Петли Времени, №05 Нерожденный- библиотека РусЛит

Нерожденный Владимир Ильич Контровский
        Петли времени #5
        Сын японского морского офицера, выжившего в Цусимском сражения, стал гениальнейшим физиком ХХ столетия. Несмотря на некоторые успехи (в частности, в этой новой Реальности Япония выиграла битву при Мидуэе), сказалось подавляющее военно-экономическое превосходство США, и война на Тихом океане неумолимо катится к поражению империи Ямато. И тогда японцы пускают в ход супероружие, изобретённое самураем-гением - оружие, позволяющее управлять любыми физическими процессами. Останавливаются в воздухе моторы самолётов, взрываются артиллерийские погреба боевых кораблей, от наведённых коротких замыканий и пожаров на газопроводах пылают целые города. Советским учёным удаётся создать такое же оружие. Война идёт на равных, но могучее супероружие оказывается слишком могучим - оно грозит выйти из-под контроля и уничтожить всю планету.
        Владимир Контровский
        Нерождённый
        Пролог
        Запах дыма кольнул ноздри. И запах этот, который оба таёжника - и старый Игнат, и Семён, молодой парень, родившийся и выросший здесь и не видевший ничего, кроме глухих распадков и буреломной чащи, - почуяли одновременно, был недобрым.
        Прозрачный осенний воздух, уже тронутый оттенком грядущих морозов, принёс запах беды - дымный привкус пожарища, а не уютного домашнего очага, подле которого хорошо сидеть, глядя в танцующий огонь и протянув к нему натруженные гудящие ноги. А этот дым, прилетевший со стороны затерянного в лесу посёлка, скрытого от посторонних глаз, отдыха не обещал - он был дымом сожжённых жилищ и погребального костра, уводящего в иной мир окончивших земной путь.
        Обменявшись взглядами - слова были не нужны, - оба охотника нырнули в густой подлесок, безошибочно ориентируясь по тревожному запаху. Они двигались быстро, но при этом почти бесшумно: над тайгой висела обычная тишина, нарушаемая только шуршащими лесными шорохами, но это ещё ни о чём не говорило - беда, запах которой принёс горький дым, была уже рядом и скалила острые зубы.
        Охотники добрались до посёлка минут за двадцать - идти было недалеко, и оба знали здесь каждую тропку и каждый кустик. Игнат и Семён уже догадывались, что они увидят, и всё-таки надеялись ошибиться.
        Но ошибки не произошло. Посёлка не было: на месте добротных домов, жавшихся к деревьям по краям обширной поляны, остались груды обгорелых брёвен, источавших смрад спалённой человеческой плоти. Посёлка не было, и жителей его тоже не было - были трупы, изрубленные, обезглавленные, исколотые штыками. И чудовищной гирляндой болтались на колодёзном журавле головы убитых, подвешенные за волосы…
        - Мангусты, - тяжело уронил Игнат, оглядывая мёртвое пепелище. - Их повадка. Часа два прошло, не больше.
        - А может, хунхузы китайские? Хотя - какая разница… - Семён с шумом выдохнул и сжал винтовку так, что побелели костяшки пальцев.
        - Мангусты, - повторил старик. - Смотри сам - среди убиенных почти нет молодых парней, а девок и молодых баб и подавно нет. Они их с собой увели - мангустам нужны рабы и наложницы, а режут они только тех, кто сопротивляется, да ещё стариков бесполёзных. И ещё, - Игнат нагнулся и подобрал два винтовочных патрона, тускло блестевших в помятой траве. - Видишь?
        Патроны были целёхонькими. Остроконечные пули торчали из гильз, хотя капсюли были наколоты уларами бойка.
        - Осечки, может?
        - Нет, - Игнат покачал головой, - это не осечки, паря. Мангусты повесили марево и заглушили огнестрел, потому-то мы с тобой пальбы и не слыхали. Не было её, Сёма, пальбы, - людей губили холодным оружием, штыками да саблями. Здесь порезвились желтокожие - нашли они нас.
        - Марево, да… - задумчиво протянул молодой таёжник. - Тогда мангусты, больше некому, дядя Игнат.
        Из руин медленно сочился сизый дым, и поэтому Семён не сразу понял, что ему не мерещится - взрыхлённая земля возле одного из сгоревших домов действительно шевелится. А что это значит, оба охотника поняли одновременно.
        Рыть было легко - слой земли над заживо погребёнными был тонок. Таёжники быстро вскрыли яму, наполненную телами, но спасать было уже некого: в яме лежали одни лишь мертвецы - за два часа мать сыра земля высосала из них жизнь. Но нет, один из них - старик, перемазанный мокрой землёй до неузнаваемости, - чуть шевельнулся, и неправдоподобно ярко сверкнули белки его приоткрытых глаз.
        - Мангусты… - еле слышно просипел откопанный и умолк, отдав последние силы и присоединившись к остальным покойникам, лежавшим в братской могиле.
        Таёжники засыпали яму в молчании - им, раздавленным страшной бедой, говорить было не о чём. И только минут через пятнадцать, когда Игнат с Семёном обошли останки посёлка, убедились, что живых здесь больше нет, и что им обоим надо уходить отсюда куда глаза глядят, младший из охотников спросил старшего, сумрачно глядя на мёртвое селение:
        - Скажи, дядя Игнат, а как всё это началось? Мангусты, марево это проклятое… Ты ведь давно живёшь - ты должен знать.
        Часть первая
        Глава первая. По воле рока
        В «Отава» также попало два снаряда, причём были убиты мичман Миязака и 4 нижних чина и ранены старший лейтенант Исикава, ревизор Номура, 19 нижних чинов и 2 нестроевых.
        «Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи»
        Среди разномастных боевых единиц 2-й Тихоокеанской эскадры, шедшей на Дальний Восток для сокрушения японского флота и овладения морем, крейсер «Светлана» выделялся стремительной грацией очертаний, изяществом и роскошью отделки. И неудивительно: этот корабль с женским именем строился не столько как военное судно, сколько как вооружённая яхта великого князя Алексея Александровича, генерал-адмирала и шефа российского флота. Вряд ли кто-то предполагал, что «прекрасной амазонке» когда-либо придётся участвовать в бою - включить красавицу в состав эскадры вице-адмирала Рожественского заставила только жёсткая необходимость, вызванная острой нехваткой боевых кораблей.
        Изначально (по первому варианту проекта, разработанному Э.Е.Гуляевым в мае 1893 года на базе транспорта «Алеут») «Светлана» планировалась как заградитель на триста мин и яхта для генерал-адмирала. Затем, в связи с требованием увеличить скорость (до 14 узлов) и площадь помещений для великого князя, проект был переработан, и водоизмещение выросло до 1.300 тонн. Следующий вариант имел уже скорость 18 узлов - заградитель превратился в крейсер, за образец которого сначала был взят английский бронепалубный крейсер «Медея», а потом французский крейсер «Сюркуф».
        Предполагая строить корабль за границей, Морской Технический комитет в сентябре 1893 года разработал программу-задание для составления эскизных проектов двухвинтовой яхты-транспорта для Балтийского моря. По одному из первых проектов фирмы Армстронга водоизмещение ещё удерживалось в пределах 1.200 тонн, но в марте 1894 года за прототип принимаются уже более крупные английские крейсера-«четырёхтысячники». А к лету 1894 было окончательно решено строить вместо яхты-заградителя бронепалубную яхту-крейсер водоизмещением 4.000 тонн, со скоростью двадцать узлов. В конкурсе проектов участвовали восемь английских, две французские и одна немецкая верфи, и в итоге заказ на постройку «Светланы» получил французский завод «Форж и Шантье» (Гавр).
        Двойное назначение корабля породило дополнительные конструктивные сложности. Для обеспечения комфортного пребывания на борту крейсера-яхты сиятельного пассажира с дюжиной челядинцев были необходимы каюты, причём четыре из них - отдельные, со всеми удобствами; еще четыре каюты предназначались офицерам свиты. Обширные апартаменты великого князя - приемный зал с камином, гостиная, кабинет - отличались особой роскошью позолоченной отделки, мебелью и обшивкой из полированного красного и орехового дерева (о том, что первом же попадании снаряда всё это вспыхнет ярким пламенем, никто не думал). «Великокняжеский блок» был отделён от прочих помещений судна двойными поперечными переборками, а с верхней палубы в «генерал-адмиральский отсек» вёл специальный проход из просторной и роскошно обставленной кормовой рубки. Все четыре динамо-машины были сосредоточены в одном месте - в носовой части, подальше от великокняжеских помещений, дабы не беспокоить их шумом сановного сибарита. Живучесть системы энергообеспечения в расчёт не принималась, и это обстоятельство сыграло роковую роль в судьбе «амазонки».
        Алексей Александрович следил за постройкой своей яхты. При очередном посещении Парижа он приказал убрать сетевое заграждение, установить скуловые кили и предусмотреть на обеих стальных мачтах-однодеревках два косых треугольных паруса «в виде латинских». В ходе строительства отказались от предусмотренных проектом четырех минных аппаратов (их осталось только два), увеличили запас угля (за счет бортовых коффердамов) и пресной воды.
        Ближайшими аналогами «Светланы» были строившиеся французские бронепалубные крейсера «Декарт» и «Паскаль» - похожими были общая архитектура корпуса, легкие мачты, чуть наклоненные к корме, дымовые трубы и развитый таран, скругленный под водой. На «Светлане» эффект полубака был достигнут за счет заметной седловатости палубы. Толщина броневой палубы достигала шестидесяти четырёх миллиметров, бронирование боевой рубки - ста двух миллиметров. Из шести шестидюймовых орудий два установили в оконечностях на верхней палубе, а остальные четыре, несмотря на неудобства стрельбы на волнении, - на расположенной ниже закрытой батарейной палубе (в спонсонах, с ограждающими орудия круговыми полупереборками), чтобы оставить верхнюю палубу просторной и свободной, как и положено элитной яхте. Вместо иллюминаторов для лучшей освещенности предусмотрели окна, и «Светлана» стала первым кораблём русского военного флота, оснащённым якорями без штоков, что позволяло втягивать их в клюзы. Водотрубные котлы для крейсера строил завод Бельвиля, механизмы - завод в Гавре, корпус - верфь в Гравиле (Гавр).
        Закладка «амазонки» состоялась 28 июня 1895 года, а в декабре 1896 года «Светлана» была спущена на воду. В декабре 1897 года на мерной миле у Гавра крейсер выдал 20 узлов контрактной скорости, и 21 марта 1898 года на «Светлане» был поднят Андреевский флаг. В апреле яхта совершила свой первый («девичий», как говорят англичане) рейс в Средиземное море, посетив Тулон, а в июне 1898 прибыла в Кронштадт, где присоединилась к царским яхтам «Полярная звезда» и «Царевна». В русском флоте стало одной «плавучей фрейлиной» больше…
        Удивительно, но факт: в 1899 году придворная красавица совершила очень редкий для русского флота того времени поход в неласковое Баренцево море, где она принимала участие в торжествах по случаю открытия порта Александров-на Мурмане - будущего Мурманска. И били в стройный корпус яхты тяжёлые холодные волны, хлестали по её надстройкам тугие злые плети снежных зарядов, и переливались над мачтами крейсера широкие цветные ленты северного сияния…
        А потом грянула русско-японская война. «Светлану» довооружили (добавили четыре трёхдюймовых и четыре 47-мм орудия, установили оптические прицелы и радиостанцию) и включили яхту-крейсер в состав 2-й Тихоокеанской эскадры. Рожественский был невысокого мнения о боевых возможностях «амазонки» и отзывался о ней малопочтительно. «Опять эта Горничная (таким прозвищем наградил командующий «Светлану») завиляла, словно ей оса попала под подол» - брюзжал он, наблюдая за эволюциями трёхтрубной красавицы. Хотя не стоит судить его за это слишком строго: после падения Порт-Артура, известие о котором было получено на Мадагаскаре, и малоутешительных, мягко говоря, итогов учебных стрельб Рожественский понял, что поход 2-й эскадры на Дальний Восток оборачивается безнадёжной авантюрой, и дал волю своему и без того далеко не ангельскому нраву.

* * *
        Одной из особенностей трагического разгрома русского флота при Цусиме 14(27)-15(28) мая 1905 года было то, что русские корабли, поставленные в заведомо невыгодные условия, не смогли проявить всех присущих им боевых качеств, которые в другой ситуации существенно повлияли бы на ход и исход сражения. Главные броневые пояса перегруженных русских броненосцев ушли глубоко в воду, оставляя на растерзание вражеским снарядам тонкие небронированные борта, в которых японские фугасы проламывали громадные дыры, открывая дорогу воде. Эскадра адмирала Рожественского, связанная обозом из тихоходных транспортов, ползла под яростным огнём японцев девятиузловым ходом, тогда как лучшие её броненосцы давали до восемнадцати узлов, а прочие - от тринадцати до шестнадцати. И противник, имея вдвое большую эскадренную скорость, безнаказанно охватывал голову русской эскадры, поочерёдно расстреливая один корабль за другим и прикрываясь от огня концевых русских броненосцев русскими же головными броненосцами. «Ослябя», лучший по артиллерийской подготовке корабль русской эскадры, из-за ошибочного маневрирования вынужден был
застопорить ход, превратился в неподвижную мишень для броненосных крейсеров Камимуры и погиб, так и не сумев достойно дать сдачи. На четырёх броненосцах типа «Бородино» расположение артиллерии позволяло развить сильный носовой огонь, что имело большое значение при атаке и в бою на сближении, но бой пошёл совсем по-другому, и это преимущество новейших боевых единиц Рожественского так и не нашло применения. Ни один из русских миноносцев не был использован по своему прямому назначению - им просто не была поставлена такая задача. Много сказано о технических недостатках русских кораблей, о несовершенстве русских снарядов, о прочих объективных причинах, приведших к страшному поражению российского флота, но при этом стыдливо замалчивается главное: основной причиной Цусимского разгрома (как это ни унизительно для национального самосознания) было наше полное неумение воевать в новых условиях, диктовавших новые требования ко всем, от рядового матроса до командующего эскадрой. История беспощадна…
        Крейсер «Светлана» также оказался не у дел. Разведывательный отряд, возглавляемый «амазонкой», не вёл никакой разведки, для которой быстроногая красавица яхта была вполне пригодна - скорость позволяла ей оторваться от почти любого неприятельского корабля. Но вместо этого «Светлана» получила приказ Рожественского охранять транспорты - тот самый обоз, камнем висевший на шее русской эскадры. Приказ адмирала выглядел нелепым и даже самоубийственным: при подавляющем превосходстве японцев в лёгких крейсерах не было никакой надежды, что две яхты (кроме «Светланы», в «разведывательном отряде» числилась яхта «Алмаз», вооружённая всего двенадцатью малокалиберными орудиями) и пассажирский пароход «Урал», переоборудованный во вспомогательный крейсер, смогут сколько-нибудь долго защищать транспорты. Однако приказ есть приказ, и старший офицер крейсера-яхты, капитан 2-го ранга Зуров, на корню пресёк разговоры офицеров, буквально ошарашенных распоряжением командующего эскадрой.
        Офицеры «Светланы» перед Цусимским сражением
        Через полчаса после начала боя главных сил транспорты были атакованы 3-м боевым отрядом вице-адмирала Дева (лёгкие бронепалубные крейсера «Касаги», «Читосе», «Отава» и «Нийтака») и 4-м боевым отрядом вице-адмирала Уриу (лёгкие бронепалубные крейсера «Нанива», «Такатихо», «Акаси» и «Цусима»). Шестьдесят восемь японских орудий среднего калибра против восьми русских шестидюймовых пушек - разведывательному отряду под брейд-вымпелом капитана 1-го ранга Шеина, командира «Светланы», оставалось только геройски погибнуть. Так бы оно и произошло, если бы к месту боя не подоспел отряд контр-адмирала Энквиста - его четыре крейсера (бронепалубные «Олег» и «Аврора», броненосные «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах») несколько изменили соотношение сил. Однако вскоре на поле битвы появились 5-й японский боевой отряд вице-адмирала Катаоко в составе броненосца «Чин-Иен» и броненосных крейсеров «Итцукусима», «Мацусима», «Хасидате» и 6-й боевой отряд контр-адмирала Того-младшего (броненосный крейсер «Чиода» и лёгкие бронепалубные крейсера «Сума», «Акицусима», «Идзуми»).
        Используя численное превосходство, японцы засыпали русские крейсера снарядами. Бой превратился в беспорядочную свалку, отчаянно маневрирующие корабли выписывали причудливые петли, стреляя обоими бортами. Русским кораблям грозила неминуемая гибель - их спасло приближение колонны своих броненосцев, отогнавших наседавшего неприятеля залпами тяжёлых орудий и серьёзно попятнавших несколько японских судов. Но «Светлана» успела получить роковой удар, определивший её судьбу…
        В начале четвёртого шестидюймовый японский снаряд поразил «амазонку», попав в отделение динамо-машин и проделав в левом борту «Светланы» внушительную подводную пробоину. Поток воды затопил генераторное отделение и снарядные погреба, лишив крейсер электроэнергии и боезапаса для носового плутонга (в кормовых снарядных погребах к концу боя осталось всего сто двадцать выстрелов). Корабль принял триста шестьдесят тонн воды и осел носом почти на полтора метра, потеряв при этом три-четыре узла хода.
        Наступила ночь, оборвавшая артиллерийский бой.

* * *
        С наступлением темноты русская эскадра рассыпалась и перестала существовать как организованная боевая сила. Её корабли разбежались кто куда, однако большинство из них продолжали идти курсом на Владивосток, выполняя приказ адмирала Рожественского. Под покровом ночи подбитая «Светлана», оставшаяся в одиночестве, шла четырнадцатиузловым ходом, погасив все огни и стараясь не выдать себя выбросами пламени из дымовых труб, и благополучно избежала встречи с японскими миноносцами, преследовавшими эскадру. Под утро охромевшая «амазонка» встретилась с миноносцем «Быстрый», а в семь утра русские корабли были обнаружены японскими крейсерами «Нийтака» и «Отава» и сопровождавшим их миноносцем «Муракумо». Зарываясь носом в волны, «Светлана» развила скорость хода в семнадцать узлов, но через час стало ясно, что от погони не уйти - противник сокращал расстояние, настигая свою добычу. Неизбежность боя была очевидной.
        Японские крейсера имели в бортовом залпе девять орудий - шесть шестидюймовых и три стодвадцатимиллиметровых. «Светлана» могла отвечать всего двумя шестидюймовыми кормовыми орудиями - ютовым и левым, - имевшими ограниченный запас снарядов. Бой был неравным, и его исход сомнений не вызывал. И всё-таки собранное командиром яхты совещание офицеров единодушно решило принять этот бой, отстреливаться до последнего снаряда, а затем затопить корабль. Что двигало этими людьми? Они не могли ни победить, ни уйти - они могли только погибнуть в последнем бою проигранной войны, без всякой надежды хоть что-то изменить, но мысль о сдаче в плен даже не пришла им в головы. Долг и честь - эти понятия, которым через сто лет суждено было поблекнуть и утратить смысл, не были пустым звуком для офицеров крейсера «Светлана». И ещё - ещё они творили историю, еле заметно меняя гигантский и сложнейший рисунок Мироздания и даже не догадываясь об этом.
        «Быстрый», на котором заканчивался уголь, понёсся к берегу, чтобы там превратиться в груду железа, искорёженного взрывом, а «Светлана» с пятидесяти пяти кабельтовых открыла огонь по приближавшимся японским крейсерам. Японцы долго не отвечали - они надеялись, что русские вот-вот одумаются, перестанут швыряться снарядами и спустят флаг. Но этого не произошло, и через пятнадцать минут на крейсере «Отава» сверкнули вспышки ответных выстрелов, и вокруг «Светланы» вздыбились столбы вспененной воды. «Амазонка» приняла неравный бой…
        Командир кормового плутонга лейтенант Арцыбашев пренебрёг защитой из чугунных колосников и открыто стоял на палубе, корректируя огонь своих орудий. Осколок раздробил ему голову, и лейтенант упал, раскрашивая кровью выскобленные доски палубного настила. Подносчик кормового орудия, крепкий деревенский парень, впервые в жизни вышедший в море, в далёкий поход через три океана, закончившийся жестоким боем, замер, заворожено глядя на распростёртое тело убитого офицера. Этот молодой матрос вдруг с пронзительной ясностью понял всю хрупкость человеческой жизни - прямо на его глазах живой и полный сил человек мгновенно превратился в холодеющий труп, - и осознание того, что и с ним в любую минуту может случиться то же самое, приморозило парня к палубе.
        Из оцепенения подносчика вывел хлёсткий крик комендора Мякотникова, наводчика ютового орудия.
        - Снаряд! Подавай снаряд! Заснул, мать твою распротак!
        Матрос встрепенулся, стряхивая морок, одним движением оказался возле орудия и, крякнув от натуги, втолкнул тяжёленную стальную болванку в распахнутое чрево казённика.
        Реальность изменилась - совсем чуть-чуть. Снаряд покинул жерло орудия на секунду позже, чем должен был покинуть, описал несколько иную траекторию, отличавшуюся от той, какую должен был описать (ненамного отличавшуюся, совсем ненамного), и попал в крейсер «Отава» на пару метров левее того места, куда должен был попасть. И осколок этого снаряда не пробил висок мичману Миязаке - он ударил японского офицера в скулу, распорол ему щёку и повредил челюсть, нанеся мичману неприятную и болезненную, но не смертельную рану.
        Снаряды иссякли. «Светлана» осталась безоружной, а японцы, сократив дистанцию, усилили огонь. Попадания в яхту следовали одно за другим, ломалось железо, гибли люди. В довершение всего «амазонка» потеряла ход - снаряд пробил люк машинного отделения и разорвал магистральный паропровод. Все возможности сопротивления были исчерпаны, и командир «Светланы» приказал открыть кингстоны и покинуть обреченный корабль. Люди прыгали в воду с правого борта и спаслись вплавь и на подручных средствах - все шлюпки были разбиты, - а на тонущий крейсер продолжали падать неприятельские снаряды: японцы, обманутые в своих ожиданиях и разозлённые сопротивлением, расстреливали его в упор. На мостике был убит капитан 1-го ранга Шеин, в батарейной палубе погиб капитан 2-го ранга Зуров, до конца выполнявший свой долг. Шестидюймовый снаряд, пройдя дымовую трубу, взорвался в средней кочегарке, убив всех находившихся там людей. «Светлана» умирала…
        В одиннадцать часов крейсер с большим дифферентом на нос лег на левый борт и затонул на шестисотметровой глубине. Японцы какое-то время продолжали стрелять, а затем ушли, бросив уцелевших русских моряков среди волн на произвол судьбы. Беспомощные люди провожали обезумевшими глазами удалявшиеся серые силуэты, а какой-то кочегар, попавший из прокалённого жаром топок воздуха котельного отделения в холодную воду и уже сходивший с ума от резкого перепада температур, выкрикнул отчаянно-хрипло:
        - Проклятые! Чтоб вам всем тоже оказаться на морском дне!
        Только через два часа подошел японский вспомогательный крейсер «Америка-мару» и занялся спасением команды «Светланы». Последних спасённых вытаскивали из воды уже в темноте, а для ста шестидесяти семи членов экипажа геройской «амазонки» Японское море стало просторной братской могилой.

* * *
        Никто из моряков «Светланы» - ни мертвые, ни выжившие, - не знал (и не мог знать) о дальнейшей судьбе японских крейсеров, потопивших гордую «амазонку»: будущее ещё не наступило.
        …25 июля 1917 года на переходе из Йокосуки в Сасебо лёгкий крейсер «Отава» в густом тумане налетел на подводную скалу у побережья префектуры Миэ на восточном побережье Японии. Корпус корабля разломился, и экипаж был вынужден покинуть крейсер. 1 декабря 1917 года крейсер «Отава» был исключён из списков флота.
        …26 августа 1922 года у берега Камчатки крейсер «Нийтака» погиб в тайфуне вместе с тремястами членами экипажа.
        Крейсер стоял на якоре в море около реки Озерной. Ночью 23 августа подул сильный ветер с юго-востока, и весь экипаж приготовился к встрече его. Утром 26 августа ветер переменился на юго-западный. Набежали волны и покрыли палубу сплошным водяным валом, откуда вода полилась во внутренние части и лишила возможности топить котел, кроме того, берег покрылся густым туманом, и корабль коснулся береговых скал. Не имея никаких средств спасти крейсер, все утонули вместе с ним. Когда корабль тонул, играл национальный гимн «Кими-микадо» за императорское государство и за крейсер «Нийтака».
        Из всего экипажа спаслись только 16 человек: матросы Окада, Акагава, Такаяна-ги, Янагизава, Итакава, Ямагабаями, Такахати, Маэда, Хиросэ, Цукада, Чишику, Кавахара, Кояма, Танигучи и унтер-офицеры Камихуза и Хатакеяма. Последний получил серьезные ранения, остальные существенно не пострадали. Имеются сведения, что они находились на берегу и благодаря этому уцелели.
        26 августа, с получением известия о гибели крейсера, на место катастрофы отправился миноносец «Мияке». К полудню 29 августа здесь были найдены трупы 16 моряков. Среди них оказались командир крейсера капитан 1-го ранга Кога, штурман лейтенант Нураяма, мичманы Ота и Хакамада, старший унтер-офицер Хирай, унтер-офицеры Кобаяси и Кубота, матросы Наказима, Иноуэ, Накано, Макикава, Сато, Имадоме, Огава, Маэда, Такино. Как отмечалось в донесении, «все покойные прилично одеты. На них флотские формы и никаких признаков мучения не заметно». Дальнейшие поиски позволили обнаружить еще два десятка трупов.
        (из японского отчёта о катастрофе крейсера «Нийтака»)

* * *
        Из боевого донесения капитана 1-го ранга Арима, командира корабля «Отава», крейсера Императорского флота
        «Противник сражался доблестно. В «Отава» попало два снаряда, причём были убиты старший лейтенант Исикава и 4 нижних чина и ранены мичман Миязака, ревизор Номура, 19 нижних чинов и 2 нестроевых».

* * *
        …Реальность изменилась. В сложнейшей вязи вселенских событий появилась новая цепочка причинно-следственных связей - крохотная, почти незаметная.
        Глава вторая. Историческая справка
        К концу девятнадцатого века «цивилизованные европейцы» донесли «бремя белого человека» до самых удалённых уголков земного шара (стеная показушно под его тяжестью). В «клубе носильщиков» уже назревал нешуточный раздор, приведший к Первой Мировой войне, однако покорённым народам Азии и Африки от этого было не легче - впереди у них были десятилетия освободительных и гражданских войн с миллионами жертв. А покамест белый человек - просветитель и прогрессор, и никак иначе, - по-хозяйски обустроился везде, куда только смогли доплыть его корабли и дошагать солдатские сапоги. Древние державы с тысячелетней историей и уникальной культурой рассыпАлись в прах под железной пятой завоевателей - ограбленная Индия влачила нищенское существование, неизбытое и по сей день, а Китай был намертво зажат между алчностью его предельно продажных мандаринов и убийственным бредом опиумокурилен, усердно насаждаемых цивилизаторами.
        Единственным исключением из правила стала Япония, которой предстояло удивить и потрясти весь мир. Понаблюдав за тем, что творят заморские гости в сопредельных землях, японские сёгуны наглухо закрыли свою страну «железным занавесом» (хотя такого понятия тогда не существовало), оградив её от европейских товаров, нравов, солдат и миссионеров. В течение столетий Япония оставалась для европейцев terra incognita, страной незнаемой, и так продолжалось вплоть до середины XIX века, когда американцы всё-таки сорвали японскую занавеску, силой вынудив японцев открыть свои острова для торговли с гайкокудзинами[1 - Гайкокудзин - иностранец, не-японец (яп.)] - чем этого могло кончиться, предсказать нетрудно.
        Однако Японии удалось сделать казалось бы невозможное. Дети Аматерасу-Амиками взяли у бледнолицых братьев всё по-настоящему ценное и полезное - технические новинки и достижения в социально-промышленной сфере, - равнодушно отвергнув всё «побрякушки», каковые обычно предлагались европейцами и американцами «малоцивилизованным» диким народам в обмен на реальные ценности. Японцы не прельстились стеклянными бусами и клочками яркой материи - они импортировали технологии изготовления нарезных орудий и прокатки броневых листов, строительства паровых военных кораблей и прокладки железных дорог, принципы создания современной армии и модернизации системы управления страной. И при всём этом они сохранили в неприкосновенности свою самобытность и Нихон сейсин - веру в японский дух, тот нравственный стержень, на который накручивалось все остальное, и который изумлял белых людей, считавших подобные выверты пережитками средневековья.
        Искусно лавируя между интересами ведущих мировых держав, злобно скаливших друг на друга зубы, Япония умудрилась (причём без непомерных жертв и лишений, «малой кровью») в считанные десятилетия «эпохи Мэйдзи» совершить головокружительный прыжок и буквально ворваться в «группу лидеров», реально управлявших ходом событий на планете Земля.
        Дебют Японии в её новой ипостаси - быстрая победа новорождённой империи над Китаем - и даже японское вторжение в Корею не слишком впечатлили Европу и Америку (а, очередная азиатская разборка…). Однако результаты второй войны - русско-японской, - и в особенности сокрушительный разгром японцами русского флота, третьего по мощи флота в мире, произвели на «бледнолицых братьев» сильно впечатление. Британия, построившая для Японии первоклассный военно-морской флот, с удивлением и нараставшей опаской следила теперь за быстрым его усилением - появление у смышлёных и трудолюбивых детей богини Аматерасу оригинальных типов боевых кораблей заставило высокомерных англов вспомнить о том, что талантливые ученики имеют обыкновение превосходить своих учителей, и при этом далеко не всегда сохраняют чувство глубокой признательности к мудрым наставникам. А Соединённые Штаты Америки, с руки кормившие подраставшего японского дракончика золотом займов и умилявшиеся - «Ах, как он забавно перебирает крылышками!» - внезапно заметили, что зубки их питомца уже ощутимо покалывают длань кормящую. Но вместе с тем ведущие
мировые державы отнюдь не спешили признать «узкоглазых азиатов» равными себе - в Японии великие державы имели не «послов», а «посланников». По традиции титул посла и полномочного министра имели иностранные представители в Лондоне, Берлине, Париже, Петербурге, Вене и Мадриде, а вот Токио в этом перечне не числился. Вроде бы мелочь терминологическая, но мелочь весьма многозначительная - «бремя белого человека» давило не только на плечи, но и на мозги европейцев. А империя Ямато, отыскав где-то в пыльных сундуках термин «панмонголизм»,[2 - Панмонголизм - термин, обозначающий объединение монголоидной (жёлтой) расы и введенный В.С.Соловьевым в 1894 году. В историософской концепции Соловьева панмонголизм выражает идею опасности с Востока, исторического возмездия Европе (и всей белой расе), исчерпавшей потенции своего дальнейшего развития. Силой, несущей возмездие, Соловьев считает японцев, «вождей с восточных островов», нанесших сокрушительное поражение Китаю в войне 1894-1895 годы, хотя первоначально эта роль отводилась им китайцам. По концепции Соловьёва, японцы провозглашают идею панмонголизма,
захватывают Пекин и Корею и вместе с китайцами завоевывают Европу.] уже рисовала на алом шёлке иероглифы лозунга «Азия для азиатов!», копила силы и ждала своего часа. И в начавшейся Первой Мировой войне она не собиралась оставаться в стороне.

* * *
        На Дальнем Востоке и на Тихом океане Германия имела кое-какие колониальные владения: Марианские, Каролинские, Маршалловы и Соломоновы острова, Самоа, архипелаг Бисмарка, Новая Гвинея, область Цзяочжоу на Шандунском полуострове. Судьба всех этих колоний решалась на полях Европы, однако союзники сразу же бросились расхватывать все, что плохо лежало. Германская колониальная полиция не могла сопротивляться регулярной армии, и немецкие колонии были оккупированы союзниками. Острова севернее экватора отошли к Японии; все, что находилось южнее, прибрала Англия (руками австралийцев). И только одну свою колонию немцы не отдали без боя: крепость Циндао, или, как её называли, «Германский Гибралтар Востока».
        15 августа 1914 года Япония предъявила Германии ультиматум, в котором требовала немедленно отозвать из японских и китайских вод все германские военные корабли, а всю арендуемую у Китая территорию области Цзяочжоу передать в течение месяца Японии без всяких условий и компенсаций. Срок ответа - неделя. Ультиматум был откровенно наглым, принять его немцы просто не могли, но их отказ позволил Японии «благородно» объявить войну Германии.
        Германия намеревалась победоносно закончить войну в Европе за два-три месяца, и крепость Циндао должна была это время продержаться. Она имела две линии обороны на сухопутном фронте и восемь береговых батарей, прикрывающих крепость с моря. Первая линия обороны, расположенная в шести километрах от центра города, представляла собой пять фортов, окруженных широким рвом с проволочным заграждением на дне. Вторая линия обороны опиралась на стационарные артиллерийские батареи. Всего на сухопутном фронте насчитывалось до ста орудий, на морском фронте имелось двадцать одно орудие. Гарнизон крепости состоял из семидесяти пяти офицеров и двух тысяч двухсот пятидесяти солдат (после мобилизации добровольцев его численность возросла до пяти тысяч); командовал им лихой вояка цур зее капитан Мейер-Вальдек. Он же являлся и губернатором Циндао - в его руках находилась вся полнота власти, и никаких разногласий наподобие печальной памяти порт-артурских возникнуть не могло. Однако крепость Циндао строилась для отражения атак немногочисленных русских, французских и английских экспедиционных отрядов и не была рассчитана
на серьезную борьбу с японской осадной армией.
        Осада Циндао, 1914 год
        Для штурма крепости японцы выделили усиленную 18-ю пехотную дивизию, которой были приданы два английских батальона из Вейхайвея (их реальная боевая мощь была невелика - они не имели не только артиллерии, но даже пулеметов). Общая численность осадной армии, для перевозки которой были привлечены полсотни транспортов, достигла тридцати двух тысяч человек. На море в районе Циндао действовала эскадра вице-адмирала Като (броненосцы «Суво», «Ивами», «Танго», броненосцы береговой обороны «Окиносима», «Мисима», броненосные крейсера «Иватэ», «Токива», «Якумо», легкие крейсера «Тонэ», «Могами», «Оёдо», «Титосэ», «Акаси», «Акицусима», «Тиёда», «Такатихо», канонерские лодки «Сага», «Удзи», эсминцы «Сираюки», «Новакэ», «Сиротаэ», «Мацукадзэ», «Аянами», «Асагири», «Исонами», «Уранами», «Асасио», «Сиракумо», «Кагэро», «Мурасамэ», «Усои», «Нэнохи», «Вакаба» «Асакадзэ», «Югурэ», «Юдати», «Сирацую», «Микадзуки») плюс британский броненосец «Трайэмф» с эсминцами «Кеннет» и «Уск».
        Генерал-лейтенант Камио Мицуоми, командовавший экспедиционным корпусом, не стремился (в подражание барону Ноги) завалить все подступы к Циндао трупами японских солдат по образцу Порт-Артура - он действовал осторожно. Высадка десанта началась 2 сентября в бухте Лункоу (на территории нейтрального Китая, примерно в 180 километрах от Циндао), и только 25 сентября (спустя месяц после объявления Японией войны Германии) передовые японские части подошли к границам германской концессии, где и произошли их первые перестрелки с германскими частями. 28 сентября 1914 года крепость была плотно обложена японцами со всех сторон и началась подготовка к штурму.
        Но на море первые выстрелы прозвучали гораздо раньше. Ещё 21 августа британские эсминцы заметили вышедший из порта миноносец «S-90» (400 тонн водоизмещения, 25 узлов, три 50-мм орудия, три 450-мм торпедных аппарата) и погнались за ним. Вперед вырвался эсминец «Кеннет» (600 тонн водоизмещения, 26 узлов, одно 76-мм и пять 57-мм орудий, два 457-мм торпедных аппарата), который в 18.10 завязал перестрелку с «S-90». Хотя английский корабль имел гораздо более мощное вооружение, чем германский, в самом начале боя он получил попадание под мостик. Три человека были убиты и семеро ранены (в том числе и командир «Кеннета», который позднее скончался). Умело маневрируя, «S-90» сумел завлечь своего противника в зону огня немецких береговых батарей, и после первых же их залпов «Кеннет» поспешно вышел из боя.
        В ночь с 30 на 31 августа японский эсминец «Сиротаэ» выскочил на мель у острова Лентао. Повреждения оказались слишком велики, и команда была снята другим эсминцем. А немцы не зевали - 4 сентября в море вышла канонерка «Ягуар» и под прикрытием береговых батарей артиллерийским огнём окончательно уничтожила беспомощный японский эсминец.
        Боевой флот союзников принимал активное участие в боях за Циндао. Броненосцы неоднократно обстреливали позиции немцев и даже пострадали от огня береговых батарей: 14 октября английский броненосец «Трайэмф» получил попадание 240-мм снарядом и был вынужден уйти в Вейхайвей на ремонт. Вылавливая мины, которым немцы усыпали воды у Циндао, японцы потеряли от подрывов на них тральщики «Нагато-мару № 3», «Коно-мару», «Коё-мару» и «Нагато-мару № 6». Германские корабли активно поддерживали огнём свой левый фланг, пока японцы не подвезли тяжёлые осадные орудия, после чего даже в бухте Киао-Чао немецкие канонерки уже не могли действовать без опаски. Германские военно-морские силы в Циндао - старый австрийский бронепалубный крейсер «Кайзерин Элизабет», канонерские лодки «Лухс», «Ягуар», «Илтис», «Тигер», миноносцы «S-90» и «Таку», - были ничтожными по сравнению с мощью японо-английской армады. И все-таки немцы сумели больно укусить своих противников - при осаде Циндао лихой рейд миноносца «S-90» стал самым ярким эпизодом в ходе боевых действий на море.
        «S-90» под командой капитан-лейтенанта Бреннера, старый угольный миноносец с паровой машиной (по случаю войны он, на страх врагам, был произведён в звание эсминца), был единственной боевой единицей «циндаосского флота», способной причинит противнику хоть какой-то ущерб. Сначала планировалось атаковать японские корабли во время обстрела ими берега, но затем германское командование быстро пришло к правильному заключению о безнадежности дневной торпедной атаки одиночным кораблем. И в октябре 1914 года был выработан новый план.
        «S-90» выскользнул из гавани в 19.00 17 октября 1914 года. Под покровом темноты он незамеченным миновал первую линию неприятельских дозоров и прошёл между островами Дагундао и Ланьдао. Через четверть часа справа по носу были обнаружены три силуэта судов, шедших встречным курсом. Это были японские эсминцы, но «S-90», следовавший средним ходом, благополучно с ними разминулся, не выдав себя ни буруном, ни искрами из труб.
        В 21.50 немецкий эсминец, всё так же не увеличивая скорость, повернул на запад, надеясь наткнуться на какой-нибудь вражеский крупный корабль, а в 23.30 капитан Бруннер лёг на обратный курс, чтобы успеть вернуться в порт до наступления рассвета, если поиск противника окажется безуспешным.
        Вскоре после полуночи на расстоянии двадцати кабельтовых с «S-90» был замечен силуэт большого корабля с двумя мачтами и одной трубой - предположительно броненосца береговой обороны, - идущего десятиузловым ходом. Бруннер чуть подвернул, дал полный ход, сблизился с обнаруженной целью и с убойной дистанции в три кабельтова выпусти одну за другой (с десятисекундным интервалом) три торпеды. Залп оказался снайперским - все три торпеды попали в старый японский крейсер «Такатихо», воевавший уже третью войну. Первая торпеда угодила в носовую часть ветерана императорского флота Японии, две другие - в середину его корпуса, и ужасающий взрыв разодрал корабль на куски. Погибло около трёхсот человек, в том числе и командир «Такатихо».
        Японцы не заметили атаковавший их германский эсминец (выжившие полагали, что «Такатихо» напоролся на мину), но Бруннер этого не знал и считал, что погоня неизбежна. Поэтому он не стал прорываться обратно в Циндао, а взял курс на юго-запад и в половине третьего ночи разошёлся с японским крейсером, торопившимся на север. Ранним утром 18 октября миноносец выбросился на камни возле мыса Тауэр примерно в 60 милях от Циндао. Бруннер торжественно спустил флаг, миноносец был подорван, а его команда высадилась на берег и бодро двинулась пешим порядком в направлении Нанкина, где и была интернирована китайцами.
        Тем временем генерал Камио медленно и методично, избегая ненужных потерь, вёл осаду крепости. Японцы расчищали себе дорогу массированным огнем осадных батарей - за время семидневной бомбардировки, начатой 4 ноября, было выпущено около сорока четырёх тысяч снарядов, в том числе до восьмисот одиннадцатидюймовых. Пользуясь относительной слабостью германской береговой обороны, союзный флот неоднократно обстреливал Циндао с моря, однако результаты этих обстрелов были крайне незначительны - многие снаряды не разрывались, и прямых попаданий почти не было. 6 ноября японцы пробили проходы через ров у центральной группы фортов и приготовились к штурму, но его не последовало - рано утром 7 ноября Мейер-Вальдек отдал приказ о прекращении сопротивления (это стало для японцев полной неожиданностью). А немцы, в отличие от Порт-Артура, еще до капитуляции взорвали все крепостные укрепления и затопили все свои военные корабли и торговые суда.
        «Германский Гибралтар Востока» пал. Японский дракон вторично попробовал мясо белого человека и плотоядно облизнулся - пища пришлась ему по вкусу…

* * *
        …Командир австрийской подводной лодки «U-27» действовал умело и достиг полной внезапности, атаковав союзный конвой возле Крита. Он подкрался к цели на двести метров и выпустил торпеду, которая попала между рубкой и передней дымовой трубой одного из эсминцев охранения и разворотила ему носовую часть. Большая часть экипажа атакованного корабля в это время находилась в носовых кубриках на обеде, и поэтому потери были огромными - взрыв унёс жизни шестидесяти семи моряков и командира эсминца, хотя сам корабль остался на плаву и даже сумел самостоятельно добраться до Пирея.
        На первый взгляд, эта атака, состоявшаяся 11 июня 1917 года, была самой обычной и походила на множество таких же эпизодов жесткой войны на море. Но её своеобразие было в том, что атакован и подорван был японский эсминец «Сакаки», оказавшийся в Средиземном море, за многие тысячи миль от родных берегов.
        В годы Первой Мировой войны Япония оказала Великобритании огромную помощь, самым важным эпизодом которой стали действия первой (и последней) Средиземноморской эскадры японского флота. Это соединение, о котором европейские историки долгие годы умалчивали, сражалось рядом с кораблями Антанты в критический период подводной войны - в 1917-1918 годах.
        Япония направила свои силы на европейский театр военных действий в начале 1917 года. 11 марта первые японские корабли под командованием адмирала Сато Кодзо покинули Сингапур. Сато повёл на Мальту легкий крейсер «Акаси» и эсминцы «Умэ», «Кусуноки», «Каэдэ», «Кацура», «Касива», «Мацу», «Суги» и «Сакаки», составлявшиели 10-ю и 11-ю флотилии эсминцев. По пути через Индийский океан соединение приняло участие в поиске германских рейдеров и прибыло в Аден 4 апреля. 10 апрели Сато по настоятельной просьбе англичан отконвоировал британский войсковой транспорт «Саксон» - он вышел из Порт-Саида на Мальту в сопровождении двух японских эсминцев. Остальные корабли японской эскадры прибыли на Средиземное море вслед за ними и начали действия против германских и австрийских подводных лодок.
        Для Антанты это время было скверным. Потери транспортного тоннажа росли, судов не хватало, и союзники рассматривали идею перенацелить средиземноморские грузопотоки, пустив их вокруг мыса Доброй Надежды. Японским кораблям было поручено сопровождать войсковые транспорты, которые везли подкрепления во Францию для французской армин, обескровленной бесплодными наступлений под Аррасом и в Шампани. Эсминцы «Сакаки» и «Мацу» в мае 1917 года спасали солдат с торпедированного транспорта «Трансильвания». Во время этой катастрофы погибло четыреста человек, но японские, французские и итальянские корабли, несмотря на угрозу новых атак, спасли почти три тысячи солдат. Британское Адмиралтейство высоко оценило умелые действия японских моряков во время спасательных работ, отправив адмиралу Сато благодарственную телеграмму.
        В июне 1917 года на смену крейсеру «Акаси» на Мальту в сопровождении четырёх эсминцев прибыл другой ветеран русско-японской войны - броненосный крейсер «Идзумо». Японскими моряками были временно укомплектованы две британские канонерки, названные «Токио» и «Сайкио», и два английских миноносца, получившие названия «Канран» и «Сэндан». Численность японской Средиземноморской эскадры достигла семнадцати боевых единиц.
        Количество подкреплялось качеством. Британский адмирал Баллард, командовавший морскими силами на Мальте, писал: «Эсминцы адмирала Сато содержатся в совершенно исправном состоянии и проводят в море столько же времени, сколько и наши корабли. Оно значительно больше, чем у французских и итальянских кораблей любых классов. Более того, японцы совершенно независимы в вопросах командования и снабжения, тогда как французы ничего не станут делать сами, если эту работу можно переложить на других. Эффективность японцев позволяет их кораблям проводить в море больше времени, чем любому другому британскому союзнику, что увеличивает эффект присутствия японских боевых кораблей на Средиземном море».
        В апреле-мае 1918 года - в критические месяцы последнего германского наступления на Париж - японские корабли помогли англичанам перебросить через Средиземное море сто тысяч солдат, но гордые бритты об этом быстро забыли. Благодарность и большая политика - вещи малосовместимые…

* * *
        С самого начала войны японский флот начал охотиться за германскими рейдерами в Тихом и Индийском океанах. Вице-адмирал Тамин послал линейный крейсер «Конго» к Мидуэю, а броненосный крейсер «Идзумо», получил приказ защищать союзное судоходство у берегов Мексики. 26 августа броненосный крейсер «Ибуки» и легкий крейсер «Тикума» были направлены в Сингапур для усиления флот союзников; крейсер «Тикума» принял участие в поисках крейсера «Эмден» в Бенгальском заливе. Адмирал Мацумура с линкором «Сацума» и крейсерами «Яхаги» и «Хирадо» патрулировал на морских коммуникациях, ведущих в Австралию. Крейсер «Ибуки» прикрывал транспорты с войсками австралийско-новозеландского корпуса, шедшие на Ближний Восток, и японцы же обеспечивали перевозку французских войск из Индокитая. В ноябре 1914 года японский линейный корабль «Хидзен» и броненосные крейсера «Идзумо» и «Асама» прочёсывали побережье Южной Америки в поисках эскадры адмирала Шпее.
        Австралия и Новая Зеландия на действия японских кораблей реагировали нервно. То есть против прикрытия японцами войсковых конвоев они ничего не имели, но энергичный захват Японией островов Тихого океана им явно не нравился. Вопрос о переходе к Японии бывших германских владений был с трудом урегулирован только к концу 1914 года, причём на Самоа новозеландские войска высадились под самым носом у японцев (по принципу «Кто первый встал, того и тапки!») и прочно завладели этим стратегически важным островом. Во избежание новых инцидентов англичане согласились на «экваториальную делёжку», оставив Японии северную часть Тихого океана.
        В 1915 году японский флот оказал большую помощь в охоте за германским крейсером «Дрезден». Японские корабли, базирующиеся в Сингапуре, патрулировали также в Южно-Китайском морс, море Сулу и у берегов Голландской Ост-Индии.
        В феврале 1916 года англичане снова запросил помощи у японцев. После гибели нескольких судов на минах, поставленных германскими вспомогательными крейсерами, требовалось увеличить число кораблей, охотящихся за этими рейдерами. Япония отправила в Сингапур флотилию эсминцев для охраны Малаккского пролива, имевшего огромное стратегическое значение, а для патрулирования в Индийском океане была выделена дивизия крейсеров. В ряде случаев японские корабли выходили к острову Маврикий и к берегам Южной Африки, а наиболее сильные и современные легкие крейсера «Тикума» и «Хирадо» сопровождали войсковые конвои из Австралии и Новой Зеландии.
        Не обошлись без японской помощи и американцы. По просьбе англичан американцы перебазировали часть кораблей с Тихого океана в Атлантику, чтобы помочь Ройял Нэйви. Но сделать это можно было только потому, что американцам оказал помощь их новый союзник - Япония, взявший на себя заботу о безопасности мореплавания в Тихом океане. В октябре 1917 года броненосный крейсер «Токива» заменил самый крупный американский корабль, стоявший на Гавайях, - броненосный крейсер «Саратогу». В августе 1918 года крейсер «Асама» сменил «Токиву» и обеспечивал безопасность Гавайских островов вплоть до своего возвращения в Японию в феврале 1919 года. Тем не менее, уже в 1917 году империя Ямато, числившаяся союзником Соединенных Штатов, официально считалась «наиболее вероятным противником».
        Многие английские историки сравнивали действия Японии в годы Первой Мировой с поведением шакала, который крадет куски добычи у льва, никак не помогая тому в охоте, хотя на самом деле это было далеко не так. Действия японских кораблей на Средиземном море значительно помогли союзникам в самые мрачные дни 1917 года; столь же важной была роль Японии и за пределами этого театра. Без её помощи Британия в значительной мере потеряла бы контроль над Индийским и Тихим океанами - германцы могли изолировать Австралию и Новую Зеландию и существенно ограничить их участие в войне; в опасном положении оказались бы и другие британские колонии от Адена до Сингапура и от Индии до Гонконга. Но отношение к Японии не изменилось - в 1914 году Великобритания смотрела на неё с подозрением и недоверием, а в 1918 году союзники уже опасались империи Ямато, в то же время откровенно презирая «желтокожих».
        Япония вступила в войну отнюдь не из альтруистических побуждений, но Англия, Франция и Россия тоже действовали далеко не бескорыстно - Первая Мировая была дракой хищников, в которой правых практически не было (за исключением разве что Сербии). Территории, которые Япония захватила в Китае и на Тихом океане, вполне сравнимы с новыми территориями, которые захватили Британия, Франция, Италия и прочие участники этого кровавого всемирного шоу. Япония преследовала свои собственные экспансионистские цели, но была союзником Британии - империя Ямато честно выполняла свой союзнический долг, и её приобретения вполне сопоставимы с затраченными усилиями и понесёнными ею потерями.
        Япония вступила в войну ради расширения своих владений в Китае и на Тихом океане, а также ради того, чтобы занять место в ряду великих держав. Эти мотивы были не лучше и не хуже, чем у остальных се участников, однако с самого начала войны отношение союзников к империи Ямато было враждебным и не изменилось к концу военных действий, несмотря на японскую помощь Антанте. «Бледнолицым братьям» не нравились жёлтокожие, и они не собирались считать их равными себе. Взаимная неприязнь, подогреваемая расовой нетерпимостью, нарастала…
        Глава третья. Сын самурая
        За окном шёл дождь, оставляя на оконном стекле мелкие капли, собиравшиеся в текучие змеистые струйки. У окна небольшой комнаты неподвижно стоял молодой человек лет двадцати, - среднего роста смуглый, черноволосый, скуластый, рождённый, судя по его внешности, далеко на востоке, где восходит солнце, - и рассеянно вглядывался в мокрый вечерний сумрак, накрывший дома и улицы старинного европейского города.
        Заоконный дождь не был ливнем, грохочущим и торжествующим, - над городом, неспешно разматывающим второе тысячелетие своего бытия, висел drizzle - нечто среднее между дождём и туманом, набрякшим густой небесной влагой. Древний город на реке Кем, помнивший кельтов и легионеров великого Рима, викингов-датчан и рыцарей Вильгельма Завоевателя, привык к такой «типично английской» погоде и не обращал на неё внимания, погружённый в себя, - города, как и люди, тоже умеют думать. А этот город исстари обрёл особую склонность к размышлениям, в течение долгих семи столетий впитывая беспокойные мысли населявших его людей, наделённых пытливым умом. В душной тьме средневековья, озаряемой багровым отсветом пожаров осаждённых городов и костров инквизиции, из земли, густо политой горячей человеческой кровью, пробивались первые всходы истинных знаний о сути и природе вещей - знаний, выдиравших человека из мрака невежества и силой разума возвышавших его над сонмами тварей бессловесных и неразумных. Среди руин античности зажурчали светлые ручейки этих знаний; к ним потянулись страждущие, и одним из первых таких
живительных источников стал город на реке Кем.
        С самого начала он был упорядоченным по планировке, но любой приезжий легко мог заблудиться в правильном лабиринте узких улиц, среди старинных церквей, равнодушно-опрятных жилых строений и зданий многочисленных колледжей. Взращивая будущее, этот город ревностно соблюдал традиции прошлого, не старея и не молодея, как будто застыв в безвременье настоящего. В сорока пяти милях к югу от него раскинулась столица великой империи, обнявшей весь мир, но городу словно не было дела до этого величия - он жил сам по себе, и свершись даже конец света, это нисколько бы его не обеспокоило. Древний город генерировал знания, и ничто иное его не волновало - в том числе и то, что любые знания можно использовать по-разному.
        Город назывался Кембридж.
        В нём находился всемирно известный университет, основанный в XIII веке - второй по возрасту среди британских университетов и четвёртый среди университетов планеты.
        Юноша у окна хостела был одним из тысяч студентов этого университета. Его звали Тамеичи Миязака.

* * *
        Ни раем, ни адом меня уже не смутить,
        И в лунном сиянье стою непоклебим -
        Ни облаячка на душе
        (Уэсуги Кэнсин, XVI век)
        Они сидели напротив друг друга на циновках, устилавших пол, в позах, казавшимися крайне неудобными любому европейцу и американцу. За стенами дома под лёгким ветерком, прилетевшим с гор, шелестела листва.
        - Я рад, что ты удостоился великой чести, - произнёс капитан второго ранга Миязака. - Мне хотелось, чтобы ты поступил в военно-морское училище в Этадзима и стал офицером Императорского флота, но боги рассудили иначе, и не мне оспаривать их волю. Твой сэнсэй, глубоко проникший в суть вещей и явлений, сказал мне: «Твой сын остротой ума подобен мечу. С таким оружием можно достичь истинной вершины, надо только научиться владеть им по-настоящему». На тебя пал выбор посланцев императора, и я горжусь тобой, сын.
        Тамеичи, семнадцатилетний юноша, молча слушал отца. Он ещё не до конца осознал, какая невероятная удача выпала на его долю, и ещё не до конца поверил, что всё это не сон. Учёба за границей - такое счастье улыбается немногим. Белые гайкокудзины со всё большей неохотой принимают на учёбу сыновей Страны Восходящего солнца - они боятся растущей мощи империи Ямато (и правильно делают). Их боязнь отступает только перед блеском золота - обучение в Англии стоит огромных денег, каких нет, и не может быть у простого флотского офицера, пусть даже заслуженного. Но духи синто явили милость - Тамео попал в списки способных молодых людей, отобранных особой комиссией столичных чиновников и учёных (спасибо сэнсею), и прошёл придирчивый экзамен (что было совсем непросто). Это уже позади, а впереди - британский университет, где он, Тамеичи, сможет заточить клинок своего ума до бритвенной остроты. И он это сделает: за учёбу избранных платит император, а истинный самурай не вправе допустить, чтобы божественный Тенно истратил эти деньги впустую - истинный самурай будет возвращать этот долг всю свою жизнь, которая
всецело принадлежит микадо и стране Ямато.
        - Помни, сын, - продолжал Миязака-старший, - там, за океанами, ты не встретишь друзей. Гайкокудзины ненавидят нас, ненавидят и боятся, хотя мы, дети Ямато, открыли им нашу страну, наши сердца и наши души. Мы для них непонятны - они презирают нас вместо того, чтобы попытаться нас понять и принять как равных. Бритты привыкли считать азиатов людьми второго сорта, созданными только лишь для того, чтобы служить белым господам во славу их величия. Что же касается американцев, то они ещё хуже: если империя англов уже клонится к закату, то янки ещё только поднимаются на вершину власти над миром, сметая по пути всех, кто становится им поперёк дороги.
        Капитан второго ранга взял фарфоровую чашечку и глотнул сакэ; при этом похожий на паука звездообразный шрам на его щеке, оставленный при Цусиме осколком русского снаряда, шевельнулся как живой.
        - Ты знаешь, что во время Мировой войны я сражался на Средиземном море, где мы топили немецкие подводные лодки. Я был старшим офицером на эсминце «Касива»; и мы честно сражались против Германии в союзе с англами, хотя сегодня мне кажется, что надо было сражаться на другой стороне… Тевтоны - воины, а бритты в значительной мере уже утратили доблесть предков: они превратились в торговцев наподобие янки, которым в этом деле нет равных. Мы бились доблестно, как и подобает самураям; я потерял в той войне двух своих друзей. Один из них погиб на эсминце «Сакаки», потопленном австрийской подводной лодкой, другой, будучи командиром эсминца «Каэдэ», сделал себе харакири после того, как немецкая лодка потопила два транспорта из состава конвоя, который охранял этот эсминец. И англы оценили нашу доблесть - они благодарили нас, но тогда мы ещё не знали, что язык белых гайкокудзинов лжив: он раздвоен, как жало змеи, и слова бриттов скрывают их мысли. Их благодарность ничего не стоит - гайкокудзины обвиняют нас в том, что мы стремимся расширить наши владения, хотя сами они веками делали то же самое, и продолжают
это делать. И в прошлом году они запретили нам иметь могучий флот, достойный величия нашей империи…[3 - Речь идёт о Вашингтонской конференции 1922 года, на которой Великобритания и США пресекли все попытки Японии сравняться по военно-морской мощи с этими ведущими мировыми державами. Англо-японский союз 1902 года прекратил своё существование, отношения между США и Японией начали непрерывно обостряться, что в конечном счёте привело к войне на Тихом океане.] Янки и англы пригрозили нам войной, а у нас пока ещё нет сил, чтобы ответить им достойно.
        «Американцы и англичане лишили нас возможности иметь равное оружие, - подумал Тамеичи. - Значит, мы должны создать оружие, которого ещё нет ни у кого: нельзя запретить то, чего не существует. Разум, если его хорошо заточить, станет острее меча».
        Капитан Миязака растил из своего сына самурая, растил в духе бусидо[4 - Бусидо - путь воина (яп.). Неписанный морально-этический кодекс поведения самурая.] - точно так же, как растили его самого. Семья и наставник формировали будущего идеального воина, прививая ему полное безразличие к смерти, страху и боли, сыновнюю почтительность и преданность сюзерену. Семья и учитель-сэнсэй заботились о том, чтобы будущий самурай рос отважным и мужественным, выносливым и терпеливым, и мог пренебречь собственной жизнью ради жизни другого. Тамеичи помнил, как отец посылал его ночью на кладбище, и мальчик шёл туда, превозмогая страх; помнил он и то, как по приказу отца он осматривал ночью голову казнённого преступника - на ощупь голова была отвратительной, но юный самурай коснулся её, чтобы оставить на мёртвой коже знак, доказывающий, что будущий воин побывал на месте казни. Сын самурая выполнял тяжёлую работу, проводил ночи без сна, ходил зимой босиком, возвышая дух через страдания и муки плоти.
        Тамеичи Миязака должен был стать одним из многих, но его наставник разглядел в мальчике то, чего не заметил его отец. «Такие люди, как твой сын, - сказал старый сэнсэй, - рождаются раз в тысячелетие. Его ум - это подарок богов, искра, из которой можно раздуть великий костёр, озаряющий весь мир. У императора тысячи мечей, но один твой сын сделает больше, чем миллион мечей, обнажённых во славу Ямато. Верь мне - так оно и будет, если мы не оставим талант твоего сына в небрежении».
        - Помни, Тамео, - сказал Миязака-старший, разливая сакэ и в последний раз называя сына детским именем, - ты самурай и сын самурая, помни об этом в далёкой чужой стране.
        - Я буду помнить об этом, отец, - ответил Миязака-младший.

* * *
        Молодой японец действительно не нашёл друзей в далёкой стране дождей и туманов. Но он не нашёл в Англии и врагов - по крайней мере, врагов явных: никто не выказывал ему свою неприязнь открыто. Преподаватели обращались с ним так же, как и с любым другим студентом, а отчуждение сверстников было ровным и спокойным, и только обострённое воспитанием восприятие позволило Миязаке почуять насторожённость и страх студентов-европейцев, скрытые под маской холодной и ни к чему не обязывающей вежливости. У Тамеичи ни с кем не сложилось даже просто приятельских отношений, да он к этому и не стремился, хотя по мере возможности принимал участие и в спортивных состязаниях, и в диспутах, и даже в шумных студенческих вечеринках, стараясь при этом не выделяться и не подчёркивать свою инаковость и чужеродность - Миязака понимал, что это необходимо для того, что он считал главным: для получения знаний, накопленных расой белых людей (ведь именно за этим он и прибыл в Англию). Он был спокоен, холоден и бесстрастен, и только однажды, на второй год пребывания в Кембридже, ледяная броня молодого самурая дала трещину под
натиском могучего древнего чувства - любви, перед которой не могли устоять самые великие воители прошлого.
        …Её звали Дженни. Она была студенткой Ньюнхэма, чисто женского кембриджского колледжа, где обучались девушки, причём только они: среди студентов Ньюнхэм Колледжа не было ни одного юноши. Дженни изучала восточную филологию, что и стало причиной её знакомства с Тамеичи - никакой другой причины не было. Поначалу.
        Они стали встречаться, сначала изредка, затем всё чаще и чаще, проводя в обществе друг друга всё больше и больше времени. А потом - потом случилось неизбежное: между молодыми людьми возникла дружба, почти незаметно перешедшая в нечто большее. Любовь не считается ни с расовыми теориями, ни с предрассудками, ни с вековыми традициями: она просто приходит, не спрашивая ни у кого дозволения.
        Ослепительной красавицей девушка не была, хотя её называли хорошенькой и даже милой. Но для Тамеичи Миязака она, так отличавшаяся (и внешне, и внутренне) от девушек его родины, стала средоточием женской красоты и вечной женской тайны. И когда он сорвал с её губ первый поцелуй, робкий и неумелый, молодому самураю показалось, что за его спиной выросли крылья, готовые нести его и его любовь над миром, наполненным завистью, жадностью и злобой. И любовь сына самурая не осталась безответной - несмотря на всю свою неопытность в подобных делах, он это почувствовал, и это окрылило его ещё больше. Их обоих неудержимо тянуло друг к другу; он - и она - уже строили планы на будущее, окрашенные исключительно в розовые тона, но действительность очень скоро не оставила камня на камне от призрачных воздушных замков, выстроенных влюблёнными.
        Студенты (и студентки) хоть и посматривали косо на Дженни и Тамеичи, но открыто не порицали ни его, ни её: они подсознательно чувствовали, что молодой японец пойдёт на всё, защищая свою любовь (да и Дженни была, что называется, «девушкой с характером»), а строгие университетские правила не допускали острых конфликтов между студентами - это могло выйти боком обеим конфликтующим сторонам. Однако у Дженни были родители, принадлежавшие к среднему слою британской аристократии «викторианского» толка, и нашлись доброхоты, известившие их о «недостойном поведении» дочери.
        Когда Миязаке сообщил, что его хочет видеть «какой-то седой джентльмен», Тамеичи не заподозрил ничего плохого. Он уже привык к интересу, который студент-японец с явно незаурядными способностями вызывал у британских учёных, пусть даже порою этот интерес сильно походил на интерес зевак в зоопарке, увидевших в клетке экзотическое животное. Но на этот раз молодой самурай ошибся.
        - Я отец Дженни, - без обиняков заявил седой джентльмен, поигрывая тростью, - и мне стало известно, что вы уделяете повышенное внимание моей дочери. Должен вам сообщить, молодой человек, что моя дочь почти помолвлена, и ваши… э-э-э… ухаживания бросают тень на её репутацию. Этого я допустить не могу ни в коем случае, и поэтому требую, чтобы вы прекратили все ваши домогательства. В противном случае я обещаю вам очень большие неприятности. Прощайте! Надеюсь, мы никогда больше не увидимся!
        Тамеичи ошарашено молчал - Дженни ни слова не говорила ему о своей помолвке, - а её отец развернулся и удалился, всем своим видом выражая оскорблённой достоинство. Речь возмущённого отца не содержала прямых намёков на истинную причину его немилости по отношению к возлюбленному своей дочери, однако молодой самурай был достаточно умён (и провёл в Англии достаточно времени), чтобы понять, в чём тут дело. В переводе на язык лондонских трущоб (Миязаке, ко всему прочему изучавшему нравы гайкокудзинов, довелось там побывать) отец Дженни сказал примерно следующее: «Ты, желтая макака, учишься в Кембридже, но это ещё не даёт тебе права протягивать свои волосатые лапы к английским девушкам - довольствуйся проститутками! Ты понял меня, азиат?».
        Земля Англии покачнулась под ногами Тамеичи, и только самурайское воспитание не позволило ему наделать глупостей. Он пытался объясниться с Дженни, но та его избегала - откуда ему было знать, что девушка после крупного разговора со своим отцом не осмелилась идти против его воли. В Британии середины двадцатых годов прошлого века до торжества идей феминизма было ещё очень далеко…
        …Так умерла первая любовь молодого самурая, а вскоре его гордость получила ещё одну тяжёлую рану - её нанёс разговор между двумя профессорами, случайно услышанный Миязакой.
        Увлечённый работой, он допоздна задержался в лаборатории и очень удивился, поняв, что он не один: в комнате, где имели обыкновение сидеть преподаватели, подводя итоги дня за стаканом горячего грога, звучали негромкие голоса. Говорили двое; они говорили тихо, но Тамеичи обладал тонким слухом и смог разобрать каждое слово. Он знал, что подслушивать нехорошо (если, конечно, ты не шпион в стане врага), но когда понял, что речь идёт о нём, то затаил дыхание.
        - Говорю вам, Эддингтон, этот парень - фанатик. Он может работать сутками, тогда как все другие студенты не пренебрегают утехами молодости: они играют в футбол и лаун-теннис, катаются на лодках по реке, флиртуют. А этот японец…
        - Согласен с вами, Стрэттон. Он впитывает знания как губка: похоже, его ничего больше не интересует. Вот тебе и азиат…
        - Да, Артур, вот тебе и азиат. Загадочная страна эта Япония… Я дорого бы дал, чтобы понять стиль мышления этого нашего японца: то, что мы называем физическим смыслом и описываем формулами, он просто чувствует и воспринимает зримо и осязаемо. Не удивлюсь, если узнаю, что он видит атомы крошечными живыми существами, а Вселенную - разумным созданием невероятных размеров. Какой-то дикарский подход, но дающий поразительный эффект: я был свидетелем того, как наш самурай с лёгкостью решал сложнейшие задачи, над которыми годами тщетно бились лучшие наши умы. Непостижимо…
        - Непостижимо, да… Скажу вам больше, Фредерик: когда он смотрит на меня своими чёрными глазищами, мне становится как-то не по себе. Мне даже кажется, что он не совсем человек, или совсем не человек. Во всяком случае, логика его мышления нестандартная, если так можно выразиться.
        - Я вас понимаю, коллега, - в голосе говорившего отчётливо прозвучал смешок. - Ну конечно же он не человек! Он азиат, и этим всё сказано. Но его высоко ценит сам Резерфорд, и поэтому…
        Лицо Тамеичи Миязаки вспыхнуло. Ему стоило немалых усилий, чтобы сдержаться. Пересиливая себя, он встал из-за стола, за которым работал, на цыпочках пересёк пустой и тёмный лабораторный зал и бесшумно затворил за собой дверь.

* * *
        …Дождь не переставал (drizzle - это надолго).
        Тамеичи отошёл от окна, сел, включил настольную лампу и взял недочитанную книгу, лежавшую на столе.
        Умением хранить тайну, быстротой и изобретательностью они намного превосходили немцев, а кроме того, на каждых сто рабочих-немцев у азиатов приходилось десять тысяч. Поезда монорельса, которым теперь была опутана вся территория Китая, доставляли к огромным воздухоплавательным паркам в Шансифу и Цинане несчетное количество квалифицированных, прилежных рабочих, производительность труда которых была гораздо выше европейской. Сообщение о выступлении Германии лишь заставило их ускорить собственное выступление. В момент разгрома Нью-Йорка у немцев в общей сложности не набралось бы трехсот воздушных кораблей; десятки же азиатских эскадр, летевших на восток и на запад, на Америку и на Европу, по всей вероятности, насчитывали их несколько тысяч. Кроме того, у азиатов была настоящая боевая летательная машина, так называемая «Ньяо», - легкий, но весьма эффективный аппарат, во всех отношениях превосходивший немецкий «драхенфлигер». Это тоже была машина, рассчитанная на одного человека, но удивительно легкая, построенная из стали, бамбука и искусственного шелка, с поперечным мотором и складными крыльями.
Авиатор был вооружен винтовкой, стреляющей разрывными кислородными пулями, и - по древней японской традиции - мечом. Все авиаторы были японцы, и, характерно, с самого начала было предусмотрено, что авиатор должен владеть мечом.[5 - Герберт Уэллс, «Война в воздухе».]
        «Воздушные корабли легче воздуха, - подумал Тамеичи Миязака, отрываясь от книги, - дирижабли. Но Мировая война показала, что их разрушительная мощь не так велика, как это виделось мистеру Уэллсу, а сами дирижабли неуклюжи и очень уязвимы. А вот боевые летательные аппараты тяжелее воздуха - да, за ними будущее. Война уйдет в воздух, даже если пилоты, как писал Уэллс, будут вооружены самурайскими мечами. Аппараты тяжелее воздуха… Они держаться в воздухе до тех пор, пока работают их моторы, но как только эти двигатели перестают работать, аэропланы камнем падают вниз, подчиняясь закону земного тяготения - совсем как то яблоко, которое, если верить легенде, упало на голову Исааку Ньютону где-то в этих местах. Остановка двигателя в воздухе - это катастрофа для любого аэроплана, какую бы разрушительную мощь он не нёс на своём борту. Лучи Теслы? Говорят, это мистификация… А если нет? Любая гипотеза нуждается в научном обосновании, но проверяется она только опытом. Будущая война, война Объединённой Азии против Америки и Европы, будет воздушной войной - войной моторов…».
        …Окончив Кембриджский университет, Тамеичи Миязака вернулся в Японию. Он поклялся самому себе никогда более не ступать на английскую землю и не остался работать в Кавендишской лаборатории, несмотря на настойчивые уговоры её директора, профессора Эрнеста Резерфорда, и на обещанные им условия, о которых в Японии можно было только мечтать. «Вас ждёт здесь великое будущее!» - убеждал его Резерфорд. «Благодарю вас, сэр, - ответил Миязака, - я хотел бы остаться, но не могу: моя жизнь принадлежит моей родине».
        Этот ответ был правдив только наполовину: Тамеичи Миязака не только не мог, но и не хотел оставаться в Англии. Самурай не может солгать своему господину, но ложь врагу не противоречит кодексу бусидо.
        Глава четвёртая. Вариации на тему
        Вероятность реализации новых событий в дочерней Реальности, а также изменения рисунка событий, заимствованных из материнской Реальности, возрастает по мере удаления дочерней Реальности (по оси времени) от момента её инициации (от точки разделения). Это явление называется расширением поля вариативности и не связано жёстко с характером инициирующего фактора.
        «Многомерная Вселенная»
        …К концу тридцатых годов ХХ века планета Земля напоминала кучу сухого хвороста, щедро смоченного бензином, - достаточно одной искры, чтобы она была охвачена пламенем глобального пожара, пожирающего страны, города и человеческие жизни. Так и случилось: 1 сентября 1939 года в Европе началась война, очень быстро ставшая мировой.
        Костёр войны (поначалу «странной») разгорался стремительно, с гулом и треском. Европейские страны - Польша, Дания, Норвегия, Бельгия, Нидерланды, - одна за другой падали под гусеницы немецких танков с лёгкостью кеглей, сбиваемых тяжёлым шаром боулинга. Гитлер шутить не собирался - французский петушок не успел кукарекнуть, как моторизованные зигфриды, одетые в федьдграу, свернули ему голову и начали деловито ощипывать, разбрасывая во все стороны пух и перья. Небо над Англией содрогалось от рёва двигателей бомбардировочных армад люфтваффе, горели Лондон и Ковентри, а германские субмарины с ловкостью и безжалостностью голодных акул вспарывали зубами торпед тела торговых судов, направлявшихся к берегам осаждённого Альбиона. Британия цепенела от ужаса, ожидая прыжка вермахта через Ла-Манш, но бурлящая коричневая пена хлынула на восток, взломав границы Советского Союза. И это стало началом конца «Тысячелетнего Рейха»: русский народ, умевший жертвовать собой и бестрепетно умирать за свою землю и за будущее своих детей, переломил хребет чудовищу, выползшему из чрева Германии. Но до этого было ещё далеко -
окровавленную Европу пока что перетирали жернова сорок первого года.
        …Японский дракон, почуяв запах крови, заинтересованно вытянул шею. Он и раньше, ещё начала большой свары, проявлял нездоровую активность - влез в Китай всеми лапами, выжигая потоком пламени китайские деревни и пируя на костях, и даже попробовал на зуб границы Советского Союза, - а теперь, когда великие державы Европы с хрустом вцепились друг другу в загривки, он оживился, спеша подгрести под себя Индокитай, колониальное наследство Франции, и вприщурку приглядываясь к богатейшим островам Голландской Ост-Индии, а заодно и к британской Малайзии. Дорогу к Индонезии преграждали Филиппины, но то была вотчина Соединённых Штатов Америки, а связываться с ними японская рептилия побаивалась: жёлтый дракон Ямато был тварью разумной и понимал, что одолеть могучего американского орла силёнок у него не хватит (во всяком случае, пока).
        США нисколько не заблуждались относительно далеко идущих планов кровожадного ящера, но не спешили обломать ему когти, исполненные презрении к «азиатам» и уверенные в своей силе. Стоны китайцев, избиваемых сотнями тысяч, не долетали до стен Капитолия - «какое нам дело до всех до вас»[6 - Строчка из песни, звучавшей в кинофильме «Последний дюйм».]. Япония щедро платила Америке за поставки оружия и за сырьё для своей стремительно растущей промышленности, и это вполне устраивало воротил американского большого бизнеса, заказывавших политическую музыку, - деньги не пахнут. Соединённые Штаты Америки, как и во время Первой Мировой войны, богатели и жирели, и отнюдь не торопились совать свою ложку в смрадную кровавую кашу, бурлившую в Европе и Азии: этаким варевом запросто можно обжечься.
        Однако после разгрома Франции и особенно после нападения Германии на Советский Союз ситуация изменилась, и президент Рузвельт, как умный и дальновидный политик, не мог этого не заметить. Европа легла под Гитлера, имевшего её в самых разнообразных позах; Британия держалась из последних сил, а темпы продвижения вермахта в России вызывали серьёзные сомнения в том, что Советский Союз сможет выстоять под ударом германской военной машины. И что тогда? Что будет, если Россия падёт, как пала Франция, великая страна с многовековой историей, наполненной победами на поле брани? А тогда немецкий волк живо спустит шкуру и с отощавшего британского льва, и германский «Третий Рейх», располагая громадными промышленными и сырьевыми ресурсами, двинется на запад, через Атлантический океан, а ему навстречу полетит японский дракон, и взмахи его крыльев уже не покажутся «забавным трепыханием». Америка должна вступить в войну, и чем скорей, тем лучше - Франклин Делано Рузвельт был в этом твёрдо убеждён. Но проблема была в том, что президент США, не будучи полновластным диктатором, не мог единолично, без одобрения
Конгресса, принять такое решение. Оставался единственный выход: объявление Америкой войны странам Оси должно было стать ответом на агрессивные действия Японии или Германии.
        Рассчитывать на впечатляющую акцию со стороны Германии не приходилось. Гитлер ни в коем случае не хотел преждевременной (пока не разгромлена Россия и пока держится Англия) войны с Соединёнными Штатами: чудовищная экономическая мощь заокеанского монстра качнула бы колеблющиеся чаши весов далеко не в пользу Третьего Рейха. По этой причине немецкие подводные лодки крайне осторожно вели себя в Атлантике по отношению к судам под звёздно-полосатым флагом, не реагируя даже на их откровенно враждебные действия - американский флот оказывал британскому флоту прямое содействие в его борьбе с германскими субмаринами. А кроме того, даже если кто-то из мальчиков «папы Деница», доведённый до крайности настырностью янки, и торпедирует какой-нибудь американский эсминец, подобный инцидент вряд ли вызовет необходимое и достаточное возмущение всей американской нации. Последуют дипломатические извинения, разбор полётов, то да сё, и всё такое прочее. Нет, акт агрессии должен быть ярким, крупномасштабным и не допускающим двойного толкования - только в этом случае будет достигнут нужный эффект. И взоры Рузвельта
обратились на Японию - гордый американский орёл, распростёрший крылья на всё Западное полушарие, не потерпит, чтобы наглая жёлтая ящерица выдирала у него перья из хвоста.
        Механизм воздёйствия был прост, как гранёный лом. Дядя Сэм, хитро осклабившись, недрогнувшей рукой завернул вентиль на трубопроводе, по которому в Японию шла нефть - кровь современной экономики, - и повесил на маховике табличку с надписью «Эмбарго». Самураи взвыли: кроме поставок нефти, прекратились (или были существенно ограничены) поставки в Японию и других видов сырья (причём не только стратегического), а японская экономика на девяносто восемь процентов зависела от импорта. А дядя Сэм доходчиво объяснил детям Аматерасу, что им надо быть скромнее - каждый сверчок должен знать свой шесток, по одёжке протягивать ножки, не лезть со свинячьим рылом в калашный ряд, и далее по списку. При этом заморский дядюшка прозрачно намекнул, что Соединённые Штаты вообще-то ничего не имеют против экспансии империи Ямато на север, в Приморье и Приамурье, и даже в Китай, где подняли голову коммунисты, но никаких поползновений на юг быть не должно - не по Сеньке шапка.
        Коварные самураи дружеский намёк поняли, однако в восторг не пришли. Индонезия была куда аппетитнее заснеженных просторов Сибири, а две увесистые оплеухи, полученные японцами у озера Хасан и на Халхин-голе, показали, что советская армия чуток сильнее и боеспособнее, чем армия царской России, неоднократно битая ими в начале века на сопках Маньчжурии. К тому же американские условия означали полную утрату Японией всякой самостоятельности во внешней политике - чуть что, и на шее японского дракона тут же намертво затянется экономическая удавка, крепко зажатая в мосластом кулаке дяди Сэма. И выхода из этого положения было два: или уговорить США смягчить экономические санкции, или разрубить американскую петлю самурайским мечом.
        Японцы не знали, что американский орёл уже хочет войны - громадный флот США, не оставлявший Японии никаких шансов на победу в войне на Тихом океане, был ещё только заложен, хотя и строился невиданными темпами, - и потому приложили все усилия, чтобы урегулировать конфликт мирным путём. Однако все японские дипломатические демарши были встречены американской стороной более чем холодно: президент Рузвельт упорно гнул свою линию. Американская разведка располагала кое-какой информацией о том, что японцы готовят удар по Пёрл-Харбору (по образу и подобию удара по Порт-Артуру в 1904 году), и это обстоятельство как нельзя более устраивало президента Соединённых Штатов.[7 - В романе рассматривается альтернативная история. В нашей Реальности, как известно, США стали жертвой немотивированной агрессии со стороны милитаристской Японии, подло (без объявления войны) атаковавшей американский флот в Пёрл-Харборе, и ни о какой «умышленной подставе» этого флота под японский удар не может быть и речи.]

