Сохранить .
Решение Виктор Ноевич Комаров
        #
        В. Комаров. Решение
        Весь день, несмотря на совершенно ясное небо, штормило. Огромный лайнер неторопливо, словно нехотя, переваливался с боку на бок. Из окна салона казалось, что линия горизонта то опускается, проваливаясь куда-то вниз, в глубину, то взлетает вверх - и тогда возникало ощущение, что океан вот-вот опрокинется на нас.
        К вечеру волнение улеглось, но корабль, словно по привычке, все еще продолжал однообразно раскачиваться. Весь день я просидел над статьей, которую должен был на следующее утро отправить в редакцию из ближайшего порта.
        Работа не ладилась. Быть может, мешала тропическая духота - я всегда переносил ее с трудом, - да и монотонная качка порядком утомляла.
        Часам к десяти я почувствовал, что мысли окончательно утратили необходимую ясность Захотелось глотнуть свежего воздуха. Я захлопнул папку и отправился на палубу.
        Было тихо и душно. Пожалуй, здесь дышалось еще тяжелее, чем в салоне с его кондиционированным воздухом.
        Я спустился на нижнюю палубу, поближе к воде, и прислонился к поручням. Вода за бортом была совсем темной - казалось, океан наполнился нефтью. Совершенно черное, усыпанное звездами небо сливалось с иссиня-черным морем.
        В такие минуты забываешь обо всем. Мысли уже не сосредоточиваются на чем-то определенном, а скользят какими-то неизъяснимыми путями, выхватывая из памяти неясные образы, что-то далекое, полузабытое. Из этого гипнотического состояния меня неожиданно вывел взволнованный мужской голос:
        - Извините, пожалуйста. Вы сейчас ничего не слышали?
        Я машинально прислушался, даже не поинтересовавшись, кто задал вопрос. Мало ли какие звуки могут заинтересовать человека на корабле, в открытом море. Однако ничего, кроме всплесков забортной воды и равномерного шума работавших машин, Я не услышал:
        - Нет, ничего… Ничего такого…
        Возможно, на том и закончился бы наш случайный ночной разговор, но как раз в этот момент засветилось окно одной из кают, выходившее на нижнюю палубу. Луч света упал на лицо стоявшего рядом со мной человека.
        Глаза… Его глаза - они поразили меня. Эти глаза смотрели со странной смесью тревожного ожидания, надежды и, пожалуй, страха. Да, страха. Вряд ли обычный звук мог вызвать подобное сплетение чувств. Как всегда, когда мы соприкасаемся с чем-то непонятным, мне стало немного не по себе. И я спросил:
        - А что слышали вы?
        Напряженный взгляд незнакомца сразу погас, словно кто-то выключил ток. Выражение тревожного ожидания сменилось усталостью. Он пробормотал что-то похожее на извинение, отвернулся к борту и, облокотившись на перила, стал смотреть на бегущую внизу воду.
        Но теперь уже было задето мое любопытство, а профессиональная интуиция подсказала, что случай столкнул меня с чем-то необычным.
        - Может быть, я могу вам помочь? - спросил я как можно более мягко.
        Незнакомец, не поворачивая головы, предупреждающе поднял руку и произнес громким шепотом:
        - Тише. Прошу вас, ради бога, тише…
        Это в самом деле становилось любопытным!
        Несколько минут мы оба стояли молча. Потом он сделал нетерпеливое движение рукой и обернулся ко мне.
        - Вы, должно быть, подумали, что я… - он виновато улыбнулся… - Ну, одним словом…
        - Признаться, да, - сказал я, решив, что в подобном случае лучше всего полная откровенность.
        - Ну, что ж, - пробормотал незнакомец, - вполне естественно. Я и сам сначала подумал что-то в этом роде… Когда это случилось в первый раз…
        Он снова умолк, видимо, погрузившись в свои мысли.
        - Должно быть, слуховые галлюцинации? - предположил я, стараясь облегчить своему странному ночному собеседнику дальнейшие объяснения. - Вам слышатся какие-то звуки?
        Незнакомец выпрямился и молча забарабанил пальцами по перилам. Потом вдруг спросил:
        - Вам приходилось когда-либо видеть авиационную катастрофу?
        - К счастью, нет.
        - Представьте себе: над морем летит самолет. И вдруг - пожар, горит двигатель. Машина охвачена пламенем. Она быстро теряет высоту. И пассажиры знают, что спасения нет… А самолет… - он резко оборвал свой рассказ и отвернулся.
        - Где же это случилось? - спросил я осторожно.
        - Здесь.
        - Здесь?
        - Да… Где-то в этих местах.
        - И вы сами… - начал было я, но мой ночной собеседник снова согнулся над перилами и сказал устало.
        - Это требует более подробных объяснений. Сейчас уже ночь… - Он почему-то посмотрел на небо.
        Но я чувствовал, что ему необходимо с кем-нибудь поделиться. Именно сейчас. И поспешил сказать, что привык ложиться поздно.
        - Ну, что же, - как-то неопределенно отозвался незнакомец, видимо, все еще не решив окончательно, стоит ли начинать разговор.
        Я терпеливо ждал, не желая быть назойливым… Должно быть, прошло не меньше четверти часа. Наконец незнакомец выпрямился и придвинулся ко мне.
