Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Колышкин Владимир : " Троянский Конь " - читать онлайн

Сохранить .
Троянский конь Владимир Евгеньевич Колышкин
        Идет битва за Трою. В эту узловую точку Истории прибывает машина времени...
        =======
        Владимир Евгеньевич КОЛЫШКИН,
        "Троянский конь", роман
        ========
        Владимир КОЛЫШКИН
        ТРОЯНСКИЙ КОНЬ
        Посвящаю моей сестре
        В качестве предисловия:
        Европейская история начинается с Троянской войны, с великой победы греков-ахейцев в конце XIII века до нашей эры. Этот исторический факт был зафиксирован в греческих источниках. Особенно ярко об этом написал в своей "Илиаде" Гомер, живший как будто в VIII веке до н. э. в Малой Азии. Основу сюжета его бессмертного поэтического произведения составляет повествование об осаде Илиона. Это лишь с византийского времени война называется Троянской - у других авторов и у Гомера она именовалась Илионской.
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        Глава 1
        Свистопляска хаоса оборвалась. Включилась система ориентации в реальном пространстве. Автоматика вывела хроноджет из опасного крена, и пилот взял управление на себя.
        Он провел снижение в стиле "падающего листа". Тормозные импульсы не до конца погасили инерцию. Аппарат грубо коснулся земли. Тяжко ухнули амортизаторы, гася кинетическую энергию многотонной громадины, и все замерло, обретя наконец устойчивое равновесие.
        Техник-пилот Илар Кирке отстегнул ремни безопасности, снял с головы шлем и убрал со лба мокрые от пота волосы. Приехали, облегченно выдохнул он. В подтверждение этому контрольно-аналитический блок, помигивая сигнальным огоньком, красивым женским голосом известил: "Полет закончен. Все системы корабля в норме. Температура в кабине + 33С, за бортом + 18С. Уровень флуктуации виджл-поля нормальный".
        В наступившей тишине слышалось лишь шипение кондиционера. Илар подставил лицо под струю воздуха и расслабился. Надо же, как иногда выматывают эти броски. Особенно, когда испытываешь это странное чувство выворачиваемого наизнанку сознания.
        В этот раз они попали в особо нестабильную зону пространственно-временного континуума.
        Тишина давила в уши и чудилось, будто до сих пор слышны треск и улюлюканье проламываемого пространства-времени, когда МВ прорывалась сквозь барьер причинности, а темпоральный флаттер испытывал на прочность каждую клеточку тела убийственной вибрацией, от которой, казалось, вот-вот разлетишься на атомы. Впрочем, тренированный пилот без последствий переносит такие испытания. Он уже полностью пришел в себя. Чего не скажешь о другом, менее стойком члене экипажа.
        Илар посмотрел на профессора и испугался. Лицо Хейца было мертвенно-зеленым, неподвижным, с оскаленными зубами. Его глаза, без пенсне, обнаженные, слепые, не мигали. Как говаривал некогда Виктор Гюго: "Всякий ученый немного напоминает труп", в данном случае это сходство казалось в высшей степени определенным.
        - Эй, Лекарь! Сделай что-нибудь, кажется, профессор концы отдает! - выпалил техник-пилот, впадая в состояние близкое к панике.
        - Меры принимаются, - бесстрастно ответила бортовая медицинская система.
        И действительно, из кресла выползло щупальце с инъектором на конце.
        - Обеспечьте доступ к телу, - попросил кибердок.
        Илар помог освободить начальственную голову от шлема, а сухонькое тело - от противоперегрузочной сбруи. Редкие седые волосы шефа прилипли к вискам и лысине.
        Кольчатое щупальце приставило к виску профессора ствол инъектора и с чмокающим звуком ввело дозу виталина в набрякшую вену. Вскоре экстраординарный профессор ЦИТИ, доктор наук, почетный и действительный член многих научных и околонаучных обществ, автор целого ряда значительных трудов по истории, философии истории и темпоральной археологии - Манфред Фердинанд фон Хейц с всхрипом втянул в себя воздух. Это был не просто вдох, а чудеснейшее наслаждение, от которого сразу оживились его черты. Он повернул голову, и лицо его приобрело естественную окраску. Теперь он не казался таким дряхлым. На вид ему было слегка за шестьдесят, как и в действительности. Илар знал об этом и о том, что его нынешний шеф диссиденствовал помаленьку и был "отказником". Техник-пилот не понимал таких людей, но уважал их за смелость.
        Они сразу сдружись в центрах подготовки в Оклахоме, на Луне и на рекогносцировке в Турции. Будущий шеф экспедиции не был заносчив и чванлив, как некоторые ученые, и Илар сразу проникся к Хейцу доверием. А тот, кажется, полюбил юношу. Полюбил той старческой запоздалой любовью, какую иногда испытывают люди, которые слишком много времени отдавали любимой работе, не помышляя о полноценной семье, о детях, а когда спохватятся...
        Небольшие карие глаза его приобрели осмысленное выражение и обычную свою живость.
        - Ergo sum [Я существую (лат.)], - прохрипел Хейц и, озираясь по сторонам, спросил: - Где мы?
        - На месте, - ответил Илар и взглянул на черный матовый пульт. В хаосе индикаторов, экранов, кнопок и датчиков он быстро отыскал нужную шкалу. - Если приборы не врут, мы находимся где-то в середине ХIII века до рождества Христова. На счетчике - 1243 год до нашей эры.
        - Gott Sie Dank! Glucklihe Raise [Слава Богу! Со счастливым прибытием (нем)] - облегченно выдохнул Хейц и сделал попытку встать, что удалось ему только с третьего раза. - Значит, работаем по штатной программе, - сказал он, чувствуя себя далеко не штатно.
        Если профессор был мозгом экспедиции, то техник-пилот - ее руками. В полевых условиях на молодые плечи Илара Кирке ложились все тяготы технического обслуживания. Плюс меры по обеспечению ее безопасности. Ведь ученые так беспечны. А потому, первым делом он задействовал охранно-защитные системы. Затем с помощью сканирующего прибора, убедился в отсутствии туземного населения в радиусе двух километров. После чего - открыл люк и вышел наружу.
        Было раннее утро, но чувствовалось, что к полудню начнет жарить. Хроноджет "Аврора S-P" приземлился на небольшой возвышенности, в сотне метрах от обрывистого берега Эгейского моря. Легкий бриз приятно холодил разгоряченное тело. Горизонт со стороны морской шири тонул в белесой дымке - благородный аквамарин, завернутый в вату. Илар повернулся в сторону суши и оглядел холмистую местность в электронный бинокль.
        Он увидел слегка размытые очертания города-крепости с высокими стенами и башнями. Город занимал господствующую высоту на местности, центром восседая на макушке самого высокого холма, а стенами обнимая его середину. Кругом явственно виднелись последствия долгой осады и ожесточенных сражений, но Троя стояла пока непокоренная. Вдоль берега моря, точно мертвые туши китов, лежали вытащенные на сушу боевые корабли завоевателей. Между стоянкой кораблей и осажденным городом виднелись многочисленные палатки, дымились костры, ходили люди - в лагере шла будничная военная жизнь.
        Из люка вышел профессор Хейц и полной грудью вдохнул живительный морской воздух. От прежней его немощи не осталось и следа.
        - Благодать Божья! - вздохнул он, хватая ртом солоноватую свежесть и, вскинув руку, воскликнул: - Яйцещемящее море! "Эпи ойнопа понтон" - "По винноцветному морю". Ах, эти греки! Или они были дальтониками, или посмеялись над бедным слепым Гомером. Море-то бирюзовое, а, помощник?
        Илар подтвердил:
        - Точно. Бирюзовое.
        - Впрочем, говорят, у древних цветовое восприятие было иным. Синий цвет они воспринимали как красный.
        - Бедняги, - посочувствовал Илар и тут же улыбнулся: старик в предвкушении любимой работы наполнялся силой жизни, как сонная рыба, вновь попавшая в родную стихию.
        - Проклятые фарисеи! - раскипятился старик. - Столько лет они держали меня взаперти, не пуская за Предел. А что такое теория без практики? Сухарь без воды... Илар, это мой второй день рождения. Все равно как страус вдруг стал орлом!..
        Илар подумал, если бы профессор меньше фрондировал, давно бы с него сняли клеймо невыездного.
        Хейц понемногу приходил в себя от пьянящего воздуха свободы.
        - Ну-с, молодой человек, если верить показаниям ваших приборов, мы с вами находимся на берегу Троады, так называемого Троянского царства - одного из многочисленных государств Малой Азии ХIII века до н. э. Так-так... разрешите-ка, - профессор отобрал бинокль у Илара и оглядел местность. - Ага... это и есть тот самый знаменитый холм, называемый в наше время Гиссарлыком... Именно здесь и начал свои раскопки в 1870 году прославленный впоследствии Генрих Шлиман. О, Великая Троя! Дорого бы дал мой именитый земляк, чтобы хоть мельком увидеть то, что вижу я. Потрясающе! Там двигаются настоящие древние греки! Илар, они живые!
        - Да видел я, видел... - отозвался техник-пилот, понимая восторги профессора, впервые попавшего в темпоральную экспедицию. Да еще в качестве полновластного ее хозяина.
        Илар вспомнил свой первый, не виртуальный, а настоящий вылет с оборудованием для опорной базы, расположенной в XIX-м столетии. Тогда он испытал подлинный темпоральный шок. Конечно, его поразила "Геделиана" - эта супергравитационная карусель, чудовищных размеров астроинженерное сооружение кваков, созданное ими на орбите Земли для перемещений во времени. Но глубочайшим потрясением, оказывается, было просто увидеть человека, который вроде бы давно умер и который, тем не менее, был жив, спешил куда-то по своим делам и мог запросто улыбнуться тебе и ответить на твое приветствие, если бы ты осмелился ему хотя бы кивнуть головой. "Как она посмотрела на меня, та девушка. Какой у нее был совершенно неповторимый, особенный взгляд. Что она подумала обо мне?..".
        - Хотя... - вдруг засомневался профессор, - мы не можем быть уверенными на все сто, что на берегу находятся именно греки-ахейцы. Вы, молодой человек, кажется, собираетесь поступать на исторический факультет нашего Университета, так вот вам задачка в качестве вступительного экзамена: определите, хотя бы примерно, национальную принадлежность неприятеля, осадившего город?
        - Ну... поскольку завоеватели пришли с моря, - Илар кивнул в сторону кораблей, едва уже видневшихся в утреннем мареве, - значит, это, скорее всего, не местные жители. И вряд ли это финикийские пираты, они используют другой тип судов. Перед нами же - флот, который состоит из классических беспалубных унирем раннего греческого периода. - Профессор протянул Илару бинокль, и техник-пилот еще раз оглядел вооруженным глазом архаичную конструкцию кораблей. - Отчетливо просматриваются носовые платформы, на которых могут размещаться до 50-ти воинов. Так что, судя по всему, это греки.
        - Похвальная наблюдательность, - удовлетворенно промурлыкал профессор. - Считайте, что экзамен вы сдали. Я свяжусь с профессором Штруделем, который будет принимать у вас экзаменационные тесты и попрошу, чтобы он вас не мучил. А вообще я рад, что мы работаем в одной команде. Gut... - махнул рукой Хейц, принимая озабоченный вид руководителя, - однако, все наши предположения требуют проверки. Brevi manu [первым делом (лат)], запускайте разведчиков. Кроме всего прочего, нам нужна информация о положении дел в городе и его окрестностях. Затем, активизируйте Франка, пусть соберет телегу и поставит на нее телепортатор. Только хорошенько замаскируйте его.
        - Будет сделано, док! - ответил техник-пилот и отправился выполнять распоряжение начальства.
        Выслав воздушную разведку, он вошел в один из подсобных отсеков и мягким электрошоком разбудил полиморфа Франка, дремавшего в позе идиота и пускавшего слюну. Гомункулус быстренько пробудился, утер широкой ладонью рот и вскочил на ноги. Синевато-бледная кожа его голого тела влажно поблескивала. Пустые прозрачные глаза, редко помаргивая, бессмысленно шарили по сторонам. После сна эрекция у него была чудовищной. Илар отвернулся от этого неэстетического зрелища и стал снимать пломбы с упаковки телепортатора. Его ягодица ощутила робкое прикосновение руки кадавра. Илар вздрогнул и треснулся головой о полку с запасными приборами. "Грабли убери, ты... анацефал, - зло сказал он. - Займись-ка лучше делом: помоги мне вынести части телеги из кладовой и собрать ее".
        Кадавр сноровисто принялся за работу. Вдвоем они быстро собрали транспортное средство для профессора. Это была телега для перевозки тяжелых грузов, самого распространенного в те времена типа, сколоченная из толстых, крепких дубовых или каштановых досок, в которой возят все: от камней до навоза. Между двумя большими деревянными колесами с бронзовыми ободьями располагался прямоугольный кузов с расширяющимися кверху бортами. Цвет у тележки самый обыкновенный - тускло-серый, кое-где черноватый, что свидетельствовало о долгой службе в любую погоду. Короче, декораторы постарались на совесть. Никакой халтуры профессор не потерпел бы.
        Следом за тем помощники профессора вытащили и укрепили на телеге небольшую (примерно метр на метр и высотой около сорока сантиметров) приемно-передающую платформу. Это был телепортатор - одно из чудес техники кваков. Сверху набросали соломы, специально приготовленной для маскировки. Потом они собрали второй телепортатор и установили его на земле, в четырех метрах от люка машины времени. Конечно, безопаснее было бы расположиться в рабочем тамбуре, но, во-первых, загораживался проход, а, во-вторых, экранирующие свойства обшивки хроноджета делали возможным неадекватный прием сигнала телепортации. И вместо высылаемого, например, кувшина или какого-либо другого бесценного артефакта оператор мог получить его обломки.
        Когда все работы были закончены, из МВ вновь появился профессор. Он только что ознакомился с полученной от разведчиков информацией и уже успел облачиться в одежду, соответствующую этой эпохе. Был он в ветхом хитоне и в драной хламиде поверх. Костюм бродячего торговца, соответствовал его тощему телу. Приклеенная седая бородка выглядела как настоящая. В руках он держал термос с кофе и пакет с сэндвичами.
        - Ну и как я выгляжу? - не без жеманства осведомился он у своего помощника и прошелся по камням, словно по подиуму, шутливо подражая демонстраторам фасонов одежды.
        - О-у-у! Высший класс! - подняв большой палец, шумно оценил Илар. - Клевый прикид.
        - Wunderbar! - довольно произнес профессор, усевшись на раскладное сидение, которое принес расторопный его помощник. - Позавтракаем - и в путь. Франк! Иди-ка сюда...
        Профессор ласково потрепал подбежавшего кадавра за его мощную шею и приказал стать ослом. Торс полиморфа изогнула судорога, быстро пошла трансформация конечностей, а потом и всего тела. Прямо на глазах удлинялись уши и морда, крутясь винтом, вырастал хвост, кожа покрывалась черной жесткой шерстью. Все это походило на ускоренный просмотр какого-то процесса, не воспринимаемого глазом в обычном темпе, скажем, - рост некоего растения и созревание на нем плодов. Вскоре перед человеком-хозяином уже стоял ишак, сочно похрустывая придорожной травой, вздрагивая кожей от налетавших мух и переставляя изредка копыто.
        Он решительно ничем не отличался от настоящих своих собратьев, разве что температурой тела, которая в момент трансформации достигла 50 градусов Цельсия, и теперь медленно падала. Влажные бока животного дымились - испарялась охлаждающая жидкость. Через пять минут и этот отличительный признак будет устранен: температура придет в норму.
        - Иди покормись, только далеко не заходи, скоро поедем, - сказал Хейц и хлопнул ишака по холке. Тот затрусил к сочным, изумрудно-зеленым пучкам молодой травы, торчащим поблизости.
        Илар вынес из корабля раскладной походный стол и еще один стул-шезлонг и стал их устраивать в тени кроны сосны-пинии. Ее ствол, причудливо изогнутый, нагреваясь на солнце, источал восхитительный смолистый аромат.
        Выкладывая сэндвичи на тарелку, помощник поинтересовался данными воздушной разведки: - Док, какие вести принесли наши "птички"?
        - Весьма обнадеживающие, - откликнулся Хейц, присоединяясь своим стулом к застолью. - Разведчик записал голоса. Разговор ведется на древнейшем греческом: на ахейском диалекте, данайском... Судя по всему, тут собралось разноплеменное воинство - и пилосцы и кефалленцы и много других. Так что, очень даже вероятно, мы застали именно ту самую легендарную Троянскую войну, которую описал Гомер и которая открывает Европейскую историю.
        - Блеск! - воскликнул техник-пилот и удовлетворенно потер руки. - С первого захода - и прямо в яблочко. Примите мои поздравления, сэр. Вы удивительно точно рассчитали время прибытия.
        Хейц самодовольно замурлыкал и стал вскрывать упаковку с чистыми стаканчиками. Достав один из них, налил себе кофе из термоса, отхлебнул немного, обжигаясь, и набросился на еду с долго сдерживаемым нетерпением. Ел он неряшливо, сопя и чавкая.
        - Меня тревожит одно обстоятельство, шеф, - сказал Илар, вонзая молодые сильные зубы в сочный сэндвич. - Как вы намерены попасть в город? Вас могут схватить на первом же посту. Неважно, чей это будет пост. Ахейцы задержат вас как троянского шпиона, троянцы - как лазутчика греков.
        - Положимся на Господа Бога и людское простодушие, - спокойно произнес профессор, намазывая джем на очередной сэндвич. - Эти люди как дети. Их легко обмануть, разжалобить, задобрить, удивить... наконец, запугать. А вообще-то, вряд ли их внимание привлечет жалкая личность странствующего торговца, почти что нищего. Ведь я поеду порожняком. Так, прихвачу кое-что для видимости. Остальной обменный товар вы перешлете мне, когда я буду в городе... э-э... какой-то странный вкус у этого бутерброда... С чем это он?
        - С калифорнийскими анчоусами.
        - Хм... То-то и чувствую, чего-то не хватает. Голубчик, подайте мне, пожалуйста, горчицы... Ну так на чем мы остановились?
        - На сэндвичах.
        - Да, бутерброды хороши! - сказал ученый. - Хотя на голодное брюхо я бы и с кошатиной съел... Но говорили-то мы о чем?
        - Вы говорили о жалкой личности странствующего торговца в условиях военного времени, - сжалился техник-пилот над профессором.
        - Да! Война, конечно, войной, но жизнь продолжается. Нищие, торговцы, пастухи, возчики дров и прочие в периоды затишья проникают в город и покидают его беспрепятственно. Осада города - да, но не блокада. Не те пока времена. Да и людей у противника маловато для полного контроля местности.
        - Само собой, - согласился Илар, - иначе за девять лет войны жители Трои давно бы умерли от голода. Ведь, насколько я помню, в эпосе говорится о таком сроке осады?
        Профессор усмехнулся и ответил с характерным для спеца уверенным тоном:
        - Типичное для мифологии преувеличение. Я полагаю, вся компания заняла не больше года. Правда, мы еще не изучали эту эпоху тщательно, работы только начинаются... Но это и так понятно. Надо учитывать политическую ситуацию данного региона в это время. - Профессор подул на кофе и сделал большой глоток, выкатив глаза. - Троянское царство и прочие мелкие прибрежные образования находятся в полувассальной зависимости от мощной (пока еще) Хеттской державы, широко раскинувшейся на континенте. Гегемония хеттов не позволяет ахейцам долго засиживаться в этих местах. Им надо по-быстрому обтяпать свои делишки и сматывать удочки, пока их не смели в море хеттские войска...
        Хейц покончил с бутербродами, налил себе еще из термоса. С шумом прихлебывая кофе, профессор вновь пустился в диссертацию о троянской войне, техник-пилот слушал уже в пол-уха.
        - Конечно, хеттам, в свою очередь, тоже приходится считаться с сильным союзом ахейских государств: вести дипломатические переговоры, заключать временные союзы, но долго так продолжаться не может. Хетты могут выступить в любое время и под любым предлогом, которых всегда предостаточно.
        - Считать месяц за год, когда находишься на чужбине, среди смертельных врагов - не слишком большое преувеличение, а, док?
        - Возможно... кхе-кхе...- снисходительно согласился Хейц, наливая себе очередной стаканчик кофе, - Возвращаясь к вопросу о моей безопасности... Тут я надеюсь на главное обстоятельство, о котором я тебе забыл сказать. Судя по данным разведчиков, у них сейчас перемирие: хоронят павших героев...
        - Ага, чтобы потом снова начать убивать.
        - Да, к сожалению, таковы нравы Эпохи Войн. "Noc tempore" - Такие времена. Но к их чести надо сказать, что неписаные законы войны они соблюдают... за редким исключением. Насколько я понял из их разговоров, перемирие продлится двое суток. Надо полагать, в эти два дня ворота города будут стоять открытыми все светлое время суток. Мне вполне хватит этого срока и на сбор образцов материальной культуры троянцев и на ознакомление с их бытом. По-моему, риска никакого нет. До возобновления военных действий мне ничего не грозит.
        - Послушайте, док, - сказал помощник, глядя на крошки, застрявшие в искусственной бороде Хейца. - Даже во время перемирия они находятся на военном положении. А значит, возможны любые эксцессы. Зачем вам вообще рисковать жизнью из-за каких-то горшков, хотя бы и троянских, когда с этой работой справится робот-разведчик. Хотите, я сейчас запущу парочку, и они приволокут вам все, что вы пожелаете. Правда, грузоподъемность у них не ахти какая... но ведь нам спешить некуда.
        - Вот что я вам скажу, юноша, - нахмурился Хейц, подобно Зевсу-Громовержцу. - Во-первых: "троянские горшки", как вы изволили выразиться, не ерунда, а бесценные реликты эпохи; и вам, кадровому сотруднику ЦИТИ, хотя бы и технику-пилоту, следует с большим пиететом относиться к нашей работе...
        А во-вторых: то, что вы предлагаете, на юридическом языке называется КРАЖЕЙ. Или попросту - воровством.
        - Уважаемый профессор, как же это?..
        - А вот так. Вы предлагаете мне украсть - пусть даже из благородных побуждений, - но стащить, стибрить, слямзить, спиз... entschuldigen Sie [простите (нем.)]... Короче, это гадко. Воровство во все времена считалось позорным занятием. Мы с вами цивилизованные люди и должны уважать законы, где бы мы ни находились.
        - Хм... мне никогда бы в голову не пришло взглянуть на эту проблему под таким углом...
        - Именно поэтому я - ваш руководитель, а вы мой подчиненный.
        - Сэр, но ведь все равно город возьмут и, как следует из археологических данных, - все сожгут и разграбят... Горшки... Я говорю, реликты эти бесценные перебьют...
        - Советуете присоединиться к мародерам?
        - Простите, профессор, я был не прав, - раскаялся техник-пилот и покраснел.
        - То-то же, mein liber Son [мой любимый сын (нем.) здесь выражение имеет переносный смысл (прим. автора.], - примирительно отозвался Хейц, и морщинки на его лице стали не такими острыми. - А, кстати, я отнюдь не убежден, что греки возьмут Трою. Ну, подожгут кое-что - на войне как на войне, но чтобы взять... сомневаюсь.
        - Вот так раз! - воскликнул пораженный техник-пилот. - Но это же исторический факт! Даже без ссылки на эпос, согласно археологическим данным, стратиграфический слой "Троя VII-а" указывает - город был сожжен дотла и разрушен.
        - Это хорошо, что ты так вникаешь в детали... Но, видишь ли, Илар, разрушить город могли позже. Скорее всего, в ХI веке до н.э., когда греков постигла культурная катастрофа, и им уже было не до походов в Малую Азию. Это могли сделать фригийцы или фракийцы. Дело в том, что датировка пожара, гибельная для Трои, не поддается точному определению. Какая-то подозрительная двойственность наблюдается в показаниях приборов. Это тем более странно, что современные методы определения датировок достаточно точны и надежны. Боюсь, что мы столкнулись с "мерцанием реальности".
        - "Мерцание реальности"? Довольно зловещий термин. Что за бяка такая? В Училище нам об этом ничего не говорили.
        - Не говорили? О чем они там думают?! Впрочем, стоит ли удивляться, это в их духе - относиться к человеку как к живому орудию. - У Хейца от волнения задергалось веко. - Ты, конечно, не читал мою статью "К проблеме эвентуальной истории", нет? Так я и думал. Но ничего, если станешь моим учеником, я из тебя сделаю настоящего историка-темпоралиста.
        А теперь слушай, запоминай и делай соответствующие выводы.
        Видишь ли, ткань континуума неоднородна. Есть зоны напряженности, турбулентности и прочая... Как пилот ты это прекрасно знаешь...
        - О, да, - согласился Илар. - Именно такую зону мы сегодня штурмовали...
        - Так вот применительно к темпоральной истории это означает, упрощенно говоря, борьбу двух версий одной и той же реальности. Мы называем это "мерцанием реальности". Сей феномен трудно понять, но еще труднее объяснить... Что-то вроде квантового парадокса Шредингера... Важно знать, что в данной точке пространства-времени НАЗРЕВАЕТ ИЗМЕНЕНИЕ, то есть очень высока вероятность альтернативного развития событий от малейшего внешнего толчка...
        Илар сидел в оцепенении, приоткрыв рот.
        - Из этого, между прочим, следует, что мы попали в узловую точку Истории. - Профессор выставил, похожий на тонкую бамбуковую палочку, веснушчатый указательный палец, будто грозил кому-то. - Таких узлов, крайне чувствительных к внешнему воздействию, немного. К счастью, немного. В подобных критических зонах исследователь обязан соблюдать величайшую осторожность, быть, что называется, тише воды, ниже травы. Вести себя так, словно находишься на минном поле. Недаром же этот временной сектор был закрыт для посещений. Нам крупно повезло, что мы попали в эту экспедицию, для которой сделали исключение. - Хейц вытер лицо салфеткой. - Никто не знает, что может послужить толчком к изменению реальности. Возможно, и это часто бывает, что именно само присутствие наблюдателя инициирует изменение. Все это несколько напоминает синдром Брэдбери.
        - Я знаю о синдроме Брэдбери, мы изучали этот аспект... - спеша продемонстрировать будущему учителю свою осведомленность, выпалил Илар. - Происхождение термина связано с рассказом Брэдбери, в котором путешественник во времени, находясь в далеком прошлом Земли, случайно раздавил бабочку, вызвав тем самым начало лавинообразного процесса, который привел к существенному изменению Будущего.
        - Да, но, к счастью, выяснилось, столь уж гибельная, тотальная каузальность событий не может иметь место, поскольку каузальность - причинно-следственная связь - лишь частный случай более общих связей всего сущего. Вообще, в истории человечества существует только несколько временных отрезков на самой заре существования, когда один человек мог бы существенно изменить ход истории. Но из этого вовсе не следует, что мы можем вольно вести себя за Пределом. Нужна осмотрительность, как слону в посудной лавке...
        - Простите, профессор, у вас есть какие-то предположения - какого рода изменения могут произойти?
        - Если "мерцание" реальности происходит в основном вокруг даты падения города, то, полагаю, здесь-то и зарыта собака. Иными словами, либо город падет нынче... что мало вероятно, либо - через 150, 200 лет - в XI веке и позже. Я склонен верить в позднюю датировку захвата города. Тогда началась железная революция. Смутное время. Очередное переселение народов. Много городов тогда пало... Да что там города - державы рассыпались в прах! И не только здесь, но и по всему Евразийскому континенту. А пока... пока Троя никому не по зубам. Я полагаю, греки не возьмут город.
        Вынесши такой вердикт, Манфред фон Хейц откинулся на легкую спинку стула и закурил свою первую утреннюю сигару. Он жадно затягивался (хотя обычно этого не делал), зная, что терпеть без курева ему придется целый день. Илар молча стал убирать стол, вытирая его салфетками и складывая использованную посуду в пластиковый мешочек.
        - А как же легенда о Троянском коне?! - В молодом оппоненте взыграл упрямый спорщик - вполне законная реакция простого человека на ситуацию, когда рушатся какие-то его догмы. - Ведь это с его помощью греки взяли-таки город!
        У профессора по-юношески заблестели глаза. Любимая тема для него равноценна глотку возбуждающего напитка. Он выпустил густую струю дыма и открыл рот:
        - Ну, подумайте сами, коллега, - вкрадчиво сказал он, великодушно позволяя скромному технику-пилоту приблизиться к олимпийским вершинам учености доктора истории. - Каких размеров должен быть этот пресловутый конь, чтобы вместить в себя достаточное количество воинов, способных завязать сражение в городе и держаться до подхода подкреплений с кораблей?
        А во-вторых, конечно, людей этой эпохи можно сравнивать с детьми, но они далеко не тупицы. Неужели вы полагаете, что троянцы втащили бы коня в город, не проверив предварительно его, так сказать, внутреннего содержания? Для этого достаточно было оторвать одну из досок. Нет, голубчик, все это лишь красивая легенда.
        - Значит, миф о Троянском коне выдумка?
        - Безусловно. Лично я придерживаюсь гипотезы о том, что греки ушли отсюда, как говорят русские, "не солоно хлебавши". Множество фактов свидетельствуют в пользу такого предположения. Внимательно прочтите миф о Троянской войне, и вы убедитесь в этом. Он полон печали, нелепостей и противоречий. Общая тональность мифа и произведений Гомера и даже прямые указания в текстах говорят нам, что ахейцы с союзниками провалили свой анабазис, а уже задним числом, в утешение себе и в оправдание перед потомками, сложили легенду о Троянском коне в выгодном для себя свете.
        Илар подумал, что профессор закончил, но Хейц вдруг почти закричал:
        - А судьба главных героев и вообще всех участников похода?! Какова их дальнейшая судьба? А вот какова: одни затерялись черт знает где, другие осели на чужбине, третьи скитались по миру много-много лет, всячески под разными предлогами оттягивая момент возвращения на родину; четвертые погибают на родине, их убивают почти сразу по прибытии. Разве так встречают победителей? Разве это победа? По-моему, это катастрофа. - Хейц обратным концом сигары почесал лысину и скривил физиономию. - Хотя... некоторые псевдоученые полагают, будто Троя все же пала пред греками... Впрочем, оставим бесплодную дискуссию и займемся-ка лучше полезным делом. В конце концов, мы сюда затем и явились, чтобы решить эту вековую загадку E sempre I' ora. Смею надеяться, что нам не придется долго ожидать финала этой драмы. Каким бы он ни был, черт его побери!
        Кряхтя, Хейц поднялся со стула.
        - Передайте от меня привет Елене Прекрасной! - хохотнул техник-пилот. - Хоть бы глазком взглянуть на нее... Говорят, шикарная была женщина. Секс-вуман Древней Греции!
        - Боюсь огорчить вас, юноша, но, полагаю, что и Елена Прекрасная - не более чем миф, то есть опять же красивый вымысел. Ее постоянный эпитет - Прекрасная прямо указывает, что перед нами не живой человек, а символ, сказочный или, если угодно, квазиисторический персонаж. В русском фольклоре, кстати, существует аналогичный персонаж, только под другим именем - Василиса. Василиса Прекрасная, она же и Премудрая. Если учесть, что Елена тоже была не только красива, но и умна, то аналогия станет очевидной. Мечта о прекрасной, умной женщине, зародившаяся в глубокой древности, как эстафетная палочка, передавалась из культуры в культуру. И еще неизвестно, от греков к славянам перешла эта сказка или наоборот...
        - Ну, профессор, как же так, ей-богу! У вас, что ни возьми, - все выдумки да сказки. Обидно, право... Этак и мир бы рухнул, опирайся он только на эфемерные сваи розовых утопий и голубых фантазий. В основании культуры должно лежать нечто материальное. Должны быть какие-то прототипы... Ну, я не знаю... Ведь троянский сыр-бор как раз разгорелся из-за нее, Елены Прекрасной. Или, скажите, я опять не прав?
        Профессор усмехнулся в искусственную бороду:
        - Илар не будьте ребенком. И не ссылайтесь на мифы - это дилетантизм. Я бы поостерегся упрощать политическую историю и низводить ее до семейной хроники. Никто войны из-за одной женщины затевать не станет. Вы не хуже меня знаете, что войны носят экономический характер, простите за дидактику. Другое дело, когда речь идет о многих женщинах, о рабах вообще, о захвате территорий, богатстве, о славе, наконец... Подобные мотивы понятны. Все остальное - романтические бредни.
        - Сдаюсь, док, сдаюсь. - Илар поднял руки. - Ну, хорошо, как бы там ни было, вы все-таки на всякий случай держите телепортатор в режиме готовности. И не расставайтесь с посохом - туда вмонтирован нейрошокер.
        - Sher gut [очень хорошо (нем.)], - ответил Хейц и пошел запрягать в телегу Франка.
        Подтягивая примитивную упряжь, профессор как-то по-особенному поглядел на помощника и сказал:
        - А вообще, Илар, мне нравится твоя искренность. Придет время, и, быть может, мы сойдемся ближе. Нам нужны такие люди, как ты...
        - Что вы имеете в виду?
        - Я же сказал - придет время... Тогда и поговорим.
        Илар, смущенный похвалой и намеком на некий тайный союз, занялся телепортаторами: включил их и подготовил к контрольной проверке. Профессор отъехал на телеге на несколько десятков метров и остановил "ишака".
        - Я готов! - крикнул Илар и махнул рукой Хейцу. Затем он взял коробку с бижутерией, предназначенной для меновой торговли с троянцами, поставил ее на платформу своего телепортатора и включил передачу. Коробка исчезла и почти в то же мгновение появилась на платформе профессора.
        - Wunderbar! - довольно воскликнул Хейц.
        Он снял с платформы коробку и сунул ее под солому. Затем, кряхтя, взгромоздился на телегу с ногами. - Теперь попробуем на органику, - сказал он, усмехнувшись, и ступил на платформу.
        Мгновение - и он стоял уже на платформе Илара. Еще мгновение - и снова на телеге. Телепортация в обе стороны прошла без сучка и задоринки, что говорило о стабильности виджл-поля континуума.
        - Все в норме! - крикнул странствующий торговец, забросал телепортатор соломой, уселся поудобнее и тронул посохом круп Франка. - Поехали! Auf Wiedersehen, Илар!
        Грубые деревянные колеса заскрипели, слегка шатаясь в ступицах, и телега покатилась в сторону города, то въезжая в густую траву, то выскакивая на голые участки суховатой почвы, поднимая в воздух легкую пыль. Пыль воскрешенных столетий.
        Глава 2
        ТРОЯ
        "Велик и могуч был град Илион, или, иначе, Троя. Крепки и несокрушимы были стены его. Никогда незваная нога смертного не ступала на твердобулыжные улицы священного города. Только однажды богоподобный Геракл - бабник, обжора и пьяница, но силу имеющий от отца своего Зевса, взял и разорил гордую Трою, убив всех детей царя Лаомедонта и других особ царского рода. Одних мечом медноострым изрубил на кусочки, других дубиной пришиб сучковатой. Лишь один малолетний сын Лаомедонта - Подарок сумел избегнуть смерти. Любопытства ради, спрятался он под широким царским ложем, чтобы послушать и, если повезет, посмотреть на любовные игры отца с наложницами. И тут как раз Геракл нагрянул.
        Пока великий греческий герой громил царский дворец и выяснял отношения со своим другом Теламоном, кто первый из них ворвался в город, хитрый Лаомедонт напал на врагов с тыла и перебил почти весь отряд Геракла. Тогда сын Зевса захватил в заложницы дочь царя, прекрасную Гесиону, повалил ее на царское ложе и хотел уж было унизить деву... Но тут вылез из-под кровати Подарок и своим деревянным мечом так огрел по черепу великого героя Греции, что у того на время пропало желание унижать чужих сестер. Разгневанный Геракл подцепил мизинцем кроху-воина и хотел было выкинуть его в окно, но вступилась за брата Гесиона. Геракл потребовал выкупа за оскорбление действием. Гесиона сняла со своей головы дивное покрывало и уплатила им выкуп. С тех пор стали звать Подарка Приамом, что значит - "купленный". Отдал ему великодушный Геракл власть над Троей, а сам отправился совершать другие подвиги.
        Давно это было. С тех пор Приам успел вырасти, навоеваться всласть, жениться на крутобедрой и плодовитой красавице Гекубе и тихо состариться. Но жизнь прожил он не зря: пятьдесят сыновей и двадцать дочерей прекрасных лицом и здоровых телом народил он. Особой силой и храбростью выделялся среди сыновей благородный Гектор. Богато и счастливо жил Приам со своей женой Гекубой. Роскошный, величественный златой дворец его всегда был наполнен весельем и детским смехом.
        Но вот наступили тяжкие времена. Ахеяне, медью блещущие, пришли под стены священного города, разоряют изобильные земли в надежде заполучить вожделенные богатства Трои. Силы защитников тают, как снег под солнцем. Потеряны навсегда почти все любимые сыновья, в том числе и благородный Гектор. Теперь единственной радостью для седокудрого царя была возможность покачать на руках малолетнего внука - Астианакса, сына Гектора и жены его Андромахи. Он единственный, кто продолжит - если боги смилостивятся - царский род Приама.
        А род был славным.
        Основал Трою, Ил, правнук сына Зевса - Дардана и плеяды Электры. Дардан, гонимый врагами, пришел из Аркадии к царю Тевкру. Тевкр был так благосклонен к изгнаннику, что отдал ему в жены свою дочь, а в приданое выделил часть своей земли, на которой и был основан город Дардания. Имел Дардан много сыновей и внуков. Среди внуков особо прославился Трой, чей могильный холм до сих пор высится возле Могучего Дуба, растущего у крепостной стены. У этого прославленного Троя был сын Ил. Как-то раз во Фригии Ил участвовал в состязании героев и всех победил. В награду за победу получил он пятьдесят дев и пятьдесят юношей и право основать собственный город. Щедрый царь Фригии подарил герою также пеструю корову и сказал: "Иди за коровой и там, где она остановится, закладывай город. Мой оракул предсказывает великую славу этому будущему городу". Пошел Ил вослед коровы, она остановилась на холме богини Атэ. На том холме он и начал постройку города. Но прежде стал герой молить Зевса о ниспослании какого-нибудь знамения, благословляющего великое дело его. Всю ночь была гроза. Утром, выйдя из шатра, Ил увидел вырванное
молнией из дерева изображение Афины-Паллады. Наш герой горячо благодарил Олимпийца за посланный ему палладий, который отныне станет талисманом и будет охранять новый город.
        Ил назвал город Троей в честь славного отца своего Троя. Но многие жители называли город Илионом в честь самого основателя. В царствование Ила город имел стену лишь на вершине холма. Шло время. Город рос, спускаясь к подножию холма, и ему требовалась новая стена, более мощная. Новый царь Трои Лаомедонт, сын Ила, решил превзойти отца и воздвигнуть поистине несокрушимую стену. Об этом он горячо молил Зевса, чтобы тот послал ему богоподобных каменщиков.
        В это время, дорогие мои тинэйджеры, у Громовержца в его небесной епархии возникли кое-какие проблемы в отношениях с Посейдоном. Посейдон - великий обволнитель земли - заявил свои претензии на верховную власть или, по крайней мере, на автономию. Владыка морей требовал от Зевса не вмешиваться в его морские дела, довольно ему, Крониону, беспредельного неба. Посейдона поддержал Аполлон, который всегда раздражал громовержца своими многочисленными талантами в искусствах и склонностью к оппозиции. Верховный владыка неба и земли мог погубить зарвавшихся сепаратистов иль обманом, иль явною силой, но он поступил иначе. Он лишил на время мятежных богов всех их постов и сослал в услужение к земному царю сроком на три года. Так жестоко униженные боги оказались в работниках у Лаомедонта. Посейдон и Аполлон воздвигли стены, непреодолимые для простого смертного. По окончании срока небесные работнички стали просить у царя платы за свой титанический труд. Заносчивый Леомедонт, думая, что он с Зевсом на короткой ноге, разгневался и пригрозил корыстолюбивым богам, сказавши им так: "Ступайте покуда целы, а не то я
велю обрезать вам уши и продать в рабство!"
        Тогда-то обиженные боги и послали могучего Геракла отмстить за горькую обиду, нанесенную им, бессмертным богам, ничтожным земным псом Лаомедонтом. Впрочем, у Геракла были свои обиды на вероломного царя Трои.
        Давно это было. И все унеслось во тьму поворотом Колеса времени. Но блеск и величие Трои немало не потускнели. Однако теперь она стоит на краю гибели. И вот пришел согбенный Приам в храм, где хранится священный палладий, и стал молить светлоокую Зевсову дочь Афину помочь городу спастись от жестокого врага...".
        Бог солнца Гелиос гнал свою ослепительную колесницу к зениту. Стало жарко. Илар отложил книгу "Мифы и легенды древней Греции", разделся до плавок и соорудил возле телепортатора подобие пляжного тента, чтобы скрыться в его благодатной тени. Здесь же он поставил переносной монитор и, усевшись возле него, снова запустил в воздух разведчика.
        Разведчик быстро долетел до стана греков и стал вычерчивать широкие круги в небе, словно коршун, высматривающий добычу. На экране монитора, слегка покачиваясь, виднелось изображение лагеря с высоты птичьего полета. Греки устроились основательно. Вытащенные на сушу корабли, расположены были длинной дугой вдоль берега моря - от гор Сигейона до гор Ройтейона. Со стороны Трои пришлые воители защитили свой лагерь высоким земляным валом и рвом. В дополнение к этому лагерь был обнесен мощным частоколом из заостренных бревен, и сооружены были башни с воротами. На двух противоположных концах лагеря разбили свои шатры предводители союзнических племен. В середине лагеря возвышался роскошный шатер, несомненно, принадлежащий главнокомандующему. Вполне вероятно, что самому царю Агамемнону, выбранного греками предводителем всего войска. Около шатра предводителя раскинулась площадь народных собраний. Демократия есть демократия, хотя бы и военная.
        На земле во многих местах виднелись следы от погребальных костров, в жарком пламени которых сжигались павшие в бою воины. После похорон проведут спортивные состязания, затем, непременно устроят пир, после чего все начнется сначала: ожесточенные сражения, похороны павших, состязания, пир...
        Судя по всему, Фортуна явно не благоволила грекам, часто в сражениях терпели они неудачу, а иногда положение их становилось просто катастрофическим. Об этом свидетельствовали разрушенные ворота в частоколе и черные обугленные остовы нескольких сгоревших кораблей - так далеко заходили ответные атаки троянцев. Часто греки отсиживались за частоколом, и сами оказывались в роли осаждаемых. Но несмотря ни на какие несчастья, из лагеря доносились веселые голоса и слышны были дробные удары боевых барабанов и визгливые звуки свирели.
        Илар переместил разведчика ближе к Трое, к слиянию двух рек - Синокса и Скамандра. Безжалостно вытоптанная долина Скамандра (река, протекающая у самой Трои) свидетельствовала о жестоких, нескончаемых битвах. Столетние дубы, сосны, платаны, буки, благородные кедры были порублены на дрова, чтобы обогреть и снабдить горячей пищей целую армию бездельников, мародеров, убийц и насильников, торжественно именующих себя героями. Огромные стада домашних животных на много километров в округе были истреблены и пошли в качестве провианта для завоевателей. А сколько людских жизней было загублено. Тела их устлали поле сражения. Как горы, громоздились на залитой кровью земле сломанные колесницы, убитые кони. Пернатые стервятники кружили над побоищем, ожидая своего часа, и стаи гиен и шакалов с алчно горящими глазами сбежались отовсюду к полю битвы.
        А ведь все, что сейчас было мертво и недвижно когда-то - вчера еще - жило и радовалось жизни. Илар легко мог представить себе, как они высадились на берег - веселые и надменные - и устремились к стенам крепости и как из ворот вышли троянцы, и вскоре закипела схватка. Тучи стрел заслонили ясное небо и, пораженные насмерть, падали воины Трои и бойцы из стана греков. Рекой заструилась кровь у стен города, и земля покрылась мертвыми телами. Головы, руки, ноги, отсеченные острыми мечами, громоздились грудами на поле битвы и мешали бойцам сойтись в рукопашной схватке. Стоны раненых, конское ржание, треск ломающихся колесниц, крики боли и ярости разносились над полем сражения.
        Все это видели боги с Олимпа, но не содрогнулись от ужаса. И это было лишь только начало Истории. В будущем, в течение тысяч лет другие, не менее славные воины, будут истреблять друг друга во все возрастающем количестве. Даже вооружившись первоклассной техникой, не устрашаться они последствий и с легкостью дебилов начнут атомные бомбардировки городов противника, чтобы насытить свою патологическую расовую и национальную ненависть, безмерную жажду обогащения и власти. И лишь когда внезапно из глубин космоса явились на своих бесчисленных кораблях кваки и установили на Земле либеральную диктатуру - воцарился прочный мир. Пришельцы именовали свое вторжение "Большим событием".
        Илар опустил пониже разведчика и несколько раз провел его над городом на бреющем полете. На базарной площади и узких улочках толпился народ. Действительно, война войной, а жизнь шла своим чередом. Жилища знатных горожан и культовые храмы отличались изысканной архитектурой. Дворец Приама, царя Трои, был дополнительно обнесен высокими стенами и представлял собой неприступную крепость внутри города. Постройки же рядовых горожан теснились вдоль городских стен, первыми принимая на свои хлипкие камышовые крыши тяжелые камни катапульт и горшки со знаменитым греческим огнем, этаким напалмом древности - смола плюс сырая нефть. От попавшей на тело липкой смеси невозможно было избавиться, бедняга сгорал заживо.
        Очень много было людей вообще не имевших крова над головой. Дома их, которые располагались вне городских стен, разорили и сожгли завоеватели. Бездомные и безработные слонялись они по улочкам приютившего их города, всеми забытые и никому не нужные. И только когда начнется очередной штурм неприятелем, о них вспомнят и погонят на стены. Впрочем, нет, никого гнать не станут. Люди добровольно пойдут на бой и на смерть - так велики были патриотизм населения и его ненависть к врагу.
        К полудню Илар наконец увидел, как профессор на своей повозке въезжает в город через так называемые Скейские ворота. Но расслабляться было еще рано, всякое может случиться и в самом городе. Помощник неотрывно смотрел на экран, яростно почесывая то левую, то правую ногу от сильного нервного напряжения и укусов маленьких злобных мушек. Еще раз проплыло изображение городских стен. И еще раз подивился Илар этому грандиозному сооружению. Древние стены были выложены из громадных каменных блоков, совершенно неподъемных для смертного. Не удивительно, что греки убеждены были в том, будто сами боги воздвигли сию цитадель.
        Но вот уже великанские стены сместились за кадр. Вновь разведчик парил над городом, показывая, как ничем не примечательный странник припарковал свою телегу в скромном уголке торговой площади, распряг и дал корм притомившемуся ишаку, потом соорудил на телеге из гнутых деревянных дуг и куска выгоревшей рваной материи укрытие от солнца и любопытных глаз. Вот странник забрался под тент и исчез из поля зрения, занавесив вход пологом. Теперь можно было лишь гадать: то ли он завалился спать, то ли обедает.
        Вскоре Илар получил сигнал и, поставив приготовленный ящик с бижутерией на телепортатор, переслал его к профессору. Отправив посылку, техник-пилот облегченно вздохнул и решил, что может позволить себе быстренько сбегать к морю, на голубой, млеющий блеск которого он с вожделением поглядывал последние два часа.
        Для берегов Эгейского моря характерна сильная изрезанность береговой линии, особенно на Греческой стороне и на юго-западном побережье Малой Азии, но и здесь (то, что в будущем получит название полуострова Биг, на северо-западе Турции) также полно всяческих бухт и бухточек с так называемыми карманными пляжами: песчано-галечные полосы различной длины и ширины, зажатые между образионными мысами.
        Продравшись сквозь низкорослые заросли рододендронов, цепляясь за редкие кустики можжевельника и пучки дикой люцерны, торчащих в извилистых трещинах между камнями, Илар спустился с крутого клифа берега, выбирая наиболее безопасный, хотя и несколько длинный путь. Последние метры техник-пилот съехал, сидя на корточках и частично на заднице, прижимая к груди, как родное дитя, увесистую сумку с приборами, и показывая чудеса высшего пилотажа.
        Берег моря был безлюдным, как и полагалось ему быть в начале времен. Ни единой человеческой фигурки не наблюдалось на всем протяжении примерно трехсотметрового пляжа, и так до самого мыса (ноздреватый известняк, крепкий как гранит), несколько выдвинутого в море. За мысами, по обе стороны, находились во множестве такие же изолированные мирки. Через несколько километров крутой берег плато постепенно переходил в пологий, а дальше и вовсе низкий, местами заболоченный. Там то и находилась флотилия завоевателей, куда соваться было уже небезопасно.
        А здесь обитали только чайки. Одни, сложив крылья за спину, словно праздные гуляки, бродили по камням и песку, наблюдая, как другие, более трудолюбивые их сородичи копаются в бурых рулонах водорослей, выброшенных на берег ночным прибоем. Остальные особи пернатого племени с криками носились в воздухе. И было их там великое множество. Разлагающиеся под солнцем водоросли остро пахли йодом. Этот запах и чайки вызвали у Илара определенные ассоциации, вспомнилось детство, проведенное на датском острове Амагер, в портовом городе Драгер.
        Техник-пилот раскрыл сумку, достал и расставил аэро-, гидро- и прочие приборы, в том числе и мобильные. "Крот" сейчас же зарылся в песок. "Черепашка" поползла к урезу воды и, булькнув, исчезла в глубине. Покончив с обязаловкой, - просьбами-заданиями Института Экологии Земли - Илар решил, что настала пора удовлетворить свою личную потребность - искупаться.
        Утренний прибой к полудню выдохся. Море было на удивление спокойным - довольно редкое явление в эту пору суток, чаще бывает наоборот. Вся прозрачная масса воды лишь слегка колыхалась, словно море дышало. У берега и чуть поодаль сквозь чистейшую воду виднелись колонии морских водорослей самых разнообразных цветов: от зеленого, до фиолетового; далее вода бирюзового оттенка постепенно наливалась синевой, потом бледнела и таяла в мареве на горизонте; и там, подернутый дымкой, виднелся остров. А дальше, наверное, находился еще один остров, а потом еще, и так до самой Греции можно было плыть в виду земли. Весьма удобно для мореплавания на примитивных судах.
        Илар любил штиль на море, это состояние стихии больше соответствовало его душе. Камни на дне, обросшие зеленой бородой водорослей, виднелись отчетливо, как сквозь промытое стекло. Он вошел в теплую воду, распугав косячок рыбной мелюзги. Пришелец ступал осторожно и не только потому, что боялся упасть на осклизлых камнях, но старался меньше тревожить этот девственный мир, погруженный в полуденную сиесту.
        Когда ноги потеряли опору, юноша поплыл - неторопливо, бесшумно, затем нырнул с умением опытного пловца. Медленно парил он между дном, покрытым сказочными садами, и зыбкой, подвижной серебристой поверхностью моря. Повсюду виднелись белесые парашютообразные тела медуз. Неторопливо-ритмично они плыли в прозрачной среде, пронизанной до самого дна солнечными стрелами лучей.
        Илар любил плавать под водой в жабро-маске и с моноластой, и сейчас очень жалел, что не догадался захватить в экспедицию свой любимый комплект N1 под названием "Ихтиандр". Имея такой комплект, да еще бы при наличии свободного времени - уж облазил бы он ближайшие подводные каньоны, пещеры и гроты этого древнего моря. Впрочем, довольно с него и того, что он просто искупается в Эгейском море XIII века до новой эры. Подобной привилегии не удостаивался и вряд ли когда-нибудь удостоится кто-либо из его современников. Техник-пилот с радостью воспользовался счастливым случаем, хотя и никогда не принадлежал к тому странному типу людей, почитавших своим долгом непременно искупаться в том природном водоеме, возле которого им случается оказаться, - будь то Северный Ледовитый Океан или подземное озеро, не говоря уже о тропических морях.
        Илар выплыл на поверхность, лег на спину, широко раскинув руки, и стал смотреть в голубое бездонное небо. Это море теплое, ласковое, подумал он, совсем не то, что студёное море его родного городка, где появился он на свет и где прожил с родителями до 10 лет, прежде чем их семья под давлением различных обстоятельств переехала в Нью-Йорк.
        Нью-йоркские пляжи теплее, но они шумны и грязны (если вы понимаете, о чем идет речь). А здесь, не говоря уже о чистоте, такая тишина, покой...
        Илар, охваченный блаженной негой, казалось, забыл обо всем на свете. Однако, беззаботность техника-пилота имела весомое основание: чуткие автоматы бдительно несли вахту по охране их лагеря и никому постороннему не позволят подойти ближе, чем на 200 метров. Особенно настырный гость будет вынужден ретироваться, подгоняемый направленной волной инфразвука. Шерсть или волосы (смотря кто придет) встанут дыбом у него от необъяснимого ужаса.
        Инфразвуковой заслон для живых существ непроницаем на 100%.
        Время в воде воспринимается по-особенному, быстротечно оно, как счастье. Конечно, если вы отдыхающий, вам незачем следить за стрелками часов, но поскольку вы на службе...
        Илар набрал воздуха в легкие и нырнул в последний раз - привычка, усвоенная им из ритуала детского купания (помните? - "последний раз - ж...у напоказ!"). Погружаясь, техник-пилот видел, что до дна слишком далеко и, пожалуй, до него не добраться, потому что уже на двух третях пути в барабанные перепонки словно бы воткнули по иголке, и с каждой секундой боль в ушах нарастала. Пора возвращаться. Но как назло, будто испытывая выносливость ныряльщика, привлекла его взор, поманила к себе большая рогатая раковина, лежащая на дне, полузасыпанная песком.
        Илар сжал пальцами ноздри и несколькими энергичными псевдовыдохами поднял давление во внутренней области ушей. Прогнувшиеся до опасного предела барабанные перепонки со щелчком выправились - и боль временно утихла. Однако через несколько метров глубины боль вновь усилилась до едва переносимого порога. Но пальцы уже коснулись серой шершавой поверхности раковины, уже вцепились в ее шипообразные наросты и потянули кверху. Раковина, точно присоска, сначала не поддавалась усилиям ныряльщика, затем резко отскочила ото дна, взметая ленивые клубы песка и прочих донных осадков. Такой же мутный шлейф тянулся от самой раковины и изнутри нее. И когда она, наконец, очистилась от грязи, а это было уже на полпути к свету, воздуху, - взору ныряльщика предстала удивительно нежного оттенка розовая внутренняя поверхность чудесного домика моллюска. Сам моллюск, насколько это можно было разглядеть, давно покинул свое жилище. Охота оказалась удачной, охотник был доволен своей добычей.
        Он усилил работу ногами, мельком бросив взгляд вниз, в голубой сумрак, где непременно скрывалось еще множество разнообразных богатств. И увидел несколько больших темных силуэтов, проплывших над самым дном. Сердце ныряльщика захолонуло, и он подумал: "А вот и стражники этих богатств, пора отсюда уносить ноги, пока их тебе не оттяпали".
        Акулы ли это были или какие-то другие морские твари, пришелец из будущего не разглядел, но мрачные тени недвусмысленно намекнули, кто здесь хозяин. Так-то вот. Пляжи здесь, конечно, чисты и безлюдны, но нет береговой охраны, противо-акульих патрулей, а стало быть, и нет безопасности.
        Как выпущенная торпеда, он взорвал головой зеркальную колышущуюся пленку поверхности воды и стремительным брасом поплыл к берегу. Уже через минуту Илар с шумом выскочил на пляж, и кожа его была покрыта гусиными пупырышками не только от холода. Однако, когда непосредственная опасность осталась далеко позади, он весело рассмеялся и, прижав раковину к уху, послушал, как шумит Эгейское море XIII века до Рождества Христова.
        Прыгая с камня на камень и оставляя мокрые следы, техник-пилот собрал свои приборы и побежал обратно к месту стоянки экспедиции. Возвращение потребовало некоторого напряжения топографической памяти. Взобравшись на бугор, он оглядел плато, вспоминая, какая из природных тропинок ведет к кораблю. Вид побережья здесь был живописен: пустынные открытые места чередовались с островами буйной растительности - высокой травой, непролазными кустами, группами деревьев различных пород. Корабль, скрытый за соснами, хорошо вписывался в этот идиллический пейзаж, не внося диссонанса в дикую природу каким-либо конструктивистским элементом корпуса. Напротив, покровительственная окраска и прочие ухищрения камуфляжа делали хроноджет похожим на огромный валун, покрытый мхом - местами изумрудного цвета, местами - бурого. Казалось, что этот кусок базальтовой скалы, сглаженный ветрами и ливнями, покоится тут вечно или, по крайней мере, последний миллион лет.
        Выйдя, наконец, к кораблю, Илар первым делом взглянул на монитор и убедился, что все в порядке. Профессор успешно осваивал профессию базарного торговца. Бойко у него шла торговля. Меновая, конечно, ведь в эти времена здесь денег еще не знали, если не считать таковыми слитки драгоценных металлов, измеряемых в основном в талантах. Вот, стало быть, откуда пошло выражение: не зарывайте свой талант в землю. То есть используйте его и приумножайте. Здесь мудрость, как говорится в Библии.
        Профессору-торговцу приносили почти новую одежду, но уже надоевшую хозяевам, тащили посуду и всевозможную домашнюю утварь. Взамен они получали невиданные в этих краях и в эти времена разноцветные и блестящие надувные шары, музыкальные заколки для волос, стеклянные зеркала, светящиеся в темноте бусы и клипсы; перстни, на жидкокристаллических экранах которых расцветали никогда не повторяющиеся узоры; и много других вульгарных изделий фирмы "Холен & Крафт". Короче - дешевка, кич (цена от 20 никлов до полутора глобо за штуку, гарантия один год). В итоге, все были довольны. Каждый отдавал свое привычное и уже приевшееся, получая взамен бесценные сокровища чужой культуры, и каждый полагал, что совершил довольно выгодную сделку.
        Всякую полученную вещь торговец аккуратно клал в солому за своей спиной. Наконец, выбрав минуту затишья, когда наплыв покупателей временно иссяк, торговец скрылся под тентом, занавесив вход. И уже никто не мог увидеть, как он, взяв в руку медальон, висевший у него на шее, тихо сказал на американ-инглиш: "Телега вызывает хижину".
        Илар схватил рацию и откликнулся: "Хижина слышит телегу! Как дела, док?"
        "Прекрасно, юноша, принимайте груз", - ответил профессор и отключил связь.
        Платформа телепортатора завибрировала и на ней появилась первая партия троянской утвари. Илар складывал все на землю тут же, чтобы позднее отнести вещи в специально оборудованный грузовой отсек хроноджета. "Ну профессор дает, - подумал он, отдуваясь и бегая от платформы к месту временного складирования, - товару, хоть супермаркет открывай!"
        Наконец запарка минула, поступление вещей прекратилось, и профессор сообщил, что закрывает свою лавочку до утра, а после обеда собирается приступить к изучению быта троянцев. И если удастся пристроить телегу в надежном месте, то, скорее всего, заночует в городе, поручив охрану телеги Франку. В его надежности как сторожа-охранника профессор не сомневается.
        Илар обозрел кучу троянского добра и присвистнул. Пожалуй, добытые профессором богатства, по ценности не уступят кладу самого Шлимана! Техник-пилот, благоговея, стал перебирать раритеты, по возможности стараясь их хоть как-то классифицировать, чтобы потом легче было все это поместить в хранилище. А помещать было что: среди необозримого множества сосудов, чаш и кувшинов тут обнаружились даже остатки большого деревянного ларя, украшенного мозаичным узором из перламутра и лазурита. Очевидно, ларь принадлежал женщине. Профессор брал все, что давали, Тут же лежали орудия труда, посуда, горшки, большие каменные сосуды, вазы из самых различных материалов: меди, камня, серебра, эмали, лазурита, алебастра, мрамора и золота. Невероятно! Феноменально! Отпад!
        Попадались интересные штучки, например, длинная золотая трубка, украшенная лазуритом, видимо, предназначенная для того, чтобы через нее сосать молоко или лимонад из сосуда. Здесь же обнаружился и сам сосуд с длинной шейкой и широким венчиком. В дополнение к серебряному сосуду обнаружился целый набор серебряных же кубков и один золотой, гравированный, с желобками. Теперь Илар понял: гравированный золотой кубок и серебряный сосуд, а также высокие серебряные кубки составляли одно целое с золотым бокалом, гладким золотым сосудом и рифленой чашей.
        В отдельную кучу Илар сгреб прочую мелочь, состоящую из амулетов, гребней и бус: золотых, сердоликовых, агатовых, халцедоновых и прочих, прочих... Иесусе-Мария! Богатые снобы из Нью-Йорка, Лондона, Берлина, Парижа и Москвы не пожалели бы средств и заплатили бы баснословные суммы за сокровища, лежащие сейчас в пыли. А иные продали бы душу за удовлетворение своих антикварных страстей, за которыми нередко скрывался современный фетишизм.
        Увлечение предметами древности приняло характер мании, когда начались первые путешествия во времени. Точно так же, как некогда раскупались за бешеные деньги камни с Луны и Марса, новёхонькие изделия древних веков шли нарасхват. Вокруг корпусов исторического подразделения ЦИТИ - Центрального Института Темпоральных Исследований - толпами шлялись маньяки-коллекционеры. Время от времени их приходилось отгонять собаками, чтобы они не приставали к сотрудникам. Сколько раз подобные психи подъезжали с разными сомнительными предложениями и к Илару. Но, как говорит профессор: "Coveat emptor" [пусть остерегается покупатель (лат.)].
        Все добытое полевой экспедицией будет классифицировано, изучено и, в конечном итоге, рано или поздно будет выставлено в прохладных залах музеев для всеобщего обозрения, восхищения, преклонения и эстетического воспитания граждан Земли.
        Противу всех ожиданий, вечером, часу в восьмом пополудни, на платформе телепортатора внезапно появился профессор собственной персоной, как "Deus ex machina" [бог из машины (лат.)].
        - Cuten abend! [Добрый вечер (нем.] - взмахнул он рукой и спрыгнул на землю. Фердинанд Хейц был в приподнятом настроении. Его накладные усы топорщились, как настоящие. Илар обрадовался досрочному появлению босса, потому что уже начал было волноваться за его судьбу. Ночью, в чужом городе, находящемся на военном положении, можно запросто влипнуть в какую-нибудь историю.
        - Надеюсь, с телегой все в порядке? - спросил техник-пилот.
        - О, да! - кивнул профессор, - я пристроил наше имущество - лучше не бывает!
        Илар с сомнением покрутил головой, сервируя походный столик для ужина.
        - Ладно, под мою ответственность, - Хейц сделал успокаивающий жест рукой. - Знаешь, чертовски жаль понапрасну терять время, не терпелось скорее приступить к систематизации артефактов. А за телегой присмотрит Франк. Он хотя и дебил, но дело свое знает туго. К тому же, - и в этом все дело, иначе бы ни-ни - наш ишачок имеет пристанище ни где попало, а под крышей дворца одной весьма знатной особы... кхе-кхе... - хитро засмеялся Хейц и лихо, по-гусарски закрутил усы.
        Техник-пилот удивленно присвистнул и от большего уважения даже как бы стал ниже ростом.
        - Ну, док, вы мастак, зря времени не теряете! Везет же людям! А то сидишь тут, как пес на цепи, мошкара тебя жрет, и никакой романтики... А что за дамочка? Крутая? Расскажите, прямо-таки дымлюсь от любопытства.
        - После ужина, main Freund, после ужина, - ответил профессор и уселся за стол.
        Илар помчался в бытовой отсек хроноджета, выцарапал из холодильной камеры коробку с омарами в желе, приплюсовал к ней несколько банок пива и понес все это к столу на открытом воздухе. После дневной жары хотелось все только холодное.
        Пока помощник сражался с омарами, отдирая их от упаковки и друг от друга, профессор вытащил блокнот, нацепил на нос старинное пенсне на серебреной цепочке и стал бегло просматривать свои путевые заметки, мурлыча под нос арию из оперы Аида: "К берегам священным Нила трам-па-пам, папам-папам..."
        Илар в тайне добродушно посмеивался над старомодными чудачествами босса. Действительно, старичок был чересчур архаичен (или старался казаться таковым) в своих пристрастиях к доисторическим операм, к шейным платкам, которые он гордо именовал галстуками, смешным брючкам в складочку, пенсне... А в своем отказничестве он зашел слишком далеко. Зачем отказываться от очевидных вещей? Право же, совершенно ни к чему надевать на нос эти дурацкие стекляшки, когда можно заменить уставший хрусталик глаза на новый; зачем пользоваться самопиской и бумагой, когда есть диктокомп.
        По мнению пилота, не склонного к эпатажу, во всем этом была какая-то искусственность, нарочитость, рисовка, если не сказать грубо, - выпендреж. Хотя, если вдуматься, подобного рода чудачества служат материалом для создания своеобразного имиджа, рассчитанного на визуальное восприятие неординарной личности, подсознательно стремящейся выделиться из среднестатистического окружения. Есть примеры совершенно нелепых чудачеств, приписываемых некоторым известным историческим личностям. Так что, может быть, профессор Хейц на их фоне был не так уж и странен. Как бы там ни было, но Илар все-таки привязался к старику, приноровился к его чудачествам, и чем-то теплым, отцовским веяло порой от самолюбивого ученого.
        Техник-пилот молча набивал рот ароматным деликатесом и расслабленно созерцал окружающий ландшафт. Из-за горизонта, окутанного фиолетовым туманом, медленно поднималась громадная кровавая Луна. Темные пятна "морей" на ее лике жутко напоминали глазницы человеческого черепа. Илара поразило это сходство - Луны с черепом, которого он никогда раньше не замечал. Вот уж действительно, Луна - символ смерти. "Пройдет время, - подумал он, - и мой уставший мозг отправится на это скорбное светило, чтобы обрести там вечный покой; я присоединюсь к отцу с матерью... и мы вместе будем переживать чудесные сны... "Гамлет: О Боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду мнить себя повелителем бесконечности..." Этот великий англичанин зрил через века".
        Ассоциации связанные с ночным светилом напомнили технику-пилоту, что давненько он не разговаривал с родителями и что неплохо было бы сейчас позвонить в их тихую обитель и узнать, как они там... Илар машинально потянулся к карману, где лежал уник (универсальный коммуникатор, то, что раньше называлось "мобильным телефоном") но вовремя вспомнил, где находится. И он решил связаться с отцом и матерью, как только вернется из экспедиции.
        Вспомнилось Илару, как отец страшился смерти, не хотел уходить добровольно. Тянул до последнего, живя в одиночестве в своем маленьком загородном домике, на берегу озера. Мать Илара редко навещала своего бывшего мужа, и когда приезжал Илар, это для отца был настоящий праздник. Илар был связующим звеном давно разорванной супружеской связи, превратившейся со временем в цепи. После развода жили отдельно, но сын не забывал отца. Мать поначалу ревниво относилась к их дружбе, а потом вдруг сама по-новому взглянула на отца своего сына, поняла, насколько все-таки мелочными были их с мужем взаимные обиды, насколько они не стоят семейного счастья. Но разлитого молока в горшок не соберешь, и вообще, разве она одна виновата? Наконец, есть женская гордость... Илар был чужд всем этим борениям тщеславия и амбиций, пока во всяком случае. Он по-прежнему уважал отца, несмотря ни на что. Вместе они чинили прохудившуюся крышу водного гаража, катались по заливу на яхте, которую отец сделал собственноручно, а вечером сидели у камина и слушали, как дождь барабанит в стекла веранды. Отец радовался, что опять они вместе и
от этого в доме особенно тепло. Он любил семейный очаг. Он вообще любил тепло, солнце, по-настоящему чувствовал себя хорошо только жарким летом. Он любил жизнь. В одних плавках, коричневый от загара, как муравей он все что-то строил, перестраивал у себя в усадьбе. Осенью он грустил и с ужасом думал о смерти, о том, что скоро окажется в ледяных пещерах Луны... И каждый раз находил отговорку, чтобы отдалить неизбежное:
        "Вот построю веранду, тогда... - говорил он бывшей жене в редкие минуты ее посещения. - Вот расширю мансарду, тогда..." - "Да, Господи! - говорила она, - да кому нужна твоя веранда?" - "Как это кому? Все Илару останется". - "Да зачем ему это нужно. Он никогда сюда не придет после нас..." - "Почему это не приду, - хмурясь, отвечал Илар, - обязательно приду".
        Илар не мог допустить, чтобы труд отца пропал даром. Но мать оказалась прозорливее.
        Однажды отец так и не дождался лета, умер весной. Когда солнышко только-только стало пригревать и зазвенела первая капель, он наконец решился. Это было странно, почему не зимой? Наверное, больше не мог выносить укоряющие взгляды матери Илара. Она давно тяготилась жизнью без радостей молодости, не любила себя старою и мечтала побыстрей очутиться в "Иллюзории". Но по странной прихоти сделать это она хотела только после ухода мужа, пусть бывшего, пусть недостойного ее, но все-таки супруга, человека, с которым она прожила без малого двадцать три года.
        На прибывшую по вызову криогенную бригаду отец Илара смотрел как на своих палачей. Но ему сделали укол, и он успокоился. Когда отец уходил из жизни Илар держал его за руку. Нет, это отец держался за руку сына, крепко вцепился, как утопающий. Врач - жизнерадостный молодой циник - сказал, что это рефлекторное сокращение мышц. Илар чуть не нагрубил ему.
        Еще более жизнерадостные санитары выволокли впавшего в беспамятство отца и бросили его в кузов, как чурку. Подонки бесчувственные, подумал Илар, скрепя зубами и сжимая кулаки.
        После похорон отца, следом - на другой же день - ушла мать. Так Илар остался один.
        Постепенно сумерки сгущались. Луна поднималась все выше, раскаляясь добела. Все злее становились ночные кровососы-комары. Ну и громадные же они здесь были. Пришлось сгонять в кладовку за спреем и обрабатывать пахучей струёй открытые участки тела. Воздушные агрессоры, столкнувшись с химической защитой, обиженно гудя, разлетелись. Илар укрепил над столом автономный светильник, и стало совсем по-домашнему уютно. По завершении ужина профессор благопристойно рыгнул, закурил свою любимую зеленую сигару и, загадочно улыбаясь, сказал Илару, доверительно перейдя на "ты":
        - А знаешь, mon ami, ты оказался прав...
        - В каком смысле? - встрепенулся техник-пилот, предвкушая маленькую победу над профессором-всезнайкой, хотя еще не ведая, в чем именно.
        - В том, что Елена Прекрасная вовсе не выдумка, а вполне реальное лицо. Она, оказывается, действительно существовала... то есть - существует...
        - Ага! А что я вам говорил! - подпрыгнул помощник, и шезлонг под ним жалобно застонал.
        - На базаре ко мне подошла женщина удивительной, редкой красоты. Внимательно просмотрела мои bijoux [безделушки (франц.)], но для себя ничего не взяла. Что говорит о ее развитом вкусе. За одно это ее уже можно уважать. В наше время таких особ не сохранилось, можешь мне поверить. Поразительная гармония красоты и силы духа являла собой эта женщина. "Susus naturas", как сказали бы римляне, - "игра природы, чудо". Идеальный образец для скульптора, решившего изваять статую Венеры...
        Профессор молча пыхтел сигарой некоторое время, потом продолжил:
        - Вообрази: она пригласила меня в свой дом и приняла как самого дорогого гостя. Меня! Бродячего торгаша с большой дороги... Собственноручно омыла мои ноги! Надо сказать, что это чертовски приятный обычай (для гостя, разумеется), особенно, когда его исполняет такая прелестная женщина.
        Взгляд Хейца стал мечтательным. Глаза подернулись дрожащей водянистой пленкой, быстро обернувшейся старческой слезой, которая скатилась ему в бороду.
        - Да-а-а... - как бы очнувшись, промолвил он. - Назвалась она невесткой самого царя Приама - Еленой! Я чуть было умом не тронулся. Каюсь, что порой жестоко высмеивал тех, кто слишком буквально воспринимали мифы, легенды и прочие фольклорные творения. Сейчас я готов пересмотреть свою позицию в этом вопросе... в известных пределах, разумеется. Да, так вот... Эта Елена очень интересовалась - кто я и откуда? Надо признать, она дьявольски умна! Порой мне казалось, что я попал в троянскую контрразведку... кхе-кхе... так она была дотошна в своих расспросах. Я, право, не приложу ума, чем ее мог заинтересовать такой замшелый старикашка, каким я должен ей казаться...
        - Ну, док, насчет замшелости вы сильно преувеличиваете. Вы - парень еще хоть куда! И потом, умный, интересный собеседник не так уж часто встречается, а женщины это ценят. Вспомните Гете, как он покорял сердца юных дев, будучи гора-а-аздо старше вас, и все благодаря своему интеллекту.
        - И славе, мой друг, и славе... Женщины падки на славу.
        - Что ж, у них свои критерии выбора. И это хорошо. Для культурного прогресса. А насчет славы... Так ваше имя достаточно известно в научных кругах. Я не удивлюсь, если вам присвоят звание Народного академика.
        - Илар, ты далеко пойдешь. Ты умеешь ненавязчиво льстить начальству, не теряя при этом собственного достоинства. Да, у меня имеются определенные заслуги... Но вряд ли я доживу до Народного... Жаль... Куда там. Эти неучи из профессуры так и не выбрали меня ординарным. За "неблагонадежность", как они это называют. Зато это благонадежное дерьмо, не могущее отличить стиль барокко от барака, эпоху Ренессанса от коня Росинанта, - охотно пользуются моими консультациями. Однако извини, я отвлекся, а эта тема очень вредна моему желчному пузырю...
        "Он так же тщеславен, как и все", - подумал Илар.
        - Я вижу, ты в нетерпении?..
        - Да, неплохо было бы взглянуть на эту прекраснокудрую Елену, как любил выражаться Гомер. Надеюсь, она попала в объектив вашего голографа.
        - Ну конечно, о чем речь, - заверил Хейц, снимая с шеи амулет, который был не только рацией, но и миниатюрной голографической камерой, достал информационный кристалл и протянул его Илару.
        - Перепиши на стандартный носитель и любуйся на здоровье. Там, кстати, есть еще неплохие кадры бытового характера.
        Техник-пилот быстро снял копию, зарядил компакт-диск в голопроектор, вынес аппарат к профессору, и они вместе просмотрели отснятый материал. По ходу дела Хейц давал комментарии.
        Действие разворачивалось прямо в воздухе, метрах в пяти от зрителей, как и положено - в объеме, цвете, со звуком. Шум и гам базара доисторической эпохи ворвался в их интимный табльдот. Казалось, еще немного и они начнут ощущать крепкие запахи: рыбы - соленой, копченой, жареной; чеснока, лука, жареного мяса, дыма; благовоний знатных особ, трудового пота крестьян и ремесленников.
        - А вот прибыла наша героиня, - профессор обратил внимание Илара на богато украшенный паланкин, появившийся в правом углу изображения.
        Двое рабов поставили его на землю и выпрямились, разминая уставшие руки. Шевельнулась занавеска, скрывавшая того, кто там сидел. В узкую щель между двумя занавесями, шитых бисером, этот некто долго наблюдал за оператором, то бишь за торговцем. Наконец, занавески решительно раздвинулись, и из паланкина вышла женщина, похожая на богиню.
        Вспыхнуло на солнце золото ее кудрей и богатых украшений, свет упал на лицо, четко обозначив прекрасные черты. Сердце Илара дернулось так, что едва не пробило грудную клетку. Он покрылся холодным потом, в глазах потемнело... Еще секунда - и перед ним предстала во всей своей красе...
        Глава 3
        ЕЛЕНА, ДОЧЬ ЗЕВСА И ЛЕДЫ
        "Некогда славный герой Тиндарей принужден был покинуть свое царство, спасаясь от преследования жестокого Гиппокоонта. Долго скитался несчастный царь по темным лесам, по горным теснинам, где обитали враждебные, дикие племена. Наконец он прибыл в Этолию. Тамошний правитель Фестий радушно принял изгоя, дал ему кров и пищу. Тиндарей так пришелся по нраву Фестию, что тот отдал ему в жены свою дочь - прекрасную, как богиня, Леду. В скором времени с родины Тиндарея пришла хорошая весть: могучий Геракл победил Гиппокоонта, убил его и всех его наследников. Вернулся Тиндарей с прекрасной Ледой в Спарту и опять стал там править.
        В счастливом браке родила красавица Леда четырех детей. Прекрасная Елена и Полидевк были детьми Леды и эгидодержавного Зевса. А Клитемнестра и Кастор - детьми Леды и Тиндарея.
        Хотя братья Кастор и Полидевк имели разных отцов, но были похожи как близнецы. Их так и называли близнецами Диоскурами. Если братья Диоскуры были великими героями, то Прекрасная Елена славилась по всей Греции своей необыкновенной, божественной красотой. Еще совсем юную, ее похитил великий герой Аттики Тесей - тот самый, что победил Минотавра. Верные братья Диоскуры освободили Елену и привезли сестру в дом отца.
        Достигнув брачного возраста, Елена красотой своей едва ли не затмевала богинь Олимпа. От женихов не было отбоя. Озабоченный Тиндарей никак не мог решиться, за кого из знатных и великих героев Греции отдать свою богоподобную дочь. Справедливо опасался он, что отвергнутые претенденты затеют распрю со счастливым мужем, и тогда не миновать жестокой войны. Наконец, один из друзей женихов, хитроумный Одиссей дал совет растерянному отцу:
        - Пусть прекраснокудрая Елена сама выберет себе мужа. Все же остальные женихи дадут клятву, что не только не станут оспаривать ее выбор силой оружия, но и поддержат избранника, если он призовет их в случаи беды на помощь.
        Так и порешили: Елена выбрала прекрасного сына Атрея, Менелая, а женихи поклялись быть верными союзниками доблестного ее мужа.
        После смерти Тиндарея Менелай унаследовал престол Спарты и стал счастливо править, живя со своей женой Еленой Прекрасной. Не ведал молодой царь, сколько бед принесет ему женитьба на этой роковой женщине...".
        Илар бросил книгу на койку и вышел в коридор. Дверь каюты Хейца, как всегда, была распахнута настежь. Горел яркий свет и слышался победный марш из оперы Аида в самодеятельном исполнении профессора. Он обожал петь, когда занимался любимой работой. Пилот, словно тень, прошел мимо и направился в хозяйственный отсек. Здесь он долго, стараясь не греметь, чтобы не побеспокоить начальство, искал что-нибудь покурить. Сигары босса для него, уже полгода не курившего, были слишком крепки. Наконец, совсем случайно, в штабеле коробок обнаружился желто-синий блок "Сатурна". Какая добрая душа сюда его "занарядила", остается загадкой отдела снабжения.
        От нетерпения и потери навыка он безобразно раскурочил блок и дрожащими пальцами вытащил твердую глянцевую пачку. Возвратясь к себе в каюту, Илар включил усиленную вытяжку воздуха и закурил сигарету. От первых трех глубоких затяжек ноги его стали ватными, в голове зашумело, а тело охватило приятное расслабление - повторилось все в точности, как в детстве, когда он, в возрасте шести лет украл у отца папиросу из его табакерки. Вернее, сделал папиросу. У отца была коробка с пустыми гильзами и машинка, с помощью которой набивался табак...
        Он медленно подошел к зеркалу, уперся руками в стену и долго разглядывал свое отражение, как это обычно делают все молодые люди при каждом удобном случае. Из антимира на него тревожно смотрел коротко стриженый, с выгоревшими на солнце соломенного цвета волосами скандинав двадцати пяти лет от роду. Не юноша уже, но еще не совсем мужчина, если говорить начистоту. Самый дурацкий возраст. А может, самый счастливый? Голубовато-зеленые большие глаза с черными ресницами, прямой крупный нос, сильный подбородок. Мужественное лицо. Одна из сотрудниц Экспедиции, Клара, так и сказала: "Илар, у тебя мужественное лицо". Это был, по его мнению, самый лучший комплемент, когда-либо им полученный с тех пор, как он обнаружил у себя свойство нравиться женщинам.
        "Тогда почему?.. Почему, черт побери, с нами так поступают?!" - спрашивал он у своего двойника. Тот молчал, ибо ответ был очевиден: его использовали бесстыдным образом, подло обманули... Было обидно до слез. Профессор, разумеется, ничего не знает. Хотя мог бы и догадаться, если бы читал журналы "Playboy" и ему подобные шестилетней давности. Впрочем, он и нынешние-то вряд ли удостаивает взглядом. Другое дело, если это был "Вестник археологии"...
        Илар проанализировал ситуацию до логического конца, и его пробрало холодом. Кажется, он теперь знает причину "мерцания реальности", и сам он косвенным образом виноват в этом. Вот пойти и все самому исправить... Но имеет ли он на это право? Глупый вопрос - конечно же, нет! А если посоветоваться с боссом? И постараться вместе исправить положение... Нет, не стоит втягивать старика в эту историю. Он и так в опале, а в случае неудачи, на него повесят всех собак.
        Скорее против своего желания, движимый одним только чувством долга, он оказался у пульта экстренной связи с Центром и нерешительно взялся за красный рычаг, открывающий опломбированную крышку кодификатора. Он стоял и не знал, что ему предпринять и вдруг дернулся от резкой боли, пронзившей руку. Забытый окурок догорел до фильтра и обжег ему пальцы. Инстинктивно он схватился за ухо - полегчало. И вдруг ситуация предстала перед ним в другом свете. "Может быть, я ошибаюсь? - подумал техник-пилот и вернулся на койку. - И вообще, этично ли это?.."
        Но внутренний голос продолжал подзуживать его: "Тебя мучают этические соображения, а разве с тобой считались?" - "А если я ошибаюсь?" - "Поди и проверь". - "Это ужу будет явным нарушением инструкции..."
        Чтобы отвлечься, он с каким-то даже злорадством возобновил чтение мифов.
        ПАРИС ПОХИЩАЕТ ЕЛЕНУ
        "Когда у славного царя Трои Приама родился сын Парис, Гекубе, жене Приама, приснился ужасный сон: пылала Троя, и, как она поняла, виной этому был ее только что родившийся мальчик. Испугалась царская чета такому ясному указанию богов, и решили супруги избавиться от несущего беду младенца. Отнесли его и оставили в дремучем лесу на горе Иде, что высилась близ Трои. Медведица вскормила малыша и уберегла от гибели. Парис вырос и стал пастухом. Был он ловок и силен, не было ему равных по силе среди деревенских ребят. Случилось так, что Парис принял участие в состязаниях, которые проводил Приам. Парис победил всех сыновей царя. Разгневанные братья, воспылав гневом, хотели убить никому не известного пастуха, но узнала Вещая Кассандра, дочь Приама, в неизвестном давно потерянного брата. Возликовали Приам и Гекуба, раскаялись в содеянном и приняли героя в семью как равного. Напрасно Кассандра напоминала, что Парис погубит город. Ее не слушали. Бог Аполлон обрек вещунью на печальную участь: никто не верил ее предсказаниям.
