стоял «уазик» милиционера Васи. Он заглушил мотор, достал из бардачка пистолет...

* * *
        - ...Серега, не дури! Опусти ствол! - Игорь попятился.
        - Сергей, не стреляй! Это не он! - Полина схватила Игоря за рукав, пытаясь защитить, притянула к себе. - Это Василий всех убивал! Сережа, не сходи с ума, убери пистолет! - она сорвалась на крик.
        Сергей бросил быстрый взгляд на мертвое тело, медленно опустил руку с зажатым в ней пистолетом. Больше всего на свете ему хотелось верить.
        - Ну, слава богу! - Игорь облегченно улыбнулся.
        - Как ты? - Сергей посмотрел на Полину.
        - Хорошо. Уже хорошо.
        - Тогда, может, объяснишь, что ты делаешь в его гараже? - он кивнул в сторону Игоря.
        - В его гараже? - Полина вздрогнула, что-то металлически звякнуло. - Это не его гараж.
        Только сейчас Сергей заметил браслет от наручников на ее запястье и пистолет в руке Лисовского. «Макаров» вдруг налился свинцом. Сергей взвел курок, направил оружие на Игоря.
        - Лучше отойди от нее, - он не знал, почему так поступает, но точно знал, что это правильно. Его оголенные, как провода, нервы, его рефлексы, его интуиция кричали, что Игорь опасен.
        - Спокойно, старик! Полина, объясните же ему!
        Это было похоже на театр абсурда.
        Когда Игорь Владимирович внезапно рванул ее на себя, Полина и не думала сопротивляться. Она не испугалась, даже когда в висок уперлось холодное пистолетное дуло. Слишком нереальным было происходящее...
        Остывающий труп на бетонном полу...
        Каменное лицо Сергея...
        Пистолет у ее виска...
        - Подумай о ней. - Голос доктора сделался хриплым, незнакомым. - А ты не дергайся! - Давление на висок усилилось.
        Она и не думала дергаться! Ее парализовало от мысли, что кошмар, который она считала законченным, на самом деле продолжается. Он просто трансформировался в новый кошмар, с новыми действующими лицами... А еще она втянула в этот кошмар Сергея...
        - Я тебя убью. - Сергей сделал шаг. - Если ты только попытаешься... Я тебя убью.
        - Мы с тобой в неравных условиях, старик. Если я убью твою подружку, ты убьешь меня, но сам останешься жить. По-моему, это не совсем справедливо.
        - Тогда отпусти ее, и все будет справедливо. Только ты и я...
        - Предлагаешь дуэль? Как это романтично и как глупо!
        - Я предлагаю тебе компромиссное решение. Какая тебе разница: я или Полина?
        - О, разница очень большая! Пока она со мной, ты не выстрелишь. Вот такая у нас получается мексиканская ничья! - Игорь зашелся хриплым смехом. - Кто-нибудь все равно умрет: я, ты или твоя маленькая француженка...
        - Послушай, давай просто поговорим, - предложил Сергей.
        - Ну что ж, давай поговорим. Только не делай резких движений, если не хочешь, чтобы разговор оказался коротким.
        - Хорошо. Не нервничай.
        - Не нервничай! Легко сказать. - Игорь облизнул губы. - Ладно, постараюсь не нервничать. Как ты догадался?
        - Что Аристарх твой родственник? Узнал его настоящую фамилию и вспомнил, как ты еще в институте рассказывал о своем дяде-художнике.
        - Он был младшим братом моего отца. Отец помог ему встать на ноги, а он забыл о нем, как только встретил эту ведьму, свою графиню. Он забыл о благодарности...
        - Но Ядвига не забыла. Она включила тебя в завещание.
        Игорь поморщился:
        - Она включила меня в завещание! Она включила меня лишь в список игроков. Я лишь однажды был в ее доме, я почти ничего о ней не знал. Какие, по-твоему, у меня были шансы?
        - И тогда ты решил изменить правила...
        - Совершенно верно, но я бы назвал это иначе. Я решил восстановить справедливость.
        - И начал убивать ни в чем не повинных людей. Понимаю. Я только одного не могу понять - твоего отношения к Полине. Сначала ты чуть не отправил ее на тот свет, а потом вдруг приложил столько сил, чтобы спасти ее: позвонил в «Скорую», вызвал меня из Москвы... Зачем?