* * *
        …Японцы атаковали Жемчужную Гавань на рассвете 7 декабря 1941 года. В главной базе Тихоокеанского флота США в это время стояли восемь линкоров, два тяжёлых и шесть лёгких крейсеров, около сорока эсминцев и пять подводных лодок. В море находились два оперативных соединения: в трёхстах милях от Оаху - группа TF-8, состоявшая из авианосца «Энтерпрайз», тяжёлых крейсеров «Нортхэмптон», «Честер» и «Солт Лейк Сити» и девяти эскадренных миноносцев, направлявшаяся к атоллу Мидуэй, и группа TF-12, состоявшая из авианосца «Лексингтон», тяжёлых крейсеров «Чикаго», «Портленд» и «Астория» и пяти эсминцев. Это соединение, возвращавшееся из похода к атоллу Уэйк, находилась всего в сорока милях от Жемчужной Гавани, торопясь прибыть домой в воскресенье - её моряки уже предвкушали отдых на берегу, где можно основательно промочить горло и вволю потискать доступных девушек. Они ещё не знали, что отдых не состоится…
        Первая волна японских самолётов обрушилась на Пёрл-Харбор в 07.55, за пять минут до подъёма флага (на «Неваде» пулемётная очередь прошлась по оркестру, выстроившемуся на верхней палубе линкора, и первыми убитыми в войне на Тихом океане стали музыканты). Эта ударная волна состояла из ста восьмидесяти самолётов: девяноста бомбардировщиков-торпедоносцев «кейт»[8 - «Накадзима» B5N2, тип 97.] (с «Акаги», «Кага», «Хирю» и «Сорю»), половина из которых была вооружена авиационными торпедами «Mk91», а половина - 800-кг бомбами[9 - Из-за нехватки бомб использовались 381-мм и 406-мм бронебойные снаряды с приваренными к ним стабилизаторами.], пятидесяти пикирующих бомбардировщиков «вэл»[10 - «Аити» D3A1, тип 99.] (с «Дзуйкаку» и «Сёкаку») с 250-кг бомбами и сорока истребителей «зеро»[11 - «Мицубиси» A6M2.] (со всех шести авианосцев Кидо Бутай - «ударной эскадры» - вице-адмирала Тюити Нагумо). «Кейты» должны были нанести удар по кораблям, а «вэлы» и «зеро» - по береговым и зенитным батареям, по нефтехранилищам и по всем аэродромам Оаху (Хикэм, Эва, Форд, Уиллер, Канэохе, Беллоуз).
        Атака Пёрл-Харбора
        Всё произошло так, как уже не раз случалось за историю человечества, наполненную войнами и внезапными нападениями: с одной стороны - слаженные и чёткие действия атакующих, с другой - полная растерянность атакованных. Японские самолёты подошли к цели незамеченными, тревогу никто не поднял. В воздухе не появился ни один американский истребитель; зенитные батареи открыли огонь далеко не сразу, а некоторые так и не сделали ни единого выстрела за всё время налёта.
        Успех атаки был полным и превзошёл ожидания японцев. Высотное бомбометание по кораблям обычно малоэффективно, но американские линкоры были неподвижны, и места их стоянок были известны японским пилотам с точностью до фута. Линкоры «Мэриленд», «Уэст Вирджиния», «Калифорния», «Теннеси» получили по два-три бомбовых попадания; «Аризоне» досталась только одна бомба, но роковая: она пробила палубу, проникла в погреб боезапаса, и сильнейший взрыв разрушил корабль. А в воде хищными рыбами уже скользили японские торпеды, сброшенные «кейтами» капитана 3-го ранга Мурата.
        Глубина в Жемчужной Гавани невелика, и японцы во избежание зарывания торпед в грунт при сбрасывании снабдили их деревянными поплавками, позволившими избежать «клевков». И торпеды сделали своё дело: линкор «Калифорния» после двух попаданий сел на грунт, «Уэст Вирджиния» затонула, получив шесть торпед, а линейный корабль «Оклахома», поражённый четырьмя торпедами, перевернулся, упёршись мачтами в илистое дно гавани и потеряв орудийные башни главного калибра, вывалившиеся под своим весом. Дать ход и попытаться выйти в море сумела только «Невада», но и эта попытка не увенчалась успехом: в линкор попали две-три бомбы и авиаторпеда, и его командир, опасаясь, что повреждённый корабль затонет на фарватере и закупорит выход из гавани, выбросился на мель.
        Японские истребители и пикировщики учинили погром на аэродромах - в ангарах и на взлётных полосах было уничтожено (по донесениям пилотов) до двухсот американских самолётов. В небо взметнулась стена ревущего огня - загорелись нефтехранилища с сотнями тысяч тонн мазута, соляра и бензина, и весь Оаху окутало громадное облако чёрного дыма, скрывшее солнце. А к Пёрл-Харбору уже приближалась вторая волна японских самолётов: пятьдесят «кейтов» с «Дзуйкаку» и «Сёкаку», вооружённых 250-кг и 60-кг фугасными и осколочными бомбами, предназначенными для береговых объектов, восемьдесят «вэлов» с «Акаги», «Кага», «Хирю» и «Сорю» с 250-кг бронебойными бомбами, эффективными против авианосцев и крейсеров, и сорок пять истребителей «зеро», направлявшихся на повторную штурмовку американских аэродромов. Но…
        При разработке плана нападения на Пёрл-Харбор было предложено использовать для атаки американских кораблей не только самолёты, но и карликовые подводные лодки, которые должны были быть доставлены к Оаху океанскими субмаринами. Однако Ямамото был против: командующий Объединённым флотом считал, что толку от этой экзотики будет мало - лодки не смогут проникнуть в гавань, прикрытую боновыми заграждениями, - а если хоть одна из них будет обнаружена американскими сторожевыми кораблями, то внезапность будет утрачена, и вся операция окажется на грани провала. После долгих споров точка зрения Ямамото взяла верх, и участие подводников ограничилось тем, что к Пёрл-Харбору были посланы шесть подводных лодок типов «отсу-гата» и «кайдай» - «И-19», «И-21» и «И-23», «И-69», «И-74», «И-75», - имевших задачей атаковать американские корабли, которым удастся выйти из гавани. И одна из этих лодок - «И-21» - в 08.20 обнаружила соединение TF-12, возвращавшееся в Пёрл-Харбор, и немедленно известила об этом адмирала Нагумо.
        Авианосцы считались японцами приоритетными целями (когда выяснилось, что их в Пёрл-Харборе нет, речь даже зашла об отмене атаки), и поэтому сообщение с борта «И-21» вызвало в штабе Нагумо настоящий переполох. Ёгуса Такасигэ, командиру пикировщиков второй волны, было приказано по радио оставить в покое недобитые американские крейсера и эсминцы, стоявшие в гавани, и атаковать и уничтожить обнаруженный авианосец янки, не считаясь ни с какими потерями. Это уточнение было излишним: Ёгуса, «пилот пикирующего бомбардировщика № 1», как его называли, был готов потерять половину своих самолётов и погибнуть сам, лишь бы потопить вражеский авианосец. Координация действий была крайне затруднительной - далеко не все японские самолёты имели бортовые рации, - и поэтому «вэлы» Такасигэ, отклонившись к западу, пошли на цель без истребительного прикрытия: «зеро» капитана 3-го ранга Итайя продолжали выполнение прежней боевой задачи. Тяжёлые потери пикирующих бомбардировщиков казались неминуемыми. Но…
        Вице-адмирал Роберт Гормли, стоявший на мостике крейсера «Астория», растерялся. Командующий «таффи-двенадцать» не понимал, что происходит: над Оаху клубилась чёрная туча, словно на острове проснулся древний вулкан, эфир был забит воплями и тревожными сообщениями, противоречащими одно другому, а штаб флота хранил гробовое молчание. Слово «война» витало в воздухе, но никто не осмеливался его произнести, хотя война стала уже очевидностью. Гормли не знал, что делать, и наконец, после долгих колебаний, приказал «Лексингтону» поднять в воздух истребители и подготовить к вылету торпедоносцы и бомбардировщики. С палубы «Леди Лекс» взлетели десять истребителей, но «девастэйторы» и «доунтлессы» взлететь уже не успели: на TF-12 обрушились японские самолёты.
        Их было много (несмотря даже на то, что в атаке на «Лексингтон» приняли участие не все пикировщики второй волны), и горстка американских истребителей не смогла остановить эту атаку. «Вэлы», пилотируемые отборными лётчиками империи Ямато, падали на корабль хищными птицами, выставив когти неубирающихся шасси и выходя из пике на высоте четыреста пятьдесят метров вместо шестисот. Превосходно обученные японские пилоты атаковали «Лексингтон», не отвлекаясь на другие корабли, и убивали его со знанием дела. Девять бомбардировщиков были сбиты (семь - истребителями, и два - зенитным огнём), но «вэлы» своё дело сделали: авианосец получил как минимум восемь[12 - По некоторым сведениям, попаданий было одиннадцать.] попаданий и вспыхнул от носа до кормы. А потом начались взрывы: огонь охватил самолёты, стоявшие на ангарной палубе, и добрался до бензоцистерн и хранилищ боезапаса.
        Горящий авианосец «Лексингтон»
        «Казалось, «Леди Лекс» блюёт огнём и дымом, - вспоминал впоследствии старший офицер крейсера «Чикаго». - Жуткое было зрелише…».
        Адмирал Гормли отдал приказ снять с «Лексингтона» команду и затопить горящий корабль - несмотря на близость гавани, было ясно, что изувеченный авианосец до неё не дотянет. Но добивать «Леди Лекс» не потребовалось: через три часа после атаки она ушла на дно без посторонней помощи, набрав воду через многочисленные раны в бортах и днище[13 - Одна из японских бомб прошла навылет, проломив изнутри корпус в носовой части левого борта и сделав подводную пробоину; из-за близкого - впритык - разрыва другой бомбы у левой скулы, незащищённой броневым поясом, была повреждена обшивка (лопнула и разошлась). Сильнейшие взрывы топлива и боезапаса привели к деформации корпуса и вызвали появление трещин, ставших причиной затопления нескольких отсеков.].

* * *
        …Соединение адмирала Нагумо полным ходом отходило на север, торопясь выйти из пределов радиуса действия американской береговой авиации с Оаху. Вторая ударная волна встретила гораздо более сильное сопротивление: зенитчики оправились от шока, и в воздух поднялись уцелевшие американские истребители. Как выяснилось, их было немало - пилоты первой волны явно преувеличили свой достижения и завысили (вольно и невольно) число самолётов янки, сожжённых в ангарах и на взлётных полосах аэродромов. Тем не менее, успех внезапного нападения на главную военно-морскую базу США на Тихом океане был очевиден: все американские линкоры потоплены или повреждены, авиация понесла тяжёлые потери, запасы топлива уничтожены, что на долгое время обездвижило весь американский Тихоокеанский флот. И на десерт - потопление «Лексингтона», одного из трёх драгоценных авианосцев, имевшихся у противника на Тихом океане. Вторая волна потеряла свыше тридцати самолётов (не считая потерянных при атаке против «таффи-12»), но овчинка стоила выделки: цена успеха была вполне приемлемой. А теперь, по мнению Нагумо, надо было побыстрее уносить
ноги: удача переменчива, и оглушительный триумф может быть сильно омрачён дополнительными потерями (или даже, не дай Аматерасу, обернуться поражением).
        Основания для беспокойства у командующего Кидо Бутай имелись. Авиация янки на Оаху не была уничтожена полностью (на это, строго говоря, никто и не рассчитывал), а где-то в море рыскал ещё один американский авианосец - «Энтерпрайз», - и с этой угрозой нельзя было не считаться. На мостике флагманского авианосца «Акаги» шли жаркие споры: капитан 1-го Минору Гэнда, начальник штаба Нагумо, и капитан 2-го ранга Мицуо Футида, авиационный командир, возглавлявший атаку первой волны и донельзя возбуждённый её успехом, доказывали адмиралу необходимость третьей атаки Пёрл-Харбора, чтобы утопить там всё, что ещё осталось на плаву, и дожечь всё, что ещё не сгорело. Одновременно Гэнда настаивал на проведении масштабной воздушной разведки Гавайской гряды, чтобы найти группу «Энтерпрайза» и расправиться с ней точно так же, как это было проделано с TF-12.
        К идее третьей атаки Жемчужной Гавани Нагумо отнёсся скептически - в ходе двух атак Кидо Бутай утратил до трети своей наступательной мощи, а тяжёлые потери второй ударной волны показали, с чем придётся столкнуться при повторных налётах. Осиное гнездо было растревожено, а целей, ради которых стоило бы жертвовать самолётами и отборными пилотами, в Пёрл-Харборе практически уже не осталось. Однако мысль о поиске второго американского авианосца адмиралу Нагумо понравилась - в любом случае самолёты первой волны должны быть готовы к повторному вылету, причём «кейты» следовало вооружить торпедами для удара по кораблям в открытом море. На том и порешили, хотя «два капитана» подчинились командующему только в силу субординации. На ангарных палубах готовились к новому вылету все боеспособные самолёты первой волны, авианосцы разворачивались для приёма на полётные палубы возвращавшихся машин второй волны, а в воздух поднялись разведывательные гидросамолёты с линкоров и крейсеров. И в 12.55 дня самолёт-разведчик с крейсера «Тикума» донёс об обнаружении «в трёхстах милях к юго-западу» - на пределе дальности
ударных эскадрилий - соединения из десяти-двенадцати кораблей, среди которых «предположительно один авианосец». Это была группа TF-8 - группа «Энтерпрайза».
        Контр-адмирал Спрюенс, командующий «таффи-восемь», имел в своём распоряжении куда больше времени, чем его коллега Гормли, которому сильно не повезло. Авиагруппа «Энтерпрайза» была готова к бою, однако Спрюенс, анализируя полученные сообщения о случившемся, понял, что (судя масштабам японского налёта и причинённому ущербу, пусть даже преувеличенному) в атаке на Жемчужную Гавань участвовали все шесть авианосцев Императорского флота. Связываться с таким противником адмиралу не хотелось (особенно после того, как он узнал о пожаре на «Лексингтоне») - Спрюенс видел свою задачу прежде всего в том, чтобы сохранить «Энтерпрайз» для будущих боёв, хотя и надеялся (при удачном раскладе) крепко врезать обнаглевшим самураям. Он поднял в воздух самолёты-разведчики, надеясь обнаружить японские авианосцы, но покамест находился в неведении относительно их местонахождения - океан велик, и американцы не знали, что Нагумо подходил к Оаху с севера.
        Появление над соединением японского разведывательного гидросамолёта стало для Спрюенса неприятным сюрпризом: оно предвещало появление целой армады вражеских самолётов. И адмирал Спрюенс сделал то, что мог и должен был сделать: поднял в воздух дополнительные истребители, резко изменил курс и увеличил скорость. По счастливой случайности (или по наитию американского адмирала), «таффи-восемь» на этом новом курсе с каждой минутой увеличивала расстояние между собой и соединением Нагумо, с каждой минутой уменьшая опасность подвергнуться атаке японских самолётов. А такая опасность существовала: с японских авианосцев взлетели сорок восемь торпедоносцев и сорок два пикирующих бомбардировщика в сопровождении сорока истребителей. Но…
        Расстояние между противниками было большим, и оно увеличивалось. Для гарантии успеха Нагумо следовало бы устремиться в погоню, но вскоре после старта ударной волны над его кораблями появился одиночный «Б-17». Сброшенные им бомбы безвредно упали в море, однако появление американского самолёта означало, что «ударный отряд» обнаружен, и что может последовать массированная атака береговой авиации янки. И Нагумо продолжил отход, ограничивая тем самым эффективный радиус действия своих самолётов, вылетевших для атаки соединения Спрюенса.
        Спрюенс, в свою очередь, получив известие об обнаружении противника (сообщение было неточным - место японской эскадры было указано приблизительно), оценил свои шансы. По прикидкам, на шести японских авианосцах имелось не менее ста истребителей; значит, вероятность проломиться через такое прикрытие и нанести успешный удар очень невелика. А вот ответный удар японцев наверняка отправит «Энтерпрайз» на дно Тихого океана - такой вывод следовал из простого соотношения сил. Американский адмирал не был самураем, и посмертная слава его отнюдь не прельщала. И Спрюенс, как и Нагумо, также продолжил отход, отказавшись от неравной дуэли (даже не зная, что это решение станет для него спасительным).
        Японские самолёты, прибыв в указанную точку, не обнаружили там американских кораблей - разведчик с «Тикумы» был сбит, и соединение Спрюенса успело отойти на юго-запад на семьдесят с лишним миль. А времени на поиск целей у японцев не было - Нагумо продолжал отход, и задержка с возвращением грозила неминуемой потерей десятков боевых самолётов при вынужденной посадке на воду. Добыча ускользнула из рук охотника…
        Американская авиация берегового базирования не смогла отомстить японцам за удар по Пёрл-Харбору: в хаосе[14 - Прошло не меньше суток, прежде чем военные структуры в Пёрл-Харборе оправились от шока. И всё это время было наполнено сумятицей, беспорядком и самыми дикими слухами: говорили, что японцы уже высаживаются на Гавайях, что японские агенты отравили все источники питьевой воды, и что русские тоже вступили в войну и бомбят Токио. Самолёты с «Энтерпрайза», садившиеся на аэродромы Жемчужной Гавани, испытали на себе, что значит неконтролируемая паника: несмотря на предупреждение и на опознавательные знаки на крыльях и фюзеляжах, все зенитные батареи Пёрл-Харбора открыли по своим самолётам яростный огонь. Пять из шести машин были сбиты, а один из пилотов, выбросившийся с парашютом, был расстрелян в воздухе.], воцарившемся после налёта на аэродромах Жемчужной Гавани, янки не сумели организовать полноценный ответный удар, да и потери их самолётов были очень ощутимыми: из без малого четырёхсот машин, базировавшихся на Пёрл-Харбор, сто сорок были уничтожены и столько же повреждены. Несколько
разрозненных спорадических атак «летающих крепостей» не причинили кораблям Нагумо никакого ущерба: последний раунд «Гавайской операции», как называли японцы свой удар по Пёрл-Харбору, закончился вничью. Обе стороны переоценили силы и возможности противника и недооценили свои - американцы были ошеломлены свирепостью японского нападения, а японцы испытывали пиетет перед американской военной мощью (подобно тому, как в начале русско-японской войны они откровенно побаивались русского флота, овеянного славой былых побед).
        Внезапный удар японцев по Пёрл-Харбору достиг цели (особенно большое значение имело потопление «Лексингтона» и уничтожение запасов горючего на Оаху). Американский флот был парализован и полностью уступил инициативу противнику, позволив ему почти беспрепятственно развивать наступление на юг, в Индонезии и на Филиппинах. Однако все только ещё начиналось…
        Адмирал Хазбенд Киммел, командующий Тихоокеанским флотом, был отстранён от занимаемой должности. Адмиралу ещё повезло - ему не пришлось встать к расстрельной стенке или сделать себе харакири. А в отставке у Киммела было достаточно времени для размышлений над вопросом «Почему мой предшественник, адмирал Ричардсон, был снят за то, что постоянно тревожил Вашингтон предупреждениями о возможности внезапного японского нападения и требовал перебазировать флот из Пёрл-Харбора в порты Западного побережья, а моё молчаливое поведение устраивало и комитет начальников штабов, и самого президента?».
        «Японский дракон оскалился во всю пасть! - патетически заявил Рузвельт с трибуны Конгресса. - Что ж, мы вырвем ему все зубы!».
        Эти слова американского президента были встречены громом аплодисментов…
        Глава пятая. Гибель эскадры
        К концу 1941 года британский лев был изрядно потрёпан. Однако он не утратил своих амбиций и не собирался уступать без боя ни клочка обширных владений «Империи, над которой никогда не заходит солнце». Предвидя неизбежность схватки с японским драконом, англичане усилили свой Восточный флот, надеясь в союзе с Америкой дать отпор «азиатам».
        Но при всей мощи Ройял Нэйви боевых кораблей не хватало - нельзя быть одинаково сильным везде и всюду. В октябре-ноябре 1941 года в Сингапур прибыли линейные корабли «Нельсон» и «Родней», линейные крейсера «Ринаун» и «Рипалс» и авианосец «Индомитебл», только что вошедший в строй. Черчилль требовал отправки на Дальний Восток новейшего линкора «Принс оф Уэлс», но Адмиралтейство сочло, что направленные туда линкоры более пригодны для Тихоокеанского театра военных действий, и в этом решении был свой резон.
        Линкор «Родней» на рейде Сингапура
        Новые быстроходные линкоры нужны были в составе Флота метрополии для борьбы с линейными кораблями фюрера: ветераны Ройял Нэйви безнадёжно уступали «немцам» по скорости хода. «Родней» не смог угнаться за «Бисмарком», и это позволило германскому линкору достичь Бреста[15 - В этой Реальности «Бисмарк» не получил роковое торпедное попадание в рули - вероятность этого попадания была ничтожной, - что позволило рейдеру оторваться от погони. В Бресте «Бисмарк» неоднократно подвергался налётам английской авиации и был серьёзно повреждён, однако Южная эскадра кригсмарине, в которую входили также «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Ойген», нависала над атлантическими коммуникациями, дополняя Северную эскадру («Тирпиц», «Лютцов», «Адмирал Шеер», «Адмирал Хиппер», «Кёльн» и «Нюрнберг»). Неудивительно, что Адмиралтейство не хотело отправлять в Тихий океан ни один из трёх новых фактически британских линкоров («Принс оф Уэлс», «Кинг Джордж V», «Дьюк оф Йорк»).Более того, англичане попросили помощи у американцев, и те живо откликнулись, направив в Исландию новейшие линейные корабли «Вашингтон» и «Норт Каролина» и
авианосец «Рейнджер». Это соединение усилило Ройял Нэйви, обезопасило Исландию и прикрыло Датский пролив. Линкоры «Техас» и «Нью-Йорк» сопровождали английские атлантические конвои, провоцируя германские рейдеры на «первый выстрел». Соединённые Штаты Америки фактически вступили в войну задолго до Пёрл-Харбора…]. А на Дальнем Востоке «нельсоны» превосходили по вооружению и бронированию любой из японских линкоров (за исключением полулегендарного «Ямато», о котором бритты толком ничего не знали), имея при этом соизмеримую с ними скорость.
        Что же касается «Ринауна» и «Рипалса», то они из-за слабости бронирования не могли противостоять немецким линкорам (что показала гибель «Худа» и последовавшее за этим запрещение «Ринауну» вступать в бой с «Бисмарком»), особенно после перевооружения «шарнхорстов» пятнадцатидюймовыми орудиями[16 - Замена на линкорах (фактически - линейных крейсерах) типа «Шарнхорст» трёхорудийных 280-мм башен на двухорудийные 380-мм была предусмотрена проектом.]. А на Тихом океане эти «белые слоны»[17 - Так называли английские линейные крейсера типа «Ринаун», которые с момента постройки стали для Адмиралтейства головной болью и постоянно проходили разного рода модернизации.] были опасными противниками японским линейным крейсерам типа «Конго», превосходя их бронированием и главным калибром, не говоря уже о многочисленных японских тяжёлых крейсерах, которые в артиллерийском бою могли быть для «ринаунов» только добычей.
        Наличие в составе Восточного флота тяжёлого авианосца было признано совершенно необходимым, и выбор лордов Адмиралтейства пал на «Индомитебл» - на бронированный корабль новейшей постройки, выгодно отличавшийся от первых трёх английских авианосцев типа «Илластриес» увеличенной в полтора раза численностью авиагруппы.
        Кроме этого, Великобритания имела в азиатских водах тяжёлые крейсера «Эксетер», «Дорсетшир» и «Корнуолл», лёгкий авианосец «Гермес» (в Тринкомали), лёгкие крейсера «Каледон», «Дрэгон», «Даная» (в портах Индии), одиннадцать эсминцев и пять подводных лодок; в случае воённого столкновения с Японией можно было рассчитывать на голландские «колониальные» крейсера «Де Рёйтер», «Ява» и «Тромп», имевшие кое-какую боевую ценность.
        После вторжения японцев в Индокитай в Сингапур прибыл лёгкий крейсер «Ламотт-Пике»[18 - Водоизмещение 9.350 тонн, скорость 33 узла. Бронирование: башни, рубка и погреба 25-30 мм. Вооружение: 4x2 155-мм орудия, 4x1 75-мм орудия, 4 13,2-мм пулемёта, 4x3 550-мм торпедных аппарата (24 торпеды), 1 катапульта, 1 гидросамолёт. Экипаж 580 человек.], прорвавшийся из Сайгона под флагом контр-адмирал Терро, командующего военно-морскими силами Франции в Индокитае и победителя «сиамских близнецов»[19 - Имеется ввиду бой в Сиамском заливе (январь 1941 года), в котором французы разгромили тайскую эскадру, вынудив выброситься на берег повреждённые броненосцы береговой обороны «Шри Аюти» и «Донбури».], решившего на свой страх и риск решил присоединиться к союзникам.
        Конечно, британский Восточный флот (со всей его «сборной солянкой» вольных и невольных союзников) многократно уступал мощному флоту империи Ямато, но англичане надеялись на помощь американского Тихоокеанского флота. Они не знали, что сражаться с агрессивным японским драконом им придётся в одиночку…

* * *
        Обнажив меч, самураи действовали быстро и решительно. В Пёрл-Харборе ещё не были погашены последние пожары, и ударное соединение Нагумо ещё не вернулось к своим берегам, а японцы уже начали развёртывание сил, нацеленных на Малайзию, Индонезию и Филиппины. Жирных аппетитных кусков было много, но жёлтый дракон, прикинув ширину своей пасти и количество зубов, полагал, что сможет заглотить их все - хоть сразу, хоть один за другим.
        Усиление британского Восточного флота, ставшее для японцев очень неприятным сюрпризом, не было оставлено ими без внимания и учитывалось при корректировке планов десантных операций. «Думаю, мы сможем показать своим учителям, что мы были хорошими учениками, - сказал Ямамото. - У нас есть для этого и корабли, и самолёты, и люди»[20 - Перефразирование известного английского выражения «We have ships, we have men, we have money too» (У нас есть корабли, у нас есть люди, и деньги у нас тоже есть).].
        Если надежды на нейтрализацию американского Тихоокеанского флота возлагались на авианосцы, то расправиться с Восточным флотом Британии должны были надводные корабли - линкоры, крейсера и эсминцы, - а также морская авиация, к созданию которой империя Ямато приложила немало усилий. Бомбардировщики-торпедоносцы «митцубиси» G3M и G4M, известные англосаксам под кодовыми названиями «Нелли» и «Бетти», имели огромную дальность полёта - шесть тысяч километров - и предназначались для ударов по кораблям. К декабрю 1941 года на авиабазе в районе Сайгона находились два авиакорпуса - «Гэндзан» и «Михоро», - каждый из которых имел по сорок восемь таких самолётов. Они должны были атаковать англичан или в море, или прямо в базе (как в Пёрл-Харборе), причём основной целью считался авианосец «Индомитебл». Однако ожидался и бой с британскими кораблями в открытом море, и японский Объединённый флот готовился к этому бою.
        По японскому плану войска генерала Ямаситы должны были высадиться у Кота-Бару и оттуда через джунгли развивать наступление на Сингапур, чтобы взять его с суши - по той же схеме, как в своё время японцы наступали на Порт-Артур и на Циндао. Английский план предусматривал парирование этой угрозы силами Восточного флота; японцы рассчитывали в ходе операции прикрытия уничтожить английские корабли, вышедшие в море.
        Японский линейный корабль «Хьюга»
        Прикрытие высадки осуществлял 1-й флот вице-адмирала Такасу, державшего флаг на линейном корабле «Хьюга»: 2-я дивизия линкоров («Хьюга», «Исэ», «Ямасиро», «Фусо»), 6-я дивизия крейсеров (тяжёлые крейсера «Аоба», «Фурутака», «Како», «Кинугаса»), 3-я эскадра эсминцев (лёгкий крейсер «Сэндай», 16 эсминцев), 4-я дивизия авианосцев (лёгкий авианосец «Рюдзё», авиатранспорты «Касуга-Мару» и «Шинсё-Мару»). А второй половиной клещей, предназначенных раздавить британский флот, являлось «Соединение центрального подчинения»: 1-я дивизия линкоров («Мутцу», «Нагато»), 3-я дивизия линкоров («Харуна», «Конго»), 5-я дивизия крейсеров (тяжёлые крейсера «Хагуро», «Миоко», «Асигара», «Нати»), 9-я дивизия крейсеров (торпедные крейсера «Китаками» и «Ои»), 1-я эскадра эсминцев (лёгкий крейсер «Абукума», 16 эсминцев), 3-я дивизия авианосцев (лёгкие авианосцы «Дзуйхо», «Хосё»), 4-я эскадра подводных лодок (лёгкий крейсер «Кину», плавбаза «Нагойя-Мару», подводные лодки «I-53», «I-54» «I-55», «I-56», «I-57», «I-58», «RO-33», «RO-34»), 5-я эскадра подводных лодок (лёгкий крейсер «Юра», плавбаза «Рио-де-Жанейро-Мару»,
подводные лодки «I-59», «I-60», «I-62», «I-63», «I-65», «I-66»). Этим соединением командовал лично адмирал Исороку Ямамото[21 - На осторожные уговоры, смысл которых сводился к «А стоит ли вам подвергать вашу жизнь, которая так ценна для империи, опасности?», командующий Объединённым флотом ответил коротко: «Я самурай. А если случайный осколок английского снаряда прервёт моё земное бытие, значит, так угодно богам».], поднявший флаг на линейном корабле «Нагато» (гигантский «Ямато», новый флагман флота, был ещё не готов к боевому применению).
        Высадка первого эшелона японских войск началась в ночь с 7 на 8 декабря 1941 года, и в эту же ночь шестнадцать японских тяжёлых ночных бомбардировщиков произвели налёт на Сингапур. Эффект атаки был невелик (помешала плохая погода), но всё японские машины вернулись на свои аэродромы без потерь - ни один английский истребитель в воздух так и не поднялся. Не состоялся и ожидавшийся японцами авианалёт союзников на Индокитай - это говорило и о слабости противника в этом районе, и о низком уровне его организованности.
        Девятого декабря японский разведывательный самолёт сообщил, что британский флот по-прежнему стоит в Сингапуре, и японцы начали готовить атаку базы - по распоряжению Ямамото с Формозы в Индокитай были дополнительно переброшены ещё двадцать четыре бомбардировщика G4M авиакорпуса «Каноя».
        Однако эта атака не состоялась. Адмирал Филипс, командующий Восточным флотом, медлил, рассчитывая на помощь американского флота, а когда стало ясно, что помощи не будет, он вышел в море - дальнейшее промедление было чревато тяжёлыми последствиями. Филипс полагал, что имевшихся у него авианосца, двух линкоров, двух линейных крейсеров и шести эсминцев эскорта хватит для успешного проведения противодесантной операции, и явно недооценивал противника: традиционное для бриттов презрение к «азиатам» сыграло с адмиралом Томасом Спенсером Воганом Филипсом плохую шутку.
        Тем временем Ямамото, следуя японской доктрине использования субмарин против боевых кораблей, развернул в Южно-Китайском море двенадцать подводных лодок. Его соединение находилось у Калимантана, флот адмирала Такасу - у берегов Малакки. Капкан был взведён: каждая из двух его половин не уступала по боевой мощи соединению Филипса, а вместе они должны были его раздавить - если, конечно, англичане не избегнут гибельного захвата. А японские самолёты на аэродромах Индокитая уже прогревали моторы…
        Флот Филипса покинул Сингапур вечером 9 декабря. Воздушная разведка противника его не засекла, однако в 09.00 10 декабря британское соединение было обнаружено японской подводной лодкой «I-57», а в 13.20 - подводной лодкой «I-65». Командир субмарины, капитан 3-го ранга Минамото, еле удержался от соблазна атаковать «Нельсон», флагманский корабль британского соединения, - позиция для атаки была идеальной, - и в 13.45 выпустил четыре торпеды в «Индомитебл». Подлодка находилась на остром курсовом угле авианосца: в цель попала только одна торпеда, но попадание было удачным. Торпеда угодила в корму «Индомитебла», и взрыв вывел из строя два из трёх гребных винтов. Охромевший корабль по приказу Филипса заковылял в базу, сопровождаемый двумя эсминцами.
        Восточный флот потерял прикрытие с воздуха и возможность атаковать противника торпедоносцами: двадцать четыре «альбакора» и двадцать четыре «си харрикейна» вышли из игры. Тем не менее, Филипс продолжал движение на север, вызвав по радио истребители из Сингапура. Через два часа над мачтами английских кораблей появились десять «буффало» 453-й австралийской эскадрильи флайт-лейтенанта Вигорса, и вовремя: соединение Филипса атаковали японские «толстушки»[22 - Прозвище японских бомбардировщиков-торпедоносцев G3M «Нелли».], вылетевшие ещё утром, после донесения с борта «I-57».
        Австралийцы тепло встретили «японок», сбив шесть бомбардировщиков «Гэндзана» (ценой потери одного своего самолёта), несколько машин повредив и помешав прицельному торпедометанию остальных. Адмирал Филипс был доволен: его корабли не получили ни одного попадания. Безрезультатной оказалась и вторая атака, стоившая японцам ещё пяти самолётов, потерянных авиакорпусом «Михоро».
        Однако затем положение изменилось: истребители, расстреляв весь боезапас и спалив бензин, ушли, покачав на прощанье крыльями, и третья атака японцев была встречена только зенитным огнём. «Нельсон» получил бомбовое попадание, не причинившее линкору особых повреждений (шестидюймовая палубная броня выдержала); в «Родней» попала торпеда (на уровне бронепояса - разрушению подверглись только два внешних «буферных» отсека).
        Около шести часов вечера началась четвёртая атака на соединение Филипса, ставшее беззащитным: «буффало» 243-й эскадрильи, вылетевшие на смену Вигорсу, не сумели найти эскадру - уклоняясь от атак, Филипс дважды менял курс. На этот раз пилоты «Гэндзана» и «Михоро» накинулись на линейные крейсера: «Ринаун» сумел отманеврировать все торпеды и остался невредимым, но «Рипалс» получил два попадания. Корабль заметно накренился на правый борт и снизил ход.
        Хищники бросаются на калек - мишенью пятой атаки (торпедоносцев авиакорпуса «Каноя») стал повреждённый «Рипалс». Крейсер получил ещё четыре торпедных попадания и в 19.05 перевернулся и затонул. Кэптен Теннант погиб вместе со своим кораблём.
        К счастью, это была последняя атака. В течение ночи Филипс маневрировал, желая сбить противника с толку, и упорно продвигался к северу: адмирал надеялся, что утром его всё-таки прикроют истребители, и он сможет разнести в клочья весь самурайский десантный флот. Адмирал не знал, что японские линкорные клещи уже смыкаются…

* * *
        Утром 11 декабря выдалось сумрачным. Видимость ухудшилась, низкое серое небо то и дело разряжалось короткими яростными ливнями. Это радовало командующего Восточным флотом: новых воздушных атак не будет, и самолёты не помешают главному калибру сказать своё веское слово. Опытный военный моряк чуял близость боя, и не ошибся: в 10.15 экран радара «Нельсона» расцветился отметками надводных целей, а через четверть часа, когда видимость несколько улучшилась, в четырёх больших кораблях, шедших встречным курсом, были опознаны японские линкоры типа «Ямасиро». В 10.33 шестнадцатидюймовые орудия «Нельсона» дали первый залп с дистанции сто десять кабельтовых.
        Артиллерийская дуэль с «четырнадцатидюймовыми» дредноутами Филипса не пугала - его линкоры были хорошо забронированы. Английский адмирал рассчитывал связать боем корабли противника, чтобы дать возможность быстроходному «Ринауну» прорваться в район высадки десанта, до которого оставалось сорок-пятьдесят миль, и устроить резню японским транспортам. Филипс полагал, что японцы, пользуясь преимуществом в скорости, сократят дистанцию, чтобы реализовать свой двойной перевес в числе стволов главного калибра за счёт увеличения бронепробиваемости 356-мм снарядов, но они, а его удивлению, поступили наоборот: не только не приблизились, но даже удалились, приняв бой на расстоянии 130-140 кабельтовых. И вскоре ему стала ясна причина такого их поведения.
        Японцы тоже опознали английские корабли, и вице-адмирал Такасу, зная особенности бронирования «крокодилов», как назвали «нельсоны», принял решение использовать против них не бронебойные, а фугасные снаряды. Все японские адмиралы того времени выросли на опыте русско-японской войны и хорошо помнили, как и чем адмирал Того расправился при Цусиме с русскими броненосцами. Бой на предельной дистанции делал японские линкоры малоуязвимыми для британских 406-мм снарядов с их сниженной начальной скоростью, а радарное преимущество англичан было сведено на нет улучшившейся видимостью и погодой - для корректировки стрельбы Такасу поднял в воздух гидросамолёты.
        Через полтора часа Филипсу стало ясно, что бой складывается неблагоприятно для его кораблей. Удерживая дистанцию и превосходя англичан скорострельностью и количеством стволов, японцы засыпали британские линкоры снарядами. Броня не была пробита ни на одном из них, но японские фугасы разрушали небронированные части - на «Нельсоне» были повреждена система управления огнём, на «Роднее» уничтожена трёхбашенная пирамида шестидюймовых орудий правого борта, - и вызывали пожары: оба корабля горели. Маневры «Ринауна» также не увенчались успехом: выходя из-под обстрела, он вынужден был описать широкую дугу, и в итоге встретился с четырьмя японскими тяжёлыми крейсерами. По весу бортового залпа «белый слон» превосходил всех четыре «кинугасы» вместе взятые, однако «гончие» японского флота угрожали ему торпедной атакой, и кэптен Чарльз Дэниел счёл за лучшее отвернуть, отгоняя «фурутак» залпами пятнадцатидюймовых орудий.
        Филипс понял, что пора прекращать бой. Погода улучшалась, и можно было ожидать появления «толстушек», которые вчера беспощадно приголубили «Рипалс». Проблема была в том, что оторваться от японцев было не так просто: «хьюги» превосходили «крокодилов» скоростью. Командующий приказал своим эсминцам - «Электре», «Тенедосу», «Экспрессу» и «Вампиру» - выйти в торпедную атаку, и в это время на восточной части горизонта прорисовались серые силуэты линейных кораблей адмирала Ямамото. Клещи сомкнулись.
        При таком раскладе шансов у бриттов не было, но Филипс остался невозмутим, как и положено морякам флота Его Величества. Он поднял сигнал «Ринауну» «Возвращайтесь в Сингапур. Желаю удачи» и принял бой, имея два повреждённых линкора против восьми японских. Вернее, против шести - «Конго» и «Харуна», набирая ход, устремились в погоню за «Ринауном», - но и такое соотношении сил было безнадёжным, тем более что за спинами японских дредноутов подпрыгивали на волнах (словно от нетерпения) дивизионы эсминцев, готовившихся к атаке.
        Японский линкор «Мутцу»
        Филипс принял бой, и сражался ещё более двух часов, пока оба его линкора, горящие и разбитые тяжёлыми снарядами, не были потоплены японскими торпедами. Погибая, англы захватили с собой врага: один из последних выстрелов «Нельсона» оказался «золотым». 406-мм снаряд, пущенный наудачу (дальномерные посты флагмана Восточного флота были выведены из строя), попал в артиллерийский погреб «Мутцу», и японский линкор развалился на куски. А через несколько минут адмирал Филипс был убит осколком японского снаряда.
        Не ушёл от судьбы и «Ринаун» - два японских линейных и четыре тяжёлых крейсера повисли на нём, как собаки на загнанном волке. «Ринаун» огрызался до конца, отплёвываясь пятнадцатидюймовыми снарядами, и был добит японскими торпедоносцами, слетевшимися голодным вороньём на поле битвы. Наверно, кэптену Дэниелу, погибшему на мостике своего корабля, легче бы было умирать, если бы он знал, что «Конго», в который «Ринаун» в ходе боя всадил семь 381-мм снарядов, тоже ушёл на дно - у берегов Индокитая поврежденный японский линейный крейсер попал в сильный шторм и затонул.
        Из всей эскадры адмирала Филипса в Сингапур вернулся (не считая искалеченный «Индомитебл» с эскортом) только эсминец «Вампир», принёсший весть о гибели Восточного флота и его командующего.
        Глава шестая. Волны южных морей
        Капитан 1-го ранга Беранже оторвался от созерцания заоконного пейзажа - город напоминал растревоженный муравейник, - и рассеянно посмотрел на молоденькую малайку-горничную. Девушка уже закончила уборку, но уходить не спешила: стояла и сосредоточено стирала с прикроватной тумбочки несуществующую пыль. Чего она ждала, Беранже отлично знал: миловидная горничная уже не раз оказывала ему некоторые дополнительные услуги (разумеется, за отдельную плату, к вящему удовольствию договорившихся сторон). Однако сейчас бравый моряк не был склонен предаться скоропалительной любви: двадцать минут назад в гостиницу прибежал запыхавшийся матрос-рассыльный и доложил, глотая слова, что контр-адмирал Терро ждёт господина капитана на борту «Ламотт-Пике». Несмотря на войну, полыхавшую уже два месяца, адмирал либерально относился к своим офицерам, позволяя им кое-какие вольности в соответствии с принципом «Жизнь коротка - не стоит пренебрегать её радостями (если, конечно, они её кардинально не укорачивают)». Терро не возражал против того, что командир крейсера периодически ночует в береговой гостинице, оставляя корабль
на попечение старпома, но если уж дело дошло до срочного вызова… A la guerre comme a la guerre[23 - На войне как на войне (франц.)] - как раз тот случай, когда увлечение радостями жизни может радикально сократить её продолжительность.
        - Иди, Кхан, - сказал он ласково (зачем обижать бедную девушку?). - Мне тоже пора идти.
        Малайка, поняв, что на сей раз дополнительной (и довольно-таки приятной) работы не будет (а значит, не будет и вознаграждения), тихонько вздохнула и выпорхнула за дверь.
        «Чёрт, - подумал Беранже, проводив её взглядом, - надо было помять напоследок эту упругую задницу… Ничего страшного, старик подождал бы лишних пятнадцать минут». И тут же оборвал сам себя: «Отставить, капитан! Война, чёрт бы её побрал!». Взглянув на себя в зеркало, он оправил китель и вышел из гостиничного номера, который несколько месяцев был для него подобием дома, - с тем, чтобы никогда сюда больше не возвращаться.
        До пирса было недалеко - командир «Ламотт-Пике» был достаточно благоразумен, чтобы свить себе береговое гнёздышко поближе к порту. Припортовый район изобиловал кабачками и лавочками китайцев, обосновавшихся в Сингапуре; они не закрывались даже во время налётов японской авиации - «ляо» к жизни и смерти относились философски, время от времени поглядывая на небо, откуда на город падали бомбы. Но сейчас над узкими улочками висел страх - китайцы чуяли беду.
        Катер, присланный за находившимися на берегу, ждал у причала. Два лейтенанта, куривших на его корме, подтянулись при появлении командира и отдали честь. Физиономия одного из них, Этьена Гише, могла бы служить символом уныния: Беранже знал о бурном романе Этьена с медсестрой из английского госпиталя и понял, что бедняга переживает за свою даму сердца, подозревая, что расстались они навсегда. Другой офицер, не отягощённый пылкой страстью, насвистывал мотивчик «Прощай, крошка Лу», немилосердно при этом фальшивя.
        Капитан спрыгнул с пирса на палубу судёнышка, и катер тут же дал ход, разбрасывая пену. Французские офицеры молчали: ворчание двигателя заглушало слова, да о чём было говорить? Лейтенанты надеялись, что командир объяснит, в чём дело, а Беранже, ничего не зная о происходящем, не мог обратиться к своим подчинённым с вопросом «Что, собственно, стряслось?».
        Ответ на этот вопрос капитан 1-го ранга получил на борту «Ламотт-Пике» - крейсер стоял на рейде, и через пятнадцать минут катер мягко ткнулся носом в его стальной борт.
        - Беззаботная жизнь кончилась, Режи, - сказал адмирал Терро, встретивший Беранже на палубе. - Никаких увольнений на берег: японцы у ворот Сингапура.

* * *
        Контр-адмирал Терро был не совсем прав: после начала войны на Тихом океане жизнь моряков крейсера «Ламотт-Пике» была далеко не беззаботной. Корабль не участвовал в трагическом походе Восточного флота в Южно-Китайское море - изношенные механизмы крейсера требовали ремонта, - но уже в январе он постоянно выходил в море, эскортируя транспорты, гоняясь за японскими подводными лодками и уворачиваясь от японских бомб. Работы хватало всем кораблям, базировавшимся на Сингапур, - британскому крейсеру «Эксетер», эсминцам «Инкаунтеру», «Стронгхолду», «Юпитеру», «Вампиру», вырвавшимся из Гонконга «Скауту» и «Тэнету», голландскому крейсеру «Ява» и эсминцу «Эвертсен», австралийским тральщикам «Голборну», «Бурни», «Бендиго» и «Мэриборо». Гибли люди, а то, что выжившим удавалось порой урвать на берегу немудрёных житейских радостей, не превращало войну в «беззаботное время».
        Всему этому пришёл конец в начале февраля, с выходом на подступы к Сингапуру дивизий Ямаситы, пропоровших штыками малайские джунгли вместе с находившимися там частями Британского Содружества наций. Город горел; в воздухе висели японские самолёты, которые уже некому было встретить, глухо ревела японская артиллерия, перемалывавшая позиции защитников Сингапура. Шестидюймовые орудия «Ламотт-Пике» работали по берегу, но было ясно, что оборона Сингапура вот-вот рухнет - боевой дух австралийских, индийских, малайских (и английских) войск был никаким, чему немало способствовала растерянность британских генералов Уэйвелла и Персиваля.
        Сингапур покидали последние корабли и транспорты, набитые беженцами: иллюзий по поводу японского милосердия англичане не испытывали, хотя и надеялись, что самураи не будут резать европейцев (а что касается китайцев, то их судьба бледнолицых братьев как-то не волновала).
        …«Ламотт-Пике» уходил одним из последних. В небе кружили японские самолёты, и расчёты зенитных орудий крейсера стояли на своих местах в ожидании команды «Огонь!».
        «Мы вырвались из Сайгона, а теперь покидаем Сингапур, - думал Беранже, глядя на удалявшийся берег. - А что дальше? Из какого следующего порта мы будем прорываться, и куда? В Австралию? В Америку?». Потом он вдруг вспомнил Кхан и ощутил беспокойство - что будет с ней, оставшейся там, в горящем городе? А что будет, сказал он сам себе, - теперь она будет греть постель не французскому морскому офицеру, а какому-нибудь победителю-самураю… Женщины во все века были сладкой добычей завоевателей, и с тех пор ничего не изменилось. Но каковы японцы - кто мог предположить, что они будут так воевать? Вот тебе и азиаты…
        Крейсер обогнул авианосец «Индомитебл»[24 - Наскоро отремонтированный «Индомитебл» в январе 1942 года готовился уйти из Сингапура, но несколько налётов японской авиации вывели его из строя. Прямых попаданий было всего три, однако множественные близкие разрыва причинили серьёзные повреждения подводной части корпуса. Корабль принял много воды и до посадки на грунт почти перевернулся на левый борт. После сдачи Сингапура авианосец был поднят японцами, отремонтирован и в 1944 вошёл в строй японского флота под названием «Цукуба».], лежавший на боку, задрав к небу кромку полётной палубы, и увеличил скорость. «Прощай, Сингапур» - подумал капитан Беранже.
        Полузатопленный «Индомитебл»

* * *
        - По сведениям нашей разведки, японцы готовы высадить десант на Яву. Их конвои с войсками уже вышли в море. Наша задача - остановить их, или хотя бы нанести им большой урон. Наши крейсера должны будут связать боем японские корабли прикрытия, а эсминцам надлежит прорываться к вражеским транспортам и уничтожать их торпедами и артиллерией.
        Голос контр-адмирала Карела Доормана, командующего морскими силами ABDAF[25 - ABDAF - объединённое англо-австрало-американо-голландское командование союзных сил. После присоединения к союзной эскадре крейсера «Ламотт-Пике», в этой аббревиатуре добавилась буква «F» - Франция.], звучал глухо, как у тяжело больного или смертельно уставшего человека. И неудивительно - события последних дней могли доканать кого угодно. Японцы наступали неудержимо, сметая всё на своём пути; их авиация господствовала в небе над Зондскими островами, а флот выбирал время и место очередного удара по своему усмотрению, где хотел и когда хотел. И теперь они собрались ударить по Яве и Суматре - что ж, этого следовало ожидать.
        С самого начала совещания в Сурабае капитана 1-го ранга Беранже не покидало ощущение иррациональности происходящего. И дело было вовсе не в том, что совещание это проходило в здании военно-морского клуба «Моддерлуст», где офицеры голландского (и не только голландского) флота привыкли отдыхать, любуясь с открытой террасы клуба видом на море, и что сейчас все они были одеты как на парад, в белые кителя со всеми регалиями, и держались подчёркнуто серьёзно.
        «Неужели они не понимают, - думал командир французского крейсера, - что вся эта диспозиция не стоит ни черта? Горстка крейсеров и эсминцев - дюжина боевых единиц! - против всего флота империи Ямато с его линкорами, авианосцами и десятками крейсеров! Неужели никого ничему не научила судьба эскадры адмирала Филипса? Зачем эта детская игра в кораблики перед лицом сильного, опасного и умелого - да, да, умелого, очень умелого! - противника? Или все они искренне уверены в том, что, как сказал ван Стрэлан, командир «Явы»: «Да, нас перемелют в фарш, но японцы за это дорого заплатят!»? Во флоте ABDAF в Яванском море больше адмиралов, чем кораблей, - голландец Хелфрих, британец Палисьер, американец Глассфорд, - и все они корчат из себя великих стратегов… А суть-то проста: японцы сомнут нас и пройдут по нашим трупам, даже не посмотрев под ноги».
        - Будет ли у нас прикрытие с воздуха? - подчёркнуто холодно спросил кэптен Белл, командир «Эксетера» (гордому британцу очень не нравилось быть в подчинении у какого-то голландца, пусть даже тот выше чином).
        - Будет, - ответил Доорман. - Американский авиатранспорт «Лэнгли» направляется в Чилачап с истребителями на борту.
        Англичанин кивнул, хотя по лицу его было видно, что в обещанное прикрытие он не верит ни на грош - подобные обещания командиры кораблей ABDAF слышали по десять раз на дню. Ни Белл, ни Доорман ещё не знали, что «Лэнгли» уже потоплен японской авиацией, но были уверены: никаких американских истребителей не будет.
        - Мой крейсер, - с оттенком виноватости произнёс командир «Хьюстона», молодой и симпатичный офицер в чине коммандера, - потерял кормовую башню главного калибра: она разбита попаданием японской бомбы. Я не могу вести огонь в кормовых секторах, поэтому, как мне кажется, мой корабль нельзя ставить в хвост нашей кильватерной колонны.
        «Бойскаут, - неприязненно подумал Бернаже, глядя на американца. - Участие флота США в предстоящей операции ограничивается присутствием в составе соединения тяжёлого крейсера и дивизиона старых четырёхтрубных эсминцев, ровесников Ютланда. Где могучий американский флот? Удар, который он получил в Пёрл-Харборе, был тяжёлым, но далеко не смертельным - у янки есть и линкоры, и крейсера. И авианосцы у них тоже есть, и парочка авианосцев поубавила бы спеси самураям, возомнившим себя непобедимыми. Нас бросают на убой, а янки будут смотреть с интересом, как это будет происходить. Любят они воевать чужими руками…».
        - Я понимаю, - Доорман словно прочёл мысли командира «Ламотт-Пике», - что наша операция выглядит самоубийственной, но другого выхода нет. Солдат выигрывает много, когда он выигрывает время - нужно завершить подготовку к обороне Австралии, Цейлона и Британской Индии. И нужно время, чтобы вывести из строя нефтеперегонные заводы на Яве и Суматре - японцы рвутся сюда за нефтью, которая им необходима. И мы выполним свой долг!
        «О долге ты мог бы и не говорить, - подумал Беранже. - Это само собой разумеется, всегда и везде. Вот только сдается мне, что вокруг этой нефти затеялась грязная игра. Нефть принадлежит Голландии, значит, голландцы и должны её защищать. Янки, конечно, помогли бы, но… Ну не могут они, войдите в их положение! А может, не хотят? Самураи вышибут голландцев с архипелага, а потом сюда придут освободители-американцы, и нефть поменяет хозяина - янки наверняка не будут спешить возвращать законным владельцам их Инсулинду - «Изумрудное Ожерелье», как называют голландцы свою Ост-Индию. В конце концов, надо полагать, вернут, но с какими-нибудь хитрыми оговорками, которые позволят дяде Сэму и в дальнейшем черпать из индонезийского нефтяного котелка полной ложкой. А то, что из-за этих игрищ война с Японией продлится гораздо дольше, чем могла бы - кого это волнует? Война - эта форма политики, но подлость политиков и торговцев не даёт права настоящим воинам уклоняться от выполнения своего долга. И мои моряки свой долг выполнят».
        Контр-адмирал Терро, числившийся вторым флагманом соединения, на совещании не присутствовал - он свалился в приступе лихорадки, настигшей старого моряка. Вернувшись на корабль, Беранже сообщил адмиралу о предстоящем походе и предложил ему перебраться в береговой госпиталь. «Нет, Режи, - ответил Терро. - Я останусь на борту «Ламотт-Пике». Наш корабль - это часть страны, нашей с тобой родины, разорванной на части и врагами, и союзниками, и если в предстоящем бою мне суждено умереть, я умру под флагом Франции».

* * *
        Многочасовое сражение в Яванском море запечатлелось в памяти капитана 1-го ранга Режи Беранже кроваво-дымным калейдоскопом, из которого сознание с фотографической точностью выхватывало отдельные картины: белёсые космы дымовой завесы, растекавшиеся над водой; серые силуэты тонущих кораблей, окольцованные пляшущим пламенем горящего мазута; вспышки выстрелов и дергающиеся стволы орудий; повисший на реллингах матрос, убитый осколком. Командир «Ламотт-Пике» командовал, отдавал приказы (правильные), их выполняли (быстро и чётко), но вместе с тем ему казалось, что он наблюдает происходящее как бы со стороны - мозг, перенасыщенный адреналином, блокировал восприятие, отсеивая всё лишнее, мешавшее Беранже руководить боем.
        Союзная эскадра из шести крейсеров - «Де Рёйтер», «Ява», «Эксетер», «Хьюстон», «Пёрт» и «Ламотт-Пике» (голландский лёгкий крейсер-лидер «Тромп» неделю назад был повреждён японской авиабомбой и ушёл на ремонт в Австралию) - и восьми эскадренных миноносцев (английских «Инкаунтер» и «Юпитер», голландских «Кортенаер» и «Витте де Витт», американских «Эдвардс», «Олден», «Форд» и «Поуп») встретилась с противником в 17.30 27 февраля 1942 года. Японское соединение, прикрывавшее конвой и состоявшее из трёх групп (первая - лёгкий крейсер «Дзинцу», эсминцы «Юкикадзе», «Токицукадзе», «Амацукадзе», «Хацукадзе»; вторая - тяжёлые крейсера «Нати» и «Хагуро», к которым под вечер присоединились однотипные крейсера «Асигара» и «Миоко», эсминцы «Сазанами», «Усио», «Ямакадзе» и «Кавакадзе»; третья - лёгкий крейсер «Нака», эсминцы «Минэгумо», «Мурасамэ», «Самидарэ», «Асагумо», «Юдати» и «Харусамэ»), не превосходило союзников численностью, однако сражение кончилось полным разгромом соединения ABDAF. Авиация японцев - ни береговая, ни с авианосцев Нагумо, которые казались вездесущими, - в бою не участвовала, но адмиралу
Доорману это не помогло.
        Видимость была отличной, и противники обменялись первыми залпами с дистанции сто двадцать кабельтовых, пустив в ход главный калибр тяжёлых крейсеров - для 150-, 140- и 127-мм орудий расстояние было слишком большим. А затем японские эсминцы Нисимуры, развернувшись, с 15.000 метров - невиданная дистанция торпедной стрельбы - выпустили по кораблям союзников сорок три торпеды. Из-за огромного расстояния попаданий не было, но корабли Доормана, заметив пенные следы торпед, начали маневр уклонения. Крейсера пяти стран маневрировали слаженно, но в этот время восьмидюймовый снаряд с крейсера «Нати», падая сверху под большим углом, пробил полуторадюймовую броневую палубу «Эксетера» и взорвался в котельном отделении.
        «Эксетер» окутался клубами пара и потерял ход. Избегая столкновения, следовавшие за ним «Хаустон» и «Пёрт» вывалились из строя - один влево, другой вправо, а «Де Рёйтер» и «Ява» оторвались от концевых кораблей. Одно-единственное удачное попадание смешало и расстроило всю колонну союзников.
        А японцы времени не теряли. Сократив дистанцию, эсминцы первой группы под градом снарядов («Токицукадзе» получил прямое попадание) с 6.000 метров выпустили по союзникам ещё семьдесят две торпеды.
        Невезение компенсируется везением. Эскадра Доормана в это время перестраивалась и повернула на запад, пропустив большую часть японских торпед за кормой. Торпеду поймал только голландский эсминец «Витте де Витт», переломившийся пополам в вихре взрыва; его кормовая часть мгновенно затонула, а носовая некоторое время торчала над водой, похожая на исполинский клык морского чудовища. Адмирал Доорман поставил дымовую завесу и ещё раз развернулся на девяносто градусов, что спасло его от повторного торпедного залпа с эсминцев третьей японской группы - все шестьдесят четыре торпеды этого залпа прошли мимо. Японские корабли отошли, перезаряжая торпедные аппараты (на отходе в «Асагумо» снаряд попал с «Ламотт-Пике»); эскадра ABDAF, связанная повреждённым «Эксетером», тоже отходила - на юг, в сторону Сурабаи. Бой оборвался.
        О чём думал Доорман, сказать трудно - адмирал погиб вместе со своим кораблём, - но в 21.00 (уже в темноте) он снова вошёл в боевое соприкосновение с крейсерами Такаги. И на этот раз удача окончательно покинула флот союзников: взошла луна, ярко осветившая всё вокруг, и японцы атаковали колонну Доормана торпедами. Атаковали с двух сторон - «Де Рёйтер» получил две торпеды в правый борт[26 - Автором этих попаданий был японский крейсер «Хагуро».], «Ява» была торпедирована слева. Оба корабля быстро затонули, оставив на залитых лунным светом волнах обломки и сотни барахтавшихся среди них людей.
        Японский тяжёлый крейсер «Хагуро»
        Соединение ABDAF рассыпалось: в темноте уцелевшие корабли потеряли друг друга. Ночью следующего дня «Хьюстон» и «Пёрт», двигаясь наугад, наткнулись в бухте Бантен на японские транспорты, которые и были целью разбитой эскадры. Крейсера открыли по ним огонь, но мало что успели сделать - потопив один и повредив два транспорта, оба корабля стали жертвами целой стаи торпед, выпущенных японскими эсминцами. Повреждённый «Эксетер» и сопровождавший его эсминец «Юпитер» («Инкаунтер» вечером то ли налетел на мину, то ли был торпедирован японской подводной лодкой и погиб со всем экипажем) были настигнуты ночью кораблями первой японской группы и потоплены после короткого боя. Американские эсминцы «Эдвардс» и «Олден» добрались до Сурабаи и на следующий день были потоплены там японской авиацией вместе с голландским эсминцем «Эвертсен» и госпитальным кораблём «Оп тен Ноорт»; эсминец «Кортенаер» направился в Австралию и погиб, встретившись с японскими крейсерами «Такао» и «Тёкай» у берегов острова Тимор.
        Капитан 1-го ранга Беранже не стал возвращаться в Сурабаю: он догадывался, что его там ждёт. «Ламотт-Пике» и увязавшиеся за ним американские эсминцы «Форд» и «Поуп» взяли курс на пролив Сунда, надеясь выйти из Яванского моря, ставшего слишком опасным, и прорваться в Индийский океан. Идея была хорошей, однако ночью осколок ABDAF был перехвачен на подходе к проливу японским крейсером «Нака» и пятью эсминцами.
        Бой был яростным. Обе стороны почти одновременно открыли огонь и выпустили торпеды, только «Ламотт-Пике» сделал это чуть раньше, чем «Нака» - ветераны битвы у Ко-Чанга умели обращаться с торпедным оружием. Древние эсминцы янки, вооружённые 76-мм орудиями, не были серьёзными противниками для мощных японских эсминцев, но приняли на себя часть вражеского огня. «Форд» сразу пошёл на дно, разорванный японской торпедой, а «Поуп», осыпаемый снарядами, продержался на удивление долго - минут пятнадцать. Так он и запомнился капитану Беранже: горящий, зарывающийся носом в море, окружённый со всех сторон белыми всплесками от падающих снарядов. А потом над японским крейсером «Нака» развернулся веер взрыва: две из шести французских 550-мм торпед попали в цель.
        Быстрая гибель японского флагмана и густой дым, извергаемый тонущим «Поупом», спасли французский крейсер: избежав вражеских торпед и дав полный ход, «Ламотт-Пике» растворился в ночной темноте.

* * *
        …Индийский океан встретил крейсер тяжёлой зыбью. Посоветовавшись с Терро - адмирал чувствовал себя гораздо лучше, бой оказался для него лучше любого лекарства, - Беранже решил следовать на Цейлон: топлива должно было хватить, а повреждения крейсера были незначительными и позволяли выдержать такой переход. Похоронив в море погибших, «Ламотт-Пике» взял курс на Тринкомали, куда благополучно прибыл через пять суток.
        Крейсеру, два месяца не выходившему из боёв, требовался срочный ремонт. Беранже простоял на Цейлоне до конца марта, и ушёл из Тринкомали буквально накануне налёта авианосной авиации Нагумо. Японцы потопили в гавани стоявшие там голландский крейсер «Суматра», австралийский эсминец «Вампир» и несколько других кораблей и судов, однако французский лёгкий крейсер «Ламотт-Пике» ускользнул, добавив ещё один порт к длинному списку портов, которые он покидал, спасаясь от загребущих лап жёлтого дракона.
        Первоначально Терро и Беранже намеревались направиться на Мадагаскар, но потом передумали. Колониальная администрация острова осталась верной правительству Виши, и «мятежный» крейсер, сражавшийся на стороне союзников против Японии, считался бы там «кораблём предателей». «Ламотт-Пике» взял курс на Александрию - англичане пропустили его через Суэцкий канал.
        В Александрии крейсер-бродяга присоединился к французской эскадре вице-адмирала Годфруа, находившейся под контролем англичан и в итоге перешедшей на сторону де Голля. И в Александрии же командир «Ламотт-Пике» узнал о том, что немецкие войска заняли всю Францию и вошли в Тулон. Это известие сильно встревожило Беранже: в Тулоне жила его супруга Жанет, и Режи опасался за её судьбу - статус англичанки по национальности и жены французского морского офицера (особенно после того, как в Тулоне французскими моряками был затоплен флот Франции) не гарантировал ей спокойную жизнь в условиях германской оккупации.
        «Конечно, - размышлял Беранже, - вряд ли Жанет все эти годы (а мы не виделись с ней с начала войны) спала одна в холодной постели. Женщины (даже холодные англичанки, хотя Жанет прохладной не назовёшь, да) не больше мужчин склонны хранить супружескую верность, иначе с кем изменяли бы своим верным жёнам ветреные мужья? C'est la vie - это жизнь… Но мы женаты вот уже почти пятнадцать лет, у нас двоё детей, и главное - в наших отношениях, несмотря на долгие разлуки, сохранилась теплота… И эта теплота заставляет меня тревожиться за мою маленькую Жанет - за умницу Дженни, умницу во всем. Скорей бы кончилась эта проклятая война, охватившая мир… Русские, которые разбили Наполеона, в конце концов намнут бока бошам, а янки, надо полагать, свернут шею японскому дракону, но когда они проделают вивисекцию над этим жёлтым чудовищем, сказать пока трудно. Во всяком случае, это случится не завтра, и даже не послезавтра».
        Капитан 1-го ранга Режи Беранже, командир лёгкого крейсера «Свободной Франции» «Ламотт-Пике», предполагал, что война продлится ещё не один год, но он не мог себе даже представить, какой станет эта война.
        Глава седьмая. Голова змеи
        Жёлтый дракон, тяжело взмахивая крыльями, кружил над Тихим океаном, забираясь всё дальше и дальше. Дракон почувствовал свою силу - испепелив Пёрл-Харбор и потопив английский флот в Южно-Китайском море, он понял, что бледнолицые вовсе не являются непобедимыми воинами: их доспехи плавятся от жара драконьего пламени, а плоть рвётся в клочья стальными когтями торпед и авиабомб. Дракон летел от победы к победе, и лёгкость этих побед ошеломляла его самого - в Сингапуре восьмидесятитысячная английская армия генерала Персиваля сложила оружие перед тридцатитысячной армией Томоюки Ямаситы, а на Филиппинах японцы взяли в плен сто тысяч человек: две трети американо-филиппинских войск, оборонявших архипелаг. Аэродромы были усеяны остовами американских самолётов, сгоревших на земле; в гаванях и в открытом море десятками тонули боевые корабли и суда союзников, а японский дракон, плотоядно урча, заглатывал острова Голландской Ост-Индии. И всё это - практически без потерь, на несколько царапин на своей бронированной шкуре дракон даже не обратил внимания.
        Дракон пьянел от сытости и от пролитой крови, и давал волю своим древним тёмным инстинктам, берущим начало в его свирепом прошлом. Самурайской этике было чуждо само понятие «ценность человеческой жизни», а если человек не ценит свою жизнь, разве он будет ценить чужую? В Юго-Восточную Азию возвращалось средневековье - жестокость порождает страх, а страх - основа власти: чем больше страха, тем крепче власть. И текла в Тихий океан кровь человеческая, текла обильно, окрашивая алым изумрудно-синие волны…

* * *
        Продвигаясь на юг и юго-восток, империя Ямато наступала и на запад, к границам Индии. В марте 1942 года «драконы»[27 - Названия авианосцев «Хирю» и «Сорю», входивших в состав соединения Нагумо, в переводе с японского означают «летящий в небе дракон» и «голубой дракон».] адмирала Нагумо ворвались в Индийский океан, имея целью уничтожить вновь сформированный английский Восточный флот, обезопасить армию, наступавшую в Бирме, и нарушить судоходство по обе стороны полуострова Индостан.
        Адмирал Джеймс Соммервилл, принявший командование Азиатским флотом Англии, имел в своём распоряжении два авианосца (тяжёлый «Формидебл» и лёгкий «Глориес»), пять линейных кораблей («Уорспайт», «Рэмиллис», «Ривендж», «Резолюшн» и Ройял Соверен»), несколько крейсеров и около дюжины эсминцев. Адмирал рассчитывал дать бой самураям у Цейлона, полагая (по данным разведки), что против него действуют только два-три японских авианосца[28 - Изначально так оно и было, но вскоре к «Хирю», «Сорю» и «Рюдзё» присоединились «Акаги», «Сёкаку» и «Дзуйкаку» («Кага» ушёл в Японию на ремонт).]. Однако после налёта японской палубной авиации на Тринкомали и Коломбо, где были сбиты двадцать четыре британских истребителя, потоплены и повреждены двадцать два торговых судна и разрушены доки и ремонтные мастерские, его планы изменились. В налётах на Цейлон участвовало одновременно до ста пятидесяти японских самолётов, а это значило, что авианосцев у японцев не два, а четыре-пять (а то и все шесть).
        Неизвестно, вспомнил ли британский командующий о судьбе эскадры вице-адмирала Рожественского, но он проявил осторожность и отошёл к Мальдивским островам - к атоллу Адду, где располагалась секретная английская военно-морская база. И это решение адмирала Соммервилла спасло Ройял Нэйви от повторения трагедии Южно-Китайского моря.
        Японские разведывательные самолёты, обшаривавшие океан, обнаружили две группы английских кораблей - крейсера «Дорсетшир» и «Корнуолл» и авианосец «Гермес», шедший в сопровождении эсминца. И очень скоро обе эти группы были уничтожены пикирующими бомбардировщиками «вэл», взлетевшими с палуб японских «драконов». Девять британских двухмоторных бомбардировщиков атаковали «Акаги», флагман соединения Нагумо (это был первый случай за четыре месяца войны, когда японские авианосцы были атакованы), но безуспешно - истребители «зеро» и зенитки сбили пять машин, а корабль остался невредим.
        Оценив соотношение сил, Соммервилл отвёл Восточный флот к берегам Африки. Бой не сулил ему успеха: японцы владели воздухом, а тихоходные английские линкоры не могли навязать артиллерийский бой быстроходным японским авианосцам и линейным крейсерам.
        Обезопасив восточный участок «оборонительного периметра», отбросив Ройял Нэйви и потрепав британские коммуникации в Индийском океане, соединение Нагумо вернулось в Японию, где тут же стало готовиться к новым боевым операциям.
        Успех кружил самурайские головы…

* * *
        Адмирал Исороку Ямамомо не переоценивал мощь империи Японской империи и её шансы на победу. Он не раз бывал в США и хорошо себе представлял, с каким противником столкнулась Страна Восходящего солнца. Ямамото понимал, что победы японского оружия скоро обернутся поражениями - огромный флот, строившийся на американских верфях, не оставит от императорского флота даже щепок. Японию задавят числом и промышленной мощью - янки могут менять два своих потопленных корабля на один японский, и всё равно останутся в выигрыше. А потери в боях будут равными, и это в лучшем случае: как только американский численный перевес станет ощутимым, японские потери превысят потери янки - это неизбежно. Единственная возможность выстоять (не разгромить Соединённые Штаты, а хотя бы добиться приемлемого мира) - это создать «оборонительный периметр» и стоять насмерть, укрыв захваченную добычу за крепостной стеной островов и атоллов. Но для этого нужно уничтожить американский Тихоокеанский флот - по-другому никак.
        А этот флот непрерывно усиливался - янки перебрасывали корабли из Атлантики в Тихий океан. По каналу, разрезавшему Панамский перешеек, шли и шли подводные лодки и эсминцы, крейсера и линкоры. И авианосцы - «Йорктаун», «Хорнет», «Уосп». Несмотря на это, американцы, впечатлённые агрессивным боевым умением жёлтого дракона, действовали крайне осторожно. Они ограничивались короткими рейдами на занятые японцами острова - по принципу «кусай и беги» - и уклонялись от генерального сражения, не желая рисковать: время работало ни них.
        В апреле 1942 года американские авианосцы «Энтерпрайз» и «Хорнет», подойдя на шестьсот миль к берегам Японии, атаковали Токио двухмоторными бомбардировщиками «Б-25», взлетевшими с палубы «Хорнета». Реальный эффект налёта был невелик, но бомбы, упавшие на японскую столицу, произвели эффект моральный. Белый орёл клюнул жёлтого дракона в загривок, разозлил, но заставил и призадуматься. И командующий Объединённым флотом понял: генеральное сражение должно состояться как можно скорее.
        Ямамото жаждал боя с американским флотом: ему, участнику Цусимского сражения, мерещились лавры адмирала Того. «Гайкокудзины избегают боя, - сказал он на совещании адмиралов на борту своего нового флагманского корабля, огромного «Ямато», стоявшего на рейде Хасирадзимы. - Значит, нужно заставить их вступить в бой. Как это сделать? Очень просто: надо попытаться захватить то, что они не могут отдать. Например, - он повернулся к карте, - атолл Мидуэй. Гавайская гряда - это змея, вытянувшаяся своё длинное тело на всю середину Тихого океана, и эта змея уже ужалила нашу империю: американские авианосцы, атаковавшие Токио, отошли от берегов Мидуэя. В Пёрл-Харборе мы прищемили змее хвост - теперь нужно отрубить ей голову. Мангуст, убивая кобру, перегрызает змее шею, после чего спокойно пожирает свою добычу. Американцы не уступят Мидуэй - это ключ ко всем Гавайским островам. Они примут бой, мы уничтожим их флот - откусим змеиную голову, - а затем, подобно охотнику-мангусту, съедим всё тело змеи до кончика хвоста: до Оаху».
        Адмиралы почтительно поклонились командующему Объединённым флотом…

* * *
        Флот начал подготовку к операции против атолла Мидуэй и к решительному бою, но тут вмешалась армия, вечная соперница флота перед лицом микадо. Генералы преследовали свои интересы - наиболее оголтелые лелеяли планы высадки в Австралии; другие, менее склонные к авантюрам и более здравомыслящие, планировали дальнейшее продвижение на восток - в Полинезию, к Соломоновым островам, Фиджи и Самоа. Но все они были едины в одном: для дальнейшего наступления совершенно необходимо закрепится на юго-восточной оконечности Новой Гвинеи, захватить Порт-Морсби и тем самым отсечь Австралию. Микадо внял, и Ямамото вынужден был согласиться с требованиями армейских генералов.
        Сделал он это крайне неохотно, и поэтому выделил для предстоящей операции против Новой Гвинеи только часть флота, чтобы не отрывать остальные силы от подготовки к атаке Мидуэя. Предполагалось, что американцы для парирования угрозы Новой Гвинее выставят один-два авианосца, не более, а с ними два тяжёлых и один лёгкий авианосец вице-адмирала Такаги справятся. Силы, задействованные в операции «Мо»[29 - Операция по захвату Порт-Морсби.], уже начали развёртывание, когда контр-адмирал Тамон Ямагути[30 - Один из самых перспективных японских адмиралов и наиболее вероятный преемник Ямамото на посту командующего Объединённым флотом.], командующий 2-й дивизией авианосцев, встретился с Ямамото и изложил ему свои соображения.
        - Господин адмирал, - начал Ямагути, оставшись наедине с командующим флотом в адмиральском салоне «Ямато», - хотя моя дивизия не участвует в операции «Мо», я много думал об этой операции. И я вспомнил ваши слова, Ямамото-сан.
        - Какие именно?
        - Когда вы говорили, как нам вызвать на бой американский флот, вы сказали: «Надо попытаться отобрать у янки то, что они ни за что не захотят нам отдать».
        - Верно. Я сказал это, когда говорил об атолле Мидуэй.
        - Да, господин адмирал. Но Порт-Морсби - разве он менее важен? С потерей Новой Гвинеи Австралия будет отрезана, и американцы это понимают. Спасая Порт-Морсби, они примут бой: вынуждены будут принять. И такая их реакция предусмотрена планом операции «Мо» - мы предполагаем, что в Коралловом море могут появиться американские авианосцы.
        - Один авианосец. В крайнем случае - два.
        - Да, господин адмирал. «Саратога» ремонтируется в Сан-Франциско, «Уосп» ещё в Атлантике, «Хорнет» ушёл в Калифорнию для приёма на борт штатной авиагруппы. В Пёрл-Харборе находятся «Йорктаун» и «Энтерпрайз», и оба готовы к бою. И если они войдут в Коралловое море…
        - …то будут там уничтожены. У адмирала Такаги три авианосца - этого хватит.
        - А если нет? Благодаря прекрасной выучке наших лётчиков и моряков мы можем сражаться с гайкокудзинами равными силами и побеждать - тому пример битва в Яванском море. Но зачем рисковать? Бой - это во многом набор случайностей, и может статься, что эти случайности будут не в нашу пользу. В Индийском океане и в Южно-Китайском море у нас был большой численный перевес, и в результате мы одержали блестящие победы. Почему же сейчас мы не можем сделать то же самое?
        - Что вы предлагаете?
        - Я предлагаю направить в Коралловое море всё наше ударное авианосное соединение в полном составе. Подавляющий численный перевес является гарантией победы - всегда, или почти всегда. Нам нужно уничтожить американский флот - почему бы не уничтожить его по частям, как мы уничтожили когда-то русский флот? Корабли янки, потопленные в Коралловом море, не пойдут в бой у Мидуэя - они будут лежать на дне. Я сказал всё, что хотел сказать, господин адмирал.
        - А ведь вы правы, Ямагути-сан… - произнёс командующий Объединённым флотом.

