Мы новый мир построим... Алексей Яковлевич Корепанов
        #
        Алексей Яковлевич Корепанов
        Мы новый мир построим...

1
        Мимо запотевшего вагонного окна, возле которого стоял Андронов, медленно проплыл синий, в белых остроконечных звездочках киоск с надписью «працює» на замызганной картонке - и поезд, наконец, остановился. Поправив движением плеча так и норовящую соскользнуть легкую черную сумку на ремне, Андронов до самого подбородка застегнул
«молнию» короткой куртки и, следом за другими пассажирами, двинулся к тамбуру. Вытащил на ходу пачку сигарет из нагрудного кармана, спустился по железным ступеням, вдыхая влажный воздух,- и чуть не угодил в лужу. Луж на перроне было много, а серое утреннее небо всем своим видом намекало на то, что в любой момент может освежить их содержимое. Поезд стоял здесь всего три-четыре минуты, ему, наверное, не терпелось побыстрее добраться до юга, до моря, и хоть на время освободить свои кишки от надоедливых двуногих сальмонелл, которым почему-то не сидится дома. Людей на перроне было, пожалуй, поменьше, чем луж, и Андронов не находил в их лицах особой приветливости. Впрочем, так, наверное, ему только казалось - из-за серости и сырости ноябрьского утра, из-за того, что не удалось как следует выспаться. На ночных остановках лезли в вагон какие-то громогласные типы, со стуком сгружали что-то тяжелое в коридоре, за дверью купе, где маялся Андронов, а на рассвете начался неизбежный контакт с таможенниками, сначала со своими, а потом с сопредельными - и сон вообще испарился, дал стрекача; видать, не жаловал
таможню.
        Правда, нашелся в этом сопливом вокзальном утре и один несомненный плюс: погода была теплой, ничуть же напоминавшей московские заморозки с коварным дорожным ледком, и высокие, похожие на гусиные перья, деревья, выстроившиеся вдоль бетонного забора, выглядели вполне еще зелеными.
        Скользнув взглядом по круглым часам, подвешенным на консоли, торчащей из облупленной желтой стены неказистого здания вокзала - оно наводило на мысль о царских еще летах,- Андронов недоуменно поддернул рукав куртки, высвобождая свой бессменный «данхилл». И не сразу сообразил, что время здесь другое. Местное, малоросское. Собственная заторможенность ему не понравилась, и он решил при первом же удобном случае встряхнуть мозги чашкой кофе. Или даже двумя. Когда выпадет такой случай, он не знал, и пока, в качестве паллиатива, закурил сигарету.
        Сроки его кофейной церемонии устанавливал не он, а тот человек, что удалялся сейчас вместе с другими прибывшими к решетчатым воротам, ведущим, надо полагать, на привокзальную площадь. В любом городишке, как бы плох он не был, обязательно есть привокзальная площадь. С троллейбусами, маршрутками, частными такси или, на худой конец, велорикшами.
        Андронов стоял посреди быстро пустевшего перрона и смотрел вслед высокому широкоплечему слегка сутулящемуся мужчине в сером длиннополом плаще и с почти такой же, как у Андронова, черной, с оттопыренными накладными карманами сумкой на плече - единственным его багажом. Фотографию этого человека с фигурой отставного регбиста Андронову три дня назад показали в Москве, а вживе увидеть «объект» ему довелось только вчерашним утром, на Киевском вокзале белокаменной, полном цыганок и закарпатских гастарбайтеров с вислыми унылыми усами и испуганными глазами.
«Объекту» было сильно за сорок, лицо у него, в полном соответствии с фотографией, оказалось запоминающимся и походило на гравюру: тяжелое, с резкими чертами, загорелое, составляющее контраст с довольно светлыми, жесткими на вид короткими волосами. И хотя смахивающий на небольшую картофелину нос вносил некоторый диссонанс в композицию, было совершенно ясно, что лет пятнадцать-двадцать назад этот ковбой ходил в безусловных красавцах. Вот только глаза его Андронову не особенно понравились: цветом они походили на осеннюю листву и, подобно осенней листве, были какими-то увядшими, отговорившими, как роща золотая, если выражаться словами поэта. Погасшими.
        Впрочем, это было субъективное впечатление Андронова, ничего, собственно, не прибавляющее и не убавляющее. Его дело - вести «объект», будь тот хоть с очами врубелевского Демона или и вовсе слепым... Хотя слепые, наверное, в такие игры не играют.
        Когда Регбист оказался по ту сторону ворот, Андронов, на всякий случай, по-театральному растерянно поозиравшись,- вот, мол, гады, не встретили!- зашагал следом, на ходу метко отправив в урну не выкуренную и на треть сигарету.
        Выйдя на блеклую площадь, покрытую мокрым, в выбоинах, реликтовым асфальтом, даже не площадь, а так - некоторое не очень обширное пространство, он одним панорамным взглядом охватил всю картину, словно состряпанную рукой не шибко даровитого подмастерья. Напротив широкой лестницы, ведущей к стеклянным дверям вокзала, рядком расположились возле полоски кустарника заляпанные грязью шарабаны, то бишь частные таксомоторы, представленные, в основном, разными моделями непрезентабельных «жигулей». В отдалении выглядывал из-за киосков навес то ли троллейбусной, то ли автобусной остановки. По левую руку от Андронова вздымался над забором заводской корпус, возведенный, судя по его виду, еще в годы первых сталинских пятилеток, а справа пестрели желто-голубой гаммой лотки полупустого базарчика. Весь дальний план закрывала высящаяся на другой стороне улицы недостроенная длинная многоэтажка с нависшей над ней стрелой подъемного крана. Город, похоже, вовсе не тщился соперничать по красоте c Рио-де-Жанейро. Или хотя бы с Брянском.
        Не упуская из виду направившегося к базарчику Регбиста (молочка парного ему захотелось, что ли? или соленых огурцов?), Андронов подошел к ближайшему
«жигуленку» цвета здешнего хмурого неба, дабы сразу обеспечить себя средством передвижения.
        - Постоим пока,- сказал он, устроившись рядом с грузным вислощеким водителем, вовсю благоухающим какой-то приторной туалетной водой.- Я скажу, когда ехать.
        Водитель равнодушно пожал плечами. Потом шумно потянул носом и, приспустив стекло, смачно плюнул на асфальт.
        - Ничего, что я по-русски?- спросил Андронов, продолжая наблюдать за Регбистом. Тот по одному выбирал яблоки. Будто не мог наесться яблок в Москве.
        - А мне один хрен,- вяло сообщил извозчик, вытирая губы рукавом.- Хоть по-русски, хоть по-турецки. Главное, шоб грОши заплатил. Мы ж не вуйки з полоныны, мы ж по-русски понимаем.
        Андронов понятия не имел, кто такие «вуйки з полоныны», но уточнять не стал.
        - Тут, между прочим, с часов Елизаветы русские полки стояли,- начал набирать обороты таксист.- Крепость-то российская была, а не козацька. И дивчат с Питера завозили, самых симпатюлек. И вообще, у вас, в Москве, наших больше, чем здесь. А не наши отсюда давно в Израиль потикали.

«Атаман Григорьев,- подумал Андронов.- Здесь, однако, гулял, в этих краях».
        И почудился ему знакомый посвист лихих, обагренных кровью шашек.
        Регбист, наконец, закончил возиться с яблоками и, бросив взгляд на остановку, где кучковалось уже десятка полтора сошедших с поезда людей с разновеликими сумками, неспешным шагом направился к поредевшему ряду частных такси. Прошел мимо «жигуля», в котором сидел Андронов,- тот повернулся назад, проследил до конца и сказал шоферу:
        - Поехали вон за той «девяткой». Только не впритык.
        Таксист остро взглянул на него, но промолчал и приступил к делу.

«И правильно, дядько,- мысленно одобрил его Андронов.- Не суй свой нос в чужой вопрос, а то Барбос откусит нос...»
        Обогнув кустарник, «жигуль» выехал на проходящую мимо вокзала улицу и потрусил за своим собратом, только не серым, а бежевым-с-грязью, в который сел Регбист.

2
        Город оказался вполне под стать своей привокзальной площади. Такси, разбрызгивая лужи, катило по малолюдным улицам - мимо парка и стадиона, мимо уцелевшего почему-то памятника вождю российского пролетариата и серой фигуры великого украинского поэта, вперившего тоскливый взор в увядшие цветы у собственных ног, мимо пестреньких ларьков с пивом и жвачкой, мимо магазинчиков, сквериков и домишек с отремонтированными «по-европейски» первыми этажами, сплошь занятыми если не парикмахерскими и аптеками, то офисами частных нотариусов или же, опять-таки, частными зубоврачебными кабинетами. Выходило, что у местного люда забот было чуть поболее, чем у ильфо-петровских горожан: они рождались для того, чтобы подстричься, купить аспирин «Упса» или трамадол, поставить две-три пломбы и, на всякий случай, сделать копию паспорта или какого-нибудь свидетельства о регистрации малого предприятия. Правда, то тут, то там в эти четыре непременные составляющие вклинивались то русские, то украинские, то изображенные латиницей названия, которые давали много простора для раздумий о том, что же, собственно, предлагают народу
эти заведения. «Корсар»... «Челентано»... «Вiлас»... «City»...
«Ведмедик»... Впрочем, в Москве Андронов тоже вывесок навидался.
        Шеф, следуя полученному указанию, держал дистанцию и в корму бежевому «жигулю» не толкался. Судя по резко возросшему количеству светофоров, транспорта и пешеходов, это была уже центральная часть города. У Андронова не осталось в этом сомнений, когда впереди, в обрамлении голубых елей, показалось массивное серое здание с колоннами и обвисшим желто-голубым прапором на крыше. А бежевый тольяттинский конек все трусил и трусил по мостовой под необъятными биллбордами с гладкими физиономиями каких-то суровых мужей, сулящих навести тут порядок, вперемежку с изображениями сигаретных пачек и пивных бутылок, тоже обещающих полное удовлетворение. Вряд ли Регбист в столь ранний час ехал сразу на деловую встречу - прямо с поезда, не побрившись, не вымыв руки, не посидев нормально в туалете и не позавтракав,- но Андронов такой возможности, конечно же, не исключал. И, конечно же, еще в поезде произвел нужные манипуляции. То есть прицепил «паучков» к брюкам Регбиста, когда тот проходил мимо, к выходу из вагона. Однако пить шампанское по такому случаю было рановато - что если в сумке у Регбиста ждут своего часа
сменные брюки? А даже если и не ждут - он, Андронов, обязан сопровождать «объект» в течение всего пребывания оного в этом городе. Так ему, Андронову, предписано, и от добросовестного выполнения предписания будет зависеть и оплата. Хорошая, между прочим, оплата, особенно если перевести в местные гривни... а уж если в рубли - то и вообще ого-го!
        Пристроившись к веренице маршруток с вкраплением двух древних, явно советских еще времен, троллейбусов, сработанных в городе Энгельсе, такси взобралось на мост, переброшенный через узкую речушку с мутной водой; из воды торчали мертвые камыши, а у бетонных плит, окаймляющих берега, застыли косяки пустых пластиковых бутылок. Улица за мостом пошла в гору, оставив в стороне бело-голубую, динамовских цветов, церковь - а на горе громоздилось что-то грандиозное, из стекла и бетона, с внушительной по размерам красной надписью поперек фасада: «Копилка».
        - Это что, банк?- полюбопытствовал Андронов.
        - Куда еще, и так полно,- хмуро ответил водитель.- Цэ театр новый строили, еще при коммунистах, та всралыся, а теперь отдали то ли киевским, то ли донецким. Супермаркет чи хипермаркет, их у нас теперь больше, чем народу.
        - Неотвратимая поступь капитализма,- сказал Андронов.- И за что только боролись?
        Шофер покосился на него, явно подозревая иронию, ничего не прочитал на бесстрастном лице пассажира и все-таки процедил с чувством:
        - С-сучары жирные...

«Свобода слова,- подумал Андронов.- То бишь, ругани. Единственное бесспорное достижение оранжевой заварушки».

«Жигуль» с Регбистом, не доезжая до перевоплотившегося в магазин театра, повернул налево, где, вырастая из-за деревьев, устремлялось к низким облакам то ли двенадцати-, то ли тринадцатиэтажное здание, облицованное розоватой плиткой, с частоколом антенн на крыше. Сбавил ход, а потом и вовсе остановился у стеклянного портала, придавленного массивным козырьком с большими буквами-коробами.
        - Готель «Турист»,- твердо выговаривая «г», прочитал Андронов.
        - «Турыст»,- поправил его таксист.- По-вашему «и», а по-нашему - «ы». Пыво, а не пи-иво. Почувствуйте разницу. Тормозить или дальше ехать?
        - Да, прямо здесь и тормози,- Андронов, приспустив «молнию» куртки, полез во внутренний карман за бумажником.- Солидный, однако, готель...
        - А толку?- вновь недовольно отреагировал таксист, подруливая к бордюру.- Приезжих кот наплакал, половину номеров под офисы сдают. Какие сейчас, на хрен, туристы? Сейчас туристы в Турцию да Грецию, у кого грОши есть.
        Настроение у него, видать, было такое же, как у серого, с похмельной головой, утра.
        - Вот, чтоб не подумали чего,- Андронов, раскрыв удостоверение, продемонстрировал водителю свою фотографию и тут же убрал «корочки» обратно в карман.
        - А шо мне думать? Мое дело - крути-верти.
        Когда Андронов, расплатившись, выбрался из машины, Регбист уже входил в двери
«готеля». То ли дел у него в городе было невпроворот, то ли не спешил он обратно в Москву, раз решил устроиться в гостинице.