        - Извините, кто вы по профессии? - спросил он.
        - По профессии я журналист, а по специальности…
        - Впрочем, это не имеет значения. Просто я хочу рассказать эту необычную историю человеку, который мог бы отнестись к ней критически и без предвзятости.
        - Постараюсь…
        Незнакомец с силой потер рукой лоб, словно желая сосредоточиться, и медленно произнес:
        - Конечно, все это вам должно показаться, по меньшей мере, странным… Меня зовут Липатов, Сергей Липатов… Я кибернетик. Не стану утомлять вас подробностями своей биографии, а перейду сразу к сути. Несколько лет назад я вместе со своим постоянным сотрудником Юрием Кузнецовым занялся одной интересной проблемой, связанной с саморегулирующимися машинами. Не буду объяснять, что это за проблема, для моего рассказа это не имеет значения. Скажу только, что успешное решение задачи, которую мы перед собой поставили, открыло бы принципиально новые возможности в кибернетической технике. Сперва работа шла быстро. Если вы знакомы с наукой, с учеными, то, вероятно, знаете, что иногда одна только удачная постановка вопроса открывает прямую дорогу, по которой мчишься, словно на скоростной автомашине. Но только до определенного момента. Рано или поздно наталкиваешься на какое-нибудь препятствие. Иногда непреодолимое. Мы также не избежали подобной участи. И заминка произошла тогда, когда мы думали, что находимся уже в самом конца пути. Очень скоро мы поняли, что «орешек» просто не раскусить. Знаете, часто бывает так
занимаешься какой-нибудь задачей и кажется, что нужно ответить всего на один единственный вопрос. А чуть копнешь глубже - возникают десятки, сотни новых вопросов, всевозможные ответвления, побочные проблемы.
        Сперва Липатов говорил как-то напряженно. То и дело он останавливался, к чему-то прислушивался, казалось, уходил в себя, а потом с трудом подбирал выражения, словно заставляя себя произносить каждое слово. Но постепенно речь его сделалась более непринужденной.
        - В общем, потребовался целый год, чтобы мы расчистили весь этот лес. Теперь проблема возвышалась перед нами освобожденная от всяких наслоений. И оставалось. Ответить действительно на один только вопрос. Но что это был за вопрос! Даже подходов не было видно. Сколько дней и ночей нам это стоило - сейчас трудно сказать. Гипотезы, предположения, варианты - их были тысячи, не меньше. Но ни с места. Ни одного хотя бы маленького просвета…
        Он на минуту смолк, словно заново переживая прошлые волнения, а затем продолжал:
        - Теперь я должен познакомить вас с Кузнецовым. Это был необыкновенно талантливый человек. Обладал удивительной способностью схватывать общее в явлениях, казалось бы, совершенно разнородных. К сожалению, он чересчур разбрасывался. У него было слишком много увлечений. Фотография, футбол, подводная охота, альпинизм - да всего не перечесть. И каждому из этих занятий он отдавал всю душу. Впрочем, и работать он умел, умея сосредоточивать силы на решении конкретной задачи. В такие минуты он целиком погружался в размышления - ничто не могло его отвлечь, все окружающее переставало для него существовать. И все же, на мой взгляд, круг его интересов был слишком широк. Слишком… Правда, на этот счет у него была даже особая теория - он, знаете ли, любил подо все подводить теоретическую базу. А когда я пытался ему что-то доказывать, он только улыбался. В общем, Юра придумал целую теорию. Утверждал, что сложную проблему надо «заложить» в подсознание, словно задание в электронную машину. И рано или поздно оно сработает, выдаст результат. Разумеется, если человек обладает соответствующими знаниями и способностями и
если он предварительно достаточно долго работал и думал над этим вопросом. Вот с той-то поры и начались Юрины увлечения. Чуть только не вытанцовывается у нас какая-нибудь задача - Юра появляется в лаборатории с рюкзаком, через плечо кинокамера, на ногах лыжные ботинки и заявляет: «Ну, вот что, старик, надо мне проветриться. Ну, ну, не дуйся, - видит, что я недоволен, - скажи, что я взял отпуск за свой счет…» Вам, вероятно, все это неинтересно? - неожиданно прервал рассказ Липатов.
        - Очень интересно, - поспешил сказать я. Мне и в самом деле было интересно.
        - Впрочем, если и неинтересно, - ворчливо произнес Липатов, - все равно придется выслушать до конца, раз уж вы вообще согласились меня слушать. А это имеет прямое отношение к делу. Так вот через несколько дней Юрка возвращается осунувшийся, похудевший, но с бодрой улыбкой и, представьте себе, с решением задачи. Скажу вам откровенно, я не одобрял этих его экспедиций за «счастливой случайностью». У меня на этот счет тоже есть своя теория. Возьмите, к примеру, музыканта пианиста или скрипача. Каждый день он берет свою скрипку или садится за рояль и играет положенные пять-шесть часов. Изо дня в день! Без пропуска! А если отвлечется, оставит на время свои упражнения - прощай мастерство! Я читал, один знаменитый пианист говорил: «Если я всего лишь день не играю - последствия чувствую только я, если я не упражняюсь два дня - это замечают мои коллеги, три дня - зрители». То же самое в науке. Если ты занят какой-то проблемой - должен работать над ней неотрывно, ни на что не отвлекаясь. Нельзя рассчитывать на случайные озарения. Надо двигаться последовательно, шаг за шагом, и успех придет. Даже капля долбит
камень…
        Признаться, мне, как журналисту, не очень-то импонировали ученые, которые шли к цели так, как Липатов Гораздо больше по душе мне были яркие догадки, смелые и неожиданные решения И я сразу же начал испытывать невольную симпатию к незнакомому мне Юрию Кузнецову
        - Конечно, - сказал я довольно вяло, - конечно, капли воды продолбят камень… через тысячу лет. Но ведь тот же результат можно получить за несколько секунд. С помощью лазера, например.
