Чёрный утёс Лука Каримова
        После нескольких лет брака из-за невозможности Нокте зачать и выносить наследника король Готфрид отсылает ее в замок Чёрный Утёс на побережье и женится второй раз. Вместе с Нокте в замке живет только старая служанка и повар. Сама русалка очень слаба здоровьем, но часто и подолгу гуляет по пляжу. Однажды во время такой прогулки она находит выпотрошенный труп тритона. Осмотрев его, Нокте понимает, что у трупа нет жемчужины - средоточия магии, жизни и силы подводного народа. За осмотром трупа ее застает тритон Хаос. Через некоторое время, после появления на пляже второго трупа без жемчужины, Нокте и Хаос заключают договор о совместном расследовании.
        Для широкого круга читателей.
        Лука Каримова
        Чёрный утёс
        
        Глава 1
        «Издалека окутанный туманом Черный утес всегда казался мореплавателям зловещим местом, парящим над землей в хмурых облаках.
        Капитаны судов обходили этот проклятый утес стороной, чтобы не напороться на колючие рифы. Поговаривали, что Черный утес был прибежищем морской колдуньи, но вот уже много лет ее никто не видел, однако слухи о ней продолжают будоражить земли Сорфмарана. Местные старожилы еще помнили наказ колдуньи: „Беря у моря дары, отблагодари и не оскорбляй темные воды потрохами мертвых“. Поэтому рыбаки держали лодки с сетями подальше от воды, чистили улов на суше, а остатки сжигали в огне, чтобы не гневить колдунью и ее питомцев - морских чудовищ, затаившихся в северных водах. Нерадивых море могло проклясть, отобрав заработок и жизнь. Стихия наказывала людей за неуважение, лишая благодати».
        Умбра
        Когда Эриде[1 - Эрида, Эрис (борьба, ссора, соперничество) - в древнегреческой мифологии богиня раздора и хаоса.] доложили о разводе Нокте[2 - Нюкта, Никта (ночь) - божество в греческой мифологии.], она рассмеялась и продолжала хохотать так долго, что слуги начали испуганно поглядывать на госпожу, впервые видя ту в приподнятом настроении. Королева испытала удовлетворение и радость. Ее предсказания сбылись: непутевая сестра встала на путь одиночества, и лелеемое счастье малышки Нокте обернулось горем.
        «Никто не утешит, не обнимет, она совершенно одна», - думала Эрида о младшей сестре.
        - Так тебе и надо, ты наконец-то получила по заслугам, - повторяла королева, восседающая на коралловом троне. Сквозь полупрозрачный купол-потолок пробивались солнечные лучи, и чешуя, облегающая тело Эриды, сверкала.
        - Что прикажете, моя королева? - к ней подплыл черноволосый тритон. Мышцы перекатывались под его бледно-голубой кожей. В волосах светлела проседь, синие глаза неотрывно смотрели на русалку.
        - Хозяин северных границ, Эреб[3 - Эреб (мрак, тьма) - в греческой мифологии олицетворение вечного мрака.], ты обитаешь ближе всех к Черному утесу, пусть кто-нибудь из твоих сыновей несет там дозор и каждый день присылает мне доклады об изгнаннице. - Временами мысли о Нокте заставляли холодное сердце королевы замирать. Она стискивала трезубец и нашептывала: «Ты никогда сюда не вернешься, не позволю». Эрида не искала встреч с Нокте, не пыталась ей помочь. Чары морской колдуньи невозможно снять, и русалка прекрасно об этом знала, как и о своем долге перед подводным народом.
        Королева - пример для всех. Если она позволит предательнице вернуться в свое сердце, тритоны Кораллового совета усомнятся в мудрости и силе своей повелительницы.
        В Умбре пол наследника не имел значения. После смерти отца ее недоброжелатели тайно надеялись, что древние артефакты власти - корона и трезубец - испепелят избранную, но этого не произошло. Эрида правила жестко, властно, но справедливо. Она сослала всех недовольных на северные границы, где в самых темных уголках морской пучины обитали опасные древние чудовища. Один плавник такого монстра накрыл бы коралловую столицу тенью или вовсе стер с морского дна. Благодаря матери Эриды воины северных границ научились управляться с тварями. Однако стоит королеве оступиться, и она погибнет, как и ее мать.
        - Рядом с замком предательницы?! - опешил Эреб.
        Не такого назначения он ждал для себя и своих отпрысков. Тритон непроизвольно оскалился, но Эрида впилась в него почерневшими глазами, встопорщив за спиной иглы полупрозрачного плавника. По основанию трезубца пробежали алые всполохи, артефакт раскалился докрасна. Орудие в руке королевы подчинялось только своей владелице и обжигало любого недостойного.
        Русалка перевела взгляд на предплечье Эреба с выжженным трезубцем - клеймом предателя.
        - Работа для изгнанников с себе подобными, - Эрида улыбнулась.
        Тритон получил свою отметину за то, что не сумел уберечь покойную королеву Адамaнду[4 - От греческого Адамас (неодолимый) - мифический металл, служивший материалом для орудий богов. Адамас - древнее название алмаза.]. Во время осмотра северных границ мать Эриды со стражниками угодила в гнездо штейнов. Яд из щупалец мутировавших цианей[5 - Волосистая цианея - вид сцифоидных из отряда дискомедуз.] быстро превратил их плоть в лед. Подмога опоздала, в живых остался только Эреб, он и принес королю замерзший осколок плавника Адаманды. До самой смерти отец носил его на цепочке и был погребен с ним в жерле подводного вулкана.
        Эреба с семьей сослали на северные границы и разрешили вернуться, лишь когда Эрида стала королевой. Тритон показал себя с лучшей стороны и надеялся, что сыновей ждет славная участь.
        - Будь благодарен и не требуй большего, это задание пустяковое. Вижу, ты надеялся, что я допущу тебя к государственным делам или замку человеческого короля? - Эрида вновь рассмеялась, стукнув трезубцем о подножье трона. В темных недрах сверкнула пара желтоватых глаз. На свет выплыли черные мурены, обвили хвост Эриды, потерлись об него вытянутыми мордочками и повернулись к Эребу.
        Тритон стиснул зубы, увидев перед собой питомцев морской колдуньи. Та приходилась Эриде и ее сестрам родной теткой и однажды помогла младшей из принцесс покинуть Умбру, превратив ее хвост в ноги. Никто не знал, жива ли старая бестия или пучина поглотила ее останки. Люди видели морскую пену, но не знали, что все это частицы мертвых тритонов и русалок.
        - Я благодарен, что вы позволили некоторым из моих сыновей охранять южные воды, сменяя друг друга, а сам я останусь, где мне и положено, - процедил Эреб, склонив голову.
        Они с королевой были в тронном зале вдвоем, но даже если он на нее нападет - проиграет. Пока трезубец при Эриде, русалка защищена. Тритон не станет рисковать - за коралловыми дверями его ожидают двое сыновей. И вот-вот из южных вод должен вернуться третий.
        - Поскорее отправь их в дозор, а сам возвращайся на границы и не показывайся, пока я не призову тебя.
        - Слушаюсь, моя королева. - Эреб прижал ладонь к груди, зацепив несколько торчащих чешуек поверх застарелого шрама от щупалец штейнов, и, подавив гримасу боли, поклонился.
        Эрида проводила взглядом его конечности с полупрозрачными плавниками. Когда дверь закрылась, впустив в зал вереницу пузырьков, королева устало прикрыла глаза.
        Практически все жители Умбры рождались с рыбьими хвостами, и лишь те, кто обитал у северных границ, начинали по неизвестным причинам мутировать, превращаясь в двуногих - тритонов, как Эреб, его сыновья и другие стражники, вызывая отторжение у сородичей. Ходили слухи, что подобные изменения вели к бесплодию. В организме тритонов переставала вырабатываться спирита, а тело русалок отвергало вещество, из которого создавались жемчужины-икринки, и те не прикреплялись к их животу. Беременных русалок можно было узнать по подобию ожерелья, которое они носили на бедрах. Со временем жемчужина, а то и две-три, начинали расти, пока сквозь перламутр защитной оболочки не проглядывала головка плода. В назначенный срок жемчужину срезали с живота русалки и разбивали кинжалом, выкованным в недрах подводного вулкана. Только столь прочное орудие и могло разбить защитную оболочку, высвободив новую жизнь. Так на свет появилась Эрида, ее сестры и все жители Умбры.
        Мурены подплыли к королеве, и та, почесывая их длинные скользкие тела, прошептала:
        - Тетушка, твои уроки не прошли даром. - Русалка была единственной, кто помнил о морской колдунье только хорошее.
        Когда Адаманды не стало, отец надолго заперся в своих покоях, перепоручив дела советникам, которых возглавила Эрида и, пока король не пришел в себя, негласно правила Умброй (тетушка хорошо ее подготовила).
        - Я не виню тебя за Нокте, она поплатилась за свою наивность и любопытство, но, если ты все еще жива, не попадайся мне на глаза… - Желтый взгляд мурен недобро блеснул, и питомцы скрылись под троном.
        Черный утес
        Из окна замка была видна скала с мельницей. Порыв ветра с шорохом крутил ее лопасти. Из густой высокой травы выглядывали мягкие шерстяные бока овец. От служанки Агнес Нокте узнала, что мельницей владеет один старик: когда-то ему не повезло, и море отвергло его, но он не смог расстаться с ним и выстроил над пучиной дом, стал молоть муку, разводить овец и продавать шерсть. Нокте видела его силуэт из окна, она старалась не уходить далеко от замка, будто боялась утратить и без того хрупкую связь со стихией. Мельницу освещало солнце, пробиваясь сквозь разрывы в дождевых тучах, но над Черным утесом по-прежнему шел ливень, оглушающе барабаня по черепице и с шумом стекая вниз.
        Тонкий луч коснулся лежащей на подоконнике бледной руки, но даже он не сумел бы согреть ее по-русалочьи холодную кожу. Облака стали истончаться, постепенно расплываясь и обнажая ясное небо.
        Нокте видела рыбаков, вытаскивающих лодку из бушующей воды. Быстро переставляя ноги, мужчины тянули просоленные, облепленные водорослями веревки, пока волны не перестали лизать корму. Утянув лодку под навес, рыбаки разожгли костерок и устроились вокруг греться.
        Пламя нехотя разгоралось, вспыхивая искрами между истлевших досок и влажных веток. Нокте даже уловила запах жареных креветок, но аппетит так и не пришел. Она давно перестала нормально есть. Даже любимые персики не вызывали аппетита, а ведь во время замужества Нокте считала их лакомством. Сейчас оранжево-красные плоды лежали на блюде рядом с наполненным водой серебряным кубком и источали легкий цветочный аромат. Девушка очень много пила, вызывая у служанки недовольство.
        Крики чаек заставили Нокте вздрогнуть. Белокрылые птицы пронеслись мимо окна, устремившись к утесу под мельницей, где вили гнезда.
        В туманные дни скалы и вовсе было не видать. Ближе к утесу песок сменялся широкими каменными плитами, расчерченными черными венами провалов, в них ютились мелкие крабы и зацепившиеся за водоросли моллюски. Во время прилива камни скрывались под водой, и в отлив можно было найти приоткрывшиеся раковины с жемчугом.
        Ветерок скользнул через окно, обдал щеку Нокте дождевыми каплями и колыхнул страницы лежащего на столе дневника. Она посмотрела на исписанную за ночь бумагу и нахмурилась. Кому и что может рассказать немая? Только морю - своими прикосновениями. И бумаге - чернилами:
        «Многие верят в счастливый конец истории русалочки и принца, но никто не знает о том, что было после свадьбы.
        Я действительно вышла замуж и стала королевой Сорфмарана, но так и не сумела родить супругу наследника. Я - жена короля, неспособная продолжить его род.
        На протяжении двух следующих лет ни один из долгожданных младенцев не появился на свет. Глупо было надеяться, что, получив колдовством ноги, я сумею стать полноценной человеческой женщиной. И королевский целитель настоял больше не пытаться зачать дитя, страшась, что я умру. В тот день моя судьба была определена.
        Я удалилась от двора в маленький замок Черный утес, где когда-то встретила свою любовь. Супруг велел мне поправлять здоровье морским воздухом, прогулками. Соблюдать все предписания целителя, чтобы вернуться и родить наследника. Будто мне во дворце не хватало моря или воздуха. Первые два месяца в ссылке я надеялась, что супруг ненадолго отойдет от дел и навестит меня, успокоит. На шестой месяц надежда угасла, а на седьмой гонец доставил мне документ о разводе. Подписав его, я перестала вспоминать даже имя короля.
        Государь не принадлежит себе. О какой любви может идти речь? Бывший супруг был щедр: он оставил за мной Черный утес, немногочисленную прислугу, которая была подле меня до нашего брака, и пожизненное содержание.
        До Черного утеса новости доходят медленно, но столь громкое событие людская молва не смогла пропустить: в день, когда гонец вернулся с документами в столицу, король женился во второй раз, и его новая супруга уже ждала ребенка. Я понимала: она-то и подарит Сорфмарану наследного принца, а я умру здесь - одинокая, неспособная вернуться в темные глубины Умбры.
        По ночам звездное небо манит простором, а накатывающие на берег волны шепчут утешения. В погожие дни, во время штиля, пучина молчит, и мне приходится гадать, что же она хочет мне сказать. Я не пропустила ни одного шторма. Не страшась холода и болезней, я стою в воде, обдуваемая пронизывающими ветрами, а дождь смывает с моего лица солоноватые капли, унося в воду. Брызги холодят разгоряченные от лихорадки ладони, пока тьма не погружает меня в свои объятья. Я провожу в горячечном бреду несколько дней и вновь возвращаюсь к воде. Старая Агнес ворчит, запрещает ходить к морю, но не смеет встать на пути, когда ноги сами несут меня к родной стихии. Временами мне кажется, будто я вижу коралловые башни Умбры. Где-то там, в глубине, правит Эрида. Сердце отца не смогло выдержать моего бегства к людям. Морской народ обратился против меня - я предательница, монстр хуже тех, кого тритоны заточили на северной границе. Лишь море не оставило свою заблудшую дочь, продолжая приветствовать штормами и усыплять мирно накатывающими волнами. Если бы только я могла вернуться домой… стать прежней».
        Нокте потерла ногу и скривилась от боли. Сколько времени прошло после колдовства, а она по-прежнему ходит по земле, как по осколкам стекла. Каждый шаг - боль.
        «Сестра была права: я поставила на чашу весов слишком многое и проиграла. Почему я не так дальновидна, как ты, Эрида?» Внимание девушки привлекло странное поведение чаек, кружащих над черным рифом. Птицы пикировали на нечто скрытое от взгляда Нокте. Забыв о боли, девушка выбежала из спальни, скользнула по винтовой лестнице мимо несущей чистое белье Агнес и спустилась на первый этаж. Служанка что-то прокричала ей вслед, но Нокте не расслышала.
        «Может быть, где-то поблизости произошло кораблекрушение и к камням прибило жертву? Или же напало чудовище?» Едва не столкнувшись с поваром, держащим объемную корзину со свежими морепродуктами, девушка выбежала по крутым ступеням к берегу.
        - Ну и торопыга! - фыркнул повар, прижимая корзину к мощной груди и входя в наполненную ароматами специй кухоньку. Как он ни пытался угодить госпоже, та равнодушно встречала все его кулинарные изыски.
        - Совсем оголодала девка, - зайдя к нему, проворчала Агнес и открыла окошко, выпустив на улицу облачко пара. - Только недавно болела и снова босая. О, море! Дай мне сил пережить ее очередную болезнь.
        Повар довольно крякнул, высыпав моллюсков в таз с проточной водой, и уселся на низкий табурет с ножом.
        - Оставь ее, госпоже девятнадцать лет, а за плечами столь тяжкая ноша. Не каждая выжила бы после таких страданий. Может, оно и к лучшему, что король с ней развелся, оставил здесь и перестал мучить. Если не сумела подарить наследника, то к чему истязать бедняжку? - Мужчина нахмурился, ловко вскрывая раковины.
        Агнес качнула головой, щурясь, чтобы разглядеть госпожу.
        - Так-то ты все верно говоришь, но все же знают, чего им стоила эта любовь. А на деле что? Вот ты бы смог ради русалки жить под водой, Бастиан? - служанка обернулась к повару, тот посасывал кровоточащий палец.
        - Если бы на месте русалки оказалась моя покойная Хариэт, без промедления пришел бы к колдунье и отдал себя со всеми потрохами, но не случилось. - Он поджал пухлые губы, надул румяные щеки. На висках седели некогда рыжие бакенбарды.
        - Давай, что ли, помогу, - вызвалась Агнес, махнув на море: «Все равно ничего не вижу. Это у Нокте зрение как у ястреба: все разглядит, особенно ночью». - Хоть бы не заболела, русалочка наша, - взмолилась служанка. Вдвоем они быстро управятся. «Может, и госпожа нагуляет аппетит к ужину».
        Сжимая в руке намокший подол, Нокте пробиралась между камнями. При виде нее чайки с шумом разлетелись в разные стороны. Остро пахло водорослями и тухлой рыбой. Девушка нахмурилась. «Почему здесь витает аромат смерти?»
        На Черном утесе люди строго соблюдали древние предписания морской колдуньи, и все об этом знали. Нокте доводилось видеть мертвых людей, но нынешний запах тревожил, заставляя сердце болезненно сжиматься.
        Цепляясь за выступ, Нокте выглянула из-за очередного камня. От напряжения рука онемела. На берегу, у самой кромки воды, лежало распотрошенное тело тритона. Темная чешуя поблекла, плавник раздвоенного хвоста колыхался от накатывающих волн. Крабы, щелкая клешнями, сновали вокруг посеревшего лица. Широко распахнутые, некогда черные глаза заволокло пеленой. Водоросль болталась у разбитого виска, прикрывая веки зеленовато-синей повязкой.
        Очень давно, когда тетушка обучала ее колдовскому ремеслу, Нокте видела сородичей изнутри. О людях же читала в книгах королевского целителя, внимательно рассматривая картинки. На тритоне не было защитного панциря, как у стражников северных границ, но Нокте знала - он один из них. Она внимательно разглядывала мутировавший хвост, схожий с человеческими конечностями. «Принесло ли его сюда течением или это чудовища постарались? Человек не мог такого сделать». Нокте спрыгнула на песок к тритону. Отогнала наглую чайку, убрала водоросли и закрыла мертвые глаза. Однажды Агнес сделала то же самое со старым моряком, сказав, что там, куда уплыла его душа, глаза ему еще понадобятся. На плечо тритона опустился серый мотылек. С затрепетавших крыльев на высохшие чешуйки слетела светлая пыльца. В Сорфмаране этих насекомых считали предвестниками смерти, теми, кто забирает души всех живых существ.
        В Умбре мертвых заворачивали в широкие листья ламинарии и уносили к жерлу подводного вулкана. Преступников отдавали на съедение чудовищам. Лишь дозорные знали, с каким удовольствием их собратья по караулу скармливают жертву монстрам.
        Жители морской деревни научились создавать из вынесенных на берег костей мертвых тритонов и русалок прочные гребни, заколки, украшения, домашнюю утварь и целебные средства. Однако убить морского жителя люди не могли, свято соблюдая договор, заключенный после войны, когда прапрадед Нокте едва не разрушил королевство штормами. Двуногие недооценили водную стихию, как и ярость старого тритона-короля.
        Нокте не могла похоронить мертвого как подобает. Она обернулась к замку, оглядела утес - ей не от кого ждать помощи.
        Скалу огибала тропинка, омываемая волнами и ведшая к каменной чаше с горячим источником. Черный утес располагался рядом с подводным вулканом, но тот был так глубоко под водой, что его тепла хватало лишь на то, чтобы нагреть источник в чаше. Окружавшее ее море оставалось холодным. Вдоль скалы тянулась узкая полоска суши. В прилив ее заливало, перекрывая путь к горячей «ванне». Нокте не пугало оказаться отрезанной от берега на всю ночь. Песок приятно холодил ступни. Путь уходил вниз, а волны намочили платье по колено. Белесый пар поднимался над мутно-бирюзовой водой. Дно чаши прочерчивало множество узких расщелин. Нокте любила лежать под водой, чувствуя всем телом обволакивающие горячие потоки.
        Сейчас ей очень хотелось пробиться сквозь дно источника, отнести тритона к вулкану и проститься. Она не услышала, как сильная волна подобралась сзади и, окатив с головы до ног, унесла в своих объятьях мертвое тело. Нокте вытянула руку, но опоздала. Тритона поглотила черная пасть бесшумно подплывшего чудовища, чье тело слилось с водой.
        «Даже это ты отнимаешь у меня, считаешь, я не достойна его похоронить?» - всхлипнула девушка, обратившись к стихии и дрожа от холода. Мокрое платье неприятно липло к телу, ветер бил в лицо. Обхватив плечи руками и стуча зубами, Нокте села на корточки и уткнулась лицом в колени, безмолвно кривя рот от горя, но слез не было. Если бы в этот миг чудовище вернулось, она бы обрадовалась ему, но монстры не нападали - только внимательно следили за той, что еще русалкой сумела их приручить. Не раз после возвращения на Черный утес девушка чувствовала на себе их незримые взгляды, видела среди волн перекатывающиеся иглами плавники морских чудовищ. Ветер доносил до нее зловоние останков, гниющих в клыкастых ртах. Для своего народа Нокте стала монстром хуже тех, что обитали здесь, в северных водах. Может быть, поэтому чудовища ее не касались: считали своей.
        Плеск воды заставил девушку поднять взгляд. Она успела заметить, как в воде скрылся отливающий синевой плавник другого тритона. Северные стражи следили за ней. Она знала об этом. «Эрида ни за что бы не упустила случая позлорадствовать». Нокте поднялась и, одернув прилипший к ноге подол, стала взбираться на камень.
        Чернильно-черный взгляд проводил предательницу до замковой лестницы. В темных зрачках таилась злоба.

* * *
        Под удивленными взглядами Агнес и Бастиана Нокте выпила полную чашу воды, затем вторую и, утирая капли с подбородка, посмотрела на моллюсков, качнула головой и ушла к себе.
        Повар отбросил очередную пустую раковину в мусорное ведро и тяжело вздохнул:
        - Почистили - и хватит, она опять ничего не будет есть. По глазам видно! - Они со служанкой уже научились различать желания безмолвной госпожи.
        Агнес ополоснула нож и ответила:
        - Этого следовало ожидать. Ладно, поужинаем вдвоем. - Кряхтя, служанка поднялась, колени хрустнули. Агнес поковыляла из кухни следом за госпожой. Нокте лежала на постели в спальне, к ногам прилип черный песок.
        Ежедневно Агнес приходилось вытряхивать простыни, но лучше она будет выполнять свою работу, лишь бы госпожа не слегла с жаром. Каждую болезнь служанка переживала как собственную. Сердце замирало при виде мечущейся в горячечном бреду Нокте.
        «Бедняжка. Никто не знает, какую судьбу нам уготовили, не каждому дано жить долго и счастливо». Закрыв дверь, служанка ушла.
        Нокте долго смотрела на миску с персиками, пока не приблизилась к ней. Взяла плод и откусила кусочек. Сок растекся по пальцам, аромат фруктов усилился. Отложив недоеденный персик, Нокте склонилась над подоконником, высунула руку из окна, чувствуя, как влажные пальцы обдувает ветерком. Останься магия при ней, волна мгновенно бы дотянулась до ладони.
        «Все волшебство ушло. Я отдала его, променяла свою природу на зыбкое счастье». Тоска затопила ее сердце.
        Она просидела так до глубокой ночи. Холодный свет выглянувшей из-за облаков луны осветил тропинку к горячему источнику. Девушка долго смотрела на то, как знакомый путь обволакивают сверкающие в полумраке волны. Слуги давно спали.
        Когда Нокте ступила на тропу, вода лизнула ступни, пропуская гостью к чаше. Девушке не нужны были глаза, чтобы видеть: она могла пройти в абсолютной темноте и не оступиться.
        От чаши исходило привычное тепло, в воздух поднимался пар, размывая границы между берегом и морем. Бросив платье на камни, Нокте нырнула в согревающий омут.
        Из-за камней появились двое. Шевеля ногами-плавниками, тритоны наблюдали за изгнанницей. Ее провинность была куда тяжелее, чем их.
        - Видишь, за кем приходится следить? - с отвращением отметил первый, недовольно колыхнув темными волосами, и те, словно водоросли, заструились по его широким, исполосованным белесыми шрамами плечам. Тритон подтянулся на камнях, заскрежетали острые черные ногти. Из локтей и вдоль позвоночника, где полагалось быть гладким плавникам, выступили иглы.
        - Отец был у королевы, она вновь ему отказала, - спокойно ответил второй, неотрывно глядя на бледные женские руки, поднимающиеся и опускающиеся в воду чаши. Пар мешал разглядеть ее полностью, но от брата он слышал, что изгнанница ужасающе некрасива даже для человека. «Двуногие отвратительны по своей природе».
        - Все бы отдал, чтобы поменяться с Герасом местами и служить в южных водах, но королева запретила нам покидать Черный утес. По воде даже очертили дополнительную защиту. Хаос, ты вовремя успел вернуться, иначе пришлось бы плыть обратно на юг, - тритон невесело усмехнулся.
        - Что за вздор, Эфир[6 - Эфир (горный воздух) - в древнегреческой мифологии - верхний слой воздуха (неба), местопребывание богов. По наиболее популярной версии, бог Эфир был сыном Эреба.]? Будто мы до этого пытались сбежать. Я подсчитал удачные дни и быстро добрался по течению.
        - Досадно, что оно движется лишь в одну сторону. До южных земель добираться около недели, а сюда за сутки-двое можно проплыть без особых усилий.
        Та, чье имя было велено забыть и не вспоминать, вышла из воды и поднялась в полный рост. Ветер стянул с нее вуаль пара, обнажив человеческое тело. Тритонов передернуло от отвращения.
        - Я видел обнаженных женщин. На южных границах они любят купаться нагишом, и вода там теплая, - отметил Хаос, стараясь не показываться из-за камней.
        - Все они не идут ни в какое сравнение с русалками. Ни хвоста с прожилками, чтобы передать спириту, ни чешуи. Даже то, что у людей между ног, напоминает закрытого в раковине моллюска. Эта же, - Эфир кивнул в сторону девушки, - больше похожа на бледную ветку мертвого дерева. Слишком светлая и гладкая кожа, а глаза черные, как у тех чудовищ, что плавают подле нее.
        Хаос удивленно вскинул брови. По вискам скатились капельки воды.
        - Утратив магический дар, она по-прежнему привлекает морских тварей. Они вьются рядом с ней, как мурены вокруг хвоста королевы. Если бы не чудовища, я бы с удовольствием расправился с нашей заключенной, как мы поступаем с пригодными для ужина монстрами.
        - Она знает, что мы здесь? - Волна окатила Хаоса со спины, черные пряди упали на лоб, скрыли темные глаза. На висках проступила чешуя.
        Эфир пожал плечами.
        - Возможно, но никогда не давала понять это наверняка. Она постоянно находится у воды, даже в ненастье, а потом пропадает и возвращается еще более исхудавшей, бледной и отвратительной. Наблюдать за ней не слишком приятно. Она мечется: то заходит в море, то выходит. Однако стихии не прикажешь, та принимает ее, прогоняет и вновь волнами ластится к ногам. - Тритон сплюнул в воду. - Променять красоту и сущность русалки на подобную жизнь. Лучше смерть.
        - Однако девушка по-прежнему жива. И Эрида приставила к ней нас. С чего бы такое внимание к сестре-изгнаннице? - Хаосу захотелось подплыть поближе. Наблюдать за принцессой без хвоста было любопытнее, чем за купанием обнаженных человеческих девушек.
        - Спроси у нее, - огрызнулся Эфир. - Поплыли, я увидел достаточно, чтобы написать отчет. Хотя бы здесь водятся осьминоги, чьи чернила не растекаются.
        Хаос кивнул, но, отплыв подальше, увидел, как принцесса неподвижно стоит и смотрит в их сторону. В ее глазах таилась мгла, мокрые пепельные волосы прилипли к спине, от плоского живота вниз уходили длинные шрамы. Похожие светлели и на внутренней стороне бедер.
        «Когда-то эта часть тела была хвостом», - подумал Хаос и нырнул за братом.
        Нокте проводила тритонов равнодушным взглядом и погрузилась в воду. Горячие потоки обжигали шрамы на животе. Временами девушке казалось, что сквозь раненую кожу проступает чешуя, но стоило провести пальцами, и она чувствовала обычную неровность швов. Ее последняя беременность длилась пять месяцев - еще немного, и она подарила бы королю заветное дитя. Но однажды острая боль пронзила тело королевы, и очнулась Нокте с опустевшим животом и заботливо склонившимся над ней целителем. Он что-то говорил, но девушка не различала слов, лишь видела шевеление его тонких губ. Осознавая свою беспомощность и уродство в мире людей. Ее сказка закончилась. Ребенка не удалось спасти.
        Нокте вынырнула, и в воздух поднялись клубы пара. Натянув платье на мокрое тело, девушка побрела обратно в замок. Остаток ночи прошел в кошмарах, принесших с собой облик погибшего тритона: из его рта выползали крабы, щелкая клешнями, а на глаза садились серые мотыльки. Щелканье становилось все громче, пока Нокте не проснулась. За окном светало, громко кричали чайки, о скалы с шумом бились волны. Пахло свежеиспеченным хлебом. Впервые за долгое время Нокте испытала голод.
        Глава 2
        Черный утес
        Шестнадцать лет назад
        В тот весенний день Йоханес лежал на траве, греясь под редкими солнечными лучами, пробивающимися сквозь хмурые тучи. Он покусывал травинку, лениво глядя на стадо овец: желтоватые, светло-серые «клубочки» шерсти пощипывали сочный клевер, усеявший весь холм. Время от времени животные блеяли друг на друга, будто переговариваясь, и старались оттеснить собратьев от самых лакомых участков травы.
        Йохан ненавидел Черный утес и мечтал покинуть его, вырваться из затхлости вечного тумана и отправиться на юг, где всегда было по-летнему тепло, быстрее созревал урожай, пахло лавандой и персиками. Люди из столицы доставляли продукты на продажу в деревни Черного утеса.
        Весна на север приходила поздно, а летом становилось едва ли теплее. Большую часть года стояла хмурая погода, в воздухе витали запахи сырости и тлена, ночной холод пробирался даже под теплые овечьи шкуры. В особо сильные морозы рыбаки находили в морских пещерах окоченевшие тела нищих: несчастные пытались согреться у жалкого костра, но погибали от холода во сне. Даже мурены морской колдуньи не позарились бы на их костлявые тела. Жители держались подальше от пещер и гротов, страшась не столько холодной смерти, сколько встречи с колдуньей. Одни представляли ее клыкастой женщиной с рыбьим хвостом, другие - с многочисленными щупальцами осьминога, а третьи и вовсе считали ее тем самым туманом, круглый год окутывающим и Черный утес, и мрачный замок. Белесый смог просачивался в самые узкие щели, принося в дома кошмары и легочную немочь.
        В дни, когда туман превращался в непроницаемую стену, а стекла от мороза покрывались инеем, Йохан сидел с отцом у очага, ел горячую кашу на сливочном масле и пил теплое молоко. Мельник поглядывал в окно, за которым виднелись очертания черных шпилей замка, и ворчал:
        - Даже будь я богат, как наш мясник, ни за что бы не променял свой дом на это страшилище. Ледяной камень. Там, поди, еще холоднее, чем в могиле. Стены будто в копоти, окна не пропускают ни одного лучика света, а во время прилива подвалы затапливает, превращая замок в водяную темницу. Уж лучше жить в нашем простом, но уютном доме, где на столе всегда есть горячий хлеб, в кувшине пряное вино, а зимой овцам теплее в хлеву, нежели людям в богатом замке. Хотя, что от тех богатств могло остаться? Все давно истлело от сырости, пожрано солью или облеплено моллюсками.
        Время от времени отцу приходилось запрягать телегу и самому отправляться к южной границе за зерном. Он возвращался поздно ночью, в холод, в непогоду. Привозил мешки, и мельница начинала поскрипывать, напевая тогда еще маленькому Йоханесу свою колыбельную.
        Сколько Йохан себя помнил, мельница всегда работала. Днем и ночью отец молол зерно, чтобы потратить деньги на обучение единственного сына.
        По утрам мальчик замечал белые мучные следы на полу и шел по ним, как по тропинке, в спальню, где крепко спал отец. Забирал его одежду, уносил на улицу и чистил. У них не было никого ближе друг друга. Если отец проводил на мельнице весь день, Йоханес хлопотал по дому, разделывал пойманного зайца или купленную на рынке селедку. Они не смели приближаться к морю, брать его дары. Йохан любил слушать байки отца о временах, когда стихия благоволила их семье, но после того, как старый рыбак, позже ставший мельником, по случайности выловил черную мурену, стихия отвернулась от него. Тогда он не знал, что вытянул сетями питомца морской колдуньи, зажарил и накормил беременную жену. Йохан родился раньше срока и был очень слаб. Переживая вину за судьбу ребенка, жена мельника бросилась с утеса. Вдовец не посмел приблизиться к воде, чтобы найти тело и похоронить супругу как полагается. Работа на мельнице укрепила слабое здоровье Йоханеса, морской воздух и физический труд закалили его. Но тонкие черты лица, золотистые волосы и глубоко посаженные серые глаза придавали ему женственный вид. Мельник сумел дать сыну
неплохое образование, не хуже, чем у детей зажиточных торговцев.
        Громкое блеянье заставило юношу вздрогнуть. Прищурившись, он осмотрел стадо и, не досчитавшись одной овцы, поднялся с травы и бросился на плач животного.
        - Куда ты забралась? - негодовал Йоханес, спускаясь по холму к каменным пикам. Трава становилась реже, земля расступилась, из черных расщелин эхом доносилось блеяние овцы.
        - Морская ведьма тебя раздери, как ты умудрилась туда упасть? - цепляясь за выступы, юноша юркнул в щель. Пригибаясь, и осторожно ступая по растрескавшейся земле, он стал спускаться, пока не достиг неровных каменных плит. С каждым шагом запах сырости и подгнивающих водорослей усиливался. Йохана подташнивало от витающих в воздухе ароматов, к которым примешалось что-то знакомое, будто он очутился в лавке мясника.
        Йохан сглотнул ком в горле и прижал ладонь к дрожащим губам. На гладком камне сидела русалка. Подле ее склизкого хвоста валялась перепачканная в крови шкура несчастной овечки.
        Русалка одарила Йохана заинтересованным взглядом и осклабилась. Ее руки с серебристой чешуей по локоть были обагрены кровью, она сжимала в когтях овечье сердце, поедая его, словно яблоко.
        - Ну здравствуй, красавчик. - За спиной русалки всколыхнулся гладкий плавник. Чернильно-черные глаза моргнули, сменившись обычными, человеческими, и в зрачках блеснули веселые искорки. Овечье сердце упало на песок, откатившись к ногам Йоханеса. - И чего же ты хочешь за встречу с морской колдуньей?
        Нокте
        Густой туман окутывал берег, не позволяя разглядеть ни шпилей замка, ни даже неба. Зеленовато-синие клубы растекались вдоль черного песка, скрывая оставленные Нокте следы. В такую погоду люди прятались по домам, боясь задохнуться от удушливых испарений, затеряться и сорваться с утеса в морскую пучину.
        Вода словно замерла. Ни шума волн, ни криков чаек. Черный утес погрузился в сон, нарушаемый лишь тихими шагами Нокте. Течение принесло с юга тепло, и море согревало босые ноги девушки. В тишине раздался едва уловимый свист, и в тумане зажегся огонек.
        Агнес оставила на подоконнике свечу, заботясь, чтобы госпожа нашла дорогу к замку. Служанку обрадовал аппетит Нокте: уже который день та нормально ела. Старуха даже перестала ворчать на непогоду.
        Нокте с наслаждением улыбнулась: просачивающийся сквозь пальцы песок позволял боли в ногах утихнуть. Сделав шаг, девушка замерла, всматриваясь в странный серебристосерый цветок, раскрывающийся ей навстречу и трепещущий многочисленными лепестками.
        Склонив голову на бок, Нокте провела перед ним рукой, и десятки мотыльков испуганно вспорхнули, взмахнув крылышками, ударились о женскую грудь, ткнулись в лицо, запутываясь в волосах, и скрылись в тумане.