«А что?- подумал Андронов, пересекая улицу по полустертой «зебре».- Вечерком в сауну, а потом в кабак, а потом девочку в номер, хохлушечку... Очень даже недурственно. Гораздо интереснее, чем сразу на поезд».
        Приближаясь к гостинице, он незаметно сканировал взглядом окрестности - все, как будто бы, было чисто. Делал он это, скорее, по привычке, а не из надобности: в Москве его заверили, что «засветки» опасаться не стоит. Мол, ни «объект», ни его хозяева, ни местная компашка ни о чем не подозревают - стопудово!
        У Андронова не было оснований предполагать, что это не так. Но привычка действовать осторожно брала свое. Неплохая, между прочим, привычка.

«Был бы я такой осторожный в двадцать годков - точно, полком бы командовал!» - усмехнувшись, сказал он себе и толкнул прозрачную дверь с желтой надписью «вхiд».
        В просторном холле было тихо. Пустовали кресла у низких полированных столиков, простаивали без дела игровые автоматы у стены. Продавщица киоска с какими-то пестрыми сувенирами за стеклом на миг подняла глаза от вязанья - и вновь опустила. Регбист стоял спиной к Андронову у барьера, оберегающего дежурного администратора от толп, жаждущих получить свое койко-место, и, кажется, заполнял обязательную гостиничную бумаженцию: ФИО, цель приезда и прочее, включая такие не перестававшие удивлять Андронова пункты, как дата и место рождения; ну какое отношение к поселению в гостинице имели эти пункты?
        Приблизившись к барьеру, Андронов щелчком запустил еще одного «паучка» на правую штанину Регбиста, чуть ниже колена,- и поздоровался с миловидной черноволосой женщиной, похожей на Оксану из старого черно-белого фильма про украинскую предрождественскую ночь; только Оксану заметно располневшую, повзрослевшую (женщины ведь не стареют, а взрослеют!), сменившую косу на короткую прическу и злоупотребляющую ярко-красной помадой, доставленной каким-нибудь местным Вакулой все из того же «Петембурга». Регбист продолжал заполнять бланк, сверяясь co своим раскрытым паспортом, и не обратил на Андронова никакого внимания.
        Получив такой же листок, Андронов подсел к ближайшему столику, спиной к владениям администраторши, поставил сумку на пол и, достав ручку и паспорт, принялся неторопливо выводить свои «прiзвище», «iм'я» и «по батьковi», а также липовый год рождения.
        Он упражнялся в каллиграфии, прислушиваясь к тому, что происходит позади него, и, наконец, дождался.
        - Семьсот девятый,- сказала администраторша.- Седьмой этаж, ключ там, на этаже, у дежурной. Только лифт временно отключен, так что уж вы...
        - Доберусь как-нибудь,- раздалось в ответ. Андронов впервые услышал голос Регбиста; приятный такой, с легкой хрипотцой баритон, вполне соответствующий внешности «объекта».- Я когда-то занимался скалолазаньем.
        Раздался смущенный смешок администраторши, и она извиняющимся тоном добавила:
        - У нас вечно с лифтами проблемы. Лестница вон там, налево...
        Андронов послушал, как удаляются шаги Регбиста, а потом встал и подошел к барьеру. И попросил, улыбаясь самой обаятельной из своих улыбок:
        - Меня, пожалуйста, тоже на седьмой, в одноместный.
        - Разумеется, мужчина,- ответили ему.- Мы же компактно селим, не вразброс.
        Именно это и хотел услышать Андронов.

3
        Дверь в свой номер Андронов оставил приоткрытой, чтобы слышать все, что происходит в коридоре. Вероятность того, что Регбист, только-только поселившись, отправится на встречу, была исчезающе малой, но Андронов не собирался рисковать. Оставив сумку на холодильнике в прихожей, он посетил туалет-душевую, а потом проследовал в комнату, вытирая руки прихваченным с вешалки полотенцем. Окинул быстрым взглядом стандартный набор - кровать, тумбочка, стол, стул, телевизор - и тут же направился к завешенной портьерой двери, ведущей в лоджию. Отодвинул тяжелую ткань и увидел сквозь застекленную снизу доверху дверь, что отсюда очень несложно попасть в соседний, семьсот девятый номер, где Регбист сейчас, наверное, готовится принять горячий душ. Андронов тоже не отказался бы от душа, но о таком удовольствии пока можно было только мечтать. Зато потом будет вдвойне... нет, втройне приятней. Или даже на порядок.
        Утешив себя этой мыслью, Андронов прислушался - в коридоре было тихо - и, прежде чем покинуть номер, с высоты седьмого этажа обозрел распростершийся внизу невзрачный город. Да, никак не тянул этот город на Рио-де-Жанейро, отсюда он был виден почти целиком, со всеми потрохами, и окружали его какие-то карьеры и голые поля, расчерченные полосками деревьев. Поля казались сиротливыми... но все же созерцать их было приятнее, чем покрытую трещинами оранжево-апельсиновую равнину с высокими мясистыми кактусами...
        Андронов тряхнул головой и, бросив полотенце на кровать, двинулся к выходу. Сумку с холодильника он забирать не стал - вышел в коридор и запер дверь номера на ключ. Да, душ ему пока не светил, а вот с чашкой-другой кофе все вполне могло получиться. Еще из окна такси он углядел расположенное наискосок от гигантской
«Копилки» приземистое строение с зеркальными стеклами и вывеской «Театральне» - вероятно, в честь несостоявшегося учреждения культуры по соседству. Но главное было не в названии, а в информации на дверях: «Кафе працює цiлодобово». Что такое
«цiлодобово» Андронов уже знал: «круглосуточно». А обозревая панораму из окна своего номера, он установил, что человеку, сидящему в кафе, ничто не заслоняет вход в гостиницу «Турист» Это был удобный наблюдательный пункт - и хорошо бы, чтобы в этом кафе действительно водился кофе.
        От цепкого его взгляда не укрылась и автостоянка у стены «готеля». Там в ожидании заказчиков тосковали с полдюжины частных, опять же, такси. Конечно, самым удобным было бы по прибытии в город взять авто напрокат - но такой вид сервиса был на этих землях пока не в ходу. Хотя Андронов, появись у него такая возможность, разрешил бы прокат не то что автомобилей, но и автобусов, и самосвалов, и экскаваторов. А что - ну, если нужно человеку...
        Бодрым шагом, чуть ли не вприпрыжку, совершив нисхождение с седьмого этажа, Андронов пересек пустой, по-прежнему, холл, и у него мелькнула мысль о том, что можно просто взять кофе в баре - должен же тут работать бар - и устроиться у игровых автоматов. Но он тут же отмел эту мысль. Как-то нелепо и даже подозрительно выглядел бы только что прибывший «турыст», с раннего утра, чуть ли не в вакууме, затеявший схватку с «одноруким бандитом». Это, пожалуй, все равно, что поглощать мороженое в лютую стужу, привлекая к себе всеобщее недоуменное внимание.
        Зайдя на автостоянку, он наклонился к окошку традиционного «жигуля», владелец которого - сухощавый усатый потомок казаков лет этак сорока - занимался разгадыванием кроссворда.
        - На неопределенное время зафрахтовать можно?
        Вопрос Андронова заставил таксиста отложить газету:
        - Шо значит - «на неопределенное»? Я только по городу работаю.
        - Мне нужно, чтобы машина была под рукой,- начал пояснять Андронов.- Чтобы в любой момент можно было ехать. А сколько ездить - это по обстоятельствам. Ну, как бы, нанимаю вас, плачу за все время, начиная с этого момента, плюс за километраж. Годится?
        - А в чем подвох?- недоверчиво прищурился водитель.
        - Да ни в чем! Мне просто нужна машина. Не согласны - пойду дальше,- Андронов мотнул головой в сторону других извозчиков.
        - Тогда задаток сразу,- мигом определился с решением таксист.
        - Без проблем. Я сейчас вон в то кафе, а вы подъезжайте и стойте там. Выйду - и поедем. Может, через полчаса, а может и через три - мне позвонят, скажут.
        Водитель недоуменно поднял брови:
        - А не лучше ли тогда и тачку ловить?
        - Не лучше,- отрезал Андронов.
        Таксист заколебался. По лицу его было видно, что он и опасается влипнуть в какую-то сомнительную историю, и не хочет упускать верный заработок. В конце концов, рассудив, вероятно, что, в любом случае, иметь заказ гораздо лучше, чем вхолостую куковать на стоянке, он пожал плечами и не очень уверенно сказал:
        - Хозяин - барин. Чудеса какие-то в решете...
        - Ага,- отозвался Андронов и закончил старинную пословицу: - Дыр много, а выйти некуда.
        Ободрив таксиста задатком, он зашагал в сторону кафе, почти явственно ощущая аромат «Монарха». За порталом «Туриста» он наблюдать не забывал, и был уверен, что Регбист еще не покинул гостиницу. Разве что через черный ход - но с чего бы это Регбисту пользоваться черным ходом? Регбист сейчас, поди, бреется, а то и вовсе завалился досыпать недоспанное в поезде. Что ж, теперь его, Андронова, задача - сидеть и ждать. Хоть час, хоть два... Дело, конечно, скучноватое - но любое дело может показаться привлекательным, если за него хорошо платят. Тем более, если и дела-то, как такового, нет. Процесс ожидания - это, скорее, безделье, а не дело. Безделье за чашкой кофе. Кстати, можно будет и пожевать что-нибудь. Например, вареники. С мясом и картошкой.
        Вдохновленный такими идеями, Андронов прибавил шагу, дабы они как можно скорее претворились в жизнь. Нанятый экипаж обогнал его на полдороге, подрулил к средоточию кофе и вареников и остановился у газона с зеленой до сих пор травой.
        Массивная, на пружине, дверь нехотя поддалась его усилиям, и Андронов, поведя носом, удовлетворенно хмыкнул. Кафе, кажется, оправдывало его надежды, потому что в нем явственно пахло едой. Может быть, и не варениками с мясом, но, безусловно, чем-то аппетитным. И кофейный дух здесь тоже присутствовал, что радовало еще больше. А вот без застоявшейся табачной составляющей можно было бы и обойтись. Ночные посетители, если они и гуляли тут в часы владычества звезд и луны, уже разошлись восвояси, а из утренних Андронов был, наверное, первым. Или вторым, потому что в уголке сидела одинокая девица-красавица с бокалом в руке и, чуть покачиваясь вперед и назад, как тонкая рябина, смотрела водруженный на стойку телевизор. Хотя, возможно, она была из ночных, дотянувших до утра.
        В нише, слева от двери, висело большое зеркало. Андронов приостановился, взглянул на себя и машинально провел пальцами по подбородку, на котором, так же как и на щеках, уже обозначилась суточная щетина - брился-то он в последний раз еще в Москве, перед тем, как отправиться на вокзал. Правда, щетина не делала его похожим ни на бомжа, ни на террориста, ни на рыночного торговца. В зеркале отражался статный темноволосый мужчина тридцати семи с половиной лет (это уж Андронов знал точно), облаченный в черную куртку и черные джинсы. Лицо у мужчины было загорелое, чем-то похожее на маску, скрывающую истинные чувства, сизо-карие глаза тоже ничего определенного не выражали. На виске мужчины белел косой шрам.

«Нет в тебе былого энтузиазма, Иваныч,- сказал себе Андронов.- Нет былого огня».
        И вошел в зал.
        ...С варениками ничего не получилось, не настал еще час вареников - пришлось довольствоваться яичницей и парой сосисок. Зато кофе имелся, а значит все было не так уж плохо. Андронов смаковал горячий напиток, непрерывно держа в поле зрения двери гостиницы - он устроился напротив окна,- и неспешно размышлял о том, что характер работы стал теперь совсем другим, не в пример напряженке прошлых лет. А ведь и кулаками раньше работать приходилось, и ножичкам противостоять, и огнестрельному оружию разных марок и калибра. И стрелять, как когда-то... И уходили бесшабашность и лихость, сменяясь расчетом, трезвостью, осторожностью... Сердце закрылось на замок, душа смирилась с новыми реалиями - и нужно было закрепляться в своей нише, приспосабливаться, переделывать себя, с наибольшими удобствами обустраивая свое место под солнцем. Мир шел совсем не туда и не так, как виделось когда-то ему, Андронову, и многим-многим другим - и приходилось шагать вместе с миром в другую сторону. А что еще оставалось делать?..
        - Сигаретку бы,- плеснул ему в ухо хрипловатый молодой голосок.
        Андронов не успел еще повернуть голову, а девица-красавица, покачнувшись, уже отодвинула тяжелый, с высокой спинкой, стул и плюхнулась за столик, держа в руке пустой пивной бокал. От нее крепко тянуло перегаром, и явно не от только что выпитого пива, а застарелым, ночным, водочно-коньячным. С примесью шампанского - наверное, с шампанского все и начиналось. Девица была совсем юной, в пределах второго десятка, не более, и симпатичной, хотя и слегка опухшей. И, надо полагать, физически крепкой, коль до сих пор бодрствовала (или успела-таки покемарить два-три часика?). Возможно, у нее уже начался рабочий день, и она приступила к съему клиента... хотя на профессионалку она не была похожа, да и какие профессионалки будут торчать с утра в какой-то пустой кафешке?
        Вставать и идти за своими сигаретами Андронов не хотел, дабы не отрываться от наблюдения, но и отказать страждущей было бы не по-джентльменски и не по-христиански.
        - Возьми там, в нагрудном кармане,- сказал он, поведя головой в сторону вешалки у входа, на которой висела его одинокая куртка.- И зажигалка там же.
        - Самому западло?- вопросила девица, но тут же, поставив бокал, оторвалась от стула и, сопровождаемая взглядом полнотелой барменши из-за стойки, поплелась к вешалке.