        Сделавшись царевичем, Парис надумал жениться. Между тем слава о Елене Прекрасной докатилась и до Трои. И тогда вспомнил Парис обещание, данное ему Афродитой, что поможет она ему жениться на самой красивой женщине мира.
        Афродита сдержала слово, помогла построить для Париса чудесный корабль - легко управляемый и крепкий. Богиня любви готова была и в дальнейшем помогать любимому герою, некогда признавшему ее красивейшей из богинь Олимпа.
        Парис вместе с другом отправился на чудесном, крутобоком корабле в Спарту. Увидала Кассандра корабль брата, птицей летящего по волнам, и упала в страданиях на землю. Замучили бедную прорицательницу видения гибели Трои. Яснее прежнего видела она, как горит и рассыпается в прах родной город, как убивают его защитников, как уводят чужеземцы женщин в ненавистное рабство. Но напрасны были ее стенания. Предсказание начало сбываться с ужасающей неотвратимостью.
        Ни безбрежность морских просторов, ни поднявшаяся буря не остановили Париса в стремлении к желанной цели. Миновал он богатую Фтию, Саламин и Микены и прибыл, наконец, к берегам Лаконии. В устье Эврота многолюдная гавань была рада принять любого чужестранца, приехавшего с миром. Парис со своим другом Энеем сошли на берег и сразу направились к царю.
        Согласно великому закону гостеприимства, освященного самим Зевсом, Менелай радушно принял гостей, даже не спросив цели их приезда, и устроил в их честь многодневный пир. Парис назвался Александром - именем, данным ему пастухами, за его силу и ловкость.
        На пиру впервые увидел Парис-Александр Прекрасную Елену и пленился ее красотой. Он так влюбился в богоподобную дочь Леды, что совсем потерял голову. Не считаясь ни с какими законами, решил он соблазнить чужую жену и увести ее к себе на родину. Вскоре представился удобный случай осуществить задуманное: Менелаю необходимо было съездить по неотложным государственным делам в столицу тогдашнего делового мира - на остров Крит. Дорогих гостей поручил Менелай своей жене, велел ей заботиться о них, чтоб ни в чем не знали они отказа.
        Оставшись наедине с Прекрасной Еленой, коварный гость Парис пустил в ход все свои мужские чары. Стал он уговаривать царицу бросить мужа, Спарту и ехать с ним в Трою. Елена тоже была неравнодушна к заморскому гостю, который своей молодостью, красотой, великолепной силой и грацией быстро покорил ее сердце. Даже самый вид наряда сразу ошеломил красавицу, воспитанную в строгих спартанских традициях. Впервые видела она мужчину одетого в ярко зеленые атласные шаровары. Сверкающий золотыми нитями его восточный халат был обшит перьями павлина. Голову Париса венчал берет темно-фиолетового цвета с пурпурным пером цыпленка сказочной птицы Рух. Разве может женщина устоять перед этаким великолепием.
        Елена согласилась бежать с гостем. Тайно пришла она на корабль Париса, прихватив драгоценности семьи. Через три дня хранимый Афродитой корабль благополучно прибыл к берегам Троады. Так Парис стал мужем прекраснейшей из смертных женщин - Елены.
        Вот так бывает, господа: возвращается царь из командировки, а жены-царицы нет дома. Сбежала она с любовником, прихватив государственную казну. Хороший сюжетец для анекдота?.. Но продолжим.
        Лишившись жены и драгоценностей, коварно обманутый муж впал в ярость. Поостыв, поехал к брату своему - Агамемнону, посоветоваться, как быть. Микенский царь Агамемнон, старший из Атридов, предложил брату воспользоваться союзным договором, обязывающим великих героев Греции покарать негодяя, посягнувшего на честь знатной царской семьи. Со своей стороны, Агамемнон согласен на время стать верховным басилевсом и возглавить великий поход.
        Всеми правдами и неправдами вскоре было собрано огромное войско и на многочисленных кораблях отплыло оно к берегам Трои.
        Так началась Троянская война..."
        * * *
        В два часа пополуночи Илар осторожно поднялся со своего бессонного ложа и тихо скользнул в коридор. Профессор оглушительно храпел. Таблетка снотворного, которую помощник подкинул боссу в его молоко, выпиваемое им перед сном, подействовала безотказно. Целебный сон до утра был гарантирован.
        В тамбуре техник-пилот натянул на себя защитный, облегающий тело костюм. Он был двуслойным и состоял из влагопоглощающей ткани и слоя чешуек из сверхпрочной и огнеупорной металлокерамики. На руки натянул перчатки из того же материала, на голову надел шлем, почти полностью закрывающий лицо. Щель для глаз прикрывалась фотохромным бронестеклом. В таком одеянии человек был неуязвим. Один, он мог противостоять целой армии вооруженных до зубов воинов. В принципе, костюм мог выдержать прямое попадание бронебойного снаряда. Беда в том, что не выдержал бы удара сам человек. Целехонький костюм превратился бы в мешок с переломанными костями. Но от другого оружия, будь то: бластерный заряд, пуля, копье, меч, не говоря уже о стрелах, костюм надежно защищал.
        Соединив контакты воротника с контактами шлема, Илар включил микропроцессор, обеспечивающий работу камуфлирующей системы "Хамелеон". Чешуйки быстро начали менять окраску в соответствии с окружающей обстановкой. Теперь его, допустим, прижавшегося к стене или распластанного на земле, можно заметить только с очень близкого расстояния, да и то, если специально присматриваться, что, в общем-то, не безопасно для любопытного. Сунув за пояс нейрошокер, он вышел из хроноджета под звездную ночь древнего мира и стал пораженный, задрав голову кверху. Такого зрелища в гигантских супергородах никогда не увидишь. Небо было бездонно черным. Млечный путь сверкал, как алмазная россыпь, а ближние звезды были величиной с кулак и почти физически пронзали глаза своими острыми лучами.
        "Ну ладно, красоты красотами, а дело делом", - сказал чужак из будущих столетий и закрыл смотровую щель своего шлема бронестеклом. Сейчас же ожила компьютерная схема ночного видения "Сова", позволяя обозревать окрестности, правда, лишь в монохромном спектре. Никакого подозрительно движения в округе не замечалось. Как говорят поэты, все объято было сладкой негой сна. Не спали только цикады, чье однообразное и бесконечное "цви-цви-цви" вливалось в уши со всех сторон; и светящиеся жуки, как трассирующие пули, проносились в ночи.
        Илар понимал, что серьезно нарушает инструкцию: покидать хроноджет без разрешения начальника экспедиции строжайше запрещалось. Ответственность - вплоть до уголовной. Но обстоятельства подчас бывают сильнее инструкций. "Да какие там, к черту, обстоятельства, - подумалось ему, - одно нарушение правил влечет за собой другое, как маленький камушек толкает камень побольше. И вот уже лавина несет тебя в пропасть".
        Илар еще больше разозлился, когда вспомнил, подходя к телепортатору, что забыл взять второй идентификатор. Пришлось вернуться в тамбур и рыться во множестве настенных ящичках. Когда идентификатор, выполненный в форме браслета, был найден, пилот надел его на руку в дополнение к своему.
        Он подошел к телепортатору, оставив дверь хроноджета открытой. Это ему доставило маленькое злорадное удовольствие: не он один нарушает инструкции. Делалось это по просьбе профессора. Хейц страдал клаустрофобией после того, как его завалило землей в какой-то гробнице при раскопках в Гизе; с трудом соглашался спать в каюте (естественно, так же с распахнутой дверью), а не на открытом воздухе, жалуясь в оправдание, что обшивка хроноджета якобы экранирует его биополе от биополей матушки-земли. Впрочем, нарушение это было весьма безобидным. "Привратник" все равно никого не пропустит через дверь, занавешенную силовым полем. Ни комара, ни зверя, ни человека, психометрических данных которого нет в файлах его памяти. Один только свежий воздух. И биополя профессора.
        Пинком ноги Илар задействовал пространственно-вихревой конвертор телепортатора и, когда тот вошел в рабочий режим, ступил на приемно-передающую платформу - и спрыгнул на дощатый пол с аналогичной же платформы, которая находилась в городе, в конюшнях, принадлежащих Елене.
        Глава 4
        Отрывок из дневника Илара Кирке, датируемый вторым августа 2092 года.
        "Приближается день великого праздника Единения. Дата не круглая, но кваки ежегодно отмечают его с большой помпой. Еще бы, событие-то, действительно, эпохальное: пятьдесят с гаком лет тому назад на Землю прибыл головной отряд космического флота кваков. Пришельцы именовали свое вторжение "Большим Событием".
        Люди Земли встретят этот праздник по-разному. Одни с энтузиазмом примут участие в ставших традиционными карнавальных шествиях с непременным фейерверком под занавес. Другие - тихо, мирно проведут этот день в кругу семьи, тем самым молчаливо выразив свой протест. Разумеется, будут и эксцессы. Но, в общем, будет как всегда - песни, пляски, слезы радости и негодования.
        Лично я пойду на праздник, потому что, как и большинство молодых людей, отношусь к нему индифферентно. Или, скорее, положительно. Лишний повод повеселиться, почему - нет?
        Но что-то уже в душе скребет. Может, прорастают семена сомнений, брошенные некогда в мою мальчишескую душу дядюшкой Чарльзом, бывшим в свое время влиятельным политиком проземного толка. Но я помню и наставления отца: "Сынок, держись подальше от политики и политиканов, если не хочешь испачкаться в говне". У отца с дядей Чарльзом были сложные отношение, однако я любил... люблю их в равной степени.
        Строго говоря, так называемое "Большое Событие" случилось отнюдь не внезапно. Их разведчики давно кружили над планетой и в ее окрестностях, порождая массу легенд и слухов. И все же для основной массы трезвомыслящих землян пришествие кваков было как снег на голову. Конечно, вначале все были страшно напуганы и ужасно возмущались наглым вторжением. Отец мне рассказывал, что и он по молодости лет и как патриот, тоже участвовал в разных там митингах протеста против оккупантов, как и все, готовил бутылки с зажигательной смесью - "коктейли Молотова" - и делал прочие благоглупости, но... Но какой же дурак пойдет бунтовать, если тебе вдруг предлагают ключи от двухэтажного коттеджа с полностью автономной, безотходной системой жизнеобеспечения по классу "люкс". А коттеджи эти, продаваемые за смехотворную цену, как грибы стали расти возле чистеньких озер, которые еще недавно были смердящими вместилищами бытовых отходов, на полную утилизацию которых у муниципальных властей никогда не хватало средств.
        Всем, кто имел желание, предоставили работу часа на 3-4 с сохранением полного заработка, причем существенно увеличенного, остальное время - досуг. А что еще, скажите на милость, нужно среднему англо-американцу, среднему европейцу, бразильцу, мексиканцу, не говоря уже о среднем русском или африканце, которые всю жизнь мечтали о чем-то подобном и, естественно, воспринявшие явление кваков как пришествие Божьего царства. Только китайцы решительно отказались принять "дары данайские", как они обозвали благодеяния космических доброхотов. Но после эпидемии "игольчатой лихорадки", начавшей ни с того ни с сего выкашивать их плотные ряды с чудовищной быстротой, они стали сговорчивее. И что странно, лихорадка как по волшебству прекратилась, и блудный сын человеческий с узкими глазами был принят в дружную семью народов.
        Жизнь землян кардинально изменилась. Границы между государствами вскоре были упразднены, как и само понятие о державном суверенитете. От стран прошлого остались одни названия, которые теперь лишь означали административные территории Мирового сверхгосударства.
        Таким образом, искоренялась одна из главных причин, из-за которых возникали войны. Все богатства Земли стали общечеловеческими. Естественно, за Новый Порядок приходилось платить частью этого богатства, взимаемого кваками в виде налога за Опеку. Но таков уж закон жизни: хочешь жить - плати; хочешь хорошо жить - плати больше; хочешь жить хорошо и безопасно - плати еще больше. А жизнь день ото дня становилась все лучше, все веселей.
        А главное, здоровее. Да и дышалось легче. Сказанное - не метафора. Атмосфера планеты наконец-то очистилась от вредных веществ. Транспорта - как воздушного, так и наземного значительно поубавилось и использовался он по большей части для развлечений и спорта. Основную нагрузку пассажиро- и грузопотока взяли на себя мощные узлы Виджл-туннельного* транспорта (ВТТ), или по-другому, телепортации. [*Название образовано от фамилии канадского ученого-физика Саймона Виджла, который первый уразумел в общих чертах квакскую теорию телепортации.]
        В сознании людей изменилось само понятие о расстоянии: из любого медвежьего угла стало возможным сразу шагнуть в "Карнеги-холл", на Елисейские поля или в любое другое место, куда пожелаете.
        Внедрение телепортаторов сначала на Земле, а потом и на ближайших планетах также кардинально решало проблему передвижения людей и грузов через космическое пространство. Теперь космические ракеты, некогда наносившие огромный вред экологии Матери-Земле, стали анахронизмом. Лишь на дальних подступах к Солнечной системе вечную ночь космоса бороздили гигантские звездолеты Боевого Охранения. Кваки - Опекуны и Великие Наставники человечества - берегли землян как зеницу ока, вернее, как курицу, несущую золотые яйца.
        Еще одним новшеством кваков, потрясшим сознание людей, стали путешествия во времени, правда, разрешаемые аборигенам в строго дозируемых квотах. Тут-то и выяснилось, что все ключевые моменты истории планеты Земля тоже взяты кваками под охрану. Таким образом, земная цивилизация охранялась не только в пространстве, но и во времени. Это обстоятельство наконец-то объяснило тот факт, что кваки как бы ВСЕГДА ПРИСУТСТВОВАЛИ на Земле и ее окрестностях, а открыто явили себя миру лишь в определенный отрезок времени. Почему "Большое Событие" произошло именно тогда, когда оно произошло, - ни днем раньше, ни годом позже - остается загадкой кваков, как и само происхождение "хранителей мира", так они еще себя называют.
        Свою политику оккупационные власти проводят через учрежденный ими орган - "Совет Попечителей", каковая, в свою очередь, подчиняется требованиям неведомого для людей Совета по Опеке, не без юмора прозванного землянами "Небесной Канцелярией". По слухам, Совет по Опеке - это один из важнейших институтов Галактического Содружества, и находятся сии учреждения в столь высоких эмпириях, что простому смертному понять и разобраться в их деятельности весьма затруднительно, а то и вовсе невозможно. Признавая политические свободы и культурную автономию землян, "Небесная Канцелярия" дает лишь РЕКОМЕНДАЦИИ (только в исключительных случаях имеющих императивную форму, то есть - приказа) Мировому правительству Земли, а Правительство уже решало - принять эти рекомендации или "ну их на фиг", как сказал однажды (в первые дни Паники) бывший министр обороны бывшего США, в ответ на предложение кваков, ликвидировать военный потенциал государства до нуля (на следующее утро от министра ушла жена, а он за обедом случайно проглотил рыбную кость и умер от спонтанной гангрены ног). Поскольку рекомендации "НК", как правило,
были весьма разумными, их принимают к исполнению безоговорочно.
        Бог ли, дьявол ли сошел на Землю в образе амфибийной галактической расы кваков - вопрос этот остается открытым, ибо здесь уже затрагиваются извечные проблемы: о сложной, дуалистической природе мира, об относительности добра и зла, и решать эти нравственные вопросы должен каждый человек в отдельности. Даже если выбора нет, все равно есть выбор. Либо подчиниться, либо достойно умереть.
        Презрительную кличку "кваки" пришельцам дали земляне. Сами Попечители называют себя лонгами. По мирному договору с оккупантами аборигены вынуждены были предоставить им часть своей территории, вернее - акватории, где те и поселились в своих подводных домах. Вообще-то, пришельцы старались не раздражать своим присутствием аборигенов. Оккупанта редко когда можно было увидеть "живьем", если надо, они предпочитают общаться по средствам разного рода коммуникаций. Чаше всего их встречают рыбаки. Рыбацкий фольклор, таким образом, пополнился еще одним страшилищем в дополнение к русалкам, гигантским осьминогам и морским змеям.
        Физическим обликом кваки похожи на жаб. Так что антипатию землян к пришельцам можно легко объяснить. Люди издревле испытывали отвращение к этим земноводным. А если они еще и размером с человека, то вряд ли кому удастся избежать приступа ксенофобии.
        Однако, при всем своем отвратном облике, кваки проводили лояльную и дельную политику по отношению к землянам, и многим нравились их нововведения.
        Но самой важной, основной причиной, заставляющей землян ратовать за Новый Порядок, стал так называемый "Иллюзорий", он же - Райский Остров, он же - Остров Блаженных. Требования Нового Порядка просты и легко выполнимы: человек, ведущий себя примерно, то есть - не бунтует, не совершает преступлений, хорошо и добросовестно трудится на благо общества - по достижении 60-ти лет заносится, вернее, имя его заносится в так называемую "Книгу Жизни". Кандидата в райскую жизнь, с его согласия, подвергают специальной операции, целью которой является извлечение мозга пациента. Фактически человек лишается тела. Затем, извлеченный мозг заключают в специальную мобильную камеру, снабженную системой автономного жизнеобеспечения. Такой "человек" буквально присутствует на собственных похоронах. Иногда - с радостью, а чаще, с ужасом наблюдает он, как его тело, еще недавно бывшее таким живым, торжественно кремируют, естественно, после того, как родственники с ним простятся.
        Очередная партия консервированных мозгов телепортируется на Луну. На этом безжизненном, лишенном атмосферы спутнике Земли, в скальном монолите идет непрерывное строительство бронированных ячеек-камер, куда и помещают капсулы с мозгом. Капсулы подсоединяются уже к постоянной, централизованной системе жизнеобеспечения, а так же к "Иллюзорию" - огромной компьютерной системе, моделирующей виртуальную реальность высочайшего качества. Эта система, имея с "клиентом" обратную связь, то есть, руководствуясь его желаниями, - явными или подсознательными - ведет трансляцию в мозг информации на все органы чувств. Таким образом, "клиенту" дается как бы новая жизнь, вернее, псевдожизнь в киберпространстве - весьма яркая, изобилующая всевозможными приключениями. В этой псевдореальности осуществляются все мыслимые, а порой и немыслимые мечты и желания, которые по вполне понятным причинам в обычной жизни не могут быть исполнены.
        Применяя новейшие технологии кваков, продолжительность жизни мозга "клиента" удается довести до нескольких сот биологических лет. А если учесть, что в искусственной реальности время легко можно уплотнять, то фактически "клиент" получает почти бессмертие.
        Дабы приохотить людей к "Иллюзорию" Мировое правительство распорядилось переоборудовать кинотеатры под "Новые Иллюзионы". Прибавьте к этому продажу домашних установок виртуальной реальности, правда (и зачастую намеренно), не столь технически совершенных, как лунные. К слову сказать, прадедушки нынешних установок киберпространства появились еще до Пришествия, где-то в конце XX века. Таким образом, попутно решалась проблема досуга, а также (и это, возможно, более важно) значительно снижался уровень загрязнения ноосферы Земли негативной психической энергией, ранее выбрасываемой в огромном количестве в окружающую среду.
        Поскольку любая энергия, в том числе и психическая, - это всего лишь особое состояние материи, то превратить эту энергию в твердое вещество не представляет труда для развитой технологии пришельцев. И вот, вся нервно-психическая грязь человечества выплескивается теперь в киберпространство, где скапливаясь, конденсируется до состояния плотного Черного Вещества в специальных накопителях, нарезается брикетами и потом используется хозяйственными кваками по своему усмотрению. Может быть, они продают "ЧВ" эмоционально бедным космическим расам, а может, применяют в качестве оружия массового поражения, сбрасывая его в виде бомб на города своих противников. Можно себе представить, какая жуткая сексуальная оргия и кровавая резня начинается в городе, когда бомба разрывается, выбрасывая во все стороны черную злобную энергию Ид (эго). Нечто подобное, кажется, случилось в Шанхае незадолго до подписания Соглашения о Всеобщем Объединении Наций.
        Итак, эра пенсионеров стремительно закатилась. Более не встретишь уже благообразных или неряшливых, худых или толстых старичков и старушек, бесцельно сидящих на лавочках общественных скверов. Все они поспешили отправиться на "Остров Блаженных", "где нет уже ни печали, ни воздыханий, но лишь жизнь вечная".
        Технически осуществимая "загробная" жизнь стала мощным рычагом управления политической и общественной жизнью землян. Идея практического бессмертия, не приводящего к перенаселению жизненного пространства, а наоборот, к его упорядочению, сразу оказала на массы такое влияние, что почти повсеместно отбила охоту к каким-либо актам гражданского неповиновения Правительству и представителям оккупационных властей. Одиночные выступления против "Новых Иллюзионов", низводящих человека до пассивного потребителя, до ничтожного винтика в гигантском механизме власти Попечителей - жестоко пресекались самими же гражданами из числа лояльных обывателей, объединенных в Отряды Охраны Порядка (ООП). Но тем не менее организованное подполье существует. Несколько напыщенно они именуют себя "Истинными Сынами Земли" (ИСЗ). (Ярые феминистки требуют дополнить название организации, по их мнению, оно, название, должно выглядеть так - ИСиДЗ.) Большей частью среди бунтовщиков были те, чьи имена по разным причинам на включили и никогда не включат в "Книгу Жизни", что гарантировало им естественную смерть от старости. Но были среди
них (а сейчас их осталось мало) и принципиальные ОТКАЗНИКИ, добровольно лишившие себя "загробного" блаженства, что делает им честь. Впрочем, это крайне разношерстная публика: тут и порядочные люди, отказавшиеся из этических соображений, и политические фанатики, не говоря уже о фанатиках религиозных - от ортодоксов до обновленцев. Ведь по идеологии Церкви был нанесен жесточайший удар, после которого жизнь ее еле теплилась. Однако, каким бы мотивом ни руководствовался тот или иной отказник, факт остается фактом - не все люди безоговорочно приняли авторитарный режим кваков. Всеми законными и незаконными средствами отказники борются против незваных гостей, особенный упор делая на разъяснительной работе среди населения.
        Так, подпольно выходящий журнал "Сопротивление" писал: "По сути, "Иллюзорий" - это разновидность гуманной эвтаназии, ловко замаскированный геноцид. Таким образом пришельцы контролируют численность народонаселения Земли - своего протектората. И надо сказать, делают это весьма успешно. Люди с преступной безответственностью ДОБРОВОЛЬНО расстаются с жизнью в еще продуктивном возрасте, ДОБРОВОЛЬНО уступая арену созидательной деятельности космическим чудовищам, которым не нужны конкуренты во Вселенной. Не имея права уничтожить нас в открытую, в силу действия закона Галактической Конвенции, они пускают в ход коварство, обман и гибельный для нас соблазн. Мы разучились самостоятельно мыслить, искать новые пути, ошибаться, а значит, - учиться. Не заучивать цитатники кваков, а учиться у природы. Мы теряем цель и смысл жизни. Уже созданы опасные прецеденты отказа от жизни и ухода в "Иллюзорий" в возрасте сорока и даже тридцати лет. Обычно это были интроверты, то есть люди, замкнутые на своих внутренних переживаниях, но в последнее время среди них появились и экстраверты - люди, открытые вовне, обычно
социально активные, но теперь дезориентированные всеобщей девальвацией материальных и духовных ценностей. Число таких людей растет с пугающей быстротой. И это тревожит нас. Потому что это только начало. Начало духовного и физического вырождения землян как космической расы".
        Практически о том же самом говорит духовный лидер религиозного движения "Новый Иерусалим": "Чтобы остановить надвигающуюся вселенскую апатию необходимо срочно выработать Новую Концепцию Жизни, краеугольным камнем которой, несомненно, должно стать возрождение веры в Бога. Это будет главным оружием в нашей борьбе с космическим Антихристом..."
        Еще дальше пошли мусульманские фундаменталисты, они объявили квакам Черный джихад. Но их мало кто поддерживает.
        Может быть, действительно на Земле наступило воцарение Антихриста? Может, это о наших временах сказано в Евангелие от Марка: "... берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: это Я; и многих прельстят".
        Я уважаю отказников за гражданское мужество, ибо с этого начинается Сопротивление, но открыто присоединиться к ним не хватает духу.
        Но время идет, и я должен сделать свой выбор".
        Глава 5
        Профессор неплохо пристроил телегу. Отпадала надобность в беготне по ночным улочкам города и розысках дворца снохи царя Приама. Прибывший таким странным и чудесным для этих времен способом, не мешкая, подал голос, чтобы успокоить Франка. Однако тот все же испустил радостный ослиный вопль и затопал копытами. Илар зажал ему пасть и прошептал в длинное волосатое ухо: "Тихо, приятель! Не надо оваций... Меня здесь вряд ли ждут".
        Наконец Франк угомонился, затих под ласковой рукой. Пришелец внимательно оглядел помещение конюшен. Кое-где горели масленые светильники, и было относительно светло. И когда он скользнул мимо сонного загона, оттуда пахнуло теплом, фырканьем, нежным стуком переставленного копыта.
        Идти пришлось наугад, зорко высматривая возможную стражу. Таковая вскоре обнаружилась, спящая на соломенной подстилке, возможно, пьяная - кувшин из-под вина валялся тут же на полу. Двое молодых конюхов обнимали полуголую девицу. Вино и девица ухайдакали парней. Что-то приснилось одному из конюхов, он зашевелился, меняя положение тела. Пришелец застыл над ними с поднятой ногой. "Спите, спите, ребята, - мысленно заклинал он их, - в Багдаде, то бишь в Трое, все спокойно". И они послушались его. Тогда загадочная фигура легко и бесшумно перескочила через спящих и мгновенно растворилась во мраке соседнего помещения.
        Здесь его внимание привлекли невероятно роскошные повозки, явно предназначенные для парадных выездов хозяйки. Колеса и края одной из повозок были инкрустированы длинными рядами серебряных и лазуритовых бусин и украшены серебряными кольцами и амулетами, изображающих быков. Другая повозка была отделана мозаикой, золотые львиные головы с голубыми гривами из лазурита и раковин, маленькие золотые и серебряные головы львов и львиц перемешались с золотыми бычьими головами. На дышле блестело мощное двойное серебряное кольцо, сквозь которое пропускают вожжи.
        Оглядывая все это великолепие, достойное лучших музеев мира, пилот вовремя не обратил внимания на скромную квадригу без колес, которую какой-то дурак-конюшенный поставил возле прохода. Он ушиб кость голеностопа о торчащую металлическую ось, зашипел от боли и облился холодным потом. Минуты две Илар сидел на корточках, стиснув зубы, стараясь не стонать, пока пульсирующая боль в ноге не унялась. После чего он поковылял дальше.
        Наконец, случайно пилот проник в жилые покои. Но все равно пришлось довольно долго идти по замысловатой геометрии коридорам, разыскивая будуар Елены. Держась вблизи стены из розового мрамора, он был почти невидим в своем защитном костюме. Но при пересечении открытого пространства коридоров покровительственная окраска "хамелеона" мало чем могла помочь ему, и тогда он походил на некое мифическое существо или привидение с нечеткими, расплывчатыми очертаниями фигуры. Таким его и увидели стражники, игравшие в кости - древнейшую из игр, азартнейшую из игр, в которую, если верить "Махабхарате", проигрывались целые царства. Игра велась на полу, возле роскошных дверей, сделанных из кедрового дерева и украшенных бронзовыми пластинками с изображениями священных животных, несомненно, тех самых дверей, за которыми ночевала хозяйка дворца.
        Их было двое. Воины имели при себе кинжалы, у одного из них была связка из четырех дротиков с медными наконечниками (ерунда, дворцовая игрушка), у другого же имелось тяжелое боевое копье пехотинца с твердым бронзовым наконечником. Они вскочили с пола и судорожно взмахнули своим оружием. Илар на собственном опыте только что убедился - сильный удар, сосредоточенный в одной точке, был достаточно болезненным. Удар же, сосредоточенный на острие копья, бывает столь мощным, что может сбить с ног человека и повергнуть его в болевой шок, несмотря на защитный костюм. Пусть только на пару секунд, но этого достаточно, чтобы тебя скрутили.
        Адреналин давно уже переполнял его организм, вдобавок он уже загодя ускорил частоту дыхания, насыщая тело избытком кислорода. Теперь все это сработало как взрывное устройство. Темп его субъективного времени резко, скачком убыстрился, делая мир сонно тягучим и вязким. Илар сделал стремительный бросок вперед с одновременным проведением приема "маятника Хэйко", и пущенные дротики поразили пустое пространство, а мощный удар копья в крошку разнес облицовочную плитку дальней стены. Импульсы нейрошокера были бесшумны, но действенны. Стражники упали, точно сбитые кегли. Весь ужас их положения заключался в том, что они все видели, слышали и понимали, но не могли шевельнуть ни единым мускулом - будь то мускул руки, ноги или языка. Паралич продержит их в своих жутких объятиях часа два - не меньше. Все, чем мог помочь им сердобольный нападавший, так это закрыть беднягам веки, чтобы их глаза за два часа не высохли и не запылились. Проделав этот акт милосердия, пришелец открыл заветную дверь.
        Он молил Провидение, чтобы в будуаре не оказалось ни служанок, ни мужа, чтобы Елена была одна. И Проведение вняло его молитвам. Елена лежала в одиночестве на своей роскошной кровати, размером чуть меньше вертолетной площадки. Над обшитым золотом ложем позолоченные столбы держали прекрасный балдахин из ткани, напоминающей парчу. Увидев пришельца, похожего на выходца из царства мертвых, хозяйка резко вскочила на колени, сдавленный крик ужаса словно замерз у нее на устах. Илар впервые в жизни видел, как сочные ярко-красные губы мгновенно становятся черными. Предупреждая возможный обморок или истерику, он вскинул руку и поторопился сказать на американском диалекте:
        - Привет, Елена Смирнофф! Это я - Илар.
        Она обмякла на постели и закрыла лицо ладонями. Ее тело едва заметно дрожало, как от болезненного озноба.
        - Я присяду, с твоего разрешения, - сказал пилот, снимая шлем и отключая мимикрию костюма.
        Он приблизился к кровати и опустился на мягкий пуфик, обшитый золотой парчой. Его с головой накрыла волна нежнейшего сладковатого аромата, изысканная атмосфера которого всегда была как бы неотъемлемым атрибутом этой странной женщины.
        - Боже мой, Илар! - вскрикнула Елена тоже по-американски, губы ее вновь налились соком жизни и щеки пылали огнем. - Это ты... Я не верю своим глазам!..
        - А уж как я не поверил своим, когда увидел тебя в видеозаписи, которую сделал на вашем базаре профессор Хейц, мой нынешний босс. Вот... решил убедиться лично... - он стянул с рук перчатки и бросил их в шлем.
        - А-а-а... это тот, кто выдавал себя за торговца. - Елена встала с постели и накинула на плечи, поверх легкой полупрозрачной ночной рубашки, меховую пелерину. Ее знобило, хотя в апартаменте было жарко.
        Илар тоже содрогнулся, но по другой причине. Он не мог поверить, что цивилизованная женщина может так спокойно, равнодушно заворачиваться в меха убитых животных. Мех был белым, искристым, невероятно красивым и безумно дорогим. Но это никак не умоляло того факта, что шкурки были СОДРАНЫ со зверьков, СПЕЦИАЛЬНО УБИТЫХ для этой цели. "Дикость и варварство! Неужели она так низко пала, чтобы не замечать этого?" - подумал он, всматриваясь в знакомую и одновременно какую-то чужую женщину, прихорашивающуюся сейчас у огромного бронзового зеркала.
        - Что ты на меня так смотришь? - сказала она, глядя на него через полированный металл зеркала. - Я постарела, да?
        - Нет, - ответил он сурово. - Просто... ты стала другой. Чужой, может быть.
        Сказанное было правдой. За четыре года внешне она мало изменилась. Все тот же четкий античный профиль. Огромные синие глаза, обрамленные длинными ресницами, были все так же ясны и живы. Ни одна морщинка не посмела коснуться чистой гладкой кожи ее лица. Пышные золотые локоны были заколоты на восточный манер. Большие розовые соски высоких тугих грудей пытались пронзить невесомую ткань пеньюара. На этой воистину божественной фигуре не отразились ни многочисленные любовные романы, ни замужества... Линия талии и бедер была достойной лишь гению Создателя. Великий Леонардо впал бы в тоску от бессилия повторить ее. Илар явно различил сквозь ткань белый мраморный живот и темный треугольник под ним. (По ассоциации вспомнилось, что древние греки женский половой орган называли "дельтой".)
        - Я замечаю, что мое тело тебя по-прежнему волнует, - сказала Елена, тоном многоопытной обольстительницы, каковой, впрочем, она и являлась.
        Она села в некое подобие кресла, приняв нарочито сексуальную позу, и нервно затеребила рукой какую-то безделушку. Илар покраснел, но глаз от ее лица не отвел.
        - Лично я от тебя никогда не отказывался и не изменял. Я любил тебя, а ты... ты!..
        - Что - я? - произнесла Елена, скучнея лицом. - Если хочешь знать, я отвечала тебе взаимностью... может быть, не так, как ты себе это воображал... Знаешь, женщины бывают разными. Вот послушай: "Есть жены, страстные любовницы, тихие друзья, а есть женщины-царицы; они не любят, они дарят любовь". Так писал в мемуарах русский террорист Савенков, живший в конце XIX - начале XX веков. Так вот я - из категории женщин-цариц.
        - Скромность никогда не была в числе твоих добродетелей, - горько усмехнулся Илар. - Все твои речи и цитаты - ложь и отговорки! Да-да! Ты притворялась, что любишь... а сама попросту использовала меня! Мои добрые отношения с сэром Чарльзом Ньюменом. Ты и его окрутила. А он хоть и дальний, но все-таки мой родственник. Бедный дядюшка... впал в меланхолию, забросил свою политическую карьеру и стал писать стихи, да еще в китайском стиле. Это в его-то возрасте! Недаром его коллеги считают, что старичок съехал с рельсов...
        - Зато ему будет что вспоминать, - ехидно ответила красавица.
        - Да?! А что вспоминать мне? Твои фальшивые объятья?! Ты провела меня, как глупого мальчишку!
        - Почему же - "как", - усмехнулась хозяйка дворца, - Ты и был глупым мальчишкой. Впрочем, ты и сейчас мальчишка...
        - Ах, вот как! - гневно вскрикнул пилот и вскочил с места.
        Елена тоже встала и, сцепив руки, гордо взглянула на него.
        - Я специально разозлила тебя, чтобы дать повод хоть как-то успокоить твою совесть и позволить тебе довести до конца твою миссию. Ты ведь прибыл сюда, чтобы АРЕСТОВАТЬ меня, не так ли? Ну что ж, я готова. Можешь звать цепных псов из ОХРАНКИ. Где они? Стоят за дверью?
        - С чего ты взяла, не говори ерунды. Я здесь один.
        - О! Я опять забылась! Я вновь завысила свою значимость. Конечно, со слабой женщиной легко справится и один закованный в броню мужчина. Значит, ты теперь в Бюро?..
        - Нет! Я же сказал - нет! Уверяю тебя, мы здесь совершенно случайно... то есть, конечно, не случайно, а согласно институтского плана полевых работ. Но ты тут совершенно ни причем, как, впрочем, и Бюро по Охране Времени.
        - О'кэй! - согласилась Елена и с миролюбивым видом прилегла на кровать, опершись на локоть. - Я верю тебе... Честно сказать, вы с профессором очень напугали меня. Когда моя служанка похвасталась клипсами, какие в Нью-Йорке продаются на каждом углу, и сообщила, что приобрела их на базаре у заезжего торговца, мной овладела паника. Я решила, что меня каким-то образом выследили и пришли по мою душу...
        Вначале я хотела спрятаться, но потом поняла, что это глупо... и поступила наоборот. Разыграла из себя добрую, гостеприимную самаритянку и зазвала торговца к себе в дом, чтобы все у него выведать. Судя по тому, что он не знает меня в лицо, во мне затеплилась надежда ошибочности моих предположений. Однако старикан мог ведь и притворяться, а мог быть и в сомнении. И когда пришел ты, хорошо меня знающий, я была в таком смятении... Теперь ты, кажется, меня успокоил. Можно перевести дух. Ну, как твои дела?
        - Мои дела? - Илар вновь уселся на пуфик. - Мои дела... Да ничего... Закончил технологический колледж - это было уже через два месяца после того, как ты исчезла... Ну вот. Потом - летные курсы... Правда, поступил я не с первого захода, потому что хандрил... гм... но потом взял себя в руки - и поступил в Училище. Не стану лукавить - дядюшка помог. Там был дикий конкурс... Как видишь, я кругом ему обязан...
        Илар запнулся, но видя, что лицо хозяйки все еще выражает интерес к его личности, продолжил с большим энтузиазмом.
        - Сейчас работаю техником-пилотом в Экспедиции при Институте Темпоральных Исследований. Заинтересовался историей. Хочу поступать на исторический факультет при нашем Институте. Посчастливилось: удалось попасть в полевую работу. Мне действительно повезло. Мы ведь по большей части все в простое находимся или обслуживаем Опорные Пункты - рутина, а тут - полевая экспедиция, прямой контакт и все такое прочее... Чертовски интересно! Да и для общего развития полезно. Теперь, к примеру, я знаю древнегреческий. Конечно, Гомера в подлиннике мне не одолеть, но объясняться с аборигенами на бытовом уровне могу довольно сносно...
        - Слушай, у тебя есть закурить? - неожиданно сказала хозяйка, с надеждой глядя на гостя.
        Илар машинально хотел ответить, что нет, что он бросил курить, но тут же вспомнил о сигаретах, специально взятых им с собой для Елены, с которой он был близок когда-то и которую не мог забыть. Та Елена курила. Та Елена вообще много чего делала...
        Он расстегнул молнию на поясной сумочке, вытащил сигареты и, стараясь, чтобы движения его не выглядело пренебрежительным, бросил пачку на кровать. Елена проворно выдернула сигарету своими удлиненными наманикюренными ногтями и прикурила ее от масленого светильника, стоящего у изголовья ее ложа. (Ложа любви, подумал Илар.)
        - Ах-х-х, какое блаженство! - сказала она, выдыхая медвяный дым и томно закатывая глаза. - Ты даже представить себе не можешь, какую гадость я здесь иногда курила, чуть ли не полынь. Потом пришлось бросить. Все время на людях, сам понимаешь... Ладно, что там вспоминать, лучше посмотри, как я живу, - сказала она и сделала царственный жест рукой, как бы милостиво разрешая гостю обозреть и оценить ее апартаменты.
        - Шикарно! - вполне искренне ответил Илар, осматривая мраморные стены, украшенные золотом и лазурным камнем.
        Потолок из кедрового дерева был покрыт украшениями из чистого золота с той варварской щедростью, которая была характерна ранним историческим эпохам. В дальнем углу будуара стояла бесценная арфа с инкрустациями из золота и слоновой кости, изображающих животных. Все это могло быть восхитительными музейными экспонатами, любование которыми приносило эстетическое удовольствие. Но постоянно жить в этаком холодном благолепии современному человеку, привыкшему к функциональному дизайну, было бы совершенно невыносимо. Во всяком случае, на его, мужской взгляд.
        - Послушай, Елена, - вернулся он к более насущным проблемам, - скажи мне, ради всех богов Олимпа, зачем ты это сделала? Почему ты стала НЕВОЗВРАЩЕНКОЙ? Что тебя прельстило здесь?
        - Как это "что"?! Свобода, мой милый, свобода! Возможность реализовать себя как можно полнее. Вот цель, ради которой только и стоит жить. - Она победоносно взмахнула рукой, но лицо ее исказила гримаса отвращения: - Невозвращенка, отщепенка, диссидентка, извращенка - все эти словечки из вашего рабского лексикона есть верный признак потери обществом духовной и физической свободы.
        - Если ты намекаешь на Попечителей, то, уверяю тебя, их пришествие, в конечном счете, обернулось благом для землян.
        - Плевать на кваков. С ними ли, без них, все равно мы остаемся рабами механизированного общества. - Елена выпустила струю дыма в потолок и вместе с дымом временно улетучился ее обличительный пафос; она склонила голову и посмотрела на собеседника взглядом провинившейся кошки. - Ты прости меня, Илар, я, конечно же, поступила с тобой по-свински... Но у меня не было выбора. Впрочем, я не очень кривила душой, когда решила познакомиться с тобой. Ты мне действительно нравился... и до сих пор нравишься как человек. Но скажу тебе честно, мой идеал - зрелый мужчина. Если ты понимаешь, что это такое. Ну да ладно... Вот так - через тебя - я завела нужные мне знакомства... Я была настойчива, а кое с кем и покладиста... А как я добыла поддельный диплом бакалавра истории - не хочется и вспоминать. - Елена по-женски часто делала нервные затяжки, держа сигарету вертикально. - Вот... и в результате попала я в состав археологической экспедиции Денверского университета. Нас было пять человек, мы изучали Микенскую Грецию XIII века до н. э., прежде чем ей превратиться в руины. Эта эпоха идеально подходила для моих
планов. Не буду рассказывать, как я инсценировала свою гибель, важно, что я сумела стать той женщиной, о которой мечтала с детства. Я читала миф о прекрасной Елене, не подозревая, что читала о себе самой...
        Елена грациозным движением поднялась со своего ложа, затушила окурок в большой плоской раковине и закурила новую сигарету.
        - Поверь, - сказала она, вновь взобравшись на кровать, - мне нелегко было ею стать. Многое пришлось мне испытать, пока я добралась до Спарты. Прежде всего, необходимо было обеспечить себе подходящую "легенду".
        - Но как тебе удалось выдать себя за царскую дочь?!
        - Я была дерзка. Набралась наглости и заявилась во дворец Тиндарея и объявила ему и его жене Леде о том, что я их дочь, вернее, дочь, которую родила Леда от связи с самим Зевсом. Я поведала им о том, что созревание плода и роды произошли в то время, когда он, Тиндарей, отсутствовал по государственным делам. А он и в правду отсутствовал довольно часто и подолгу. По воле Громовержца, сказала я этим простакам, меня, месячного младенца, перенесли быстрокрылые боги в далекую страну Америку, где и воспитывалась я, пока не стала взрослой. А зовут меня Еленой, прошу любить и жаловать.
        Тиндарей был так тщеславен, что сразу поверил, будто сам тучегонитель, могущественный Зевс польстился на его жену. Это ли не лучшее доказательство его, Тиндарея, отменного вкуса. Только царь высказал робкое удивление по поводу того, что любезная женушка словом не обмолвилась ни о чем подобном. - Из уст хозяйки дома вырвался смешок, будто разбился хрустальный бокал; затем она продолжила с воодушевлением:
        - Леда, из того же тщеславия, не стала уличать меня во лжи. Мало того, умело подыграла, сказав по поводу своего умолчания, что была связана клятвой, данной богам. Бедный рогоносец вновь поверил своей супруге, как и в первый раз, когда Леда родила ему "от Зевса" сына Полидевка. (Еще один "хрустальный бокал" разбился вдребезги.) Так я начала свою карьеру Елены Прекрасной.
        Илар расстегнул ворот костюма, ему было жарко.
        - За одно только упоминание об Америке в присутствии местных жителей, - сказал он осуждающе, - тебе может быть предъявлено обвинение в умышленном создании парадокса. Однако мало того, ты, по собственному твоему признанию, активно вмешалась в Историю. А это настолько серьезное преступление, что...
        - ...что ты, - едко продолжила Елена его фразу, - как лояльная букашка, считаешь своим долгом сообщить, куда следует.
        Глаза ее засветились недобрым огнем. Она решительно погасила сигарету, будто приняла какое-то окончательное решение.
        - Не в обиду тебе будет сказано, Елена Владимировна, но вы, русские, только потому всегда страдали, что никогда не уважали закон. Вы природные анархисты и революционеры... И твое увлечение мемуарами этого э-э-э... Савенкофф - лишнее тому подтверждение. - Илар, видя, что его замечания раздражают Елену все больше, смягчил словесный напор. - О'кэй! В угоду вашей природной слабости, я не стану сообщать в Бюро, но ты должна добровольно вернуться со мной... - Он снял с руки запасной браслет. - Вот, взял идентификатор для тебя, чтобы ты могла пройти через охранное поле.
        Елена вспыхнула гневом и закричала, сжав кулачки:
        - Но ведь это что в лоб, что по лбу - одно и то же! По прибытии ТУДА, меня отдадут под суд. Не-е-т, я не вернусь назад добровольно... - Она зло ткнула пальцем в сторону незваного гостя. - Вот за что я терпеть не могу вас! Ты даже не можешь быть порядочным мужчиной. Одна из причин моего побега как раз и заключается в том, что я искала общество, где человек что-нибудь да значит. Где он реально влияет на мир, где мужчина - рыцарь, который за свою любимую отдаст жизнь! Где женская слабость оборачивается силой, без этих жалких потуг эмансипированных идиоток. - Она перевела дыхание и продолжила с твердостью:
        - Да, я хотела, чтобы мир вращался вокруг меня. Мне надоело быть ничтожной, безвестной и безликой, одной из многомиллиардных песчинок в океане вашего бредового сверхгосударства. Для суперцивилизации человек как личность просто не существует. И как бы ты не бился головой об эту несокрушимую пирамиду, находясь внутри, ты не сможешь сдвинуть ее ни назад, ни вперед, ни вбок. Я больше не могла жить в мире, где никто тебя не воспринимает всерьез. Невыносимо быть лишь жалким сексуальным придатком сильных мира того, в то время, когда я сама желала быть сильной...
        Илар молчал. Он понимал, что нужно дать высказаться этой женщине, одержимой манией величия. Она давно не имела возможности излить свою душу человеку, хотя бы отдаленно ее понимающего.
        - Ты же знаешь, я бросила карьеру фотомодели, как только поняла - насколько я была наивной дурочкой. Боже мой! Когда я приехала в Штаты, я же там никогошеньки не знала. Я уцепилась за эту, как мне казалось, престижную работу со всем пылом молодой идиотки. Я воображала Америку, лежащую у моих ног! Но мои судорожные попытки вырваться из обывательского болота и возвыситься над толпой, еще глубже затягивали меня в грязь. Ты знаешь, я не щепетильна... Я стелилась под каждого слюнявого менеджера, под каждого толстобрюхого продюсера, если он хотя бы в какой-то степени мог способствовать тому, чтобы мое прекрасное личико и мое тело было запечатлено на обложке журнала. И чего я добилась? Ни-че-го!
        После первых относительных успехов, пошла черная полоса неудач. Ни с того, ни с сего сменился имидж секс символа. Вдруг стали модными синюшные полупрозрачные девицы типа "а ля Освенцим". Подумать только: это у американцев-то! Которые всегда тащились от баб вот с такими титьками! Суки! Только пресыщенная развратом ублюдочная культура "Нового Вавилона" могла докатиться до такого убожества.
        Елена задохнулась от ненависти и, отдышавшись, продолжила:
        И вот пока эти толстые задницы печатали своих тощих сучек, я прозябала на задворках третьесортных изданий для престарелых лесбиянок. Жуть! Мерзость! Веришь ли, от отчаяния я даже подумывала о пластической операции! Нонсенс! О! Сейчас я вспоминаю это с содроганием. И я перестала кого бы то ни было жалеть. Я поняла вдруг, что родиться, жить, и умереть в безвестности, утешившись грезами "Иллюзория", - вот жалкий жребий большинства людей моего времени, будь оно проклято! Но мне не нужна иллюзорная жизнь, мне нужна настоящая жизнь - с подлинными, а не картонными страстями мыльных опер. И вот я, наконец, вырвалась из того кошмара. Здесь я значу многое. Целые страны ведут из-за меня войны. - Взгляд Елены стал жесток. - Вот этой рукой я управляю Историей. И не под чужим именем, а под своим собственным! Я стала первой знаменитой женщиной в истории Земли. Понимаешь? Первой! Все эти клеопатры и помпадурши были потом, после меня, много их будет... а я одна, самая первая!
        - Ну, допустим, не самая первая, - возразил Илар, любивший точность порой в ущерб вежливости, за что его часто журил двоюродный дядя по материнской линии сэр Чарльз (в прошлом весьма влиятельный сенатор, член Контрольной комиссии при Мировом правительстве). - Если вести счет времени от этого отрезка, столетием раньше тебя - в XIV веке до н. э. - была небезызвестная Нефертити - жена фараона Эхнатона, а еще несколькими веками раньше - Белокурая Хетепхерес, прародительница IV династии, мать самого Хеопса, одна из самых древних цариц мира... Если, конечно, мы не станем считать Еву...
        - Заткнись! Мог бы и промолчать, твоя бестактность оскорбительна! Не надо давить своим интеллектом - я не глупее тебя. Плевать я хотела на твою Нефертити и тем более на ту Белокурую блядь... Будь они такими знаменитыми, про них бы сложили легенды. Где эти легенды? Их нет. А про меня - есть! Пусть я не первая, зато в своем роде - единственная...
        - Единственная и неповторимая, - полушутя, полусерьезно закончил гость мысль хозяйки, - Елена Прекрасная!
        - Да! - Елена вскинулась на постели и приняла позу дикой кошки, готовой к прыжку. - Именно единственная и неповторимая! Но моей власти мешает ваш долбаный мир! Если бы я могла, я уничтожила бы его!!!
        - Ты не можешь уничтожить то, что тебя породило, иначе - уничтожишь самое себя.
        - Это меня и останавливает. Но, если меня прижмут к стенке, я совершу такое...
        - Ты опасная маньячка, - сказал Илар и качнулся вперед, намереваясь встать.
        - Сиди! - крикнула Елена, ее рука вынырнула из-под подушки, и гость увидел черный вороненый ствол бластера. - Иначе сожгу твою твердолобую башку!
        Он мельком взглянул на свое запястье, где находился психрометр: индикаторное поле почернело, это означало, что партнер по диалогу находится на грани нервного срыва и запросто может нажать на курок.
        Илар почувствовал, как, несмотря на гигроскопичный слой костюма, холодный ручеек пота бежит у него по спине между лопатками. Он готов был поклясться, что нацеленный ему в лоб "Скорпфайер", имеет серийный номер АН 8888 и разыскивается Отделом Безопасности Бюро. На инструктажах их формально знакомили со списком служебного оружия, похищенного или утерянного при невыясненных обстоятельствах, но никто не считал нужным запоминать его - пусть этим занимаются службы по борьбе с терроризмом. Но в его мозгу хорошо отпечатались эти четыре восьмерки, в силу редкого сочетания цифр. Ствол, кажется, пропал как раз четыре года назад. Все сходилось.
        - Ну, хорошо, - сказал он, стараясь сидеть неподвижно. - Даю слово, что гарантирую твое инкогнито. Но ты должна отдать мне свое оружие. Мы не можем допустить его появления в доисторической эпохе, это приведет к нежелательному парадоксу...
        - Тебе, мой благоразумненький мальчик, сейчас надо думать не о каких-то дурацких парадоксах, а о том, как унести отсюда ноги или быть мне полезным, в противном случае, сам понимаешь...
        - Хрональные парадоксы не могут быть дурацкими, это очень серьезная проблема безопасности Истории.
        - На сей счет у меня имеется своя теория, - сказала Елена, презрительно улыбаясь. - Я считаю, что нет никакой так называемой чистой или первоначальной Истории, о которой вы все так печетесь. Поскольку История, среди прочего, есть результат воздействия людей на ход событий, то нет большой разницы в том, какие люди воздействуют на события - местные или пришельцы из будущего, каковыми, кстати, могут являться и кваки. Раз природа допускает подобные вмешательства, значит такое вмешательство ПРЕДУСМОТРЕНО Высшим Планом. Оно, это вмешательство, становится фактом Истории и, стало быть, говорить о парадоксе бессмысленно. Если бы я повернула ход событий в нежелательную для кваков сторону, они давно бы перехватили меня еще на старте.
        - Ерунда, - резко возразил Илар. - Юридически тебе нельзя было бы предъявить обвинение за несовершенное еще преступление. А поскольку профилактические аресты теперь отменены, стало быть, изолировать тебя не представлялось возможным. Началась бы гонка во времени с еще большим запутыванием событий, образованием временных петель и как результат - дополнительное ослабление и без того нестабильной ткани континуума.
        - Хорошо, - согласилась Елена, - но почему они не вмешиваются постфактум? Значит, их устраивает творимая мной история!? Ха! А ты не допускаешь мысли, мой глупый прямолинейный мальчик, что Попечители сами же тайно и направляют меня?!
        - Возможно... Не берусь утверждать обратное... Нам не дано знать их планов, но зарываться я тебе не советовал бы.
        - Советы будешь давать, когда станешь моим советником! Если доживешь до того дня, - оборвала его Елена, глаза ее сверкали полубезумным блеском. - В этот отрезок времени я сама творю историю! Это захватывающие чувство - играть судьбами людей. Удовольствие, получаемое от хорошо разыгранной шахматной партии, - лишь бледная тень того чувства, когда играешь живыми людьми. В данной партии я играю на стороне греков. Ты удивлен? Объясню. Потому что делать мне здесь больше нечего... Парис погиб... Гектор, единственный друг, кто понимал меня и хорошо ко мне относился, тоже пал смертью. Мой нынешний муж - Деифоб - ничтожество. Все в городе ненавидят меня! Считают меня виновницей гибели их мужчин. Они только и ждут случая, чтобы расквитаться со мной... Мерзкая толпа, вдохновляемая этой фанатичкой - Кассандрой, жаждет моей крови. Так пусть же они захлебнуться своей! Я помогу грекам взять Трою!
        - Но, Елена! Это безумие!
        - Напротив, это всемогущество! Мне служат самые видные мужи этой эпохи. Хочешь, я познакомлю тебя с одним из них?.. Или даже с двумя? Но сначала я должна обезвредить тебя. Учти, что мой бластер поставлен на стрельбу сериями. Так что, если хочешь спасти свою голову, а заодно и себя, - брось шлем и оружие и ляг на пол лицом вниз. Руки - за голову, и упаси тебя Бог, сделать двусмысленное движение.
        Он подчинился: отстегнул ремень пояса - нейрошокер скользнул по бедру и брякнулся не пол, Елена ловко подхватила его, спрыгнув с кровати. Илар, уткнувшись носом в мозаичный пол, с горечью подумал о том, как глупо иногда попадаешься. Вроде все есть при тебе, чтобы обезопасить себя: и защитный костюм, и спецподготовка, и неотразимое оружие, а вот поди ж ты... Какой-то неучтенный инструкцией душевный порыв сводит на нет твои преимущества - и все летит к черту! Как говорил профессор: против предательства бессильны даже боги!
        Хозяйка дворца позвонила в колокольчик. И сейчас же откуда-то из глубин апартаментов, откинув тяжелые портьеры, в будуар явились двое мужчин. Они деловито скрутили пленнику руки и связали их за спиной веревкой. Затем его рывком поставили на ноги.
        Глава 6
        - Знакомься, - сказала Елена, переходя на ахейский диалект, и представила одного из мужчин. - Знаменитый Одиссей, сын Лаэрта, царь Итаки. Под видом нищего он проник в город со своим другом Диомедом.
        Илар взглянул на рыжебородого человека среднего роста, физически крепкого, с гордой осанкой, но одетого в рубище, со следами ударов бича на лице. Другой был здоровенным, как самый большой шкаф, мужиком и имел столь же странный вид. От них густо пахло луком и рыцарством. Тут уж последний скептик, сомневающийся в правдоподобности мифов, беспомощно развел бы руками - против фактов трудно что-либо возразить. Легендарный Улисс живьем стоял перед ним, готовый убить пленника по первому приказу этой безумной женщины. Впрочем, он благодарен был ей хотя бы за то, что она не применила к нему нейрошокер, а лишь прибегла к веревке.
        - Они пришли, - продолжила хозяйка представлять своих друзей, - чтобы похитить палладий - святыню города, но Проведение послало нам более крупную добычу, с помощью которой легко будет взять непреступную Трою.
        Илар стал догадываться о планах Елены и содрогнулся от ужаса. Еще раз он убедился, сколь беспечными могут быть люди, в чьи руки доверена первоклассная техника. За свою и профессора доверчивость, а попросту говоря, преступное головотяпство, они расплатятся самой дорогой ценой, ценой гибели многих людей.
        Елена приказала Диомеду увести пленника в ее тайные покои и там оставаться до утра. Когда незадачливого, поникшего духом визитера увели, она обратилась к Одиссею:
        - Слушайся меня во всем, доблестный царь Итаки, и я научу тебя, как овладеть Троей. Но об этом после, а пока вот что: на заре я дам вам с Диомедом повозку для того, чтобы вывезти пленника из города. Доставите его на твой корабль. Заприте его там и охраняйте неотлучно.
        - Может быть, лучше убить его, не мешкая... - возразил Одиссей.
        - Нельзя! - воскликнула Елена. - Его жизнь охраняют боги. Горе тому, кто поднимет на него руку. Тогда не избегнуть смерти ни ему самому, ни его близким друзьям... ни даже мне...
        Одиссей испугался и больше не проявлял инициативу.
        - А теперь напряги свой острый ум, - сказала Елена гипнотическим тоном, - как только можешь, а волю сожми в кулак. Понадобится все твое мужество и культура, дабы не уподобиться жалкому варвару...
        - О чем ты говоришь, Прекрасная Елена?
        - Расскажу по дороге, у нас мало времени, скоро рассвет...
        Елена переоделась в костюм амазонки, взяла кувшин вина, передала его Одиссею и велела следовать за ней. Быстрым мужским шагом ступала она по коридорам дворца, ее доблестный спутник еле поспевал за ней.
        - У меня в конюшне стоит чудесная повозка, на которой приехал ко мне один чужеземец, - говорила она ровным голосом, словно бы и не двигалась так стремительно. - Волшебным свойством она обладает. Большие расстояния она делает короткими. Подобно крыльям Гермеса в мгновение ока она перенесет тебя, куда пожелаешь. Сейчас мы с тобой помчимся на ней к отшельнику, который живет на берегу моря в небольшой пещере. Обманом мы захватим его в плен и заставим помочь нам овладеть городом. Повозку охраняет ишак, да не простой, а заколдованный. Его мы напоим и отвлечем более интересным занятием... - Елена лукаво улыбнулась ошарашенному, дико озиравшемуся по сторонам греку.
        Когда они пришли в конюшню, Франк встретил их настороженным взором, беспокойно перебирая копытами.
        - Франк, милый, - ласково сказала коварная женщина, - Илар просил напоить тебя... Вот вино, угощайся.
        Одиссею не раз доводилось спаивать животных смеха ради, и сейчас он сделал это довольно ловко. Когда Франк вылакал полведра неразбавленного вина, Елена, которая знала мужскую натуру лучше, чем кто-либо, вывела для него элитную ослицу из своей конюшни. Молодая кровь Франка, подогретая вином, вскипела моментально, и он помчался за вожделенной самкой, сокрушая как мелкие, так и крупные препятствия на своем пути.
        Елена взглянула на свои часики, верно ей служившие уже который год (нужды в которых не ведали счастливые люди этого мира), было без одной минуты три. Другую ее руку обхватывал браслет, принесенный для нее Иларом. Конфискованный же браслет пилота она заставила надеть своего спутника. В отличие от дактилоскопических, срабатывавших только на индивидуальный папилярный узор пальцев, наручные идентификаторы работали по радиопринципу "свой-чужой" и служили своего рода пропуском в охранную зону любому, кто бы их ни надел.
        - Полезай за мной на повозку! - велела Елена и, сверкнув белыми обнаженными, такими соблазнительными ногами, забралась под тент.
        Одиссей с сомнением оглядел видавшие виды деревянную телегу, качнул это хлипкое сооружение своей могучей рукой и, совсем как заядлый автомобилист, пнул ногой шаткое деревянное колесо, обитое для прочности бронзовым ободом.
        - Послушай, женщина, - сказал он голосом, в интонации которого уже не чувствовалось былого восхищения, - ты ничего не перепутала? Точно ли это повозка богов? И где же быстрокрылые кони?
        - Не нужны ей кони, ёлки зеленые, - сказала она, начиная сердиться, - и вообще, эта повозка лишь маскировка. То, что нам нужно, находится здесь... Залазь ко мне, я все тебе покажу и растолкую.
        Одиссей перемахнул через борт телеги и присоединился к очаровательной предводительнице. Внутри, под матерчатой крышей, вдвоем им было тесно. Но Одиссей с наслаждением переносил эту тесноту, потому что она позволяла ему ощущать прекрасное тело Елены; и он ощущал его ненароком, а под конец и просто в открытую.
        - Не увлекайся! - Елена дернула плечом. - Мы пришли сюда не за этим...
        Она раскидывала сено, которым Илар замаскировал телепортатор. Низкий полог не позволял выпрямиться, все приходилось делать на четвереньках, в малопристойной позе.
        - Смотри, - указала Елена на обнажившийся аппарат. Вот как раз то, о чем я тебе рассказывала. Можешь называть это колесницей...
        Аппарат выглядел солидно, мощно, таинственно.
        - О! - уважительно произнес Одиссей и осторожно погладил прохладный металлический бок телепортатора. - Клянусь всеми богами, эту штуку действительно ковал сам Гефест! Правда, довольно-таки маловато украшений... Значит, колесница, говоришь... - его вновь одолели сомнения, но другого рода. - Прости за тупость, златокудрая, но я по-прежнему не вижу здесь ни крыльев, ни ко... гм... да и маловата она для двоих. Не уместимся... Опять же и держаться-то не за что. Ежели произойдет чудо и она помчится, как бы не сверзиться с нее. Нет, тут что-то не так. Боюсь, обманул тебя чужеземец проклятый. Знаешь на что это походит? На алтарь. Может, это алтарь? А, Елена?
        - Хватит дискуссий, пусти меня... - Елена уже разобралась в модификации аппарата, включила подсветку индикаторов, проверила мощность аккумуляторных батарей и запустила генератор вихревого поля, обеспечивающего внепространственнную переброску материальных объектов. Рубиновые столбики плясали на шкале, показывая относительную стабильность континуума.
        - Зачем ты зажгла огонь?! - Хитроумный царь Итаки отдернул руку от телепортатора и подозрительно воззрился на свою спутницу: его раздирали противоречивые чувства - сексуальное возбуждение и страх.
        - Это не огонь, просто свет, он не обжигает.
        - О, мать моей матери! Колесница, у которой нет колес! Огонь, который не жжет... Я, должно быть, сплю, ущипни меня!
        У Елены от гнева потемнело в глазах, едва сдерживаясь, она подтолкнула дотошного грека к аппарату:
        - Ступай ногами на платформу. - Последнее слово было сказано по-американски.
        - Мне не понятны твои слова, женщина...
        - Забирайся на алтарь, живо!
        - О, Прекрасная Елена! - воскликнул легендарный Улисс побледневшими губами. - Ты хочешь принести меня в жертву богам?!
        - Не говори глупостей, это вовсе не алтарь. Сейчас не время играть в слова. Сам все увидишь и поймешь. Ну же, хватит трястись, как овечий хвост, будь же, наконец, мужчиной! Сейчас мы помчимся быстрее мысли, так что делай, как я, держись за меня! Обними меня крепко! - Уста ее источали мед любви, в глазах же метались гнев и презрение.
        Одиссея охватил ужас. На мгновение ему показалось, что эта прекрасная женщина превратилась в жуткую гарпию. Инстинктивно он схватился за рукоять меча, но Елена притянула грека к себе, обняла, и тот забыл обо всем на свете, сжимая в объятиях божественное тело.
        И вдруг в самый счастливый миг его грубо оттолкнули. Одиссей скатился с "алтаря" на землю, неведомо откуда взявшуюся. Он вскочил и хотел было воззвать к богам, но Елена зажала ему рот своей маленькой, но крепкой ладонью.
        - Вот мы и прибыли, - прошептала она, тяжело дыша ему в ухо.
        Древний грек был ошеломлен как быстротой, так и способом передвижения, при котором не успеваешь осознать ни скорости, ни самого движения. Голову его обнесло обморочной волной, чувства пространства и времени были дезоорентированы. Наконец, он овладел собой и, тяжело дыша, огляделся вокруг.
        Ярко светила луна. Доносился шум прибоя. Они были на берегу моря. "Алтарь-колесница", потеряв по дороге телегу, стояла возле входа в небольшую пещеру. Странной была эта пещера, жутковато-таинственно подмигивали какие-то огоньки в глубине ее. Вход прикрывала едва заметная мерцающая пелена, точно марево над камнями в жаркий полдень. Но сейчас стояла ночь, и все было как во сне.
        Елена велела Одиссею занять позицию возле входа в хроноджет, который воспринимался греком в виде огромного валуна с пещерой внутри.
        - Сейчас я вызову отшельника, - сказала Елена, - и как только он выйдет, хватай его, но не убивай, а лишь свяжи.
        Она прокашлялась, пробуя низкие тона, и, подражая голосу Илара, начала громко взывать к обитателю пещеры на неведомом Одиссею языке. Царь Итаки вновь содрогнулся, вновь почудилось ему, что прекрасная Елена стала походить на мифическое существо. Теперь она казалась ему сиреной. Ее голос пугал, и он, мужественный Улисс, зажал себе уши руками, чтобы не слышать чуждые звуки и чтобы подавить в себе безумие, все сильнее охватывающее его детскую душу.
        Долго взывала Елена странным незнакомым голосом, пока, наконец, отшельник не очнулся от своего тяжелого сна. Кряхтя и шатаясь, шел он, чтобы отпереть входную дверь своей магдебургской квартиры (по его мнению, сейчас было три часа утра славного 2075 года), шел и тихо бранился по-немецки: "Матильда, это черт знает какое свинство... Шляешься по ночам... Сколько раз говорил тебе - бери с собой ключи... и не клади в бокал так много льда - простудишь горло. И вот результат: орешь мужицким голосом, как какой-нибудь таксист..."
        Подойдя к выходу, Хейц машинально приложил ладонь к дактилоскопу и, споткнувшись о порог люка, вывалился наружу, где и был схвачен Одиссеем.
        - Разожми ему рот, - приказала Елена своему сообщнику уже собственным ангельским голосом.
        Лезвием кинжала Одиссей разжал пленнику зубы. Елена достала маленький керамический флакон и влила его содержимое в глотку профессора. Тот закашлялся, изрыгая проклятия в адрес своей чокнутой жены, но сонное зелье все же попало внутрь, и профессор, будучи и без того накачен снотворным, через минуту уснул.
        Елена велела Одиссею подтащить безвольное тело отшельника ко входу в пещеру и приложить его руку к определенному месту. Она прижала ладонь профессора к дактилоскопическому идентификатору. Раздалось натужное гудение, потом - щелчок: панель зажглась зеленым светом, и Привратник вновь убрал защитное поле дверей.
        - Держи руку старика в таком положении, пока не дам сигнал... - распорядилась она и нырнула в люк хроноджета.
        Первым делом Елена выключила все охранные системы. Затем она стерла из памяти Привратника файлы с дактилоскопическими отпечатками профессора Хейца и техника-пилота Илара Кирке и ввела свои данные. Отныне она становилась хозяйкой хроноджета, все остальные - персонами нон грата и могли войти только с ее разрешения.
        Довольная собой, Елена вышла под звездную ночь, по-мужски вытерла с лица выступивший пот и сказала Одиссею:
        - А теперь подними отшельника и неси его в пещеру. Входи смело, я сняла заклятье...
        Царь Итаки легко поднял сухощавое тело старца, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и ступил под темные своды пещеры, где звуки шагов странным образом гасли, словно придушенные. Много чудесного и непонятного увидел Одиссей в пещере отшельника. Ни один из предметов, находящихся здесь, невозможно было сравнить с чем-то знакомым из повседневного быта древних греков.
        Одиссей косил глазами по сторонам, как испуганная лошадь, но приказ выполнил по-военному быстро и четко. Отшельника взгромоздили на ложе. Елена затянула ремни, спеленавшие бывшего хозяина пещеры, точно младенца. Проделав все необходимое, они вышли наружу, и Елена задраила люк.
        - Сейчас я вернусь в город с помощью этой штуки. - она указала на здешний телепортатор. - Можешь называть это "машиной".
        - Но, Елена, давеча, помнится, ты называла это алтарем, еще раньше - колесницей, теперь - машиной... Не слишком ли много имен для одной вещи?
        - Мир богов сложен и многообразен. У богов есть много вещей и понятий, названия которых неведомы смертным. Я открываю тебе одно из таких названий. Для тебя это новое слово. Запомни его, чтобы мы в дальнейшем могли понимать друг друга.
        - Ошибаешься, прекрасная, я отлично знаю, что такое машина и прекрасно в них разбираюсь. Если тебе угодно знать, то на родине меня называют "великим механиком".
        - Представляю, какие у вас там машины... - язвительно усмехнулась Елена. - рычаги и вОроты...
        - Это лишь простейшие элементы машины, а у нас есть...
        - Довольно, довольно! - подняла руку Елена. - Нам некогда обсуждать великие технические достижения древ... э-э... греков... Итак, с помощью этой машины я вернусь в город. Тебе придется сделать то же самое, но позднее. Я научу тебя, как пользоваться "машиной". Ты должен преодолеть свой страх перед ней, иначе не взять вам Трою.
        Царь Итаки изобразил на лице готовность и бесстрашие. Эта гримаса была страшною. Елена усмехнулась уголком рта и продолжила:
        - Зажжешь факел и дашь сигнал своим, чтобы они явились сюда. Скажешь им, чтобы они забрали "машину" и отнесли ее на твой корабль в дополнение к первому пленнику, а потом сделаешь так...
        После того, как Елена подробно объяснила Одиссею, как пользоваться "машиной" и посветила его в свой план захвата города и убедилась, что грек ее правильно понял, она, окрыленная предвкушением будущей победы, легко вспорхнула на платформу телепортатора.
        - До свидания, Одиссей, - засмеялась она, - надеюсь, мы скоро станцуем на развалинах этого проклятого города!
        Она потянулась к кнопке пуска, но Одиссей вдруг вспомнил:
        - Постой, Елена! У меня же нет огня!..
        У Елены неприятно похолодело в груди. Она подумала, что вот из-за таких непредусмотренных мелочей иногда срываются самые хитроумно разработанные планы. Возвращаться - плохая примета. Потом она убедила себя, что, в принципе, никуда она еще не двигалась, значит, и не возвращается. Но на сердце остался неприятный осадок предчувствия какого-то несчастья.
        Елена раздраженно вскинула бластер и всадила заряд в ближайшее сухое дерево. Яркая вспышка ослепила на миг Одиссея, но он все же успел увернуться от падающего дерева. Горящий ствол рухнул на землю, разбрасывая искры во все стороны. Одиссей воздал хвалу Зевсу за то, что его дочь, обладая мощным оружием своего отца, решила встать на сторону греков в этой битве. Златокудрая дочь Зевса нажала кнопку - и пропала, словно мрачный тартар поглотил ее.
        Глава 7
        Илар энергично сжимал и разжимал пальцы, чтобы восстановить нормальное кровообращение в связанных руках. Его охранник дремал, богатырским плечом опершись о стену. Сколько ни ломал голову пленник над тем, как ему выбраться из ловушки, устроенной Еленой, выхода не находил. Удача явно была не на его стороне. Эта чертова баба все предусмотрела. Теперь он видел со всей отчетливостью, что его карьера, едва начавшись, с позором закончилась, да и сама жизнь висит на волоске. И никто не помешает предательнице перерезать этот волосок.
        Внезапно всколыхнулась тяжелая портьера и в комнату бесшумной тенью скользнула Елена. Но чуткий Диомед вздрогнул от внутреннего толчка, вытер с губ слюну и принял боевую стойку. Увидев сообщницу, он расслабился, довольная улыбка заблестела на его нарочно перепачканной физиономии.
        - Ну, как вы тут без меня? - поинтересовалась Елена, ставя кубки с вином на витиеватый, восточного типа столик. - Не было ли тревоги в доме?
        - Слава богам, пока все тихо... О! Вино! - воскликнул Диомед и схватил ближайший кубок. - Вот хорошо, а то в глотке все пересохло.
        Он залпом выпил свою порцию и потребовал еще.
        - Я принесу кувшин, - сказала заботливая хозяйка, - а ты напои пленного.
        Диомед хотел было выпить из кубка, предназначенного для Илара, но передумал, вспомнив, что Одиссей велел ему во всем слушаться Елену. Он нехотя поднес золотой кубок к пересохшим губам пленника. Тот, давясь и кашляя, выпил содержимое. Страшной гадостью было это вино на вкус, да к тому же изрядно разбавленное, но жажду оно утоляло прекрасно.
        Вернулась хозяйка с амфорой, полной вина. Диомед жизнерадостно принял сосуд и опустошил его до половины несколькими мощными глотками. Однако, изрядно же он понервничал и попотел, находясь один в глубоком вражеском тылу. Теперь нервные и физические затраты требовали возмещения. Вино, наполнив воина до самого горла, полилось через край, заструилось кровавого цвета струйками по щекам, груди и животу.
        - Хва-а-тит! - зло сказала Елена, отбирая амфору у гостя, не знавшего меры. - Ты мне нужен трезвым. Скоро рассвет. Сейчас вернется Одиссей и вам нужно будет подготовиться к возвращению в лагерь.
        Диомед громко, с клокотанием, отрыгнул и подошел к пленнику, который неподвижно лежал в неестественной позе.
        - Что нам делать с этим варваром? Возьмем с собой? - спросил грек, носком сандалии поддевая безвольное тело Илара.
        - Да, - ответила Елена, - Отвезете его на корабль Одиссея и хорошенько привяжите к мачте.
        - Мы свое дело знаем... - пробурчал Диомед, заинтересованно разглядывая чудные доспехи пленника. - Клянусь стрелами Аполлона, даже они не смогут пробить этот панцирь. Сразу видно - работа высокого мастера, если не самого хромоногого Гефеста... Э! Да он, кажется, уснул смертельным сном. Зачем ты отравила его, коварная женщина! Лучше бы я убил его в честном бою, - глаза Диомеда сверкнули гневом, - и по праву бы забрал его доспехи.
        - Напрасны твои обвинения. В его кубке было сонное зелье. Я усыпила его, чтобы меньше было хлопот. Успокойся, выпей еще...
        - Благодарю, хозяйка, - поспешно отказался воин. - У меня и так в животе булькает. Пойду лучше встречу Одиссея. Вдруг ему понадобится подмога.
        * * *
        Одиссей отломил большой горящий сук и стал вращать им над головой. Раздуваемое ветром пламя слилось в ярко-огненный круг, хорошо видимый в ночи. Вскоре со стороны лагеря греков вспыхнули ответные сигналы факелами. Огни вытянулись в цепочку, явно приближающуюся к месту, где находился Одиссей. Потом огни скрылись в чаще деревьев и долго не появлялись. Но вот послышались голоса, треск ломаемых веток, и на берег из ближайшего леска вынырнула группа воинов. Красные блики огня факелов плясали на их полированных медных и бронзовых доспехах и острых копий. Отряд состоял из самых смелых и опытных воинов во главе с Менелаем, несчастным мужем, так коварно обманутым неверной женой. Одиссей сразу узнал его статную фигуру и аккуратно подстриженную бороду.
        - Рад тебя видеть живым и в здравии, - радостно сказал Менелай, приблизившись к другу. - Какие вести ты принес, Одиссей? И где Диомед?
        - Жив Диомед. Он в городе. Меня дожидается. Я должен помочь ему привести подарок богов, который мне удалось заполучить.
        - Это хорошо, - ответил Менелай, улыбаясь. - Не ошибся Диомед, выбирая тебя в спутники. Ты и в правду хитер и изворотлив. Он верил, что даже из пылающего огня вернетесь вы целыми и невредимыми. Он так и говорил: "С Одиссеем я бы пошел в разведку"... Прости, я перебил тебя, о каком подарке богов ты говорил?
        - Слушай же радостную весть: боги на нашей стороне. Возможно, уже следующей ночью мы возьмем город!
        - Откуда такая уверенность?
        - Вели воинам замолчать, - потребовал Одиссей. - Отойдем в сторонку, присядем...
        Менелай поднял руку - все притихли. Одиссей уселся довольно непринужденно на платформу отключившегося телепортатора и сказал товарищу, оседлавшему ближайший камень:
        - Вот ты сейчас воздал должное моему уму, но ведь и тебя природа не обделила разумностью, к тому же ты великий воин и предводитель. Я надеюсь, ты поймешь меня и поддержишь... Утром созови военный совет племен. На его рассмотрение я выдвину план захвата города.
        - Я надеюсь на то, что план этот будет необычным и достойным Одиссея, - ответил собеседник бодро, но вид его, однако, был угрюм. - Твои доводы должны быть достаточно весомыми, иначе и затевать не стоит... Скажу откровенно: в лагере зреет недовольство. Отравленные стрелы Аполлона каждый день уносят жизни отважных мужей...
        - Да, - сокрушенно покачал головой царь Итаки. - Болезни - наш второй враг, может, еще более грозный...
        Менелай с жаром продолжал:
        - А сколько полегло героев у стен Трои, и все без толку! Солдаты грозятся - не сегодня-завтра погрузиться на корабли и отчалить отсюда. О боги! Не дайте пережить нам такого позора! Сам знаешь, как у нас: со щитом или на щите, третьего не дано!
        - Знаю, знаю, - прорычал Одиссей, убивая особо наглую блоху на своем теле. - Мои бойцы тоже на пределе... Но даю тебе слово воина, - вскричал он, - Завтра, самое позднее - послезавтра ночью, светлокудрая Феба узрит с небес пылающие развалины Трои!
        - Да будет так, - вставая, удовлетворенно подвел итог Менелай. - Одиссей, я все смотрю, на чем это ты сидишь?
        - Ну вот, наконец-то мы подошли к самому главному. Но прежде ответь мне только на один вопрос: тебя не удивляет, что я нахожусь здесь, ночью, в то время, как из города можно выбраться только с утра?
        - Честно сказать, удивляет, - ответил Менелай, нервно вцепившись себе в бороду, хотя мгновение назад почему-то не придавал этому значения. - А в чем дело? Ты одолжил крылья у Икара? Или обнаружил подземный ход?.. Это было бы нам кстати.
        - Первая догадка очень близка к истине... - загадочно ответил царь Итаки и бесстрашный разведчик; его изможденная физиономия растянулась в самодовольной улыбке. - Ладно, не буду тебя томить...
        Одиссей поднялся и поставил ногу на край платформы:
        - Я здесь, благодаря именно этой вещи. Это "машина". Ее когда-то сделали боги, и нам выпала удача завладеть ею. С помощью хитрости мы отобрали ее у одного колдуна. Мы обезвредили его: усыпили и связали. Сейчас он связанный лежит внутри своего жилища, вот в этом огромном валуне. Войти туда постороннему невозможно. Вход заговорен...
        Сомнение отразилось на лице Менелая. Он искоса взглянул на телепортатор, осторожно коснулся его носком медной сандалии и сказал:
        - "Машина", говоришь? Очень странная вещь... Для каких же целей она предназначена, и что нам с нее?
        - А вот что: она большие расстояния делает маленькими. Быстрее мысли она домчит тебя, куда ни пожелаешь. Обрати свой взор, достопочтенный Менелай, на эту поверхность. Если стать сюда и нажать на этот вот бугорок, он вспыхнет необжигающим огнем - и ты уже там... - Одиссей неопределенно помахал рукой.
        - Где? - спросил недоверчиво Менелай.
        - Ну... там, - протянул Одиссей, - где будет находиться другая "машина". Понимаешь, тут вся хитрость в том, что, ступив на одну "машину", ты, не успев моргнуть глазом, сходишь с другой "машины"... Которая, скажем, стоит у тебя дома. Раз! - Одиссей вновь махнул рукой, - и ты дома, в объятиях своей жены! Здорово?!
        - Ты смеешься надо мной! - вскричал Менелай, яростно сверкая глазами. - Разве ты не знаешь, что жена моя находится в этом проклятом городе!
        - Прости, я совсем забыл! - взмолился Одиссей. - Но вот что послушай в утешение: Я видел в городе Елену. Она укрыла нас с Диомедом и очень помогла нам... Сказать по чести, это она внесла существенную лепту в разработку плана взятия Трои. Скажу больше, она была здесь только что...
        - Где она?! - закричал Менелай так, что переполошил своих воинов. - Зачем ты отпустил ее!
        - Терпение, мой друг, терпение, успокоил его Одиссей. - Скоро ты получишь все - жену, город, свое богатство и покроешь себя неувядаемой славой победителя троянцев. Но ты должен день-два потерпеть. Так сказала Елена. Все. Сейчас я покину вас, после чего вы заберете "машину" и отвезете ее в лагерь. Утром ждите нас с Диомедом.
        - Слушай, Одиссей, - сказал Менелай, - пусть меня поразит громовое копье Зевса, но я ни алефа не понял из твоих объяснений. Какой же прок тащить другую "машину" в то место, куда ты намерен попасть, с тем, чтобы потом переместиться туда в мгновение око. Ведь ты и так пришел туда, да еще с этой тяжелой "машиной" на спине. В этом нет смысла...
        - Хм... - задумался Одиссей, нещадно теребя свою изрядно отросшую бороду. - Тут действительно не все так просто... Эврика! Понял! Это можно сравнить с дорогой. Представь: пройти отряду по болотам, лесу и рекам нелегко, долго, трудно. Но если построить дорогу, навести мосты через реки... А? Смекаешь? В СЛЕДУЮЩИЙ раз путь будет легок и быстр.
        - Я понял, - сказал Менелай, повеселевшим голосом, - эта "машина" наводит мосты и строит дороги с помощью волшебной силы, дарованной ей богами.
        - Точно, - удовлетворенно кивнул Одиссей, только дорога эта скрыта от глаз смертного. Что, однако, не мешает нам ею пользоваться. Сейчас ты в этом убедишься.
        Великий механик запрыгнул на платформу телепортатора и провозгласил:
        - Вот становлюсь я на эту "машину", вторая же "машина" находится в городе. Быстрее мысли...
        - Погоди! - встрепенулся Менелай, хватая Одиссея за пояс. - Ты говоришь, что другая "машина" уже в городе? Так что же мы медлим?! Нужно немедленно атаковать!