        - Разумеется, у каждого свой метод, - отозвался Липатов и почему-то вздохнул. - Каждый работает по-своему.
        Он внимательно посмотрел на меня и, словно угадав мои мысли, сказал, покачав головой:
        - Вы, может быть, подумали, что я завидовал Юрию. Нет, нет. Это совсем не так. Но я не могу спокойно вспоминать об этих его увлечениях. Ведь в конечном счете, они-то его и погубили.
        Наступило молчание Липатов сгорбился над перилами. Я видел, как его рука нервно сжимала поручень…
        - Так вот, - сказал он наконец, справившись с волнением. - Нам осталось разрешить самый главный вопрос. Но он не поддавался Не помогли даже Юрины экспедиции. Однажды вечером - хорошо помню, это был конец сентября, целый день лил дождь - Юрка явился ко мне и, едва переступив порог, заявил:
        - Знаю старик, сейчас ты будешь метать в меня громы и молнии, но я улетаю в Антарктиду. На полгода.
        Он всегда вываливал на вас новость без всяких предисловий. Я был ошеломлен - прервать нашу работу на целых шесть месяцев - и только тихо спросил:
        - Когда?
        - Завтра, в семь утра, - беспечно сказал Юра. - Ну, ну, не переживай наша задача от нас с тобой никуда не денется. Лучше угости меня кофе - я изрядно продрог.
        - Но зачем тебе понадобилась Антарктида? И что ты будешь там делать? - не удержался я.
        - Антарктида давно меня интересует, - ответил Юра, развалившись на диване - А им как раз нужен специалист для наладки новой аппаратуры.
        Это была наша последняя встреча. На следующий день Юра действительно улетел. Писем он писать не любил, и я лишь изредка получал от него радиограммы примерно такого содержания: «Все в порядке», «Не скучай, старик» и еще в том же духе. Все это время я продолжал нашу работу, но без особого успеха. И вдруг на исходе шестого месяца получаю такую радиограмму: «Высота взята. В понедельник вылетаю». На нашем условном языке это означало, что Юре удалось наконец решить злополучную задачу. Не буду вам рассказывать, как обрадовало меня это известие. Я забыл вам сказать, что Юра не был женат. Но у него была девушка, можно сказать, невеста, Галя, сотрудница нашего же института. И вот во вторник с утра мы вместе с ней отправились в Шереметьево. Юра летел рейсом французской авиакомпании. Самолет прибывал в девять пятнадцать. Однако в девять часов по радио сообщили, что самолет запаздывает до десяти. В десять прибытие отложили до одиннадцати, в одиннадцать - до двенадцати… Галя заволновалась, убежала выяснять - кажется, у нее подруга работала в диспетчерской. Минут через двадцать она появилась бледная, губы
трясутся. Одним словом, разбился Юра. Еще в понедельник. Самолет загорелся, упал в океан. Как раз в том самом районе, где мы сейчас находимся. Подобрали только двоих… Вот так и не успел мой Юра никому сообщить о своем открытии. Можно сказать, унес с собой эту тайну…
        Липатов замолчал и, выпрямившись во весь рост, опять стал к чему-то прислушиваться. Молчал и я, не зная, что сказать. Печальная история - чего только не бывает в жизни. Но почему Липатову понадобилось рассказывать обо всем этом мне, случайному собеседнику сейчас, ночью?
