Канал имени Москвы. Университет Роман Анатольевич Канушкин
        Канал имени Москвы #3
        Мир пожрал туман. Движение возможно только по воде. И путешествие по каналу заканчивается в мифической Москве, великий город по-прежнему жив, хоть и стал другим.
        - Это невероятно… Какой же он был прекрасный, этот город…
        - Он и сейчас такой. Хоть кто-то и считает его лишь призраком самого себя…
        Мимо заброшенных небоскребов «Москва-Сити», страшной гостиницы «Украина» с «огненным окном» номера 317, по подземным рекам московского метро и измайловским пастбищам, где невероятные пастухи пасут свои зловещие стада, от Оракула Южного порта - к Великому Университету, единственной надежде нового мира.
        И вроде бы все загадки канала имени Москвы наконец решены. Но… Что нас ждёт в этом городе? Там, во тьме, где кто-то делает эликсир, и звучит зов московских улиц, полных неведомых и жутких чудес? И что ты знаешь о самом себе? Кто твой враг? И почему он настолько близко, что порой ты можешь видеть его отражение в мутном зеркале?
        Читайте третью книгу легендарной саги - последний миф нового времени.
        Аноним
        Канал имени Москвы. Университет
        
        

* * *
        Глава 1
        Две плотины

1
        Шорох за окном повторился. Густая, плотная тьма обволокла Весёлую сторожку, как они предпочитали именовать это богом забытое место на самом юго-востоке Москвы. Здесь, после Нагатинского затона и раздольной акватории Южного порта, река делала крутой изгиб, готовясь покинуть накрытый туманом город. Сюда, на один из трёх крохотных островков между Коломенским шлюзом и Перервинской плотиной, еженедельно приходилось доставлять партии учёных: сам шлюз, беспокойная плотина и то странное, что творилось в Николо-Перервинском монастыре и на Шоссейной улице, о которой было не принято поминать без надобности. Богом забытое или богом проклятое место… Николай посмотрел на побледневшее, настороженное лицо молодого человека и подумал: «Сейчас опять начнёт заикаться».
        Этот молодой, пацан ещё совсем, ждал звуков снаружи, постоянно прислушивался и поэтому боялся. Николай давно перестал прислушиваться. Коротая время перед выходом на пост, он чистил оружие; сейчас собрал и удовлетворённо передёрнул затвор. От резкого щелчка молодой человек вздрогнул, затем стыдливо отвёл взгляд.
        - Эх, Алёшка, - усмехнулся Николай. - Скоро смена придёт. И поедешь домой, в альма-матер.
        Сам он виноват, этот Алёшка, чего увязался за ними? Малый-то он славный, никто не спорит, любознательный, всегда подсобить старался. Говорят, в науках смышлён. Но не боец совсем с этими его врождёнными увечьями левой стороны, когда одна нога чуть короче и рука неестественно вывернута, и этим его периодическим заиканием.
        «Хотя как мы зовём эту дыру Весёлой сторожкой, так и он, наверное, пытается справиться, - подумал Николай. - Как-то ему надо становиться мужчиной. А как ещё, если не попытаться взглянуть в глаза собственным страхам? Ладно, парню стоило помочь - пересилил себя, вон куда забрался! Только неясно, чего тут больше - отваги или отсутствия ума».
        - Дд-а, дд-а-а я н-нормаль-ль-но, - молодой человек, Алёшка, сконфузился сильнее. Николай посмотрел на него и ничего не сказал.
        «Альма-матер» - так, слегка подтрунивая над высокомерием учёных, вооружённые люди называли Великий Университет. Учёные знали это и платили в ответ той же монетой. Только вот дело в том, что в этот раз охраной учёным Петропавел определил не просто вооружённых людей, а трёх высших гидов. Значит, дело действительно дрянь.
        «Смотрите в оба, следов его появления всё больше, - таков был инструктаж. - И не забывайте: людям непосвящённым распознать его практически невозможно. Эти старцы из монастыря - он может быть одним из них, ненадолго, но может, а они даже ничего и не заподозрят».
        Николай ничего не забыл. Всего раз в жизни он сам столкнулся с Горхом, что называется, лицом к лицу. Давно это было, в сумерках, на гидроузле, когда пришлось спуститься к заклинившей задвижке для стока воды. Бурая пена с рёвом пробивалась из-за не полностью открытой задвижки. Ощущение угрозы накатило внезапно. Николай поднял голову. И не увидел перед собой ничего, кроме массивных направляющих вдоль бетонной стенки, густо покрытой наслоениями тины, толстых стержней с резьбой да тяжёлых накладных головок болтов, уходящих вверх, под свод плотины. И там, в самой тьме, уставившись на Николая, горели два зеленоватых глаза.
        Николай вдруг с леденящим ощущением понял, что видит перед собой вовсе не фрагменты технических сооружений, а что-то живое, и действовал молниеносно, скинув из-за спины карабин и приведя оружие к бою. Но он оказался быстрее. Лишь волной холодка обдало лицо, когда что-то большое мгновенно обрушилось вдоль стенки и скрылось в тёмной реке. Он не просто распластал своё длинное тело вдоль всей бетонной стены, прильнув к ней от верхнего свода до самой воды, и не просто заставил себя выглядеть как детали технических конструкций. Он сумел даже, оставаясь неподвижным, имитировать движение: Николай не забыл, как тёмная жуть колыхнулась в нём, когда он понял, что часть этого бурого пенного потока там, внизу, видимо, являлась задними конечностями затаившегося здесь существа.
        Николай тогда так и не распознал, чем это было. Но прекрасно помнил, как встревожило Петропавла его сообщение. Хотя с тех пор и до начала весны нынешнего года о Горхе больше слышно не было. До той памятной встречи в сумерках Николай и сам относил его существование скорее к зловещим байкам, к мифологии канала, чем к действительности.
        Только веселья на плотине и без Горха хватало. Коломенский шлюз был давно обесточен за ненадобностью, и большую часть времени он не причинял особого беспокойства. Лишь иногда, крайне редко, с ним творилось что-то неладное. Николай видел это собственными глазами и забыть не мог до сих пор. Шлюз словно проснулся посреди ночи. С глухим ворчанием заработали обесточенные моторы, мёртвые лампы начали тускло, зеленовато светиться, а затем ворота в шлюзовую камеру медленно распахнулись. Николай сумел убедить себя, что он там ничего не видел. И без призрачной тьмы, что выползала из камеры, веселухи вокруг сторожки в тот момент было предостаточно. Настолько, что у всех мужиков волосы на затылке вставали дыбом. Или старцы из монастыря - кто они? Почему уединились в месте, совсем не предназначенном для жизни? И почему их не трогает туман? И то, что есть на Шоссейной улице?! Хотя они даже не удосужились прорыть небольшой канавки вокруг монастырских стен. Лазарь как-то провёл ночь в монастыре у старцев. Вернулся бледный, молчаливый, да и седины на висках прибавилось, хотя глаза у психа - а кем же его ещё
считать? - лихорадочно горели. Не нравился Николаю Лазарь - он был из той породы учёных, что ради утоления своего любопытства, сродни средневековым колдунам, был готов поставить на карту всё; такие подозрительные типы не только рискнут собой, но и подведут не за здорово живёшь. А что у них на самом деле на уме, неясно. Николай не сомневался, что Петропавел определил его сюда, в том числе, приглядеть за Лазарем. Но вот парадокс: этот молодой пацан, Алёшка, нравился он гидам, хотя нёс службу в университетской библиотеке, в отделе редкостей, где систематизировал разные диковинки и древние артефакты, собранные по всему каналу. Парень старался, и у него всегда можно было получить дельный совет, однако Алёшка явно симпатизировал Лазарю. Это нездоровое любопытство, свойственное учёным, конечно, жило в парне тоже. Петропавел знал это и даже, странным образом, поощрял, видимо, списывая на возраст; у всех в его годы пылал в груди этот огонь, только если его вовремя не обуздать, он станет ненасытным грызущим червём и когда-нибудь сослужит пацану дурную службу. Правда, учёные доверяли Алёшке, и он, с его
искренней чистотой, стал как бы своеобразным мостиком между Главой учёных и Петропавлом. А ещё парень был проницательным. И хоть Николай готов держать своё мнение при себе, ещё кое-чем, чего он никогда не забудет, было замечание Алёшки по поводу монастырских старцев: мол, тут уместен вопрос не «кто они?», а «что они такое?»
        Странный звук пришёл снаружи, трескучий и одновременно какой-то полый. И тени за узкой прорезью окошка, одетого в мощную решётку, пришли в движение. Алёшка вжал голову в плечи, потом сообразил, что все это видели.
        - Мом-мм-ммо-мможет, пойти посмотреть, чч-что там? - предложил Алёшка, пытаясь не подать виду. Только заикание его опять выдало.
        - Угу, - Николай иронично кивнул. - Отвага и слабоумие?!
        Гиды тут же скупо усмехнулись.
        - На надоело третировать парня? - пробубнил Лазарь. - Как дети малые…
        Последняя фраза в его устах была эвфемизмом выражения: «как солдафоны-недоумки». Николай не возражал: они и есть солдафоны-недоумки, хотите так считать - пожалуйста; в общем-то «отвага и слабоумие» - вполне их девиз.
        - Нечего там делать, - пояснил Николай и, глядя на окна-бойницы, добавил: - Сюда никакая гадость оттуда не пройдёт. Утром разберёмся, что там.
        Он даже не успел договорить до конца, когда раздался глухой стук в кованую дверь. Вооружённые люди переглянулись. В сторожке внезапно стало очень тихо. Удары в дверь повторились. Это был действительно стук, кто-то требовал впустить его. Теперь учёные тоже смотрели на гидов. Всё оружие в Весёлой сторожке немедленно было приведено в положение «к бою». Металлическая дверь весила немало. И тот, кто сейчас стучал в неё, обладал нечеловеческой силой. Трескуче-полый звук, от которого теперь веяло чем-то очень тоскливым, был совсем рядом. Прямо за дверью. И снова монотонный стук.
        - Он пройдёт, - вдруг с какой-то обречённостью обронил Лазарь.
        «Кто?» - подумал Николай. Всегда вальяжный, полный самодовольства голос Лазаря сейчас показался каким-то больным, и Николай не сразу узнал его.
        - А ну возьми себя в руки! - сказал он. Хотя с той же тёмной покорностью ему захотелось согласиться и сказать: «Он пройдёт».
        Николай крепче сжал карабин и заставил свои губы перестать шевелиться. Потому что с них чуть не сорвалось: «Он пройдёт сюда. До утра ещё долго, и он не торопится. И монотонный стук, невыносимый, словно там, за дверью, пришла сама погибель, будет становиться всё более настойчивым. А потом он просто пройдёт».

2
        Человек в байдарке очень спешил. Он уже прошёл Химкинское и Клязьминское моря, оставив за спиной накрытую туманом Москву. И большая волна на водохранилищах заставила его прижаться вплотную к берегу. Человека в байдарке не пугало близкое соседство тумана. То, что у него было с собой, надёжно защищало от любых непрошеных гостей, и единственной заботой теперь оставалось время. Ещё до наступления темноты он намеревался вернуться в Москву. Темнота его тоже не пугала, но до поры до времени об этом лучше особо не распространяться. Нос байдарки украшал залихватски нанесённый, несколько потёртый знак Рыбы, знак древнего доброго бога, который не смог спасти этот мир. Огнестрельное оружие в лодке также было припрятано, но гребец очень рассчитывал, что его не придётся больше пускать в дело. Вряд ли достойное занятие - проливать без надобности невинную кровь, да и выстрелов жалко. За время своего опасного пути он совершил всего лишь одну вынужденную остановку, потому что из укромной бухты, ещё до Хлебниковского затона, внезапно появились лодки кочевников. Когда-то, в беспечную пору древнего доброго бога, там
находился яхт-клуб. Когда-то здесь многое было по-другому.
        Большая, неопрятная, набитая всяким хламом лодка встала прямо по курсу, преграждая путь. Другие постарались отрезать возможности к отступлению. Правда, человек в байдарке не собирался отступать. «Надо же, не только луки со стрелами, - отметил он. - Где-то еще и старый дробовик раздобыли».
        Это бездомное племя именовали на канале «речными скитальцами». Они притворялись миролюбивыми и при появлении Пироговских капитанов или конвоев гидов становились тише воды и ниже травы, только никто не знал, сколько тёмных делишек водилось за речными скитальцами. Человек в байдарке предпочитал несколько презрительно использовать забытое слово «цыгане».
        - У меня нет на это времени, - громко окликнул он. - Я спешу. А в лодке нет ничего полезного для вас. Так что я иду с миром.
        - Никуда ты не идёшь! - последовал грубый ответ. - Нет ничего - заберём лодку. Выбирай, если хочешь жить.
        Человек в байдарке вздохнул. Густая мгла по обоим берегам подступала вплотную к воде. Туман, который не был туманом…
        - Как же мне выбирать? - спросил он. - В лодке и есть моя жизнь. На берегу я не протяну и нескольких часов.
        - А так ты не протянешь и несколько минут, - ухмыльнулся говорящий. Массивное золотое кольцо в правом ухе и красная косынка на голове, как это было принято у скитальцев, выдавали в нём капитана.
        Человек в байдарке также ухмыльнулся в ответ, словно решил поддержать весёлый общий настрой.
        - Ну и ладно, - сказал он.
        Припрятанное в лодке оружие называлось «автомат Калашникова модернизированный», АКМ сокращённо, с очень редким на канале калибром 5,65 мм. А пули со смещённым центром тяжести, во времена доброго бога запрещённые всеми международными конвенциями, что не препятствовало их массовому производству, могли творить чудеса. Человек в байдарке быстро перевёл оружие на стрельбу одиночными, прицелился и нажал на спусковой крючок. Ухмылка даже не успела покинуть лицо капитана, когда метким выстрелом ему снесло половину черепа. Человек в байдарке перевёл рычажок на автоматический бой и дал короткую очередь по бортам. Вероятно, появились ещё жертвы, но теперь пролитую кровь нельзя считать невинной. Остальные лодки бросились врассыпную. Стрелок спрятал оружие и, как ни в чём не бывало, вновь взялся за весло.
        - Месть - дело святое! - с пониманием крикнул он. И без угрозы предупредил: - Скоро пойду обратно. Вздумаете привязаться, перебью всех.

3
        Теперь цель путешествия - Пироговская плотина - была близка. Конечно, звук над водой разносится на большие расстояния, но ветер был встречным, и, вероятней всего, на плотине не слышали далёких выстрелов. И всё же лучше не привлекать лишнего внимания. Сначала человек в байдарке хотел смешаться с торговым караваном, что следовал на майскую ярмарку в бухту Радости. Торговля велась прямо с лодок, выстроившихся длинными рядами, - на свою «сухопутную» территорию Пироговское братство не пускало никаких чужаков, и на несколько дней спокойная вода бухты превращалась в оживлённый городок, куда помимо купцов-негоциантов стягивалось немало подозрительных личностей. Успей человек в байдарке осуществить свой план, его «невыразительное» лицо никто бы и не вспомнил. Потом он с сожалением понял, что догнать караван уже не успевает. Одинокий гребец, утлая лодочка в опасных водах вызовут, конечно, немало вопросов. Но человек в байдарке умел оборачивать невыгодную позицию в преимущества. Никто не знал, есть ли среди Пироговских монахов, Возлюбленных братьев, шпионы Петропавла, да только в своих действиях надо
исходить из предположения, что есть наверняка. Брат Дамиан, Светоч Озёрной обители, Глава братства, не доверял никому. И правильно делал. Но человек в байдарке в совершенстве овладел искусством маскировки. Молодые листья ядовитого плюща, сбрызнутые нужной водой, вызовут сильнейшую аллергию, на время изменив лицо до неузнаваемости. Противоядие в лодке также имелось. Неприятная, болезненная процедура, однако что ж поделать, если с «невыразительностью» в этот раз не вышло. Дозорные на плотине уже приметили появившуюся из прибрежного тумана одинокую лодку. Слухами надо управлять умело, особенно теми, что могут дойти до нужных ушей.

* * *
        Совсем скоро байдарка с изображением знака Рыбы легла на обратный курс. По преданиям, был когда-то один человек, который мог совершить подобное же путешествие в течение суток. Великий Учитель гидов, основавший Орден. Скорее всего, он тоже пользовался тайными запретными путями, которые не всегда лежали на воде, а порой уводили в самое сердце пугающей, разрушенной Москвы. Те части огромного мегаполиса, что остались целы, сделались прибежищем для дичающих групп людей, связь с которыми пытался установить Великий Университет, остальной город был полон неведомой жуткой жизни. Круговой путь по петляющей Москве-реке и каналу был относительно безопасен, но долог. Правда, оставался другой путь. Древняя забытая дорога через накрытую мглой и кошмарами Москву, известная как «путь Горха». Вероятно, Учитель, великий «джедай» без страха и упрёка, - человек в байдарке усмехнулся, - не пренебрегал запретной дорогой сквозь тьму.
        Гиды умело пускали пыль в глаза. И вся проблема, вынудившая совершить нынешнее опасное путешествие, заключалась в том, что, скорее всего, человек этот действительно возвращается. Он сумел избежать царства Харона. Уже во второй раз, хоть в подобное не верили даже самые преданные его ученики. Однако гид Хардов сумел найти и прочитать знаки, и Петропавел поверил, и Тихон тоже, и они смогли убедить остальных. Скрытность и безупречность, с которыми была проведена операция подготовки к встрече, вызывали лишь уважение. Хотя человек в байдарке и не сомневался, что Хардову не составит труда обвести вокруг пальца всю Дмитровскую полицию. Хотя шпионы брата Дамиана в Дмитрове и разведали, что лодка Хардова пропала с глаз и исчезла почти на месяц, не вызывало сомнений, что он появится, цел и невредим, проскользнув под носом у всех ищеек, и заветный драгоценный груз будет на месте.
        «Хардов, Хардов, - весело подумал человек в байдарке. - Тебе всё моё уважение и вся моя ненависть».
        - К гидам возвращается их светлый принц, - вспомнил он только что закончившийся разговор с братом Дамианом.
        Лицо монаха тут же посуровело, а тёмные глаза полоснули волчьим блеском.
        «Сколько в этом тщедушном теле скрытой силы и несгибаемой воли», - подумал человек в байдарке.
        - Значит, всё-таки, подтвердилось? - хмуро произнёс монах.
        - Да. Мальчишка из Дубны. Петропавел лично явится за ним к Тёмным шлюзам.
        Наступившая тишина показалась какой-то густой, тревожной. Взгляд монаха сделался тяжёлым.
        - Я должен потопить лодку Петропавла на обратном пути? - наконец спросил он.
        - Эх, брат Дамиан, если бы всё было так просто, - отозвался человек в байдарке. Вздохнул. - Напротив, транспорту гидов придётся обеспечить самое безопасное возвращение. Понимаю, что это противно взглядам Светоча Озёрной обители, но придётся посодействовать.
        Брат Дамиан смерил взором своего гостя, улыбнулся:
        - Друг мой, твои слова тёмны для меня. Какая причина должна заставить меня испытывать расположение к нашему общему врагу?
        - Объясню: причина зовётся «Ева».
        Монах с той же выжидательной улыбкой посмотрел на своего гостя. Кивнул:
        - Ага. Та, что поднесла Адаму запретное яблочко?
        Открытая учтивая улыбка стала ответом:
        - Рад видеть Светоча Озёрной обители в хорошем расположении духа. Поэтому поясню по-другому: причина называется «эликсир».
        Лицо монаха тут же застыло.
        - Я не забываю о нашем усердии ни на миг, - медленно сказал он. - Однако…
        - Они связаны. - Его собеседник поморщился. - Брат Дамиан, в лодке гидов будет находиться ещё один пассажир. Гораздо более ценный для нас. Девушка. Из-за неё транспорт с Петропавлом и юным Учителем придётся пропустить, хотя я бы предпочёл, чтобы оба пошли на корм рыбам.
        Брат Дамиан посмотрел на собеседника с каким-то новым интересом, но произнёс сухо:
        - Здесь что-то личное?
        - Повторю: если бы всё было так просто, - теперь гость вздохнул с усмешкой. - Я даже не видел её. Но уже люблю до беспамятства. Можно сказать, боготворю. И ты полюбишь. Думаю, это то, что мы так долго искали. Её надо доставить в Университет. Сдувать пылинки и молиться, чтобы была жива-здорова. А я уж позабочусь о встрече.
        - Ты сказал, «они связаны».
        Гость согласно кивнул. На мгновение его лицо потемнело:
        - Девушка очень важна для нас. Для эликсира. - Возможно, несколько людоедский огонёк в глазах гостя брату Дамиану лишь померещился. - Придётся выбирать меньшее зло. А иначе как беспрепятственно пропустить лодку Петропавла, не вызвав подозрений, этого не сделать.
        Повисло молчание. Брат Дамиан обдумывал услышанное. Усмехнулся, из горла вышел влажный хрип:
        - Девушка?! Важнее этой их мерзости с возвращениями?..
        Тут же оборвал себя, словно произнёс бестактность. А его визави весело ухмыльнулся, словно не заметил неловкости.
        - О-о, брат Дамиан, очень необычная девушка, - лукаво протянул он.
        - Друг мой, ты меня интригуешь или испытываешь моё терпение?
        - Драгоценность! Слушай же, Светоч, я расскажу тебе такую историю. Уж не знаю, является ли совпадением то, что её имя Ева…
        И брат Дамиан слушал. Мрачнея всё больше, слушал невероятный рассказ о любви и смерти, беспощадном могуществе невинности, о тёмном огне и чудном эликсире, переполненном всеми этими ингредиентами. За время рассказа он перебил гостя один только раз, обронив слово «бедняжка», правда, без свойственного в таких случаях сочувствия. А потом слушал дальше. И волк, таящийся в глубине взгляда Светоча Озёрной обители, жадно ловил каждое произнесённое слово.

4
        Смена на Перервинскую плотину вышла из Университета сразу после восхода, и плавание выдалось относительно спокойным. Правда, в районе Нескучного сада что-то большое увязалось за лодкой, быстро спустившись к реке с косогора, да так и двигалось по набережной за транспортом гидов, ни разу полностью не показавшись из тумана. Чем оно было, определить не удалось. Но Нил-Сонов, начальник караула, приказал быть готовыми отразить нападение. Крымский мост, укутанный густой мглой, прямо по курсу претендовал на самое вероятное место атаки. Садовое кольцо вообще притягивало всякую мерзость; там, в заброшенных автомобильных тоннелях, находилось не одно логово «москвичей», как, горько шутя, гиды Университета называли этих неведомых чудовищных порождений мглы. Однако тёплое майское солнце быстро нагревало город, вызвав активное перемещение воздушных масс, и туман стало раздувать. Даже половина Парка Горького по правому борту открылась. Мгла отступила от берега, обнажив конструкции аттракционов, которые выглядели так, как будто их построили только вчера. Там, в Парке Горького, это «что-то большое» и отстало от их
лодки.
        «Чёрная весна заканчивается, - подумал Нил-Сонов. - Завтра первый день лета. И это хорошо, дальше будет легче».
        С начала Чёрной весны, о которой за спокойные годы успели подзабыть, аттракционы забрали из Университета двенадцать человек, но сейчас, поблёскивая на солнце, выглядели вполне себе невинно. И дьявольская приглушённая музыка, словно закрадывающаяся в вашу голову из пространства болезни или дурного сна (так же как и звуки на Метромосту, голоса, шумы призрачных поездов на станции «Воробьёвы горы»), была, к счастью, неслышна.
        Как только миновали Крымский мост, задышалось веселей. Беспокойный Дом на набережной и дом Пашкова-Воланда, господствующий слева над рекой, вроде бы сейчас спали. Как и сторожевые башни Кремля. На шёпот и тревожные вздохи, гуляющие вдоль Кремлёвской стены, будто их разносит несуществующий ветерок, давно уже перестали обращать внимание. Нил-Сонов подумал, что когда-то, до начала великой эпохи Строителей канала, обмелевшую, в илистых наносах реку здесь, у Васильевского спуска, можно было перейти пешком. А ещё он подумал, что на обратном пути остров Балчуг-Болотный стоит обойти по правому, более узкому руслу, невзирая на то, что тогда от горбатых мостиков и близких берегов до тумана будет рукой подать, и невзирая на зов замоскворецких улиц, особенно тот, что приходит с Ордынки. Однако Кремль… Что-то всё же не понравилось Нилу-Сонову, когда проходили его мрачные башни с чёрными провалами бойниц, похожих на пустые глазницы. Кремль, конечно, просыпался крайне редко, но, как заметил по этому поводу Петропавел, чтобы ощутить его гнев, одного раза вполне достаточно. Лучше держаться от лиха подальше.
        Чёрная весна… Но вот что удивительно: именно в эту тревожную пору беспросветного мрака, когда, казалось бы, всё висит на волоске и когда «Кая Везд», проклятый корабль, несколько раз появлялся практически под стенами Университета, пришла самая благая весть, надежду на которую гиды втайне лелеяли и в которую не смели поверить. Учитель возвращается! Никому не известный юноша из Дубны. Там, далеко на севере, за переполненными злобой Пироговскими морями и поясом пустых земель, за безысходностью Тёмных шлюзов, у самого истока канала родилась новая надежда. И Петропавел намерен лично отправиться встречать лодку с Учителем.
        А ещё эта странная, таинственная девушка… Решение переправить её в Университет возникло мгновенно, когда всё совпало с Учителем. Петропавел почему-то беседовал о ней с Хайтеком, хотя её прибытие держат в секрете даже от высших гидов. На все расспросы Нил-Сонова, назначенного отвечать за её безопасность в Университете, Петропавел отвечал уклончиво: всё узнаешь в своё время. Но что-то происходило. Обычно безмятежно-приветливая улыбка Петропавла в этот раз с трудом прятала в уголке его глаз эту самую новую надежду… и новую тревогу.
        - Нил, - его позвали, протянули мощный армейский бинокль. - Что-то я не вижу их лодки.
        Транспорт вышел на акваторию Южного порта, хорошее, раздольное место. В случае проблем на Перервинской плотине лодка со сменой могла бросить якорь и переждать на воде. Но там сейчас Николай, в Весёлой сторожке, поэтому проблем не будет. Нил-Сонов улыбнулся, подумав о старом друге: учёные считают его неотёсанным солдафоном, но видит Бог, как же они ошибаются.
        - Обычно Николай прячет лодку на острове, за притопленным буксиром, - пояснил Нил-Сонов, отказываясь от бинокля. - Там зелёнка. Плакучие ивы. Отсюда не видно.
        - Судёнышко-то у них крупное…
        - Николай может спрятать лодку так, что её даже с плотины будет не видно, - усмехнулся Нил-Сонов, но тепло, с плохо скрытой похвалой в адрес друга. - А себя так, что не будет видно, пока не столкнёшься лицом к лицу.
        На физиономиях троих учёных, новой смены в Весёлую сторожку, появилось слегка высокомерное выражение: мол, что взять с солдафонов, хвалятся, чем могут. Однако Нил-Сонов лишь добродушно улыбнулся им. Они во всём копируют Хайтека, надменного до чванливости. Не нравится Нил-Сонову Глава учёных. И особенно его любимчик Лазарь, что находился на плотине сейчас со своими подозрительными опытами. Скользкий тип. Себе на уме и абсолютный отморозок - опасный набор качеств. Те, кто подменяет бесстрашие безответственностью, обычно долго не живут. Но миролюбивый Петропавел справедливо заметил, что мы обречены на сотрудничество, а не на взаимную подозрительность. Миролюбивый и мудрый Петропавел нашёл подход и к Хайтеку: он стал ему доверять.

5
        Словно противясь любым благим вестям, Чёрная весна решила напоследок передать им свой прощальный привет. Нил-Сонов понял это ещё на подходе к Перервинской плотине. И дело даже не в том, что лодка Николая не пряталась за притопленным буксиром, - её здесь вообще обнаружить не удалось, как и присутствия каких-либо других плавсредств, - дело в другом. В этой непривычной, плохой тишине на плотине.
        «Может, что-то заставило их спешно уйти?» - успела мелькнуть обнадёживающая мысль. Но Нил-Сонов уже знал, что она ошибочна. Совсем недавно он думал, что там Николай, в Весёлой сторожке, поэтому проблем не будет. Сейчас Нил-Сонов не смог бы за это поручиться.
        Тяжёлая бункерная дверь сторожки была слегка приоткрыта. Но Николай не вышел их встречать, широко улыбаясь и подняв вверх большие пальцы рук (на правой палец был изувечен, но Николаю это не мешало, давно привык): всё в порядке. Потому что всё было совсем не в порядке. Тёмный, уже подсохший след вёл от бункерной двери. Недалеко, метров на двадцать, до ближайших зарослей. Алёшка лежал там, уткнувшись лицом в лужицу собственной крови. Сонную тишину на нагретой солнцем плотине нарушал лишь низкий неприятный гул. Жужжание мух - здесь всё уже давно закончилось. Однако гиды тут же рассредоточились, взяв местность вокруг и все объекты плотины под прицел. Оставшимся в лодке учёным велели отойти от берега.
        Пора было входить в сторожку. Там могла ждать ловушка. Вооружённые люди обменялись короткими взглядами. Нил-Сонов знаками отдал распоряжения - буду заходить.
        «Куда же могла деться лодка?» - почему-то подумал он. Мысль, конечно, теперь была ненужной: этот тошнотворно-густой запах, что сквозил из щели приоткрытой двери, ни с чем не спутать, но всё-таки…
        Они вошли. И остановились.
        Внутри была бойня. Им не уготовили ловушку: тварь, которая сделала это, убралась несколько часов назад. Те, кто способен на такое, несовместимы с солнечным светом. На мгновение Нил-Сонов застыл, даже отшатнулся, чувствуя спазм тошноты. Она была вызвана не видом растерзанных человеческих тел, а запахом, острым, с примесью сладковатого, губительным запахом, который сгустился до непереносимости.
        Николай грузно навалился на стол, Нил-Сонов увидел, что творится с его шеей. Он шагнул вперёд, поставил оружие на предохранитель. Остальные лежали на полу сторожки, ещё недавно земляном, но потом здесь обустроили деревянный настил. Карабин Николая оказался сломанным пополам. Один из учёных сполз с топчана, словно решил отдохнуть там, где попрохладней.
        Нил-Сонов взял ладонь Николая в свою - изувеченный большой палец, который никогда не мешал открытому крепкому рукопожатию…
        - Нил, - позвал его Кондрат, тот самый, что предлагал армейский бинокль. - Тут стоило бы всё подробно описать, прежде чем…
        Кондрат замолчал. В принципе, он прав: пока нет доказательств обратному, они находятся на месте преступления.
        - Потом опишешь, - мягко сказал ему Нил-Сонов. Собственный голос показался усталым. - Посмотри снаружи, что как, может, хоть кто-то выжил. Я… посижу здесь пока.
        - Конечно, Нил, - Кондрат кивнул. И беззвучно вышел.
        Кондрат был, пожалуй, самым физически сильным человеком в Университете, но двигался с лёгкостью кошки.
        - Ну, вот, Николай, - шёпотом произнёс Нил-Сонов.

* * *
        Он не знал, сколько просидел так. Вряд ли долго. А потом понял, что взгляд опять возвращается к пулевому отверстию в стене. Нил-Сонов на мгновение прикрыл глаза. Этот запах… И всё же, что он увидел? Почему в этой бойне что-то выглядело как… несоответствие? Чуть сжал пальцы, потом убрал руку с холодной ладони Николая. Они все стреляли. Деревянная обшивка сторожки изрешечена пулями. Непостижимым образом тварь, ночной гость, умудрилась открыть бункерную дверь, не сорвав её с петель. Одна из пуль застряла в глухой стене напротив. Вероятно, гость проник в сторожку очень быстро, и гид вёл огонь по нему уже от двери. Нил-Сонов открыл глаза, чуть склонил голову. Два автомата Калашникова и карабин Николая. Другого оружия в сторожке не было. И снова посмотрел на привлекшее внимание пулевое отверстие. Собственно говоря, рядом с дверью их было два.
        «Надо проверить у всех магазины и пересчитать отстрелянные гильзы», - подумал Нил-Сонов. Идея была странной. А может быть…
        (какое несоответствие?!)
        Деревянная обшивка была довольно толстой, дальше пули должно было расплющить о бетонную стену. Но они не успели разогнаться на полную силу. Застряли в стене. Калибр входных отверстий определить, конечно, не представляется возможным, но с одним из них что-то было не так. Оно… оно…
        Нил-Сонов присел на корточки. Пристально разглядывая входные отверстия в обшиивке, провёл пальцем по тому, что привлекло внимание. Поймал себя на попытке мысленно реконструировать события. Обернулся. Посмотрел, где и как лежали тела. Собственно, таков был регламент - в эти тёмные времена всё может стать уликой.
        «О чём я думаю? - спросил себя Нил-Сонов. - Ведь всё очевидно». Несколько часов назад их Весёлая сторожка превратилась в логово какого-то больного, поражённого безумием зверя. Это его запах висит в воздухе, смешиваясь с запахом крови и смерти. Но думал Нил о несоответствиях. Это входное отверстие… Пуля вошла в стену оттуда, да только рисунок, прорванная грань, расщеплённое дерево чем-то смутно отличаются. И вот эти царапины… Стены сторожки изрешечены, но с одним пулевым отверстием что-то не так.
        - В нём как будто ковырялись, - внезапно произнёс Нил-Сонов. Собственный голос показался чужим.
        Царапины, немного расширяющие диаметр входного отверстия. Могло это быть следами чего-то острого? Например, ножа? И… зачем? Кондрат совершенно прав. Здесь нельзя пока ничего трогать. Однако вместо того, чтобы следовать регламенту, Нил-Сонов извлёк свой штык-нож.
        Тварь проникает в Весёлую сторожку, укреплённую не хуже блок-поста, убивает трёх первоклассных гидов и ещё четырёх человек. И затем, возможно раненная, уходит, оставляя свой мерзкий запах. Да, всё так.
        Штык-нож быстро наткнулся на деформированную пулю. Калибр 7,62, выпущенный из автомата Калашникова. Или карабина Николая, с этим ещё предстоит разобраться. Он положил пулю рядом и принялся за соседнее входное отверстие. Нож ушёл чуть глубже. А потом Нил-Сонов поднялся на ноги и некоторое время стоял молча.
        Что это значит? Во втором отверстии пули не было. Кто-то извлёк её. Выковырял.
        Краешек губы ушёл вверх, щека чуть дёрнулась. Он провёл рукой по стене, озираясь по сторонам, и снова уставился на пулевые отверстия.
        «Это что-то не то, чем кажется?» - вдруг подумал Нил-Сонов. И тут же поморщился: это могло ничего не значить. Вообще ничего. Случайный выстрел, к примеру, и попытка скрыть следы конфуза. Выстрел, не связанный с ночными событиями.
        «Неверная мысль. Всякое бывает, конечно, только первоклассные гиды обычно не палят случайно по стенам в помещении, переполненном людьми. А учёным оружие не выдаётся».
        Нил-Сонов чуть склонил голову. Тяжёлая бункерная дверь цела, а лодки Николая нигде нет. Перевёл взгляд на друга, который теперь был мёртв, почему-то на его руку с изувеченным большим пальцем, которую недавно держал в своей. Тварь проникает в сторожку, убивает и уходит. Всё так. Кроме одного нюанса: кто-то ковырялся в стене. И унёс с собой пулю.
        Зачем? О чём в этом месиве могла поведать маленькая пуля калибра 7,62?
        - Несоответствия, - хрипло пробормотал Нил-Сонов.
        Какая-то смутная тёмная мысль попыталась постучаться ему в голову, но следом он услышал взволнованный голос Кондрата:
        - Нил, этот пацан, Алёшка…
        - Что?!
        - Живой. Состояние критическое. Не знаю, протянет ли до вечера. Но пульс прощупали.
        Глаза у Нил-Сонова на мгновение сузились. Живой… Если вытянет - повезло парню. И хоть какая-то зацепка. Но… О чём он только что думал? Кроме того, что забрать их с собой не сможет; в лодке не хватит места для живой и мёртвой смены, хоронить придётся здесь… О чём?!
        Он кивнул:
        - Хорошо. Попытаемся довезти. Здесь парню не помочь. Получается, времени в обрез.
        Нил-Сонов вышел из Весёлой строжки. Солнечный свет ослеплял. Он должен успеть что-то сделать. Что-то ещё.
        Сказал:
        - Но остальных надо похоронить. Со всеми почестями.
        - Конечно, - откликнулся Кондрат. - И ещё, Нил. Одного найти так и не удалось.
        - В смысле?
        - Проверили по списку смены. Всё обыскали - нигде нет.
        - Кого? - спросил Нил-Сонов чуть осипшим голосом. Почему-то подумал, что, наверное, знает ответ. Ощущение тошноты вернулось.
        - Одного из учёных. - Кондрат говорил ровным голосом. - Лазаря.
        Глава 2
        Странная находка

1
        Они стояли на корме и смотрели, как мост, очерчивающий границу негостеприимных Пироговских морей, оставался далеко позади. Гиды нарекли его «мостом Учителя», но Петропавлу не нравилось это название: к чему давать местам гибели имена тех, кто нам дорог? Да только теперь всё менялось, и это плохое, тёмное, вероятно, самое трагичное место на канале несло в себе искру новой надежды.
        И всё же, что там произошло? Что именно? Ева пока не готова говорить. Так, только в самых общих фразах («Теперь всё хорошо»), хотя очевидно, что напряжение, эта сжатая пружина внутри, наконец отпустило девушку. И впервые за всё время на её щеках появился здоровый румянец.
        «Она спасла нас. Я услышал её сердце. Но я вернусь за Хардовым», - вспомнились последние перед расставанием у Тёмных шлюзов слова Учителя о Еве. А когда обнял на прощание, шепнул: «Береги её. И храни тайну».
        Петропавел снова бросил короткий взгляд на девушку. Только что она вновь спасла их. В отличие от команды, старый гид был уверен в этом наверняка. Он видел, как начиналось нападение, о котором предупредила Ева. Девушка не знала, что им уготовано, - лишь страх, отчаяние и ночные кошмары. А Петропавел видел, как из-за моста на них стеной надвигалась бурлящая волна черноты. Он так и не смог определить, чем оно было. Похоже на блуждающий водоворот, только старый гид знал, что это не так. И ничего подобного не встречал прежде, лишь силы заканчивались с каждым мгновением. Слышал ли он гибельный зов, который не спутать, который всегда ждал на границах тьмы? Неизвестно. Голос Евы вывел Петропавла из рокового оцепенения: «Поворачивайте немедленно! Туда нельзя!» И то, что он успел уловить в глазах девушки, оказалось красноречивей любых криков. Тут же дал команду гребцам на смену курса. Нос лодки начал отворачивать, а Ева бросилась к Петропавлу, простирая перед собой руки. Он сделал шаг к ней навстречу, потом ещё один, и вот девушка была уже совсем рядом… А потом что-то произошло. Евы перед ним не оказалось.
Лишь ледяное дуновение прошло сквозь тело. Но и что-то ещё поменялось. Словно из вашей жизни похитили несколько секунд или мгновений. Ошеломлённый, Петропавел вздрогнул. Обернулся. Ева стояла на носу лодки, сосредоточенная, и на щеках её теперь играл этот самый румянец.
        У Петропавла дёрнулась скула - никогда не замечал за собой подобного. Чуть запершило в горле.
        - Что случилось? - хрипло произнёс он.
        Надвигающейся стены тьмы прямо по курсу больше не было. Сразу же старый гид сделал ещё одно открытие: задышалось значительно легче, неимоверное напряжение вокруг таяло.
        - Всё теперь хорошо, - откликнулась Ева. И улыбнулась. Кивнула, глаза её сияли. - Всё закончилось.
        «Но… как?! - чуть было не воскликнул Петропавел. - Ведь только что… нападение…»
        - Прошу вас. Поверьте мне, - попросила девушка. И снова эта её странно-победная, счастливая улыбка. - Всё очень хорошо.
        Теперь на лице Петропавла отразилось изумление.
        «Наверное, это всё последствия шока, - подумал он. Попытался улыбнуться в ответ, вышло недоверчиво. - Ладно… Мне необходима информация. Но, наверное, придётся дать ей немного времени».
        - Курс прежний! - громко распорядился гид. - Возвращаемся в Великий Университет.
        Вероятно, замешательство Петропавла выдало лишь это слово «Великий». Чуть более помпезное, не всегда применимое в разговорной речи. Чуть более растянувшее фразу. Ровно настолько, чтобы перевести дух.
        Конечно, он ей поверит. Она говорит искренне. И кипящей волны черноты впереди больше нет. Но… действительно ли теперь всё хорошо?

2
        Прошли уже Хлебниковский затон. Клязьма, а вместе с ней обжитые территории, заканчивалась. Канал делал резкий разворот к Москве, чтобы войти в город с севера. Густой туман снова обволакивал берега. И в нём темнели силуэты давно проржавевших кораблей, что спали здесь на последнем приколе. Покой и кладбищенскую тишину нарушали лишь равномерный плеск вёсел и похожий на стоны скрип судового такелажа, словно там, в тумане, умирающие корабли предавались воспоминаниям, разочарованно вздыхая и переговариваясь во сне. «Лабиринт», чем бы это ни было,
        (Он был живым и… хищным!)
        оставался позади, а им удалось вырваться, уйти без потерь.
        - У нас в Дубне туман никогда не сползает так далеко от берега, - сказала Ева. - По-моему, он вообще предпочитает не касаться поверхности воды.
        - Не стоит туда смотреть. - Петропавел накинул на плечи девушки плед, мягко отстраняя её от борта лодки. С Хлебниковского затона действительно потянуло прохладцей. - Там… Сейчас всё спокойно, но это не самое обычное место.
        - Нам, наверное, надо поговорить? - тихо спросила Ева.
        - Идём-ка в укрытие, - Петропавел серьёзно кивнул. - Древние леса на той стороне и накрытый мглой мёртвый город Долгопрудный - не лучшие места для любых обсуждений.
        - Мёртвый город? Подобно нашей Икше?!
        - Не знаю, - с сомнением отозвался Петропавел. - На канале нет похожих мест, - посмотрел девушке прямо в глаза. - Но поговорим обязательно: такие места, как этот мост, никого просто так не отпускают.
        Теперь дверью в укрытие служила обычная циновка - видимо, всё плохое действительно оставалось позади. Ева чуть наклонилась вперёд и, перед тем как войти внутрь, снова бросила взгляд на затянутый туманом Хлебниковский затон.
        «Я знаю, что там, - вдруг поняла Ева. - Я теперь вообще очень много знаю о Фёдоре. Там ждала смерть. Это случилось там. Он… умер, точнее, должен был умереть. Но им удалось выбраться. Нападение настигло их уже на мосту. И погибла эта девушка - Лия… А он вернулся. И теперь этот мост навсегда связывает нас».
        Глаза девушки застыли и чуть потемнели: «Знаю, что там! “Кая Везд”, проклятый корабль, - там его логово, когда он не слоняется по каналу».
        - Ева! Ну-ка, быстро заходи внутрь, - ровно повторил Петропавел.
        А ей показалось, что она всё отчётливей слышит зовущие её голоса, шёпот, смех, похожий на детский, и где-то очень далеко, почти на грани восприятия - бодрую маршевую музыку. И возможно, из-за этих торжественных маршей, а может, по какой-то другой причине она внезапно вспомнила о своём несостоявшемся женихе Юрии Новикове.
        - Это ненадолго. Пройдём Долгопрудный, и будешь себе спокойно греться на солнышке.
        Ева вошла в укрытие, и ещё раз на короткое мгновение её глаза потемнели: «Ты теперь с ними, да, Юрий? - подумала она, не вполне отдавая себе отчёт, о чём речь. - Ты теперь с ними, хоть и здорово затаился. Но ты спешишь, и уже выдал себя. Вам надо… что-то успеть. Хорошо. Но я буду готова».

3
        Брат Дамиан стоял на земляном валу, чуть прищурив глаза, - после приятной полутьмы Храма Лабиринта яркое солнце ослепляло. Он наблюдал, как отчалившие было корабли спешат вернуться в Пирогово. Потому что над Цитаделью и над всеми маяками братства были подняты гордые призывные флаги капитанов «Опасность миновала». Молитвы Светоча Озёрной обители были услышаны - опасность миновала. Молитвы брата Дамиана услышаны - он не только сумел отогнать Четырёх псов чёрного человека и защитить Пирогово от страшной беды - нашествия полчищ Разделённых, случилась ещё одна невероятная вещь. Только что в Храме Лабиринта в своей барке капитан Лев открыл глаза. Долгий Священный сон окончен, о чём будет объявлено с минуты на минуту. Правда, во всём Пирогово лишь брат Дамиан знает наверняка, почему это произошло. Но пока люди смотрят на него не только с благодарностью, их глаза наполнены самым настоящим благоговением. Такое будет продолжаться ещё некоторое время. Но, скорее всего, не очень долго.
        «Они посмели поднять флаг над Цитаделью, - хмуро подумал брат Дамиан. - Дурной знак».
        Долгие годы Цитадель была для всего братства не чем иным, как Храмом Лабиринта, и вот, не испросив разрешения, капитаны подняли над ней свой флаг. Конечно, пока ими руководила не попытка реванша, а простая радостная эйфория, сладкое упоение совместной победой. Но и такое будет продолжаться не очень долго. У людской благодарности короткий век. И когда начнётся буря, брат Дамиан должен быть на шаг впереди.
        Капитан Лев пока слаб. Как он поведёт себя дальше?.. В общем-то особого секрета здесь нет. Конечно, реабилитация после долгого болезненного сна может и подзатянуться, кое-что также можно будет списать на видения, но рано или поздно всё это закончится. Любые игры с медленным отравлением, предложенные братом Зосимой, смертельно опасны. Здесь даже не надо тешить себя напрасными иллюзиями. Реабилитация закончится, и капитан Лев потребует вернуть причитающуюся ему власть. Уже вот пришла весть, что в Пирогово возвращается его дочь Аква. Девочку встретят с ликованием. Чего она наговорит, неизвестно. В любом случае, мятежа капитанов не избежать. Но немного времени всё же есть. Короткая людская благодарность и переполненные благоговением глаза - сейчас мяч всё-таки на его половине поля. И брат Дамиан намерен воспользоваться этим обстоятельством, выжать из него всё без остатка.
        Буря близка. Старого, милого его сердцу Пирогово больше нет, и прошлого не вернуть. Бог из Лабиринта умер, хотя никто этого пока не понял. Светлый принц гидов заявил, что действует именем Аквы, наследницы: он где-то здесь, ещё появится, и при разборе полётов им не составит труда связать концы с концами. И в том числе выяснить тайну гибели семьи капитана Льва.
        Близки потрясения, чёрный ураган несёт их… Но немножко времени есть. Сейчас паства верит ему, Светочу, потому что он брал всю их ответственность на себя. И паства поверит Светочу, который смог отвести беду, а не разоблачениям грязных завистников. В этом ещё одна из тайн человеческой природы, о которых брат Дамиан так хорошо знал. Они напуганы, он вернул им веру, которая посильней любых рациональных аргументов. Правда, у всего этого есть определённые пределы - капля точит камень. Но к тому моменту, как грянет настоящая буря, брат Дамиан намерен, выражаясь фигурально, «покинуть этот бренный мир». Потому что подлинные его интересы лежали не здесь, в Пирогово, хотя оно тоже очень важно и от одной только мысли о расставании с ним разрывалось сердце, а в некоем пока таинственном «там», что открыли они с его новым деловым партнёром из Великого Университета. Там, где загадочный, но всё более раскрывающий свои тайны эликсир сулил невиданные перспективы. Они с новым деловым партнёром стояли на пороге грандиозных свершений. И в этом смысле Пирогово было не целью, а лишь средством, потому что они решились,
дерзнули, опять же выражаясь фигурально, на «Небесное Пирогово».
        Брат Дамиан неожиданно хихикнул. Потом поморгал. Слезоотделение от яркого солнца закончилось. К Светочу возвращалось прежнее состояние духа. Что же до мятежа капитанов, то у него есть корпус Стражей. Хотя мудрость правителя состоит в том, чтобы избегать всяческих расколов. Или, на худой конец, в том, чтобы остановить раскольников в ничтожном меньшинстве. А пока ему нужно время.
        - Я думаю, мы сможем найти общий язык, - глухо проговорил брат Дамиан и поморщился. Человеческая природа: верность безгранична, но за определённой чертой она становится предательством. - Если капитаны проявят определённую мудрость и сговорчивость, мы найдём точки равновесия.
        Светлый принц гидов и зловещая фея зачарованного леса - они сумели обыграть его с Разделёнными, раскрыв тайну книги, они убили Бога. Но не тот ли это случай, когда победитель не получает ничего? Не тот ли случай, о котором предупреждал новый деловой партнёр из Великого Университета во время своего недавнего визита?
        (Светоч, по-другому не получится, тебе выбирать!)
        «Как он решился на путешествие по этим водам в одиночку?! - вдруг с уважением подумал брат Дамиан. - Удивительный человек. Из Университета, через накрытую туманом Москву, полную зловещих богомерзких тайн, в Пирогово и обратно. Конечно, у него был зул, самый могущественный из всех, но всё же… Удивительный человек! И никто из самодовольной паствы Петропавла не знает, кто он».
        Зловещая фея зачарованного леса, из-за которой, чего уж темнить, брат Дамиан готов был пожертвовать очень многим.
        «Даже Лабиринтом», - больно резанула пугающая мысль. Впрочем, довольно скоро она перестала быть таковой. Не стоит цепляться за прошлое. Это для паствы, пусть считает, что Лабиринт ещё жив.
        Ева - так её зовут. Зловещую фею, полную ведьминой любовью. Брат Дамиан уже почти обожал её.
        (Девушка очень важна. И важна именно в Великом Университете. В определённый момент она укажет нам, как отыскать ключ. Возможно, он уже у неё. Оракул Южного порта говорил о ключе и о смерти. Мне пока не всё ясно. Но, думаю, речь идёт о её смерти.)
        Да, это тот случай, когда проигравший всех обыграл. В его детстве Пироговские монахи рассказывали одну поучительную сказку о мухе-цокотухе по имени Ева. Потом она стала мудрой и положила начало целому роду. Удивительное совпадение. Счастливо избежав лап коварного паука, муха-цокотуха Ева нашла своего любимого, светлого принца.
        Мы вырастаем. И детские сказки меняются. Не меняется только заложенная в них жестокая мудрость, так что как посмотреть…
        Новый деловой партнёр из Университета даже предупредил о богомерзком месте, обрушенном мосте на границе Пирогово, где их, гидов, Учитель снова обретёт себя или что-то в этом роде. Светоч Озёрной обители поморщился… Ева не погибла, светлый принц, их Учитель, справился, сделав то, к чему только и были способны гиды - разрушать, уничтожать, лишать паству веры и эфемерной надежды на спасение. Наверное, он действовал во имя их любви - брат Дамиан странно повёл головой, как-то темно озираясь, и неожиданно снова хихикнул, - но сохранил девушку для целей, о которых даже не догадывается. Что ж, строить в этом мире предназначено другим. Так что как посмотреть…
        Брат Дамиан видел тьму у богомерзкого моста, которая поглотила лодку Петропавла. И видел, как потом тьма рассеялась. Сейчас он смотрел на широкую водную даль и уже не думал о мятеже капитанов. Там, за линией горизонта, скрылась лодка Петропавла, идущая в Великий Университет. И там начинался закат.
        Беспечная муха по имени Ева избежала коварных лап и сейчас сама спешила в Великий Университет. Только сказки меняются, и счастливые финалы теперь предназначены для других.
        - Тебя ждут, Ева, - сладко проговорил брат Дамиан. - Поэтому спеши, спеши…
        Он ещё смотрел некоторое время, как блики летнего заката играли на поверхности воды, отражались в ней кровавым золотом.
        «За чудом своей явленной красоты мир скрывает свою самую беспощадную тайну, милая Ева. Мир - это Лабиринт, его не разрушить и его не избежать. И счастливые мухи сами летят в уже сплетённые для них сети».
        Брат Дамиан подумал, что на сегодня для него достаточно поэтических аллегорий. Светочу Озёрной обители пора заняться насущными делами. А их набралось немало. Брат Дамиан резко развернулся и зашагал к Пироговским причалам. Он улыбался.

4
        Ева услышала трескучие звуки, как будто провели чем-то по полой трубе, когда они пересекли то, что Петропавел назвал МКАД, и вошли в Москву. Но ещё на подступах к великому городу гид остановил лодку и предложил девушке сойти на берег.
        - Идём, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты это видела. Там, у МКАД, господствующая высота. Когда-то это был огромный торговый центр, а башня - офисное здание. Что-то типа контор купцов у вас в Дмитрове, - тут же пояснил гид, прочитав в глазах девушки непонимание. - И на крыше организован дозор. Мы зовём его «Северным». Придётся немного подняться. Идём. Там сейчас безопасно.
        - Сейчас?
        Петропавел помолчал. Прищёлкнул языком:
        - С месяц назад там кое-что произошло. Дозор пришлось эвакуировать. Думали даже его закрыть. Но потом были проведены работы по укреплению, и вахта вернулась.
        Еве уже пришлось побывать на дозоре гидов («Лысый дозор», как называл его Хардов), когда они пересекали гиблые болота, что лежали по берегам Длинного бьёфа, и Хардову пришлось дать зарок, принятый у него мёртвыми. Тогда это была лишь воткнутая в вершину холма палка. Ствол дерева с прибитыми к нему поперечинами лестницы. Здесь же, как дал понять Петропавел, всё обстояло серьёзно: на Северном дозоре с редкими перерывами гиды несли вахту, от телефонной линии всё же пришлось отказаться, но голубиная почта работала исправно. Единственная транспортная артерия с северной стороны Москвы почти всегда находилась под полным и тайным контролем гидов.
        В пустых помещениях торгового центра гуляло эхо, но никакого чужого присутствия Ева не почувствовала. Ей никогда не доводилось прежде бывать внутри такого огромного здания, честно говоря, она даже не догадывалась, что люди когда-то возводили такие с единственной целью - торговать. Самые большие дома, которые она видела, были постройки «Лас-Вегаса» в Яхроме, однако сейчас они казались бледной тенью в сравнении с этим гигантом.
        На крышу поднималась отдельная лестница - пролёты, выход на каждый этаж рядом с шахтами мёртвых лифтов; дверь на самом верху оказалась наглухо заваренной, и к дозору вёл люк, запирающийся тяжёлой, чуть ли не бронированной крышкой изнутри и снаружи. Петропавел постучал, крышку люка тут же подняли.
        - Ты даже не спросил пароль, - с улыбкой пожурил Петропавел.
        - Я давно наблюдаю за вами, - спокойно отозвался дозорный. - Днём это могли быть только вы.
        Петропавел бросил на него короткий взгляд:
        - Что, опять наведывались гости?
        - Третьего дня как. - Дозорный хмуро посмотрел в сторону Долгопрудного. - Уже на закате стало ясно, что-то готовится… Ну и началось. Скремлинов прилично потрепало. Но две крайние ночи прошли совершенно спокойно. - Хорошая широкая улыбка преобразила его лицо. - Считали звёзды, и всё такое…
        С Евой дозорный поздоровался вежливо, но не проявляя особого интереса, из чего девушка сделала два обнадёживающих вывода: дама в мужской походной одежде в Великом Университете не редкость, и главное - к её персоне не будет проявлено излишнего внимания.
        А потом она поднялась в дозорную вышку и посмотрела в сторону Москвы. И у неё перехватило дух. Внизу ярко блестел на солнце туман, совершенно белый, ровный и плотный; русло канала здесь всё больше расширялось, образуя Химкинское водохранилище, лентой искрящейся синевы оно резало туман, и на весь горизонт, насколько хватало глаз, в мареве переливчатого, словно густого воздуха плыли, упираясь в небо, башни и шпили огромного города.
        - Это невероятно, - прошептала Ева. Никогда в жизни она не видела такую безмерную даль, такое широкое открытое пространство. - Я даже не ожидала… Какой же он был прекрасный, этот город…
        - Он и сейчас такой. Хоть кто-то и считает его лишь призраком самого себя, - странно откликнулся Петропавел. - Это Северные ворота. Красивей Москва лишь со смотровой площадки Университета. Но она намного выше. Да и сам Университет построен на Воробьёвых горах, и город словно лежит у их подножия. Тебе понравится. Ева, тебе понравится твой новый дом.
        - Я… Наверное.
        - По крайней мере, я сделаю всё, чтобы тебе там было хорошо. Ну вот, ты и поздоровалась с Москвой. А сейчас нам пора.
        Они спустились вниз. На прощание дозорный поинтересовался:
        - Ну, и как там Пироговское братство? Сложно было?
        - По-разному. Но, скорее, удачно, - ответил Петропавел.
        Лодка ждала их. Как и этот великий город впереди. Ева остановилась так, чтобы команда не слышала её вопроса:
        - А почему он не спросил о… Фёдоре? Дозорный?
        - Что-ож, - протянул Петропавел и серьёзно посмотрел на девушку. - Такую новость не утаить. Земля слухами полнится, и гиды о многом догадываются. Они ждут Учителя. Это то, чем сейчас живёт Университет. И это опасно. Поэтому пришлось немного сдвинуть сроки, несколько подправить информацию. Официально мы с Тихоном, как представителем Дмитрова, направились в Пироговское братство предложить монахам что-то типа мирного соглашения.
        - Он попросил больше не называть его Учителем. И имя Тео… Фёдор.
        - Я помню.
        - Не всем можно доверять, да? - Ева отвела взгляд в сторону. - А… обо мне? Наверное, мне стоило бы знать. Хардов когда-то сказал, что Университет - самое безопасное место на канале.
        - Так и есть, - заверил её Петропавел. - Ева, вопрос не в недоверии. А в том, что даже у стен есть уши. Об истинной цели моей миссии и о тебе наверняка знают всего несколько человек - высших учёных и высших гидов. И то, по мне, это многовато. Но так решил Совет.
        «И надеюсь, это не было ошибкой», - мысленно добавил Петропавел.
        Ева пошла вперёд, больше не задавая вопросов. Петропавел с улыбкой смотрел ей вслед. И Тихон, и Хардов довольно точно описали психологический портрет девушки: внутри этого вроде бы хрупкого создания скрывалась сталь, и она себя ещё проявит. Ева убрала волосы под косынку. А штаны в пятнах камуфляжа оказались ей великоваты. «У стен есть уши. Надеюсь, мы всё сделали правильно. И обладатель этих ушей рано или поздно сделает ошибку, выдав себя».
        Он видел, как один из гребцов подал девушке руку и как легко Ева взошла на лодку. Старый гид больше не улыбался, и в самых уголках его глаз затаилась тревога.