«Эх...- мысленно вздохнул Андронов.- Э-эх... Дурочка ты, дурочка...»
        Девица вернулась, бросила на стол пачку «Мальборо», прихлопнула ее зажигалкой. Продемонстрировала ладони:
        - Вот, ничего больше не брала.
        - Я и не сомневался.
        Андронов, продолжая контролировать портал «Туриста», открыл пачку, протянул юному созданию. Поднес выплюнувшую язычок пламени зажигалку. И решил сразу расставить все по местам, дабы девица не питала иллюзий на его счет. Если таковые у нее имелись.
        - Пить нехорошо,- тошнотворно-назидательным тоном сказал он.- И чему тебя в школе учат?
        После такой сентенции девица должна была послать его подальше и отвалить.
        Однако она продолжала сидеть и стряхивать пепел в тарелку из-под яичницы.
        - Что, нравится такая жизнь?- сделал вторую попытку Андронов.- Других развлечений нет, что ли?
        - Не нудите, дяденька,- устало отмахнулась девица.- Вы шо, мой папа, да? Другие развлечения, промежду прочим, тоже есть.
        - О! Это какие же?
        - Да хоть флэшка,- девица хихикнула.- Прикольно!
        - Флэшка?- удивился Андронов.- При чем здесь флэшка?
        - Прикольно,- повторила девица.- Р-раз - и все замерли!
        - А-а, флэш-моб, что ли?- наконец сообразил Андронов.
        Девица часто-часто закивала, словно стараясь встряхнуть слипшиеся мозги,- но тут же болезненно скривилась.
        - И что же вы тут новенького придумали?- с участием осведомился Андронов. Участие это относилось не к похмельной собеседнице, а к местной молодежи, занимающейся такими тупыми делами.
        - Прикольно,- заклинило девицу.- Идем-идем по площади - и вдруг замрем. Или возле «Эльдорадо»: все разом - руки за голову, лицом к стенке... А народ не врубается. Прикольно!
        - Да уж,- вздохнул Андронов.- Прикольнее не бывает. Видать, большие вы тут приколисты...

«За что боролись?» - холодной печальной рыбой проплыл в голове привычный рефрен - и Андронов тут же забыл про девицу. Потому что из дверей гостиницы вышел Регбист. Пора было вновь превращаться в Костика-хвостика.

4
        За визитером из центра местные прислали к гостинице зализанный белый «опель», а не какую-нибудь малолитражку. Он был хорошо заметен в довольно хлипком ручейке авто, и следить за ним не составляло никакого труда. Андронов решил не указывать своему возничему на объект, из-за которого они пустились в путь, а просто коротко командовал: «прямо», «за светофором направо» и опять «прямо», придерживаясь маршрута «опеля». А маршрут этот вел через уже знакомый Андронову мост, мимо кинотеатра, «Ва-банка» и красивого старинного здания с кариатидами, изуродованного стеклянной пристройкой ресторана в стиле советского кубизма периода раннего застоя. Городской рынок заявил о себе цепочкой разнокалиберных ларьков и лотков и штабелями ящиков с яблоками, мандаринами и бананами. На кромке тротуара, спиной к проезжей части, тесной шеренгой выстроились бабульки, разложив на газетах, расстеленных прямо на мокром асфальте, нехитрую продукцию своих огородов: лучок-чесночок, картошку-морковку, свеклу-капусту. «Опель» миновал людскую толчею, проехал перекресток и сначала сбавил ход, а потом и вовсе остановился у двухэтажной,
модерново отделанной коробки с искусственными пальмами возле вычурных, с розетками, завитушками и прочими прибамбасами, дверей.

«Неаполь» - прочитал Андронов витиеватую надпись на боковой стене и усмехнулся:
«Ну, конечно, именно «Неаполь». В этом захолустье. На фоне гоголевских луж.
«Неаполь», блин, а не какая-нибудь тебе рабочая столовка номер три».
        - Стоп,- сказал он шоферу.- Приехали пока.
        Тот молча кивнул и затормозил метрах в двадцати пяти - тридцати от «опеля». Белая дверца открылась и Регбист, держа в руке сумку, вышел на тротуар, выложенный свекольной плиткой. Брюки на нем были те же самые, это Андронов отметил еще тогда, когда его подопечный показался в дверях гостиницы. Значит и «паучки» тут тоже присутствовали, и исправно все зафиксируют, и останется только забрать их - но это уже задание на перспективу, и не очень сложное. При умелом подходе.
        Регбист опустил руку в карман плаща, вытащил мобильник и посмотрел на экран. Из
«опеля», со стороны водителя, выбрался сопровождающий - приземистый, коротко стриженный тип в распахнутом длинном пальто кофейного цвета - и, обойдя автомобиль, приблизился к Регбисту. И почти тут же выскочил из-за дальнего угла гладкий, упитанный черный «мерс», наискосок рванул на встречную полосу, игнорируя правила дорожного движения, и, подкатив к «Неаполю», остановился, как вкопанный, нос к носу с «опелем». Медленно вылупился из черной туши рослый господин в солидном черном одеянии, из обеих задних дверей, как черти из табакерки, выпрыгнули еще двое, пожиже, но тоже явно не из простых.
        - Ого-о!..- оживленно протянул таксист.- Какие люди с утра пораньше!
        - Что, знакомый?- Андронову показалось, что он уже где-то видел это холеное круглощекое лицо дон жуана местного разлива. Хотя - когда и где он мог бы его видеть?
        - Знакомый!- фыркнул таксист.- Это Аптекарь, кликуха у него такая. Аптеки держит. Третий раз в мэры пытается пробиться...
        Словно кто-то дернул за веревочку - и дверь в голове у Андронова отворилась. Именно этот упитанный лик строго взирал на горожан с биллбордов - икон нового времени,- и что-то там было написано про наведение порядка.
        Все сходилось, все укладывалось в схему. Дельфин и Русалка, Регбист и Аптекарь... Колеса и бабки...
        - На лекарствах сидит, да еще и в мэры хочет,- медленно сказал Андронов, провожая взглядом всю компанию - Регбиста с сопровождающим из «опеля» и Аптекаря со свитой из «мерса»,- проследовавшую друг за другом, с кандидатом в мэры во главе, в раскрытые кем-то изнутри двери «Неаполя».
        - А как же!- охотно откликнулся таксист.- Вы ж, я понимаю, приезжий, так? А тут по двадцать кандидатов на миського голову, третьи перевыборы, потому как первые и вторые признали неправильными. Почти год уже без головы. А лезут в головы сплошные задницы! И коммуняки, и болтуны помаранчевые, и бандюки, причем бандюков больше, гора-аздо больше. А все почему? Да потому что не до конца еще все растащили, не все земельные участки захапали. Беспредел полнейший! А вы, стало быть, наблюдаете, - разговорившийся таксист проницательно взглянул на Андронова.- А потом статейку. .
        - Наблюдаю,- согласился Андронов.- Статейку не статейку, а своих хозяев проинформирую. И кушать хочется, и деньги не пахнут.
        - Это уж точно - кивнул таксист.- Сейчас время такое - отца-матери за деньги не пожалеешь. А иначе бомжевать будешь, вон, как эти,- он повел головой в сторону невзрачной парочки, отнюдь не похожей на молодоженов. Парочка, с грязными матерчатыми сумками в руках, брела по тротуару, заглядывая в урны.- Развалили Союз, вот и пошло все шкэрэбэрть.
        - Не заходите слишком далеко,- процитировал Андронов полюбившуюся ему когда-то притчу.- Просто скажите, что Союз развалился. Таков факт, остальное суждение. Несчастье это или благословение, нам неведомо, потому что это только фрагмент. Кто знает, что последует?- Ожидание, скорее всего, предстояло довольно долгое, и можно было пофилософствовать.
        - Так вот уже и последовало,- недовольно сказал таксист.- Может, кому и благословение, только не мне. Торчал бы я сейчас за рулем, как же! В прошлом месяце двоих наших убили - и кто? Соплячье недоделанное! А я, между прочим, штурманом на «сорок втором» был. Так сократили! Ежедневно по два десятка бортов приходило-уходило, по всему Союзу, а что сейчас? Тишина! В девяностом новый аэровокзал отгрохали - а теперь там только выставки-ярмарки проводятся... Полный абзац!
        - А остались бы штурманом - и гробанулись бы, может, еще лет пять назад,- заметил Андронов, поудобнее умащиваясь на сиденье.- Был у одного бедняка прекрасный конь. Все советовали продать, а старик ни в какую. Как, мол, могу продать друга? А однажды ночью конь пропал. Собрались деревенские и говорят: «Ты старый дурень. Лучше бы продал его. Вот несчастье!». А старик им отвечает: «Не заходите слишком далеко, говоря так. Просто скажите, что моего коня нет на месте. Таков факт, остальное - суждение. Что бы это ни было, несчастье или благословение, я не знаю, потому что это только фрагмент. Кто ведает, что последует?»
        - Ну-ну,- с мрачной иронией покивал таксист.- Сказки бабушки Арины.
        - Сказочке еще не конец,- невозмутимо продолжал Андронов.- Конь-то вернулся денька через три-четыре. Оказывается, его не украли, просто убежал на волю. И вернулся не один, привел с собой еще дюжину лошадей. Опять деревенские начали судачить: прав, говорят, старик, не несчастье это, а благословение. А дед им снова свое: не заходите далеко, просто скажите, что конь вернулся. Кто знает - благословение это или нет. Вы прочитали одно слово и пытаетесь по нему судить о целой книге. На другой день сын его стал объезжать этих лошадей, упал и сломал обе ноги. И стал навсегда калекой. Несчастье? Но тут началась война с очень сильным врагом, всех деревенских парней забрали в армию и бросили в бой, с сабельками против пулеметов, а калека остался в деревне, с отцом, и оба они уцелели. И так далее... Нельзя судить о целом по фрагменту.
        - Вы эту сказочку женам тех хлопцев расскажите,- после долгой паузы хмуро отозвался таксист.- Одного молотком, а другому удавку на шею накинули... За что, спрашивается? Хорошенькое благословение!
        - Ладно,- махнул рукой Андронов.- Сколько людей - столько мнений. Курить тут можно?
        Таксист отрицательно помотал головой:
        - Нет, не надо. Я восемь лет как бросил, и дыма теперь не переношу.
        Андронов молча открыл дверцу и выбрался из машины. Полез в карман куртки, ничего не нашел и тихо, но с чувством выругался - как в молодости:
        - Тудыть твою в душу!
        Сигареты и зажигалка остались лежать на столе в кафе. На радость девице-красавице.
        Бросив взгляд по сторонам, Андронов с облегчением обнаружил табачный киоск, приткнувшийся к стене магазина на другой стороне улицы, за перекрестком. Обернуться туда и обратно было минутным делом, поэтому он, сунув голову в салон
«жигуля», бросил расслабленно сидящему таксисту: «Я за куревом»,- и быстрым шагом направился к белой будке. «Неаполитанская» компания, поди, еще только-только начинала жевать и обсуждать свои дела.
        Ассортимент выстроившихся рядами за стеклом сигаретных пачек был, пожалуй, не хуже, чем в Москве. Андронов выбрал привычное красно-белое «Мальборо» и черную, с золотом, зажигалку. Опустил пачку в карман и начал, для проверки, щелкать вновь приобретенным огнивом, положив на край узкого прилавка сдачу - несколько местных желтых монет и розовую, с оттенками, десятку, с которой взирал какой-то усатый казак. Дунул ветерок, позарившись, видимо, на гладенький банкнот, и десятка сухим осенним листком запорхала к мокрому асфальту. Андронов, чертыхнувшись, отправил зажигалку вслед за сигаретами, сгреб с прилавка мелочь и повернулся к месту приземления по-поросячьи розовой бумажки. И не обнаружил ее. В той точке, где она, как успел заметить краем глаза Андронов, совершила посадку, стоял черный, забрызганный грязью ботинок на толстой подошве.
        - Вы не могли бы сделать шаг назад?- вежливо обратился Андронов к владельцу ботинка.- У меня деньги упали, а вы на них наступили. Beроятно, не заметили,- в последнюю фразу он подпустил чуть-чуть сарказма, потому что не заметить мог только слепой.
        - Шо такое?- услышал он в ответ утробно-сиплое, с нажимом.- Шо ты гонишь, бычара? Хочу - стою, какие деньги? На лохов наезжай.
        Дискуссия, в данном случае, представлялась делом совершенно бесполезным. Чтобы понять это, достаточно было взглянуть на наглую морду бритоголового здоровяка-перекормыша в темной кожаной куртке, попирающего законную андроновскую десятку - с такими братками Андронову приходилось иметь дело, и не раз. Конечно, учитывая главную его, Андронова, задачу, нужно было плюнуть на эту несчастную хохляцкую бумажку и возвращаться на свой наблюдательней пост - пусть забирает этот жлобяра... Но кровь уже ударила в виски - и тело сработало, не дожидаясь решения мозга.