* * *
        Ямамото согласился с доводами Ямагути. Группировка, нацеленная на Порт-Морсби (тяжёлые авианосцы «Сёкаку», «Дзуйкаку», лёгкий авианосец «Сёхо», тяжёлые крейсера «Миоко», «Хагуро», «Асигара», «Аоба», «Кинутаса», «Како», «Фурутака», лёгкие крейсера «Касима», «Тэнрю», «Тацута», «Юбари», двенадцать эсминцев), была усилена: следом за ней к берегам Новой Гвинеи направились тяжёлые авианосцы «Акаги», «Хирю», «Сорю», лёгкий авианосец «Рюдзё», линкоры «Харуна», «Кирисима», тяжёлые крейсера «Тонэ», «Тикума», лёгкий крейсер «Нагара» и четырнадцать эскадренных миноносцев. Передовое соединение вице-адмирала Такаги должно было обеспечить захват Тулаги и Порт-Морсби, а соединение Нагумо, обойдя Соломоновы острова, - уничтожить в Коралловом море американский флот, если он там появится, после чего нанести серию ударов по австралийским портам для их нейтрализации. Флот империи Ямато шёл навстречу очередной победе.
        Косвенные данные японской разведки свидетельствовали о том, что «Энтерпрайз» и «Йорктаун» покинули Пёрл-Харбор. 4 мая японская подводная лодка «I-54» обнаружила к северо-востоку от островов Санта-Крус соединение американских кораблей, среди которых был авианосец. Ямамото ощутил охотничий азарт, но…
        Мощный удар императорского флота рухнул в пустоту - противника в Коралловом море не оказалось. Японские самолёты-разведчики трое суток прочёсывали океан от острова Сан-Кристобаль до берегов Австралии и далеко на юг от Рабаула - никого и ничего. Слабое сопротивление немногочисленной базовой авиации янки было быстро подавлено, Тулаги и Порт-Морсби были захвачены японскими десантами, но американские авианосцы как в воду канули. Цель операции была достигнута ценой незначительных потерь палубной авиации и гибели крейсера «Како», потопленного у Кавиенга американской подводной лодкой, однако Ямамото тревожило странное исчезновение американского соединения, направлявшегося в Коралловое море.
        «Такое ощущение, - сказал командующий Объединённым флотом, подводя итоги, - что американцы повернули обратно на полпути. Но почему они это сделали? Их воздушная разведка засекла авианосцы Такаги, но корабли Нагумо остались необнаруженными. И всё-таки янки не приняли бой, как будто знали, что против них Кидо Бутай в полном составе. Я вижу этому только одно объяснение: они читают наши шифрованные радиограммы».

* * *
        Ямамото не ошибся - американская криптографическая служба расколола японский секретный радиокод. Это случилось в апреле 1942 года, и американцы получили примерно такое же преимущество, которое имеет в ночном бою корабль, оснащённый радиолокатором, над противником без радара. И адмирал Честер Уильям Нимиц, командующий флотом США на Тихом океане, не преминул воспользоваться этим преимуществом: получив сведения о готовящейся японской атаке на Порт-Морсби, он направил в Коралловое море авианосные группы Спрюэнса и Флетчера - соотношение сил позволяло надеяться на успех. Но бой не состоялся - когда «Энтерпрайз» и «Йорктаун» уже приближались к району боевых действий, служба перехвата доложила Нимицу, что против «таффи-17.1» и «таффи-17.2» выдвигаются не три, а семь японских авианосцев. При таком соотношении сил сражение закончилось бы гибелью обоих американских авианосцев (причем вероятность нанести японцам ощутимый урон была очень невелика), и Нимиц немедленно приказал оперативным группам Флетчера и Спрюэнса возвращаться в Пёрл-Харбор. Обе «таффи» благополучно вышли из-под удара, а командующий
Тихоокеанским флотом США уверовал в то, что теперь грозное соединение Нагумо, доселе казавшееся какой-то непобедимой армадой, перестанет быть неуловимым и неуязвимым. И появился шанс хорошенько вздуть зарвавшегося жёлтого дракона - на стол Нимица легла информация о готовившейся японцами атаке атолла Мидуэй.
        Адмирал Честер Нимиц не стремился к генеральному сражению с японским флотом - зачем оно нужно? Нимиц видел свою задачу в том, чтобы (в пределах возможного) сдержать натиск империи Ямато и приостановить японское наступление, избегая при этом ненужных потерь. Время решающих боёв придёт, но позже, когда неисчислимые эскадры кораблей под звёздно-полосатым флагом заполнят весь Тихий океан. А генеральное сражение сейчас, при заметном численном превосходстве противника, - это неоправданный риск. Японцам нужны Алеутские острова? Да и чёрт с ними, пускай узкоглазые поморозят себе задницы на голых скалах, всё равно мы их потом оттуда вышибем. Самураи хотят Мидуэй? Ну, если они будут очень настаивать, отдадим (разумеется, на время, которое работает на нас).
        Всё так, но… «Прозрачность» японских оперативных планов позволяла свести риск к минимуму и давала возможность нанести самураям сильнейший встречный удар. Адмирал Нимиц, как и любой военачальник, жаждал громкой победы, которая обессмертит его имя, и этому немало способствовала воинственная кровь его тевтонских предков. И командующий Тихоокеанским флотом начал подготовку своего бенефиса.
        За пять месяцев войны американский флот на Тихом океане усилился, несмотря на понесённые потери. Адмирал Нимиц имел в своём распоряжении три однотипных авианосца - «Энтерпрайз», «Йорктаун» и «Хорнет», - на которые базировались двести тридцать четыре самолёта: 42 торпедоносца «девастэйтор», 111 пикирующих бомбардировщиков «доунтлесс» и 81 истребитель «уайлдкэт». Этого было мало, и потому Нимиц приложил все усилия для скорейшего завершения ремонта «Саратоги», ещё в январе получившей торпеду с японской субмарины, и переброски на Тихий океан «Уоспа». Старания адмирала увенчались успехом: в середине мая оба корабля прибыли в Пёрл - Харбор, увеличив число авианосцев до пяти, а количество крылатых боевых машин - до трёхсот семидесяти восьми.
        К лету 1942 года роль авианосцев в войне на море стала уже ясна, но грохот тяжёлых орудий в Южно-Китайском море показал, что списывать линкоры ещё рановато. И Нимиц собирался бросить в бой и линейные корабли: отремонтированный «Колорадо», зализавшие раны «Мэриленд», «Пенсильванию», «Тенесси» и прибывшие из Атлантики «Миссисипи», «Айдахо», «Нью-Мексико», «Саут Дакота» и «Норт Каролина». Старые дредноуты вошли в состав эскадры линейных кораблей[31 - «Я не собираюсь гоняться за джапсами по всему Тихому океану, - сказал вице-адмирал Кинкейд, поклонник морской артиллерии и командующий эскадрой тихоходных линкоров. - Они сами придут к Мидуэю, чтобы высадить войска. Тут-то я их и встречу…»], а два новых линкора, вооружённые многочисленной зенитной артиллерией, стали флагманскими кораблями авианосных соединений Флетчера и Спрюэнса. В Пёрл-Харбор стягивались тяжёлые крейсера, и к концу мая Нимиц располагал в Жемчужной Гавани внушительным флотом, соизмеримым по боевой мощи с японским: пять авианосцев, девять линкоров, десять тяжёлых и восемь лёгких крейсеров и сорок четыре эсминца; в районе Мидуэя заняли
позиции двадцать четыре подводные лодки.
        Транспортная артерия «Гавайские острова - Западное побережье Северной Америки» пульсировала ритмично, снабжая Пёрл-Харбор всем необходимым. Острая нехватка топлива, парализовавшая американский флот в первые месяцы войны, была устранена - вереницы пузатых танкеров наполнили новые резервуары, со сказочной быстротой появившиеся на месте разрушенных, жирной чёрной кровью земли, превращённой в пищу для прожорливых корабельных котлов и авиационных двигателей. Тихоокеанский флот Соединённых Штатов, в изобилии обеспеченный боеприпасами, был готов к бою.
        «Самураи, пьяные от своих побед, попрут напролом, как бешеный медведь-гризли, не зная, что их ждёт, - думал командующий Тихоокеанским флотом США. - И напорются…».

* * *
        Адмиралу Ямамото тоже была нужна победа, но он, в отличие от Спрюэнса, не только мечтал о лавровом венке триумфатора. Разгром американского флота, причём немедленный, было жизненно важен для империи Ямато - так же важен, как и разгром русского флота во время русско-японской войны. И победа эта нужна была не любой ценой: Ямамото понимал, что продвижение «по телу змеи до её хвоста» потребует немалых усилий, и если японский флот в бою у Мидуэя будет обескровлен, «трапеза мангуста» не состоится. Предположение, что американцы вскрыли японский секретный код, оставалась пока только предположением, но его необходимо было учитывать, иначе…
        Самое надежное - это сменить всю систему кодов, но дело это долгое, а времени было мало (и с каждым днём становилось всё меньше и меньше). Оставалось только ограничить оперативный радиообмен, сожалея о том, что эпоха почтовых голубей и сигнальных костров давно прошла. Было выдвинуто предложение запустить в эфир значимую дезинформацию - например, о готовящемся японском ударе по шлюзам Панамского канала (с тем, чтобы янки оттянули часть сил к берегам Америки), но Ямамото на это не пошёл. Удар по шлюзам и в самом деле планировался, и командующий Объединённым флотом не хотел настораживать противника. Зато он негласно отменил операцию против Алеутских островов, усилив Кидо Бутай лёгкими авианосцами, выделенными для этой операции. Гибель «Лексингтона» и «Гермеса» показала высокую уязвимость авианосцев, превращавшихся в пылающие факелы после двух-трёх попаданий. Борьба за живучесть очень важна, однако самый лучший способ выздороветь - это не заболеть. И поэтому авиагруппы всех трёх лёгких авианосцев Нагумо были укомплектованы одними истребителями: по двадцать два «зеро» на «Дзуйхо» и «Сёхо» и двадцать
четыре - на «Рюдзё». Для этого пришлось выскрести практически весь резерв подготовленных лётчиков палубной авиации, но игра стоила свеч - Ямамото, как завзятый любитель покера, хорошо это понимал. В решительный бой шли все авианосцы империи - даже древний «Хосё»[32 - После боя у атолла Мидуэй «Хосё» был переклассифицирован в учебный авианосец], обеспечивавший почти символическое прикрытие с воздуха дивизий линейных кораблей. И не только авианосцы - в операции было задействовано более двухсот других кораблей: девять линкоров, десять тяжёлых и восемь лёгких крейсеров, шестьдесят восемь эсминцев, двадцать две подводные лодки, многочисленные вспомогательные суда и двадцать четыре транспорта, на которые разместились девять тысяч солдат, уже имевших опыт высадок на острова[33 - Состав сил сторон - в Приложении 1].
        Адмирал Исороку Ямамото доверял своей интуиции и считал, что американцы бросят в бой за Мидуэй всё, что у них есть - всё, что может держаться на плаву и летать, стрелять и бомбить, но одно дело верить, и совсем другое - знать точно. Огромный японский флот уже разворачивался для удара по Мидуэю, а его командующий пребывал в полном неведении относительно планов противника. Что приготовил ему адмирал Нимиц? Действительно ли янки читают японские радиограммы? И главное - где американский флот? Стоит ли он ещё в Пёрл-Харборе или уже вышел в море, готовясь встретить вторжение?

* * *
        Поверхность океана, взъерошенная волнами, раздалась, пропоротая длинным телом подводной лодки. С бортов всплывшей субмарины ещё скатывались потоки пенистой воды, когда распахнулся полутораметровый овальный люк палубного ангара, напоминавший створку раковины гигантского моллюска. Из ангара выдвинулся узкий корпус компактного самолёта с прижатыми к фюзеляжу крыльями и сложенным хвостовым оперением. Шустрые техники проворно и сноровисто развернули крылья и пристыковали поплавки, похожие на огромные галоши. Пилот Фудзита и наблюдатель Окуда заняли места в прозрачной кабине; зашипел сжатый воздух. Гидроплан, подхлёстнутый катапультой, скользнул по стартовому трамплину, занимавшему почти всю носовую палубу субмарины, и ушёл в небо. От момента всплытия прошло всего десять минут.
        Старт гидросамолёта с подводной лодки
        «Если они не вернутся, - подумал капитан-лейтенант Тагами, командир подводной лодки «И-9», одной из одиннадцати авианесущих субмарин императорского флота, - пусть духи синто помогут им сделать то, что они должны сделать». Мысли командира «И-9» были созвучны словам адмирала Ямамото, лично провожавшим в поход лодку и её экипаж: «Вы можете погибнуть все до одного, - сказал командующий Объединённым флотом, - но вы должны выполнить то, что вам поручено. От вас зависит судьба нашей страны». И моряки «И-9» готовы были умереть, как и положено сынам богини Амтерасу-Амиками.
        Больше всех рисковали пилоты крошечного «кугишо»[34 - Гидросамолёт E14Y1 (по американской классификации - «глен»), предназначенный для взлёта с подводной лодки] - не зря они, прощаясь перед вылетом, передали Тагами деревянные коробочки с маленькими семейными подарками на тот случай, если их гидросамолёт не вернётся. Однако оба лётчика не испытывали никаких колебаний и были искренне огорчены, когда из-за плохой погоды выполнение смертельно опасного задания было отложено на два дня. Но и для подводников риск был очень велик: находясь всего в ста милях от Пёрл-Харбора, лодка в любую минуту могла быть обнаружена американским патрульным самолётом или противолодочным кораблём.
        Потянулись минуты томительного ожидания. Лодка крейсировала в районе ожидания, погрузившись в позиционное положение для снижения радиолокационной заметности. Прошёл час, прежде чем радист «И-9»[35 - Водоизмещение надводное/подводное 2.900/4.150 тонн, скорость хода надводная/подводная 23,5/8 узлов, дальность - 16.000 миль (эконом. ходом), экипаж 100 человек, 6 533-мм носовых торпедных аппаратов (18 торпед), 1х1 140-мм орудие, 2х2 25-мм автомата, 1 гидросамолёт, 1 катапульта] принял сообщение с борта самолёта-разведчика, которое мощная радиостанция субмарины, предназначенной для использования в качестве флагмана соединения подводных лодок, действующего на большом удалении от баз, тут же ретранслировала на «Ямато». Задание было выполнено.
        Боги благоволят храбрецам (правда, не всегда). Маленький «кугишо» вернулся - янки не обратили на него внимания (не заметили?) ни на подлёте, ни когда он описывал круг над Жемчужной Гаванью (несмотря на всю систему радарного слежения), и ни один истребитель не погнался за дерзким воздушным шпионом.
        Самолёт приводнился, подрулил к борту субмарины и был поднят краном на палубу. Разборка гидроплана заняла ещё меньше времени, чем сборка; ангарный люк закрылся. «И-9» погрузилась и растворилась в океанских глубинах - «каталина», появившаяся в воздухе через пятнадцать минут, не увидела внизу ничего, кроме равнодушно катящихся волн.
        …Адмирал Ямамото гневно смял в кулаке бланк радиограммы и произнёс, обращаясь к смотревшим на него штабным офицерам:
        - Пёрл-Харбор пуст: там нет ни одного корабля крупнее буксира. Американский флот покинул Жемчужную Гавань. Янки знают, что мы идём к Мидуэю, и вышли нам навстречу.
        Приложение 1. Состав сил сторон в бою у Мидуэя
        СОЕДИНЁННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ
        СОЕДИНЕНИЕ «А»
        Линейный корабль «Саут Дакота» (контр-адмирал Спрюэнс)
        Авианосцы «Энтерпрайз», «Хорнет», «Уосп» (общее число самолётов - 214)
        Тяжелые крейсера «Минниэполис», «Нью Орлеанс», «Сан-Франциско» (контр-адмирал Ли)
        Легкие крейсера «Атланта», «Джюно»
        Эскадренные миноносцы «Фелпс», «Балч», «Бенхэм», «Уорден», «Эйлуин», «Монагэн», «Эллет», «Мори», «Каммингс», «Рейд», «Кэйс», «Шо», «Такер», «Данлоп»
        СОЕДИНЕНИЕ «В»
        Линейный корабль «Норт Каролина» (контр-адмирал Флетчер)
        Авианосцы «Йорктаун», «Саратога» (общее число самолётов - 146)
        Тяжелые крейсера «Асториа» (контр-адмирал Скотт), «Портленд», «Индианаполис»
        Легкие крейсера «Сан-Диего», «Сан-Хуан»
        Эскадренные миноносцы «Портер», «Уинслоу», «Хэмманн», «Гридли», «Хьюз», «Моррис», «Расселл», «Крэйвен», «Эндерсон», «Конингхем», «Фаннинг», «Макколл»
        Состав авиагрупп:
        «Энтерпрайз», «Йорктаун», «Хорнет» (на каждом) - 14 TBD (торпедоносцы «девастэйтор»), 37 SBD (пикирующие бомбардировщики «доунтлесс») и 27 F4F (истребители «уайлдкэт»)
        «Саратога» - 12 торпедоносцев TBD «девастэйтор», 32 пикирующих бомбардировщика SBD «доунтлесс», 30 истребителей F4F «уайлдкэт» (всего 74 машины)
        «Уосп» - 10 торпедоносцев TBF «авенджер», 30 пикирующих бомбардировщика SBD, 30 истребителей F4F «уайлдкэт» (всего 70 машин)
        Общее число самолётов - 378 (64 торпедоносца, 173 пикировщика, 141 истребитель)
        СОЕДИНЕНИЕ «С»
        Эскадра линкоров: 7 ЛК - «Колорадо» (вице-адмирал Кинкейд), «Мэриленд», «Миссисипи» (контр-адмирал Олдендорф), «Нью-Мексико», «Айдахо», «Пенсильвания», «Тенесси», 8 ЭМ - «Бэгли», «Блю», «Хелм», «Магфорд», «Ральф Талбот», «Хэнли», «Паттерсон», «Джервис»
        1-я эскадра крейсеров: 5 КРТ - «Нортхэмптон» (контр-адмирал. Смит), «Честер», «Чикаго», «Солт-Лейт-Сити», «Пенсакола», 5 ЭМ - «Селфридж», «Дьюи», «Халл», «Лэмсон», «Дэйл»
        2-я эскадра крейсеров: 4 КРЛ - «Хелена» (контр-адмирал Каллагэн), «Гонолулу», «Сент-Луис», «Бойз», 5 ЭМ - «Макдонау», «Дрейтон», «Фарагут», «Флассер», «Мэхэн»
        Соединение подводных сил (контр-адмирал Инглиш) - 24 подводные лодки
        «Кэшэлот», «Каттлфиш», «Долфин», «Драм», «Финбэк», «Гэтоу», «Грейлинг», «Гренадьер», «Групер», «Гроулер», «Гаджон», «Наруэл», «Нотилэс», «Пайк», «Планджер», «Флайинг Фиш», «Поллак», «Помпано», «Порпойз», «Тэмбор», «Тарпон», «Триггер», «Траут», «Туна»
        Базовая авиация на Мидуэе (120 единиц) - 22-я авиагруппа корпуса морской пехоты
        221-я эскадрилья истребителей F2A «буффало» (28 самолетов)
        240-я эскадрилья пикирующих бомбардировщиков (24 SBD и 11 SBU «виндикейтор»)
        8-я эскадрилья торпедоносцев TBF «авенджер» (6 самолетов)
        Эскадрилья летающих лодок - 14 «Каталина-5» и 16 «Каталина-5А» (30 машин)
        7-я авиационная армия - 4 «Б-26» и 17 «Б-17»
        1-я эскадра торпедных катеров - 12 единиц
        Общая численность гарнизона - 3.600 человек
        ЯПОНСКАЯ ИМПЕРИЯ
        СОЕДИНЕНИЕ ЛИНЕЙНЫХ КОРАБЛЕЙ
        1-я дивизия линкоров: ЛК «Ямато» (адмирал Ямамото), «Нагато»
        2-я дивизия линкоров: «Исэ» (вице-адмирал Такасу), «Хьюга», «Фусо», «Ямасиро»
        9-я дивизия крейсеров: торпедные крейсера «Китаками», «Ои»
        Дивизия авианосцев: легкий авианосец «Хосё» (12 истребителей A5M4 «клод»)
        1-я эскадра эскадренных миноносцев: легкий крейсер «Абукума», эскадренные миноносцы «Акацуки», «Иказучи», «Иназума», «Исокадзе», «Уракадзе», «Хамакадзе», «Таникадзе», «Хацухару», «Хацусимо», «Югуре», «Сирацую», «Сигурэ» (12 единиц)
        3-я эскадра эскадренных миноносцев: легкий крейсер «Сэндай», эскадренные миноносцы «Фубуки», «Сиракумо», «Муракумо», «Синономе», «Усугомо», «Уранами», «Сикинами», «Аянами», «Асагири», «Югири», «Амагири», «Сагири» (12 единиц)
        УДАРНОЕ СОЕДИНЕНИЕ
        1-я дивизия авианосцев: авианосцы «Акаги» (адмирал Нагумо), «Кага», АВЛ «Рюдзё»
        2-я дивизия авианосцев: авианосцы «Хирю» (к-адм. Ямагути, «Сорю», АВЛ «Дзуйхо»
        5-я дивизия авианосцев: авианосцы «Сёкаку» (к-адм. Хара), «Дзуйкаку», АВЛ «Сёхо»
        Состав авиагрупп:
        тяжёлые авианосцы - по 22 торпедоносца B5N «кейт», 22 пикирующих бомбардировщика D3A «вэл», 20 истребителей А6М «зеро» (всего - 384 самолёта)
        лёгкие авианосцы: на «Сёхо» и «Дзуйхо» по 22 истребителя «зеро», на «Рюдзё» - 24. Всего - 68 истребителей
        Общее число самолётов - 464 (132 торпедоносца, 132 пикировщика, 200 истребителей)
        3-я дивизия линейных кораблей: линейные крейсера «Харуна», «Кирисима», «Хиэй»
        8-я дивизия крейсеров: тяжелые крейсера «Тонэ», «Тикума»
        4-я эскадра эскадренных миноносцев: легкий крейсер «Нагара» (к-адм. Сима), эскадренные миноносцы «Мурасаме», «Юдати», «Самидаре», «Харусаме», «Маикадзе», «Новаки», «Хагикадзе», «Араси», «Нацугумо», «Ямагумо», «Минегумо», «Асагумо», «Ямакадзе», «Кавакадзе», «Умикадзе», «Судзукадзе» (16 единиц)
        ОККУПАЦИОННОЕ СОЕДИНЕНИЕ (вице-адмирал Кондо)
        4-я дивизия крейсеров: тяжёлые крейсера «Атаго», «Тёкай», «Майя», «Такао»
        7-я дивизия крейсеров: тяжелые крейсера «Кумано», «Судзуя», «Микума», «Могами»
        2-я эскадра эскадренных миноносцев: легкий крейсер «Дзинцу» (к-адм. Танака), эсминцы «Асасио», «Митисио», «Арасио», «Куросио», «Оясио», «Нацусио», «Хаясио», «Хацукадзе», «Юкикадзе», «Амацукадзе», «Токицукадзе», «Кагеро», «Сирануи» (13 единиц)
        5-я эскадра эскадренных миноносцев: легкий крейсер «Натори», эсминцы «Харукадзе», «Асакадзе», «Мацукадзе», «Хатакадзе», «Фумицуки», «Сацуки», «Минацуки», «Нагацуки»
        (8 единиц)
        6-я эскадра эскадренных миноносцев: лёгкий крейсер «Юбари», эскадренные миноносцы «Юнаги», «Оите», «Хаяте», «Асанаги», «Муцуки», «Кисагири», «Мочизуки» (7 единиц)
        24 транспорта
        4.500 солдат морской пехоты (о. Сэнд).
        4.500 солдат армии (о. Истерн).
        Инженерно-строительные части - 1 батальон
        Военно-топографические части - 1 батальон
        Авиатранспорты «Титосэ», «Тиёда» (48 гидросамолётов)
        24-я воздушная флотилия (поиск и разведка с Маршалловых островов).
        26-я воздушная флотилия (поиск и разведка с острова Маркус).
        Глава восьмая. Фортуна - дама капризная
        У Мидуэя американцами была одержана огромная, но в значительной мере случайная победа. Можно предполагать, что исход сражения мог быть совсем иным, если бы не набор случайностей и счастливого для американцев стечения обстоятельств.
        «Кампании войны на Тихом океане в 1941-1945 гг.»
        Два из четырёх «мародеров» не рискнули войти в «зону смерти», насквозь прошитую воющими осколками рвущихся снарядов и злыми нитями очередей зенитных автоматов, - они сбросили торпеды издалека и развернулись, выходя из боя, - но командиры двух других машин оказались парнями решительными и продолжали атаку. Первый «Б-26» был сбит на подлёте - пара «зеро» свалилась на него сверху и дружно плюнула огнём. Бомбардировщик пошёл вниз, густо дымя, и упал в море, а истребители весело взмыли вверх, расходясь в разные стороны. Второй «мародёр» пронёсся над палубой «Акаги», не сбросив торпеду - вероятно, заело механизм. По нему били из всех стволов - видно было, как на фюзеляже «двадцать шестого» появляются чёрные дыры пробоин, - машина вспыхнула, завалилась на крыло и косо рухнула в воду, ломая крылья, в пятистах метрах от авианосца. Вице-адмирал Нагумо шумно выдохнул, не разжимая стиснутых зубов.
        …Флот вторжения вошёл в зону патрулирования американских самолётов ещё вчера, 3 июня, и вчера же восемь тяжёлых бомбардировщиков «Б-17»[36 - В тот же день звено «Б-17» донесло о потоплении «крейсера», атакованного с высоты более 10.000 футов. Фактически «крейсером» оказалась американская подводная лодка «Пайк», которая поспешно погрузилась, когда первые бомбы упали у нее по носу.] нанесли удар по транспортам оккупационного соединения адмирала Кондо. «Крепости» отбомбились с большой высоты, и ни одна сброшенная бомба в цель, но стало ясно, что японские корабли обнаружены, и что последуют новые атаки.
        Первоначальным планом операции предусматривался удар по Мидуэю, уничтожение находившейся там базовой авиации, захват атолла, а затем - разгром американского флота, который поспешит на выручку защитникам острова. Но когда выяснилось, что вражеский флот уже в море, приоритеты были изменены - теперь целью номер один стали авианосцы янки (предполагалось, что их не меньше трёх, вероятно - четыре), для уничтожения которых и затевалась вся операция. В распоряжении адмирала Нагумо было до сотни гидросамолётов Е13А, к дальней разведке были привлечены базовые самолёты 24-й воздушной флотилии с Маршалловых островов и 26-я воздушной флотилии с острова Маркус, и вся эта крылатая армада ринулась прочёсывать океан. Сведений об авианосцах противника пока не поступало, но в 05.15 один их «джейков» с крейсера «Тонэ» застиг на поверхности подводную лодку «Тэмбор». Субмарина спешно погрузилась, но не успела закрыться слоем воды достаточной толщины - гидроплан, отчётливо различавший с высоты рыбообразный силуэт лодки, очень аккуратно положил у её бортов две 60-кг противолодочные бомбы. Всплыть «Тэмбору» было не
суждено - когда прочный корпус проломлен взрывами, надежд на спасение не остаётся…
        Японский тяжёлый крейсер «Тонэ». Все четыре башни главного калибра сосредоточены в носовой части; кормовая палуба свободна, что позволяло крейсеру нести на борту до шести гидросамолётов
        …Нагумо нервничал. В любую минуту в светлеющем небе могли появиться самолёты янки, а полётные палубы шести японских тяжёлых авианосцев были забиты готовыми к вылету машинами: шестьдесят шесть торпедоносцев «кейт», шестьдесят шесть пикирующих бомбардировщиков «вэл» и шестьдесят истребителей «зеро» ждут приказа. И если хоть одна американская бомба взорвётся среди этого скопища самолётов, заправленных под завязку и вооружённых торпедами и бомбами… С «Рюдзё», «Сёхо» и «Дзуйхо» - с лёгких авианосцев охранения - подняты тридцать два истребителя, ударное соединение следует подивизионно, выдерживая между дивизиями дистанцию в десять миль, но… Адмирал невольно поёжился, представив себе огненный смерч, пожирающий его корабли, - он видел фотографии горящих «Лексингтона» и «Гермеса». И когда наконец-то было получено долгожданное сообщение «270 миль, OSO, 20 кораблей противника, два авианосца, один похожий на авианосец», ударной волне тут же была дана команда «Взлёт!». К 07.00 палубы японских авианосцев опустели: у Нагумо не было сомнений в том, что обнаружены все американские авианосцы - все три.
        …Разрозненные и плохо организованные атаки американской авиации следовали одна за другой: мужества, в отличие от умения и опыта, у лётчиков Соединённых Штатов хватало. «Каталины» обнаружили японский флот с первыми проблесками рассвета, и первый выстрел в авианосной дуэли - в невиданной до сей поры форме морского сражения - остался за американцами.
        Бой начала базовая авиация янки. Вслед за четвёркой «мародёров» капитана Коллинза появились шесть «авенджеров» лейтенанта Файберлинга. Их атака кончилась ничем - пять торпедоносцев были сбиты; ни одна торпеда в цель не попала. Атака бомбардировщиков «Б-17» с высоты более шести километров также оказалась безрезультатной - сброшенные ими бомбы подняли огромные фонтаны воды на безопасном расстоянии от японских кораблей, - но и потерь «летающие крепости» не понесли: эти машины были невероятно живучими и возвращались на аэродромы с десятками дыр в плоскостях и фюзеляжах.
        Около восьми часов утра «Акаги» и «Кага» были дважды атакованы пикировщиками с Мидуэя - шестнадцатью «доунтлессами» и одиннадцатью «виндикэйторами». Бдительные «зеро» перехватили их ещё на подходе: девятнадцать машин были сбиты, и авианосцы 1-й дивизии остались невредимыми. Нагумо оставалось только благодарить богиню Аматерасу и предусмотрительность адмирала Ямамото, усилившего Кидо Бутай лёгкими авианосцами с истребительными авиагруппами. Командующий ударным авианосным соединением не знал, что самолёты Спрюэнса - тридцать восемь торпедоносцев, сто четыре «доунтлесса» и сорок «диких котов» уже приближаются, - но понимал, что авианосцы гайкокудзинов не останутся меланхоличными зрителями спектакля, разворачивающегося у него на глазах.
        Японский палубный истребитель А6М «зеро»
        К счастью для самураев, взаимодействие между эскадрильями американской ударной волны было организовано из рук вон плохо. Пилотам Спрюэнса не хватало боевого опыта и слётанности, а офицеры наведения терялись и отдавали противоречивые приказания: никто ещё толком не знал, что такой бой авианосных группировок, и как им управлять. Эскадрильи атаковали порознь, а в воздухе над японскими кораблями висело около сотни истребителей «зеро».
        Две из трёх американских торпедоносных эскадрилий - с «Энтерпрайза» и «Уоспа» - пошли в атаку без истребительного прикрытия: сопровождавшие их «уайлдкэты» попросту потеряли своих подопечных. Итог был закономерным: двадцать два «девастэйтора» были сбиты, и ни одна из шестнадцати авиаторпед не достигла цели. «Они сражаются как воины, - сказал Нагумо, наблюдая с мостика «Акаги» за падающими в море самолётами, - отважно, не ведая страха смерти. Помолимся за их души…».
        Эскадрилье торпедоносцев с «Хорнета» повезло - её атаку прикрывали двенадцать «уайлдкэтов». Перевес японцев был велик; вёрткие «зеро» с опытными пилотами разорвали «котов» в клочья, однако ценой гибели девяти истребителей и восьми «девастэйторов» янки добились торпедного попадания в «Сорю», временно выведя его из строя. И в это время над морем битвы появились пикирующие бомбардировщики.
        «Доунтлессы» с «Хорнета» на цель не вышли - они так и не увидели вражеских кораблей. Пикировщики с «Уоспа» атаковали «Хирю» и «Рюдзё» и были встречены целой тучей японских истребителей. В бой вмешались подоспевшие «уайлдкэты» с «Энтерпрайза»; дюжина SBD, прорвавшись через круговерть «собачьей свалки», добилась одного попадания в лёгкий авианосец и нескольких близких разрывов у борта «Хирю», отчаянно крутившегося среди вздымавшихся и опадавших водяных столбов.
        Пикирующим бомбардировщикам с «Энтерпрайза» повезло больше всех других (хотя их везение в какой-то мере было связано с настырностью их командира, капитана 3-го ранга Кларенса Маккласки). Маккласки со своими самолётами вышел в указанную точку в 08.10, но противника там не обнаружил и около часа кружил над океаном. Этот час оказался для него спасительным - японские истребители, занятые отражением атак, рассредоточились. В японском «зонтике» образовалась дыра, и в эту дыру ворвались тридцать пикирующих бомбардировщиков. Атака происходила по принципу «Бей, кого видишь!»: большая часть «доунтлессов» атаковала «Акаги», и несколько машин - «Кага», не удостоив вниманием «Дзуйхо».
        «Акаги» был поражён пятью тысячефунтовыми бомбами, попавшими в него в течение трёх минут. Одна из бомб угодила в угол среднего самолётоподъёмника, другая в левый угол кормовой оконечности полётной палубы, третья разворотила левую скулу; ещё две пробили палубу и взорвались под ней, вызвав большие разрушения. Загорелись самолёты на ангарной палубе, горящий бензин растёкся по всему ангару. Погас свет, остановились водяные насосы, взрывы бомб вывели из строя систему углекислотного пожаротушения. Флагман Кидо Бутай превратился в пылающий костёр, и Нагумо был вынужден перейти на линкор «Харуна».
        «Кага» достались две бомбы: одна разорвалась в районе «острова», вторая разрушила среднюю часть полётной палубы. Вспыхнувший пожар аварийным партиям удалось взять под контроль, но авианосец потерял возможность поднимать и принимать самолёты.
        Авианосец «Кага»
        В считанные минуты прославленное ударное авианосное соединение императорского флота утратило добрую треть своей боевой мощи.

* * *
        …Бомбы «доунтлессов» рвали внутренности «Акаги», а японские самолёты атаковали соединение «А». Готовясь встретить атаку, Спрюэнс заранее поднял в воздух истребители, трубопроводы системы заправки топливом на всех авианосцах были осушены и заполнены углекислотой. Радиолокаторы засекли приближение японской ударной волны за семьдесят миль; с «Энтерпрайза» и «Хорнета» взлетели последние «уайлдкэты», стволы зенитных орудий задрались вверх. Тягучие минуты ожидания истаяли, и небо содрогнулось от гула и грохота, рвущего воздух и человеческие нервы.
        Сорок четыре «диких кота» встретились с шестидесятью «зеро» капитан-лейтенанта Суганами, за штурвалами которых сидели лучшие пилоты империи Ямато. Многие из этих асов даже не пристёгивали парашют - зачем, если бой всё равно кончится победой? Они прорвали воздушное охранение янки и проложили дорогу пикирующим бомбардировщикам Кобаяси и торпедоносцам Томонага. А экипажи «вэлов» и «кейтов» имели опыт десятков атак морских и наземных целей, и хорошо знали, как и что надо делать.
        Первой жертвой стал «Уосп». Бомбардировщики обрушились на него сверху, падая на цель ястребами; торпедоносцы атаковали с двух направлений под углом девяносто градусов - разворачиваясь навстречу одной серии торпед, корабль неминуемо подставлял борт другой. За несколько минут авианосец получил три торпеды - две в правый борт и одну в левый, - и две бомбы, пробившие полётную палубу. А затем попадания посыпались одно за другим - сплошную стену огня и дыма, взметнувшуюся над смертельно раненым «Уоспом», рвали всё новые и новые выплески бурлящего пламени. Авианосец «Уосп» умер, исчезнув с поверхности моря через какие-то четверть часа после начала японской атаки.
        Горящий «Уосп»
        «Хорнет» продержался дольше. Невзирая на ураганный зенитный огонь, один из первых атаковавших его «вэлов» всадил бомбу в кормовую часть полётной палубы с правого борта, а через несколько секунд в дымовую трубу с рёвом врезался сбитый пикирующий бомбардировщик, ведомый командиром авиационной боевой части «Сёкаку» капитаном 2-го ранга Секи, до самого последнего момента ведя огонь из пулемётов. Горящий бензин залил сигнальный мостик; в полётной палубе образовалась огромная пробоина. Взрыв самолёта и подвешенной к нему 250-кг бомбы вызвал большой пожар на полетной и ангарной палубах; раскалённые осколки, летевшие во все стороны, убивали и ранили людей.
        Одновременно с «вэлами», которые атаковали авианосец слева с кормы, с правого борта в атаку вышли торпедоносцы. Две торпеды, попавшие в «Хорнет» в районе машинного отделения, полностью лишили его электроэнергии; корабль накренился на десять градусов. Столбы воды от взрывов торпед ещё оседали, насыщая воздух мельчайшей водяной пылью, когда в корму авианосца попали ещё две 250-кг бомбы - одна прошла до ангарной палубы, где и разорвалась, причинив значительные разрушения, вторая взорвалась на полётной палубе. Взрыв пятой бомбы - между третьей и четвертой палубами, рядом с носовой кают-компанией, - стал причиной пожара и гибели многих членов экипажа. А через две минуты в носовую орудийную площадку врезался «кейт», только что сбросивший торпеду.
        Горящий «Хорнет»
        Повреждения «Хорнета» оказались очень тяжёлыми - авианосец полностью вышел из строя. К 10.00 он был мёртв: стоял без хода и горел в нескольких местах, имея сильный крен на правый борт, угрожавший опрокидыванием. На ангарной палубе бушевал большой пожар, справиться к которым не удалось, и командир авианосца кэптен Моран приказал экипажу покинуть корабль.
        «Энтерпрайз» японцы атаковали не менее яростно и с неменьшим умением, однако «Биг Е» оказался везунчиком - бывает. Возможно, «Энтерпрайзу» помогло и то, что он был прикрыт зенитной артиллерией линкора «Саут Дакота» и лёгких крейсеров «Атланта» и «Джюно», сорок восемь 127-мм универсальных орудий которых создали плотную огневую завесу. Но завеса эта не была непреодолимой - самураи прорывались, и зенитные батареи вели огонь по пикирующему «вэлу», на хвосте которого висел «уайдлкэт», преследуемый японским «зеро». Несколько атакующих машин было сбито; пикировщики добились трёх попаданий. Одна бомба пробила полетную палубу позади носового лифта, начался пожар, но его быстро ликвидировали. Другая бомба пробила палубу в семи метрах от носового среза, прошила палубу полубака и взорвалась за бортом. Кусок одной из этих бомб откололся от основного корпуса и взорвался на третьей палубе, вызвав серьёзные разрушение и причинив потери в людях. От взрыва третьей бомбы разошлись швы обшивки правого борта, однако аварийная партия справилась с поступлением воды. Ещё одна бомба - четвёртая, попавшая в корабль пятью
минутами позже, - изуродовала полётную палубу, сделав невозможным взлёт и посадку самолётов.
        Торпедных попаданий «Энтерпрайз» избежал. Торпедоносцы с дистанции от тысячи до двух тысяч метров сбросили по нему девять торпед - пять по правому борту и четыре по левому, - но «Биг Е», резко развернувшись на полном ходу, сумел от них уклониться (почти чудом - одна из торпед прошла впритык с бортом, «сдирая краску»).
        Досталось и кораблям охранения, рьяно защищавшим своего подопечного. Попадание 250-кг бомбы начисто снесло среднюю 127-мм орудийную башню «Саут Дакоты», в крейсер «Джюно» попала торпеда, но, к счастью, не взорвалась. В эскадренный миноносец «Рейд» врезался «кейт», до последнего момента безуспешно пытавшийся сбросить свою торпеду; в результате взрыва носовое орудие номер один снесло за борт. На полубаке начался пожар, который удалось потушить, окунув горящий нос эсминца в кипящий кильватерный бурун «Саут Дакоты», шедшей на большой скорости. Пикирующие бомбардировщики сбросили шесть бомб на крейсер «Атланта» - пять из них легли рядом с ним, шестая скользнула по правому борту и взорвалась, тяжело повредив кормовую часть крейсера. Руль заклинило в крайнем правом положении, и в течение десяти минут корабль был неуправляем.
        «Энтерпрайз» уцелел (благодаря хорошо организованной службе живучести, а также тому, что его атаковало наименьшее число японских самолётов[37 - На долю «Уоспа» пришлось более сорока процентов атакующих машин японской ударной волны, на долю «Хорнета» - треть.]), но соединение адмирала Спрюэнса было разгромлено.

* * *
        Адмирал Нимиц, руководивший сражением с «каменного фрегата» - из штаба флота в Пёрл-Харборе, куда стекалась вся оперативная информация, - умышленно разделил свои авианосные силы на два самостоятельных соединения «А» и «В» и приказал им держаться на расстоянии ста миль друга от друга. Командующий Тихоокеанским флотом США исходил из того, что японцы знают о присутствии на театре трёх американских авианосцев, и внезапное появление на море битвы ещё двух таких боевых единиц станет для самураев неприятным сюрпризом. Этой своей цели Честер Нимиц достиг, заплатив за неё снижением оперативной эффективности - американцы не смогли организовать тактическое взаимодействие не только авиагрупп разных кораблей, но даже эскадрилий одного авианосца: о согласованных ударах двух отдельных соединений и говорить не приходится.
        Флетчер поднял свои самолёты на полтора часа позже Спрюэнса, но и обнаружен он был японскими гидросамолётами, все средства связи которых работали нормально[38 - В нашей Реальности неисправность рации помешала самолёту-разведчику с крейсера «Тонэ» своевременно известить Нагумо об обнаружении «Энтерпрайза» и «Хорнета» - пилот смог сделать это только по возвращении, когда было уже поздно.], на два часа позже, когда над кораблями Кидо Бутай уже вовсю шёл бой. И адмирал Нагумо, ещё не совсем пришедший в себя после перехода с горящего «Акаги» на линкор «Харуна», приказал немедленно поднимать вторую волну для удара по новому противнику.
        Немедленно не получилось - для подъёма самолётов на полётные палубы «Сёкаку», «Дзуйкаку» и «Хирю» потребовалось какое-то время. Распоротая полётная палуба «Кага» не позволяла ему поднять в воздух свои самолёты, но «Сорю», спрямив крен, поспешил принять участие во втором акте. Вторая японская ударная волна - тридцать три «вэла», тридцать три «кейта» и двадцать «зеро» с трёх авианосцев - уже шла на цель, когда с палубы «Голубого дракона» взлетел первый истребитель. Взлетел - и рухнул в море, сметённый высоченным фонтаном воды, поднятым бомбой, упавшей у носа «Сорю»: авианосец атаковали самолёты с «Саратоги».
        Японских истребителей в воздухе было мало, но они всё-таки сумели основательно проредить авиагруппу «Леди Сары». «Зеро» сбили одиннадцать SBD и шесть торпедоносцев и помогли «Хирю», «Кага», «Рюдзё» и «Дзуйхо» избежать попаданий (на горящий «Акаги» американцы внимания не обращали), но даже японские асы не могли сделать невозможное - «Сорю» получил три прямых попадания тысячефунтовыми бомбами.
        Мрачное видение адмирала Нагумо обрело осязаемость. Пламя охватило самолёты, готовые к старту; подвешенные к ним торпеды и бомбы начали рваться сериями, превращая «Сорю» в пылающий ад. Над авианосцем поднялся столб густого чёрного дыма, его корпус сотрясали внутренние взрывы. «Дракон» умирал в огне…
        Авиагруппа «Йорктауна» - тридцать шесть SBD, четырнадцать TBD и двенадцать F4F - атаковала 5-ю дивизию авианосцев императорского флота, до сих пор удачно избегавшую вражеских атак. Дивизия шла вытянутым клином, остриём которого был лёгкий авианосец «Сёхо», и на это остриё и пришелся удар американских самолётов.
        Классифицировать атакованный корабль не просто даже опытному лётчику (особенно трудно сделать это в горячке боя, когда вокруг тебя рвутся зенитные снаряды и мелькают зловещие тени вражеских истребителей), а среди пилотов соединения «В» хватало и таких, которые не сумели бы отличить линкор от эсминца. Лётчики видели перед собой авианосец проклятых джапов и не спрашивали, как его зовут: они атаковали. И атаковали старательно - как учили: и бомбами, и торпедами, и с разных направлений.
        «Сёхо» был совершенно беззащитен - его истребители добросовестно прикрывали «старших братьев», - а количества попаданий, полученных небольшим (всего четырнадцать тысяч тонн водоизмещения) кораблём, с лихвой хватило бы и линкору: в авианосец попало семь торпед, тринадцать бомб и сбитый самолёт. Потопление авианосца «Сёхо» заняло всего десять минут - рекорд, так и оставшийся непобитым. Но «Сёхо», приняв на себя всю мощь ударных эскадрилий «Йорктауна», умер смертью самурая: его гибель спасла «журавлей»[39 - Названия авианосцев «Сёкаку» и «Дзуйкаку» в переводе с японского означают «парящий журавль» и «счастливый журавль».] 5-й дивизии.
        - Наши потери? - отрывисто спросил Нагумо, стирая с лица жирную копоть.
        - «Сёхо» потоплен, «Акаги» и «Сорю» обречены, «Кага» выведен из строя, «Рюдзё» повреждён. «Хирю», «Дзуйхо» «Сёкаку» и «Дзуйкаку» - боеспособны. Потери в самолётах уточняются.
        - А противника?
        - Достоверно потоплен один авианосец из состава северного соединения, ещё один - предположительно, и один повреждён, - ответил Гэнда. - Сведений о результатах удара по южному соединению противника пока не поступало.

* * *
        Японцы вышли на соединение «В» в одиннадцать часов, разделив цели естественным образом: самолёты 5-й дивизии - двадцать два пикирующих бомбардировщика, двадцать два торпедоносца и двенадцать истребителей - атаковали «Саратогу», эскадрильи с «Хирю» - одиннадцать «вэлов» и одиннадцать «кейтов», прикрытые восемью «зеро», - «Йорктаун».
        Согласованная атака на «Леди Сару» была встречена шестнадцатью «дикими котами». «Уайдлкэты» сделали всё, что смогли, сбив добрую дюжину машин с красными кругами на крыльях, но не сумели остановить яростный самурайский натиск. Торпедоносцы атаковали с обоих бортов, а гигантский - сорок восемь тысяч тонн водоизмещения - авианосец был недостаточно маневренным. Один из «кейтов» был сбит зенитками, но две торпеды попали в левый борт «Саратоги» - в носовую часть и под надстройку.
        На палубу обрушились потоки воды, поднятой взрывами торпед, а следом за ними на корабль упали бомбы, сброшенные пикировщиками. Авианосец получил три попадания - в левую носовую 127-мм батарею, в основание «острова и в кормовую часть полётной палубы. В палубе образовался пролом, откуда немедленно выплеснулось пламя. У бортов авианосца разорвались ещё четыре бомбы, корёжа его корпус гидравлическими ударами; в двух местах обшивка лопнула и разошлась. От сотрясения, вызванного взрывами, корпус сильно повело, в цистернах с бензином появились протечки, самолётоподъёмники заклинились в верхнем положении. Скорость авианосца снизилась до двадцати двух узлов, хотя появившийся крен на левый борт удалось спрямить контрзатоплением.
        Возникшие пожары поначалу не казались особо опасными. Однако в огромном ангаре «Леди Сары», несмотря на вентиляцию, концентрировались пары бензина, образуя гремучую смесь. И в 12.10, спустя час после начала боя, эта смесь взорвалась от случайной искры.
        Экипаж покидает «Саратогу»
        Авианосец окутался дымом, но принял часть своих самолётов, возвращавшихся после атаки японского флота. А затем в ангаре произошёл новый взрыв, вызвавший последовавшие за ним взрывы боезапаса. Огонь забушевал с новой силой; горело всё, в том числе краска на переборках и механизмах. Прекратилась подача электроэнергии, встали пожарные насосы - из шлангов вместо упругих потоков воды, гасящих пламя, сочились жалкие струйки. Погас свет, и в наступившей темноте стало видно, как светится малиновым раскалённый металл палубы. Из-за сильного нагрева переборок пришлось покинуть машинные отделения. В 13.30 прогремел сильнейший взрыв, разворотивший полётную палубу. Корабль потерял ход, и в 14.00 адмирал Флетчер, учитывая опасность повторных японских налётов, приказал затопить горящий авианосец.
        Эсминец «Гридли» выпустил в «Леди Сару» четыре торпеды, вызвавших очередной мощный взрыв внутри гибнущего корабля, и в 14.40 авианосец скрылся под водой, затонув без крена и дифферента.

* * *
        «Йорктаун» был атакован почти одновременно с «Саратогой», но ему повезло: «вэлы» «Хирю» - одиннадцать пикирующих бомбардировщиков, сопровождаемых восемью «зеро», - опередившие «кейтов», ринулись в атаку, не дожидаясь своих отставших торпедоносцев.
        Зенитные батареи «Йорктауна» и кораблей прикрытия взорвались огнём, усеяв небо кляксами разрывов. А сверху на самураев свалилась дюжина «диких котов», расколола строй и отправила в море шесть японских самолётов: два истребителя и четыре бомбардировщика. Еще два «вэла» были сбиты зенитками, причём один из них взорвался от прямого попадания 127-мм снаряда с крейсера «Сан-Диего». Но пятеро японцев всё-таки прорвались и добились двух попаданий в авианосец. Одна 250-кг бомба пробила полётную палубу и взорвалась на ангарной, вызвав там сильный пожар; вторая разрушила дымоходы и вывела из действия три котла, снизив ход «Йорктауна».
        Увлекшись расклёвыванием японских бомбардировщиков, «уайдлкэты» прозевали «кейтов», появившихся пятнадцатью минутами позже: истребителям удалось сбить только два концевых торпедоносца. Девять японских машин шли вперёд, несмотря на поставленную американцами «водяную завесу» - 127-мм зенитные орудия били со снижением, вырастив перед атакующими торпедоносцами «забор» из всплесков. И «Йорктаун», не имея полного хода, не смог уклониться от всех сброшенных торпед - две из них попали ему в правый борт.
        Авианосец содрогнулся. Стальная обшивка разорвалась как бумага, и внутрь корпуса, в машинные отделения и погреба, хлынул бурлящий водяной поток. Корабль начал валиться на правый борт; люди скользили по накренившейся палубе, ломали руки и ноги, падали в море. В довершение всего, пожар на ангарной палубе набрал силу, заволакивая всё вокруг удушливым дымом. А над покалеченным «Йорктауном» кружили его вернувшиеся самолёты - их пилоты, ещё возбуждённые молниеносным потоплением «Сёхо», надеялись, что родной корабль вот-вот справится с повреждениями и пустит домой своих цыплят.
        Поврежденный «Йорктаун»
        Контр-адмирал Флетчер оказался в трудном положении. «Саратога» горела, но ничто пока не предвещало её скорой гибели - корабль сохранил ход и даже принимал самолёты. А вот с «Йорктауном» было хуже: командир авианосца доложил, что все возможности борьбы за живучесть исчерпаны, и что экипаж покидает корабль ввиду угрозы внезапного upside down[40 - Upside down - переворачивание, опрокидывание (англ.).], оставив на его борту небольшую группу добровольцев, которая должна затопить авианосец при появлении японских надводных кораблей и возникновении опасности захвата «Йорктауна» противником.
        Конечно, надёжнее всего было бы затопить беспомощный корабль, но Флетчеру очень не хотелось этого делать. «Если появятся японцы, - думал адмирал, - они утопят его и без нашей помощи, а если «Йорктаун» перевернётся - что ж, так тому и быть. Но можно хотя бы попытаться дотащить его до Пёрл-Харбора - а вдруг получится?». И Флетчер приказал взять авианосец на буксир, что и было сделано (после нескольких неудачных попыток) крейсером «Портленд». Связка из двух кораблей двинулась на юго-восток, сопровождаемая эсминцами «Моррис» и «Расселл».
        Спустя два часа, когда «Леди Сара» уже исчезла с поверхности моря, Флетчер (не без удивления) узнал, что «Йорктаун» всё ещё держится на плаву и даже вроде не очень горит. К тому же Нимиц, узнав из доклада командующего соединением «В», что «Саратога» погибла, а «Йорктаун» фактически брошен, в резких выражениях приказал Флетчеру «принять все меры» для спасения этого авианосца. Слова «иначе ты в Пёрл-Харборе лучше не появляйся» сказаны не были, но они явно подразумевались, и Флетчер это понял - со всеми своими кораблями он пошёл догонять «Йорктаун». Инвалид не успел далеко уйти: меньше чем через час к нему уже пришвартовался эсминцы «Уинслоу» и «Хэмманн» и высадили аварийные партии, которые рьяно взялись за дело. И как-то вдруг оказалось, что пожар еле тлеет, что силовую установку и энергетическую систему авианосца можно оживить, а крен выпрямить, и что все повреждения «Йорктауна» далеко не смертельны и могут быть устранены. Японцы не появились - «Норт Каролина» и тяжёлые крейсера, зарядившие орудия главного калибра бронебойными снарядами, так никого и не увидели на радарных экранах.
        Приближался вечер, и это радовало Флетчера, видевшего свою задачу в том, чтобы спасти «Йорктаун», один из двух уцелевших американских авианосцев (о гибели «Хорнета», затопленного эсминцами Спрюэнса в 15.00, и «Уоспа» адмирал уже знал). Контр-адмирал Фрэнк Флетчер прикрывал «Йорктаун» всеми силами своего соединения, и не собирался ввязываться ни в какие авантюры.
        Глава девятая. Пиррова победа
        Мы растянули руку, наносившую удар…
        «Народу как на рождественской ярмарке, а толку… Волонтёры, чёрт бы их побрал, - сердито подумал лейтенант-коммандер[41 - Лейтенант-коммандер - звание в английском и американском флоте (капитан 3-го ранга).] Кларенс Маккласки, втаптывая в коралловый песок сигаретный окурок. - Ополченцы-минитмены[42 - Минитмены («люди минуты») - поселенцы в Северной Америке, обязанные по тревоге явиться с оружием к месту сбора в течение минуты.] времён войн с индейцами - та же пестрота вооружения, такой же уровень организованности и тот же щенячий энтузиазм. А враг-то у нас покруче гуронов, его так просто не возьмёшь - его надо брать умеючи».
        Народу на небольшом - всего две мили в длину и миля в поперечнике - острове Сэнд, одном из двух основных островов Мидуэя, было действительно много. Гарнизон атолла - морские пехотинцы подполковника Шеннона и флотские коммандера Симарда - насчитывал почти четыре тысячи человек: на Песчаном и на Восточном было несколько тесновато. И не от людей даже, а от обилия самолётов, разнообразие которых напоминало уже не ярмарку, а выставку авиационной техники. На острове базировалась 22-я авиагруппа корпуса морской пехоты - 221-я эскадрилья истребителей, 240-я эскадрилья пикирующих бомбардировщиков и 8-я эскадрилья торпедоносцев, - бомбардировщики «Б-26» и «Б-17» 7-й воздушной армии плюс эскадрилья «каталин». Самолётов на Мидуэе было больше ста, и число их, несмотря на потери - из тридцати пяти пикировщиков осталось всего девять (семь «доунтлессов» и два «виндикэйтора»), «авенджеры» погибли все (последний разбился при посадке), из четырёх «мародеров» вернулся только лишь один (очень похожий на дуршлаг), - не уменьшилось, а увеличилось: на атолл сели бездомные самолёты соединения Спрюэнса. Они тоже понесли
жестокие потери в бою над японскими авианосцами, часть самолётов с «Хорнета» ошибочно вернулась к своему умирающему кораблю (только для того, чтобы сесть рядом с ним на воду и утонуть), и не всем удалось благополучно приземлиться (японские пули и осколки щедро попятнали многих). Тем не менее, авиагруппа «кораллового авианосца» возросла на четыре TBD, шестьдесят SBD и шестнадцать F4F, увеличив общее число самолётов на Мидуэе до ста пятидесяти. А вскоре к ним присоединились ещё шестнадцать «уайдлкэтов» из состава воздушного патруля, прикрывавшего соединение «А», и плотность крылатых машин на акр территории Сэнд Айленда ещё более возросла.
        Самолёты стояли крыло к крылу, и только «каталины», лениво качавшиеся на лёгкой волне в ожидании очередного вылета, не жаловались на тесноту - в огромной лагуне атолла с избытком хватало места и летающим лодкам, и дюжине торпедных катеров 1-й эскадры.
        Мысленное брюзжание командира пикирующих бомбардировщиков с «Энтерпрайза» было не совсем справедливым - сотни людей на острове Песчаный отнюдь не являли собой неорганизованную толпу. Многие из них были растеряны (и неудивительно), однако суета на взлётной полосе и вокруг неё была целеустремлённой. Взмыленные техники осматривали машины, определяя, какие из них могут снова идти в бой, а какие требуют вмешательства ремонтников; к самолётам подтягивали заправочные шланги, подносили патронные ящики и подкатывали на тележках конические туши тяжёлых бомб.
        Неправ был Маккласки и насчёт поголовного безудержного энтузиазма - настроения среди защитников атолла были разными. Лётчики «Энтерпрайза», своими глазами видевшие, как их бомбы дырявят палубы японских авианосцев, рвались в бой, обуреваемые желанием «ещё раз надрать задницу джапам»; пилоты с «Уоспа», потерявшие многих товарищей, были куда более сдержаны, а уцелевшие пилоты корпуса морской пехоты вообще имели бледный вид. И лётчики-истребители, встретившиеся в бою с японскими асами, уже не напоминали лихих бойскаутов: они испытали на личном опыте, что азиаты «дерутся как черти», и что их «зеро» - отличная и опасная боевая машина, которую совсем непросто поймать в прицел.
        Однако лейтенант-коммандера Кларенса Маккласки можно было понять. Он уже знал, что японцы разнесли в щепки соединение «А», и это, мягко говоря, не радовало. «Да, врезали нам самураи, - думал Кларенс, прислушиваясь к разговорам, - и крепко. Ничего, мы ещё посмотрим, кто кого».
        От невесёлых мыслей его оторвало появление сержанта морской пехоты.
        - Лейтенант-коммандер Маккласки? - спросил абориген.
        - Это я.
        - Вас вызывает коммандер Симард.
        Комендант выглядел озабоченным, но вместе с тем производил впечатление человека, готового оборонять свой атолл, даже если его будет штурмовать вся японская императорская армия при поддержке всего императорского флота.
        - Вы старший среди ваших пилотов? - спросил он, испытующе глядя на Маккласки.
        - Получается так. Есть ещё лейтенанты Бест и Галлахер, но равных мне по званию я не видел: старших авиагрупп с «Уоспа» и «Хорнета» на острове нет.
        - Японцы разгромили соединение Флетчера, - голос Симарда звучал сухо и деловито. - Все остатки нашей авианосной авиации - здесь, на Мидуэе. По оценкам командования, четыре японских больших авианосца уничтожены. Осталось два, и ваша задача - утопить их. Получен приказ: атаковать флот вторжения всеми имеющими силами.
        - Приказ адмирала Спрюэнса?
        - Подымай выше, - уголки губ Симарда чуть дрогнули в усмешке, - приказ адмирала Нимица. «Каталины» обнаружили японские транспорты, идущие к острову, и с ними ещё и линкоры. Вы представляете, что тут будет, если с моря посыпятся шестнадцатидюймовые снаряды? Нам обещана помощь - к Мидуэю движутся наши линейные корабли. Но нам надо вывести из игры уцелевшие авианосцы джапов, чтобы игра шла на равных. И вы должны это сделать, лейтенант-коммандер, иначе…
        - Постараемся, сэр. Лошадок наших вы подкормили, сбрую им поправили, а если в вашем салуне найдётся усталым ковбоям по чашке кофе и по паре сэндвичей, то мы полетим и на Токио.
        - Голодными в бой вы не пойдёте, - очень серьёзно ответил комендант Мидуэя, - я уже распорядился. Взлёт по готовности. Времени мало: японцы могут нас опередить.

* * *
        Узнав результаты налёта на южное соединение янки, адмирал Нагумо воспрял духом. «Оба авианосца противника горят! - произнёс он с торжеством в голосе. - А это значит, что все американские авианосцы выведены из строя. Следующей атакой мы добьём раненых и отправим на дно и другие корабли янки - принесённые нами жертвы не были напрасными». «Это не совсем так, господин адмирал, - мягко, но уверенно заявил Гэнда. - У противника имеется ещё один авианосец: непотопляемый. Я говорю о Мидуэе. Базовая авиация янки не уничтожена, и на атолл наверняка приземлились уцелевшие американские самолёты с авианосцев. И поэтому я считаю, что следующий удар надо нанести не по кораблям противника, а по атоллу Мидуэй, который ещё опасен. Прошу вас прислушаться к моим соображениям, господин адмирал».
        Нагумо поморщился. Он не любил менять свои решения и предпочитал действовать по уже принятому плану, даже если план этот имел существенные изъяны. Но командующий Кидо Бутай понимал, что Гэнда кое в чём прав, и заколебался.
        Самолёты ударной волны, разгромившей соединение Спрюэнса, вернулись и около 11.00 сели на палубы авианосцев: «Хирю» принял эскадрильи «Сорю», а «журавли» 5-й дивизии - самолёты «Акаги» и «Кага». В общей сложности три авианосца приняли около ста «вэлов» и «кейтов», однако многие машины имели повреждения и «коктейль» авиагрупп с разных кораблей создавал организационные трудности. И надо было ещё перераспределить истребители соединения, которых осталось чуть больше половины, заправить их, вооружить и снова поднять в воздух: опасность новых налётов американской авиации сохранялась. Тем не менее, к полудню к вылету были готовы тридцать два пикирующих бомбардировщика, двадцать два торпедоносца с 60-кг осколочными бомбами (не решив, по какой цели нанести удар, Нагумо приказал часть «кейтов» вооружить торпедами) и двадцать семь истребителей эскорта.
        Несмотря на уговоры Гэнды, Нагумо медлил с принятием решения. Хорошо зная цену донесениям пилотов, склонных преувеличивать свои достижения, он опасался, что какой-нибудь из американских авианосцев вдруг оживёт и ударит ему в спину, превратив победу в поражение. Конец колебаниям командующего положил выброс огня и дыма над авианосцем «Кага», вслед за которым корабль окутало облако пара. Звено «бэ-семнадцатых» атаковало с большой высоты, вне досягаемости истребителей и зенитных орудий, и одна из бомб угодила в авианосец. Тысячефунтовая бомба пробила палубы и взорвалась в машинном отделении, разрушив магистральный паропровод и снизив ход «Кага» до девятнадцати узлов.
        - Атаковать Мидуэй, - приказал Нагумо, сумрачно глядя на авианосец, на котором снова вспыхнул потушенный было пожар. - И пусть там не останется живого места!

* * *
        Маккласки вёл в бой сорок восемь пикирующих бомбардировщиков и двадцать два истребителя. Можно было наскрести и больше - техники торопливо латали повреждённые машины, - но времени было мало: на подготовку и так ушло полтора часа, а лейтенант-коммандеру очень не хотелось взлетать под бомбами и пушечно-пулемётным огнём японцев. Истребительная эскадрилья морской пехоты осталась защищать атолл: перспектива посадки на развороченную полосу Маккласки также не прельщала.
        Командир «мидуэйской сборной» надеялся, что удача вновь ему улыбнётся, но «джек пот» редко выпадает дважды: над целью американские самолёты были встречены четырьмя десятками «зеро», ринувшимися на них со всех сторон. Бой был яростным, сбитые машины падали в море огненными клубками, расчерчивая небо длинными дымными полосами. Около 14.00 десяток «доунтлессов» прорвался к авианосцам 5-й дивизии и добился трёх попаданий в «Сёкаку», превратив его полётную палубу в подобие свежевспаханного поля. Но на этом наступательный порыв атакующих иссяк - остальные авианосцы[43 - К этому времени повреждённый «Рюдзё» вышел из сферы боя, направляясь на Трук, а обгоревшие остовы «Акаги» и «Сорю» по приказу Нагумо были потоплены торпедами с эсминцев «Мурасаме» и «Кавакадзе».] Кидо Бутай повреждений не получили.
        Лейтенант-коммандер Кларенс Маккласки был сбит над авианосцем «Дзуйкаку». «Не повезло…» - успел подумать он.
        …Японские самолёты появились над Мидуэем в половине второго, разминувшись по пути с «ополченцами». Навстречу им поднялись около тридцати американских истребителей - F2A капитана Армстейда и несколько «уайлдкэтов», но количественное и качественное[44 - По выражению одного из участников боя, «Буффало» выглядели как стреноженные, когда «зеро» делали на них заходы».] превосходство «желтомордых азиатов» скоро взяло верх: смяв истребительное прикрытие[45 - Американцам удалось сбить четыре «зеро» и несколько бомбардировщиков, а из двадцати восьми F2A из боя вернулись только десять, причём четыре из них разбились при посадке.], японцы атаковали Сэнд Айленд.
        Зенитчики сбили ещё несколько японских машин, а потом на остров обрушился град взрывающегося металла. Горели ангары, склады и другие постройки базы, горели самолёты, не успевшие взлететь, горели цистерны с бензином, выхаркивая в небо жирный липкий дым. Прямо на взлётной полосе сгорели несколько SBD с «Йорктауна», дотянувшие до Мидуэя на последних каплях горючего и севшие на остров за десять минут до начала японского налёта; четыре «летающих крепости» превратились в груды перекрученного рваного дюраля. Было уничтожено и несколько гидросамолётов - водоплавающие «гуси», застигнутые в лагуне, оказались беззащитными перед падающими с неба ястребами.
        Острову был нанесён жестокий урон, но ведущий ударной волны доложил адмиралу Нагумо, что самолётов на Мидуэе оказалось куда меньше, чем ожидалось, и что нужен ещё один налёт. И командующий Кидо Бутай вновь оказался перед выбором: что делать дальше? Потери палубной авиации были велики (вторая волна, атаковавшая соединение Флетчера, потеряла больше трети своего состава - авиагруппа «Хирю» была выбита почти полностью); к 16.00 на «Хирю» и Дзуйкаку» - на двух авианосцах Нагумо, сохранивших боеспособность, - насчитывалось около пятидесяти бомбардировщиков «вэл» и более сорока торпедоносцев «кейт», собранных со всех шести кораблей соединения; истребителей (с учётом авиагруппы «Дзуйхо») было до шестидесяти. Авиация Кидо Бутай всё ещё представляла собой грозную силу, вопрос был только в том, как эту силу использовать.
        Разведывательные гидропланы доносили о двух соединениях кораблей противника, в составе одного из которых наблюдался накренившийся горящий авианосец, но расстояние до обоих соединений превышало двести пятьдесят миль, и постоянно увеличивалось. Ударным авиагруппам, высланным для атаки, пришлось бы возвращаться уже в сумерках, что почти наверняка привело бы к неоправданным потерям: для большинства пилотов ещё один вылет стал бы третьим за день, а физические возможности даже лётчиков-асов небеспредельны. Атаки американской авиации прекратились, что свидетельствовало о том, что все авианосцы янки уничтожены или полностью выведены из строя, а базовая авиация атолла обескровлена - ещё раз немедленно бомбить коралловые рифы Мидуэя не имело смысла. Авианосец янки, конечно, надо добить, но он никуда не уйдёт - до Жемчужной Гавани полторы тысячи миль. А сейчас доблестным воинам микадо надо отдохнуть и набраться сил перед новым боем, в котором Тихоокеанский флот США будет окончательно разбит и уничтожен.

