Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Карнишин Александр : " Еще Вчера Была Война " - читать онлайн

Сохранить .
Александр Геннадьевич Карнишин
        Еще вчера была война
        Все будет хорошо
        - Ба! А ты войну помнишь?
        Она вообще-то не бабушка, а прабабушка, но Димка называет ее просто - "ба". Бабушка всю его маленькую жизнь всегда была где-то рядом. Когда он ходил в детский сад, и его поднимали темным зимним утром с ревом и полным нежеланием двигаться, ба была рядом, и как-то быстро успокаивала его. По голове погладит, в мокрую от слез щеку поцелует, что-то расскажет смешным щекотным шепотом прямо в ухо о своих волшебных снах, потом покажет, как завязывать шнурки разными способами, затормошит всего. Он и не заметит, а уже у двери стоит, собранный полностью, одетый и с пластиковой лопаткой в руке.
        Когда Димка пошел в школу, то по утрам всегда встречал его теплый свет на кухне, горячее вкусное какао, горячие оладушки, посыпанные сахарным песком или сладкая рисовая каша. И бабушка, сидящая в уголке и вяжущая крючком бесконечные половички или салфетки.
        А вечером, когда он, нагулявшись, прибегал замерзший с улицы, его ждал вкусный ужин и долгий неторопливый уютный разговор. Бабушка никогда не допрашивала, как некоторые взрослые. Она сама рассказывала что-то, но так, что он тут же перебивал и начинал взахлеб рассказывать свое, свежее, сегодняшнее, пока не забыл.
        Димка знал, что бабушка - на самом деле прабабушка. Она бабушка папы. А папа с мамой сейчас в командировке. Димка уже большой, и они снова стали ездить в командировки. Еще есть другая бабушка, которая мама папы, но она живет в другом городе и приезжает только в гости. Поэтому ба - главная в их доме.
        - Ба! Про войну!
        У них в школе по истории сегодня рассказывали о войне. Учительница по истории совсем молодая и очень красивая. Только скучно она рассказывала. Ей самой не интересно, наверное. Женщинам вообще не интересно такое. А мальчишкам - наоборот.
        Мальчишки любят играть в войну. Только не по дворам с деревянными автоматами, как их отцы, а на компьютерах. Там по экрану ползут танки, летят самолеты и крошечные люди стреляют и неслышно кричат, идя в атаку. А если покрутить колесико мышки, можно даже в лицо рассмотреть каждого.
        - Ба, ну, ба...
        - Не ной!
        Голос бабушки был неожиданно строг.
        - Ты мужчина или дите неразумное?
        Димка подумал, что он, конечно, мужчина. Но еще маленький. Вернее, не очень большой. Пятый класс всего.
        - ...Нам по истории. Ты же войну помнишь, ба? Как - на войне? Как у меня в игре?
        Детские впечатления - самые яркие. Все можно забыть, даже собственная девичья фамилия под старость вспоминается с трудом. А вот детство...
        ***
        Нюрке сегодня исполнилось десять лет.
        Анной ее назвали в честь прабабушки. Нюрка ее помнила: высокая, худая, всегда в черном, с черными жгучими глазами под низко надвинутым на лоб платком. Говорили, что она была настоящей таборной цыганкой, и прадедушка буквально украл ее в таборе и привез сюда, в Городище.
        Десять лет - это уже много. День рождения у нее в самый длинный день в году. Так объясняла мама. С папой разговаривать было некогда. Он работал на заводе в Сталинграде, уходя туда каждое утро и возвращаясь уже под вечер. А когда у него был выходной, тогда он работал в саду и в огороде. Или что-то ремонтировал в их большом доме, в котором они жили все вместе с бабушкой и дедушкой и со старшим братом Колей и с дядей Толей, который тогда еще не женился.
        Мама подняла ее сегодня утром, хоть и было воскресенье. Надо было помогать поливать огород. Воду поднимали из колодца, который был вырыт в углу двора. А для еды воду брали из общего, который возле бани. Тот был такой глубокий, что детей к нему не подпускали. Свой, домашний, кроме полива использовали еще летом как холодильник.
        Дядя Толя с папой поднимали воду ведро за ведром, а мама, бабушка, дедушка и Аня носили ее и выливали под каждую яблоню. А лейкой поливали грядки с зеленью и овощами.
        Брат с друзьями сегодня ушел в поход. Он закончил семилетку, и папа разрешил ему прогуляться. Он и так много работал, брат. И сторожем в саду подрабатывал, и на помощника комбайнера учился, чтобы летом пойти в МТС.
        А Нюрку с собой не взял.
        Она везде бегала хвостом за ним, и дружила со всеми его друзьями. В таких же черных ситцевых трусах, как у всех, дочерна загорелая, она, как мелкий и подвижный пацан, вертелась летом целыми днями в мальчишеской компании. И на заборы с ними лазила, и в балку кубарем скатывалась, и в омут ныряла - не боялась.
        А в этот раз брат ее с собой не взял. Теперь вот он гуляет где-то с друзьями, а она таскает тут тяжелую лейку и поливает грядки.
        "Надо пролить", - говорит мама. Надо было так хорошенько пролить, чтобы до вечера земля была влажная. В летнюю жару иначе все высохнет и станет как камень.
        Тут хлопнула калитка, вбежал потный красный Коля и закричал, чтобы все слушали радио. У них тогда уже был радиоприемник. Настоящий, большой, ламповый. Назывался он "Колхозник". Самый первый на всей улице. На него даже другие страны можно было ловить. И к ним в гости по выходным приходил народ - радио послушать и поговорить с дедушкой.
        - Ура! Война! - кричали на улице соседские мальчишки, братья Петька и Сашка. Играли, наверное. Мальчишки всегда в войну играют.
        А в селе вдруг стало как-то тихо-тихо.
        ...День рождения вечером так и не праздновали. Обидно.
        ***
        - ...Маленькая была тогда еще, глупая...
        - Ба, так ты в войну, выходит, даже меньше меня была, да?
        - Меньше. Третий класс только закончила. У нас семилетка в селе была.
        - А я уже в пятом!
        - Вот Коля, брат мой старший, тогда как раз седьмой закончил.
        - А на фронте ты была?
        - Была, выходит.
        - А кто тебя взял на фронт? Ты же маленькая тогда была?
        - Меня никто и не брал. Это фронт сам к нам пришел. Прямо домой к нам.
        - Как в компьютере? Как в сказке?
        ***
        Папа ушел на войну. Провожали его только Нюрка с мамой. Бабушка была уже старенькая, и в Сталинград ей было добраться тяжело, дедушка возился в огороде и смотрел за домом, дядя Толя работал на заводе, а Коля как раз тогда пошел на курсы трактористов. Он хотел вообще-то записаться на курсы водителей, но туда принимали только после девятого класса.
        На площади у военкомата было много пьяных. Женщины плакали. Папа обнял маму, потом подкинул Нюрку вверх, поцеловал и побежал в строй.
        Домой он пришел только в сорок шестом, под осень уже. И потом почти ничего не рассказывал про войну. Почти ничего...
        Лето в тот год было жаркое. Днем мама с Нюркой занимались разными огородными делами.
        От папы пришло одно письмо, свернутое треугольничком. С синим штампом сбоку. А потом писем не стало. Мама плакала ночью, а днем работала, потому что надо было много продуктов на зиму заготовить, чтобы всю семью кормить. С рабочей карточкой остался один дядя Толя. Он вставал рано утром и уходил на завод. А приходил уже когда темнело. Коля работал на комбайне в колхозе. На трактор его пока не пускали самостоятельно. Он тоже возвращался домой поздно и очень грязный - весь в пыли и соломе. Мылся у колодца и сразу ложился спать. Он тогда хорошо поработал. Осенью к дому он приехал на телеге с мешками - это выдали зерно в колхозе за работу.
        Одна, получается, Нюрка оставалась с мамой. Поэтому ей было скучно и трудно. Бабушка просто сидела на кухне или на солнышке, выставив стул, а мама все время что-то копала, окучивала, подвязывала, поливала.
        И тогда Аня придумала себе друга. Вернее, он сам как-то так вдруг придумался. Когда она забилась за курятник, обиженная на весь свет и даже на маму, которая не отпускала играть на улицу, он сам взял и придумался. Как будто есть такой мальчишка, почти как старший брат. Не как Коля, а помладше, чтобы с ним можно было играть, и чтобы он все же был чуть старше. Старший брат - это такое... Когда он есть - это здорово.
        Коли же сейчас не было дома. Он целыми днями работал. Потому что папа ушел на фронт, а семью надо кормить. Вот и придумался друг. Почти как брат, такой близкий и очень умный.
        ***
        - И его звали Димкой, как меня?
        - А ты это откуда знаешь? А-а-а... Я ж рассказывала уже не раз. Выучил, небось, все бабкины слова?
        - И ничего я не выучивал. Не хватало еще мне такое учить. Ты вспоминай, вспоминай. Мне потом сочинение писать.
        - Я вспоминаю. А Димка мне помог тогда. Очень помог. С ним я была не одна. В одиночку на войне выжить нельзя.
        ***
        Теперь таскать лейку было не так тяжело. Казалось, что они вдвоем с новым другом тащат и на ходу еще переговариваются тихонько.
        - Чего ты там бормочешь? - спрашивала мама. - Ругаешься, что ли?
        Она всегда и все замечала.
        - Не ругаюсь. Книжки повторяю.
        - Это хорошо. Это правильно. Учиться надо, чтобы не быть неучеными, как родители.
        У мамы было всего четыре класса. Она даже писала с ошибками, как первоклассник. А Нюрка уже сама в четвертом классе числилась.
        Осенью в их школу въехал военный госпиталь. Поэтому учились в старом здании начальной школы, где было тесно и холодно, потому что как-то сразу не стало угля для отопления. К зиме детей даже стали отпускать раньше домой или просто распускать, как на каникулы.