        - А готов ли ты это сделать? - резонно осведомился Одиссей. - Пока соберутся отряды, лучезарный Гелиос перевалит через полдень, и мы не захватим троянцев врасплох. И потом, ты разве забыл, что между нами и неприятелем сейчас перемирие. Не станешь же ты марать честь воина, поддавшись искушению, как можно скорее вернуть свою жену. Погоди, укроти нетерпение, дай срок. Мы это дельце обстряпаем с таким блеском и выдумкой, что все лопнут от зависти, а мы прославимся на все времена.
        Брат главнокомандующего, великий воин Менелай, поскреб затылок.
        - До скорой встречи, доблестный Менелай! Жди нас, как только розовоперстая Эос позолотит облака! - Одиссей не без внутренней дрожи нажал ногой кнопку - и исчез.
        Менелай ахнул и сел на землю. Отряд замер, затаив дыхание. Только громкие трели цикад да легкие потрескивания горящих факелов нарушали тишину ночи.
        * * *
        Одиссей бесшумно спрыгнул с платформы телепортатора на деревянный пол конюшни царской снохи. Немногочисленные масленые светильники озаряли помещение тусклым мятущимся светом. Не скрипнув половицей, лазутчик направился в покои Елены. Но с непривычки заплутал - пошел не той дорогой, что вела его недавно хозяйка. Этот же путь проходил через помещение, где спали конюхи. Когда Одиссей увидел их, было уже поздно. Он наступил кому-то на руку. Спавший вскрикнул спросонок, но короткий меч грека утихомирил его навсегда. Второй юноша и девица не успели проснуться, как следом за первым их души отлетели в мрачное царство Аида. Бронзовый меч с хрустом пронзил их тела, словно мешки с капустой. Одиссей нимало не сожалел о содеянном. Он был в неприятельском городе и потому действовал сообразно обстоятельствам и неписаным законам военного времени, то есть - решительно и безжалостно. Так поступил бы любой воин, окажись он на его месте.
        Наконец, грозный Улисс нашел нужное направление и вскоре оказался в покоях Елены Прекрасной. Он кратко поведал о встрече с Менелаем. Судя по ее реакции на его рассказ, Одиссей лишний раз убедился, насколько охладела Елена к своему бывшему мужу. Менелай ее больше не интересовал, он был пройденным этапом, а она никогда не возвращалась к одному предмету увлечения дважды. На лице ее отразилась скука и недовольство.
        - Хорошо, хорошо, - сказала Елена, - ступай к Диомеду, поспи часок-другой. Я вас подниму, когда откроют Скейские ворота.
        Глава 8
        Когда жители осажденной Трои очнулись от тяжелых ночных кошмаров и, несмотря ни на какие тревоги, вновь закипела жизнь на узких улочках, Елена разбудила греческих лазутчиков. Тяжело было им вставать после краткого сна, не принесшего отдыха из-за ночных приключений. Мускулы были как деревянные, головы тяжелыми, с тупой болью. Но, подкрепившись горячей пищей и молодым вином, Одиссей и Диомед вновь почувствовали себя в форме.
        Все еще спящего пленника они перенесли в повозку и забросали его сеном вместе с аппаратом. Франка так и не нашли, сколько ни искали. Видимо, волна любовной страсти захлестнула беднягу с головой. Елена позволила грекам взять для повозки двух лучших мулов из своей конюшни. Животных запрягли в телегу. Диомед укрылся под тентом и притворился спящим, но рука его крепко сжимала рукоять меча, спрятанного под одеждой. Одиссей щелкнул кнутом и погнал повозку к городским воротам. Его хитон мало чем отличался от одежды обнищавшего торговца хворостом, и он надеялся благополучно миновать стражу.
        Теперь, вспоминая призыв Менелая к немедленному штурму города, он, пожалуй, готов был согласиться с ним. Действительно, к чему было мешкать и рисковать так, как он сейчас рискует. Но оказалось, что риск был минимальным. Их повозка легко затерялась среди множества других повозок и колесниц, среди пешего люда - все торопились на холмы к спортивным площадкам, где вскоре должны были начаться состязания атлетов. Пусть завтра вновь - смерть, кровь, страдания, но сегодня праздник, так живи пока и радуйся. Перемирие! Перемирие!
        Благополучно переехав пост и оказавшись вне стен неприятельского города, Одиссей окончательно утвердился в мысли, что Елена была права, настаивая не спешить.
        Рассуждая здраво, думал Одиссей, нужно подготовить воинов к штурму. Не объясни он воинам, как вести себя в решительный момент, их всех перебьют, как цыплят. Ведь на что он, Одиссей, привык к разным чудесам, а и то был изрядно ошеломлен, да что там - сбит с толку и напуган, когда "машина" мгновенно перенесла его из города на берег моря. Он был точно слепым щенком, беспомощным и слабым. Второе перемещение уже прошло более спокойно. Он ЗНАЛ, что с ним произойдет, и был душевно готов к этому.
        Тут его пробрало до дрожи от мысли, что "машину", пока она находилась в городе, могли случайно обнаружить в любое время - муж Елены, слуги, собаки... Конечно, вряд ли они догадались бы о ее назначении, но уж под стражу взять находку, наверное, не преминули бы, отнеся машину куда-нибудь в сокровищницу, в подземелье. Все-таки Елена - стратег первостатейный, даром, что женщина. Придумала наживку, каковую троянцы неминуемо проглотят. Жаль, что эта идея не озарила его, хитроумного механика. А ведь маячило нечто подобное в уме, но так и не успело оформиться окончательно.
        Итак, думал Одиссей, трясясь в телеге по неровной высохшей дороге, нужна тщательная подготовка к штурму, потому что у нас будет только одна попытка, и она не должна сорваться. Затем, необходимо убедить военный совет в том, что план сработает. Объяснить им и, главное, воинам, каким путем они попадут в город. Честно сказать, Одиссей не чувствовал большой уверенности, что сможет сделать это. Впрочем, он надеялся на поддержку Менелая и здравомыслие Агамемнона. Неплохо бы обработать вещего Калхаса и привлечь на свою сторону мудрого Нестора, мнение которого очень высоко ценил верховный предводитель. Но самым главным препятствием, о которое можно споткнуться, остается явное нежелание воинов продолжать сражения. Как убедить их в необходимости последнего и решительного штурма? Сколько таких последних и решительных атак было проведено за время осады. И не сосчитать. Но теперь, хвала богам, шансы на победу многократно повысились. На состязаниях проведем тренировку в применении "машин", это произведет неизгладимое впечатление на военачальников и поднимет моральный дух армии. К тому же, если вовремя унять
крикунов, заткнуть глотки паникерам... этим мохнарылым демагогам!.. тогда, с помощью богов, Троя падет. Уж если "машины" их не вдохновят на подвиги, то никакая сила их не поднимет. А это - позорный исход. Это катастрофа. Допустить подобное нельзя.
        Прибыв к месту расположения войск греков, Одиссей оставил на попечение Диомеда пленного и "машину" богов, а сам направился скорым шагом к шатру Агамемнона. Лагерь гудел как потревоженный улей. По дороге царь Итаки ловил мрачные, а иногда и открыто враждебные взгляды воинов. Но он еще тверже ступал по утрамбованной земле своими боевыми сандалиями. Он не прятал глаз от солдат, наоборот, старался силой своей могучей воли подавить возможные очаги бунта. Всем своим видом он как бы говорил: мне не стыдно смотреть в глаза товарищам по оружию. Я все сделал и еще сделаю немало для победы, более того, именно с моей помощью греки возьмут Трою. А что сделал ты для победы? Не ты ли третьего дня бежал с поля боя, подобно зайцу? Не вас ли гоняли троянцы вокруг стен города, точно стая волков, преследующих отбившихся баранов?
        Подобно вихрю ворвался Одиссей в шатер верховного командующего. Агамемнон, царь Микен, с помощью слуг одевался в царские одежды, держа на отлете перевязанную раненную руку. Мрачнее тучи было его осунувшееся благородное чело. Обменявшись приветствиями, хозяин и гость омыли лицо и руки и возлегли к богато накрытому столу.
        Рабыни, обнаженные по пояс, подавали яства, разложенные на серебряной посуде. Курились благовония. На чеканных золотых кубках, из которых гость пил вино, были выбиты длинной чередой славные деяния предков. Впервые Одиссей недовольно взглянул на изысканные блюда и испытал чувство неловкости оттого, что будет вкушать их. И это в то время, когда солдаты едят скудную пищу и вдобавок наполовину испорченную. Отсюда и болезни. Отсюда - недовольство. И непременно случится бунт, если злосчастная компания эта протянется еще с десяток дней и не принесет ощутимых результатов... А вожди между тем совсем оторвались от народа.
        Зависть кольнула Одиссея. Шатер был убран с истинно царской роскошью. Даже в походе Агамемнон ни в чем себе не ущемлял. Кругом висели ковры и дорогие ткани украшены пурпуром гордым.
        Агамемнон вяло поинтересовался положением дел в осажденном городе. Апатия верховного не ускользнула от проницательного взгляда Одиссея. И он, чтобы поднять в товарище утраченную волю к победе, сказал преувеличенно бодро:
        - Внемли же, храбрый наш предводитель, что поведают тебе сейчас мои уста. Волею богов близится час нашей победы! Сбывается предсказание Калхаса...
        - Дорогой друг, - поморщившись, произнес любезным тоном Агамемнон, - у меня со вчерашнего симпосиума раскалывается голова, так что оставь высокий стиль аэдам, а красноречие побереги для народного собрания, говори просто.
        - Хорошо, - ответил Одиссей, ничуть не обидевшись, - буду краток. Но ты должен приготовиться к чудесному и во многом непостижимому...
        Слабый интерес проявился на измученном лице Агамемнона, и он вопросительно поднял бровь.
        Но тут вошел вестник и доложил:
        - Великий царь! Прибыли послы от кетеев*. [*Так называли древние греки хеттов. (Прим. автора.)] Прикажите принять?
        - Пусть подождут, - недовольным голосом отмахнулся главнокомандующий.
        - Но... царь... они говорят, что не привыкли ждать...
        - Мне дела нет до их привычек! - гаркнул Верховный и решительно отвернулся от побледневшего вестника, потом спокойно пробурчал: - Пусть привыкают...
        - Чего они хотят? - встревожено спросил гость.
        - Чего могут хотеть эти варвары - богатых даров, конечно, а в противном случае...
        - Но это же не их территория! - вспылил Одиссей.
        - Верно. Но ты попытайся им это доказать. Тогда тебе придется прихватить с собой все войско в качестве аргументов и еще столько же в подкрепление... Нас поджимают со всех сторон: с севера - фригийцы, с востока - кетеи... Поэтому нам так нужна скорая победа, в противном случае - нас сметут.
        Трагическая гримаса исказила лицо Агамемнона:
        - Если боги не смилостивятся над нами в ближайшее время, то позорного бегства наших войск не миновать.
        - Так вот радуйся же, славный царь Агамемнон, такая милость уже свершилась! Об этом я и хочу тебе поведать...
        * * *
        Вскоре начались спортивные состязания в многоборье. Сюда входили: метание копья и диска, кулачный бой, борьба, бег на короткую дистанцию, стрельба из лука и состязание колесниц. Надо сказать, что греки и троянцы не состязались между собой, поскольку традиция международных соревнований еще не родилась. Борьба за первенство шла в каждом из лагерей, разделенных временной демаркационной линией.
        Агамемнон, бывший среди греков безусловно лучшим метальщиком копья, и Одиссей - один из лучших бегунов, не приняли участия в погребальных играх ввиду ранения первого и крайней занятости второго. Царь Итаки развил бурную деятельность сразу после разговора с Верховным, который подобно утопающему ухватился за протянутую ему соломинку, - поддержал безумный план и выдал полный карт-бланш на его воплощение.
        Первым делом великий Улисс отыскал знаменитого художника Эпея. Тот сидел в своем шатре обнаженный, весь мокрый от пота, с окровавленным лицом и ужасным синяком под глазом, тяжело дышал, но был страшно доволен. Только что он победил в кулачном бою, мощным ударом кулака повергнув на землю Эвриала. Заслуженный им приз - золотой кубок с затейливой тонкой резьбой - поблескивал у его ног. Эпей воплощал собой идеал нации - гибкий ум, стальные мускулы, классический профиль и все прочее...
        Необычная просьба Одиссея озадачила Эпея. Художники - народ тяжелый на подъем, для успешной работы им нужно вдохновение. И пока своенравные парки придут на помощь смертному служителю муз - много пройдет времени. Но Одиссей ждать не мог и старался изо всех сил. И ему повезло. Эпей был в прекрасном расположении духа и довольно скоро согласился исполнить заказ царя Итаки. Уходя, хитроумный грек просил строго соблюдать секретность работы. По-видимому, это был первый в мире грифованный проект.
        Между тем погребальные игры были в разгаре. Шло состязание колесниц. В них участвовали: герой Эвмел, сын Адмета, герой Диомед, царь Менелай, младший Аякс и герой Марион. Как вихрь четверки лошадей помчали колесницы по широкому полю, еще недавно бывшему полем битвы. Топот копыт взмыленных лошадей и грохот тяжелых колес сотрясали округу и приводили зрителей в неистовое возбуждение.
        Первыми к финишу пригнал своих коней Диомед: ему помогла в этом богиня Афина. Немного отстал от фаворита Аякс. За ним был Менелай. Последним пришел Марион. Героя же Эвмела, самого знаменитого возничего, постигло несчастье. Богиня Афина, не желая его победы, сломала дышло у его колесницы. Герой Эвмей грянулся о землю и сильно разбился.
        Все участники состязаний так или иначе получили богатые дары, лучший из которых по праву достался Диомеду. Главный приз игр представлял собой порядочный кусок железа - огромная ценность по тем (этим) временам. Справедливые судьи ломали головы, кому вручить его? Но пока не пришли к единому мнению.
        Тут-то Одиссей и предложил новый вид соревнований. Имея полномочия командующего, временно данные ему Агамемноном, а так же его скипетр - знак верховной власти, он дал распоряжение глашатаям, и те созвали всех воинов на площадь народных собраний. Солдаты построились по родам и племенам. Впереди стояли гордые их вожди. Одиссей дал команду отрядам отступить назад и замкнуть построение так, чтобы в центре площади осталось большое пространство. По его же распоряжению, по краям этого пространства установили две "машины" богов. Они стояли друг против друга на расстоянии броска копья.
        Одиссей выступил вперед и поднял скипетр Верховного командующего. Все стихли. Унялись разговоры, смех и подначки. Коллективный взор сосредоточился на ораторе. Медный шлем его, обшитый клыками вепря, ослепительно блестел на солнце.
        - Братья! - крикнул Одиссей и с удовольствием отметил, как далеко разнесся его голос. - Славные воины! Данной мне властью, я обращаюсь к вам с последним призывом (ряды заволновались). Да-да, именно с последним. Завтра мы возьмем Трою! (смех и язвительные замечания) ... И честно поделим все ее несметные сокровища!..
        Еще не успев закончить фразу, оратор понял, что начинать надо было по-другому.
        "Слыхали мы об этих сокровищах уже много раз! - крикнули из толпы, - даже кошели приготовили (нервные смешки), а они как были, так и остаются пустыми..." - "Зато ваши шатры с Агамемноном, ломятся от добычи!.." - выкрикнул другой голос, грубый и наглый. (Послышались угрожающие злобные выкрики.)
        - Кто это сказал?! - грозно вопросил Одиссей. - Выйди из строя!
        - Ну, я сказал, - ответил средних лет воин, протискиваясь сквозь ряды. - Терсит. Я не боюсь говорить то, что думают все солдаты. А они говорят, что много получил Агамемнон добычи и невольниц, довольно уже ему богатых выкупов за знатных троянцев, которых берут в плен простые воины. Вот я, простой воин, что я имею от этой войны? Раны на теле - вот мое богатство. С другими же случилось еще худшее - в мрачном царстве Аида томятся их души. Братья солдаты! Долго не видели мы своих жен и детей! Что нам за дело до знатных и богатых. Если Агамемнону нужна Троя, пусть-ка берет ее один. Пусть узнает сын Атрея, помогали в бою ему воины, были или нет они верными слугами. А про честный дележ мы тоже знаем... Уж если Агамемнон обделил такого славного воина, как Ахилл, то что же говорить о нас, рядовых воинах. Ничего, братья, мы не получим здесь, кроме смерти! Назад, на родину!
        - Трус, подлец и предатель! - заорал благородный Улисс, бледнея от ярости. - Уж не подкупили ли тебя троянцы, чтобы ты мерзкими речами совращал народное собрание?!
        - Ну нет, - злобно оскалясь, парировал Терсит, - этот поклеп на меня у тебя не пройдет. Я тебе не Паламед, которого ты облыжно обвинил в измене. Нет у меня личного шатра, куда мог бы ты подбросить мешок с золотом и нагло утверждать потом, что его дали мне троянцы за измену. Ведь именно так ты поступил с Паламедом! Тебе не давали покоя его лавры мудрого советчика, великого строителя и искусного врачевателя. За все это ты и разделался с ним!..
        - Молчи собака! - заорал царь Итаки, глаза его полезли из орбит, на губах выступила пена. - Или не избегнешь ты смерти!
        Терсит не обратил внимания на угрозу, бросил на землю деревянный, изрубленный в битвах щит, скинул дырявый панцирь, сшитый из грубого холста, сорвал с тела ветхий хитон.
        - Вот все, что есть у меня! Голый я стою перед вами, братья, нет у меня троянского золота. Не по злому умыслу говорю я, а по воле моего сердца!
        Под одобрительные возгласы воинов Терсит стал одеваться. Одиссей, видя, что теряет остатки уважения войска, вскипел невероятным гневом:
        - Не смей, глупец, поносить царей! И не смей заикаться о возвращении на родину! - Обернувшись к строю: - Вы не дали мне договорить, вы же ничего не знаете! - И снова к Терситу: - Если я еще раз услышу, что ты поносишь царя Агамемнона, то пусть снесут мне голову, пусть не зовут меня отцом Телемаха, коль не схвачу я тебя, не сорву с тебя одежду... В кровь изобью! И погоню тебя голого с народного собрания до самых кораблей!
        Взмахнул Одиссей царским скипетром. Терсит хотел было чинно удалиться и уже повернулся к своему ряду, когда тяжелый символ власти хрястнул его по спине. Хитон разорвался, а на теле осталась длинная кровавая полоса. Бедный воин, потеряв достоинство, зарыдал от боли, гнева и бессилия. Крупные слезы градом покатились по его исхудалым небритым щекам. Симпатии толпы поколебались. Народ не любит слабых. Авторитет Терсита угрожающе покачнулся. Послышался громкий смех, унижающий бедолагу, и раздались одобрительные выкрики в поддержку царственного оратора. У Одиссея отлегло от сердца, и он воспрял духом.
        - Вот так! - закричал он в толпу, потрясая скипетром. - Вот как мы будем расправляться с каждым клятвопреступником, трусом и предателем нашего общего дела! Не будет пощады тем, кто призывает вернуться домой, покрыв себя позором, вернуться подобно слабым детям и женщинам, не выслушав, что предлагают им вожди! Так слушайте же! - оратор перевел дыхание и продолжил с новой силой:
        - Пока многие, подобно Терситу, грели свои задницы у лагерных костров, я и Диомед, рискуя жизнями, пробрались во враждебный город! Мы выкрали из святилища Афины-Паллады священный палладий, охранявший до сих пор Трою. Теперь, лишенная защиты, она падет под нашими ударами!
        Одиссей махнул рукой, и слуги его вынесли на площадь небольшую деревянную статую Афины, украденную у троянцев. Потрескавшуюся от времени, но совершенно бесценную статую водрузили в центре площади. Подобно грому вознесся к небесам победный крик воинов. Напуганная восторженными воплями стая птиц, сидевшая поблизости, сорвалась с места и улетела прочь.
        - Но самая большая наша заслуга, - продолжил выступающий уже спокойным голосом, - в том, что нам удалось добыть "машины" богов. Их выковал сам Гефест по просьбе Зевса. Вот они, - он указал перстом на ближайший телепортатор и как мог в доходчивой форме объяснил собравшимся, для чего они служат. Объяснений, как и следовало ожидать, почти никто не понял, и тогда исполняющий обязанности командующего решил начать с наглядных примеров, кои, как известно, убеждают более всяких слов.
        Молодой воин, стоявший все время вблизи Одиссея, вдруг направился к одной из "машин". Он деловито склонился над ней, его тонкие красивые пальцы что-то колдовали на вертикальной стенке этого нечто, похожего на жертвенный алтарь. Увесистый шлем с тяжелым бронзовым гребнем все время съезжал юноше на нос, он нервным движением руки поправлял его.
        Мертвая тишина опустилась на площадь. "Машина" вдруг тихо загудела, маленькое пламя заплясало внутри нее. Особо наблюдательные заметили, что внезапно, сама по себе, "ожила" вторая "машина" богов. Это дистанционный пульт управления первого телепортатора включил ее, и синхронизаторы выровняли режим работы обоих аппаратов. Но этого никто знать не мог из собравшихся, кроме молодого воина, проводившего демонстрацию. Юноша перевел таймер с кратковременного на непрерывный режим телепортации и вернулся к Одиссею.
        - Благодарю тебя, Е... Елизар. - Одиссей смутился, но быстро взял себя в руки и тоном ярмарочного зазывалы воскликнул:
        - Начинаем, начинаем!
        Он разбежался и прыгнул на платформу ближайшей "машины" и тотчас исчез с тем, чтобы с интервалом в микросекунду появиться на железной ладони другой "машины" богов. За это ничтожно малое время он побывал в виджл-пространстве, где нет ни холода, ни жары, ни воздуха, ни пустоты, где нет привычного времени и расстояний. Именно краткость пребывания не убило его, а отсутствие расстояния и времени позволяло мгновенно переместиться с одного места нашего "обычного" пространства в другое.
        - Оп-ля! - Он спрыгнул на землю и, воздев руки к небу и ослепительно улыбаясь, пошел по кругу. В XX веке нашей эры он сорвал бы хилые аплодисменты, в средние века - сгорел бы на костре, в эти же достославные времена публика отреагировала по-разному. Кто-то бросился бежать в панике, кто-то взывал к богам, кто-то тупо смотрел перед собой, ни имея в голове мыслей - ни хороших, ни плохих. А один воин даже погрузился в сон-транс с восковой гибкостью конечностей. Остальные, а их было большинство, несмотря на смятение чувств, требовали повторения фокуса.
        - Ну-ка, Терсит, иди сюда! - скомандовал Одиссей. - Повтори то, что я проделал. Сейчас мы проверим твою отвагу. О твоей болтливости мы наслышаны, хотелось бы посмотреть, какова твоя храбрость?
        Терсит наотрез отказался принимать участие в колдовстве, чем окончательно подорвал свой авторитет. Воины смеялись над ним, но сами тоже не спешили взойти на алтарь богов. Тогда Одиссей приказал своим соплеменника - кефалленцам - последовать его примеру. Он вновь совершил скачок в подпространстве, и воины его, поколебавшись самую малость, очертя голову кинулись за предводителем. Большую "кучу-малу" сотворили они из свои тел возле принимающей "машины". Гремя доспехами и поднимая тучи пыли, они валились друг на друга, хохоча и ругаясь.
        - Держитесь на ногах, сукины дети! - орал их царь и предводитель. - А ну давай снова - марш!
        Вскоре дело пошло как будто бы на лад. Задачу тут же усложнили. Вынесли специальные снаряды - деревянные стойки с подвешенными на цепях бревнами. Воины должны были сразу после переброски - сохранить равновесие, спрыгнуть на землю и поразить бревно копьем, потом - мечом. У других было задание проделать то же самое, но осыпая мишень стрелами. Постепенно всех участников состязаний охватил неподдельный азарт. Уже воины других племен выстраивались в очередь к "машине", нетерпеливо толкая друг друга. Учения окончились, когда все воины прошли испытание "машинами" богов и когда все спортивные снаряды были разнесены в щепки.
        Одиссей остался страшно доволен своей победой в народном собрании и тем, что события не вырвались из-под контроля. Но главным успехом этого утра он считал то, что сумел удивить и заинтересовать вождей "машинами" богов и перспективой их военного применения.
        Глава 9
        В полдень устроили заседание военного совета. На нем присутствовали: цари различных областей Греции, родоплеменные вожди, крупные и мелкие военачальники, служители культов и другие не учтенные официальным протоколом лица. В общем, изрядное количество народа собралось в громадном шатре предводителя всех войск Агамемнона.
        Вступительное слово взял главнокомандующий. Прежде всего, он попросил почтить память недавно павших самых могучих героев - Ахилла, Патрокла, Антилоха, сына Нестора (легкий поклон в сторону старца Нестора) и... (поколебавшись) Аякса Теламонида. Члены совета и приглашенные встали и молча склонили головы в знак скорби. Многие оценили жест доброй воли Верховного басилевса как мудрый и очень своевременный в эти тяжелые для греков дни. Сейчас все должны забыть старые распри и обиды, нанесенные друг другу вольно или невольно, так же, как забыл он, Агамемнон, обиды, нанесенные ему Ахиллом* (в порыве гнева обозвавшего Верховного собакой, пьяницей и трусом) и Аяксом Теламонидом**, покушавшегося на его жизнь (и которого он поначалу запрещал похоронить по обряду, ввиду самоубийства последнего).
        [*Ахилл - тот самый герой, у которого была уязвимая пята. Он поссорился с Верховным, обвиняя последнего в несправедливом дележе добычи.
        **Аякс Теламонид, огорченный неприступностью Трои, сошел с ума, набросился на стадо быков и стал их резать, думая, что убивает троянцев. Потом набросился на басилевса. В конце концов он покончил жизнь самоубийством. (прим. автора.)]
        Сразу после Агамемнона выступил с речью Менелай. Он напомнил еще раз о клятве, данной ему знатными героями Греции в отношении защиты чести и достоинства, как самого Менелая, так и прекраснокудрой его жены, все в таком роде.
        Третьим и основным докладчиком на Совете был вездесущий царь Итаки, благородный сын Лаэрта, доблестный отец Телемаха - Улисс-Одиссей.
        Все давно уже отметили, что эта тройка мужей как-то всегда держалась вместе, во многих вопросах они старались поддерживать друг друга, избегали ссор, как пустяковых, так и серьезных, и потому часто многого добивались в отличие от других. Четвертым в эту тройку частенько принимался старец Нестор, к мудрым советам которого они уважительно прислушивались и без помощи которого они бы не смогли одержать своих побед. И в этом триумвирате четырех не было ничего парадоксального (вспомним трех мушкетеров, коих было четверо). Однако с некоторых пор (а именно - со вчерашнего дня) появился пятый член этого тройственного союза. Лишь Одиссей знал о нем. Негласный, тайный стоял он за кулисами этой историко-героической драмы. Этот режиссер все придумал и теперь с холодной ясной головой воплощает в реальность свои тщеславные фантазии. Скромно стоял он в углу шатра, переодетый в одежду вестника.
        Сегодня утром он, вернее, она (ведь речь идет, конечно, о невозвращенке Елене Владимировне Смирновой, 30 лет от роду, авантюристке и преступнице мирового масштаба), так вот она, проводив своих главных марионеток, велела оставшимся в живых конюхам запрячь для нее четверку легконогих коней в неброскую на вид колесницу. Возничим она взяла старого, но еще крепкого воина Хира, вольноотпущенника из семитов.
        Они выехали из города не спеша и скрылись от любопытных глаз в ближайшей роще. Когда окольными путями выбрались они на ровное поле, возничий пустил коней в галоп. Для современного человека, привыкшего к мягкой магнитной подвеске своих прогулочных автомобилей, такая поездочка была бы убийственна. Всласть испытав все прелести безрессорной езды, его бедная, трясущаяся голова, тотчас подрастеряла бы весь свой рахитичный романтизм, с его дурацким лозунгом: "назад, к природе!" Но людям местного происхождения, неизбалованным комфортом, а так же хронодесантникам, прошедшим все круги ада спецподготовки, в том числе и испытания на вибростенде, - такая встряска лишь бодрила. Ну, если быть совсем честным, без излишнего хвастовства, скажем - была терпимой. А уж когда они на полном ходу внезапно чуть было не врезались в греческий разъезд, укрывавшийся в засаде, тогда и вовсе пустячные мысли о неудобстве езды были отброшены. Только высокое искусство возничего позволило избежать им жуткой, перемалывающей кости, мучительной смерти.
        На двух колесницах греки пустились в погоню, громко требуя от преследуемых остановиться. Хир ловко забросил деревянный, обитый медью щит себе за спину, чтобы закрыться от шальной вражеской стрелы. То же самое проделала и Елена, мельком пожалев, что нет на ней защитного костюма. Впрочем, для ответных действий ей нужны были считанные мгновения. Враги в основном целились в возничего, и вскоре его спасительный щит стремительно оброс торчащими стрелами. Хир пригибал голову и яростно погонял взмыленных лошадей. С этими стрелами за спиной он походил на дикобраза. Пока им везло, но долго так продолжаться не могло. Елена чувствовала не подводившим ее инстинктом на опасность, что через 5-6 секунд роковая стрела сразит одну из лошадей и тогда - кровавая каша. Держась левой рукой за трясущейся борт колесницы, она резко обернулась назад и, почти не целясь, послала в неприятеля огненный заряд из бластера. Плазменный шарик концентрированной энергии с треском разорвался в воздухе над лошадьми ближайшей колесницы преследователей, опалив и ослепив бедных животных. Кони дико заржали и шарахнулись в сторону, а
тяжелая боевая колесница по инерции продолжала идти вперед, ломая дышло и разрывая постромки. Колеса наскочили на валун, и повозка стала разваливаться. Обломки полетели в разные стороны, люди посыпались как горох. И все это скрылось в пылевом вихре, вот уж и сам вихрь удалился. Нет больше преследователей. Убоялись, видимо, греки зевсова огня, подумали, очевидно, не иначе как сам бог войны Арес мчится на своей колеснице. Вступать с ним в единоборство для смертных - безрассудно и опасно. Смертельно опасно. Кровь стынет в жилах от одного его взгляда. Не найдется желающих стать жертвой этого отвратительного кровопийцы, наиболее ненавистного из богов.
        Но испугались не только греки, мужественное сердце Хира тоже сжалось от страха. Он покосился на свою хозяйку и быстро отвел глаза. Он-то знал точно, что сподобился чести быть возничим самой Афины-воительницы, принявшей облик смертной Елены, которая, в свою очередь, маскировалась под греческого воина.
        Грязные и запыленные подкатили они на взмыленных конях к месту стоянки пришельцев из будущего. Инфразвуковое охранное поле, ранее отключенное Еленой, позволило лошадям и возничему подойти к хроноджету. Елена отперла замаскированную массивную дверь, отключила Привратника и велела Хиру вместе с ней войти внутрь. Хир заупрямился поначалу, страшась таинственной пещеры, но уступил настойчивым требованиям своей госпожи.
        Запыленная Елена умылась, привела себя в порядок и вновь стала Прекрасной, вернее, прекрасным юношей, ведь она была в мужской одежде. Псевдоюноша отвязал профессора и дал указания Хиру, отвести его в санузел для отправления естественных нужд. Профессор был вял и послушен и вряд ли хоть что-нибудь понимал. Потом его заперли в медотсеке, где он забылся счастливым сном, получив питательную смесь и очередную инъекцию слабого наркотика. Елена и сама точно не могла ответить на вопрос: почему она возится с профессором, а не отправит его в лагерь к грекам. Просто шестое чувство подсказывало ей, что старик может пригодиться в качестве заложника, если придется столкнуться с патрульными из Охраны Времени. К тому же, разделяя силы противника, она ослабляла их сопротивление. Как говорится, разделяй и властвуй.
        Покончив с нуждами пленника и надев под одежду легкий, но эффективный бронежилет, новая хозяйка машины времени заперла ее и поспешила на своей колеснице в лагерь греков.
        Вскоре они подъехали к шатру Одиссея, где их с нетерпением ожидали. Мужественные, покрытые шрамами воины царя Итаки пленились красотой молодого коллеги и напропалую предлагали ему свою любовь и покровительство. И если бы не строгий приказ Одиссея, парню пришлось бы отдать кому-либо предпочтение, иначе имел бы он серьезные проблемы, отвергая сексуальные обычаи своего народа. Воины отступились, видя, каков покровитель у новичка.
        И вот, после успешно проведенных испытаний "машин" богов, смиренно стоял в уголке в одежде вестника новый друг Одиссея и внимательно слушал, о чем вещал его старший товарищ на военном совете. Тут-то впервые зародилось знаменитое словосочетание, ставшее в последствии синонимом военной хитрости, притчей во языцех - "Троянский конь". Правда, "троянским" его назовут позже, много позже, в эпоху Ренессанса, а пока речь шла о деревянном коне.
        Одиссей расстелил на полу - дабы все присутствующие могли видеть, - эскиз, выполненный художником Эпеем на большом куске выбеленного холста. Рисунок был выполнен в скупой цветовой гамме, присущей грекам, изображал коня. Для масштаба рядом виднелись фигурки людей. Исходя из взятого масштаба, конь был огромным. Докладчик назвал эти размеры. В переводе на понятную нам метрическую систему мер, высота коня спереди - от копыт до кончиков ушей - составляла шесть метров, в холке - более четырех; длина от хвоста до морды - семь с половиной. Грубо говоря: высота ног была два метра, толщина туловища - около двух с половиной метров, высота шеи с головой - тоже примерно метра два.
        Как выражаются учителя математики, легко видеть, что пропорции животного были в значительной степени искажены, что для греческого художника, приверженца строгого реализма, было равносильно удару ножом по сердцу. Он ведь не дикарь какой-нибудь - рисовать подобных уродов. Но красотой пришлось пренебречь ради военной задачи. А задача была такой: вместительный корпус, низкая посадка над землей и прочность всей конструкции, чтобы она, конструкция, не развалилась при транспортировке. Конь с длинными ногами таким требованиям не отвечал.
        Эпей ругался на чем свет стоит, изодрал несколько холстов с вариантами эскизов, пока заказчик не убедил его в целесообразности именно таких пропорций. "Но это же не конь, - в ярости кричал знаменитый художник, - это собака какая-то!" - "Сойдет, - добродушно убеждал практичный Одиссей, - не на выставку же... Стоять-то ему придется всего один вечер, а потом ты собственноручно можешь его сжечь".
        "О боги! - возопил Эпей, - что скажут мои ученики? Какой позор! Хорошо, что не видит этого мой учитель, не то побил бы он меня своей линейкой"
        Эпей все же выполнил заказ и ушел запивать свое ущемленное эстетическое чувство кислым вином. На совете он присутствовать категорически отказался.
        - Прошу обратить свои взоры сюда, - сказал Одиссей, указывая концом дротика на изображение все того же пресловутого коня, но уже выполненного как бы в разрезе. - В задней части туловища, в холке, мы расположим "машину" богов. Сойдя с "машины", воин продвигается к передним ногам, высота потолка позволяет делать это, почти не пригибаясь. В передней части коня предусмотрена лестница из поперечных реек. По ней можно будет попасть в голову и через глазные отверстия вести наблюдение, оценивая обстановку. Кроме того, на полу вдоль бортов будет заготовлены сходни, по котором воины спустятся из чрева коня на землю. Для выхода наружу предусмотрена дверь, расположена она между передними ногами. Мощная широкая грудь коня позволит сделать дверь достаточных размеров, чтобы воин в полном боевом снаряжении проскочил ее, не застряв, и не создал бы в момент высадки опасную пробку.
        Долго обсуждал совет фантастический план захвата города. Не обошлось и без дурацких вопросов, но вносились и дельные предложения по улучшению конструкции коня. Некоторые резонно высказывали свое не понимание нарочитой усложненностью плана операции, где самым слабым звеном оказывался именно конь. Зачем, говорили они, нужен этот конь, которого троянцы могут попросту игнорировать, не принять "подарок" греков, и вообще - сжечь его, когда можно просто перегнать повозку с "машиной" в город и таким образом обеспечить полную гарантию предприятия.
        Им не менее резонно отвечали, что повозку могут не пустить в город, ибо перемирие уже заканчивается и контроль за въезжающими и входящими ужесточается, или случайно обнаружить прибывающих воинов и перебить их по одиночке и взять под контроль "машину". Еще скептикам было заявлено, что расчет в основном строится на знании некоторых душевных склонностей человека. Конь является одним из священных животных, весьма почитаемым как для культурных народов Греции, так и для варваров. Троянцы, говорил докладчик, потерявшие свой священный палладий, постараются найти ему замену. Можно голову дать на отсечение, что таковой заменой может стать наш конь, если они захватят его в качестве трофея, в чем мы им с удовольствием поможем.
        - Наконец! - перекрикивая восторженные возгласы и язвительные замечания, повысил голос Одиссей, уставший приводить все новые и новые аргументы, выложил то, что его самого поразило в объяснениях Елены, он сказал:
        - Наконец, так ИНТЕРЕСНЕЕ. - И поспешил внести ясность. - Это очень красивый ход. Ведь просто побить противника сможет и Федр Афинский (все засмеялись, ибо сей воин им был известен как могучий дурак), а ты вот придумай красивый, хитроумный способ и навяжи противнику свой план действий. Без лишней скромности скажу, мы придумали такой ход, который никогда не забудут потомки. Взять город при помощи деревянного коня - гениально! Конгениально!
        Старец Нестор первым похвалил Одиссея за смекалку в весьма лестных выражениях и горячо поддержал безумный план во всех деталях. Даже сильный загар на лице Одиссея не мог скрыть его зардевшихся щек. Он покраснел как девственница и кинул косой взгляд на Елену. Та улыбкой подбодрила его. Царь Итаки готов был биться на мечах с кем угодно за то, что похвалы, ему расточаемые, - справедливы. У него давно, повторял он не раз про себя, зрел подобный план. Причем именно с помощью коня, правда, без применения "машин", конечно, о существовании которых он тогда не подозревал. Набить брюхо деревянного коня десятком смельчаков, завязать бой, открыть ворота... и держаться до подхода основных сил. Такой, на грани бреда план мелькнул как-то у него в уме в минуту отчаяния, но был отвергнут им ввиду его явной абсурдности. А вот теперь все стало на свои места. Риск сводился к минимуму, и в случае удачи, можно было надеяться на победу с большой вероятностью. Создавалось впечатление, что эта во многом странная женщина обладала даром предвосхищения самых тайных мыслей людей. Впрочем, имея такого папашу, как Зевс,
подобные способности не должны вызывать удивление.
        Наконец все взоры устремились на Вещего Калхаса - поддержат ли боги греков или отдадут предпочтение троянцам. Вещий Калхас - с желчным, сухим и умным лицом, с брезгливыми складками вокруг тонких губ - встал с места, театральным жестом воздел руку к потолку и возвестил всем, хитро прищуривая глаза, что Зевс послал ему знамение и что он, Вещий Калхас, советует грекам прибегнуть к военной хитрости.
        Радостью наполнились сердца вождей, последние их сомнения были развеяны новым предсказанием знаменитого оракула, и они утвердили план большинством голосов.
        * * *
        И вот, от слов перешли к делу. Закипела в лагере работа. Бригада корабельных плотников, возглавляемая учениками художника Эпея, срочно приступила к воплощению конгениальной идеи в материал. Сооружение гигантского коня шло полным ходом. С большим энтузиазмом работали люди, радостно осознавая, что наконец-то найден выход из тупика, что скоро возьмут они ненавистную Трою и отправятся домой богатыми и осененные славой. Незанятые в работах и непосвященные в тайну воины, разинув рты от удивления, глазели на постепенно появляющееся над строительными лесами невиданное сооружение. Бойцы качали головами, цокали языками, дивясь хитрости царя Итаки. Но ротозеев разогнали, объявив через глашатаев о полной ликвидации лагеря и погрузке на корабли.
        Что тут началось! Всенародный праздник - да и только. Собирались вещи, сворачивались шатры и палатки; сжигались укреппостройки, с таким трудом возведенные.
        Встревоженные видимым оживлением неприятеля, троянцы срочно призвали население города вернуться за стены и закрыли ворота. С высоких стен Трои наблюдали жители города за странными действиями противника. Гадали, строили предположения и, на всякий случай, разогревали смоляные котлы - верное средство против любителей лазить по чужим стенам.
        Старик Приам, потерявший почти всех своих сыновей в этой затяжной войне, близоруко таращил слезящиеся глаза в сторону лагеря греков, силясь разобраться в происходящем. Однако густой дым застилал видимость, скрывал почти полностью позиции врага. Рядом с Приамом на стене стояли его жена Гекуба и сноха Андромаха, жена великого Гектора. На руках она держала своего сына Астианакса - это все, что осталось у нее от горячо любимого и безвременно потерянного мужа. Люто ненавидела она греков и пуще всех проклятого Ахилла, убившего ее героя-мужа и подло над ним надругавшегося. Андромаха очень надеялась, что когда Астианакс вырастит, то непременно отомстит за своего отца. Маленький Астианакс сучил ножками, пускал слюну и, замерзнув от порывов прохладного ветра, описался. Пришлось нести его к нянькам, менять пеленки.
        К Приаму подошел последний оставшийся в живых сын - Полит.
        - Я выслал лазутчиков, - сказал он, глядя из-под ладони на лагерь греков, - пусть разузнают, что там случилось.
        - Может быть, готовятся к штурму? - высказал предположение царь, не зная, что попал в точку.
        - Нет, что-то не похоже. Точно такая же суматоха была в день их высадки. По-моему, они жгут оборонительные укрепления. Либо их охватило безумие бунта, либо... Я страшусь произнести вслух свои домыслы, чтобы не спугнуть слабую надежду...
        - Ты хочешь сказать, что...
        - Не продолжай, отец. Подождем донесений разведчиков.
        Однако лазутчики не вернулись. Их перехватили бдительные посты греков. Одиссей, опасаясь предательства, еще с утра распорядился усилить охрану лагеря. Ничего не должны были узнать троянцы о "машинах" богов и о коварном замысле завоевателей.
        Лишь к вечеру удалось вернуться одному удачливому шпиону и доложить невероятную новость: греки уходят! Троянцы не могли поверить своему счастью. Но вскоре слова смельчака начали подтверждаться. Дым над лагерем греков рассеялся, и стало видно, что неприятель грузится на корабли и - о чудо! - отплывает в море. Целая флотилия унирем, распустив прямые паруса, пользуясь попутным ветром и начавшимся отливом, нехотя отходила от берегов Троады. Враг бежал, не добившись ничего. "Победа! Троянцы, великий день настал! Мы победили! Мы выстояли!" - кричали люди на стенах непокорившегося города.
        Глава 10
        Огненная колесница Гелиоса спускалась к горизонту. Тучи окрасились в кровавый цвет. Скоро мрак окутает землю Троады, но пока еще было довольно светло. Последний корабль греков побледнел в морской дымке и скрылся за островом Тенедосом. Только теперь окончательно уверовали жители многострадального города, что неприятель, столь долго их донимавший, который разорял близлежащие селения, уничтожал цвет троянского воинства, покорился-таки судьбе и воле богов - ушел навсегда.
        Медленно открылись громадные ворота Трои, и первые смельчаки осторожно направились к бывшему лагерю врага. Вскоре уже целая толпа горожан растеклась по берегу. Впереди всех бежали вездесущие и отчаянно смелые мальчишки. Они шныряли повсюду, выискивая в изрытой тысячами ног земле брошенное или утерянное врагом оружие.
        И тут люди обнаружили удивительный феномен. Ясное дело, что узрели они Коня. Да и как не увидеть было подобную громадину. Конь весьма искусно был сделан из дерева и покрыт черным лаком, еще слегка липнувший под рукой. Огромный, могучий, загадочный стоял он недвижно на берегу моря и внушал мистический ужас в сердца людей, копошащихся у его ног. Смотрели в изумлении троянцы на него и терялись в догадках, что за притча, что за изумительное сооружение?
        Подошел царь Приам в окружении приближенных и охраны. Все почтительно расступились. Приам оглядел Коня и спросил у народа совет, как поступить с находкой. "Как скажите, так и будет", - заверил царь сограждан. Одни осторожно предлагали избавиться от неожиданного подарка: "Сбросить его с обрыва в море - и дело с концом. А еще лучше - сжечь его". Другие уверяли сограждан, что поступать так - неразумно. По их мнению, Коня надо бы внести в город и водрузить на акрополе. Пусть будет он памятником в честь славной победы над греками. Разгорелся спор. Колебался Приам. Не мог решить, какому мнению отдать предпочтение.
        Тут отвлекла его шумная процессия. Обернулись все и увидели группу пастухов, ведущих связанного пленника. Впрочем, пойманный, казалось, вовсе не жалел о своем пленении: он шел охотно, радостно и заискивающе смотрел в глаза своим стражам. Подвели пастухи к Приаму пленного и бросили его на колени.
        - Вот, государь, - молвили волопасы, - мы тут недалече словили этого перебежчика. Уверяет, будто сбежал он от своих собратьев, спасаясь от смертельной опасности.
        Все стали смеяться над пленником, вид был у недавнего врага испуганный и жалкий. Сын Приама Полит подошел к перебежчику, упер острие копья в его грязную грудь и грозно потребовал:
        - А ну рассказывай всю правду, ахейская собака! Кто ты и как оказался здесь? И, главное, - куда ушли ваши корабли?
        Крупные слезы покатились по заросшей физиономии грека.
        - О могущественный и всемилостивейший царь непобедимого города! - возопил он, вздымая к небесам всклокоченную бороду и грязные руки. - Выслушай несчастного Синона - меня Синоном зовут, ваше царское величие... Защиты прошу! О боги! Как несчастна моя судьба! А все потому, что неоднократно я выступал против осады Трои. Призывал воинов вернуться домой к их женам и детям. За это был я бит принародно. Но я был тверд в своих убеждениях. И тогда, чтобы избавиться от бунтовщика, от меня то есть, проклятый Одиссей - самый вредный из них - решил сгубить меня подлым образом. Поскольку я к тому же сродственник Паламеда, которого он, ваше величество, Одиссей, значит, под смертный приговор подвел... С тех пор Одиссей и до меня добирается, боясь мести с моей стороны. Ну тут, значит, решили наконец домой возвращаться...
        - Погоди, - прервал Синона Полит, - выходит, что осада снята? Твои соплеменники убрались домой?
        - В точности так, - охотно подтвердил Синон, - как есть - все уехали... только вот я вынужден был бежа-а-ать... - вновь заныл он, вытирая хитрые свои глазки грязными кулаками (хлюп носом, шмыг-шмыг). - Перед отплытием Калхас, по наущению Одиссея, объявил, что для счастливого возвращения на родину требуют боги человеческой жертвы, как будто мало и без того мы принесли жертв... Все со страхом ожидали, на кого укажет перст судьбы. Калхас долго притворно колебался, потом сообщил, что боги выбрали меня, бедного Синона... (шмыг-шмыг, хлюп) что и следовало ожидать.
        Ну, связали меня, повели к алтарю. Но я, не будь дураком, веревку перегрыз да и бежал... Долго скрывался в тростниках, пока, наконец, не представился случай сдаться в руки пастухам вашего величества, да будьте вы живы, здоровы и счастливы.
        - Хорошо, - сказал Приам, выслушав пленного, - освободите его.
        Тут вмешался жрец бога Аполлона Лаокоон. Он несколько раз уже обошел Коня, со всех сторон внимательно его осмотрел, теребя бороду и шепча не то заклинания, не то проклятия.
        - Не верю я, чтобы ахейцы покинули Троаду навсегда!!! - горячился Лаокоон. - Не очень это похоже на них. Тут, наверняка, задумана какая-то военная хитрость.
        - В чем же тут хитрость? - спросили его.
        - В том, что в брюхе этого страшилища могут находиться десятка полтора воинов, и мы будем последними дураками, если своими руками поможем им войти в город.
        - Хе-хе... воины, - засомневались некоторые из толпы, - не больно-то много туда и войдет. Это он только с виду большой, а в нутре у него... эта... в нутре-то не шибко много места...
        - Ну, ты, деревенщина! - гневно вскричал Лаокоон. - Будешь учить меня?!
        Жрец схватил копье и метнул его со всей громадной своей силой в подозрительного Коня. Тяжелое копье с хрустом вонзилось в деревянный бок чудовища. Кое-кому почудилось, будто звякнуло и громыхнуло что-то внутри.
        - Слышали! - воскликнул Лаокоон. - Не доспехи ли неприятеля загремели сейчас?
        - Скажи нам, несчастный Синон, - обратился Приам к перебежчику, - что означает сей Конь?
        - О, Великий царь! - оживился грек, словно давно ожидал подобного вопроса. - Нет здесь никакой тайны или военной хитрости. Таково было требование Афины-Паллады. Богиня разгневалась на нас за то, что похитили Одиссей с Диомедом ее священное изображение - палладий, охранявший город. Теперь этот священный конь будет охранять Трою от нападения врагов. Потому и решили мы убираться отсюда, поскольку бесполезно ведь штурмовать город при таком-то защитнике...
        - А вот мы сейчас посмотрим, какие у него внутренности, - вскричал неугомонный Лаокоон. - Дайте мне топор!
        Синон обеспокоено вскочил с места и подбежал к Коню.
        - Успокойся, верный жрец Аполлона! - елейным голоском, льстиво улыбаясь, сказал перебежчик.- Нет надобности в топоре, коли дверь имеется. Внутри ничего нет, кроме алтаря Афины, уверяю тебя... Если бы кто-нибудь поднял меня...
        По знаку Приама два воина сцепили руки замком, Синон встал ногами на их грубые, покрытые шрамами ладони, и его подняли к широкой груди Коня. Оказавшись на уровне двери, створки которой открывались наружу и были весьма искусно пригнаны, что не разглядеть даже щели, Синон потянул створки за небольшие бронзовые скобки, распахнул вход и забрался в чрево Коня. Там он повозился недолго и выдвинул наружу деревянный трап. Сходни коснулись земли, и Синон хозяйским жестом пригласил гостей посетить необычное святилище Афины.
        Первым легко вбежал по пружинящим доскам Полит, держа наизготовку копье. За ним сразу последовал Лаокоон с двумя своими сыновьями. Помогли подняться и самому царю Приаму.
        Внутри было тесно и темно. Острия копий царапали низкий потолок, пахло свежеструганным кедровым деревом. Чтобы ненароком не спалить Коня, факелы не зажигали. Просто стали вдоль вогнутых стен, пропуская в дверь лучи заходящего солнца. Убранства в чудном храме не было никакого, только в задней части Коня стоял алтарь - и все. Он был единственным предметом обстановки. Все тупо смотрели на невиданной конструкции жертвенник. Придраться было не к чему. Намудрили, конечно, греки с алтарм, но мастер, ковавший его, был весьма искусен.
        Пауза затянулась, Синон ощутил сильное беспокойство и, чтобы разрядить обстановку, кашлянул и сказал севшим голосом:
        - Вот на этом-то жертвеннике меня и хотели зарезать... как овцу-у-у (хлюп-хлюп).
        - Я думаю так, - сказал наконец Приам. - Пусть этот Конь будет нашим защитником и хранителем города. Если сама Афина-Паллада потребовала, стало быть, мы должны выполнить ее волю. Нельзя быть неблагодарными к своей покровительнице.
        Высокая комиссия вышла из чрева, и было объявлено народу ее непререкаемое решение: перетащить Коня в город и водрузить его в акрополе. Народ возликовал, все свистели, кричали и подпрыгивали от радости. Странные люди: сказали бы им, что Коня надо спалить, так и сожгли бы, не моргнув глазом, и тоже бы кричали и веселились. Но вот сказали: ввезти Коня в город - и повезут. Кто же творит нашу судьбу - боги или мы сами?
        За дело взялись рьяно. Конь хотя и пустой, но все же был достаточно тяжелым. Пришлось покумекать, как транспортировать этакую громадину. Рычагами подняли передние ноги и подложили временные подпорки, пока колесничих дел мастера прикрепляли к огромным копытам мощные дубовые оси. На оси предполагалось надеть колеса. А дальше дело пойдет, была бы сила. А сил в городе сохранилось еще не мало. Волопасы пригнали быков, срочно готовили специальную усиленную упряжь.
        Оконфузившийся жрец бога Аполлона принципиально не принял участия в этой суете. Он имел свое мнение, основанное на каком-то мрачном предчувствии, и был непоколебим. "Бойтесь данайцев, дары приносящих", произнес он свою знаменитую фразу. Но его не стали слушать, и он в сердцах плюнул, отошел в сторону от знатных особ города. Огорченный, уселся он на камень. На беду жреца под камнем нашла убежище парочка ядовитых змей. Испугал их кругом толпящийся народ. Мирно нежились гады на теплом камне, греясь в последних лучах закатного солнца. Пришлось им срочно искать укрытие. Но пятка Лаокоона взметнула песок и слишком близко опустилась от головы одного из гадов.
        Ядовитые зубы вонзились в могучую икроножную мышцу Лаокоона. Завыл от боли жрец, схватился за ногу, которую обвила мерзкая змея. И вот славный муж катается по земле в страшных муках.
        Оцепенели все, кто был на берегу. Убоялись придти на помощь несчастному. Только сыновья Лаокоона бросились спасать отца. Но было уже поздно. Змеи ускользнули от возмездия. Отец же не мог двинуться, судорога сковала его ногу. Пробовали пустить кровь из раны, но все было бесполезно. Великий жрец скончался от паралича сердца, так и не узнав, что был прав.
        Вот так было дело с Лаокооном на самом деле. Обыденно, просто, но вместе с тем ужасно. В последствии время и люди раздуют эту историю до эпических размеров, в которой два огромных змея якобы приплыли из моря и набросились на упрямого жреца и его сыновей, спутали их толстыми необоримыми кольцами своих тел и задушили героев в смертельных объятиях, закусали до смерти.
        Как бы там ни было, но несчастный случай с Лаокооном и его отпрысками напугал всех и утвердил в мысли, что решение, принятое народом, было верным. Ведь ясно же, что сама Афина разгневалась на строптивого умника за то, что пытался тот лишить город священного защитника. Боги карают жестоко, скоро, но справедливо. Так-то вот, достопочтенные сограждане.
        Но вот, наконец, колеса были укреплены, упряжь готова и волы впряжены парами. Засвистели бичи, вдохновляя животных на тяжкий труд. Согнулись рогатые головы, заиграли мышцы под кожей, двинулись мощные животные, отчаянно заскрипели колеса, и деревянный колосс медленно покатился к стенам города.
        Образовалась целая процессия: с факелами - ибо темно уже стало, - с музыкой, пением и даже кое-где с танцами. К полуночи добрались-таки до ворот Трои. Широко распахнулись непреступные ворота. Волы, грохоча копытами по мостовой, вошли в город, но тут же были остановлены погонщиками. Конь с треском уперся лбом в верхнюю перекладину. Широки были ворота, однако же не достаточно высоки оказались, чтобы пропустить деревянного великана. Хотели было наклонить голову Коня, подняв кверху его круп, но чуть не уронили все сооружение и не поубивали людей, суетящихся вокруг.
        Наконец рискнули, охваченные азартом, - решили разобрать верхнее перекрытие ворот и часть кладки. Поскольку враг отсутствовал, такое можно было себе позволить, тем более, что ворота все равно требовали ремонта после многочисленных штурмов. Каменщики обещали быстро заделать пролом.
        Потянули быки оглобли и постромки, содрогнулся Конь несколько раз, но протиснулся в образовавшийся проход. Улицы города походили на встревоженный муравейник, а люди - на муравьев, старательно тащивших свою добычу, размерами многократно превосходившую отдельного добытчика. Но суета эта была радостной. Одна лишь Кассандра, дочь Приама, безумно испугалась, едва не лишилась чувств, увидев в акрополе Коня. С болью в голосе убеждала она сограждан и своего отца, немедленно избавиться от зловредного подарка греков, который, по ее мнению, погубит Трою.
        - О, горе, горе великой Трое! Горе всем нам! - взывала Вещая Кассандра. - Вижу я: объят пламенем священный Илион, покрытые кровью, лежат поверженные в прах его сыны! Я вижу: ведут в рабство чужеземцы плачущих троянских жен и дев!
        Но никто не поверил ее предсказаниям. Ибо нет пророка в своем отечестве. Воистину, если народ решил погубить себя, то нет силы, которая могла бы свернуть его с выбранного пути.
        Глава 11
        Греческий флот обогнул остров Тенедес и, как только Троада скрылась из вида, причалил к его берегу. Лагерь разбивать не стали, выгрузили лишь необходимое. Расчистили площадку, достаточную для того, чтобы вместились штурмовые отряды. Установили "машину" богов, и таким образом, плацдарм для атаки на Трою был готов.
        Странным все это было, необычным для воинов. Нынешняя тактика шла вразрез с привычными методами ведения боя: неприятель - боги знают где, а они вот здесь, на острове; но едва прозвучит сигнал к штурму, воины мгновенно окажутся во вражеском городе! Чудно! Как тут не разволнуешься. Одно дело, когда "машина" бросала людей на несколько метров, а тут расстояние в тысячу раз больше. А ну как не добросит? И все упадут в море... Поэтому воины ходили возбужденные, в полуистерическом состоянии. Всюду слышимся неестественный смех и двусмысленные подначки. Воины шутили, за смехом скрывая свой страх. Калхас провел церемонию жертвоприношения богам, не поскупились греки, забили последних крупных животных, имевшихся у них на кораблях. Потом легли ужинать.
        Мрак и ночной холод накрыли остров. Блестящий бисер звезд выкатился на черную материю неба. Но скоро густые жирные тучи, похожие на стадо черных свиней, набежали с севера и стали жадно слизывать бисеринки одну за другой.
        И вот вострубила первая труба, и началось построение войска. При пляшущем свете редких факелов зловеще сверкали обнаженное оружие и медные доспехи богатых воинов. Строились плотными квадратами. В головном отряде, расположившегося непосредственно возле "машины", первыми среди прочих находились: Неоптолем, сын Ахилла, Филоктет (с перевязанной ногой), Менелай, Идоменей, могучий Диомед, Аякс младший, Марион и, конечно, Одиссей. Они первыми должны попасть в неприятельский город, как только поступит соответствующий сигнал. По договоренности сухопутные силы возглавят Менелай и Одиссей. Агамемнон будет осуществлять непосредственное руководство высадкой морского десанта, который должен прибыть на кораблях и вступить в бой как вторая штурмовая волна.
        Началось мучительное ожидание. Наступившую тишину нарушали нервный кашель и яростные шлепки ладонями по открытым частям тела - ногам, рукам, лицу. Комары и прочие мошки прилетели за своей порцией человеческой крови.
        Вернулись разведчики с противоположной стороны острова и сообщили, что город троянцев и весь берег погружены в совершенно непроглядную тьму. Из-за туч внезапно вынырнула полная, яркая Феба-Селена и осветила серебристо-мертвенным светом бледные лица солдат. Одиссей молча попросил богиню ночного неба укрыться на время за темной пеленой облаков, покуда смертные не выяснят отношений между собой. Скорбный лик богини тут же утонул в клубящихся тучах, словно камень, брошенный в колодец. Боги были на стороне греков, теперь это стало очевидным.
        Наконец разведка донесла, что на берегу Троады замечен слабый огонь. Вне всяких сомнений, это был сигнал от удачливого Синона. И он означал, что вступает в силу более усложненный - второй вариант штурма. При первом варианте, Синон возвращался посредством телепортации, но коль сделать он этого не смог, стало быть, Конь охраняется. Значит, троянцы все-таки выставили часовых возле нового святилища Афины, опасаясь, что какая-то часть оппозиционно настроенных граждан во главе с Кассандрой, попытается сжечь их несравненный трофей.
        Ну что ж, грекам придется смириться с таким поворотом дел, впрочем, вполне ожидаемым. И за это надо благодарить богов. Могло быть гораздо хуже. Третий вариант вообще предусматривал извлечение троянцами "машины" из чрева Коня и перенесение ее в неизвестное место. Тогда Синону пришлось бы попотеть, выясняя: что это за место и насколько удобно или неудобно оно для осуществления штурма.
        * * *
        Синон слонялся от одной пирующей компании горожан к другой. Нигде его не принимали. Люди не жаловали предателей. Наконец, бедный грек прибился к каким-то беженцам из сельской местности, которые так же, как и он, чувствовали себя в городе не совсем уютно. Улучшив момент, Синон спер у них кувшин вина и пропал во тьме неосвещенных переулков и тупиков.
        Объявился ворюга уже в акрополе. Громадный Конь стоял в самом его центре, как черная скала, голова великана терялась в вышине, проглоченная ночным мраком. Из груди Коня спускался до самой земли неубранный трап, но дверцы были прикрыты. Примеряясь, как бы проникнуть во чрево чудища незамеченным, Синон слишком долго мозолил глаза стражникам и был задержан ими как подозрительная личность.
        Синон щедрой рукой стал разливать ворованное вино, предлагая тосты за мир и дружбу между народами. Была у шпиона надежда, что охрана перепьется, и он сможет умчаться из города на "машине" богов. Но стражники оказались крепкими парнями. Вино они выпили, а грека прогнали. "Ты хоть и хороший грек, - сказали они, - а все одно: находиться посторонним здесь не положено, так что - иди, покуда цел".
        Практически без приключений Синон добрался до городских ворот. Притворившись пьяным, справляющим малую нужду, он остановился в тени и огляделся. В караульных помещениях горел огонь и слышались пьяные голоса стражников. Ворота были закрыты на все возможные запоры и блокированы деревянными клиньями с цепями. Чтобы открыть их нечего было даже и думать: без шума и стука не обойтись. Наверное, по этой причине посты у ворот отсутствовали. Еще вчера подобного нельзя было представить. Внезапно наступивший мир подействовал на охрану разлагающе. За что их полагалось бы вздернуть на перекладине ворот, начиная от рядового до начальника караула включительно. Но Синону подобное разгильдяйство было только на руку. И все же сердце его обмирало от страха быть обнаруженным, когда карабкался он на ворота и пробирался через так и не заделанный пролом в верхней части. Он рисковал сломать себе шею, оборвавшись в темноте, но ловкое тело слишком хотело еще жить и потому не подвело хозяина своего в опасные моменты. Как паук, цепляясь за малейшие выступы, лазутчик влез на самую верхотуру, привязал добытый заранее обрывок
веревки за один из зубцов, венчающих стену, и спустился с противоположной стороны. Когда веревка кончилась, Синон, очертя голову прыгнул во тьму.
        Сушняк, приготовленный с вечера для сигнального костра, найден был сразу. Место это не просматривалось со стороны города, поскольку закрывалось высоким берегом и небольшой рощицей. Зато с острова огня не заметит разве что слепой. Синон выкопал из песка спрятанные кремень, дающий огонь и орудие, его добывающее. Хвала богам, все было сухим. Нервные удары по кремню высекли сноп искр. Подложенный мох вспыхнул, зажигая смолистые ветки, - и костер запылал.
        * * *
        Огни готовности пульсировали и на пультовой стенке телепортатора, включенного Одиссеем. Теперь он сносно с ним управлялся. Там, в городе, внутри деревянного истукана автоматическая система оживила второй телепортатор. Невидимый мост между островом и городом был наведен.
        Одиссей поднялся с земли и решительно ступил на платформу аппарата - и тотчас копье его, недостаточно низко опущенное, воткнулось в деревянный потолок. Он рванул вниз древко и спрыгнул на пол с "алтаря". Ватная тишина заложила уши. Сделав всего лишь шаг, прибывший почувствовал, что его сандалии побывали в чем-то липком. Он несколько раз осторожно, почти бесшумно шаркнул ногами по доскам пола, чтобы очистить подошвы. Потом нагнулся над телепортатором и потрогал ладонью его платформу. Пальцы сразу стали мокрыми и липкими.
        Если кто-то подумал, что Одиссей тут же лишился руки, отослав ее к друзьям на остров, то он глубоко ошибается. Конструкторы предусмотрели любое неосторожное обращение с аппаратом, ведь они проектировали транспортное средство, а не гильотину. Просто интеллектуальный чип, получая сигналы извне посредством сенсоров, сначала "думает", а потом уж что-либо делает. В данном случае он понял, что человек, стоящий рядом с аппаратом, вовсе не намерен отправлять в путешествие свою руку отдельно от тела. Вот почему можно безбоязненно собирать посланные вещи с платформы работающего аппарата.
        Разведчик поднес руку к лицу и понюхал. В чуткие ноздри ударил острый запах крови. Из этого факта не трудно было сделать вывод, что "алтарь" троянцы уже успели использовать по назначению. Обновили, так сказать, подарочек. Вся платформа была залита кровью жертвенных животных. На работе "машины" это никак не сказалось, но все равно кровь надо будет убрать, чтобы кто-нибудь из воинов не поскользнулся и не нарушил ритм атаки.
        Взяв это на заметку, прибывший направился к выходу, чтобы разведать обстановку. Идти в темном пустом брюхе Коня пришлось, раскинув руки, время от времени касаясь пальцами за выступающие ребра шпангоутов. Таким манером легко удавалось направлять себя по центральной оси помещения. В полуприкрытую дверцу пробивался еле видимый свет, природа которого не вызывала сомнений. Разведчик заглянул в щель и узрел огонь больших масляных светильников на ножках, расставленных на каменных плитах площади и освещавших Коня и ближайшее пространство вокруг него. Часовых разглядеть не удавалось, но они, несомненно, были где-то здесь. Обзор из щели был маловат, пришлось приоткрыть дверцу пошире.
        Город беспробудно спал, безмятежно спал, преступно беспечно спал, расслабившись после долгого, непрерывного физического и нервного напряжения. В отличие от прохлады острова, здесь, в каменно-глиняном мешке города, ночь стояла душной. Слабый ветерок приносил почти родные, домашние запахи. Волнами накатывали они на незваного гостя: запах домашнего очага, вкусной пищи, запах благовоний, запах женщин... Сердце заныло у Одиссея, с тоской он вспомнил свою жену Пенелопу, вынужденную ждать его так нестерпимо долго. Увидятся ли они снова, кто знает? Может быть, падет он сегодня, сраженный копьем или мечом, либо стрелой троянцев, которые, несомненно, будут биться с отчаянием обреченных.
        Да, через какое-то краткое время здесь ощутятся совсем другие запахи: запахи дыма от всепожирающего огня, человеческой крови, запахи искрящегося от ударов металла, а потом - тошнотворный запах тления окутает город. Запах смерти. И все это сделает он, Одиссей, подобно волку сейчас высматривающему себе жертву в теплом сонном хлеве. Но в такие минуты волку нужно быть особенно осторожным. Бывает, что сторожа не дремлют. Где, кстати, они? Грек снял на всякий случай с головы свой боевой шлем и высунулся наружу.
        - Ну вот, - сказал кто-то внизу, - говорил же я тебе, что там кто-то ходит, а ты - крысы, крысы...
        Одиссей посмотрел вниз и увидел двух стражников, которые в свою очередь глядели на него, задрав головы.
        - Интересно знать, - промолвил второй стражник, - как этот засранец умудрился туда забраться, ведь мы не спали, клянусь Афиной!
        - Ты кто такой? - полюбопытствовал первый стражник, - что-то мне твоя рожа шибко знакомая... А ну слазь оттуда быстро и топай сюда.
        Одиссей вспомнил, откуда мог стражник знать его в лицо. Перед началом боевых действий, Одиссей находился в составе военной делегации, посетившей город для переговоров об условиях мирного разрешения конфликта. Мирного решения тогда не получилось - и началась война.
        Пришелец скорчил гримасу и жалостливым голосом прогундосил: "Сынок, нет у меня пристанища, позволь мне, горемычному, остаться здесь до утра...
        И на этом закончил свои переговоры со стражей и, не теряя времени, проделал следующее: прикрыл дверцу, надел на голову шлем, прислонил копье к стенке и примерился к лестнице, ведущей в голову Коня.
        - Сдается мне, что кое-кому придется идти туда наверх и выволакивать бродягу, - спокойно сказал первый стражник. - Давай, Рамс, иди ты.
        - Почему я? Ты обнаружил, тебе и привилегия.
        - Разговорчики, кто здесь старший? Я старший. Так что - иди и исполняй.
        - Ну, раз ты старший, с тебя и спросят: как он туда попал.
        - Ладно, сам пойду, - сказал первый стражник и затопал по сходням.
        Внутренняя лестница была прикреплена к стенке, служившей шеей Коня. Одиссей ухватился за ступеньки и, подтягивая тело, стал взбираться наверх, в узкое пространство шеи. Когда его ноги уже стояли на нижней перекладине, он, нагнувшись, с напряжением дотянулся до древка копья. Вооружившись, полез дальше. Едва он успел развернуться спиной к лестнице и занять устойчивое положение, откинулись обе дверцы и вошел стражник. Он сделал шаг вперед и остановился, потому что после ярких светильников акрополя, в брюхе Коня стояла темень, как... в брюхе настоящего коня.
        - Эй! - крикнул вошедший страж. - Выходи сам! Если ты добрый человек, отпустим с миром, а будешь упрямиться...
        Стоя наверху в конской шее, Одиссей отлично видел фигуру троянца, замершего в позе слепца. Стиснув копье двумя руками, лазутчик с выдохом воткнул длинное твердое острие в основание шеи, стоявшего внизу человека. Конец острия вышел из шеи с противоположной стороны. Стражник хотел что-то сказать, но изо рта появились лишь кровавые пузыри. Одиссей толкнул древком стражника вперед и тут же обратным движением выдернул копье. Стражник ткнулся головой в пол, вытянув ноги по направлению к двери. Тело было готово к выносу.
        Однако второе тело пока еще было живо и уже начало проявлять нетерпение и беспокойство о судьбе своего товарища.
        - Эй, Буян! - крикнул стражник таким тоном, какой бывает на излете веселости, на переломе настроения, когда веселая дурашливость не совсем еще прошла, а страх еще только подступал. - Ну что там такое?.. Помощь нужна?
        Все-таки не с потолка берутся прозвища для людей, как, впрочем, и для других тварей. И если за Одиссеем прочно закрепился эпитет - хитроумный, то это значит, что он оправдывал его на все сто. Вот и теперь хитроумный царь Итаки поступил в сложившейся ситуации психологически безупречно и единственно верным способом, чтобы не вспугнуть врага, усыпить его бдительность и заманить в ловушку, а именно: Одиссей стал хохотать. Он смеялся сначала тихо, потом погромче, с возгласами типа - "а"! "у"! И так далее. Это была гениальная находка. Хитрый грек не мог ответить голосом Буяна без того, чтобы не быть уличенным в подделке его, зато он мог хохотать под Буяна, смех которого вряд ли отличался особенным своеобразием. На всякий случай Одиссей менял регистры издаваемых звуков, высоту и музыкальность тона. Подобной пытки смехом никто не выдержал бы.
        Второй стражник злился, но одновременно его все сильнее разбирал хохотунчик. Не может нормальный человек оставаться равнодушным, когда другие люди смеются, невольно он заражается их веселостью, даже еще не ведая, в чем, собственно, дело.
        - Ну, Буян, чтоб тебе лопнуть! - фыркнул стражник и полез по трапу.
        Его любопытствующая фигура заслонила проем двери, пытаясь узреть причину веселости товарища, и сейчас же получила в грудь полновесный удар копьем, пущенным изо всей силы с близкого расстояния. Бедняга Рамс схватил пронзившее его копье обеими руками, попятился по сходням, рефлекторно двигая почти уже бесчувственными ногами, оступился и полетел вниз. Тело еще не успело достигнуть земли, а душа его уже догнала душу соплеменника Буяна на пути в подземную обитель Аида, где давно ожидавшие их родители, все же не обрадуются преждевременному приходу своих детей.
        Когда малое кровавое дело было сделано, и путь к большому кровавому делу расчистился, бесшумно, точно привидения, появились во чреве Коня Менелай и Неоптолем. Обеспокоенные долгим отсутствием своего разведчика, они поспешили ему в подмогу. Царь Итаки сделал им знак, и они приблизились к нему, тяжело дыша от волнения. Вместе они вынесли обездушенное тело Буяна и выбросили его вниз как ненужный хлам, загромождавший дорогу. Предусмотрительный Неоптолем прихватил с собой рулон войлока, им покрыли сходни для полной бесшумности предстоящего мероприятия и очистили от крови платформу телепортатора. После этого, товарищи Одиссея остались охранять захваченную территорию, а сам он поспешил вернуться на остров. Умный автомат перестроился с приема на передачу мгновенно.
        Одиссей возник среди войска и отдал приказ трубачу о начале операции "Троянский конь".
        В третий раз вострубила труба, и воинство встрепенулось, готовое ринуться в подпространство.
        - Копья пригнуть, по одному вперед - марш! - скомандовал Одиссей и первым прыгнул на платформу.
        Оказавшись внутри Коня, тренированные воины уже знали, что надо не стоять истуканом на месте, не разевать хлебало и не таращиться по сторонам, подставляя свои потроха под копье следующего за тобой товарища, а быстро, и по возможности соблюдая тишину, бежать к выходу, а там - по трапу вниз, далее - по улицам, переулкам, заполнять город, скрытно накапливаться для захвата административных зданий, казарм и прочих гражданских и военных объектов, главным из которых был дворец Приама. Крепкая, между прочим, штучка. Город в городе. Крепость в крепости. Сколько там поляжет воинов, пока твердыня эта падет, ведомо только богам. А потому - скрытность и еще раз скрытность. Не обнаруживать себя как можно дольше, - такие приказы отдавали прибывающим воинам Менелай и Одиссей. Они четко руководили закованными в броню потоками, направляя их в нужные стороны. Отворялись незапертые двери домов, бесшумно снималась дремлющая стража, решительно и безжалостно вырезались спящие во хмелю люди.
        Подобно хищным львам, напавшим на беззащитное стадо коз и овец, набросились греки на спящих троянцев. И вот раздались первые человеческие крики ужаса, вопли о помощи, мольбы о пощаде. Но неоткуда было ждать помощи несчастным, захваченным врасплох жителями обреченного города, и не было жалости в сердцах обозленных врагов - кровавое безумство застилало им взор.
        Начавший проливать кровь уже не может остановиться самостоятельно, его нужно остановить оружием, но нет под рукой оружия. Вход пошла домашняя утварь, предметы обстановки: столы, тяжелые табуреты - все было оружием защиты. В дело пускались даже вертелы, на которых недавно жарили мясо для пира. А когда запылали дома, то дрались и горящими головнями. Началась ужасная битва-бойня. С воплями бежали по улицам Трои женщины и дети. Старики же вместе с молодыми стойко отбивались от наседавшего врага. Но без защитной брони, которую никто из троянцев не успел надеть, выстоять против полностью экипированных вражеских воинов было невозможно.
        Одиссей и Менелай безостановочно и неустанно, точно машины-убийцы, резали, кололи, рубили, пронзали горожан, пытавшихся защищать себя и свое семейство. Их глаза сквозь прорези надвинутых на лица боевых шлемов пылали яростным огнем безумия. То же самое и с той же остервенелостью проделывали подчиненные им греческие воины.
        Кое-то из особо проворных попутно успевали удовлетворить свой сексуальный голод, дорвавшись, наконец, до теплого молодого тела женщины. Торопливо и жадно терзали они эти сопротивляющиеся тела, тревожно озираясь по сторонам, и в расширенных их зрачках металось пламя горящего города.
        Вообще-то, подобные эксцессы не одобрялись вождями, поскольку расслабившийся солдат - уже не солдат, а тряпка. Пользы от него в бою ни на грош. А когда идет бой, каждый воин должен быть на своем месте, ибо фланги с прорехами подобны гнилой ткани, не выдерживающей целенаправленного давления. Это верно тем более, что враг уже частично оправился от парализующего кошмара внезапного нападения и кое-где даже сумел организовать осмысленную оборону. В первую очередь это касалось дворца Приама. Его закрытые ворота с ходу взять не удалось. Троянцы, отчаянно защищаясь, отступали именно к этим воротам. Только выкосив ряды защитников, грекам удалось вплотную подобраться к сердцу города. Начался штурм твердыни Трои. Целую лавину припасенных тяжелых камней сбросили защитники на головы врага. Все больше греки несли потери. Сила и ярость их постепенно ослабели, атака их явно выдыхалась. Они уже топтались на месте, они потеряли темп - самое главное в бою. Для возобновления атаки не хватало живой силы. Все-таки пропускная способность одной "машины" была мала для захвата такого огромного города, каким была Троя. В
добавок внезапно отворились ворота цитадели Приама и оттуда, оттесняя греков, вышла, закованная в медь и бронзу личная гвардия царя, вернее, то, что от нее осталось. Под смертельным давлением длинных пехотных копий ряды греков дрогнули. Чтобы избежать ненужных потерь и сохранить бойцов, для повторной атаки, когда подойдет подкрепление, Одиссей отдал распоряжение отходить к главным воротам и там сгруппироваться.
        И тут - слава богам! - как раз подошло подкрепление с моря. Десант спешил изо всех сил. Им тоже хотелось сорвать оставшиеся еще цветочки и ягодки с чужого поля, ухватить свою долю богатств и удовольствий. Отступавшие греки обрели второе дыхание и с еще большим ожесточением пошли на приступ внутренней крепости. Наконец, сын Ахилла Неоптолем, впав в священную ярость, мощными ударами топора выбил ворота и первым ворвался во дворец. За ним неслись неодолимая лавина воинов с блестевшими от ярости и алчности глазами. Молва о несметных сокровищах Приама была известна всем. Дворец Приама огласился воплями женщин и детей. У алтарей богов собрались дочери и невестки Приама, тщетно надеясь найти здесь защиту. Боги были равнодушны к людским страданиям. Враг неумолимо приближался.
        Тогда сам Приам, одетый в доспехи, решился стать заслоном на пути неприятеля. На коленях умоляла Гекуба престарелого мужа спрятаться у алтаря. "Куда тебе, старцу, бороться с могучими героями!" - причитала она, повиснув на его ногах многопудовой гирей. Вдруг дверь в зал с треском отворилась и в помещение, где находился Приам с плачущей своей женой, ворвался облитый кровью Полит. Смертельно раненый, он прохрипел: "Спасайся, отец!" И тут же тело его содрогнулось от удара. Копье, брошенное Неоптолемом с необоримой силой, пронзило насквозь троянца. Захлебываясь кровью, скончался на глазах отца последний его сын.
        Ужас и гнев охватили Приама, он вырвал древко из спины сына и бросил оружие в своего врага. Но пущенное слабой дрожащей рукой копье, словно легкая трость, отскочило от доспехов сына Ахилла. Безжалостной твердой рукой схватил Неоптолем за волосы Приама, невзирая на его высокий статус и старческую немощь, - и пронзил острым коротким мечом его грудь. Пал царь Трои как истинный воин. И этот конец его был далеко не худшим, ибо избавлен он был от позора и унижения рабства.
        Огнем и убийствами охвачен был уже весь дворец Приама. Андромаха спасала своего сына, любимого внука царя Приама - Астианакса. Закутав его в плащ, прижимая драгоценный сверток к своей гулко бьющейся груди, она спасалась от огня и преследовавших ее врагов, бежала вверх по лестнице одной из высоких опорных башен. Ревело пламя, раздуваемое ветром, дым ел глаза, горящие балки падали совсем рядом, разбрасывая снопы искр.
        Выскочив на самый верх, она с ужасом увидела полыхающий со всех сторон родной город и дикую резню на улицах. Безумие ситуации и полная ее безысходность соблазняло простым отчаянным решением - броситься с башни вниз и разом покончить с мучениями, но инстинкт материнства не позволил ей сделать этого. Она знала, что ее не убьют, если покориться врагу. Но сына убьют непременно. Его нужно было спрятать куда-нибудь! Но ни одного укромного, безопасного места ей не попалось по дороге, везде - огонь и хаос разрушения.
        Андромаха затравленно озиралась, ожидая чуда, что боги смилостивятся и спасут ее сына, ее слезинку, ее кровинку, ее дитя, успевшего встретить лишь свою вторую весну. Но все чудеса нынче работали на греков. Поздно, поздно, все кончено. К ней подбежали ахейцы, пропитанные с ног до головы кровью, потные, в разорванной одежде, с пробитыми доспехами и с зазубрившимися в битве мечами. На их черных от копоти лицах хищно блестели белки глаз и оскаленные зубы. Они походили на гиен.
        У нее подкосились ноги, но еще крепче сжала она в объятиях сына. Астианакс закричал от боли, громко заплакал. Младенца резко вырвали из рук Андромахи, и теперь лишь пустой плащ сжимала она побелевшими пальцами. Греческий герой Пирр схватил за волосы верную жену Гектора и поволок вниз. Но успела она на свою беду все же увидеть сына в последний раз. Его маленькое тело взлетело в воздух и исчезло в темноте, ринувшись с большой высоты навстречу булыжной мостовой. Потом рассудок ее помутился, и наступило безразличие.
        Менелай ворвался в покои Елены, но там ее не было. А тот, кто там был, забился под кровать и дрожал от страха, как паралитик. Менелай выволок за волосы полуголого Деифоба, этого жалкого недоноска, последнего мужа златокудрой шлюхи. "Отвечай быстро, где Елена? Где моя жена?!" - вопил Менелай в мертвенно-бледное лицо Деифоба. У бедняги отнялся язык, дикий страх парализовал его мышцы, он лишь хрипел, утратив способность к членораздельной речи. Менелай, думая, что тот запирается, пронзил его мечом, как крысу.
        Подбежал Агамемнон, и они вместе долго разыскивали Елену, но та пропала, как в воду канула.
        Дочь Приама, Вещая Кассандра, искала спасения в святилище Афины-Паллады. Там и увидел ее сын Оилея, Аякс. Кассандра, обхватив каменные ноги статуи богини, молила ее заступиться. Аякс грубо схватил прорицательницу и с такой силой рванул ее от статуи, что упала на пол священная скульптура и с грохотом разлетелась на куски. Бывшие поблизости ахейские воины в ужасе разбежались, чтобы не покарала их Афина за такое святотатство. Все бранили Аякса, но он их не слушал, он наслаждался Вещей Кассандрой.
        Из всех героев Трои спаслись лишь Эней, вынесший своего отца Анхиза и маленького сына Аскания. Единственным из мужчин, кого пощадили греки, был Антенор. Все знали, что Антенор на переговорах не переставал настаивать на выдачи грекам похищенные Парисом сокровища и сомнительным путем приобретенную им жену.
        Итак, перевернута была еще одна страница истории в книге судеб человеческих. Скоро мраком забвения покроются эти времена, мраком столь плотным, что сами события Троянской войны будут поставлены под сомнения. Как бы там ни было, но легенды все же донесут до потомков отблески трагедии:
        "Долго пылала Троя. Клубы дыма поднимались высоко к небу. Далеко был виден пожар Трои. По черным столбам дыма и громадному зареву ночью узнали окрестные народы, что пала Троя, которая долго была самым могущественным городом в Азии".