* * *
        На «Энтерпрайзе» стучали молотки: ремонтная бригада зашивала досками зияющие дыры в палубе, оставленные японскими бомбами. Через три часа работа была закончена, и тут же одинокий «уайдлкэт», сиротливо круживший над авианосцем, пошел на посадку.
        Самолёт коснулся палубы, чуть подпрыгнул, и… провалился одной «ногой»: заплатка не выдержала и с хрустом проломилась. Истребитель развернуло, и тут вдруг сработали его крыльевые пулемёты: пилот забыл поставить их на предохранитель, а электроцепь замкнуло от сотрясения - «дикий кот» обиделся на неласковый приём и выплюнул остаток боезапаса из всех своих «кольтбраунингов». Ливень полудюймовых пуль хлестнул по надстройке, убив пятерых и ранив двадцать моряков.
        «Им только помосты сколачивать для висельников!» - желчно произнёс Спрюэнс, узнав о случившемся.
        По своим авиация бьёт…
        Адмиралу стало ясно, что на скорую руку восстановить боеспособность «Большого Е» не удастся, а использовать его в качестве плавучей мишени слишком расточительно - надо отступать. Но ещё около полудня прошло адресованное Кинкейду распоряжение Нимица «Следовать к Мидуэю и навязать противнику артиллерийский бой», и это подействовало на Спрюэнса как звук кавалерийской трубы на старую боевую лошадь. И адмирал Спрюэнс приказал «Энтерпрайзу» полным ходом идти в Пёрл-Харбор, выделив ему в качестве эскорта крейсера «Джюно» и «Атланта» и эсминцы «Мори», «Каммингс», «Рейд» и «Кэйс», а сам с линкором, тремя тяжёлыми крейсерами и десятью эсминцами лёг на обратный курс.
        Командующий соединением «А» не имел точных данных о японских потерях, однако полагал, что если командующий флотом приказывает линейным кораблям вступить в бой, значит, опасность со стороны японской авиации сведена до приемлемого уровня. И Спрюэнс, крейсерский адмирал, не мог оставаться в стороне, когда у Мидуэя должны были загреметь орудия главного калибра.
        Адмирал Честер Нимиц, отдавая приказ Кинкейду идти к Мидуэю, надеялся на успех атаки самолётов с атолла. Американцы считали, что уничтожены четыре японских тяжёлых авианосца, а после атаки «мидуэйской сборной» у Нагумо остались всего два авианосца - один тяжёлый и один легкий. Конечно, даже один авианосец опасен для кораблей, у которых нет надёжного прикрытия с воздуха, но семь линкоров с их зенитной артиллерией - это всё-таки семь линкоров. В Пёрл-Харборе они стояли, как привязанные к столбам жертвенные животные, а в открытом море линкоры имеют полную свободу маневра. Есть шанс удержать Мидуэй, и если не выиграть сражение, то свести его вничью и заставить противника начать всё сначала. И главное - прагматичный и расчётливый Честер Нимиц считал «Энтерпрайз» и «Йорктаун» гораздо более ценными, чем все старые дредноуты флота США. Соединение Кинкейда в любом случае должно была отвлечь на себя внимание противника и тем самым спасти оба повреждённых американских авианосца.
        А командующий соединением «В» продолжал эскортирование «Йорктауна». Приказ Нимица Кинкейду его напрямую не касался, и к тому же в армии к исполнению принимается последнее приказание. А последним приказанием командующего флотом было «Принять все меры к спасению «Йорктауна», и контр-адмирал Флетчер добросовестно его выполнял.

* * *
        Линкор лежал на боку, уткнувшись в коралловый риф. Орудийные башни выпали, и в огромные башенные гнёзда, похожие на пещеры, с клокотанием вкатывались волны прибоя. Людей видно не было, и по корпусу мёртвого корабля безбоязненно расхаживали чайки, постукивая коготками по железу обшивки.
        …Соединение вице-адмирала Кинкейда - семь линейных кораблей, девять крейсеров и семнадцать эсминцев - подошло к Мидуэю на рассвете 5 июня. А через пятнадцать минут появились японские корабли - шесть линкоров, девять крейсеров и тридцать пять эсминцев, - и противники в лучших традициях морских баталий начала ХХ века обменялись первыми залпами тяжёлых орудий. Силы сторон были примерно равными, но колонна американских линкоров (крейсера и эсминцы держались с нестреляющего борта - в серьёзный разговор «больших дядей» подросткам лучше не лезть) оказалась в невыгодном положении. Японцы шли напересечку, ведя огонь всем бортом, на что американцы могли отвечать только из носовых башен, к тому же их головные корабли мешали стрелять концевым. Немедленно развернуться Кинкейд не мог - с правого борта в опасной близости скалилось пеной прибоя коралловое кольцо Мидуэя, - и командующий соединением «С» увеличил ход, огибая атолл и поворачивая вправо. Несмотря на не самый удачный дебют, Кинкейд не сомневался в себе и в своих моряках (в конце концов, у него было семь линкоров против шести японских). Он ещё не знал,
что один «Ямато» стоит нескольких американских дредноутов…
        Первые сомнения посетили адмирала, когда он опытным глазом старого артиллериста оценил высоту «свечек», вздымавшихся у борта «Колорадо». «Что это за большой ублюдок, - пробормотал он, вглядываясь в неясный силуэт головного японского корабля, - который кидается такими увесистыми кирпичами?». А через минуту «увесистый кирпич» (несмотря на то, что американские корабли находились в «зоне свободного маневрирования под огнём 406-мм снарядов») проломил цитадельную броню «Мэриленда» и взорвался, раздирая нутро старого линкора. И Кинкейд понял, что перед ним «Ямато» - тот самый, о котором известно было чуть больше чем ничего[46 - Постройка «Ямато» было окружена завесой полной секретности. В прямом смысле слова: когда японцы заметили, что корпус строящегося суперлинкора можно увидеть с вершины ближайшей горы, они укутали верфь огромным тросовым занавесом, весящим более тысячи тонн.], - и что он вооружён гораздо более мощными орудиями, чем предполагалось. И ещё командующий соединением «С» понял, что он, похоже, влип - надо выходить из боя.
        Линкор «Колорадо» - флагманский корабль вице-адмирала Кинкейда
        Однако сделать это было непросто - японские линкоры были быстроходнее. «Ямато» пристрелялся, добившись ещё одного попадания в «Мэриленд» и двух - в «Колорадо», и ему усердно подпевали остальные японские линкоры, развившие предельную скорострельность.
        Кинкейд приказал ложиться на обратный курс, рассчитывая укрыться за островом. Но поворот «все вдруг» - маневр сложный, а если он ещё выполняется под огнем противника… На «Мэриленде» заклинило руль, и корабль покатился вправо, угрожая таранить крейсер «Нортхэмптон»; «Айдахо» и «Тенесси» замешкались. Американская эскадра потеряла строй, на «Колорадо» вспыхнул пожар, а японские эсминцы уже готовились к торпедной атаке.
        Японские торпеды имели дальность хода двадцать миль. Стрельба с такого большого расстояния неэффективна, но по такой грандиозной мишени, в какую превратилось эскадра вице-адмирала Кинкейда, промахнуться было трудно. Двенадцать эскадренных миноносцев и торпедные крейсера «Китаками» и «Ои», уже вкусившие мяса «белых братьев» в бою в Южно-Китайском море, выпустили сто тридцать торпед, и пять из них попали в цель: две в «Колорадо» и три в «Мэриленд».
        Соединению «С» грозил полный разгром. «Ямато» энергично вёл огонь, «Колорадо» горел, потеряв ход; «Мэриленд» дополз до берега и умирал, навалившись на коралловый риф как сражённый солдат на бруствер окопа, атака американских эсминцев была отбита огнём японских линкоров (эсминцы «Блю» и «Хэнли» были потоплены). Несколько «доунтлессов», спешно поднятых с Мидуэя, атаковали японцев и добились попадания в «Нагато», но не смогли причинить армаде вторжения ощутимый урон. С начала боя прошло всего около часа.
        И тут случилось неожиданное. Японские корабли прекратили огонь, развернулись и вскоре исчезли за горизонтом. Адмирал Кинкейд, перебравшийся с пылающего флагмана на лёгкий крейсер «Гонолулу», не верил своим глазам…

* * *
        С рассветом авианосцы Кидо Бутай готовились поднять свои самолёты для нанесения завершающего удара по американскому флоту. Опасности они не ожидали: в воздухе висели патрульные «зеро», а разведывательные «джейки», взлетевшие ещё затемно, не сообщали ничего тревожного. И поэтому столб воды, взметнувшийся у борта «Кага», стал для Нагумо громом среди ясного неба.
        …Корабли контр-адмирала Спрюэнса полным ходом шли на северо-запад всю ночь. Прикинув расстояние, отделявшее его от авианосцев Нагумо, Спрюэнс понял, что сможет вцепиться им в горло, подобравшись к самураям под покровом ночи. Японских линкоров он не опасался - «Нагато» и «ямасиры» «Саут Дакота» превосходила по скорости, а «харуны» - по вооружению и бронированию. Что же касается атак «гончих» - японских крейсеров - и прочих «торпедных мальчиков», то от них флагман должны были прикрыть корабли эскорта: тяжёлые крейсера контр-адмирала Ли и эскадренные миноносцы.
        Расчёты Спрюэнса оправдались - в темноте он разминулся с линкорами Ямамото и остался незамеченным разведывательными гидросамолётами, хотя один из них прошёл у него прямо над головой. И с рассветом, обнаружив японское соединение радаром, Спрюэнс открыл огонь по самой аппетитной цели, оказавшейся в сфере досягаемости орудий «Саут Дакоты», - по авианосцу «Кага», шедшему четырнадцатиузловым ходом под прикрытием линейного крейсера «Хиэй» и трёх эсминцев.
        Артиллеристы «Саут Дакоты» оказались на высоте: они быстро добились накрытия и всадили в «Кага» три шестнадцатидюймовых снаряда, один из которых проделал в борту авианосца подводную пробоину не хуже торпедной. «Кага» вновь загорелся - в третий раз. Японские эсминцы поставили дымовую завесу, а «Хиэй» закрыл собой многострадальный корабль, принимая на себя всю огневую мощь американского линкора. Эсминцы адмирала Сима пошли в атаку, а с палуб пятящихся «Дзуйкаку» и «Хирю» срывались торпедоносцы «кейт». Кидо Бутай прикрывали три линейных, два тяжёлых и лёгкий крейсер с эсминцами, однако Нагумо опасался тяжёлых потерь: в сорока милях от него неспешно брели к Мидуэю транспорты соединения адмирала Кондо, битком набитые войсками. И командующий Кидо Бутай сообщил Ямамото: «Атакован двумя[47 - Один из крейсеров Спрюэнса ошибочно был принят за линкор типа «Вашингтон».] линкорами, двумя крейсерами и двенадцатью эсминцами противника. Веду бой. «Кага» горит. Срочно требуется помощь».
        Ямамото, получив это паническое донесение, не раздумывал ни минуты. Потеря хотя бы пары драгоценных авианосцев имела бы катастрофические последствия, и командующий Объединённым флотом поспешил на выручку Нагумо, мимоходом приказав добить крейсер «Ои», повреждённый прямым попаданием четырнадцатидюймового снаряда. До соединения Нагумо было около ста миль - Ямамото требовалось не менее трёх с половиной часов.
        Но вмешательство линкоров вице-адмирала Такасу не потребовалось - Нагумо сумел справиться своими силами, и в основном благодаря авианосным самолётам. Торпедоносцы облепили «Саут Дакоту» как пчёлы медведя; на помощь «Хиэй», упорно державшемуся под огнём американского линкора, подоспели «Кирисима» и «Харуна», японские эсминцы раз за разом атаковали корабли Спрюэнса торпедами. В 11.00 «Саут Дакота», получившая шесть торпедных попаданий и более сорока 356- и 203-мм снарядов, легла на борт, перевернулась и затонула. Из воды выловили немногих. Контр-адмирала Спрюэнса среди спасённых не было.
        Победа обошлась самураям недёшево: «Хиэй» еле держался на плаву, повреждения получили «Тикума» и «Нагара», четыре эсминца были потоплены. Пылающий «Кага» около полудня был оставлен экипажем и затонул, устав сражаться. Незадолго до своей гибели он был атакован подводной лодкой «Наутилус», которая выпустила в него три торпеды. В цель попала только одна, но и та не взорвалась - в 1942 году дефекты торпедных взрывателей были настоящим бедствием для подводников США. Тем не менее, капитан 3-го ранга Билл Брокман, командир «Наутилуса», до конца своей жизни был уверен в том, что «Кага» пошёл на дно только благодаря его усилиям.
        Соединение «А» прекратило своё существование. Тяжёлый крейсер «Минниэполис» был потоплен самолётами «Хирю», «Нью Орлеанс» - японскими эсминцами, всадившими в него четыре торпеды, «Сан-Франциско» расстреляли «Харуна» и «Кирисима» - не слишком пригодные для боя с линкорами, они хорошо справились с ролью «убийц крейсеров». На дно отправились и семь американских эсминцев из десяти, потопленные поодиночке. Утешением для побеждённых стал успех подводной лодки «Траут», в 13.15 добившей тремя торпедами тяжело повреждённый «Хиэй», хотя это утешение было слабым.
        Японский флот вторжения снова повернул к Мидуэю.

* * *
        Дерзкая атака Спрюэнса спасла линкоры Кинкейда не только от снарядов «Ямато», но и от самолётов Нагумо: Ямамото, памятуя попадание в «Нагато» (и раздражённый тем, что его отвлекли от увлекательного занятия - разделки линкоров янки на мясо), приказал Нагумо «привести Мидуэй к молчанию». В 14.00 самолёты Кидо Бутай вторично атаковали атолл, оставив после себя дымящиеся воронки, догорающие обломки и трупы. Защитники Мидуэя попрятались по окопам и дотам, ожидая высадки японского десанта.
        К 17.00 Нагумо вновь подготовил к вылету ударную волну - он всё ещё имел не менее восьмидесяти торпедоносцев и пикирующих бомбардировщиков. Однако выяснилось, что к этому времени линкоры Кинкейда, идя полным ходом (командующий соединением «С», не желая снова иметь дело с «большим ублюдком» и его свитой, приказал затопить выведенный из строя «Колорадо», связывавший его эскадру), удалились от Мидуэя на сто шестьдесят миль и находились уже в двухстах пятидесяти милях от японских авианосцев. Повторялась вчерашняя ситуация: третий боевой вылет за день с перспективой возращения в сумерках. А главное - Нагумо, получив болезненный удар от противника, которого он уже считал побеждённым, подсознательно ожидал от него ещё какой-нибудь пакости. Гидросамолёты тщательно обнюхивали океан в радиусе трёхсот миль к востоку и юго-востоку от Кидо Бутай, и адмиралу хотелось иметь под рукой достаточную боевую силу на тот случай, если они что-то обнаружат. И поэтому он не спешил поднимать свои самолёты, а решил ждать прямого приказа Ямамото.
        Атака торпедоносцев G4M «бетти»
        Но приказа командующего флотом (к удивлению Нагумо) не последовало. Завзятый картёжник Ямамото имел ещё один козырь и обошёлся без авианосцев Кидо Бутай - в 17.00 американские линкоры были атакованы дальними бомбардировщиками авиакорпуса Титосэ-кокутай с атолла Уэйк. Тридцать четыре G4M полковника Фудзиро Окаси должны были принять участие в операции против Мидуэя, но их переброска затянулась на сутки, и теперь экипажи «бетти» рвались в бой, горя желанием внести свой вклад в разгром гайкокудзинов.
        Торпедоносцы были встречены ураганным зенитным огнём тридцати американских кораблей. Потеряв девять машин (ещё два G4M разбились по возвращении, во время ночной посадки на Уэйке), «японки» основательно приласкали «Нью Мексико» - концевой корабль колонны линкоров. Поражённый двумя бомбами и четырьмя торпедами, линейный корабль загорелся, вывалился из строя и взорвался - красиво, как праздничная шутиха, разбрасывая во все стороны горящие обломки на длинных дымных нитях.
        Соединение Флетчера, беспрепятственно продвигавшееся на юго-восток, во второй половине дня 5 июня находилось в трёхстах сорока милях от авианосцев Нагумо и вышло из радиуса поисков японских разведывательных гидропланов. «Бетти» обошли Флетчера своим смертоносным вниманием, и контр-адмирал уже полагал, что впереди у него гладкая дорога до самого Пёрл-Харбора. Но камешек на этой дороге всё-таки нашёлся.
        Завесу японских подводных лодок, развёрнутую поперёк Гавайской гряды между Оаху и Мидуэем, «Энтерпрайз» со своим эскортом проскочил на полном ходу, а ползущее пятиузловым ходом соединение «В» было перехвачено подводной лодкой «И-168» капитана 3-го ранга Танабэ. «И-168» атаковала как раз тогда, когда Флетчер собирался прекратить буксировку - силовую установку «Йорктауна» удалось частично реанимировать, и дальше авианосец должен был идти своим ходом. Танабэ, подкравшийся незамеченным, рассчитал всё точно, но в момент залпа крейсер «Портленд» сбросил ход, чтобы отдать буксир. Одна торпеда прошла между кормой крейсера и форштевнем авианосца; две попали в «Портленд». Взрыв торпеды вызвал детонацию носовых погребов, и «Портленд» стремительно зарылся носом в море. Корабль затонул так быстро, что буксирный трос не успели отдать, и какое-то время «Йорктаун» играл роль огромного поплавка, который пытается утащить в глубину громадная рыбина. А затем трос со звоном лопнул - его оборванный конец заметался над баком «Йорктауна» и хлестнул по палубе, превратив в кровавое месиво двух матросов.
        Четвёртая торпеда переломила эсминец «Моррис», отходивший от борта авианосца. Эсминец скрылся под водой, и тут же последовал мощный взрыв: по непонятной причине сработали взрыватели глубинных бомб. И в бурлящей пене закувыркались обломки, щепки и ошмётки окровавленной одежды, оставшиеся от разорванных в клочья людей…
        Японская подводная лодка «И-168»
        …Сэнд Айленд был перепахан снарядами японских кораблей, а затем в атаку пошли десантники на плашкоутах «дзайхацу». О падении Мидуэя в Пёрл-Харборе узнали вечером - после того, как в узле связи услышали фразу, сказанную на гортанно-шипящем японском языке и переданную по кабелю, соединявшему Жемчужную Гавань с атоллом: «Мы взяли Мидуэй - скоро мы придём на Оаху. Ждите».
        …Утром 6 июня Ямамото отдал приказ о прекращении операции: на авианосцах Кидо Бутай кончалось топливо и боезапас, а преследовать янки до Пёрл-Харбора означало войти в зону действия американской базовой авиации с Оаху. Командующий Объединённым флотом отправил в Токио победную реляцию, но не разделял ликования своих подчинённых. «Мы растянули руку, наносившую удар, - сказал он, - а поединок с Америкой ещё не закончен».
        …В секретной лаборатории в окрестностях Токио, о существовании которой знали очень немногие, желтолицый человек с ранней сединой в волосах отложил газету.
        «Славная победа императорского оружия, - подумал он. - Но я-то знаю, какой ценой она досталась. А это значит, что моя работа, которая уже перешла из области теоретических изысканий в область технологических решений, должна быть ускорена. Я дам моей стране небывалое оружие, которое поставит на колени всех её врагов!».
        Глава десятая. Чаши весов
        Известие о «мидуэйском разгроме» потрясло Соединённые Штаты. В Америке такие новости скрыть было невозможно: информация о сражении (в том числе подробная) стала достоянием газетчиков, поспешивших «обрадовать» простых американцев. «Новая Цусима», «Мидуэй страшнее Пёрл-Харбора», «Бешенство азиатского дракона», «Кто виноват?» - эти заголовки вгоняли в трепет. Под Рузвельтом зашаталось президентское кресло - дело дошло до призывов к импичменту, - но он не потерял присутствия духа. Журналистам и прочим любителям «свободы слова» доходчиво разъяснили, что распространение панических слухов есть прямое пособничество врагу, за что по законам военного времени по головке не гладят. Рузвельт выступил по радио с обращением к нации, призывая «сплотить ряды» перед лицом «жёлтой угрозы», и речь президента имела успех. А виновного в гибели двадцати одного корабля (трёх авианосцев, четырёх линкоров, четырёх крейсеров и десяти эсминцев), пятисот самолётов и пятнадцати тысяч американских парней - солдат, моряков и лётчиков, - нашли быстро: всех собак повесили на адмирала Нимица. Победителей не судят, зато проигравшие
платят за всё (должен же быть «козёл отпущения»). Командующего Тихоокеанским флотом, «в угоду своим личным амбициям» ввязавшегося в бой, «допустившего целую серию грубых ошибок» и потерпевшего «небывалое поражение», не посадили на электрический стул - его с позором отправили в отставку, но жаждавшей крови толпе хватило и этого. В Пёрл-Харбор спешно вылетел вице-адмирал Хэлси, выбравшийся из госпиталя и произведённый в адмиралы, - на него возлагались большие надежды. И «Буффало Билл» начал действовать незамедлительно и напористо.
        Прежде всего новый командующий Тихоокеанским флотом организовал аварийный ремонт «Йорктауна», пообещав руководству верфи, что он лично перестреляет их всех как собак, если через три дня авианосец не выйдет в море хотя бы на двух машинах, чтобы дойти до Западного побережья, - Хэлси опасался японской атаки Пёрл-Харбора и спешил вывести оттуда оба уцелевших авианосца. И через три дня «Энтерпрайз» и «Йорктаун» под эскортом линкора «Норт Каролина», шести крейсеров и шестнадцати эсминцев покинули Жемчужную Гавань и взяли курс на Лос-Анджелес - не доверяя Флетчеру, Хэлси сам возглавил переход. В Калифорнии авианосцы должны были пройти необходимый ремонт и получить новые самолёты; кроме того, командованию флота приходилось считаться с угрозой нападения японского флота на североамериканский континент. Угроза эта, порождённая паническими настроениями, была маловероятной, но с ней приходилось считаться, и наличие авианосного соединения у берегов Америки было признано целесообразным. В Пёрл-Харборе остались четыре линкора, восемь крейсеров и шестнадцать эсминцев вице-адмирала Кинкейда - Оаху считался наиболее
вероятной целью следующего японского удара, и Хэлси, не собираясь сдавать Гавайи без боя, рассчитывал, что соединение артиллерийских кораблей, прикрытое базовой авиацией и поддержанное береговой артиллерией, сможет дать отпор самураям.
        Япония ликовала, но Ямамото не обольщался. Он полагал, что у империи Ямато есть в запасе от шести до двенадцати месяцев, в течение которых Америку необходимо принудить к миру, иначе она восстановит свои силы, и начнётся война на истощение, выиграть которую Япония не сможет. Нужен был новый удар, чтобы закрепить успех, достигнутый у Мидуэя, и убедить янки в бесперспективности дальнейшей войны на Тихом океане. Необходимость такого удара стала очевидной, когда попытки японских дипломатов начать через Швейцарию переговоры о мире были встречены резким заявлением госсекретаря США Корделла Халла «Мы подпишем мир на борту флагманского корабля нашего флота, бросившего якоря в Токийском заливе». После этого мирные переговоры стали невозможны: американский ответ оскорбил победоносных самураев. Белоголового американского орла, изрядно пощипанного, но продолжавшего топорщить перья, следовало вразумить.
        Однако возможности Ямамото были ограничены тяжёлыми потерями, понесёнными японцами у Мидуэя. После боя Объединённый флот имел всего три авианосца (два тяжёлых - «Дзуйкаку» и «Хирю» - и лёгкий «Дзуйхо»), а для решительных действий этого было недостаточно. Ремонт «Сёкаку» и «Рюдзё» должен был быть закончен в июле, и в июле же в состав флота должны были войти средние авианосцы «Хиё» и «Дзуньё», переоборудованные из пассажирских лайнеров «Идзумо-Мару» и «Касивара-Мару». Семь авианосцев с четырьмя сотнями самолётов - сила внушительная, но авиагруппы ещё надо укомплектовать, а Япония уже ощущала недостаток подготовленных пилотов: у Мидуэя нашли себе могилу сотни японских асов. По всему прикидкам, Кидо Бутай можно будет снова бросить в бой не раньше конца августа - рана, полученная японским флотом, болела и кровоточила.
        Но главное - нужно было определиться с направлением удара, а это оказалось не так просто. Армия, люто завидуя успехам флота, настаивала на ударе по Полинезии, по Фиджи и Самоа. Одновременно генералы вынашивали планы наступления на Индию и Австралию - аппетит приходит во время еды, - и требовали, чтобы флот действовал в их интересах. Флот же считал единственно правильным нанесение удара по Гавайям, чтобы захватить последний оплот США в центральной части Тихого океана и замкнуть «оборонительный периметр», отгородившись от американского континента тысячами миль пустого водного пространства. И нужно было ещё подумать о возможности вступления Японии в войну против СССР, к чему её настойчиво подталкивала Германия. Рассматривались также варианты нападения на Западное побережье США, на зону Панамского канала и на Алеутские острова, но они были уже вторичными по сравнению с основными. Споры были долгими и ожесточёнными, и в итоге Ямамото, национальный герой, отмеченный специальным императорским рескриптом, посвященным его победе при Мидуэе, и пользовавшийся теперь особым доверием микадо, отстоял свою точку
зрения, несмотря на глухое ворчание недовольных армейцев.
        Соединённым Штатам тоже было о чём подумать. Если для самураев свет сошёлся клином на Тихом океане, то Америка мыслила шире. Президент Рузвельт, укрепивший своё положение после того, как его поддержали конгрессмены-демократы, не склонен было резко менять приоритеты. Несмотря на все успехи Японии, он по-прежнему считал врагом номер один не её, а гитлеровскую Германию, и не собирался бросать Англию на растерзание тевтонскому волку. Встретившись с Черчиллем, Рузвельт успокоил своего нервничавшего союзника обещанием, что операция «Торч» - совместный десант американцев и англичан в Северной Африке - отменена не будет, а если и задержится, то не более чем на пару месяцев; не сократится существенно и объём поставок по ленд-лизу. «А что с Россией?» - спросил его британский премьер. «Как что? - удивился американский президент. - Мы будем помогать Сталину… по мере сил. Россия с её людскими ресурсами нам нужна, без неё свернуть шею Гитлеру будет трудновато. Американское оружие и русское пушечное мясо - это идеальное сочетание, и…». «И пусть они с немцами убивают друг друга как можно больше» - закончил
Черчилль. Два достойных англосаксонских джентльмена отлично поняли друг друга…

* * *
        Бомбы посыпались на Оаху среди ночи. Радиолокаторщики своевременно засекли приближение к Пёрл-Харбору группы неопознанных самолётов, и не только засекли, но и подняли тревогу. Ночную тьму располосовали клинки прожекторных лучей, ожили зенитные батареи, в небо взлетели истребители. Тем не менее, японские бомбардировщики вывалили свой груз на Жемчужную Гавань и Гонолулу: ночных истребителей у американцев почти не было, и кроме того, сыграло свою роль двойное подчинение авиации - армейские пилоты выполняли приказы генерала Макартура, командующего Гавайской группировкой войск, а не адмирала Кинкейда, старшего флотского начальника в Пёрл-Харборе. Три истребителя были сбиты, причём два из них - своим же зенитным огнём; потери нападавших составили два самолёта: один из них упал в море, другой рухнул на лесистый склон хребта Кулау. Ущерб от налёта был невелик (ни один из кораблей, стоявших в бухте, не пострадал), но американское командование встревожил сам факт атаки.
        Было высказано предположение, что самолёты взлетели с японских авианосцев, хотя до сего времени палубная авиация самураев не производила ночных атак. Однако после того, как в лесном массиве Уотерсхэд были найдены и осмотрены обломки сбитого японского самолёта, стало ясно что Гавайи атаковали дальние бомбардировщики G4M - «толстушки» «бетти». Откуда они прилетели, гадать не приходилось: значит, взлётно-посадочная полоса на Мидуэе либо досталась самураям в целости и сохранности, либо за прошедшую неделю они сумели привести её в порядок.
        Японские дальние бомбардировщики «мицубиси» G4M «бетти»
        Ситуация была неприятной и требовала ответных действий, а именно - удара по Мидуэю «летающими крепостями», тем более что других вариантов у американцев попросту не было. На Оаху базировались тридцать шесть Б-17, и уже на следующий день двадцать две машины пошли на Мидуэй, неся по четыре пятисотфунтовые фугасные бомбы M43. Налёт оказался делом далеко не простым: над Мидуэем «семнадцатых» встретили японские «зеро». Две атаки, стоившие американцам семи машин (налёты производились в дневное время для повышения точности бомбометания), имели нулевой эффект - аэродром атолла не пострадал, - и только третий налёт увенчался успехом. Этот налёт был комбинированным: первая волна в составе двенадцати Б-17 выдержала бой с японскими истребителями, потеряла две машины и отошла, отбомбившись безрезультатно, зато вторая, состоявшая из одиннадцати самолётов и прилетевшая через час, атаковала беспрепятственно - у японцев не было радиолокаторов, и «зеро» не успели взлететь на перехват. По оценкам пилотов, на полосе было уничтожено до двадцати японских истребителей, а сама полоса была основательно изрыта воронками.
Это был успех, однако для надёжного прессинга и нейтрализации Мидуэя требовалось не менее полусотни «крепостей», и Макартур запросил подкреплений - угроза Пёрл-Харбору была очевидной.
        Поняв, что Мидуэй - заноза в гавайском боку, американское командование вспомнило и о другом атолле таких же размеров, но находившемся гораздо ближе, всего в семистах семидесяти милях к юго-западу от Гавайев, - об атолле Джонстон. Ещё в 1934 году там появилась база US Navy, а весной 1942 на атолле было завершено строительство взлётно-посадочной полосы для тяжёлых самолётов. Нетрудно было догадаться, какое применение найдут этой полосе самураи, если захватят остров.
        Прикинув и так, и этак, Макартур и Кинкейд пришли к выводу, что атолл не удержать - если у берегов Джонстона появится японский флот вторжения, остров ждёт судьба Мидуэя. И было принято решение эвакуировать полуторатысячный гарнизон атолла, а полосу и все постройки базы - взорвать и привести в негодность. 13 июня 1942 года для выполнения этой задачи к атоллу вышло соединение контр-адмирала Тернера в составе тяжёлых крейсеров «Пенсакола», «Нортхэмптон», «Честер», «Чикаго», лёгкого крейсера «Бойз» и эсминцев «Ральф Талбот», «Дрейтон», «Фарагут» и «Флассер». Быстроходные боевые корабли должны были подойти к Джонстону в тёмное время суток, сделать своё дело и отойти под защитный зонтик базовой авиации с Оаху. Но никто не мог предположить, что в ту же самую ночь с 14-го на 15-е июня там же появятся и японские корабли вице-адмирала Микавы, направленные для обстрела атолла: тяжёлые крейсера «Такао», «Тёкай», «Фурутака», «Аоба», «Кинугаса», лёгкий крейсер «Юбари» и четыре эсминца.
        Японцы подошли к Джонстону в полночь. Подошли незамеченными: ещё накануне немногочисленные самолёты с атолла улетели в Пёрл-Харбор, и воздушная разведка была свёрнута. Не были они обнаружены и эсминцем радиолокационного дозора «Талбот» (хотя с японских кораблей его видели) - Микава появился у Джонстона внезапно.
        Первыми под удар попали крейсера «Пенсакола» и «Чикаго», стоявшие у западной оконечности острова, у разрыва в коралловой гряде. Точнее, мишенью стала одна только «Пенсакола» - «Чикаго», приняв на борт три сотни солдат, уже направился на северо-восток вдоль кораллового барьера, ограждавшего Джонстон, и разминулся с японскими крейсерами, подходившими с севера.
        С «Пенсаколой» было покончено в считанные минуты: крейсер получил две торпеды и более двадцати восьмидюймовых снарядов и начал тонуть в огне и взрывах, даже не успев сделать ни одного ответного выстрела. А крейсера Микавы, не задерживаясь, обогнули атолл и через пятнадцать минут атаковали «Нортхэмптон», «Честер» и «Бойз», державшиеся к югу от Джонстона, у границы мелководья.
        Тактику ночных боёв флот империи Ямато отрабатывал годами. Осветив корабли Тернера прожекторами, японцы выпустили торпеды и открыли огонь из тридцати восьми 203-мм орудий. Они снова достигли внезапности: американцы видели вспышки и слышали грохот взрывов, но сочли, что это работа сапёров на Джонстоне, занятых разрушением базы.
        «Нортхэмптон» и «Бойз» почти сразу же вышли из строя. Первый получил торпеду в машинное отделение и лишился электроэнергии, второй загорелся от множества попавших в него снарядов. Сопротивление оказал только «Честер», добившийся попаданий в «Такао»[48 - Один снаряд повредил на «Такао» башню № 3, второй разрушил штурманскую рубку.], но и это сопротивление было быстро подавленно. Всё было кончено через какие-то полчаса: «Нортхэмптон» затонул в 00.55, «Бойз» - в 00.58, «Честер» - в 01.13. Американские эсминцы, нёсшие противолодочное охранение и находившиеся мористее, участия в бою не принимали.
        Через два дня Джонстон был занят японцами, но особых выгод это им не принесло: взлётная полоса была разрушена. Её восстановление требовало сил и времени, которого у самураев становилось всё меньше. А Мидуэй проиграл Оаху «дуэль бомбардировщиков» - «бетти» не могли принять активное участие в предстоящей Гавайской операции.

* * *
        Просьба генерала Макартура о присылке на Гавайи авиационных подкреплений была удовлетворена только частично. На Оаху из Калифорнии перелетели сорок Б-17, но в Пёрл-Харборе требовались противокорабельные самолёты - «доунтлессы» и «авенджеры», а также истребители. Хэлси и Макартур теребили комитет начальников штабов, но командование медлило. Ларчик открывался просто: никто не знал[49 - После Мидуэя японцы уже не сомневались, что противник читает их радиодепеши, и сменили наиболее важные шифры. Новый японский код «JN-25» пока не поддавался усилиям американских криптографов - игра пошла вслепую.], где японцы нанесут следующий удар - об этом можно было только догадываться. Янки вынуждены были прикрывать авиацией берегового базирования все угрожаемые направления, от Аляски до Панамского канала, и везде нужны были самолёты, которых попросту не хватало. Угроза атаки японским флотом Западного побережья считалась гипотетической (и реальный ущерб подобной атаки вряд ли был бы серьёзным), однако политические соображения взяли верх над чисто военными.
        Если на головы мирных американских граждан и на их жилища посыпятся японские бомбы и снаряды - даже в небольшом количестве, молва преувеличит их число на порядок, - реноме президента Рузвельта, человека, облечённого доверием нации, будет очень сильно подпорчено. «Как мог верховный главнокомандующий допустить такое?» - ответить на этот вопрос будет затруднительно, чем тут же воспользуются его политические противники. И поэтому на западном побережье США от Сиэтла до мексиканской границы размещались всё новые и новые эскадрильи торпедоносцев, истребителей и пикирующих бомбардировщиков - всё остальные участки, в том числе и Гавайи, считались менее важными.
        Хэлси удалось всё-таки выклянчить для Оаху эскадрилью «авенджеров» и эскадрилью «киттихоков». В конце июня транспорт с ними вышел в море, и… не дошёл: несмотря на охранение, он был потоплен японской подводной лодкой в пятистах милях к востоку от Гавайев. Удар был неожиданным: до этого японские лодки не появлялись на коммуникациях - они использовались только против боевых кораблей.
        Недооценка противника и пренебрежительно отношение к его возможностям стоят дорого. Азиаты уже удивили «бледнолицых братьев» своими авианосцами и превосходными палубными самолётами, мощными торпедами и тактикой ночных боёв, а теперь преподнесли ещё один сюрприз. Японцы были хорошими учениками: они внимательно следили за ходом «Битвы за Атлантику» и располагали авианесущими субмаринами, гидропланы которых использовались точно так же, как самолёты немецких рейдеров: для обнаружения добычи и наведения на неё охотника. И вскоре после сражения у Мидуэя двадцать японских «отсу-гата» и «кайдай»[50 - «Отсу-гата» - авианесущая японская подводная лодка, «кайдай» - крейсерская.] переразвернулись с Гавайской гряды на линию Гавайи-Калифорния.
        Хэлси впал в ярость и потребовал от Кинкейда обеспечить противолодочную оборону восточных подходов к Гавайским островам. Однако худшее было ещё впереди: через два дня лёгкий крейсер «Сент-Луис», сопровождавший два порожних военных транспорта, шедших из Пёрл-Харбора в Сан-Франциско, был потоплен японскими авианосными самолётами. На дно ушли также транспорт и эсминец, а две «каталины» воздушного патруля, отжимавшего японские субмарины от Гавайев, были сбиты японскими истребителями. После этого стало ясно, что в океане действует целое соединение противника (что-то вроде соединения Озавы, пиратствовавшего весной 1942 года в Индийском океане), в составе которого как минимум один авианосец.[51 - В конце июня - начале июля 1942 года на тихоокеанских коммуникациях находилось соединение адмирала Ямагути: авианосец «Хирю», линейный крейсер «Кирисима», тяжёлые крейсера «Атаго» и «Майя», лёгкий крейсер «Сэндай» и восемь эскадренных миноносцев.]
        У Хэлси состоялся очень неприятный разговор с адмиралом Кингом - командующему Тихоокеанским флотом в категоричной форме дали понять, что никто не станет отправлять боевые самолёты прямиком на морское дно, и новых конвоев на Гавайи не будет, пока флот не сможет их пропихнуть. Это прозвучало как ультиматум и одновременно как намёк на то, что командующий флотом США на Тихом океане не справляется со своими обязанностями. И Буффало Билл это понял, и принял решение, соответствующее особенностям его натуры.
        В начале июля ремонт «Энтерпрайза» был закончен, и Хэлси тут же вышел на нём в океан в сопровождении линкора «Норт Каролина», четырёх крейсеров и десяти эсминцев. Хэлси шёл на риск: встреча с японским авианосцем с высокой степенью вероятности могла закончиться гибелью «Энтерпрайза» вместе с самим адмиралом.
        Дуэль не состоялась: исчерпав запасы топлива, японское соединение покинуло район рейдерства и отошло. Однако кое-чего Хэлси добился: на смену Ямагути на линии Гавайи-Калифорния появилась 7-я дивизия японских тяжёлых крейсеров, ставших для него дичью - на сей раз пренебрежение противником выказали уже самураи.
        Японский крейсер «Микума» после атаки американских пикирующих бомбардировщиков
        13 июля 1942 года японский крейсер «Могами», уклоняясь от атаки американской подводной лодки, таранил крейсер «Микума», работавший с ним в паре. А через два часа над покалеченным японским кораблём появились «доунтлессы» с «Энтерпрайза», среди пилотов которых были участники битвы у Мидуэя, горевшие желанием отомстить «подлым джапам». Они всадили в японский крейсер девять 500- и 1000-фунтовых бомб и превратили его в пылающую развалину, через три часа с шипением погрузившуюся в волны Тихого океана. А через три дня из Сан-Франциско в Пёрл-Харбор вышел конвой, в состав которого входило судно, гружёное самолётами.
        И на этот раз конвой благополучно прибыл по назначению.

* * *
        К концу августа 1942 года японцы завершили подготовку Гавайской операции. Флот империи зализал раны - авиагруппы всех его авианосцев были полностью укомплектованы и готовы к бою. Шестого августа в Хиросимском заливе погиб от внутреннего взрыва линкор «Нагато», но эта досадная потеря была с лихвой возмещена вступлением в строй «Мусаси», собрата грозного «Ямато». Флот вторжения насчитывал семь авианосцев, восемь линкоров, двадцать крейсеров и шестьдесят четыре эсминца; у Гавайев были развёрнуты шестнадцать подводных лодок. По оценкам японцев, США имели на Тихом океане один-два авианосца, пять-шесть линейных кораблей, десять-двенадцать крейсеров и до сорока эсминцев - перевес был на стороне самураев, и они намерены были его использовать.
        Численность первого эшелона японской армии вторжения не превышала пятидесяти тысяч человек, тогда как на Гавайях (большей частью на Оаху) располагалась стотысячная группировка американских войск. Но если Ямамото, немалой кровью вырвавший победу при Мидуэе, относился к противнику с должным уважением, то генералы Хомма и Ямасита была весьма невысокого мнения о боеспособности солдат-гайкокудзинов - в Сингапуре и на Филиппинах многотысячные армии англосаксов складывали оружие перед куда меньшими по численности японскими войсками. Не смущали их и размеры Гавайского архипелага - императорская армия в считанные месяцы захватила громадные территории. «Пусть флот потопит корабли и уничтожит береговую авиацию янки, - требовали генералы, - и расчистит нам дорогу, остальное мы сделаем. А если американцы упрутся на Оаху, мы захватим другие острова архипелага, а потом возьмём и Пёрл-Харбор». Недооценивая противника, самураи допустили большую ошибку: они забыли, что стальную пружину можно сжимать только до определённого предела, после чего она или сломается, или распрямится и ударит. Больно.
        Японцы считали, что янки сосредоточили на Оаху всего около четырёхсот самолётов, и полагали, что флот с ними справится - Мидуэй свидетельствовал о низкой эффективности атак береговой авиации. На самом же деле на аэродромы Оаху было стянуто более шестисот боевых машин, в том числе сто пятьдесят истребителей, сорок торпедоносцев «авенджер» и около ста пикирующих бомбардировщиков, и за прошедшее время американцами многое было сделано для повышения уровня подготовки пилотов к проведению совместных атак по кораблям. И главное - японская разведка очень сильно ошибалась относительно численности американского флота Тихого океана.
        К сентябрю Хэлси имел в своём распоряжении не два, а три авианосца: в дополнение к «Энтерпрайзу» и вернувшемуся в строй «Йорктауну» в Сан-Диего прибыл английский авианосец «Викториес». Обстановка в европейских водах улучшилась[52 - В конце 1941 года германский линкор «Бисмарк», стоявший в Бресте, был выведен из строя английскими бомбардировщиками. Уцелевшие корабли кригсмарине были переброшены в Арктику, что резко снизило напряжение на атлантических коммуникациях.], и Черчилль счёл возможным уступить настойчивым требованиям своего могущественного союзника: портить отношения с Америкой бриттам совсем не хотелось.
        Из Атлантики в Тихий океан перешли линейные корабли «Вашингтон», «Индиана» и «Алабама» - теперь адмирал Хэлси располагал соединением новых быстроходных линкоров, способных померяться силами с парой японских гигантов. И 28 августа, когда обстановка у Гавайев начала накаляться - участились полёты японских разведывательных самолётов, в непосредственной близости от Пёрл-Харбора появились японские субмарины, а эфир был полон оживлёнными переговорами, - Хэлси решил вернуться в Жемчужную Гавань, откуда флот мог выдвинуться в любую точку Тихого океана гораздо быстрее, чем из Калифорнии. И в это же время корабли империи Ямато направились к Гавайским островам.

* * *
        01 сентября 1942 года
        Для нейтрализации аэродромов Оаху японцы, не рассчитывая на внезапность, решили воспользоваться «дальнобойностью» своей палубной авиации[53 - Эффективный радиус действия американских пикирующих бомбардировщиков SBD - 250 миль, торпедоносцев TBF - 350 миль, истребителей F4F - 300 миль. Эффективный радиус действия японских бомбардировщиков D3A2 - 300 миль, торпедоносцев B5N2 - 450 миль, истребителей А6М - 500 миль. По первому варианту атаки Пёрл-Харбора в самом начале войны, соединение Нагумо должно было поднять самолёты на расстоянии 500 миль от Оаху (в налёте должны были принимать участие только истребители и торпедоносцы-бомбардировщики «кейт»).] и поднять ударную волну на расстоянии четырёхсот миль от Оаху. Такое расстояние позволяло избежать ответного удара «доунтлессов» и «авенджеров», а горизонтальных бомбардировщиков японцы не опасались: опыт Мидуэя свидетельствовал об их низкой эффективности при атаках боевых кораблей.
        Первая волна в составе тридцати четырёх «кейтов» и тридцати четырёх «зеро» с «Хиё» и «Дзунъё» должна была «разворошить осиное гнездо» и принять на себя всю тяжесть боя с американскими истребителями, а вторая, состоявшая из семидесяти восьми B5N2 и сорока двух «зеро» с «Хирю», «Дзуйкаку» и «Сёкаку» и взлетевшая на полтора часа позже, - обработать аэродромы вместе с вернувшимися на них самолётами янки.
        План был неплох, однако противодействие американской базовой авиации оказалось куда более сильным, чем ожидали японские стратеги. Американских истребителей оказалось неожиданно много - первая волна была выбита почти полностью, достигнув при этом весьма незначительных результатов. Вторая волна «кейтов» добилась некоторого успеха, уничтожив на аэродромах Эва, Хикэм, и Канэохе около сорока самолётов всех типов, но этот успех был далеко не решающим. И вновь (как и при Мидуэе), Нагумо оказался в ситуации, которую он терпеть не мог: первоначальный замысел дал сбой, и теперь ему нужно было решать, что и как делать дальше. Вариантов было два: дождаться возвращения потрепанных эскадрилий «кейтов» и снова послать их на Оаху, прикрыв возможно большим числом истребителей, или задействовать ещё и сотню «взлов», ждавших своей очереди. Второй вариант выглядел более привлекательным, но для его реализации нужно было сократить дистанцию и войти в пределы радиуса действия американских противокорабельных самолётов. Нагумо колебался, и в это время пришло сообщение от одной из подводных лодок, обнаружившей в 11.00 в
двухстах сорока милях к северо-востоку соединение американских кораблей, и среди них два авианосца. Такую угрозу следовал парировать немедленно, хотя Нагумо ещё не знал, что самолёты Хэлси - семьдесят четыре бомбардировщика, сорок шесть торпедоносцев и сорок истребителей - уже летят к японским авианосцам.
        Внезапная атака янки могла бы кончиться полным разгромом Кидо Бутай, если бы в ста милях от соединения японская ударная волна не встретилась с американской, не завязала с ней бой и не известила Нагумо о приближении противника - не ожидая появления у Оаху вражеских авианосцев, командующий Кидо Бутай не озаботился организацией тщательной воздушной разведки.
        На цель вышли около семидесяти SBD, более тридцати торпедоносцев и три десятка истребителей - Нагумо, чтобы не затруднять возвращение своим самолётам, атаковавшим Оаху, не стал резко менять курс и уходить в сторону от расчётного места. Взаимодействие авиагрупп янки всё ещё оставляло желать лучшего, однако некое подобие совместной атаки у них получилось, и даже истребители не остались праздными зрителями происходящего - они прикрыли свои ударные эскадрильи и самоотверженно вступили в бой с полусотней «зеро», взлетевших с палуб «Дзуйхо» и «Рюдзё». Наиболее умело и слаженно действовали пикировщики с «Энтерпрайза», среди которых были ветераны Мидуэя (из числа пилотов соединения Флетчера) и участники потопления «Микумы». Они добились трёх попаданий в «Сёкаку» и четырёх - в «Дзуйкаку» и вывели из строя оба эти авианосца, лучших в составе Кидо Бутай. От «авенджеров» толку было мало - памятуя о горькой судьбе торпедоносцев при Мидуэе, малоопытные пилоты сбрасывали торпеды на большом расстоянии от цели и спешили уйти, не заботясь о результативности, - зато «доунтлессы» с «Йорктауна» сказали своё веское
слово, влепив четыре бомбы в «Дзунъё». Авианосец загорелся и к вечеру затонул после серии затяжных взрывов. И показательное выступление перед союзниками устроили двенадцать «барракуд» с «Викториеса» - прикрытые шестью «харрикейнами», они изящно вышли в атаку на «Дзуйхо» и тремя торпедами отправили его на дно, потеряв при этом всего две машины.
        «Хирю» остался невредим, «Хиё» и «Рюдзё» отделались лёгкими повреждениями от близких разрывов, но неожиданный и болезненный удар по флоту вторжения нанесли Б-26 с Оаху. Воспользовавшись тем, что все японские истребители отражали атаку на Кидо Бутай, пятнадцать «мародёров» атаковали транспорты соединения вице-адмирала Кондо, применив метод топмачтового бомбометания[54 - Суть этого метода заключается в следующем: горизонтальный бомбардировщик с небольшой высоты (на уровне верхушек мачт - отсюда и название) сбрасывает бомбу, которая, падая плашмя по пологой траектории, рикошетирует от поверхности воды и со скоростью самолёта врезается в борт атакованного корабля.].
        Атака самолётом японского войскового транспорта
        Тихоходные и неуклюжие транспорты с войсками оказались беспомощными - Б-26 потопили шесть судов, утащивших с собой на океанское дно около двух тысяч доблестных воинов микадо. А вместе с солдатами императорской армии захлёбывалось и наступление на Гавайи.

* * *
        Соединение Хэлси было атаковано почти сотней пикирующих бомбардировщиков, прикрытых двумя дюжинами «зеро». К счастью для американцев, «тандема» - совместной атаки торпедоносцев и пикировщиков - на сей раз не было: уцелевшие «кейты» Нагумо, зияя дырами в плоскостях, возвращались после атаки Оаху и, дожигая последние литры бензина, высматривали среди горящих авианосцев Кидо Бутай неповреждённый, на палубу которого можно сесть. Японцев встретили сорок истребителей союзников, и важную роль в отражении атак сыграл «Викториес». Английская служба наведения истребителей, имевшая опыт боёв над Средиземным морем, безошибочно выдавала целеуказание тройкам «си харрикейнов», направляя их туда, где очередной клин японских пикировщиков превращался в острый коготь, нацеленный на корабли. После встречи над океаном с ударной волной Хэлси боевой порядок «вэлов» расстроился - кулак превратился в растопыренную пятерню, - «дикие коты» связали боем «зеро» прикрытия, а зенитный огонь американских кораблей стал гораздо более эффективным[55 - В этом бою американцы впервые применили 127-мм снаряды с радиолокационными
взрывателями.]. И авианосцев у янки оказалось не два, а три - пикировщикам пришлось разделять цели уже в ходе атаки. Но всё-таки «вэлов» было многовато, и опытных пилотов у японцев ещё хватало - потеряв около сорока машин, они добились попаданий во все авианосцы соединения Хэлси.
        «Энтерпрайз» получил три 250-кг бомбы, но вновь оказался на высоте, справившись с пожарами и не потеряв ни скорости хода, ни возможности принимать и выпускать самолёты. «Викториесу» достались две бомбы, но бронированная полётная палуба спасала английский авианосец от тяжёлых повреждений. А вот «Йорктауну» врезали крепко: пять попаданий вызвали большие разрушения на ангарной палубе и под ней и стали причиной огромного пожара, охватившего весь корабль. Над «Йорктауном» клубился серый дым, однако Хэлси не терял надежды спасти повреждённый авианосец. Возможно, это удалось бы сделать, если бы не крутившаяся поблизости японская субмарина «И-19». Капитан 3-го ранга Кинаси не упустил удобный случай - он пристрелил горящий «Йорктаун» тремя торпедами, а заодно (четвёртой торпедой) отправил на дно подвернувшийся под руку эсминец «Эндерсон».
        Потопление «Йорктауна» и эсминца «Эндерсон» подводной лодкой «И-19»
        …К вечеру 1 сентября 1942 года вице-адмирал Нагумо, подсчитав потери, испытал острое желание сделать себе харакири. Два из семи его авианосцев были потоплены, ещё два - выведены из строя. Продолжать атаки было нечем: в распоряжении командующего Кидо Бутай осталось тридцать пять пикирующих бомбардировщиков, тридцать «кейтов» и сорок истребителей. Ударное соединение потеряло три четверти самолётов, и в довершение всего американская подводная лодка потопила у атолла Джонстон авиатранспорт «Мидзухо» с тридцатью пятью истребителями «зеро». Степень боеспособности уцелевших американских авианосцев была неизвестна, но оставалась ещё многочисленная базовая авиация янки на Гавайях, и гибель шести транспортов с войсками показала, что ждёт флот вторжения при попытке высадить десант. И Ямамото, не решившись атаковать Оаху линкорами, приказал отступать.
        Адмирал Хэлси проявил разумную осторожность (не слишком ему свойственную) и не стал преследовать противника - задачей флота было удержать Гавайи, и эта задача была приоритетной. У американцев тоже хватало потерь, а Хэлси подозревал, что самураи могут ещё огрызнуться, причём во всю пасть.
        Японский флот отходил к своим базам, унося с собой несбывшиеся надежды. Высадка на Гавайи не состоялась: до островов добрались единицы из тысяч солдат армии вторжения - добрались мертвецами, выброшенными на берег волнами прибоя.
        …Гавайское сражение было сыграно вничью, но чаши незримых весов, бесстрастно взвешивавших шансы сторон на победу в войне на Тихом океане, качнулись в другую сторону.
        Глава одиннадцатая. Орёл и дракон
        Such is the conflict - when mankind doth strive
        With its oppressors in a strife of blood,
        Or when free thoughts, like lightings, are alive;
        And in each bosom of the multitude
        Justice and truth, with custom's hydra brood,
        Wage silent war; - when priests and kings dissemble
        In smiles of frowns their fierce disquetitude
        When round pure hearts, a host of hopes assemble,
        The Snake and Eagle meet - the world's foundations tremble!
        (Перси Шелли)
        Таков тот бой. Когда в борьбе кровавой народ идёт свергать своих господ,
        Когда свобода мыслей оживает, сплетая ярких молний хоровод,
        И в душах многих правда, справедливость с отродьем гидр ведут безмолвную войну;
        Когда владыки мира лицемерят, страшась возмездья за свою вину,
        Когда в сердцах надежды вновь проснутся,
        Тогда Орёл и Змей в бою сойдутся,
        Тогда основы мира содрогнутся…
        (перевод автора)
        СЕКРЕТНО. ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
        7 февраля 1943 года контрнаступление Соединенных Штатов на Тихом океане началось высадкой усиленной 1-й дивизии морской пехоты в районе Тулаги - остров Гуадалканал на Соломоновых островах. Высадка прошла успешно. Противник реагировал с опозданием.
        БОЙ У СОЛОМОНОВЫХ ОСТРОВОВ 23-25 февраля 1943 года
        19 февраля конвой из четырёх транспортов и четырёх эсминцев вышел из Рабаула к Гуадалканалу. На транспортах конвоя находилось 700 солдат из отряда Икки и 800 человек морской пехоты 5-го специального десантного соединения морской пехоты ВМБ Йокосука. Переход прикрывался значительными силами японского императорского флота. Действиями US Navy попытка противника доставить подкрепления на Гуадалканал была пресечена.
        Приложение 40
        Состав сил
        США
        Авианосец «Эссекс» (вице-адмирал Кинкейд), линейный корабль «Норт Каролина», тяжёлый крейсер «Винсеннес» (контр-адмирал Тисдэйл), лёгкий крейсер «Атланта», 5 ЭМ.
        Авианосец «Энтерпрайз» (контр-адмирал Флетчер), тяжёлые крейсера «Куинси» (контр-адмирал Райт) и «Астория», 5 эскадренных миноносцев.
        ЯПОНИЯ
        Авианосцы «Сёкаку», «Дзуйкаку», линейные корабли «Харуна», «Кирисима», тяжёлые крейсера «Судзуя», «Кумано», «Тикума», 10-я эскадра эсминцев (лёгкий крейсер «Нагара», 12 эскадренных миноносцев).
        Лёгкий авианосец «Рюдзё», тяжёлый крейсер «Тонэ», легкий крейсер «Дзинцу», 9 ЭМ.
        ПОТЕРИ
        США: повреждён авианосец «Эссекс» (тремя бомбами), потеряны 20 самолётов
        Япония: потоплен легкий авианосец «Рюдзё», транспорт «Кинрю-Мару», один эсминец, потеряны 90 самолётов; повреждены авиатранспорт «Титосэ» (двумя бомбами) и лёгкий крейсер «Дзинцу» (одной бомбой).
        БОЙ У МЫСА ЭСПЕРАНС 11 апреля 1943 года
        После боя у Восточных Соломоновых островов японцы непрерывно подкрепляли свой гарнизон на острове Гуадалканал личным составом армейских отрядов Икки и Кавагути, доставляемым на эскадренных миноносцах. Эти высадки обычно сопровождались обстрелом аэродрома кораблями, прикрывавшими высадку, или эскадренными миноносцами после окончания высадки. Для того чтобы прекратить этот постоянный поток подкреплений, оперативное соединение крейсеров вышло 7 апреля от о. Эспириту-Санто к о. Рассел. Перед соединением была поставлена задача «отыскать и уничтожить корабли и высадочные средства противника».
        Приложение 42
        Состав сил
        США
        Тяжёлые крейсера «Индианаполис» (контр-адмирал Скотт) и «Солт-Лэйк-Сити», лёгкие крейсера «Гонолулу» и «Хелена», 5 эскадренных миноносцев
        ЯПОНИЯ
        Тяжелые крейсера «Аоба» (контр-адмирал Гота), «Фурутака», «Кинугаса», 2 эсминца
        ПОТЕРИ
        США: потоплен эскадренный миноносец «Дэнкэн»; повреждены лёгкий крейсер «Гонолулу» (тяжело), тяжелый крейсер «Солт-Лэйк-Сити» (незначительно), эсминец «Фаренхолт».
        Япония: потоплены тяжёлый крейсер «Фурутака», эсминец «Фубуки»; повреждены тяжёлые крейсера «Аоба» (тяжело), «Кинугаса» (незначительно).
        БОЙ У ОСТРОВА САНТА-КРУС 25-26 апреля 1943 года
        С февраля до первой половины апреля все попытки японцев восстановить контроль над Гуадалканалом окончились неудачей. Частично это объяснимо недостатком высадочных средств, который вынуждал японцев посылать подкрепления в район боевых действий малыми отрядами, где они уничтожались по частям. За два месяца оккупации американцами о. Гуадалканал оборона их так быстро выросла, что японцы пришли к заключению о необходимости крупного штурма. Они планировали сначала захватить аэродром, а затем, базируя на него авиацию, уничтожить оставшиеся американские силы.
        Приложение 44
        Состав сил
        США
        Авианосцы «Энтерпрайз» (вице-адмирал Кинкейд), «Эссекс», «Викториес», лёгкий авианосец «Индепенденс» (контр-адмирал Марри), линейные корабли «Норт Каролина» и «Вашингтон», тяжёлые крейсера «Астория», «Куинси», «Винсеннес», лёгкие крейсера «Сан-Диего», «Джюно», «Сан-Хуан», 14 эсминцев
        ЯПОНИЯ
        Авианосцы «Сёкаку» (вице-адмирал Ямагути), «Дзуйкаку», «Хирю» (контр-адмирал Какута), лёгкий авианосец «Рюхо», тяжёлые крейсера «Атаго» (вице-адмирал Нагумо), «Мая», «Такао», «Кумано», «Хагуро», лёгкий крейсер «Исудзу», 16 эсминцев.
        Линейные корабли «Харуна» (контр-адмирал Абэ), «Кирисима», тяжелые крейсера «Тонэ», «Тикума», «Судзуя», лёгкий крейсер «Нагара», 8 эсминцев.
        ПОТЕРИ
        США: потоплены - авианосец «Индепенденс» (авиацией), эсминец «Портер» (подводной лодкой), потеряно 124 самолёта; повреждены - авианосец «Викториес» (два прямых попадания, несколько близких разрывов); линейный корабль «Норт Каролина» (попадание бомбой в башню № 1, незначительно повреждены орудия башни № 2); легкий крейсер ПВО «Сан-Хуан» (одно попадание); эскадренный миноносец «Смит» (незначительно).
        Япония: в кораблях потерь нет, сбито 130 самолётов; повреждены - авианосец «Сёкаку» (повреждена полетная палуба, максимальный ход 21 узел); легкий авианосец «Рюхо» (повреждена полетная палуба); тяжёлый крейсер «Тикума» (три попадания бомбами в пост управления огнем главной артиллерии и в торпедные аппараты, находящиеся за мостиком; тяжёлые повреждения в носовой части; левая машина вышла из строя); эскадренные миноносцы «Тэруцуки» (среднее повреждение) и «Акикадзэ» (одна бомба вывела из строя правую машину и затопила котельную № 1).
        СРАЖЕНИЕ У ГУАДАЛКАНАЛА 12-15 мая 1943 года
        В связи с повреждениями авианосцев и большими потерями в самолетах и летчиках в бою у Санта-Крус японцы были вынуждены отвести своё авианосное соединение от Соломоновых островов. Неоднократные попытки обстрела аэродрома Хендерсон тяжёлыми кораблями завершились длительным сражением у Гуадалканала.
        Приложение 46
        НОЧНОЙ БОЙ КРЕЙСЕРОВ 13 мая 1943 года
        Состав сил
        США
        Тяжёлые крейсера «Луисвилль» (контр-адмирал Каллагэн) и «Чикаго», лёгкий крейсер «Хелена», лёгкие крейсера ПВО «Джюно» и «Атланта», 8 эсминцев.
        ЯПОНИЯ
        Линейные корабли «Харуна» (вице-адмирал Абэ) и «Кирисима», лёгкий крейсер «Нагара», 15 эсминцев.
        ПОТЕРИ
        США: потоплены - легкие крейсера ПВО «Джюно», «Атланта», легкий крейсер «Хелена» (торпедирован, затонул на отходе); эскадренные миноносцы «Бартон», «Кашинг», «Лэффи», «Монссен»; повреждены - тяжёлые крейсера «Луисвилль» (тяжело) и «Чикаго», эсминцы «Аарон Уорд», «О'Бэннон» и «Стеретт».
        Япония: потоплены - линейный корабль «Харуна», эскадренные миноносцы «Акацуки» и «Юдати»; повреждены - эсминцы «Икадзути» (повреждены орудия № 1 и 2), «Мурасамэ» (повреждена котельная № 1), «Амацукадзэ» (незначительно), «Хацукадзэ».
        НОЧНОЙ БОЙ ЛИНЕЙНЫХ КОРАБЛЕЙ 15 мая 1943 года
        Состав сил
        США
        Линейные корабли «Вашингтон» (контр-адмирал Олдендорф), «Норт Каролина», четыре эсминца.
        ЯПОНИЯ
        Линейный корабль «Кирисима», тяжелые крейсера «Атаго» (вице-адмирал Кондо), «Такао», лёгкие крейсер «Нагара», «Сэндай», 9 эсминцев.
        ПОТЕРИ
        США: потоплены - эскадренные миноносцы «Бенхэм», «Престон», «Уок»; повреждены - линейный корабль «Норт Каролина», эскадренный миноносец «Гуин».
        Япония: потоплены линейный корабль «Кирисима»; эскадренный миноносец «Аянами».
        БОЙ У ТАССАФАРОНГА 30 мая 1943 года
        После сражения у Гуадалканала 12-15 мая японцы отказались от всех планов повторного захвата острова и сосредоточили все свои усилия на том, чтобы захват его обошелся американцам как можно дороже. К концу мая в районе о-вов Шортленд движение японских судов усилилось, снабжение шло на быстроходных транспортах и стало очевидно, что неизбежно передвижение крупных сил японцев для снабжения теснимого американцами гарнизона острова.
        Чтобы не допустить доставки японцам необходимого продовольствия и боеприпасов, 27 мая было сформировано американское оперативное соединение в составе пяти крейсеров и четырех эсминцев. Около 23 ч. 00 м. 29 мая это соединение вышло с о. Эспириту Санто с целью перехватить «токийский экспресс» и не допустить высадку японцев, которая, как ожидалось, должна была произойти у Тассафаронга.
        Приложение 48
        Состав сил
        США
        Тяжелые крейсера «Астория» (контр-адмирал Райт), «Индианаполис», «Куинси».
        Легкий крейсер «Гонолулу» (контр-адмирал Тисдэйл), тяжелый крейсер «Винсеннес»; шесть эскадренных миноносцев.
        ЯПОНИЯ
        Эскадренные миноносцы «Наганами» (флагман - вице-адмирал Танака), «Макинами», «Таканами», «Оясио», «Куросио», «Кагэро», «Кавакадзэ» и «Судзукадзэ» (8 единиц).
        ПОТЕРИ
        США: потоплен тяжёлый крейсер «Винсеннес», повреждены - тяжелые крейсера «Астория» (тяжело), «Индианаполис» (тяжело) и «Куинси» (тяжело).
        Япония: потоплен эскадренный миноносец «Таканами».
        Тяжёлый крейсер «Куинси» после боя у Тассафаронга
        После майских морских боев японцы сосредоточили свои усилия на воздушных атаках против аэродрома Хендерсон и обеспечении истребительным прикрытием эскадренных миноносцев, занятых эвакуацией тринадцати тысяч японских солдат с мыса Эсперанс.
        8 августа 1943 года американские войска закончили прочесывание острова Гуадалканал, положившее конец организованному сопротивлению японцев на острове. На следующий день японской императорской ставкой была неожиданно объявлено о потере Гуадалканала.
        (копия)
        …Адмирал Кинг закрыл папку боевых донесений с Тихоокеанского театра военных действий и посмотрел в окно, за которым открывался прекрасный вид на реку Потомак. Настроение у командующего US Navy было отличным: Гуадалканал пал - всё шло по плану.

* * *
        Война переломилась.
        В лабиринте больших и малых островов юго-западной части Тихого океана весь 1943 год методично перемалывались в боях силы обеих сторон: тонули корабли[56 - Пролив между Гуадалканалом и Флоридскими островами (острова Нггела), до войны носивший название Силарк, в ходе боевых действий был переименован в пролив Железное Дно (Ironbottom Sound) из-за большого количества затонувших кораблей США и Японии.], падали в море сбитые самолёты, и гнили в болотистом сумраке джунглей и на песчаных пляжах атоллов трупы воинов империи Ямато и жизнерадостных американских парней, носивших форму солдат морской пехоты армии США.
        Потери сторон в этих боях сначала были примерно равными - победы следовали за поражениями, и наоборот, - но постепенно американцы брали верх: лязгающие конвейеры американских заводов исправно штамповали боевую технику в огромном количестве, и для янки потеря ста самолётов и пяти боевых кораблей значила меньше, чем для японцев потеря двадцати самолётов и одного корабля. Мощь US Navy неуклонно росла - со стапелей верфей сходили авианосцы типа «Эссекс»[57 - Новые американские авианосцы носили имена погибших - «Йорктаун», «Лексингтон», «Уосп» и т. д. «Такое ощущение, что мы воюем с бессмертными, - сказал Ямамото, узнав об этом. - Павшие гайкокудзины снова возвращаются в строй».] и «Индепенденс», линкоры типа «Айова», крейсера типа «Балтимор» и «Кливленд», десятки и сотни эсминцев и подводных лодок, - а грозная мощь императорского флота таяла, как воск в огне, и ни отвага, ни боевое умение, ни самурайская готовность к самопожертвованию уже не могли что-либо изменить.
        Количественный перевес дополнялся качественным. Американские самолёты новых типов заметно превосходили по всем параметрам некогда победоносные японские машины, а радиолокаторы свели на нет былое преимущество японцев в ночных боях - теперь эти бои превратились в поединки зрячих со слепыми. Янки наступали «лягушачьими прыжками», от острова к острову, обходя узлы сопротивления и создавая многократный перевес в силах и средствах перед каждым очередным прыжком. Они не спешили: время работало на них - увеличившиеся в числе американские субмарины грызли японские транспортные артерии, рассеивая по скалам южных морей обломки сотен потопленных «мару» и выпуская в океан из распоротых животов японских танкеров «кровь войны» - нефть, без которой империя Ямато не могла ни воевать, ни существовать.
        Атолл Джонстон американцы взяли мимоходом (немногочисленный гарнизон острова сражался до конца и погиб весь, до последнего человека), но на Мидуэй высаживаться не стали. «Это клочок земли нам не нужен, - заявил генерал Макартур, - пока не нужен. Если мы начнём штурм атолла, какой-нибудь сумасшедший самурай наверняка будет стрелять, а я не хочу зря терять ни одного американского солдата. Джапы так хотели завладеть Мидуэем? Вот пусть теперь и сидят там в своё удовольствие. А если им нечего станет есть, пусть ловят рыбу, пусть едят друг друга, чёрт бы их побрал, - они это заслужили! Я не хочу кормить за счёт наших налогоплательщиков лишних японских военнопленных - этим долларам можно найти лучшее применение».
        Летом 1944 года американские части заняли острова Гилберта и Маршалловы острова и осенью вплотную подошли к Марианским островам - к главной «крепостной стене» линии обороны Японской империи. Стратегическое значение Марианских островов определялось тем, что они преграждали американцам путь на север, к японской метрополии, и на запад к Филиппинам, Формозе и побережью Китая. Этот естественный островной барьер позволял японцам перебрасывать базовую авиацию из империи и с Филиппинских островов на любой остров в западной части Тихого океана, сосредоточивать воздушные силы на избранных ими островах в группе Марианских и обеспечивать прикрытие и поддержку базовой авиацией соединений надводных кораблей, оперирующих в радиусе её действия. Потеря же Мариан означала прорыв внутреннего кольца обороны - c аэродромов этих островов стратегические бомбардировщики США доставали до городов Японии, готовя им ту же судьбу, которая уже постигла города Германии.
        В конец ноября 1944 года вооружённые силы США начали операцию «Форейджер» - вторжение на Марианские острова Сайпан, Тиниан, Гуам и Рота, а через несколько дней авианосцы Объединённого флота, полтора года не принимавшие участие в боях, покинули свои базы на Филиппинах и вышли в море, чтобы встретить врага на рубеже империи.
        Японский мобильный флот, так долго копивший силы для решающего боя, всё ещё являл собой внушительную силу. В его состав входили девять авианосцев («Тайхо», «Хирю», «Сёкаку», «Дзуйкаку», «Цукуба», «Хиё», «Рюхо», «Титосэ» и «Тиёда») с пятью сотнями самолётов, шесть линкоров («Ямамо», «Мусаси», «Исэ», «Хьюга», «Фусо» и «Ямасиро»), одиннадцать тяжёлых и два лёгких крейсера и тридцать два эсминца. Флот получил новые палубные самолёты взамен устаревших - пикирующие бомбардировщики D4Y2 «Суйсей» («джуди»), торпедоносцы B6N2 «Тензан» («джилл») и модифицированные истребители «зеро» А6М5В, пригодные для использования в качестве истребителей-бомбардировщиков. Японские пилоты образца 1944 года хоть и уступали по уровню мастерства асам 1942 года, но всё-таки они что-то умели, и адмирал Ямагути[58 - Адмирал Ямагути, ставший, как и ожидалось, преемником Ямамото, погибшего в 1943 году во время инспекционного вылета на фронтовые позиции в районе Соломоновых островов (самолёт командующего был сбит американскими истребителями), решил лично вести в бою флот империи.], командующий Объединённым флотом, надеялся, что
при поддержке береговой авиации и подводных лодок он сможет разгромить американский флот - так, как это предусматривалось ещё предвоенными планами.
        Тихоокеанский флот США к этому времени имел двойное превосходство в силах. К осени 1944 года в составе его ударного соединения насчитывалось десять тяжёлых и восемь лёгких авианосцев, имевших более тысячи самолётов, восемь новых линкоров, девятнадцать крейсеров и семьдесят эсминцев. И всё-таки адмирал Ямагути вышел ему навстречу - так, как и положено истинному самураю. Он ещё не знал, что японская базовая авиация будет почти полностью выбита предварительными ударами американских палубных эскадрилий, и что японские субмарины не смогут выстроить эффективную завесу у Марианских островов - лучшие самураи-подводники к этому времени уже погибли, а противолодочная оборона янки стала гораздо более совершенной, чем два года назад.