5
        А потом Ева услышала этот странный пустотный треск. И сперва не обратила на него внимания, решив, что ей показалось.
        Как и обещал ей Петропавел, она смогла греться на солнышке, облюбовав себе место на носу и разглядывая берега, арочный мост, заваленные опоры линии электропередач, портовые краны, но прежде всего дома-башни, выступающие из тумана. В паре таких гигантов смогло бы, наверное, разместиться всё население Дубны, но о том, кто там сейчас обитал, можно было только догадываться. Лодка приближалась к помпезному строению на берегу, его украшала ажурная колоннада и широкая лестница на фронтоне, крышу венчала высокая башенка со шпилем. Но внимание Евы привлекло то, чего она никогда не видела прежде, разве что на картинках: два белых парохода, настоящих пассажирских лайнера, пришвартованных напротив. Она сосчитала палубы и поняла, что и они, эти два корабля, смогли бы принять на борт всё население Дубны и увезти куда-нибудь в счастливое место. «Вот каким был канал в эпоху древних Строителей! - подумала Ева. - Как и этот великий город, раскинувшийся от края до края».
        Впрочем, здание на берегу она тоже узнала. Дома был старый иллюстрированный альбом о канале. И вот теперь всё это, пусть и укрытое туманом, она видит воочию.
        - Жарковато, - поделился с ней Петропавел. - Это Северный Речной вокзал. Когда-то отсюда начинались все путешествия. Но сейчас мы предпочитаем здесь не особо задерживаться. Не ожидала, что корабли могут быть настолько большими?
        Ева кивнула, не отрывая взгляда от пароходов. Великолепные красавцы, стремительная мощь, но… в них словно что-то было не так, ошибка или обман. В их неправдоподобной белизне и в ощущении вечного праздника, что они сулили, таилась какая-то червоточина. Петропавел двинулся на корму и дал указание рулевому несколько отвернуть от здания Речного вокзала, а Ева так и не смогла определить, что ей не понравилось в этих двух пароходах.
        Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-хх
        Треск повторился. Теперь он прозвучал гораздо отчётливей. Она оглянулась. Петропавел спокойно беседовал с рулевым, все были заняты своими делами. Звук либо никто не слышал, либо на него не обратили внимания. Ева ещё подождала некоторое время, пытаясь прислушаться, потом решила, что если гиды не реагируют, то всё в порядке.
        Лодка вышла на середину Химкинского водохранилища, и здесь, в безветрии, стало совсем жарко. Впереди у берега Ева увидела множество лодок и поняла, что канал дальше отворачивает вправо.
        - Зайдём к скитальцам, - громко распорядился Петропавел. - Ева, пройди-ка, пожалуйста, снова в укрытие. Это ненадолго. Речные скитальцы - сложный народец. Но у их капитана передо мной должок. Не хочу, чтобы они тебя видели.
        Ева не стала возражать, тем более что возникла потребность переодеться в лёгкую майку. Раздвинула циновку и, когда чуть наклонила голову, поняла, что ей не понравилось в этих белоснежных лайнерах.
        «Когда-то у вас была третья сестра, так? - подумала Ева. - Такая же, не отличишь, близняшка. Пароход “Октябрьская звезда”. Никого вы не отвезёте в счастливое место. Потому что это она - ваша сестра-близняшка - теперь слоняется по каналу. Её призрак, проклятый корабль». А следующая мысль была совсем уж безумной: «А иногда вы её прячете».

* * *
        Ева развязала свой вещмешок, чистая лёгкая одежда покоилась на самом дне. Грустно вздохнула и тут же улыбнулась, когда наткнулась на красное платье своей матери. То самое, в котором она пыталась танцевать тогда с Фёдором. Их единственный раз. Ева провела по платью рукой. Сердцу стало больно, и она снова вздохнула и снова улыбнулась. Снаружи доносились мужские голоса, Петропавел разговаривал с теми, кого он назвал скитальцами.
        Правда, странный народец - Петропавел говорил спокойно, а быстрая речь незнакомцев казалась то ворчливой, жалостливой, то огрызающейся.
        - Хорошо, и кто сейчас капитан? - сказал Петропавел. - Вот как… ладно, я плыву с вами. Без оружия.
        Потом он перешёл на чужую лодку, и та отчалила. Ева вернулась к своему занятию. Видимо, чтобы добраться до необходимого, придётся всё вытряхнуть. Ну что же, давно пора перебрать вещи и сложить по новой. Небольшую постирушку она устроила, воспользовавшись стоянкой, ещё в Пирогово, об утюге, конечно, не могло быть и речи, но Ева умела сушить и складывать вещи так, что они выглядели словно поглаженными. Она извлекла все свои пожитки, разделила на кучки, потом повернула вещмешок и вытряхнула его. Что-то ещё выпало оттуда, легонько звякнув об пол. Ева с интересом присмотрелась, не сразу поняв, что это было. Потом она захлопала глазами. Тёплая улыбка исчезла, едва родившись. Из вещмешка выпало то, чего там не было и не могло быть прежде. То, что не являлось её вещью. Ева в растерянности нагнулась и подняла длинный шнурок. Повертела в руках, и её взгляд застыл. Теперь улыбка, скривившая линию рта девушки, оказалась недоумённой. Эта вещь ей никогда не принадлежала. Но она, конечно же, узнала её. Совершенно не понимая, откуда она взялась.
        Это был ключ.

* * *
        Это был не просто ключ.
        Старинный обычай в Дубне требовал, чтобы молодые люди дарили своим избранницам замочки, ключ от которых оставляли себе. Своеобразный акт помолвки, признание в любви и серьёзности намерений. Если свадьба состоялась, то замочки закрывали навсегда, прикрепив их к резному мостику у памятника Ленину, «мостику молодожёнов», а ключики выбрасывали на дно канала. Если же помолвка расстраивалась и счастливой паре не суждено было дать обет любви и верности перед тёмной водой канала, то молодые люди просто возвращали друг другу эти потерявшие смысл символы.
        Ключ, который Ева держала в руках, не выполнил своего предназначения. Помолвка расстроилась. Это был ключ Фёдора. Именно его Ева видела в «Лас-Вегасе», когда они пробовали впервые танцевать. Ева надела красное платье своей матери, а ключ висел у Фёдора на шее. Ключ, связывающий его с другой. Тогда Евы это не касалось, несмотря на то, что они поцеловались. Тоже впервые. Но ведь потом…
        Вероника, кажется?.. Господи, да, конечно же, Вероника! Она была его девушкой; из-за неё, как он считал, Фёдор и сбежал в рейс, чтобы разбогатеть и вернуться завидным женихом. Только ведь потом… всё поменялось. Так откуда же?
        Взгляд Евы потемнел:
        - Она ведь плохо обошлась с ним. Вероника, - глухо произнесла Ева. - Очень дурно.
        Она бросила его. Променяла на богатого купеческого сынка. Их Ева также видела в «Лас-Вегасе», абсолютно довольную собой пару, и всё это случилось не из-за Евы. Тогда ещё Фёдор сгоряча и с расстройства нагрубил ей. А всё, что произошло между ними, случилось потом, позже. И всё поменялось. Зачем же этот ключ? Почему?
        «Ну, подожди, - мысленно остановила себя девушка. - Случайно вышло. Фёдор снял его и просто не заметил, как ключ оказался в моих вещах».
        Что ж, такое бывает. Да вот только… Ева снова захлопала ресницами: в «Лас-Вегасе» ключ ещё был у Фёдора, висел на шее. А потом произошла эта невероятная перестрелка, и тот, кого она увидела в следующий раз, уже не был просто пареньком из Дубны, не был прежним Фёдором. И общего «хозяйственного пространства», чтобы перепутать вещи, у них больше не было. И значит… «Никакой путаницы, ничем случайным тут и не пахнет. Ключ в мои вещи положили намеренно».
        Но… кто? Когда? И главное, зачем?
        Ответ, конечно, был, и был очевиден. Только Ева всё ещё пыталась избегать его. Ответа на вопрос, как ключ оказался в её вещах.
        Фёдор положил его незаметно. Больше просто некому. Но… зачем? Что он хотел сказать? Если это шутка, то очень плохая шутка. Жестокая.
        «Нет. Он так не мог поступить». Но кто же тогда? Может, просто хотел, чтобы это побыло у меня?! Но это не наша вещь. Зачем мне ключ, связывающий его с другой? Он всё ещё не может её забыть? И…»
        «Не-ет. Он бы сказал».
        И когда он мог это сделать? Незаметно подбросить мне ключ? В колокольне Икши? Когда тащила его в полусознании? Или когда прощались у тёмных шлюзов?! Решил отделаться от меня? Передумал, и чтоб не объясняться?.. Нет, этого не может быть. Он бы так не поступил со мной! Ведь они виделись только что в Лабиринте. И вся нежность, и признания, и… Ведь он сказал, что любит. Зачем же тогда?
        Там что-то ещё, что-то другое… Незаметно подбросить ей ключ этой самой Вероники, которая… Нет, он бы такого не сделал, не поступил бы он так. Только не Фёдор.
        Но… вот же он, ключ. Ева чуть повернула руку, и ключ блеснул, словно насмешкой, горьким укором, из глубины её ладони.
        Да, они виделись в Лабиринте. Только ведь «виделись» - не совсем точное определение. Это было как сон, как мечта, и…
        «Ты ведь не знаешь, что видела в Лабиринте. А если это была лишь часть его, та, которая по-прежнему любит? А сам он решил… Мысль, конечно, дикая. Невероятная, но ключик-то вот он».
        «Он решил отказаться от меня?»
        Что-то поднялось и гнетущей занозой застряло у Евы в груди. Её любимый…
        «Нет, там что-то другое. Он никогда бы… Даже думать так - низко. Что угодно, но не это. Не так».
        - Не так, - горечью, хрипло сорвалось с Евиных губ.
        В горле пересохло. Она крепко сжала шнурок в ладони. Пришлось кашлянуть. Потом её пальцы расслабились.
        - Откуда ты взялся, ключ? - тяжёлым низким голосом произнесла Ева. - Что ты такое?
        И тут же вновь услышала этот пустотный треск. Только теперь чем-то твёрдым водили не по полой трубе, а словно где-то внутри, где боль, по её готовому застыть сердцу.
        Глава 3
        Рыжая, неверная, влюблённая

1
        Когда-то у Рыжей Анны был скремлин - забавный и очень гордый хорёк по имени Лидия. Лишь для виду Лидии обустроили клетку, довольно просторную, стоит отметить, а во время прогулок брали на поводок. Анна тогда пробавлялась танцовщицей в приграничной Икше, - «певичка», как говаривали о ней пылающие ревностью жёны многочисленных поклонников, - пока город не накрыл туман. Гиду-женщине с огненно-рыжей копной волос статус звезды местных шалманов очень даже подходил, на её выступлениях всегда были полные аншлаги. Многие состоятельные купцы специально ради неё приезжали из респектабельного Дмитрова в этот опасный город фронтиньеров и головорезов. Бывал среди них и будущий муж Анны - Сергей Петрович. Разумеется, никто из воздыхателей не догадывался об истинной природе Лидии, впрочем, как и её хозяйки, полагая хорька причудой эксцентричной красотки.
        С кем делить постель в ту вроде бы беззаботную пору, Анна всегда выбирала сама. Был в числе прочих даже более или менее постоянный друг, брат по крови - гид, им было неплохо вместе, а его скремлином, - надо же случиться такому совпадению! - оказался пушистый хорёк по имени Соломон. Одно время Анна пробовала убедить себя, что это знак. Но их скремлины так по-настоящему и не поладили. В силу профессиональной специфики любовники виделись нечасто, однако на весь радостный и весёлый задор и повышенное внимание Соломона Лидия отвечала холодной вежливостью. И Рыжая Анна знала почему. Она пыталась как-то это отрегулировать, быть мягкой, нежной и заботливой, и знала, что всё это бесполезно. Нет никаких знаков, к чёрту всё! Такая история. Потому что, на самом деле, Рыжая Анна любила лишь одного человека. Ради него готова была дать от ворот поворот несчастному Соломону, послать подальше предлагавших ей купаться в роскоши дмитровских купцов и всех остальных и уйти за ним, куда бы ни позвал. Только он не звал.
        Такая банальная история…
        Он и сейчас её не звал. Когда ранним, прохладным из-за близости тумана утром поисковый отряд гидов начал спуск от Линии застав в Икшу. Анна не знала, каким она его найдёт. Никто не знал. В стволе её карабина покоилась серебряная пуля, и наверняка ей было известно лишь одно: сейчас он находится явно не в том состоянии, чтобы возражать ей или отвергнуть её помощь.
        «Икша, - хмуро подумала Анна. - Ну, привет. Давненько не виделись».
        С момента окончания своей карьеры звезды сомнительных кабаре и выгодного замужества она ни разу больше сюда не возвращалась. Некоторые странички нашей жизни мы полагаем перевёрнутыми навсегда. И ошибаемся. Она сбежала от мужа, добрейшего Сергея Петровича, от которого видела всегда только хорошее. Разбила ему сердце. Она публично разрушила лучшую для гида легенду на канале сначала «певички», а потом светской дамы, купеческой жены. И вот она снова здесь, в Икше, перерождённом городе, который накрыл туман. Анна ожидала увидеть картины разрушений, понимая, что милого воспоминаниями прошлого больше нет, но реальность оказалась куда богаче её самых смелых и зловещих фантазий.
        - Рыжая, помни всё, что я тебе говорил, - негромко позвал Тихон. - Вон край, улица Победы - дальше уже территория оборотней.
        Анна кивнула. Поймала себя на том, что чуть не ускорила шаг. Она торопится - и это уже ошибка. Но контроль вернулся: его инструктаж она запомнила слово в слово. Особенно про манипуляции сознанием, в чём оборотням нет равных, и про серебряную пулю для их Королевы.
        - За нами следят, - прошептала Анна.
        - Это ещё не следят, - мрачно усмехнулся Тихон. - Цветочки… Ладно, все знают, что делать.
        Он развернулся и зашагал вперёд. Анна шла следующей, пытаясь, как и велел Тихон, ступать по его следам. Совсем скоро Рыжей Анне предстоит убедиться, насколько же Тихон оказался прав. Невзирая на ощущение злобного присутствия, что нарастало с каждым их шагом, пока всё это были только «цветочки».
        «Мы уязвимы, когда боимся и когда любим, - сказал ей Тихон. - Мы ничего не можем поделать ни с тем, ни с другим. Но мы в состоянии взять это под контроль». Потом он вздохнул и, ласково посмотрев на неё, добавил: «Анна, Икша постарается нанести удар по нашему самому уязвимому месту. Это ты. Туман не упустит такой возможности. Но вот что я ещё скажу: без тебя наши шансы на успех стремительно бы приближались к нулю».
        Это Рыжая Анна тоже запомнила. Несколько напоминало ловлю рыбки на живца. Он так и не позвал, а она идёт, и ничего банального в этой истории больше нет.
        Группа гидов направлялась к перекрёстку на улице Победы. Там она свернёт. Чтобы уйти в самое сердце Икши, города теней, видений и чудовищных порождений мглы. Уйти в самое логово, чтобы разворошить его. Поисковая экспедиция по спасению Хардова началась.

2
        «Я ведь впервые увидела его здесь», - вдруг подумала Рыжая Анна.
        Это было давно. На одном из самых успешных её выступлений. Он сидел в угловой нише, наполовину укрытый тенью и единственный из мужчин не проявлял к происходящему шумного возбуждённого интереса. А ведь она исполняла свой главный хит «Чёртов ты, сероглазый король!», когда во время припева обнажала ноги - почти стриптиз. Публика визжала от восторга, но Рыжая Анна знала меру, что только подзадоривало её поклонников. Потом она встретила его в коридоре рядом со своей гримёркой и решила, что он всё-таки надумал выразить ей своё восхищение. Но он лишь равнодушно взглянул на неё, - серые глаза, и в них плавали голубые льдинки, - и прошёл мимо.
        Вопреки расхожему мнению, Анну это вовсе не заинтриговало: «Тоже мне, сероглазый король!»
        А наутро она увидела его в обществе самых влиятельных и рисковых купцов Дмитрова. Даже её будущий муж Сергей Петрович, как тот уверял позднее, присутствовал на этом знаменательном собрании. Анна прислушалась. Но вовсе не из-за «сероглазого короля»: речь шла о крупной контрабанде, партии редких товаров из Пироговского братства и большом количестве артефактов ушедшей эпохи. Не одну лишь Анну и не одного Тихона занимал вопрос, откуда всё это берётся в Пирогово. Обычно гиды сразу узнают друг друга, но тут всё вышло иначе.
        «Так ты у нас контрабандист, сероглазик? - решила Рыжая Анна. - Занятно».
        При появлении дамы - «Королева снизошла до нас!», «Богиня!», «Любезная Аннушка, целуем ручки!» - купцы галантно повскакивали со своих мест. Он тоже вынужден был подняться. Посмотрел на неё с каким-то странным любопытством. И улыбнулся. Холодный взгляд мгновенно стал другим, голубые льдинки растаяли.
        «О, да мы умеем улыбаться», - весело подумала Рыжая Анна. Льдинки растаяли в каком-то пронизывающем жаре. И прежде чем осознать, что она делает, Анна улыбнулась в ответ.
        - Неплохо вы отбрили вчера Барона, - неожиданно сказал он. В голосе уважение, никаких насмешек. - А выступление было чудесным.
        К своему удивлению, Анна оказалась польщена, хотя давно привыкла к мужским похвалам. И даже немного смутилась. «Во как, оказывается, мы и комплименты умеем делать», - теперь подумала она.
        Барон был капитаном речных скитальцев. Тёмный тип, как и всё их племя. Купцы да и самые отпетые головорезы приграничья пытались избегать лишних конфликтов с ними. О мстительности скитальцев ходили легенды одна мрачней другой: беспощадные поножовщики, умельцы наводить порчу и насылать проклятья. Анне было плевать на подобные суеверия.
        - Только учтите - Барон опасен, - серьёзно добавил он. - Будьте, пожалуйста, внимательней, пока они не уберутся отсюда. Не рискуйте так больше, некоторых собак лучше не дразнить.
        И опять этот пронизывающий жар, словно потаённая страсть в холодных глазах.
        - Спасибо за заботу, - только и нашлась Анна. - Но я уже взрослая девочка.
        И снова улыбнулась. Чёрт, она что, и вправду смущена? Своего будущего мужа, Сергея Петровича, она в то утро даже не запомнила.

* * *
        В следующий раз они встретились с Хардовым только через несколько месяцев в самый разгар Чёрной весны, когда пала Икша.

3
        Администратора кабаре, где выступала Анна, все называли просто Серж. Иногда «импресарио Серж». Из соображений вежливости ещё в их первую встречу Рыжая Анна попыталась выяснить его полное имя.
        - Не заморачивайся, красавица, - подмигнул ей администратор. - Просто Серж. Но если захочешь сделать мне приятное, можно «импресарио Серж».
        Он томно вздохнул. Анна обратила внимание, что у него подкрашены глаза. Интересно, как он тут выживает, на границе, с такими замашками? Потом он потёр переносицу. Взгляд шальной и одновременно жёсткий:
        - Ну что ж, ты прошла прослушивание. Можешь вечером выходить на работу, - сказал он. И тут же кокетливо улыбнулся.
        «Гид Анна, импресарио Серж, - мысленно усмехнулась она. - По-моему, мне подходит это место».
        Серж не прогадал. Уже после первого выступления публика повалила на программы, где значилось имя Рыжей Анны. В Икше появилась новая звезда. И Анна не прогадала: на границе творилось много странного, и гидам требовалась информация. В Серже Анна тоже не ошиблась. Невзирая на внешность, Серж не брезговал опасной контрабандой и свои дела вёл твёрдою рукою. В Анне он души не чаял, и совсем скоро они сдружились.
        - Я твой подруг, рыжая красавица? - хихикал Серж. - Да?!
        - Да, - серьёзно отвечала Анна. - Ты мой единственный друг здесь.
        - Может, замутим, совьём семейное гнёздышко? - не унимался администратор. - Обещаю изменять тебе не чаще раза в день.
        - Тогда мне пришлось бы тебя пристрелить, - хрипло смеялась Анна. - И потом, ты всё равно не перестанешь подкрашивать глазки.
        Кстати позже, когда Тихон попросит её войти в высшее общество Дмитрова, отпустить Лидию и жить «в миру», именно импресарио Серж познакомит Анну с будущим мужем Сергеем Петровичем. Но в тот день, о котором идёт речь, Серж оказался на волоске от гибели. Потому что нечто, с чем Рыжая Анна никогда не сталкивалась прежде, почти успело полностью забрать себе его жизнь.

4
        Ничто не предвещало катастрофических перемен. Туман стоял далеко от Икши и уже много лет не двигался. На настойчивые предложения гидов укрепить город оборонительной линией и прорыть обводные рвы с водой власти средств не выделяли. Слухи с границы поступали самые разные, но к этому давно привыкли. После заката, конечно, всякое случалось, ну и нечего шляться по ночам не поймёшь где, а в Икше всё было спокойно.
        Тихон так не считал. Вылазки гидов в туман становились всё чаще, и люди возвращались мрачными. Всё больше лодок стало пропадать, поиски не приносили результатов. Выше Дмитрова туман плотной завесой стоял по обоим берегам канала, так же обстояли дела по внешнему контуру Пироговских морей. Вести же из Москвы были самыми чудовищными. Анне хотелось настоящей работы, но Тихон попросил её остаться здесь и собирать информацию.
        - In vino veritas, - как-то раз то ли в шутку, то ли всерьёз обронил он. - Истина в вине.
        Анна кивнула. Она понимала, о чём речь и почему в числе прочих этот вопрос волновал Главу гидов. Бутылочка настоящего виноградного вина или шампанского, которым так любили пощеголять друг перед другом купцы, стоила баснословных денег. Этот товар проходил по категории «роскоши». Так же как и настоящий табак, кофе или чай, вино с огромным риском, а зачастую ценой гибели людей и лодок, доставлялось из Пироговского братства, наряду с другими артефактами Великой ушедшей эпохи. Только на канале не вызревал виноград, и, к примеру, ни на одном из островов Пирогово не росли кофейные деревья. Стоило проследить всю цепочку «пути вина». Возможно, монахи наткнулись на огромные неразграбленные склады. Тогда честь им и хвала: контрабанда гидов не касалась, всё это по части полиции. Так же возможно, происходило что-то гораздо более опасное. У Тихона имелись основания для самых серьёзных раздумий. И Рыжая Анна осталась в Икше выполнять поручения Ордена гидов и собирать информацию.

* * *
        В тот день она загодя вышла к Икшинским причалам и уселась на своей любимой скамейке в тени деревьев. До заката ещё оставалось время, но причалы постепенно обезлюдели - берег канала не лучшее место, чтобы встретить темноту. А ей нравилось иногда приходить сюда ненадолго, побыть в одиночестве и посмотреть на вечереющую воду. Тем более сегодня её привычка бывать здесь несла в себе ещё и практическую пользу. Совсем скоро должна была состояться встреча с человеком Тихона. Она о нём ничего не знала, только слова пароля.
        Странный, трескуче-растянутый и какой-то пустотный звук заставил Анну оглядеться по сторонам.
        Хк-траамп-пакхк
        В ближайших зарослях, что по косогору спускались к каналу, густели закатные тени. Из Икши доносились далёкие голоса, подвыпившие гребцы затевали бучу, но здесь… Анна поднялась со своего места, вслушиваясь, - вроде бы всё спокойно. Был ли на самом деле этот странный звук, от которого почему-то сделалось очень тоскливо, или показалось?
        - А ну покажись, чего прячешься?! - громко велела Анна. Быстро дунула на непослушную прядь волос, не сводя глаз с зарослей, но движение вроде бы не повторилось. Лишь холодок какой-то…
        Хк-траамп-пакхк
        Теперь это прозвучало у неё за спиной. Анна резко обернулась, впервые успев пожалеть об оружии, которое ни разу для прогулок по Икше не извлекала из тайника в своей гримёрке. Потом сердце, ухнув, забилось ровнее. Анна выдохнула и удивлённо качнула головой. На деревянном настиле причала стоял импресарио Серж.
        - Фу, напугал ты меня, - облегчённо усмехнулась она.
        Всплыла мутная мысль: «Однако неожиданное умение для человека, подкрашивающего глаза, так бесшумно подобраться к гиду». Анна тут же отмела её. Ей нравился Серж. Улыбнулась:
        - И чего это тебе в голову-то взбрело?
        Импресарио Серж стоял на причале и просто молча смотрел на неё. Было в его облике что-то отсутствующее. Особенно во взгляде. Но Серж был способен и не на такие выходки.
        - Всё, хороший мальчик, шутка удалась. А теперь проваливай, - отрезала Анна. - У меня, может, тут свидание романтическое.
        Серж никак не отреагировал на её реплику.
        - Э-эй, ку-ку! - шутливо рассердилась Анна. - Можешь попользоваться моей тушью пока.
        Серж молчал, и она добавила:
        - Хорошо, попрошайка, и помадой тоже.
        В глазах Сержа плеснулась какая-то темнота. Теперь она обратила внимание, что кожа его лица выглядит неправильно неподвижной, словно под ней отсутствуют мимические мышцы. И вспомнила, где видела подобную чуждую темноту - в глазах поражённых змеиным бешенством домашних животных. Анна не знала, почему оно так называлось, но несчастную скотину приходилось умерщвлять. Правда, людям змеиное бешенство не передавалось.
        Он заболел чем-то? Подцепил какую-то неведомую хворь? Анне не хотелось шпионить за Сержем, хотя она с лёгкостью могла сделать это, - некоторых вещей о тех, кто вам нравится, лучше не знать, - но она всегда догадывалась, что тайные рисковые делишки заводят его за границу Пустых земель, а то и подальше.
        - Серж, - тихо позвала она. - Дружище, что с тобой?
        Губы Сержа разлепились, когда он еле заметно выпятил вперёд голову. Да так и застыл. С ним явно творилось что-то неладное. Рыжая Анна приняла решение быстро. Не мешкая больше, она легко справилась с невысокой изгородью, отделяющей причал, и двинулась к Сержу. Гиды знали множество обеззараживающих средств, а одно, приготовленное из слизи червя и ядовитого мха с Гиблых болот, считалось универсальным и применялось в экстренных случаях. В тайнике в гримёрке нашлось место и для него.
        - Эй, ну-ка иди сюда, я позабочусь о тебе!
        Запах… Его она почувствовала сразу, едва ступив на деревянный настил. Запах застоявшейся влаги с примесью не резкой пока, но сладковато-тяжёлой ноты - запах водного животного. Господи, он что, спал где-то на плотине бобров? Серж наконец прореагировал, сделав небольшой шажок в её сторону, и начал медленно, по какой-то ненормальной траектории поднимать руку. Шажок… Анна уже подошла вплотную к своему единственному в этом городе другу, когда поняла, что не так. Рука Сержа застыла на уровне её шеи, словно он указывал сам себе на что-то скрытое под её волосами, а в его глазах впервые появилась если не осмысленность, то какая-то медленная дремучая заинтересованность, как будто слабоумный вёл сам с собой диалог, но дело было не в этом. Мокрые следы Сержа. Они вели в одном направлении - сюда, и вели от края причала, обрывающегося в воды канала.
        Он вышел из воды
        «Серж, он что, купался? На закате?! - успела подумать Рыжая Анна. - Нет, я бы слышала плеск и заметила его. Он, конечно, купался, но где-то далеко. А потом просто приплыл сюда, вылез из воды».
        Эта дикая мысль ещё даже не сформировалась полностью, когда Серж как-то неуклюже отшатнулся от неё и опустил руку.
        - Во как! Встреча двух голубков, - послышался грубый насмешливый оклик. - Зачем тебе, Рыжая, настоящий мужчина, лучше уж голубок… Так, что ли?!
        Анна узнала голос. Всё ещё не сводя взгляда с несчастного Сержа, тяжело вздохнула: «Тебя только сейчас не хватало!» - подумала она. Следом тут же пришла другая мысль: «Что происходит? Второй раз за сегодняшний вечер я позволила застать себя врасплох».
        - Не захотела по-хорошему - придётся по-другому. - В голосе Барона не звучало ни алчного воодушевления, ни мстительности, он говорил почти с сожалением. На своё свидание он явился в обществе троих подельников, у одного в руках был дробовик.
        Анна успела заметить, что курок на старом ружье даже не взвели. Скорее подчиняясь инстинкту, она отступила от Сержа, - почему-то ей не хотелось, чтобы тот оставался за спиной, - и холодно посмотрела на Барона:
        - Что же ты, такой храбрый, один-то не пришёл?
        Барон молча вытащил из-за пояса опасную бритву, раскрыл её, задумчиво полюбовался лезвием и закрыл бритву.
        - Они будут следующими, - кивнув на подельников, хмуро пояснил он. - Или я тебя помечу. Порежу прекрасное личико так, что тебя никто больше не пожелает. Выбирать тебе. - Вздохнул, словно с ещё большим сожалением, но потом его взгляд маслянисто блеснул, и в голосе наконец прозвучала угроза: - Барону ещё никто не отказывал!
        Анна вдруг почувствовала какой-то леденящий ветерок. Но вовсе не из-за слов капитана скитальцев. Губы Сержа разомкнулись, сложились в овал, и краем глаза Анна увидела растянувшиеся ниточки слизи, а потом из чёрного отверстия рта вырвался этот трескучий звук.
        Хк-траамп-пакхк
        «Это Серж его издавал? - промелькнула ошеломляющая мысль. - Господи, да что с ним такое?!»
        Она быстро посмотрела на импресарио, перевела взгляд на скитальцев. Леденящая волна страха отступила, и, скорее всего, теперь Анна взвешивала риски.
        - Слушай, Барон, я не знаю, что с ним, с Сержем, но происходит что-то плохое. Лучше оставим всё это, - попросила она.
        - Зря ты так со мной поступила. - Барон как-то простецки пожал плечами, и снова сожаление. - Но теперь уже поздно. Чем быстрее покончим с этим, тем лучше.
        Он кивнул своим людям, передал ближайшему бритву, и тот тут же раскрыл её, сделал шаг в её сторону.
        «Он сошёл с ума, - подумала Анна. - Он не пугает, он настроен всерьёз».
        - Барон! Ты меня не слышишь?! Он болен, ему надо помочь. Слушай, прекрати. Остынь! Ну вспылили оба тогда, и ладно. - Она говорила мягко, урезонивая. - Подумай о последствиях…
        - Рыжая… Гордость заставит тебя молчать, - оборвал её Барон. - Или бритва. Выбирай! Тогда мне, конечно, придётся покинуть Икшу навсегда.
        Курок на дробовике наконец взвели. Анна заметила, что, в отличие от Барона, глаза его подельников горят тёмным возбуждением. А тот остановился:
        - Мне жаль, что так вышло, - вдруг сказал Барон. - Правда. Ты всегда мне нравилась. Я простой человек и говорю просто. Но в нашем племени есть пословица: месть - то блюдо, которое надо подавать холодным.
        И опять этот сожалеющий вздох, словно Барон не хочет, но вынужден так действовать.
        «О, хрень, - мелькнуло в голове у Анны. - Он здесь не из-за меня. Не только из-за меня. Это демонстрация власти. Надо помочь ему не совершить ошибки. Надо помочь нам обоим. Но как?!»
        - Не станешь сопротивляться, всё кончится быстро, - добавил Барон и двинулся к ней. Чёрная бездна ствола дробовика поднялась вслед за Бароном и остановилась на уровне её глаз, чуть поиграв, переместилась ниже. Рыжая Анна мрачно смотрела на капитана скитальцев.
        «Я вырублю его. Он много крупнее, но справлюсь легко. Только от пули с такого расстояния не уклониться. Возможно, Тихон бы смог, но не я. А ведь меня предупреждали. Да ещё Серж…»
        Ком подкатил к горлу Рыжей Анны. И холодок на спине. Как она неожиданно позволила зажать себя в угол? О чём думала?! Из-за Сержа?
        А потом случилась ещё более невероятная вещь. Прямо за спиной человека с дробовиком поднялась тень. Хотя даже цепкий глаз Анны не обнаруживал прежде никакого другого движения. Удар был молниеносным и точным. Подельник Барона даже не успел рухнуть вниз, когда его дробовик оказался в руках незнакомца. Повёл он себя с ним довольно-таки необычным образом. Как будто это было не огнестрельное оружие вовсе, а просто палка. Быстро спустив курок, чтобы не случился самопроизвольный выстрел, он перехватил его за ствол и цевьё. Человек, которому Барон передал бритву, скорее всего вовсе не почувствовал боли. Хотя удар прикладом сломал ему нос, челюсть и, вероятно, множество лицевых костей. Анна сморгнула. Лицо третьего скитальца только что было превращено в кровавое месиво. Незнакомец просто кинул в него ружьё прикладом вперёд. Стон; Барон вздрогнул, его зрачки потемнели. Всё заняло не больше пары секунд. Анна сморгнула ещё раз.
        «Барон опасен… - вспомнились слова незнакомца. - Как же ты поступаешь с теми, кого не считаешь опасным?»
        Он, конечно же, не был незнакомцем. Анна усмехнулась. Серые глаза, сейчас абсолютно холодные. Он стоял, широко расставив ноги, и на нём был длинный походный плащ, полы раздвинуты в разные стороны. Мгновение назад её спаситель действовал голыми руками, теперь из-под плаща смотрел ствол автомата Калашникова. Где он его прятал прежде, на спине?
        - Барон, стой! - велел он спокойно. - Стой и просто отойди в сторону.
        Этот тон, как будто капитана скитальцев он просто не брал в расчёт. Непослушный локон снова упал на щёку, Анна сдула его. Этот тон, поза, распахнутые полы плаща - всё можно было принять за гротеск, если бы это не происходило всерьёз. Барон обернулся, посмотрел на то, что происходит с его людьми; он был бледен, на лбу выступили капельки пота. Но не напуган - в лицо спасителя Анны и на его оружие он посмотрел с каким-то если не вызовом, то достоинством.
        - Барон, просто отойди, - повторил тот. - А то получишь пулю. Ты меня знаешь.
        Капитан скитальцев скрипнул зубами, но сделал, как ему велели, и замер. А сероглазый спаситель (контрабандист?!) повёл себя ещё более странно. Ствол автомата он направил на несчастного Сержа.
        - Горх, я вижу тебя, - произнёс он. - У меня здесь серебряная пуля, и ты знаешь это. Горх, отпусти человека.
        Несчастный импресарио Серж пошатнулся и ответил:
        - Хк-траамп-пакхк…
        - Горх, я приказываю тебе - отпусти человека! - повторил он с нажимом.
        Серж боднул головой, всё прозвучавшее было непонятным. Анна собиралась сказать, что Серж болен, и чтоб в него не тыкали стволом, но не успела. Волна ужаса словно выбралась из всех её потаённых страхов. Тьма мгновенно поднялась по фигуре импресарио Сержа. Зато Анна успела различить в этой тьме нечто немыслимое - облик Сержа…
        (Он вышел из воды.)
        В нём проступило что-то звериное, то ли волчье, то ли гигантская крыса; спаситель Анны прицелился, хотя это уже было не нужно - мгновенно скользнув в воду, это существо исчезло.
        - Вот и хорошо, - произнёс человек в плаще и, как ни в чём не бывало, убрал оружие.
        Анна вздрогнула.
        - Что это было? - прошептала она.
        Тот покачал головой, посмотрел на неё с неодобрением:
        - Ну, и что это всё значит? - Её вопрос он, видимо, решил проигнорировать. - Рыжая Анна, допустимо ли гиду выходить на закате к каналу без оружия? Что за легкомыслие?
        Лицо Анны застыло. Потом ей пришлось ещё раз сглотнуть. А её спаситель кивнул, усмехнулся:
        - Хардов, - произнёс он.
        - Что? - автоматически откликнулась Анна. Это было слово пароля, переданное ей Тихоном. Но человек в плаще сказал другое:
        - Хардов, - повторил он. - Так меня зовут.
        И тут же отвернулся от неё, посмотрел на скитальцев. В серых глазах вдруг блеснула синева выцветших джинсов, и опять в них заплясали льдинки:
        - Барон, сейчас, вероятно, самые главные минуты твоей жизни. Смекаешь почему? Потому что я покупаю её, - говорил спокойно, без вызова. - Ты забудешь всё, что видел и слышал здесь. Я знаю, ваш народ не нарушает клятву на крови, и я приму её у тебя. Такой будет плата. Тогда ты и твои люди уйдёте отсюда живыми.
        Рыжая Анна слушала, как заворожённая, сердце её опять забилось чаще. А Барон молчал. Но это достоинство так и не покинуло его взгляда.
        «Чёрт, а он не так плох, - подумала она. - Могли бы и подружиться». И тут же списала эту мысль, как в некотором роде истеричную.
        - Хардов, сколько мы знакомы? - наконец отозвался капитан скитальцев. - Ты ведь знаешь, что Барон умеет хранить тайны. И умеет быть нем, как могила. Мог бы и не позорить меня перед… женщиной.
        - Сейчас она не женщина, а гид, - сухо сказал Хардов. - И дело в этом. Да, и очень красивая женщина, которую ты собирался обесчестить.
        Анна услышала свой низкий грудной смешок:
        - Не стоит извиняться, - сказала она. Только скорее чем Барону, это было адресовано Хардову. А тот пожал плечами и улыбнулся:
        - Знаешь, Барон, а тебе сегодня повезло два раза, - заявил он. - Скорее всего, она бы убила тебя. Да что там, точно бы убила. Поверь мне. Легко!
        Потом повернулся к ней:
        - Идём, Анна. Надо быстро уходить отсюда.
        Она молча прошла мимо Барона, даже не удостоив того презрительным взглядом. Но догнав Хардова, всё же остановилась, посмотрела на опустевший причал. И снова спросила тихо:
        - Что это было?
        - Беда, - ответил ей Хардов.

5
        - Горх - очень древнее существо. - Хардов шёл быстро, и Анна с трудом поспевала за ним. - Возможно, он один такой остался на канале. Но Горх не смог бы появиться здесь просто так. Думаю, дни Икши сочтены.
        - Но почему? Всё же спокойно.
        - Затишье перед бурей. Туман, Анна. Что-то готовится. И это позволило Горху забраться так далеко. И к тебе он пришёл неспроста.
        - О чём ты? Что этой… твари могло быть от меня надо? И куда мы так спешим?
        - Кое-кто нуждается в нашей помощи. Возможно, ещё не поздно. Скажи, ведь он указывал тебе на шею, Горх? Вот туда, да?!
        Анна потупила взор. Это был деликатный вопрос. Но Хардова, казалось, это не волновало:
        - Туда. Куда тебя укусила Лидия, так?
        - Ну… наверное.
        - Дела обстоят ещё хуже, чем я думал, - хмуро подытожил Хардов, и Анне показалось, что он тихо, словно разговаривая сам с собой, добавил: - Кто-то делает эликсир… - Потом посмотрел на неё: - Ладно, всё, что ты собрала для Тихона, меркнет в сравнении с сегодняшним появлением Горха на причале. Но есть и хорошая новость: он выдал себя, и теперь мы знаем о нём.
        - Горх, - Анна впервые попробовала это шершавое имя на вкус, и оно ей не понравилось - на языке как будто осталась прелая тьма, а сердца коснулся укол тоски. - Скажи… ведь он даже не дотронулся до меня. И не держал вовсе. А ты… Ты два раза сказал ему отпустить человека.
        - А я имел в виду не тебя, - глухо произнёс Хардов.

6
        Совсем скоро Анна поняла, о чём речь. Импресарио Серж лежал на полу своей комнаты без сознания. Хардов потрогал ему пульс, удовлетворённо кивнул:
        - Успели. Когда Горх забирает чей-то облик, это может быть опасно для жертвы. Ещё чуть-чуть, и Серж бы погиб. А иногда этого не происходит. С Горхом много неясного. Тихон знает лучше.
        Хардов влил в рот импресарио какой-то зловонной жидкости, тот дёрнул головой, закашлялся, словно его заставили выпить яду, но на щеках стал медленно появляться румянец.
        - Ну, вот и хорошо, с возвращением тебя, бродяга, - сказал Хардов. Внимательно посмотрел на Сержа, тот пытался улыбнуться:
        - Чувствую себя, как с самого сильного похмелья в жизни. Что со мной было?
        - Кое-что, - неопределённо сказал Хардов. Перевёл взгляд на Анну. - Когда Горх поменял облик, ему и себя пришлось раскрыть. Наш бродяга оказался крепким. - Подумал. И добавил: - Серж, когда оклемаешься чуть-чуть, позволь мне ввести тебя в транс. Гипноз… Мне надо знать, что ты видел и сколько у нас времени.

7
        Хардов успел только отправить сообщение Тихону, но тот был далеко. А местные власти гидам не поверили. С эвакуацией решили повременить до экстренного созыва Глав всех Гильдий Дмитровской республики. А на вторую ночь после появления Горха Анну разбудил стук в дверь.
        - Туман, Рыжая, - раздался громкий голос Хардова. - Он пришёл в город. Он везде. Открой.
        Анна мгновенно проснулась, впуская его в свою комнату.
        - Как же так? - только и успела спросить она.
        - Это Мунир, мой ворон, - Хардов говорил быстро. - Моя лодка у причалов, утром будем уходить. Здесь нам ничего не угрожает, туман пока слаб, чтобы проникнуть в помещение. Но с Икшей покончено, на улицах бойня.
        В принципе, он мог этого и не говорить. Крики, душераздирающие вопли и стоны, доносящиеся снаружи, были более чем красноречивы. Рыжая Анна подошла к окну; мгла за стёклами густела, по улице полз туман, и в нём что-то было, живое, жуткое и смертельное для тех, кто сейчас оказался за стенами домов. Анна вздрогнула, повернулась, она была бледна, посмотрела на Хардова.
        - Мне страшно, - тихо сказала Анна.
        - Двух наших скремлинов хватит, чтобы с утра пробиться к причалам. А сейчас ложись, тебе надо выспаться.
        - А… ты?
        - Буду стеречь твой сон, Рыжая. - Он улыбнулся.
        Мунир, который, подобно птице пирата, сидел у него на плече, вдруг легко вспорхнул и перелетел к клетке с Лидией. Та посмотрела на него без испуга, скорее с весёлым интересом.
        - Видишь, - кивнул Хардов. - Всё хорошо. Ложись. А Мунир будет стеречь сон твоего хорька.
        - Она… девушка, - почему-то сказала Анна. И подумала, что, наверное, слегка покраснела, и хорошо, что в слабом освещении ночной лампы он этого не видит.
        - Да знаю я про тебя всё, Рыжая, - усмехнулся Хардов. - Я за тобой давно приглядываю. Засыпай.
        «Что это значит: давно приглядываю?» - подумала Анна.
        Но сон не шёл. Анна лежала и слушала звуки снаружи и чувствовала, как нечто чуждое словно подкрадывается к ней всё ближе. Анна открыла глаза. Хардов сидел в кресле, вытянув ноги, и спокойно смотрел на неё. На его коленях лежал автомат. Крики и вопли теперь звучали прямо под окнами. Мунир внимательно вглядывался в тьму за ними, глаза-бусинки…
        Анна поднялась, подошла к Хардову.
        - Не бойся ничего, - сказал ей Хардов.
        - А я и не боюсь, - сказала она.
        Она взяла автомат с его колен, переложила его в сторону. Он посмотрел на неё; не было никакого холода в глазах, лишь опять этот странный пронизывающий жар, который, возможно, она выдумала. Анна взяла его обеими руками за отвороты рубахи и притянула к себе. Мгновенно между ними образовалась стена, и тут же она растаяла. Она легонько коснулась его губ своими, он не ответил. Анна отстранилась, вглядываясь в его лицо. А потом был очень долгий и очень горячий поцелуй. Он крепко обнял её, она тихо застонала.
        - Зачем мы это делаем? - Его голос был хриплым и нежным. Ей было всё равно, что он говорит, но она ответила:
        - Потому что хотим.
        Он поднял её на руки и что-то ещё сказал. Она закрыла глаза. Вкус его губ изменился, теперь он целовал её. Эта ночь за окном больше не казалась такой страшной.

8
        Она проснулась. Хардов стоял у окна и вглядывался в тающие сумерки рассвета. Лишь лёгкая дымка ползла там, и сквозь неё можно было различить стену дома напротив.
        - Туман ослаб. Видимо, следующий натиск будет к закату. Через час уходим.
        - А доброе утро? - сказала она.
        - Это и есть «доброе утро», - улыбнулся Хардов. И перевёл взгляд на столик, где стояла клетка с Лидией. Усмехнулся, покачал головой.
        Мунир сидел, как чёрное каменное изваяние, лишь чуть распустив крылья. А хорёк Лидия спала, обернувшись вокруг него. Анна поймала взгляд Хардова, и они весело рассмеялись друг другу. Первый солнечный лучик проник в комнату. От звука их голосов Лидия проснулась и сладко зевнула.
        Анна быстро провела языком по верхней губе. Сказала так же весело:
        - Они понравились друг дружке.
        - Да.
        - А мы?
        Хардов посмотрел на неё. Сказал:
        - Собирайся. Пора. Бери только самое необходимое.
        - Не хочешь отвечать?
        Хардов отвернулся. Но она что-то успела уловить. Что теперь было в его взгляде? Нежность, остатки этого жара, который она выдумала, но и что-то ещё, какая-то отстранённость.
        - Сейчас время уходить, Анна.
        Мунир не пошевелился. Но она видела, с каким отчаянием Лидия посмотрела на ворона. Это станет матрицей всех их дальнейших отношений.

9
        - Господи, мясорубка, - с тихим стоном произнесла Рыжая Анна, когда они оказались на улице.
        - Не смотри, - сказал ей Хардов.
        Их оружие было готово к бою, как и оба скремлина. Клетку Лидии Анна навсегда оставила в своей комнате.
        - Нам надо забрать Сержа, - попросила она.
        - В этом нет необходимости. Он в моей лодке и под надёжной защитой, - пояснил Хардов. - Когда всё началось, ему стало хуже. И он сам явился. Давно нам помогает. Хорошо, что успел. А я пошёл за тобой.
        - Спасибо тебе, - сказала она. В сердце почему-то возникла боль. Но ведь он прав, о чём она думает? Им сейчас надо выжить.
        - Анна…
        - Не надо ничего говорить, - вдруг сказала она, явно опережая события.
        Он пожал плечами:
        - Я только к тому… будь наготове.
        Но ни оружие, ни тем более скремлины им не понадобились. Туман, завершив своё ночное пиршество, действительно ослаб. На причале столпились люди. Некоторые находились в прострации. Гиды помогали тем, к кому смогли успеть.
        Гид на лодке Хардова, хотя, возможно, это были нанятые гребцы, тут же отдал швартовый.
        - Давай возьмём с собой кого-то из этих несчастных, - словно в отчаянии сказала она.
        - Нет, Анна, это замедлит ход. Им помогут. А у нас впереди много срочных решений.

10
        Лодка покидала Икшу. За их спиной оставался кошмар. Но подлинный кошмар Рыжая Анна увидит спустя много лет, когда вернётся в Икшу на выручку Хардову. Но к тому времени она уже будет знать о Лии. И о том, как та погибла, сорвавшись вместе с Учителем с моста.
        А сейчас Хардов смотрел на умирающий город, и в его глазах, не в серых почему-то, а словно в них застряли кусочки утреннего неба, плавали льдинки.
        - Это был мой дом, - произнесла Анна.
        Хардов кивнул. Льдинки никуда не исчезли. Горечь колыхнулась внутри Анны. Но она не знала наверняка почему: из-за Икши или этого холода в его глазах.
        Она поднялась. Подошла к нему вплотную. Гребцы работали вёслами очень быстро. Чуть отвела волосы от шеи.
        - Вот сюда. Сюда меня укусила Лидия.
        - Я знаю.
        - Ты… - печально рассмеялась. - Ты тогда сказал, что дела ещё хуже, чем думал.
        - Это так.
        - И ещё… Мне показалось, про какой-то… эликсир. При чём тут мой укус?
        - Не могу тебе сказать. Не имею права.
        - Да? А мне кажется, я имею право знать.
        - У тебя нет доступа к этой информации. Хочешь, поговори с Тихоном.
        Он сидел, а Анна нависла над ним:
        - При чём тут укус моего скремлина?! - Голос прозвучал болезненно и громко.
        - Поговори с Тихоном. - Хардов посмотрел на неё с той же непроницаемой холодностью. - Это в его компетенции.
        Она наклонилась к нему и прошептала:
        - Не ври, я видела, как Мунир спал с Лидией.
        - А я и не вру, Анна. И Мунир не врёт, - сказал он.
        Глава 4
        Раджа и Лидия

1
        Именно это вспомнила Рыжая Анна, когда с группой гидов Тихона спустилась с Линии застав в Икшу, ставшую городом теней и видений. Она ещё думала про их первую с Хардовым ночь и про то, что с момента замужества её скремлин-хорёк жил свободным, и она больше не видела Лидию, когда услышала громкий окрик Тихона:
        - Анна, приготовься! Она выходит прямо на тебя.
        Гиды растянулись двойной цепью, прикрывая друг друга, у всех, кроме Анны и Тихона, были свои скремлины, а вокруг в листве горели глаза оборотней. Как же всё-таки они умели внезапно появляться. Об этом тоже предупреждал Тихон. Целая стая брала их в кольцо. Как на инструктаже пояснил Глава гидов - проверенный способ охоты этих тварей. Они просто умели исчезать из вашего сознания, становиться «невидимыми», пока не оказывалось слишком поздно. У проклятых манипуляторов с маскировкой дела обстояли отлично. И пока ничего, кроме этих горящих глаз, различить не представлялось возможным. Рыжая Анна дёрнула головой, словно чья-то невидимая рука попыталась накинуть тень на её сознание.
        «Ну вот, сеанс манипуляции начался», - успела подумать Анна. А потом она увидела её - их Королеву. Огромный, необычайных размеров чёрный волк, с лёгкой, отливающей благородством проседью, смотрел прямо ей в глаза.
        - Красивый ты зверь, - жёстко процедила Анна.
        Пасть не оскалена, лишь тёмный немигающий взгляд, завораживающий тоннель тьмы.
        - Нет времени, сразу серебряные пули, - скомандовал Тихон.
        Анна молниеносно передёрнула затвор; в замужестве, изображая в Дмитрове верную купеческую жену, она частенько спускалась в подвал, откуда не было слышно, и в темноте на ощупь собирала и разбирала оружие. Пуля только что была дослана в патронник. Волк находился на линии огня, но почему-то не атаковал. И было что-то ещё… Анна прицелилась, но было что-то ещё.
        (хлопанье крыльев?)
        Волк вдруг начал подниматься на задние лапы. Анна мешкала долю секунды. Не только хлопанье крыльев, что-то ещё… Она снова дёрнула головой. Привычно подула на прядку волос, что непокорно выбилась из-под обруча. Волк стоял перед ней. И у Анны сжалось сердце. Тут же всякие мысли, оттуда, из тени, смутили её решимость. Мысли теснятся, набегая одна на другую… Как на причале, внутри импресарио Сержа проступили очертания чудовищной твари. И как Хардов впервые поцеловал её…
        Сейчас происходило то же самое, как и с этим древним Горхом в Икше, только в обратном порядке. Сквозь облик чудовищного волка проступили черты её парня с вороном, и даже распахнутые полы плаща, которые она видела когда-то. Он сейчас стоял перед ней, тот, кого она явилась спасать.
        - Анна, стреляй!
        Она снова прицелилась. И снова медлила не дольше доли секунды. Ведь Тихон предупреждал, как всё будет, и, возможно, ей «покажут» Хардова, потому что именно она - их уязвимое звено. Указательный палец лёг на спусковой крючок. Решимость вернулась. Она больше никому не позволит себя обмануть. Только это чёртово хлопанье крыльев… И то нежное, непереносимо нежное, что она увидела сейчас своим внутренним зрением: как Лидия спала, обвившись вокруг ворона Мунира. Откуда они, твари мёртвой Икши, могли узнать об этом?
        (Могли! Это всё внутри твоей головы.)
        Картинку - да! Но нежность, разрывающую сердце… Мгновенно стало сухо в горле - это почти стыдливое желание не отпускать эту нежность, побыть ещё в ней хоть немного, потому что она так по этому тоскует…
        Какие же они безжалостные твари! Её палец начал давить на спусковой крючок. А что, если?.. Если… И не у кого спросить.
        - Стре… - Голос Тихона звучал сбоку.
        На миг Рыжая Анна прикрыла глаза. Ей есть кого спросить. И всегда было. И когда этот миг закончился, и Тихон договорил слово «стреляй!», она всё услышала внутри себя. И уже всё знала. Это был он, Хардов. Её парень с вороном.
        (Нет! Тихон предупреждал тебя.)
        Это был Хардов, тот, кого она всегда любила и кто не позвал её с собой. Он стал их Королевой. Ушёл за край света и заделался Королевой оборотней. Она бы не позволила ему никогда, если бы была рядом… Это был он. И он не нападал.
        - Стреляй, Анна. Хорошо, отойди. В сторону! Я сам.
        Тихон уже занимал её линию ведения огня. И впервые она поняла, что готова помешать ему. Впервые поняла, что в состоянии любым, даже самым беспощадным способом помешать своему наставнику. Не знала, как это сделает, как предаст клятву гидов. Рыжая, не верная, влюблённая…
        А потом они все, и Анна тоже, услышали громкий голос, холодный, даже зловещий в своём спокойствии женский голос:
        - Стоять! Первому, кто попытается в него выстрелить, я снесу череп. Я не шучу. Хотите попробовать, Тихон?!