        Сообщили о победе под Москвой. Все радовались. Но писем от папы так и не было.
        За селом на пустыре стали учить красноармейцев. Тут был большой пункт сбора, и перед отъездом на фронт они маршировали, кидали учебные гранаты и ходили в атаку, примкнув к винтовкам штыки. Коля говорил, что они в полной боевой амуниции и с грузом. Им было тяжело, и они лишний груз выкидывали. Противогазы выкидывали, даже сухой паек, потому что жили в домах, на квартирах, и их тут кормили неплохо. Коля бегал туда и подбирал, что выкинули. Сухая гороховая каша в брикетах была вкусная, ее даже просто так можно было грызть. Солененькая.
        Когда начались морозы, много красноармейцев поморозились, потому что они были в летних ботинках и обмотках, а на головах буденовки. Говорили, что это - вредительство.
        Вечером они сидели на кухне, те, кого к ним поселили, и ели свою солдатскую кашу с салом и тушенкой. Нюрке нравилась такая каша. Она могла потом еще долго отскребать остатки из большого котла.
        Возле Разгуляевки сошел с рельсов и загорелся состав с военным имуществом. Говорили, что это тоже сделали вредители. Или даже диверсанты. Потом ходили всей семьей, оставив дома только бабушку, вырубали изо льда недогоревшие обмотки и подшлемники. Потом все женщины и Нюрка с ними распускали принесенное на нитки, а бабушка вязала теплые чулки, носки и варежки.
        Этой зимой из военкомата пришло официальное известие, что папа пропал без вести. Мама опять плакала.
        А Нюрке было не так скучно - у нее был свой друг. Димка появлялся, как только ей было страшно или скучно, и они тогда долго разговаривали. Он не смеялся над ее страхами. И даже над ее самодельными куклами не смеялся. Можно было сесть с ним в уголке и потихоньку шептаться, играясь.
        Начиная с весны всех, кто был здоров и молод, всех старших школьников и всех женщин стали гонять в степь на рытье противотанковых рвов. Мама тоже там была два раза. Дедушку и бабушку не гоняли. И дядя Толя не ходил на рвы - он теперь домой приходил только в воскресенье, а всю неделю работал на заводе, там и спал в общежитии. Они делали танки.
        Как только потеплело, все стали копать во дворах убежища. Красноармейцы, которые ночевали у них перед отправкой дальше на фронт, рассказывали, что в погребе прятаться нельзя. Там можно задохнуться, если бомба разрушит дом. И тогда дедушка и Коля, а по воскресеньям и дядя Толя выкопали большое убежище на огороде. Мама сначала очень жалела место, потому что можно было посадить там разные овощи. Но красноармейцы сказали, чтобы не жалела. Будет ли урожай на той земле - еще неизвестно. А жизнь надо беречь.
        А потом начались бомбежки.
        ***
        - Ба! А бомбежки - страшно? Как в кино?
        - Никакое кино не передаст этого страха, внучек. Это так страшно, что ничего страшнее просто не знаю. Вот представь, что откуда-то сверху летят бомбы. И ты не можешь уклониться или угадать, в какую сторону бежать. Попадет? Не попадет? Лежишь и только молишься. Мы тогда все молились. Все до одного. И молитвы писали на бумажках, сворачивали, вешали на грудь в кисетах специальных. Привязывали к крестикам, у кого они были.
        - Разве бумажка спасает от бомбы?
        - Вот, в меня же не попали. И во всю нашу семью...
        ***
        Казалось, гудело все небо. Большие тяжелые самолеты шли волнами в окружении быстрых истребителей. Шли низко, ничего не боясь. Первые бомбы посыпались на Городище.
        Нюрка была в доме, когда все вокруг задрожало и затряслось, а потом вдруг стало тихо, а окна бесшумно посыпались мелким стеклом внутрь. Она так испугалась, что залезла под кровать. И когда снесло крышу, а буфет со всей посудой рухнул на пол, ее не задело.
        Когда первая бомбежка прошла, мама кинулась в дом и вытащила Аню из-под кровати. Та молчала и не могла стоять - подгибались ноги. На все вопросы только кивала или мотала головой. Ясно было только, что ничего не болит. Но и ходить не могла. Дедушка понес ее на руках к фельдшеру, но не застал того на месте. Бомба попала в баню, в которой мылись девушки-зенитчицы. Все, кто носил белый халат, были сейчас там.
        Прибежал с бахчей Коля. Он подменял дедушку, сидел в шалаше и караулил. Со стороны, говорит, было очень страшно: над Городищем стояли сплошные разрывы, плыл дым.
        С этого дня вся семья переселилась в убежище на огороде. Там жили, там питались. И только за едой и водой выходили наружу.
        Очень было страшно, когда во двор въехала "катюша". Вернее, двора как такового уже не было. Забор давно был повален и растащен на топливо. Дом стоял полуразрушенным. Даже у сараев не было крыши. Машина въехала, бойцы быстро расчехлили ее, еще минута, и страшный вой раздался над убежищем. Все сидели, согнувшись, заткнув руками уши, кто-то кричал от испуга, но почти ничего не было слышно. А "катюша" дала залп и тут же уехала.
        С самолетов, а теперь днем летали только немецкие, кроме бомб сыпались листовки. Их собирали на растопку. Однажды почти рядом с убежищем упал целый тюк, который просто не развалился в воздухе. Хорошо, что это была не бомба.
        Закончились спички. Дедушка смастерил себе кресало и подобрал кремень. Долго делал фитиль. Он вываривал туго свернутый жгут ваты, потом сушил, втирал в него золу и сажу, распушивал и снова свертывал. Но теперь от первой искры фитиль начинал тлеть. От фитиля прикуривали курильщики и от него же зажигали огонь.
        Продуктов почти совсем не оставалось. Никто не думал раньше о запасах, а теперь не было и просто еды на каждый день. Магазин стоял закрытый. До города было не дойти. Питались овощами, собранными на огородах. У мамы оставалось чуть-чуть пшенки, пшеницы и кулечек манки на всякий случай. Постоянно хотелось есть.
        И постоянно было страшно.
        Соседние дома опустели. Соседи как-то смогли уехать.
        ***
        - ...А у нас не было папы. Дядя Толя - в Сталинграде. Дедушка занимался с Колей поиском продовольствия. Мама кормила всю семью. Некому было заняться эвакуацией.
        - А Димка как же?
        - А что Димка? Его видела только я. Фельдшер сказал, что ничего у меня не поломано, просто нервное потрясение. А ноги не держали. Меня выносили на бруствер и сажали там. Потом сносили вниз, под землю. И там, в углу, на своей постели, я болтала с Димкой. Он же ничего не понимал в нашей жизни. Был старше меня, умнее, но иногда вел себя, как маленький. Говорил, что надо пойти в магазин и купить молоко. Или мясо. И сварить вкусную еду. Где был тот магазин? Откуда мясо? Тут просто выйти из убежища было страшно. То бомбежка, то минометные обстрелы.
        - Ну, откуда бы Димка знал про это? Он же только с тобой общался. Погоди, ба! Я сейчас только закончу этап, немцев остановлю, и потом снова будешь рассказывать.
        Правнук убежал в свою комнату, откуда сразу послышалась стрельба и взрывы. Он играл в "Сталинград".
        Вот такие у них игры, вздохнула бабушка. Но с тем Димкой, с придуманным, тогда было легче. Он помогал просто своим присутствием.
        ***
        Бомбежки и обстрелы сразу прекратились в тот день, когда пришли немцы. Никакого боя за село не было. Наши ночью ушли за балку и дальше, за Мамаев курган. А немцы вошли в Городище. Спокойно, как хозяева. Одни прошли дальше, а другие остались здесь. Тут же поставили везде своих часовых.
        Утром Коля пошел за водой, а у колодца уже стоял немецкий солдат. Даже к цепи было привязано другое ведро, немецкое, большое. Часовой с автоматом просто стоял и смотрел, как подходили люди и набирали воду.
        Дедушка с Колей прошли по балке, где были раньше позиции наших, брошенные теперь. Там были окопы по краю, были землянки. И много брошенного добра. Даже нашли место, где была полевая кухня. Там была свалка, и повар выкидывал банки от американской тушенки. Дедушка взял одну банку и стал собирать в нее ложкой жир и сало из остальных. Так по чуть-чуть наскреб почти две жестянки. Мама сварила кашу, почти как солдатскую. Это был последний раз, когда в убежище ели нормальную еду.
        Нюрка с удовольствием съела все, что ей дали. Но ноги так и оставались слабыми, подгибались, не позволяли сделать самой ни шагу.
        В убежище все было волглым от постоянной сырости, которая тянулась из земли. В солнечный день все вытаскивали на просушку. Одеяла, матрацы расстилали между стеной сарая и входом в убежище. И на них усаживали Нюрку. Она сидела на солнце, смотря по сторонам карими глазами, потом опять начинала что-то бормотать, не отвечая на вопросы взрослых.
        - Эх, испортили девку, - сокрушался дедушка и все твердил, что вот наступит мир, и все болезни тогда сами пройдут. И можно будет жить долго-долго.
        Когда в селе останавливались свежие немецкие войска перед последним броском к Сталинграду, то немцы часто ночевали в убежище, выгоняя всю семью на улицу. Было лето и было не холодно. Немцы спали на этих же матрацах, но покрывали их сверху бумагой и газетами. После них в убежище оставался запах одеколона и чужого табака.
        Фронт остановился. Грохотало за Мамаевым курганом. А над Городищем по ночам стали летать наши "кукурузники" и бомбить немцев. Днем бывали артиллерийские обстрелы. А еще появились снайперы. Немцы даже останавливали движение на какое-то время. Стоял регулировщик и все поворачивал, пока обстрел не прекращался. Они очень боялись снайперов.