        - Это не он убивал. - Полина из последних сил старалась, чтобы голос не дрожал. - Вот он, - она кивнула на мертвое тело милиционера Васи. - Он напал на меня на кладбище, и он привез меня сюда.
        - Вася? - Кажется, Сергей ей не поверил. Наверное, он считал, что милиционер погиб при исполнении служебного долга.
        - Все верно, - Игорь не дал ей договорить. - Вася совершал за меня всю черную работу до тех пор, пока я не почувствовал, что он выходит из-под контроля. Я ведь с самого начала делал ставку на тебя, - зашептал он на ухо Полине. - Я кое-что слышал про ваши с графиней теплые отношения. Это ведь с ее легкой руки ты оказалась во Франции? Впрочем, теперь уже неважно... Я сделал свой первый ход - забрал коллекцию курительных трубок, но, как и следовало ожидать, не угадал, - он горько усмехнулся. - Ты включилась в игру следующей, и я посчитал это подарком судьбы. Как только ты покинула дом графини, я велел Васе следить за тобой и при удобном случае оглушить и забрать все, что при тебе будет. Я был почти уверен, что уж ты-то точно знаешь, что является ключом к игре. Но я, к сожалению, не смог предвидеть некоторых очень важных моментов. Во-первых, ты оказалась сентиментальной дурой и вместо ключа забрала старого полудохлого пса. Во-вторых, Вася перестарался и чуть не отправил тебя к праотцам. Хорошо, что у него хватило ума позвонить мне. Я сразу понял, что собака - это не ключ. Только полный кретин может
развлекаться подсчетом пятен на собачьей шкуре! Пришлось принимать экстренные меры по твоему спасению. В-третьих, у тебя приключилась амнезия. И это обстоятельство очень сильно усложнило мою задачу. Ничего не помнящая, ты не представляла для меня никакого практического интереса. Я решил понаблюдать за тобой, подождать - а вдруг к тебе вернется память? Если бы не твоя идиотская жалость, если бы ты сразу взяла из дома графини то, что нужно, всех этих убийств не было бы!
        - Не вали на нее свои проблемы, - рявкнул Сергей.
        - А ты заткнись! - Игорь дернулся, как от пощечины. - Ты тоже порядком мне насолил! Кто мог подумать, что ты знаком с этой дрянью?! - Он тряхнул Полину за плечи. - Кто мог подумать, что у тебя с ней когда-то что-то было, что в тебе взыграют старые чувства и ты возомнишь себя Ланселотом?! Зачем ты увез ее от меня? - Пистолет у виска Полины угрожающе дернулся. Она зажмурилась.
        - Тихо, Игорь, - сказал Сергей успокаивающе.
        - Тихо?! Тебе легко говорить! Тебе все само шло в руки! Староста группы, любимчик профессуры, баловень судьбы! Мы начинали вместе, но посмотри - где ты, а где я! У тебя есть все: успех, известность, любимая работа... А у меня? И я, идиот, своими руками сделал тебя еще богаче! Если бы я только мог подумать, что Ильинский оставит тебе все! Видит Бог, он сейчас был бы жив!
        - Тебе ли призывать в свидетели Бога? После того, что ты сотворил, у тебя должен быть совсем другой покровитель...
        - Не смей меня судить! Откуда тебе знать, что творилось у меня на душе, когда вот этот, - Игорь кивнул на мертвого милиционера, - убивал всех?..
        - Он убивал по твоему приказу. - Сергей сделал шаг в их сторону.
        - Стоять! Или я ее пристрелю! Мне теперь нечего терять...
        - Все, стою. - Сергей замер, успокаивающе поднял вверх руки. - Скажи лучше, почему именно он, что вас связывало?