        И снова он угадал мои мысли:
        - Вы, должно быть, подумали - зачем я все это рассказал? Так то была только
«присказка», «сказка» впереди. После Юриной гибели работа шла уже как-то не так - мы слишком привыкли трудиться вместе, сообща. Но тема осталась за нашей лабораторией, а вместо Кузнецова мне дали другого сотрудника - способного парня, неплохого математика, но до моего Юры ему было далеко. Да и, признаться, после всего, что произошло, у меня как-то душа не лежала к этой проблеме. Однажды мне предложили съездить на пару месяцев в Гавану, в научную командировку. Я согласился, решил последовать Юриной теории - на время переменить обстановку. К тому же курс корабля - я должен был выехать пароходом - проходил через тот самый район, где произошла катастрофа. Сам не знаю, почему, но меня словно тянуло к этому месту. Не стану описывать моего путешествия плавание как плавание. Все было обычно до того дня, точнее - до того вечера, когда мы приблизились к тому району, где упал Юрин самолет. Вот тут и произошло… Впрочем, расскажу все по порядку. В тот день, как и сегодня, штормило. Довольно сильно качало. И после ужина - это было часов около десяти - я вышел на палубу, чтобы немного проветриться. В тот вечер на
палубах было довольно пустынно. Пассажиры, утомленные качкой, отдыхали в своих каютах. Я долго смотрел на волнующийся океан, и воображение рисовало мне картину катастрофы. Все так ясно мне представилось, будто авария произошла только что, на моих глазах. Тем временем волнение на море улеглось, и надвинулась какая-то первозданная тишина. Ее не нарушало даже равномерное гудение корабельных двигателей. Этот однообразный гул существовал сам по себе, словно где-то в стороне, и на его фоне каждый звук, каждый всплеск воды выделялся с какой-то особенной четкостью, выпуклостью. Я не случайно рассказываю об этом так подробно. Стемнело. Меня охватило непонятное смутное беспокойство. Я стал. Напряженно прислушиваться к тишине. И вдруг…
        Тут голос Липатова оборвался, он с силой потер лоб и зябко передернул плечами
        Знаете, иногда бывает так слушаешь рассказчика, а воображение забегает вперед, рисует нечто невероятное, фантастическое. А на деле все оказывается другим, гораздо проще, обычнее Но это не удивляет так и должно быть. Ведь невероятного не происходит.
        Слушая Липатова, я тоже невольно забегал мыслями вперед, и, когда мой ночной собеседник дошел в своем рассказе до того места, когда он стал напряженно прислушиваться к тишине, у меня мелькнуло странное предположение. Но оно было настолько неправдоподобно, настолько нелепо, что я тут же его отбросил. Однако в то же самое мгновение, не знаю, как это объяснить, но я почувствовал, что Липатов сейчас расскажет именно то, о чем я подумал. Я отлично понимал, что этого не могло случиться, что такое вообще невозможно, и, несмотря ни на что, уже твердо знал, что именно так оно и было. И от этой уверенности у меня неприятно засосало под ложечкой, а по спине поползли холодные мурашки.
        - И вдруг, - продолжал между тем Липатов, - вдруг я услышал… Нет, нет, слово не то. Это было очень странное ощущение В моем сознании возникли слова, нет, скорее мысли. Тут трудно провести грань. Ведь мы вообще мыслим словами, хотя иногда течение мысли их и опережает. Но слова это были или мысли - они складывались в законченные фразы. И все это - независимо от моего желания, от меня. Но самое удивительное состояло в том, что все эти слова, построение фраз, весь, так сказать, склад логики - все это было Юрино. Признаться, я сильно испугался - решил, что начинаю сходить с ума. Перешел к другому борту - странное явление не прекращалось, поднялся на главную палубу - то же самое. Почти бегом я устремился к ресторану, откуда доносились звуки джаза. Резкие мелодии труб сделали свое дело необычное ощущение постепенно прекратилось. Мной овладела страшная усталость. Я чувствовал себя совершенно опустошенным. Обычно я не употребляю крепких напитков, но в тот вечер, могу вам признаться, опрокинул в себя целый стакан коньяка. А добравшись до каюты, поспешил лечь в постель и, укрывшись с головой, забылся тяжелым
сном. Среди ночи я проснулся, словно от какого-то толчка. Сквозь иллюминатор пробивался серый предутренний свет. Я приподнялся на койке и посмотрел на часы. Было начало пятого по местному времени. Сознание работало с необычайной ясностью. Я отчетливо вспомнил все, что произошло накануне вечером. Теперь, когда нервный шок, вызванный вчерашней неожиданностью, уже прошел, мне вдруг захотелось узнать, что именно сообщил загадочный «внутренний голос» Я стал припоминать, и к своему удивлению обнаружил, что без труда могу почти все восстановить в памяти. Возможно, это тоже было следствием вчерашнего нервного напряжения. Но каждая мысль отчетливо запечатлелась где-то в подсознании. По мере того как я восстанавливал смысл, меня охватывало необычайное, ни с чем не сравнимое удивление. Представьте, это было решение, точнее - часть решения нашей задачи, над которой мы так долго и безуспешно бились. Решение свежее, оригинальное. Я не верил себе, мне казалось, что все это какой-то странный удивительный сон. Я зажег лампу, схватил карандаш и быстро набросал решение на бумаге. Стал производить необходимые подсчеты…
        Закончив, я взглянул в иллюминатор. Солнце уже поднялось высоко над морем. У меня было странное ощущение, что я существую как-то отдельно от всего остального и все, что меня окружает, находится совсем в другом измерении.
        Прохладный душ вернул меня в привычный мир. Я подошел к столу и еще раз пробежал глазами вычисления. Все было верно. Не оставалось никаких сомнений в том, что у меня в руках находится важное научное открытие, точнее - его первая половина.
        - Но послушайте, - вырвалось у меня, - ведь это же какая-то мистика!
        - Сначала и у меня было такое ощущение. Но ведь это всего лишь непосредственная субъективная реакция. Поскольку событие реально произошло, оно должно иметь естественную причину.
        - И вам удалось ее найти? - спросил я с интересом.
        Липатов пожал плечами.
        - Это не так просто…
        - Но есть же у вас какие-то предположения? Какая-то гипотеза?
        Липатов промолчал.