        Обсыпанный пыльцой, мертвый тритон лежал на спине. Вода едва покрывала его острые плечи и бедра. От груди до паха зияла рубиновая пустота: сердца не было. Некогда длинные, бронзовые волосы тритона были острижены, и неровные пряди липли к фарфоровой коже. На шее алели полосы жабр, напоминая длинные порезы. Разорванную мочку удлиненного уха припорошило черным песком - им же успело занести одну ногу, будто море пыталось поглотить свое дитя.
        Нокте склонилась над несчастным, положила ладонь на закрытые глаза, провела по разбитым губам, ледяной груди и просунула пальцы между ребер. Рука онемела, по спине пробежала дрожь.
        «Ее нет! Жемчужина пропала!»
        Магия текла по венам морского народа, собирая все силы в выращенной за сердцем жемчужине. Без нее тритон или русалка теряли способность не только колдовать, но и дышать.
        «Ее невозможно достать, не убив, но кому это понадобилось? - Нокте попыталась вспомнить первого погибшего. - Его так же выпотрошили, но я не подумала о жемчужине, не проверила, на месте ли она».
        В одном девушка была точно уверена: другие тритоны убили бы несчастного в поединке, а не расчленили, как рыбу для супа, и не лишили бы последнего достоинства - волос.
        «Морские чудовища также не нападают без повода. Если их тревожат, они могут разорвать на куски, проглотить живьем, но не выпотрошить». На руку Нокте сел мотылек, а за ним прилетели другие, трепеща крылышками над мертвым.
        Девушка попыталась смахнуть их и задела пальцем иглу на локте тритона. На коже выступила кровь. Окунув пораненный палец в воду, Нокте даже не поморщилась.
        Сквозь сизый туман стали проступать обманчиво спокойные черные волны, несущие в ее сторону по-змеиному гибкое, длинное тело. Накрапывающий дождь размыл его очертания. Из воды показался гладкий, отливающий синевой плавник. Издалека люди приняли бы существо за рыбину, но при встрече с нею человек мгновенно лишился бы жизни.
        Каждое чудовище имело свое имя. Нокте запомнила их с детства, рисуя пугающие образы на раковинах. Адаманда одобряла увлеченность младшей дочери, считая морских «стражей», как она их называла, важной составляющей подводного мира и главным «оружием» против врагов. Однако немногие разделяли мнение королевы. После войны с людьми прапрадед Нокте, король Потидэй, выстроил из костей самых крупных Латанов[7 - Левиафан (ливъятан, латану - скрученный, свитый) - морское чудовище, упоминаемое в Танахе (Ветхом Завете). Латану - змееподобное существо.] стену, навсегда отделив северные воды от коралловой столицы. С помощью трезубца он заточил опасных питомцев в пропасть Сомбры, где они погрузились в спячку.
        Серпенс высунул из воды свою чешуйчатую морду, открыл четыре сапфировых глаза и поддел носом тело.
        «В прошлый раз к мертвому приплыл аквапил, а теперь серпенс…» Морские змеи чаще всего окружали Нокте, реагируя на аромат ее крови. Аквапилы же изменяли свое тело, сливаясь с водой и камнями и становясь опасными для зазевавшихся моряков. Если чудовищ не тревожить, они могут пробыть в спячке много лет, а то и столетий, просыпаясь по велению трезубца правителя, чьи вибрации доходят до самых отдаленных уголков моря.
        Мощная волна ударилась о змея. Из воды угрожающе поднялся живой тритон. Вскинул руки, и вода превратилась в ледяные иглы. Их острия оцарапали бок серпенса. Издав крик, похожий на китовый, монстр шлепнул по воде плавником и скрылся в пучине.
        Тритон бросил ненавидящий взгляд на сидящую у тела собрата Нокте и оскалился. Быстро подплыв к девушке и ловко взобравшись на чашу, тритон коснулся живота мертвого.
        - Ты это сделала? - прохрипел Хаос, чувствуя будоражащий аромат женской крови. - Конечно, не ты: сил бы не хватило, - успокоившись, продолжил он, исследуя мертвого. Им оказался один из двуногих тритонов, кого Ее Величество избрала в качестве живых щитов для защиты Имбры - южного подводного гарнизона. Эрида не доверяла людям Сорфмарана и из года в год отправляла на юг морских стражей с севера.
        «Форкий[8 - Форкий, Форкис, Форк - в древнегреческой мифологии морское хтоническое божество, бог бурного моря, бог чудес.], похоже, ты все-таки дезертировал из Имбры. Никогда не упускал возможности надерзить хилиарху[9 - У македонян и в Древнем Египте должность командира хилиархии, то есть тысячи легковооруженных воинов.], не раз покидал пост, чтобы уплыть к берегу и развлечься с человеческими женщинами. Тебя за многое осуждали, ненавидели. Вряд ли кто-то станет сожалеть, узнав, что ты оказался здесь мертвым».
        Нокте перехватила когтистую руку тритона и прижала к месту, где должна была находиться жемчужина. Хаос поморщился - прикосновение девушки вызывало отвращение. «Кому это понадобилось? Кто настолько кровожаден?»
        Девушка сложила ладони на коленях и слабо пожала плечами. Пепельные волосы рассыпались по груди, радужку глаз заполнила чернота зрачков, на бледных губах алели трещинки. Прикосновение к тритону заставило Нокте вздрогнуть. Давно забытые ощущения холодом разлились в груди и отдались в ногах странной пульсацией. С жалостью взглянув на свои ступни, девушка поджала губы и взглянула на стража: зачесанные назад черные волосы облепили спину и широкие плечи, многочисленные порезы украшали подтянутое тело (лица аристократов-изгнанников было запрещено уродовать шрамами).
        - Больное существо. Даже монстрам тебя не скормить, - Хаос окинул девушку высокомерным взглядом.
        Нокте видела брезгливость стража и хотела крикнуть: «Я не убивала!» - но тритон и сам это понял: девушке не хватило бы сил затащить мертвого в чашу и выпотрошить. Для этого необходимы хитрость и сила. К тому же (и это снимало с Нокте все подозрения) Форкий служил на юге и никак не мог встретить свою смерть близ Черного утеса.
        Девушка ткнула пальцем в море и провела рукой по воздуху, изобразив волну.
        - Это я и без тебя понял, он не мог сюда приплыть. Границы закрыты. Ее Величество наложила защитные чары, и те пропускают лишь мертвых. Течение из южных вод принесло труп сюда, куда приплывает всякий мусор. - Тритон поддел кончики остриженных прядей Форкия ногтем.
        «Только среди наших принято обрезать предателям волосы за совершенное преступление. Не удивлюсь, если это работа южных стражей из благородных: они всегда смотрели на нас как на ничтожеств».
        - Хорошо, что ты молчишь, изгнанница: я вижу твое уродство, но хотя бы не слышу тебя. - Хаос подтянул мертвого к себе, перекинул через плечо и нырнул в черную воду.
        Снова Нокте осталась одна. Уколотый палец пощипывало от морских брызг. Ладонь уплывшего тритона оказалась холодной с бархатистыми чешуйками.
        «От солнечного или лунного света те переливались бы серебром».
        Тонкая морщинка пролегла между бровей девушки, она вспомнила: «Даже после смерти носителя в жемчужине остается магия».
        Сомбра
        Кладбище затонувших кораблей, разбившихся о скалы возле Черного утеса, стало пристанищем для отщепенцев морского народа.
        Подводный бастион возвышался над бездной, из которой поднимались пузырьки воздуха. Там, в глубоких пещерах, крепко спали древние чудовища. Ни один морской житель не сумел бы до них доплыть: или замерз бы в ледяной воде, или был бы сожран скорыми на расправу серпенсами - те таились в норах, как чайки на скале, сверкая в темноте горящими глазами.
        Бастион Сомбры, окруженный колючими фиолетовыми кораллами, напоминал огромный галеон с многочисленными шипами-мачтами и развевающимися парусами, в которых любили укрываться аквапилы. Тритонов они не трогали, скользя по ткани и сливаясь с деревом. Серпенсы кружили под свисающими над пропастью якорями, молодые особи устраивались на них и дремали. За провалом виднелись розоватые поля, - на первый взгляд, безобидные, но изрытые подземными тоннелями со штейнами - единственное место, за которым Эреб наблюдал со всей тщательностью, следя, чтобы популяция проклятых «медуз» не превышала допустимого уровня.
        Когда он напивался вина, добываемого стражами из очищенных чернил каракатицы, то принимался крушить кнутом из хвостов электрических скатов тоннели штейнов. Чудовища медленно выплывали из спячки и, не успев очнуться, превращались в ничто. Зимой штейны пробуждались и пытались пробиться сквозь электрическую стену к теплым водам Умбры, но Эреб день и ночь следил за магической защитой.
        Как-то один зазевавшийся страж выпустил в сторону коралловой столицы несколько взбесившихся самок «медуз», но едва те достигли границ, как были убиты Эребом, а караульный - разрублен на куски (в бешенстве глава гарнизона не уступал в кровожадности монстрам).
        Трезубцы северных стражей, как и все оружие в Умбре, были выкованы в жерле вулкана. Защитой служили острые плавники на позвоночнике и руках тритонов. Некоторые из стражей создавали доспехи из чешуи серпенсов.
        Сомбра была опасна для не мутировавших жителей своими скрытыми ловушками и особенно - тягучими водами, в которых русалки увязали, будто в ядовитых водорослях.
        Яд Сомбры изменил тела изгнанников, лишив привычных хвостов и гладких плавников. Былая красота сменилась уродством.
        Отщепенцы Умбры болезненно переносили мутацию. Приходилось ждать, пока затвердеют лучи плавников: они мешали спать, кололи, резали нежную кожу-чешую, пока та не приобретала защитный слой и не позволяла яду местных растений и паразитов навредить своему носителю. Тяжелее всего было переносить мутацию по разделению хвоста: тритоны неделями не могли пошевелиться, лежа в своих деревянных каютах в сплетенных из прочных водорослей гамаках, слушая хруст костей, треск разрываемой плоти. Привыкнуть к новой форме удавалось не каждому: некоторые предпочитали броситься в пропасть, где чудовища только и ждали добычу.
        Королева читала донесения Эреба о смертниках, но не пыталась ничем помочь: ей не нужны были слабые отщепенцы, никчемный воин хуже рыбы, не мечущей икры, - ту хотя бы можно съесть.
        Когда Хаос принес Эребу тело Форкия, отец смерил его равнодушным взглядом.
        Он поглаживал рукоять кинжала, украшенную драгоценными камнями (вместе с затонувшими кораблями Эребу достались и несметные людские богатства).
        - Ты не спросишь, как он здесь оказался? - спросил сын, кивнув на мертвого.
        - Мне плевать, откуда принесло эту падаль - главное, чтоб на моей территории не отравлял воду, - скучающе отметил глава Сомбры.
        Хаос криво улыбнулся:
        - Он лежал на чаше горячего источника у подножия Черного утеса. Изгнанница обнаружила его первой.
        - Ты намекаешь, что хрупкая девушка сумела убить одного из наших стражей? Не припомню, чтобы назначал его в караул.
        Хаос качнул головой:
        - Это Форкий. Когда я покидал Имбру, он был еще жив и служил там.
        Эребу потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить услышанное. Его глаза сузились, а кинжал лег на коралловый подлокотник кресла.
        - Хм, Форкий… Что-то знакомое… Уж не на него ли мне поступали постоянные жалобы: кутежи, связи с людьми, самовольный уход с поста? Да и в магии он, как всякий неблагородный, слабоват.
        Хаос промолчал.
        - И ты хочешь, чтобы я потратил время на выяснение причин смерти этого… предателя?
        - Хочу, чтобы вы, отец, как глава стражей северных границ разобрались с тем, что произошло с нашим воином, который вместе с другими был послан в Имбру. Это все, о чем я прошу, - отчитался Хаос, глядя в потемневшие глаза отца.
        «Ты считаешь себя несправедливо наказанным, просишь королеву пощадить хотя бы нас - твоих сыновей. Выбил несколько мест в Имбре для продвижения по службе, но плевать хотел на остальных. Как и у аристократов с юга, отщепенцы вроде Форкия вызывают у тебя отвращение. Никому нет дела до их смерти, даже столь отвратительной». Кончики пальцев и перепонки между ними закололо. Хаос вспомнил о пустоте на месте жемчужины в теле мертвого, но теперь ощутил ее в собственной груди, будто не Форкий лишился средоточия магии, а он.
        Эреб опустил взгляд. Сдался и пробормотал:
        - Ладно, узнаю, как он оказался здесь в таком… виде.
        Хаос слышал в голосе отца отвращение. Вдруг он понял, что испытывала Нокте рядом с ним, не подавая виду, как ей тяжело. От затылка по позвоночнику будто прошел разряд тока. Шипы на плавниках ощетинились, вызвав у Эреба недоумение.
        - Я же сказал, что разберусь, - раздраженно проговорил глава.
        - У него отобрали жемчужину. - Хаос быстро успокоился: плавники сложились, прилегая к телу второй кожей и темнея на локтях и вдоль позвоночника.
        - Хм, какой прок с крупицы магической энергии Форкия, которой у тебя гораздо больше.
        «Вот и выясни», - подумал Хаос и, поклонившись отцу, покинул комнату-каюту.

* * *
        В лунном свете Нокте увидела отблеск чешуи тритона, сидящего на одном из черных рифов. Она отложила перо, подула на подсыхающие в дневнике чернила и задумчиво побарабанила по столу, задев пальцами лежащий рядом браслет из нежно-голубых агатовых бусин (Агнес принесла его этим вечером, сказав, что нашла в неразобранных сундучках).
        Нокте не хотелось притрагиваться к подаркам, напоминающим о ее венценосном прошлом. В Черном утесе она осознала, что та жизнь была ей в тягость: веселые балы оставляли во рту кислый привкус, мучили головокружение и боль в ногах, такая, что она не могла ходить - слугам приходилось нести ее в спальню, где со льдом наготове уже поджидала верная Агнес.
        Служанка расшнуровывала душащий корсет, смазывала синяки на нежной коже госпожи мазями, отпаивала травяным чаем, заставляя протрезветь. Король приходил к жене на несколько минут - убедиться, что с его маленькой русалочкой все в порядке - и вновь исчезал в толпе. В такие ночи Нокте как никогда осознавала свое одиночество. Окажись она на дне черной пропасти, среди древних монстров, ей было бы не так тоскливо, как в наполненном веселящимися людьми дворце.
        Каждое утро ее будили, не дав как следует выспаться, обряжали, будто куклу, давали бесконечные наставления по этикету, от которых Нокте начинало трясти. Стоило глазам потемнеть, как это мгновенно ставили в упрек, напоминая о ее природе.
        Неважно, с ногами или хвостом - королева все равно оставалась для окружающих чужачкой, диким и опасным существом. За спиной она слышала шепот придворных, дурные слухи, которыми те пугали своих детей, говоря, что королева-русалка по ночам оборачивается морской ведьмой и крадет непослушных малышей из колыбелек. Дети сторонились Нокте, но она не роптала, не смела жаловаться мужу, утешаясь тем, что они по-прежнему вместе, любят друг друга.
        «Любовь, - Нокте усмехнулась, сжав браслет. - Ложь». Она приблизилась к окну: тритон оставался на своем посту.
        «Я была глупа, наивна. Люди преподали мне бесценный урок. - Браслет полетел в окно и исчез в темноте. - Счастье, что матушка не дожила до моего позора: ей было бы больно увидеть меня такой».
        В дверь тихонько постучали, и комнату осветила свеча. Агнес стояла в длинной ночной сорочке и побитом молью халате.
        Расшитые золотыми нитями рукава поистрепались, а на мягких тапочках больше не звенели бубенчики.
        Поношенная одежда королевской семьи отдавалась придворным и слугам. Нокте следила, чтобы ни один из ее нарядов не уплыл к благородным, но гнусным дамам - те изнуряли себя нещадными диетами, лишь бы влезть в дорогие платья королевы.
        Агнес успевала ловко перешить одежду на себя или раздавала верным камеристкам, перепадало кое-что дочерям и племянницам поваров. Дворцовые слуги единственные, кто относился к Нокте по-доброму.
        После того как служанка однажды поймала некую графиню на краже драгоценностей своей госпожи, Агнес стала прятать подаренные королем украшения по шкатулкам и сундукам.
        Временами Нокте казалось, что служанка как серый кардинал: знает обо всем происходящем во дворце, но вмешивается, только когда чувствует угрозу своей госпоже или невинным слугам.
        - Н е засиживайтесь, приятных вам снов, госпожа, - улыбнулась Агнес и ушла. Полоска света под дверью исчезла.
        «Кому понадобилась смерть этих тритонов? Неужели в Имбре творится что-то неладное? Для чего кому-то жемчужины?» - вопросы мучили Нокте, пока начавшийся шторм не заглушил мысли, а сон не сморил ее.
        Глава 3
        Агнес приблизилась к заставленному пустыми кубками столу и откашлялась, привлекая внимание госпожи. Нокте подняла на нее взгляд, склонила голову набок и слабо поморщилась. После второго трупа ее мучила бессонница, к которой добавились частые головные боли и невероятная жажда. Она вновь утратила аппетит, а после длительной ходьбы накатывали приступы тошноты.
        - Госпожа, пойдемте, я должна кое-что вам показать, - пробормотала Агнес, поманив за собой.
        Нокте отложила перо, пропустила между страниц дневника ленту и, сделав последний глоток воды из очередного кубка, последовала за служанкой.
        Они миновали коридоры, увешанные обветшалыми, утратившими краски гобеленами, спустились по лестнице в подвал, а оттуда в винный погреб. Агнес указала на узкую черную дверь в глубине помещения и зажгла свечу в стоящем на полу фонаре. Кислый запах вина смешивался с сыростью, тленом. В отблесках свечи Нокте видела местами облепленные ракушками моллюсков стены, мох и стекающие по каменной кладке в желоба струйки воды.
        - Удивляюсь, как в таких условиях вино не испортилось, - проворчала Агнес и, сунув ключ в дверной замок, со скрежетом прокрутила. Дверь нехотя поддалась, и фонарь осветил еще одну лестницу: широкие, местами растрескавшиеся ступени уходили в черный провал заполненного темнотой грота. Со сталагмитов в воду с эхом падали капли, постукивая о корму привязанной к узкой пристани лодки. Моряки доставляли свежие морепродукты в замок через проход в гроте, откуда Бастиан забирал корзины. Во время сильных приливов Черный утес затапливало до погреба (повару пришлось перетащить неиспорченное вино в кухню). С возвращением Нокте стихия поуспокоилась, и потопов больше не случалось.
        Агнес с Бастианом пришлось изрядно потрудиться и нанять в помощь местных, чтобы сделать Черный утес пригодным для жизни людей, а не морских тварей. Работы и по сей день оставалось предостаточно, однако Агнес не унывала. Нокте удивлялась крепкому здоровью старушки: та ни разу не пожаловалась на боли в спине или ломоту в костях.
        - Госпожа, вы что-нибудь видите? - щурясь, служанка поводила фонарем, боясь, что некоторые из ступеней могли обвалиться и она рухнет в ледяную воду (плавать старушка не умела). Нокте перехватила фонарь, взяла Агнес под руку и стала спускаться первой, пока они не остановились у покачивающейся на воде лодочки.
        Встревоженные светом, от кормы по веревке испуганно расползлись крабы, исчезнув среди облепивших дно водорослей. От растений исходило голубовато-зеленое мерцание, позволяя и без фонаря разглядеть гальку, перламутровые раковины и вросшее между камней окоченевшее тело тритона.
        - Бастиан нашел его сегодня, когда забирал морепродукты. Как же мертвец здесь очутился? Неужели принесло течением… - Старушка с кряхтеньем опустилась на колени, всматриваясь в «двуногого». - Выглядит словно спит. До чего красив: волосы черные, чешуя сверкает!
        Нокте поставила фонарь рядом с Агнес и спрыгнула в воду, ощутив опоясавший бедра холод.
        - Куда вы, простудитесь же! - проворчала служанка, и ее голос эхом разнесся по гроту. - Вот непослушная девица!
        Добравшись до тритона, Нокте взяла его за колыхающуюся руку и попыталась вытянуть тело, но камни и водоросли никак не отпускали его. Зелень надежно оплела ноги и шею, в центре груди виднелся порез.
        «Прости меня». Девушка поджала губы и, протянув руку, нащупала пальцами пустоту - жемчужина отсутствовала.
        Сердце Нокте болезненно сжалось, дыхание перехватило, а взгляд затуманился. Сквозь пелену она увидела живого тритона, услышала дивный напев знакомого до боли голоса - ее собственного, которым она обладала с рождения и отдала морской колдунье в обмен на ноги. Тритон полз к ней из воды, губы несчастного расплылись в счастливой улыбке, взгляд зачарован, разум одурманен пением.
        Нокте прижала ладони к горлу, ощутив пальцами порезы жабр. «Это пою не я!» - с испугом подумала девушка. Опустив взгляд ниже, она увидела вместо привычных ног склизкий бледно-серый хвост, каким не обладал ни один морской житель. На животе виднелись грубые швы, будто конечность наспех пришили к туловищу, между пальцев с черными ногтями белели перепонки. Нокте коснулась лица и ужаснулась: оно принадлежало неизвестной, в чьем теле она оказалась, и именно на ее песню заманили несчастного. «Уходи, берегись!» - хотела крикнуть девушка, но чужой голос не умолкал. По каменному полу поползла тень. Не своими глазами Нокте увидела костяное лезвие: рукоять украшали мелкие клыки сородичей.
        Жертва лежала у хвоста Нокте. Тритон гладил ее разорванные плавники и даже не вскрикнул, когда орудие вошло в его грудь. Песня стала еще громче. Мужская рука отбросила сердце и вырвала окровавленную жемчужину - в полумраке та обрела нежно-розовый оттенок. Нокте потянулась к умирающему тритону и закрыла его глаза.
        - Госпожа, возвращайтесь! Ему уже не помочь. - Голос Агнес вернул девушку в грот.
        Охваченное резкой слабостью тело онемело, левая рука перестала слушаться. Нокте обернулась к Агнес и стала пробираться сквозь воду, замедляя шаг, пока не остановилась: холод остудил охваченный огнем разум, в ушах зазвучал крик служанки, и девушка потеряла сознание.
        Черный утес
        Шестнадцать лет назад
        Йоханес неотрывно глядел на русалку, боясь пошевелиться. Ему казалось, что стоит сделать крохотный шажок, как морская колдунья набросится на него, перегрызет горло, и старик-отец останется совсем один.
        - Боишься? - Русалка провела ноготком по своим окровавленным губам, облизнулась и поманила рукой. - Подойди, я не могу как следует разглядеть тебя.
        Напевный голос колдуньи будто оплел Йохана незримыми нитями, и он приблизился к ней. Мурены зашипели, расплескивая воду своими вертлявыми телами, та хлынула юноше на ноги, смыла кровь с песка и утянула надкушенное овечье сердце. Одна из мурен ловко перехватила мясо пастью, вторая попыталась вырвать. Их потасовку прервала вызванная колдуньей шумная волна: питомцы исчезли в пене, оставив на поверхности пузырьки воздуха.
        - Негодницы, никак их не воспитаю, - проворковала колдунья, коснувшись плеча Йохана. Тот зачарованно глядел на нее. - Как твое имя, мой маленький пастушок?
        - Йоханес, - прошептал-прохрипел он, склонив голову на бок и ощутив виском ледяную, немного влажную ладонь русалки. Мысли в голове путались. Один голос кричал ему: «Беги!» - другой: «Оставайся на месте».
        Колдунья погладила юношу по щеке и одарила поцелуем.
        - Люблю смелых, а ты еще и красив… - шепнула она Йохану на ухо, обдав рыбным смрадом.
        Губы пастуха покалывало, на кончике языка ощущался солоноватый привкус. Русалка вдруг перестала казаться ужасным монстром и превратилась в привлекательную женщину с рыбьим хвостом, чья чешуя сверкала жидким серебром.
        - Хочешь погладить?
        Колдунья притянула его к себе, черные локоны упали на грудь Йоханеса, оставив на рубахе влажные следы. Дрожащими пальцами юноша коснулся бедра русалки, ощутил бархатистость чешуек и услышал стон.
        - Я сделал тебе больно? - удрученно спросил он, но в ответ получил насмешливый взгляд.
        - Нисколько, мой дорогой. Уже очень давно ни один человеческий мужчина не прикасался ко мне, я истосковалась по теплу. - Колдунья поддела шнурок его рубашки ногтем и распустила узелок.
        От смущения у Йохана загорелись щеки, тело охватил жар, который русалка мгновенно остудила, стянув с него рубаху и запечатлев на груди поцелуи (от них остались крохотные багровые следы укусов). Холодные, немного склизкие руки колдуньи погладили юношеские плечи и плоский живот.
        От напряжения в висках застучало, дыхание перехватило, Йохан едва устоял на ногах. Сильные руки колдуньи успели подхватить юношу и уложили на песок. Всего на миг Йоханес увидел настоящую женщину - с длинными ногами, нежной, румяной кожей. Черные тугие локоны накрывали лицо юноши, когда колдунья склонялась над ним и до боли кусала-целовала его губы. Запах крови усилился, смешавшись с сыростью и вскружив пастуху голову. Волны с шумом ударялись о камни грота, убаюкивая любовников.
        - Приходи еще… - донесся до пастуха напев колдуньи, выскользнувшей из объятий засыпающего Йохана.
        Он пробудился от холода. Осмотревшись, юноша приподнялся на локтях и вскрикнул от боли: бедра, грудь и руки покрывали успевшие подсохнуть порезы, оставленные русалочьими плавниками. Самой колдуньи в гроте не оказалось. Растворилась, будто смытая волной ракушка.
        Подобрав разорванную одежду, Йохан тяжело вздохнул и вернулся к стаду. О мертвой овце он даже не горевал, соврав отцу, что та сорвалась с утеса.

* * *
        Агнес успела схватить госпожу за руку, прежде чем та пошла ко дну. Поднатужившись, служанка вытянула девушку на пристань. Времени, чтобы позвать на помощь Бастиана, не было.
        - Помоги отнести госпожу в спальню, - взмолилась она, обернувшись к незаметно подплывшему Хаосу. Любопытство того стало удачей для старухи.
        Тритон ощетинил плавники, зашипел и, смерив служанку презрительным взглядом, нырнул на глубину. От пристани отделилась волна и, накрыв тело Хаоса, окружила плотным водяным шаром и подняла в воздух.
        - Выполняй, что приказано, и, возможно, я помогу тебе узнать, кто убийца твоих братьев, - прохрипела Агнес, держа над собой сжатую в кулак когтистую руку. Помолодевшие пальцы посеребрила чешуя. Морщины разгладились, вернув лицу прежнюю холодную красоту. Черные локоны рассыпались по плечам.
        Морская колдунья перенесла водяной шар на мостик и разжала пальцы. Вода с шумом хлынула вниз, и тритон упал на колени, тяжело дыша и прижимая ладони к ребрам. Застряв в ловушке колдовства, он не мог вдохнуть, будто незримая рука Агнес до удушья сжала ему грудь.
        - Засунь свою ненависть в раковину и не смей мне ее показывать! Сейчас же помоги донести Нокте. И, быть может, я не убью тебя сегодня, - с усмешкой проговорила колдунья, придерживая голову племянницы.
        Хаос скрипнул клыками, но не посмел прекословить. Морская колдунья не носила позорного клейма изгнанницы. После смерти сестры - королевы Адаманды, а затем и короля она оказалась единственной, в чьи руки дались артефакты. Агнес, скрыв свое подлинное имя Ангела, отказалась от короны в пользу Эриды, только мало кто об этом знал. Хаосу рассказал отец, которому в свое время поведала сама колдунья, прежде чем покинуть коралловую столицу. Никто не знал причин ухода Ангелы, как и не понимал, почему она искалечила судьбу Нокте: посмела заключить с принцессой сделку, потребовав голос и магию в обмен на человеческие ноги.
        «Родная тетка сгубила одну племянницу и одарила властью другую».
        - Поторапливайся! - прорычала Ангела-Агнес, кивнув на мертвенно-бледную Нокте.
        Хаос прикоснулся к девушке. Он ощутил во рту кислый привкус, но сдержал тошноту и последовал за колдуньей с Нокте на руках. Уложив несчастную на кровать, Агнес занялась племянницей. Не решаясь уйти, Хаос пристроился у окна: морской воздух помогал избавиться от дурноты и ненадолго забыть о зуде в ладонях после прикосновения к женском телу.
        Агнес принесла длинный сверток, из которого вытянула серебряную иглу с крючком на конце и глубокую миску. Под мышкой она удерживала большую деревянную шкатулку. Открыв ее ключиком размером с мизинец, вытащила два стеклянных флакона. Женщина налила воды в кубок, смешала травяные настойки и поднесла питье Нокте. Придерживая госпоже голову, Агнес стала постепенно вливать жидкость в горло девушки.
        - Давай, моя красавица, по чуть-чуть, вот так… - приговаривала служанка. - Это быстро поставит тебя на ноги.
        Сложив руки на груди, Хаос хмуро поглядывал на манипуляции колдуньи.
        «Проклятая химера. Ей не нужно колдовать, чтобы обернуться человеком, она родилась с мутацией».
        - Иди сюда, - скомандовала та, и тритон нехотя подчинился.
        - Не стоит делать такое скорбное лицо, а то решу, что ты желаешь его подправить. - Агнес хитро прищурилась, проведя ланцетом[10 - Ланцет (от лат. lancea - копье) - колющий хирургический инструмент с обоюдоострым лезвием для вскрытия нарывов и т. п.] перед своими губами. - Держи. - И сунула ему в руку миску.
        Хаос скрипнул клыками, но продолжил молча выполнять указания. Колдунья оттянула рукав платья Нокте и проткнула голубоватую вену инструментом. На светлой коже выступила ярко-красная капля, и в чашу потекла струйка крови.
        Агнес держала племянницу за руку, губы ведьмы шевелились, отсчитывая секунды, прежде чем она убрала ланцет и быстро перевязала место укола.
        - Можешь выпить. - Колдунья противно захихикала.
        Хаосу захотелось швырнуть в нее чашей, но он поставил посуду на тумбочку. Пальцы дрожали, в носу нестерпимо чесалось. Кровь Нокте будоражила мутировавшего тритона.
        Осмелев, он задал вопрос:
        - Почему вы так живете?
        Колдунья ухмыльнулась.
        - Где мне еще быть, как не подле своей жемчужинки? Я вырастила их с Эридой себе на замену, но младшая поплыла по одному течению, а старшая - по-другому. Их будущее до последнего было сокрыто от меня. - Агнес укрыла Нокте одеялом и, подтащив стул, уселась рядом.
        - Она умрет? - выдавил Хаос, не до конца осознавая, насколько сильно этого желает.
        - Не сегодня, а ты ступай и о случившемся никому ни слова. Что до сведений, которых ты так жаждал, - они у Эреба. - Колдунья даже не взглянула на него, неотрывно смотря на племянницу и постепенно обретая прежний старушечий облик: волосы поседели, одежда повисла на вмиг усохшем теле, спина искривилась, а чешуя растворилась в покрытой пятнами морщинистой коже.
        Не поворачиваясь к Агнес спиной, тритон покинул спальню, вернувшись в грот за телом брата. Если он доставит его в Сомбру, другие решат, что он так же сбежал и подвергся нападению чудовищ.
        «Форкий, ты принес нашему братству дурную славу. Каждый из морского племени знает: от предателей можно ожидать чего угодно, даже если они из благородных, как Герас».
        Разорвав водоросли когтями, Хаос взял мертвого под мышки и потянул на себя. Тело нехотя выскользнуло из каменных объятий.
        «Я отнесу тебя домой, брат», - Хаос сжал руку Гераса, как когда-то в детстве старший брат держал его, водя по коралловому саду столицы, показывая красоты - диковинные раковины и морские цветы. Им обоим, Хаосу и Эфиру, Герас заменил вечно отсутствующего отца. Эреб стремился к славе воина и мечтал возвысить сыновей.
        Тритон замер, осмотрел тело брата и нахмурился: «Кажется, я зря унес тебя из грота. Изгнанников запрещено хоронить в жерле вулкана - их скармливают чудовищам». Но возвращаться было поздно, как и просить колдунью помочь с погребением. «Морская бестия может приказать что угодно или вовсе откажется помогать. Может, отец не будет столь жесток к гибели собственного сына». До Сомбры Хаоса одолевали сомнения. Однако вместо того, чтобы подплыть к главному входу, тритон вильнул к вырезанным в дереве окнам своей кельи (он практически в ней не бывал, проводя большую часть времени подле Черного утеса). Эфир с радостью поменялся бы с ним местами, но не смел увиливать от обязанностей. Когда Хаос плавал возле утеса, Эфир нес караул на границе, согреваясь в проникающих с юга на север теплых водах.
        Повернув гвоздь, скрытый между деревяшек оконной рамы, Хаос проник в каюту и уложил тело брата в гамак. В отличие от Имбры, где воины квартировали в удобных и чистых пещерах в недрах скалы, «спальни» Сомбры были разбросаны по затонувшим кораблям - кто нашел себе подходящее место, там и обосновался.
        Не без сожаления Хаос вспоминал тоннели из белого камня, подсвеченные голубоватым светом кораллов. С потолка гротов опускался занавес из мерцающих синевой пещерных светлячков, чьи личинки собирались на нитях в шарики. «Гирлянда» едва доставала до воды, напоминая многочисленные тропинки, указывающие тритонам направление.
        В ночное время вход в Имбру защищала живая изгородь из бирюзовых актиний[11 - Актинии, или морские анемоны (лат. Actiniaria), - отряд морских стрекающих из класса коралловых полипов (Anthozoa).]. Их щупальца мирно колыхались, но стоило неизвестному нарушить границу, и «цветы» оплетали жертву, парализуя ядом и превращая в застывшую статую. В остальное время актинии спокойно уживались с тритонами, позволяя «пересаживать» себя с места на место.
        Хаос знавал нескольких имбрийцев, которые ни разу не брались за трезубцы, занимаясь лишь хозяйственными делами и подводным садоводством. Некоторые из аристократов, самые высокомерные, относились к ним с презрением, считая службу королеве и защиту границ престижнее уборки гротов и чистки посуды. Свое жилье Хаос делил с Форкием. Еще в Сомбре напарник показал себя виртуозным лжецом, умеющим выкрутиться из любой неприятности или увильнуть от службы. Даже Хаосу не всегда было понятно, когда Форкий лжет, а когда честен. В Имбре у них было множество задач: защита границ, наблюдение за людьми, отслеживание активности и размножение монстров. Когда течение становилось теплым, на границе севера и юга из подводных трещин выплывали аквапилы и начинали быстро размножаться. За проникновение в южные воды опасных детенышей и нападение их на людей глава Имбры Аргалид мог вырвать плавники или вовсе лишить подчиненных головы. По заключенному после войны мирному договору морские жители обязались защищать двуногих от напастей стихии, а люди, в свою очередь, - не охотиться на хвостатых и ловить рыбу лишь в оговоренных
местах, не мешая ежегодной «ловле» имбрийцев.
        Аргалид превратил обязанность в забаву и награждал того из воинов, кто убьет больше всего чудовищ своим трезубцем. В последний раз выиграл Хаос. Но вместо повышения и новой пещеры он попросил поменяться местами с Герасом, желая, чтобы старший брат хоть ненадолго пожил как благородный тритон, а не изгнанник.
        Закрыв на окне скрипнувшую решетку, Хаос поплыл к краю скалы. Через один из иллюминаторов он увидел отца, нависающего над заваленным документами столом. Если бы не эссенция из слизи морских червей, дерево давно бы разрушилось. Над раковиной с чернильницей привязанные за плавники, колыхались цератии[12 - Цератиевидные, или глубоков?дные уд?льщики (лат. Ceratioidei), - подотряд глубоководных лучеперых рыб.], освещая «удочками» развернутые листья ламинарии с докладами. Эреб нервно барабанил когтями по столу, время от времени поглядывая на черный шарик - Нафаивель (глаз морского чудовища, убитого королем Потидэем[13 - Прапрадед Нокте. В годы его правления произошла война между людьми и морским народом.]), вставленный в коралл-подставку. Главы Имбры и Сомбры связывались и общались между собой через шар. Третий был у королевы, а четвертый исчез вместе с морской колдуньей. Из остова Нафаивеля Потидэй также создал стену, разделяющую Сомбру и Умбру.
        Хаос видел шевеление отцовских губ, но не различал слов. Приблизившись к широкому окну, он вплыл в кабинет.
        Эреб скривился, будто увидел нежеланного гостя, и ладонью накрыл шар.