        - Почему он? - Игорь на секунду задумался. - Он рассказывал вам, что служил в Чечне? Рассказывал! Он всем рассказывал. У него была контузия. Вот ты, - он снова встряхнул Полину, - после черепно-мозговой травмы потеряла память, а он превратился в зверя. Я знаю, потому что видел, как меняется его психика. Я любил домашних животных, у меня всегда жили кошки и собаки. Когда он вернулся и поселился у меня, сначала исчез кот. Через месяц, прямо с цепи, пропал пес. То, что от них осталось, я нашел весной, когда стал вскапывать огород... Можете мне поверить - всем тем людям еще очень повезло. Я хотел его выгнать, я не мог его больше видеть. А он плакал, клялся, что такое больше никогда не повторится, что ему некуда больше идти. Я его пожалел. Все было хорошо, но однажды мне вздумалось разжечь камин. Я пользуюсь им очень редко, а летом не пользуюсь никогда. В тот день у меня было настроение такое... лирическое. В яме с углем я нашел кости... Это были человеческие кости, обработанные какими-то химическими реактивами, сложенные в школьный рюкзачок... Они были маленькие, понимаете? - Игорь громко всхлипнул. -
Если бы не это письмо, если бы не приглашение к игре, я бы убил это чудовище еще тогда...
        - Но ты получил приглашение и сделал его своим оружием, - тихо сказал Сергей.
        - Не оружием, а орудием возмездия...
        - Кем он тебе приходился? Он жил в твоем доме и дорожил твоим расположением...
        - Он был моим младшим братом, сводным. - Голос Игоря потеплел. - И знаете, что самое мучительное? Когда-то я его очень любил... я пытался его лечить, возил по специалистам. Ничего. Становилось только хуже...
        - Игорь, отпусти ее, - сказал вдруг Сергей. - Еще одна смерть не сделает тебя счастливее.
        - Ты так считаешь?
        - Я знаю тебя не один год...
        - И что дальше? Допустим, я ее отпущу! Что будет со мной? Как я буду жить? Нет, старик, я пойду до конца. Мне нечего терять. И если твоя подружка так тебе дорога, ты сейчас очень медленно положишь ствол на пол и дашь нам с ней уйти. Обещаю, что не буду в тебя стрелять. Я даже постараюсь не убивать ее, если вы оба будете вести себя правильно...
        - Сережа, сделай, что он говорит, - попросила Полина. - Не вмешивайся. Это не твоя игра.
        - Теперь уже моя. Если бы я не...
        - Ах, как это трогательно! - Игорь не дал ему договорить. - Извините, но у меня очень мало времени. Серый, оружие - на пол! Быстро!
        Она не хотела умирать, не хотела и боялась: за себя, за ни в чем не повинного Сергея. И смотреть в стылые, бесцветные глаза своей смерти тоже не хотела, она отвернулась к окну.
        ...За пыльным стеклом кто-то стоял. Полина закрыла, потом снова открыла глаза - человек исчез. Или не человек, а фантом агонизирующей надежды...
        Она не успела додумать - мир вокруг наполнился звуками.
        Звон бьющегося стекла...
        Глухой хлопок...
        Удивленный вскрик над ухом...
        Что-то горячее на лице...
        Запах пороха...
        Крик Сергея...
        Теряя сознание, Полина медленно заскользила вниз по шершавой стене...
        ...Сергей не успел сориентироваться, не успел уйти с линии огня - в медицинском этому не учат. И спасать прекрасных дам тоже не учат. А чему учат, он не помнил.
        В груди взорвалась сверхновая - дышать сразу стало тяжело, в ушах зашумело, а перед глазами поплыл кровавый туман. Вот и закончилась их мексиканская ничья...

* * *
        - ...Полина. - Кто-то звал ее по имени.
        Полина открыла глаза. Холодный свет галогеновых светильников, бледно-голубой кафель, до хруста накрахмаленное постельное белье. Где она?
        - Как вы, моя маленькая леди? - На нее смотрел Щирый. Пергаментная кожа, сеть морщинок на щеках, ввалившиеся глаза.
        - Где я? - Во рту пересохло, и от этого больно говорить, но больше, кажется, ничего не болит, совсем-совсем ничего.
        - Вы в клинике. Только не волнуйтесь, вашему здоровью ничто не угрожает. Все это, - Щирый обвел взглядом больничную палату, - лишь последствия пережитого шока. Врачи говорят, что можно домой прямо сегодня.
        Можно домой...
        - Где Сергей? - Голова вдруг закружилась, в ушах что-то громко хлопнуло, в ноздри ворвался запах пороха. - Где Сергей?! Что с ним?!
        - Миледи, я прошу вас, - Щирый суетливо, совсем по-стариковски встал, освобождая место человеку в белом халате, - перестаньте кричать, не нужно так волноваться.