        В ту самую минуту, когда запылала Троя, где-то во Вселенной бесшумно, а может быть, со скрежетом произошло переключение некой невидимой стрелки, и локомотив истории планеты Земля перешел на другие рельсы и помчался совсем по другому пути.
        Глава 12
        Биологический робот-полиморф по имени Франк лежал в каком-то заброшенном палисаднике, в неухоженных кустах розовых пахучих цветов и дрожал от страха и ненависти. Он был глубоко психически травмирован безумствами, происходившими вокруг. Конечно, он знал, что не все люди отнесутся к нему с лаской и заботой. Профессор предупреждал его, что могут встретиться и плохие люди, но чтобы они оказались настолько плохими, Франк не ожидал. Давно уже какие-то грубые парни отобрали у него новую подружку, а самого Франка загнали в стойло и заперли. Это бы еще ничего. Но ужасно тревожила неопределенность его положения. От первого приказа - стеречь телегу - его освободила от имени Илара гостеприимная хозяйка. Другой приказ - находиться в городе - отменен не был. Он долго ждал, но хозяева его, папа Хейц и пилот Илар, куда-то запропастились. Он думал об этом все время, пока не началось светопреставление.
        Конюшня его запылала, как стог сена. Франк легко выбил дверь копытами. В коридоре была сумасшедшая давка. Обезумевшие лошади лягались и кусали друг друга, пытаясь пробиться к выходу. Ворота, сорванные с петель, валялись на земле. Франк ушел последним. Он великодушно уступал дорогу другим. И только когда в горящем здании не осталось ни одного животного, он позволил себе выскочить наружу. И вовремя: тут же затрещала одна сторона крыши и обвалилась во внутрь помещения, салютуя миллионами искр о своей безвременной кончине. Очевидно, хозяин судьбы Франка, держал ее до последней секунды. Какие-то злобные люди пытались убить его длинными острыми палками и большими широкими ножами, Но благодаря своей быстрой реакции, он легко ушел от них. Когда город превратился в груду головешек, даже Франку стало ясно, что с его хозяевами что-то случилось и нужно отправляться на их поиски, ибо второй приказ упразднился за ненадобностью.
        Но сейчас этого делать не безопасно. Нужно переждать всеобщее сумасшествие. Может, скоро они успокоятся. Может быть, им было холодно и страшно в темноте, и они решили зажечь все кругом, чтобы стало тепло и светло. Все это он понимает. Он не понимает только одного: зачем при этом нужно резать друг друга? И он покинул город, который перестал быть городом, покинул дебильных его обитателей и укрылся в полисадничке брошенного, поросшего травой сельского домика, служившего некогда кому-то приютом отдохновения от трудов земледельческих, а ныне совершенно мертвого, с вывороченными дверями и выбитыми ставнями.
        Незаметно наступило прохладное утро. Франк очнулся от полубредового состояния и увидел, что город все еще горит, испуская густой маслянистый дым и разнося по округе ужасные запахи паленой шерсти и горелого мяса.
        Франк подумал, что самое время сейчас подкрепиться едой и погреться возле огня, но люди почему-то поступили наоборот: плотной длинной колонной покинули город. Женщины шли отдельно, привязанные друг к другу веревкой. Мужчины были вооружены и шли шумной нестройной толпой. Еще виднелись повозки, нагруженные каким-то барахлом. Голова колонны направлялась к кораблям, гордо покачивающимся на легкой волне.
        Франк поднялся на ноги, выдрался из кустов и направил свои копыта туда же. Весьма разумно предположить: раз все идут в одном направлении, стало быть, и профессор с помощником будут там непременно.
        * * *
        Илар давно уже разорвал гнилую веревку, которой связаны были его руки и теперь просто держал их за спиной, прижимаясь к мачте. Правда, освобождение от пут стоило ему больших усилий и в кровь истертых запястий. Теперь он ждал удобного случая разорвать веревки на ногах. Днем с него не спускали глаз несколько воинов, ночью бдительность стражников не только не притупилась, но значительно повысилась в связи с начавшимися боевыми действиями. Агрессивность воинов возросла, а терпимость их к чужаку уменьшилась, его просто могли прикончить ни за что, убрать как раздражающий фактор.
        Со стороны моря дул прохладный бриз. Волны с белопенными гребнями ровными рядами штурмовали песчаный берег. Шипящие их щупальца достигали положенного им предела и откатывались назад, стремясь побыстрей влиться в набегающую следом очередную атакующую волну.
        Илар дрожал от холода в своем нижнем белье давно уже не свежем. Костюм с него сняли еще на берегу и ботинки тоже. Конечно, он сопротивлялся и еще как! Двоих оттащили без сознания после его ловких ударов головой и коленом, но сам он поплатился за это выбитыми передними зубами и, кажется, сломанным ребром. Во всяком случае, левый бок ужасно болел, и от резких движений бросало то в жар, то в озноб. Его били просто, без затей, без всяких там приемчиков, зато основательно и сильно. Короче, своим непродуманным сопротивлением он серьезно усугубил свое положение и значительно сузил возможности для побега.
        И еще его трясло от ненависти. Но не к врагам своим, которые не ведают, что творят и вообще поступают сообразно своим правилам жизни. Ненавидел он себя. Свою непроходимую тупость и преступную беспечность, свое фанфаронство, свое мальчишество, глупость, очевидную даже ослу. Пошел выяснять отношения, петух боевой! Сдайте оружие, мадам, и следуйте за мной. Сопляк паршивый! Недоумок чертов. Что - зубы, которые можно вырастить снова, и что - ребра, которые заживут. Все это можно исправить. Но как исправить Историю? Как вернуть искривленную линию в прежнее положение?
        Ведь случилось именно то, чего он боялся больше всего. По его вине была изменена Реальность, в которой он жил, из которой явился сюда. Сохранилась ли она в неизменном виде или стала другой? Стала чужой, непонятной, враждебной, может быть, где ему, Илару, не будет уже места. А может, и самого Илара Кирке скоро не станет. И очень хорошо. Поделом.
        Однако есть встречная гипотеза, не менее вероятная, несмотря на свою кажущуюся нелепость: именно мое невольное вмешательство в Историю ПОРОДИЛО ту реальность, в которой я родился. При хрональном парадоксе каузальность становится с ног на голову - причинно-следственные связи меняются местами. МОЯ НЫНЕШНЯЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПРОИСХОДИТ ЗАДОЛГО ДО МОЕГО РОЖДЕНИЯ! Я ГОТОВЛЮ УСЛОВИЯ СВОЕГО РОЖДЕНИЯ. Я - ПОВИВАЛЬНАЯ БАБКА САМОГО СЕБЯ! Страшно сказать, но мои ПРАВИЛЬНЫЕ действия, как раз исключили бы возможность зарождения моего мира. Таким образом, мой мир - результат моего головотяпства. Абсурд!? Еще немного и мои мозги скиснут. Броситься бы сейчас на стражника, вон на того, с большим и совсем не греческим носом, с жутким шрамом на ноге, и умереть быстрой смертью как мужчине. Нет, вряд ли удастся ему умереть быстро. Он ведь невезучий. Воткнут ему в бок копье, и будет он умирать долго и мучительно.
        Илар не знал, что ему вообще не дадут никакого шанса свести счеты с жизнью - ни быстро, ни медленно. Приказ Елены, переданный Одиссеем - беречь пленника, - выполнялся, хотя смысл его с течением времени становился все более абстрактным.
        Постепенно ему все же удалось пересилить свое малодушие. Вспомнились слова наставника Ная, что сопротивляться обстоятельствам надо до конца, пока есть силы и никогда не сдаваться на полпути. Он очень надеялся, что с профессором все в порядке (несмотря на то, что Елене удалось добыть второй телепортатор. О том, как ей удалось справиться с профессором, он даже боялся думать), и док, очень даже возможно, его выручит. Вместе они что-нибудь придумают. И ему не придется доживать свой век в скотских, рабских условиях XIII века до новой эры.
        И это еще полбеды. Настоящая беда случится, когда он попадет в так называемую ПЕТЛЮ ВРЕМЕНИ. Допустим, ему не повезет, и он скончается здесь, в этих архаических временах, задолго до своего рождения. Что же получится? А получится вот такая штука: пройдут века, и он родится снова (впрочем, почему "снова", он просто родится) доживет до двадцати пяти лет, отправится в экспедицию в прошлое, там умрет, чтобы родится, чтобы...
        Такая круговерть именуется петлей времени. Жуткая ловушка, о которой "хроники" рассказывают с едва ли не священным ужасом. Ни один путешественник во времени не застрахован от подобной участи. Что-то во всем этом есть от Сизифовых мук, вы не находите? Подобно Сизифу, он будет принужден катить тяжелый камень своей судьбы к мнимой вершине, не ведая, что в один злосчастный момент обрушится вместе с ним к подножию с тем, чтобы начать все сызнова. И так будет всегда. Вечно. О! нет страшнее наказания, нет страшнее судьбы. Поэтому он должен, ДОЛЖЕН вырваться, пока клетка времени не захлопнулась.
        Илар внешне спокойно смотрел на пожарище, но сердце его нестерпимо болело в груди. Еще сильнее сжалось оно, когда из павшего города стали возвращаться воины с награбленным добром и связанными невольницами. Солдаты шли усталые, оборванные, грязные, все в крови, и было не понятно: свою кровь они пролили на одежду или чужую, но все были веселы. Безмерная радость переполняла их сердца. Радость победителя. Многие тащили на веревке, как козочек, упирающихся молоденьких девочек и девушек. Но основная масса невольниц состояла из зрелых женщин. Пойманные, связанные, согнанные в колонну, шли они теперь, оглашая окрестности плачем и стенаниями по убитым мужьям своим, детям своим, и незавидной своей доле.
        И тут Илар совершенно неожиданно увидел Франка. Такой крупный ишак, идущий без поклажи, когда все животные нагружены сверх меры, не мог не быть Франком. И ни одно животное не будет с такой печалью и с такой осмысленностью оглядывать окрест. Он явно кого-то искал. А кого еще может разыскивать их умница Франк, кроме как своего любимого профессора и не менее им любимого Илара.
        Боже мой, холодея, подумал пилот, с профессором все-таки произошло несчастье! Но он отбросил эту мысль за пределы сознания, и сейчас же спонтанно в его голове окончательно сложился план побега. Он был таким ясным и простым, что не требовал времени для обдумывания деталей. Лишь бы Франк не подкачал. Он - главное, связующее звено в этом плане.
        Илар, обмирая от боли в боку, поднялся во весь рост, насколько позволяли ему привязанные к мачте ноги, выплюнул кровавую слюну и хрипло крикнул по-американски: "Франк! Опасность! На помощь!" Стражники сначала подумали, что у странного варвара случилась истерика. Кому еще может кричать пленник, когда кругом нет ни одного его соотечественника, да и откуда бы ему или им отыскаться среди стана ахейских героев. Однако быстро выяснилось, что таковой все же нашелся, хотя и был ослом. Многие загоготали и вознамерились схватить прыткое животное, и уже им почти удалось это сделать. Только вдруг с ослом стала происходить жуткая метаморфоза.
        Прямо на глазах непочтеннейщей публики шея животного стала расти и одновременно надуваться, корпус стал чуть короче, зато шея превратилась в человеческий торс с соответствующей головой, но с жуткими челюстями. Появились довольно мощные руки и сейчас же принялись крушить все, что ни попадалось по дороге. То ли Франку помешали, то ли он решил, что бежать гораздо удобнее и быстрее, имея четыре ноги и лошадиноподобный корпус, только трансформация закончилась на полпути, и перед потрясенными людьми предстал получеловек полуишак (или полулошадь, не будем обижать Франка). Короче говоря, предстало то шестиконечное чудовище, каковое в последствии назовут КЕНТАВРОМ. Кентавр Франк лягнул копытом одного особо ретивого грека, другому заехал в рыло могучим кулачищем и, вырвав у какого-то ротозея копье, резво поскакал выручать пилота.
        Древком копья он ловко отбивал удары врагов. Впрочем, желающих сразиться с чудовищем нашлось немного смельчаков. Все принимали его за некое мифическое существо, связываться с которым было бы опрометчиво. Никто не хотел умирать глупой смертью после столь славной победы над троянцами.
        "Держись, Илар! - прогрохотал басом кентавр. - Франк уже идет на помощь! Сейчас Франк обслужит еще парочку клиентов... и выручит Илара!"
        Пилот снова закричал, но теперь уже единственно с целью спровоцировать стражника. И тот принял условия игры: оторвался от странного зрелища и, подойдя к пленнику, ударил его в лицо. Но кулак не достиг цели. Левой рукой Илар поставил блок, а правой нанес врагу быстрый и сокрушительный удар в переносицу - аж суставы пальцев хрустнули (или это хрустнула переносица?). Воин с застывшим белым лицом вяло подпрыгнул на палубной доске и полетел в полутрюмное помещение корабля, предназначенное для гребцов. Свой бронзовый кинжал он оставил в проворной руке пленника. "Ускоренный" Илар провел изъятие оружия за одну треть секунды, остальные две трети ушли на то, чтобы нагнуться и рассечь веревку на ногах. И вовремя!
        "Фут-фут!" - с таким звуком два дротика воткнулись в мачту как раз туда, где только что находились его голова и грудь. Размытым пятном пленник метнулся с носовой площадки к корме судна, с которой можно было прыгнуть в воду. "Тьфу-тьфу-тьфу!" - плюнули луки быстрыми стрелами. Но умчалась со свистом в пустое пространство оперенная смерть, не найдя увертливую цель.
        Внезапно Илар словно увяз в густой субстанции. Гудение басов взлетело до срывающихся на высоких тона выкриков - это тело самопроизвольно вышло из ускорения. Переутомление бессонной ночи сказалось совершенно не вовремя. На пути трое: зубы оскалены, пики наготове. Илар поднял руки к небу, пытаясь получить из пространства хоть немного энергии. Лицо его исказилось гневом, он походил сейчас на молодого скандинавского бога. Издав ужасный крик берсёрка, по мощи не уступающий самому Одину, он метнул бронзовый кинжал не целясь, просто, чтобы напугать воинов. Пущенный на удачу кинжал, тяжелой костяной ручкой угодил одному из ахейцев в межбровье. Грек упал, загородив дорогу своим товарищам. Но Илар тоже упал, наступив на что-то подвижное. Оказалось, что это был огромный абордажный багор.
        Из последних сил пилот поднял его и, прежде чем потерять это свое единственное оружие, сбил с ног еще парочку противников. "Хрясь!" - одному удар пришелся в кадык, другому - по правой ключице. Оба полетели в полутрюм. Туда же полетел и треснувший багор. Но Илар уже прорвался на кормовую площадку. С виду хлипкий фальшборт выдержал резкий толчок ноги пленника, и тело его, вновь обретшее свободу, птицей взвилось над слепящим серебром воды.
        Пока Илар летел вниз головой, он вентилировал легкие, глубоко-глубоко, до самых печенок-селезенок, потом задержал дыхание, и вода сомкнулась над ним. В этом жидком хрустале было теплее, чем на утреннем воздухе. Илар торпедой шел на дно в облаке мельчайших пузырей, а его обгоняли со всех сторон резвые буравчики стрел, также тянувшие за собой воздушно-пузырьковые шлейфы. Илар обычно предпочитал плавать под водой самым быстрым способом - дельфином. Но этот способ характерен энергичными волнообразными изгибами тела. А в его теперешнем положении, волнообразно изгибаться всем телом категорически противопоказано. Поэтому, давай-ка просто шевели ногами, руки вытянуты вперед, помогать ими не нужно, руки под водой только мешают. Он шел над песчаным дном, как самолет на бреющем полете, стайки пестро окрашенных рыбок шарахались от него в сторону и стремительно уходили в плотный голубовато-зеленый сумрак. Неплохо бы и ему раствориться в этом спасительном сумраке, но запас кислорода в организме быстро истощался; и уже скоро замельтешат искорки в глазах, а там: либо - вдох, либо - сдох. Но слышал он - под водой
очень далеко слышно, - как ударяются о воду весла: сильно, ритмично и все ближе.
        Илар вынырнул и с шумом глотнул долгожданный воздух пополам с морской водой. Кашляя и отплевываясь, пловец увидел, как справа, отсекая его от морских просторов, с намерением прижать к берегу, заходит корабль греков, шевеля многочисленными веслами, отчего напоминал гусеницу-многоножку. Но если не акцентировать внимания на веслах, то корабль больше всего походил на гигантскую рыбину. Сходство с рыбой ему придавали высоко задранная корма в виде напряженно согнутого рыбьего хвоста, который, казалось, вот-вот распрямится и ударит по воде с чудовищной силой. Носовой таран в сочетании с торчащим под углом высоким форштевнем удачно имитировали раскрытую пасть морского чудовища. Сходство с чудо-юдо-рыбой довершал огромный, нарисованный на носу судна глаз, который словно бы высматривал добычу среди волн. Но эти давящие на психику ужасы не шли в сравнение с реальной угрозой.
        На высокой носовой площадке корабля, держась левой рукой за вздымающийся форштевень, стоял с поднятым копьем ахеец, похожий всем своим видом - бородатый и злой - на знаменитого жюль-верновского гарпунера Неда Ленда. Сейчас он проткнет меня, как какую-нибудь акулу, в отчаянии подумал Илар. Силы совершенно покинули его. Он с трудом держался на плаву - за "ускорение" приходилось платить. В короткой схватке он, голодный, уставший, серьезно травмированный, сжег почти все запасы энергии своего организма. Уровень сахара в крови резко понизился. Тело охватила неприятная слабость, руки дрожали. Положение исправила бы таблетка витазина с глюкозой и витамином С, но где ее взять? Нет при нем защитного костюма, в комплекте которого обязательно находилась мини-аптечка.
        И тут еще совершенно некстати из глубины вод поднялась и стала быстро приближаться призрачная тень, похожая на одну из тех теней, виденных им во время прошлого купания. Конечно, где тонко там и рвется. Беда не приходит одна. Илар подготовился отразить атаку из-под воды, впрочем, ни на что уже особо не рассчитывая. Широкая спина неожиданно возникла на поверхности и очень миролюбиво подставилось под обессиленное тело пловца. Маленькие руки на теле морского чудовища поднялись и схватили спасаемого за подмышки, придерживая его, чтобы не свалился. А свалиться было от чего: чудовище резко увеличило скорость и понеслось в открытое море. Илар блаженно расслабился, лежа на спине верного друга - оборотня Франка. Полиморф сейчас имел вид большой пятнистой морской коровы. Сросшиеся задние конечности с широкими плавниками мерно вспенивали сапфировую воду, клыкастая пасть его скалилась в полуулыбке, широкие ноздри с шумом всасывали и выбрасывали воздух.
        Корабль-преследователь безнадежно отстал и повернул назад. Сколько зерен, из которых в последствии проклюнутся ростки мифов, посеяли они с Франком в сознании этих людей, думал Илар, лежа на скользкой, мягкой, мерно изгибающейся спине верного товарища. И еще он подумал о том, что в длинной цепи неудач, преследовавших его, хотя бы одно-два звена оказались спасительными для него лично - это преданный Франк, оказавшийся в нужном месте, и то обстоятельство, что греки поленились снова вытаскивать на берег свои корабли. Вернее, у них не было для этого времени - тогда все спешили в город. Если бы ему пришлось прыгать с трехметровой высоты на землю, то со своим сломанным ребром он больше бы не поднялся.
        - Рули к берегу, дружище, - сказал Илар, похлопав ладонью по толстому боку Франка.
        По большой дуге они стали разворачиваться, держа курс на место стоянки хроноджета. Когда они вышли на берег, Илар вновь ощутил слабость. Ужасно болел бок, по краям поля зрения возникло все усиливающееся мельтешение. Тем временем Франк спешно (аж псевдо-кости трещали) трансформировался в человекоподобное существо.
        - Что-то мне, брат, плохо... совсем я расклеился, - тихо сказал пилот и опустился на колени, надеясь, что накатывающая дурнота как-нибудь рассосется, если он спокойно посидит, а еще лучше - ляжет, чтобы кровь прилила к голове и таким образом сумеет избежать обморока. Конечно, это болевой шок. Нужен покой...
        * * *
        - ...немного осталось, и все будет хорошо, - гудел где-то в поднебесье бас Франка, и его специфический запах неистово проникал в ноздри Илара.
        Пилот открыл глаза и увидел, что носом упирается в упругую грудную мышцу, кожа полиморфа была влажной и холодной. Илар понял, что гомункулус несет его на своих мощных руках, как маленького ребенка, и ему стало неловко и стыдно. Он протестующе пошевелился, и сразу же его пронзила острая боль в боку.
        - Илар не должен брыкаться, - прогудел кадавр. - Франк донесет его до дому. Илар был белый-белый, как снег. И лежал как мертвый. Но Франк догадался, что Илар еще не до конца умер и...
        - Шпафибо, Франк, - отозвался пилот, еле шевеля разбитыми вспухшими губами, и осторожным движением руки вытер с лица холодный обморочный пот. - Я тфой довжник...
        И вдруг глубокое синее небо, которое он отрешенно созерцал, резко сменилось хорошо знакомыми потолочными панелями тамбура со скрытыми светильниками, погрузочными манипуляторами, крепежными лентами с карабинами, панелями приборов - это окружил больного со всех сторон до мелочей привычный и родной интерьер хроноджета. Илар увидел в необычном ракурсе встревоженное, виноватое лицо Елены и не сразу признал ее. Гибкая фигурка, видимая до пояса, боком-боком возле стены поплыла рядом с ним. Все это шествие влетело в медотсек, где встретил их довольно бодро себя чувствующий профессор Фердинанд Хейц.
        - Папа Хейц! - заорал гомункулус.
        Бедняга Франк от радости лицезреть хозяина едва не уронил Илара и только врожденное чувство долга помогло ему донести свою ношу до места назначения. Пилота взгромоздили на "прокрустово ложе", где умные автоматы проводили осмотр пациента, ставили диагноз, удаляли все лишнее и вставляли недостающее. Короче говоря - лечили.
        Боже, как они отделали тебя, подлецы, - искренне огорчилась Елена, погладила пилота по лбу и отошла в угол, смущенная явным нежеланием пострадавшего принимать лицемерные ласки предательницы.
        - Шдрафшуйте, профешшор... - прошамкал Илар, чувствуя, как сознание медленно погружается в болото наркоза.
        - Приветствую тебя, о шепелявый мой воин! Вы приобрели прекрасный польский акцент... Ну что ж, друзья... по каторге, - жизнелюбиво сказал профессор, - вот мы и собрались все вместе. Давайте-ка выпьем чего-нибудь покрепче и выкурим трубку мира.. С нашей стороны было бы опрометчиво сыграть в ящик на пороге славы, не окончив описания собранного нами старинного obiets d'art? Не так ли, Франк?.. Ха-ха... юмор висельника.
        - Боюсь, дорогой профессор, что я опять огорчу вашу милую компанию, - сказала Елена, поставив изящную руку на столь же изящное бедро.
        Одетая в корабельную черную униформу с серебряными галунами, она выглядела чертовски эффектно. Ни дать ни взять - голливудская блондинка, суперзвезда, героиня звездного боевика.
        - Через час или два мы стартуем, - твердым голосом произнесла она, и чтобы все окончательно уяснили, кто теперь здесь командует, недвусмысленно поправила ремень, который оттягивался кобурой с тяжелым "скорп-файером". - По дороге я высажу вас вблизи какого-нибудь Опорного пункта, а сама отправлюсь дальше... Впрочем, вас это уже не должно интересовать.
        - Вы хотите сказать, милая барышня, - галантно вскинув голову, сказал Фердинанд фон Хейц, - что в случае неподчинения вашим приказам, прибегните к оружию, будете стрелять в людей, в нас то есть? Но позвольте, как же вы сможете совершить убийство? Ведь не станете же вы уподобляться дикарю. Насколько я понял, вы цивилизованный человек... наконец - христианка... Или вы не верите в Бога?
        Елена прижалась спиной к стене и произнесла, бледнея:
        - Ваш Бог умер, когда создали "Иллюзорий", а вместе с ним и проповеди о морали. Поэтому я создала СВОЮ мораль.
        - Любопытно бы узнать, каков ее главный постулат?
        - Все морально, что полезно мне.
        - Знакомая формулировочка... ничего нового в этом нет. И все же я не верю в ваше злодейство. На самом деле - вы лучше, чем пытаетесь казаться.
        - Может быть и так, но не советую вам испытывать мои добродетели... Впрочем, не волнуйтесь, меры воздействия, на крайний случай, я предприму ЦИВИЛИЗОВАННЫЕ, - язвительно передразнила она Хейца и показала правую руку, которую до этого старалась держать за спиной. В руке у нее была зажата черная трубка нейрошокера.
        - Что ж, nolens volens, но придется подчиниться, как говорится, грубой силе, - сказал профессор хрупкой женщине, гордо вскинул голову, как бы отбрасывая назад несуществующие волосы, и отправился к себе в каюту, фальшиво насвистывая выходной марш тореадора из оперы "Кармен". Следом за ним, понурив голову и шаркая босыми косолапыми ногами, поплелся его верный гомункулус Франк.
        Елена осталась недовольной собой. Она хотела ответить, как подобает истинной героине ею созданной драмы: низким голосом, лаконично, умно, как Ральф Брукман в триллере "Обделенные счастьем". Но получилось по-бабьи длинно, банально, картинно, словно в мыльной опере самого низкого пошиба.
        И тут она отчетливо поняла, что ее недовольство собой имеет гораздо более глубокие корни. Она вступила в открытый конфликт с законом, и вся ее теперешняя фронда была лишь маской, чтобы скрыть свой страх. Теперь она знала точно: жить ей осталось недолго. Террористов во времени карают безжалостно. Конечно, разумнее всего - сдаться, но это было совершено против ее характера. Она вытерла слезы и прошла в навигационный отсек.
        За два часа профессор рассортировал и надежно укрепил свою благоприобретенную троянскую утварь, после чего занял место возле Елены.
        - Учтите, барышня, что я крайне плохо знаком с навигацией в N-мерном пространстве-времени, - предупредил он угонщицу, подстраивая противоперегрузочную пневмо-сбрую под свою сухощавую фигуру. - Так, знаете ли, только необходимые азы...
        Хейц неуверенно принялся щелкать тумблерами и разного рода переключателями как одиночными, так и целыми блоками, запуская энергетические системы корабля. Потом включил бортовой компьютер и взялся с его помощью за составление новой программы полета, куда входили такие сложные компоненты как орбитальный маневр и вход в "Геделиану", точное число витков во времени и выход на орбиту Земли уже в другом временном отрезке. Программа шла туго, профессор яростно скреб ногтями небритые щеки и ругался по-немецки. Елена, собирая в памяти осколки знаний из курса предполетной подготовки, как могла, помогала Хейцу. Правда, толку от этого было чуть: теорию туннельных переходов она проходила через пень-колоду. Профессор пыхтел как паровоз, но программа не желала запускаться.
        - Да ну ее к черту! - вскричал в сердцах Хейц. - давайте полетим по штатной программе...
        - Нет, - заупрямилась Елена. - Иначе я за себя не ручаюсь...
        - О женщины, порождение ехидны! Простите, это не я сказал, а кто-то из великих. Хорошо. Но почему же не сходятся у нас концы с концами? Ох уж эта узкая специализация! Здесь я профан. То ли дело во времена Аристотеля...
        - Вводить... функцию Паупельбама... - тихо произнес пилот со своего ложа.
        - Функция Паупельбама?..
        - Он бредит, - сказала Елена. - Не обращайте внимания.
        - Он бредит, но рассуждает здраво, - оживился профессор. - Все правильно: я старый осел! Теперь все сходится. Спасибо, мой мальчик!
        Наконец компьютер "просек", что от него требуют тупые сапиенсы, и дело пошло на лад. И тут вдруг профессор вспомнил о телепортаторах и схватился за сердце. Mein Gott! Целых два аппарата! Замдиректора Института по АХЧ Линда Камински за них снимет с него скальп. Ну да ладно, потерявши голову, по волосам не плачут.
        Хейц с пульта немедленно дал радиосигнал на самоликвидацию телепортаторов. Сейчас в лагере победителей, готовящихся к отбытию на родину, начнется переполох, когда тщательно оберегаемые "машины богов", вдруг полыхнут огнем и, рассыпая разноцветные искры, превратятся в спекшиеся металлические болванки, годные разве что для переплавки во что-то более подходящее этой эпохе.
        - Если вы готовы, моя тщеславная леди, то помашите платочком вашим камрадам - мы отчаливаем от этих негостеприимных берегов, - предупредил свою спутницу Хейц и стал нажимать кнопки, двигать рычаги, поворачивать рукоятки, сверяя свои действия с инструкцией. Загорелись глазки индикаторов, качнулись стрелки, защелкали реле. Корабль ожил. Засветились экраны локаторов. Запел, набирая сумасшедшие обороты супермаховик, и когда его звук перешел в запредельные высоты, сухонькая лапка профессора, покрытая пятнами старческой пигментации, робко потянула рычаг тяги. Маршевый двигатель не отреагировал. Хейц в панике рванул рычаг до упора - никакого результата.
        - В чем дело, черт побери?! - вскричал профессор, трясущимися руками нацепил на нос пенсне и уткнулся в бортовую инструкцию.
        - А вы включили гасители инерции? - осведомилась Елена, - и эту... антиэнтропийную защиту?
        - О, дьявол! Danke schon, мадам, - облегченно выдохнул профессор и врубил соответствующие системы.
        Корабль, не дожидаясь развертки защитных полей в полную конфигурацию, свечкой взвился в синее небо. Профессор едва не проглотил слетевшие с носа стекляшки.
        * * *
        Илар с недельку провалялся в стационаре ЦИТИ. Его сломанные ребра (целых два!) зажили, и завтра он предстанет пред грозными очами Комиссии по Расследованию Темпоральных Происшествий. Потом, очевидно, его вызовут в Вашингтон в Бюро Охраны Времени... короче, веселенькая жизнь предстоит.
        Он лежал на койке, смотрел ТV-новости и осторожно грыз яблоко, пробуя на крепость новые зубы. Десны его слегка распухли и сильно чесались - вживленные зубы укоренялись. Вдруг передали следующее: "Сегодня агентами Бюро Охраны Времени был перехвачен хроноджет типа "Аврора S-P", бортовой номер gdc-217, угнанный ранее террористкой Еленой Смирнофф - американкой русского происхождения. Специальная смешанная комиссия БОВ - Вашингтон - и Центрального Института Темпоральных Исследований - Нью-Йорк - ведет расследование инцидента. Мотивы преступления уточняются. Одна из версий предполагает, что угонщица была связана с движением "Истинные Сыны Земли". Возможно, эта группа крайне опасных радикалов намеревалась использовать машину времени для своих, далеко идущих политических целей. Однако, повторим, это лишь одно из предположений, а пока известно только, что при задержании террористка оказала активное сопротивление и погибла..."
        Илар все сжимал и сжимал кулаки, яблоко хрустнуло, сок побежал между пальцами, одеревеневшими от напряжения.
        "Ну, кому и что ты этим доказала?" - подумал он, ложась на бок и подтягивая ноги к подбородку.
        За окном по раскаленным крышам небоскребов гуляли марева, внизу гудел человеческий муравейник. А ему было холодно и одиноко. Тогда он вытащил из-под подушки большую рогатую раковину, добытую им собственноручно из толщи вод и глубины веков, прижал ее к уху и стал слушать, как шумит древнее Эгейское море.
        Глава 13
        (Содержание главы адаптировано для восприятие человеком)
        Советник был весьма удивлен, когда новый Куратор самолично заявился к нему в апартамент, а не связался по сквару или не вызвал к себе в Резиденцию. "Строит из себя популиста, - подумал Советник. - Но нас не проведешь: хочет застать врасплох, лично убедиться, чем мы тут занимаемся".
        - Ну что ж, Советник, - сказал новый Куратор, ревниво оглядев обиталище своего подчиненного, - мы внимательно ознакомились с вашими отчетами и остались ими весьма довольны. Вашей службой проделана колоссальная работа, значение которой трудно переоценить. А эта ваша идея с деревянной лошадью - просто блеск первой звездной величины. В штаб-квартире Галактического командования АШТАР весьма вами довольны.
        - Благодарю, досточтимый Куратор, - ответил Советник, сделав верхней конечностью формальный жест вежливости и почтения. - Кофе? Рекомендую - одно из чудес этой варварской планеты.
        - Пожалуй... - соизволил Куратор, сворачивая длинный язык трубочкой и опуская его в чашку. - Хлюп-хлюп... О! Да это просто какое-то чудо! Хлюп-хлюп... ва-а! Великолепно!.. Вак-вак-вак... Послушайте, Советник, мы, безусловно, понимаем насущную необходимость ликвидации человеческой единицы по имени... как бишь его?..
        - Астианакс, сын Гектора и Андромахи...
        - Вот-вот... его... Как вы, однако, легко запоминаете их личные имена... Но скажите нам, ради Великой Матери, к чему было прибегать к столь экстраординарному и весьма ненадежному способу? Не проще ли было ликвидировать этого Атс... Аст...
        - Астианакса, досточтимый Куратор.
        - Да-да его... убрать простыми средствами. Ну, скажем, вирусная инфекция или еще что-нибудь в этом роде... Незаметно убрать одного, вместо того, чтобы с ним за компанию отправить к праматерям такую уйму народу, по сути - целый город! Вы загубили массу жизненных линий! Вы уверены, что среди них не было перспективных, полезных нашему Дому?
        - Видите ли... - задумчиво произнес Советник, осторожно опуская на низкий столик из полированного черного камня кофейную чашку тончайшего китайского фарфора времен никогда не существовавшей династии Дзинь.
        Советник покинул ложе, скакнул к панорамному окну и окинул взором глубины океана. Лицезрение этой величественной картины доставляло ему экстатическое удовольствие.
        Многочисленные круглые окна подводных домов сияли огнями. Прожектора освещали дно белым светом так ярко, что казалось, будто в царство вечной ночи чудесным образом перенесли кусочек солнечного дня. В этом жидком серебре в разных направлениях двигались многочисленные аппараты. А меж ними сновали стайки лонгов*, подданных Великой Матери, которая отправила своих сынов на освоение этого дикого, но весьма привлекательного мира.
        [* Лонги - самоназвание разумных амфибий с планеты КваЛонг, прозванных землянами "кваками" за их схожесть с известными земноводными и за соответствующе издаваемые звуки.]
        Чтобы не оскорбить Куратора невниманием, Советнику пришлось вернуться на свое ложе. Устраиваясь поудобнее, он продолжал размышлять.
        Ну что можно было ответить этому туповатому чинуше, который понятия не имеет о красивой комбинации, который привык к унылому шаблону, иссушающему ум утилитаризму. Нет, серая масса никогда не поймет истинного художника.
        Примерно так думал Советник, пустив эти мысли по третьему уровню сознания, прикрывшись двумя другими потоками ассоциаций лояльного, патриотического содержания. Подобные трюки обычно не под силу рядовому гражданину Дома Лонга. На такое способны лишь высшие иерархи резидентуры, специально тренированные к автономному мышлению. Вряд ли ментальные возможности Куратора столь велики, чтобы он мог пробиться дальше второго слоя... И все же полной уверенности в этом нет...
        У Советника от волнения зачесалась одна из перепонок между пальцами. Длинным острым когтем, покрытым черным лаком, он поскреб ее и квакнул, как можно более ровным тоном:
        - Видите ли, когда любишь свою работу, стараешься её выполнять не формально, а так, чтобы бы еще и получить удовольствие... Точнее, удовлетворение. Ну, применили бы мы какую-нибудь бактерию... Но ведь бактерия еще большая дура, чем пуля.
        Советник опять посмотрел в сторону окна-иллюминатора и продолжил:
        Конечно, можно создать штамм возбудителя смертельной болезни, который поражал бы исключительно Астианаксов Великих, но это слишком долго, дорого и хлопотно, а, главное, скучно. Зато как эстетически прекрасна многоходовая комбинация!..
        - Мы этого не понимаем, Советник, - пробулькал Куратор, смакуя кофе.
        - Еще бы... то есть, я хочу сказать, что понять это довольно трудно, но возможно, если постараться. Касательно же судеб простых людей, взятых в массе, то, я полагаю, мы несколько преувеличиваем роль масс в Истории и, соответственно, приуменьшаем значение выдающейся личности. Многие даже не представляют, насколько они мало значат для генеральной исторической линии развития. Зато трудно переоценить, как вы любите выражаться, воздействие на эту линию таких людей, как: Александр Македонский, Кир, Цезарь, Аттила, Петр I, Наполеон, Линкольн, Ленин, Сталин, Гитлер, Рузвельт, Трумэн, Алла Пугачева и ряд других государственных и общественных деятелей, не говоря уже об Астианаксе Троянском. Все примеры, досточтимый Куратор, я привожу из истории этой планеты. - Советник потрогал бородавку на обонятельном выступе и переменил позу. - Разумеется, не стоит полностью игнорировать роль пешек, но все же, согласитесь, игру делают фигуры. Но даже и среди фигур не часто попадаются Ключевые фигуры.
        Не родись, к примеру, Попов или Маркони, радио все равно бы изобрели. Такие изменения Истории называются закономерными. Они легко предсказуемы и управляемы. Закономерным так же являются и многие общественно-политические движения, но уже с меньшей степенью вероятности могут быть предсказаны последствия их воздействия на ход событий. То есть самое движение может быть закономерным, но результаты его воздействия на общество и Реальность будут существенно разниться. Потому что невозможно предсказать такой эфемерный показатель, как душевные качества личности. К примеру, худосочный фашизм в Италии, возглавляемый тучным Дуче, по своему воздействию на Историю даже близко не может быть поставлен с аналогичным движением в Германии. Когда Гитлер стал изменять Реальность, мир содрогнулся от ужаса.
        Советник от возбуждения подпрыгнул чуть ли не до потолка и шмякнулся на пол. Покрутил бородавку, продолжил:
        - Итак, волюнтаризм крупной личности - это тот загадочный феномен, с которым мы столкнулись на этой вроде бы заштатной планете и который в основном изучает наш Институт эвентуальной истории. Специалисты пришли к выводу, что существенное влияние на ход истории данной планеты оказывает не технический прогресс, как, к примеру, на Осгейде или пророческие озарения вахов на Манепупе, или как у нас - согласно Мудрому Плану нашей Великой Матери, - а деятельность крупной ЛИЧНОСТИ, спонтанно появляющейся и одержимой идеей фикс. Это тот стрелочник, что переводит локомотив Истории на другие рельсы, то есть - кардинально изменяет Реальность.
        - Таким-то стрелочником, насколько мы понимаем, и был этот... ква-а-ак его... этот малый из Трои? - отозвался Куратор, все еще спотыкаясь при употреблении личных имен аборигенов.
        - Абсолютно точный вывод, уважаемый Куратор, - с некоторой долей подхалимажа, проквакал Советник. - Вы удивительно прозорливы... Такое же заключение сделали наши специалисты, вплотную познакомившись с историей Земли, после того как ее обнаружили корабли глубинной разведки.
        От похвалы Советника у Куратора самопроизвольно надулись заушные пузыри непристойно алым цветом. Советник сделал вид, что ничего не замечает, прочистил глотку ораторским кваком и продолжил:
        - Поскольку вы, уважаемый Куратор, здесь лицо новое, я счел своим долгом ознакомить вас с некоторыми аспектами исторического развития Земли, как в измененном варианте, так и в первоначальном. С этой целью я подготовил небольшой по объему блок информации, который я осмелился присовокупить к своим отчетам и которые, надеюсь, вы уже просмотрели...
        - Да, мы просмотрели... В ближайшее время просмотрим еще раз... ква-а-а-а... Вы правы, наше недавнее назначение на эту планету не позволяет нам еще в полной мере охватить все аспекты ее метаистории... этого грандиозного здания... ква-а... умелыми зодчими ква-а-аторого... мы являемся...
        Куратор слегка запутался, потому что еще не совсем привык мыслить автономно, да и скудные эти мысли его всецело витали в милых сердцу местах прежних назначений. Ах, Брутан! Ах, Астазия! Увидим ли мы еще когда-нибудь ваши теплые курортные аква-ква-тории... Как там писал Великий Кваакс в своем программном фигурностишье?.. "Нас кваксом встречают аквадома... С аквадрома - прямо к тебе... Ласкаю ластою твою... твои... твоё... "
        Нет, лучше раннее, классическое:
        Аквароматы родного болота,
        Милей всех сокровищниц мира.
        Отворяй же скорее ворота,
        Уж звучит наша звонкая вира...
        Ква-ак, Аква-к!
        Эх! - Узкая щель его ротового отверстия безвольно изломалась, и, чтобы взбодрить себя, он отхлебнул остатки черного напитка землян и нашел его восхитительным даже в холодном виде. Приободрившись, Куратор попросил:
        - Не могли бы вы, Советник, кратко, в двух кваках, более подробно обосновать мотивы, которыми вы с прежним Куратором руководствовались, выдавая санкцию на проведение столь рискованной операции. Разъясните нам, так ли уж был неугоден нашей Великой Державе ничтожный младенец из ничтожного городка, ничтожной планетки?
        "Не читал он моих отчетов, этот щеголь, - на защищенном уровне уныло подумал Советник. - Вот же тупорылый личиночник, не знает ни квака, а будет руководить... Ох, уж эти начальники!" - Вслух же он проквакал следующее:
        - Боюсь, дорогой Куратор, что ни в двух, ни даже в четырех кваках столь сложную тему изложить не удастся. Начинать придется издалека, от самых яиц Леды, как говорили древние греки.
        - А вы не бойтесь, Советник, излагайте. Нас не напугать дамой с яйцами.
        - Досточтимый соратник, тут имеются в виду несколько другие яйца... а впрочем... Ну, хорошо... Только лучше это сделать в моем бассейне. Сегодня я уже полдня провел на воздухе, чертовски много работы, да и у вас, Куратор, полагаю, ее было не меньше, нам положительно нужно немного расслабиться.
        - С величайшим удовольствием. Признаться, здешняя гравитация так утомляет... А у вас прекрасный бассейн. Скажите, чем это он облицован, никогда не видел подобного материала - гладкий, нежный, прохладный, да к тому же разнообразной расцветки.
        - Это мрамор, уважаемый Куратор, один из местных природных материалов.
        - Великолепно, вак-вак-вак, мы обязательно закажем такую же облицовку бассейна в наших апартаментах... Да, теперь мы убеждаемся воочию, насколько сказочно богата эта наша колония. Здесь мы можем позволить себе даже бассейны. А у нас на родине, если вы не забыли, Советник, была всего лишь крохотная квакузи. В нее даже с головой не нырнешь. А тут этакие просторы! Ква-а-ак!
        Всколыхнув ярко-зеленую культурную ряску, они бултыхнулись в тщательно обеззараженную, насыщенную кислородом воду и улеглись на мягком, профильтрованном илистом грунте.
        - В том-то и дело, - пробулькал Советник, - что этот, как вы выразились, младенец, стал камнем преткновения между нашей Метрополией и сей прекрасной колонией. Однако - по ранжиру.
        Ква-ак вы знаете, один из наших звездных кораблей Дальней Разведки случайно обнаружил в глубоком космосе некий примитивный аппарат, принадлежащий доселе не известной нам галактической расе. Они называют себя землянами, то есть сухопутными обитателями, если перевести дословно. Поначалу мы без особого энтузиазма отнеслись к находке - межзвездному зонду с именем "Вояджер". Нас, амфибийную расу, мало интересуют сухопутные миры. Отсутствие больших водоемов делает их неперспективными для колонизации. Ква-ак-ого же было наше удивление, когда, расшифровав примитивные носители информации, обнаруженные на борту аппарата, мы узнали, что так называемая планета Земля на две трети состоит из воды. Правильнее было бы назвать ее Океаном. Реставрированные изображения донесли до наших глаз невиданной широты водные просторы... Голубой каплей жизни сверкала эта дивная планета в холодном безводном космосе!.. Ква-ак аква! Прошу прощения за невольную патетику, далее излагать буду сухо, по-деловому.
        Эти земляне были столь любезны и гостеприимны, что записали кое-какие статистические данные о своей планете и указали ее галактические координаты относительно 14 известных пульсаров. Имея в лапах столь исчерпывающую информацию, мы легко отыскали их Дом.
        Советник перевернулся на другой бок и продолжил:
        - Квак мы и предполагали, разведчики узрели печальную картину. Солнечная система уже давно закончила свой цикл, а планета Земля представляла собой каменисто-песчаную пустыню без капли воды.
        Но - хвала Великой Матери! - наш народ способен поворачивать время вспять. Предвидя, что придется перебрасывать в Прошлое огромные массы груза и колонистов, мы соорудили на орбите Земли "Вакуму", которую земляне позже назовут "Геделианой", по имени своего ученого, который предвидел подобный способ перемещения во времени - по средствам гигантской гравитационной карусели.
        - Ква-а-а! Квак же, квак же, я помню! Это была поистине Стройка Века! - восквакнул Куратор, содрогаясь в патриотическом экстазе. - Еще одна великая победа нашего народа.
        - Ква-ква! - согласился Советник. - Это грандиозное сооружение до сих пор не утратило своего значения. Несмотря на то, что морально устарело, но и теперь, когда появились автономные хроноджеты с супергравитационными маховиками, пилоты часто пользуются "Вакумой" для перемещения во Времени, с целью экономии энергетических ресурсов машин и, квакнем прямо, - для большей безопасности.
        - Квак это верно, - поддержал Куратор. - Умели раньше строить...
        - В самом деле, за все время эксплуатации "Вакуумы" не было ни одной хронокатастрофы, чего не скажешь об автономных аппаратах. Не считая мелких аварий, чего стоит только одна такая катастрофа, как "Тунгусский метеорит". Как правило, это происходит по вине пилотов. Такие устоят Содом и Гоморру, что на века прогремят...
        - Что ни квакайте, а с этими туземцами большие проблемы, - пробулькал новый Куратор. - По нашему мнению, прежняя Колониальная администрация проводила слишком либеральную политику...
        - Досточтимому Куратору известен главный постулат нашей внешней политики, - перебил Куратора Советник. - Наше колониальное кредо гласит: изменяй и властвуй. Вместе с тем, Совет Добронравия, соблюдая принципы Вселенской Хартии, не одобряет прямого вмешательства. Мы вынуждены действовать опосредованно, через местных жителей.
        Советник нервно облизал бородавку длинным языком.
        - Чтобы не стать объектами критики со стороны Звездного Канхала, нам приходится, соблюдая, разумеется, всевозможные меры предосторожности, допускать землян, куда нам бы не хотелось их допускать...
        - Так что там произошло с нашим троянским парнем? - нетерпеливо квакнул Куратор, а про себя подумал, что Советник не слишком хорошо воспитан, прерывает старших по званию и вообще...
        По прибытии к новому месту службы, Куратор прежде всего ознакомился с досье на этого выскочку из провинциального болота. Окончил университет в Акватии. Потом - Всезвездную Академию ДЖУГО. Стажировался на Квалсе... Наверное, в ДЖУГО он и заразился дерзким своемыслием - эти змеевилы так коварны... Впрочем, как отмечено в том же досье, он проявлял строптивость, еще будучи головастиком...
        Советник меж тем квакал:
        - После того, как мы учредили Опорные Пункты времени и допустили землян к непосредственному изучению собственной истории...
        - Очень плохая идея, - квакнул Куратор.
        - Согласен, - булькнул Советник. - Но что поделаешь. Закон Доступности мы игнорировать не можем... К тому же все шло хорошо - и вдруг произошло сильнейшее Изменение Реальности. Прежняя Ветвь, где земляне были технически развитой расой, умевшей запускать в космос исследовательские аппараты, один из которых оказал нам неоценимую услугу... Так вот, эта Ветвь исчезла. Об этом сообщили Независимые Наблюдатели.
        - Это кто такие?
        - Специальная космическая служба. Она располагается на высокой орбите, вне предела Квалка - эффекта Изменения.
        - Тут мы не совсем понимаем...
        - Единого времени нет, уважаемый Советник. - Время локально. Для каждого космического объекта - свое время. И скорость движения времени зависит от скорости объекта. Чем больше скорость объекта, тем медленнее течет время. Это так же верно и для космических аппаратов, двигающихся со субсветовыми скоростями.
        - Ну, этот древний парадокс мы знаем.
        - То же самое верно и для планет. У Земли свое время, у Марса свое, у Юпитера свое и так далее. Подобная локальность времени, собственно, и позволяет проводить Изменения в пределах отдельно взятой планеты. С тем, чтобы эти Изменения не затронули Вселенную в целом. Этот-то предел и называется "Пределом Квалка". Независимые наблюдатели потому и независимы, что их не затрагивает Изменение. Ибо только они и помнят Предыдущую Ветвь. Тогда как все, кто находился внутри зоны, становятся жертвами Изменения.
        - Ближе к воде, Советник, мы отвлеклись.
        - Ква! Прошу снисхождения. Ква. Наши эксперты и аналитики-эвентуалисты пришли к выводу, что Изменение произошло по вине землянина, одного из сотрудников Бюро...
        - Он наказан?
        - Направлен в ссылку, но не уволен. Это хороший кадр. Ему просто не повезло...
        Куратор в сомнении булькнул, но не квакнул ни одного замечания. Советник продолжил:
        - В измененной реальности наши подопечные жили в ужасающей нищете и убожестве. Одним кваком, никакой цивилизации, одна культура.
        - Квакда мы слышим слово культура, мы хватаемся за бластер, так кажется, квакают?
        - Верно. Ква! Нужно было срочно спасать ситуацию. Возвращать землянам цивилизацию, пока недруги из Совета по Опеке не пронюхали о нашей оплошности и не отозвали лицензию.
        - Это все интриги змеевилов. Мы ли не печемся о благе клиентов!
        - Воистину квак!
        - Ква-ква-ква. Именно из-за этого прежний Куратор подал в отставку?
        - Ква! Именно так, не дожидаясь, пока дисциплинарный комитет Президиума начнет рассматривать его дело.
        - Стало быть, именно его головотяпству я обязан своим назначением сюда... Ква, ква и еще раз ква!.. Прошу прощения за крепкий квак... Продолжайте, Советник.
        - Итак, мы проверили Новую ветвь и выяснили, что в одном из моментов времени некая страна под названием Греция, вернее, все её население было истреблено неким завоевателем, а именно - Астианаксом Троянским.
        - Ква! Тем самым Аст...?
        - Именно. Если квакать строго по делу, то суть в следующем...
        История Земли не знала более обожествляемой фигуры, чем Астианакс Троянский, Астианакс Мститель, уничтоживший целый народ ради святой мести.
        После того, как ГРЕКИ УШЛИ, ТАК И НЕ ВЗЯВ ТРОЮ, повзрослевший Астианакс собрал огромное войско и отправился в ответный поход, чтобы отмстить грекам за убитого отца. (Конечно, все было не так просто. Подробнее прочтете в "Жизнеописании".)
        В исходном варианте Истории, назовем его "Ветвь-1", Троянский мститель не смог полностью реализовать свой план поголовного истребления греков. Выиграв по началу несколько сражений, он бесславно погиб при осаде Афин. Оставшиеся без предводителя войска его были разбиты и рассеяны. Греко-троянская война закончилась победой греческого союза городов.
        Так было. Но пришли мы, Лонги, и уже уместно квакать о "Ветви-2". Потом мы потеряли прибор, и его утеря стала причиной того, что Астианакс приобрел физическую неуязвимость Ахилла...
        - Кто такой?
        - Сейчас это неважно. А важно то, что в "Ветви-2" Астианакс достиг своей цели. Стер с лица земли Грецию и всяческую память о ней.
        Семьдесят лет восседал он на троне Великой Империи, созданной его железной рукой. И все эти годы поклонения ему превратили Мстителя во внушающее благоговение существо колоссального величия и силы. Обожествление Мстителя началось еще при его жизни. Когда он, вслед за Египтом, Вавилоном, частью Китая, покорил Индию, тамошние жрецы - брахманы - слишком поспешно назвали его воплощением бога Шивы (Бог-воитель в религии древней Индии). Астианаксу это понравилось, и он стал требовать себе почестей, достойных божества не только от покоренных народов, но и от своих ближайших соратников. После смерти Астианакса Троянского тело его было забальзамировано жрецами, специально вызванными из Египта, - и похоронено в мраморном саркофаге с прозрачной крышкой, изготовленной из цельного куска хрусталя. В отличие от мумий фараонов, которых прятали от посторонних глаз в тайных комнатах пирамид, в Индии тело Астианакса, напротив, было доступно всем, кто имел желание лицезреть святые мощи. Саркофаг поместили в специальное помещение внутри гигантского обелиска, превосходящего по высоте известную пирамиду Хеопса.
        Именно открытый доступ к останкам, а не забвение фараонов, и послужило возникновению культа нового типа - культа Мстителя, который не тускнел с годами, а только мощнее разгорался.
        Со всех концов земли стекались паломники в столицу империи - Астианаксию, которая находилась в сердце Индии. Почти сразу же стали возникать секты, поклоняющиеся Мстителю. Постепенно сложилось учение о боге, сошедшем на Землю в образе человека, великого царя царей, который судит и карает неверных. Так оформился культ Астианакса Троянского, религия священного Мщения, ставшая знаменем для всего Востока.
        Многонациональная Империя, основанная Астианаксом, просуществовала 800 лет, после чего постепенно стала распадаться, продолжая, впрочем, оказывать сильное влияние на соседние народы. Когда возвысилось Парфянское царство, персы, не встречая греческого тормоза, захватили Апенинский полуостров, раздавили в зародыше хрупкую культуру этрусков, отчего Римская империи так и не возникла, проникли далеко в Европу и тысячу лет правили многими народами. Персы очень долго воевали с Карфагеном, пока не установился баланс сил. Мрачная, алчная культура Карфагена и изнеженная Персидская Держава дошли до пика своего разложения, когда на мировую сцены вышли арабы, где культ Астианакса был особенно силен. Пришедшие из Аравии воинственные племена, покорили весь Ближний Восток, Средиземноморье, остававшуюся варварской часть Европы и создали Мировую Арабскую Империю.
        - Таким образом, - закруглился Советник, - целью операция "Троянский конь" было изъятие Астианакса из Реальности, чтобы вернуть ситуацию к исходному варианту... Может, вернемся к столу, уважаемый Куратор?
        - Охотно.
        Вынырнув из бассейна, они возлегли на мягкие антигравитационные ложа. Советник, подперев голову одной из верхних конечностей на манер землян, закончил кваканье:
        - Вот так, соратник Куратор. И все это при минимальном, - Советник показал на кончик ногтя, - воздействии на Континуум. Спасенная нами Греция была, оказывается, праматерью технического прогресса и форпостом цивилизации. Греческие социальные и политические учреждения, греческая техника, искусство и архитектура, религия и мифология, философские системы, литература оказали огромное, и во многом решающее, влияние на культуру италиков. А от них - на всю Европейскую культуру. Результаты не замедлили сказаться. В Англии произошла Техническая революция, и Европейская цивилизация опять стала доминировать на планете, что в конечном счете привело к отправке в космос "Вояджера" - автоматического земного посланника.
        Советник при помощи мыслекинеза доверительно придвинулся вместе с ложем к Куратору, словно опасаясь, что их могут подслушать, и пояснил:
        - Надеюсь, вы меня понимаете, что я говорю об Англии в контексте восстановленной ветви истории. Которую можно назвать "Ветвь-3"...
        - Позвольте, почему же "три"? Тут муть квакая-то.
        - Потому что Ветвь хоть и считается восстановленной, но самое наше присутствие делает её другой...
        - Ква-а! Теперь прозрачно.
        - Ну вот, а в предыдущем, 2-м, варианте этот остров представлял собой жалкое зрелище нищеты и рабства. Как, впрочем, и другие земли, где господствовала Великая Арабская Держава. Нострадамус в своих знаменитых пророчествах именно ее имел в виду, когда писал об альтернативной истории цивилизации, где владычествовали мусульмане. Он как великий провидец, в совершенно нам непонятном мистическом экстазе, узрел обе ветви развития человечества, но объяснить эти видения, по видимому, не мог даже самому себе... Хотя... как знать, возможно, он постиг непостижимое для всех и выразил это понимание в первых же строках своих катренов. Пророчества начинаются так: "Из множества Ветвей он выбирает ту, что станет жезлом". Уже одно то, что слово "Ветвь" он пишет с большой буквы, говорит о многом... А под жезлом надо понимать Твердость, то есть Актуальность и Главенство. По-видимому, никто из землян так и не понял истинного значения этих слов. Пока во всяком случае...
        - Как бы Галактический Конгресс Спокойствия не прищемил нам за это хвост. А нельзя ли изъять этот опасный, как вы его называете, "катрен", дезавуирующий нашу деятельность на Земле?
        - Полагаю, что это излишне. А что касается операции "Троянский конь"... - в случае, если контролеры из Звездной Инспекции сунутся проверять законность акции, - всю ответственность мы переложим на землян. Даром что ли мы допускаем их к технологиям МВ.
        - На тех трех ослов?
        - Профессор далеко не осел, неординарно мыслящий, умница. Социально опасен, не спорю, но все равно сплясал под нашу дудку.
        - Что означает "сплясал под... дудку?"
        - Это местный идиоматический оборот...
        - Понятно... - Куратор попытался представить, как профессор пляшет под варварский инструмент, и не смог.
        - С парнем вообще не было хлопот. Романтик, но совершенно не опасен. Конформист. С девочкой пришлось повозиться, чтобы ее ущемленное тщеславие направить в нужное русло.
        - Ква-а-а! - просиял Куратор. - Теперь нам понятен принцип подбора людей для этой экспедиции. А то по началу вызывало недоумение странная комплектация экипажа МВ. То есть без Контролера - сотрудника Особого отдела Бюро, присутствие которого на борту машины времени обязательно. Удивил нас и самый состав экспедиции: в высшей степени подозрительных политических взглядов профессор-диссидент с его клаустрофобией, техник-пилот, у которого личные страсти превалируют над чувством долга. Придурок-полиморф... Хотя ему как раз надо отдать должное - из всей этой троицы, именно он вел себя наиболее профессионально. И другие участники драмы тоже вызывали недоумение - барышня, страдающая мегаломанией...
        - Так в этом-то все и дело! По авторитетному мнению наших хомопсихологов, именно такой подбор действующих лиц драмы наиболее полно отвечал требованиям для успешного решения, поставленных нами задач. Разумеется, мы рисковали, но, как говорят земляне, победителей не судят...
        - Нам не ясно одно... Если Земля впала в ничтожество и техническую отсталость, откуда вы тогда взяли людей, подготовленных людей, заметьте, для проведения акции?
        - Все просто. В момент Изменения профессор и техник-пилот находились в тренировочном центре на Луне. Квакну сызново: Луна, Марс, равно как и другие планеты Солнечной системы, оставались за границами "Предела Квалка". Это как при землетрясении, если вы не находитесь в зоне разрушений, то и не пострадаете. Находящиеся вне Земли, ничего не заметили. Было дано разъяснение, что космическая связь и прочие сообщения с Землей временно прерваны в связи с сильнейшими возмущениями на Солнце. Такое действительно бывает.
        - Ква! Ква! Ква! Чистейшая прозрачность. Во всяком случае, оставим разгадку этого парадокса спецам, им за это платят всенародной любовью... Вернемся к нашим баранам...
        - О! Досточтимый Куратор, как радостно слышать, что вы уже успели усвоить кое-что из пословиц и поговорок этого мира. Это делает вам честь.
        - Ах, что вы! - отмахнулся Куратор, с трудом удерживая от раздувания заушные пузыри. - Кстати, о суде... - Куратор тревожно пошевелился. - Эта троица землян, не считая, естественно, Пророка... Нос... Наст... ус...
        - Нострадамуса.
        - Ну да, благодарю... Так вот, эта троица... Как вы, досточтимый Советник, мне посоветуете поступить с ними? Ведь они совершили служебные проступки, которые можно ква-ак... квалифицировать как преступление, ква-а-а-а?
        - Ква-а-а! Несанкционированное вмешательство в Историю есть тяжкое преступление. Их нужно примерно наказать, разумеется, с учетом смягчающих вину обстоятельств.
        Непоседливый Советник опять покинул ложе, и, доставляя некоторое неудобства Куратору, стал скакать вокруг бассейна, поясняя свою мысль:
        - Я полагаю, что девочка как главное действующее лицо заслужила того, чтобы после смерти отправиться в "Иллюзорий", где сбудутся все ее мечты.
        - А остальные?
        - Парнишку надо повысить в социальном статусе и отправить, куда Макар телят не гонял, как выражаются русские. К примеру, на спутники Юпитера, Сатурна или еще дальше. Он романтик, а там романтики - хоть горстями собирай, как говорят негры в Замбии... Профессору дадим строгий выговор с занесением в трудовую карточку и звание Народного Академика. И с почетом отправим на пенсию писать мемуары, которые никогда не увидят свет. Так закончится эта заварушка под кодовым названием "Троянский конь". Дикси! - я кончил, как говорили древние римляне.
        - Дикси-то оно дикси, - квакнул новый Куратор, - но мы бы подумали, прежде чем разбрасываться званиями Народных Академиков...
        - Квак! Подумаем.
        - ...И еще нас все-таки не вполне устраивает, как вы обошлись с бедным малюткой...
        "Вот же вцепился! - с досадой подумал Советник. - У него, видите ли, муки совести, душевный кризис, ему кажется, что никого нельзя убивать и всякое такое. Этот чистоплюй из тех медуз Золотой Купели, что с удовольствием пользуются благами экспансии, но если на их сверкающее жабо упадет хотя бы одна капля крови, - падают в обморок.
        - Мы пробовали все средства, - стал оправдываться Советник. - Его пытались отговорить, запугивали, пророчествовали... но все напрасно.
        - Боюсь, что эта отговорка не удовлетворит Совет Матерей. Вы ведь знаете, как они щепетильны, когда дело касается детей... Если у нас не хватает времени, чтобы исправить положение, то нужно сделать хотя бы формальный жест вежливости в их сторону.
        - Не совсем улавливаю вашу мысль, досточтимый Куратор.
        - Похороните его достойно и вместе с тем не на виду... Где-нибудь... подальше... Но вместе с тем так, чтобы мы могли предъявить его Совету Матерей... если они потребуют.
        - Будет исполнено, уважаемый соратник. - Других распоряжений нет?
        - Пока ква. Буду рад вас видеть, Советник, в любое время, - прощаясь, сказал Куратор. - Да здравствует единый народ Лонга и его Великая Мать!
        - Всего наилучшего, досточтимый Куратор. Да здравствует Великая Мать и ее единый народ!
        Оставшись один, Советник сокрушался: "Какое безумие -- после такой подготовки, такой отличной работы рисковать провалить операцию... Как, однако, это для них характерно - странное сочетание жестокости и сентиментальности. Миллионы жертв они называют статистикой, а над каким-нибудь индивидуумом распускают розовые пузыри. Дала же Великая Мать мне начальничка. Чувствую, что мы не сработаемся. А жаль. Я так привязался к этим землянам...
        Вернувшись в свою резиденцию, Куратор подумал, что неплохо бы включить в свой будущий отчет донос на этого Советника. Он здесь слишком оземлился. Пора вернуть его в массы на перевоспитание. Личный эгоизм землян действует на него разлагающе. Отчет составлен не по форме. Вместо казенного документа - беллетристика! Мнит из себя писателя, тоже нам еще Папирусмаракул... Докатился до крамолы! Подумать только, он осмеливается принижать роль масс в истории. К тому же употребляет вслух это непристойное личное местоимение, применительно к себе, кваким образом, преступно отделяя себя от квалектива. А ведь что является основой нашего общества? Основой является трудовой квалектив и его Великая Мать. Этим силен наш Дом! Вот теперь я тоже - дикси.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        Документ из отчета Советника по делам Земли
        Гриф - Секретно.
        Форма изложения - беллетризованная.
        ЭВЕНТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ*
        [*Эвентуальный - (ая), (ое) - возможный при определенных условиях.]
        Жизнеописание
        Астианакса Троянского,
        Великого царя Трои.
        1
        Несчастная, убитая горем Андромаха, жена Гектора, воспитывала сына своего Астианакса в атмосфере ненависти к ахейским грекам вообще и к Ахиллу в частности, который не только убил ее героя-мужа, но и зверски надругался над трупом. Мальчик рос, впитывая эту ненависть, как губка впитывает воду, в которой произрастает.
        В соответствие с социальными традициями своего времени он призван был стать мстителем за убитого отца. Правда, он не мог отомстить Ахиллу, поскольку тот давно погиб еще при осаде города - стрела Париса поразила его в ту самую, незащищенную магической силой пяту, - зато ахейцы здравствовали и, как кажется, процветали. Правда, процветание это в любом случае продлилось бы недолго. Не Астианакс, так северные племена дорийцев готовились обрушиться на территорию средней и южной Греции.
        К 15-ти годам у Астианакса уже сложилось четкое, с красочными деталями, представление о том, как он будет мстить своим врагам. Несомненно, это будет война. Карательные войны как средство мщения тогда были широко распространены. Но война с греками будет не просто карательной. Она будет еще и освободительной, оборонительной, превентивной одновременно. Ведь совершенно ясно, что материковые греки, если их не уничтожить, вновь явятся на Восточное побережье Эгейского моря и, в конце концов, завоюют его, Астианакса, родину. Потому что Троя имеет важное стратегическое значение. Она контролирует Дарданеллы, а этот пролив - ворота к Понту Эвксинскому (Черному морю), берега которого греки хотят колонизировать. Не удивительно, что они с таким остервенением нападали на Трою и осаждали ее в течение длительного времени. Иных причин не было. Затем они завоюют все Средиземноморье, захватят Переднюю Азию и фактически станут хозяевами всего цивилизованного мира. То есть, другими словами, Миром будет править Запад, а не Восток.
        К 17-ти годам Астианакс уже хорошо понимал, что задача, поставленная им перед самим собой, станет делом всей его жизни и всем смыслом ее. Вселенская миссия Астианакса будет считаться законченной лишь тогда, когда имена городов, такие как: Афины, Микены, Таринф, Пилос, Фивы и прочие, равно как и имена людей, основавших их, живших в них вместе со всей их культурой, навсегда исчезнут из памяти человечества.
        Но силами одного Троянского царства, разоренного войной, задачу подобного масштаба, реализовать невозможно. Для этого нужен мощный союз держав, либо союз племен - молодых, экспансисски настроенных и хотя бы временно связанных общими интересами. Понятно, что без серьезной дипломатической подготовки тут не обойтись. И Астианакс приступит к строительству такого союза еще до того, как станет царем Троянского царства. Раннее постижение Астианаксом своего предназначения и предпринятые им смелые путешествия по территориям многих стран - диких и цивилизованных - воспитали в нем не только упорство и стойкость при неудачах, но и особый талант находить общий язык с представителями самых разных культур, редкую религиозную терпимость - и все это при большом личном обаянии.
        Тем временем Приам, дожив до глубокой старости, тихо умирает в своей постели. Астианаксу нечего было делать в Трое. Корону отца надевает его старший сын Полит, который только один и остался в живых в этой войне. Новый царь Трои Полит, всецело занятый восстановлением города и разоренного войной царства, и слышать не желал ни о какой новой войне. Хватит с него Илионской, которую они выиграли с чудовищным напряжением всех сил - людских и материальных. Кроме того, честолюбивые амбиции царевича стали всерьез беспокоить нового царя - человека вполне зрелого, трезвомыслящего. По его мнению, война ради мести окончательно похоронит троянское царство. Астианакс вовремя смекнул, что его конфликт с Политом может внезапно разрешится весьма трагически. И уж, конечно, не в его, неопытного юнца, пользу. Перед тем как претендовать на престол, не мешало бы набраться жизненного опыта. И Астианакс отправляется в странствия.
        Время тогда было лихое, переломное, опасное (а когда оно таковым не было?), аграрный и демографический кризис культурных стран бронзового века достиг своего пика. Началось великое переселение народов, всюду сеявшее хаос. Цивилизация бронзового века пришла к полному своему краху, ее последние остатки добивались варварскими ордами.
        С Севера и Северо-Запада из необъятных, таинственных просторов Европейского континента, словно посланники вечного холода и тьмы, хлынули варварские дружины. Были они вооружены длинными бронзовыми мечами. Исконно жившие вдали от морей, они, тем не менее, быстро освоили морское дело и вскоре стали грозой Эгеи и Восточной части Средиземного моря. В Финикии и Египте их уже называли "народами моря". Они с ходу атаковали и разорили приморские города. Войска могущественного фараона Рамзеса II лишь с большим трудом смогли удерживать их на границах своей державы. Переправившись через проливы, по нагорьям Малой Азии неудержимой лавиной катились фригийцы и другие народности. Каменные твердыни Хеттского царства - неколебимый соперник Древнего Египта - лишь на время остановили орды завоевателей.
        Троянское царство, как и остальные царства, общим числом 22, расположенные на Восточном берегу Эгейского моря, номинально числились вассалами Хеттской державы. Они по-прежнему платили дань, но уже нерегулярно и скоро, очень скоро объявят войну ослабевшему сюзерену.
        Астианакс прибыл в столицу метрополии Хаттусас незадолго до ее падения. Расположенная у горного прохода на высоте 1000 метров над уровнем моря, столица хеттов представляла собой мощную крепость. Обширная территория была защищена многочисленными башнями, поставленными на вершинах, и окружена колоссальной оборонительной стеной, которая тянулась от башни к башне, от вершины к вершине, спускаясь вниз в долину, и снова поднималась вверх. На самом высоком месте акрополя был сделан большой вал с укрепленными склонами, двойной стеной и башнями, к которым вели лестницы. На воротах акрополя рельефно вырисовывались на фоне мощных каменных колонн два огромных льва. У входа во дворец - два могучих сфинкса с львиными телами и женскими головами. Барельеф на царских воротах изображал царя в шлеме, увенчанном рогами.
        Хетты были большеголовыми и длинноносыми. Как все горцы, они от природы были суровы и молчаливы, но уж если открывали рот, то говорили громко, хрипловатыми каркающими голосами. И тогда было видно, что под напускной суровостью скрывается импульсивная, часто взрывная натура.
        Обстановка в столице метрополии была тревожной. С Запада давили фригийцы, а усилившаяся Ассирия теснила с востока. На севере, обтекая державу по периферии, совершали постоянные набеги неуловимые конные отряды воинственных амазонок, одними из первых среди Евразийских народов, освоивших верховую езду на лошадях.
        Как фригийцы, так и амазонки находились в дружественных отношениях с Троянским царством - их объединяло стремление покончить с гегемонией хеттов. Амазонки даже были союзниками троянцев в их войне с греками. И это несмотря на то, что в молодости своей, Приам воевал с мужественными девами.
        Итак, двух потенциальных союзников - фригийцев и амазонок - можно было зачислить в список будущей коалиции. У амазонок были старые счеты с греками, а главное - они имели опыт войны с ними на греческой территории, что очень важно. В свое время они изрядно побили греков и чуть было не захватили Афины. Теперь бы еще уговорить фригийцев...
        Разведав обстановку в метрополии и найдя ее плачевной, Астианакс сделал вывод, что твердокаменный колосс, с виду такой неприступный, обречен на разорение. И это очень хорошо. Будущему царю Трои не нужны сильные соперники. А когда фригийцы разгромят хеттов и будут в раздумье, что делать дальше, вот тут бы эту громадную силу и направить на греков...
        С такими мыслями путешественник покинул столицу и отправился в долину реки Сангарий, где концентрировалась фригийские племена и где в скором будущем, по всей видимости, должен возникнуть центр Фригийского царства.
        Степняки его хорошо приняли, и он близко сошелся с некоторыми видными военачальниками. Как выяснилось в разговорах, их мало прельщала война с ахейцами, как и сама эта горная страна. А ведь с Дуная, откуда пришли фригийцы, было рукой подать до Греции, но они предпочли заселять просторы Малой Азии. Астианакс понял, что склонить фригийцев к пересмотру своих планов, он может лишь в том случае, если свяжет себя с ними кровными узами брака. И он, не раздумывая, обручился с дочерью одного из племенных вождей.
        Сапа была истинно степной красавицей: черные, как ночь, глаза серны, кожа белая и нежная, как лилия, стан тонкий и гибкий, как тростиночка. Сапа была нрава кроткого, тихого. Ее так и звали - Тихая Сапа. Она сразу полюбила троянского принца и с радостью дала согласие выйти за него замуж. Их обручили и назначили свадьбу на осень нынешнего года, аккурат к тому времени, когда невесте исполнится 15 лет. Ну а пока была весна, цветущая весна! Пора путешествий и познания жизни.
        Предоставив свадебные хлопоты родителям невесты, как, впрочем, и саму невесту, Астианакс с горсткой верных друзей отправился вдоль южного побережья Понта Эвксинского в сторону гор Кавказа. Целью этого рискованного вояжа в страну варваров была долина Фермодонта - основной регион обитания амазонок.
        Вообще-то исходным пунктом движения амазонок был Дон, в те времена называвшийся Танаисом. Оттуда народ амазонок под предводительством Лисиппы двинулся в поход через Кавказ на южный берег Черного моря, где захватил богатую и удобную для коневодства долину реки Фермодонта. Второй поход амазонок состоялся уже после смерти Лисиппы, и вновь исходным пунктом был Танаис. Новые отряды боевых подруг двинулись теперь уже вдоль Северного побережья Черного моря и вышли к Дунаю, а затем две переселенческие волны, продвигаясь с севера и с юга, достигли богатейших земель на Западном берегу Малой Азии, где основали ряд городов. Было это за многие десятилетия до Троянской войны. Амазонки захватили также ряд островов, в частности остров Лесбос, и вообще хозяйничали в Троаде как у себя дома. Это и привело их к столкновениям с троянцами и другими народами. Но очень скоро враждующим сторонам пришлось переходить на союзнические отношения ввиду общего грозного врага - греков.
        На пути к берегам Эгейского моря амазонки столкнулись с двигавшимися на восток микенскими греками во главе с Гераклом. Могучий герой захватил царицу амазонок Антиону и отдал в жены своему другу, афинскому царю Тезею.
        Для вызволения своей царицы и отмщения грекам, амазонки предприняли поход на Афины. Амазонки ворвались в город и захватили стратегическую высоту - холм, получивший название бога войны Ареса, которому поклонялись конные воительницы.
        Однако афиняне предприняли контрнаступление, и воинственные девы покинули город, а потом и Грецию. Видя поражение амазонок, соседние народы объединились и прогнали воительниц со своих земель. Так амазонки были вновь оттеснены на свою родину. Сюда-то и направился юный принц с друзьями.
        Быстрые колесницы без особых приключений доставили путешественников до их цели. Здесь, в долине Фермодонта, Астианакс впервые лицом к лицу столкнулся с Женщинами-с-Одной-Грудью. Он представил верительные грамоты, и царица амазонок тепло приняла его.
        Знакомясь близко с нравами и бытом амазонок, Астианакс и его друзья с теплым удовлетворением отметили, что пресловутое отрезание груди для якобы лучшей стрельбы из лука практикуют далеко не все женщины-воины, может быть, самые фанатичные. Другие же свою красоту ценили больше, нежели весьма сомнительную выгоду в бою. К тому же такая операция была смертельно опасна. Далеко не все выживали после нее.
        Как это ни странно, но именно в этой стране, где мужчин не жаловали, Астианакс впервые в жизни познал плотскую любовь, в которой, как оказалось, амазонки были весьма изобретательны. Ласковые подруги и верные друзья окружали троянского принца днем и ночью. Днем он учился верховой езде на неоседланных кобылицах, ночью же учился объезжать кобылиц иного рода. Но если ночная учеба была приятна и относительно безопасна, то дневная практика была сопряжена с немалым риском для жизни. Мчаться на лошади, на ее скользком, взмыленном крупе без седла и часто без уздечки, лишь вцепившись в гриву, и уж конечно без каких бы то ни было стремян, пусть самых примитивных, которые появятся лишь много веков спустя, - было занятием весьма рискованным. Для этого нужно иметь сильные руки, ловкое тело, цепкие ноги, умную голову и железную задницу.
        Одному из друзей Астианакса не повезло. Он упал с лошади и сделал это так неловко, что сломал себе шею. Было даже слышно, как захрустели косточки... Астианакс горько оплакивал потерю любимого друга, и после похорон - пышных, торжественных - долго не мог подходить к своему белому, как снег на вершинах Кавказских гор, скакуну, которого подарила ему царица амазонок.
        Троянский принц полюбил ночевать на открытом воздухе, среди густых зеленых трав и дивно пахнущих цветов. Обычно он засыпал под ласкающей рукой подруги, под тихое фырканье лошадей, под далекое пение чужих и странных песен, под пыхтение и треск сучьев догорающего костра... Но именно треск костра теперь постоянно будил его. Он просыпался в холодном поту, ибо чудилось ему, что трещат не сучья, а шейные позвонки его друга. А под конец опять приснилась ему огромная башня, чей пугающий образ преследовал его с детства.
        Он стоял на верху этой башни, сложенной из темных, покрытых патиной времени камней, и смотрел вниз. Порывы сильного ветра толкали в спину, пытаясь сбросить его с площадки. Жуткое и одновременно восхитительное чувство охватило его. Он понимал, что видит все это во сне, и потому решил не сопротивляться давлению ветра, а прыгнуть в темную бездну, раскинувшуюся внизу. И когда прыгнул, то сразу понял, что совершил глупость, ибо все происходило наяву. Сердце его так сильно сжалось и заныло нестерпимо, что ему захотелось, чтобы поскорее все кончилось. И действительно, все кончилось быстро: его голова достигла булыжной мостовой, вновь раздался тот ужасный хруст, - и он проснулся, дрожа как в лихорадке. На этот раз он услышал, как хрустнули ЕГО шейные позвонки.
        Ночь стояла ясная, величественная. Звезды сияли нестерпимо ярко, щедро расточая потоки холодного, негреющего света. Дул сильный ветер. Отдышавшись и придя в себя, Астианакс встал, разбудил своих людей и велел сворачивать лагерь с тем, чтобы возвратиться в город немедленно.
        Все проходит в этом мире, все раны затягиваются, кроме смертельных. Прошла печаль и Астианакса. И тогда он, дабы развеяться, посетил соседние племена, живущие неподалеку. Кто-то называл их салимами, кто-то - гаргарейцами или гаргарами и считали их союзниками амазонок, ибо те часто сопровождали воинственных дев в их походах. Однако выяснилось, что гаргарейцы отнюдь не были просто союзниками амазонок, они составляли ДРУГУЮ ПОЛОВИНУ того же племени. Жили они порознь, общались только с целью, чтобы иметь детей. Эта своеобразная структура возникла впервые у древнеиндийских племен на Дону, после ухода их основной массы в Индию. Остатки некогда могущественного племени, теснимые иранцами, нашли способ удвоить свою силу. Привлечение женщин на военную службу было облегчено произошедшими в свое время переменами в военной технике. "Амазонки, жившие на реке Фермадонт, были единственными из окружающих их народов (кроме хеттов), которые имели железное оружие и первые, которые стали ездить верхом, - напишет позже афинский оратор Лисий. - Они легко догоняли бегущих врагов и легко уходили от преследования. Амазонки
властвовали над многими народами, поработили своих соседей, но пошли на греков и тут потерпели решительное поражение".
        В донских степях амазонки освоили верховой конный строй. С железом ознакомились на Фермодонте, где их соседями было племя халибов, первыми освоивших новый перспективный металл. Обладая таким важными преимуществами, как то: верховая езда, стрельба с коня из лука и железное оружие, индоязычные амазонки были желанными союзниками для Астианакса. И главное, в их сердцах пылал тот же огонь, что и в нем, - губительный огонь мести. Они жаждали стереть греков в порошок, и это удваивало их силы.
        Перед отъездом Астианакс вновь встретился с царицей амазонок. В беседе с суровой, но тактичной Фриписией принц троянский осторожно поделился своими планами, относительно военного похода на Грецию. Пуще всего он боялся, что его поднимут на смех, намекая на его неопытность, малолетство и военную несостоятельность его родины, но на удивление, Фриписия сразу, без колебаний поддержала его план. "Я готова выступить со своим верным войском и союзниками тотчас, как твой вестник прибудет ко мне. Разумеется, не раньше, прежде чем ты станешь царем своей родины, Таруйсы*". Последнее замечание вовсе не было обидным. Оно было необходимым условием.
        [*Таруйса - так амазонки и некоторые др. племена называли Троянское царство.]
        2
        В свадебное путешествие молодая чета отправилась в легендарный Вавилон. Но перед этим они посетили Ашшур, столицу Ассирийского царства, во-первых, потому что по пути, а во-вторых, Астианакс желал лично убедиться, сколь сильна эта держава на самом деле, о военных успехах которой циркулирует немало слухов.
        Как только закончился паводок на реках Вавилонии, в первых числах месяца ташриту, Астианакс, его невеста, трое верных друзей принца и десяток не менее верных рабов - на колесницах с запасными лошадьми пустились в трудный и опасный путь. Через какое-то время они уже приближались к гигантскому оазису Междуречья. Потянулись трудно проходимые леса, болота с ядовитыми змеями и прочими тварями, порождаемые жарким и влажным климатом. Наконец, стали встречаться населенные места. Тучные поля и обилие домашнего скота радовали глаз. Но вскоре они попали в местность все еще носящую следы летнего наводнения. На громадных территориях посевы были уничтожены взбесившимися водами Тигра. Над страной витал ужасный призрак голода, а тучи гнуса и мошкары принесут еще и болезни. Сотни повозок со скарбом тянулись к столице и другим городам. Измученные невзгодами земледельцы надеялись на чудо и милость царя.
        Столица называлась Ашшуром по имени главного национального бога. От названия же города, как это часто бывает, и получила свое название Ассирия. Однако первоначально не Ашшур, а богиня звезд Иштар - мать всего человечества, она же богиня любви, целое тысячелетие господствовала в ассирийском пантеоне. Самое древнее святилище было посвящено Иштар. Но Астианакс застал древнейший храм уже разрушенным. То ли это сделали враги, часто совершавшие набеги на Вавилон и Ассирию, то ли противники культа богини любви. Нынешний царь не стал восстанавливать храм - велел сравнять останки святилища с землей.
        Религиозные распри, впрочем, не отразились на популярности Иштар, скорее, наоборот: амулеты богини - изображение обнаженной женщины с косами, ниспадающими на грудь, - во множестве продавались на базарах.
        Еще издали Астианакс и его спутники увидели ступенчатую храмовую башню, весьма характерную для стран Междуречья. К ней примыкала пристройка, тянувшаяся до берега Тигра. Виднелись так же стены дворцов, облицованные большими алебастровыми плитами и окрашенные в пурпурно-красный цвет с перемежающимися черно-бело-черными полосами на углах.