        - То, что ты мой сын, не дает тебе права входить без приглашения.
        - У меня дурные новости, глава северных вод Эреб, - официально обратился к нему Хаос, расчертив воду рукой с выступившим плавником. В глазах Эреба сверкнул гнев - он терпеть не мог, когда сыновья паясничали.
        - Неужели ты принес очередной труп предателя? - Глава криво улыбнулся. - Лучше послушай меня. Я связался с Аргали- дом и вот что узнал о твоем дружке Форкии. В последний раз его видели на посту, откуда он снова нагло сбежал на берег, где был замечен с человеческими женщинами. Он не гнушался утолять с ними свои желания. Потом он вернулся в Имбру и был пойман другими воинами. Они его и остригли, а в отместку за это Форкий высказал в адрес королевы не только оскорбления и гнусные домыслы о ее истинной природе, но и угрозы, а также имел наглость упомянуть об узурпации трона мутировавшей русалкой.
        Хаос сжал губы, ноздри затрепетали. Именно от Форкия он узнал многое о человеческом теле: как делать искусственное дыхание и что с женщинами куда приятнее проводить время, нежели с холодными, бесчувственными русалками, в которых нет никакой страсти.
        «Морской народ мог о многом шептаться, но никто бы не посмел даже подумать о незаконном правлении. Эрида - дочь короля, доказавшая свое право на трон. Не будь она достойна, трезубец с короной расплавили бы ее, как подводный вулкан тела мертвых», - подумал тритон.
        - Этот червь начал рассказывать, как в юности Эрида влюбилась в него, а потом не смогла смириться с их расставанием и уплыла в пучину Сомбры, где и мутировала. Ты можешь себе подобное представить? Дочь короля и мутант.
        Хаос промолчал.
        - Отец, я пришел не за этим. В грот Черного утеса течением прибило тело. Это Герас.
        Эреб удивленно вскинул брови, покачал головой и отложил бумаги, будто не веря в услышанное.
        - Ранен или убит? - холодно спросил он.
        Хаос опустил голову еще ниже, шея неприятно заныла.
        - Где он?
        - В моей каюте.
        Эреб поднялся из-за стола и, подплыв к сыну, прошептал:
        - Веди.
        Внутрь он даже не заплывал. Глянул на труп старшего сына и сказал:
        - Отнеси его к подводному вулкану, в ночи, когда в столице все спят, и сожги. Если встретишься с королевскими стражниками, скажешь, что в их сторону уплыл молодой серпенс. Вулканы находятся между границами Сомбры и Умбры - тебя не должны задержать. И позаботься, чтобы никто не увидел тела Гераса.
        Уже очень давно Хаос понял: ради своих амбиций и возвращения в коралловую столицу отец пойдет на все, даже закроет глаза на смерть своего ребенка. Сыновья для него были очередным способом достигнуть цели.
        - Я обо всем позабочусь, - пробормотал Хаос, не глядя на отца.
        - Надеюсь, - холодно ответил глава Сомбры и уплыл к себе, мысленно продумывая разговор с Аргалидом о гибели сына.
        Дождавшись темноты, когда даже свет луны не проникал в воды Сомбры, Хаос выплыл из зарослей ламинарий со свернутыми листьями под мышкой. В каюте он завернул в них тело брата, связав корабельными канатами. Укрытый зеленовато-синим «одеялом», Герас словно спал. Хаос позаботился закрыть его глаза навечно, сложить руки на груди поверх раны и долго не мог подобрать слов прощания.
        - Ты бы ни за что не покинул Имбру, не ушел с поста, как сделал Форкий. Мы честно служили, исполняли желания отца, чтобы он добился своего, но теперь остались лишь мы с Эфиром. Я постараюсь узнать, кто сделал это с тобой и нашими собратьями, а ты… переродись в новом облике. - Тритон накрыл лицо и голову Гераса листом, затянул узлы и под покровом темных вод отправился к границе.
        Проплывая над бездной, Хаос держал перед собой трезубец, опасаясь, что из черных глубин может выплыть чудовище и заглотить тело, как рыба нанизанную на крючок наживку. Кораллы облепили тоннель, уходящий вглубь долины штейнов. От замерших над головой цианей исходил голубоватый свет, освещая Хаосу путь до луга посидоний[14 - Род морских травянистых растений (так называемых «морских трав»).], где вода становилась теплее. Он постарался побыстрее миновать этот участок. Волоча за собой тело, Хаос с трудом прорвался через обширный луг и выбрался к Алому лесу. Его назвали так из-за кораллов дивного кровавого цвета. Вода стала горячее, и тритона с непривычки бросило в жар. После длительного проживания в Сомбре он отвык от этих ощущений.
        Местами дно начинало дрожать или расходилось трещинами, и вверх поднимался огромный пузырь с кипятком. Вулкан был близко. Хаос чувствовал его жар: застарелые шрамы на теле начинало печь, от усталости и чрезмерного тепла движения замедлялись, дыхание перехватывало. Тритон склонился к одному из кораллов, уткнулся лбом в дно, переводя дыхание. Полежав некоторое время и отсчитав минуты, чтобы не уснуть и не свариться заживо, он продолжил путь, опираясь на трезубец, и наконец выплыл к темнеющей воронке. Положив тело брата на край жерла, он в последний раз провел по нему рукой. Толкнув, попятился назад и оперся спинным плавником о коралл в ожидании извержения.
        Земля задрожала еще сильнее, и из воронки поднялся вихрь, разбрызгивая обжигающие капли и унося то, что еще недавно было Герасом. После вулкана от морского народа не оставалось ничего, кроме пены, в пузырьках которой, по легенде, могла сохраниться жемчужина для перерождения. Эту сказку знали все жители Умбры. С младенчества маленьким тритонам и русалочкам рассказывали, что если после смерти в пене осталась жемчужина-душа, то она может переродиться.
        Но от Гераса не осталось ничего. Потирая обожженное плечо с покрасневшими чешуйками, Хаос сжал трезубец и поплыл в Сомбру. Дорога обратно показалась ему долгой, будто до своей каюты он добирался не несколько часов, а несколько дней. Своим трезубцем он воспользовался лишь над пропастью, чтобы отогнать назойливого серпенса, соблазнившегося ароматом паленой чешуи.
        Умбра
        Эрида сидела среди мягких губок за продолговатым столом, высеченным из кости Нафаивеля, и внимательно просматривала отчеты глав южных и северных вод. Аргалид, как всегда, писал на серебристой чешуе тарпона[15 - Хищная, довольно крупная рыба.], Эреб сумел добыть особые чернила, позволяющие написанному не расплываться.
        Стопки с отчетами росли по мере прочтения. Несмотря на усталость и зуд в хвосте, Эрида не отходила ко сну, пока не завершала все дела.
        «Если бы тетушка была здесь, то непременно разворчалась о том, что я себя не берегу». Королева устало закатила глаза. Проведя рукой перед собой, русалка сжала пальцы в кулак и услышала отчетливый щелчок: коралловая задвижка на дверях опустилась, оконные проемы, сквозь которые в зал пробивался свет, закрыло плотным занавесом из растений, перламутровые раковины-ставни со скрежетом защелкнулись, и зал превратился в неприступную крепость. На губках вспыхнули зеленоватые песчинки-светлячки.
        Эрида коснулась опоясывающих бедра шнурков, и те змейками скользнули между пальцев. Потянув за кончик хвоста, королева обнажила зудящие ноги-ласты в чернильно-черной чешуе. Этот хитрый наряд, полноценный русалочий облик, тетушка подарила ей после возвращения племянницы из недр Сомбры.
        Ангела долго выхаживала русалочку, но вернуть былую красоту не смогла: слишком долго неокрепшее дитя болталось в проклятых водах. Эрида не боялась окружающих, однако от собственного уродства даже ей временами становилось не по себе. Но мутация не помешала Эриде стать королевой. С годами она смирилась со своими недостатками, научившись использовать новые возможности тела. Если придворные начинали шептаться о внешности Ее Величества, то им напоминали о дальних предках королевской семьи, в чьих жилах якобы поровну текла кровь морского народа и древних чудовищ.
        О мире людей Эрида многое узнала именно от Ангелы и даже выходила вместе с теткой на сушу. В полумраке тогда еще не коронованную темноволосую красавицу с длинными косами, облаченную в людскую одежду, можно было принять за обычную девушку. Пока Нокте не решилась отдать себя человеку, единственное, чем дорожили сестры, - это унаследованные от матери роскошные волосы. Эрида согласилась остричь свои и отдать тетушке для ритуала, лишь бы малышка Нокте вернулась в лоно семьи. Но единожды отданный магии дар не вернуть. Однако и здесь Эрида сумела превратить уродство в достоинство: приподняв липнувшие к лицу кудри и выпрямив их с помощью гребня и особых масел, она уложила их в подобие короны, позже украсив голову артефактом. Некоторые придворные даже шутливо именовали Эриду морским ежом, но быстро умолкли: никому не хотелось впасть в немилость у королевы.
        Развалившись на мягких губках, русалка отложила отчет Аргалида и развернула присланный Эребом. Между бровей пролегла морщинка, губы расплылись в хищной улыбке, и Эрида с восторгом прижала отчет к груди, будто голову любовника.
        - Убили, сожрали… Какое мне дело до этого ничтожества?! Выпотрошили… будто рыбу, - вслух повторила русалка, перечитывая строки. - Жемчужины нет - еще бы, откуда ей там взяться? Магии с песчинку, посредственность, а не страж.
        Она вспомнила молодость. Совсем юная, неопытная и влюбленная дуреха, которую с легкостью сумел охмурить известный среди тритонов ловелас (все, что у него было от благородного происхождения, - имя).
        - И то кануло в водах Сомбры. Даже если он что-то разболтал, ему никто не поверит. Я об этом позабочусь. - Эрида подбросила скомканный шарик отчета, тот замер в воде и медленно спланировал под стол.
        Прикрыв глаза, русалка стала вспоминать: «За неподчинение приказам Форкия выслали стражником в Сомбру, откуда он тайком пробрался в Умбру ко мне, влюбленной устрице, умоляя, чтобы я поговорила с отцом, облегчила страдания несчастного, но стоило только узнать о его порочных связях с человеческими женщинами, о том, что он осквернил свое тело и спириту связью с двуногими… Предательства юная русалочья душа не выдержала. Чувства душили меня, не давали жить, дышать, и Ангела поведала, как избавиться от страданий. Для этого необходимо было спуститься в пучину Сомбры, так глубоко, как только возможно, и провести там ночь. - Эрида словно вновь оказалась в холодных, удушливо ядовитых и обжигающих водах пучины, окутавшей ее тело. - Как тетушка говорила, так и произошло. Мои чувства к Форкию остыли и растворились, перестав причинять боль. Я больше никому не позволила занять место в своем сердце, согреть тело и душу. Подчинила душевные страдания и чувства разуму».
        После смерти отца коронованная Эрида распорядилась выдать остальных сестер замуж, и те покинули Умбру, обосновавшись на юге, вдали от дворцовых интриг (они бы и не посмели претендовать на трон: выбор артефактов непреклонен).
        Глава 4
        Йоханес
        Колдунью привлекала смелость Йоханеса и его красота. Часами они могли разговаривать о мечтах пастуха. Он даже не заметил, как рассказал русалке о своих страхах, жизни с отцом, которого так любил. Но его устремления могли осуществиться лишь в столице Сорфмарана - Вайле.
        Колдунья разрешала ему приходить в свой грот, называя тот крошечным уголком их радости. Однажды русалка встретила Йохана, сменив привычный облик на человеческий. В ту ночь им было не до разговоров. Она влюбилась в пылкого юношу, который не боялся ее природы и жаждал знаний. Когда колдуньи не было, он проводил время в гроте наедине со старинными фолиантами, изучал, запоминал все, что касалось магии, хоть и не сумел бы никогда научиться колдовать.
        По словам русалки, магия была подвластна лишь морскому народу, хранящему в своих телах магическую энергию жемчужины. Последнее особенно заинтересовало пастуха. Он мечтал стать тритоном и остаться с любимой, но даже она не сумела бы сделать его подобным себе. Сотворить ноги одно, но совсем другое - превратить человека в тритона. Когда пришло время расставаться, колдунья сама уговорила Йохана отправиться на юг, где ему откроется множество возможностей и он прославится.
        Они сидели в своем гроте, постепенно небо светлело, занимался рассвет. На песке лежал мешок с пожитками. Йохан покидал Черный утес. Устроившись на боку, он водил кончиками пальцев по груди русалки, изгибу ее талии, округлому бедру. Местами на человеческой коже проступало серебро чешуи, шею украшали алые порезы жабр, скрытые жемчужным ожерельем с огромным сапфиром. Колдунья любила перебирать когда-то спрятанные пиратами сундуки с драгоценностями и старинными монетами. На прощание она вручила Йохану кожаный мешочек с россыпью редких голубых жемчужин, ценящихся людьми больше иных сокровищ.
        - Тебе пора, - тоскливо пробормотала русалка. Ее большие глаза сверкали, но в них не было ни слезинки. Йохан знал, что морской народ практически лишен способности плакать.
        - Мы когда-нибудь увидимся? - с надеждой спросил он, накручивая смоляную прядь русалочьих волос на палец.
        - Возможно, а сейчас иди, мне и так трудно сказать тебе «прощай», мой маленький пастушок. - Колдунья в последний раз одарила его поцелуем и, поднявшись с песка, вошла в воду и скрылась в поднявшейся волне.
        Йохан остался лежать, наблюдая как в море показались острые плавники мурен, спешно плывущих за своей госпожой. Когда в гроте стало светло, юноша быстро отряхнул песок с ног, оделся и, скользнув вороватым взглядом по сундукам, открыл самый большой и забрал бесценные фолианты, оставив лишь те, которые уже прочел, впитав их знания и разложив на полках в собственной голове.
        Йохана ждал город Вайле. С его клеверными лугами, где паслись молочные коровы и породистые скакуны, и полями золотистой пшеницы, из которой выпекался самый хрустящий и ароматный хлеб, а из плодов произрастающих рядом вишневых садов варили освежающее пиво. Белокрылые мельницы окружали столицу стеной, принося в города и деревни прохладу северных ветров и развеивая запах моря. На юге царило благоденствие. Деревни славились чистыми и уютными постоялыми дворами, тавернами с лучшей кухней. Даже в самом маленьком поселке устраивались частые ярмарки. Всюду кипела жизнь.
        Возможно, не будь Йохан столь амбициозен, он с удовольствием осел бы в такой деревне, продал мельницу и перевез к себе отца, чтобы тот встретил старость в теплых краях, не страшась ночных холодов.
        Но Йоханес неутомимо шел в Вайле. Увидев издали шпили кирпичных соборов и пестрые двухэтажные домики, он остановился, переводя дыхание. Из журчащего рядом фонтана с чашей из белого камня напился освежающей сладкой воды, умыл лицо и шею. Наконец-то он добрался.
        Йохан проделал почти весь путь пешком, не решившись забрать у отца единственного коня. Ближе к столице его на телеге подвезли добрые люди.
        На юге все улыбались, говорили без обиняков и были охочи до бесед. Йоханес, не привыкший к подобному поведению, мучительно кривил рот в подобие улыбки, кивал, отвечал коротко, но людям хватало и собственной болтовни. Попутчики не приставали к юноше с расспросами и, прощаясь, даже угостили яблоками, заверив, что в их краях ворья да всяких недобропорядочных людей точно нет. Когда король заботится о благе народа, а вокруг процветание и работа, чего б и не жить хорошо да честно.
        Королевский дворец стоял на холме, возвышаясь над городом и сверкая стеклами высоких окон. Сначала Йохану показалось, что дорогу к замку устилает белоснежный ковер, но то оказалась начищенная мостовая. Все жители, чьи дома располагались близ дворца, были обязаны заботиться о чистоте не только собственных домов, но и крыш, где птицы любили вить гнезда, оставлять помет, а от проходящих дождей черепица и трубы могли заржаветь.
        Центральная площадь с фонтаном была на удивление пуста. Лишь у стены с доской объявлений, куда некий господин в синей мантии пришпилил развернутый свиток, стояла горстка людей. Одежда мужчины, блестящие очки и строгий взгляд привлекли Йоханеса, и он заторопился к собравшимся.
        - Открыли набор на целительский факультет, - подсказал один из стоящих, когда Йохан протиснулся к доске.
        - На подготовку всего месяц? Да они с ума сошли! - воскликнул другой, сняв клетчатую шапку с головы. В рыжих бровях сверкали бисеринки пота. Он пробежал взглядом по списку требований, ткнул ухоженным пальцем и сказал: - Не знаю, как вы, а я лучше пойду на боевой. Выучусь на стражника, а там в гвардию.
        - И с кем будешь воевать? С русалками? - поднял его на смех кудрявый блондин. Закусив пухлую губу, он встал рядом с Йоханом и, подмигнув ему, прокричал: - Ставлю двадцать маранов на то, что поступлю на целительский!
        Вокруг призывно засвистели, крича: «Ну попробуй! Подумаешь, гений! Да ты даже в первый тур не пройдешь, Лавон!»
        - Что нужно для поступления? - осторожно спросил Йохан у блондина.
        Лавон улыбнулся и, смахнув незримую пылинку с плеча накрахмаленной рубашки, ответил:
        - Знания и чутье, остальное дело практики. Меня зовут Мортус Лавон, сын моряка, по призванию - целитель.
        - Болтун ты, а не целитель! - хохотнул рыжий.
        Мортус не обиделся на его слова, им с Фредериком предстояло учиться на разных факультетах (в своем поступлении Лавон не сомневался).
        - И все? Поступить могут и такие, как мы? Не аристократы… - последнее Йохан прошептал.
        Новый знакомый отвел его от доски, ближе ко входу в собор, который оказался учебным заведением. Это его шпиль Йоханес видел при входе в город.
        - Конечно, если котелок не пустой и хорошо варит. Тебя как зовут?
        - Йоханес.
        Мортус оглядел его с головы до ног и понимающе кивнул:
        - С севера, значит.
        - Потому что я такой бледный? - понял Йохан.
        - И это в том числе. Целитель должен быть наблюдательным, подмечать каждую, даже незначительную деталь в пациенте. Придет к тебе, допустим, моряк с почерневшим ногтем, что это? Следствие сильного удара или же некроз? Вот это и предстоит узнать по цвету, запаху и ощущениям. Я так отцу спас палец от одного неопытного горе-лекаря, тот хотел его оттяпать, а все, что потребовалось, - настойка и длительный уход. В нашем деле главное - относиться к пациенту как к самому себе.
        Йохану понравилось, как Лавон говорил о целительстве. В его голосе звучала искренняя доброта, а приятное лицо располагало к себе. Также пастух отметил чистые, ухоженные руки, и Мортус поймал его взгляд.
        - Отец всегда мне говорил: неважно, какая у тебя работа, а за руками всегда стоит следить. Ведь руки - это первое, к чему прикасаются люди во время знакомства. Особенно когда ты целитель. Никому не захочется лечиться у нечистоплотного лекаря, который даже инструменты толком не обрабатывает.
        Йоханесу оставалось лишь кивать в ответ на разумные слова Лавона.
        - Значит, хочешь поступить? - спросил Мортус.
        Йохан кивнул и потупил взгляд.
        - Тогда пойдем ко мне, дом большой, отца нет.
        Пастух удивился доверчивости блондина, тому, с такой легкостью он предлагал незнакомцу разделить с ним кров, даже не удосужившись узнать, порядочный ли перед ним человек. «Возможно, это черта южан. Северяне более подозрительны, но и жизнь у нас тяжелее».
        - Только у меня почти нет денег… - пробормотал Йохан, состроив печальное лицо. О мешочке с жемчугом он не расскажет никому, даже под пытками.
        Мортус пожал плечами. Словно для него не имело значения, сколько монет в кармане у Йоханеса.
        - Вряд ли ты ешь столько же, сколько Фредерик, пойдем, здесь недалеко. Дом почти у самого моря, к берегу надо спуститься по ступенькам. Зато какие закаты можно увидеть.
        До жилья Лавон болтал не переставая, рассказывая о своем отце, будущем поступлении и как Йохану понравится в Вайле. Пастух привычно все запоминал, но мысли его то и дело возвращались к отцу на мельнице, холоду Черного утеса и одинокой русалке, подарившей ему этот новый мир, открывшей куда больше тайн, нежели Лавон или кто-либо другой могли узнать из обычных книг.
        Йохан обладал всеми качествами, чтобы завоевать расположение практически любого встречного. Привлекательный юноша, чью скрытность и молчаливость люди расценивали как вынужденную скромность, сочувствуя северянину и его непростой жизни. Лавон пекся о новом знакомом не хуже курицы-наседки. Поначалу постоялец без разрешения боялся взять даже чайную ложечку, всегда ходил, втянув голову в плечи. Бойкий Фредерик, и тот временами жалел Йоханеса, повторяя: северяне такие забитые, вас там заморозило от вечных холодов.
        В хозяйстве у Йохана все спорилось. Несмотря на отца-моряка, Лавон был не приучен к ведению хозяйства и в доме многое нуждалось в ремонте, чем и занялся Йоханес, еще больше расположив к себе Мортуса. Тот даже не стал брать с него плату за комнату, только на продукты. Готовила молодым людям приходящая женщина, которую отец Лавона нанял перед отплытием.
        - Думаю, он вернется к моему поступлению, если не позже, - сидя однажды за столом и готовясь к экзамену, сказал Лавон. - Мне его не хватает, но я не жалуюсь, - быстро поправился он, видя, как губы Йохана тронула привычная улыбка.
        - Я никогда не расспрашивал тебя о матери, где она? - вдруг спросил Йохан.
        Лавон откинулся на спинку стула, покачался на задних ножках и тяжело вздохнул:
        - Умерла, когда мне было лет пять. Мы пошли купаться, и ее проглотил аквапил. Будто волна обрушилась, скрыла ее, и она исчезла. Отец тогда был в плавании, вернулся только через три недели. Я жил у соседки.
        «Представляю, что устроил глава Имбры, узнав о произошедшем», - подумал Йохан. Колдунья рассказала ему о трех «столицах»: Умбре, Имбре и Сомбре. Последняя особенно заинтересовала Йохана своими опасными темными водами, заставляющими русалок и тритонов мутировать, заключая магию в жемчужину, скрытую за сердцем. Еще на Черном утесе Йоханесу снилось, как он оказывается под водой и его руки и ноги украшают острые, сильные плавники, изо рта поднимаются пузырьки воздуха, он может дышать, плыть вместе с колдуньей, и в его теле пульсирует магическая энергия. Пастух пробуждался в поту с колотящимся сердцем, касался груди, но ни жемчужины, ни магии не было. В такие моменты стихия манила его. Он выходил из дома, оставляя позади звуки отцовского храпа и скрипящих половиц, становился у обрыва и до рассвета следил за накатывающими на берег, бьющимися о черные скалы пенящимися волнами.
        Те с шипением расплескивались в стороны, с каждым разом пытаясь дотянуться до босых ног Йоханеса и унести с собой. Кончиками пальцев юноша ощущал их пронизывающий холод и готов был поддаться, сделать шаг, как когда-то это сделала его несчастная мать.
        В Вайле сны стали повторяться, но теперь он мог по колено стоять в теплой воде и даже плавать. Отчего-то стихия не трогала его. Он сидел на берегу, видел вдали блеск тритоньих трезубцев, их чешую, представлял, каково это - превратиться в морского жителя. Стать всесильным. Колдунья рассказала и о королевских регалиях - древних артефактах, избирающих своего носителя, нового короля или королеву. «С ними подвластна любая, даже самая невероятная магия». В такие ночи мечтающему Йохану казалось, что от шепота колдуньи покалывало кончики пальцев. Но он выплывал из своих грез и готовился к поступлению. «Я устал так долго идти к цели и жажду получить все. Немедленно!»
        Одним пасмурным днем на доске вывесили список поступивших. Йохан и Лавон оказались в числе первых, тогда они впервые напились и Фредерик отвел их в бордель. Ни одна из девушек не приглянулась захмелевшему Йоханесу, ни в одной он не видел холодной красоты своей русалки. Он вышел на улицу и побрел в сторону моря к дому. Свежий воздух и вода из фонтана помогли ему прийти в себя. Как никогда он желал прижать русалку к себе, окунуться в черноту ее волос, вдохнуть морской аромат и ощутить приятную боль от ее острых когтей.
        - Когда-нибудь мы будем вместе, моя сирена. - Шумные волны заглушили его голос, накатывая на босые ноги. На песок упала одежда, и Йоханес погрузился в блаженную прохладу.
        Нокте
        Сковавшее тело оцепенение не позволило Нокте пошевелиться, левая рука показалась девушке неподъемным куском льда. Сквозь приоткрытые веки она слабо различала очертания комнаты и темный силуэт Агнес. Ее черный наряд она узнает везде. Изо рта вырвался хрип, и прикосновение теплой руки обожгло лоб. К губам поднесли кубок с водой, и та растеклась по подбородку Нокте. С трудом, но девушка смогла сделать пару глотков и, обессилев, вновь потеряла сознание.
        Агнес вздохнула и закатила глаза.
        - Очнулась, значит пойдет на поправку. - Служанка встала со скрипнувшего стула и, подойдя к окну, взмахнула платком, подав знак сидящему на камнях тритону. - Радуйся, что тебе есть за кем наблюдать, хвостатый, - проворчала Агнес и криво улыбнулась. Однако лежащий на столе конверт испортил ей настроение.
        - Как любезно с их стороны пригласить бывшую супругу на этот проклятый бал-маскарад по случаю дня рождения новой королевы, ах, какая щедрость! - Агнес уже прочла короткое послание, в котором сообщалось, что Нокте следует прибыть в Вайле на празднество. «Даже если она к тому времени поправится, рука не будет слушаться ее как прежде, - подумала служанка. - Но я приложу все силы, чтобы никто не посмел над тобой смеяться, и платье у тебя будет лучше, чем у этих столичных селедок».
        За те несколько дней, что Нокте лежала без сознания, Агнес сотворила для нее удобные, мягкие туфельки на плоской подошве, зная, как тяжело девушке в обычной обуви. Обновка стояла у шкафа, будто сотканная из сиреневых лепестков. В швейной мастерской на столе мерцал маскарадный наряд. И это был не русалочий хвост, о котором могли подумать гости бала. Агнес вознамерилась превратить госпожу в саму королеву ночи. Платье, сотканное из материи чернильного цвета: атласа, шелка; вручную украшенное множеством черных жемчужин и переливами серебряных нитей, напоминающих паутину созвездий. А в деревянной шкатулке ожидала своего часа диадема.
        - Никаких корсетов, пышных юбок, ничего из того, что носят светские дуры и во что тебя обряжали, моя маленькая жемчужинка. - Агнес погладила Нокте по левой руке и, присев на край постели, вытащила из тумбочки кожаный чехол, в котором переливались тонкие иглы. Обнажив тело больной, служанка принялась бережно вводить иглы в бледную кожу, и по той разливался здоровый розоватый цвет, на щеках появлялся румянец. Агнес втирала в тело ароматические травяные масла, разминала мышцы.
        - Ничего, подниму тебя на ноги, и двинемся в путь. Покажем этим задавакам, что ты у меня не умираешь от горя по этому двуногому с короной в промежности. Надо же, какая дерзость, посмели приглашение отправить, да какое! Что ж это, если не приедем, то силком притащат на потеху этой разродившейся кобыле? Пусть хоть десятерых ему родит, не потомство делает королеву королевой! - Агнес утерла руки полотенцем и укрыла госпожу. «Как ты там, моя ледяная рыбка? Моя Эрида».
        После развода Нокте Агнес-Ангела виделась с племянницей-королевой и сообщила, куда они отправятся. Эрида молча ее выслушала и холодно сказала: «Я обо всем позабочусь, но, если она проявит малодушие и решит сброситься с утеса, я даже плавником не пошевелю, чтобы ее спасти».
        Агнес заверила ее, что с Нокте не возникнет проблем. Она ни о чем не узнает, ни о «заботе» Эриды, ни о том, что родная тетка очень даже жива и всегда подле младшей племянницы. Покажись Агнес-Ангела в виде русалки, Нокте прогнала бы ее, чтобы остаться одной и мучить себя мыслями о собственных ошибках.
        «Да и ледяная рыбка никогда не признается, что в глубине души жалеет любимую сестру, но боится выглядеть слабой королевой. На что я обрекла Эриду своими словами? Как посмела предложить окунуться в воды Сомбры», - корила себя Агнес. Что с Эридой, что с Нокте, колдунье казалось, что она идет по верному пути. «Благими намерения устлано дно бездны», - позже не раз повторяла себе Агнес. Но таковы правила колдовства. Отдав раз - не вернешь обратно.
        Отбросив полотенце, Агнес подхватила опустевший кувшин и покинула спальню, бормоча под нос:
        - По воде до столицы плыть неделю, по земле десять дней. Границы воды закрыты Эридой, и Хаос не сможет прорваться… значит мы вернемся в карете обратно. Пусть послужит, раз влез в это дело…
        Нокте быстро шла на поправку, но, как и предсказывала Агнес, левая рука по-прежнему плохо ее слушалась. Опираясь о замковые стены, цепляясь за перила, девушка ковыляла на дрожащих ногах к морю, падала на песок и долго лежала, пытаясь дотянуться до воды и коснуться набегающих волн кончиками пальцев.
        С тяжелым сердцем служанка наблюдала за госпожой. Бастиан ходил угрюмым, совсем перестав шутить.
        - Боюсь, однажды ее сердце не выдержит, - как-то раз пробормотал он, нарезая вялые корнеплоды и засыпая в кастрюлю с бурлящей похлебкой.
        Бастиан кормил госпожу с ложки. Нокте могла есть только супы и подливки, с трудом пережевывая кусочки картофеля или мяса. Повар тратил много времени, чтобы как следует все перетереть. «Главное, ест», - радовался мужчина, утирая бывшей королеве рот, как когда-то своей маленькой дочери.
        Агнес отвернулась от него, смахнула слезу. Ее руки дрожали, заштопанные полотенца падали на пол, и, прежде чем их поднять, женщина долго собиралась с мыслями. Ей и самой было тяжело наблюдать, с каким рвением Нокте ползла по песку, будто выброшенная на берег рыба, задыхаясь без воды. По вечерам, когда берег окутывал туман и тусклый свет зажженных фонарей не дотягивался до воды, Агнес видела Хаоса. Он выбирался на песок, оставляя позади волнистый след от плавников, хватал Нокте за запястье и подтягивал к воде, а после брезгливо одергивал руку и отплывал. Но вновь возвращался, когда девушка переворачивалась на спину, устремив взгляд в небо.
        Лучше всего ее исцелял горячий источник, в котором она часами могла лежать, положив голову на свернутую валиком простыню.
        В день отъезда Нокте прочно стояла на ногах, придерживая вялую левую руку, пока Агнес следила за приготовлением кареты.
        Их кучером был крепкий старик, по глаза закутанный в шарф. Поднятый воротник закрывал уши от ветра, на голове темнела засаленная треуголка. Черные жеребцы били копытами о каменную дорожку, пока Нокте не заняла место на продавленных подушках. Агнес устроилась напротив, задвинув корзину с провизией под сиденье и стукнув тростью о потолок.
        Кони призывно заржали, засвистел кнут, и со скрежетом карета тронулась. Бастиан провожал их, стоя у окна башни, активно помахивая снятым передником.
        Задернув занавеску на окне и укрыв колени госпожи пледом, Агнес проговорила:
        - На границе с югом мы ненадолго остановимся, сменим лошадей и двинемся в столицу. Я отправила письмо одному человеку, и он обещал проводить нас до города. Мало ли на какой сброд мы нарвемся, лучше обезопасить себя.
        Девушка слабо кивнула.
        - Не верю, что на юге нет разбойников, слишком уж сказочно звучит. Якобы в Вайле все живут припеваючи, - проворчала служанка.
        Под ее болтовню Нокте не заметила, как провалилась в сон, просыпаясь лишь для того, чтобы напиться воды и вновь уснуть. Делая короткие остановки на небольших постоялых дворах, они добрались до границы на шестой день.
        На рассвете Нокте одурманил теплый воздух юга. Море здесь пахло острее, пробуждая аппетит и желание плавать.
        - Остановимся на несколько часов, переведем дух, разомнемся. - Агнес проворно выбралась из кареты, будто помолодев на несколько лет. Ее горбатая спина слегка выпрямилась, на лице разгладились морщинки, а волосы под чепцом стали гуще. На короткий миг Нокте показалось, что она увидела другого человека.
        «Чем ближе я к столице, тем явственнее тени прошлого проступают в лицах окружающих», - девушка взялась за протянутую руку кучера и ступила на землю, разминая онемевшие ноги и вдыхая воздух полной грудью. Старик давно снял шляпу с шарфом, расстегнул плащ, обнажив рваный шрам, тянущийся от подбородка до ключиц (когда- то на него напал серпенс, и лишь чудом мужчине удалось спастись, но он навсегда остался немым).
        Кучер указал на Агнес. Служанка стояла под деревянным навесом постоялого двора и активно разговаривала с хозяином. Тот краснел, улыбался и кивал, напоминая довольного упитанного поросенка, которому посулили ведро аппетитных желудей.
        Агнес обернулась к госпоже и поманила за собой. Кучер направился в сторону конюшни, из которой выглядывала четверка темно-коричневых жеребцов на смену.
        В гостинице пахло запеченными яблоками с карамелью и пряным вином.
        - Вам повезло, сейчас не сезон и у нас много свободных комнат. Если молодая госпожа желает принять ванную, я велю служанке принести воды. - Улыбчивый хозяин поклонился Нокте, но отчего-то не отводил взгляд от Агнес.
        Служанка прошлась по небольшому залу с круглыми столиками, накрытыми кремовыми скатертями и украшенными глиняными вазочками с вереском, провела ладонью по спинкам стульев, будто проверяя, нет ли пыли, и довольно хлопнула в ладони.
        - Ванную для госпожи, милейший! И подай завтрак, а ваши запеченные яблоки заверни нам с собой. Мы остановились ненадолго.
        - Будет исполнено, Гретхен, позаботься о гостях! - подобострастно произнес хозяин и заторопился обратно в кухню, из-за двери которой выглядывала девушка с толстыми рыжими косами.
        - Помяните мое слово, госпожа, стоит дать им почувствовать себя властителями мира, и они не только сдерут с нас деньги, но и накормят подгоревшим омлетом. - Агнес усадила Нокте за стол, расстегнула на ней плащ и бережно переплела волосы в косу.
        Гретхен вынесла поднос со светлыми тарелками, кубками с дымящимся вином. От обилия ароматов у Нокте закружилась голова.
        - Госпожа, придется поесть, нельзя вам голодать после болезни. Съешьте хотя бы вареное яичко и творожный пудинг, - взмолилась Агнес, отодвинув от девушки кубок с вином. - Милочка, принеси травяного чая с медом.
        Гретхен прижала опустевший поднос к груди и, молча кивнув, убежала.
        Агнес ела за двоих, но осторожно подкладывала на тарелку Нокте кусочки посочнее и радовалась появившемуся на щеках госпожи румянцу. «Есть она не хочет, уморилась. Горе ты мое».
        Оставив девушку допивать чай с пирогом, служанка поднялась на второй этаж, выбрала комнату попросторнее и стала готовить все к купанию, пока рыжая девица натаскала ведер с горячей водой, наполнив лохань. Агнес выудила из дорожной сумки несколько флаконов с ароматическими маслами собственного приготовления и капнула в воду. По комнате мгновенно разнесся нежный аромат.
        Выкупав госпожу, переодев и отправив на прогулку к морю, где рыжий песок сливался с черным, проводя некую грань между севером и югом, Агнес занялась собой, не забывая поглядывать в окно. Заприметив фигуру в плаще, служанка довольно усмехнулась.
        «Немой кучер всегда лучше болтливого». Этого старика она наняла не просто так, а за его бесценный дар молчания. Ему было велено отнести сверток с одеждой к пляжу и вернуться обратно в конюшню, пока Агнес искупается и сменит платье.
        Нокте куталась в накидку, терлась щекой о черный мех. Ее по-прежнему знобило, но, утолив голод, она избавилась от слабости, рассеялась пелена перед глазами, и она увидела море. Девушка ступила на полосу разноцветного песка и тяжело вздохнула. Как бы солнечно и тепло ни было на юге, ей хотелось поскорее вернуться на Черный утес. Без замка она словно лишилась защиты, и все, что отделяло ее от жестокого мира людей, - Агнес.