* * *
        Враждебные флоты сближались. Но времена, когда адмиралы жаждали увидеть на горизонте неприятельские корабли, чтобы обрушить на них залпы тяжёлых орудий, ушли безвозвратно: авианосные соединения обменивались ударами, находясь за сотни миль друг от друга. И в этой дуэли у японцев было заметное преимущество: радиус действия «джуди» и «джиллов» намного превышал радиус действия «авенджеров» и «хеллдайверов» - пятьсот-шестьсот миль против четырёхсот. А кроме того, в Филиппинском море, вдоль и поперёк перечёркнутом трассами разведывательных самолётов, японцы первыми обнаружили флот адмирала Хэлси, и первыми нанесли удар: утром 19 декабря 1944 года с палуб всех японских авианосцев поднялись в небо сотни крылатых боевых машин.
        Однако богиня Аматерасу, похоже, пребывала в плохом настроении и не позаботилась о своих сыновьях. Мобильный флот оказался в районе сосредоточения американских лодок, и около восьми часов утра одна из них атаковала шестью торпедами «Тайхо» - флагманский корабль Ямагути и лучший авианосец японского флота. В цель попала всего одна торпеда, не причинившая серьёзных повреждений («Тайхо» мог выдержать несколько таких попаданий), хотя Ямагути перенёс флаг на привычный «Хирю». Но эта торпеда оказалась роковой: она повредила бензиновые цистерны, из-за неверных действий командира дивизиона живучести бензиновые пару расползлись по всему кораблю, и около трёх часов пополудни чудовищный взрыв буквально разодрал огромный авианосец изнутри. Великолепный «Тайхо» затонул в 17.20, унеся с собой две тысячи человек своего экипажа.
        Беда не приходит одна. В 11.15, когда над американскими авианосцами уже вовсю шёл воздушный бой, другая американская субмарина - «Кавэлла», - прокравшись внутрь японского ордера, с шести кабельтовых выпустила шесть торпед в «Сёкаку» и добилась трёх попаданий. Через три часа корабль-ветеран, участник атаки Пёрл-Харбора и боёв у Мидуэя, Гавайев и Соломоновых островов, затонул.
        Адмирал Ямагути отнёсся к потерям своего флота с истинно восточным стоицизмом. Исход сражения был ещё далеко не ясен - японские самолёты волна за волной обрушивались на американские корабли, а во всех предыдущих боях такие атаки имели успех. Но времена изменились: удача окончательно отвернулась от самураев. Хотя дело было вовсе не в удаче: качественное и количественное превосходство американцев обеспечило им победу.
        Четыреста пятьдесят японских самолётов, атаковавших тремя раздельными волнами, были встречены пятью сотнями «хеллкэтов», пользовавшихся радарным целеуказанием. Радары засекали японские эскадрильи ещё на подлёте, за девяносто миль - у американских истребителей было достаточно времени для перехвата, а полторы сотни А6М-5 не сумели прикрыть торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики. Японский «зеро» был идеальным «танцующим» самолётом для воздушного боя, исход которого решает мастерство пилота, но японские лётчики-асы, ощущавшие истребитель продолжением своего тела[59 - «Зеро» для меня как меч для самурая, - говорил японский ас Хироёси Нисидзава, прозванный «Рабаульским дьяволом», - я чувствую его как свою ладонь, наносящую удар каратэ».], полегли в боях у Мидуэя, на Гавайях и в юго-западной части Тихого океана. А в групповом бою «стенка на стенку» лёгкие японские истребители проигрывали американским «адским котам», более живучим и лучше вооружённым. Японские лётчики сорок четвёртого года заметно уступали пилотам янки по лётной и боевой подготовке, но даже асы сорок второго года, принёсшие славу
империи Ямато, не выиграли бы бой один против десяти.
        Потери атакующих были огромными. Из ста пятидесяти пикировщиков «джуди» было сбито сто тридцать, из ста пятидесяти торпедоносцев - сто сорок, из ста пятидесяти «зеро» погибло более ста, тогда как американцы потеряли всего около сорока машин, и почти все их пилоты были заботливо выловлены из воды. Все атаки японцев оказались безрезультатными - вернее, почти все: один самурай всё-таки добился успеха.
        Часть «зеро» использовалась в бомбардировочном варианте - они несли 250-кг бомбу, - и лейтенант Императорского флота Сунсуке Томиясу, продемонстрировав превосходную технику пилотирования, прорвался и, применив «специальную тактику»[60 - Речь идёт о тактике «камикадзе».], вогнал свой «зеро» в носовой самолётоподъёмник авианосца «Энтерпрайз», самого заслуженного корабля флота Соединённых Штатов Америки. Одна 250-кг бомба - это вроде бы и немного («Биг Е» не раз выдерживал более мощные удары), но пожар и серия взрывов превратили авианосец в груду искорёженного железа, чудом державшуюся на плаву. «Энтерпрайз» дотащили до Западного побережья, но его ремонт был признан нецелесообразным - проще, быстрее и дешевле было построить новый корабль. И ветерана списали на металлолом[61 - В нашей Реальности атака лейтенанта Томиясу, состоявшаяся 14 мая 1945 года, признана самой результативной атакой лётчика-камикадзе: в результате этой атаки «Энтерпрайз» был полностью выведен из строя и повреждён до состояния «восстановлению не подлежит».].
        Атака «Энтерпрайза» лейтенантом Томиясу
        Истратив всю свою палубную авиацию, потеряв два авианосца и не добившись ожидаемого успеха, Ямагути вечером 19 декабря отдал приказ отходить к берегам Японии. Командующий Объединённым флотом замкнулся в себе, и офицеры штаба боялись задавать ему вопросы.
        US Navy бросился в погоню. «Вы перестреляли птиц, - передал Хэлси вице-адмиралу Митчеру, командующему авианосным соединением, - теперь сожгите гнёзда. Вперёд!». Оба флота всю ночь шли на север, а на следующий день, 20 декабря, разведывательные самолёты Митчера обнаружили японские корабли. Расстояние до них было большим, сокращалось оно очень медленно, и командующий 58-м оперативным соединением, опасаясь с наступлением ночи упустить противника, приказал атаковать японцев с предельной дистанции. Самолёты ударной волны должны были возвратиться уже в темноте, и поэтому Митчер не поднял все свои самолёты. Для атаки японского мобильного флота было отобрано ограниченное число самых опытных лётчиков, и это, вероятно, спасло японцев от полного разгрома.
        Сто двадцать пикирующих бомбардировщиков, шестьдесят пять торпедоносцев и сто пятьдесят истребителей атаковали японский флот около 18.00, и уцелевшие «зеро» не смогли их остановить. «Дзуйкаку» получил прямое попадание бомбы позади мостика, и шесть бомб разорвались вблизи корабля; в «Цукуба» попали две бомбы, не причинившие бывшему «Индомитеблу» заметного вреда; легкий авианосец «Тиёда» получил прямое попадание в кормовую часть полетной палубы; «Рюхо» получил незначительные повреждения от близких разрывов; две бомбы, попавшие в «Титосэ», повредили полётную палубу и затруднили взлёт и посадку самолётов. Авианосец «Хиё» подвергся комбинированной бомбовой и торпедной атаке; попавшая в него торпеда вывела из строя рулевое управление. В дрейфующий корабль попала ещё одна торпеда, вспыхнул большой пожар, и в 19.30 авианосец затонул.
        Для «Хирю» тоже пробил час судьбы. Авианосцу-ветерану досталось две торпеды и четыре тысячефунтовые бомбы; пожар быстро вышел из-под контроля и распространился на все палубы, и уже в сумерках горящий авианосец был добит торпедами эсминцев охранения. Адмирал Тамон Ямагути отказался покинуть обречённый корабль и погиб вместе с ним. «Я проиграл битву, - заявил он своим штабным офицерам, пытавшимся уговорить его спастись, - и не вижу смысла жить дальше».
        …Жёлтый дракон извивался и шипел под натиском орла. Удары мощного орлиного клюва раз за разом взламывали драконью чешую, и огненная драконья кровь превращалась в потоки горящего напалма, лившегося на японские города из чрева «летающих крепостей», взлетавших с Марианских островов.
        И не было силы, способной погасить этот огонь…
        Глава двенадцатая. Проклятье духов синто
        А на самом деле всё было не так, как в действительности…
        Просторная бетонная коробка ангара-склада обладала отменной акустикой. Любые шумы, даже самые незначительные - покашливание, шорох одежды, скрип стульев, - здесь были слышны отчётливо и неестественно громко. Однако сейчас, несмотря на присутствие нескольких десятков людей, в ангаре царила полная тишина - напряжённая тишина, которая обычно сопутствует началу очень важных событий.
        Почти все присутствующие принадлежали к высшим военным кругам Империи - они решали судьбы миллионов солдат, сражавшихся с неумолимо наступавшим противником. В первую очередь от этих генералов и адмиралов - и, конечно, от воли Императора - зависела жизнь и смерть их соотечественников, одетых в военную форму (и неодетых в таковую тоже). И только трое из собравшихся в ангаре не были представителями почитаемой в стране военной касты.
        Высшие военачальники сидели полукругом на невысоких складных стульчиках, а за их спинами стояли молчаливые офицеры Императорского Генерального штаба. В центре полукруга возвышалась странная конструкция, напоминавшая своим подвижным раструбом шумопеленгаторную установку, смонтированную на стандартной корабельной 127-мм орудийной башне. К стальному боку башни приткнулись передвижной дизель-генератор и опутанная проводами контрольная панель с приборами. Гирлянда кабелей тянулась от генератора к загадочной установке и исчезала в её сером бронированном чреве.
        А возле установки непонятного назначения стоял человек в штатском, из-за которого цвет генералитета и почтил своим присутствием этот ангар. Во внешности этого человека не было ничего необычного (за исключением ранней седины), но главным действующим лицом предстоящего спектакля являлся именно он - двое других штатских, замерших у генератора, были всего лишь его помощниками, ожидавшими распоряжений.
        - Начнём? - полуутвердительно-полувопросительно сказал человек в центре, бросив быстрый взгляд на военных.
        - Подождите, Миязака-сан. Может быть, вам всё-таки не стоит делать это самому? Вы слишком ценны, а любой из офицеров почтёт за честь…
        Начальник Генштаба Умэдзу Ёсидзиро, произнёсший эти слова, был звездой первой величины в созвездии генералов, но Миязака только досадливо поморщился.
        - Я самурай и сын самурая, а не только учёный! И теперь, когда решается вопрос о жизни и смерти моей страны, я должен поступать так, как повелевает мне моя честь! А кроме того, я абсолютно уверен в успехе и хочу передать эту мою уверенность всем вам! - и, не дожидаясь реакции на свою высокопарную тираду, он повернулся к помощникам и махнул рукой. Все движения Миязаки были стремительными, как будто учёный очень торопился и очень боялся опоздать.
        Затарахтел запущенный дизель. Один из помощников учёного вынес канистру и со щелчком откинул крышечку на её горловине. Наклонив канистру, он наполнил небольшое блюдце и передал его Миязаке. Учёный поставил блюдце на столик перед полукругом сидевших военных - так, чтобы всем было хорошо видно, - и чиркнул спичкой. Вспыхнуло пламя - в блюдце горел высокооктановый бензин.
        В бормотание генератора вошёл новый звук - басовитое гудение, словно заработал мощный трансформатор или соленоид. Башня мягко повернулась вокруг своей оси, и конический раструб, занимавший место спаренных пушечных стволов, качнулся вверх-вниз.
        Учёный подошёл к панели управления, взглянул на приборы, удовлетворённо кивнул и что-то тихо сказал ассистентам. Потом он вернулся к столику, стоявшему в метрах десяти от башни с раструбом. Повинуясь жесту Миязаки, его помощники подняли канистру с пола и перевернули её прямо над головой учёного.
        Бензин хлынул водопадом, мигом окатив Миязаку от макушки до пят. Резкий запах не оставлял места сомнениям - в канистре был именно бензин. А самурай повернулся лицом к башне и развёл руки в стороны, словно в молитвенном экстазе. Раструб с тихим жужжанием пополз вниз и замер в горизонтальном положении, нацелившись прямо в грудь Миязаки. Послышалось несколько коротких щелчков, и гудение изменило свой тон - оно стало каким-то насыщенным.
        Постояв перед раструбом несколько мгновений, учёный взял со столика коробок, снова чиркнул спичкой и поднёс бледный огонёк к своей насквозь промоченной бензином одежде.
        И ничего не случилось. Спичка с шипением погасла, едва коснувшись мокрой ткани.
        Когда демонстрация закончилась, один из генералов спросил учёного:
        - Вы собираетесь при помощи этого тушить пожары после бомбёжек?
        - Нет, - ответил тот. - Я собираюсь действовать куда эффективнее. Устранять нужно не следствие, а причину. Прошу извинить, но мне надо вымыться и переодеться.
        Аппаратуру уже выключили, и поэтому очень хорошо было слышно, как щёлкают по бетонному полу ангара капли бензина, стекавшие с одежды экспериментатора-самурая.

* * *
        - Но это же авантюра! - адмирал Озава заметно нервничал. - Ставить на карту судьбу всей Империи, надеясь на какого-то фокусника! - он бросил сердитый взгляд на профессора Миязаку. - Его теория не проверена, и опытов проведено совершенно недостаточно! Что будет с нашим флотом, если ничего не выйдет?
        - А у вас есть другое предложение, Озава-сан? - меланхолично спросил адмирал Соэму Тоёда, командующий Объединённым флотом. - Во всяком случае, это не большая авантюра, чем план «Сё-1», корпус «камикадзе» или человекоторпеды «кайтен». «Миязаки» просты в изготовлении, и мы успеем установить их на всех линкорах и тяжёлых крейсерах до начала решительного сражения. А флот, - главнокомандующий тяжело вздохнул, - флот так и так обречён: зенитки малоэффективны против массированных воздушных атак, а наша авиация обескровлена. Ваши авианосцы, адмирал, пойдут в бой с пустыми ангарными палубами - на всех четырёх кораблях наберётся чуть больше сотни самолётов. Надо уметь смотреть правде в глаза - мы проигрываем войну.
        - С падением Филиппин мы её фактически проиграем, - буркнул Озава.
        - Совершенно верно. Поэтому нет никакого смысла беречь наш флот и дальше - он останется без топлива и превратится в большую неподвижную мишень, стоящую на якорях в базах метрополии. А вы что скажете?
        Вопрос командующего Объединённым флотом был обращён к Миязаке, сидевшему с бесстрастным лицом, и все высшие офицеры, присутствовавшие на совещании, посмотрели на учёного: что он на это ответит?
        - Истинный самурай, - медленно проговорил Миязака, - всегда готов к смерти. Если я ошибся в расчётах, я умру первым - сделаю себе харакири прямо на мостике флагманского корабля. Но истинный самурай стремится к победе - я верю в успех.

* * *
        Корабли адмирала Куриты шли к Филиппинам. Ветер облизывал огромные стволы орудий главного калибра и свистел в надстройках, волны били в бронированные борта и отступали под напором мощи, скрытой в грузных корпусах рукотворных морских чудовищ. В план сражения внесли изменения - решено было не выделять из состава диверсионного соединения отвлекающий отряд Нисимуры, все мощные надводные корабли были собраны в кулак. Шесть линейных кораблей и двенадцать тяжёлых крейсеров с лёгкими крейсерами и эсминцами охранения двигались на северо-восток - Объединённый флот Империи шёл навстречу славе или гибели. Второе казалось более вероятным - на спешно установленные на палубах таинственные «миязаки» мало кто надеялся.
        Учёный-самурай стоял на мостике флагманского линкора «Мусаси». Профессор был совершенно спокоен - или просто хорошо умел держать себя в руках. А вот находившийся тут же Курита выглядел неважно. Пожилой адмирал ещё не совсем оправился от лихорадки денге, и к тому же ему не нравился «Мусаси» - адмирал предпочитал суперлинкору свой привычный крейсер «Атаго».
        - Входим в опасный район. По данным разведки, здесь действует много американских субмарин, - доложил командир линкора.
        - Завесу, - коротко бросил Миязака, словно он, а не Курита имел право отдавать здесь приказы. Однако адмирал не стал возражать, а лишь подтверждающе кивнул.
        Стволы-раструбы «миязак» зашевелились, нацеливаясь в раскрашенные белой пеной волны. Учёный по-прежнему оставался абсолютно спокоен.

* * *
        - Что за чертовщина… - раздражённо пробормотал командир подводной лодки «Дартер», отрываясь от перископа. - Десять торпед, всего с тысячи ярдов - и все мимо! Не мог я так ошибиться… Не два, так хотя бы один крейсер джапсов должно было зацепить! Опять отказы, как в сорок втором? Непонятно… Надеюсь, парням с «Дейс» повезёт больше.
        Но «Дейс» добилась не большего успеха. Ни одна из четырёх торпед, выпущенных ею по тяжёлому крейсеру «Майя», в цель не попала, хотя прицел был взят верный. Акустик-виртуоз на «Дейс» (подводники шутили, что он может различить жужжание одного москита в целой стае) доложил, что шум винтов торпед исчез вскоре после залпа. Странно - не могли же все четыре торпеды отказать одновременно!

* * *
        Ранним утром 24 апреля 1945 года на авианосцах 38-го оперативного соединения готовились к бою. Погода была превосходной, видимость прекрасной, и сотни пикирующих бомбардировщиков «хеллдайвер» и торпедоносцев «авенджер» с истребителями «хеллкэт» для отражения теоретически возможных контратак остатков японской авиации берегового базирования нацеливались на японский флот. О его появлении донесли подводные лодки, и хотя торпедные атаки субмарин успехом не увенчались, японцам осталось плавать недолго - в этом на мостиках американских авианосцев были свято убеждены. На четвёртый год войны на Тихом океане хорошо было известно, что происходит, когда самолёты атакуют надводные корабли, не имеющие прикрытия с воздуха. Американцы знали, что авианосцев у Куриты нет, равно как нет и истребителей «зеро» в небе над пагодообразными мачтами его линкоров. Почти вся японская авиация на Филиппинах была уничтожена предварительными ударами, длившимися в течение месяца, - большая часть самолётов вице-адмирала Сигеру Фукудомэ сгорела на своих аэродромах, не успев даже подняться в воздух. Авиация Соединённых Штатов
Америки владела небом.
        - В декабре над Марианами мы устроили охоту на желтолицых куропаток, - пошутил вице-адмирал Марки Митчер, - посшибали у джапсов всё, что летало.
        - На желторотых куропаток, сэр, - вставил командир авианосца «Эссекс», намекая на неопытность японских пилотов.
        - Неважно, - отмахнулся адмирал, - горели они как большие. А теперь устроим охоту на китов - на жирных китов. Мы наточили гарпуны, и воткнём их в бронированные туши японских линкоров. Это будет славная охота, китобои!
        Настроение у командующего 38-м оперативным соединением было великолепным, подстать погоде, - адмирал Митчер не сомневался в успехе. Офицеры штаба разделяли его уверенность: по их мнению, вопрос состоял только в том, сколько потребуется налётов для того, чтобы отправить на дно весь японский флот - до последнего эсминца.
        Четырнадцать ударных и восемь лёгких авианосцев шести оперативных групп 3-го флота разворачивались против ветра, чтобы поднять в воздух первую атакующую волну.

* * *
        Настроение Куриты тоже заметно улучшилось - у него были для этого основания. Он ещё раз оглядел в бинокль корабли своей армады, уверенно державшие строй, и повернулся к невозмутимому профессору, на лице которого не читалось никаких эмоций.
        - Хотите сакэ, Миязака-сан? Мы прошли завесу американских лодок без потерь!
        - Лучше чаю, господин адмирал. Всё ещё только начинается. Смотрите, вот они!
        Над горизонтом прорисовался рой чёрных точек - американские самолёты. Стволы «миязак» задирались вверх, словно ощупывая прозрачный утренний воздух пальцами своих раструбов. Учёный-самурай взял микрофон централизованной связи с постами установок на всех кораблях соединения и произнёс несколько коротких слов.

* * *
        «Небо чистое, лишь кое-где мелкие перистые облачка, - думал командир эскадрильи пикирующих бомбардировщиков, первой вышедшей на цель. - И истребителей противника не видно - полигонные условия. Так можно работать…». Похоже, его пилоты тоже оценили ситуацию - командир услышал в наушниках хор весёлых молодых голосов:
        - Да их тут целая куча! Пора начинать вечеринку - вон у них тут сколько выпивки!
        - Ничего, нас тут тоже немало!
        - Да ещё подтянутся ленивые…
        - А девчонки будут? А то как же без танцев и того-этого прочего…
        - Эй, парни, хватит засорять эфир! - рыкнул командир эскадрильи. - Атакуем! Цели разделяем так…
        Одернув своих не в меру расшалившихся подчинённых, он наклонил нос своего «хеллдайвера», переходя в пикирование. Глаза опытного лётчика привычно выбирали цель среди множества кораблей, водяными жуками разбежавшихся по синеве моря. «Вот этот, самый здоровенный. Интересно, а почему они не стреляют? Говорят, у джапсов даже орудия главного калибра приспособлены для стрельбы по самолётам - снаряды начиняют мотками спутанной проволоки, которая режет фюзеляжи как бритвой. А сейчас в небе нет ни одной шапки от разрыва. Они что, не видят нас, что ли?»
        Командир эскадрильи не додумал свою мысль до конца. Мотор самолёта выводил свою привычную мелодию, когда вдруг в её мерный ритм вплелись посторонние звуки, похожие на покашливание. Одновременно возникло странное ощущение покалывания во всём теле - не то чтобы особо болезненное, однако неприятное. А потом упала тишина, нарушаемая только свистом воздушного потока за остеклением кабины. Это случилось так неожиданно, что пилот не сразу понял причину этой тишины. А когда понял, то похолодёл: двигатель «хеллдайвера» заглох, и уже стали видны бессильно перемешивающие воздух лопасти вращавшегося по инерции пропеллера.
        Несколько попыток запустить отказавший мотор ни к чему не привели. Самолёт стал просто грудой металла, который тяжелее воздуха. Неуправляемый летательный аппарат падал в нетерпеливо ждущие его волны. Командир эскадрильи в ярости грохнул кулаком по приборной панели и сдвинул колпак кабины - теперь оставалось только прыгать.
        Уже вися на раскачивающихся стропах под раскрывшимся куполом парашюта, пилот осмотрелся по сторонам, и увиденное потрясло его своей полной бредовостью.
        Самолёты атакующей волны - десятки машин! - падали в море. Падали, крутясь в воздухе и растопырив ставшие бесполезными крылья: боевой самолёт - это не спортивный планер. Самолёты падали вниз мёртвыми птицами, и один за другим раскрывались в небе парашюты - лётчики покидали свои вышедшие из повиновения и предавшие хозяев машины.

* * *
        - Сэр, произошло что-то непонятное! Атака первой волны захлебнулась! - офицер-координатор авиагрупп был бледнее своего белого кителя.
        - Истребители? - отрывисто спросил командующий 38-м оперативным соединением. - Неожиданно сильный зенитный огонь?
        - Нет, сэр. Стряслось нечто необъяснимое. Судя по отрывочным радиодонесениям, у них отказали двигатели! - севшим голосом доложил офицер.
        - У всех сразу?! - брови Митчера поползли вверх.
        - Так точно, сэр!
        - Но этого же просто не может быть! Даже если по какой-то дикой случайности их всех заправили некачественным бензином, то это сказалось бы ещё перед вылетом, при прогреве моторов на палубе! Я ничего не понимаю… А вы? - он повернулся к командиру флагманского авианосца.
        - Не могу знать, сэр!
        Адмирал несколько минут смотрел на полётную палубу, забитую готовыми к вылету самолётами, а потом резко выдохнул и рубанул воздух ребром ладони.
        - Поднимайте вторую волну. Чёрт там или дьявол, но мы их потопим! Всех!
        - Есть, сэр!

* * *
        Этот день стал поистине «чёрным днём» американского флота. Вторая ударная волна также не смогла пробиться через невидимую и неведомую защиту японцев, а когда и третья атака провалилась, адмирал Хэлси приказал прекратить авианалёты на флот Куриты «до выяснения причин». Собственно говоря, продолжать атаки было уже практически нечем - до восьмидесяти процентов самолётов 38-го оперативного соединения утонуло в море Сибуян. А тут ещё воздушная разведка доложила о появлении японского авианосного соединения у мыса Энганьо, и Хэлси отдал Кинкейду приказ отходить - адмирал опасался мощного удара авиации противника, принять который предстояло без надёжного воздушного «зонтика» над кораблями US Navy. Огромный флот вторжения отхлынул от Филиппинских островов, словно волна, встретившая на своём пути несокрушимый скалистый берег.
        Американский флот вторжения у Филиппин
        Однако отойти успели далеко не все. У острова Самар задержались восемнадцать эскортных авианосцев контр-адмирала Спрэгью, поддерживавших морских пехотинцев на берегу, а залив Лейте был забит войсковыми транспортами и десантными судами. Шесть старых линкоров вице-адмирала Олдендорфа встретили японский флот, прорвавшийся через пролив Сан-Бернардино, - Олдендорф уже видел в бою японский «Ямато», знал, на что он способен, но не отступил и принял неравный бой: за его спиной были десятки транспортов, сотни десантных судов и тысячи людей.
        Бой действительно оказался неравным - при свете дня и хорошей видимости более совершенная радиолокационная наводка орудий не дала американцам особых преимуществ. Несколько попаданий не причинили сверхдредноутам «Ямато» и «Мусаси» серьёзного вреда - мастодонтов надёжно защищала четырёхсотмиллиметровая броня, - а их 18-дюймовые полуторатонные снаряды наносили гибельные повреждения американским линкорам. Броня «стариков», отслуживших уже четверть века, не была рассчитана на противодействие такому калибру: она проламывалась, словно стекло под ударом кулака, и огненные смерчи разрывов рвали внутренности ветеранов. Однажды потопленные - в Пёрл-Харборе - умирали снова (и на этот раз навсегда), принимая добивающие удары японских «длинных пик».
        Не спасли положения и отчаянные торпедные атаки американских эсминцев: торпеды не могли пересечь невидимую границу, очерченную «миязаками» вокруг японских кораблей. Движки торпед глохли, стальные сигары тонули, а эсминцы в упор расстреливала японская артиллерия. С авианосцев адмирала Спрэгью взлетали истребители и бомбардировщики, выскребая из погребов любой боезапас, пригодный для поражения крупных артиллерийских кораблей, однако ни один самолёт так и не смог прорваться к цели: они падали, едва войдя в загадочную «дьявольскую зону», как уже окрестили американские пилоты пространство над неуязвимым японским флотом, - зону, где тут же отказывали моторы.
        Покончив с линкорами - «Тенесси» сгорел, «Калифорния» и «Невада» перевернулись, «Айдахо» ушёл на дно на ровном киле, «Пенсильвания» взорвалась, повторив судьбу своей сестры «Аризоны», а горящий «Миссисипи», флагманский корабль соединения, выбросился на прибрежные рифы, - самураи взялись за эскортные авианосцы, прозванные «джипами». Их расстреливали торпедами японские эсминцы; неуклюжие коробки, выстроенные из корпусов торговых судов, вспыхивали факелами под ударами восьмидюймовых фугасных снарядов тяжёлых крейсеров, «гончих» японского флота, пылающие самолёты огненными клубками скатывались с накренившихся палуб гибнущих кораблей и падали в воду, вздымая фонтаны сверкающих брызг.
        А затем пришёл черед транспортов, и бой окончательно превратился в бойню. Стволы орудий раскалились от непрерывной стрельбы, и вице-адмирал Курита опасался, что его соединению не хватит боезапаса для уничтожения всех кораблей противника. Последние жертвы японцы деловито добивали уже в темноте, при свете мощных прожекторов и в багровых бликах многочисленных пожаров на догорающих остовах кораблей и судов. Весь залив Лейте, от Таклобана до пролива Суригао был усеян качавшимися на волнах обломками и трупами, а с берега на эту апокалиптическую картину в ужасе и в бессильной ярости смотрели солдаты корпуса морской пехоты. Они видели своё собственное ближайшее будущее - после разгрома флота первому эшелону десанта жить останется совсем недолго.
        Чаши весов качнулись в другую сторону…

* * *
        Акустика в зале заседаний комитета начальников штабов была превосходной - даже шелест перекладываемых на столе документов был здесь слышен отчётливо и неестественно громко. Но сейчас все звуки в зале сделались какими-то придушенными - в воздухе осязаемо витали растерянность и страх перед непонятным явлением, остановившим неисчислимый и несокрушимый американский флот у Филиппинских островов, и этот страх подавлял все и вся.
        Почти все присутствующие принадлежали к высшему генералитету и только двое были одеты не в военную форму, а в обычные гражданские костюмы: знаменитый физик с мировым именем и учёный-ориенталист, крупнейший в США (да и во всём мире) специалист по Японии.
        - Последствия просто катастрофические. Потеряны десятки и сотни боевых кораблей и судов, тысячи самолётов, а людские потери исчисляются десятками тысяч. Скажу больше - теперь мы не уверены в благоприятном для нас исходе войны! - глава комитета начальников штабов явно нервничал, и его волнение нетрудно было понять. - Мы не понимаем, что случилось, и как такое могло случиться - не принимать же за рабочую версию россказни о злых духах синто! Вы можете сказать по поводу всего этого хоть что-нибудь?
        - Если уж вы пригласили меня сюда, - бесстрастно проговорил профессор Джеффри Майлз, знаток истории и традиций Страны Восходящего солнца, - позвольте мне высказать свои соображения. На Востоке есть поговорка: «Не будите спящего тигра»…
        - Ну и что? - раздражённо бросил генерал Маршалл. - При чём здесь этот зоопарк?
        - Девяносто лет назад, - спокойно продолжал Майлз, не обращая внимания ни на тон генерала, ни даже на саму его реплику, - коммодор Мэтью Перри взломал пушками своих «чёрных кораблей» двери страны Эдо[62 - Речь идёт о силовом «открытии» Японии американской эскадрой под командованием коммодора Мэтью Колбрайта Перри в 1854 году. Угрожая обстрелом прибрежных городов из корабельных орудий, Перри добился открытия для американцев трёх японских портов: Нагасаки, Хакодатэ и Симода. Паровые корабли Перри японцы назвали «чёрными» из-за огромных клубов дыма из труб. С 250-летней самоизоляцией Японии было покончено, и Страна Восходящего солнца вскоре пошла по европейскому (промышленному) пути развития.]. Сёгуны династии Токугава двести пятьдесят лет держали эти двери запертыми, пока…
        - … пока старик Мэтью не подобрал к японскому замку огнестрельную отмычку. Ну и что? - повторил начальник штаба сухопутных войск.
        - Да ничего особенного, - профессор слегка пожал плечами, - кроме одного: за всё приходится платить. Мы потревожили загадочную нацию и навязали ей свой путь - и она нам это припомнила. Принцип кармического воздаяния - есть такая категория. Взять хотя бы такую интересную деталь: флагманский линкор адмирала Олдендорфа, сгоревший у острова Самар, назывался «Миссисипи», и точно так же назывался флагманский фрегат коммодора Перри. Случайное совпадение? Может быть, однако я уверен, что в нашем мире очень мало места для случайностей.
        - Мои моряки, - поморщился адмирал Кинг, - привыкли иметь дело с чем-то таким, что можно торпедировать или расстрелять из шестнадцатидюймовых орудий. А вся эта ваша мистика, эзотерика и прочая хиромантия…
        - Я изложил своё мнение по поводу причинно-следственных связей случившегося, - мягко возразил Майлз, - а что касается того, как это проявилось на физическом уровне, то здесь, - он посмотрел на учёного-физика, - гораздо лучше разбирается мой коллега в области точных наук.
        - В самом деле, Альберт, - за напускной фамильярностью Кэтлетт Маршалл скрывал свою растерянность, - что вы скажете? Джапсы скрытны и хорошо умеют хранить свои секреты, но у ребят из ведомства генерала Донована всё же есть кое-какие сведения. Вам что-нибудь говорит имя Тамеичи Миязака?
        - Что я могу сказать… - задумчиво произнёс творец теории относительности. - Я кое-что слышал о профессоре Миязака и о его работе, но именно кое-что, не более. Он очень талантливый физик и в течение многих лет занимался изменениями свойств вещества под воздействием мощного модулированного электромагнитного излучения. Публикаций на эту тему почти не было, из чего можно сделать вывод: Миязаке удалось добиться потрясающих результатов. Поскольку достоверной информации нет, я могу только предполагать, каких именно результатов - основываясь на моих собственных изысканиях в этой области.
        - Ну и…? - генерал нетерпеливо дёрнул шеей.
        - Установки «миязака» - это эмиттеры, направленно излучающие электромагнитные волны определённого спектра частот. Само по себе это излучение не оказывает сколько-нибудь серьёзного влияния на материальные объекты, но при определённых условиях может произойти резонанс на молекулярном уровне. Меняется химизм - излучение играет роль сильнейшего ингибитора реакции окисления углеводородных соединений. Проще говоря, топливо теряет способность воспламеняться.
        - Подождите, подождите! - вмешался командующий флотом Соединённых Штатов. - Нескольким самолётам Митчера удалось вернуться: их двигатели дотянули, хотя и работали с перебоями. Анализы не выявили никаких примесей в бензине!
        - Вы меня не поняли, - физик покачал ореолом седых волос. - Никаких примесей и не должно было быть: топливо стало инертным само по себе, побывав под излучением - вот и всё.
        - А как же с торпедами? - недоумённо спросил адмирал. - Ведь в авиационных двигателях и в парогазовых торпедах работает разное топливо!
        - Ну и что? Вероятно, Миязака сумел подобрать код, если так можно выразиться, и для бензина, и для дизельного топлива, и для любого другого. Горение, - пояснил учёный тоном школьного учителя, - это соединение с кислородом, и различие для любых реагентов будет всего лишь количественное, а не качественное.
        - Значит, вы считаете, что можно заставить топливо протухнуть всего за несколько секунд? - недоверчиво уточнил генерал Арнольд, начальник штаба военно-воздушных сил.
        - Всё зависит от мощности эмиттера и от объёма облучаемого вещества. Вряд ли можно быстро испортить горючее в танках большого корабля, а вот в баке самолёта - на это мощности электростанции тяжёлого крейсера будет вполне достаточно. Повторяю, я не утверждаю наверняка, я просто рассматриваю возможные варианты.
        - Не могу сказать, что этот ваш вариант наполняет меня оптимизмом, - зло буркнул Арнольд. - Что мы можем противопоставить этому оружию? На воздушной мощи зиждется вся наша наступательная стратегия! И вообще - современная война немыслима без моторов!
        Казалось, знаменитый физик не обратил никакого внимания на последнюю фразу своего высокопоставленного собеседника. Помолчав немного, он вдруг сказал:
        - Есть гораздо более пессимистический вариант, генерал, и дай Бог мне не оказаться правым. Всё может быть куда мрачнее…
        - Что вы имеете в виду? - голос авиационного генерала заметно дрогнул.
        - Что этот мой азиатский коллега создал единую теорию поля и научился играть с знергоструктурой материи.
        - И что это значит, чёрт побери?
        - А это значит, - голос учёного звучал устало, словно физик превозмогал давившую на него гигантскую тяжесть, - что Миязака сможет глушить электродвигатели, прерывать радиосвязь и превращать авиабомбы в безобидные невзрывающиеся болванки. Его эмиттеры - это всего-навсего инструмент воздействия, что-то вроде отмычки или архимедова рычага, которым этот древний грек хотел перевернуть Землю. В этом случае нас не спасет даже дитя Манхэттенского проекта - наш учёный самурай играючи погасит цепную реакцию ядерного распада. И противоядия нет - точнее, мы его не знаем.
        В зале заседаний воцарилась мёртвая тишина.
        - Вы хотите сказать… - растерянно произнёс Маршалл.
        - Да, генерал. Если это так, то мы проиграем войну.
        - Так что же мне сказать президенту?
        - Что сказать? - Эйнштейн пожал плечами. - А вот так прямо и скажите.
        Часть вторая
        Глава тринадцатая. Гаснущее пламя
        Весну сорок пятого года народы встречали с надеждой. Война, пять с половиной лет заливавшая кровью планету, шла к концу. Русские танки, наматывая на гусеницы дороги Европы, рвались к Берлину, чтобы добить коричневого дракона - чудовище, порождённое воспалённой утробой Германии и зачатое вывихом социальной эволюции. Американские и британские войска, споткнувшиеся о лесистые взгорья Арденн и поцарапанные бетонными когтями «Линии Зигфрида», наверстывали упущенное и наращивали темпы наступления, торопясь ворваться в столицу Третьего Рейха раньше «большевистских орд», но не успевали и (чтобы помочь своему победоносному восточному союзнику, и никак иначе!) ковровыми бомбёжками целеустремлённо сравнивали с землёй немецкие города (особенно те, которые должны были достаться «красным»). Военная необходимость, что уж тут поделаешь…
        В Белом доме (где с нетерпением ожидали завершения Манхэттенского проекта) и в Уайтхолле уже прикидывали конфигурацию послевоенного мира и плели тесный ошейник для русского медведя - Russian Bear разошелся не на шутку и деловито подгребал под себя добрую половину Европы. Заокеанские кондитеры уже вострили ножик, изогнутый в форме значка доллара, примеряясь, как ловчее резать мировой пирог (строго по принципу «Я себя не обделил?»), и уже не принимали в расчёт ещё трепыхавшегося желтого дракона. Япония истекала кровью, и не было никаких сомнений в том, что кончина азиатского монстра уже не за горами. Чудес не бывает: превосходно смазанная и до последнего винтика рассчитанная военная машина Соединённых Штатов с хрустом перемалывала плоть самурайского ящера, превращая её в сырьё для могущественных американских корпораций, ясно видевших цель, к которой США шли столько лет. Эта цель именовалась «Власть над миром», и на пути к ней ещё оставались кое-какие преграды (Советский Союз, и та же Англия), но менее всего такой преградой считалось почти побеждённая империя Ямато со всей её самурайской доблестью.
        И тут вдруг издыхающий дракон поднял голову и плюнул - нет, не потоком пламени: азиатский ящер выдохнул антипламя, леденящий холод, в котором бессильно погас живой огонь, клокотавший в моторах американских истребителей и бомбардировщиков. Это было не только неожиданно, но и необъяснимо - «этого не может быть, потому что не может быть никогда», - но полторы тысячи самолётов, рухнувших в море, стали весомым аргументом даже для самых отъявленных скептиков. И, как водится, маятник качнулся в другую сторону: «проклятье духов синто» (или «самурайскую магию», или «шёпот японских дьяволов») - неофициальных названий у «филиппинского феномена» хватало - тут же возвели в статус «абсолютного оружия», от которого нет ни защиты, ни спасения. Этому в немалой степени способствовала растерянность учёных, не находивших случившемуся внятного объяснения: «яйцеголовые» были потрясены не меньше, чем пилоты «хеллдайверов» и «авенджеров», у которых ни с того ни с сего умерли двигатели - у всех сразу и вдруг.
        Однако шок прошёл, и довольно быстро: в ХХ веке, пожинавшем обильные плоды научно-технического прогресса, здравый смысл оставлял ирреальному не слишком много места. Версия заклинаний даосов или буддийских монахов серьёзному рассмотрению не подлежала, и перед учёными умами (благо в Америке, спасибо Гитлеру, их со всего света собралось немало) была поставлена чёткая и конкретная задача: разобраться, что за пакость такую придумали самураи, как она, эта пакость, работает, и главное - как с ней бороться. И сделать это надлежало в кратчайшие сроки - американские политики и военные требовали немедленной отдачи от «интелей», рисующих мудрёные формулы и смешивающих в колбах реактивы: за что им, в конец концов, платят доллары из федерального бюджета?
        «Яйцеголовые», подгоняемые жёсткой дланью генерала Лесли Гровса, рьяно взялись за дело, однако очень скоро выяснилось, что заданная им задачка, мягко говоря, непростая. Версия модулированного электромагнитного излучения рассыпалась: если гипотезу о некоей «резонансной частоте» ещё можно было принять за отправную точку, то отказы двигателей торпед не лезли ни в какие рамки - что это за электромагнитное излучение, для которого слой воды в несколько метров не является преградой, и которое в этой самой воде свободно распространяется? А «Z-лучи» «миязак», судя по обстоятельствам «филиппинской бойни», делали это легко и просто. И вставал очень важный практический вопрос: чем экранировать это «дьявольское поле»? А оно, несомненно, чем-то экранировалось - в противном случае эмиттеры японских кораблей залили бы излучением всё вокруг и заглушили бы собственные дизель-генераторы, питающие энергией эти таинственные установки (никто не знал, как они выглядят, и на что похожи - на прожектор, на радарную антенну или на пресловутую электромагнитную пушку). Американцы дорого дали бы за возможность изучить
«миязаку» живьём, в железе, но об этом оставалось только мечтать (хотят соответствующие приказы, разумеется, были отданы всем родам войск, сражавшихся на Тихоокеанском театре военных действий). Вопросов было больше, чем ответов (точнее, ответов пока что не было вообще), и учёным, уже понимавшим, что за бездна распахнулась перед ними, становилось не по себе при мысли «А что если учёный самурай подберёт код, как выразился Эйнштейн, к реакциям окисления, непрерывно идущим в человеческом организме, и погасит их точно так же, как он погасил горение в цилиндрах авиационных двигателей?». Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: всех людей, оказавшихся в сфере воздействия такого вида излучения, ждёт мучительная смерть. И если самураи, стоящие на грани военного поражения, получат в руки такое оружие…
        Президент Рузвельт, военный министр Генри Стимсон и американский генералитет не сидели сложа руки, ожидая от учёных спасительной манны небесной. «Миязаки» показали себя страшным оружием, но узконаправленным, а арсеналы воюющих держав разнообразны. Кто сказал, что эти адские машины всесильны? Эйнштейн? Парень он, конечно, с головой, но даже великие ошибаются. Наступил уже июнь, а японцы тихо сидят не Филиппинах и не делают никаких попыток наступать и отвоевывать потерянное. Оно и понятно - воевать-то им особо и нечем: авианосцы адмирала Дзисабуро Озавы[63 - К лету 1945 года соединение Озавы имело четыре тяжёлых авианосца: «Дзуйкаку», «Цукуба», «Амаги» и «Кацураги» («Синано» и «Унрю» были потоплены американскими подводными лодками, а лёгкие авианосцы «Титосэ» и «Тийода» переклассифицированы в авианосцы прикрытия конвоев).] в бой не спешат по причине отсутствия на них самолётов и лётчиков. Экономика Страны Восходящего солнца всё глубже впадает в коллапс (американские подводные лодки чувствуют себя в японских водах как дома), а флот Соединённых Штатов по-прежнему многократно превосходит по численности
и боевым возможностям изрядно усохший флот империи Ямато. US Navy имеет одиннадцать новейших линкоров - четыре «айовы», три «алабамы», два «вашингтона» и две «аляски», - а на Дальний Восток уже направляется соединение адмирала Соммервилла в составе четырёх линейных кораблей (трёх английских - «Принц Уэльский», «Король Георг Пятый», «Герцог Йоркский» - и французского «Ришелье»).
        И американское командование, оправившись от шока, готовило новое наступление на Филиппины. «Посмотрим, удастся ли джапам заговорить шестнадцатидюймовые снаряды, - заявил адмирал Хэлси, поднявший флаг на линкоре «Висконсин», - или остановить турбины моих дредноутов. Мы им ещё покажем!».
        Тем не менее, положение было очень серьёзным: новое японское оружие уравняло шансы сторон, а если оно будет ещё и усовершенствовано… Американцы не сомневались: бездействие самураев связано с тем, что они усиленно разрабатывают новые типы «миязак» и увеличивают их количество. Перспективы были мрачными, и к рассмотрению были прияты все варианты скорейшего (пока не стало слишком поздно) разгрома Японии. В бешеном темпе велись завершающие работы по созданию атомной бомбы, а президент США Рузвельт, несмотря на своё прогрессирующее недомогание, обратился к Сталину с просьбой начать военные действия против Японии как можно скорее. Сталин, прекрасно понимая, что самураи, разгромив США, на этом не успокоятся, ответил согласием, но при одном условии: американская сторона передаёт СССР всю информацию о характере воздействия «миязак» на военную технику и живую силу. «Есть мнение, - сказал Сталин, - что эти японские штучки будут использованы и против нас: мы должны знать, что это такое». И американцы, немного подумав, согласились - перед лицом «жёлтой угрозы» трения с коммунистами можно было отложить на потом
(тем более что никаких особых тайн Советам янки не раскрывали: они и сами не знали о «миязаках» практически ничего).
        Нанесение согласованного удар союзников по Японии (русского - по Маньчжурии, англосаксонского - по Филиппинам) было намечено на вторую половину июля 1945 года.

* * *
        …Восходящее солнце осторожно лизнуло волны, пробуждая океан от утренней дрёмы. Небо было безоблачным, видимость превосходной, и день обещал быть великолепным и как нельзя лучше подходящим для жестокого кровопускания, запланированного стратегами US Navy.
        Тихоокеанский флот США, пересекая Филиппинское море, шёл к острову Лусон - к бухте Ламон. От берегов этой бухты до Манилы всего сорок-пятьдесят миль - американские морские пехотинцы на бронетранспортёрах пройдут это расстояние за сутки (если, конечно, японцы не будут мешать их победному маршу). А они не будут - генерал Макартур сумеет убедить джапов не суетиться, у него найдутся многочисленные разрушительные аргументы. Да, самураи наверняка пустят в ход свои чёртовы «миязаки» и выведут из игры авиацию, но у флота вторжения хватит орудийных стволов, чтобы превратить весь берег бухты Ламон в лунный пейзаж. Моторов у артиллерийских снарядов, как известно, нет - стальные болванки летят, подчиняясь законам баллистики и закону всемирного тяготения, и вряд ли самураи сумеют искривить их траектории. Но сначала - сначала надо уничтожить флот империи Ямато (вернее, то, что от него осталось) и окончательно решить наболевший вопрос «Кто владеет морем?». И, по разумению американских адмиралов, сил для этого было достаточно.
        Первую скрипку в предстоящем сражении должны были играть линкоры - исход боя решал главный калибр (точно так же, как когда-то, при Цусиме и Ютланде). Муза истории Клио оказалась девушкой с юмором - с ироничной улыбкой она повернула дело так, что гигантские стальные монстры, оттеснённые, казалось бы, на второй план стаями палубных самолётов, вернулись на историческую сцену (причём в главной роли). И преимущество тут - двукратное - было на стороне US Navy: бортовые залпы американских линейных кораблей - сто тонн железа и взрывчатки в залпе - по всем законам математики и физики должны были быстро и необратимо превратить весь японский флот в обломки. Хвалёные «миязаки», как и любые творения рук человеческих, не являются объектами неуничтожимыми - пара-тройка удачных попаданий, и от «самурайской магии» не останется и следа, а потом самолёты Марка Митчера, терпеливо ждущие своего часа на палубах авианосцев во втором эшелоне флота вторжения, довершат дело. Исторический парадокс: до начала Второй Мировой войны считалось, что авианосная авиация предварительными ударами ослабит вражеские линкоры и
подготовит сокрушительный успех дредноутов, «королей морей», а теперь всё перевернулось с ног на голову - эскадрильям палубных бомбардировщиков и торпедоносцев отводилась роль стервятников, прилетевших выклёвывать глаза мертвецам.
        Эскадра американских линейных кораблей типа «Айова»
        Императорский японский флот вызов принял и тоже направился к Филиппинам. Это и радовало адмирала Хэлси, и в то же время настораживало: на что надеются самураи, и что они задумали на этот раз? Военные аналитики предположили, что японцы рассчитывают на ошеломляющий удар с воздуха - в апреле этот удар по отступавшим американским кораблям не состоялся из-за элементарной нехватки у азиатов боевых самолётов, однако за прошедшие месяцы кое-что могло измениться: японская промышленность продолжала работать (хоть и со скрипом), и в японских вооружённых силах оставались ещё люди, умеющие управлять не только велосипедом. И поэтому большую часть сформированных с нуля авиагрупп двадцати четырёх авианосцев 58-го оперативного соединения составляли истребители - флотских «корсаров» и «хеллкэтов» насчитывалось около тысячи. По мнению физиков, «миязаки» с источниками энергии слишком тяжелы и громоздки - их не запихнёшь ни в «джуди», ни в «бетти», - следовательно, воздушный бой над американскими кораблями будет обычным, и закончится он примерно так же, как «большая охота на куропаток» в декабре 1944. А после этого…
Сомнений в исходе боя надводных кораблей не возникало: 15 линкоров, 44 крейсера (16 тяжёлых и 28 лёгких) и 90 эсминцев союзников - это явно больше, чем 6 линкоров, 12 тяжёлых и 12 лёгких крейсеров и 32 эсминца японцев. «Ямато» и «Мусаси», как показывает практика, серьёзные боевые машины, но четыре «айовы» с ними справятся. Арифметика - наука точная.
        Воздушная разведка боем (которую правильнее было назвать «разведкой смертями») установила, что «дьявольская зона» начинается примерно в шести-семи милях от японских кораблей, и Хэлси собирался вести артиллерийский бой на предельной дистанции, используя радары - в этой области превосходство американской техники было несомненным. Лусон (и все Филиппины) необходимо было взять - нефтяная пуповина будет перерезана, после чего окончательный крах империи Ямато станет только вопросом времени (причём не слишком продолжительного), и никакие «миязаки» самураям уже не помогут. А если ещё русские ударят с тыла и смешают с дерьмом отборные японские дивизии в Маньчжурии, премьеру Тодзио и самому микадо останется только сделать себе харакири - их песенка будет спета.
        …Флоты вошли в боевое соприкосновение утром 17 июля: в 06.42 экраны локаторов на кораблях 5-го флота украсились множеством разномастных отметок. Стволы башенных орудий зашевелились, задираясь к прозрачному безмятежному небу, и в 06.45 выплюнули несколько десятков крупнокалиберных снарядов. Океан содрогнулся, а Хэлси, стоявший на верхнем мостике «Висконсина», удовлетворённо крякнул - приятно, чёрт побери, ощущать себя повелителем такой мощи. «Мы взяли их за яйца! - произнёс «Буффало Билл» с блеском в глазах. - Приготовим яичницу с беконом!».
        Минута, потребовавшаяся снарядам для того, чтобы долететь до горизонта, казалась бесконечной. Артиллерийские офицеры на всех кораблях затаили дыхание, ожидая падения залпа, чтобы ввести поправки и (если цель будет накрыта) перейти на поражение. Но…
        Ни один радар не зафиксировал ни одного характерного всплеска, не видно их было и в оптике. То есть небольшие фонтаны - примерно такие, какие образуются при падении в воду камня весом в тонну, - разглядеть было можно, но высоченных белопенных гейзеров, рождённых взрывами, не было: ни одного. Снаряды не разрывались - они падали в море мёртвыми слитками металла, падали бессильно и безвредно, и даже шальное попадание не причинило бы японским линкорам хоть сколько-нибудь ощутимый ущерб.
        Второй и третий залпы также были безрезультатными. Над мостиком «Висконсина» повисло гробовое молчание. Хэлси сжал бинокль так, что побелели костяшки пальцев, а безмолвная линия японских кораблей полыхнула огнём: самураи дали ответный залп.
        - Я не понимаю… - пробормотал кэптен Дарелл, командир «Висконсина». - Наши снаряды не взрываются, а джапсы стреляют как ни в чём не бывало! Этого не может быть!
        …Адмирал Курита улыбался, вглядываясь в мерцающую дымку, окутывавшую его корабли: включение поля сопровождалась визуальными эффектами, и при некотором опыте их можно было заметить. Богиня Аматерасу не оставила своей милостью детей своих - это её волей на священной земле Ямато родился Тамеичи Миязака: человек, давший Японии оружие возмездия. «Два последних года гайкокудзины давили нас числом, убивая так, как охотник убивает дичь. Так пусть же теперь они почувствуют на себе, - злорадно подумал адмирал, - что значит столкнуться с силой, которой ты не можешь противостоять!».
        Линкоры Объединённого флота стреляли, и стреляли быстро и метко - отличная видимость позволяла успешно корректировать огонь без всяких радаров. А то, что они могли стрелять, объяснялось не просто, а очень просто: по команде с «Мусаси» поле отключалось, линкоры давали залп, и поле тут же включалось снова. У американцев было всего две-три секунды времени, чтобы поразить врага, на миг приподнявшего щит, и сделать это было практически невозможно. Самого Тамеичи Миязака не было на мостике флагманского корабля - вскоре после его ошеломляющего триумфа император лично запретил учёному-самураю участвовать в боях, - но хорошо обученные им операторы корабельных эмиттеров действовали безошибочно. А три месяца кажущегося бездействия флот империи использовал не только для установки новых «миязак», но и для отработки методики ведения залпового огня всей эскадрой, усовершенствовав наследие адмирала Хейхациро Того, принёсшее ему победу при Цусиме.
        Поле включено…
        …Адмирал Хэлси спинным мозгом ощутил, как вокруг него зреет паника, готовая разрядиться в истошных воплях и бестолковой суете. И неудивительно: бой слепого со зрячим превратился в бой хорошо вооруженного умелого воина с безоружным противником. Это и боем-то назвать было нельзя, и продолжение подобного «боя» грозило американскому флоту полным уничтожением: японцы утопят всех (если, конечно, у них хватит снарядов и торпед, которые, в отличие от американских, взрываются безотказно). Можно попытаться сблизиться, но кто знает, что произойдёт с кораблями, когда они войдут в «дьявольскую зону»? А если на них погаснет свет, или снаряды в погребах начнут взрываться сами по себе, без видимой причины? Как там сказал кто-то из «яйцеголовых»? (Буффало Билл запомнил эту фразу) «В уравнении можно поменять минус на плюс, и тогда вместо подавления любых реакций мы получим их спонтанную инициацию» (красиво звучит, но когда поймёшь, что за этим кроется…).
        И командующий Тихоокеанским флотом Соединённых Штатов Америки приказал отходить, испытывая при этом острое желание утопить в океане всех учёных дармоедов, а заодно и политиков, сидящих в далёком безопасном Вашингтоне и приказавших ему вести флот в безнадёжный бой. О том, что он сам рвался в этот бой, Хэлси почему-то не вспоминал - в его голове неотвязно крутилась только одна леденящая мысль: «А ведь джапы нас просто так не отпустят - у меня нет нужного превосходства в скорости эскадренного хода…».
        Буффало Билл не ошибся. Курита преследовал отступающий американский флот до темноты, выхватывая всё новые и новые жертвы, и прекратил погоню только тогда, когда на его кораблях подошёл к концу боезапас. Погибли линкоры «Алабама» и «Массачуссетс», шесть крейсеров и одиннадцать эсминцев, брошенных Хэлси в отчаянные и безрезультатные торпедные атаки - лишь бы задержать преследователей.
        Это было не поражение - это была катастрофа. И уже глубокой ночью, сидя один в каюте за бутылкой виски, Хэлси вдруг подумал: «А ведь дело идёт к тому, что Вашингтон останется далёким, но перестанет быть безопасным…».

* * *
        Известие о поражении US Navy доконало президента Рузвельта[64 - В нашей Реальности президент Рузвельт умер 12 апреля 1945 года. В этой Реальности он прожил немного дольше.]. Выслушав доклад, он хотел что-то сказать, но захрипел и бессильно обмяк в своём кресле. Губы президента ещё шевелились, и среди суеты и криков «Врача! Врача! Скорее!» госсекретарь Корделл Халл, склонившись над умирающим, разобрал еле слышное:
        - Как только будет готова… манхэттенская бомба… боевой образец… сбросьте её… на Токио. Это наш последний… шанс…
        Похороны президента Рузвельта
        - Знаете, господин президент, - негромко сказал Халл Гарри Трумэну, наблюдая за траурной процессией, - последнее желание умирающего должно быть исполнено, особенно если оно во благо Америки.
        - Согласен с вами, - так же тихо ответил новый хозяин Белого Дома. - Надо только хорошенько подумать, как это сделать. Эти проклятые «миязаки» - вот в чём проблема.

* * *
        Квантунская армия считалась элитным соединением Императорской японкой армии. Служба в её рядах была гарантией впечатляющего карьерного роста - война с Китаем шла то притухая, то вновь разгораясь, а в зоне боевых действий чины и звания растут быстрее, чем в тылу. И нацелена эта армия была на Советский Союз: Китай - это так, закуска перед сытной трапезой. А то, что японское вторжение на территорию СССР (на манер хасанского, только на пару порядков масштабнее) не состоялось, не было результатом самурайской кротости и миролюбия: для жёлтого дракона куда более опасным противником был белоголовый орёл, и воинственные сыны Аматерасу решили сначала ощипать заокеанскую птицу, рассудив, что неуклюжий русский медведь от них не убежит.
        В 1942 японская армия победно наступала по всем фронтам, и войск не хватало везде - и на Филиппинах, и в Бирме, и на островах Тихого океана, - а после гавайского поражения генералам божественного Тенно стало как-то не до войны с Россией. Янки, наращивая силы, начали отвоёвывать потерянное, продвигаясь вперёд медленно, но безостановочно, и в такой ситуации открывать ещё и Северный фронт самураям не хотелось, тем более что немцы так и не взяли Сталинград, а летом сорок третьего умылись кровью на Курской дуге. Часть войск из Манчжурии была переброшена для обороны метрополии, однако в распоряжении генерала Ямады, командующего Квантунской армии, оставалось немало сил: тридцать одна пехотная дивизия, одиннадцать пехотных и две танковые бригады, бригада смертников и отдельные части разного назначения. Ямаде подчинялись и войска «союзников»: армия Маньжоу-Го в составе двух пехотных, двух кавалерийских дивизий, двенадцати пехотных бригад и четырёх конных полков, а также монгольская меньцзянская армия «князя» Дэ Вана Дэмчигдонрова из четырёх пехотно-кавалерийских дивизий и прочие вспомогательные
формирования. Летом 1945 года генерал Отодзу Ямада в общей сложности имел более миллиона солдат, свыше шести тысяч орудий, тысячу сто танков и около двух тысяч самолётов, а на границах СССР и Монголии были возведены семнадцать укреплённых районов.
        Солдаты японской Квантунской армии с трофейными пулемётами
        Однако советские войска, усиленные закалёнными в боя дивизиями, переброшенными из Европы, имели значительный численный перевес. В составе трёх фронтов, созданных для разгрома императорской Квантунской армии - Забайкальского, 1-го Дальневосточного и 2-го Дальневосточного, - насчитывалось сто тридцать одна дивизия и сто семнадцать бригад общей численностью более полутора миллиона солдат и офицеров, большая часть которых имела боевой опыт, более двадцати семи тысяч орудий и миномётов, до семисот «катюш», пять тысяч триста танков и почти четыре тысячи боевых самолётов. И численный перевес советских войск усугублялся перевесом качественным. Японские лёгкие и средние танки «Ха-Го» и «Чи-Ха» не шли ни в какое сравнение с «тридцатьчетвёрками» и тяжёлыми «ИСами»; устаревшие японские противотанковые 37- и 47-мм орудия были бессильны даже против советских средних танков, а пушек более крупного калибра в частях Квантунской армии было очень мало. Вдобавок ко всему, многие подразделения генерала Ямады были укомплектованы плохо обученными новобранцами - война на Тихом океане высасывала все резервы империи        Замысел советского командования был прост и элегантен: несколькими сходящимися ударами рассечь Квантунскую армию на части, сварить её в огромном котле между Амуром, Уссури и Большим Хинганом, овладеть важнейшими городами Маньчжурии - Харбином, Гирином, Мукденом, - и сбросить уцелевших самураев в море: пусть добираются вплавь до своих гейш и сакур. И сил для этого, по всем прикидкам, было вполне достаточно (даже с учётом того, что вся фронтовая авиация будет парализована японскими излучателями). Но…
        Главнокомандующему войсками на Дальнем Востоке
        Маршалу Советского Союза Василевскому
        В ходе артиллерийской подготовки было отмечено чрезмерно большое количество неразрывов артиллерийских снарядов и реактивных мин, выпущенных по позициям противника. Вдоль всей линии фронта выявлены обширные (протяжённостью несколько десятков километров) так называемые «зоны молчания», где количество неразорвавшихся снарядов достигало ста процентов.
        (из боевого донесения командующего 1-м Дальневосточным фронтом маршала Мерецкова)
        Неоднократные атаки, предпринятые после окончания артиллерийской подготовки, успеха не имели: огневые средства противника не были подавлены, атаки были встречены плотным пулемётным огнём, что привело к значительным потерям.
        (из боевого донесения командующего 2-м Дальневосточным фронтом генерала армии Пуркаева)
        Использование в ходе боевых действий бронетанковых соединений было существенно ограничено неожиданными и массовыми отказами двигателей: танки не имели возможности продвигаться вперёд.
        (из боевого донесения командующего Забайкальским фронтом маршала Малиновского)
        …Наступление советских войск в Маньчжурии захлебнулось - точнее, оно завязло в зыбкой трясине непонятно чего, окружавшего японские укреплённые позиции. Кое-где советским войскам удалось вклиниться в оборону противника на несколько километров[65 - Это стало возможным благодаря недостаточному количеству «крупнокалиберных» «миязак» в частях Квантунской армии (эти установки в первую очередь направлялись на флот и в войска ПВО метрополии), нехватке операторов для них и недостаточной мощности стационарных электростанций в Маньчжурии (японцам пришлось - в качестве временной меры для затыкания дыр - использовать наспех сооружённые мобильные излучатели малой мощности).], но это было совсем не тот успех, которого ждали в Москве. Но и японские войска, отбив все атаки, не перешли в контрнаступление: для победы в рукопашном бою у самураев не было необходимого численного перевеса, а при снятии поля немедленно сказывалось огневое превосходство советских войск: организовать на суше эффективное «прерывистое» ведение огня оказалось куда сложней, чем на море.
        В полосе наступления Забайкальского фронта имели место конные стычки цириков монгольского маршала Чойбалсана и нукеров князя Дэмчигдонрова, всласть помахавших саблями, - баргутам и чахарам, рубившимся с обеих сторон, это очень даже понравилось, - но на общий ход боевых действий эти стычки практически не повлияли.
        В начале августа (после двухнедельных боёв на сопках Маньчжурии, закончившихся вничью) фронт замер: ни та, ни другая сторона не смогла одержать решительную победу. Но любое равновесие, как известно, явление временное…

* * *
        ППШ - хорошая машинка, особенно в руках умелых: таких, например, как у сержанта Клюева, отломавшего четыре года страшной войны и прошедшего под пулями от Вязьмы до Москвы, а потом от Москвы до Берлина. Но перед вылетом на боевое задание десантуру перевооружили самозарядными винтовками Токарева, и это было странным - от добра добра не ищут. «Длинновата кочерга, йомтыть, - ворчали бойцы, - автомат - оно сподручнее». Конец кривотолкам положило разъяснение командования: мол, японцы используют что-то такое, от чего огнестрел перестаёт работать - остаётся только штыком пырять. А к ППШ, в отличие от старой доброй «мосинки» или той же СВТ, штык не прислюнишь, вот в чём дело. Клюев не очень верил в эти сказки - ну как такое может быть? - однако разумный солдат тем и отличается от неразумного, что с начальством не спорит: бывают случаи, когда начальство не ошибается. А СВТ - а что СВТ? Очень даже неплохой смертоубийственный инструмент, а в штыковой так и вообще. Прыгать с ней с парашютом, конечно, не так удобно, как с ППШ, но приноровиться можно: человек - он ко всему приспосабливается.
        Прыгать не пришлось - их перебросили в Харбин на десантных планерах. И сразу же солдаты крылатой пехоты оказались в гуще боев, бестолковых и беспорядочных. Самураи стреляли отовсюду - и из убогих китайских фанз, и из каменных домов вполне европейского типа, - и как-то не замечалось, чтобы пальбе японских «арисак» хоть что-то мешало. И СВТ десантников работали как положено: до поры до времени.
        Это случилось вскоре после того, как отделение Клюева крепко сцепилось с японцами среди полуразрушенных и лениво коптящих домов центральной части города. На мостовую в нескольких шагах от сержанта шлёпнулась японская ручная граната на деревянной ручке, очень похожая на немецкую «колотушку», закрутилась, и… не взорвалась: бывает. Клюев вскинул винтовку, целясь в спину убегающего японца-гранатомётчика. Щелчок. Осечка.
        Сержант привычно передёрнул затвор, выбрасывая «гнилой» патрон. Щелчок. Осечка. Японец завернул за угол дома и скрылся из глаз, а Клюев каким-то нутряным чувством вдруг понял, что две осечки подряд - это не случайно, и что рассказы о «мареве», которое якобы напускают японцы (так окрестили солдаты дальневосточных фронтов непонятное нечто, уже неоднократно проявившееся в ходе боёв), - это не сказки. А потом из-за угла дома, куда убежал японец, с лязгом вывернулась странная и громоздкая гусеничная машина.
        Она представляла собой танковое шасси без башни, на котором возвышалась какая-то непонятная конструкция, похожая на диковинную пушку. Машина надрывно рычала, за ней тянулся густой шлейф отработанных газов - мотор «танка» работал с предельной нагрузкой, хотя двигался этот танк чуть быстрее черепахи. Все эти подробности запечатлелись в мозгу сержанта Клюева за какие-то доли секунды, а затем размышлять и анализировать стало уже некогда: за машиной толпой бежали японцы, сверкая примкнутыми штыками, а впереди них широким шагом шёл офицер с самурайским мечом в руках. Однако главное сержант понять успел: перед ним та самая японская диковинка, за которой десантников и послали в тыл противника, и за захват которой «виновнику торжества» полагалась присвоение звания Героя Советского Союза. И всплыло в сознании Клюева услышанное на инструктаже.
        - А как отыскать эту штуку, товарищ полковник? По каким признакам?
        - Ищите и обрящете, капитан, - полковник с лиловым шрамом на щеке улыбнулся кривой усмешкой. - А признак у неё один, зато такой, что его ни с чем не перепутаешь: как только ваши винтовки превратятся в нестреляющие железные палки, так и знайте - тут она где-то, голубушка, причём недалеко. По последним данным, радиус действия японских передвижных установок не более километра - точнее сказать некому, нету, понимаешь, живых свидетелей…
        …Рукопашный бой был свирепым. Японцы умело орудовали штыками, и если бы на месте десантников с их спецподготовкой оказались бы солдаты обычной пехотной части, им пришлось бы туго. Офицер-самурай так вообще изумлял - циркач, да и только. В считанные секунды он зарубил троих десантников (да как - разделал, можно сказать, как мясник туши) и натворил бы ещё немало бед, если бы Демьян Чалов, здоровенный сибиряк, не подхватил железный лом, валявшийся среди груды битого кирпича, и не огрел бы им лихого меченосца от всей широкой русской души. Хрустнуло смачно, и брызнуло во все стороны красненьким да мокреньким…
        Катаны к бою!
        Пропоротые штыками тела валились одно за другим, и не разобрать было в горячке боя, кто умер на этот раз - желтолицый обитатель японских островов или рязанский парень, переживший Великую Отечественную и встретивший свою судьбу здесь, в Маньчжурии. Но мало-помалу десантники брали верх: их капитан дал по рации заветный сигнал «Экстра», и русские парашютисты стягивались теперь к «точке обнаружения» как муравьи на сладкое. А сержант Клюев, заваливший уже двух противников, не спускал глаз с японца, сидевшего за «пушкой», и сожалел, что не может снять самурая одним выстрелом - не получалось потому что выстрелить.
        А самурай этот сидел себе спокойно (причём не за бронёй, а на свежем воздухе) и, казалось, дремал: глаза его были полузакрыты, и вообще он выглядел отрешённым, словно и не кипел вокруг смертный бой. И было в его отрешённости что-то зловещее: Клюеву вдруг почудилось, что японец колдует (тьфу, глупость какая…), и вот-вот наколдует что-то такое, от чего всем боевым товарищам сержанта придётся очень несладко. И тогда сержант Клюев, взрослый мужик, прокопчённый дымом войны и умытый на её полях своей и чужой кровью, ухватил первый попавшийся под руку увесистый обломок кирпича (благо их тут было много) и метнул его в японца - точно так же, как швырялся в детстве камнями в диких уток (кто ж мальцу ружьё-то доверит?). И попал - точнёхонько в голову.
        «Спящий» самурай бессильно откинулся на спину в своём кресле, и тут же грохнуло несколько выстрелов: оружие снова заговорило. Клюев бросился вперёд, к танку, мимоходом сбив с ног прикладом малорослого азиата, сунувшегося ему наперерез, и…
        Над танком взметнулся фонтан кипящего пламени. Сержанта отшвырнуло назад как пушинку и со всего размаху припечатало лопатками о стену дома. В глазах потемнело. «Эх, плакала моя золотая звёздочка…» - подумал Клюев, теряя сознание.
        Все попытки захватить установку под кодовым названием «миязака» успеха не имели. Излучатели «миязака», как достоверно установлено, снабжены самоликвидаторами, и при угрозе захвата взрываются. Все собранные на месте взрывов фрагменты отправлены в специальный отдел при штабе 1-го Дальневосточного фронта.
        (из боевого донесения N-ской воздушно-десантной бригады)

