Реминискорум. Пиковая дама Елена Климова
        Юрий Ракита
        Кто такая Пиковая дама? Увлекшись этой загадкой и стремясь сделать интересный сюжет для видеоблога, четверо друзей оказываются втянуты в череду мистических событий… Так начинается действие квеста в реальности и одноименной книги «Реминискорум: Пиковая дама», входящих в состав кроссмедийного проекта MirrorGames (mirrorgames.ru). Это не квест по книге и не книга по квесту - перед вами два равноправных, хотя и совершенно различных по жанру, произведения. В книге повествуется о том, что нельзя рассказать в часовом квесте. Зато в квесте вы сможете оказаться на месте героев и в реальности пережить и ощутить многое из того, что могли лишь вообразить себе, читая книгу…
        Юрий Ракита
        Лена Климова
        Реминискорум: Пиковая дама
        
        От авторов проекта
        Добро пожаловать в мир MirrorGames (mirrorgames.ru)!
        В настоящее время наш кроссмедийный проект включает книгу «Реминискорум: Пиковая дама» и одноименный квест в реальности (открывается в конце 2016 года по адресу Москва, Нижний Сусальный переулок, дом 5). Вскоре ожидается также выход второй книги цикла «Реминискорум: Скрытые переменные».
        Тем, кого заинтересуют этот мир и действующие в нем герои, мы рекомендуем познакомиться с обеими частями проекта. В книгах вы прочтете о том, что мы не могли рассказать в квесте, действие которого длится не более часа. Зато в квесте вы сможете оказаться на месте героев и в реальности пережить и ощутить многое из того, что могли лишь вообразить себе, читая книгу.
        Это не квест по книге и не книга по квесту - перед вами два равноправных, хотя и совершенно различных по жанру, произведения. Их объединяют общий мир, многие места действия, а также некоторые герои и события. Поэтому мы надеемся, что тем, кто сначала прочтет книгу, будет интересно затем пройти квест, и наоборот - тем, кто уже прошел квест, захочется больше узнать об этих героях и их мире, и они обратятся к книге.
        Нам также хотелось бы надеяться, что книга, с которой вы начали знакомиться, может представлять и самостоятельный интерес. На самом деле идея рассказать некую историю именно таким образом, чтобы в ней пересекалось несколько совершенно различных планов - событийных, мистических, исторических, предметных, - каждый из которых был бы при этом самоценен, хотя и тесно связан с остальными, вызревала у нас уже очень давно, не было только подходящего сюжета. Первоначальный сценарий квеста показался нам чрезвычайно удобным опорным скелетом для конструирования такой книги, в которой внешние события отражают внутренний путь героев, личные судьбы связаны с развитием цивилизации, а истории людей переплетаются с историями идей. Насколько успешно в итоге удалось реализовать этот замысел - судить вам!
        Книга I. Пиковая дама
        Свет мой, зеркальце! скажи
        Да всю правду доложи.
        А. С. Пушкин
        - А теперь, - сказал голос, - следующее. «Все - единое Я, это Я - мировое Я. Единение с неведением, происходящее от затмения света Я, исчезает с развитием духовности».
        - А эта бредятина откуда? - спросил я. Я не ждал ответа. Я был уверен, что сплю.
        - Изречения из «Упанишад», - ответил с готовностью голос.
        - А что такое «Упанишады»? - Я уже не был уверен, что сплю.
        - Не знаю, - сказал голос.
        Я встал и на цыпочках подошел к зеркалу. Я не увидел своего отражения. В мутном стекле отражалась занавеска, угол печи и вообще много вещей. Но меня в нем не было.
        - В чем дело? - спросил голос. - Есть вопросы?
        - Кто это говорит? - спросил я, заглядывая за зеркало.
        А. и Б. Стругацкие
        …Все, что случилось далее, было похоже на страшный сон… перед нами в неясном свете фонарей возникло чудовище. Оно стояло перед нами неподвижно. Хотя вряд ли это можно было назвать неподвижностью. Серный дым окружал его полупрозрачной пеленой. За головой его то появлялся, то пропадал блеклый ореол, и тогда стоящие дыбом волосы его вспыхивали… Оно все время меняло облик и как бы переливалось внутри черного силуэта. Страшная морда его двоилась, и руки его при движении утончались и вытягивались. Разглядеть его не удавалось из-за испарений и пляшущего света, от которого красными угольками вспыхивали глаза… Защищаться нечем - вот он, тот свет, куда попадают грешники… Мелькнула сумасшедшая мысль: все-таки пришелец… Я вскрикнул и потерял сознание.
        Очнулся я на холодке… Мы вскрыли последний конверт и прочли его при свете фар.
        «…Что же вы там нашли? Не огорчайтесь, дорогой Владимир Андреевич, в вас меньше всего чего-либо дьявольского. Просто вы нашли первое на свете зеркало. Вот и все. Может быть, оно было кривое…»
        М. Анчаров
        Пролог

* * *
        (За пятьсот лет до начала описываемых событий…)
        - Заклинаем: откройте дверь и выдайте нам еретичку и богоотступницу!
        - Нет! Не впущу! Отец, помоги мне!
        - Бруно, отойди… Не смей, мальчишка! Немедля убери нож! Хочешь разделить ее незавидную участь?
        - Но они убьют ее, отец! Убьют ни за что! Она не ведьма!
        - Немедленно откройте или мы сломаем двери!
        - Отец, пусти! Пусти меня! Нет!
        Они пришли за мной. Отодвинув занавеску, я вижу тени, надвинутые на лбы черные капюшоны, свет факелов. Неужели конец? Неужели я погибну - вот так, только начав жить?
        Зеркало. Нужно спрятать зеркало. Вот сюда, в стол под трюмо. Где мои карты? Как руки дрожат, мне страшно… Выберу три карты. Раз, два, три… Теперь смешаю. Готово. Это лучше любых замков. Они не откроют ящик, пока не выложат этот аркан. А взломают ящик силой - так и найдут внутри только осколки. Если суждено, пусть тайна зеркала умрет вместе со мной. Я не позволю им забрать Бруно, моего бедного Бруно…
        Тяжелый удар сотрясает дом - видимо, они все-таки выбили входную дверь. Слышу топот тяжелых ног, крики. Дверь моей комнаты распахивается, и в проеме появляются в точности такие лица, какие и ожидаешь увидеть в такую минуту: разгоряченные, исступленные, полные сознания собственной правоты, примитивной животной ненависти и одновременно страха - все-таки ведьму пришли брать. Ну как превратит во что или порчу наведет? Не бойтесь, глупые. В жизни никому не пожелала зла и даже сейчас вам его не желаю. Знаю, что не виноваты. Вам приказали - вы и делаете. «Я не буду сопротивляться и пойду с вами сама», - хочу сказать я, но не успеваю, потому что они уже здесь. С криком и хохотом грубо хватают меня, стараясь сделать побольнее. Тело реагирует само - дергается в жалкой попытке освободиться. Тут же в ответ на это кто-то сильно бьет меня в лицо и сразу после этого еще сильнее по затылку. Темнота, накатывающая после второго удара, милосердно прерывает дикую боль от первого. «Приняли голубушку», - слышу я чей-то удовлетворенный басок, прежде чем окончательно проваливаюсь в бездонный черный колодец…

* * *
        (За тринадцать лет до начала описываемых событий…)
        Кровати отодвинули ближе к стенам. Постелили на пол покрывала. Уселись в тесный круг, зажгли свечу. Притихли.
        - Не стоит нам тут сидеть, - прошептал Валёк. Поежился. - А если вожатые застукают? Опять ор поднимут: «Вон из палаты девочек! За день не натрепались? Чем вы тут занимаетесь, а?»
        - Не застукают, - буркнул Борька. - Перестань трястись. Им не до этого. Заняты… Я видел - в тихий час Гриша с Сан Санычем ходили за территорию. Вернулись с пакетами, пакеты звенели. Какой вывод? Все вожатые сейчас тихо пьянствуют. Им не до нас.
        - А как же наша Лена? - недоверчиво спросила Вера. - Мне кажется, она не пьет…
        Боря усмехнулся:
        - Точно, не пьет. Лена на лодочной пристани, с физруком целуется.
        - Да ну-у-у? - Вера хихикнула, украдкой покосилась на Лешу, покраснела и порадовалась, что в темноте этого никто не увидит.
        - Можете сходить проверить. Я их с балкона полчаса назад видел… А потом в лес гулять пошли…
        - Да ты просто Шерлок Холмс, приятель! Мегагигасупермозг! - Леша в шутку потрепал Борьку по голове; тот недовольно вывернулся и огрызнулся:
        - В отличие от некоторых я просто использую голову по назначению.
        - Ладно-ладно, не кипятись, - Леша примирительно поднял руки. Незаметно переместился чуть ближе к Вере. - Ну тогда… Кто начнет? Только давайте рассказывать по-настоящему страшные истории, а не фигню для детсадовцев про летающую Черную руку.
        - Я, - Катя затрясла рукой, словно прося вызвать ее первой к доске. - Я начну. Знаю одну клевую страшилку. Короче, слушайте… Была тут девочка одна. Двадцать лет назад или тридцать, не знаю. Вот. Пионерка. Давно, короче. Влюбилась в мальчика из старшего отряда. Другого пионера. Это самое. А он ее не любил. Вообще. Короче, она так страдала, что взяла и повесилась в пятом корпусе. Закрытом. Вот. С тех пор туда никого не селят. Потому что дух. Это самое. Там бродит ее дух и ищет своего любимого. И статуя пионерки без башки, которая в гнилом пруду, короче, тоже оживает по ночам. Вот.
        - Не страшно, - сказал Борька. - В пятый корпус никого не селят, потому что он закрыт на ремонт. Никаких духов там нет.
        - Короче, ты просто зануда, - огрызнулась Катя и взобралась на кровать, подальше от всех. - Тогда рассказывайте сами!
        - А мне страшно, - пробормотал Валёк. - Я лучше пойду…
        Встал, опасливо оглядываясь, поддернул пижамные штаны, отворил дверь палаты и тихо прикрыл за собой.
        - Теперь давайте я. - Вера поерзала на месте, устраиваясь поудобнее. - Есть такая легенда о Пиковой даме…
        За окном ветер посвистывал в проводах. Ровно шумели деревья. Рассохшаяся форточка скрипела от порывов воздуха. Слегка погромыхивало: похоже, собиралась гроза. По стенам метались крупные темные тени. Свеча потрескивала и чадила.
        - …И потом надо задать ей один вопрос. Дама ответит на него чистую правду. И потом быстро-быстро стереть нарисованные ступеньки, чтобы она не вышла наружу. Даже если начала спускаться - все равно стереть. Начиная с ближней. А то… - Вера сделала многозначительную паузу. - А то задушит. Голыми руками. Или еще что-то плохое случится…
        - А я слышала, - Катя свесилась с койки, - что надо, это самое, сказать ей свое заветное желание. Только честно, вот. И она его выполнит. А если обманешь, скажешь ерунду типа «хочу конфет или приставку», то убьет тебя, короче. Задушит или как - не знаю, но убьет. Вот.
        - А я слышал, что никакой Пиковой дамы не существует, - флегматично проговорил Борька.
        - Не интересно - не слушай, - отрезал Леша. - А мне интересно.
        - Да ладно, - фыркнул Борька. - Знаю я, какая дама тебе на самом деле интересна… - И умолк, увидев, как к его носу приближается угрожающий кулак.
        - Давайте вызовем ее, - предложила Вера, чувствуя, как все внутри замирает от дерзости идеи и от близости Леши. - Вызовем Пиковую даму. Вот и проверим, существует она или нет.
        - Я немножко боюсь, - призналась Катя. - Но мне интересно.
        - А мне - нет. - Борька резко поднялся на ноги. - Я спать пошел.
        - Думаешь, она не явится? - спросила Вера.
        - Не явится. Не верю. Ничуть. Ни в Пиковую даму, ни в Красную руку, ни в Синюю пионерку, ни в вожатых с отрезанными бошками… Развлекайтесь на здоровье, детки.
        Ушел в свою палату. Бухнулся на кровать, отвернулся лицом к стене. Дураки безмозглые. Кретины. Идиоты. Пусть делают что хотят, ему-то какая разница? И Леха туда же - развесил влюбленные уши, как лопух. Что он в ней нашел? Красивая, глупо спорить… Не растрепанная швабра, не дылда, не толстая - все в меру. Глаза - так просто космос. И все равно. Разве можно сравнить? То - девчонка, а то - настоящая мужская дружба. Появилась девчонка - друг побоку. Если вообще был другом… Можно и кулаком погрозить, и Шерлоком Холмсом обозвать. Ну и пожалуйста. Ну и подумаешь…
        Подскочил от раската грома. Вздохнул. Повернулся на спину. Услышал, как скрипнула дверь, взвизгнули пружины соседней кровати.
        - Борька, спишь? Бо-о-орь… Я же вижу…
        - Нет. Не сплю.
        - Эй… Слушай, хорош дуться.
        - Да не дуюсь я. Вызвали свою Даму?
        - Ага…
        - И что, пришла она?
        - Ага…
        - Да ладно. - Борька сел на кровати. - Перед девчонками выделывайся сколько влезет, а мне не надо заливать.
        - Серьезно. За окном гром, молнии, ветер - страшно, аж жуть. А мы все сделали по инструкции. Нарисовали дверь на зеркале, сказали трижды - мол, Пиковая дама, приди, и тут ка-а-ак грохнет, молния - во, на полнеба, свечка погасла, паленым завоняло, а в зеркале как будто что-то зашевелилось… Ну а потом пришла дама.
        - Лешик! Какая, к черту, дама?
        - Обыкновенная дама. Только не Пиковая, а в белой простыне. Дверь - с ноги, и как заорет: «А ну-ка быстро по кроватям! Что за безобразие! Мальчики в палате девочек! Хоть бы в последнюю ночь вели себя прилично! Одни на дискотеке напились и весь корпус заблевали, другие пожар собрались устроить! Свечку жгут! Дымом воняет! Вон отсюда немедленно!»
        Ну и как на него сердиться, когда он так уморительно корчит рожу, изображая разгневанную вожатую? Борька не выдержал и заржал в голос:
        - Ленка, что ли, вам явилась?
        - Ага. Злая, как черт… То ли под грозой промокла, то ли с физруком не сложилось. Может, он целуется не очень хорошо. Забавно вышло. - Леша бухнулся в кровать, задрав ноги на стену. Чуть тише проговорил в потолок: - А я… а еще я Веру поцеловал.
        - Ясно.
        - Опять надулся… Я же вижу. Как хомяк. Думаешь, небось: «Пропал калабуховский дом».
        - Чего? Какой еще дом? Не угадал. Не это я думаю. - Борька расслабленно заложил руки за голову и слегка улыбнулся. - Думаю, Валёк Ленке на вас стуканул.
        - Да ладно?
        - Серьезно. А ты не замечал? Всю смену так. Чуть что - сразу к ней, пока никто не видит. Когда мы за территорию в киоск бегали. И когда гуляли ночью - тоже. Помнишь, он с нами тогда не пошел: я инвалид, ножка болит, на сучок накололся… Ага… К Ленке ходил язык почесать. Его за это в тихий час купаться отпускали.
        - Ну и зараза, - фыркнул Лешка. - А я не замечал.
        - И почему я не удивлен? Не замечал, потому что смотрел немножко не туда…
        - Ну, хватит, хватит. - Лешка пересел на Борькину кровать, хлопнул его по плечу. - Давай лучше этого доносчика пастой намажем, как уснет. У меня есть тюбик - ядреная такая, аж глаза щиплет. Сам один раз попробовал - и все, выбросить хотел… К счастью, не выбросил. Лучше бы, конечно, намазать его подлый стукаческий язык или тупой подхалимский мозг, но можно ограничиться и рожей…
        Борька окончательно расплылся в улыбке. Друг остается другом. Все хорошо - как в старые добрые времена.
        - Заметано!

* * *
        (Примерно в то же время…)
        - Пап, а пап, почему меня так зовут?
        - Как?
        - Гретой…
        - Ты же знаешь, в честь бабушки. Ее так звали, поэтому мы и тебя так назвали… Вот что, детка, давай ешь. Нечего за столом разговаривать!
        Грета какое-то время старательно ковыряет вилкой в тарелке.
        - Пап, а можно меня по-другому переназвать?
        - Зачем?
        - Девчонки дразнятся: Гретка-креветка… Можно я буду Марина? Или Наташа?
        - Грета Витальевна, не говори глупостей! У тебя самое замечательное имя. Редкое, запоминающееся. Бабушка твоя была очень добрая и очень красивая. Все ее любили. Ты вырастешь, тоже станешь такой же красивой, и все будут тебя любить. Кушай, детка, не отвлекайся.
        Грета снова ковыряется в тарелке. Перспектива того, что все будут ее любить, даже противные девчонки, которые теперь дразнятся, ей нравится. Но имя все равно смущает. У всех имена как имена - Лена, Света, Зульфия. Ну, Зульфия понятно - она приехала откуда-то с юга. А она-то всю жизнь в Москве живет. Почему же она Грета?
        - Пап, а бабушка что - нерусская была?
        - Почему же, - усмехается отец, - самая что ни на есть русская. Из деревни Ладыкино Рязанской области.
        - Почему же ее тогда Гретой назвали?
        Отец улыбается, смотрит на дочь, даже откладывает газету.
        - Это дед Никанор учудил, прадед твой. Упрямый был. Вечно с бабой Тасей воевал, все по-своему поставить норовил. Когда у них первая дочка родилась, он ее хотел Марьей назвать в честь бабки своей. Да только бабка та была, как сказывают, мягко говоря, не особо красивой. Вот баба Тася наперекор мужу взяла и записала дочку Любовью, чтоб была красивая, как актриса Любовь Орлова… Да, дед на нее сильно осерчал, но ничего не поделаешь - тогда все строго было: как записали, так и будет на всю жизнь. Через пару лет рождается у них вторая дочка, мама моя, значит. Договорились ее Ириной, что ли, назвать. И вот дед берет документы, идет в сельсовет, возвращается оттуда с бумагой, выкладывает ее перед бабкой и говорит: «Пляши, Таисия, все по-твоему вышло. Хотела актрису - получай еще одну. Я ее Гретой записал, чтобы как Грета Гарбо была». Уж как его бабка упрашивала, только он ни в какую. Так мать всю жизнь Гретой Никаноровной и проходила. И, между прочим, именем своим редким гордилась. Баба Тася ее в детстве Галей звала, а она ее все время поправляла: «Мам, я никакая не Галя, я Грета!» Гордая была, вся в деда.
И очень красивая. Это все признавали. Может, ей и правда имя помогло… Вот так-то, дочка. А ты говоришь - Марина. Ладно, кушай давай.
        Грета какое-то время молчит, переваривает рассказ отца. Потом решается на вопрос:
        - Пап, а что такое сельсовет?
        - Хм, как бы это тебе объяснить… Ну, это раньше в каждой деревне был такой главный дом. Вот как у нас в районе управа. Понимаешь?
        Грета кивает. Чего ж непонятного, когда вон она - управа, в двух кварталах от их собственного дома. Мимо нее всегда проходишь, когда идешь в магазин за мороженым.
        - Ну вот, сельсовет - это как управа. Только в деревне.
        - Пап, а кто такая эта Грета… Гарба?
        - Актриса такая американская была. Давно, до войны еще. Очень красивая.
        - Красивее, чем мама?
        - Что ты, как же может быть кто-то красивее, чем мама, - смеется отец.
        Красивая актриса из Америки, думает Грета, - это хорошо. Будет что девчонкам ответить на их дразнилки.
        - Пап, а почему ты мне раньше про эту Гарбу не рассказывал?
        - Не знаю. Мала была еще, не поняла бы.
        - А теперь я большая? - Шестилетней Грете уже давно кажется, что она совсем взрослая, но приятно, что и отец это, наконец, заметил.
        - Конечно большая. Вон какая выросла. А все потому, что кушаешь хорошо… Так что хватит разговоров за столом, давай ешь.
        - Ну, па-а-ап, я больше не хочу…
        - Вот и отлично. Не хочешь - заставлять не будем. Марш из-за стола, и не забудь помыть руки! - отец снова скрывается за газетой.
        Ну, марш так марш. Грета слезает со стула и плетется в ванную. А все-таки какой замечательный получился обед! Сколько папа всего интересного рассказал. И Гарба эта загадочная. Жаль, что разговор окончен, столько еще всего хочется спросить. Но Грета знает - когда отец отсылает из-за стола, лучше на кухню больше не возвращаться. Однако можно ведь спросить и еще у кого-нибудь…
        - Ксюш, кто такая Грета Гарба?
        - Актриса такая древняя, - отвечает сестра, не прекращая что-то писать в тетради.
        - Ксюш, а какая она?
        - Не волнуйся, на тебя не похожа… Гретка, не видишь, я занимаюсь!
        - Ну, Ксю-ю-юш…
        - Ладно, только отстань! - Сестра встает из-за стола, снимает с полки стопку журналов, достает один из них, листает, потом дает Грете. - Вот она, твоя Грета Гарбо. Недавно совсем статью про нее читала, вот, видишь, здесь. Нравится?
        Фото в журнале черно-белое, на нем женщина со странной прической в красивом платье и странной шапочкой на голове, похожей то ли на лыжную, то ли на купальную.
        - Нравится, - говорит Грета. - Ксюш, а можно я журнал возьму? Я потом обязательно отдам.
        - Ладно, бери. Хоть совсем забирай. Я уже просмотрела, да и нет там ничего интересного… Все, Грет, пожалуйста, иди сама поиграй. Мне заниматься надо.
        Сама так сама. Грета идет в прихожую, где висит большое зеркало. Смотрит на себя. Смотрит в журнал, где женщина в шапочке. Нет, не похоже. Нужно над собой поработать. Грета берет расческу и начесывает волосы, чтобы стояли, как на фото. Результат ее не вполне удовлетворяет, но так уже значительно лучше. Такого красивого платья у нее нет, зато вот он, Ксюшин шарф, в который можно так замечательно завернуться. Чего-то еще не хватает… Она влезает в Ксюшины туфли - туфли огромные, но такие красивые! И последний штрих. Шлепая туфлями, она идет в ванную и берет купальную шапочку. Возвращается к зеркалу, натягивает шапочку, но не совсем как при купании, а чтобы начесанные кудри торчали, как на фото. Теперь все замечательно! Она вертится перед зеркалом и так и эдак, представляя себе, что она актриса на сцене. Собственное отражение ей так нравится, что она даже тянется к нему, чтобы его поцеловать. Прикасается к зеркалу, и тут вдруг ей кажется, что стекло теплеет и отражение отвечает ей на поцелуй живым поцелуем. Она отскакивает и видит, что в зеркале вместе нее отражается настоящая Гарба с фото - улыбается
загадочной улыбкой, словно зовет к себе. Это уже слишком.
        - Па-а-апа! - Грета в ужасе бросается к отцу на кухню. Конечно, шарф запутывается в гигантских Ксюшиных туфлях, и она со всего разбегу грохается на пол. От внезапной боли, обиды и страха слезы сразу хлещут в три ручья. Такой, рыдающей на полу в коридоре, ее и обнаруживают выскочивший из кухни отец и выбежавшая из комнаты сестра.
        - Опять мои вещи брала! - возмущается Ксюша.
        - Да ладно тебе, - говорит отец, подхватывая Грету с пола и убаюкивая, как маленькую. - Дочка, что случилось-то? Ты цела? Сильно ушиблась?
        Грета мотает головой:
        - Папа, там в зеркале… эта… Гарба! Прогони ее, пожалуйста!
        - Конечно прогоню! Смотри, раз, два, три… Видишь, никого нет. Только мы с тобой, да Ксюха.
        Грета с отцовских рук опасливо косится в зеркало. И правда, никакой Гарбы.
        - Эх ты, фантазерка моя, - треплет ее отец по купальной шапочке. - Вытирай-ка скорее свои слезки… И знаешь что, не пойти ли нам за мороженым? Как тебе такая идея?
        Грета радостно кивает. Слезы тут же перестают течь. Мороженое - это отличная идея. И даже собственное имя ей теперь, пожалуй, тоже нравится. Она видела, что похожа на Гарбу. Она вырастет и станет такой же красивой. Она станет актрисой, и все будут ее любить. И дразниться никто не будет. А теперь - за мороженым!
        Глава 1. Открытие
        …Трон между двумя белыми колоннами. На троне женщина в красной мантии и зеленом плаще. В левой ее руке весы, в правой - меч. Глаза ее широко открыты, взгляд прожигает насквозь. Сейчас она примет решение, и никто не уйдет от ее суда.
        Это Высший Аркан Таро Справедливость, который многие по ошибке именуют также Правосудием. Вам кажется, что вы узнали женщину с весами. Вы думаете, что это Фемида, богиня правосудия. Но Фемида слепа, как и Фортуна. На глазах ее повязка - символ одновременно неподкупности и безразличия, того, что закон превыше всего.
        Нет, перед нами не Фемида. Это ее дочь Дике, богиня правды и справедливости. В отличие от матери она ясно видит, чтo следует делать. Весы и меч в ее руках - это две стороны ее натуры: точность и строгость. Ее весы всегда находятся в равновесии между правом и долгом.
        Карта Справедливость в раскладе Таро - это напоминание и обещание. Напоминание об ответственности и обещание воздаяния. Если карта легла в прямом положении, то справедливость непременно будет восстановлена. Потому что мир в конечном итоге справедлив - он отвечает добром на добро, злом на зло, равнодушием на равнодушие. Все мы рано или поздно получаем по заслугам.
        Перевернутое же положение карты указывает на то, что, вероятно, скоро нам преподнесут довольно жестокий, болезненный и унизительный урок. Он не доставит удовольствия, хотя, возможно, и пойдет на пользу. Придется столкнуться с последствиями собственных действий, ведь что посеешь, то и пожнешь! Не на кого пенять, если урожай окажется горьким. Впрочем, Справедливость всегда предоставляет шанс: исправь допущенные ошибки - и еще сможешь насладиться покоем в будущем. Перевернутая Справедливость также может предупреждать о том, что скоро вся наша жизнь окажется во власти некой недоброй силы или человека, пожелавшего взять правосудие в свои руки.
        Справедливость обещает нам время неожиданных открытий. Мы узнаем, что в мире все обстоит совсем не так, как казалось раньше, да и сами мы на поверку оказываемся совсем не такими, как думали о себе прежде. Тот, кто взыскует у судьбы справедливости, должен быть готов к тому, что первый счет предъявят ему самому. Будь честен - с самим собой, с теми, кого любишь, с теми, кто оказался рядом. Прими на себя ответственность за собственные решения, не пытайся перекладывать вину, тогда, возможно, и награда тебя не минует.
        Ты хотел узнать истину - так получай ее! Тебе больно, потому что иллюзии исчезли? А чего ты ожидал от Справедливости? Прими мир таким, какой он есть, и задумайся, как жить дальше. Но если захочешь, если найдешь в себе силы что-то изменить, не забудь сначала отдать старые долги. И тогда, возможно, женщина на троне улыбнется тебе. Ведь не одна Фортуна умеет улыбаться. У Справедливости свое чувство юмора. Вот только мы далеко не всегда готовы его оценить…
        Такси миновало старый корпус МИИГАиКа, свернуло в Нижний Сусальный переулок (короткий отросток, завершающийся тупиком с переходом в метро и к пригородным поездам Курского вокзала) и, не доезжая до конца, юркнуло налево, сквозь открытый по случаю сегодняшнего большого приема шлагбаум «Армы». Проехав по территории еще метров сто, остановилось. Антон расплатился и, стараясь не попасть итальянским ботинком из тонкой кожи в предательскую январскую лужу, вышел. С удовольствием распрямился, стряхивая оцепенение, втянул ноздрями холодный вечерний воздух и, как всегда в такие моменты, почувствовал себя восхитительно живым, бодрым и готовым к действию. Он отлично сознавал, что причиной этого являются не столько бодрящий воздух и хорошее настроение, сколько три таблетки (две синенькие и одна розовая), которые он принял перед выходом из дома, но относился к этому вполне философски. Он также знал, что через некоторое время и неизвестно сколько бокалов и стопок действие этих трех таблеток кончится, и тогда настанет черед следующих двух (коричневой и еще одной розовой), которые ждут своего часа в кармане
безупречного дизайнерского пиджака. И это его также вполне устраивало. Попробуйте-ка в сорок шесть, да еще при таком нездоровом образе жизни поддерживать себя в тонусе без стимуляторов.
        От природы Антон был жаворонком. Однако те времена, когда он вскакивал в шесть утра и сразу бросался к мольберту, обуреваемый желанием писать, давно прошли. Жизнь модного московского художника идет по иному расписанию. Встает он поздно, потому что накануне вернулся среди ночи, если не под утро. Потому что богатые и знаменитые по-настоящему живут как раз вечерами и ночами. Вот почему такое расписание - признак успеха. Доказательство того, что он не только сумел подняться на вершину, но и вот уже десять лет продолжает удерживаться на ней, что, как известно, гораздо сложнее.
        «Портрет (холст, масло) от Антона Соколова - лучший подарок самому себе. Это зримый образ ваших достижений. Ваше истинное лицо. Фамильные ценности, переходящие из поколения в поколение. Ваше послание миру и грядущим векам…» Вероятно, вы слышали эту рекламу на радио, видели на билбордах. Много ли имен современных художников вы сможете назвать? Вряд ли больше пяти, если вы только не профессиональный художник или искусствовед. И среди них непременно будет имя Антона Соколова. Скорее всего, вы не видели ни одной его картины, а имя встречали в светской хронике, но ведь важна лишь узнаваемость бренда. Она определяет уровень продаж.
        Он не считал, что продался, что разменял свой талант на известность и коммерческие заказы. Во-первых, потому что не был изначально особо высокого мнения об этом самом таланте. А во-вторых, потому что ему не было стыдно за свою работу. Это была честная работа, и он делал ее действительно хорошо. Антон Соколов умел писать портреты и любил писать портреты. В его активе были твердая, набитая годами упражнений рука, мастеровитый академический мазок, достаточно среднее (в этом он также всегда отдавал себе отчет) чувство цвета - поэтому цвета на его портретах всегда были благородными, чуть приглушенными, и впоследствии это стало восприниматься как часть его фирменного стиля. Но, помимо этого, присутствовало и еще нечто - слабое, едва уловимое, однако всегда различимое, если поставить рядом работы настоящего мастера и крепкого ремесленника с Арбата. Не то чтобы большой талант, но все же некая необычная способность, которая была у него всегда, сколько он себя помнил, а всерьез проявилась, пожалуй, в экспедиции по Русскому Северу, куда он поехал после второго курса за компанию с друзьями-этнографами. Он и
до этого часто улавливал в лицах людей некий отблеск, словно отражение иного, более возвышенного и чистого образа (а иногда, напротив, чего-то низменного и животного, даже пугающего). Студент художественного училища Соколов считал это работой своего яркого художественного подсознания и использовал в основном для написания точных, слегка обидных и всегда жутко смешных шаржей, которые пользовались большим успехом у его друзей. И вот в заброшенной русской деревне, сидя на перевернутом ведре и на коленке набрасывая черты сидящей напротив местной морщинистой старухи с удивительно спокойными и понимающими глазами, он вдруг понял, как это работает и как можно этим управлять. Голова позирующей старухи на фоне окна выглядела будто на картине в раме или, скорее, даже как отражение в зеркале. И если теперь представить, что рама зеркала находится перед лицом портретируемого, то можно увидеть - мысленно, конечно, мысленно, - отражением чего является это лицо. В данном случае перед воображаемым зеркалом он увидел бюст гордой римской патрицианки II века, хорошо знакомый ему из курса истории искусств. Черты римлянки,
подсказанные памятью, соединились с чертами заурядной деревенской старухи - и случилось маленькое чудо. На беглом карандашном портрете старуха вышла очень похожей на себя, но при этом казалась намного более живой, сильной, значительной, помолодевшей и одновременно более спокойной и мудрой. Словно древняя и прекрасная языческая богиня на секунду вошла в это дряхлое тело, преобразила его и взглянула из слезящихся глаз своим вечно молодым взглядом. Это была несомненная удача, лучшее из того, что он нарисовал за год. И при этом, самое главное, он точно помнил, как это сделал. В следующей деревне он попробовал повторить тот же прием мысленной зеркальной визуализации, используя в качестве натуры местного алкоголика Петюню, личность по-своему весьма примечательную, хотя облика и малохудожественного. В мысленном зеркале отразился греческий воин III века до н. э. работы неизвестного эллинистического скульптора, копия XIX века из коллекции копий Музея имени Пушкина (на память Антон никогда не жаловался). Преображенный Петюня, взглянув на собственный портрет, нарисованный заезжим студентом, долго молчал, потом
заплакал и пообещал завязать. Навсегда. Всухую. Просил отдать портрет ему, чтобы он мог на него смотреть, если станет невмоготу. Антон портрет не отдал. Он понял, что пошла серия, а с серией шутить нельзя. Из той поездки он вернулся с тридцатью карандашными портретами заурядных деревенских баб, алкоголиков, стариков и старух, при взгляде на которых зрителю хотелось снять перед ними шляпу и встать по стойке смирно. Мастер курса, заслуженный художник РФ Пал Сергеич Колыванов до сих пор Антона никак не выделял, даже, напротив, намекал, что с искусством ему, видимо, не по пути, а хорошему маляру всегда будут рады на стройках Родины. Но теперь, перебрав стопку его новых рисунков, хмыкнул и произнес, как всегда неразборчиво, словно у него каша во рту:
        - Ну, значит, на выставку…
        Выставка была юбилейная. На открытии ожидался сам мэр. Все работы для выставки были отобраны еще за полгода до того, но Пал Сергеич, неожиданно проявив совершенно не присущие ему напор и энергию, а также подергав за неизвестно откуда взявшиеся ниточки связей, выбил для Антона не просто место на выставке, а даже небольшую такую персональную стеночку, пусть и в скромном самом дальнем уголочке… Нет, нельзя сказать, что наутро после открытия выставки он проснулся знаменитым. Но именно с тех пор его имя вошло в тот список молодых подающих надежды талантов, за которыми рекомендуется следить любителям и знатокам живописи. Всего остального он добился сам при помощи терпения, труда, а также хорошего знания основ маркетинга. День за днем он строил свой уникальный бренд, постоянно совершенствуя свою необычную технику внутренней визуализации и одновременно обзаводясь связями, заказчиками, мастерской, студией, учениками и подражателями и, наконец, художественным салоном и личной галереей со скромной вывеской «Антон Соколов. Портреты современников».
        После той первой серии он никогда больше не рисовал простых заурядных людей. Главной бизнес-идеей для него стал слоган известной французской марки «Вы этого достойны!». Антон продавал людям возможность увидеть и показать окружающим себя преображенного. Однако если преобразить таким образом можно каждого, тогда, простите, за что же здесь платить? Подобная услуга просто обязана быть эксклюзивной. Кроме того, он больше никогда не выкладывался по полной. Изменения на портретах стали строго дозированными. Преображенный облик не должен укорять заказчика (смотри, каким бы ты мог стать, если бы захотел, если бы не свернул, не сдался, не опустился…) или призывать его к свершениям (смотри, чего ты можешь достичь!). Портрет должен льстить оригиналу, но тонко, едва заметно. И он больше не ожидал появления отражения в мысленном зеркале как наития, как некой скрытой истины, которая является ему неизвестно откуда, словно пророку или оракулу. Он научился управлять своими видениями, вызывать последовательно все новые варианты отражений (хотя каждое следующее всегда казалось чуть бледнее предыдущего и требовало
больших усилий для фокусировки), пока не появится нужное. Такое, которое понравится и польстит заказчику. Все эти бредни о Художнике, который равен Творцу, присягает Истине и Сам Себе Свой Высший Суд, придумали, как известно, романтики в начале девятнадцатого века. А до того художники знали свое место. И Леонардо, и Рембрандт, и Моцарт работали не ради чистого искусства. Они творили по заказу и верно служили своим заказчикам, послушно исполняя их прихоти и указания. Что ж, Антон не видел ничего зазорного в том, чтобы оказаться в такой компании. Ну и, конечно, он больше не писал портреты карандашом, потому что карандашные портреты смотрятся дешево и несолидно. Холст, масло - это на века. Такой портрет ставит тебя вровень с теми, кто столетиями взирает на зрителей с полотен великих мастеров.
        Так или иначе, вот вам промежуточный итог столь блестящей и правильно сконструированной карьеры. Самый, без ложной скромности, известный и желанный портретист Москвы прибыл на самую эксклюзивную и закрытую для непосвященных светскую тусовку этой зимы, где собирается не просто найти каких-то новых заказчиков, но намерен блистательно заарканить самую крупную дичь из всех, что водятся в этой скромной части света. А почему? Вероятно, потому что он, скромный и знающий свое место художник Антон Соколов, этого достоин.
        Само по себе открытие еще одной арт-галереи в Москве редко является важным культурным и светским событием. Но в данном случае важно было не то, что открывают, а то, кто это делает. Владелицей и куратором новорожденной галереи «АртАрмА» была Мария Малахова, постоянная подруга и, как все чаще поговаривают, будущая, третья по счету, жена Наиля Ашманова - одного из могущественнейших и богатейших людей страны, чье состояние, распределенное между сотнями фондов и инвесткомпаний, не мог отследить и в полной мере оценить даже вездесущий «Форбс». Более того, сегодня сам Наиль будет приветствовать ее гостей вместе с ней в роли хозяина вечеринки. Маше, наконец, удалось от него этого добиться. Жребий брошен, Рубикон перейден. Развод, раздел имущества и грядущая новая свадьба олигарха в явном виде стали на повестку дня, приведя высшее общество в состояние предельной ажитации. Сегодня здесь будут все. Естественно, лишь те, кто удостоился приглашения. Среди них непременно будут многие заказчики Антона, как бывшие, так и будущие. Но сегодня у него другая цель - Наиль Ашманов. Только портрет человека такого уровня
позволит Антону превзойти свой нынешний статус художника для богатых и знаменитых и достичь заветного амплуа придворного художника для истинных властителей и хозяев этой страны. Ему нужен лишь небольшой шанс, и сегодня такой шанс должен представиться. Залогом тому - договоренность с Машей (в обмен на некую услугу, о которой мы здесь не будем распространяться) о том, что в удобный момент она организует ему пятиминутный разговор с Самим. Здесь, на открытии. Нужно только дождаться удобного момента.
        Предъявив на входе в галерею приглашение, Антон спустился в гардероб, сдал свое легкое пальто и подошел к зеркалу, чтобы убедиться в том, что все в порядке и он готов к своей сегодняшней миссии. Результатами краткой инспекции собственной внешности он остался доволен. Недаром многие глянцевые журналы, несмотря на возраст, называют его одним из самых интересных холостяков Москвы, намекая на то, что сердце его свободно и у прелестных дебютанток есть шанс его завоевать. Удачный имидж, который не смогли испортить даже упорно распространяемые желтой прессой слухи о его многочисленных краткосрочных и некрасиво завершающихся романах с совсем молоденькими светскими тусовщицами, а также периодических и все учащающихся запоях и кутежах. Слухи, кстати, правдивые.
        Единственное, чего Антон действительно боялся в этой жизни, - потерять свой пусть небольшой, но очень полезный талант. Он точно знал, потому что подробно исследовал и неоднократно проанализировал, как работает машинка зеркального преображения у него в голове. Не знал только, почему она работает, чтo является источником вдохновения. А ведь любой источник может рано или поздно иссякнуть. Можно ли его чем-то подпитать? Как продлить и поддержать свои творческие способности? Однажды, довольно давно, когда был он еще достаточно молод и совсем не так знаменит, случилось ему влюбиться и получить от предмета своей страсти отказ, причем в достаточно оскорбительной форме. С горя он, естественно, напился. А на следующий день, приступив к работе, вдруг почувствовал, что доступ к мысленным отражениям и управление ими даются ему чуть легче, чем обычно. Этот случай и еще несколько подобных самонаблюдений явились причиной того, что Антон вдруг свято уверовал в расхожую идею о том, что настоящий художник должен быть вечно влюблен, желательно трагически, переживать бурные страсти и постоянно подпитывать свой талант
алкоголем и наркотиками. Казалось бы, столь типичный богемный путь добровольного саморазрушения никак невозможно совместить с регулярными упорными упражнениями по совершенствованию своей техники и долгосрочными планами по построению художественной бизнес-империи. Но однажды решив, что это необходимая часть творческого техпроцесса, Антон подошел к организации своей тайной порочной жизни как к очередной бизнес-задаче. Для реализации ее ему требовались постоянный поток девушек для кратковременных бурных и трагических любовных отношений, а также узкий круг преданных друзей и надежные места для совместных попоек и кутежей, где они могли бы происходить максимально скрытно, не бросая тень на репутацию. Друзья нашлись, места отыскались, средств хватало. С девушками было несколько сложнее, но со временем, методом проб и ошибок, он нащупал идеальную схему.
        Главная закавыка состояла в том, что девушка должна по-настоящему влюбляться в него, а он в нее, иначе боль и переживания при разрыве не будут достаточно сильными. Умудренная жизнью зрелая женщина здесь не подходит - вряд ли она сможет так быстро влюбиться и выдать всю необходимую гамму чувств за отпущенные ей три недели (таков оказался подобранный им идеальный цикл интенсивного любовного переживания). Значит, это должна быть очень-очень молодая девушка, переживающая, желательно, первую свою настоящую влюбленность - влюбленность в него, художника, яркого, талантливого и притягательного взрослого человека (естественно, все в рамках закона - никаких несовершеннолетних! Этих еще проблем не хватало!). Сначала Антон экспериментировал на студентках-первокурсницах. Потом, когда выбился в стан богатых и знаменитых, проще оказалось перейти на молодых тусовщиц - они сами слетались к нему, привлеченные его деньгами, славой и незаурядным обаянием. Нужно было только выбирать. Он выбирал красивых и необычных. А из них - тех, в ком было это наивное ожидание чуда: вот сейчас, сейчас все произойдет, фея взмахнет
своей палочкой, появится прекрасный принц, жизнь станет невообразимо замечательной и останется такой навсегда. Именно такая девушка всегда готова влюбиться в первого встречного и всецело отдаться этому чувству. Именно такая девушка потом предельно остро переживает момент, когда часы бьют двенадцать и карета превращается в тыкву.
        Трехнедельный любовный цикл Антон делил для себя на вдох и выдох. Вдох - не больше недели, короткий, резкий, чтоб распирало от счастья и хотелось летать. Выдох более плавный, тягучий, чтобы погружение в пучину отчаяния казалось медленным, но неумолимым и бесповоротным. Каждый раз все это происходило по-разному, но финальная сцена выяснения отношений всегда получалась безобразной, наполненной криками, взаимными обвинениями, оскорблениями, истериками с обеих сторон, мольбами вернуться, попробовать начать сначала, снова обвинениями, обещаниями, мольбами, оскорблениями. Иногда это с перерывами продолжалось несколько дней. Он не мог работать. Она вообще выпадала из жизни, потому что за последние недели он и стал ее жизнью. Они доводили друг друга до точки кипения. До последней черты. До взрыва. Пока оба вдруг не понимали, что за этим последним выбросом пара из остатков ненависти и любви дальше уже ничего нет. Все закончилось. Они совершенно чужие и посторонние друг другу люди. Все выгорело в душе, и больше там уже никогда и ничего не расцветет.
        На этом этапе, чувствуя себя совершенно разбитым и опустошенным после катастрофического завершения очередного любовного цикла, Антон исчезал из города и уходил в запой. Таблетки и наркотики мешались с алкоголем. Пьяный бред перемежался с приступами самоуничижения и раскаяния. Специально отобранные друзья, знатно гулявшие на его деньги, делили с ним эти дни, попутно следя за тем, чтобы он чего с собой лишнего не сотворил, а также за тем, чтобы информация о происходящем не просочилась за пределы их узкого круга. Из запоя его выводили аккуратно, но твердо, соблюдая заранее установленные сроки. Через несколько дней после исчезновения он возвращался в город, к обычному распорядку своей работы и светской жизни. О недавно произошедшем напоминали лишь темные круги под глазами, да еще необычайная легкость, с которой ему работалось, словно его творческие батарейки и вправду подзарядились новой энергией от тех интенсивных чувств, которые он испытал.
        Кстати, со времени последней такой подзарядки прошло уже несколько месяцев. Антон все чаще подумывал, что пора озаботиться поисками новой любви. И вот сейчас, стоя в гардеробе галереи «АртАрмА» и глядя на себя в зеркало, он решил, что тянуть с этим больше не стоит. Когда ему понадобится максимальный творческий потенциал, он должен быть во всеоружии.
        Из гардероба Антон поднялся в фойе, где как раз сейчас происходила собственно церемония открытия. Сияющая и раскрасневшаяся хозяйка находилась на небольшом подиуме с микрофоном вместе с еще двумя ключевыми персонами вечера. Одним из них был Дмитрий Гузман, лидер объединения актуальных молодых художников «Авалон», которого Антон хорошо знал в лицо, хотя личных встреч с агрессивно-занудным провозвестником «новой живописной искренности» старался по возможности избегать. Его присутствие означало, что Маша остается верна себе и ее новая галерея будет продолжать поддерживать именно эту группу современных художников, в раскрутку которой она уже и раньше вложила немало средств, щедро выделяемых ей Наилем. К сожалению, художественное направление, продвигаемое Гузманом и горячо поддерживаемое Машей, в профессиональных кругах считалось в значительной степени маргинальным, поскольку располагалось достаточно далеко как от понятной массам академической живописи, так и от того, что в наше время во всем мире обозначается термином «современное искусство». Видимо, Маша понимала (или кто-то ей вовремя подсказал),
что открывать новую галерею одной лишь выставкой «Авалона» значило рисковать провалом, несмотря на культовый светский статус мероприятия. Нужно было уравновесить милых ее сердцу актуальных творцов чем-то более классическим, интересным для публики. Но как при этом не поступиться своими художественными вкусами и принципами? В итоге было найдено решение, которое выглядело как вполне достойный компромисс: галерея «АртАрмА» открылась с двумя экспозициями - постоянной и временной. В залах, расположенных в правом крыле, царил «Авалон», зато в залах левого крыла расположилась приглашенная экспозиция предметов из коллекции знаменитого частного музея, но не художественного, а музея средневекового быта.
        Владельцем музея был некий итальянский профессор, страстный и всемирно известный коллекционер старинных бытовых предметов, связанных с европейской культурой и историей. В основном предметы относились к позднему средневековью и возрождению, хотя встречались и более ранние, и более поздние. При этом ценность их заключалась не в художественных достоинствах, а в провенансе. Даже простой медный таз приобретает необычайную ценность, если можно доказать, что им пользовался для умывания, например, один из римских пап во времена Авиньонского пленения. Что уж говорить о подлинном мече прославленного нюрнбергского палача Франца Шмидта, латной перчатке Генриха II, которая доказанно была на нем в день рокового рыцарского турнира, стоившего ему жизни, или зеркале из кабинета Марии Медичи. Большинство предметов, конечно, не было замешано в столь драматических событиях, но само по себе замечательно воссоздавало атмосферу времени и позволяло прикоснуться к истории. Не имея постоянного места расположения, эта культовая коллекция медленно дрейфовала по миру вслед за своим владельцем, явно занимавшимся, несмотря на
свою профессорскую степень, каким-то достаточно прибыльным и не очень публичным бизнесом. Большинство предметов коллекции профессор либо получил по наследству, либо сумел разыскать и добыть сам. Иногда, хотя и нечасто, он продавал или покупал предметы на аукционах, не столько через «Кристис» или «Сотбис», сколько через старинный парижский «Друо». Это позволяло косвенно оценить стоимость всей коллекции, и оценка эта вызывала уважение даже среди тех, кто мог себе позволить покупать яйца Фаберже. Постоянно перемещаясь по прихоти своего владельца, нигде не задерживаясь дольше нескольких месяцев, скромный частный музей неизменно вызывал фурор у местной публики. В России эта коллекция ранее никогда не выставлялась. Что и говорить, выбор был удачным - такая экспозиция не могла не привлечь внимания пресыщенной московской тусовки.
        В тот момент, когда Антон появился в фойе, речь Гузмана, как всегда витиеватая и чрезмерно затянутая, как раз закончилась, и Маша представляла публике второго из находящихся с ней на подиуме мужчин - своего дорогого гостя, профессора Бруно Дельгалло, владельца и куратора знаменитого музея средневекового быта, чьей экспозицией она счастлива открыть выставочную часть своей галереи. Приветственная речь профессора отличалась похвальной краткостью и даже с учетом того, что он говорил по-итальянски, а затем каждую его фразу еще раз по-русски произносила стоящая рядом переводчица, заняла в три раза меньше времени, чем выступление предшествовавшего оратора. Профессор отметил, что счастлив впервые представить свою коллекцию столь взыскательной и утонченной московской публике. Сообщил, что всегда питал симпатию к России. Вспомнил, как первый раз побывал здесь, правда, без коллекции, еще во времена Советского Союза, сохранив самые замечательные воспоминания о русском гостеприимстве. В заключение, резонно заметив, что русское средневековье в плане быта весьма существенно отличалось от привычного ему
европейского, он заявил, что крайне заинтересован в приобретении любых серьезных предметов российской старины с доказанным провенансом. Если у кого-либо из присутствующих имеется, например, посох, которым Иван Грозный убил своего сына, то он с радостью обсудит возможность приобретения такого замечательного артефакта. Портреты Ленина, балалайки и матрешки просьба не предлагать - их он достаточно скупил в прошлый свой приезд. Публика с радостью оценила шутку иностранного коллекционера и сопроводила его спуск с подиума шумными и искренними аплодисментами.
        Хозяйка галереи тут же быстро закруглила вводную часть, еще раз поблагодарив главного спонсора, который при этих словах приветственно помахал публике рукой. Официальное открытие галереи завершилось под вспышки многочисленных телефонов и фотоаппаратов торжественным разрезанием символической ленточки у входа в зал, где начиналась коллекция заезжего музея. Маша под руку с Наилем, окруженные толпой приближенных и журналистов, двинулись в обход по залам экспозиции. За ними неспешно потянулись остальные присутствующие, влекомые в равной степени интересом к дорогостоящей старине и наличием фуршетных столов, установленных по случаю открытия в середине каждого зала. До того официанты в фойе и первом зале разносили только напитки, а это, как известно, способно лишь раздразнить аппетит. Сам Антон успел за время произнесения речей незаметно для себя опустошить уже два бокала и сейчас держал в руках третий.
        В любом случае, пока хозяева вечера окружены плотным кольцом прессы, подобраться к ним не стоит и мечтать. Придется присоединиться к большинству гостей, медленно перемещающихся по музейной половине галереи, терпеливо дожидаясь возможности подойти поближе к экспонатам, чтобы без помех прочитать самое интересное - таблички с историей каждого предмета. В другое время Антон и сам с удовольствием завис бы здесь часа на два-три, ведь каждый такой предмет заслуживает отдельного внимания. Вот хотя бы эта люстра из оленьих рогов, сделанная в Германии в конце четырнадцатого века и после этого столетиями принадлежавшая герцогам д’Эсте, последним из которых оказался Франц Фердинанд д’Эсте, тот самый племянник императора Австро-Венгрии, чье убийство послужило толчком к началу Первой мировой войны. Более того, как утверждала табличка с провенансом, люстра не только принадлежала Францу Фердинанду, но некоторое время висела в его личных покоях в чешском замке Конопиште, где он много лет прожил со своей женой, чешской графиней. Затем Францу Фердинанду, страстному охотнику, убившему за свою жизнь более 270 тысяч
зверей (трудно поверить, но каждое убитое животное его егеря с немецкой педантичностью заносили в списки, и эти списки дошли до наших дней), пришла в голову идея сделать аналогичную, но гораздо более пышную люстру из рогов оленей, добытых им собственноручно. Данная идея была реализована его придворными мастерами (фотография прилагалась), после чего новая люстра заняла место старинной, а старинная была отправлена на дворцовый склад. Оттуда после аншлюса Австрии в 1938 году ее забрал и вывез один из офицеров вермахта, впоследствии направленный служить во Францию, где в какой-то момент он продал ее местному антиквару, не сознавая ни древности, ни подлинной цены предмета.
        - Рад, что вас заинтересовала моя коллекция, - услышал Антон женский голос и только спустя секунду осознал, что это через переводчицу к нему обращается тот самый профессор, Бруно как-его-там, незаметно очутившийся у него за спиной.
        Вблизи он показался старше - от сорока до пятидесяти, но не удивительно, если и все шестьдесят. Кто их поймет, нынешних европейцев. Лицо было не просто характерно итальянским и породистым - оно словно сошло с какой-то картины эпохи Возрождения, которую профессор так любил. В черных волосах резко выделялась седина. Профессор вполне приветливо улыбался, только улыбка эта почему-то совсем не затрагивала глаз. Взгляд у него был, скорее, оценивающий и какой-то неуютный.
        - Замечательный экземпляр, - сказал он, указывая на витрину с люстрой. - Сама история. Я нашел ее в Лионе в очень плохом состоянии. Не представляете, сколько времени потребовалось, чтобы проследить весь ее путь и найти все нужные подтверждения. - Профессор аж поцокал языком от возмущения плохим состоянием такого ценного предмета. Переводчица цокать не решилась.
        - Да, очень интересно, - подтвердил Антон на всякий случай по-английски. Он не любил общаться с иностранцами через переводчиков и вполне резонно рассчитывал, что профессор владеет английским как минимум не хуже него.
        - Маэстро Соколов, - продолжил профессор, столь же естественно переходя на английский, - я видел несколько ваших картин. Эти портреты крайне любопытны. С удовольствием побеседовал бы с вами как-нибудь о вашей оригинальной технике письма.
        Насколько Антон мог судить, английский собеседника отличался безупречным оксфордским произношением. Да и сам он вдруг стал гораздо меньше похож на итальянца, а в лице словно появилось что-то характерно английское - этакий безупречный джентльмен, занятый непринужденной светской беседой. Вот ведь что иногда делает с лицами перемена освещения, подумал Антон. Он и сам с удовольствием общался с забавным итальянцем, тем более так неожиданно оказавшимся поклонником его творчества. Вот только сейчас его все-таки больше интересовало, где находится пара хозяев приема, Маша и Наиль, и как бы ему их не упустить. Поэтому, понимая, что ведет себя вполне невежливо, он, поддерживая разговор с профессором, тем не менее то и дело слегка поворачивался, пытаясь высмотреть их из-за профессорского плеча. Профессор это, естественно, заметил и поинтересовался, что так беспокоит его собеседника. Антон честно ответил, что договорился о встрече с хозяевами вечера, а потом потерял их из виду. Профессор холодно улыбнулся:
        - Насколько я знаю, они сейчас заняты важным разговором в соседнем зале, и еще минут пятнадцать их лучше не отвлекать. Однако я могу вам посоветовать, чем заняться в эти пятнадцать минут. Обратите внимание на коллекцию зеркал в зале номер шесть. Думаю, для вас это будет особенно интересно. Прощайте, маэстро, с вашего позволения, я должен уделить внимание и другим посетителям.
        За секунду до того как профессор, поклонившись, отвернулся, Антон случайно взглянул ему в лицо и неожиданно наткнулся на такой жесткий и пронизывающий взгляд, что бессознательно сделал слишком большой глоток из своего бокала и даже слегка закашлялся. Профессор явно на что-то намекал, упомянув зеркала сразу после разговора о его технике написания портретов. Но откуда он мог знать? Нет, это просто совпадение. Да и неважно сейчас, чтo он там себе думает. Приближался самый важный момент вечера, ради которого он сюда приехал.
        Распрощавшись с итальянцем, Антон заглянул в соседний зал и увидел, что профессор был прав, - Наиль вполголоса беседовал с несколькими очень серьезными людьми; Маша безропотно стояла рядом, потупив взор и не пытаясь как-либо привлечь к себе его внимание. Это означало, что Антону в текущий момент тем более ничего не светит. Пройдя мимо них, он зашел в соседний зал, при входе в который таблички гласили: «Коллекция игровых предметов», «Коллекция зеркал». Действительно, почему бы не последовать совету владельца музея, раз уж все равно главное дело пока откладывается.
        Пройдя в зал, Антон обнаружил, что это относительно небольшая комната, в которой, видимо, по этой причине, даже не было фуршетного стола. И одна ее стена полностью занята зеркалами. Здесь были маленькие ручные зеркальца, ручки которых напоминали гарды шпаг или мечей. Висели настенные зеркала побольше, от старинных металлических до явно более современных стеклянных. Рамы многих из них были богато инкрустированы, другие были совсем простыми. На зеркалах не было ни почернений, ни патины - ничего такого, что приходит нам на ум при словах «старинное зеркало». Все зеркала сияли ясными отражениями ярко освещенной комнаты и казались выпущенными совсем недавно. Однако рядом с каждым из них висела неизменная табличка с провенансом. В углу стояло кокетливое трюмо в стиле Марии-Антуанетты. Антон не удивился бы, если бы ей оно и принадлежало. Но прежде всего внимание привлекало самое большое из настенных зеркал: размером где-то полтора на полтора метра, в тяжелой металлической раме, по стилю относящейся, скорее, уже не к средневековью, а к веку уже восемнадцатому, если не девятнадцатому. Возможно, зеркало было
слегка искривлено (хотя искажений в отражении и не было заметно), потому что в нем отражалась практически вся комната, за исключением самых дальних углов. Положение зеркала в центре экспозиции, видимо, означало какую-то особую значимость и важность данного экспоната. Но таблички с провенансом рядом с зеркалом сразу почему-то не обнаружилось. А когда Антон подошел поближе, чтобы ее отыскать, его внимание от самого зеркала отвлекло то, что в нем отражалось. Точнее, то, чего в этом отражении не было. Когда он входил в зал, в зале было не так уж много, но все-таки и немало посетителей - человек десять, как ему показалось. Сейчас же в зеркале отражалась совершенно пустая комната. Все посетители, видимо, успели выйти. В комнате остался лишь он сам, да еще одна-единственная женщина, стоящая за его спиной.
        Немолодая, худая, в глухом черном платье до пола, такого вызывающе несовременного покроя, что оно, скорее, напоминало плащ. Она стояла метрах в двух за его спиной и внимательно смотрела ему в лицо, точнее, в его отражение в зеркале. Над бледным лицом женщины волнами поднималась замысловатая прическа из черных с проседью волос, то ли старомодная, то ли, напротив, ультрамодно-футуристическая - разве сейчас разберешь? Само лицо обладало каким-то неуловимым сходством с недавно виденным и оттого запомнившимся лицом профессора. Тот же средиземноморский тип. То же первое впечатление, что она словно сошла с картины кого-то из художников Возрождения. Только вот изображена на этой картине была бы не обычная горожанка и не жена знатного вельможи. Скорее, то была бы одна из символических картин, которые так любили писать в средневековье, олицетворяющих аллегорию Справедливости, Правосудия или Возмездия. Или изображение Сивиллы, всезнающей прорицательницы, если художник предпочитал библейский сюжет. Возможно, в молодости она была очень красива, но эти морщины, эти жесткие складки у рта, нахмуренные брови… И
этот взгляд - вроде бы точно такой же, как у профессора: холодный, пронизывающий, изучающий, чуть презрительный. А потом вдруг становится ясно: нет, не такой. Взгляд-то - безумный! Зрачки неимоверно расширены, веки дрожат, словно в сильнейшем напряжении. Такое лицо может привидеться в кошмарах. Такое лицо только в кошмарах и может привидеться. На него не хочется, невозможно смотреть. И одновременно нельзя оторвать глаз. Нельзя даже пошевелиться.
        Женщина продолжала молча смотреть на него, и Антон почувствовал странное оцепенение во всем теле. Ему показалось, что ноги сейчас сами, против его воли двинутся с места и куда-то его понесут… И тут из его онемевших пальцев выскользнул бокал, который он давно осушил, но, как оказалось, все еще держал в руке с момента разговора с профессором. Бокал упал на пол и разбился с тем неприятным звуком, с которым обычно бьются настоящие дорогие бокалы. Этот звук словно разбудил Антона, и он немедленно обернулся, чтобы встретиться со странной женщиной лицом к лицу. Но никого перед собой не обнаружил.
        Зато оказалось, что комната вовсе и не пустела - все посетители были по-прежнему здесь, только разбрелись по тем углам зала, которые ему в зеркало как раз были не видны. Вот только женщина, стоявшая только что у него за спиной, исчезла, будто ее и не было. Наваждение какое-то, подумал Антон и решил на всякий случай взглянуть в соседних комнатах - куда могла деться эта странная сумасшедшая. Возможно, она опасна. Нужно кого-то предупредить.
        Но тут, выйдя из зала с зеркалами, он обнаружил нечто гораздо более важное, что немедленно вытеснило странную женщину из его мыслей. Разговор Наиля с его партнерами как раз закончился, и Маша, увидев Антона в дверях, приглашающе махала ему рукой, чтобы он скорее подходил, пока никто не успел снова завладеть августейшим вниманием. Антон быстрыми шагами двинулся к ним, и этих нескольких шагов ему вполне хватило, чтобы полностью собраться и настроиться на разговор.
        - Наиличек, это Антоша Соколов, помнишь, я тебе о нем говорила, - проворковала Маша, собственнически прижимая локотком руку своего спутника и одновременно тем самым привлекая его внимание.
        - Как же, как же, наслышан, - откликается Наиль, протягивая руку. Рука крепкая, но ухоженная. Антон протягивает свою, и они обмениваются рукопожатием. Первое рукопожатие, вообще первые секунды контакта с человеком - это всегда самое главное. Не осознавая того, мы всегда составляем свое общее мнение о новом человеке за первые три секунды знакомства. И потом это мнение уже обжалованию не подлежит - за редкими, крайне редкими исключениями. Первое впечатление, первое прикосновение и особенно первые слова, которые говорит наш новый знакомый, способны либо навсегда расположить нас к нему, либо, напротив, навсегда отвратить. Что ж, Антон собирался как раз сейчас произнести нужные слова, которые должны, обязаны стать началом большой и такой полезной дружбы…
        В тот вечер он больше не видел этой странной женщины и не вспоминал о ней, поскольку большая охота завершилась максимально успешно, так, как он и не рассчитывал, - Наиль фактически сам попросил написать его портрет. Договорились даже о сеансе позирования, правда, не в ближайшие дни, а после того как Ашманов вернется из деловой поездки. Тем лучше - будет время подготовиться.
        На радостях Антон расслабился и вместо бокалов начал собирать с подносов стопки. А что, это ж понижать градус нельзя, повышать-то можно! Перестав фокусироваться на поставленной задаче, он тут же обнаружил в уже изрядно поредевшей толпе посетителей в фойе массу хороших знакомых. Образовалось несколько вариантов дальнейшего приятного продолжения вечера. Он выбрал клуб «Орбита». Поехали туда небольшой компанией, однако сразу по приезде обнаружилось, что клуб битком набит его лучшими приятелями и приятельницами. Собралась тусовка человек двадцать - все добрые ребята, талантливые, успешные. Антон с умилением смотрел на них. Танцевали, пили, трепались. Настроение было отличное. Правда, в какой-то момент вдруг показалось, что все это иллюзия, картонный балаган, пир во время чумы. Разом навалилась усталость, свинцовая тоска, мир окрасился в серые тона. Однако Антон вовремя сообразил, в чем дело, и вышел в туалет попудрить носик. Двух таблеток (коричневой и розовой) как раз хватило, чтобы мир снова засверкал всеми красками ночного клуба. Он вернулся за столик, накатил еще, и почти сразу же из общей людной
тусовки выкристаллизовалась и явно пошла на сближение симпатичная девушка Рита - как выяснилось, хорошая знакомая его хороших знакомых. Рита была спортивная, смешливая и эрудированная. Она не только хорошо танцевала, но даже знала, что такое палимпсест. Это окончательно его покорило, и действие немедленно переместилось к нему домой, в комнату над студией, где уже не было никаких лишних приятелей и не было никакой лишней одежды, а были только они с Ритой. И он об этом ни на секунду не пожалел, поскольку и в постели Рита оказалась такой же спортивной, отзывчивой и зажигательной, как в танце. Потом они заснули.
        Утром (точнее, следующим днем) он проснулся в своей постели и обнаружил рядом смутно знакомую шумно сопящую женщину, от которой сильно несло перегаром. Все ее тридцать пять, если не сорок, были толстым слоем несмытой вчерашней косметики написаны у нее на лице. Порывшись в памяти, он выудил имя Рита, примерил к лежащему в постели телу и пришел к выводу, что подходит. Тихонько, стараясь не разбудить спящую Риту, он выполз из-под одеяла, натянул халат и направился в ванную, размышляя по пути о том, что, видимо, действительно пора завести очередной настоящий любовный роман, раз он уже на такое начал кидаться. Зашел в ванную, сбросил халат, но в первую очередь двинулся не в душ, а к раковине, чистить зубы - была у него такая привычка. Терпеть не мог это состояние по утрам, когда просыпаешься, а во рту словно кошки насрали. Остервенело, долго надраивал зубы и сплевывал пену, пока не удостоверился, что не ощущает ничего, кроме привычной мятной свежести. Выпрямился - и тут, взглянув в зеркало, обнаружил, что, оказывается, все это время Рита стояла у него за спиной и смотрела, как он чистит зубы. Это было
так интимно, словно они уже сто лет муж и жена. От этой мысли его затрясло, захотелось наорать на нее, прогнать из ванной, даже ударить. Замахнувшись, он повернулся к ней и, от неожиданности потеряв равновесие, больно ударился плечом о край шкафчика. Никакой Риты там не было. В ванной вообще никого не было, кроме него. Он проверил дверь - дверь была заперта, что и неудивительно: он всегда запирает за собой ванную и туалет, даже если в доме никого нет. Так с детства приучили родители.
        Он снова накинул халат и на цыпочках вернулся в комнату. Рита спала в прежней позе. Только дыхание ее стало еще более шумным, и в нем все явственнее проступали периодические всхрапы. «Что же это со мной?» - подумал Антон. Достал из кармана халата таблетки, потом вдруг посмотрел на них с новым подозрением. А если эти глюки как раз от таблеток? От спиртного с ним никогда ничего такого не бывало, максимум головная боль. Вот прямо как сейчас. Утреннее настроение было испорчено окончательно. Он без особых церемоний разбудил Риту и прозрачно намекнул ей, что ему пора уходить, и ей, соответственно, тоже нужно оперативно собраться и отбыть из расположения данной части. Рита повела себя вполне адекватно, лишь попыталась напоследок сунуть ему визитку со своим телефоном, но уже через двадцать минут дверь за ней захлопнулась, а визитка, естественно, отправилась в мусорное ведро. Антон с облегчением перевел дух - хоть здесь никаких лишних проблем. И все-таки, что это было только что в ванной? Многолетний утренний распорядок требовал после чистки зубов принять душ, но в ванную возвращаться не хотелось. Вот не
хотелось, и все. Решительно. Хоть режьте. Для начала Антон зашел в туалет. Сделал свои дела, спустил воду. Потом, нерешительно замешкавшись и тут же обругав себя за это, все-таки зашел в ванную. Огляделся. Ванная выглядела подозрительно нормально. Нарочито медленно настроил воду, залез в душ.
        Душ всегда действовал на него благотворно. Сначала теплая вода расслабляла и успокаивала. Потом, помывшись как положено, по старинке, с мылом и мочалкой, и дважды вымыв голову, он врубал холодную, и после первого шока волна бодрости разбегалась по всему телу. Туман в голове расчищался, и грядущий день представал перед ним таким, как всегда (ну или почти всегда), - зовущим увлекательным приключением, полем боя, которое ждет, чтобы его завоевали. Помог душ и на этот раз. Утренние странности и страхи словно водой смыло. Вылезая из душа, он еще на всякий случай с опаской кинул взгляд в зеркало, но там все было как обычно. Никаких посторонних женщин. И тогда он приказал себе просто забыть, выкинуть этот эпизод из головы. И тренированное сознание охотно подчинилось.
        На самом деле он не соврал Рите - ему действительно надо было на работу. Только не в студию, к холсту (об этом сейчас даже думать не хотелось), а в офис при галерее «Антон Соколов. Портреты современников», где на сегодня были назначены несколько встреч. И одна из них должна была уже пятнадцать минут как начаться. Ничего, подождут. Антон быстро оделся, спустился в студию и оттуда прошел через внутренний двор дома в галерею. Вот так он удобно устроился - практически в центре Москвы, а от дома до офиса двадцать шагов. Буквально двадцать. Потому что он этого достоин.
        День, несколько странно начавшись, окончательно выправился и понесся обычным экспрессом. Проведя две встречи в офисе, Антон вдруг почувствовал голод и третью встречу, с полного согласия собеседника, перенес в соседнее кафе, где они плодотворно обсудили дела за обедом из трех блюд с немалыми порциями, почему-то стыдливо именуемым в меню бизнес-ланчем. После этого Антон вернулся в галерею и еще немного пообщался с разными людьми по телефону. Неминуемо приближался тот час, когда, по традиции, он должен был вновь удалиться в студию, чтобы писать. Чего ему сегодня категорически не хотелось. Однако, заглянув в свое расписание, он обнаружил, что именно на сегодня на это время он записан к своему стилисту Грише Сапрыкину, а значит, творческий сеанс, увы, придется пропустить.
        Гришу он посещал регулярно. Гриша был очень странным типом (как, впрочем, и все топовые московские стилисты), но обладал, надо признать, безупречным вкусом и мастерством своим владел в совершенстве. А мастерство Антон привык уважать. Это Гриша придумал нынешний стиль Антона и постоянно помогал его поддерживать и развивать. Одному художнику трудно угодить другому - непременно возникнут художественные разногласия. Но у Гриши с Антоном не было разногласий, и за это Антон его искренне ценил… хотя и продолжал числить вместе с остальными стилистами по ведомству зазнавшихся сотрудников сферы обслуживания.
        Стыдно в этом признаться, но время, которое он проводил в парикмахерской, пардон, салоне, полностью расслабившись и отдав себя в руки Гриши и его девочек, Антон воспринимал как настоящий отдых. Вот и на этот раз, едва усевшись в удобное кресло, он прикрыл глаза и сразу унесся мыслями в какие-то приятные дали, ощущая фоном, как порхают вокруг головы ловкие пальцы, слыша, как пощелкивают, иногда тихонько позвякивая или посвистывая, ножницы. Иногда подключается урчание или жужжание машинки. Но вот уже снова звонко щелкают ножницы. Вжик, вжик, пауза. Вжик, вжик, пауза. Пауза. Пауза. Пауза. Почему вдруг стихли привычные успокаивающие звуки? Курить они, что ли, отправились? Чувствуя себя несколько глупо - зачем сидеть в зеркале с закрытыми глазами, если тебя никто не стрижет и волосы не сыплются на лицо, - Антон открывает глаза. В зеркале отражается мастер, стоящий за креслом и застывший с занесенными над его головой большими ножницами. Антон хочет спросить Гришу, почему он прекратил работать, но тут же понимает, что это не Гриша… Это она! Та самая женщина из галереи! Ее прическу, платье и безумный
напряженный взгляд нельзя не узнать. И тут же - еще одним ударом по пошатнувшемуся чувству реальности - проясняются и резонируют утренние воспоминания. Сегодня утром в ванной он видел вовсе не Риту. Там была она! И вот теперь она стоит, наклонившись над ним, беспомощно сидящим в кресле, и держит, нет, что там, из последних сил с тем же ожесточенным напряжением удерживает огромные ножницы. Они рвутся к его горлу, словно взбесившийся пес. Вот сейчас она спустит их с цепи, и ему конец. От ужаса он дергается в кресле, пытаясь увернуться, в тот же момент ножницы лязгают в каком-то миллиметре от виска.
        - Ты совсем сдурел?! - басом орет Гриша, от неожиданности совершенно позабыв про свой манерный фальцет. - Я же мог тебя убить!
        Антон моргает. Конечно, это Гриша стоит за креслом. И это его ножницы - никакие не гигантские, а самые обычные - только что испортили результат почти уже завершенного часового труда, криво откромсав весьма заметный клок волос у левого виска. Потому что ему, Антону, что-то привиделось, и он начал дергаться, словно психованный.
        - Ну что теперь делать? Как это исправить? Я прям не знаю, - Гриша серьезно удручен, но к нему уже вернулись его обычные вычурные манеры. - Придется еще часа два колдовать. И что я скажу следующим клиентам?
        - Гришань, извини, - говорит Антон, - мой косяк. И вообще, все не так уж плохо получилось, даже оригинально. Давай оставим так, а в следующий раз поправим. Поеду я, пожалуй, домой. Надо отдохнуть, а то, видишь, уснул, а потом проснулся и дернулся.
        - Ладно, - обиженно тянет Гриша. - Посиди еще пять минут. Я хоть чуть-чуть подровняю.
        И Антон остается в кресле. Только глаза больше не закрывает и сидит напрягшись, стиснув зубы - сторожит, контролирует свою реальность. Но с реальностью в салоне больше ничего не происходит. И до дома он добирается вполне спокойно, без происшествий. А приехав, падает на кровать и лежит неподвижно, словно если он сам не будет двигаться, то и с ним ничего плохого не случится. Когда взрослая реальность рушится, к нам возвращаются детские страхи и детские привычки.
        Долго-долго он лежит так, и в его голове нет ни одной мысли, кроме тоскливого: «Что это со мной? За что это мне?» Кровь стучит в висках и отдается шумом моря в опустевшем резонаторе черепа. И наконец из этого шума рождается некое подобие ответа. Зеркало. Антон вскакивает, словно подброшенный пружиной, и начинает мерить комнату быстрыми шагами. Ему кажется, что это переход от бездействия к хоть какому-то действию, и в какой-то мере это действительно так. Под ритм шагов посетившее его наваждение начинает обретать какую-то разумную структуру. Зеркало. Не просто зеркало, а большое зеркало. Каждый раз, когда он видел эту женщину, он видел ее в большом зеркале. Первый раз - на открытии галереи, в большом старинном зеркале. Второй раз - в достаточно большом зеркале в собственной ванной. Третий раз - в зеркале в парикмахерской, также немаленьком. А с чего все началось? С разговора с профессором! Это чертов итальянец велел ему посетить зал с зеркалами. И особо еще, с нажимом так, намекнул, что именно ему, Антону, это просто необходимо. И при этом взгляд его, если вспомнить, ведь точно такой же, как у
женщины, которую он там, в зале увидел. А что он вообще помнит про эту женщину? Темный силуэт, бледное лицо, сходство с картинами Возрождения. Основное - это как раз безумный взгляд. А взгляд-то профессора! Вот вам и гипотеза вырисовывается, ясная, без всякой там мистики и психических отклонений. Профессор - гипнотизер. Во время разговора он загипнотизировал Антона или как-то иначе что-то ему внушил. Такое вполне возможно. Антон читал про подобные, как их там по-научному, суггестивные методики. В обычном разговоре опытный суггестор может легко закодировать человека на выполнение любых действий, вплоть до убийства или самоубийства. А спусковым крючком является какая-нибудь невинная фраза или картинка, иногда предмет. В случае Антона это любое большое зеркало, увидев которое, он должен увидеть в нем кого-то с взглядом профессора. Весь остальной облик женщины он, вероятно, сам домыслил - сыграло художественное воображение. Темный силуэт, бледное лицо - ну кого еще можно увидеть в зеркале? Антон даже рассмеялся от облегчения, настолько логично все получалось. Вслед за облегчением накатили злость и
решимость. Нужно немедленно разыскать шутника-профессора и велеть ему снять с Антона этот, как его, ментальный блок. Он даже схватился за телефон, чтобы звонить поганке Машке, которая свела его с проклятым профессором, но тут же на него накатила очередная волна, на этот раз страха. А что если профессор вовсе не шутник? Что если трюк с женщиной в зеркале - это не розыгрыш, а реальная бомба, заложенная в его подсознание? Пока она, являясь ему, всегда молчит, но вот однажды возьмет и скажет: убей президента! Или: взорви станцию метро! Профессор-то иностранец. Вполне может оказаться агентом какого-нибудь Моссада или ЦРУ. Или того хуже. Тип лица средиземноморский, денег немерено. Мало ли, что он представляется итальянцем. Вполне может оказаться на поверку и арабом. Новым Усамой бен Ладеном. Ездит со своим музеем по всему миру, кодирует людей на совершение терактов, а потом в один прекрасный день подаст сигнал - и произойдет новое 11 сентября, только в мировом масштабе. Тысячи одновременных терактов в сотнях городов. И совершать их будут не идейные смертники-джихадисты, которых легко вычислить, а известные
члены общества, богатые и знаменитые, те, на кого ни за что и не подумаешь. Возможный сценарий? Очень даже! Антон со стоном отбросил телефон, вновь закружился по комнате. Что делать, что делать, что делать?! Обратиться в компетентные органы? И что я могу им сказать? Что раскрыл мировой террористический заговор, опираясь на свои видения в ванной? В лучшем случае они надо мной посмеются, в худшем - решат, что у меня паранойя. А разве это не паранойя? Может быть, может быть… Но, как известно, если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят. Женщину-то в зеркалах он видит, это факт. И с профессором разговаривал. Факт. Все сходится. Но в органы обращаться нельзя. Что же делать? Что делать?..
        Нужно как-то выиграть время, чтобы все спокойно обдумать и решить. Какое-то время без визитов этой ведьмы из подсознания. Как этого добиться? А очень просто! Профессор-то на поверку оказывается не так уж и умен. Конечно, зеркала есть повсюду, и каждый раз, натыкаясь на них, он, Антон, должен вспоминать о женщине в черном. Но зеркала-то можно спрятать, завесить, разбить, в конце концов! И тогда, если не выходить из дома, профессору до него не добраться. Мой дом - моя крепость. Я превращу свой дом в крепость!
        Радуясь возможности хоть что-то сделать физически, Антон бросается в первую очередь в ванную, к зеркалу, в котором утром видел женщину у себя за спиной. Бурлящая энергия охватившего его беспокойства требует немедленного выхода. Если бы, заглянув в зеркало, он сейчас снова увидел там даму в черном, то непременно разбил бы его на мелкие кусочки. Но зеркало спокойно и обыденно, отражает лишь его собственную ошалевшую физиономию. Поэтому Антон просто берет большое банное полотенце и завешивает зеркало так, чтобы полотенце держалось надежно и не упало само собой. Получается достаточно аккуратно и даже эстетически вполне симпатично. Все-таки он художник, его функция - привносить в окружающий мир красоту и порядок. Похвалив себя за то, что не утратил чувство юмора, Антон выходит из ванной и, методически перемещаясь из помещения в помещение, совершает обход всего дома, всюду завешивая или убирая зеркала.
        Пока он занят этим, мы позволим себе отвлечься лишь на минуту, чтобы лишний раз восхититься тому, сколь тонко и причудливо работает наше подсознание, стремясь даже в минуту опасности угодить или польстить нашему самолюбию. Перед нами Антон Соколов, сорока шести лет. Человек несомненно сообразительный и наблюдательный, эрудированный, с живым воображением художника. Он видит женщину в черном, которая несколько раз появляется за его спиной в зеркале. Казалось бы, о чем тут гадать? Любой советский пионер, который хоть раз бывал в пионерском лагере (а Антон там как раз бывал, и не раз), знает эту историю наизусть. Но как можно поверить, что такое и в самом деле происходит с тобой? Сейчас, когда ты давно вырос, заматерел, добился успеха, когда у тебя столько планов и надежд. Ты живешь в предсказуемом понятном мире, который стремишься полностью контролировать, и это тебе практически всегда удается. И тут вдруг такое происходит с тобой ни с того ни с сего. Проще уж решить, что ты элементарно сошел с ума на почве переутомления и нездорового образа жизни (что, конечно, правда, правда). Но верить и в это ох
как не хочется. Ведь это же полное крушение всех планов и надежд, шесть букв, вторая «и». Стoит оказаться один раз в психушке - и все: прощай, репутация, прощай, бизнес, прощайте, годы труда, упорного совершенствования и продвижения. И вот из недр подсознания является спасительная версия о том, что во всем виноват некий заезжий иностранец, профессор-гипнотизер с очень странным взглядом. Вам это ничего не напоминает? Ну конечно. Вечер на Патриарших прудах. Никогда не разговаривайте с неизвестными. Аннушка пролила масло и так далее, и так далее. Если бы кто-то рассказал ему такую историю, Антон первый указал бы рассказчику, откуда, из какого всем известного архетипического источника взялась эта версия. И пожурил за неоригинальность мышления. Но в нынешнем своем состоянии, чувствуя себя затравленным и сбитым с толку, он хватается именно за эту версию как за спасительную соломинку. А почему? А потому что подсознательно считает себя фигурой значительной. Важной частью мироздания. Тем, чьи неприятности если и случаются, то определяются на самом высшем уровне. И если чья-то злая воля вмешивается в ход его
жизни, то это не иначе как сам Князь тьмы в одном из известных своих обличий. Потому что он этого достоин. В смысле, достоин этого, а вовсе не того, чтобы его жизнь и карьеру погубила какая-то пошлая безграмотная старуха из детской страшилки. Разве нет?
        Антон завершает обход дома. Все зеркала нейтрализованы. Он чувствует некоторое удовлетворение, словно ему удалось сделать пусть и незначительный, но удачный ход в партии, которую он до этого решительно проигрывал. Ему хочется немного вознаградить себя, и он подходит к бару. Тянет на себя дверцу-столик и уже в последний момент замечает в открывающемся пространстве бара, сзади, за бутылками, зеркало. Дергается, чувствуя, что все-таки попал в западню… Но ничего страшного не происходит. Возможно, зеркало в баре недостаточно большое, однако ничего странного в нем не наблюдается. Тем не менее, отругав себя за невнимательность (обо всех зеркалах вспомнил, даже на внутренних дверцах шкафов, а вот о зеркале на задней стенке бара забыл!), он тут же принимается за дело. Бутылки извлекаются из бара, временно размещаясь на полу, заднее зеркало, которое сложно завесить, тупо заклеивается непрозрачным скотчем. Вид бесстыдно стоящих на полу бутылок не просто напоминает о желании выпить, но делает это желание острым и нестерпимым. Не время для тонких вин и изысканных ароматов бренди. Антон хватает с пола бутылку
водки, срывает крышку и присасывается к горлышку, разом вливая в себя добрую треть. Дыхание перехватывает, тепло разливается по телу, напряжение немного отпускает.
        С бутылкой в руке он забирается на кровать, закуривает. Итак, зеркал вокруг нет, и пока ему ничто не угрожает. Время выиграно. Его нужно употребить на то, чтобы придумать следующий ход. Но для этого нужно очистить сознание, перестать думать о женщине в черном. Ха, попробуйте о чем-то не думать по заказу. Известный эффект. Сами знаете - именно об этом вы все время и будете думать. Антон решает прибегнуть к медитации. Когда-то он немного увлекался всякими восточными практиками, правда, недолго. Западные аутотренинг и НЛП показались ему ближе и удобнее. Но теперь ему хочется противопоставить проклятому наваждению что-то не менее древнее и могущественное. Он тушит сигарету, отставляет бутылку на тумбочку и садится прямо на кровати в позу лотоса. Ну, если честно, то полулотоса - суставы-то уже не те, что в молодости. Кладет кисти на колени, смыкает пальцы. Расслабляет тело, набирает воздух в легкие, не забывая делать вдох правильно, сначала животом и уже потом грудью, и затягивает на одной ноте такое знакомое, успокаивающее, настраивающее на медитацию «Ом-м-м-м-м-м-м…». Плавно закрывает глаза - и тут
же натыкается на яростный взгляд с бледного ведьмовского лица: образ женщины из галереи немедленно возникает перед его мысленным взором. «Ом-м-м-м-м-м-м…» превращается в «О-о-о-о-о-ох!». Судорожно распахивая глаза, Антон хватает бутылку с тумбочки, жадно присасывается к ней. Достает новую сигарету, снова закуривает.
        Идея с медитацией провалилась. Но ведь надо же что-то делать. Нужно как-то прогнать чертову ведьму из своих мыслей. Что способно напрочь перебить любые навязчивые мысли? Гениально! Как это он раньше не додумался! Ему нужен секс. Немедленно. Секс - лучший переключатель. Вас могут терзать любые заботы и волнения, но стоит заняться сексом, и все они уходят. Так устроила мудрая эволюция, потому что продолжение рода важнее, чем самосохранение. Главное - успеть передать потомкам свои гены. И неважно, если даже ты через минуту погибнешь. Главное - то, ради чего ты появился на свет, ты уже совершил. Поэтому в минуту опасности так обостряется желание. Поэтому мысли о сексе перебивают все остальные - по крайней мере, собственно во время секса. И вот почему ему прямо сейчас, немедленно нужна женщина!
        Антон хватается за телефон, открывает список контактов, но палец над экраном вновь зависает в нерешительности. Кого он может сейчас позвать? Последний любовный цикл был давно, и теперь постоянной девушки у него нет. О всех бывших не стоит и думать - он расставался с ними так, что если он даже приползет к их дверям на коленях и будет умолять о помощи, они не откроют. Есть, конечно, несколько хороших подруг, в основном замужних, с которыми он периодически встречается. Такая необременительная дружба, не лишенная приятных моментов. Скорее всего, кто-то из них сейчас свободен и мог бы приехать. Но что будет, когда они окажутся здесь, в его перевернутой вверх дном квартире с завешанными и заклеенными зеркалами? Вместо секса они станут о нем беспокоиться и предложат поговорить, ведь они считают себя его подругами. А потом они станут сплетничать, и это очень опасно, потому что они из своих, из высшего круга, а сплетни здесь расходятся мгновенно. Нет, это невозможно. Нужен кто-то случайный, чужой. Такие одноразовые перепихоны у него случались регулярно. Идешь в клуб, снимаешь девушку, потом забываешь о
ней. Вот только идти в клуб сегодня нет ни сил, ни возможности. Да там элементарно опасно - наверняка зеркала повсюду. Первый раз Антон пожалел, что никогда не сохранял контакты своих случайных партнерш. Стоп! Есть идея!
        Антон кидается на кухню, к мусорному ведру, роется в нем. Обычно педантичный и аккуратный в быту, из-за последних событий он не выбрасывал мусор уже несколько дней. Наконец с криком «Эврика!», что по-древнегречески, как известно, означает «Нашел!», он выуживает из объедков смятый квадратик картона. Это визитка Риты, которую она пыталась всучить ему утром. В качестве профессии обозначено «фэшн-консультант». Ну конечно, что же еще. Он набирает номер. Рита отвечает сразу. Он говорит:
        - Это я, Антон. Приезжай, ты мне нужна. Приезжай прямо сейчас.
        Она соглашается, не задавая лишних вопросов, и это хорошо. Слава богу и «Яндекс-такси», она приезжает через пятнадцать минут. Он встречает ее внизу у двери, сразу ведет наверх, в спальню, подталкивает к кровати:
        - Раздевайся!
        - А поговорить? - криво улыбается она.
        - Потом! Все потом! - кричит он и набрасывается на нее.
        Он возбужден до предела, стояк невозможный. Он практически насилует ее, раз за разом засаживает, жестко, с максимальной амплитудой, вбивая в нее и вытряхивая из себя весь ужас и кошмар, в который за два дня превратилась его жизнь. Она сначала в шоке. Потом пытается сопротивляться, но он сильнее. Потом она подчиняется, подстраивается, врубается в ритм и даже начинает энергично подмахивать, пружиня ногами, но это ему сейчас не нужно. Он обхватывает ее руками, сковывает движения, наваливаясь всем телом, и она покорно принимает его. Он мощно разряжается в нее и тут же чувствует, как и ее сотрясает оргазм. Он падает с нее, откатывается в сторону, замирает. Закрывает глаза - там чудесное ничто. Никаких женщин с горящим взглядом, просто темнота. Он чувствует благодарность и немного раскаяния.
        - Что это было? - тихо спрашивает Рита.
        - Чем ты недовольна? - огрызается он. - Ты же кончила!
        - Бедный мой, - говорит она и кладет ему руку на лоб.
        Он лежит, по-прежнему закрыв глаза, и эта рука и этот тихий голос отчего-то напоминают о детстве, когда он болел, а мама сидела у его кровати. Ему вдруг становится так жалко себя. Он остался один, совсем один, и когда пришла беда, даже некому рассказать, некому пожаловаться.
        - Знаешь, - говорит он, - ты не сердись на меня. Я не всегда такая сволочь. Просто в последние дни со мной что-то происходит…
        - Я знаю, - говорит она. - Ты хороший. Талантливый. Сильный. У всех бывает черная полоса.
        - Нет, - перебивает он ее. - Это не просто черная полоса!
        И вдруг слова сами собой потоком начинают извергаться из него. Он разом вываливает на нее всю эту историю - с момента встречи с профессором до момента, когда он ей позвонил. Замолкает, чувствуя странное облегчение. Она сидит на подушках, смотрит на него.
        - Ну и что мне теперь делать? - спрашивает он, словно и в самом деле надеется, что она откуда-то знает правильный ответ.
        - Если хочешь, - осторожно говорит она, - я знаю одного психоаналитика. Он очень помог одной моей подруге…
        - Заткнись! - вопит он в бессильной ярости.
        Ему снова хочется ударить ее, вместо этого он изо всех сил лупит по подушке. Подушка улетает к двери. Все напрасно. Любая близость - иллюзия. Она ни черта не поняла. Зачем только он ей все рассказал.
        - Убирайся! - кричит он. - Чтобы ноги твоей здесь больше не было! И не вздумай никому об этом рассказывать!
        Он больше ни секунды не может видеть ее и поэтому, схватив с пола еще одну бутылку, убегает в ванную, с грохотом захлопывая за собой дверь. Садится на край джакузи, включает воду. Смотрит на аккуратно занавешенное зеркало, запрокидывает голову, и вот уже бульканье водки, обжигающей горло, сливается с басовитым журчанием водяных струй.
        Среди ночи он просыпается - в воде, в мокром халате, с пустой бутылкой в руке. Его немедленно рвет, долго, до желчи. Прямо в роскошную ванну, в которой он лежит. Хорошо еще, что он не успел наполнить ее до конца. Хотя бы не утонул. Он выбирается из джакузи, сбрасывает облеванный мокрый халат, наклоняется к раковине, полощет рот, потом долго, с пристрастием чистит зубы. Плетется в комнату и рушится на кровать. Закрывает глаза. Никаких женщин в черном. И он мгновенно снова вырубается.
        И все-таки она приходит к нему во сне, преследует. Он бежит от нее через зеркальный лабиринт, ударяясь о твердые холодные зеркала, пробивая их всем телом, и они рушатся с приятным мелодичным звоном. Дзинь-дидидинь! Дзинь-дидидинь! Стоп, да это же мой собственный телефон звонит. Антон с трудом разлепляет глаза. Шлепает рукой по тумбочке в поисках телефона, не глядя подносит к уху.
        - Антон Петрович, - зудит телефон в ухо голосом его собственной персональной помощницы Марины. - У вас что-то случилось? Господин Шаповалов уже десять минут ждет вас в студии. Мне передать ему, что сеанс отменяется?
        Вот черт, лихорадочно соображает Антон. Это сколько же я проспал? Блин, да какая разница! Не важно, сколько проспал, а важно, чтo именно он чуть было не проспал. Речь шла о сеансе позирования, который он еще на прошлой неделе назначил одному из ключевых клиентов - Сергею Васильевичу Шаповалову, префекту одного из московских округов. Такого человека стоит злить только в том случае, если ты уже мертв, а он пока не мертв. Может быть, безумен, но все еще жив. И если он еще собирается как-то разобраться со своей жизнью и вернуть ее в прежнее русло, то ради этих грядущих светлых дней стоит сделать над собой усилие и не разочаровывать такого достойного заказчика.
        - Передай, что буду через пять минут. Проси прощения за задержку, я приду и все ему объясню, - кричит Антон в трубку и опрометью мчится в ванную.
        В ванной пахнет рвотой, нужно вызывать уборку, но сейчас заниматься этим некогда. Быстро споласкивает лицо, возвращается к себе, натягивает свежую майку, штаны, рабочую рубашку. Ссыпается по лестнице вниз, на секунду останавливается у двери, пытаясь вспомнить, что он сделал вчера вечером со стоящим при входе ростовым зеркалом, но отступать уже некуда, и, натянув на лицо дежурную приветливую улыбку, он входит в студию.
        Шаповалов сидит в привычном кресле для позирующих клиентов, заполняя его всей своей бегемотоподобной тушей. Свет из наклонных окон, специально прорубленных в крыше, как всегда идеально ложится на его лицо. Лицо, как и следовало ожидать, недовольное.
        - Антон Петрович, - цедит он, - ты знаешь, сколько стоит мое время?
        - Сергей Васильевич, не вели казнить, вели миловать. Случилось кое-что серьезное, но я уже все разрулил. Я вас раньше не подводил, и впредь, обещаю, ничего подобного не случится.
        - Ладно, - ворчит говорящий бегемот в кресле, - все равно уже приехал к тебе. Давай малюй, что ли.
        Антон споро выкатывает на стандартное место заготовку начальственного портрета, начатую на предыдущем сеансе. Перекладывает заранее подготовленные помощницей принадлежности - кисти, краски, палитру. Привычно вглядывается в лицо позирующего, потом переводит взгляд на набросок на холсте. Погружает кисть в краску, готовится нанести первый мазок. Сейчас он сосредоточен. Все вчерашние треволнения забыты. Какой там секс - работа! Вот настоящий переключатель для увлеченного своим делом мастера! Сегодня он планировал поработать над областью глаз. Это ключевая зона на лице. Именно она во многом определяет то, как воспринимается портрет зрителем. Помните у Гоголя - портрет, словно живой, следит взглядом за несчастным героем. А всего лишь известный трюк - такая иллюзия возникает, если расположить зрачки строго по центру. Гораздо труднее добиться передачи взглядом определенного настроения, мысли, чувства, внутреннего достоинства. Тут важны нюансы: наклон и прищур глаз, морщинки, напряжение глазных мускулов. Антон любил и умел рисовать глаза. И это тоже был один из его маленьких секретов: преображая лицо, он в
минимальной степени изменял глаза, и тогда, узнавая собственный взгляд, клиент принимал лесть портрета за истину. Сеанс продолжался сорок пять минут (на пятнадцать минут его опоздания меньше запланированного). За это время Антон ни разу не вспомнил о зеркалах или женщине в черном. В конце сеанса Шаповалов, как всегда, спросил, можно ли взглянуть, как продвигается работа, а Антон так же традиционно ответил, что незавершенные работы смотреть нельзя. Префект, кряхтя, выбрался из кресла и исчез за дверью парадного входа. Слышно было, как Марина в прихожей вскочила и бросилась его провожать. Антон подошел к неоконченному портрету, чтобы еще раз взглянуть на результат сегодняшних трудов, - и замер как вкопанный. На едва намеченном портрете Шаповалова с его узнаваемыми рыхлыми чертами, большим носом, широким лбом под шапкой густых седых волос резким пятном выделялась детально прорисованная зона глаз. Только глаза были не шаповаловские, вечно хитро прищуренные, складочно-отечные. Проступая из-под маски префекта, на Антона яростно взирали широко распахнутые глаза безумной ведьмы из зеркала. Получается, вот что
он так упоенно рисовал весь этот битый час.
        Антон осел на стул. Да уж, если он больше не может рисовать, не управляет своим даром, значит, это действительно все. Конец. Пора сдаваться в дурку.
        - Антон Петрович, на сегодня больше ничего не запланировано. Я вам еще нужна? - оказывается, Марина уже вернулась, проводив сановного клиента, и теперь стоит рядом с ним, ожидая указаний. А какие тут могут быть указания?
        - Нет, Марина, спасибо. Ты свободна… И кстати, знаешь что? Отмени-ка все встречи на эту неделю. Пожалуй, пора мне уехать из Москвы, проветриться. И ты тоже съезди куда-нибудь.
        Марина кивает - не в первый раз. Она всех предупредит, и никто не будет волноваться, что он куда-то пропал. К таким ситуациям она уже привыкла - если шеф говорит, что хочет проветриться, значит, намечается очередной плановый загул. Галерея будет продолжать работу в обычном режиме, но студия будет закрыта, офис тоже, а значит, и она может насладиться небольшим незапланированным, но хорошо оплачиваемым отпуском. Все-таки в работе на капризного и непредсказуемого гения, помимо недостатков, есть и свои преимущества.
        - Значит, я пошла?
        - Да, иди. И закрой там все снаружи.
        - Хорошо, до свидания!
        - До свидания.
        Слышно, как ее каблучки стучат за дверью. Она собирает свои вещи, выходит, запирает замки парадного входа. Слышно, как гремят, опускаясь, внешние жалюзи. Все. Тишина.
        Антон сидит и тупо смотрит на портрет префекта с глазами безумной фурии. Смотрит. Смотрит. Никаких мыслей нет, он только знает, что сидеть и смотреть - это все, на что он сейчас способен. Через некоторое время он замечает, что совсем стемнело. Тогда он встает, включает свет и возвращается на свое место возле портрета. Он еще не понимает, чтo будет делать дальше, но чувствует, как какая-то смутная решимость начинает крепнуть в нем. Что-то постепенно закипает внутри. Бесчувствие и апатия постепенно вытесняются пришедшей из глубины души молодой, азартной злостью. Вот, значит, как. Ей мало зеркал. Мало снов и кошмаров. Она пришла на его территорию. В его студию. На его холст. Отлично! Она проникла на портрет - так будет ей портрет! Здесь не ее - его царство. Здесь он - царь и Бог! Он - творец и разрушитель. Его мастерство, его дар - это его щит и меч, других у него нет. Это последний рубеж его внутренней обороны. Здесь, на этом рубеже он и вступит с ней в свой последний и решительный бой. Он ее напишет. Он вглядится в нее, исследует ее, выявит ее секрет, покажет этот секрет всему миру - и после этого
она потеряет свою власть над ним!
        Антон достает подрамник с чистым холстом, новый комплект кистей, на секунду замирает - и потом сильными уверенными движениями набрасывает очертания той самой рамы старинного зеркала из коллекции проклятого музея, а в раме темный силуэт платья, белое пятно лица, обрамленного замысловатой высокой прической. Нос, скулы, тонкие губы, морщины, нахмуренные брови и, наконец, эти горящие глаза с их безумным напряженным взглядом. На секунду отходит, чтобы взглянуть на текущий результат своей работы. Общее сходство, несомненно, схвачено. Однако жизни и тем более страсти в портрете нет. Нет тайны. Нет загадки, наваждения. Пока что это годится разве что в качестве иллюстрации к той самой детской страшилке. Но он и не рассчитывал, что все будет так просто. Не таков был его план. Только теперь и начинается самое главное.
        Он берет только что написанный портрет ведьмы из зеркала и переносит его на кресло. Ставит туда, где несколькими часами ранее ему позировал грузный префект. Берет новый подрамник с чистым холстом. Теперь замысел ясен. Первый портрет ведьмы он использует вместо натуры. И, глядя на него, напишет новый портрет - преображенный! Он использует против нее свой дар, свой трюк, свою способность проникать в суть людей при помощи тренированного художественного воображения. Привычным усилием воли он представляет, что нарисованная рама зеркала находится не за ведьмой, а перед ней, и потом мысленно поворачивает сцену, чтобы увидеть, чьим отражением она является… В тот же момент жар опаляет его лицо, а перед мысленным взором проносится вереница каких-то неясных образов: худая изможденная девочка лежит в постели и смотрится в старинное ручное зеркальце; нет, это мужчина лежит в постели, его лицо и тело покрыто страшными язвами, похоже, он умирает; странное светящееся дерево растет на площади безлюдного города; красивый старинный город лежит в руинах после землетрясения… Снова жар и корчащееся в огне лицо
прекрасной молодой женщины. Удар и темнота.
        Он открывает глаза. Оказывается, он упал со стула и лежит там же - перед пустым холстом на втором подрамнике. Он поднимается, отряхивается, смотрит на портрет, стоящий на кресле для позирования. Ему кажется, что ведьма на портрете улыбается. Ладно. Никто и не обещал, что будет легко. Он вновь сосредотачивается и мысленно повторяет свой зеркальный трюк, стараясь на этот раз зафиксировать только одно изображение - молодую женщину в огне. И это ему удается. Пока мысленный контакт с воображаемым зеркалом не пропал, он быстро, резкими мазками, в несвойственной себе манере, набрасывает на втором холсте ее лицо. Портрет получается… и в то же время не получается. Черты лица мерцают и размазываются, словно на лицо одной девушки одновременно накладываются черты другой. Но к этому он тоже готов. Это он уже видел раньше. Это означает, что вслед за первым приходит второе отражение, чуть слабее, чем предыдущее. Он умеет управлять этим процессом - так он искал подходящий прообраз для портретов своих клиентов. Только раньше он всего лишь листал последовательность воображаемых отражений лица заказчика, пока не
найдет нужное, а теперь он хочет успеть запечатлеть каждое из отражений ведьмы - в том порядке, как они открываются ему. Он хватает новую заготовку и судорожно набрасывает вновь открывшиеся женские черты. Едва успевает схватить, запечатлеть самое основное, как новое отражение приходит ему на смену. Оно еще чуть слабее, и от него требуется еще чуть больше напряжения, чтобы его удержать. Но он не обращает на это внимания. Главное - успеть. И он пишет, пишет. Не разбирая, использует все, на чем можно писать, все, что подворачивается под руку. Когда заканчиваются подрамники с пустыми холстами, он, не замечая того, пишет поверх уже готовых портретов, стоявших в углу студии в ожидании отправки. Лихорадка открытия истины о чем-то сокровенном и крайне важном просто сжигает его. Он уже давно не может стоять на ногах. Он и сидит-то с трудом. Глаза его слезятся, руки дрожат. Все тело горит, как в огне. Он мысленно тянется к ней из последних сил, но за очередным - он давно сбился со счету - уже совсем призрачным отражением ему больше не открывается ничего. Темнота. Тупик. И вдруг - снова удар, словно со всего
размаха влетел в бетонную стену.
        Придя в себя, он обнаруживает, что лежит посреди своей студии. Портрет дамы в зеркале по-прежнему стоит на кресле. А вокруг него разбросаны десятки женских портретов, скорее, набросков, хотя есть и неплохо проработанные. Чтобы охватить всю эту картину целиком, он встает и начинает раскладывать портреты рядами на полу. Рядов получается неожиданно много. В центр он помещает исходный портрет ведьмы в зеркале. Потом, пошатываясь, лезет на высокую стремянку, которую иногда использовал при работе над полотнами крупного размера. Укрепившись наверху стремянки, он вглядывается в сотворенную им мозаику. Отсюда разложенные на полу портреты напоминают осколки разбитого зеркала, в котором отражается одно и то же женское лицо. В то же время он начинает понимать, что лица-то совсем разные. И притом знакомые. Вот только откуда он их знает? Еще несколько секунд сознание отказывается признавать очевидное, но потом пелена спадает, и он разом узнает их всех. Это не просто какие-то женщины. Это его женщины. Все те, кого он любил и растоптал, чтобы поддерживать огонь своего дара. С кем спал по дружбе и дружил в
спальне. Весь его чертов донжуанский список, за исключением, может быть, каких-то уж совсем случайных эпизодов, о которых он и сам не помнит. Даже Рита, с которой он и виделся-то всего два раза, была здесь. Самый плохо прорисованный портрет в нижнем углу мозаики. Вероятно, это она и была тем самым последним призрачным отражением, за которым больше не было новых отражений. Теперь понятно, почему. Чертова ведьма опять провела его! Окончательно побила на его собственной территории. Вместо своих отражений она подсунула ему образы из его собственного прошлого. Что это - просто жестокая издевка победителя над проигравшим или она что-то хотела ему этим сказать? Как это понимать? Если все они - ее отражения, то кто она, черт побери, такая? Не иначе как сама богиня Изида, вечная женская сущность, явившаяся отомстить ему от имени всего женского рода за его прегрешения. Да нет, это уже полный бред.
        Стремянка вдруг заходила под ним ходуном - это разом задрожали все его бесконечно усталые мышцы. Предельно осторожно, рискуя свалиться и переломать себе все кости, он все-таки спустился со стремянки. И тут же сел, прислонившись к стене. Ноги больше не держали его. Он чувствовал себя так, словно сутки напролет работал без сна и отдыха, без еды и, главное, без питья. Голова кружилась. Во рту все пересохло и потрескалось. В горле словно открылся прямой портал в пустыню Сахару. Самое смешное, что проведенное в студии время легко можно было оценить по количеству написанных портретов. Даже если на каждый портрет у него уходило не более двадцати минут, то он явно работал без перерыва больше двадцати часов. Он вытянул из кармана мобильник - дата на экране подтверждала, что он где-то потерял целый день. После всего, что с ним произошло, это открытие не вызвало даже тени удивления. Подумаешь, написал за сутки семьдесят портретов своих бывших женщин. Обычное дело. Просто он очень устал. И еще очень хочет пить. Сначала ему казалось, что усталость победит и тогда он наконец-то сможет уснуть. Но победила жажда.
Она заставила его встать и на трясущихся ногах повела наверх, по лестнице, а потом через спальню в кухню, где он схватил из холодильника первую попавшуюся бутылку (это оказался апельсиновый сок) и, давясь и обливаясь, высосал ее всю. Потом ему под руку попалась бутылка боржоми, и ее он тоже выпил не отрываясь, из горла, удивляясь щекотке в носу от злых пузырьков. Потом в голове слегка прояснилось, и только тогда стало ясно, сколько там еще тумана. Явилась первая здравая мысль: «Раз у меня упадок сил, нужно выпить кофе. А потом что-нибудь поесть».
        Антон включил кофеварку. Дождался сигнала, подставил чашку. Взял чашку с горячим ароматным кофе (от одного запаха уже легче думается!) и, держа ее в руке, полез в холодильник за молоком. И вот это была ошибка. Потому что рядом с молочным пакетом на полке стояла эмалированная кастрюля с черт знает каким содержимым, о котором он совсем забыл, и оно, соответственно, наверняка уже давно испортилось. Он понял, что это ошибка, сразу - в тот же момент, как в блестящем кастрюльном боку, словно в кривом зеркале в комнате смеха, гротескно отразилась его собственная физиономия. И тут же поверх этого кривого отражения проступило знакомое лицо с безумным взглядом. Оно почему-то, вопреки всем законам оптики, вовсе не было искажено. Взгляд ведьмы прожигал его насквозь, чего-то молчаливо требовал, тянул к себе…
        - А-а-а, твою мать! - завопил Антон от дикой боли: на этот раз он выронил и опрокинул на себя чашку свежесваренного кофе.
        Дверца холодильника захлопнулась, контакт прервался. Обожженная нога адски болела. Штаны были бесповоротно испорчены. Кофе он так и не выпил. Зато в голове что-то внезапно щелкнуло, и все частички загадочного пазла окончательно встали на свое место.
        Он с самого начала ошибся, решив, что дело в зеркалах. Кастрюлька не была зеркалом, но он увидел в ней отражение ведьмы. Значит, дело не в зеркалах, а в отражениях!!! Вот где ее территория! Это все объясняло. Ничего удивительного не было в том, что она могла приходить к нему не только в зеркалах, но также и во снах и даже в картинах. Ведь все это в некотором смысле отражения! Отражения реальности - неважно, в чем или в ком. Вот что на самом деле имел в виду гребаный профессор. Его, Антона, дар, его особое художественное видение тоже ведь напрямую связано с отражениями. Конечно, он не смог победить ее на своей территории, потому что это была и ее территория, только очень-очень маленькая ее часть. Она, вероятно, владеет и управляет ею столетиями. Она знает об этой отраженной реальности все - то, о чем он даже и не начал еще подозревать, гордясь тем, сколько всего знает и умеет, как замечателен и оригинален его талант. Она имеет полное право ненавидеть его, смеяться и издеваться над ним. Однако, пожалуй, при последнем контакте он не чувствовал ни ненависти, ни издевки. Было какое-то требование.
Скорее… она его звала. Да, точно звала. Теперь он явственно вспомнил, что когда он увидел ее в первый раз - там, в галерее, - то тоже чувствовал нечто схожее: оцепенение, тягу, какой-то зов. Тогда все прервалось из-за разбившегося бокала, как теперь из-за опрокинутой чашки кофе. Еще одно буквальное отражение в этой истории… вот только вариант с чашкой оказался существенно больнее. Обожженная нога настоятельно требовала к себе внимания.
        Чертыхаясь, он поплелся в ванную. Осторожно стянул штаны. Достал из шкафчика мазь от ожогов. Намазал, морщась от каждого прикосновения. Присел на край ванны, вертя тюбик в руках и задумчиво глядя на занавешенное полотенцем зеркало. Положил тюбик на край раковины. Потянул за полотенце, еще раз, потом резко дернул. Полотенце слетело, чудом не потащив за собой зеркало, однако зеркало уцелело и снова было открыто. Антон встал перед ним и заглянул. Зеркало не отразило ничего необычного. Разве что необычным был он сам - изможденный, небритый, со странной асимметричной прической, маскирующей вырванный клок волос на виске, с ввалившимися лихорадочно горящими глазами. Но на этот раз он хотел увидеть в зеркале не себя. Он больше не желал прятаться и убегать. Он стремился увидеть ее… и поговорить. С ней. С владычицей отражений. С хозяйкой того искусства, которому он посвятил жизнь, но, видимо, не узнал и сотой доли того, что следовало. Если она хочет его смерти - пусть. Возможно, это даже справедливо. Пусть забирает эту никчемную жизнь. За всех тех женщин. За то, что годами продавал свой талант в обмен на
место в кругу богатых и знаменитых. Но сначала они должны поговорить.
        Чувствуя себя глупо, он постучал по зеркалу. Замер, ожидая ответа. Ответа, естественно, не было. Прокашлялся. Еще раз заглянул в зеркало.
        - Эй, - сказал он шепотом, - ну давай уже, выходи. Я здесь. Я готов. Я все понял. Я жду тебя… Блин, ну не помню я, что там положено говорить. Кажется, Пиковая дама, приди… Ну где же ты?
        Ответа не было.
        - Давай же! Где ты? Приходи уже, сука!!! - заорал он и стукнул кулаком по зеркалу. Брызнули осколки, рука окрасилась чем-то теплым и красным.
        Но перед самым этим моментом - возможно, ему это только почудилось - все же мелькнуло в зеркале нечто. Словно на яркое изображение освещенной ванной слабым мазком наложилось иное изображение - комнаты со стеной из зеркал, мужчины, стоящего перед зеркалом, и женщины в черном, стоящей у него за спиной.
        Так вот куда она меня звала, понял он. Вот где она меня ждет и где ждала с самого начала. Это было так просто и настолько очевидно, что он даже удивился, как он мог этого не понять, как мог этому сопротивляться.
        Теперь он уже не спешил. Аккуратно перебинтовал руку, а заодно и обожженную ногу. Тщательно оделся - в тот же костюм, в котором был, казалось, так давно, а на самом деле каких-то пару дней назад, на открытии галереи. Рубашку, правда, надел чистую. Даже ботинки почистил. Как-никак, он собирался на важное свидание.
        Вызвал такси, дождался сообщения «У подъезда вас ожидает машина…» и спокойно вышел, не забыв запереть за собой дверь. Сел в такси, назвал адрес «Армы», откинулся на заднем сиденье, провожая взглядом удаляющуюся светящуюся вывеску «Антон Соколов. Портреты современников». Такси свернуло за угол, и вывеска исчезла из виду.
        Глава 2. Ночь музеев
        …Над небом голубым, среди пенящихся белых облаков - наши старые знакомые: лев, бык и орел, волшебные существа из чистого золота. На них взирает такой же золотой ангел. Все они крылаты, перед каждым - раскрытая книга. А между ними - нет, не город золотой, а гигантское колесо. Древнейшая магическая рулетка, размеченная загадочными символами. Слева от колеса - змея с тем же золотым отливом, вот только крыльев и книги она лишена. Сверху на колесо давит стальной серо-голубой сфинкс, сжимающий в лапах меч. Снизу его подпирает раскаленный докрасна демон с человеческим телом и собачьей головой.
        Это Колесо Судьбы - карта Таро, находящаяся во власти Фортуны. Символы на Колесе исполнены глубокого смысла для всякого, кто готов читать в небесах и картах тайные послания своей судьбы. Непосвященному может показаться, что это обычная роза ветров, указующая на наши земные стороны света (север - восток - юг - запад). Но нет. Восемь букв на этом Колесе: тетраграмма имени Божьего на иврите (Йод - Хе - Вав - Хе) и четыре латинские буквы. Если читать по часовой стрелке, они сложатся в слово TARO, но если двигаться против часовой, то и латинские буквы сложатся в сакральную тетраграмму - TORA. Однако и это еще не все. То, что казалось нам стрелками розы ветров, на самом деле - алхимические символы ртути, серы, воды и соли. Именно их дополняют фигуры ангела, быка, льва и орла, в которых посвященный легко угадает символы четырех евангелистов - Матфея, Луки, Марка и Иоанна.
        На старинных изображениях этой карты вы также можете увидеть рядом с гигантским Колесом еще и микроскопические фигурки людей: одних Колесо возносит вверх, к славе; других безжалостно сбрасывает вниз, в пучину несчастий.
        Весь наш мир подобен этому Колесу. С одной стороны, вечно меняется, никогда не стоит на месте, нет в нем ничего надежного, ничего постоянного. С другой стороны, нет ничего нового под солнцем. Все возвращается на круги своя. И удача, и несчастье не вечны. Все перемелется, все пройдет.
        Вот только не следует надеяться на справедливость. Бессмысленно спрашивать, за что это нам. Заслуги и прегрешения больше не в счет. Колесо Фортуны - это вам не колесо Кармы. Под этим знаком нашей судьбой распоряжается равнодушный случай. Слепому Року все равно, кто выиграл, кто проиграл. Это просто вращается Колесо. И когда Колесо заносит тебя высоко, когда достигаешь вершины, не забудь, что там тебя ждет сфинкс с мечом, всегда готовый разить налево и направо.
        Под знаком Колеса нужно покориться неизбежному. Не сопротивляйтесь переменам. То, что неумолимо надвигается на вас, произойдет в любом случае. Остается лишь пытаться разгадать скрытый смысл происходящих событий, замечая и интерпретируя окружающие нас символы.
        Колесо Фортуны всегда предвещает переломный момент. Кончается какая-то часть вашей жизни и начинается новая. Повлиять на это вы не можете. Остается только встретить перемены лицом к лицу, чтобы справиться с теми вызовами, которые они несут. Возможно, именно сейчас вы найдете то самое дело, которое предназначено вам судьбой. И неважно, мечтали вы об этом или всеми силами старались избежать. Какое-то неожиданное и даже пугающее событие может внезапно вывести вас на новый путь, даже если до этого вы собирались жить совершенно иначе.
        В прямом положении эта карта иногда предсказывает неожиданную улыбку судьбы, которую, впрочем, легко принять за ее насмешку. Нечто неожиданное и даже чудесное может случиться с вами просто потому, что вы окажетесь в нужное время в нужном месте. Вы этого не планируете, но в какой-то момент Колесо поворачивается для каждого.
        В перевернутом положении аркан Колесо предупреждает нас о тяжких потерях, о крушении всех планов, о коварных и непредсказуемых ударах Судьбы. Если сможете, лучше притормозите: не стоит сейчас рисковать и затевать какие-то новые начинания, сколь бы привлекательными они вам ни казались. Но, скорее всего, это уже не в ваших силах. Колесо начало свой поворот, и его не остановить.
        Наконец, перевернутое Колесо может также предвещать встречу с человеком, который будет некоторое время держать в своих руках нить вашей жизни, всячески стараясь ее разрушить. И с этим вы также ничего поделать не сможете.
        Однако ваша личная жизнь обещает в перспективе наладиться. Интересно, насколько сильно это вас утешит?..