        - А ведь знаете, все что вы рассказали весьма походит на телепатию… На передачу мыслей.
        Липатов внимательно посмотрел на меня.
        - Вы серьезно?
        - Вполне. А разве вам самому не приходило в голову подобное предположение?
        - Признаться, нет. Я, разумеется, знаком со всеми разговорами и спорами, которые ведутся по поводу телепатии. Но, честно говоря, отношусь к этому довольно скептически. В лучшем случае, это только гипотеза…
        - Гипотеза, потому что мы не знаем механизма. Но есть множество фактов вполне достоверных, для которых трудно найти иное объяснение. Разве не может существовать какой-то носитель информации, вырабатываемой мозгом?
        - Во всяком случае, я не отвергаю такой возможности, - отозвался Липатов. - Готов допустить, что при определенных обстоятельствах можно на расстоянии уловить мысли другого человека. Живого. Но мысли человека, который давно умер? Это, знаете ли, слишком! Попахивает спиритизмом.
        - Об этом я не подумал…
        И вдруг неожиданная мысль поразила меня:
        - Послушайте, а что если он… жив?
        - Нет. Его тело прибило к берегу через два дня после катастрофы.
        - В таком случае и я отказываюсь что-либо понимать.
        - Знаете ли вы, что такое ассоциативное мышление? - вдруг сказал Липатов. - Впрочем, это не совсем то. Я хочу сказать, что каждый человек мыслит индивидуально, по-своему. Если мы с вами начнем решать одну и ту же задачу, каждый будет делать это не так, как другой, пойдет своими путями. Я не физиолог и не психолог, но как кибернетик думаю это связано с тем, что у каждого человека имеется, так сказать, своя эвристическая программа, свой метод нахождения неизвестного. У каждого действует своя система связей между различными мозговыми клетками, определенная система «переключений»…
        - Например, вы и Кузнецов? Вы и ваш друг мыслили по-разному. Это вы хотели сказать?
        Липатов кивнул.
        - Впрочем, не вижу, какое отношение это имеет к вашей загадке.
        - Видите ли, какая штука… Когда два человека, двое ученых долго работают вместе, бок о бок, когда они изо дня в день вместе решают всевозможные задачи, рассуждают, спорят, это не может пройти бесследно. Каждый невольно оказывает влияние на другого. Внешне это может никак не проявляться. Но где-то в подсознании что-то откладывается. И при определенных обстоятельствах может произойти… ну, как бы это лучше выразиться, нечто вроде переключения…
        - Вы хотите сказать, - воскликнул я, - что в этот вечер ваш мозг переключился на систему Кузнецова! И благодаря этому вы пришли к решению?
        - Примерно так…
        - Ну, знаете ли… Пожалуй, это еще более невероятно, чем телепатия.
        - Но мы еще многого не знаем о законах мышления, - воз¬разил Липатов. - Впрочем, возможно, вы правы… Но ведь Кузнецов все-таки умер, - добавил он.
        Пока Липатов излагал свою версию, меня все время мучила какая-то неясная мысль. Мне казалось, что я не то слышал, не то читал нечто такое, что могло бы разрешить загадку. И вдруг я вспомнил. Это было в одном научно-фантастическом рассказе. Автор утверждал, что все человеческие мысли, излучаясь, образуют вокруг Земли своеобразное, ну, что ли, «поле информации», из которого их можно при определенных условиях извлекать. Я сказал об этом Липатову.
        - Помню, помню, - отозвался он. - Как же, читал. И эта идея сначала так меня возмутила, что я хотел даже написать в газету…
        - Но не написали?
        - Нет, я подумал, что фантаст в отличие от ученого свободнее в своих предположениях.
        Мы помолчали.
        - Так значит, - спросил я, - телепатию вы решительно отвергаете?