        По балке из города пришел дядя Толя. Оказывается, он уже два дня пробирается домой. Его тут сразу чуть не застрелили немцы, потому что у него была татуировка на правой руке возле большого пальца. Там была синяя пятиконечная звездочка.
        - Комиссар! - кричали на него немцы.
        И только выбежавшая на крики мама и выкарабкавшаяся наверх бабушка отбили его, показывая руками, что он еще вот такой, что маленький он еще. Дяде Толе было тогда семнадцать.
        В убежище постоянно заглядывали немцы, и поэтому дядя Толя поселился отдельно. Они с Колей выкопали другое убежище, попроще и поменьше, в овраге, прямо в стенке. И Коля тоже стал там ночевать. Там был свежий воздух и не так душно.
        Уже никто не боялся мин и снарядов, узнавая издали, кто стреляет и чем.
        Самым же страшным был голод.
        Ели один раз в день. Очень редко, когда два. И этот второй обычно был чаем - пустым кипятком, заправленным сушеной морковкой. Голод был мучительным. И мучительнее всего было ждать с утра, что же найдут Коля с дядей Толей по старым огородам. Дедушка уже не мог ходить далеко, у него начали опухать ноги.
        Очень боялись мародеров, потому что они могли не только взять, что угодно, но и убить. Мама была молодой, всего тридцать пять. Она одевалась под старуху и мазала лицо сажей.
        Поток беженцев со стороны Сталинграда не уменьшался. Каждый день мимо развалин дома по улице шли группами и по одиночке куда-то в степь. Говорили, что в Гумраке есть место, где кормят, а потом отправляют дальше, туда, где есть еда и жилье.
        Несколько раз приходили мародеры, причем явно не немцы. Немцы, заглянув в убежище и поморщив носы, видя нищету, уходили. А эти, другие, протыкали узлы с барахлом тонкими прутьями, похожими на велосипедные спицы. Видимо, думали, что там прячут какие-нибудь драгоценности. Один в немецкой форме, скорее всего не немец, а русский или украинец, бесцеремонно вытолкнул всех из убежища и начал выбрасывать узлы и узелки и разбрасывать одежду. Узелки с остатками манки, пшена и крупы развязывал и все высыпал на пол убежища, не обращая внимания на плач мамы и укоры бабушки.
        Бабушка начала стыдить его и под конец высказала, что даже немцы не позволяли себе так издеваться над нами.
        - Ты, видно, не немец вовсе, а какой-то выродок из наших!
        Солдат пришел в ярость и даже щелкнул затвором винтовки, направив ее на бабушку. Все закричали в голос, солдат выскочил из убежища, ничего с собой не взяв, хотя отложил сначала что-то из нашей запасной одежды. Из этого все и поняли, что это действительно был не немец, а какой-то их служака из русских или украинцев.
        ***
        - И ты кричала?
        - Да. Просто "а-а-а" тянула. Махала руками, сидя. Было очень страшно. У него винтовка - мог и выстрелить. И ничего бы ему потом не было. И было обидно. Мы потом эту крупу собирали по зернышку, по щепотке, сдувая песок...
        - А потом что?
        - А потом мы "переехали". Снова начались обстрелы. Стали прилетать снаряды от наших дальнобойных орудий. Это когда мы от немцев прятались, мы были за кручей от них, за бугром. А тут - как на ладони и вход в убежище и вообще все. Страшно было погибнуть от своих. Дядя с братом выкопали новое убежище в глиняном карьере, где все брали глину раньше. Выкопали такую узкую нору, а там расширили в пещеру. И когда мы переехали, перетащились, в первый раз спали спокойно. Там было тихо-тихо. И даже ближний разрыв всего лишь покачивал землю. И еще там было жарко. Поэтому в первую же ночь все разделись, засунув одежду под себя.
        - Погоди, ба! Я сейчас наступление подготовлю, - снова убежал Димка.
        У него уже наступление. А у нас тогда до наступления было еще очень далеко
        ***
        ...Надо было что-то решать, потому что еды совсем не было. Питались тем, что приносили в самодельных сумках-зембелях Коля и дядя Толя. Они с утра уходили по балке к местам, где раньше были огороды, и буквально просеивали землю между пальцами, разыскивая сморщенную морковку или пригоршню мелкой картошки.
        А потом однажды пришел пожилой немец с бляхой и сказал, показывая пальцем на часы, чтобы через двенадцать часов тут никого не было. Иначе - он снял с плеча короткую винтовку и показал, как стреляют.
        Немцы готовились к зимовке под Сталинградом, и лишние люди в собственном тылу им были не нужны.
        Уходить было необходимо, и уходить было страшно. Вся война была - этот страх. Боишься снарядов и бомб. Боишься пуль. Боишься немцев. Боишься наших - оттуда стреляли теперь по Городищу. Боишься остаться голодным и ослабеть до смерти. Боишься отравиться, потому что лечить будет некому. Всю семью фельдшера завалило в погребе. Никто не спасся.
        Поутру на тележку с двумя колесами погрузили свои матрацы, одеяла, одежду, всякие узлы, сколько хватило места, посадили сверху бабушку и Нюрку. Она могла уже ходить, но мало и медленно. За ручки взялись Коля с дядей Толей. Мама с дедушкой толкнули сзади.
        По натоптанной дороге они двинулись через степь. И тут же стали падать первые медленные снежинки.
        К Нюрке часто приходил ее Димка. Никто из взрослых его не видел. А он старался веселить ее, тормошил. Иногда говорил, присмотревшись:
        - Эй, а ты ведь замерзаешь! Ну-ка, марш-марш с повозки! Походи немного, помоги остальным!
        Она сползала без возражения и шла какое-то время рядом, держась рукой. А он шел рядом и повторял:
        - Нюрка, ты только не бойся! Все будет хорошо! Я точно знаю - все будет хорошо! Наши все равно победят! И папка твой обязательно вернется домой! Ты мне верь! Я точно знаю!
        Дедушка делал большие глаза маме, подмигивал потом и улыбался. Выправляется девка!
        В степи было очень холодно. Путешествие запомнилось на всю жизнь этим постоянным нутряным каким-то холодом. Сыростью. Запахами. Никто не раздевался. Спали прямо на земле, нарубив камыша, а сверху накидав тряпок. Укрывались одним большим тяжелым ватным одеялом и прижимались друг к другу. Кто был с краю - замерзал. Чаще всего там были Коля и дядя Толя. Они вставали среди ночи, отходили в сторону, чтобы не шуметь, прыгали на месте, пока кровь снова не начинала бегать по жилам. Устав, ложились. И снова мерзли.
        И еще больше мерзли от голода. Съели все свои небольшие запасы. Все мамины крупы, с таким трудом спасенные от мародеров, были брошены в котел. По дороге обследовали поля. Иногда находилась картошка или морковь. Мама не давала их запечь в костре. Обязательно варила, кидала какие-то травки для вкуса и заставляла не только овощи есть, но и хлебать горячую жижу. Не было соли. Не было хлеба. Не было ничего.
        Прямо на дороге лежали лицом вниз трупы. Было даже не страшно уже. Устали бояться. Сильнее донимал холод и голод.
        Дедушка с дядей Толей сталкивали их в канаву, Коля присыпал землей. На полях она еще не замерзла до каменного состояния. А дорога как раз подмерзла, и стало легче идти.
        Однажды утром не проснулась бабушка. Она не жаловалась ни на что. Ей было очень всех жалко. Сидела на тележке и потихоньку молилась. И вот не проснулась после ночевки в степи. Наступило какое-то полное отупение. Нюрка даже не плакала. Просто стояла и смотрела. И ее Димка стоял и смотрел. И в этот раз молчал.
        Мама хотела везти бабушку с собой до ближайшей церкви. Но где та церковь? А тащить - очень тяжело. Дедушка шел уже совсем плохо. У него распухли ноги, и пришлось разрезать старые валенки. Теперь он не толкал тележку, а держался за нее.
        Бабушку закопали тут же у дороги, где провели ночь, поставив небольшой крест из прихваченных с собой обломков досок. В костре раскалили гвоздь, и Коля написал...
        ***
        - Ба, ну ты что? Чего ты? Это уже прошло все давно! Чего ты теперь-то плачешь?
        - Бабушка, она была такая добрая... Она меня очень любила - я же первая внучка у нее была.
        - А я - твой первый внук, да?
        - Ты у меня первый правнук.
        ***
        Потом они дошли до казачьей станицы.
        Вокруг стояли высокие тесовые заборы. За воротами, обитыми полосами железа, рвались с цепей огромные сытые собаки. В Городище собак совсем не оставалось. Каких постреляли немцы, а какие просто убежали, когда народ расходился.
        Голодные мужчины повернули тележку и потащили ее потихоньку к берегу реки. А мама и Нюрка пошли просить, "христарадничать". Они стучали в ворота и громко пели молитвы, которым научила бабушка, пока были бомбежки и обстрелы. Кроме лая собак, ничего не было. Иногда выглядывал здоровый сытый казак и кричал, чтобы шли дальше, пока не спустил пса.
        - Ишь, голодранцы! Все-то вам неймется, все-то нам вас кормить!
        Где-то на краю впервые приотворилась калитка. Женщина сунула Нюрке полбуханки настоящего черного хлеба и сказала, чтобы они быстрее уходили, пока не вернулся староста с полицаями.
        Эти полбуханки они ели, как сладкие конфеты. Порезали хлеб на ровные дольки, и каждый со своей долькой сидел у костра и медленно откусывал, посасывая, как леденец, пока хлеб не растворялся во рту. Ничего не было вкуснее того черного хлеба.