2
        А на рассвете этого дня Раз-Два-Сникерс покинула своё убежище в колокольне Икши. Как и предсказала Лия, оборотни, разделавшись с тенями, отступили; пока Хардов, убивший двух их Королев и сам занявший место новой Королевы, потому что получил их силу, смог увести стаю. Но такое будет продолжаться недолго. Человек в нём всё больше уходил, и Королева повела оборотней защищать их территорию от вторгшихся чужаков. Только в Икше и без оборотней было полно особых прелестей. Мёртвый для людей город жил своей неведомой, жуткой жизнью. С тенями она уже успела познакомиться. Нельзя сказать, что знакомство было приятным.
        Раз-Два-Сникерс смотрела на лежащую перед ней дымку тумана, а дальше мгла густела.
        - Раджа! - негромко позвала она.
        Горлица тут же откликнулась весёлым курлыканьем. Голубка спасла её от смерти. И Раз-Два-Сникерс помнила всё, что сказала Лия прямо перед самым рассветом. Что они теперь тоже контур, как у оборотней, и она должна защитить свой контур. В нём Хардов, и она, в нём Рыжая Анна, что идёт сейчас сюда с гидами Тихона, потому что должна занять в сердце Хардова место Лии, и только это даст ему спасение. Фёдор и эта невероятная девушка Ева. И кто-то ещё. Лия пока не видела его, но этого «кого-то ещё» здесь нет. И Лия пока не знала, как всё произойдёт, но выбраться они смогут только все вместе. Куда? Каким образом? Фёдор и Ева далеко отсюда, и неизвестно, вместе ли сейчас, а они здесь. Как контур будет собран? Этого Лия тоже не знала. Но Раз-Два-Сникерс догадывалась, что Лии, светлой королеве её детства, предстоит отпустить Хардова навсегда и, возможно, исчезнуть самой, потому что только благодаря ему и, возможно, Фёдору, с которым она погибла, Лия всё ещё находится здесь.
        - Мать твою, как всё запутано, - горько рассмеялась Раз-Два-Сникерс. Раджа тут же ответила своим весёлым курлыканьем. Голубка сидела на ветке ближайшего дерева и, наклонив головку, смотрела на неё. Снова этот чистый, ласковый и сострадательный свет, льющийся из её глаз…
        - Чего тебе, бестолковая птичка? - хмыкнула Раз-Два-Сникерс. - И я тоже? Так?! Я тоже должна отпустить Лию?
        Радостно захлопав крыльями, Раджа тут же вспорхнула, описав вокруг неё круг.
        - Лучше б ты научилась разговаривать, - укорила её Раз-Два-Сникерс. - Если такая умная.
        Раджа… Почему Лия сказала, что она, видимо, хочет стать моим скремлином? И более важный вопрос: почему кажется, что мне знакомо это имя? Откуда? Что оно для меня, что скрывает память?! И откуда страх, тьма и печаль, когда я думаю об этом? И уверенность, что Раджа очень важна для меня? Чего я не знаю или не помню? Град вопросов. Но ведь не было у меня никогда никакой горлицы Раджи. Ни в детстве, ни потом, когда связалась с чёрными гидами Шатуна и влюбилась в него, как последняя дура. Сейчас уже можно так сказать, когда её полюбовничек пытался её убить, а она спалила ему мозги,
        (возможно, таким образом ты спасла его)
        но где были прежде её глаза?.. Им было хорошо и свободно вместе, и чёрные гиды беспрекословно подчинялись ей, амазоночке и главной охотнице шефа, когда Шатун отбывал в свои странные и затейливые «экспедиции», но где были её глаза?!
        Она осознала, что прежде всего является гидом, и за это их братство готова была умереть, и сейчас обязана защищать контур, а чёрные гиды Шатуна остались в прошлом. Но не всё так просто в Икше, городе теней и видений, и не всё так просто в этом мире. Юрий Новиков приходил к ней в горячечных снах в колокольне, и Лия указала на него, но почему Юрий, этот недоносок и маменькин сынок, сейчас считает себя Шатуном? Эти ребята просто так не остановятся. Не отступятся. И возможно, Икша, город видений, показала против их воли что-то жуткое, что сейчас происходит.
        - Выходит, ты, кошмарный городишко, помог мне? - сказала Раз-Два-Сникерс. - Что ж, так держать!
        Её голос потонул во мгле, что лежала впереди. А сама она не заметила, как наступила на ветку, и та треснула с сухим тревожным звуком, как будто кто-то сломал грифельный карандаш. Но Раджа уже вернулась, и стало легче.
        - Что ж, глупая птичка, - улыбнулась ей Раз-Два-Сникерс. - Идём. Нас ждут. Я знаю, что ты хочешь помочь мне. Но ты не хочешь быть моим скремлином. И самое печальное, что мне неизвестно, откуда я это знаю.
        Раз-Два-Сникерс подумала, что стала очень много говорить. Нервы. И что в этой печальной неизвестности скрыта какая-то дикая, пугающая её тайна.

3
        Она остановилась перед самой полоской тумана и тихо позвала Раджу, которая с каким-то нелепым воодушевлением влетела во мглу.
        - Эй, глупая птичка! Я не могу без тебя туда идти.
        От тумана веяло холодом, хотя вовсю занимался яркий солнечный день.
        Будет жарковато. У неё оставались две серебряные пули, но ей не хотелось тратить такую драгоценность. С помощью Раджи она и так сможет пройти туман, отделяющий её от гидов Тихона.
        И надо торопиться, пока не произошла встреча оборотней с людьми, Хардова с теми, кто пришёл его спасать. К счастью, глупая птичка вернулась, и всё вокруг залилось её курлыканьем.
        - Ну и назойливая же у меня помощница, - пробурчала Раз-Два-Сникерс. - И чему ты так радуешься?
        Скремлин снова присел на ветку ближайшего дерева и прислушался к звукам тумана. Тихое шуршание, звуки несуществующих голосов, вздохи разочарований тех, кого уже давно нет на этой земле, злобные призраки тех, кто уже давно бы растворился в небытие, если бы не туман, которому известно о наших страхах и наших надеждах то, что мы сами не знаем.
        - Что-то я, правда, слишком много говорю, а, Раджа? - произнесла Раз-Два-Сникерс. Та не откликнулась. И впервые в облике птицы, сидящей на ветке, было что-то торжественное и печальное одновременно. - Ты права, нам пора. Мне страшно, а тебе страшно за меня. Что ж, пока ты мой скремлин. И спасибо на этом.
        Раджа посмотрела на неё, и откуда-то из далёкого далека внутри Раз-Два-Сникерс всплыл голос: «Неужели ты так ничего и не понимаешь?»
        Это Икша играла с ней. Или ещё что-то более чудовищное, о чём она не знала. Раз-Два-Сникерс вошла в туман.

4
        Раджа оставалась рядом. Кружила вокруг неё, ненадолго скрываясь во мгле, не такой уж густой, сонной, коли на то уж пошло, если, конечно, она не притворялась.
        А потом она увидела перед собой стену плотного тумана. И в нём лица, множество лиц. Как посмертные маски, только они были живыми и смотрели на неё. Особенно одно, его невозможно было не узнать. Оно смотрело на неё с болью и печалью и словно из какого-то невероятно далёкого места, за миллионы световых лет. Это было её лицо. Лицо Раз-Два-Сникерс, и в этой окутанной болью печали тоже присутствовало что-то тихое и торжественное. Вдруг Раджа пролетела сквозь эту стену с лицами, и та исчезла, но предварительно на миг в месте соприкосновения горлицы и тумана случилась ещё одна метаморфоза. Мимо прошла большая собака, несчастный тоскливый пёс, который всё потерял. И словно эта сиротливая немота на тот же миг отступила и дохнула на неё голосами тех, кого она должна была узнать и не узнавала. Раз-Два-Сникерс решила не экономить. Резко передёрнув затвор, она вогнала в ствол серебряную пулю.
        - Хватит играть со мной! - Её голос был полон самообладания и ярости. И всё тут же как будто отступило. - Что, ты тоже знаешь про серебро? - обратилась Раз-Два-Сникерс неизвестно к кому. Чуть подождала и сказала: - Идём, Раджа, вперёд.
        По её прикидкам, она прошла уже достаточно, и вроде бы мгла впереди начала потихоньку рассеиваться. А потом она поняла, что туман вокруг полон оборотнями.

5
        Но ни одна из тварей не обратила на неё внимания, словно её здесь нет. Быстрыми прыжками, опережая Раз-Два-Сникерс, они двигались сквозь туман. И она поняла куда. Королева вела стаю, вела свой временный контур защищать территорию. Атака оборотней на гидов Тихона началась.
        «Хардов, - подумала Раз-Два-Сникерс, - хоть ты и ненавидел меня, я поклялась Лии, что вытяну тебя из этого контура. Потому что, старый друг, у тебя теперь совсем другие задачи. Хватит быть псиной, у тебя теперь свой контур. И если уж на то пошло, ты мне всегда нравился, хоть и гнал меня вечно».
        Впереди и вправду стал появляться просвет. Какая-то мерзкая скользкая тварь, не крупнее кошки, зашипела на неё, но Радже оказалось достаточным пролететь рядом, обдав её взмахами крыльев, и та заковыляла прочь, в туман. Раз-Два-Сникерс ускорила шаг. Если Хардов получит серебряную пулю, это его убьёт. Он умрёт человеком, но контур развалится, и тогда… Что?! Она этого не знала. Но сейчас не время вопросов, оно придёт позже, а сейчас пора действовать.
        Туман кончился внезапно. И она оказалась в густых, буйных зарослях неведомых ей растений. Одно из них потянулось к открытой части её кожи, Раз-Два-Сникерс отмахнулась от него и получила сильнейший ожог боковой части ладони.
        - Чёрт, - выругалась она. - Как больно.
        Икша и здесь поработала, даже над лесом. Раз-Два-Сникерс слышала о хищных растениях, которые в состоянии крепко опутать и медленно сожрать целого оленя, но полагала всё это выдумками. Сейчас она решила, что нужно идти по протоптанному следу оборотней. Выбрав самый крупный из них, она подумала, что, вполне возможно, это след Хардова, их мощной Королевы. И тогда он выведет её прямо к нему.
        - Раджа, - прошептала Раз-Два-Сникерс. - Пойдём здесь. - Провела рукой по сторонам. - Растения, понимаешь? Растения, ты знаешь, какие из них опасны.
        Голубка закурлыкала, облетев вокруг неё.
        - Нет, Раджа, растения.
        Но горлица уже порхала по протоптанному следу, делая небольшие зигзаги. Раз-Два-Сникерс быстро двинулась за птицей, та явно тоже спешила, словно знала, что времени в обрез. Пару раз пришлось перебираться через поваленные деревья, но Раджа показывала ей, где в скоплении веток безопасный проход. А потом лес также внезапно кончился. И следующий шаг дался Раз-Два-Сникерс не без труда. Оборотни, замерев, смотрели на чужаков. Ей придётся пройти сквозь их строй. Она увидела, как напряжены, словно сжатые стальные пружины, их мускулистые тела. И опять они проделали этот фокус: почти все из них были сейчас похожи на свою Королеву, только менее крупные. Раз-Два-Сникерс почувствовала, что её ноги как будто парализовало и они сделались тяжёлыми. Крохотный шажок вперёд, в носу резкий запах псины, оружие в руках тоже безмерно тяжёлое… Что ей делать, если они нападут? Стрелять в Хардова? Ведь они в состоянии разорвать её на части в мгновение ока. Она здесь не для того, чтобы стрелять в Хардова, она обязана его спасти. Ещё один крошечный шажок… Но оборотни не обратили на неё внимания, лишь один, мотнув головой,
посмотрел на неё, оскалив пасть, но тут же, будто получив сигнал, отвернулся, потеряв к ней малейший интерес. Действительно, как сторожевой пёс, которому подали команду «свои». Раджа почему-то опять покинула её и с радостным курлыканьем устремилась вперёд. Глупая птица что, намерена порхать перед гидами Тихона и не дать им стрелять? Ладно, будем надеяться, она опять знает, что делает.
        Раз-Два-Сникерс выдохнула и двинулась вперёд сквозь строй оборотней. Она уже видела мощную спину Королевы и как она поднимается на задние лапы. А потом она услышала:
        - Стреляй, Анна. Хорошо, отойди. В сторону! Я сам.
        И поняла, что время кончилось. Раз-Два-Сникерс побежала.

6
        - …я не шучу. Хотите попробовать, Тихон? - ещё звучало в ушах Рыжей Анны.
        Она снова дёрнула головой. И мгновенно почувствовала слабость во всём теле. Но не от этого, исполненного ледяной угрозы великолепного женского голоса. Слабость тут же испарилась. Перед ней был Хардов. Но и это хлопанье крыльев… Радостная решимость стала наполнять каждую клеточку её существования. Анна не знала, что с ней происходит. И почему опять мелькнула картинка, как хорёк Лидия спала, свернувшись калачиком вокруг ворона Мунира. Какая связь… Только нежность, о которой она думала несколько секунд назад, невероятная, беспощадная, восхитительная, была здесь. Рыжая Анна в изумлении посмотрела на птицу, порхающую вокруг неё. Вот, совсем рядом… Незнакомая ей прежде птица, скорее всего, лесная горлица, с необычайно радостным воодушевлением била крыльями о воздух хищного города, обдавая её волнами, которых не забыть, словно просила, требовала: ну же, узнай меня наконец, узнай немедленно! Ну же!
        Анна не понимала, что с ней происходит. Только сердце её на миг остановилось, а потом забилось с такой силой, что заставило вкрадчиво прошептать, глядя на лесную голубку нечто немыслимое, что, однако, было правдой:
        - Лидия?

7
        Тихон смотрел в ледяные глаза женщины-охотницы, которая только что пообещала снести кому-нибудь из них череп. Честно говоря, он не сомневался, что так оно и произойдёт.
        «Синие глаза… Синеглазка, - подумал он. - Такой и осталась с детства. Когда мы нашли её в лесу».
        - Ты?.. - наконец проговорил он.
        Тихон не знал, видел ли он на самом деле, как на мгновение огромный волк превратился в человека, и видели ли это остальные, но указательный палец оставался на спусковом крючке.
        - Гид Тихон, - произнесла Раз-Два-Сникерс. - Лучше нас всем сейчас успокоиться. И убрать оружие.
        «Ведь ты отступница. Предатель… - Тихон держал ствол в прежнем положении. - И ты готова была пожертвовать собой. Но мне неизвестны мотивы твоих действий».
        Периферийным зрением Тихон не выпускал из виду Рыжую Анну. И то невероятно странное, что с ней происходило, озадачило его. Сильно озадачило. Она назвала дикого лесного голубя именем своего скремлина, хотя Лидия была хорьком. Рыжая Анна спеклась, у неё сдали нервы? Нет, здесь что-то не то, что-то совсем другое. И на несколько ближайших минут придётся о ней забыть.
        - Я знаю, как ты помогла, - крикнул Тихон Раз-Два-Сникерс. - Все здесь знают.
        Замолчал, но и синеглазая охотница не повелась на уловку, не произносила ни звука. Ствол её оружия по-прежнему смотрел прямо на Тихона.
        - И Орден гидов в долгу перед тобой, - продолжил он. - Но чего ты хочешь?
        - Того же, чего и вы, - отозвалась Раз-Два-Сникерс. - Это Хардов. Волк за моей спиной. Он стал их Королевой. Вы ведь пришли за ним?
        Лицо Тихона застыло. Постепенно стало приходить понимание: ведь Фёдор выменял жизнь Хардова у Харона, заплатив перевозчику монетой-королевой. Такого ещё никогда не было. Но ведь и всё, что происходило, происходило впервые. Она может оказаться права. Выросшая девочка, которую они когда-то нашли в лесу.
        - Смотрю, тебе много известно о наших делах. - В голосе Тихона ни похвалы, ни угрозы. - Но доверяться в таких вещах… Прости. А если оборотни провели тебя?
        Раз-Два-Сникерс невесело усмехнулась:
        - Не провели. Уж поверьте. А знаю много от Лии. Она здесь. В Икше.
        У Тихона болезненно дёрнулась щека. И Раз-Два-Сникерс успела различить в его взгляде вспышку угрозы, впрочем, сразу подавленную.
        - Ну… её призрак, наверное, - поспешила объясниться она. - И от неё я знаю ещё очень много всего. А вам лучше послушать.
        А потом горечь в её голосе прорвалась наружу:
        - Не вам одному, гид Тихон, была дорога Лия.
        Тихон смотрел на неё ещё долю секунды. Синие глаза… Она не врёт. По крайней мере, уверена, что не врёт. Затем он поднял ствол вверх и, осторожно опустив затвор, велел своим людям:
        - Убрать оружие. Все остаются на своих местах. - И кивнул Раз-Два-Сникерс. - Рассказывай.

8
        Но Рыжая Анна не послушала своего наставника. Она опять его не послушала. Рыжая Анна пошла вперёд. Дикая голубка, радостно курлыкая, порхала вокруг неё. А огромный волк не сводил с Анны немигающего взгляда. А потом он начал, подобно маленькому щенку, переминаться на передних лапах. И ещё тихонечко, словно испуганно и обрадованно одновременно, поскуливать.
        «Лия называла Хардова щенком», - вдруг вспомнил Тихон. Она думала, что Тихон этого не знал. Но раз, после долгой разлуки прошептала Хардову на ухо: «Привет, щенок!» А Тихон против своей воли услышал.
        - Щенок? - позже весело спросил он Хардова.
        Тот пожал плечами:
        - Мы по-разному зовём друг друга.
        Тихон смотрел вслед Рыжей Анне. «Чёртовы женщины, - подумал он. - Сегодня они точно знают больше меня».

9
        - Ну вот, Хардов увёл оборотней за собой, чтобы позволить Фёдору и Еве уйти, - заканчивала свою историю Раз-Два-Сникерс. Она рассказала всё: и о тенях, и о Лии, о странном пугающем симбиозе «Шатун-Юрий Новиков», и о том, как спалила бывшему любовнику мозги, чтобы остановить Шатуна, который стал частью тумана. Подала сигнал ракетницей, и её люди взорвали дверь насосной станции «Комсомольская», где находилось физическое тело Шатуна.
        «Вот почему он попал в дурку, - мелькнуло в голове у Тихона. - В госпиталь Косьмы и Дамиана. Игры с туманом смертельно опасны».
        - А я знала, сколько у Хардова осталось серебряных пуль, - говорила Раз-Два-Сникерс, - и считала выстрелы. Очень надеялась. Но когда прозвучал седьмой, поняла, что всё кончено. Такое он принял решение - пожертвовать собой. Он спас их, и вот теперь…
        Раз-Два-Сникерс замолчала и посмотрела на огромного волка, которого Рыжая Анна обняла обеими руками, да так и застыла, пряча лицо от людей.
        «А я видела, как у неё глаза блеснули, - подумала Раз-Два-Сникерс. - По-моему, она тут единственная, кто верит мне безоговорочно. Что ж, Лия права - контур… И, похоже, Раджа-то… Я знаю, чей она скремлин».
        Тихон мрачно выслушал её рассказ. Для Главы гидов оставалось очень много неясного. И про этот их контур… Допустим. И странное требование оставить их здесь одних с Рыжей Анной, потому что присутствие гидов в Икше ослабляло Хардова, и ему будет всё труднее сдерживать оборотней.
        - Допустим, - наконец проговорил Тихон. Потом посмотрел прямо в глаза Раз-Два-Сникерс. - Ты говоришь, что Лия… - Его голос прозвучал надтреснуто. - Призрак… появляется ночью?
        Раз-Два-Сникерс болезненно хмыкнула, качнула головой:
        - Сначала я думала, она снится мне… Ну да, ночью.
        - Возможно, я послушаю тебя, и мы уйдём. - Тихон кивнул. - Допустим. Но сначала мы поможем вам укрепить звонницу. И эта горлица, Раджа…
        - Лидия, - чуть слышно прошептала Рыжая Анна.
        Тихон заставил себя никак на это пока не реагировать. «Я поверю тебе, - подумал он, глядя на Раз-Два-Сникерс. - Когда во всём разберусь сам. И… если увижу Лию собственными глазами. Но не раньше».
        А потом всё случилось очень быстро. Огромный волк, скуля, заметался на месте, словно вынужден был выбирать между Рыжей Анной и ещё чем-то… И, не выдержав беспощадного выбора, завыл.
        Злобное шипение выползло сюда из марева дрогнувшего воздуха:
        - Рыжие волосы, сердце блудницы и глаза убийцы! Я любила его, но ты живая… Живая!
        Тихон успел заметить, как потемневший взгляд Раз-Два-Сникерс вдруг застыл:
        - Лия, нет! - закричала она. - Лия!
        - О господи, - прошептал Тихон.
        Пару секунд назад Тихон хотел кое-кого увидеть собственными глазами. Теперь призрак Лии, самой красивой девушки, встреченной им в жизни, был здесь. Хотя за линией тумана солнце ещё даже не подобралось к полудню. Только ничего красивого в ней сейчас не было. Мелькнули растрёпанные волосы, чёрные дыры глаз горели ненавистью на перекошенном лице свирепой фурии, а длинное лезвие складного ножа застыло у самого горла Рыжей Анны.
        Глава 5
        Несоответствия в Стране Теней

1
        Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх
        Ева обернулась. Этот трескуче-пустотный звук… Его по-прежнему никто не слышал. Людка шла своим курсом по спокойной воде широкой и открытой поймы, в пенных брызгах преломлялись солнечные лучи.
        Туман, конечно, был где-то, но далеко от этого места. Ева встретилась взглядом с Петропавлом, и тот, как всегда, улыбнулся ей:
        - Всё в порядке, милая?
        - Д-да, наверное.
        - Вот уже Строгинская пойма. Обогнём Серебряный Бор и заночуем там. Завтра будем дома. Тебя что-то тревожит?
        - Думаю, нет. А… вы говорили про Тень. Ну, водное чудовище, как тогда в Пестово.
        - Старшая сестра мамзель Несси? Не стоит её опасаться, Ева. Она живёт где-то там, в глубоких ямах Большого карьера. Но капитаны-раскольники здорово пообломали её прыть, и с тех пор Тень предпочитает не связываться с людьми. Они умные твари, а в Строгинской пойме для неё и так полно живности.
        - Хорошо. - Ева кивнула. - А… Я хотела спросить… Она издаёт какие-нибудь звуки? Тень?
        - Да, чирикает, как ополоумевший воробей, - рассмеялся Петропавел.
        - Вот как… Но ведь и мамзель Несси, когда вы её отогнали от нашей лодки…
        - Ну да, вместе с чириканьем обе воспроизводят какой-то звук, - старый гид пристально посмотрел на Еву, - не воспринимаемый человеческим ухом. Но внушающий тревогу. Говорят, Тень когда-то даже умела вызывать панику. Думаю, речь идёт об инфразвуке очень низкой частоты, и думаю, они приобрели эту способность для охоты. - Он чуть покосился в её сторону. - Так что тебя беспокоит, Ева?
        - Ничего. - Девушка не заметила, как слегка дёрнула головой. - Ммм… Мне кажется, я её слышу.
        - Нет, Ева, исключено, - возразил Петропавел. - Она сейчас спит. Очень активна на закате и ночью. С рассветом становится вялой, если её только специально не раздразнить, а потом уходит в свои ямы и там спит в темноте. Поэтому «Тень».
        - Эмм, ну да…
        - Если только не болтает во сне, - улыбнулся Петропавел. - Ева, она не представляет для нас угрозы. А в Серебряном Бору у капитанов-раскольников база. Они - друзья. Воспользуемся их гостеприимством для ночлега.
        Оба шлюза в Тушине, № 7 и № 8, прошли без приключений. Но, в отличие от всех, что Ева видела раньше, оба оказались двухкамерные, и шлюзование заняло много времени. Зато на выходе из шлюза, там, где канал соединялся с водами Москвы-реки, прямо на берегу взору Евы предстали самые высокие дома из всех, что девушке довелось встречать прежде.
        - Какие красавцы, - восхищённо прошептала она.
        - «Алые паруса», - пояснил ей Петропавел. - Так назывался этот комплекс зданий. Там всё тихо. Эти дома давно спят.
        - Как же возводили такие прекрасные и такие высокие здания? - произнесла Ева. И чуть не добавила следующее: «Как же те, кто возводил такое, могли так всё потерять?»
        - Это ещё что: завтра увидишь небоскрёбы Москва-Сити; вот это действительно… высота. - В голосе Петропавла мелькнули уважительные нотки, а потом он хмуро поморщился. - Дальше будет ещё одна высотка, постарее этих. Гостиница «Украина». Вот там может быть жарковато.
        - Я помню. «Огненное окно», вы говорили?
        - Ну… так гиды Университета прозвали. В состоянии спалить на расстоянии. - Петропавел хрустнул костяшками пальцев. - Природу этого явления выяснить так и не удалось. Обе экспедиции не дали результата. В самом здании ничего нет. И в гостиничном номере, комната «317», даже когда окно активно, наши приборы не уловили изменений. Энергия аккумулируется где-то в другом месте. Учёные Хайтека совместно с гидами работают над этим, но пока…
        Петропавел замолчал. Ева мрачно посмотрела на него, постаралась интонации упрёка в своём вопросе сделать незаметными:
        - Для этого у вас клетка с голубями?
        - Да, Ева, для этого. - Петропавел пожал плечами, говорил спокойно. - Несчастным птицам предстоит сгореть. Стаю поведёт дрессированный голубь - он выживет. Следующий импульс примерно через минуту. Мы успеем пройти. - Петропавел видел, как у девушки дёрнулась щека, и мягко добавил: - Иногда приходится быть жестоким, Ева. А сострадание иногда может привести к ещё более жестоким результатам. Окно забрало уже не одну человеческую жизнь. Но может, завтра всё обойдётся, и голуби останутся целы.
        - До следующего раза, - не сдержалась Ева.
        Петропавел посмотрел на неё и ничего не сказал.

2
        Но, возможно, Тень, старшая сестра мамзель Несси, не спала в этот час, хотя до заката ещё оставалось время. Только когда трескуче-пустотный звук повторился, его не сопровождало никакое воробьиное чириканье.
        Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх
        Теперь Ева не вздрогнула, чтобы не привлекать лишнего внимания. Она спокойно обернулась на звук, вслушиваясь. Ей показалось, что он доносился из укрытия, отведённого для неё. Если, конечно, существовал на самом деле, а не был плодом какой-то галлюцинации.
        «Тень, - подумала Ева. - Это ты разговариваешь со мной? Поэтому никто не слышит?! - Она мрачно усмехнулась. - Тогда уж хоть чирикни!»
        Она устроилась так, чтобы, оставляя в поле зрения укрытие в центре лодки, любоваться берегами. И вскоре отвлеклась. По правому борту был остров Серебряный Бор, густая растительность, песчаные пляжи, явно обжитое место, свободное от тумана. Вскоре за поворотом, поднимаясь над деревьями, показалась сторожевая вышка, и над ней вымпелом реял флаг. Ева узнала его. Видела такой в Пирогово, правда, всего на одной-единственной большой лодке. Это был флаг капитана Льва. Лодка же, как объяснил Петропавел, принадлежала его юной дочери, Акве. Девочка отказалась опустить флаг отца, заменить его полотнищем монахов Возлюбленного братства. А здесь, в бухтах Серебряного Бора, обосновались раскольники, верные своему капитану.
        «Мы ведь с Фёдором спасли его, - успела подумать Ева, - капитана Льва. Прервать этот долгий священный сон, блуждание среди теней Лабиринта…»
        Сердце тут же наполнила грусть. И она вспомнила о ключе, связывающем её Фёдора с другой. Этот странный вестник непонятно чего ей не принадлежал, и она не стала выбрасывать ключ. Но спрятала его на самое дно своего вещмешка.
        А потом звук повторился:
        Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх
        Ева поднялась на ноги. Звук явно доносился из её укрытия.
        - Мамзель Несси, - пробормотала Ева.
        Тум-па-а-кк
        И теперь громче. Ева сделала шаг вперёд. Громче, и о нём по-прежнему никто не догадывается. Она сделала ещё шаг. И поняла, что если будет стоять тут, как лунатик, то привлечёт лишнее внимание. Ева, держась за борт, обошла навес, раздвинула циновку и вошла внутрь.
        Это было здесь. Источник звука. Ева не знала, откуда ей это известно, но…
        - Не сестра мамзель Несси, - её собственный голос прозвучал словно откуда-то из пустой бочки. Что-то поменялось в помещении вокруг. Только одна вещь осталась прежней. Её вещмешок. Даже напротив, он как будто сделался ярче, будто бы лишь он один имел смысл среди обесцветившихся предметов.
        Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх
        Ева чуть нахмурилась. Склонив голову, она смотрела на свой вещмешок. В глазах застыло выражение какой-то алчности, неведомой прежде. Яркий, как тёмный кристалл. Чувствуя, как всё внутри неё замерло, Ева протянула руку. Вещмешок, к счастью, не пошевелился. Он и не может пошевелиться. Потому что это там - внутри. Руки не дрожали, когда она вытряхивала содержимое наружу, хотя её движения были несколько судорожными. Сложенные аккуратно вещи, она не стала их разбрасывать, только сейчас они не имели значения.
        Ключ сам выпал на циновку и свернулся, как маленькая змея. Ключ на шнурке.
        Тум-паа-кх
        Глаза Евы расширились, но руки, словно против воли, потянулись к ключу. Он не обожжёт и не укусит, вонзив ядовитые зубы, он… Трескуче-полый звук пульсировал в её ушах, как позывные из тьмы, пальцы легонько коснулись ключа, и эта тьма заполнила взгляд.
        (ближе)
        Ева отдёрнула руку. Но перед этим вместо трескуче-полого звука она услышала другое. Звук, как плохо подогнанные шестерёнки, трансформировался в шершавое шипение, словно резанувшее её мозг изнутри: «Ты всё ближе»…
        Ева дёрнулась всем телом, как от электрического импульса. Затем застыла. Повернула голову, быстро озираясь по сторонам. И снова уставилась на ключ. Вот что скрывалось внутри яркого тёмного кристалла. Дыхание Евы сделалось сухим, горячим.
        Т-рр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх
        Спазм отступил от горла. Ева боязливо посмотрела на пальцы, потом заворожённо на ключ. Не укусит, его яд не здесь, где-то в другом месте. Перед взором поплыла словно предобморочная пелена. Но её рука, и теперь не против воли, опять легла на ключ. И она услышала, как голос из тьмы, голос изнанки мироздания: «Ты идёшь. Всё ближе, ближе… я жду тебя».

3
        Нил-Сонов отодвинул от себя расчерченный лист бумаги и посмотрел во тьму за окнами. Сейчас самые короткие ночи, там, над рекой, за стенами Университета. И где-то там, в этой густой тьме, отгадки, только реконструировать события до сих пор не удаётся. Всё вроде бы должно быть очевидно, но что-то всё-таки постоянно ускользает.
        «Надо всё же сварить себе крепкого кофе из неприкосновенного запаса», - решил Нил-Сонов. А потом снова посмотрел на лист бумаги, лежащий на столе.
        Тварь проникает в Весёлую сторожку, убивает и уходит. Внутри была бойня, кровавое месиво, ни одному человеческому существу не под силу сотворить такое. И ещё запах…
        Нил-Сонов в который раз проглядывал схему, что набросал тогда по горячим следам в последний день Чёрной весны Кондрат. У здоровяка, самого сильного гида Университета, оказалось немало скрытых и неожиданных способностей. Твёрдая рука неплохого рисовальщика, прекрасное пространственное видение и каллиграфический почерк были в их числе. И сейчас Нил-Сонов повернул лист со схемой так, чтобы тяжёлая входная дверь сторожки оказалась внизу, а положения тел, - и Николай, грузно навалившийся на стол с вывернутой на 180 градусов шеей, - отмеченные кружками, должны были сложиться в карту маршрута ночного гостя. Тварь проникает, делает свою кровавую работу и, возможно раненая, уходит. Должны были сложиться и никак не складывались.
        Нил-Сонов нахмурился, шрам, пересекающий правую половину лица, выгнулся змейкой вокруг глаза. Пулевые отверстия в схеме Кондрата отмечены крестиками; некоторые пули отрикошетили, некоторые застряли в обшивке стены. И то самое главное входное отверстие, из которого кто-то по неясной причине пулю выковырял. Скорее всего, подчиняясь интуиции, Нил-Сонов об этом пока никому не сказал. Только Петропавлу. И теперь с нетерпением ждал Мастера, Главу гидов, потому что…
        - Несоответствия, - пробормотал Нил-Сонов, пристально вглядываясь в лист бумаги перед собой.
        Тварь проникает в Весёлую сторожку и уходит, но… тяжёлая бункерная дверь не сорвана. А лишь приоткрыта. А как ни крути, если у кого-то хватило сил справиться с массивными стрежнями замков, то уж с петлями и подавно. Но дверь не сорвана. Об этом Нил подумал сразу. Не сорвана, потому что тварь… впустили. По ошибке, под воздействием гипноза или намеренно. И если верно последнее, то…
        Ночного гостя ждали и впустили, и уже там, в темноте, тварь смогла растерзать троих вооружённых гидов, а затем разделаться с учёными. Кто впустил? Для чего? Похоже, теперь это два разных вопроса, и только начав с первого, можно будет подобраться и ко второму.
        Выживших на сегодня двое. Пацан Алёшка и подавшийся в бега Лазарь. Первого, скорее всего, стоит отмести. Раны, полученные Алёшкой, были несовместимы с жизнью. Задержись они немного или выйди на день позже, по графику, парня давно бы уже похоронили в братской могиле. Он ведь почти не подавал признаков жизни, и удивительно, что вообще дотянул до госпиталя. Нил-Сонов видел, как мрачны были лучшие лекари Университета: ничего сказать не можем, состояние критическое, яд твари очень быстро распространился по телу, и шок, отёк лёгких и остановка сердца могут произойти в любой момент. Нил-Сонов видел, и такого не спутать. Но пацан начал выкарабкиваться; правда, даже если всё обойдётся, к врождённым увечьям добавится инвалидность до конца жизни. К счастью, парень всё же медленно, черепашьими шажками пошёл на поправку. И Нил-Сонов ждал этого. Прекрасно понимая некоторую постыдную двусмысленность своего мотива, и не стыдился его. Конечно же, по-человечески он желал Алёшке скорейшего выздоровления, только (Николай с шеей, вывернутой наизнанку!) прежде всего он ждал возвращения единственного уцелевшего
свидетеля. Тьма, что вползла с безумием зверя в ту ночь в Весёлую сторожку, подкралась очень близко. Нил-Сонов всегда чувствовал её, Страну Теней. И сейчас она была где-то здесь, между листом со схемой, госпитальным крылом и далёкой Перервинской плотиной. А уж сантименты побережём до более спокойных времён.
        Но… не один Нил-Сонов ждал скорейшего выздоровления Алёшки. Или опасался. Был ещё один выживший - Лазарь. И хоть любимчик Хайтека подался в бега, он где-то тут, недалеко, в этой тьме за окнами. И он оказался очень умён, Хайтек прав («При всём уважении, Нил, вам никогда не поймать его, если он только сам этого не захочет», - и почти неуловимая надменная усмешка на губах), только ведь Лазарь тоже… вестник из Страны Теней. Три дня назад его засекли в госпитальном крыле, ублюдок почти добрался до лазарета, где лежал Алёшка, и цели его не вызывали сомнений. Лазаря обложили, но он сумел улизнуть тогда, видимо, действительно неплохо знает тайные ходы Университета. После этого охрану госпиталя пришлось усилить, а Нил-Сонов даже хотел арестовать Хайтека, но до возвращения Мастера, до возвращения Петропавла, решил не предпринимать резких движений. Да и ни к чему это, что уж теперь… Привыкший к комфорту, вальяжный Глава учёных вряд ли подастся в бега. Не выживет в тумане. Но он явно что-то скрывает. Не только горою встал на защиту своего любимчика, там что-то ещё. И вот когда вернётся Петропавел, Хайтеку
придётся выложить всё начистоту, учитывая произошедшее за последние дни.
        Нил-Сонов поднялся и почему-то подошёл к умывальнику за шторкой, над которым висело небольшое зеркальце. Палаты у Нила, конечно, царские: и свой умывальник, и даже туалет. А рядом, в переоборудованной бывшей аудитории для лекций, спало тридцать пять человек. Но никто не жаловался. Нил-Сонов посмотрел в мутное зеркало: от бессонных ночей глаза были воспалены, кожа на чисто выбритой голове казалась усталой. Удивительно, но Лазарь где-то заполучил почти точно такой же шрам, только симметричный, пересекающий правую половину лица. Теперь понятна не свойственная учёным склонность ублюдка к боевым искусствам, навыкам выживания и полученное лично у Петропавла разрешение на огневую подготовку.
        Нил вернулся к своему рабочему месту. Уселся и снова пристально уставился на схему.
        «Ну, что тебе надо было от Алёшки, а, Лазарь? - подумал он. - О чём мог поведать несчастный инвалид? О чём ещё, кроме того, что вроде как очевидно? Что ещё ты пытаешься скрыть, Лазарь? Мне надо постараться думать, как ты, но честно отмечу, друг мой, пока не выходит».
        Нил-Сонов откинулся на спинку стула. И снова вспомнил, как вошли тогда в сторожку. Запах
        (Страна Теней)
        безумия, запах гибели. Он сейчас прокрался сюда. И тьма за окнами словно навалилась, придвинулась вплотную к стеклу.
        «У меня тогда мелькнула мысль, - подумал Нил, - что стоило бы пересчитать отстрелянные патроны в магазинах. И она мне показалась странной». Не только это. Ещё одна мысль, гораздо более важная. Связка.
        «Два автомата Калашникова и карабин Николая. Другого оружия в сторожке не было».
        «Но почему я так решил? Потому что учёным оружие не выделяется. Я мыслил по… регламенту, и это было ошибкой. Хотя тревожный маячок внутри звучал и сигналил. Конечно, смену перед отплытием на вахту досконально проверяют, всё заносят в журнал, и всё оружие в Университете на строжайшем учёте. Регламент. И вот появляется пулевое отверстие, в котором нет самой пули. Её выковыряли».
        (связка)
        Нил-Сонов взглянул на схему: кружочками отмечены тела, крестиками - следы пуль. И вдруг на мгновение перед глазами Нила мелькнул странный рисунок: линии, соединившие кружочки и крестики. Или… то, как их бы хотели соединить.
        - Несоответствия, - чуть слышно и хрипло прошептал Нил-Сонов.
        Пуля, которую выковыряли. А что, если… Странный ком подкатил к горлу, но сердцебиение всё-таки не ускорилось. А что, если стреляли не по твари? А по гиду, который вёл огонь от входной двери, когда ночной гость уже проник в сторожку?
        - Там было ещё оружие, - услышал Нил-Сонов свой собственный голос, - о котором никто не знал.
        Слова прозвучали в тишине, как удар хлыстом. Но… эта неожиданная уверенность в голосе, она…
        Не было никакого конфуза со случайным выстрелом. По крайней мере, вовсе не следы конфуза пытались скрыть. Там было ещё оружие, которое кто-то пронёс вне всех известных регламентов. И скорее всего, другого калибра. Не «7,62». Не калибра АКМ или карабина Николая. Вот для чего понадобилось извлечь и скрыть пулю. Стрелок был первоклассным, и всё сделал безукоризненно. Но одна из пуль всё же угодила в стену, и он её извлёк. Скрыл. И никто бы ничего не заподозрил, если б Нил-Сонов не просидел так долго, держа руку мёртвого Николая в своей и глядя в пустоту. Оказывается, не совсем в пустоту. Глаз случайно зацепился…
        Там было ещё оружие! И это всё меняет. Другого калибра. Вероятно, 9 мм.
        - Видимо, пистолет. - Нил-Сонов кивнул. Та же уверенность в голосе. - Иначе бы ствол не пронёс. И этот новый калибр потребовалось скрыть.
        По гидам вели огонь из оружия. Твари помогали. А потом следы полученных ран скрыли, устроив кровавое месиво. Следовательно, в спешно захороненных телах…
        Нил-Сонов чуть заметно дёрнул головой. Он смотрел на схему. Кружочки и крестики. Они соединяются в линии. Но всё это - враньё. Потому что, вполне возможно, тела потом хладнокровно перенесли. А кружочки и крестики могут образовать совсем другой узор. Реальный, зловещий и такой же больной, как запах безумного зверя, что навестил сторожку в ту ночь. Узор, за которым не будет несоответствий. А будет дыхание Страны Теней, где меняются законы жизни и меняются законы смерти.
        - Николай, - прошептал Нил-Сонов. - Мне придётся потревожить тебя ещё раз. Ты ведь простишь меня, старый друг…
        Конечно, стрелок мог с тем же хладнокровием извлечь пули из мёртвых тел, чтобы скрыть огнестрельные ранения, но ведь кое-какие несоответствия всегда оставляют следы? Так?!
        «Надо дождаться Петропавла, - подумал Нил. - А потом тихо, без лишнего шума провести эксгумацию».
        Чёрт, а ведь стрелок даже просчитал, что нам придётся хоронить их там, потому что в лодке не хватит места для живой и мёртвой смены. А на лодке Николая он ушёл оттуда сам. И правда, умён. Только… сколько всего может рассказать небольшое пулевое отверстие, в котором нет пули. Нил-Сонов вдруг понял, где ему придётся искать ответы. В Стране Теней, что опять появилась в его жизни, её вестники уже здесь, где-то рядом. И если она опять успеет распахнуть свои двери… Нил-Сонов крепко сжал кулаки. И понял ещё кое-что. К двум выжившим свидетелям происшедшего (или обвиняемым) можно кое-кого добавить. Это даже заманчиво, коль пошла такая чехарда. Потому что в Стране Теней свои законы. Там, на троне безумия, сложенном из детских лиц и того, чем эти лица стали, восседает Хохочущий Император. И несчастный инвалид Алёшка может оказаться убийцей, а рыцарь без страха и упрёка… Кулаки Нил-Сонова были по-прежнему крепко сжаты.
        «А ведь в журнале сторожки есть запись, что Лазарь провёл у них целые сутки».
        Старцы… Кем или чем бы они ни были, они знают о Хохочущем Императоре. Старцы Николо-Перервинского монастыря. Эти странные создания, которые выглядят как люди, которых не трогает туман и которые не говорят. А лишь молча смотрят на всё своими сострадательно-непроницаемыми глазами.
        - В этот раз всё-таки придётся поболтать, - жёстко процедил Нил-Сонов, глядя на тьму за окнами. И только тихий стук в дверь заставил его кулаки разжаться.

4
        - Хайтек?! - изумился Нил-Сонов. Вот уж кого он не ожидал увидеть. - Не спите?
        Казалось, Глава учёных и сам смущён. Совершенно седые, цвета благородного серебра длинные волосы сложены в аккуратный хвост. Лицо столь же благородной, почти аристократической красоты, если бы не капризные складки в уголках рта, привыкшего к надменным улыбкам, и вечный огонёк самодовольства в глазах, лишающие это прямо-таки скульптурное лицо обаяния. Впрочем, Хайтек поддерживал себя в прекрасной физической форме. В руках у него была бутылка настоящего коньяка, что выглядело столь же невероятным, как если бы он сейчас заявил, что Великий Университет поглотил туман. Или бы признал, наконец, что его лучший ученик - убийца.
        - Доброй ночи, Нил. - Хайтек покрутил в руках бутылку, словно сам себя стыдясь или не веря, что с ним подобное может происходить. - Я вот подумал, не выпить ли нам.
        Нил-Сонов всё ещё не отошёл от изумления, потом вежливо, но без особой приязни улыбнулся:
        - Ну, если совсем немного. Дел с утра полно.
        - Арманьяк, наверное, стоит того, - странно подмигнул Хайтек. Да он и вправду смущён. - Даже в прежние славные времена был редкостью. Можно войти?
        - Конечно. - Нил-Сонов посторонился. - С закуской у меня, правда…
        - Подобные вещи не закусывают, - не удержался Хайтек; вошёл, с любопытством оглядывая его жилище.
        - Скромная спартанская обстановка, - сказал Нил-Сонов.
        - Даже славненько, - похвалил Хайтек и заявил без всяких переходов: - Нил, я вот что хочу сказать - вспылили мы вчера оба. Я к тому, что пора бы нам это прекратить. И без того вокруг всё…
        - Можно и прекратить, - согласился Нил-Сонов.
        - Зарыть топор войны. Но прежде выслушай меня. Это не займёт много времени.
        - Ну, разумеется…
        Хайтек неопределённо кивнул, будто обдумывая, что именно могла значить последняя фраза. Коньячных бокалов у Нил-Сонова не нашлось. Он посмотрел на рюмки и предпочёл всё же стаканы. Разлил в молчании. В насыщенном, тёмного янтаря цвете напитка родились золотые искорки, поймавшие отражение ночной лампы.
        - Честно говоря, я такого в жизни не пробовал, - признался Нил-Сонов.

* * *
        Невзирая на обещание быть кратким, Хайтек говорил долго. Нил-Сонов слушал его, не перебивая, чувствуя приятное умиротворяющее тепло внутри, - они прикончили уже полбутылки. Хайтек сетовал, что все полагают Лазаря его любимчиком. Возможно, так оно и есть, но он бы никогда не стал покрывать Лазаря, если б засомневался хоть на секунду в чистоте его намерений. Лазарь кто угодно, только не убийца! Лазарь очень талантлив. Да, многие мотивы его поступков непонятны для гидов, он странен для них, может быть, даже чужд, но это нормально. Для этого и существуют гиды - для баланса, равновесия. Стоит признать, что пытливый ум учёных заставляет порой копать в запретных территориях, и это может быть опасным; Хайтек не раз осаждал любимого ученика, чтоб был осторожен. Но Лазарь на пороге огромных открытий, которые послужат общему благу, и сам Петропавел вынужден был оценить это по достоинству. Ну да, порой Лазаря заносит, он заходит слишком далеко, поэтому Петропавел поручил Хайтеку приглядывать за ним.
        «Мне тоже», - подумал Нил-Сонов.
        - Я не знаю, что там произошло, - заканчивал Хайтек изливать поток своего красноречия, - кроме того, что в Весёлой сторожке случилось что-то жуткое. И не знаю, почему Лазарь выжил, как ему удалось. Я только могу представить, каково ему сейчас. Лазарь не убийца. Не смог бы он так… Псих для вас, одержимый учёный, движимый огромным самолюбием и чрезмерно раздутым эго, пусть!.. Кто угодно, но не убийца.
        «Аминь», - подумал Нил-Сонов. Подождал немного. Ни разу не слышал от Главы учёных столько эмоций, почти страсти. Речь, конечно, была отрепетирована, но во многом Хайтек казался искренне убеждённым. Или он прекрасный и недооценённый актёр. А потом Нил-Сонов спокойно поинтересовался:
        - Почему бы ему тогда просто не сдаться? Чтобы прояснить все недоразумения?
        Хайтек печально улыбнулся:
        - А ты не думал, что именно из-за вас, Нил? Он напуган. Вы ненавидите его, затравили, обложили, как зверя. Не думал, что он просто боится вашего самосуда?
        - Гиды Университета известны своей склонностью к линчеванию? - жёстко усмехнулся Нил-Сонов.
        - Я не об этом, Нил. - Хайтек протестующе поднял руки. - Я ведь правда не знаю, что там произошло. Лазарь ведь не гид, Нил, у него нет вашей отваги. Возможно, он струсил, сбежал оттуда, когда всё началось. Хотя мог бы попытаться кому-то помочь. Возможно, кошмар произошедшего лишил его на время рассудка. Он струсил и сбежал, спасая собственную шкуру. А теперь боит-ся, что и это ему поставят в вину. Ведь… Николай был твоим лучшим другом, Нил.
        Нил-Сонов почувствовал, как спазм в горле сменился сухостью. Он не стал говорить о погибшем друге. И о шее, вывернутой наизнанку. Вместо этого он задал другой вопрос:
        - Тогда что ему было нужно в лазарете от Алёшки?
        - Именно это! - горячо воскликнул Хайтек. - Как же ты не понимаешь, Нил?! Кривой Алёшка - единственный свидетель его невиновности. Он приходил за своим алиби. Возможно, он и достоин презрения, но не так глуп, чтобы допустить самосуд над собой.
        Нил-Сонов обдумал услышанное: скорее всего, Хайтек говорит искренне. Всё же спросил:
        - Он пытался связаться с вами?
        Хайтек удивлённо посмотрел на него:
        - Нет, конечно.
        - Почему?
        - Мальчик мой, потому что я вхожу в Высший совет Университета. И ещё потому, что, может быть, вы несколько преувеличиваете степень нашей близости? Нил, его вина в этом деле настолько очевидна, что было бы смешно, если б не так трагично. Лазарь слишком умён. И ты считаешь, что он стал бы так бездарно подставляться? Лучше подумай вот о чём: не мешает ли ваша слепая ненависть отыскать истинного виновника случившегося? Не затравленного паникующего Лазаря, а кого-то совсем другого? И не находится ли он где-то совсем рядом?
        Нил-Сонов молчал. «Складно болтает», - мелькнула мысль. Действительно: вина Лазаря настолько очевидна, что подозревать его вроде бы нелепо. Но ведь неясен мотив. А если происходит что-то, пока недоступное пониманию? И ведь есть ещё кое-что: если хочешь что-то по-настоящему спрятать, оставь на видном месте. Старое правило. И тогда, может быть, показывая часть, скрывают целое?
        Нил перевёл взгляд на окно. Скоро рассвет. Хайтек молча смотрел на своего собеседника, ожидая хоть какой-то реакции. Но какая может быть реакция? И неясные мотивы, и ответы в Стране Теней; она питается нашими сомнениями, жрёт нашу неуверенность и потаённые страхи. Только тот, кто пришёл оттуда и устроил кровавую бойню в сторожке, он один знает, что происходит, наверняка. И он сейчас на шаг впереди, наблюдает за нами и, возможно, посмеивается, как кукловод, под чью дудку мы все пока пляшем. И даже Хайтек…
        «Только есть кое-что, друг мой кукловод, чего ты не знаешь обо мне, - подумал Нил-Сонов. - Я ведь тоже был в Стране Теней. Был когда-то, и теперь ни с чем её не спутаю». Взгляд Нил-Сонова на мгновение потемнел. «О чём ещё я тогда подумал, а? Что ещё вспомнил?»
        И опять это ускользающее понимание
        (несоответствия)
        оказалось совсем рядом. Но раздался новый стук в дверь. Гораздо громче и настойчивей вкрадчивого стука Хайтека, который пришёл попытаться поговорить. И всё прошло, ускользнуло или поменялось. Это был Кондрат, в полной боевой форме, АКМ на ремне по косой пересекал линию груди.
        - Нил, он опять приходил! - Глаза здоровяка возбуждённо блестели. - Лазарь! За ним сейчас идут. Ловкий, шельма. Ну а я к тебе.
        Хайтек устало и чуть ли не со стоном вздохнул. Нил-Сонов услышал это.
        - В лазарет? - спросил он у Кондрата словно ватным голосом.
        - Нет. В здание биофака. В архив. В отдел реликвий и артефактов.
        Нил-Сонов усмехнулся. Тяжело посмотрел на Главу учёных:
        - Хайтек, мы ведь его всё равно поймаем - это лишь вопрос времени. Вам выбирать: либо расскажете прямо сейчас, что ещё скрыли от меня, либо вы становитесь одним из двух главных подозреваемых.
        Хайтек поджал обескровившиеся губы. Впервые в его насмешливом взгляде промелькнула тёмная усталая искра.
        - Биофак? - обронил он чуть слышно. Посмотрел на Нил-Сонова с каким-то детским недоумением, затем на стол. Ополовиненная бутылка, арманьяк, как мостик к чему-то, который несколько минут назад мог казаться таким надёжным.
        - И вот ещё что, - добавил Нил-Сонов. - Гиды нужны вовсе не для баланса. А для того, чтобы вас, умников и белую кость, не перебили поодиночке. С лёгкостью, как назойливых комаров, которые мешают спать.
        Глава 6
        Перекати-поле

1
        Как бы Фёдору ни хотелось снова увидеть капитана Льва, увидеть и обнять старого друга и его удивительную дочь Акву, он понял, что его дела здесь закончены и надо двигаться дальше. Лабиринт разрушен, страдающая шизофренией тварь из Лабиринта обрела, наконец, покой, усталый старец победил жестокого капризного ребёнка, и теперь Пироговские капитаны в состоянии сами наладить свою жизнь. Его ждёт Хардов, и его ждёт Ева, и путь к ним совпадает с той частью его пути, которая осталась до моста. Что будет дальше, Фёдор не знал. Никто не знал.
        «Торопись же, молодой гид, иначе ты пожалеешь, что он не умер», - сказал ему Харон о Хардове.
        «Теперь всё зависит от тебя. Возможно, она нарожает тебе детей, и мне будет кого в своё время перевезти на другой берег. А может, вы потеряетесь навсегда на дорогах этого мира», - сказал ему Харон о Еве.
        (та, чей Дар слишком велик для тебя)
        Фёдор вышел из мрачных катакомб Лабиринта и теперь, никем не узнанный, шагал по Пирогово, чтобы поскорее покинуть его. У брата Дамиана, Калибана и монахов, способных его опознать, сейчас своих дел по горло; самое время позаботиться о собственной шкуре, капитан Лев пока слаб, а к тому моменту, когда вернётся Аква, Фёдор будет уже далеко.
        «Всё теперь связано. И всё зависит от тебя, от того, что с тобой произойдёт
        (на мосту)
        в месте, где кончаются иллюзии», - сказал ему Харон о нём самом.
        - Долгий Священный сон окончен! Капитан Лев пробудился! - кричали счастливые люди, что встречались ему по дороге.
        - В Пирогово возвращается его дочь Аква!
        - Это сделал брат Дамиан! Он отвёл беду, отвёл от Пирогово полчища Разделённых!..
        - Нет! - возражали другие. - Это сделали капитаны. Возвращаются старые добрые времена, потому что капитан Лев пробудился.
        Фёдор улыбался им и думал о том, что возвращение старых добрых времён невозможно, что вещи изживают свой срок, и о том, что произошедшее в Лабиринте было большим обманом, - им самим предстоит во всём разобраться. А некоторых вещей лучше не знать, чтобы спать спокойно.
        Встреченные же им люди видели перед собой крепкого стройного юношу с карими, несколько необычными для такого возраста глазами. Юношеская худоба, как и дубнинские веснушки давно уже покинули Фёдора, его лицо загорело и обветрилось, и больше всего он сейчас походил на подмастерье одного из капитанов, с вещмешком за плечами, из которого торчал какой-то явно жёсткий свёрток, в котором, однако, никто бы не заподозрил разобранный автомат Калашникова. Что же касается несколько возбуждённого блеска глаз и некоторой несвойственной молодым людям глубины и проницательности взгляда, то это всё тоже скоро пройдёт. Воспоминания о пережитом ещё выдают нас некоторое время, но Фёдор был гидом, он возвращался с каждым шагом вперёд и умел брать это под контроль. Поэтому когда он подошёл к Заставам, и монах из Корпуса Стражей окинул его подозрительным взглядом, Фёдор придал своему лицу несколько бестолковое и счастливое выражение. Стражник тоже был не чужд общего подъёма и воодушевления и лишь поинтересовался:
        - Куда собрался, парень? Куда идёшь?
        «Застава, таможенник, Лао Цзы, - с усмешкой подумал Фёдор. - Камо грядеши?» Но глуповатое выражение больше не покинуло его лица.
        - С поручением от приближённых капитана Льва! - насупившись, сказал он. И почти не соврал. И добавил с вызовом: - Не твоего ума дело. Вот.
        Но стражник только добродушно ухмыльнулся:
        - Ну-ну… Смотри, возвращайся до темноты. А то не пущу.
        - Постараюсь, - пообещал Фёдор, снова почти не соврав. И двинулся вперёд.
        В этом новом мире начинался закат. Фёдор этого не знал, но лодка с Евой сейчас находилась совсем недалеко от него. Гиды Петропавла на полном ходу покидали Химкинское водохранилище, а сам Петропавел наблюдал за Евой и видел, что девушку опять что-то тревожит. И ещё думал о том, что его встреча с речными скитальцами многое меняет. Или запутывает ещё больше. Но, в любом случае, время на исходе.