        Путники свернули на "дорогу процессий" и вскоре въехали через громадные ворота в город. Внимание принца привлекли великолепно выполненные рельефы, украшавшие ворота и стены дворцов. Главной темой изображений были крылатые существа с орлиными или человеческими головами. Головы по большей части увенчивались рогами быка. На площади города высился культовый столб, на котором ассирийской клинописью было выбито имя царя Тукульти-Нипурта I, ныне правящего страной. Здесь же были изображены человеческие фигуры, несущие знамена и колеса с восьмью спицами.
        За храмовым комплексом располагался царский дворец. К нему вели богато украшенные ворота. Деревянные колонны, облицованные листовой бронзой и украшенные искуснейшей резьбой, встречали путников у входа. К северо-западному углу дворца примыкало особое здание. Оно служило Тронным залом, предназначенным для приемов, каковые приемы частенько кое для кого заканчивались весьма плачевно. По слухам, там, перед престолом повелителя высились целые пирамиды из отрубленных человеческих голов, дабы вассальные князьки или иностранные послы воочию могли убедиться, чего может стоить не соблюдение договора и прочая неверность.
        Астианакс не планировал официального визита к стопам Тукульти-Нипурта I да и не мог этого сделать, находясь здесь. В это время царский дворец пустовал. Властитель находился в своей загородной резиденции, выстроенной им в нескольких часах пути к северу от Ашшура. Злоба, презрение и разочарование заставили царя уединиться в своем ассирийском "Версале". Смертельно утомила его столица, где царили политические и культовые интриги.
        Но даже если бы хозяин "кровавой Ассирии" находился в столице, Астианакс не представлял, о чем бы они стали говорить. К тому же это не был бы разговор равных.
        Ассирия динамично развивалась. Чувствовалось, что в будущем ей суждено стать великой державой. Огнем и мечом покорит она ближние и дальние народы. Этот набирающий силу зверь, будет, пожалуй, самым опасным противником Великого государства Астианакса, каким он себе его представлял. Но даже и ныне мощное централизованное государство Ассирия не нуждалось в союзниках, тем более в таких хилых и малых, как Троянское царство. С десяток подобных карликовых царств положит она - Ассирия - на одну ладонь, а другой прихлопнет - лишь мокрое место останется. Мокрое от крови. Астианакс позавидовал: ему бы такую мощную регулярную армию. Еще подъезжая к городу, путники видели один отряд на марше. Зрелище устрашающее. Одни боевые слоны чего стоят!
        Не знал Астианакс и никогда не узнает, что за свою кровожадность, проклятая пророками Ассирия, в еще более далеком будущем поплатится сполна. Соседние народы, объединившись ввергнут ее в величайшую катастрофу, какую не переживала ни одна мировая держава. Забвение на тысячи лет окутает земли. Даже само имя Ассирия исчезнет из памяти народов. Говоря кратко, с ней случится то, чего так жаждал Астианакс сотворить с Грецией.
        С тяжелым сердцем покинул Астианакс со спутниками Ашшур. Ревность к военной мощи этой страны снедала его душу. Ревность и страх. Ну, ничего, думал он, если мы заслужим благосклонность богов, мы обломаем рога священным быкам Ассирии. В свое время.
        В изрезанной реками и каналами стране Шумер и Аккад сухопутными дорогами служили дамбы. Военно-стратегические и торговые пути проходили по ним во все концы державы. Нескончаемым потоком, днем и ночью двигались многочисленные повозки, запряженные мулами, ослами, волами и вьючные караваны из ослов и верблюдов.
        Однако, до Вавилона лучше всего было добраться водным путем. Быстрый Евфрат домчит вас до самых стен города, а вы в это время будете отдыхать, любоваться проплывающими пейзажами и потягивать сикеру - местное пиво. Правда, от Ашшура, стоящего на Тигре, до реки Евфрат очень далеко. Именно в этом месте две великие реки, текущие в одном направлении и довольно близко друг от друга, разбегаются, словно поссорившиеся братья, на весьма приличное расстояние, исчисляемое многими днями пути. Поэтому путешественники выбрали водный путь по Тигру. Они спустятся вниз по течению до окрестностей Вавилона, а там по каналу переправятся в Евфрат, воды которого быстро доставят их прямо к столичным причалам.
        У ассирийцев, как и у вавилонян - ведь они народы-братья - имелись схожие типы судов. На реках Междуречья всегда было оживленное судоходство. Там и сям сновали рыбачьи лодки из тростника, ходившие на веслах или под парусами, были и деревянные корабли, но больше всего были распространены типично вавилонские суда - "гуфа". Имели они круглую форму и сделаны были почти целиком из кожи, которые натягивались на ивовые каркасы. Чтобы кожи не рвались раньше времени, на дно наваливали соломы, потом загружали товар. В основном это были бочки с пальмовым вином. Судно направляется с помощью двух рулей двумя стоящими в полный рост мужчинами. Один тянет руль к себе, другой толкает от себя. Большие гуфы имели грузоподъемность до пяти тысяч талантов. Кроме товара в гуфах находились один или несколько ослов. Вьючные животные понадобятся на обратном пути. По прибытии на место назначения, речные труженики распродавали груз, потом сбывали также остов судна и даже солому, а кожи навьючивали на ослов и отправлялись в обратный тысячекилометровый путь к верховью реки. Из-за быстрого течения многие суда к истокам реки
добраться не могут. Поэтому, прибыв с ослами в страну армениев, где в изобилии растет ива, речные торговцы вновь делали себе суда, и цикл повторялся.
        Итак, наши путешественники плыли вниз по течению, рассредоточившись по трем судам типа гуфа главным образом потому, что не желали расставаться с лошадьми. Медлительные гуфы обгоняли более верткие и быстроходные суда из дерева и тростника с высокими носами в виде головы животного, например, лошади или дракона, и с еще более задранной кверху кормой в виде хвоста того же дракона. Часто к этому хвосту с помощью канатов крепились отдельные бревна, а то и целые плоты из бревен. Встречались еще интересные типы судов, весьма характерные для этого региона, такие как "калек" - плот, связанный из легких жердин, под низ которого крепились кожаные бурдюки, надутые воздухом.
        Плыть по реке было интересно, но и опасно. Налетишь на бревна - не миновать беды, ибо крепость корпуса судов оставляла желать лучшего.
        После нескольких дней водного пути и хлопотных переправ через каналы вдали показались высокие стены столицы вавилонского царства - официальная цель свадебного путешествия. Опасный рейд благополучно подходил к концу.
        3
        Астианакс с женой и друзьями, со слугами и лошадьми высадились на левом берегу Евфрата, на дальней пристани, расположенной у северной стены города. На этой же стороне по высокой дамбе шла магистральная дорога из столицы в соседний город Агаде. По ней-то и направились в Вавилон наши путешественники. Пока выгружали вещи и лошадей, Астианакс взирал на древний город, о котором ходило по свету немало легенд.
        Вавилон основали шумерийцы еще в III тысячелетии до н. э. Тогда это был маленький рядовой городишко. Но словно в предвидении славного его будущего название получил гордое - Кадингирра. По-шумерски это значит "Врата божьи". Через тысячу лет шумерийцев сменили семиты. Древнее название города перевели на семитский аккадский язык, и оно стало звучать: Баб-или - "Врата божьи". Греки называли город - Бабилон. При шестом царе I-ой Вавилонской династии, знаменитом Хаммурапи, покорившим все Южное Двуречье, Вавилон становится главным городом его государства.
        Путешественники, бывавшие в этом славном городе описывают его размеры по-разному. Одни утверждали, что периметр городских стен составлял 14400 локтей (около 7200 м) при средней длине стены в 30 ашлу (3600 локтей). Позже Геродот писал, что каждая сторона города содержит в себе 120 стадий (22 км), всего же площадь Вавилона по Геродоту составляла 480 стадий (88,8 км); назывались и другие цифры. И это говорит только об одном - осененный божественным именем город интенсивно расширялся, превращаясь из рядового городишки в большой, а затем и в супергород, на долгие столетия ставшим центром экономической, политической, культурной и интеллектуальной жизни Древнего Востока.
        Наши путешественники застали город в средней стадии его развития. В это время Вавилон представлял собой в плане вытянутый с запада на восток (в эту сторону он расширялся - так начал образовываться "Новый город") несколько покосившийся четырехугольник с периметром стен 8150 м и площадью около 4 кв. км. Стороны этого четырехугольника были сориентированы по четырем "ветрам" - четырем сторонам света: ильтану (север), шуту (юг), амурру (запад) и шаду (восток). Евфрат разделяет город на две неравные части: на левом берегу находился Старый город, на правом - растущий Новый город, значительно меньший по размеру. Первоначально существовала паромная и лодочная переправа между Старым и Новым городами, позже построили мосты, которые на ночь разводились, дабы жители не обворовывали друг друга.
        Вокруг Вавилона раскинулись финиковые и фруктовые сады, виллы богатых горожан, поселки и хутора земледельцев и садоводов. В последствии Навуходоносор II возведет вокруг этих предместий на левом берегу внешнюю стену длиной почти 18 км. Таким образом, общая площадь "Большого Вавилона" достигнет 10 кв. км. Его население составит полмиллиона человек. Именно тогда и возникнет выражение "вавилонское столпотворение". Но это будет еще через 6 столетий. И все же даже нынешний Вавилон был громадным городом. Его высоченные стены были сложены из кирпича-сырца на асфальте и облицованы обожженным кирпичом. Перед стенами вокруг города тянулся ров, наполненный водой. Стены и еще более высокие башни имели зубцы и бойницы.
        Дорога, по которой сейчас шли путешественники, считалась главной, была она широкой, грунт выровнен и выложен был плитами розовой брекчии, а обочины - плитами белого ливанского известняка. Парадным входом Вавилона считались Ворота богини Иштар, облицованные глазурованным кирпичом: по синему фону чередовались цветные изображения могучих быков и Драконов Вавилона.
        Пройдя по священной "дороге процессий", через парадные ворота вошли они в город, и сейчас же их захватил и ошеломил людской водоворот. От пестроты нарядов рябило в глазах. Жизнелюбивые вавилоняне любили одежды ярких комбинированных цветов, особенно красные и синие, а также желтые, зеленые, коричневые, оранжевые, черные и белые. Народ попроще носил одноцветные - белые, темные, коричневые - одежды в виде коротких туник.
        Питейные заведения и вертепы держали свои двери широко открытыми до поздней ночи. Шумные толпы людей, говорящих на множествах языках и наречий, занимались повседневным своим делом: торговали, покупали, меняли, обманывали, ссорились, веселились, пили, ели, воровали, дрались и мирились. И все это происходило в районе Ворот, и пока они не закроются на ночь, столпотворение не прекратится. Впрочем, и после закрытия Ворот в прилагающих к торжищу улочках и переулках кипение жизни не угасало.
        В черте города дорога процессий переходит в проспект Айбуршабум. Широкая мостовая тоже была выложена розовыми и белыми каменными плитами. Многоэтажные дома, облицованные очень дорогим обожженным кирпичом и выстроенные почти вплотную друг к другу, глухими - без окон - фасадами тянулись вдоль широких и прямых улиц, пересекающихся под прямым углом. Подобная планировка - пересечение улиц под прямым углом - более всего поражала чужестранцев, привыкших к узким и кривым улочкам своих городов. Не говоря уже о представителях кочевых народов. Этих Вавилон просто шокировал и казался им средоточием всех пороков на земле.
        Чтобы отдохнуть, утолить голод и разузнать, где можно временно поселиться, путешественники решили зайти в харчевню. Подобных заведений в районе Ворот было великое множество. В одно из таких заведений, казавшимся наименее подозрительным, путники и зашли, предварительно привязав лошадей к каменным столбам, поставленным перед входом. Двух рабов-воинов обязали охранять драгоценных животных.
        Как выяснилось, харчевней заправляла бойкая крепкая женщина, эламитянка по происхождению, по статусу - рабыня на оброке, по прозвищу Нунта - "Пчелка". Вавилоняне имели довольно-таки длинные и сложные имена, поэтому в обыденной жизни часто использовались клички, впрочем, не имевшие уничижительного значения, и которые применялись даже в официальных документах.
        Наметанный глаз Пчелки сразу углядел в странниках состоятельных господ. По такому случаю столы для желанных гостей накрыли чистыми накрахмаленными скатертями. На обед подали барашка, различные острые соусы, рыбные блюда, на сладкое были фрукты и непременные финики. Виноградные вина на вкус оказались превосходными. Откушали также и разных сортов сикеры (род пива или браги) из фиников и ячменя.
        Для пробы гости попросили еще пальмового вина. Оно оказалось не вкусней виноградного, очевидно, к нему нужна привычка.
        Разглядывая из любопытства людей, заполнивших тесное, задымленное помещение харчевни, Астианакс "ожегся" о горящий взгляд некоего человека, одетого в черную накидку с капюшоном, весьма не характерную для одежды местных жителей. Невзирая на жару, незнакомец сидел с накинутым на голову капюшоном так, что лица его невозможно было разглядеть. Иногда только виден был его крючковатый нос, походивший на кривое лезвие кинжала. Холодная злоба, как смертельный сквозняк, веяла от незнакомца. Через некоторое время, когда принц снова взглянул в ту сторону, человека уже не было. На его месте сидел какой-то халдей весьма прозаического вида в высоком остроконечном колпаке.
        За обед Астианакс расплатился кусочком серебра. Он знал, что вавилоняне вот уже тысячу лет пользуются весовыми деньгами, пришедшими к ним от древних шумеров. Причем, в качестве денег у них ходит только серебро. Впрочем, если желаете, можете расплатиться верблюдами, но серебром удобнее. Насчет квартиры любезная Пчелка посоветовала Астианаксу обратиться к известному домовладельцу Таб-цилли-Мардуку или попросту - Табия. Где проживает? Да все там же - На улице бога Сина. Как выйдет ваша милость на Проспект, так идите к центру, перейдете по мосту через канал Либиль-хегалла и свернете налево и вдоль канала все, вдоль канала... Далековато, это точно, зато там тишина и спокойствие. А ежели ваша милость решит повернуть направо, то попадет во Внутренний город, это, конечно близко, почти в центре, но там все приличное жилье занято, и шумно там очень, и насчет воров... Мужики нынче отчаянные пошли, средь бела дня ограбят, а ночью, не приведи Мардук, и зарезать могут.
        Выйдя из харчевни, сыто отдуваясь, компания во главе с Астианаксом, к своему великому удивлению, не обнаружила привязанных коней. Меж тем, слуги преспокойно дремали на солнышке, сидя на камнях тротуара и опершись спинами о глиняные стены харчевни. Астианакс пинком ноги хотел пробудить нерадивых слуг и уже в голове родилась мысль, как наказать ротозеев, но рабы не проснулись. Один, как тряпичная кукла, опрокинулся на бок, другой уронил от толчка голову на грудь, продолжая спать. Вечным сном.
        Торопливо обследовав неподвижные тела сторожей, Астианакс и товарищи обнаружили несколько жутких ран на их спинах и груди - несомненные следы от ударов кинжалами. Неизвестные, - а их, судя по всему, должно быть несколько человек - подлым образом убили и ограбили охранников. Украв лошадей, бандиты присвоили и изрядное количество серебра, лежавшее в седельных сумках.
        Так Астианакс и его спутники остались почти без денег в незнакомом городе, в далекой стране. Все, что теперь имели путешественники из средств к существованию, находилось в их поясных кошельках, которые они, к счастью, носили с собой и которые, по-видимому, следует убрать куда-нибудь под одежду, подальше от глаз воров и грабителей. Как оказалось, здесь их водилось такое количество, как у паршивой собаки блох. Чтобы увидеть их подлые рожи, не нужно было долго ходить по городу, достаточно было внимательно посмотреть вокруг себя.
        К примеру, тот прилично одетый человек, стоящий на противоположной стороне улицы и разговаривающий с каким-то типом в рванье и с красными, гноящимися глазами. Казалось, человек этот вовсе и не смотрит на Астианакса, но бегающие, цвета сухих фиников, глазки его на мгновение останавливались заинтересованно и недвусмысленно на богатой одежде и кошельках чужестранцев.
        Астианакс кивнул головой своему толмачу, которого он нанял сразу по приезде в город, и решительно шагнул на другую сторону узкой улицы. Оборванец тотчас сгинул в толпе, подобно сухому листу, унесенному резким порывом ветра, а человек с бегающим взглядом сразу сунул руку под накидку. Но Астианакс успел упредить вавилонянина: левой рукой схватил, возможно, вооруженную руку противника, навалился всем телом и прижал его к стене, а правой - железной хваткой сдавил жилистое горло. Борода вавилонянина, чисто вымытая, тщательно завитая и аккуратно уложенная мелкими колечками, благоухала розовым маслом. Одежда на нем была дорогой, а взгляд надменным.
        - А скажи-ка мне, уважаемый гражданин, - произнес Астианакс сквозь стиснутые зубы, - не видели ли твои зоркие глаза, кто увел моих коней и убил рабов моих?
        Толмач перевел его слова на аккадский язык. Вавилонянин захрипел, выкатив глаза и высунув кончик языка, как придушенная ящерица. Астианакс ослабил хватку, что бы дать возможность человеку ответить. Тот прорычал какую-то фразу на своем гортанном языке и нетерпеливо пнул ногой толмача. Бедняга переводчик побледнел и, скача на одной ноге, но преисполненный почтения к двум господам, быстро заговорил, коверкая слова больше обычного.
        - Пойманный вами господин, вовсе не разбойник, а как раз наоборот - государственный сыщик, знаменитый Бэл-надин-апли. Отпустите его незамедлительно, не то он вас арестует...
        Астианакс убрал руку с горла господина и поправил на его голове покосившийся пышный тюрбан.
        - Прошу меня простить, о верный слуга закона, - сказал Астианакс вежливым тоном, - я незнаком с вашими обычаями. Я Троянский принц Астианакс, сын великого героя Гектора, внук царя Приама... Попав в ваш славный город, был подлым образом ограблен...
        - Я знаю, - ответил господин на довольно сносном ионическом диалекте греческого языка, заботливо поправляя свою холеную бороду, глядя в маленькое металлическое зеркальце, которое он вынул из-под складок белой накидки. - То есть, хочу сказать, знаю о вашей беде. Мне уже доложили... Вы меня понимаете?
        - Конечно, - оживившись, вскричал Астианакс, тоже переходя на греческий, который знал еще с безотцовского детства, и добавил с меньшей радостью: - Еще бы мне не знать этого языка...
        - Прекрасно, - ответил сыщик. - Так вот, я как раз разговаривал по этому делу со своим агентом. Один из его осведомителей случайно видел мужиков, которые увели ваших коней. Я думаю, к вечеру мы их поймаем. Мною уже отдано соответствующее распоряжение. Стражники на всех воротах усилят бдительность. Приметы похитителей известны, это знаменитые воры и бандиты Иштар-шул-эреш и его братец со своей шайкой.
        Астианакс подивился расторопности местных стражей порядка, равно как и наглости бандитов.
        - Да, - согласился сыщик, - мужики совсем распоясались, уже режут при свете солнца. Куда катится эта страна, одни боги знают! Ну, ничего, с такой добычей им далеко не уйти. На сей раз я их поймаю, теперь они не отделаются отрезанием ушей и носа. Будьте покойны. К послезавтрашнему утру вы увидите их подлые головы отделенными от тела. Это обещаю вам я - Бэл-надин-апли по прозвищу Быстрый.
        Сыщик на секунду запнулся и продолжил, сконфуженно царапая землю концом своего великолепного посоха, ручка которого была украшена головой льва, изящно вырезанного из черного дерева. - Правда, если бы вы ассигновали на эту операцию немного наличности, то... дело заметно бы ускорилось. Конечно, я мог бы получить необходимую сумму через канцелярию Его Величества, но это такая волокита, а вам ведь нужны быстрые результаты, не правда ли?
        Черные хитрые глаза Бэл-надин-апли ненадолго задержались на статной фигуре Астианакса, после чего взгляд его пробежал по одежде и прекрасному лицу Сапы.
        - Это моя жена, - ответил Астианакс на незаданный вопрос сыщика, - Дочь Крептура, влиятельного вождя, одного из фригийских племен.
        - Весьма польщен знакомству со столь знатной матроной, - галантно поклонился сыщик. - Кстати, у нас свободные женщины обычно закрывают лицо покрывалом. Простоволосыми ходят только рабыни и, простите, лупы - доступные женщины. Впрочем, вы чужестранцы... Но я советовал бы... Во избежание, так сказать, излишних неприятностей.
        Ни Астианакс, ни его жена не стали возражать против такого обычая. По указанию мужа Сапа безропотно накинула на голову полупрозрачный платок, лежавший у нее на плечах, и отнюдь не утратила своей привлекательности, напротив, красота ее стала еще притягательнее, загадочнее.
        - Ладно, - согласился сыщик, - для чужестранцев сойдет и так.
        Астианакс снял с пояса один из двух своих кошельков, самый большой, и отдал его слуге закона. Вавилонянин проворно принял кожаный мешочек с серебром, как на весах взвесил его на ладони.
        - Замечательно, думаю, этого хватит, - сказал он, подбрасывая и ловя кошелек, третьим движением руки он поправил бороду - кошелька в его ладони уже не было. Великолепный трюк, достойный халдейского мага!
        - Следуйте за мной, - повелительным тоном государственного чиновника сказал сыщик и скорым шагом устремился по улице.
        Астианакс и его компания едва поспевали за ним.
        - Куда мы идем? - поинтересовался принц Троянский.
        - В контору. Нужно соответствующим образом оформить вашу жалобу и написать расписку в том, что вы ассигновали средства на расследование.
        - Вы же сказали, что обойдемся без волокиты? - удивился Астианакс.
        - Любезный доблестный принц, совсем уж без формальностей нам не обойтись. У нас строгая отчетность. Таков закон. Не волнуйтесь, это займет совсем немного вашего драгоценного времени.
        Они почти бежали во след сыщику мимо высоких домов с глухими, без окон, фасадами с наглухо закрытыми деревянными дверями. Некоторые двери попадались с затейливой резьбой, и это означало, что здесь живет богатый хозяин. Наконец, они вошли в одноэтажный дом, двери которого не были заперты, зато охранялись двумя стражниками. Стражники сделали на караул перед важными персонами, убрали скрещенные копья. Сыщик и вся компания вошли в помещение, освещенное через узкие окна, расположенные по вавилонскому обычаю в стене, выходящей во внутренний двор.
        В длинной, с низким потолком комнате никого не было. Сыщик подошел к стене, вытащил глиняную пробку из какой-то трубы, выставляющейся прямо из этой стены, и гаркнул в отверстие что-то в категорически императивной тональности. Сейчас же со двора, прибежал человек неопределенного возраста в коричневой накидке, с бороденкой, сбитой чуть набок и виноватыми глазами, по-видимому, мелкий клерк. Он шумно приветствовал гостей и сыщика, который расположился на табурете с видом старшего по званию. Толмач, который уж было заскучал без работы, вновь с жаром взялся за нее: дыша горячим чесночным духом, интимно переводил на ухо Астианаксу происходящий между служащими разговор.
        - Где Дракон вас носит? - ворчал сыщик, глядя в зеркальце и поправляя свою холеную бороду. - Никогда вас нет на месте... - И посетителям: - Располагайтесь, почтенные гости, писец сейчас все оформит.
        Писец приступил к оформлению документов. Делал он это быстро, до автоматизма отработанными движениями: сначала костяным ножом отрезал от мокрого распластанного куска глины два прямоугольника размером с ладонь; затем, чем-то вроде плоского совка поддел эти прямоугольники и бросил на дощечки. Ладони клерка были испачканы глиной, но такова была специфика его работы.
        Проделав подготовительные операции в пять секунд, писец выдернул из-за уха камышовую палочку - острую с верхнего конца, а с нижнего - имеющей профиль узкого треугольника, то есть клина - и быстро стал этим профилем выдавливать письменные знаки в податливой глине. Сыщик размеренно диктовал, медленно и важно прохаживаясь по комнате.
        В это время со двора пришел раб, принес бадью с водой, потом - бадью с глиной и ушел обратно, ни на кого не взглянув. Еще один клерк появился, отвесил низкий поклон всем присутствующим и сел на разостланную на полу циновку, скрестив ноги. Подтянул к себе низкий рабочий столик и продолжил свою работу.
        Астианакс, сидя на лавке для посетителей, разглядывал деревянные стеллажи, выстроенные вдоль стен, с многочисленными ячейками, полностью забитыми высушенными и сохнущими глиняными табличками с клинописью. Контора писала. И очень много. Судя по всему, работы хватит на многие тысячи лет. Люди, известное дело, - воры. И таковыми останутся до конца времен.
        Когда документы были готовы, сыщик приложил свою личную печать к одной табличке, а другую табличку завизировал писец казенной печатью.
        Итак, - сказал Бэл-недин-апли, - дело начато, завтра, во второй половине дня можете заглянуть к нам в контору, я доложу вам, каких результатов достигло следствие. Полагаю, вы останетесь нами довольны.
        4
        Это был типичный дом зажиточного вавилонянина. Высокий глиняный забор, за которым виднелись абрикосовые и тутовые деревья. Деревянная калитка с вырезанными узорами. Громко лаявшие цепные псы, наводящие страх не только на воров, но и на честных прохожих. Калиточный раб-сторож, дерзкий на язык с непрошеными гостями, и весьма любезный, когда дело касается богатых постояльцев. На шум, гвалт и лай вышел сам хозяин, досточтимый Табия. Как все вавилоняне-мужчины, Табия носил средней длины бороду, выкрашенную хной, тщательно завитую и уложенную в мелкие колечки. Длинные волосы на голове также тщательно ухожены чьей-то заботливой рукой - завиты, уложены в затейливую прическу и укреплены повязкой, поверх был водружен белый круглый колпак. От хозяина исходил дух благовонного масла и богатства. Его нижняя одежда - спускающийся до пят льняной хитон - белел безупречной чистотой. Верхний хитон - покороче - поражал редким оттенком красного цвета. Посох в руке Табии, украшенный искусственной розой, был чуть-чуть поскромнее царского.
        Узнав причину беспокойства его драгоценной персоны, хозяин проявил редкое радушие и гостеприимство. Новые жильцы были проведены во внутренний двор - святая святых восточного типа построек. Двор был вымощен белым камнем. Собственно двор представлял собой лабиринт из мелких двориков, но один из таких дворов превосходил размерами остальные и считался главным. Здесь можно вдохнуть свежего воздуха, напоенного ароматом цветущих деревьев, полюбоваться глубоким синим небом, где стаями вились белые голуби.
        Огромный дом с плоской крышей был двухэтажным, с примыкающими к нему флигелями. Семья домовладельца занимала нижние этажи южного крыла дома, двери и окна которого выходили на прохладный север и были защищены от палящего солнца. В верхних этажах и остальных флигелях дома располагались хозяйственные помещения, прислуга и жили квартиранты.
        Длинная деревянная терраса с перилами проходила вдоль всего периметра здания на уровне второго этажа. Здесь, обычно по утрам, прогуливались квартиранты, а по вечерам пили пиво на открытом воздухе.
        На противоположной стороне двора тянулась одноэтажная постройка без окон с террасой, на которую выходило пять раскрытых створчатых дверей. Посреди двора протекал ручеек и впадал в круглый бассейн. По сторонам пышно цвели кусты роз. В глубине усадьбы, у глиняной стены, в густой тени лимонного дерева стояла беседка для отдыха. В хозяйственной части двора дымились несколько кухонных очагов, поставленных в ряд. По двору важно расхаживали удивительной красоты птицы с пестрыми длинными сине-зелеными хвостами и как простые домашние куры клевали рассыпанные в изобилии зерна какого-то злака.
        Астианаксу и его людям предоставили лучшие помещения. Табия был все так же любезен, самолично показывал гостям все удобства дома и его достопримечательные уголки.
        Так путешественники узнали об еще одной очень важной особенности вавилонского жилища - о домашнем кладбище. Даже будучи мертвыми, вавилоняне не покидали своего дома, их хоронили в специальных склепах или просто под полом. Поскольку каждому предку хотелось покоиться в собственном доме, то со временем их, предков, скапливалось изрядное число, так что бедные здравствующие родственники время от времени ломали себе головы над вопросом, куда бы их всех распределить. Одного какого-нибудь определенного места захоронения не было. Покойных зарывали в самых неожиданных местах: в тупичке у забора, возле главной аллеи, само собой разумеется - во всех малых двориках и в больших, естественно, тоже. Куда ни пойдешь, обязательно наткнешься на могилу досточтимого предка. Мало того, здесь же хоронили умерших рабов. Часто их помещали даже в семейные склепы хозяев. Такое вот было славное единение хозяина и раба его.
        Если кто-то подумает, что вавилонские жилища были настоящими домами скорби, то он сильно ошибается. К могилам предков относились как к традиционным предметам обстановки. И никаких мрачных мыслей на ныне здравствующих они не наводили. Все было мило и по-домашнему уютно. Ибо каждый понимал, что жизнь и смерть - две стороны одной медали - неразрывны. В этом житейской мудрости заключался явный и тайный смысл экзистенции древнего вавилонянина.
        К ужину подали жареных фазанов и уток, начиненных фисташками. Трапеза проходила на веранде, на открытом воздухе, так как в комнатах было слишком душно. По вавилонскому обычаю ужинали за столом, сидя на стульях. Соблюдая любезность, за стол пригласили ближнего квартиранта, который ходил кругами неподалеку и нюхал воздух. Он обрадовался несказанно и явился со своим семейством, впрочем, немногочисленным. Они чинно поднялись на веранду: шаркая домашними туфлями без задников с загнутыми носками, шествие возглавлял глава семьи - Шум-цилли-Мардук, за ним величественно плыла его жена - вавилонская матрона Баба-шаррат, за ней хвостиком волочился худенький подросток, их сын Набу-аплу-иддин, потомок Син-или. Слуги с наглыми лицами принесли гостям дополнительные стулья. Когда Баба-шаррат, после нескольких примерочных приседаний, отдала, наконец, свое пышное тело на попечение камышовому сидению, оно со страху разразилось скрипом и треском.
        Хозяин застолья не пожалел, что пригласил квартиранта. Тот оказался весьма интересным человеком, веселым и открытым. Бойко говорил на хеттском наречии, потому что долгое время проживал в Митанни в городе Телль-Халаф, торговал с хеттами, потом ушел от дел, переселился в вавилонское предместье, купив собственное имение. Однако вскоре заскучал, полез в финансовые аферы, но, будучи провинциалом, не зная хитросплетений жизни столичных воротил, - потерпел крах: один хитрый банк его разорил, имение продали с торгов. Теперь вот снимает квартиру у Табии. Нет, он не жалуется, в общем-то, живет он не плохо, кое-какие средства у него еще остались...
        После второй рюмки неожиданно выяснилось, что дед Шум-цилли-Мардука в свое время был весьма влиятельным человеком в Вавилонии, был крупным военачальником, воевал с эламитами в генеральском чине "раб-мага". Многое из речей говорливого квартиранта Астианакс взял на заметку.
        После третьего бокала прекрасной выдержки виноградного вина бывший торговец, потомок славного генерала, стал рассказывать разные забавные истории из своей, богатой злоключениями жизни, потом перешел на анекдоты. Держа перед слегка осоловелыми глазами пустую рюмку из синего дорогого стекла с золотыми искрами, Шум-цили-Мардук говорил:
        - Однажды два халдея зашли в вертеп. Там к ним привязалась особенно распутная лупа. Они стали спорить, кому платить за ужин, а кому за лупу...
        - Шумик, перестань трепаться, - сказала матрона Баба-шарат, - за столом сидит дитё.
        У потомка Син-или расцвели маки на щеках, он опустил стриженую голову, незаметно стянул из вазы еще одну горсть янтарных фиников и попытался их спрятать под своей коротенькой юбкой.
        - Мальчик - будущий воин! - изрек внук генерала и кивнул слуге, чтобы тот налил ему еще вина. - Пусть привыкает к грубости мира. Не то ты вырастишь из него хлюпика... Так вот, господа, однажды три халдея зашли в некое веселое заведение...
        Ужин прошел весело. Астианакс старался не показывать снедавших его мыслей по поводу утерянного имущества. К тому же уверенность, с какой сыщик взялся за, казалась бы, безнадежное дело, вселяла надежду.
        После неудобств и тягот пути было особенно приятно возлечь на мягкое ложе с тонкими простынями, благоухающими лепестками роз. Сапа так обласкала молодого мужа, что он, несмотря на душевную и физическую усталость, целых 60 придуманных древними шумерами минут неотрывно выполнял свои супружеские обязанности, делая лишь краткие необходимые остановки после очередной кульминации. Потом они расслабленно лежали, словно плыли в божественной лодке, и слушали богатую разнообразными звуками вавилонскую ночь. Цикады неумолчно пели, лениво, без азарта перелаивались соседские собаки. Какой-то квартирант, которого не сочли достойным пригласить к ужину, на излишне повышенных тонах отчитывал нерадивого слугу. Другой квартирант, совсем уж безвестный, явился только что и, расположившись в беседке, дергал струны некоего щипкового инструмента и пытался негромко петь. Потом пение и звучание струн смолкли и сменились тихим смехом женщины... Еще через некоторое время, когда на стол подали свежего пива, сыщик, отхлебнув из кружки, поманил Астианакса куда-то. Стояла погибельная ночь - безлунная и беззвездная. Было так
темно, что белый плащ сыщика стал черным. И они подошли к краю площадки, где дул сильный ветер. "Где мы? - спросил Астианакс и задохнулся от порыва ветра. - Зачем ты меня сюда привел? Ты уже выяснил, где мои кони?" - "Мы на Вавилонской башне", - ответил черный человек. "Кто ты!?" - крикнул троянский принц, становясь лицом к черному человеку, а спиной к краю пропасти. Чтобы не видеть ее пугающей глубины. "Я тот, кто тебя погубит!" - ответил черный человек и откинул с лица капюшон. Глаза человека засверкали как звезды в небе Амазонии - холодным, злобным светом. Астианакс отшатнулся, оступился. Ноги его потеряли вдруг опору, и он полетел в пропасть. Сердце защемило, казалось, оно остановилось. На миг Астианакс увидел булыжную мостовую, озаренную багровыми всполохами потустороннего пламени. Затем был страшный удар и жуткий хруст сломанных шейных позвонков. Бац! Хрусь! - И принц троянский проснулся весь в холодном поту.
        - Что с тобой, милый муж мой? - встревожено спросила Сапа.
        - Мне опять привиделось, что я упал с этой проклятой башни! - ответил Астианакс.
        - Это не ты упал, - объяснила Сапа, - это Шумик на веранде свалился со стула. Надо было сразу отнести его домой, чтобы не пугал соседей... Ну, иди ко мне...
        Астианакс повернулся к жене и крепко обнял ее, будто желая спрятаться, найти убежище у нее на груди от преследовавшего его наваждения в виде злого человека и страшной черной башни.
        5
        С утра заявился Шумик, чтобы опохмелиться. Поправив голову, он вызвался самолично, на правах местного жителя, показать гостям лицевую и изнаночную сторону своей столицы, с тайной надеждой на шикарный обед в каком-нибудь дорогом кабаке. Времени до назначенного сыщиком часа было еще предостаточно, и потому наши путешественники охотно согласились. Праздно бродили они по городским улицам и проспектам, искренне восхищаясь домами его, храмами, садами, циклопическими воротами и стенами величайшего города, по праву называвшимся пупом земли.
        Главным храмом города и всей страны Шумера и Аккада была Эсагила (по-шумерийски - "Дом, в котором поднимают голову"), жилище бога Бэла-Мардука и его божественного семейства. Эсагила, как главный храм города, имела храмовую башню-зиккурат - знаменитую в последствии Вавилонскую башню, Этеменанке ("Дом краеугольного камня"). Храмовый комплекс занимал большую территорию, находясь в самом центре Вавилона. С запада он ограничивался набережной Евфрата, а с востока - главным проспектом. Говорили, что в святилище бога Мардука, в так называемом "Нухаре", находится гигантская золотая статуя этого бога. Но туда никого не пускали, кроме избранного круга жрецов. Жилище бога священно и не терпит мирской суеты.
        В северной части комплекса высилась гигантская ступенчатая башня, облицованная обожженным кирпичом и выкрашенная в разные цвета. Основание - самая высокая часть сооружения - имело черную окраску, следующая ступень - белую, потом шла ступень пурпурного цвета, и далее, высоко-высоко, можно было разглядеть более мелкие ступени синего, ярко-красного, серебряного цветов. И, наконец, на вершине этой искусственной горы находилась последняя ступень - собственно храм бога, ослепительно сверкавшего золотом стен.
        Шумерийцы на своей прародине поклонялись богам на вершинах гор. Под давлением варварских племен, вынужденные переселиться в гиблые болотистые низины Южного Двуречья, шумеры сохранили свои религиозные обычаи и, возводя жилище для своих богов, насыпали искусственную гору, которая, по их убеждению, соединяла небо и землю. Так во всех городах страны появились зиккураты. Вавилонский зиккурат был высочайшим из них и, как покажет дальнейший ход истории, - знаменитейшим. И даже более того, станет неким символом человеческого тщеславия и гордыни.
        Когда Астианакс, сопровождаемый друзьями, подошел к основанию Башни и остановился у подножия величайшей лестницы, ведущей сразу на третий уровень, у него гулко забилось сердце. Принц Троянский слегка побледнел и отступил назад.
        - Что с тобой, мой супруг? - спросила Сапа, - Тебе не здоровится?
        - Эта Башня... - молвил принц, едва ворочая языком, - она такая высокая, что ее макушка задевает небо... Имеет ли право смертный подниматься на ее вершину и беспокоить живущего там бога?
        - Ты не простой смертный, ты сын великого воина Гектора, будущий царь Трои. Тебе не подобает бояться какой-то башни. Разве ты никогда не был в горах? Гляди, там, на вершине храма кто-то стоит. Я не думаю, что он храбрее моего супруга.
        - Что ты, Сапа, я вовсе не боюсь, - весело ответил Астианакс, но голос его предательски дрожал.
        - Доблестный принц, - сказал один из друзей, отважный Элмей, - разреши мне первому подняться на вершину этой Башни, испытать на прочность эти старые ступени.
        - Я поведу моих гостей, - растолкав всех, вылез вперед Шумик.
        - Нет! - ответила за принца его жена. - Впереди всегда должен быть Астианакс - будущий покоритель народов. Иначе боги отвернутся от него, и он не сможет исполнить свою Священную Месть.
        - Веди нас, доблестный сын великого Гектора, прямо в небо, где обитают боги! - вскричал весельчак Алкет. - Может быть, они пригласят нас на свой пир, я что-то проголодался.
        Компания поддержала шутку веселым смехом.
        Чем выше поднимался Астианакс по крутой каменной лестнице, ступени которой были выложены из белого камня, тем ниже опускалось его сердце. Голова кружилась, дыхание участилось, ноги медленно наливались свинцом. Поднявшись до середины Башни, все увидели отведенное для отдыха специальное место со скамейками.
        Астианакс взглянул на все еще далекую вершину оставшейся части Башни и увидел там стоящего человека, закутанного в черный плащ не вавилонского покроя. Ветер трепал и подхватывал просторные полы плаща, и тогда казалось, будто громадный черный орел пробует силу своих крыльев перед тем, как взмыть в небеса. Присмотревшись, Троянский принц узнал в человеке вчерашнего незнакомца из харчевни, от которого исходила холодная злоба. Не он ли был сообщником, а то и главарем шайки разбойников, убивших и ограбивших его людей?
        Отдохнув, наши путники поднялись еще на четыре уровня Башни и оказались перед входом в золотой храм. Смотрительница храма, вавилонянка средних лет, не разрешила входить в жилище бога чужеземцам, и убранство храма посетители смогли увидеть лишь с порога. Обстановка помещения была скромной и функциональной что ли, да позволят нам так выразиться. Если Нухар являлся "рабочим кабинетом" божества, то комната золотого храма была обставлена как спальня. Здесь стояло большое прекрасно убранное ложе и перед ним золотой стол, очевидно, предназначенный для утренних и вечерних трапез божества. По словам служительницы, Бэл-Мардук проводит здесь свои ночи. Насколько это соответствовало правде, сказать затруднительно, поскольку бог никому не показывается, кроме этой женщины, избранной им в услужение ему.
        Осмотрев храм, путники прогулялись по террасе седьмого уровня, любуясь панорамой города. Вавилон лежал весь как на ладони - гигантский прямоугольник, застроенный домами, обрамленный зеленью садов и рукотворными рощами финиковых пальм. Вдали на востоке, на горизонте виднелись, размытые очертания соседних городов, то были Киш и Кута. И там тоже были свои башни, но значительно ниже Вавилонской. С высоты, где летают лишь птицы, да и то не всякие, гости города смогли оценить всю красоту и мощь циклопических ворот богини Иштар, еще раз подивиться высоте и ширине стен города, отдать должное архитекторам и строителям, возведшим их по приказу великих царей Вавилона, преисполнились восторгом математически точно выверенным линиям главного проспекта и строгой планировкой центральных улиц, пересекающихся под прямыми углами. Несмотря на ранний час, улицы были полны народа. Людишки казались отсюда, с этой божественно-заоблачной высоты, муравьями с пестрой окраской, снующими по своим, муравьиным делам.
        - А вон там, за рекой, глядите! - сказал Шумик, показывая на запад, - есть придорожный кабачок, где подают замечательнейшее пиво!.. Впрочем, неплохое пивцо можно попробовать рядом с Башней, на улице бога Нергала Радостного...
        - Кто о чем, а вшивый - о бане, - тихо произнесла Тихая Сапа. Стоящий рядом с ней Алкет, отзывчиво засмеялся.
        Астианакс вместе со всеми машинально глянул вниз и в сторону, куда указывал толстенький, сомнительной чистоты перст Шумика, и невольно отпрянул, будто его ударили по лицу. У доблестного патрона дрожали ноги и обрывалось сердце. Хладный пот струился по его бледному, без единой кровинки, челу. Не в силах больше стоять на ногах, принц Троянский опустился на каменные плиты, прогретые утренним солнцем, и оперся спиной о стену золотого храма. Астианакс прерывисто дышал, как выброшенная на берег рыба.
        Друзья не на шутку встревожились. Никогда еще они не видели своего предводителя в таком плачевном состоянии. Не было ему равного во всем Троянском царстве в кулачном бою и в беге, особенно в этом ему завидовал Полит, нынешний царь Трои. А как быстро Астианакс освоил верховую езду, как лихо мчался он на своем любимом белом жеребце, подаренном ему царицей амазонок! И никогда ничего подобного не случалось. Ни крепкое тело, ни голова его не подводили принца в трудные моменты. Что же случилось теперь? Друзья терялись в догадках, предполагая сначала отравление пирожками, которые они недавно купили с лотка уличного торговца, чтобы подкрепиться и которые, как будто, были не свежие. Но потом эта версия была отброшена как маловероятная, ведь все остальные чувствовали себя нормально. Или случилось самое худшее - принца поразила одна из ужасных болезней, которых в этом болотистом краю несть числа и почти все они смертельные. Но потом даже самые недогадливые поняли, что виной всему была - да, болезнь, но весьма специфическая, которая иногда поражает даже отчаянных храбрецов. Имя этой болезни - высотобоязнь.
Астианакс боялся высоты. Ну что ж, решили друзья у каждого человека есть свой скрытый и явный порок. Идеальны только боги. Если вспомнить ненавидимого Астианаксом Ахилла, то можно сказать, что у каждого человека есть своя ахиллесова пята.
        "О боги! - мысленно возопил Астианакс, - что скажут мои друзья, что они обо мне подумают. Их предводитель трясется от страха, как малое дитя! Какой позор! Но что же мне делать, коль я не в силах побороть свой недуг?!".
        Ему вдруг вспомнилось то жуткое сновидение, в котором он падал с башни и разбивался насмерть о камни мостовой горящего города, похожего на его родную Трою. И повторившееся почти в точности сегодняшнее сновидение. Как узнать их тайный смысл?! Что это? Вещие сны, предупреждение свыше? И почему меня охватывает такое необъяснимое щемящее чувство, будто со мной когда-то это уже случалось - ужасное падение с башни... Быть может, всезнающие боги, разгадав мои планы, стремятся отвратить замышляемое? Но я должен отомстить за отца! У меня нет выбора!"
        Астианакс сжал волю в кулак. Шатаясь, поднялся на ноги, оттолкнул участливо протянутые к нему руки друзей. И тут он снова увидел незнакомца в черном плаще. Тот стоял в дальнем углу террасы и любовался панорамой города, с притворной беспечностью подставив свою спину возможному врагу.
        - Стойте здесь и никуда не уходите, - приказал Астианакс своим людям, а сам шагнул к черному человеку.
        Принца качало из стороны в сторону, как матроса на палубе корабля, которого треплет свирепый шторм. Но он шел, ведя правой рукой по каменной балюстраде. Черный человек, сильно наклонясь, стал смотреть вниз, голова у него, очевидно, не кружилась. И от этого у Астианакса только усилился приступ. На секунду он взглянул на покосившийся горизонт, а когда вернул взгляд к незнакомцу, тот уже стоял к нему лицом, чудесным образом, неуловимо быстро повернувшись на 180 градусов.
        - Кто ты? - прохрипел Астианакс на греческом, держась за рукоять меча. - Почему преследуешь меня? Что тебе надо? Не ты ли тот разбойник, по чьей шее соскучился меч палача?
        Свет солнца бил в глаза Троянскому принцу. Он никак не мог разглядеть лица незнакомца, скрытого в глубокой тени капюшона. Только проклятый длинный нос торчал кривым лезвием.
        - Ты ошибаешься, доблестный воин, - низким глуховатым голосом сказал человек на чистом троянском диалекте. - Я не бандит.
        "Доблестный воин, как же..." - подумал Астианакс, стараясь поставить ноги так, чтобы дрожь в коленях была менее всего заметной. Унять ее совсем было выше его сил. Ужасно мерзкое чувство. Словно ты, маленький мальчик, описался перед друзьями, такими же малолетними, но по-детски жестокими, никому не прощающими минутной слабости тела.
        - Я - Наблюдатель, - вновь прозвучал спокойный голос из-под капюшона.
        - Чей ты наблюдатель, и кого высматриваешь? - допытывался Астианакс, тяжело опершись на балюстраду и чувствуя, как острый ее каменный край впивается в бок.
        - Я посланник богов, - не таясь, ответил незнакомец, - а наблюдаю я за тобой, Астианакс Троянский.
        - Тебе известно мое имя?! - удивился принц. - Впрочем, ты же наблюдатель...
        - Я знаю не только твое имя, но и страшную твою судьбу. Ты вознамерился уничтожить народ, которому предназначено быть учителями других народов. Ты задумал разбить краеугольный камень из фундамента высочайшей цивилизации Будущих Времен! Вычеркнуть из Истории культуру, значение и величие которой тебе даже не понять! Остановись, смертный, или сон твой сбудется!
        - Мне не страшны твои пророчества! - вскричал Астианакс. - Может быть, ты греческий шпион и пытаешься спасти свое проклятое племя от моей Святой Мести?! Нос у тебя подходящий для грека... Убирайся, ахейская собака, с глаз моих! Не то на собственной шее испытаешь свое пророчество, когда я сброшу тебя вниз с этой Башни!
        Человек в черном плаще отрицательно покачал головой с накинутым на нее капюшоном, достал откуда-то некий продолговатый предмет с круглым застекленным окошечком, которое тут же вспыхнуло рубиновым светом, вроде бы тусклым, но, ударив по глазам, ослеплял. Судя по всему, это был фонарь, но не простой, а, вероятно, волшебный. Фонарь давал свет, пусть не яркий (потому что светило солнце), но пламени почему-то видно не было. Толстый кроваво-красный луч, вырывался из окошечка, упираясь в грудь Троянскому принцу, и тот неожиданно почувствовал, что его коснулось нечто материальное. Это была сила, преодолеть которую было невозможно.
        Астианакс отступил на шаг, чтобы с разгона усилить давление на невидимую преграду и вдруг с ужасом ощутил, как подошвы его ног больше не касаются каменных плит пола, а сами плиты медленно удалялись. Незнакомец, очевидно, не прилагая никаких усилий, кроме колдовства, не спеша поднимал луч фонаря кверху. И на конце этого луча, как жук на игле, висел Астианакс. Черный человек забавлялся. Видно было, что ему ничего не стоит сбросить вниз жертву своих забав, но он почему-то медлил, очевидно, чтобы продлить удовольствие. Астианакс висел уже на высоте человеческого роста и чувствовал, как захватывает дух, как меркнет сознание.
        - Жаль, что у меня нет санкции на твое убийство, - сказал черный человек, - Пока нет. Но предупреждение остается в силе. Боги слов на ветер не бросают.
        Астианакс зарычал, как дикий зверь, прогоняя дурноту, и последним усилием выдернул меч из-за пояса. Друзья бросились на выручку. Незнакомец сразу погасил фонарь, и Астианакс, освободившись от непонятной силы, рухнул на площадку, как мешок с картофелем. Оружие принца, звеня, откатилось по плитам в сторону. Черный человек с усмешкой переступил через него и направился к лестнице. Товарищи принца и его недруг сошлись возле лестницы. Колдун направил фонарь на людей, но свет от него неожиданно приобрел другую форму - форму большого круглого и прозрачно-розоватого щита. Узоры щита, напоминавшие молнии, были словно всамделишные, мерно и беззвучно сновали они по плоскости, змеились, ветвились, пропадали и вновь возникали, и чувствовалась в них угроза и скрытая мощь.
        Доблестный Элмей, игнорируя колдовство, пнул ногой нижний край "щита" так, что из него посыпались искры, а сверху рубанул его мечом. Незнакомец, нимало не пострадав, захохотал и, пройдя мимо, стал спускаться по лестнице. Зато пострадал и, вероятно серьезно, Элмей. Он тоже выронил меч и, с перекошенным лицом, рухнул рядом со своим предводителем. Остроглазый Алкет натянул тугой лук и пустил звонкую стрелу в удаляющуюся спину незнакомца. К сожалению, с тем же результатом. Оружие смертных беззвучно отскакивало от чудесного щита, как от неприступной крепостной стены. Сражение было с позором проиграно.
        Тем временем Сапа и двое верных рабов из свиты помогли Астианаксу подняться. Другие занялись Элмеем. Он мог стоять только на одной левой ноге. Правая нога и правая рука, которыми так или иначе доблестный воин коснулся чудесного щита, почернели, потеряли чувствительность и не слушались. И вот их маленькое побитое войско бесславно и мучительно долго стало спускаться вниз.
        Сойдя с лестницы Башни и став на твердую землю, к Астианаксу сразу вернулись силы. Головокружение, тошнота, удушье - все исчезло. Видя такое чудесное исцеление патрона, друзья обрадовались. Даже Элмей, поддерживаемый с двух сторон людьми, выдавил из себя возглас одобрения. Он тоже уже почти пришел в себя, паралич оказался нестойким, рука шевелилась, и на ногу уже можно было опираться, хотя и не в полную силу. Элмей, видя, что жизнь вновь возвращается в члены его, повеселел. Зато Астианакса прожигал насквозь мучительный стыд за свою недавнюю беспомощность. Если доблестный Элмей мог не стесняться полученных увечий в стычке, то неожиданная болезнь Астианакса была до обидного позорной. Но верные друзья принца оказались на высоте. Чтобы принизить значение случившегося, сгладить конфуз и пощадить самолюбие предводителя, Алкет дипломатично напомнил, что ничего зазорного в этой болезни нет. Ведь известно, что даже титан Антей страдал от нее, когда ноги его отрывались от тела Матери-земли.
        Этот исторический пример Астианаксу понравился, и он тоже приободрился. Всегда приятно, когда тебя сравнивают с богами и полубогами. Ему бы еще Антееву мощь! Тогда держись Греция! Мысль о божественной мощи натолкнула Астианакса на дерзкую идею: хорошо бы выследить этого подлого грека и отнять у него чудо-фонарь. Имея такой фонарь, можно было потягаться с самим Антеем. Но как выследить черного человека? Трудно выследить суслику ночную сову. Как же все-таки из наблюдаемого самому превратиться в наблюдателя?
        Нужна помощь опытных в таком деле людей. И, кажется, он знает, к кому обратиться со столь щекотливым вопросом. Да, это правильное решение. Лучшая тактика защиты - нападение. И он нападет. Кто-то хочет и в самом деле сотворить из него суслика, от страха забивающегося в норку. Нет, не бывать этому! Астианакс - царского рода, сын великого Гектора, он лев! Лев нападает. Бывает, конечно, и лев прячется, но лишь для того, чтобы выследить добычу, чтобы не вспугнуть ее раньше времени, а потом - три-четыре огромных прыжка, и добыча разрывается в клочья!
        6
        Еще издали, только подходя к сыскной конторе, Астианакс и его спутники увидели своих лошадей, понуро стоящих привязанными к столбам и охраняемые стражниками. Значит, Бэл-надин-апли и вправду был великим сыщиком, коли он так быстро справился с таким непростым делом. И главное, выполнил задание точно в срок. Воистину он заслужил похвалы и щедрую награду!
        Оставив свою свиту за порогом, Астианакс один вошел в помещение, чтобы переговорить с сыщиком с глазу на глаз. Однако выполнить это оказалось делом затруднительным. В конторе было тесно от толкавшихся там заявителей, стражников и следователей. К тому же поставленные вдоль дальней стены пыточные столбы занимали порядочно места. К столбам толстыми пальмовыми веревками были привязаны пойманные разбойники, числом в три человека. Они были оголены до пояса. Судя по виду мужиков, им досталось изрядно. Морды разбиты в кровь, в скособоченных бородах и всклокоченных волосах застряла солома. Юбки на них были все в грязи, пыли и порваны, едва прикрывали пролетарское происхождение их владельцев. Ссадины на локтях и коленях говорили о том, что пойманных мужиков волокли по земле на веревках. Дознаватели, окончив дознание, прополаскивали окровавленные кнуты в бадье с водой и развешивали их на просушку и для устрашения других воров.
        Разыскав в этой вакханалии правосудия своего сыщика, Астианакс попросил его перейти в какое-нибудь тихое помещение, где можно было бы переговорить, не напрягая голосовые связки. Они прошли в смежную комнатушку, где следователи отдыхали от дел пыточных. Бэл-надин-апли выпроводил охранника, открыл сейф, достал оттуда кожаные мешки с серебром, бросил их на стол.
        - Извольте получить ваше имущество, - сказал он и с видом победителя уселся за противоположную от потерпевшего сторону стола. - Да, и не забудьте поставить свою личную печать у меня в документе.
        Астианакс погладил рукой дубленую, местами вытертую кожу мешков, притянул половину к себе. Остальные придвинул к сыщику.
        - Это слишком много за не такую уж и трудную работу, - сказал служитель правосудия.
        - Главное, что она сделана в срок. Я поражен, как это вы так быстро...
        - Потому у меня и прозвище - Быстрый, - хохотнул сыщик.
        - Весьма меткое прозвище, - тоже рассмеялся Астианакс, потом спросил на излете гаснущей улыбки:
        - Что будет с мужиками?
        - Наверное, четвертуют, - равнодушным голосом ответил сыщик, - впрочем, не знаю... Их судьбу решит суд.
        - Я хочу простить их и забрать заявление обратно. Такое возможно?
        - Ну, если заявитель желает...
        - Те мешки с серебром, что я вам отделил - плата за другое, вероятно, более опасное дело, которое я намерен вам предложить. Разумеется, если оно покажется вам незаконным, готов от него отказаться... Но, мне кажется, что справедливый закон должен защищать доброго человека, будь он хоть иноземец... Меня преследует один человек. Он угрожает мне. Час назад он покушался на мою жизнь!.. Тяжело ранил моего друга, доблестного Элмета! Помогите мне обезвредить его.
        - Характер ранения? - спросил сыщик машинально.
        Троянский принц не понял профессионального жаргона и переспросил.
        - Чем ранен ваш друг? Ножом, мечом, палкой?..
        - Ни тем, ни другим и ни третьим... Это был огонь! Или нечто, похожее на молнии. И еще это свет... свет породил молнии и нанес увечья моему товарищу! Он ранен... был во всяком случае. Тут какое-то колдовство...
        Сыщик с сомнением посмотрел на "доброго" иноземца, но аргументы потерпевшего, которые тот выложил на стол, были слишком весомыми и щедрыми, чтобы даже такой честный служака, как Быстрый, осмелился их оспаривать.
        - Не сочтите за труд, - сказал сыщик, - позовите вашего спутника, доблестного Элмета.
        Прихрамывая и явно преувеличенно подволакивая ногу, Элмет вошел в комнату и уселся на подставленный сыщиком табурет. Раненая рука висела плетью вдоль плеча. Пугающая чернота прошла, но кожа все еще имела неестественно сизый, нездоровый оттенок. Пальцы поврежденной ноги, торчащие из-за ремешков военных сандалий, также имели сизый, дымчатый какой-то вид, словно кусок нагретого и остуженного металла.
        Бэл-надин-апли с сочувствующим видом осмотрел увечные члены молодого воина и преисполнился решимости наказать зло.
        - Вы можете описать внешность человека, напавшего на вас?
        Астианакс меткими словами обрисовал черного человека.
        Сыщик задумался, потом с непроницаемым видом осведомился:
        - Вы хотите подать на него в суд? Малоперспективное дело... Ваши друзья, как заинтересованные лица, не могут быть признаны свидетелями. Хотя, если у вас появятся свидетели из числа местных жителей... У меня есть знакомые в корпорации лжесвидетелей. Но дело это хилое, ничего вам не дающее.
        - У меня есть настоящий свидетель, его имя Шумик... Но не в этом цель моя.
        Нервно расхаживая по комнате, Троянский принц посвятил сыщика в свой план.
        Сыщику идея понравилась, особенно тем, что позволяла ему, при любом обороте дела, остаться в тени, ибо акция будет тайной, без свидетелей, без суда, без огласки. Перспектива схватиться в открытую, в рамках закона, с несомненно могущественным человеком Бэл-надин-апли совсем не прельщала. Особенно взбодрил его неслыханный размер вознаграждения за осуществление акции. Если все пройдет гладко, он сможет бросить эту собачью работу, уйти в отставку, купить имение на юго-западе, подальше от вони и грязи столичного города, и жить в свое удовольствие. Сын, наконец, получит приличное образование и сможет вести жизнь, какую захочет. Нет, положительно тебе неслыханно повезло, сыщик Бэл-надин-апли. Теперь оставалось заручиться согласием разбойников, которые, несомненно же, согласятся принять участие в лихом деле, ведь им терять нечего, кроме своей головы. И уж ее-то они точно потеряют, коли откажутся.
        Однако, противу ожиданий, мужикам идея Астианакса показалась не столь заманчивой. Когда разбойникам объяснили, какого человека они должны взять на гоп-стоп, они, тряся бородами, стали отплевываться от предложения, как от чумы.
        - Лучше я полезу купаться в бассейн с крокодилами, чем свяжусь с Коршуном! - замахал руками главарь шайки. - Это очень известный человек в городе, его все воры знают. Ему дали кличку - Коршун. Никто не знает его настоящего имени, кто он, откуда и чем промышляет. Он не халдей, не семит, не египтянин, не... Короче, он чужак, дракон его забери, очень опасный чужак. Однажды Хамет хотел его щипнуть, ваша милость знает Хамета, ширмач что надо, ну так вот, Коршун с ним такое сотворил... Нет, он не прибил его посохом, пальцем не тронул, даже не обернулся... но Хамет весь как-то скорчился, его всего перекрутило, изогнуло, изломало, будто его дракон пожевал и выплюнул. Теперь Хамет никому не нужен, жалкий побирушка у ворот... После этого случая мужики зареклись всеми богами приближаться к чародею ближе, чем на десять ашлу.
        От таких вестей у Астианакса оборвалось сердце, нервная дрожь ужаса холодной волной пробежала от макушки до пят. Он вопросительно взглянул на сыщика, как бы желая услышать от того слова опровержения, хотя надежда эта была слабой. Ведь он лично убедился в чародейских способностях черного человека. Значит, слова разбойников - это не обычная для простолюдинов гиперболическая переоценка опасности, при их столкновении с непонятным, а вполне точные, соответствующие действительности свидетельства. Пожалуй, что по невежеству еще и принижена мощь чародея. Никто ведь не знает, на что способен посланец богов. Если только он не обманывает... И он не вестник богов, а посланец злых духов. Если только не сам злой дух!
        - У меня на этого Коршуна кое-какие сведения имеются, - сказал сыщик, поглаживая бороду, когда они вновь вернулись в комнату отдыха и остались с глазу на глаз. - До чего меткая кличка, однако!
        Сыщик принялся копаться в настенном шкафу и вскоре выудил из мрачных глубин его до звона просушенную глиняную табличку с выдавленными на ней знаками, похожими на птичьи следы.
        - Зовут его Бэл-аххе-наиба, - стал читать сыщик хитрую вавилонскую клинопись, - родился в Хорсабаде, в Ассирии, мать его, кажется, была пленной армянкой... Тут мой информатор не уверен... Отец не известен, но, судя по вавилонскому имени, которое дали мальчику, отцом, скорее всего, был вавилонян. Бэл-аххе-наиба долгое время проживал за границей нашего царства, где именно, также установить не удалось. Потом объявился в Барсипе. Теперь он арендует поблизости несколько храмовых имений, короче, "человек на суту", довольно богатый кондуктор. Владелец собственного имения у Лазурных ворот в Барсипе, но сдает его в аренду другому кондуктору, предпочитая жить в пригороде Вавилона. У него собственный большой дом с усадьбой неподалеку от дороги, что идет на Ниппур. Причина, по которой он мало кому известен в деловых кругах, заключается в том, что Бэл-аххе-наиба лично своим хозяйством не занимается, все дела передоверил некому кредитору Римете. До вашего заявления, досточтимый принц, у меня не было сомнений в его лояльности... Теперь они появились...
        Далее сыщик поведал, что Коршун имеет содержанку, но поселил девушку отдельно, снимает для нее домик где-то на отшибе. Через день навещает её...
        Астианакс был поражен осведомленностью сыщика. Если эти сведения он называет кое-какими, то что же тогда представляют из себя полные сведения? Может быть, знание, о чем думает подопечный, сидя в отхожем месте?
        - Вам придется запастись терпением, уважаемый принц, - сказал сыщик. - Но, полагаю, что дело выгорит. Мы еще немного поработаем с мужиками... Уверен: денька через два-три они расколются, раскаются и согласятся пощипать самого Бэл-Мардука. Я знаю этих подонков как облупленных. Сначала артачатся до последней возможности. Иной раз кажется, что стоять будут до конца. Но потом все равно соглашаются. Уж очень они ценят свою шкуру.
        Всю обратную дорогу домой Астианакс думал только об одном: об единоборстве с чародеем, который хитро маскируется под простого ассирийца. Сможет ли Астианакс противостоять этому, несомненно, злому духу, вступить с ним в единоборство? Исторические примеры вдохновляли. Однажды Диомед, сын Тидея не побоялся вступить в бой с самим богом войны, буйным Аресом и тяжко ранил его. Улетел Арес на Олимп, скуля как побитый щенок. Разумеется, Диомеду помогла Афина, но ведь и за Аресом стояла божественная мощь. Не сыграет ли волшебный фонарь, который он собирается отнять у черного человека, роль своеобразного походного палладия, под защитой которого Астианакс одержит свои будущие победы? О, Афина-воительница, защитница троянцев! Помоги одному из сынов троянских свершить Священную Месть!
        * * *
        В ожидании, когда исполнится его мечта - завладеть волшебным фонарем и избавиться от опеки черного человека - Астианакс и его спутники вели заманчивый образ жизни праздных путешественников. Побывали в крупнейших после Вавилона городах, таких как: Барсипа, Сиппар и Кута. Побывали и в южной части земли Сенаар, то есть Двуречья - Уруке халдейском. После широты и размаха Вавилоны, городки казались скромными, но, в общем-то, чем-то на Вавилон похожие в своей архитектуре: те же многоэтажные дома, единой конструкции храмовые башни, только чуть пониже. Толпы народа на торжищах были так же пестро одеты и столь же темпераментны. В Уруке с Астианаксом случилась одна неприятность.
        Однажды на базаре у ворот Гишшу Астианакс увидел бедно одетого старика, к которому обращалось очень много людей. Как выяснилось, это был известный халдейский маг-хиромант. Движимый любопытством, троянский принц тоже решил проверить свою судьбу. Выстояв длинную очередь, он протянул свою ладонь прорицателю, который, к удивлению Астианакса, оказался слепым. Прохладные, с тонкой сухой кожей руки халдея проворно схватили крепкую горячую ладонь юноши. Чуткие длинные пальцы проворно пробежали по выпуклостям и впадинам, по холмам и равнинам протянутой ладони, нащупывая линии жизни, сердца, ума и прочие письменные знаки судьбы, понятные лишь профессиональному хироманту. По мере знакомства с хирографией широкой ладони юноши, лицо старика принимало все более озабоченный вид. Он поспешно схватил и обследовал другую руку Астианакса с не меньшей, а, пожалуй, еще большей тревогой. Под конец тревога хироманта переросла в неподдельный ужас. Выкатив бельма, прорицатель уставился на Астианакса незрячими глазами так пристально, что тот готов был поклясться - старик видит его. Видит насквозь своим внутренним зрением.
И это было правдой.
        - О, Великий бог Бэл-Мардук, смилуйся над нами! - простонал прорицатель. - Лучше бы этому парню умереть во младенчестве! Бог кровопролитной войны и владыка преисподней Нергал движет тобой, чужестранец. Ты прольешь много крови. Ты уничтожишь целый народ! Мой тебе совет: не делай этого, откажись от своего безумного плана. Иначе боги покарают тебя! А до тех пор видение башни будет преследовать тебя во сне...
        - Ни слова больше, старик, - сказал Астианакс, бросил к ногам прорицателя большой слиток серебра и удалился, встревоженный повторным пророчеством, но и окрыленный авторитетными словами хироманта. Не боялся он мести богов. Главное, старик подтвердил, что он выполнит свою миссию, - его отец, великий воин-герой, на которого он всегда мечтал походить, будет отмщен сполна!
        7
        Сыщик Бэл-надин-апли вышел из цирюльни завитой и благоухающий. Мужчины-вавилоняне, пожалуй, в большей степени, чем женщины следили за своей внешностью: регулярно красили хной бороды и волосы на голове (а иногда и везде), делали завивки, укладки, косметические маски на лицо и прочие места (Да, и там тоже). На утренний туалет подчас уходило уйма времени. Но каким бы ни был чистюлей Бэл-надин-апли, сегодня с утра он спешил, потому ежеутренний ритуал наведения красоты был урезан до минимума.
        Пройдя по улице бога Сина квартала два, сыщик "проверился", нет ли "хвоста", убедился, что нет, свернул в проулок Камышовый. Прошел вдоль маленькой речки, чьи воды отвратительно пахли нечистотами. Увидев укромное место, Бэл-надин-апли остановился под деревом и стал ждать. Он два раза переворачивал маленькие песочные часы и, когда перевернул в третий раз, в проулке появилась Итт-Мардук-балету по прозвищу Дамка. Слава Мардуку, облегченно вздохнул сыщик, она получила его записку, посланную с мальчишкой-рассыльным. Записка - недолговечный кусочек папируса, который надлежало уничтожить по прочтении.
        Содержанка Коршуна была молода, хороша собой, шла легкой танцующей походкой. Бэл-надин-апли с отвращением представил, как Коршун простирает над ней свои черные крылья и терзает грязными когтями прекрасное белое тело. Бедная Итт, ей приходится терпеть зловоние этого демона. По донесениям соглядатаев, Коршун никогда не посещал общественные бани и цирюльни. Может быть, он моется дома? Хотя вряд ли. Коршун не производил впечатления чистоплотного человека.
        Когда Дамка проходила мимо него, замаскированный сыщик тихонечко свистнул и показался на глаза. Дамка вздрогнула, закрыла лицо покрывалом.
        - Это я, сударыня, послал записку, а не ваша подруга, - сказал вместо приветствия сыщик. - Поэтому у вас встреча со мной.
        - Кто вы и что вам угодно?
        Для пользы дела Быстрый не стал работать с ней под легендой, показал свой бронзовый значок Государственного Сыскного Департамента. Только прозвище назвал вымышленное - Сметливый. Дамка сейчас же прониклась уважением к блюстителю закона, ибо была лояльная гражданка и очень культурная девушка.
        - Дело касается вашего содержателя, досточтимого Бэл-аххе-наиба. По прозвищу Коршун.
        При упоминании этого имени девушку охватил трепет иного рода. Она задрожала от страха. Между тем, сыщик зашел с другого края:
        - Вы, кажется, мечтаете открыть Школу благовоспитанных девиц, не так ли, сударыня?
        - Откуда вам известны мои мечты, господин Сметливый? Разве вы читаете мысли?
        - Хороший сыщик должен знать, чем живут люди на его участке.
        - Да, я хотела... Но обстоятельства... Вам, наверное, известно, что я сирота... Мать умерла давно; а в прошлом году, когда был весенний мор, скончался отец... Дом, доставшийся мне по наследству, выкупить я не смогла, слишком высокий налог на недвижимость. В отчаянии мне пришлось выйти на панель. Там меня и подобрал Коршун. Он был моим первым клиентом. Потому и предложил стать его содержанкой. Выбора у меня не было, я согласилась. Все-таки он благородный господин, богат... Я привыкла к нему, несмотря на...
        - ...несмотря на то, что он омерзителен, - закончил фразу девушки сыщик.
        - Да, - прошептала Итт, слегка приоткрывая лицо. Сметливый ей нравился гораздо больше, чем хозяин её тела.
        Миленькое личико, подумал сыщик, глаза газели. О, Мардук! Что с нами творит нищета. А вслух сказал:
        - Ну, хорошо. А что бы вы стали делать, если б вдруг у вас появились деньги? Много денег и не от Коршуна. Допустим, вот такой мешочек серебра. Здесь почти четыре сикля. Хватит, чтобы арендовать помещение под Школу, обзавестись обстановкой. А когда станете получать доход от учебы девиц, сможете начать самостоятельную жизнь.
        - Это было бы хорошо! - в глазах девушки вспыхнули задорные огоньки. - Тогда бы я ушла от Коршуна.
        - И не испугались бы его мести?
        - Я свободная гражданка, он не посмеет неволить меня. На моей стороне закон, не так ли?
        - Истинно так, - заверил слуга закона. - Уж я об этом позабочусь.
        - Но к чему эти пустые разговоры. Денег мне никто не даст...
        - Эти деньги, сударыня, будут ваши... если вы окажите мне одну услугу...
        - Вы хотите перекупить меня у Коршуна?
        - Нет, что вы! Я не покупаю любовь, я еще достаточно привлекателен сам по себе... хм... Ну так как?
        - Я должна стать осведомителем? Это касается Коршуна?
        - Осведомителей у меня и так полно. От вас же мне нужно вот что...
        * * *
        - Нет, нет и нет! - вскричала Дамка, когда узнала, что ей предлагают. Лучше смерть.
        - Чем же лучше? От вас и требуется всего лишь подсыпать в питье Коршуна сонного зелья. Ведь он употребляет возбуждающие снадобья, перед тем как...
        - Употребляет... Хотя у него мужской силы и без того хватает.
        - Ну вот. Стало быть, усыпить его проще простого. Ведь так?
        Девушка, потупивши взор, молчала.
        - А когда он уснет, возьмете у него одну вещь. Она похожа на маленький фонарь... с окошечком из прозрачного материала, вроде стекла... Где он его носит?
        - На поясе... Он называет его Защитником. Как-то раза два он давал мне его поносить, когда мне надо было сходить по делам в опасные районы города. Объяснил, как надо с ним обращаться.
        - Прекрасно! - воскликнул сыщик. - Тогда, пожалуй, и усыплять не придется. Кто знает этого колдуна, может он распознает зелье своим мерзким носом... Поступим так. Сегодня вечером, как он придет, сообщите ему, что заболела подруга. Записку ему покажите. И скажите еще, мол, надо больную навестить. Дескать, зовет она... Скажете, что опасаетесь за свою безопасность. Кварталы там, мол, бандитские... Поняли?
        - Понять-то поняла, а ну как не даст?
        - А вы хорошенько попросите... А коли не даст, тогда будем думать... Но, если дельце выгорит, отдадите фонарь мне. Я буду ждать вас у кожевенного рынка. Вернетесь домой, расскажете, что выронила по дороге, или отобрали мужики.
        - Он убьет меня!
        - Это вряд ли. Прибить прибьет, ну да вы, женщины, к побоям привыкшие. Придется потерпеть. Зато потом получите четыре мины серебра. Вот вам мое честное слово! А не верите, так я заранее табличку приготовил с обязательством выдать вознаграждение за помощь Сыскному Департаменту. На вот возьмите, спрячьте.
        Дамка прочла клинопись, выдавленную на глиняной табличке с неровными краями, и осталась довольной. Под обязательством стояла личная печать сыщика. В суде, если что, от такого документа отказать будет невозможно.
        И все же Итт-Мардук-балету сомневалась, вправе ли она предавать своего, пусть и гадкого, но все же покровителя.
        - Зачем вам Защитник?
        - Мне он не к чему, - высокомерно ответил сыщик. - Меня защищает государство... А что касается моей просьбы, то она продиктована заботой о других людях... С помощью этого фонаря Коршун совершил преступление. Угрожал смертью одной важной персоне, гостю нашего города... Впрочем, это неважно. А важно конфисковать этот злосчастный фонарь. Это решение Сыскного Департамента. Так что с этой стороны будьте покойны. Все законно, - соврал сыщик опять же для пользы дела. - Однако, зная крутой нрав вашего покровителя, чтобы не терять понапрасну людей, фонарь решено выманить хитростью. Так что своим поступком вы поможете государству.
        - Хорошо я согласна.
        - Теперь расскажите, как обходиться с Защитником? Потому что говорят, будто он никого чужого к себе не подпускает.
        - Надо произнести заклинание. Коршун называет его - "код".
        - Какое заклинание?
        - Нужно произнести шумерское слово "Поп-корн", после чего приложить большой палец на одно место, там такая впадинка...
        - Значит, "Поп... корн"? - почесал бороду сыщик, даже не заметив, как повредил ее аккуратность задумчивым жестом. - Я знаю шумерский, что-то я такого слова там не встречал...
        - Может и не шумерское... Мне кажется, что это имя женщины. Коршун как-то в подпитии мне рассказал о своей возлюбленной, которая живет в иных временах...
        - Как это понять?
        - Вот и я не поняла. Наверное, в прошлом у него была женщина...
        - А! - догадался сыщик, - это поэтическая фигура. Вот бы никогда не подумал, что Коршун склонен к витиеватой речи... Ну ладно. Поподробнее, поподробнее.
        - Еще там есть такие пуговки... Если нажать одну...
        * * *
        - Осторожно! Не касайтесь меня! - вскричал сыщик Бэл-надин-апли. - Сначала произнесите слово "Поп-корн". Однажды, произнеся это заклинание, вы навсегда становитесь другом Защитнику, и он вас не тронет. Будет оберегать и защищать лучше, чем тысячная армия.
        Астианакс мысленно поворочал на языке незнакомое слово, наконец, решившись, громко произнес:
        - Поп-корн!
        - Ну вот, держите... Теперь он вас не тронет.
        Сыщик протянул волшебный фонарь, который обманным путем выманили у Коршуна. На миг в голове Бэл-надин-апли мелькнула предательская мысль: "Наверное, надо было этот фонарь оставить себе...", но вспомнил, кто финансировал дело, тот, стало быть, и хозяин положения.
        Те люди, для кого честное слово - не пустой звук, поймут, с какой поспешностью загасил крамольную мысль сыщик; загасил, затоптал, как гасят нечаянно вспыхнувший огонь.
        Но от внимания принца троянского не ускользнул алчный блеск глаз сыщика. А тот, смущаясь, подсказал:
        - Сюда надо приложить большой палец... Вот так... Теперь Защитник ваш. Эта пуговка усыпляет его, эта - пробуждает...
        - И это все? - спросил Астианакс. - Так просто? Хм... А ведь какие стены суеверного ужаса возвели вокруг этого Коршуна... Но оказалось, что обезоружить его так просто...
        - У меня есть сосед, - сказал Бэл-надин-апли, приглаживая бороду, - а я, надо вам сказать, немного играю на донго, под музыку, знаете ли, хорошо думается... Так вот он, бывало, зайдет ко мне и говорит: "Ты так ладно играешь и с виду так просто, не попробовать ли и мне?". А я отвечаю ему: "Да, это очень просто, если знать, в каком месте и какие струны затронуть".
        Астианакс покраснел, принес извинения сыщику, потом спросил:
        - В расчете ли мы?
        - В полном. Скажите, принц, как поступить с разбойниками... Они так и не были в деле.
        - Пусть убьют Коршуна.
        - Нет, уважаемый принц, я этого допустить не могу. Не имею права, поймите...
        - Тогда мне эти мужики не к чему. Насадите их головы на кол.
        - Так тому и быть. Прощайте, принц. Желаю счастливого вам пути.
        Когда калитка усадьбы Табии закрылась за спиной сыщика, Астианакс позвал одного из своих слуг, раба-грека.
        - Вот что, Фекалий. Ты видел человека, который сейчас ушел отсюда?
        - Да, господин, - ответил Фекалий, пряча грязные руки в складки хитона.
        - Выследи, где он живет. Да смотри, не попадись ему на глаза два раза подряд, он очень умный и опытный... Слушай дальше: Ночью залезешь к нему в дом и зарежешь его. Если у него есть семья - никого больше не трогай. Заберешь кошели с серебром, все принесешь сюда. Получишь большую награду. Беги!
        - Слушаюсь!
        Фекалий умчался догонять сыщика, а принц троянский принялся изучать свойства волшебного фонаря.
        Из спальни на террасу, где сидел принц, вышла проснувшаяся Сапа. Она подскочила веселой птахой и хотела обнять своего любимого мужа, но тот грубо крикнул:
        - Прочь! Не приближайся!
        Сапа отпрянула, села мимо плетеного кресла и упала на дощатый пол. Гуляющие рядом царственные павлины переполошились.
        - В чем дело, дорогой? - обиженно спросила Сапа, поднимаясь и потирая ушибленный локоть.
        - Прости, дорогая, теперь ко мне так просто не подойдешь. У меня теперь есть Защитник.
        - А как же мы будем любить друг друга?
        - Скажи громко - "Поп-корн"
        - Для чего?
        - Говори, что приказываю, женщина!.. Ну, Сапа, скажи - "Поп-корн".
        - Поп что?
        - "Поп-корн"!
        - Ну попкон...
        - Неправильно. Повторяй: "Поп-кор-р-рн"
        - "Попкорн"!
        Ну, вот и все. Теперь приложи в эту ложбинку свой пальчик... не этот, большой. Хорошо. Сейчас можешь обнять меня.
        - О боги! Это, что, теперь я должна проделывать такое каждый раз, когда...
        - Нет, произнеся заклинание, ты навеки стала другом Защитника. Он тебя не причинит вреда.
        - Чудеса! А это что за бусинка?
        - Эту ползучую бусинку я еще не трогал.
        - Давай попробуем? - сказала любопытная жена.
        Астианакс отвел круглое окошечко фонаря от лица Сапы и потянул бусинку книзу. Из окошечка выдвинулся, как некий стержень, рубиновый луч света.
        Астианакс злорадно рассмеялся и сдвинул бусинку еще. Луч удлинился на десять локтей. Сдвинув ползунок до конца, принц троянский и его жена вздрогнули от треска. Луч уперся в стену дома и пробил её насквозь. Астианакс поставил ползунок на место, и твердый луч послушно втянулся обратно в фонарь.
        На шум прибежал хозяин дома, досточтимый Табия. Увидев пробоину в семейном корабле, он возопил, ломая руки:
        - Кто разрушил мой дом! О, Бэл-Мардук!
        - Похоже, какой-то великан швырнул камень, - сказал Астианакс, пряча под одежду Защитника, и он там ладно присосался к кожаному поясу. - Непрочные дома, однако, строят в Вавилоне, из глины. Из камня надо бы строить. Каменную стену так просто не разрушишь.
        - Какие камни? - стонал Табия, тут на глину-то кое-как наскребли денег. Ох, что же мне делать? Ремонт меня разорит...
        Астианакса вдруг окатила волна радостного озарения. Защитник, оказывается - не только щит, но и меч, и таран! При помощи такого оружия можно разнести в пыль любые стены. Нет, положительно не все боги настроены против него, Астианакса, кое-кто из небожителей - хорошо бы знать - кто, чтобы принести ему жертвы - на стороне мстителя.
        Сокрушенный горем Табия удалился, ему на смену явился квартирант Шумик. Как всегда, с утра у него болела голова. Как всегда, он мечтал опохмелиться, желательно за чужой счет.
        - Доброе утро! - прокаркал он хриплым голосом и по-приятельски сграбастал Астианакса.
        Сапа не успела предупредить Шумика, и тот жестоко поплатился за свою фамильярность в отношении принца. Розовый с бегающими молниями щит, неизвестно откуда взявшийся, отбросил беднягу на четыре шага, ожег, парализовал, кинул в пропасть бессознания.
        Тут уж начался переполох нешуточный. Завыла могучим басом жена Шумика Баба-шаррат, сыночек, похожий на цыпленка, плаксиво заверещал. Сбежались другие квартиранты. Все стали молить богов не посылать больше громов и молний в такой ясный, безоблачный день (Вот что странно).
        Шумика с искаженной физиономией и опаленными руками уволокли в дом, принялись отхаживать, поить снадобьями. Он уже пришел в себя, хрипел, изрыгая проклятья.
        - Зачем ты его так?.. - спросила Сапа своего мужа.
        - Коль скоро мне предстоит истребить целый народ, - сказал Астианакс, - мне надо было опробовать действие Защитника. Да что ты его жалеешь, он же чужестранец.
        Сапа подумала и ответила:
        - Но я ведь тоже для тебя чужестранка...
        - Ну, ты - совсем другое дело. Ты жена моя. И должна во всем меня поддерживать. Поддерживаешь ли ты меня?
        Голос мужа таил скрытую угрозу.
        - Да, - покорно ответила Тихая Сапа.
        8
        - Я убью его!!! - орал Коршун.
        Он ворвался в Опорный Пост Времени как ураган. Стремительно он шел по коридору, сметая все, что попадалось на пути. Полы его черного плаща развивались, точно гигантские крылья, заставляя трепетать листы с приказами, вывешенные на доске объявлений. Какой-то служащий, пивший кофе возле автомата, забился в угол и поперхнулся.