        Она не могла, потому что уже знала, что случилось непоправимое.
        - Он жив?..
        - Можно и так сказать, - человек в белом халате приблизился, в руку воткнулось что-то острое, и лицо Щирого стало расплываться...

* * *
        ...Наблюдать сверху за своим подключенным к аппарату искусственной вентиляции легких телом странно и немного грустно. Тело есть, а души в нем нету. Ему ли этого не знать. Он теперь многое знает. Вот просто знает, и все. Наверное, пора уходить - вон по той светящейся лесенке, но что-то держит, не отпускает. Нет, не тело, и не бесполезный аппарат, что-то сильное и непонятное. Может, подождать еще немного, просто чтобы понять?..
        - Подожди, мальчик. - Женщина без возраста кутается в шаль, смотрит ласково. У нее красивые глаза, синие-синие, знакомые. - Давай поговорим.
        Это странно: видеть женщину без возраста и думать о том, что у нее, наверное, ультрамариновые ресницы. И лесенка бледнеет...
        - Она не исчезнет. - Женщина читает его мысли, улыбается: в синих глазах печаль и нежность. - Выслушай меня, а потом решай...
        Она говорит, он слушает, и лесенка уже почти исчезает. Он сам ее отпускает, потому что знает, что должен остаться...

* * *
        ...Ядвига нашла это, когда разбирала семейный архив, разбирала просто так, чтобы убить время. Аристарх умер, и время остановилось, теперь Ядвиге приходилось его убивать.
        Дневник был старый. Не дневник даже, а забытые в географическом атласе ветхие листочки, исписанные мелким, стремительным почерком...
        «...Маменька сказала, что война с Бонапартом - это ненадолго и не надо из-за нее так переживать. Ну подумаешь, придется пропустить один сезон в Санкт-Петербурге, так у нас в поместье балы ничем не хуже столичных, и наряды французские, и оркестр, и кавалеры все очень достойные. А папенька ничего не сказал, только нахмурился и налил себе вишневой наливки, даже не испугался, что маменька ругаться станет. И только Митенька обрадовался, сказал, что война - это здорово, потому что жизнь в поместье - скука смертная, а на войне можно подвиги совершать. Я сильно обиделась от этих его слов, даже заплакала. Маменька говорит, что воспитанным барышням плакать на людях нельзя, а у меня вот не получилось - расплакалась при Митеньке. Только разве ж Митенька мне посторонний? Ему сразу совестно стало, он меня за плечи обнял и на ухо сказал такое, что я даже в дневник это не запишу, просто буду все время повторять про себя...
        
        «...Они все ошибались. Война - это совсем не весело, это страшно. И балов никаких нет, потому что холодно, а дров мало. И кавалеров нет, все кавалеры где-то там... подвиги совершают. И Митенька вместе с ними...»
        «...Маменька сегодня захворала, целый день лежит в своей комнате, плачет. У нас горе - на войне, которая все никак не закончится, убили Николя, маменькиного племянника. Я плохо помню Николя, он меня многим старше. Боюсь за Митеньку...»
        «...У него страшное лицо: губы совсем черные, а глаза все время закрыты. Раньше он стонал и метался, а теперь молчит. И маменька не велит мне к нему ходить, вздыхает, нюхает свои соли и говорит, что граф Ясневский, мой ненаглядный Митенька, уже не жилец, потому как рана у него смертельная. Не верю! Не хочу верить!..»
        «...Я знаю, как его спасти! Праскева, моя старая кормилица, рассказала, и браслет обещалась из шкатулки с матушкиными драгоценностями достать, тот, что с драконами и лунным камнем. Браслет матушка никогда не носит, потому как любит украшения изящные, а драконы тяжелые и кожу больно царапают. Праскева пугает, говорит, что страшное может приключиться. Только я не боюсь, ради Митеньки я на все согласная...»
        «...Нож мне тоже Праскева принесла, вместе с лунными драконами. Велела браслет Митеньке на руку надеть, а самой палец ножом порезать так, чтобы кровь на камень попала. А еще отговаривала, говорила, что я могу вместо Митеньки на тот свет уйти, но я не послушалась. Сегодня вечером все решится...»