        «Должно быть, раньше она жила на юге и обрадовалась, вернувшись сюда спустя столько лет». Нокте никогда не спрашивала у служанки, откуда та родом, где работала до дворца, есть ли у нее семья или она такая же одинокая, как Бастиан. Повар с большой охотой рассказывал о себе, часто приговаривая, что Нокте могла бы подружиться с его дочерью и что, будь его супруга жива, непременно связала бы для госпожи шаль.
        Погрузившись в мысли, девушка не сразу заметила стоящего в нескольких шагах человека. Длинный плащ развевался на ветру, лицо было скрыто воротником, из-под шляпы блестели темные глаза. По привычке Нокте попятилась назад, торопясь покинуть пляж. Незнакомые люди были для нее хуже стаи серпенсов, чудовища льнули к ней, а люди избегали. Им становилось не по себе рядом со странной женщиной.
        Прижимая накидку к горлу, чтобы скрыть порезы жабр, Нокте стала подниматься на холм. От быстрых движений в груди болезненно закололо, стало трудно дышать, и девушка упала на вырубленные в земле ступени, вцепилась в пучки торчащей травы и закрыла глаза. Она услышала, как незнакомец последовал за ней. Нокте обернулась, и на солнце перед глазами замелькали черные точки. Ее локти ледяными тисками сжали чужие руки, и ошеломленную девушку поставили на ноги. Поддерживая, чтобы она не упала вновь.
        - Вот ты где! - окликнула Агнес с крыльца. - Веди госпожу сюда.
        Нокте не решилась взглянуть на незнакомца, и они молча дошли до служанки.
        - Госпожа, вы, должно быть, испугались. Это тот самый человек, который будет защищать нас по дороге. Вирен, ступай к кучеру, пока мы с госпожой прогуляемся по холму, - распорядилась Агнес, кивнув мужчине, и увела Нокте за дом.
        - Ох уж мне эти мужчины, шатаются как разбойники, девиц распугивают, - ворчала служанка.
        Ее голос успокаивал, и девушка быстро собралась с мыслями. С час они гуляли по вересковой пустоши, любуясь крошечными сиреневыми и малиновыми цветами, собрали целебных ягод и смастерили пару венков, которые Агнес вознамерилась довезти до Черного утеса и развесить на дверях (аромат трав располагал к спокойному сну).
        Нокте стянула накидку, расправила волосы и прикрыла глаза, чувствуя, как солнечные лучи освещают ее лицо, согревают кожу. Она обернулась к стоящей над ягодным кустом служанке и помахала здоровой рукой. Левая слабо поднялась и тут же упала.
        - Что такое, госпожа? - щурясь, спросила Агнес. Русалка указала на нее пальцем и очертила ладонью перед собой линию, затем ткнула в разные стороны и вновь в служанку.
        - Вы хотите узнать, откуда я?
        Нокте кивнула, поправив съехавшую накидку.
        - Издалека, там сейчас хорошо, впрочем, как и круглый год. Когда-нибудь я все вам расскажу, а сейчас нам стоит поторопиться. Думаю, кучер успел поесть и запряг новых жеребцов.
        Вирен сидел рядом со стариком. Нокте увидела пристегнутую к бедру провожатого объемную флягу и села в карету. Им предстояло ехать еще пять дней, а если по пути не будет кортежа из едущих на ярмарку людей, то путь сократится вдвое.
        Хаос
        Уже которую ночь Агнес-Ангела находила Хаоса в гроте замка. Он приплывал к камням, в углублениях которых остались чешуйки с тела Гераса, и долго их рассматривал, будто видел его живым. О полуночном визитере Агнес рассказал Бастиан, видевший тритона, когда сносил пустые корзины к рыбачьей лодке.
        В ночь перед отъездом колдунья спустилась в грот и предложила Хаосу отправиться с ними на юг. Под ее пристальным взглядом тритон долго раздумывал, не решаясь сделать выбор: остаться на Утесе в ожидании Нокте или же узнать, кто убил Гераса и остальных тритонов.
        - Граница закрыта, королева наложила чары на воду. - Это была последняя веская причина, удерживающая Хаоса от побега. Если он оставит пост, покинет север и об этом узнают, его посчитают предателем. С шумом в грот хлынула волна, и тритон услышал окрик Эфира.
        - Чары, говоришь? - Колдунья усмехнулась, и ее лицо разрезали многочисленные морщины. Она убрала копну поседевших волос под чепец, зыркнула, как проворное тело второго тритона движется в их сторону вдоль освещаемого водорослями дна, и прошипела:
        - Для таких, как ты, открыт путь по земле. Все, что требуется, - доплыть до водной границы, а дальше я все устрою. Решайся, - Агнес развернулась и резво взбежала по разбитым ступеням. От быстрых шагов свет в ее покачивающемся фонаре нервно дрожал, отбрасывая в стороны мрачные тени, и те муренами скользили за подолом колдуньи, пока гулкий стук двери эхом не разнесся по вмиг потемневшему гроту. С потолка капала вода, изредка стуча по привязанной лодке и деревянному мостику.
        Как только служанка скрылась за дверью, Эфир вынырнул рядом с братом, озадаченно глядя на лестницу.
        - Слишком долго ты стал здесь оставаться. Ничего не хочешь мне рассказать? - сурово спросил Эфир, гневно расплескивая воду острыми плавниками. - Я уже не раз прикрывал тебя перед отцом, он считает, что ты непрерывно следишь за… принцессой. - Последнее тритон выплюнул, как подгнившего на солнце краба.
        Хаос мрачно взглянул на него и, указав на «могилу» Гераса, рассказал все, о чем молчал до сих пор.
        Долгое время Эфир не мог вымолвить ни слова, обдумывая услышанное, глядя на переливающиеся под водой чешуйки убитого брата. Тритон подплыл к этому месту, коснулся углубления кончиками пальцев, словно примеряя, сумел бы поместиться в нем сам. «Мы даже не простились. Герас был счастлив покинуть север, попасть в Имбру, принести славу нашей семье, заслужить уважение отца, и вот чем все закончилось». - Глаза больно обожгло слезами, и Эфир зашипел.
        - Отец, как всегда, печется лишь о собственном благе.
        Хаос коснулся его плеча.
        - Он хотя бы позволил похоронить Гераса. Я должен узнать правду. Понимаешь? И сделаю так, как считаю нужным, даже если ты будешь против.
        Эфир плеснул в лицо воды, смыв солоноватые дорожки.
        - Быстрее всего ты преодолеешь путь верхом на серпенсе, а когда окажешься во дворце, держись подальше от моря. Имбрийцы очень тщательно следят за всеми передвижениями королевского двора, особенно когда те купаются. Если, по твоим словам, Форкий встречался с человеческими женщинами, могут найтись и другие. Шпионов хватает… Не доверяй никому, а отца я возьму на себя. Он ни о чем не узнает.
        Хаос удивленно вскинул брови, а Эфир ухмыльнулся.
        - У него на столе множество отчетов, люблю проводить время за их чтением.
        «Если когда-нибудь отца не станет, я займу место главы Сомбры».
        - Набери во флягу морской воды и пей небольшими глотками, нужно извлечь пользу из нашей мутации.
        - Мы давно не говорили так откровенно… - Хаоса насторожили познания брата. Каждому из них было, что скрывать. «Возможно, когда-нибудь Эфир решится свергнуть отца, и я его поддержу. Мы давно утратили способность любить и позабыли, что такое отцовская любовь, как и отец позабыл, что у него есть сыновья, используя нас, как нужно ему».
        - Подготовься как следует и возвращайся живым. - Эфир скинул руку брата с плеча и оскалил рот в улыбке. - Однако если ты потерпишь поражение, то я вряд ли принесу твое тело в Сомбру.
        - Пожалуй, откажусь от подобной чести, лучше скорми меня серпенсам. - Хаос усмехнулся, и они одновременно нырнули, оставив чешуйки Гераса сверкать в одиночестве.
        Он не вернулся с Эфиром в Сомбру.
        Покинув грот, Хаос прокусил палец и провел им по воде, приманивая кровью подводного змея. В долгом ожидании, покачиваясь на волнах, тритон смотрел вдаль, пока не приметил длинный плавник, разрезающий воду, словно парусник. Когда серпенс почти достиг Хаоса, тритон вытянул руку и хлопнул ладонью по волне, создавая подкрепленные магией вибрации и заставив серпенса замереть. Вода вспенилась, забурлила, и змей послушно свернулся кольцом у ног тритона.
        С детства Хаоса с братьями обучали магии приручения, основанной на крови. Если морское чудовище привязывалось к тому, кто его подчинил, то могло стать верным защитником в подводном царстве. Однако мало к кому монстры испытывали привязанность. Последними в памяти морского народа были старый король Потидэй и Нокте. Эфир рассказывал, что в одну лунную ночь, через год после своего приезда на Черный утес, изгнанница вошла в море, но ни одно чудовище не посмело на нее напасть. Серпенсы плавали вокруг девушки, льнули к ее рукам, аквапилы поднимались объемными пузырями, будто защищая свою госпожу. Море пахло ее кровью. Даже Эфиру удалось попробовать ту на вкус. В замок Нокте вернулась полуживой, оставляя на черном песке капли крови, сочащейся из порезов на запястьях.
        Хаос нырнул и коснулся острых плавников змея: тот расслабился, вытянулся, позволив себя оседлать. Тритон погладил его по холодной чешуе, схватил за рога на носу и повернул голову в сторону границы.
        До разделенного полосой пляжа под холмом тритон доплыл за день до появления Агнес и скрывался на дне моря, временами выныривая и со всей осторожностью ища моллюсков среди камней для утоления голода. Серпенса он давно отпустил. Хаос знал, что до этого места имбрийцы не доплывали, но не желал рисковать.
        Кучера со шрамом на горле он увидел рано утром, тот сошел по вырубленным в холме ступеням к пляжу и оставил сверток с одеждой у высоких камней, за которыми Хаос сумел одеться. Неприятно льнущая к телу ткань сковывала движения, тритон чувствовал себя обернутым в листья ламинарии, скользкие, влажные. Пришлось повозиться с пуговицами. Длинные ногти щелкали друг о друга, кругляши выскальзывали, Хаос мысленно проклинал людей за их неудобное одеяние. Затянув шнурки на рубашке, он набросил плащ, скрывший болтающиеся пуговицы, поднял воротник и нащупал в кармане твердый предмет - флягу.
        «Колдунья все предугадала».
        Он вернулся к морю и наполнил емкость до краев, завинтил крышку и подвесил к поясу. Хаос уже собирался отправиться к домику, когда увидел идущую по берегу Нокте. Подхватив с песка нелепую шляпу, подобную тем, что он видел у моряков, и надвинув поля на глаза, Хаос сделал шаг к девушке. Она вдруг испуганно попятилась назад. Нагнав Нокте на ступенях, Хаос понял: девушка страшится не его, а человеческого обличья, которое он принял. Еще на Утесе что-то переменилось в мыслях тритона, но Хаос не придал этому значения, стараясь не углубляться в свои ощущения. «Она изгнанница, предательница», - напомнил он себе, сжимая хрупкие девичьи плечи, испытывая смесь отвращения и… жалости. Окрик колдуньи заставил его привычно ощетиниться, рубашка под плащом натянулась от встопорщившегося плавника, но Хаос быстро успокоился. Противный, скрипучий голос колдуньи резал слух.
        Вайле
        Карета задержалась на дороге среди едущих на ярмарку людей, и к замку короля Нокте с Агнес попали поздним вечером, когда бал-маскарад уже начался. Девушка оказалась единственным опоздавшим гостем.
        Слуга встретил их у главного входа и вознамерился сопроводить до бального зала, но под ледяным взглядом Агнес стушевался и, отчего-то нервно вздрагивая, спросил:
        - Не желает ли госпожа освежиться? - Он протянул руки к их саквояжам, которые кучер предусмотрительно помог донести, и вернулся к лошадям.
        - Еще бы! Весь день в дороге, что за прислуга у Его Величества? По-вашему, кого вы сейчас встретили? Низкородную мещанку? А ну-ка, показывайте дорогу в апартаменты, милейший. - Агнес топнула ногой, и слуга услышал хруст, будто у старухи с колючим взглядом что-то сломалось.
        Бормоча извинения, он повел их по слабо освещенным коридорам, пыхтя от тяжести дорожного багажа. Шум празднества не долетал до этой части замка. Увеселения проходили в южном крыле, а северное большую часть года пустовало. Нокте радовалась тишине. До встречи с королем ей не было никакого дела. Она прибыла за разгадкой гибели собратьев.
        - Прошу вас, - слуга провернул ключ и распахнул двери угловых апартаментов.
        Оглядев полумрак комнат, освещаемый лишь проникающим сквозь окна лунным светом, Агнес схватила мужчину за бархатную куртку и с несвойственной пожилой женщине силой встряхнула.
        - Это, по-вашему, апартаменты для герцогини Северного берега? Почему не разожгли камин, где свечи?! - Фурией Агнес потащила слугу за собой, поднимая облачка пыли, втолкнула в спальню с просторной кроватью. - И грелок нет? В кувшине ни капельки воды! Только высохший паук! Что это такое?!
        Слуга безвольно трепетал в ее когтистых руках, испытывая необъяснимый страх.
        - Эт-то дос-садное нед-доразумение, я все немед-дленно исп-правлю! - заикаясь, пробормотал слуга, переступая ногами, обутыми в узкие ботинки с вытянутыми носами, и выскочил из апартаментов.
        Агнес довольно улыбнулась, вытащила забытый ключ из замочной скважины и плотно закрыла дверь, задвинув щеколду.
        - Так-то лучше. - Выдвинув несколько ящиков в тумбах на высоких ножках, она нашла коробки с длинными спичками и зажгла свечи в медных подсвечниках, которые давно не натирались до прежнего блеска. - Хоть это здесь есть. - Выудив поленья из подставки возле камина, Агнес потратила несколько минут, разжигая огонь, пока круг теплого света не упал на чайный столик и два кресла. В одном из них устроилась Нокте, поджав под себя ноги. Сброшенные туфли лежали на облепленном сухой листвой коврике.
        «Должно быть, принесло сквозняком», - поняла Агнес.
        - Уж не знаю, кто отдавал распоряжение приготовить апартаменты к вашему приезду, но если новая королева такая же плохая жена, как хозяйка в собственном замке, я ничему не удивлюсь, - проворчала служанка, вытирая передником сажу с рук.
        В дверь постучали и, расправив плечи, Агнес вышла к поджидающей прислуге. Две девушки в синих нарядах и полосатых чулках пугливо вжали головы в плечи. Одна держала поднос с кувшином воды и фруктами, вторая ведро с водой и несколько швабр. Из кармана торчали тряпки.
        - Вы как нельзя вовремя, милочки, займитесь делом. - Агнес широко распахнула дверь и впустила их, а сама увлекла Нокте в ванную, где помогла той освежиться.
        Когда они вернулись в гостиную, служанки ушли, убрав пыль, листву, заменив пустой кувшин. Горящих свечей прибавилось, а поленницу наполнили дровами. Пахло хвоей и лавандовой водой, шлейф запаха тянулся из спальни, где успели перестелить постель, уложив под пуховое одеяло грелки и разведя в камине огонь.
        - Хоть слуги расторопные. - Агнес перенесла саквояж и коробку с маскарадным платьем в спальню, где за туалетным столиком сидела Нокте, неторопливо расчесывая мокрые волосы и глядя на вазу с белыми розами.
        - Пора облачиться в ваш наряд, госпожа. - Агнес откинула крышку коробки и вытащила на свет «ночную» диадему, следом за которой заскользила чернильная ткань.
        Нокте отложила щетку и потянула за пояс халата - тот складками упал к ее ногам. Служанка облачила госпожу в тонкую шелковую рубашку, ловко застегнула невидимые застежки платья на спине и занялась прической. Под ее руками волосы Нокте быстро высохли, рассыпавшись волной по скрытым полупрозрачной материей плечам.
        В напольном зеркале девушка увидела себя прежнюю - королеву Сорфмарана. Но в серых глазах не отразилось ни искорки радости, лишь холодное равнодушие. Кивнув самой себе, Нокте сунула ноги в мягкую обувь и, сопровождаемая Агнес, поторопилась к бальному залу.
        Убранство дворца встретило ее светлым и темным мрамором. Тени складывались в фигуры, скользя за Нокте безмолвной свитой и отражаясь в натертом полу. Висящие на стенах портреты старых королей и королев, когда-то запечатленные художниками, провожали бывшую королеву своими неживыми, нарисованными глазами; их персты и скипетры указывали на нее, будто желая присоединиться к шествию, но тяжелые позолоченные рамы не выпускали из своего заточения.
        Миновав очередной «стеклянный» коридор и все отчетливее слыша мелодию, Нокте едва не столкнулась с целителем.
        Мортус сделал поспешный шаг назад и поклонился.
        - Моя королева, - с придыханием проговорил он.
        За то время, что они не виделись, мужчина словно нисколько не изменился, разве что круги под яркими серыми глазами стали глубже, а кожа бледнее. Тело, скрытое бархатной мантией, горбилось. Из-под шапочки виднелись зачесанные назад белокурые прямые волосы. Мортусу сложно было дать больше сорока лет.
        Единственным, кто всегда хорошо к ней относился, был целитель, и он не признавал над собой иной госпожи. Много бессонных ночей Мортус провел рядом с постелью больной Нокте.
        Девушка слабо улыбнулась и положила ладонь на его плечо. Со всей нежностью целитель приник горячими губами к ее холодной ладони и по привычке коснулся пальцами запястья, измеряя пульс.
        - Вы, как обычно, себя не бережете, госпожа. Разве можно так? - укорил он ее, но в увлажнившихся глазах целителя сквозила забота. - Однако я вижу, вы идете на бал без подарка. - Мортус отпустил руку Нокте и извлек из нагрудного кармана своей темной мантии узкую перламутровую шкатулку. Стенки и крышка были созданы из многочисленных раковин, слившихся с изумрудным стеклом. В руках девушки подарок переливался и как будто слабо светился.
        - Это письменные принадлежности для Ее Величества, я решил подготовить их ради вас. Позвольте сопроводить? - Целитель встретился с Нокте взглядом. Девушка приняла шкатулку, со щелчком открыла крышку и увидела чернильную ручку с жемчужным напылением и вставками из аквамаринов, и чернильницу, отлитую из стекла в цвет камней.
        Прижав шкатулку к груди, Нокте кивнула, и к бальному залу они последовали бок о бок с Мортусом.
        Служанка осталась позади. Задумчиво сведя брови и хмурясь, она повернула обратно к апартаментам. На полпути ноги предательски дрогнули, колени подогнулись. Хватая ртом воздух, Агнес успела опереться о мраморную колонну. Камень приятно холодил горячий лоб, перед глазами мелькали видения. Постояв с минуту и переведя дыхание, женщина зажмурилась и, утерев выступившую под носом кровь, выглянула в окно. Со второго этажа виднелись пышные кроны деревьев, из-за которых поблескивало накатывающие на берег море. «Вот где они должны оказаться», - кивнув собственным мыслям, Агнес приподняла подол и заторопилась дальше.
        Открыв апартаменты ключом, служанка приблизилась к балкону и распахнула двери. Выглянула наружу, потянулась к вьющемуся по стене плющу, подергала за ветви, убедившись в их прочности, и вернулась в гостиную. Обведя взглядом пространство, она села напротив камина и проворчала:
        - Конечно, зачем ей тепло, чистое белье и вода, пусть хоть на коврике спит, проклятые двуногие! - Когда в огонь было подброшено новое полено, Агнес взглянула на напольные часы и прикинула, сколько ей осталось ждать.
        - Напустить ванную, приготовить повязки, кажется, я увидела кровь, - проговорила она и, закрыв апартаменты, поспешила во внутренний двор с каретами. «Стоит отправить его в другое место, нечего ему делать с кучером».

* * *
        Мортус ввел Нокте в бальный зал. Драпировки из бархата, шелка и атласа волнами стекали по стенам, ткань по бокам была перехвачена змеевидными подвязками с тяжелыми кистями, пестрыми масками с россыпью драгоценных камней. По полу с легким шорохом в такт дамским шагам колыхались пышные юбки, мужчины отстукивали веселый ритм каблуками туфель. В воздухе пахло карамелью и яблоками, в стеклянном фонтане плескалось золотистое вино, с потолка, затянутого алым шелком, свисали люстры в виде звезд и полумесяцев, в подсвечниках мерцали свечи. Мимо гостей проносились слуги в синей униформе, расторопно поднося господам бокалы и незаметно исчезая. Зеркальные стены множили фигуры людей, создавая впечатление толпы.
        Нокте обступили большерогие «фавны» в алых мундирах, поскрипывая начищенными до блеска ботфортами, «павлины» поправляли разлетающиеся в стороны изумрудные перья, щелкали пальцами, унизанными перстнями, шоколадные крылья «бабочек»-танцовщиц порхали над коконами из бронзовой парчи. Пестрота нарядов заставляла Нокте щуриться, гул толпы оглушал, разогретый дыханием воздух становился все более душным. Она сглотнула слюну и облизнула пересохшие губы, мечтая вернуться в апартаменты и осушить кувшин с водой.
        Ледяная волна страха охватила сердце, и в груди болезненно кольнуло, Нокте с трудом дышала, но Мортус уверенно держал ее за руку, ведя сквозь толпу. Их темные одеяния будто отпугивали гостей, и те отступали, скрывая гримасы под масками, вуалями и гримом.
        Король с королевой возвышались над залой, сидя друг подле друга на резных тронах, отделанных серебристыми ветвями. На мраморных ступенях лежал нежно-голубой ковер, напоминая кромку воды, а королевская чета в одинаковых светлых одеждах, отороченных невесомым кружевом и белоснежными перьями, изображала лебедей.
        Нокте окинула Его Величество коротким взглядом, отметив усталое и уже немолодое лицо с темными кругами под карими глазами, в черных волосах проступала седина. Готфрид был таким же, каким она запомнила его в их последнюю встречу. Нокте моргнула и заглянула в глаза новой королеве: ярко-голубые, как небо в солнечный день. Тугие золотистые локоны, пышной волной ниспадающие на грудь, макушку украшала белоснежная корона. Руки Ее Величества, затянутые в атласные перчатки, прижимали младенца к хитро проделанному разрезу в лифе, из которого виднелось полушарие обнаженной груди. Благодаря перьям рукав королевы напоминал лебединое крыло, которым она защищала свое бесценное дитя, пока малыш пил ее живительное молоко.
        Однако теплота материнства никак не отражалась на фарфоровом лице-маске. Нежно-розовые, не слишком пухлые, влажные губы улыбались, но глаза оставались холодными и неприветливыми. В уголках век Нокте заметила тонкие морщинки, умело скрытые слоем грима и приклеенными жемчужинками. Приглашение Нокте на бал-маскарад, долгожданный младенец в руках королевы и натянутые улыбки не обманули гостью. Она наконец поняла: сказка навсегда осталась в прошлом. Она больше не заложница двора, лишь собственного тела, но это ее выбор.
        Сжав руку Мортуса, Нокте поклонилась, чувствуя напряжение в сведенных лопатках. Как давно она его не испытывала… Черный утес подарил ей покой и возможность не только свободно дышать, но и двигаться, как она хочет, а не по указке строгих фрейлин. «Теперь эта ноша лежит на плечах Ее Величества», - подумала девушка.
        Младенец издал слабый крик, и королева опустила взгляд на его розовую щечку, отняла от груди, не стесняясь распухшего соска, из которого сочилось полупрозрачное молоко, и передала служанке. Поправив лиф, Ее Величество коснулась покоящейся на подлокотнике руки супруга. Их пальцы переплелись, она что-то шепнула ему на ухо и лишь после этого король заговорил:
        - Герцогиня Нокте Сомбрийская, мы рады видеть вас при дворе. Надеюсь, дорога не была утомительна. - В его темных глазах не было ни намека на заботу, какой он окружал Нокте раньше. Только вежливость человека, вынужденного ради королевы терпеть присутствие не слишком желанной гостьи.
        Поклон Нокте стал еще глубже, она сама избрала для себя второе имя, чтобы оно напоминало ей, кем она стала ради любви к Готфриду - предательницей, чье место в Сомбре.
        Пальцы сжались на футляре, а когда девушка распрямилась, то улыбнулась так широко, как только могла. Но даже эта попытка вызвала у гостей насмешку.
        - Мой король, у герцогини есть подарок для Ее Величества, вы позволите? - вступил Мортус, чувствуя дрожь в пальцах Нокте.
        Король вяло махнул рукой, позволив ей приблизиться к трону и вручить коробочку поднявшейся навстречу королеве.
        Мортус открыл подарок в руках Нокте.
        - Это именно то, о чем я мечтала! Какая тонкая, изысканная работа! - восхитилась королева, хлопая в ладоши. - Завтра же с утра возьмусь за перо. Немедленно! Мое, к несчастью, сломалось, а чернила так долго сохнут и вечно пачкают руки. Дорогой, посмотри, какой дивный подарок вручила мне герцогиня, воистину у нее отменный вкус!
        Мортус довольно улыбнулся, с легким щелчком закрыл крышечку и передал шкатулку слуге.
        - Отнесите в кабинет Ее Величества.
        Слуга молча кивнул и удалился, кривя нос от почудившегося запаха рыбы: «Должно быть, от бывшей королевы, чего еще можно ожидать от русалки? Нужно немедленно протереть принадлежности для письма!»
        - Я рада, что вы почтили наш скромный бал своим присутствием. Понимаю, каким долгим был путь с севера, но теперь вы наша дорогая гостья, чувствуйте себя как дома. - Королева взяла руку Нокте в свою, сжала непривычно холодные пальцы. Их взгляды встретились.
        Темные бездонные глаза «русалки» заставили Ее Величество вздрогнуть, но она слишком долго прожила при дворе, и ничто не выдало ее истинных чувств. Королева отпустила руку Нокте и вернулась на свое место к супругу и даже поцеловала его в щеку. Вольность! Однако королева хотела показать всем, что связывает ее с Готфридом. Особенно указать гостье ее место.
        Еще раз поклонившись, Мортус увел Нокте в толпу перешептывающихся гостей. Музыка стала громче, танцующие вновь заполнили зал. Позже к ним присоединились и король с королевой. Никому больше не было интересно, куда исчезла герцогиня.
        Целитель вывел госпожу на дальний балкон и плеснул в кубок, стоящий на столике, воды из стеклянного графина.
        - Выпейте, вам станет легче. - Он поспешно вложил чашу в дрожащие пальцы Нокте и придерживал кубок, пока девушка его не осушила. Ее трясло. Утирая губы, она опиралась на подоконник, глядя на искрящееся в полумраке море, и постепенно приходя в себя. Обернувшись к Мортусу, она заглянула в глаза целителя. Мужчина тяжело вздохнул.
        - Так я и существую, госпожа. После того как вы покинули Вайле, моя жизнь превратилась в настоящий кошмар, я вынужден носить маску повиновения. - Он слабо улыбнулся, когда Нокте коснулась его руки. - Да вы как никто меня понимаете. Я даже рад, что все так произошло. Хотя бы вы освободились. - Он прижал ее руку к своей груди и приблизился, но девушка отвернулась.
        - Простите мне мою несдержанность. Я забылся. - Мортус коснулся губами ее тонких пальцев, подышал, согревая, и отпустил. - Ведь я… ненамного старше Его Величества, и если бы мы встретились гораздо раньше, то я ни за что бы не променял вас на богатство и власть. Остался работать в деревне, жил в домике у моря, и вам не пришлось бы жертвовать собой, своими мечтами, природой.
        За скрывающей балкон гардиной послышался звон бокалов и легкий смех.
        Мортус устремил взгляд в ту сторону, и Нокте увидела злость в его глазах.
        - Однако здесь не место для бесед, пойдемте, герцогиня, - нарочито громко произнес он и, поклонившись, быстро покинул балкон, задев плечом подслушивающих гостей. Те ошеломленно примолкли и быстро отвели взгляды, делая вид, что разговор целителя их нисколько не интересовал. Они достигли одной из пустых зал, которую называли «Изумрудной», с вывешенными на стенах картинами и стоящим у окна музыкальным инструментом. Мортус зажег свечи в канделябрах, раздвинул малахитовые гардины и, открыв дверцы на балкон, впустил в залу освежающий порыв морского воздуха.
        Нокте сделала несмелый шаг к челесте[16 - Челеста (итал. Celesta «небесный») - клавишный металлофон, по технике игры и внешне напоминающий небольшое пианино или фисгармонию.]и провела ладонью по гладкой поверхности инструмента, напоминающего деревянный комод из темного лакированного дерева. Целитель откинул крышку и придвинул банкетку с бархатной подушечкой, приглашая сесть.
        - Я помню времена, когда ваши концерты собирали множество придворных. Слугам приходилось переносить инструмент в тронный зал, слушатели стояли даже на балконах, наслаждаясь виртуозной игрой своей королевы, - с нежностью вспоминал Мортус. - Однако все это ушло, растворилось во времени, и сейчас перед вами остался ваш единственный верный слушатель. Осчастливьте меня в последний раз, моя королева… - взмолился он.
        В предвкушении знакомых ощущений сердце Нокте сжалось. Она опустилась за челесту, смущенно нажала на несколько клавиш - пробудившийся инструмент отозвался приветливым звоном колокольчиков.
        - Невероятно… - выдохнул Мортус, прикрыв глаза и с наслаждением вслушиваясь в мелодию. Перед его внутренним взором предстала не сидящая за инструментом девушка, а фея с темными, полупрозрачными крыльями, подернутыми серебристыми нитями. Этих крохотных волшебных существ целитель заметил, сопровождая Его Величество в одной из поездок.
        Тогда они очутились на границе королевства. Черный лес отделял их от загадочной долины, которую по рассказам местных жителей населяли феи, единороги, фениксы и даже драконы. Но некая сила отпугивала людей, и никто не осмеливался нарушить лесной покой. Некоторые загадки Сорфмарана так и остались неразгаданными.
        Мортус распахнул глаза - Нокте продолжала играть. Убедившись, что дверь в зал плотно закрыта, целитель склонился над инструментом и едва слышно сказал:
        - В гротах под замком творятся страшные вещи. Если однажды ночью вы услышите дивное пение, не поддавайтесь ему, оно губительно для всех живых. Я счастлив, что вас расположили в другом крыле, однако запирайте дверь на ночь. В королевском дворце больше не безопасно. Но никто из придворных не смеет перечить Ее Величеству, всех неугодных она давно отлучила от двора, окружив себя лизоблюдами и жадными до власти людьми. Король занят государственными делами, ему нет дела до увлечений супруги, зачастую он и вовсе проводит дни на охоте.
        Нокте склонила голову набок и, продолжая играть одной рукой, пальцем другой указала на живот, а затем на корону.
        - Ее Величество не слишком занимается сыном, она исполнила свой долг и теперь… восстанавливается. - Мортус закрыл лицо дрожащими руками. - О небеса! Какие немыслимые, отвратительные вещи я проделывал. Она отдавала приказы, а я не смел перечить, опасаясь за свою жизнь, госпожа… - Мужчина упал на пол и уткнулся Нокте в колени. - Если вы узнаете, то навсегда отвернетесь от меня…
        Звон колокольчиков повис в воздухе и еще долго звучал, пока девушка гладила целителя по макушке. У него оказались на удивление мягкие волосы.
        «Он выглядит моложе своих лет», - впервые Нокте увидела в Мортусе не просто целителя, а мужчину, который давно отдал ей свое сердце.
        - Прошу вас, госпожа, остерегайтесь королеву. Она не обладает магией, однако это не мешает ей нести ужас и гибель окружающим. Моя жизнь не принадлежит мне, и, если я попытаюсь ослушаться ее приказов, сбежать - меня настигнут и безжалостно… нет, не убьют, а подвергнут изощренным пыткам. Лучше быть сожранным серпенсом, нежели оказаться в кандалах перед Ее Величеством Реджиной. А сейчас пойдемте, вижу, что бал и мой рассказ вас утомили.
        Нокте слабо кивнула, в последний раз проведя пальцами по клавишам, и, закрыв крышку, поднялась. Мортус отвел девушку к ее апартаментам.
        - Простите мне мою откровенность, если я невольно вас испугал. Будьте настороже, никому не доверяйте, госпожа. - Он не стал целовать ей руку, отошел назад, поклонился и, развернувшись, скрылся в полумраке коридоров.
        Постояв еще немного, Нокте осмотрела колонны, уходящие к скрытому во тьме потолку, прислушалась к тишине, но, никого не увидев и не услышав, вошла в апартаменты. Дверь отрезала ее от темноты и холода, здесь, рядом с хлопочущей у стола Агнес, было спокойно и уютно. На подносе сверкали белоснежные тарелки, от рыбного супа исходил пряный аромат, в хлебнице лежали свежие булочки.
        «Как странно, я в месте, где испытала столько несчастий, и мне как никогда хочется есть», - с удивлением подумала Нокте, осторожно высвобождая диадему из волос. Сбросив обувь, она села к столу и с удовольствием съела не только суп, но и выпечку, запив все травяным чаем.
        - Как чудесно, что вы поели, госпожа. Целебный напиток укрепит ваше здоровье и поможет крепко уснуть, - сообщила служанка, видя, как девушку начинает клонить в сон. - Где это видано, с дороги и сразу на бал? Бессердечные люди! Ах, бедные ваши ножки! - Агнес села на пуфик и принялась осторожно втирать целебную мазь в покрасневшие от ходьбы ступни Нокте. Когда та стала дремать, служанка увела ее в спальню.
        Последнее, что услышала Нокте, - это доносящийся из-за двери голос Агнес. Та с кем- то спорила.
        «Должно быть слуга», - подумала девушка, уплывая в сновидения, где она вновь играла на челесте.
        Глава 5
        Нокте снилось, как она танцевала с Готфридом. Гости были облачены в наряды всех расцветок зеленого: от темно-болотного, как топи на границе Сорфмарана, до ярко-салатового, как первая весенняя трава.
        В ту пору излюбленным развлечением короля были танцы. Все свободное от государственных дел время он проводил на балах. Где, подражая королеве, придворным дамам дозволялось не надевать корсеты, не делать сложные прически и даже танцевать босиком.
        Со счастливой улыбкой Нокте кружила с супругом рука об руку.
        Король смотрел на свою прекрасную жену и видел в ее глазах счастье. Ни разу Готфрид не усомнился в возлюбленной, считая, что та с большой радостью разделяет его увлечение. Но король не подозревал, каких усилий Нокте стоило сдерживать крик боли от мук, причиняемых танцами: будто ее нежные ступни топтали битое стекло и раскаленные иглы.
        Агнес следила за госпожой, не решаясь приблизиться, пока та не подавала знак, касаясь волос и убирая пепельные пряди за спину. Служанка подходила к Нокте и под невинным предлогом уводила. Однако они шли не в спальню, а к морю.
        Оставшись наедине со стихией, Нокте могла позволить себе хромать, пока не падала в воду с головой, исторгая безмолвный крик. Лишь рыбы чувствовали ее боль. Нокте выползала на берег, и волны облизывали ее горящие ступни, подбирались к груди. Затуманенными от слез глазами она видела в полумраке блеск чешуи - имбрийцы следили за ней, но не приближались.
        Агнес уводила госпожу обратно во дворец, быстро переодевала, сушила волосы ровно до прихода Его Величества. Потом король возвращался на бал, оставляя супругу на шелковых простынях без чувств. Агнес обтирала ее тело, укрывала тонким одеялом и оберегала до появления в спальне робких солнечных лучей, возвещавших об очередном дне во дворце. Дне, который Ее Величеству предстояло пережить, как и все последующие, пока она не подарит королю наследника.
        Дивное пение заставило девушку проснуться и сесть в кровати. Несколько томительных минут она прислушивалась к ночной тишине. Странный голос повторился, но звучал он не в стенах дворца, а в голове.
        «Такой знакомый и вместе с тем… чужой», - подумала она, скользнув на пол и обернувшись к узкой дверце в комнату прислуги. Из щели не пробивался свет - Агнес крепко спала.
        Мраморный пол обжигал холодом босые ступни. Решив не тревожить служанку, Нокте вышла в гостиную и ступила на мягкий ковер. Ведомая песней, она направилась к выходу и замерла. Всплеск воды заставил обернуться к ванной. Там в полумраке остро пахло водорослями и морем.
        Заострившиеся плавники крыльями торчали за спиной сидящего тритона, мышцы на бледных руках перекатывались, поблескивая иссиня-черной чешуей. Чернильные глаза с вызовом глядели на Нокте. Когтистой дланью Хаос смахнул волосы назад, обнажив в ухе серьгу, и неторопливо переступил через бортик, оставляя на полу широкие лужи.