* * *
        Планеры летели сквозь ночь. Их было шестнадцать - гигантские машины компании «Лейстер-Кауфманн»; «троянские кони», рождённые могучей американской индустрией как результат обширной планерной программы США, развёрнутой в 1941 году под руководством Левина Берингера. Эти громадные - размах крыльев девяносто шесть футов - планеры предназначались для десантирования сорока солдат с шестидюймовой гаубицей и должны были использоваться в ходе предстоящего вторжения американских войск в Японию. Но всё изменилось - о десанте на японские острова уже не могло быть и речи, и «троянские кони» получили новую боевую задачу. К побережью Японии их доставили транспортные самолёты C-54А «скаймастер» - подтащили на буксире, как лошадей за уздечку, - а в ста милях от Токио «поводыри» расцепили буксировочные тросы, и планеры перешли в свободный полёт.
        Они летели к столице империи Ямато, постепенно снижаясь. Вылет этой «эскадрильи особого назначения» с Марианских островов дважды откладывался по метеоусловиям, но в ночь с пятого на шестое августа 1945 года синоптики дали добро: погода - прежде всего ветер - благоприятствовала. «Троянские кони» скользили в тёмном небе бесшумно, словно призраки: их элероны и триммеры время от времени чуть двигались, корректируя полёт, хотя в просторных кабинах планеров не было ни единого человека. Табун «коней» гнали на Токио «погонщики» - планеры управлялись по радио с четырёх самолётов наведения, державшихся в ста пятидесяти милях позади. И работали во вместительных фюзеляжах CG-10 простейшие часовые механизмы - древние и надёжные, как гвозди. Америка наносила ответный удар…
        Американский планер «Лейстер-Кауфманн» CG-10 «Троянский Конь»
        Японские радиолокаторы системы противовоздушной обороны своевременно засекли приближение американских самолётов - после разрушительных налётов весны сорок пятого, когда «сверхкрепости» пролили на город напалмовый дождь, защита Токио от воздушного нападения была усилена. Но особой тревоги появление в небе Японии вражеских крылатых машин не вызвало: десятки «миязак» надёжно прикрывали столицу сплошным куполом, простиравшимся до горизонта и вверх до высоты двенадцати километров. Гайкокудзины в своей бессильной злобе никак не уймутся? Что ж, и эти самолёты упадут на землю, и их обломки смешаются с обломками их предшественников. Истребители - как обычно, на всякий случай, - вырулили на взлётные полосы, но не спешили взлетать: «миязакам» ведь всё равно, какие двигатели останавливать, американские или японские. Защитный купол замкнулся, и операторы радарных станций внимательно следили за отметками на экранах, чтобы не пропустить момент, когда самолёты янки начнут падать - это ведь так интересно!
        Этого не произошло. «Троянские кони» вошли в поле и начали описывать широкие круги, опускаясь всё ниже и ниже, но не падая. А из их подкрыльевых баков на спящий город полились потоки мутной жидкости, быстро превращавшейся в белёсый пар, и упали на Токио сотни мелких бомб, лопавшихся на небольшой высоте и выпускавших клубы точно такого же пара.
        Американцы пустили в ход химическое оружие - иприт и дифосген. Выливные баки открылись механически, и баллоны со сжатым отравляющим газом самовскрывались на заданной высоте - бомбы не взрывались в привычном смысле этого слова. Удар был страшен своей неожиданностью: если военные имели противогазы, то у сотен тысяч мирных жителей не было никаких средств защиты - за все годы войны на Тихом океане химическое оружие ещё ни разу не применялось. И теперь в кварталах Токио умирали в муках тысячи людей…
        Почему вражеские самолёты не падают, японцы поняли быстро. Шумопеленгаторы не фиксировали гул моторов, а это значило, что моторов у американских машин попросту нет. И тогда по команде защитное поле было снято, и в чёрное небо поднялись десятки ночных истребителей - воины микадо не могли допустить, чтобы проклятые гайкокудзины подло и безнаказанно убивали беззащитных женщин и детей. Истребители рвали планеры на куски пушечными очередями - «троянские кони» погибали один за другим, до последней минуты продолжая опустошать свои бомбоотсеки.
        …Радар «Энолы Гей», летевшей в девяноста милях позади планеров на высоте девяти километров, засёк взлёт японских ночных истребителей сразу же: лейтенант Джекоб Безер и сержант Джо Стиборик не отрывали глаз от индикаторов.
        - Ну, парни, вперёд, - произнёс полковник Тиббетс, ощущая противную сухость в горле. - Наши «загнанные лошади» должны продержаться четверть часа, отвлекая джапсов, - мы или сорвём банк, или…
        Что означает «или», командир «бэ-двадцать девятого» не договорил - это было ясно и так.
        Бомбардировщик дал полный газ. Японские радары его, конечно, засекут, но что это изменит? Самураи решат, что это ещё один припоздавший планер, а если и услышат шум мотора, не будут они включать поле ради одного-единственного вражеского самолёта - что он может сделать? В воздухе десятки истребителей - сесть они не успеют, но сбить янки-одиночку - это запросто.
        Расчёт оказался точным. Под крылом «Энолы Гей» уже потянулись кварталы Токио, затянутые ядовитой ипритной дымкой, а моторы бомбардировщика по-прежнему работали ровно, без перебоев. На самолёт Тиббетса со всех сторон устремились японские «рейдены»[66 - «Гром» (яп.). Японский истребитель-перехватчик J2M3, вооружённый четырьмя 20-мм пушками.], выискивая бомбардировщик среди частокола прожекторных лучей, но атомный «Малыш» уже отделился и пошёл вниз, на обречённый город. Вспышка была ослепительной…
        Полковник Тиббетс грамотно - как учили! - увёл свой самолёт от ударной волны, но вернуться на Тиниан и получить заслуженную награду ему не удалось. Ядерный гриб смёл большую часть японских перехватчиков, но лейтенант Акамацу[67 - Легендарная личность. Самый результативный пилот-перехватчик японских ВВС, «специалист» по тяжёлым бомбардировщикам, имевший на счету как минимум 30 документально подтверждённых побед (а реально - значительно больше) и за восемь лет службы не разу не сбитый и не получивший ни одной царапины. Однако в лётной книжке лейтенанта Садааки Акамацу числилось всего 19 побед: дело в том, что он был ещё и беспробудным пьяницей и непроходимым бабником. Известны случаи, когда во время очередного налёта за Акамацу высылали автомобиль, чтобы вытащить мертвецки пьяного аса из очередного притона, привести в чувство нашатырём и усадить в кабину перехватчика. Именно в таком состоянии Акамацу вылетел в одиночку против 75(!) «Мустангов» во время налёта на Йокогаму 29 мая 1945 г и сбил P-51D лейтенанта Рафаса Мура.] вцепился в хвост «Энолы» и сбил её: пылающий самолёт, разваливаясь, рухнул в
океан. Искать и подбирать уцелевших членов экипажа японцы не стали, и, наверное, это было для пилотов большим счастьем…
        Майор Томас Фереби, бомбардир «Энолы Гей», неплохо отработал упражнение под названием «ночное бомбометание по заданной цели», но главную задачу «Б-29» всё-таки не выполнил: ни императорская резиденция, ни таинственная лаборатория Тамеичи Миязака, о которой было известно только то, что она находится «где-то в окрестностях Токио», не пострадали - сила взрыва оказалась меньшей, чем ожидалось. Жертвами «Малыша» стали двести тысяч мирных жителей, но этот «успех» был более чем сомнительным.
        «Теперь война пойдёт без пощады!» - гласил специальный императорский рескрипт, вышедший на следующий день.
        Строчки рескрипта микадо сочились кровью…
        Глава четырнадцатая. Щит и меч
        Париж лета сорок пятого года чувствовал себя неплохо. Город, в отличие от многих других европейских столиц, избежал разрушений - и немцы в 1940-м, и американцы в 1944-м взяли его без боя, без грохота орудий, без тяжёлых фугасных бомб. Германская оккупация Парижу не повредила - она была и прошла, растаяла, стекла мутной водой в канализацию, и древний город вернулся к обычному своему бытию: на его бульварах и улицах по-прежнему работали маленькие кафе и магазинчики, суетились люди, озабоченные своими житейскими делами, и художники на Монмартре снова выставляли на продажу свои картины с цветами и девушками. И не было на этих картинах никаких танков, пушек и прочих ужасов войны - война кончилась. То есть она не совсем кончилась - говорят, на Тихом океане ещё стреляют, - но какое дело французскому обывателю до выстрелов и взрывов, грохочущих за тысячи лье от Франции, где-то в Юго-Восточной Азии? Не каждый из них знал, где она вообще есть, эта Азия Юго-Восточная.
        Париж, 1945 год
        Франция оживала. Генерал де Голль, энергичный патриот своей страны, избавлялся от назойливой американской опеки, грозившей обернуться зависимостью прекрасной Франции от желчного Дяди Сэма, возрождал былое величие страны Ришелье и Наполеона, и никто из парижан нисколько не сомневался в том, что американские патрули на улицах Парижа скоро исчезнут: вы нас освободили от бошей - спасибо, но пора вам и честь знать.
        Вероятно, такого же мнения придерживался человек в мягкой шляпе, лёгком сером плаще, распахнутом по летнему времени, и с небольшим желтым саквояжем (добротным, сейчас таких не делают), шагавший по бульвару Рошешуар. Он неодобрительно покосился на группу американских солдат, развалившихся в плетёных креслах на веранде маленького кафе и усердно потреблявших пиво. Возможно, миловидная официантка этого кафе также не испытывала к бравым «джи-ай» особо тёплых чувств, но обслуживал она их проворно и даже улыбалась в ответ на двусмысленные шуточки, отпускаемые ими в её адрес, - янки платили, и платили щедро.
        Человек в плаще шел не спеша, но целеустремлённо. Он то и дело поглядывал на номера домов, явно отыскивая нужный адрес, и вскоре нашёл, что искал: не доходя квартала до Плас Пигаль с её знаменитой «Красной Мельницей»[68 - Place Pigalle - площадь в районе «красных фонарей» в Париже, на которой расположено кабаре Moulin Rouge («Красная мельница»).], он остановился у одного из домов и толкнул входную дверь.
        - Что угодно мсье? - спросила его седенькая благообразная консьержка, услышавшая треньканье дверного колокольчика.
        - Мсье угодно найти квартиру номер семнадцать, - ответил человек в плаще. Голос у него был приятный, и консьержка это отметила. А ещё она отметила, что этот мсье - человек порядочный: не забыл положить монетку на столик перед консьержкой.
        - Третий этаж, мсье, и направо, - проворковала консьержка, удалив монету со стола одним движением руки, напоминавшей птичью лапку. - По-моему, её хозяйка сейчас дома.
        - Благодарю вас, мадам.
        «Ах, какой мужчина… - подумала она, глядя вслед незнакомцу, поднимавшемуся по лестнице. - Будь я лет на тридцать помоложе, я бы… Ах, молодость, молодость… А Жанет времени зря не теряет, и правильно делает: женщина она красивая, а муж её неизвестно где».
        Поднявшись на третий этаж, человек с саквояжем остановился у двери с медными цифрами «1» и «7», секунду помедлил и решительно нажал кнопку звонка. Не похоже было, что он явился на любовное свидание - человека в плаще привело сюда что-то другое.
        За дверью послышались лёгкие шаги, звякнула дверная цепочка. Дверь приоткрылась, и человека в плаще встретил внимательный взгляд серых женских глаз.
        - Мадам Беранже?
        - Это я. Кто вы такой, и что вам нужно?
        - Меня зовут Андрэ Нуарэ. Я писатель, - с этими слова человек с саквояжем извлёк из внутреннего кармана визитную карточку и протянул её хозяйке, настороженно смотревшей на него. - Я хочу с вами поговорить, а нужно мне это для моего нового романа, прототипом главной героини которого, - мужчина широко улыбнулся, - будете вы, мадам Беранже. Вы позволите мне войти?
        Они прошли на кухню, и мадам Беранже, усадив гостя, сделала кофе - её опасливая насторожённость явно уступила место заинтересованности.
        - Ячменный, - сказал она, ставя на стол дымящиеся чашки. - Извините, другого нет. Я вас слушаю.
        - Это я вас буду слушать, мадам, - Андрэ снова улыбнулся, и Жанет почувствовала, что она тает, как кусок масла на солнце: сидевший перед ней человек располагал к себе и своим мужественным обликом, и бархатным баритоном, и лицом, и белозубой улыбкой. - Я кое-что о вас знаю, но мне хотелось бы узнать кое-что ещё: без этого в моём новом романе не будет правды жизни.
        На самом деле человек, назвавший себя Андрэ Нуарэ, знал почти всё о женщине по имени Жанет Беранже. Он знал, что она жена капитана 1-го ранга Режи Беранже, бывшего командира крейсера «Ламотт-Пике», а ныне командира линкора «Ришелье», направленного на Дальний Восток; он знал, что их бурный роман начался в 1928 году в Индокитае, где юная Жанет, филолог-ориенталист, работавшая в составе англо-французской этнографической экспедиции, занимавшейся среди всего прочего поисками литературных раритетов Сиама и Аннама, познакомилась в Сайгоне с бравым capitaine de corvette[69 - Капитан 3-го ранга (франц.)] Беранже и молниеносно разрушила его первый брак; он знал, что у них двое детей, мальчик и девочка, и знал, где они сейчас. Он знал, что дом мадам Беранже в Тулоне был разрушен американской бомбой, и что сама Жанет в сорок третьем бежала из Тулона в Париж, спасаясь от гестапо, которое после затопления в Тулоне кораблей французского военно-морского флота очень интересовалось членами семей французских морских офицеров, и нашла себе пристанище у сестры своего мужа, жившей в Париже. А ещё он знал, что девичья
фамилия мадам Беранже - Уотерфилд, что она англичанка, что когда-то её звали Дженни, что она закончила Кембридж и обучалась там в то же самое время, что и японец по имени Тамеичи Миязака. И то, что между молодым японцем и молодой англичанкой была тогда пылкая страсть, тоже было известно человеку, назвавшему себя Андрэ Нуарэ - именно по этой причине он и оказался в Париже, на третьем этаже старинного дома на бульваре Рошешуар, в квартире номер семнадцать.
        - А как будет называться ваш новый роман? - спросила Жанет.
        - «Запад и Восток», мадам.
        - Запад и восток? Как у Киплинга? Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись…
        - Иногда, - Андрэ посмотрел на хозяйку, - эти непримиримые антагонисты сходятся, и даже… любят друг друга, как Ромео и Джульетта. Это и будет основной идеей моего романа.
        - Так вот в чём дело… Понимаю, понимаю. Вот уж не думала, что та полузабытая история моей юности может кого-то заинтересовать, а тем более писателя.
        - Жизнь, мадам, закручивает такие истории, какие и не снились самым талантливым сочинителям. Надо только не пройти мимо и огранить эти истории литературным слогом.
        - Ну что ж, давайте вспоминать, - Жанет улыбнулась, но улыбка её была бледной.
        «Ага, - подумал Андрэ, внимательно следивший за выражением её лица. - Помнишь ты свою первую любовь, голубушка, и хорошо помнишь. Ох, чую, не зря я сюда пришёл…».
        - Вы не будете возражать, если я кое-что запишу?
        - Нет, конечно.
        Мсье Нуарэ наклонился к своему саквояжу, ручной собачкой устроившемуся у его ног, раскрыл его, и извлёк оттуда видавший виды разлохмаченный блокнот в потёртом кожаном переплёте. Одновременно он незаметным движением пальца включил портативный магнитофон, прятавшийся в саквояже, замаскировав негромкий щелчок шуршанием бумаги.
        Рассказывая о прошлом, Жанет увлеклась. Глаза её заблестели, на щеках проступил румянец. Писатель слушал её внимательно, не перебивая и лишь время от времени вставляя краткие уточняющие реплики. Казалось, ему крайне интересно, что чувствовала Дженни, и как забилось её сердце, когда Тамеичи Миязака впервые дотронулся до её руки, и как при этом смутился сам японец, но Андрэ исподволь сворачивал беседу к научным откровениям молодого самурая, которых не могло не быть: влюблённые во все времена высказывали предмету своего обожания самые свои сокровенные мысли и чаяния. Нуарэ делал это весьма искусно, однако мадам Беранже оказалась женщиной наблюдательной.
        - Мне кажется, мсье, - сказала она с лёгкой улыбкой, - что вы не только писатель, но ещё и физик: ваш интерес к герою моего давнего романа несколько специфический.
        «А она далеко не глупа, - мелькнуло в голове Нуарэ. - Да, выпускница Кембриджа и круглая дура - понятия малосовместимые».
        - Дьявол кроется в деталях, мадам Беранже, - ответил он с максимально возможной искренностью. - Писатель должен писать о том, что он хорошо знает, или, как вариант, о том, о чём никто ничего не знает. В любом другом случае непременно найдутся знатоки, которые поднимут страшный вой: «Вы только посмотрите, какую глупость он написал! Это же просто кошмар!». Вот поэтому…
        - Резонно, - согласилась Жанет. - Но здесь я вряд ли смогу вам чем-то помочь. Я гуманитарий и никогда не имела склонности к точным наукам. Вот разве что… - она на миг задумалась. - Как-то вечером, когда было уже темно, и всё небо усеяли звёзды, мы гуляли на берегу Кем. Погода была чудесная… Он поднял голову, посмотрел на всё это великолепие и сказал: «Вселенная едина. И светлячок на ветке, и далёкая звезда - явления одного порядка, надо только это понять. Нужно проникнуть в суть вещей, и тогда мыслию своей можно будет перевернуть мир, и тепло станет холодом, мрак - светом, добро - злом, и всё Мироздание уподобиться глине в руках умелого скульптора. Мысль человеческая может всё: и погасить огонь, и вновь его зажечь, и отменить земное тяготение, и ввергнуть всю Вселенную в хаос, переставив первокирпичики Мироздания по своему желанию. И я этого добьюсь…». И глаза у него при этом были бездонными: в них могла бесследно утонуть вся Вселенная. Мне стало страшно, и я спросила его: «Ты хочешь уподобиться богу?». «А почему бы и нет? - ответил он. - Синто, наша религия, - это путь богов, так переводится на
ваш язык это слово, а в каждом разумном существе есть частица Будды, и каждый может стать Буддой. А в вашей религии сказано «Бог создал человеку по образу и подобию своему», значит, человек может стать равным богу силой мысли». И, похоже, моему Тамео удалось это сделать…
        - Удалось?
        - Послушайте, мсье, неужели вы думаете, что я обычная французская домохозяйка с её куриными интересами? Я слежу за тем, что творится на Тихом океане, и знаю о том, что случилось весной на Филиппинах. Я слежу за этим, потому что туда отправился мой муж, отец моих детей, которого я, как ни странно, всё ещё люблю. И я могу вам сказать, что там произошло: Тамеичи Миязака переворачивает мир, переставляя первокирпичики мыслию своей. И он его перевернёт, если его не остановить: я в этом уверена.
        - Вы его тоже всё ещё любите? - осторожно спросил Нуарэ.
        - Люблю, - спокойно ответила Жанет. - Но эта моя любовь может слишком дорого стоить всем людям, а я этого не хочу. Вы умеете слушать, Андрэ. Это редкий дар, особенно для мужчины - обычно вы слушаете только самих себя. Но я была с вами откровенна не только поэтому: я надеюсь, что ваш роман прочтут люди и поймут, с чем они имеют дело. И может быть, это их спасёт… - Она зябко передёрнула плечами, взяла шерстяную шаль, висевшую на спинке стула, и накинула её на плечи, словно ей стало холодно тёплым летним днём. - А кстати, что вы уже успели написать? Мне незнакомо ваше имя, мсье. Я специалист по восточной литературе, но я читаю и нашу западную литературу. Я знаю, кто такие Ремарк и Хэмингуэй, но фамилия Нуарэ мне ни о чём не говорит.
        - Я неизвестен, мадам Беранже, - пока что. Но мой роман «Восток и Запад» станет шедевром - это я вам обещаю. А теперь мне пора, я и так отнял у вас много времени.
        «Прошло уже больше часа, - подумал Андрэ, бросив взгляд на свои наручные часы, - плёнка в магнитофоне скоро кончится. Эта любвеобильная мадам рассказала мне всё, что знает, я в этом уверен. Не знаю, будет ли от её рассказа хоть какой-то толк, но большего от неё уже не добиться. Надо уходить: я чувствую опасность».
        Он убрал блокнот, защёлкнул саквояж, встал и потянулся за шляпой.
        - Благодарю вас, мадам Беранже: и за ваш рассказ, и за ваш кофе.
        Она молчала, глядя на него снизу вверх. Нуарэ взял её руку и поцеловал кончики пальцев. Они были холодны как лёд.

* * *
        Выйдя на улицу, Андрэ запахнул плащ и пошёл по направлению к бульвару Клиши. Но не прошел он и пару десятков шагов, как услышал за спиной ворчание автомобильного двигателя. Автомобили на улицах Парижа летом сорок пятого года были явлением ещё не слишком обыденным, и Нуарэ насторожился. Но оглядываться он не стал: пройдя несколько шагов, он остановился у витрины небольшого магазина и сделал вид, что его заинтересовали выставленные там женские шляпки. Стекло оказалось отличным зеркалом: Андрэ увидел, как возле дома, который он покинул пять минут назад, остановились два джипа. В одном из них находилось несколько американских солдат, которые так и остались сидеть, а из другого вышли двое в гражданском и уверенно направились к входной двери. «Кажется, я вовремя унёс ноги» - подумал Нуарэ. Встречаться с американцами ему совсем не хотелось: да, янки, конечно, союзники, но если они явились сюда за тем же самым, зачем и он (а похоже, так оно и есть), они не слишком обрадуются представителю «конкурирующей организации» и могут даже обидеться, причём сильно. И Андрэ, по-прежнему не оборачиваясь, ускорил        Жанет, проводив гостя, недолго пребывала в одиночестве: не прошло и десяти минут, как в двери снова позвонили. «Нуарэ вернулся? - подумала женщина, сбрасывая цепочку. - Наверное, он что-то забыл, или хочет спросить меня ещё кое о чём».
        К её удивлению, это был не тот, кто назвался писателем Андрэ Нуарэ. На лестничной площадке стояли двое, похожие друг на друга до мелочей - Жанет даже подумала, что у неё двоится в глазах.
        - Мадам Беранже? - деловито осведомился один из одинаковых с лица.
        - Это я…
        - Мы из военной разведки генерала де Голля. Нам необходимо задать вам несколько вопросов. Вы предпочтёте ответить на них здесь или поедете с нами?
        - Если вас интересует Тамеичи Миязака, - холодно ответила Жанет, - то я всё уже рассказала вашему коллеге, который был здесь четверть часа назад. Больше я ничего не знаю, и поэтому прошу оставить меня в покое.
        Американцы недоумённо переглянулись.
        - Коллеге? - спросил второй из близнецов. - Какому коллеге?
        - Вам лучше знать, - женщина пожала плечами. - Его зовут Андрэ Нуарэ - во всяком случае, так он представился. И он, - ядовито добавила она, - говорил по-французски гораздо лучше вас, господа разведчики генерала де Голля!

* * *
        «Так, - лихорадочно соображал на ходу человек, назвавший себя писателем Андрэ Нуарэ. - Янки сядут мне на хвост, если уже не сели, и добраться до Германии, до нашей зоны, мне будет трудновато. В борьбе разведок союзников нет - американцам не нравятся просоветские симпатии де Голля, и они прореживают во Франции нашу агентуру, а заодно и коммунистические фракции французского движения Сопротивления. А если дело касается японского сверхоружия, наши заокеанские союзнички не остановятся ни перед чем, и на их месте мы поступили бы точно так же. Чёрт, надо бы подстраховаться - умные люди не складывают все яйца в одну корзину. Всё, что рассказала мне Дженни-Жанет, я помню слово в слово, память у меня уникальная, чем и горжусь. Но вот плёнка - с кем бы её передать нашим как запасной вариант? Кого из нашей местной агентуры я могу отправить с ней в Германию? Надо подумать…».
        Опасаясь возможной слежки, Андрэ решил сделать крюк и пройти через Пигаль, «весёлый квартал» Парижа. Несмотря на то, что до вечера было ещё далеко, народу здесь хватало - мужчин, выживших в страшной войне и забывших вкус женских губ, тянуло сюда как магнитом, - в этой толчее, пронизанной искрами голодной страсти, оторваться от слежки было легче лёгкого. «Блядство, - подумал Нуарэ, лавируя среди парочек и одиночек, занятых поиском пары, - это излюбленное занятие человечества, такое же древнее, как война. Только от блядства больше пользы».
        Андрэ шёл, не обращая внимания на призывные взгляды жриц любви, уже занявших свои рабочие места. Он поравнялся с кафе под жутковатым называнием «Ад» - над дверями заведения скалилась огромная дьявольская морда (как бы намекая, что всяк сюда входящий попадает к черту в зубы), - и тут двери кафе распахнулись настежь, и из-под чёртовой хари вывалились, поддерживая друг друга, двое советских офицеров, капитан и майор, в полной форме и при орденах.
        «Весёлый квартал» Парижа. Кафе «L'Enfer» («Ад»)
        Нуарэ замер от неожиданности. Первое, что пришло ему в голову - это маскарад, устроенный непонятно кем и неизвестно зачем, но сочный русский мат, которым общались между собой воины, вызывал серьёзные сомнения в том, что это инсценировка. Лица обоих гусаров носили следы многодневного загула; картину дополняли две средней потрепанности девицы, пиявками повиснувшие на бравых воителях: слева и, соответственно, справа. И он понял, что перед ним не ряженые - Андрэ уже слышал о подобных историях, имевших место быть в разных градах и весях послевоенной Европы, но никак не предполагал, что братья-славяне доберутся аж до Парижа[70 - В основу положены реальные события. Вскоре после победы над гитлеровской Германией, когда победный хмель ещё вовсю кружил головы, двое советских офицеров действительно ездили на «виллисе» из Потсдама в Париж - погулять-развеяться, - и благополучно вернулись обратно: «холодная война» ещё не началась, и на всех американских постах русских союзников встречали с полным радушием. О том, что стало с лихими участниками «второго русского взятия Парижа» по возвращении в часть, история
умалчивает.].
        Решение пришло мгновенно.
        - Здравствуйте, товарищи офицеры, - произнёс он по-русски, подходя к живописной группе. Гвардейцы, силясь сохранять равновесие, воззрились на него в полном недоумении.
        - Кто таков? - хрипло спросил майор, используя в качестве опоры льнувшую к нему француженку. - Эмигрант, что ли?
        - Я не эмигрант, - в голосе Нуарэ отчётливо лязгнул металл. - Я сотрудник советской разведки Андрей Чернов. Слушайте сюда: вы сворачиваете ваш праздник жизни, даёте под зад коленом вашим барышням, трезвеете, и немедленно едете туда, откуда прибыли. Машина у вас, думаю, есть, не пешком же вы сюда притопали.
        - М-машина есть, - пробормотал капитан. - А зачем?
        - А затем, что дело государственной важности. Я дам вам магнитофонную пленку, а вы по возвращении в часть немедленно - немедленно, слышите? - передадите её начальнику особого отдела. Это в ваших же интересах: мне почему-то кажется, что родное начальство вас за ваши художества по головке не погладит. А так, глядишь, вывернетесь. Это понятно?
        Оба офицера молча кивнули. Майор икнул. Француженки смотрели на Андрэ-Андрея Чернова-Нуарэ с раздражением: какого чёрта этот хорошо одетый мсье отнимает у них их нелёгкий хлеб?
        Оглянувшись по сторонам, Андрей вынул из саквояжа катушку с магнитной лентой. Капитан, отцепив от себя девицу, достал из кармана цветной иллюстрированный журнал.
        - Завернуть, - пояснил он, трезвея прямо на глазах.
        - Ребята, - сказал Чернов, - я не шучу. Дело очень серьёзное, и от того, довезёте ли вы эту пленку, зависят жизни тысяч, а может, и миллионов людей. И запомните: скажете в особом отделе кодовое слово «миязака». Там поймут. Не подведите.
        - Не подведём, - коротко уронил майор. - Ну, девушки, адьё, оревуар, мерси с боку. Пишите письма, наше вам с кисточкой.
        «А не зря ли я им доверился? - думал Нуарэ, глядя вслед удалявшимся офицерам. - Они же лыка не вяжут… Хотя нет, уже вяжут - сообразили, что у них появился шанс выйти сухими из водки. Что ж, теперь можно подумать и о себе».
        …Подумать о себе у Чернова не получилось - на выезде из Парижа его остановили на американском контрольно-пропускном пункте. Поняв, что это не случайно, и что янки ищут не кого-то, а именно его, советский разведчик пустил в ход оружие. Он застрелил сержанта и двух солдат, снёс радиатором шлагбаум и выжал акселератор. И может быть, ему удалось бы уйти - Андрэ Нуарэ неплохо знал предместья и окрестности Парижа, - если бы, по закону подлости, у его потрёпанного «Пежо-202» не лопнуло переднее колесо. Машину повело, она воткнулась в придорожный фонарный столб и была расстреляна из автоматов «томпсон», безжалостно изрешетивших и автомобиль, и сидевшего в нём человека…
        А капитан и майор, чьих имён история не сохранила для благодарных потомков, без всяких приключений выбрались из Парижа и помчались с ветерком на северо-восток, делая по пути короткие остановки в городках Европы, возвращавшихся к мирной жизни, чтобы передохнуть-перекусить-заправиться бензином-опрокинуть стаканчик-другой с братьями по оружию. Возвращение блудных сыновей было далеко не триумфальным - по прибытии в часть друзья-доброхоты известили гуляк, что командование рвёт и мечет, и жаждет крови: «Вазелином не отделаетесь, дело пахнет керосином».
        - Явились, сучьи дети! - приветствовал их генерал, багровея от злости. - Штрафбат по вам плачет горючими слезами, жаль, война кончилось. Ну ничего, отправитесь в места прохладные, там живо кровь горячую остудите! Эх вы, дурьи головы…
        - Виноваты, товарищ генерал, - скромно ответствовали самовольщики. - Сознаём и готовы понести по всей строгости. Нам бы только с начальником особого отдела встретиться - информация у нас государственной важности.
        - А он тоже жаждет с вами встретиться, - громыхнул генерал, - просто сгорает от нетерпения! Товарищ полковник!
        На зов из соседней комнаты старинного немецкого особняка, в котором располагался штаб N-ской гвардейской дивизии, явился грузный полковник, и выражение его лица не обещало героям ничего хорошего.
        - Что тут у вас? - спросил он, недобро щурясь.
        - Вот, товарищ полковник, - майор протянул ему магнитофонную плёнку, завёрнутую в яркую страничку, вырванную из журнала «Beauty Parade».
        - Это ещё что такое? - переспросил полковник, уставившись на полуобнажённую девицу, нагло пялившуюся на него с обёртки.
        - Запись тут магнитная. Плёнка, - поспешил пояснить майор и добавил: - Мизизюка, то есть, как её, мизизяка.
        Особист переменился в лице.
        - Может быть, миязака? - уточнил он вполголоса.
        - Так точно, товарищ полковник! - гаркнули оба офицера. - Миязака! Слово больно заковыристое…
        - Так, - прервал их особист. - Молчать. Товарищ генерал, прошу немедленно выйти на связь с лётчиками. Мне нужен самолёт на Москву, и как можно скорее. Этих - арестовать. В Москве разберутся. Я полечу вместе с ними.
        - А что с ними будет? - спросил генерал, когда обоих офицеров увели. - Отважные ребята, фронтовики, прошли огонь и воду, со смертью взасос целовались. А что загуляли, так с кем не бывает? Живые люди… Жалко мне их, понимаешь?
        - Не знаю я, что с ними будет. Может, расстреляют, а может - наградят. Повернуться может и так, и этак, - равнодушно ответил начальник особого отдела.

* * *
        То, что «миязакам» необходимо противопоставить равное оружие, в Советском Союзе поняли после первого же боевого применения «миязак» в апреле сорок пятого - для такого вывода из ряда вон выходящей гениальности не требовалось. Но когда учёные взялись за дело, стало ясно, что для создания чего-то подобного «миязакам» без нестандартной идеи не обойтись.
        Всё, что было известно об этих загадочных аппаратах, повергало учёных в изумление - этого не может быть! Но явление существовало, и требовало объяснения: всё может быть, надо только понять как. Для работы над проектом, зашифрованным набором букв и цифр, и получившим неофициальное название «наш ответ самураям», были привлечены лучшие умы страны: ядерный физик Игорь Курчатов и его брат Борис, ведущий советский радиохимик; Александр Прохоров, радиофизик и основоположник рождавшейся квантовой электроники; Пётр Капица, неплохо осведомленный обо всех мировых достижениях в области физики - он тринадцать лет, с 1921 по 1934 год, работал в Кавендишской лаборатории Резерфорда и, что представлялось особенно важным, лично знал Тамеичи Миязаку, никому не известного, но очень старательного кембриджского студента. И появились в коридорах научного центра, спешно созданного в Подмосковье, исхудавшие люди со специфическим выражением глаз: по личному распоряжению Сталина просьбы Капицы, касавшиеся освобождения тех или иных осуждённых «врагов народа», удовлетворялись немедленно - в научных лабораториях от этих людей
было гораздо больше пользы, чем на лесоповале. Они работали добросовестно и в то же время прекрасно понимали, что отсутствие результата легко и просто может быть расценено как сознательный саботаж - со всеми вытекающими отсюда последствиями[71 - Восток - дело тонкое, а Россия, где в крепком коктейле перемешались Восток и Запад, ещё тоньше. В 70-е годы прошлого века капитан 1-го ранга Б., начавший служить ещё в 40-е, говорил, объясняя курсантам процедуру подготовки учебной торпеды к выстрелу: «Если по вашей вине торпеда будет раздавлена в торпедном аппарате или затонет вместо того, чтобы быть благополучно поднятой на борт торпедолова, вас никто не спросит «Почему так получилось?». Вас спросят «Зачем вам это было надо?». Вы или скрытый враг, с которым надо поступить соответственно, а если случившееся есть результат вашей непролазной дурости, то вас тоже следует расстрелять (на всякий случай), поскольку дурак, приставленный к оружию, может оказаться опаснее врага». И неизвестно, сколько было в словах бравого каперанга своеобразного «чёрного юмора», а сколько - горькой правды.].
        Параллельно с научными изысканиями усиленно работала внешняя разведка. В июне сорок пятого от Рихарда Зорге, советского резидента в Японии, была получена шифрованная радиограмма: «Миязака» - это генератор электромагнитного излучения переменной частоты, меняющейся в очень широком диапазоне. Блоком управления установкой является…». На этом радиограмма обрывалась - то ли причиной стали атмосферные помехи, то ли радисту в далёкой Стране Восходящего солнца не дали закончить передачу, - и повторных сообщений не поступало[72 - Зорге был арестован японской контрразведкой. То, что он работает на русских, доказано не было, но было установлено, что Зорге пытался проникнуть в тайну «миязак», и этого оказалось достаточно, чтобы отправить его на виселицу.].
        Учёные к полученной информации отнеслись скептически - ни радиоволны, ни свет, ни рентгеновское излучение сами по себе не обладали ошеломляющим эффектом, присущим «миязакам», - и даже склонны были считать её японской дезинформацией. Но после боёв в Маньчжурии в августе сорок пятого в Москву были доставлены фрагменты двух «миязак», самоликвидировавшихся при угрозе захвата, - осколки волноводов, оплавленные катушки индуктивности, лохмотья конденсаторов большой ёмкости, - и скептицизм учёных пошёл на убыль. Простота конструкции объясняла массовость производства излучателей - по всем прикидкам, японцы делали их сотнями и даже тысячами, - хотя по-прежнему оставалось непонятным, как из простейших деталей, знакомых любому радиолюбителю, можно собрать устройство, подобное «миязаке». И учёные обратили внимание на незаконченную фразу радиограммы Зорге о «блоке управления».
        «Истина где-то рядом, - говорил Игорь Курчатов, яростно теребя бороду. - Я это чую, хотя иногда мне кажется, что мы ловим кошку в тёмной комнате, а её там нет». «Кошечка имеется, - возражал Капица, - она вовсю мяукает на Дальнем Востоке. И царапается, да ещё как!». К слову сказать, Петру Леонидовичу Капице приходилось очень несладко: его, когда-то встречавшегося с будущим творцом японского сверхоружия, теребили со всех сторон и коллеги, и офицеры НКВД, требуя воспоминаний о событиях двадцатилетней давности. Это было понятно и оправданно (по выражению Курчатова, «в поисках чёрной кошки может помочь даже шерстинка из её хвоста»), и Капица не обижался. К сожалению, ничего такого, что могло бы пролить свет на секрет «миязак», он припомнить не мог. Ничего особенного попросту не было - никаких новаторских идей молодой самурай в те годы не высказывал.
        «Этот японец был скрытен и держался особняком, - говорил Капица, - он чувствовал высокомерное презрение англичан, скрытое за вежливыми улыбками. Но работал он дай бог каждому, вокруг него воздух чуть ли не дымился, как над раскалённой поверхностью. Лорд Резерфорд только головой качал. А друзей - нет, друзей у него не было. Хотя… Постойте-ка, постойте-ка…».
        Предложение Капицы разыскать Дженни Уотерфилд, высказанное им ещё в мае сорок пятого, поначалу было воспринято как несерьёзное. «Неужели вы думаете, что наш самурай бросит все дела ради своей юношеской любви?» - говорил ему. «Истории известны примеры разного рода безумств, совершённых мужчинами ради женщин, - отвечал Капица, - но суть не в этом. Эти двое искренне любили друг друга - я помню, как они смотрели друга на друга. И если кто-то хоть что-то знает о сокровенных замыслах Тамеичи Миязака, о мечте, ставшей целью его жизни, этим человеком может быть только она, Дженни Уотерфилд». Так началась секретная операция русской разведки под кодовым названием «Джульетта», завершившаяся в июле сорок пятого визитом в Париж одного из лучших её зарубежных агентов.
        К сожалению, драгоценная плёнка, доставленная в Москву из Германии, не оправдала ожиданий: на первый взгляд (и даже на второй) мадам Беранже не рассказала ничего такого, что могло послужить ключом к тайне Тамеичи Миязака. И тогда была предпринята попытка «мозгового штурма», в ходе которого предполагалось рассматривать любые идеи, даже самые бредовые, и к этому штурму были привлечены не только физики, но и ученые других отраслей знания, среди которых оказался пятидесятидевятилетний Пётр Бехтерев[73 - В этой Реальности Пётр Владимирович Бехтерев не был расстрелян в 1938 году. Не работал он и в «Особом техническом бюро по военным изобретениям специального назначения» - Пётр Бехтерев продолжил дело отца, и занимался нейрофизиологией головного мозга и новорождённой наукой нейрофизикой.].

* * *
        …Сказать, что в комнате заседаний, где проходил «мозговой штурм», было накурено, значило не сказать ничего. Папиросные окурки лежали грудами в пепельницах, на тарелках, в чайных чашках; сизый табачный дым плавал слоями и резал глаза - по выражению Льва Ландау, «платино-иридиевый топор весом один килограмм висит в воздухе на высоте одного метра над полом при температуре двадцать градусов Цельсия и нормальном атмосферном давлении, что соответствует единице накуренности один мегаукур».
        Французская плёнка была прослушана несчётное число раз, её содержание перенесли на бумагу из-за ухудшегося качества воспроизведения; зачитанные до ветхости документы, имевшие то или иное отношение к проблеме, были разбросаны по всем углам. Воздух был наэлектризован: все присутствующие отлично понимали, что время уходит как песок сквозь пальцы, и что «миязаки» совершенствуются. В донесениях с Дальнего Востока упоминалось о «групповых контузиях личного состава, побывавшего под излучением», а это означало, что разрушительный японский гений уже добрался и до воздействия на живые организмы. Счёт времени был давно потерян: мало кто из «штурмовиков» смог бы с уверенностью сказать, ночь сейчас или день.
        - Такое ощущение, - мрачно произнёс Курчатов, раздавив в пепельнице очередной окурок, - что от напряжённости наших мыслей скоро вся эта комната, а вместе с ней и всё здание взлетит на воздух.
        Кто-то негромко рассмеялся, но его никто не поддержал: учёным было не до смеха. И в наступившей тишине раздался голос Бехтерева:
        - Товарищи, а я, кажется, понял, в чём дело.
        Взгляды десятков глаз сошлись на нейрофизиологе; зашевелились и подняли головы даже дремавшие - усталые люди спали здесь же, на матрасах, разложенных вдоль стен.
        - Мысли, напряжённость мыслей… Вы очень правильно сказали, Игорь Васильевич, так оно и есть! Блок управления, да, блок управления…
        - Не понимаю, - пробормотал Капица.
        - Сейчас объясню, - Бехтерев встал и заходил по комнате, разгоняя папиросный дым. - «Мыслию своей можно перевернуть мир», сказал Миязака своей возлюбленной двадцать лет назад. Это не фигура речи, нет: он имел в виду непосредственное воздействие мысли на явления окружающего нас мира. «Мысль человеческая может всё: и погасить огонь, и вновь его зажечь, и отменить земное тяготение», и так далее.
        - Это вы о заклинаниях, Пётр Владимирович? - спросил Прохоров.
        - Не иронизируйте, молодой человек, - оборвал его Бехтерев. - Мысль человеческая так же материальна, как и всё в нашем мире, и она может с этим миром взаимодействовать. Вы знаете о биотоках головного мозга? Слышали об этом? А я с этими биотоками работаю и могу сказать с уверенностью: они связаны с мыслительной деятельностью. Связь эта сложна, она нелинейна, но она есть, хотя покамест мы ещё не можем однозначно соотнести разность электрических потенциалов с какой-то определённой мыслью. Думаю, Миязака тоже не смог этого сделать, зато он сделал другое: он систематизировал все электромагнитные колебания - весь спектр - и привёл их к общему знаменателю.
        - Единая теория поля, - выдохнул Капица, - над которой трудится Эйнштейн…
        - Да, - Бехтерев энергично кивнул. - «Вселенная едина. И светлячок на ветке, и далёкая звезда - явления одного порядка, надо только это понять» - это тоже слова Миязаки, сказанные им Дженни. Надо только это понять - и он понял. И в его единой системе полей нашлось место не только полю магнитному, электрическому, электромагнитному, но и полю ментальному - полю мысли, - ибо физический смысл всех этих полей один и тот же. Нужно проникнуть в суть вещей, вот он и проник. Могучий интеллект у этого японца… Но мысль человеческая, поистине необъятная - вообразить можно всё, что угодно, - ничтожно слаба по своей энергонасыщенности: мыслью не погасишь даже пламя свечи и не забьёшь гвоздь. Но если эту мысль вооружить инструментом, исполнительным механизмом, усилителем, она станет орудием универсальным. Излучатели «миязака» - это молоток для забивания гвоздей.
        - Подаём управляющий сигнал на сетку лампового триода, - вставил Борис Курчатов, - а дальше…
        - Именно так. Помните фразу о блоке управления? Так вот, блоком управления для «миязак» служит человек: его мозг. И этому есть подтверждение, - Бехтерев подошёл к столу и начал рыться в бумагах. - Где это тут у нас… Так, донесения… А, вот! Сержант Клюев, видевший «миязаку» в бою, был удивлён тем, что оператор излучателя «вёл себя как сонная тетеря». Действительно странно: идёт бой, установка работает, а её оператор спит себе без задних ног. Сержант ошибся: оператор-самурай не спал - он находился в состоянии боевого транса. Он слился со своей машиной. Сатори - есть такое понятие в дзен-буддизме.
        - Синхронизация биотоков головного мозга с электромагнитным полем излучателя, - Курчатов не увлекался восточной экзотикой, он мыслил технологическими терминами. - Да, это возможно, я так думаю. Но погодите, что же это получается? По-вашему, у японцев есть тысячи высокообразованных солдат-операторов, отлично разбирающихся во всех тонкостях молекулярных и субатомных процессов?
        - А этого не нужно. Согласно восточному миропониманию, суть вещей можно только почувствовать, ощутить, пережить, но нельзя познать разумом. Дзэн нацелен на центральное событие в жизни, которое не подать на анатомический стол интеллекта. Японцы не познают явления мира в нашем понимании - они их ощущают.
        - Как собака: всё понимаю, только сказать не могу, - пошутил кто-то из молодёжи и тут же сник под сердитым взглядом Курчатова.
        - Система «человек-машина», которую представляет собой «миязака» и её оператор, - продолжал Бехтерев, не обращая внимания на сконфузившегося шутника, - способна на всё.
        - На всё? - переспросил Ландау с сомнением в голосе.
        - Абсолютно - ограничений нет. Качественные характеристики воздействия зависят от изощрённости ума оператора, а количественные - от располагаемой энергии, влитой в «миязаку». Что мы, собственно, и наблюдаем: в апреле японцы останавливали авиационные двигатели, а в июле они уже блокировали взрывчатые вещества. Самураи приобретают опыт обращения с «миязаками», и что будет дальше, я не знаю: боюсь даже предполагать…
        - Не надо предполагать, - прервал его Курчатов, - надо предлагать. Что конкретно вы предлагаете, Пётр Владимирович?
        - Я предлагаю следующее: основываясь на высказанных мною соображениях, вы делаете электромагнитный излучатель переменной частоты. А я сяду за его рычаги - думаю, у меня это получиться лучше, чем у любого из здесь присутствующих: я нейрофизиолог.
        …Когда жарко полыхавшее соляровое пламя, разожжённое на секретном полигоне под Москвой, сначала послушно сникло и погасло, а потом вспыхнуло вновь, подчиняясь беззвучной команде оператора «изделия СР-1»[74 - Аббревиатура СР означала «секретная разработка». Были и другие её расшифровки: «Советская Россия», «Социалистическая революция» и даже «Сталинский револьвер». Но в обиходе прижилось иронично-уважительное прозвище установок «Эс-Эр» - «Соловей-разбойник».], наблюдатели - учёные и военные - дружно разразились радостными возгласами.
        - Работает, - тихо поговорил Бехтерев, буквально сползая с операторского сидения «изделия» и пошатываясь. - Получилось…
        - Получилось, получилось, Пётр Владимирович! - прорычал Курчатов, тиская его в объятьях. - На поток мы эти машинки поставим быстро, сложного в них ничего нет. Только где взять для них операторов? Мы же не японцы с этим их дзёном…
        - Найдём, Игорь Васильевич. С воображением у нас, у русских, всё в порядке. Мы народ мечтателей: который век бредём по колено в грязи, кровью харкаем, перемогаем беды-невзгоды, а всё никак, - Бехтерев слабо улыбнулся, - не расстанемся с мечтою о счастье для всех и о светлом будущем.
        «Соловей-разбойник» СР-7 - «русский ответ самураям», 1946 год
        Первые боевые излучатели СР-3 и СР-4 поступили в войска дальневосточных фронтов в начале сентября 1945 года. И вовремя: над Тихим океаном вовсю сгущались грозовые тучи, посверкивая и погромыхивая.
        Глава пятнадцатая. Война без правил
        Тёмная вода, вспоротая острым носом, с шипением обтекала стальные борта крейсера и свивалась за его кормой в длинный бурунный шлейф, оставленный корабельными винтами.
        Тяжёлый крейсер US Navy «Индианаполис» шёл сквозь ночь с Тиниана к атоллу Улити, в громадной лагуне которого, способной вместить сотни кораблей и судов, укрылся флот адмирала Хэлси, отброшенный «миязаками» от Филиппин.
        Командир «Индианаполиса», кэптен Маквэй, покинул Марианские острова с чувством выполненного долга: особая миссия, возложенная на его корабль и продолжавшаяся две недели, была выполнена. В середине июля 1945 в Сан-Франциско крейсер принял на борт секретный груз: здоровенный металлический цилиндр, напоминавший коробку для дамских шляп и занявший место в командирском салоне, и несколько ящиков, размещённых в ангаре для гидросамолётов[75 - В «шляпной коробке» находилось около ста килограммов урана, в ящиках - детонаторы для двух атомных бомб, одна из которых была сброшена на Токио.]. Моряков «Индианаполиса», понятное дело, очень интересовало, что в этих ящиках, однако офицеры, сопровождавшие таинственный груз, хранили молчание, а их подчёркнуто-отстранённое поведение не располагало к откровенным разговорам. «Это что же получается, - подумал Маквэй, заметив у офицеров сопровождения таинственного груза эмблемы медицинских войск, - бактериологическая война? Хм, да по мне на самураев можно пролить хоть адскую серу, лишь бы она прожгла эту их проклятую магию!». Капитан Маквей уже знал о поражении US Navy у
острова Лусон, и это известие его ошеломило.
        «Индианаполис» выполнил задание чётко и в срок: выйдя из Сан-Франциско, крейсер пересёк океан, заскочил на несколько часов в Пёрл-Харбор, пополнил запас топлива и в ночь с 26 на 27 июля 1945 года прибыл в пункт назначения - на остров Тиниан.
        Разгрузка на рейде прошла быстро и деловито. Маквэй поймал обрывок фразы «…груз уже ждут в пещере адмирала Какута». Что это за пещера, кэптен знал: в ходе боёв за остров там укрылся командующий обороной Тиниана вместе со своим штабом. Подступы к пещере были заминированы, японцы яростно отстреливались, и тогда морские пехотинцы подорвали вход в пещеру, наглухо замуровав её защитников. После взрыва из-под завала какое-то время слышались одиночные выстрелы, а потом всё стихло. «А теперь, значит, в пещере оружейная мастерская, - подумал Маквэй. - Надеюсь, души павших японцев не будут мешать нашим парням делать своё дело. Вряд ли «миязаки» способны вызывать кровожадных призраков из мира теней, хотя - кто его знает».
        Тяжёлый крейсер «Индианаполис»
        Закончив выгрузку, «Индианаполис» выбрал якорь и взял курс на Улити. Корабль шёл навстречу смерти, но никто из тысячи двухсот человек его экипажа об этом не знал.

* * *
        Подводная лодка флота империи Ямато «И-58» крейсировала у Марианских островов вторую неделю. Как и крейсер «Индианаполис», субмарина тоже выполняла особую миссию. Провожая лодку в поход, вице-адмирал Симидзу сказал её командиру, капитану 3-го ранга Хасимото: «Вам выпала высокая честь одному из первых доказать, что «щит Аматерасу»[76 - «Щит богини Аматерасу-Амиками» - одно из кодовых наименований японского лучевого оружия.] может служить и мечом». Хасимото догадывался, что означают слова адмирала: «И-58», одна из авианесущих лодок флота, вышла в море без бортового гидросамолёта - его место в палубном ангаре занял излучатель «миязака», а в экипаже субмарины стало одним человеком больше. Вряд ли подводная лодка, способная уйти на глубину, нуждалась в «щите богини» для обороны, значит, «миязаку» предполагалось использовать как оружие наступательное. И осознание этого наполнило Хасимото чувством гордости: ему доверили, и он не подведёт.
        28 июля в 23.00 «И-58», шедшая в надводном положении, обнаружила на горизонте цель: вероятно, крупный надводный корабль, идущий встречным курсом. Чтобы не быть обнаруженным американским радаром, Хасимото приказал погружаться, но мангуст[77 - Не все японцы - самураи, и не все самураи - мангусты. Так называли в первую очередь операторов «миязак», но впоследствии (и очень скоро) это понятие стало именем нарицательным.] его остановил.[78 - Командир - полновластный хозяин на борту своего корабля, царь и бог, однако оператор боевого излучателя во время атаки приобретает статус гарпунёра на китобойном судне, и его распоряжения становятся обязательными для всех, в том числе и для командира.]
        - Не надо, командир, - сказал он. - Я выключу его локатор.
        Корабли сближались. Хасимото заглянул в ангар и увидел, что мангуст уже занял своё место за излучателем, и что лицо его стало отрешённым: носитель «щита богини» был готов к бою. Командир вернулся на мостик и взял бинокль.
        - Расстояние до цели - тридцать кабельтовых! - доложил радиометрист.
        Дизеля «И-58», работавшие в режиме «зарядка-винт», натужно захрипели, и Хасимото понял: оператор излучателя включил боевой режим, используя всю мощность и генераторов, и аккумуляторных батарей. Американский тяжёлый крейсер накрыла незримая ментальная волна, отмодулированная и усиленная…
        Вряд ли кто-нибудь на борту «Индианаполиса» смог что-то понять. «Я услышал, как от непомерной нагрузки взвыли турбины, - рассказывал чудом спасшийся инженер-механик. - Начал меркнуть свет, в наступившем полумраке стали видны красные нити накала ламп, светившихся еле-еле. Казалось, какой-то невидимый и очень большой вампир высасывает из корабля всю энергию до последнего ватта, вбирая в себя и пламя в топках, и перегретый пар в магистралях, и электрический ток на шинах распределительных щитов. Это было жутко».
        Матросы в погребах боезапаса носовых восьмидюймовых башен тоже ничего не поняли. Они просто не успели этого сделать: тяжёлые туши снарядов превратились в огонь, и моряки сгорели быстрее, чем их зрительные нервы передали информацию мозгу.
        На месте крейсера «Индианаполис» расползалась гигантская огненная амёба. Японцы на мостике «И-58» разразились криками «Банзай!». Капитан 3-го ранга Хасимото торопливо слез по рубочному трапу и протиснулся в ангар.
        - Корабль гайкокудзинов рассыпался в прах! - торжествующе произнёс он, обращаясь к мангусту.
        Оператор не ответил, и поза его не изменилась. Командир «И-58» сделал несколько шагов, дотронулся до плеча мангуста, заглянул ему в лицо и понял: воин-самурай, только что одним движением мысли испепеливший военный корабль бледнолицых, мёртв.

* * *
        Серые тушки были разбросаны по всему вольеру. Некоторые мыши ещё подергивали лапками, но это были уже посмертные сокращения мышц.
        - Результат тот же самый, - задумчиво произнёс Тамеичи Миязака, переводя взгляд на излучатель, установленный на треноге и похожий на какого-то доисторического зверя. Ствол аппарата был направлен на вольер.
        - Вы правы, - Синъитиро Томонага кивнул. - И тем не менее…
        - И тем не менее. Значит, - Миязака повернулся к армейскому генералу, стоявшему чуть поодаль, - натурные испытания на пленных китайцах не дали ожидаемого результата?
        - Да, Миязака-сан, - генерал вежливо поклонился. Творец супероружия уже считался в Японии вторым лицом после императора, и его почитание доходило до обожествления. - Во всех трёх случаях операторы излучателей умерли мгновенно. А среди «брёвен»[79 - «Бревнами» японские «экспериментаторы» (в частности, из «Отряда 731») называли людей, на которых они ставили свои опыты.] погибли только двое, и то они, скорее всего, умерли от страха. У всех же остальных, по заключениям медиков, наблюдаются лёгкие контузии, а большинство вообще невредимы. Генерал Ямада очень расстроен.
        «Расстроишься тут, - подумал Миязака. - Ямада надеялся без единого выстрела засыпать всю Маньчжурию трупами гайкокудзинов, а вместо этого - гибель трёх его лучших воинов без всякого ущерба для врага».
        - Что вы об этом думаете? - спросил Миязака у Томонаги, когда генерал покинул лабораторию. - С капитаном Маэда, взорвавшим американский крейсер, более-менее ясно - мангуст надорвался, хотя я могу только догадываться, какой процесс он пытался раскачать. Но «формула смерти» - здесь не было никаких импровизаций, коды частот были проверены и операторы знали, что и как надо делать. Три неудачи подряд - это уже не случайность, это закономерность!
        В отличие от Миязаки, у Томонаги причин для раздражения не было. Томонага, ядерный физик, работавший вместе с Хидэки Юкава под руководством профессора Нисины над японской атомной бомбой, только что (причём всего за несколько дней) выполнил особое задание, исходившее от самого императора Хирохито - микадо потребовал, чтобы никаких новых атомных взрывов над городами Японии не было. Томонага не сомневался, что «миязакой» можно погасить ядерный распад, но как это проверить? Не просить же янки сбросьте, мол, ещё одну бомбу, а мы её нейтрализуем. Но Томонага нашёл выход: он, имея чёткое представление о том, что происходит с ядрами атомов урана, сам синхронизировался с излучателем и мысленно провёл весь процесс погашения, снимая при этом собственную энцефалограмму, а затем поставил натурный эксперимент - с помощью «миязаки» лишил радиоактивности кусок обогащенного урана. После этого нескольким лучшим операторам ПВО страны было объяснено, что и как надо делать, и они отрабатывали упражнение, пока их энцефалограммы не стали совпадать по характеру с энцефалограммами самого Томонаги. Спектр боевых
излучателей пополнился ещё одним набором частот - с вероятностью до девяносто пяти процентов можно было сказать, что следующая американская атомная бомба, сброшенная на город, прикрытый «миязаками», не взорвётся.
        - Операторы излучателей убили сами себя, - продолжал рассуждать вслух Миязака, и тут Томонагу осенило.
        - Я понял! - воскликнул он. - «Луч смерти» прерывает жизнедеятельность человека, но наши операторы - они ведь тоже люди, и они сами стали первыми жертвами излучения. Оператор может экранировать от воздействия поля энергоисточник излучателя, но свой собственный мозг, инициатор процесса, он экранировать не может: в противном случае процесс просто не начнётся.
        - И это означает, - подхватил «отец сверхоружия», мгновенно всё понявший, - что никаких «лучей смерти» не будет. Во всяком случае, пока излучателями управляют люди, а не роботы, способные мыслить. Спасибо, Томонага-сан, теперь всё ясно. Замкнутый круг… Оказывается, оружие богини имеет предохранитель. Да, боги предусмотрительны, но даже они не могут всё предусмотреть!
        Глаза Тамеичи Миязака вспыхнули мрачным огнём, и Томонаге стало не по себе.
        - Меня больше заботит гибель капитана Маэды, - сказал он. - А если то же самое произойдёт во время готовящейся атаки на американский флот, причём ещё до того, как будет достигнут должный эффект воздействия? Целей ведь будет не одна, а много - десятки, если не сотни.
        - Наша атака будет успешной, - ответил Миязака, к которому вернулось его обычное холодное спокойствие. - Капитаны Сайто и Фукуи - мангусты опытные. Они будут работать строго в заданном и проверенном диапазоне: это битва, а не разведка боем.

* * *
        Появление на подступах к атоллу Улити, где стояли сотни американских кораблей - авианосцы, линкоры, крейсера, эсминцы, - одиночного неопознанного самолёта (судя по всему, японского) большой тревоги не вызвало. Скорее всего, это был обычный разведчик, а так как он летел без всяких помех, не было оснований подозревать, что где-то таятся и японские субмарины, загаживающее пространство излучением «миязак». В небо поднялись четыре «корсара», быстро набравшие высоту и пошедшие на перехват. Они сообщили, что видят большой шестимоторный японский самолёт, а потом… Потом повторилось то, что уже случалось неоднократно: двигатели всех четырёх истребителей дружно встали, и «корсары» упали в океан.
        По той информации, которую они успели передать, офицеры штаба вице-адмирала Митчера пришли к выводу, что японский шестимоторник - это новейший стратегический бомбардировщик G10N «Фугаки», летающий монстр с размахом крыльев в шестьдесят три метра, способный, если верить скудным разведданным, подниматься на высоту пятнадцати километров и нести до двадцати тонн бомбовой нагрузки со скоростью семьсот восемьдесят километров в час. Двадцать тонн - это означало, что «фугаки» запросто поднимет «миязаку» вместе с её энергоисточником. Факт, конечно, неприятный, но что может сделать целому флоту один самолёт, пусть даже оснащённый боевым излучателем? Появление разведчика - это первый признак готовящейся атаки, но никаких других объектов радары не фиксировали - ни в небе, ни на поверхности океана.
        Стволы 127-мм орудий задрались вверх, но огня не открывали: бомбардировщик шёл на слишком большой высоте. Достигнув атолла, японский самолёт начал описывать круги, и адмиралу Митчеру, следившему в бинокль за едва различимой в небе точкой, стало как-то не по себе: «фугаки» напоминал хищную птицу, высматривающую добычу. «Что-то случится, чёрт меня подери» - подумал адмирал.
        И это «что-то» случилось. Японский шестимоторник снизился, и…
        Над лагуной атолла Улити разнёсся звук, похожий на тот, который издаёт лопнувший воздушный шарик, только гигантских размеров. Громадный огненный пузырь проглотил авианосец «Рэндольф», и родился другой звук - звук, с каким взрывается бочка с бензином, только очень большая бочка. Лопнул второй «воздушный шарик», и в огненном облаке исчез авианосец «Банкер Хилл».
        - Проклятье! - в бешенстве заорал адмирал Митчер. - Этот джап взрывает топливные танки кораблей! Сбейте его - раз горит бензин в танках моих авианосцев, он должен гореть и в двигателях самолётов! И снаряды тоже должны взрываться - огонь!
        Адмирал Митчер мыслил правильно - он был сообразительным человеком. Снаряды взрывались, но взрывались они на небольшой высоте, не причиняя японцу никого вреда. А «корсары» и «адские коты», взлетавшие на перехват, вспыхивали в небе огненными шарами - бензин горел, но не в цилиндрах двигателей, а в топливных баках истребителей. А в лагуне атолла Улити взрывались один за другим авианосцы Тихоокеанского флота Соединённых Штатов Америки - могучие корабли, на создание которых были потрачены годы труда сотен и тысяч инженеров и рабочих многочисленных американских верфей.
        Американские авианосцы в лагуне атолла Улити
        Операторам «миязак», посылавших огненную смерть на корабли US Navy, не было нужды поджигать каждый галлон из девятисот тонн бензина, залитого в танки каждого их «эссексов». Они только подносили спичку и давали свободу морю огня, полыхавшего так, словно воздух над лагуной атолла Улити состоял из одного чистого кислорода, без примеси азота и углекислого газа. Трубопроводы лопались, выплёскивая на палубы огненные потоки; цистерны взрывались раздавленными гнойниками, истекавшими пламенем. От высокой температуры корёжило переборки, выгибался металл палуб, самолёты в ангарах вспыхивали как игрушечные - на каждом авианосце было слишком много бензина. И беспомощными мотыльками сгорали в злом бушующем огне люди, сгорали мгновенно, распадаясь хлопьями чёрной копоти.
        Покончив с авианосцами, мангусты изменили частоту: теперь объектом атаки стали соляр и мазут. Поджечь их было труднее, но огонь охватывал линкоры, крейсера и эсминцы, глотая один корабль за другим. Весь атолл затянула завеса густого чёрного дыма, и это стало спасением для многих кораблей и судов - поджигатели потеряли их из виду. Огромный флот горел, словно он состоял из бумажных корабликов, а в небе кружил «фугаки» - неуязвимый и беспощадный, как ангел смерти…
        Когда к атоллу подошли японские боевые корабли (случилось это 19 августа, через три дня после атаки), коралловые рифы Улити были усеяны мёртвыми обгорелыми остовами кораблей - их были десятки, и многие из них всё ещё дымились.
        Американский Тихоокеанский флот был разгромлен в одночасье: по сравнению с атакой атолла Улити в 1945 атака Пёрл-Харбора в 1941 казалось детской шалостью. А среди моряков US Navy, вырвавшихся из объятий «огненной смерти», родилось жутковатая шутка: «Акулы Тихого океана перестали есть сырое мясо: теперь они предпочитают мясо жареное».

* * *
        …Маятник войны, с чугунной неотвратимостью двигавшийся от Гавайев к берегам Японии, сокрушая коралловые черепа тихоокеанских атоллов, зацепился за Филиппины и пошёл в обратную сторону. Война, до сих пор шедшая по неким «правилам», установленным за века и тысячелетия кровавой истории человеческой, изменила лик свой: «оружие богов», подаренное империи Ямато свирепым гением Тамеичи Миязака, перечеркнуло все прежние представления о войне как таковой, о способах её ведения, о стратегии и тактике, и понятие «поле боя» обрело новый смысл. И ни японские генералы, ни операторы-мангусты, ни даже сам создатель супероружия ещё не понимали в полной мере, на что оно способно. «На всё» - это короткое словосочетание не имело границ, и это, если вдуматься, было самым страшным.
        Огненная буря над атоллом Улити, уничтожившая почти весь Тихоокеанский флот США, лишила американцев не только основной боевой силы, но и подорвало их способность и готовность сопротивляться - ту самую, которая, будучи помноженной на промышленную мощь, позволила Америке превратить её поражения сорок второго года в победы года сорок четвёртого. Что можно противопоставить врагу, уничтожающему на расстоянии соединения боевых кораблей и эскадрильи боевых самолётов и остающемуся при этом недосягаемым и неуязвимым? Кошмарный сон, где человек не может ни убежать, ни отбиться от чудовища, тянущегося к его горлу, стал явью.
        Бесполезными сделались самые передовые технические идеи, воплощённые в грузных корпусах линкоров и авианосцев, в стремительных телах истребителей и бомбардировщиков, в торпедах, бомбах и тяжёлых снарядах, в звенящей ярости авиационных моторов и в рокоте мощных турбин, в чутких антеннах радаров и в обтекателях гидролокаторов, в орудийных стволах и даже в патронах магазинных винтовок. Материальный мир, веками познаваемый пытливым умом человеческим, перевернулся: привычные законы физики, подтверждённые опытом и шеренгами формул, выстроившихся на страницах научных трактатов, рассыпались пылью под натиском чего-то неосязаемого и малопонятного, но действенного, как удар меча.
        Приходит день, приходит час,
        Приходит миг, приходит срок -
        И рвётся связь.
        Кипит гранит, пылает лёд,
        И легкий пух сбивает с ног -
        Что за напасть?
        И даже тоненькую нить
        Не в состоянье разрубить
        Стальной клинок![80 - Песня Волшебника из к/ф «Обыкновенное чудо».]
        Английская эскадра отошла к Цейлону и дальше, к берегам Африки; американские вооружённые силы на Тихом океане торопливо отступали, и отступление это походило на паническое бегство: все привычные и хорошо знакомые средства ведения войны оказались бессильными перед материализованной разрушительной волей, извергаемой излучателями Тамеичи Миязака. В обиход входило ненаучное, но понятное и ужасающее словосочетание «боевая магия» - как ещё объяснить то, что проделывали самураи своими «миязаками»? Да, учёные уже могли - в общих чертах - понять, с чем они столкнулись, но от этого было не легче: защиты от японского «оружия богов» не существовало.
        Американские субмарины, продолжавшие охоту на японские транспорты, ещё какое-то время держались, но дошла очередь и до них. «Миязаки» оказались не только оружием, но и действенным средством обнаружения: обычные локаторы по сравнению с ними были не более чем факелом по сравнению с лучом прожектора. За одну лишь неделю августа погибло одиннадцать американских субмарин - «плотность потерь», скрупулёзно подсчитанная в штабе Тихоокеанского флота, в сорок раз превысила среднестатистическую: за четыре года войны на Тихом океане погибли пятьдесят две американские подводные лодки (ноль целых три десятых лодки в неделю). А что происходило с лодками (по крайней мере, с некоторыми из них), обнаруженными «миязаками» японских лёгких крейсеров, сопровождавших конвои, стало ясно из донесения капитана 3-го ранга Мортона, командира подводной лодки «Тенч», которой повезло - она уцелела.
        «На глубине шестидесяти ярдов мы потеряли управление, - сообщил Мортон. - Вся электрика взбесилась: отказали электромоторы, скисло управление гидравликой, перестали перекладываться горизонтальные рули. Субмарина начала проваливаться, не помогло даже экстренное - вручную - продувание балластных цистерн. К счастью, глубины в этом районе были небольшими: на глубине ста семидесяти ярдов мы легли на грунт и лежали там тихо, как покойники, пока не затих шум винтов японских кораблей. Прошло десять часов; в отсеках стало трудно дышать, аварийное освещение еле теплилось. И тогда мы попробовали включить электродвигатели и всплыть, и это нам удалось: японцы со своими «заклинанием дьявола» ушли, сочтя, что с нами покончено. Вероятно, другим нашим лодкам, попавшим под удар «миязак», повезло меньше: потеряв управление, они провалились ниже предельной глубины погружения, после чего давление воды взломало их прочные корпуса надёжнее глубинных бомб».
        Спасением для американцев (или хотя бы отсрочкой исполнения приговора) стали огромные просторы Тихого океана и относительная малочисленность японского военного и транспортного флота - четыре года жестоких боёв ослабили боевую мощь империи Ямато, а японская промышленность не могла восполнить потери в считанные месяцы. Не могла она и насытить в сжатые сроки армию и флот десятками тысяч боевых излучателей всех калибров, а главное - новое оружие требовало немалого мастерства и особой подготовки операторов: диапазон воздействия «миязак» непрерывно расширялся, но асов, умеющих работать во всём доступном спектре частот, можно было посчитать по пальцам. Выражение «талант воина» тоже обрело новый смысл - ведь даже обычным снайпером может стать далеко не каждый.
        Тем не менее, маятник «войны без правил» приближался к Гавайским островам с неотвратимостью секиры палача - похоже, его не могли остановить ни боевые газы, ни даже атомные бомбы.

* * *
        То, что Гавайям не избежать японского удара, американскому командованию было ясно: не захватив Гавайи, самураи не могли продвигаться дальше на восток. Американцы не надеялись удержать острова - «миязаки», судя по всему, проломят любую оборону, - но надо было выиграть время: не может такого быть, чтобы на японские излучатели не нашлась управа, учёные непременно что-нибудь придумают. Стараясь не поддаваться панике (а это было очень непросто), генералы US Army пытались прикинуть, каким будет бой, когда всё и вся простреляно «миязаками», когда отказывают винтовки, не взрываются снаряды и не работают моторы - военные оставались военными. «Если на тебя идёт дьявол, - говорил Макартур, - прикинь, чем ты можешь вспороть ему брюхо. В конечном счёте, исход любого сражения решают солдаты в рукопашной: мы будем резаться с джапами штыками, будь я проклят!». Морские пехотинцы запасались газовыми гранатами, начинёнными дифосгеном, а в мастерских Пёрл-Харбора изготовляли из стальных полос арбалеты и короткие арбалетные стрелы. Американцы сдаваться не собирались: на предложение начать мирные переговоры, сделанное
правительством Трумэна после бойни на атолле Улити, японцы ответили в том же духе, как ответили им янки в сорок втором, после сражения у Мидуэя: «Мы подпишем мир на борту нашего флагманского корабля, стоящего в Нью-Йоркской бухте». И гарнизон Оаху принял неравный бой, почти не надеясь на победу - надеяться на неё было трудно.
        Сражение за Гавайи развёртывалось так, как и ожидалось: в небе повисли «фугаки», а к островам подошли линкоры и крейсера флота империи Ямато. Японское командование тщательно готовило захват островов и не допустило «мозаики»: операция с массированным применением «миязак» была сложной и многоэтапной, уровень умения сотен операторов, принимавших в ней участие, - разным, и если бы мангусты стали действовать кто во что горазд, как средневековые воины в беспорядочной свалке, где всё решает индивидуальная подготовка бойцов, сражение стало бы беспорядочным и неуправляемым. Образно говоря, генерал Ямасита и адмирал Курита выстроили своих мангустов: излучатели работали по команде в узких заданных диапазонах, и никакого «хвастовства» мастерством «ментального воина» не допускалось.
        «Фугаки» накрыли острова конусом поля, в котором глохли двигатели и не работало огнестрельное оружие. Береговые батареи Оаху не встретили огнём приближавшийся флот вторжения, и самолёты не поднялись с взлётных полос аэродромов. Впрочем, самолётов этих было немного, всего около сотни: американцы отправили на материк большую часть боевых машин, не без основания полагая, что толку от них всё равно не будет. И половина самолётов стояла с пустыми топливными баками - Макартур опасался «огненной волны». Однако её не последовало: одно дело атаковать ясно различимый надводный корабль, чётко представляя себе всё происходящее, и совсем другое дело - бить вслепую, нащупывая замаскированные нефтехранилища и склады боеприпасов, укрытые в складках местности. Кроме того, к Оаху, к границе поля, уже приближались корабли флота вторжения, а «миязаки» не имели системы распознавания «свой-чужой». И самураи решили не рисковать: уровень владения «оружием богов» даже у лучших операторов-мангустов был ещё далёк от совершенства.
        Японские крейсера подходили к Пёрл-Харбору в зловещем молчании, и в тягостном ожидании замирали сердца артиллеристов и морских пехотинцев, следивших за вражеской армадой: неужели джапсы так и не сделают ни единого выстрела? Этого не произошло: когда флот вторжения был в нескольких милях от Оаху, небо и океан вздрогнули от рёва десятков крупнокалиберных орудий.
        Японцы применили тактику, проверенную у Филиппин и отработанную. «Фугаки», кружившие над Пёрл-Харбором, сняли поле и перенацелились на другие острова архипелага, занавесив их маревом. Оаху взяли под лучевую опеку линкоры и тяжёлые крейсера японцев, охватившие широкой полудугой побережье острова от мыса Барберс до мыса Даймонд Хэд - каждый из кораблей имел свой сектор воздействия, который перекрывался его бортовыми излучателями. Берег испятнали дымные султаны разрывов - выключив «миязаки», японцы развили максимальную скорострельность, торопясь выпустить как можно больше снарядов, пока противник не опомнился.
        Берег ответил - янки опомнились быстро, и быстро пристрелялись. Высокие всплески окружили «Мусаси», а затем четырнадцатидюймовый снаряд ударил в крышу его носовой башни главного калибра и… с воющим гулом рикошетировал и упал в море, подняв фонтан сверкающих брызг. По команде адмирала Куриты мангусты вновь активировали поле.
        Началась игра в «кошки-мышки» - игра, в которой все преимущества были на стороне атакующих. Японцы произвольно варьировали периодичность появления «окон» в поле и продолжительность их открытия; они знали наверняка, на каком участке побережья надо будет сосредоточить огонь башенных орудий через ближайшие пятнадцать-двадцать секунд. Американцам же приходилось подстраиваться и ловить момент - неудивительно, что стрельба их орудий была на порядок менее эффективной. И тогда с аэродромов Оаху, щедро изрытых воронками, взлетели уцелевшие самолёты, а из узкой горловины входа в гавань выскочила дюжина американских эсминцев.
        Воздушная атака была безуспешной (на успех никто и не рассчитывал - самолёты должны были отвлечь и рассеять внимание противника, заставляя операторов излучателей заботиться и о ПВО флота вторжения), но у эскадренных миноносцев, несмотря на то, что они разворачивались для атаки под перекрёстным огнём, были кое-какие шансы. Эсминцы US Navy получили на вооружение электроторпеды, скопированные с трофейных немецких, - электромоторы не должны были сдохнуть в стандартном поле, рассчитанном на подавление двигателей парогазовых торпед. Правда, оставался ещё вопрос, сработают ли боеголовки, но это можно было проверить только в бою. Предполагалось, что торпеды всё-таки взорвутся - японцы непременно встретят атаку эсминцев огнём, следовательно, артиллерийских порох и тринитротолуол будут детонировать как положено. А не сработают торпеды - что ж, тогда остаётся старый добрый таранный удар, который не отменил и двадцатый век со всеми его техническими наворотами. Эсминцы шли на таран, как в античные времена, подгоняемые не стонущими от натуги гребцами, а табунами условных коней, бьющих сотнями тысяч копыт в
лопатки бешено вращавшихся турбин. «Гайкокудзины хотят красиво умереть, - проговорил адмирал Курита, глядя на атакующие эсминцы. - Пусть будет так: храбрым воинам нельзя отказывать в подобной чести».
        Таранный удар
        Японцы встретили атаку ураганным огнём. И всё-таки, зафиксировав пуски торпед, они снова включили гасящее поле: японские адмиралы не хотели рисковать. Электроторпеды прошли мёртвую зону, однако три стальные рыбины, нашедшие борта японских кораблей, не взорвались - «миязаки» осечек не давали. «Стронг», «Эванс» и «Боул» были потоплены ещё на подходе, ещё три эсминца отвернули, получив повреждения, но остальные дорвались до боевых порядков флота вторжения. «Дрекслер», проскочив между крейсерами «Судзуя» и «Кумано», врезался в борт японского танкодесантного корабля, проломив сталь и вспоров обшивку. Японец накренился, черпая воду, но и победителю пришлось несладко. Эсминцы двадцатого века - не греческие триеры и не римские триремы, специально предназначенные для таранного боя; носовая часть «Дрекслера» была непоправимо изуродована, он потерял ход и начал зарываться носом. А затем из дымовой завесы выдвинулся форштевень тяжёлого крейсера «Тикума» и разрубил хрупкий корпус эсминца.
        Японцы приняли таранный бой, в котором их более крупные тяжёлые корабли имели явное преимущество - линейный корабль «Хьюга» при столкновении на сходящихся курсах переломил своей бронированной носовой оконечностью эсминец «Шеннон» как спичку. Эсминец «Битти» сцепился бортами с лёгким крейсером «Сакава», и начался абордажный бой в лучших традициях флибустьеров, с распарыванием животов ножами и проламыванием черепов тяжёлыми подручными предметами вроде брусьев и железных ломов. Однако этот бой продолжался недолго: опасаясь, что американцы захватят излучатель «Сакавы», японцы сняли поле и смели с палуб обоих кораблей орущую, стонущую и лязгающую железом толпу длинными очередями строенных зенитных автоматов, не разбираясь, где свой, где чужой.
        …Раздвигая носами плавающие обломки и не обращая вниманиям на цеплявшихся за них людей, десантные суда флота вторжения двинулись к судорожно огрызавшемуся берегу. А навстречу им потекли косматые облака ядовитых газов, выброшенных пневматическими газомётами, наскоро сконструированными в торпедных мастерских Пёрл-Харбора на основе стрельбовых механизмов торпедных аппаратов.
        Газовая атака не стала для японцев неожиданностью - со времени налёта «троянских коней» янки на Токио не прошло и месяца. Угловатые коробки десантных барж продолжали двигаться к берегу в клубах ядовитого тумана, только люди в их стальных утробах утратили человеческий облик. Лица имперских солдат скрылись за хоботясто-пучеглазыми личинами противогазов - казалось, на Оаху наступает орда злобных пришельцев из неведомых миров, порождённых больной фантазией очередного сочинителя, жаждущего развлечь скучающую и пресыщенную публику. Потери десанта от химического оружия были ничтожными: куда больше людей - сотни и тысячи - погибло на улицах Гонолулу, куда переменившийся ветер погнал газовое облако. Мирное население оказалось беззащитным - как всегда.
        Железные чудища в полном молчании - всё побережье было перекрыто полем узкого диапазона частот, блокирующим огнестрельное оружие, но не мешавшим работе двигателей внутреннего сгорания, - достигли мелководья. С грохотом откинулись аппарели, и по ним на берег с рычанием поползли японские лёгкие танки, расплёскивая воду и разбрасывая песок. Их пушки и пулемёты бездействовали, но в ближнем бою штык и даже арбалетная стрела - слабое оружие против подвижной брони. А за танками с криком «Банзай!» густыми цепями бросились в атаку воины микадо.
        Самураи недооценили противника. Кто-то надоумил морских пехотинцев US Army вооружиться американским аналогом знаменитого «коктейля Молотова» в ассортименте, и из полуразрушенных окопов, из-за камней и из-за кустов в японские танки полетели бутылки с зажигательной смесью, исправно вспыхивавшей и жарко горевшей. «Ха-Го» и «Чи-Ха»[81 - «Ха-Го» - японский лёгкий танк времён Второй Мировой войны, «Чи-Ха» - средний (по японской классификации), хотя по весу его также можно считать лёгким танком.] горели чадно и смрадно, истекая удушливым чёрным дымом; морпехи пошли в контратаку, и на золотистом песке Эва Бич закипела по-звериному жестокая схватка: падая под ударами японских штыков, янки остервенело резали самураев ножами, перерубая шейные позвонки.
        Голова японского солдата, насажённая на железный штырь на подбитом японском танке
        Весь берег превратился в полосу кровавой липкой грязи, отвратно чавкавшей под ногами сражавшихся. Десантников оттесняли к воде; в район высадки спешно выдвигались, лязгая гусеницами, американские «стюарты» и «шерманы», и тогда в ответ на отчаянные радиопризывы о помощи, подаваемые частями первого эшелона, японцы сняли завесу поля, и на берег снова обрушился смерч артиллерийского огня. Восьми- и четырнадцатидюймовые снаряды разрушали окопы, разносили блиндажи и размётывали в клочья человеческие тела; под градом снарядов 127-мм скорострелок американские танки вспыхивали один за другим - их расстреливали прямой наводкой, - а с десантных судов ударили пулемёты, прокладывая кровавые просеки в рядах морских пехотинцев, распалённых боём, опьяневших от пролитой крови и начисто позабывших о какой-то там цивилизованности.
        Игра в «кошки-мышки» возобновилась, но в этой игре кошка всегда выигрывает - мышка будет съедена (если, конечно, не сбежит, что маловероятно). Бой переломился - самураи наступали, продвигаясь в глубь Оаху и умело используя преимущество, даваемое им «миязаками»: пушки, пулемёты и двигатели оживали только тогда, когда это было выгодно японцам, и замолкали, когда это было им невыгодно. Они обтекали узлы сопротивления, а с пулемётно-артиллерийскими дотами поступали очень просто: заглушив оружие защитников укрепления, подбирались вплотную, заливали бункер огнемётной смесью, выключали поле и швыряли в амбразуру горящий факел. И странным образом вдоль всего берега Оаху то вспыхивали ярко, то слегка дымились, то вновь загорались подбитые танки обеих сторон - в полном соответствии с диапазоном частот, используемых операторами-мангустами. А на остров уже высаживался второй эшелон японской армии вторжения - отборные дивизии, готовившиеся оборонять метрополию, но перешедшие теперь в наступление и жаждавшие крови бледнолицых.
        К вечеру 2 сентября 1945 гола организованное сопротивление US Army на Оаху было сломлено. Способность любой армии сражаться имеет свой предел, за которым или бегство, или плен, или смерть. Выбор невелик: бежать с острова, окружённого императорским флотом, американцам было некуда, а умирать за президента Соединённых Штатов Америки они не спешили. И солдаты Макартура начали сдаваться в плен, несмотря на леденящие душу рассказы о самурайских зверствах, - для человека западной цивилизации, для его образа мышления, смерть отложенная (пусть даже очень вероятная и отложенная ненадолго) всегда предпочтительней смерти немедленной. Ночью в окрестностях Гонолулу, на пирсах Пёрл-Харбора, на аэродромах Оаху ещё шли бои, отчаянные и безнадёжные для защитников острова, но уже на следующий день японцы стали прочёсывать остров, вылавливая жалкие кучки американских солдат, прятавшихся по лесам и в пещерах горного массива Кулау.
        Захват остальных островов Гавайского архипелага - Ланаи, Молокаи, Кахоолаве, Мауи, Ниихау и Большого острова - не составил для японцев особого труда: большая часть американских войск, оборонявших Гавайские острова, была сосредоточена на Оаху, где она и была разгромлена - частично уничтожена, частично взята в плен[82 - Из стотысячного (с учётом флотских частей) гарнизона Гавайских островов на Оаху погибло около 30 тыс. американских солдат и офицеров, более 50 тыс. были взяты в плен. Потери японцев убитыми и ранеными составили свыше 20 тыс. человек.].
        Все корабли, стоявшие в Жемчужной Гавани, - эсминцы, сторожевики, катера, буксиры - погибли: одни были потоплены японцами, другие взорваны самими американцами во избежание захвата. Несколько десятков эскортных кораблей и небольших транспортов с других островов покинули атакованный архипелаг: набитые солдатами и беженцами, они пытались спастись. Удалось это очень немногим: за ними рьяно охотились японские корабли и самолёты. Не «фугаки», нет: японцы имели всего лишь несколько десятков этих гигантских машин и считали слишком расточительным использовать их для атак одиночных корветов, малотоннажных транспортов и парусных шхун. Уходившие на восток корабли добивали «джуди» и «джиллы» палубной авиации адмирала Озавы: добивали по старинке, торпедами и авиабомбами, словно никаких «миязак» не существовало в природе.
        А на Оаху началась резня: японцы, раздражённые отчаянным сопротивлением янки и понесёнными потерями, казнили пленных американцев, отрубая им головы самурайскими мечами.
        Казнь пленного американца
        На Гавайи, в райский уголок с тёплым морем, шелестом пальм и ласковым климатом, вломилось тёмное средневековье с его полным презрением к человеческой жизни: и к своей, и к чужой…
        Глава шестнадцатая. Завоеватели мира
        В храме было полутемно, и солнечные лучи, проникавшие в распахнутые оконные проёмы, казались световыми клинками, вонзавшимися в деревянные плитки пола. В центре зала, положив ладони на колени, сидел на пятках человек в чёрном кимоно с вышитым на спине золотистым драконом. А перед ним рядами сидели люди в белых кимоно с чёрными поясами - много людей, готовых слушать человека в чёрном: человека, изрекавшего волю духов-ками и богов синто - в этом не сомневался никто из присутствующих в зале храма.
        - Внемлите, - произнёс человек в чёрном. Он говорил негромко, но в благоговейной тишине его голос был слышен отчётливо. - Вы - мангусты, вы - избранные, вам надлежит свершить деяние, достойное богов. Вы исправите вывих Пути, допущенный людьми по их неразумению, под соблазном тёмных сил бытия. Вы измените мир, и он станет таким, каким он и должен быть по замыслу его сотворивших. Кто вы?
        - Мы - мангусты, - прошелестело в полутёмном храмовом зале. - Мы - избранные.
        - Мир погряз в алчности, - продолжал человек в кимоно с жёлтым драконом. - Его пожирают золотые змеи, порождённые цивилизацией гайкокудзинов, цивилизацией белых людей. Золотые змеи обвивают людей своими кольцами, шёлковыми, но смертельными, и впрыскивают яд, который кружит головы бледнолицым и заставляет их верить, что счастье - это когда всё можно купить: и честь воина, и дружбу мужчины, и любовь женщины. Золотые змеи расползаются по всему миру - кто может их остановить?
        - Мангусты… Мангусты… Мангусты…
        - Да, мангусты, - человек в чёрном кивнул, кивнул медленно и величественно. - Вы, мангусты, вы, избранные, вы истребите золотых змей, истребите их всех! Но золотые змеи гнездятся в душах и в сердцах, и поэтому нам, детям Аматерасу, придётся истребить всех бледнолицых: белая раса, ступившая на путь порока, обречена. Она должна быть уничтожена - только так мы сможем спасти этот мир от яда золотых змей. Вы, мангусты, готовы спасти мир?
        - Готовы… Готовы… Готовы…
        - У вас в руках будет совершеннейшее оружие - оружие богов, которое вы обрушите на змеиные головы. Но змеи будут жалить, и многим из вас суждено умереть. Вы, мангусты, готовы умереть, сражаясь?
        - Готовы… Готовы… Готовы…
        - Отточите ваш разум - он будет подобен мечу самурая. Погасите ненужные мысли, смирите ненужные чувства. Проникните в суть вещей, и нанесите змеям смертельный удар - незримый, бесшумный и неотразимый. Вы - воины, которым доверено оружие богов!
        - Мы - воины, которым доверено оружие богов…
        - Очистите ваше сознание, и откройте дорогу пониманию. Удар Меча Богини подобен приёму айкидо: прежде чем его нанести, его надо понять. Слейтесь с сутью вещей - только тогда вы сможете стать истинными Воинами Духа. Осознайте своё предназначение, воины-мангусты! Вы можете это сделать!
        - Мы можем… можем… можем…
        - Идите, и готовьтесь сражаться, убивать и умирать. Чтобы в этом мире жили люди - настоящие люди, не отравленные ядом золотых змей, - змеи должны умереть: все, и змеи, и змеёныши. Идите, воины-самураи, воины-мангусты. Я сказал главное - остальное расскажут вам ваши наставники-сэнсеи, уже испытавшие в бою оружие богов.
        Оставшись один, человек в чёрном кимоно ещё какое-то время сидел в расслабленной позе. Потом встал, вышел из храма и, закрыв глаза, поднял лицо к небу, подставляя его солнечным лучам и порывам ветра, пахнущего морем. Тихо шелестела листва, еле слышно журчал ручей в саду камней. Постояв так несколько минут, человек встряхнулся и глубоко вздохнул. Посмотрел на каменную статую неведомого зверя, сидевшего на задних лапах, еле заметно усмехнулся и пошёл переодеваться в повседневный костюм. Человека ждали дела - много дел.
        Тамеичи Миязака одинаково хорошо чувствовал себя и в ипостаси учёного-физика, и в ипостаси духовного наставника - Того-Кто-Указует-Путь.