* * *
        «Да уж… Эту ночь я рассчитывала провести совсем не так…»
        Грета ничком лежала на холодном полу. Голова гудела и ныла. Глухо, словно через ватное одеяло, до нее доносился торжествующий женский хохот. Покосившись налево, увидела неподалеку обрывок рекламного буклета.
        Зацарапала по буклету пальцами. Не смогла оторвать его от пола. Бумага, холодная и гладкая, словно примерзла, и все вокруг - гладкое, холодное, равнодушное - застыло и не двигалось, кроме ее спутников. Вера подвывала. Борис стучал зубами. Алексей шумно дышал. А женщина все смеялась и смеялась, злорадно, торжествующе, победно.
        «Рассчитывала провести совсем-совсем не так…»
        А как? Пожалуй, прогуляться по галерее, снять интересное видео, легко и без усилий раскрыть тайну, пройтись по ночному городу, а потом - домой… Или к Борьке, если будет настроение… А нет - можно отправиться к себе, он и слова не скажет… Даже, вероятнее всего, домой, в одиночестве: скинуть видео, переслать Максу… Максу, раздери его дракон! А ведь с него-то все и началось. Из-за него они тут и очутились.

* * *
        Это было неделю назад. Комната Макса, как обычно, была завалена хламом (пивные бутылки, рваная бумага, железки, разноцветные провода, усыпанные фантиками, шоколадными обертками и пачками из-под чипсов). Макс, подвернув под себя правую ногу, как обычно, горбился на хлипком компьютерном стуле. Грета, как обычно, устроилась в кресле и попивала кока-колу. Не как обычно было лишь одно: Макс неотрывно глядел в экран компьютера, а не на Грету, так что вместо привычного очкастого лица она созерцала лишь неэстетичную кривую спину своего партнера по видеоблогу. И это уже начинало реально доставать. Сам позвал, а теперь в молчанку играет. Она решила все-таки привлечь его внимание:
        - Видал? У нашего видео «Тайные тоннели тринадцатой ветки» уже двадцать тысяч просмотров. За сутки!
        - Ну и что? Подумаешь… - Макс тарабанил по клавиатуре, как дятел; его спина не шелохнулась, только тощие лопатки прыгнули вверх-вниз и снова застыли.
        - Как «ну и что?» - нахмурилась Грета. - Сколько времени грохнули! Пока нашли того Игоря, обходчика, ползали с ним по тоннелям по уши в грязи, бегали от полиции, монтировали… А теперь - «ну и что»?
        - Гретка-конфетка. - Макс наконец развернулся к ней лицом. - Видишь ли, «Тайные тоннели» мне сейчас совершенно до лампы. Со-вер-шен-но. Я такую историю раскопал - пальчики оближешь, «Лайфньюс» отдыхает. Посмотри-ка. - И он бросил ей на колени тощую пачку распечаток.
        Подавив раздражение, Грета отставила стакан с кока-колой и взялась за бумаги.
        «Москва. 18 января. RUMORS.RU. Пропал известный своими скандальными похождениями художник Антон Соколов. Родственники и друзья утверждают, что он пошел на открытие галереи „АртАрмА“ (Нижний Сусальный переулок, дом 5) и вскоре после этого бесследно исчез. Впрочем, есть и другие версии. Источник, пожелавший остаться анонимным, сообщил редакции rumors.ru, что Соколов, вероятно, опять уехал в -мухосранск- Ново-Мытово предаваться возлияниям и разврату. Так что, скорее всего, опасения приятелей и родни беспочвенны. Жив курилка! Вернется после очередной оргии и продолжит малевать свои бездарные картинки, хи-хи».
        «Москва. 16 марта. RUMORS.RU. Уже несколько дней как скрылся из виду Константин Яблоцкий, известный бизнесмен, инвестор, владелец заводов и газет (пароходов пока не прикупил). Источники утверждают, что после того как он посетил галерею „АртАрмА“ в компании двух дам вызывающей наружности, больше никто его не встречал. Впрочем, ничего удивительного в данном факте загадочного исчезновения, вероятнее всего, нет. Ведь на сегодня назначено решающее слушание по бракоразводному процессу Яблоцкого с его четвертой женой. Подозреваем, что наш герой попытался прикинуться -шлангом- мертвым, дабы не делить с супругой незаконно нажитое имущество… Ну а если и правда канул в Лету - туда ему и дорога, проклятому капиталисту и эксплуататору человеческого труда, хи-хи».
        «Москва. 27 апреля. RUMORS.RU. Родные разыскивают уборщицу галереи „АртАрмА“ Гульшат Хасипову. В последний раз ее видели на рабочем месте 22 апреля около двух часов дня. Коллеги утверждают, что Хасипова якобы отличается собранностью и дисциплиной и ни за что не позволила бы себе прогулять работу. Хотя можно ли им верить, этим -черножопым- мигрантам? Все они друг за дружку. Рука руку моет, а не только пол, хи-хи».
        - Источник - дерьмо, - лаконично сообщила Грета, вернула Максу бумаги и вновь плюхнулась в кресло. - Докатился. Сайт rumors.ru свое название вполне оправдывает - слухи и сплетни. А что за лексика? «Мухосранск», «черножопые», «хи-хи». Где же твоя сенсация, Макс? Утка на утке, уткой погоняет. Кря-кря-кря!
        - Смейся-смейся… - Макс, ехидно прищурясь, смотрел на нее сквозь толстые линзы. - А досмеялась - слушай. Источник - дерьмо? Не спорю. Навозная куча. Но вот тебе с трудом добытое алмазное зерно: все описанное - в целом правда. Люди действительно пропали. Уже интереснее?
        - Самую малость, - Грета допила кока-колу и заложила руки за голову.
        - Ты заметила, что в каждой записи упоминается галерея «АртАрмА»? Истории - как под копирку.
        - Само собой.
        - Я залез в их архив записей с камер наблюдения. Это было нетрудно. - Макс развернулся, потрещал клавишами и кивнул на экран, где замелькали черно-белые размытые картинки. - И знаешь что? Видел всех - Соколова, Яблоцкого, Хасипову. Проследил за ними. Но видео… видео прерывается. Каждый раз ненадолго, на минутку. Будто помехи. Экран мельтешит. Этакий перец с солью, поняла? Ну вот, смотри! Видишь? Обрыв! Потом картинка четкая - а их нет. Только что были - и как собака языком слизнула. Видишь? Это Хасипова. Четырнадцать часов двадцать три минуты - стоит с ведром в зале номер шесть. Моет пол. Вот разрыв. Двадцать четыре минуты - она пропала. В коридорах нет, в соседних залах - нет. Ведро и швабра - на полу, Хасипова исчезла. И все до единого пропадают в шестом зале с большим зеркалом. Остальные записи в порядке. А здесь… Словно нарочно испорчены… Но зачем…
        Заинтригованная, Грета спустила ноги на пол и выжидающе уставилась на Макса:
        - Припас что-нибудь еще? Вроде контрольного выстрела?
        - Пиф-паф! - Макс изобразил выстрел, подул на указательный палец и совершенно серьезно закончил: - Конечно. Забавное совпадение: помнишь, в начале апреля мы собирали свидетельства очевидцев невероятных явлений?
        - Еще бы! - кивнула Грета. - Большинство оказалось выдумками.
        - Точно. Не самый полезный опыт. Но я вспомнил, что среди очевидцев была та самая Хасипова. Приходила ко мне. А рассказала вот что. - Макс повернул регулятор на колонке: - Послушай запись.
        - (Стук. Шорох.) Уже можно говорить? Запись пошла? Хорошо. Представиться? Ага. Простите, я очень волнуюсь… Хасипова Гульшат Габдулхаевна. Это я.
        Пятого апреля, во вторник я работала в «Пиковой даме». Влажная уборка, как обычно. Пошла за водой. В женском туалете случайно посмотрела в зеркало, а там… Так глупо, правда. Не знаю, как сказать… В общем, увидела за собой женщину в черном. Высокая такая, худая. Так жутко стало, мурашки по спине забегали. Я оглянулась - а там никого нет. Еще подумала: вот, Гуля, молодец, сколько можно работать без выходных, совсем шарики за ролики заехали. (Смешок.) Не знаю, что это было. Не понимаю. Может, привиделось, а может, и нет. Одно скажу точно: как приехал в «Пиковую даму» этот итальянец со своей средневековой выставкой - так место словно проклятое стало. Страшно по залам ходить. Холодно. И все время как будто кто-то за тобой наблюдает. Это пригодится для ваших репортажей?
        - Пиковая дама! - Грета, вскочив, заплясала. - Я поняла! Это же Пиковая дама за ней приходила!
        - Погоди. Это был контрольный в голову. А вот тебе контрольный в сердце! После Хасиповой я стал рыть глубже и нашел последнюю пассию Антона Соколова. Честно говоря, сначала я сомневался, что у нее на самом деле с ним что-то вообще было. Мало ли кто что говорит, особенно о скандально известных знаменитостях. Лет ей многовато, да и не красавица, а он, судя по слухам, больше на малолетках и моделях специализировался. Но то, что она рассказывает… Гляди сама. С середины включу.
        Макс запустил видео. На экране ноутбука появилось заплаканное женское лицо.
        - …Мы были близки… Ну, вы понимаете… А потом… его словно прорвало. Он стал рассказывать какие-то безумные вещи. Что все время видит в зеркале женщину… Он называл ее дамой. В галерее - дама, в парикмахерской - дама, в ванной… Будто она его преследует. Зеркала везде завесил… Это я сама видела - полотенца кругом. И глаза у него в тот день были совершенно сумасшедшие, а взгляд… тоскливый такой и… не знаю, обреченный, что ли… Мне тогда его очень жалко стало. Я пыталась посоветовать ему психотерапевта… у меня есть хороший знакомый, он бы помог… но Антон и слушать не стал. Внезапно так разозлился, заорал. Велел мне уходить, а сам убежал в ванную и там закрылся… Я надеялась, что смогу его как-то успокоить, чем-то помочь, что мы еще поговорим… но он пропал, просто исчез… Друзья говорят, с ним такое бывает, но я уверена - на этот раз с ним случилось что-то ужасное… Я это чувствую…
        Женщина на экране снова принялась рыдать, и Макс нажал на паузу.
        - Вот так, дальше уже никаких интересных подробностей. Только слезы и сопли.
        - Макс, признайся честно, ты меня разыгрываешь. Такого не может быть…
        - Увы, ни слова не придумал. Тетка разводила тут сырость добрых полчаса. Насилу успокоил и выпроводил.
        - Макс, - Грета все еще завороженно смотрела на застывший на экране видеоролик, - но если это правда, то это же просто чума!!! Подтвержденные несколькими свидетелями случаи появления Пиковой дамы. И не где-нибудь в Урюпинске. Здесь, в Москве! И не какие-нибудь обкурившиеся подростки, а взрослые серьезные люди. И все это эксклюзивно в нашем блоге. Это полный улет! Мы станем такими знаменитыми, что у нас будут на улице автографы просить. А мы еще подумаем, стоит ли их давать. Максик, ты гений!
        - Вот как ты теперь заговорила! - торжествовал Макс. - Ну ладно… А теперь побеседуем о важном. - Сложил губы бантиком и пропищал, пытаясь подражать девчачьему голосу: - Наше видео «Тайные тоннели тринадцатой ветки» уже собрало двадцать тысяч просмотров… Ой, двадцать тысяч один просмотр… Ой, двадцать тысяч два просмотра… Э-э-э! Полегче! Все, сдаюсь! Ай! Ай-яй-яй! Прекрати! Положи на место! Больно-о-о!
        Грета хохотала, прыгала, размахивала подушкой, опуская ее на тощую спину, амулеты на ее шее и руках бренчали и позвякивали. Макс прикрыл голову, выудил из кармана грязно-белый платок и воздел его к потолку:
        - Уймись, красноволосая, а то пожар устроишь. Ну так что там с тайными тоннелями?
        - Ма-а-акс, прекрати! - Грета, запыхавшись, бросила подушку на диван. - Тоннели в прошлом. Последний вопрос: а они не могли сговориться, чтобы устроить мистификацию? Бывало и такое…
        - Исключено. Соколов - коренной москвич. Хасипова приехала на заработки. Яблоцкий - тот вообще из Питера. Незнакомые люди.
        - Хорошо. Признаю себя ослицей и жду дальнейших указаний. Что будем делать?
        Макс задумался, оттянув пальцами нижнюю губу:
        - Не знаю… Нужен сюжет. Если дело в Пиковой даме - вызвать ее и выяснить, что за чертовщина там творится. Только вот как, когда… Посетители, камеры, охрана… Залы почти никогда не пустуют…
        И тут Грету осенило:
        - Слушай, через неделю - ночь музеев! Бесплатный вход. Галерея наверняка будет открыта до утра. Дождемся, пока зал опустеет, и вызовем ее! Пять минут - и дело в шляпе. Сделаешь мне трансляцию камер наблюдения на планшет? Запишем видео…
        - Без проблем, - кивнул Макс. - Давай сюда планшет. Только на этот раз пойдешь одна, потому что я в это время буду в Кунгурской пещере ловить синий призрак спелеолога. Говорят, бродит по верхнему ярусу. То ли газовые огоньки, то ли мертвец оживший. Конечно, не Пиковая дама, но я, блин, с местными пермскими ребятами уже месяц как сговорился. Билеты купил, они там оборудование подготовили. Не могу же я соскочить в последний момент. Так что придется нам разделиться. Два сюжета будет, если повезет. Вот увидишь, не двадцать тысяч просмотров, а все сто за сутки наберем.
        - Тогда я возьму с собой Борьку, - решила Грета. - Скучновато одной.
        - Так бы сразу и сказала: страшно!
        - Не страшно, а скучно. Мне компания нужна.
        Мистики и потусторонних сих Грета в самом деле не особо боялась. Мистика для человека, ведущего блог о городских легендах, - хлеб с маслом. А вот одиночество - это не ее жанр, потому она и связалась с Борькой. Все друзья удивлялись, почему он? Даже звезды (точнее, гороскопы на сайтах знакомств, которые она от нечего делать периодически проглядывала) говорили, что они совсем не подходят друг другу. Он - вода: тихоня, одиночка, размазня, нерешительный. Слова лишнего не скажет, молчит и молчит. Она - огонь: смелая, яркая, бесстрашная. Почему же она выбрала его? А именно потому, что смелая и свободная. Потому что ей всегда нравилось быть кошкой, которая гуляет сама по себе. Но ведь и кошке временами нужен кот и даже блюдечко молока - только бы к нему не прилагался ошейник. Энергичный мачо с замашками собственника, который будет вечно ревновать и лезть во все ее дела? Нет уж, увольте! А с Борькой ей хорошо и удобно. Он забавный, и в постели очень даже ничего. Но главное - не грузит. Нужен - он рядом. Надоел - безропотно исчезает, пока она его не позовет или сама у него не объявится. Никаких упреков,
никаких требований, никаких обязательств. Идеальные отношения. Подружкам, опять же, можно предъявить, чтобы избавиться от надоедливых расспросов - вот он, мой парень, глядите, не хуже, чем у всех. Им-то и невдомек, что, может быть, Борька и ее парень, но Грета - точно не его девушка. Она своя собственная! И это ее вполне устраивает. Борис, конечно, не мужчина ее мечты, но… именно поэтому они и вместе! «Как причудливо тасуется колода», - всплыло отчего-то в памяти. Грета фыркнула и потянулась за телефоном.
        Она позвала с собой Борьку. Борька пригласил Алексея. За Алексеем увязалась Вера. В галерею они пошли вчетвером.