        Но тут пришел староста и два полицая с винтовками. Староста велел потушить костер, а на вопрос мамы, как же переждать ночь без огня зимой, указал на пустой скотный двор. Там, мол, переночуете, а утром чтобы никого тут не было. Идите дальше. Там, дальше, немцы дают паек беженцам, и есть большие села. А к казакам нечего примазываться. Русские? Вот к русским и идите.
        Они шли еще два дня.
        И до весны потом жили в том селе, куда дотянули тележку.
        Было тяжело. Но хотя бы стало больше еды. Беженцам давали на месяц зерно, из которой мама варила кашу. Иногда выдавали хлеб - тяжелые черные буханки.
        Когда под Сталинградом наши пошли в наступление, и штурмовики стали долетать досюда, немцы начали эвакуировать свои учреждения. Однажды во время бомбежки возле дома убило лошадь. Дедушка с парнями затащил ее быстро во двор, несмотря на продолжающиеся взрывы. Они топором порубили лошадь на куски. В тот день был пир. Во всех посудинах варилась конина. Пили бульон. Потом ели мясо. Без соли, без хлеба, но это было так непередаваемо вкусно!
        Утром в дверь пинали сапогами. Пришел сосед в сопровождении немецкого патруля. Он сказал, что у него со двора свели корову, и это непременно вот эти голодранцы, у которых ничего своего нет. Вот и мясо у них повсюду, во всех ведрах. Хорошо, что дедушка не выкинул шкуру и копыта. Немец заглянул в корыто, увидел лошадиное копыто, сморщился, гаркнул что-то, и все ушли.
        В одну ночь никто не спал, потому что пропал брат Коля. Его схватили на улице и увели во временный лагерь, чтобы увезти в Германию. Тогда многих похватали. У ворот лагеря, перевитых колючей проволокой, стояла толпа женщин, которые кричали немцам и показывали, что вот тот - совсем маленький и этот еще мал. Им кого отдавали, а кого они сами протаскивали через колючую проволоку, обдирая до крови. Так Коля спасся и пришел домой уже под утро, хоть в разодранном пальто.
        В том селе похоронили дедушку. Он стал задыхаться, опухать весь. И однажды тоже не проснулся. Похоронили его на старом кладбище, возле церкви.
        А однажды ночью раздался стук в дверь и голос:
        - Русские есть?
        - Есть, есть, - зашумели все. - Мы - русские!
        За дверями стояли наши разведчики в незнакомой форме с погонами.
        Через две недели мама на попутках съездила в Городище. Потом вернулась, все собрались, и тот путь, который был нескончаемым и смертельным, с ночевками в степи, с голодом и холодом, в кузове машины занял всего четыре часа.
        ***
        - И война закончилась?
        - Нет, война была еще долго. Но мы были теперь дома. Пусть было голодно, но не так, как в оккупацию. Нам выдали карточки. В село приезжала лавка с хлебом. Был огород и зелень всякая, а к осени - фрукты и овощи. Всем нашлось дело, кроме меня. Коля пошел работать на завод, где делали силикатный кирпич. Город строился, и кирпича надо было много. Дядю Толю призвали в армию, но он даже не успел повоевать. Они были в лагерях, потом их использовали на охране новых заводов.
        - А... Димка?
        Она повернула голову, посмотрела на правнука, сидящего, скрестив ноги, на полу возле ее дивана:
        - Я уже нормально ходила, и дел было столько, что больше не придумывала себе друга. Мне было уже почти одиннадцать лет и было некогда - помогала маме по дому. А почему ты спрашиваешь? А-а-а... Ты же знаешь, так?
        - Что знаю?
        - Все, что тогда было со мной - ты знаешь, правда? Это ведь ты помогал мне, когда было совсем плохо?
        - Да ты что, ба! Это ж фантастика!
        - Никогда не ври старшим! - строго покачала пальцем бабушка.
        - Да я не вру. Я так, успокаиваю просто тебя немного. Не бывает такого. Подумаешь, имя. Может, вы потому меня так все и назвали, что тогда вот...
        Наутро Димка не встал с кровати. Он весь горел от высокой температуры, метался по кровати в бреду, скидывая одеяло. Скорая помощь увезла его в больницу. "Крупозное воспаление легких", - качал головой врач.
        Приехавшие срочно по вызову родители не находили себе места.
        - Моя вина, моя вина, - качала горестно головой бабка. - В степи зимой было так холодно. А он же совсем без зимней одежды!
        - Слушай, скажи своей бабке, чтобы успокоилась, а? - кричала на кухне мать. - Какая степь? Какая зима? Она совсем с ума сошла от старости? Пусть она лучше расскажет, чем таким умудрилась напоить ребенка, что у него воспаление легких. Или во льду купала? Откуда у ребенка летом - воспаление легких?
        Бабушка пробилась через главврача, сидела теперь по ночам у постели Димки, клала ему на лоб холодные компрессы, и тихонько плакала, слушая его жаркий шепот:
        - Нюрка, ты только не бойся! Все будет хорошо! Я точно знаю - все будет хорошо! Наши все равно победят! И папка твой вернется домой! Ты мне верь! Я точно знаю!
        Машина времени
        - Отто, имейте в виду, фюрер недоволен вами.
        - Фюрер говорил обо мне?
        - Он вчера весь ужин говорил только о вас. Иногда он даже переставал есть, размахивал руками, волновался, у него краснели щеки и нос...
        - У фюрера?
        - Отто, вы на грани, понимаете? То, что прекратится финансирование вашей лаборатории - это чепуха. Вы жить хотите? Просто - жить? Вы забылись, дружище. Вы не думаете о нуждах Германии. Вы тут, как выразился фюрер, жиреете в тылу, а пользы от этого нет никакой. И вообще, спросил наш вождь, улыбаясь, мол, в шутку, а не тайный ли враг пожирает ресурсы нации, ослабляя тем самым фронт? И вы знаете, уважаемый профессор и доктор всяческих наук, почти академик наш, вы знаете, что все это записывают? Все, что говорит фюрер - записывают. Все, что им сказано - это руководство к действию.
        - Но, мой генерал...
        - Молчать! Это я пока - генерал. А завтра по вашей милости я - кто? Но клянусь честью, я не отдам вас гестапо. Нет-нет... И не благодарите меня заранее. Я лично вас порежу на американские бифштексы. Ясно? Лично! Дайте мне результат!
        - Прошу прощения, но результат есть, и вы сами наблюдали...
        - Что я наблюдал? Что? Полный провал вашей инициативы?
        - Но прибор сработал штатно!
        - Засуньте его себе в задницу, идиот! Мне не работа прибора нужна, а польза от его работы! А что было?
        ...
        Прибор, созданный профессором Отто Цайтвагеном, занимал целый квартал в промышленном районе Дрездена. Стандартные коробки домов маскировали собой переплетение последних достижений германской науки в физике, химии, оптике, механике, даже в философии, поскольку время тут признавали одновременно философской категорией и физическим процессом. Из трубы специально построенной теплоэлектростанции днем и ночью извергались клубы дыма. Толстые кабели подрагивали в напряжении, пропуская через себя киловольты. Гудели в каждом дворе трансформаторные подстанции, распределяя электроэнергию. Крутились странные и непонятные механизмы, сверкая полированной сталью и красной медью катушек. В напряжении стояли, дублируя автоматику, люди в халатах. В таком же напряжении стояли люди в сером с автоматами и пулеметами на каждом перекрестке. Посторонним там делать было нечего - тут ковалось возможное супероружие империи.
        Задача, поставленная перед профессором, которую он считал теоретически выполнимой, было путешествие во времени. Пусть одностороннее, только туда, но обязательно - путешествие во времени. Добровольцы, элита СС, здоровенные белобрысые парни с мышцами, как валуны, проходили медицинские тесты и раз в неделю кто-то из них вставал на платформу. Они должны были попасть в недалекое прошлое, пробраться в Советский Союз, с которым еще были нормальные отношения, и устранить главу большевистской партии. Все политологи считали, что этого должно было хватить для массовой паники и полной дезорганизации руководства этой колоссальной страны. Двадцать лет назад - и все. И Германия оставалась крупнейшей страной в Европе.
        Теория говорила о замещении. То есть, человек, улетевший в прошлое, должен был заместиться тут же человеком из будущего. Тот - следующим. И так дальше по бесконечной цепочке времени, пока где-то там, в бесконечности, не исчезала из виду, не растворялась в бесконечном множестве вариантов, этих параллельных потоков времени.
        Не только теория, но и практика уже работала. На тараканах или амебах проверить ничего было нельзя, потому что как отличить таракана настоящего от таракана будущего? А вот с людьми выходило странное. Сначала по исчезновении гиганта фон Цоппе на платформе возник энергетический сгусток наподобие шаровой молнии, разнесший первый вариант установки в клочья. Вместе со всеми страхующими и с дублером того фона.
        - Перебор, - объяснил профессор.
        То есть, не авария это, а нормальный прыжок в прошлое и замещение из будущего. Только прыжок тот получился, похоже, в миллионы лет. И жизнь на Земле в будущие миллионы перешла в энергетическую фазу.
        Построили новую платформу, выбрали время, отградуировали циферблат.
        На этот раз в прошлое отправился майор Маслоу, настоящий спец в своем деле, агент абвера в России в довоенные годы. Сеанс прошел штатно. Но опять вышел перелет, похоже. Вместо Маслоу, незаметного худощавого какого-то серого неприятного типа на платформе оказался крепкий мужик с настоящим баварским пивным брюшком, но в красном пиджаке. Ага, хоть и перелет, но по месту, похоже, попали. Красный!
        Переводчик подтвердил, что перед исследователями пришелец из будущего, из России, даже из самой Москвы. То есть, можно надеяться, что и Маслоу попал, куда нужно. Вот только время...
        - Какой год?
        - Он говорит, одна тысяча девятьсот девяносто шестой.