* * *
        В японском Генеральном штабе практически не было разногласий по вопросам «Кто основной противник?» и «Куда должен быть направлен главный удар?» - четыре года войны на Тихом океане дали ответы на эти вопросы. Советский Союз рассматривался Японией как противник второстепенный, и даже впечатляющая победа русских армий над фашистской Германией не изменила точку зрения генералов империи Ямато. Русский Тихоокеанский флот был гораздо слабее Императорского флота, даже поредевшего и потрепанного, и, по мнению японских адмиралов, не представлял собой серьёзной угрозы интересам Японии на Тихом океане, её коммуникациям и островам метрополии. Не опасались самураи и русской авиации дальнего действия, тем более что с появлением «миязак» гипотетическая угроза налётов советских бомбардировщиков на японские города была сведена на нет - самолётам не пробить «щит богини». Активные же действия против России с целью захвата Приамурья, Приморья и даже всей Сибири японский генералитет не интересовали: что в итоге можно приобрести? Заснеженную непроходимую тайгу? Сибирь - край богатый, но её природные богатства надо ещё
разведать и освоить, что потребует немало времени и сил. «Наступать на север, - заявил начальник имперского Генштаба генерал Умэдзу Ёсидзиро, - это всё равно что стричь кошку: визгу много, шерсти мало». К тому же у кошки имелись когти: помнили японцы Хасан и Халхин-Гол, и не переоценивали боеспособность своих сухопутных войск.
        Наступление советских войск в Маньчжурии в июле 1945 встревожило самураев, но после того, как оно было остановлено излучателями, генералы империи Ямато успокоились: могучие русские танки и знаменитые «катюши» оказались бессильными перед «миязаками». Раздавались призывы «покарать северных гайкокудзинов» и «смести их, как ядовитых мух с ветки сакуры», однако это были эмоции, и не более того. Расчёты показали, что разгромить полуторамиллионную советскую армию, рассредоточенную на тысячи километров, с той же лёгкостью, с какой удалось расправиться с американским флотом на атолле Улити, не получится. На суше излучатели, в конечном счёте, сводили дело к рукопашной, а для победы в таком сражении требовался серьёзный перевес - и количественный, и качественный (число бойцов, их подготовка и оружие, безотказно убивавшее в «мареве»). Тактика применения «миязак» на суше в ходе крупномасштабной войсковой операции не была ещё отработана, и в ходе боёв приходилось считаться с риском захвата излучателей хорошо организованным и умелым противником, чего нельзя было допустить ни в коем случае.
        Взвесив все «за» и «против», японское командование приняло решение продолжать наступление на восток, имевшее целью полный разгром Соединённых Штатов Америки и ликвидацию главного соперника империи Ямато в борьбе за мировое господство. Северные варвары подождут - дойдёт и до них очередь. И Квантунская армия замерла и зарылась в землю, одевшись бетоном пограничных укрепрайонов и ощетинившись излучателями, число которых неуклонно увеличивалась.
        Однако на территории Китая боевые действия продолжались, приобретая всё больший размах и ожесточённость. Японцы шаг за шагом теснили армии Чан Кайши и Мао Цзэдуна, заливая кровью целые районы Китая. То, что творилась на территории многострадальной страны, захваченной самураями, напоминало времена нашествий безжалостных кочевников, некогда опустошавших Поднебесную. По течению Хуанхэ и Янцзы плыли, покачиваясь на волнах, тысячи и тысячи изувеченных трупов; самураи резали пленных и мирных жителей, остервенело насиловали женщин, закапывали людей живыми в землю, складывали пирамиды из отсечённых голов. Безудержная жестокость победителей не была для них самоцелью - по примеру Чингисхана, японцы сеяли страх, чтобы никому и в голову не пришло противиться новым завоевателям Азии, «вождям с островов». Самураи отнюдь не стремились уничтожить всех китайцев: по «нормам» средневековья, японцам нужны были не только земли, но и рабы, данники, наложницы и… воины-азиаты, которых не жалко бросить на убой в первых рядах - рецепт, проверенный веками. Заполучив сверхоружие, самураи воспряли духом: идея «Великой Азии» и
господства желтой расы над всем миром из области мечтаний перешла в область реально возможного, и японский часовой на Великой Китайской стене ощущал себя частицей могучей силы, которой назначено править не только Азией, но и всей планетой.
        Японский часовой на Великой Китайской стене
        Кромсая кровоточащее тело Китая, японцы забирались и на территорию Советского Союза. Их мобильные отряды, оснащённые передвижными «миязаками», совершали рейды в Даурию, уничтожая русские таёжные посёлки. Цель этих набегов была всё той же - посеять страх, парализующий и обессиливающий: северные гайкокудзины должны знать, что их ждёт, и смириться с неизбежным. И люди уходили подальше от границы, бросая насиженные места, и матери пугали детей страшным зверем по имени «мангуст»…

* * *
        Страх, расползавшийся по всей Юго-Восточной Азии, катился приливной волной и по просторам Тихого океана: империя Ямато снова наступала, наступала быстро и победоносно. Прошло всего неделя после падения Оаху, и стотысячная американская армия на Марианах капитулировала. Японская эскадра подошла к Сайпану и предъявила защитникам острова ультиматум: «Сдавайтесь, или мы сожжём вас заживо, всех до одного». Это был блеф чистой воды - при всей своей мощи на такое «миязаки» не были способны (во всяком случае, пока), - но целая серия сокрушительных поражений сломила дух янки, и войска генерала Холланда Смита сложили оружие. Справедливости ради следует отметить, что самураи не перебили тут же поголовно всех пленных - Японии требовались рабочие руки. Зато с обессилевшими рабами сыновья Аматерасу не церемонились, приканчивая их на месте. Счёт американских военнопленных, погибших под штыками и катанами победителей, шёл на тысячи, и генерал Смит, попавший в плен вместе со своими солдатами, обратился к японскому генералу Тадамити Курибаяси с просьбой проявить человечность по отношению к пленным воинам армии США.
        «Вы не воины, - ответил ему Курибаяси, глядя на американца глазами голодного хищника, - вы рабы, не нашедшие в себе мужества умереть с честью на поле битвы. И не вам, бледнолицые, говорить о человечности: вы всегда считали нас, азиатов, низшей расой и убивали нас веками, а совсем недавно вы, цивилизованные и гуманные, сожгли в Токио двести тысяч мирных жителей, стариков, детей и женщин, сбросив на них вашу сверхбомбу. Теперь пришёл наш черёд, и мы будем обращаться с вами так же, как вы обращались с нами: так, как вы этого заслуживаете». Смит посмотрел в глаза Курибаяси, в которых металось холодное злое пламя, и промолчал - что он мог сказать?
        Японские войска продвигались к границам Индии. Австралия оказалась беззащитной - военная мощь США развеялась дымом, и теперь ничто не мешало японцам высадиться на северном и северо-восточном побережье Австралии. Флаги Страны Восходящего солнца взвивались над островами Полинезии - американцы отходили без боя, спешно эвакуировали свои гарнизоны или сдавались в плен, если отступать было уже некуда. Темпы наступления самураев сорок пятого года намного превосходили темпы их наступления года сорок второго - сыны Аматерасу почти не встречали сопротивления. Единственное, что хоть как-то мешало японцам в считанные недели подгрести под себя весь Тихий океан - это нехватка сил: у них попросту не хватало кораблей, самолётов и солдат, чтобы захватить и контролировать такую громадную территорию. Японцы ограничились созданием опорных баз в ключевых точках и не спешили ни развивать наступление на запад, ни высаживаться в Австралии, ни атаковать Камчатку, Северный Сахалин и Алеутские острова - осуществлять подобные операции было некем и нечем. Приоритетным считался удар по западному побережью Северной Америки -
удар, который, по мнению генералов и адмиралов микадо, должен был решить исход войны. Опьянённые мощью боевых излучателей, самураи всерьёз планировали то, о чём не могли и подумать в начале войны - многосотттысячный десант в Америку, - и не отвлекались ни на что другое: ни на Австралию, ни на Индию, ни на Россию. «Крупную рыбу едят по кускам, - сказал адмирал Тоёда, - начиная с самого жирного».
        Кроме нехватки сил и средств, был ещё и фактор времени. Тамеичи Миязака вылил на разгорячённые победами головы японских генералов ведро холодной воды, заявив, что он не исключает возможность создания американцами своих собственных излучателей, причём в ближайшем будущем. «Было бы большой ошибкой недооценивать гайкокудзинов, - сказал создатель «оружия богов». - У них есть и талантливые учёные, и промышленные мощности, и природные ресурсы. И есть ещё шпионы и предатели, и разного рода случайности, а если секрет Меча Богини перестанет быть секретом, я не уверен в нашей окончательной победе. И поэтому нам надо убить нашего главного врага прежде, чем он сумеет противопоставить нам равное оружие».
        Любому другому высказанное вслух сомнение в победе империи Ямато обошлось бы дорого, но к словам «Великого Тамеичи», Того-Кто-Указует-Путь и Облекает-Плотью-Слов-Невысказанные-Мысли-Божественного-Тенно, военные прислушались: кто может знать о боевых излучателях больше, чем их творец-изобретатель? И если он допускает возможность того, что подобное оружие появится у янки, значит, у него есть на то серьёзные основания.
        Слова Миязаки подвели черту под всеми спорами относительно плана ведения войны и направления следующего удара. Направление было окончательно определено, и в конце сентября 1945 года японские боевые корабли и самолёты появились у берегов Калифорнии и Орегона.

* * *
        Осеннее утро было замечательным: умиротворённое голубое небо, солнце, не жгучее, ласковое, тёплый ветер, зелень холмов, синеющие вдали горы. «Рай, да и только, - подумал Лион, садясь в свой новенький «бьюик», блестевший чёрным лаком, - особенно после ада фашистской Германии, откуда мне удалось вырваться, чтобы не быть сожженным на одном костре вместе с моими книгами. А в Городе Ангелов действительно живут ангелы женского пола, достойные обожания за то наслаждение, которое они дарят мужчинам».
        Он поднял глаза. Окно на втором этаже было приоткрыто, ветер шевелил занавеску, за которой (Лион был в этом уверен) стоит она, стоит и смотрит на него, провожая взглядом. «Жизнь прекрасна и удивительна, - думал Фейхтвангер, - особенно когда ты богат, знаменит и не настолько стар, чтобы женщины перестали обращать на тебя внимание. Да, женщины, мёд и яд, цель и средство, наслаждение и мука…».
        Лион Фейхтвангер, писатель с мировым именем, с ноября 1943 года обосновавшийся в США, в пригороде Лос-Анджелеса, на вилле «Аврора», купленной за бесценок благодаря энергии и предприимчивости его жены Марты (и очень кстати подоспевшему гонорару Лиона за роман «Братья Лаутензак») был заядлым эротоманом[83 - Даже в своё известное путешествие в Советский Союз, во время которого Фейхтвангер был принят Сталиным и лично присутствовал на Втором Московском процессе (итогом путешествия стала книга Лиона Фейхтвангера «Москва. 1937 год»), писатель отправился не с женой, а с любовницей, которой он во время поездки умудрился изменить.] и, несмотря на свою весьма невзрачную внешность - малый рост, худоба, близорукость, тоненький голос, - и далеко не юный возраст (ему перевалило за шестьдесят), пользовался большим успехом у прекрасной половины рода человеческого и частенько ночевал не дома, а в городе, у очередной пассии, не слишком беспокоясь о том, чтобы выдуманные причины этих его отлучек выглядели хотя бы правдоподобно. Марта к безудержному кобеляжу мужа относилась спокойно, не допуская только, чтобы
очередная его girl-friend слишком уж рьяно претендовала на роль «внештатной жены». Брак четы Фейхтвангер был своеобразным - «открытым», как они его называли, - и Марта тоже периодически заводила романы на стороне (хоть и не столь активно, как её супруг).
        «Но этот рай под угрозой, - размышлял Фейхтвангер под мерное урчание мотора, - с Тихого океана надвигается ад. Японцы - по слухам, они изобрели какое-то страшное оружие. Никто толком не может сказать, что это такое, но рассказы очевидцев о рассыпающихся в воздухе самолётах, сгорающих кораблях и сходящих с ума людях имеют под собой реальную основу: слухи и сплетни не обратили бы в бегство вооружённые силы Соединённых Штатов Америки, сокрушившие Гитлера. И о потере Гавайских островов объявили официально - не воскресшие же японские мертвецы взяли Пёрл-Харбор. В городах по всему побережью зреет паника, люди бросают всё и уезжают в глубь страны, спасаясь от неведомой опасности. Неужели всё начнётся сначала, как в Европе в тридцать девятом? И что это за оружие?».
        Писатель не знал, что уже совсем скоро он увидит это оружие в действии. Над Лос-Анджелесом шли на большой высоте шестимоторные «фугаки», а из-за горизонта медленно и зловеще вырастали силуэты японских кораблей, которых никто не мог остановить, Но Лион смотрел на дорогу, а не в небо, и отдалённый слабый гул моторов бомбардировщиков не был слышен за гудением двигателя «бьюика». Что же касается моря, то близорукий Фейхтвангер при всём желании не различил бы там ничего, кроме разве что труб и мачт грузовых судов, стоявших у причалов порта Лонг-Бич.
        Безмятежность раннего утра была взорвана грубо и безжалостно. Над городом встал высоченный огненный столб, и прокатился рокочущий грохот мощного взрыва. И вслед за этим на улицы Лос-Анджелеса ворвался огненный ад.
        Из окон домов с глухим гулом вырвались клубы огня, строения вспыхивали одно за другим, словно какой-то невидимый злой шутник поджигал их, млея от удовольствия. Пожаров было великое множество; они вспыхнули почти одновременно, как будто в каждом доме дремал свой демон огня, и теперь все эти демоны разом проснулись и дружно взялись за работу, поджигая и разрушая. На мостовую водопадом сыпались битые стёкла, из окон вылетали горящие клочья непонятно чего (Лион вспомнил занавеску, на которую он смотрел полчаса назад). Отчаянно кричали люди, но крики их заглушались гулом новых взрывов и ликующим рёвом пламени, пожиравшегося рушащиеся здания со всеми их обитателями.
        Дорогу затянуло удушливым дымом. Фейхтвангер затормозил и выскочил из машины, пытаясь понять, где он находится. Он увидел дверь, а затем она с треском распахнулась, и из неё вывалилась истошно вопящая женщина в горящей одежде и с горящими волосами. Лион оцепенел, но мгновение спустя бросился к несчастной в надежде сбить пламя. И тут что-то ударило его в спину и швырнуло на мостовую, на которой плясали багровые блики.
        Горевшая женщина куда-то пропала, исчезла в дыму. С трудом поднявшись, Лион оглянулся. Его машины больше не было: на её месте осталась груда искорёженного железа, охваченная языками танцующего пламени. «Бензобак, - механически отметило сознание. - Взорвался бензобак, взял и взорвался. Хорошо, что я вышел из машины». Мысль Лиона была спокойной и отстранённой - слишком страшным было то, что творилось вокруг него.
        Фейхтвангер сделал несколько шагов, задыхаясь и кашляя в едком дыму. А потом под его ногами дрогнула земля. И раскололась, а из разверстой трещины ударила стена воющего огня. «Землетрясение? - подумал Лион. - Как? Почему? Его вызвали японцы? Но этого не может быть…».
        От страшного жара трещали волосы на голове и дымилась одежда. Закрывая лицо руками, Лион пытался найти выход из гигантского костра, в который за считанные минуты превратился огромный город, искал - и не находил. В дыму и пламени с грохотом осел и развалился горящий дом, дымящийся обломок ударил Фейхтвангера в плечо и сбил его с ног. Опираясь дрожащими ладонями в горячий камень, писатель приподнялся и, встав на колени, закричал в раскалённое небо, затянутое дымом исполинского аутодафе:
        - Господи, за что?! За что!!!
        Горящий Лос-Анджелес
        …В тридцатые годы двадцатого столетия в быт американцев прочно вошли газовые плиты, очередной подарок цивилизации, и пятнадцать миллионов американских домохозяек (прежде всего в больших городах) с радостью отказались от керосинок и примусов, от дров и угля. И никто не мог предположить, чем это обернётся…
        Линейные корабли «Мусаси» и «Ямато», четыре тяжёлых крейсера и четыре «фугаки» ударили по Лос-Анджелесу из двадцати четырёх излучателей, целясь в газовые магистрали. Первой взлетела на воздух газораспределительная станция, питавшая газом весь город, а за ней последовал цепная реакция взрывов газа в домах - взрывов, рождавших пожары. Трубы лопались под напором пламени, подземные взрывы рвали мостовые, выпуская на волю реки огня - прирученный бытовой газ, на котором так приятно было приготовить рождественскую индейку, обернулся вдруг огненным джинном, злобным и неукротимым. Пожары в городе слились в сплошное огненное море, где беспомощные люди гибли тысячами, задыхаясь и сгорая, - операторы «миязак» для полноты «эффекта воздействия» добавили в спектры своих излучателей «бензиновые» частоты, воспламеняя бензоколонки и автомашины на улицах и в гаражах.
        «Если когда-нибудь придёт Судный день, - сказал один из чудом выживших горожан, - он будет выглядеть именно так».

* * *
        Ударом по Лос-Анджелесу японцы не ограничились. Обоснованно полагая, что после атаки крупнейшего города Калифорнии американцы сделают выводы и примут меры (хотя бы эвакуируют население из зоны возможного поражения), самураи (одновременно с атакой Лос-Анджелеса) атаковали «миязаками» Сан-Франциско, Сиэтл и другие города Западного побережья США.
        Причина огромного пожара, охватившего Сан-Франциско, так и не была установлена. Комиссия, работавшая на дымящихся развалинах города, пришла к маловразумительному заключению «…японцы инициировали самовозгорание целого ряда легковоспламеняющихся жидкостей и строительных материалов. Деревянные дома вспыхивали без видимой причины, пожары возникали внутри каменных зданий как в жилых кварталах, так и в промышленных районах; емкости с нефтепродуктами взрывались. Огонь охватил свыше девяноста процентов городской территории; число жертв, по предварительным оценкам, достигает… (censored)».
        Пожар в Сан-Франциско
        Причина пожара в Сан-Франциско была неоднозначной, зато причину возникновения «огненного моря» в Сиэтле установить удалось: то, что случилось в самом крупном городе штата Вашингтон, назвали «великим коротким замыканием». Город, расположенный между системой заливов Пьюджет-Саунд и озером Вашингтон, был гораздо менее уязвим для атаки с моря, чем Лос-Анджелес или Сан-Франциско - для воздействия «миязаками» по берегу японским боевым кораблям нужно было войти в минированный залив, простреливаемый береговыми батареями, и затратить массу времени и усилий для нейтрализации береговой обороны. Но даже при выполнении этого условия основные цели - заводы «Боинг» и верфи Генри Кайзера - не попадали под «прямую наводку» боевых излучателей: их эффективность снижалась. Сиэтл подвергся чисто воздушному нападению - его атаковали двенадцать G10N «Фугаки», шедших на большой высоте и вооружённых двадцатью четырьмя «миязаками». А мишенью для японских бомбардировщиков стала энергосеть, снабжавшая электричеством военные заводы и жилые дома «Королевского города»[84 - Queen City - неофициальное название (прозвище) Сиэтла с
1869 года.].
        На электростанциях и на линиях электропередач, на трансформаторных подстанциях и в электросетях Сиэтла практически одномоментно произошёл каскад коротких замыканий. Истекая расплавленной медью, выгорали обмотки генераторов; сплавлялись воедино жилы кабелей и соседние провода, приваривались контакты автоматических выключателей, не давая возможности защите отсечь повреждённые участки, которых было великое множество; между шинами распределительных щитов плясали горбатые молнии дуговых разрядов, выжигавших металл. И горела изоляция, непонятным образом ставшая токопроводящей и переставшая выполнять свои функции. По стенам заводских цехов и комнат, где жили люди, ползли огненные змеи, окутанные вонючим дымом, - проводка загоралась по всей длине, порождая бесчисленные пожары. Сиэтл вспыхнул ярким пламенем - в огне и дыму метались перепуганные люди, подгоняемые воем сирен воздушной тревоги, и паника на дорогах, усугублённая взрывами автомобильных бензобаков, унесла немало жизней.
        Паника в Сиэтле
        «Этот проклятый японец, - заметил один из учёных-энергетиков, изучавших причины и последствия «великого короткого замыкания» и «электрического пожара», - отменил закон Ома. Он играет с электроэнергией, как со своей игрушкой - сделал огромную электрическую зажигалку и поджёг ею целый город! Жаль, некому поставить этого шалуна в угол - боюсь даже предположить, с какой игрушкой он будет играть в следующий раз».
        Тамеичи Миязака передавал операторам излучателей всё новые и новые «рецепты», которые тут же проходили проверку в боевых условиях. Полученные от мангустов донесения он изучал долго и тщательно, вчитываясь в каждый иероглиф и о чём-то напряжённо думая. И никто - ни Синъитиро Томонага, ни другие ближайшие помощники создателя «оружия богов» не мог сказать, какие мысли роятся в голове Второго Человека Империи Ямато.

* * *
        Нельзя сказать, что тихоокеанское побережье североамериканского материка было совершенно беззащитным. На Сан-Диего базировались уцелевшие корабли и подводные лодки US Navy, на авиабазах Запада насчитывалось несколько тысяч боевых самолётов, а общая численность войск, стянутых в Калифорнию, Неваду, Аризону, Орегон, Вашингтон и Айдахо превышала миллион человек. Тем не менее, организовать самураям тёплую встречу в океане американцы не смогли: самолёты, пытавшиеся приблизиться к японским кораблям, или вспыхивали в воздухе, или камнем падали в море, подводные лодки, входившие в «зону дьявола», теряли управление, а немногочисленные надводные корабли даже не пытались дать бой Императорскому флоту - всем было ясно, чем это кончится. Появления японских крейсеров и авианосцев у американских берегов ждали, и всё-таки они появились внезапно: «миязаки» глушили радары, поглощая их импульсы, и флот вторжения был обнаружен уже визуально, в считанных милях от берега (в Лос-Анджелесе даже не успели объявить тревогу - атакованный город загорелся раньше, чем взвыли сирены).
        Американское командование не стало противодействовать высадке японских десантов - опыт боёв на Гавайях показал, что «миязаки» взломают береговую оборону, и потери будут огромными. Не пытались янки встретить самураев и газовыми атаками - их эффективность против кораблей и войск, снабжённых средствами зашиты, было невысока, а жертвами атак (судя по судьбе Гонолулу) стали бы мирные жители прибрежных городов и посёлков.
        Генерал Эйзенхауэр, командующий Западным фронтом, приказал отступать в глубь страны на несколько десятков миль, чтобы выйти из сферы радиуса действия корабельных излучателей. Это решение командующего было разумным - немногочисленные «фугаки» не могли обеспечить надёжное перекрытие всей линии фронта (и не могли непрерывно висеть в воздухе над боевыми порядками войск), и японцам оставалось только уповать на мобильные «миязаки» малой мощности.
        Американские войска, прикрывая колонны беженцев, медленно отступали, огрызаясь и схлёстываясь в коротких злых стычках с так же медленно наступавшими японцами, нанося самураям чувствительные контрудары и отходя только тогда, когда «марево», ползущее над полем боя, становилось слишком густым. По мере удаления от береговой черты дело всё чаще и чаще доходило до рукопашной, в которой обе стороны несли ощутимые потери. И вскоре выяснилось, что к боям в средневековом стиле (с добавлением кое-каких технических новинок), американцы неплохо подготовились - несмотря на растерянность, времени они зря не теряли.
        На вооружение солдат US Army поступили пневматические винчестеры. В прикладе размещался баллон со сжатым воздухом, пополнение которого происходило после каждого выстрела - стрелок одним движение рычага подавал в ствол следующую пулю и пополнял запас сжатого воздуха. Скорострельность, дальнобойность и пробивная сила этого оружия оставляла желать лучшего, и поэтому в последних образцах пулю заменила тонкая оперённая стрелка, наконечник которой был пропитан ядом кураре, - оружейники двадцатого века творчески использовали военные технологии первобытных племён Амазонки и уже ломали головы над конструкцией пневматического пулемёта. Офицеры вооружались саблями времён Гражданской войны, штыковой бой стал основным тактическим приёмом, арбалеты сменили винтовки, а отряды ополченцев учились стрелять из лука. Казалось, время повернуло вспять - по прериям вновь скакали конные отряды ковбоев (только без шестизарядных «кольтов»), и свистели в горных каньонах и над Америкэн-Ривер и Сакраменто стрелы, подобные тем, что пускали некогда воины дакота и апачей[85 - После японского вторжения на территорию США отношение
правительства Трумэна к индейцам стало насторожённым. Было установлено, что в индейских резервациях распространяются японские прокламации следующего содержания: «Браться по расе! Мы пришли отомстить бледнолицым за всё, что они сделали в прошлом. Присоединяйтесь к нам!». США опасались индейских выступлений - высказывались даже предложения загнать всех индейцев в концентрационные лагеря (подобные тем, в которые были согнаны в 1942 году 120 тысяч японцев, проживавших в Орегоне, Калифорнии и Вашингтоне).].
        Японцы высадили полумиллионную армию, заняли всю прибрежную полосу от Сан-Диего до Сиэтла и продвинулись в глубь страны от двадцати до девяноста километров. Но в прифронтовой полосе, за спинами японских дивизий, завоеватели чувствовали себя неуютно - американские диверсионные отряды, скрывавшиеся в руинах сожжённых городов, в лесах Орегона и в горах Калифорнии, резали по ночам самурайские патрули, отравляли источники пресной воды и устраивали взрывы на дорогах: в зону, очищенную «миязаками» от любых взрывчатых веществ, перебрасывались на планерах и воздушных шарах «гостинцы» для незваных пришельцев, срабатывавшие там и тогда, где и когда этого никто не ожидал.
        Сопротивление американцев нарастало, росло (несмотря на огромные потери) и их численное превосходство. С востока на запад Америки перебрасывались подкрепления; янки пришлось забыть о «неприемлемых потерях» и бросать в бой всё новые и новые соединения: речь шла о самом существовании страны под названием «Соединённые Штаты Америки». И всё-таки японское наступление продолжалось - поддержанные излучателями, позволявшим применять огнестрельное оружие неожиданно, по собственному усмотрению, и выкашивать пулемётами густые цепи американской пехоты, бросавшейся в штыковые атаки, самураи шли вперёд, оставляя за собой мёртвую выжженную землю. Благополучная страна Америка, не знавшая вражеских вторжений сто тридцать лет, со времени англо-американской войны, в ходе которой бриттами был сожжён Вашингтон, подверглась теперь свирепому азиатскому нашествию, и всё, что творилось в Китае, повторялось на американской земле - и жертвы, и разрушения. И военный плакат, на котором японец изображался в виде зубастого чудовища, алчущего крови «неполноценной белой расы», уже не казался гротескным преувеличением…
        Генерал Ямасита, командующий армией вторжения, понимал, что с имевшимися у него силами он не сможет пройти всю Америку с запада на восток и водрузить над Нью-Йорком и Вашингтоном флаги Страны Восходящего солнца. «Миязаки» «миязаками»[86 - За месяц боёв на западе США японцы потеряли одиннадцать излучателей (в основном подорванных при угрозе захвата), что вынудило их использовать мобильные «миязаки» очень осторожно, и это, естественно, снизило и без того невысокий темп наступления японской армии вторжения.], но нужны ещё и солдаты с ружьями (или хотя бы с копьями), которые будут убивать и умирать во славу империи Ямато, а солдат у сыновей Аматерасу не хватало. И тогда самураи начали формирование «туземных» дивизий - зря, что ли, Япония захватывала огромные территории с многомиллионным населением?
        Спешно сколачивались китайские, малайские и филиппинские части и соединения. Среди покорённых народов всегда найдутся люди, готовые променять незавидную участь раба на судьбу воина, пусть даже воина подневольной армии, которому грозит немедленная смерть за малейшее неповиновение. Именно так в тринадцатом веке небольшое монгольское войско выросло как снежный ком и обернулось лавиной, обрушившейся на Среднюю Азию, Русь и Европу - в Японии имелись хорошие историки. Эта вспомогательная армия умело обрабатывалась идеями «Великой Азии» и господства цветных над белыми вырожденцами, а самыми соблазнительными для неграмотных и забитых её новобранцев были вещи простые и понятные: «Тебе дозволено всё. Любой захваченный город будет в твоём распоряжении на целых три дня. Делай там, что хочешь - жги, грабь, убивай. Любая белая женщина - твоя добыча, ты заслужил право изнасиловать её прямо на трупах бледнолицых, павших от твоей руки. Ты воин великой армии, и этим всё сказано!». И солдаты «вспомогательных войск» не оставались глухи к этим увещеваниям - низменные инстинкты легко прорастают в душах человеческих…

* * *
        В октябре 1945 года армия империи Ямато, усиленная «туземными» дивизиями и насыщенная сотнями «миязак» разных калибров, перешла в наступление под Сакраменто, намереваясь прорвать фронт и двинуться на восток, к густонаселённым штатам Америки.
        Перед наступлением японцы тщательно и многократно обработали полосу обороны противника боевыми излучателями: выжгли всё, что могло гореть, и взорвали всё, что могло взрываться. Американцы вынужден были оттянуть в тыл бронетанковые части (какая польза от «шерманов», которые не могут двинуться с места, зато в любой момент могут вспыхнуть под «зажигательным» лучевым ударом?) и артиллерию (что толку от пушек без снарядов?). В окопах, среди обожжённой земли и бетона, остались сидеть солдаты с пневматическими ружьями и арбалетами, готовые встретить врага лицом к лицу. Тяжёлое положение US Army усугублялось невозможностью быстрой переброски войск с одного участка фронта на другой - «миязаки» вывели из строя инфраструктуру железных дорог, использовать автомашины и бронетранспортёры было невозможно, а на лошадях много не увезёшь. Американцы имели единственное преимущество - численное (против японской армии, насчитывавшей со всеми её вспомогательными частями около миллиона бойцов, они выставили более пяти миллионов солдат и офицеров), - но история неутешительно свидетельствовала о том, что количество
слишком часто проигрывает качеству.
        В течение нескольких недель, пока самураи медленно (из-за нехватки транспортного тоннажа) наращивали силы, готовясь к броску на восток, американцы испробовали все, что могло бы переломить ход боёв. Больше всего надежд возлагалось на химическое оружие, но ни газобаллонные атаки, ни обстрел японских позиций из дальнобойных катапульт бомбами, начинёнными люизитом и горчичным газом, не принесли янки решающего успеха (частные успехи не изменили общую ситуацию). Безрезультатными оказались и попытки использовать самое мощное оружие, имевшееся в распоряжении US Army - атомное. Бомбардировщик Б-29 с бомбой на борту был сбит «миязакой» над линией фронта, и бомба, взрыватель которой автоматически сработал на высоте пятисот метров, взорвалась над американскими окопами, а вторая бомба, доставленная планером с экипажем из добровольцев (нашлись и такие), не взорвалась - «код глушения», подобранный Синъитиро Томонагой, был верным.
        На рассвете 23 октября японцы внезапно сняли поле и открыли ураганный огонь по позициям противника: они знали, что янки полностью отказались от огнестрельного оружия и в полной мере использовали своё огневое преимущество. А вслед за огневым валом в атаку пошли японские танки - как и положено в «классической» войне.
        Генерал Паттон спешно погнал к фронту танковые бригады, поднятые по тревоге, но в двадцати милях от Сакраменто двигатели бронированных машин встали намертво: японские самолёты окольцевали атакованный участок «маревом», блокируя подход подкреплений. Паттон рычал от ярости и бил кулаком по танковой броне, но сделать ничего не мог: «магия синто» в который раз брала верх.
        Бои в окружённом и разрушенном городе были ожесточёнными, но недолгими - при соотношении потерь один к двадцати много не навоюешь, а против танковой брони стрелы бессильны. О том, что творилось в Сакраменто, захваченном азиатами, почти ничего не было известно: слишком мало осталось свидетелей кровавого пира победителей. И единственным утешением для отважно сражавшихся и погибавших в чудовищно неравном бою солдат US Army было то, что все мирные жители успели покинуть обреченный город заранее, ещё до начала штурма.
        Западный фронт был прорван не только под Сакраменто, но и ещё в нескольких местах; общие потери американских войск убитыми, ранеными и пленными превысили полмиллиона. Это была катастрофа - азиатская орда вырвалась на оперативный простор, затопляя Аризону, Неваду, Юту и Айдахо и выходя к границам Монтаны, Вайоминга, Колорадо и Нью-Мексико. По равнинам бывшего Дикого Запада расходились волны панического ужаса, и уже мало кто обращал внимание на плакаты, призывавшие «Останови его, и дело сделано!». Казалось, Соединённые Штаты Америки теперь может спасти только чудо; люди в отчаянии бросались к алтарям церквей, перемежая страстные молитвы самыми чёрными проклятьями - очень многие считали японское «супероружие» карой господней, ниспосланной за грехи тяжкие…
        Американский военный плакат
        Японский Генеральный штаб и ставка императора с удовлетворением восприняли сообщения о разгроме американских армий в Калифорнии и Орегоне, о прорыве фронта и о начале долгожданного наступления на восток Соединённых Штатов. Победа была близка, в этом уже никто не сомневался. И только один человек, которого звали Тамеичи Миязака, не скрывал своего беспокойства. Создателя «оружия богов» встревожило короткое донесение с фронта, затерявшееся в потоке победных реляций: «В ходе боёв в штате Айдахо потерпел катастрофу тяжёлый бомбардировщик специального назначения G10N «Фугаки». Причиной катастрофы стал внезапный одновременный отказ всех шести двигателей».
        Глава семнадцатая. Битва равных
        Мелкий осенний дождь сеялся на щедро раскрашенную жёлтым и багряным тайгу, обступившую маленькую приамурскую железнодорожную станцию, на мокро блестевшие рельсы, на кособокое строение с облупившейся штукатуркой, назвать которое «зданием вокзала» мог только человек с неуёмной фантазией. Двое солдат, накинув капюшоны плащ-палаток, неспешно шагали вдоль путей, не обращая внимания на падающую с неба воду - не велик-то и дождь, солдат не сахарный, не растает, а служба есть служба. Война - она рядом, рукой подать, а что не слышно орудийных залпов, так это из-за марева: оно, проклятущее, глушит все огнестрельные приспособы, от трёхлинейки до «катюши». И намертво глушит, пакость такая, хоть ты тресни. Хорошо хоть излучателей у самураев негусто, потому и сидят они смирно, а не лезут вперёд с криком «Банзай!». Но всё равно: война рядом, а потому - бди, солдат патруля, и смотри в оба. И солдаты бдили, хотя окрест не было видно ничего особенного - лес да шпалы, да промокшее серое небо.
        Сырую тишину нарушило урчание мощных двигателей. С узкой дороги, уходившей в лес, к станции выползли два танка и «студебеккер» с кузовом, крытым брезентовым тентом. Три машины подъехали к станции и замерли, словно ожидая чего-то - или кого-то. И скоро стало ясно, кого они ждут.
        Из-за поворота железной дороги появился паровоз, тянувший короткий - всего один вагон и одна платформа - состав. Паровоз не объявил о своём появлении гудком: он двигался крадучись, словно не желая привлекать к себе внимания. Поезд-недомерок шустро подбежал к станции и замер, выпуская клубы белого пара. И почти одновременно из вагона и из кузова «студера» горохом посыпались люди с автоматами - офицеры в синих с красным околышем фуражках НКВД.
        - От так так… - пробормотал один из патрульных. - Интересное кино…
        «Студебеккер», пофыркивая, как сытый кот, подался задом к платформе, на которой стояла какая-то конструкция: нечто вроде небольшой колонны или толстой трубы, лежавшей горизонтально. Труба эта, похоже, покоилась на какой-то подставке, но что да как, сказать было трудно: всё сооружение со всех сторон было тщательно укутано брезентом.
        - Что за хреновина, а, Микола? - вполголоса спросил второй солдат.
        - А я почем знаю? - отозвался тот. - Много будешь знать - скоро состаришься, хотя…
        Он не договорил, но его товарищ понял недосказанное: нездоровый интерес ко всяким разным штукам, охраняемым бойцами НКВД, резко снижает у чрезмерно любознательных вероятность дожить до старости. И патрульные замедлили шаг, старясь не приближаться к станции: бережёного бог бережёт, небережёного конвой стережёт.
        Энкавэдэшники сноровисто развернули «хреновину» поперёк платформы, закатили-задвинули её в кузов «студебеккера» и проворно залезли туда сами, как чёртики в табакерку. Сопровождавшие таинственный груз перебросились со встречавшими несколькими словами (о чём они говорили, патрулю не было слышно по причине расстояния), «тридцатьчетвёрки» залязгали траками, и через пять минут все три машины - танк впереди, танк позади, грузовик посередине, - скрылись в лесу, словно их тут и не было. Гул моторов затих.
        Патрульные переглянулись. Обоим пришла в голову одна и та же мысль насчёт того, что могло скрываться под брезентом, - земля, как известно, слухами полнится, - однако оба предпочли не высказывать эту мысль вслух. Молчание - золото.
        Уже в сентябре сорок пятого боевые излучатели поступали в войска дальневосточных фронтов десятками, но командование не спешило их использовать (хотя очень хотелось - генералы-фронтовики изумлялись при виде того, что вытворяли операторы «сталинских револьверов» на прифронтовых полигонах). Воспользовавшись затишьем в Маньчжурии, русские копили силы и готовили массированный лучевой удар, который должен был стать полной неожиданностью для японцев, занятых вторжением в Америку.

* * *
        - Я поднимаю тост, - Трумэн говорил медленно, давая возможность переводчику переводить его речь слово в слово, - за наших доблестных русских союзников, пришедших к нам на помощь в труднейший период истории нашей страны. Мы помним, как помогла нам Россия во время Гражданской войны, прислав в Нью-Йорк и Сан-Франциско свои боевые корабли и одёрнув этим Англию с её имперскими замашками, и мы, со своей стороны, всеми силами помогали России в войне с фашисткой Германией - в войне, закончившейся нашей общей победой. Но теперь, когда неисчислимые азиатские орды с их дьявольским оружием вторглись в Америку, сея смерть и разрушение, Россия не просто помогла: она нас спасла, и мы, американцы, никогда этого не забудем. Ваше здоровье, господа русские офицеры!
        Зазвенели бокалы. Молодые русские парни, операторы СР - «соловьёв-разбойников» - чувствовали себя неловко на торжественном банкете в Парадной столовой на втором этаже Белого дома: они к такому не привыкли. Непривычными были для них и красовавшиеся на их пальцах именные золотые перстни (личный подарок президента США), и американские джинсы, подаренные фирмой «Levi Strauss & Co.», поставлявшей эти штаны для US Army.
        Но неловкость эта постепенно проходила, чему немало способствовало количество тостов и обилие крепких напитков - Гарри Трумэн, несколько превратно осведомленный о нравах и обычаях «русских медведей», решил не ударить лицом в грязь и показать своим союзникам-спасителям, что американская душа не уступает русской по широте размаха на пиру. Президент даже специально пригласил на банкет высших офицеров, известных своей склонностью к гульбе (например, адмирала Хэлси, оставшегося без флота). Были на банкете и женщины - супруги высокопоставленных лиц, а также сотрудницы Белого дома, выгодно отличавшиеся от жён дипломатов и военных возрастом и внешностью. Молодые американки щедро одаривали улыбками русских офицеров, и нельзя сказать, что делали это только лишь по обязанности.
        Операторов СР, прибывших в США вместе со своими установками, было двенадцать человек. Часть из них обучала американских операторов пользовать новым и непривычным оружием, но некоторые уже успели побывать в боях. Персональных тостов удостоились все, но в числе первых были названы Сергей Порфирьев, внезапным лучевым ударом сбивший над Айдахо японский тяжёлый бомбардировщик специального назначения; Максим Петров, остановивший танковую атаку японцев в Колорадо (сняв поле, самураи двинулись вперёд, рассчитывая огнём и гусеницами смести противника с его луками да стрелами, и осеклись: моторы машин вдруг заглохли, а затем ударила американская противотанковая артиллерия, непонятно почему оказавшаяся боеспособной, и в считанные минуты превратила дюжину японских «жестянок» в пылающие костры); и Владимир Евстигнеев, заваливший целых два «фугаки» во время их недавнего (и безрезультатного) налёта на Вашингтон. Основания для благодарности у американцев имелись, и янки не стеснялись эту благодарность выражать.
        Градус веселья постепенно повышался. Банкет медленно, но верно приближался к той грани, за которой начинается обыкновенная пьянка, когда капитан Евстигнеев, воздававший должное искусству заокеанских кулинаров, услышал за спиной мелодичный женский голос:
        - Мистер Ивстигни, что вы бы хотеть?
        Майор обернулся и мгновенно перестал жевать. Перед ним стояла очаровательная молодая американка в кружевном белом платье не слишком значительной длины и смотрела на него так, что Владимиру тут же захотелось, чтобы все здесь присутствующие немедленно отправились куда подальше (на кудыкину гору, куда Макар телят не гонял, к едреней фене) и оставили бы их наедине.
        - Что вы хотеть, мистер Ивстигни? - повторила красотка (по-русски она говорила с сильным акцентом и коверкала слова, но понять её было можно). - Я жить здесь, Вашингтон, и вы спасать мой дом от японский огонь.
        «Если я тебе скажу, чего хочу, - подумал майор, окидывая взглядом ладную фигурку американки, - ты в обморок брякнешься. Хотя нет, не брякнешься: от тебя, подруга, хлещут такие биотоки, что если тебя усадить за пульт «соловья-разбойника», ты полгорода снесёшь на хрен. Ох и девка, огонь с дымом…».
        Однако отвечать было надо (невежливо оставлять без ответа вопрос, заданный дамой, причём заданный дважды), и Евстигнеев сказал первое, что пришло ему на ум:
        - А можно посмотреть кабинет вашего президента? Интересно мне, где он работает.
        Женщина на секунду задумалась, потом тряхнула волосами, нашла взглядом одного из офицеров охраны, подошла к нему и что-то спросила. Офицер посмотрел на неё, потом на Евстигнеева, чуть заметно улыбнулся и кивнул. Американка танцующей походкой вернулась к столу.
        - Go, - сказала она, улыбаясь. - Идти можно, да.
        Они спустились на первый этаж и прошли в Западное крыло Белого дома, и никто из встречных ими офицеров охраны не выказал при их появлении ни малейшего удивления.
        - Здесь, - сказал девушка, толкнув тяжёлую дверь. - Заходить, мистер Ивстигни.
        «Кабинет как кабинет, - подумал майор, разглядывая массивный письменный стол, картины на стенах и портьеры на окнах, - только круглый. И диваны мягкие… Гхм, диваны: обстановка того, располагает… Хотя кто его знает, что у этой бестии на уме?».
        Он стоял и смотрел, а женщина вдруг приблизилась и прижалась к нему горячим гибким телом.
        - Ты хотеть смотреть, да? - прошептала она. - А больше ты ничего не хотеть?
        У майора закружилась голова, словно после многочасовой работы на излучателе.
        - Как хоть тебя зовут, милая? - пробормотал он, тщетно пытаясь отстраниться.
        - Моника, - руки американки нежно легли на плечи Евстигнеева. - Darling…
        «Да пропади оно всё пропадом, - с отчаянной решимостью подумал майор. - Эх, была не была!».
        Рука «соловья-разбойника» легла на бедро Моники, сместилась вниз и двинулась обратно вверх, под край подола.
        - Здесь нет можно… - жарко зашептала женщина. - Later… Потом… Дома, ночь, not here… Здесь можно только… Сейчас…
        С этими словами она скользнула-стекла по груди Владимира, присела на колени у его ног и одним движением расстегнула «молнию» на его джинсах.
        «Ох и ни хрена себе! - подумал ошарашенный майор. - Во буржуйки дают!».

* * *
        Среди политиков нет места простым человеческим эмоциям - политики, нарушающие это правило, долго не живут. Сталин хладнокровно наблюдал, как японские мечи всё глубже вонзаются в хребет североамериканского материка, и протянул Соединённым Штатам руку помощи только тогда, когда их положение стало отчаянным. Вождь известил союзников о том, что секрета «миязак» больше не существует, и что Советский Союз располагает своим собственным лучевым оружием, ничем не уступающим японскому, и предложил передать США технологию производства боевых излучателей, а также поставить несколько образцов СР вместе с операторами-инструкторами. Взамен Сталин потребовал поделиться «атомным секретом»: мы вам русские «миязаки», вы нам американскую ядерную бомбу.
        «Коммунисты берут нас за горло» - посетовал Трумэн. «Они только берут, - ответил ему военный министр Генри Стимсон, - а японцы уже взяли, и скоро придушат. У нас нет другого выхода, разве что залить всю нашу страну боевыми отравляющими веществами, не щадя никого - ни своих, ни чужих, - и превратить её в мёртвую пустыню. А русские могли бы потребовать и большего. Надо соглашаться, господин президент, пока не поздно».
        После разгрома американских войск под Сакраменто Сталин действительно мог бы потребовать большего - территориальных уступок, передела сфер влияния, признания всей Европы «красной зоной», - но не стал жадничать. Как прагматичный политик, он прекрасно понимал, что зарываться не стоит: если самураи раздавят Соединённые Штаты, овладеют всем промышленным потенциалом Америки и получат в качестве трофея американскую атомную бомбу, справиться с разжиревшим жёлтым драконом один на один будет очень непросто. Существовала и вероятность того, что американцы всё-таки сумеют (и успеют) создать собственное лучевое оружие, и тогда русская козырная карта будет бита. Жаркое из синицы в руке - неплохая закуска, а до журавля в небе мы ещё доберёмся.
        Несмотря на предостережения Миязаки, появление у противника излучателей стало для японцев полной неожиданностью - к такому самураи не были готовы. Гибель «фугаки» в Айдахо сочли следствием попадания машины под «дружественный огонь» - в неразберихе боёв с применением «миязак» такое случалось, - но когда захлебнулась японская танковая атака в Колорадо, генералам империи Ямато стало ясно, что время монопольного владения «оружием богов» для них кончилось. Анализ соотношения сил показывал, что при наличии излучателей у обеих сторон японская армия вторжения в США будет разгромлена - по всем прочим силам и средствам ведения войны американцы имели явное преимущество. И тогда японцы пошли ва-банк, бросив на Нью-Йорк и Вашингтон все имевшиеся у них дальние бомбардировщики, оснащённые «миязаками».
        Нью-Йорк серьёзно пострадал - в городе были и пожары, и разрушения, и жертвы, - но Вашингтон остался почти невредимым: над столицей Соединённых Штатов «фугаки» встретились с русскими «соловьями-разбойниками» - с дальнобойными излучателями СР-5, составившими основу противовоздушной обороны. Самураи потеряли восемь боевых машин и ещё несколько бомбардировщиков дотянули до аэродромов Калифорнии только благодаря тому, что у них вышли из строя один-два двигателя, а не все шесть. Операторы-мангусты впервые столкнулись с противником в ментальном бою - в бою, правил которого ещё никто не знал.
        Конструкция излучателей была простой (за исключением синхронизатора биотоков с исполнительной частью, но и эта оригинальная русская разработка с технической точки зрения не являлась чем-то из ряда вон выходящим), и промышленность США готова была выпускать американские копии русских «пятёрок» тысячами. Вопрос был в том, кого сажать за пульты этих новых и непривычных боевых машин.
        Подготовить грамотного оператора излучателя оказалось куда сложнее, чем солдата-пехотинца, танкиста или даже лётчика-истребителя. Чтобы умело обращаться с ментальным оружием, мало было одних только знаний и навыков: требовался талант, особый склад ума и способность мыслить (в самом широком смысле этого слова). Гибкий развитый интеллект сам по себе сделался основой оружия - такого ещё не бывало в долгой и кровавой истории планеты Земля.
        Нью-Йорк тоже был прикрыт «эсэрами», но их операторы-американцы в большинстве своём не сумели должным образом реализовать свои мысли и остановить моторы японских бомбардировщиков - «фугаки» прорвались к городу и сделали своё чёрное дело. Техника ещё ничего не решала: для управления этой техникой нужны были мыслящие люди, которых остро не хватало.
        Американцы подошли к решению этого вопроса с присущей им обстоятельностью и размахом. Для проверки кандидатов в операторы излучателей составлялись сложнейшие тесты, снимались энцефалограммы, были даже попытки описать весь процесс работы СР математически, с использованием многоэтажных формул. И как-то неожиданно выяснилось, что лучшие «ментальные бойцы» получаются из людей совсем не воинственных профессий - на учебных полигонах наилучших результатов добивались молодые учёные (как мужчины, так и женщины), артисты, писатели, художники. Правда, многим из них мешал излишний гуманизм, но этот обстоятельство не стало непреодолимым препятствием: если в твой дом вломился вооружённый бандит, гуманизм имеет свойство отступать в тень, уступая место другим свойствам человеческой натуры.
        «Вот уж не думал, - ворчал генерал Кэтлетт Маршалл, начальник штаба сухопутных войск, - что самые хорошие солдаты нового типа получатся из гнилых интеллигентов и распутных актёрок бродвейских уличных театров. Впрочем, хорошими солдатами я бы их не назвал: слишком уж они любят рассуждать вместо того, чтобы послушно исполнять приказы. Жаль, что без них нам не обойтись, очень жаль…».
        В ментальном бою, когда одновременно надо было и атаковать, и защищать (прежде всего свой энергоисточник) от воздействия противника, новоиспечённые «кобры» уступали мангустам, но генералов US Army это не волновало. Просматривалась аналогия с начальным периодом войны на Тихом океане, когда американские лётчики уступали по индивидуальной подготовке японским асам, но в итоге взяли верх: десяток бойцов среднего уровня одолеют мастера-одиночку.
        Бои на Западном фронте шли с переменным успехом, однако уже было ясно: кризис миновал, и окончательный разгром азиатских орд - это всего лишь вопрос времени.

* * *
        Новое наступление советских войск в Маньчжурии началось в начале ноября, когда уже выпал первый снег, начались первые заморозки и оголённые деревья по утрам одевались инеем. При подготовке операции высказывались предложения подождать зимы и ледостава на Амуре и Уссури, но эти предложения были отвергнуты: приоритет был отдан фактору времени.
        Ранним утром 7 ноября 1945 года по всему тысячекилометровому фронту загремели орудия. Самураев это не особо встревожило, даже когда они поняли, что это не обычный «прощупывающий» артналёт - включены «миязаки» или нет? - а нечто большее. Японские войска были подняты по тревоге, мангусты «второй очереди» заняли свои места за пультами резервных излучателей, подземные электростанции укрепрайонов приняли полную нагрузку, и марево, окутывавшее позиции дивизий генерала Ямады, уплотнилось - прекратились даже единичные разрывы русских снарядов, попадавших в «бреши» гасящего поля. Газовой атаки японцы также не очень опасались, и поэтому клубы густого серого дыма, затянувшие берега Амура на нескольких участках фронта, не вызвали никакой паники: в этом не было ничего необычного. А когда из-под серой завесы показались десятки и сотни лодок, битком набитых русскими солдатами, японцы даже обрадовались. Северные варвары торопятся умереть? Мы с радостью им поможем!
        Первые десантные понтоны пересекли Амур, русские солдаты муравьями карабкались вверх по склонам правого берега, однако японские пулемёты молчали. Самураи не спешили снимать поле, избегая ответного удара советской артиллерии. Пусть гайкокудзины подойдут поближе - их орудия не смогут обстреливать японские окопы без риска попасть по своим, а воины микадо будут расстреливать врагов в упор. Чем больше бледнолицых переберётся на южный берег, тем больше их погибнет - земля под ногами гайкокудзинов нафарширована минами: стоит только выключить поле, и сотни варваров разлетятся кровавыми ошмётками. Японские офицеры видели в бинокли, что русские стрелки подготовились к рукопашной - бойцы штурмовых отрядов были одеты в металлические панцири[87 - Стальные нагрудники - прообраз бронежилетов - носили бойцы советских штурмовых групп во время боёв в Сталинграде, и это нехитрое приспособление спасло немало жизней.], многие были вооружены не винтовками со штыками, а самострелами и боевыми топорами, - но до рукопашной надо ещё дойти, и вряд ли железяки, которые нацепили на себя эти глупые северяне, спасут их от        Когда атакующие приблизились на сто метров - они шли в полный рост, густыми цепями, представляя собой отличную мишень, - мангусты по команде сняли поле, и японцы открыли огонь. Вернее, они намеревались открыть огонь, но…
        Не выстрелили ни одно орудие, ни один пулемёт, ни одна винтовка. Убийственное стреляющее железо молчало, а русские шли вперёд размашистым шагом, прямо по минным полям; шли, сомкнув ряды, как будто и не существовало на свете никаких приспособлений, убивающих на расстоянии, и огнестрельное оружие не было ещё изобретено. И уже видны были под стальными касками глаза воинов Севера: глаза смерти.
        Массированный удар «эсэров» достиг цели. Японское командование считало, что боевые излучатели, остановившие победное шествие императорских войск по Соединённым Штатам, - это американское изобретение, и предполагало, что янки передадут русским по ленд-лизу какое-то количество излучателей, но крайне небольшое: если горит собственный дом, хозяин не будет отдавать соседу пожарный шланг[88 - Намёк на высказывание президента Рузвельта о ленд-лизе, сделанное в 1941 году: «Если у соседа горит дом, мы дадим ему шланг для тушения пожара».]. Японцы не могли даже подумать, что на самом деле всё обстоит совсем наоборот: тупоголовые северные варвары создали своё «оружие богов», научились им пользоваться, и американские «кобры» - это всего лишь копии русских СР-5. Врага нельзя недооценивать - японские генералы забыли эту аксиому.
        Вместо японского марева над полем битвы повисло марево русское. Огнестрельное оружие и взрывчатые вещества не работали, а русские операторы-снайперы уже выцеливали энергоблоки «миязак», стремясь окончательно обезоружить противника.
        Резня была страшной. На всех участках прорыва советское командование создало многократное численное превосходство: одному японскому штыку противостояло от восьми до десяти русских штыков. И не только штыков: бойцы советских штурмовых отрядов имели «доспехи», боевые топоры и самострелы, исправно работавшие в гасящем поле, и дрались строем, плечом к плечу - так, как бились их предки на Куликовом поле и под Бородином. И катаны ломались под натиском русской стали: не прошло и часа, как японские окопы на всех атакованных участках были завалены трупами солдат микадо. Все «миязаки», прикрывавшие японскую оборону - несколько десятков излучателей, - были захвачены. Самоликвидаторы не сработали, и победители рубили секирами и провода, и операторов-мангустов, так и не сумевших переломить ход боя. А как только русские детекторы «мыслеполя» показали, что противодействия больше нет, «соловьи-разбойники» тоже сняли поле, и в прорыв пошли танки, среди которых были и передвижные излучатели-«броневагоны», смонтированные на шасси тяжёлых «исов» и напоминавшие неуклюжие танки времён Первой Мировой войны - мощная
дизель-электростанция требовала много места.
        Бои в Манчжурии (картина японского художника У.Хокусая, 1946 год)
        Семён упивался боём. Молодой таёжник помнил посёлок, уничтоженный мангустами, и мёртвые тела людей, родных и знакомых. И теперь, став солдатом, охотник без промаха низал стрелами суетящихся японцев, периодически меняя самострел на боевой топор. Плоть человеческая - она мягче древесины, а топором Семён владел с детства: чай, не в городе рос.
        Японский фронт был прорван в нескольких местах. Прорывы расширялись, и казачья конница преследовала бегущих солдат Квантунской армии, усеивая дороги порубленными телами, как во времена стародавних войн ханьцев с киданями, чжурдженями и монголами.

* * *
        …Окружающее было густым и плотным. Степану казалось, что он плывёт под водой, с усилием раздвигая её руками. А впереди, под замшелыми камнями, затаился кровожадный осьминог, и он тоже заметил пловца, и уже тянет к нему длинные цепкие щупальца, чтобы схватить и задушить. «Врёшь, гадина, не возьмёшь!» - вспыхнуло в сознании «соловья-разбойника», но капитан Степан Кравцов тут же затоптал эту мысль: в ментальном бою нет места ничему постороннему…
        Мангуст оказался хитрым: он укрылся где-то среди домов Муданьцзяна и поджёг три головных танка, прежде чем танкисты успели сообразить, что попали под лучевой удар. И ещё он был силён: пробить нейтральное поле, созданное двумя «эсэрами», - это надо суметь. Однако полную мощь оператора-самурая капитан Кравцов смог оценить только тогда, когда вдруг замолчал его напарник, старший лейтенант Лёха Быстрицкий, - Степан перестал его чувствовать, - а потом и самому Кравцову стало трудно дышать, и перед глазами поплыли разноцветные круги: японец его нащупал.
        Противник передавливал Степана ментальной мощью, и если ему удастся это сделать, гасящее поле, надёжно защищавшее танковую колонну, входившую в Муданьцзян, растает, и бронированные машины станут уязвимыми не только для зажигательного воздействия поля вражеского излучателя, но и для обычного противотанкового оружия.
        Самурай давил. Киловатт за спиной «соловья-разбойника» наверняка было больше - электростанции «избушек на курьих ножках», как называли танки-броневагоны, были куда мощнее японских «мобилок», - но грубая мощь ничего не решала: опытный фехтовальщик с мечом играючи возьмёт верх над силачом-увальнем с дубиной. И Степан рыбкой заскользил в «воде», которая его окружала, уходя от прямого удара, и на смену горячности кулачного боя пришла холодная собранность и сосредоточенность: только она могла принести победу.
        Мангуст, похоже, занервничал: противодействия такого уровня он не ожидал. Его ментальные выпады сделались менее точными - японцу приходилось считаться и с тем, что русские солдаты и танки постепенно втягиваются в улицы города, и если они найдут его раньше, чем он сумеет справиться со своим ментальным противником…
        Экипаж «избушки» только наблюдал за посеревшим лицом «соловья-разбойника» - помочь ему в его незримом поединке никто не мог: мало кто из танкистов даже понимал, что происходит, с каким таким чудищем схватился капитан не на жизнь, а на смерть, и что он сейчас чувствует.
        Операторы излучателей не могли напрямую убить друг друга - русские учёные тоже узнали о «предохранителе», - но они могли пересилить один другого, и тогда характер поля, заливавшего город Муданьзян и людей на его улицах, определит победитель: всё очень просто. А в ходе поединка ментальный боец мог надорваться, пытаясь поднять непосильный груз (что и произошло с лейтенантом Быстрицким на соседнем самоходном излучателе), и даже умереть, бывали уже такие случаи. Капитан Кравцов всё это знал, но сейчас ему было не до абстрактных размышлений о природе ментального единоборства - Степан знал и то, что если он не выдержит, мангуст станет хозяином поля боя, и тогда…
        …Камни, подводные камни, покрытые зелёным ворсом водорослей. Водоросли мягко колышутся в такт движению воды, и шевелится среди камней чёрное щупальце, усеянное когтистыми присосками, тянется к горлу пловца, мерзко пульсируя и подёргиваясь. А рыбка, избегая смертельных объятий, резким движением хвоста сталкивает громадный осклизлый камень; камень медленно падает вниз, прямо на осьминога, и многорукая тварь корчится под тяжестью каменной глыбы, силится выбраться - и не может…
        Ощущение удушья прошло. Кравцов вздохнул полной грудью, уже зная: он победил - мангуст захлебнулся, и генератор его «миязаки», скорее всего, заглох, - а это значит, что бой выигран, и город будет взят, даже если измученный «соловей-разбойник» потеряет сознание.
        Бои в Манчжурии были жестокими - японцы сопротивлялись отчаянно, и победы над ними доставались нелегко. Но всё чаще и чаще носители мечтательной русской души брали в ментальных поединках верх над сынами богини Аматерасу с их дзёном и отрешённостью.

* * *
        Военный флот империи Ямато, испепеливший города Западного побережья США и обеспечившийся высадку японской армии вторжения на североамериканский континент, не получил новой целенаправленной задачи. После того, как дивизии янки были оттеснены от береговой черты за пределы дальнобойности корабельных «миязак», присутствие линкоров и крейсеров Императорского флота у берегов Калифорнии потеряло смысл: в этих водах для них больше не было ни целей, ни противника. Штаб флота планировал ряд операций - удар по Австралии, захват Цейлона, высадка на Аляске (а после вступления в войну Советского Союза - нападение на Владивосток и десанты на Северный Сахалин и Камчатку), - но почти все эти операции в той или иной степени требовали участия армии. А императорская армия и слышать не хотела о каких-то «второстепенных операциях», пока не решена главная задача: полный разгром Соединённых Штатов Америки. И армия требовала, чтобы флот «удерживал господство на Тихом океане и обеспечивал коммуникации», не отвлекаясь ни на что другое. Адмирал Тойода не обладал авторитетом покойного Ямамото: он не смог настоять на своём, и
авианосцы Озавы и линкоры Куриты остались в восточной части Тихого океана, базируясь на Гавайские острова и практически бездействуя.
        Но в ноябре 1945 года, когда боевые излучатели появились у противников империи Ямато, японские генералы вспомнили, что у Японии, кроме армии, есть ещё и флот, который сыграл очень важную роль в войне на Тихом океане. Война вновь переломилась, победа над гайкокудзинами, казавшаяся уже совсем близкой, выскальзывала из рук самураев, и Японии снова (как в сорок втором) необходимо было использовать всё, чтобы избежать военного поражения. И от флота потребовали внести свой вклад в борьбу, а не смотреть со стороны, как армия истекает кровью в прериях американского Дикого Запада.
        Японские линейные корабли (на переднем плане - «Ямато»)
        Рассмотрев несколько вариантов, штаб флота принял решение нанести удар по зоне Панамского канала. Удар этот планировался давно, ещё в начале войны, однако ни в сорок втором, ни в сорок четвёртом Япония не имела ни сил, ни возможностей для осуществления планов атаки канала. А в сорок пятом, когда «оружие богов» позволило самураям разгромить US Navy, овладеть Тихим океаном и высадиться на американский континент, разрушение канала было признано нецелесообразным - кратчайший путь в Атлантику нужен был самим японцам. Но теперь, когда лихой свист «соловьёв-разбойников» и шипение многочисленных «кобр» прервали победный полёт желтого дракона, Панамский канал нужно было вывести из строя: на верфях восточного побережья США Фениксом из пепла возрождался американский флот, и его скорое появление в тихоокеанских водах совсем не устраивало сынов Аматерасу.
        Для атаки канала было сформировано мощное соединение вице-адмирала Нисимуры в составе линейных кораблей «Ямато», «Фусо», «Ямасиро», авианосца «Цукуба», тяжёлых крейсеров «Могами», «Хагуро», лёгких крейсеров «Тама», «Кисо» и восьми эскадренных миноносцев. Этих сил, по расчётам японского командования, было вполне достаточно для успешного проведения операции: уцелевшие корабли US Navy давно покинули Тихий океан, а воздушного нападения самураи не опасались - двадцать «миязак» обеспечивали кораблям Нисимуры надёжную защиту от «стандартных» атак. На авиагруппу «Цукубы» возлагалась задача отражения возможных атак американских тяжёлых бомбардировщиков с «кобрами» на борту - в пределах радиуса действия корабельных излучателей истребители должны были справиться с этой задачей. Предполагалось также, что янки уже успели усилить оборону канала «кобрами», однако считалось, что «миязаки» линкоров и крейсеров с их опытными операторами нейтрализуют воздействие вражеских излучателей. Войдя в Панамский залив, корабли должны были уничтожить шлюзы канала артиллерией: с рейда Бальбоа восьми- и четырнадцатидюймовые
орудия доставали до шлюза Мирафлорес, а восемнадцатидюймовые орудия «Ямато» - до шлюза Педро-Мигель. Операция, начавшаяся в середине ноября, шла по плану. Поначалу.
        Соединение Нисимуры вошло в Панамский залив, не встретив противодействия и даже не будучи обнаруженным: два американских разведывательных самолёта были сбиты «миязаками», не сообщив по радио о появлении японских кораблей (излучатели блокировали связь), а береговые радары остались слепы и глухи - операторы Императорского флота были специалистами высочайшего класса.
        Оборона зоны канала действительно располагала «кобрами» - японцы засекли их работу ещё на подходе, - но их было немного (всего несколько единиц), и предназначались они для отражения воздушных налётов, а не для ментального боя с сильным противником. В результате все «кобры» были быстро выведены из строя сосредоточенным ударом «миязак» - энергоблоки американских излучателей были заглушены, а затем подорваны мангустами.
        Покончив со «змеями», японцы прочесали излучением берег, зажгли город Бальбоа - так, на всякий случай, - и подняли в небо гидропланы для корректировки огня по шлюзам. И вскоре стволы японских орудий выплеснули громадные полотнища пламени: линкоры вице-адмирала Нисимуры открыли огонь.
        Шлюз Мирафлорес был полностью разрушен в течение сорока минут, Педро-Мигель продержался немногим дольше. Уничтожение обоих сооружений завершили пикирующие бомбардировщики с «Цукубы»: они окончательно доломали шлюзы и сообщили Нисимуре о потоках бурлящей воды, вырвавшихся из развороченных шлюзовых камер через взорванные ворота. Единственной потерей соединения стал эсминец «Судзуцуки», подорвавшийся на необнаруженной подводной мине. Японский адмирал с чувством выполненного долга лёг на курс отхода, оставляя позади пылающий берег, затянутый пеленой чёрного дыма.
        Неприятности начались на выходе из Панамского залива. В небе над горизонтом были обнаружены серебристые объекты, опознанные как дирижабли. Воздушные корабли быстро приближались, а то, что обнаружены они были не радарами, а визуально, свидетельствовало о том, что дирижабли оснащены излучателями, и что намерения их далеко не дружественные (в последнем никто и не сомневался - дирижабли могли быть только вражескими, Япония не строила воздушных кораблей длиной в сотни метров). Дирижаблей было не менее сорока; они летели со скоростью около пятидесяти узлов, сокращая расстояние - бой был неизбежен.
        Японские корабли закутались в завесу «нейтрального поля»: если атакует воздушный противник, первым дело надо умертвить его двигатели - это уже стало аксиомой. Кроме того, операторы-мангусты по плотности вражеского излучения определили, что излучателей на борту неприятельской воздушной эскадры не менее семидесяти, - скорее всего, каждый из дирижаблей был вооружён двумя «кобрами». Американцы имели четырёхкратный перевес по числу «ментальных стволов» - для мангустов бой обещал быть нелёгким, тем более что янки сразу же использовали не только «гасящие», но и «зажигательные» частоты.
        Кинжальный удар мангустов смешал строй американских дирижаблей: некоторые (те, у кого заглохли моторы) отстали, другие, сумевшие защититься, вырвалась вперёд. «Кобры» из числа неопытных не успели вовремя среагировать, и несколько атакующих воздушных кораблей попали в сектора «обстрела» соседних. Один из них загорелся - вспыхнул бензин в двигателях на консолях бортового киля. На японских кораблях ожидали взрыва, но взрыва не произошло: газовые отсеки дирижаблей были заполнены не водородом, а гелием.
        Американский военный дирижабль
        Янки быстро учились, и воздушной эскадрой командовал толковый офицер. Поняв, что нахрапом самураев не взять, он отдал команду задавить японцев нейтральным полем, рассчитывая использовать свой численный перевес - «кобры» тоже умели делать выводы из плотности вражеского излучения и могли оценить, сколько на кораблях Нисимуры «миязак». Американцы сузили сектора излучения - японские линкоры были видны как на ладони, и не было никакой необходимости заливать всё вокруг сплошными потоками ментального поля.
        Хороший боец никогда не переоценивает свои возможности. Операторы-мангусты были отличными бойцами: они (и в первую очередь их координатор, капитан 1-го ранга Ёгучи, находивший на «Ямато») быстро поняли, что в прямом противостоянии сил их шансы на победу невелики. Четыре к одному - соотношение неблагоприятное; пресс гасящего поля янки передавит защитное поле японцев, начнутся перебои в энергетике, а потом… И японцы резко «сменили знак» излучения, нейтрализуя поле «кобр» и превращая небо над кораблями Нисимуры в пространство, где действуют привычные физические законы.
        Торопливо загрохотали зенитные орудия, выплёвывая снаряд за снарядом. Самураи не обольщались: они знали, что подавляющее большинство выпущенных снарядов не взорвётся, «завязнув» в нейтральном поле американских излучателей. Но даже простая пятидюймовая стальная болванка насквозь прошьёт газовый отсек дирижабля, а медлительные воздушные гиганты были хорошими мишенями. А с палубы «Цукубы» один за другим взлетали «зеро» и «джуди», поддержанные «позитивным» полем «миязак»: самолёт - это не артиллерийский снаряд, его можно сопровождать излучением.
        «Парализованные» японские самолёты падали в море, но остальные продолжали атаку и прорывались к дирижаблям, стреляя из пушек и пулемётов. Отказывало оружие, и тогда пилоты микадо бестрепетно таранили воздушные корабли, вспарывая оболочки и сокрушая рёбра каркасов. Разодранные тела дирижаблей падали в океан, подбитые корабли снижались, истекая гелием из продырявленных отсеков. У мангустов были острые зубы, и кусаться они умели…
        «Кобры» огрызались. Они размазали поле, вынужденно снизив его напряжённость и перейдя от «прицельного огня» к «стрельбе по площадям». Координация действий у «кобр» оставляла желать лучшего - операторы янки ещё не научились ударять как одна рука, - но среди них были способные ментальные бойцы: они не только защищались, но и атаковали. И главной целью ответного удара американцев стал японский авианосец.
        Наносящий удар сам становится уязвимым - это правило применимо и к ментальным поединкам. На «Цукубе» взорвался топливопровод; авианосец загорелся - картина, хорошо знакомая японским морякам, прошедшим всю войну. Оба излучателя авианосца вышли из строя, и Нисимура приказал крейсеру «Могами» оказать помощь горящему кораблю, тем самым ослабив ударную мощь своего соединения ещё на две «миязаки». Тяжёлый крейсер «Хагуро» окутался клубами пара - кто-то из «кобр» неплохо разбирался в термодинамике и удачным «попаданием» разрушил его котлы, - лёгкий крейсер «Тама» обесточился: «кобры» добросовестно изучали обстоятельства «великого короткого замыкания» в Сиэтле. Командир воздушной эскадры янки догадывался, что управление боем осуществляется с «Ямато», но японский флагманский корабль был прикрыт плотным защитным полем, пробить которое не так просто. Американская армада понесла серьёзные потери - более трети дирижаблей были уничтожены или выведены из строя, - и янки, несколько раз попытавшись поразить «Ямато» и не добившись успеха, переключились на другие корабли адмирала Нисимуры, резонно рассудив, что
выход из строя любого линкора или крейсера заметно ослабит общую мощь японской эскадры.
        Противники стоили друг друга. Исход боя был неясен (скорее всего, результат был бы ничейным), но в это время над океаном, поблескивая в лучах вечернего солнца, появилось ещё около двадцати американских боевых дирижаблей[89 - Идея постройки воздушного флота, малоуязвимого для «мёртвого поля», появилась у янки ещё весной 1945 года, вскоре после дебюта «миязак» у Филиппин, и, несмотря на скепсис адмиралов, иронически вопрошавших «Может, нам надо пополнять флот парусниками?», пришлась по вкусу американскому командованию. В ноябре 1945 года около сотни дирижаблей были переброшены в Мексику - оттуда, находясь в относительной безопасности от налётов «фугаки», они намеревались очистить прибрежные воды Калифорнии от японских кораблей и судов. Этот воздушный флот и был брошен против соединения Нисимуры.] - численный перевес янки, несмотря на потери, стал шестикратным.
        Соотношение сил изменилось не в пользу самураев. Израсходовав поднятые в воздух самолеты и потеряв авианосец, мангусты могли только защищаться - любое ослабление нейтрального поля при попытке контратаковать приводило к его пробитию, невзирая на мастерство операторов «миязак». Но одной лишь обороной битвы и войны не выигрываются - рано или поздно силовой перевес янки должен был сломать японскую защиту. Спасти корабли Нисимуры могла только ночь, но до её наступления надо было ещё продержаться.
        Через сорок пять минут взорвался «Фусо». Сдетонировали снаряды в погребе третьей башни главного калибра, и взрыв расколол линейный корабль на две части, некоторое время ещё державшиеся на плаву. А затем загорелся «Ямасиро» - «кобры» сумели поджечь танки с топливом. Линкор заполыхал от носа до кормы, и всем было ясно, что корабль обречён. На «Ямато» несколько раз гас свет и вспыхивали пожары; американские операторы мимоходом сожгли эсминцы «Асасимо», «Касуми» и «Хамакадзе», лёгкий крейсер «Кисо» потерял ход. Ответными ударами мангусты вывели из строя около дюжины дирижаблей, но поражение казалось уже неминуемым - самураям оставалось только умереть с честью.
        От полного разгрома (и от харакири) Нисимуру и Ёгучи спасла погода. Усилившийся ветер начал сносить дирижабли - они отставали, теряя боевой контакт, а затем потрепанное японское соединение укрыла спасительная темнота.