        «...Боженька, кто бы знал, какая я счастливая! Сегодня венчание, Митенька с самого утра прислал цветы с запиской. Не скажу, что в записке было, потому как совестно о таком рассказывать. А маменька мне гарнитур подарила сапфировый, сказала, что под цвет глаз. Гарнитур красивый и к лицу мне очень. А лунных драконов маменька так и не хватилась, забыла, наверное. Я их припрятала в укромном месте. Не хочу более на них смотреть, страшно вспоминать, как они меня чуть с собой на небо по светящейся лесенке не утянули. Зато Митенька живой, и венчание сегодня...»
        Вот так, Митенька живой, потому что ее прабабка нашла способ его спасти, ничего не побоялась. А она Аристарха не спасла, хоть и пыталась. Подарила ему защитников, да вот только без камня лунные драконы немногое смогли. Только и хватило их силы, чтобы растянуть агонию на год, восемь месяцев и пять дней.
        А камень-то она потом нашла, когда ремонт в доме делала, лежал себе в углу - как его можно было не заметить?! Не заметила, значит, виновата. Значит, сама установила пределы своему счастью. Один год, восемь месяцев и пять дней - сколько же это будет, если в секунды перевести? Нет, не так! Считать нужно, сколько она отняла у Аристарха лет, дней, часов, минут, секунд...
        И камень надо обязательно в браслет вставить, чтобы драконы не скучали. Камень один, драконов два: большой и маленький...

* * *
        ...Диагноз ей поставили в середине зимы - неоперабельный рак легких. Если верить врачам, последствие многолетнего курения. Врачи считали диагноз приговором, а она - избавлением. Теперь уже недолго осталось, очень скоро они с Аристархом встретятся, надо только немного потерпеть. Потерпеть и уладить все дела, чтобы у Полины не было проблем с вступлением в наследство.
        Карты таро она не брала в руки с того самого дня, как вышла замуж за Аристарха, боялась прогневить судьбу, а сейчас вот взяла. Тисненая кожа теплая и гладкая, пахнет табаком и историей. Необычные карты, старинные. И верные, никогда не обманывают, всегда говорят правду.
        ...Трубка с вишневым табаком, последняя слабость умирающего тела, гаснет, руки дрожат, и дышать нечем. Карты никогда не обманывают. Лучше бы обманывали...
        Ее девочка в беде. Вот ее девочка, а вот смерть - скалит беззубый рот в ухмылке, помахивает ржавой косой. И времени почти не осталось.
        Нет, она не допустит! Карты с тихим шуршанием падают на пол, все рубашками вверх и только три - картинками. Знак судьбы...
        Знаками судьбы нельзя пренебрегать, она это знает. Вторая раскладка почти такая же, как первая, только смерть уже не рядом с Полиной, смерть вцепилась костлявыми пальцами в другую жертву...
        Она повторяла раскладку снова и снова, и с каждым разом дышать становилось все тяжелее. Она умела читать тайные знаки, и теперь ей предстояло сделать выбор. Судьба предлагала рокировку: жизнь Полины в обмен на жизнь того глупого мальчишки, Сергея. Страшно и жестоко, но у нее нет выбора. Полина должна вернуться в Россию. Ее возвращение предопределит самую важную в ее жизни встречу. Встречу с тем, кто уйдет вместо нее. У фатума свои правила и своя логика, ее не понять простому смертному. Это тяжело - принимать такое решение, но нужно быть сильной...
        Осталось все подготовить. На похороны Полину не звать, похороны - это убийственно скучно и скоротечно, а девочка должна задержаться в России. Значит, завещание. Да, завещание, только не простое, банальное оглашение воли усопшей. Надо придумать что-то особенное, уйти красиво, оставить после себя память, сделать подарки...
        Она думала долго, гораздо дольше, чем позволяло время. Завещания не будет, будет игра, приятная для всех участников, спасительная для Полины. Яков не откажется помочь и не обманет, сделает все, как она велит.
        Сколько же их должно быть - игроков? Полина, ей должен достаться главный приз - жизнь. Ильинский, старый верный друг, наверное, возьмет ту книгу. Он всегда ее хотел, но не смел попросить. Пусть берет, будет приятно, что у него останется что-то на память о ней. Егор заберет коллекцию оружия, в этом можно не сомневаться. Альбина давно заглядывалась на карты таро. Вряд ли она станет использовать их по назначению, но и не продаст, это точно. Вальдемар, отец Владимир... Она так и не смогла его простить, но Аристарх простил бы. Значит, пусть приходит, берет, что захочет. Ей даже все равно что. Кто же еще? А, тот мальчик, племянник Аристарха. Он приезжал к ней однажды. В ее доме столько чудесных вещей, он обязательно найдет что-нибудь по душе.