        - Когда я встречаюсь с чем-либо непонятным, я стремлюсь избегать предвзятого мнения. Стараюсь быть объективным. Ведь я хочу одного, только одного, - поймите меня, - установить истину. И чтобы вы в этом убедились, я сейчас расскажу вам о двух случаях. Первый из них произошел года за два до Юриной гибели. В тот период мы занимались одной из очередных проблем, составлявших часть нашей общей задачи. Вопрос был довольно трудный, но работа продвигалась успешно, оставалось совершить одно последнее усилие. В тот вечер - это как раз была суббота - мы надолго задержались в лаборатории чувствовалось, что решение где-то под руками, и не хотелось откладывать до понедельника. Мы только что закончили очередной эксперимент. Не выключая приборов, Юра подсел к столу и, взъерошив обеими руками волосы - так он всегда поступал, когда ему в голову приходила интересная идея, - стал быстро набрасывать на листке бумаги какие-то формулы. Я спросил его о чем-то, но он только отмахнулся. Чтобы не мешать, я присел к другому столу и занялся обработкой последних результатов. В лаборатории было полутемно: мы не любили по вечерам
включать верхний свет - так лучше думалось. Только светились шкалы приборов и тускло мерцали оранжевые кружки неоновых ламп в измерительных схемах. Закончив работу, я поднял голову и взглянул на Юру. Он сидел, отвалившись на спинку кресла, взгляд его был устремлен куда-то вдаль, а рука с карандашом неподвижно повисла в воздухе. Лицо отражало напряженную работу мысли. И в это мгновение произошло нечто странное. Метнулись стрелки приборов. Вспыхнула полным накалом неоновая лампа, в схеме генератора, установленного на том самом месте, возле которого примостился Юрка. И сейчас же Юра вскочил и, с грохотом отодвинув стул, радостно крикнул: «Есть!». «Что это было?» - спросил я. Но он, оказывается, ничего не заметил. Я включил свет и стал проверять соединения в схеме, а Юра снова подсел к столу и погрузился в расчеты. Схема оказалась в порядке, и я, повернув пакетник, выключил ток из аппаратуры. «Ну, что там у тебя, выкладывай», - сказал я и повернулся к Юре. Нет, никогда не угадаете, что я увидел. Волосы у Юры были черные-черные. Но сейчас я заметил, что над самым Юриным лбом, над переносицей появилось
странное белое пятно величиной с пятикопеечную монету. Сперва мне показалось, что он чем-то запачкал волосы. Я подошел к Юре и провел рукой по его волосам. Но пятно не исчезло - это была седина. А ведь еще час назад у Юры не было ни одного седого волоса. «Что это ты?» - удивился Юра. Я молча протянул ему металлический отражатель - мы пользовались им как зеркалом. Юра посмотрел в отражатель, потрогал пальцем седую прядь, удивленно покачал головой и патетически произнес: «…и он поседел за одну ночь…» Потом поставил на место отражатель, хлопнул меня по плечу и весело сказал: «Ничего, старик, седина - это теперь модно. Главное - решение найдено». И принялся объяснять свои формулы…
        Второй случай был не менее странным, но тогда я, честно говоря, почти не обратил на него внимания. Произошло это в одно из летних воскресений. Опять мы с Юрой бились над какой-то очередной задачей. Вам, должно быть, надоели эти задачи? Но, что поделаешь, такова жизнь исследователя. Вся она состоит из задач, уже решенных и еще не решенных… На этот раз задача не была еще решена, и мы, разумеется, корпели над ней и в воскресенье. Но в это лето в Москве стояла очень жаркая погода, и в субботу шеф самолично выгнал нас из лаборатории и забрал ключ. С утра я занимался домашними делами, погулял с сынишкой, а потом все же не выдержал - ушел в кабинет, достал чертежи наших схем и стал прикидывать разные варианты. Но тут зазвенел звонок, пришли гости - старый школьный друг с женой. Мы не виделись добрый десяток лет, начались воспоминания, потом сели за стол. Одним словом, задача на время совершенно вылетела у меня из головы. И вдруг - это было уже часов около десяти вечера - мне в голову пришло очень простое и естественное решение. Это случилось совершенно неожиданно и без каких бы то было ассоциаций
разговор в этот момент шел о совершенно посторонних предметах. В таких случаях мы с Юрой сразу же сообщали друг другу - чтобы один из нас зря не мучался. Я извинился перед гостями, подошел к телефону и снял трубку. Гудка не было. Вместо этого в трубке послышались тихие щелчки. Так бывает, когда произошло соединение с другим аппаратом. «Алло?» - сказал я в трубку на всякий случай. И вдруг в ответ услышал Юрин голос: «Это ты, старик?». Оказалось, мы оба звонили друг другу почти одновременно. И Юра сообщил мне свою идею, которая пришла ему в голову несколько минут назад. Она в точности совпадала с моим решением…
        - Но ведь это же замечательно, - то, что вы сейчас рассказали, - оживился я. - Это означает, что ваш друг обладал телепатическими способностями. При определенных условиях он, так сказать, излучал информацию, а вы могли ее воспринимать? Доказательство - белое пятно в волосах. Оно возникло под действием излучения.
        Липатов покачал головой.
        - Вы, журналисты, - скорый на выводы народ. У вас уже целая гипотеза.
        - И мне кажется, она ничем не хуже вашей.
        - Почему же, весьма любопытная гипотеза.. Хотя она и выглядит, прямо скажем, довольно фантастично. К тому же можно ведь предположить и обратное. Вы, должно быть, слышали о любопытных экспериментах, когда к вискам испытуемого прикладывали электроды и пропускали слабый ток и у человека возникали в памяти события давно минувших дней… В тот раз мы долго не выключали аппаратуру, накопился заряд в каком-нибудь конденсаторе, потом произошел разряд, возникло излучение, оно проникло в мозг Юры и каким-то образом активизировало мыслительные процессы.
        - Не менее фантастично, но в принципе допустимо, - вынужден был согласиться я.
        - А что касается второго случая, то ведь это могло быть и чисто случайным совпадением. Мы занимались одной и той же задачей, старались решить ее примерно с одних и тех же позиций - не удивительно, что мы могли прийти к одинаковым решениям.
        - Случайные совпадения, конечно, возможны, - заметил я. - Но вы же сами сказали, что решение возникло в вашем сознании в тот момент, когда вы совершенно о нем не думали. Невольно создается впечатление, что его вам внушили…
        - Почему же - работа подсознания. Решения могут созревать незаметно для человека как бы сами собой. Хотя, повторяю, лично я не сторонник такого метода работы…
        Липатов помолчал.