* * *
        Перед тем как идти в галерею, Грета постаралась честно сделать свое домашнее задание. Откуда взялась легенда про Пиковую даму? Как правильно ее вызывать? Какие последствия грозят бедолагам, на которых она ополчилась? Все это должно было послужить материалом для будущего блога. Правда, сведения, которые ей удалось раскопать, были достаточно туманны и противоречивы… Все источники более-менее сходились на том, что первые упоминания легенды о загадочной даме, выходящей из зеркала, появляются сначала в Италии, а затем и по всей Европе в шестнадцатом веке, чуть ли не сразу после изобретения стеклянных зеркал. Старые варианты легенды говорили о том, что Дама сама выбирает своих жертв, в основном за их грехи, выходит из зеркала и убивает их на месте. Дамой из зеркала, словно Бабой-Ягой, пугали непослушных европейских детей, да и взрослых греховодников, на протяжении нескольких веков. Однако постепенно история трансформировалась, стала более изощренной и игровой. Попутно Дама из зеркала, вероятно, смешалась с Пиковой дамой, ведьмой из других легенд, а также, возможно, с джинном, исполняющим желания, из
восточных сказок. В итоге легенда о Пиковой даме стала такой, какую слышало большинство из нас. Дама не приходит сама - ее нужно вызывать при помощи специального ритуала. При этом ее можно попросить исполнить желание, и в этом весь смысл вызова, однако главное - успеть закончить ритуал, пока Дама не вышла из зеркала. Если же она успела выйти - горе вызывающим. Она будет какое-то время преследовать их в зеркалах, а затем все-таки убьет: согласно большинству вариантов легенды, задушит голыми руками. Варианты ритуала вызова также встречались в литературе самые разнообразные, но чаще всего речь шла о двери, которую рисуют на зеркале, и последующем троекратном призыве явиться, произносимом вслух.
        Решив, что достаточно подготовилась, Грета выбросила Даму из головы до самого того момента, когда около десяти вечера они вчетвером встретились на пороге галереи. И вот приключение началось. Они зашли внутрь, сдали вещи в гардероб. Для того чтобы осмотреться, сделали сначала кружок по залам, нигде особо не задерживаясь. При этом то, что они собирались сделать, - нечто не то чтобы сильно противозаконное, но явно необычное, без согласия и ведома местной администрации, - приятно щекотало нервы. Сначала она опасалась, что им могут помешать экскурсоводы или смотрители в залах, но оказалось, что это продвинутая выставка европейского типа - с аудиогидами в наушниках на шести языках. Нажимаешь кнопочку с номером экспоната - и слушай себе на здоровье. Смотрителей в залах тоже не было - видимо, хозяева целиком полагались на свою систему видеонаблюдения. А как раз с этой системой Макс уже полностью и договорился, так что наличие камер никаких проблем не составляло. Зато неожиданной проблемой оказалась непредвиденная тяга москвичей на халяву вкусить плодов просвещения. Несмотря на позднее время, благодаря
акции «Ночь музеев» в залах встречался народ, и пока не было никакой возможности уединиться в нужном им месте для проведения ритуала. В ожидании подходящего момента пришлось наматывать круги по галерее, слушая занудного аудиогида. Грета страдала от вынужденной задержки, Вера молча следовала за компанией, а вот Алексей с Борисом, похоже, всерьез увлеклись аудиогидовыми сказками, синхронно охая и ахая над всеми подряд экспонатами, будто это было что-то и впрямь крайне интересное и занимательное. Самой же Грете показалась любопытной лишь небольшая коллекция средневековых карт Таро, располагавшаяся в том же зале с зеркалами, который и был целью их экспедиции.
        Конечно, Грета и сама знала, что колода гадальных карт Таро состоит из 56 обычных карт, разложенных по четырем мастям, и 22 специальных картинок, которых нет в обычной игровой колоде и которые называются Старшими Арканами. Чего она раньше не знала - так это того, что, несмотря на легенды о происхождении Таро чуть ли не из Древнего Египта времен пирамид, первые настоящие изображения Старших Арканов были созданы примерно тогда же, когда возникла и легенда о Пиковой даме - в Италии в пятнадцатом - шестнадцатом веках. Они были намного крупнее современных карт, назывались «тарокки», имели дырки для гвоздей и должны были висеть на стенах, как картины или гравюры, каковыми они, собственно, и являлись. Именно такие старинные итальянские гравюры, в которых, впрочем, легко угадывались сюжеты современных Старших Арканов - Суд, Справедливость, Колесо Фортуны, - были представлены в экспозиции музея, о которой бубнил аудиогид. Подумав, что упоминание о многозначительном совпадении места и времени появления двух мистических легенд - карт Таро и Пиковой дамы - будет хорошо смотреться в будущем видеосюжете, Грета
двинулась дальше.
        Наконец незадолго до полуночи публика рассеялась, и в зале с зеркалами они остались одни. Грета включила видео на запись и тут же принялась с энтузиазмом орудовать зеленой губной помадой возле огромного, в человеческий рост, старинного зеркала в богато украшенной оправе. Через пару минут Алексей, скептически взиравший на этот процесс, все-таки не выдержал и поинтересовался у Бориса:
        - Слушай, тебе никогда не казалось, что твоя подруга малость ку-ку?
        - Каждый сходит с ума по-своему, - усмехнулся Борис. - Все мы немного сумасшедшие, как говаривал Чеширский кот.
        - Немного - это понятно, но твоя Грета - это все же нечто… Как ты думаешь, она всерьез верит, что у нее действительно что-то получится?
        - Не знаю, Леш. - Борис пожал плечами. - Мне все равно, пусть развлекается. Я, как и ты, просто за компанию пришел. Ну и выставка - ты же сам видишь…
        - Да, кое-что тут, конечно, стоило посмотреть… - милостиво согласился Алексей. - Но если ее вдруг застукают за этим занятием, то, сам понимаешь, мы не с вами…
        Вера покачала головой:
        - Детский сад какой-то. Помните, как мы в лагере вызывали Пиковую даму? Гроза была… Зажгли свечу, стали кричать - приди да приди… Ленка явилась, разнос устроила… Прям как сейчас, только нам тогда, на минуточку, было по тринадцать…
        - Да. - Алексей улыбнулся воспоминаниям. - Было весело…
        Грета, не слушая, о чем они говорят, продолжала рисовать. Так, дверь готова, теперь ступеньки - раз, два, три… Сколько сделать? Вроде бы ничего конкретного в инструкциях нет… Пусть будет девять.
        - Готово. - Грета отошла от зеркала, полюбовалась своей работой и повернулась к остальным. - Зажигайте свечу.
        - Я в этом дурдоме участвовать не буду. Просто цирк с конями… - холодно сказала Вера и отступила.
        - А я очень люблю цирк! - Алексей, подмигнув Борису, поправил очки, вечно сползающие с носа, и чиркнул зажигалкой. Борис щелкнул выключателем у входа. Свет погас. В темном зале колебался одинокий язычок свечи, бросая на лица глубокие тени.
        Грета проверила планшет - все работало; повернулась к зеркалу, вздохнула, собираясь с духом, и четко повторила:
        - Пиковая дама, приди! Пиковая дама, приди! Пиковая дама, приди!
        Сухо треснуло, будто порвался кусок брезента: откуда-то из-под потолка ударил гром. В зеркале на миг вспыхнуло и тут же погасло яростное женское лицо. Пахнyло холодом, как из разбитого окна. Порыв ветра погасил свечу, и зал наполнили сотни звуков. Вокруг свистели, шептали, плакали, стонали сотни голосов. Кто-то угрожающе рычал, кто-то скреб стену и скрежетал зубами.
        - Что происходит? - прошептал Борис; он, как и остальные, был не на шутку испуган. - Комната пуста. Я никого не вижу. Откуда голоса?
        - Смотрите, смотрите!
        Грета вскинула над головой планшет. На голубоватом экране, который транслировал записи с камер наблюдения, метались размытые тени, похожие на людей, больших и маленьких; в углу, откуда доносились хруст и скрежет, горбился, готовясь к прыжку, призрачный ротвейлер.
        - Вера, берегись! - закричала Грета. - В углу собака! Она сейчас прыгнет!
        - Вы все просто чокнулись. - Вера покрутила пальцем у виска. - Я прекрасно вижу, что никакой собаки там не…
        Ротвейлер-на-экране ринулся на Веру-на-экране, вцепился в ее ногу и мгновенно отскочил обратно в угол. Вера-настоящая схватилась за колено:
        - Ай! Мамочки! Помогите!
        Алексей бросился к ней:
        - Ты в порядке?
        - Вроде бы да… - Вера ощупала ногу и не увидела ни крови, ни следов укуса. - Что это вообще за чертовщи…
        Из угла, куда сбежал ротвейлер, раздался крик. Такой громкий, что все четверо пригнулись, зажимая уши ладонями. Крик не прекращался ни на секунду, словно женщина, которая его издавала, совсем не нуждалась в дыхании. На секунду утихнув, он возобновился из другого угла. Грета, с трудом отняв руки от ушей, вновь схватила планшет. На экране по залу вокруг них медленно перемещалась темная фигура в длинном плаще с капюшоном. Грета подавила возглас ужаса, увидев, что фигура остановилась в точности за ней и потянула руку к одному из амулетов на ее шее; амулет звякнул, крик прервался, Грета резко обернулась и увидела - уже не на экране, а рядом с собой - незнакомку в длинном плаще. Словно от порыва ветра, капюшон слетел, обнажив голову. Комната озарилась призрачным синим светом, шепот и плач стихли, и Грета, онемев одновременно от ужаса и восхищения, смотрела в бездонные черные глаза той, что стояла напротив:
        «Это же Пиковая дама… Она пришла… Она существует!»
        Дама сделала несколько шагов и с усмешкой указала на зеркало. Повинуясь ее жесту, Грета обернулась и увидела, что дверь и ступени уже не нарисованы зеленой губной помадой, они настоящие: каменные, словно потрескавшиеся от времени, ступени, поросшие мхом и папоротником, деревянная дверь с ручкой, к которой тянется…
        - Боря, стой! Не трогай! Нет!
        Он распахнул дверь. «Идите туда», - услышала Грета голос в своей голове и, не в силах противостоять приказу, сделала несколько шагов по ступеням - раз, два, три… Эхо гулко отдавалось в углах, за ней шли остальные - Вера, Алексей; шли, словно завороженные, медленно переставляя ватные ноги. И лишь когда дверь за ними с грохотом захлопнулась, Грета очнулась, вскрикнула, обернулась, потеряла равновесие и неловко свалилась на пол, ударившись затылком.
        Голова гудела и ныла. Глухо, словно через ватное одеяло, до нее доносился торжествующий женский хохот. Черноглазая незнакомка с лицом цыганки ухмылялась с той стороны зеркального стекла.
        Глава 3. Зазеркалье
        …Высокая белая башня гордо возвышается на неприступном утесе. Вершина ее увенчана куполом, недвусмысленно напоминающим корону. Башня неуязвима для своих врагов. Ее обитатели уверены в своей безопасности. Но удар приходит с небес. Молния поражает вершину башни, сносит корону, разрушает непокоренные стены. Занимается пожар. Из окон рвется пламя. Густой дым окутывает башню. Ее обитатели в тщетной попытке спастись выпрыгивают из окон - но лишь для того, чтобы отправиться в последний смертельный полет в разверзшуюся под их ногами пропасть.
        Эта карта Таро называется Башня. Посвященные знают, что перед нами не просто Башня, но Храм. А изображение на карте призвано напоминать о совершенно конкретном событии - разрушении второго Иерусалимского храма римским императором Титом. В тайной традиции храм этот занимает особое место. Именно ради его восстановления сражались рыцари-тамплиеры, впоследствии обвиненные в ереси и закончившие свою жизнь на костре - все, включая знаменитого магистра Жака де Моле. Во славу грядущего строительства Храма трудятся и масоны, именующие себя, как известно, вольными каменщиками. Ибо предсказано, что когда Храм будет восстановлен, цепь времени замкнется и наступит конец света. Посвященные помнят об этом и потому относятся к этой карте Таро с особым трепетом и почтением.
        В раскладе Таро аркан Башня говорит о том, что мы зря считали свое положение стабильным и безопасным - теперь все рухнуло, причем совершенно неожиданно. Часто речь идет об уютной и понятной картине мира, которая долгое время обеспечивала нам уверенность в будущем, давала чувство защищенности, но теперь вдруг перестала соответствовать реальности.
        Башня символизирует полный крах, распад самой ткани нашего бытия, полный переворот всех представлений. Мы так остро переживаем это крушение еще и потому, что происходит оно под влиянием вещей или событий, уже давно заявлявших о себе, - но мы не хотели их замечать, сознательно или бессознательно вытесняли из круга своего внимания. И вот теперь, прорвав линию нашей обороны, именно они вдребезги разбивают все то, что мы еще вчера считали своим миром.
        Перевернутая Башня указывает на обстоятельства, которые нельзя изменить. Вы загнаны в угол, все время наталкиваетесь на препятствия. Иногда речь напрямую идет о физическом лишении свободы, пленении или заточении в каком-то месте. На этот раз проблем, которые вас окружают, уже никак не удастся избежать. От того, удастся ли их решить, будет зависеть сама ваша жизнь. Кажется, что из создавшейся ситуации нет выхода. Самое неприятное - что вы сами стали причиной того положения, в котором теперь оказались. Но поскольку ничего уже поправить нельзя, постарайтесь разглядеть в происходящем нечто большее, чем жестокий и бессмысленный удар судьбы. Иногда шанс на выживание и освобождение все-таки имеется - если, конечно, вы сами захотите освободиться. Но для этого придется найти в себе смелость вырваться из плена всех старых представлений, правил и привычек, стать совсем другим человеком. В некотором смысле ваше прежнее Я, которое было заключено в это узилище, так навсегда в нем и останется.
        Часто Башня означает разрушение не только ваших убеждений и представлений, но и ваших связей с окружающими, ведь именно на них вы возлагаете вину за случившееся. Атмосфера постоянных скандалов и выяснения отношений надолго окружает вас, отнимая и подтачивая силы. В такой атмосфере и гадалка не нужна, чтобы предсказать крах любых ваших взаимоотношений, сколь бы стабильными и неизменными они ни казались раньше. Вам и вашим близким предстоит жестокое испытание любви или дружбы, после которого ваше мнение друг о друге уже никогда не будет прежним.
        В раскладах на любовь Башня неизменно пророчит крушение иллюзий, неожиданное прозрение, разоблачение скрытых мотивов и постыдных тайн.
        Не облегчает ситуацию и то, что вы, вероятно, встретили или скоро встретите агрессивного, эгоистичного и бескомпромиссного человека, который и является непосредственной причиной неожиданных перемен в вашей жизни.
        Что ж, пришло время узнать о себе правду. Все, чем мы жили, чего достигли, - дом, семья, карьера - не более чем замок на песке. Жизнь рухнула, как карточный домик, рассеялась пылью на ветру. Только внимательно, без любви и жалости рассмотрев свое отражение в зеркале открывшейся нам истины, мы сможем прервать эту цепь гибельных шагов, ведущих к окончательному поражению. Но хватит ли у нас сил, чтобы, заглянув в это зеркало, в ужасе не отвернуться?..

* * *
        Трое смотрели на Бориса. Борис смотрел в пол, на обрывки рекламного буклета и осколки стекла, и сжимал кулаки:
        - Я не смогу.
        - Нет. Попробуй. У тебя потрясающая память. Все получится. Я в тебя верю.
        - Веришь?! - Борис криво усмехнулся. - Веришь в меня, вот как? Цитирую: «Кому нужна хорошая память в век Интернета?» Узнаешь источник?
        Грета опешила. Ей в голову не приходило, что он может помнить не только все эти шахматные партии и факты, которые вычитал из книг, но и каждое слово, которое она ему когда-то сказала.
        - Борь, - неуверенно сказала Грета, - ну ты чего… Я же тогда не серьезно. Я всегда твоей памятью восхищалась, честное слово…
        - Эй, голубки! - раздраженно перебил ее Алексей. - Предлагаю отложить выяснение отношений до лучших времен. Мы тут сидим запертые в каком-то чертовом зазеркалье. Не лучше ли подумать о выходе?
        - Может, это все-таки галлюцинация? - бормотала себе под нос Вера. - Я надышалась чего-нибудь или меня отравили…
        Борис покусал нижнюю губу и спустя пару минут сказал:
        - Я знаю, что делать. У меня получится.

* * *
        Он всегда любил головоломки. Щелкал, как семечки, логические задачки. «Найди десять отличий» - за одну минуту. Шашки, шахматы - круглые сутки. Фигуры не меняют цвет. Белые начинают. Ладья всегда ходит по горизонтали и вертикали. Слон - по диагонали. Медлительный король перемещается на одну клетку. Теплота фигурок под пальцами успокаивает. Правила не меняются веками. У загадки есть отгадка. У двери - ключ. У лабиринта - выход.
        С людьми все иначе, никаких правил. По горизонтали и вертикали, буквой Г и буквой Z, а если не идет игра - можно опрокинуть доску или зарядить ею по голове. Вопросы без ответов. Двери без ключей. Так он видел человеческие отношения и всегда чурался их, предпочитая теплоту фигурок и строгие правила. Надежные, непоколебимые - они не обманут и не предадут.
        А потом появилась она. Грета. В антикафе, стилизованном под школьный кабинет, он пил свой любимый кофе и обдумывал новую задачку от заказчика. Она, обложившись журналами, листала один из них - искала, как объяснила потом, материалы о заброшенной градирне на Юго-Западе, где, по слухам, бродил то ли утопленник, то ли повешенный. И вдруг все перевернулось. Лампы дневного света гудели под ногами, а над головами опасно свисали столы, исчерканные сотнями мимопроходимцев. «Здесь был Вася». «Петя - лох». «Грета плюс Боря равно…» Равно что? Что это было? Что это сейчас? Противоположности притягиваются? Какая банальщина. Белые начинают и воюют с черными; у них нет ничего общего, кроме мягкой гладкости под пальцами.
        Видеть ее, говорить с ней было все равно что играть в странную игру, где перемешаны колода карт, черные, белые и красные шахматные фигуры, камни для го. Какие правила? Что на кону? Чей первый ход?
        Начал, как ни странно, он. Подошел к ней на негнущихся ногах (глупо, неправильно, нелогично), задал дурацкий вопрос (уши, проклятье, словно кипятком обварили), запутался в собственном языке. Но дальше все понеслось как по накатанной: лампы дневного света, как фосфоресцирующие черви, медленно поползли на привычное место, она объясняла - градирня, призрак, утопленник (абсурд, бессмыслица, нелепость), а он слушал и смотрел на ее волосы - сегодня красные, тогда они были зелеными, яркими, как свежий газончик, - и понимал, что ничего не понимает.
        Ни с кем из человеческих существ ему не было так легко и интересно - и в то же время мучительно и жутко. И сердце рядом с ней так и прыгало, как йо-йо: или вниз, до отказа натягивая нить, или вверх - к горлу подкатывает тошнота, а тело замирает в предчувствии скорого падения. Он дружил с Лешей - и совершенно неважно, что одному из них прямая дорога в кандидаты и доктора, а другому, видимо, судьба на всю жизнь оставаться программистом-фрилансером, - но Леша, красавчик, умница и любимец коллег и студенток, был прост, привычен и объясним, а она… она - нет. В мыслях он подтрунивал над ее увлечением мистикой и тайнами, усмехался, когда видел новую полоску цвета на зачесанных за ухо волосах или новый амулет на груди, возводил брови к потолку, услышав об очередном пропавшем шахтере или загадочном призраке - но не вслух, нет. Ни слова. Потому что не это он хотел сказать ей. «Ты нравишься мне» - слова-булыжники, шипастые ежи, не лезли наружу, громыхали в горле, трещали в трахее, падали в легкие, наружу вырывался сип и кашель, и он отвечал на ее немой вопрос:
        - Так… Просто в горле запершило…
        И все оставалось как прежде. Кто они друг другу? Друзья, которые иногда спят вместе? Любовники без будущего и обязательств? Или все-таки нечто большее? Для него - да! С самого начала. С первого взгляда. А для нее? Икс плюс игрек, уравнение с двумя неизвестными и вдвойне неизвестным ответом. Это тревожило. Хотелось сделать решающий ход, сказать - наконец сказать ей - то, что и не скажешь: правду. Но он не мог. Потому что боялся, что и она в ответ скажет ему - правду.
        Она ведь никогда не стеснялась, не боялась его обидеть. Ей просто в голову не приходило, что на нее можно обижаться. И он не обижался.
        - Ты уже такой большой, а все в игрушки играешь. Что интересного в шахматах? Скука смертная.
        - Понимаешь, они развивают память… и вообще…
        - Борь, какой ты смешной. Кому нужна хорошая память в век Интернета, когда все можно погуглить?
        Возразить не мог, молчал, как рыба, смущенно улыбался, а Грета снисходительно трепала его по волосам:
        - Ладно, молчун, не бери в голову.
        Не брать не получалось. Обратная сторона прекрасной памяти - ничего не забудешь.
        - Борь, пойдешь со мной в «Пиковую даму» на ночь музеев? Хочу кое-что заснять. Тут такая история, Макс откопал, слушай…
        Он слушал. Конечно, он пойдет - как устоять перед этим блуждающим красным огоньком? Хоть к черту на рога. Целая ночь вместе… пусть и в галерее. Почему нет? Почему да? Выставка средневекового быта - это интересно. Пиковая дама - бред, очередной фантом. Глупо, глупо, нелогично. Может, логика - как раз в нелогичности. И может, стоит позвать компанию для храбрости…
        Он пригласил Лешу. За Лешей увязалась Вера. В галерею они пошли вчетвером.
        И вот что из этого вышло.

* * *
        Грета лежала на полу. Вера подвывала. Алексей шумно дышал. Борис, стуча зубами от холода, лихорадочно осматривался. Вроде бы ничего не изменилось - и в то же время изменилось все. Они попали в настоящее зазеркалье. Предметы словно вывернулись наизнанку, правая и левая стороны поменялись местами.
        Дама хохотала, глядя на них сквозь зеркало как через окно. Она явно наслаждалась тем, что поймала друзей в ловушку. Борис с ужасом смотрел на незнакомку и видел невыносимо яркий свет, исходящий от ее лица и рук; свет пропадал в глухой тьме, словно тьма питалась им. Смотрел и не мог оторвать от нее глаз.
        Вынув из кармана маленький ключик, Дама заперла нарисованную дверь. Вернула ключ в карман, наткнулась на ошеломленный взгляд Бориса, усмехнулась, подошла к комоду возле зеркала и распахнула верхний ящик. Вера ойкнула и отскочила: ящик в комоде рядом с ней тоже открылся. Положив внутрь ключ, Дама захлопнула ящик - и его зеркальный брат-близнец вернулся на место.
        - Она все еще здесь, - Вера указала на зеркало, в котором, как в окне, виднелся силуэт Дамы. - Видите? Ужасная уродливая старуха… Господи, фу, какая она жуткая… Как будто на глазах разлагается… и мясо отстает от костей…
        - Вер, ты о чем? - удивился Алексей. - Какая старуха? Это же девушка - молодая, красивая… И лицо такое дивное, одухотворенное…
        - Конечно, - горько фыркнула Вера, - в последнее время мы с тобой все по-разному видим…
        - Тише вы, тише! - Грета с трудом поднялась, шикнула на спорщиков и подошла к зеркалу. Внезапно глаза ее расширились, а только что восстановленное дыхание снова сбилось. - Ребята, глядите, это же мы там… - дрожащей рукой она указала за стекло.
        Все сгрудились у зеркала, стараясь заглянуть в тот угол видневшейся через него комнаты, на который указывала Грета. Там на полу, именно в том месте, где их застало появление Дамы, вповалку лежали четыре тела. Из-за ракурса обзора лица было невозможно рассмотреть, но одежда не оставляла сомнений: темный костюм Алексея, вытертые джинсы Бориса, строгое платье Веры, подол которого сейчас неприлично задрался, обнажая бледные бедра, блузка Греты и ее характерная прическа.
        - Как же это… - сдавленно прошептала Вера, - мы что, умерли?
        В этот момент Дама, словно выдерживавшая театральную паузу для того, чтобы насладиться их потрясением, снова пришла в движение. Она метнулась в их сторону и легким движением руки уронила комод со спрятанным ключом. Грета едва успела отскочить: комод-двойник рухнул не на нее, а рядом с ней. Все отшатнулись от зеркала, а Дама, хохоча и завывая, полетела по комнате. Она роняла картины, переворачивала мебель, разбрасывала книги, швыряла оземь настенные часы… И все это время друзья, запертые в комнате-отражении, еле успевали увертываться от летящих и падающих предметов, которые здесь, в отражении, словно двигал невидимый полтергейст, в точности повторяющий действия Дамы там, за зеркалом.
        Закончилась безумная вспышка так же внезапно, как и началась. Дама отряхнула длинный плащ, усмехнулась, набросила на голову капюшон, хлопнула в ладоши и исчезла. В тот же миг отгораживающее их стекло превратилось из окна в обычное зеркало - теперь оно исправно отражало их самих, растерянно стоящих посреди разгромленной комнаты.
        - Пиковая дама… - Грету охватили одновременно ужас и восторг. - Ребята, это же самая настоящая Пиковая дама!
        - Чушь собачья, - холодно отрезал Алексей. - Пиковая дама - бредни и сказочки для малолетних детишек. Или великовозрастных дурочек вроде тебя, которые бегают по гадалкам и экстрасенсам и читают гороскопы…
        - Что?..
        - Леха, придержи язык! - возмутился Борис.
        - А чего придерживать? - невозмутимо откликнулся Алексей. - Еще скажи, что ты в Пиковую даму веришь.
        - Я не пользуюсь категориями «верю» и «не верю», - процедил Борис. - Я говорю «знаю» и «не знаю». Все проверяется опытным путем. Если нечто выглядит, как утка, плавает, как утка, и крякает, как утка, то это, вероятно, утка и есть. Вместо «утка» читай «Пиковая дама». Я понятно объясняюсь?
        - Вполне, - ядовито сообщил Алексей. - Но ты не учел одну маленькую деталь. Ощущения можно обмануть. Мистики не существует, а вот мистификаций - сколько угодно. Где мы сейчас, по-твоему?
        Борис огляделся.
        - Ну, мои чувства подсказывают, что мы по ту сторону зеркала, куда поднялись по ступеням…
        - По нарисованным ступеням? Болван! - Алексей выразительно покрутил пальцем у виска. - Неужели ты не понял? Это наверняка аттракцион для посетителей. Вроде театрального представления или комнаты страха. Надо заметить, все очень натурально. Я от страха чуть коней не двинул. Летающая фигура - голограмма, а это - потайная комната. Сейчас нас отсюда выпустят. Конец истории.
        - Отличная парочка - болван и дурочка, - буркнула Грета. - И все-таки придержи язык. Не веришь - дело твое. Посмотрим, что будет дальше…
        Вера стояла возле зеркала и пристально вглядывалась в него.
        - Думаете, это правда розыгрыш? - дрожащим голосом спросила она.
        - Наверняка, - уверенно заявил Алексей. - Если выбирать между розыгрышем и мистической хренью, я выбираю первое.
        - Можно подумать, твое ценное мнение повлияет на действительность, - пробормотал себе под нос Борис, осматриваясь. Увидел обрывок афиши на полу. Скособочил голову, пытаясь прочитать текст. Вначале подумал, что это иностранный язык, но потом понял: знакомые буквы, только в зеркальном отражении. Поддел афишу ногой - та не тронулась с места.
        - Я тоже не смогла ее поднять, - мрачно сказала Грета, которая наблюдала за ним. - Как будто приклеенная.
        - Отличная бутафория. - Алексей демонстративно похлопал в ладоши. - Браво. А теперь, товарищ режиссер, нельзя ли нас отсюда выпустить? Время - деньги, да и наскучило уже…
        Тишина. Пропали даже привычные звуки: гудение фонарей за окнами, редкое покашливание и шарканье ног посетителей. Никто не отзывался, не приходил на помощь.
        - Я разобью это мерзкое стекло к чертовой матери, - дрожащим голосом проговорила Вера и ринулась к зеркалу. - Выпустите нас, выпустите нас отсюда! - закричала она, стуча кулаком по гладкой поверхности. Ничего не изменилось. Зеркало, холодное и немое, отражало их четверых. Нарисованные губной помадой дверь и ступени оставались нарисованными.
        Алексей подошел к ней сзади, притронулся к плечу:
        - Вер…
        - Отвяжись! - она гневно отмахнулась и продолжила стучать.
        - Вер, ты чего? - Алексей опешил. - Я тебя впервые в жизни в таком состоянии вижу.
        - Значит, ты меня совсем не знаешь. - Вера, запыхавшись, откинула с лица прядь волос и сощурилась. - Приятно познакомиться, молодой человек.
        - Не думал, что ты способна на такие истерики.
        - Не думала, что ты способен на такую глупость, - парировала Вера.
        - Какую глупость?
        - Это не аттракцион. - Вера потерла лоб. - Мы прошли по всем залам галереи не меньше трех раз. Нет тут никакой потайной комнаты - негде ее устроить. И эти тела… - Она содрогнулась. - Думаешь, и это бутафория? Сколько, по-твоему, нужно времени, чтобы найти манекенов подходящего размера, добыть такую же одежду, сделать парики?.. Да и не похожи они на манекенов. Это были настоящие человеческие тела, можете мне поверить.
        - Мертвые? - спросила Грета, чувствуя себя при этом крайне странно. Вид собственного тела, лежащего на полу галереи, до сих пор стоял у нее перед глазами.
        - Трудно сказать… Судя по моим… ее… в общем, судя по ногам, которые я видела, если смерть и наступила, то совсем недавно. Никто из них не шевелился. Дыхания и пульса я не заметила, хотя с такого расстояния, сама понимаешь… Вообще, основываясь только на беглом визуальном осмотре с нескольких метров ни о чем нельзя судить. И все-таки я почти уверена, что мы видели каких-то реальных людей, очень похожих на нас, которые внезапно потеряли сознание и упали, после чего либо умерли, либо все еще находятся в глубоком обмороке.
        - Но если это не розыгрыш, не бутафория, тогда что это? - осторожно спросил Борис. - Коллективная галлюцинация? А они бывают?
        - Не знаю. - Вера закусила губу и вновь повернулась к зеркалу. - Никогда не слышала ни о чем подобном. В медлитературе, конечно, много чего описано, но условия… Должны быть условия. Наркотики, например. Стресс. Предчувствие опасности. Сильное переутомление. Их не было, условий. Что за черт… Перестань меня трогать! - Она оттолкнула Алексея. - Отвяжись немедленно, руки убери! Я сама успокоюсь! Вовремя ты вспомнил, что обо мне нужно заботиться!
        Воцарилась неловкая тишина.
        - И все-таки, - с нажимом проговорил Алексей, - я предлагаю подождать, пока нас не выпустят отсюда.
        Вера молча отошла в другой угол зала и уперлась лбом в холодную стену. Алексей пожал плечами и уселся на пол. Борис подошел к Грете и тихо спросил:
        - Ты понимаешь, что происходит?
        - Да. - Она кивнула. - Можешь думать что угодно, что я двинутая на мистике сумасшедшая девица…
        - Я никогда так не думал!
        - Не ври… Бывало, просто не говорил. Ну, давай воспользуемся твоей утковой формулой действительности.
        - Это не я придумал.
        - Неважно. Мы попали в нечто. Оно выглядит, как зазеркалье, плавает, как зазеркалье, и крякает, как зазеркалье. Значит, это и есть зазеркалье.
        Борис усмехнулся:
        - Твоя гипотеза сомнительна и нуждается в проверке.
        - Так проверь, - отозвалась Грета. - Почему мы не смогли поднять афишу? Потому что это отражение. Настоящая афиша осталась с другой стороны.
        - Похоже на правду, - задумчиво сказал Борис. - Но все равно зазеркалье - это слишком неправдоподобно. Может, Леха прав и это было представление? Летающая голограмма, манекены…
        - Так давай проверим. - Грета полезла в карман. - Я же снимала видео с камер наблюдения на планшет. Посмотрим… Ах ты, черт!
        Планшет не работал. Грета потрясла его, попробовала еще раз, покачала головой:
        - Не включается. Плюс один к моей гипотезе. Отражение планшета - не планшет.
        - Может, разрядился?
        - Ну конечно! - фыркнула Грета. - Я знала, что придется много записывать. Заряд был полный.
        Они помолчали.
        - Зловредное воздействие, - бормотала Вера себе под нос. - Обманутые ожидания. Или все-таки наркотики?.. Но откуда? Распыленные в воздухе? Наведенная галлюцинация. Или психоз. Или гипноз. Бред-то какой, бред, бред… Просто сон, быть может? - Она яростно укусила себя за руку и охнула. - Больно. Проснуться. Не могу. Не сон. Что же происходит, что… Какая ирония… Врач, который стал клиентом психиатрической больницы… Все с ног на голову и задом наперед…
        Алексей со вздохом поднялся на ноги.
        - Что-то нас не торопятся выпускать, - сказал он задумчиво.
        - Так может, хватит сидеть и ждать у моря погоды? - язвительно спросил Борис.
        - А что мы, по-твоему, должны делать?
        - Включить мозги! - Борис возвысил голос. - Мы торчим непонятно где. И непонятно, как отсюда выйти. Можно лечь на пол и умереть с голоду. А можно найти выход.
        - Дверь, ведущая в зал, не открывается, - откликнулась Вера. - Я уже пробовала.
        - Выйдем так же, как и вошли. - Борис указал на упавший набок комод. - Она закрыла проход в зеркале. Заперла дверь на ключ и убрала его сюда… Может быть, просто откроем дверь ключом и вернемся?
        - Неплохая идея, - отозвалась Грета. Потянула за ручку. - Нет, похоже, плохая: ящик, как видишь, не открывается. Как будто застрял. И комод подвинуть я тоже не могу…
        - Потому что это ненастоящий комод, - нетерпеливо сказал Алексей, - это бутафория, он приклеен к полу!
        Грета фыркнула:
        - Или потому, что это не комод, а отражение комода, а на отражение воздействовать нельзя.
        - Или это все-таки коллективная галлюцинация, - угрюмо отозвалась Вера, - и нужно лечь поспать, а утром все пройдет.
        - Ну уж нет, спать на полу я не намерен. - Борис нахмурился. - Предположим, что мы на самом деле с той стороны стекла, в зазеркалье. Может быть, тут работают другие физические законы? Энергия не берется ниоткуда и не пропадает никуда… Сила действия равна силе противодействия… В нашем мире. Здесь, похоже, нет. Но мира без законов не бывает. Должна быть закономерность, отгадка… Но какая?..
        Борис неторопливо прошелся по залу, пытаясь поднять книги, вернуть на место картины, сдвинуть упавшие настенные часы - не получалось. Все предметы застыли, стали гладкими и скользкими и не двигались. И вдруг одна из книг поддалась - оказалась в его руках.
        - Получилось! - возликовал Борис, помахав своей находкой. - Я поднял ее!
        - И что теперь? - осторожно спросила Грета.
        - Надо подумать. - Борис обернулся. - Книга стояла в шкафу, вот тут. Попробую вернуть ее обратно. Ага. Опять получилось! Так… А теперь… Ого! А теперь я не могу ее сдвинуть. Словно приклеилась к полке.
        - Что это значит?
        - Не знаю.
        Он соврал. Его безупречно логичный мозг кричал: неужели ты не понял? Книга - последнее, что Дама швырнула на пол, перед тем как исчезнуть. Она прикасалась к нескольким предметам… точнее, ко многим предметам… Нужно вернуть их на места в обратной последовательности, и тогда, возможно, они смогут добыть ключ и выбраться из ловушки.
        - Тогда мы застряли здесь навечно, - угрюмо сообщила Вера, когда Борис рассказал о своей догадке. - Она разнесла всю комнату. Нам ни за что не удастся…
        - Вовсе нет, - перебила ее Грета. - Боря просто гений. У него не мозг, а суперкомпьютер. Ты же все запомнил, да? Ты сможешь нас вывести отсюда?
        Трое смотрели на Бориса. Борис смотрел в пол, на обрывки рекламного буклета и осколки стекла, и сжимал кулаки.

* * *
        - Я знаю, что делать. У меня получится. - Он прошелся вдоль стен, оглядывая разгромленный зал, и фальшиво пропел: - Что наша жи-и-и-изнь? Игра!
        Игра - это прекрасно. У нее есть правила. И если безумная хозяйка этих зазеркальных мест бросила им вызов, он готов его принять.
        Конечно, он все запомнил. Вот эта картина висела справа. Вот эта - напротив нее. Картина с разрушенной башней - левее двери, ведущей в пятый зал. Часы - прямо над дверью. Рекламные буклеты, разметанные по полу, лежали стопкой на столике. Под него был задвинут стул, который теперь лежал кверху ножками, как беспомощная черепаха. Из шкафа выпало одиннадцать книг. Четыре с верхней полки, две с нижней, остальные - из середины…
        - Я буду говорить, что делать, а вы делайте.
        Они подчинились. Стали по очереди возвращать предметы на места. Это оказалось непросто. Книги, которые весили не больше полкилограмма, отяжелели, как свинцовые. Чтобы перевернуть стул, понадобилось надавить на него всем телом. Комод поднимали вчетвером, дважды уронили, чуть не отдавили Алексею ногу - и еле-еле вернули на место. Устали. Плюхнулись на пол, отдуваясь и тяжело дыша.
        - Кажется, все. - Борис осмотрелся. - Таким и был зал, когда мы вошли в него. В точности таким.
        - Значит, теперь этот чертов ящик должен открыться? - с надеждой спросила Вера.
        - Давайте попробуем.
        И ящик открылся, и ключ оказался на месте, в пыльном углу, затянутом паутиной, и ликованию не было конца.
        - Постойте, ребята… - Растерянная Грета повернулась к друзьям. - А где же дверь?
        За ее спиной высилось равнодушное зеркало, абсолютно чистое. Ни пылинки, ни жирного отпечатка пальцев. И… ни следа зеленой губной помады. Нарисованная дверь, ступени - все исчезло.
        - Может, ее кто-то случайно стер? - с надеждой спросил Борис.
        - Но кто? - сердито возразила Вера. - Здесь никого нет… Наверняка это происки старой карги, которая заперла нас тут…
        - Ничего, дверь можно восстановить, - предложил Алексей. - Где твоя помада, Грета?
        Она зашарила в карманах:
        - Вот, на месте. Сейчас, секунду… Ах ты, черт! Черт, черт, черт!
        Помада скользила по гладкому стеклу, не оставляя ни единого следа. Грета с досадой пнула зеркало, едва не отшибив пальцы, и спрятала бесполезный футлярчик в карман.
        - Если все предметы в зале превратились в свои отражения, - задумчиво сказал Борис, - то ничего удивительного… Планшет не включается, помада не рисует на стекле… Хорошо, что мы остались живы. Пусть это не вполне логично и удивительно, но я не возражаю. Хотя и не понимаю, где теперь мы настоящие, здесь или там?
        - Толку от философских разговоров, - буркнула Вера. - Понятно, что мы здесь. И что у нас большая проблема.
        Алексей фыркнул:
        - Мы словно Алиса, которая пустилась за Белым Кроликом и провалилась в кроличью нору. Помнится, она тоже не могла открыть дверь и постоянно трансформировалась. То съест пирожок и вырастет, то выпьет из бутылки и уменьшится… Туда-сюда…
        - У Алисы хотя бы дверь не исчезала, - угрюмо ответила Вера. - Было понятно, куда идти. А что делать нам?
        - Постойте, - воскликнула Грета. - В зале есть еще одна дверь, вон там. Может быть, ключ подойдет к ней?
        - Делать нечего, давайте попробуем.
        Ключ действительно подошел. Без усилий дважды повернулся в замке, замок щелкнул, но дверь ни на йоту не поддалась.
        - Не открывается. - Алексей снова и снова толкал дверь. - Будто заклинило. Или прилипла. Или приперли чем-то… Сил не хватает.
        Борис задумчиво покусал нижнюю губу:
        - А может быть, мы сделали не все необходимое?
        - Да ладно? Ты же говорил, что мы вернули все предметы на места, - возразил Алексей.
        - Точно, так и есть, - подтвердила Грета, - иначе мы не смогли бы забрать ключ из комода.
        - Я не это имею в виду. - Борис мерил зал шагами, ходил туда-сюда, потом быстро оглядел своих спутников, и его брови скакнули вверх. - Точно! Ребята, точно! Я понял! Мы вернули отражения предметов, но забыли про себя. Тела на полу. Видимо, мы и их должны воспроизвести…
        - Ну уж нет, - пробурчала Вера. - Хотите, чтобы я тут разлеглась перед вами, задрав юбку? Обойдетесь!
        - А я думаю, стоит попробовать, - поддержала Бориса Грета. - Похоже, другого варианта у нас нет. Вот только… Мне казалось, я никогда не забуду того, что увидела. А теперь никак не могу вспомнить, где в точности лежала и в какой позе…
        - И я, - мрачно подтвердил Алексей. - Только общие воспоминания. Вроде бы правую ногу я… он при падении подвернул под себя, а вот руки…
        Все замолкли, пытаясь вспомнить детали. Борис многозначительно прокашлялся:
        - Ребята, не напрягайтесь. Я помогу. Я помню, кто где стоял перед появлением Дамы, и помню, как лежали тела. Мы сможем все реконструировать! - Борис подошел к Грете. - Значит, так. Твое место у зеркала, чуть слева. Ты рисовала на нем и потом чуть-чуть отошла. Да, так. Теперь Вера. Ты стояла у картины с башней. Нет, правее. Еще правее. Да, верно. Леша - рядом с Верой, чуть позади. Так… Я стоял вот здесь. Теперь я опишу, как вы должны лечь…
        Выполняя указания Бориса, друзья расположились на полу в тех странных и неудобных позах, которые они ранее наблюдали у своих двойников за зеркалом. Борис последним занял свое место, убедился, что вся картина в точности соответствует его воспоминаниям, после чего велел всем на всякий случай закрыть глаза и перестать дышать. Грета глубоко вдохнула, зажмурилась и задержала дыхание. Наступила тишина, разве что в ушах слегка шумело. Через несколько секунд ей стало казаться, что воздуха не хватает, а подвернутая рука начинает затекать. Вокруг ровным счетом ничего не происходило. «Дурацкая затея!» - мелькнула в голове мысль. Не выдержав, она судорожно вдохнула, открыла глаза и только тут осознала, что в комнате присутствует какой-то новый, посторонний звук. Резко обернувшись, она обнаружила его источник. Это дверь со вставленным в замочную скважину ключиком сама собой, с характерным деревянным скрипом медленно отходила от стены. В приоткрывшемся дверном проеме зияла чернота, и оттуда в комнату тянуло холодным сквозняком.
        - Неужели мы выбрались, - не веря своим глазам, пробормотала Грета. - Неужели получилось? Боря, ты просто гений! Молодец! Вот это да!
        Она вскочила, бросилась ему на шею, сдавила в объятиях. Борис слегка порозовел:
        - Да ладно, чего там…
        - Гений, однозначно! - Грета отпустила его, заглянула в глаза. - Борь, признаю, была не права! Никогда бы не подумала, что все эти твои игрушки пригодятся в жизни.
        Борис неловко кивнул и махнул рукой, мол, ладно, проехали уже.
        - Жизнь - штука разнообразная, - философски заключил Алексей. - И кто знает, чтo нас ждет за этим порогом. Может быть, перевернуть отражение комода - это еще цветочки, а вот ягодки…
        - Может, не надо? - робко спросила Вера.
        - Не торчать же тут до скончания веков, - возразил Борис. - Надо что-то делать. Лучше двигаться, чем стоять.
        Он открыл дверь и не медля вышел наружу. За ним, поколебавшись, последовали остальные. Дверь захлопнулась, и друзья очутились в полной темноте.
        Глава 4. Улица кошмаров
        …Стой, безумец! Куда ты спешишь, не разбирая дороги? Не видишь, что пропасть разверзлась у твоих ног? Следующий шаг уже окажется роковым - туда, за край обрыва, в неизвестность, скорее всего, сулящую неизбежную гибель. Но беззаботный путник в смешных старинных одеждах не слышит нас, не смотрит вниз. Легки его шаги. Узелок, перекинутый на палке через плечо, ничуть его не тяготит. Он даже не замечает пса, который подбегает сзади и пытается схватить его за ноги, то ли подгоняя и не давая свернуть с гибельной дороги, то ли, напротив, стараясь оттащить от края пропасти. Но путник весел и беззаботен - он никого не слушает и смотрит не под ноги, а вверх, в небо. Словно видит там свою путеводную звезду, в которую он верит настолько, что готов шагнуть и в пропасть, если она велит. То, что он делает, выходит за всякие рамки здравого смысла. Разве нормальный человек так поступает?
        Перед нами аркан Шут, именуемый также Глупец или Блаженный. Это особая карта Таро. Всем Высшим Арканам присвоены числа, отмечающие вехи или остановки на магическом пути Таро. И только Шуту не присвоено никакого значимого числа. Это Ноль, олицетворяющий одновременно начало и завершение мистических поисков. Блаженный Шут - это наш внутренний ребенок, удивление, с которого начинается и которым завершается всякое познание. В руке Шута роза - символ чистоты, готовности начать жизнь с чистого листа, но пропасть под его ногами напоминает, что для неосторожного путника и новая дорога может трагически завершиться, едва начавшись.
        В раскладе Таро Шут означает, что на текущем этапе жизни мы бредем по пути, не разбирая дороги. За спиной у нас груз прошлых ошибок и заблуждений (словно узелок с поклажей за спиной Шута). Мы попали в ситуацию, когда Судьба требует отработать все прошлые прегрешения, прежде чем нам будут предоставлены новые возможности. Как бы мы ни старались, нам не удастся разглядеть, куда ведет эта дорога. Придется просто идти по ней, полагаясь лишь на удачу, и если повезет, в конце пути мы вновь почувствуем себя хозяевами собственной судьбы.
        В прямой позиции Шут предсказывает неожиданные обстоятельства, открывающие новую дорогу. На этом пути понадобятся все наши энергия, надежда и оптимизм. Попробуйте сыграть в эту новую игру. Старайтесь воспринимать все, что встречается вам на этом пути, даже вещи неприятные и пугающие, с одним лишь любопытством. Позвольте себе немножко побыть безумцем! Не усложняйте ситуацию постоянными размышлениями о ней. Неизвестность вовсе не так страшна - на самом деле пугает как раз то, что нам хорошо известно, но так мучает нас. Поэтому просто идите вперед, действуйте по наитию, не пытаясь вычислить, куда приведет вас этот путь.
        Однако перевернутая карта говорит о бессмысленном блуждании в жизненном лабиринте, полном ловушек и опасностей. Она символизирует безумство и неосторожность, навязчивые идеи, напрасную трату сил и времени. Вас ожидает множество неприятных сюрпризов. Перевернутый Шут означает, что как раз сейчас рисковать не стоит. Необдуманные поступки только усугубят ваше и без того незавидное положение. Внезапное развитие событий может выбить вас из колеи, но вы обязаны взять себя в руки, вернуть ситуацию под контроль.
        Шут также олицетворяет выбор. Судьба предлагает воспользоваться неким шансом, начать что-то новое. Но если вы не примете этот выбор всерьез, то можете поплатиться, навсегда изменив свою жизнь к худшему. Будьте внимательны, следите за сигналами, которые посылает вам Судьба, и тогда вы, возможно, сумеете избежать роковых последствий своих решений.
        В раскладах на любовь эта карта указывает на предстоящие перемены, последствия которых пока неизвестны. Под знаком Шута вам будут вредить инфантильность, легкомыслие, глупость, излишняя доверчивость, потакание сиюминутным желаниям. Возможна измена, причем, скорее всего, это вы сами изменяете тому, кого любите. Крайне вероятно наступление периода выяснения отношений. Этого не избежать, но помните, что лишь дурак путает увлечение и любовь.
        Иногда Глупец в раскладе буквально означает, что это сам вопрошающий элементарно туп, как пробка. Ведь в большинстве случаев тот, которому выпадает Дурак, и сам в глубине души знает, что ведет себя глупо, но отказывается признавать это. Просто не желает замечать, что все преследующие его проблемы и неприятности - всего лишь зеркало, в котором отражается его собственная дурацкая физиономия. Вы заблудились и подвергаете себя и окружающих огромной опасности только потому, что отказываетесь видеть правду о себе. Выпавший вам Шут означает совет немедленно включить голову и прекратить намеренно быть идиотом. Но кто захочет принять на свой счет такое толкование?..
        - Алексей, раб дьявола, - доносилось, как из громкоговорителя, из двух исполинских ушей, пронзенных стрелой, - за смертный грех похоти да будет уд твой срамной отрезан и да вырастет он заново бессчетно, станешь рыдать от боли нестерпимой и вечно мучиться, дабы за прелюбодеяние свое расплатиться. Да воздастся по заслугам каждому!
        Вокруг было полно всевозможных чудес и ужасов, но Вера смотрела на него. Молча, словно прощаясь. И это было хуже, чем если бы она снова закричала на него или начала плакать. Алексей хотел броситься к ней, объяснить, заверить, что все это неправда, но не мог, застыл на месте: под ногами хлюпало вязкое черное болото, чавкало и пузырилось, не давая сделать и шагу. «Возможно, я скоро умру», - вдруг впервые подумал он. Очень скоро. Прямо здесь. В этом странном и невозможном месте, где все словно понарошку, но смерть будет настоящая. Почему-то он в этом не сомневался. И еще более удивительно, вдруг понял он, что во всей его предшествовавшей жизни, такой наполненной, такой стремительной и интересной, на самом деле не было ничего действительно важного, о чем стоило бы жалеть, за что стоило бы цепляться на краю смерти. Почти дописанная диссертация?.. Да кому она нужна, кроме него самого. Друзья, увлечения?.. Вдруг оказалось, что все это мишура, фантом, а важно только одно - Вера. И вновь накатила и раздавила, как булыжник мошку, вина. Почему он раньше ничего не сделал? Ничего не решил? Ничего не сказал?
Думал, что впереди еще столько времени… А если уже поздно? Неужели поздно?..

* * *
        - Алексей Геннадьевич, можно я к вам зайду на пару минут?
        - Лексейгинадич, вы проверили мою работу?
        - Сейнадич, что там с переносом семинара?
        - Сьнадич, нпрсдч…
        - Тихо, спокойно, по одной! - Алексей шутливо схватился за голову. - У меня сейчас мозги взорвутся. Клочкова, работу проверил, результаты завтра. Жди. Нет, оценку не помню. Вроде бы четверка. Черныш, семинар перенесли на среду, в окно, смотри расписание, расписание - где обычно. Я же не справочное бюро. Торопова… Гм, я забыл, что ты хотела?
        - Можно я к вам зайду на пару минут?
        - Эм… А зачем?
        - Просто так, поговорить…
        Оказывается, на полу аудитории плитка, причем кремового цвета. Уголок одной из плиток отколот. На другой - грязный размазанный след, огромный след мужского ботинка. Возле урны - смятый зеленый фантик. Хватит пялиться в пол, как баран, это глупо… Куда подевалось твое красноречие? Ответь что-нибудь, не стой столбом. А что отвечать? Это же Торопова. Вера Торопова, второй курс, в зачетке - сплошные тройки с редкими четверками, на голове - витое огненное буйство, как взорванный моток медной проволоки, а глаза… такие, что страшно смотреть. Он и не смотрел. Ходил между рядами, плел словеса, а самого так и тянуло к третьему ряду, где полыхал рыжий костер.
        - Ну… если только на пять минут, а то мне к следующей паре готовиться.
        Она зашла, действительно ненадолго. Пожалуй, только беспокойные тени Печорина и Онегина, Крошки Цахеса и Цинцинната Ц., бродящие по филфаку, женскому царству, могли подслушать их разговор и догадаться, что будет дальше. Через пару дней она зашла еще раз. Через неделю - еще. Чай, подаренный пятикурсниками, обжигающие глотки и взгляды. Через две недели он провожал ее до дома. Лило как из ведра, и пришлось разделить на двоих пустой пятачок под разлапистым черным зонтом. Через три недели - поцеловал.
        Он понимал, что рано или поздно это кончится плохо. Стены института, обросшие ушами и языками, такого не пропускают и не прощают. Вскоре он получил на рабочую почту анонимное письмо: «Кажется, вы сменили веру, А. Г.?» Вряд ли это была угроза или шантаж. Скорее, наоборот, кто-то из ироничных, но доброжелательно настроенных коллег хотел предупредить его, что в коллективе уже пошли слухи.
        Жена догадывалась, хотя он был крайне осторожен. Не звонил со своего сотового, даже номер в телефонную книгу не вносил: выучил наизусть. Не списывался в соцсетях. Не ронял лишнего слова. Дома старательно делал вид, что ничего не изменилось. А сам - сам горел в безжалостном рыжем костре, который вспыхивал под веками, стоило только прикрыть глаза и откинуться на стуле. К страсти примешивалась вина, и вина отравляла удовольствие. «Повезло же мне, что обеих зовут Вера, - подумал он однажды, лежа без сна рядом с женой. - Хотя бы не спалюсь, по ошибке назвав одну именем другой или проговорившись во сне…» И тут же вина облила его с ног до головы, как кипятком, он согнулся, растирая пылающие щеки и проклиная себя за безалаберность, беспомощность, бездумность и тысячу других бес-, бес - и бес-: «Нужно что-то делать. Нужно что-то решать».
        Но он ничего не сделал. Ничего не решил. Ничего не сказал. Не признался. Не распутал. Так и жил, неделя за неделей, этой раздвоенной, как змеиный язык, жизнью, плел лживые словеса, как паутину, запутывал в ней себя, Веру и Веру. Веру-любовь и Веру-страсть, родное тепло и сжигающий изнутри рыжий костер…
        Он ведь и в галерею хотел пойти с Тороповой. Не ради выставки средневекового быта, а просто побыть рядом, прикоснуться лишний раз. К тому же это ночь музеев. Можно быстренько пробежаться по залам, а потом… Борька умеет держать язык за зубами, да и выболтать ему некому, кроме Гретки, а она с Верой не общается. Но Вера-жена попросилась с ним, и он не смог отказать.

* * *
        …Стоило им покинуть отраженную комнату, как дверь за ними захлопнулась, и они очутились в темноте и тишине.
        Тьма постепенно рассеивалась. Друзья стояли на булыжной мостовой, которая тянулась, сколько хватало взгляда, и пропадала справа и слева в полной темноте, откуда равномерно дул сухой холодный ветер. На узкой улочке друг к другу тесно лепились старинные двухэтажные дома.
        Алексей поднес руки к лицу и поразился: от них исходило слабое голубоватое свечение. Приглядевшись, он обнаружил, что только это свечение, исходящее от него и остальных троих друзей, похоже, и было здесь единственным источником света.
        Грета, ежась от ветра, подумала о том, что это место больше похоже не на реальную улицу, а на грубый муляж настоящего мира. Дома походили на плоские фанерные декорации, не отбрасывали теней, в окнах не мелькало ни огня, ни человеческой тени. Над головами простиралась беззвездная чернота. Реальными выглядели только двери в домах: добротные, тяжелые, из дубовых досок, с металлическими кольцами вместо ручек.
        - И что нам теперь делать? - спросила Вера. - Я думала, этот кошмар уже кончился, а он, похоже, только начинается…
        - Да… Видимо, мы все еще в зазеркалье, - расстроенно подтвердил Борис.
        - Мне страшно, - призналась Вера.
        Алексей сжал ее ладонь:
        - Не бойся, я с тобой.
        Вера криво усмехнулась:
        - Да неужели? - Но руку отнимать не стала, и Алексею показалось, что это добрый знак.
        Борис сделал несколько шагов и огляделся:
        - Пусто, никого нет. И двери все одинаковые… Ну что, зайдем в какую-нибудь из них и посмотрим, что там?
        Грета кивнула и без долгих рассуждений потянула за тяжелое металлическое кольцо на одной из дверей. Та неожиданно легко отворилась. Друзья один за другим шагнули внутрь, жмурясь от ослепительного света.
        Белая гладь. Лед и снег. Низкое полярное солнце. Ветер, от которого холодно даже глазам. Белизна, ослепительно яркая после сумрака. На горизонте неровные скалы, занесенные снегом.
        - Не оч-чень-то тут дружелюб-бно, - пробормотала Вера, стуча зубами: дикий холод пробирал чуть ли не до самых костей. - Может быть, вернемся? Ой… А это что еще за чертовщина?
        Сугроб неподалеку распрямился, сверкнул глазками-бусинками и издал приглушенный рык. На путников смотрел исполинский белый медведь. Из окровавленной пасти медленно падали крупные багряные капли. Между лап медведя раскинулось растерзанное человеческое тело. Из неровных ран торчали белые обломки костей. А лицо… лицо…
        - Бежим отсюда немедленно! - закричал Алексей, схватил Веру за руку и понесся обратно к двери. Как раз вовремя: медведь поднялся на задние лапы и заревел, обнажив измазанные кровью клыки; в его глазках полыхнула ярость.
        Дверь, к счастью, отворилась так же легко, как и впустила их внутрь. Они вывалились на булыжную мостовую, переводя дух; Алексей захлопнул дверь, которая тут же затряслась: видимо, медведь, недовольный незваными гостями, ревел и скребся изнутри. Вскоре скрежет утих, а вместо двери на стене дома возникло овальное медное зеркало. Зеркало равнодушно отражало четыре перепуганных лица, потом три: Вера, пошатываясь, отошла в сторону, и ее вырвало. Грета пританцовывала на месте, спрятав кисти рук подмышками, чтобы скорее согреться. Этому фокусу ее когда-то научил Макс. Интересно, как бы он повел себя на ее месте? Как отважный исследователь паранормального или тоже драпал бы без памяти, как они все?
        - На секунду мне показалось, что у этого бедняги мое лицо, - неуверенно заметил Борис.
        Алексей поднял голову:
        - И мне.
        Грета ничего не сказала, только кивнула, вспоминая о том же самом.
        - Я бы решила, что у вас мания величия, - сказала Вера, морщась и вытирая рот, - но…
        - Но что?
        - Лицо было мое. Чудовищно.
        - Наваждение какое-то. - Алексей потер лоб и огляделся. - Что все это значит?
        - Ясно только одно: эта дверь нам не подходит, - резюмировал Борис. - Попробуем заглянуть в другую? Может, выход там…
        За новой дверью затхлость улицы отступила, сменившись запахом травы и жаркого луга. В глаза ударило летнее солнце. В ясном небе вились стрижи. Широко, куда ни посмотри, вокруг простирался пышный цветущий сад, а вдали, у горизонта, голубели острые горные пики. По саду бродили звери, знакомые и незнакомые; жираф обгладывал ветви деревьев, а из источника рядом с оленями и лошадьми пил, склонив голову, ослепительно белый единорог.
        - Смотрите, единорог… - упавшим голосом сказала Вера. - Белый.
        - Все лучше белого медведя, - философски заметил Алексей. - Хотя бы не сожрет нас…
        - Ага, - поддакнула Грета. - Чертовски мило. Уже не медвежий угол, а натуральный райский уголок.
        - Кстати о «сожрет»… Может, еды какой поищем? - поинтересовался Борис. - А то живот уже сводит. Вон там, похоже, яблоня… Ого!
        Махнуло белым и зеленым, словно отдернули огромную занавеску; мир вокруг затуманился и через миг вновь приобрел четкость. На первый взгляд, ничего не изменилось: все так же в небе вились стрижи, било в глаза ослепительное солнце. Вот только вокруг…
        - О господи! Фу, какая дрянь! - Вера сморщилась и быстро закрыла ладонями глаза. - Даже видеть этого не хочу!
        Было отчего прийти в ужас. Поляна возле прекрасного сада заполнилась сотнями людей. И все они только и делали, что беспрестанно совокуплялись: вдвоем, втроем, вдесятером, обнимая гигантских рыб и животных, поедая исполинские плоды. Мелькали цветные перья, летели галопом, нарезая круги, голые всадники, гикали и хохотали. Пахло пoтом, мускусом, разгоряченными телами, давлеными ягодами, вином, морским ветром, водорослями и рыбой. Алексей озирал охающее, ахающее, кричащее месиво, разинув рот. Тем временем Вера, отняв ладони от лица, покосилась на мужа и поинтересовалась:
        - Что, Леш, возбуждает? Хочешь присоединиться?
        - Вер, ну чего ты опять начинаешь…
        - Ну конечно, это я начинаю…
        Вновь махнуло белым и зеленым, стонущий мир вновь затуманился и медленно, набухая чернотой, приобрел четкость.
        Темное небо вдалеке грозно клубилось, вспышки молний озаряли город; город горел, перекатывая из конца в конец огненные всполохи; издалека доносились отчаянные вопли людей - люди, охваченные пламенем и ужасом, бежали, рвались и падали, затаптывали друг друга. А поблизости… Словно наижутчайшие фантазии самого отъявленного садиста развернулись перед ними. Грета увидела человека, пронзенного струнами арфы; Вера - кролика, несущего на палке перевернутое вниз головой человеческое тело; Борис - бездонную дыру в земле, куда безостановочно падали голые люди; Алексей - тонущего в полынье мужчину. Плач, стоны и проклятия доносились со всех сторон. А пахло… лучше и не рассказывать чем. То ли свежей кровью, то ли горелой плотью.
        - Кажется, я знаю, где мы, - пробормотала Грета дрожащим голосом, - и лучше бы нам сматываться отсюда к чертовой матери. Уходим. Немедленно уходим. Мама!
        - Я не могу… - Вера дернулась и с ужасом повторила: - Не могу двинуться!
        Она закричала. Под ногами всей четверки разверзлось вязкое болото. Оно облепило ступни густой грязью и, причмокивая, как живое, не давало уйти. Грета тоже закричала от ужаса.
        - Тихо! - Алексей лихорадочно оглядывался вокруг. - Одну секунду… Мы что-нибудь придумаем… Мы…
        Но ничего придумать он не мог. Борис - тот и вовсе лишился дара речи и лишь хватал воздух ртом, вздрагивая от каждого нового вопля мучимых людей.
        - У нас пополнение! - загрохотал низкий трубный голос. - Пополнение и новая работенка для вас, чертенята!
        Голос доносился из жуткого агрегата: двух исполинских ушей, пронзенных стрелой, с исполинским же ножом посередине.
        - Мамочки, мамочки, мамочки, - безостановочно повторяла Вера, белая, как мел. - Я сейчас проснусь, я сейчас… Мама!
        - Четыре свеженьких грешника! - продолжали громыхать Уши, а вокруг бегали крохотные двуногие чертенята с копытцами, рыбы с человеческими ногами, рогатые металлические создания, и все они стекались к Ушам. Уши же и не думали замолкать, а напротив, вещали все громче. - Милостыню во славу Божию не творили, о посте и молитве и не думали, двое же и вовсе не крещены. Так и быть вам отныне не рабами Божьими, а слугами сатанинскими!
        Разношерстное воинство одобрительно запищало и загремело. Грета, вытирая слезы, все дергала и дергала ноги, пытаясь высвободиться из черной вязкой мути.
        - Да мать твою! - в сердцах крикнула она.
        - Грета, рабыня дьявола, - гремели Уши, - за смертный грех сквернословия да будешь отныне питаться только гадами земными, да сколопендрами, да червями слепыми, да жабами ядовитыми, дабы за осквернение уст своих расплатиться. Вера, рабыня дьявола, за смертный грех гнева да будешь в озере ледяном навеки замурована, тепла, огня и света да не узнаешь боле, дабы за несдержанность свою расплатиться. Борис, раб дьявола, за смертный грех чревоугодия да не будет вкуса тебе от яств никогда боле, употреблять их станешь путем противоестественным, а нечистоты да извергнешь устами, дабы за сладолюбие свое расплатиться. Алексей, раб дьявола, за смертный грех похоти да будет уд твой срамной отрезан, и да вырастет он заново бессчетно, станешь рыдать от боли нестерпимой и вечно мучиться, дабы за прелюбодеяние свое расплатиться. Да воздастся по заслугам каждому!
        И хотя Уши упомянули всех четверых, а вокруг было полно всевозможных чудовищ и монстров, Вера сейчас смотрела только на Алексея. Со страхом и омерзением, словно это от него исходит угроза, словно это он - главный здешний кошмар. Алексей хотел броситься к ней, но не мог, застыл на месте: под ногами хлюпало вязкое черное болото, чавкало и пузырилось, не давая сделать и шагу.
        - Чертова дверь, чертов мир! - в отчаянии стонала Грета. - Уж лучше бы меня медведь сожрал… Ой, что там? Нет, Господи, только не это! Нет!
        Земля справа и слева вспучилась, пошла волнами, и из-под нее, шурша и шелестя, волнами повалили жуки, пауки, многоножки. Пронесся холодный ветер, Веру за руки ухватили десятки чертенят и потянули к озеру, на поверхности которого плавали льдины. Алексей же увидел, как к нему приближается, гремя железом, металлическое создание с клювом; оно волокло за собой тяжелый окровавленный топор. После приговора Ушей легко было догадаться, зачем этот топор предназначался. Алексей отчаянно дернулся, чуть не вывихнув ногу, но тщетно.
        - Сделайте хоть что-нибудь! - кричала Вера, тщетно отбиваясь от чертенят. Борис открыл рот, но не успел издать и звука, как захлебнулся и закашлялся, а из его рта с бульканьем вырвалась струя зловонной коричневой жижи.
        - Назад, к двери! Скорее! - заорал Алексей. - Вон туда! Смотрите!
        Действительно, позади толпы чертенят, которые протыкали несчастного голого грешника раскаленными стрелами, из сумрака соткалась знакомая дверь. В тот же миг черное болото вспучилось и пропало; четверо рухнули на землю. Свободны! Только бы успеть!
        - Ходу!
        Быстрее, мимо волны многоножек, мимо толпы негодующих чертей, мимо стального палача с топором; и они были почти спасены, и Борис уже схватился за ручку двери, как услышал позади истошный крик. Грета споткнулась и упала, и волна жуков, многоножек и червей накрыла ее с головой; многоножки, неумолимо шелестя и стрекоча, лезли в глаза и уши.
        - Боря! Боря! Помоги!
        - И имя Божие всуе поминала, - гремели Уши, - о посте и молитве не думала, так вкуси расплаты за грехи свои.
        Если бы на месте Бориса оказался какой-нибудь герой боевиков, то он бы тут же бросился на помощь любимой, не зная страха и сомнений и улыбаясь в лицо опасности всеми тридцатью двумя белоснежными зубами. Но рот Бориса был забит дерьмом, которое мешало не только улыбаться, но и дышать. И он боялся. Он отчаянно трусил. Он был просто в ужасе от мысли, что может потерять - ее. И от этого ужаса, соединенного с этим страхом, в каком-то тайнике собственного нутра вдруг пробудились неведомые ранее властные силы, пинком заставившие его развернуться, сделать дрожащими ногами десяток шагов и схватить ее за руку. А потом поднять - вовсе не галантно, рывком, рискуя вывихнуть запястье, - и бежать, бежать, бежать без оглядки, под хохот чертей, скрежет металла, крики и стоны… Пока дверь не захлопнулась за их спинами. И каким сладким показался этот звук, и каким желанным - сумрак и холод улицы.
        Они лежали вповалку на мостовой, стонали и кашляли. Борис шумно дышал и отплевывался. За дверью - вернее, уже медным зеркалом, - было тихо, металлическое кольцо исчезло, как и раньше, а вокруг все так же простиралась знакомая пустынная улица, по которой бродил промозглый ветер.
        - Ух… и впрямь… ночь музеев, - с трудом выдохнула Грета.
        - Да уж, сад, блин, земных наслаждений, - Борис в очередной раз сплюнул. - И как только человек может такое придумать…
        - Это ж не человек, - простонал Алексей. - Это Босх!

* * *
        Иероним Босх. Самый загадочный художник свой эпохи.
        Современник Леонардо да Винчи (Босх всего на два года раньше родился и на три года раньше умер), а кажется, что их разделяют века. Причем не поймешь, то ли Босх на пару столетий старше Леонардо - потому что все его мысли еще там, в средневековье с его благочестием, страхами, чудовищами, видениями Ада и Рая; то ли на много веков моложе - из тех, кто видел газовую атаку на Ипре, печи Освенцима, ядерный гриб и тени Хиросимы. И пока художники возрождения наперегонки поют гимн Человеку, его прекрасному телу, его могучему разуму, его великим свершениям, пока соревнуются в тонкостях отображения перспективы и атмосферной дымки, точности прорисовки мышц и фактуры тканей, одинокий Босх рисует человека не таким, каков он снаружи, а таким, каков он внутри. Он не заботится о пропорциях и размерах. Наполняет свои картины множеством неуклюжих фигур, условных символов и неправдоподобных чудовищ. И все же именно от его картин невозможно оторваться. Они одновременно влекут и отталкивают. Словно он показывает нам, детям нового времени, все еще верящим, что каждый из нас Человек и потому звучит гордо, постыдную
тайну, которую от нас так долго скрывали. Король-то - голый! Все мы - голые. Человек - вовсе не пуп земли и не венец творения. Человек слаб, мерзок и похотлив. Человека вечно мучают его внутренние демоны. А потом он умрет и попадет в Ад, где его будут терзать демоны уже вполне реальные. Грядет Страшный суд. Каждый наш шаг приближает нас к Чистилищу. И за каждым грехом наблюдает неусыпное Око: Cave, cave, Deus videt - «Бойся, бойся, ибо Господь видит!».
        Был ли Босх моралистом, живописующим глупости и грехи, дабы люди устыдились, исправились и спаслись? Или он сам был адептом тьмы, извращенцем и чернокнижником, втайне пускающим слюни от безумной похоти и кровавых садистских видений? Как знать. Картины его наполнены странной смесью христианских и оккультных символов, разобраться в которой с трудом могли даже современники, а уж для нас это дело и вовсе непосильное. Многие образы явно алхимические, но все они имеют несколько значений, часто противоположных. Жаба в алхимии обозначает серу, и одновременно это символ дьявола и смерти. Лестница - то ли алхимический символ Творения, Лестницы бытия, то ли обозначение соития и плотских утех. Ключ - возможно, ключ к истине, но, может быть, и намек на греховный мужской член. Сова - а сов у Босха множество - античный символ мудрости и в то же время христианский знак духовной слепоты, коварства и смертного греха.
        Похоть и алхимия у Босха тесно связаны. Люди, совокупляющиеся внутри стеклянной колбы или в воде, - прямой намек на алхимические соединения. Но чаще он все-таки использует для изображения похоти другие символы, от фруктов и плодов, считавшихся в средневековой традиции порочными и сладострастными, до очевидных аналогов по форме, которые так порадовали столетия спустя толкователей-фрейдистов: рог или стрела для мужчин; пузырь, раковина моллюска или кувшин для женщин.
        Но где извращенная фантазия Босха действительно переходит всякие пределы - это в изображении адских творений. Обычные черти с рогами и хвостом, вероятно, сами немало удивлены нашествию поразительных и отвратительных уродов. Это жуткие насекомые, странные люди-звери, твари, которым части тела заменяют различные предметы, человекоподобные машины (может быть, Босх все-таки заглядывал в двадцать первый век?), головы без тела и туловища без головы… Демоны играют на духовых инструментах, которые постепенно врастают в их плоть. Что это - нософлейта или трубонос? Ну и, конечно, зеркала - непременные свидетели роскоши, разврата и колдовских ритуалов. Они искушают грешников при жизни и становятся инструментами их поругания после смерти.
        Страдал ли Босх от безумных видений, которые затем изгонял из себя, лихорадочно перенося на холст? Или, напротив, вооружившись астрологическими и алхимическими трактатами, он скрупулезно высчитывал и конструировал нравоучительные лабиринты своих символических картин? И как ему при этом удавалось всю жизнь вести незаметное существование почтенного бюргера, верного мужа и уважаемого члена общества в захолустном голландском городке? Вряд ли мы узнаем. Ведь для этого нужно оказаться там, в его мире, среди демонов и искушений, и потом еще суметь вернуться, не потеряв себя и остатки разума… Совсем как наши герои, которые ждут нас все это время на застывшей безжизненной улице, содрогаясь от пронизывающего ветра…

* * *
        Отдышались, откашлялись. Помолчали, глядя на пустынную улицу.
        - Спасибо, - тихо сказала Грета. - Ты спас меня… Прямо как в кино, только все взаправду.
        - Да не за что, - хмыкнул Борис. - Шарился однажды в Интернете и увидел видео про китайскую еду… Короче, они что только не едят. И даже жареных личинок… На вид - мерзость, на вкус - точно не лучше. Так что я решил: тебе это лучше не пробовать.
        Грета прыснула:
        - Вот так приключения, господин чревоугодник…
        Алексей нервно грыз ноготь. Вера, отвернувшись, сидела с каменным лицом, чувствуя, как слезы щиплют уголки глаз.
        - Нам нужно расстаться, - сказала она твердо. - Я так больше не могу.
        - Вер… - Алексей полностью растерялся. - Из-за дурацкой галлюцинации? Что ты такое опять себе вообразила?
        - Леша, хватит! - Она резко встала. - Постоянно одно и то же: «Тебе кажется», «Ты выдумываешь», «Не неси ерунды». Не кажется. Не ерунда. Не в галлюцинации дело, а в том, что ты врешь мне. Врешь! Раз так, скажи прямо: было или нет? Было?
        Под ее взглядом Алексей сник, метнулся глазами в сторону, другую:
        - Ну Вер… Выбрала же тему… Сейчас не лучшее время для разговоров… Давай потом…
        - Вот так всегда. Всегда! - Вера отвернулась. - Видеть тебя не хочу. И ушла бы прямо сейчас, было бы куда.
        - Да есть куда - вон сколько дверей, - попытался неловко пошутить Борис и тут же поспешил сменить тему: - Братцы, а я все равно ничего не понимаю. Мы ведь приняли в качестве рабочей гипотезы, что мы в зазеркалье, но откуда здесь Босх? Это что - изнанка картины? Или ее отражение в зеркале? Есть какие-то мысли на этот счет?
        - Есть! - оживляется Алексей. - Есть новая гипотеза. А вдруг мы попали в мир идеальных объектов Платона? Ну, помните, в каком-то из диалогов: все, что можно вообразить, где-то должно существовать. В том числе и миры всех произведений искусства. И Пиковая дама из Пушкина, и Зазеркалье из Кэрролла, и Сад наслаждений Босха. А что, это вариант! Он почти все объясняет.
        Грета задумчиво покачала головой:
        - Вряд ли эта Дама из Пушкина… И зазеркалье точно не из «Алисы»… И Босх… Знаете, я вот пытаюсь вспомнить детали, и мне кажется, это был не настоящий Босх. Скорее, чье-то безумное представление о нем…
        - А мне Лешкина гипотеза понравилась, - не соглашается Борис, - но проверить ее сложно. Слишком мало пока наблюдений. Нужно открыть хотя бы еще несколько дверей…
        - Нет уж! - перебивает его Вера. - На сегодня дверей с меня хватит. И экскурсий с картинами. Хотите идти в новую дверь? Скатертью дорога, только без меня!
        - А я, пожалуй, все-таки загляну еще в одну - так, для пробы, - сообщил Борис. - Кто со мной?
        Грета кивнула:
        - Я с тобой. Других вариантов все равно нет, а просто сидеть здесь - это тупик.
        Алексей покачал головой:
        - Если Вера не пойдет, я ее не оставлю…
        Вера никак не прореагировала на его слова, словно его тут и не было.
        - Хорошо, - подытожил Борис. - Вера и Алексей остаются здесь, мы с Гретой проверяем очередную дверь. Пошли?
        Грета подошла к нему, они взялись за руки и вместе отворили дверь. За дверью открылся… обычный коридор, напоминающий больничный. На полу кафельная плитка, на потолке - люминесцентные лампы. Вроде ничего особо пугающего. Грета и Борис одновременно перешагнули порог, и дверь за ними захлопнулась.