2
        Фёдор шагал по тропинке, которая зарастала всё больше, оставляя Клязьминское водохранилище по левую руку. Он помнил тихую заводь в районе Водников, где можно было бы устроиться на ночлег, но с тех пор многое могло измениться. Он видел мост, который становился всё ближе. И отчего-то знал, что доберись он сейчас до моста и даже перейди его - ничего не случится. Хоть гуляй по нему туда-сюда. И дело не в том, что мост спал, и не в фазах луны, что-то должно было произойти в нём самом, что-то должно было совпасть. То, что случилось у Харона, поменяло привычный ход вещей. И теперь мост связывал его не только с Хардовым и не только с Евой, что-то ещё должно было созреть, что-то новое. Фёдор не понимал, откуда ему это известно, но где-то в отдалении, на периферии чувств, присутствовало смутное неприятное ощущение, что, возможно, это «новое» ему не очень понравится. Но нет более бессмысленного занятия, чем копаться в эмоциях. Вот он, мост, всё ближе, Фёдор должен быть там, и ничего другого ему сейчас не остаётся. Возможно, уповать на то, что рано или поздно вещи откроются сами собой, столь же безнадёжное
занятие, как и пытаться читать знаки там, где их нет, но…
        А потом он понял, что уже некоторое время автоматически наблюдает за странным предметом на тропинке перед собой. Спутанный клубок травы, подгоняемый лёгким ветерком. «Сейчас ты чем-то похож на меня, - улыбнулся Фёдор. И вдруг остановился. Клубок травы зацепился за кустик и тоже прервал свой бег. - Так же следуешь по течению…»
        Спутанная букля, прибиваемая ветром, была готова сорваться с места в любой момент.
        «Неожиданное, однако, растение для наших широт», - подумал Фёдор. И за мгновение до того, как он решил забыть о нём и следовать дальше, клубок, подхваченный ветром, завертелся вперёд по тропинке.
        Это было перекати-поле.
        - Чего, решил стать моим спутником? - усмехнулся Фёдор. Затем нахмурился.
        В принципе всё уже было ясно, но Фёдор всё же облизал палец и поднял его вверх. И понял, что не ошибся. Ветер, лёгкий ветерок дул с водохранилища. А тропинка бежала параллельно ему. Перекати-поле просто не могло двигаться в этом направлении.

* * *
        Фёдор постоял немного, провожая его взглядом, а затем зашагал по тропинке, не выпуская из поля зрения весёлого бега растения, у которого нет корней.
        - Пожалуй, сходства между нами побольше, - усмехнулся он, прибавив ходу.
        И словно желая проверить свою догадку, снова остановился. Обжитые территории закончились. Пора было собрать и зарядить оружие на случай всяких внезапных встреч. Фёдор так и поступил. Серебряные пули ему сейчас вряд ли бы понадобились, и он извлёк их из магазина и положил в карман. Затем оторвал взгляд от оружия и поискал перекати-поле. То никуда не делось. Даже наоборот, так, как если бы ветер подул в другую сторону, клубок отбросило назад, и он застрял в корнях ближайшего дерева. Фёдор пристегнул магазин, забросил за спину вещмешок, повесил оружие на ремень.
        - Ну и что всё это значит? - сказал он, глядя на клубок травы. Им играл ветерок. Чем-то он походил на охотничью собаку, с нетерпением готовую сорваться в любой момент на поиск дичи.
        Фёдор шагнул к нему. Клубок, словно не желая даваться в руки, тут же покатился по тропинке. Фёдор оглянулся, он знал наверняка, что за ним сейчас никто не наблюдает. И решил следовать за растением, почему бы и нет, если их пути совпадают?
        Дальше тропинка раздваивалась. Та, что вела вперёд, совсем заросла, её следы с трудом угадывались под густой травой. Перекати-поле выбрало ту, что огибала правее, шла в обход Водников. К своему удивлению, Фёдор вынужден был признать такое изменение маршрута разумным: заболоченная местность прямо по курсу могла сулить немало сюрпризов. Происходящее интриговало всё больше.
        - Ну, и куда ты меня ведёшь? - пробубнил Фёдор.
        Не совсем разумное занятие - разговаривать с растением, в других обстоятельствах, возможно, даже комичное, только их не было, других обстоятельств, давно не было. Все системы координат смещены, и перекати-поле, растение без корней, которое гонит не ветер, а чья-то воля, теперь не самая диковинная вещь. Возможно, это и западня, но Фёдор почему-то так не считал.
        Этот тёмный зов, что стелился по другому берегу Клязьмы, там, где был когда-то яхт-клуб «Буревестник» - в древних лесах на той стороне, всегда укрытой плотной тьмой, - его не присутствовало в весёлом беге растения без корней. Фёдор остановился, но сейчас для того, чтобы посмотреть на противоположный берег. И что-то там, словно почувствовав, тут же заинтересовалось им. В этих древних лесах всегда жило что-то плохое, это стоило жизни Лии и чуть не стоило жизни ему; туда своим дальним пролётом уходил мост, с которого они тогда сорвались вдвоём…
        (Потому что ты перерезал страховочный трос. Хотел сохранить жизнь Хардову. Хотя он тебя об этом не просил. Ты лишил его любимой! Как ты мог принять решение за него? Кто тебе позволил? Кто?! И он тебе этого никогда не простит.)
        Фёдор обернулся. Перекати-поле терпеливо ждало. Тут же задорно подпрыгнуло на месте, и тёмный сырой морок рассеялся. Голубая вода, отражающая чистое небо, заискрилась блёстками, что-то с того берега разочарованно отступило. И Фёдор решил довериться клубку.
        - Ну, идём, - обронил он.
        Следовало признать ещё кое-что. Перекати-поле появилось в тот момент, когда он размышлял, что время свидания с мостом, с местом, где закончатся иллюзии, ещё не пришло. Должно сложиться что-то новое. Конечно, всё ещё может и обернуться западнёй, но что-то подсказывало Фёдору, что он сейчас совершил пусть и небольшой, крохотный шаг, который приблизит его к Хардову и приблизит его к Еве.
        Клубок вёл его за собой достаточно долго, но даже когда Фёдор понял наверняка, что он уже больше здесь не один, и вот-вот нечто произойдёт, он всё ещё не считал это западнёй. Лишь перевёл оружие в боевое состояние, а указательный и средний пальцы правой руки мягко положил на спусковой крючок. А потом большой, поросший травой пласт земли прямо перед ним был молниеносно откинут вверх. Боковым зрением Фёдор видел, что точно такое же происходит везде вокруг него. И из ям, что были так искусно прикрыты, в буквальном смысле слова повыпрыгивали обитатели этого места. В воздухе повисли странные звуки: для боевого клича в них не хватало напора, скорее, сигналы тревоги, опасности, призыв совместно противостоять чужаку. Фёдор остановился, подняв руки открытыми ладонями перед собой и чуть опустив взор, и ждал. Наверное, в случае угрозы, агрессии с их стороны, он с лёгкостью мог бы разделаться с ними, перестрелял бы всех без труда, но их было очень много, и он просто ждал.
        Клубок перекати-поле привёл его в деревню собирателей, одичавших, деградировавших людей. Гиды называли их «мародёрами». Они обитали в землянках, поклонялись Матери Сырой Земле, полагая, что лишь она одна сможет укрыть их от тумана и от тех напастей, что творились в чуждом, непонятном и злом мире за пределами их деревни. Собственно на этом сведения Фёдора о собирателях заканчивались. Ну, может быть, ещё, что рано или поздно, по мере решения первостепенных задач, их предполагалось цивилизовать. Совсем скоро Фёдор убедился, насколько его знания о собирателях, мягко говоря, неполные.

3
        «У некоторых из них проблемы с самосохранением, - подумал Фёдор. - И это может быть опасно. А некоторые, не все, конечно, даже разучились разговаривать».
        Они стали подходить к нему боязливыми шагами и, не прекращая своих странных воплей, окружили со всех сторон, как стая павианов. Не ясно, почему пришло сравнение именно с павианами, но Фёдор ждал, не поднимая глаз. Первый контакт, первое прикосновение окажутся решающими. Они все были в обносках какой-то одежды, женщины почти голые, но запаха немытых тел в воздухе не присутствовало. Вот, наконец, самый смелый из них, вихрастый поджарый дед с очень смуглым лицом сделал выпад, дотронулся до Фёдора и отскочил как ошпаренный. На худых бёдрах у деда кокетливо висел широкий пояс со множеством побрякивающих цепочек. Фёдор даже представить не смог, откуда у него это взялось. Оглядев свою руку, словно убедившись, что она цела, дед разулыбался, обнажив почерневшие гнилые зубы. А потом затараторил что-то своим соплеменникам, демонстрируя сохранность конечности и одновременно указывая на чужака. Фёдор сумел разобрать только что-то типа: «Ма-а-ага-маа-агага».
        Следующим решился деловитый юноша, похожий на деда, вихрастый, только блондин, но с таким же смуглым лицом - возможно, внук, а, возможно, и сын; определить их возраст было трудно. С опаской, подозрительно косясь, дотронулся до Фёдора, тут же убрал руку, но не отпрыгнул. Следующее прикосновение вышло более аккуратным: провёл Фёдору по плечу, шее, чуть задержался на лице. Фёдор осторожно поднял взгляд и улыбнулся юноше. Тот на мгновение напряжённо застыл, но тут же расплылся в ответной улыбке. А потом громко возвестил:
        - Маа Агнец! Маа-агаа…
        И всё поменялось. Собиратели вплотную окружили Фёдора и начали ощупывать его. Ноги, руки, тело, но в основном лицо. Так же, как и дед, демонстрировали друг другу сохранность членов и, довольные, смеялись, указывая на гостя. Фёдор тут же сделал ещё одно открытие: от их прикосновений исходило какое-то умиротворение, словно они были счастливы и невинны, как дети. По поводу этой эмоции он не позволил себе обольщаться: с той же невинностью они могли бы и убить его, хотя сведениями о каннибализме среди собирателей он не располагал. К Фёдору подводили теперь женщин, и они дотрагивались до него, хихикая задорно, но щёки их не розовели и взглядов дамы не отводили. Фёдор почему-то поймал себя на мысли, что, скорее всего, в деревне собирателей царит матриархат. А голосов «Маа Агнец» вокруг становилось всё больше, и как только к ним присоединились женщины, закончив процедуру знакомства, всё превратилось в один громкий призыв:
        - Маа Агнец! Маа Аа-гнец!
        Фёдор понял, в чём дело. Толпа расступилась: к нему подводили древнюю старуху. Медленно, небольшими шажками её вели, бережно взяв под руки и подняв над ней изрядно потрёпанный зонтик. Старуха была почти лысой и, скорее всего, слепой, как крот; жиденькие спутанные волосёнки свисали на глаза, каждый из которых мог похвастать огромным бельмом. К своему изумлению, Фёдор обнаружил на ней что-то вроде корсета; прямо по центру лба искусно нарисованный третий глаз. Не меньшее изумление вызвала юбка старухи - это был прекрасно сохранившийся мужской килт. Её остановили прямо напротив Фёдора и отступили. Старуха подняла на него незрячие глаза, а потом обе руки. Повисла полная тишина, даже с любопытством выпрыгивающие из-за спин взрослых дети молчали. Она не дотронулась до его лица, но Фёдор почувствовал исходящее от её рук тепло. Этим теплом она словно ощупала каждый его изгиб. Беззубый рот расплылся в улыбке:
        - Маа Агнец, - прошамкала она.
        И этот то ли призыв, то ли имя, то ли иерархическое положение старухи тут же снова подхватила вся деревня. Фёдор понял, что и его теперь подхватили за руки и подталкивают куда-то бережно, но настойчиво. Его увлекли вслед за кортежем старухи, видимо, ему была оказана честь стать её гостем. Процессия миновала густые заросли, и там, посреди небольшой лужайки, а скорее всего, в центре всей деревни он увидел сложенную из крупного булыжника хатку. Успел поймать себя на мысли, что на каждом камне нарисована какая-то закорючка или какой-то знак. Фёдора ввели в хатку вслед за кортежем старухи. Внутри оказалось достаточно света, сквозь неплотную кладку и маленькие окошки проникали солнечные лучи. Их оставили одних - Фёдор огляделся. Высохшие пучки трав по углам, баночки и колбочки с чем-то, птичьи скелеты, перья, змеи в запаянных бутылях, труба детского калейдоскопа, к которому была привязана, скорее всего, собачья челюсть - канал выбрасывал на берег много всякой всячины. Старуха стояла к Фёдору спиной, перед дальней стеной, где было сложено что-то вроде алтаря.
        - Маа Агнец - моё имя, - произнесла она нормальным, окрепшим голосом.
        Фёдор вздрогнул. Старуха обернулась. Провела рукою сверху вниз перед своими по-прежнему незрячими глазами с бельмами. И сказала:
        - Привет, Тео. Узнал меня?

4
        - Я теперь здесь, с ними, потому что нужна им. И в них есть надежда. Теперь я Маа Агнец.
        Фёдор молчал. Старуха провела рукою снизу вверх. Её волосы загустели, насыщаясь колоритом, иссиня-чёрная копна волос, впрочем растрёпанная, как всегда, волнами спадала на плечи.
        - Ведьма, - прошептал Фёдор.
        - Узнал…
        Оба бельма сделались прозрачными, открывая цвет глаз - пронзительно-синий, невероятной глубины. Все воспоминания разом нахлынули на Фёдора, он ожидал встретить здесь что угодно, но только не прошлое, похороненное, казалось, навсегда, прошлое, где было столько невыносимой любви и столько невыносимого отчаяния. Слабость, внезапная, сладостная и горькая, во всём теле, и сердцебиение ускорилось…
        - Мои глаза никогда не были чёрными, а ты боялся, - сказала она.
        Этот голос, чистый и звонкий, эта запретная радость слышать его тоже были забыты навсегда.
        - Я боялся не этого. - Фёдор с трудом узнал собственный голос.
        - Ведьма… - Она усмехнулась, почти не горько. - Когда-то ты произносил моё имя с такой страстью. Звал меня…
        Фёдор молчал. Сердцебиение подступило к горлу гус-тым влажным комом.
        - Назови ещё раз, - попросила она. Смотрела прямо. В глубине её глаз горели искорки. Как всегда. Но ведь всё проходит. Почему ничего не прошло?
        - Агнец, - произнёс Фёдор.
        - Спасибо, - улыбнулась она. - Ты стал милосердным.
        - Нет, - сказал Фёдор.
        - Как можно было так сильно любить и от всего отказаться? А я любила тебя ещё сильнее.
        - Ты была ведьмой. И сейчас тоже.
        - И ты придумал скремлинов?
        - Не поэтому.
        - Никогда не была чёрной! Ведь знаешь…
        - Женская магия непостижима и разрушительна для мужчины, Агнец.
        - Поэтому ты сбежал от меня?
        Он молчал. Сказал, не подбирая слов:
        - Я не мог поступить по-другому. От твоих чар… Я почти утонул, как в трясине.
        - Да. Ты сильно любил. Но не было никаких чар. И никаких приворотов. Хотя я могла. Но не стала. Вот она - любовь-трава. - И она указала на клубок перекати-поля. - Я извлекла её из мира. Чтобы и самой не воспользоваться. А ты просто струсил.
        - Нет.
        - Странно признать, что Учитель всех гидов - трус?
        - Это не так, Агнец, - почти с мольбой произнёс Фёдор. - Мы ведь убивали друг друга каждое наше свидание.
        - Это ты…
        - Ну вот, видишь, даже спустя столько лет мы не можем разговаривать.
        Она горько усмехнулась:
        - Ты писал законы этого мира. Великий Тео… Но видишь, ничего не вышло, потому что червоточина в тебе.
        - Во всех…
        - Тебе бы поучиться у Хардова. Что, никогда не вспоминал меня?
        - Всегда. Каждую секунду. Пока всё не закончилось на мосту.
        - Ах, да, мост… Знаешь, Хардов предпочёл бы не жить без неё. Как и ты когда-то. Но ты сбежал.
        - Я ошибся, Агнец, - чуть слышно прошептал Фёдор. И посмотрел на спутанный клубок трав, что привёл его сюда. - Но… Я не мог позволить погибнуть ещё и Хардову.
        - Ты ошибся не тогда. Раньше.
        - Знаю. Но, может быть, мне удастся что-то исправить.
        - Может быть… Ещё хочешь меня?
        - Агнец…
        Она рассмеялась, громко, но не по-ведьминому:
        - Как же меня сводили с ума эти твои смущения, великий воин Тео… Известно мне, что ты любишь другую. Не так сильно, как меня когда-то. Хотя… Да и стара я.
        Он улыбнулся:
        - По-моему, нет, Агнец. Ты вечная.
        Теперь она рассмеялась хорошим и открытым смехом:
        - Ах, Тео, Тео, если б ты тогда не сбежал… Думал ли ты, как мы могли бы быть счастливы вместе? И сколько могли бы сделать? Твоя чёрная ведьма, которая никогда не была чёрной… Я помогу тебе. В этом тоже есть надежда.
        - Агнец?
        - Любовь-трава, которая на веки могла бы сделать тебя моим… Она привела тебя сюда, потому что ничего не проходит.
        - О чём ты, Агнец? - хрипло спросил Фёдор.
        - Не о том, что сейчас подумал. Я ведь чувствую это. Что-то в тебе сейчас борется и хочет навсегда остаться со мной. Но вот это была бы непростительная ошибка.
        - Я ведь мало что помню. А её полюбил… когда ещё был юношей.
        - Да знаю я всё.
        - Не чёрная, да? - печально произнёс Фёдор.
        - Эй, - она рассмеялась, Фёдору показалось, что подбадривающе, и от этого тихая боль коснулась сердца. - Помнишь, ты мне рассказывал, что на перстне одного великого древнего царя было написано: «Всё пройдёт»… И даже когда он его в отчаянии разбил: «Пройдёт и это»?
        Фёдор молча смотрел на неё.
        - А на внутренней стороне перстня было: «Ничего не проходит». Только это уже другой уровень. Я поняла это. Первое - это «как жить», чтобы оставаться сильной. И я не стала чёрной. Второе - «с чем жить», чтоб не стать пустышкой. Или чудовищем. Я не стала ни тем, ни другим. Не стала чёрной. И я помогу тебе. Для этого любовь-трава и вернула тебя ко мне. Ненадолго. Но только ты должен мне две вещи.
        - Какие? - Фёдор поймал себя на том, что по-прежнему любуется ею и не может оторвать глаз.
        - Пообещай, что не поступишь с нею так же, как со мной. Ева… Ты опять любишь ведьму, Тео.
        - Я знаю.
        - Нет. - Агнец протестующе тряхнула волосами. - Я не о той части женской сущности, что есть в каждой и что ведьма всегда. Ева очень сильна. Невероятно. Она этого ещё не знает, но обернуться может по-всякому. И вот если она станет чёрной…
        - Почему ты так говоришь?
        - Потому что Харон прав, и всё теперь зависит от тебя. Обещаешь? Мне, твоей чёрной ведьме, которая никогда не была чёрной?! Ты понимаешь, что я сейчас беру с тебя клятву? Понимаешь, какую?
        Фёдор кивнул. Она улыбнулась:
        - Не задумываясь… Это хорошо, Тео. Клятва принята. Оракул Южного Порта, знаешь, конечно? Когда они соберутся все вместе, все двенадцать, тогда и придёт срок.
        - Подожди, Агнец, а вторая вещь? - попросил Фёдор.
        - Торопишься? Ну ладно, пусть так. - Она загадочно улыбнулась. - Давай начнём с этого…
        Запахло пряными травами. У Фёдора закружилась голова. Наверное, не было никаких приворотов и никаких чар, но она околдовала его сразу, как только он её увидел. В первую же их встречу он понял, что она - самая прекрасная женщина на земле и он может утонуть в ней навсегда.
        - Поцелуй меня ещё раз, - попросила Агнец. - Только по-настоящему…
        Глава 7
        Окно 317

1
        Это повторилось, когда лодка Петропавла подошла вплотную к самым высоким башням города, одна из которых насчитывала больше ста этажей. Небоскрёбы Москва-Сити даже на фоне других, очень высоких зданий казались невероятными.
        - Мы давно подумывали обжить их, - поделился Петропавел с Евой. - Сейчас, как видишь, всё чисто. Но даже в плохие дни туман никогда не поднимается выше одиннадцатого этажа. Но здесь что-то не то. Наши экспедиции работают постоянно, но мы никак не можем разобраться, в чём дело.
        - Они… восхищают, - призналась Ева.
        - Угу, - кивнул Петропавел. - И стратегическое положение очень удобно. Столько этажей в постоянной безопасности. Но здесь происходит что-то, мне кажется, не связанное с туманом. Отсюда постоянно пропадают вещи. А иногда появляется что-то, чего прежде не было.
        - Как так? - не удержалась Ева.
        Петропавел задумчиво пожал плечами:
        - Это и пытаемся выяснить. Совсем рядом с Великим Университетом есть станция бывшего метро, я тебе рассказывал…
        - Поезда под землёй.
        - Да. «Воробьёвы горы» называется. Там тоже происходит нечто подобное. Но здесь значительно сильнее. Мы даже сначала полагали, что их попросту воруют. Вещи.
        - Но кто же может воровать у гидов?
        - О, Ева, есть кому. Одичавшие люди, к примеру, они достаточно опасны. Или животные, которые обжили город и совсем не боятся тумана.
        - Хардов всегда говорил, что туман опасен для всего живого.
        - Разумеется, Хардов прав. Но они чувствуют, когда туман агрессивен, и просто не покидают своих убежищ. А то, что происходит в Москва-Сити, не связано с плохими и хорошими днями. И этого ещё никто ни разу не видел своими глазами. Только без свидетелей. Такое впечатление, будто что-то внутри зданий знает о нас, играет и ждёт, когда не будет людей, чтобы вытворять свои фокусы.
        - А что за вещи? - с неожиданным интересом спросила Ева.
        - Разные. - Старый гид неопределённо пожал плечами, но глаза его хитро, по-мальчишески заблестели. - Я как-то раз обнаружил на своих вещах опрокинутый «Ундервуд».
        - Оружие?
        - Не совсем, - усмехнулся Петропавел. - Печатную машинку. Она была стара как мир, очень древняя, выпущенная задолго до катастрофы. Мои вещи были сложены в углу в бывшем кабинете большого босса на двадцать шестом этаже - в ту весну самая высокая активность была отмечена именно там. Рюкзак, верёвки, обвязка… Только с оружием я, как видишь, никогда не расстаюсь. Вышел переговорить с Хайтеком, Главой учёных, рассказывал тебе о нём…
        Ева кивнула, не очень понимая, к чему он клонит.
        - Хайтек тогда нагнал в башню Федерации кучу учёных и приволок не меньшую кучу приборов - всё безрезультатно… Вышел, переговорили, возвращаюсь к своим вещам - а там лежит это старое хламьё. «Ундервуд», как из старых романов о великих писателях. Вот Хайтек-то бесился, что там не успел установить ни одного из своих хитроумных приборов. Древняя, но совершенно исправная. В рабочем состоянии. Обычно мы сдаём все «неожиданные» вещи в отдел артефактов и реликвий, там их изучают, но я почему-то решил оставить машинку себе. Покажу, у меня в кабинете стоит.
        - Вы ведь что-то хотите сказать мне? - спросила Ева.
        Петропавел рассмеялся:
        - Не больше того, что сказал. А у твоего отца, профессора Щедрина, никогда не было ничего подобного? У вас дома? В качестве украшения кабинета люди иногда держат старые ненужные вещи. Или, может, профессор работал на ней?
        Ева покачала головой:
        - Только радиоприёмник, выпущенный в середине двадцатого века. Очень красивая и очень бесполезная вещь, - улыбнулась она.
        - Угу-у, понятно… Но всё равно, зайди посмотреть печатную машинку как-нибудь.
        Ева подозрительно покосилась на Петропавла. Она уже убедилась, что старый гид ничего не говорит просто так. И даже разговор, кажущийся необязательным, влечёт за собой последствия. Порой очень важные. Так было в Пирогово. Так было перед мостом: Петропавел не знал, что произойдёт, и Ева не знала; он лишь высказал некоторые предположения, но благодаря этому разговору она оказалась готовой к нападению Лабиринта. Но при чём тут печатная машинка? Почему бы не сказать прямо? Как это может быть связано с ней? И при чём тут папа? Ева решила задать эти вопросы и тогда уж рассказать Петропавлу про… ключ. Не боясь, начистоту, не смущаясь, что будет выглядеть несколько не в себе, когда заявит, что ключ… заговорил с ней. Но лодка быстро прошла Москва-Сити, хотя Ева ещё бы любовалась и любовалась этими невероятными и впечатляющими зданиями, и за поворотом реки показался шпиль гостиницы «Украина»; Петропавла вызвали на нос лодки, потому что, по мнению вперёдсмотрящего, всё здание гостиницы поблекло.

2
        Гостиница «Украина» выплывала из-за поворота реки в окружении буйной растительности, пробившейся сквозь каменную набережную, и она сразу не понравилась Еве. Построенное в той же помпезной стилистике сталинского ампира, что и основные сооружения канала, здание, казалось, должно было радовать глаз своей парадной торжественностью. Одна из семи знаменитых московских высоток, возведённых до эпохи небоскрёбов, как и все, увенчано башенками и шпилем. И место было выбрано превосходно - изгиб реки, переброшенный через неё свободно парящий мост, соединивший два широких проспекта… Но мост весь порос кустами и сорной травой, придя в явный упадок, и присмотревшись, Ева поняла, что так же обстоят дела и с самой гостиницей «Украина». Чёрные пустые окна казались мёртвыми, и вся она походила на гробницу, саркофаг живого здания, что стояло здесь когда-то. Вокруг шпиля кружили стаи воронья, и, к своему удивлению, на высоте нескольких этажей, там, где из более широкого основания росла основная башня, Ева обнаружила лису, то ли забравшуюся так высоко, чтобы разорить чьё-то гнездо, то ли живущую там.
        - Всё здание поблекло, - мрачно произнёс вперёд-смотрящий. - Видимо, пройти не удастся.
        - Да, наверное, - согласился Петропавел, задумчиво нахмурив брови. - Что-то слишком… Ладно, останавливаем лодку. Готовьте голубей.
        - Там лиса, на доме, - вдруг сказала Ева.
        - Нет, - произнёс Петропавел. - Что ещё ты видишь? На стенах, к примеру?
        - Ну, они все поросли… деревья, кустики, трава пробивается…
        - Этого всего нет. И лисы тоже. Такое всегда бывает - в первый раз - оптическая иллюзия. Обман. Я вижу другое… Но здание поблекло, и это даже хуже, чем когда оно выглядит совершенно новым, словно время не властно над ним. Оно всё полностью или только окно в номере триста семнадцатом как будто бы делает глубокий вдох. Тогда здание вроде как блекнет, даже выглядит несколько нереальным, словно набирается сил где-то в другом месте. А когда будет выдох, ни лисы, ни кустов не останется. Совершенно новые стены, зловеще новые, как пышущая здоровьем белозубая улыбка убийцы, а потом свет, несущий смерть из окна номера триста семнадцать… Я думаю, тебе не стоит смотреть, как сгорят голуби, зайди-ка в укрытие. Хотя не знаю, помогут ли нам сейчас несчастные птицы - слишком глубокий вдох.
        Ева хотела было возразить, что останется на палубе, что она больше не боится и понимает Петропавла, понимает необходимость пожертвовать голубями… И тогда это снова случилось.
        Т-трр-хх, тум-па-аакк, т-рр-кхх
        Трескуче-пустотный звук, даже серия звуков завибрировала с необычайной силой, как позывные, требовательные позывные с изнанки мира, игнорировать которые сделалось невозможным.
        Тум-па-аакк, т-рр-кх
        «Ключ, - подумала Ева. - Ты опять зовёшь меня».
        И подчинилась просьбе Петропавла. А может быть, и требованию ключа.

3
        На сей раз она простояла над своим вещмешком недолго. Лишь немного нахмурилась, и, наверное, всего на миг чем-то тёмным всё же блеснул её взгляд. Со смешанным чувством отвращения, испуга и нездорового любопытства она потянула тесёмку. Ключ, который когда-то соединял её любимого с другой.
        «Зачем же ты здесь всё-таки? И почему Фёдор ничего не сказал?»
        Но сейчас эти вопросы казались лишними - не к месту и не ко времени. Ева зажмурилась и сжала ключ в кулаке.
        Ближе
        Тут же выронила ключ. Перед мысленным взором проплыла темнота, но в ней теперь промелькнули очертания чего-то незнакомого и чудовищного, плохого, о чём бы она никогда не хотела знать.
        - Придётся ведь, да? - хрипло прошептала Ева.
        Она подняла ключ. Сначала взялась за тесёмку и тут же поняла, что не стоит сейчас с этим тянуть. Ведь всё равно придётся. Больше не зажмуриваясь, она снова крепко сжала ключ. Её глаза чуть расширились,
        «… ближе. Я жду тебя… Я»
        а потом всё-таки закрылись.
        «Я помогу. Очень сильно. Убьёт. Не пройдёшь. Но я помогу. Ближе. Жду тебя…»
        Ева через силу раскрыла глаза и так же через силу разжала пальцы. Ключ лежал в её ладони и будто бы светился изнутри, нет, не испускал свет, но казался необычайно ярким. Краешки, рёбра металлической поверхности горели, как грани диковинного и страшного кристалла, полного тёмного света.
        «… не пройдёшь. Убьёт - очень сильно. Но я помогу. Я жду тебя. Ближе… Иди. Смотри».
        Ева сомкнула пальцы, несколько дико озираясь по сторонам, чтобы убрать ключ в вещмешок, спрятать и всё рассказать Петропавлу. Потому что либо она стала обладателем
        (Фёдор посмеялся бы над ней)
        какой-то тёмной чудовищной вещи, либо… она сходит с ума. Это отчаяние всё же догнало и сломало её, и теперь она сходит с ума. Только перед тем, как ключ, увлекая за собой длинную тесёмку, скрылся в чёрной глубине вещмешка, Ева успела услышать:
        «Уже помогаю. Иди и смотри. Ты всё ближе, ближе… Я жду тебя».
        Чуть пошатываясь, как сомнамбула, она вышла на палубу. Потом всё-таки взяла себя в руки. И увидела, как пылало яростью здание гостиницы «Украина»; увидела, как сгорели последние голуби. Только пылающий столп огня не уменьшился.
        - Не пройдём, - обронил вперёдсмотрящий. В его голосе мелькнули нотки заворожённой обречённости. - Что-то с ним сегодня… Я такого никогда не видел.
        Казалось, столп огня был в состоянии плавить камень набережной; вот он коснулся воды реки, и та мгновенно закипела.
        - Нас ищет, - сипло выдохнул вперёдсмотрящий. - Вдруг дотянется, а?!
        И тогда прозвучал спокойный сильный голос Петропавла:
        - А ну прекрати! Всё, не смотри туда больше. Хватит с тебя на сегодня. До нас окну не добить. Но, похоже, сегодня не пройдём. Его заряд ещё и наполовину не иссяк.
        - Это не так, - вдруг сказала Ева. - Пройдём. Сейчас что-то произойдёт.
        Старый гид бросил на неё короткий взгляд, и ему очень не понравилось выражение лица девушки.
        - Ну-ка иди сюда! - потребовал он. - Ева, подойди ко мне.
        Только уже поздно было что-либо обсуждать.
        - Господи, глядите, - произнёс кто-то из гидов. - Смотрите туда!
        Вперёдсмотрящий болезненно выдохнул.
        Словно луч мощнейшего в мире маяка, столп огня, что изливало окно номера 317, отвернул от них и заскользил по набережной, заполз на мост. Тут же несколько молодых деревьев на нём вспыхнули.
        - Что это? - коротко и угнетённо обронил вперёд-смотрящий.
        На мосту луч задержался недолго и пополз вперёд, посередине широкого проспекта на другом берегу реки. Нижние этажи раскрытых книжкой домов вдалеке окутывал туман, не сильный, лёгкая дымка. Ева почувствовала, как у неё похолодели руки, но смотрела, не отрываясь.
        (ведь придётся, да?)
        (уже помогаю)
        По всей ширине Нового Арбата, прямо по тому, что когда-то называлось проезжей частью, двигалась какая-то тёмная масса. Пока ещё очень далеко, трудно было разглядеть, что там. Однако двигалось оно очень быстро. Петропавел бросил короткий взгляд на Еву - девушка была бледна, но, вцепившись в борта лодки, не сводила взора с приближающейся тёмной волны.
        - Господи, не может быть! - изумлённо пробормотал тот же гид. - Это ведь… дикие?
        Целая толпа одичавших людей, - Петропавлу ни разу прежде не доводилось видеть столько вместе, - с шумом бежала вперёд, не разбирая дороги. Некоторые передвигались на четвереньках, прыжками, как животные.
        «Они, наверное, собрались здесь со всей Москвы, - подумал Петропавел. - Повылезали из своих нор».
        Но все они двигались с немыслимой скоростью, на пределе сил.
        - Что с ними такое? - изумление и истеричные нотки в голосе вперёдсмотрящего сменились чем-то другим. - Они обезумели?!
        «А ведь ты понял, зачем они здесь, - мелькнуло в голове у Петропавла. - В это невозможно поверить, но ты понял, на что теперь, скорее всего, уйдёт оставшийся заряд луча».
        Он быстро раздвинул телескопическую подзорную трубу, что всегда находилась при нём, посмотрел в настроенный окуляр и понял, что не ошибся. Глаза большинства из них были пусты, лишь у некоторых, тех, что бежали в первых рядах, можно было ещё различить какую-то угасающую обречённость, словно все они понимали, что вот-вот произойдёт, но не могли противиться подгоняющему их наваждению. Огромная толпа диких людей, пытавшихся обогнать друг друга, неслась навстречу собственной гибели. И луч даже не полз в их направлении, как вышло прежде с голубями, словно окно 317 не желало тратить драгоценную энергию на то, что и так само плыло в руки.
        А потом это началось. Те, кто бежали в первых рядах, вспыхнули, как факелы, и продолжали бежать дальше, но луч теперь двинулся в самую гущу толпы. Ева всё-таки тихонько застонала. Луч налился необычайной яркостью, и в его движении вдоль и поперёк толпы как будто присутствовало некоторое жуткое наслаждение, словно окно 317 ещё ни разу не снимало столь обильной жатвы и теперь пьянело от переедания на этом пиру смерти. Всё было кончено очень быстро. Луч иссяк, захлебнулся. Кому-то из диких повезло: обгоревшие и обезумевшие от ужаса несчастные создания расползлись под защиту домов, некоторые бродили в прострации, тупо глядя в никуда; тем, кто находился в задних рядах, повезло больше - луч до них не добрался, а сейчас они в панике разбегались, прятались среди обезлюдевших, укрытых туманом московских улиц. Но большинство одичавших луч поджарил, и теперь они лежали на мостовых Нового Арбата в ожидании ночных падальщиков.
        Тишина, пропитанная обескураженностью и кошмаром произошедшего, была глубокой, но не долгой.
        - Все на вёсла! - зычно скомандовал Петропавел. - Следующий залп через три минуты. Успеем пройти.
        «Если вообще будет залп после такого», - подумал он.
        Потом всё же обернулся, произнёс с нажимом:
        - Ева?! Что тебе было известно?
        Та затрясла головой, словно её только что обвинили в случившемся.
        - Я… - Обескровленные губы девушки еле заметно задрожали. - Мне… необходимо поговорить с вами. Немедленно. Срочно.
        - Хорошо, как только окажемся в безопасном месте. - Петропавел кивнул, холодно глядя на неё, приязни и привычного тепла в голосе не было. Затем он обратился к команде:
        - Остановимся не раньше, чем пройдём Смоленский метромост. - Бросил взгляд на окно, совершенно чёрное сейчас и неживое, и понял, что здание «Украины» опять начало блекнуть. - Даже дальше, напротив Киевского вокзала. Всё, за дело!
        И посмотрел на Еву:
        - Мне необходимо знать, что я везу в Университет, девочка моя. И разговор мне нужен предельно откровенный.

4
        Нил-Сонов пробудился на самом рассвете и понял, что видел во сне кошмар. Лежал какое-то время с открытыми глазами, провёл рукою по лбу. Испарина. Давно такого не было. Поднялся с кровати, налил себе стакан воды, осушил залпом. Хайтек так и не забрал свой арманьяк, ушёл, подавленный, и сейчас ополовиненная бутылка сиротливо стояла в темноте на столе. Слабые сумерки рассвета ещё не заполнили комнату. Нил-Сонов подошёл к окну. Совсем скоро небо начнёт розоветь, изрежется яркими радостными полосами, но пока что-то в нём таяло вместе с темнотой, которая теперь никуда не денется, что-то из его ночного кошмара.
        - Ну, привет тебе, Страна Теней, - проговорил Нил-Сонов. - Значит, опять…
        Никуда не денется, пока всё не закончится. Так или иначе… Пока убийца Николая не будет наказан.
        Во сне он шёл по чему-то тёмному, похожему на тоннель, в котором он никогда не был прежде, которого никогда не видел наяву. А потом неожиданно оказался в одном очень знакомом месте. Оно было окутано прежней темнотой. Только это была Страна Теней, Нил-Сонов знал это наверняка, как бывает во сне. Это существующее в реальности очень знакомое место выглядело бы так, перенесись оно туда. Как и многие чудесные вещи, которые имеют свои проекции, порой извращённые до неузнаваемости, в месте, где всё - тени, и всё показывает свою изнанку. Вот и Весёлая сторожка выглядела пустынной и скорбной, словно всё живое давно высосали из этого места. Зачем он здесь, в этом вечном сумраке? Для чего пришёл? И почему Весёлая сторожка вдруг переносится с такой знакомой плотины, где стояла лодка Николая и где оставался для него шанс уплыть, и сейчас бы пил Нил-Сонов со старым другом эту ополовиненную бутылку арманьяка, почему переносится, уже перенеслась в этот странный тоннель? Ему нельзя туда идти, нельзя подходить к тяжёлой бункерной двери сторожки, но ведь у снов свои законы, в них тоже витают тени, которые всё
изменяют до неузнаваемости. Нил-Сонов стучит в бункерную дверь,
        (возможно, чтобы спасти Николая, возможно, он ещё жив, там, внутри сторожки, и всё будет как прежде?)
        стучит громко, настойчиво, требовательно. Только ведь он чего-то не знает: что скрывает сон? Возможно, он здесь, чтобы спасти Николая, только почему он так боится посмотреть на собственную руку, которой только что колошматил в кованую дверь? Но рука сама, против воли, поднимается к глазам, и как уж теперь не отворачиваться, сейчас он её увидит.
        Сейчас, вот прямо в этот кошмарный миг…
        С этим Нил-Сонов проснулся на самом рассвете. К счастью, он так и не увидел собственной руки и того, какой она могла бы стать в Стране Теней. К счастью, это был просто сон, ночной кошмар.
        Гиды Петропавла в этот момент только начали готовить лодку, чтобы покинуть гостеприимных капитанов-раскольников в Серебряном Бору и продолжить плавание. И никто из живых ещё не знал, что приготовило окно 317 для несчастных одичавших людей, которые ещё тоже спали в своих потаённых убежищах. Лишь сумрачная тень предстоящего события сейчас таяла в этом утреннем небе.
        Глава 8
        Великий Университет

1
        Здание Университета Ева увидела издалека. Как только лодка после стоянки посередине реки миновала Киевский вокзал. Дальше русло делало крутой левый поворот, оставляя справа покрытую буйной растительностью возвышенность Воробьёвых гор. Великий Университет, устремив в небо шпиль, красовался на господствующей высоте подобно гордому древнему замку, что ни разу не брал неприятель. Даже беглого взгляда хватало, чтобы понять, почему гиды обосновались именно здесь. И дело не в том, что задышалось и вправду легче, и не в многочисленных улыбках на лицах команды, потому что люди возвращались домой, и даже не в том, что по всему правому берегу на несколько километров следов тумана не было видно и в помине. Возможно, это Еве показалось, она это лишь выдумала, но от всего здания Университета с его башенками и с этим великолепным парком исходило тихое сияние надёжности, твердыни, не подвластной никаким врагам. И в то же время было что-то удивительно родное и уютное, что осталось в мире, невзирая на все катастрофы, для чего не придумано слов, но именно в этом, сохранившемся, заключалась единственная и последняя
надежда.
        «Сказочный замок, - подумала Ева. - И он на некоторое время станет моим домом». Петропавел не преувеличивал, назвав Университет одним из самых светлых, благостных мест на канале и уж точно самым безопасным.
        Ева рассказала Петропавлу всё. Начиная с того, как случайно обнаружила ключ Фёдора в своих вещах, и заканчивая произошедшим на Новом Арбате и окном 317. Она ничего не утаила и, как ей казалось, ничего не упустила. Лодка стояла напротив Киевского вокзала, а Петропавел слушал девушку, не перебивая. Она рассказала о странном звуке, который, как убедилась, никто, кроме неё, не слышал, и о шершавом тёмном голосе, который появлялся, если коснуться ключа. Голосе, словно прорвавшемся из какой-то жуткой, незнакомой тьмы или из безумия, потому что, в числе прочего, у Евы были опасения, что она сходит с ума. За всё время своего рассказа Ева сорвалась только раз:
        - Что со мной?! - негромко и удручённо воскликнула она. - Вы же мудрый и должны знать… Но ведь это ключ Фёдора! Ну как же… Что?!
        Петропавел подождал немного, дав девушке время успокоиться, а потом мягко взял её за руку.
        - Всё с тобой в порядке, Ева. - В его голосе не было наигранных ободряющих ноток, и это действительно подействовало на Еву успокаивающе. - Однако послушай: существуют вещи очень сильные, но их силой можно воспользоваться во зло или во благо. Первое всегда проще. Думаю, это и происходит. Наверное, мне проще всего было бы сейчас избавиться от ключа. Но он принадлежит Фёдору, и тут я в случайности не верю. Ты понимаешь, о чём я говорю?
        - Ну… наверное. - Ева пожала плечами.
        - Давай прямо: после того, что произошло на Новом Арбате, мне надо знать, что я могу впустить в Университет. Вместе с тобой и вместе с этим ключом. Прости за суровую и вынужденную откровенность.
        - Да, конечно… - девушка кивнула, что-то не понравилось в выражении её глаз Петропавлу. - Вы знаете… так даже лучше.
        «Стоит быть с ней поделикатнее», - подумал Петропавел. И хоть в Университете было немало молоденьких девушек, он привык иметь с ними дело и знал, как они легки на обиду, Ева… не была просто молоденькой девушкой. Свой дар она может воспринимать одновременно как проклятье. И если её нечаянно больно задеть, она может навсегда отстраниться.
        Петропавел мягко сжал её ладони в своих:
        - Не в этом дело, Ева! Ещё раз прости ты старика, - попросил он. - Здесь мне понадобится твоя помощь. Понимаешь?
        Ева кисло улыбнулась в ответ.
        - Очень понадобится. И ничья больше тут не сгодится. - Петропавел задумчиво нахмурился. - Скажу начистоту: я не знаю, что происходит. Ни разу с подобным не сталкивался. Кто через ключ пытается связаться с тобой… тем более невероятно - через ключ Учителя. Но я это выясню. Обещаю. В Университете тебе ничего не угрожает. Я буду рядом. А пока больше никому не рассказывай про ключ. Даже если с кем-то сблизишься, войдёшь в доверительные отношения. Пусть ключ побудет у тебя до поры, если уж попал к тебе… А если начнёт опять беспокоить, в Университете есть специальное хранилище для таких «спорных» вещей, где их изучают. Отдел реликвий и артефактов. Так уж назвали, - впервые старый гид улыбнулся за время разговора, прежние хорошие морщинки разбежались от уголков глаз, и от этого Еве стало ещё полегче. - Сдашь его с рук на хранение. Под расписку и по моей личной рекомендации. Пусть себе там дожидается возвращения Фёдора. А мы тем временем проясним, что и как. А захочешь сразу сдать - тоже можно. Всё равно всегда под рукой.
        Петропавел замолчал, потёр подбородок, задумчиво отвернулся.
        - Вы даже не хотите взглянуть на него? - тихо сказала Ева. - На ключ?
        - Отчего же?! - Гид вдруг весело щёлкнул пальцами. - Пойдём, покажешь.

* * *
        Перед тем как задвинуть за собой циновку укрытия, Петропавел дал распоряжение команде продолжить движение. Что-то здесь поменялось, в тени за циновкой. То ли это так подействовали случившееся на Новом Арбате и последующий рассказ Евы, то ли… этот ключ действительно обладает дремучей и неясной пока силой.
        «Только ты одна и сможешь нам сейчас помочь. Ева», - подумал Петропавел, глядя на девушку. Та извлекла из своего вещмешка длинную тесёмку, улыбнулась, и одновременно глаза её потемнели.
        - Вот он, ключ.
        - Хорошо, - ровно сказал Петропавел. - Убирай. Мне нужно подумать.
        Но Ева не сразу подчинилась. Подержала ключ в руках, будто бы заворожённо и испуганно любуясь им. Произнесла:
        - Сейчас вот молчит.
        Прежде чем отпустить тесёмку, чтобы ключ скрылся в тёмной глубине её вещмешка, Ева исподлобья взглянула на Петропавла и почему-то произнесла:
        - Хотела кое-что спросить. - Посмотрела на тесёмку в своих руках и не совсем поняла свою последующую эмоцию. Присутствовало в ней что-то от внезапной ревности, словно она вдруг не захотела расставаться с этой драгоценной, хоть и пугающей вещью. - А там он не пропадёт? В этом вашем хранилище? Ключ Фёдора…
        Петропавел внимательно посмотрел на неё. Он тоже не до конца понял, что сейчас увидел.
        - Вот тут уж не о чем беспокоиться, - заверил гид. - Здание биофака, где находится отдел реликвий и артефактов, - одно из самых охраняемых и надёжных мест на территории Университета.
        - Хорошо, - просто отозвалась Ева. К счастью, она уже отвернулась, завязывая свой вещмешок, и не заметила минутного замешательства на лице Петропавла.
        А тот подумал: «Странная ты, однако, штучка, ключик для новобрачных».

2
        В Николо-Перервинском монастыре одиннадцать теней скользили по стенам переходов и лестничным подъёмам, что вели в просторную общую трапезную. В ней было светло в этот час, и сторонний наблюдатель, окажись он здесь, мог бы различить, что тени отбрасывали одиннадцать высоких неторопливых старцев, безбородых, хоть и с длинными волосами, сейчас у всех находящихся в чудовищном беспорядке. Вообще, все старцы чем-то неуловимо были похожи друг на друга: не только белыми длинными одеждами, возможно, необычным выражением глаз, а возможно, находясь с ними подольше, кто-то смог бы найти и побольше сходства. Но, как уже отмечалось, стороннего наблюдателя здесь не было, и даже окажись он тут, совсем скоро то, что открылось бы взору, заставило его бежать отсюда как можно скорее. Старцы степенно расселись за полированным круглым столом, на котором ничего не стояло, и взялись за руки. Некоторое время ничего не происходило, лишь седые волосы вроде бы пришли в ещё больший беспорядок. И полированная поверхность стола едва заметно тускло блеснула. Только волосы… Они зашевелились. Вот сейчас сторонний наблюдатель
заинтересовался бы, а спустя ещё несколько секунд к нему пришла бы мысль о скорейшем бегстве. На и прежде умиротворённых лицах старцев исчезло какое-либо выражение присутствия в этом месте, словно все одиннадцать стали восковыми куклами с широко раскрытыми ртами. А шевелящиеся волосы, которые вот вроде бы стали расти и сплетаться змеями в огромный овальный общий моток, устремились в их раскрытые рты. Все одиннадцать дёрнулись в конвульсиях, похожих на предсмертные, застыли, а из полированной поверхности стола стало изливаться нечто диковинное, лишь отдалённо напоминающее светящийся дым. И как только его первые всполохи-языки коснулись старцев, силуэты тех стали тускнеть и исчезать. Общий моток седых волос пропитался этим дымом, и те засветились изнутри, рождая какое-то новое существо, однако на стенах трапезной по-прежнему оставались тени одиннадцати фигур, восседающих за круглым столом, взявшись за руки. Пресловутый сторонний наблюдатель бежал бы отсюда со всех ног, потому что пространство вокруг Николо-Перервинского монастыря, словно для защиты происходящего внутри, начало заполняться непереносимым
страхом, поэтому он бы не услышал, как звучит голос прежде молчаливых старцев.
        «О-о-н идёт. Он возвращается».
        Светящийся дым стал темнеть, и внутри него с трудом угадывалось нечто овальное, похожее на огромный череп с чудовищно раскрытым просветом отверстия рта.
        «Он идёт. И она идёт. Всё ближе… Но её ждут».
        Тёмный дым начал таять, и вместе с ним тот чудовищный овал, что он скрывал.
        «Но убив Занедужившего, они создали гораздо более сложный Лабиринт. И возвращение теперь только через пространство нашего Брата».
        «Иначе они разминутся, потеряются навсегда. Предстоит измениться».
        Исчез кошмарный череп, словно и не было его вовсе. И волосы вскоре покинут раскрытые рты старцев, и те, все одиннадцать, станут соответствовать своим теням. Пояс страха испарился вокруг Николо-Перервинского монастыря, и теперь его чувствовали лишь застывшие в тревоге дикие животные. А под сводами трапезной таяли последние звуки некогда общего голоса:
        «Во тьме, где предстоит измениться и где всегда стоит смерть».
        Старцы встрепенулись, устремив молчаливые взгляды вверх, и до них почти неслышно донеслось:
        «…И она идёт. Всё ближе. Но во тьме её ждут».

3
        Петропавел сидел в одиночестве на носу своей лодки, погружённый в глубокие раздумья, хотя до университетских причалов, где ждала торжественная встреча, оставались считанные метры. Петропавел думал о том, что ему рассказала Ева. И новый Барон речных скитальцев. О лодке со знаком Рыбы на носу и о том, как повёл себя находящийся в ней гребец. Думал и пока не находил решения.
        «Как он смог прошмыгнуть мимо Северного дозора?»
        Смена на пересечении канала с МКАД, а по-другому в Пирогово путь отрезан, не посылалась лишь на одни сутки, когда там стало совсем невмоготу, решение было принято быстро, и он узнал об этом. Петропавел не сомневался, что в Университете находится крот, человек брата Дамиана; в Пирогово у Главы гидов были свои надёжные источники. Выявить крота пока не удалось; Петропавел действовал осторожно, чтобы не спугнуть умелого конспиратора, но вроде бы подбирался к предателю всё ближе. Их было несколько, кандидатов в шпионы Озёрной обители, но вот оказалось, что он находится на самом верху, потому что решение не посылать смену было принято за час. И он этим воспользовался, прошёл к брату Дамиану.
        «Он один из нас», - хмурые складки прорезали лоб Главы гидов. - Или из Высших учёных. Больше просто никто об этом не знал».
        Не говоря о том, что на отрезке от Университета до выхода из Москвы находилось ещё три дозорно-сигнальных поста: дела в Пироговском речном братстве обстояли всё хуже, и их похоже обезумевший правитель мог решиться на внезапную вылазку. О полномасштабной атаке на Университет речь, конечно, не шла, для этого бы ему пришлось заключить союз с той мерзостью, что засела в «Кая-Везд», проклятом корабле, а даже брат Дамиан понимал, чем чреваты подобные союзы, но попытаться потрепать наши подступы мог бы вполне. Ещё три дозорно-сигнальных поста; как крот сумел проскользнуть мимо них? Воспользовался другим путём - накрытыми туманом улицами города? Но… в одиночку - это самоубийство. И главный вопрос: как это связано, и связано ли, с прибытием Евы? И с той странной вещью, что девушка обнаружила в своём вещмешке. Ключ. Не для Евы. Предмет, принадлежащий Учителю, не может служить против неё. С одним «но». А если девушка путает, если эта вещь лишь похожа, как копия, на ключик для новобрачных, что юноша Фёдор собирался вручить на свадьбе своей невесте? Чрезвычайно милый обряд, так мило, что в оторопь бросает…
Складки на лбу старого гида чуть разгладились: тоже очень сложно. Слишком многоходовая комбинация. Сделать точную копию ключа, прозорливо предположить, что Учитель с Евой расстанутся, и подбросить копию в её вещмешок… Слишком прозорливо: тогда бы ещё пришлось предположить, что Хардов погибнет, а Учитель пойдёт на сделку с Хароном, самую опасную и невозможную на канале, последствия которой ещё только предстоит оценить. Жизнь Хардова стоила того, и ворон Мунир разнёс счастливую весть, но предположить подобное никто не в состоянии. Да и подбросить… Кто мог это сделать, просто некому…
        Слишком сложно! Похоже, что с прозорливостью и нечеловечески многоходовой комбинацией не клеится. «Возможно, существует ещё одно “но”, - со смутным неприятным оттенком предположил Петропавел. - Возможно, происходит что-то гораздо более сложное и опасное, и я не в состоянии понять что».
        Гид выпрямился. Посмотрел на причал, полный людей, и отвернулся.
        Похоже, это действительно ключ Учителя. И хоть он обещал Еве никогда больше не называть Фёдора так, для него он навсегда останется Учителем.
        Ещё одно «но». Очень сложно. И ответы лежат во тьме…
        Петропавел думал, даже когда лодка достигла причала и он приветственно поднял руку встречающим его гидам. Они радовались возвращению своего предводителя в целости и сохранности. А Петропавел думал и пока не находил решения.

4
        Великий Университет ошеломил и пленил Еву сразу, как только она переступила его порог. Если огромные парадные ворота тяжёлого морёного дуба можно было обозвать просто порогом. Ева сразу обратила внимание, что никому даже в голову не взбрело укреплять эти двери. Действительно, как и в истории со сказочным замком, гиды Университета были настолько уверены в мощи и чуть ли не волшебной силе своей твердыни, что все укреплённые позиции находились далеко на подступах к величественному зданию. А здесь до самых Воробьёвых гор был разбит парк и цветущие фруктовые сады - сливы, груши, яблони, и на многих деревьях можно было уже заметить завязь первых плодов. Как Ева обнаружила чуть позже, за садами располагались бесконечные ряды теплиц, а за ними скотные дворы, курятники и на дальних лужайках, перед первой от Университета линией обороны паслись стада овец, животных, о которых Ева только читала, но никогда не видела вживую.
        «Работа гильдии фермеров, - как-то, устроив обзорную экскурсию по окрестностям, сказал ей Петропавел. - Впечатляет?! Их глава - молодец. И мой добрый друг».
        Но самое удивительное ждало Еву внутри «сказочного замка». Это был… город, только «город», уместившийся в одном здании. Едва переступив порог, Ева оказалась в просторном холле, и её в буквальном смысле ослепило сияние мрамора. Хотя так же чуть позже она убедилась, что построек на территории было много. И у каждой была своя функция и своё предназначение. В левом крыле располагался жилой отсек: на нижних этажах жили мужчины, чуть выше - женатые пары, а на самом верху нашли пристанище незамужние женщины и дети. Так же обстояли дела со вторым левым крылом, только ещё там располагался госпиталь. Оба правых крыла были отданы Орденам гидов и учёных. Там, в бывших общежитиях, оборудовали спальни с чистотой и казарменным порядком для первых и похожие на бардачные студенческие кубрики, о которых Ева лишь читала, для вторых. Но самое интересное было в центральной постройке, увенчанной шпилем. Во-первых, лифты - они работали! Как в книжках. Еве показалось, что пол поднялся, а вместе с ним и её внутренности устремились к горлу, и всё это с немыслимой скоростью понеслось вверх.
        «Здесь аудитории, где гиды проводят свои занятия, - рассказывал ей Петропавел. - А выше - лаборатории учёных. - Усмехнулся. - Они у нас ценный контингент, и если когда-нибудь Университет падёт, что исключено, то учёные и плоды рук их погибнут последними». Ева сглотнула, внутренности постепенно возвращались на место. «На шестнадцатом этаже когда-то располагался, наверное, главный факультет университета - механико-математический. - Двери лифта раскрылись, Петропавел указал на фойе и тут же нажал кнопку. - Здесь я живу. Но тебе выше».
        Снова пол пришёл в движение, лифт понёсся вверх. «На семнадцатом этаже располагается библиотека, - спокойно продолжал Петропавел. - Останавливаться не будем. Потом. Было ещё отдельно стоящее здание фундаментальной библиотеки, но его отдали Гильдии фермеров. А библиотека вернулась сюда. Она огромная. Наверное, все книги, оставшиеся в нашем мире, сможешь найти. Знаю, Хардов дарил тебе иногда… С моего позволения. - Гид ей тепло улыбнулся. - Когда-то библиотека носила название “имени писателя Горького”. Думаю, тебе не захочется оттуда выходить. На этих этажах еще много всего, устрою для тебя специальный обзор…»
        Пол снова качнулся, только теперь вниз, и Еве снова пришлось вспомнить о внутренностях. На круглых жёлтых фонариках, похожих на кнопки, зажглось число 28.
        - Приехали, - возвестил Петропавел. Скосил насмешливый взгляд на девушку. - Как ты? Понравилась поездка вверх?
        Ева снова сглотнула. Головокружение быстро прошло, и оно было скорее приятным. Посмотрела на кружок с числом 28.
        - Это… что?! Мы поднялись на двадцать восьмой этаж?!
        - Совершенно верно, дорогая. И здесь ты будешь жить. Самый безопасный этаж на канале.
        Ева переступила порог лифта, на мгновение её взгляд упал в глубину шахты, и голова снова закружилась. Еву ждала миловидная женщина, с которой ей ещё предстояло подружиться и которую она не сможет уберечь.
        - Мелани, - обратился к ней Петропавел. - Горячая ванна, еда и тёплое питьё. Покажешь ей гардероб, и через час…
        Женщина несогласно нахмурилась, и Ева вдруг поняла, что под её прекрасной дамской кофтой грубой вязки скрывается подплечная кобура, из которой выглядывала увесистая ручка.
        - Хорошо, полтора, - уступил Петропавел. - Я жду её у себя. Но не больше.
        Он шагнул в лифт, и двери за ним быстро закрылись.
        - Привет, Ева. А я, как ты поняла, - Мелани. Когда-то таких, как я, называли блондинками.
        - Что? - не нашлась Ева.
        - Шутка. Ступай за мной. А ещё у меня протез на правой ноге. Это сразу, чтобы тебя не смущать. Ни ходить, ни бегать не мешает. А так - была гидом.
        Молча развернулась и зашагала по коридору вправо. Ева чуть постояла, ожидая заметить признаки хромоты, но ничего не увидела, кроме лёгкой уверенной походки.
        «Мелани, шутка… - подумала Ева. - И поручение приглядывать за мной ей явно не по вкусу».