«Пулеметы не пулеметы,- шашки наголо - «даешь, сукин сын, позицию!» - и рубать!»
        Выбросив вперед правую ногу, Андронов саданул жлоба носком туфли в коленную чашечку, а когда тот, хрюкнув, начал сгибаться, сделал шаг вперед и коленом все той же ноги, встречным движением вверх, заехал аборигену в нижнюю челюсть. Раздалось клацанье зубов - и тот грузно, всей своей кабаньей тушей, осел на асфальт, пребывая в безусловном глубоком нокауте. Андронов ощутил болезненный зуд в собственной челюсти - довелось ей узнать в былые годы, что такое перелом... Однако, насчет кабана вряд ли стоило беспокоиться - чтобы сломать такую кость, требовался, как минимум, кастет.
        Считать до десяти, уподобляясь рефери, Андронов не стал - подобрал свою промокшую десятку и, подхватив обмякшего жлоба под мышки, отволок к стене. Пристроил возле урны и разогнулся. Вокруг было немало очевидцев этой короткой динамичной сценки, но никакой реакции с их стороны не последовало. Как обычно и бывает в подобных случаях. Не возмущались, не хватали Андронова за руки, не звали милицию, и не спешили поинтересоваться у потерпевшего, как тот себя чувствует. Народ был уже ученый, знал, что если вмешаешься - может получиться себе дороже, мало ли у кого с кем какие разборки... В конце концов, не у ребенка кусок хлеба отобрали. На то есть милиция... вернее, нет никакой милиции - во всяком случае, Андронов еще не встретил в этом городе ни одного милиционера.
        Ругая себя на чем свет стоит за несдержанность, Андронов, чуть прихрамывая, проделал обратный путь до такси. Колено побаливало - а ведь можно было обойтись без этого! Он досадливо плюнул, вытащил сигареты и обернулся. Жлоб не только очнулся, но и, держась за челюсть, уже обогнул магазин и ковылял куда-то вдаль. Судя по всему, он все еще пребывал в состоянии грогги.

«Жлобов нужно учить»,- потирая колено, сказал себе Андронов, щелкнул новенькой зажигалкой и с удовольствием сделал глубокую затяжку.
        Забираясь в «жигуль», он был уже спокоен. Регбист пока не появлялся, не мчались хватать и вязать устроителя мордобоя стражи правопорядка, и все продолжало идти своим чередом.

«Фрагмент,- внутренне усмехаясь, подумал он.- Может, не дал бы в челюсть - поперся бы он дальше и попал под лошадь. Или под вола...»
        - Ну, вы, блин, даете,- киношной фразой встретил его таксист, вероятно, созерцавший эпизод в боковом зеркале. По тону его было непонятно, осуждает ли он, восхищается или же просто констатирует.- Терминатор, да?
        - Нахалов надо ставить на место,- отозвался Андронов, расстегивая куртку.
        - Ложить на место!- хохотнул таксист.- А что, может и порядка было бы больше... Запустить Клычка в Верховну Раду, натравить на депутатов... Одному в ухо, другому по хлебальнику - глядишь, мозги бы встряхнулись, если есть, и законы путные принимали бы. А то ведь сплошной беспредел!
        - Вы же, вроде, сами этого хотели,- заметил Андронов.- Отделяться-разделяться, вперед, в Европу. А попали в жопу, потому что Европе вы и на хрен не нужны.
        Таксист нахохлился:
        - А вы, стало быть, из зарубежья пожаловали? С территории северного соседа?
        - Из Турции,- миролюбиво ответил Андронов.- Я турецко-подданный. Не принимайте близко к сердцу, приятель. По пустякам заводиться - только зря нервы тратить, а новые не купишь.
        Таксист посопел немного и затих, смекнув, видимо, что совсем ни к чему ссориться с выгодным клиентом. Андронов тоже молчал, поглядывая на двери «Неаполя».
        Турецко-подданный... Сын турецко-подданного Остап-и-прочая-Бендер-бей. Кажется, совсем недавно читал он веселые истории про похождения великого комбинатора, под самую завязку напичканные реалиями того времени... незабываемого времени...- а ведь, все-таки, много уже с тех пор воды утекло, ох, много... И не только эти истории он тогда читал, в его квартире было полно книг, самых разных, и он глотал их жадно, взахлеб, и смотрел телевизор, перескакивая с канала на канал, и слушал радио... Он мог бы, прибегнув к литературному штампу, сравнить себя с губкой, впитывающей информацию,- но ни в какую губку столько бы не вместилось. А в него - вместилось! Много свободного места было в его голове, не очень тогда обремененной знаниями...
        И заработали его мозги на полную катушку, и он размышлял, и делал выводы, и искал ответы на массу вопросов... И ломались устоявшиеся схемы, и множество явлений осмысливалось по-новому, а об еще большем количестве явлений он задумывался вообще впервые за свою не слишком на тот момент длинную, но насыщенную бурными событиями жизнь. Событиями - но не мыслями.
        За стеклами «жигуля» совершала свое неспешное коловращение местная жизнь. Небо по-прежнему выглядело похмельным и простуженным, сыпалась с него какая-то морось, которую никак нельзя было назвать дождем, и бесцельно моталась туда-сюда над крышами и деревьями стая ворон - черными пятнами по серому, туманному. Водитель, казалось, подремывал, привалившись плечом к дверце, но вдруг прокашлялся и повернул голову к Андронову:
        - Вот вы тут о фрагментах рассуждали, о старике с конем... Ну, что нельзя судить по одному слову обо всей книжке...
        - Это не я придумал,- сказал Андронов.
        - Да неважно,- таксист сел прямо, положил левую руку на баранку.- Я за другое говорю. Выходит, события оценивать нельзя, так? И поступки свои тоже оценивать нельзя. Нельзя определить, хорошо ты поступил или плохо... Так ведь оно получается?
        Андронов хотел кивнуть, но не успел, потому что водитель в одиночку ринулся дальше по тропе рассуждений:
        - Вот, к примеру, сбил я кого... тьфу-тьфу-тьфу!- торопливо изобразил он плевок через плечо.- Насмерть! И потом выяснилось бы, шо это какой-нибудь Чикатило... Сотню уже задушил, и еще столько же задушил бы, если б я его не сбил. Значит, ДТП-то мое там,- он показал пальцем вверх,- мне в плюс пойдет, а не в минус. Хорошее, выходит, дело сделал, хоть и не специально. Или сбил я нормального мужика, тоже насмерть - вроде бы, зло сотворил, да? И вроде как чертям на руку играю... А остался бы жив тот мужик и, может, народился бы от него новый Саддам Хусейн или бен Ладен. Или, опять же, навпакы... ну, наоборот: лезет под колеса пьяндалыга, а я его спасаю, отворачиваю в столб, хотя знаю, что мне аут полнейший придет. Я, значит, в млынэць, а он жив-здоров, а потом плодит хусейнов...- Таксист скорчил недоуменную мину.- Выходит, непонятно, что к добру, а что к злу на этом свете делается. Мутотень какая-то непонятная получается. Ленин-Сталин коммунизм строили, а получили херню, а Гитлер пол-Европы разорил, иудеев перешерстил - а теперь и немцы вместе с Европой процветают, и израильтяне живут почти как в раю,
если бы еще арабы им не подсирали. Приезжал тут бывший сосед с Израиля, бабку туда забирать, рассказывал... Так сравнить с нашей житухой - небо и земля! И как во всем этом разобраться, а?
        Таксист смотрел на Андронова так, словно тот прямо сейчас обязан был все разложить по полочкам.
        - Тут вот какая штука получается,- вдумчиво начал Андронов, подбирая слова.- Любое наше действие порождает следствие, которое порождает другое следствие, и так далее, и так далее. Цепочка следствий протягивается в необозримое будущее, и в какой-то момент даже самый наш распрекрасный поступок неизбежно, кроме предыдущего добра, приводит к злу. И наоборот - из злого поступка когда-нибудь прорастает добро. И выходит, что в будущем все наши поступки уравниваются. Добро уравновешивает зло, а зло уравновешивает добро. И потому сумма добра и зла в мире остается величиной постоянной. Понимаете?
        Таксист сосредоточенно наморщил лоб и неуверенно кивнул.
        - А значит,- продолжал Андронов,- человеку, в идеале, лучше вообще не совершать никаких поступков. Но, поскольку на практике такое вряд ли возможно, нужно руководствоваться следующим принципом: как бы ты ни поступил, хорошо ли, плохо ли - не имеет никакого значения. Вот так.
        В салоне автомобиля повисло молчание. Андронов продолжал следить за входом в
«Неаполь», а его собеседник ожесточенно покусывал собственную губу и, судя по сосредоточенному виду, усиленно размышлял над услышанным. В конце концов он оставил губу в покое и спросил, исподлобья взглянув на Андронова и тут же опустив глаза:
        - И что, вы по такому принципу и живете или это все общие рассуждения?
        - Теперь именно так и живу,- ответил Андронов.- Слишком долго думал по-другому, а когда увидел, что, в итоге, получилось...- он не договорил.
        - Мда...- вздохнул таксист.- Як начнешь задумываться, все в голове наперекосяк может пойти. Лучше уж обо всей этой хренотени не думать.
        Андронов лишь повел плечом и решил, что хорошо бы купить жвачку: это будет лучше, чем, в ожидании, садить сигареты одну за другой.

5
        Когда Регбист с сопровождающим, наконец-то, вышел из «Неаполя», Андронов уже устал бороться с дремотой, накатывающейся волна за волной, несмотря на выпитый кофе. Таксисту было гораздо легче - он просто спал, вновь привалившись к дверце, и даже временами похрапывал. Парочка погрузилась в «опель», и Андронов, перестав жевать
«орбит», негромко сказал:
        - Шеф, пора ехать.
        Аптекарь с подручными не появлялся, но Андронова местный деляга не интересовал. Во всяком случае, пока не интересовал; а потом, в следующий раз - как скажут командиры... Сейчас его объект - исключительно Регбист. И даже если (и скорее всего) тот уже выполнил свою задачу и теперь его везут то ли в гостиницу, то ли развлекаться, то ли осматривать местные достопримечательности, он, Андронов, должен сидеть у него на хвосте. На всякий пожарный. Бывший военный Андронов когда-то не очень любил подчиняться приказам, и, случалось, не подчинялся - но было это еще в века Трояновы...
        А Регбиста, как выяснилось, везли вовсе не в гостиницу, а совсем в другую сторону.
«Опель» выбрался из центральной части города, потянулись справа и слева заборы
«частного сектора», и транспорта заметно поубавилось. Таксист, выполняя рекомендации Андронова, держался на приличном расстоянии от «опеля» и больше никаких разговоров не заводил.
        Населенный пункт быстро терял признаки города и превращался в какой-то поселок городского типа или даже село - практически исчезли из пейзажа пестрые вывески и рекламные щиты, на окнах домишек появились ставни, а более-менее приличный асфальт сменился лабиринтами трещин и выбоин, заполненных грязной, с бензиновыми разводами, водой, куда то и дело проваливались колеса. В этом лабиринте вполне мог захлебнуться несчастный Минотавр. Прохожих здесь почти не было, зато все чаще попадались на глаза слоняющиеся между кучками мусора беспородные собаки.

«Опель», мигнув красным огоньком на корме, повернул налево, где на углу, возле покосившегося забора, прилепилась забегаловка, наименованная простенько и со вкусом: «Клеопатра»; так, видимо, звали намалеванную на стекле круглощекую грудастую дивчину с лентами в косах, облаченную во что-то украинское народное. Какое отношение эта дивчина имела к египетской царице, было совершенно непонятно. Вместо того, чтобы последовать за «опелем», вперевалку удаляющимся по незаасфальтированной, с яблонями и вишнями вдоль заборов, улочке, «жигуль», теряя ход, проехал мимо этого ответвления от главной дороги и остановился у обочины, заросшей пожухлой травой с вкраплениями козьих катышков.
        - А почему не туда?- сухо поинтересовался Андронов, поводя головой в сторону
«опеля».
        Потомок казаков, похожий на усача с розовой десятки, заглушил мотор и повернулся к нему:
        - Там только одна дорога, никуда не денется. Хотите - идите сами, а я туда не поеду.
        - Запретная зона?
        - Шахта «Южная». Рокив десять як закрыли. Видели у нас на площади памятник?
«Мальчик из Уржума» стоит, пальцем перед собой тычет. Раньше шутка такая ходила - это он указывает: здесь проходит урановая жила. Когда-то даже в «Комсомолке» писали. Вранье или правда - не знаю, но говорят, что под городом целые катакомбы, особенно в этом вот районе. Ну, штольни всякие, штреки... На уране город построен. Тут добывают, а обогащать везут в Желтые... При Союзе все это было жутко засекречено, только весь город и так знал.
        - Это все, конечно, интересно,- сказал Андронов.- Но почему ехать-то отказываетесь? Чернобыльский синдром?
        - Шо?- вскинулся таксист.
        - Облучиться боитесь?- пояснил Андронов.
        - Та!- махнул рукой водитель.- Мы тут все давно облученные, первое место по онкологии. Шахта закрыта, все уже выработали, а территорию эту в аренду сдали. Таким же вот, типа Аптекаря и других братков. Taм у них теперь, типа, якийсь майстэрни. Ну, мастерские. Или цех какой-то, рядом с шахтой. Если я туда попрусь, с вами вместе, они и вас застукают, и меня. Туда ведь просто так никто не ездит. Могут и машину раздолбать, и не только машину... Или потом в городе найдут, хлопцы ушлые...
        - Да ну?..- усомнился Андронов.- Не сгущаете краски?
        - Не сгущаю. Никуда ваш клиент не денется, этой же дорогой и вернется. Лучше, вон, в «Клеопатре» посидеть, у Наталки, оттуда хорошо видно.
        - А может, я заказ приехал делать...
        - Та какой заказ! Для заказов у них офис, на Клинцовской. Сюда заказы делать не ездят.
        - А зачем же сюда ездят? В шахте в прятки поиграть?
        Таксист, как под обстрелом, пригнулся к рулю. Подергал себя за усы. Оглянулся на заднее сиденье, словно там мог кто-то подслушивать, И, поколебавшись, сообщил:
        - Правда оно или нет - не знаю... так, слухи ходят - город-то небольшой. Крутяки там развлечение для своих устроили, с адреналинчиком. Рискованное развлечение, похлеще за «резинку». Вообще, кто знает, тот помалкивает, но наши говорили - называется эта розважальна штука...
        - Розважальна?
        - Ну, развлекательная... Мы тут все на суржике говорим. «Старое Метро» - вот как называется.
        - Метро?- удивился Андронов.- Да еще и старое? У вас что - и новое имеется? Я как-то не заметил.
        - Та какое новое!- отмахнулся таксист.- Трамваи когда-то были - и те румыны чи немцы при оккупации поцупылы, вместе с рельсами. Так и не восстановили потом. Это просто назва такая - «Старое Метро»,- ну, потому что шахта, наверное... Типа, метро.