        Они стояли друг напротив друга, разделенные одним шагом, и молчали.
        «Тебя убьют!» - закричала Нокте, раскрыв рот и ударив тритона по груди, но из ее горла по-прежнему не вырвалось ни звука.
        Она шевелила губами, напоминая рыбу, а он продолжал молчать, наблюдая как в полумраке блестят ее глаза: в них не было страха перед Хаосом. Нокте боялась за него.
        - Представляешь, каково мне было в людском тряпье, а обувь? Теперь я понимаю, почему ты ходила босиком, - он взглянул на свои ноги-ласты - в нескольких местах перепонки были надорваны.
        Как только Нокте отправилась на маскарад, кучер привел Хаоса к вьющемуся по стене плющу. Никто не увидел мужчину, входящего в апартаменты госпожи. Агнес с балкона тихонько командовала, подбадривая насмешками: «Еще ни разу не видела карабкающегося по стене тритона. Ты часом не сбежал от длинноволосой девы, которую колдунья заточила в башне?»
        Хаос гневно скрежетал клыками. С трудом взобравшись по плющу, он рухнул на пол, срывая с себя одежду и обувь. Ехидно улыбаясь, Агнес подняла за ним вещи и даже провела в ванную, где от широкой круглой чаши исходил запах моря, а вода оказалась соленой. Погрузившись в нее с головой, Хаос смог отдохнуть: высохшая чешуя перестала зудеть и отваливаться, растрескавшиеся губы увлажнились, привкус крови пропал, а волосы налились тяжестью впитавшейся воды. Тритон провел в чаше все время, пока Нокте отсутствовала, и успел вздремнуть. Путешествие далось ему с большим трудом. Не привыкший к твердой земле, одежде, сухому воздуху, Хаос измучился, возненавидев мир людей еще сильнее.
        Нокте замерла, прислушиваясь, и выбежала из апартаментов. Стряхнув с себя остатки воды, Хаос последовал за ней.
        Ведомая голосом, девушка шла по холодным коридорам, минуя многочисленные двери северного крыла прежде, чем остановилась перед портретом в массивной раме. Позолота, скрытая пылью, утратила прежний блеск, краски потускнели. С холста на живую Нокте глядели серые глаза. Собственный портрет показался девушке ужасающим отражением прошлого. Бледные руки сжимали кубок. Черный, переливающийся серебром бархат скрывал узкие женские плечи, рукава плотно облегали тонкие запястья. Богато расшитую золотыми нитями ткань украшали агаты.
        Светлые волосы рассыпались по плечам, обрамляя лицо и перехваченную атласной лентой шею. Художник мастерски скрыл ею оставшиеся после жабр шрамы на горле королевы. Когда-то этот портрет висел в кабинете Его Величества.
        Нокте вспомнила, как долго тогда стояла, не шевелясь и с трудом дыша в тяжелом платье, со стискивающей горло лентой, прежде чем художник завершил работу.
        Из-под рамы сквозило. Песня зазвучала громче. Нокте провела пальцами по портрету, смахнула пыль, сжала раму, но ничего не произошло. «Королева» так и осталась висеть на месте.
        Хаос огляделся по сторонам. Крыло показалось ему давно заброшенным. Его мокрые следы образовали дорожку из темных пятен, все остальное укрывал слой пыли и занесенной ветром сухой листвы. Тритон вцепился в раму и потянул в сторону, каменная крошка с шорохом обвалилась им под ноги. Портрет нехотя отъехал, обнажив темный провал, дохнувший на непрошенных гостей сыростью и водорослями.
        Не раздумывая, Нокте протиснулась первой. Хаос скользнул за ней, ободрав плечо о торчащий гвоздь.
        Лестница во тьме показалась Нокте бесконечной, пока они не очутились на развилке с расходящимися в разные стороны коридорами.
        «Должно быть, это другие тайные ходы, но ими давно не пользовались», - девушка повела носом. Запах сырости мешал определить направление, пыль забивалась в горло, оседала на теле, заставляла глаза чесаться.
        Нокте откашлялась и обернулась к Хаосу. В темноте его глаза и чешуя блестели.
        - Оттуда тянет морем, - тритон указал на ближайший к ним коридор. Шаг за шагом запах становился острее. Нокте сумела его почувствовать и даже услышала плеск воды, нарушенный протяжным стоном.
        Спустившись по ступеням и выглянув из-за угла, они увидели в дрожащем свете факелов просторный грот со свисающими сталактитами, подсвеченными голубоватым светом. В середине темнел просторный бассейн, на краю которого возвышалась чаша, пол перед ней мерцал от чешуи.
        Спокойная вода забурлила, и из нее вынырнуло жуткое существо - сирена из видений Нокте, чудовище, порожденное не морем, а чьим-то изощренным разумом.
        Хаос сжал плечо Нокте, и она качнула головой, прижимая ладонь ко рту. Словно могла закричать. Ни в одном из темных уголков Сомбры не водилось подобного существа.
        В чаше всколыхнулась вода, исторгнув женское тело. Тугие золотистые локоны превратились в обвисшие пряди, отяжелевшие от молока груди распухли. С закрытыми глазами Реджина провела пальцами по горлу, вдоль сердца к животу, поглаживая себя и издавая едва слышные стоны.
        Сирена подплыла к ней, игриво виляя бледно-серым хвостом и одурманивая легким напевом сквозь сомкнутые губы.
        Она вползла в чашу, шлепнув склизким хвостом по перламутровому краю, и заключила Ее Величество Реджину в объятья. Крик экстаза разнесся по гроту, заставив притаившихся Хаоса с Нокте вздрогнуть. Тритон коснулся висков, морщась от странного чувства, будто кто-то его призывал подойти ближе, лечь рядом с Сиреной и той женщиной.
        Рядом с чашей Хаос увидел гору из рыбьих костей, но, присмотревшись, понял: здесь, в холоде и сырости грота рядом с чудовищем лежали останки его собратьев. Давно обглоданные позвонки, ребра и хвосты.
        - Они все приплывали на мой голос, как крошечные рыбешки на хлебные крошки, - пропела Сирена, оставив бесчувственную королеву и обернувшись. - Ты сам пришел, как и они, - проворковала она, ткнув черным когтем в кости. - Выходи, я чувствую аромат твоей крови, - и запела.
        Очарованный голосом, Хаос отделился от стены и под испуганным взглядом Нокте пошел к Сирене.
        - Иди ко мне, иди же… я подарю тебе удовольствие.
        Тритон приблизился, и Сирена подползла к нему, заставила опуститься на колени.
        - Как ты хорош, - ворковала она, водя перепончатыми ладонями по груди и плечам Хаоса, и внезапно упала, распластавшись плоской грудью на камне.
        Перед ней стояла Нокте. Взгляд серых глаз обжигал, ровные зубы скалились.
        Сирена зашипела в ответ, но не увидела страха в потемневших глазах девушки, которая оттолкнула ее от Хаоса. Нокте ударила тритона по лицу, стараясь привести в чувства.
        - Отсюда не уйти живыми! - прорычала Сирена, шевеля хвостом и ползя за добычей.
        У Нокте заложило уши. В панике она бросилась к расщелине в полу. Сделав спасительный вдох, девушка потянула Хаоса за собой, и они рухнули в море.
        Вода с шумом поднялась, расходясь пенистыми кругами.
        Что-то подхватило девушку и понесло в сторону берега. Шрамы от жабр на горле и ребрах саднили. Нокте попыталась встать, но от слабости колени подогнулись, и она вновь рухнула на песок. Жесткий, колючий, здесь он был таким же чужим, как замок и та жизнь, которую она провела в роли королевы Сорфмарана. Переводя дыхание, девушка стала всматриваться в воду, надеясь увидеть Хаоса. Тритон лежал на спине, раскинув руки в стороны, пока не выбрался следом, лег рядом и больше не шевелился, глядя Нокте в глаза.
        - Монстр создан не стихией. Ни одна русалка не может родить подобное, даже воды Сомбры не обратят дитя моря в это… - прохрипел он и убрал мокрую прядь со лба Нокте.
        На берегу послышались топот шагов и мужские голоса. Тритон потянул девушку к камням, беглецы укрылись в их тени. Прижав колени к груди, Нокте вспомнила, как когда-то пряталась от принца и его свиты.
        - Ищите ее, она не могла далеко уйти! - мимо их укрытия пробежал один из стражников. В полумраке его начищенный до блеска нагрудник сверкал.
        - Ее Величество будет недовольна, - проворчал второй, остановившись у камней.
        Хаос шевельнулся, и Нокте приложила ладонь к его рту, внимательно наблюдая за вторым мужчиной. Тот осмотрел берег и вернулся к напарнику.
        - Нигде нет, да и темно.
        - Потому что ты, бестолочь, не взял ни фонаря, ни факела! - парировал другой.
        - Вот сам бы и брал! Нас так спешно вызвали, я едва успел соскочить со служанки и застегнуть ремень.
        Послышалась возня, лязг доспехов, и мужчины удалились. Когда их голоса смолкли, Нокте выждала еще несколько томительных минут и на коленях выползла из укрытия.
        «Зачем я понадобилась королеве? Почему она будет недовольна?» - думать мешала боль в груди, о которой Нокте старалась забыть. Сделав вдох, девушка оттянула потяжелевшую от воды ночную рубашку и, оторвав нижнее кружево, перевязала руку Хаосу. Тритон терпеливо снес ее заботу. Сегодня они стали ближе, чем за проведенное на Утесе время.
        «Я узнала, кто убивал тритонов, но вопросов стало еще больше», - Нокте отдала бы все, чтобы оказаться в своем замке, подальше от этого кошмара.
        Прячась за кустами и широкими деревьями, они добрались до конюшен. Кучера собрались компанией у фонтана и болтали, кто-то сидел на козлах, выпивал и играл с дружками в карты.
        Хаос привел ее к балкону и уже знакомому плющу, по которому они взобрались наверх. В гостиной при зажженных свечах их дожидалась Агнес.
        - Наконец-то! - с облегчением выдохнула служанка и поторопилась отправить Нокте в горячую ванну. Пока госпожа грелась, Агнес занялась перевязкой тритона.
        - Видишь, я не солгала, теперь ты знаешь, кто убил твоего брата, - костлявыми старческими пальцами морская колдунья смазала его руку мазью и затянула повязкой.
        Хаос скривился, пытаясь осознать произошедшее. Вот он стоит в гроте у стены, будоражащая душу и тело вибрация проникает под каждую чешуйку. Ему стало легко, будто он не шел по каменному полу, а плыл сквозь воздушную пену к чарующему голосу самого прекрасного, соблазнительного существа в морском царстве. Но стоило песне умолкнуть, как медленными толчками сознание стало возвращаться к Хаосу. Тело ударилось о холодную воду, и тритон окончательно пришел в себя, видя, как Нокте затягивает на дно. Он успел схватить ее за талию и подтолкнул к берегу, оставшись в живительной воде, смывая дурман Сирены. Настоящий ужас пришел к нему, когда тритон лежал на берегу и глядел в расширенные зрачки Нокте, слышал ее хриплое дыхание, видел, как уголки губ кривятся от боли, а дрожащие руки прижимаются к сердцу. Если бы не девушка, отбившая его у Сирены, от Хаоса остались бы только обглоданные кости.
        Сгорбившись в кресле у полыхающего камина, Нокте обнимала колени и неотрывно смотрела на золотисто-алое пламя. Зажмурившись, девушка закрыла уши ладонями, отдающиеся в голове стоны Реджины перекрыли голоса Агнес и тритона. Нокте вздрогнула и на подгибающихся ногах дошла до двери и, прижавшись к косяку, прислушалась.
        - Я не хочу, чтобы она узнала всю правду!
        - Ты умело притворяешься старухой, - в мужском голосе звучала неприязнь. Нокте сосредоточилась, вслушиваясь в каждое слово.
        - Что ты увидел? - спросила Агнес.
        - Чудовище, которому нет имени, нет объяснения…
        - Оно так ужасно? Расскажи мне, Хаос, - съехидничала служанка. Нокте удивило ее простодушие.
        «Почему она его не боится? Смело обращается по имени, будто они давно знакомы». Вопросы возникали один за другим:
        «Когда мы оказались на балконе, Агнес нас поджидала. Почему Хаос последовал за мной в пещеру, почему спас, если ненавидит?»
        - В видениях я увидела королеву, но не монстра, о котором ты говоришь. Кажется, все не так просто. Как обычный человек мог обуздать это существо? Вряд ли деньгами.
        - Женщина не боялась. Они с Сиреной сплелись тело к телу, будто это происходило не первый раз. Я никогда подобного не видел.
        Агнес хрипло засмеялась:
        - Да ты вообще ничего не видел, кроме Сомбры и Имбры, откуда тебе знать о том, как сложены люди. Ты - малек, вышедший из жемчужины-икринки и увидевший лишь то, что тебя окружает, но не весь мир. Однако скажи, моя рыбка больше не вызывает у тебя былого отвращения? Ведь ты спас ее, я видела. Хотя мог бы и оставить в море тонуть…
        «Рыбка…» - знакомое ласковое слово всплыло в воспоминаниях Нокте. Опустившись на пол, она закрыла глаза.
        Черный утес был погружен в темноту ночи, озаряемую вспышками молний. Море и небо устроили битву: водоворот уносил в свою воронку одинокий корабль, высокие волны с шумом накатывали на берег, ударялись о скалы и торчащие рифы. Перепуганные матросы держались за мачты, но разбушевавшаяся стихия заливала палубу, стекала по форштевню[17 - Форштевень - передняя, наиболее прочная конструкция носовой части судна.] на нос корабля с фигурой деревянной русалки-оберега. От ярких вспышек молний лицо морской девы напоминало скалящуюся маску. Черные, непроницаемые тучи клубились над кораблем, бьющие из них молнии очерчивали незримую стену, сквозь которую, казалось, невозможно пробиться. С одной стороны - открытое море с водоворотами, с другой - смертоносные кинжалы рифов Черного утеса.
        Стихии схлестнулись с удвоенной силой, и корабль бросило на скалы. Гром заглушил человеческие крики, черная вода окрасилась кровью, морские чудовища устремились к добыче.
        Нокте наслаждалась штормом неподалеку от грота Ангелы и разглядела среди плавающих обломков мертвенно-бледное лицо темноволосого мужчины. Его руки сжимали штурвал - единственную уцелевшую часть корабля. Русалочка вглядывалась в лицо мертвого, как вдруг он закашлялся. В нескольких метрах от него аквапил погреб в своей водяной утробе очередного моряка. Темноволосый активно заработал ногами. Нокте продолжила за ним наблюдать. Тяга к жизни этого человека разожгла в холодном сердце русалочки любопытство. Еще немного, и серпенс ухватит его, насадив на острые плавники. Нокте усмехнулась и взмахнула рукой: волна изогнулась и понесла моряка в ее сторону, подальше от серпенса. Как только русалочка обвила человека руками, змей обиженно шлепнул хвостом и уплыл за другой жертвой. Сегодня чудовища утолят свой голод.
        - Ты такой холодный, - разочарованно заметила Нокте, проведя пальцами по лицу мужчины, его закрытым глазам. Из горла моряка вырывались хрипы. От плавника серпенса на руке алели порезы: яд растекался по коже, заставляя человека скрипеть зубами.
        - Слабый. Как вы только выживаете? - русалочка склонилась над его раной и провела языком, пробуя кровь на вкус. Нокте подняла взгляд к облакам - шторм заканчивался, и русалочка оттащила человека в грот. В непогоду тетушка спала крепким сном, ее бы не разбудило даже землетрясение.
        Мурены, свернувшиеся у темно-серых валунов, встретили принцессу шипением. Присутствие человека их нервировало, но, объевшись ракатиц[18 - Моллюски.], они лишь проводили гостя настороженными взглядами, перекрыв путь обратно. Попасть в грот можно было по воде или спустившись с холма между острых камней. Тетушка не любила этот выход и редко покидала грот, наслаждаясь уединением. В последние годы она больше хандрила, от тоски устраивая штормы и приговаривая, что Нокте стоит брать пример со старшей сестры. В ее возрасте Эрида уже управляла стихией, разбивала корабли о скалы и колдовала. Младшая же днями напролет проводила в мечтах, единственное, что ее интересовало, - морские чудовища.
        Как только королевы не стало, Нокте поселилась у Ангелы. Здесь, на холодном Черном утесе с его шумными прибоями русалочке было легче справится с горем. Средние сестры выходили замуж и уплывали кто в Имбру, а кто еще дальше, за Умбру. Лишь Эрида не покидала коралловую столицу, неся бремя правления вместе с отцом (а часто и вместо него).
        В свой шестнадцатый день рождения Нокте подарила себе человека и сейчас, лежа на боку, разглядывала его. Вырез рубахи открывал смугловатую кожу с темными завитками волос, твердый подбородок оказался колючим от щетины, на висках выделялась седина, к босым пяткам прилип песок и мелкие ракушки.
        Мужчина с присвистом задышал, раскрыл потрескавшиеся губы и зашелся в приступе кашля.
        - Воды, - прохрипел он.
        Русалочка склонила голову на бок, светлые пряди упали на едва наметившуюся грудь. Покрытое серебристой чешуей тело переливалось, напоминая жемчужину. Ухватив одной рукой пустую раковину, другой Нокте провела над песком: из образовавшейся воронки вверх поднялись пузырьки воздуха и забурлил подземный ключ с чистой водой. Колдовство давалось ей с трудом (с серпенсами и аквапилами было проще, чудовищ манила ее кровь, и они послушно следовали за Нокте). Окунув раковину-чашу в родник, русалочка поднесла ее ко рту человека, и он сделал небольшой глоток, затем другой, на третий его ресницы дрогнули.
        У мужчины оказались глубоко посаженные глаза - карие, словно брюшко пагуруса[19 - Ракообразные (крабы).], широкие плечи, длинные руки с тонкими запястьями. Из-под коротких бриджей торчали острые колени с выпуклыми икрами. Впервые Нокте видела человека так близко. Интерес к незнакомцу оказался сильнее отвращения. Русалочка протянула к нему руку, но мужчина дернулся, настороженно следя за ее движениями.
        - Не бойся. - Нокте улыбнулась, еще больше испугав человека своими клыками.
        Мужчина попытался встать, но мгновенно упал и тут же вскрикнул от боли в руке.
        - Я залечила порезы, ты в безопасности, хочешь есть? - русалочка поднесла к его лицу пойманного морского слизня.
        Человек качнул головой, его лицо исказила гримаса отвращения.
        - Где я?
        - В гроте на Черном утесе, твой корабль разбился о скалы, а команду сожрали чудовища. Я спасла тебя. Первый раз встречаю человека, - с улыбкой поделилась Нокте. - Как твое имя? Откуда ты приплыл?
        Она засыпала его множеством вопросов. Человеку, которого звали Готфрид, было сложно на них не ответить. Слово за слово они разговорились, но чувство голода было таким сильным, что пришлось съесть предложенного слизня, а затем развести костер. Маленькая русалочка осталась лежать на песке, погрузив хвост в воду, пока Готфрид изучал «жилье» и готовил принесенных ею крабов - в гроте нашлись даже котелок и кухонная утварь. У его спасительницы оказалось необычное имя (в его стране девушек называли Агнес, Грит, Катрин, но Нокте он встречал впервые).
        «У морских жителей все иначе», - подумал он, наблюдая за булькающей в котелке водой. В стене Готфрид обнаружил нишу, выбитую в камне, и мешковину. Перьевую подушку заменяла свернутая сеть, по полу разбросана солома.
        «Неужели она здесь живет?» - выход из грота укрывали высокие камни, защищая от штормов, в воде мужчина заметил двух скользящих мурен, чьи желтые глаза следили за каждым его движением. С русалочкой он постарался быть как можно любезнее и осторожно выведал, кто она и откуда здесь появилась.
        «Морская принцесса, спасшая принца. Как удачно… лучше и не придумаешь. Если бы только у нее были ноги - этот брак принес бы выгоду обеим сторонам, и тритон-король усмирил бы морских чудовищ. Слишком часто те стали нападать на наши суда. Мы слабы перед стихией», - думал Готфрид, поедая похлебку из деревянной миски и наблюдая, как Нокте с хрустом вгрызается в сырых крабов.
        - Скажи, в вашем царстве…
        - В Умбре - это коралловая столица, - подсказала Нокте.
        - Верно! - Готфрид улыбнулся. - Когда принято выходить замуж? Или у вас это не принято?
        Русалочка удивленно захлопала большими серыми глазами.
        - Отчего же, сейчас я именно в том возрасте, когда могу выносить жемчужину. Отец даже выбрал мне жениха, но после гибели матушки его с семьей изгнали в Сомбру, и теперь я свободна ото всяких обязательств. А ты, у тебя есть супруга? Дети?
        Готфрид смущенно поджал губы и опустил взгляд.
        - Нет, я одинок, и мое сердце свободно. Увидев тебя, я действительно испугался, но сейчас могу сказать, что даже самая привлекательная девушка не сравнится красотой с русалочкой.
        Зрачки Нокте расширились. Она долго всматривалась в лицо Готфрида, приведя его в замешательство. Потом подползла поближе, обхватила шею руками и впилась в горячие от лихорадки губы. Остатки еды упали на песок. Готфрид завалился на спину, он испытывал и отвращение, и любопытство. Он знал, как обращаться с женщинами, как ласкать их, но не понимал, как быть с русалкой.
        Ее тяжелый хвост змеей оплел его ноги и крепко сжал. Неумелые губы тыкались в него, клыки болезненно прикусывали, и Готфриду пришлось взять Нокте за плечи, отстранив русалку.
        - Я не заслуживаю твоей открытости.
        - Разве люди не делают это, когда чему-то рады? Я видела подобное множество раз, двое гуляли на берегу под луной, держались за руки, их губы соприкасались, и они снимали одежду, чтобы слиться в единое целое. Но со стороны выглядели нелепо, напоминая двух слизней, и слишком шумели.
        Готфрид засмеялся:
        - В моем мире так поступают, когда любят друг друга. Разве ты не понимаешь, в чем разница?
        Нокте пожала плечами:
        - У нас редко кто целуется, зачастую и вовсе не проявляя чувств. Мы - холодные, не слишком эмоциональные и соединяем лишь наши хвосты, чтобы тритон передал русалке спириту для рождения новой жемчужины.
        - Ты еще так юна и неопытна. - Готфрид осмелился прикоснуться к ее хвосту, погладил его, чувствуя, как ладонь покалывает от мелких порезов.
        Когда шторм успокоился, он покинул грот и увидел холм с возвышающейся на нем мельницей. Неподалеку паслось стадо овец, за которым следил старик. На противоположной стороне темнел замок - Черный утес, одна из резиденций Его Величества. Готфрид приезжал сюда ребенком, а позже сделал из замка склад, куда доставляли многочисленные продукты и товары с острова Вайлеран. В свое время некоторые жители Сорфмарана перебрались на этот тропический остров, чтобы выращивать экзотические фрукты, чай и кофе, ткать шелк, а также добывать родолит[20 - Драгоценные камни розового, пурпурного оттенков.]. Украшения с этим камнем стоили баснословных денег наравне с редкими голубыми жемчужинами (на одну такую жемчужину год можно кормить многотысячную армию).
        Ветер обдувал лицо принца. Он не вспоминал о погибших матросах, утонувшем корабле. У него появилась куда более важная цель.
        «Мы собрались плыть на острова за товаром, но наши планы не увенчались успехом. Досадно. Однако отец отправит новый корабль, а я останусь здесь ради морской принцессы. Кто знает, быть может, мне все же удастся заключить перемирие», - он криво улыбнулся и направился в сторону замка, в окне которого слабо мерцал огонек.
        Нокте отошла от двери и легла на кровать: волосы разметались по покрывалу, подол ночной рубашки задрался до колена. На миг девушке показалось, что ее светлая кожа переливается серебром, будто она вернула прежнюю чешую, но то оказалось лишь коварной игрой пламени в камине.
        «Все это время Ангела была рядом. Даже когда заключила со мной сделку и несколько ночей помогала вставать на ноги, учила ходить, утирала слезы, поила целебными отварами. Мы расстались, когда я покинула Черный утес и думала, что больше никогда не увижу тетушку. Агнес-Ангела, моя морская колдунья». - Глаза защипало, горло сдавил спазм, и слезы счастья упали на постель. «Ангела никогда не делала ничего просто так. Именно она помогла Хаосу добраться сюда, узнать, кто убивал наших собратьев. Я не могу вернуться на север. Мы должны узнать, что задумала королева и сколько еще тритонов из-за нее пострадает». Вскоре Нокте уснула, и сновидения перенесли ее обратно в пещеру Сирены. Но теперь монстр был не один.
        Склизкие щупальца опутали бедра выгибающегося тритона: бронзоволосый, с остриженными волосами. Тот, чье тело Нокте нашла на берегу в окружении мотыльков. Сейчас он лежал на каменном полу и стонал, пока Сирена с хлюпаньем елозила по нему и пела. В момент экстаза Сирена впилась в грудь любовника, подняла окровавленную руку, держа на ладони сердце с жемчужиной. Напевая, Сирена подползла к каменной чаше, откуда вынырнул мужчина. Льняные волосы разметались по спине. Чудовище прильнуло к нему своими щупальцами и поднесло омытую в воде жемчужину. Нокте не видела лица человека, лишь то, как он бережно забрал «душу» тритона и сжал в кулаке. «Он отлично мне послужил, приводя собратьев, но пожелал слишком многого. Запомни, моя жемчужинка, требовать что-то у сильных мира сего - непозволительная наглость. И хотя я поощрял Форкия в его делах, он оставался для меня ничтожеством». Мужчина откинул голову назад и едва слышно застонал. Голова Сирены выглядывала из-за его бедра. Нокте хотела отвернуться, но взгляд зацепился за странные круглые бугорки на бедре человека, алые полосы жабр под лопатками.
        «Словно под кожу вшили крохотные шарики. Жемчужины!» - осенило Нокте «Двуногий, без чешуи, но с жабрами и жемчужинами. Кто же ты? Такой же эксперимент, как и Сирена? Для чего тебе столько морских душ?»
        - Госпожа, к вам пришел Мортус Лавон!
        Голос Агнес заставил Нокте проснуться. За окном ярко светило солнце, птицы чирикали на ветвях деревьев, а на столике стоял поднос с едой, миска с водой и свернутое полотенце.
        Потирая заспанные глаза, девушка прижала руку ко лбу и махнула перед собой, отгоняя ночные кошмары. Умывшись и переодевшись, она выпила чашку травяного чая и вышла в гостиную.
        «Где Хаос?» - в ответ на ее вопросительный взгляд Агнес кивнула в сторону ванной.
        Целитель стоял в дверях. За эту ночь он будто постарел: впалые глаза потускнели, кожа приобрела болезненный желтоватый цвет, скулы заострились. Темная, бархатная мантия выглядела тяжелой, будто притягивала целителя к полу, заставляя сутулиться, а затем и вовсе упасть на колени.
        Мортус подполз к девушке, схватил за руки и стал целовать.
        - Моя королева! Какое счастье что с вами все в порядке. О небеса! За что нам все это?! Я боялся, что Ее Величество решится на крайние методы. Она - настоящий монстр, обрекший меня на испытания. Если бы не ее приказы, я бы ни за что не пошел на преступления против самой природы. Моя жизнь в ее руках.
        Ошеломленная Нокте высвободила руки из хватки целителя и положила ладони на его дрожащие плечи.
        - Вы ведь ничего не знаете, - забормотал Мортус, качая головой. - Реджина старше Его Величества и быстро теряет свою молодость. В день, когда во дворец доставили ваши документы о разводе, королева призвала меня к себе поздно ночью. Я решил, что ей нездоровится, но, когда она провела меня через потайной ход в пещеру и показала… - мужчина умолк и зашелся сухим кашлем.
        Нокте подозвала Агнес, вдвоем они усадили целителя в кресло, служанка поднесла ему стакан воды, и, когда приступ прошел, Мортус продолжил:
        - Она привезла с собой это странное создание, чудовище не то с хвостом русалки, не то осьминожьими щупальцами. С той проклятой ночи я оказался связан клятвой оберегать тайну старения королевы и помогать ей всеми способами, иначе… меня подвергнут мучительным пыткам и убьют. О госпожа, я слаб, так слаб. - Слезы покатились по его щекам. - Сама Реджина родом из той части Сорфмарана, где находится волшебный лес и живут феи. Она околдовала короля, влюбила в себя.
        Нокте подняла руку и нахмурилась. Ей не было дела до Готфрида, их пути давно разошлись. Сейчас ее волновали лишь погибшие тритоны.
        - Да-да, простите… я знаю как он с вами обошелся, причинил столько боли и страданий, а я… - он поднял свои трясущиеся руки. - Вы слишком добры ко мне, я вижу это по вашим глазам, в них не презрение, а благодарность к чудовищу в человеческом теле. Я опорочил звание целителя.
        Девушка ободряюще сжала его пальцы и кивнула, чтобы он продолжил рассказ.
        - Я узнал, что, когда это существо сыто, оно выделяет слизь, благодаря которой Ее Величество продлевает молодость. Родив наследника, она страшно подурнела и три месяца не подпускала к себе короля, даже сама выбрала для него самых красивых фавориток. Я должен был готовить различные зелья, целебные ванные для ее кожи, волос и ногтей. Но этого оказалось недостаточно, и королева возложила на меня обязанность находить для Сирены пищу, которой стали мутировавшие тритоны. Ее Величество рассказала, что давно познакомилась с одним из них и он обещал помогать в обмен на какую- то услугу.
        Нокте сжала губы. «Неужели тот самый Форкий?» Она посмотрела на Агнес и жестом приказала принести перо с бумагой. Служанка молча исполнила поручение, и Нокте быстро написала несколько вопросов: «Как звали того тритона? Видели ли вы рядом с Сиреной светловолосого мужчину с жабрами? Как избавлялись от тел? Питается ли Сирена магическими жемчужинами?» Она передала лист целителю.
        Его брови поползли вверх, рот удивленно округлился.
        - Госпожа, ваши вопросы… вы? Впрочем, вы всегда отличались прозорливостью. Помощника Ее Величества и предателя имбрийцев звали Форкий. Сирена расправилась с ним по приказу королевы, Реджина может управлять этим чудовищем. В пещере есть углубление в полу, оно находится точно над местом, где проходит течение, оно и уносило все тела, если Сирена не желала съедать их полностью. Что до жемчужин с мужчиной - мне об этом ничего неизвестно, я лишь должен был следить, чтобы монстр питался. Форкий первым подал идею о своих собратьях, сказав, что никто не хватится изгнанников-мутантов.
        Нокте кивнула. «Так и есть. Имбрийцы их ненавидели, если бы могли, то сами и убили бы. Кто же тот незнакомец из снов? Сирена льнула к нему и совсем не боялась. Отдала жемчужину. Люди рождены без магии, возможно ли получить ее, если поглотить достаточное количество жемчужин? Если я задам Агнес вопрос, она поймет, что я ее узнала».
        Девушка перевела взгляд на служанку и тяжело вздохнула. «Как же нам быть? Здесь опасно оставаться, особенно Хаосу. Пение Сирены может настигнуть его в любой момент. Даже если стража его увидит, то не посмеет причинить вред, король дорожит отношениями с морским народом, но Реджина… Когда такой лакомый кусочек бродит под самым носом, невозможно не воспользоваться им».
        Йоханес
        Легкий сквозняк проник в дом через приоткрытое окно. Занавески трепетали, укрывая надбитый уголок горшка с увядшим цветком. На столе с шорохом поднимались и опускались, будто дыша, два листа с печатью королевской академии. Размашистым почерком на бумаге было выведено: «Назначить Мортуса Лавона младшим целителем во дворце…» Ветер усилился, и письма плавно опустились на пол. Вмиг бумага пропиталась багровым. Словно кто-то забрызгал ее алой краской. Рядом со стулом лежало скрюченное тело. Окровавленный нож валялся рядом.
        Фигура в черном опустилась над мертвым и потянула письма за уголки, аккуратно свернула, убрав под плащ. Тяжелый вздох нарушил ночную тишину. Стоящий над телом смотрел в широко распахнутые глаза мертвеца, радужка утратила былую яркость, кожа отливала голубизной.
        - Тебя больше никто не увидит, - прошептал убийца и, схватив мертвого за запястье, затолкал в мешок из-под картофеля, смешав кровь с засохшими очистками и землей. Человек покинул дом и, спустившись к берегу, сел в лодку. Он отплыл так далеко, как сумел. Перекатывающиеся по днищу камни щелкали друг о дружку. Свернутая, мягкая сеть упиралась в поясницу. Прилипшие к ней чешуйки и мелкие раковины поблескивали в полумраке. Волны плескались о борт поскрипывающей лодки, заглушив стук камней, брошенных в мешок. Перевалившись через борт, тело с плеском упало в воду, медленно погружаясь в морскую обитель.
        Мужчина вдохнул полной грудью, наслаждаясь спокойствием ночи, и налег на весла.
        Неделей ранее корабль с грузом потерпел крушение в шторме у Черного утеса. Странствующий моряк так и не узнал о поступлении сына.
        Глава 6
        Мортус удалился, а Нокте еще долго сидела в кресле, раздумывая над словами целителя: «Он сказал, что во время экстаза с Сиреной сознание Реджины отключается и она никого не замечает. Ночью королева не увидела и нас с Хаосом. Однако почему стражники искали меня по ее приказу? Может быть, совсем по другой причине? Сейчас же благодаря Мортусу Ее Величество думает, что от долгой дороги я заболела и несколько дней не смогу никуда выйти». В душе Нокте разлилось тепло благодарности к единственному другу во дворце, который никогда не забывал ее и всегда оставался верен.
        - Госпожа, как нам быть? - спросила Агнес, заглядывая в глаза подопечной.
        С трудом Нокте сдержала порыв обнять служанку, показать, что она знает о ее тайне, но не позволила себе даже взглянуть на нее. Девушка махнула рукой в сторону ванной, где притаился Хаос.
        - Позвать это мокрое чудовище сюда? - скривилась Агнес, всплеснув руками. - Помилуйте, он ведь зальет весь пол.
        Нокте кивнула и, сжав пальцы в кулак, мягко постучала по подлокотнику.
        Служанка обиженно надула губы и окликнула из ванной тритона:
        - Вылезайте, господин с ластами, - прошипела она и удивленно попятилась от стоящего за дверью тритона. - Подслушивал?! - возмутилась Агнес.
        Хаос приблизился к Нокте, нависнув над девушкой и уперев руки в подлокотники кресла.
        - Я должен убить эту мутировавшую тварь, - он оскалился.
        Девушка взглянула на его руку: повязка сползла до локтя, обнажив покрасневшую кожу с оторванными чешуйками. Хаос неотрывно смотрел на Нокте, пока та не коснулась его груди и не поднялась. От нее пахло травами, под серыми глазами залегли темные круги, волосы рассыпались по узким плечам. Они были так близко друг к другу, а ее внешность и запах не вызывали отторжения. Возможно, Хаос просто привык к Нокте. Она качнула головой, набросала на листе изображение трезубца и вручила рисунок тритону.
        - Мой остался в Сомбре. Единственное место, где я смогу достать оружие, - Имбра. Я отправлюсь туда ночью, а затем вернусь и убью эту тварь. Таким, как она, не место в нашем мире, собственно, как и тебе, - последнее он шепнул девушке на ухо и увидел, как ее губы искривились в странной улыбке. В глазах не было печали. «Ты знаешь, что это правда», - подумал Хаос.
        - Госпожа, что вы решили? Я могу быть вам полезна? - Агнес оттеснила тритона от хозяйки. Нокте отошла к балкону. Ветер пробежал по подолу платья, пощекотал босые ноги и осушил остатки воды на тритоне.
        - Я отправлюсь в Имбру за трезубцем, - повторил Хаос.
        Агнес прижала ладонь ко рту и испуганно округлила глаза:
        - Безумец! Ваши же сородичи вас убьют! Госпожа, образумьте его! - служанка всплеснула руками, но Нокте даже не обернулась.
        Если она сделает шаг назад, попытается помешать Хаосу, то он возненавидит ее еще сильнее. Это его выбор, как когда-то она сделала свой в пользу короля. Ошибка? Верно, но благодаря ей она повзрослела и сумела вынести бремя жизни в человеческом теле.
        Девушка обернулась и, глядя Хаосу в глаза, кивнула, а затем указала на солнце.