* * *
        …Дверь за спиной захлопнулась, и в тот же миг Грета почувствовала, что больше не ощущает в своей руке руку Бориса. Она оглянулась, надеясь его увидеть, но обнаружила, что стоит совершенно одна все в том же больничном коридоре, освещенном люминесцентными лампами. Одна из ламп, прямо над головой, неприятно тренькала и гудела. Пустой прямой коридор тянулся вперед, насколько можно было рассмотреть, без каких-либо дверей или ответвлений. Однако Бориса нигде не было, словно он под землю провалился.
        Тут вдруг с потолка посыпались искры, и все лампы разом потухли. Воцарилась полная тьма, если не считать голубоватого сияния, которое по-прежнему исходило от самой Греты, освещая окружающее пространство не больше чем на метр.
        - Да уж, сюда бы хорошего электрика, - пробормотала Грета и нервно хихикнула. - Хоть глаз выколи. Эгей, да будет свет! Люмос! Включайся!..
        Темно. Вдалеке что-то зашелестело, словно из дырявого мешка просыпалась дорожка сахара. Грета попятилась, озираясь. Протянула руку назад, нажала на дверь - дверь не открылась.
        - Что за черт…
        Зашелестело ближе. Еще ближе. Снова дальше. И опять ближе. Грета сглотнула. «Перестань трусить. Тут ничего нет». - «А если есть? А если там змея?» - «Начина-а-ается… Что за детский сад? Нет тут никаких змей». Тихий шелест, словно по полу, медленно извиваясь, ползет длинное тело. Тихое шипение.
        - Откройся, - отчаянно прошептала Грета. - Откройся! - Забарабанила по двери. - Ребята, где вы? Выпустите меня! Помогите!
        Дверь не поддавалась. Шорох стих. Вновь раздался, совсем рядом. В темноте что-то блеснуло. Две желтые точки.
        - Откройте!.. Кто-нибудь!..
        Два янтарных глаза. Черно-желтая чешуя. Змея, огромная и толстая, как бревно, змея подползала все ближе и ближе, неторопливо извивая гибкое тело вправо-влево, вправо-влево…
        Грета закричала что есть силы. Ударила всем телом в дверь. Замерла, изнемогая от ужаса. Зажмурилась - и словно провалилась в прошлое, снова становясь маленькой девочкой, которая больше всего на свете боится змей. Казалось бы, почему змей? Она их и видела-то только по телевизору да в зоопарке. Но был в ее детстве один день, о котором она и сама уже почти не помнила. Потому что не хотела вспоминать…
        Ремень, минуту назад вырванный из петель на поясе отцовских брюк, опустился на ее спину. И еще раз. И еще.
        - Папка, не бей! Мне больно! Папа, папочка-а-а!..
        Отец не слушал. Возвышался, словно грузная Эйфелева башня. Лицо покраснело от гнева.
        - Неумеха! Косорукая! Наказание, а не ребенок! Как тебя угораздило? Убрал! На верхнюю! Полку! Чтобы ты свои руки поганые не дотянула!
        - Я х-хотела посмотреть… Т-там цветочки в вазе были… К-красивые…
        - Красивые, говоришь? - Ремень вновь хлестнул по рукам, оставив полосу, которая медленно наливалась краснотой. - И где теперь ваза? Я тебя спрашиваю!
        - Р-разбилась…
        - Не разбилась, а ты ее разбила! Руки из задницы растут потому что!
        Потащил ее, икающую от слез, к кладовке, распахнул дверь, впихнул внутрь:
        - Посиди и подумай о своем поведении! Будешь готова извиниться - тогда и выйдешь!
        Щелкнул шпингалет. Шаги удалялись. Вдалеке шуршал веник, звенели осколки, слышались чертыхания. Хлопнула входная дверь, стало тихо.
        Темно, хоть глаз выколи. Запах пыли, плесени и старой одежды. Шагнула, споткнулась о батарею пустых банок, ушибла мизинец. Опустилась на старую табуретку. Икнула. Высморкалась. Вытерла руки об себя. За это тоже влетит, но не сейчас.
        Вазу жалко - ваза была красивой. И букет. И маму жалко - останется без подарка. Но себя жалко больше всего. Больно. Больно и обидно.
        «Меня бросили. Бросили тут навсегда».
        Опять заплакала, сгорбилась на табурете.
        Тихо. Темно. Темно и страшно. Очень страшно. Сестра говорила, что в кладовке живут змеи, ядовитые. По ночам люди засыпают, а змеи пробуждаются, ползают по всей квартире. Поэтому ночью нельзя вставать в туалет и заглядывать под кровать: если там змея, она бросится на тебя. Вцепится прямо в лицо. Укусит. Отравит. Убьет.
        Съежилась. Подобрала ноги и крепко обхватила их руками. Уткнулась носом в коленки.
        «Никаких змей тут нет. Ксюша-вруша просто хотела напугать меня». - «А если есть? Тут так темно, настоящая ночь… Если они сейчас, прямо сейчас, лежат под табуреткой и только и ждут, когда я опущу ногу?.. Чтобы укусить… отравить… разорвать на части…» - «Нет. Змеи не водятся в кладовках. Перестань забивать голову фигней». - «А если… а если… Ксюша никогда не встает по ночам… Значит, тоже верит. Если она не соврала…»
        В углу что-то шуршало. Паук? Крыса? Сквозняк? А если это змеи? Длинные, мерзкие, скользкие змеи? Целый клубок. Поднимают плоские головы и немигающими глазами следят за легкой добычей, маленькой испуганной добычей на табуретке. И вечно она не просидит - рано иди поздно придется…
        «Соврала! Ксюша-хрюша, нечего ей верить… Про привидение в ванной она тоже соврала. Ходила потом в пододеяльнике и пугала тебя. Проверь сама, тут нет никаких змей. Давай, не будь трусихой».
        Медленно спустила с табуретки ногу. Вторую ногу. Встала, покачиваясь, вытянула перед собой руки, нащупала в темноте что-то мягкое и пушистое… Ага, вешалка со старыми шубами и пальто. Сделала пару шажков. Ее ногu коснулось что-то холодное… холодное и длинное… длинное и мокрое… Змея?!
        - Папочка!
        Сорвалась с места, отчаянно заколотила в дверь:
        - Папочка, выпусти меня! Выпусти, пожалуйста, пожа-а-алуйста! Открой! Я подумала о поведении! Прости меня, прости, прости, прости-и-и! Папа-а-а!
        Рыдала. Захлебывалась слезами. Кричала во весь голос. Колотила и колотила руками и ногами в немую дверь, изнемогая от ужаса. Никто не услышал.
        К вечеру слезы кончились, остался один ужас, всепоглощающий, доводящий до изнеможения. Она сидела, скорчившись, на табуретке, обнимая онемевшими пальцами онемевшие ноги, и шептала, глотая слезы: «Откройте, откройте, откройте… хоть кто-нибудь… пожалуйста… спасите…»
        Щелкнул шпингалет. Темноту прорезала широкая полоса света. Ксения, нахмурившись, вгляделась в темноту:
        - Эй, мышонок, ты тут? Что, папка наругал? Ну иди сюда, иди… Не плачь. У него на работе проблемы, вот и сорвался. Ну что такое?.. Вся мося мокрая, пошли умываться. Пойдем. Давай вставай. Пошли.
        Позабытая дверь кладовки раскачивалась от сквозняка. Полоса света сужалась и расширялась, выхватывая из темноты кусок рыжего рукава шубы, пыльные трехлитровые банки и черный садовый шланг на полу, свитый в широкое кольцо.
        Грета встряхнула головой, отгоняя воспоминание, распахнула глаза. Нет, на этот раз не шуба и не садовый шланг. Змея. Настоящая змея. Совсем рядом. Свила толстое тело в кольцо. Приподняла плоскую голову. Открыла рот. Вкрадчиво зашипела.
        - Тебя здесь нет, - пробормотала Грета, отступая вдоль стены. - И там не было. Ты просто плод моего воображения.
        Змея сделала неуловимое движение - и словно выстрелила вперед собственной головой. Грета взвизгнула, отскочила, посмотрела на ногу. На голени набухали кровью две крохотные точки.
        - Тебя нет, нет, нет… - Грета сжала руки в кулаки, чувствуя, как по ее лбу стекает холодный пот. - Это гипноз, самовнушение! Если сказать человеку про утюг и тронуть его обычной ложкой, он обожжется…
        Шорох. Шорох справа, шорох слева, как сотни вкрадчивых шепотков. В темноте загорелись десятки глаз - желтых, зеленых, белых с красными прожилками. Кровь. По ноге стекает кровь. Настоящая, самая настоящая.
        Грета закричала. Ринулась назад и ударилась всем телом о спасительную дверь.

* * *
        …Дверь за спиной захлопнулась, и в тот же момент Борис почувствовал, что больше не держит руку Греты в своей руке. Он судорожно огляделся, но в длинном узком коридоре, освещенном люминесцентными лампами, ее не было, словно под землю провалилась! Одна из ламп неприятно тренькала и гудела. Коридор напоминал больничный: матовая кафельная плитка под ногами, светлые стены, белая пластиковая дверь впереди.
        Борис бросился к двери - вдруг Грета там, - хотя и понимал, что она никак не могла незаметно для него перенестись на добрый десяток метров. Подбежал, с разбега рванул дверь на себя - и остановился как вкопанный.
        Небольшая комната. Обои в мелкий цветочек. Коричневый линолеум. Подогнутый ковер. Старый шкаф с отходящей дверцей. Знакомый скрип, когда она покачивается от сквозняка. Стул, на нем пожелтевшая газета. Кровать, покрытая скомканным цветастым покрывалом. Несвежее белье в бурых пятнах. Женщина у окна в длинном халате и растоптанных тапочках.
        - Это ты? - не оборачиваясь, спросила она.
        У Бориса пересохло в горле, подкосились ноги. Он побелел, упал на стул, согнулся, словно от удара под дых, хватая воздух ртом. Она. Это она. В точности такая, как он ее запомнил. И вновь на Бориса беспощадно обрушился тот самый день, о котором он запретил себе думать. Заблокировал, запечатал в памяти. Утро, где блестящий студент - пятикурсник готовится к последнему экзамену, не подозревая, что самый главный экзамен в своей жизни он уже провалил…
        Голова гудела и пульсировала, как один огромный нарыв. Учебник перед глазами расплывался, строки скакали вверх-вниз.
        Он потряс головой. Не спать. Еще немного. Почти все повторил. Последняя тема - и готово. Не глядя дотянулся до кружки, насыпал в нее растворимого кофе, налил воды из чайника, пролил на конспекты, чертыхнулся, вытер, размешал, выпил залпом. Уставился в книгу.
        Строки перестали прыгать, шли параллельно, как полосы на тельняшке. Порядок.
        Дочитал последнюю тему. С трудом встал, потянулся, захрустел позвонками. Посмотрел на часы, нахмурился. Полтора часа до экзамена. Час на дорогу. Пора выходить. Что-то забыл… Ах да, разогреть ей еды. Отключить газ и спрятать вентиль, а то мало ли…
        Горелка вспыхнула синей короной. В металлической чашке зашипела каша. Перемешать. Еще перемешать. Выключить. Переложить в фарфоровую тарелку. Не опоздать бы.
        Собираться. Хватит трястись, все получится. Сумка, пара шариковых ручек, блокнот, мобильник. Задержался в коридоре, крикнул:
        - Иди есть, каша на столе.
        Развернулся, вышел. Хлопнул дверью. Побежал через дорогу на автобусную остановку. Больше ему не придется разогревать кашу и прятать вентиль. Никогда.
        - Ну конечно, это ты. Я ждала тебя. Ты думал обо мне. Ты звал меня. Ты жалел, что не успел что-то сделать. И вот я здесь.
        - Я… - Борис закашлялся. - Это иллюзия, бред. Это неправда… Тебя не может тут быть…
        - Так ли важно, иллюзия это или нет? - спокойно ответила спина. - Я здесь - и слушаю тебя.
        Борис вновь закашлялся. Вытер рот дрожащей рукой, поднял глаза. Длинный халат. Волосы, собранные в неряшливый пучок. Запах мази Вишневского и грязного тела.
        - Тебе нечего сказать? - спросила спина. - Хорошо, тогда скажу я. Спрошу. Что случилось третьего июня ты-знаешь-какого года? Расскажи мне, давай, ведь я не знаю. Мы не увиделись больше.
        Борис закусил губу. На лбу выступила испарина.
        - Я собирался в институт, - с трудом выговорил он. - На экзамен. Самый важный экзамен. Если пятерка - красный диплом в кармане, и тогда меня обещали взять на работу в одну фирму. Я так хотел тогда эту работу. Сидел, готовился всю ночь. Ты… ты была у себя в комнате. Я не слышал, как ты ходила. Подумал, что спишь. Подумал, все в порядке…
        Спина не двигалась.
        - А потом?
        - Потом, - продолжил Борис, начиная дрожать, - выпил кофе… разогрел тебе поесть… не стал заходить в твою комнату, спешил… просто крикнул из коридора: «Иди есть, каша на столе»… оделся и ушел… Я не знал, что… я не знал…
        - Почему же ты не зашел ко мне?
        - Спешил. Боялся опоздать. Это был самый важный экзамен…
        - Спешил, и только?
        - Нет. - Борис сглотнул и крепко переплел пальцы. - Я злился. Злился на тебя. Накануне вечером ты пыталась уйти из дома. Соседи нашли тебя во дворе, привели обратно. Я сказал им: «Она просто заблудилась», объяснил: у тебя Альцгеймер. Но они не поверили. Орали, галдели. Ты оделась во что попало. В грязное тряпье. Они решили, что я с тобой плохо обращаюсь. Я был зол на них. И на тебя. Потом… потом ты открыла газ, пока я был в институте. Я вернулся, и… этот запах в квартире с самого порога… подумал, что мы сейчас взлетим на воздух. Весь подъезд. Открыл форточки, кричал… кричал на тебя, хотя знал, что ты не понимаешь… скорее всего… ты не со зла и не нарочно… Я… да, поэтому я не зашел к тебе. Не хотел тебя видеть лишний раз.
        Он несмело поднял глаза. Спина не двигалась.
        - Так зачем ты здесь сейчас? - холодно отчеканил знакомый голос. - Зачем ты думал обо мне, звал меня во сне, жалел о чем-то?
        - Да, я жалел, - прошептал Борис, чувствуя, как по щекам скатываются теплые слезы, - что не зашел к тебе с утра. И хотел попросить прощения. Я злился на тебя. Я так устал… целых три года, три долгих года… я знаю, тебе было хуже, чем мне, но я этого не понимал… иногда я даже хотел твоей смерти и сам корил себя за эти мысли. Но это меня не извиняет. Может быть, ты извинишь… Как глупо все это, как нелепо… Прости за мою злость. За то, что ты умирала в муках и в одиночестве. За то, что я не был рядом, хотя должен был быть… Знаешь, мне тогда казалось, что мой экзамен - это так важно, а потом я даже не пошел на собеседование в ту фирму. Успех - это не для меня… Я недостоин прощения. Недостоин того, чтобы меня любили. Я просто ублюдок, злой эгоистичный ублюдок… И все же я мечтал о прощении все эти годы. Я даже ходил в церковь, как ты меня учила в детстве. Исповедь не помогла. Время - тоже. Но если ты сможешь… - Он судорожно всхлипнул и двумя рывками вытер щеки. С надеждой поднял глаза. - Если сможешь простить меня…
        - А я села на кровати, - безжалостно сказала спина, - кое-как смогла сесть… и почувствовала, что мне не хватает воздуха… Ноги так болели. И сердце словно разрывалось. По-настоящему, а не как в твоих выдуманных книжках. И дышать - дышать было нечем. Я хрипела… звала тебя… скребла стену… потом ползла по полу… задыхалась… Ты не слышал, ты ушел, хлопнул дверью, бросил меня одну, совсем одну…
        Борис скорчился на стуле, вцепившись в волосы. Зажмурился до боли.
        - А теперь ты пришел за прощением. - Голос отвердел. - Что ж, я скажу тебе две вещи. Во-первых, я не прощаю тебя и не прощу никогда. Ты прав, ты действительно злой эгоистичный ублюдок. Ты недостоин любви. Проклинаю тебя. Чтоб ты на старости лет остался без стакана воды. Лежал в собственном дерьме. Забытый всеми. Покрытый язвами. Беспомощный. Только тогда мы будем в расчете.
        Спина под халатом зашевелилась. Женщина, переваливаясь с ноги на ногу, повернулась к нему лицом. Борис медленно поднял голову. Из черных язв на голенях сочилась кровь. Ладони, необычно тощие, словно похудели до костей. Встретился взглядом с пустыми глазницами.
        - А во-вторых, - равнодушно продолжил череп, - вот тебе еще один научный факт: после смерти нет ничего. Ни рая, ни ада. Ни радостей, ни мучений. Ни Бога, ни дьявола. Ни встречи, ни прощения, ни любви. Одно сплошное ничто. И оно уже ждет тебя. И ту, которую ты любишь. Очень скоро…
        Борис закричал. Зажал уши, ринулся назад по коридору и ударился всем телом о спасительную дверь.

* * *
        Алексей с Верой с изумлением наблюдали, как Грета и Борис, выскочив на улицу из двери, в которую они зашли буквально секунду назад, столкнулись друг с другом и судорожно обнялись, словно не виделись целую вечность. На лице у обоих были слезы.
        - Что это с вами? - недоуменно спросил Алексей. - Что там случилось?
        В ответ Грета лишь покачала головой, не отрываясь от Бориса. Наконец они с трудом отпустили друг друга. Борис развел руками:
        - Не хочу говорить, что там было… но это точно не зазеркалье. И не мир Платона. У меня родилась новая гипотеза, и крайне неприятная: похоже, кто-то или что-то прямо сейчас ставит над нами эксперименты…
        - Точно! - воскликнула Грета. - Теперь я поняла: нас специально разделили, чтобы каждому показать что-то свое. Знаете на что похоже… Был такой фильм про космонавтов на планете, и там разумный океан ставил над ними эксперименты…
        - Не на планете, а на станции, - автоматически поправил Борис, - хотя какая разница… Молодец, Гретка, в самую точку. Назовем эту гипотезу «Солярис». И звучит красиво, и по смыслу похоже. В моем случае даже слишком… - перед глазами снова мелькнуло искаженное воспоминание, которое осталось за дверью, и его передернуло. - Так или иначе, в смысле стратегии это все меняет. Пожалуй, теперь и я согласен, что хватит экспериментов… Раньше я думал, что мы попали куда-то. Теперь ясно, что мы попали к кому-то. И этот кто-то с нами явно играет. А раз мы не можем контролировать неизвестную нам игру, то лучше пропустить ход и предоставить инициативу хозяину…
        - Не уверен, что вполне уловил твою мысль, но выводы всецело поддерживаю, - отозвался Алексей. - Хватит с нас дверей. Необязательно доедать яйцо до конца, чтобы понять, что оно тухлое.
        Все притихли. Постояли, оглядываясь по сторонам. Что справа, что слева по-прежнему высились одинаковые дома. Тишина давила на нервы. Почти полная тишина. Только очень далеко что-то приглушенно гудело, как трансформаторная будка.
        - Ребята, я руками и ногами за то, чтобы больше не открывать двери, - сказала Вера. - Но что нам тогда делать дальше? Нужен какой-то другой план…
        Вопрос повис в воздухе.
        - Смотрите! - воскликнула вдруг Грета. - Не на дома, на небо! Я как перестала двери рассматривать, сразу заметила. Справа над домами темно, а слева вроде бы светлее… Ну, видите? Там, вдалеке, в том конце улицы словно голубое сияние… Если это такое же, как исходит от нас, может быть, там кто-то есть? Живые люди? И они помогут нам?
        - Делать нечего, - проворчал Борис. - За неимением лучшего варианта идем искать других несчастных. Сейчас даже я не против компании. Да и с точки зрения игры любые союзники нам сейчас не помешали бы…
        Они неуверенно двинулись друг за другом. Шагали мимо вереницы слепых домов и одинаковых дверей. С каждой минутой мягкий голубоватый свет впереди становился все ярче и ярче, а тьма понемногу отступала. Улица внезапно оборвалась, выведя путников на широкую безлюдную площадь, в которую втекали еще десятки таких же улиц.
        - Ничего себе! - присвистнул Алексей. - Да у них тут целый город! И смотрите, что это там? Вроде не дом и не памятник…
        - Дерево! - ахнула Вера. - Какое огромное…

* * *
        Посреди пустынной площади высилось исполинское дерево. Могучий ствол в несколько обхватов разделялся на крупные узловатые ветви, а те - на более тонкие ветки. Ветки уходили ввысь, в туманную пустоту, насколько хватало взгляда. Просветы в коре светились уже знакомым голубоватым сиянием, как дымчатое стекло, пульсировали, загорались и затухали, а внутри Дерева мелькали смутные тени, словно сотни светлячков. И эти тени вздыхали, вскрикивали, плакали и смеялись…
        Друзья подошли поближе и прислушались.
        - Голоса, ребята! - воскликнула Грета. - Это же голоса! Слышите?
        Да, это были голоса; они жужжали, бормотали, шушукались и шептались, гудя, как расстроенное радио. Вера подошла поближе, с опаской прикоснулась к шершавой коре:
        - Ничего не разобрать. О чем они говорят?
        Алексей покачал головой:
        - Не знаю. Тут жутковато, но открывать дверь за дверью куда страшнее. Тут хотя бы светло, и никаких медведей…
        Борис присел на корточки, тронул узловатую кору, прошелся ладонью по мягко сияющим просветам:
        - Эй! Меня кто-нибудь слышит?
        Наткнувшись на удивленные взгляды друзей, Борис пояснил:
        - Рук и ног у них нет, ясное дело. Но если у этих голосов есть уши и рты - прекрасно, они смогут нам ответить. Надо попробовать… Эй! Эге-гей! Есть кто живой? Где мы? Что тут происходит? Кто вы такие?
        Голубое сияние Дерева трепетало, голоса по-прежнему неразборчиво жужжали, и тут среди них прорезался один, мягкий и обволакивающий, приятный; он что-то говорил все громче и громче. Светляки тускнели и тускнели, разлетались в стороны, только один из них, самый крупный, разгорался все ярче, приближаясь к дымчатой коже Дерева.
        - Лицо, смотрите! Он превращается в лицо! - торжествующе сказал Борис. - Услышал нас!
        Смазанное лицо расплющилось, словно кто-то глядел на них изнутри через мутное голубое стекло. Пухлые губы шевельнулись - лицо произносило какие-то слова.
        - Что он говорит?
        - Я не понимаю.
        - По-моему, это латынь, - предположила Вера. - Или итальянский.
        - Знаешь что-нибудь на латыни? - обернулась к ней Грета.
        - Почти ничего… - виновато пояснила Вера. - Только названия костей, растений и лекарств, и то не все. А по-итальянски - о мама миа! Больше ничего.
        - Сик транзит глория мунди, - буркнул Алексей. - Вся надежда на то, что этот пончик знает великий и могучий…
        Бледное одутловатое лицо плавало и кривилось, раздувалось и морщилось, изгибало и хмурило прозрачные брови, изрыгало незнакомые слова. Пыталось заговорить на одном языке, на другом, на третьем… Прыгало вверх-вниз, бормотало, срывалось на крик. Минут через пять что-то треснуло, как в репродукторе, и голос на чистом русском отчаянно проговорил:
        - Вы понимаете меня?
        - Да! - Грета подскочила от радости. - Да, понимаем!
        - О счастье! - Пухлое лицо расплылось в улыбке. - О радость! Приветствую вас, новоприбывшие души! Добро пожаловать в юдоль вечной скорби и ожидания конца, мучительного по причине своей неотвратимости! Незавидна ваша участь, но я, к радости своей, получу новых собеседников, хотя бы ненадолго… А то совсем истомился, изнывая от скуки, перезнакомился с каждым, а тут - пополнение… Свежие души - такая радость для образованного человека, который ценит приятные разговоры…
        Друзья с недоумением переглянулись. Борис произнес одними губами: «Надо же, какое трепло». Грета хихикнула. Вера пожала плечами. Алексей оперся о Дерево и неуверенно спросил:
        - О чем ты говоришь? Почему наша участь незавидна?
        - Вы, несчастные, попались в зеркальную ловушку Госпожи, - пояснил голос. - Как и остальные грешные души, безвыходно заточенные в Древе.
        - Какой Госпожи? - с интересом спросила Грета. - Пиковой дамы?
        - Тише! - предостерег голос, лицо за дымчатой кожей вспыхнуло чуть ярче и искривилось. - Не называйте по имени ту, кого не хотите призвать… Это, конечно, не истинное имя, но зачем рисковать лишний раз? Мы называем их Госпожа и Господин…
        - А что, есть еще и Господин? - с беспокойством спросила Вера.
        - А как же. Госпожа - Повелительница, Господин - Создатель…
        - Создатель - в смысле Бог?! - удивился Алексей.
        - До чего непонятливая душа, - посетовал голос. - Господин - создатель этого Реминискорума.
        - Ремини… чего? - не понял Алексей.
        - Реминискорум, мой невежественный друг, - это то самое место, в котором мы все сейчас находимся. Особый мир отражений, созданный Господином и наполненный силой воображения Госпожи. Господин создал также и это Дерево, будь оно трижды неладно, провались оно сквозь землю вместе с корнями и обитателями…
        - Почему?
        - Это - Дерево душ, - торжественно возгласил голос. - Все попавшие в Зазеркалье по воле Госпожи рано или поздно оказываются здесь. Бестелесные, как я и вы, лишенные рук и ног, свободы и памяти, они призваны служить опорой для реализации великих планов Господина и Госпожи. Мы ждем здесь в покорности и поклонении великого дня, когда нас призовут, чтобы, перестав существовать, мы стали чистой энергией, питающей их силы и бессмертие…
        - И скоро ожидается сей великий день? - мрачно поинтересовался Алексей.
        - Вообще-то мне не стоило бы сообщать это новичкам, но вы, мне кажется, отличные чистые души, так что, честно говоря, да. По всем признакам скоро. Дерево переполнено, аж повернуться негде. Обычно это значит, что великий день уже близко.
        - Послушай, друг, - вступил в разговор Борис. - А сам-то ты откуда знаешь про признаки? Значит, не все души забирают в великий день?
        Голос откашлялся и продолжил:
        - Увы, лучше не питайте напрасных надежд. Свежие души, подобные вам, всегда забирают в первую очередь - в них больше всего жизненной силы. Вон как вы светитесь, отсюда видать… Что касается вашего покорного слуги… Счастлив был бы послужить Госпоже и Господину всем, чем являюсь, но кому-то же надо следить за порядком, встречать и просвещать вновь прибывших… Таково мое наказание. Ослушался Госпожу и теперь навеки заточен…
        - Ясно, - заключил Борис. - Ты, значит, староста в этом бараке смертников…
        Голос забулькал, лицо отдалилось от коры и снова приблизилось:
        - Простите?.. Староста? Барак? Вероятно, мое заклинание перевода вновь неисправно…
        - Неважно, проехали… - Борис задумчиво оглядел свои руки. - Значит, фаза игры, когда мы бродим туда-сюда по улицам и открываем двери, скоро закончится… Эй, друг! Так когда, по-твоему, мы потеряем руки и ноги и превратимся в ваших светлячков в Дереве?
        - Бродите? Открываете двери?! - Голос от волнения осип, лицо сплющилось, сощурило глаза, словно пытаясь лучше рассмотреть путников, превратилось в блин - и подпрыгнуло, как мячик. - Так вы прибыли сюда в теле?!. Как же так?.. Неужели она ошиблась? Она никогда не ошибается… Значит, это какой-то тайный план… Но зачем?… Господи, какой соблазн… Триста лет… Первый шанс за триста лет!.. Я должен, должен попробовать!.. Сколько томился, сколько ждал… Когда еще представится возможность… Свобода… Отмщение…
        Друзья в недоумении молчали. Лицо, бормоча, угасло и отдалилось. Путники молча ждали.
        - Я могу вывести вас отсюда, - произнес голос. Он изменился, стал серьезен. - Я - ваш единственный шанс на освобождение из юдоли вечной скорби.
        - О, какое счастье! - воскликнула Грета, улыбаясь. - Тут не самое приятное местечко… Мы ничуть не против проводника, верно, ребята?
        Лицо выплыло из светящегося тумана и сладко улыбнулось до самых ушей.
        - Благодарите всевидящую фортуну, - продолжал голос, - что вы пришли сюда и обратились ко мне. Наверно, ваш путь лежал через улицу мечтаний? Улицу ночных кошмаров? Или улицу тайных страхов? Впрочем, на ней вы бы не выжили. Там такие страсти за дверями бушуют… Ночные кошмары у всех одинаково пугающие, даже у таких великих людей, как наша Госпожа. Итак, друзья! - Голос возвысился и стал торжественным и гулким, как у диктора на центральном телевидении. - Я подскажу, как быть, что делать и куда идти… Отсюда есть единственный путь обратно в Мир-перед-Зеркалом. Чтобы выбраться, вам нужно пройти через Театр памяти и добраться до тех воспоминаний, где скрыто подлинное имя Госпожи. В нем - ваше спасение. Если призвать Госпожу истинным именем, приказать ей, она не посмеет вас ослушаться. Но в Театр памяти без проводника лучше не соваться - заблудитесь, там столько закоулков…
        - Так ты поможешь нам? Станешь проводником?
        - Конечно! - Пухлое лицо игриво подмигнуло. - Какой-никакой опыт есть. Я уже пробовал бежать отсюда, почти получилось, но спастись не смог. В одиночку это ох как непросто. А теперь нас пятеро! Объединимся - и, даст бог, сможем выбраться. Но нужно торопиться! Еще несколько часов, и вы тоже истончитесь, потеряете силы и станете пленниками Дерева. Такими же бестелесными, как и остальные. С этого момента обратной дороги уже не будет.
        - Раз так, чего мы ждем? - нетерпеливо спросила Грета. - Выходи из Дерева и веди нас!
        - Я бы с радостью, только… есть одна загвоздка… - Лицо печально вытянулось и стало похоже на тощую грушу. - Маленькая загвоздка: я - пленник Дерева, привязан к нему. Но вы можете меня освободить.
        - Как?
        - Достаньте мой якорь!
        - Твой якорь? - Вера усмехнулась. - Ты что, моряк? Или корабль?
        - До чего же непонятливые души, - с досадой сказал голос, - хоть и свежие. Посмотрите на Дерево. Посмотрите внимательно…
        Друзья подняли головы и только сейчас обратили внимание, что вместо листьев и плодов на ветвях росли старинные монеты, ленты, носки. Качались, позвякивая, кольца, браслеты и серьги. Грета разглядела даже кассетный плейер с наушниками.
        - Что это за выставка секонд-хенда? - хмуро спросил Борис.
        - Это они, родимые, - пояснил голос, - якоря душ. Физические предметы из прежней жизни в мире-перед-зеркалом. Якоря заменяют нам тело. Якоря - наши клетки и кандалы, наши цепи и путы, пока они на Дереве, а мы внутри. Вот бы найти мой, найти и сорвать. Тогда я буду свободен! Бестелесен, но уже свободен…
        - Так за чем дело стало? - Алексей задрал голову, вглядываясь в хитросплетения ветвей. - Говори, который из якорей твой.
        - Не помню, - виновато признался голос. - Попав сюда, душа теряет прошлое. Кем я был, что я делал, чем занимался - почти все мои воспоминания стерты… Что-то осталось, но так расплывчато… Бывает, хочешь вспомнить что-то одно, а вспоминается что-то совсем другое…
        - Он еще и склеротик, - буркнул себе под нос Борис. - Склеротик и болтун. Прекрасная компания и лучший проводник, ничего не скажешь.
        - Как будто у нас такой уж богатый выбор, - укоризненно прошептала ему Грета. - Лучше дурной проводник, чем никакого.
        - Ну не знаю, не знаю…
        Между тем голос совсем впал в уныние:
        - Нет, не помню… ничего не помню… Видно, судьба мне здесь бесконечно пребывать… Да и вам тоже…
        - Так не пойдет, - решительно сказал Алексей. - Эй, голос! Мы тебе поможем. Так, что тут у нас… - Он умолк, разглядывая предметы на ветках. Увидел старинные серьги. - Слушай, ты случайно не женщина?
        - Что?! - Лицо за голубым стеклом возмущенно заколыхалось, как медуза. - Конечно нет! Разве вы не слышите, что мой голос мужской?!
        - А говорил, что ничего не помнит. - Алексей поправил очки и подмигнул своим спутникам. - А сам помнит, хитрюга. Давайте, ребята, поиграем в «да или нет».
        - Ты из двадцатого века? - спросила Грета, глядя на кассетный плеер. - Знаешь, что такое ядерная бомба? Компьютер? Интернет?
        - Нет, не слышал… не припоминаю…
        - Мне кажется, - заметил Алексей, - он торчит тут давным-давно. Говорил же - триста лет ждал… Может, наша черепаха Тортилла из семнадцатого века? А то и из каменного… Палка-копалка, все дела…
        Грета кивнула, соглашаясь:
        - Ты прав. Эй, голос! А читать ты в прошлой жизни умел?
        - Читать? Да, да, конечно! Грамоте обучен. Умел и очень любил. И вроде бы даже не только читал…
        - Но и писал?
        - Да, верно! Я писал! И вокруг было много таких штук… на чем пишут…
        - Пергамент? Папирус? Бумаги?
        - Нет, не бумаги, а когда разом много бумаги, такая кипа, и все вместе, как это…
        - Книги?
        - Да! Книги!
        - Может, ты библиотекарь?
        - Точно! - возликовал голос. - Вспомнил! Я писатель… или библиотекарь?..
        - Поискать гусиное перо? - предположила Вера. - Чернильницу?.. - Она всмотрелась в ветви. - Ничего похожего, зато есть книга… Вон, глядите, правее зеленой бутылки.
        Недалеко от земли на конце ветви покачивалась старинная книга с неразборчивым заглавием, разлохмаченная, почерневшая, словно от копоти, с обгоревшими страницами.
        - Давайте попробуем, - неуверенно предложил голос. - Нужно сорвать ее.
        - Я сделаю, - ответил Алексей. Подпрыгнул, ухватился за нижний сук, с трудом подтянулся, забрался на него. - Так… еще чуть-чуть… готово! - Книга оказалась в его руках.
        - Ничего не чувствую… - растерянно заметил голос. - Ничего не… погодите… кажется, да! Спасители вы мои! Ура! Свобода!
        Лицо за стеклянной кожей Дерева размылось, закрутилось, вспыхнуло яркой точкой и полетело вверх. Мелькнув в нескольких стеклянных просветах, светлячок с треском вырвался из Дерева, как фейерверк, взметнулся в воздух, после чего неторопливо опустился на землю и превратился в яркую призрачную голову с добродушной и слегка хитроватой физиономией. Под головой слабо светилось упитанное тело, которое аж пританцовывало от радости.
        - Свободен! - торжествовал голос, обретший зримые очертания, но скорее напоминающий светящийся призрак, нежели живого человека. - Наконец свободен! Эй, берегись! Ветка!
        Алексей, зажав книгу в руке, обернулся. Ветка, лишившись груза, медленно, как голодная змея, подползала к нему, а вслед за ней к нему тянулись и другие ее шелестящие соседки.
        - Нужно скормить ей другой якорь! - испуганно закричал призрак. - Иначе Госпожа поймет, что я сбежал, и явится сюда! В гневе она страшна, мокрого места от нас не оставит. Давайте! Что-нибудь похожее на книгу!
        - У меня ничего нет. - Борис лихорадочно обшаривал карманы. Алексей увернулся от ветки, которая со свистом пронеслась мимо его головы, крикнул:
        - И у меня нет! Что делать? Может, отдать ей одежду? Я могу снять носок или штаны…
        - И дальше ты пойдешь голым? - Вера задрала голову. - Спускайся скорей! Ребята, есть идеи?
        И тут Грету осенило:
        - Планшет! Отдадим ей мой планшет, все равно он ни к чему - не работает. Лови!
        Алексей неловко, едва не выронив, поймал бесполезный планшет и протянул его ветке. Та обвилась вокруг планшета, застыла на месте и медленно, скручиваясь, стала уползать обратно вместе с добычей.
        - Отлично сработано! Я же говорил: пятеро - это не один. Вместе мы сила! Теперь можно отправляться в Театр памяти. Вперед, навстречу свободе, силе, веселью! - С этими словами светящийся незнакомец начал кружить вокруг Дерева, выделывая чуть ли не фигуры высшего пилотажа.
        - Чувствую, выпустили мы джинна из бутылки… - проворчал себе под нос Алексей. - Эй, дружище, не пора ли нам двигаться в путь?
        - Друзья мои, я все слышу! Ха-ха-ха… Не волнуйтесь, думаете, пьяный воздух свободы сыграл злую шутку с трехсотлетним узником? Ничего подобного, нужно же душе размяться перед дорогой. Может, в последний раз. Шучу, шучу…
        - Слушай, э-э-э… А как тебя зовут, кстати? - спросила Вера, еле удерживаясь от смеха: уж очень потешно выглядел их проводник, который выделывал в воздухе коленца, дрыгая ногами, словно подвешенная на ниточках марионетка.
        - Зовут… - Незнакомец задумался. - Эм… Не знаю, не помню имя. Видимо, не все воспоминания ко мне вернулись…
        - И как же нам к тебе обращаться? - хихикнула Грета. - Голос? Голова? Призрак?
        - Почему это призрак? - обиделся тот. - Пусть я нематериален - пока что, но я живой, как и вы… И вполне настоящий.
        - Ладно, не дуйся. - Алексей примирительно поднял руки. - Предлагаю, раз ты решил вывести нас из этой преисподней, зваться тебе Вергилием!
        - Вергилий… - призадумался призрак, бывший в прошлой жизни то ли писателем, то ли библиотекарем, но в любом случае классически образованный. - А что, звучит неплохо, Вергилий так Вергилий. В дорогу, друзья, нельзя терять ни минуты! Эти души в Дереве - такие болтуны, небось уже докладывают Госпоже о побеге. Снарядит за нами погоню - и все, тогда никакого спасения. За мной! И не забудьте мою книгу, без нее нам свободы не видать.
        Вера забрала книгу у Алексея. Вергилий, улюлюкая и посвистывая, понесся с площади на одну из улиц, выписывая в воздухе спирали, как маленькая комета с толстым хвостом. Друзья поспешили за летящим духом. За поворотом увидели, что Вергилий уже в нетерпении приплясывает перед одной из дверей, похожей на те, куда они входили раньше:
        - Скорей, не медлите! За этой дверью - вход в Театр памяти Госпожи. Чтобы узнать ее истинное имя, нам нужно пройти через ее воспоминания…
        Алексей открыл дверь. Вергилий проскользнул внутрь, за ним вошли и остальные, и дверь захлопнулась.
        Площадь опустела. Ветви Дерева тихо колыхались, позвякивая якорями. Души-светляки шептались и гудели. Из теней, окружающих площадь, появилась печальная Дама. Приблизилась к Дереву, погладила шершавую кору. Дерево послушно склонилось, протянув ей ветку с планшетом. Дама сняла планшет, который загорелся в ее руках голубоватым огнем, долго смотрела на него в задумчивости, потом погладила ветку, и та вернулась на место. Положила планшет в карман плаща, хлопнула в ладоши и пропала.
        Глава 5. Театр памяти
        …И снова трон между двумя колоннами. И снова женщина на троне. Только колонны на этот раз разные: одна из белоснежного матового алебастра, другая - из полированного черного мрамора. И взгляд женщины на этот раз не грозный, а скорее спокойный, понимающий, даже умиротворенный, хотя чувствуется, что сила ее велика. Трон ее отражается в зеркале мировых вод, и месяц Луны служит ей лишь удобной подставкой для ног.
        Это аркан Таро Жрица - первое не-Я, которое Шут встречает на своем мистическом пути. Женская творческая сила, мать мудрости. Жрица учит, что знание, которое вы ищете, внутри вас. Чтобы понять другого, нужно пройти по дороге его жизни, найти в себе то, что нас с ним объединяет. Поэтому Жрица указывает на единство противоположностей - дня и ночи, мужчины и женщины, жизни и смерти, светлой и темной стороны, которые символизируют черная и белая колонны. На колоннах буквы Йод и Бейт, означающие Йахин и Боаз, Солнце и Луну. Этими буквами царь Соломон некогда велел украсить две колонны в своем храме в Иерусалиме. Поэтому карту Жрица иногда именуют также Вратами святилища. В руке у Жрицы свиток, Книга знаний. Она олицетворяет скрытую часть духовного начала, наше подсознание. На занавесе за троном Жрицы - разрезанные плоды граната, символ женского чувственного начала. Луна и вода у ее ног составляют противоположность огню и Солнцу, символам мужского начала.
        В прямом положении аркан Жрица означает мудрую, уравновешенную и независимую женщину. Она готова учить и воспитывать, делиться скрытыми знаниями.
        Перевернутое положение карты говорит о женщине, склонной к крайностям. Она может быть маниакально подозрительной, ревнивой. Или, напротив, может проявлять чрезмерное беспокойство о ком-то. Такая женщина способна раствориться в заботе о других, от чего пострадает ее собственная жизнь.
        Жрица указывает на наши внутренние силы, которые мы часто не сознаем и которыми не управляем: интуицию, предчувствие, необъяснимую уверенность, что иногда посещает нас безо всяких логических оснований. Она - ключ к той таинственной истине, которую нельзя выразить словами и которая поэтому вечно ускользает от рационально мыслящего ума. Ее светлая сторона - это терпение, понимание, доброта, использование женских и магических сил на благо людям ради помощи и исцеления. Теневая же ее сторона соответствует классическому архетипу роковой женщины, злой колдуньи, использующей свои душевные силы, чтобы соблазнять, завлекать и губить.
        Жрица часто появляется тогда, когда следует обратить внимание на свои скрытые таланты или потенциальные возможности. Она также указывает на повышенный интерес к оккультизму, мистицизму и предсказаниям. Иногда речь напрямую идет о призвании к целительской или эзотерической деятельности. На нас оказывают тайное влияние вещие сны, оккультная мудрость, невидимые аспекты вселенной, пробуждающаяся сексуальность, скрытые силы души, о которых мы сами пока не догадываемся.
        В любовных отношениях Жрица всегда означает взаимопонимание, глубокую привязанность, близость и родство душ, чувствительность, заботливость по отношению друг к другу. Влюбленных соединяет невидимая, но прочная нить. События прошлого и воспоминания часто оказывают большое влияние на развитие отношений.
        В трудную минуту нам может прийти на помощь женщина, наделенная необыкновенными способностями. Возможно, что вследствие этого нам приоткроются тайные или скрытые стороны происходящего. Однако велика и вероятность встретить на своем пути дурную женщину, использующую свои женские силы и даже черную магию в корыстных интересах, грозя разорением всему, что ее окружает.
        Раз за разом заставляет нас Жрица с восхищением и ужасом вглядываться в свой переменчивый лик. Мы никогда не знаем, зло ли, добро ли перед нами, ждет ли нас исцеление или гибель. Что сулит это загадочное и влекущее женское начало с вечно присущими ему красотой и опасностью? Доверять ли советам Жрицы? Принимать ли ее дары? Не скрывается ли в сегодняшнем ангеле-хранителе завтрашний демон-разрушитель?..
        «Реминискорум (от латинского reminiscorum - „предаваться воспоминаниям“):
        1. Воображаемое пространство, наполненное образами и воспоминаниями. Используется в античном и средневековом искусстве памяти для запоминания, припоминания и сосредоточенного размышления. Может быть мысленной копией реального пространства, например, здания.
        2. Магическая система мира, выраженная в специальном символическом устройстве пространства памяти.
        3. Личное зазеркалье, индивидуальное пространство отражений, контролируемое волей зеркального мага или медиума. Поскольку зеркальные маги издревле использовали для управления отражениями магические системы мира, их название со временем перешло и на само пространство отражений, которое при этом формируется.
        Некоторые поздние авторы не вполне корректно используют термин „реминискорум“ для обозначения всего зазеркалья, когда речь идет о его магических аспектах, и даже в качестве обобщающего названия всех аспектов Универсума, связанных с существованием в нем зеркальной магии».
        Основы зеркальной магии. Краткий глоссарий

* * *
        …Вера сдернула ветхую шаль с зеркала, закашлялась от пыли и застыла на месте, вперив взгляд в зеркало:
        - О боже… Что это?.. Леша!.. Как же это?
        Ее отражение старело на глазах. На лице прорезались морщины, с каждым мигом их становилось все больше. Уши обвисли, щеки впали. По волосам побежали бледные змейки, и вот уже вся голова окрасилась белизной. На скулах высыпали неровные коричневые пятна. Вера хотела крикнуть - пересохло в горле; хотела отвернуться - ноги не двигались; стояла, словно заколдованная, и смотрела, как зеркало неумолимо отсчитывает - пятьдесят… шестьдесят… семьдесят… Сморщенная кожа, покрытая сетью морщин, рассыпалась, обнажив тусклый череп, на котором только глаза, живые, светились болью и отчаянием.
        Изображение в зеркале подернулось рябью и пропало. Вера, вскрикнув, упала без чувств. Голубоватое сияние вокруг нее погасло.

* * *
        Пенная тарелка выскользнула из пальцев и разбилась. Распалась в раковине на две половины, идеально подходящие друг к другу, но теперь бесполезные.
        «Он лжет, и ты это знаешь».
        Жизнь изменилась. Раньше - как в идеальной фоторамке, которую можно снять с полки и гордо показать гостям: смотрите, завидуйте. Сейчас - как в дурном анекдоте для пьяной компании. Прекрасная семья потомственных интеллигентов, своя квартира - пусть и тесноватая, без ремонта, машина - пусть и отечественная, любовь… Была. Уже в прошедшем времени. В настоящем осталась только ложь.
        Задержался на работе. Не предупредил, а раньше всегда звонил. Конец года, двоечники, хвостатые должники, курсовые, дипломные, сдачи, пересдачи. Ты же понимаешь. Она понимала - сама задерживалась на работе. Болезни, медкарты, отчеты, в основном бумаги, бумаги и бумаги, целая свалка, кипы бумаг, ноющие суставы, гудящая шея, но…
        Телефон. Он торопливо выходил из комнаты, приглушал голос, изредка смеялся позабытым беззаботным смехом. Возвращался с затухающей улыбкой. У мужчин бывают свои дела, не хочу тебя грузить проблемами. Ты же понимаешь. Она понимала. Сама не хотела бы рассказывать ему о каждой беседе с подружкой, о каждом услышанном секрете, но…
        Духи. Женские духи. Сладкий запах. Слишком приторный, противный. Три часа просидел рядом с коллегой на ученом совете. Она поливает себя духами, как из шланга, просто невозможно, что я сделаю? Ты же понимаешь. Она понимала. От нее самой чем только не разило после работы, но…
        Но, но, но.
        «Он лжет и водит тебя за нос, как последнюю идиотку».
        Она ощущала обман. Обман воцарился повсюду: разлегся по полу, расселся за обеденным столом, развалился в кровати, разделяя их - раз-два - на две половины. Как осколки разбитой тарелки, идеально подходящие друг к другу, но теперь… бесполезные?
        «Нужно что-то делать. Нужно что-то решать. Начну с того, что выброшу тарелку».
        Вера аккуратно опустила осколки в мусорное ведро и вытерла полотенцем дрожащие руки. Оперлась о раковину.
        «Начала - так продолжай. Выбросила одно - выбрасывай и другое. Ты ведь знаешь, что это конец…»
        Она сгорбилась, прижала сморщенную от воды ладонь ко рту. Нахлынуло, опять нахлынуло. Ринулась в ванную. Открыла кран. Согнулась, вздрагивая.
        «Хватит рыдать. Возьми себя в руки. Не унижайся перед ним и собой».
        У всего есть причина и следствие. Тарелка выскользнула из рук и разбилась, потому что. Потому что руки дрожали, тарелка была скользкой от пены, это объяснить легко. А вот почему ее жизнь, ее собственная жизнь покатилась ко всем чертям? В чем причина? Что она сделала не так? За что?
        «Неважно. Пора кончать с этим. Будь сильной, как всегда. Как обычно». - «Как я скажу ему?» - «Порепетируй. Зеркало в помощь».
        Зеркало столь же безжалостно, как и обман. Только оно - как обратная сторона обмана - не лжет.
        «Посмотри, посмотри на себя, во что ты превратилась. И подбери сопли. В буквальном смысле тоже».
        Вера провела рукой под носом, выдохнула и сказала зеркалу:
        - Нам нужно поговорить. Нет… говорить не о чем. Нам нужно расстаться. Я так больше не могу.
        Не могла? Конечно, она могла, откуда только силы брались. Она терпела. Она колебалась. Она не была уверена на сто процентов. Она не знала, что хуже: оказаться в холодном одиночестве или каждодневно изводить себя, мучаясь от неизвестности и лжи. Расстаться с ним… Он хороший, добрый, уютный, как любимое кресло, и она так любила засыпать у него на плече, вдыхая его запах, такой привычный и родной. Все бы хорошо, если бы только не ухмыляющийся из каждого угла обман.
        «Лжет». - «Нет». - «Лжет». - «Нет». - «Лжет». - «Нет». - «Лжет».
        - Привет, солнце. Я сегодня пойду в одну галерею на ночь музеев, Боря пригласил. Говорит, его пассия собирается вызывать какой-то призрак. Сеанс магии с последующим разоблачением меня мало волнует, но вот выставку я хочу посмотреть. Я погуглил - там реально крутая коллекция средневековых редкостей. Вот и думаю…
        «Пускай валит… Хоть на все четыре стороны…» - «Не сиди одна. Пойди с ним, посмотри на него, подумай хорошенько. И реши все окончательно. Хватит себя мучить. Не тяни. Сегодня ночью: пан или пропал».
        Решено.
        - Лешик, я пойду с тобой, можно?
        И вот как все вышло. Она хотела во всем разобраться, поговорить с Лешей начистоту. А вместо этого - дурацкий ритуал, ужасная старуха, зазеркалье, странные двери с кошмарными мирами, светящееся дерево, говорящий дух… Она не могла в это поверить. Каждую секунду ждала, что наваждение рассеется и все это все-таки окажется сном или каким-то чудовищным розыгрышем. Но пока… Следуя за призраком, они оказались на чем-то вроде сцены, расположенной словно на донышке огромной воронки или в центре колизея. Вокруг концентрическими кругами поднимались семь уровней амфитеатра, разделенные семью узкими проходами. В каждом из проходов находились богато украшенные двери.
        - Где это мы? - почему-то полушепотом спросила Вера.

* * *
        Театр памяти. Грандиозное и мистическое творение Джулио Камилло. Вряд ли вы когда-либо слышали это имя, а ведь в шестнадцатом веке слава Джулио Камилло Дельминио гремела по всей Европе. Современники называли его «божественным Камилло». Лучшие умы эпохи специально приезжали в Венецию, чтобы увидеть построенный им деревянный Театр и убедиться в его действии. Король Франции Франциск I признавал его гений равным гению Леонардо да Винчи, финансировал его работы и мечтал обучиться его искусству. Однако искусство это было тайным. Тайну он обещал раскрыть лишь Франциску, но так и не раскрыл, книг не оставил. В семнадцатом веке Камилло еще называют по привычке в ряду великих герметиков, в восемнадцатом упоминают редко и свысока. Позже - забвение. Искусство памяти потеряло связь с магией и свелось к элементарной мнемотехнике, а ведь когда-то считалось, что оно способно поднять человеческий разум на почти божественную высоту.
        Однажды древнегреческий поэт Симонид Кеосский чудом спасся от смерти - и в этот миг открыл искусство памяти. Будучи на пиру, он на минуту вышел, а когда вернулся, обнаружил, что в доме обвалилась кровля и хозяин с гостями погибли под обломками. Симонид же запомнил место каждого за столом и поэтому смог указать безутешным родственникам, где кого из погибших искать. Так ему открылось, что для запоминания любых вещей нужно отобрать некоторые места и расположить в них образы тех вещей, которые требуется запомнить. С тех пор, следуя Симониду, в качестве системы мест для запоминания стали использовать здания и помещения: комнаты, лестницы, колонны, ниши, портики. В них располагали специальные образы, которые старались наделять максимальной экспрессией: необычные предметы, страстные, окровавленные или танцующие символические фигуры, ибо обычное забывается, а выдающееся запоминается. Мысленно проходя по этим помещениям, античный философ или оратор мог извлекать из памяти предметы и слова в любом желаемом порядке. Таким способом известный преподаватель риторики Сенека мог легко запомнить и повторить две
тысячи имен. Он же, выслушав двести человек, которые произносили по одной стихотворной строке, мог тут же произнести все эти строки в обратном порядке.
        Ну и что, скажете вы. Что тут такого замечательного и божественного? Один японец недавно записал по памяти число «пи» с точностью до 40 000 знаков после запятой. А женщина из Тасмании запомнила наизусть весь телефонный справочник своего города - 128 603 номера телефонов абонентов, а также их имена и адреса. Это же просто курьез, природные способности плюс элементарная мнемотехника. Разве нет? Конечно, курьез, согласимся мы. Но для древних память означала нечто совсем иное.
        Способность запоминать и воспроизводить слова и образы в любом порядке лишь демонстрировала силу памяти. Применялась же она, вопреки общепринятому мнению, не столько для заучивания и произнесения речей, сколько для анализа и размышлений. Недаром Платон порицал изобретение письменности за то, что память лишается упражнения, а ум человека - системы. Привычка по любому вопросу заглядывать в книгу (в наше время сказали бы - гуглить в Интернете) пугает Платона тем, что люди «будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами». Ведь чтобы размышлять о чем-то, сравнивать идеи, устанавливать связи между фактами и явлениями, нужно все эти предметы одновременно удерживать в уме. Как добиться этого без искусной памяти с ее упорядоченной системой мест? Не потому ли гении античности и возрождения - эпох, когда искусство памяти было в почете, - достигали столь многого в столь многом, наше же время рождает лишь узких специалистов? Пренебрегая памятью, мы разучились правильно думать.
        А ведь была еще и иная, метафизическая сторона памяти. Согласно тому же Платону, помимо нашего грубого и несовершенного мира существует высший мир - мир идей, форм, вечных сущностей. Земные вещи являются лишь искаженными копиями этих идей, словно тени, которые огонь отбрасывает на стены пещеры. Душа человека нисходит из мира идей, но при рождении об этом забывает. Поэтому мы не извлекаем идеи из опыта - мы их припоминаем! Таким образом, память - единственный источник истины. Нужно только придать ей структуру, соответствующую истинной структуре мироздания. И здесь нам является фигура основателя оккультного искусства памяти - Метродора из Скепсиса. Порвав с традицией располагать места памяти в реальных или воображаемых зданиях, он создал систему, основанную на астрологическом зодиаке. Она должна была давать своему обладателю магическую силу - и, видимо, давала, если судить по тем легендам, которыми было окружено в античности имя знаменитого скепсийца.
        Много веков спустя два главных средневековых схоласта - Альберт Великий и Фома Аквинский - по-своему переосмыслив античное искусство памяти, перенесли его из риторики в этику, трактуя как часть добродетели благоразумия, ведь благоразумие основывается на детальном знании Библии, памяти об Аде и Рае. Как все это запомнить неграмотным прихожанам? И вот по всей Европе строятся огромные здания, разделенные на большое количество мест, наполненных множеством необычных запоминающихся фигур - святых, чертей, горгулий. Это готические соборы - настоящие средневековые театры памяти!
        В ту же эпоху иудейские каббалисты сосредоточенно медитируют над еврейским алфавитом, пытаясь из комбинаций букв восстановить Имена Бога. Под их влиянием Раймунд Луллий создает свою версию оккультного Искусства на основе латинизированных каббалистических диаграмм и схем, на которых располагаются места для понятий, связанных с Именами или Атрибутами Бога. Луллий утверждает, что его Искусство позволяет познавать суть всех вещей, поскольку ум в нем взаимодействует с логикой самого универсума. Популярность идей Луллия столь велика, что в Сорбонне открывается кафедра луллизма.
        Места Симонида, идеи Платона, звезды Метродора, добродетели Альберта, схемы Луллия - все это вехи на пути, ведущем к созданию подлинно магического Искусства памяти, позволяющего постигать Вселенную и управлять ею одной лишь силой разума. И вот этот синтез происходит. Джулио Камилло строит свой Театр - зримое воплощение метафизических схем Метродора и Луллия в виде величественного здания с образами в духе Симонида и Альберта.
        Зритель в Театре памяти стоит внизу, на сцене. Его взгляду предстают семь восходящих уровней аудиториума и семь проходов, в каждом из которых по семь врат. На первом уровне Камилло размещает семь планет. Следующие уровни Театра соответствуют Лестнице бытия - от первоэлементов до человека с его способностями. И подобно тому как значение букв в схемах Луллия меняется на разных уровнях творения, влияние планет на разных уровнях Театра раскрывает различные свои аспекты. Так образы памяти в Театре Камилло обретают силу астральных талисманов, воздействуя на которые можно воздействовать на мир. Мистическая память становится рабочим инструментом мага. Неудивительно, что ренессансные ученые и художники, алхимики и знатоки герметических искусств так стремились посетить замечательный Театр, при помощи которого божественный Камилло творил чудеса.
        Всякий, кто видел Театр, мог запомнить его устройство. Однако воспользоваться его магической силой мог лишь тот, кому Камилло раскрыл бы свои герметические секреты. Считается, что Камилло не оставил учеников, а Театр его то ли сгорел, то ли был разрушен. Но вот он перед нами, воссозданный в зазеркалье для хранения памяти ужасной женщины, которую называют Госпожой. Откуда он здесь? Кто рассказал ей о Театре? Или она сама встречала божественного Камилло? Возможно, нам еще предстоит это узнать. А пока…

* * *
        - Где это мы? - робким полушепотом спросила Вера.
        Вергилий метнулся ввысь и засветился ярко, словно люстра:
        - Неужели вы не узнаете театр памяти? Из какого же вы невежественного времени и места? Не ведаете высокого искусства памяти!
        - А, ясно… Шерлок Холмс, чертоги разума и все такое, - мрачно заметил Борис. - Только мне все эти чертоги и театры ни к чему. Я обычно представляю свою память как жесткий диск. Отдельно текстовые файлы, отдельно музыка и видео. По-моему, очень удобно.
        - Шерлок… Холмс? Жесткий? Диск? - Вергилий вытаращил глаза и с непониманием покачал головой. - Боюсь, с переводом снова неполадки. Внимайте же, о необразованные создания: здесь, в малом реминискоруме, то есть внутреннем театре памяти Госпожи, хранятся ее воспоминания. Самые важные - на первом ряду, вот здесь, за дверями с символами планет. Идемте! Скорей!
        Вергилий проскользнул за одну из дверей. Друзья последовали за ним.
        За дверью обнаружилась небольшая полутемная комната с обитыми досками стенами. На столе, беспорядочно разбросанные, лежали крупные старинные карты Таро, напоминающие те, что они видели на выставке, - казалось бы, так недавно, а словно в прошлой жизни. Трюмо, завешенное старой шалью, стулья, пуфик, в шкафу - разноцветные банки и склянки, старинные книги с названиями на неизвестных языках. На стене - пучки высушенных трав и полотняные мешочки, лосиный череп с разлапистыми рогами.
        - Жутковато, - Грета вздрогнула. - Как будто она вот-вот появится…
        - Не появится. - Вергилий небрежно махнул призрачной рукой. - Не стоит беспокойства, ведь это всего лишь воспоминание. Здесь Госпожа когда-то работала. За этим столом читала эти книги. Простите, - обратился он к Вере, - не могли бы вы взглянуть в зеркало? Мне кажется, это нам поможет…
        - Посмотреть в него? Что может быть проще!
        Вера сделала то, что просил Вергилий. Сдернула шаль с зеркала - и словно приросла к полу. Зеркало вспыхнуло ярким огнем.
        - О боже… Что это?.. Леша!.. Как же это?
        Ее отражение старело на глазах, но ужаснее всего было даже не это. Параллельно с тем, как перед глазами в зеркале старело лицо, перед мысленным взором Веры кто-то синхронно прокручивал кинофильм всей ее будущей жизни.
        Вот она уходит от Алексея. Живет одна, все больше и больше погружаясь в работу… Борьба со смертью становится ее личной вендеттой. У нее самый высокий процент выживаемости по больнице, но многие пациенты все равно умирают. И каждая такая смерть - словно шрам на сердце, словно микроинфаркт. И все эти микроинфаркты она чувствует - прямо сейчас, здесь, перед зеркалом. Каждый новый шрам на сердце - новая морщинка на лице, шрам - морщинка, шрам - морщинка… Она становится старше, опытнее, ей поручают все больше сложных самостоятельных операций. Это значит, еще больше смертей у нее на столе, под ее руками… Вот ей уже сорок. Она кандидат наук, живет по-прежнему одна, но иногда встречается с замзавом кафедрой, на которой защищала диссертацию. Замзав женат, появляется изредка, все время звонит жене, жутко боится скандала. В конце концов она прогоняет и его. Случаи все сложнее и сложнее. Больные умирают все чаще. Это потому что лечение экспериментальное, она сама его разработала. Но каждая смерть по-прежнему разрывает ей сердце… Ей шестьдесят, но выглядит она на все семьдесят. Живет одна, уже много лет. У
всех подруг и ровесниц - дети, внуки. У нее - работа. Она уже профессор. Учеников много, близких - нет. Все признают, что она блестящий врач, только уж больно холодна, словно машина, медицинский робот. За глаза ее зовут Да Винчи, намекая и на то, что робот, и на то, что постарела. Ей все равно, она по-прежнему лихорадочно работает. Ее счет со смертью еще не сведен. Пациенты продолжают умирать, разрывая ей сердце, а на ее лице не отражается ничего. Она - машина, медицинский робот. Такой она себя сделала и не жалела об этом. Вот только пациенты продолжали умирать и умирать… В семьдесят четыре, когда она стоит за операционным столом, проводя очередную сложнейшую многочасовую операцию, она вдруг чувствует боль в сердце, сильнее обычной. Пациент в критическом состоянии, и она решает закончить операцию, а потом заняться собой. Но вдруг нестерпимая боль разрывает ей грудь слева и отдает в руку. Рука делает неверное движение - и пациент мертв. Восстановить это прорезанное сердце уже не удастся. Она понимает это прежде, чем падает сверху на операционный стол. У нее самой - клиническая смерть от обширного
инфаркта. Как показывают в плохих фильмах, она взмывает под потолок операционной и оттуда наблюдает за бригадой своих коллег, которые пытаются спасти одновременно двоих - пациента, которого она погубила, и ее, старуху в медицинском комбинезоне. И пока они предпринимают все положенные действия по срочной реанимации, она видит ожидающую ее вечную соперницу, Смерть. Смерть смотрит на нее безглазым черепом и ухмыляется беззубой челюстью. Смерть опять победила, и это уже окончательное ее, Верино, поражение… И в тот момент, когда на обоих мониторах - пациента и врача - две светящиеся линии окончательно выравниваются, означая отсутствие сердцебиения, Вера вдруг отчего-то видит картину из прошлого, одну-единственную.
        …Алексей, опершись о лопату и вытирая пот со лба, весело смотрит на нее. А она, Вера, молодая и счастливая, идет к нему через картофельные грядки, неся бутылку с водой:
        - Хочешь пить?
        - Спасибо. - Он жадно отпил, обливаясь, сразу половину.
        - Чего такой хмурый? Устал?
        - Устал, но не в этом дело. - Виновато улыбнулся. - Чувствую себя виноватым. Вот такой у нас медовый месяц - нещадная эксплуатация человека человеком на родительской плантации. Конечно, будь я побогаче, мы бы рванули на какие-нибудь Карибы или Багамы… Лежали в шезлонгах, попивая коктейли, и купались в бассейне с голубой водой.
        - Видели глазки, что покупали, - засмеялась Вера, - теперь ешьте, хоть повылазьте. Чтоб семья учителя и медика гребла деньги лопатой? Я знаю, богатства у нас не будет, ну и что? Я полюбила тебя не за это.
        - А за что?
        - Сложно сказать… Не задавай дурацких вопросов! - Она в шутку замахнулась кустом высохшей картофельной ботвы. - Люблю, потому что люблю! Ни за что. Просто так.
        - Почему дурацких? - Алексей присел на перевернутое ведро. - Я могу ответить. Например, потому что ты красивая. Тонкая, как тростиночка, и лицо у тебя сияет.
        - Лицо сияет, потому что ты рядом. - Вера поцеловала его. - И так будет всегда. Только твой ответ меня расстраивает. Получается, если я не буду красивой, ты меня разлюбишь?
        - Видишь ли… Красота женщины для мужчины очень важна…
        Вера усмехнулась. По спине, несмотря на жару, пробежал холодок.
        - Ты не ответил. Значит, да?
        - Ты не станешь некрасивой, - отмахнулся Алексей, - не говори глупостей.
        - Всякое в жизни бывает. Растолстею, заболею, попаду в аварию… перестану быть тростиночкой. Что тогда?
        - Вер, ну не начинай. Зачем думать о плохом, если сейчас все хорошо?
        Он встал, потянулся, сложив руки в замок, и посмотрел на нее сверху вниз, закрыл глаза от солнца:
        - Все-таки надо было ехать на Карибы или Багамы! Как-нибудь обязательно рванем. Представляешь: шикарный отель, шампанское со льдом, персональный оркестр, пальмы, сорокаградусное море… Ракушки там всякие… фрукты…
        - Но пока что обойдемся овощами, - подытожила Вера. - Пойдем, еще два ряда докопать - и свободны.
        Они вернулись к работе. Алексей орудовал лопатой, выворачивал комья земли, которые рассыпались, обнажая белые клубни; Вера складывала их в ведро. Смотрела на него снизу вверх, улыбалась. Карибы, Багамы - какая разница… Главное, что вместе…
        «Как давно это было, - думает умирающая Вера-старуха. - Почему же я его так легко отпустила? Как смогла прожить без него столько лет? Может быть, и пациенты мои умирали потому, что я не могла им дать того, чего не было у меня самой - любви… и жизни?» Это последняя ее мысль. Ее ассистент внизу, в операционной дрожащим голосом объявляет время смерти. Все гаснет…. Гаснет и зеркало, перед которым стоит Вера-сегодняшняя. Нет, уже не стоит - падает без чувств.
        Все это время Алексей, конечно, мог видеть лишь то, что показывало зеркало, но и это было невыносимо. Ее страдание и боль. Ее смерть. Вина и нежность вновь накатили на него, окончательно гася безрассудное рыжее пламя под веками, и в этот момент он ясно и отчетливо понял, что никого и никогда не любил так, как любит эту женщину: усталую, нежную, верную, молодую, старую - его. Он подбежал к ней, когда она упала, обнял и прижал к груди. На рукаве отпечатался мокрый след.
        - Вера, Вера, Вера, - повторял он, пытаясь разбудить ее. - Я люблю тебя, я с тобой… Мне нужна только ты, только ты. Я здесь, я рядом…
        Безуспешно. Разъяренный, он вскочил и набросился на Вергилия:
        - Это что еще за магическое дерьмо?! Почему она не сияет? Куда делся свет?
        Кулак Алексея без труда прошел сквозь лицо духа-проводника и ударил в стену. Бесплотный Вергилий довольно покрутил головой:
        - Да не волнуйтесь вы так, с ней все в порядке. Простите, что не предупредил. Но разве вы согласились бы помочь мне, если бы знали, что каждый шаг на пути к свободе потребует от вас жертв? Честно говоря, от каждого из вас… А она сейчас очнется. Ее душа на время стала пленницей Дерева, потому и сияния больше нет.
        - Она не умерла?!
        - Нет-нет, что вы! Все вернется на свои места, обещаю! Как только мы выйдем отсюда в Мир-перед-Зеркалом… Успокойтесь, возьмите себя в руки. Смотрите! Неужели вам не хочется узнать, чтo именно оплатила такой высокой ценой ваша подруга? - Вергилий указывал на зеркало трюмо, которое снова затуманилось, словно запотело, потом прояснилось, и на нем замелькали смутные картины.
        Грета и Борис подошли поближе; Алексей не выпускал из объятий Веру; Вера постепенно приходила в себя, и что удивительно, теперь ей почему-то не хотелось, чтобы он ее отпускал; Вергилий парил над полом, слегка ухмыляясь, а зеркало показало им кусочек прошлого Дамы.