«Старое Метро»...
        Андронова словно шлепнули по затылку, так что выскочила невидимая пробка - и сразу вспомнилось.

«Старое Метро» из книги Братьев. Как там? «Грей... или Грин?.. умер у рыбарей». Старое Метро, Иван Жилин, и чокнутый космический кибер.
        Оказывается, местные «крутяки» не только разумели грамоте, но и читали книги АБС. Давние книги, шестидесятых годов.
        - «Старое Мeтpo» - это круто,- сказал Андронов.- Это дужэ готично и гламурно. А поконкретнее можно? В чем эта розважальная штука заключается? В чем прикол, как говорится?
        Таксист быстро взглянул на него и сразу отвел глаза, как уже делал раньше, возле
«Неаполя». И произнес в пространство:
        - Сейчас, говорят, ничто так не ценится, как информация. И потом, я же не знаю, кто вы и откуда... Может, турецкий шпыгун... шпион... Расскажу, а меня хлопцы чик, - он провел ребром ладони по горлу,- и на небеса. Лучше в лагерном клифте, чем у Фокса на пере, как Евстигнеев выражался.
        Андронов тихонько хмыкнул. Озвучивать свою биографию и нынешний статус он не собирался - не тот был случай. И показывать удостоверение было ни к чему - вряд ли отставной самолетный штурман станет разговорчивее, выяснив, что имеет дело с представителем спецслужб, да к тому же, другой страны, северного, понимаешь, соседа.
        - Во-первых,- начал он,- если слухи ходят, я могу и у кого-нибудь другого узнать, более разговорчивого. Хотя вы и так достаточно много сказали, приятель. Во-вторых, кто я и откуда - не важно, но контора у нас частная, и делиться какими-либо секретами с внутренними органами, то бишь, с ментами, нам ни к чему. В-третьих, мне, собственно, не очень-то и нужно знать, что там в этой вашей урановой шахте делается. Я человека пасу, только и всего. Собираю материал. Даже не компромат, а просто материал. Мое дело - зафиксировать, что он был там-то и там-то. Тогда-то и тогда-то. А что он там вытворял - меня не касается.- Андронов помолчал, глядя на сникшего потомка Хмельницкого и Мазепы.- Другое дело, мне самому интересно узнать, в чем суть этого аттракциона - «Старое Метро»: просто для расширения кругозора. Хотя название довольно красноречивое. Для книголюбов, конечно. Для ценителей фантастики. Вы такую книгу не читали - «Хищные вещи века»?
        - Некогда мне читать,- пробурчал таксист.- А фантастика, як на мэнэ, вообще мура для пионеров. Да и кто сейчас читает? Телек - самая ходовая книга.
        - Это точно,- согласился Андронов.- Видел я, уже давненько: матовое зеркало и шарик на шнурке. Удивительная штука - так тогда казалось. Есть, однако, и в-четвертых,- не меняя тона, добавил он.- С любопытством справиться трудно, будет постоянно зудеть. Готов заплатить за информацию, но только в пределах разумного. Называйте вашу цену, поторгуемся.
        Таксист встрепенулся, пощипал усы. Сказал не очень уверенно:
        - Ну, думаю, сотня, не меньше. Я ж, все-таки, рискую.
        - Да уж, большой риск,- заметил Андронов с иронией.
        Он усмехнулся и достал бумажник. Покопавшись в «баксовом» отделении, протянул усатому зеленого американского президента:
        - И торговаться не буду, цена вполне приемлемая.- Он-то знал, сколько можно запросить за такого рода сведения. Доводилось платить и гораздо больше. Хорошо, что не свои.
        Таксист осторожно, двумя пальцами, принял заокеанскую купюру, тут же затолкал ее куда-то под куртку, и вид у него при этом был такой ошарашенный, словно ему только что сплавили гремучую змею или взведенную гранату.
        - Что-то не так?- спросил Андронов.
        - В мэнэ...- промычал таксист, продолжая копаться под курткой.- В мэнэ... стилькы сдачи нэма...
        - Какой сдачи?- не понял Андронов.- Вы же сотню просили, а не полтинник, вот свою сотню и получили. В чем проблема?
        Таксист замер, потом вытащил руку - уже без «зелененькой» - из-под куртки и закивал, как та девица-красавица из кафе, да еще и приговаривая при этом:
«Так-так-так»,- видимо, копируя пулеметчика и пулемет из старой песни. Если он продолжая говорить по-украински , то это означало: «Да-да-да».
        Андронов, наконец, понял свою оплошность - и рассмеялся. Сначала-то нужно было уточнить, о какой сотне говорит таксист, а потом уже лезть за деньгами. Сотне - чего? Это же провинция, глушь, а не Москва и не Киев. Экс-штурман, конечно же, имел в виду сто родных гривеиь, а не сто баксов. Наверное, для него эта цена представлялась достаточно высокой.

«Балбес ты, братец,- беззлобно обругал себя Андронов.- Все звезды внутри тебя - как же! Балбесина...»
        Таксист, вероятно, сообразил, что до клиента, наконец-то, дошло, но никакого заднего хода не будет - и тоже засмеялся, поматывая головой. День у него явно удался. Во всяком случае - начался удачно, памятуя о притче.
        - У нас возле дома магазинчик есть,- отсмеявшись, сообщил он, вновь переходя на русский,- обувь всякая, одежда... Так сын, пацан, все время читает там: «рита». А это - «puma», английскими буквами, маленькими.
        - Ладно,- сказал Андронов.- Умерла так умерла. Давайте вашу историю.
        - Только повторяю,- предупредил таксист,- брехня или нет, не гарантирую.
        - Не имеет значения. Сделка-то состоялась.
        - Ну, тогда слухайте.
        Да, местные предприниматели в юности, а может и в зрелом возрасте, читали Братьев. И аттракцион, если верить молве, устроили почти такой же, только, разумеется, без космических киберов. Не придумали еще ученые таких киберов. Функцию киберов выполняли вольнонаемные субъекты, намеревающиеся таким своеобразным способом поправить свое материальное положение. Любителя острых ощущений, не знающего, напротив, куда девать деньги, облачали в спецодежду и запускали в шахту «Южная». Он должен был пройти подземными выработками и добраться до выхода. Причем, и это главное, постаравшись не повредить свой спецкостюстюмчик - фон там, по утверждению таксиста, был будь здоров! Точнее, не будь здоров. Задача представлялась достаточно сложной, потому что в урановых катакомбах любителя поджидали вольнонаемные, тоже в спецкостюмах. И не только поджидали, но и старались нанести как можно больше ущерба одеянию толстосума, дабы он нахватался рентген по самую макушку. Но: нападавшие шли в бой с пустыми руками, тогда как любитель острых ощущений мог использовать какие угодно средства для того, чтобы прорваться к выходу без
урона для собственного здоровья. О таких средствах устроители аттракциона позаботились - там, в урановых коридорах, валялись и камни, и палки, и всякие железяки, и много чего еще...
        - И, говорят, желающих хватает,- подытожил таксист.- Хотя удовольствие стоит дорого...
        - Развлечение для идиотов,- пробормотал Андронов.- Урановая Голконда...
        Сомнительно, чтобы Регбист принял участие в этом мероприятии - не за тем посылали из Москвы. Скорее всего, гостя, все-таки, просто повезли на экскурсию - похвастаться местным экстримом.

«У Братьев «дрожка», а тут флэш-моб,- подумал он.- Там Старое Метро - здесь старая шахта. Забавно. Книга становится жизнью...»
        Последняя мысль отдалась холодком по спине.
        - A мозги живых обезьян у вас не едят?- спросил он.- Не в ходу такое развлечение?
        Таксист оторопело взглянул на него:
        - Как это?
        - Очень просто. Ложками,- пояснил Андронов.- Не балуется таким молодежь?
        - Не чув про такое извращение,- вернулся к суржику таксист.- Колются, это да - у меня весь подъезд шприцами завален, трамадол глотают... Дебилы... Как по мне, так уж лучше водки выпить.

«Слег,- подумал Андронов.- Братья придумали слег, а кто-то вдыхает дым листьев хавры, а еще кто-то сидит на игле... В мире полно дураков, готовых тратить деньги на всякую дрянь. Водка... Наркотики... А коль есть спрос - будет и предложение. И чем больше спрос - тем больше предложение...»
        Сам он наркотики никогда не пробовал и пробовать не собирался. И никакой жалости к этим дуракам не испытывал. Каждый должен получать то, чего он хочет, а если Господь обделил умишком - то кто ж виноват? Никто никого не принуждает, каждый сам делает выбор...
        - Ладно,- сказал он.- Подъезжайте к вашей «Клеопатре». Попьем кофейку.