5
        Ванна на двадцать восьмом этаже - это оказалось уже сверх всяких ожиданий. Ева погрузилась в пенную воду и зажмурилась от удовольствия.
        «А здесь не так и плохо», - подумала она. Сразу было, вспомнился дом, но Мелани, не смущаясь, вошла в её ванную комнату и чуть ли не с нарочитой бесцеремонностью плеснула в её ванну кувшин чёрной, остро пахнущей жидкости.
        - Не знаю, как обстоят дела с вшами, - Мелани спокойно посмотрела на девушку. - Но сильнейший настой дёгтя не помешает.
        Ева изумлённо раскрыла глаза:
        - У меня нет никаких вшей, - запротестовала она, протёрла лицо мочалкой. - Вам не нравится быть нянькой, так?
        Теперь в глазах Мелани мелькнул лёгкий интерес, но она тут же отвернулась и кивнула в сторону Евиной спальни:
        - Там полно женских шмоток, целый шкаф. Петропавел лично распорядился. Но если хочешь выжить, лучше твоих гидовских штанов ничего нет.
        Подняла правую брючину таких же штанов, что были на Еве во время путешествия, а сейчас отправились в стирку, и под ней действительно оказался искусно изготовленный металлический протез.
        - Мой муж погиб тогда, а тварь у аттракционов закусила лишь моей ногой. И теперь я на розливе дёгтя.
        - Мне очень жаль, - смущённо сказала Ева.
        - Мне тоже. Она была такая же стройная, как и левая. Только твоего сочувствия мне не надо. А протез… сейчас такого не найдёшь, из артефактов ушедшей эпохи. Петропавел лично позаботился. Бегаю с той же скоростью, что и при живой ноге, - она поморщилась с лёгким презрением, - только за дёгтем теперь.
        Ева вытерла с лица пену и посмотрела Мелани прямо в глаза:
        - Я видела, как вы мне подарили лишние полчаса, - сказала она. - Выторговали у Петропавла… Зачем вы пытаетесь казаться хуже, чем есть на самом деле? Вам не нравится быть нянькой, так и не будьте! Я не ребёнок. Станьте…
        Мелани гневно фыркнула, Ева тут же протестующе подняла руку:
        - Дослушайте, пожалуйста. Станьте высшим, чего можно достичь в любом мастерстве, - Учителем. Я буду вашей преданной и послушной ученицей. Обучите, чему умеете, передайте мастерство, сделайте достойной вас… Прошу вас, пожалуйста.
        Теперь Мелани смотрела на неё с изумлением:
        - Ты… немного не в себе?
        - Обучите, прошу, очень прошу. - Ева вдруг указала на рукоятку тяжёлого револьвера, что выглядывал из подплечной кобуры Мелани. - А начнём вот с этого, если вы только мне позволите…
        - С тобой тут все цацкаются, как с писаной торбой, - начала Мелани, и первая тень улыбки мелькнула на её губах.
        - А мне этого не надо! - заявила Ева. - Как вам не нужно моё сочувствие… Хотя сочувствие нужно всем. Для меня это будет честью, если вы согласитесь учить меня. Это единственное, что мне сейчас надо.
        - Зачем? Если только опустить моё предположение, что ты не в себе. Признаться, это нелегко сделать.
        - Потому что мой парень… Это сложно, Мелани, я даже не знаю, могу ли вам рассказывать. Мой парень - гид.
        - Вот как?
        - Да. Только… Правда, всё непросто. Я должна буду поговорить с Петропавлом, и с его позволения…
        - И как его зовут, твоего парня-гида? - Казалось, всю последнюю реплику Евы Мелани прослушала.
        - Фёдор, - сказала Ева. - Он сам попросил звать его только так.
        - А что, были ещё какие-то варианты? - Мелани посмотрела на неё с сомнением.
        - Да в общем-то нет. - Ева сама почувствовала нелепость сказанного; улыбнулась. - Фёдор.
        - Никогда не слышала о таком. - Мелани задумчиво покачала головой. - Он не из Университета? Так?
        - Он из Дубны. А остальное с позволения Петропавла. Согласны меня учить?! И тогда подаренные полчаса я потрачу на разговор с Петропавлом.
        - Я кое-что знаю о тебе, Ева.
        - Тогда, пожалуйста, помогите мне.
        - Из Дубны, - повторила Мелани. Отсвет невероятной и пугающей догадки мелькнул в её глазах, но она тут же отогнала её, как невозможную. - И ты хочешь стать достойной его, когда вы снова встретитесь?
        - Да, - просто кивнула Ева. - Берёте меня в ученики?! И тогда не притронусь к женскому гардеробу. Обещаю.
        - Ну, иногда придётся. - Мелани наконец широко улыбнулась. - Ладно, посмотрим, как будешь себя вести. А полчаса оставь всё же на себя. И выбери себе самое красивое платье из гардероба. Поверь мне, сегодня дело того стоит.
        Глава 9
        Портрет

1
        Нил-Сонов не меньше, а может быть, и больше остальных гидов ждал возвращения Петропавла. Один из двух уцелевших свидетелей трагедии в Весёлой сторожке был наконец отпущен из лазарета. Провалявшись в госпитале несколько недель, Хромой Алёшка медленно, но всё же пошёл на поправку. Конечно, ему требовалось время на реабилитацию, однако парень сам вызвался немедленно приступить к исполнению своих обязанностей в отделе реликвий и артефактов. Наверное, он прав: за делом, среди всех этих интересующих его тайн ушедшей эпохи ему будет легче восстановиться. В тяжёлые времена многим нужен выдуманный, а то и сказочный мир. Николай, кстати, не раз указывал, что по любопытству и склонности характера Алёшка гораздо ближе к учёным (не лучшей их части, стоит отметить), только образования ему не хватает, вот и служит простым смотрителем. От лечащих врачей Нил-Сонов слышал, что из-за пережитой глубокой психологической травмы парня до сих пор по ночам мучили кошмары, иногда он даже кричал. Алёшка был всё ещё очень слаб, а после роковой ночи в Весёлой сторожке его природная хромота заметно усилилась. Нил-Сонов как
можно более деликатно попытался допросить парня ещё в госпитале. Но тот сразу же замкнулся, отвечал неохотно и невпопад, словно не всё понимал, словно защитные механизмы психики вычеркнули куски страшных воспоминаний; а потом этот ступор вдруг закончился приступом паники, и допрос по требованию врача пришлось прекратить. Сегодня у Алёшки выдался первый рабочий день. Нил-Сонов навестил его утром и увидел, что в ясных и всегда по-детски весёлых глазах парня теперь поселились тени глубокой печали.
        - Алёшка, я задам тебе только один вопрос, хорошо? - попросил его Нил-Сонов. - Скажи, это ведь был Лазарь?
        Алёшка побледнел и отвернулся, его губы еле заметно задрожали.
        - Знаю, что вы с Лазарем были друзьями, наверное, поэтому ты покрываешь его. Я тебя понимаю. Но, парень, необходимо выяснить, кто мог сотворить такое.
        Алёшка исподлобья со страхом посмотрел на Нил-Сонова и глухо пробубнил:
        - Не помню.
        Больше ничего из него вытащить не удалось. Что ж, наверное, ему действительно нужно время. И Нил-Сонов ждал Петропавла. Чтобы получить у него разрешение на одну весьма рисковую процедуру. Погрузить Алёшку в присутствии Главы гидов в глубокий гипноз и извлечь из парня воспоминания той роковой ночи. Потому что было ещё кое-что. Возможно, даже страшнее бойни в Весёлой сторожке. За время отсутствия Петропавла Нил-Сонов совместно с патологоанатомом Университета провёл тайную эксгумацию тел, спешно похороненных тогда у плотины. И открылась какая-то совершенно чудовищная картина. Точнее, вся картинка ещё раз перевернулась.
        - Очень странно, - обронил патологоанатом, глядя на Нил-Сонова.
        - Что именно? - нахмурился тот.
        Глаза патологоанатома как-то маслено блеснули. Затем он тяжело усмехнулся. Он был из гидов, поэтому всё, что сказал дальше, и выглядело столь обескураживающе диким.
        - Понимаешь, Нил… - Он задумчиво поморщился. - Во всех телах присутствуют следы некоего фермента, секрета, выделяемого некоторыми хищниками, чтобы притормозить процесс разложения. Но дело даже не в этом. Всех учёных растерзала какая-то неведомая тварь. Подобные же раны были нанесены Алёшке. А вот гиды…
        - Что гиды? - Нил-Сонов посмотрел в сторону, почему-то ему больше не хотелось видеть останки.
        - Нил, все гиды были убиты из огнестрельного оружия. Все трое. Пулевые ранения и пытались скрыть, растерзав потом жертвы и сломав, например, шею Николаю. Понимаешь?
        - Нет, - сипло отозвался Нил-Сонов. - Зачем такое могло понадобиться?
        - Думаю, это становится главным вопросом. Но я совершенно уверен, что хищная тварь терзала уже мёртвые тела.
        «Мне это известно, - подумал Нил-Сонов. - И что по гидам стреляли, тоже. Хватило одного непонятного пулевого отверстия в стене, в котором не было пули».
        Патологоанатом поморщился:
        - Зачем терзать мёртвые тела? Странная маскировка… И вот ещё что, Нил: все смертельные ранения гидам были нанесены в одну точку.
        - О чём ты?
        Патологоанатом вдруг изумлённо уставился на Нил-Сонова, будто его только что осенило:
        - Ну конечно… Это и пытались скрыть!
        - Одну точку?
        - Именно! Я не знаю, что происходит. Надо говорить с Петропавлом. Ну, вот, смотри, Николай… Видишь, как вывернута его шея?
        - Давай уже не беспокоить его больше, - попросил Нил-Сонов.
        - Подожди, Нил, это важно. Шея и нанесённая чудовищем рана, а потом её сломали. Но рана проходит по верху горла… Это скрыли. Нил, именно туда Николая когда-то укусил его скремлин. Как ты понимаешь, эти наши ранки от укусов со временем становятся почти не видны. Понимаешь?
        Нил-Сонов отрицательно мотнул головой.
        - Надо говорить с Петропавлом. Тот, кто стрелял по гидам, знал об укусе скремлина. То есть он из Посвящённых. Я почти уверен, что все три смертельных пулевых ранения были нанесены гидам в те места, куда каждого из них когда-то укусил их скремлин.
        «Уложить трёх первоклассных гидов в одиночку? - холодно подумал Нил-Сонов. - Да ещё так мастерски? Если это и был Лазарь, то ему явно помогали».
        Вслух он спросил:
        - Какая-то чудовищно-извращённая казнь? Что-то ритуальное?
        - Возможно. - Патологоанатом неопределённо пожал плечами, теперь в его глазах заплясали тёмные огоньки. - А может быть, что-то намного хуже.
        - Куда уж хуже? - бесцветно сказал Нил-Сонов.
        - Нил… Я слышал, что нечто подобное когда-то уже происходило. Много-много лет назад. Не могу точно припомнить, что именно, но всю информацию скрыли даже от высших гидов. Только близкий круг, понимаешь? Учитель, Петропавел, Тихон из Дубны, кажется, Хардов… Это какая-то очень опасная тайна. А хуже, потому что… - Патологоанатом молча покусал верхнюю губу. - Получается, это всё вовсе не закончилось той ночью в Весёлой сторожке. Что-то происходит, и прямо сейчас.

2
        Ева не стала ничего искать в предложенном ей гардеробе. Воспользовалась тем, что было у неё с собой. Надела красное платье своей матери, то, по которому её сумел распознать управляющий «Лас-Вегаса», то, в котором она учила Фёдора танцевать.
        «Вот почему учение не заняло много времени, - печально подумала Ева. - Я удивилась тогда, что он прямо прекрасный танцор. А он не учился, он вспоминал…»
        «И то, что он беспощадный убийца, он тоже… вспоминал. Ладно, пусть не убийца… воин, но он был безоружен, дулся на меня за стойкой бара, и что он сотворил с десятком вооружённых до зубов полицейских! Это был страшный танец… И ведь я его совсем не знаю».
        Светлые и печальные воспоминания нахлынули на Еву, и она с трудом поборола желание извлечь из вещмешка ключ, однако Мелани уже ждала её. Гильдия фермеров давала сегодня бал в честь середины лета, но прежде в зале собраний («Бывшем актовом», - как сказала Мелани) Петропавел намерен представить сообществу Университета новичков, собранных гидами в Москве и по каналу, тех, кто шёл сюда в поисках защиты и крова.
        - Вас семнадцать всего, - рассказывала Мелани, - новеньких. Это формальная процедура, не займёт много времени. Петропавел прочтёт торжественную вступительную речь в стиле «мы очень рады, а вы теперь под защитой Великого Университета» и назовёт каждого. Все персональные знакомства на потом. Вам дадут отдохнуть несколько дней, а затем распределят по хозяйству. Так всегда с новенькими.
        - Ясно. Только я ничего не умею.
        - О, Ева, ты мне нравишься, - рассмеялась Мелани. - Из-за тебя всё тут перевернулось вверх дном. Новичков специально не представляли раньше, ждали тебя, чтобы не выделялась из остальных. Университет сейчас вынужден давать пристанище многим чужакам, сама понимаешь, времена сложные, и не всем можно доверять.
        - Петропавел предупредил меня.
        - А теперь слушай, что тебе надо знать: сразу после общего формального балагана…
        Ева понимающе усмехнулась, Мелани ей кивнула, возможно, именно в этот момент был перекинут мостик, который приведёт к дружбе.
        - … тебя представят узкому кругу лиц. Очень небольшая и сверхсекретная группа гидов и учёных, с ними тебе предстоит работать. Слушай, Ева: я в курсе твоей уникальной природы. Петропавел решил, что так будет лучше для нас обеих. Ещё Нил-Сонов, начальник охраны Университета, лично отвечает за твою безопасность. Он один из самых опытных. И пока всё. Никаких доверительных разговоров ни с кем больше. Тёмные времена… такая секретность для твоей же пользы. Кстати, шикарное платье! Видно, что настоящее, из старых… Очень тебе идёт.
        - Спасибо. Оно мамино.
        - Ну, чего ты вдруг загрустила?! - Мелани ей ободряюще кивнула и добавила: - Возможно, всё возможно…
        - Что возможно? - не поняла Ева.
        - Возможно, ты не окажешься бестолковой девчонкой, и я стану заниматься с тобой. Обучу кое-чему. А сейчас иди.

3
        Интерьер зала собраний (бывший актовый) поразил воображение Евы не меньше всего, что она уже успела увидеть внутри Университета. То же великолепие светлого мрамора, дерево драгоценных пород, тяжёлые и одновременно уносящиеся ввысь колонны, скульптуры и портреты на стенах, и огромные люстры с шестью рядами светильников. Один из портретов нечаянно привлёк Евино внимание, но она не поняла почему. Зал был набит битком, но, как и предупредила Мелани, всё не заняло много времени. Представляя её, Петропавел сказал: «Ева Щедрина из Дубны. Дочь нашего старинного друга. Добро пожаловать, Ева». Она поднялась со своего места на трибуне, кивнула всем, раздались аплодисменты, а Петропавел уже представлял следующего новичка.
        Ева снова отыскала глазами портрет. Третий слева за колоннадой. Нахмурилась, но раздались новые дружные аплодисменты, и это отвлекло девушку.

* * *
        «С корабля на бал», - подумала Ева, прогуливаясь с Мелани вдоль длинных столов, где фермеры выставили свою продукцию и за небольшое вознаграждение угощали ею всех желающих. В отличие от помпезного, хоть и несколько болезненного шоу «Бледных мутантов», устроенного на балу в «Лас-Вегасе», здесь всё дышало атмосферой деревенского праздника. В парке раскинули широкие навесы и под ними соорудили танцпол. Оркестр тоже скорее походил на деревенский джаз-бэнд, но с претензией. Солист пел, сидя на стуле, с которого порой вскакивал и выкидывал с ним разные фортели, а иногда хватался за скрипку и выдавал на ней умопомрачительные соло. Второй солисткой являлась экстравагантная дама, играющая на контрабасе. Наряжена она была также по-селянски, только подобную пастушку можно было бы встретить не на полях, а скорее в пивных Баварии, в то счастливое время, пока мир ещё не пережил катастрофу. Звучала группа очень бодро, и уже появились первые танцующие пары. Но Еву пока больше всего интересовала еда - столько богатства и разнообразия она не видела даже в зажиточной Дубне. Хозяйство в Великом Университете
действительно было налажено отменно. Помимо привычных грибов, рыбы, яблок, свёклы, крольчатины и курятины, столы ломились от всякой выпечки. Значит, где-то находились огромные поля зерновых. Был представлен мёд, а настоящее коровье сливочное масло здесь не считалось деликатесом. Про всякие сосиски, беконы, окорока и колбасы говорить вообще не приходилось.
        - Соскучилась по настоящей еде? - Мелани с изумлением обнаружила, что у внешне хрупкой Евы более чем здоровый аппетит. - Смотри не лопни.
        - Постараюсь, - заверила Ева, намазывая очередной блин сливочным маслом и промакивая его чёрносмородиновым вареньем. А перед этим был мёд, и ещё творог, а ещё блин набивался жареной картошкой с беконом и грибами, а первых два блина были с мясом. - Но не обещаю…
        - Эй, правда. У нас с едой порядок. А уж тебе точно с голоду помереть не дадут.
        - Это Петропавел, да? Благодаря ему у вас такое изобилие?
        - Ну, формально говоря, нет. Университетом управляет Президент. Должность выборная, по очереди из гидов или из учёных. Все остальные гильдии представлены в Большом совете. Собрания проводятся в актовом зале, где ты уже была. Но фактически, да. Петропавел у нас главный, и это признают все. И, по-моему, такое положение всех устраивает.

* * *
        Бал был уже в полном разгаре, когда Глава гидов предложил Еве прогуляться. Стоял тёплый летний вечер, и до наступления темноты было ещё далеко. Хотя, возможно, это было одно из немногих мест на канале, где люди не боялись оказаться на улице после заката. Но, к удивлению Евы, Петропавел вёл её внутрь Университета.
        - Бал продлится до утра, - пояснил он. - Ещё успеешь потанцевать.
        - Да мне вроде не до танцев сейчас, - отозвалась Ева, думая, что Мелани была права, с парочкой последних блинов был явный перебор.
        - Нет, моя дорогая, тебе стоит потанцевать. Для многих новичков это первый спокойный вечер, а нам сейчас не нужно особо выделяться, Ева.
        - Ну, если только вы пригласите меня, - улыбнулась девушка.
        Петропавел ввёл Еву в главный корпус, и, к ещё большему её удивлению, они вернулись в актовый зал. Ева увидела респектабельного и даже, наверное, красивого человека в щёгольском чёрном френче с белыми отворотами, с длинными седыми волосами, перехваченными на затылке в конский хвост. Щёголь вальяжно беседовал с Мелани, неизвестно как здесь оказавшейся; чуть в стороне от них Ева заметила крепко сложенного человека, одетого в гидовский камуфляж. От него исходило спокойствие, и он был наделён брутальным обаянием, страшный шрам, пересекающий половину лица, лишь красил его. При появлении Петропавла с Евой все тут же устремили взгляды на них.
        - Знакомься, Ева, это Хайтек, Глава учёных, - представил Петропавел щёголя.
        Тот вежливо кивнул, подождал, пока девушка первой протянула ему руку. Еве не очень понравилось, что она увидела в его глазах. Вроде бы приветливых, доброжелательных, но… в них мелькнуло что-то, словно он смотрел на неё, как на диковинную зверюшку, диво дивное, которое очень интересно будет поизучать. И тут же Ева услышала весёлую реплику Петропавла:
        - Хайтек у нас милейший человек и первоклассный учёный. Но он не всегда в состоянии совладать со своим любопытством. - Петропавел словно прочитал мысли Евы или прочувствовал и насмешливо кивнул Хайтеку: - Ты же постараешься, друг мой?
        - Конечно-конечно, - тот смущённо закивал. - Знакомство с вами, Ева, - честь для меня.
        - Вот именно, - сказал Петропавел. - Ну а о Нил-Сонове тебе уже известно от Мелани. Добавлю только, что за ним ты будешь как за каменной стеной.
        - Привет, Ева. - Нил-Сонов подошёл к девушке и сам протянул ей руку. Манерам он был явно не обучен, однако от него будто бы исходил какой-то внутренний жар.
        И Ева подумала, что чувствовала нечто подобное только в одном человеке, которого любила почти так же, как и своего отца, - в Хардове. Только в Хардове этого было больше.
        - Завтра тебе представят ещё двух учёных, которые станут с тобой работать, - объявил Петропавел. - У них сейчас ночная вахта, поэтому завтра к вечеру сбор в моём кабинете. И пока это всё, Ева. Пока это все люди, которым ты можешь полностью доверять. Для всех остальных, Ева, кого бы ты ни встретила в Университете, будет легенда, которую мы оговорили с тобой ещё в лодке. Я лично скажу тебе, если этот круг расширится. И так будет до возвращения… Фёдора. - Петропавел тепло заулыбался. - Надеюсь, уже скоро…
        При упоминании о Фёдоре Ева тоже не смогла сдержать мечтательной улыбки. Это не укрылось от Мелани. И это не укрылось от Хайтека. Но реакция у обоих была разная. В глазах Мелани опять мелькнула догадка, тревога и забота, взгляд же Хайтека выражал только недоумение.
        - Ну вот, Мелани, забирай Еву, и идите веселиться, - улыбнулся Петропавел. - Нил, а нам с тобой нужно будет обсудить произошедшее в Весёлой сторожке. Через тридцать минут жду тебя в своём кабинете. Идёмте, дамы, провожу вас до выхода из здания.
        - Кстати, Ева, отличное платье, - сказал Нил-Сонов. Он улыбнулся и стал вдруг красивым. Невзирая на шрам. - Очень тебе к лицу.
        - Спасибо, - кивнула Ева и неожиданно почувствовала смущение: комплименты от взрослых мужчин ей ещё не приходилось получать.
        Они уже направились к выходу, когда Ева вдруг поняла, что портрет, третий слева, вновь привлёк её внимание. Настолько, что она даже задержалась перед ним, бросив своим провожатым:
        - Простите. Одну минуточку.
        На портрете была изображена очень красивая и очень степенная дама в пурпурной мантии. Её чёрные волосы были аккуратно уложены под обручем изумительной работы, который почему-то смотрелся на ней как корона. А её пронзительно-синие глаза… Ева вдруг почувствовала, что у неё ускорилось сердцебиение. И что-то она услышала, совсем тихое, но похожее на звук, которым с ней разговаривал ключ.
        Тум-па-акк, т-рр-кх
        Всё тут же прошло. От лица дамы словно исходил спокойный мудрый свет, а её рука покоилась в глубокой мягкой шерсти огромной собаки, лежащей у ног.
        - Это Лидия, - раздался негромкий голос Петропавла за спиной Евы. - Третий президент Университета от гидов. Выдающаяся женщина. Что, понравился портрет?
        - Портрет хороший, - странно сказала Ева. - А…
        - Учитель… прости, Фёдор… к сожалению её не застал. Это было в его первое возвращение. А собака у её ног - это её скремлин Раджа.
        - Что с ней случилось?
        - Они погибли, оба. При страшных обстоятельствах. Лидия была не только талантливым организатором, она была воином. Но не стоит о печальном на ночь.
        - А… когда? - Это непонятное сердцебиение опять ускорилось.
        - Идём. Ева.
        - А… у неё были дети? - вдруг спросила Ева.
        Петропавел вздохнул и отрицательно покачал головой:
        - Нет. Насколько я знаю, Лидия умерла бездетной. Идём, пора танцевать.
        И Ева позволила себя увести.
        Однако первым её партнёром по танцам оказался не Петропавел, а красивый юноша с печальными глазами, тоже из новичков. Пытаясь произвести на девушку хорошее впечатление, он вёл с ней оживлённый разговор. Точнее, монолог. Ева не поняла, о чём он говорит, хотя и вежливо улыбалась. Она думала о портрете. И всё встало на свои места. Эти пронзительно-синие глаза не спутать…
        «Похоже, Петропавел не прав, - Ева растерянно посмотрела на своего кавалера, хотя он вёл её уверенными движениями и легко кружил; она не улыбалась, довольная, как это бывает при удачно складывающемся танце. - Похоже, Лидия умерла всё же не бездетной».
        Музыка закончилась. Кавалер повёл Еву под руку к Мелани и продолжал что-то тараторить.
        - Простите, - сказала Ева.
        - О, если я сболтнул лишнего, прошу извинить…
        Ева его уже не слушала. Исчезли все звуки. Она чуть склонила голову, пристально глядя на здание Университета.
        «Лидия не умерла бездетной. У неё осталась дочь. Возможно, президент и воин Лидия держала это в секрете. Но дочь у неё осталась. Именно она спасла нас в Икше».
        Т-трр-хх, тум-па-аакк, т-рр-кхх
        Ева вздрогнула. Этот звук… И портрет, который висит там, в темноте, потому что освещение в мраморном зале выключили… И ещё ключ. Ей вдруг стало страшно. И захотелось срочно разыскать Петропавла. А лучше всего - Хардова, её доброго медведя, который всегда спасал её, был тайно рядом и пел ей когда-то колыбельную.
        «Зачем-то Лидия держала в секрете существование своей дочери. Неизвестно, кто дал ей такое странное имя. Только и глаза, и одно лицо - трудно спутать… Женщина-воин, такая же, как и её мать. Она спасла нас с Фёдором. Только вряд ли президент Лидия могла дать собственной дочери столь нелепое имя - Раз-Два-Сникерс».

4
        Нил-Сонов даже не успел постучать в дверь кабинета Петропавла, когда услышал:
        - Входи, Нил, открыто…
        Он улыбнулся и подумал, что, невзирая на возраст, Петропавел не утратил ни своего сверхчуткого слуха, ни остроты зрения, ни своей почти легендарной меткости. Тот, кто этого недооценит, сильно ошибётся. В поединке Петропавлу, наверное, до сих пор не было равных, по крайней мере в Университете. А рассказать Главе гидов Нилу требовалось о многом. Выковырянной из стены пулей дело не обошлось. Ошеломляющие результаты эксгумации не давали Нил-Сонову покоя, но, вернувшись с Евой и без Учителя, Петропавел дал понять, что поговорить придётся позже и наедине. Было ещё кое-что: Страна Теней, в которой Нил когда-то побывал и из которой его вытащил Петропавел.
        Они тогда слишком долго находились в тумане, и Нил-Сонов потерял контроль. В первый, и надеялся, что в последний, раз в жизни. Не всё помнил и не всё понимал. Экспедиция в поисках пропавших гидов завела их в самое сердце тумана или самое сердце тьмы. Эти дети были, конечно, злобными мутантами, но, наверное, их можно было ещё спасти. Хотя бы некоторых из них. Только Нил-Сонов видел, что они сделали с людьми из его отряда, его верными товарищами, устроив из их отрезанных голов свои жуткие тотемы. Петропавел принял решение дождаться утра, но ночью к Нил-Сонову вышел из тумана Хохочущий Император… Нил-Сонов ушёл за ним в эту жуткую деревню детей-мутантов и убил всех до единого, потом сжёг их жалкие шалаши. А Император сидел на троне из голов его товарищей и того, во что превращались сгоревшие дети, и продолжал хохотать… Когда появился Петропавел, было уже поздно.
        - Нил, - сказал Глава гидов, - иди за мной. Быстро. Уходим отсюда. Ты очень долго находился в тумане, и тебе нужна помощь.
        Экспедицию тогда срочно свернули, никому ничего не объясняя. Нил-Сонов не помнил, что натворил, узнал обо всём позже. Когда Петропавел погрузил его в глубокий транс и очистил, извлёк кошмарные воспоминания. Лечение помогло быстро. Это даже не было лечение гипнозом, просто туман порою может сотворить с нами чудовищные штуки. Никто ничего не узнал.
        И Страна Теней исчезла. На десять лет. А с дурными снами Нил-Сонов справился самостоятельно. И особой медитации не понадобилось. Петропавел ни разу об этом больше не заговаривал. И вот она вернулась. После происшествия в Весёлой сторожке Страна Теней вновь постучалась в его ночные кошмары. И конечно, Нил-Сонову требовалось поговорить с Петропавлом и об этом. Как это могло быть связано с укусом скремлина? Со смертельными пулевыми ранениями, нанесёнными в эту сокровенную точку… И Нил рассчитывал на полную конфиденциальность. Поэтому был крайне удивлён, обнаружив в кабинете у Главы гидов Хайтека.
        - А этот здесь зачем? - недружелюбно покосился на него Нил-Сонов.
        - Входи, Нил, - повторил Петропавел. - Давай.
        Улыбнулся, отложил пишущее перо и отодвинул от себя какие-то бумаги. Нил-Сонова несколько удивило и даже насторожило странное тихое злорадство в глазах Хайтека. А ведь ещё прошлой ночью он заходил к нему с бутылкой арманьяка и выглядел при прощании, как побитый пёс.
        - Нил, - мягко произнёс Петропавел. - Как ты знаешь, у меня нет от Главы учёных секретов, и я полностью доверяю ему. Мы не справимся с этой ситуацией по отдельности. Только вместе. Но прежде скажи, где твоя лодка?
        - В смысле, моя лодка? - удивился Нил-Сонов.
        - Твоя лодка с изображением знака Рыбы на носу? Это ведь твой знак?!
        - Где ж ей быть… - Нил перевёл несколько обескураженный взгляд с Петропавла на Хайтека. - Что он успел про меня наплести?!
        - Не он. Новый Барон речных скитальцев. Нил, тебя никто ни в чём не обвиняет - это просто вопрос. Но очень важный. Как ты можешь объяснить, что твою лодку с изображением знака Рыбы видели направляющейся в Пирогово? И что у гребца был шрам, пересекающий половину лица?
        Глава 10
        Икша: ночные мысли и первые разгадки

1
        - Лия, нет! Лия! - закричала Раз-Два-Сникерс.
        Рыжая Анна, не мигая, с завидным хладнокровием смотрела в лицо своей призрачной сопернице. Затем скосила взгляд на нож, застывший у самого горла. Он был настоящий. Рыжая Анна знала, кому принадлежал этот нож, складной, с длинным фиксируемым лезвием.
        - Что будешь делать? - тихо спросила она.
        Волк, Королева оборотней, узнав своё оружие, чуть слышно зарычал, и вновь в нём на миг проступил облик Хардова. Но призрак словно опомнился, сбросив с себя злобное наваждение; Лия заморгала, и Тихон на тот же короткий миг увидел самую красивую девушку, которая жила на этой земле полтора десятка лет назад.
        - Прости меня, щенок, - прошептала Лия волку, а тот в ответ лишь снова заскулил. - И ты, малышка, прости…
        Её рука сделалась совсем прозрачной, и нож выпал на траву.
        «Наверное, это единственный предмет в мире, который она в состоянии была удержать», - мелькнула в голове Рыжей Анны какая-то неуместная мысль.
        - Лия, нет! - жёстко произнесла Раз-Два-Сникерс. - Я прошу тебя… ты не можешь сейчас исчезнуть.
        Но призрак, будто бы пристыженный, отвернулся от всех и начал таять. Волк ещё поскулил недолго, поднял зубами свой нож и, зажав его в пасти, посмотрел на Тихона. Потом на Рыжую Анну, и у той заныло сердце. Цвет глаз волка… Это всё ещё был Хардов, её сероглазый король, парень с вороном, но не было во взгляде мольбы о помощи, лишь боль, скорбь и отчаяние…
        «Хардов, гордый, упрямый ты сукин сын! - чуть не выкрикнула Рыжая Анна. - Что ты сотворил с нами обоими?!»
        Но глаза волка уже потемнели; мотнув громадной головой, он затрусил в сторону тумана. И вся стая оборотней покорно последовала за ним.
        - Ну что, теперь вы довольны?! - выкрикнула Раз-Два-Сникерс.
        - Я… - впервые в жизни Тихон не нашёлся с ответом, и Раз-Два-Сникерс решила помочь ему:
        - Теперь вы мне верите, да? - горько сказала она.
        Тихон плотно сжал челюсти, и они заскрипели, и это не было его привычкой. Затем он еле заметно кивнул:
        - Верю в то, что ты говоришь правду.
        «Удивительный ответ, - подумала Рыжая Анна, не давая горечи заполнить всё внутри себя. - Ты искренне веришь в то, что говоришь правду, но также вероятно, что правдой это не является. Вот такие вы, гиды! Не верите ничему. И я становлюсь такой же».

2
        Они проговорили ещё очень долго, и Тихон вынужден был признать, что если у этого клубка загадок существует хоть какое-то разумное объяснение, то версию Раз-Два-Сникерс можно принять как единственно приемлемую.
        «Всё же в душе ты осталась настоящим гидом, - думал Тихон, слушая её. - Синеглазая девочка, которая когда-то заблудилась в лесу. И мы нашли тебя… Да, ты отступница, и с этим не поспоришь. Причина: смерть Лии, которую ты боготворила, потом Шатун, когда никого не оказалось рядом… И во всём замешана… любовь. Но теперь твоя вина искуплена, и с этим тоже не поспоришь».
        Потом, всё так же слушая её, Тихон бросил взгляд в туман, где скрылась стая оборотней.
        «А вот вина Тео, их Учителя, Фёдора, перед Хардовым, существует ли она на самом деле? Не фантом ли, который давно пора отбросить? Ведь перерезая трос, Тео лишь хотел, чтобы Хардов остался жив. Пожертвовал и собой, и Лией, потому что по-другому не получалось. И против собственной воли положил начало всем последующим событиям, которые закрутились в такой немыслимый клубок. А тебя, синеглазая девочка… - Тихон вдруг улыбнулся Раз-Два-Сникерс, что ту лишь озадачило. - Возможно, мы тогда нашли тебя в лесу неслучайно. Можно верить в судьбу, можно не верить, но тебе в этой истории явно отведена особая роль. И с этим тоже вряд ли поспоришь».
        - Что вы улыбаетесь, Тихон? - насторожилась Раз-Два-Сникерс. - Со мной что-нибудь не так?
        - По-моему, именно сейчас с тобой всё в полном порядке.
        - Угу…
        - Улыбаюсь, потому что рад. - Он снова бросил взгляд в туман, где скрылись оборотни. - Контур… Очень непривычное слово для гидов. Я рад, что ты выжила здесь.
        - Давайте без этих соплей.
        - Хорошо. - Тихон начал загибать пальцы левой руки. - Допустим: Фёдор и Ева; Рыжая и Хардов, ты… Кто ещё в контуре?
        - Лия этого точно не знает. Кто-то, кого здесь пока нет.
        - А она сама?
        Раз-Два-Сникерс задумчиво пожала плечами:
        - Возможно. Пока всё не закончится. Я тут было решила, уж не Юрий ли Новиков. Икша мне показала, что происходит… Этот хлюпик, он теперь вроде Шатун… По крайней мере, сам он в этом убеждён.
        Тихон бросил на неё короткий взгляд. Она так же пожала плечами:
        - Поди их теперь разбери, они же что-то вроде… спаялись, как хреновы сиамские близнецы.
        - Ты уверена?
        - А вы бы были уверены в подобных вещах? Икша… - У Раз-Два-Сникерс дёрнулась щека. - Но спаялись. Пожалуй, для Шатуна это единственный выход.
        - Мы возьмём госпиталь Косьмы и Дамиана под самый пристальный контроль.
        - Если уже не поздно. Я думаю, Шатун теперь вовсю манипулирует хлюпиком… Задушите его подушкой или шарфиком?
        Тихон отмахнулся от этого предложения. Потом спросил:
        - А Лия? Как считаешь, она ещё…
        - Появится?! Да. Только сейчас всё будет сложнее. Мне придётся её разыскать. И вот ещё что: вы, Тихон, наверное, сможете ненадолго остаться и помочь нам с… Рыжей. - Раз-Два-Сникерс усмехнулась, глядя на Анну. - Думаю, я даже смогу уговорить Лию, и она вам покажется. Она здесь, в этом мерзком городишке: не знаю где, не знаю как, но разыщу её. Но остальным придётся немедленно уйти. Итак чуть не наломали дров.
        - Хорошо, - согласился Тихон. - Гиды останутся на Линии застав, по крайней мере, до моего распоряжения.
        - Мне всё равно, где они останутся. - Раз-Два-Сникерс пожала плечами, затем обернулась к Рыжей Анне: - Ну и что всё это значит? Я про птичку… Раджа, Лидия, или как там у вас?
        Рыжая Анна сухо усмехнулась, и секунду взгляды двух женщин словно испытывали друг друга. Однако горлица, вцепившаяся в плечо Анны, весело закурлыкала, и та тихо произнесла:
        - Не знаю. Но это Лидия. Мой скремлин. Мой хорёк.
        - Вот эта вот птичка - твой хорёк? - короткая, похожая на изумлённый выдох усмешка сорвалась с губ Раз-Два-Сникерс. - Занятная ты, подруга, однако.
        Рыжая Анна миролюбиво повела плечами:
        - Не знаю, что тебе сказать. Но это мой скремлин. - горлица Раджа чуть не задохнулась в радостном курлыканье. - Вот, ты же видишь, мы не ошибаемся обе.
        И Анна нежно, словно это было их первым прикосновением, дотронулась до горлицы, и та замерла, уткнувшись головой в её плечо.
        - Ну, вот мы и снова вместе, - прошептала Рыжая Анна. - Нашлись.
        - Обалдеть. - Раз-Два-Сникерс горько ухмыльнулась. - Я смеюсь, но мне почему-то хочется выть. Видимо, нервы, с девочками бывает такое… Твой парень - волк. А твой хорёк - лесная голубка… В занятном я оказалась городке. И вы все такие милые.
        - А призрак девушки моего парня и, как понимаю, твоей наставницы, который чуть не перерезал мне горло, тебя не так сильно удивляет? - Рыжая Анна смотрела на неё прямо, но улыбнулась почти дружески.
        - Хрень, - выругалась Раз-Два-Сникерс. - Она бы никогда этого не сделала. Ни живая, ни мёртвая. Ты не знала Лии.
        - Придётся и узнать. Мало ли что ей ещё взбредёт в голову.
        - Ты полегче, - осадила Рыжую Анну Раз-Два-Сникерс. - Как я понимаю, нам какое-то время предстоит провести вместе. По крайней мере, до тех пор, пока Хардову не надоест бегать во главе псиной стаи. Поэтому лучше сразу провести границы.
        - Хорошо. Я понимаю тебя. Но хочу, чтобы ты тоже кое-что знала. Призрак его любимой стоит между нами с самого начала, и тебе придётся рассказать мне о ней. - Рыжая Анна говорила спокойно. Чуть сухо, но Тихон знал цену подобному - это было спокойствием стрелка перед выстрелом.
        «Да уж, - подумал гид. - Они обе стоят друг друга».
        - Для всеобщей пользы, - добавила Рыжая Анна. - Расскажи один раз, и больше никогда к этому не вернёмся.
        Раз-Два-Сникерс отвернулась, тихо фыркнула, сказала:
        - Видимо, придётся… Хотя при других обстоятельствах за подобное требование я бы пустила тебе пулю между глаз.
        - При других обстоятельствах, - теперь весело улыбнулась Рыжая Анна, - я бы поступила с тобой так же.
        - Так, дамы, - поднял руки Тихон. - Надеюсь, приветственные речи закончены?
        - Вполне, - кивнула Раз-Два-Сникерс. - Но вот что интересно: если твой хорёк теперь летает и бестолково курлычет…
        - Ты тоже полегче, подруга, - в свою очередь осадила её Рыжая Анна.
        - Я к тому: где же Мунир? Где его ворон?
        - Появится, когда будет по-настоящему нужен, - спокойно сказал Тихон. - И это вселяет определённый оптимизм: значит, всё пока идёт, как надо. А вот насчёт Лидии…
        - Что насчёт Лидии? - тут же откликнулась Анна.
        - Я не сомневаюсь, что это она, - заверил её Тихон. Ты… В таких вещах гиды не ошибаются. Лидия, конечно. Но эта метаморфоза… Такое случается в исключительных случаях. Я могу припомнить лишь один. Это либо может обозначать смерть гида и переход к другому владельцу… Но ты жива. Либо…
        - Что «либо»? Говорите.
        - Тотальная смена среды. Что-то, с чем мы не встречались прежде.
        - О чём вы?
        - Анна, - Тихон серьёзно посмотрел на неё. Раз-Два-Сникерс показалось, что в голосе гида появились печальные интонации. - Мы не знаем, что лежит за пределами тумана. Возможно, другой, более открытый и широкий мир, где крылья могут понадобиться больше.
        - Я вас не понимаю, - с хрипотцой произнесла Рыжая.
        - Лидия изменилась. Крылья позволяют покрывать гораздо большие расстояния. Думаю, твой хорёк знает о грядущем… о предстоящем гораздо больше нас.
        - Лидия? - Рука Анны потянулась к горлице и повисла в воздухе. - Но… как? Откуда?
        - А откуда несмышлёный ребёнок знает, как ему расти? - мягко улыбнулся Тихон. - А яблоня, когда ей покрываться цветами?
        - Да о чём вы говорите? - тут же вмешалась Раз-Два-Сникерс.
        Тихон как-то странно проникновенно посмотрел на обеих женщин и тихо сказал:
        - Если таковые существуют, я думаю, контур будет собран за пределами тумана.

3
        Огромный пёс спал на свалке мусора. Он был стар, и его когда-то густая шерсть сильно свалялась. Он не помнил, сколько жил на свалке и как оказался здесь. Внешние шумы сейчас не прервали его сна. Пёс знал, что это привезли просроченное мясо, и собак помоложе ждёт обильный пир. Но собаки помоложе не пускали его к пище, пока не наедятся до отвала. И старому псу достанутся лишь кости, будет счастьем, если некоторые окажутся обглоданы не до конца. Старый пёс привык довольствоваться малым.

4
        - Шатун. Он всегда хотел пройти сквозь туман, - нахмурилась Раз-Два-Сникерс. - Это стало его навязчивой идеей. Почему-то он считал, что ему в этом помогут блюзы.
        - Блюзы? - Тихон удивлённо вскинул брови.
        - Ну да. Музыка. Он… болтал во сне, уж простите за откровенность. И там у него были Парень Боб и Чёрный Джимми. Были ещё и другие, но эти двое чаще всего. Музыканты оба. Мёртвые музыканты.
        - Музыка здесь при чём? - Рыжая Анна с интересом посмотрела на неё.
        - Я-то откуда знаю, - пожала плечами Раз-Два-Сникерс. - У Шатуна было много закидонов. Но в ту ночь, когда я пыталась извлечь его из станции «Комсомольская»… в последний раз пыталась поговорить с ним… В общем, я поняла, что они существовали на самом деле. И Парень Боб, и Чёрный Человек Джимми. Не только в его сдвинутом воображении; там, на станции они выходили к нему. Ну, или их тени. И тогда я впервые подумала, что, может, его навязчивая идея не столь уж…
        Раз-Два-Сникерс замолчала, словно подбирая нужное слово.
        - Невероятна, да? - мягко подсказал Тихон.
        - Да не знаю! Он был тем ещё психом. Видели бы вы, что он сотворил с собой в тумане. Всемогущества ему захотелось…
        - Гиды давно заняты этой проблемой. - Тихон посмотрел на Раджу, говорил чуть слышно, но, казалось, сейчас даже голубка внимала ему. - Честно говоря, это единственная наша задача: нащупать границы тумана и постараться определить, что за ними. Всё остальное - внешнее. Для внешнего мира - полиции, обывателей, даже гребцов. Ну, сталкерская деятельность, водим в туман учёных, добываем секреты и артефакты… Очень удобно - за непонятной, но явно общественно-полезной деятельностью скрыть истинную цель.
        - Почему вы никогда мне этого не говорили? - Рыжая Анна усмехнулась, лёгкий укор.
        - Вот говорю. - Тихон развёл руками. - Пришло время. Думаю, вы сейчас, ваш удивительно сложившийся… контур, ближе всего к разгадкам.
        - Хардов знал об этом? - Горечь, промелькнувшую в голосе Рыжей Анны, услышала только Раз-Два-Сникерс.
        - Да. Только высшие гиды - самый близкий круг. И ещё несколько учёных. По эту сторону шлюзов только Павел Прокофьевич Щедрин, отец Евы.
        - Ну и кто из нас плут и сукин сын? - покачала головой Раз-Два-Сникерс.
        - Не торопись с выводами, - попросил её Тихон. - Жизнь на канале только начала налаживаться. Опасные идеи в руках безумцев - это как поднести спичку к бочке пороха и посмотреть, что будет. Преодолеть границы дозволенного - одна из самых опасных идей. Те, кто выдерживал и не становился демонами, потом назывались святыми.
        - Ну, уж вы точно не сборище святых, - обронила Раз-Два-Сникерс.
        - Точно, - рассмеялся Тихон. - Но других нет. Приходится довольствоваться тем, что дано. Миссия Учителя, Лии и Хардова была занята именно этим. Там, в Хлебниковском затоне, одно из… тонких мест. Ещё есть в Москве. Совсем рядом с Великим Университетом. Чем закончилась их миссия, вам известно.
        - Тогда почему их было только трое? - А вот горький укор в голосе Раз-Два-Сникерс услышали все.
        - Нет, группа была больше. Остальные отвлекли на себя внимание «Кая Везд», проклятого корабля. Его логово как раз в затоне. Кстати, твой друг Шатун, полагаю, связался именно с ним.
        - И наш контур ближе всего?! - сказала Раз-Два-Сникерс. - Восторг! Обалдеть можно. То есть все мы окажемся в дурке. Если выживем. Хрен он, этот Шатун с его всемогуществом… И вот я любила этого хрена! Надо ж так вляпаться…
        - И сейчас ещё любишь? - спросила Рыжая Анна. - Хоть и спалила ему мозги?
        - Ты это… - Синие глаза Раз-Два-Сникерс потемнели. - Не лезь ко мне… Нечего тут копаться, подругу изображать.
        - Не лезу, - сказала Анна. - Просто мне знакомо такое.
        Раз-Два-Сникерс отстранилась немного, посмотрела на Тихона и Рыжую Анну и сказала:
        - Гиды - орден святош, убийц и законченных лгунов.
        - Ага, - кивнула Рыжая Анна. - Только ты тоже теперь с нами.
        Раз-Два-Сникерс отвернулась. Впервые после своих одиннадцати лет, когда она потеряла Лию, подумала о чём-то странном. Здесь, в Икше, в городе беспощадных видений, она впервые подумала, как бы хорошо было выплакаться и затем, возможно, принять этих людей, которых она ненавидит и любит, презирает и которыми восхищается. Но когда она снова взглянула на своих собеседников, её глаза были абсолютно сухими.
        - Тихон, - сказала она, - у меня есть ещё один вопрос, на который, вероятно, ответить сможете только вы. Если на него вообще существует ответ. Эта горлица спасла меня от отравленной воды, когда я… умирала здесь от жажды. Но Лии она назвалась Раджой. Уж не знаю, как скремлины могут разговаривать с призраками… Если этот бестолковый летающий хорёк - Лидия, то что может означать имя «Раджа»?

5
        Юрий Новиков стоял в темноте, прижимая к груди музыкальную шкатулку Шатуна. Игрушку, безделицу с балериной, танцующей блюз, на крышке, которую смастерил один блаженный чувачок из деревни Деденёво. Юрий Новиков знал, что они там все слегка блаженные, потому что рядом находилась она - станция, великая и загадочная насосная станция «Комсомольская».
        «Что ты видел?» - спросил Шатун в голове Юрия Новикова, уже больше не вызывая приступов лёгкого головокружения.
        - Как всё произошло, - откликнулся Юрий и провёл языком по высохшему нёбу.
        «Она пустила сигнальную ракету, когда я уже почти настиг их. И мой человек, Фома, взорвал дверь в станцию. Думал, что спасает меня. Она одна знала, что случится».
        - Она спалила тебе мозги, - хищно усмехнулся Юрий Новиков. - Она всегда была лживой стервой.
        «Не стоит её сильно ругать. - Юрий почувствовал, как улыбнулся Шатун, и от этого в висках возникла лёгкая резь. - Я до сих пор восхищаюсь ею».
        - Ну-ну, - по привычке огрызнулся Юрий. - Может, мне ещё повосхищаться Евой?
        «Что ты собираешься делать со своей сбежавшей невестой - твоё дело. А вообще, прекрати, партнёр, свои прошлые штучки, нас впереди ждёт столько нового».
        - Я ещё видел кое-что.
        «Говори».
        - Ты же всё знаешь.
        «Некоторые вещи лучше проговорить».
        - Ну, ты стоял на палубе прекрасного белого парохода, настоящего пассажирского лайнера, который плыл по каналу…
        «А вокруг?»
        - Всё было залито вечным солнцем юности… Я столько никогда не видел… радости, воплощённой в действительность. И твой хозяин… хозяин парохода и всего канала… У него были пышные усы, белый френч и изумительная, по-отцовски строгая и одновременно добродушная лукавинка в глазах.
        «Назови его».
        - Ну… - запутался Юрий. - На канале его называют «Вторым».
        «Это ошибка. Просто его памятник взорвали, и остался только памятник Ленину… А Второй… Он и был по-настоящему первым. Он был отцом всего. Он построил мир канала. Залитый вечным солнцем юности».
        - Да, - подтвердил Юрий Новиков, хотя от усмешки Шатуна в висках вновь возникла резь. - И ещё эта музыка звучала, торжественные бодрые марши…
        «Ну, теперь-то мы с тобой предпочитаем блюз».
        - Конечно, - согласился Юрий. - И везде на пароходе было написано его название «Октябрьская звезда». А ты смотрел на спасательный круг, там тоже были буквы названия. Всего лишь на миг отвернулся от своего гостеприимного хозяина и от другого, который стоял в тени и как-то странно посмеивался, хихикал…
        «Лаврентий Палыч… Добродушный был человек».
        - А потом это произошло.
        «Взрыв, который она организовала? Фома взорвал дверь в станцию, и связь прервалась».
        - Да, я видел. На мгновение наплыла полная тьма. А потом словно сумерки…
        «И что тебя испугало?»
        - Хозяин и тот, кто хихикал… В сумеречном свете они выглядели давно истлевшими мертвецами, и эти их чёрные пустые провалы глазниц…
        «Такое бывает, - снова усмешка и снова резь. - Но тебя испугало не это».
        - Не это… - признался Юрий. - Буквы…
        «На спасательном круге? Да?»
        - Они осыпались. В сумеречном свете буквы названия парохода «Октябрьская звезда» осыпались, и осталось только «Кая Везд». Остальное словно истлело. А ведь так на канале зовут проклятый корабль…
        «И ты усомнился в вечном солнце юности?»
        - Ну не то чтобы… Я хочу ещё кое-что рассказать.
        «Говори».
        - Или мои сны тебе тоже известны?
        «Посмотрим. Говори».
        - Мне снилось, что я иду по огромному городу. Ночь, но он был весь в огнях…
        «Назови его».
        - Москва, - чуть снова не огрызнулся Юрий Новиков. - Москва, конечно, ты же ведь знаешь!
        «Спокойней, партнёр».
        - Я шёл по улицам, полным людей и чудес Великой ушедшей эпохи: автомобили, обилие света, беззаботный мир, похожий на карнавал… и оказался у места…
        «Клуб? Ночной клуб? В нём звучала музыка?»
        - Да. Клуб. И он назывался так же - «Кая Везд». Очередь беспечных веселящихся людей перед входом в клуб «Кая Везд». Тебе не кажется это подозрительным? И главное, там играли эти твои музыканты, что живут в шкатулке с балериной, танцующей блюз. Парень Боб и другие…
        «Ну, значит, они живут не в шкатулке».
        - Прекрати смеяться! От твоего смеха у меня резь в висках.
        «Привыкай. Смех - лучшее лекарство от того, что спрятано в темноте».
        - О чём ты?
        «В смутных сумерках человеческой души».
        - О чём ты?! И прекрати смеяться…
        «Забудь; это была шутка… Но насчёт смеха, запомни: мужчина, который не смеётся минимум десять раз в день, будет иметь проблемы с пищеварительным трактом. А это посерьёзней рези в висках».
        - Всё-таки и я тебя знаю, как облупленного, Шатун, - ухмыльнулся в свою очередь Юрий. - Слышал всё уже десять раз.
        «Что ж тогда тебя тревожит?»
        - Почему клуб «Кая Везд»? И почему в нём играли твои мёртвые музыканты?
        «Значит, они не так уж и мертвы, а? Как считаешь?»
        - Но ведь это проклятый корабль?
        «Клуб? Ночной клуб, где звучит музыка, - проклятый корабль?! Возьми себя в руки…»
        - Но ведь ты говоришь, что я должен подниматься на палубу, где меня ждёт хозяин?
        «Не трать время, поднимайся. Не только хозяин - вечное солнце юности…»
        - Хорошо. Но ведь ты смотрел на спасательный круг. И в сумеречном свете буквы-то осыпались.
        И вот теперь голова Юрия Новикова чуть не взорвалась, потому что её заполнил хохот Шатуна.
        «Осыпались буквы?! На спасательном круге?»
        - Прекрати!
        «Осыпались?! Поднимайся: значит, пора их вернуть на место».