        - Перелет... Сталина тогда в Москве еще не было. Можно считать, Маслоу мы уже потеряли. Вот когда возьмем Москву, тогда, может быть, на памятниках, на стенах обнаружим его надписи, его знаки, что был, что живой. Свастику, скорее всего. Чем он еще сможет доказать свое присутствие? И что нам докладывать генералу?
        Ресурсы тратились совершенно безбожно. В момент переноса забиралась электроэнергия, которой питался весь город. Маскировалось легко: давали сирену, загоняли жителей в подвалы, и отключали свет - все гнали сюда, к платформе.
        Более того, применялся еще одновременный разряд мощных аккумуляторов, которые готовились заранее. Самое плохое, что никакой гарантии успеха так и не было. Ведь для правильного научного использования платформы профессора Цайтвагена требовались тысячи и сотни тысяч переносов. А совершили? Практически, первый успешный.
        - А пусть вот этого красного используют, кстати. Вот им, большевикам, привет из будущего, - решил профессор после долгой беседы с Василием с Бирюлево, как тот себя несколько стеснительно назвал.
        Генерал долго разговаривал через переводчика, всматривался в глаза Василия, щупал его пиджак, рассматривал деньги. Наконец, дал команду, и команда была исполнена.
        Специальный самолет отвез Василия под Сталинград. Оттуда, с аэродрома, танкеткой в центр полуразрушенного города, а потом он загнусавил в микрофон, странно помахивая руками и растопыривая пальцы:
        - Пацаны, вы в реале, чо хотите? Тут же Европа, мля! Нах вы воюете? Думать не хотите совсем? Да если вы сейчас сдадитесь спокойно, так мы в будущем будем немецкое пиво пить и рулькой закусывать! Я вам не гон какой чешу, я вам конкретно предлагаю от местного командования, от Пауэрса ихнего...
        - Паулюса, - пихнули его в бок.
        - Один хер! Что так, что эдак... Главное, пацаны, мля! Вы чо нам всю жизнь портите? Вы кому, нах, верите, своим комиссарам? Да они все давно при деле, а вы как крепостные! Вы про дом Павлова слышали? О! Так и где он? А? Легенду слышали, небось, а Павлов и правда всех вышиб, нах, вычистил дом, охрану выставил, в аренду теперь сдает немцам. За валюту! Вот тут и сижу, в его доме. Я правильно говорю? - обернулся он к окружающим офицерам, напряженно слушающим перевод.
        - Йа, йа...
        - Так, пацаны, в реале, блин. Замотали вы нас, потомков своих, как нефиг делать. Дайте нам жизни, суки! Дайте нам немецкого пива и шнапса! Кидай, нах, свое железо! Идите все сюда, тут Павлов стол накрывает!
        После паузы от противоположной линии домов послышалось такое же, усиленное рупором:
        - Вася, а ты покажись, раз наш. Не верим мы как-то фрицам.
        - О! Другой разговор!
        Вася споро влез на балкон и радостно помахал руками сверху всему городу Сталинграду. Пуля снайпера, носящего по иронии судьбы то же имя, расплескала его мозги по стене, а красный пиджак, зацепившись за арматурину, порвался надвое по шву, и тело Василия из Бирюлева сползло на груды щебня.
        ...
        После долгой подготовки, вызванной в том числе и перерывами в снабжении и финансировании - все-таки траур был в Германии, а потом неудачные годы в войне - приступили к очередному эксперименту.
        На этот раз разговор был с генералом четким и простым: плевать, удастся ли перекинуть кого-то к Сталину. Пусть хоть тысячу кидает через платформу - ресурсы будут на один день. Целый день вся Германия будет работать на профессора и его установку. Но пусть среди попаданцев будет хоть один вменяемый человек, который сможет разъяснить этим сумасшедшим русским всю пагубность их политики.
        - Тысячу - это вряд ли, - прикинул что-то на логарифмической линейке профессор. - А вот человек десять...
        - Гони десять. Но дай результат!
        Результат был дан. Из десяти пришельцев из будущего ближе всех по времени оказался назвавшийся либералом и антикоммунистом русский с бородой и в очках.
        - Как его?
        - Сергей, говорит.
        - Еще что говорит?
        - Вот запись.
        Конспект был написан второпях, но чувствовалась опытная рука. Все было разложено четко и ясно. В пяти листках рукописи красноармейцам сообщали, что их война никому не нужна, что после войны Германия будет жить лучше, чем Россия, что коммунисты продадут страну, разворуют ее недра и разбегутся, растащив все по норкам, что любой, поддерживающий антинародный режим Сталина, является либо полным идиотом, либо предателем, потому что Сталин убил больше, чем все враги России вместе взятые. Красноармейцам предлагалось подумать: чего они боятся? Кто сильнее их самих? Один комиссар на роту? На сто или даже триста мужиков с винтовками? И никакой чекист-особист с пулеметом не сможет заставить дивизию наступать. Пуля - она везде летает...
        - Это хорошо, - подчеркнул генерал.
        Еще говорилось, что...
        Но тут погас свет. Во всем городе. И раздался мерный гул с неба. Огромная воздушная армада англичан и американцев шла почему-то не на Берлин, не на промышленные центры, а на жилые районы Дрездена. Заныли, засвистели бомбы. Взрыв на взрыве, воронка на воронке. Целый район старого города целенаправленно превращался в груду щебня, почти не отличающуюся от Сталинградской. И еще волна, и еще волна. Не выдержали перекрытия, рухнуло бомбоубежище, скрывая в себе профессора и генерала. Начавшиеся пожары уничтожили все записи и всю технику. Погибли охранники и погибли ученые. Погибли в полном составе все те, кто готовился к переходу и все те, кто уже прибыл из будущего...
        "Откуда они узнали?" - была последняя мысль Цайтваген.
        Откуда, откуда... Теория была совершенно верна. Только не подумал профессор о неразрывной связи пространства и времени. Он понял, как будет действовать переход во времени - бесконечной цепочкой, из будущего, на то же время, на которое его человек перелетит в прошлое. Полное замещение. Но если из будущего в Дрезден прибывают русские. Если они из Москвы или Курска, куда попадали его боевики в прошлое?
        Вот и узнали союзники рано или поздно об экспериментах на промышленной окраине старого германского города.
        Супероружие
        - ...Все у нас сегодня наперекосяк из-за этого грузина!
        - Да-а, сейчас-то на Сталина чего только не понавешали. Всех собак - на Сталина. Сказал бы ты это в раньшие-то времена!
        - Причем здесь Сталин? О Берии! О Лаврентий Палыче, так его и переразэтак!
        Пиво с мужиками за столиком во дворе под раскинувшим толстые ветви старым тополем. В жаркую погоду. После работы, которая отняла, казалось, последние силы в конце недели. Ну, и разговоры, как положено. Пить пиво и молчать - это можно и просто из-под крана хлебать водицу. А если не молчать, то о чем говорят мужики жарким летним вечером, сидя вокруг запотевшей трехлитровой банки с пивом? Вот женщины выдумывают себе разное, что, мол, меряются мужики там всем подряд или девок своих обсуждают, и потому всегда они стремятся подслушать хоть краем уха мужские разговоры. А мужики, может, вовсе о литературе рассуждают. Или еще о политике. Ну, и об истории, конечно. Потому что как же без истории, если вся наша политика и вся наша жизнь - оттуда?
        А если об истории начинают, так обязательно и обстоятельно пройдутся по всем фактам с древних времен, поговорят о варягах и о крещении, поругают слегка Калиту за Тверь и насчет татаро-монголов поспорят... А потом непременно упрутся в ту историю, что была совсем недавно - ста лет не прошло. И конечно, каждый принесет по трехлитровой банке янтарного напитка, играющего на солнце солнечным же цветом, из соседнего ларька с громкой надписью "Живое пиво из кегов".
        - Не, ну, по Берии сейчас разное говорят... Это в детстве, помню, песенки разные и страшилки. В самом раннем детстве. И в кино всегда он такой страшный был. Змея в пенсне.
        - Какие разговоры? О чем ты? Я лично занимался вопросом, я - лично! Только без лишнего базара, мужики. А то мало ли что... Ну, вы же понимаете?
        Пиво на улице пьют из пластиковых больших стаканов, не из кружек фирменных. Если бы кружки поллитровые - то после четвертой начинается замедление процесса потребления и вставания постоянные. А стаканы эти полными не налить - гнутся и мнутся, как в том анекдоте. Вот и подливают раз за разом без счету. Первая банка давно уже обсыхает, отставленная на песочек под дерево. Разговор только разгорается.
        Кузьмич в этом дворе, наверное, из самых старых. Никто сейчас и не вспомнит, когда он сюда приехал. Но приехал - это точно. Он и сам говорит всегда, что владимирский. И родня у него там где-то была раньше. Пиво он не сегодня покупал, но зато вынес самодельных черных чесночных сухариков с солью и кулек семечек на заедки.
        - Ты в КГБ, что ли, работал, Кузьмич? Это по нашим временам не в плюс тебе, далеко не в плюс...
        - Дураки вы все малограмотные. И кроме КГБ были у нас органы. И до КГБ, кстати, тоже. И мы там делом занимались, а не туфтой разной.
        - Ты дураками-то полегче кидайся. А то не посмотрим на возраст...
        - Тю, Леша, не трогай дедушку! Пусть расскажет лучше, что он тут нам про Лаврентий Палыча втыкал. Интересно же!
        - Давай, давай, дед, про Лаврентия. Рассказывай, что начал.
        ***
        - Разрешите, товарищ полковник? Прибыл я.
        - Ну-ну. Прибыл он...
        Поле армии он долго привыкал к отсутствию погон и запрету тянуться и прищелкивать каблуками. Начальство, учили, надо знать в лицо. А не по звездам на погонах. А отсюда: кого ты не знаешь лично, тот тебе не начальник. Свой же начальник требует не чинопочитания, а работы.