6
        Только в начале четвертого Регбист, наконец, угомонился и вернулся в гостиницу. Посещение «Старого Метро», судя по всему, не причинило вреда его здоровью. Оттуда он доехал до площади с тем самым «мальчиком из Уржума» - партийным функционером сталинской эпохи, чье имя осталось жить в названии города,- и там распрощался cо своим провожатым. А потом словно задался целью посетить все большие и маленькие магазины, расположенные на обсаженной каштанами главной улице. Андронов умаялся караулить его то у одних, то у других дверей, но крест свой нес достойно, не роптал, и если и ругался, то только про себя. Удовлетворенный же таксист, в отличие от пассажира, просто сиял и вдохновенно мотал головой в такт раздающимся из автомагнитолы мелодиям. У Андронова сложилось впечатление, что Регбист просто убивает время - сумка его не меняла форму, не раздувалась от покупок, и лишь из
«адидасовского» магазина, задержавшись там достаточно долго, Регбист вышел с пакетом в руке. Покончив с магазинами - причем, последним был книжный, на который Регбист истратил чуть ли не час,- он неспешной походкой отдыхающего двинулся в сторону гостиницы «Турист», но завернул в ресторан... Андронову пришлось удовлетвориться хот-догом из ближайшего ларька, а таксист энергично умял домашнюю снедь, обогатив атмосферу салона «жигуля» крепким чесночным духом.
        Хорошо ли это, плохо ли - но не бывает ничего вечного в подлунном мире, и любой процесс имеет как начало, так и конец. Пришел конец и странствиям Регбиста...
        - Если что - я на стоянке,- сказал напоследок усатый летун в отставке, высадив Андронова у небогатого растительностью скверика в стороне от гостиничного портала.
        Проводив взглядом скрывшегося в дверях гостиницы Регбиста, Андронов закурил и некоторое время стоял под мокрыми ивами, пуская дым в воробьев, галдящих в ветвях над его головой. Ему хотелось верить в то, что «объект» окончательно осел в гостинице и никуда больше не попрется. Ресторан там есть, и сауна... и девочки, конечно же, найдутся, коль появится в них нужда. Предстояло еще отцепить «паучки» - но только если представится удобный случай. Сделать это можно было и по дороге в Москву, а то и в самой столице; и даже, скорее всего, именно там - и возможностей больше, и работать придется уже не в одиночку.
        Андронов сделал последнюю затяжку и медленно пошел к «Туристу», ощущая на лице мелкую-мелкую водяную пыль, беспрестанно сеющуюся с так и не выздоровевшего неба.
        Холл уже мало напоминал ту пустыню, какой выглядел с утра. Игровые автоматы были облеплены подростками, в углу, за раскидистой зеленью в кадках, кучковались какие-то личности с маленькими разноцветными флажками в руках, у дверей ресторана обсуждала что-то тройка крупных парней, достойных кисти Васнецова, а за одним из столиков расположились две симпатичные блондинки с бумагами, и стояла перед ними табличка с надписью «регистрация». Видимо, намечалось тут некое мероприятие - может быть, собрание партии «Блондинки за демократию», а может - конференция работников коммунального хозяйства. Андронов подошел к киоску, неспешно обозрел сувениры, но ничего интересного для себя не обнаружил. Зато с удивлением обнаружил другое - октябрьский номер журнала фантастики «Нереальный Полдень». Питерский журнал в украинской провинции был приятной неожиданностью, и Андронов без раздумий купил его и тут же начал просматривать.
        К фантастике он относился по-особому. Да, было, было время, в самом начале, когда он подряд читал все, что стояло на полках в его квартире, а фантастики там хватало. Даже более чем. Интересно было сравнивать то, о чем мечталось, с тем, что получилось, и он открывал для себя Беляева и Адамова, Казанцева и Немцова, Ефремова и Гуревича, Томана и Гора, Ларионову и Стругацких. И, конечно же, не раз и не два прочитал «Аэлиту»...
        Он стоял у киоска, листая журнал, и поднял голову как раз в тот момент, когда в холле появился Регбист. Регбист вышел из дверей, ведущих с лестницы, его мощной фигуре придавал еще больше стати темно-синий, с иголочки, спортивный костюм, явно приобретенный в том самом «адидасовском» магазине. На плече у него висело гостиничное полотенце, а на ногах, несколько уменьшая общее впечатление, были туфли, а не дополнявшие бы гармонично костюм кроссовки на толстенной подошве. Регбист шагал легко и целеустремленно, прямо к двери с выписанным дугой словом
«басейн», почему-то с одной только буквой «с» - или именно так было правильно по-украински?
        Вот тебе и сауна с пивом, вот тебе и девочки... Никак нет - бассейн! Водные виды спорта. Конечно, такое намерение представлялось несколько странным - после ресторана, с тяжелым желудком, но Андронову было сейчас глубоко наплевать на эту странность, равно как и на нехватку одной «с» в слове «бассейн». Главное - Регбист оставил брюки с «паучками» в номере, и сам оставил номер, давая Андронову прекрасную возможность без помех забрать подслушивающие устройства. Прямо сейчас. Даже если придется слегка повредить ведущую в лоджию дверь семьсот девятого номера, в котором обосновался Регбист.
        Как только Регбист исчез из холла, Андронов, мысленно хлопая в ладоши, закрыл журнал и деловитой поступью направился претворять возможность в действительность.
        Одним духом взлететь но лестнице на седьмой этаж ему не удалось - и годы были уже не те, и выкурено было немало, начиная папиросами из жестяного заветного портсигара и кончая разными заграничными сигаретами. Добравшись до своего коридора, Андронов остановился, чтобы чуть-чуть отдышаться - нечто подобное пришлось ему как-то раз испытать... внутри металлического яйца... Постояв, отдуваясь, несколько секунд, он устремился к своему временному пристанищу, на ходу расстегивая куртку. Кто знает, как долго будет отсутствовать Регбист? Может, вода в бассейне покажется ему слишком холодной или чересчур хлорированной; может, тяжелый желудок помешает заплывам... Потянет, понимаешь, на дно.
        Он тоже испытывал тяжесть, только не в желудке, а в мочевом пузыре. Поэтому, прежде чем приступить к делу, заскочил в туалет-душевую.
        Избавившись от балласта, Андронов забрал с холодильника сумку, прошел в комнату и бросил куртку на постель, оставшись в свитере. Уже смеркалось, однако он не стал включать свет и быстренько извлек из сумки инструменты: элегантную «фомку» - мечту любого взломщика, и тонкую неприметную «удочку» величиной с огрызок карандаша, с помощью которой можно было определить местонахождение «паучков» и отцепить их миниатюрные лапки от ткани. На всю операцию должно было уйти не более пяти минут.
        Захватив инструменты, он открыл застекленную дверь за портьерой и вышел в лоджию. Перелез через опускающуюся гипотенузой перегородку между номерами, держась спиной к зоне свободного падения,- и сразу обнаружил удобный расклад («Фрагмент!» - внутренне улыбнулся он): дверь, ведущая из лоджии в комнату Регбиста, была приоткрыта. Любил, видимо, Регбист проветривать помещение, где ему предстояло ночевать. Андронов тут же бросил не понадобившуюся «фомку» на свою половину лоджии и вошел в семьсот девятый номер, стараясь, на всякий случай, ступать потише. Хотя в номере, конечно же, никого быть не могло. Но привычка, привычка...
        Номер оказался копией его собственного. На столе россыпью лежали яблоки и две книги, возле кровати стояла сумка, полуприкрытая пустым пакетом из «адидасовского» магазина, а на подушке, беспомощно раскинув рукава, распростерся тонкий серый свитер. Все это Андронов окинул одним цепким взглядом, сразу выделив главное - брюки на спинке стула, свисающие из-под пиджака. Точка. Больше его ничего не интересовало.
        Быстро отвинтив колпачок «удочки», Андронов переместил пиджак Регбиста на стол, а брюки разложил на полу. И сноровисто приступил к делу. Индикатор «удочки» без труда обнаружил всех трех «паучков», потом в ход пошел крошечный «крючок» - и подслушивающие аппаратики, один за другим, были переправлены в капсулу «удочки».
        Все. Дело было сделано. Трубач мог трубить отбой. Расседлывайте коней, товарищи, рассаживайтесь у костров. Сейчас будет хороший ужин. Роскошный ужин в ресторане, а не тот несчастный хот-дог...
        Андронов мысленно пожал самому себе руку, убрал «удочку» с добычей в задний карман джинсов и принялся приводить все в прежний вид - Регбисту вовсе незачем знать об этом несанкционированном проникновении. Поднял брюки с прохладного линолеума, аккуратно сложил по стрелкам - как было - и повесил на спинку стула. Забрал со стола пиджак, придержал откатившееся было в сторону яблоко, вернул на место и остановил взгляд на книгах. Собственно, там лежала только одна книга - покет с цветной обложкой, приобретенный, видимо, во время недавнего хождения Регбиста по здешним магазинам. «Стажеры».
        Андронов удивленно хмыкнул: Регбист тоже был поклонником АБС.
        А второй предмет, сначала принятый им за книгу, оказался не книгой, а солидной по толщине синей записной книжкой, из которой высовывались уголки каких-то бумажек.
        Андронов повесил пиджак Регбиста поверх брюк и подумал, что стоит, пожалуй, глянуть на записи - мало ли что... Информация вещь полезная, даже местные таксисты это понимают, а если еще ее можно добыть без всякого труда и бесплатно - достаточно лишь протянуть руку...
        Он протянул руку и взял записную книжку. Начал листать с конца, выпуская края страниц из-под большого пальца левой руки.
        Фамилии... Имена... Адреса... Цифры - номера телефонов... Какие-то расчеты... Некоторые вложенные бумажки оказались визитными карточками, другие - невразумительными записями, сделанными разным почерком и разной пастой. Незнакомые фамилии. Незнакомые адреса. Незнакомые номера...
        А потом - словно иголка воткнулась в сердце. За ней вторая. Третья. Чувствуя, что его бросает в жар, Андронов, теперь уже двумя пальцами правой руки, перевернул еще несколько страниц - и получил очередные болезненные уколы. Затаив дыхание, он открыл первую страницу, с личными данными владельца: имя, фамилия, адрес, паспорт, телефон домашний, телефон рабочий, факс, «мыло»... И застыл статуей «мальчика из Уржума», действительно обнаружившего урановую жилу там, где ее быть никак не могло.
        Оцепенение его, впрочем, длилось недолго. Бросив записную книжку на стол - причем, совершенно не заботясь о том, чтобы она угодила именно на то место, где лежала раньше,- Андронов запустил руку во внутренний карман пиджака Регбиста и вытащил паспорт. Открыл, взглянул - и положил обратно. Произнес выразительно: «Тудыть твою в душу!» - и пошел к лоджии, чуть покачивая головой из стороны в сторону и не в состоянии еще осознать смысл и значение этой новой для него информации.
        Он ведь, оказывается, знал этого человека. Хоть и заочно - но знал.
        Перебравшись к себе, Андронов машинально поднял с бетонного пола лоджии «фомку», положил руки на перила и принялся отрешенно смотреть на городские кварталы, теряющие очертания в подступающих сумерках. Мысли его были беспорядочными, как броуновское движение, и ни одну из них пока не удавалось не только ухватить, но даже притормозить.

7
        В собственном номере, куда Андронов вернулся, простояв в лоджии минут пять, его подкарауливала еще одна неожиданность. Причем, отнюдь не из тех, которые называют приятными. Неожиданность явилась в виде двух молодых людей специфической породы - из тех, с квадратными подбородками, сплющенными ушами и крепкими шеями. И униформа у них была стандартной, без всякого национального колорита: ни рубах-вышиванок, ни необъятных шаровар с кушаками - темные куртки и джинсы. Один бычок сидел на стуле, расставив слоновьи ноги и положив руки на стол, и перед ним лежало раскрытое удостоверение, изъятое из куртки Андронова. И раскрытый паспорт, изъятый оттуда же. А бумажник Андронова, безусловно, уже перекочевал в карман бычка. Второй устроился на тумбочке, в изножье кровати, у дальней от Андронова стены комнаты, и в руке у него был не какой-то там примитивный кастет или нож, а добротный пистолет. Не газовая игрушка, не пугач, а самое настоящее боевое огнестрельное оружие - это Андронов определил сразу. Определил - и застыл возле портьеры, понимая, что деваться ему некуда - не прыгать же с седьмого этажа в надежде,
что вдруг при падении у него прорежутся крылья.
        - Вот такой фрагмент, братан,- жирным голосом сказал сидящий сбоку от стола подручный Аптекаря (в том, что к нему пожаловали именно подручные Аптекаря, Андронов не сомневался).- Не думаю, что к твоему счастью.- Он постучал толстым коротким пальцем по удостоверению.- Фуфло?
        Слово «фрагмент» оказалось для Андронова подобным вспышке, которая все осветила и прояснила.

«Ай да девица-красавица,- подумал он.- Не только на флэш-моб ты способна, оказывается. И пьянка работе не мешает».
        И еще он подумал, что его командиры там, в Москве, недооценили противника. Аптекарь подготовился к возможному появлению «хвоста», и пока он, Андронов, пас Регбиста, ребятки Аптекаря пасли его самого. Охотник сам стал дичью. Вряд ли, конечно, они вычислили его прямо на вокзале - скорее уж, здесь, в гостинице... Впрочем, теперь это не имело значения. Главное - вычислили, главное, что Аптекарь предусмотрел вариант с тем кафе и разместил там девицу-красавицу, и она, забирая сигареты из его, Андронова, куртки, прицепила «паучка»... Причем, в отличие от него, Андронова, прослушку вели сразу же (он такого задания не получал) и были в курсе всех его разговоров.
        Что с ним собираются делать, Андронов не знал, но мог предполагать - причем все предположения были далеко не оптимистическими. Ситуация сложилась не самая выгодная... однако, не безнадежная. Приходилось с шашкой на пулеметы ходить, и удачно ходить, и вряд ли тот второй, с пистолетом, прямо так вот сразу затеет пальбу. Не кино же, в конце концов! Ох, не вовремя явились сюда эти ребятки - не с ними сейчас надо бы разговоры разводить, а пообщаться с тем... Регбистом... Обязательно пообщаться!
        Все эти размышления заняли две-три секунды, не более - Андронов думал обо всем одновременно, да еще и успел прикинуть расстояние до каждого из непрошеных гостей. До ближнего получалось четыре шага, до дальнего - шагов семь. Вполне приемлемая дистанция, если действовать с умом, хладнокровно. Хотя пулю в живот или прямо в лоб можно было, конечно же, схлопотать запросто.

«Не видел ты пуль, что ли, страшный герой, ужасный?» - подумал Андронов и, не двигаясь с места, ответил на вопрос бычка насчет «фуфла», ничуть при этом не покривив душой:
        - Разумеется, фуфло. Подделка. Мы ж, вроде как, одним ремеслом занимаемся, только в разных командах. Можно сказать, единомышленники. Ловко вы меня вычислили, братишки.
        - А то!- утробно сказал ближний «братишка», а дальний, поведя стволом пистолета, приказал:
        - Железяку на пол!
        Это были именно те слова, которых и ждал Андронов. Он уже все прикинул, и сделал выбор из двух самых приемлемых вариантов. Правильный ли это выбор, должно было показать самое ближайшее будущее. И оно уже почти наступило.
        - Без проблем, братишки,- миролюбиво начал он, по-прежнему не шевелясь.- Думаю, как-нибудь поладим.
        И с последним произнесенным звуком, одним резким движением кисти, еще помнящей тяжесть кавалерийской шашки, без замаха метнул «фомку» в лицо вооруженному пистолетом бычку. И тут же рванувшись к стоящей рядом кровати, схватил подушку и швырнул ее в сидящего за столом «братишку». Одним взглядом оценив эффект, произведенный увесистой «фомкой» (а она угодила именно туда, куда Андронов и метил - в переносицу), он вслед за подушкой бросился на ближнего гостя, не успевшего даже поднять руки, и всем телом налетел на него, сбивая на пол. Ухватился пятерней за волосы «братишки» («Эх, что ж вы не ходите обритые, как раньше?») и несколько раз впечатал его физиономию в пол. И хоть и мягким был линолеум, физиономия впечатывалась со стуком и хрустом, как и положено.
        Секундная стрелка вряд ли успела описать хотя бы один круг, когда Андронов выпрямился и оглядел дело рук своих.

«Вот так, ребята... Нет, не ходили вы с шашкой на пулеметы...»
        Бычок, отведавший «фомки», упал с тумбочки на кровать и лежал ничком, пачкая кровью покрывало. И признаков жизни пока не подавал, так же, как и его соратник, умиротворенно и тоже ничком распластавшийся у стола. Нужно было что-то делать с этими тушами, пребывающими в бытие, но в бытие бессознательном, нейтрализовать их на как можно более долгий срок.
        Задача была предельно ясной, а со средствами ее реализации Андронов определился в течение нескольких секунд. Подобрав с пола пистолет, он, для верности, добавил одному и другому по массивным затылкам, соблюдая, впрочем, меру - убивать он больше никого не собирался. Пришлось изрядно попотеть, освобождая туши от курток, а потом вновь надевать их на бычков - уже задом наперед, застегивая на спине, да еще и завязывая там же, на спине, рукава узлом, так, чтобы «братишки» не могли руками шевельнуть в этих коконах. Мало того, он не поленился замотать обоих в гостиничное белье - одного в пододеяльник, а другого в простыню - и закрепить эти саваны предварительно вытащенными из джинсов горемык ремнями. Не переводя духа, он наведался в душевую, намочил оба полагающихся ему полотенца и накрепко связал щиколотки бедолаг. Именно бедолаг, неудачников, а не врагов. Никакой неприязни к ним Андронов не испытывал, и поступал с ними столь бесцеремонно не из-за собственного садизма, а исходя только лишь из интересов дела. И ради собственной безопасности - в первую очередь.
        Провозившись еще достаточно долго и вконец запыхавшись, он все-таки доделал работу до конца, утомленно сел на разоренную постель и закурил. Бычки были рассортированы, опломбированы и сданы на хранение. Один, с кляпом из носового платка, покоился на животе на кафельном полу душевой, привязанный наволочкой к трубе умывальника. Даже если бы удалось ему добраться до двери, открыть ее он бы вряд ли смог, как не смог бы это сделать спеленатый ребенок. Второй, тоже с кляпом, угодил в менее комфортные условия - он теснился в стенном шкафу, в прихожей, вообще без каких-либо шансов самостоятельно выбраться оттуда, потому что дверцу шкафа надежно заблокировал стул, уложенный враспорку между шкафом и стеной душевой-туалета. Да, условия содержания, конечно же, были ужасными - но зато как эти двое потерпевших будут радоваться жизни, когда обретут, наконец, свободу...