6
        Раз-Два-Сникерс проснулась посреди ночи в звоннице. Раджа или теперь Лидия (она почему-то предпочитала первое имя) не спала, лунный свет слегка серебрил пух на её грудке. Голубка склонила голову и тихонько закурлыкала, лунный свет теперь блеснул в её круглых глазках. Анна сладко потянулась и прошептала:
        - Спи, Лидия. Всё хорошо.
        «Да, - подумала Раз-Два-Сникерс, - у тебя всё хорошо. Ты приняла происходящее, не раздумывая. А что ждёт в конце? У вас хоть вероятная встреча с возлюбленным, а что ждёт меня? Я обещала Лии, что вытащу Хардова отсюда… И поняла, что я гид. Они приняли меня обратно, хоть и не говорят об этом… Я очень хочу, чтобы Хардов вернулся и не гнал меня больше, но ведь это только мостик с Лией. С прошлым, хрупкий мостик, качающийся над бездной. Или нет?»
        Эти странные ночные мысли. Раз-Два-Сникерс поднялась и выглянула наружу. Площадь перед колокольней была пуста, лишь лунный свет и всегда подвижные в этом городе видений тени. До этого момента Раз-Два-Сникерс не задумывалась, ей приходилось действовать и выживать, но вот первая в Икше пауза спокойствия, и странные тревожные ночные мысли.
        Тихон помог им укрепить ворота в колокольню, сделать запас воды и провианта и сейчас спал внизу. Словно его и не пугала Икша вовсе, словно он был заговорён. А Лия так и не показалась. Прошла ночь, день, полный хлопот, и ещё одна ночь. Они договорились, что если ничего не изменится, то утром Тихон уйдёт.
        Ночные мысли…
        Откуда вдруг это смутное беспокойство? Её никогда прежде не занимали подобные вопросы. Она жила, чтобы жить, и чувствовала себя вполне комфортно, иногда даже счастливо с Шатуном и мальчиками Шатуна. Что ни говори, а у них вышла неплохая команда. Один Колюня-Волнорез с его вечным сплёвыванием и обожанием Шатуна, которого он пытался во всём копировать, чего только стоил. Или Неверующий Фома, ведь по одному только её приказу взорвал дверь на станцию «Комсомольская»… Доверие мальчиков Шатуна к ней было безграничным. Раз-Два-Сникерс печально улыбнулась. Теперь всего этого нет. Она предала два раза: сначала гидов, потом Шатуна. Права Рыжая: она всё ещё любит его? Раз-Два-Сникерс этого не знала. Но Шатун пытался её убить. Она оставила ему шанс на спасение, она простила его, почти умоляла, правда, не спуская пальца с курка, но он-то ей шансов не оставил.
        Раз-Два-Сникерс тяжело, почти беззвучно, чтобы не разбудить Рыжую Анну, вздохнула. С прошлым было покончено. Но что ждёт впереди? Она… меняется, откуда вдруг эти ночные мысли, или это опять Икша играет с ней?
        - Паршивый ты городишко! - прошептала Раз-Два-Сникерс, глядя, как тени ползут по площади в размазанном лунном свете. - Где Лия? А?! Скажи!
        Раджа опять закурлыкала, и Раз-Два-Сникерс ей дружелюбно усмехнулась:
        - Заткнись, бестолковая птичка! Да и не птичка ты вовсе…
        (а… кто?)
        Хорёк. Анна не ошиблась, конечно. Но кто такая Раджа? Тихон не смог ответить на этот вопрос. И почему сейчас, беспокойной ночью, когда всё так обострено, это кажется настолько важным?
        «Хреновы ночные мысли! - Раз-Два-Сникерс дёрнула головой и, набрав полный рот слюны, нарочито жёстко сплюнула на улицу. - Утром разберёмся. К чертям всё это нытьё!»
        Совсем скоро комок слюны достиг земли. Раз-Два-Сникерс улыбнулась и вернулась на свою лежанку. Устроилась поудобнее, потянулась и тут же уснула.
        «Лия, как же ты сейчас нужна мне», - такая была мысль, перед тем как пришёл сон.
        Раз-Два-Сникерс проснулась. Лия была тут, нежно склонилась прямо над её лицом. Или это ей всё ещё снилось?
        - Малышка, зачем ты положила ей ключ? - ласково спросила Лия.
        - Ключ?
        - Да, ключ Фёдора.
        - Я… не знаю.
        - Подумай. Вспомни.
        Раз-Два-Сникерс нахмурилась (если это, конечно, не было сном): она взяла этот ключ в «Лас-Вегасе». Как можно было оставлять такую вещь на спинке стула? Когда началась эта перестрелка, - что-то внутри Раз-Два-Сникерс жёстко усмехнулось, - точнее, стрелял только Фёдор, никто из дмитровских полицейских и ищеек Трофима не успел сделать даже выстрела… Когда всё началось, Раз-Два-Сникерс сидела в главном зале «Лас-Вегаса» в теневом углу и пила своё пиво. Она наблюдала за всем со спокойный отстраненностью. И видела, как во время танцев, в полутьме и искрящемся свете шоу «Бледных мутантов» Фёдор незаметно подошёл к опустевшему столику Вероники и её жениха (к тому времени Раз-Два-Сникерс уже навела необходимые справки) и повесил на спинку стула девушки свой ключ на длинном шнурке. Ключик для новобрачных. Видимо, решил расстаться с ней. Что неудивительно - Вероника предала его, но дело было вовсе не в этом. Фёдор наконец понял, что любит Еву, и решил отпустить прежнюю невесту без всяких сцен. Таков был обычай на канале. Без проблем. Раз-Два-Сникерс тогда это даже позабавило. А потом над Евой нависла угроза.
И в Фёдоре проснулся тот, второй - Тео. Учитель, ради которого всё было затеяно. Раз-Два-Сникерс предусмотрительно отодвинулась, рассчитав возможные линии ведения огня. Фёдор лишь хотел защитить Еву, но результат превзошёл все ожидания. Они ведь скрутили его, ударив головой о стойку бара, и он был безоружен. И Раз-Два-Сникерс впервые увидела, кто таился в Фёдоре, незатейливом пареньке из Дубны. Он забрал их оружие и не дал никому сделать ни единого выстрела. Но и сам никого не убил, лишь ранения, иногда тяжёлые. Просто нейтрализовал, чтобы не мешались. Безукоризненная работа! Раз-Два-Сникерс, оставаясь безучастной, внутренне аплодировала. Бедный незатейливый паренёк сам не понял, что произошло, не знал того, кто до сих пор спал в нём. И началась паника, народ повалил по лестнице прочь из зала. А Рыжая Анна увела изумлённого, - да что там - шокированного! - от того, что он только что натворил, Фёдора и Еву через потайной ход. Они незаметно покинули «Лас-Вегас». И у Рыжей - безукоризненная работа. Ключ остался висеть на спинке стула. Совершенно не отдавая себе отчёта, для чего… но как можно было
оставить - ведь это вещь… Учителя. Пригодится. Возможно, предполагала выторговать что-нибудь у Хардова
        (прощение? Информацию о Лии?)
        за столь ценную вещицу.
        А когда в колокольне Икши они все оказались прижатыми к стенке, случилось то, что случилось. И оказалось, что не только в Фёдоре таилось иное: они с Евой спалили тогда к чёртовой матери целую стаю оборотней. Раз-Два-Сникерс усмехнулась: в безвыходной ситуации любовь показывает своё беспощадное лицо. А не так ли вышло между ней и Шатуном? Хреновы ночные мысли… Но Раз-Два-Сникерс вовсе не думала в тот момент о ключе, она забыла о нём. Вспомнила позже, потом, когда стало ясно, кто такая Ева и почему её прячут с тем же усердием, что и Фёдора. И… пожалела девушку. Когда Ева опомнилась, с ней случилось что-то вроде внутренней катастрофы: совсем ещё молоденькая, ей было нелегко вот так открыться перед всеми, видимо, она считала себя чем-то вроде чудовища. А Раз-Два-Сникерс это было хорошо знакомо. Испытала нечто подобное, и не раз… И когда она приняла решение вернуться в звонницу и остановить Шатуна,
        (возможно, ты приняла решение пожертвовать собой?)
        оставлять ключ при себе больше не имело смысла. И она незаметно сунула его в Евин рюкзак. Их это теперь вещь, сами разберутся… И больше не думала о ключе. Остановила Шатуна, видимо, спалив его и без этого съехавшие мозги, скорбела из-за гибели Хардова от оборотней и пыталась выжить. Никаких иных мотивов. Просто в начале всего взяла ключ со стула, а в конце незаметно подложила Еве. Без всякого особого умысла.
        - Ты в этом уверена, малышка?
        - Ну, да…
        - Подумай ещё раз.
        - Мне не о чем думать. Взяла и… вот.
        - Подумай хорошенько.
        - О чём ты, Лия?
        - Поймёшь, для чего взяла ключ, узнаешь, что означает имя «Раджа».
        Глава 11
        Перерождение Евы

1
        Этой ночью ключ опять звал её. Стоило признать, что его зов становился всё более беспокойным. Ева проснулась на рассвете с ощущением того, что за ней кто-то наблюдает. Приподнялась на подушках и протёрла глаза. За окном лишь плыли белёсые сумерки, и, видимо, на самом деле её просто разбудил трескучий знакомый звук.
        Трхх-трм-памкм
        Он и сейчас ещё таился здесь, где-то на грани слуха, но стоило резко повернуть голову и посмотреть на вещмешок, что стоял в углу, звук, словно не желая выдать себя, исчезал. Ева нашла ногами прикроватные тапочки и встала с постели. Конечно, за окном никого не было, никто не припадал к стеклу и не смотрел на неё спящую; да и кто мог забраться по стене так высоко, на двадцать шестой этаж? Всё же Ева подошла к окну и тихонько открыла фрамугу. С внешней стороны не было решётки, стекло не защитили никак, да и, видимо, не требовалось этого делать. Свежий утренний воздух начал наполнять её комнату. Ева распахнула окно настежь и осторожно посмотрела вниз; приятное лёгкое головокружение от чувства высоты. Она уже начала привыкать к нему и подумала, что совсем скоро смогла бы начать гулять по крышам. Девушка рассмеялась, затем зевнула. Повернула голову, посмотрела на серую и пока плохо различимую дальнюю стенку. Подумала, что с утра стоило бы получше изучить скульптурные композиции в угловых нишах. И о том, что Петропавел пообещал поднять её как-нибудь на самый верх. Закрыла окно, оставила себе лишь
фрамугу.
        Трхх-трм-памкм
        Ева резко обернулась. Вещмешок по-прежнему темнел в углу.
        - Ну, что тебе надо? - прошептала Ева.
        Она не хотела больше слышать этот шершавый и будто бы нечеловеческий, какой-то искусственный голос. Будто бы какую-то птицу-пересмешника выучили бездумно болтать. Но треск повторился. Ева болезненно поморщилась.
        - Ну, хорошо, - проговорила она, словно и сама погрузилась в какое-то подобие сомнамбулического сна. Это прекратится, если дать ключу поговорить с ней. Вряд ли она услышит что-нибудь новое, в разных вариациях шершавый голос тёмного пересмешника твердил одно и то же, но всё-таки…
        Ева даже не заметила, как прошла расстояние от окна до своего вещмешка, и вот она уже развязывает его. Спросонья в столь ранний час всё выглядит несколько странно-обострённым, и её рука, словно со смутной жадной алчностью, ищет тесёмку, чтобы скорее ухватиться за ключ… Находит, пальцы девушки крепко сжимают металл, ключ проваливается в глубину её ладони, как будто исчезает там.
        Она услышала что-то новенькое:
        «…если ты позволишь мне войти».
        И всё, зов прошёл. Всё закончилось. Как будто и не было никакого шершавого голоса. Через мгновение он казался невозможным. Подозрительным плодом её воображения. И теперь эта странная лёгкость, и Еву снова потянуло ко сну. Всё же она подумала: «Наверное, Петропавел прав. Стоит отдать ключ на хранение. Пусть ждёт Фёдора там».
        Вернулась в постель, уютно укрылась одеялом, оставив фрамугу распахнутой. Утренняя свежесть… «Вот прямо с утра его и отдам», - решила Ева. Повернулась на правый бок и тут же спокойно уснула. Ей снилось что-то хорошее. Не связанное с Фёдором, ни с кем-либо, кого она знала прежде. Правда, несколько позже Ева обнаружила в своём сне тревожное тёмное место. И вот если бы его удалось оттуда убрать, всё сделалось бы таким хорошим, просто замечательным…
        Нечто из угловой ниши, где вроде бы Ева видела скульптурные композиции, быстрой, почти невидимой тенью проскользнуло по внешней стене величественного здания. И хоть фрамуга оставалась открытой, оно не стало отпирать окна. А припав вплотную к стеклу, не мигая, смотрело на девушку. И видело, как она улыбается во сне.

2
        Нил-Сонову тоже не спалось в этот утренний час. Конечно, Петропавел не выдвинул против него каких-либо обвинений, и вовсе не для этого его позвали, но разговор вышел странным.
        - Когда мою лодку видели в Пирогово? - спокойно поинтересовался Нил, игнорируя тихий, почти невыдаваемый блеск злорадства в глазах Хайтека.
        - Накануне твоего отплытия в Весёлую сторожку, - ответил Петропавел.
        Нил-Сонов облегчённо улыбнулся:
        - То есть тридцатого мая? Хорошо, что я прекрасно помню этот день. Я был здесь, в Университете, потом мы с группой гидов обследовали дальние плантации. Учётная запись моих действий есть в журнале.
        - Мне это известно, Нил, - кивнул Петропавел. - Правда, в течение нескольких часов на плантациях ты занимался своими делами, и никто из группы гидов не может точно сказать, где ты был. Каждый из них уверен, что тебя видел кто-то другой. В журнале сохранилась, косвенно, запись и об этом.
        - И вы считаете, что я за столь короткое время успел смотаться в Пирогово, чтобы рано утром выйти со сменой на Перервинскую плотину?
        - Нет, конечно, Нил, - улыбнулся Петропавел, - я так не считаю. Поэтому нам и нужна твоя помощь.
        - А шрам? - вставил Хайтек.
        Нил-Сонов опять почувствовал жгучее желание заставить его прекратить юлить, но взял себя в руки.
        - Точно такой же шрам есть у Лазаря, - напомнил Нил спокойно. - С какой стороны, кстати? Речные скитальцы что говорят по этому поводу?
        - Точно не помнят. Они перепуганы. Этот человек пристрелил их капитана и ещё нескольких, - глухо произнёс Петропавел. - И вот ещё что, Нил… Они же, скитальцы, сами мастера по зельям, и ядовитый плющ узнали сразу - лицо гребца было изменено до неузнаваемости. Прости за тавтологию.
        - Ну, вот видите, - Нил-Сонов пожал плечами. - Я не знаю, кто мог взять мою лодку, но сейчас она на месте. А о её пропаже на причалах не заявляли.
        - В журнале сказано, что ты и группа гидов вышли на плантации в разных лодках, - злорадного блеска в глазах Хайтека поубавилось, но и отступать он не собирался. - Ты был в своей.
        - Разумеется, - улыбнулся Нил. - Только мы вышли в другую сторону, не к Киевскому вокзалу, а к центру. Оттуда в Пирогово никак не попасть. Пришлось бы возвращаться и пройти через Университет. Послушайте, Хайтек, может, вам стоит поискать где поближе? Такой умник, как Лазарь, спокойно мог намалевать мой знак на носу любой байдарки. Что по этому поводу думаете, а?
        - Мы рассматриваем этот вариант тоже, - честно признался Петропавел. - Даже если учесть, что Лазарь вовсе не тот, за кого себя выдаёт, он находился на плотине со всеми. Это точно. И даже если предположить совсем уж невозможное: что он стоит за всеми этими убийствами… Нил, он никак не смог бы пройти от Перервы, Южного порта мимо Университета незамеченным. Пост у Дома Пашкова, пост на Фрунзенской набережной, причалы Университета, пост у Киевского… А по-другому от Перервинской плотины, не миновав нас, в Пирогово просто не попасть. Река, Нил. Река. Да ещё надо умудриться проделать всё в течение суток. Я не знаю, почему Лазарь подался в бега. И Хайтек вот тоже не знает. Но ему это явно не по силам.
        Нил-Сонов поморщился:
        - Пожалуй… Но почему тень подозрения ложится на меня?
        - Вовсе нет. Поэтому нам и нужна твоя помощь. Что ты думаешь? Зачем кому-то понадобилось использовать именно твою лодку? Кому-то, кто под действием ядовитого плюща скрывал шрамы, похожие на ваши с Лазарем… Хайтек, - Петропавел обернулся к Главе учёных, - ты не оставишь нас ненадолго?
        - Конечно, - несколько обескураженно закивал тот.
        Когда дверь за ним прикрылась, Петропавел пристально и одновременно с полным доверием посмотрел в глаза Нил-Сонову:
        - Ну, говори, что?
        Нил вдруг тяжело вздохнул и словно обмяк.
        - Я понял это, как только тебя увидел, - нахмурился Петропавел. - Выражение лица, глаз… Не спутать. Она вернулась, да? Твоя Страна Теней?
        - Сны… - чуть слышно выдавил из себя Нил-Сонов. - Не знаю. Но сны с самого начала. Как только всё случилось в Весёлой сторожке.
        - Ты понимаешь, что это может значить?
        Хриплый ответ «да» Нил-Сонову дался не сразу.
        - Послушай-ка меня, братец, - тяжело вымолвил Петропавел. - Дальние плантации или Весёлая сторожка на Перервинской плотине… Никак оттуда не добраться до Пирогово. Чтобы не миновать Университет. Так ведь?
        Нил-Сонов болезненно кивнул.
        - Разберись, что происходит. Даю тебе трое суток. Больше не могу, прости, давят со всех сторон.
        - Мой отчёт об эксгумации…
        - Я прочитал. К сожалению, это вполне увязывается с моими самыми тяжёлыми подозрениями. Мы ещё поговорим, Нил, но прежде необходимо выяснить, кто за этим стоит.
        - Я понимаю.
        - И вот ещё что, Нил… ты ведь слышал о пути Горха?
        У Нил-Сонова дёрнулась щека, так же болезненно:
        - Страшный путь через город, - произнёс он.
        - Именно, - согласился Петропавел. - Я думаю, ответы лежат там. Получишь старые карты и всё необходимое… Твоё предложение погрузить хромого Алёшку в гипноз - весьма дельное. Даже Хайтек признал его своеобразным алиби. Только ведь Хайтек не знает того, что знаем мы.
        - Да, - бесцветно сказал Нил-Сонов.
        - И погрузив Алёшку в гипноз, я должен быть уверен… Ты понимаешь меня?
        Нил-Сонов молча кивнул. Попытался задать следующий вопрос, но это далось нелегко. Наконец он спросил:
        - Скажите, есть хоть какая-то вероятность… - К горлу подкатил комок, и Нил сглотнул его. - Вы хоть на минутку сомневаетесь… Есть ли у вас подозрения, что это мог бы быть…
        Петропавел остановил его жестом руки. Смотрел мягко, но Нил-Сонов так и не определил, чего во взгляде было больше - доверия или сочувствия.
        - Страна Теней, Нил, - произнёс Петропавел. - Трое суток… И подумай хорошенько насчёт пути Горха.

3
        Занятия Евы с Мелани продвигались семимильными шагами. Та сама так и сказала по этому поводу:
        - Слушай, Ева, ты не водишь меня за нос? Хардов ничему там не учил тебя в детстве в этой вашей Дубне?
        - А что? - задорно рассмеялась Ева. - Делаю успехи?
        - Поразительно… Все три пули рядом с «яблочком». - Мелани покачала головой. - Так вскоре мне и учить тебя будет нечему. Ну, хорошо, теперь займёмся рукопашным боем.
        …Ева возвращалась с тренировки и снова столкнулась в коридорах с хромым Алёшкой. Тот вежливо поздоровался и посторонился, застенчиво опустив глаза. Мелани рассказала Еве о нём: досталось недавно парню основательно. Божий человек, всем пытается подсобить, инвалид с рождения, ещё вот заикается, когда сильно волнуется. А друзей настоящих так у него и нет. Все вроде относятся к нему с сочувствием, даже с симпатией, но вот так, чтобы по-настоящему…
        - Послушай, - остановила Ева Алёшку. - У меня есть одна важная для меня вещь… В общем, Петропавел разрешил, я бы хотела оставить её у тебя на хранение.
        - Д-да, к-конечно, - начал Алёшка. - Я у себя б-буд-ду, приходи, когда захочешь. Я всегда там.
        - А что ты любишь? - вдруг спросила Ева. - Могу принести тебе чего-нибудь вкусненького.
        - Не-не надо, что ты! - заволновался Алёшка. - У меня всё есть! П-правда. Так приходи. - И добавил, слегка покраснев: - У меня там много интересного. Сделаю д-д-для тебя экскурсию.
        - Замётано, - улыбнулась Ева. - Навещу тебя вечерком.
        Алёшка просиял и опять смутился.
        - Ну, пока, - сказала ему Ева.

* * *
        До самого ужина Ева прозанималась с Мелани. Казалось, её успехи радовали и одновременно пугали наставницу.
        - Так, подруга, давай-ка осади лошадей, - Мелани задумчиво забрала у неё метательные ножи. - Хардов, правда, не учил тебя пользоваться этими штуками?
        - Никогда. Насколько я помню, он больше о книгах любил побеседовать. Ну, ещё рассказывал, как читать следы. Но папа был против.
        - Против?
        - Ну, мол, не для девушки все эти гидовские навыки.
        - Умм, ясно.
        - Он ведь хотел для меня спокойной жизни, понимаешь, Мелани? Но по-спокойному не вышло.
        - Так, иди переодевайся, и ужинать.
        Ева ушла. Мелани, слегка нахмурившись, смотрела ей вслед. «Что-то очень всё быстро, - подумала она. - Вон, даже походка у неё изменилась. И это…»
        - И это, чёрт побери, неправильно, - негромко обронила Мелани.

4
        - И вы считаете? - Мелани вопросительно посмотрела на Петропавла.
        - Да, Мелани, я считаю, что всё намного сложнее. Не хотел тебе говорить, но уж коли дошло до этого… Я думаю, если она, - Петропавел наклонился к её лицу и говорил почти шёпотом, - если она - его скремлин, то при этом их контакте… часть его навыков перешла к ней.
        - Бедняжка, - вырвалось у Мелани.
        - Как посмотреть, - возразил Петропавел. - В любом случае, не стоит нам об этом распространяться. И её предупреди. Лучше, чтобы её воспринимали как беззащитную девушку. Много лучше.
        - Есть ли тогда смысл продолжать занятия?
        - Конечно. - Петропавел одарил её удивлённым взглядом. - Разумеется. Ты открываешь дверцу к этим переданным способностям, если я не ошибаюсь. А так они уснут в ней или вообще испарятся.
        - Ясно.
        - И, Мелани, это очень важно: можно вскользь упоминать об её успехах, но о том, что они невероятны… Так, лучше, скромно, мол, она молодец, и всё идёт своим чередом.
        - Хайтеку вы об этом скажете? - почему-то спросила Мелани. - Ведь им работать вместе…
        - Послушай, дорогая. - Петропавел мягко взял её под руку. - Что-то нам придётся рассказать, чтобы понять связь между гидом и скремлином. Ведь она уникальна, она единственный в мире скремлин, который может рассказать о себе. И мы даже не знаем, когда это закончится. Возможно, при… при определённых обстоятельствах её жизни скремлин уйдёт, и останется только девушка. Возможно, всё будет не так. Для этого она здесь. Но, Мелани, происходит много странного, путанного и, честно говоря… тёмного. Уж прости за драматичность выражений. Пусть как можно меньше людей знают, что совсем скоро Ева неплохо сможет постоять за себя.
        - А Нил-Сонов? - Мелани посмотрела на Главу гидов прямо, без вызова, конечно, но щёки её слегка порозовели.
        - Нилу я полностью доверяю, моя милая, - заверил Петропавел. - Иначе бы не поручил ему безопасность Евы. Тебя что-то беспокоит в поведении Нила?
        - Нет, конечно…
        - Но?
        - Хотите начистоту?
        - А как по-другому?
        - У меня такое впечатление, что некоторое время Нил… я не знаю, как это сформулировать.
        - Не думай о словах, говори, что чувствуешь.
        - Мы ведь с ним с одного выпуска, и… сами знаете, скремлины когда-то были общие… Словом… если говорить об эмпатии, чуть лучше остальных чувствуем друг друга.
        - Верно, Мелани, так я и собирал команду для Евы.
        - Я хочу сказать вот что… Это лишь какое-то странное ощущение… Мне кажется, что некоторое время Нил словно находится под… под каким-то внешним воздействием. Чёрт побери, вот я это и сказала.
        - Да, внешним воздействием. - Петропавел ей дружелюбно улыбнулся. - Хорошо, что об этом сказала. И это вообще лучше некоторых моих иных опасений. Но об этом, пожалуйста, тоже молчи.
        - Я… конечно… Только я вас не понимаю.
        - Тебе не кажется, что это внешнее воздействие похоже на, скажем так, не сильно действующий гипноз?

5
        Нил-Сонов смотрел на карту Москвы-реки. И её сильного изгиба, который она совершает через центр города.
        «Вот что он имел в виду, - вдруг подумал Нил. - Петропавел указал именно на этот изгиб. Но если кому-то удастся пересечь город посуху, то длинный круговой путь займёт вместо двух часов всего пару десятков минут. Не особая экономия, но…»
        Нил-Сонов взял лист бумаги и прочертил овал, крутой изгиб Москвы-реки. Река входит в город с запада, пусть чуть северней, где соединяется с каналом, и дальше их воды текут вместе. Через весь город к Южному порту, Перервинской плотине и далее. Но это всё не важно. Главное - это крутой изгиб в центре.
        Крестиками Нил-Сонов пометил опорные точки и стрелкой указал путь по реке к Пироговскому братству, а кружками - посты гидов.
        «Если бы я был Лазарь, ну, или условный Лазарь, был тем, кто за всем стоит, как бы я думал? - Нил-Сонов пристально разглядывал получившийся рисунок и сверял его с картами. - Предположим, “Лазарь-убийца” и “Лазарь” в моей лодке, замеченный в Пирогово, - одно лицо. Как бы я действовал?
        Совершенно очевидно, я нашёл бы в этом изгибе самое узкое место, - до начала постов, - и прошёл бы его посуху. Река входит в центр города, затем сворачивает, делает изгиб аж к Воробьёвым горам, где расположен Университет, и снова возвращается в самый центр, практически к стенам Кремля. Вот такая водная артерия. И выходит, что самое узкое место - Новый Арбат, от Кремля до гостиницы “Украина”. Может быть, это путь Горха? С точки зрения логики «узость места» - вполне. Но там окно 317. Новый Арбат непреодолим. Всё же боковые соседние улицы кишат тварями тумана, а на Садовом кольце, которое Арбат пересекает поверху, вообще основные логова “москвичей”. Там, в автомобильных тоннелях творится мрак… Конечно, будь я “Лазарь”, очень заманчиво выйти на быстроходной лодке от Перервинской сторожки, бросить лодку, пересечь город посуху кратким путём и снова выйти к реке, где тебя ждёт другая лодка с намалёванным моим знаком на носу. И никакие посты, не то что Университет, миновать не придётся. Но только окно 317… И всё равно путь в Пирогово получается долгим, за сутки не управиться туда-обратно. Получается… Либо
эти два “Лазаря” - убийца в Весёлой сторожке и путешественник в моей лодке - разные люди, либо…»
        - Ничего не получается, - хрипло обронил Нил-Сонов. - Не там ищу…
        И вообще, с чего он взял, что это один и тот же человек? Лазарь-убийца сделал с помощью какого-то неведомого чудовища в Весёлой сторожке свою чёрную работу и подался в бега… Мотивы его не ясны, хотя у Петропавла явно есть какие-то догадки, которыми он пока предпочёл не делиться. А тот, второй, - перевёртыш, крот брата Дамиана в Университете, плавал к своему хозяину…
        - Не там ищу! - снова процедил Нил-Сонов.
        «Так тоже не получается. Зачем шрамы, зачем мой знак на носу лодки? И главное, филигранное совпадение сроков: убийства, визит в Пирогово, и всё это в тот день, когда единственный пост, который никак не обойти - Высокий дозор на выходе канала из города - оказался без смены, обезлюдел».
        - Не-а, - протянул Нил-Сонов.
        «Главное не это», - вдруг понял он. А то, что Петропавел велел ему отыскать путь Горха. Посоветовал, конечно, только знаем мы его советы. Значит, Петропавел тоже убеждён, что кто-то воспользовался тёмным и, вероятно, жутким путём через город, чтобы свести время к минимуму и уложиться в одни сутки.
        Вот что значит его совет. Петропавел убеждён, что кто-то прошёл путём Горха, чтобы успеть в Пирогово и обратно, вернулся на плотину и завершил начатое. Убийца и путешественник - один человек, оба «Лазаря» - одно. И Нил-Сонов за предоставленные ему трое суток обязан отыскать страшный сухопутный путь через накрытую туманом Москву. Значит, как он должен мыслить? Как можно пройти путём Горха, древнего порождения тьмы, следы которого вот снова появились этой Чёрной весной. Но как пройти сквозь туман? Скремлины… Кто это мог быть? Кто в Университете в состоянии пройти путём Горха?
        - Этот человек - гид? - ошеломлённо прошептал Нил-Сонов.
        (скремлины)
        Неожиданно овал изгиба реки перед его глазами поплыл. То ли от перенапряжения, то ли от утомления, от бессонной ночи. Поплыл, а потом и сам лист бумаги растворился перед ним, образуя по своему контуру тёмный провал. И Нил-Сонов на миг угодил в него, провалился, как в омут, в раззявленное отверстие бездны. Всего лишь на миг, но ему хватило…
        Когда он пришёл в себя, его руки била мелкая дрожь. Он снова побывал в Весёлой сторожке в ту роковую ночь. Только сейчас это был не сон. А что?
        (воспоминание)
        Этот человек - гид, и… Нил дёрнул головой. Но Страна Теней лжёт. Она всегда лжёт. Он угодил в её путы много лет назад, и сейчас она не хочет отвязываться. Показывает то, чего не было. Могло бы быть, но…
        - Ты играешь со мной, да? - сипло проговорил Нил-Сонов. - В чём-то хочешь меня убедить, Страна Теней?
        Нил поднялся со стула и пристально уставился на лист бумаги с изгибом реки. Нет, всё не так! Не получится у вас ничего, Страна Теней. Нил-Сонов помнит каждую свою минуту накануне этой роковой ночи, прекрасно помнит. И Петропавел ему верит. Иначе бы не велел отыскать путь Горха. Доверие в его глазах
        («Или сочувствие?» - резануло с давно забытым смехом)
        было подлинным. А Хохочущий Император тоже лжёт.
        - Отцепитесь от меня! - процедил Нил-Сонов.
        Плевать ему на смех: Император лгал с самого начала, и в тот первый раз тоже. Они нашли тогда его уязвимое место, но больше Нил этого не допустит. И вдруг он понял, что надо сделать.
        - Считать, - жёстко произнёс Нил-Сонов.
        Он крепко сжал кулаки, и костяшки его пальцев хрустнули. Считать… Максимальную скорость байдарки, чтобы уложиться до Пирогово и обратно… Максимальную скорость байдарки от Перервинской плотины, где стоит Весёлая сторожка, до точки «А» где-то в центре Москвы. А потом от некоей точки «Б» до Пирогово и обратно. Определить время - тогда оставшийся отрезок от точки «А» до точки «Б» и совпадёт с путём Горха. Точнее, он и есть этот путь.
        Нил-Сонов давно уже взял ситуацию под контроль. Плевать ему на Хохочущего Императора, всё давно в прошлом. Он приступил к расчётам. Положил в их основание все необходимые временные лаги, чтобы свести погрешности к минимуму, и понял, какие у него вопросы есть к Петропавлу.
        Во сколько стрелок в его лодке открыл огонь по речным скитальцам? Во сколько именно, как можно точнее, чтобы просчитать расстояния.
        Что может означать убийство гидов в одну точку? Почему все смертельные ранения нанесены в место укуса скремлина? Что стоит за этим?
        Петропавел явно доверяет ему. Но почему тогда полностью не раскрывает своих карт?
        Нил-Сонов считал. Сверяясь со старыми картами и разделяя весь возможный путь на отрезки, упорно считал. Эти точки «А» и «Б» всё ещё таились во тьме, но совсем скоро он вынудит их показаться. Он не оставит им шанса. Отыщет вероятные отрезки совпадения сначала на карте, а потом возьмёт манок, что висит тайным ожерельем на шее каждого гида, вызовет из тумана своего скремлина и разыщет путь Горха. От точки «А» до точки «Б». А пока Нил-Сонов считал и игнорировал назойливый смех Императора где-то на грани слуха, на грани тьмы, что поджидает нас порой в наших дурных снах, игнорировал хохочущую попытку ответить на третий вопрос: «Ты хочешь знать, почему Петропавел не раскрывает полностью своих карт? Точно хочешь?! Но ведь тебе известен ответ. Ага. Давай-ка произнесём его вместе: потому что… Ага-а-а…»
        Нил-Сонов заставил его заткнуться. Пусть проваливает в свою Страну Теней. Им больше не удастся играть с ним. Но перед тем, как голос Хохочущего Императора угас окончательно, Нил всё же успел услышать: «Петропавел не раскрывает, а-гаа… Не потому ли, что снова вернулась Страна Теней».

6
        Здание биофака, где находился отдел реликвий и артефактов, стояло особняком, в стороне от главного корпуса и было окружено прекрасным садом. Цветение яблонь давно закончилось, и деревья были покрыты бисером мелких плодов, которым предстоит вырасти к концу лета. Урожай обещал быть обильным. Неожиданно зоркий глаз Евы сразу определил искусно замаскированные пулемётные гнёзда, и девушка вспомнила, что Петропавел говорил об особой охране корпуса биофака. Невзирая на спокойствие солнечного летнего дня, гиды находились на своих постах, и чтобы попасть внутрь, Еве пришлось воспользоваться пропуском, подписанным лично Петропавлом. Но, как она выяснила чуть позже, все эти предосторожности не имели отношения к туману; то, что было собрано в отделе реликвий и артефактов, было лучшей защитой от любых порождений мглы.
        Алёшка встретил её на входе. Он улыбался, но был явно смущён и опять начал заикаться.
        - Я у-увидел те-теебя в окно, - пояснил Алёшка.
        - Здорово, - сказала Ева. - А я принесла тебе бутылочку сухого сидра. Вам же, парням, не до пирожных.
        - Нам п-парням? - Алёшка был тронут и смутился ещё больше.
        - Ну да, - улыбнулась Ева. - Знаешь, Мелани обучает меня кулинарному искусству, но у меня там вышли такие первые блины комом… Мне стыдно было бы приносить такое.
        - Тебе - стыдно? - покраснел Алёшка. Ему с трудом удавалось скрывать восхищение в собственных глазах, как, впрочем, и безнадёжность.
        - Ну да, - подтвердила Ева. - А сидра я с тобой и сама с удовольствием выпью.
        - Идём, я тебе покажу кое-что, - сказал Алёшка. - Ты только извини, меня тут недавно немножко поцарапало, прихрамываю слегка, но уже лучше. Говорят, на мне, как на собаке, заживает…
        Ева улыбнулась: он явно не из тех, кто жалуется. Хотя провалялся в госпитале месяц. «Немного поцарапало»… А мог бы и страхов наговорить.
        Они прошли в большой светлый зал, и там, прямо посередине, сверкая металлическими поверхностями, стояло…
        - Что это? - ахнула Ева.
        - Автомобиль. Настоящий. Я его сам отреставрировал, - с гордостью пояснил Алёшка. - Там, в городе, много всего на улицах ржавеет… Но этот - точно единственный на канале! На ходу, кстати… Эх, если б удалось раздобыть чуть-чуть бензина…
        - Никогда не видела своими глазами, - восхищённо произнесла Ева. - Только в книжках читала.
        - Проходи, садись за руль, - оказавшись в своём хозяйстве, Алёшка почти перестал заикаться, здесь он явно чувствовал себя в своей тарелке. - Поедем к-кататься.
        Ева плюхнулась в мягкое водительское кресло, Алёшка уселся рядом.
        - Вот это педаль газа, - указал он. - Это тормоз, сцепление… Нажимай и включай передачу.
        - Как включить?
        - Ну, вот р-ручка, - случайно коснувшись девушки, Алёшка снова начал заикаться. - К-к-к себе и вперёд.
        - Так, да?
        - Д-да, только п-п-плавно, и газу добавь. Поехали?!
        - Поехали, - восторженно отозвалась Ева и, как ребёнок, принялась крутить баранку. - Вам куда?
        - В-в центр. И п-плевать на туман.
        - Абсолютно, - смеялась Ева.

* * *
        - А вот эти к-ко-коробочки - телефоны. Когда-то, до тумана, они выглядели так. М-м-мобильная связь. Везде р-ра-ра-аботало.
        - Знаю. Но вижу тоже впервые. - Ева подержала в ладони один из телефонов. - Ух, совсем лёгкие.
        - А вот это - м-м-музыкальный центр. Скоро закончу, и будет работать. Немного п-п-по-подпаять осталось.
        - Да ладно… - Ева не скрывала восхищения. - И что?
        - И можно будет слушать музыку. Гиды недавно в-в-в одном д-д-доме нашли целый запаянный контейнер с записями. У-уж не знаю, к-к-кому в голову взбрело, но больше п-п-па-половины в прекрасном состоянии. На а-а-аа-втомобиль больше д-двух лет ушло, а это б-бы-б-быстрее прод-д-двигается.
        - Позовёшь, когда будет готово?
        - Конечно. - Алёшка снова слегка покраснел. - П-п-пошли дальше.

* * *
        Комнаты оказались набитыми всякой всячиной. Артефакты ушедшей эпохи. Всё было пронумеровано, и всё хранилось в прекрасном состоянии. Вещи ушедшего мира, вещи из книг. Ева узнала телевизор, компьютерные мониторы, с которых бережно вытиралась пыль, радиоприёмники, похожие на тот, что был дома, какие-то предметы, аппараты, технику, предназначения которой она не понимала…
        - К-к-когда-нибудь п-пригодится, - комментировал Алёшка. - Видишь, с элект-т-три-чеством уже порядок, п-п-примитивные телеф-фон-фонные линии налажены в Университете и с постами… Мы работаем. Ну-у, в с-с-смысле, учёные.
        - А ты молодец, - похвалила Ева. - А что вот это-то?
        - П-п-пылесос, - от похвалы Алёшка зарделся. - Вместо в-в-веника был. П-п-равда, чего смеёшься?

* * *
        - А вот это - с-с-святая святых. - Алёшка гостеприимно распахнул двери в соседнюю комнату. - Здесь хранятся р-ре-реликвии. Уже н-нового мира. После к-ка-катастрофы.
        Ева вошла вслед за Алёшкой и почувствовала, что здесь и вправду всё другое. Комната словно была напоена своим тайным внутренним волшебством. Она сразу не поняла, приятное это ощущение или, напротив, тревожное.
        - Если б я в-в такое в-в-верил, я бы сказал, что это м-м-магические предметы.
        - А ты не веришь? - отозвалась Ева. - Ведь на канале творится много всего, а?
        - Н-н-не верю. Я считаю, что всё п-п-поддаётся объяснению. И если мы п-п-пока не можем объяснить, т-т-то это ничего не меняет. Тут г-главное слово «пока». Мне здесь позиция у-учёных ближе.
        - Что это? - вдруг спросила Ева. Она видела подобное украшение с бисерной вышивкой и латунной трубкой у Хардова и нечто похожее у Фёдора.
        - П-п-первый в мире манок. Учителя. До его п-пе-первого в-в-возвращения. Потом были другие. Г-га-га-говорят, что он когда-нибудь сможет собрать всех с-с-сы-скремлинов вместе. И н-настанет, - Алёшка усмехнулся, - день с-с-спасения.
        Ева почувствовала, как сквозь неё словно прошло какое-то дуновение, но Алёшка уже указывал на портрет, который она, конечно, тут же узнала:
        - Это п-па-портрет Лидии, третьего п-президента… Ты, к-конечно, видела там… Только этот написан белым мутантом. И в-в-вот что удивительно - он м-м-меняется. Поэтому у-убрали сюда.
        - Меняется? В смысле? Как?!
        - А-а, да… В день её гибели. Ф-фон меняется. Волосы и выражение ли-ли-лица.
        - И это тебя не удивляет? Нет магических предметов?
        - Всё можно объяснить рационально. Н-н-надо только найти р-р-ре-решение. А э-это ошейник её с-с-скремлина, Раджи.
        - Это большая собака на том, другом портрете в актовом зале? Я видела.
        - Д-да, п-п-пёс. Они п-погибли оба. Её манок, Лидии, так и не н-н-нашли. А о-о-ошейник п-п-почему-то остался.
        - А почему вокруг него прядь волос?
        - О-о-о. - Алёшка заулыбался. - Ещё одна с-с-сказочка. Это п-п-прядь волос Сестры. Где-то далеко на севере, в самом н-н-начале канала есть такое с-с-светлое место. Что-то в-в-вроде ведьмы, только доброй. Её никто не видел, С-с-сестру. А-а она сестра всем гидам. Е-е-ерунда, в общем.
        Ева улыбнулась, но решила пока никак не комментировать последнее замечание. Вслух спросила:
        - Ну, а для чего волосы?
        - О-о-очень сильное поле. К-ка-как защита. Никакой м-м-мерзости из т-тумана не проникнуть. Это правда. Я пробовал. Гиды раз принесли одну склизкую тварь, она в ужасе забилась в-в угол.
        - А говоришь, не веришь в магические предметы…
        - Э-э-э, всё м-м-можно объяснить, - упрямо повторил Алёшка. - Это взаимодействие энергий. Просто одна энергия сильнее другой. З-з-знаешь, Ева, всё в мире - потоки энергий. В конце концов, всё с-с-сводится к этому. А Сестра, если такая существовала, об-обладала очень в-в-высоким энергетическим п-п-потенциалом.
        «Не существовала, а существует», - подумала Ева. Почему-то ей очень захотелось рассказать, что она была в гостях у Сестры и видела её собственными глазами, и чувствовала спокойную надёжность этого удивительного места, которому не страшен туман, не страшна мгла и которое словно сильнее любой тьмы. Но она вовремя вспомнила предупреждение Петропавла не особо распространяться, и хотя ей нравился Алёшка и даже его упрямая убеждённость, что всё в мире поддаётся рациональному объяснению, казалась милой, она решила не болтать лишнего. Тем более он обещал починить музыку и пригласить её. К чему же сразу начинать с разногласий?
        - Это серебряная пуля П-п-петропавла, - Алёшка указал пальцем, но деликатно не стал дотрагиваться. - Извлечена из Чёрной волчицы. Е-йе-й-единственного существа т-ту-тумана, которому были не страшны волосы С-се-се-сестры. А это её челюстная кость, волчицы… Её зубы прочнее алмаза.
        - Акула прямо, - сказала Ева.
        - А-а-акулы тоже есть. Никто не знает, откуда взялись в Москве-реке. О-о-очень древний вид. Не было до тумана.
        - Это череп одной из них? Кошмарная голова? - Ева указала на стол, где среди разложенных в беспорядке костей покоился большой продолговатый череп.
        - А-а, ещё одна сказочка, - отмахнулся Алёшка. - Это череп Горха. Когда-то п-п-принадлежал п-президенту Лидии.
        - В смысле? Это её вещь?
        - Д-да. Н-никто толком н-ни-ничего не знает про Горха. Д-д-древнее создание, каких только слухов вокруг него нет. С-с-с-читается, что т-т-тот, кому принадлежит череп, может п-п-повелевать Горхом. В-вроде он Ли-ли-дии и п-под-подчинялся. Мне его надо чуть-чуть п-подклеить.
        Ева смотрела на череп неведомого чудовища, явно реликвию, но почему-то брошенную на стол без всякого почтения к вещи самой Лидии, даже память о которой была окружена в Университете почти мифологическим пиететом.
        - А почему вокруг нет волос Сестры?
        - Д-да говорю ж, пустышка. Не всем преданиям гидов можно безоговорочно доверять. Н-но немного тёмной энергии есть, конечно.
        - И как ты это объяснишь?
        - Р-р-рационально, - настойчиво кивнул Алёшка. - У меня есть своя теория. Э-э-энергия остаётся и после смерти, только в-в-видоиз-з-зменяется.
        - Можно подержать? - вдруг попросила Ева.
        - К-к-конечно, - удивился Алёшка и подал девушке череп, который оказался довольно лёгким.
        Ева бережно приняла кошмарную голову, думая, что её всё больше интересует фигура загадочной Лидии, третьего президента Университета, скрывшей ото всех, что у неё осталась дочь. Но не с Алёшкой же ей об этом разговаривать, смышлёным симпатичным парнем, хранителем всех этих редкостей, упрямо настаивающим на весьма однобоком взгляде на вещи. Хотя почему бы и нет? Только сперва она поговорит с Петропавлом. И о Лидии, и о самом Алёшке. Ведь правда, что скрывается за его почти мальчишеским упрямством? Обида на гидов с их тайнами? На собственные врождённые пороки? Мелани говорит, что он тянется к учёным, да только не образован, может, поэтому выдвигает всякие экстравагантные псевдонаучные теории?
        Ева подняла череп перед собой, - она оказалась в состоянии держать его в одной руке, - и любовалась им, как заворожённая.
        Вещь Лидии… А ведь он, череп, совершенно не страшен, почему-то подумалось ей. Если перейти определённую границу, совсем не страшен. Даже можно представить, что он… улыбается.
        И тогда это снова случилось. Накатило волной. Только очень сильной.
        Т-трр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх
        Пальцы Евы крепко сжали основание черепа. Она даже представить не могла, что ещё мгновение назад размышляла о его возможной улыбке… Правая свободная рука машинально потянулась к карману кофты, где лежал ключ.
        «Ведь я пришла сюда избавиться от него, - мелькнуло в голове у Евы. - Ведь прежде всего для этого».
        Но вместо того, чтобы извлечь ключ из кармана за тесёмку, она, словно поддаваясь наваждению, всё-таки сжала его в ладони. И услышала:
        «Я нашёл тебя…»
        - Что с тобой? - обеспокоенно спросил Алёшка.
        Ева уже разжала пальцы, вытащила за тесёмку ключ из кармана:
        - Ничего, - улыбнулась она. - Видимо, съела что-то не то. Напробовалась своих блинов комом.
        - Хочешь воды?
        - Да я уже в норме. Всё в порядке! Правда. Слушай, я тебе говорила, мне надо оставить одну вещь на хранение. Не против?
        Она протянула Алёшке шнурок.
        - Ключик для новобрачных? - удивлённо спросил тот.
        - Ну да. Это самое, - голос Евы против воли дрогнул.
        - Твой, да? - спросил Алёшка чуть печально и от этого смутился ещё больше.
        - Нет, что ты, - почему-то заверила его Ева. Она уже чувствовала себя легко. - Но эта вещь важна для меня. Справка от Петропавла вот.
        - Не надо никаких справок, - покачал головой Алёшка, в глазах мелькнула та же безнадёжность, но Ева, к счастью, вроде бы этого не заметила. - У меня тут ничего не пропадает.
        Он принял у Евы ключ, бережно отнёс его к полкам и уложил в отдельную ячейку.
        - Вот здесь будет всегда. Сможешь забрать в любой момент, - повернулся к Еве, улыбнулся и вроде бы не казался больше расстроенным. - Хочешь положить вокруг волос Сестры?
        - Что ты! - воскликнула Ева. Поймав себя на том, что второй раз подряд пользуется этим ободряющим оборотом. Это не совсем правильно по отношению к нему, к Алёшке. Такое подбадривание может выглядеть унизительным. И она сбавила обороты. - Вряд ли надо. Честно… Вообще-то это не моя вещь. Пусть дожидается здесь хозяина.
        Алёшка отвернулся, но на этот раз чтобы гостья не заметила, что улыбка его сделалась чуть более радостной. Конечно, он не позволял себе никаких робких надежд, да и смешно это, но всё же…
        - Ну как, понравилось тебе у меня? - спросил Алёшка негромко.
        - Как ещё! У тебя тут ВАУ! - рассмеялась Ева.
        Он ещё чуть опустил голову и смущённо взглянул исподлобья:
        - Придёшь ещё? На музыку? Или… так, поболтать.
        - Конечно же! Как только позовёшь. Позовёшь? На музыку?
        - Как починю, сразу, - засиял Алёшка и прежде, чем понял, что говорит, добавил: - У меня ещё не было знакомой девушки.
        И тут же чуть ли не побледнел от страха за произнесённое. Сейчас в его глазах было уже не смущение, а почти ужас.
        - Ну, а теперь есть, - улыбнулась ему Ева.
        Покидая корпус биофака, она подумала: «Какой славный. И несчастный из-за этого всего… Но ведь очень милый парень. И его врождённые увечья не помешают мне с ним дружить».
        Глава 12
        Ведьма и серебряный эликсир

1
        Петропавел всё-таки закончил свою запись и только тогда отложил перо и снова посмотрел на окно.
        «Семнадцатый этаж, - нехотя подумал он. - Как сюда ветром могло занести клубок травы?»
        Мысль была неправильной, и он знал это. Глубоко вздохнул. Пока работал, периферийным зрением он уже приметил, что с внешней стороны окна что-то бьётся о стекло. И вот пришла пора посмотреть на это повнимательней. Лицо его застыло, затем он пару раз дёрнул щекой, не позволив губам раздвинуться в кривой улыбке.
        - Перекати-поле, - прошептал Петропавел.
        Так же, нехотя, поднялся из-за стола и понял, что вся работа на сегодня закончена. Посмотрел на окно, покачал головой, всё ещё рассчитывая на ошибку или хотя бы случайное совпадение. Но хватит тянуть с этим…
        Петропавел быстро направился к окну, раскрыл его. Клубок травы полетел вниз и ударился о землю, застыл, как вкопанный. Это не было ошибкой или случайным совпадением. Вечерело, в парке внизу застыли тени, не все из них…
        Петропавел взял свою шляпу, решил, что плащ ему сейчас не понадобится так же, как и оружие, вышел в коридор. Спустился на цокольный этаж, через чёрный ход подошёл к тому месту здания, где на семнадцатом этаже находился его личный кабинет. Ну да, это не было ошибкой: клубок перекати-поля лежал здесь, ждал его.
        «Как же давно это было, - наконец Петропавел печально улыбнулся почти исчезнувшему воспоминанию. - И ведь она обещала».
        - Привет, - так же тихо прошептал он, глядя на клубок травы. И как только он это сказал, клубок травы пошевелился и плавно заскользил в парк, где не все тени были неподвижны сейчас.
        Петропавел оглянулся, вроде бы он находился с безлюдной стороны здания, но во многих окнах уже зажгли свет, и он решил немножко переждать. Негоже, если кто заметит, как Глава гидов, словно ребёнок, гонится за пучком травы. Петропавел знал, что сейчас в Университете не осталось никого, кто бы понял, в чём дело, но всё равно излишнее любопытство странным поведением вызывать не стоит.
        - Негоже, - произнёс он, и голос показался ему несколько отсутствующим.
        Петропавел набил свою трубку с длинным мундштуком курительной смесью, подождал, пока клубок травы докатится до парка, и, попыхивая трубкой, прогулочным шагом двинулся вслед за ним. Однако достигнув первых деревьев, Петропавел вошёл в густую тень, осмотрелся, прислушался: все звуки наступившего вечера остались там, в Университете; ужин в больших трапезных, приятные хлопоты, но кто-то будет работать до утра, а он добрался сюда незамеченным. Тут же притушил трубку и быстро двинулся за пучком перекати-поля. Тень вдалеке пошевелилась и скользнула за живую изгородь. Клубок травы скрылся там же. За живой изгородью будет яблоневый сад, но ему, скорее всего, придётся пройти дальше. Густая посадка деревьев за садом, тень отделилась от одного ствола, скрылась за другим и двинулась в глубину. Петропавел ускорил шаг; здесь, под кронами сосен, сейчас царил полумрак. Он максимально напряг слух, но как он ни старался, никаких других звуков, кроме собственных шагов, ему услышать не удалось. Значит, за ним действительно никто не следовал, а она, - и тут Петропавел невольно улыбнулся, - всегда умела двигаться
бесшумно. Улыбнулся, потому что с некоторыми вещами, сколь бы сложной гаммой чувств не были окрашены давние воспоминания, встретиться иногда бывает необходимым.
        Она стояла на тропинке спиной к нему. Появилась, словно внезапно. Спросила:
        - Какой ожидаешь меня сейчас увидеть?
        - Прежней, - не задумываясь, ответил Петропавел. - И такой же опасной.
        Она рассмеялась, обернулась. Она совсем не изменилась, колдовские волосы и глаза, чей цвет не утратил насыщенности даже в сумерках. На это и попался Тео. А Петропавел, его первый ученик, тогда ещё совсем молодой… Он ведь ревновал, да? Только не знал, к кому из них, к Учителю, утратившему спокойствие, или к ней…
        - Привет, верный ученик. - Она улыбнулась.
        - Здравствуй, Агнец. - Голос хриплый, хорошо, что его сейчас никто не слышит.
        - Он у меня, не беспокойся, с ним всё в порядке. До тех пор, пока не соберётся Оракул, все двенадцать, и не придёт срок.
        - Я не беспокоюсь, - собственный ответ показался Петропавлу фальшивым.
        - Опять пытаешься меня обманывать? - рассмеялась, и от этого у Петропавла чуть замутило под ложечкой… Так и не знал до сих пор, к кому из них ревновал, к ним обоим. - Старого пса не выучить новым фокусам?!
        - В этом мы с тобой похожи! - Почти мальчишеский вызов в голосе, Петропавел и сам рассмеялся давно забытой эмоции.
        - Это да, - просто отозвалась она. - Всё, забудем.
        - Разве у нас есть выход? Да и тогда не было. Забудем. Конечно.
        Она кивнула. Провела рукой перед глазами сверху вниз, и все давние воспоминания отступили. Стало очень тихо, и в этой тишине словно кристаллизовалась какая-то необычайно чистая ясность.
        - Ну, рассказывай, - потребовала она.
        Петропавел вздохнул:
        - Ты поняла, да? Почувствовала?
        Она снова кивнула. И теперь Петропавел кивнул ей в ответ:
        - Так и есть. Их убивают в то место, куда укусил скремлин. Всех, до единого. Никаких сомнений у меня не осталось.
        - И собирают серебро… - Глаза сверкнули. Голос прозвучал тихо, но в нём застыла угроза.
        Петропавел подумал, что она ещё отомстит гидам за её тайну, которую они когда-то впустили в мир, но сейчас она на их стороне. Стоило признать вину, стоило перестать ревновать и быть благодарным Тео, ведь именно из-за него одного она до сих пор не отомстила. Петропавел посмотрел ей прямо в глаза, в них плавал бесовской огонёк, вызов, который можно было спутать с обвинением, но и сочувствие. Петропавел опять вздохнул, да так и не определил, чего больше присутствовало в его голосе - признательности или просьбы о помощи, когда сказал:
        - Да, Агнец, кто-то опять делает эликсир.