        - Я не настолько безумен, чтобы отправляться в Имбру сейчас, дождусь ночи, - прорычал тритон и скрылся в ванной, а Нокте ушла в спальню.
        Агнес тяжело вздохнула и принялась хлопотать, вытирая лужицы на полу и собирая посуду на поднос. Придирчиво оглядев апартаменты, она вышла в коридор.
        «Из этих мальков клыкастого голианта[21 - Большая тигровая рыба, или гигантский гидроцин, - вид крупных хищных лучеперых рыб.] не вырастишь», - мысленно негодовала Агнес, спустившись на первый этаж в кухню, где с поварами вовсю кокетничали служанки Ее Величества. Девушки уговаривали усатого мужчину в колпаке угостить их мятными пряниками или белым шоколадом, которые очень любила королева. На приход Агнес служанки не обратили внимания.
        - Отнесите чай господину целителю, и я поделюсь с вами новым десертом, - предложил повар.
        Служанки зароптали:
        - Идти к этому пропахшему зельями старику?
        - Фи, как только Ее Величество позволяет ему к себе прикасаться? От его мантии воняет рыбой.
        Агнес смерила девиц скептичным взглядом и бочком придвинулась к повару.
        - Позвольте мне выполнить это поручение. Незачем отправлять таких красавиц к морщинистому целителю, - своей улыбкой она расположила к себе прислугу. Повар удивленно вскинул брови, задумчиво почесал затылок и, поправив съехавший колпак, согласно кивнул. Выходя из кухни, Агнес услышала, как девушки зашептались о ее госпоже:
        - Может, не так уж и плоха бывшая королева, раз у нее такая добрая служанка?
        - Где наш шоколад, господин повар?
        Неспешно поднимаясь по ступеням, женщина оказалась в круглом холле. Кабинет и апартаменты Мортуса находились под спальней королевы (когда-то те комнаты принадлежали Нокте). Крепко сжимая поднос одной рукой, Агнес постучала в дверь и, не дожидаясь разрешения, вошла.
        Целитель резко накрыл ладонью рассыпанные по столу голубые жемчужины и окинул служанку ледяным взглядом. Агнес сделала вид, что ничего не заметила, и, кряхтя, расставила чайные принадлежности.
        - Вот, господин целитель, повар просил вам отнести.
        - Спасибо, Агнес. Как раз вовремя. - Он налил себе чаю и сделал глоток, растягивая удовольствие от горячего напитка.
        Служанка поклонилась и направилась к двери, но вместо того чтобы открыть, прижала пальцы к дверному косяку и спросила чистым, без хрипотцы голосом:
        - Значит, ты исполнил свою мечту и стал королевским целителем… - влетевший в кабинет порыв ветра с шумом сбросил со стола документы и заглушил названное Агнес имя. Стройные женские ноги мягко ступали между разбросанных по ковру писем. Гладкие ладони коснулись столешницы. Волна черных локонов рассыпалась по высокой груди, талия стала тоньше, и платье повисло. Взгляд тусклых зеленых глаз зажегся ярким огоньком, а на острых скулах замерцала серебристая чешуя.
        - А ты нисколько не изменилась, Ангела. - Мужчина поднялся из-за стола, приблизился к месту, где секунду назад стояла старуха, а теперь красовалась привлекательная женщина-химера, и обхватил ее бедра горячими ладонями. - С тех пор утекло много воды, но я никогда не забывал тебя. - Он провел пальцами по ее лицу и поцеловал.
        Ангела ответила на поцелуй. Ее цепкие пальцы разорвали на мужчине рубашку, на миг замерли, ощупывая странные бугорки над сердцем, но Мортус схватил ее за запястья и уложил на спину. Все это время мантия скрывала его подтянутое, здоровое тело, не позволяя разглядеть истину.
        Сквозь неплотно задернутые шторы пробивались тонкие солнечные лучи, заставляя чешую на плоском животе и вздымающейся груди мерцать. Шорох ветра, играющего с кронами деревьев, приглушал стоны. Взяв с прикроватного столика кувшин, Мортус набрал в рот воды, позволив Ангеле напиться из собственных губ. Колдунья нахмурилась, внезапно перестав различать очертания лица возлюбленного.
        - Я спасу тебя, прости… - его шепот эхом отозвался в голове Ангелы, и она погрузилась в забытье.
        Мортус стоял над обнаженным женским телом, сложив руки на груди, и размышлял. Затем в последний раз погладил возлюбленную по голове, коснулся губами шелковых прядей и стал быстро одеваться.
        «Нужно поторопиться и увезти ее отсюда как можно скорее». План созрел у него в голове, как только он увидел меняющийся облик Ангелы. Вместе с водой он влил в нее приготовленное для Сирены сонное зелье. «Я не ждал тебя, но твой сон будет длиться до тех пор, пока я не решу его прервать. Я не могу допустить, чтобы ты совершила ошибку и пострадала. Я увезу тебя в место, о котором никто не знает и где тебя никто не догадается искать, а когда исполню нашу мечту, то вновь смогу обнять тебя, моя химера».
        Служанка, спешившая мимо целителя, обернулась ему вслед, удивляясь, как изменилась походка мужчины: он перестал горбиться, движения стали уверенными, на лице разгладились морщинки, будто Мортус помолодел.
        Не доходя до кабинета Его Величества, целитель свернул к боковой двери и без стука вошел в комнату стражников. За столом обедали двое: их ножны висели на спинках дубовых стульев рядом с алыми плащами, на которые налип песок и несколько чешуек. При виде гостя мужчины поднялись.
        Медная ложка со звоном упала на пол, расплескав рыбный суп, но Ганс этого даже не заметил. Молодой стражник неотрывно смотрел на целителя. Этот человек пугал его. Ганс не посмел бы сразиться с ним.
        - Мы… - начал было Хуберт, но Мортус прервал его. Он поставил на стол два пузырька с голубоватой жидкостью.
        - Вы отлично все разыграли на берегу. Это плата за сегодняшнее задание, нужно поторопиться… - гость стал что-то нашептывать Хуберту. Ганс боялся шевельнуться. Стук собственного сердца заглушал мысли. Он переводил обезумевший от страха взгляд с целителя на дядю, пока Мортус не оставил их одних. Еще с минуту мужчины стояли, будто окаменев, потом медленно опустились на скрипнувшие стулья.
        - Каждый раз от его вида цепенею. Повстречать морское чудовище не так страшно, как остаться с ним наедине. Я чуть в штаны не наделал, - Ганс подобрал ложку. - Даже аппетит пропал. Что он хотел на этот раз?
        Хуберт убрал пузырьки в карман и сложил ладони вместе, тронутая сединой челка упала на загорелый лоб. Темные глаза сузились.
        - Нас ждет непростое дельце, сегодня же необходимо забрать монстра и увезти. Место он назвал, но путь туда неблизкий. О причине нашего ухода я позабочусь, - он коснулся нагрудного кармана, где лежали флаконы с зельем. «Надеюсь это наша последняя сделка. Если бы моей малышке не понадобилось лекарство, я бы никогда не связался с этим ненормальным». Он тяжело вздохнул и посмотрел на своего племянника: тот сидел с позеленевшим лицом, пряча дрожащие руки под столом.
        - Выпей и успокойся, - подбодрил его Хуберт и плеснул в кубок воды, подслащенной медом. - Сдадим смену и займемся делом.
        Племянник поднял на него потухший взгляд и сделал глоток.
        - Он назвал какое-то конкретное место?
        - Да, но об этом поговорим ночью, сейчас мне кое о чем стоит предупредить имбрийцев.

* * *
        Мортус исподлобья наблюдал за королем, пока не встретился с сосредоточенным взглядом карих глаз. Под рукой Готфрида лежали бесчисленные документы и указы, которые он изучал.
        - Надолго ты уедешь? - мужчина откинулся на спинку стула, отложил перьевую ручку и устало вздохнул.
        - На пару дней, не дольше, мой король, - целитель поклонился, его голос звучал виновато. - Увы, мои снадобья подошли к концу, а наша королева до сих пор восстанавливается после родов и… госпоже Нокте нездоровится. Она с большим трудом перенесла путешествие до столицы. Вы как никто другой знаете о ее слабом здоровье.
        Готфрид помрачнел, сложил ладони вместе и слабо кивнул.
        - Скажи мне, Лавон, ты находишься подле нашей семьи уже столько лет. Правильно ли я поступил, пригласив Нокте в Вайле?
        - Ваше Величество отличается крепким здоровьем, для меня как для целителя это истинный подарок. Я не смею оценивать действия короля, - зароптал Мортус.
        - Я даю на это свое разрешение, скажи, что думаешь, мой старый друг? - Готфрид махнул рукой.
        Целитель помялся, но все же решился:
        - Не скрою, что я до сих пор отношусь к госпоже с теплыми чувствами, однако приказы Его Величества не обсуждаются. Если герцогиня Нокте сумела преодолеть такое расстояние до дворца и остаться в живых, таков ее путь. Если она умрет во дворце из-за своего слабого сердца, то это также ее судьба. Мое же дело - следить за здоровьем Вашим и Вашей семьи.
        Готфрид долго раздумывал над его ответом.
        - Поезжай и возвращайся как можно скорее, а я прослежу, чтобы о Нокте как следует позаботились и… не позволяли видеться с королевой.
        - Это будет разумно, Ваше Величество. Две королевы в одном дворце - не к добру. Пусть одна из них давно утратила право на корону, но все же она остается дочерью морского владыки. Лучше обращаться с ней по-хорошему, чтобы не встревожить имбрийцев. Они глаза и уши королевы Эриды.
        - Верно говоришь. Нам нужно поддерживать мирные отношения. Эрида крайне непредсказуема. Однако я считал, что она ненавидит сестру.
        - Все так, мой король, однако морской народ никогда не забывает о «своих» детях, будь те даже мутантами или изменниками.
        - Да, я помню о смерти твоего отца, кораблекрушение, а мать… погибла от клыков морского чудовища.
        Мортус кивнул.
        - Хорошо, езжай и поскорее возвращайся. Я не хочу, чтобы королева страдала. - Целителю показалось, будто он имел в виду вовсе не Реджину.
        Пятясь назад, Мортус покинул кабинет.

* * *
        Нокте видела во сне незнакомца в черном плаще. Тот стоял в заброшенном гроте: по черному песку среди засохших водорослей и раковин были разбросаны давно истлевшие книги, разорванная морская сеть и прочие вещи, собранные с затонувших кораблей.
        Человек шарил в одном из сундуков, с грохотом выбрасывая ненужное, пока не вытащил на тусклый свет жемчужную раковину наутилуса. Радужный бок «драгоценности» переливался на мужской ладони: длинным ногтем человек поскреб раковину, приложил к уху и долго стоял, вслушиваясь в одному ему слышные звуки. В центре наутилуса замерцал голубоватый светлячок и мгновенно потух, скрытый в складках плаща. Человек оглядел беспорядок и, приблизившись к стене, стал карабкаться наружу.
        Картина видения сменилась образом пещеры Сирены. На каменном столе лежало тело тритона. Над ним нависал все тот же человек в плаще, но уже с ножом, его руки были покрыты кровью и чешуей. Светлые волосы собраны в хвост, тело прикрыто поварским фартуком, будто он не тритона резал, а готовил для Его Величества изысканное блюдо. Мужчина вытащил из тела мертвого окровавленную жемчужину, бросил в стеклянную емкость, на дне которой уже лежала горсть таких же перлов. В бассейне всколыхнулась вода. Шлепая хвостом, к нему ползла Сирена, протягивая руки, она раскрыла рот, показав окровавленные клыки.
        - Потерпи, сейчас ты сможешь заговорить, - он опустился перед ней на колени и поддел зашитое белесыми нитями горло специальным крючком на тонкой палочке. Швы разрывались, пока на голубоватой коже Сирены не остались точки-шрамы.
        Взяв крючок зубами, он поднял свое чудовище на руки и, сбросив опустошенного тритона к сородичам, уложил Сирену на стол. Та осталась смирно лежать, глядя в потолок и накручивая на пальцы светлые пряди. Черные глаза блестели от выделяемой телом влаги, хвост нетерпеливо шлепал по камню.
        Подняв лежащий на стуле плащ, мужчина выудил из него наутилус и поднес Сирене. От нетерпения та приподнялась на локтях, ее глаза широко распахнулись, она заулыбалась. Человек вытащил из раковины голубоватый, размером с горошину шарик. Двумя пальцами он раскрыл Сирене рот и протолкнул «находку» внутрь. Хвостатая сглотнула и прижалась спиной к столу. Ее тело задрожало, вены под кожей замерцали голубоватым светом, из горла вырвались звуки дивного пения.
        - Отец, - улыбка радости сделала лицо певуньи еще более ужасающим.
        - Теперь помоги мне вшить жемчужины. - Он вручил ей инструменты, придвинул колбу и встал ближе.
        - Ты не почувствуешь боли, не теперь, когда я могу петь, - ласково обратилась к нему Сирена, берясь за нож и напевая. Кровь медленно стекала по мужскому бедру на босые ступни, окрашивая серый каменный пол. Жемчужин в колбе становилось все меньше и меньше. Отодвинув емкость, Сирена отстранилась и пропела:
        - Я закончила. - И сползла в бассейн. За ней последовал и мужчина. Сидя в бурлящей темной воде, он хрипло пробормотал:
        - Очень скоро мы сможем вернуться на твою родину, и воды Сомбры заполнят мир. - Его голова устало склонилась на бок.
        Сирена подплыла к нему и обвила тело щупальцами, приникла к груди.
        - Да, отец. Так и будет, тебе больше не придется так страдать. Я сделаю все, что ты скажешь.
        Человек коснулся ее волос, погладил по голове и поцеловал в лоб.
        - Конечно сделаешь, моя жемчужинка.
        Нокте очнулась от собственного крика. Сердце колотилось, к мокрой спине липла ночная рубашка, а за окном светила луна. Путаясь в одеяле, она выбежала из спальни в ванную: Хаоса не было. Он так и не вернулся. Нокте испуганно прижала ладонь ко рту. На столике лежала записка от Ангелы.
        «Они с Мортусом уехали за целебными травами, как невовремя. Что же мне делать?»
        Глава 7
        Имбра
        Аргалид нависал над чернеющим оком Нафаивеля. В ушах главы Имбры звучал равнодушный голос Эреба: «Я не знаю, какие цели преследовал мой сын, осмелившись нарушить приказ, пересечь границу и оказаться на юге. Доверяю его жизнь тебе, глава южного бастиона. Распорядись ею, как посчитаешь нужным».
        Аргалид потер уставшие глаза, бронзовые кудри укрывали мускулистые плечи, на лбу и шее сверкали золотые обручи. Тритон вздохнул и, подплыв к сложенному из раковин креслу, опустился на губку-подушку.
        «Как же с тобой поступить, Хаос?»
        Над Сорфмараном давно светило солнце. Наведавшиеся к пленнику Гелиод с Агатом так ничего и не узнали. Тритон отмалчивался, ничто его не пугало. Прислонившись к стене, он сидел с закрытыми глазами, время от времени облизывая и без того потрескавшиеся губы. Его чешуя высохла, волосы растрепались, Хаос дремал.
        «Упрямец. Если он не заговорит, мне придется казнить его». Аргалид сжал кулаки и уперся затылком о трон. Глаза распахнулись. Зрачки заполнили изумрудную радужку, на губах появилась слабая улыбка. «Даже суток не прошло, у него еще есть время для признания. Может быть, тогда я смогу что-то предпринять».
        Глава взмахнул рукой, и от пальцев отделилась зеленоватая волна, ударила в висящую над дверью раковину: та глухо зазвенела. В кабинет заглянул один из стражников и посмотрел на Аргалида вопросительным взглядом.
        - Пусть нашего пленника допросят завтра днем, если он продолжит молчать, то останется в «мешке» подольше.
        - Слушаюсь, Глава. - Тритон кивнул и закрыл дверь.
        «Хаос отлично служил Имбре, как и его старший брат Герас. Однако исчезновение одного и появление другого здесь… что-то странное творится с этими тритонами. У Эреба остался Эфир. Неужели, избавившись таким способом от сына-нарушителя, он хочет достичь поста в коралловой столице?» Возможно, Аргалид был единственным, кто относился к главе Сомбры благожелательно. У него самого не было сыновей, себя он посвятил служению Имбре и подсказал королеве идею послать изгнанников Сомбры в южный бастион. Многие бы его осудили, узнав, кто поделился с королевой подобной крамольной мыслью, но Эрида приняла его предложение и даже нашла полезным. Аргалид видел прибывших в бастион мутантов, среди них были и преступники - но не сыновья Эреба, тритоны, виновные лишь в том, что их отец посмел выжить, проявил недостаточно храбрости перед опасностью.
        Тритон поднялся с кресла и подплыл к окну-провалу с видом на бирюзовые воды и стайки мирно плавающих оранжевых рыбешек. Солнечные лучи пронзали морскую толщу, скользили по нежным головкам проплывающих медуз, украшенному кораллами подоконнику.
        «Он все равно нарушил границу! Хаос, если бы ты рассказал, что прибыл следом за Нокте…» Аргалид покачал головой и прижал пальцы к вискам. «Как все непросто. Эреб тоже не захотел ничего объяснять. Что они оба скрывают? Может быть, это как-то связано с приказом Эриды. - Он повернулся к Нафаивелю, не решаясь притронуться к магическому оку. - Я могу спросить ее, однако вряд ли она ответит. Королева ненавидит, когда обсуждают ее приказы».
        Заложив руки за спину, тритон неторопливо шевелил хвостом, размышляя: «Только если сама Нокте сумеет дать знак, вступится за него… Хаос никогда не отличался болтливостью, четко выполнял все приказы. И если он молчит, значит, на то есть серьезная причина».
        Сомбра
        Немигающим взглядом Эреб смотрел на сына. Эфир стоял напротив Нафаивеля и молчал. Он уже услышал ответ отца Аргалиду и старался не выдать страха за брата. Заложив руки за спину, он осмелился спросить:
        - Неужели ты действительно не вступишься за него? Оставишь решение за главой Имбры?
        Эреб сгорбился на стуле и опустил взгляд на кинжал, лежавший среди бумаг. Если бы Хаос сейчас стоял перед ним, тритон самолично пронзил бы его сердце. «Я так долго старался, чтобы никто не встал на моем пути к Имбре. Но собственные дети мешают мне достичь власти: сначала Герас, теперь Хаос».
        - Ты действительно считаешь нас помехой, - прошептал Эфир, увидев ответ в отцовских глазах. В них не было ни сожаления, ни печали утраты, волнения или страха за них - лишь пустота.
        - Я устал от ваших оплошностей, вы - никчемные создания. Хорошо, что ваша мать не дожила до этого позорного дня, не увидела, как ее дети рушат будущее семьи, - процедил Эреб, и его глаза заволокло чернотой.
        - Ты помешался, отец. Но власти тебе не видать, королева не подпустит тебя к себе, - выпалил Эфир и махнул рукой, словно отгоняя видение отца. Эреб бросился на сына, но тот вильнул вбок.
        - Я уничтожу любого, кто встанет на моем пути. - Спинные плавники Эреба раздулись, блеснув острыми иглами.
        - Значит, так тому и быть.
        Эфир оскалился, готовый принять удар. Эреб бросился вперед и уложил сына на лопатки. Иглы впились Эфиру в руки, когти вспороли плечи. Это был заведомо неравный бой, но Эфир был готов к нему.
        - Это ты предал всех нас, - прохрипел он, вонзив кинжал в застарелый шрам на груди отца. Торчащие чешуйки отвалились, темная кровь смешалась с водой. Эфир с силой оттолкнул от себя ошеломленного отца и навис над ним. - Мы поменялись местами, никогда не недооценивай противника. Ты всегда учил нас этому, но не думал, что окажешься на месте поверженного. Я опущу твое тело в бездонную пропасть. - Тритон сел рядом с отцом, тот попытался вытащить кинжал из груди, но зазубрины на стали не позволяли этого сделать. Эфир вонзил оружие глубоко. - Если бы ты вступился за Хаоса, я бы тебя простил и всего этого бы не произошло, но одержимость столицей свела тебя с ума!
        Эфир поднял отца и через окно поплыл к бездне, чья темная пасть ждала подношения. В ее мраке Эфир видел ворочающиеся тела серпенсов, поднимающиеся вверх пузыри аквапилов. Погружаясь в холод и черные воды Сомбры, тритон неотрывно смотрел в глаза отца, но тот по-прежнему видел в сыне врага.
        Когда тело исчезло в темных водах бездны, Эфир вдохнул полной грудью и покинул Сомбру.
        Сидя на камнях, омываемых ледяными волнами, тритон смотрел на Черный утес и думал о брате. «Ты должен выжить и вернуться домой, Хаос, я жду тебя». В окне замка он увидел тусклый огонек.

* * *
        Готфрид выслушал служанку и махнул рукой. Девушка поклонилась королю и ушла, оставив на столе чашу с персиками. Его Величество отправил фрукты Нокте, помня, как она любила их. Но она к ним не притронулась, как и к другим изысканным блюдам.
        «Почему она так мало ест? Неужели ей стало хуже?» Мужчина встал из-за стола и, приблизившись к чаше, взял крепкий плод. Нежный аромат напомнил о временах его молодости, когда его не обременяли дела королевства. Все заботы состояли в том, как добиться уважения отца.
        Нокте прошла с ним этот путь от начала и до конца, помогла заключить мирное соглашение с морским народом, отдала ему все, что имела, и даже больше, а он…
        Развод был необходимостью, Готфрид как правитель это понимал. Он надкусил персик, чувствуя на языке сладость плода. Ему захотелось увидеть Нокте, взять ее за руку и заглянуть в глаза, увидеть наивную маленькую русалочку, которую когда-то встретил.
        Бросив удрученный взгляд на кипу документов и последние отчеты стражников, Готфрид зажмурился, надеясь, что бумаги исчезнут, но этого не произошло.
        - Я могу освободиться на час, король я или же раб трона? - гневно прошипел он и покинул кабинет под удивленными взглядами стражи.
        У бирюзовой двери Готфрид долго стоял, не решаясь взяться за ручку в виде рифленой раковины. В этом крыле не звучало ни веселых голосов, ни звуков челесты. Никто не бежал к нему навстречу со счастливой улыбкой, шлепая босыми ногами. Не было взгляда серых блестящих глаз, манящих своей искренностью.
        Смахнув выступившую на лбу испарину, Готфрид потянул за ручку - с легким скрипом дверь открылась, и он ступил в царство тишины, без важных документов, расписания дня, встреч с советниками, не терпящих отлагательств желаний королевы. Стоял только он - освободившийся от оков правления человек. Плотно закрыв за собой дверь, Готфрид неторопливо зашагал по зеркальному коридору, под светлым потолком которого переливались позолоченные люстры. Он заглянул почти во все комнаты, не переставая удивляться их безлюдности.
        Готфрид увидел Нокте неподалеку от висящего на стене портрета. Девушка стоял а, опершись спиной о колонну, и смотрела в окно, откуда открывался вид на южный бастион. Король замер перед позолоченной рамой, сравнивая нарисованное лицо с оригиналом.
        - Когда я заказал этот портрет, ты носила под сердцем нашего ребенка, а через месяц потеряла. Мортусу пришлось сделать тебе сложную операцию. Я почти не отходил от тебя, твоя служанка Агнес меняла повязки, они с Мортусом провели столько бессонных ночей. - Готфрид перевел взгляд на Нокте.
        Девушка больше не смотрела на море, внимательно прислушиваясь к словам короля.
        - Наши нерожденные дети… Я не хотел обрекать на смерть и тебя. Он приблизился к Нокте и несмело взял ее руку, прикоснулся к ледяным пальцам. - Ты отдала слишком много, чтобы быть со мной, а я не сумел ответить тем же. Я виноват, Нокте.
        Девушка высвободила руку, но не убрала ее, а приложила к горячей щеке Готфрида, заглянула в его глаза и слабо улыбнулась.
        Он разглядел ее бледную, почти белую кожу, алые трещинки на искусанных губах, услышал сиплое дыхание.
        - Я тот, кто убил тебя, - мужчина обнял ее со всей нежностью, на которую был способен.
        Нокте погладила его по затылку и внезапно зашлась в приступе сухого кашля. Готфрид успел поймать ее оседающее на пол тело и, подняв на руки, быстро отнес в апартаменты, уложив на разворошенную постель.
        - Позвать слуг? Проклятье, и Мортуса нет, он вернется только завтра, - прорычал Готфрид, помогая ей напиться.
        Девушка качнула головой и удержала короля рядом.
        - Мне не стоило позволять королеве приглашать тебя сюда. Но я и подумать не мог, что ты так слаба. Как только Мортус вернется, я прикажу ему немедленно отправляться с тобой в Утес. Он лучший целитель, только ему я могу доверить твое здоровье. Ты согласна?
        Нокте склонила голову набок и благодарно сжала его руку. Очередной порыв ветра поднял с пола бумаги, один из рисунков опустился у ног короля. Тот поднял его и нахмурился, разглядывая нарисованный трезубец.
        - Сегодня я прочел отчет стражников: ночью имбрийцы поймали преступника, из своих же, и заключили в ублие.
        Дыхание Нокте стало еще более прерывистым, девушка захрипела и вжалась в подушку.
        - Зачем я об этом рассказал? Глупец!
        Готфрид мысленно отругал себя за неосмотрительность: «Какое ей дело до тритонов? Рассказ о них мог ее взволновать, напомнив о прошлом». Король пробыл у постели первой жены, пока она не уснула. Укрыв ее одеялом и наполнив чашу водой, он бесшумно удалился.
        «Она не ненавидит меня… я точно знаю. Стоит немедленно подписать для Мортуса приказ, хватит с меня капризов Реджины.
        Я сделаю для Нокте то, что должен был сделать давным-давно».
        Дождавшись, когда Его Величество уйдет, Нокте перестала притворяться спящей и открыла глаза. В горле саднило от кашля, грудь болела. «Не знаю, правильно ли я поступила, согласившись на отъезд Мортуса». Она поморщилась и осушила чашу. «Так я уберегу его от гнева и приказов королевы, а дальше… посмотрим». Поднявшись, она добрела до балкона и коснулась перил. Взгляд блуждал по саду: фруктовые деревья достигали его края, где начиналась отвесная скала, идущая до самого каменного мешка - ублие.
        «Хаос точно там, других мест для провинившихся в Имбре нет. Как же мне тебя спасти? Как вытащить оттуда?» Нокте клонило в сон, и, не выдержав, она вернулась в кровать.
        Загадочная долина
        Пестрая листва сменилась обледенелыми корнями и черными стволами. Кроны деревьев скрылись под снежной накидкой. Колеса повозки с треском ломали лед в замерзших лужах. Снег хрустел под копытами лошадей, падал с ветвей на кибитку. Узоры инея расползлись по окошкам-витражам, скрыв спящую Ангелу.
        Изо рта Мортуса вырывались клубы пара, глаза напоминали две серебристо-серые льдинки. Мужчина скользил по зимнему лесу жадным взглядом, впитывая образ каждого дерева, ледяных корней, ловя хруст снега и легкий шорох падающих снежинок. Последний усыплял Мортуса. Целителю хотелось остановиться, лечь рядом с Ангелой и забыться крепким сном. Он тяжело вздохнул.
        Из-за деревьев показался склон горы. Сквозь серые облака пробивались солнечные лучи, у подножия лежало бирюзовое озеро. Прозрачный лед был расчерчен множеством трещин. Ледяные торосы[22 - Торос, торосы или торосья - нагромождение льда, образовавшееся в результате бокового давления ледяных полей друг на друга, а также на берега и на мелководные участки дна, и происходящего при этом обламывания их краев.] скрывали озеро, отгораживали от посторонних и тянулись до пещеры, узкий проход в которую едва угадывался на склоне, покрытом голубым мхом с веточками синика.
        Мортус натянул поводья, и лошади остановились. Целитель нырнул в кибитку и вынес Ангелу, укрытую плащом.
        Очутившись под ледяными сводами, целитель поднял взгляд к потолку: острые сосульки нависали над ним. Любой громкий звук - и их острие пронзит нежданного гостя.
        Пока Мортус брел по узкому коридору, его искаженное отражение скользило по стенам.
        Среди ледяных глыб возвышалось подобие хрустального гроба, куда целитель опустил Ангелу. Он склонился над ней, расправил складки плаща и поцеловал в висок.
        - Как только все закончится, я вернусь за тобой, а сейчас спи, - он грустно улыбнулся, погладил холодную руку возлюбленной и покинул пещеру.
        Из радужной долины он уезжал с пустотой в сердце.
        Ночной сквозняк шевелил оконные занавески, гулял по полу, пока не подобрался к кровати, но Нокте не проснулась. Между бровей девушки образовалась морщинка, от напряжения вена на шее пульсировала. Пальцы нервно скомкали покрывало. Нокте снилась королевская спальня. На окровавленных простынях лежала она сама - обессиленная от боли. Рядом стоял Мортус. Он прижимал к ее груди крохотное детское тельце. Ножки младенца срослись в хвостик, как у всех, рожденных в Умбре. Сгустки крови налипли на голубоватую кожу.
        Агнес вышла из-за ширмы со стеклянной чашей в руках, внутри плескалась темная вода. Нокте не слышала слов Мортуса, обращенных к служанке, видела лишь шевеление его губ, когда он опустил плод в емкость. Агнес склонилась над королевой, взяла ее безвольную руку и прижала к своей груди, нежно поглаживая, будто успокаивая.
        Мортус поставил колбу на стол, накрыл мантией и принялся накладывать повязку на обезображенный швами живот своей королевы.
        Нокте вынырнула из мрака кошмара и быстро заморгала, глядя на прикроватную тумбочку.
        «Почему голос Сирены так похож на мой? Откуда она взялась, кто подарил ей жизнь и почему ко мне приходят эти видения?» Непреодолимое желание подталкивало девушку вновь спуститься в грот, встретиться с Сиреной и узнать правду.
        Дворец был погружен в крепкий сон. Даже ветер за окном утих. Плеск накатывающих на берег волн напоминал шорох крыльев мотыльков, бьющихся в стекло.
        Нокте подошла к своему портрету. Вцепившись в раму, она толкнула картину, и та с легкостью отъехала в сторону. Девушка коснулась ладонью стены потайного хода и сделала осторожный вдох. Запах сырости был слабее, чем в прошлый раз. Собравшись с духом, она решительно спустилась по ступеням.
        Грот встретил ее мраком и пустотой. Сирена исчезла. Убежище монстра было вычищено.
        Тусклый лунный свет проникал сквозь щели в стенах. Присев у края чаши, Нокте подняла рукой волну, но со дна никто не вынырнул. Даже с каменного ободка исчезли прилипшие чешуйки тритонов.
        Она исследовала коридор, повторив свой путь к обрыву, откуда они с Хаосом спрыгнули в море - дыру в полу прикрыли деревянным щитом.
        Полоска лунного света упала на стену, укрытую бархатным пологом (в спешке Нокте ее даже не заметила). За ним скрывалась прочная дубовая дверь. Девушка заглянула в замочную скважину и увидела будуар в ярких малиновых тонах. Ей пришлось присесть, чтобы как следует разглядеть Реджину. Та расположилась в мягком кресле и водила щеткой по светлым локонам. На полу устроилась темноволосая служанка, втирала вязкую голубоватую жижу в покрытые бугристыми венами ноги Ее Величества. В целебном составе Нокте мгновенно узнала слизь Сирены. При воспоминании о соитии чудовища с Реджиной на лице девушки появилась гримаса отвращения.
        - Мортус еще не объявился? - устало спросила королева, отложив щетку в сторону и взяв зеркальце. В нем отражалось ее изможденное лицо, под глазами темнели круги, а в уголках искривленного рта залегли тонкие морщинки.
        - Нет, моя госпожа, но от камердинера Его Величества я слышала, что целитель должен скоро вернуться. - Служанка обмотала ногу Реджины бинтами, пропитанными жижей.
        Королева подставила ей вторую и поправила съехавший с плеча халат.
        - Каждый день его отсутствия приближает меня к старости. Инге, почему некоторым даны молодость и красота, а другим нет? Чем я хуже… Нокте? - Королева отбросила зеркальце на пол, и то со звоном разбилось. - Теперь - я королева! Именно я родила Готфриду наследника, но стоило этой русалке приехать, и мой супруг перестал делить со мной ложе. Дни напролет занят делами, отправляет этой рыбьей косточке персики с моих деревьев! - Реджину переполняли гнев и тоска. Хлопнув ладонями по столику, она разразилась глухими рыданиями. - Только с Сиреной я познала истинное удовольствие, почувствовала себя счастливой и прекрасной. Стоило ей покинуть меня, и мир вновь погрузился в уныние и серость. Как мне жить дальше?!
        Инге обвила плечи королевы перепачканными в слизи руками, но, казалось, Реджина этого даже не заметила. Она прижалась к груди служанки и продолжала что-то бормотать.
        Нокте не могла разобрать ни слова. Она не боялась Реджину, пусть та, по словам Мортуса, затевала против нее дурное.
        Только одно создание заставляло Нокте испытывать ужас, отвращение и ненависть - Сирена.
        «Дворец оказался настоящей темной раковиной с секретом в виде многочисленных потайных ходов, кошмаров и заговоров. Королева, мечущаяся от страха увядания, принуждающая Мортуса к грязным делам ради продления молодости. Готфрид, просящий у меня прощения…»
        Она увидела, как служанка помогла королеве встать. Нашептывая слова утешения, та увела Реджину из будуара в соседнюю комнату.
        Отойдя от двери, Нокте поспешила к портрету; но, вернувшись на перекресток, девушка замерла. На миг ей послышался болезненный стон. Ответвления коридора вели в разные стороны, в стенах темнели трещины, сквозь которые врывался сквозняк.
        Нокте подалась вправо. «Здесь запах моря становится сильнее». Она качнула головой, будто убеждая саму себя подождать с возвращением наверх, и направилась дальше по коридору. Постепенно тот сужался, пока не вывел к винтовой лестнице. Спустившись вниз, Нокте оказалась в пропахшем смолой пространстве. На стене поблескивала бронзовая рукоять факела. Девушка потянулась к нему, но оступилась, задев что-то ногой. Присмотревшись, Нокте увидела подсвечник-лодочку[23 - Подсвечник в форме лодочки. Имеет устойчивое основание и удобную широкую ручку. Подходит для свечей среднего размера.] с огарком. Девушка подобрала находку и повертела в руке.
        Она снова услышала эхо тяжелого стона. Нокте стала всматриваться в полумрак, пока не заметила впереди каменный выступ в стене, который скрывал зарешеченную дыру. Рядом торчал рычаг в виде рыбы. Приблизившись, девушка надавила на него, и решетки с легким шорохом поднялись вверх, открыв проход в небольшую пещеру.
        «Это место точно находится между скалой и дворцом».
        Догадка Нокте подтвердилась, стоило русалке уловить шум прибоя. Из трещин в высоком потолке пробивался лунный свет, выхватывая из полутьмы оставленный кем-то коробок спичек.
        Запалив несчастный огарок, Нокте сумела разглядеть дыру у подножия стены, откуда тянуло морем. Сквозняк заставлял огонек дрожать. Нокте опустилась на колени и, прикрывая колышущееся пламя ладонью, заглянула во мрак.
        Хаос открыл глаза - серебристый свет луны освещал край ублиета. У противоположной стены «мешка» в полу темнела дыра, а на камнях налипли чешуйки предыдущих заключенных.
        «Форкий часто сюда попадал за нарушения, а теперь и я здесь».
        Днем его вновь допрашивали, но он молчал. Что может сказать тритон, не просто осмелившийся оставить пост, а нарушивший установленные королевой границы?
        «О приказе Эриды охранять Нокте известно лишь отцу, Эфиру и мне. Фантастическая история о Сирене покажется имбрийцам вымыслом, жалким оправданием, чтобы избежать казни. Никто не поверит в то, что королева Сорфмарана могла сотворить подобное чудовище, скармливать ему тритонов и отбирать их жемчужины. Аргалид не позволит нарушить мирное соглашение с людьми ради осмотра грота, - Хаос невесело усмехнулся и зашелся сухим кашлем. - Они даже не спросят меня о доказательствах. Ими управляет предубеждение против таких, как я. - Перед его глазами стояли образы тритонов, чьи кости давно сгнили в гроте под дворцом. - Возможно, после нашей вылазки королева позаботилась о Сирене. Если этого монстра действительно создал человек, а не стихия». Хаос устало смежил веки и представил Нокте. Образ девушки больше не вызывал отвращения.