        Все: шесть завещаний, шесть наследников, три попытки у каждого, просто так, потому что в сказочных историях у героев всегда по три попытки, и робкая надежда, что с Полиной все будет хорошо. А может, не только с Полиной...
        Пожелтевшие от времени листочки тихо похрустывают в неловких пальцах, лунные драконы обнимают свой камень, смотрят внимательно и грустно, не понять, одобряют или осуждают. Кого-то они однажды спасли, эти драконы, может, спасут и того несчастного мальчика.
        Осталась самая малость - собраться с силами и написать прощальное письмо Полине. Увы, у нее самой не было выбора, но у девочки он будет. Возможно, в этом мире еще осталось место для чуда...
        Кофе горчит и пахнет корицей, трубка уже почти погасла, коробочка с лунными драконами лежит поверх письма. Можно звонить Якову...

* * *
        Вопреки запретам врачей Яков Романович Щирый закурил сигару. Впервые в жизни он посмел подумать о Ядвиге плохо, впервые к чистейшему, кристальному обожанию примешалась ненависть. Если бы не ее чертова игра, если бы не данное ей слово, ничего бы этого не было: не погиб бы никто, мальчишка бы этот глупый сейчас не болтался между жизнью и смертью, девочка не походила бы на привидение, не смотрела такими глазами, сине-стеклянными. И у него, старика, сердце бы не прихватывало от малейшего движения.
        Сам виноват, пошел на поводу, пообещал не вмешиваться. Вот и не вмешивался, пока поздно не стало. Это Белый предложил девочке телефон дать с маячком, чтоб не бросать ее совсем уж без прикрытия, чтобы присматривать. Недосмотрели! Кто ж мог знать, что у Лисовского сообщник есть?.. У самого-то Лисовского на каждое убийство железное алиби, не подкопаться, а люди мрут, как мухи. Сразу надо было про сообщника подумать, и ему, и уж тем паче Белому.
        А так опоздали: девочка теперь сама не своя, а мальчишка - не жилец, это если врачам верить. А у него нет резона врачам не верить, потому что врачи самые лучшие, каких только можно найти. Лисовский, правда, на том свете. Только вот утешение ли это?
        Зато воля Ядвиги исполнена - игра закончена, наследник определен, осталось лишь соблюсти формальности...
        - Миледи, назовите число. - Можно и не спрашивать, он и так уже подсчитал, сколько в альбоме цветов, нашел забаву на старости лет...
        - Не хочу. - А ведь и в самом деле не хочет, ничего не хочет. Если бы Белый силой ее из клиники не увез, так и сидела бы там, словно привязанная.
        - Не хотите, тогда, позвольте я сам.
        Сейф мудреный, английский, специально заказал. И наблюдал собственнолично, как Ядвига в него завещания складывала. Шесть одинаковых больших конвертов с завещаниями, один поменьше с письмом для Полины и плоская черная коробка. Коробка тоже победителю, что в ней, он не спрашивал. И код от сейфа не спрашивал, а Ядвига не сказала...
        Сейф открылся с тихим треньканьем, подсветился изнутри кроваво-красным светом. В этом свете конверты тоже казались красными, точно залитыми кровью. Он выбрал нужное завещание, остальные швырнул на серебряный поднос, щелкнул зажигалкой. Вот теперь все абсолютно законно, теперь Полина - наследница.
        - Миледи, ваше завещание и... наверное, прощальное письмо вашей тетушки.
        На завещание она даже не взглянула, а конверт сжала так, что побелели пальцы. Может, заинтересуется тем, что в коробке? Ему и самому интересно. Посмотреть, что ли?
        В коробке ничего особенного: ветхие листочки да серебряный браслет. Браслет затейливый, с драконами и непонятным камнем. На мгновение показалось, что драконы шевельнулись, а тот, что побольше, посмотрел так, что мороз по коже. Ох, похоже, вот оно - самое главное наследство, листочки эти старые, да серебряные драконы...