* * *
        - Сеньор Паоло… Сеньор… У вас родилась дочь…
        - Слава небесам! А Джульетта, с ней все в порядке?
        - Сожалеем, сеньор. Видите ли… Ваша жена была очень слаба. Тяжелые роды, почти двое суток… Она отдала душу Господу.
        - Джульетта… О Мадонна, моя бедная Джульетта… Как же так…
        - Простите, сеньор Паоло… Как вы назовете дочь?
        - Я назову ее…
        Темнота.
        - Паоло, твои руки полны козырей, дом - полная чаша. Признаться, мне кажется, что несчастья обходят тебя стороной. Как будто раньше ты гляделся в кривое зеркало - и наконец оно стало гладким, как и положено. Как тебе это удалось?
        - Джерардо, дружище, я не знаю. Последние годы все дела и правда идут в гору. Денег в достатке. Сам герцог мне благоволит. Моя дочь - настоящий ангел и так набожна. Может быть, это ее молитвы приносят мне удачу? К сожалению, в последнее время она все время болеет, просто чахнет на глазах. Не знаю, что и делать…
        - Все в руках Господа, Паоло. Положимся на его милосердие, авось она выздоровеет… По крайней мере, она с тобой. А мой Бруно, ты же знаешь, уехал. Как мне его недостает…
        Темнота.
        - Сама-то я не верю, мы же подруги. Но все твердят, что твой отец - колдун… Высасывает жизнь из тебя, опутывает колдовством, как ядовитый паук… Чем больше ему везет, тем слабее ты становишься. Сама посуди, погляди на себя: лицо бледное, щеки ввалились. С каждым днем просто таешь на глазах.
        - И слушать этого не желаю, Мирелла! Бредни, глупости! Папа очень меня любит и никогда бы не причинил мне боли. И я люблю его. Молюсь за него. Отвела бы от него сердцем и руками любую беду, если бы умела, но не умею. Никто не умеет. Я обычная девушка, и мой отец обычный. Просто ему повезло больше, чем другим. Зависть застилает людям глаза, Мирелла, отсюда и дурные слухи. Никакого колдовства не существует.
        - А еще твой отец водится с зеркальщиками. А ведь Гильдия зеркальщиков - оплот магов и алхимиков, они якшаются с нечистой силой. Это всем известно…
        Темнота.
        - Вы очень добры, сеньор Джерардо. Спасибо, что позволили остаться у вас…
        - Ни слова не желаю слышать. Я с детства знал твою мать, а твой отец был моим другом. Всегда помогал, чем мог, даже когда в его кармане не было лишней лиры. Будешь жить у нас, и точка. Орсина так тебя любит, и Бруно будет только рад тебя увидеть, когда вернется. Кстати, займешь его комнату, пока он в отъезде.
        - Спасибо, сеньор Джерардо. Отец бы так гордился вами, если бы был жив… Как жаль, что его больше нет…
        Темнота.
        - Бруно, не смейся надо мной. Я уродина и знаю это. Посмотри на других девушек. Какие роскошные волосы у Матильды. Какие губы у Франчески. Как прекрасно танцует Элиза. Разве я чета им?
        - Ты прекрасна, только сама не видишь этого…
        - Уйди, Бруно. Оставь меня. Должно быть, ты надо мной смеешься. Уходи!.. Даже имя у меня - и то дурацкое…
        - Да отличное имя! Ведь оно же твое. Только послушай…
        Темнота.
        Зеркало вспыхивало и затухало, словно лента в кинотеатре, показывая друзьям все новые и новые страницы из прошлого Дамы. Они видели, как жестоко расправились с ее отцом, которого сочли колдуном; как тепло приняли девушку Джерардо и его жена Орсина; как девушка плакала по ночам, сторонилась людей и ненавидела зеркала - за то, что они не лгали и отражали худую бледную замухрышку; как домой вернулся Бруно, сын Джерардо и Орсины, сам уже мастер-зеркальщик; как они начали дружить и постепенно полюбили друг друга. История как история. Древняя, даже довольно скучная. Отчего же Дама стала такой жестокой? Зачем она охотилась на души? И каково ее истинное имя? Воспоминания ответа не давали.
        Темнота.
        Утро. Я в постели. Вчера мне было так плохо, что просто не смогла встать с кровати. Я знаю, все шепчутся о моей скорой смерти. А ведь сегодня мой день рождения, всего лишь семнадцатый!.. На кровати, прямо под рукой обнаруживается красивое круглое зеркальце ручной работы. При нем записка:
        «Это зеркало я сделал для тебя. Держи его всегда при себе и не забывай как можно чаще молиться. Господь вознаградит твои усилия.
        Живи долго!
        С днем рождения,
        твой Бруно».
        Какой милый подарок. Достаю зеркальце, заглядываю в него. Мне кажется или сегодня я выгляжу чуть лучше? «Не забывай молиться»… Конечно, как раз время для утренней молитвы. Господь не обидится, если сегодня я помолюсь, держа это зеркальце в руке.
        Ой, что это?! Зеркальце теплеет, и я чувствую, как что-то словно переливается из меня в него. Господи, что это со мной? Неужели меня покидают последние силы и я сейчас умру?.. Нет, не похоже… Кажется, силы, наоборот, вливаются в меня. Я чувствую, что мне легче дышать. Пробую встать - и стою! Снова смотрюсь в зеркало - нет, мне не показалось. Я выгляжу и правда намного, намного лучше!
        - Как тебе мой подарок?
        Оборачиваюсь - это он, Бруно, мой рыцарь.
        - Бруно!
        Кидаюсь ему на шею, забыв о прежней немочи и о всякой стыдливости, обнимаю что есть сил, шепчу:
        - Лучший подарок на свете, лучший! Как ты это сделал? Как оно работает?
        - Видишь ли… Я тебе потом объясню. Главное - я уверен, что нашел причину, и теперь ты не будешь болеть. Я знаю, у тебя доброе сердце и светлая душа. Ты не можешь спокойно смотреть на чужие беды и страдания. Но больше тебе не придется забирать чужие несчастья себе. Ты больше не будешь страдать из-за них, ты сможешь отдать их отражению в этом зеркале. Мое зеркальце поможет тебе…
        Темнота.
        Люди. Десятки людей. Соседи. Знакомые. Старые друзья…
        - Мой отец умирает от оспы, он уже при смерти. Говорят, ты умеешь творить чудеса… Пожалуйста, прошу тебя, спаси его! Заклинаю всем святым…
        - Мирелла, иди домой. Он уже здоров.
        - Уже здоров?..
        - Да.
        - Как ты делаешь это? Я знаю, ты многим помогла, но как? Может, на твоей стороне нечистая сила? Говорят…
        - Ты ничуть не меняешься, Мирелла. Столько лет прошло, уже не глупая девчонка, а все такая же сплетница. Я обычная девушка, просто научилась отводить сердцем и руками любую беду.
        - Твоего отца считали колдуном… он водился с зеркальщиком Джерардо… А ты живешь в его доме - и творишь чудеса… Еще и расцветаешь с каждым днем… Что же мне думать?
        - Подумай о том, что твой отец здоров. И иди скорей домой.
        - Спасибо…
        Темнота.
        - Заклинаем: откройте дверь и выдайте нам еретичку и богоотступницу!
        - Нет! Не впущу! Отец, помоги мне!
        - Бруно, отойди… Не смей, мальчишка! Хочешь разделить ее судьбу?
        - Но они убьют ее, отец! Убьют ни за что! Она не ведьма!
        - Немедленно откройте или мы сломаем двери!
        - Отец, пусти! Пусти меня! Нет!
        Они пришли за мной. Отодвинув занавеску, я вижу тени, надвинутые на лбы черные капюшоны, свет факелов. Неужели конец? Неужели я погибну - вот так, только начав жить?
        Зеркало. Нужно спрятать зеркало. Вот сюда, в стол под трюмо. Где мои карты? Как руки дрожат, мне страшно… Выберу три карты. Раз, два, три… Теперь смешаю. Готово. Они не откроют ящик, пока не выложат эти карты на стол. Если суждено, пусть тайна зеркала умрет вместе со мной. Я не позволю им забрать Бруно, моего бедного Бруно…
        Дверь срывается с петель. Слышу топот тяжелых ног, удары и крики. Надеюсь на спасение. Понимаю: спасения не будет. Это конец.

* * *
        Зеркало померкло. Смутные фигуры в плащах с капюшонами исчезли. Крики и плач утихли.
        - Грета, ты заметила? - неуверенно спросил Борис. - Эта девушка - словно твоя копия. Как младшая сестра. Те же волосы, только не красные, те же глаза…
        - Просто совпадение, - отмахнулась Грета. - Не бери в голову, как будто в первый раз. Помните белого медведя? Каждому из нас почудилось, что именно им медведь и позавтракал.
        - Вот именно: каждому, - возразил Алексей. - А сейчас… У нее действительно было твое лицо. Я тоже видел.
        - И я, - кивнула Вера. - Правда, толку нам от этого никакого. Имени так и не узнали, что дальше делать - неизвестно.
        - Отчего это? - вмешался Вергилий, который нетерпеливо подпрыгивал вверх-вниз. - Вовсе нет! Имя поищем в другом воспоминании, а отсюда заберем зеркальце, магический талисман. Воспоминание не зря его нам показало - оно поможет нам в дальнейшем.
        Борис закатил глаза:
        - Какое зеркальце? Сколько лет с тех пор прошло. Его наверняка здесь нет.
        - Ох! - Вергилий всплеснул прозрачными руками. - Первое впечатление меня не обмануло: вы на редкость непонятливы, друзья! Мы находимся в воспоминании, и зеркало в нем лежит там, где его оставила Госпожа: в столе под трюмо.
        Вера приблизилась к трюмо и вгляделась в карты:
        - Интересно, что значат эти фигуры?
        - О неразумные! - Вергилий надулся, как воздушный шар. - Не ведать о театре памяти - смехотворное невежество, но не слыхивать о картах Таро - непростительная глупость! Как же в вашем времени узнают о будущем? Как обращаются к судьбе за советом?
        - Всего-навсего пользуются собственными мозгами, а не магической белибердой, - буркнул Борис себе под нос. Болтливый и высокомерный дух-проводник, как и все трепачи и хвастуны, с каждой минутой нравился ему все меньше и меньше.
        - Ну простите, что я не цыганка и не гадалка, - хмыкнула Вера. - Ребята, кто-нибудь разбирается в этих картах?
        Алексей помотал головой:
        - На выставке такие были. Аудиогид рассказывал что-то про их историю, но я не запомнил…
        Борис кивнул, подтверждая, что и от него здесь толку немного. Грета, закусив губу, неуверенно сказала:
        - Я кое-что помню… Ну-ка…
        Разложила карты веером на трюмо. Обвела друзей взглядом:
        - Нам нужны три штуки, верно?
        - Да, - отозвался Борис. - Я помню, она считала: раз, два, три.
        - Хорошо. - Грета нахмурилась, разглядывая карты. - Загвоздка в том, какие выбрать. Их тут несколько десятков.
        - А вариантов расклада, стало быть, миллионы, - подытожил Борис. - Тогда мы крепко влипли. Застрянем тут до скончания веков.
        - Воспоминания, друзья мои, - заговорил Вергилий, - нам должны помочь ее воспоминания. В них подсказка.
        Грета вздохнула:
        - Мы слишком мало знаем. У каждой карты Таро есть свое значение, но дальше все зависит от расклада… Ладно, давайте попробуем. Например… - она перемешала карты. - Императрица - это она; Император - ее возлюбленный; и Смерть - близкое будущее. Ну вот…
        Грета разложила карты на трюмо. Что-то заскрежетало. Череп лося сорвался с места и ухнул вниз; чуть не долетев до пола, развернулся и медленно, как исполинский шмель, помчался прямиком на Веру. Та еле увернулась:
        - Ой, мамочки!
        Борис с трудом поймал череп за ветвистые рога и язвительно спросил Вергилия:
        - Ну и как это понимать?
        - Похоже, что расклад неверный! - развел руками Вергилий.
        - Вот так дела. - Борис уселся верхом на брыкающийся череп, удерживая его меж коленей. - Будем надеяться, что за следующую ошибку эта ведьмовская комната не накормит нас лягушачьими лапками.
        - Может быть, не Смерть, а Повешенный? - предположила Грета. - Символ испытания, безвыходной сложности… Инквизиторы, суд… Кажется, подходит.
        Новая карта легла на стол. Из шкафа с ревом вырвалась книга и вцепилась в ногу Алексея. Тот деловито поправил очки, без особого труда стряхнул ее и передал Борису:
        - Пополнение в твой зоопарк. И в наш список неудач. Я предпочитаю книги, которые захватывают, а не которые кусают.
        - А карта Влюбленные, - спросила Вера, - что она означает?
        - Кажется, это решение, принимаемое всей душой, - пояснила Грета. - Или важный жизненный выбор. Не уверена, но… давай попробуем.
        Через миг в шкафу со звоном взорвалась стеклянная склянка. Друзья шарахнулись в стороны. Склянка обрызгала Алексея густой зеленой жижей, которая неприятно воняла болотной гнилью.
        - Фу, какая дрянь! - взвыл Алексей, отряхиваясь. - Все шишки мне! Не знаю, что там насчет лягушачьих лапок, но теперь я всерьез опасаюсь превратиться в жабу. И кому-то придется меня целовать.
        - Даже не мечтай! - фыркнула Вера, но не смогла подавить улыбку.
        - Думай, Грета, хорошенько думай, - серьезно сказал Борис; между его коленей елозил череп, скребя рогами по полу, пытаясь вырваться, а в руках со сдавленным рыком трепетала прожорливая книга. - Нужен стимул - посмотри на меня. Еще одну такую зверушку я не удержу. Если парочка дополнительных рук не вырастет.
        Грета как раз думала. Запустив руки в волосы, напряженно размышляла вслух:
        - Нет, нет, конечно, нет… Разве сгореть на костре - это решение, принимаемое всей душой? Это так больно, обидно… Несправедливо, нечестно… Хм, кстати… Что насчет карты Правосудие? Плата по счетам, честность, ответственность… Попробую. Итак. Император, Императрица, Правосудие.
        - Ничего не происходит, - заметил Борис. - Какое счастье! Или нет?.. Получилось?
        Книга в руках Бориса обмякла, лосиный череп между ног издал рык и затих.
        - Какое счастье! - Борис отбросил книгу. - Мы сделали это! Или нет? Не вышло?
        Грета дернула ящик, и тот без труда выдвинулся, а в нем…
        - Получилось! - возликовала она, показывая друзьям небольшое карманное зеркальце. На секунду ей показалось, что зеркальце мигнуло, потеплело и словно потянулось к ней, и тут…
        Удар. Словно раскат грома от близкой молнии. Стены содрогнулись. Пучки трав и мешочки подпрыгнули и покосились. С полок шкафа градом посыпались разноцветные банки. По полу повалил едкий дым. Еще удар. Карты разлетелись по полу, зеркало трюмо подпрыгнуло, покосилось, помутнело и стало вспыхивать все ярче и ярче. В его глубине чернела смутная фигура, с каждым ударом она приближалась и приближалась…
        - Что случилось? - крикнула Вера, кашляя и отмахиваясь от дыма. - Расклад опять неверный? Мы ошиблись?
        Вергилий, даром что призрачный, побелел на глазах:
        - Берегитесь! Это она! Госпожа идет за нами! Руки в ноги, у кого есть руки и ноги, и уходим! Быстрее! Да что вы там возитесь?
        Дверь не открывалась, доверху заваленная книгами; книги ползали под ногами, квакали и рычали, хватая за пятки, олений череп мычал и колол рогами спины, в едком дыму носились летучие мыши, парили травяные пучки и заспиртованные уродцы в стеклянных банках. Борис и Алексей кашляли от дыма и отбрасывали книги; Вера отгоняла череп, размахивая одной из книг; Грета в ужасе смотрела, как Дама в зеркале приближается, обретает плоть и кровь, медленно и неумолимо выглядывает из рамы, переступает через нее…
        - Наконец-то! - Алексей рывком распахнул дверь. - Вера, быстрее! Бежим отсюда!
        Друзья бросились прочь из комнаты вслед за Вергилием, который верещал и выписывал в воздухе спирали. Грета бежала последней; оглянувшись, увидела, как разъяренная Дама летит за ней и тянется к добытому зеркальцу… Чудом увернувшись от ее жадных рук, захлопнула дверь прямо перед носом ужасной преследовательницы.
        Все еще тяжело дыша, Грета прислонилась к двери. Ноги предательски дрожали.
        - Вергилий… она… может открыть… дверь?..
        - Изнутри, к счастью, нет, - пояснил дух-проводник. - В Театре памяти безопасно.
        - Если я не ошибаюсь, - с раздражением сказал Борис, - раньше ты говорил, что и в воспоминании она не появится. И вот пожалуйста. Как тебе можно верить после этого?
        Вергилий приблизился вплотную к Борису и вдруг прошептал ему на ухо:
        - Разве у вас есть другой выход?
        После чего воспарил к потолку и возвестил уже обычным, громким голосом:
        - Не стоит беспокоиться, дорогие друзья! Верьте мне. В Театре полностью безопасно, но когда мы проникнем в новое воспоминание, Госпожа будет в силах просочиться и туда… Теперь она знает, что мы здесь, и она разгневана…
        - И почему меня это не удивляет? - Вера нахмурилась. - Мы поступаем очень скверно, подглядываем за чужим прошлым… Ничего приятного тут нет. Это все равно что без разрешения читать дневник или письма… Даже хуже, хуже во сто раз! Я бы на ее месте нас по стеночке размазала.
        - Что делать, что делать, друзья мои! - театрально вздохнул Вергилий. - Другого выхода нет. Нужно пройти дорогой Госпожи. Почувствовать то, что она чувствовала, что пережила. Услышать то, что она говорила и что говорили ей. Только тогда нам откроется имя… В этот раз, конечно, не повезло, но, может быть, оно ждет нас за следующей дверью?
        Грета слушала высокопарную болтовню Вергилия вполуха, разглядывая найденное зеркальце, поворачивая его вправо-влево. Но оно, холодное и тусклое, больше не теплело и не тянулось к ней. «Еще одна загадка… Или нет. Наверно, мне почудилось. Спрячу в карман, чтоб не потерять».
        Между тем Вергилий уже указывал следующую дверь, за которой скрывались очередные воспоминания.
        - Вперед, за мной, мои храбрые друзья! - кричал он, пританцовывая и делая руками такие жесты, словно звал их с собой на баррикады. - Со мной не пропадете! У нас все получится! И, может быть, кто-нибудь из вас догадается, наконец, открыть этот портал? Я бы и сам, но, как видите…
        Алексей сжалился над ним и отворил очередную дверь. Вергилий и остальные двинулись следом. Дверь захлопнулась.
        Когда Театр памяти опустел, от стен отразились тихие, шелестящие шаги: Дама медленно спустилась на сцену, встала посреди нее, оглядывая дверь за дверью. Она вовсе не выглядела рассерженной - напротив, она улыбалась. И эта улыбка удовлетворения на ее смуглом лице любому стороннему наблюдателю показалась бы в тот момент ужаснее прежнего дикого крика и безумного оскала. Вот только наблюдать было некому. Постояв немного на сцене, Дама крутнулась на каблуке, пробормотала себе что-то под нос, хлопнула в ладоши. Удар - и она исчезла.
        Глава 6. Сожжение
        …На дивном лугу растут человеческие головы. Да нет же - это следы чудовищной жатвы! А вот и жнец - скелет в рыцарских доспехах на белом коне. В правой его руке коса, в левой - черное знамя с пентаграммой в виде пятилепесткового цветка. Позади коня лежит очередное обезглавленное тело. Кажется, жнеца не остановить. Но неожиданно путь коню заступает старец в золотых одеждах. Возле него - молодая женщина и ребенок.
        Это карта Таро Смерть - тринадцатый из Высших Арканов. Однако не торопитесь предаваться ужасу и унынию. Не следует бояться слова «смерть», да и число 13 само по себе не является роковым. Недаром смерть и тринадцать связаны между собой с тех незапамятных пор, когда появился лунный календарь с его тринадцатью месяцами, последний из которых считается одновременно и месяцем смерти, и месяцем возрождения.
        Все движется по кругу. Конец одного цикла всегда является началом другого. Смерть и жизнь неразделимы, поэтому на изображении карты Смерть позади скелета на лошади мы видим на горизонте восходящее солнце. На мистическом Древе Жизни путь Таро, проходящий через Смерть, неизбежно ведет к духовному возрождению, ибо сказано: «Пока зерно не упадет в землю и не умрет, оно не прорастет». Поэтому карта Смерть в тайной традиции имеет и иное имя - Переход или Трансформация. Оно символизирует не прекращение и завершение жизни, а перемены, перерождение и возрождение. Более того, в астрологическом плане карта Смерть соответствует знаку Скорпиона - знаку не только Смерти, но и Любви. Потому что изгнать страх смерти нельзя, но можно преодолеть его с помощью иного, не менее сильного чувства.
        В прямом положении карта Смерть парадоксальным образом оказывается предвестницей нового, грядущего. Однако перевернутая карта может прямо указывать на смерть известного или знакомого вам человека либо на некое надвигающееся бедствие.
        Итак, в раскладе Таро вам выпала Смерть. Большая перемена в вашей жизни вот-вот случится. К лучшему или к худшему - ее не остановить. Вам в любом случае будет больно, потому что Смерть Таро означает полный разрыв с прошлым, конец всей прежней жизни, к которой вы привыкли. Отпустите ее, и в конце концов вы испытаете чувство освобождения и облегчения, даже если сначала вам будет трудно примириться с потерей. Плачьте, посыпайте голову пеплом, но не пытайтесь противостоять неизбежному. Время этих перемен пришло, и попытка вопреки ходу вещей удержать то, что вам дорого, может иметь для вас и окружающих самые катастрофические последствия.
        Коса Смерти символизирует жатву: мы посеяли семя, оно взошло, и теперь пора пожинать плоды. Но почему же все-таки нам так больно? И готовы ли мы принять то, что ждет нас впереди, после Трансформации, после Перехода, после Смерти?..
        «Физическая реальность способна отражаться в живом и неживом. Неживое - это зеркала, за которыми мы видим отраженные пространства, обратные физическим. Живое - это люди. Мир отображается в нашем сознании, словно в живом зеркале.
        Между миром физическим и миром отраженным существует магическая связь.
        Мастер зеркал и медиум - две половины целого. Мастер способен создать магическое зеркало. Медиум обладает силой, способной влиять на отражение физического мира в зеркале или в собственном сознании. Изменяя отражения, медиум изменяет и предметы и явления физического мира.
        Мастер создает зеркала, но не умеет работать с ними. Медиум, если он достаточно силен, способен обойтись без зеркал и изменять внутренние отражения в своем сознании. Однако это отнимает много сил. Без зеркала медиуму, который израсходовал энергию, грозят истощение, болезнь и мучительная гибель».
        Основы зеркальной магии. Глава 4. Теория отражений

* * *
        Охота на ведьм. Сколько столетий носилась по миру эта Дикая охота, собирая свою страшную дань!..
        Первые суды над колдунами вызывают у современников оторопь и ужас. Неужели среди нас действительно скрывается столько добровольных приспешников дьявола? Потом паранойя охватывает всех и мутной волной разливается по Европе. Ночные полеты на метле, ритуальное поедание младенцев, сожительство с демонами и рождение от них детей перестают казаться не только чем-то невозможным, но даже чем-то необычным.
        Полтора века инквизиция усердно занимается истреблением ведьм, после чего внезапно отходит в сторону. Но костры только сильнее разгораются и будут яростно гореть еще целых два века. Отцов-инквизиторов сменяют светские судьи и владетельные синьоры. Протестанты и католики, по всем остальным вопросам несогласные друг с другом, сходятся только в одном: честных христиан окружают сатанинские полчища ведьм, которых нужно жечь, жечь и жечь!
        Библией охотников на ведьм становится легендарная книга Malleus Maleficarum - «Молот ведьм» инквизитора-практика Генриха Инститора и инквизитора-теоретика Якова Шпренгера, на тот момент - декана Кёльнского университета. Во всей истории человечества немного найдется книг, послуживших причиной мучений и гибели стольких людей. «Молот ведьм» содержит не только детальное пособие по обнаружению ведьм и доказательству их виновности, но также по-немецки скрупулезное обоснование того, что именно женщины колдуют намного чаще мужчин, ибо по самой своей природе склонны при любой возможности предаваться пороку и переходить на сторону врага рода человеческого. Даже собратья-инквизиторы содрогнулись, прочтя эту наполненную злобой и безумием книгу. Сам Томас Торквемада, гроза Испании, назвал «Молот ведьм» ересью. Однако папа Иннокентий VIII полностью одобрил как практику инквизиции в целом, так и деятельность неутомимых отцов Шпренгера и Инститора лично. Послание папы напечатали в качестве предисловия к «Молоту ведьм», и это сыграло главную роль в его повсеместном распространении и признании. С этих пор быть
женщиной означало всегда находиться под подозрением.
        Ведьма. Само слово навевает образ отвратительной, злобной и уродливой старухи. Между тем большинство осужденных ведьм были молоды и красивы. Вообразите, что могло вызвать зависть и злобу доносчика, и вы угадаете портрет типичной жертвы. Ни знатность, ни богатство, ни набожность, ни добродетель не являлись защитой, ведь известно, что ведьмы хитры и искусно маскируются. В Меце сожгли одну набожную девицу именно за то, что она непрестанно молилась, - уж слишком это было подозрительно. В Бонне «на Рождество Богоматери сожгли девушку девятнадцати лет, считавшуюся самой очаровательной и добродетельной во всем городе, которую с детства воспитывал лично князь-епископ». Странно ли после этого, что сегодня на улицах европейских городов нечасто встретишь красивое женское лицо? Выживали те, кого нельзя было упрекнуть в грехе красоты.
        Но может быть, колдуньи все-таки навлекали на себя подозрения какими-то странными и зловещими действиями? Конечно, навлекали! Жену ткача Агнессу Генше пытали за то, что она при свидетелях не испугалась черной кошки. В Шотландии хозяин, у которого прокисло пивное сусло, припомнил, что утром мимо дома проходила женщина и погладила кота. Колдунью сожгли. В Роттердаме рыбаки вытащили из воды сеть, наполненную камнями вместо рыбы. Они немедленно схватили первую женщину, встреченную по дороге, и под пыткой она призналась, что, обернувшись слизняком, подменила рыбу камнями. Ведьму, естественно, сожгли. Таких примеров не единицы, а сотни и тысячи.
        Неужели после столь вздорных обвинений женщин сразу хватали, признавали виновными и без суда и следствия сжигали? Конечно нет! Все было - и суд, и следствие. Но сначала тех, на кого пало подозрение, подвергали испытанию. Например, считалось, что ведьмы не тонут. Во-первых, ведьму держит на плаву дьявол, во-вторых, вода не принимает тех, кто отрекся от Христовой веры, а значит, и от святой воды, и наконец, в-третьих (решающий аргумент), ведьмы летают по воздуху, а значит, они очень легкие. Поэтому схваченных женщин волокли к ближайшей реке или озеру, раздевали догола и бросали туда, предварительно связав. Зрелище это со временем стало излюбленной забавой горожан. Представьте себе охоту на ведьм в каком-нибудь, скажем, Херфорде (реальный город, реальная история). Ранним утром по приказу местного бургомистра стражники начинают облаву: врываются в дома подозреваемых, вытаскивают женщин из кроватей, гонят их к ратуше. Когда собирают всех, на кого имелись доносы, начинается испытание водой. Более тридцати голых связанных женщин под свист и улюлюканье толпы, то и дело захлебываясь, барахтаются в воде,
но, как ни удивительно, в итоге ни одна не тонет! Возможно, дело было в мастерстве палача, который удерживал их на поверхности при помощи той же веревки, которой они были связаны. Само собой, все изобличенные ведьмы были сожжены.
        Были и другие испытания - иглой, огнем, но все они меркли перед тем, что женщине предстояло вынести во время самого судебного процесса. Ведь целью инквизиционного дознания было не установление фактов, а получение признания и раскаяния самого обвиняемого - ради спасения его души. Арсенал применяемых при этом пыточных средств потрясает своей практичностью и вместе с тем садистской изощренностью. Самой распространенной пыткой было растягивание на дыбе. Заметим, что, неукоснительно следуя указаниям Шпренгера и Инститора, ведьм вздергивали на дыбу голыми - чтобы лишить остатков самоуважения и чтобы одежда не мешала доступу к телу пыточных инструментов. Кроме того, часто перед пыткой женщинам обривали или подпаливали волосы по всему телу, поскольку считалось, что сила ведьмы - в волосах.
        Итак, дыба. Руки связывали за спиной, после чего веревку через блок подтягивали таким образом, чтобы вися на вывернутых руках, обвиняемая едва касалась пола кончиками пальцев ног. В таком положении вес собственного тела доставляет неописуемые мучения вывернутым суставам. Далее женщину либо оставляли висеть часами в такой позиции (дознаватели и палачи при этом нередко отправлялись вкушать обильную трапезу), либо, напротив, время от времени сильно и внезапно дергали за веревку. Часто к ногам дополнительно привязывали груз, а тело рвали раскаленными щипцами с поэтическим названием «ведьмин паук». И это только дыба, с которой начинали, поскольку она считалась наиболее легкой и мягкой пыткой. А ведь были еще «испанский сапог», «испанский осел», «нюренбергская дева», «аист», «фаршированный заяц», «канатная постель», «ведьмин футляр», «ведьмино коромысло», «лоно девы»… Сколько изобретательности, умения и хитроумия было вложено в эти замечательные приспособления. Как старались, выбиваясь из сил, заплечных дел мастера. А чертовы колдуньи не желали признаваться! В своем богомерзком упорстве они превосходили
все пределы того, что в состоянии вынести человек. Иногда пытка длилась без перерыва несколько дней. Палачи были уверены, что дьявол помогает ведьмам притуплять боль, поэтому следует применять к ним такие пытки, выдержать которые обычному человеку не под силу. Но почему же несчастные женщины все это терпели? Почему сразу не сознавались во всех грехах, соглашаясь оговорить себя, просто чтобы избежать мучений? Ведь конец все равно будет один - на костре. Только путь к нему может быть быстрым или полным бесконечной боли. Зачем же выбирать мучения? Видимо, упорствовали те, кого перспектива физической боли хотя и ужасала, но еще больше страшила перспектива иных мук - вечных, адских, которые непременно последуют, если они скажут, что отреклись от Христа и предались дьяволу. И они держались из последних сил. Неудивительно, что палачи пришли к выводу, что чем набожнее женщина, тем худшая ведьма в ней скрывается. Зато когда они все-таки ломались, картины, рожденные их измученным разумом, были особенно причудливы. Так, одна девица из Мюнхена перенесла одиннадцатикратную пытку на дыбе с дополнительным весом и
заговорила лишь после того, как ей сообщили о том, что ее мать не вынесла пыток. Тогда она чистосердечно созналась, что с восьми лет сожительствовала с дьяволом, регулярно участвовала в шабашах, а также пожрала сердца тридцати человек, дабы наслать бурю на город.
        Но что это мы все о Германии? Может быть, в Италии, в Венеции, которую наши герои видели в воспоминаниях будущей Госпожи, дела обстояли лучше? Увы, как раз в те времена, о которых идет речь, произошел в Венецианской республике известный случай. Местный инквизитор по ходу следствия осудил и сжег семьдесят колдуний, столько же поместил в тюрьмы, а общее число подозреваемых и обвиняемых по этому делу достигло пяти тысяч. Это составляло около четверти всего населения тех мест. Угроза полного опустошения данной территории заставила вмешаться венецианские власти, и приговоры тем, кто еще не был сожжен, были отменены. Святой престол был крайне недоволен.
        Заметим, что с точки зрения ищеек-инквизиторов героиня увиденного нами в зеркале воспоминания являлась крайне подходящей жертвой еще и потому, что ее отец был ранее арестован и осужден инквизицией, а сама она занималась целительством. Подозревать детей колдунов в колдовстве естественно и логично: яблочко от яблоньки недалеко падает. Часто для верности сразу казнили всю семью, включая и малолетних детей. Но иногда правосудие настигало спасшихся детей ведьм и колдунов много позже. Что касается помощи страждущим, то всякая знахарка или повитуха в ту эпоху принимала в расчет возможный грядущий костер как неизбежный профессиональный риск. В надежде избежать обвинений многие из них демонстративно молились, постоянно осеняя себя и больного крестом, но это только усиливало подозрения в их адрес. Совершенно неважно было, насколько умело и эффективно знахарка помогала людям. Считалось, что ведьмы вовсе не лечат болезнь, а лишь переводят хворь на кого-то другого, за что прямая дорога в ад и самим ведьмам, и людям, которые обращаются к ним за помощью. Еще бы им не кричать бывшей спасительнице, которую
инквизиторы ведут на костер: «Гори, ведьма!», ведь теперь они уверены, что своей помощью она погубила их души.
        Так чтo же ей пришлось пережить, этой девушке из зеркала? Насколько мучителен был процесс дознания? Как долго она держалась, прежде чем признала свою вину? И признала ли она ее? Мы этого не знаем и не узнаем - возможно, к счастью. Ведь следующая дверь из Театра памяти, минуя все эти страшные дни, недели, а возможно, и месяцы после ареста сразу переносит нас туда, где…

* * *
        …посреди многолюдной площади высился почерневший столб с прикованными к нему ручными и ножными кандалами. Столб утопал в горе хвороста, ее медленно, раз в десять медленнее обычного, лизали языки огня. Деревья вдалеке и зеваки вблизи выглядели ненастоящими, плоскими, словно декорации, картонные фигуры, но люди - мужчины и женщины - двигались, беззвучно открывали рты. Редкий ветерок доносил запах дыма и почему-то легкий аромат жареного мяса. Треск сучьев. Сотни озверелых и злобных лиц. Подслеповатое утреннее солнце на безоблачном небе.
        - Мне тут совсем не нравится, - полушепотом призналась Вера. Алексей обнял ее.
        - Да-да, друзья мои, - заметил Вергилий, - воспоминание не самое приятное, но что делать - мы обязаны пройти дорогу Госпожи шаг в шаг, след в след. Вынести все, что вынесла она.
        - Значит, - задумчиво сказал Борис, - раз кандалы пусты… кто-то из нас должен взойти туда? На костер? Это и будет новая жертва для нового воспоминания?
        - Именно, мой догадливый друг! Конечно, лучше, если это будет девушка… Так сказать, идеально приближенная к оригиналу модель… Вам, милая, - Вергилий обратился к Вере, - уже нечего отдать: вы больше не сияете, ваша душа заточена в Дереве. А вот вы…
        Под его вопросительным взглядом Грета съежилась, побледнела; открыла рот, но ничего не успела ответить - ее решительно опередил Борис:
        - Стой где стоишь. Еще чего! Я не позволю тебе туда идти. Надеюсь, ваше Древо не разбирает, где мужские души, а где женские. И воспоминание… Ему-то какая разница, кто пожертвует душой? Леха, ну-ка прикуй меня. - И пошел к столбу.
        Грета, переступая с ноги на ногу, с каким-то нехорошим предчувствием следила за приготовлениями. Борис, стоя возле столба, подмигнул ей:
        - Эй, не волнуйся! Это же все не по-настоящему.
        - Надеюсь, - откликнулась Грета. - Не хотелось бы соскребать тебя со сковородки…
        А голос внутри все зудел, нагоняя тревогу: «Что мы знаем об этих воспоминаниях? Насколько они опасны? А вдруг что-нибудь случится? Вдруг не все тут так уж понарошку?»
        - Так… Прикуйте руки… - суетился Вергилий. - И ноги, ноги не забудьте, чтобы все соответствовало… Ага… Отлично… Готово… Отойдем подальше, еще подальше… А теперь…
        Алексей спрыгнул с помоста и обернулся. В тот же миг глухо гудящая картонная толпа обрела плоть и кровь. Бесцветные лица окрасились розовым. Пахнyло жаром, зашипели сырые дрова, взметнулся огонь, а площадь, словно включили приглушенное радио, взорвалась криками. Они кричат:
        - Еретик, вероотступник!
        Они кричат:
        - Дьявольское отродье!
        Они кричат:
        - Жги колдуна! Жги его!
        И в ответ им кричит не своим голосом Борис, нечеловечески выгибаясь у столба, - это его мясо горит, весело шкворча на костерке. На Алексея и Веру нападает какой-то ступор - настолько неожиданно происходит этот переход в безумную средневековую реальность. И только Грета, глядя в его глаза, видя расширенные от боли зрачки, понимает, что все это уже не игра «ведьма нас ловит, мы убегаем». Сейчас этот парень, с которым она, да, спала столько раз, да, с удовольствием просыпалась на его плече, но, по сути, чужой, удобный незнакомец, которого она не пускала в свою жизнь и потому сама им не особо-то интересовалась, - сейчас он умрет. Жуткой мучительной смертью. Бесповоротно. Навсегда… И еще она догадалась… Нет, почувствовала всем сердцем, что только она сейчас может что-то сделать. Остановить этот поезд. Отвести смерть… Не руками, словами и сердцем…
        Она еще сама не знала, что делает, а ноги уже начинали действовать: пружиной подбросили ее на край эшафота, а оттуда - еще выше, на телегу, стоящую в толпе, так, чтобы лицо ее оказалось прямо напротив его лица. Чтобы глаза в глаза. Он видит ее, мучительно тянется к ней. И она, перекрывая рев толпы, кричит ему единственные правильные слова - других в этот момент просто нет:
        - Я люблю тебя!
        И зачем-то выбрасывает навстречу его удивленному взгляду с таким трудом добытое ведьмино зеркальце.
        Зеркальце летит над толпой. Взгляд Бориса натыкается на зеркало. Собственное отражение - закопченная физиономия с безумием в глазах и выражением муки на лице - кажется ему чужим… И тут все внезапно застывает. Звуки стихают. Языки огня неподвижны. Рты толпы открыты. Борис теряет сознание. Его свечение гаснет. Зеркальце с хрустальным звоном падает на землю. И второе воспоминание Дамы раскрывается для наших героев…

* * *
        - …Итак, с Божьего благословения подведем итог. Издавна скверна поселилась в этой семье. Господь заповедовал принимать его дары со смирением, будь они горше полыни али слаще меда. Иова Сатана искушал муками смертными с позволения Божьего, отнял детей и богатство, поразил проказой. Но тверд был Иов в непорочности своей, и рек Иов: «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?» и получил от Господа награду за смирение. Посему страдание - часть пути земного, обещающая спасение, а избавление от мук земных, напротив, пророчит муки небесные. Смертный же не может искупать чужие беды и грехи. Таким даром обладал лишь Спаситель, Господь наш, Иисус Христос, да приидет царствие Его, да славится имя Его во веки веков! Аминь!
        - Аминь!
        - Посему всякий, кто утверждает, что способен излечивать неизлечимых или спасать обреченных иначе как словом Господа и силой Господа под сенью матери нашей Церкви, - тот в лучшем случае лжец и богохульник, в худшем же - богомерзкий колдун. Увы, свидетельств второго мы видим здесь даже с избытком. Всякому ясно, что дар этот не от Бога, а от диавола. Ибо кто не смиряется и идет поперек пути Божьего - тот отступает от Божьего замысла и соблазняет других на путь ложный. Да будет пресечен соблазн и да изгонится диавол из уст ее и души грешной…
        - Воистину, отец Ансельм, воистину! Ибо сказано: ведьмы бывают трех родов. Первые вредят, но не могут излечить. Другие и вредят, и лечат. Третьи же вылечивают, но не вредят, поскольку на то есть у них особый сговор с диаволом. И эти последние хуже всех, ибо вредят не телу, а душе, лишая ее надежды на спасение в жизни вечной…
        - Послушайте… Пожалуйста, дайте хоть слово…
        - Молчи, ведьма! Говорить тебе более не позволено.
        - И поскольку сказано: ересь уничтожать без угрызений совести, а ересь без еретика не уничтожится, трибунал постановляет: смерть ей!
        - Смерть!
        Лица вдалеке нечеткие, плохо вижу их. Кандалы вгрызаются в кожу, но я их почти не чувствую - в теле все равно не осталось ни одного места, которое не отзывалось бы жуткой болью. Торговец Альфонсо первым бросает мне под ноги горящий факел. Его жена Мариэтта хохочет вдалеке, закидывая голову назад так, что видны ослепительно белые зубы. Откуда они у тебя, Мариэтта? Не ты ли, крадучись, приходила ко мне под покровом ночи, плакала: «Помоги… помоги…», целуя оборку моего платья? Не я ли помогла тебе, кривозубой, что стыдилась пройти по улице, стыдилась лишний раз открыть рот, боялась быть осмеянной? А как же ты, Мирелла? Я спасла твоего отца от мучительной смерти, мы были подругами, лучшими подругами, выросли вместе, с детства делили радости и горести - и ты стоишь и смотришь на меня, ни слезинки не катится по твоему лицу… Что? что это? улыбка? ты улыбаешься? Тебе весело? Неужели ты просто завидовала мне - всегда, всегда… За что? За что, Господи?
        От дьявола мой дар или от Бога - не знаю, но я помогала людям. Тем, кто приходил ко мне днем и ночью. Тем, кто стоит вокруг меня теперь. Тем, кто швыряет в меня камни и комья грязи. Тем, кто плюет мне в лицо. Тем, кто смеется над моей бедой, моей болью, моим страданием…
        - Еретичка, вероотступница!
        - Дьявольское отродье!
        - Жги ведьму! Жги ее!
        - Гори в аду, сатана и дочь сатанинская!
        Сырые поленья шипят и плюются искрами, горький удушливый запах забивает мне горло, я кашляю и задыхаюсь. Неужели - спасение, огонь не займется? Увы, тщетно надеяться на чудо. Веревка может оборваться и спасти висельника, а мне ничто не поможет. Не уйти, не сбежать. Спасения нет.
        Хворост под ногами вспыхивает, жжет ноги и тело. Кричу и корчусь от боли. Слезы улетучиваются, не успевая выступать из глаз. Я погибаю. Погибаю.
        Если Бог и есть - он оставил меня, как оставляют все - Мирелла, отец, Бруно… Где он? Где…
        Бежит! Бежит позади беснующейся толпы. Моя последняя радость - если я еще могу чему-то радоваться, когда ноги покрываются красными волдырями, а изодранное платье, любимое платье начинает тлеть.
        - Бруно!
        Он видит меня. Кричит - я не слышу, но вижу, как его лицо искажается от боли. Ему больно. Мне больно. Господи, никогда, никогда раньше я не испытывала такой боли. И я не знаю, что мучительней: огонь, пожирающий тело, или ненависть, терзающая душу. Будь ненависть водой - она бы смыла этот проклятый город и спасла меня. Кричу из последних сил, выталкивая вопль из иссушенного горла:
        - Ненавижу вас! Проклинаю вас!
        Волосы, мои чудесные волосы - они тоже горят… Кандалы насквозь прожигают ноги…
        - Вы заплатите! Вы все заплатите! И ваши дети, и внуки будут платить! Все, до скончания рода человеческого!
        Позади толпы Бруно, вытерев слезы с лица, отчаянно выбрасывает вверх руку и кричит:
        - Я люблю тебя!
        Стеклянный блеск в зажатой ладони. Зеркало, мой подарок.
        Изнемогая от боли, я встречаюсь взглядом со своим отражением, и милосердная тьма накрывает меня с головой.
        Ненавижу.
        Как обидно.
        Как больно.
        Как горько.
        Если бы я могла жить.
        Если бы я могла отомстить.

* * *
        Борис стоял у обугленного столба, его бока ходили ходуном, рубашка намокла от пота и прилипла к телу.
        - Вот, значит, как все началось… - прокашлял он. - Теперь многое становится понятно…
        Грета крепко обнимала его, еле удерживаясь от слез:
        - Живой? Целый?
        - И вполне себе невредимый. Только дыма наглотался… - Он снова закашлялся, с трудом перевел дыхание. - Даже ничего не болит. Руки… все вроде в порядке, ни единой царапины. Вот это да. Мощная иллюзия… Я ведь думал, что все. Думал, крышка. Кранты. Конец моей истории.
        - Будем считать, теперь мы квиты… - улыбнулась Грета. - Ты не отдал меня на обед сколопендрам, а я не дала тебе сгореть. Баш на баш.
        Может, физических повреждений и не было, но на ногах он еле стоял. И пока Грета поддерживала его, Алексей с помощью Веры быстро разобрался с ручными кандалами. Руки затекли и потеряли чувствительность, но теперь хотя бы были свободны. Алексей тут же занялся ножными кандалами, но их то ли заело, то ли они были повреждены огнем и не спешили открываться…
        Борис сначала хотел подождать, пока они с Гретой окажутся вдвоем, но сил терпеть больше не было, потому что с момента чудесного спасения он думал только об одном:
        - Слушай, Гретка, твои слова… я хотел сказать…
        - Не надо, Борь, - прервала его Грета, отводя глаза. - Мне зеркало подсказало, что надо делать. Это такой сценарий… Это не про нас, это про них. Действительно полезная вещица оказалась, и ведь не обмануло зеркальце: ты спасен! Это главное…
        - Я понял, это были слова Бруно… - Борис кивнул, разом помрачнев. - Но ты так хорошо играла, и я решил… подумал… то есть… Прости, это глупо… Ладно, надо двигаться дальше. Леш, как там с кандалами? Я бы помог, да руки пока не слушаются…
        - Сейчас, еще чуть-чуть… застряли, заразы…
        И тут солнце в небесах над ними загудело, словно гигантский гонг, от уже знакомого удара, только громче во сто крат. Со звуком рвущегося брезента небо разошлось, и в просвете меж мгновенно набежавших туч, как на картинах старых мастеров, возникла гигантская рука, тянущаяся к людям, судорожно копошащимся у столба. Только это не была прекрасная рука милостивого Бога. Это была жуткая, покрытая лохмотьями слезающей кожи, обожженная до костей, дымящаяся рука сожженной ведьмы. Она неумолимо опускалась все ниже и ниже, сгоревшие пальцы угрожающе шевелились, готовые схватить… раздробить… смять…
        - Госпожа! - заверещал Вергилий. - Госпожа опять отыскала нас! Бежим!
        - Да что же такое… - Алексей отчаянно, бормоча под нос ругательства, дергал, дергал и дергал оковы. Наконец они распались. Борис упал на руки друзей, они что есть сил рванули от эшафота - и вовремя: исполинская рука легко, как зубочистку, сломала столб и потянулась за беглецами. Порыв ветра взмыл ввысь и обрушился на площадь. Картонные фигуры с треском валились друг на друга, как костяшки домино. Силуэты деревьев кренились и с грохотом падали, поднимая облака пыли.
        - Скорее! Уходим! - Вергилий в ужасе приплясывал возле двери одного из домов на площади, откуда открывается ход в Театр памяти.
        Они успели. Дверь захлопнулась за беглецами, через миг в нее ударилась слепая рука, пошевелила пальцами и медленно втянулась в порванное небо - пустая, без добычи.
        Дул ветер. Шевелил безжизненные бумажные листья картонных деревьев. От обугленного столба медленно поднимался серый дым. На площади появилась Дама. Теперь она не улыбалась. Она шла неуверенно, пошатываясь и прихрамывая, точно каждое движение причиняло ей боль. В воздухе метались клочья неопрятных волос с проблесками седины. Дама пошевелила обожженной рукой, медленно сжимая и разгибая искалеченные пальцы, натянула на руку черную перчатку. Ее застывшие глаза смотрели в никуда, губы едва шевелились, звуки складывались в еле различимые слова. Но от этих слов пробирала дрожь: «Вы все заплатите! Вы все… заплатите!»
        Удар - и она исчезла.
        Глава 7. Никогда не разговаривайте с неизвестными
        …На холме - свежесрубленный крест. Не такой, как рисуют на современных картинах, а такой, какими их на самом деле рубили в древности - буквой Т, с пересечением на уровне верхней перекладины, с дополнительными косыми подпорками для прочности, чтобы повешенный не расшатал крест и не сорвался. А вот и сам повешенный. Видимо, предатель, поскольку подвешен за правую ногу, вниз головой. Руки его связаны за спиной. Казалось бы, он должен страдать, но это прекрасное лицо выражает не муку, а умиротворенность. Левая нога свободно закинута за правую, будто он просто прилег отдохнуть, по собственной прихоти, но почему-то вот так, вертикально. Лицо его излучает сияние, словно на иконе. Так кто же он - преступник или святой?
        Это карта Таро Повешенный, именуемая также Предатель, Жертва и Ученик. Даже опытные адепты Таро порой расходятся в интерпретации смысла этого аркана. Многие настаивают на том, что Повешенный - не более чем Предатель, и истолковывают его выпадение в буквальном смысле - как угрозу предательства или наказания за него. В египетском Таро этот аркан обычно связывают с необходимостью жертвования, хотя современное толкование Повешенного как Жертвы строго противоположно: жертвы-то от нас не требуется, ибо она уже принесена. Те, кто считает, что Повешенный - это Ученик, мотивируют это тем, что, во-первых, учение - это всегда принуждение, ограничение свободы, а во-вторых, настоящий учитель всегда дает ученику новый, противоположный привычному взгляд на вещи. Наконец, мистическая традиция утверждает, что Повешенный - это Посвященный, добровольно принесший себя в жертву, дабы познать сакральную суть вещей. Ведь и сам Один, хозяин Вальхаллы, как повествуют Эдды, стремясь постичь силу рун, принес самого себя в жертву, девять дней провисев на стволе ясеня Иггдрасиля, прибитый к нему своим же копьем Гунгнир.
        Если в раскладе Таро тебе выпал Повешенный, это может означать, что как раз сейчас ты испытываешь некий новый и необычный опыт. С тобой происходят странные и необъяснимые вещи, то, что никак не могло случиться. Не смущайся, будь открыт новому, взгляни на все иначе. Если мир перевернулся, ты тоже встань на голову!
        Возможно, это не просто опыт, но целый период испытаний, из которых необходимо извлечь какие-то важные уроки. Усвоив их, ты откроешь для себя уникальную перспективу, которую другие попросту не видят.
        Повешенный может сообщать и о том, что в жизни приближается переломный момент и пора определиться, куда двигаться дальше. Выбирай новую цель, но будь готов чем-то ради нее пожертвовать. И наоборот. Возможно, когда-то вы напрасно пожертвовали какой-то важной частью себя, и теперь пришло время прозреть, перевернув свой мир с ног на голову.
        Прямой расклад карты Повешенный символизирует готовность принять перемены, жизненную стойкость, гибкость мышления. Хотя может свидетельствовать и о вынужденной скованности обстоятельствами, пустой трате времени и сил.
        В перевернутом положении Повешенный означает эгоизм, бесполезную погоню за недостижимой мечтой, предвещает конфликты на почве отстаивания своих интересов или независимости. Вы будете уязвимы для влияния людей, которые могут обмануть вас, поэтому вам следует остерегаться советов и действовать, полагаясь только на себя.
        В гаданиях на любовь карта Повешенный чаще всего говорит о том, кто прочно застрял в затянувшихся отношениях, иногда - воображаемых.
        Прямое положение этой карты описывает человека, который может самоотверженно пожертвовать чем-то. Перевернутое положение указывает на то, что человек является или беспомощной жертвой, или полным эгоистом, на которого нельзя положиться. Готовьтесь встретить напрасные ожидания и безынициативность, нежелание смотреть правде в глаза, склонность к предвзятости и переворачиванию всего с ног на голову, желание больше получать, чем отдавать.
        Так кто же такой Повешенный? Вглядитесь в зеркало. Вы еще не узнали себя в этом портрете?..
        «…С осознанием дарованной нам силы, ее опасности и соблазна воспользоваться ею во вред другим мы, члены Гильдии зеркальщиков, с сего дня и навеки, до скончания дней земных, договорились:
        - не делиться знанием о зеркальной магии ни с кем непосвященным, посвящать же одних лишь учеников, принесших клятвы и наделенных талантом медиума;
        - не переносить людей, а равно их души из физического мира в отраженные пространства, а отражения людей и предметов - в мир физический. Последствия сего деяния непредсказуемы, опасны и богомерзки. Посему нарушитель запрета да будет пожизненно изгнан из Гильдии. Никто из других зеркальных магов да не поможет ему ни в каком деянии, не обратится к нему ни устно, ни в письме; никто из учеников да не перейдет на сторону отступника, дабы учиться у него…»
        Кодекс Гильдии зеркальщиков. Секретная часть

* * *
        - Все! - провозгласил Борис, демонстративно разлегшись на краю сцены Театра памяти в позе охотника с картины «Завтрак на траве». - Баста! Лично я больше никуда отсюда не тронусь, пока мне четко и аргументированно не объяснят, куда, зачем, что мы там будем делать, и главное, чем все это кончится. Хватит искать приключений на свою задницу…
        - Борь… - Грета тронула его за рукав. - Эй, ты чего такой сердитый?
        - Я не сердит. Я раздражен. - Борис кивнул в сторону Вергилия. - Толку от нашего духа? Из него проводник - как из дерьма пуля, простите мой французский. Только языком чесать и умеет, и каков расклад? Вера лишилась души. Я - тоже. Ты не понимаешь, что будет дальше? Остались только ты и Леша. Последние попытки. А если мы посмотрим два воспоминания и так и не узнаем ее имя? Что тогда? Платить больше нечем. Будем болтаться в Дереве, пока ведьма не соизволит нас сожрать? Ну уж нет. Мы никуда не побежим и никого не поцелуем. Будем тут сидеть. И думать. Голова на что? Должен быть выход.
        - Юноша, постойте… Одумайтесь… Вы просто не понимаете, что…
        - Даже не вмешивайся, трепло! - рявкнул Борис на Вергилия с неожиданной злобой. - Болтовня твоя бесконечная из ушей уже лезет… Хотя бы на секунду заткни свой призрачный рот! Без тебя тошно!
        - Да пожалуйста… - Вергилий, ничуть не обидевшись, умолк, отлетел подальше и повис на ручке одной из дверей, как толстый елочный шарик.
        - Ну хорошо, не кипятись. Сделаем по-твоему, - Грета оглядела своих спутников. - Тогда привал, ага?
        - Я ничуть не против, - Вера с облегчением уселась посреди сцены Театра памяти. - Как говорится, и лапы ломит, и хвост отваливается… Передышка не помешает.
        Битый час они просидели вот так на сцене, ломая головы над тем, как узнать истинное имя Дамы, не рискуя жизнью и не заглядывая в другие воспоминания.
        Идеи не рождались. Вергилий не вмешивался, молчал и качался на дверной ручке туда-сюда. Ручка поскрипывала. Борис косился на него и раздраженно постукивал пальцами. Потом резко поднялся и заходил туда-сюда, разглядывая дверь за дверью.
        Грета задумчиво повертела в руках зеркальце, надеясь, что оно подскажет ответ, но зеркальце оставалось глухо и немо. Ничего не говорило и не показывало, не теплело и не холодело. Просто кусок стекла и металла, а не магическая штучка.
        Грета посмотрелась в него и серьезно потребовала:
        - Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи. Назови немедля имя растреклятой Госпожи.
        Друзья - то ли от усталости, то ли от напряжения - расхохотались во весь голос.
        - Я - поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка, - передразнил Алексей Грету, вызвав у друзей новый приступ хохота. - Слушай, мы же не в сказочке о мертвой царевне. Думаешь, оно действительно с тобой заговорит?
        - Понятия не имею, - насупилась Грета, - но я хотя бы попробовала. Есть другие идеи, не такие бредовые?
        Вера вздохнула и покачала головой:
        - Лично у меня - ни идей, ни сил. Просто с ног валюсь, так вымоталась.
        - Ты же сидишь, - улыбнулся Алексей.
        - Одно другому не мешает, - пояснила Вера, улыбнувшись в ответ. - Вот сидя и валюсь. Глазки в кучку. И кушать так охота-а-а… Хоть возвращайся в этот… как его… Сад земных наслаждений, да? Там хотя бы яблоки росли. Фрукты какие-то. А тут - пылища, пустота, что делать - непонятно… М-м-м… слушайте, а если попробовать перебрать все известные имена?
        - А что, это идея, - кисло отозвался Алексей. - Каббалисты всех стран с нами тут же сразу соединились бы. Подобрать имя местного бога - чем не задачка для медитации? Только так мы потратим целую вечность. А вдруг ее зовут Румпельштильцхен или Вильгефортис? Тогда вообще без шансов…
        Грета кивнула:
        - Так и есть, пальцем в небо. Перебор не поможет. Боря… Боря! Что ты там делаешь? Эй! Иди к нам!
        Борис не участвовал в общем разговоре. Нервно кружил и кружил по сцене Театра памяти, расхаживая взад-вперед. Раздраженно обернулся к Вергилию:
        - Послушай-ка, бесплотное создание, а ты что молчишь? Язык проглотил? Мы пробовали дважды - ничего не получилось. Вера чуть инфаркт не схватила, я чуть в шашлык не превратился… А истинного имени как не знали, так и не знаем. Должен признаться, проводник из тебя не ахти, Сусанин недорезанный. Сколько еще воспоминаний нам перебрать? Нет ли более простого способа? Какой-нибудь пасхалки?
        - Инфаркт? Сусанин? Пас-кал-ка? - Вергилий вскинул брови. - Похоже, мое заклинание перевода уже совсем никуда не годится…
        - Тайная лазейка, обходной путь, кротовая нора, червоточина - что угодно! - заорал Борис, уже не сдерживаясь. - Всегда есть короткая дорога. Раскинь мозгами и выкладывай, если что-нибудь знаешь.
        Вергилий завис в воздухе, сложив ноги по-турецки:
        - Вам не угодишь, господа! Хуже младенцев! То «закрой свой призрачный рот», то «язык проглотил»! Ну так и быть… Поразмыслим… - Склонил голову набок и задумался. - Я планировал вести вас по порядку. Надеялся добыть Кристалл - очень сильный и дорогой для Госпожи артефакт, за которым следовало бы отправиться в еще одно весьма болезненное воспоминание… Но раз вы настаиваете, сократим наше путешествие. Да и Госпожа, действительно, наступает нам на пятки - тем, у кого эти пятки есть… Друзья! - Дух описал в воздухе петлю и остановился у новой двери. - Тогда нам сюда. Здесь, за порогом, ждет чудесное спасение и долгожданная свобода, чьей воды мы испьем, припав к живительному роднику…
        - Началось, опять забил фонтан красноречия… Завел свою шарманку, - пробурчал Борис. Грета укоризненно толкнула его в бок:
        - Он завел, а ты не заводись. Надеюсь, мы уже близко к выходу и больше не придется его выслушивать.
        - …Поможет мой якорь - книга, сорванная с Дерева душ! - закончил свою тираду Вергилий. - Надеюсь, вы ее не потеряли?
        - Угу, - устало отозвалась Вера. - Книга у меня.
        - Отлично, друзья мои! Мы попробуем пойти напролом, как требует этот рассерженный молодой человек… Ну что, вперед?
        - Нет, не вперед! - упрямо произнес Борис. - Ты не политрук, а я не батальон. Сначала объясни, куда мы идем и что там будем делать. Что нам должно открыться в этом воспоминании?
        Вергилий всплеснул руками:
        - То, за чем мы и шли с самого начала, - наша свобода!.. В этой комнате Госпожа встречалась с Господином. Здесь была ее личная дверь в настоящее, в Мир-перед-Зеркалом. Вот только воспоминание это разрушено. Нам нужно восстановить его, и тогда мы сможем навсегда покинуть владения Госпожи, так сказать, через черный ход…
        - И при чем тут твоя книга?
        - При том, что для восстановления воспоминания нужна магическая энергия. И книга - единственный ее резервуар, который находится в нашем распоряжении.
        - Почему книга - резервуар? - не сдавался Борис. - Она что, тоже души поглощает, как Дерево?
        - Нет, конечно! - Вергилий возвел очи горe. - С кем все-таки приходится иметь дело… Ничегошеньки в магии не смыслят, а туда же, допросы учинять… Книга потому резервуар, мой недоверчивый друг, что провисела на Дереве триста лет, будучи связана с ним веткой, по которой сия энергия циркулирует. Искренне надеюсь, что за это время она достаточно зарядилась, ибо это наш единственный шанс… Друзья мои, у вас есть еще вопросы? Нет? Тогда вопрос есть у меня. Вы вообще собираетесь двигаться к свободе или мы тут скоро сами корни пустим, как треклятое Дерево?!
        Пускать корни никто не пожелал, и под недовольное бурчание Бориса друзья вместе с Вергилием все же проследовали в указанную дверь.
        За дверью обнаружился роскошный дамский будуар. Уютный камин из белого камня, фарфоровые статуэтки, двуспальная кровать с балдахином, под ногами - пушистый ковер, на стенах - живописные пейзажи. Пахло пудрой, свежей сосной и чем-то пряным. Вера с усмешкой подумала, что на такой кровати она и сама бы не прочь отдохнуть и поразвлечься. Покосилась на мужа и вспыхнула. К счастью, Алексей, не замечая ее взгляда, рассматривал одну из стен. Единственную без картин и обоев, просто голую серую стену. На ней виднелся скрюченный силуэт человека, напоминающий тени людей, которые остались в японских городах после взрыва ядерных бомб. Черный силуэт, лишенный головы. Неподалеку от него пара стульев с изящными гнутыми спинками, обожженные, валялись ножками вверх, словно кто-то в ярости разбросал их.
        - Вот так ничего себе… - присвистнул Алексей. - Ну и разгром… Здесь наша Дама кого-то убила?
        - Да-да, - закивал Вергилий, - именно. Уничтожила безо всякого сожаления. Здесь она жила триста лет тому назад. Встречала дни и ночи, работала и отдыхала. Встречалась с Господином…
        Вера потрогала голую стену, опасливо отдернув ладонь от силуэта:
        - Значит, это тень Господина?
        - Что? Конечно нет! - Вергилий прыснул и заколыхался от смеха, словно исполинский мыльный пузырь. - Господин создал это место и перенес в него Госпожу, но видеться с ней он может только через зеркало, потому что самому ему сюда дороги нет. А это… Гм, печальная история. Один самонадеянный юнец триста лет тому назад дерзнул бросить вызов Госпоже. Возжелал помериться с ней силами - и был повержен. Предсказуемый конец. Он был слаб и глуп, поплатился головой. Такой вот милый штришок к портрету нашей хозяйки. К сожалению, следствием их битвы - скажем честно, недолгой и с самого начала безнадежной для слабейшей стороны - явились не только косметические повреждения комнаты, которые вы можете сейчас наблюдать, но и, что гораздо более прискорбно, разрушение части комнаты, в которой находился необходимый нам портал… Вот, видите… Здесь висело зеркало, проход в реальный мир. Восстановим его - и вы вернетесь домой, а я освобожусь навсегда из этого кошмарного плена…
        - Восстановим? - задумалась Грета. - Но разве можно изменить чужое воспоминание? Есть какой-то способ?
        - Конечно, бриллиантовые мои, конечно! Для этого нам и нужна моя книга. - Вергилий подлетел к Алексею. - Могу я вас попросить: возьмите ее, полистайте… так, стоп: это нужная страница. Очень хорошо. А вы, - обратился он к Вере, - возьмите из камина уголек и нарисуйте на полу круг… Ковер можно откинуть… Пошире, пошире… Отлично. Теперь вы, друг мой, - он вновь повернулся к Алексею, - встаньте с книгой в круг, в самый центр, спиной к останкам этого юного безголового безумца. Держите книгу открытой, я буду ее читать. Поверните страницами ко мне… Превосходно… Остальные отойдите подальше, а то мало ли что… Готовы? - Вергилий подскакивал на месте и потирал прозрачные пухлые ладошки, словно в предвкушении. - Тогда начнем!
        - А что должно произойти? - спросила Грета.
        - Тихо! - шикнул дух, сведя брови. - Не отвлекайте меня. Стойте на местах, не двигайтесь, что бы ни произошло. Если все получится, вы, наконец, вернетесь домой, а пока придержите языки! И что бы ни происходило, не мешайте!
        - Что-то наш проводник совсем охамел, - тихо пожаловалась Грета Борису. - Завел черт знает куда и еще командует…
        - Ага, - скептически хмыкнул тот. - Скользкий тип. Он мне сразу не понравился…
        Вергилий заговорил. Голос его - неожиданно глубокий, гулкий и властный - произносил неизвестные слова, похоже, на латыни, но какой-то неправильной, исковерканной. По стенам поплыли скрюченные тени. Угли в камине вспыхнули красным огнем. Чем дольше он читал, тем мучительнее становилось его слушать. Казалось, он чуть ли не служит мессу, и действительно, по мере чтения в такт его словам в комнате начал звучать оргaн. Однако это были не стройные и величественные аккорды, а какая-то душераздирающая какофония, словно невидимый органист задался целью при помощи наиболее отвратительных, продирающих и скребущих звуков то самых низких, то самых высоких труб заживо содрать с присутствующих кожу. По мере чтения… заклинания? молитвы?.. книга в руках Алексея постепенно наливалась тяжестью - и вдруг резко начала расти! Он уже еле удерживал ее, на глазах превращающуюся в огромный старинный фолиант в толстой деревянной обложке. Копоть на книге побледнела и вот уже совсем пропала, и на передней обложке (которая не видна Алексею, но видна Вере из угла, в котором она стоит) проступило название, написанное
крючковато-зловещими красными готическими буквами: Malleus Maleficarum.
        Вера ахнула:
        - Это же «Молот ведьм»!
        Алексей в круге дрожал от тяжести, по его шее катились крупные капли пота, костяшки побелели. Поглощенный титанической борьбой с тяжеленной дергающейся книгой он даже не заметил, как из раскрытой книги в его сторону ударил луч тьмы, именно тьмы: потек, словно разлитые чернила, обвил ноги - и от них к стене с силуэтом заструился тонкий ручеек голубого свечения. Вергилий читал и читал. Алексей дрожал все больше, его свечение меркло…
        - Леша, берегись! - закричала Вера и бросилась к мужу; ударилась о начерченный круг, как о невидимую бронированную стену, и со стоном осела на пол: - Леша-а-а!
        Тот не слышал. Вцепился обеими руками в книгу, которая увеличилась уже до человеческого роста и грозилась свалиться и придавить его. Закусил губу и тяжело дышал, не замечая, как голубое свечение покидает его. Еще секунда - и теряя последние силы, он отключается и падает на пол, роняя книгу. Алексей и книга лежат в круге, словно следы дьявольского жертвоприношения.
        Вергилий же все читал и читал, правда, голос его теперь походил на воронье карканье над могилой и звучал так же хрипло и зловеще. Произнес последние слова и умолк.
        По полу к ногам силуэта бежал последний голубой ручеек. Он наполнял тень на стене снизу вверх, добрался до пояса, до плеч, перелился в руки, дошел до самого верха - и силуэт вздрогнул, покачнулся. Стена треснула, из нее вырвались скрюченные дрожащие пальцы. Одна рука, за ней показалась вторая. Окровавленные пальцы отчаянно напряглись в попытке разорвать стену.
        В этот же момент невидимая броня магического круга вдруг исчезла, и Вера, которая все билась и билась в нее онемевшим плечом, с размаху влетела в круг, запнулась о книгу и упала; вскинулась, подползла к Алексею, обхватила ладонями его бледное лицо:
        - Леша! Леша! Лешенька! Ты живой? Ты в порядке, любимый? Ответь!
        - Я… - Алексей закашлялся, его бледные скулы понемногу окрашивались розовым. Вера, плача, целовала его в губы, в щеки, в нос:
        - Я не переживу, если ты умрешь…
        - Я не умер. - Он приподнялся на локтях. - Но… Что тут происходит? Что все это значит?
        Вергилий молчал, загадочно улыбаясь. Силуэт, наполненный голубоватым свечением, все сильнее и сильнее рвал стену, пока, отчаянно дернувшись, полностью не вывалился из разодранной стены наружу. Ошеломленные друзья увидели нагое мужское тело, совершенное, как статуя древнегреческого бога или Давид великого Микеланджело. Ни капли лишнего жира. Прекрасные пропорции. Рельефная, но не гипертрофированная, мускулатура… И над всем этим великолепием - на уровне шеи ужасная рваная рана, из которой торчат оборванные артерии. Фигура, как и прежняя тень на стене, была лишена головы.
        Тело пошатнулось, оперлось о стену, сделало пару неуверенных шагов и, качаясь, встало точно в центре круга. Развело руки крестом, точно витрувианский человек. Вергилий подпрыгнул, кувырнулся, подплыл к телу - и его голова оказалась точно на шее обезглавленного Давида. Так же раскинул руки, зажмурился и произнес последние слова заклинания.
        Громовой удар. Порыв ветра растрепал страницы книги.
        Друзья, сгрудившись в углу, недоуменно молчали.
        - Это еще кто такой? - нарушил тишину голос Веры.
        Посреди будуара стоял обнаженный юноша с нимбом, сияющим над новоприобретенной головой. Юноша с довольной улыбкой оглядывал свое тело. Откинул голову назад, сложил пальцы в замок, с наслаждением потянулся. Друзья молча разглядывали незнакомца. Тот, наконец, бросил на них надменный взгляд, и уголки его губ дрогнули, скривились и поползли вверх:
        - Что же вы, друзья? Не узнали старину Вергилия? - Голос его вновь изменился. Теперь это был не низкий баритон, а скорее, волшебный тенор, за который отдали бы свои связки все Паваротти на свете. - Ну да ладно, я вас прощаю. Прощаю вашу необразованность, несдержанность и откровенную нелюбовь ко мне, - он смерил Бориса долгим ироническим взглядом, - трепачу и болтуну, с которым мы все только что попрощались… Увы! Наше с вами совместное приключение подходит к концу. Мне, право, жаль, что все так заканчивается. Я уже успел привязаться к вам, возможно, даже искренне полюбить… Но отсюда мы пойдем разными дорогами. Моя дорога ведет к величию и власти, власти над миром. Такой власти, о которой наша убогая Госпожа, ушибленная своими душевными травмами, не смеет даже и помышлять!.. А ваша дорога, мои бедные недалекие друзья, ведет, увы, к уже знакомому вам Дереву, ведь ваш якорь занял там место моего! Скоро Дерево призовет вас. Напоследок могу лишь посоветовать вам извлечь из этого какой-нибудь полезный урок. Например, такой: никогда не разговаривайте с неизвестными! Ха-ха-ха!
        При этих словах Грета, которая знала «Мастера и Маргариту» наизусть, вздрогнула, вышла из оцепенения и вдруг начала давиться от нервного смеха. Уж больно нелепо звучала булгаковская фраза в устах обнаженного атлета, стоящего посреди магического круга внутри чьего-то воспоминания, находящегося при этом в зазеркалье. Фантасмагория стала слишком гротескной и превратилась в фарс… Борис недоуменно посмотрел на Грету, потом на преображенного Вергилия… и тоже начал смеяться. Через секунду к ним присоединился Алексей. При помощи Веры он уже успел откатиться из круга, подальше от восставшего из стены тела. Видя, что с Алексеем все в порядке, вероятно, от облегчения, Вера тоже начала смеяться. И вот они уже смеялись все пятеро - Вергилий посреди круга (громким, четким и несколько искусственным смехом победителя) и четверо героев по углам комнаты.
        - Рада, что вам всем так весело!
        Смех обрывается. Удар. Вергилий оборачивается резко, как подстреленный. За его спиной стоит Дама. Она входит в круг и становится перед ним, он невольно пятится назад. Потом встряхивается, лицо его обретает решимость, и он делает шаг обратно ей навстречу. Теперь они стоят внутри круга, лицом к лицу, друг напротив друга на расстоянии двух с половиной - трех метров: смуглая женщина в темном платье и обнаженный юноша с алебастровой кожей. Сверлят друг друга взглядами. В воздухе повисает напряжение, как перед началом дуэльного поединка стрелков на Диком Западе. Ясно, что поединок будет - Вергилий так просто не сдастся, и теперь он, похоже, во всеоружии: свечение вокруг обоих стоящих в круге усиливается.
        - Ты так ничего и не понял, мой бедный обиженный Ученик… - говорит Дама, с сожалением глядя на него.
        - Я больше не твой ученик! И никогда им не был! - кричит Вергилий.