        - И вы опять забыли о самом главном, - продолжал он. - Допустим даже, что вы правы и между моим другом и мною действительно существовала некая телепатическая связь. Но после того, как он умер, утонул. Ведь вместе с ним погибла и вся информация, содержащаяся в его мозгу.
        - Но чем же тогда объяснить ваше удивительное. Ну, как бы это сказать прозрение что ли? Вы меня извините, я вовсе не хочу умалить ваших достоинств как ученого. Вероятно, вы и сами пришли бы к решению. Но судя по вашим словам, сама логика так неожиданно полученного решения была свойственна не вам, а вашему другу.
        - Да, в этом вы совершенно правы, - сразу же согласился Липатов. - Я действительно привык двигаться последовательно, говоря шахматным языком, ходом пешки, с пятой горизонтали на шестую, с шестой - на седьмую и уж потом - в ферзи. А здесь, можно сказать, был ход конем. Неожиданная идея, оригинальный прием - Юрин почерк.
        С каждым словом я все больше и больше проникался уважением к этому, в сущности, незнакомому мне человеку. Это был настоящий ученый, для которого имело значение только одно - доискаться истины. Честолюбие, видимо, было ему совершенно чуждо.
        На мгновение я даже забыл о своей версии.
        - А может быть, вы напрасно скромничаете? - вырвалось у меня.
        - Нет, - покачал головой Липатов. - Это просто трезвая оценка своих возможностей.
        - Однако вы противоречите вашей же собственной гипотезе.
        - Я обязан трезво взвесить все факты. Но особых противоречий не вижу. Повторяю, когда двое ученых долгое время работают вместе, у них незаметно вырабатывается какой-то общий взгляд на вещи, единообразный подход, сходная методика. Подсознание работало. А тут сыграли роль особые обстоятельства море, ночь, луна, картина катастрофы, которую я рисовал в своем воображении. Своего рода самогипноз, который и открыл шлюз. К тому же открытия носятся в воздухе. Не сегодня - завтра, люди все равно в конце концов пришли бы к тому же самому.
        - Ну, хорошо, - не сдавался я. - Вы отвергаете передачу мысли на том основании, что ваш друг умер. У меня возникло одно предположение. Вам оно, должно быть, покажется невероятным видите ли. Я хочу задать вам вопрос. Умирает человек. Что же с его смертью так все и заканчивается?
        Липатов посмотрел на меня с недоумением.
        - Нет, нет, речь идет не о загробной жизни. Для того, кто умер, после - ничего нет, небытие. Это само собой разумеется. Ну, а для живых? Что-то от ушедшего человека все же остается, продолжает жить. Ну, хотя бы его внешний образ в фотографиях, в кинофильмах, его мысли в статьях и книгах, остается его голос, записанный на пленку, на пластинку. Это то, что мы знаем. Но знаем ли мы все?..
        - Что вы хотите сказать?
        - А почему не может быть, что сама природа за время нашей жизни фиксирует нечто от каждого из нас? При известных условиях, разумеется. И это нечто может пережить нас с вами. Словом, остается какая-то информация. Ведь сохраняются же многие века отпечатки древних организмов. И в принципе, ее можно «оживить», сделать доступной для восприятия. Так сказать, проиграть пленку или проявить пластинку. Как видите, абсолютно никакой мистики. Ну, что вы на это скажете?
        - Не знаю. Сразу видно, что говорит журналист. Вы не обижайтесь, но, признаться, все это, мягко говоря, мало правдоподобно.
        - А не кажется ли вам, - продолжал я с жаром, - что мы иногда слишком легко отказываемся от научного исследования и объяснения того или иного явления только потому, что оно представляется нам невозможным. И тем самым оказываем добрую услугу мистике, религии?
        - Так случается… Но, повторяю, для того чтобы объяснить нечто, нужно понять механизм…
        - Механизм?.. Ну, что же… Так вот. Я высказываю это в порядке предположения. Говорят, что умирающий успевает в последние минуты вспомнить чуть не всю жизнь. Возможно, бывает и так. Но когда меня тяжело ранили на фронте, я думал, что умираю, и вспомнил только об одном - о задании, которое я не успел выполнить. Эта мысль преследовала меня настойчиво и неотвязно… И потому я допускаю, что когда ваш друг очутился в воде и боролся со смертью, он думал о самом главном, что ему удалось совершить в жизни - о своем решении проблемы. Это, так сказать, пункт номер один. И те последние минуты (а может быть, часы) были минутами крайнего напряжения сил, высшей концентрации нервной энергии, и его мозг усиленно излучал ин¬фор¬мацию. Это - пункт второй… До этого места, как видите, все вполне допустимо. А вот и пункт третий… Ведь материя обладает свойством отражения. И, между прочим, не только органическая, но даже и неорганическая. По крайней мере, так утверждают философы. Кто знает, быть может, излученная Юрой информация оказалась зафиксированной где-то в природе.
        - Но где же? - удивился Липатов.
        - Не знаю… Впрочем, есть еще одна возможность. Именно в тот самый момент ваш мозг и мог воспринять эту информацию. Ведь между вами, судя по всему, существовала какая-то «резонансная» связь. И эта информация дремала где-то в тайниках вашего мозга. Дремала до тех пор, пока сильное нервное напряжение не пробудило ее.