        Коршун влетел в кабинет начальника Поста, крылья его медленно опали. Но злоба кипела, клокотала, как горячий гейзер, как вулкан. Начальник Поста Василий Лемуров, по прозвищу Базилевс, русский, в миру Вавилона - Нергал-ушезий, был человеком склонным к полноте, нрава умеренного, поднял голову от бумаг, заваливших его стол, и вопрошающе уставился на возмутителя спокойствия.
        - Я убью эту троянскую собаку! - в очередной раз выкрикнул Коршун и грохнул кулаком по металлическому столу Василия Лемурова. Столоначальник покраснел, весь взволновался и гаркнул в ответ:
        - СЯДЬ! И перестань орать!
        Видя, что его не боятся, Коршун слегка умерил свой клекот, отбросил в сторону полу плаща и уселся на стул из нержавеющей стали. Забросил ногу на ногу.
        Лемуров отметил, что Коршун не соблюдает вавилонскую моду, ходит как варвар в кожаных штанах и в сапогах с высокими, до колен, голенищами, и пОтом от него несет за версту.
        - Ну, что там у тебя случилось? - на полном лице начальника медленно угасал нервический огонь.
        Коршун с грохотом обрушил задранную ногу на пол, упер ладони в ляжки, подался вперед:
        - Этот гад выкрал у меня Защитника!
        - Какой гад? - Василий сцепил пальцы рук в замок.
        - Астианакс, мать его, Троянский! Он подкупил мою шлюшку, и та... А я, как дурак, поверил этой стерве... Др-р-рянь!
        - Та-а-ак... - протянул начальник Поста, откинулся на спинку кресла. - Это серьезное дело.
        - Еще бы не серьезное... - злобно глянул исподлобья Коршун.
        - А откуда известно, что прибором завладел Астианакс?
        - Моя дура во всем созналась. Я плетью её огрел пару раз по ребрам...
        - Ну ты и зверь.
        - С бабами только так и надо.
        - Прибор надо вернуть.
        - Сам знаю, что надо. Как же, вернешь его теперь...
        - А где сейчас принц?
        - Отбыл, сука!
        - Да, дело и впрямь дрянное. Трибуналом пахнет.
        - Еще бы не пахнет... Что?! Ты погоди, я верну прибор...
        - Пиши рапорт.
        - На чьё имя писать?
        - На моё, конечно... ЧП ведь произошло на моем участке. А я пошлю по инстанции. В том числе и квакам.
        - Квакам-то зачем?
        - Затем! - начальник вышел из-за стола, присел на край столешницы, отодвинув бумаги, почесал голую мясистую коленку, поправил шерстяную юбку. - Ты что думаешь, это шуточки? Прибор из инвентаря кваков. Защитник выдается преимущественно резидентам, долго живущим в стране. Прибор секретный... хотя у нас все секретное. Вся наша деятельность здесь, во Времени, - большой секрет. А ты халатно относишься к своим обязанностям, теряешь уникальные приборы. Знаешь, что за это бывает?
        - Не знаю... - нахохлился Коршун. - Прецедентов еще не было.
        - То-то что не было. А теперь ты его создал. И вообще...
        - Что вообще? Ну, давай, договаривай, начальник.
        - Жалуются на тебя.
        - Кто жалуется?
        - Люди жалуются, люди. Конфликтуешь с учеными по пустякам. Зачем ты нахамил начальнику Экспедиции?.. К Марианне пристаешь с непристойными предложениями. А у неё жених есть, там, за Пределом.
        - Жени-и-их... ха-ха... Другим можно, а мне, что, нельзя?
        - На что ты намекаешь? - начальник вновь покраснел.
        - Знаем-знаем. Имеющий глаза, да увидит, имеющий уши, да услышит..
        - Ну так слушай, Жак Пулен. Ты ведешь себя отвратительно и недостойно. О тебе слухами полон весь Вавилон... и его окрестности... Людей пугаешь, не соблюдаешь обычаи, что за одежда на тебе? Почему в штанах? Почему не в юбке? Почему плащ не по моде? Что это у тебя за крылатка?! В Супермена играешь? Как контролер Особого Отдела ты должен служить примером для других. А ты своими действиями дезавуируешь Опорный Пост. Отвечать же приходится мне!.. И по финансовой линии у тебя не все в порядке. Средства тратишь, не разбирая... открыто живешь с местной девушкой. А она, между прочим, еще способна родить ребенка.
        - Я предохраняюсь.
        - Предохраняется он...
        - Что ж мне со старухой спать прикажите?
        - Если надо будет, прикажу.
        - Кишка тонка. У меня свое начальство есть. Сидят повыше вас.
        - Ну, все, ты мне надоел. Я подаю рапорт на тебя в Конфликтную Комиссию. Пусть с тобой разбирается твое начальство из Бюро, но объяснительную ты мне все равно напишешь...
        Коршун вскочил:
        - Дай хроноджет!
        - Чи-иво-о-о?
        - Хроноджет, говорю, дай. Подпиши полетный лист. Я все переиграю!
        - Охренел, да? Это ведь не машина времени из фантастических романов. Сел, туда-сюда смотался. Хроноджет - это, по сути, космический корабль. Знаешь, во что обходится -запуск? Да и кто тебе разрешит запутывать Линию, даже ради секретного прибора. Ты же особист, правила знаешь. Выкручивайся сам. Ничем тебе помочь не могу. Я не силовик, я администратор. У меня своих забот полон рот. На втором объекте полетел кондиционер, вот моя работа...
        - Отыграться хочешь за Марианну?
        - Знаешь, ты меня уже так достал, с удовольствием бы "замочил тебя в сортире". - Последнюю фразу Лемуров произнес по-русски.
        - Как это понять? - вопросил Пулен.
        - Это старинная русская идиома. Точного её смысла никто не помнит, но она означает - избавиться от человека.
        - Не дождетесь.
        - Сгинь! Пиши объяснительную и убирайся к чертовой прабабушке. Чтоб не пахло здесь тобой... И помойся в бане! Дракон тебя побери.
        Едва Коршун улетел, как зазвонил уник. Начальник Поста сказал в трубку: "Лемуров". То, что он услышал, заставило его побледнеть. Он распахнул дверь кабинета, выглянул в коридор. В конце его, раскинув крылья плаща, на бреющем, удалялся Коршун. Прикрыв трубку рукой, Василий Лемуров крикнул:
        - Жак!!!
        Коршун развернулся, сверкнул вопрошающим взглядом.
        - Жак, зайди ко мне, - уже спокойно сказал Лемуров. - Поговорим насчет хроноджета...
        - Давно бы так... - самодовольно ухмыльнулся Коршун.
        Пока он шел обратно, Василий слушал, что ему докладывали по связи. Пропустив Жака мимо себя в кабинет, начальник Опорного Поста не спеша закрыл дверь и в том же неспешном темпе стал ходить по кабинету, слушая трубку. Коршун выжидательно крутил головой и тогда Лемуров молча указал ему на прежний стул. Коршун сел, привычно подобрав полу плаща. Он был доволен, только слегка раздражал начальник, ходивший за спиной.
        Наконец Василий Лемуров кончил разговор, вернулся за стол, Коршун облегченно вздохнул.
        - Что, обстоятельства изменились? - спросил он, нагло осклабясь.
        - Изменились, - рассеянно ответил начальник. - Выпьешь чего-нибудь?
        - Некогда... Ты давай ближе к делу.
        - А я выпью.
        Лемуров опять встал, подошел к шкафу, открыл створку. Звякнуло стекло, забулькала наливаемая жидкость. Начальник выпил, крякнул. Коршун, искоса наблюдавший за этими процедурами, поморщился и отвернулся к пустующему столу хозяина кабинета. А тот вынул из шкафа служебное оружие - короткоствольный "Элзор", стреляющий электрическими зарядами, каждый мощностью в 50 тысяч вольт, - подошел сзади к Коршуну, приставил ствол к его голове, в ямочку под затылком.
        - Шевельнешься без команды - зажарю, как цыпленка-гриль.
        - С цепи сорвался? - осторожно шевеля губами, произнес Коршун.
        - Это тебя, гада, надо посадить на цепь. Руки на стол! Медленно поднимайся. Лишнее движение - и...
        Лемуров свободной рукой подтолкнул противника.
        - Лечь. Мордой на стол, руки вытянул. Ляг на стол, я сказал! Ноги расставил!
        Придавив Пулена стволом бластера как жука, Василий изъял у него оружие, потом набрал номер на мобильном, вызвал охрану.
        Коршун прошипел:
        - Нападение на агента Особого Отдела - тебе это даром не пройдет.
        - Ты зачем, тварь, убил сыщика? - Василий нажал сильнее, ствол бластера впился между шейными связками Коршуна.
        - Больно, - дернулся тот.
        - Из-за тебя поставлены на уши все службы безопасности Вавилона! Нам только полицейских здесь не хватало!! Весь Опорный Пост поставил под удар!!!
        - Не убивал я никаких сыщиков! - заорал Коршун.
        В кабинет зашли двое охранников.
        - Наручники на него! - приказал Лемуров.
        Парни подскочили с двух сторон, заковали Коршуна.
        - Жак Пулен, данной мне властью, объявляю вас арестованным за убийство местного жителя, государственного сыщика Бэл-надин-апли, - произнес начальник Поста и дал указание охране. - Мартин, Фогель, изолируйте негодяя, по дороге сообщите ему его чертовы права... Если будет артачиться, разрешаю его вырубить нейрошокером.
        - Босс, может, его выдать местным властям? Они его на кол посадят...
        - Хорошая идея. Но мы же гуманисты...
        - Я не убивал! Не убивал! - кричал Жак Пулен, когда его тащили по коридору. - Это подлый заговор против меня!..
        * * *
        АСТИАНАКС ТРОЯНСКИЙ,
        ВЕЛИКИЙ МСТИТЕЛЬ
        Возглавляемый Астианаксом Троянским военный союз государств Азии и племен, примкнувших к нему, вторгся в Грецию с северо-востока и стал методично истреблять ее население. Взяв очередной город, Великий Мститель сравнивал его с землей, жителей уничтожал поголовно от малого до старого. Слух о нашествии страшного и беспощадного врага летел черной птицей впереди авангарда чужеземных войск, срывая с насиженных мест население, гоня его в глубь страны и дальше. Беженцы перебирались на другие, многочисленные острова Эгейского моря, в основном на остров Крит.
        Астианакс захватил и уничтожил Фивы. Потом долго его войска осаждали Афины. Стены города казались неприступными, но и они рухнули, когда прибыл и возглавил атаку сам царь Трои. Все увидели, как легко он прошел сквозь столетние камни, увлекая за собой штурмовые отряды. Тогда стало ясно, что сами боги были на стороне завоевателей. Сияющий багровым пламенем, все сокрушающий меч они вложили в руки предводителя, великого воина Астианакса Троянского.
        Побоище было страшным. Уничтожению подверглись не только люди, но и животные. На месте прекрасного города остались одни руины. И даже не руины, а просто камни. Все постройки были разбиты, раздроблены, рассеяны.
        Покончив с центром, Астианакс пересек перешеек и двинулся с главными силами в Южную Грецию. Там он предал огню, мечу и плугу селения и главные города Юга - Микены, Таринф, Пилос. Астианакс при поддержке финикийцев и народов моря осадил остров Крит, долго держал его в блокаде. Когда силы защитников почти иссякли, Великий Мститель высадился на берег острова-государства и, так же тщательно соблюдая свой принцип ведения войны, скрупулезно перебил коренное население и всех беженцев, которые там укрывались.
        Наконец, он подошел к последней цитадели, где отсиживались греки. Эта была столица Крита - Кносс. Видя неминуемую свою гибель, греки решили сдаться на милость победителя. Может быть, сопротивление было ошибкой, которая разозлила врага, думали они в отчаянии.
        И вот они отправили парламентеров, которые сказали, что жители Кносса откроют ворота города, если Великий мститель гарантирует им жизнь. Астианакс прибыл на переговоры и дал гарантию неприкосновенности жителям Кносса. Но когда отворились широкие ворота, началась резня ягнят волчьей стаей. Обычно хотя бы кого-нибудь из жителей захваченного города щадят по тем или иным причинам. На этот раз никто пощады не дождался. Даже подстрекатели и пораженцы, которые призывали своих сограждан сложить оружие и сдаться на милость победителя. Даже их повесили на кольях вокруг города. После этого воины Астианакса долго еще работали кирками и прочими камнедробильными инструментами и машинами, снося дома, стены и храмы города. Вырубались и жглись деревья, срывались холмы, волами перепахивали места обитания греков, не столь уж многочисленные участки плодородной земли засыпали известью, солью и толченым стеклом.
        На этом, однако, Великий мститель не успокоился. Пересев на свою эскадру, он достиг Родоса. Последним укрывшимся там грекам уже некуда было бежать. На море их поджидали корабли троянского союза. Высаживаясь на континент, они тут же попадали в руки безжалостного врага. Таким образом, Астианакс замкнул кольцо преследования, триумфатором вернулся на родину, приказав флоту прочесывать оставшиеся острова. Месть была свершена.
        Цветы греческой культуры, так и не успевшие по-настоящему распуститься, не говоря уже о плодах, были безжалостно сорваны, затоптаны.
        Шаткое равновесие Восток-Запад было грубо нарушено. С исторической арены убрали народ, который мог бы сыграть ключевую роль в создании цивилизации на Европейском континенте. Был разрушен самый ее фундамент, естественно, что здание Европейской культуры рухнуло под ударом с Востока.
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        Глава 1
        Илар Кирке выписался из больницы и пошел домой пешком. Надоело лежать в палате, хотелось размять ноги. Стояло прозрачное с летящими паутинками индейское лето. Ничего нет прекраснее золота листвы на ярко-голубом фоне неба. Эта была красота природная, а стало быть, истинная красота.
        Красота Нью-Йорк была иного рода, не в том, что это супергород, а в его преобразовании в искусственный пейзаж, где урбанистические принципы не играют никакой роли, ибо здесь преобладают иные ценности: яркий свет, утонченность перспективы, величественные бездны у подножий небоскребов, тенистые равнины, усеянные, как цветами, разноцветными автомобилями.
        Американцы, пожалуй, единственная нация на Земле, которая не отказалась совсем от автомобилей, несмотря на широкое внедрение виджл-туннельного транспорта (ВТТ). Правда, машины все дальше вытесняются к окраинам. Сначала им закрыли доступ на остров Манхеттен, так что респектабельный центр превратился в сплошную пешеходную зону, потом с боями машины отступали к границам Большого Нью-Йорка, заполняя многоярусные эстакады. Но Илар еще не забыл эти блестящие лакированные потоки на улицах, когда в детстве переехал сюда с родителями из относительно тихой Скандинавии.
        Помнится, целыми днями он ходил по многомильным проспектам Старого города и лишь к ночи, переполненный впечатлениями и с болью в мышцах, валился на постель и мгновенно засыпал, чтобы утром вновь с головой окунуться в невиданное бурление жизни. Настоящей жизни, как ему тогда казалось.
        Но вот прошло много лет. И теперь, когда он познал не только пространство, но и само Время, особенно после разговора с Еленой и после того, что с ней случилось, он видел своих современников в новом свете. Идя по разноцветной панели, среди шума и толкотни людей, шарахавшихся иногда от наглых мотобордистов, ему думалось, что вся эта суетня похожа на стробоскопическое мерцание. Или как дансинг, где потная толпа скачет под яркие вспышки огней - зрелище завораживающее, но бессмысленное.
        Прогулка утомила Илара, и он воспользовался экспресс-полосой, чтобы добраться до своего отдаленного спального района на северо-западе Большого Нью-Йорка. Вот тоже один из анахронизмов транспорта, с которым люди не спешат расставаться. Стоя на несущейся полосе, он чувствовал, как солнце припекает макушку. И еще чувствовался тот неотвязный взгляд с небес. Мельком глянув в зенит, он увидел, как ярко блестел неподвижно висящий патрульный крейсер кваков - "Корабль Порядка". На ум сразу пришли знакомые с детских лет строки из Библии: "Это то проклятие, что будет вечно висеть над Землей*".
        [*"Книга пророка Захарии". Глава 5, пп.1-4)]
        Холостяцкая его квартира о трех комнатах располагалась на сороковом подземном этаже. Дворецкий Чарли шумно приветствовал долго отсутствовавшего хозяина.
        - Где это, интересно знать, вас черти носили? - радостно проворчал он. - Я уж тут весь извелся, поджидаючи вас.
        - В санатории загорал, - ответил хозяин, снимая куртку с влажными подмышками.
        - Могли бы и предупредить старика. Да разве от вас дождешься благодарности...
        Поворчав еще для порядка, домработник доложил, какие он тут дела провернул в отсутствие хозяина: оплатил счета за квартиру, провел генеральную уборку, постирал белье, выбросил за дверь Исава, Грету и Маржу, которые ломились за полночь...
        - Хорошо, я потом с ними свяжусь...
        Исав был единственным из старых школьных друзей Илара, с которым он поддерживал близкие отношения.
        - Еще звонил некий мистер Похуэртис.
        - Кто такой?
        - Коллекционер, сказал, что имеет к вам дело.
        - А, мистер Грязный Бизнес... В следующий раз пошли его подальше.
        - Уже послал.
        - Молодец, Чарли. Принеси чего-нибудь попить.
        Илар сел в любимое кресло и оглядел родные стены. Его картины в стиле "техно-арт", когда он пробовал свои силы в живописи, да потом бросил, ввиду отсутствия подлинного таланта; голографический портрет Елены Смирнофф, портреты отца с матерью, полки со всякими занятными безделушками, как бы сказал профессор Хейц, стеллажи с развлекательными модулями и серебристая кушетка. Родное, милое сердцу окружение. Но душа болела под гнетом сплина. Ослепительная улыбка Елены с портрета только усугубляла тоску. Нет больше Елены Прекрасной. Теперь она действительно стала мифом. Может быть, он когда-нибудь и смирится с потерей любимой, но только не сейчас...
        Он достал из кармашка на кресле универсальный пульт и включил проигрыватель. Как раз под настроение зазвучал концерт Даниеля Эльбаума. Потом с помощью все того же пульта сменил пейзаж за "окнами". Вместо навевавшего сейчас тоску "Вида на океан 10", выбрал из меню "Швейцарские Альпы 23".
        Ширь океана с бегущими волнами исчезла в мгновение ока, и его место заняла другая трехмерная динамическая панорама. Моментально морской бриз, гулявший по комнатам, сменился воздушной смесью талого снега с гор, альпийских трав и хвои.
        Созерцание Иларом ярко-зеленого склона, усыпанного цветами, было прервано возвращением домашнего служителя.
        - Почта, сэр.
        Сверкая хромированным корпусом, домашний робот Чарли, имевший дизайн так же в стиле "техно", принес на маленьком подносе коктейль "Бодрость" и узкий запечатанный конверт служебного зеленого цвета. Илар взял бокал, отхлебнул дымящий от холода напиток, поморщился.
        - Покрепче что-нибудь есть? Сделай какой-нибудь "хайболл" или что-нибудь в этом духе...
        - Кто хлещет виски по утрам, тот поступает мудро! - голосом Винни Пуха продекламировал дворецкий.
        - Понимаешь, настроение паршивое...
        - Может, вам принести револьвер, что бы сразу и что б не мучаться?
        Каждый домашний робот имел свой характер. Этот был запрограммирован на черный юмор, умеренное хамство и разговоры на отвлеченные темы. Илар невольно усмехнулся, отстранил нетронутый бокал и вскрыл конверт.
        Шапка ЦИТИ, эмблемы и прочие формальности. Наконец сам текст.
        "Настоящим уведомляем: техник-пилот Кирке, Илар повышается в должности до старшего техника.
        Предписываем: прибыть для прохождения дальнейшей службы на базу "Стар глиссе", Тритон, спутник Нептуна, не позднее 9 утра по Центральному времени (США и Канада) 12 сентября сего года..."
        Ниже были поставлены подписи Начальника Экспедиции и Директора Бюро ОВ. Ряд пышных подписей замыкало скромное факсимиле представителя кваков. Столь высокие резолюции говорили о том, что Илар работает в очень ответственной конторе.
        Предписание несколько озадачивало, но было и до некоторой степени радостным. Илар вообще думал, что его вышибут из Экспедиции, после истории с телепортаторами. Ан нет, начальство решило, что негоже разбрасываться специалистами, на обучение которых затрачены немалые средства общества. А может, все гораздо проще и циничнее: начальству не нужны лишние хлопоты с человеком, который, потеряв увлекательную работу, впадет в тоску-депрессию, начнет болтать лишнее в пивнушках первому встречному, чтобы оправдать свою жизненную неудачу.
        Озадачивал же тот факт, что оказывается и на задворках Солнечной системы есть филиалы Экспедиции. Хотя, казалось бы, что там делать по линии Времени. Тритон он и миллион лет назад был тем же, что и сейчас. Глыба и глыба, ледяная... Или там что-нибудь нашли?
        "Кстати, что мне известно о Тритоне?" - подумал новоиспеченный старший техник. Одно название базы - "Ледяная звезда" - вызывало у него содрогание.
        Илар выдвинул стол, включил компьютерный терминал, набрал команду поиска. Тема: "Космос - Солнечная система - Нептун - его спутники - Тритон". Запрошенная информация поступила мгновенно. Первыми шли фотографии Тритона, снятые с высокой и низкой орбит. Шарообразное небесное тело, покрытое снегом и льдом. Грязно-белые полярные шапки чуть ли не до экватора, голубовато-зеленая ледяная поверхность, с ясно видимыми извилистыми линиями, похожими на замерзшие русла рек или каналов. Но больше всего линии напоминают дороги, полуразрушенные, порой внезапно исчезающие и вновь начинающиеся в другом месте. Повсюду видны какие-то точечные образования. При увеличении масштаба, они становятся похожими на столбы - то ли каменные, то ли ледяные пики, - отбрасывающие длинные черные тени. Вот так. Лед и камень. Вечный холод и вечный сумрак. Довольно мрачный мирок. Не лучше древнегреческого царства Аида.
        А у начальства не плохо с чувством юмора. Да, это, безусловно, в большей степени наказание, чем повышение по службе. Что ж, Илар не прочь испытать себя на прочность. Он молод, трудностей не боится. Вперед!
        Текстовой блок он мельком пробежал глазами: размер, масса, дата открытия, данные, полученные с помощью беспилотных аппаратов, экспедиции посещения и тд. Ладно. Все материалы он прочтет на месте, в долгие часы и дни, свободные от работы...
        Надо было собираться. Но два денька в запасе еще есть. Сегодня еще только десятое число. К друзьям что-то не тянет. Сейчас как-то не до них. Вместо этого можно съездить в загородный дом отца, подышать напоследок свежим воздухом, побродить по окрестным ностальгическим дорожкам и лесным тропкам, по которым в детстве ездил на велосипеде...
        Да! Хорошо бы попрощаться с профессором.
        Илар достал из кармана уник, выбрал из меню номер профессора Хейца. Через некоторое время на экранчике появилось мрачная физиономия профессора. Увидев входящего абонента, лицо ученого просветлело, словно на него упал луч солнца.
        - Добрый день, док. Как поживаете?
        - "Привет, парень! А я думаю, кто это меня домогается, не хотел отвечать, но потом вспомнил, что это твой код. Все-таки я еще не окончательно выжил из ума... Но все равно дела мои швах. Друзья-коллеги окончательно выперли меня из ЦИТИ и лишили права преподавать. С почетом отправили на пенсию. Но нет худа без добра. Не придется тратить время на оболтусов. Всего себя посвящу научной работе. Уж этого-то они запретить не смогут. Ученых, как и писателей, не называют - бывшими... А как дела у тебя, юноша?"
        - Меня напротив, повысили в должности, и теперь я отправляюсь на новое место назначение. Вот решил попрощаться.
        - "Прими мои искренние поздравления. Куда, если не секрет?"
        - На точку, в самую чертову даль. В систему Нептуна. Не понимаю, зачем там содержат Опорный Пункт. Или там что-то открыли интересное? Я имею в виду спутник Нептуна Тритон. Вы не в курсе?
        - "Понятия не имею. Внеземные цивилизации - не мой профиль. Я ведь, ты знаешь, по эллинистическому периоду специализируюсь. А греки на Тритон не заплывали... хе-хе... Н-да... тебе, я вижу, не до смеха... Прими мои искренние соболезнования... Бедная девочка... Ты, кажется, любил её..."
        - Кажется... Ну, ладно, дорогой профессор, не буду отнимать ваше драгоценное время. Вернусь с вахты, обязательно поделюсь впечатлениями. Интересной вам работы. До свидания, док!
        - "И тебе интересной работы! Auf Wiedersehen, мой мальчик!"
        Сборы были недолгие. Положив в рюкзак аудиодинамические портреты Елены и отца с матерью, еще кое-какие личные мелочи, Илар, провожаемый грустным Чарли, поднялся на поверхность и направился к ближайшим кабинам виджл-туннельного транспорта (ВТТ).
        В архаичные, докваковские времена путешественник, имея намерение попасть, условно говоря, из точки "А" в точку "В", трясся в карете или трамвае, ехал поездом, а позже - самолетом и даже в ракете летел, теперь преодолевает расстояния почти мгновенно. Если совсем уж далеко, на край обитаемой вселенной собрался наш путешественник, то все равно такой вояж у него отнимет времени крайне мало, не больше нескольких минут, которые он потратит только на пересадки с линии на линию.
        Хорошо это или плохо? Как всегда, что-то приобретая, мы что-то и теряем. Так уж устроен мир. Обретя возможность мгновенно перемещаться в пространстве, мы напрочь лишили себя так называемых дорожных впечатлений. Порой очень ярких впечатлений, запоминаемых на всю жизнь. Например, поездка с родителями в поезде к морю, на Лазурный берег. Илар помнит, хотя и был тогда совсем маленьким, как постепенно менялся ландшафт, проплывающий за окном, сменялись климатические пояса, а с ними и температура воздуха. Мягкое покачивание вагона, свист ветра за окном купе, далекие, манящие огни неизвестных поселков и городов. Суетливый гомон дневных посадок и мертвое безмолвие ночных платформ... А сколько связано впечатлений от знакомства с попутчиками. Даже запахи и тактильные ощущения: мягкая кожа диванов, ворсистая поверхность покрывала, холодный пластик стола - словом, вся атмосфера поезда остались в памяти навсегда. Видимо, не случайно тогда отец выбрал именно этот, архаичный вид транспорта, а не самолет.
        Есть, однако, люди, которым вся эта романтика дорог, до лампочки. Они холодные прагматики. Для таких, чем меньше пройдет времени от старта до финиша, тем лучше. Таковой была мать Илара...
        Ряд оранжевых кабин ВТТ. Во все кабины очередь, но небольшая и быстро текучая. Через минуту Илар уже набирал код штата Северная Каролина, потом - код графства и, наконец, код поселка Оранко. Опустив руку, он ждал, когда рубиновый огонек на пульте переметнется на желтый, а потом и на зеленый. Принцип светофора. А чего мудрить. Привычное лучше.
        Ну вот, линия настроилась, загорелся желтый свет. Илар внутренне собрался. Поехали! И все равно это случается неожиданно. Словно внезапно у вас под ногами проваливается пол. Только что вы твердо стояли на прочной ребристой платформе (правда, когда ступаешь на нее, она слегка проседает под тяжестью тела: в это время определяется масса объекта), и вот вы проваливаетесь в преисподнюю. Чувство виджл-полета для большинства людей неприятное. Многие старики (пока еще не отправленные в "Иллюзорий") всякий раз хватались за сердце. Ошеломляет также и внезапная перемена дня на ночь, если вы перемещаетесь в другое полушарие, или с ночи - на ослепительный полдень. Поэтому рекомендуется при желтом сигнале закрывать глаза.
        Илар вышел из кабины ВТТ. Станция "Оранко". Зной и безлюдье. Захлопнув дверцу, он ностальгически осмотрелся. Перед ним расстилался типичный ландшафт Северной Каролины: пологие холмы, несколько пиков взметнувшихся в небо одиноких скал и Целое море буйной ярко-зеленой растительности. Осень здесь была сухой и жаркой, и, несмотря на то, что уже стоял октябрь, листья еще даже не начали желтеть. На нежно-голубом небе ни облачка. Солнце почти в зените. Казалось, сама природа располагает провести этот день в спокойном отдыхе и благодушии. Илар еще раз вобрал в себя этот волшебный воздух.
        Поблизости располагался небольшой торговый павильон-автомат, где можно было приобрести все, что душе угодно. Павильон тоже был абсолютно пуст. Двигаясь сквозь пестрые прилавки, прибывший взял кое-каких продуктов на ужин и завтрак, потому что в доме было шаром покати. Бросил пакеты на ленту транспортера, которые, проехав метра два, упали в металлическую корзину. По дороге пакеты были сосчитаны сканером, и на табло высветился результат. Оставалось сунуть в щель автомата-продавца личную социальную карточку, со счета которой снимется потраченная вами сумма.
        Держа под мышкой пакет, холодивший руку в том месте, где лежал замороженный стейк, Илар с удовольствием зашагал по пыльной дороге к цепочке домов, выстроенных вдоль берега озера. Вокруг все было знакомо с детства - шелковые зеленые холмы, редко стоящие сосновые подростки, старый лес вдали, текучее серебро воды...
        Открывая калитку, Илар всполошил соседского пса, который с той стороны стал бросаться на сетку забора и злобно лаять. Над кустами роз появилась голова в широкополой шляпе. Это был малознакомый сосед, снявший загородный дом, рядом с домом отца года три назад, после того, как прежние хозяева переселились в "Иллюзорий". Довольно замкнутый тип, кажется, живописец. Что вполне устраивало Илара, любившего уединенный отдых. Сосед держал в руках садовые ножницы какого-то жуткого вида, похожие на средневековое орудие пытки. Может, он пытал цветы? Говорят, они тоже чувствуют боль и испытывают страх.
        - Добрый день, - осторожно поздоровался старший техник-пилот.
        - Закрой пасть! - сказал живописец своему псу, а потом уж, когда тот униженно ретировался, ответил человеку: - Наше вам с кисточкой.
        И опять скрылся за розовыми кустами и там хрястко защелкал кривыми лезвиями.
        Бросив рюкзак на одинокий стул, стоявший на открытой веранде, Илар обошел участок. Каменные плитки дорожек заросли травой забвения. И весь участок зарос, как вдруг лишенный ухода немощный человек. Черно-красные кляксы опавших ягод усеяли землю под вишневым деревом. Зелено-красные плоды в изобилии валялись под яблонями. Жестокий сорняк совершенно задушил цветочные ряды. Сад качал спутавшимися ветками, молил о спасении. Работы здесь требовалось много. Только никому это не нужно, вот что печально.
        Илар вернулся к дому, сложенному из белого камня, увитому листьями дикого винограда, об эту пору ставшими пунцово-красными. Прикосновение знакомой ладони оживило дремавшую дактилоскопическую память Привратника, - и дверь поддалась. Дверь в беззаботную юность отворилась. Но это был обман чувств. Нельзя в одну воду ступить дважды.
        В доме было сумрачно, прохладно и пахло слежавшейся пылью, как в склепе. Мебель в чехлах, расставленная вдоль стен, походила на старых слуг, уснувших, оцепеневших, почти умерших, но верно ждущих своих хозяев, которые их забыли при отъезде в вечность. Звук скрипнувшей половицы под ногой показался кощунственным по отношению к тишине и неподвижности времени, царившим здесь.
        Если хочешь понять, что такое вечность, зайди в старый загородный дом и несколько минут неподвижно постой там среди безмолвия. Только ничего не трогай. Тогда, может быть, и поймешь.
        Не сразу Илар решился нарушить благоговейный покой. Потом отдернул старомодные занавески на окнах и поднял ставни. Нестриженные ветки кустов сейчас же вломились внутрь. Солнечные зайчики задрожали по дальним углам. Теплый живительный воздух хлынул в комнату, а вместе с ним земляные и травяные запахи. Пчела залетела с улицы и с ворчливым гулом принялась инспектировать новую территорию.
        И время сразу двинулось, как секундная стрелка часов, когда подтянули гири и толкнули маятник старых часов.
        Илар включил старенький терминал, который подключался к Сети через спутниковую связь. Набрал код Луны, потом код "Иллюзория" и, наконец, - номер ячейки отца. Предок отозвался не сразу, еще дольше не подходил, чем профессор. Наконец фирменная заставка "Иллюзория" пропала и на экране допотопного плоского монитора появилась панорама усадьбы, почти в точности похожая, на загородную усадьбу отца. Отец оставался верен себе. На заднем плане виднелся скелет недостроенной яхты с торчащими ребрами шпангоутов. Пока Илар обозревал хозяйство отца, его счастливая физиономия появилась на переднем плане. Отец, усыпанный с ног до головы деревянной стружкой, снимал фартук. Сын поздоровался.
        - О! Сэр Саграмор Желанный! - воскликнул отец. - Салям!
        Почему-то он любил приветствовать людей на исламский манер.
        - Как жизнь? Что делаешь? - спросил Илар, стараясь, чтобы голос звучал натурально, а вопросы не были идиотскими.
        - Доски на пилораме распускаю, - весело отозвался отец. - Заходи... или ты торопишься?
        - Да нет. Сейчас зайду... Я тут сижу у тебя на даче...
        - А-а-а, наконец-то ты изволил посетить родительские "шпинаты", - обрадовался отец.
        - Слушай, а где у тебя виртуальные очки?
        - Посмотри... - отец пощелкал пальцами, сморщился, вспоминая, - э-э-э... в правом нижнем ящичке бюро.
        Илар сдвинул пыльный саван чехла, укрывавший темного дерева бюро, поднял, тотчас укатившую куда-то в другие измерения полукруглую реечную крышку. Открылись ящички, где покоились личные вещи отца, знакомые с детства, как то: курительные трубки, дневники, исписанные листы россыпью, коробки с медовой акварелью и графитовыми карандашами. Были здесь еще коллекции старинных электронных часов, значки какие-то и прочие предметы, теперь совершенно никому не нужные. В дальнем углу лежали виртуальные очки фирмы "Лора" и к ним вдобавок пара тактильных перчаток. Все устаревшей конструкции, но лучше, чем ничего.
        Сын подключил древние оптико-волоконные шнуры к разъемам терминала, натянул перчатки, надел очки и оказался в гостях у отца.
        - Привет, сэр Ланселот Озерный, - еще раз поздоровался Илар.
        Отец улыбнулся, похлопал сына по плечу - он любил такие церемонии. На вид ему было лет сорок, очевидно, любимый его возраст, в котором теперь он, наверное, и застынет на века.
        Они пошли мимо ухоженных кустов (наверняка, мать руку приложила) к строительной площадке отца. Здесь царил милый его сердцу беспорядок. Кругом валялись плотницкие и столярные инструменты, кучерявилась свежая белая и старая, намокшая под дождем янтарного цвета стружка. Стояли доски, прислоненные к сараю.
        Илар провел ладонью по почти уже обтянутой скуле яхты, ощутил гладкое теплое дерево и запах смолы.
        - Как назовешь?
        - По дедовской классификации - "гамма", эта ведь у меня третья...
        Отец подражал деду. Дед был заядлым строителям яхт. За свою долгую жизнь построил их несколько, разных размеров, разных конструкций, написал книгу "От альфы до омеги", где описал историю их строительства и свои путешествия в духе Хейердала. Илару эти семейные увлечения были чужды, хотя он любил прокатиться на яхте с отцом. Но не более. Этот род фанатизма не для него.
        - Назови её именем бабушки.
        - Подумаю... - уклончиво ответил отец, не любивший почему-то вспоминать свою родительницу. - Ты мне лучше посоветуй насчет киля. Не хотелось бы его делать большим. К берегу не подойти. А при коротком киле яхту будет уводить... Как мою "бету".
        - Как это?
        - Ну, её все время разворачивало носом против ветра. Только крутым бейдевиндом и могла ходить... Вот поэтому на "гамме" хочу поставить два бортовых.
        - А шверт?
        - Со швертовым колодцем возни много, да и в каюте будет мешать.
        - Ой, даже не знаю, я не специалист. Сделай три киля. Небольшой центральный и два по бокам.
        - Сопротивление будет большим... Хотя... Ладно, посмотрим... Пошли на пилораму.
        Примерно час они распускали доски. Отец клал на блестящую станину доски и пускал их под циркулярную пилу. Илар принимал распущенные концы и поддерживал их, пока доска, медленно двигаясь, полностью не распиливалась, пока пальцы отца не подходили почти к самым зубьям дисковой пилы. Один палец у предка был уже забинтован и виднелась запекшаяся кровь.
        - А где мама? - спросил Илар в перерыве между истошными визгами циркулярки.
        - Они ушли на озеро. Скоро придут. Будешь с нами пить чай?
        "Они" - значит, мать и Илар. Оба с приставкой "псевдо". Виртуальные двойники - идеальные представления отца о своей жене и сыне. Дубль жены никогда не обидит грубым словом, а дубль сына будет смотреть в рот отцу, во всем ему помогать и полностью разделять его взгляды. Идеальная семья, если вдуматься. Этакий платоновский эйдос семьи.
        - Нет. Я, пожалуй, пойду. Мне на вахту пора.
        Илар вкратце посвятил отца в свои дела. Для подробностей не было времени - уже слышался голос "матери" и веселый смех "Илара", которые возвращались с озера. Они подходили со стороны дальней калитки. Пока их скрывали деревья, но они должным были вот-вот появиться.
        - Вернусь на Землю, - торопливо сказал настоящий Илар, - покатаемся на твоей новой яхте. Надеюсь, она будет готова к тому времени. Ну, давай...
        Илар хотел сказать "до свидания" и исчезнуть, но калитка уже открылась, и мать сразу увидела его, заулыбалась и помахала рукой. Уйти сейчас означало бы совершить подлость. Пришлось остаться и разыгрывать комедию теплой встречи. Но комедия длилась не долго, потому что подошедший с матерью парень оказался, во-первых, вовсе не Иларом, а во-вторых, - подростком лет пятнадцати. Но он по-мужски подал руку и довольно крепко стиснул ладонь Илара. Родители на минуту смутились. Потом мать представила юношей друг другу.
        - Илар, познакомься, это твой старший брат Эдгар. Эдгар, это Илар - твой младший братишка.
        Илар недоуменно посмотрел на салажонка, которого представили как СТАРШЕГО брата. Эдгар же ничуть не удивился такому парадоксу. Впрочем, способен ли цифровой аналог удивляться?
        - Пойдемте пить чай, - сказал отец: он был заядлым чаёвником.
        За чаем-то все и выяснилось.
        Только сейчас Илар догадался, что Эдгар и есть тот самый полумифический старший брат, которого он никогда в глаза не видел и который умер еще до его рождения. Туманные легенды, ходившие в семье о таинственном старшем брате, Иларом, по молодости лет, всегда воспринимались не всерьез. Даже фотографии и видеозаписи играющего Эдгара Илару казались какой-то подделкой, компьютерной анимацией. Эдгар для него был не боле чем назидательный элемент, персонаж из сказки о неком до тошноты послушном мальчике, занудно положительном, но никогда не существовавшем в природе. Он не писал в постельку, всегда много ел, не привередничал, почитал отца с матерью, и вообще был воплощением всех добродетелей. Илар иногда мечтал встретить его в каком-нибудь темном углу и начистить рыло этому маменькиному сынку.
        На самом деле, конечно, все было проще и страшнее. Оказалось, что Эдгар действительно существовал. И был первенцем. Восьми лет от роду он погиб - свалился с крыши дома, который строил отец там, в Дании. Сынок ему помогал, но неловко ступил, сорвался и...
        Безусловно, это был несчастный случай. Но жена во всем обвинила мужа. Это была первая трещина, расколовшая их семейные узы, трещина не окончательная, но очень глубокая, так и не затянувшаяся. Возможно, этот трагический случай и был главной побудительной причиной для родителей, решивших эмигрировать в Новый Свет. Наверное, это была идея отца. Он надеялся, что пространственная даль, а потом и время помогут матери... Что? Забыть? Нет, но хотя бы как-то смягчить боль потери. Наивная надежда.
        Потом родился Илар, и мать прожила с его отцом еще пятнадцать лет. Но вопреки надеждам с каждым годом жена все дальше отдалялась от мужа-убийцы, как она считала. Пока, наконец, не разошлась с ним, когда второй сын стал более или менее самостоятельным. Так вот, значит, в чем причина всегдашней её ненависти к отцу, думал Илар. И в первую очередь - ненависти ко всему, что касается загородного дома, так похожего на прежний, роковой. А ему ничего не рассказывали, а может, и рассказывали, да он не придал этому значения. Дети не менее жестоки, чем взрослые. Но при всем том, Илар никогда не забывал отца, навещал предка до самой его кончины.
        После чаепития мать ушла на кухню мыть посуду, сынок увязался за ней - помогать. Илар с отцом остался наедине.
        - Пап, скажи, почему я раньше не встречал Эдгара? Ведь не впервой же я прихожу к тебе...
        - Просто так совпадало - то он уедет на велосипеде, то с ребятами соседскими бегает где-нибудь... Иногда я сам отсылал его... Почему-то я думал, что эта встреча тебе будет не особенно приятна. Но сегодня решил, что ты должен знать все.
        - Ладно, отец, я ухожу по-английски. Передай им от меня привет, с наилучшими пожеланиями. До скорого!
        - Будь здоров...
        Илар снял очки виртуальной реальности и долго задумчиво сидел.
        Наконец решился. Чтобы быть последовательным, надо встретиться с матерью. Не с её цифровым фантомом, который обитает в виртуальном доме отца, а с настоящей матерью, хотя и не совсем живой. Скорее мертвой, чем живой...
        Разговор с матерью оказался полной противоположностью встречи с отцом. Она вежливо не пустила его в свое пространство, говорила только с экрана и то старалась загородить собой задний план, который к тому же был не в фокусе. Там мелькали какие-то неясные тени, слышалась музыка (времен её молодости), звон бокалов и взрывы смеха. Внешность матери смущала Илара. Она выглядела молодой, лет двадцати, с неправдоподобно тонкой талией, вызывающе высокой грудью и толстой верхней губой по последней моде. Особенно раздражала эта губа. Казалось, мать нацепила нелепую маску. В сущности, так оно и было.
        Мамины вопросы были сугубо делового характера. Ответы она почти не воспринимала, больше прислушивалась, что творится у нее за спиной. И это еще сильнее раздражало Илара.
        - Мам, ты по-прежнему любишь меня? - спросил он неожиданно для самого себя.
        - Что за вопрос, Ил, конечно...
        - А как поживает Эдгар?
        - Кто?!
        - Мой старший брат.
        Мать перестала оглядываться, пристально посмотрела в глаза Илару.
        - Хорошо живет... Он женат, у него ребенок, девочка... Сейчас Эдгар работает командиром пассажирского космического лайнера. Мне только не нравится, что он подолгу находится в рейсах. Но он обожает все эти круизы на планеты и разные солнца, и для меня это главное...
        Илар знал, что мать ничего не понимает в астрономии и даже не знает, что сейчас нет никаких космических пассажирских кораблей. Но она устроила свой мир согласно своим представлениям, как ей нравится. И, по-видимому, счастлива в нем. Ну и хорошо.
        Сквозь музыкальный шум и веселую разноголосицу стали прорываться капризные выкрики, призывающие хозяйку дома не отвлекаться по пустякам и как можно скорее присоединиться к гостям. Мама оборачивалась и кричала: "Сейчас, сейчас...".
        Нелепость их свидания нарастала, заставляя Илара болезненно ёжиться и поджимать пальцы ног. Наконец мать стала торопливо прощаться. Илар с облегчением вырубил связь.
        Глава 2
        Часа в три он приготовил себе обед из принесенных продуктов. Съел его в одиночестве, сидя на веранде в кресле из неказистого белого пластика и глядя на перламутровый залив. Потом проулком между соседними домами прошел к берегу озера. Открыл заднюю входную дверь обитого железом старого отцова гаража. В огромном помещении стояла ужасающая жара, пахло заплесневелыми парусами, и все было захламлено. Под воротами плескалась вода. Илар со скрежетом раскрыл обе створки. Свежий бриз ворвался с озера, и открылась голубая водная даль.
        Илар разделся до плавок, решив искупаться и поплавать на лодке. С яхтой одному ему не справиться. Слишком долго ставить убранные мачты и поднимать паруса. Да и не разбирается он в них. Без подсказки отца ничего не получится. Краска на бортах и каюте облупилась, и вообще весь корпус высох, и, наверное, течет. Медные буква названия подернулись зеленой патиной. Старушка "Бета" потихоньку умирала.
        Оставив в покое "Бету", Илар взялся за лодку. Взгромоздил её на тележку, которая стояла на рельсах, толкнул, упираясь ногами в песчаный пол гаража; толстые ржавые колеса со скрипом стронулись с места, покатили по рельсам. Толкать под горку, в общем, было не трудно. А вот обратно придется задействовать лебедку.
        Лодка на воде шла ходко, и веслами он почти правильно работал. Берег с цепочкой домов быстро удалялся. Вода озера была темной, глубина пугающей. На середине залива Илар поднял весла, поставив лопасти на носовую банку, лег на дно лодки. Горячие лучи ласкали тело, было приятно; он закрыл глаза и слушал тихий плеск волны о борт. В сущности, жизнь не имеет никакого смысла, думал он. И если сейчас перевалиться за борт и пойти ко дну, то это будет не более нелепый поступок, чем ежедневные телодвижения: ходьба, бег, сидение на унитазе... Вообще, какая жизнь настоящая - виртуальное бытие отца или его, Илара, жизнь? И не следовало бы понятие "настоящая" взять в кавычки? Если отец подставит свой виртуальный палец под виртуальную пилу, он испытает НАСТОЯЩУЮ боль. Так же как и Илар здесь, если порежется. Конечно, отец может командой в компьютер, убрать ощущение боли. Станет ли от этого его жизнь менее реальной? Ведь Илар тоже может ввести себе обезболивающее. Так в чем же разница? Разница в том, что отец счастлив, а он нет. Выходит, что жизнь в "Иллюзории" предпочтительнее. Если критерий жизни есть счастье,
то да. Но в счастье ли смысл жизни? А может, смысл в любимой, осмысленной работе? Но разве отец ведет - для себя - не менее осмысленную жизнь?
        Вот так человек попадает в ловушку, которую сам же и создал.
        В ближнем городке зажглись огни, их можно было собрать в пригоршню. Исчезли расстояния: он мог бы потрогать рукой дальние холмы. Ему приходили на память такие же вечера. Они ходили с Линдой гулять - через поле, через лес, на дальний берег. Потом, возвратясь, вот так же как сейчас он, сидели на деревянном крыльце, обросшем зеленой муравой. Мир постепенно погружался в теплые синие глубины июльской ночи. На небе уже играл острыми гранями крупнейший звездный алмаз - Венера. Они вели умные разговоры, которые любила Линда, но к главной теме подступиться не знали как.
        Он смотрел на её тонкие загорелые руки с белыми полосками заживших шрамов. Однажды он спросил о них Линду, но она замкнулась, не ответила. Тогда он спросил об этом своего отца, тот гораздо лучше знал семью девушки, чем Илар. Отец, почему-то недолюбливавший Линду, раздраженно ответил, что она просто дура, мазохистка несчастная... Почему именно мазохистка, насупился Илар. Просто она очень... правильная... а люди такие сволочи...
        С тех пор он часто отгонял кошмарное видение: Линда, в безумном одиночестве, режет бритвой свои хрупкие мягкие руки и, утирая слезы, слизывает кровь, как побитая собака...
        Ведь она в сущности красивая, думал Илар, и глаза у нее голубые... но чего-то в её красоте не хватало. Слишком она тихая, вульгарности ей немного не достает, уверенности в себе. Этакого магнита, что притягивает железные мужские сердца...
        Стало совсем темно. И тут на нижнюю губу Линды сел комар. Она смахнула его, быстро глянув на Илара. Они засмеялись. Оба подумали одно и то же. Сама Природа дает прозрачный намек нерешительному ухажеру - займись её губами. Но он так и не осмелился сделать решающий шаг - связать свою жизнь с домашним цветком.
        На следующий вечер, он по привычке ждал её, чтобы опять отправиться на ежевечернюю прогулку. Но Линда не пришла. Её искали всем поселком, и нашли на берегу озера, в каком-то тайном уголку, заросшим камышом. Она там сидела почти в болоте и плакала.
        Поначалу он недоумевал: что случилось? Ведь вчера она была такая веселая. В чем же причина столь внезапной перемены? Потом он понял, что она загадала, прошлая ночь была решающей. Но все сорвалось. Из-за него.
        Он чувствовал себя подлецом, терпеливо сносил острые уколы совести, но покорное и близкое не вдохновляло его. Он любил далекое и недоступное. Таковой была Елена.
        Ночью молодое тело Илара потребовало женщину. Вот тоже важный аспект жизни - "настоящей" и виртуальной. Он подумал, что неплохо бы сейчас посетить какой-нибудь молодежный клуб. Все равно не уснуть в этом доме, где бродят призраки отца с матерью и малолетнего их первенца. Где плачет Линда, которая вот уже десять лет мучается неизвестной хворью, и врачи никак не могут идентифицировать болезнь, проявляющуюся каждый раз по-новому - то в крови, то в печени, то в психической неадекватности...
        Он встал, взял рюкзак и вышел в ночь. На сиявшую Луну он старался не смотреть. Попрощавшись с домом, вернулся на станцию.
        Он крепко выпил в компании с незнакомым полуночником, который, судя по всему, заблудился. Выпил, чтобы все качалось, и все было по фиг. Набрав наугад междугородний код, он оказался в каком-то шумном авангардистском городе, где под ярким желтым солнцем бурлили толпы народа. Все здесь были узкоглазыми, с малоподвижными лицами и говорили по-японски, вернее, они молчали по-японски и отвечали лишь, когда к ним приставал Илар. Выяснилось, что это Токио.
        Громадные, сверкающие гранями, антисейсмические дома-кристаллы, висели в воздухе. Раса Ямато успешно боролась с землетрясениями. Пьяно покачиваясь, погруженный в мысли, которыми не желал делиться, Илар пошел, куда глаза глядят: мимо отеля "Хайот", мимо какого-то госучреждения с золотой хризантемой на фасаде, мимо Императорских садов, по мосту через реку Сумидагава* [*река, протекающая в Токио], где с бегущего внизу пароходика доносилась европейская танцевальная музыка.
        Ночные клубы, которые он искал, были закрыты по случаю раннего времени. Тогда он зашел в какое-то кафе на улице Гиндза, в центре Токио. Под странные мелодии песенок нанивабуси** [**жанр популярных песенок], он попробовал бобов мицумамэ - лакомство из гороха с имбирем и познакомился с пожилым мужчиной, "предиллюзорного" возраста, которого надо было называть Авано-сан. От него паломник узнал, что приставка "сан" имеет уважительное значение. А приставка "кун" означает фамильярное, дружеское обращение. Все равно как - "вы" и "ты". За это надо было выпить. Потом пили за силу японского духа - "яматодамасий". Какую-то ужасную водку, кажется, саке, вдобавок подогретую, а не ледяную, как было бы для него привычнее. Но скандинав выдержал. Чего не скажешь о его сочашнике. Сила водки одолела силу японского духа, и Авано-кун куда-то потерялся.
        Потом Илар еще с кем-то пил в другом кафе. После чего у него случилось кратковременное выпадение памяти.
        Очнулся он на пустынной улице, где дул пыльный ветер. Удрученный, одиноко стоял Илар возле простенького двухэтажного домика со светящимися иероглифами на коньке крыши, с каменными приступками для снятия обуви при входе.
        С одним типом, которому не понравился его американский акцент, он чуть не подрался. Потом он удирал от полицейских, пробираясь через какие-то садики с круглыми камнями, ехал куда-то на экспресс-полосе, пока не наткнулся на то, что искал.
        В одном зале пели караоке, в другом - танцевали. За компанию он покурил "марсианку" и попробовал "сквок". Оттуда его увела женщина-биоморф (впрочем, для биоморфа понятие пола - вещь относительная, но она была женщиной). "Ты не думай, я не глупая, - с ужасным акцентом говорила она на джапан-инглиш. - У меня АЙ КЬЮ пости как у селовека". - "У меня сейчас и того ниже, - успокоил её Илар. - Ты где живешь?"
        Незнакомка походила на девочку-подростка. У нее были такие же узкие глаза, как у всех здешних обитателей.
        - На старых вокзалях, - ответила она. - Близайсий отсюдава - "Сэтунзай".
        - Банзай?
        - Ага, делзись за меня, не падай. Мы уже пости приходили...
        Рослому Илару она головой доставала едва ли до подмышки, но руки у ней были сильные.
        Вечерний вокзал их встретил буйством неона и толпами людей, снующих, казалось, без всякой цели и смысла.
        Гостиничный комплекс при вокзале "Сэтунзай" был построен еще в позапрошлом веке, когда от вокзала уходили поезда. (Здесь даже сотню метров рельсов оставили для экзотики.) Теперь это просто крупный узел ВТТ. Внутри гостиница напоминала пчелиные соты, или зал камеры хранения, только спальные ячейки были побольше багажных. Одни соты были темны, другие янтарно, голубовато, зеленовато светились. Некоторые были распахнуты и там, на верхотуре, свесив ноги, сидели, мучимые бессонницей, или уже выспавшиеся, взъерошенные японцы. Сидели, бесстрастно уставившись перед собой, или равнодушно наблюдая за происходящим внизу.
        Они сняли номер-ячейку, куда забираться нужно было по узкой металлической лесенке, похожей на пожарную. Девушка взбиралась быстро, с ловкостью обезьянки. Илар, качаясь, поднимался следом. Ориентирами ему служили мелькавшие перед глазами белые гольфики и белые же трусики под черной юбочкой.
        В ячейку надо было заползать, как в трубу. Стоять там было можно только на карачках. Даже в сидячем положении голова упиралась в потолок. Илар почувствовал себя как в гробу. Едва женщина включила свет и закрыла входную дверцу, его охватил приступ клаустрофобии, как профессора Хейца.
        - Открой ячейку, - потребовал Илар.
        - Низя. Когда мы будем делать фак, нас не долзны видеть. Тебе, селовеку, нисё не будет, а меня, как неполноплавную, отслепают по зопе и выслют из голода...
        Илар смирился и привык. Ведь удушье было чисто психологическим - кондиционер работал исправно, и воздуха вполне хватало.
        - Тебя как зовут? - спросил он подругу, раздеваясь и запихивая шмотки под подушку.
        - Сэйко, - ответила подруга, ложась рядом. Она тоже сняла свою белую блузку, развязала черный галстук, оставив пока только юбочку.
        - Это имя или название прибора? У меня уник фирмы "Сэйко".
        - Это мое имя. А филма, которая нас выпускает, называется "Хосака..."
        - А-а! Значит, ты - собственность "Хосака-Биолабс Инк"?
        - О да! Я лаботаю на нее. Мое полное имя Сэйко N 65497720, тип - "саламандла".
        - Саламандра?.. И что это значит?
        - Огнеуполная.
        - Какая?
        - В огне не голю.
        - А для чего тебя сделали огнеупорной?
        - Чтобы я лаботала пожалником. Но меня оттуда выгнали...
        - За что?
        - А там дом голел, сильно так голел - пламя до неба. Я залезла на тлетий этаз...
        - По лестнице?
        - Нет, плосто по стене. И там была сталушка и кошка. Я спасла кошку, а бабушку не успела. Бабушка сголела. Мне сказали, что я путаю плиолитеты...
        - Приоритеты?
        - Ага. И отстланили меня от долзности и послали на длугую лаботу.
        - А что теперь делаешь?
        - Вот сейсяс лизу с тобой и лаботаю. - Она поднесла к глазам Илара свой уник и переключила прибор на банковский сканер. - Пелевиди двасать глобо на ссет филмы.
        Илар порылся, достал социальную карточку со встроенным молекулярным чипом, провел штрих-кодом перед окошечком её сканера, нажал цифры: "2", "0" и кнопку "Enter". Где-то невидимый компьютер бесстрастно снял с его счета двадцать глобо и перевел виртуальные деньги на счет фирмы "Сэйко".
        - Ну вот, - сказала довольная Сэйко и сняла почему-то только один носок; потом, извиваясь всем телом, сбросила юбочку и трусики, - тепеля мозно смотлеть мультики.
        Она включила телеэкран, встроенный в выходную дверцу, которая находилась в ногах. И сразу стала хохотать. По экрану бегали, играли в кошки-мышки бессмертные диснеевские мультипликационные герои.
        Превозмогая комплекс вины, Илар положил руку на маленькую, величиной с яблоко, упругую грудь Сейко. Ему казалось, что сейчас он изнасилует ребенка. А может, это у нее был такой стиль "работы"? Потому что на самом-то деле она выглядела вполне взрослой женщиной, по японским меркам. Хотя ведь это все условность... В такие моменты всегда об этом забываешь. Слишком искусна подделка. Но она пользуется огромным спросом. Ведь настоящие женщины подобными вещами не занимаются. Проституция - удел биоморфов.
        Илар опустил руку вниз, Сэйко раздвинула ноги. Там была нежнейшая гладкая кожа без какой-либо волосатости, упруго-мягкие вечно девственные губы, жаркие и влажные. Чем хороши биоморфы - чистота и стерильность контакта вам гарантировалась. Он навалился, вошел, чувствуя встречное движение.
        - Так холосо? - Она подняла ноги.
        - О'кей, - прохрипел он, подхватывая её под коленки.
        - Тогда поехали... за олехами.
        Она делала умелые фрикции в такт ритмичным коротким выдохам. Иногда в азарте, упираясь пятками в потолок, выкрикивала на родном наречии: "О, сэнко! О, хикари! Хиромэни! Ми-га-то!!!" Что в переводе сводилось к одному единственному понятию - "блеск!" Илар не знал японского, и потому партнерша показалась ему довольно многословной.
        Глава 3
        - Сколько сейчас времени? - спросил Илар, продирая глаза.
        - Восемь сясов, - ответила Сейко, не глядя на часы.
        - Утра или вечера?
        - Весера, разумееца.
        - А какое число?
        - Двенадцатое...
        - Черт! Вечер двенадцатого! Проспал целый день в этом гробу! - Он вскочил. В девять утра двенадцатого числа он должен уже быть на работе. - Опоздал! Чего ж ты меня не разбудила?
        - Но ведь ты нисего не велел.
        - Да, уж погулял, так погулял...
        Проявляя чудеса ловкости и терпимости, они оделись в этом тесном, сугубо японском пространстве. Спустились по лесенке, оставив ячейку открытой. Это означало, что она освободилась. Ячейку продезинфицируют и приготовят к новому заселению.
        Спешка, впрочем, теперь уже не имела значения, и они пошли в кафетерий при вокзале. Илар угостил Сейко, предоставив ей возможность выбрать еду по своему вкусу, поскольку сам не разбирался в японских блюдах. Она взяла что-то морское и много. Аппетит у биоморфов был отменным.
        - Сто ты потелял? - спросила Сэйко, видя, что её друг блуждает взглядом по сторонам.
        - Вчерашний день, - буркнул друг.
        - Всерасний день надо искать не здеся, а в Амелике.
        Постепенно до него дошел смысл сказанного: ну конечно! в Америке же еще только утро 12-го сентября! Он забыл про разницу во времени, идиот.
        - Ну-ка, отмотай пятнадцать часов назад, сколько это будет?.. А то у меня голова не соображает.
        - Пять утла.
        - Вау! Спасен, спасен!.. Ты гений, - похвали он Сэйко, и та, довольная, расплылась в улыбке.
        И он радовался: Значит, он не опоздал! Как тот английский джентльмен, который объехал вокруг света за 80 дней, обретя жену и лишний день. Почти то же самое проделал Илар, когда перенесся с Американского континента в Японию, забыв, что пересек линию перемены дат. В самом деле, если в Токио 8 вечера, то по Центральному времени США и Канады сейчас только 5 утра. До начала рабочего дня, до девяти часов утра, у него уйма времени. Но и чересчур расслабляться рискованно, путь предстоит не близкий, даже по меркам ВТТ.
        - На этом вокзале есть космические линии? - спросил Илар, макая суши в треугольную тарелочку с зеленым васаби [хреном (яп.)], с похмелья хотелось всего острого.
        - Смотля куда, - ответила Сэйко, ловко управляясь палочками для еды. - Есть линии на Луну, на олбитальные станции, на Малса и Венелу ... и болся нету.
        Илар улыбнулся - свой АЙ КЬЮ она не преувеличила.
        - Ну, ладно, мне пора. - Он допил омерзительный кофе из водорослей. - Ты покажешь мне, где тут у вас космические линии? А то я в этих иероглифах не разбираюсь
        - Конеся, показу, - бесстрастно кивнула головой Сэйко, намазывая креветочную пасту на оранжевые рисовые крекеры.
        - Тогда пошли.
        - Сисяс, только доем...
        Переборов отвращение к местным напиткам, Илар осмелился заказать сакэ. От первого глотка он чуть не траванул. "Японский бог, зачем они её греют, вместо того, чтобы положить кусок льда?!"
        Однако второй и третий глоток пошли лучше. И, как это ни странно, головная боль рассосалась.
        - Ну, доела? Тогда пошли... Да! А где мой рюкзак?!
        - Твой рюкзака я сдала в камелу хланения.
        В камере хранения Сэйко набрала шифр, открыла ячейку, достала вещи Илара.
        - А кто та зенсина на фотоглафии?
        - Какая женщина?
        - Ну тама у тебя папа, мама и зенсина.
        Илар наконец понял, что речь идет о портретах.
        - А ты откуда знаешь, что у меня в рюкзаке?
        - Посмотлела. Я любоснательная...
        - Ты любопытная, а не любознательная. Это большая разница. Запомни и никогда так больше не делай.
        - Плости.
        - Прощаю... - Илар забросил рюкзак на плечо и неожиданно для себя ответил: - Её зовут Елена. Моя возлюбленная. Она погибла...
        Илар не знал, зачем он пускается в идиотские объяснения. На секунду круглое плоское лицо Сэйко исказилось, и на нем проступили нечеткие черты Елены. Это было отвратительно.
        - Перестань! - Илар замахнулся на полиморфа.
        Сэйко закрылась руками, ожидая удара. Но удар не последовал. Она убрала руки, на щеке у нее блестела слеза.
        - Ты что? Я не хотел тебя обидеть. - Он провел ладонью по щеке Сэйко, вытер слезу. - Скажи... тебя часто бьют?.. Ну, я имею в виду - клиенты...
        - Иногда бьют. Кто тихо слепает, кто сильно... Тогда я убилаю сувства... и лаботаю без сувств.
        - А со мной ты... убирала чувства?
        - Нет. Ты холосый. Мне нлавица.
        Залы космических линий находились в соседнем здании современной постройки. В глаза сразу бросилась, укрепленная на карнизе, огромная динамическая светящаяся надпись: "Джапан Спейс Лайнс". На улице вновь уже смеркалось. И все расцветало огнями. Наступала очередная безумная электрическая ночь.
        Они вошли в зал, отделанный блестящими листами металла с галогеновой подсветкой и рядами вместительных кабин. Кабины ВТТ имели излишне футуристический вид и раскрашены были в зловещие черно-желтые цвета.
        Возле линии Земля - Марс они простились.
        - Ну, ладно, иди "работай". Я, наверное, отнял у тебя много времени?.. Хочешь, я тебе заплачу еще...
        - Нет-нет. Нисего не надо. Плосяй. Саёнара!
        - Саёнара, моя огнеупорная...
        Он последним вошел в просторную кабину, где уже стояла группа людей, человек двадцать, в ожидания отбытия на Марс. Сопровождавший группу полиморф сказал: "Го-ёдзин!" и нажал кнопку. Дверь из псевдостекла, скользнув у самого носа Илара, отделила его от Сэйко. Она помахала рукой, совсем как человек. Илар ответил - приложил к прозрачному металлопластику ладонь.
        Глава 4
        Марсианский космопорт представлял собой приземистое просторное здание с тусклыми стенами из местного красноватого песчаника. Казалось бы, широкое внедрение ВТТ упразднит само понятие космопорта, но нет, дань традиции и экономическая целесообразность, сохранили овеянные легендами места, где накапливаются люди, желающие отправиться на другие планеты. И они по-прежнему зовутся космопортами и выполняют приблизительно те же функции, что и раньше. Только нет уж ни взлетно-посадочного поля и нет космических кораблей.
        Для Марса, как впрочем, и других планет земного типа, это особенно верно. Порой кроме космопорта и примыкающих к нему сооружений, вообще нет никаких построек. По существу, планеты стали осваивать совсем недавно, несколько десятков лет. А чтобы обустроить их и плотно заселить, понадобятся сотни лет.
        И все же именно Марс осваивался людьми особенно интенсивно. Здесь много опорных баз, шахт, рудников, и начато строительство подземного города Маринер-сити в экваториальной зоне.
        Илар же прибыл на одну из промежуточных станций. Дальность действия ВТТ-линий ограничена. На отдаленную планету Солнечной системы сразу не попадешь. Только с пересадками.
        Прибывшую туристическую группу встретил гид и повел любознательных японцев, которые уже настраивали свои съемочные камеры, осматривать местные достопримечательности. Сказать по правде, ежедневно на Марс прибывают не так уж много людей. Туристические маршруты только-только развиваются. Контрактники работают вахтовым методом, потом организованно отбывают на Землю. Им на смену так же организованно прибывает новая смена. Болтающихся туда-сюда одиночек здесь встретишь редко.
        Повинуясь стадному инстинкту, Илар сначала держался вместе с японцами. И даже хотел совместно с ними поехать на экскурсию, поскольку никогда раньше не был на Марсе. Тем более, что дальние линии, как он узнал, были временно закрыты из-за "непогоды". На Солнце были зафиксированы две вспышки. Поднявшиеся электромагнитные бури нарушили стабильность виджл-поля.
        Но участие в экскурсии сорвалось. В одном из объявлений, время от времени оглашавшихся в зале ожидания, он услышал свое имя. Приятный женский голос дважды повторил: "Илара Кирке, прибывшего с Земли, просят подойти к справочному бюро".
        Он направился к справочной кабине, где сидела хорошенькая девушка. Она смущенно хихикала в ответ на реплики пожилого человека с бородкой, который стоял возле её окошка, картинно облокотившись на стойку. Флиртующим со служащей космопорта оказался никто иной, как бывший экстраординарный профессор Центрального Института Темпоральных Исследований, доктор наук, почетный и действительный член многих научных и околонаучных обществ, автор целого ряда значительных трудов по истории, философии истории и темпоральной археологии - Манфред Фердинанд фон Хейц.
        - Какими судьбами, док?! - удивился Илар. - Здравствуйте.
        - Привет, мой мальчик. - Хейц приобнял старшего техника-пилота. - Это я дал объявление. Спасибо, милая...
        Хейц галантно раскланялся с девушкой.
        - Это ваш сын? - спросила девушка, которая сама любила задавать вопросы в свободное от работы время.
        - Хотел бы я иметь такого сына, - сознался профессор.
        Хейц повел Илара на второй этаж. Они поднялись по эскалатору в почти пустой зал, где рядами стояли пластиковые кресла для отдыха. Чтобы транзитные пассажиры не скучали, к подлокотникам кресел были прикреплены маленькие плоские мониторы со складной клавиатурой. Можно было сыграть в компьютерные игры, посмотреть фильм, просто побродить по Сети.
        Но в эту минуту развлекать было некого. Зал пустовал. Только в дальнем конце сидела парочка, но она играла в свои игры. В любовные. Они усиленно обнимались, не замечая ничего вокруг. У парня на ногах были модные сапоги "а ля рюс" с голенищами гармошкой. У девочки была не менее модная прическа - павлиний хвост.
        Илару показалось, что профессор соблюдает конспирацию. Он нервно озирался, как малоопытный член тайного общества; зябко кутался в плащ, хотя в зале было довольно тепло, и не вынимал правую руку из кармана. Вся эта неумелая бондиана совершенно не шла серьезному профессору и ставила его в нелепое положение.
        Илар заволновался, подозревая, что Хейц примчался на Марс неспроста.
        - Я вас слушаю, док, - сказал старший техник-пилот вкрадчиво, чтобы, наконец, внести ясность.
        - Да уж, пожалуйста, выслушай, не перебивая, - ответил профессор, несколько успокаиваясь. - Дело в том, что, после того, как я открою тебе цель своего визита, моя жизнь будет всецело в твоих руках.
        - Тогда, может, не надо... - засомневался Илар. Ему вовсе не хотелось брать ответственность за жизнь профессора.
        - Может быть. Но у нас нет другого выхода.
        - У "вас"? вы имеете в виду кого-то еще, помимо себя?
        - Да. У "нас" - это значит: у организации "Истинные Сыны Земли".
        Профессор с кислой миной "полюбовался" эффектом, произведенным на собеседника. Хейц уже перестал пугливо озираться, и его распирал нервный смех. Но беседа, надо полагать, будет слишком серьезной.
        - Док, вы что... заговорщик? - прошептал Илар.
        - Если ты помнишь, тогда, под Троей, я сказал тебе, что "придет время и, быть может, мы сойдемся ближе". Что "нам нужны такие люди, как ты..." Помнишь?
        - Ну, помню...
        - Так вот, это время пришло.
        - В каком смысле?
        Видно было, как Хейц мучительно переламывал себя и вот сломил, выдохнул:
        - Да, я состою в организации, целью которой является освобождение людей от тирании кваков. Причем - любой ценой.
        От такого признания стеклышки пенсне Хейца запотели. Наверное, от страха. Ученый отцепил их от переносицы и стал протирать замшевой тряпочкой, беспомощно щурясь. Руки у него дрожали.
        - Док, вы не похожи на фанатика. Вы уверены, что освобождение стоит именно ЛЮБЫХ жертв? Я вообще не уверен, что кому-то на земле в тягость правление кваков. По-моему, их так называемая "тирания" ничего, кроме пользы, не приносит... Вспомните, - вы же историк - когда-то славяне позвали на царство варягов. Не потому, что сами не умели управлять, а потому, чтобы пресечь, наконец, кровавую борьбу за власть. То есть призвали третью силу. И все пошло хорошо, пока третья сила оставалась таковой. Пока не произошла неизбежная ассимиляция, пока чужаки не стали "своими", после чего опять возникли распри. Но в нашем случае такое не случится никогда. Кваки не собираются ассимилироваться, да это и невозможно.
        - Молодец, хороший привел пример. Но не совсем удачный. Варяги не отделяли себя от славян и проводили именно прославянскую политику. Уж если мы балуемся аналогиями, то лучше вспомним историю заселения Америки. Белые колонисты тоже не собирались смешиваться с местным населением. Оно им вообще было не нужно. Что стало с индейцами, тебе известно.
        Профессор покосился на обнимающуюся парочку и продолжил почти шепотом:
        - В нашей организации состоят люди, занимающие очень высокое общественное положение. Даже члены мирового правительства. От них мы получаем информацию о некоторых планах кваков относительно человечества. Так вот, есть сведения, что кваки собираются отменить все ограничения по возрасту для лиц, желающих отправиться в "Иллюзорий". А так же ввести принудительную отправку отказников, то есть отменить "Книгу Жизни", и довести возрастной ценз пациента до пятидесяти лет. Если эта тенденция сохранится, то землянам не в таком уж отдаленном будущем грозит полное исчезновение. Или, по крайней мере, жизнь в резервациях...
        - Но зачем квакам теснить нас на суше, когда она им не нужна. По Соглашению - они заселяют океаны, мы - сушу. Никто никому не мешает.
        - Пожалуйста, не перебивай! Следующим их шагом будет сокращение площади суши. По средствам парникового эффекта они хотят растопить ледяные шапки планеты и поднять уровень мирового океана. Больше воды - больше жизненного пространства для кваков. Постепенно, когда они станут доминирующей расой, они нас вообще вытеснят с планеты. С нашей родной Земли, которая станет планетой Океан!..
        - Простите меня, сэр, но это слишком похоже на ужасы из желтой прессы и на истеричные вопли хомопатриотов. Зачем квакам это нужно?
        - Никто не любит квартирантов, - Лицо Хейца скривилось так, словно он всю жизнь прожил с квартирантами. - Каждый стремится стать безраздельным хозяином. Такова сущность живых существ. Борьба за существование. Конкуренция видов. Впрочем, это общее место. Тут и дискутировать не о чем. Диктатура кваков должна быть свергнута.
        - Любой ценой, - усмехнулся Илар.
        - Да! - крикнул разгоряченный профессор так, что парочка влюбленных перестала целоваться и в тревоге уставилась на заговорщика; тот спохватился, опять понизил голос: - К сожалению, бескровных освободительных войн не бывает. Все войны кровавы и жертвенны.
        - Ну, хорошо. А зачем вы мне это рассказываете? Зачем раскрыли себя? Вообще-то я допускал, что вы бунтарь, но не думал, что решитесь на нечто большее, чем демонстративное диссидентство.
        - А затем, мой мальчик, чтобы сделать тебя активным участником Сопротивления. И не просто активным, а можно сказать, ключевой фигурой...
        - Хотите, чтобы я возглавил вашу организацию? Это смешно...
        - Вождей у нас и так хватает. Зато катастрофически не хватает преданных исполнителей, которые могли бы оказаться в нужном месте и в нужное время.
        - Не понимаю, почему мы не могли об этом поговорить дома, в спокойной обстановке, чем вот так впопыхах... быть может, под наблюдением...
        Услышав о возможном наблюдении, профессор опять сильно занервничал и еще глубже погрузил правую руку в карман плаща. Глаза спрятались за световыми бликами, отражаемыми стекляшками знаменитого пенсне. Илара стала раздражать эта комедия, даже при всем уважении к ученому.
        - Потому что дело крайне спешное... Возникла ситуация, не терпящая промедления...
        - Что, кого-то надо ликвидировать или взорвать? - сыронизировал старший техник-пилот.
        - Да. То есть - нет, то есть... в каком-то смысле... Видишь ли, мой мальчик, нашей организации неожиданно выпал уникальный шанс покончить с кваками одним ударом. Когда я узнал, что ты отправляешься в систему Нептуна, об этом тут же узнала наша организация. Мы всегда присматриваем за перспективными людьми... Ты уж извини... Ну так вот. Одному из наших вождей пришла в голову блестящая идея... То есть, идея-то муссировалась давно, но осуществить её нам было не под силу. И тут вдруг мы узнаем, что именно тебя, на которого мы давно положили глаз, отправляют в нужную нам точку пространства, причем совершенно легально, на законных основаниях. Тебе остается только попасть в нужное время и провести там некую акцию...
        - И с кваками будет покончено?
        - Да. Во всяком случае, мы надеемся.
        - Так вы даже и не уверены?..
        - В акции мы полностью уверены. С кваками будет покончено. Речь идет о жертвах, которые будут принесены, так сказать, на алтарь победы. Они могут быть минимальны или... очень большими. Я имею в виду, что когда ты изменишь мир...
        - Вмешательство в Прошлое? Сознательное вмешательство? Но это же преступление!
        - Это смотря, на чьей ты стороне.
        - Преступление всегда преступление, независимо, на чьей вы стороне. Вы же сами меня учили: есть этические нормы, переступать которые нельзя... Даже во имя интересов человечества. Никакая цель не оправдывает средства.
        - Вот и выучил на свою голову. Оправдывает, мой мальчик, еще как оправдывает...
        - Перестаньте называть меня "мой мальчик"! Во-первых, я не мальчик, а взрослый мужчина. А во-вторых, у меня есть отец. Вернее, был, впрочем, для меня он и сейчас существует. Я только недавно его посещал...
        - В "Иллюзории"?
        - Ну, в "Иллюзории"...
        - То-то и оно. "Иллюзории" исчезнут, когда исчезнут кваки, благодаря твоему подвигу... да-да, не ухмыляйся, именно подвигу. Люди еще тебе поставят памятник.
        - Мне не нужны монументы...
        - А что тебе нужно?
        - Не знаю... Сейчас речь не об этом.
        - Именно об этом. Я знаю, что тебе нужно. Тебе нужна мирная жизнь, любовь, дети, и чтобы родители успели порадоваться твоему счастью. Разве не так?
        - Ну, допустим.
        - Не допустим, а так и есть. Это естественное человеческое желание. Об этом мечтают миллиарды людей. А кваки... Они отняли у нас эти простые, НАСТОЯЩИЕ радости и заменили их на фальшивку. Подобное не может быть терпимо! Понимаешь? Нельзя этого больше терпеть! Тем более сейчас, когда появилась возможность их победить. Такой шанс упускать нельзя. Отказаться от него - вот это-то как раз и будет преступлением против человечества.
        - Да что вы от меня-то хотите?!
        - Содействия, мой ма... э-э дорогой, содействия. Я раскрою тебе план операции, в которой ты мог бы участвовать. Дело в том, что в 1990-м году космический аппарат "Вояджер-2" прошел вблизи Нептуна...
        Далее профессор рассказал, что в конце 70-х годов прошлого века, в рамках программы исследования дальнего космоса, с Земли были отправлены беспилотные космические разведчики - "Пионер-10, "Пионер-11", "Вояджер-1" и "Вояджер-2". Были и другие запуски, но не о них речь. Именно на эти четыре аппарата была возложена не совсем обычная миссия. Кроме наблюдательной аппаратуры для исследования дальних планет, с каковыми исследованием они блестяще справились, аппараты снабдили своеобразными посланиями, которые предназначались гипотетическим обитателям иных миров. Это были золотые диски с аудио- и видеозаписями земных ландшафтов, представителей животного мира, а так же человека. Туда так же вошли музыкальные и другие художественные произведения, созданные гениями человечества. Это делалась потому, что "Вояджерам и "Пионерам" - рукотворным посланцам космической расы хомо сапиенс - предстояло впервые покинуть Солнечную систему и отправиться в бесконечный полет к другим звездам.
        Существовал ничтожный шанс, что какой-то из аппаратов не сгинет в бездонных глубинах космоса, наткнется на обитаемую систему и будет выловлен разумными обитателями. Они-то и должны будут прочесть наше послание.
        Все это походило на "бутылочную" почту прошлых веков, сказал профессор. Для облегчения работы неизвестным получателям, прилагалась "инструкция" - схема аппарата, с помощью которого можно было воспроизвести записи. Конечно, такое событие, если оно и случилось бы, произойдет не ранее, чем через миллион лет; сама земная цивилизация может к тому времени исчезнуть с лица Земли, но пусть они хотя бы узнают, что были такие существа, до некоторой степени разумные, которые назвались - людьми. Разумеется, к исходу этой бездны времени, записи могут быть частично или полностью стерты космическими микрочастицами, но надежда была. Надежда умирает последней, как говорится.
        Для того, чтобы гипотетический адресат мог узнать местожительство отправителя, на золотом диске были выгравированы космические координаты Солнца относительно 14 известных пульсаров, которые "работают" своеобразными галактическими маяками. Высокоразвитым разумным существам не составит труда расшифровать, в чем смысл четырнадцати точек, от которых идут лучи. Ясно, что место пересечения лучей указывает на пункт отправления послания.
        Некоторые ученые высказывали опасения: не слишком ли рискованно открывать координаты альма-матер человечества каким-нибудь космическим монстрам? Эти законные сомнения были встречены снисходительным смехом. Было видно, что самые горячие сторонники послания не верят - даже не в агрессивность инопланетного разума, - а в то, что земной аппарат попадет в чужие руки, лапы, клещи, щупальца, словом - в инопланетные лаборатории.
        И все же послания были изготовлены.
        И случилось почти невероятное. Шанс один на квинтиллион - выпал. Один из "Вояджеров" был подобран разведывательным кораблем кваков.
        Глава 5
        - Интересная история, - сказал Илар, вставая.
        - Куда вы, - переполошился профессор. - Сядьте! Я еще не закончил...
        - У меня затекла спина, хочу пройтись...
        - Ну, пройдемте к окну, постоим там, - предложил альтернативу Хейц. Видно было, что ему не хотелось отпускать от себя Илара.
        Они подошли к панорамному окну. Перед глазами расстилалась красно-бурая поверхность Марса, сплошь усеянная камнями. Там и сям торчали полузасыпанные песком небольшие возвышенности и гребни разрушенных ветрами скал. Вдали, сквозь йодисто-желтую дымку, виднелись кубы и сферы перерабатывающего комбината.
        - К тому времени, когда это произошло, - возобновил разговор профессор, - единого человечества уже не было. Люди давно рассеялись по космосу. Земля была необитаема. Но кваки умели обращать время вспять, и потому проникли в Прошлое Земли, когда она была в расцвете молодости и готовилась заявить о себе...
        Профессор поправил соскользнувшее с носа пенсне и продолжил:
        - Оккупация во Времени прервала Естественную Линию развития землян и создала Другую Линию. Начиная с момента Оккупации, мы развиваемся под строгим их контролем. А значит, у нас нет будущего. Свободного будущего!
        Хейц потряс кулаком и пристукнул им по стене.
        - Вот мы и решили ударить в роковую для нас точку. Упредить захватчиков. Своим воздействием мы отменим их воздействие. Цель нашего плана - не допустить, чтобы посылка попала к квакам. Но здесь, кроме прочих трудностей, есть одна закавыка...
        Надо сказать, что первый "Вояджер" был... вторым, а второй, как ни странно, - первым. Дело в том, что запущенный раньше аппарат шел по менее выгодной траектории и прибывал к месту назначения позже. А тот, что покинул Землю позже, идя по наиболее удобному пути, подошел к Юпитеру и другим планетам-гигантам раньше и стал называться "Вояджером-1". Но бортовой его номер все-таки "Вояджер-2". Тут-то и возникает проблема.
        Известно, что... вот схема, смотри... "Вояджер-1" не заходил в систему Нептуна, пересек пустую уже орбиту и ушел за пределы солнечной системы. Вблизи же Нептуна прошел "Вояджер-2", у которого бортовой номер первый, но который запаздывал и стал вторым... Ты следишь за ходом мысли?
        - С трудом.
        - Уж постарайся. Так вот. В отчетах кваков, которые мы сумели добыть, фигурирует "Вояджер-1". Этот аппарат они выловили в космосе на нашу беду, от него и узнали о существовании человечества и где оно находится. А в отчетах землян под "Вояджером-1" подразумевается "Вояджер-2". Так который же аппарат поймали кваки? Первый или второй? Есть мнение, что кваки, говоря о "Вояджере-1", именно его и имеют в виду. То есть согласно бортовому номеру. Ведь они держали в лапах этот аппарат. Значит, наша цель - "Вояджер-1". Который по классификации земных ученых является "Вояджером-2". Так вот, именно он пройдет систему Нептуна в 1990-м году. Когда ты его поймаешь, то на борту должно быть написано - "Вояджер-1". Пусть тебя это не смущает...