* * *
        - А ведь великий англичанин Уэллс был прав, - сказал Тамеичи Миязака, положив на стол донесение о сражении у берегов Центральной Америки. - Война в воздухе… Но люди не птицы, они живут на твёрдой земле: об этом не стоит забывать…
        - Вы о чём, Миязака-сан? - спросил Синъитиро Томонага, отрываясь от своих бумаг.
        Учёный-самурай не ответил - он о чём-то напряжённо думал.

* * *
        - Я обеспокоен. Враги империи Ямато получили оружие, равное нашему, - ход войны внушает опасения.
        - Ваше Величество, оснований для беспокойства нет. Гайкокудзины всего лишь идут по нашим следам - мы их опережаем. И скоро я нанесу им такой удар, который заставит их содрогнуться от ужаса. Обещаю вам, Ваше Величество.
        Глаза человека, стоявшего перед императором, казались чёрными дырами в ничто, где нет ни жизни, нм света, ни движения. «Он гений или безумец? - подумал микадо. - Или, быть может, посланец богов?». Он почувствовал леденящий холод, но не мог позволить себе потерять лицо и произнёс, сохраняя внешнее спокойствие:
        - Я надеюсь на вас, Миязака-сан.
        Глава восемнадцатая. Безумный гений, или гениальный безумец
        …К весне 1946 года японцы были выбиты с американского континента; русские войска разгромили Квантунскую армию, очистили от противника Манчжурию, взяли Порт-Артур и вошли в Корею.
        (Дальневосточная война 1945-1946 гг.)
        Заходящее солнце бросало багровые блики на темнеющие сопки и окрашивало море в зловещий красный цвет - казалось, что японский крейсер «Аоба», полузатонувший у самого берега, истекает кровью.
        Полузатопленный японский тяжёлый крейсер «Аоба». Порт-Артур, 1946 год
        - Порт-Артур, - негромко произнёс Курчатов. - Вот мы и вернулись, прошло чуть больше сорока лет.
        - Да, Игорь Васильевич, - согласился Бехтерев. - А картина символичная, - он кивнул на закат, - немало здесь пролилось русской крови, ох, немало… А сколько её ещё прольётся, одному богу известно.
        - Бог-то бог, но и сам не будь плох. От нас с вами, Пётр Владимирович, во многом зависит, чтобы кровушки русской пролилось как можно меньше. И не только русской…
        Нейрофизиолог понял, что имел в виду Курчатов. В феврале Гарри Трумэн предложил Сталину план скорейшего разгрома империи Ямато, план простой и чудовищный. Президент Соединённых Штатов Америки предложил обрушить на японские города всю американскую боевую химию, выбрав целью масштабных газовых атак исключительно мирное население. «Жители городов Японии, - с циничной прямотой говорилось в меморандуме, - не имеют достаточной защиты от нервно-паралитических и нарывных газов. Миллионы жертв заставят самураев сложить оружие и спасут жизни миллионов советских и американских солдат». А для реализации этого гуманистического плана американцы просили разрешения разместить на советских дальневосточных аэродромах тысячи дирижаблей и новейших стратегических бомбардировщиков Б-35 «летающее крыло», способных нести не только химическое, но и атомное оружие, а также боевые излучатели с достаточно мощным энергоблоком.
        Американцы хитрили. Президента нисколько не волновала гибель миллионов русских парней (скорее наоборот), но расчёты показывали, что повторное американское наступление через Тихий океан потребует не меньше года, а за это время русский медведь, оказавшийся неожиданно прытким, влезет в Японию всеми четырьмя лапами, и рявкнет белоголовому американскому орлу: «А ну кыш, ворона облезлая, нечего тебе здесь делать!». Красный флаг взвился над Берлином, а если он взовьётся ещё и над Токио… Китай (и Корею) США уже потеряли - Мао Цзэдун уверенно брал верх над Чан Кайши, - и потеря ещё и Японии ставила больший и жирный крест на всех азиатских планах янки, политических и экономических. А вот если победа будет достигнута американским оружием, впечатляющим своей мощью не только врагов, но и союзников (смотрите и запоминайте!), тут уже можно с полным правом претендовать на солидный кусок шкуры убиенного жёлтого дракона.
        Ещё до начала переговоров с Советами янки попробовали сами впечатлить самураев. Американская субмарина, оборудованная «коброй» для противодействия противолодочным «миязакам», скрытно доставила в Токийский залив атомный заряд, который был подорван часовым механизмом. Радиоактивная волна, поднятая взрывом, смыла тысячи домов и убила десятки тысяч людей, но город не был полностью разрушен. Эффект оказался меньшим, чем ожидалось, и к тому же японцы в отместку опустошили Чикаго - сорок «фугаки» прорвали его ПВО и сожгли город, ударив по «слабым точкам». Для массированных химических атак по Японии американцам нужны были русские аэродромы - «короткое плечо», - и Трумэн обратился к Сталину.
        Русский ответ сильно разочаровал заокеанских стратегов. «Мы воины, а не палачи, - сказали медведи. - Мы не бомбили немецкие города для убийства тысяч мирных жителей («в отличие от вас» сказано не было, но оно явно подразумевалось), и не будем соучастниками массовых убийств». «Но мы имеем на это право! - возражал генерал Арнольд. - Мы должны отомстить за всё, что сделали японцы на американской земле!». И услышал в ответ: «Мы не занимались геноцидом немцев, хотя имели на это полное право после всего, что натворили они на советской территории. Японские женщины и дети не отвечают за деяния японской военщины - суд карает самого преступника, а не его сородичей». «Высаживаясь в Японии, - убеждал генерал Маршалл, - вы потеряете сотни тысяч мужчин, сыновей и мужей ваших женщин и отцов ваших детей. Неужели их жизни для вас менее ценны, чем жизни каких-то азиатских ублюдков, отцы которых хотят истребить всю белую расу?». «Умирать в бою - это право и обязанность мужчин, - ответили русские, - у женщин другие права и обязанности». «Нецивилизованные варвары, - зло прошипел Трумэн по завершении переговоров,
получив категорический отказ, - они ничем не лучше японцев. Господь проявил несправедливость, даровав этим дикарям супероружие». О своих словах, сказанных на банкете в Белом доме в честь русских «соловьёв-разбойников», президент Соединенных Штатов Америки почему-то не вспоминал…
        Советское командование понимало всю сложность такой грандиозной операции, как десант на Японские острова. Именно поэтому многие учёные-разработчики «мыслеоружия» (в том числе и Курчатов) были направлены на Дальний Восток, в район военных действий: спектр воздействия «миязак» и «эсэров» непрерывно расширялся, требуя незамедлительного совершенствования их наступательных и оборонительных возможностей. А у Бехтерева и его помощников была ещё и другая задача: в ходе ментальных боёв в Маньчжурии военные медики встретились с новым видом ранений, названным «психотронный ожог головного мозга». Такие ранения получали «надорвавшиеся» операторы излучателей, встретившиеся в бою с мангустами, и никто не знал, как их лечить.
        - Вы правы, - задумчиво произнёс Бехтерев. - Войну надо кончать, и кончать малой кровью. И я сделаю для этого всё, что смогу…
        Курчатов знал, о чём думает его сподвижник. Учёные-физики рассуждали просто: излучатели позволяют корректировать (причём в любую сторону) любые физико-химические процессы (хочешь - зажигай, хочешь - гаси), а Бехтерев был первым, кто задумался над принципиально иным их использованием. Было замечено, что операторы лучевых установок с течением времени приобретают способности, несвойственные людям - вплоть до чтения чужих мыслей. Скорее всего, человеческий мозг, усиленный техническим приспособлением, постепенно сам по себе становится способным на кое-какие объективные действия - похоже, работала неведомая обратная связь, пробуждавшая и активировавшая скрытые возможности человека, о которых толком никто ничего не знал. А толчком к нестандартному решению нейрофизиолога послужила история с пленным мангустом, случившаяся ещё зимой, в январе сорок шестого.
        Операторы «миязак» были ценнейшими пленными - захватить их живыми удавалось крайне редко, обычно они (даже если не срабатывал самоликвидатор установки) успевали покончить с собой. В боя под Мукденом был пленён капитан 1-го ранга Идзичи - этот «зверь матёрый» был взят в плен в бессознательном состоянии после того, как он в течение часа вёл ментальный бой с пятью «соловьями» и двоих из них вывел из строя. Участники захвата и их командир уже вертели дырки под ордена, но не тут-то было. Ночью оклемавшийся мангуст бесследно исчёз, испарился как дым из запертой камеры, охраняемой по высшему разряду. И никто ничего не видел: был человек - и нет его. Виновникам ЧП грозили очень большие неприятности, но Бехтереву по косвенным намёкам, полученным в ходе дотошного допроса охранников, удалось установить, что японец использовал сильнейший гипноз, отшибавший память и превращавший человека в безвольную куклу - его выпустили и тут же забыли об этом. Японский Вольф Мессинг проделал это без каких-либо технических приспособлений - при пленении его тщательно обыскали, - следовательно, он сам по себе являлся оружием,
пусть даже оружием «малого калибра» и «ближнего радиуса действия». О подобных трюках никто раньше ничего не слышал, значит, предположил Бехтерев, способности капитана 1-го ранга Идзичи были не врождёнными, а приобретёнными в процессе длительного общения с боевым излучателем.
        Этот случай очень заинтересовал учёных (и не только учёных), тем более что среди «соловьёв-разбойников» тоже обнаружились кое-какие «ходячие феномены»: кто-то видел карты партнёров при игре, кто-то удивительными образом выходил сухим из воды в любых ситуациях - начальство почему-то проявляло к нему непонятную снисходительность. Люди-гипнотизёры - это находка для любой секретной службы, но Бехтерев мыслил шире. А идея его была очень простой: если человек способен с глазу на глаз действовать на сознание другого человека, то что он сможет проделать, сидя за излучателем? А если этих излучателей будет сто или тысяча? Кто сказал, что невозможно сломить волю целой страны, в данном случае - волю Японии к сопротивлению? И «предохранитель» тут не помешает: оператор «эсэра» никого не убивает, он всего лишь «ретранслирует» свою уверенность в победе СССР - ему самому это никоим образом не повредит. Практически бескровный выигрыш войны, без жертв и разрушений - от такой перспективы захватывало дух…
        Вечерний сумрак медленно растворял очертания сопок. Потянуло холодом - прилетел ветер с моря.
        - Да, Пётр Владимирович, - Курчатов покосился на Бехтерева, смотревшего на порт-артурский рейд, - я вас понимаю. Массированная психоатака, которая накроет всю Японию, - это самое лучшее применение нашим аппаратам и самый лучший способ закончить войну нашей победой. Да только не получится, вот ведь какая незадача… Боевых излучателей мы понаделаем, их исполнительная часть немногим сложнее детекторного радиоприёмника, а «хоровое пение» тысяч установок - это вопрос чисто организационно-тактический и вполне решаемый: корабли, самолёты, дирижабли и так далее. Но где вы возьмёте людей? Да, у нас есть талантливые операторы, и даже очень талантливые, но вам-то нужны «обострённые», способные внушать! Сколько таких «медиумов» вам удалось найти за два месяца? Троих?
        - Четверых.
        - Вот видите. Не доказано, что работа на излучателе активирует скрытые способности любого человека: я лично склонен считать, что выявляются самородки, число которых очень невелико. А для психоатаки логова мангустов потребуются сотни и сотни операторов экстра-класса, которых у нас нет, и вряд ли появятся в ближайшее время. Факты - вещь упрямая.
        - Вероятно, вы правы, - Бехтерев тяжело вздохнул. - Логово мангустов… Кстати, вам известно, откуда взялось такое название?
        - В общих чертах.
        - Я вам расскажу, я этот вопрос изучал. Наш оппонент, Тамеичи Миязака, - личность многогранная, чёрт бы его с кашей съел. Он не только отец «оружия богов», как называют японцы свои излучатели, но и основоположник некоей социальной теории. Согласно этой теории, западная цивилизация, цивилизация белых людей, являет собой тупик социальной эволюции. Апофеоз алчности, культ денег на уровне религии, и персонификацией этого культа являются золотые змеи, душащие людей и отравляющие их своим ядом, такой вот символ в чисто восточном стиле. А мангусты - они истребляют змей, то есть спасают весь род людской, причём весьма радикальным способом: истреблению подлежит вся белая раса, отравленная ядом упомянутых золотых пресмыкающихся. Каково, а? Уж не знаю, насколько правящая в Японии военная клика разделяет взгляды Миязаки, но его теория пришлась ей по вкусу. Во-первых, она обосновывает притязания Японии на мировое господство; во-вторых, постулирует незыблемую власть военного сословия, как это было в средние века, причём не только в Японии. А в-третьих… Большая часть населения Юго-Восточной Азии прозябает в
страшной нищете, и если миллионам этих людей сказать, кто в этом виноват, они пойдут в бой, не щадя никого, в том числе и самих себя. Вспомните, Игорь Васильевич, - Бехтерев понизил голос, - у нас ведь тоже было что-то подобное. Весь мир насилья мы разрушим… И японцы этот мир разрушают, и они его разрушат, если их не остановить.
        - Мангусты, говорите, - произнёс Курчатов. - Знаете, я тут недавно слышал песню, кто-то из наших бойцов пел её под гитару. Песня вроде немудрёная, но ваш рассказ мне её напомнил. И были в той песне такие слова:
        «Змеи, змеи кругом, будь им пусто!» -
        Человек в исступленьи кричал
        И позвал на подмогу мангуста,
        Чтобы, значит, мангуст выручал
        И мангусты взялись за работу,
        Не щадя ни себя, ни родных
        Выходили они на охоту
        Без отгулов и без выходных
        - А потом вдруг всё переменилось: человек начал истреблять мангустов, вроде бы ни с того ни с сего. А дело-то было в том, что:
        Это вовсе не дивное диво:
        Раньше были полезны - и вдруг
        Оказалось, что слишком ретиво
        Истребляли мангусты гадюк
        Вот за это им вышла награда
        От расчетливых наших людей
        Видно, люди не могут без яда,
        Ну, а значит, не могут без змей»[90 - В нашей Реальности эту песню написал Владимир Высоцкий в 1971 году]
        Бехтерев молча слушал, и в наступившей темноте Курчатов не видел выражения его лица.
        - Люди не могут без яда, а значит, не могут без змей… - тихо сказал нейрофизиолог. - Верно подмечено… Вот только никто до сих пор так и не сумел выделить из яда «золотых змей» ни эликсира бессмертия, ни снадобья всеобщего счастья. Может быть, - он поднял голову, и глаза его заблестели, - это получится у нас, Игорь Васильевич? Излучатели наши - они ведь не только оружие. Это волшебная палочка, способная переделать мир! Мы сможем управлять любыми физическими процессами, дать людям изобилие и здоровье, открыть им дорогу к звёздам! Это же всесилие, власть над природой, неужели вы этого не понимаете? И наступит светлое будущее, будущее Человека, вооружённого своим Разумом. Осуществится вековая мечта человечества, и люди станут другими: такими, какими они и должны быть.
        - Не всё так просто, Пётр Владимирович. Мечты - да, мечтать нужно, без мечты люди перестанут быть людьми, но сегодня у нас с вами только одна задача: свернуть шею жёлтому дракону вместе со всеми его мангустами. Я не люблю змей любой окраски - неприятные они существа, - но я не хочу, чтобы меня и всех нас загрызли эти бешеные японские зверьки. И поэтому логово мангустов придётся брать, и если понадобится, брать простыми мечами. Времени у нас мало - кто его знает, что ещё удумает этот наш японский безумный гений или гениальный безумец, что в общем-то одно и то же.
        - Да. Этому Василиску Премудрому надо снести голову с плеч, потому что не так он ею пользуется. Однако пойдёмте, Игорь Васильевич: холодно становится, и наша охрана по кустам уже, поди, все причиндалы себе поморозила.

* * *
        Участок земли - неправильный прямоугольник размерами четыре на пять метров - осел мягко и почти бесшумно, с лёгким шорохом провалившись на метр. Яма-вмятина, возникшая на ровном месте, напоминала гигантский след - казалось, невидимый исполин, шагавший огромными шагами, оставил в маленьком уютном садике в предместье Токио отпечаток своей тяжёлой стопы. Стопа титана обладала каменной твёрдостью: под тонким слоем дёрна с травой и цветами залегал сплошной гранит, смявшийся под незримой пятой с такой же лёгкостью, с какой армейский сапог давит раскисшую глину. Но странное дело - гранит подался под великаньей ногой, но на дне ямы не сломалась ни одна травинка, и не помялся ни один нежный лепесток распустившихся синих ирисов. А между зелёных стеблей поползли вверх тонкие струйки дыма, словно под землёй что-то горело, как торф на болоте.
        Таинственный след существовал недолго. Он появился между двумя прудами - гигант растоптал перешеек, - и вскоре тонкие стенки ямы (там, где она примыкала к этим прудам) рухнули. Вода хлынула внутрь провала; зашипел пар - похоже, дно ямы было горячим. Но если там и был какой-то огонь, он недолго сопротивлялся водяному потоку, затопившему «след титана»: через минуту пруды сомкнулись, образовав единое целое. Яма исчезла - о ней напоминал только травяной сор, кружившийся в крошечных водоворотах, да мелкая рябь на поверхности воды.
        Тамеичи Миязака вышел из транса, обесточил излучатель, посидел в расслабленной позе, возвращаясь к привычному мироощущению, и вытер лоб тыльной стороной ладони. Такого напряжения создатель «оружия богов» не испытывал никогда - ни во время первых опытов, ни при демонстрации модели военным в феврале сорок пятого, когда он облил себя бензином и заблокировал его горение, ни потом, осваивая всё новые и новые возможности боевых излучателей и обучая мангустов. И всё-таки - всё-таки он своего добился…
        Подойдя к пруду, учёный-самурай долго смотрел на его поверхность, потом присел на корточки и окунул ладонь в воду. Вода была холодной (температуру фиксировали приборы, но воспалённому сознанию Тамеичи требовался ритуал). Подземный огонь погас - учёный в этом нисколько не сомневался, и показания измерительной аппаратуры ему были не нужны.
        «Итак, Пламя Дракона мне подвластно, - подумал Миязака. - Всё получилось так, как я рассчитал: и размеры провала, и его очертания, и глубина, и продолжительность реакции горения, и время её прекращения. Я доказал - прежде всего сам себе - принципиальную возможность осуществления моего замысла: я поджёг и погасил, разрушил и затопил. Есть только одно «но»: сделанное мною - это предел человеческих возможностей (во всяком случае, пока). А самое важное - масштаб. Периметр провала должен измеряться не метрами, а тысячами километров, и глубина его должна быть не метр, а хотя бы километр. Но всё дело в том, что реакция требует непрерывной подпитки энергией, причём в таком количестве, какое не смогут обеспечить все электростанции всей планеты. Тогда, и только тогда Пламя сожжёт земную кору там, где я его разожгу, и разверзнет под ногами наших врагов огненный ад. Тупик? Нет! Я знаю, где взять эту энергию, мне нужно только понять, как её взять. Мне надо проникнуть в суть этого явления, и я это сделаю».
        Ночью он долго не мог заснуть, а когда заснул…
        …Облака, облака, облака… Облака жёлтого кипящего огня… Дракон… Чёрное, чёрное, чёрное небо… Звёзды, звёзды, звёзды, где живут боги… Вечный котёл творения и разрушения, рождения и умирания… Содержания кремния в земной коре - около тридцати процентов… Кремний стабилен, но его можно сделать нестабильным, и тогда вспыхнет кремниевый пожар, в который, если вовремя его не остановить, втянется вся литосфера планеты… Пламя Дракона… Я могу его разжечь, но у меня не хватить сил раздуть огонь… Энергия… Энергия творения и разрушения, бурлящая в утробах звёзд и насыщающая межзвёздную пустоту… Энергия - форма существования материи… Материи… Эйнштейн: энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости света… В одном грамме вещества дремлет энергия атомной бомбы… Дефект массы… Энергия и вещество непрерывно переходят друг в друга - грохочущий водопад, заставляющий жмуриться крохотные искорки разума, трепещущие в ужасе перед небытием… Игры богов - и людей, сумевших встать вровень с богами… Энергия Вселенной - свободная энергия Мироздания… Она везде, она рядом, надо только протянуть руку - и разум… Разум, разум,
разум… Протянуть разум… И тогда…
        Тамеичи Миязака, учёный-самурай, безумный гений, проснулся как от толчка и долго смотрел в темноту, наполненную ночными заоконными шорохами. Осознание пришло во сне: теперь он понял всё, что хотел понять, и знал всё, что хотел узнать.

* * *
        - Удар будет смертелен и неотразим. Прицельная точка - южная часть Скалистых гор в Америке. Под землёй, на глубине около одного километра, я инициирую цепную реакцию атомов кремния - я разожгу «кремниевый пожар», который начнёт распространяться вширь и вглубь. Расчётная зона поражения - средняя часть североамериканского континента между канадской и мексиканской границами, то есть вся территория США. Через двенадцать дней подземный пожар охватит всю эту зону, после чего земная кора над очагом горения осядет на глубину одного километра. В образовавшуюся котловину хлынут волны Атлантического и Тихого океанов и заполнят её в считанные часы. Соединённые Штаты Америки перестанут существовать как географическое понятие.
        - А вода погасит Пламя Дракона… - задумчиво произнёс император.
        - Да, Ваше Величество. Во всех поставленных мною опытах так и происходило.
        На самом деле Тамеичи Миязака не был абсолютно уверен в том, что грандиозный подконтинентальный пожар будет потушен океанскими волнами. Существовала вероятность (теоретическая, конечно же) продолжения горения гранитных пластов и под морским дном, которым станут США. Одно дело опыты с их небольшими масштабами, и совсем другое дело - Пламя Дракона во всём своём ужасающем величии, когда горит слой камня толщиной в несколько сотен метров. Но Миязака был уверен в своих силах: если подземный огонь не погаснет, он его погасит - для этого нужно всего лишь прервать энергетическую подпитку реакции, и сделать это можно из любой точки земного шара. И непрогоревший гранит снова станет мёртвым камнем, а не тлеющим пороховым погребом.
        Но Тамеичи Миязака не стал вдаваться в детали. Генералам они были не нужны - им было достаточно сказанного, и глаза самураев горели от боевого азарта. А микадо - Миязака уловил некую осторожность в словах и жестах Хирохито: император колебался, не решаясь одобрить уничтожение целой страны с десятками миллионов людей, и наверняка ухватился бы за любую возможность отложить принятие такого страшного решения. Самурай не может обмануть своего сюзерена, но самурай может промолчать, если сюзерен не задал ему прямой вопрос, требующий прямого ответа. И Миязака промолчал.
        Он молчал несколько минут, давая возможность всем присутствующим проникнуться услышанным, а потом сказал, обращаясь к микадо:
        - Мы не можем ждать. Было бы очень большой ошибкой недооценивать русских и американских учёных - вчера они сумели раскрыть секрет «оружия богов», сегодня они его совершенствуют, а завтра они обрушат на Японию ошеломляющий удар. Например, свяжут весь свободный кислород над островами метрополии, и все ваши подданные задохнуться. Или инициируют серию мощных цунами, которые смоют все наши прибрежные города.
        - Неужели такое возможно?
        - «Оружие богов» всесильно, Ваше Величество, надо только уметь им пользоваться. И гайкокудзины колебаться не будут: они никогда не считали нас людьми. Вспомните газовую атаку нашей столицы и атомную бомбу, сброшенную на город, и вспомните ядерный взрыв в Токийском заливе. Бледнолицые нанесут удар, как только у них появится возможность его нанести - если мы хотим победить, мы должны их опередить. Мы воюем против всего мира, против всей цивилизации белых, и если мы проявим нерешительность, мы проиграем войну. А если Америка будет уничтожена, остальные наши враги сложат оружие и покорно склонят головы перед нашим могуществом. Мы победим - погибнут десятки миллионов людей, но сотни миллионов других людей останутся жить на планете, очищенной от «золотых змей». У нас нет другого выхода, Ваше Величество.
        - Да будет так, - с видимым усилием проговорил микадо. - И как вы предполагаете это осуществить?
        - С дальнего бомбардировщика «фугаки». Мощности его бортового излучателя хватит для запуска реакции - чтобы зажечь костёр, достаточно одной спички, - а потом Пламя будет поддерживать само себя: об этом я позаботился. И к Скалистым горам полечу я сам.
        - Вы сами? - на лицо императора набежала тень, и в голосе его отчётливо слышалось сомнение. - Это неразумно, Миязака-сан: если с вами что-то случится, кто продолжит ваше дело?
        - Не сочтите за дерзость, Ваше Величество, но по-другому нельзя. Никто кроме меня не сможет разжечь «кремниевый пожар»: только я один представляю себе весь этот процесс во всей его сложности. И даже если кто-то сможет понять суть этого явления, на осознание которого понадобится много времени, я не уверен, что возможностей его разума хватит для осуществления мною задуманного. Моя жизнь принадлежит вам и империи Ямато, но если мне суждено погибнуть, значит, это воля богов. Моя гибель ничего не изменит - я вручил «Меч Аматерасу» тысячам мангустов, научив их владеть этим мечом, и мои помощники, Синъитиро Томонага и другие, продолжат моё дело. Но вонзить божественный меч в спину Скалистых гор смогу только я: ни у кого другого это не получится.
        Император Хирохито молчал, молчали и генералы, ждавшие его слова.
        - Да будет так, - повторил микадо.

* * *
        …Как кружится голова… Жёлтые змеи перед глазами - золотые змеи… А где дракон? Он выдохнул пламя и улетел? Я не чувствую своего тела… Наверно, так и должно быть, когда целиком сливаешься с сутью вещей, и становишься их пониманием… Надо возвращаться: в реальном мире у меня слишком много дел…
        Тамеичи Миязака открыл глаза. Сделать это удалось с трудом: реальность ускользала, упорно не желая принимать знакомые формы и привычные очертания. И всё-таки разум взял верх, и учёный-самурай обрёл себя в нижней кабине бомбардировщика «фугаки», на кресле оператора боевого излучателя, вытянувшего своё хищное рыло по продольной оси самолёта.
        Мерно гудели моторы. Миязака потянулся и выгнулся, проверяя работу мышц (тело слушалось), и краем глаза поймал взгляды бортовых стрелков, смотревших на него с немым благоговением: для них он был небожителем, сверхъестественным существом, сошедшим на землю людей, чтобы вершить их судьбы. Это было уже привычно и… приятно, да.
        Японский шестимоторный дальний бомбардировщик G10N1 «Фугаки»
        Золотые змеи перед глазами Тамеичи поблекли и прекратили свои призрачный танец. Дело сделано: незримый клинок мыслеполя пронзил каменную толщу гор, и теперь там, под землёй, разгоралось Пламя Дракона - Миязака видел-ощущал его свет и жар. Огонь был ещё крошечным, но это пока: «кремниевая реакция» запущена, и она медленно, но неостановимо расползётся на весь материк, на весь «сектор поражения», вычерченный могучим разумом человека на борту дальнего бомбардировщика. Реакция разогревала сама себя: человек её закольцевал, и выделенная энергия подпитывала процесс, захватывавший всё новые слои гранита и базальта и превращавший их в расплав, в жидкое пламя. И так будет продолжаться до тех пор, пока весь материковый щит под страной, именуемой Соединённые Штаты Америки, не утратит опору и не провалится в огненное болото вместе с лесами, степями, реками, дорогами, городами и людьми, населяющими эти города. И в этот гигантский провал навстречу друг другу с глухим рёвом хлынут волны двух океанов; и взметнутся высоко вверх исполинские струи пара, рождённые соприкосновением расплавленной магмы, рвущейся через
трещины расколовшейся земной коры, и огромных масс воды, спешащей заполнить громадную новорождённую впадину. И страна Америка перестанет быть - она исчезнет с лика планеты, исчезнет бесследно, затонет, как затонула некогда древняя страна Атлантида.
        …Операция «Поцелуй богини» шла по плану. Отец «оружия богов» получил лучший самолёт с лучшим экипажем, готовым беспрекословно умереть по первому слову Второго Человека Империи. Предлагалось произвести групповой налёт, но Миязака это предложение отверг. «Меня не увидит ни один радар, - пояснил он, - а случайных встреч я не опасаюсь. Зенитная артиллерия меня не достанет, истребители я собью, от неуклюжих тихоходных дирижаблей уйду. А при групповом налёте есть вероятность, что из-за небольшой ошибки оператора, гасящего излучение американских радиолокаторов, хотя бы одна из машин будет засечена гайкокудзинами. После наших ударов по Нью-Йорку и Чикаго янки постараются не пропустить в глубь страны даже единичный самолёт, зная, что он может сделать, и к точке обнаружения тотчас же ринутся со всех сторон «летающие крылья» с «кобрами» на борту. На их стороне численный перевес - потеряв американский плацдарм, мы потеряли и небо над Калифорнией, - янки подавят и целую армаду наших бомбардировщиков. Моя миссия слишком важна - следует исключить даже малейшие случайности, способные помешать её выполнению».
        Весь перелёт от Гавайев до западного побережья Америки Миязака провёл в полусне-полуяви, расслабляясь, медитируя и собирая все свои силы для единственного мыслеудара. «Фугаки» прошёл над Калифорнией незамеченным - создатель «оружия богов» сам сидел за излучателем, - и только над Скалистыми горами возникло небольшое осложнение: облака, закрывшие цель. Тамеичи приказал командиру снизиться. «Я должен видеть» - бросил он коротко. Самолёт снизился с четырнадцати до пяти километров, пробил облачный слой, и внизу открылись лесистые отроги Скалистых гор. Это было красивое зрелище, но красота не волновала «великого мангуста»: он искал, куда вонзить меч, и нашёл. И вонзил…
        Сознание окончательно прояснилось. Миязака огляделся. Внизу проплывала земля - «фугаки» шёл на высоте пяти километров, его командир ждал приказа учёного. «Набрать прежнюю высоту» - произнёс Тамеичи в ларингофон, и машина пошла вверх. Остекление кабины затянула белёсая тьма: бомбардировщик снова пробивал облачный слой, на этот раз снизу.
        Миязака смотрел, как стелятся за бортом белые космы, и к нему пришло понимание: острое, как внезапная боль. Тамеичи вдруг осознал (почему он не понял этого раньше?), что Пламя Дракона не погаснет, когда океанские волны зальют провалившуюся часть материка. Да, расплав застынет, охлаждённый триллионами тонн воды, но «кремниевая реакция» не прервётся - её очаги останутся, и огонь, немного помедлив, будет расползаться дальше, под Атлантический и Тихий океаны, под Канаду и Мексику, и дальше, дальше, дальше… Реакция закольцована: пока осуществляет энергетическая подпитка процесса, «кремниевый пожар» будет гореть и разгораться. Условия опытов были другими: там горение небольшого участка земли поддерживалось внешним источником энергии - излучателем, реакция прерывалось после его выключения, а вода только гасила последствия, заливая расплавленный камень.
        «Это же очевидно! - с досадой подумал учёный. - Как же это я, решив сложнейшую задачу разжигания «кремниевого пожара» заданных параметров, допустил такую нелепую ошибку?» Впрочем, успокоил он сам себя, не ошибается только тот, кто ничего не делает - ошибаются даже боги. Ничего страшного: расчётное время горения «Поцелуя богини» около трёхсот часов - времени для задействования каунтер-фактора более чем достаточно. По сейсмограммам мы сможем судить, где и как горит Пламя Дракона, а когда рухнет половина североамериканского материка, не заметить такое будет трудно. А прервать энергоподпитку цепной реакции кремния и раскольцевать её - я знаю, как это сделать, и я это сделаю, не покидая окрестностей Токио.
        В кабину брызнуло солнце. Самолёт поднялся выше облаков и продолжал набирать высоту. А впереди, между облаками и бездонным голубым небом, летели четыре дирижабля необычной формы, сверкавшие, как слитки металла, - три в группе и один немного поодаль. Экран локатора «фугаки» был девственно чист, а это означало, что странные дирижабли, обнаруженные визуально и на малом расстоянии, оснащены «кобрами», и что эти «кобры» включены.

* * *
        - Ну, Влади, - «кобра» Уэбстер широко улыбнулся и дружески пихнул Евстигнеева локтём, - ещё кружок, и домой, ага? А там - заслуженный отдых для воздушного солдата: ужин повкуснее, пиво похолоднее и девчонку погорячее. Твоя подружка, небось, давно уже рвёт на себе лифчик от нетерпения, - он хохотнул, демонстрируя ровные белые зубы.
        Фрэнки Уэбстер, оператор излучателя № 2 и ученик Владимира Евстигнеева, мыслил категориями незатейливым, и это помогало ему пребывать в благостном настроении всегда и везде, даже когда «небесную акулу» трепал сильный ветер или когда её тело пронизывали хлещущие посылки японских «миязак» (бывало такое). Однако парнем он был неплохим, без дерьма в душе (и неслабым, кстати сказать, ментальным бойцом), и Владимир не одёргивал его, когда Фрэнки (разумеется, наедине) позволял себе некоторую фамильярность (капитану Вэбстеру полагалось обращаться к подполковнику Евстигнееву «сэр», и никак иначе, и не полагалось обсуждать с ним интимные достоинства женщин и вкусовые качества пива). Но - со своим уставом в чужой монастырь, как известно, не лезут, а Фрэнки, несмотря на свою внешнюю простоватость, был далеко не глуп (иначе он и не стал бы «коброй») и не позволял себе ничего лишнего, хорошо зная, что в армии (даже если это «демократичная» US Army) можно, а что нельзя.
        - До дому ещё надо долететь, а мы ещё не сделали свою работу, Фрэнк, - за полгода пребывания в США Владимир сносно овладел разговорным английским и вворачивал в свою речь типично американские обороты. - Так что мечтать о девчонках пока рановато, капитан.
        - О них надо мечтать всегда, лейтенант-колонел[91 - Подполковник (англ.)], сэр, - как же иначе? О’кей, я буду мечтать о них молча.
        Майор Евстигнеев, награждённый за боевые заслуги советскими и американскими орденами и повышенный в звании, был единственным из первой группы прибывших в США «соловьёв-разбойников», всё ещё остававшимся в Америке. Десять его соратников вернулись на родину, а Серёгу Порфирьева похоронили: во время боёв в Орегоне шальной японский снаряд угодил прямо в его излучатель. Погашенный полем, он не взорвался, но кинетической энергии стальной болванки хватило, чтобы порвать пополам тело оператора «Кобры-6»…
        Евстигнеев всё ещё оставался в США по личной просьбе президента Трумэна. Дело в том, что у этого русского парня была уникальная энцефалограмма, свидетельствовавшая о его незаурядных ментальных способностях (что подтверждалось и тем, что в учебных боях он справлялся с тремя-четырьмя не самым слабыми «кобрами», вгоняя их в ментальный нокаут). Поразмыслив, советская разведка пришла к выводу, что иметь такого человека в США, в самой гуще событий, связанных с испытаниями и совершенствованием нового и пока ещё малознакомого оружия, совсем нелишне, и просьба Трумэна была удовлетворена. Официально подполковник Евстигнеев числился «мастером-наставником» и выполнял его обязанности, обучая американских операторов и обеспечивая их взаимодействие с новыми группами «соловьёв-разбойников», время от времени прибывавших в Америку для участия в боевых действиях на Тихом океане. А полёт над Скалистыми горами, в котором Владимиру было предложено принять участие, был особым.
        Американские учёные тоже умели мыслить нестандартно. «Излучатель - он не только оружие», эта простая мысль пришла в голову не одному Бехтереву. США строили огромный флот дирижаблей (на вооружение поступали новые воздушные корабли типа «Скайшарк»), и учёные ломали голову над увеличением энерговооружённости этих дирижаблей. Появилась идея покрыть всю поверхность дирижабля пластинами солнечных батарей и заменить его пожароопасные бензиновые двигатели электродвигателями. Идея была хорошей - возрастала устойчивость воздушного корабля к воздействию «миязак», для моторов и для излучателей можно было использовать единую энергосистему с перераспределением мощности. Мешало одно «но»: коэффициент полезного действии солнечных батарей был невелик, что сводило на нет все их преимущества. И возникла мысль «помочь» солнечным батареям мыслеполем, чтобы откорректировать процесс генерирования энергии. Для этого понадобился толковый ментальщик - так на борту «скайшарка» появился подполковник Евстигнеев.
        Четыре дирижабля кружили в небе шесть часов, и всё это время Владимир усердно «поливал» своим излучателем тройку «подопытных», зримо представляя всё происходящее в их энергоблоках. И, кажется, не зря: по сообщениям со всех трёх «акул», КПД их солнечных батарей возрос почти на порядок. Что и требовалось доказать…
        Американский боевой дирижабль типа «Скайшарк», 1946 год
        - Сэр, радио с флагмана: «Благодарю за отличную работу. Возвращаемся».
        «Ну вот, - подумал Евстигнеев, - дело сделано. Дальше американцы справятся и без меня. А я по возвращении буду просить хотя бы отпуск: хочу домой, к родным березкам…».
        …Он ещё не знал, что вернуться домой ему уже не суждено. Ведомство генерала Донована получило приказ любым способом убедить (или заставить) русского лейтенант-колонела Владимира Евстигнеева навсегда остаться в США. Если же все попытки добиться этого окажутся тщетными, тем же приказом разрешалось (и даже предписывалось) принять в отношении «соловья-разбойника» любые меры «для пресечения утечки ценной информации, попадание которой в СССР нежелательно». Самолёты падают и сами по себе, корабли тонут и без помощи противника, а на улицах американских городов, несмотря на военное время и на все усилия полиции, попадаются иногда грабители-убийцы. А с другой стороны, внешней разведке Советского Союза стало известно о повышенном интересе, проявленном янки к Евстигнееву, и куратору «добровольцев-операторов», направляемых в США, было приказано «безжалостно, вплоть до физического уничтожения, пресекать любые колебания отдельных нестойких товарищей, склонных соблазниться буржуазными посулами». Насчёт «отвечаете головой» в приказе сказано не было, но это подразумевалось - другой меры ответственности попросту не
существовало. Владимир Евстигнеев попал между двух жерновов, грозивших стереть его в порошок, - когда сталкиваются интересы двух великих держав, судьба и жизнь одного человека, пусть даже незаурядного, становится ничтожно малой величиной…
        Пискнул отметчик обнаружителя. Излучатель Уэбстера работал в поисковом режиме - войну никто не отменял, а то, что японцев выбили с североамериканского континента, ещё не означало, что их самолёты зареклись вторгаться в воздушное пространство США.
        - Под нами, в облаках, что-то есть, - пробормотал Фрэнки. - Хм, что бы это могло быть? Неужели…
        Он не договорил: из облаков крылатым демоном вырвался японский дальний тяжёлый бомбардировщик «фугаки», шестимоторный ужас американских городов.

* * *
        Случай - это псевдоним Бога, когда он не хочет подписаться своим собственным именем.
        (Анатоль Франс)
        «Четыре боевых дирижабля, - подумал Миязака, - восемь излучателей».
        «Великий мангуст» холодно и спокойно оценивал ситуацию. Если бы он был полон сил, а не растратился на грандиозный мыслеудар под каменную кожу планеты, воздушная эскадра янки не представляла бы для него особой опасности. Он играючи расправился бы с одним дирижаблем, одолел бы два и выстоял против трёх (и даже четырёх). Но сейчас, когда он ещё не восстановился в полной мере… Тамеичи впору было пожалеть о том, что он не взял с собой хотя бы одного помощника из мангустов-асов, но Миязака об этом не жалел. Разрушитель, одним движением мысли обрекающий на гибель целый континент, ни с кем не должен делиться славой (лётчики не в счёт, они всего лишь возничие его боевой колесницы). И он сам справится с нелепой случайностью, столкнувшей над облаками одинокий «фугаки» и четыре «скайшарка».
        Учёный-самурай не переоценивал свои силы. Самое разумное, казалось бы, - это немедленно отвернуть и отрываться, его самолёт гораздо быстроходнее дирижабля. Всё так, но враг слишком близко - бомбардировщик будет находиться под «огнём» восьми «кобр» по меньшей мере несколько минут (не поможет и уход в облака, они не преграда ментальному полю, пронзающему стальную броню, толщу воды и сотни метров гранита). Гайкокудзины накроют его нейтральным излучением - это самый простой способ реализовать численное превосходство, - и Тамеичи не был уверен, что продержится достаточно долго. Самурай не должен обманывать самого себя: бледнолицые заглушат двигатели его самолёта и генератор питания «миязаки», и всё будет кончено…
        Все эти мысли промелькнули в его сознании в считанные секунды, кристаллизуясь в единственно правильное решение. Атаковать - он куда быстрее сблизится с дирижаблями, чем выйдет из радиуса действия их излучателей. Достаточно сбить или вывести из строя одну-две «акулы», и путь свободен: побеждает тот, кто нападает, а не бежит. У мангуста есть ещё силы, чтобы перекусить змеиную шею…
        Бомбардировщик G10N1 развивает скорость до тринадцати километров в минуту, и те несколько миль, которые разделяли его и тройку американских дирижаблей, он преодолел одним рывком, не дав противнику времени пристреляться. Двадцатимиллиметровые пушки не работали в мареве, поставленном обеими сторонами, но шестимоторник имел и другое оружие, предназначенное специально для боя с аэростатами.
        Огромный самолёт чуть дрогнул. Гидроцилиндры привели в вертикальное положение восьмиметровые стальные «когти», прижатые к фюзеляжу у основания крыльев. Точнее, это были не совсем когти: бомбардировщик обнажил пару слегка изогнутых гигантских клинков, развёрнутых режущими кромками вперёд. «Гора Фудзи»[92 - «Фугаки» в переводе с японского означает «Гора Фудзи»] оскалила клыки…
        Громадная туша американского дирижабля закрыла полнеба. Воздушный корабль не мог ни уйти, ни уклониться - он попытался защититься.
        Навстречу надвигавшемуся «фугаки» с борта «скайшарка» ударили залпом четыре пневматические катапульты, размещённые попарно - одна над другой - в оконечностях корпуса дирижабля. Выброшенные ими стрелы расходились, растягивая широкое полотнище двухсотметровой сети, сплетённой из железной проволоки - тонкой, но достаточно прочной для того, чтобы раскромсать дюраль плоскостей и фюзеляжа самолёта, летящего на большой скорости[93 - Такими сетями, прозванными «противоабордажными», боевые дирижабли американских ВВС были оснащены весной 1946 года для зашиты от таранных атак японских истребителей.].
        Командир бомбардировщика среагировал моментально. «Фугаки» сделал небольшую горку, сеть прошла под самолётом, и острые лезвия «мечей» рассекли желёзную паутину как бритва дамскую вуаль. А в следующее мгновение саблекрылая машина вспорола кривыми клинками округлую спину дирижабля.
        Таранный удар «когтями» - сложный маневр, особенно если его выполняет самолёт с размахом крыльев шестьдесят три метра. Но лётчики, выделенные для участия в операции «Поцелуй богини», были пилотами высочайшего класса. «Мечи» вошли в тело флагманского корабля американской воздушной эскадры на глубину до пяти метров, вскрывая обшивку и с треском раздирая внутренности дирижабля. По-змеиному шипел гелий, вырывавшийся из располосованных газовых отсеков, ломались шпангоуты, и блестящими искрами разлетались во все стороны осколки раскрошенных пластин солнечных батарей.
        Флагманский корабль янки пошёл вниз, медленно разваливаясь на две половины как исполинская сарделька, надрезанная ножом. Два уцелевших «скайшарка» шарахнулись от японского крылатого демона; ментальный натиск американцев ослаб, и тут вдруг Тамеичи Миязаке показалось, что его с размаху ударили по лицу.
        Он почувствовал во рту солёный вкус крови. Физически удара не было - кровь пошла из губы, прокушенной от напряжения, - но учёный-самурай понял, что операторы четвёртого дирижабля (по крайней мере, один из них) - противник, достойный уважения. Нужно убить эту «небесную акулу», и можно спокойно уходить (а заодно и прикончить последних янки, не знающих, с кем они связались).
        - Атакуй дальнего! - прорычал «великий мангуст», и бомбардировщик развернулся в сторону дирижабля, державшегося особняком.
        Счёт пошел на секунды.
        Владимир Евстигнеев тоже ощутил чудовищную силу врага. Краем глаза он заметил, как стремительно побледнел Фрэнк, сидевший за пультом второго ствола спаренной «кобры-дубль», - жизнерадостное лицо Уэбстера приобрело землистый оттенок.
        Японец давил - опытный «соловей-разбойник» никогда ещё не сталкивался с такой ментальной мощью. Натиск мангуста напоминал напор бешеной вьюги, сбивающей с ног и не дающей дышать (довелось когда-то мальчишке Володьке испытать такое), но надо было идти вперёд, к огням спасительного жилья, и нельзя было падать, потому что иначе к утру ты превратишься в окоченелый труп, занесённый снегом.
        Фрэнки захрипел и обмяк. Голова его запрокинулась, из ноздрей потекли две струйки крови. Тяжесть, давившая теперь уже одного только Владимира, плющила, норовя размазать его по сидению операторского кресла. А «фугаки» быстро приближался, и на его изогнутых когтях радостно танцевали яркие солнечные блики.
        Выверенная ментальная защита подполковника Евстигнеева ломалась, как кустарник под ногами прущего вперёд носорога - «соловей-разбойник» не мог пересилить мыслеполе «великого мангуста». Времени на эксперименты уже не оставалось - враг был совсем рядом, - и Владимир, подчиняясь какому-то внезапному наитию, ударил «точечным» лучом, целясь в двухъярусную кабину японского тяжёлого бомбардировщика - в сознания сидевших в ней людей, отчаянно надеясь хоть на миг подчинить их разумы своей воле.
        Кольчугу не разрубить мечом, но её можно проткнуть стилетом. Тамеичи Миязаку окатило внезапное умиротворение. «Зачем всё это? - подумал он. - Война, кровь, смерть, разрушение… Зачем, когда в синем небе летят белые журавли, а зелёные листья сакуры тихо шелестят под тёплым ветром?». Это блаженное состояние длилось недолго; всего через пару секунд создатель «оружия богов» понял, что с ним происходит, и резким движением мысли стряхнул опутавший его морок, но эти секунды решили исход боя.
        Пилоты «фугаки» тоже поддались гипнозу «соловья-разбойника». Крылатая машина провалилась вниз (не намного, на каких-то двадцать метров) и всей своей стотонной массой под острым углом врезалась в борт «скайшарка».
        Самолёт вошёл в тело дирижабля плотно, как входит в тело кита гарпун, брошенный умелой рукой. Шесть пропеллеров «фугаки» перемалывали потроха воздушного корабля, ломая переборки и размётывая рваные клочья обшивки и обломки каркаса, густо заляпанные разбрызганными человеческими останками. А потом вспыхнуло пламя горящего бензина - и «миязака», и обе «кобры» отключились, и привычные законы физики вступили в свои права.
        Изуродованное нечто - утративший свою обтекаемую форму дирижабль с торчащим из него хвостом огромного самолёта - камнем падало вниз. Внутри это нелепой конструкции ещё жили и дышали уцелевшие люди, но жить им всем оставалось уже недолго: только до удара о землю.
        Когда «фугаки» столкнулся со «скайшарком», Миязака слетел со своего кресла. Он сильно ударился о стенку кабины, но сознания не потерял и попытался встать на ноги. И не смог: завалившийся набок массивный излучатель придавил учёного-самурая.
        Ноздри «великого мангуста» защекотал запах дыма. «Пожар, - отстранённо подумал создатель «оружия богов». - Да, пожар, кремниевый пожар, Пламя Дракона… Я должен его погасить, сейчас, немедленно, потому что больше никто не сможет этого сделать… Мне надо встать и запустить излучатель, иначе… Но я не могу встать: на меня давит страшная тяжесть машины, изобретённой мною самим…».
        Сознание безумного гения, человека по имени Тамеичи Миязака погасло.
        А внизу, под километровым слоем камня, неудержимо разгорался кремниевый пожар - кровоточащая язва, разъедавшая земную твердь…
        Вместо эпилога
        Что было дальше? Удалось ли Синъитиро Томонага погасить «кремниевый пожар» (самому или с помощью бывших врагов, ставших союзниками, ведь огненная смерть грозила всему человечеству)? Или учёные Земли не смогли обуздать Пламя Дракона, и где-то в параллельном пространстве-времени, бесконечно далеко и бесконечно близко, памятником безумию разума кружится в равнодушной пустоте космоса мёртвая наша планета, дотла выжженная подземным огнём?
        Информации нет. Информации нет. Информации нет.
        В нашей Реальности этого не произошло. Юная японка Атцуко не дождалась своего жениха, не вышла за него замуж и не родила сына по имени Тамеичи, которому суждено было сделаться гениальнейшим физиком ХХ столетия. Убитый осколком русского снаряда мичман Миязака с крейсера «Отава» стал одной из немногочисленных жертв, которые Страна Восходящего солнца возложила на алтарь своей блестящей Цусимской победы.
        А сорок лет спустя флот Империи Ямато был разгромлен в битве за Филиппины, Токио выгорел от напалмовой бомбардировки, и над Хиросимой вырос чудовищный гриб.
        Комендор Мякотников, всадивший в «Отава» судьбоносный снаряд, не знал (и не мог даже подумать), что одним этим выстрелом он спасает от гибели Землю и миллиарды людей, живущих на ней и ещё нерождённых. Не знали этого (и не могли знать) и другие матросы и офицеры русского крейсера «Светлана» - приняв неравный бой и погибая в этом бою, они всего лишь выполняли свой долг мужчин-воинов: выполняли в своём настоящем, определяя неизвестное будущее этого настоящего.
        Санкт-Петербург, август-ноябрь 2012 года
        notes
        Примечания
        1
        Гайкокудзин - иностранец, не-японец (яп.)
        2
        Панмонголизм - термин, обозначающий объединение монголоидной (жёлтой) расы и введенный В.С.Соловьевым в 1894 году. В историософской концепции Соловьева панмонголизм выражает идею опасности с Востока, исторического возмездия Европе (и всей белой расе), исчерпавшей потенции своего дальнейшего развития. Силой, несущей возмездие, Соловьев считает японцев, «вождей с восточных островов», нанесших сокрушительное поражение Китаю в войне 1894-1895 годы, хотя первоначально эта роль отводилась им китайцам. По концепции Соловьёва, японцы провозглашают идею панмонголизма, захватывают Пекин и Корею и вместе с китайцами завоевывают Европу.
        3
        Речь идёт о Вашингтонской конференции 1922 года, на которой Великобритания и США пресекли все попытки Японии сравняться по военно-морской мощи с этими ведущими мировыми державами. Англо-японский союз 1902 года прекратил своё существование, отношения между США и Японией начали непрерывно обостряться, что в конечном счёте привело к войне на Тихом океане.
        4
        Бусидо - путь воина (яп.). Неписанный морально-этический кодекс поведения самурая.
        5
        Герберт Уэллс, «Война в воздухе».
        6
        Строчка из песни, звучавшей в кинофильме «Последний дюйм».
        7
        В романе рассматривается альтернативная история. В нашей Реальности, как известно, США стали жертвой немотивированной агрессии со стороны милитаристской Японии, подло (без объявления войны) атаковавшей американский флот в Пёрл-Харборе, и ни о какой «умышленной подставе» этого флота под японский удар не может быть и речи.
        8
        «Накадзима» B5N2, тип 97.
        9
        Из-за нехватки бомб использовались 381-мм и 406-мм бронебойные снаряды с приваренными к ним стабилизаторами.
        10
        «Аити» D3A1, тип 99.
        11
        «Мицубиси» A6M2.
        12
        По некоторым сведениям, попаданий было одиннадцать.
        13
        Одна из японских бомб прошла навылет, проломив изнутри корпус в носовой части левого борта и сделав подводную пробоину; из-за близкого - впритык - разрыва другой бомбы у левой скулы, незащищённой броневым поясом, была повреждена обшивка (лопнула и разошлась). Сильнейшие взрывы топлива и боезапаса привели к деформации корпуса и вызвали появление трещин, ставших причиной затопления нескольких отсеков.
        14
        Прошло не меньше суток, прежде чем военные структуры в Пёрл-Харборе оправились от шока. И всё это время было наполнено сумятицей, беспорядком и самыми дикими слухами: говорили, что японцы уже высаживаются на Гавайях, что японские агенты отравили все источники питьевой воды, и что русские тоже вступили в войну и бомбят Токио. Самолёты с «Энтерпрайза», садившиеся на аэродромы Жемчужной Гавани, испытали на себе, что значит неконтролируемая паника: несмотря на предупреждение и на опознавательные знаки на крыльях и фюзеляжах, все зенитные батареи Пёрл-Харбора открыли по своим самолётам яростный огонь. Пять из шести машин были сбиты, а один из пилотов, выбросившийся с парашютом, был расстрелян в воздухе.
        15
        В этой Реальности «Бисмарк» не получил роковое торпедное попадание в рули - вероятность этого попадания была ничтожной, - что позволило рейдеру оторваться от погони. В Бресте «Бисмарк» неоднократно подвергался налётам английской авиации и был серьёзно повреждён, однако Южная эскадра кригсмарине, в которую входили также «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Ойген», нависала над атлантическими коммуникациями, дополняя Северную эскадру («Тирпиц», «Лютцов», «Адмирал Шеер», «Адмирал Хиппер», «Кёльн» и «Нюрнберг»). Неудивительно, что Адмиралтейство не хотело отправлять в Тихий океан ни один из трёх новых фактически британских линкоров («Принс оф Уэлс», «Кинг Джордж V», «Дьюк оф Йорк»).
        Более того, англичане попросили помощи у американцев, и те живо откликнулись, направив в Исландию новейшие линейные корабли «Вашингтон» и «Норт Каролина» и авианосец «Рейнджер». Это соединение усилило Ройял Нэйви, обезопасило Исландию и прикрыло Датский пролив. Линкоры «Техас» и «Нью-Йорк» сопровождали английские атлантические конвои, провоцируя германские рейдеры на «первый выстрел». Соединённые Штаты Америки фактически вступили в войну задолго до Пёрл-Харбора…
        16
        Замена на линкорах (фактически - линейных крейсерах) типа «Шарнхорст» трёхорудийных 280-мм башен на двухорудийные 380-мм была предусмотрена проектом.
        17
        Так называли английские линейные крейсера типа «Ринаун», которые с момента постройки стали для Адмиралтейства головной болью и постоянно проходили разного рода модернизации.
        18
        Водоизмещение 9.350 тонн, скорость 33 узла. Бронирование: башни, рубка и погреба 25-30 мм. Вооружение: 4x2 155-мм орудия, 4x1 75-мм орудия, 4 13,2-мм пулемёта, 4x3 550-мм торпедных аппарата (24 торпеды), 1 катапульта, 1 гидросамолёт. Экипаж 580 человек.
        19
        Имеется ввиду бой в Сиамском заливе (январь 1941 года), в котором французы разгромили тайскую эскадру, вынудив выброситься на берег повреждённые броненосцы береговой обороны «Шри Аюти» и «Донбури».
        20
        Перефразирование известного английского выражения «We have ships, we have men, we have money too» (У нас есть корабли, у нас есть люди, и деньги у нас тоже есть).
        21
        На осторожные уговоры, смысл которых сводился к «А стоит ли вам подвергать вашу жизнь, которая так ценна для империи, опасности?», командующий Объединённым флотом ответил коротко: «Я самурай. А если случайный осколок английского снаряда прервёт моё земное бытие, значит, так угодно богам».
        22
        Прозвище японских бомбардировщиков-торпедоносцев G3M «Нелли».
        23
        На войне как на войне (франц.)
        24
        Наскоро отремонтированный «Индомитебл» в январе 1942 года готовился уйти из Сингапура, но несколько налётов японской авиации вывели его из строя. Прямых попаданий было всего три, однако множественные близкие разрыва причинили серьёзные повреждения подводной части корпуса. Корабль принял много воды и до посадки на грунт почти перевернулся на левый борт. После сдачи Сингапура авианосец был поднят японцами, отремонтирован и в 1944 вошёл в строй японского флота под названием «Цукуба».
        25
        ABDAF - объединённое англо-австрало-американо-голландское командование союзных сил. После присоединения к союзной эскадре крейсера «Ламотт-Пике», в этой аббревиатуре добавилась буква «F» - Франция.
        26
        Автором этих попаданий был японский крейсер «Хагуро».
        27
        Названия авианосцев «Хирю» и «Сорю», входивших в состав соединения Нагумо, в переводе с японского означают «летящий в небе дракон» и «голубой дракон».
        28
        Изначально так оно и было, но вскоре к «Хирю», «Сорю» и «Рюдзё» присоединились «Акаги», «Сёкаку» и «Дзуйкаку» («Кага» ушёл в Японию на ремонт).
        29
        Операция по захвату Порт-Морсби.
        30
        Один из самых перспективных японских адмиралов и наиболее вероятный преемник Ямамото на посту командующего Объединённым флотом.
        31
        «Я не собираюсь гоняться за джапсами по всему Тихому океану, - сказал вице-адмирал Кинкейд, поклонник морской артиллерии и командующий эскадрой тихоходных линкоров. - Они сами придут к Мидуэю, чтобы высадить войска. Тут-то я их и встречу…»
        32
        После боя у атолла Мидуэй «Хосё» был переклассифицирован в учебный авианосец
        33
        Состав сил сторон - в Приложении 1
        34
        Гидросамолёт E14Y1 (по американской классификации - «глен»), предназначенный для взлёта с подводной лодки
        35
        Водоизмещение надводное/подводное 2.900/4.150 тонн, скорость хода надводная/подводная 23,5/8 узлов, дальность - 16.000 миль (эконом. ходом), экипаж 100 человек, 6 533-мм носовых торпедных аппаратов (18 торпед), 1х1 140-мм орудие, 2х2 25-мм автомата, 1 гидросамолёт, 1 катапульта
        36
        В тот же день звено «Б-17» донесло о потоплении «крейсера», атакованного с высоты более 10.000 футов. Фактически «крейсером» оказалась американская подводная лодка «Пайк», которая поспешно погрузилась, когда первые бомбы упали у нее по носу.
        37
        На долю «Уоспа» пришлось более сорока процентов атакующих машин японской ударной волны, на долю «Хорнета» - треть.
        38
        В нашей Реальности неисправность рации помешала самолёту-разведчику с крейсера «Тонэ» своевременно известить Нагумо об обнаружении «Энтерпрайза» и «Хорнета» - пилот смог сделать это только по возвращении, когда было уже поздно.
        39
        Названия авианосцев «Сёкаку» и «Дзуйкаку» в переводе с японского означают «парящий журавль» и «счастливый журавль».
        40
        Upside down - переворачивание, опрокидывание (англ.).
        41
        Лейтенант-коммандер - звание в английском и американском флоте (капитан 3-го ранга).
        42
        Минитмены («люди минуты») - поселенцы в Северной Америке, обязанные по тревоге явиться с оружием к месту сбора в течение минуты.
        43
        К этому времени повреждённый «Рюдзё» вышел из сферы боя, направляясь на Трук, а обгоревшие остовы «Акаги» и «Сорю» по приказу Нагумо были потоплены торпедами с эсминцев «Мурасаме» и «Кавакадзе».
        44
        По выражению одного из участников боя, «Буффало» выглядели как стреноженные, когда «зеро» делали на них заходы».
        45
        Американцам удалось сбить четыре «зеро» и несколько бомбардировщиков, а из двадцати восьми F2A из боя вернулись только десять, причём четыре из них разбились при посадке.
        46
        Постройка «Ямато» было окружена завесой полной секретности. В прямом смысле слова: когда японцы заметили, что корпус строящегося суперлинкора можно увидеть с вершины ближайшей горы, они укутали верфь огромным тросовым занавесом, весящим более тысячи тонн.
        47
        Один из крейсеров Спрюэнса ошибочно был принят за линкор типа «Вашингтон».
        48
        Один снаряд повредил на «Такао» башню № 3, второй разрушил штурманскую рубку.
        49
        После Мидуэя японцы уже не сомневались, что противник читает их радиодепеши, и сменили наиболее важные шифры. Новый японский код «JN-25» пока не поддавался усилиям американских криптографов - игра пошла вслепую.
        50
        «Отсу-гата» - авианесущая японская подводная лодка, «кайдай» - крейсерская.
        51
        В конце июня - начале июля 1942 года на тихоокеанских коммуникациях находилось соединение адмирала Ямагути: авианосец «Хирю», линейный крейсер «Кирисима», тяжёлые крейсера «Атаго» и «Майя», лёгкий крейсер «Сэндай» и восемь эскадренных миноносцев.
        52
        В конце 1941 года германский линкор «Бисмарк», стоявший в Бресте, был выведен из строя английскими бомбардировщиками. Уцелевшие корабли кригсмарине были переброшены в Арктику, что резко снизило напряжение на атлантических коммуникациях.
        53
        Эффективный радиус действия американских пикирующих бомбардировщиков SBD - 250 миль, торпедоносцев TBF - 350 миль, истребителей F4F - 300 миль. Эффективный радиус действия японских бомбардировщиков D3A2 - 300 миль, торпедоносцев B5N2 - 450 миль, истребителей А6М - 500 миль. По первому варианту атаки Пёрл-Харбора в самом начале войны, соединение Нагумо должно было поднять самолёты на расстоянии 500 миль от Оаху (в налёте должны были принимать участие только истребители и торпедоносцы-бомбардировщики «кейт»).
        54
        Суть этого метода заключается в следующем: горизонтальный бомбардировщик с небольшой высоты (на уровне верхушек мачт - отсюда и название) сбрасывает бомбу, которая, падая плашмя по пологой траектории, рикошетирует от поверхности воды и со скоростью самолёта врезается в борт атакованного корабля.
        55
        В этом бою американцы впервые применили 127-мм снаряды с радиолокационными взрывателями.
        56
        Пролив между Гуадалканалом и Флоридскими островами (острова Нггела), до войны носивший название Силарк, в ходе боевых действий был переименован в пролив Железное Дно (Ironbottom Sound) из-за большого количества затонувших кораблей США и Японии.
        57
        Новые американские авианосцы носили имена погибших - «Йорктаун», «Лексингтон», «Уосп» и т. д. «Такое ощущение, что мы воюем с бессмертными, - сказал Ямамото, узнав об этом. - Павшие гайкокудзины снова возвращаются в строй».
        58
        Адмирал Ямагути, ставший, как и ожидалось, преемником Ямамото, погибшего в 1943 году во время инспекционного вылета на фронтовые позиции в районе Соломоновых островов (самолёт командующего был сбит американскими истребителями), решил лично вести в бою флот империи.
        59
        «Зеро» для меня как меч для самурая, - говорил японский ас Хироёси Нисидзава, прозванный «Рабаульским дьяволом», - я чувствую его как свою ладонь, наносящую удар каратэ».
        60
        Речь идёт о тактике «камикадзе».
        61
        В нашей Реальности атака лейтенанта Томиясу, состоявшаяся 14 мая 1945 года, признана самой результативной атакой лётчика-камикадзе: в результате этой атаки «Энтерпрайз» был полностью выведен из строя и повреждён до состояния «восстановлению не подлежит».
        62
        Речь идёт о силовом «открытии» Японии американской эскадрой под командованием коммодора Мэтью Колбрайта Перри в 1854 году. Угрожая обстрелом прибрежных городов из корабельных орудий, Перри добился открытия для американцев трёх японских портов: Нагасаки, Хакодатэ и Симода. Паровые корабли Перри японцы назвали «чёрными» из-за огромных клубов дыма из труб. С 250-летней самоизоляцией Японии было покончено, и Страна Восходящего солнца вскоре пошла по европейскому (промышленному) пути развития.
        63
        К лету 1945 года соединение Озавы имело четыре тяжёлых авианосца: «Дзуйкаку», «Цукуба», «Амаги» и «Кацураги» («Синано» и «Унрю» были потоплены американскими подводными лодками, а лёгкие авианосцы «Титосэ» и «Тийода» переклассифицированы в авианосцы прикрытия конвоев).
        64
        В нашей Реальности президент Рузвельт умер 12 апреля 1945 года. В этой Реальности он прожил немного дольше.
        65
        Это стало возможным благодаря недостаточному количеству «крупнокалиберных» «миязак» в частях Квантунской армии (эти установки в первую очередь направлялись на флот и в войска ПВО метрополии), нехватке операторов для них и недостаточной мощности стационарных электростанций в Маньчжурии (японцам пришлось - в качестве временной меры для затыкания дыр - использовать наспех сооружённые мобильные излучатели малой мощности).
        66
        «Гром» (яп.). Японский истребитель-перехватчик J2M3, вооружённый четырьмя 20-мм пушками.
        67
        Легендарная личность. Самый результативный пилот-перехватчик японских ВВС, «специалист» по тяжёлым бомбардировщикам, имевший на счету как минимум 30 документально подтверждённых побед (а реально - значительно больше) и за восемь лет службы не разу не сбитый и не получивший ни одной царапины. Однако в лётной книжке лейтенанта Садааки Акамацу числилось всего 19 побед: дело в том, что он был ещё и беспробудным пьяницей и непроходимым бабником. Известны случаи, когда во время очередного налёта за Акамацу высылали автомобиль, чтобы вытащить мертвецки пьяного аса из очередного притона, привести в чувство нашатырём и усадить в кабину перехватчика. Именно в таком состоянии Акамацу вылетел в одиночку против 75(!) «Мустангов» во время налёта на Йокогаму 29 мая 1945 г и сбил P-51D лейтенанта Рафаса Мура.
        68
        Place Pigalle - площадь в районе «красных фонарей» в Париже, на которой расположено кабаре Moulin Rouge («Красная мельница»).
        69
        Капитан 3-го ранга (франц.)
        70
        В основу положены реальные события. Вскоре после победы над гитлеровской Германией, когда победный хмель ещё вовсю кружил головы, двое советских офицеров действительно ездили на «виллисе» из Потсдама в Париж - погулять-развеяться, - и благополучно вернулись обратно: «холодная война» ещё не началась, и на всех американских постах русских союзников встречали с полным радушием. О том, что стало с лихими участниками «второго русского взятия Парижа» по возвращении в часть, история умалчивает.
        71
        Восток - дело тонкое, а Россия, где в крепком коктейле перемешались Восток и Запад, ещё тоньше. В 70-е годы прошлого века капитан 1-го ранга Б., начавший служить ещё в 40-е, говорил, объясняя курсантам процедуру подготовки учебной торпеды к выстрелу: «Если по вашей вине торпеда будет раздавлена в торпедном аппарате или затонет вместо того, чтобы быть благополучно поднятой на борт торпедолова, вас никто не спросит «Почему так получилось?». Вас спросят «Зачем вам это было надо?». Вы или скрытый враг, с которым надо поступить соответственно, а если случившееся есть результат вашей непролазной дурости, то вас тоже следует расстрелять (на всякий случай), поскольку дурак, приставленный к оружию, может оказаться опаснее врага». И неизвестно, сколько было в словах бравого каперанга своеобразного «чёрного юмора», а сколько - горькой правды.
        72
        Зорге был арестован японской контрразведкой. То, что он работает на русских, доказано не было, но было установлено, что Зорге пытался проникнуть в тайну «миязак», и этого оказалось достаточно, чтобы отправить его на виселицу.
        73
        В этой Реальности Пётр Владимирович Бехтерев не был расстрелян в 1938 году. Не работал он и в «Особом техническом бюро по военным изобретениям специального назначения» - Пётр Бехтерев продолжил дело отца, и занимался нейрофизиологией головного мозга и новорождённой наукой нейрофизикой.
        74
        Аббревиатура СР означала «секретная разработка». Были и другие её расшифровки: «Советская Россия», «Социалистическая революция» и даже «Сталинский револьвер». Но в обиходе прижилось иронично-уважительное прозвище установок «Эс-Эр» - «Соловей-разбойник».
        75
        В «шляпной коробке» находилось около ста килограммов урана, в ящиках - детонаторы для двух атомных бомб, одна из которых была сброшена на Токио.
        76
        «Щит богини Аматерасу-Амиками» - одно из кодовых наименований японского лучевого оружия.
        77
        Не все японцы - самураи, и не все самураи - мангусты. Так называли в первую очередь операторов «миязак», но впоследствии (и очень скоро) это понятие стало именем нарицательным.
        78
        Командир - полновластный хозяин на борту своего корабля, царь и бог, однако оператор боевого излучателя во время атаки приобретает статус гарпунёра на китобойном судне, и его распоряжения становятся обязательными для всех, в том числе и для командира.
        79
        «Бревнами» японские «экспериментаторы» (в частности, из «Отряда 731») называли людей, на которых они ставили свои опыты.
        80
        Песня Волшебника из к/ф «Обыкновенное чудо».
        81
        «Ха-Го» - японский лёгкий танк времён Второй Мировой войны, «Чи-Ха» - средний (по японской классификации), хотя по весу его также можно считать лёгким танком.
        82
        Из стотысячного (с учётом флотских частей) гарнизона Гавайских островов на Оаху погибло около 30 тыс. американских солдат и офицеров, более 50 тыс. были взяты в плен. Потери японцев убитыми и ранеными составили свыше 20 тыс. человек.
        83
        Даже в своё известное путешествие в Советский Союз, во время которого Фейхтвангер был принят Сталиным и лично присутствовал на Втором Московском процессе (итогом путешествия стала книга Лиона Фейхтвангера «Москва. 1937 год»), писатель отправился не с женой, а с любовницей, которой он во время поездки умудрился изменить.
        84
        Queen City - неофициальное название (прозвище) Сиэтла с 1869 года.
        85
        После японского вторжения на территорию США отношение правительства Трумэна к индейцам стало насторожённым. Было установлено, что в индейских резервациях распространяются японские прокламации следующего содержания: «Браться по расе! Мы пришли отомстить бледнолицым за всё, что они сделали в прошлом. Присоединяйтесь к нам!». США опасались индейских выступлений - высказывались даже предложения загнать всех индейцев в концентрационные лагеря (подобные тем, в которые были согнаны в 1942 году 120 тысяч японцев, проживавших в Орегоне, Калифорнии и Вашингтоне).
        86
        За месяц боёв на западе США японцы потеряли одиннадцать излучателей (в основном подорванных при угрозе захвата), что вынудило их использовать мобильные «миязаки» очень осторожно, и это, естественно, снизило и без того невысокий темп наступления японской армии вторжения.
        87
        Стальные нагрудники - прообраз бронежилетов - носили бойцы советских штурмовых групп во время боёв в Сталинграде, и это нехитрое приспособление спасло немало жизней.
        88
        Намёк на высказывание президента Рузвельта о ленд-лизе, сделанное в 1941 году: «Если у соседа горит дом, мы дадим ему шланг для тушения пожара».
        89
        Идея постройки воздушного флота, малоуязвимого для «мёртвого поля», появилась у янки ещё весной 1945 года, вскоре после дебюта «миязак» у Филиппин, и, несмотря на скепсис адмиралов, иронически вопрошавших «Может, нам надо пополнять флот парусниками?», пришлась по вкусу американскому командованию. В ноябре 1945 года около сотни дирижаблей были переброшены в Мексику - оттуда, находясь в относительной безопасности от налётов «фугаки», они намеревались очистить прибрежные воды Калифорнии от японских кораблей и судов. Этот воздушный флот и был брошен против соединения Нисимуры.
        90
        В нашей Реальности эту песню написал Владимир Высоцкий в 1971 году
        91
        Подполковник (англ.)
        92
        «Фугаки» в переводе с японского означает «Гора Фудзи»
        93
        Такими сетями, прозванными «противоабордажными», боевые дирижабли американских ВВС были оснащены весной 1946 года для зашиты от таранных атак японских истребителей.