        Алексей закончил войну майором. Служба была разная. Начинал он в батальонной разведке, быстро вырос до дивизионной. А там уже его начальник штаба армии перетащил к себе, усмотрев главный козырь молодого орденоносца не в кулаках и не в бесшумной походке, а в голове.
        - Аналитик ты от бога, Леша. Нам как раз такие нужны. И не спорь, потому что это приказ.
        Вот на этом и остановился его карьерный рост. Операторы сидят в штабе. А штаб сидит в тылу. Под конец войны случаев таких, чтобы с автоматами отбиваться от гитлеровцев, практически не стало. Хотя, оружие по-прежнему чистили, смазывали, снова чистили, и иногда постреливали в роще в установленные ростовые фигуры - чтобы навык не потерять.
        А когда война закончилась долгожданной победой, а потом вслед за своими союзниками и японцы запросили пардону, началось сокращение. Ну, это же понятно было с самого начала. Ладно, пусть не всем понятно, но Алексей давно все рассчитал в голове и уже ждал приказа об увольнении в запас в связи с окончанием боевых действий. Однако пришел совсем другой приказ, и его служба продолжилась практически по военной специальности - разведчик, аналитик. Только теперь в Москве, в столице нашей Родины. И комнату в коммуналке выделили практически сразу. Тогда в Москве много было жилья свободного. Многие въехали в него как раз в те годы.
        Новая служба была еще тем хороша, что никакого отношения не имела к НКВД, который потом переименовали в МВД. Алексей, обдумывая будущее, сразу решил для себя, что куда угодно, но не в милицию. А вообще-то можно было и на завод - все лучше, чем в окопы. Или вспомнить старое, посидеть над учебниками, получить, наконец, диплом, и пойти в школу, учителем, как отец. А вышло вон как. Само, практически. Ну, или почти само - наверняка начальник штаба руку приложил к трудоустройству майора Синицына, кавалера ордена Красной звезды и медали "За отвагу". Награды были и еще, но Алексей считал боевыми, "трудовыми", только эти две. И мог долго рассказывать, как со своими разведчиками ходил за линию фронта, как собирал сведения, как брал языка. Как с ними вместе отбивался от прорывающихся из окружения немцев. Вот за это - боевые. А остальные награды - за бумажную штабную работу. Сколько ни твердил ему начальник, что от его труда больше фрицев загнется, чем от автоматной пули, но все равно как-то привык, что в тылу - это не на фронте.
        Полковник Иванов, больше похожий на грузина, чем на русского, и тем иногда играющий специально, взял его в свой отдел и быстро начал давать поручения, которые никому другому было дать просто нельзя. Алексей был удобен своей военной выучкой, везучестью, без которой разведчика не бывает, а главное, полным отсутствием родни и знакомых в Москве. То есть, можно было его использовать хоть в ночь - за полночь, хоть вовсе без выходных. И еще - на самых секретных делах.
        Такое, секретное, получалось и в этот раз.
        - Ты присягу помнишь еще, Синицын?
        - Проверяете?
        - Интересуюсь, - полковник в штатском встал со своего стула и сделал несколько шагов влево и вправо, разминая ноги. - Интересуюсь, не забыл ли ты, майор, на кого служишь. И какова цель твоей службы. И всех нас - какова цель.
        - Ну... Защита завоеваний социализма, это раз. И второе - обеспечение возможности построения коммунистического общества.
        - Подкованный. А теперь, садись и слушай сюда. Блокнот убери от греха. Никаких записей!
        Был сигнал, оказывается - копать под Берию. Сигнал был только по своим. Вот, мы, выходит, свои. Опять же не в тех структурах, где у Лаврентия есть люди. То есть, можно работать, не ожидая никакой подлянки. А работать надо над тем, чтобы точно выяснить, в чем и как товарищ Лаврентий нарушил присягу и действовал не в интересах социалистической Родины.
        - Копаешь то, что скрыто. Ясно? В первую очередь, военные годы. Это по нашему профилю. Сам понимаешь, раз есть сигнал оттуда, - Иванов показал со значением пальцем в потолок, - значит, неспроста. В общем, время - ограничено. Средства - без ограничения в пределах разумного. Силы - только свои. Никого привлекать права не даю. Пользуйся положением, но ни-ко-го. Все сам. И докладывать - никому, кроме меня. Понял?
        - Так точно! - вытянулся майор Синицын, подбираясь внутренне, как перед первым походом за линию фронта. И радостно за доверие оказанное, гордость такая вроде распирает, и страшно - на такое замахнуться!
        - Не ори. В общем, если есть что - ты должен найти. А нет - считай, плановая проверка. И еще имей в виду: время уже тикает. Времени нет. Все. План - в голове. Мне - ни слова до первого результата. Если засыплешься - выкручивайся сам, как сможешь, и к нашим только в самом крайнем случае обращайся. Нечего тут в мирное время устраивать всякое... Поножовщину всякую. В общем, иди, разведчик.
        И разведчик пошел.
        ***
        - Нет, ребята, вам сегодня не понять, как это - в своей стране, после войны, в орденах и с погонами на парадном кителе - таиться от всех и действовать, как в чужом тылу. Кому довериться? С чего начать? А может, это просто проверка такая? Может, снова, как после Николая Ивановича, чистка органов начинается? Может, сам товарищ Маршал Советского Союза приказ получил, и теперь смотрит, что и как без него натворили?
        - Какой маршал?
        - Так Берия, Лаврентий Павлович, чистый маршал, согласно указу.
        - А ты-то где служил, Кузьмич? Что-то не понятно рассказываешь. Это кому же в советское время поручения давали против МВД копать? Если не КГБ?
        - Не против МВД. Лаврентий тогда не министром был. На хозяйстве сидел, наукой занимался и атомной бомбой. И мне поручили не милицию отслеживать, а его самого проанализировать. А как он свои функции несет? А все ли он делает правильно и вовремя? А? А вот комитета тогда еще не было. А мы - были!
        - Ты пей, пей, Кузьмич. Пей и рассказывай дальше. Интересно же!
        ***
        Военное время, значит. Алексей сидел дома с большой жестяной кружкой чая и рисовал рожицы в блокноте. Рожицы были кудрявые и с улыбчивыми ртами до ушей. Уши лопухами. Ну, не художник он!
        Первое: центральная печать. Лучше "Правда". Там все официально сообщали.
        Второе: сводки с фронтов.
        Третье: передвижение - это тоже можно по газетам вычислить чуть не по минутам.
        Четвертое: чем занимался, и что из этого получалось.
        Пятое...
        Пятое - когда в одиночку всем этим заниматься?
        Через неделю листания газет - он специально, то в своей районной библиотеке сидел, то в Ленинку ездил, а то и в Историческую садился, чтобы не подряд в одном месте несколько дней - начались разъезды по стране и беседы с людьми. Вот тут-то и вспомнил о запрете вести записи. Записывать было что, было... Сейчас бы такое опубликовать. Не книга - бомба!
        Стали постепенно проявляться странности в истории. Вроде, раньше внимания не обращал, а теперь, присмотревшись, делал в памяти очередную зарубку. Вот, например, Московское сражение. Ведь уже Сокол видели немцы. Уже к Голицыно подходили. Уже... И - бац, назад. Да как назад - бегом, бегом. Почему? Сибирские дивизии, говорите? Так сколько их там было - дивизий? Ну, называй по памяти! Полосухинская? Она до наступления в оборону встала и потом отступала еще до декабря. Белобородовская? Тоже самое. Ага, еще панфиловцев вспомни, триста шестнадцатую. Эти вовсе из Казахстана, молодежь необстрелянная. Нет, похоже, тут все гораздо таинственнее было, чем нам объясняли.
        Алексей откладывал в темный угол своей памяти пакет информации о сражении под Москвой, и читал дальше. Сталинград? Вот ведь, до того - шло общее наступление. Начали давить немца, гнать. Уже и Харьков на горизонте. Уже и Крым скоро освободим. И силы накоплены, вроде. И что? Полный пшик. Опять немцы клиньями и окружениями. Да так, что наши даже не бежали - некуда бежать. Все в окружении, все разбиты, все, кто выжил, в плену. И опять войск у нас нет. Фашисты к Волге вышли, по левому берегу лупят. В самом Сталинграде наши под кручей, под берегом отсиживаются в песке. И вдруг... Именно, что вдруг. Как вышло? В тайне глубокой подготовились и устроили такие же клинья и окружение? А немцы, выходит, смотрели и ждали? Раньше наши так не могли, а теперь вдруг - смогли? Странно, странно...
        А после - бывало ли такое? Такое, чтобы как под Москвой - нет никого в обороне. Нет резервов. Нет снарядов и патронов - и вдруг погнали. Как под Сталинградом - последние сталинградцы в пещерках под кручей. Немцы на Мамаевом кургане. Немцы во всех домах. И вдруг...
        А ведь больше не было такого? И что же там Лаврентий Павлович?
        Алексей снова лез в газеты. Центральная печать сообщала, что член Государственного Комитета обороны генеральный комиссар госбезопасности товарищ Берия занимался боеприпасами, вооружением и всякой военной наукой. А куда ездил в то время товарищ Берия - неизвестно. Секрет. Хотя, это не имеет большого значения, потому что не сам же он на фронта выезжал. Его дело - вооружение, боеприпасы, наука...
        Пришлось самому ехать на места сражений.
        ***
        - Ну, Кузьмич, не тяни! Что нашел-то?