        - Я должен его поймать?
        - Да. Будучи на спутнике Нептуна, тебе надлежит сделать следующее: выйти на орбиту в хроноджете, переместиться во времени в ХХ век, а именно - в 1990 год. Засечь аппарат, состыковаться с ним. Изъять золотой диск. Либо уничтожить аппарат, либо изменить траекторию его полета. Выбирай. Проще - уничтожить аппарат. Но незаметнее всего - изъять диск. Однако надо помнить, что там шныряют крейсеры кваков.
        - Вы говорите так, словно я уже дал согласия работать на вас.
        Илар инстинктивно угадал, что профессор применил психологический прием уговаривания.
        - Разумеется, ты можешь отказаться, - сказал Хейц и мрачно пошевелил рукой спрятанной в кармане. - У нас есть запасной вариант... но он менее реален... Можно сказать, практически нереален. Но на крайний случай мы используем его.
        - Что это за вариант?
        Профессор посмотрел Илару прямо в глаза, подумал и сказал:
        - Пошлем другого человека в тот же район и в тот же час. Конечно, он менее опытен и у него не будет легального статуса, но... большого выбора у нас нет. И ждать бесконечно нельзя. Нашего человека, внедренного на станцию, могут отозвать. Или раскрыть...
        - У вас есть свой человек на станции? Замечательно! Так зачем вам я?
        - К сожалению, он не пилот... но ты можешь рассчитывать на его помощь. На ЛЮБУЮ помощь.
        Старшего техника-пилота слегка шокировала акцентуация слова "любую".
        - Значит, у меня будет сообщник? Интересно, кто он такой?
        - Это секрет, - твердо ответил профессор. - Пока ты не дал согласия... Впрочем, могу назвать его подпольный псевдоним: "Музыкант".
        Хейц понурил голову, наверное, сожалея, что слишком откровенен. Илар Кирке усмехнулся:
        На какой же пароль он откликнется?
        - Это совсем не смешно, Илар. Если ты его вызовешь на откровение ради любопытства, ты умрешь. И это не угроза. Это факт. Пойми, мы не играем в игрушки...
        Илар вернулся к предыдущей теме:
        - А что, если вы напутали с вашей странной нумерологией, и "Вояджер" окажется не тем аппаратом?
        - Значит, будем отлавливать другой аппарат. Но это будет другая операция и, по-видимому, не с твоим участием.
        - Господи ты боже мой! Да какая операция? То, что вы состряпали впопыхах, на скорую руку, вы называете операцией? Разве так проводятся серьезные акции? Это просто смешно и непрофессионально предлагать человеку, ставить на кон жизнь без тренировки, без серьезного обсуждения деталей... без подстраховки... без...
        - Все серьезно и профессионально, - жестко сказал Хейц. - Именно наш опыт показывает, что, как правило, наиболее результативны спонтанные акции, а не те, что долго и тщательно готовились. Чем продолжительнее срок от плана до реализации, тем больше возрастает риск предательства или нелепой случайности... Надо действовать быстро и решительно. Как Цезарь: "Пришел, увидел, победил!"
        Илар захохотал, привлекая внимание влюбленной парочки.
        - Знаете, док, скажу вам прямо: вы - один из тех людей, которые щепетильно соблюдают мелочные этические нормы, но когда их вышвыривают на обочину жизни, пускаются в такие преступления, что кровь стынет в жилах. По-моему, вы просто мстите квакам за свои неудачи. Вы хотите вычеркнуть кваков из истории Земли и вернуться, так сказать, к Истокам... как будто ничего и не было... Только ведь в восстановленной Ветви, которая вернется после моего вмешательства, может быть, не будет места ни вам, ни мне... Ни тысячам других.
        Профессор вымученно улыбнулся:
        - Маловероятно. Хотя и не исключено. Но мы не для себя стараемся.
        - Ну, конечно, так все говорят. Типичная риторика революционера... Да, теперь я вижу, что вы законченные авантюристы, - безжалостно вынес вердикт Илар. - Я совершенно перестаю вас уважать.
        На глаза Хейца навернулись слезы - не случайные, старческие, а горькие слезы обиды. "Бойтесь данайцев, дары приносящих", - только и сказал он.
        По радио объявили, что солнечный ветер стихает, и линии ВТТ откроются через пять-десять минут.
        - Простите, профессор, мне пора, - сказал Илар и решительно направился к выходу из зала. Ему было невыносимо видеть униженного, раздавленного Хейца.
        Сходя с эскалатора, Илар неосознанно оглянулся и заметил, что сверху спускается намозолившая глаза парочка влюбленных. Парень по-прежнему обнимал девушку за талию, но смотрел уже на Илара. Нехорошо смотрел, криво улыбаясь. Илар поймал ледяной взгляд девушки, и этот холод передался ему. Его стало знобить, как давеча знобило профессора. Старший техник-пилот почувствовал смертельную опасность, исходящую от молодых людей, на первый взгляд довольно милых.
        По космопорту вторично объявили "летную погоду", что линии ВТТ вновь находятся в рабочем состоянии.
        Глава 6
        Илар шел по залу в направлении кабин ВТТ. При малейшем удобном случае он вглядывался во все зеркальные, стеклянные и полированные поверхности стен, киосков и колон, чтобы разглядеть своих преследователей. Парочка не отставала. Это были уже не те любвеобильные бездельники, что прежде. Сила, напор и безжалостность чувствовалось в их целеустремленной поступи. Парень держал правую руку в кармане, в точности, как и профессор. Илар понял, что там было оружие.
        Зачем парню оружие, вопроса не возникало. А вот зачем оружие нужно было профессору, сугубо мирному человеку? Чтобы ощутить иллюзию защищенности?
        Кто эти двое? Шпики правительства или телохранители профессора, прикрывавшие переговоры? Судя по всему, верно второе предположение. Правительственные агенты так грубо не работают. Значит, это "истинные сыны". Переговоры сорвались и теперь что? Они должны убить Илара? Чтобы он не проболтался, не сообщил властям. Логично. И все же как-то не укладывалось в голове, что в общем-то добрый профессор (по отношению к Илару) мог отдать его на растерзание этим волчатам. Но трезвый голос говорил: любая Система берет верх над человеческими чувствами. Гуманизм профессора к кому бы то ни было, в данном случае, уже не имеет никакого значения. В силу вступают железные законы Системы. Надо полагать, Первый закон конспирации гласит - ликвидировать все, что несет угрозу организации.
        Илар прошел до конца нижнего зала. Возле кабин уже почти никого не было. Очень удобное место, чтобы отправить труп на дальнюю станцию. Рядом был коридор, и висела табличка "Служебные помещения. Посторонним не входить". Старший техник-пилот направился туда. Завернув за угол, он "ускорился". Возник возле какой-то двери. Вошел.
        Комната была пуста. Гудели приборы, перемигивались лампочки. Илар, учащенно дыша, стал у стены так, чтобы оказаться за дверью, если она откроется. Спустя несколько томительно долгих минут дверь открылась. Осторожно выглянув, прятавшийся увидел сапог с голенищем-гармошкой. Парень стоял на расшарагу, осматривая комнату. Илар хотел ударить его дверью по затылку, но тот уже шагнул вперед и стал недосягаем. Тогда, мягко ступив, техник-пилот профессионально, как на занятиях спецподготовки, провел со спины противника удушающий захват с одновременным удержанием руки, вооруженной пистолетом. Парень захрипел, зашатался, уронил оружие, стал оседать на колени. Илар победоносно чуть ослабил хватку, наклонился, чтобы положить противника и поднять его оружие. Используя инерцию этого движения, парень внезапно напрягся и перебросил Илара через плечо. Чувствовалось, что он тоже владеет приемами рукопашного боя. Илар грохнулся на пол, только ноги брякнули. Но так надо, так смягчают удар. Мгновенный переворот на живот - и постановка блока, оберегающего лицо. Вовремя. Удар сапогом летит прямо в переносицу. Правильно
поставленные руки смягчают удар. Захват. Резко крутанул. Парень падает, ударяется мордой об пол. Руку противника на излом, коленом в позвоночник. Парень опять хрипит от боли, но тянется к пистолету, валявшемуся рядом.
        Илар ногой подгреб к себе оружие. Это был очень мощный электропистолет системы "Вайгер". Едва Илар поднял его свободной левой рукой, в дверях появилась подруга парня. Она держала такой же "Вайгер".
        - Отпусти его или стреляю, - сказала девушка, направив длинный ствол на несговорчивого старшего техника-пилота.
        Эта была слабая угроза - пока Илар держал парня за руку, она стрелять не могла: электрозаряд поразит обоих. Все трое это понимали. На несколько секунд создалась патовая ситуация. Чтобы из нее выйти, Илар должен был выстрелить в девушку. Девушка поняла, что преимущество на стороне их врага.
        - Ну, хорошо, - сказала она, опустила пистолет и вынула из него обойму. Рассовала все по карманам. - Теперь отпусти. Мы ничего тебе не сделаем.
        Илар отпустил противника, быстро вскочил на ноги, отошел в глубь комнаты. Парень медленно поднялся, задирая голову - из носа его текла кровь. Он виновато взглянул на девушку. Та достала из кармана носовой платок вместе с пистолетом, платок передала напарнику и сразу, не целясь, выстрелила в Илара.
        Его спасла быстрая реакция и неточный прицел. Илар отшатнулся в сторону и присел. Заряд ударил в стойку с приборами за его спиной. Полетели искры, полыхнуло пламя. Он выставил оружие, но не стал стрелять, лишь взял противников на прицел. Девушке стрелять было нечем. Она истратила заряд, находившийся в стволе, и теперь, чтобы открыть огонь, ей нужно было вставить обойму.
        Самое страшное, что она могла это сделать, но, разумеется, не решилась, ибо не знала, что стоящий перед ней враг имеет принцип - ни при каких обстоятельствах не убивать и не наносить увечье женщине.
        Так или иначе ситуация разрешилась. В комнату влетел профессор Хейц. Задыхаясь, прохрипел:
        - Прекратить! Доннерветтер... Он дал согласие. Вы неправильно поняли... Подтверди мои слова, Илар!
        Это могла быть тонкая психологическая игра, с целью заставить его согласиться. Но могла быть и не к чему Илара не обязывающая хитрость профессора, чтобы разрядить ситуацию. Ему даже показалось, что Хейц незаметно подмигнул. Или это нервный тик? Профессор смотрел умоляюще.
        - Разумеется, док, - сказал Илар, пряча оружие.
        - Слыхали? - обернулся Хейц к своим бойцам. - Уходим отсюда.
        Комнату постепенно заволакивало голубоватым дымом, воняло жженой изоляцией. Того и гляди, сработает пожарная сигнализация.
        Они вышли в коридор. Парень с девушкой, пристыженные, вырвались вперед и скрылись за углом. Хейц проводил бывшего своего помощника до кабин ВТТ. Там они мучительно простились.
        - Надеюсь, вы понимаете, что я ничего не обещал? - сказал Илар, стоя в полоборота, готовый уйти.
        Глядя на его трагическую физиономия, профессор виновато кивнул. Хотел промолчать, но жажда справедливости восторжествовала, и он заявил в свое оправдание:
        - Я хочу, чтобы ты все-таки понял... Дело не в том, что я кому-то мщу за мое ущемленное самолюбие... Тут дело принципа. Кваки озабочены легитимностью своей власти. С этой целью они фальсифицируют археологические находки. Имея в своем распоряжении машины времени, они подбрасывают в исторические слои артефакты, которые якобы доказывают их право первородства в Солнечной системе. Скажем, находят земные археологи останки квака в слое миллионнолетней давности. Отсюда земляне должны сделать вывод, что кваки задолго до появления человека открыли Землю и посему наша родная планета по праву первооткрывателя принадлежит им как колония. И вот уже появляются "научные" труды, где "доказывается", что именно кваки являются творцами человечества, их воспитателями и наставниками.
        Многие квакские прихлебатели от археологии или просто тупицы, горячо подхватывают эту фальшь. Когда же я высказался резко отрицательно, заявив, что кваки своими действиями просто дискредитируют археологию как науку, на меня спустили всех собак.
        - Вот так это было, мой друг, - закончил Хейц. - Ладно, идите, не омрачайте свое молодое чело стариковскими заботами. Видимо, понятия чести и свободы умрут вместе с нами. Видимо, вам это ни к чему...
        Глава 7
        НЕПТУН
        "Нептун - седьмая планета от Солнца. Находится в 30 астрономических единицах, или 4498,3 млн.км. от центра Солнечной системы.
        Занимает третье место по размерам среди планет, после Сатурна и Юпитера. Нептун расположен в 30 раз дальше от Солнца, чем Земля. Поперечник планеты-гиганта равен 49 528 км. Он в 50 раз превосходит по объему Землю, имея плотность 1,76 г/см3..."
        Илар перелистнул электронную страницу космического справочника.
        "...Нептун имеет шесть спутников и слабовыраженные кольца. Малые спутники - Нереида, диаметр 200 км.; Галатея, N III и прочие представляют собой не более чем астероиды, некогда захваченные планетой-гигантом. Единственный крупный спутник - Тритон.
        ТРИТОН
        Тритон - ближайший из спутников Нептуна и самый крупный. Диаметр - 2707 км. Чуть меньше земной Луны. Он вращается по правильной круговой орбите. Около шести дней требуется ему, чтобы обежать вокруг материнской планеты. Тритон по сути каменный шар, окутанный ледником из замерзших газов - в основном это твердая двуокись углерода (СО2), а также вода с 20% метана (СН4) и 10% аммиака (NH3).
        Толщина ледника составляет примерно 400 км. Атмосфера, довольно плотная, в основном состоит из болотного газа - метана..."
        - А я-то думал, что атмосферы здесь нет, - рассуждал вслух старший техник-пилот. - Воображал темный маленький спутник... Он, конечно темный, но далеко не маленький. Настоящая планета.
        Впрочем, этим достоинства Тритона и ограничивались. Самым удручающим здесь был даже не вечный сумрак, а с трудом переносимая вонь. Казалось, десять тысяч бродячих псов мочатся ежедневно на всех углах станции, и запах этой мочи попадают через шлюзовую камеру внутрь жилых помещений. Несмотря на фильтры. Несмотря на кондиционеры. Повсюду воняло мочой. Так пах аммиак.
        Временами утомленное вонью обоняние притуплялось, но повернешься резко, наклонишься - и в нос шибает острым запахом, словно нюхнул нашатыря. Илару казалось, что он грешник, отправленный в ад. И пытка вонью - одно из мучений этого места.
        Спасали только носовые фильтры. Но не будешь ведь все время ходить с затычками в носу. Для молодого человека, как Илар, такое самоуродование было неприемлемо. Хотя красоваться здесь было не перед кем. Весь персонал Опорного Поста и ученая братия (десять человек, включая Илара) - все сплошь мужчины. Рассказывали: залетела сюда как-то одна девица, некая Урсула, но долго не продержалась. Каждый день её тошнило, просто выворачивало на изнанку от запаха аммиака. Наконец её, изможденную, зеленую, эвакуировали на Землю.
        А мужчины терпели. Илар работал в Экспедиции ЦИТИ по стандартному пятилетнему контракту. В течение этого срока начальство может послать вас куда угодно. То вас задействует Департамент истории и археологии, то геологи, то физики, то еще кто-нибудь - у Центрального Института Темпоральных Исследований много подразделений. Два года Илар уже отработал на разных точках, оставалось еще три года; и вот его забросили на Тритон. Неужели до конца срока? Это было бы ужасно. Но рвать контракт - означало, кроме судебного преследования, кроме выплаты неустойки, сломать карьеру. А без карьеры, какая перспектива? Скатишься в люмпены. С голоду, конечно, не помрешь - стандартный социальный паек обеспечен. Но ничего лишнего, человеческого, себе не позволишь. Будешь жить без морального удовлетворения как социальный паразит, как сволочь, лишь бы день прошел.
        Но разве существование в такой вот мерзости можно назвать жизнью?
        Старший техник-пилот поднялся из-за стола, смерил шагами свою каюту. Шесть квадратных метров - штрафной изолятор, а не комната. Все чужое, им не обжитое... Ничего - обживем. Повесим свои картинки, сменим стиль, насколько это будет возможно...
        Он подошел к круглому иллюминатору. За бронированным триплексом бесновалась зеленоватая круговерть. Уже два дня как не утихает метель. Видимость почти что нулевая. Все работы снаружи приостановлены. Однако сегодня после ужина барометр стал показывать подъём атмосферного давления. Может, наконец, завтра к полудню установится хорошая погода и тогда можно будет посмотреть, что это за Тритон такой.
        Илар откинул от стены спальное ложе. Матрац, застеленный стерильной кретановой простынею, автоматически надулся. Можно ложиться спать. Вот и прошел третий день.
        Фильтры - в нос, иначе приснится гадость. Первый раз он этого не сделал, и ему всю ночь снилось какое-то заледенелое отхожее место, куда ходили мочиться великаны.
        Улегшись в постель, Илар выключил настенное бра. И сейчас же его мысли начали вращаться вокруг последних событий.
        Первые дни прошли так. Он знакомился с людьми. У него, как старшего техника-пилота, был один подчиненный - техник-пилот по имени Ясон Аркадос. Образованный молодой человек, предано глядящий в глаза начальству. В данном случае - Илару. Старший техник-пилот был начальником первый раз в жизни и не знал, как себя вести с подчиненным. Если - как со своим ровесником, то не спровоцирует ли это Ясона на панибратство? Худшего положения, в которое может попасть руководитель, не придумаешь. Держаться официально, холодно? Но в маленьком тесном коллективе вряд ли это возможно. Да и много ли он найдет здесь товарищей по возрасту, по духу и социальному статусу?
        Он решил взять за образец отношений манеру Хейца: мягкое покровительство. Разумеется, с некоторой корректировкой на свой возраст. И уж конечно без всяких старческих сюсюканий, типа "мой мальчик" и прочих патернализмов.
        Вспомнив профессора, Илар испытал острую жалость к нему и стыд за свои недавние жестокие слова. В душе всколыхнулось сомнение в своей правоте. Он с горечью подумал: "Может быть, стоило согласиться? Может, я не достаточно патриотичен? Может быть, я черствый эгоист?" а "истинные сыны" выразились бы еще жестче, беспощаднее: конформист и даже коллаборационист. Короче говоря, предатель. Осознавать себя предателем было горько и обидно.
        Однако новое назначение и все, что с ним связано, на время отодвинули его душевные переживания.
        Он прошел медосмотр. Его принял врач, который представился как Юлиан Гемборек, поляк. Это был молодой болтливый, только что кончивший курс студент. Гемборек предупредил нового пациента, что на станции соблюдается карантин. И потому свободное пользование линией ВТТ запрещается. Гемборек подчеркнул, что это его, Гемборека, предписание завизировано начальником Поста Мертом Стаммасом. Значит, отпрашиваться в увольнение надо у этих лиц. У него, Гемборека, и мистера Стаммаса.
        - Начальника Поста видел?
        - Нет еще.
        - Такой лицимер-янки с Юго-Востока Американо-Канадских Штатов. Ты с ним поосторожней. Злопамятный, как слон.
        - Я тоже из этих Штатов, - на всякий случай сообщил Илар.
        - Да? - Гемборек сморщился. Наверное, он не любил американцев.
        - А вообще-то, я родом из Скандинавии, - успокоил Юлиана новенький, но без уточнений, из какой части Скандинавского Союза.
        - Это же совсем другое дело, - расцвел Гемборек. - Скандинав! Мы же почти земляки. Ты вечером ко мне заходи. Устроим роскошный выпивон. Или я к тебе зайду. Не возражаешь?
        Илар не возражал. Вот и первый товарищ наклевывается, подумал он.
        Ученые по отношению к техникам-пилотам вели себя не то чтобы высокомерно, но несколько отстраненно. Илар и Ясон для них были не более чем извозчиками, ничего не смыслившими в науке. О чем можно с ними говорить? В общем, ученые держались отдельным кланом. Так было почти всегда и везде. Персонал Опорных пунктов - один лагерь. Ученые - другой. По сути, это были два мира. Но они сотрудничали. Потому что по отдельности, сами по себе ничего не значили бы в темпоральных исследованиях.
        Но кто был по-настоящему изгоем, так это контролеры Особого Отдела Бюро. Особистов никто никогда не любил. Простой охранник получал флюидов симпатии в гораздо большей степени, чем особист. Отчего агенты спецслужб вызывают у людей неприязнь? Может, это чувство восходит к давним временам, когда миром правил страх и ужас, когда в руках спецслужб было реальное могущество, которым они часто злоупотребляли. Может быть. Но вероятнее всего, просто потому, что человек не любит, когда его КОНТРОЛИРУЮТ. Очевидно, в этом все дело.
        Илар не считал себя предвзятым человеком, но особист станции Жак Пулен ему активно не нравился. Его тощее горбоносое лицо с темными пронизывающими глазами напоминало голову большой хищной птицы.
        Пулен так и сочился ядовитой антипатией. Все в нем было отталкивающим. Его горбоносый профиль, из-за которого хотелось назвать его Коршуном, пристрастие к черной одежде, раздражительность, вспыльчивость и вечно исходившая от него вонь. Не та, аммиачная, с которой все знакомы, а особая, пуленовская, с ароматом падали. Люди жаловались: нам тут местной вони хватает, так еще особиста вонючего прислали. Пулен здесь работал недавно, всего полтора месяца, но люди уже с тоской вспоминают прежнего контролера, которому Пулен пришел на смену. Старого стукача тоже не любили, но он хотя бы не вонял.
        Невольно Илар вспомнил своего однокашника, косолапого увальня Эстера Нанка. У него лицо сплошь было в черных точках угрей, волосы всегда мокрые от пота. От Эстера исходил такой же неприятный запах. То ли его школьная форма так пахла, то ли он сам. Они ухаживали за одной и той же девочкой, которая, будучи хорошо воспитанной, позволяла дружить с ней Илару, Эстеру и еще одному школьному товарищу, фамилия которого уже стерлась в памяти. Но постоянным "ухажером", носильщиком её портфеля был Эстер. Это злило Илара. Когда он понял, что девочка любит того, третьего, он не поспешил скорешиться с Эстером, чтобы совместно набить морду счастливому сопернику, - хотя Эстер намекал на такой союз - отвращение пересилило.
        Пулен был лет на десять старше Илара и в однокашники ни под каким видом не годился, и другом быть не мог по ясным причинам, но именно этот особист с первого дня почему-то стал набиваться в товарищи. Такое внимание, ничем не спровоцированное, коробило Илара. Ему только не хватало стать другом контролера. Чтобы окончательно угодить в касту неприкасаемых.
        Ну, был бы он хорошим человеком - куда ни шло, но по всему же видно, что этот стервятник, этот коршун - явная сволочь. Может быть, он и Илара таковым считает? Может, он рассчитывает завербовать его в свои агенты-информаторы? Может, он осмеливается думать, что Илар будет на кого-то "стучать"? Какая мерзость. Нет уж, лучше держаться врача. Он хоть и балабол, но все же ближе по духу. Опять же почти земляк.
        "Если я вдруг решусь на "дело", - подумал Илар в полудреме, - то Пулен будет самый мой опасный враг". И уже в преддверии сна пришла забавная мысль: А может как раз наоборот - Пулен и есть тот самый засекреченный агент Сопротивления по кличке "Музыкант". А что? Жизнь любит такие хохмочки...
        Глава 8
        Утром Илар побывал у начальника Поста. Мерт Стаммас - солидный, осанистый, стриженый "крю-кат"* [*от англ. crue cut - короткая стрижка], с выражением доброты и доверия на полном лице показался Илару воплощением северо-американского стиля делового человека. Он сунул новичку свою бескостную сыроватую руку, поздоровался неприятным гнусавым голосом. И тем самым смазал первое впечатление.
        Пока Стаммас вводил новоприбывшего в курс дела, Илар украдкой оглядывал кабинет босса, чтобы составить о нем психологический портрет. Но ничего сугубо индивидуального, характерного не обнаружил. Помещение было безликим, даже обязательные для всех кабинетов фотографии родных и близких хозяина отсутствовали. Может быть, он холост, и у него нет детей? Но родители-то у него, по крайней мере, были... Или он черствый эгоист? Такой же черствый, как я, самокритично подумал Илар.
        Единственным украшением кабинета (а может, вовсе и не украшением, а иконой) был портрет старого государственного деятеля с утонченным лицом и нахмуренными бровями - таинственный портрет человека ограниченного и привыкшего изрекать непреложные истины.
        Пользуясь суховатыми и казенными оборотами речи, Мерт Стаммас рассказывал об особенностях, специфике Поста. Илар, присмотревшись к начальнику, сделал вывод: точно, первое впечатление оказалось обманчивым. Не было у Мерта Стаммаса ни доброты, ни доверия к кому бы то ни было, хотя он и просил называть себя просто Мерт. Пожалуй, что и деловитость отсутствовала, лишь показная кипучесть бездельника. Не за высокие же показатели его суда сослали.
        Прощаясь, Мерт встал, но руки уже не подал. На нем был зеленый спортивный костюм и белые гимнастические туфли. Наверное, он еще не успел переодеться после утреннего занятия в спортивном зале. Видно было, что он любит свое упитанное, но не толстое тело и поддерживает его в хорошем состоянии.
        - У вас здесь нездоровая атмосфера, - не удержался сказать Илар напоследок.
        - В каком смысле? - насторожился начальник.
        - В прямом. Вы разве не чувствуете? Аммиак. Ядовитый, между прочим, газ...
        - Видите ли, я страдаю аносмией - не ощущаю запахов... Но вы не беспокойтесь, мне уже докладывали - концентрация газа ничтожна, угрозы для жизни нет. По-видимому, где-то на стыковочном шве отслоился герметик - здесь ведь ужасные холода... ну и, конечно, подрядчики напортачили...
        - А что, разве нельзя устранить дефект? - брякнул Илар и прикусил язык. Гемборек ведь предупреждал: "будь осторожен, он злопамятен..."
        Стаммас покраснел толстым лоснящимся лбом, но ответил вежливо:
        - Можно, но на это нужно время. А мы по горло заняты работой...
        "Ну, конечно, тебе не пахнет - ты и не шевелишься", - подумал Илар и все же пожалел мужика: начальник без нюха, все равно, что слепой водитель. Потому он и гниет в этой дыре.
        * * *
        Наконец установилась хорошая погода, и Илар впервые решил выйти наружу. Его сопровождал Ясон. Он помог своему патрону облачиться в скафандр, показывая и рассказывая о слабых и сильных его местах. А Илар присматривался к помощнику.
        У Ясона были черные вьющиеся, почти курчавые волосы, от природы загорелая кожа и неожиданно - голубые глаза. Мать была шведка, пояснит он позже. Этот молодой человек, принадлежащий к породе тихих фанатиков, был, как потом отметит Илар, в своей роли помощника и благоговейного ученика все время на высоте.
        В тамбуре было холодно и особенно сильно воняло аммиаком. Входная дверь была покрыта толстым слоем изморози. Почему-то захотелось, как в детстве, ногтем нацарапать какое-нибудь имя. Например, "Елена". Но вести себя по-детски в присутствии подчиненного было несолидно. Стушевавшись, Илар случайно задел поручень обнаженной рукой - морозный металл ужалил пальцы.
        - Наденьте перчатки, - посоветовал помощник, - а то руки отморозите. И включите обогрев. Вот здесь...
        Илар натянул перчатки из белого аппертона с мягкой прослойкой, куда вплетены были нагревательные элементы, - повернул кольцеобразные манжеты до щелчка. Это означало полную герметичность. Опустили стекла гермошлемов, такие же щелчки.
        - "Готовы?" - голос Ясона прозвучал в ухе Илар.
        - "Готов", - был ответ.
        - "Выходим".
        Ясон нажал соответствующие клавиши. За спиной захлопнулась дверь, отрезав их от жилых отсеков. И медленно стала открываться дверь наружная. В расширяющуюся щель хлынули морозный клубы газа. Атмосфера Тритона со свистом вытесняла воздух станции.
        Они вышли на открытую площадку, оборудованную лифтовой платформой. Ясон показал, как с ней управляться, и они поехали вниз. Илар прислушивался к своим ощущениям, украдкой оглядывал скафандр, все ли герметично? Не прорвется ли где-нибудь острой струйкой запредельный холод... Но в скафандре было тепло, уютно. Даже не верилось, что снаружи сейчас минус 150 градусов но Цельсию. О том, что снаружи жуткий мороз, указывала струя белого пара, время от времени вырывавшаяся из шлемного клапана Ясона. Пар тут же превращался в снежинки. Создавалось впечатление, будто человек выдыхает снегом. Выброс своего выдоха Илар в основном не видел. Но иногда снежинки углекислоты падали на плечи. Этакая ледяная перхоть.
        Словно угадав мысли начальника, Ясон сказал: "Это еще что, вчера было минус 170". Его голос донесся через наушники, вспугнув жутковатую изолированность, которую испытывал Илар.
        Платформа остановилась, и они ступили на поверхность Тритона, сошли на вечный лед. Сделали пробные шаги. Вернее, это Илар делал пробные шаги, Ясон чувствовал себя уверенно. Сила тяжести на Титане была небольшой, почти такой же, как на Луне. Поэтому двигаться здесь можно было либо вялой подводной походкой, чтоб не взлететь ненароком, либо умышленными скачками, высоко подпрыгивая и медленно опускаясь. И здесь нужна была определенная сноровка.
        Мела поземка. Но это был не обычный снег, а замерзшая углекислота - сухой лед. Целые сугробы его были наметены в местах, где торчали обломки скал и лежали камни. На остальных же участках поверхность блестела вечным ледяным монолитом.
        Из-за отсутствия Солнца, вид неба казался непривычным. Солнце, впрочем, было - самая яркая звезда, в несколько раз ярче Венеры на земном небосклоне. И все же на светило она как-то не тянула - не более чем звезда среди прочих звезд. Зато хозяин местной системы - Нептун, раздутый на полнеба, важно пытался заменить собой солнце. Аквамариновый гигант, как мог, освещал голубым призрачным светом свой спутник, зеленый его лед, похожий на застывший океан, кое-где различно расцвеченный солями металлов.
        Ясон любезно объяснил новичку, что Тритон всегда повернут к своему хозяину одной стороной. Это характерно для многих спутников, в том числе и для земной Луны. Поэтому Нептун вечно висел в небе на одном месте, менялись только фазы. Сейчас было "полнонептуние".
        Пройдя метров двести, Илар оглянулся.
        Станция напоминала огромную морскую звезду, которая, прогнувшись, опираясь на длинные лучи, подняла свое тело на двадцатиметровую высоту. В такой конструкции Поста не было ничего от архитектурного модернизма, разработчики и строители руководствовались голым расчетом - корпус станции не должен был касаться вечной мерзлоты, чтобы не тревожить её своим теплом.
        "Пойдемте, я покажу вам наш парк машин и взлетно-посадочную площадку", - сказал Ясон, которого местные ледяные красоты уже не волновали.
        Подобно кенгуру он прыгнул вверх, описал в воздухе плавную дугу, ловко приземлился на обе ноги и вновь без задержки прыгнул. Илар поспешил за своим проводником, стараясь, как говорится, не ударить в грязь лицом, а правильнее сказать - мордой об лед.
        Прыгая так, они миновали гряду невысоких скал, и увидел Илар горящие на стойках огни. Подойдя ближе, понял, что это и есть местная взлетно-посадочная площадка - три круга из керамита, каждый диаметром около двадцати метров. На двух пятачках, в полной готовности стояли МВ, один аппарат - легкий хроноскаф "Инадзума" [молния (яп.)], японского производства, другой тяжелый - грузовой, русский, хроноджет "Аврора S-P". Третья площадка пустовала, но плитки имели слой нагара, ясно, отсюда запускали автоматические хронозонды.
        В отдалении находились несколько ангаров, которые использовались под ремонтные мастерские, стоянку различной техники, а так же для временного убежища, на случай эвакуации персонала, если на станции случится авария.
        - Пока позволяет погода, мы могли бы съездить на объект, - сказал Ясон, когда хозяйство было осмотрено.
        - На объект?
        - Ну да, здесь так говорят.
        - Что он из себя представляет?
        - Да как вам сказать... - замялся Ясон. - Похож на башню... В общем, увидите.
        Они вывели из ангара двухместный птер с крыльями из углеродистого волокна. Низкая гравитация и плотная атмосфера Тритона позволяли с успехом использовать этот вид транспорта.
        Кокпит был открыт, продувался всеми ветрами и холодами, но для человека в скафандре это не имело значения - он сам себе кабина. Ясон сел впереди, пристегнул ремни. Илар последовал его примеру, неловко работая одетыми в перчатки руками.
        Молодой грек включил движок, крылья завибрировали, птер подпрыгнул и полетел, наклонив нос, потом выровнялся, стал набирать высоту. Минуты две летели молча, пока парня это не стало угнетать, и он продолжил объяснения:
        - Профессор Глокенхаммер - научный руководитель работ - полагает, что это памятник архитектуры какой-то неизвестной космической расы. Физик Свенсен допускает, что найденное сооружение - межгалактическая ВТТ-станция, построенная в незапамятные времена некими космическими путешественниками, прилетевшими к нам из Туманности Андромеды или Магелланового облака. Идо Ватару - наш планетолог - утверждает, что это могила внеземного астронавта... А я думаю, что это маяк.
        - Почему маяк?
        - А так, знаете ли, романтичнее.
        - Действующий?
        - Кто ж его знает. По виду не скажешь. Теперь это пустое замерзшее здание. Наша с вами задача заключается в том, чтобы выяснить, когда его установили и, если повезет, то - кто? Я уже отправлял несколько беспилотников в Прошлое, примерно - на полторы тысячи лет, но камеры никакого движения не зафиксировали. Картина все та же... Теперь, наверное, придется прыгать до минус десяти тысяч или еще дальше - на миллион лет. Не исключены и пилотируемые полеты. Впрочем, на все воля профессора Глокенхаммера... Вы ведь уже знаете его?
        Илар кивнул, но сидящий впереди техник-пилот этого, разумеется, видеть не мог, пришлось отвечать: "Да".
        Он видел, но не общался с Томасом Глокенхаммером - долговязым англичанином, с редеющими волосами и серыми мешками под глазами, висящими, как уши гончей. Этот ученый муж был слишком озабочен своими проблемами, чтобы обращать на кого-либо внимание.
        - А какие будут инструкции, на случай, если я, допустим, встречусь с неведомыми строителями? - спросил Илар.
        - Стратегия поведения в этом случае еще не выработана, но профессор Глокенхаммер вам даст кое-какие инструкции.
        Они летели уже минут пять на высоте тысячу метров. Изредка над ними проплывали желтые клочковатые облака, а иногда и зеленые. Внизу стелилась белая скатерть снежного покрова, перемежаясь пространствами чистого льда. Илар понял: чистые участки возникают оттого, что там нет достаточных препятствий для задержки и накопления снега, и ветер сдувает его.
        Слева на грани видимости, на белом фоне виднелась узкая темная лента, которая, виясь меж снежных торосов, терялась вдали. Илар спросил об этом Ясона, и пилот охотно отозвался:
        - Это река.
        - Как река? - удивился новичок.
        - Река из жидкого аммиака, - буднично пояснил Ясон Аркадос.
        Ветер был встречным, и все крепчал, птер еле тащился, норовя сорваться в штопор.
        - В следующий раз поедем на вездеходе, - возясь с управлением, проворчал пилот - Эти птички не вполне надежны при большой скорости ветра.
        - А почему базу развернули так далеко от объекта? - поинтересовался Илар.
        Пытаясь оглянуться, чтобы видеть начальство, Ясон ответил:
        - Сначала "Тритон-1" строился как обычная исследовательская станция безотносительно к Башне. И лишь позже станцию передали в ведение ЦИТИ.
        - Можно было телепортаторы поставить.
        - Прогулка перед работой и после благоприятно действует на психику. Так говорит профессор Глокенхаммер.
        - Так говорил Заратустра, - усмехнулся Илар.
        - Кто?
        - Неважно. Долго еще?..
        - Уже прибываем.
        Птер чересчур охотно накренился на левое крыло, стал снижаться, почти падать и вдруг перед самой землей выровнялся, и тогда Илар увидел объект.
        Он походил на небоскреб, выстроенный в форме початка кукурузы. Коньковые полозья чиркнули по льду, машина замерла, Подернутые инеем крылья сложились. Только когда они приземлились у подножия сооружение, стало заметно, насколько оно огромно. Округлая макушка небоскреба возносилась не менее чем на стометровую высоту. Материал постройки по виду казался стеклом, но мог быть чем угодно. Стены из неизвестного материала покрывали ветвистые узоры изморози, кое-где налип снег. Здание стояло на неком фундаменте четырехугольной формы. Была еще деталь: кольцеобразное утолщение внизу, где корпус сходился с фундаментом, этакий бублик. Возможно, для того, чтобы придать постройке большую устойчивость.
        Учитывая здешние ураганы, аэродинамическая форма сооружения была выбрана неслучайно. Плоские стены имели бы большую парусность и вряд ли устояли бы под свирепыми напорами ветров. И все же было не понятно, для чего все это выстроено на краю человеческой вселенной.
        - Внутрь башни войти пробовали? - спросил Илар, вылезая из птера и направляясь к гигантскому артефакту.
        - Само собой. Там есть дверь, но она не открывается. Так и сяк пытались проникнуть. Даже сделали подкоп, чтобы пробраться снизу, но там непробиваемое днище. И стену долбили, тот же самый материал - не поддается ни лазеру, ни алмазным бурам и резакам.
        - А что думают по поводу этого сооружения кваки? - Илар задрал голову, разглядывая вершину.
        - Они же нам не докладывают, - хохотнул Ясон. - Но в дела Поста не вмешиваются. Исследованиям не мешают.
        - Так, может, это их сооружение? - рискнул предположить Илар.
        - Об этом подумали сразу, но профессор Глокенхаммер доказал, что башня не имеет ничего общего с архитектурой Лонгов... то бишь кваков. И вообще они ведь строят в основном под водой. На кой черт им эта башня?
        - Для доказательства своего приоритета. В смысле, что однажды застолбили территорию - и ушли. Теперь вернулись и заявили свои права на всю Солнечную систему...
        - Шеф, а вы, оказывается, умный человек, - без всякого подхалимажа сообщил Ясон. - Подобную же мысль высказал археолог Хопкинс.
        Илар испытал жгучий приступ стыда. Хорошо, что Ясон через стекло шлема не разглядит сильное его смущение. С каких это пор он стал присваивать себе чужие мысли? В данном случае - суждения Хейца. И хуже того - высказывать их как свои...
        Они обошли загадочную башню. Фундамент прорезался лестничными маршами с каждой из четырех сторон. Ступеней было ровно пятьдесят. Все под ногу человека - не выше, не ниже. Дверь была только с одной стороны. Она располагалась на "бублике", том самом утолщении, опоясывавшем здание. Дверь была в форме овала, разумеется, закрытой и если бы не располагалась в специальном углублении, то вряд ли была бы вообще видна - настолько все щели оказались забиты снегом и скованы морозом.
        Рядом с дверью имелся квадратный выступ, размером с книгу, и на этой плоскости виднелось углубление в виде круга.
        Илар выскреб забившийся снег, приложил ладонь. Пальцы, одетые в перчатку, плохо ложились в углубление.
        - Хотите таки образом открыть дверь? - добродушно усмехнулся Ясон. - Уже пробовали. Бесполезно.
        - Да нет, просто примеряю, - ответил Илар совершенно искренне. Конечно же, глупо надеяться, что механизм двери сработает, после тысяч лет бездействия. Но тут ему пришла в голову идиотская мысль, которую он тут же высказал напарнику:
        - А может, и сработает... если приложить ОБНАЖЕННУЮ руку.
        - Хм! - оторопел Ясон. - Эта никому в голову не приходило... Надо будет сказать об этом профессору... Если он выслушает...
        - Можно и без него попробовать, - предложил Илар и сделал движение, словно хотел снять перчатку.
        - Вы с ума сошли! - взвизгнул Ясон. - Извините... Но это абсолютно безумная идея. Потеряете руку. Материал стен имеет температуру окружающей среды - минус 150, 170 градусов.
        - А если быстро?
        - Даже не думайте, - переполошился парень. - Вы хоть и старший, но я не позволю... Ладонь примерзнет, не отдерете! Потом - полное обморожение... и сама обломится, как стекло. Подумать даже страшно!
        - Ладно, я пошутил, - успокоил напарника Илар, хотя на самом деле мысль захватывала его все больше, превращаясь в идею-фикс. Теперь, наверняка, он только и будет думать об этом.
        - В принципе, конечно, попробовать можно, - помолчав, сказал деловитый помощник. - Только надо подготовиться. Приладим сюда тамбурочек надувной, поставим тепловентиляторы... Да, но этого будет мало... Нужно будет как следует прогреть стены... Нет, это не выполнимо... Затратим прорву энергии, а результат может быть нулевым.
        - Ладно, там видно будет, - сказал Илар, замечая, что помощник быстро охладевает к его идее, как охладевает все сущее здесь.
        Они спустились с лестницы и прогулялись по округе. Местный пейзаж был все тот же. Камни, лед, снег из углекислоты. Ветер и холод. Илару показалось, или на самом деле, его слегка поколачивает дрожь. Неужто мороз проникает сквозь многослойную ткань скафандра и даже обогрев его не сдерживает? Да, ноги подмерзают. И руки. Не пора ли домой?
        Задрав голову, он последний раз взглянул на башню. И высказал, наконец, свою мысль. Простенькую, но свою:
        - Ясон! Знаешь, на что это похоже?
        - На маяк?
        - Нет. Эта штука похожа на член. Огромный такой половой член.
        Глава 9
        По вечерам собирались в кают-компании. Здесь отдыхали, в непринужденной обстановке обсуждались текущие проблемы, подводились итоги рабочего дня, планировались эксперименты. Зайти сюда имел право каждый, невзирая на должность и социальный статус. Это было единственным местом на станции, где все были равны. Этакий оазис демократии.
        Но в данный момент здесь собрались одни ученые.
        Археолог Хопкинс и физик Свенсен играли в шахматы.
        Энтони Хопкинс в свитере цвета хаки с кожаными налокотниками, загорелый, усатый, с прямым взглядом серых глаз, благостно улыбался, не подозревал, что коварный швед готовит ему сокрушительный удар через два хода.
        Юкос Свенсен, небольшой плотный человек с интеллигентным, очень добрым, можно даже сказать милым лицом. Но во взгляде его, вроде бы дружеском, ласковом, все-таки выражалось сознание своего превосходства. Потому Илар не спешил представиться как земляк, чтобы снискать его благосклонность.
        Доктор истории и археологии, профессор Глокенхаммер о чем-то разговаривал с планетологом Ватару. Идо Ватару - японец, лицо отечное, как у сердечника - отвечая, долго тянул "Са-а"* [*междометие, выражающее раздумье при ответе (яп.)].
        Глокенхаммера, очевидно, подобная манера говорить раздражала, он геморройно морщился, глядя в стакан с напитком, а может, напиток паршивый попался.
        Войдя в помещение кают-компании, Илар смутился, не видя себе равных по статусу. Покраснев, он полез в книжный шкаф, да еще на верхние полки по приставной лестнице. "Боже мой, что я делаю! - с жалостью к себе подумал старший техник-пилот. - Ведь мне на этих полках ничего не надо".
        От страха он оглянулся и увидел, что Глокенхаммер смотрит на него. Молодой человек чуть не упал с лестницы. Глокенхаммер отвернулся, уткнувшись носом в свой стакан. Ватару сказал очередное "Са-а".
        Было непонятно, о чем могли разговаривать эти двое, столь разных по специализации ученых, как археолог и астроном-планетолог. Разве что о свойствах грунта. Невольно прислушавшись, Илар с удивлением уразумел, что беседовали они о способах разведения цветов. Оказывается, они оба были страстными цветоводами-любителями. Наверное, предположил Илар, японец выращивал хризантемы, а Глокенхаммер - розы. Впрочем, это штамп. Может, как раз наоборот.
        Чтобы не стоять фонарным столбом, Илар потянул первую попавшуюся книгу, но она как назло не вытаскивалась из тесного ряда своих собратьев. Пришлось применить вторую руку и дополнительные усилия. В результате в руках у него оказалась целая пачка книг, вернее, целый блок. Приглядевшись, к своему стыду он понял, что это не книги, а пластмассовая коробка, их имитирующая. Ну конечно, откуда здесь могут быть бумажные книги, ведь это не историческая библиотека и не частное собрание. Книжный шкаф был декорацией, частью интерьера, чтобы создать уют, интеллектуальную атмосферу, в которой хорошо думается. Для хранения же информации существуют куда более компактные и надежные носители, чем книги.
        Илар, услышав за спиной добродушный смех Хопкинса, быстро поставил раскрашенный ящичек на место.
        - Молодой человек, - сказал профессор Глокенхаммер.
        - Да, сэр? - Илар спрыгнул с лестницы, подошел к научному руководителю.
        - Стало быть, вы считаете, что исследуемый нами объект похож на фаллос?
        У старшего техника-пилота перехватило дыхание, щеки полыхнули огнем. Впервые он подумал плохо о Ясоне: "Гад, предатель, стукач!"
        - Н-н-но это была скорее шутка, хм-хм... - он попытался оправдаться.
        - В каждой шутке есть зерно истины. Вы смотрели в корень. Интуиция вас не подвела, - и, обратясь к ученому собеседнику, Глокенхаммер продолжил: - Вот вам мнение незаинтересованного человека. Устами младенца, как говорится...
        - Что ж, уважаемый кёдзю [профессор (яп.)], это nes plus ultra ultima ratio [в высшей степени решительный аргумент (лат.)] любезно ответил японец и неприятно захихикал.
        - При всем уважении, профессор, - оторвавшись от шахмат, сказал Хопкинс, - не могу с вами согласится.
        - Да-да-да, - стал горячиться Глокенхаммер, - я продолжаю настаивать - это типичный лингам. И не просто лингам, а лингам-йони. То есть фаллос во взаимодействии с вагиной. Кольцо в основании сооружения - это символическая вагина, а квадратный фундамент символизирует четыре стороны света, то есть вселенную. Таким образом, мы имеем дело с типичным культовым сооружением...
        Далее профессор Глокенхаммер разразился лекцией, из которой Илар узнал следующее:
        В древнеиндийской иконографии лингам являлся обобщенным символическим образом мужского детородного органа (фаллос), как высшего воплощения созидательного первоначала, которое олицетворяет бог Шива, господин над всеми живущими. Это изображение фаллоса восходит к доисторическим культам плодородия, однако в пластике почти всегда изображается совершенно удаленно от натуры, а именно как округленный столб, который можно еще интерпретировать как ось мира.
        По сути, это концепция дуалистической системы, которая сводит полярность полов к высшему единству. Лингам-изображение в культе Шивы часто находится в связи с символом ЙОНИ. Вокруг основания каменного столба замыкается каменное КОЛЬЦО - все вместе это олицетворяет взаимодействие мужского и женского первоначала, на котором зиждется вся жизнь.
        До сих пор еще живо в Индии почитание бога Шивы Махалинги, чей детородный орган в пещере Арманат в Кашмирских горах посещается бесчисленными паломниками. Здесь, по преданию, в доисторические времена Шива явился в огненном столбе, который затем отделился и освободил образ Шивы. В самой пещере паломники могут созерцать сталагмит приблизительно фаллической формы. Согласно историческим документам средневекового государства кхмеров (Камбоджа) в индуистскую эпоху Ангкора в центре городских сооружений, которые отражают в форме квадрата систему мира, находился священный Шива-лингам.
        - Но откуда, черт побери мою ирландскую бабушку, - вскричал несдержанный Хопкинс, - на задворках Солнечной системы появился этот Шива-лингам!? Памятник типично земной культуры? Ведь мы имеем дело с артефактом внеземного происхождения. Судя по всему, чрезвычайно древним, установленным в те времена, когда на Земле, может быть, жизнь только зарождалось.
        - Ну и что? - ответил невозмутимый швед. - Неведомые строители специально оставили такой символ, значение которого мог бы легко расшифровать любой землянин. Что может быть проще, извините, хуя?
        От респектабельного шведа такого вульгаризма никто не ожидал. Впрочем, шведы они такие...
        - По-вашему выходит, они предвидели, каковы будут анатомические особенности человека? - горячился ирландец.
        - Почему именно человека, может, динозавра. И по размерам больше подходит...
        Все засмеялись, как будто это было не собрание ученых, а студенческое сборище.
        - Годзилла! - гортанно вскричал японец и словно бы про себя добавил. - Сутэкина опюицуки [блестящая идея (яп.)].
        Веселья прибавилось.
        Глокенхаммер серьезно продолжил:
        - Вы правы, Юкос. Что может быть проще и понятнее фаллоса... Это некий архетип, символ, понятный любому гуманоиду. И теперешняя находка подтверждает эту гипотезу. Таким образом, можно сделать вывод, что мы имеем дело с артефактом, строители которого были похожи на людей. Следовательно, Лонги, а по простому кваки, к этому никакого отношения не имеют. У них иные формы размножения.
        Пока все переваривали это сообщение, швед, довольно улыбаясь, объявил: "Мат!", и стал набивать свою трубку, уминая табак большим пальцем.
        - Puttana madonna! - экспансивный ирландец с проклятиями и грохотом перевернул доску.
        - Завтра утром подойдите ко мне, обсудим график запуска зондов и прочего, сопутствующего этому, - сказал Глокенхаммер Илару.
        - Хорошо, сэр, - кивнул головой старший техник-пилот и решился на вопрос: - Не планируется ли пилотируемый полет в Прошлое?
        Глокенхаммер опять геморройно поморщился и ответил несколько резковато, что пока в этом нет необходимости.
        Начальник еще что-то хотел сказать, но передумал и повернулся к своему коллеге-цветоводу: Илар понял, что может быть свободным.
        Он вернулся к себе в каюту с теплой симпатией к Глокенхаммеру. И вместе с тем он испытывал двойственное чувство. Где-то в глубине души вскипало раздражение. К его мнению прислушались, да. Но его самого, как личность, всерьез не воспринимают. Он для них по-прежнему не более чем камердинер или шофер для господина, который случайно, по глупости что-то там угадал. И не более того.
        Подобно многим молодым людям, Илар оценивал себя не вполне адекватно, как бы авансом - не за настоящие достижения, а за некие будущие заслуги. Пожилые люди, у которых большая часть жизни в прошлом, этой странной самооценки не понимают, отсюда часто и возникает пресловутый конфликт поколений.
        Острое недовольство собой переросло, незаметно для него самого, в парадоксальную форму неприязни к ученым. Это был типичный психологический перенос. С больной головы на здоровую, говоря попросту.
        "Почему они все такие напыщенные? - с обидой думал он. - Разве я букашка? Я могу такое, что не под силу им".
        И, не сдержавшись, громко воскликнул:
        - Я могу их в порошок стереть. Даже упоминания от них не останется!
        В дверь постучали. Сердце гулко ударило, и знобящая волна ушла в пятки. "Ерунда, стенки звуконепроницаемы". Он даже с неким вызовом нажал кнопку, отпирающую замок. Переборка открылась.
        - Аркадий Петрович Зарянский, - представился гость, переступая высокий порог, - биолог и заместитель начальника Поста по научной части. Но сейчас я пришел к вам не как начальник к подчиненному, а как сапиенс к сапиенсу. Скучно здесь, знаете ли...
        - Весьма рад, - пожимая протянутую руку, ответил Илар, необычайно польщенный вниманием важных людей к своей скромной персоне. Вот они, наконец-то, первые плоды повышения по службе!
        Про Зарянского он уже кое-что знал. Зарянский, контактируя с учеными, жил их нуждами, заботами, и все же он не принадлежал всецело клану ученых, оставаясь одновременно служащим Поста. Был он низкого роста, плешивый, со скромным зачесом поперек темени. Лицо овального покроя, с маленькой черной бородкой под самой губой.
        Илар не знал, куда посадить важного гостя - на кровать или на единственный стул. Но Аркадий Петрович не стал никуда садиться.
        - Не извольте беспокоиться. Я, собственно, от Гемборека, мы собираемся у него... Если припоминаете, он приглашал вас, но вы все чураетесь нашего общества...
        - Я не... чураюсь, - стесняясь и оправдываясь, ответил Илар, и приятная волна чувства собственной важности стала раздувать его как воздушный пузырь. - Все как-то не было случая... Пока входил в курс дела...
        - Ну так пойдемте скорее, а то уже налитый спирт выдохнется.
        - Ну что ж, извольте, - в тон гостю ответил старший техник-пилот, а про себя вдруг опасливо подумал: "Уж не пьяница ли он?"
        Аркадий Петрович был русским. По натуре мягкий, добродушный, чувствительный. Он производил приятное впечатление и беззлобным подшучиванием над собеседником, и тем, что с интересом его выслушивал, и тем, что прозорливо оценивал каждого.
        Гемборек благоволил к Зарянскому, потому что этот русский имел польскую фамилию, часто приглашал Аркадия Петровича к себе. Комната Гемборека была просторней, чем иларова каморка, просторнее и душевнее что ли. Тут были какие-то сверхъестественно удобные мягкие кресла, а на электрическом камине стояли рядками фотографии родственников и бронзовая статуэтка какого-то святого - по виду старинной работы. И несколько хромированных кубков - награды за спортивные достижения по гребле на каноэ. Гемборек пояснил: память о студенческой младости.
        Стены украшали дипломы Гемборека, с золотыми печатями, в темных рамках под стеклом. Оказывается, несмотря на кажущуюся молодость, он уже успел многое - получил диплом бакалавра медицины и магистра хирургии.
        Сам хозяин комнаты принял гостей радушно. Усадил за круглый уставленный яствами стол.
        - Прозит, - поспешил Гемборек, держа на уровне глаз рюмку с чистым, как слеза, спиртом.
        - Да! - подхватил Аркадий Петрович. - Теперь нашего полку прибыло. Выпьем же за это.
        Зарянский вкусненько пил, не морщась и совершенно не пьянея, обстоятельно и вкусненько же закусывал. Все он делал как-то вкусненько да уютненько. Так же и говорил. Он любил изъясняться поэтическим языком, вплетая в обыденную речь цитаты из стихов своих соотечественников. Например, о себе он говорил, что он - человек из России, "земли неслыханного страха". Впрочем, оправдывался он, о теперешней России такого не скажешь. Она стала нормальной страной, как и все... Или почти нормальной... Но, понимаете ли, сударь, прошлое не проходит бесследно, оно как бы всегда где-то поблизости; это как тень, оглянешься и увидишь её - тень прошлого.
        Общаясь с Аркадием Петровичем, Илар вскоре заметил, что он, как и Елена, как, впрочем, и все русские, был разочарованный жизнью человек, но тщательно скрывающий свою разочарованность за шутками и прибаутками.
        "Может ли быть такой человек "Музыкантом"? - спрашивал себя Илар. И не мог ответить ни положительно, ни отрицательно. Только подметил, что статус у него подходящий для того, чтобы состряпать фальшивое разрешение на пилотируемый полет.
        Такие посиделки стали повторяться почти ежевечерне. Не всегда со спиртом, но почти всегда с душевными разговорами. Злость на ясоново предательство у Илара прошла. Может быть, позвать парня, однажды подумал он, а то сидит у себя один, не с кем словом перемолвиться.
        Гемборек против Ясона не возражал. Аркадий Петрович встретил парня в свойственной ему манере. Он воскликнул, явно откуда-то цитируя:
        - А, наш Ясон, руна стяжатель золотого.
        - В каком смысле? - испуганно спросил тот.
        Ему ответили веселым смехом.
        Так парень стал иногда пополнять теплую компанию. Сидел в уголку и слушал умные речи А. П. или язвительные - Гемборека. А про свое "предательство" оправдывался перед Иларом - мол, не нарочно... случайно сболтнул, а Глокенхаммер...
        Захмелевший Гемборек встрепенулся, словно услыхал непристойное ругательство.
        - Глокенхаммер! Толстокожий сакс. Уж эти мне англичане. Их так и пучит от снобизма и запоров. Он, видите ли, из Оксфорда!
        Илар понял, что Гемборек не жалует и англичан.
        - А как вы относитесь к Жаку Пулену? - спросил Илар Гемборека.
        - Стервятник, - плюнул доктор.
        - А я его зову Connard, что по-французски означает "козел", он ведь француз, - засмеялся Аркадий Петрович и вдруг посерьезнел, сжал кулаки и, потрясая ими, ответил: - Я его ненавижу всеми фибрами души! Такие люди, как он, замучили моего предка в подвалах Лубянки.
        Илару показалось, что Зарянский, несмотря на мягкость и добродушие, может быть жестоким, как все слабохарактерные люди. Возможно, здесь кроется секрет русского бунта - кровавого и бессмысленного. Однако сам Зарянский вряд ли будет бунтовать, скорее уж подстрекать.
        Илар все чаще думал, не является ли этот русский тем самым скрытым агентом Сопротивления? Уж кому и быть революционерами, так это русским. У них это в крови. Илар поймал себя на мысли, что неосознанно пытается вычислить "Музыканта". А ведь это опасно. Праздное любопытство в таких делах до добра не доводит. А может, любопытство его не праздное? Может, он уже дозрел до.
        Иногда, когда на Аркадия Петровича нападал приступ русской хандры, он вздыхал и говорил: "Я как былинка в поле!" Или читал стихи на странно жестком и одновременно певучем языке, даже Ясон догадался, что - на русском:
        Далеко до лугов, где ребенком я плакал,
        упустив аполлона, и дальше еще -
        до еловой аллеи с полосками мрака,
        меж которыми полдень сквозил горячо.
        Но воздушным мостом мое слово изогнуто
        через мир, и чредой спицевидных теней
        без конца по нему прохожу я инкогнито
        в полыхающий сумрак отчизны моей.*
        [*стихи В. Набокова]
        - А теперь переведите, - требовал Гемборек.
        - Да-да, пожалуйста, - поддерживал Ясон.
        - Не буду, - упрямился А. П. - Это все равно, что вместо чистой водки подать самогон.
        - Ну, тогда выпьем чистый медицинский спирт, - предлагал Гемборек.
        - Русский язык - великий, - сказал Илар, не зная, с какого боку подступиться к Зарянскому. Выпив очередную рюмку, старший техник-пилот почувствовал, что совсем окосел.
        - Да уж, с интерязом, этим искусственным, кастрированным чудовищем, на котором мы с вами вынуждены общаться, не сравнить, - заявил Зарянский, оставаясь трезвым как стеклышко, хотя выпивал больше всех. - Наш могучий русак, он абсолютно великолепен!
        Илар решил воспользоваться этой идиллической для Аркадия Петровича минутой, чтобы спросить о главном:
        - Скажите, что означает для вас понятие "свободы"?
        - Это смотря кем вы себя чувствуете, - лукаво отвечал Аркадий Петрович. - Если - собакой, то вам нужен хозяин. Если кошкой, то вам нужна независимость. А если вы птица!..
        Зарянский, казалось, сейчас вознесется.
        - А если человек - свинья? - засмеялся Гемборек.
        - Тогда ему нужна грязь, - спустившись из-под облаков, ответил Зарянский.
        - Говорят, что кваки живут в болотах, - вставил Ясон. - В Откровении Иоанна Богослова упоминается о "казни египетской" в виде нашествия лягушек или жаб...
        - Выдумки, - отрезал доктор. - Отцы церкви намекали на жизнь в тине и кваканье лягушек как на символы дьявола или еретического лжеучения. Что касается кваков, то они живут в подводном городе - Акваке... А вообще, господа, у меня есть гипотеза, что кваки - далекие, выродившиеся потомки рыбообразных божеств Дандрама. В "Мабиногионе" - сборнике прозаических валлийских преданий - рассказывается о форморианах. Форморианы - это такие рыбообразные божества, мрачные морские гиганты, легендарные великаны, населявшие древнюю Ирландию. Люди и боги воевали против великанов, боги победили и загнали великанов в тартарары, на дно океана. А теперь вот они вылезли. Чтобы отомстить человечеству... Ясно ведь, что ни из какого космоса кваки не прилетали. Они были здесь изначально...
        - Любопытная теорийка, - уютно пощипывая бородку, сказал Аркадий Петрович.
        - А если я чувствую себя Человеком? - с пьяной занудливостью пристал Илар к А. П.. - нужна мне свобода или нет? В широком смысле... - он повел рукой, в которой держал стакан с тоником. Напиток плеснул через край.
        Зарянский отшатнулся, чтоб его не облили, и без привычной улыбки ответил и даже с раздражением, словно пытался отмахнуться от назойливой мухи.
        - Если вы спрашиваете, значит, нет. А вообще, на провокационные вопросы не отвечаю.
        Илар удивленно посмотрел ему в глаза. Глаза были светлые, как море под свежим ветром, взгляд твердый, однако настороженный.
        "Он, скорее, поэт, чем музыкант, - подумал Илар. - хотя ведет себя весьма осторожно... А я слишком прямолинеен.
        - Мой друг, - сказал Гемборек, обнимая Илара пьяной рукой, - не стоит обращаться к Аркадию Петровичу с наивными вопросами. Ответы на них давно известны: Свобода - это тоска по хозяину. Что ты еще хочешь знать? Ты молодой, тебя должна интересовать любовь. Пж-ж-жалуйста: любовь - это чувство, которое человек испытывает к самому себе. Хочешь, открою тебе еще тьму истин: жизнь - это стремление к смерти. Смерть - это выход на старт в очередной пульсации. Дежа вю. Истина в том, что ничто не истинно. Ву компрене? А теперь забудем всю эту муть, и будет говорить о более важном.
        - О чем? - встрепенулся Илар, стараясь сделать так, чтобы лицо собеседника не раздваивалось.
        - О милых пустячках, - ответил доктор.
        После разговора о свободе, Аркадий Петрович избегал Илара или отвечал односложно. Видно было, что он чего-то опасается. "Не хватало, чтобы меня посчитали провокатором, - подумал Илар. - С кем же мне тогда поговорить по душам? Ясон молод и глуп. Гемборек принципиально несерьезен. Только и остается А. П., но он как раз и не желает разговора на опасную тему. Кому же тогда раскрыть душу? К кому обратиться за советом и поддержкой? У кого спросить, не террорист ли имярек? Не у Пулена же?
        По законам детективного жанра искомая личность всегда тот, кто меньше всего вызывает подозрение. Но детектив - это одно, а жизнь - совсем другое. Если Пулен - "Музыкант", то при таком сообщнике вообще не нужны будут никакие разрешительные документы. Ведь он сам контролер.
        Если это предположение верно, то тогда понятно, почему Стервятник, грубый с другими, благорасположен к Илару? Не потому ли, что ему нужен пилот? Ведь сами контролеры не умеют пилотировать хроноджеты. Их этому не обучают. Их дело контролировать, предотвращать террористические акты во Времени.
        Но Илар совершенно не мог представить, как заговорит с этим монстром на скользкую тему. А если Стервятник никакой не "Музыкант" (Господи! Вот уж кому меньше всего подходит эта кличка!), то тогда это будет явный провал. Сорвется весь план. И под удар будет поставлены люди, причастные к заговору.
        - И почему ты, идиот этакий, - обругал Илар себя, - не настоял и не узнал у Хейца пароль или что у них там на сей случай запланировано? Какой-нибудь тайный знак, предмет...
        Глава 10
        По утрам Ясон раскочегаривал мощный японского производства вездеход "бофу" на воздушной подушке. Потом на борт, если была необходимость, загружалось оборудование, следом вскакивали ученые, и техник-пилот отвозил их на объект, а вечером привозил обратно. Целую смену ученая братия возилась со своими приборами, расположенными вокруг башни. Для кратковременного отдыха и смены баллонов с воздухом использовались надувные купола. Там создавалась временная атмосфера, и было относительно тепло. Но редко кто решался вылезти из скафандра. Обычно снимали только шлем, который при аварийной ситуации можно было быстро надеть.
        К удивлению и тайному стыду Илара, его глупую идею решили проверить на практике. Для этого впритык с башней, там, где был вход, соорудили надувной тамбур. Установили обогреватели, и вот уже два дня нагревают участок стены с отпечатком ладони неведомых строителей. Видать, ученые совсем отчаялись разгадать тайну башни, коль хватаются за такие сомнительные соломинки.
        За два дня температура стены стала на пару градуса выше окружающей атмосферы и больше не поднималась. Что и следовало ожидать. Потом случилось ЧП. Илар в это время был на стартовой площадке, готовил к запуску очередной беспилотный темпо-зонд. Аппараты забрасывались в Прошлое, и, скользя во времени к исходной точке, они выборочно проводили съемку местности. Таким вот утомительным способом надеялись засечь момент появления на Тритоне неведомых строителей Лингама.
        В неурочный час, где-то посреди смены, мимо, в направлении станции промчался "бофу", высоко взметая вихри углекислого снега. Илар вызвал по связи Ясона и потребовал объяснений. Срывающимся голосом его подчиненный доложил - с профессором Глокенхаммером случилась трагедия! Ему нужна срочная операция. Доктор Гемборек уже предупрежден. Судя по всему, профессору грозит ампутация руки.
        Ясон отключился без разрешения, понятно, что сейчас ему было не до разговоров. Илар все бросил и огромными прыжками побежал на станцию. Спустя несколько минут, прибыл на место, увидел, что вездеход уже стоит, и безвольно лежащее тело Глокенхаммера поднимают на открытой лифтовой платформе.
        Через час из операционной вышел бледный Гемборек, в зеленом халате, кое-где испачканный кровью.
        - Руку спасти не удалось, - срывая тончайшие резиновые перчатки и бросая их в урну, сказал он.
        Идо Ватару принял это сообщение с азиатской невозмутимостью. Юкос Свенсен тоже молча стал набивать трубку. А чувствительный Энтони Хопкинс застонал, словно это он потерял конечность.
        - Не переживайте, пришьем новую, - утешал его Гемборек. - Я уже запустил клон-камеру...
        Гемборек вновь наливался уверенностью.
        Вскоре Илар узнал все подробности трагедии. У Глокенхаммера не выдержали нервы. Ему надоело ждать, надоел застой в исследовании артефакта. Надоело строить бесплодные догадки и предположения, хотелось практической работы астроархеолога. Нужен был решительный прорыв. Нужно было открыть эту проклятую дверь! И он, как истинный ученый, решился рискнуть своим здоровьем, пожертвовать ради науки левой рукой.
        Глокенхаммер затянул на рукаве ремешок, чтобы воздух не выходил из скафандра, и снял перчатку. Под пологом было тепло и даже жарко, но стена... Глокенхаммер приложил ладонь к оттиску круга, и дверь - о чудо! - открылась, словно не сковывал её тысячелетний мороз. Глокенхаммер закричал, чтобы вставляли распорки, которые бы помешали закрытию двери. Сначала никто не понял, потому что не ожидали от серьезного ученого такой выходки. Когда поняли - засуетились. Пока нашли подходящий подручный материал, пока застопорили дверь... Глокенхаммер мужественно терпел, но вскоре упал на колени, вытянув руку. Ладонь его примерзла к стене намертво. Все были в шоке, только швед не растерялся. Юкос Свенсен быстро отцепил от походного набора на своем скафандре термос с горячим какао. Отвинтил крышку и дрожащими руками стал поливать ладонь несчастного Глокенхаммера и прилегающий участок стены кипятком.
        Глокенхаммер зарычал от боли, все заволокло паром. Оставляя куски кожи и кровавую слизь, которая тут же застывала, ладонь частично отделилась от стены. Юкос плеснул еще, стена окрасилась кровью, мгновенно покрылась ледяной коркой. Ладонь отделилась наполовину. Глокенхаммер выл от боли. Идо Ватару по-самурайски выхватил нож. Длинное гибкое лезвие чиркнуло по стене, отрезала промерзшие лоскутья кожи. Рука наконец-то окончательно отделилась от стены, кровавая, истерзанная рука. На короткое время Глокенхаммер потерял сознание. Его поддержали, чтобы не упал, поспешно, вкололи обезболивающее, натянули перчатку на то, что осталось от ладони, защелкнули манжет...
        Слушая рассказ Ясона, Илар вспомнил эпизод из раннего своего детства, когда он с родителями еще жил на краю датского острова Амагер, в небольшом портовом городке Драгер. Напротив их дома, у соседа по переулку был забор, собранный из отходов листовой меди. И вот как-то зимой, в мороз, маленький Илар решил провести эксперимент: что будет, если приложить язык к медной пластинке. Кончик языка мгновенно примерз к холодному металлу. Илар не догадался отогреть пластинку горячим дыханием, а стал отрывать язык. Не получилось, он запаниковал, заревел, и тут примерзли к забору его губы. На его визг примчалась бабушка, при этом она сразу сообразила, в чем дело, потому что в руке у нее уже была кружка с теплой водой. Мгновение, - и коварный забор уже отпустил его. Только на покрытой зеленой патиной пластинке остался клочок его любопытного языка, наверное, самый поверхностный слой - беловатый с красными потеками крови. Язык болел ужасно, но облегчение было великим.
        Старший техник-пилот провел кончиком языка по внутренней стороне верхней губы. Никакого шрама на языке не ощущалось. Все уже давно зажило, сгладилось временем. Остались лишь призрачные воспоминания. Он у забора, бабушка с кружкой, переулок, занесенный снегом забвения...
        Когда паника мало-помалу улеглась, и ученые вернулись на объект. Их жгло любопытство. Каждый стремился скорее попасть внутрь таинственного сооружения, ставшего вдруг доступным. Археологи - со своей целью, физики со своей, даже Аркадий Петрович надеялся там что-нибудь отыскать по биологической части.
        Едва они, переполненные впечатлениями, наконец, вернулись на базу, то сразу заперлись в кают-компании на секретный ужин. Пили горячий бренди, никого постороннего не пускали. Посторонним, конечно, был Илар. Было обидно, но приходилось мириться с мыслью о своей второсортности. И все же он решил побывать на объекте, ведь этого никто не запрещал.
        Он предложил Ясону съездить к башне и посмотреть, чего нового там обнаружили ученые. Помощник с энтузиазмом согласился. Он вообще все делал с энтузиазмом. С энтузиазмом работал, с энтузиазмом "стучал". Хороший парень.
        Они сели в вездеход. Ясон как всегда был за рулем. Завыли включенные турбины, водитель подал воздух в подушку, машина поднялась, воспарила над землей, развернулась по курсу и понеслась - быстро, плавно, почти без качки. Снег теперь валил гуще, и блеклое небо совсем опустилось низко. В лучах света натриевых ламп вездехода снежные хлопья приобретали розоватый оттенок. Как лепестки сакуры, подумал Илар. Японцу, наверное, бы понравилось.
        Вскоре "бофу" свернул на полукруглую подъездную площадку, что здесь образовалась частью от природы, частью - от каждодневных стоянок. Но сегодня подвалило снега и продолжает подваливать. Снег скрыл все следы утреннего и дневного пребывания ученых. Турбины стихли, юбка вездехода сдулась, он осел на стойки.
        В ярком луче нашлемного фонаря, снег казался особенно голубым, чистым и нетронутым. Ясон пошел впереди. Его ботинки с утеплителем на необычайно толстой рифленой подошве из алого пластика оставляли огромные отчетливые следы.
        Взойдя по лестнице, они приблизились к двери. Тамбур был убран за ненадобностью, и вход в башню зиял черным провалом на фоне покрытой изморозью стены. По бокам были видны нехитрые приспособления, сваренные из стальных уголков, эти штуки не давали двери закрыться. Впрочем, не было заметно, чтобы дверь делала хотя бы какие-то попытки закрыться.
        В проем можно было войти по одному. Право первенства было предоставлено Илару. Они переступили высокий порог и словно бы оказались на дне бассейна с голубой водой. Вообще-то они ожидали темноты в помещении, но лился откуда-то сверху призрачный жемчужный свет, да и стены были полупрозрачны. Так что мощность фонарей можно было умерить. Честно сказать, не хотелось им слишком себя выделять, мало ли что...
        Первой странностью, с которой они столкнулись, было то, что все внутреннее пространство башни, насколько мог охватить взгляд, пронизывалось не то паутиной, не то какими-то волокнами - тончайшими, голубыми, светящимися. И было хорошо видно, где прошли ученые, исследуя внутренность башни, - там волокна были разорваны, их невесомые концы шевелились в невидимом воздушном потоке, словно водоросли в пруду или щупальца актинии. Не мудрствуя лукаво и не слишком рискуя, они примерно шли теми же путями. При каждом шаге из-под ног взлетали, оторванные ранее, те же легчайшие, словно застывший свет, волокна.
        Илар решил ничего здесь не трогать, потому что ученые, наверняка, взяли образцы, какие были им необходимы, и дилетанту лучше излишней активности не проявлять. Экскурсию эту следует провести в виде беглого осмотра и валить отсюда.
        Путь, проторенный учеными, привел их к сооружению, напоминающему саркофаг. Высотой он был с человеческий рост, длиной более двух метров, шириной, примерно, чуть более метра. Судя по виду - очень массивная громадина. Сделан он был, кажется, из белого камня, наподобие мрамора, с постаментом из камня черного, тщательно отшлифованного. На "мраморных" стенках саркофага виднелись какие-то рисунки в виде орнамента. Илар все же усилил яркость своего фонаря, преклонил колено и попытался разобрать таинственную вязь. Орнаменты были вырезаны в камне. Причем располагались они в виде небольших спиралей, которых насчитывалось до десяти - этакие колеса, по четыре с каждой длинной стороны и по одному с торцов. Никаких других знаков, которые напоминали бы письменность, не было. Что весьма странно. Любопытно было бы иметь надпись на языке неведомой звездной расы.
        - Идо Ватару оказался прав, - сказал Ясон. - Это захоронение...
        Илар вздрогнул не от того, что услышал, а от самих звуков голоса, он на минуту забыл о стоящем рядом товарище. Они неуютно чувствовали себя в этой гробнице. То ли от волнения нервов, то ли от холода их начал сотрясать озноб. Место казалось зловещим. Хотелось отсюда побыстрей уйти. Что они, не сговариваясь, и сделали.
        Глава 11
        На следующий день Илар совершил сенсационное открытие. С утра он с Ясоном продолжил запуски автоматических зондов. Сканирование времени чрезвычайно нудное занятие. Аппарат забрасывается, скажем, на 1000 лет назад и начинает скользить во времени обратно, делая снимки нужной вам местности с интервалом один кадр за год.
        И вот камера одного из зондов запечатлела очень важное, давно ожидаемое событие, а именно: момент строительства Башни. У зонда было задание, при обнаружении активности на местности, на которой стоит Башня, увеличить частоту съемки с одного кадра за год до кадра в день. Но все произошло не так как предполагалось. Камерам пришлось поработать со скоростью 24 кадра в секунду. Просматривавший снимки Илар был поражен.
        Собственно, никакого строительства, в обычном понимании этого слова, не было. Все произошло в считанные минуты. При отметке на временной шкале зонда минус 3000 тыс. с лишним лет от момента запуска было запечатлено странное событие. Как будто "раскрылось небо", и замерцали божественные радуги, и оттуда, сверху, ударил яркий свет, достигший поверхности Тритона. Словно включили мощный прожектор. Голубоватый сноп света осветил вечную мерзлоту, рассеял сумрак планетки. Потом случилось следующее:
        Опять же с неба появилось некое прямоугольное тело, типа ящика, темное по сравнению с остальным светом. Тело, находясь внутри луча, стало опускаться вниз, как опускается кабина лифта внутри шахты, но никаких тросов видно не было. Вскоре предмет завис в нескольких метрах от вечного льда Тритона. Казалось бы, загадочная операция должна была продолжиться, но все неожиданно закончилось. Небо "закрылось". Радуги исчезли. А ЛУЧ СВЕТА С ВИСЯЩИМ ВНУТРИ ПРЕДМЕТОМ ОСТАЛСЯ НА МЕСТЕ! Словно свет стал твердым! Как оказалось, он и в правду обрел все свойства твердого тела, но не сразу. Какое-то время чудесная конструкция меняла форму, несколько оседая, как бы оплывая сверху и снизу, пока не застыла в виде знакомого уже гигантского лингама с кольцом внизу и квадратным основанием. С приобретением окончательной формы, Башня стала словно бы "остывать", теряя светимость и прозрачность, покрываться инеем. И вот вновь мрак сгустился, и Башня с вселенской тайной внутри, осталась стоять, как будто находилась здесь со дня сотворения мира.
        - Феномен твердого света, - сказал физик Свенсен, сидевший вместе со всеми в просмотровом зале. - Весьма любопытная технология, которая нам пока не по зубам. Неплохо бы это дело исследовать напрямую...
        - Ящик - это, конечно же, саркофаг, - заметил Хопкинс.
        Глокенхаммер (он уже поправлялся, но еще ходил с повязкой на руке, пока не зажили швы - ящерица, отрастившая новый хвост) высоко оценил принесенные Иларом материалы и даже (беспрецедентный случай!) оставил старшего техника-пилота на очередное вечернее совещание ученых.
        Обсуждался вопрос: вскрывать саркофаг или нет?
        Японец полагал, что в саркофаге захоронен воин, возможно даже великий. Какой-нибудь космический Атилла. Не нанесем ли мы оскорбление неведомой расе, вскрыв принадлежащее ей захоронение?
        - Мы все-таки в своей системе, - резонно заметил физик.
        - Почему именно воин, а не ученый, или просто инопланетянин? - подумал Илар, но оказалось, что от волнения он возразил вслух.
        Потому, демократично объяснил Идо Ватару, что почившим ученым обычно не возводят столь выдающихся сооружений.
        Ученые согласились: это уж точно.
        И потом, он, Идо Ватару, вовсе не уверен, что здесь захоронен инопланетянин.
        А кто же? - заинтересовались все.
        Японец шумно вздохнул и выдал безумную идею, которая ему почему-то пришла в голову. Идею, достаточно безумную, чтобы быть правдой.
        - Возможно, - сказал японец, - в саркофаге захоронен легендарный Арджуна, упоминаемый в Махабхарате". Тогда объяснимы индийские мотивы в архитектурном облике сооружения. Этот индоарийский пращур, как повествует сказание, обучался на небе военному искусству богов, принимал участие в войне, которую вели боги, и теперь мы были свидетелями его захоронения.
        - Любопытненькая гипотеза, - пощипывая маленькую бородку под губой, сказал Аркадий Петрович. - И если её развивать, то почему бы не предположить, что это могила не менее легендарного Еноха. Помнится, он часто путешествовал с богами по их небесам. Потом он пророчествовал много лет, написал 366 книг и вновь был забран на небо, на этот раз окончательно. То же самое можно сказать и про Илью-пророка...
        - Мы здесь собрались не для того, чтобы выслушивать сказки, - проворчал Энтони Хопкинс.
        - В каждой сказке есть доля вымысла, - сказал Глокенхаммер. - Какие еще будут предложения?
        - Может быть, имеет смысл обратиться за разъяснениями к квакам, - вынес осторожное суждение Зарянский, напомнив, "кто в доме хозяин". - Возможно, все-таки это их акция?..
        - Попечители обычно ничего не запрещают, - сказал Глокенхаммер. - Они лишь рекомендуют, для нашей же безопасности, не совать нос туда-то и туда-то. В данном случае мы никаких распоряжений ниоткуда не получали.
        Идо Ватару, однако, не унимался.
        - С такого рода захоронениями всегда связана некая мистическая тайна, - щуря и без того узкие глаза, сказал японец. - Вспомните проклятье фараонов, сгубившее многих археологов, которые проникли в пирамиды и там работали... Вспомните, наконец, что случилось со страной под названием СССР... 22 июня 1941 года в Ташкенте вскрыли гробницу Тамерлана. Через несколько часов началась война...
        - Чушь! - воскликнул экспансивный ирландец. - Можно подумать, что если бы гробницу Великого Хромоногого не вскрыли, то Гитлер бы отменил план "Барбаросса", который был разработан задолго до...
        - Именно так я и думаю, - ответил хладнокровный японец.
        - Бред! - распалялся Энтони Хопкинс. - Вы же ученый, хоть и астроном, а несете такую ахинею! Ох уж мне эти восточные люди! Каждую какашку они норовят завернуть в мистический фантик...
        - Господа!.. - насторожился Глокенхаммер, поднимая забинтованную руку в предостерегающем жесте.
        - Если мне приходится выбирать между долгом ученого и долгом чести, я выберу последнее, - сказал Идо Ватару. - И вот мое решение: я - против вскрытия саркофага.
        - Идите к дьяволу с вашим средневековым бусидо!.. - вскричал ирландец. - Обойдемся без вас. Тем более, что находка относится к ведомству археологии. И последнее слово за нами, археологами. Я ЛИЧНО вскрою крышку этого чертова гроба, и никакие силы ада меня не остановят!
        Когда представители желтой расы краснеют, кожа их приобретает коричнево-соевый оттенок, как у бонсай - изящной карликовой сосны, каковые выращивают японцы и держат их в своих гостиных. Именно в такого цвета статую превратился Идо Ватару.
        - Господа! - нахмурился Глокенхаммер, - прошу соблюдать политкорректность. Стыдитесь, Хопкинс!..
        - Если бы сейчас был XIX век, - без интонаций произнес японец, вынимая невидимый миру самурайский меч, - я бы вызвал вас на дуэль.
        - Коллеги!!! - Глокенхаммер встал во весь свой громадный рост. - Вот только резни нам здесь не хватало...
        - Отлично! - потер руки Хопкинс, - Поскольку меня вызывают, я имею право выбора оружия. Будем пить водку до потери пульса. Кто первым отдаст концы, тот проиграл.
        Японец убрал за пояс несуществующий меч и отговорился:
        - Известное дело - все ирландцы горькие пьяницы.
        - Господа, - вдругоряд воскликнул начальник, - ну соблюдайте же толерантность. Идо, ну что ты право...
        - Можете говорить мне "вы", - отозвался японец бесстрастно, - только при этом не просто произносите местоимение, а непременно представляйте себе иероглиф "благородный", которым оно записывается.
        - Ну вот, началось, - сказал Юкос Свенсен. - Гробница еще не вскрыта, а проклятие уже начинает действовать. Этак и вправду мы перережем друг друга. Я, пожалуй... - швед почесал шею концом трубки, - тоже проголосую против, мне, как физику, мумия инопланетянина не особенно-то и интересна...
        - А вы, Аркадий э-э... Пэтрович, - Глокенхаммер обернулся к Зарянскому, - "за" или "против"?..
        - А мне, - встрепенулся меланхоличный русский, - биологу, напротив, интересно вскрыть не только саркофаг, но и труп...