«Но свободу эту подарит вам кто угодно, но только не я»,- подумал Андронов. Ему теперь нужно было, распрощавшись с мыслями о горячем душе, бассейне, сауне, о неспешном ужине в ресторане, хватать свои манатки и брать такси до ближайшего к городу железнодорожного узла. А то и мотать прямо в Киев, и оттуда, незамедлительно,- в Москву. А там уж пусть отцы-командиры решают, как жить дальше.
        Но сначала нужно было встретиться с Регбистом. Непременно встретиться с Регбистом.
        Андронов встал, надел куртку. Вернул в карман свои документы (бумажник, к его удивлению, оказался на месте), погрузил в сумку пистолет и «фомку». Сложил одеяло так, чтобы не было видно кровавого пятна, вышел в прихожую и, перешагнув через лежащий на полу стул, громко произнес:
        - Братишки, извините, что так получилось. Крепитесь, скоро вас выпустят. А я уж пойду... Не держите зла, просто работа у нас с вами такая.
        Из шкафа донеслось частое сопение.
        Андронов запер за собой дверь номера и на всякий случай постучался в соседний. Никто ему не ответил, потому что времени прошло всего ничего.
        В коридоре было по-прежнему тихо и безлюдно. Держа в руке ключ, прицепленный к массивной бульбе, Андронов дошел до лестницы, спустился на один пролет и, пристроив сумку на подоконник, стал ждать Регбиста.
        ...Он поглядывал на вполне уже оформившиеся сумерки за окном, в котором застыло его нечеткое отражение, и вновь представлял себя, тогдашнего, очутившегося в новом своем жилище. В двухкомнатной квартире на третьем этаже - почему-то, как вскоре выяснилось, не в Питере, а в Москве. Квартира была со всеми удобствами, и с мебелью, и с разнообразной одеждой, и с книгами, и с битком набитым холодильником, и с документами, и с кучей денег... Оплатой? За что? Все было непривычным, незнакомым, об очень многом он тогда и понятия не имел... Но - что характерно - все воспринималось почти как само собой разумеющееся... нет, конечно, определенное обалдение и опупение присутствовало, причем в избытке присутствовало, но - опупение, а не шок, не удар прикладом по затылку... И со всякими техническими причиндалами он, как выяснилось, умел обращаться, словно какая-то часть его существа уже бывала тут и худо-бедно знала, что к чему. На месте ему не сиделось, кровь бурлила - однако, он сумел пересилить, сдержать себя - что оказалось полной неожиданностью для него самого,- и несколько дней провел в роскошных своих
хоромах, не высовывая носа на улицу (благо с харчами проблем не было) и стараясь хоть что-то уяснить для себя. Хватался то за газеты с журналами (их тоже было навалом), то за книги, слушал радио, до глубокой ночи смотрел телевизор... И опять-таки не испытывал шока, голова работала ясно, и вовсю шла перестройка в мозгах, пропитанных прежними лозунгами. А потом последовала первая вылазка из дома, на улицу, первый поход в магазин. И первая женщина, которую он привел к себе, а наутро выгнал, совершенно охренев от ее немыслимых взглядов на жизнь.
        Гораздо позже, уже кое-как освоившись, уже приобщившись к многообразным развлечениям, которыми была ох как богата столица, он прикинул, сколько еще может жить безбедно - и понял, что пора думать о каком-то источнике заработка. Правда, поисками заняться так и не успел - источник сам нашел его.
        Задавшись вопросом о том, отчего ему так легко удалось приспособиться к новым реалиям, он сразу же ответил на него: значит, так он устроен, такая у него натура - а потому он и сумел открыть Дверь. Доводилось ему уже многое в своей жизни менять и участвовать в невиданных и неслыханных событиях, оставаясь самим собой, стараясь крепко сидеть в седле и ни в каких, даже самых сложных ситуациях не вешать носа. В конце концов, какими бы ни были фрагменты, они, один за другим, складывались в общую картину, но картину эту нельзя увидеть загодя. И хорошо, что нельзя - живи сегодняшним днем, не думая о будущем, и делай то, что у тебя получится сделать...
        Регбист поднимался по лестнице не спеша, одной рукой похлопывая по перилам, а другой держа скомканное полотенце. Его влажные волосы были аккуратно причесаны, от плечистой фигуры веяло недюжинной силой, и сейчас, в спортивном костюме, он смахивал на тренера. Только вовсе не развитием физкультуры и спорта он занимался, а совсем другими делами. Уже поставив ногу на первую ступеньку лестничного марша, на вершине которого стоял Андронов, он поднял голову, рассеянно взглянул - и продолжил свое размеренное восхождение, отсчитывая такт широкой ладонью.
        - Иван Сергеич, а я вас поджидаю,- сказал Андронов, подчеркнув «вас», и сделал шаг вперед от подоконника.
        Регбист слегка приподнял брови, на ходу переспросил: «Меня?» - и, добравшись до лестничной площадки, остановился, чуть ли не на целую голову возвышаясь над отнюдь не низкорослым Андроновым.
        - Да, именно вас,- подтвердил Андронов.
        Человек в спортивном костюме сразу все понял и, усмехнувшись, повесил полотенце на шею:
        - Значит, мы с вами вовсе не случайные попутчики, и не случайные соседи по этому
«Хилтону»?
        - Не случайные.
        Андронов подумал, что не стоит делать резких движений - иначе как бы не пострадала челюсть, и так уже натерпевшаяся в свое время; правда, не от удара кулаком, а от жесткой посадки.
        - Я Андронов, Алексей Иваныч,- сказал он и медленно повел головой в сторону подоконника, где лежал извлеченный из сумки простенький допотопный портсигар.- Видите? А помните, где такое написано? Цитирую - ну, может, ошибусь на два-три слова. Слушайте: «Он сел в плетеное кресло и некоторое время смотрел на востроносых, щуплых солдатиков, помаргивающих, как птицы, рыжими глазами. Затем вынул жестяной заветный портсигар,- с ним семь лет не расставался на фронтах,- похлопал по крышке,- «закурим, товарищи»,- и предложил папирос». Читали такое, Иван Сергеич?
        Его визави смотрел на портсигар с легким недоумением, но было видно, что он старается понять.
        - Андронов?..- он словно пробовал это слово на вкус.- Алексей Иванович? Солдатики с рыжими глазами...
        - Да это я по матери Андронов, по новому паспорту,- весело сказал Андронов.- Пришлось в свое время и паспорт менять, и фамилию - были, скажем так, уже здесь, кое-какие проблемы с московской милицией. А вообще, по отцу, я Гусев, всегда был Гусевым. Гусев Алексей Иваныч. Вы, вот, свою записную книжку, как память, бережете, а я - портсигар. С гражданской!
        - Вы не очень обидитесь, если я скажу, что у вас манеры провинциального актера?- бесцветным голосом осведомился Иван Сергеевич.- Демонстрация раритетов времен гражданской войны... Декламация художественных текстов графа нашего красного, Алексея Николаевича... Нет, чтобы просто сказать: следил, мол, я за вами, Иван, в вещичках ваших копался...- Он посторонился, давая дорогу спускающейся сверху пожилой тучной женщине в переливающемся пурпуром нарядном платье.- Понял, мол, что к чему и решил познакомиться поближе. Я книгу эту тоже, разумеется, читал, еще в детстве, только помню, конечно же, не так хорошо, как вы, не так близко к тексту. Мне, знаете ли, другие ближе к сердцу, согласны?
        - Согласен,- с удовольствием подтвердил Андронов-Гусев.
        - Интересная вещица,- продолжал Иван Сергеевич, забирая с подоконника портсигар. - Пронесли, значит, через Дверь... Гусев - это, я так понимаю, от гусей: большие такие птицы, водятся на планете Земля. А вот на Марсе не водятся. Гусев Алексей Иванович, несколько республик учредил, с Махно погулял, потом у Буденного... А потом - прямиком на Марс, с инженером Лосем.
        - Да, с Мстиславом Сергеичем,- улыбаясь, кивнул Гусев.- Читали, значит,
«Аэлиту»...
        - И вы, я вижу, тоже обо мне кое-что знаете.
        - Это уж я здесь,- сказал Гусев.- Горы книжек перечитал.
        - Может быть, продолжим разговор в более подходящей обстановке?
        - Тогда у вас. У меня занято. Я там ваших разместил, они меня расшифровали.
        - Ага,- сказал Иван Сергеевич.- Не очень поцарапали ребят?
        - До свадьбы заживет! И пистолетик ихний вам отдам, мне он ни к чему.
        - Давай на ты, товарищ Гусев,- предложил Иван Сергеевич.- Одного ведь поля ягоды.
        - Давай,- тут же согласился Гусев.- А ты с собой сюда ключ от стартера, случаем, не прихватил? Или какую-нибудь детальку от фазоциклета?
        - От фазоциклера. Недублированного. Нет, не прихватил. Сюда ляпник надо было бы прихватить, с ядовитой ляпой,- помрачнев, сказал Иван Жилин, бортинженер космического фотонного грузовика «Тахмасиб», а после - агент Совета Безопасности, направленный для выполнения задания в Страну Дураков.