* * *
        …Своих родителей он никогда не знал - его подкинули к дверям монастыря. Суровые, но простодушные братья-францисканцы воспитали его в духе строгости и истовой веры. В юности он никогда не желал ни славы, ни богатства, не думал и не мечтал ни о чем ином, кроме смиренного служения Господу в тихих стенах обители. Но когда ему едва исполнилось тринадцать, монастырь, ставший для него домом, закрылся. Пришлось перебраться в другой монастырь, по соседству. Это был доминиканский монастырь, и порядки там существенно отличались от прежних. Псы Господни (дoмини кaнес, так они сами себя называли) не только почитали Писание, но также поощряли интерес своих воспитанников к самым различным знаниям. Они быстро оценили способности смышленого паренька, легко запоминавшего и цитировавшего целые главы из Отцов Церкви, и стали готовить его к стезе проповедника. Однако через три года все вновь переменилось.
        В монастырь заехал знаменитый отец Игнациус, глава инквизиторов обширной области, в которой располагалась и эта обитель. Ему был нужен секретарь для записи показаний на процессах - прежний секретарь заболел и скоропостижно скончался. Настоятель предложил попробовать в качестве секретаря способного паренька, отличавшегося крайней набожностью и отличными способностями. И хотя тому не очень хотелось отрываться от занятий, спорить с настоятелем даже не пришло ему в голову. Так в шестнадцать лет он впервые покинул простой и ясный мир монашеской общины, чтобы, следуя за несгибаемым отцом Игнациусом, сразу же окунуться в самые грязные, пугающие и отвратительные уголки мирской жизни. Возможно, мирская жизнь показалась бы ему более соблазнительной, если бы отец Игнациус преследовал дьявола в роскошных дворцах или в богатых городах. Но небольшой отряд инквизиторов без устали колесил по самым отдаленным селам и деревенькам, везде извлекая на свет божий самые ужасающие и мрачные тайны. Колдуны и ведьмы неизменно обнаруживались под самой невинной личиной и после первых же пыток начинали признаваться в таком,
от чего волосы на голове юного послушника вставали дыбом.
        Больше всего его пугали женщины. Эти странные существа, с которыми он раньше не имел возможности тесно соприкасаться, одним своим видом вызывали у него какие-то странные мысли и фантазии, которые иначе как дьявольским наваждением не назовешь. К тому же среди изобличенных отцом Игнациусом пособников и сторонников дьявола большинство составляли именно женщины. Недаром в знаменитом «Молоте ведьм», который он выучил наизусть еще в монастыре, перечислялись их неисчислимые дьявольские проделки. Привлекают невинных для умножения нечестия. Приводят людей к отрицанию и поруганию веры. Соблазняют слабых, пользуясь их склонностью к плотским удовольствиям и телесным желаниям. Очаровывают бедных и печальных, суля им богатства и радости. Наводят порчу прикосновением и дурным взглядом. Пожирают младенцев. Лишают мужчин полового члена. Вызывают градобитие и грозу. Производят бури и ветры, низводят молнии с неба. Превращают людей в мерзких лягушек и бородавчатых жаб. Убивают плод в чреве матери… Каждый раз, когда очередная ведьма, корчась нагишом на дыбе, начинала описывать свои богомерзкие деяния, его охватывали
одновременно и омерзение, и какое-то высшее возбуждение, божественный экстаз, некий мистический подъем духа. В эти моменты он по-настоящему любил их, всех этих женщин, высшей христианской любовью, радуясь тому, что, уничтожая их презренную соблазнительную плоть, спасает их чистую бессмертную душу.
        Однажды вместо очередной деревни отряд инквизиторов срочно выдвинулся для расследования к монастырю святой Бригитты. Там произошел удивительный случай массовой одержимости монашек. Прибыв в монастырь, инквизиторы могли сами наблюдать, как сестры катались по полу, выкрикивая богохульства, среди которых «Будь проклята Мария и плод, который она носила!» было еще самым мягким. Стоило одной из сестер заголосить, как монахини в соседних кельях тут же подхватывали ее вой. Вне келий они постоянно обнажались, предлагая себя присутствующим мужчинам, а во время службы в церкви ржали по-лошадиному и пытались сорвать со священников ризы. В парке монастыря одержимые сестры карабкались на деревья, а потом съезжали вниз по стволам. В общем, казалось, что дьявольский шабаш расположился в самом Божьем доме. Однако отец Игнациус сразу понял, что несчастные невесты Христовы в данном случае лишь жертвы чьего-то кощунственного колдовства. И в самом деле, достаточно быстро выяснилось, что несколько месяцев назад одна из монашек заболела, и ее якобы вылечила травами одна паломница, гостившая тогда в монастыре. А у этой
паломницы был черный кот. Паломницу-знахарку быстро разыскали, и под пытками она быстро призналась, что насылала демонов похоти на святое место. Владелицу кота казнили, и хотя бесчинства сестер еще не прекратились, отец Игнациус, сочтя, что все необходимое им уже сделано, поспешил собрать свой отряд и отбыть в другие края, где срочно требовалось его вмешательство. Остальные участники отряда быстро позабыли о случае в монастыре, и лишь юный послушник-секретарь продолжал постоянно думать об этом эпизоде. Потому что в тот момент, когда пытали ведьму-знахарку, он впервые ощутил нечто, чего раньше никогда не испытывал.
        Среди вещей ведьмы было маленькое зеркальце, спрятанное в одежде. После того как перед пыткой, согласно правилам Шпренгера и Инститора, ее раздели, зеркальце осталось лежать на столе, где секретарь вел свои протоколы. И вот в разгар испытания дыбой, когда стоны знахарки еще перемежались с мольбами о пощаде и просьбами поверить в ее невиновность, он случайно положил руку на зеркальце. Зеркальце вдруг потеплело, обдав его волной жара, в душе зажглось знакомое чувство мистического подъема, а ведьма на дыбе в тот же миг резко дернулась, издала душераздирающий вой, после чего лишилась чувств. Будучи приведена в сознание ведром ледяной воды, она совершенно изменилась и, отбросив всякие запирательства, немедленно начала с жаром рассказывать о своих преступлениях, включающих как физические сношения с диаволом в облике черного кота, так и регулярные полеты на шабаш верхом на монашках, которых она превращала в свиней. При этом она почему-то затравленно и испуганно смотрела не на грозного отца Игнациуса, а на него, скромного секретаря, даже еще не удостоенного сана. Он же, испугавшись того, что произошло,
больше не решался дотронуться до странного зеркальца. Однако после казни ведьмы, уезжая из монастыря, он взял это зеркальце с собой. На память о самой страшной ведьме, которую он когда-либо видел, ведь она навела порчу и помешательство на целую обитель чистых монашеских душ. Это зеркальце стало его талисманом - он держал его в кармане плаща и время от времени прикасался к нему в ожидании нового мистического озарения.
        Через месяц, когда отряд без остановки проезжал через очередное грязное селение, он вдруг ощутил, что зеркальце в кармане вновь потеплело. Оглядевшись, он заметил вылинявшую палатку гадалки, притулившуюся возле местной деревенской ярмарки. Он спешился и, сжимая в руке зеркальце, отвернул полог и шагнул в палатку. Гадалка, занятая с клиентами, вдруг дернулась и в ужасе уставилась на монаха, застывшего при входе. Ее рука дрогнула, и на стол упало такое же небольшое зеркальце. Чувство экстаза с новой силой охватило его, и он закричал своим оставшимся на улице товарищам: «Ведьма! Отец Игнациус, здесь ведьма!» На этот раз не потребовалась даже угроза пытки. Ведьма начала каяться раньше, чем ей успели задать первый вопрос. После казни гадалки отец Игнациус приблизил его к себе, а сам он понял, что нашел, наконец, свое истинное призвание. Вот зачем он послан на землю! Он истинный Пес Господень! Он Его ищейка. При помощи зеркальца он способен отыскивать этих богомерзких злодеек. Тех, от кого исходит самое страшное зло. Вернувшись в монастырь, он завершил свое образование и принял постриг, после чего
вступил в ряды святой инквизиции. Однако он не примкнул к какому-либо отряду, он стал одиноким дознавателем. Неверные жены, завистницы, наводящие порчу на соседей, владелицы черных котов его больше не интересовали - ими займутся другие. Он же выискивал и обезвреживал истинных злодеек, тех, у кого были зеркала. Господь облек его небывалой силой - они не только не могли скрыться от него, но также не способны были и сопротивляться ему, когда он настигал их, держа в руке свое собственное зеркальце-талисман. И всегда в такие моменты он испытывал экстаз, подъем, высшую любовь. Он служил верным орудием Бога, и этого было довольно.
        Так продолжалось много лет. Он уже не был хрупким и тщедушным юношей. Он все еще был молод, но тело его закалилось и окрепло в бесконечных походах, а в волосах засеребрилась ранняя седина. И вот однажды он почувствовал, что зеркальце полыхает таким жаром, словно в одном месте собралась целая дюжина ведьм. Ни на миг не устрашившись, он ринулся к ближайшему дому. Это была деревенская гостиница. Чувство охотника вело его на второй этаж, в самую дальнюю комнату. Пинком распахнув дверь, он ворвался внутрь и застыл, пораженный неожиданной картиной. Женщина, присутствие которой он почувствовал на улице, предстала перед ним вместе со своим зеркалом. Она была одна, просто сила ее была так велика, что ощущалась как сила целого ведьмовского круга. Вот только она не сидела перед зеркалом и не держала его в руке - она сама была внутри зеркала. И оттуда она смотрела на него. Совсем не так, как все те, кого он встречал раньше. В ее взгляде чувствовались бесконечно превосходящая сила, высокомерное удивление и лишь капелька брезгливого любопытства.
        Впервые за все годы его охватил ужас. Теперь он понимал, чтo чувствовали те женщины, когда он сам застигал их врасплох.
        - Как интересно! - проговорила женщина в зеркале низким грудным голосом, который словно обволакивал его, лишая сил сопротивляться. - Инквизитор-медиум…
        Это было какое-то наваждение. Теперь она казалась потрясающе красивой и вызывала у него безумную похоть. Одновременно он чувствовал самый настоящий ужас, его просто трясло от страха. Страх и похоть. Вожделение и страх. Никогда раньше с ним не случалось ничего подобного.
        - Изыди! Кто ты?! Морок? Призрак? - Он принялся истово креститься. Женщина никуда не делась, лишь усмехнулась:
        - Я просто женщина. Одна из тех, к кому тебя всегда так тянуло. И многих из них ты погубил…
        - Многих… Я спасал их души! - выкрикнул он, не в силах отвести взгляд от ее лица. Она печально кивнула:
        - За это тебе еще придется заплатить. Но сейчас, если захочешь, я открою тебе главный секрет…
        - Какой секрет? - произнес он еле слышно. Голос его внезапно осип.
        - Главный. - Она снова улыбнулась, на этот раз мягко и словно с сожалением. - Я ведь знаю, кто ты такой на самом деле, как и почему ты находишь всех этих женщин. Я знаю ответ на все твои ночные мольбы. Я, а не Господь, к которому ты их обращаешь. И если ты захочешь услышать, я открою тебе эту тайну…
        Он медлил. Ужас усиливался, но вместе с ним из глубины души вдруг начал подниматься знакомый экстаз…
        - Что скажешь, инквизитор? - в голосе женщины послышались нотки нетерпения. Он вдруг подумал, что она ведь может в любой момент просто исчезнуть и больше никогда не встретиться на его пути. И эта мысль почему-то испугала его гораздо больше, чем до того пугала она сама. Он поторопился ответить:
        - Да. Пожалуй, да… Я хочу!
        - Тогда узнай же, что ты не такой, как все остальные люди. У тебя есть дар, и очень сильный. Намного сильнее, чем у всех тех женщин, которых ты осудил…
        - Дар… как у ведьм… это колдовство?! - Он попятился. - Нет! Не верю! Они служат дьяволу, а я - Господу! Только Господь способен творить чудеса. Через людей же дьявол искушает нас, малодушных и маловерных…
        - Посмотри на меня, - велела прекрасная незнакомка, и он повиновался, вновь не в силах оторвать глаз от лица по ту сторону стекла. - Дар - это редкий и величайший талант. Он не служит ни дьяволу, ни Богу, он служит только своему хозяину. Ты - особенный человек. Таких особенных, как мы с тобой, совсем немного. Я могу научить тебя, как пользоваться твоим даром, и жизнь твоя изменится навсегда… Хочешь стать моим учеником? Ты хочешь этого?
        - Пользоваться по-настоящему… - эхом откликнулся он, завороженный ее голосом. - Что это значит?
        Женщина усмехнулась:
        - Сила. Столько силы, сколько ты и вообразить себе не можешь. Сейчас ты блуждаешь во тьме с повязкой на глазах. Слепец, ты лишь подбираешь крохи, падающие со стола. Ты убиваешь всех этих женщин, но и сам ведь не живешь. Я помогу тебе сорвать с глаз повязку и воссесть за этим столом на равных со всеми, кто обличен силой. Ты сможешь получить или изменить все, что захочешь. Тот восторг, который ты чувствуешь, когда пользуешься своим зеркалом, - лишь слабая тень того, что ты мог бы почувствовать, управляя миром. Вот что такое сила, которую я тебе предлагаю.
        Утопая в ее глазах, он не задумался ни на секунду:
        - Я согласен. Учи меня! - прохрипел он, пожирая ее взглядом.
        - Прекрасно! Ты принят, Ученик… Но сначала, - взгляд ее внезапно потемнел, черты лица исказила страшная гримаса, а глаза налились кровью, - сначала ты должен заплатить!
        С этими словами она вышла из зеркала, и ее руки сомкнулись на его горле…

* * *
        Суровая женщина в черных одеждах и юноша с ослепительно белой кожей стояли друг напротив друга в круге, очерченном углем. Грудь юноши вздымалась и опадала от частого дыхания; женщина оставалась спокойной, как изваяние.
        - Я больше не твой ученик! - голос Вергилия сорвался до фальцета. - Ты пользовалась моей силой. Ты отвергла мои старания. Ты изгнала меня, своего верного слугу. Мучила сотни лет…
        - Разве ты не заслужил этих мук? - холодно парировала Дама. - Я не причиняю зла невинным. Почти никогда… Но ты виновен! Разве ты забыл о своем прошлом, брат-инквизитор? Води за нос своих неразумных попутчиков - мне-то про тебя все известно… Помнишь свое чудовищное ремесло? Женщин, которые взошли на костер по твоей вине? Сколько их было, помнишь? Ты смотрел, как жизнь покидает их измученные тела… Ты был рад чужой боли, чужим слезам… Вечная злоба в твоей душе. Кровь на твоих руках. Что, не так?
        Вергилий побледнел. Отступил, крупно дрожа. Выпрямился и вновь шагнул в круг.
        - Да! - с вызовом выкрикнул он. - Я помню все. Я служил Господу! У меня была вера! Я спасал их души! Не я заслужил смертных мук, а они! Они - и ты… Но ты… ты соблазнила… обратила меня на сторону Сатаны… приобщила к своим дьявольским силам… Я был слаб… Я пошел за тобой… Теперь и мне спасенья нет. Во всем твоя вина. Твоя, твоя!
        - Глупец! - отрезала Дама с безграничным презрением. - Ты сам был таким же, как несчастные женщины, которых ты мучил и обрекал на смерть, оттого ты и ненавидел себя, оттого боялся посмотреть в зеркало. Ты искал ответа, мучился, пожираемый сомнениями, и все потому, что у тебя был дар. Дар такой силы дается раз в столетие. Я открыла тебе глаза, даровала свободу, учила тебя… А ты, предатель и изменник, дерзнул бросить мне вызов, напасть на меня. Помыслил меня превзойти и завладеть моей силой, дабы власть твоя стала безграничной!.. Неблагодарный червь.
        - Ты сама виновна, сама! - зарычал Вергилий в ярости. - Ты могла быть со мной, могла быть моей… Я предлагал… Но ты отвергла меня, отвергла…
        - Твоей? - расхохоталась Дама. - Не ты ли когда-то лежал в моих ногах, точно шелудивый пес? Говоришь, это я тебя соблазнила? Ничтожество, честолюбивый слабак, ты не знаешь истинной любви. Тебе ведомы только похоть, месть и зависть, корысть и властолюбие. Никакие другие помыслы не живут в твоей мелкой душонке. Тебе ни в чем не сравниться с моим великим Господином и не сравниться со мной. Сколько длился наш прошлый поединок? Три секунды? Хочешь повторить, неразумный наглец?
        - Ха! - подобрался уязвленный Вергилий. - Ты многого не знаешь, о самоуверенная Госпожа. Тогда я был девяткой, от силы десяткой. Но потом ты сделала меня Жертвой, обезглавив собственными руками. Заточила в Дереве на столетия. Зависнув там, я учился, я копил силы… И теперь я Высший Аркан, я - Повешенный! А ты - всего лишь Дама… Я сильнее тебя. И сильнее Господина, которого ты боготворишь. Переступив через тебя, я стану Императором. И ты могла бы стать Императрицей - но посмеялась надо мной, отвергла меня… И жестоко заплатишь за это!
        В руках Вергилия заклубился голубой дым, из которого вырывались дрожащие пламенные языки.
        - Повешенный? - изогнула бровь Дама. - Вот как… Только я предпочитаю называть эту карту иначе. Предатель!
        В углах комнаты сгустилась тьма. Круг, в котором стояли две напряженные фигуры, ярко вспыхнул, словно очерченный огненной линией. Синее пламя в руках Вергилия взметнулось в сторону Дамы. Не долетев до ее лица, взорвалось, рассеялось сотнями пылинок.
        - Предатель? - прошипел юноша. - Я разнесу тебя в клочья, ведьма! Это ты будешь, поверженная, ползать в моих ногах и молить о пощаде!..
        Дама ответила ему встречным ударом, и битва началась.

* * *
        Как описать битву магов в зазеркалье? О каком ее плане, разрезе, слое, проекции говорить в первую очередь? Ведь в то время как на переднем плане лишь две неподвижно застывшие в магическом круге фигуры, бьющие друг в друга голубоватыми молниями, вспыхивающими и рассыпающимися, не нанося пока никакого видимого вреда… В это же время, параллельно за всеми дверями этого странного Города разворачиваются параллельные битвы удивительных сил, ведомых Дамой, против не менее странных сил, которые подчинил себе Вергилий. В далеком арктическом мире, среди льдов и фьордов, над останками ужасной добычи сошлись и закружились в смертельном танце два исполинских медведя - черный и белый. В Саду наслаждений удивительные создания из средней части триптиха не на жизнь, а на смерть схлестнулись с монстрами из правой части… Улицы Города корежит от напряжения. Дерево душ гудит, как растревоженный улей… Наши герои всего этого не видят. А видят они…
        …Вспышка за вспышкой.
        Вера видела, как в огненном круге метались две птицы: черный ворон и белая голубка. Ворон бросался на белую птицу, рвал ее клювом и когтями, взмывал ввысь и с новыми силами бросался на несчастную жертву. В воздухе парили черные перья и белый пух, медленно кружились, опускались в огненный круг и сгорали, оставляя удушливый запах. Ворон торжествующе клекотал и каркал; голубка увертывалась от его стальных когтей, но раз за разом на нее обрушивались новые удары.
        …Вспышка за вспышкой.
        Борис видел, как два шара, белый и черный, с размытыми очертаниями, похожие на грозовые тучи или шаровые молнии, сталкивались и расходились вновь. Черный шар испускал клубы дыма, а из белого, как из-под крышки кипящего чайника, со свистом вырывались струи пара. И черный шар рос на глазах, он дышал и потрескивал, а белый уменьшался и уменьшался.
        …Вспышка за вспышкой.
        Алексей видел, как две змеи сплелись в смертельном танце. Первая, покрытая черным зигзагообразным узором, напоминающим орнамент протектора шины, собранная в плотный клубок, то и дело выстреливала из него тупоносую голову и раззевала пасть, обнажая желтые зубы. Вторая, бледная, усеянная лимонными пятнами, танцевала на кончике хвоста, свиваясь сложными узорами, и шипела. Мелькали зубы и хвосты, трещали громовые раскаты. Белая змея слабела. На ее коже расцвели раны. Черная змея наступала, выбрасывая перед собой тугие кольца, безостановочно шипела, выжидая время для смертельного удара.
        …Вспышка за вспышкой.
        И только Грета видела, чтo происходило в комнате на самом деле. Как в руках Дамы и Вергилия с гудением нарастали шары света. Миг - и шары растрескались, взорвались, разойдясь голубыми молниями. Пожалуй, эта картина даже была красива: юноша с белоснежной кожей и женщина в черном платье застыли друг напротив друга, словно в танце; только танец был схваткой не на жизнь, а на смерть.
        Вспышка за вспышкой. Вспышка за вспышкой. Непримиримые противники метали и метали друг в друга голубые молнии. Дама слабела: ее руки дрожали, по шее катились капли пота, превращаясь в ручеек. Вергилий же торжествовал.
        - Разве женщина - что-либо иное, - кричал он, - как враг дружбы, неизбежное наказание, необходимое зло, естественное искушение, вожделенное несчастье, домашняя опасность, приятная поруха, изъян природы, подмалеванный красивой краской?
        Вспышка молнии. Вскрик. Дама пошатнулась.
        - Красивая и беспутная женщина подобна золотому кольцу в носу у свиньи!
        Вспышка молнии еще ярче. Вскрик - еще громче.
        - Женщина - это химера, - декламировал Вергилий нараспев, довольно улыбаясь и вновь собирая на ладони голубое свечение в неровный ком. - Это чудовище украшено превосходным ликом льва, обезображено телом вонючей козы и вооружено ядовитым хвостом гадюки. Ее вид красив, прикосновение противно, сношение с ней приносит смерть. Смерть!
        Вспышка. Вспышка. Вспышка.
        Судя по всему, дела у Дамы на этот раз складываются не так уж хорошо. Она дрожит, ее жилы напряжены, лицо осунулось, безумные глаза запали, крупные капли пота уже сливаются чуть ли не в ручьи. Лицо Вергилия, напротив, расслаблено: глаза его закрыты, на губах блуждает улыбка. Он явно предвкушает победу, которая уже не за горами… Вдруг Грета слышит голос Дамы: «Грета!.. Грета!..» Она оглядывается, но, похоже, никто из друзей этого не слышит. Она поворачивается к Даме и видит, что та смотрит прямо на нее. И почему-то на этот раз кажется, что взгляд этот не угрожающий, а ласковый и печальный. «Девочка! - звучит голос Дамы у Греты в голове. - Мне столько нужно тебе сказать… Но времени нет, мои силы на исходе. Нельзя допустить, чтобы он победил, тогда ты точно погибнешь - он ненавидит подобных нам… Помоги мне! Верни книгу на Дерево! Тогда он вновь окажется в моей власти и никому не сможет навредить…»
        Грета поражена. Ужасная Дама, преследовавшая их все это время, сама властительница зазеркалья просит ее о помощи. Причем просит о помощи только ее. Вот так поворот… Обещает что-то рассказать, но стоит ли ей верить? И как можно вообще кому-то из них верить? Чью сторону следует принять? Кошмарного монстра из детских страшилок или не менее безумного мага-оборотня, прикидывавшегося другом на протяжении всего пути?.. Что делать?!. «Впрочем, - думает Грета, - не обязательно принимать чью-то сторону. Дама только что сообщила нечто, что позволит обуздать предателя Вергилия. Отлично, избавимся от него, а потом попробуем обмануть Даму и освободиться. Для нас ведь по-прежнему главное - выбраться из зазеркалья и попасть домой, так?» И Грета решает действовать. Она подбегает к Борису и шепчет ему:
        - Боря! Борь! Я знаю, что делать. Пока они заняты друг другом, нам нужно вернуть книгу на Дерево и заменить ею наш планшет, чтобы Дерево потеряло власть над нами и мы не превратились в светляков! Освободимся сами - и заточим духа.
        - Точно! Ты гений! Наконец прищучим этого болтуна!
        Борис вскочил и ринулся к огненному кругу, в котором остался манускрипт, разросшийся чуть ли не до человеческого роста. Протянул руку - и она уперлась в невидимую границу, словно в стену из непробиваемого стекла.
        - Я не могу до нее дотянуться! Леша! Вера! Хватайте книгу!
        Не получилось. Грета попробовала - и тоже не смогла. Ее охватило отчаяние.
        «Дама! Ты меня слышишь? Что мне делать? Как взять книгу? Она внутри круга!» Однако Дама, похоже, уже не слышит ее. Глаза Дамы теперь закрыты, но лицо не расслаблено, как у Вергилия, а напротив, выдает высшую степень напряжения. Впрочем, через несколько мгновений слабый и еле слышный ответ все же раздается у Греты в голове: «Используй зеркальце… Давай… Ты сможешь…» - «При чем тут зеркальце? - мысленно кричит Грета. - Что мне с ним делать?»
        Тишина. Дама в круге еле удерживалась на ногах, пошатывалась, закусив нижнюю губу до крови. Вергилий победно хохотал:
        - И да будет прославлен Всевышний, по сие время охранивший мужской род от скверны ведьмовства и ворожбы!
        Он широко раскинул руки, между которыми набирал силы очередной огненный шар - больше остальных, намного больше…
        Грета поняла: время на исходе. Торопливо достала зеркальце из кармана - и оно знакомо мигнуло, потеплело и словно потянулось к ней… И тут она поняла, что делать. Вскинула левую руку с зеркальцем над собой, прикрыла глаза, а правой без усилий рассекла невидимый барьер. Ухватилась за книгу:
        - Помогите мне! Тяните что есть сил! Вера, открывай дверь!
        Борис и Леша бросились на помощь, обхватили Грету за пояс. Отчаянный рывок, еще один, еще - и книга вылетела из горящего магического круга и шлепнулась им под ноги, подняв тучу пыли.
        - Быстрее! В Театр - и к Дереву!
        Это оказалось не так-то просто: зловещая книга разрослась до размеров двуспального матраса, неимоверно отяжелела и не проходила в дверной проем, застревала в нем то одним, то другим углом.
        - Поверни правее! Толкай! Еще!
        - Готово. Бежим!
        Дверь будуара захлопнулась. Соперник и соперница все так же неподвижно стояли в магическом круге. Их лица озарялись вспышками голубых молний.
        - Сейчас я покончу с тобой, - пообещал Вергилий, улыбаясь и жонглируя лохматыми шарами света, - а потом и с той красноволосой ведьмой, на помощь которой ты рассчитываешь…
        Пересохшие губы Дамы едва шевельнулись:
        - Еще посмотрим, мой вероломный Ученик… Еще посмотрим…

* * *
        Дерево душ яростно раскачивалось, закручивая ствол, размахивая своими ветвями, свивая и развивая их. Множество предметов на концах ветвей сталкивалось между собой, звеня, стуча, скрежеща… Голубые просветы коры помутнели, подернулись серой пленкой, а внутри, за туманной стеклянной кожей голубые светлячки танцевали отчаянный танец с ярко-белыми. Гомон их голосов, и раньше достаточно громкий, слился в постоянный ожесточенный гул.
        - Я больше не могу… не могу… ф-ф-фух… - Борис остановился, тяжело дыша и обнимая обеими руками огромную книгу.
        - Уже почти пришли, давай! - Алексей подхватил фолиант сзади, и они потащили его вдвоем, как носилки. Отпрянули, услышав крик Веры:
        - Осторожно, ребята! Не подходите близко!
        Грохнули книгу на мостовую. Задрали головы. Борис присвистнул. Одна из ветвей дерева промчалась, словно шпага, совсем рядом с его макушкой и снова ушла ввысь.
        - Ну ничего себе гремучая ива! - хмыкнул Алексей. - Прямо полный «Гарри Поттер», только в реальности…
        - Похоже, оно взбесилось, - предположила Грета. - Или в нем тоже происходит борьба… огоньки… души сражаются друг с другом…
        - Неважно, - перебил ее Борис. - Какая разница, почему. Главное - что дальше? К этому чудищу невозможно подойти: на куски разорвет. Я туда не полезу. Шашлыком я уже едва не стал… Становиться мясной нарезкой нет никакого желания.
        - И что теперь? - нахмурилась Вера. - Как мы достанем планшет?
        «Может быть, я снова смогу… Может быть…» Грета помедлила. Потом решительно вскинула руку с зеркальцем и мысленно обратилась к Дереву, призвала его протянуть ей нужную ветку; и Дерево слегка утихло, из клубка переплетенных ветвей показалась одна из них. Друзья, разинув рты, наблюдали, как ветка, извиваясь, словно змея, послушно приближалась к девушке с зеркальцем. Правда, планшета на ней не было, но не было и других предметов: ветка была голодной. Этого было достаточно, чтобы скормить ей книгу.
        - Как ты это сделала? - проговорил ошарашенный Алексей. - Как тебе удалось?
        - Некогда объяснять, - крикнула Грета, стараясь не терять мысленного контакта с веткой. - Где книга? Быстрее, давайте ее сюда!
        Борис с Алексеем, поднатужившись из последних сил, подтащили исполинскую книгу поближе; ветка с довольным хрустом обвилась вокруг обложки, взвилась и затрещала, не выдерживая огромного веса.
        - Она сейчас сломается! - крикнула Вера. - Книга была маленькой, когда мы сняли ее оттуда…
        Если бы ветка сломалась, Вергилий бы окончательно освободился. Этого нельзя было допустить. И Грета, снова призвав на помощь зеркальце, положила ладонь на книгу, отчаянно представляя, как та сжимается в размерах до прежней скромной книжечки. Прикрыв глаза, она увидела голубоватые вспышки и услышала, как страницы под ее рукой потрескивают, словно от жара.
        - Охренеть… - выдохнул Борис.
        Открыла глаза. На ее ладони лежала маленькая закопченная книжечка с неразборчивым названием. Ветка присосалась к ней и мгновенно метнулась обратно, в гущу пляшущих сучьев.
        - Охренеть… - повторил Борис и ошеломленно посмотрел на Грету, словно увидел ее впервые. - Слушай… Если ты могла так с самого начала, какого черта мы тащили сюда эта бандуру?
        - Понимаешь, - ответила за нее Вера с легкой улыбкой, - нам, женщинам, иногда хочется посмотреть, как мужчины совершают подвиги…
        Грета расхохоталась. Впервые за долгое время ей стало легко и свободно. Подняла глаза на Дерево. Дерево успокаивалось: ветви, которые метались туда-сюда, рассекая воздух, теперь медленно и лениво шевелились, тихо позвякивая монетами и кольцами; светлячки утихали и кружились плавно и медленно, словно искусственный снег в сувенирном шарике.
        - Значит, наш ненадежный друг теперь снова в плену… - задумчиво сказал Алексей, поправив очки. - Где же он?
        И тут в воздухе послышался громкий и все нарастающий свист. Сверкающая точка, вырастая на глазах в горящий шар, неслась с небосвода прямо на них. Друзья бросились от Дерева врассыпную. «Метеорит, - мелькнула нелепая мысль. - Откуда здесь взяться метеориту?» Небесный шар рухнул прямо на Дерево… точнее, в Дерево, внутрь его туманных глубин за стеклянной кожей. Вместо ожидаемого удара почему-то раздался всплеск. Светлячков закружило и разметало за «иллюминаторами» Дерева. И после этого на прежнем месте из глубины главного просвета внутри ствола всплыло уже знакомое героям туманное лицо, которое на этот раз выглядело весьма потрепанным и обиженным. Голоса душ-светлячков на секунду усилились потревоженным хором, но тут их перекрыл и заглушил голос Вергилия - прежний бархатный баритон телевизионного диктора:
        - Цыц, детишки! Папа снова дома. А что касается вас, мои юные предатели, не сомневайтесь, мы еще встретимся…
        - Кто бы говорил! - Борис подскочил к лицу и не отказал себе в удовольствии хорошенько по нему треснуть. Кулак отскочил, словно попав в резиновую куклу, а обиженное лицо Вергилия расплылось в ехидной ухмылке:
        - Душе бестелесной вред причинить невозможно. Маши клешнями сколько угодно, ведьмовский дружок… Я с вами еще поквитаюсь, поквитаюсь… да, вы меня еще попомните, отольются кошке мышкины слезки…
        Дух бормотал что-то еще, удаляясь в матовые глубины Дерева, и через минуту его голос, уже неразличимый, пропал в нестройном хоре других голосов.
        - Предлагаю официально переименовать господина Вергилия в господина Сусанина, - предложил Алексей, - и забыть о нем, как о страшном сне. Грета, гм… Каков дальнейший план?
        - Совершенно никакого. - Грета приложила руку ко лбу и прищурилась. - Я рассчитывала, что мы найдем на Дереве планшет и освободимся, но вот в чем проблема: его тут нет. Не вижу планшета. Якоря нет, плана действий нет, духа-проводника нет… Ни Сусанина, ни Вергилия. Ни единой подсказки.
        - Еды нэт, воды нэт, растителности нэт, - шутливо передразнил ее Борис. - Зато у тебя появились магические способности! Может, наколдуешь нам ковер-самолет или сапоги-скороходы? На худой конец скатерть-самобранку, а то кушать очень хочется…
        - Тебе лишь бы только кушать, товарищ чревоугодник! - деланно возмутилась Грета. - Ребята, я не знаю, что это за способности и откуда они… Все само собой получается, правда. Зеркало словно говорит мне, что делать. А сейчас оно молчит, и я в тупике…
        - Вижу как минимум один плюс, - заметила Вера. - Если планшета нет на Дереве, значит, оно не сможет нас призвать.
        - Но где он тогда? - с отчаянием спросила Грета. - Как вернуться домой? Как узнать истинное имя Дамы? Одни вопросы без ответов, аж голова кипит…
        - Ничего, - сказал Алексей, усаживаясь на мостовую, - времени у нас навалом. Ты что-нибудь придумаешь.
        - Я?..
        - Конечно. Этот недружелюбный мир почему-то очень дружелюбен к тебе. Может, зазеркалье приняло тебя за Алису? У нее все в конце концов получилось, и у тебя получится.
        Тут Грета внезапно обнаружила, что друзья смотрят на нее… как-то странно, по-новому, словно матросы-салаги на старого капитана - морского волка в ожидании мудрых приказов и распоряжений. «Да вы что, с ума сошли?! - захотелось ей крикнуть. - Откройте глаза! Это же я, та самая девушка со странностями, любительница страшных сказок и фильмов про вампиров, над которой вы так дружно подтрунивали еще вчера вечером! Я не гожусь в капитаны. Я даже в матросы не гожусь. Больше всего на свете я хочу сбежать с этого дурацкого корабля!»
        - Признаться, я раньше считал тебя немного двинутой, - добавил Алексей, словно отвечая на ее мысли, - но сейчас, как видишь, обстоятельства кардинально изменились. Признаю себя ослом, приношу извинения и жду указаний. - Он приподнял кончиками пальцев невидимую шляпу и наклонил голову.
        - Спасибо, - через силу улыбнулась Грета. - Отдать швартовы! Но якорь не поднимать: куда идти - я не знаю. Хотя вариантов не так много. Шататься по улицам и снова открывать дверь за дверью - вряд ли хорошая идея. Вергилий говорил…
        - Он много что говорил, - перебил ее Борис. - Этот несносный болтун…
        - Борь, дай мне закончить. Так вот, Вергилий говорил об улицах мечтаний, ночных кошмаров и тайных страхов. Где именно мы побывали, я точно не уверена, но знаю, что обратно в Город не стоит соваться. Зачем нам ночные кошмары или даже мечтания? Толку от них никакого. Поэтому… - Грета обвела друзей взглядом и сообщила: - Мне кажется, нам нужно вернуться в последнее воспоминание. Дама разрушила его, когда обезглавила Вергилия. Но сейчас, когда он возродился, тень со стены исчезла и воспоминание должно восстановиться. Помните, там голая стена? Стена, где должно быть зеркало, - проход в наш мир.
        - Должно быть по словам Вергилия, - скептически отозвался Борис. - Опять по словам Вергилия. Можно ли доверять этому мошеннику? Он хоть раз сказал нам правду? А если там не было и нет никакого зеркала?
        - Это не самое страшное, - перебила его Вера. - А если Дама устроила нам ловушку: сидит и ждет в последнем воспоминании? Я бы не хотела лишний раз с ней сталкиваться. Что она, что этот дух - одного поля ягоды. Прихлопнет нас одной рукой и мокрого места не оставит.
        Грета закусила губу. Она никому, даже Борису, не рассказала о том, что Дама, великая и всесильная, обратилась к ней с мольбой о помощи и обещала рассказать о каком-то даре… Неужели она опустится до низости нарушить обещание и уничтожить тех, кто ей помог? «А почему нет? - поинтересовался внутренний голос. - Что ты знаешь о ней? Детские сказочки, городские легенды… Лесенка на зеркале, эгей, приди, Пиковая дама… Откуда тебе знать, ангел она или чудовище?»
        Перед глазами Греты появилась прекрасная юная девушка, чья улыбка лучилась добротой, девушка из воспоминания Дамы. Она помогала людям и никому не желала дурного. Но что случилось с ней потом? Озлобилась ли она на весь мир, который отвернулся от нее? Или сохранила в душе хотя бы частицу добра?
        - Нам нечего бояться, - решительно сказала Грета. - Видели, как Вергилий ее потрепал? Она не станет нас преследовать. И потом, других идей у меня все равно нет. Если воспоминание восстановилось, оно откроется нам. Может быть, через зеркало мы попадем обратно… Или наконец-то узнаем ее истинное имя и потребуем нас вернуть.
        Все еще споря на ходу, компания друзей двинулась к Театру памяти.
        Глава 8. Госпожа отражений
        …Больше никаких величественных тронов, мантий и мраморных колонн. Женщина в самом расцвете своей природной красоты сидит в простом, но удобном кресле прямо посреди поля. Через поле протекает река. Сзади виднеется чудесный сад, еще дальше - лес. Прекрасный пейзаж залит солнцем. На женщине простое летнее платье. Поза ее расслаблена, лицо приветливо и доброжелательно. Но на голове ее корона, украшенная звездами, под ногами луна, а в руке - царский скипетр. Легко, естественно и непринужденно она властвует и над земным миром, посреди которого восседает, и над небесным, который символизируют звезды в ее короне - их двенадцать, как и созвездий зодиака. У ног ее - символическое сердце со знаком Венеры, сердце влюбленного, и над ним она также властна.
        Это Высший Аркан Таро Императрица, именуемый также Хозяйка, Госпожа или Повелительница. В Египетском Таро она - Исида, недаром астрологическое соответствие этой карты - Венера. В средние века ее величали Venus Urania - Любовь небесная, вселенская творческая сила. Соединяющая Солнце и Луну Императрица - словно результат встречи Жрицы и Мага. Она олицетворяет слияние противоположностей, мужского и женского начала. Однако женское начало преобладает: это женщина, познавшая любовь. Могущественная и прекрасная, она возвышается не только над миром, но и над прочими картами в иерархии Старших Арканов. Хозяйка правит своими подданными, награждая достойных и карая ослушных. Как всеобщая Мать она строго и с любовью наблюдает за своими детьми. Впрочем, на более глубоком уровне эта карта может означать конфликт между двумя аспектами образа матери: светлым, полным заботы и любви, и его темной стороной - тиранической, ревнивой, собственнической.
        В прямом положении эта карта говорит об изобилии и материальных благах, успехах в творчестве. Символизирует жизненную силу, плодородие, рост и зарождение нового, а также женский инстинкт - интуитивные озарения, позволяющие принимать правильные решения, когда нет времени на обдумывание. Также Императрица однозначно указывает на период творческого подъема у художников, писателей, музыкантов. У инженеров и ученых - это новые нетривиальные идеи, у представителей других профессий - перемены, нововведения, рост и оживление деятельности.
        В перевернутом положении Хозяйка предупреждает о проблемах. Часто эти проблемы появляются вследствие недостатка проницательности или предвидения. Вас ждут бесполезные усилия, упадок творческих сил, материальные затруднения. Вы можете столкнуться с мщением или тиранией. Иногда Императрица может прямо говорить о мести со стороны обиженной женщины.
        Хозяйка отождествляется с заботливой женщиной средних лет, способной оказать помощь любому, кто к ней обратится. Однако перевернутая Госпожа описывает властную и ревнивую женщину, стремящуюся установить такой порядок вещей и отношений, который будет устраивать в первую очередь ее саму. Своими действиями она может внести хаос и разрушение в жизнь людей, особенно тех, которые, по ее мнению, посягают на ее положение.
        Если вам выпала Императрица, то вас ожидает период многообещающих перемен и удивительных шансов. Это прекрасное время для новых начинаний, дающих вашим способностям возможность раскрыться и проявиться. То, что вы носили в себе так долго, сможет найти выход. В сердечных делах все также сложится замечательно. Императрица обещает бурное развитие отношений, ведь она - карта любви. Только учтите, что в ее ведении находятся длительные, серьезные отношения, а не кратковременные и легкомысленные связи.
        Появление этого аркана означает, что дело уже близится к развязке, и вскоре вы узнаете, к чему привела вас судьба. Не исключено, что здесь замешана какая-то дружественная женщина, которая по тем или иным причинам взяла вас под свое покровительство.
        Прислушайтесь, и Императрица Таро подскажет, как управлять этим миром. Но готовы ли мы принять такую власть? И способны ли правильно распорядиться ею?..
        «Рассмотрев обвинения против Вольного мастера Чарльза Лютвиджа Доджсона, совет Гильдии зеркальщиков единогласно постановил признать мастера Доджсона виновным в намеренном нарушении Кодекса Гильдии, а именно в двукратном переносе человека из физического мира (девочки Алисы Лидделл) в личный реминискорум (отраженный мир собственных фантазий). С сего дня мастер Доджсон исключен из Гильдии, а всем членам Гильдии запрещено общаться и сотрудничать с ним в какой-либо форме под страхом исключения.
        Более суровое наказание не налагается ввиду того, что действия мастера Доджсона не нанесли прямого ущерба субъекту переносов, принявшему их за сновидения. Косвенный ущерб, связанный с изданием и распространением книг о путешествиях Алисы, представляется также не столь значительным, ибо в указанных книгах не раскрывается механизм работы зеркальной магии, а непосвященные читатели принимают эти истории за выдумки и фантазии писателя. Более того, присутствие сказочного Зазеркалья в сфере общественных идей может в будущем послужить целям маскировки и прикрытия истинной деятельности Гильдии…»
        Дело Доджсона. Протокол заседания совета Гильдии зеркальщиков.
        Ежегодник «Зеркальное дело: находки, проблемы, решения». 1872/73 г. С. 117

* * *
        Комната Дамы, куда они вновь вернулись, выглядела теперь совсем иначе.
        - Грета, да ты просто гений! - Вера от восхищения хлопнула в ладоши. - Молодец!
        Грета сдержала довольную улыбку и осмотрелась. Уже знакомый будуар, камин, роскошная кровать. Никаких следов угольного круга на полу. А на стене…
        - Смотрите! Это оно!
        Алексей указывал на высокое, в человеческий рост, старинное зеркало в богато украшенной оправе. Это зеркало Грета узнала бы из тысячи. Через него они, повинуясь неведомой силе, поднялись по каменным ступеням и попали в мир Пиковой дамы.
        - Надо же, на этот раз не обманул. Воспоминание действительно восстановилось. - Борис постучал по холодному стеклу. - Это зеркало, видимо, должно нам что-то показать… Но как нам его включить? Снова придется жертвовать душой? - Он посмотрел на Грету и покачал головой. - Я не хочу. Не хочу, чтобы ты страдала. Кто знает, какова будет цена…
        - Нет, - возразила Грета, чувствуя, как изнутри теплой и тяжелой волной поднимается неведомая сила. - Больше никаких жертв. Оно включится само, потому что я прикажу ему.
        Зеркало послушно помутнело, а когда прояснилось, путники увидели в нем Бруно. Он сидел на кровати, сжимая в ладонях то самое зеркальце, заглядывал в него и шептал, и шептал…

* * *
        - Ты здесь, со мной! Боже, какое счастье… Я до конца не верил, что получится…
        - Любимый… Ничего не понимаю. Я же горела… горела, вся целиком… Как ужасно, как больно… А теперь ничего не болит… Что случилось? Я в аду? И ты тоже? Ты последовал сюда за мной?!
        - Нет, дорогая, к счастью, нет. Твое тело погибло, но твою душу я успел перенести в отражение, в мир-за-зеркалом. Точнее, за твоим зеркальцем.
        - Бруно! Я даже не подозревала, что это возможно! Конечно, после того как ты спас меня от болезни, подарил это зеркальце и научил пользоваться моими способностями, менять отражения, я могла бы ничему не удивляться… Теперь ты снова спас меня! Это чудо! А мои способности - они еще при мне? Я смогу здесь что-нибудь поменять?
        - Конечно! Ты же зеркальный медиум. Этот дар принадлежит душе, а не телу. Ты по-прежнему можешь делать с отражениями и при помощи отражений все, что могла раньше. Я даже думаю, что теперь, когда ты сама оказалась за зеркалом, твои силы должны стать намного, намного больше. Ты наверняка захочешь их опробовать…
        - Обязательно! Только сейчас больше всего на свете я хочу обнять тебя! Как мне отсюда выйти?.. Бруно!.. Бруно?.. Любимый, почему ты отвернулся?.. Почему ты молчишь?.. Я что… не могу выйти отсюда?
        - Да. Нет. Видишь ли… Прости, я не знаю. Меня учили, что переносить людей за зеркало, в отражения в принципе возможно, хотя и запрещено…
        - Кем запрещено?
        - Гильдией.
        - Гильдией зеркальщиков? Но ведь ты говорил, что они просто делают зеркала… Обычные… Ты говорил, что таких, как мы с тобой, медиумов, в городе больше нет…
        - Прости, я пытался уберечь тебя, чтобы ты хранила свой дар в тайне. На самом деле все Мастера Гильдии в той или иной степени медиумы. Есть и другие медиумы, гораздо более сильные, за пределами города. Они не делают зеркал, но при помощи их меняют отражения, вещи, судьбы - как и ты. И все они тоже члены Гильдии…
        - Подожди, выходит, и дядя Джерардо, твой отец, - он тоже медиум?
        - Да, и он тоже. Все мастера немного медиумы, иначе мы не могли бы делать магические зеркала…
        - Но, Бруно, почему же мы тогда скрывались от дяди Джерардо? От других мастеров? Ведь получается, что мы одинаковые! И получается… меня сожгли за то, что могут делать и все остальные кругом? Это просто бессмысленно! А я еще так пыталась сохранить тайну зеркальца… чтобы спасти тебя… Какой я была дурой! Небось, тут у всех такие зеркала!.. Зачем? Зачем ты внушил мне, что я такая важная и исключительная? Зачем были все эти сказки про мой дар…
        - Потому что ты и была… ты и есть исключительная! Они совсем не такие, как ты. Твой дар гораздо сильнее, но даже не это главное. Ты - женщина! А в Гильдии нет мастеров-женщин или медиумов-женщин. Их не учат, не помогают развивать свой дар. Если бы отец или любой другой мастер узнал, в чем причина твоей болезни, они бы не сделали для тебя магическое зеркало - они бы сразу передали тебя инквизиции. Таковы правила Гильдии. У Гильдии вообще много правил и запретов…
        - Выходит, ты нарушил правила Гильдии, когда вылечил и стал учить меня?
        - Да, я их нарушил. Ты была такой доброй, храброй… Так сильно желала людям добра, что чуть не отдала им все свои душевные силы. Я полюбил тебя и не мог позволить, чтобы ты умерла. Мне пришлось сделать для тебя это зеркальце, а потом учить тебя, как им пользоваться… Кстати, не думай, что у всех есть такие. Специальные магические зеркала по личной мерке есть лишь у самых великих зеркальных магов. Их делают только с разрешения Гильдии, скорее даже, по ее велению, так что и здесь я нарушил запрет. Ради тебя. Раньше я не нарушал запретов…
        - И какое наказание за это полагается? За то, что ты нарушил запрет Гильдии?
        - За твое зеркальце меня могли исключить из Гильдии… За то, что учил тебя, - изгнать из города… Но если теперь кто-то узнает, что я снова спас тебя и перенес сюда, то, согласно правилам Гильдии, меня должны убить, а твое зеркальце уничтожить. Потому что это не просто запрет, а один из главных Запретов…
        - Ты говоришь, переносить людей туда, за зеркало, запрещено под страхом смерти… А оттуда тоже запрещено?
        - Запрещено. И этот запрет никто никогда не нарушал…
        - Почему? Разве можно назначить для нарушителя еще более суровое наказание, чем смерть?
        - Нет, дело не в наказании, просто… никто не знает, как. Этого пока никому не удавалось сделать… Прости… Прости меня… Любимая, не молчи! Я так соскучился по твоему голосу…
        - Значит, вот как… Вот как ты меня спас… Я не умерла, но живу ли? Я никогда не смогу обнять и поцеловать тебя, коснуться твоих рук, приготовить обед… Мы будем разделены - навеки? Пока не умрешь ты или пока не умру я?
        - Да, мы разделены. Пока - разделены, но знаешь… Есть легенда о том, что можно создать философское зеркало. Такое зеркало стирает границу между реальностью и отражением. Я найду способ сделать его. Ты выйдешь оттуда, и мы будем вместе.
        - Легенда… Бруно, это пустые надежды. Легендой называют выдумку.
        - Это не выдумка. Это возможно, я верю. Я ведь лучший из зеркальных мастеров. А стану еще лучше. У меня получится. Я все для этого сделаю, все сделаю для тебя. Мы обязательно будем вместе! Верь мне, любимая, верь мне.
        Бруно прячет зеркало под подушку. Меня окружает тьма, полная тьма. И все-таки я жива! Ведь я чувствую. Чувствую так остро… Нежность - как он любит меня, чем для меня жертвует. Отчаяние - вдруг он не сможет… вдруг я навеки заперта в зеркале… Ненависть. Ненависть. Ненависть. Если бы я могла жить. Если бы я могла отомстить. Страх - как тут пусто и темно…
        Впрочем… Бруно учил, что зазеркалье - это отражение моих мыслей, моих чувств. И что я могу изменять его, как и прежде, когда я была по ту сторону стекла…
        Тьма. Полная тьма. Наверное, так же чувствовал себя Господь, когда сотворил мир и жизнь. Господь, который от меня отвернулся. Теперь я сама себе Госпожа.
        Закрываю глаза.
        В начале сотворил Бог небо и землю.
        Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.
        И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.
        И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.
        Представляю землю и небеса. Представляю солнце. Нет, не хочу солнца. Лучше ночь. Беззвездная ночь. Город. Я на улице. Невысокие дома. Не помню, как они выглядят. Пусть будут дома в два этажа. Улицы, сходящиеся к городской площади…
        Открываю глаза. Вокруг по-прежнему темно, но это уже не та полная, оглушительная, угольно-черная тьма, которая окружала меня раньше. Скорее, серая мгла, размываемая вблизи сиянием голубоватого света, который исходит от моих рук. Справа и слева тянутся вереницы одинаковых двухэтажных домов. Монотонно дует сухой холодный ветер.
        Бруно был прав. Я могу управлять этим миром. Я - хозяйка этих мест, полноправная и всесильная. И бесконечно одинокая.
        Я могла бы создать солнечный свет, зеленые деревья, которые раньше так радовали меня. Но я не хочу. Не хочу. Два желания, два всепоглощающих желания завладели моей душой. Быть с Бруно. Отомстить им всем. Быть с Бруно. Отомстить…
        Я сделаю это. Я буду с Бруно. Я отомщу. Они заплатят. Они все заплатят!
        - Дорогая, я дома. Как прошел твой день?
        - Скучно и безрадостно. Во сне видела кошмары. Как я бесконечно горю и горю на костре, и никто не приходит на помощь. Огонь, крики, ненависть… Чудовищно. Сотворила театр памяти. Настоящий, он действует. Теперь я ничего и никогда не забуду. Не забуду, кто сотворил это со мной. Ни единого имени…
        - Это всего лишь сон, дорогая. Этого больше нет. Это никогда не повторится… А я работал в мастерской. Пока безуспешно, но ничего, ничего… Я справлюсь. Я больше не пытаюсь следовать за древними, комбинируя их замшелые рецепты, как учит Гильдия. Мы пойдем другим путем! Я уверен, если объединить науку и магию, можно многого достичь… Дорогая, ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? О чем ты думаешь? Твое лицо такое… печальное…
        - Чахну от тоски по тебе, любимый. Ты рядом - и не рядом. Мучительно. А еще… мое сердце рвется на части. Я так хочу отомстить им. Так хочу отомстить! Эта мысль не дает мне покоя, жжет хуже костра. Если бы ты их убил…
        - Что? Убил? Кого, зачем?
        - Всех, кто повинен в моей смерти. Каждого! Я задушила бы их своими руками, если б могла освободиться! Но я бессильна, а ты - ты… Ты владеешь искусством изготовления ядов… и магией… Сделаешь это для меня?
        - Нет. Я не буду убивать. Никого. Я вытащу тебя оттуда рано или поздно, обещаю, но убивать, пачкать руки кровью…
        - Даже кровью тех, кто виновен? Тех, кто мучил меня?
        - Нет! Даже думать об этом не хочу…
        Я слабею. Силы покидают мою душу. Голод… Странный, неутолимый голод… Я творю стулья и столик под белоснежной скатертью, на столике - вино и бокал, вазу с фруктами, рыбу и мясо на широких тарелках… Жадно ем, проливая вино, но еда не насыщает меня, не утоляет голод… Что же делать, чем мне питаться здесь, с другой стороны? У меня не осталось тела, только душа… Чем кормить душу? Кто бы знал ответ.
        Капля вина на скатерти - словно кровь.
        Отбрасываю бутылку, она разлетается на части. Вино - кровь - повсюду: на стенах, на платье, на губах. Слизываю его. Горечь. Боль.
        Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу! Будь они прокляты за то, что сделали со мной!
        Стук и голоса. Голоса снаружи. Подхожу к зеркалу, прислушиваюсь…
        - Доброго дня, мастер Бруно. Хотел бы зеркальце купить для Мариэтты. Дочка, шалунья, разбила старое, а вы - лучший зеркальный мастер в округе…
        Голос Альфонсо. Предателя Альфонсо.
        Мне возмездие и аз воздам, когда поколеблется нога их; ибо близок день погибели их, скоро наступит уготованное для них.
        Он приходил ко мне в мае, весенней ночью, крадучись, тайком, оглядываясь в страхе, что кто-то его увидит. Молил о помощи. Его жена ждала пятого ребенка, а в доме не было лишней лиры. Семья голодала. Я помогла Альфонсо, как и многим другим. Он стал богат. Достаточно богат, чтобы позволить себе новый дом и даже прислугу… И чем он отплатил мне? Первым бросил мне под ноги горящий факел. Убийца. Предатель. Ненавижу!
        Когда изострю сверкающий меч Мой, и рука Моя приимет суд, то отмщу врагам Моим и ненавидящим Меня воздам…
        - Убей его, Бруно! Убей! - рычу я, припав губами и руками к холодному стеклу. - Убей, не медли! Сделай это для меня!
        Зеркальце лежит у Бруно в нагрудном кармане, и он не может не заметить, как из него наружу рвется мой отчаянный крик:
        - Убей!
        Бруно не слышит. Или делает вид, что не слышит? Ну как же так? Он сейчас уйдет… Уйдет, купив зеркало для своей жены, жены предателя и убийцы…
        Ненависть вырывается из меня безжалостной волной. Стекло под руками теплеет, истончается, и моя ладонь… моя ладонь с усилием проходит сквозь него. И вторая.
        Я могу выйти. Я чувствую, что могу выйти. Я сама убью предателя, если Бруно не может. Я сделаю это.
        С разбегу бросаюсь на зеркало. Оно не бьется, обволакивает меня, как мутная вода, и выпускает наружу - с той стороны.
        Вот он. Стоит прямо передо мной, улыбается в пышные усы, разглядывает маленькие ручные зеркальца на своих ладонях. Ладонях, которые держали факел… который поджег мой костер… который убил меня… убил…
        Голод. Голод терзает мою душу. Я должна что-то сделать, должна, чтобы выжить…
        …Упою стрелы Мои кровью, и меч Мой насытится плотью, кровью убитых и пленных, головами начальников врага.
        Убить. Уничтожить.
        - Предатель!
        Альфонсо видит меня. Бледнеет, роняет зеркальца, крестится, пятится назад. Стекло под ногами брызжет в стороны и похрустывает.
        - Пресвятая Дева Мария, что это такое?! Призрак! Сгинь! Сгинь, нечистая сила! Я так и знал… так и знал, что ты водишь дружбу с дьяволом, Бруно! И тебе дорога на костер, и тебе!
        - Посмотри на меня хорошенько, предатель, - говорю я, улыбаясь. - Это последнее, что ты увидишь! Умри!
        Я взмахиваю руками, и Альфонсо мешком оседает на пол. Его глаза закатываются, он падает лицом в осколки. Голод… мой голод утолен, я больше не голодна. Я отобрала его душу.
        Теперь я все поняла. Вот моя пища. Души питают душу. Мою душу.
        Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого.
        Он мертв. Я оборачиваюсь. Бруно стоит за прилавком, за его спиной - десятки зеркал: круглые, овальные, квадратные. И в каждом я вижу себя: такую же, как до ареста, прекрасную, торжествующе улыбающуюся. Наконец-то! Наконец отмщена, сыта и довольна! И я выбралась наружу, освободилась!
        - Бруно, любимый…
        Я делаю шаг, распахиваю объятия, плача от радости, - и тело пронзает нестерпимая боль; кричу, мир меркнет. Открыв глаза, вижу скатерть, запятнанную брызгами вина. Зеркало на стене. И в нем - потрясенное, озадаченное лицо.
        - Бруно! - Бросаюсь к зеркалу - и натыкаюсь на холодное стекло. Мои пальцы не проходят сквозь него. Я несвободна. По-прежнему несвободна.
        - Ты убила его…
        - Да, убила. Потому что ты не слушал меня. Не мог и не хотел. Я сделала все сама. Теперь мне так свободно и легко… И впервые за долгое время я не чувствую голод. Я поняла, чем питается душа: не пищей земной, но другими душами. Я погибну, если не буду отнимать их…
        - У кого?
        - У моих убийц, инквизиторов. У каждого, кто смеялся надо мной. Каждого, кто бросал в меня камни и грязь. Моя душа жаждет мщения. Пусть они заплатят. Я знаю: ты против убийства, у тебя не поднимется рука… но убивать буду я, а не ты. Ты поможешь мне?
        Молчание.
        - Бруно, отвечай. Ты поможешь?
        - Дорогая… что с тобой происходит? Где моя милая подруга, самая добрая и отзывчивая, та, которая всегда помогала людям? Где та девушка, которую я полюбил?
        - Если ты не заметил - сгорела на костре! Я хочу мести, Бруно. Пусть они заплатят за все.
        - Я не буду помогать тебе. Я мастер зеркал. Ученый, а не убийца! А ты - ты превратилась в чудовище!
        Уносит зеркало в другую комнату, бросает его на полку, убегает. Слышу, как хлопает дверь. Ничего, он вернется. Вернется и поможет мне.
        Прошел день. Или два, или три. Ход времени скрыт от меня. Сотворила часы, повесила их в будуаре, но часы немы и недвижны, стрелки застыли на вечной полуночи. Почему-то не могу их завести. Впрочем, я и так ощущаю: Бруно нет очень и очень долго. Где он? Заключен под стражу за убийство? Глупости: он знает, как уничтожить тело… Оплакивает меня, свою бывшую возлюбленную, милую девушку, прекрасную, как цветок лилии? Напрасно, она не вернется. Я нравлюсь себе такой. Помогать другим и получать в ответ черную неблагодарность - что может быть глупее? Оставлю всепрощение и кротость монахиням и отшельникам. Я поступила верно и не собираюсь раскаиваться. Но что если… он бросил меня?

* * *
        И все же он возвращается, помятый и измученный. Порванная одежда заляпана грязью. Под глазами круги. Лицо осунулось. Не смотрит на зеркало. Садится на кровать, обхватывает голову руками.
        - Бруно, где ты пропадал? Не молчи, ответь мне.
        - В таверне у Сильвестро.
        - Зачем? Зачем ты туда ходил?
        - Хотел убежать. От тебя! И от себя тоже… Вино у Сильвестро дрянное, кислятина, но свое дело делает. Я подрался с другими пьяницами. Лежал в грязи, в канаве. Ходил в бордель. Бесполезно - порок дурманит голову, но не меняет фактов. Прежний Бруно умер! Прежний, который не убивал. И не был соучастником убийства.
        - Ты ничего не сделал, Бруно. Это я…
        - Неправда. Я уничтожил труп. Альфонсо больше нет, его ищут. На меня не падут подозрения, но неважно. Моя душа запятнана соучастием в убийстве, расколота на две половины. И обе они рыдают от ужаса.
        - Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, Бруно… Ты решил бросить меня? Я этого ждала. Так не медли, уходи, если хочешь. Я не прокляну тебя. Пусть я изменилась, но люблю тебя по-прежнему. Мне нужны только они. Каждый, кто виновен в моей смерти. Пусть они заплатят. Это справедливо.
        - Не хочу этого слушать. Разве нам выбирать, кому жить, а кому умереть? Это дело Бога…
        - Так пусть же лучше делает свое дело! Где его высшая справедливость?.. Ведь это Бог решил, что я достойна смерти, хотя не сделала ничего плохого. Он решил, что я должна умереть. А ты подарил мне жизнь - вопреки Его воле. А может… Бруно, может, все наоборот! Может, это как раз мы - Его орудие. Ты об этом не думал? Ты и я! Может быть, ему сейчас нужно именно такое орудие, чтобы излить свой гнев на этот город… как во времена Содома и Гоморры… И если это так… неужели ты откажешься отомстить? Уничтожить тех, кто обрек меня на смерть, кто смеялся, радуясь моей боли? Не хочешь? Тебе все равно?
        - Нет, не все равно! Я тоже чертовски зол на них. Но я знаю, что люди глупы и слабы. Их легко одурачить, запугать и обмануть. Сбившись в толпу, они сами не ведают, что творят. Господь им судья…
        - Я - судья! Мне - отмщение! Око за око. И знаешь, Бруно… я устала спорить. Тебя не было так долго. Надеюсь, ты принял решение и больше не заставишь меня умолять и изнывать от неизвестности…
        Бруно молчит.
        - Ты со мной? Ты мне поможешь?
        Он тяжело поднимает голову, мрачная усмешка появляется на его губах:
        - Сейчас ты согласишься, что есть польза и от моего пьянства… Там, в таверне, я слышал… Отец Ансельм, один из тех, кто осудил тебя… сегодня он ночует в монастыре неподалеку.
        - Ты пойдешь туда со мной?
        - Это я пойду туда! И возьму тебя с собой… Да, я принял решение. Мы отомстим!
        Я расцветаю с каждым днем. Я больше не маленькая и глупая девочка, не испуганная и некрасивая девушка. Я прекрасная женщина. Я смотрю на себя в зеркало с удовольствием. Я рада той, что улыбается мне с другой стороны стекла. Сила моя безгранична. Память - отменна. Пощады не будет. Никому.
        Передо мной список. Я вычеркиваю имя за именем, имя за именем. Когда имена кончатся, не остановлюсь. Разве мало людей недостойных оскверняют воздух дыханием своим? Мне нужна пища, и я найду ее. Хочу дождаться момента, когда Бруно найдет выход. Когда я смогу по-настоящему коснуться губами его губ. Хочу жить, засыпать и просыпаться рядом с ним. Я верю, что он сможет.
        Проходят годы, я не замечаю их. Они отыгрываются на Бруно. Мне больно смотреть, как сгибается его спина, как седеют виски. Но он еще крепок, впереди у нас еще столько лет, так много мести. И так много надежды…
        - Бруно, что с тобой? Мы не разговаривали несколько дней… Опять забыл обо мне?
        - Нет, любимая. Я пришел попрощаться.
        - Попрощаться? Что это значит?..
        - Чума. Черная смерть. Я весь горю, я тоже болен. И я умираю, любимая.
        - Как же так, Бруно? Неужели нет способа излечиться?
        - Нет, любимая, слишком поздно…
        - Нет… Нет, нет, нет! Ты не умрешь! Ты же величайший маг! Неужели нет средства?..
        - Слишком поздно, я умираю… Жалею только… что не сумел вызволить тебя… вывести… наружу… из зеркала… Не хватило времени. Не успел… Прости меня. И прощай… Я люблю тебя больше всего на свете… драгоценность моя, счастье мое…
        - Нет, Бруно, нет, нет! Ты не умрешь! Ты не можешь умереть! Нет!
        Он умирает, я это вижу. Падает на кровать, дрожит в лихорадке, выгибается в судороге, застывает… Не шевелится. Жив. Надолго ли? Мечусь, словно в клетке, сжимаю кулаки, кричу и плачу. Что я могу сделать? Что?! Если бы я знала, чтo его спасет! Если бы я могла! Если бы…
        Слышу стук. Служанка. Входит служанка с тазом воды. Она так молода, свежа и здорова. Полная, кругленькая, румяные щеки. Что-то напевает под нос. Похоже, эпидемия ее не затронула. Несправедливо, нечестно! Почему она, бесполезное существо, будет жить, а Бруно, гений, лучший зеркальный мастер, любимый - умрет?
        Кажется, я знаю, что делать.
        Взмахиваю рукой. Девушка с коротким вскриком падает, как подкошенная, роняет таз с водой. Вода растекается по полу. Неважно, все равно. Мне не нужна твоя душа. Хочу, чтобы Бруно жил. Мне не нужна твоя душа. Хочу, чтобы Бруно жил…
        - Бруно! Бруно! Бруно! Жив… Жив и здоров, какое счастье!
        - Что… как ты это сделала? Что за колдовство?
        - Я отняла ее душу. И отдала тебе.
        - Убила невинного человека. Она… она так молода и наверняка не сделала ничего дурного.
        - Каждый грешен, Бруно, на каждом есть вина. Главное - я спасла твою жизнь. И… и ты помолодел! Посмотри, Бруно… Посмотри на себя хорошенько, ты стал моложе. Значит… я смогу питать душами не только себя, но и тебя! Теперь у нас будет сколько угодно времени! У нас обоих. Ты понимаешь, любимый? Ты рад?
        - Я рад, что не умер, - кто бы такому огорчился? Но… Раньше мы убивали только дурных людей, сегодня отняли душу у невинного человека. Это гнетет меня. Так нельзя…
        - Что было делать? Чтобы спасти тебя, мне нужна была сила. А души, к сожалению, не окорока. И у меня тут нет погреба, чтобы хранить их про запас…
        - Хм… Погреб для хранения душ, интересно… Может быть, я что-нибудь такое и придумаю, моя милая хозяюшка, но позже. Не хочу опять подхватить заразу. Пожалуй, пора уходить из этого города.
        Мы будем жить! Оба. Долго и счастливо. Я ликую. Пританцовывая, обхожу Дерево - широкое, в несколько обхватов, задираю голову, рассматриваю его ветви, которые теряются во мраке. Просветы в коре бросают на мое лицо и руки голубоватые отблески. Души в Дереве жалобно шепчут, плачут, шелестят, но я их не слушаю. Для великих свершений нужны великие жертвы. Бруно - гений, я никогда не сомневалась в этом. Он вытащит меня отсюда. Сегодня или завтра, через десять или сто лет - неважно. У нас в запасе целая вечность.