        А коробку девочка взяла, кивнула, молча вышла из кабинета. Выпить, что ли? Совсем чуть-чуть, чтобы совесть успокоить? Что-то не то с его совестью, что-то стала она слишком совестливой на старости лет...
        Девочка вернулась быстро, он едва успел спрятать бутылку с коньяком в шкаф. В руках те самые листочки, а на запястье браслет. Камень, до этого неживой, светится синим так, что глазам больно.
        - Мне нужно его увидеть. Пожалуйста...
        Он не стал спорить, велел Белому, чтоб отвез. Эти женщины - что Ядвига, что племянница ее, - они странные и решительные. Спорить с ними бесполезно.
        Она думала, что надежды нет. Врачи так и сказали - на чудо не надейтесь, он не вернется. А как же она без него?! Как же можно не надеяться, когда вот он: и поговорить с ним можно, и щекой к руке прижаться, и поплакать. А сейчас появилась надежда, если верить Ядвиге, старым записям и драконам...
        Белый остался в коридоре, она вошла в палату одна, присела на табурет перед Сергеем, вслушалась в жужжание аппаратуры. Не надейся на чудо... А на что ж ей еще надеяться?..
        Браслет пришелся впору, драконы проснулись, довольно заурчали. И камень ожил, пошел синими всполохами. Острое лезвие коснулось запястья, чтобы наверняка...
        Кровь красная-красная, а камень яркий, такой, что больно смотреть... Она не станет смотреть на камень, лучше вверх - на лесенку. Лесенка красивая, прозрачная, манит к себе затейливой ковкой перил, светится лунным светом. Наверное, если на нее шагнуть, то сразу станет хорошо, не останется ни страха, ни боли, ни холода этого... Она уже готова, сейчас, только с Сергеем попрощается, потому что он с ней не пойдет, Лунные драконы его не отпустят...
        - ...Твою ж мать! - Голос Белого, грубые пальцы на плечах, сжимают, оттаскивают от лесенки. - Это что за светопреставление?! Тихо-тихо, не надо вырываться. - Голос громкий и злой, из-за него лесенка бледнеет, истаивает, а камень гаснет.
        Мир тоже гаснет. Ну и пусть, она так устала...
        Эпилог
        Чувствовать себя живым - живее некуда - до сих пор было непривычно. Уже месяц прошел, а Сергей так и не привык, и мир казался таким ярким, что аж глазам больно, и пах он вкусно, и звучал красиво. И даже временами ноющая рана не могла омрачить эту кристальную, какую-то детскую радость бытия. А Полина говорила, что это из-за браслета, того самого, который запретила ему снимать. Он и не снимал - драконы ему страшно нравились, особенно тот, который поменьше. А камень иногда вспыхивал синим, и от этих вспышек кровь бежала по жилам веселее и на душе становилось легко. Так легко ему было только однажды, там, в безвременье, во время разговора с Ядвигой.
        Тогда он многое узнал: про себя, про Полину, про фатум. Узнал и не стал уходить, решил дождаться. Ядвига сказала, что Полина обязательно придет к нему туда, в безвременье, чтобы вернуть обратно. И она пришла, Ядвига не обманула...
        Полина улетела в Париж сразу, как только стало ясно, что его жизни больше ничто не угрожает. «Сережа, Мишка там одна, я должна рассказать ей обо всем, подготовить. Ты выздоравливай, а потом прилетай к нам, мы будем тебя ждать...»
        И вот он - аэропорт Шарля де Голля - суета, маета и громкие звуки, мир во всем его разнообразии. И где-то в этом мире есть они - его девочки...
        Свою дочку Сергей узнал сразу. Худенькая девчушка с черными волосами и ультрамариновыми ресницами держала Полину за руку и смотрела на него удивленно-восторженным взглядом. Девочка... его дочка была настоящей красавицей, такой же, как ее мама. Теперь он знал, что такое рай. Рай - это аэропорт Шарля де Голля.
        - Здравствуй, Мишель. - Голос предательски дрогнул.
        - Здравствуй, папа, - сказала его дочь на чистейшем русском языке.
        notes
        Примечания

1
        Эпидуральная гематома - травматическое кровоизлияние, которое располагается между твердой мозговой оболочкой и костями черепа, вызывая местное и общее сдавление головного мозга.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к