2
        Нил-Сонов неспешно правил своей лодкой, внимательно осматривая берег от храма Христа Спасителя, окутанного густым туманом, что дальше, отступая от реки, стелился по бульварам, до конца Котельнической набережной. Если верить старым картам, то путь Горха начинался где-то здесь, и Учитель когда-то прошёл по нему. А потом этот путь во тьме через накрытый мглой город был запечатан. Почему во тьме? И почему запечатан? Чтобы больше никто не воспользовался им? Что за неведомую угрозу он таил, какая напасть могла появиться оттуда? Старые карты не давали ответов на эти вопросы. И всё равно ничего не получалось! Чтобы успеть за сутки в Пирогово и обратно на Перервинскую плотину, даже на предельной скорости гребцу не хватило бы времени. От плотины до центра - допустим, но дальше река снова петляла, уходила в Серебряный Бор, образуя Строгинскую пойму, путь всё равно выходил долгим, и чтобы ещё хватило времени на отрезок до Пироговского братства и обратно, путь Горха должен был заканчиваться где-то далеко на севере города. А это порядка двух десятков километров пешего хода, не особо то и сэкономишь, даже если
предположить, что все твари тумана на этом пути каким-то загадочным образом отсутствуют.
        - Не получается, - процедил Нил-Сонов, не сводя пристального взгляда с левого берега. Ладно, твари тумана, допустим, Горх, возможно, самая опасная из них, пометил свой путь, и другие приближаться к нему остерегаются, но по времени всё равно ничего не выходит. Да и не является Горх самой опасной тварью, есть «москвичи» и похуже.
        Нил-Сонов двигал по своей схеме все возможные отрезки, пока не убедился, что, как ни верти, остаётся какая-то чертовщина: путь Горха должен связывать центр города с самой северной окраиной, чуть ли не с Химкинским водохранилищем, только при этом условии гребец бы успел. Но это не реально. По прямой Москва непроходима даже для Петропавла, и возможно, даже для Учителя. Или Нил-Сонов чего-то не знает. Вчерашний повторный разговор с Петропавлом ничего не дал. Глава гидов искренне убеждён, что путь Горха существует, потому что безоговорочно верит Тео, их Учителю, но сам никогда его в глаза не видел. И даже не искал, потому что до этой самой минуты на путь был наложен запрет, печать. И Петропавел явно что-то скрывает. Из трёх вопросов Нила он ответил только на первый. И теперь Нил-Сонов точно знает, во сколько гребец в лодке, похожей на его, открыл огонь по речным скитальцам. Странным образом, по срокам это укладывается в концепцию, что путь Горха связывает самый центр города с какой-то неведомой дальней точкой на севере. Только…
        - Это нереально, - обронил Нил-Сонов. Поднял весло, положил его в лодку, задумчиво глядя на реку.
        Нереально. И Петропавел не раскрывает своих карт. Доверяет, но не до конца, не полностью. Стоит признать, что дела обстоят так. Отведённые ему трое суток заканчиваются завтра. И завтра Алёшку ждёт сеанс гипноза; лечившие его врачи нехотя согласились, что, вероятно, это не сильно повредит парню. Лазарь, столь успешно играющий роль затравленного беглеца, давно не появлялся в Университете, и Нил-Сонов не мог отделаться от мысли, что его всё-таки снабжают информацией. Что ж, завтра наступит момент истины, а пока надо искать.
        Левая сторона гранитной набережной сильно пострадала, во многих местах поросла буйной растительностью, и при определённом умении начало пути Горха можно искусно замаскировать. Нил-Сонов не сомневался, что полный сюрпризов Лазарь обладал не только такими умениями. Мог он быть гидом, гидом-отступником, пришедшим в Университет под чужим именем и под видом учёного, или тайно приобрёл свои навыки уже в Университете, Нил-Сонов не знал. Но сейчас ему необходимо побороть свою неприязнь к Лазарю, свою готовность выдать вердикт «виновен» и искать.
        - Что мы ищем? - произнёс Нил.
        Ну, это очевидно: место, где можно очень грамотно спрятать лодку. Не саму байдарку со знаком Рыбы, она находится в другом месте. А лодку, на которой можно добраться сюда от Весёлой сторожки. Логистика маршрута убийцы следующая: от Перервинской плотины на быстроходной лодке, байдарке, скорее всего, он достигает начала пути Горха. Прячет, искусно маскирует лодку так, что её не видно с воды, и проходит путь посуху. Затем где-то далеко, в другом месте его ждёт совсем другая лодка с намалёванным знаком Рыбы. На ней он совершает путешествие в Пирогово и обратно, успевает открыть огонь по скитальцам, затем прячет вторую лодку там, снова проходит путём Горха уже в обратном направлении, и на лодке, укрытой где-то здесь, в тайнике в центральной части города, возвращается к Перервинской плотине. Вот, собственно, как всё произошло. В журнале сторожки осталась запись, что Лазарь провёл почти сутки у старцев Перервинского монастыря. А потом подался в бега. Но Петропавел так и не готов считать его главным подозреваемым. Хотя и признал логистику возможного маршрута убийцы, версию Нил-Сонова, единственно
приемлемой. Нил вдруг подумал, а может за этим стоять Хайтек? Прекрасно всё срежиссировавший, но нет на руках прямых доказательств, и Петропавел ждёт, пока тот совершит ошибку? Ведь лодка с учёными увязалась за Нилом, и пришлось пропустить их, чтобы прошли мимо, а они высадились на Васильевском мосту для каких-то, якобы изыскательских работ, только… оттуда ведь идеальная позиция для наблюдения за центральной частью реки. Нил-Сонов поморщился: так, конечно, можно стать и параноиком, но всё же…
        - Страна Теней, друг мой, - выдавил шёпотом Нил-Сонов. - Страна Теней…
        Вот чем объясняется отчуждение между ним и Петропавлом. Но Нил докажет, что Хохочущий Император больше не властен над ним, и найдёт путь Горха.
        На правом берегу Болотный, Балчуг, ещё одно русло, лежащая в руинах Павелецкая - много мест, где можно спрятать лодку, и искать в голову никому не взбредёт. Только это ещё удлинит маршрут, а переход реки по Большому Каменному мосту находится под контролем поста гидов. Значит, остаётся левый берег. Нил-Сонов уже прошёл всю Кремлёвскую стену, высотка на Котельнической мрачно надвигалась на него, выплывая из тумана.
        «Возможно, стоит поискать в устье реки Яузы, перед самой высоткой, - подумал Нил. - Там вообще чёрт голову сломит».
        А если это сама река Яуза? Она ведёт на север города… Соблазнительно, только во многих местах Яуза обмелела до узеньких ручейков (что не самая большая проблема, учитывая вес байдарки), Лефортово вообще гибельно для всего живого, да и уводит Яуза в сторону, очень далеко от канала. Трата времени будет ещё большей; как бы ни соблазнительно выглядела эта версия, от неё придётся отказаться. Остаётся искать тайник, искусно замаскированное место, где могла быть спрятана лодка. Не саму лодку, её там, конечно же, нет, на ней убийца скрылся с места преступления, а именно тайник, следы. Вопрос: куда девалась лодка Николая? Куда её дел убийца?
        - Он её уничтожил, - тихо произнёс Нил-Сонов. - Чтобы даже не оставить смене шанса.
        А возможно, всё не так. Возможно, он на ней и ушёл, подняв лёгкую байдарку на борт.
        Очень много загадок, очень много неясного, а ведь знай Нил-Сонов «мотив», ему было бы намного легче. Почему все смертельные ранения гидов похожи, как две капли воды? Чего хотел убийца, как он думал? Этот «некто» провернул безукоризненную по срокам и мастерству исполнения операцию, и Нил-Сонов обязан перестать ненавидеть его, стереть эмоцию, очистить ум, быть может, даже начать уважать его, логику его действий, если хочет, чтобы ответы, хотя бы их фрагменты, появились из тени. Этот «некто», конечно, вышел из тьмы. Нилу это известно, потому что и сам побывал там. Значит, искать придётся во тьме, а там совсем другие законы, и подозреваемым может оказаться каждый.
        Нил-Сонов вдруг крепко сжал весло. Он увидел ещё одно устье, о котором никто бы и не подумал. Забытое всеми устье реки Неглинки, давно взятое в трубы под землёй.
        (путь во тьме)
        Сейчас гранитная набережная в месте стока воды сильно поросла кустарником и сорной травой, была в наносах ила и… там, уже внутри, в темноте, с самого краю… тина, но хорошо, что вода ушла и тина подсохла, и там… никто бы не заметил, а уйди вода чуть правее, так и не было бы ничего, только там, в прохладной темноте…
        - След?
        Нил-Сонову пришлось ещё раз провести языком по пересохшему нёбу. След в очень плохом месте, где, не имея к тому особых причин, никто бы высаживаться не стал. И тогда Нил вздрогнул. Потому что оттуда же, из густеющего сумрака подземных труб выплыл смех Императора, и будто чья-то незримая рука набросила на сознание Нила тень. И остался только хохот безумного Императора, и снова, как во сне накануне, блеснула какая-то жидкость. Густая, как ртуть, жидкость серебристого цвета. Нил не знал, что это, но если её чуть потрясти, то серебряная поверхность отдавала неоновым свечением. И вот в нём, в сокровенном свечении, таилось что-то бесконечно запретное и бесконечно желаемое. Нил не знал, и от этого Император заходился в смехе. Но свечение… в нём была сама жизнь и в нём была смерть. И серебристая жидкость, словно не ведая границ, переливалась из одного в другое, она тайно присутствовала во всём, вновь и вновь наполняя угасший в тёмной неподвижности мир неоновым свечением.
        - В мире нет ничего больше, кроме неё! - шептал Нил-Сонов, с уголка его губ свисала капелька слюны.
        - Как знаешь! - хохотал Император. - Тебе решать…

3
        Агнец молчала. Даже в сумерках можно было разглядеть, что её очерченное безукоризненно ровной линией лицо пылало. Петропавел очень бы хотел, чтоб всего лишь от негодования, но не собирался больше себя обманывать. Наконец, она сказала:
        - Теперь ты понял, что вы наделали?
        Петропавел потёр одной пересохшей губой о другую: она отчитывает его, как мальчишку, ведьма Агнец, а он до сих пор ничего не может с этим поделать.
        - Тео всегда догадывался, для чего он нужен, эликсир, - негромко проговорил Петропавел. - Ну… монахи Пироговского братства. Слишком много вещей из давно канувшего мира поступает на канал, они должны выглядеть как реликвии, древняя рухлядь, а они новые…
        - Эликсир у монахов сырой, - ведьминский огонёк в глазах, угроза вовсе не потухла. - Только для контрабанды и сгодится. Кстати, нужен он вовсе не для этого! Я думала, ты хоть чуть-чуть поумнел, верный ученик.
        - Конечно, - примиряюще кивнул Петропавел. - Конечно, не для этого. Но ещё его можно использовать и так. Монахи…
        - Знаешь, - перебила она, и теперь огонёк сделался гневным импульсом. - Это как взять самую прекрасную женщину на земле и использовать её только в качестве судомойки. Это сказал об эликсире Тео, твой Учитель, возможно, только поэтому я простила его. К счастью, нынешний Светоч монахов брат Дамиан настолько же глуп, как и ты, и даже не догадывался, какая драгоценность приплыла к нему в руки.
        - Агнец! Но хоть теперь-то разве мы не смогли бы обойтись без оскорблений?
        - Ладно, - она ухмыльнулась. - Но запомни, что и к монахам мой эликсир попал именно из-за вас.
        - Без злого умысла, Агнец. Честно.
        - Все самые гибельные вещи в мире делаются без злого умысла. - Она с сожалением посмотрела на него.
        - А… тот эликсир, - осторожно начал Петропавел, - который кто-то делает сейчас… что ты чувствуешь, он тоже сырой?
        И гид не удержался, быстро покосился на клубок перекати-поля. Она перехватила его взгляд, презрительно усмехнулась:
        - К счастью! - кивнула. - Иначе бы я уже не смогла помочь. Куда смотришь?
        - Ты ведь обещала, - тихо сказал Петропавел.
        - Да.
        - Обещала, что извлечёшь его из мира. - И его взгляд снова притянул спутанный клубок, что легко трепетал на несуществующем здесь ветру.
        - И сдержала обещание! - Агнец досадливо фыркнула. - Это теперь не любовь-трава, а просто поводырь.
        Глаза Петропавла блеснули. Он вздохнул - чуть-чуть облегчения…
        - Значит…
        - Это ничего не значит! - прервала его Агнец. - Надеюсь, ты понимаешь, что случится, если тот, кто делает эликсир сейчас, получит доступ к твоему запасу в Университете?! Достаточно одной капли, и новый эликсир перестанет быть сырым.
        - Не получит! - заверил её Петропавел. - Мой запас под таким надёжным замком… Выкрасть не удастся.
        - Знаю. Сама когда-то подсобила Тео с этим. - Она ему подмигнула. - Это ведь его запас?!
        «Блудница!» - тёмная забытая молния сверкнула внутри Петропавла, но тут же вернулось спокойствие. Право, странно: она всё ещё в состоянии вызвать в нём смущение.
        Она внимательно посмотрела на него, даже с какой-то нежностью. Но сказала с усмешкой:
        - Это хорошо, что ты ещё не разучился чувствовать. Немного ведьминской, женской магии внутри непробиваемых мужиков не помешает.
        - Ты же знаешь, это разные вещи, - сказал Петропавел.
        - Когда-то так было, - возразила Агнец. - Сейчас нет. Иначе мы не справимся с серебряным эликсиром. Ладно, давай-ка поговорим о более насущном. Ты в курсе хоть, что с Хардовым?
        - Он жив. Мунир принёс благую весть.
        - Жив, - она горько усмехнулась. - Хотел бы ты такую жизнь… Он - Королева оборотней в Икше.
        Лицо Петропавла на миг застыло.
        - За сделки с Хароном приходится платить, - добавила Агнец с нажимом.
        - Тео знал? - тихо спросил гид.
        - Нет, конечно… Тоже всё без злого умысла, - теперь её усмешка была больше с издёвкой, чем горькой.
        Петропавел сокрушённо покачал головой:
        - Великий воин во главе стаи мерзких псов…
        - И с каждым днём всё больше становится ими. Времени совсем нет. Не беспокойся, - она перехватила его взгляд и наконец улыбнулась дружески. - В Икшу собрался?! Там о нём есть кому позаботиться. Тихон и ещё кое-кто. А у тебя дела здесь. Всегда был порывистым, верный ученик.
        - Какой есть, - сказал Петропавел. - И хватит тебе уже меня дразнить, Агнец.
        - Женская природа, - наигранно-виновато откликнулась она, затем коснулась руки Петропавла. - А ещё в Икше появился призрак той девушки, - сжала руку, ладонь у неё была горячей. - Той, что погибла тогда с Тео на мосту.
        - Лия… - хрипло произнёс гид.
        - Да. Лия, - подтвердила она. А потом задумчиво поморщилась. - Я думаю, это из-за неё. Но… Не могу понять. Там, в Икше, присутствует какая-то… незавершённость. Но это скрыто от меня. Не только из-за Лии и Хардова, что-то ещё… И очень сильное. Словно специально ждало, чтобы разрешиться.
        - Агнец, - грустно и теперь так же виновато улыбнулся Петропавел. - Я всегда не успевал за твоей мыслью.
        Она серьёзно посмотрела на него:
        - Там что-то не закончилось. Что-то давнее. Но не могу понять. Это связано с ними, с Хардовым, с Лией… И это связано с Тео. Поэтому я здесь.
        - Тебе ведь нельзя в Университет. - В глазах Петропавла мелькнул печальный отсвет - будто давнее воспоминание, о котором уже поздно сожалеть. - Сама наложила запрет.
        - Знаю. Придётся справиться как-нибудь.
        - Эликсир, чтобы пройти сквозь туман… Старая мечта Тео… Думаешь, так это теперь произойдёт?
        - Ты умнеешь, - сказала она, но сейчас без вызова; в синеве её глаз действительно плыла нежность. - Полагаю, да. Если произойдёт.
        Петропавел помолчал. Его взгляд окреп. Все старые воспоминания примирились в нём. Он произнёс:
        - Если забыть про «глуп»…
        Улыбнулся. Она ему кивнула.
        - …что ты имела в виду, когда сказала, что брат Дамиан даже не догадывался? Сейчас догадывается?
        - Сейчас да, - Агнец удручённо вздохнула. - Появился кто-то, кто знает больше монахов. Он и делает эликсир.
        - Агнец, как ты поняла, эти убийства гидов в сторожке уже не первые. Вынужден спросить у тебя ещё кое-что…
        - Говори уже, старый пёс с новыми фокусами, - подбадривающе позволила она.
        - Этот самый важный ингредиент - любовь-трава… Её можно чем-то заменить?
        - Ты называл её детонатором, который включит эликсир, - сухо напомнила она. - А Тео смеялся, какой вы нашли термин из оружейного дела… думали, всё игрушечки?..
        - Мы были молоды, Агнец. Прости.
        - Ладно, проехали. Постараюсь не быть злопамятной. И любовь-трава не более важная составляющая, чем серебро, которое берут у живых. Одно невозможно без другого.
        - Серебро у них есть, - сказал Петропавел, и его глаза потемнели. - Так, как считаешь, может существовать заменитель? - И он посмотрел на клубок перекати-поля, прибиваемый ветром.
        «Тут ведь нет ветра, - резануло внутри Петропавла. - Тогда, миллионы световых лет назад Агнец называла это “ветром наших сердец”. Но гид уже снова взял себя в руки, ему были нужны ответы.
        - Я не знаю. - Она вздохнула, чуть устало пожала плечами, впервые продемонстрировав этот беспомощный жест. - Правда. Когда-то сказала бы, что нет. Но вещи меняются. Всегда найдётся, чем можно что-то заменить.
        - Где нам искать? - быстро спросил Петропавел.
        - Нам? - усмехнулась. - Наконец и ты просишь меня о помощи?
        - Да, Агнец, прошу.
        - Когда ты понял, что убийства гидов могут быть связаны?
        - Не так давно. Но всё происходило во время боевых заданий, отследить ничего не удалось. Так, лишь смутные подозрения. Он всегда опережает нас на шаг.
        - Неужели не понимал, что серебро можно отнять только у гидов? - что-то внутри неё вновь попыталось закипеть, но она больше не позволила гневу родиться. - Из-за всей этой вашей истории со скремлинами?
        - Агнец, пожалуйста, не начинай, - попросил он. - И ведь они нужны были не для этого. Когда Тео…
        - Слышала уже! - перебила она. - Скремлины делают вас сильнее, - фыркнула. - Только любовь оказалась штукой обоюдоострой, да? Сила и уязвимость в одном флаконе… Ведьма бы никогда на такое не пошла. А он боялся, что я чёрная.
        - Я тоже, Агнец.
        - Что теперь говорить… - Она вдруг бесцеремонно дотронулась до шеи Петропавла, где уже давно зажил след от укуса скремлина. - Их убивали сюда, да? Так ведь?! Прямо в место укуса?
        Петропавел не отстранился, но лишь болезненно кивнул.
        - Серебро выступает здесь в момент смерти, возвращается в мир. Его и собирал твой убийца.
        - Совсем маленькие. Почти незаметные капли, - чуть слышно сказал Петропавел. - Можно принять за что угодно.
        - Да, маленькие. А ему надо много. Самый близкий к тебе круг людей. Там ищи.
        - Мне это известно, Агнец. Количество подозреваемых уменьшается с каждым днём. Завтра, после сеанса гипноза их останется трое.
        - Что же вы наделали? - Она устало тряхнула головой, фыркнула. - Но я обещала без злопамятства.
        - Знаешь, когда-то я считал, что эта серебристая жидкость - самая чистая вещь на свете. И уж ничто тёмное не в состоянии её коснуться.
        - Где это ты видел такое? - Она удивилась, затем ухмыльнулась вдруг по-ведьминому. - Хотя правильно считал. Проблема в том, что вы - собственники. А эта твоя «чистая жидкость» размыта по всему миру. Вам, собственникам, со скремлинами понятней.
        - Они не для этого, - упрямо повторил Петропавел.
        - Пусть… Но тот, кто делает эликсир сейчас - это действительно тёмный путь. Здесь ты прав. И добытый таким способом… - она пощёлкала языком, - способен на что угодно.
        - А-а?..
        Агнец вскинула на него взгляд:
        - Мой?! Я делала не так. Собирала крохи, тайно присутствующие во всём, не отнимая жизней. - Улыбнулась. И безо всяких переходов спросила: - Как Ева?
        - По-разному, - откликнулся Петропавел.
        - Не беспокойся, не причиню ей вреда. Но тебя что-то сильно тревожит.
        - Немало всего. Эти её неожиданные… Ей передаются способности и навыки Тео.
        - Что удивительного? А он видит её сны. Или что-то похожее на сны. Я-то знаю, он провёл ночь в моём доме. Скремлины, друг мой. Что ещё?
        Петропавел тяжело вздохнул:
        - Ключ.
        - Ключ?
        - Кто-то пытается связаться с ней.
        - О чём ты?
        - Ключ, безделица для новобрачных.
        - Слышала об этом нелепом обычае. Мило.
        - Он принадлежал Тео ещё тогда, в Дубне. Пока всё не началось, пока он ничего не знал о себе. Обет помолвки с какой-то местной девицей, Вероникой вроде бы.
        - И?
        - Ключ её зовёт, - мрачно пояснил Петропавел. - Когда Ева касается его, она может разобрать. Кто-то через ключ пытается связаться с ней. А я не могу понять, что происходит.
        - Это не его ключ, - темно произнесла Агнец.
        - В смысле?
        - Эта вещь не Тео. Это ключ того, другого, мальчишки Фёдора. Чистого и невинного. С ним эта вещь и осталась. Уж поверь ведьме.
        - Что ты такое говоришь, Агнец?
        - Что эта вещь больше не принадлежит Тео. Там что-то другое происходит.
        - Я бы с тобой согласился, Агнец. Но, - Петропавел усмехнулся, - он больше не хочет быть Тео.
        - Это его судьба.
        - Бесспорно. Только он всегда хотел выбирать сам. Он потребовал, чтобы его называли Фёдором. Понимаешь?
        Она долго молчала. Ведьминский огонёк в глазах. Потом обронила, разговаривая сама с собой:
        - Мне этого не удалось… Бесцветная девчонка и я, вечная…
        Задумалась, чуть склонив голову. Она всех уже давно простила. Однако Петропавел и сам мог неплохо чувствовать чужие эмоции. Как в ней вспыхнуло что-то неожиданно новое, о чём Петропавлу было прекрасно известно, только это новое было, как тихое эхо, - эмоция, так похожая на забытую ревность.
        - Опасная она штучка, эта ваша Ева, - глухо произнесла Агнец. Тряхнула волосами, щёки пылали, но никакого негодования, пылали тем, что завораживает и может сводить с ума. Ведьма… - Опасная, хотя… - Агнец как-то невидяще взглянула на Петропавла. - Незавершённость там, в Икше… Так? Что ж, возможно.
        - Не понимаю.
        - Я пока тоже. Но пойму. Мне пора. Увидимся здесь за три дня до полнолуния. - Посмотрела на уже тёмное небо. - То есть послезавтра. Пока, верный ученик.
        Начала уходить в густую тень между деревьями.
        - Агнец, - позвал Петропавел.
        Остановилась. Не оборачиваясь:
        - Да?
        - Любовь ведьмы может принадлежать всем?
        Обернулась. Смотрела на него почти нежно:
        - Да.
        Петропавел улыбнулся; на миг он позволил себе стать тихим, но лучше, чем вспыльчивым юношей, который ревновал к ним обоим.
        - Так и не понял этого? - чуть слышно произнесла Агнец. - Не понял, с чем тебе стоило смириться?
        - И сейчас не понимаю.
        Она вернулась. Подошла к нему вплотную. Взяла за руку, тоже почти нежно. Склонилась к самому краешку губ, словно для поцелуя. И сказала:
        - Любовь ведьмы может принадлежать всем. Но лишь одному она принадлежит без остатка.
        Глава 13
        Самое главное для него

1
        Фёдора вывела из раздумий странная и вроде бы ничего не значащая фраза. Так и не доверяя ещё собирателям, периферийным зрением он видел, что всё под контролем, но сам находился далеко отсюда: Харон, старый плут… Жалкий старикашка, когда ему требовался труд живых - крепчайший яблочный самогон, что варили на канале, и грозный Перевозчик на берега, откуда не возвращается никто, кроме гидов. А потом он услышал:
        - Самое главное для него - грамотно смастерить удочку.
        Фёдор обернулся: бодрый, несколько шального вида дед, что встретил его здесь, в деревне собирателей, пару дней назад, наставлял какого-то мальчишку. Фёдор не понял, чем привлекла его эта фраза. Он сидел на берегу Клязьминского моря, удобно расположившись в углублении большого корявого плавника, выброшенного на сушу последним водоворотом из тех, что блуждали по каналу, смотрел на воду и думал о Хардове. Он думал о Еве и об Агнец, о том тревожном, что она рассказала ему о его снах, в которых он, подобно водовороту, блуждал по Евиным сновидениям или по тому, что похоже на сны. Кто-то звал Еву странным трескучим, механическим голосом: «Ты всё ближе, ближе-е. Я жду тебя». И этот голос, который он не мог раньше слышать, почему-то казался знакомым. Но прежде всего Фёдор думал о Хардове. Королева оборотней… Желал ли он ему подобной участи? Нет, конечно. Но и нельзя сказать, что Харон старый плут, его провёл. Приняв в уплату серебряную монету, Перевозчик предупреждал, что теперь всё зависит от него, Фёдора, и надо торопиться, иначе он пожалеет, что Хардов не мёртв. Харон просто не смог бы обмануть в таких
вещах - такова его природа, и то, как всё сложилось, видимо, было единственным выходом. Другое дело, имел ли Фёдор право вообще заключить такую сделку? Так рисковать всем и, желая спасти Хардова, подставить под удар сами основы его собственного мира?! Он тряхнул головой: есть вопросы, на которые мы не можем сразу ответить, вещи случаются, и потом рассуждать уже поздно. Великий Тео принял бы более взвешенное решение и потом бы скорбел до конца своих дней. Проблема в том, что этот горячий и всё ещё чистый юноша в нём, Фёдор, решил жить по своим безрассудным правилам, и он больше не хотел быть Тео. Он принял решение, которое уже не исправить, но в котором - единственном, как сказала Агнец, - остаётся надежда. Он принял решение быть Фёдором. Неопытным. Порывистым. Дерзким, предпочитающим быть неуклюжим, но на свой лад. С Тео покончено навсегда. Мудрость накопленных поколений уже не раз губила этот мир. Если и осталось спасение, то именно в этом порывистом безрассудстве, плюющем на мудрость стариков и старух. Возможно, мир всё равно умрёт, но умрёт не высохшим и бесплодным чревом, а пытаясь жить,
барахтаться вопреки, дышать на исходе сил, и последним его словом, брошенным во тьму, будет «надежда». Такое решение принял Фёдор. А какое бы решение принял Хардов? Скорее всего, такое же. И Агнец права - ему, Фёдору, теперь надо учиться у старого друга.
        - Вот что самое главное для него, - повторил шальной дед, опасливо, чтобы не потревожить, косясь на гостя самой Маа-Агнец.
        Фёдор чуть заметно вздрогнул и нахмурился. Дед указывал мальчишке на главного деревенского рыбака, тот раскидывал свои снасти на почтительном расстоянии от Фёдора. Здесь все боятся его потревожить. Но что с этой фразой не так? В чём дело?! Складки на лбу прорезались несколько сильнее. Вот только что он думал о Хардове, Еве и Агнец, но прежде всего о Хардове… И? Фёдор невидящим взглядом уставился на рыбака, тот смутился и подобрался, движение не укрылось от периферийного зрения, и Фёдор улыбнулся рыбаку. Тот улыбался в ответ, у него были чёрные гнилые зубы и прочное длинное удилище в руках, которое он ещё не успел установить на подпорки. И?..
        самое главное для него - грамотно смастерить удочку
        Фёдор чуть подёргал губой. Эта фраза как-то странно связала всё. Хардов, Ева, Агнец… Связала всё в один узел. Только… почему? Что-то выплывало из памяти, болезненно, ускользая. И теперь это не даст покоя. Что?! Удочка. Рыбак… Ни Тео, ни даже мальчишку Фёдора это никогда не интересовало. Хардова? Они могли наловить хорошей здоровой рыбы сколько угодно, но для пропитания, не более того. Тогда что? Фёдор нахмурился ещё сильнее: Ева, трескуче-пустотный звук из её снов или того, что похоже на сны. Ева… И Агнец. Фёдор коротко выдохнул. Понимание подступало всё ближе.
        (голос, пустотно трескучий звук)
        Ева… Он пристально смотрел на рыбака, тот опять смутился, но больше Фёдор об этом не знал. Не удочка - она здесь ни при чём. Не удочка, другая часть фразы. Это ощущение, похожее на дежавю: только Ева, Агнец и Хардов укладывались в нём. Да ещё голос, который он не мог раньше слышать. И Фёдор всё понял. Удочки и рыбак ни при чём, другая часть фразы. Агнец произносила её вечность назад. Другая, первая часть, слово в слово: самое главное для него… Вот какая связь! Агнец говорила это им с Хардовым, когда они впервые услышали о Горхе, неведомом чудовище древних лесов,
        (трескуче-пустотный звук)
        и отправлялись в то самое безрассудство, отправлялись выслеживать его. Горх, невероятно быстрая и невероятно опасная тварь, словно пришёл из древних, но болезненно перемешанных мифов. Только многое в тумане явилось оттуда. А полностью эта фраза звучала так - Фёдор ещё раз повёл губами и тихо, сипло-гортанно, словно нечленораздельно, обронил:
        - Самое главное для него - череп его отца.

2
        «Горх, - подумал Фёдор, пристально глядя на солнечные блики, играющие поверхностью воды. - Когда это началось? В тот год такой же Чёрной весны, когда мы с Хардовым отправились выслеживать его? Нет, это началось раньше. Странно звучит, но это началось, когда ещё никто не слышал о Горхе, даже Агнец. Горх ещё не явил себя, не успел натворить бед, но это началось раньше».

* * *
        Тео, скрестив ноги, сидел на вершине холма и глядел вдаль, на мир, не осквернённый туманом. Он находился в гостях у Сестры и наслаждался покоем. Старался не думать о том, что представляет собой чистый дом Сестры, вложен ли он подобно матрёшке в мир, который пожрала мгла, или он не более чем прекрасная иллюзия, которая развеивается, как только ты уходишь отсюда… Впрочем, одна мысль всё же занимала его. Недавние слова его гостеприимной хозяйки: «Должна родиться девочка, которой отведена огромная роль в грядущем. Ей суждено связать множество вещей, и только так, воин Тео, ты сможешь пройти сквозь туман. Но её впереди ждёт много тьмы, в которой даже я не в силах всего узреть…»

* * *
        «О ком же ты говорила, хозяйка Сестра? - подумал Фёдор, сидя на берегу Клязьминского моря и разглядывая солнечные блики поверхности воды. - Вот у меня был эликсир Агнец, но даже он не помог нам с Хардовым, не указал на ключ к разгадке, возможно ли пройти сквозь туман. О ком же ты говорила?»

3
        - Эй, вы оба! - прикрикнула на них Агнец. - Вы что, не слышите меня?
        - Ещё как слышим, - весело заверил её Хардов. - Каждое слово.
        - Мы само внимание, мадам, - поддакнул другу Тео.
        Она посмотрела на них и сама улыбнулась:
        - Как дети малые… В лесу или даже на берегах канала я сумела бы вам помочь. Там я сильнее него. И мне кажется, он знает это. Поэтому и ушёл оттуда. И поселился здесь, в городе, где-то в тёмных тоннелях его логово. Вы даже не успеете ничего понять. Он умеет становиться почти невидимым.
        - Никто не может становиться невидимым, - возразил Тео. - Если только в сказках про шапку-невидимку.
        - Да, - согласилась Агнец. - Не в таком вульгарном смысле. Но он может практически исчезнуть из вашего сознания. Даже в лесу, где я впервые встретилась с Горхом и ощутила угрозу, мне стоило огромного труда заставить его показать себя. И тогда я многое поняла про него.
        - Ты говоришь, что он разумный и что он гипнотизёр? - Тео с трудом сдержал недоверчивую улыбку.
        - Это так. Возможно, речь идёт о каком-то дремучем и непонятном нам разуме, но это так. И да, ему подвластен гипноз. У нас был поединок - его сила внушения велика, даже места, из которых он ушёл, ещё обладают этим свойством. Так он поступил со своим лесным логовом и провёл меня. Но больше он меня не обманет.
        - Обманешь меня раз - позор тебе, - с серьёзной миной заявил Хардов. - Обманешь меня два раза - позор мне.
        - Я смотрю, кому-то очень весело, - насупилась Агнец. - Горх в совершенстве овладел искусством мимикрии. Он разумен и опасен. В тоннелях вам не справиться с ним. Он не раскроет себя. А когда вы окажетесь рядом, будет уже поздно.
        - Ты говорила, что он в состоянии предстать перед нами чем угодно: ребёнком, вещью, но серебряных пуль он боится? - спросил Тео. - Верно?
        Она кивнула:
        - Как и все порождения тумана, Горх боится серебра. Но прежде вы должны увидеть его.
        - У нас есть скремлины, Агнец, - сказал Хардов.
        Она покачала головой:
        - У него есть кое-что посильнее ваших скремлинов. Череп.
        - Череп?
        - Самое главное для него - череп его отца.

* * *
        Фёдор нахмурился всё так же, не отводя взгляда от поверхности воды и играющих на ней солнечных бликов. Позже и не без помощи Агнец им удалось разузнать побольше о Горхе. Он производил эти странные трескучие звуки, которые вы смогли распознать, словно они превращались в монотонную речь, если дотрагивались до этой его реликвии, черепа его отца. Агнец была права - Горх оказался разумен, обладал медленным и действительно дремучим умом, который, однако, не мешал его молниеносным инстинктам. Что чуть не стоило жизни им обоим, Тео и Хардову, тогда совсем молодым и бесшабашным. Да, позже они кое-что узнали о Горхе. Большую часть времени он предпочитал проводить в воде; в своём «спокойном» облике, не прибегая к мимикрии, Горх походил на гигантскую крысу или водоплавающего волка, если такие существовали, хотя по суше передвигался на задних лапах, переходя на все четыре только при беге, но подлинной его слабостью была именно мимикрия. Казалось, любые новые формы привлекали его внимание. Даже отдыхая, он мог прикинуться крупным валуном, или частью стены, или причудливо изогнутыми корнями большого дерева.
Агнец выслеживала его ещё в лесу и столкнулась с жуткой картиной: спавший на лужайке беззащитный телёнок лося растерзал напавшую на него рысь. А затем полакомился ею. Первым охотникам, пытавшимся изловить Горха, похитившего ребёнка из их поселения, повезло не больше, выжил лишь один, остальные рассказать уже ничего не могли. Но самым важным для него был этот череп. Потому что тот, кто завладел черепом Горха, мог повелевать им.

* * *
        - Он не ведает о своей матери, - хмуро произнесла Агнец. Она казалась очень усталой, ей удалось выследить Горха в водах Хлебниковского затона, но новая встреча далась ей нелегко. - Знает только своего отца.
        - Он гермафродит? Или однополый, как червяк? - ухмыльнулся Тео, но столкнулся с осуждающим взглядом Хардова: хоть сейчас сотри свою улыбку, ей и так досталось.
        - Не знаю, - отозвалась Агнец. - Вероятно, он единственный такой на канале. А до него был только его отец, вот он и носится с его черепом.
        - Но кто-то же должен был его родить?
        - Не знаю, - повторила Агнец, - как там всё происходит. Это только то, что мне удалось прочитать в нём. И это очень сильно отличается от всего, что мы знаем о жизни и продолжении рода.
        - Агнец, даже ты?
        Она кивнула:
        - Когда ему пришлось мне открыться, я будто слышала его внутреннюю мучительную истерику, так, словно бы он визжал. И отпустила его. Теперь он знает, на что я способна! - Её глаза блеснули. - Это всё оказалось очень неожиданным: Горх беременеет в воде, река, потаённое озеро, в какое-то особое, важное для него полнолуние, всего раз в жизни, и сам вынашивает единственного сына.
        - Чудеса какие-то, - сказал Хардов.
        - Но если существовал… хмм… Горх-старший, почему мы о нём ничего не слышали?
        - Может, был более осторожным? - Ведьма Агнец позволила себе лёгкую улыбку. - И кто может сказать, когда существовал отец? В какой незапамятной древности?.. Может, Горх явился на канал уже с его черепом.
        Тео посмотрел в сторону тумана. Стояли плохие дни, мгла потемнела и набухла, словно её что-то распирало изнутри. Многое в тумане было таким - непознанным и смертельно опасным. Пожалуй, ничего шуточного в сообщении Агнец о Горхе не оставалось.
        - А что в нём кроме сакрального смысла? - осторожно спросил Тео. - Что в нём самое важное, в черепе?
        - Ага, быстро соображаешь, - похвалила Агнец. - А теперь о самом главном. Это как проклятие рода Горха. Ему необходим, по причинам, мне неведомым, такой симбиоз с тем, кто владеет черепом и кому Горх вынужден подчиняться. Проклятие рода, от которого он мечтает освободиться.
        Тео обдумал услышанное:
        - Ну, - развёл руками, - так почему бы не забрать себе свой череп? Если Горх так силён…
        - Э-э, всё не так просто. Череп можно передать только добровольно. И от прежнего владельца новому - тоже. И ещё должен произойти какой-то обмен. Но… Говорю же, я не всё поняла в этой его мучительной агонии, он визжал, и ему было невыносимо показывать мне всё это. Но добровольно всё должно произойти.
        - Прямо как в вампирской истории, - произнёс Хардов. - Впусти меня, сам распахни окно.
        - Не знаю, о чём ты, - с сомнением откликнулась Агнец. - Это всё ваши книжки… Как я успела понять, Горх сам находит подлинного владельца, вынужден служить ему, и единственная его надежда, что его когда-нибудь освободят, вернут ему череп его отца.
        - А завладеть хитростью?
        Агнец нахмурилась, как от сильной головной боли в области висков. Затем произнесла:
        - Наверное… Но всё равно череп прежде всего будет служить подлинному владельцу. И вам стоит это учитывать.
        - Нам? - Тео с интересом взглянул на неё.
        - Конечно. Если кому-то из вас взбредёт в голову завести себе такую смертельно опасную игрушку.
        - Это вряд ли, - заявил Хардов. - Мы просто убьём его, очистим канал от этой твари. Уже сколько бед наделал.
        - Не всякую кровь стоит проливать, - странно откликнулась Агнец.
        - Ну, или отловим.
        - И вот ещё что: по-моему, Горх похитил ребёнка именно для этого. Он… прости, как бы это сказать помягче, - теперь и она усмехнулась, - в общем, люди не входят в его пищевую цепочку.
        - Агнец, ты всё ж ведьма, - пожурил Тео.
        - А что?! Вынуждена говорить практические вещи вам, двум недоумкам.
        - Спасибо, - вставил Хардов.
        - В лесах и водах канала для Горха достаточно пропитания. Но всё своё будет безжалостно оберегать. Наверное, поэтому и сумел выжить в одиночестве.
        - Для чего ж ему младенец?
        - По-моему, для этого: сделать подлинным владельцем черепа его отца. Служить ему с детства и надеяться, что тот когда-нибудь его отпустит.

4
        - Сколько осталось пуль?
        - Две ушло без дела, - сокрушённо прошептал Хардов. - Силён, шельма, очень быстрый, никогда не мазал с такого расстояния.
        - Не в этом дело, - хмуро возразил Тео. - Думаю, обычное серебро его не берёт. Держи-ка. И можешь говорить нормально, он уже ушёл.
        Глаза Хардова расширились:
        - Это же…
        - Да, серебро Сестры. Из него же льют монеты для Перевозчика.
        - Тео…
        - Не благодари. Сам всё знаю о своей щедрости. Их две всего, по одной на брата.
        - Тео. - Голос Хардова окреп, он держал серебряную пулю в ладони. - Это ведь величайшая драгоценность. И монеты… Они ведь нужны…
        - Не думай об этом. У тебя будет всего один выстрел. И у меня тоже. Идём пристрелим его.
        - Мы обещали Агнец…
        - Ладно, помню. Смертельные ранения только в крайнем случае. Но он знает, что это за серебро. Если мы загоним его в угол, он, скорее всего, покорится.
        - У Горха с собой девочка. Плач слышал?
        - Гипноз… Агнец права. Ребёнка с ним не было - это точно. Он её прячет. Поэтому хорошо, что не пристрелили. А детский плач… Понял, что мы пришли за ней, и прикрылся. Хитёр.
        - Смотрю, он сильно тебя разозлил.
        - Да, он меня разозлил.
        Тео двинулся вперёд, выглянул из-за угла наполовину обрушенного здания - тумана в переулке не было. Обернулся и проговорил с улыбкой:
        - А вообще он неплох. Стоит с ним познакомиться поближе. Хорошо, что не пристрелили.
        - Он сейчас нас не выведет на неё.
        - Да, умный, будет ходить кругами. Но ему всё равно придётся к ней вернуться. А нам придётся застать его врасплох.
        - Ну да, ребёнка надо кормить, а ночью даже в его логове девочке не выжить. Сколько ей, кстати?
        Тео усмехнулся:
        - Я уже думал об этом. Больше семи месяцев, но всё равно нужно молоко. Родители сказали, что мать всё ещё кормила грудью.
        - Значит…
        - Это единственное место, где он может его взять. Всё остальное под охраной людей. Пусть уходит. Либо встретим его там, либо отыщем следы.
        - Пора вызывать скремлинов? - Хардов поднёс к губам свой манок.
        Тео помолчал. Потёр переносицу, пристально глядя на друга, мягко улыбнулся:
        - Братишка, мой сапсан-то побыстрее будет.
        - Да. А Муниру пора учиться.

5
        Туман стелился у Кремлёвской стены, и весь Александровский сад тонул в нём. Густая трава по пояс была примята, кое-где до земли, и в ней отпечатались следы огромных лап. Пару раз Хардов буквально припадал лицом к исхоженной тропинке, но следов Горха или каких-либо ещё обнаружить не удалось. Только чудовищные лапы с когтями и отпечатком ещё одного пальца посередине.
        - А его боятся, - прошептал Хардов. - Здесь больше никто не ходит.
        - Ещё бы, - теперь и Тео говорил шёпотом.
        Мунир вернулся, сел на плечо Хардову. Тот пристально посмотрел в глаза-бусинки и погладил своего ворона.
        - Он ещё далеко.
        - Знаю, - отозвался Тео. - Его запах не спутать. Он очень свиреп и прекрасно видит даже в тумане. Нападает молча, ревёт только в последний момент. Запомни это.
        Хардов хмуро кивнул. Затем, также не повышая голоса, спросил:
        - Какой он, Ридик? Никогда не видел, только слышал.
        - И хорошо, что не видел. - Тео болезненно поморщился. - Я бы его тоже никогда не видел. Он циклоп.
        - Что?!
        - Одноглазая тварь. Его вообще мало кто видел, а болтают разное. Мне довелось, - вздохнул. - Похож на медведя, вроде полярного. Только те белые, если остались, а шкура Ридика словно… какая-то неприятно грязная, в подпалинах, и он раза в два крупнее будет.
        - Ясно. Как думаешь, где он залёг?
        - Там, - твёрдо сказал Тео. - Они обустраивают берлоги, действительно, как медведи. Там длинный подземный переход с задней стороны здания Манежа. И там же стойла, я видел. И вот ещё что: пристегни магазин, на Ридика не надо тратить серебро Сестры, обычных пуль достаточно. Но если придётся стрелять, бей очередями.
        - Мы ведь не станем убивать его? Отыщем следы Горха и уйдём.
        Тео ничего не ответил. Извлёк единственную серебряную пулю, зарядил ею запасной магазин:
        - Прибережём для Горха.
        Хардов свой второй магазин убрал в подсумок, теперь его Калашников был готов к ведению огня обычными пулями.
        - Лучше б ты скрепил их валетиком, - подсказал Тео. - Магазины. Так быстрее.
        Хардов помолчал, застёгивая подсумок, потом сказал:
        - Тео, Мунир справится. Стрелять не придётся.
        - Хорошо. Не приближайся к зданию Манежа, что бы ни случилось. Там плохое место. Не нравятся мне дома, которые стоят, как новенькие, посреди мёртвого города.
        - А если следы Горха уведут туда?
        - Нет. Не забывай, ему нужна девочка в целости и сохранности. Если Агнец не ошибается, чтоб выросла сильной и здоровой, хозяйкой, которая когда-нибудь отпустит его.
        - Нянька-Горх? - улыбнулся Хардов.
        - Ага, нянька-Горх… Чёрт! - Внезапно Тео как-то странно посмотрел на друга, и его взгляд на миг ошеломлённо застыл. - Мне кажется, я знаю, где его логово… Он прикрылся Ридиком. Поэтому мы и не нашли его следов. Они там - в тоннеле. Логово рядом.
        - Тео… - Хардов удивлённо сморгнул. - Как? А пастух Ридик?
        - Там всё обрушено в тоннеле, ближе к входу в метро. Остался только узкий лаз, пастух слишком велик.
        - Я о том, как Ридик относится к такому соседству?
        - Думаю, Горх не оставил ему выбора. Ридик, конечно, монстр, но, похоже, мы ищем следы твари посерьёзней. А когда Горх уходит, пастух сам невольно стережёт девочку. Ай да молодец! И сторож, и поставщик свежего молока.
        - А-а. - Хардов всё ещё не справился с удивлением. - Крупное стадо у него?
        - Две-три буйволицы… Они кошмарные. И Ридик не может отлучиться: кто-то же должен их пасти и смотреть за стойлом. Да, Горх - просто мастер симбиозов. Но это только версия. Идём и проверим её.

6
        Туман густой массой сползал от здания Манежа; вход в тоннель обволакивала непроницаемая мгла. Но ближе к Боровицким воротам туман рассеивался, между ними и Кутафьей башней оказался довольно большой пятачок открытого и совершено чистого пространства. Александровский сад здесь давно превратился в заросшее поле, лишь ближе к Кремлёвской стене густея старым еловым лесом. Дышалось легко, и Хардов подумал, если Тео прав, Горх действительно нашёл для девочки идеальное место. А потом они увидели стойла. И то, что темнело в них, полуприкрытое дымкой, лишь отдалённо напоминая двух уродливых, поросших длинной чёрной шерстью коров. Гиды, бесшумно ступая, подошли ближе - одна из буйволиц лениво повернула голову, посмотрев на них своими пустыми глазами, и, отвернувшись, принялась за жвачку.
        - Где Ридик? - прошептал Хардов.
        - Думаю, уже видит нас. Но он далеко. - Тео потёр друг о дружку пальцами свободной левой руки. - Запах… Его почти нет. Хотя что-то плавает в воздухе. Не забудь, он молчалив, сначала будет запах.
        - Почему такое маленькое стадо?
        - А зачем ему больше? Прокормить сложнее. Хотя травы тут полно. А молока ему и так хватает. Кстати, оно очень вкусное. Правда, чего смотришь?!
        - Тео, - обескураженно перебил его Хардов. - Там… Приглядись, там в углу лежит… Это ведь телёнок?!
        - Только заметил? Совсем недавно родился.
        - Но… откуда?
        - А я тебе не рассказывал? В Измайлово, где огромные просторы и полно корма, такие, как Ридик, только помельче, пасут целое стадо. Но он их король. Вот они и пригоняют ему буйволиц. Любители молока… Одна, видимо, оказалась беременной.
        - А почему Ридик…
        - Поселился здесь? Ты царь - живи один. Пока кто-нибудь не бросит вызов. - Тео вдруг странно повёл головой, прислушиваясь. - Мунир готов?
        - Да. Ещё до входа в сад я услышал его сердце.
        Резкий, сладковато-тлетворный запах начал усиливаться. Оба гида настороженно переглянулись и, не сговариваясь, сняли оружие с предохранителей.
        - А вот и царь, - мрачно обронил Тео и сделал шаг вперёд. Рука машинально потянулась к магазину, но… ведь он пристегнул его, и оружие готово к бою обычными зарядами. Так и не осознав, что вызвало это странное замешательство, он сделал ещё шаг вперёд и в сторону. Хардов, чуть двинувшись в другую сторону, уже держал тоннель под прицелом. Они рассредоточивались, одноглазому пастуху придётся делать выбор, но Ридик так и не показал себя. В чреве входа в тоннель клубилась сероватая мгла, светлея лишь по краям из-за яркого солнечного света.
        «А ведь сейчас стоит Чёрная весна», - почему-то подумал Тео. Запах усилился до непереносимого, Ридик был уже совсем рядом. Возможно, их отделяли от него лишь считанные метры до входа в тоннель. Странный, облизывающий звук, едва уловимое движение, словно тени скользят по внутренней стороне тумана. Однако… по краю сознания проплыл какой-то другой звук.
        «Слишком близко стоим, - вялая мысль, вялая и не совсем верная. - Но почему он не нападает?»
        Они стояли на нормальном расстоянии, только… что-то было не так. В тумане, заполонившем вход в тоннель, всякое движение прекратилось, но контуры чего-то огромного, скрытого мглой, проступили чётче. Оба гида замерли. Облизывающий звук сделался едва слышимым ворчанием. Сейчас пастух заревёт, и…
        «Мы что-то делаем неверно, - успел подумать Тео. Трудно было понять, в чём дело, лишь ощущение роковой ошибки. - Почему он не нападает? В любом случае, пора. Но… что я ещё слышал?»
        - Готов? - прошептал Тео.
        Хардов кивнул и отпустил Мунира.
        Короткое фырканье, хрип, пастух готовился к прыжку, и вот он зарычал, атака Ридика началась.
        - Он твой! - крикнул Тео, вызвав короткое, не дольше мгновения, замешательство Хардова: Тео стоял ближе к выходу, и, безусловно, первым зверь кинется на него. Но дальше времени на рассуждения не осталось. Возможно, только это спасло им жизнь.
        Раздался свирепый оглушительный рёв, призванный парализовать любую волю к сопротивлению, и одноглазый монстр, словно действительно поражённый неведомой болезнью медведь, с этим его единственным, заволочённым плёнкой жёлтым глазом посередине вынырнул из мглы. Хардов задержал дыхание: он успел разглядеть свалявшуюся шерсть Ридика, скрывшую целую гору мышц, мощные кривые передние лапы, неприятное уродство во вроде бы пропорционально сложенном туловище и то, насколько зверь огромен. А затем он сделал первый выстрел; молниеносным движением перевёл рычажок на стрельбу очередями, потому что пуля легла в плечо Ридика, не причинив тому видимого вреда. Скорее всего, об обещании Агнец не проливать ненужную кровь придётся забыть. В тот же миг яркий свет ударил по нападающему зверю: Мунир спикировал и, хлопая крыльями, завис в нескольких метрах от него. Ридик чуть дёрнулся, прижав морду к передним лапам, пропахавшим землю, тряхнул головой, будто от назойливой мухи, но не прекратил движения. Тео так до конца и не определил, что руководило им, когда он вместо того, чтобы открыть огонь, стал отстёгивать магазин.
Короткая мысль:
        «Я закричал: “Он твой!”»
        А должен был:
        «Это не Ридик».
        Я поступил правильно.
        «Стреляй, Хардов! Шум, мне нужен шум!»
        «Только бы не отключиться…»
        Короткие мысли спрессовались в одно плотное мгновение. Хардов открыл огонь. Тео успел пристегнуть запасной магазин, где первой шла серебряная пуля Сестры, но взять оружие наизготовку времени уже не оставалось. Лишь крепко вцепиться в автомат обеими руками и прижать его к себе словно младенца. А потом он расслабил тело и приготовился, потому что боль будет невыносимой,
        (стреляй, Хардов)
        но она придёт позже, а сейчас главное - не отключиться.
        Хардов бил очередью, возможно, поэтому сокрушительный удар медвежьей лапы пришёлся лишь по касательной. И боли в этот момент Тео действительно не почувствовал; лишь яркая вспышка искр внутри головы с чернотой в центре; а потом осталась только темнота. Ридик переключился на Хардова. Пастух вновь заревел, поднявшись на передние лапы. Хардов послал очередь в оскаленную пасть Ридика; желтовато-гнилые зубы и правый клык вместе с брызгами слюны разлетелись вдребезги, но и это не остановило монстра. Однако Ридика задержала ещё одна вспышка ослепительного даже на ярком солнце света.
        «Сапсан Тео, - мелькнуло в голове у Хардова. - Он всё-таки вызвал его. Решил подстраховаться».
        Пастух снова мотнул башкой, но теперь в его рёве послышалась мучительно-огрызающаяся нотка. Сила двоих скремлинов оказалась не тем, от чего легко отмахнуться, как от назойливой мухи. Единственный глаз циклопа был ослеплён, Ридик наклонил голову, как обиженный ребёнок, прижал переднюю лапу ко лбу и заворчал. Потом оскалил пасть, опустился на четыре конечности. Двинулся вперёд. Оба скремлина зависли между ним и гидом, ещё один импульс яркого света. Но теперь этого явно было недостаточно. Превозмогая световую волну, Ридик вновь заревел и пошёл на Хардова. Тот успел заменить магазин и дал ещё одну очередь. Дёргаясь от удара каждой пули, пастух не прекратил движения.
        «Невероятно», - мелькнуло в голове у Хардова. Краем глаза он видел, что Тео очнулся и ползёт к своему автомату, выбитому ударом лапы Ридика. Хардов отступал, не прекращая вести огонь короткими очередями, однако Ридик, будто нежить, которому нипочём смертоносные пули, дёргаясь, наступал на него. Даже мощные обжигающие снопы света обоих скремлинов вызывали лишь мучительный и всё более злобный рёв. А потом он встал на задние лапы, и удар передней, грозящий снести голову Хардову, прошёлся лишь в миллиметре от его лица. Видимо, это был конец, Ридик сделал ещё шаг, навис над Хардовым, и он, не чувствуя ни страха, ни сожаления, дал в эту тварь последнюю короткую очередь и даже успел улыбнуться, потому что от болезненно-жёлтого глаза остались лишь капли разлетевшегося желе. Ридик взвыл, наклонив вперёд косматую морду, и тут Хардов увидел то, чего не знал Тео: два круглых, совсем меленьких чёрных глаза скрывались под густой шерстью - пастух не был циклопом. Но на всё это времени уже не оставалось. Уродливая кривая лапа Ридика начала замах для рокового удара. Хардов, плотно сжав губы, не мигая, смотрел на
монстра. Последние импульсы света скремлинов больше не останавливали его…
        «Ну, вот и всё», - но и эта мысль, успев кольнуть глухой тоской, почему-то не вызвала ни страха, ни сожаления.
        И тогда послышался совсем слабый хрипловатый голос Тео:
        - Горх, я вижу тебя. У меня здесь серебряная пуля, и ты знаешь это.
        И монстр, нависший над Хардовым, вдруг застыл.
        - Горх, отпусти Ридика.
        Монстр дёрнулся, словно слова эти были для него сильнейшим ударом, и издал какой-то нутряной, трескуче-пустотный звук. Хардов скосил взгляд: Тео, пошатываясь, приближался к твари со спины, держа её под прицелом, и говорил что-то странное, но слова эти смогли остановить зверя. И… возможно, Хардову это только показалось, но густая, в тёмных подпалинах шерсть Ридика словно начала таять, сделалась полупрозрачной, и внутри него, как в мареве раскалённого воздуха, мираже, вложенное матрёшкой, промелькнуло существо гораздо более скромных размеров, но именно оно, стоящее на задних лапах, подняв высоко над головой жуткий череп, и было подлинным монстром.
        - Отпусти Ридика, даже если он мёртв, - повторил Тео.
        Хардов внезапно всё понял. Смерть сегодня дохнула на него, притворившись чудовищно-огромным пастухом Ридиком, но выглядела она не так и сейчас отступила. Тут же дослав в патронник единственную серебряную пулю, Хардов взял на прицел стоявшую перед ним тварь.
        Трескуче-пустотный звук, снова мираж… Но теперь в трескотне прозвучали нотки деловитого недоумения, будто сбивчивый монолог, ворчание слабоумного. И мираж рассеялся. Пастуха Ридика перед ними больше не было, впервые с такого близкого расстояния они смогли разглядеть Горха. И наверное, поняли, что подразумевала Агнец, когда говорила, что он пришёл из глубокой древности.
        - Ты знаешь, зачем мы здесь, - спокойное повеление в голосе Тео. - Мы забираем ребёнка - ты живёшь. Сопротивление - не живёшь. А мы забираем ребёнка.
        Трескуче-пустотный звук, почти комичный монолог слабоумного.

7
        - Как ты догадался? - спросил Хардов. В его левой руке покачивалась искусно сплетённая из прутьев люлька с подложкой мягкой травы, и в ней спал чудесный розовощёкий младенец.
        Горх действительно оказался заботливой нянькой, усыпив, чтобы не побеспокоить, девочку жирным молоком буйволиц Ридика. Они выходили из Александровского сада, покидали зону густого тумана. Оба скремлина набрались сил и теперь весело кружили над их головами, играя друг с другом.
        - Я услышал детский плач. - Тео поморщился и тут же странно повёл головой, словно пытаясь избавиться от застрявшей там неприятной мысли.
        - Плач? - Хардов вскинул на него взгляд. - Девочка ведь спит, сонное молоко… Я ничего не слышал.
        - А она и не плакала, - болезненно усмехнулся Тео. - Это гипноз. Просто тебя зацепило меньше, а меня, на наше счастье, сильнее.
        - И-и?!
        - Помнишь, как он ушёл от нас в городе? И тогда тоже плакал ребёнок? Гипноз… Воздействие сильнее, и его след остался во мне.
        - О чём ты говоришь?
        - Он тогда не сбежал, в городе, шёл за нами по пятам, скрытый туманом. Сообразил, куда мы направляемся: к источнику молока и к его норе. Потом обогнал нас, ушёл в тоннель Ридика, прекрасно понимая, что на пастуха мы не станем расходовать серебро Сестры. Всё остальное было гипнозом. План, и вправду, блестящий, мы перезарядили оружие, он манипулировал нами.
        Хардов нахмурился, помолчал, обдумывая.
        - Что же тогда ты слышал? - спросил наконец.
        - След предыдущего сеанса, - со странной монотонностью отозвался Тео. - Я и сам не сразу догадался, что слышал. А когда началось новое наваждение, этот след промелькнул, и всё связалось у меня в голове. В последний момент, правда. И знаешь, Хардов, хорошо, что меня зацепило сильнее. У нас перед ним не оставалось шансов.
        - И запах?
        - Тоже гипноз. Всё - от начала до конца. Он чертовски сильный манипулятор. И нашёл в нас лазейку.
        - А Ридик?
        - Он убил его. Когда понял, что мы всерьёз начали охоту. Ридик мог бы помешать. Он всё же зверь, а здесь мы имеем дело с очень опасным и очень не похожим на нас разумом.
        - Убил пастуха? Ему же нужно молоко для девочки.
        Тео посмотрел на Хардова, в его глазах плавал какой-то незнакомый масляный блеск:
        - Ты помнишь, как мы вошли в его нору, и ребёнок проснулся? Она совсем не была напугана. Вряд ли можно говорить о привязанности, но когда мы забирали девочку, как он вопил, в его трескотне действительно было страдание… Я думаю, вскоре он сам собирался вернуть ребёнка, чтоб росла до поры до времени среди людей.
        Тео замолчал, бесшумно ступая вперёд, Хардов тоже молча обдумывал услышанное. Спросил:
        - Почему ты дал ему уйти? В этой заминке. Когда забирали девочку. Он быстрый, но я видел, ты бы успел выстрелить. Из-за Агнец?
        И опять этот незнакомый масляный блеск в глазах Тео.
        - Потому что дело сделано, - глухо отозвался он, посмотрел на люльку. - Этот младенец - хозяйка черепа. Надо приглядывать за ней. Теперь смотреть в оба. Пусть растёт в доме родителей… И Агнец права: убей мы Горха, неизвестно, что вслед за ним череп вызвал бы из тени.