* * *
        Сгрудившись возле зеркала, которое вспыхивало, как телевизор в темной комнате, друзья видели, как прошлое Дамы, эпизод за эпизодом, разворачивается перед ними. Каждый вечер Бруно садился на кровать, брал в руки карманное зеркальце и разговаривал с ним. Говорил о своей любви, рассказывал об удачах, редких и немногих, и неудачах, частых и сокрушительных. И голос из зеркала неизменно отвечал: «Ничего страшного, получится в другой раз. У нас в запасе целая вечность. Я верю в тебя, любимый».
        Вот только имя, истинное имя Дамы, так до сих пор и не прозвучало. А воспоминания уже подходили к настоящему времени. В зеркале отразилось окно с московскими ночными огнями, широкий плазменный телевизор - и Бруно, в современном костюме, с современной прической… Друзья молча переглянулись. Грета произнесла одними губами: «Это он!.. Помните афишки в галерее?.. Итальянский профессор… Хозяин музея!..»

* * *
        - Привет, любимый. Где это мы?
        - В Москве. Я остановился в отеле. Тут неподалеку есть маленький городок Дубна. Там живут физики-ядерщики, проводят эксперименты. У них есть сверхпроводящий ускоритель…
        - Бруно, опять ты за свое! Я твоих ученых слов совершенно не понимаю. Объясни.
        - И не нужно понимать. Главное - летом они планируют провести очередной опыт. Это может мне пригодиться. Если использовать сверхпроводящий ускоритель протонов в сочетании с зеркальной магией… Кстати, как там твой резервуар?
        - Почти полон. Еще максимум пара десятков душ - и больше просто не влезет. Так что я готова, в любой момент.
        - А если снова не получится?
        - Ну и что? У нас впереди целая вечность. Рано или поздно тебе повезет… Но ведь тебя гнетет не это, верно?
        - Я боюсь, дорогая… боюсь, что ты не захочешь переходить обратно в физический мир.
        - О чем ты говоришь?
        - Ты познала радость вечной жизни. Как и я. Мы всесильны. Мы почти что боги. Вечность - это так заманчиво… Конечно, люди в нынешнее время живут намного дольше, чем во времена нашей молодости. Многие доживают до девяноста, даже до ста. Некоторые - аж до ста двадцати…. Но что такое век по сравнению с вечностью? Когда ты возродишься, скорее всего, ты больше не сможешь поддерживать себя и меня энергией душ. Мы станем обычными людьми. Хочешь ли ты этого?
        - Бруно, дурачок… Зачем мне вечность, в которой нет тебя? Зачем тысячелетия, если ни разу за тысячу лет я не смогу прикоснуться к тебе и поцеловать тебя? Забудь свои глупые страхи.
        - Хорошо. Не стану думать о плохом.
        - Спокойной ночи, дорогой.
        - Спокойной ночи, Тесса. До завтра, любимая.

* * *
        - Тесса! - воскликнула Грета с ликованием. - Наконец-то! Ее истинное имя - Тесса!
        «Эса-эса-эса» - прокатилось по будуару нарастающее эхо, и вдруг удар. Еще удар. Третий - сильнее всех. В центре комнаты заклубилась тьма.
        - Кто звал меня? - раздался из этой тьмы уже знакомый властный и гневный голос, и призванная магией имени разъяренная Дама материализовалась посреди будуара, до смерти напугав не ожидавших этого друзей.
        Глава 9. Зеркало для героя
        …Ну вот, собственно, и все. Человеческая комедия отыграна, и занавес готов опуститься. Ангел, старательно надувая щеки, дует в свою трубу, и подчиняясь этому всесокрушающему звуку, в земле разверзаются могилы, а навстречу грядущему Страшному суду из могил восстают мертвецы. Тела людей, завороженно глядящих в небо и тянущих к нему руки, обнажены. На их лицах - смесь удивления, ожидания, страха и восторга.
        Это аркан Таро Страшный суд, именуемый также Высший суд. В толковании этой карты столь же легко ошибиться, как и в толковании карты Смерть. Ведь суд обычно связывают с наказанием, карой, а тем самым - с безысходностью и страхом. Между тем на карте Суд изображается не смерть, а воскресение, то есть момент возрождения и освобождения. Это выход истинного божественного начала из темницы к свету. Поэтому Суд олицетворяет не конец, а некий переломный шаг на пути становления личности, завершение очередного этапа ее алхимической трансформации, превращения низшей материи в высшую. Суд Таро повествует об освобождении и обретении человеком истинной жизни: прежде он жил среди иллюзий, а теперь начинает ощущать реальность своего бытия.
        В прямом положении карта Суд буквально предвещает освобождение - от каких-то забот, от неприятного человека или от собственных качеств, которые мешали вам прежде. Может означать также и такую ситуацию, когда после долгого застоя наконец пришли перемены к лучшему: достижение цели, удачный исход дел, долгожданное возвращение домой. Возможно, исполнится ваше давнее желание или жизнь в целом выйдет на более высокую ступень. Вы можете вновь обрести нечто ценное, что считали безвозвратно утерянным, или, наоборот, нечто настолько впечатляющее и важное, о чем даже не смели мечтать. Представится возможность заглянуть вглубь себя, понять, в чем заключается наше истинное призвание. Вас также может ожидать сдача экзаменов, завершение какого-либо этапа или задания.
        В перевернутом положении Суд предостерегает: не тяните с принятием решения, вам все равно этого не избежать. Промедление грозит утратами. Могут возникнуть непреодолимые трудности. Обстоятельства будут оставаться прежними до тех пор, пока решение не принято. В самых неблагоприятных раскладах перевернутый Суд может говорить и о том, что сейчас судьба принимает решения не в вашу пользу. Вы погружаетесь в пучину отрицательных эмоций, испытываете приступы позора и раскаяния, страх смерти. Но если вы прислушаетесь к советам своего внутреннего голоса, вам, может быть, удастся исправить ситуацию.
        В гаданиях на любовь и отношения Суд говорит о переменах к лучшему. Вы находитесь на пороге открытия сокровища в вашем теперешнем союзе или, если вы в данное время одиноки, в предстоящем союзе с другим человеком. Не ждите встречи со сказочным принцем или женщиной мечты. Сокровище откроется благодаря глубоким внутренним изменениям, которые произойдут внутри вас.
        Выпадение Суда в раскладе Таро предвещает появление в вашей жизни старого знакомого или человека из прошлого, в отношениях с которым остались нерешенные вопросы. Возможно, вы не хотели бы встречаться с этим человеком, поскольку с ним связаны негативные воспоминания. Столкновение может быть весьма неприятным, вам могут попытаться навязать свои взгляды и убеждения. Однако пройти через эту встречу необходимо - пришло время расставить все точки над «i».
        Наступает решающая фаза. Что бы ни происходило сейчас, это не случайно. Конец замешательству и отчаянию. Пора превозмочь потери, сломить препятствия и преодолеть порог, казавшийся прежде неприступным. И тогда на все вопросы будут даны ответы, все сомнения разрешатся, истина предстанет перед вами во всей полноте.
        Суд вершится прямо сейчас. Пришло твое время. Ангел уже вострубил, ты призван. Постарайся понять значимость и смысл врученного тебе послания. Прими возложенную на тебя задачу. Встань и иди, ведь в глубине души ты уже сделал выбор. Отчего же ты медлишь? Неужели тебе хоть немного жаль, что все это вот-вот закончится? Или ты просто не уверен в том, что в этой последней тяжбе Высший суд примет твою сторону?..
        «Нет никаких сомнений, что братья Лоуренс (Ларри) и Эндрю (Энди) Вачовски попали под влияние неизвестного зеркального мастера, который фигурирует в их произведениях под именем Архитектор. Расследование с применением зеркального гипноза показало, что Архитектор неоднократно перемещал сознание Ларри и Энди в искусно сконструированный личный реминискорум. Данный реминискорум содержал отражения вымышленного постапокалиптического мира, в котором машины питаются энергией людей, постоянно пребывающих в виртуальной среде, контролируемой конгломератом компьютерных программ. В итоге Архитектор внушил Ларри и Энди, что реминискорум и есть истина, а окружающий их с детства физический мир - всего лишь отраженная реальность.
        Мотивы Архитектора нам неизвестны. Известны последствия его действий. Ларри и Энди Вачовски, уверовав в то, что все человечество погружено в летаргический сон и превратилось в пищу для машин, сняли кинотрилогию „Матрица“, где с убедительной точностью воспроизвели реальность, сконструированную в реминискоруме воображением Архитектора. Первый фильм трилогии буквально напичкан намеками на мир зазеркалья. Стоит вспомнить хотя бы сцену, где Нео тянется рукой к жидкому зеркалу. Или предложение Морфеуса узнать, насколько глубока кроличья нора. Книга „Симулякры и симуляция“: реальность рассыпается, на смену действительности приходит ее копия и т. д. К счастью, этих намеков не понял никто из непосвященных. Гильдия немедленно направила значительные ресурсы на поиски нарушителя кодекса, так называемого Архитектора, но они не завершились успехом. Что касается судьбы Ларри и Энди, побывавших по ту сторону, - она, как известно, достаточно плачевна. Вачовски всерьез поверили, что настоящий мир - отраженная реальность, и это привело к полному перевороту их сознания и необратимым изменениям личности. На
сегодняшний день братья Ларри и Энди известны миру как сестры Лана и Лилли. Пребывание сознания субъектов переноса в зазеркалье привело в данном случае к гендерной инверсии…»
        Казус Вачовски: к вопросу о последствиях зеркального переноса.
        Ежегодник «Зеркальное дело: находки, проблемы, решения». 2015/16 г. С. 258

* * *
        Застигнутые за подглядыванием в зеркало и внезапно обнаружившие за спиной пышущий злобой объект собственного интереса, четверо друзей, обернувшись лицом к вновь появившейся угрозе, инстинктивно сбились в кучу. Как можно плотнее, держась друг за друга, словно предстоял шторм или ураган, способный разметать их как соломинки, если они не будут цепляться за своих товарищей. При этом Борис попытался заслонить собой Грету от Дамы, что было совершенно бессмысленно, но почему-то, несмотря на ужас момента, отозвалось в ней приятным теплом.
        - Кто звал меня? Кто осмелился произнести мое имя? Отвечайте!
        В ответ на вопрос Дамы на язык так и просилось «Мы вызвали…», чтобы разделить грядущую бурю с друзьями, чтобы не остаться один на один с кошмарной Госпожой здешних мест. Но Грета уже чувствовала себя капитаном этого небольшого корабля, ответственным за свою команду. Это она привела сюда друзей, она произнесла имя, значит, ей и держать ответ. Отпустив руку Бориса и выйдя из-за его плеча, Грета громко произнесла:
        - Это я вызвала тебя, Тесса! - При этом голос ее если и дрожал, то лишь чуть-чуть, и она надеялась, что никто этого не заметил.
        Дама пристально посмотрела на нее. Выражение злобы на лице Дамы медленно трансформировалось в маску холодного и ироничного любопытства:
        - Представляешь ли ты себе, девочка, что происходит с теми, кто зовет меня по имени?
        Борис снова схватил Грету за руку и закричал:
        - Мы знаем твое имя, ведьма! Ты больше не имеешь власти над нами! Ты должна нас немедленно отпустить!..
        - Молчать! - холодно произносит Дама, и Борис обнаруживает, что не может больше произнести ни слова… а также не может двигаться. - Это вам кто сказал? Иеронимус?
        - Какой… Ронимус?
        - Иеронимус, - повторила Дама, иронично улыбнувшись, - мой вероломный ученик, которого вы ухитрились выбрать в проводники. Глупцы! Кому вы поверили? Знаете, сколько правды было в его словах? Даже интересно, что он вам наплел о себе? Небось, про свое ремесло он не особо распространялся?
        - Нет… - Грета почувствовала себя очень глупо. - Говорил, что писатель… или библиотекарь…
        Дама заливисто захохотала, совсем как девчонка над дурацким анекдотом. Хохотала долго и, похоже, искренне. Промокнула мизинцем слезинку, которая выступила в уголке глаза.
        - Библиотекарь? Ох, не могу… Просто дети. Поверили инквизитору. Разумеется, он обманул вас и, внушив ложные надежды, использовал, чтобы попытаться добраться до меня. Впрочем, это неважно, поскольку… Я не собираюсь вас отпускать!!! - неожиданно кричит Дама, мгновенно оказываясь лицом к лицу с Борисом. Ее настроение меняется внезапно и без причины… как, видимо, и положено пятисотлетней сумасшедшей, запертой в стационаре собственного больного воображения.
        Так же внезапно она успокаивается и даже соизволяет улыбнуться:
        - Вообще-то я могла бы отправить вас троих в Дерево прямо сейчас. Но поскольку в ходе сегодняшней игры - да-да, не удивляйтесь, я все знала и лишь играла с вами с самого начала - вы немало развлекли меня, я вам сначала кое-что объясню… Во-первых, вы уже пожертвовали своим сиянием, отказались от него. А по эту сторону зеркала душа без сияния ничего не стоит и не имеет никаких прав… Во-вторых, у меня ваш якорь…
        В этот момент Дама достает - прямо из воздуха? - злополучный планшет. Стоящий рядом Алексей пытается выхватить планшет из ее рук, но Дама делает неуловимое движение опытного фокусника, и планшет снова исчезает, а Дама довольно больно, но при этом кокетливо бьет Алексея по руке. После этого удара Алексей тоже чувствует, что больше не может говорить и шевелиться, а может только смотреть и слушать.
        - Экий шалунишка! Так о чем это я?.. Ах да, якорь. Я в любой момент могу скормить его ветвям моего Дерева, и после этого все вы окажетесь внутри резервуара душ по моему первому зову. Совершенно неважно, знаете ли вы при этом мое имя. Я ведь тоже знаю ваши имена, так что мы с вами в равном положении… за исключением того, что все козыри в этой игре у меня на руках!
        - Но это же нечестно! - кричит Вера.
        - Нечестно?! - вновь моментально изменившись, разъяренная Дама мгновенно оказывается возле нее, приближая свое лицо к Вериному настолько близко, что та может видеть только бешеные налитые кровью глаза с узкими черными зрачками посреди белесой, словно выстиранной радужки. Эта деталь почему-то успокаивает Веру и делает Даму почти нестрашной. Такие глаза Вера, будучи на практике в приемном отделении, неоднократно видела у наркоманов со стажем, тех, кому недолго уже осталось. В конце концов, Дама всего лишь наркоманка, зависимая от энергии душ. Вера хочет ей об этом сказать, но понимает, что язык… и все тело больше не слушаются ее. - Это ты мне будешь говорить о честности?! Ты сама-то когда собиралась сказать своему муженьку, что уходишь от него?… Что ж, я сделаю это за тебя!
        Дама отодвигается от Веры, и та с ужасом видит, что у Дамы ее, Верино, лицо. В точности такое, каким она привыкла его видеть каждый день в зеркале. Дама подходит к Алексею. Этого Вера не видит, поскольку застыла на месте и не может повернуть голову. Зато она слышит, как Дама ее собственным голосом (тем самым «своим-чужим» голосом, какой мы всегда слышим на аудиозаписях, поражаясь непривычному тембру, но с удивлением признавая собственные слова и интонации) произносит ее собственный монолог, который она столько раз мысленно репетировала, не зная, как решиться на разговор с мужем:
        - Леша, нам нужно поговорить… Я так больше не могу. Я совсем не вижу тебя. Мы больше никуда не ходим, не проводим время вместе. Мы стали чужими людьми. Я думаю… нам лучше расстаться!
        - Просто удивительно, - произносит Дама уже своим голосом, - сколь многое люди наедине с собой готовы доверить зеркалу, не думая о том, что зеркало может их услышать… - и резкий смех Дамы разносится по комнате, словно воронье карканье.
        Вера изо всех сил пытается повернуться к Алексею, увидеть его лицо, объяснить ему, что это не так. Что все уже в прошлом. Что за последние несколько часов она поняла, что никого дороже его нет в ее жизни. Что она просто не сможет жить, не сможет дышать, если его не будет рядом… Но она не может пошевелиться, не может ничего сказать. Не может даже заплакать.
        - Таким образом, остаешься только ты, моя милая, - говорит между тем Дама, вновь сменившая гримасу ненависти на непроницаемую маску высокомерия и презрения, подходя к Грете. - Твое сияние все еще при тебе. Ты призвала меня, назвав по имени. Поэтому, так и быть, я поговорю с тобой. А ты хочешь поговорить со мной?
        - Думаю, у меня нет вариантов, - отвечает Грета, чувствуя, как внутри у нее закипает холодная злость. Еще вчера вечером она относилась к Вере с неприязнью и чувствовала, что это взаимно. Но сейчас то, как Дама походя, несколькими словами пыталась разрушить любовь Веры и Алексея, неожиданно отозвалось в Грете острой болью, словно это ее собственную любовь пытались растоптать.
        - И то верно. Тогда… мы, пожалуй, переместимся для разговора в более приятное место!
        Дама хватает Грету за руку, и будуар с застывшими друзьями исчезает…
        …сменяясь пейзажем тропического острова. Точнее, отретушированного тропического острова. Океан с нереально аквамариновой водой, сияющий белый песок, жаркое, но не обжигающее солнце, сочные зеленые пальмы, дающие глубокую прохладную тень… Волны лениво накатывали на берег и так же лениво отступали. В тени одной из пальм стояли два шезлонга, и в одном из них возлежала Дама в купальнике, попивая коктейль. Она казалась совсем молодой - не больше двадцати лет - девушкой.
        - Где это мы? - хмуро спросила Грета.
        - На улице моих фантазий, - ответила Дама, отпивая коктейль из бокала. - Думаю, вы заглядывали сюда, когда блуждали по моему Городу.
        - Нет. - Грета переступила с ноги на ногу: песок оказался обжигающе горячим. Опустила глаза и не удивилась, увидев на себе купальник вместо привычной одежды. - Не заглядывали. Были за другими дверями. Белый медведь, картина Босха…
        - О! - Глаза Дамы блеснули. - Удивлена, что вы вообще оттуда выбрались. Улица моих ночных кошмаров - не самое уютное местечко. - Она вновь глотнула коктейля. - Не хочешь присоединиться?
        Грета неуверенно устроилась на пустом шезлонге.
        - Где моя одежда? - хмуро спросила она.
        - Допустим, я взяла ее постирать, - смеется Дама. - Да расслабься, ты же в зеркале! Разве есть кого стесняться перед зеркалом? А я и есть зеркало. Я все о тебе знаю… Ну не хмурься, представь, что мы просто две подружки, болтающие на пляже…
        - Я не люблю ходить на пляж…
        - Знаю. Я все о тебе знаю, - повторяет Дама с какой-то странной нежной интонацией, но Грета решает не обращать на это внимания.
        - Не хочу я с тобой болтать, - намеренно грубо произносит Грета. - Ты собиралась со мной поговорить о судьбе моих друзей, вот и разговаривай!
        - Нет, я собиралась поговорить с тобой о твоей судьбе. О том, что будет с тобой…
        - И что же со мной будет?
        - А будет то, что ты выберешь, - говорит Дама и отпивает через соломинку из высокого бокала с многослойным коктейлем. На голове ее сама собой возникает широкополая шляпа от солнца, а бикини меняет форму и цвет на еще более вызывающие. - Кстати, не хочешь выбрать напиток?
        Мелькнула дурацкая мысль: «А вдруг она хочет меня отравить?», но Грета прогнала ее. Это слишком нелогичный поступок даже для такого непредсказуемого создания, как ее собеседница.
        - Не хочу я ничего пить! - на всякий случай все же отказалась Грета и тут же пожалела о своих словах, поскольку в горле пересохло и пить действительно очень хочется. - И нечего прикидываться моей подружкой… Слушай, не знаю, врал нам Вергилий… или как его там, но я ведь тоже всякие сказки читала. Я назвала тебя по имени, и ты теперь должна что-то для меня сделать. Разве нет?
        - Не хочешь как хочешь, - Дама еще раз отпивает из бокала и откидывается на спинку шезлонга. - Знала бы ты, до чего смешно, когда непосвященные рассуждают о законах, по которым существуют магические реальности… К твоему сведению, в этом мире я вовсе не обязана соблюдать никаких правил. Они сковывают меня только снаружи, когда я выхожу из зеркала. Однако из уважения к традициям, а также… просто потому, что сегодня мне так хочется, сделаем вид, что мы находимся не в зеркале, а перед ним… Итак, по правилам этой сказки - когда она с нажимом произносит слово «сказка», сарказм в ее голосе так и сочится - тот, кто вызвал меня, используя магию имени, имеет право задать мне один вопрос, но за это обязан дать мне один честный ответ. После этого он может один раз чего-то пожелать или попросить о чем-то, но взамен он должен чем-то равноценным пожертвовать. Как тебе правила игры? Готова сыграть?
        - Готова, - бурчит Грета, - иначе это никогда не кончится…
        - А тебе хотелось бы, чтобы все быстрее кончилось? - удивляется Дама. - Обычно все стараются оттянуть свой ужасный конец… Прости за неуместный профессиональный юмор. Если готова, задавай свой вопрос. Только учти, что разговариваешь с зеркалом. Я не отвечаю на вопросы типа «когда упадет индекс Доу-Джонса» или «имеют ли массу безмассовые частицы». Я могу ответить тебе только на вопрос, касающийся тебя самой… Девушки твоего возраста обычно спрашивают, скоро ли они выйдут замуж… или ответит ли им взаимностью соседский юноша…
        - Почему я? - выпаливает Грета.
        - Уточни… - Дама с интересом и каким-то напряженным вниманием смотрит на Грету.
        - Ну, в смысле, почему ты выбрала меня? Ты сказала, что играла с нами. Я и сама теперь это понимаю. Все, кто раньше попадал за зеркало, были сразу лишены тел и оказывались прямиком в резервуаре Дерева. Вергилий очень удивился, что мы не потеряли тела, значит, это какой-то исключительный случай… И потом - мы же все время были в твоем мире, в твоих воспоминаниях, значит, ты могла появиться там и остановить нас в любой момент. Но ты появлялась всегда только в конце, когда мы уже узнали все, что должны были, и не столько прогоняла нас, сколько подгоняла двигаться дальше… Ты могла поймать нас в любую секунду, но позволила пройти до конца, увидеть твою историю.
        - Не буду отрицать, - улыбнулась Дама, - но почему ты думаешь, что это связано с тобой? Может быть, мне понравился Алексей… или Борис… или я хотела поиграть с Иеронимусом и мне просто была нужна наживка…
        - Нет, я так не думаю! Что касается ребят, то ты легко допустила, чтобы они растратили свое сияние. Кроме того, я наблюдала за ними - ты точно ни с кем, кроме меня, не говорила мысленно! И даже твоя битва с Вергилием… то есть Иеронимусом… Теперь мне кажется, что на самом деле ты в любой момент могла быстро и легко победить его - это же твой мир! - но ты специально разыграла спектакль… получается, что для меня. Чтобы я захотела получить от тебя магические способности. И я их захотела. И честно скажу, мне даже понравилось. Понравилось чувствовать себя нужной и особенной… Ну и, наконец, самое очевидное. - Грета невольно улыбнулась: - Ты сидишь на пляже, попивая коктейли, со мной, а не с кем-то из ребят, стало быть, дело во мне… Но почему ты выбрала меня для своей игры? Почему именно я?..
        Дама еще ближе наклоняется к Грете, всматривается в ее лицо, проводит рукой по волосам:
        - Да, я не ошиблась в тебе… Ты задала правильный вопрос и даже почти сама отгадала ответ на него. Конечно, все это был спектакль для одного зрителя - для тебя! Я хотела, чтобы ты поняла, где находишься, кто я, почему стала такой, какая я теперь, что я могу и чем владею… Но самое главное - я хотела показать тебе, кто такая ты на самом деле. В своем рассказе ты ошиблась только в одной, но самой главной детали - я не давала тебе никаких магических способностей. Я лишь создала ситуацию, в которой они смогли раскрыться. Они были у тебя всегда! Ты не знала об этом, хотя тебя с детства тянуло ко всему мистическому и непонятному, скрытому от глаз обычных людей…
        - Значит, ты искала меня нарочно? - сощурилась Грета.
        - Нет. Это счастливая случайность, но я умею ценить подарки судьбы и легко меняю свои планы. Когда вы вызвали меня в галерее, я собиралась просто пополнить резервуар душ… Однако выйдя из зеркала, я сразу почувствовала, что в комнате находится кто-то необычный, кто-то, подобный мне. Более того, природная сила твоего дара была просто удивительной, учитывая, что ты никогда не пыталась его развивать и тренировать. И я захотела помочь тебе. Вот почему ты здесь, и вот почему я разговариваю с тобой. Потому что ты такая же, как я! Потому что, если ты захочешь, ты сможешь остаться здесь, стать моей ученицей, и мы будем вместе править этим миром!!!
        - Не понимаю… Да нет, ерунда… Этого не может быть, - растерянно говорит Грета. - Я же видела твое воспоминание. До того как Бруно сделал для тебя зеркало, у тебя уже были эти способности и ты от них страдала - на тебя переходили все беды других людей. Но со мной-то все в порядке! Я не такая, как ты!!!
        - Да, ты не такая… добрая и отзывчивая, какой была я. Ты одиночка. Ты не любишь людей. Тебе плевать на них. Ты не любишь никого, кроме себя, и никого, кроме себя, не жалеешь. Ни к кому не привязываешься… И не вздумай на меня обижаться. Как там у вас говорят? «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». Грубо, зато честно. Тебе никто не нужен, поэтому чужую боль ты не принимала близко к сердцу. Именно поэтому твои способности не раскрылись раньше и не повредили тебе.
        «Одиночка… Никого не люблю… На всех плевать… - думает Грета. - Да, это правда. Я такой была… Но теперь уже нет!» - мелькает неожиданная мысль, и вместе с ней в памяти всплывают лицо Бориса, привязанного к столбу на горящем помосте, летящее к нему зеркальце, крик «Я люблю тебя!»… От этого воспоминания она краснеет. «Потом, - думает она. - Я разберусь с этим потом… Если это потом у нас будет…» Вслух она говорит:
        - Допустим. Допустим, у меня есть способности. Но тебе-то я зачем? Зачем тебе учить меня, да еще и обещать разделить со мной здешнее… э-э-э… королевство? И зачем мне соглашаться на такую учебу? Единственный твой ученик, с которым я знакома, лишился головы…
        - Но не погиб. - Дама сделала многозначительную паузу. - Я не убила его. А ведь, поверь мне, вечное заточение в Дереве было самым мягким наказанием для этого предателя. Иеронимус узнал от меня о своем даре и научился его использовать, но так и не смирился с этим до конца. Все-таки в нем оставалось слишком много от бывшего инквизитора, который отправил на костер сотни женщин-медиумов. Он был благодарен мне - и ненавидел себя за это чувство. Поэтому он решил уничтожить меня - слабый человек, низшая карта. Не каждая душа выдержит такое испытание, но ты не такая. Ты не слаба, ты равная мне. Или… или даже сильнее меня. Что касается учебы, - тут Дама развела руками, - тебе ведь все равно придется учиться. Теперь, когда твои способности проснулись, это только вопрос времени. Если не я, то рано или поздно тебя найдут люди из Гильдии зеркальщиков. Посулами или угрозами убедят присоединиться к ним, соблюдать скучные правила, ограничивающие свободу. А надо мной их запреты не властны. Я могу обучить тебя всему, что умею, - и разрешенному, и запрещенному, и такому, о чем они там у себя даже и понятия не        Грета задумалась.
        - Все равно не понимаю, - проговорила она. - Зачем тебе ученица?
        - Я отвечу. Но вначале посмотри.
        Дама подула в сторону моря, и в небе над ним пробежала рябь. От горизонта до горизонта раскинулась яркая радуга. Небо рассекли сотни длиннокрылых птиц. Они пели, и пели так чудесно, что к горлу подступали слезы. Солнце разделилось на несколько солнц, которые закружились, как деревянные лошадки на карусели. Из песка под ногами прямо на глазах тянулись, закручиваясь, зеленые стебли; они росли и крепли, миг - и рядом закачались пышные кусты; на них появились белые благоухающие цветы. Ветер осыпал лепестки, взвихрил и понес их по берегу, и ветви согнулись под тяжестью плодов - ярких и сочных, красных, желтых и оранжевых.
        - Что скажешь? - небрежно спросила Дама.
        - Потрясающе, - восхитилась Грета. - Какая красота…
        - На улице моих фантазий возможно что угодно, - пояснила Дама. - Зависть берет? Не завидуй. Да, я хозяйка этого мира. Да, он живет по моим законам. Но я не могу выйти наружу, в физический мир, и соединиться со своим возлюбленным… А ты… ты так на меня похожа. Впервые увидев тебя, я была поражена. У меня… - тут Дама, в свою очередь, смущается и краснеет, - никогда не было дочери. Я была слишком молода до того, как попала в зеркало. Я знаю, как любить мужчину, - и люблю его всю мою жизнь! - но наблюдая внешний мир через зеркала, я много раз думала, каково это - любить своего ребенка, кого-то, кого ты воспитал, кто похож на тебя… Я не могу иметь дочь, самое большее - ученицу. Но я могла бы относиться к ней, как к дочери… Я могла бы относиться так к тебе! Ты так на меня похожа… - и в этот миг голос Дамы больше похож на мольбу.
        Грете на секунду становится жалко ее. Девушку, сгоревшую на костре. Женщину, обреченную на вечную, но бесплодную любовь. Потом она вспоминает о другом облике Дамы, и ее пробирает дрожь.
        - И какой ценой? - спрашивает она тихо. - Я тоже должна буду вылезать из зеркала и убивать людей? Или ты доверишь мне пост главной надсмотрщицы в лагере, где ожидают убоя украденные тобой души? Может, я и не очень люблю людей, но пока еще не готова убивать их в промышленных масштабах вместе с приемной мамочкой и приемным папочкой из шестнадцатого века…
        - Довольно! - в голосе Дамы звучат одновременно разочарование и угроза.
        Сама Дама и весь пейзаж вокруг мгновенно преобразилась. Шезлонг исчез. Из воздуха соткалось черное платье. Привычная одежда Греты тоже вернулась. Тайком ощупав карманы, девушка убедилась, что зеркальце осталось на месте. Разноцветные птицы и райские кущи пропали; солнце склонилось к горизонту, на волнах, словно полоса рассыпанного риса, заплясала яркая дорожка света.
        - Время истекает. Ты и так задала уже много вопросов, пора делать выбор. Каково твое желание и какую жертву ты готова принести ради его осуществления?
        Грета понимает, что это ритуальная формула, и старается сформулировать свой ответ как можно четче, чтобы его нельзя было неправильно интерпретировать или намеренно исказить:
        - Я желаю, чтобы ты отпустила и перенесла меня и моих друзей обратно в наш Мир-перед-Зеркалом. За это я готова пожертвовать своими магическими способностями - я отказываюсь от них отныне и навсегда… как бы сильны и могущественны они ни были.
        Дама качает головой:
        - И все-таки ты оказалась глупой и слабой девчонкой… Ты могла бы сказать: «Я желаю стать твоей ученицей и править этим миром. А в жертву готова принести своих друзей», - и это был бы ответ, достойный моей приемной дочери, и это было бы исполнимое желание… Ты также могла бы сказать: «Прекрати убивать людей и отпусти все души, которые ты раньше украла, а взамен возьми мою…» («О боже, - думает Грета, - я ведь и правда могла их всех спасти, почему же мне это даже в голову не пришло?..») И это было бы действительно благородное, хотя и неисполнимое желание, - продолжает Дама ледяным тоном. - Я бы это поняла. Но ты поступила как ограниченная дура, эгоистка и к тому же трусиха. Ты испугалась своего дара и поспешила от него избавиться. А потом ухватилась за первое, что показалось тебе дорогим, - за этих никчемных людишек, и захотела их спасти… Что ж, слушай мой ответ, и да будет так. Я выполню твое желание и перенесу тебя и твоих друзей обратно в Мир-перед-Зеркалом. Но я не принимаю твою жертву! Твои способности проснулись. Тебе с ними жить. И я уверена - они еще приведут тебя ко мне. Рано или поздно они
раскроются в полную силу - и уничтожат тебя, медленно изъедят тело и душу, словно черви. Ты сама будешь умолять спасти и учить тебя. А я еще подумаю, разрешить ли тебе учиться…
        Сверкает молния. С потемневшего неба доносится первый громовой раскат.
        - Посмотрим, - говорит Грета, глядя, как песок темнеет от крупных капель дождя.
        - Посмотрим, - вторит ей Дама, взмахивая рукой…
        …и они снова оказываются в будуаре-воспоминании, где время словно остановилось. Друзья стоят там же в тех же позах.
        - Путешествие окончено, - говорит Дама. - Вы больше не развлекаете меня, и вам пора домой. Прощай, девочка.
        Дама поднимает руки, вокруг которых начинают собираться знакомые жгуты голубого сияния, и резко выбрасывает их в сторону друзей, стоящих перед зеркалом. Бьют молнии, возникает запах озона, воздух резко холодеет. Синий вихрь подхватывает их, и спиной вперед они влетают в зеркало… Нет, не в зеркало - это какой-то длинный и извивающийся зеркальный туннель, стены которого мчатся мимо них, набирая скорость… это какая-то червоточина… нора безумного кролика… полет без конца… И вдруг резкая остановка. Головокружение. Темнота.
        Потрескивая, включаются лампы дневного света. Четверо друзей обнаруживают себя лежащими в знакомых позах на полу в комнате галереи перед зеркалом, с помощью которого они так недавно (а кажется, что с тех пор прошла целая жизнь!) с глупой беспечностью вызвали Пиковую даму.
        - Ничего себе! - с шумом выдыхает Алексей.
        - Ребята, поверить не могу, неужели мы вернулись? - Вера смеется, вскакивает и начинает кружиться по комнате.
        - Посмотрите на часы, - говорит Борис. - Получается, нас не было всего один час? Всего один?
        Грета пожала плечами:
        - Я уже ничему не удивляюсь.
        Сунула руку в карман джинсов и с легкой печалью отметила, что зеркальца там не оказалось. «Что ж… Все возвращается на круги своя», - подумала она. Подобрала лежащий на полу планшет, попыталась его включить, но ни на какие нажатия кнопок он не реагировал. Экран оставался темным и мертвым. «Ну вот, теперь я еще и планшет Максу должна», - подумала она, и эта мысль почему-то показалась ей такой нормальной, что она даже улыбнулась.
        Борис приподнялся на локте:
        - Кстати, Гретка, как тебе это удалось? Что ты ей сказала?
        Грета хочет ответить, ей так много надо ему сказать… Но в этот момент свет снова меркнет, и в зеркале появляется Дама:
        - Молодые люди, не стоит так торопиться… Вы случайно ничего не забыли? - И в руке ее возникает все тот же злосчастный планшет. - Вы сами сделали этот талисман якорем, добровольно повесив его на Дерево. Теперь при помощи его я призываю вас обратно!
        Голос Дамы гремит, сопровождаемый адскими завываниями неожиданно поднявшегося вихря, который, как в воронку, начинает затягивать их души обратно в зеркало. В то время как четыре тела, вновь обмякнув, падают на пол, четыре голубых светящихся силуэта взлетают, кружась по комнате, пытаются зацепиться за какие-то предметы, но вихрь неумолимо тащит их к Даме.
        - Ты нарушила обещание! - кричит призрак-Грета сквозь вой ветра.
        - Вовсе нет, - улыбается Дама, и ее мысленный голос звучит у Греты в голове: «Я его исполнила, ведь я перенесла вас сюда. Только я не обещала не возвращать вас обратно. И про якорь ты забыла. Слаба ты еще, девочка, играть в такие игры…»
        А вихрь гудит, крутит и треплет их, подталкивая к открывшемуся входу в зазеркалье. Грета видит, что еще совсем чуть-чуть, и друзья пересекут границу миров. Что же делать? «Я упускаю что-то важное… - билась мысль, - но что?.. Она что-то такое говорила мне на пляже…»
        Рано или поздно твои способности проснутся по-настоящему. И повредят тебе, если ты не научишься ими управлять.
        «Значит, я смогу обойтись и без зеркальца?.. Я смогу!» - «Не сможешь! Если у тебя и были магические способности, они остались по ту сторону. Это конец!»
        - Грета, сделай что-нибудь! - кричит ей призрак-Вера; поток вихря проносит ее мимо зеркала, где улыбается Дама, а снизу Верино тело, неловко подогнув ногу и разметав руки, пялится на эту свистопляску остановившимися мертвыми глазами.
        - Ты же умеешь… ты умеешь колдовать! Помоги! Прикажи ей уйти!
        Ты не слаба, ты равная мне. Или… или даже сильнее меня.
        «Тесса могла изменять реальность и без зеркальца… И если я не слабее, то у меня получится. Надо хотя бы попробовать…»
        Грета вплотную приблизилась к большому зеркалу, за которым их поджидала Дама, и представила, что держит в руке то самое маленькое зеркальце, сжимает его так сильно, что оно больно врезается в ладонь острым металлическим краем. Вот оно наливается теплотой и трепещет, а она в это время тянется… тянется другой рукой к планшету…
        - Получай, старая ведьма! - с победным криком она выхватывает планшет из руки Дамы, выдергивает его из зеркала и прижимает к груди.
        Вихрь мгновенно пропадает, и друзья вновь оказываются внутри своих тел. Зеркало теперь выглядит как толстое стекло, за которым наливается гневом Дама. Она вспыхивает и сверкает молниями, как во время поединка с Вергилием.
        - Да как ты смеешь?! - кричит Дама. - Держись, наглая девчонка!
        Грета смотрит ей в глаза и произносит, сама не замечая, насколько ее властный и повелительный голос напоминает голос Дамы:
        - Пиковая дама, уйди! Пиковая дама, уйди! Пиковая дама, уйди! Зеркало, закройся!!!
        Их глаза встретились. Долгую секунду Дама смотрела на нее, беззвучно шевеля губами, после чего зеркало-портал начало мутнеть и превратилось… в обычное зеркало, отражающее комнату галереи. Друзья вскочили и бросились обнимать друг друга. И только Грета, поднявшись с пола, все еще стояла, как в ступоре, прижимая к себе планшет.
        - Все кончилось, - сказала она, с недоверием пробуя эти слова на слух. К горлу подкатывали слезы. Посмотрела на планшет - теперь он работал, экран светился привычной заставкой. Разжала ладонь с воображаемым зеркальцем и ничуть не удивилась, увидев на ней небольшой порез, который медленно набухал кровью. А перед ее внутренним взором, словно написанные на стене пророческие «Мене текел фарес», вспыхивали и гасли слова, которые она прочла по губам исчезающей за зеркалом Дамы: «Ничего не кончено… Вы мне заплатите… Вы все заплатите!»
        Эпилог
        …Снова магический круг в небе, окруженный четверкой сакральных существ. Те же ангел, лев, бык и орел гордо взирают на нас с облаков. Вот только вместо безразличного и непредсказуемого Колеса Фортуны на этот раз в небе между ними - ликующий Человек. Словно гигантский венок победителя, его окружает овал из двух змей, увитых розами. В руках его магические жезлы - символы власти над собственной судьбой и физическим миром. Сложно разобрать, женщина это или мужчина. Возможно, это андрогин - первичное человеческое существо, по легенде, созданное греческими богами целостным, соединяющим в себе оба начала. И с тех пор как Зевс рассек каждого из них пополам, люди обречены всю жизнь искать свою потерянную половину. Поэтому нас так тянет друг к другу. Поэтому мы всегда чувствуем себя несовершенными, незавершенными. Но вот он перед нами - совершенный человек, обретший свою половину, восстановивший целостность, достигший высшей ступени познания и гармонии с вселенной. Он свободен, счастлив и спокоен. И мир лежит у его ног.
        Это карта Мир, именуемая также Вселенная или Корона Магов. Прежде в этом круге посреди облаков помещали Землю с горами и морями, лесами и городами, увенчанную куполом Небес, а уже над ней - прекрасную человеческую фигуру, пляшущую на фоне неба. Во многих новейших колодах вместо андрогина изображают прелестную девушку. Суть и толкование аркана от этого не меняются. Мир Таро указывает на вновь обретенное единство, гармонию и счастливое завершение хода событий. Это последняя нумерованная карта в ряду Старших Арканов. Преображение, показанное на предыдущей карте Суд, завершено. В мистическом путешествии героя по пути Таро это счастливый конец, вновь обретенный рай. Во внутренней жизни это завершение важнейшего этапа развития, становления нашей личности, целостности нашего самосознания. На событийном уровне Мир олицетворяет редкий счастливый период, когда мы от души наслаждаемся жизнью.
        Карта Мир в раскладе Таро означает исполнение всех желаний. Это карта триумфа, счастья и успеха. Самый настоящий хеппи-энд. Достигнутая цель, обретение дома, места в жизни. Правильное восприятие действительности, конец сомнений и терзаний. Вытягивание этой карты означает, что вы можете уверенно двигаться вперед. Она также символизирует личную свободу, исследование новых горизонтов, победу человека над своими слабостями. Вы перестали быть рабом мимолетных желаний и страстей. Вы больше не гонитесь за призраками и не бежите от них. Вы наконец-то обрели то внутреннее равновесие, которое позволяет распоряжаться собственной судьбой.
        В перевернутом положении Мир говорит о том, что время для больших перемен к лучшему еще не пришло, а кажущиеся победы пока иллюзорны. Вы еще не добрались до места назначения. Вам следует идти дальше. Вы еще не выучили все уроки, которые приготовила вам жизнь. Возможно, вы не хотите или боитесь исследовать открывающиеся для вас новые возможности. Будьте осторожны! Ваши опасения могут погрузить вас в состояние летаргии или застоя. Иногда такое положение аркана Мир объединяет в себе долгий путь к успеху и горькое разочарование при его достижении. Наконец, карта Мир в перевернутом положении иногда может указывать на то, что вместо поездки, которую вы запланировали и с нетерпением ждете, вы снова поедете туда, где уже были, - доучивать невыученные уроки, делать работу над ошибками.
        В гаданиях на любовь карта Мир говорит о достижении согласия, счастья и радости в отношениях. Это обретение своей половины не только в физическом, но и в духовном смысле. Именно те зрелые отношения, к которым вы стремились, о которых мечтали. Союз, предвещаемый этой картой, никогда не бывает кратковременным или непрочным - это всегда нечто длительное, глубокая связь или брак, которые сыграют важнейшую роль в вашей жизни.
        Под знаком Таро Мир вы встретите человека, который раз и навсегда разрешит все вопросы, которые вас волнуют. Возможно, этот человек - вы сами, только чуть взрослее. Однако перевернутое положение этой карты следует читать как предупреждение о том, что все-таки имеется некая угроза вашей наладившейся и счастливой жизни. Это известный вам человек, проявляющий недружелюбие и агрессию, сильная деструктивная личность, искушающая других вступить на путь зла.
        Итак, у вас снова все хорошо. Вы достигли главного, получили то, к чему стремились. Теперь можно переходить к новому этапу в жизни, ставить перед собой другие цели. Вы знаете, чтo хорошо и чтo правильно. Вы можете доверять своим суждениям. У вас больше нет шанса сделать ложный выбор. Все, что вы делаете, верно. Вы знаете, кто вы и что вы есть. Вы знаете, с кем вы хотите быть. Это награда за все ваши усилия.
        Отчего же сердцу по-прежнему бывает так тревожно? Отчего оно порой так и замирает от страха? Конечно, это всего лишь привычная паранойя. Ей нет места в нашем новом счастливом мире. Пора отвыкать. Пора. Пора?..

* * *
        Сегодня, несмотря на отпуск, выспаться была не судьба, потому что Вера ждала гостей. Точнее, гостью. Накануне позвонила Ленка Глазырина, вся в расстроенных чувствах:
        - Привет, у меня ЧП! Наташка сошла с ума: хочет стать хирургом. Ни меня, ни мать не слушает, говорит: что вы в этом понимаете… Вот я и подумала - пусть с реальным врачом поговорит, узнает, почем фунт лиха. А у меня из врачей знакомых, кроме тебя, ну совсем никого. Выручай, подруга! Вер, я очень прошу, отговори ты ее, дуреху!
        - Лен, а это не может подождать? Ей же не завтра поступать. Ты пойми, у меня отпуск. Единственный шанс на нормальный сон и отдых с законным, между прочим, супругом. А ты предлагаешь мне вместо этого промывать мозги твоей младшей сестренке?
        - Вер, прости, не знаю, что делать. Она как будто помешалась, только об этом и твердит. Мы ей: куда тебе? Мужицкая профессия, как ни крути. Кровь, пот, тяжелый труд… Пошла бы в медсестры, раз охота лечить. Ходила бы чистенькая, аккуратненькая. А она уперлась рогом - только хирург, и точка. Мать переживает. Сама понимаешь, какая нормальная мать своей дочери такого пожелает… то есть… кхм… - Трубка смущенно крякнула и замолкла. У Глазыриной всегда так: вначале слова - потом мысли. - Не хотела тебя обидеть, - проворчала трубка.
        - Знаю.
        - Ну так что? Поможешь?
        Вера вздохнула:
        - Ладно уж, но только потому, что у Лешки завтра экзамен и я тут полдня буду одна обретаться. Дай ей адрес, пусть приходит завтра к двенадцати. О работе расскажу, но отговаривать не стану. Сама пусть решает, не маленькая уже. Зря вы с матерью ее так уж опекаете.
        - Легко тебе рассуждать, вот будут свои дети - ты нас, матерей, поймешь. - Сама Глазырина родила первенца полтора года назад, после чего осела дома с целью воспитания драгоценного чада и на работу, судя по всему, возвращаться не собиралась. Зато теперь при любом случае она не забывала с гордостью упомянуть о своем материнстве. Оттого, видимо, и приняла так близко к сердцу разногласия между матерью и сестрой. И встала, разумеется, на сторону матери.
        - Лен, мать - это, конечно, святое. Но если хочешь знать, есть у нас в клинике одна тетка, врач от бога, золотые руки, кандидат наук, и при этом у нее пятеро детей. Прикинь, Лен, пятеро! Вот бы с кем твоей Наташке поговорить… Короче, если не хочешь, чтобы я передумала, лучше просто скажи спасибо и отправляй ко мне свою заблудшую овцу… или блудную сестру? В общем, отправляй…
        Блудная сестра явилась, на удивление, без опоздания и оказалась девочкой-подростком на вид лет шестнадцати, в узких джинсах с аккуратно прорезанными на коленях дырками, черной майке с черепом и зеленых кедах. Кеды встали на полку для обуви, сероглазое создание с голыми коленями уместилось за кухонным столом, глядя на свою визави поверх чашки чая:
        - Ленка хочет, чтобы вы промыли мне мозги?
        - Верно. Но я не стану.
        - Что, реально?..
        - Да, - кивнула Вера. - Не вижу смысла: жизнь твоя, тебе решать.
        - Я в шоке! - Наташка всплеснула руками и потянулась за печеньем. - Неужели хоть кто-то говорит со мной как со взрослой? А то: «Ничего не понимаешь, слушай маму, вырастешь - передумаешь и пожалеешь, иди лучше приберись, какой свинарник развела, куда тебе во врачи, там все стерильно, в одной комнате порядок не можешь навести, а туда же - в медвуз собралась», бу-бу-бу, бу-бу-бу. Мозги кипят.
        - А ты всерьез решила идти в медицину? - задумчиво спросила Вера. - Почему?
        - Хочу помогать людям, - тут же откликнулась Наташка. - Я знаю: работа тяжелая, платят мало… Пусть. Я все хорошо обдумала, это для меня.
        - Но ты же не просто так сюда пришла, - напомнила Вера. - Значит, хотела о чем-то поговорить?
        Наташка замешкалась. Потом крепко сплела пальцы и кивнула:
        - Ага. Есть одна проблема. Одна-единственная. Только из-за нее я иногда сомневаюсь.
        - Что это?
        Помолчала, разглядывая скатерть. Подняла глаза:
        - Ошибки. Я боюсь ошибиться. В других профессиях проще, ошибку можно исправить. Но не здесь. Второго шанса не будет. А если… - она запнулась. - А если ценой моей ошибки станет жизнь человека? Как вообще с этим жить? - Понизила голос: - Только Ленке не говорите, я ее знаю: сразу станет на больное давить. А пока не прочухала…
        - Сложно давать совет… - медленно проговорила Вера.
        - Я понимаю, но… Вы каждый день принимаете решения, от которых зависит чужая жизнь. - Наташка подалась вперед, сжимая в ладонях кружку с чаем. - Вы должны знать ответ.
        Вера поморщилась:
        - На эту тему тебе бы лучше с нашими ведущими хирургами поговорить - вот у кого реально жизнь человеческая в руках. Ну и у меня, конечно, бывают моменты… Думаю, они бы тебе сказали, что решения все равно кому-то всегда приходится принимать, потому что кто-то ведь должен лечить людей. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Ошибки в нашей работе неизбежны. Если падаешь - нужно подниматься и идти дальше. Как-то так. Никакой великой врачебной мудрости, просто терпение.
        - Это из какого-то сериала про врачей, да? Звучит как набор готовых фраз, - усмехнулась Наташка, - готовых и неубедительных. И мне по-прежнему страшно.
        - Из сериала? - улыбнулась Вера. - Пожалуй. Я этот сериал все свое детство смотрела. У меня ведь особого-то выбора не было - я потомственная. У меня и мама, и папа врачами на скорой работали. Сутки дежурят, потом двое дома. И знаешь что? На следующий день после смены я всегда могла сразу определить, как у них смена прошла, особенно по маме. Бывает, просто летает по квартире, все у нее в руках горит, спорится. А бывает, с утра и с постели не встает, лежит лицом к стенке, и так до полудня. Я тогда сама завтрак готовила, и себе, и ей, только она все равно не ела. Это в те дни, когда у нее кто-то умирал на смене. А это ведь скорая, там часто умирают…
        Наташка слушала сосредоточенно - все-таки Вере удалось завладеть ее вниманием.
        - И тебе… то есть вам… разве не было страшно после этого в медицинский идти? Вон ваша мама как страдала…
        - Зато в тот день, когда ей надо было идти на смену, она всегда просыпалась счастливой. Она мне часто говорила, что жизнь сложна и в ней бывает всякое, бывают горе, отчаяние, тоска, но зато врач - единственный, кто всегда точно знает, зачем он встает с постели: чтобы помогать людям. Поэтому я про другие профессии даже и не думала - только в мед! Чтобы точно знать, зачем я утром просыпаюсь, зачем живу… А как побороть страх ошибки?.. Тут у каждого, наверное, свой ответ. Вот тебе мой: я просто делаю все, что в моих силах, и после этого надеюсь, что тех, кому я смогу помочь, будет больше, чем тех, кому помочь не удастся. Из-за ошибки или просто потому, что слишком поздно. Часто, когда ты все сделал верно, а помочь не смог, - это еще больнее и обиднее. И знаешь, я сама только недавно поняла, что это неважно, что мы никогда не сможем выиграть у смерти или болезни вчистую. Ну и пусть, пусть по очкам. Главное, чтобы счет был в нашу пользу, и как можно больше.
        - Но… - Наташка нахмурилась, - это ведь не бокс или хоккей. Мне кажется, арифметика тут не утешает. Люди ведь неповторимы, каждая человеческая жизнь бесценна. Стать причиной смерти пусть даже и одного человека… разве это не ужасно? Мне кажется, я бы этого не пережила…
        - Да, - сказала Вера, - это ужасно. Словами не описать, что чувствуешь. Ты никогда не забудешь первого, кого не сможешь спасти и он умрет прямо под твоими руками. Но если отказаться, если сдаться своему страху, то что взамен? Можно выбрать другую работу: шить платья или сидеть в офисе - что угодно. Почему нет? Но тогда кто-то другой должен будет встать вместо тебя на это место. И он тоже будет делать ошибки, и может быть, больше, если он окажется хуже тебя. И тогда, получается, в этих дополнительных смертях тоже виновата ты. Ведь ты могла бы их спасти, а вместо этого предпочла сидеть в офисе или за швейной машинкой… Лучше просто сразу признайся себе, что ты не Бог. Люди все равно будут болеть, и некоторые из них будут умирать… Но бездействуя, ты не поможешь вообще никому. Так чтo ты выбираешь: делать или не делать? Помогать или рассуждать?
        Наташка смотрела на нее, приоткрыв рот:
        - Я… Я хочу действовать.
        - А если ошибешься?
        - Приму это и пойду дальше.
        - Молодец, - слегка улыбнулась Вера. - И прости: я обещала не промывать тебе мозги, а сама…
        - Ничего. Спасибо! Мне был нужен этот разговор.
        - И хорошо, что ты пришла сейчас, - задумчиво сказала Вера, - а не неделю или месяц назад. Тогда, пожалуй, у меня самой не было ответов. Как будто раньше я их знала, но потом почему-то забыла… а теперь опять вспомнила. Ну что, еще чаю?..

* * *
        Макс непонятно смотрел на нее. Молчал, барабаня пальцами по столу.
        - Ты не поверил.
        - Сложно сказать. - Откинулся на спинку стула. - Видео не осталось?
        Грета, привстав на кресле, протянула ему планшет:
        - Нет. Ничего не сохранилось. Пальцем не трогала. Все пропало.
        - Так что мы остались без обалденного сюжета, - подытожил Макс. - Даже без двух.
        - Как? Кунгурская пещера…
        - Все коту под хвост. Никаких мертвецов, никаких газовых огоньков - вообще ничего. Темень и сосульки. Вернулся несолоно хлебавши, надеялся на тебя - и вот…
        - Кстати, - неуверенно предположила Грета, - ты ведь можешь снова подключиться к архиву камер наблюдения галереи?
        - Конечно.
        Макс развернулся, затрещал клавиатурой. Через пару минут развернулся, его лицо выражало озабоченность:
        - Записи испорчены, как раньше. Вот вы в зале, вот пошел перец с солью, вот никого уже нет.
        - Засада-то какая, - Грета ударила кулаком по подлокотнику кресла.
        - Да ладно тебе, не кипятись, - примирительно сказал Макс. - Можно подумать, в первый раз у нас срывается первоклассный сюжет. Обидно, но не смертельно.
        - Не из-за видео. Ты не веришь мне, вот что обидно. Как же так?
        - Ну… прости мой узкий и ограниченный разум, - усмехнулся Макс. - Я верю фактам и логике. Логика вроде есть, но фактов нет. Однако если все это правда, должны ведь и другие факты найтись - не могли они за столько веков нигде не наследить… Мне нужно время, чтобы все это обдумать.
        - Хорошо. - Грета поднялась. - Даю тебе столько времени, сколько нужно. Если что-нибудь выяснишь или просто захочешь что-нибудь еще поснимать, звони.
        Уже в прихожей она услышала голос Макса:
        - Эй! Кстати, ничего больше не случилось? Ты волосы перекрасила! В последний раз ты это делала, когда…
        - Случилось, - ехидно сказала Грета, высунув голову из-за угла. - Борька сделал мне предложение.
        - И молчала все это время! - заголосил Макс. - Что ты ответила?
        - Не скажу! Мучайся теперь от любопытства, Фома неверующий!
        Грета высунула язык, хихикнула и хлопнула дверью.

* * *
        - Привет! Как все прошло?
        - Ну-у-у… - Борис пытался отвечать сдержанно, но рот сам собой так и разъезжался до ушей. - Успешно. Меня взяли.
        - Ого-го! - Грета забила в ладоши, подпрыгнула и повисла у него на шее. - С ума сойти, даже не верится! Тебя правда взяли в «Айтрикс»? Ты ведь говорил, что это самая крутая IT-компания и попасть туда - все равно что отбор в отряд космонавтов пройти!
        - Ну, положим, самая крутая только в некоторых сегментах…
        - Ты невыносимый зануда. - Грета деланно надула губы. - Ты просто невозможен. Обожаю тебя. Как это было?
        - Ожидал, что встречу глупую девочку-эйчара, которая ни черта не смыслит в моей работе и будет подкидывать мне вопросы типа «Что вы, низменный червь, можете подарить нашей суперкомпании?». Или, на худой конец, «Нарисуйте дом, дерево и человека… А теперь немедленно объясните, почему вы взяли черный карандаш! У вас депрессия?». К счастью, обошлось.
        - Спрашивали по делу?
        - В основном да. Вы, говорят, один из наших лучших внештатных сотрудников, так что хотим убедиться, что вы действительно настолько хороши, насколько нам показалось. Расскажите о трудовой биографии. Ну, я говорю: все как обычно, сначала подай-принеси, потом посмотри-повтори, потом эникейщик, потом фрилансер, потом - вот перед вами сижу. Не боитесь, говорят, в офисе работать, для многих тяжело. Я говорю: мол, нет, хотя честно скажу, что людей люблю не очень, потому и стал программистом. Думаю: все, сейчас точно выпрут.
        - Не выперли?
        - Как видишь, взяли. Оклад, правда, предложили так себе…
        Борис назвал цифру. Грета охнула:
        - Ни фига себе!
        - Точно, - улыбнулся он, - я то же самое подумал. Так себе, конечно, но, глядишь, через пару лет можно и о собственном жилье подумать.
        - Круто. Ты просто молодец!
        - Молодец желает на радостях кутить! Кстати, как наши планы?
        - Неизменные - китайский ресторан с Верой и Лешей. Вера уже звонила, ждет. Леша, правда, где-то на полчаса задержится - у него экзамен. Ну что, двинем?
        - Почему бы и нет! Мы-то свои экзамены сдали…

* * *
        Алексей с наслаждением выпрямился, наклонил голову, чувствуя, как хрустят шейные позвонки. Глянул на часы: половина четвертого. Поднял глаза - в пустой аудитории осталась одна Вера Торопова. Сидела, заложив ногу на ногу, водя ручкой по листу бумаги. Она явно специально дождалась, когда все остальные ответят, чтобы остаться с ним наедине. Что ж, поговорить действительно надо.
        - Вера, вы готовы отвечать?
        Она слегка улыбнулась, царственно подошла, села напротив него.
        - Слушаю вас.
        - Почему на вы? Здесь же никого нет…
        - Слушаю вас, - с нажимом повторил он.
        Вера двинула плечом. Опустила глаза, прочла:
        - Билет двадцать три. Вопрос первый. Роман «Евгений Онегин»: система образов, проблематика, идейно-художественное своеобразие, роман в оценке критики. Вопрос второй. Повесть «Невский проспект» в системе «Петербургских повестей» Гоголя.
        Подняла глаза. Умолкла.
        - С какого вопроса начнем?
        - Ни с какого.
        Алексей оторопел:
        - Что это значит?
        - Я не готовилась, - беспечно проговорила Торопова, вновь закинув ногу на ногу. - Была слишком занята… Чем - вы сами знаете… Рассчитывала, что мы сможем договориться… Разве не так?
        Алексей сглотнул.
        - Нет.
        - Как это нет? - изумилась Вера.
        - Не сможем.
        - М-м-м, вот как. - Торопова облокотилась о парту и прищурила идеально подведенные глаза. - В таком случае, я думаю, вашей жене будет о-о-очень интересно узнать о наших отношениях. Не так ли?
        - Она в курсе, - равнодушно ответил Алексей. - Это во-первых. Во-вторых, никаких отношений больше нет. И не будет. Ну так что, «Евгений Онегин» или «Невский проспект»? Приступайте.
        Вера выпрямилась.
        - Я же сказала, что не готовилась, - зло проговорила она. - Сойдет и четверка.
        - Поставлю четверку, если услышу ответ на четверку. Если не услышу ничего, будет «неуд». Так что, за какую оценку бороться будем?
        - Козел! Бороться будешь с деканатом, когда я на тебя жалобу за домогательства накатаю!
        Полетела к выходу, как разъяренная фурия. Обернулась у дверей, взмахнув рыжей копной, зло прищурилась:
        - Думаешь, я в тебя влюбилась? Как же, разбежался! Ты себя в зеркале видел? И в постели никуда не годишься, и целуешься, как асфальтоукладчик. Пятерка мне была нужна, пятерка, но от тебя даже этого не дождешься. Препод сраный. Иди к чертовой матери!
        И хлопнула дверью.
        - Сменит не раз младая дева мечтами легкие мечты… - пробормотал он себе под нос и усмехнулся. - Ну и дурак. Дурак, дура-а-ак…
        Согнулся, растирая пальцами виски. Зазвонил телефон.
        - Да, Вер. Вы уже в кафе? Только отстрелялся, буду через полчаса. Не съедайте там все без меня, а то я вас знаю. Ну все, пока.