        Швед крякнул и пробормотал себе под нос в том смысле, что история учит, что она ничему не учит. Хопкинс опять вспылил:
        - Да что, в конце концов, со всеми нами может произойти? Мы и так под пятой кваков, так что нам завоеватели уже не страшны. А если нагрянут какие-то иные, так пусть они передерутся между собой...
        Илар быстро взглянул на Хопкинса, тот почему-то смутился, вероятно, пожалел, что сболтнул лишнее.
        - Может статься, что мы не гробницу открываем, а некий ящик Пандоры, - задумчиво посасывая трубку, сказал швед. И добавил зловеще: - После чего рухнет весь наш мир.
        Илар вздрогнул и подумал: "Не знамение ли это, в самом деле?" И тут же усмехнулся сардонически: "Уж не мнишь ли ты себя орудием Провидения?"
        Дабы принять окончательное решение, вопрос был официально поставлен на голосование.
        Энтони Хопкинс и Зарянский подняли руки "за". Идо Ватару и Свенсен - "против". Глокенхаммер посмотрел на свою забинтованную руку, поколебался и поднял здоровую "за".
        - Трое против двух, - подвел итог Глокенхаммер. - к тому же я, как руководитель, имею два голоса. Так что подавляющим большинством голосов постановили: ВСКРЫТЬ САРКОФАГ.
        Илар, чувствовавший себя именинником, получил очередную публичную пощечину: его мнения никто не спросил. А зря. Оно у него теперь имелось.
        Перенести саркофаг в лабораторию станции не представлялось возможным. Он был очень тяжелым и негабаритным. Вскрывали на месте. Из предосторожности работали механическими инструментами, а не лазером. Циркулярными пилами разрезали крышку на части, потому что целиком она не поддавалась. Мягкий камень легко резался.
        Внутри гробницы обнаружился большой продолговатый предмет, лежавший во всю длину саркофага. С помощью подъемных механизмов предмет был извлечен. Он напоминал лодку, сделанную, как оказалось, из чистого серебра. Тончайшая работа. Внутри лодки находилось мертвое тело гуманоидного вида. Труп, насквозь промерзший, как свежемороженая рыба, был завернут в грубоватую ткань, которая крошилась от прикосновений.
        Ученым, по крайней мере археологам, было ясно, что перед ними типичное захоронение, характерное для погребальных обрядов многих стран Древнего Востока. Типичное в том смысле, что труп укладывали в лодку. Лодка могла быть деревянной, либо из другого материала. Но суть одна: мертвец на этой лодке переправлялся через подземную реку в Царство мертвых.
        Среди тысяч мелких вопросов, которых хотелось кому-то задать, особой одиозностью выделялся один - ПРИЧЕМ ЗДЕСЬ ТРИТОН?
        И еще одна загадка: мумия оказалась младенцем.
        Со всеми предосторожностями тело было доставлено на станцию, в лабораторию, где командовал Аркадий Петрович. Сразу же начался осмотр находки, никто не расходился, даже Свенсен, даже Идо Ватару. Право авторитетного эксперта было предоставлено доктору Гембореку. Илар, стараясь быть незаметным, скромно просочился в уголок.
        По крайней мере, внешне гуманоид во всем походил на человека. Замерзшие его чресла прикрывала ткань, от мороза походившая на яичную скорлупу и которая трескалась и отламывалась, едва тело стали рассматривать и переворачивать. Открывшиеся миниатюрные гениталии были идентичны человеческим. Младенец оказался мужского пола.
        Чтобы труп оттаял, Гемборек направил на него инфракрасную лампу. Вскоре вокруг маленького тела образовалась лужица. Было такое впечатление, словно малыш описался.
        Когда члены мумии размякли и обрели некоторую податливость, осмотр продолжился. Оказалось, что конечности, тоже вполне человеческие, были сломаны, как тростиночки. Ступни ног, особенно правая, были странно вывернуты. Внимательный глаз Гемборека обнаружил другие повреждения. Ребра и одна ключица также оказались сломанными. Мрачную картину довершала ужасная черепная рана, которая, несомненно, явилась главной причиной смерти ребенка.
        - Готов поклясться, - недоуменно пробормотал ассистирующий доктору Аркадий Петрович, - что младенец погиб от удара о твердую поверхность. Словно его сбросили с большой высоты на булыжную мостовую...
        Гемборек подтвердил догадку:
        - Да, удар был смертельным...
        - Бог мой!.. - Зарянский бессильно опустился на стул, потом вскочил, еще раз осмотрел голову мумии. Оттаявшая кожа на лбу и висках имела и другие повреждения - проколы, надрывы и глубокие царапины.
        - Боже, как с ним жестоко обошлись! - заламывая руки (свои, а не мумии), вскричал потрясенный Зарянский.
        Остальные были потрясены не меньше.
        Кроме всего прочего, мумия имела следы ожогов. Впрочем, нет, не мумия, а вполне сохранившееся тело, в том-то и дело. Как будто младенца сразу после смерти, до того, как его коснулось тление, сунули в морозилку. Так вот, некоторые части тела были обуглены. Складывалось впечатление, что ребенок стал жертвой какой-то древней катастрофы, с пожаром и прочими ужасами.
        - Что вы на это скажите, "коллега"? - со всей ядовитостью обратился Хопкинс к Идо Ватару.
        - Судя по пышности захоронения, младенец, несомненно, царского рода, - высказал осторожное суждение японец, потом преисполнился уверенностью. - Если бы мы были на Земле в обычной экспедиции, то я бы сказал, что младенец - типичная жертва древней войны. Все следы повреждений указывают на это. Та зверская жестокость, с которой он был убит, также подтверждают мои предположения.
        - Вполне с вами согласен, коллега, на лицо все признаки варварской смерти, - сказал Глокенхаммер. - Впрочем, в древние времена это обычное явление...
        - Если это тело убитого землянина, древнего принца, то почему его захоронили не на родине, а где-то на окраине человеческой вселенной? - резонно заметил Юкос Свенсен.
        - Об этом надо спросить у тех, кто перенес это тело сюда, на Тритон, - раздраженно ответил Глокенхаммер.
        - В таком случае мы должны продолжить исследования, - сказал Гемборек, берясь за лазерный скальпель. - Если нет возражений, я проведу вскрытие...
        Все промолчали, никто не желал брать на себя ответственность.
        Гемборек сделал длинный надрез светящейся рубиновой иглой в области грудины. Открывшиеся ткани увлажнились. Из раны потекла кровь - настоящая, живая, горячая. Конечности ребенка конвульсивно дернулись, словно под действием электрического тока, затем они зашевелились плавно, как у просыпающегося человека.
        Гемборек побледнел, но профессионально быстро взял себя в руки.
        - Томпоны! Зажимы! - засуетился он, привычным голосом хирурга отдавая приказы.
        Ассистировать ему мог только Аркадий Петрович, что тот и делал, подавая дрожащими руками требуемые инструменты. Рану быстро зашили. Между тем с мумией происходили парадоксальные изменения. Изувеченные, иссушенные морозом ткани вдруг наполнились жизненными соками, кожа растянулась, сделавшись эластичной и будто освещенной изнутри мистическим светом.
        - Матерь Божья! - прошептал Гемборек, отшатнулся, нервной рукой оперся о вспомогательный столик. С грохотом на пол полетела стальная коробка с инструментами.
        - Этого просто не может быть, - прохрипел Хопкинс.
        - Чудо! - каким-то бабьим голоском, с подвыванием, воскликнул Аркадий Петрович. - Воистину воскрес!
        Произошло всеобщее смятение.
        Католики Хопкинс и Гемборек истово молились, куда только девались их скептицизм и апломб. Аркадий Петрович по-православному осенял себя крестом. Все шептали молитвы, кто какие знал. Швед, будучи атеистом, был, пожалуй, в самом большем смятении, с треском грыз мундштук свой трубки. Буддист Идо Ватару оставался ничуть невозмутим.
        Агностик Глокенхаммер упал в обморок.
        И тут в лабораторию, как демон зла, ворвался Жак Пулен.
        - Почему меня не поставили в известность! - заорал он с порога. - Этот вопрос надо было согласовать с кваками... Под трибунал захотели?!
        - Заткни свою пасть, - сказал Аркадий Петрович тихо, спокойно, уже придя в себя.
        - А это кто такой? - указывая на младенца и смягчив голос, спросил Пулен. Чтобы сохранить лицо, он игнорировал замечание зам начальника Поста, словно бы не расслышал.
        - Не видишь разве, это Сын Человеческий,- опять ответил Зарянский, и вид у него был просветленный, как у человека, обретшего истинную веру.
        - Кто это, черт побери! - взорвался Пулен. - Я...
        - Мы знаем, кто ты... Фарисей и жабий прислужник. - Глаза Зарянского фанатично сверкнули.
        - Вы за это ответите! - Коршуном взвился Пулен.
        - Разрешите, коллега, я ему объясню, - сказал Хопкинс и с разворота врезал Пулену в челюсть.
        И вот они собрались в одном зале. Все десять человек. И были здесь: Глокенхаммер - историк, археолог и вождь ученых, и Юкос Свенсен - физик, и Энтони Хопкинс - археолог, биолог Зарянский, астроном-планетолог Идо Ватару, и врач Гемборек, техники-пилоты Илар Кирке и Ясон Аркадос, контролер Особого Отдела Жак Пулен и, наконец, начальник Поста Мерт Стаммас.
        Решался вопрос, что делать с младенцем? Он был помещен в реанимационную камеру. Чудо, конечно, чудом, но у Гемборека были сильные сомнения в том, что мальчик, ледышкой пролежавший более трех тысяч лет, выживет. Он все-таки не тритон какой-нибудь, которому заморозка и время нипочем. Или лягушка, которая зимует в глубоком анабиозе. Человеческая кровь при замерзании разрывает сосуды, все эти артерии и капилляры, как разрывает бутылку замерзшая вода.
        Правда, если в кровь ввели смягчающий состав типа глицерина или полностью заменили им кровь, тогда, возможно... Данные анализа как будто подтверждают наличие в крови каких-то консервирующих веществ, чей химический состав пока неизвестен современной науке. Науке землян...
        Гемборек доложил о состоянии своего необычного пациента и свои соображения на этот счет.
        Хопкинс спросил, несколько глуповато себя чувствуя, нет ли здесь намека на Второе пришествие? Чем вызвал у всех сначала легкий нервический смех, потом - глубокую задумчивость. Один лишь японец оставался спокоен и даже преисполнился сарказмом. Взглянув на ирландца, Идо Ватару сказал с особой ядовитостью:
        - Вам везде мерещится мистическое тело Христа.
        - Хорошо вам говорить, любезный житель Востока, - огрызнулся Хопкинс - Интересно, что бы вы сказали, если бы перед вами был Будда?
        - У нас говорят: "Увидишь Будду, убей Будду".
        Так они препирались, а Пулен все записывал.
        Илар подумал, что вот так зарождаются новые религии. Которые, кстати сказать, могут использовать политиканы. В руки "Истинных Сынов Земли" может попасть хороший козырь. Если мальчик выживет, его можно объявить Мессией, который пришел в мир, чтобы свергнуть власть Антихриста, то бишь кваков. Все-таки это странно - откуда он мог взяться. В самом деле, это так же необъяснимо, как таинство рождения Христа.
        И вдруг Илара словно током ударило. Его посетило озарение. Вдруг разрозненные элементы мозаики сложились в четкую картину.
        Глава 12
        Этот синтез ни у кого не мог родиться, только у старшего техника-пилота Илара Кирке, который участвовал в темпоральной экспедиции, видел воочию Троянскую войну и совсем недавно читал мифы Древней Греции.
        О своем открытии Илар хотел объявить немедленно и всем сразу. Но быстро сообразил, что это глупо. Научные оппоненты разобьют его в пух и прах, да еще и высмеют. К публичной защите своей диссертации он не был готов, хотя и был преисполнен даже некоторым чувством собственного превосходства над ними. Он знает такое, чего не знают ученые. Разумнее, однако, поговорить приватно с вдумчивым, снисходительным Глокенхаммером, чем попасть под стрелы невыдержанного Хопкинса.
        Между тем собрание закончилось, так и не прейдя ни к какому решению. Было поздно, и все разошлись. Немного погодя, Илар направился к Глокенхаммеру.
        Испытывая необычайное смятение чувств, постучал в его каюту, не испугавшись нарушить святые часы отдыха - был уже десятый час вечера (условного, разумеется). Это мой звездный час, мой фатум, думал он несколько возвышенно, может быть даже напыщенно. Но для молодых людей такой стиль мышления простителен.
        Глокенхаммер открыл дверь, высунул наружу унылый свой нос. Вид у него был чрезвычайно усталый. Мешки под глазами из серых стали чуть ли не черными.
        - Прошу прощения, сэр, у меня к вам конфиденциальный разговор.
        - У меня к вам?.. тьфу... у вас ко мне? - Глокенхаммер от неожиданного визита растерялся, запутался.
        - Так точно, - по-военному подтвердил старший техник-пилот. Боясь быть выгнанным, невольно пошел в наступление, оттеснил профессора в глубь каюты.
        - Садитесь, раз уж вломились, - указал на кресло хозяин каюты, кутаясь в теплый домашний халат.
        - Благодарю, я постою...
        Апартаменты Глокенхаммера габаритами и убранством вполне соответствовали статусу главы ученых. Викторианский стиль. Стены обшиты красным деревом с затейливой резьбой, кое-где виднелись даже деревянные колонны с частыми продольными выемками. По углам разлапились антикварные кресла. Полки с книгами. И не какая-нибудь подделка, книги были настоящие, старинные.
        Здесь даже не пахло аммиаком. А если чем-то и пахло, то Глокенхаммером. Вполне, впрочем, прилично. Здесь витал creator spiritus* [*творческий дух (лат.)], как бы выразился профессор Хейц.
        - Ну что у вас там стряслось?.. - спросил хозяин роскошного жилища. - Очередное сенсационное открытие?
        - Вы совершенно правы, профессор.
        - Вы просто ходячий рог изобилия... Ну-с, я вас слушаю.
        - Я знаю, кто этот мальчик, - сказал Илар, торопясь, чтобы его не выгнали.
        - Какой мальчик? - искренне удивился ученый. И стало видно, что он думает совершенно о других вещах.
        - Я имею в виду мальчика из захоронения. Мне кажется...
        - Ах, вам кажется? - Глокенхаммер знакомо поморщился.
        - Я уверен... то есть не то чтобы уверен на все сто... Но факты...
        Илар вдруг понял, что если говорить кратко, то ему, собственно, нечего сказать дальше. Он мог назвать только имя, и больше ничего.
        - Вам не хватает фактов?
        - Напротив, их слишком много, так, что я не знаю с чего начать...
        - Простите, у меня болит рука, и я хотел бы принять снотворное... Не могли бы мы перенести разговор на более подходящее время?..
        Глокенхаммер сел на кровать, отбросил край одеяла, делая вид, что собирается ложиться.
        - Мальчика зовут Астианакс Троянский, - краснея, объявил старший техник-пилот. - Он сын Гектора и Андромахи.... Если вы помните миф, касательно Троянской войны...
        - Троянской войны? Хм... Естественно, я его помню... С вашего позволения, я прилягу...
        Начальник молча лег, не снимая халата и домашних туфель (кожа ног, видневшихся из-под халата, была белой с синими прожилками вен), сложил руки на животе и закрыл глаза. Он походил на мумию, это впечатление усиливало его забинтованная рука и нездоровый цвет лица.
        - Ну, выкладывайте... - на секунду ожила мумия. - Садитесь там, в кресла, и продолжайте.
        Визитер сел в викторианское кресло и к нему сразу пришло спокойствие. Удивляясь своему откровению, он рассказал все. О злоключениях экспедиции, о своей любви к Елене, о ее роли во всей этой истории. Глокенхаммер оказался идеальным слушателем. Таким был отец Илара. И сейчас лежащий ученый очень напоминал отца при его кончине. Пилоту вдруг захотелось припасть к его руке и очиститься до конца, рассказав о задании Хейца.
        Но страстный этот порыв пришлось подавить силой. Глокенхаммер все-таки не отец и тем более не священник, он не обязан соблюдать тайну исповеди. Опасно доверяться малознакомому человеку. Такое простодушие - признак инфантилизма.
        Хотя... сказано ведь: "будьте как дети".
        Но не дураками же.
        Склонив голову, Илар закончил неожиданным даже для него самого признанием:
        - Я повинен в гибели сотен, а может, тысяч людей. В том числе и этого мальчика.
        - Что вы хотите от меня? - спросил Глокенхаммер, не открывая глаз.
        - Не знаю. Я хотел поделиться... Может быть, покаяться... Выслушать совет...
        - Молодой человек, вам нужен священник, а не ученый.
        - Я думал, что вам это будет интересно...
        Глокенхаммер сел.
        - А почему вы думаете, что мне это будет интересно?
        Со второй попытки Глокенхаммер встал, прошелся по комнате, задумчиво остановился у фальшивого камина. Дубовая полка камина представляла собой арену, где господствовал невероятный беспорядок, будто вещи передрались между собой.
        Машинально хозяин стал расставлять безделушки на прежние места, но, наткнувшись на какой-то распечатанный конверт, из которого торчал край письма, остановился в задумчивости.
        - Ну как же... - с глупой настойчивостью продолжал наседать гость. - Разве вас не интересует разгадка тайны, ради которой... вы отдали руку?..
        Глокенхаммер пронзительно посмотрел на визитера и вскричал, как трагический актер:
        - Что мне Гекуба!?
        - Извините, сэр, я не совсем...
        - Потому что вы еще слишком молоды... Впрочем, простите и вы меня, вы тоже, кажется, потеряли...
        Дрожащими пальцами здоровой руки Глокенхаммер поднял и поставил портрет в рамке, где, некая красивая особа, сидя на диванных подушках, задумалась женской облокоченной задумчивостью.
        - Я готов отдать вторую руку, чтобы узнать другую тайну, - со страдательным подвыванием произнес хозяин каюты. - Тайну, которая меня интересует гораздо в большей степени.
        Илар недоумевал. А ученый, натыкаясь на вещи, словно слепой, принялся ходить туда сюда, как будто ища некий замаскированный, запасной выход из апартаментов.
        Неприкаянное блуждание по каюте привело Глокенхаммера к окну. За многослойным стеклом шел углекислый снег. Он падал крупными хлопьями, совершенно отвесно, и, казалось, наступило Рождество.
        Ученый потрогал корешки книг на стенной полке. Вытащил толстозадый том с золотым тиснением на обложке. "Прекрасная штука", - сказал он, втиснул книжного слона обратно и вдруг горько зарыдал.
        Глокенхаммер сидел, облокотясь о стол, тер мизинцем красные голые глаза и длинно, монотонно рассказывал о своей жене.
        Как она могла после стольких лет?.. Счастливых лет совместной супружеской жизни... - говорил он, патетически поднимая треугольные брови, - как смогла она бросить меня?!. И уйти в Иллюзорий. Ведь она так любила жизнь. Это настоящее предательство. Не понимаю! Ах, Патриция! Ведь все было хорошо. Я - в экспедиции, она - дома... по хозяйству... У нас была идеальная совместимость. Ей сорок... сорок два, мне пятьдесят шесть... И сына прекрасного вырастили, закончил Кембридж... Чего, кажется, еще?.. Решительно не понимаю.
        Глокенхаммер высморкался и почти взял себя в руки.
        - Кто такой Богз Даймонд? - вдруг спросил он.
        - Ведущий популярного реалити-шоу. - Не сразу врубился Илар неожиданному повороту. - Такой смазливый, довольно еще молодой...
        - Ну и как он вам?
        - Меня, вообще-то, подобные передачи не интересуют. Но, насколько я понял, по-моему, нахальный тип. Чудовищный эгоцентрик.
        - Я так и думал. Последнее время она смотрела только передачи с его участием. Как и её подруга. Утром, днем, вечером. Не понимаю, что они в нем находят?
        "Наверное, потому, что его лингам отлично подходит к их йони, в этом все дело, - подумал Илар. И еще он подумал, что Глокенхаммер из тех людей, которые если уж влюбляются, то не просто любят, а боготворят.
        После его припадка разговорчивости наступила страшная тишина. Илару пришла в голову мысль, что никакие загадки истории, подернутые пылью забвения, не стоят одной человеческой трагедии, происходящей в данный момент времени. И уже смешным и никчемным казалось нелепое его предположение о мальчике, которое, конечно же, родилось по ассоциациям.
        Глядя на разбитого горем старика, на его умную голову с белесыми, зачесанными назад волосами, где череп сквозил бледно-розовой замшей, в душе пилота произошла та алхимическая реакция, та метаморфоза сознания, когда безразличие превращается в какое-то сильное чувство - любовь, ненависть... Это как последняя капля крови, которая переполняет Чашу Грааля.
        Невероятное напряжение чувств, одолевавшее его последнее время, нашло выход. Он решил, что вот ради этого одного, практически чужого человека, а не ради отца родного и не ради всего человечества - причем здесь человечество! - ради него, такого несчастного, - он, старший техник-пилот Илар Кирке, СОВЕРШИТ АКЦИЮ.
        Бессовестно испытывая степень тайного терпения старика, пилот перешел к делу:
        - Я, собственно, и пришел к вам, с просьбой продолжить... Вступить в контакт со строителями, в тот момент, когда они...
        - Как вы себе это представляете? - ученый, казалось, оживился.
        - Ну, как-нибудь привлечь их внимание. Может, быть световые сигналы...
        Но оживление быстро угасло:
        - Я не уполномочен принимать такие решения. Контакты с высшими силами - не наша епархия. Это компетенция Всеправительства. То же касается дальнейшей судьбы найденного младенца... Со своей стороны мы послали сообщение, теперь надо ждать их реакции. Потом это все будет согласовываться с Попечителями...
        - Кстати, о кваках... - Илар решился сделать пробный заброс. - Как бы вы поступили, если бы имели возможность одним ударом сбросить их гегемонию?
        - Я не фантазер и не революционер, я ученый.
        - И все-таки?
        - Ну, глупость ведь! Как можно детской рукой уничтожить несокрушимую систему?
        - Каждая система, какой бы могущественной и неуязвимой она ни была, имеет свою ахиллесову пяту. Надо только найти точку сопряжения сил и ударить туда.
        - Я уже сказал, я не революционер... Не пойму, к чему вы клоните... Оставьте меня, ради Бога, вы же видите, я еле держусь на ногах, какие могут быть тут удары. Меня самого сейчас хватит удар...
        - Мне только нужно, чтобы вы подписали полетное задание, - и все.
        Глокенхаммер молча улегся в постель и сделал вид, что полностью отрешился от раздражающей реальности.
        - Сэр, значит, вы не дадите полетного задания?
        Молчание.
        - Спокойной ночи, сэр, - сказал старший техник-пилот и покинул начальственные апартаменты.
        Илар решил действовать немедленно, пока горит огонь решимости. Он понял, что идти официальным путем бессмысленно. И не нужны ему никакие помощники-"музыканты". На ученых тоже надежды мало. Все их патриотические порывы, когда доходит до дела, быстро проходят, как колики в животе, после принятия лекарства. Он свершит все сам. Этими вот "детскими" руками. Если они такие трусы, он сделает их счастливыми насильно. Так поступают истинные революционеры!
        Он шел по коридору, обдумывая возможность применения силового варианта. Считается, и не без основания, что угнать машину времени трудно, почти невозможно. Вообще, многие удивляются, как это кваки позволяют землянам пользоваться такой техникой, по сути, дают им в руки страшное оружие. Это остается загадкой психологии пришельцев. И все же при всем их либерализме, они хорошо понимали опасность овладения своими подопечными темпоральными технологиями, поэтому системы допуска, охраны, контроля были настолько строгими, что украсть машину времени, в самом деле, практически не представлялось возможным.
        Однако были прецеденты. Прецедент с Еленой считался самым простым и, пожалуй, единственным в своем роде. Она угнала хроноджет в так называемых "полевых" условиях. Да еще при отсутствии на борту Контролера (почему контролер отсутствовал - это была очередная тайна кваков).
        Увести хроноджет со стартовой площадки без стартовых кодов, которые находятся у начальника Поста, затея малоперспективная. К тому же второй стартовый ключ должен вставлять контролер. А это как минимум требует его присутствие на борту. Такова процедура старта. И она не может быть нарушена.
        Если бы Глокенхаммер подписал полетный лист, то Мерт Стаммас без разговоров выдал бы коды старта и поставил бы в известность контролера Жака Пулена. Пришел бы вонючий Пулен со вторым ключом - и вот вы можете лететь, куда предписано...
        Илар остановился, как вкопанный. Откуда-то доносились странные звуки. Неуместные какие-то звуки, во всяком случае, здесь, на станции. Играла скрипка. Старший техник-пилот прислушался - точно скрипка. Она пиликакала по-любительски, иногда довольно фальшиво. Увлекаемый мелодией Илар подошел к двери одной из кают. Это была каюта Гемборека. Плач скрипки доносился оттуда.
        Илар постучал. Смычок визгливо проехался по струнам, и мелодия оборвалась. Дверь отворилась, на пороге стоял Гемборек в спортивных трусах и в футболке с надписью "Польские быки". В руках доктор держал скрипку и смычок. "Заходи", - сказал он просто.
        - Я не знал, что ты еще и музыкант, - сказал Илар, проходя в комнату. И вдруг его потрясло. До него дошла двусмысленность слова "музыкант"!
        - Да какой там музыкант, - отмахнулся Гемборек и упрятал скрипку в платяной шкаф. - Так, любитель, не более... Это мое хобби. Как у Шерлока Холмса.
        Гемборек рассмеялся.
        - Когда печаль гложет, достаю скрипку - играю. Помогает. Хорошее терапевтическое воздействие...
        - Вы неплохо играете, - соврал гость.
        - Хм, - сказал Гемборек. - Вы тоже так считаете?
        - А что еще кто-то...
        - В университете у меня было прозвище "Музыкант".
        Илар медленно, как будто держал бомбу, перевел дыхание. Спросил:
        - Юлиан, ты знаком с доктором Хейцем?
        - Кто такой? Не знаю.
        - Ты не знаешь Фердинанда фон Хейца?.. Но ведь ты "Музыкант", - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Илар.
        Гемборек долго и как-то "пронзительно" молчал, наконец, ответил:
        - А-а, вот в чем дело. Значит, он Фердинанд, да еще и "фон", стало быть, немец. Я знаю человека по прозвищу "Немец".
        - Понятно. У вас, как я понял, не принято разглашать имена... Конспирация.
        Гемборек даже глазом не моргнул. Полез в бар, достал спиртное, кажется, бренди.
        - Выпьешь?
        Илар кивнул, усаживаясь за столик. Доктор полез в холодильник, покопался там, вытащил оттуда подносик с кубиками льда. А в другой руке у него оказался дистанционный инъектор. Инъектор выдохнул - пуф!
        Илар не успел отшатнуться, да и куда отстранишься, когда сидишь в кресле. Дротик с ампулой вонзился в основание шеи.
        * * *
        - Проглоти капсулу и запей... а то к утру скончаешься от сердечной недостаточности.
        - Я... от недостаточности... сердечной?.. - Илару казалось невероятным, что он такой молодой, сильный и умрет от сердечного паралича.
        - Таково побочное действие препарата "Шпионская правда". А в этой ампуле - антидот.
        - Что ты сделал со мной?
        - Ты ничего не помнишь?
        - Нет... Скажи на милость, зачем?..
        - Сначала прими антидот. Не бойся, если бы я хотел убить тебя, ты бы давно был мертв.
        Илар пошевелился - в голове туман, руки как крюки. С трудом захватил пальцами капсулу и долго заталкивал её в рот. Конечности плохо слушались. А само тело, все еще оглушенное наркотиком, казалось, пребывало в невесомости. Он запил водой липнущую к языку капсулу с антидотом, и в голове быстро стало проясняться. Как будто подул ветер, и ядовитый туман стал рассеиваться.
        - Извини, это была необходимая мера предосторожности. Если бы ты оказался провокатором... - Гемборек кашлянул и покрутил головой, словно невидимый галстук давил ему горло. - Но я, знаешь, тоже пострадал... Битых два часа выслушивал дотошные подробности жизни старшего техника-пилота...
        - Я тебе всё рассказал? Всё-всё-всё?
        - Даже то, о чем я не спрашивал. Господи! Твой фонтан невозможно было заткнуть!
        - И про... Елену?
        - И про отца с матерью и про старшего брата... и про подростковый онанизм, про девиц, про Сэйко... Даже про то, как ты первый раз закурил отцову папиросу. Помнишь, у него была коробка с гильзами. С помощью специального устройства эти гильзы набивались табаком... Еще - как ты ездил рыбачить с дедом... Про свою жизнь на острове Амагер...
        - Юлиан, ты подлец.
        - Я же извинился. - Гемборек залпом допил бренди и резким движением вышвырнул лед из бокала. Кубики загрохотали в стальной раковине. - Впрочем, это уже не имеет никакого значения.
        - В каком смысле?
        - В глобальном, - ответил Юлиан Гемборек и перешел на короткие, как экономные автоматные очереди, реплики: - Итак, ты "Пилот". Тебя рекомендовал "Немец". Ты согласен осуществить акцию. Тебе нужна помощь. Можешь на меня рассчитывать.
        - Не представляю, чем ты мне поможешь... У меня нет разрешения на вылет... а Глокенхаммер...
        - Я в курсе твоей проблемы, ты мне объяснил.
        - Когда? А, ну да...
        - Значит, делаем так. Ты идешь и готовишься к вылету. А я навещаю Глокенхаммера. Каждый вечер я делаю ему перевязку и ставлю обезболивающий укол. Попутно я введу ему "Шпионскую правду", и он выдаст полетное задание.
        - Ты уверен?
        - На все сто. Этот препарат подавляет волю. А человек с подавленной волей не только говорит всю правду, но и выполняет любые приказы. Потому что теряет способность критически мыслить...
        - Любые?
        - Любые!
        - В том числе и...
        - Да, - убийственно спокойным голосом ответил Гемборек.
        - Я слышал, - попытался возразить Илар, - что человек под гипнозом делает разные штуки, но никогда не совершает то, что противоречит его убеждениям. Например, не сможет убить, если не склонен к убийствам. С ним просто случится истерика...
        - Гипноз - это одно, а фармацевтика - совершенно другое. Этот препарат относится к классу супернаркотиков. Его химическому воздействию невозможно противостоять.
        - Но это же безнравственно.
        - Конечно, безнравственно. Как и вся политика. Как всякая революция. Как всякая жизнь. Один Бог свят.
        Глава 13
        Экипированный для полета Илар неожиданно столкнулся с Мертом Стаммасом в коридоре. На нем был все тот же зеленый спортивный костюм и белые гимнастические туфли. Наверное, он еще не успел переодеться после вечернего занятия в спортивном зале. Пилот почтительно пожелал доброго вечера, и, достав из коленного кармана предписание, протянул его начальнику Поста.
        - Что это? - спросил Стаммас, беря тонкий, несгораемый лист пластика и не отвечая на приветствие.
        - Полетное задание.
        - Разве работы не закончены?
        - Для полного отчета профессору Глокенхаммеру нужен пилотируемый полет.
        - Вы выбрали неподходящее время...
        - Именно потому, что сроки поджимают...
        - О'кей, пройдемте в мой офис.
        Начальник был сама деловитость и целеустремленность. Старший техник-пилот едва поспевал за ним.
        Оказавшись в офисе, начальник Поста сел за стол, развернул документ и, набычившись и шевеля губами, стал дотошно изучать заполненные рукой Глокенхаммера графы полетного задания. Илар еще раз удивился, что почерк ученого не изменился под действием препарата.
        Блуждая глазами по аскетическому кабинету, Илар столкнулся с нахмуренным взглядом Премьер-министра Всеправительства. Старый государственный деятель, изображенный на портрете, казалось, еще сильнее нахмурил брови. Было очевидно, что он недоволен противозаконными действиями старшего техника-пилота.
        Под этим обвинительным взглядом Илар вдруг с ужасом обнаружил в себе острый позыв сказать правду. Чистейшую, кристальную правду. Очевидно, наркотик продолжал действовать. Но антидот тоже не дремал - старался его перебороть. Илар перешел на сторону антидота и поборол позыв. Но это стоило неимоверных усилий.
        - Что с вами? - спросил Стаммас, кончив читать по складам. - Вы не здоровы? С вас градом катит пот.
        - Вполне здоров. Просто... в комбинезоне жарко...
        - А качает тоже от жары? По-моему, вы пьяны.
        - Мистер Стаммас, сэр, клянусь вам, я трезв, как бутылка из-под кока-колы!
        Стаммас нахмурился, его казенное мышление было глухо к метафорам. Илар пошел на крайние меры.
        - Ну, хотите, могу дыхнуть... - наклоняясь к столу начальника, сказал пилот. И тут же понял, что допустил бестактность. "У него же нет нюха!"
        Стаммас откинулся на спинку вращающегося кресла, покраснел толстым лоснящимся лбом, но ответил вежливо:
        - В этом нет крайней необходимости. Достаточно будет заключения врача. Сходите к Гембореку, пусть он вас освидетельствует.
        - Я только что от него. Вот заключение.
        Илар так обрадовался, что произвел на Стаммаса еще худшее впечатление.
        Начальник нехотя приобщил медицинский документ к остальным.
        - Может быть, все-таки целесообразно заменить вас техником-пилотом Ясоном Аркадосом? У вас очень странный вид.
        Илар почувствовал, как отнимаются ноги, а сесть ему не предлагали. Переборов очередной приступ словесного поноса, готового вырваться наружу, он сквозь все еще сжатые зубы твердо произнес:
        - Я АБСОЛЮТНО здоров.
        - О'кей, - кивнул коротко стриженой головой начальник и спросил: - Я все-таки не пойму, для чего необходим пилотируемый полет?
        - Видите ли, - борясь с подступающей тошнотой, сказал Илар, - это, собственно, по настоянию физика Свесена... Его интересует природа так называемого "твердого света". Мне предстоит провести визуальные наблюдения и сделать замеры физических параметров окружающей среды и самой световой колонны в момент её возникновения и, так сказать, "остывания"...
        - Я не уверен, что есть разрешения на подобные исследования.
        - Ну, если у вас есть запретительный циркуляр, тогда... - безразличным тоном произнес Илар, сжимая в кармане инъектор, который получил от Гемборека на всякий экстренный случай.
        - Такого циркуляра не имею, - сознался Стаммас.
        - Значит, то, что не запрещено, то разрешено, не так ли?
        - Ничего это не значит! - вдруг разозлился начальник. - Я вообще не пойму, почему вы здесь на первых ролях? Это я вас должен был вызвать и сказать: "Вот, старший техник-пилот, у вас такое-то и такое-то задание...". А перед этим Глокенхаммер должен был посоветоваться со мной... Черт знает что! Никто не соблюдает субординацию! Вот я сейчас позвоню этому ученому гусю - Глокенхаммеру - и все ему выскажу!
        - Старику только что сделали перевязку, и он принял снотворное... Уж вы лучше Свенсену позвоните...
        Мерт Стаммас покрутил в руке трубку мобильной связи - то ли вспоминая кодовый номер физика, то ли раздумывая, стоит ли ему звонить.
        С замиранием сердца и одновременно с тайным злорадством Илар ждал. Он знал, что Стаммас лучше позвонит самому черту, чем шведу. Эти двое - швед и образцовый американец - терпеть друг друга не могли.
        Чтобы направить мысли начальника в другую сторону (потому что мало ли что, вдруг позвонит) Илар разъяснил свою позицию.
        - Я прежде всего пилот. Я хочу летать и люблю эту работу.
        - А другие, по-вашему, здесь дурака валяют?
        - Каждому свое, сэр...
        - Каждому свое? По-вашему, я не заслужил большего, чем руководить двумя молодыми оболтусами и одним старым стихоплетом?
        - Сэр! А я не заслужил оскорблений!
        - Хм... Прошу прощения, старший техник-пилот. - Начальник отбросил трубку. - У меня сегодня дурное настроение... а еще тут этот швед... Вы знаете, между прочим, на ком он женат?
        - Нет.
        - А я знаю. И эта его так называемая "жена" каждую неделю шлет ему сюда открытки с приветами. Мерзость какая... Я все больше прихожу к выводу, что чем человек интеллектуальнее, тем больше он склонен к разного рода извращениям и в первую очередь - половым.
        - Верно подмечено, шеф, - поддержал Илар начальника, женатого, по-видимому, традиционным браком. - Как ваша аносмия? Не донимает?
        - Как раз наоборот. Да и не в этом дело... Просто сегодня утром просматривал почту и сводку новостей с большой земли. И среди прочей дряни - запись финальной игры в фрибол. Представляешь, опять наши "Буйволы" продули русским! Ну сколько можно!!!
        - Сочувствую, - сказал Илар, а про себя подумал: "Вот же подонок, он еще и почту перлюстрирует".
        - Ладно, - махнул рукой начальник и велел расписаться в книге регистрации полетов. Илар расписался. Начальник поставил свою подпись в полетном листе.
        - Можете идти, я пришлю вам контролера, - сказал Стаммас, пряча в карман свою модную лазерную ручку Biro .
        - Слушаюсь, сэр!
        - Да! Только про финальную встречу не говорите Зарянскому. Чтобы он не радовался нашему позору. Прошу как земляка проявить солидарность...
        - Да, сэр.
        Старший техник-пилот поднял своего помощника и велел ему подготовить к старту машину времени.
        - Кокой аппарат готовить: "Инадзуму" или "Аврору"? - торопливо одеваясь, спросил Ясон Аркадос.
        - "Инадзуму", - выбрал Илар. Для его миссии нужен был легкий, маневренный аппарат.
        Топая не в ногу по коридору, они направились в шлюзовую камеру. Илар подумал: "Называется тайная операция, полстанции на уши поставил. Х-ха!"
        У шлюза их поджидал Стервятник. Настенный светильник, прикрытый толстым стеклом и забранный решеткой, освещал его макушку, резко выделяя черты его лица.
        - Я слишком долго вас ожидаю, - грозно сказал контролер.
        Илар игнорировал претензии контролера. Не хватало ему еще собачиться с Пуленом. Ясон тем более молчал в тряпочку.
        - Аllez! - мотнув головой, по-французски приказал контролер, когда открылась дверь в тамбур. - Идите!
        Он зашел за ними следом, как конвоир.
        - Какова численность команды? - натягивая скафандр, осведомился контролер.
        - Вы и я, - ответил старший техник-пилот.
        - A deux*, - неожиданно довольным тоном произнес Стервятник. - Очень хорошо. [*вдвоем (франц.)]
        Затягивая перчатки, Илар подозрительно покосился на хищный профиль Жака Пулена, словно вырезанный их жести.
        Заправляемый топливом "Инадзума" дымился, как и Ясон, прыгавший туда-сюда вокруг него. Илар и Пулен стояли на краю взлетно-посадочной площадки, возле высокого кронштейна, который поддерживал на весу топливные шланги и электрические кабели.
        Мистический свет Нептуна освещал фигуру Стервятника, окружая призрачным ореолом.
        - Парле ву Франце? - неожиданно спросил он.
        - Учил в школе, - ответил Илар на убогом французском.
        Пулен слегка придвинулся сквозь рваную черную тень от кронштейна, скользнувшую по его лицу.
        - Я хочу предложить вам одну сделку...
        Илар догадался: Пулен перешел на французский, чтобы Аркадос, чей аппарат связи был настроен на ту же, что и у них, волну, не смог ничего понять.
        Стервятник гнусаво каркал, Илар понимал его с пятого на десятое. Суть, вроде бы, состояла в следующем:
        Будучи контролером Опорного поста, дислоцированном в Древнем Вавилоне, Жак Пулен допустил ошибку, по его выражению, совершил faux pas [ложный шаг. (фр.)], в результате которого его подопечный, местный малый, украл у него служебный прибор. Это стало причиной многих несчастий. Самое неприятное из которых, - ссылка его, Пулена, в этот холодный ад. Если Илар поможет восстановить статус кво, то со своей стороны Пулен обещал устроить пилоту перевод на вавилонский Опорный пост, где жизнь сказочная - райский климат, изысканная еда, женщины, ну и все такое...
        Илар подумал: "Ну вот наконец-то загадочный Стервятник показал свое исподнее".
        А вслух ответил на интерязе, что, во-первых, плохо его понимает. Во-вторых, не думает ли он, Стер... то есть Пулен, что можно вот так взять, полететь на Землю и совершить изменение второго порядка, что зачастую еще хуже, чем вмешательство первого порядка...
        Пулен, волнуясь, тоже перешел на интеряз с пестрыми вставками французских слов. Как посвященный, он, конечно понимает, что такой полет - далеко не de plaisir [увеселительная прогулка (фр)], что он как все, что называется: "L'Esprit d'Escalier" ["Задним умом крепок" (фр.)]. Но так уж получилось. C'efst la vie! [такова жизнь!(фр.)] И тут он стал жаловаться на жизнь. Что он сейчас проходит свой midlife crisis - кризис середины жизни. К тому же, - сказал Пулен, - чуть что, и у меня начинается crise de foie [приступ печени (франц.)]
        - Если вы больны, подайте в отставку. Как же вы - контролер Особого отдела - можете мне предлагать такое?
        - Какое такое?! Никаких ужасных целей я не преследую. Quelle idee! Honni soit qui mal y pense! [Что за мысль! Cтыдно тому, кто это дурно истолкует (фр.)]. Я всего лишь хочу вернуть свой дом, свою... э-э-э возлюбленную... Видите, я с вами играю sur table [в открытую (фр.)].
        Илар вдруг пожалел Жака Пулена. Конечно, если человек теряет все, тогда можно понять его грубость, вспыльчивость, его желчь. И все же ради жалости к этому человеку Илар не пошел бы на служебное преступление. Тут бы ему понадобились мотивы повозвышеннее...
        "Господи! Ну что за патетическую чушь я несу! Вот Пулен борется за свое кровное, за свое шкурное, но он, по крайней мере, честен перед собой.
        А какие мотивы руководят мной? Только честно. Может быть, я просто неудачник, и хочу отомстить всему миру?.. Или переделать его под себя... Ладно. Прочь сомнения. Тоже мне еще тут, понимаешь, принц датский выискался. "Быть или не быть?" Быть! У меня задание. Операция началась, и ничто не должно отвлекать от главной цели. Вот так". И сразу стало все просто и ясно.
        - Сожалею... - развел руками старший техник-пилот, - но ничем вам помочь не могу. Единственное, что обещаю - это останется entre nous [между нами (фр.)].
        - Mersi bian*, - холодно ответил Пулен. [*весьма благодарен (фр.)]
        Когда Ясон доложил, что все готово, они подошли к кораблю.
        - Ну, bonne chance*, - сказал им на прощание Ясон Аркадос. [*желаю удачи (фр.)].
        - Ah fichtrrre*, - удивился Пулен и полез в люк. [*черт возьми (фр.)].
        Они заняли места, не снимая скафандров, и потому небольшая кабина хроноскафа казалась особенно тесной. Словно их запихнули в консервную банку. Илар стал включать приборы и вводить координаты, неуклюже орудуя пальцами, облаченными в перчатки. Пулен из своей контролерской сумки достал опечатанную коробку, вскрыл её и вынул оттуда дискету в металлической оболочке с клеймом Особого отдела. На ней была записана последняя версия стартовых кодов.
        Пилот принял от него дискету, вставил в считывающее устройство. По черному экрану монитора побежали зеленые цепочки цифр. Пулен достал из сумки стартовый ключ. Илар приготовил свой, пристегнулся и велел сделать то же самое своему напарнику. Когда система сообщила, что допуск получен, Илар объявил старинную команду: "Ключ на старт".
        Одновременно они вставили ключи и повернули их. Зажглись сигнальные лампочки.
        - Старт, - сказал Илар и потянул палец к красной квадратной кнопке.
        - Zut! Nom de Dieu! [Проклятье! К черту! (франц.)] - взорвался Стервятник, выдернул свой ключ из панели, прервав процедуру старта. Он освободился от ремней безопасности, выхватил пистолет из своей сумки и направил его на пилота. - Летим на Землю, в Вавилон, или я прострелю тебе башку!
        Илару показалось, что никогда он не видел такого дьявольского, свирепого выражения. Широко раскрытые глаза Пулена сверкали, он так ощерился, что обнажились белые клыки, а прямые черные волосы словно ощетинились над низким лбом, подобно капюшону кобры.
        Не менее страшным было и его оружие. Не какой-нибудь электропистолет, от которого скафандр надежно защищал, но старинный револьвер - Кольт 45-го калибра - во всей своей варварской красе. С длинным стволом, с мягкой свинцовой пулей, которая проделает в вас огромную дыру.
        - Ну, гони в Вавилон! - истерично скомандовал этот монстр и взвел чудовищный курок, как у допотопного кремневого ружья.
        Пулен походил на нью-йоркского гангстера из старинного фильма, который заставляет таксиста гнать к Таймс-скверу, потому что на хвосте у него копы, и он за себя не ручается.
        - О'кей, - миролюбиво сказал "таксист" Илар. - Но для этого я должен ввести в компьютер другую маршрутную программу.
        - Вводи! - согласился угонщик и устроился ждать с пистолетом наготове.
        "Вводи", - раздвинув бедра, сказала Ревекка Миллард - женщина с запахом зимы. Сообразительная и ловкая, она умела выпутываться из любой ситуации. Она многому научила неопытного юношу. Это был период, когда Илар еще не знал Елену...
        Илар снял перчатки, обнаженные его пальцы легли на клавиатуру. Он сыграл ноктюрн под названием "Поверь мне, если сможешь". Кажется, Пулен поверил. Впрочем, со своего места он все равно не смог бы разглядеть на маленьком экране пилота, какие символы он вводит. А если бы и видел, то ничего не понял бы, этому учиться надо.
        Илар ввел координаты от фонаря. Но машина их приняла и запросила подтверждения. "Вы действительно хотите изменить предыдущий маршрут?". "Нет", - щелкнул клавишей Илар. "Оставить прежние координаты?" - "Да".
        Пилот знал, о чем спросит машина, и потому в ответ нажимал кнопки с быстротой профессионала, так, что контролер не успевал прочесть мелькнувшие таблички.
        - Ну, как? - спросил Пулен.
        - Порядок, - ответил Илар, натягивая перчатки.
        - А о чем ты с ней говорил в конце? - Контролер имел в виду компьютерную систему, но в его голосе были такие интонации, словно он ревновал к женщине.
        - Обычный запрос перед стартом, - ответил пилот и жестом показал напарнику, чтобы он вернул на место стартовый ключ.
        Контролер выполнил свою обязанность.
        - Пристегните ремни и держите голову прямо, командовал пилот. - Могут быть резкие рывки.
        Пулен убрал, наконец, свой револьвер, подтянул ремни, откинул голову на подголовник.
        - Опустите стекло шлема.
        - Сам знаю, - огрызнулся контролер.
        Илар проверил свои крепления. Это было излишне, но давало повод опустить руку. Проверяя, он отвел ладонь под кресло Пулена и взялся за треугольную скобу.
        - Желаю счастливого полета, - сказал старший техник-пилот и дернул скобу.
        Ба-бах! - грохнули пиропатроны, и Стевятник вместе с креслом вылетел из кабины вслед за частью крыши, которая отстреливалась на долю секунды раньше.
        "Merde!", - заорал в наушники Пулен. - Дерьмо!
        В условиях низкой гравитации его забросило примерно на километр в атмосферу, и теперь он долго будет опускаться на парашюте.
        - Je vous prie pardonnez moi, Стервятник, mais vous avez des manieres um peu grosseres*, - сказал Илар. [*Прошу извинить меня, но у вас несколько грубые манеры. (франц.)]
        Игнорируя приборы, сигнализирующие о разгерметизации кабины, пилот стартовал. Он поднимал аппарат очень медленно, чтобы вихри воздуха врывающиеся в кабину через дыру, не разрушили чего-нибудь. Пройдя плотную, но не высокую атмосферу, "Инадзума" оказался в космосе. После чего, согласно программе, он вышел на орбиту ожидания.
        Теперь предстояло совершить прыжок во времени, и это было посерьезнее, чем лететь в разбитой кабине через атмосферу. Такого эксперимента еще никто не проводил. Впрочем, скафандр тоже в некотором роде защитная кабина. К тому же будет включено экранирующее поле. Так что квантовые эффекты, которые обязательно проявятся в момент преодоления барьера причинности, возможно, не будут фатальными.
        Илар набрал на темпоральном пульте дату: "1990" и несколько уточняющих цифр. Не дожидаясь пока сомнения сломают его волю, он потянул реверс темпоральной тяги.
        Глава 14
        Корпус "Вояджера" был похож на большой бабушкин сундук. С одной из четырех сторон, подобно одинокому цветку, прижалась двухметровая параболическая антенна. С противоположной стороны виднелись объективы фотокамер, прикрытые защитными металлическими шторками.
        За долгий путь от Земли до Нептуна бока космического разведчика были потерты наждаком космической пыли. Но это ничто, по сравнению с теми испытаниями, которые претерпит аппарат, пока через прорву времени и пространства, хищные лапы кваков не поймают его.
        Илар прикрепил карабин фала к одной из нескольких металлических скоб, приваренных к аппарату, за которые его подвешивали на Земле, когда производился монтаж на сборочном стенде NASA. Теперь хроноджет и "Вояджер" летели бок о бок. Со стороны это выглядело так: темной - темной ночью, при свете огромной голубой луны бакенщик подъехал на лодке к бакену, причалил к нему и занялся его ремонтом.
        Он вскрыл кожух. Винты приварились космическим вакуумом, пришлось их срезать миниатюрным лазером. Под кожухом, стараясь не повредить приборы, он добрался до отсека с посылками братьям по разуму. Какая беспечность! Наконец Илар извлек золотой диск размерами со старинную грампластинку. Вот он - виновник все бед. Диск сверкнул зеленым бликом - это желтый свет золота смешался с голубым мерцанием Нептуна и стал зеленым.
        Пилот разрезал злосчастный диск на несколько частей и разбросал их в разные стороны Вселенной. И вечный мрак поглотил их навсегда. С каждой секундой они будут разлетаться с третьей космической скоростью все дальше и дальше, и ничья уже рука не сможет их собрать вместе.
        После чего он закрыл кожух и провел точечную сварку. Он надеялся, что за время его работы в открытом космосе, между аппаратом и Землей не было сеанса связи. И временное присутствие на корпусе0 некоего существа земляне не заметят. Впрочем, он старался не попадать в поле зрения фотографических камер. Вот бы поднялся переполох в Хьюстоне, в центре космических полетов, когда он появился бы перед объективами с поднятой рукой и растопыренными пальцами в виде буквы V. Виктория! "А ведь это действительно победа, - подумал он. - Я ударил в их ахиллесову пяту. Подрубил под корень дерево причин и следствий, железное древо гегемонии кваксов. Теперь!.."
        Его патетический настрой был сбит появлением дозорного крейсера кваков. Сверкавший огнями, утыканный стволами орудий, космический дредноут приближался. Как грозный посланник смерти нагрянул он. Если ничего не предпринимать, то его хроноджет засекут, и минут через пятнадцать Илар будет лежать на операционном столе кваков, где из него вытянут все сведения. Трудно вообразить, какими будут методы дознания. Но конец известен. Он расскажет все. А потом...
        Быстро перебирая руками фал, пилот достиг борта своего хроноскафа и забрался в кабину. Нет, он не собирался спасаться бегством. Аппарат все равно поймают, куда бы он ни рванул на нем - через пространство или время. В данной ситуации поможет только хитрость. Нужно пустить сторожевой крейсер по ложному следу.
        Иллар быстро запрограммировал автопилот на запутанную траекторию полета с хаотичными бросками в пространстве и во времени. Он поставил таймер на две минуты и включил стартовый отсчет.
        За это время он выбрался из кабины, как краб из обреченной раковины, отцепил швартовые и притянул себя к "Вояджеру". На его поверхности спрятаться было негде. Так беззащитно, наверное, почувствовал бы себя человек, который волею судеб вдруг бы оказался на отколовшейся маленькой льдине. К счастью, космос в отличие от водного океана имеет некоторые преимущества. Пилот укрылся за противоположной гранью корпуса.
        Автопилот хроноскафа включил двигатели точно в назначенное время. Кораблик беззвучно улетел вдаль, как пущенная с тетивы стрела. При этом он краем задел борт "Вояджера", и тот завертелся как волчок. Илар чуть не сорвался с этого сундука. Вращение он ощущал как некую силу, тянущую его тело куда-то вбок, и легкая тошнота подступила к горлу. Хотя, казалось, аппарат по-прежнему был неподвижен. Только небосвод вдруг закрутился в тысячу раз быстрее. Звезды сорвались со своих мест и, танцуя, слились в световые круги. Он вцепился руками в решетчатое тело антенны и закрыл глаза, чтобы избежать головокружения.
        И вдруг "Вояджер дернулся. Илара бросило в другую сторону, и он увидел, как сработали двигатели спутника. Маленькие сопла аппарата выдали серию корректирующих импульсов, и вращение прекратилось. Навигационная система сориентировалась по звездам, и посланник человечества вновь продолжил спокойный полет через бездну космоса.
        Чтобы не маячить, пилот, не мудрствуя лукаво, забрался в чашу антенны, как младенец в люльку, и там, скорчившись вокруг штыря, затаился. Конечно, укрытие его было сомнительным, но выбора не было.
        Отвлекающий маневр удался. Крейсер сманеврировал в сторону удаляющегося хроноскафа и выпустил следом за ним эскадрилью небольших аппаратов-перехватчиков. Илар успел увидеть лишь начало игры в пятнашки. Потом все её участники исчезли из поля зрения. По-видимому, начались гонки под изнанкой пространства-времени.
        Когда сцена опустела, Илар вдруг осознал, что наступили его последние минуты жизни. Ну, пусть часы. Закончится кислород, и он умрет. Так зачем продлять агонию. Не лучше ли открыть щиток шлема и разом покончить со всем.
        Говорят, что люди, приговоренные к смерти, переживают мгновения внезапного душевного подъема: словно мотыльки, летящие на огонь, они могут испытать истинное наслаждение, лишь погибая. Твердо следуя принятому решению, Илар ощущал сейчас нечто подобное: облегчение, пусть недолгое, но утешительное и вселяющее силы.
        Потом ему пришла в голову мысль, что гораздо приятнее умереть в сладких грезах. Надо только достать инъектор и уколоться. Но как его достать? Он лежит в кармане комбинезона, поверх которого надет скафандр. Да, как говорится, близок локоть да не укусишь. Близок карман да не залезешь... Постой, а почему, собственно, не залезть? Надо надуть скафандр, вытащить руку из рукава, просунуть её внутрь...
        Он перекрыл клапан, стравливающий выдыхаемый воздух. Постепенно пространство внутри скафандра стало расширяться. Сделалось как-то просторно. Даже гермошлем пополз куда-то вверх. Кольца жесткости тоже расширялись, потрескивая. Сейчас скафандр лопнет как детский воздушный шар, подумал Илар, - и все будет кончено!
        Уши вдруг заложило, и медленно стали втыкаться иголочки в барабанные перепонки. В точности, как тогда, при погружении на дно Эгейского моря. Как же это было давно. Словно в другой жизни.
        Илар схватил левой рукой концы перчатки на правой руке и потянул. Ладонь застряла в манжете, но он протиснулся, наверное, содрав кожу до крови. Впрочем, теперь уже ничего не имело значения - только инъектор. Доза предназначалась начальнику станции, если бы его не удалось уговорить. Но применять наркотик к Стаммасу не пришлось, зато теперь порция сладкой смерти понадобилась Илару. Воистину, все, что ни делается, делается к лучшему.
        Неестественно изгибаясь, он, наконец, просунул руку во внутрь, полез в карман комбинезона и достал инъектор.
        Раздувшийся скафандр угрожающе трещал. Сейчас лопнет к чертям! Илар открыл клапан, и воздух с шипением устремился наружу. Резкая боль в ушах моментально исчезла. Опавшая ткань скафандра прижала руку. Но задуманному это не помешает. Илар упер ствол в бедро, палец его лег на спусковой крючок. Он последний раз взглянул на звезды.
        И вдруг из тьмы космоса выплыл корабль.
        Глава 15
        Это было чудное видение. Илар без труда опознал в нем хроноджет типа "Авроры". В первую минуту он подумал, что это Ясон пришел к нему на помощь. Но как парень мог догадаться, что Илар отправился в 1990-й год?
        Тяжелый хроноджет довольно легко сманеврировал, причалил к "Вояджеру". Вскоре открылся люк, и оттуда выглянул человек в скафандре. В золотом зеркальном стекле шлема невозможно было разглядеть лицо. Человек сделал приглашающий жест. Он бы мог, наверное, сказать что-нибудь по радио, но, скорее всего, не знал рабочих частот.
        Илар отцепил карабин фала и, держась рукой за скобу, метнул его в сторону спасателя. Бросил фал, как матрос бросает швартовые. Спасатель ловко поймал конец и вновь поманил к себе. Эвакуация со спутника прошла успешно.
        В тамбуре они сняли гермошлемы.
        - Как?!! - изумленно вскричал Илар. - Какими судьбами?
        Спасителем оказалась Елена.
        Они прошли в рубку. Илар очутился в знакомой обстановке. Слишком знакомой. Он даже узнал свое кресло с царапиной на спинке. Значит, хроноджет был тем самым аппаратом, который угнала эта сумасшедшая женщина. Эта невероятная женщина! Эта прекрасная женщина!
        На его сумбурные вопросы она ответила кратко.
        Оказывается, она и была тем "запасным вариантом", о котором упоминал профессор Хейц.
        - А как же сообщение о твоей гибели? Я же сам лично слышал...
        - Вранье! Они не поймали меня. Кишка у них тонка... Сообщение было сделано, с целью запугать Сопротивление, вселить мысль о бессмысленности борьбы против кваков.
        - И давно ты в Сопротивлении? Ты, может, Хейца еще раньше знала, и вы оба лишь делали вид, что не были знакомы, а?
        - Нет, ТОГДА я "Немца" не знала, - ответила Елена. - А как я примкнула к организации - это отдельная история. Я расскажу её тебе как-нибудь в другой раз.
        - Интересно, какое у тебя подпольное имя? - спросил Илар.
        - Догадайся, - кокетливо отозвалась Елена Прекрасная.
        Едва они отчалили от "Вояджера" (это был "Вояджер-1", Илар еще раз удостоверился) и стали разгоняться, как с изнанки континуума появился патрульный крейсер кваков. Кваки, по-видимому, разобрались, что их надули и вернулись, чтобы разобраться с шутником, посмевшим нарушить закрытую для полетов зону пространства-времени.
        Илар, занявший свое законное место пилота, включил двигатель на полную мощность и попытался уйти от крейсера. Военный корабль кваков произвел беглый пристрелочный залп.
        За иллюминатором пространство вспучилось от огня. Илар резко бросил машину в сторону и тут же, применяя хитрость, вернулся на прежнюю трассу. И вовремя, там, где они были мгновение назад, пространство распорол огненный бич. Хорошо! Но засиживаться нельзя, надо опять делать маневр уклонения. Пилот снова бросил хроноджет, теперь в другую сторону, - и обрат... нет, хрен вам, остаемся на месте. Опять угадал. Огненные бичи ударили в пустое место, куда он должен был вернуться, но не вернулся. Долго, однако, водить их за нос не удастся. Компьютерные бортстрелки быстро просчитают все возможные варианты уклонения и дадут последний смертельный залп. "Пора прощаться, моя крошка. Наша любовь была короткой, как носик твоей канарейки..." - так, вроде бы, поет нынешний кумир молодежи Гленн Желтух.
        Вспышка ослепила. Огненная волна накрыла кораблик. Елена вскрикнула, зажмурила глаза, вся напряглась, ожидая смертельного удара.
        Но... ничего не произошло. То есть, кораблик получил изрядную оплеуху - завертелся, закувыркался. Погас общий свет, завыла тревожная сирена, замигали аварийные огни. Но хроноджет уцелел! Пилот недоумевал. Пока он удивлялся, их аппарат содрогнулся от новых, кажется, десяти прямых попаданий.
        И... опять они выжили. На этот раз даже ни один прибор не пискнул. Словно высокоэнергетические снаряды крейсера были не опаснее праздничной шутихи. Это означало только одно. Виктория! Инициированное Иларом Изменение началось. Кваки становятся все менее актуальными. В первую очередь их энергетические снаряды. Изменение начинается на квантовом уровне, разрастаясь, все сильнее влияет на структуру континуума.
        Елена открыла глаза, выпрямилась в кресле, оглядываясь по сторонам.
        - Почему они больше не стреляют? - спросила она пилота.
        - Они стреляют, только мы не видим этого. Началось Изменение, обычное оружие уже не эффективно. Они применяют последнее оружие, которое еще способно нас поразить...
        - Смертельные лучи?
        - Скорее, волны... Волны вероятности. Они применяют "вероятностное" оружие.
        - И что будет?
        - Все, что угодно. Даже самое маловероятное. Если к нам сейчас постучит в люк и заявится в гости английская королева - не удивляйся. Или, к примеру, у тебя размер груди станет модным.
        - Ты еще шутишь!
        - Извини. Конечно, шучу. Хотя...
        - Перестань!
        - Ладно, глупости. Волны вероятности, скорее всего, повлияют на работу приборов. Могут начаться отказы. Это куда опаснее визита королевы. Пожалуй, на всякий случай, наденем гермошлемы. Приготовься к гиперпрыжку. Мы идем к Земле. Включаю тягу... Если, конечно, из движка, вместо потока гиперонов, не попрет ванильное мороженное.
        - Илар, я тебя сейчас убью!
        - Прыжок!
        Сознание исчезло как всегда неожиданно. И вот уж они пришли в себя. В иллюминатор ломился огромный голубой шар. Земля! Хроноджет вторгся в верхние слои атмосферы.
        - Куда садимся? - Илар пытался перекричать огненный шторм, бушевавший за стенками аппарата.
        - Только не на Американский континент, - в тон ему крикнула Елена.
        - Тогда в Европу, как насчет Греции?
        - Лучше в Азию, там легче затеряться, в случае...
        Опять погас свет, завыла сирена, кокпит осветился тревожным красным светом. Илар изменил направление полета. Хотел подкорректировать крен, но рули больше не слушались. Механизмы отказали. Датчики один за другим отключались или безбожно врали. Волны вероятности все-таки сделали свое дело.
        - Закрой щиток шлема! - приказал пилот пассажирке.
        Они планировали, насколько может планировать утюг.
        - Приготовься к аварийному покиданию кабины.
        - Что?!
        - Будем катапультироваться! Выпрямись! Держи спину и голову прямо! Готова?!
        - Да! За что надо дергать?
        - Я сам! Внимание!
        Илар дернул дельтовидную скобу возле кресла Елены. Бабахнули пирапатроны. Пассажирку вместе с креслом и частью крыши выбросило за борт. Через секунду катапультировался пилот.
        Раскачиваясь под куполом парашюта, Илар видел как выпотрошенный, всеми покинутый, хроноджет уходит в крутое пике, срывается в штопор, несется к земле. Удар. Вспышка. Огонь. И черный дым стелется по ветру.
        А где же Елена? Пилот покрутил головой и увидел вдали оранжевое пятно. Судя по тому, что парашют Елены перемещался на фоне зелени, она еще не приземлилась. Илар притянул с одной стороны стропы, наклоняя купол, развернулся и полетел догонять подругу.
        И вот они парят вместе подобно двум орлам, свободным птицам. Хотя Елена никогда раньше не прыгала с парашютом, она не паниковала. Мужественная женщина, подумал Илар, а вслух сказал:
        - Перед самой землей, подтянись на стропах, - он показал, как надо, - Приземляйся на носки, потом - пятки, а не наоборот. Отобьешь внутренности. Садись против ветра...
        - Я не знаю, с какой стороны дует ветер, - озираясь по сторонам, ответила Елена.
        Илар хотел сказать: "Посмотри на дым", но земля как-то быстро надвинулась, и времени не осталось.
        - Делай как я, - сказал Илар и приземлился.
        Елена упала рядом. Неловко, набок. Купол парашюта не загасила и он поволок её по земле. Илар освободился от строп и бросился помогать своей даме.
        Местность была холмистой, нетронутая сохой пахаря. Теплые порывы ветра приносили с собой медовые запахи дикого разнотравья. Там и сям отдельными группами стояли деревья, породы которых Илар не знал.
        - Интересно, в какие времена мы попали? - сказала Елена, сидя на траве и массируя растянутое сухожилие на левой ноге.
        - Понятия не имею, ответил Илар. - По идее должен быть конец ХХ века. Но с приборами творилась такая чертовщина, что я ни за что не ручаюсь...
        Пилот освободился от скафандра и стал помогать даме.
        - Только бы не в Средние века. Меня там непременно сожгут на костре как ведьму.
        - Ну это слишком расхожее мнение... Не везде же царило мракобесие. В некоторых странах женщины вели весьма свободный образ жизни. Флорентийки, например. Так называемые махи. То же, что и гетеры Древней Греции. "Обнаженную маху" Гойя видела?
        - Но мы-то явно не во Флоренцию попали, - возразила Елена.
        Она с трудом стояла, повиснув на руке Илара.
        - Хромая женщина - весьма жалкое зрелище, - пожаловалась красавица.
        - Пустяшное растяжение, - успокоил её мужчина, когда внимательно осмотрел ее прекрасную стопу. - До свадьбы заживет. Ну что, пойдем потихоньку? Только брось, пожалуйста, парашют.
        Свой парашют, а так же скафандры и шлемы, Илар скинул в овраг, а Елена поступила как рачительная хозяйка. Свой парашют она скатала в тугой рулон и пыталась взять с собой.
        - На всякий случай, - сказала она.
        - Ну давай тогда я его понесу, а то ты не сможешь идти. Любезный мужчина перебросил скатку через левое плечо, а правое подставил своей спутнице.
        Они медленно двинулись. Елена опиралась на плечо Илара, когда касалась земли травмированной ногой. Солнце припекало. Идти в комбинезонах было невыносимо жарко. Хотелось пить. И когда они нашли источник чистой воды, пульсирующий из-под земли, то прямо тут и сделали привал. Они разделись, подставили свои тела под жгучее солнце.
        Глядя на Илара, Елена, казалось, впервые испытала смущение от своей наготы. Илар старался не пялиться на прелестные холмы и округлости этой дьявольски красивой женщины. Но это плохо ему удавалось.
        Стиснув зубы, он достал из-за голенища полусапога десантный нож с черным дырчатым лезвием.
        - Ты что? - вскинула тонкие брови Елена Прекрасная.
        - Ничего, - ответил пилот, расстелил комбинезон и стал его резать.
        Из комбинезонов с помощью ножа они сделали себе облегченные курточки-безрукавки и шорты. Все выглядело довольно хипово, они с удовольствием примерили обнову. Даже в этих лохмотьях Елена была восхитительно хороша. Ничто не могло принизить её царственную красоту. Вот уж поистине - не одежда красит человека...
        К вечеру они доковыляли до какой-то хижины. Первыми их встретили безмолвные псы, похожие на волков. Оттого, что собаки не лаяли, они казались еще более опасными. Путники инстинктивно замерли. Псы молча проверили их "запаховые паспорта", тыкаясь влажными холодными носами в голые коленки задержанных.
        Елена взвизгнула. Пес зарычал, оскалив клыки.
        - Не двигайся, - сказал Илар.
        Наконец-то вышли хозяева. Отогнали собак. Хозяин был бородатым мужчиной среднего роста, с квадратной лысой головой, сидевшей, казалось, прямо на плечах, с короткими мощными руками, с застывшим взглядом. Чуть позади мужчины стояла его жена, спрятав руки под фартук; когда-то, наверное, красивая женщина. Две девочки - дочери? - длинноволосые блондинки выглядывали из слабо освещенного проема двери.
        Согласно древнему закону гостеприимства, приняли гостей радушно. Дали еду и кров. Пища была грубой, крестьянской, в основном фасолевый суп без мяса. Несколько дней больную ногу Елены лечили травами, ставили компрессы, делали тугие перевязки. И вскоре растянутые связки зажили.
        Илар в это время помогал хозяину в его тяжелом повседневном труде. Хозяин немного говорил по-гречески. С большим трудом Илару удалось выяснить, что они с Еленой приземлились на территории древнего фригийского царства. Оказывается, что они прибыли в столь отдаленные времена, когда Троя еще не была основана. Во всяком случае, хозяин, заросший бородой до самых бровей фригиец, ничего не слышал о таком городе. "Нет, и об Илионе ничего не слышал", покачал он лысой головой.
        Вскоре о пришельцах знала вся округа. Немалой заслугой тому была несравненная красота Елены. Заботами гостеприимных хозяев, она поправилась, и её чары опять начали действовать. Слух о странно одетых, говорящих на непонятном наречии людях дошел и до царя. Местный повелитель пожелал видеть чужеземцев. С этой целью он прислал целую делегацию. Придворные прибыли на ишаках. Пара свободных животных, приведенных ими, предназначалась для приглашенных чужестранцев.
        По такому случаю, наши путешественники решили переодеться в новую одежду, более приличную и соответствующую этой эпохе. В самом деле, они не могли себе позволить явиться к царю в штанах, да еще оборванных, как какие-нибудь варвары. В те времена признаком цивилизованности являлось как раз хождение без штанов.
        Они надели туники, сшитые из парашютного шелка - мужского покроя для Илара и женского, соответственно, для Елены. Подруга Илара время даром не теряла, занимаясь с хозяйкой кройкой и шитьем.
        Илар вообще-то не был доволен, обращенным на него и его спутницу, пристальным вниманием официальных лиц, да еще из первого ряда. "Им что, нечем больше заниматься?" - ворчал он. - Государственных забот им мало? Но Елена была иного мнения. Она уже окунулась в свою стихию, ей, казалось, она вновь поднимается на гребень волны неописуемо прекрасного чувства, что сродни наркотическому опьянению. Она любила эти нервические волны, как какой-нибудь сёрфингист любит волны океанские.
        И вот почетный конвой прибыл в столицу государства. Сам царь их встречал у ворот города.
        Экзотические наряды чужеземцев выдержали проверку придирчивым царским взглядом. Это был стройный загорелый человек, широкая улыбка обнажала ряд безукоризненных белых зубов под светлыми холеными усами. Он был одет с изысканной простотой в оливково-зеленую рубашку до колен или тунику, тонкого шелка. Темно-зеленая накидка из шерсти дополняла наряд. Видневшиеся из выреза рубашки волосы блестели серебром на загорелой груди. Шею украшала золотая цепь с золотым же орлом. Царь был широкоплечий, с резкими чертами лица и большой головой, густыми короткими волосами цвета платины, как усы и борода.
        - Как твое имя, незнакомец? - спросил царь Фригии.
        - Ил... - запнувшись, ответил Илар, подумал и твердо продолжил:
        - Ил - сын Троя, правнук сына Зевса Дардана и плеяды Электры.
        - Что ж, славный род, - улыбнулся государь.
        Затем новоиспеченный Ил представил Елену. Видя, с каким вожделением монарх смотрит на его любимую женщину, он поспешил огласить:
        - Моя жена.
        Елена нахмурилась, но промолчала из благоразумия. Мало ли что. Порядки здесь дикие, а она еще не освоилась. В такой неясной ситуации статус жены гарантировал большую личную безопасность. Все-таки замужняя женщина - это не то, что женщина свободная. Даже дикарь уважает семейные узы.
        Царь Фригии был человеком проницательным и, кажется, усомнился в правдивости последнего заявления чужестранца, но повел себя благоразумно. У него было незлое сердце. Да и закон гостеприимства запрещал обижать странников. Наоборот, требовал отнестись к ним со всем уважением. К тому же, если они еще и знатного рода.
        Супруга царя, широкоплечая брюнетка, на пять лет моложе своего мужа, лично следила за пирогом, который подрумянивался в жаровне. Стол ломился от яств. В честь гостей царь Фригии устроил праздник, на котором, помимо других мероприятий, проводился турнир по вольной борьбе. Победитель должен был получить в подарок от царя 50 девушек и 50 юношей и право основать новый город.
        Состязания в борьбе проводились на стадионе. Спортсмены выходили на ринг голыми. Ни фига на них не было. То есть даже фигового листочка. Юноши были хорошо сложены, настоящие античные герои. Илар прикидывал, сможет ли он победить хоть кого-нибудь из них? Не то что бы ему очень уж хотелось помериться с кем-то силой. Но понял: это его единственный шанс заслужить уважение своей прекрасной дамы и, может быть, даже возбудить в ней какие-то чувства к себе. Ведь она любит героев. Значит, если он хочет добиться ее любви, то должен стать героем.
        Вскоре он заметил, что соперники его весьма сильны, но довольно простодушны. Не знали никаких хитрых приемов, каковые человечество придумает несколько тысяч лет спустя после них. Этим преимуществом и решил воспользоваться Илар. На занятиях самообороны его кое-чему научили, а некоторые приему отработаны были им до автоматизма.
        И вот он на ринге. Голый и до блеска смазанный оливковым маслом. Стадион возбужденно гудел.
        Поскольку на сопернике не было одежды, за которую можно было бы ухватиться и провести прием, это еще более усложняло поединок. А противника надо было бросить на землю - неважно, лицом или спиной - и удерживать до тех пор, пока судьи не дадут сигнал закончить поединок или пока соперник сам не сдастся. Правила запрещали пинаться и бить кулаками в лицо, это все-таки не кулачный бой, а борьба, хотя и вольная. Запрещалось так же кусаться, царапаться и вообще наносить увечья противнику. Что ж, правила были достаточно гуманны, даже для столь древних времен.
        С несколькими молодыми борцами Илар легко справился, в основном используя их же молодой напор. Подаваясь назад, он бросал через бедро устремившихся на него соперников. Не мешкая, прыгал им на грудь, не давая подняться. Эта была самая трудная часть поединка - удержать бьющегося, извивающегося под тобой противника.
        До слуха Илара доносились крики и свист толпы, собравшейся на стадионе. И крики эти не были дружественными по отношению к нему. Все правильно, местные болели за земляков и не желали победы чужаку. Это огорчало, и если не придавало вдохновения, то, по крайней мере, возбуждало злость. Хорошая спортивная злость - тоже не плохое подспорье. Единственным ободряющим стимулом было сознание того, что, может быть, скорее всего, хоть один человек да болеет за него. Таким человеком, наверняка, была Елена. Она могла это делать просто из солидарности. Трудно представить, чтобы она волновалась за кого-то другого, незнакомого ей парня. Хотя... может быть, она успела вдохновиться видом обнаженного тела какого-нибудь красавчика. Впрочем, Илар надеялся, что его обнаженное тело выглядит ничуть ни хуже других. Может быть, не такое загорелое... Пилот уже перестал смущаться своей наготы и принял боевую стойку.
        Одного такого красавчика пилот брякнул о землю с несколько даже садистским удовольствием и заломил ему руку так, что тот зарычал от боли и попросил пощады.
        Проведя несколько победных спаррингов, Илар сильно устал и едва дождался отдыха. Пока одни спортсмены боролись, другие отдыхали и разминались. Пилот лежал на траве, тяжело дышал и поглядывал на царскую ложу, где рядом с царем и его супругой сидела Елена. Из всех собравшихся на стадионе присутствовали только эти две женщины. Всех прочих горожанок на стадион не пускали. Такие были обычаи здесь.
        Последним его противником оказался здоровяк, раза в полтора тяжелее, чем Илар. О соответствии весовых категорий здесь, как видно, не имели никакого понятия. Или не придавали этому значения. Не хочешь - не борись. Но Илар счел делом чести завалить эту чертову груду мышц.
        Слабым местом спортсменов было их неумение противостоять подсечке. Их легко можно было обмануть. Но уж если они вцеплялись в тебя, то мертвой хваткой. Даже скользкое тело, казалось, не было им помехой.
        Он опрокинул здоровяка, но удержать не смог. Тот вывернулся и сжал Илара в могучих тисках. Пилот почувствовал, что не может вздохнуть. Без притока кислорода спортсмен быстро выдыхается, мышцам не поступает энергия. Сопротивление слабеет. И вот уж его подняли над землей. Потеряв опору, Илар осознал полную беспомощность. И тут его ахнули о землю. Свет в глаза померк. Превозмогая боль, Илар накачивал себя кислородом, пока на него не обрушилась вся масса борца. Тот уселся поверженному сопернику на грудь, своим весом выдавливая только что набранный запас воздуха. Вот уж когда вдохнуть было почти невозможно. Рискуя сломать позвоночник, Илар несколько раз встряхнул своего соперника, пытаясь немного продвинуть свое тело немного назад так, чтобы освободить грудь. Противник несколько съехал с груди почти к самому горлу. В нос Илару проник отвратительный запах половых органов соперника. От вони невозможно было избавиться, она была тошнотворна. Еще немного и Илара вырвет, и он захлебнется своими извержениями. Издав истошный крик, с выбросом из глотки последней порции воздуха, пилот взметнул ноги и обхватил
ими голову фригийца - и с силой мощной пружины распрямил тело.
        Затылок здоровяка тюкнулся о землю. Удар его ошеломил. Илар этим воспользовался. Вскочил и бросился на соперника, упал поперек его тела, обхватил правой рукой крепкую шею и, схватив свое запястье, замкнул кольцо, сдавил вражье горло, что было силы. Противник попробовал подняться, но не смог. Держали его крепко, как ни вздувались мышцы, вены и артерии. Лицо фригийца от страшного напряжения совершенно потеряло человеческий облик. Здоровяк захрипел, пытаясь повернуться на бок, и опять не преуспел - шейные позвонки опасно напряглись, причиняя невыносимую боль. Илар пружинно лежал, раскинув ноги, упираясь носками в землю, сжимал руки изо всех сил. Соперник попал в безвыходное положение. Илар нашел у этого сильного тела слабое место. Его ахиллесову пяту. Впрочем, мало кто способен вывернуться из такого захвата. Надо иметь для этого поистине бычью шею. И даже быки порой не выдерживают, падают на колени и валятся на бок. Когда за дело принимается умелый ковбой.
        Илар ожидал удара гонга, но его все не было, хотя уже миновали все мыслимые сроки. Или он просто торопит время? И тут он получил удар, но не гонга, а булыжником под ребра. Так показалось Илару, хотя на самом деле противник просто двинул ему кулаком. В глазах потемнело, хотелось все бросить и уйти. Но он лишь сжался, ожидая нового удара. На его счастье судья заметил подлый прием и сделал замечание нарушителю. Но спарринг не остановил, все тянул время. Краем глаза Илар видел, что главный судья смотрит в сторону царской ложи. На стадионе стояла гробовая тишина. Пот застилал глаза, но сквозь кровавую пелену (наверное, лопнул капилляр в глазу) Илар увидел, как царь нехотя поднял руку и небрежно махнул кистью - сверху вниз.
        И сейчас же судьи ударили в гонг. Все! Победу присудили Илару.
        Ему вручили приз абсолютного победителя соревнований.
        Потом он принимал фальшивые поздравления от зрителей и вполне искренние от царя и Елены.
        - Ты ко мне пока не подходи, - сказал он своей даме, - от меня сейчас плохо пахнет. Извини, пойду мыться... а то дышать не могу.
        Эта была правда. В носу, в ноздрях, казалось, навечно поселился запах гениталий последнего противника. Отвратительный, неубывающий, неистребимый.
        Илар прыгнул в бассейн, нырнул с головой в воду, потом стоя, долго прочищал пальцами ноздри, до боли в затылке втягивал воду через нос и сморкался. Потом царские рабы натирали его тело жиром, смешанным с золой и костяными скребками снимали, соскабливали с кожи грязь. За этим следовало омовение горячей водой.
        Наконец Илар был чист. Его облачили в одежды, подаренные царем. Победителя пронесли на руках дорогой триумфатора. Толпа к тому времени уже ликовала вполне искренне. Теперь он считался не каким-то чужаком, а начальником строительного отряда. В полную его власть были отданы сто молодых душ. Пятьдесят пар - девушек и юношей. И они должны идти за ним, куда он прикажет.
        И вот, простившись с царем и царицей, получив от них благословение, Илар с Еленой, в сопровождении юношей и девушек - будущих строителей города, отправились на поиски места, где новый город будет заложен. Понимая, что имеет дело с людьми, которые слишком большое значение предают символике, божественному провидению, Илар объявил, что новый город будет основан на том месте, где остановится пестрая корова, которую Илар выиграл в числе других призов.
        Путешествие было долгим. Корова никак не желала ложиться. Наконец она все-таки утомилась и улеглась на одном из живописных холмов.
        Илар объявил, что место для города найдено. Строительство начали не мешкая. Илар сильно уставал. Днем он руководил строительными работами, а по вечерам, закрывшись в своей палатке, строгал толстый обрубок бревна.
        - Буратину, что ли, вырезаешь? - спросила Елена, зайдя к нему в гости.
        - "Священный" палладий, оберег для нового города,- отвечал Илар.
        - Я не знала, что ты на все руки мастер...
        Илар промолчал. Он работал с усердием. Из инструментов у него были все тот же десантный нож, деревянный молоток и нечто, похожее на стамеску. Мастеру пригодился опыт работы с деревом, когда он помогал отцу в строительстве яхты, и юношеское увлечение рисованием.
        Елена смотрела на него внимательно и вдруг увидела в нем уже не прежнего юношу, но сильного мужчину, с курчавой бородкой по местной моде, мужа многоопытного, будущего царя. Впрочем, почему будущего? Он уже царь. И она поняла, что её место возле него. Ибо так угодно судьбе.
        Деревянная статуя Афины-Паллады получилась у Илара довольно сносной. Не шедевр, конечно, но вполне прилично. Для придания ей большей достоверности, фигуру пришлось опалить огнем.
        И вот как-то после особенно сильной ночной грозы, строители вышли из палаток и шатров и наткнулись на чудо, не иначе сотворенное Зевсом. Они увидели вырванное молнией из дерева изображение Афины-Паллады. Все стали молиться и наш герой тоже. Он горячо благодарил Олимпийца за посланный ему палладий, который отныне станет талисманом, и будет охранять новый город.
        На свадьбу Илара с Еленой приехал царь Фригии со своей женой и свитою. Монарх осмотрел строящийся город и благословил молодую чету на царство.
        Илар, а теперь уже царь Ил, назвал город Троей в честь славного "отца своего Троя". Но многие жители называли город Илионом в честь самого основателя.
        А его уже не ужасала мысль, что он попал-таки в пресловутую петлю времени. С какой-то стороны это даже было не плохо. В некотором роде бессмертие. Он будет умирать и воскресать, как бог. И это не страшно, потому что рядом всегда будет любимая женщина.
        -----
        Не совсем HAPPY, но, несомненно, END.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к