        - Вы только не шумите, ребята. В общем, нашел я страшное. Документов никаких, естественно. Работали чисто. Свидетелей - никаких. Все косвенно, все на домыслах и анализе. Но логично же до невозможности! Было оно у нас, было! Супероружие, сверхоружие! Был образец еще в конце сорок первого. Вот его и применили под Москвой, так, что немец валом побежал - догонять не успевали. А реальное оружие включили под Сталинградом. Вот там никто и не убежал.
        Что это было? То ли инфразвук мощный, доводящий до кровоизлияния, а в недостаточной мощности - к панике и бегству с поля боя. Фотографии видели в учебниках? Фильмы про битву под Москвой? Колоннами стоит немецкая техника. Колоннами! А где враг? Врага конница догнать не может! Так драпают, что наши по тем же дорогам догнать не могут! А под Сталинградом страшнее. Там на полную мощность врубили. А может, не инфразвук, а что-то еще... Сейчас же не скажешь. Но поля были усеяны мертвыми. Это потом сказали, что мороз мол, они не выдержали. Наши выдержали, понимаешь, а они - нет. В общем, убедился я - было оно, оружие, навроде "лучей смерти" из книжек. И действовало. Но потом сразу его не стало и опять большой кровью стали побеждать. Начал копать дальше...
        - И что?
        - И - ничего. Понимаете? Ничего! Ни изобретателя, ни заводов подземных, ни бумажки - ни-че-го! Все уничтожено. Все!
        - Да как же? Кто же позволил-то?
        - Не позволил, а приказал. И я так думаю, что и тех расстреляли, кто изобретателя убирал и следы подчищал. А потом и тех, кто расстреливал. Лаврентий Павлович - он порядок знал.
        - И что потом?
        - А потом умер Сталин, и никто уже не мог защитить Лаврентия. Ему атаковать надо было, а он промедлил. Опоздал на неделю, примерно. Так я думаю.
        ***
        Лаврентий Берия стоял у окна второго этажа в своем доме на Малой Никитской. Время обеда давно прошло, но ехать на работу не хотелось. Это было странно и это было непривычно. Он стоял и прислушивался к своим ощущениям. Отравили? Нет, не похоже. Все вместе ели. Все живы-здоровы и не жалуются. Что-то не так было в Кремле. Не по правилам как-то. Кто-то копал под него. Кто? Никита? Этот вряд ли. Что он может иметь против товарища Берии?
        Лаврентий Павлович усмехнулся, снял с переносицы знаменитое пенсне, протер аккуратно свежим носовым платком. У него с военных лет вошло в привычку называть себя в третьем лице во время раздумий. Вот сейчас товарищ Берия раздумывал, ехать ли ему в Кремль. Ехать не хотелось. Хотелось отойти в сторону и сделать передышку, посмотреть на мелких пауков, как они начнут грызть друг друга, кусать, впрыскивать яд. Это же он всех сегодня сдерживает! Его боятся, потому и порядок поддерживается! Но кто же копает? В МВД еще не все в порядке. Кадры не успел сменить. А надо было сразу, как метлой. Теперь же, как на контурной карте - очертания министерства-монстра есть, а вот что внутри расшифровке поддается лишь на память, примерно. Как оно было раньше. А как на самом деле теперь?
        Вот еще наука его военная... Грамоту вручили, Почетным гражданином объявили, премию дали, звезду опять же. А ведь сделали-то не оружие. Нельзя такими бомбами кидаться. Идиоты эти американцы. Нашумели... Теперь уже поздно - расползлось по всему свету, и все знают, как оно будет, если кинуть бомбу. А если бомба посовременнее будет? Если раз в тысячу мощнее? Япония просто переломится и затонет. Америки не станет. А что будет с миром? Нет, тут ничего не поделать, жаль.
        Американцы сами виноваты. Держать надо было в глубокой тайне, на самый крайний случай. А еще лучше, как в сорок третьем. Всех к стенке, лаборатории взорвать. Ученых расстрелять. Расстрельщиков уничтожить. Вот самый верный способ спасти все человечество, а не только верхушку советского народа. Ведь можем же, можем, когда хотим и понимаем, а, товарищ Берия? Да, применили пару раз, убедились, что можем производить в промышленных масштабах. А что дальше?
        Представить себе установки, смонтированные на танковом шасси. По штуке на армию - уже хватит. И вперед, на Берлин. Уже в сорок четвертом бы там оказались. А потом сразу на Францию, на Испанию с Италией, на Великобританию. Америка... Богатые, сволочи. Бомбу кинули бы? Да хоть десять. Все равно наши потери были бы несоизмеримо меньше. И - по Америке. Плацдарм захватить, потом оборудование перетащить - и вперед. Там дороги хорошие, народ дисциплинированный. Да-а-а... И что? Был бы коммунизм? Его у нас-то нет. Хозяин и то понимал. А эти, начетчики, кроме Маркса ничего не знают. Время-то меняется! Все меняется! Нет, нельзя было то оружие давать в руки даже сейчас. Вот сейчас бы с таким оружием Никита... Кстати, Никита?
        Лаврентий Берия подошел к телефону:
        - Соедините с Хрущевым. Что значит - нет связи? С Хрущевым нет связи? Как, совсем нет связи?
        Ах, черт! Чувствовал ведь, что опаздывает!
        - Охрана, к бою!
        Да, какая тут с ним охрана. Что он смогут? Один пулемет, шестеро мужиков. Ах, как все не вовремя. И не вызвать никого, не отбиться, не дождаться дзержинцев. Придут ведь сейчас и спросят. И ведь расскажешь все, что знаешь. Запоешь буквально. Есть такие средства - все расскажешь, до последней запятой. Даже если думал, что забыл - помогут вспомнить.
        А ученые у нас хорошие. Им только тему дай, направь по правильной дорожке - за год ведь восстановят. Вон, бомбу с ноля сделали, только толчок понадобился и немного информации... Нет, информацию они от меня не получат!
        ***
        - Так его же судили?
        - Кого?
        - Да Берию!
        - Ты мне это будешь рассказывать? Мне? Я был на первом бронетранспортере, который снес ворота. Потом раздолбали чердак, с которого бил пулемет. Потом разведчики пошли в дом. А там уже никого живого. И Берию при мне выносили на носилках. Бегом несли, торопились. А толку-то! Он же в голову стрелялся - тут никакая медицина не поможет. Голова - это же вам не компьютер... Информацию не поднять.
        - Ох, ты... Это же какая история могла быть!
        - Вот я о том вам и говорю. Вы подумайте, какая история! И все коту под хвост. И кто? Берия, так его и распротак и распроэтак. Сколько жизней погубили зря. Какие потери в войне! И какой в итоге государство просрали... А ведь мог бы быть, представьте, сейчас мог бы быть Союз Советских Социалистических Республик Мира! И до коммунизма тогда - рукой подать! Эх...
        Кузьмич выполз из-за стола, махнул дрожащей рукой честной компании - мол, пошел я, пора мне уже - и медленно потащился через двор.
        - Ты веришь ему?
        - А хрен его знает. Как проверить, если сам говорит, что все уничтожено? Но по ощущению общему - могло такое быть. И дед так правдиво все описывал.
        - Да где он служить-то мог в то время?
        - Похоже, в ГРУ. Военные всегда с МВД на ножах были...
        ...
        Ранним утром из третьей квартиры вытаскивали носилки с телом Кузьмича. Санитары говорили, что у старика было кровоизлияние. Нельзя при слабых сосудах столько пива пить - рвет их, старых, как хомячков. Какие-то военные, вызванные врачами, осматривали комнату, рылись в шкафу, делали опись вещей. У старика не было никого близких в Москве.
        - Товарищ капитан, - обратился здоровый мордастый сосед, вышедший в коридор в розовом махровом банном халате и китайских тапках на босу ногу. - А правда, что Кузьмич наш офицером был?
        - Майором запаса, да.
        - Он, болтают у нас, в спецназе служил?
        - Какой спецназ? Пожарный всю жизнь. И звание у него внутренней службы.
        - А ордена?
        - Медали у него одни. Юбилейные, да за выслугу.
        - Так он же воевал?
        - В сорок пятом ему шестнадцать всего было... Ладно, ребята. Пойдем мы уже.
        ...
        - Ну?
        - Вот тебе и ну. Говорил же Кузьмич, чтобы не болтали лишнего.
        - А чего ж ты полез тогда к капитану?
        - Так, надо же было как-то сыграть. А то было бы подозрительно - сосед умер, а мы и не удивляемся. Пили вместе - и пофиг на человека.
        - А контора, видишь, и в старости достает.
        - Интересно, кто на Кузьмича стукнул? Вот что меня теперь мучить будет.
        - И меня...
        Суворовщина
        - ...Скажите, ваша новая книга о войне, наделавшая столько шума...
        - Да-да-да! - прерывает и чуть не вскакивает. - Я наконец-то показал всему миру, и в первую очередь моим согражданам всю правду о той далекой войне! Теперь мы все должны задуматься и переосмыслить наши знания! Да-да-да! Эта книга - просто бомба, поэтому я был вынужден прятать черновики у друзей, завести себе несколько аккаунтов на анонимных серверах, расположенных в разных частях света, скрывать свои мысли...
        - И все же, не могли бы вы поподробнее остановиться на сюжете?
        - О чем вы говорите? Какой может быть сюжет? Это чистая и незамутненная история, из которой я вычеркнул все позднейшие наслоения. Как скульптор, отсекающий от глыбы мрамора все лишнее. Ведь нашу историю писали всегда в органах! В госбезопасности - там писали нашу историю! И вот я, занявшись своей книгой, я целый год писал эту книгу, я сумел очистить нашу историю от наносного, от вражеского, от вредного...
        - Э-э-э... Итак?