* * *
        - Всем привет. - Алексей опустился на диван рядом с Верой, поцеловал ее. - Как дела?
        - Неплохо, - с улыбкой отозвалась Вера. - Ты вовремя. Мы еще даже еду не заказали.
        - Что так долго?
        - Эти двое, - она ткнула пальцем в Бориса и Грету, - уже полчаса изучают меню и спорят, какой суп самый острый.
        - Потому что я права, - перебила ее Грета. - Самый острый - хайнаньский суп из баранины.
        - Не-а, том-ям, - проворчал Борис. - Там перец чили. От него аж дым из ушей валит.
        - Мне надоело. - Грета, улыбаясь до ушей, захлопнула меню. - Бери свой том-ям и ешь на здоровье, а я возьму хайнаньский суп. Проверим, у кого первого из ушей повалит дым.
        - С кем ты споришь? - покровительственно спросил Борис. - С человеком, которого чуть не наказали за чревоугодие, заставив…
        - О-о-о, давайте без подробностей. - Вера замотала головой. - Даже вспоминать не хочу.
        Притихли. Улыбчивая официантка приняла заказ, стрельнула глазами в сторону Алексея - тот ничего не заметил или сделал вид, что не заметил, - и проворно отошла.
        - А я вспоминаю, - признался Борис. - И до сих пор не могу понять, привиделось это нам или нет.
        - Не привиделось, - вздохнула Грета. - Не бывает так, что сразу четверо с катушек съехали.
        - Зато если расскажем кому, не поверят и отправят в дурку, - фыркнул Борис.
        - Не отправят, - авторитетно заявила Вера. - Безобидных без их согласия не трогают. Вот мне Машка рассказывала, коллега. У нее на даче бабушка в соседках. У бабушки совсем ку-ку на старости лет. Участкового чуть ли не каждый день вызывала и в полицию трезвонила. Спасибо, девушка. - Подвинула к себе тарелку с дымящимся супом. - То, говорит, Машка к ней в избу подземный ход роет, то Машка ей под окно нагадила… С целью унижения ее, бабки, человеческого достоинства. Не к столу будет сказано, но из песни слов не выкинешь… Бабка дерьмо сфотографировала, приложила к заявлению. Мол, приезжайте, проведите экспертизу ДНК…
        Грета подавилась супом, закашлялась, вытерла слезы, прыснула:
        - И что потом?
        - Явился наш бедный участковый, - Вера потянулась за хлебом, - говорит: бабуля, экспертиза сообщает: дерьмо собачье, а не соседское, успокойтесь. Бабуля не поверила и не успокоилась. До сих пор куролесит. То взрывчатку под фундаментом ищет, то стекла бьет. Машка собирается новую дачу покупать. Говорит, хоть втридорога, только без этой полоумной карги.
        - И я ее очень понимаю, - сообщил Борис. - Сбежал бы моментально.
        - Ну вот… - Вера вздохнула. - Раз уж ее никто не забирает, то и нас не тронут. А что не поверят - это точно. Сама бы не поверила, если б не видела собственными глазами. Нет уж, лично я никому ничего рассказывать не буду.
        - И я. - Грета вытерла губы салфеткой. - Попробовала рассказать только Максу, в самых общих чертах. Он ведь профессионал, давно паранормальными делами занимается, и опять же сам про галерею эту разведал, нас туда снарядил…
        - И что? - заинтересовалась Вера. - Какая реакция?
        - Так и не поняла, поверил или нет. Видео на планшете не сохранилось, со слов репортаж не сделать - в общем, остались мы без крутого сюжета.
        - Зато воспоминания какие, - подхватил Борис. - Будет что детям-внукам рассказать.
        - А я бы и забыла с удовольствием, - сумрачно сказала Грета. - Как вспомню, как она бежала за нами… и этот костер, и это тело без головы… бр-р-р! - Ее аж передернуло. - До сих пор боюсь в зеркало смотреть, все кажется, что эта… как ее… Тесса выйдет оттуда и позовет обратно.
        - Не бойся, - Борис обнял ее, - все в прошлом. Не жди дурного, все кончилось.
        - Твои бы слова да богу в уши! - улыбнулась Грета.
        Потянулась к подносу, на котором стоял вычурный металлический чайник. Налила себе чаю. Поставила чайник обратно на поднос и только тут заметила краем глаза смутную тень среди отблесков лампы на его полированном серебристом боку. Пригляделась. Знакомое смуглое лицо. Сощуренные глаза. Губы, искривленные в хитрой ухмылке. Губы шептали ей: «Это ты зря, девочка моя. Ничего еще не кончилось».
        Ничего не кончилось!
        Книга II. Скрытые переменные
        …Обжигающий свет яростного солнца заполняет собой все пространство. Впитывая и направляя эту энергию, перед алтарем, напоминающим простой рабочий стол, стоит мастер-чародей. Властным жестом он поднимает над головой волшебную палочку - свой рабочий инструмент, символ могущества, мастерства и управления материальным миром. На алтаре - четыре предмета, которыми он манипулирует: жезл, кубок, меч и динарий. Они символизируют подвластные мастеру четыре стихии: огонь, воду, воздух и землю. Это четыре элемента Творения. Но это же и четыре масти Таро. Над головой мастера - символ бесконечности, указывающий на пятый и главный элемент - Дух. Красные розы, символизирующие желание и страсть, образуют арку над его фигурой и переплетаются на переднем плане с белыми лилиями, олицетворяющими чистую, абстрактную мысль. Знаменитый алхимический символ Уроборос - змея, пожирающая собственный хвост, - служит ему поясом.
        Перед нами Маг Таро, иногда именуемый также Чародей или Фокусник. В архетипическом смысле Маг олицетворяет божественную волю. Аркан изображает совершенного человека, ощущающего связь времен, стоящего выше обстоятельств и сосредоточенного на реализации и совершенствовании своих способностей. Для Мага нет ничего невозможного, он играет мирами и судьбами так же легко, как жонглирует своими волшебными предметами. И хотя для него важен не столько результат, сколько сам процесс познания и манипулирования, его желания, сны и грезы сами собой обретают реальность.
        В прямой позиции Маг означает волю, мастерство, ловкость, желание рисковать, использовать свои силы. Ничего не желать и ничего не делать сейчас так же ужасно и пагубно, как желать зла и делать его. Благодаря уверенности в себе мы можем двигать горы. Поверьте в себя, в свою способность справиться с любым предстоящим делом. Но не думайте, что для достижения вашей цели все средства хороши, иначе разбуженные вами силы могут обернуться против вас.
        В перевернутом положении Маг предвещает период крушения надежд, ошибок и неудач. Вы чувствуете себя обделенным, недооцененным, даже отвергнутым. Возможно, причина кроется в нерешительности, колебаниях, неумении воспользоваться своими силами и талантами. Или же для решения поставленной задачи вам пока недостает сил и знаний. В худшем случае вы используете свои силы неразумно или губительно, стремитесь к ложным целям. Вы давно не прислушиваетесь к своему внутреннему голосу, так как слишком сосредоточены на манипулировании внешним миром. Поэтому ваши проекты плохо продуманы, а амбиции не приведут к успеху. Вероятны катастрофические ошибки, связанные с тем, что в момент принятия какого-то важного решения вами была получена не вся информация или какой-то существенный фактор не был учтен.
        Выпавший в раскладе Маг указывает на встречу с человеком, обладающим выдающимися способностями. Ему присущи мощный интеллект, воля, мастерство, проницательность и независимость. Однако он готов на все ради достижения своей цели и может оказаться крайне опасным, если вы случайно окажетесь у него на пути. Возможно, это изобретатель или ученый-практик, работающий на благо человечества. Но с равной вероятностью это тот, кто использует интеллект и знания для корыстных целей, работает на войну, служит смерти и разрушению.
        Маг требует от нас решительности, осознанного управления собственной судьбой, понимания жизненной задачи. Учит охватывать всю перспективу в целом, не вязнуть в деталях. Наш ум должен быть ясен и точен, и мы станем хозяевами своей судьбы. Все необходимое предоставят нам обстоятельства и силы природы. Мы сможем применить все наши знания, все наше мастерство. Энергии хватит на все.
        Вот только где эта великая цель? В чем наше предназначение?..
        Итак, описанная в первой книге история приключений наших героев в зазеркалье завершена. Вместе с этим можно было бы завершить и наш рассказ. Однако по зрелом размышлении мы пришли к выводу, что нечестно будет, возбудив любопытство читателя показом внешней стороны явлений, оставить его в полном неведении о скрытых пружинах и механизмах, являющихся их причинами.
        Во второй книге мы постараемся восполнить этот пробел изложением той части истории Дамы и Зеркальщика, которая осталась неизвестна нашим героям. И нашим проводником в этом новом мире станет зеркальщик Бруно, поскольку сам он и является - конечно, вместе с Дамой, - главной скрытой переменной как нашего повествования, так и многих других знаменательных событий, случавшихся на протяжении пяти веков. Поэтому все следующие главы пройдут под знаком одного и того же аркана Таро, и это Маг. А начнем мы свой рассказ о зеркальной магии и зеркальных магах, естественно, с изобретения зеркал. И непременно с Венеции - ведь только здесь все это и могло начаться…
        Глава 1. Путь зеркал
        Зеркало. Зазеркалье. Привычный бытовой предмет, и в то же время - магический портал в таинственную реальность.
        Существование пространства за зеркалом очевидно в самом буквальном смысле. Ведь мы собственными глазами (очами) видим все, что там находится. Кажется, стоит только руку протянуть - и мы дотронемся до вещей, которые так ясно воспринимаем. Но нет - рука наталкивается на непреодолимую преграду, границу миров - нашего и иного, недостижимого. Большинству животных так и не удается понять, что мир за зеркалом как-то связан с миром перед ним, а забавные зверьки, которые находятся так близко и с которыми так хочется поиграть, - это их собственные отражения. Однажды Чарльз Дарвин, наблюдая за самкой шимпанзе, вертящейся перед зеркалом, словно заправская модница в магазине, предположил, что это свидетельствует о наличии у обезьян осознания себя, иными словами - души. Полтора века спустя психологи и биологи развили эту догадку Дарвина в знаменитый зеркальный тест - способ оценки уровня самосознания у людей и животных. Дети обычно начинают узнавать себя в отражении в возрасте полутора лет. Среди животных зеркальный тест успешно проходят человекоподобные обезьяны, дельфины с косатками, слоны, а также, как это
ни удивительно, сороки и даже скаты манта, именуемые еще гигантскими морскими дьяволами. Опознание внешнего отражения в зеркале требует наличия внутреннего отражения - сознания. Более того, в этом сознании уже должна присутствовать идея себя как кого-то отличного от окружающего мира и других существ. Кого-то, кто живет, хочет, чувствует, страдает, к чему-то стремится и чего-то боится. И кто внезапно может переместиться в иной мир - за зеркало.
        Этот скачок за зеркало всегда пугал людей, словно вместе с внешним отражением туда могло попасть, а там остаться, затеряться, сгинуть и наше внутреннее отражение - душа. Поэтому мы так настороженно и с опаской относимся к зеркалам. Мы знаем, что разбить зеркало - к несчастью. Мы занавешиваем зеркала в доме, где кто-то недавно умер. Многие верят, что через зеркало, через отражение можно сглазить, навести порчу. Недаром Иван Грозный требовал, чтобы зеркала для его жены делали только слепые мастера. В Японии вам никогда не отдадут и не продадут зеркало, принадлежавшее раньше другому, - полагают, что в зеркале остается душа хозяина. В Европе не принято подносить к зеркалам маленьких детей, в Азии запрещают смотреться в зеркала больным - из опасения, что те умрут, отдав зеркалу душу. Но чтобы появились все эти поверья, сначала должны были появиться зеркала. Конечно, первым зеркалом, природным, была вода. Но нас - по причинам, о которых будет сказано ниже, - вода в качестве зеркала не интересует. Речь идет о рукотворных зеркалах, созданных специально, чтобы улавливать и показывать отражения.
        История искусства изготовления зеркал уходит в глубь веков, как сегодня считается, не менее чем на семь тысячелетий. С древности люди полировали камень, горный хрусталь, затем металл. Египетские зеркала были бронзовые, давали тусклое неясное изображение и очень быстро темнели от сырости. В античную эпоху состоятельные граждане могли купить себе полированные зеркала из стали или бронзы величиной не больше ладони. Изображение в них было гораздо более отчетливым, но поверхность таких зеркал быстро окислялась и требовала постоянной чистки.
        Греческие историки утверждали, что при осаде римлянами Сиракуз знаменитый математик Архимед при помощи множества зеркал сфокусировал свет солнца в настолько мощный луч, что сжег им корабли римского флота, стоявшие в гавани. Но как это ему удалось при существовавших тогда (да и теперь!) возможностях изготовления зеркал, остается совершенно неясным. Множество ученых-оптиков впоследствии безуспешно пыталось воспроизвести этот легендарный опыт. Сегодня принято считать, что история с Архимедом и его зеркалами - не более чем выдумка.
        Первые зеркала из стекла были созданы римлянами две тысячи лет назад. Римляне накладывали стеклянную пластинку на свинцовую или оловянную подкладку - и получалось зеркало. К сожалению, римское стекло не было прозрачным, поэтому такие зеркала ненамного превосходили металлические. Новшество не закрепилось, и после падения Рима о стеклянных зеркалах ничего не было слышно на протяжении многих веков.
        К середине тринадцатого века в Европе впервые научились выдувать сосуды из стекла, и еще примерно сорок лет понадобилось, чтобы это изобретение применить для изготовления зеркал. Делали их так: через трубку мастер вливал в горячий сосуд расплавленное олово, которое растекалось ровным тонким слоем по поверхности стекла. Когда шар остывал, его разбивали на куски и получали зеркала. Эти вогнутые осколки были очень небольшими, сильно искажали изображение, но зато отражение в них впервые стало таким ярким и чистым. Эту технологию освоили сначала в Голландии, затем во Фландрии, а также в немецком Нюрнберге, где даже возник первый в Европе зеркальный цех.
        В начале пятнадцатого века венецианцы братья Данзало дель Галло выкупили у фламандцев патент, и с тех пор Венеция целых полтора века удерживала монополию на производство чудесных венецианских зеркал, в которых все предметы выглядели даже красивее, чем в действительности. Как считалось, этот эффект достигался за счет того, что венецианские мастера добавляли в отражающие составы золото и бронзу.
        Еще в конце тринадцатого века власти Венеции приняли решение перенести мастерские вначале за черту города, а потом и вовсе на отдельный остров. Именно с тех пор остров Мурано стал центром производства венецианского стекла, там же, естественно, стали изготовлять и зеркала. Чужаки не имели права заниматься производством стекла на Мурано, фабрику могли построить только те, кто уже был в профессии: или сыновья владельцев других местных фабрик, или мастера-стеклодувы. Вывоз сырья за пределы Венеции запрещался, разглашение технологий производства каралось тюрьмой или смертью. Однако наряду с этим стеклодувам предоставлялись и особые привилегии. Гордые стеклоделы, словно дворяне, носили на поясе по два кинжала для защиты от разбойников. Самой почетной из привилегий была та, что дочери главных муранских стеклодувов имели право выходить замуж за венецианских патрициев и при этом их потомство сохраняло все дворянские титулы. В середине пятнадцатого века на острове Мурано трудилось более трехсот семей мастеров-стеклоделов, а всего на острове постоянно проживало до двадцати пяти тысяч человек. По меркам любой
другой европейской страны это был крупный город, но по сравнению с великолепной Венецией это, конечно, был лишь рабочий пригород, хотя и населенный необычными мастерами-аристократами.
        Однажды братья Андреа и Доменико из Мурано разрезали вдоль еще горячий цилиндр из стекла и половинки его раскатали на медной столешнице. Получилось листовое зеркальное полотно, отличавшееся блеском, хрустальной прозрачностью и чистотой. Такое зеркало, в отличие от осколков шара, ничего не искажало. Тогда же стали применять амальгамы, жидкие сплавы ртути с другими металлами, для нанесения отражающего слоя на стекло. Так на Мурано встретились два главных изобретения в истории зеркал - производство плоского листового стекла и искусство амальгамирования.
        Гильдия стеклодувов на Мурано была сформирована еще в 1271 году. Позднее Совет Десяти (властный орган Венецианской республики) провозгласил создание там же и особой Гильдии производителей зеркал (arte degli specchieri), которую зачастую называли просто Гильдией зеркальщиков. И здесь мы, наконец, приближаемся собственно к нашей истории, которая начинается с того, что жил на Мурано уважаемый Мастер зеркал, член Гильдии по имени Антонио Спецциоли…

* * *
        Жил на Мурано уважаемый Мастер зеркал по имени Антонио Спецциоли. У него была дочь-красавица, и еще был у него подмастерье - любимый ученик. Подмастерье этот не только усвоил все секреты мастерства, но и во многом превзошел учителя. Как водится, талантливый подмастерье сдал экзамен и сам стал Мастером зеркал. В тот же день он пришел к своему учителю просить руки его дочери. Увы, оказалось, что девушка, и не подозревавшая о его чувствах, давно просватана за венецианского нобиля, который любит ее без памяти, и она отвечает ему взаимностью. Да и старому мастеру льстила идея породниться с пусть обедневшим, но все же гордым родом патрициев, чье имя было занесено в Золотую Книгу еще в незапамятные времена. Джерардо, а так завали молодого мастера, был безутешен… примерно полгода, после чего счастливо женился на дочери другого мастера, Орсине, завел собственную мастерскую и зажил не то чтобы припеваючи, но вполне сносно. Он даже подружился с Паоло, мужем своей бывшей возлюбленной, который хоть и из благородных, а носа от мастеров не воротил и частенько заглядывал к тестю на Мурано.
        Вскоре у Джерардо родился сын, и его нарекли Бруно. С раннего детства мальчик проявлял большие способности к ремеслу и наукам. До четырнадцати лет он учился в частной школе для сыновей самых уважаемых мастеров, а в четырнадцать лет, как положено, поступил в ученики к собственному отцу.
        Три года Бруно старательно постигал ремесло стеклодува и секреты изготовления зеркал. Учеба давалась ему легко, хотя физически это был адский труд. Мало того, что все время в жаре, у печи. Главная трудность заключалась в том, что мастерам зеркал из Мурано требовались большие листы стекла. Поэтому вес порции стекла, который набирали на конец вдувательной трубки, мог составлять до полутора пудов. Ученики, конечно, начинали с меньшего веса, создавая заготовки для небольших зеркал, но те, кто хотел стать в будущем полноправными мастерами, стремились как можно скорее перейти во взрослый разряд. Бруно, рост которого уже сравнялся с отцовским, напрягался изо всех сил. Для раздувания цилиндра длиной больше человеческого роста мастеру не хватало воздуха в легких. Поэтому стеклянные заготовки часами раскачивали в глубоких ямах, а чтобы мастер, размахивающий полуторапудовым грузом раскаленного стекла, в эту яму не свалился, его привязывали цепью к столбу. И все же Бруно был счастлив - у него все получалось! Он был лучшим среди учеников, и отец им гордился.
        В семнадцать лет он сменил звание ученика на статус подмастерья. Это означало, что теперь он будет три дня в неделю работать полную смену вместе с отцом в мастерской, а другие три дня будет посещать Школу зеркал - знаменитую Рифлессионе (в оставшийся день, воскресенье, все добрые христиане, естественно, отдыхают и предаются молитвам). Школа эта тоже была уникальной, единственной в мире, принадлежала Гильдии зеркальщиков и находилась, конечно, здесь же, на острове Мурано. Располагалась она в величественной напоминающей замок башне, на вершине которой горел знаменитый маяк, указывающий кораблям Венецианской республики путь в родной порт. В Школе преподавали только Мастера - старшие члены Гильдии, а принимали в нее только тех, кто был наследственным членом Гильдии и уже принес клятву верности Гильдии, становясь подмастерьем. Это означало, что до конца жизни ученики Школы не смогут покинуть остров Мурано (если только по велению или разрешению самого дожа, главы республики), а значит, не смогут никому из непосвященных передать тайные секреты, которым их собирались обучить. Многие жители острова даже не
подозревали о существовании Рифлессионе - они думали, что это просто маяк.
        Первый же учебный день перевернул жизнь Бруно. Конечно, до него и раньше доходили разные слухи о применении в производстве стекла и зеркал запрещенных герметических искусств. Уж больно венецианские зеркала отличались от изделий остальных зеркальщиков. Мир в них выглядел чудесным, преображенным. Некоторые из этих зеркал продавались дороже, чем целый корабль с оснасткой и парусами, - кто же заплатит такое за простой кусок стекла? Бруно также не мог не заметить и большого количества алхимиков, проживавших на Мурано. Впрочем, их присутствие Гильдия всегда объясняла необходимостью контроля и совершенствования процессов работы с амальгамой. Отец на его вопросы о таких слухах всегда отвечал хмуро и уклончиво, в духе «люди пусть себе судачат, а ты не болтай о том, чего не понимаешь».
        И вот в тот первый день десяток новых подмастерьев привели в тесный зал со стрельчатыми окнами, где перед ними произнес речь Старший мастер Ринальдо, глава Рифлессионе, седой, высокий и величественный, словно горный орел.
        - Вы ступили на Зеркальный Путь, в конце которого достойных ожидает высокое звание Мастера. Ради этого вы принесли клятвы верности, послушания и молчания. Теперь вам предстоит узнать то, что призваны защищать эти клятвы! - возвестил Ринальдо. - Вы прошли стадию ученичества, и теперь вам ведомы секреты изготовления обычных стекол и зеркал. За раскрытие этих секретов наши конкуренты будут обещать вам мешки золота, а закон нашей великой республики грозит немедленной смертью. Но это не главные секреты Мурано. Главные секреты вы узнаете здесь, в Рифлессионе. О существовании этих секретов наши конкуренты даже не догадываются. Если они раскроются, то судить вас будет уже не Совет Десяти, а сама святая инквизиция!
        - Не пугайтесь, друзья мои, - улыбнулся Ринальдо, заметив, что несколько свежеиспеченных подмастерьев тайком осенили себя крестным знамением. - Здесь, на Мурано, никто не творит богомерзких дел. Здесь нет колдунов, которые поклоняются Сатане, никто не продает свою душу дьяволу и не подписывает кровью нечестивых договоров. Мы все свято чтим Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятую Деву Марию. Но для непосвященных наши древние знания о магии зеркал и свойствах отражений выглядят как колдовство, и с этим ничего не поделаешь. Поэтому запомните - никому и никогда не открывайте того, о чем вы услышите здесь. Никогда не упоминайте об этом за пределами этого здания, с кем бы вы ни говорили - ни с отцами, ни с другими Мастерами, ни даже между собой. Это правило для всех Мастеров и подмастерьев на Мурано. Свои тайны мы обсуждаем только здесь - с учителями, пока учимся, а потом с равными - на собраниях Гильдии.
        - Вам предстоят три самых волнующих года вашей жизни. Лучшие Мастера и учителя будут учить вас великому тривиуму зеркальных наук: алхимии, алфизике и алгиметрии. Вы познаете мудрость великих мужей древности Метродора, Архимеда и самого Гермеса Трисмегиста, заложивших основы этих тайных учений. Соединяя эти знания с теми навыками, которыми вы уже владеете, вы сможете создавать поистине волшебные зеркала, которые преумножат славу Венеции и нашей Гильдии. Помните, вы не ремесленники: вы - будущие Мастера зеркал. Учитесь усердно, и да будет ваше усердие вознаграждено!
        Вечером отец спросил, как прошел первый день учебы.
        - Интересно, - ответил Бруно. - Особенно то, что сказал нам Ринальдо.
        - И что ты думаешь об этом?
        Бруно смутился. Ринальдо велел ни с кем не говорить о тайнах зеркальщиков за пределами Рифлессионе, даже с родителями. Поэтому он решил ответить так, чтобы никто, кроме отца, который, как и все Мастера, сам когда-то окончил Рифлессионе, услышав его ответ, не мог понять, о чем идет речь:
        - Ничего прекраснее я раньше не слышал. Я буду очень стараться, и я стану лучшим мастером на Мурано. Вот увидишь!
        - Что ж, поживем - увидим, - ответил отец. - Хвалиться все горазды.
        Больше они о школе не говорили все три года учебы Бруно в Рифлессионе, до тех пор пока он не предстал перед Старшими мастерами Гильдии, среди которых был и Джерардо, чтобы показать им свою экзаменационную работу на звание Мастера.
        Учился Бруно прилежно. Схватывал все на лету, впитывал, как губка. Ясная голова, золотые руки. Ни единой минуты, впустую потраченной на кутежи, карточные игры и женщин. Ни единой попойки с нерадивыми товарищами, которым так и суждено остаться подмастерьями. Перед ним открывался целый чудесный мир, и он чувствовал себя в нем так, словно иного и не могло быть, словно он родился именно для этого. Он поднимался по ступеням познания, и по мере того как одна за другой тайны герметических наук открывались ему, суть и история зеркальной магии становились для него все более ясными, как и перспектива всей его будущей жизни, посвященной служению этому великому искусству и, конечно же, Гильдии.
        Манускрипты древних (точнее, их поздние латинские копии, которыми владели учителя Рифлессионе) открыли Бруно тайную историю зеркал. Оказывается, зеркальная магия существовала практически столько же, сколько люди умели делать зеркала. Причем изначально дело было даже не в зеркалах - дело было в отражениях. Маги всегда стремились создавать подобия или изображения предметов (тотемы, рисунки, куклы), воздействуя на которые можно воздействовать на сами предметы. А что может быть более точным изображением предмета, чем его отражение? Более того, Теория отражений, которую им преподавал сам Великий Камилло, учила, что поскольку в уме человека, в его памяти находится отражение мира, то сильный прирожденный медиум может работать с отражениями и без зеркала, прямо в своем воображении. При этом он может вообще не знать ничего о магии отражений. Ему просто будет казаться, что исполняются его желания или Бог слышит его молитвы. Однако при этом он тратит огромное количество собственной внутренней силы (наши современные оккультисты сказали бы, ментальной энергии) и поэтому физически чахнет, а если не остановится,
то быстро умирает, обычно очень молодым. Использование зеркал открывает перед медиумами возможность работать с отражениями, затрачивая гораздо меньше собственной энергии. Даже при том, что металлические зеркала древности отражали намного хуже нынешних, стеклянных, эффект от их использования в магических практиках был весьма ощутим.
        Поразительная история об Архимеде, который сжег римский флот, оказалась не выдумкой, а самой настоящей правдой. Еще бы, ведь Архимед был не просто великим математиком и инженером - он был зеркальным магом. Мало того, он основал и практически в одиночку создал всю алгиметрию, одну из главных частей зеркального тривиума. Эта смесь арифметики (в арабском переводе - «аль-джебры»), магии и геометрии позволяла точно вычислять эффекты зеркальной магии и строить на их основе магические артефакты, которые Архимед, считая себя больше инженером, чем магом, называл Зеркальными машинами. Конечно, он опирался при этом на труды ранних греческих геометров и мистиков, особенно Пифагора и его школы. Но было одно ключевое отличие, которое позволило Архимеду не проскочить ту развилку, где магия математики превращается в истинную математическую магию. В тайной рукописи утверждалось, что именно это открытие он совершил в тот самый момент, когда голый выскочил из знаменитой ванны и побежал по городу с криком «Эврика», что, как известно, по-гречески означает «Нашел!».
        Официальное предание гласит, что однажды, наблюдая за уровнем воды в собственной ванне, Архимед открыл знаменитый закон физики, который гласит, что тело, погруженное в жидкость, теряет в своем весе столько, каков вес вытесненной жидкости. Поэтому одни тела плавают, а другие тонут. Математическое следствие этого закона позволило Архимеду определить, что корона правившего тогда Сиракузами царя Гиерона сделана не из чистого золота, поскольку вес золота в объеме короны был иным. Математики, конечно, все с причудами, но стоило ли решение такой бытовой задачи такого возбуждения, которое выразилось в пробеге нагишом по родному городу? На самом деле в тот момент он нашел ключ к будущей алгиметрии. Ключ этот заключался в том факте, что в опытах с телами в воде результат зависел не от свойств среды (воды) и не от внешних наблюдаемых свойств предмета (его формы, объема), а только от его внутренних свойств, не поддающихся прямому наблюдению (удельного веса). Наука, начиная с Пифагора, стремилась к отысканию универсальных, или, как сейчас сказали бы, объективных истин. Один плюс один равно два, а сумма
квадратов катетов равна квадрату гипотенузы всегда и везде, кто бы ни проводил вычисления или измерения. Однако во всех магических практиках участвует важный переменный агент - сам маг! И подобно тому, как из двух на вид одинаковых брусков один тонет в воде, а другой всплывает, одни и те же заклинания у одного мага срабатывают, а у другого - нет или, того хуже, дают совершенно неожиданный эффект. Неожиданный для того, кто относится к магии как к физике, ожидая от нее объективных законов и повторяемых экспериментов. Архимед такой ошибки не сделал и потому в своем тайном трактате описал математические правила для работы с магическими отражениями, учитывающие силу и природу дара того мага, который эту работу проводит. Он и сам был незаурядным магом, специализировавшимся, выражаясь современным языком, на пирокинезе - он работал с солнечной стихией, стихией огня. Поэтому-то впоследствии, проведя необходимые алгиметрические вычисления, он и смог создать для себя зеркальную машину, при помощи которой многократно усилил свои способности, и, фокусируя энергию солнца, сжег римский флот. Корабли горели, как
свечки, магическим белым огнем, что еще больше приводило в ужас римских моряков. Любой другой, проведя опыт с теми же зеркалами, не смог бы поджечь и бумажный кораблик. Объективная наука не умеет работать с такими уникальными и неповторимыми опытами. Архимед создал не просто трактат о зеркальной магии - он создал новый тип науки, который мы могли бы назвать «субъективной наукой».
        Открытие субъективной науки осталось практически неизвестным. Учеников у Архимеда не было, и после его смерти большинство развитых им подходов было или забыто, или недооценено и позже переоткрыто полтора тысячелетия спустя, как это случилось, например, с методом сумм, предвосхитившим математический анализ нового времени. Трактат о зеркальной магии был изначально тайным, поэтому циркулировал лишь в среде мистиков, где математиков было немного, и мало кто мог его оценить и воспользоваться предложенными там методами. Известно, что несколько копий трактата Архимеда «Об отражениях в зеркалах» хранились в тайных отделах Александрийской библиотеки, открытых лишь для посвященных, но после гибели библиотеки в позднеримскую эпоху ни одного упоминания о нем в античных источниках больше не встречается. Арабский перевод трактата под названием «Алгиметрия» был неожиданно обнаружен Марко Поло в одном из его путешествий, признан подделкою, куплен за гроши и привезен в Венецию. Поскольку речь шла о зеркалах, рукопись на всякий случай передали стекольщикам на Мурано. Там он пролежал в архивах Гильдии стекольщиков
много лет, пока не нашелся мастер, достаточно сведущий в языках, математике и магии, для того чтобы перевести трактат на латынь и разобраться в сути написанного. Этого высокообразованного мастера звали Гвидо Спецциоли, и он стал первым преподавателем алгиметрии в Рифлессионе.
        Следует заметить, что к тому моменту встретить на Мурано знатока математики было гораздо менее вероятно, чем знатока магии или алхимии. Алхимики действительно изначально были призваны стекольщиками для разработки новых эффективных средств окраски стекол и нанесения амальгамы. Однако достаточно быстро выяснилось, что герметические знания приносят и иную пользу - при изготовлении магических зеркал, позволяя существенно изменять и улучшать их действие за счет управления алхимическими свойствами стекол и амальгамы. В то же время алхимики также быстро выяснили, что использование магических муранских зеркал в алхимическом делании поднимает искусство трансмутации на качественно новый уровень. Во время процесса превращения веществ на их свойства и состав можно было влиять через их отражения! Алхимики Гильдии быстро обогнали своих коллег и овладели множеством новых герметических секретов производства различных веществ, но при этом они были, как и Мастера зеркал, привязаны к Мурано, ведь для работы с магическими зеркалами нужны были мастера-зеркальщики, а также зеркальные маги, которые были способны с ними
работать. Так алхимия стала второй частью зеркального тривиума, которому учили в Рифлессионе. И первое, что исследовали ученики на практикумах по зеркальной алхимии, - это удивительные свойства воды. Да-да, обычной воды. Казалось бы, будучи самым первым природным зеркалом, вода должна была бы служить основой зеркальной магии. Вместо этого она начисто разрушала любую зеркальную магию, как только приходила с ней в прямое соприкосновение. Стоит плеснуть хоть несколько капель воды на магическое зеркало во время работы с ним, и зеркальный маг тут же теряет с ним контакт - вроде и зеркало исправно, и маг в полной силе, а желаемого воздействия не происходит. Впрочем, это касалось лишь элемента воды. Стихия же воды, с которой зеркальные маги работали в отражениях, поддавалась воздействию и контролю ничуть не хуже всех остальных стихий. О причине такого поведения воды еще древними было написано огромное количество трактатов, но к отгадке до сих пор даже близко никто не подошел. А ведь это еще только вода, наиболее спокойная из стихий. Зеркальная алхимия, наука в основном экспериментальная, была полна подобных
парадоксов.
        Преподавали алхимию в Рифлессионе Мастера-зеркальщики совместно с посвященными Мастерами-алхимиками, которые также были членами Гильдии, принесшими клятвы не покидать Мурано. Впрочем, производимые ими необычные вещества продавались в Венеции и привлекали в город множество других алхимиков, поэтому город в ту эпоху стал главным алхимическим рынком Европы.
        Неудивительно и то, что, завладев монополией на производство лучших зеркал, Венеция в одночасье стала Меккой для зеркальных магов. Мы уже упоминали, что даже использование металлических зеркал существенно усиливало способности магов в работе с отражениями и позволяло им тратить меньше собственной внутренней силы. Однако появление стеклянных зеркал оказало на мир зеркальных магов такое же воздействие, как появление огнестрельного оружия в мире, где раньше не было иного вооружения, кроме мечей, пик и луков со стрелами. Некоторые волшебные зеркала, которые изготовляли на Мурано, усиливали способности зеркальных медиумов не в разы, а в десятки и иногда сотни раз, позволяли практически не тратить энергию и при этом раскрывали совершенно новые грани магических талантов, о которых сам медиум раньше и не подозревал. Правда, для этого недостаточно было просто купить зеркало на рынке: тогда его эффект был лишь ненамного сильнее, чем у металлического зеркала, - ровно настолько, насколько отражение в стекле было яснее и четче, чем в металле. Требовалось, чтобы посвященные Мастера-зеркальщики вместе с
посвященными Мастерами-алхимиками специально изготовили зеркальную машину на заказ, с учетом особенностей таланта конкретного зеркального мага, который будет дальше пользоваться этим зеркалом. Такое персональное зеркало становилось бесценным инструментом для своего хозяина. Однако платой за это становились обеты верности и подчинения Гильдии зеркальщиков, которые обязан был принести зеркальный маг. Многие маги сначала не хотели присоединяться к Гильдии и продолжали по старинке шаманить с металлическими зеркалами. Но вскоре выяснилось, что подобные упрямцы-консерваторы не только драматически проигрывают своим вооруженным новыми зеркальными инструментами коллегам экономическое соревнование на рынке магических услуг. Что гораздо важнее, они неизменно оказываются поверженными в магических поединках, которые в те времена были распространены среди магов не меньше, чем дуэли среди аристократов, и заканчивались, как правило, гибелью побежденной стороны. Вследствие этого в течение полувека с момента ее создания большинство зеркальных магов Европы подчинилось Гильдии зеркальщиков и влилось в ее ряды. В отличие
от зеркальщиков и алхимиков, маги не могли и не должны оставаться на Мурано. Получив заветное зеркало, а иногда и несколько, что зависело от состоятельности и таланта, большинство из них отправлялось обратно в свои края - практиковать свое многократно усиленное искусство. Поэтому в Гильдии их называли Вольными Мастерами и обучали лишь обращению с зеркалами, не раскрывая тайны их производства, что не нарушало законов республики и устава самой Гильдии. Впрочем, некоторые из магов так и оседали в Венеции - слишком велик был соблазн постоянной совместной работы с Мастерами зеркал и ведущими алхимиками на Мурано. Это были маги-исследователи, заинтересованные в развитии самого искусства магии больше, чем в сотворении за соответствующую плату конкретных чудес для конкретных заказчиков. Лучшие из них становились преподавателями Рифлессионе и учили будущих Мастеров третьей дисциплине зеркального тривиума, которая получила название Теория отражений, или алфизика, ибо в ней причудливо смешивались идеи алхимии, физики и метафизики.
        Казалось бы, зачем мастерам-зеркальщикам овладевать искусством магии? Мастер лишь делает инструменты, маг ими пользуется. Но дело в том, что изготовление магических зеркал - само по себе магическая практика. А магическая практика (помните открытие Архимеда!) приносит различные результаты в зависимости от того, кто ее применяет. Человек, начисто лишенный способностей зеркального медиума, может сделать разве что красивое зеркало для продажи скучающим вельможам. Магическое зеркало способен изготовить лишь зеркальщик, который сам является потенциальным зеркальным магом. Поэтому среди подмастерьев Гильдии было так мало людей со стороны и так много детей Мастеров. Способности к зеркальной магии, как правило, передаются по наследству. Впрочем, изредка встречались и дички-самородки. Таких Гильдия старалась находить в раннем возрасте и привлекать в ученики, чтобы они в будущем становились подмастерьями и основывали новые кланы мастеров. При этом вовсе не любой зеркальный маг или медиум мог стать после обучения Мастером зеркал. Нужна была определенная разновидность зеркального таланта, которую называли
Профилем Мастера. Магические способности лучших зеркальных мастеров отличала, как правило, не сила воздействий, которую так ценили практикующие маги, а точность и тонкость манипуляций с отражениями. В магическом поединке по правилам Мерлина, где противники впрямую мерились силами и мастерством с использованием одинаковых зеркал, любой Мастер зеркал заведомо проиграл бы почти любому из магов-практиков. Однако в реальном поединке в запасе у Мастера всегда мог оказаться какой-нибудь хитрый зеркальный артефакт, который не только уравнивал силы, но давал ему решающий перевес. Поэтому задирать мастеров опасались, да и устав Гильдии это однозначно запрещал. Впрочем, среди мастеров встречались и уникальные маги, сочетавшие точность воздействий с природной силой незаурядных медиумов. Таков был Гвидо Спецциоли, что в свое время способствовало авторитету воскрешенной им алгиметрии. Самым сильным магом среди нынешнего поколения Мастеров был, бесспорно, Ринальдо, глава Рифлессионе. Немалыми магическими способностями обладал и Джерардо, который, впрочем, был крайне осторожен и практически никогда не использовал их
на полную мощность. В своей мастерской он всегда работал с отражениями очень тонко, едва ощутимыми касаниями добиваясь необходимых внутренних изменений в структуре зеркал. От этого Бруно, который теперь мог наблюдать и за этой стороной работы отца, пребывал одновременно в восхищении и в унынии - казалось, ему никогда не достичь такого уровня. Тем усерднее он учился, тем больше тренировался и тем глубже вгрызался в зеркальную науку.
        Когда Бруно поступил в Рифлессионе, преподавателем алфизики там был сам Великий Камилло. Выглядел он довольно невзрачно, говорил заикаясь и сам часто шутил на тему того, что среди непосвященных известен в первую очередь как профессор риторики. Он действительно мог по памяти декламировать поэмы и произносить часовые речи без единой запинки, если не считать запинок, связанных с заиканием. В своей академии в Венеции он учил всех желающих искусству памяти и его применению в риторике, которая в ту пору вновь обрела популярность среди итальянских гуманистов. В Рифлессионе он учил посвященных - будущих мастеров и магов - тому, как физическое пространство нашего мира связано с пространством отражений, как строить действенную модель мира, именуемую реминискорум, и как с ее помощью управлять отражениями в своем уме. Он рассказывал о Симониде и Метродоре - отцах Искусства памяти, о каббале и Раймунде Луллии, о логике универсума и символических конструкциях, которые мастер должен удерживать в фокусе внимания, оперируя силами и предметами в отражениях. В подземелье под Рифлессионе Джулио Камилло построил копию
своего знаменитого Театра памяти, и там будущие мастера под его руководством, а потом и самостоятельно часами практиковались как в искусстве запоминания, так и в магических манипуляциях с отражениями.
        Магов-практиков, претендующих лишь на статус Вольных мастеров, в отличие от зеркальщиков, Теории отражений в полном объеме не обучали. Для них алфизика сводилась к набору конкретных рецептов, позволяющих выполнять те или иные магические действия с отражениями. Для запоминания этих рецептов и последовательностей процедур предшественниками Камилло по Рифлессионе еще веком ранее была разработана простая, но действенная мнемоническая схема, основанная на использовании игральных карт, первоначально занесенных с Востока. Четыре масти соответствовали четырем алхимическим первоэлементам, числа и картинки - местам для запоминания. Однако работать с такой системой было сложно. Ей не хватало образности и экспрессии, которые столь ценили античные преподаватели искусства памяти во главе с великим Туллием. Поэтому некоторое время спустя к обычной колоде добавили еще столько же специальных карт, на которых были изображены яркие фигуры и символы для запоминания. Эти дополнительные карты размещали на Луллиевых каббалистических схемах и таким образом легко запоминали последовательности действий с отражениями в
различных магических практиках. Теперь магам не нужно было держать все операции в голове - их можно было уверенно выполнять, глядя на разложенные наподобие пасьянсов расклады памятных карт. Особенно полюбилась ученикам-практикам одна Луллиева схема, именовавшаяся Деревом жизни, на котором помещалось ровно двадцать две такие карты. Остальные специальные карты со временем вышли из употребления, и к моменту начала нашей истории канонической считалась магическая колода с двадцатью двумя дополнительными картами, которые, по аналогии со Старшими мастерами, называли Старшими Арканами. Сама колода получила от впечатленных венецианских каббалистов прозвище TARO - анаграмма Торы, Священной книги и вместилища всей мудрости мира. Непосвященные, наблюдая за распространением странной колоды карт в оккультных кругах, решили, что карты Таро используют для гаданий, и сами начали активно выдумывать способы такого их применения. В среде же зеркальных магов настолько укоренилась привычка опираться на эти карты, что со временем они сами стали отождествлять себя с различными картами Таро. Это было удобно: масть
соответствовала стихии, в работе с которой был наиболее силен маг, а ранг карты - уровню его силы и мастерства. Это также легко позволяло предсказывать исходы поединков - ну в чем можно сомневаться, если встречаются король и семерка? Старшие Арканы молва присваивала великим магам, отличившимся небывалыми победами или достижениями. Эта карточная иерархия была неофициальной, руководством Гильдии всячески порицалась, но искоренить ее никак не удавалось, и все о ней знали.
        Подмастерья зеркальщиков изучали приемы работы с Таро только на первом курсе, чтобы далее перейти к более развитым алфизическим системам и строить гораздо более сложные реминискорумы. Бруно мгновенно схватил суть и так наловчился операциям с картами, что к концу года уже демонстрировал устойчивый уровень Рыцаря Жезлов - намного выше, чем кто-либо из остальных товарищей по классу, едва достигавших восьмерок или девяток. Жезлы были традиционной мастью Мастеров, среди которых редко встречались маги других мастей. Уровень Рыцаря был несомненным успехом, с которым все его поздравляли, но сам Бруно не был удовлетворен - он мечтал сравниться с Ринальдо, Королем Жезлов. Да что там, он грезил о том, как станет когда-нибудь Старшим Арканом. Его не смущал тот факт, что еще ни один Мастер не становился Старшим Арканом. Слишком невелика была природная сила зеркальщиков, компенсацией за что, впрочем, являлась способность чувствовать тончайшие формы и движения отражений. Но ведь все когда-то случается впервые, верно? Природную силу можно было укрепить тренировками и искусными приемами. Тренироваться наравне с
магами-практиками в любом случае возможности не было, потому Бруно возложил все свои надежды на овладение навыками и приемами, которые он намеревался извлечь из углубленного изучения Теории отражений.
        Если бы по прихоти истории производство стеклянных зеркал сосредоточилось где-нибудь в другом городе, например, в том же мрачном и кряжистом Нюрнберге, то, вероятно, местные маги и тогда открыли бы Теорию отражений. Но насколько логичнее и естественнее было то, что окончательно оформилась она именно здесь, в Венеции. И не только потому, что это был главный перекресток Европы, на котором не могли не встретиться древние оккультные знания, свежие идеи итальянского возрождения и новая технология производства зеркал. Сам дух Венеции - единственного, уникального города, построенного на воде и постоянно отражающегося в зеркале каналов, словно нашел свое высшее выражение в этой теории, как и во всем, что делали на Мурано. Зеркальная магия витала в венецианском воздухе, была, как сказали бы древние, ее гением места.
        Основная идея Теории отражений заключалась в том, что имеется точное соответствие между процессом оптического отражения, в ходе которого за зеркалом возникает оптически отраженная реальность, и процессом отражения в сознании. При этом между исходным физическим объектом и его отражением в отраженной реальности всегда сохраняется магическая связь, позволяющая воздействовать на объекты через отражения. Как известно, оптическое зеркало умеет отражать видимый мир, изменять или искажать размер и форму объектов и фокусировать энергию света. Соответственно, магическое зеркало также может отражать физический мир, изменять свойства отраженных объектов и фокусировать магическую энергию. Поскольку отраженные реальности подобны ментальным реальностям (учителя Бруно использовали здесь любимый термин схоластов analogia entis - подобие сущего), для работы с объектами в отражениях зеркальными магами прошлого методом проб и ошибок были развиты приемы ментального оперирования, очень напоминающие технику восточных медитаций. Или, скорее, даже те психологические практики, которые много позже, в двадцатом веке, были
вновь переоткрыты и получили название «нейролингвистическое программирование». Например, если хочешь что-либо или кого-либо ослабить, сделать незначительным - представь его визуально маленьким и ускоренным, а если хочешь усилить, то, наоборот, мысленно увеличь и замедли его образ. При этом могут задействоваться различные модальности отраженного универсума - размер, форма, цвет, движение. Отличие в том, что зеркальные маги при помощи такой визуализации манипулировали не своим телом и разумом, и даже не другими людьми, а самой физической реальностью! Особенную силу это зеркальное искусство обрело после чудесного возвращения трудов Архимеда. Теперь алгиметрия давала все необходимые формулы, а алфизика объясняла и наставляла, как следует их применять на практике, каковы должны быть физические конструкции зеркальных машин и какие действия с ними следует визуализировать в отражениях, чтобы управлять миром, пусть и в очень ограниченных пределах, одной силой мысли.
        Согласитесь, тому, кто способен двигать предметы и изменять их форму силой мысли, трудно хоть на миг не вообразить себя Богом. Естественно, это не могло не привести к распространению среди практикующих магов и даже Мастеров всевозможных еретических учений. Многие Мастера-алхимики, подобно своему легендарному учителю Гермесу Трисмегисту, верили в то, что первообраз (Бог) и подобие (маг) суть одно, и единство их заключено в их божественности. Разве не сказано в двенадцатой книге «Герметического корпуса»: «О Асклепий, что за великое чудо - человек, достойный почитания и славы. Ведь он причастен божественной природе, как если бы он сам был богом; ему близок род демонов, он знает, что произошел от того же начала; он презирает ту часть своей природы, что только лишь человеческая, поскольку надежды его возложены на божественность другой части».
        Среди Мастеров зеркал было больше распространено другое учение, которое его адепты называли Зеркальной верой, а противники - Зеркальной ересью. Переворачивая принцип analogia entis, Зеркальная вера утверждала, что никакой первичной (физической) реальности, которая затем отражается в уме мага, вообще нет. На самом деле первично именно сознание - и это сознание Бога. Весь же физический мир - и мы вместе с ним - находится лишь в отражении этого сознания. Исходя из этого, последователи столь странного учения именовали Бога Первым Мастером и верили, что путем ментальных тренировок человек может достичь божественного уровня воздействия на универсум. Якобы это и случилось с Мастером Иисусом, который изменил мир и после этого воссоединился с Первым Мастером. В практическом плане многие последователи Зеркальной ереси стремились создать Философское зеркало - идеальную зеркальную машину, стирающую разницу между физической реальностью и отражениями. Считалось, что такое зеркало должно обеспечивать тому, кто им владеет, неограниченную власть над реальностью, то есть силу Бога. Среди зеркальных еретиков
циркулировали упорные слухи о том, что столетие назад основателям Гильдии удалось-таки сделать несколько философских зеркал, но потом они были уничтожены по приказу инквизиции, а секрет их изготовления утерян. Таким образом, Философское зеркало в этой разновидности зеркальной мифологии играло роль одновременно философского камня и священного Грааля.
        Реальные же, а не легендарные руководители Гильдии всегда порицали подобные ереси самым суровым образом. Старшие мастера находились под постоянным давлением сверху и оттого лучше других понимали: несмотря на всю магическую мощь, богатство и разветвленную структуру Гильдии, само ее существование держится на одном тоненьком волоске - потребности Венецианской республики в зеркальной монополии. Совет Десяти пока предпочитал смотреть на укрепление Гильдии и деятельность окружающих ее оккультистов сквозь пальцы, но лишь до тех пор, пока они молча сидели на изолированном острове, вели себя тихо и соблюдали внешние приличия. В любой момент силы инквизиции могли быть спущены с поводка - и тогда обитателей Мурано ждет судьба тамплиеров, если не что похуже. Периодически, так, в порядке профилактики, инквизиторы хватали кого-то из особо ретивых алхимиков или болтливых мастеров-еретиков и устраивали показательный процесс - чтобы другим неповадно было. В ответ на это Гильдия еще усерднее демонстрировала лояльность и покорность, жертвовала на Церковь, украшала и достраивала собор Санта-Мария-э-Донато.
        Семья Бруно даже по меркам Мурано всегда отличалась истовой религиозностью. Джерардо воспитывал детей в духе простой, но искренней народной итальянской веры, где первое место в сердце занимала, пожалуй, все же Дева Мария, на втором был Господь наш Иисус, далее - множество святых, которым следовало молиться по праздникам и в конкретных случаях, и лишь затем, где-то очень далеко, маячила фигура Творца - Духа Святого. С тех пор как Бруно начал учиться в Рифлессионе и ему открылась тайная сторона Мурано, он никак не мог совместить в своем разуме и сердце эти две реальности. Он не понимал, как отец, будучи магом, Мастером зеркал, Старшим Гильдии, мог всю жизнь в быту изображать недалекого ремесленника, преданного Церкви и постоянно размышляющего о грехах и спасении. Поговорить с Джерардо на такие темы Бруно не решался не столько в силу запрета Рифлессионе, сколько опасаясь его крутого нрава - в детстве в ответ на любые вопросы о религии от него можно было получить лишь могучий подзатыльник и совет лучше слушать священника на проповеди. Поэтому Бруно, живя под отцовской крышей, продолжал исправно
соблюдать все внешние признаки и обычаи, хотя в душе его давно свершился переворот и наивную веру детства он безвозвратно утерял. Зато теперь вся вселенная представлялась ему живой и волшебной. Словно в Театре Камилло, там было место и Богу, и Планетам, и Демонам, и Стихиям… А посреди этого Театра Вселенной стоял он сам - Бруно, новый Человек, готовый познать этот мир, овладеть всеми его тайнами, подчинить их себе и в итоге сравняться с Богом. Безусловно, это романтическое мироощущение, осознание себя гением, стоящим выше толпы обычных людей и презирающим все рамки обычных законов и правил, было внушено ему отчасти постоянными похвалами учителей Рифлессионе, наперебой отмечавших его необычайные успехи и природный дар. Отчасти же это было влияние Камилло, под обаяние которого он, безусловно, подпал. Камилло же приобщил его к блистающему и бескрайнему миру Ренессанса, неведомому большинству Мастеров, запертых на Мурано и прикованных к своим печам.
        В этом бескрайнем мире были прекрасные картины, скульптуры и здания совершенных пропорций, каких мир не видывал с античных времен. В нем были чеканные строки Данте и Петрарки, изощренные рассказы Боккаччо. Здесь были новейшие открытия и изобретения Леонардо да Винчи (о которых, впрочем, Камилло рассказывал невнятно, ибо сам был все же завзятым гуманитарием). В этом мире все обсуждали только что вышедшую книгу, в которой недавно почивший флорентийский дипломат Никколо Макиавелли представил новый образ государя, каким тот должен быть, чтобы государство было прочно и народ благоденствовал. Выяснилось, что государь должен быть скупым, а не щедрым; предпочитающим, чтобы его скорее боялись, нежели любили; готовым нарушить свое честное слово, если в том случится необходимость. Подкуп, подлог, убийство, измена - все это допустимо, если служит достижению цели. Таков был дух времени, таков был новый Человек Возрождения. Отряхнув со своих могучих плеч ветхие одежки средневековой схоластики, он готов был одновременно расстаться и со всеми ограничениями морали, придуманными для толпы и рядовых умов. Не Бог, а
Человек стал мерой всех вещей. Нет больше добра и зла, есть только сила и слабость, прекрасное и уродливое. В новой эгоцентрической вселенной есть только чувства, желания и цели, все остальное - и средства для их достижения.
        Позволим себе отвлечься еще на минуту, чтобы рассказать историю знаменитого современника Бруно, в котором дух эпохи воплотился удивительно полно и всесторонне. Звали его Бенвенуто Челлини. Родился он во Флоренции, где, несмотря на желание отца видеть его музыкантом, нанялся учеником в мастерскую ювелира и обучился работе с металлом. Все удивлялись его искусству, но при этом дважды за десять лет его изгоняли из родного города за драки с другими ювелирами. В итоге он осел в Риме, где сблизился с окружением самого папы. В двадцать девять лет мы неожиданного обнаруживаем его в должности начальника папского монетного двора, которую он занимает в течение пяти лет. Закончилось это тем, что, мстя за брата, он убил одного ювелира, затем напал на нотариуса, бежал в Неаполь и там убил еще одного ювелира за то, что тот плохо говорил о нем при папском дворе. Затем он несколько лет служил французскому королю, но снова приехал в Рим, где был арестован по обвинению в краже папских драгоценностей. Ему удалось бежать, однако вскоре он вновь был заключен под стражу. После освобождения вернулся во Францию, где
научился бронзовому литью, и с тех пор занялся скульптурой. Несколько лет он служил флорентийским Медичи, где создал свою самую знаменитую работу - статую Персея с головой Медузы-Горгоны. В возрасте пятидесяти шести лет Челлини вновь попадает в тюрьму за драку с ювелиром. Под домашним арестом он начинает писать книгу, которая до сих пор считается - и справедливо! - одним из лучших произведений того времени: «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции». Умер он в возрасте семидесяти лет в родной Флоренции, где был похоронен с большими почестями и знаками всеобщего уважения. Таков был этот типичный герой своего времени, которому многие мечтали подражать. Несомненный гений во всем, чем занимался: великий скульптор, ювелир и писатель. И одновременно - пройдоха, предатель, вор, драчун и убийца нескольких человек, проведший значительную часть жизни в тюрьме или под арестом. То, как почитали его в конце жизни, лишь подтверждает, что гений и злодейство в ту пору считались вещами не только совместными, но и едва ли не нераздельными. Если ты гений - предъяви
свои преступления!
        Справедливости ради стоит заметить, что романтический макиавеллизм Бруно, завершавшего свой третий год в статусе подмастерья в Рифлессионе, носил характер абсолютно абстрактный, исключительно умозрительный и оттого совершенно безобидный. Он думал о себе, что безрассуден и готов на все, на самом же деле всего лишь стремился стать лучшим мастером на Мурано и доблестно служить Гильдии и своей семье, создавая удивительные зеркала, равных которым не видел свет. В таком настроении он приступил к созданию своего выпускного шедевра - так называлась экзаменационная работа на звание Мастера. В качестве темы ему досталось Гадательное зеркало, что оказалось сложнейшим испытанием, ведь его собственные способности зеркального медиума именно в области предсказаний практически отсутствовали. Наставники знали об этом, значит, специально выбрали такую задачу, с которой он не мог справиться. Сначала он всерьез думал отказаться, но потом принял вызов и даже загорелся. Он им всем докажет. К черту задачи, которые можно решить, - да здравствуют нерешаемые задачи! Но как создать зеркальную машину, реагирующую на те
свойства и движения отражений, которых ты не видишь и не чувствуешь? Это все равно что от рождения глухому написать оперу или повару, лишенному вкусовых ощущений, приготовить царский обед. Впрочем, глухой музыкант может изучить законы композиции, опираясь лишь на ноты, а ущербный повар - выучить рецептуру и строго ей следовать. Потом им следует пригласить друзей, обладающих слухом и вкусом соответственно, чтобы те выслушивали и пробовали их произведения, отметая дурное и выделяя хорошее, до тех пор, пока не будет достигнуто совершенство. Примерно так представлял себе Бруно работу над выпускным шедевром.
        Он зарылся в трактаты по алхимии, алфизике и алгиметрии, стремясь выделить те компоненты, формулы и приемы, которые позволяли работать с модальностью будущего. Таковых оказалось прискорбно немного - настоящие медиумы-предсказатели встречались гораздо реже, чем это можно было бы предположить, глядя на количество гадалок на венецианском рынке. Еще реже они оставляли внятные мемуары о своем искусстве, отдавая предпочтение темному и цветистому слогу, часто в стихотворной форме. Видимо, это было какое-то профессиональное поветрие. Голова гудела от плохих латинских стихов, а дело не продвигалось ни на йоту. Зато в архивах Гильдии в изобилии встречались описания манипуляций зеркальных магов-целителей, практиковавших снятие порчи и сглаза. Рутинной операцией в таких случаях было предварительное изучение в магическом зеркале астрального прошлого пациента с целью определения момента сглаза или же совершения причиняющего вред греха (как сказали бы современные специалисты аналогичного профиля, причины плохой кармы). От безысходности, а также исходя из общих принципов алгиметрии, Бруно рискнул предположить,
что поскольку будущее есть лишь отражение прошлого относительно настоящего, то формулы, структуры и приемы, используемые для просмотра прошлого, можно просто обратить, чтобы увидеть будущее. Идея была настолько простой и очевидной, что, будь она верной, ее обязательно кто-то уже должен был использовать раньше. Поэтому Бруно провел еще несколько дней в архивах в поисках работ предыдущих Мастеров по зеркальному обращению времени. Увы, ничего найти не удалось, что только добавляло пессимизма - видимо, пробовали, ничего не получилось, даже и записывать не стали. Но поскольку других идей не было, а время неумолимо двигалось к сдаче задания, Бруно, скрепя сердце, принялся за изготовление экспериментальной зеркальной машины. Выглядела она неуклюже, состояла из нескольких небольших зеркал странной геометрии, и все, что в финальном изделии (если таковое Бруно все-таки удастся сотворить) должно быть элегантно спрятано внутри отражений, здесь было явно и неприглядно вытащено наружу. Но хуже всего было то, что машина пускала зайчиков.
        Обыкновенное зеркало пускает солнечных зайчиков, когда неожиданный луч солнца упадет на него под подходящим углом. Магический зайчик - это непреднамеренное последствие действий зеркального мага или ошибок в конструкции магического зеркала. По своей природе это некая сущность из отражений, случайно проникшая в реальность. Как правило, зеркальный зайчик проявляет себя подобно призраку, стучащему, шумящему, дергающему и роняющему вещи, но известны прецеденты, когда зайчики являлись в виде живых существ или вообще загадочных артефактов, порой несущих смертельную опасность. По слухам, тайные хранилища гильдии были полны таких пришельцев из неведомых отражений, но доступ к ним был только у Старших мастеров. Ловить зайчиков, то есть искать ошибки в зеркальных формулах и заклинаниях (современные программисты сказали бы - искать баги в магической программе), было уделом подмастерьев-первогодков и прочих растяп и неумех. А тут он, Бруно, гений, лучший из соучеников и без пяти минут Мастер, две недели не может избавиться от ошибок в столь простой зеркальной машине! Проще всего было бы позвать кого-то из
друзей или преподавателей, у кого имелись хотя бы минимальные способности к предвидению, с тем чтобы отладить машину. Но нет, в мечтах Бруно первый же, попробовавший блюдо, приготовленное бесчувственным поваром, должен был облизывать пальчики и просить добавки, а не плеваться и давать советы по исправлению омерзительного варева. Он еще раз перепроверил все расчеты, но ошибок не нашел. И тут он понял, что допустил ошибку не в деталях, а в принципе! Он совершенно проигнорировал тот факт, что зеркальные целители, на опыт которых он опирался, просматривали в своих магических зеркалах не просто прошлое, а астральное прошлое своих пациентов. Какой позор для него, ученика самого Великого Камилло! Да что там - ни один уважающий себя алфизик со времен Метродора Скепсийского не совершил бы подобной ошибки. Бруно срочно внес изменения в конструкцию, добавил зеркальный зодиак с его светилами и декадами. Теперь у него, к тому же, появился инструмент, при помощи которого можно было настраивать область предсказания во времени и пространстве - если, конечно, этот стеклянный хлам вообще когда-нибудь заработает! Хлам
заработал. Правда, обнаружился странный эффект - одновременно настроить и место, и время предсказания никак не удавалось. Если устанавливаешь точное время, то отклик, указывающий на место события, разливается на пол-Италии. И наоборот, если сначала настраиваешь точное место, то отклик по времени расползается на годы, десятилетия, даже столетия - в зависимости от того, как далеко пытаешься заглянуть. Современный физик легко узнал бы в этом эффекте проявление принципа дополнительности, но Бруно было не до того. Само собой, он не видел в машине никаких картин будущего, пока управлял ею сам. Он лишь фиксировал потоки магических сил, удостоверявшие, что машина работает. Главное, что конструкция перестала пускать зайчиков, и значит, больше не представляла опасности. Пора было звать дегустатора.
        Бруно знал, что у Камилло есть слабая способность к предсказанию, но беспокоить дорогого друга и учителя ради испытания экспериментальной машины, которая то ли заработает, то ли нет, не решился. Поэтому он позвал в дегустаторы собрата-подмастерье Федерико, который славился способностями настолько же, насколько и ленью. В его Профиле Мастера провидческий дар был выражен достаточно явно, и, по общему мнению, он мог бы достичь немалых успехов в данной области, если бы тренировался хоть изредка. Пока же он прославился единственным предсказанием о том, что сам он три года после окончания курса Рифлессионе не сможет сдать экзамен на Мастера. С тех пор минуло два года, и предсказание дважды подтверждалось. Бруно взял с Федерико обещание молчать, если эксперимент провалится, и объяснил ему, как пользоваться машиной.
        - Как-то это сложно, - засомневался Федерико. - Другие предсказательные зеркала, с которыми я работал, были совсем простыми. Направляешь силу и смотришь. А когда и где происходит то, что ты видишь, - потом сам угадываешь.
        - И что ты там обычно видишь? - на всякий случай спросил Бруно. Он читал множество отчетов провидцев, но у каждого были свои особенности.
        - Когда как, - важно задумался Федерико. - Бывает, тени какие-то, силуэты. Иногда картины, но вроде как в сильном тумане.
        - То есть ничего ясного и отчетливого? - уточнил Бруно, которого ответ Федерико на самом деле порадовал - если машина и не сработает правильно, то какую-то туманную картину она обязательно выдаст. В этом он был уверен, поскольку уровень магического наполнения зеркала-визора в схеме явно указывал на то, что какая-то картина формируется.
        - Ну да. А потом мы обычно используем для толкования свод таблиц Игнация Мегалора. Вот, я как раз прихватил, - Федерико похлопал по толстому тому, зажатому у него подмышкой. - Ну что, начнем? А то скоро на обед пора…
        Бруно давно решил, что первый опыт должен быть максимально простым. Нужно предсказывать какое-то событие, которое невозможно ни с чем перепутать, и случиться оно должно здесь, на Мурано, причем в самое ближайшее время, иначе он не узнает, верно ли было предсказание. Лучше всего подходил пожар. Малые и большие пожары то и дело вспыхивали в мастерских, где постоянно имели дело с расплавленным стеклом. До финального испытания шедевра оставался месяц, и вероятность, что за это время случится пожар, была очень велика. Бруно установил схему зеркала на ближайший месяц и область Мурано, а также дополнительно активировал фильтр отражений, настроенный на стихию огня.
        - Теперь направляй, - велел он Федерико. - Только потихоньку….
        - Не боись, - ухмыльнулся Федерико и, конечно, тут же вломил по полной. Сказались отсутствие упражнений и сложность новой машины, с которой ему прежде не приходилось сталкиваться. Бруно чудом успел отреагировать и компенсировать неуклюжее вступление в игру медиума-предсказателя. Потоки уравновесились, зеркало, покачнувшись, вернулось в исходное положение, однако ничего не показало.
        - Ну вот, - разочарованно протянул Федерико, и тут по зеркалу пробежала мелкая рябь. Потом словно занавес в театре раздвинулся, и они увидели Мурано как бы с высоты птичьего полета. Нет, это была не туманная картина. Напротив, она отличалась поразительной резкостью. Приглядевшись, можно было разобрать не только людей, идущих по улицам, но даже имена кораблей и гондол в гавани.
        - Святой Евстафий! - лихорадочно перекрестился Федерико. - Никогда ничего подобного не видел.
        - Изображение есть, а никакого пожара нет, - мрачно резюмировал Бруно. Это было еще хуже, чем если бы были невнятные тени. Он сделал машину, которая вовсе не дает предсказаний, но при этом просто показывает, хотя, признаемся честно, отлично показывает, изображения. Это обычный дальновизор, и сейчас они смотрят на то, что происходит на родном острове именно в эту текущую минуту. Тоска зеленая и месяцы выброшенного зря труда.
        Федерико в это время продолжал с любопытством пялиться в зеркало.
        - Гляди, сколько народу на пристани. Похоже, пришел корабль с алхимическими припасами, а мы все проморгали с этим твоим опытом, - прокомментировал он.
        - Не, не должен, - пробормотал Бруно, поглощенный своими мрачными размышлениями. - Его только в следующую пятницу ждут…
        - Не знаю, кто кому должен, а он, видишь, стоит себе и уже разгружается… Мадонна, он горит! - вдруг фальцетом заорал Федерико.
        - Где горит?! - заорал Бруно, бросился к зеркалу, пытаясь тоже в него заглянуть, вследствие чего они с Федерико столкнулись лбами, мгновенно потеряли концентрацию и отпустили потоки. Бруно так и не успел ничего увидеть, до того как зеркало-визор, не выдержав вторичного грубого нарушения равновесия сил, треснуло и окончательно погасло.
        - Так что там горело? - простонал Бруно, потирая ушибленный лоб.
        - Святая Мадонна, - Федерико упал на колени и истово перекрестился. - Это был корабль. Я видел, как из-под палубы вырывалось пламя и горящие люди падали в вводу. Никогда не забуду. Все ясно и четко, словно наяву, только беззвучно, будто я оглох. А потом - взрыв. Видимо, селитра в трюме загорелась и взорвалась…
        - Да, такой взрыв мы бы и здесь услышали, - задумчиво проговорил Бруно. - Значит, это все-таки не дальновизор…
        - Какой, к святому Евстафию, дальновизор? - Федерико вскочил и пылко обнял товарища. - Ты создал великое Гадательное зеркало! Я побегу, предупрежу наставника Флориана. Мы ведь обязаны записывать и сдавать в архив Гильдии все предсказания о бедствиях. То-то он удивится, когда вместо обычного «будет пожар великий в трех домах на севере под знаком полной луны» я ему так и выложу: мол, в следующую пятницу у нас в гавани во время разгрузки случится пожар и взрыв на корабле с припасами для алхимиков… Эх, чудо чудное! Мечта любого предсказателя! И ведь никто же не поверит теперь, когда зеркало испорчено. Ты сможешь починить?..
        Но Бруно уже совершенно не волновало испорченное зеркало. Он не станет чинить этого уродца. Принцип действия подтвержден, и даже не без блеска. Засим - снова в мастерскую. Теперь предстояла не менее сложная задача - упаковать всю эту конструкцию внутрь одного зеркала таким образом, чтобы по внешнему виду никто не мог и догадаться о его предназначении. Уже ясно было, что маленьким такое зеркало сделать не удастся. Значит, оно будет настенным…
        И вот через месяц он представил свой шедевр на суд Старших мастеров, которые собрались для приема последнего экзамена в том же зале, где когда-то Ринальдо напутствовал юных подмастерьев, впервые переступивших порог Рифлессионе. Молча выслушали Мастера описание принципов и устройства, а также способов использования изготовленной зеркальной машины. Говорить больше было нечего, и Бруно тоже умолк.
        - Наслышаны о предсказании, которое якобы было получено тобой ранее вместе с Федерико, - произнес после некоторой паузы Ринальдо. - Пробовал ли ты в действии эту новую машину?
        - Со всем уважением, наставник, не якобы: было предсказание, и Федерико видел его. Думаю, оно спасло много жизней.
        - Теперь мы уже не узнаем, - еле заметно усмехнулся Ринальдо, - что бы было, если бы наставник Флориан на всякий случай не предупредил капитана. Алхимия учит, что селитра может внезапно вспыхнуть без всяких причин, но может и не вспыхнуть. Забудем пока об этом… Пробовал ли ты в действии эту новую машину?
        - Конечно нет! Как и положено, испробовать шедевр может только Мастер на экзамене. Я не нарушаю правил.
        Наставники едва заметно переглянулись.
        - Что ж, - сказал Ринальдо. - Тогда приступим к испытанию. Я сам испытаю это зеркало. Прошу быть свидетелями вас, уважаемый Мастер Луиджино, и вас, достопочтенный Мастер Витторио…
        Трое Старших мастеров встали плечом к плечу, чтобы одновременно увидеть то, что покажет испытуемое зеркало. Бруно не мог видеть этого изображения, поскольку зеркало было повернуто к нему тыльной стороной. Он мог лишь следить за выражениями лиц экзаменаторов. Ринальдо не объявил вслух, на какую цель и дату он настроил Гадательное зеркало, но по едва заметному напряжению на его лице Бруно определил, что как раз сейчас Мастер направляет потоки. Затем несколько секунд ничего не происходило, и вдруг зрачки всех трех наблюдателей одновременно дрогнули и расширились от удивления, а их взгляды стали жадно ощупывать зеркало. Значит, там появилось изображение. Бруно лишь надеялся, что оно столь же четкое, как то, которое видели они с Федерико. По мере того как Мастера обозревали представшую их взору картину, лица их становились все более мрачными и задумчивыми. Вслух они увиденное никак не комментировали. Наконец напряжение покинуло лицо Ринальдо, что означало, что он отпустил потоки. Три Мастера вышли из оцепенения и, наконец, заговорили.
        - Этого просто не может быть, - воскликнул Витторио. - Я уверен, что они не посмеют…
        - Вито, мы видели! - возразил Луиджино. - Нужно срочно предупредить Совет. Они даже не догадываются…
        - Досточтимые Мастера, - мрачно заметил Ринальдо. - Здесь не время и не место это обсуждать. Ясно только, что угроза сильна, как никогда… Что ж, испытание окончено, все свободны… В чем проблема, молодой человек? - недовольно посмотрел он на Бруно, который по-прежнему растерянно топтался перед столом с зеркалом.
        - Со всем уважением, наставник, я не понял: испытание было успешным? Когда я смогу узнать результаты экзамена?..
        Наставники и Старшие мастера недоуменно переглянулись, а потом один за другим вдруг разразились диким хохотом. Сам величественный Ринальдо смеялся почему-то мелким козлиным смехом, и слезы текли по его морщинистым щекам. Бруно не мог понять: они смеются? Над ним? За что?! Что же такого показало им злосчастное зеркало?
        - Прости нас, Мастер Бруно, - отсмеявшись, ответил Ринальдо, и у Бруно вдруг счастливо заколотилось сердце, ведь Ринальдо назвал его Мастером, а таких оговорок не бывает. - Мы смеялись над собой, над тем, что озаботились предсказанием настолько, что забыли о тебе и твоем экзамене. Конечно, ты его сдал, хотя мы специально дали тебе почти невыполнимое задание. Можешь собой гордиться - ты удивил и поразил нас гораздо больше, чем думаешь. Зеркало, которое ты создал, - оно чудесно. Но гораздо важнее то, как ты его сделал. Ты сказал, что не нарушаешь правил, но ты их нарушил… Нет, не перебивай! Нельзя нарушать Запреты Гильдии - они священны. А все правила и образцы - это лишь подпорки для слабых и несамостоятельных умов. Никто до тебя не пытался в отражениях обратить время. Никто не встраивал в Гадательные зеркала астрологический зодиак. Это твой вклад в нашу общую копилку знаний, и за это Гильдия благодарна тебе больше, чем за твой дар - этот чудесный шедевр… Хотя, я думаю, мы все же немало за него выручим, когда найдется достойный медиум-предсказатель, который пожелает сделать его своими глазами.
        Все заулыбались, и Бруно все же рискнул напоследок спросить:
        - Мастер Ринальдо, так чтo показало зеркало?
        Ринальдо покачал головой:
        - А вот этого, Мастер Бруно, я тебе не скажу. Это знание принадлежит не тебе, и даже для меня оно слишком тяжело. Привыкай, такова судьба Мастера - мы лишь делаем зеркала, пользуются ими другие.
        На этом памятный экзамен был действительно окончен. Все бросились наперебой его поздравлять. Мастера, которые еще вчера прошли бы мимо него, не заметив, жали ему руку, как равному, и хлопали по плечу, намекая, что вновь испеченному Мастеру следовало бы немедленно проставиться в ближайшем кабачке у Антонио. Джерардо сиял, словно это его самого чествовали…
        (Продолжение читайте в книге II «Скрытые переменные».)