8
        Они сидели в номере Жилина, пили коньяк, доставленный по заказу из ресторана, закусывали яблоками и вели разговор. Бутылка «Жан-Жака» стояла на тумбочке, Жилин сидел на кровати, а Гусев рядом, на стуле. Дверь в лоджию была распахнута настежь, потому что Гусев вовсю дымил - ему всегда хотелось много курить на посиделках со спиртным.
        Как выяснилось, Жилин прошел через Дверь позже Гусева, но гораздо быстрее определился со своим местом в этой новой жизни.
        У Гусева все было совсем по-другому. Бывшего красного конника, участника межпланетного перелета, организатора заварухи на Марсе и основателя «Общества для переброски боевого отряда на планету Марс в целях спасения остатков его трудящегося населения» приметили совершенно случайно. Бродил себе по рынку, выбирал апельсины-мандарины, и вдруг - «трах-бах!», разборки, «конкретные пацаны» с оружием, крики, мат-перемат, переполох, драка... Как человек в прошлом военный и бесшабашный, не смог не вмешаться, тем более, что и его, пробегая, зацепили по ребрам. Врезал одному, другому, завладел пистолетом и ну месить дальше, всех, кто под руку попадался. А когда нагрянула милиция, бросился вместе с новыми напарниками к машинам - погрузились, помчались куда-то по улицам Москвы, целой колонной. Лишь потом разобрался, что к чему и кто есть кто, перезнакомился... И был принят в одну из местных группировок - им тогда было несть числа,- как эффективная боевая единица. Много всякого было в те страшненькие годы переползания к капитализму, лилась кровь, менялись хозяева, но Гусев всегда приходился ко двору - и,
умудренный опытом, на первые роли не лез. Это была его стихия, именно таких встрясок не хватало ему в прежней жизни, когда гражданская отгремела, революцию на Марсе совершить не удалось и закончились вояжи по Америке и Европе, где он рассказывал про драки с марсианами, про пауков и про кометы... Пресной стала жизнь бок о бок с преданной, но уже приевшейся Машей, душа рвалась в бой, ниспровергать и разрушать, душить и давить врагов... Знание о Двери пришло как бы само собой, словно свалилось с небес, и он шагнул за порог без особых раздумий, и оказался в том самом мире, за который воевал, в настоящем, а не книжном мире. И разве мог он помыслить в своих двадцатых, что будущее окажется совсем не таким, каким рисовалось?..
        Шли годы, он все время был при деле и жил очень даже безбедно. И ничуть не сомневался в том, что может в любой момент, если постарается, отыскать Дверь и вернуться к себе - но возвращаться не собирался. Как-то унизительно было бы вновь очутиться в книге, в придуманном писателем мире, развоплотиться, обернувшись тем же самым набором букв, черных знаков на белой бумаге. Не желал он возвращаться.
        С годами Гусев остепенился, драк уже не искал - да и прошло время драк. Новые хозяева делали большие деньги, в основном, без кровопролития, и не с мелких базарных торговцев сшибали копейки, а промышляли сбытом наркотиков. Сильные были наркотики, не чета листьям марсианской хавры. И сфера влияния уже не то что не ближайшим рынком - всей Россией не ограничивалась. Сбыт шел по всему «ближнему зарубежью», цепочки тянулись во все стороны, в города большие и малые. И эта украинская степная провинция тоже, казалось бы, надежно контролировалась хозяевами Гусева - и вот на тебе! Появились некие конкуренты, начали забрасывать свою продукцию в заповедные угодья, уводить покупателей. И кто, оказывается, на этих конкурентов работает - Иван Жилин, который
        жизнь собственную, книжную, намеревался посвятить искоренению слега в Стране Дураков! А вместо этого шагнул в Дверь и принялся отнюдь не книжный, а настоящий, подлинный мир заваливать наркотой...
        Что он сказал ему, Гусеву, чуть ли не в самом начале разговора, после первой порции коньяка? «Я, Алексей, дело бы здесь для себя без труда нашел, я же прирожденный технарь. Бортинженер космического корабля, как-никак, хоть и бывший. Но я вполне сознательно, с самого начала, поставил себе задачу - когда осмотрелся, пригляделся и понял, что тут творится. Это не они меня нашли, это я их нашел...»
        - Эх, Ваня,- задумчиво сказал Гусев, медленно жуя яблоко.- А мы ведь с тобой, наверное, тут единственные, кто два разных Марса видел. Я - равнину оранжевую, с кактусами, ящерицами и пауками, ты - пустыню с летающими пиявками... А здешний Марс, настоящий, совсем другой: ни марсиан, ни пиявок.
        Он кончил жевать и посмотрел на бесстрастного Жилина. Жилин полулежал, облокотившись на подушку, и глаза у него были туманные и невеселые.
        - Мне вот что иногда в голову приходит, Ваня,- продолжал Гусев.- Не угодил ли я из одной книги в другую? Может, Дверь - переход между книгами, а не выход в реальность? И я по-прежнему чья-то выдумка...
        - Не исключено,- вяло отозвался Жилин.- Все сущее - выдумка то ли Господа Бога, то ли кого-то еще. Или чего-то еще. Иллюзия, Алексей, все сущее - сплошная иллюзия. Знаешь, как сказал мудрый англичанин Рассел? «Ум есть эманация тела, а тело есть выдумка ума». Только нам не дано узнать, так ли это на самом деле или нет, поэтому мой тебе совет: не задумывайся.
        - Не получается. Я только здесь по-настоящему и думать-то начал. Раньше все было ясно, а теперь...- Гусев помотал головой.- И еще я про Дверь все никак понять не могу. Что это за штука такая, кто ее выдумал?.. Все ли могут ее открыть, и много ли таких, как мы с тобой, здесь болтается?..
        Жилин усмехнулся:
        - Странники выдумали, Алексей, кто ж еще? Господь Бог. Или писатель - выбирай любое. Помнишь мою байку о гигантской флюктуации?
        - А как же.- Гусев показал на стол, где лежала книга. «Стажеры».- Впечатляюще. Особенно когда вода в цветочной вазе закипела. Ты все это выдумал, да?
        - Это за меня выдумали. Ну вот, считай, что Дверь - это гигантская флюктуация. Хотя, какая разница, Алексей? Я же говорю: знать нам не дано... да и зачем? Мы здесь - вот и все. Дверь это Дверь. Окно это окно. Всякие дальнейшие рассуждения по этому поводу есть вредное напряжение ума, который есть эманация тела, которое есть выдумка ума.
        Гусев крепко потер руками щеки, вновь, исподлобья, взглянул на Жилина:
        - А ты назад не пробовал?
        - Не пробовал,- жестко ответил Жилин, как топором отрубил.
        Гусев расслабленно откинулся на спинку стула, пошарил глазами по потолку:
        - Вот так-то, Ваня... Строили, строили - и построили... Зачем ты искать-то их стал, Ваня? Ничего другого в голову не пришло? Ты ж, как-никак, борец с преступным миром...
        Жилин оторвался от подушки, сел прямо и словно окаменел. И голос у него стал каменным, холодным - но что там было, за камнем, за холодом?..
        - Ты говоришь: «строили». Ты строил. И я строил. И, как ты очень точно подметил,- построили. Только что построили?- Жилин ссутулился, усмехнулся невесело.- Мне как-то в юности попалось на глаза одно высказывание Фомы Кемпийского, фламандского иеромонаха, средневекового мудреца, мистика. Вот что он говорил: «Чем больше я бываю среди людей, тем меньше чувствую себя человеком». Бог ты мой, да я готов был по глупости своей отроческой его зубами разорвать на мелкие кусочки. Да как же так можно о людях?! Душа твоя поповская, старорежимная, пессимист ты средневековый! И жалко его было - не дожил, не увидел, как человечество светлой дорогой шагает прямо в рай, и вот-вот наступит Великий Полдень... А вместо этого имеем теперь Страну Дураков в квадрате, и переделать ее не получится, Алексей. И ведь не просто дураки, а дураки полнейшие, не знают, зачем живут, в небо не смотрят, и в себя тоже... Быдло кругом... Идут в никуда...
        Гусев прищурился:
        - И ты решил их подтолкнуть, стажер на службе у будущего?
        - Был стажером,- холодно сказал Жилин.- Теперь ни стажеров, ни будущего. И поскольку к правде святой мир дорогу найти так и не сумел, навеем ему сон золотой. А дальше - смена караула: Гипнос уйдет и явится Танатос.
        - Это как?- спросил Гусев.
        - То, чем ваша шайка-лейка торгует, это почти ноль по сравнению с тем, чем сейчас начали торговать мы. У вас каменный топор, у нас - атомная бомба. Подсесть можно буквально с двух-трех раз, соскочить невозможно. Цена вполне доступная. Этот городок - полигон, полянка для испытаний. Как только пойдут деньги - а они пойдут, Алексей!- накроем сразу ну о-очень большую территорию. Это верный путь к вымиранию, Алексей, причем достаточно быстрому и глобальному. Не назавтра, конечно, и не через год - но до конца века нынешнего, думаю, будет Земля вновь безвидна и пуста... Каков век, таковы и вещи...- Жилин вновь обозначил усмешку.- Великий Полдень не вышел - получайте Великую Полночь. Воздастся по делам... Не нужен такой мир, Алексей, никому не нужен...
        - А не страшно выступать в роли палача?- осторожно спросил Гусев.- Такой грех на душу брать...
        - Уже не страшно,- ответил Жилин и потянулся к бутылке.
        Выпили еще, помолчали. Жилин застывшим взглядом смотрел в пространство, Гусев курил и обмозговывал услышанное.
        - Я вот все думаю,- медленно начал он,- в чем, все-таки, смысл нашего перехода? Твоего... Моего... Смотри: мы оба, пусть каждый по-разному, но пришли к одному и тому же, одним делом занимаемся. Может, нашими руками Господь решил извести человеков, а?
        Жилин поморщился:
        - Опять за свое, предводитель марсиан! Ты идешь - и на голову тебе падает кирпич. Ни с того ни с сего. Именно ни с того ни с сего, что бы там ни утверждал книжный Воланд. Кирпич летел своей дорогой, ты шел своей - вот и пересеклись. Без всякого умысла как со стороны кирпича, так и с твоей стороны. Не ищи скрытый смысл там, где его нет. Впрочем, верным может быть и любое другое предположение. Я ведь тебе уже советовал: не задумывайся.
        - Эх, тудыть твою в душу!- вздохнул Гусев.- А как раньше-то все было понятно: вот он, враг, руби его, гада,- и все дела. Прибыл на Марс - значит Марс теперь наш, советский, и это дело надо закрепить. Врангель гад - бей гада! Тускуб гад - к чертям Тускуба! Кто решился, у того и власть. Просто все было и ясно...
        - Да уж,- кивнул Жилин.- Все было просто и ясно. Как в правильных книгах.
        - Почему - «как»?
        - Ну да. Именно - в книгах. И жаль, что только в книгах.
        Гусев полез в карман, вытащил «удочку» и протянул ее Жилину:
        - Вот, возьми, Ваня. Тут все материалы, что я сегодня про тебя нашпионил. Своих не закладываю. Я как увидел в твоей записной книжке имена... Быков... Дауге... чуть не обалдел на всю оставшуюся жизнь. Давай, действуй, мешать тебе не буду. Может, именно твоего последнего фрагмента для полноты картины и не хватало. А картинка называется «Черная негеометрическая фигура». То бишь полная амба. На, держи.
        - Спрячь, Алексей,- не шелохнувшись, посоветовал Жилин.- Возвращайся в Москву и передай по назначению. Мне это не повредит, ей-Богу. Со мной уже никому не справиться, это не бравада, а факт. Не сегодня-завтра вашим будет предложено присоединяться. Что-то типа договора о партнерстве, дружбе, братстве и взаимопомощи. Во веки веков. Упрутся твои боссы - им же хуже будет. Ты ведь видишь - я тут работаю без оглядки, хвостов не отслеживаю и не опасаюсь. Насчет тебя - это уже местные позаботились, я был не в курсе. Кстати, они там, у тебя, от неудобств не потеряют ли веру в гуманизм и вообще во всякие светлые идеалы?
        - Не думаю,- сказал Гусев и убрал «удочку» обратно в карман.- Нет у них такой веры. В отличие от нас.
        Жилин посмотрел на Гусева печальными глазами, задумчиво потрогал свой короткий нос-картошку:
        - Так ведь и у нас ее тоже нет. Уже нет.
        Гусев промолчал и перевел взгляд на недопитую бутылку.

9
        Дверь была самой обыкновенной, белой, с блестящей никелированной изогнутой ручкой. За ней вполне могли находиться кухня или туалет, ванная или спальня. Только стояла она прямо посреди просторной прихожей, немного наискосок к стене, ни на чем не держась, и ее можно было обойти как справа, так и слева, или даже перелезть через нее, если подставить табуретку, потому что между ее верхней кромкой и потолком оставалось много места. Из дальней комнаты долетал сюда бодрый речитатив рассчитанной на дебилов телерекламы.
        Гусев стоял перед Дверью и смотрел на нее. В прошлый раз она очень смахивала на покосившуюся дверь его деревенского жилья, той избы, где он провел детство и юность, прежде чем уйти на войну. Теперь же она была под стать другим дверям его московской квартиры. Гусев шагнул вперед, к Двери, и вместе с ним шагнул его двойник в овальном настенном зеркале - человек в сером, в мелкую полоску, костюме, в распахнутом коверкотовом пальто, со шляпой в руке; это была та самая одежда, в которой Гусев когда-то появился здесь, переместившись из конца двадцатых годов века прошлого в первое десятилетие века нынешнего. Из книги - в мир. Левую руку он держал в кармане длинного пальто, ощущая ладонью крышку неизменного старого портсигара. Он прошел мимо Двери и очутился позади нее - и, как и ожидал, не обнаружил ничего нового. Там продолжалась прихожая, и от нее под прямым углом ответвлялся коридорчик, ведущий на кухню. Кухонное окно было приоткрыто, по ногам струился холодок, с улицы просачивался тихий гул автомобилей. А вот никакой стоящей посреди прихожей Двери с той стороны не просматривалось, словно и не было ее
вовсе. В общем, все, как в прошлый раз.
        Гусев постоял немного, раскачиваясь с пятки на носок, потом подошел к тумбочке, заслоняющей нижнюю часть настенного зеркала, и, выдвинув ящик, взял мобильный телефон. Несколько секунд держал его в руке, словно раздумывая - звонить или не звонить,- а потом все-таки начал набирать номер.
        - Приветствую, Иван,- сказал он негромко, глядя на свое отражение в зеркале.- Это Гусев. В общем, Ваня, возвращаюсь я.
        Жилин долго молчал, потом ответил:
        - Как знаешь, Алексей, Каждому - свое. Если получится, расскажи Мстиславу Сергеевичу про «Тахмасиб». И вообще...
        - Хорошо, Иван. Прощай. Только уж извини, удачи тебе желать не буду.
        - И не надо, Алексей. У меня и без удачи все получится, я себя знаю.- Жилин сделал паузу и спросил: - Что там делать будешь? Опять революцию на Марсе устроишь?
        - Нет. Главное - на Земле, не так ли, Ваня? На курсы пойду командирские, война с немцем не за горами. Авось, доживу, поспособствую отечеству, чем смогу. Ты тут ломай, а я там, у себя, все равно защищать буду. Вдруг что-то другое получится, путное...
        - Удастся ли, Алексей? Да и зачем?
        - Посмотрим, Ваня, посмотрим. Привет Великой Полночи.
        - По-другому нельзя, Алексей...
        - Ладно, Иван, прощай.
        - Прощай, Алексей...
        Гусев положил телефон на тумбочку, приблизился к Двери. Повернул вниз холодную ручку и сделал движение рукой от себя. Дверь приоткрылась легко, словно только и ждала этого момента.

«...У Скайльса задвигались на скулах желваки. Он достал старый конверт и записал адрес Лося. В это время перед объявлением остановился рослый, широкоплечий человек, без шапки, по одежде - солдат, в суконной рубахе без пояса, в обмотках. Руки у него от нечего делать были засунуты в карманы. Крепкий затылок напрягся, когда он стал читать объявление.
        - Вот этот - вот так замахнулся,- на Марс!- проговорил он и обернул к Скайльсу загорелое лицо. На виске у него наискосок белел шрам.
        - Вы думаете пойти по этому объявлению?- спросил Скайльс.
        - Да уж нет, меня земные дела больше интересуют,- ответил солдат.- И потом, нет там никого, на Марсе, один песок да камни...»
        Эта картинка возникла в воображении Гусева - и тут же пропала.
        Он по-прежнему, чуть подавшись вперед, держался за ручку и смотрел на то, что обнаружилось за Дверью.
        - Тудыть твою в душу...- растерянно сказал он.
        За Дверью оказалось совсем не то, что было в прошлый раз. Точнее, там не было - ничего. Безликая пустота, без малейшего намека на хоть какой-нибудь контур, тень, пятно... Пресная пустота - как зеркало, которое ничего не отражает, потому что и не существует вовсе, а только кажется существующим...
        Гусев продолжал стоять в напряженной позе, как в детской игре, где все обязаны замереть по команде,- и никак не решался сделать шаг вперед.
        Кировоград, 2006-2007.