        - Итак, вам просто всем тут замутили головы. Зомбирование, натуральное зомбирование, понимаете? Ну, смотрите на карту: откуда взялся тот бред, что был союз между Германией, Японией и Италией? Смотрите, смотрите на карту и размышляйте вместе со мной! Какая связь? Где та Италия и где та Япония? О чем мы? Вспомните, в первой мировой войне Италия была на стороне Антанты и уже поэтому только никак не могла оказаться союзником побежденной Германии!
        - А как же тогда все было?
        - Так, вот же, вот! Ну, карта же перед вами! Была "Ось", понимаете? Был союз между Германией, Японией и СССР! Это же логично! Вот это и есть - "государства оси"... Вот они, одной линией через весь земной шар. Потому и "ось".
        - Минуточку, минуточку... А какие же у вас доказательства?
        - Разве я не сказал уже, и разве вы сами не знаете, что у нас историю всегда чистили и чистят под существующий режим? Все договора были уничтожены. Просто сожжены, вырезаны из любых книг. Остались некоторые почти ничего не доказывающие бумажки... Но как много косвенных доказательств! Советские инженеры беспрепятственно посещали германские заводы. Германские офицерские кадры проходили обучение на территории СССР. Что это, если не военный союз? Как это еще назвать? А раздел Польши и создание, наконец, единой границы между братскими государствами? Да-да-да! Именно - братскими! Вся история России - это история дружеских связей с Германией. Как только наши правители подкупались Англией или Францией, и ухудшались отношения с Германией, так сразу же начинались всякие восстания и революции у нас. Германия и Россия - государства братские! Первая мировая война, в которой Россия участвовала на стороне Англии и Франции - это одна огромная ошибка, которую до сих пор не может исправить время.
        - Давайте вернемся все же ко Второй мировой...
        - Ну, тут все было ясно. Во Второй мировой союзниками должны были быть Германия, СССР и Япония. И примкнувшие, переметнувшиеся на их сторону лимитрофы. И весь первый период войны так и было. Откройте газеты того времени, почитайте их. СССР прямо заявляет, что виновниками войны является мировая буржуазия, в первую очередь британская и французская. СССР поддерживает Германию сырьем и продовольствием - это воюющую сторону, понимаете? СССР перед началом войны и уже в ее ходе придвигает свои границы к союзной Германии. Это теперь все спорят, зачем было нужно разрушать пояс так называемых "нейтральных" государств и создавать единую границу с Германией. Из моей книги каждый поймет - потому что Германия была союзником! И тогда все вопросы сразу отпадают.
        - Ну, в этом смысле, если... Но все же потом была уже наша война?
        - Это британцы и французы, это американское лобби в нашем правительстве. Это золото, миллиарды всяких еврейских банкиров, понимаете. Все процессы 1938-1940 годов - это борьба между союзом с Германией и Японией против всего мира - и в том союзе мы бы всех победили, понимаете, всех! И были бы великой державой! И между теми, кто продался за деньги разных там "ротшильдов" и более мелких "шмулинзонов"... При этом, обратите внимание, борьба шла только в самом верху пирамиды власти. Народ и вся наша армия были за союз с Германией и против мировой буржуазии.
        - Господи... Откуда вы это взяли?
        - Вы даже не умеете читать? Не листайте сейчас мою книгу - вы заранее не верите мне. Вы просто подумайте логично: практически вся кадровая армия в полном составе с генералами своими сдалась в плен в первые месяцы так называемой "отечественной войны". Понимаете? Армия знала, кто ее настоящий союзник. Более того, часть ее после проверки боевых качеств получила оружие и сражалась вместе с германскими войсками против союзников мировой буржуазии в Кремле. Вот в чем была суть этой войны! Но народу она была не нужна, поэтому - почитайте воспоминания, какими были культурными германцы и какими страшными так называемые "партизаны, народные мстители", уничтожающие в первую очередь не "оккупантов", а своих же, советских, русских людей, оставшихся верными заключенным ранее договорам!
        - Кхм... Но как же тогда разрушенные города, миллионы убитых...
        - Кому вы верите? Этим кремлевским пропагандонам, прошу прощения? Какие разрушенные города? Где они? Я проехал практически по всем крупным городам европейской части России. Вы там сами были? Нет? Сделайте себе такой тур за счет радиостанции, сделайте обязательно. Там же нет никаких разрушений! Просто нет, понимаете? Что, Волгоград-Сталинград? О чем вы мне говорите? Там единственное полуразрушенное здание старой мельницы. И все! Понимаете, и - все! И по всему городу стоят старенькие, девятнадцатого века краснокирпичные дома, ничуть не разрушенные ничем. Светлый уютный теплый город. Но раз уж вы о нем...
        Вы на Мамаевом кургане были? Вы Родину-мать видели? Вот, то-то! Она зовет за собой, на восток, за Волгу, против врагов. Она зовет за собой настоящих русских и их союзников - немцев, итальянцев, румын, венгров... Она замахивается мечом на предателей! Понимаете? Даже после того, как вычистили всю историю, ее все же не повернули, статую эту. Она указывает правильный путь... А уж о миллионах убитых... Вы хотя бы просто посчитайте площадь кладбищ для этого и потом сопоставьте с существующими - и все сразу станет ясным.
        - И все же мы победили... Нет?
        - Мы? Кто - мы? Американцы? Кто - мы? Вы по стране поездите, поговорите с людьми-то. Мы проиграли в той великой войне. И проиграли из-за преступников, из-за продавшихся американской финансовой мафии политиков в Кремле. Потому и живем теперь, как проигравшие!
        - А как же Япония?
        - Она до конца была верна этому союзу. И ни разу после заключения договора нога японского солдата не ступала на советскую землю. Это наши, "победители", не дождавшись еще раздела Германии, кинулись добивать Японию, помогать Америке и ее миллиардам долларов.
        - Наше время подошло к концу. Осталось только пожелать вам творческих успехов и призвать всех читать новый исторический труд известного исследователя советской истории, вынужденного из-за преследования властей жить в Англии. Но мы надеемся, что настанет такое время, когда вы сможете опять пройти по улицам родной вам страны.
        - Спасибо. Я верю, что мои книги рано или поздно приведут к этому.
        Через тысячу лет...
        Одной из крупнейших битв двадцатого века многие историки признают так называемую "Сталинградскую". Более того, опираясь на глубоко политизированную историческую литературу конца двадцатого и начала двадцать первого века, некоторые исследователи упорно называют ее коренным переломом в ходе так называемой "отечественной войны". Авторы ссылаются на опубликованные в те давние годы данные, не относясь критически к ним. Сами подумайте, как можно верить так называемым "источникам", говорящим о миллионе погибших? Вспомним также ходящее как раз в то время выражение" "Лжет, как очевидец". Куликовская битва, Сталинградская битва, Курская битва - это устоявшийся набор легендарных встреч сил света против сил тьмы, в которых, что естественно, победили именно светлые силы. Однако, будем подходить к историческим процессам с точки зрения истории. Что для этого надо? Кроме слов нужны факты. Археология. Итак, рассмотрим результаты археологических экспедиций к местам указанных битв. Будем еще помнить, что координаты всех трех отлично известны, а сами сражения описывались не раз как в прозе, так и в поэзии. Итак, что
там, на "полях сражений"? Обратимся к специалистам, и они вам скажут: ни-че-го. Ни на Куликовом поле, ни в степи под Сталинградом, ни в полях под крупным индустриальным центром Прохоровка - нет никаких следов былых сражений! Понимаете? Ни-ка-ких! Представьте себе, мы читаем сегодня в полуфантастических романах о схватке танковых армий под Прохоровкой. Представьте себе тысячи стальных мастодонтов, роющих землю своими гусеницами, злобно рычащих двигателями, горящих в муках посреди безбрежных курских полей... Представили? А теперь вопрос: где теперь хотя бы один танк? Где? Раз уж они там горели и погибали, где их останки? А? Хоть что-то должно от них остаться при любой температуре.
        И еще подумайте о следующем: как известно, в то время не знали ничего другого в качестве движителя, кроме двигателей внутреннего сгорания. Тихо, тихо! Это смешно, я понимаю, но все же подумайте: нам предлагают поверить, что тысячи двигателей одновременно сжигали драгоценный химический реагент - бензин. Можем мы этому верить? Нет!
        Теперь перейдем к Сталинградской битве. Вот карта страны того времени. Столица, обращаю внимание, находится вот здесь - в Москве. Тоже легенда, понимаю, но все же. Итак: столица государства в Москве. Однако противники устроили гигантское сражение где-то на юге, в степи, возле совершенно не важного в политическом и промышленном значении провинциального городка Сталинград. А? Представили себе? Вот. Добавляем к этому отсутствие наконечников стрел в степи возле реки Волга. Археология - это наука. Вот археология нам не позволит соврать - нет наконечников стрел ни на Мамаевом кургане, ни на одной возвышенности. Кстати, крепости или хотя бы остатков крепости тоже не найден. Наконец, пусть там погиб не миллион, пусть это преувеличение в сто раз. Пусть. Но где же тогда курганы? Где хоть один курган, в котором захоронили героев этого сражения? Их нет. Что-что? Мамаев курган? К сожалению, это только название. Он раскопан, проверен до самого материкового слоя глины. Не сходится. Мамаев курган не является усыпальницей героев.
        В общем, могу сделать следующий вывод: все эти описания сражений есть отзвуки каких-то старых легенд о битвах очень далекого прошлого. Например, хорошо известное в истории и описанное нашествие войск Чингисхана или позже - Тимурленга. Вот от них остались развалины городов, масса археологических находок, летописи, подтвержденные этими находками. Похоже, что Самарканд древности - это и есть Сталинград середины двадцатого века. Или какое-то другое, нам не известное сражение. Но поверить сегодня, что какие-то бои шли в голой степи между Доном и Волгой просто невозможно.
        Оглавление
        - Все будет хорошо
        - Машина времени
        - Супероружие
        - Суворовщина
        - Через тысячу лет...

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к