        Тритон опустился на бок, но сон не шел. Из узкой щели над полом, в которую мог бы протиснуться или очень худой человек, или же тритон, повеяло сквозняком. Провал уводил во мрак. Приложив щеку к холодному полу, Хаос увидел странное мерцание, сменившееся ослепляющим пятном света: оно дрожало, будто кто-то зажег с противоположной стороны свечу и сквозняк трепал ее огонек. Что днем, что ночью тритон видел в этой щели лишь темноту, но никак не выход.
        - Кто здесь?! - просипел тритон, придвинувшись и просунув туда голову.
        Раздался шорох, и Хаос увидел две босые ступни и подол черного платья. Тонкая бледная ладонь легла напротив места, где лежал тритон. Яркий огонек свечи окончательно ослепил Хаоса, и он часто заморгал, морщась и шипя.
        Свет стал совсем тусклым, но тритон разглядел осунувшееся лицо Нокте, девушка поманила его к себе.
        - Здесь слишком узко, - выдохнул он, но все же стал протискиваться в щель, обдирая чешую о камни.
        «Вероятно, именно так Форкий отсюда и выбирался», - подумал Хаос, задыхаясь и сожалея о том, что доверился девушке и угодил в эту ловушку между полом и потолком.
        Воздуха как будто не хватало, сердце гулко стучало, грудь жгло и кололо. Казалось, эта пытка не закончится никогда и он задохнется, останется здесь, зажатый в каменных тисках, навсегда.
        Хаос почувствовал свободу, когда Нокте устроила его голову у себя на коленях. Вздох облегчения вырвался из мужской груди.
        Девушка позволила ему отдышаться и указала на небольшое окошко в стене. Света хватило, чтобы тритон увидел проход. Фитиль окончательно погас. Она помогла Хаосу встать, и тот последовал за ней. Тритон с трудом брел по коридору и поднимался по ступеням, миновав лестницу только благодаря поддержке Нокте. Черные коридоры показались ему бесконечными.
        Нокте остановилась на перепутье и потянула пленника к гроту Сирены.
        - Ты не в себе! - процедил Хаос, но она даже не обернулась, и тритон поковылял за ней. Открывшаяся пустота повергла его в шок.
        - К-куда она пропала?
        Хаос нырнул в темную воду бассейна, изучил дно и выбрался на поверхность. Сиреной здесь даже не пахло. Безучастная Нокте села в углу пещеры. Сдвинув деревянный настил в сторону и открыв дыру в полу, девушка смотрела на колышущиеся морские волны.
        «Все напрасно», - подумал Хаос, лежа на спине и раскинув руки. Темная вода благотворно влияла на него, быстро возвращая силы. Тритон сделал глоток и озадаченно сдвинул брови. «Вода из Сомбры? Откуда она здесь?» Окончательно придя в себя, Хаос выбрался из бассейна и подошел к Нокте.
        Девушка все еще вглядывалась в море, будто чего-то ждала. Возвращения Сирены?
        - Ты уже знала, что ее здесь нет, - вымолвил тритон, встретившись с Нокте взглядом.
        В полумраке глаза девушки гипнотизировали Хаоса, как голос Сирены. Завороженный, он наблюдал, как тонкий палец приоткрыл его рот, коснулся острого клыка. На кончик языка упала капелька крови. Хаос почувствовал сладковатый вкус и осознал, почему чудовища никогда не пытались напасть на Нокте. Она была единственным существом, которому они доверяли и оберегали. Принцесса утратила хвост, возможность колдовать, но осталась прежней дочерью стихии.
        Нокте отвела ладонь в сторону и надавила на подушечку проколотого пальца, уронив несколько капель в море. Мгновенно волны разбушевались, гневно ударяясь о скалы. Хаос не успел понять, что случилось, когда почувствовал толчок в плечо. Опускаясь в пучину, он видел опечаленное лицо Нокте. Девушка подняла руку, будто прощалась с ним.
        Мощное тело серпенса, вызванного кровью принцессы, подбросило тритона. Хаос вцепился в один из его плавников, пытаясь управлять змеем. Но монстр не слушался приказов наездника, унося его подальше от Имбры.
        Глава 8
        Наблюдая за игрой волн, рисующих узоры из морской пены, Нокте хотелось упасть в их объятия и больше не подниматься. Агнес нет, Хаос уплыл, она осталась совсем одна среди холодных каменных стен. Скользя по гроту задумчивым взглядом, девушка нахмурилась. У противоположной стороны бассейна, рядом со ступенями возвышался стол, так часто виденный ею во снах. Казалось, перед ней как наяву стоял и незнакомец, колдующий над телом Сирены.
        Толкнув деревянный настил и прикрыв им дыру, девушка подошла к столу. Коснувшись ладонями гладкого камня, она представила, как незнакомец разделывал здесь ее собратьев, извлекал жемчужины.
        «Я утратила свою магию, но отчего-то продолжаю видеть эти тревожные, странные видения. Агнес обладает даром предвидения, может, и во мне остались крупицы той же силы?»
        Пробежав пальцами по краю стола, Нокте задела выступ под столешницей и, нагнувшись, разглядела фигурку рыбки, как и в подвале возле темницы Хаоса. Задвижка с лязгом повернулась, и в стене образовался проем. В тайнике Нокте на полках стояли четыре колбы. В их мутной жидкости замерли эмбрионы. У всех оказались сросшиеся в хвост ножки, над которыми светлели шарики, очень похожие на жемчужины. У Нокте перехватило дыхание. Страшная догадка отдалась колющей болью в сердце, холодная волна прокатилась по телу. Дрожащими руками девушка провела по стеклянной поверхности одной из колб, отвинтила крышку и сунула пальцы в жидкость, пахнущую затхлой морской водой. На дне колб лежали жемчужины убитых тритонов. От увиденного девушку стошнило. Левую половину тела будто сковало льдом, лицо перекосило. Здоровыми пальцами она стала сгребать перлы. Пустые жемчужины, утратившие всю свою магию, казались ей самым ценным в гроте. Девушка прижала их к груди, из глаз хлынули слезы. Нокте оплакивала всех невинно убитых тритонов, пока не провалилась в забытье.
        «Как думаешь, почему море выносит мертвых на берег? - пропела Эрида, заставив Нокте вздрогнуть. - Двуногие - их стремления и желания не ведают границ. Даже если к ногам людей упадут все драгоценности мира, им и этого будет мало. Они уничтожают все, к чему прикасаются, такова их природа. Я не знаю, чей темный замысел сотворил этих существ, но они как отвратительная и опасная болезнь для всего живого. И ты, моя маленькая, наивная сестренка, доверила этим чудовищам свою жизнь. Наши морские твари остаются в глубинах Сомбры, и все, чего они хотят, - покоя. Наш прапрадед обеспечил это морскому царству. Множество воинов погибло, а сколько жемчужин-детей мы потеряли в той битве? Но даже нам известно - всему есть предел. Насилие и гибель необходимо остановить. А что же ты? Как ты отплатила за жертвы нашего племени? Один из двуногих проявил к тебе доброту, и ты посчитала, что так будет всегда и с остальными? Ты пешка в их меркантильных играх. Уже не раз мы видели, на что они готовы пойти ради власти. Готфрид женился на тебе не потому, что любил, а из-за того, что принес ему ваш брак. Мортус лечил тебя не по
велению долга - ему просто хотелось посмотреть, какими бывают мутировавшие русалки изнутри, каких существ они могут породить: здоровое потомство или же мутантов? Взгляни на эти колбы: в каждой из них морская вода Сомбры. Ее использовали, чтобы изменить эмбрионы. Ты спрашивала, откуда появилась Сирена, и теперь знаешь ответ.
        Твое тело использовали подобно инкубатору. Его насиловали, резали, а ты ничего не замечала. В тебе действительно не осталось ни капли от морского народа. Ты заслужила эту судьбу. Однако, окажись я на твоем месте, не лежала бы в луже собственной блевотины, не сжимала мертвый жемчуг. Поднимись и сделай то, что должна, сестра, а затем возвращайся домой, живой или мертвой!»
        Нокте вздрогнула и распахнула глаза, пытаясь осознать, послышались ли ей слова Эриды или это игры ее воспаленного разума. Девушка с трудом разжала пальцы. Потускневший жемчуг по-прежнему лежал на ладони. «Они действительно мертвы».
        Вернув перлы в колбы и закрыв тайник, девушка стала медленно подниматься по ступеням, подволакивая ногу. Лишь когда портрет вернулся на место и Нокте оказалась за пределами грота, она осознала, как сильно ее трясет. Сквозняк холодил тело и влажные от слез щеки. Кривая улыбка застыла на онемевшей половине лица.
        «Лжец, лжец. Все люди обманщики, - с ненавистью думала Нокте, бредя к апартаментам и вспоминая сказки Мортуса. - Каждое слово - ложь».
        Толкнув дверь, «русалочка» вошла в свои комнаты. На столике мерцал кувшин с водой. Однако пить Нокте не стала. Сейчас каждая емкость казалась ей наполненной ядом. Девушка опустила взгляд на чашу: на дне темнела единственная оставшаяся от тритона чешуйка. Отлепив ту, Нокте приблизила ее к лицу, всматриваясь в частичку морского народа.
        За окнами постепенно светлело, а в спальне царил спасительный полумрак. Зарывшись в одеяло и подтянув к груди здоровую ногу, Нокте прижала сжатую в кулачке чешуйку к животу и закрыла глаза. Одиночество окружило ее плотным кольцом.
        «Для чего тебе понадобилось столько жемчужин, Мортус, и куда ты спрятал Сирену?»

* * *
        - Его нет! Он сбежал! - воскликнул Гелиод, заглянув через край ублиета и вглядываясь в залитый солнцем пол «мешка».
        Агат отбросил мокрые волосы с лица. Подтянувшись на руках, тритон пристроился рядом с напарником. Тот оказался прав. Хаос пропал: на каменном полу поблескивали чешуйки, напоминая о недавнем присутствии заключенного.
        Агат отпустил края ублиета и задрал голову: над ними нависала скала, где виднелся зеленеющий дворцовый сад. Тритон посмотрел в сторону открытого моря.
        «Хаос был истощен и обезвожен. У заключенного не хватило бы сил выбраться самому. Как такое возможно?» Гелиод что-то бубнил себе под нос, но тритон не прислушивался. «Форкию не раз удавалось сбегать из „мешка“, но он так и не признался, как у него это получилось».
        - Нужно немедленно доложить главе, - Агат нырнул, а Гелиод замер с раскрытым ртом, напоминая самому себе аротрона[24 - Род лучеперых рыб из семейства иглобрюхих.] (имбрийцев забавляли эти надутые круглые рыбы).
        - Сомбрийцы всегда сами по себе, обращаешься к ним, а у них будто ушные раковины забило песком, - недовольно фыркнув, тритон последовав за напарником.
        У подземного тоннеля они едва не столкнулись со спешно плывущим ко входу имбрийцем, в руках тот сжимал уздечку из агартии, которую использовали для езды на молодых серпенсах.
        - Брат, позволь спросить, куда ты так торопишься? - не удержался от любопытства Гелиод.
        Рыжеволосый окинул его испуганным взглядом изумрудных глаз и тряхнул уздечкой:
        - Сегодня ночью сбежал один из змеев, не знаю, как он вырвался из подводного ущелья, - тритон был так опечален, что Агату даже стало его жаль.
        «Значит, ты решил подманить серпенса. Неплохо, Хаос», - подумал тритон, но вслух произнес:
        - Молодые особи очень резвые и, взрослея, начинают проявлять характер, а в ущелье для них не слишком просторно. - И, пожав плечами, поплыл дальше.
        - Не расстраивайся, брат, - Гелиод похлопал рыжего по плечу, и тот скрылся в противоположном тоннеле.
        - Думаешь, это связано с Хаосом? - подплыв к Агату, спросил тритон, но тот ничего не ответил.
        Аргалид спокойно выслушал их и склонился над Нафаивелем.
        - Возвращайтесь к патрулированию, а о побеге пока что помалкивайте.
        Гелиод нахмурился и уже собирался задать главе вопрос, но Агат мягко развернул его и вытолкнул из кабинета.
        - Не задавай вопросов, на которые не получишь ответов, - отчитал он напарника и, смягчившись, добавил: - Доверься главе, он со всем разберется, а наше дело - выполнять приказы, - взмахнув ногами, Агат устремился вперед.
        Гелиод поджал губы и, взглянув на двери в кабинет главы, подумал: «Доплавался, мутант указывает мне, как следует поступить».
        Прислушавшись к тишине в коридоре, Аргалид положил ладонь на магическое око и вызвал королеву. «Исполнит ли она мою просьбу? В Эриде все больше проявляется грозность ее прапрадеда. Потидэй был бы очень горд за свой род. Именно такой правитель необходим коралловой столице».
        Молодой серпенс нес Хаоса по течению к северной границе.
        Змей быстро двигался, распахнув клыкастую пасть, будто радуясь приближающейся свободе. О погоне можно было не беспокоиться. За короткий промежуток времени змей проделал путь, который Хаосу не удалось бы проплыть в одиночку, особенно после отсидки в «мешке».
        Серпенс повернул было к водному тоннелю, но Хаос вцепился в его шею когтями. Змей обиженно зашипел и выпустил из ноздрей пузырьки воздуха.
        - Еще рано. Или ты желаешь погибнуть, разбившись о магическую преграду, а не вкусить свободы темных вод? Стена оставит от нас одни чешуйки. - Змей будто что-то понял и продолжил путь.
        Эфир водил пальцами по шару Нафаивеля. От прикосновения чернота внутри «глаза» зашевелилась, перекатываясь, словно змеиное тело, чтобы спустя миг обрести очертания женского рта. Губы искривились, и в голове тритон услышал хрипловатый голос королевы.
        - Зачем ты вызвал меня, Эреб? - спросила русалка.
        - Моя королева…
        На секунду в ушах Эфира зашумело. Вместо отцовского кабинета будто сквозь полупрозрачную пелену тритон увидел тронный зал и королеву. Эрида вперила в него потемневший взор и ехидно оскалилась. В ее руках сверкнул трезубец. Она резко вскинула оружие, и Эфир ощутил колющую боль в плече и упал на спину. Он слышал голос Эриды:
        - Значит, его не стало, и теперь ты новый владелец глаза, - изрекла королева.
        Женский голос обволакивал тритона. Даже на расстоянии сила Эриды могла причинять жалящую боль.
        - Новый владелец Нафаивеля может слышать и видеть все, что я захочу ему показать, и даже почувствовать. Такова сила глаза. Однако расскажи мне… Эфир, где твой отец? Что с ним произошло? - голос королевы хоть и звучал спокойно, но чувствовалось, что Эрида раздражена.
        Эфир обо всем рассказал. Он даже приукрасил смерть отца, описав героическую схватку с одним из чудовищ; но, кажется, Эрида ему не поверила.
        - Пучина Сомбры опасна, - насмешливо произнесла Эрида. - И ты просишь, чтобы я позволила тебе занять его место?
        - Готов служить Вашему Величеству, - ответил Эфир.
        - Да будет так, - с легкостью согласилась королева. - Теперь докладывай, глава Сомбры, почему я долгое время не получаю отчетов о моей сестре? Где Хаос?
        - Ваше Величество, мой брат отправился следом за принцессой в Вайле.
        - Как благородно и глупо. Он осознавал, на что идет, значит, не убоялся ни наказания, ни смерти. Как же твой брат сумел преодолеть магический барьер? Впрочем… я, кажется, догадываюсь.
        Эрида ненадолго замолчала. Эфир уже хотел умолять королеву о помиловании брата, но та вновь заговорила:
        - Я позабыла, какими хитрыми и проворными могут быть мутанты. Значит…
        - Умоляю, моя королева. Смилуйся над ним. Все его помыслы касались лишь защиты принцессы. Я ручаюсь за его благородство и готов взять всю ответственность за нарушение границы на себя. Пощадите, - взмолился он.
        - Как странно. До тебя со мной связался глава Имбры и просил о том же: быть снисходительной к Хаосу. Раз вы двое за него поручились, казнить не стану. А что будет дальше… посмотрим. Мой трезубец всегда сумеет его отыскать и поразить. Как только они с Нокте вернутся в Черный утес, немедленно мне сообщи.
        - Будет исполнено. - Тритон постарался унять дрожь в теле.
        - И вот еще: держись подальше от бездны. Ты ведь не хочешь закончить так же, как твой отец.
        Смех Эриды оглушил тритона, и он невольно закрыл уши ладонями. Нафаивель погас, и эхо голоса королевы растворилось в черноте шара.
        «Как он выдерживал общение с ней?» - подумал Эфир об отце и, проведя пальцами по лбу, тяжело вздохнул. Даже на расстоянии Эрида заставляла морских жителей испытывать страх и тревогу, будто в любое мгновение могла выскользнуть из Нафаивеля и пригвоздить тритона к полу. Он подался вперед и схватился за плечо. Укол трезубца оказался самым настоящим. На чешуе Эфира стояла отметка предателя, которую носил Эреб и многие главы Сомбры до него. От пятиконечной звезды в разные стороны тянулись черные сосуды, уходящие под покров здоровой чешуи.
        «Теперь ты спасен, брат», - тритон позволил себе улыбнуться и покинул кабинет, отправившись к Черному утесу.
        Эрида долго всматривалась в черный шар и водила пальцами по гладкой рукояти трезубца, прежде чем поднялась с трона. Мысли о том, что Нокте решилась отправиться в столицу, не давали ей покоя.
        «Серпенс тебя разорви, зачем ты туда поехала? По собственной воле сестренка бы ни за что не вернулась к королю. - Она раздраженно взмахнула когтистой рукой. - Я позабыла о человеческих порядках. У них так заведено: если король приглашает, ты не смеешь отказаться, как удобно, не правда ли?! Все пляшут под его раковину». Ее лицо исказилось от гнева, на скулах выступила темная чешуя, клыки заострились.
        Сжав трезубец, она подплыла к окну и, толкнув створку, очутилась снаружи. Зоркий взгляд выхватил среди жемчужных крыш домов-раковин и пестрых кораллов мерцающую стену, чьи отблески было видно даже из дворца.
        Эриде хотелось разорвать фальшивый хвост, взмахнуть ногами и свободно плавать, но пока что она не решалась этого сделать.
        «Еще не время», - думала русалка, двигаясь к магической стене. Очутившись перед полупрозрачной преградой, королева ткнула в нее трезубцем. По руке прокатился жар, а по стене прошла радужная волна, растворив ее и подняв вверх множество пузырей.
        «Посмотрим, как вы мне верны…» Эрида понимала, что играет с судьбой, однако не могла поступить иначе. Возможно, в глубине своего заледеневшего сердца она мечтала почувствовать что-то сильное, волнующее, как когда-то в юности с Форкием.
        К королеве подплыли стражники. Их чешуя отливала серебром. Каждый сжимал по трезубцу, но рядом с королевским оружие тритонов выглядело не столь опасным.
        Эрида взглянула на их удивленные лица и отвернулась.
        - Ступайте в караул, хватит лентяйничать, - приказала русалка, вглядываясь в темнеющие очертания Сомбры.
        Даже здесь, вдали от северных вод, она чувствовала их холод. Воспоминания о разговоре с Аргалидом заставили ее криво улыбнуться.
        «Он всегда отличался добродушием, которого я лишилась. С гордостью отзывался о Хаосе, будто тот его сын. Эреб не позволял себе подобной сентиментальности, но, возможно, это не так уж и плохо? - Эрида продолжала любоваться черной лентой Сомбры. - Нокте, моя глупая сестренка. Если бы ты не была столь наивна и порывиста, то сейчас могла быть с Хаосом, выращивать жемчужинки на своем животе. О вашем браке матушка с отцом давно позаботились. Однако все сложилось так, как сложилось. Ты пошла по песку человеческими ногами, а он превратился в мутанта. Однако сейчас вы вместе. Хаос нарушил закон и отправился за тобой. О чем это говорит? О его глупости или же…»

* * *
        Вернувшись во дворец, Мортус без промедления отправился к королю. Разговор был недолгим. Готфрид вручил ему свиток с приказом об освобождении целителя от службы короне и велел не тратить времени на длительные сборы. Читая документ, заверенный королевской печатью, Мортус не верил в собственную удачу.
        «Так просто!» - думал он, не смея поднять взгляд на Его Величество.
        - Ступай и не попадайся королеве на глаза. Мы оба знаем, ради кого я подписал этот приказ, - сказал Готфрид, глядя на вазочку с персиками. Один из надкушенных плодов лежал рядом с его рукой, напоминая о причине всего происходящего.
        - Благодарю, мой король, - Мортус поклонился и, прижимая свиток к груди, покинул кабинет.
        - Стража! Никого ко мне не впускать! - приказал король.
        Гвардейцы, лязгнув доспехами, скрестили пики напротив двери.
        Целитель взмахнул полами дорожного плаща и быстро зашагал по коридору в северное крыло.
        Окрик королевы заставил его остановиться.
        Не оборачиваясь, мужчина ожидал, когда Реджина к нему приблизится.
        Когда она встала перед ним, ее лицо было озадаченным, пухлые губы дрожали.
        - Я надеюсь, ты идешь за новой порцией эликсиров для меня? - прошипела она, нервно сжав подол и впившись требовательным взглядом в целителя.
        - Нет, Ваше Величество, - холодно ответил он и, поклонившись, развернул свиток. - По приказу короля я навсегда покидаю дворец. Моя служба подошла к концу.
        Визгливый смех Реджины эхом прокатился по коридору.
        - Ты уйдешь только тогда, когда разрешу я, а не… - ее голос надломился, она с трудом контролировала свой гнев.
        - Довольно. - Целитель оттеснил ее к мраморной колонне. Он никогда не боялся этой женщины. Ее мнимая власть не имела для него никакого значения. «Жалкая, порочная и стареющая. Ты - крупица песка под моими ногами».
        - Никто не осмелится перечить решению короля. Я подчиняюсь приказу Его Величества, а вам больше не служу.
        Реджина задохнулась от возмущения, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба.
        - Как ты смеешь?!
        Мортус усмехнулся:
        - Как видите, легко. А сейчас не стоит меня задерживать.
        Шутовски прищелкнув каблуками, он прижал руку к груди, в последний раз поклонился и скрылся в северном крыле.
        Стиснув кулаки, Ее Величество бросилась обратно к кабинету супруга.
        «Последнее слово за мной!» - думала она, но, столкнувшись с непоколебимыми стражами, женщина впервые испытала глубокое разочарование.
        «Предыдущая королева никогда не закатывала скандалов», - подумал один из стражников, скользнув взглядом по растрепанной королеве. Только сейчас, при свете дня, он видел подурневшую женщину в дорогом наряде, со сверкающей короной в засаленных волосах, бриллиантовыми серьгами, оттягивающими слишком широкие мочки. Реджина увядала. Ее красота потускнела, как и ее глаза. В уголках рта четко проступили морщинки, а пудра более не скрывала пигментных пятен.
        Нокте была готова к отъезду, она стояла у камина и смотрела на дверь в ожидании Мортуса. Стоило целителю войти, их взгляды встретились. На миг мужчина оцепенел от бездонных омутов-зрачков, заполнивших радужку госпожи. Он невольно отступил назад, но угрожающее выражение исчезло с лица Нокте.
        Целитель мгновенно отметил странную кривизну ее плеч и как госпожа подволакивает ногу.
        - Моя королева, что с вами произошло? - Мортус усадил ее в кресло и нащупал на запястье пульс. - Вам стало еще хуже… - он тяжело вздохнул. - Его Величество позволил мне покинуть дворец, но в вашем состоянии вам будет непросто пережить путь к Черному утесу.
        Нокте ободряюще коснулась его плеча и качнула головой.
        - У меня есть настойка из вытяжки кантора, на время поездки она вас усыпит, и вы даже не почувствуете, как быстро мы сумеем преодолеть путь на север. Агнес решила задержаться в долине в поисках редких целебных трав, способных бороться с сердечными недугами, но она непременно вернется в Утес. - Мортус вытащил из кармана флакончик с темно-фиолетовой жидкостью. - Всего несколько капель, больше нельзя. Когда мы прибудем на место, я дам вам противоядие. - Целитель плеснул в кубок воды, отмерил настойку и, осторожно размешав, протянул госпоже.
        Пальцы Нокте уверенно сжали сосуд. Она отпила немного, распробовав лекарство, а когда осушила кубок, тот выпал из ее ослабевшей руки.
        - Не волнуйтесь, я верну вас домой невредимой, - целитель обнял ее за плечи и прислонил к спинке кресла. - Спите, госпожа, я больше не оставлю вас одну.
        Нокте дрейфовала на волнах темноты между сном и реальностью. Ее будто поместили под стекло, сквозь которое долетали окружающие звуки: топот копыт, ржание коней, скрип повозки и мужской голос.
        - Я никогда не хотел причинить тебе вред. Возможно, ты бы поняла меня и оправдала. Мои руки запятнаны кровью твоих собратьев. Идя к своей цели, я действительно использовал не самые благородные методы, но не мог позволить Ангеле повторить твою ошибку - отказаться от магии ради человека. Мой самый пугающий кошмар - больше не увидеть химеру.
        Пальцы девушки дрогнули, но она так и не очнулась, пока горло Нокте не обожгло холодным напитком. От вяжущего вкуса язык онемел. Тело одеревенело из-за долгой неподвижности. С трудом открыв глаза, она сделала короткий вдох. Над ней склонился Мортус, сжимая в руке пузырек с зельем.
        Целитель помог ей сесть, взбил подушку и коснулся запястья.
        - Все в порядке, вы благополучно пережили путь. С возвращением в Черный утес, госпожа. - Он кивнул на окно.
        Закатные лучи проникали сквозь стекло, скользили по подоконнику, отбрасывали на пол алые полосы. Комнату заливал оранжево-красный цвет, и на миг Нокте показалось, что со всех сторон ее окружает кровь. Зажмурившись, она слабо сжала пальцами одеяло. Мортус отметил беспокойство госпожи и поправил занавеску.
        - В первое время у вас могут возникать галлюцинации. Это от недостатка кислорода в организме, но морской воздух и прогулки быстро вернут вам здоровье. Также мне пришлось воспользоваться целебными иглами, чтобы вернуть вашему лицу прежнюю свежесть, но, к несчастью, с ногой все оказалось не так просто. Некоторые манипуляции помогли, однако, боюсь, я бессилен против хромоты.
        Нокте вяло кивнула и закрыла глаза.
        - Отдохните еще, если голодны, позвоните в колокольчик. - Мужчина вложил предмет в ее руку и, поклонившись, вышел.
        Прислушиваясь к удаляющимся шагам, девушка стиснула в пальцах колокольчик.
        Это действие потребовало изрядных усилий. От напряжения у нее разболелась голова, бросило в жар и на висках выступила испарина. Перевернувшись на бок, она постаралась слезть с кровати. Головокружение и тошнота нахлынули на Нокте, ее едва не вырвало. Тяжело дыша и с трудом переводя дыхание, она оперлась на прикроватную тумбу и поковыляла к окну.
        Освежающий ветерок обдал разгоряченное лицо, принеся с собой аромат моря, умиротворяющий шум волн. Нокте наслаждалась этим мигом, желая его растянуть.
        «Здесь я свободна, никто не станет за мной следить. Нужно время, чтобы немного восстановиться. И если Хаос все же выжил и добрался до Сомбры, я не останусь одна, а Мортус ничего не заподозрит. Однако где же Сирена? Слишком много целитель в нее вложил, чтобы просто так расстаться». Нокте хотелось обрести голос и закричать от безнадежности. Ее мысли вернулись к Ангеле, о которой она ничего не знала с тех пор, как служанка покинула Вайле. «Неужели Мортус и от нее избавился? Но тогда зачем сказал, что она вернется сюда. - Я должна собраться с силами».
        Солнце скрылось за горизонтом, и Черный утес погрузился в холодные сумерки.
        Темные воды стали агрессивно набрасываться на стены замка, брызгами долетая до окна Нокте. Девушка недоверчиво всмотрелась в полумрак. На одной из скал, вцепившись в камни, сидел Хаос. Волны хлестали его по бедрам, заливали грудь, он повелевал стихией. Нокте протянула руку, пытаясь сократить разделявшее их с Хаосом расстояние. Прикоснуться к его чешуе. Тритон будто понял ее желание и покачал головой, запрещая совершить непростительный поступок. Девушка скользнула на пол, устало прижалась виском к холодной стене.
        «Когда же я сумею отсюда выйти?»
        Глава 9
        Хаос отбросил в сторону обглоданную рыбу и, поковыряв ногтем между клыков, выплюнул мелкую кость в море. Волна обидчиво ударила о край чаши с горячим источником и с шипением отхлынула. Черный утес давно погрузился во мрак ночи, тускло горели звезды, прячась среди серых туч, застивших месяц.
        В чернильной воде показался острый плавник, и у источника вынырнул Эфир. Тритон смахнул волосы со лба и ловко забрался по камням в чашу, устроившись рядом с братом. Жар воды напоминал ему о прошлой жизни в Умбре.
        «Когда-то мне нравилось лежать на нагретых солнцем камнях, загорать. Благодаря сильному хвосту я мог быстро преодолеть расстояние от столицы до берега», - он опустил задумчивый взгляд на две конечности и, с сожалением вздохнув, посмотрел на Хаоса.
        - Слышал ее сегодня?
        Брат давно вернулся в Сомбру и о многом ему рассказал, заставив Эфира пересмотреть привычные взгляды на людей.
        «Эти существа оказались куда хуже, чем я мог предположить. Даже воды Сомбры, порождающие мутантов, не сравнятся с человеком, создавшим чудовище. Стихия не могла породить такое… Это противоречит ее природе».
        Хаос вытащил из ушей кусочки от морской губки и тряхнул головой.
        - Ты о чем-то спрашивал?
        Эфир криво улыбнулся и посмотрел в сторону, где за отвесной скалой находился проход в грот под замком.
        - Поплыли, если наелся. Сегодня составлю тебе компанию, последим за Сиреной вместе.
        Хаос оторвал от края чаши свежую губку и, разделив ее надвое, вручил Эфиру.
        - Теперь мы друг друга не услышим, - проговорил он как можно яснее, чтобы брат смог прочесть по губам.
        Выбравшись из чаши, они нырнули в море и двинулись к гроту, откуда доносилось еле слышное пение. Морские губки искажали его, и тритоны свободно заплыли внутрь, укрывшись за камнями.
        Сирена лежала в лодке, перекинув одно щупальце через бортик, а вторым легонько раскачивала ее, словно колыбель. Эфир давно наблюдал за этим созданием. Он увидел ее задолго до возвращения Хаоса и сразу понял - чудовище не принадлежит к их миру. Бледный цвет чешуи, раздвоившийся хвост и прозрачные плавники. От нее даже пахло иначе: не человеком, не русалкой или морской тварью. Получеловек, полурусалка, с дивным, но чужим голосом, принадлежащим Нокте. Его Эфир не мог спутать ни с каким другим.
        Хаос не сумел ответить на все его вопросы - брат и сам знал не слишком много. Однако убивать неизвестное создание Эфир не торопился; он терпеливо выжидал. Каждый день они следили за Сиреной. Та редко покидала убежище, при приближении серпенсов или аквапилов и вовсе забиралась в лодку, но никто из чудовищ не проникал в грот (их истинная хозяйка покинула Утес, и они утратили интерес к берегу замка).
        На деревянном мостике всегда стояли бочки и корзины с рыбацким уловом - Сирена не голодала. В самые темные ночи она отправлялась к границе Сомбры и подолгу плавала в отравленных водах, с наслаждением пила их, от чего ее чешуя сверкала здоровым блеском. Что для мутантов казалось отвратительным, для Сирены было приятно и необходимо.
        «Она не может жить в иной части моря. Королева Сорфмарана или же этот сумасшедший целитель вырастили ее в отравленных водах, только они безопасны для Сирены», - понял Эфир из рассказанного Хаосом.
        На верхних ступенях блеснул свет фонаря. Мортус сжимал кольцо, неторопливо спускаясь по ступеням, пока не оказался на мостике. При виде целителя Сирена мгновенно замолкла и выбралась из лодки. Раскидав пустые корзины, она подползла к Мортусу.
        Переглянувшись, тритоны вытащили из ушей губки и прислушались. С потолка в воду падали капли, скрипела старая лодка - все эти звуки эхом разносились по гроту.
        - Еще немного, и ты сможешь петь, когда захочешь, а сейчас потерпи и сохраняй молчание. Не зря я даровал тебе голос твоей матери, - сурово проговорил Мортус, опустившись на колени перед Сиреной.
        Та протянула к нему склизкие руки, обвила шею, прижалась щекой к груди и защелкала клыками:
        - Прости, отец. Я стараюсь не привлекать к себе внимание, но временами не могу удержаться.
        Мортус поставил фонарь рядом и потрепал дочь по голове, вытянул из ее волос краба и поднес ко рту Сирены. Та хрустнула едой и широко улыбнулась, ее оскал заставил Эфира содрогнуться. Ему все время казалось, что он видит перед собой искусственно созданную, отвратительную в своей незавершенности копию Нокте.
        «Само существование Сирены противоестественно».
        В свете фонаря ее кожа стала болезненно-желтого цвета, растрескавшиеся губы посинели, а зрачки заполнили радужку. Сирена стала походить на уставшую костлявую старуху. Лишь пение заставляло окружающих забывать о ее уродливых шрамах и неполноценной мутации.
        Хаос сосредоточенно вслушивался в диалог. Подозревала ли Нокте об эксперименте, он не знал, но образ тянущей к нему руки принцессы стоял перед глазами.
        «В ее движениях было столько отчаяния. Она словно собиралась выпрыгнуть из окна, разбиться о камни, только бы очутиться в объятьях стихии».
        Сам того не осознавая, Хаос испытал к Нокте жалость.
        - Сколько же мне еще ждать? - жалобно спросила Сирена.
        - Сегодня ночью я отправлюсь в Умбру, где окончательно стану собой. - Он освободился от мантии.
        В свете фонаря тритоны увидели мутанта. Под бледной кожей Мортуса перекатывались круглые, размером с жемчужину шарики. На горле и под ребрами целителя виднелись алые рукотворные порезы вместо жабр. Местами бледно-розовую кожу покрывали странные бурые пятна, будто от щупалец осьминога. На локтях и лодыжках белели пришитые тритоньи плавники.
        «Он сотворил это с собою?» - не поверил Хаос, продолжая изучать мужчину.
        - Я вобрал в свое тело достаточно жемчужин, их магия растворилась в моей крови. Теперь дело за артефактами Эриды.
        - Ты уверен, что Форкий не обманул и рассказал обо всем? Не поспешил ли ты избавиться от него… - Сирена коснулась пальцем плавника на ноге отца, такого же, как у нее.
        Множество ночей Мортус проводил с ней в бассейне с водами Сомбры. Они вдвоем мутировали, помогали друг другу измениться, переживали с трудом переносимую боль операций.
        - Самое важное он сообщил, а остальное не имеет значения. Как только артефакты будут у меня, я вернусь за тобой, и ты тоже станешь полноценной русалкой. Обещаю.
        Эфир потянул брата на глубину, скрывшись среди водорослей.
        - Возвращайся поскорее, отец. Мне неспокойно, - она обвила его щупальцами.
        Мортус задул свечу в фонаре и спустился в лодку, Сирена скользнула следом, провожая его в открытое море.
        Тритоны видели, как днище лодки проплыло над ними, а щупальца Сирены подталкивали ее, помогая скорее выплыть из грота.
        Выждав некоторое время, Эфир выскользнул из укрытия первым.
        - Нужно предупредить королеву, - пробормотал он. - А ты останься здесь.
        Хаос послушно кивнул:
        - Как поступить с Сиреной, когда она вернется?
        - На твое усмотрение, но не забывай: главное - защищать принцессу.
        «Я позабочусь о нашем будущем, брат».
        Хаос наблюдал, как плавники Эфира сверкнули в темной воде. Грот опустел.
        Лодка с целителем темным пятном плыла, отдаляясь от Черного утеса. Сирена продолжала толкать ее, пока не ощутила покалывания на коже. Отравленные воды смешались с морем, причиняя боль мутанту. Отцепившись от кормы и держась на поверхности, она провожала отца обеспокоенным взглядом. Слезы обожгли ее щеки, в горле запершило. Скрежеща клыками, Сирена дернула щупальцами под водой, и те срослись. Развернувшись, мутант устремилась к Сомбре, в темных водах которой не было ограничений, стен и запретов.