        - Но если та телепатическая передача, о которой вы говорили, произошла в час гибели Юрки, то я, стало быть, уже в тот первый вечер на корабле располагал полной информацией. Почему же она не «проявилась» сразу во всем объеме?
        - Возможно, ваш друг не все успел «передать». К тому же вы сами говорили, что старались заглушить возникшее ощущение.
        - Да… - неопределенно протянул Липатов - А между прочим, все это имеет и чисто практическое значение. Ведь проблема до сих пор решена только наполовину.
        Тут мне в голову пришла любопытная мысль.
        - Послушайте! - воскликнул я. - Уж не отправились ли вы путешествовать в эти края вторично для того, чтобы тем же способом узнать вторую часть решения?
        - Если говорить совершенно честно, - отозвался Липатов, - вы угадали. Есть у меня такая тайная надежда.
        - И что же?
        - Как раз в тот момент, когда вы подошли, мне показалось, что это начинается опять.
        - И вы спросили, не слышал ли я… Но как же так? Ведь если все объясняется… ассоциативным мышлением, то я ничего не должен был слышать.
        - Совершенно верно. Именно это я и хотел проверить. Впрочем, скорее я задал свой вопрос просто инстинктивно. Вы, разумеется, ничего не могли слышать.
        - Да странную историю вы мне рассказали, - заметил я. - Хотелось бы знать, чем все это закончится.
        Липатов не ответил. Лицо его вдруг приобрело отрешенное выражение. Потом он взглянул на меня так, словно только что увидел.
        - Извините, - пробормотал он, - мне необходимо сейчас остаться одному… Извините.
        И он медленно побрел вдоль палубы, то и дело останавливаясь и словно прислушиваясь к самому себе.
        Все утро я провел в каюте, заканчивая статью.. А по прибытии в порт часа на два по делам сошел на берег и возвратился к самому отходу. Мне захотелось увидеть Липатова, но его нигде не было. Я справился у пассажирского помощника. Он сообщил мне, что Липатов Сергей Александрович из 34-й каюты неожиданно прервал свое путешествие и высадился на берег.
        - Он, кажется, получил какое-то важное известие, - добавил помощник, - и должен был срочно возвратиться в Москву.
        Важное известие? Может быть, таинственный внутренний голос все-таки сообщил Липатову вторую, главную часть решения? Мне оставалось только гадать.
        Из командировки я вернулся лишь спустя несколько месяцев. За это время дела и события как-то отодвинули тот ночной разговор на второй план. Чем больше времени проходило с того вечера, тем менее реальной казалась мне история, рассказанная Липатовым, чем-то похожая на странный сон.
        В Москве в одной из редакций я встретил знакомого журналиста.
        - Ты слышал? - спросил он, едва увидев меня.
        - Что именно?
        - Не слышал? Вся Москва говорит об этом.
        - Так объясни, наконец, в чем дело.
        - Рад бы, да бегу. Девятый номер «Электронной техники». Привет!
        И он убежал, волоча за собой свой гигантский портфель. Неясное предчувствие заставило меня немедленно отправиться в библиотеку. Нашел на полке журнал, начал листать страницы. Вот оно: «К вопросу о некоторых возможностях электронных машин». И две подписи: Ю. Кузнецов, С. Липатов.
        Я пробежал глазами статью - одни формулы. Заглянул в конец, прочитал резюме. Из него следовало, что задача, над которой так долго трудился Липатов со своим другом, была наконец решена полностью. Я снова взглянул на подписи: Кузнецов, Липатов - две фамилии. И первая из них даже не обведена черной рамкой, как принято. Должно быть, не случайно. Липатов хотел, видимо, подчеркнуть, что его друг, как живой, продолжал участвовать в работе до самого конца.
        Я тут же отправился в институт, где работал Липатов. Он сразу узнал меня. Протянул руку. Я достал из портфеля номер журнала.
        - Уже видели? - произнес он как-то неопределенно.
        Я вопросительно посмотрел на него. Он понял мой взгляд, но промолчал. Мне показалось, что ему не хочется возвращаться к тому ночному разговору.
        Я стоял в нерешительности. Уйти? Но Липатов, видимо, уже овладел собой.
        - Извините. Не хотелось бы мне говорить об этом, - произнес он с той подкупающей прямотой, на которую я обратил внимание еще во время нашей первой встречи. - Но уж раз сам начал тогда, на пароходе, - расскажу. Хотя, собственно, и рассказывать почти нечего. В ту ночь, когда мы с вами расстались, ко мне пришло, если можно так выразиться, окончательное решение. Вот и все. Остальное вы знаете…
        - И что же вы все-таки думаете обо всем этом?
        - Ничего определенного… К сожалению, никто до сих пор не может точно сказать, какими путями в нашем мозгу рождаются те или иные идеи, научные открытия. Почему я решил ту или иную задачу именно сегодня, а, скажем, не месяц назад, хотя и тогда я уже знал все то, что мне было известно сегодня? Какие подспудные процессы происходят в нашем сознании, какие шлюзы там открываются, что за плотины рушатся.
        Мы расстались.
        Да, удивительная история. История, пока оставшаяся без ответа.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к