        «Я ждала этого с самого рождения. - Сирена неторопливо плыла и вспомнила детство: маленький противный заморыш, чья морская душа была заключена в получеловеческое тело. - Я ненавидела собственную оболочку и мечтала перевоплотиться. Отец разделывал тритонов, утешал меня, пока я сидела в бассейне с темной водой. Он протягивал окровавленную руку с прилипшей чешуей, на ладони белела жемчужина. Я долго ее не глотала, перекатывала во рту как лакомство, пока отец перебирал в сундуке старинные фолианты. Его пальцы листали потрепанные полуистлевшие страницы. Тогда я впервые услышала истории о народе Умбры, короле Потидэе и легенду о Нафаивеле».
        Сейчас она представляла себя тем самым гигантом, из чьих костей воздвигли защитную стену. Но вместо морских жителей коралловой столицы мутант оберегала отца.
        Сомбра казалась ей беззаботным местом, скрывающим в своих водах невероятный мир.
        Прячась в узких каменных проходах и щелях подводных пещер, Сирена издалека наблюдала за дивными морскими созданиями, с восхищением любуясь их мощными телами. Эта близость дарила ей ощущение единения со стихией.
        Мутанта не пугали ужасающие безглазые рыбы с острыми клыками, синеватые огоньки, мерцающие из-под приоткрытых век серпенсов, обманчиво приветливые волны аквапилов.
        Широкая тень накрыла ее лицо, и Сирена забилась в расщелину, дрожа от восторга и тихо провожая взглядом неторопливо плывущего серпенса. Змей ощерил пасть и выпустил пузыри воздуха, сквозь которые мутант увидела силуэт двуногого существа. Прижавшись к стене, она зажмурилась. Отец запретил ей покидать грот, но Сирена в очередной раз выбралась из него, изучая подводную местность.
        «Если тритоны увидят тебя, то немедленно уничтожат», - мутант повторила про себя слова отца, однако, когда она выглянула, серпенс уплыл. Оглядываясь по сторонам, Сирена покинула укрытие, но в грот так и не вернулась. Выбравшись на берег рядом с замком, она улеглась на живот и, зачерпнув черный песок, стала тихонько напевать:
        «Здесь меня никто не тронет…»
        Держась за плавник серпенса, Эфир обернулся к уплывающей Сирене и вытянул из ушей губки. Змей плавно двигался вперед, обогнув и темную бездну, и кладбище затонувших кораблей. Из глубины течение приносило ледяную воду с привкусом подгнивших водорослей.
        Тритон не спешил в Умбру, ему было жизненно необходимо оказаться во дворце после целителя. Еще в гроте Эфир понял, как использовать нападение на королеву и, возможно, достичь того, о чем так долго мечтал Эреб.
        «Видишь, отец, даже после твоей смерти я думаю, как вернуть былую славу нашей семье».
        Серпенс взмахнул плавниками и пронесся над розовыми полями штейнов. Из щелей, растревоженные течением, показались цианеи.
        На их щупальцах замерцали отблески электричества. Парочка особей запустила несколько разрядов в брюхо серпенса, змей довольно заурчал. Увидев, что серпенс не собирается к ним приближаться, цианеи сжались и скрылись в норах.
        На лугу посидоний змей опустился брюхом на морские травы. Эфир отделился от него и взметнулся вверх. Чудовище свернулось кольцом, крутясь на месте и сминая боками сочные водоросли.
        Оставшийся путь до дворца тритону предстояло проплыть в одиночестве. Впереди его ждали горячие воды Алого леса.

* * *
        Слух резанул доносящийся с берега напев.
        Нокте ворочалась в постели, то просыпаясь, то забываясь тревожным полусном. Ее бросало в жар, и ночная рубашка липла к телу.
        «Я словно заживо варюсь в котле…»
        Подушка колола затылок, простыня сбилась, не выпуская принцессу из удушливых объятий. Нокте ухватилась здоровой рукой за край кровати и, подтянувшись, села. Волосы прилипли к обнаженным плечам и шее. Она не могла свободно дышать. Грудь сдавливало незримым корсетом. Жадными глотками опустошив кувшин с водой, Нокте приблизилась к окну. Даже освежающий порыв воздуха не принес облегчения. Песня, долетавшая с берега, давила на виски, заставляя морщиться от острой боли в ушах. Принцессу повело в сторону, и она наткнулась на дровницу. Кочерга будто сама ткнулась в руку, обдав ладонь холодом.
        Реальность слилась с миром грез. Нокте ощущала себя как в тумане, с трудом продираясь сквозь густую пелену. Боль в ногах отрезвляла, позволяя краем глаза замечать силуэты колонн, стены, узкие проемы окон с полуразбитыми витражами. Черный утес превратился в кошмар наяву. С потолков ниспадала завеса паутины, в темных углах мелькали красные крысиные глазки, слышались скрежет и писк. Обострившийся слух воспринимал малейшие звуки. Нокте с трудом удерживала отяжелевшую голову, силясь не закрывать глаза. Ей казалось, что она по-прежнему лежит в жаркой постели и не может подняться - только изможденный дух скользит по замку. Что-то тяжелое оттягивало руку.
        Остро запахло вином и тленом. Ароматы окружили ее, впитываясь в воспаленное тело, нагло проникая в приоткрытый рот и трепещущие ноздри. Девушка согнулась пополам. Ее вырвало, как ей показалось, морской водой вперемешку с прогнившими водорослями, чьи колючки раздирали горло.
        Очутившись в кромешной тьме, слыша, как капли срываются с потолка и с грохотом падают в воду, Нокте осознала, что стоит посреди лестницы в гроте.
        Легкий шелест волн ласкал слух, успокаивал и призывал окунуться в море. Покачиваясь, девушка доковыляла до деревянного мостика.
        Нокте дернула головой, шлепнула себя по щеке, пытаясь прийти в чувство. Шум волн усилился, сквозь него пробивалось пение. Скрипнув зубами, девушка опустилась на колени. Раскачиваясь на месте, она услышала всплеск. Нечто мокрое коснулось плеча, по рубашке потекли струи воды, кто-то прижал Нокте к холодной груди. Она посмотрела на Хаоса, чье сердце оглушило ее своим стуком. Его пальцы легли на ее руку, до сих пор сжимающую кочергу. Тритон приложил ладонь к губам Нокте и качнул головой.
        - Она скоро будет здесь, - прошептал Хаос ей на ухо.
        Они ждали. Пение становилось громче. Нокте казалось, что еще немного - и ее слух не выдержит этой пытки, из ушей потечет кровь, а сердце разорвется.
        Хаос резко дернулся в сторону и поволок девушку за собой, но принцесса остановилась и подняла кочергу. Инструмент в руке дрожал. Нокте указала Хаосу на место под мостиком.
        «Спрячься». Ее черные глаза сверкали горячечным блеском. «Я все сделаю сама. Это мой долг». На лице тритона она видела странное выражение: смесь гнева и… понимания. Он повиновался и, бесшумно опустившись в воду, скрылся в тени мостика.
        Довольная Сирена вплыла в грот, радостно улыбаясь и разбрызгивая воду. Ее беззаботность напомнила Нокте поведение ребенка.
        «Но она такая и есть. Ее внешность, мышление далеки от взрослого. Мортус не нуждался в умном компаньоне, ему был нужен лишь инструмент». Пальцы сжались на рукояти кочерги. «Только не выпускай ее, продержись еще немного», - упрашивала себя девушка. Она предчувствовала собственный конец. Мысли о том, что Нокте больше не увидит тетушку, печалили ее больше всего. «Надеюсь, ты жива».
        Когтистые пальцы вцепились в край мостика. Сирена подтянулась на руках. Щупальца раздвоившегося хвоста с силой ударили по деревянному настилу, разбрызгивая слизь. Чудовище, порожденное Нокте, приближалось. Тварь смотрела на мать темными провалами глаз, скалила рот в кривой улыбке. Черты ее лица как будто изменились, и принцесса увидела саму себя в этом отвратительном теле со шрамами и щупальцами. По венам бурлила кровь, смешанная с силой жемчужин, пепельные волосы липли к груди. Кошмар претворился в реальность. От первого взмаха кочерги Сирена вильнула в сторону и противно засмеялась. Собственный голос из чужого рта иглами впился в барабанные перепонки Нокте. Острая боль разлилась по правой стороне лица, горячая струйка обожгла шею, запятнав рубашку багровыми пятнами.
        Упав на спину, Сирена обвила щупальцами щиколотку Нокте, опрокинув ее. Сейчас они были один на один, в почти равных условиях. Извиваясь, Нокте ударила кочергой во второй раз. Сирена закричала, отдернула щупальца и, заскрежетав когтями по дереву, набросилась на лежащую Нокте. Сильные пальцы вцепились ей в горло.
        - Я - это ты, с твоим голосом и внешностью. Я - это ты! Тебя нет, нет! - шипела она, срываясь на крик, но вдруг расцепила руки и завалилась набок.
        Глотая воздух, Нокте увидела на плече Сирены свежий порез, уходящий за спину.
        Оскалившийся Хаос припал на колено, загораживая принцессу. Его окровавленный плавник напоминал колючий щит. Мутант зашипела в ответ и щупальцем хлестнула тритона по голове. Губки выпали из его ушей. Взгляд тритона заледенел, и Сирена начала петь. Мутант всматривалась в пустые глаза Хаоса, тянулась к нему. Когда она почти коснулась рукой его черных волос, Нокте нанесла последний удар.
        Хруст и резкая боль заставили Сирену сорваться с мостика. От испуга она исторгла из чернильных желез багровую смолистую жидкость. Барахтаясь и хрипя, мутант увидела еле стоящую на ногах Нокте, сжимавшую в руке кочергу.
        Хаос вздрогнул и обернулся к монстру, но та быстро нырнула в мутную воду. Тритон кинулся следом, однако Сирена исчезла. Хаос обернулся к принцессе.
        Согнувшись пополам, та опиралась на кочергу и смотрела на него отрешенным взглядом. Правая половина лица темнела от крови, левую искажала полуулыбка.
        «Ушла». Эта мысль стала последней для Нокте, и она рухнула на настил.

* * *
        Мортус со стуком уложил весла на дно лодки. Коснувшись шнурка с двумя крошечными флаконами, целитель решительно бросился в воду. Из разрезов на шее и под ребрами хлынули пузыри воздуха, смешавшись с кровью. После операций над собственным телом он не раз погружался под воду, проверяя, как работают мутировавшие жабры. Целитель раскрыл рот и сделал осторожный вдох, затем пошевелил ногами, и плавники затрепетали. Уверенно погружаясь на глубину, он мысленно повторял все, что успел рассказать ему Форкий.
        «Никто не додумается проникнуть в столицу „сверху“. Стражи несут караул по периметру дворца, границы города находятся за магической стеной. Пробраться во дворец не так тяжело».
        Целитель замер над столицей, как зависшая на морском небосклоне звезда. От Умбры исходило тусклое свечение.
        «Тебе необходимо добраться до купола над тронным залом и найти расщелину среди кораллов. Ты не слишком широкоплеч и сможешь проскользнуть внутрь. Королева пренебрегает безопасностью дворца, поскольку ее защищает трезубец и никто не осмелится напасть на нее. Когда-то я пользовался этим проходом, тайком встречаясь с Эридой. Купол окружает узкий балкон, украшенный кораллами. Мы проводили там время прямо перед носом окружающих. Лучшего места для тайных свиданий не найти. Нас так никто и не обнаружил». Хрипловатый смех Форкия отдавался в ушах целителя. Мортус дернул головой, отгоняя воспоминания о мертвом тритоне.
        Косяк серебристых и алых рыбешек преградил путь, и целителю пришлось осторожно их обогнуть. Доплыв до описанного Форкием балкона, он долго всматривался в багровые кораллы, касался их, сжимал, даже попытался раздвинуть, но ничего не вышло, только руки поранил. Мортус занервничал. Если не удастся обнаружить тайный проход, ему придется искать иное место для проникновения во дворец. Кораллы уходили вверх, облегая купол. Приглядевшись, Мортус понял, что тот сделан из материала лазурного цвета.
        «Никто из морских жителей с точностью не может сказать, кто и когда построил королевский дворец. Однако этот купол существовал уже при короле Потидэе. Позже он отстроил вокруг него все остальное. Существует старинная легенда, которую матери-русалки рассказывают своим жемчужинкам. О временах, когда морские жители больше походили на рыб, нежели людей. Дно моря принадлежало не им, а древним чудовищам, главным из которых был Нафаивель. Змей мог выдувать огромные пузыри воздуха, и, смешиваясь с холодными водами, те леденели. Именно из такого пузыря на каменном возвышении и образовался дворцовый купол».
        Мортус чувствовал незримое присутствие Форкия рядом. Словно тот находился рядом и мысленно делился с ним воспоминаниями.
        «Укромное место для влюбленных, где же оно?» - подумал целитель и обнаружил в углу расщелину среди кораллов. С первого взгляда ее невозможно было разглядеть. Ободрав о края бока, он все же пролез внутрь и оказался в мансарде над тронным залом. Одну из стен подпирала кушетка-раковина с продавленной губкой-подушкой. На столике из мелких ракушек лежали опустевшие мидии, у ножек темнел пузырь с остатками чернильного вина.
        «Ты не отравишь ее водами Сомбры, забудь об этом. Для Эриды необходимо что-то особенное, что свалит ее с ног. Не забывай, что королева Умбры такой же мутант, как и я. Ты можешь изготовить парализующее зелье и разлить его в воде. Королева предпочитает работать в тронном зале, и ее будет легко одурманить, но страшись, если не сумеешь этого сделать. Она убьет тебя на месте», - смех Форкия заставил Мортуса поежиться.
        От зала мансарду отделяли жемчужные панели, надежно скрывая уголок для влюбленных от посторонних глаз и ушей. Одна из панелей была обманкой и поворачивалась на месте, открывая проход на винтовую лестницу с каменными ступенями. Спуск оказался настолько узким, что Мортусу пришлось двигаться боком. Выход преграждало двустороннее зеркало. Сквозь него целитель видел пустой тронный зал. Надавив на раму изнутри, он приоткрыл проход. У широких окон возвышался трон, уходя острыми пиками кораллов к потолку. У правого подлокотника, в углублении поблескивал трезубец. Артефакт манил целителя, но он не решился к нему приблизиться. Рядом стоял столик, заваленный свернутыми водорослями-отчетами и перьями из рыбьих костей.
        «Эрида мало спит, особенно по ночам, предпочитая работать. Стража остается на своих постах, и тебе никто не помешает.
        Разлей в зале парализующее зелье и все, что тебе останется, - забрать трезубец с короной. Она даже не сможет позвать на помощь. Ее жизнь будет в твоих руках». Сам Мортус долго пил снадобье из вытяжки кантора, заставив свой организм привыкнуть к его действию.
        Сняв с шеи шнурок с пузырьками, Мортус откупорил один и выплеснул содержимое перед собой. Вода смешалась с фиолетово-черным зельем. Из-под трона донеслись щелчки, и наружу неторопливо выплыли две мурены. Вдоль плавников сверкнули разряды тока, пасти широко раскрылись, показав ряд тонких длинных клыков; но стоило королевским питомцам подплыть к целителю, и они замерли, упав набок. Зелье растворилось в воде, мгновенно поразив свои жертвы. Затолкав никчемных мурен обратно под трон, Мортус вернулся к двери и повторил то же самое со вторым пузырьком, после чего скрылся в тайном проходе за зеркалом.
        Эрида появилась спустя четверть часа, когда у целителя начали побаливать легкие. Он все еще не мог подолгу находиться под водой, особенно на такой глубине. Королева спокойно доплыла до рабочего стола, взяла один из документов и стала читать. Мортус неотрывно следил за ее телом.
        Внезапно Эрида сгорбилась и резко уперлась локтями о столешницу, смяла водоросли, опрокинула чернильницу и с тяжелым вздохом скользнула на пол, коснувшись щекой плит. Корона впилась в ее кожу, оставив на лбу алую полосу.
        Мортус быстро оказался у двери и перекинул коралловую веточку-щеколду, чтобы стража ему не помешала. Он видел, как глаза Эриды потемнели, королева сверлила врага гневным взглядом, но была не в силах шелохнуться.
        Мортус приблизился к трезубцу. Руки его дрожали. Целитель видел перед собой не тронный зал, а лежащую в ледяном гробу Ангелу. Пальцы сжали холодную рукоять, и он с лязгом вытянул артефакт из подставки.
        Королева наблюдала, как враг захватил трезубец и победоносная улыбка озарила его лицо. По мутировавшему телу прошли разряды тока, по венам заструилось жидкое золото. Вода забурлила и коконом охватила мутанта с головы до тонких плавников. Когда водяная оболочка взорвалась, разбрызгивая обжигающие капли, Эрида увидела тритона. Его тело больше не покрывали странные багровые пятна, кожа превратилась в ярко-серебристую, почти белую чешую, поседевшие волосы колыхались за плечами. Чернильно-черные зрачки заполнили радужку. Ладонь с острыми когтями провела по рукояти трезубца, будто благодаря за трансформацию.
        Мортус отвернулся от Эриды и подплыл к зеркалу: лицо, тело - все изменилось до неузнаваемости. За спиной выросли прочные плавники. Его собственные. Бугры жемчужин под кожей растворились, сердце гулко стучало. Мортус чувствовал, как тело переполняет странная неведомая сила. Он хотел призвать стихию, но отражение заслонил образ разъяренной королевы.
        Толкнув Мортуса к зеркалу, Эрида вцепилась в артефакт руками, пытаясь вырвать трезубец у похитителя. Тот оскалился и, не выпуская оружия, ударил королеву лбом. Раздался хруст, и Эрида упала на пол. Из разбитого носа хлынула кровь.
        - Ваше величество! - В дверь забарабанили стражи.
        - Моя королева!
        Эрида услышала голос Эфира. Перед глазами все плыло, ей не хватало свежей воды.
        Тело то слушалось, то наливалось свинцом, не позволяя пошевелиться. Если бы не мутация, она, возможно, и не справилась бы с параличом. Русалка ждала. Но не своей смерти, а реакции артефакта. Сначала она не поверила тому, с какой легкостью тритон сумел взять трезубец в руку. Эрида испытала мимолетный страх, продлившийся до первого крика врага.
        Артефакт раскалился докрасна. Мортус попытался отбросить регалию, но та будто прилипла к коже. По рукояти, обнажая кости, стекала его собственная плоть, воском капая на плиты. За несколько секунд жар охватил руку Мортуса по плечо, и та стала напоминать обглоданный рыбий скелет. Со звоном трезубец упал.
        Дверь затрещала, коралловый замок сломался, и одновременно с вплывшими в зал стражами купол со звоном лопнул. Это был настолько оглушающий звук, что на секунду Эрида лишилась слуха.
        Обезумевший серпенс принес с собой град осколков и знакомый русалке аромат крови. Змей сбил стражей, хлестнул хвостом и, извиваясь, лентой ринулся в коридор, вышвырнув прочь половину тритонов.
        Чернильно-багровая пелена застила пространство, не позволяя ничего разглядеть. Тронный зал погрузился в непроглядный мрак. Некто мелькнул рядом с лежащей Эридой, придавил ее к полу. Осколки впились в руки и ноги.
        Когда тьма развеялась, Эрида увидела над собой Эфира. Тот укрыл ее прочным щитом плавников. Несколько осколков торчало из его плеча, по виску стекала кровь, смешавшись с королевской. Эрида обвела зал взглядом: враг исчез, оставив на полу трезубец в ошметках чешуи.
        Сбросив с себя тритона, русалка подползла к своей регалии. Артефакт успокаивающе вспыхнул в ее руке алым светом, живительная энергия прокатилась по венам Эриды.
        - Он получил, что хотел, - прохрипела она, с нежностью, словно дитя, прижимая к себе трезубец. В образовавшейся тишине королева поймала на себе полные ужаса взгляды стражи. Торчащий из бедра осколок превратил защитную юбку русалки в лохмотья. Эрида улыбнулась еще шире, показав клыки.
        - Кто-нибудь еще хочет отобрать у меня право на трон? - Трезубец сверкнул в ее руке. - Смелее.
        Стражники переглянулись, Эфир нахмурился. Приблизившись, он поднял королеву на руки и усадил на трон.
        - Народ давно избрал вас своей повелительницей, моя госпожа, - тритон склонил голову.
        Присутствующие смиренно поклонились.
        - Так тому и быть!
        Эрида стиснула пальцы на трезубце. Артефакт приятно согревал руку. Раны стали затягиваться на глазах. Русалка сумела выпрямиться и заложить ногу на ногу.
        - Моя королева, прикажете преследовать напавшего? - Вперед выплыл один из стражей.
        Эрида на миг замешкалась и, качнув головой, вытащила осколок из бедра.
        - В этом нет необходимости, его смерть предопределена. Артефакт не прощает чужаков. У вас есть дела посерьезнее: усилить охрану дворца и позаботиться о починке купола. Даже если мои враги попадут сюда живыми, то покинут Умбру мертвыми. Не так ли, глава Сомбры? Какой награды ты хочешь за мое спасение?
        - Служить и дальше Вашему Величеству, - не поднимая головы, ответил тритон.
        - С этого дня я разрешаю сомбрийцам посещать Умбру, - она ухмыльнулась и стукнула трезубцем о пол.
        Магические волны разошлись в разные стороны, достигнув всех морских уголков, и каждый понял: в столице произошло что- то значительное.
        - Все прочь, глава Сомбры задержится.
        Когда зал опустел, Эфир приблизился к трону.
        - Мне кажется, я видел щупальца…
        - Я почуяла запах крови Нокте, но не она уволокла моего врага, это существо мне неизвестно. - Их взгляды встретились. - Не думай, что я и впредь буду благосклонна к тебе. Вам с Хаосом было приказано следить за принцессой, но чудесным образом в самый подходящий для себя момент ты очутился здесь. Что же дальше?
        Эфир опустился на колени и склонил голову.
        - Моя жизнь в ваших руках. Если будет угодно, я умру прямо сейчас.
        Эрида хрипло засмеялась:
        - Ты оказался дальновиднее и умнее собственного отца, Эреб гордился бы тобой. Будь уверен. А пока что живи, я еще успею убить тебя или твоего брата. Кем же был тот воришка? Тебе, должно быть, это известно, не так ли? - Она хитро прищурилась.
        Тритон нервно сглотнул. В глубине души он боялся королевы. Она была непредсказуема и коварна. Сегодня он в этом убедился.
        Глава 10
        Замутненным взглядом Нокте следила, как Хаос мечется по гроту. Сирены не было. А у девушки не осталось сил бороться. От холода ее ноги онемели. Держать глаза открытыми становилось все труднее. Будто чьи-то пальцы давили на веки, и принцессе осталось только слушать. Поблизости раздались шаги, Хаос вернулся. Склонился над принцессой, роняя на нее капли воды. Тритон всматривался в мертвенно-бледное лицо Нокте, улавливая ее сиплое дыхание. Ему не нужно было подтверждение предчувствий, он видел - принцессе осталось недолго.
        Протянув руки и бережно уложив ее голову к себе на колени, Хаос коснулся ладонью горячей женской щеки. Серые глаза распахнулись. Нокте раскрыла рот, пытаясь что-то сказать, но только захрипела. Непослушными, немеющими пальцами она указала на выход из грота.
        Тритон нахмурился:
        - Хочешь поплыть за Сиреной?
        Нокте качнула головой, продолжая указывать на выход.
        - Вынести тебя наружу?
        Ее кулак сжался, подбородок дрогнул.
        Тритон приобнял Нокте одной рукой и осторожно соскользнул с мостика. Вода смыла кровь с лица и шеи принцессы, сорочка саваном обвила ее тело.
        Холодный порыв ветра очистил разум Нокте, взбудоражил онемевшее тело и заставил осмотреться по сторонам. Плавник Хаоса упирался в грудь, но тритон и не подумал использовать его, чтобы плыть быстрее. Он двигался очень медленно, придерживая Нокте одной рукой, прежде чем достиг каменной чаши. Вверх поднимались клубы пара, окутывая берег голубоватым смогом.
        Волны лизали ноги, черный песок скользил вдоль локтей, цеплял чешуйки на груди, пока Хаос выбирался из воды. Голова принцессы покоилась на изгибе его локтя. Хаос сжимал руку принцессы. Взгляд Нокте был устремлен вдаль, где появилась светлая лента рассвета. От черноты моря отделились синеватые полосы, они сливались с голубыми и переходили в нежно-малиновые. Яркая искра первых солнечных лучей пробила мрак уходящей ночи.
        Волны окрасились лилово-фиалковым цветом, будто среди них рассыпали множество аметистов, и те ослепляли Нокте.
        Ей стало больно смотреть на красоту рассвета, и она отвернулась, встретившись со спокойным чернильно-черным взглядом Хаоса. Высвободив руку из его пальцев, Нокте коснулась щеки тритона, медленно погладила и, придвинувшись еще ближе, поцеловала в сжатые губы. Их дыхание смешалось. Это был первый в жизни обоих поцелуй со вкусом моря и крови. Такой же соленый, как их участь.
        Острая боль пронзила сердце Нокте, рука принцессы скользнула по чешуе тритона и мягко легла на песок. Хаос сжал девушку в своих объятьях и не отпускал, пока ее сердце не перестало биться.
        - Ты не должна здесь оставаться, - прошептал тритон, гладя холодеющую Нокте по обнаженном плечу. Он поднял мертвую принцессу и, ослепленный рассветом, вернулся в море. Горячая вода рядом с Алым лесом не остановила его, опаляя обнаженные участки тела. Хаос замер над воронками подводных вулканов, где навсегда упокоил Гераса.
        Дно под ним задрожало. Из расщелины вырвался раскаленный водяной столп. Тритон опустил Нокте, и ее тело скользнуло вниз, скрывшись в потоке жидкого огня. Когда столп опал, в воде замерцала жемчужина. Тритон устремился к ней и, поймав, быстро покинул морское кладбище. В его сжатом кулаке пульсировала душа Нокте.
        «Больше никто не причинит тебе вреда».

* * *
        Мелкие крупицы песка впивались в обожженную кожу, словно осколки разбитого стекла, разбросанного вдоль берега. Волны лениво накатывали на берег, омывали серые камни и едва касались ног-ласт с разорванными перепонками. Когтистая ладонь с черными ногтями загребала мелкую гальку. Мортус попытался встать, оглядеться, но сумел лишь с трудом разлепить веки и приподнять голову.
        Растрескавшиеся губы щипало от соли. Он видел лишь смутные очертания высоких деревьев. От стволов на землю падали тени, удлиняясь с каждой секундой.
        Попытавшись вдохнуть, целитель зашелся хриплым кашлем и выплюнул сгустки крови. Жабры раздирало от боли. Ему хотелось окунуться в воду. Под обновленной чешуей зудели старые швы. Мортус не видел своего лица, только обезображенное артефактом тело: от малейшего движения чешуя отваливалась, обнажая мышцы.
        «У меня еще есть время», - с надеждой подумал он. Собравшись с силами, оперся ладонью о песок, затем со стоном встал на колени и, кривясь от боли, выпрямился в полный рост. Кровавая пелена застила глаза. От плавников остались разорванные лоскуты. Ужасная догадка пронзила его сознание. Он обернулся и увидел Сирену, лежащую в паре шагов на гладком камне.
        Долгое время она плыла без остановки, неся его на себе, и сейчас напоминала распластавшуюся медузу. От обычной морской воды ее тело стало прозрачным, и Мортус видел узоры багровых вен, расползшихся по спине, рукам и бедрам.
        Названая дочь протянула к нему окровавленную руку. «Отец, я почувствовала, что тебе грозит беда, но не знала, как спасти. Мне удалось привлечь серпенса своей кровью! Разве это не чудесно?» - мысленно обратилась Сирена к отцу, и Мортус ее услышал, поняв, какой ценой мутанту удалось вызволить его из Умбры.
        - Конечно, ты все сделала правильно, моя девочка, - сдавленно ответил целитель.
        Войдя в воду по колено, Мортус склонился над Сиреной и осторожно коснулся ее волос: в пальцах остались истончившиеся пряди, но и те растворились в воде.
        Сирена таяла на глазах. Она взглянула на отца в последний раз. Из уголков глаз потекли алые слезы, и Сирена обратилась в пену.
        - Ты пожертвовала собой, зная, что тебе не выжить в обычной морской воде, - вымолвил Мортус, зачерпнув серебристую волну, окатившую его бедра. Покачиваясь, он стоял в воде до тех пор, пока пена не растворилась в море, и только после этого вышел на берег, к опушке Черного леса.
        «Я иду, Ангела, дождись меня». Он коснулся шершавого ствола и мгновенно позабыл о боли, ожогах и воздухе, колющем его легкие раскаленными иглами.
        Долгие часы он пробирался через лес, падал и поднимался бесчисленное количество раз прежде, чем на закате вышел к лугу. Черные канторы покачивались на ветру, маня своими раскрывшимися бутонами. Мягкая трава ненадолго увлажнила разбитые колени Мортуса, пока он срывал цветы. Фиолетовый огонек вынырнул из зарослей, но не приближался к мужчине, наблюдая издалека. Фея видела, с каким трудом отвратительный на вид человек встал и, горбясь, побрел к соседнему лугу. Он бережно прижимал к своей груди темные цветы.
        Мужской силуэт скрылся за деревьями, и фиолетовый огонек погас, спрятавшись среди своих цветов. Фея чувствовала приближение чего-то неизбежного. «Пусть мои канторы послужат ему, отдав все свои соки ради исцеления».
        Холод ледяной пещеры унял боль во всем теле. Мортус испытал облегчение. Он не думал об усталости, собственных страданиях. Сейчас перед ним в ледяном гробу лежала спящая Ангела. Целитель протянул руку с зажатыми в ней канторами и стиснул бутоны, вложив в это движение все свои силы. По пальцам засочился фиолетово-черный сок, прямо в приоткрытый рот Ангелы. Целитель приподнял любимую, запрокинул ее голову назад и стал ждать. Он видел, как дрогнули губы, затрепетали ресницы и Ангела нахмурилась. С болезненным стоном она распахнула глаза и встретилась взглядом с единственным уцелевшим ярко-серым глазом Мортуса.
        - Наконец-то ты проснулась, - прошептал он слабо ворочающимся языком. - Я попытался измениться, но оказался в ловушке, прости, что задержался. - Мортус напоминал сломанную восковую куклу. Он растаял на глазах колдуньи, оставив после себя голубые жемчужины. Сила артефакта их не затронула.
        Ангела склонилась над тем, что было ее любимым, и прошептала:
        - Что же ты натворил, Йоханес? - Она коснулась своего подарка, отданного юноше, забравшему ее сердце, и прижала драгоценности к груди. - Ты подарил мне любовь, но наши мечты остались мечтами. - Спи, мой маленький пастушок, мой Йохан. Я всегда буду с тобой… Пусть эти стены хранят твой покой. - Слезы Ангелы упали на пол.
        Химера оплакивала их судьбу: двух влюбленных, которым не суждено было прожить долгую и счастливую жизнь.
        Выйдя из ледяной пещеры, колдунья подняла взгляд к затянутому облаками небу. Ветер принес с собой хлопья снега. Спустя миг долину цветов укрыла непроглядная метель.
        Ангела не страшилась холода, он поселился в ее сердце. Химера равнодушно брела сквозь сугробы и вьюгу, ей необходимо было вернуться в Черный утес.
        «Еще не все потеряно…»
        Перед глазами она видела образы будущего, но в них больше не было Йоханеса.

* * *
        Покончив с государственными делами, Эрида отправилась к Черному утесу. Эфир рассказал ей о Сирене и Мортусе. Впервые за долгое время королева захотела встретиться с сестрой и поговорить. Рассказать о своих мыслях и увидеть Нокте.
        Выйдя на берег, она осмотрелась, чувствуя, как песок щекочет ступни. Ветер холодил чешую. Эрида знала, в котором часу сестра выходит на прогулку, и долго ждала ее появления.
        Шло время, однако Нокте так и не появилась. От нетерпения королева прошла весь путь до чаши с горячим источником и увидела тритона.
        Черноволосый сидел к ней спиной, но, услышав шорох, обернулся. Он прижал кулак к груди и склонил голову.
        Эрида нахмурилась:
        - Тебе было приказано следить за моей сестрой, где она? - гневно спросила королева, отметив на плече тритона свежий ожог.
        Тритон протянул ей руку. На раскрытой ладони русалка увидела золотистую жемчужину.
        Воздух человеческого мира стал неприятно покалывать легкие, раздирал горло, перед глазами русалки появилась мутная пелена, словно Эрида вновь упала в черный ледяной провал Сомбры.
        Жемчужина перекатилась ей на руку, и она приложила ее к губам, чувствуя слабую пульсацию. По щеке скатилась обжигающая капля, вобравшая в себя всю боль, которую Эрида испытала за прожитую жизнь.
        - Она долго мучилась? - спросила королева.
        - Перед смертью Нокте улыбалась. Она обрела заветный покой.
        Помолчав, Эрида развернулась и ушла. Туман быстро накрыл Черный утес, скрыв королеву. «Я найду для тебя подходящее место, и мы снова будем вместе, сестра». Хаос долго бродил по берегу, бросал взгляды на окна замка. В одном из них слабо мерцал желтоватый свет. Агнес-Ангела жила там в ожидании, когда Нокте вновь вернется к ней. Морская колдунья сказала об этом Хаосу:
        - Ее тело погибло, но душа не исчезла, и когда-нибудь мы вновь ее увидим и воссоединимся.
        Хаос поверил словам химеры. Ему вдруг оказалось важно увидеть Нокте и сказать то, чем он не успел с ней поделиться. Череда их приключений пронеслась перед его глазами, отпечатав на сердце незримый след.
        «Я дождусь тебя…»
        Серая пелена скользила вдоль черного песка, скрадывая шум накатывающих на берег волн, среди которых мелькали плавники сер-пенсов. Чудовища тосковали по своей хозяйке, но не решались выбраться на берег.
        Черный утес погрузился в крепкий сон.
        notes
        Примечания
        1
        Эрида, Эрис (борьба, ссора, соперничество) - в древнегреческой мифологии богиня раздора и хаоса.
        2
        Нюкта, Никта (ночь) - божество в греческой мифологии.
        3
        Эреб (мрак, тьма) - в греческой мифологии олицетворение вечного мрака.
        4
        От греческого Адамас (неодолимый) - мифический металл, служивший материалом для орудий богов. Адамас - древнее название алмаза.
        5
        Волосистая цианея - вид сцифоидных из отряда дискомедуз.
        6
        Эфир (горный воздух) - в древнегреческой мифологии - верхний слой воздуха (неба), местопребывание богов. По наиболее популярной версии, бог Эфир был сыном Эреба.
        7
        Левиафан (ливъятан, латану - скрученный, свитый) - морское чудовище, упоминаемое в Танахе (Ветхом Завете). Латану - змееподобное существо.
        8
        Форкий, Форкис, Форк - в древнегреческой мифологии морское хтоническое божество, бог бурного моря, бог чудес.
        9
        У македонян и в Древнем Египте должность командира хилиархии, то есть тысячи легковооруженных воинов.
        10
        Ланцет (от лат. lancea - копье) - колющий хирургический инструмент с обоюдоострым лезвием для вскрытия нарывов и т. п.
        11
        Актинии, или морские анемоны (лат. Actiniaria), - отряд морских стрекающих из класса коралловых полипов (Anthozoa).
        12
        Цератиевидные, или глубоков?дные уд?льщики (лат. Ceratioidei), - подотряд глубоководных лучеперых рыб.
        13
        Прапрадед Нокте. В годы его правления произошла война между людьми и морским народом.
        14
        Род морских травянистых растений (так называемых «морских трав»).
        15
        Хищная, довольно крупная рыба.
        16
        Челеста (итал. Celesta «небесный») - клавишный металлофон, по технике игры и внешне напоминающий небольшое пианино или фисгармонию.
        17
        Форштевень - передняя, наиболее прочная конструкция носовой части судна.
        18
        Моллюски.
        19
        Ракообразные (крабы).
        20
        Драгоценные камни розового, пурпурного оттенков.
        21
        Большая тигровая рыба, или гигантский гидроцин, - вид крупных хищных лучеперых рыб.
        22
        Торос, торосы или торосья - нагромождение льда, образовавшееся в результате бокового давления ледяных полей друг на друга, а также на берега и на мелководные участки дна, и происходящего при этом обламывания их краев.
        23
        Подсвечник в форме лодочки. Имеет устойчивое основание и удобную широкую ручку. Подходит для свечей среднего размера.
        24
        Род лучеперых рыб из семейства иглобрюхих.