8
        Фёдор сидел на берегу Клязьминского моря и смотрел на воду. Пора было подниматься: собиратели со всем гостеприимством готовы были разделить с ним свою скудную трапезу.
        «О ком же ты говорила, хозяйка Сестра, - подумал Фёдор. - О какой девочке? Ту, которую мы спасли тогда… её давно нет. Что же ты имела в виду?»
        Фёдор поднялся на ноги, бросив прощальный взгляд на солнечные блики, играющие поверхностью утренней воды, направился в деревню собирателей.
        Пустотно-трескучий звук… Горх снова появился. И сны Евы или то, что похоже на сны… Это Горх пытается связаться с ней? Тогда Ева в огромной опасности. Но почему? Что происходит?! Ева под защитой Петропавла и гидов Университета - это немного успокаивало. И там сейчас Агнец. Что, как ни странно, успокаивало намного больше. Он не может ничем помочь, пока не окажется на мосту. Или может? Сны Евы…
        («О ком ты говорила, хозяйка Сестра?»)
        Сны Евы или то, что похоже на сны… Ведь можно попытаться. Установить с ней эту ненадёжную, эфемерную связь. Только он сам не понимает, что происходит. Хардов в Икше, он сам - здесь, Ева в Университете… Кто ещё? Как увязать всё это, собрать в единый кулак и увидеть вещи такими, какие они есть? Эфемерная связь…
        Они не убили тогда Горха, потому что Агнец просила не проливать ненужную кровь - никто не знает, какую роль кому предстоит сыграть. И вот Горх появился снова, трескуче-пустотный звук, который слышит Ева, не может быть ничем иным. И девочка, о которой говорила Сестра…
        Фёдор остановился. Это уравнение не решается, в нём какая-то ускользающая переменная. Череп Горха давно находится в Университете, он пришёл за ним, но сам не может его забрать. При чём тут Ева? Ни Тео, ни Хардов с тех пор в Университете не были. Ушли за моря дружественных тогда капитанов Пироговского братства на север восстанавливать Дубну и Дмитров. На север. Где чудом сохранилась жизнь, где туман подступал вплотную к берегам канала и где «Кая Везд», блуждающий по волнам проклятый корабль, грозил свести на нет всю их работу. Университет оставался на Петропавле. И?..
        Нерешабельное уравнение. Пока… не увидишь эту ускользающую переменную, не отыщешь, где, в ином месте
        (во тьме?)
        она таится. Хардов, Фёдор, Ева, кто-то ещё… Лия, её призрак? Рыжая Анна? Эта синеглазая охотница, которая спасла их, принявшая совершенно ненормальное имя «Раз-Два-Сникерс»… Кто-то ещё. И вот снова появляется чудовищный Горх, которого, возможно, они тогда пощадили неспроста. Эфемерная связь…
        Фёдор снова двинулся в направлении деревни. Играющая на краю группа детей не так почтительно, как взрослые, но всё же замолчала, провожая его весёлыми взглядами. Здесь все не хотят его тревожить, потому что он гость самой Маа-Агнец. Потому что… Она единственная в состоянии сейчас разобраться, что происходит. Если кто-то и может, то Агнец ближе всех к разгадке. Он отдал ей свой манок, свои бусы для Евы, ещё одна надежда на эфемерную связь…
        «Потому что Агнец единственная, кто знает о Горхе больше меня, - думал Фёдор, ступая по тропинке к деревне собирателей. - И о Сестре она знает больше меня. Сестре, с её пророчеством о грядущем…»
        Фёдор вдруг снова остановился. Уставился невидящим взглядом в пустоту перед собой, где мелькал калейдоскоп образов. Вот калейдоскоп прекратил движение, всё затянулось мутной пеленой, но один образ всё же ненадолго застрял в ней, прежде чем окончательно исчезнуть. От него остался лишь непонятный,
        (эфемерный?)
        плохо читаемый след, похожий на тень. И Фёдор услышал, как сам проговорил, несколько отстранённым, словно пришедшим оттуда, из-за мутной пелены, голосом:
        - А если тогда не всё закончилось?

9
        Когда они с Хардовым добрались до посёлка, девочка в люльке проснулась. И заулыбалась им. Потом, видимо голодная, начала плакать. Это удивительно, но из кишок какого-то убитого им животного Горх соорудил подобие соски, обтянув ею глиняную бутыль, и кормил девочку молоком. Сейчас они постарались это повторить, вышло довольно неуклюже, но девочка припала к соске и начала тянуть.
        - Что? - спросил Тео у Хардова.
        - Впервые вижу такое умиление на твоей физиономии, - рассмеялся тот.
        В посёлке люди встречали их, как героев. Здесь ещё ничего не слышали о гидах и воспринимали этих двоих людей в пыльных ботинках и измятых плащах как более удачливых охотников на всякую нечисть. В каком-то смысле, так оно и было.
        Мать ребёнка выбежала им навстречу. Тео передал ей люльку. Молодая женщина расплакалась. Потом перехватила в воздухе руку Тео и поцеловала. Тот отвернулся. Хардов услышал, как совсем негромко скрипнули зубы друга.
        - Спасибо вам! Храни вас господь, он никогда не забудет вашей доброты. - Женщина уже прижимала малышку к себе, люлька Горха теперь валялась в траве.
        Эти люди верили в древнего распятого Бога, и, наверное, сейчас он помог им. Затем мать ребёнка вдруг обняла Хардова и поцеловала в щёку. Она не утирала слёз, лишь повторяла:
        - Спасибо вам, храни вас господь, спасибо…
        Хардов был сконфужен и растроган одновременно. Тео улыбнулся. Хорошо, что всё закончилось так.
        - Как её зовут? - Нежность в голосе Хардова.
        Тео больше не улыбался. Мать чуть отстранила от груди своё дитя, посмотрев на него мокрыми счастливыми глазами, и с гордостью, неведомой им, двоим удачливым охотникам в пыльных плащах, сказала:
        - Лидией.
        Глава 14
        Президент Лидия

1
        Ева перевернула следующую страницу. Сейчас, ещё несколько секунд, и здесь тоже появятся буквы. Размашистый, совсем не женский, с небольшим наклоном почерк; все заглавные и длинные строчные, с палочкой или хвостиком буквы она писала сверху вниз. Совсем не то, что аккуратный, красивый, легко читаемый девичий почерк самой Евы. Девушка с нетерпением ждала, крепче сжала левую ладонь, свет от масляной лампы падал на пожелтевшие страницы дневника. Ключ сказал ей не пользоваться электричеством, ключ подсказал ей, как прочитать то, что много десятков лет было скрыто от всех, как прочитать пустые страницы личного дневника президента Лидии. Ключ или… Фёдор, его талисман, бусы,
        (манок, гиды называют это «манок»)
        которые сейчас украшали шею его девушки. Всё менялось в образе легендарной Лидии, дамы с портрета, мудрой, не совершающей ошибок, твёрдой рукой управляющей огромным Университетом во времена, когда о союзе Дубны и Дмитрова ещё никто не слышал. Лидия была живым человеком, с ошибками и несчастной любовью. И возможно, всё менялось в представлениях самой Евы о том, для чего она здесь.

2
        Третий президент Университета заинтересовал Еву сразу, как только она увидела портрет. Девушка проштудировала всё, что хранилось в библиотеке о Лидии; она действительно была выдающейся женщиной, и наибольшего расцвета Университет достиг именно при ней. В год Чёрной весны, когда внезапно «ожили» и заработали аттракционы Парка Горького, причём тихая и словно издевательская музыка, под которую обычно крутятся детские карусели, была слышна даже здесь, за несколько километров, когда туман, скрывающий порождения тьмы, неожиданно двинулся на Воробьёвы горы, а во главе его шла чудовищная Чёрная волчица, именно президент Лидия была организатором обороны Университета. Её безупречно грамотные действия позволили дать туману сокрушительный отпор. Чёрная волчица была повержена Лидией и Петропавлом; разные источники по-разному оценивали роль каждого, сам же Петропавел однозначно высказался в пользу больших заслуг президента Лидии, скромно отметив, что ему лишь повезло совершить удачный выстрел. Алёшка показывал Еве пулю, которой Глава гидов сразил чудовище; они вообще немало говорили о тех великих днях, и,
конечно, симпатии самого Алёшки полностью принадлежали стороне Петропавла. Это была последняя атака мглы на Университет, туману пришлось отступить, а гиды, напротив, шаг за шагом отвоёвывали себе новое пространство. Точнее, забирали старое в городе, который когда-то был городом людей, и на канале, созданном древними строителями. Источники упоминали, что Учитель с гидами Тихоном и Хардовым отправились на Север к началу канала и больше в Университет не возвращались, заботы же о нём полностью легли на плечи Лидии и Петропавла. Так же по преданиям, Лидии принадлежал череп Горха, чудовищного порождения тьмы, и она могла повелевать им, но чётких подтверждений тому факту не было. Алёшка высказался в пользу подобной версии, дав понять Еве, что гиды не всегда действуют в белых перчатках и для пользы предприятия не побрезгуют ничем. Парню вообще почему-то не особо нравилась президент Лидия, и с его точкой зрения Ева познакомилась ещё в их первую встречу. Её даже несколько удивило такое отношение всегда доброжелательного Алёшки к давно жившему человеку. А потом она поняла, что просто здесь, как и во всём, у её
нового друга была своя теория, и пьедестал единственного героя был полностью отдан Петропавлу. Алёшка мечтал быть гидом, но полагал, что природные увечья тому помеха; его интересовали учёные, но образования не хватало; ему явно было тесно в рамках только смотрителя за древностями, разные идеи, в том числе и сумасшедшие, буквально распирали несчастного парня. Ева прекрасно понимала, что он чувствует, но пока совершенно не представляла, как ему помочь. Пока они только сдружились, и с каждым днём их дружеская привязанность становилась лишь крепче. Всё своё время Ева проводила на занятиях с Мелани, в библиотеке, а потом отправлялась к Алёшке. Ей также были необходимы беседы с Петропавлом, её терзали сомнения, тоска, ей необходимо было поделиться насчёт возможного материнства Лидии, но у Главы гидов было полно своих дел. Ева пыталась пару раз поговорить с ним, но Петропавел однозначно высказался относительно бездетности Лидии, и, понимая, как она будет выглядеть со своими досужими вымыслами о сходстве, Ева решила собрать побольше информации. Проштудировав всё, она обнаружила, что есть ещё личная переписка
Лидии и её дневник. Но это хранилось в закрытом архиве, и доступ туда можно было получить только у Петропавла. Правда, Глава гидов подписал его, не задавая Еве никаких вопросов, лишь предупредив, что она не найдёт там ничего нового.
        - А в дневнике, девочка моя, вообще несколько чистых страниц.
        - В смысле? - не поняла Ева. - Он не закончен?
        - Если бы, - развёл руками Петропавел. - Такое впечатление, что она писала, а потом по какой-то непонятной причине решила пропустить полтора десятка страниц, оставив чистыми, пустыми, а потом продолжила писать дальше.
        - Как, прямо в середине?
        - Да. Меня это тоже удивило. Возможно, собиралась что-нибудь вписать туда позже… Да так и не успела.
        - Вы точно уверены, что у неё не было детей? - вдруг спросила Ева, даже не успев пожалеть об этом.
        - Послушай. - Петропавел внимательно посмотрел на неё. - Ты мне уже не в первый раз задаёшь этот вопрос, девочка моя. Что тебя волнует?
        - Я… - Ева уже была близка к тому, чтобы рассказать о сходстве, но что-то остановило её. - Я не знаю.
        - Лидия была прекрасным человеком. - Петропавел светло улыбнулся давним воспоминаниям. - И моим большим другом. Делились разными секретами, как брат с сестрой, молоды были… Я бы знал. Детей у неё не было.
        - Ясно.
        - Ева. - Петропавел взял её за руку, и ностальгические нотки покинули его голос. - Что ты хочешь мне сказать?
        - Пока не знаю, - призналась девушка.
        - Узнавай быстрей и говори. Не тяни с этим.
        - Хорошо, - пообещала она.
        Ева поняла, что её остановило рассказать о сходстве. Они были очень близки, друзьями, почти как брат с сестрой. И всё же у Лидии, возможно, была тайна. Даже от Петропавла. И если это так, то это её тайна. Что-то очень важное для неё, раз имелись основания скрыть это ото всех. А если это не так, то нечего и языком зря чесать. Надо прежде внимательно всё выяснить. А потом всё равно рассказать Петропавлу. Рассказать, что сейчас, в эту самую минуту в Икше, городе призраков и видений, осаждённая в колокольне, возможно, находится тайная дочь президента Лидии. А спасательная экспедиция по поиску Хардова, начатая Тихоном, идёт на выручку и ей.

* * *
        Петропавел оказался прав. Ни в дневнике, ни в личной переписке президента Лидии Ева не нашла ничего нового. И действительно, только не в середине дневника, а ближе к концу она обнаружила полтора десятка пожелтевших от времени, но совершенно чистых страниц. Ева разочарованно закрыла дневник. Нигде никаких указаний на то, что у Лидии мог быть ребёнок. У неё просто не хватало времени, чтобы позволить себе счастье материнства. И хоть Лидия была замужем, вся её жизнь оставалась на виду. И всё равно Ева решила поговорить с Петропавлом о загадочном сходстве.
        А потом что-то случилось.
        Ева точно помнит, когда это произошло. В кабинете у Петропавла. И как у неё забилось сердце, когда старый гид протянул ей раскрытую ладонь, а в ней лежал манок, бусы Фёдора. Она сразу же узнала и:
        - Откуда?
        - Передал с курьером. - Петропавел улыбнулся девушке. - Он хочет, чтобы это было у тебя. Надень. Мне кажется, это важно.
        А дальше начались расспросы, расспросы, и Ева хотела бы поговорить с курьером, но Петропавел сказал, что не представляется такой возможности - это очень необычный курьер, и заверил её, что с Фёдором всё хорошо.
        «И никакой даже коротенькой записочки», - сокрушённо подумала она. А Петропавел словно прочитал её мысли:
        - Девочка моя, скоро вы увидитесь. Осталось совсем недолго. Ничего другого, кроме бус, с этим курьером он передать не мог.
        И всё равно, засыпая в этот вечер, Ева счастливо улыбалась. А потом снова вернулся этот трескуче-пустотный звук.
        Ева поднялась, подошла к окну, раскрыла его. Ничего не происходило. По какой-то причине, этот тревожный звук перестал её пугать. Ева возвратилась в постель. И уже проваливаясь в сон, она услышала:
        Трхх-пр-гум-памкм

* * *
        Ты всё ближе… Ты здесь. Впусти меня. Возьми ключ. Возьми его. Дневник. Возьми ключ.
        Это был сон. Ева знала, что это так. Но её возлюбленный сейчас поцеловал её, и отделаться от ощущения, что поцелуй реальный, было очень сложно. Ева открыла глаза. Ночь тиха, но прежде, чем исчезнуть, Фёдор успел поцеловать её ещё раз.
        - Как же я скучаю, - прошептала девушка.
        И ночь словно ожила. Звуки, шёпот, шелесты, очертания предметов сделались ярче. Её чашка с недопитым чаем будто бы беседовала с тихонько, как колокольчик, звенящей о блюдце ложкой. В комнату влетели светлячки, их неспешный полёт казался трогательным и грустным. Вероятно, всё это ещё снилось. Окно комнаты было широко раскрыто. И там, на фоне ночного неба чернел силуэт, и два глаза смотрели на неё. Откуда-то Ева знала, что глаза эти могут быть очень свирепыми, но сейчас в них таяло что-то такое же трогательное и грустное, как в полёте светлячков. И Ева совсем не испугалась ночного гостя.
        - Кто ты? - позвала она.
        Тишина, нет ответа, светлячки летают по комнате, лишь глаза в окне застыли. Ева подняла руку к бусам Фёдора, может, её любимый вернётся, но этот сон во сне заканчивается. Ева слышит:
        Впусти меня. Дневник. Возьми ключ. Сможешь прочитать. Возьми его.
        Ева просыпается. Теперь уже окончательно. Ночь. Но в окне никого нет. Лишь трескучий звук:
        Трхх-пр-гум-памкм

3
        Алёшка без расспросов и возражений вернул ей ключ:
        - Конечно, он же твой. Бери в любое время.
        Парню явно хотелось поболтать, и Ева увидела, как велико огорчение в его глазах, когда сказала, что торопится. Но ей необходимо было срочно проверить. Этот странный сон всё менял. Или был издевательством, дарящим ненужные надежды.
        «Трхх-пр-гум-памкм», - услышала Ева, подходя к библиотеке. Она остановилась перед массивными дверьми. Здесь пахло деревом и старыми книгами. Сон, где был Фёдор, странным образом смешался с его ключом для новобрачных и с этим трескуче-пустотным звуком. Ева коснулась бус Фёдора на своей шее: покой, умиротворение, но и тишина. Девушка грустно усмехнулась: а чего она ожидала - разговора? Только… ощущение, что вместе с этими бусами Фёдор словно сделался ближе, не покидало её.
        Трхх-пр-гум-памкм
        Лицо Евы чуть побледнело, этот сон напоминал о себе, настойчиво требовал действий. «Или это не было сном», - подумала девушка. Тут же опустила руку в карман, взяла ключ, сжала его в ладони.
        Дневник. Электрический свет нельзя. Сможешь прочитать. Ключ. Нельзя электричество.
        На тумбе у окна Ева обнаружила с десяток масляных ламп. В случае перебоя с электричеством, что происходило довольно часто, ими мог воспользоваться любой желающий. Разрешение на доступ в архив у неё было с собой, и совсем скоро она склонилась над дневником президента Лидии. Крепко сжала ключ в левой руке и смотрела на чистые страницы. Ничего не происходило. И трескуче-пустотный звук больше не повторялся.
        «Я что-то неправильно поняла? - подумала Ева. Следующая мысль ей понравилась меньше: - И вообще, можно ли доверять снам?»
        А потом огонёк внутри масляной лампы задрожал, словно его коснулось чьё-то дыхание, хотя он был скрыт за стеклянным колпаком. И откуда-то из глубины пожелтевшей страницы проступили первые, едва заметные очертания. Весь лист запестрел. Буквы. Они становились ярче, цепляясь друг за дружку, складывались в слова. Ева облизала губы, ладонь разжалась, выпуская ключ. Буквы исчезли, будто растворились в пустоте листа. Ева оглянулась, хотя прекрасно знала, что находится в архиве одна. Лишь смотритель-библиотекарь на своём посту и тихие, приглушённые голоса из основного зала. Она снова сжала ключ в ладошке, буквы тут же вернулись, на сей раз гораздо быстрее. И Ева смогла прочитать первую фразу. И даже по ней одной сразу становилось ясно, что у президента Лидии была другая, тайная жизнь: «Я пишу это невидимыми чернилами, любовь моя. Но тебе известно, как это прочесть».

4
        Брат Дамиан стоял на своём балконе и провожал взглядом почтового голубя, что вспорхнул сейчас в небо. Деловой партнёр из Университета прислал ему три шифровки с очень мудрёным, известным только монахам кодом, но всё равно послания его были крайне расплывчаты, видимо, тени сгущались, и ему приходилось быть предельно осторожным. Полночи брат Дамиан провёл, не сводя глаз с эликсира. Очень скромный, на треть небольшой колбы, запас. Стенки сосуда были толстыми, не разбить, но всё равно для прочности колбу защищал металлический каркас. Стило поднести к колбе руку, как серебристая поверхность отдавала весёлую голубую искру. Эликсир был сырым ещё, но всё равно одной капли хватало, чтобы в определённых местах - например, на огромных складах за Уч-морем, - появлялись предметы из канувшей эпохи. Совсем скромный запас… Это было величайшей тайной, но вот что удивительно: предшественник Светоча на его, посту даже не задавался вопросом, как это действует, полагая эликсир чем-то вроде сокровенного подарка неба. Некоторые тайны лучше оставлять неразгаданными. Лучше и безопасней. Но не для брата Дамиана.
        - Девушка уже в Университете, - прошамкал Светоч Озёрной обители, наблюдая, как точка, которой стал почтовый голубь, растворяется в утреннем небе.
        Потом он понял, что от бессонной ночи пересохло нёбо и стоило бы попить воды. Брат Дамиан принимал существование тайн… для других. Но для него эти тайны должны были быть раскрыты. А потом появился деловой партнёр из Университета. Светоч понял, что именно этой встречи он ждал всю свою жизнь.
        Брат Дамиан не спеша выпил стакан воды. И вместо того, чтобы прочистить горло кряхтением, произнёс:
        - Богомерзкий дом…
        Голос звучал нормально. Удивительно, как множество богомерзких вещей, складываясь вместе, могут дать благо. Девушка, переполненная ведьминой любовью, - она ничего не знает об этом, просто девчонка, но узнает в последний момент; теперь этот дом со шпилем, что чернеет посреди ночного неба,
        (полнолуние)
        хищное окно в нём. Богомерзкий луч испепеляет всё живое. Гиды Университета называют это «окном 317» и, при всём их порочном любопытстве к запретному, тоже до сих пор не выяснили, как это действует. И для чего. А вот деловой партнёр брата Дамиана выяснил. Где-то в далёком Николо-Перервинском монастыре должны были жить монахи, старцы. Но они не были ни тем, ни другим. И даже в сыром виде эликсир заставил их развязать язык. Богомерзкие создания выложили всё. Молчуны… Брат Дамиан вдруг подумал, как он их понял, если они не говорят.
        Деловой партнёр из Университета выяснил многое. Оставалось увязать совсем крохи. Из его зашифрованных депеш следовало, что сроки близятся, и всё, скорее всего, произойдёт в ближайшее полнолуние. Оно,
        (окно 317)
        его луч укажет на самое тонкое место, а именно эликсир сделает смертоносный луч не опасным. Скорее всего, это произойдёт в Москве, в месте, о котором они оба знают. Но также, возможно, луч добьёт до Пироговских складов, и тогда брат Дамиан должен быть в готовности. Светоч Озёрной обители осклабился - он всегда находится в готовности и давно ждал этого момента, но эликсир всё ещё сырой. Крохи, осталось собрать совсем крохи. А тени сгущались, Петропавел, как сыскной пёс, шёл по следу. Поэтому и ответная депеша брата Дамиана оказалась крайне расплывчатой: коршуны Университета перехватывали почтовых голубей, растерзывая несчастных птиц, и переписка могла достичь ненужных глаз. Сгущались тени, всё висело на волоске.
        В Пирогово дела обстояли не лучше. Всё больше власти прибирал к своим рукам проснувшийся капитан Лев. Что ж, она полагалась ему по закону, а Светоч всегда чтил и оберегал закон. Мерзкое отродье капитана Льва, его дочь Аква, уже открыто, в глаза дерзила брату Дамиану, но он ещё со светлой и умильно-снисходительной улыбкой журил девочку - детские шалости… Хотя всё внутри Светоча кипело, и он с удовольствием бы размозжил Акве череп… Да, тени в Пирогово тоже сгущались, но брат Дамиан всё ещё очень умело балансировал, за ним стояла огромная сила - Корпус Стражей, и на открытый конфликт с монахами капитаны пока не шли. Обе стороны заняли выжидательную позицию, чутко улавливая перемены в настроениях, улавливая, куда дует ветер. А его направление медленно менялось. Что ж, если всё случится в ближайшее полнолуние, то брат Дамиан явит пастве такое чудо, что оно затмит даже Лабиринт. И тогда о мятеже капитанов можно будет не беспокоиться. Они с деловым партнёром из Университета станут обладателями волшебной дверцы, ключа от которой не будет ни у кого на канале. Они станут обладателями всех волшебных дверей
мира - эликсир даже в сыром виде развязал старцам Николо-Перервинского монастыря язык. Деловой партнёр провёл огромную работу, и трудился он долго, очень долго, и никто в Университете даже не догадывался о том, насколько давно он начал свой труд.
        Брат Дамиан кротко улыбнулся. Какое же всё-таки счастье, что они нашли друг друга и смогли объединить усилия. Волшебная дверца и ключ…
        «Кстати, насчёт последнего. - Светоч нахмурился. - Он дал понять, что знает, где находится ключ, и может забрать его в любую минуту. Но что-то ещё не до конца прояснено».
        Что-то ещё не прояснено, а полнолуние близко, и это вызывает у брата Дамиана большую тревогу. Изощрённый ум Светоча мешает ему по ночам спокойно спать, он думает, читает старые книги и думает, думает… Лабиринт оказался вовсе не тем, чем его полагали. Священный сон капитана Льва был не тем. И Разделённые вовсе не те, кого ждали. Это всё были лишь знаки совсем других событий и явлений. И вот сегодня на рассвете брата Дамиана посетила пугающая мысль - а что, если и ключ окажется не тем? Не тем. А лишь знаком, указывающим на что-то схожее, близкое, но совсем другое? Эта тревога и заставила Светоча писать срочную депешу и отправлять почтового голубя. Невзирая на то, что деловой партнёр просил временно прекратить всяческие сношения. Петропавел наступал буквально на пятки. Но брат Дамиан не мог не поделиться своими тревожными прозрениями. Он зашифровал всё тщательно, но понимая, что и на той стороне не дураки сидят, выдал крайне туманный текст.
        Но партнёр поймёт, о чём речь, поймёт - в них слишком много общего. И всё же главной его надеждой оставалось, что коршуны Университета не выследят голубя, не выследят и не растерзают несчастную птицу, принеся окровавленную тушку на стол Петропавлу.
        Почтовый голубь уже исчез, даже точки не осталось. Но где-то там, под шпилем Университета, в этот утренний час кружили коршуны, почти неразличимые в сумеречном небе. Коршуны против кроткого голубя. Всё висело на волоске, а срок совсем близок.

5
        Ева отвернулась, не стоит ей читать о личном. В этом было что-то от непристойного соглядатайства. Потом подумала, снова придвинула к себе дневник: она не шпионит за давно угасшей страстью, она здесь не для этого. Но если тайные записи, неведомые даже для Петропавла, открылись ей, значит, предстоит сейчас узнать что-то очень важное. Этот шершавый голос, потребовавший прочесть дневник, сон, амулет и ключ Фёдора и вероятная дочь автора скрытых строк - теперь всё это касалось Евы напрямую. Глаза цеплялись за фразы, адресованные неведомому возлюбленному.
        (У замужней президента Лидии был тайный возлюбленный. Следовательно, от этой связи мог остаться ребёнок. Девочка.)
        Ева старалась деликатно избегать их, пока не наткнулась на тревожное слово «Горх».
        «…Петропавел считает его чудовищем, да так оно и есть, ему противна сама мысль о Горхе и о том, что я хозяйка черепа. Но ведь он не знает всего о нём, не знает Горха настолько, насколько знаю я».
        Вот оно. Ева оторвала взгляд от страницы и посмотрела на ряд книжных полок, которые тонули в полумраке. Значит, это вовсе не предания, не очередной миф. Президенту Лидии действительно принадлежал жуткий череп, который хранится сейчас в отделе реликвий и артефактов.
        «…ведь он помог нам, и Петропавел обязан это признать. Его помощь неоценима. Именно Горх, а не я, справился тогда с Чёрной волчицей и погнал её под пулю Петропавла. Да, он похитил меня в детстве, но такова его природа, и он не раз оберегал меня. Знаю, что только ты, любовь моя, в состоянии понять, о чём я говорю: Горх - чудовище, свирепое и безжалостное, но парадоксальным образом в нём уживается и нежность. Я должна буду отпустить его».
        Ева отклонилась к спинке стула. Всё менялось в образе легендарного президента Лидии; не была она вовсе забронзовелой дамой с портрета. И строки дневника пропитаны одиночеством и болью: кто знал её по-настоящему? Неведомый тайный возлюбленный, с которым не могла быть вместе и которому, единственному, она могла открыться? Ева читала дальше. Много о каком-то таинственном эликсире, снова о Горхе, строки о предстоящем расставании, но ни слова пока о возможном ребёнке.
        «… любовь моя, я оставляю череп Горха тебе. Теперь ты его хозяин. Пообещай, что как бы ни случилось, и если нам не суждено больше встретиться, ты отпустишь его».
        Президент Лидия вскоре должна была покинуть Университет и отправиться куда-то… Может, туда, где находилась их дочь? Почему так мучительны слова о предстоящем расставании и столько обречённой нежности, словно они могут расстаться навсегда?
        «Будь осторожен: подлинной хозяйкой черепа остаюсь я. Это важно. Лишь вещь, переданная мной лично, изменит ситуацию».
        Ева поморщилась. Смысл фразы не совсем ясен. Почему он должен быть осторожен?
        «… я бы сама отпустила его, но пока он нужен Университету. Я вернусь, и он ещё сослужит нам службу. Знаю, что оставляю череп в надёжных руках, и ты выполнишь мою просьбу. Любовь моя, очень рассчитываю, что вернусь, и мы снова будем вместе. Но если судьба распорядится иначе, будь хозяином Горху, пока не убедишься, что весть о моей гибели окончательна. И тогда отпусти его. Ибо таково моё обещание».
        Ева опять отвела взгляд от дневника. Каким удивительным образом всё менялось… дальше шли технические детали: смена владельца может быть только добровольной, и всегда должен присутствовать какой-то обмен. Ева подумала, что всё это теперь не столь важно для неё, - она искала упоминания о возможном ребёнке, - но всё же заставила себя вникнуть в суть. Вернулась на несколько абзацев назад:
        «…это случилось, когда я передала тебе череп, а ты мне столь ценную для тебя вещь из твоего прошлого. И теперь череп твой. Я сберегу то, что взяла взамен, обещаю. А с тебя беру обещание выполнить мою просьбу».
        Ева перелистала страницы - оставалось совсем немного. Вернулась к месту, где прервалась:
        «Ты должен простить меня, я не могу похитить эликсир у Петропавла. Это было бы предательством. Но я разыщу её. Ты знаешь, о ком говорю. И тогда мы сможем быть счастливы».
        Вот! Это оно? О ребёнке?! Разыщу её… Ева нахмурилась: нет, так не выходило. Лидия доверила дневнику свои самые сокровенные тайны, но ни разу не назвала девочку по имени? Нет, здесь речь о чём-то другом. Ева читала дальше; снова об этом чудодейственном эликсире, чудовище Горхе, но ни слова о самом важном.
        «Больше всего я сожалею сейчас, что оставила слова прощания лишь этому дневнику. У меня есть для тебя ещё один важный секрет. Но я расскажу о нём, глядя в твои глаза, а лучше прошепчу на ухо. Любовь моя… Всё, должна идти. Ты был и остаёшься моей единственной любовью».
        И дата: «1 март».
        Всё. Ева дочитала до конца. Много всего менялось, но ни слова о том, что она искала. Девушка опять отклонилась к спинке стула. Посмотрела в полумрак, куда уходили книжные полки. Ей почудилось движение каких-то теней, словно что-то из дневника появилось здесь, наполнило ненадолго пространство своим пребыванием и не хотело исчезать, таять вместе с буквами на пожелтевших страницах. Печаль, любовь, которую вынуждены были скрывать, и расставание. Последняя запись в дневнике датирована мартом, первым днём весны. Глубокой осенью того же года президент Лидия погибла. При страшных обстоятельствах. Даже останков её скремлина, огромного пса неизвестной породы по кличке Раджа, найти не удалось.
        Ева разочарованно вздохнула. Её взгляд сам вернулся к последней записи: «У меня есть для тебя один секрет… а лучше прошепчу на ухо. Любовь моя…»
        Сердце девушки вдруг быстро забилось. Она выпустила ключ из пальцев, и буквы на последней странице растаяли.
        «Есть один секрет, - прозвучало в голове у Евы. - А что, если она была беременна? А?! И ребёнок всё-таки успел родиться?»
        Ева, не мигая, смотрела на последнюю страницу дневника, чистую сейчас, лишь отсветы масляной лампы играли на пожелтевшем листе бумаги. Они расстались навсегда, Лидия погибла. Но ребёнок мог родиться. И тогда Ева не ошибается… Какое это отношение может иметь к ней? Почему дневник президента Лидии решил раскрыть Еве свои тайны? По крайней мере, некоторые вещи становятся очевидны. У замужней Лидии был тайный возлюбленный. Эту связь, естественно, вынуждены были скрывать. Но от этой связи могла родиться девочка, похожая как две капли воды на свою легендарную мать. И ещё кое-что: перед гибелью президент Лидия успела передать череп Горха своему тайному возлюбленному. Кто мог им быть? Отпустил ли он Горха? Выполнил обещание? Или не смог расстаться со столь бесценным даром? Не захотел. Или не успел. Ведь он мог погибнуть так же, как и его возлюбленная. Передать череп ещё кому-то… А что, если в Университете до сих пор находится кто-то, кто тайно владеет черепом Горха?
        - Вот для чего ты раскрыл мне свои тайны, - прошептала Ева, глядя на давно забытые всем строки старого дневника. Усталый шелест старых писем, давних слов… Повернула голову - движение теней в полумраке. Вот что становится самым главным вопросом.
        Шершавый голос впервые появился, как только они стали приближаться к Университету. Ключ Фёдора помог его понять. А амулет и сон этой ночи заставили прочитать дневник. Всё связалось… только вот для чего? Почему, зачем дневник раскрылся именно перед ней? Ева обязана что-то понять. И теперь Петропавел не сможет так просто отмахнуться от неё. В мире, конечно, существуют двойники, но уж больно поразительное сходство. И, вероятно, Ева единственная, кто об этом знает…
        Грххп-ктсм-хм-пр…
        Девушка дёрнулась, как от удара током. Сейчас этот трескуче-пустотный звук прозвучал настолько громко, словно тот, кто издавал его, находился совсем рядом. Глаза девушки чуть расширились: ключ, лежащий на чистой последней странице, выглядел необычайно ярким. Всё связалось,
        (зачем?)
        ключ требовал, настойчиво звал.
        Грххп-ктсм-хм-пр…
        Наверное, Ева всё-таки перестала бояться этого звука. Но смыкая пальцы вокруг ключа, она почувствовала укол глухой тоски в сердце. И услышала: «Впусти меня».
        - Кто ты? - тёмной хрипотцой сорвалось с губ девушки.
        Тишина. Нет ответа. Густая, всё заполнившая тишина, лишь тени в полумраке. Ева ждала. Крепко, почти до боли сжимая в кулаке ключ. Но вместо ответа на её вопрос теперь уже тихо, будто издалека, повторилось: «Впусти меня».
        Глава 15
        Ещё один сеанс гипноза

1
        - Они собираются погрузить меня в гипноз, - мрачно сказал Алёшка.
        Ева его слушала невнимательно. Полностью погружённая в свои мысли, она пришла вернуть ключ.
        - Завтра, - добавил Алёшка. - Ты веришь в эти штуки?
        - А… не знаю.
        - Я нет. Мало ли чего я им наплету под гипнозом?! Не всему можно верить… Я не помню половины и не хочу вспоминать. Лженаука…
        - Что тебя беспокоит? - рассеянно поинтересовалась Ева.
        - А ты не понимаешь?! - неожиданно рассердился Алёшка. - Или тебе всё равно?
        - Послушай… - До Евы наконец дошло, что происходит с парнем.
        - Я не хочу, чтоб копались в моей голове, - перебил он. Взгляд беспокойный, под большими карими глазами залегли тени. - Не хочу переживать это заново.
        - Послушай, - повторила Ева, устыдившись собственного эгоизма. - Ты прости меня… Тоже тут навалилось много всего.
        - А у тебя-то что? - Такой едкой насмешки она от него никогда не слышала.
        Девушка вздохнула:
        - Не надо нам ссориться. Я представляю, каково тебе пришлось там… Столько пережить. И конечно, ты…
        - Напуган?! Да, Ева, мне страшно. Представляешь? Мне очень страшно.
        - Ну, зачем ты так? Я лишь к тому, что любой бы на твоём месте…
        - Я не герой, Ева! Не эти бесстрашные гиды, с которыми ты привыкла общаться. Просто смотритель…
        - Зачем ты пытаешься меня обидеть?
        - …в отделе рухляди.
        - Я ведь извинилась уже. Я… любой бы на твоём месте был бы… напуган.
        Алёшка отвернулся:
        - И не верю я, что выйдет польза.
        Ева с сочувствием взяла его за руку, но он отдёрнул свою.
        - Ты ведь знаешь, Петропавел очень деликатен в таких вещах. - Она улыбнулась, впервые поймав себя на том, что успокаивает его, как ребёнка. - Он не причинит тебе вреда. Это необходимо и для тебя тоже. Если убийца… Необходимо для всех.
        Он посмотрел на неё. Отрицательно помотал головой.
        - Мне ведь почти сразу досталось. Что я могу вспомнить? - Вид у него был очень несчастный.
        Ева всё-таки взяла его за руку:
        - Меня не пустят на гипноз. Но я буду ждать тебя здесь. Просто чтобы ты знал, что тебя ждёт друг.
        Алёшка слабо улыбнулся:
        - Ладно… Это ты прости меня. Просто… Чего пришла-то?
        - Я?! А мне… вернуть ключ. Мир?
        - Конечно, - посмотрел на неё застенчиво. - Вот и у нас чуть первая ссора не вышла.
        - Не бойся завтра ничего, - сказала Ева.
        Он пожал плечами.
        - Послушай, Петропавел тебе друг. Ты пережил ужасное. Твой страх - это нормально. Главное, не считай это трусостью. Хорошо?
        - Постараюсь, - пообещал Алёшка. Он вроде бы был уже в норме.
        «Вот и молодец, - подумала Ева. - И вообще, ты недооцениваешь себя».
        Но она не стала этого говорить.

2
        Старик нравился девушке за стойкой. Он приходил сюда каждый день и сидел тихонько в своём уголке, никому не мешая. Правда, пил он много, но никогда не буянил и всегда покидал «кафешку» - как тепло, но без особого пиетета и без всяких иллюзий сотрудники и клиенты прозвали этот придорожный шалман «У дяди Миши» - на своих двоих. Опять же свою пенсию пропивал не с бомжами на лавочке, а тянуло его к людям, в относительную чистоту. Девушке за стойкой было жаль этого одинокого старика. Что-то в нём было… И в его ясных светлых глазах, печальных, конечно, но порой в них чудилось какое-то неведомое безграничное понимание.
        «Вот оно, одиночество», - думала девушка за стойкой. Правда, она и сама была известна склонностью к выпивке, поэтому её фантазии никто не воспринимал всерьёз.
        Девушку за стойкой звали Евдокией, и сегодня у неё выдался не самый простой день. В отличие от остальных работников «кафешки», невнимательных, нелюбопытных и, собственно говоря, равнодушных ко всему, кроме себя любимых, она не считала, что всё в порядке, беспокоиться не о чем. Потому что всё было совсем не в порядке.

* * *
        Старик не знал, что его тянуло в это кафе. Только почти каждый вечер он приходил сюда. О себе он тоже толком ничего не знал. Соседи из тех, кто поначитанней, считали, что у него деменция, старик путался с историями о своём прошлом, часто выдавая взаимоисключающие версии, но наверняка ничего не помнил. Кстати, о существовании терминов «деменция» и «ложные воспоминания» он также узнал относительно недавно. И это были «цветочки». Что-то происходило со стариком в последнее время. Непонятным образом ему открывалось существование вещей, о которых прежде он даже не догадывался.
        Днём кафе «У дяди Миши» посещали студенты. Почему-то он считал их семинаристами, хотя, скорее всего, они таковыми не являлись. Старик привык к их обществу, но никогда не пытался заговорить. А как-то (не так давно, скорее всего) впервые прислушался. «Это некорректное выражение», - поймал он себя на мысли, совершенно не представляя, о чём речь.
        «Они ошибаются».
        Тогда старику удалось промолчать. Всё началось позже (наверное, на следующий день?). Он не смог сдержаться и встрял в разговор двух барышень о воззрениях немецкого философа Фридриха Ницше. Что-то у них там не клеилось с рефератом. Старик выдал наизусть все известные литературные афоризмы того, кто высоко в горах повстречал Заратустру, вдобавок заявив, что Ницше был последним философом, который что-либо смыслил в эллинизме. Барышни посмотрели на него с изумлением. Перед ними был бомжеватого вида дед в поношенной, заштопанной во многих местах одежде, правда, хоть чистенький, бутылка водки стояла уже ополовиненная. Одна из барышень усмехнулась, вторая всё же решилась робко спросить о Мартине Хайдегере и почему-то об Освальде Шпенглере. И не прогадала. Ответ последовал незамедлительно: в числе прочего, старик полагал, что положение о «Закате Европы» многими комментаторами понимается весьма вульгарно. Реферат писался прямо на глазах, здесь и сейчас, под диктовку. Барышни покидали кафе изумлённые и осчастливленные. Дальше последовало что-то об опровержении Юнгом теорий его учителя Фрейда. Старик толком
не помнил, что: ответы приходили в тот момент, когда ему задавались вопросы. И пошло-поехало, слухи об удивительном старике распространились быстро. Вскоре он мог свободно рассуждать о принципе неопределённости Гейзенберга в квантовой механике, о теоремах Гёдаля, касающихся неполноты математической логики, и о многом другом, что, к счастью, не долетало до ушей сердобольной девушки за стойкой. А как-то (наверное, вчера?) старик выступил с рискованным заявлением об ущербности любой математики - так или иначе, продукте человеческого ума - в попытках описать непознаваемые Вселенные и о том, что даже Оракул знает только о ближайших мирах. И описал эти миры, похожие на горячечные видения. Последовала тишина. Он поверг студентов в оторопь, на их лицах читалось, что с этим вышел явный перебор. Да старик и не возражал, он понятия не имел, о чём только что рассказал.
        - Вы, наверное, известный учёный? - тихо спросил кто-то.
        Старик пожал плечами. Он толком не понимал, о чём речь. К нему шли за помощью, и он никому не отказывал.
        Сегодня на рассвете старик обнаружил себя в ванной комнате с безопасной бритвой в руке. Он с интересом разглядывал свою небритую щёку, хотя не помнил, как здесь оказался. Зато помнил другое. То, что произошло (или не произошло!) несколько секунд назад. Обычно старик зачёсывал свои короткие жиденькие седые волосики наверх, чтобы выглядеть аккуратней. Несколько секунд назад на него из зеркала смотрел… он сам, конечно, только если бы он вдруг стал (монахом? кем-то ещё?) благородным старцем с длинными, до пояса, и очень густыми седыми волосами. И майки-алкоголички в этот миг не было: облачение что-то типа действительно белой монашеской сутаны, расшитой неведомыми знаками.
        - Пора, - шепнуло ему из зеркала его собственное отображение. И всё прошло. Лишь небритая щека да майка-алкоголичка с дырочками в трёх местах.
        «Допился, - кисло подумал старик. - Дэлириум трэмерс вкупе с устойчивым сомнамбулизмом».
        В следующий миг, намыливая щёку, он забыл о вынесенном вердикте. Сегодня он должен выглядеть хорошо.

* * *
        - Дядя Миша, о чём вы говорите?! - тараторила Евдокия. - Ключ остался в замке, а дверь закрыта с внутренней стороны.
        - Дунь, ну прекрати баламутить, - ответил добрейший дядя Миша. - Он забыл ключ, а задвижка могла сама захлопнуться.
        - Да не выходил он оттуда. Я бы видела. Никак ему мимо меня не пройти.
        - Евдокия, - нахмурился дядя Миша. - Опять пила на рабочем месте? Мы же договорились с тобой.
        - Нет, дядь Миш, ты что?
        - Ну и кончай баламутить! Иди работай. Люди просто так не исчезают.
        - Не проходил он мимо меня, - насупилась Евдокия.
        Обычно разика два за вечер старик брал у неё ключи от туалета, пользоваться которым разрешалось только посетителям кафе. Туалет находился в конце коридора в глухом углу, и вернуться оттуда в зал, не возвратив Евдокии ключа, было невозможным. Так всегда и происходило, до сегодняшнего дня. Евдокия отвлеклась, была занята за стойкой своими делами, пока не подошёл следующий клиент справиться насчёт туалета. И она поняла, что старик не возвращается довольно долго.
        «Может, ему плохо стало?» - забеспокоилась Евдокия.
        Подождала ещё какое-то время и поняла, что прошло почти полчаса. Пошла и тихонечко постучала в дверь. Ответа не было. Начала стучать громче:
        - Эй, отец! Дедушка, всё нормально? Как вы там?!
        Тишина. Лишь еле уловимое журчание воды из-за разлаженного бачка. «Давно дядя Миша обещал починить, - почему-то подумала она. - Бедный старик… Что-то плохое с ним случилось».
        Позвала дядю Мишу. У двери туалета столпились ещё любопытные сотрудники.
        - Давай, выбивай! - позволил добрейший хозяин кафе, указывая повару на дверь.
        Дядя Миша и сам уже был в возрасте, остальные - женщины, повар оказался самым крепким. Дверь поддалась легко. Сердце Евдокии учащённо забилось - она вдруг поняла, что не хочет видеть, как старик умер. Но и не пришлось. Туалет был пуст.
        - Ну и чего панику подняла? - ухмыльнулся дядя Миша. - Ушёл твой дед. А ключ в дверях забыл. У него ж с головой-то не очень.
        Сотрудники разочарованно расходились, зрелища не вышло. Евдокия тоже вернулась за стойку. И… Не выходило ничего, не получалось так! Мало того, что дверь туалета была заперта на задвижку с внутренней стороны, старик просто никак не мог выйти оттуда и пройти мимо неё в полупустом кафе незамеченным. Евдокия поделилась своими сомнениями, на неё смотрели равнодушными глазами, никакого интереса. Лишь добрейший дядя Миша всё же выслушал, но попросил не пить на работе и идти заниматься делами.
        «Да что они все, с ума посходили?!» - в сердцах выругалась Евдокия.
        И тогда кое-что вспомнила. Как обычно, слегка шаркая ногами, старик подошёл сегодня к стойке и попросил у неё ключи. А дальше…
        - Всё, Дуня, прощай, пора мне, - сказал старик.
        - Уходите уже? - улыбнулась Евдокия.
        - Да, пора. Путь долгий. Хорошая ты девушка.
        И ушёл.
        Сейчас Евдокия стояла за стойкой и мрачнела всё больше. Он впервые назвал её Дуней. И что значит «Прощай. Путь долгий. Хорошая ты девушка». Он никогда такого не говорил. И если б ничего не случилось, на это можно было бы не обратить внимания.
        «Только ты видела кое-что ещё, - сказала себе Евдокия. - Краешком зрения. И тоже не обратила внимания. Но ты это видела».
        Не обратила внимания, потому что… могло показаться. Мало ли что мелькнёт перед глазами? «Но ты это видела и решила, что такое невозможно. Или там был кто-то другой. Решила не придавать значения пустякам».
        Потому что это невозможно, вот и решила.
        Евдокия в тот момент отпускала другого клиента, старик направился к туалету, в глухой угол. И…
        Ей показалось, что старик что-то с собой сделал. Пошутил или надел что-то. Длиные седые густые волосы, и одежда, похожая на балдахин. Краешком глаза, или это был кто-то другой, промелькнул перед дверью в туалет. Евдокия тут же об этом забыла. И вернись старик, ничего б необычного и не вспомнила.
        И ещё кое-что. Почти сразу же случился перебой с электричеством. Меньше чем на секунду мелькнуло, и всё восстановилось. Но она это видела, тем же краешком глаза. Свечение из-под двери…
        Всё это по отдельности могло только показаться, ничего не значить, в том числе его неожиданные прощальные слова. Но всё это вместе…
        Евдокия почувствовала лёгкую слабость в ногах. И он исчез… Всё это вместе больше не казалось случайными пустяками, учитывая, что старик исчез.
        «Его похитили инопланетяне, - подумала Евдокия. Сердце у неё билось неровно, как с тяжёлого похмелья. - И он знал об этом».
        Евдокия оглянулась по сторонам. Всё стало другим в кафе «У дяди Миши». Она стала другой. Им всем наплевать. Их ничего не волнует, они так и будут дальше…
        Евдокия не осознала до конца сути своих претензий. Ей стало страшно. Но и как-то ещё… И сердце стучит, как с тяжёлого похмела. Она справится. Но только…
        «Старик больше никогда не придёт. Счастливого ему пути! Мне очень страшно… И лучше б я никогда…» Она не стала думать дальше. Дядя Миша просил её не пить на работе, и она обещала. Только не сегодня. Евдокия присела на корточки за стойкой, чтобы её не было видно, налила большую рюмку коньяку и, также не поднимаясь на ноги, осушила её залпом.

3
        - Оракул собрались, все двенадцать. Сегодня они вызвали заблудшего брата. - Агнец пристально посмотрела на Петропавла. - Так что в ближайшее полнолуние. У нас три дня.
        Гид молча протянул ей то, что она просила принести.
        «Всё произойдёт в ближайшее полнолуние, - подумал он, - а у меня под носом кто-то делает эликсир. Я уже совсем рядом: тот, кто устроил бойню в сторожке, тот и делает, и завтрашний сеанс гипноза… Но придётся рискнуть».
        Агнец улыбнулась:
        - Опять решил всё поставить на карту, верный ученик?
        - У меня нет выхода. - Петропавел развёл руками.
        - Староват ты уже для этих фокусов.
        - Поэтому и прошу твоей защиты.
        Агнец недовольно хмыкнула:
        - Для этого мне придётся находиться здесь, рядом, чтобы дать тебе защиту. А мне надо в Икшу. И как можно скорее.
        Она словно взвесила в руке холщовый свёрток, один из двух предметов, переданных ей Петропавлом, затем спрятала его за пазуху:
        - У тебя ведь есть белые мутанты. Почему не сделать всё проще? Пусть зарисовывают всё, что он скажет. Зачем так рисковать?
        - Мутанты тоже завтра будут. Но… - Петропавел нахмурился, Агнец показалось, что несколько болезненно. - Я должен видеть его глазами. Там что-то… ещё.
        - Что? Думаешь, встречный гипноз?!
        - Наверное.
        Агнец фыркнула:
        - Это тебя добьёт. Упрямый ты пень.
        - Вот и прошу о помощи.
        Она вздохнула:
        - Конечно, я дам тебе защиту. Но всё равно будешь слаб. Мне придётся потом уйти.
        - Ничего, справлюсь.
        - Три дня у нас осталось, - покачала головой. - На кого Университет оставишь, пока оклемаешься?
        - На Хайтека. Он надёжный.
        Агнец с удивлением посмотрела на него:
        - На этого надутого павлина?! Почему не Нил-Сонов?
        - Боюсь, что там тоже непросто… Поэтому и должен сам всё видеть.
        Снова угрюмо покачала головой, протянула ему маленький, завязанный тесьмой мешочек:
        - На, упрямый пень. Выпьешь сразу после гипноза, даже если станешь отключаться. Поможет. Только не пей до сеанса, не увидишь ничего.
        Помолчала, глядя на него, улыбнулась:
        - За это ты мне всегда и нравился. Только голову не теряй.
        Он посмотрел на неё печально.
        - Ладно, делай, как решил. Похоже, по-другому действительно не получится. Дам тебе мою защиту. Но ночью завтра уйду в Икшу. Выкарабкиваться будешь сам.
        - Спасибо тебе, Агнец.
        - Хоть знаешь, за что благодаришь? - усмехнулась.
        - За то, что простила. И не предала.
        - Никого не простила. И никого не предавала.
        Петропавел не нашёлся с ответом, и она сказала:
        - Всё с этим. Займёмся Евой.
        Переложила в правую руку второй предмет, принесённый Петропавлом. Прикрыла глаза, начала быстро, как чётки, перебирать его пальцами. Это был манок, амулет Тео, что не более получаса назад украшал шею Евы - здесь Петропавлу тоже пришлось схитрить. Лицо Агнец застыло, в слабом лунном свете можно было разобрать, что её глаза под полуприкрытыми веками закатились. Движение пальцев, перебирающих бусы, замедлилось…
        Они, гид и ведьма, встретились в том же месте, под соснами в дикой части парка, и в тот же поздний час, что и пару дней назад. Наконец Агнец тряхнула волосами, пальцы вернулись к прежнему ритму, а потом она сжала бусы в кулаке.
        - Она тебе сказала, что считает, будто у президента Лидии есть дочь?
        - Да. Не раз заговаривала об этом. Только…
        - Нет, она в этом уверена. - Агнец задумчиво посмотрела на бусы в своей руке. - Похожа как две капли воды… Она спасла их с Тео тогда в Икше. Странно…
        - Как такое может быть? Я бы знал.
        - И она прочитала её дневник. - Агнец словно пропустила вопрос Петропавла мимо ушей. - Ей известно о черепе Горха.
        - Там об этом не было, - возразил Петропавел. - Мы договорились с Лидией…
        - Она прочитала чистые страницы, - рассмеялась. - Говорю же, ведьма!
        - Вот как? Я чего-то не знаю?!
        - Многого, верный ученик. И лучше б так и оставалось. Зачем трогать старые тайны.
        Петропавел ей улыбнулся, понимающе, но без особой радости:
        - Однако придётся, да?
        Агнец фыркнула.
        - Что теперь поделаешь?! - просто сказала она. - У Лидии был любовник. Тайный. Очень долго.
        Петропавел усмехнулся. Затем тяжело вздохнул.
        - Все мы не без греха, - обронила Агнец. - Она любила его. Я б не заговорила об этом, но… ему она оставила череп.
        Теперь Петропавел выглядел сбитым с толку.
        - Но ведь… - начал он.
        - Не спрашивай! Не знаю, - отрезала Агнец. - Не вижу, что было дальше.
        - Ты хочешь сказать… - голос Петропавла зазвучал хрипло, - что сейчас в Университете может быть кто-то, кому принадлежит череп Горха?
        - Не вижу. Только то, что прочитала Ева. Но ведь это многое меняет? Так, верный ученик?
        - Как снежная лавина, - признался гид.
        - У всех у нас свои скелеты в шкафу, - напомнила Агнец. - Лидия любила его, в этом дело.
        - Она была гид! И президент…
        - И что же?
        Петропавел неверяще посмотрел на неё.
        - Только не начинай опять! - попросила Агнец. - Она и так многим пожертвовала ради своего президентства.
        - Да потому что… Ну, хорошо. Ладно. Здесь нам действительно никогда не понять друг друга. Только честно - у неё могла остаться дочь? Ведь времени прошло… Поздний ребёнок?
        - Не в этом дело… - Агнец выглядела растерянной. Поглядела на Петропавла с сожалением, которое обычно предваряет необходимость говорить жестокую правду. - Ты многого не знаешь.
        - Да понял уже, - усмехнулся он. - Чего ещё?
        - Лидия была у меня. Она не могла иметь детей и просила о помощи.
        - Вот как… Значит, вы знались за нашей с Тео спиной?
        - Это ещё не всё. Она просила у меня эликсир. Они хотели сбежать с её возлюбленным.
        - В смысле? Куда…
        - Вообще сбежать! Ей было невыносимо причинять столько боли мужу, Университету и… тебе. Да, чего смотришь, и тебе тоже! Но она любила. Поэтому и просила эликсир. Чтоб вообще сбежать - уйти сквозь туман.
        Петропавел выглядел даже не изумлённым, почти шокированным.
        - Из-за этого всё, - тихо сказала Агнец. - Я б её не выдала никогда. О её просьбе… Тем более погибла она, защищая Университет. И тайна б её умерла вместе со мной. Если бы не то, что сейчас происходит.
        - Забавненькие новости. - Усмешка Петропавла выглядела несколько шальной. - И как? Ты выполнила её просьбу?
        Теперь Агнец посмотрела на него недоумённо:
        - С эликсиром?! Нет, конечно. Такими вещами не шутят. Но я… сняла бесплодие. Это было мне по силам.
        - Значит, ребёнок, похожий как две капли воды… но… - Петропавел нахмурился. - Ты ведь сказала «странно»…
        - Поэтому и спешу в Икшу. - Она хлопнула себя по груди, по тому месту, куда спрятала принесённый Петропавлом свёрток. - Скелеты в шкафу…
        - Я не всё понимаю.
        - Я пока тоже. Но это может оказаться чрезвычайно важным.
        - Агнец…
        - Послушай меня внимательно: он очень сильный, тот, кто делает эликсир. Не недооценивай его. Там что-то большее… Вот что сейчас важно.
        - Я догадывался, что Горх появился не просто так. Когда он появился в прошлый раз, пала Икша. И тогда тоже кто-то делал эликсир.
        - Об этом и говорю. Он очень сильный, тот, кто тебе противостоит. Настолько, что я не вижу его, даже отражений во тьме.
        - И всё же, Агнец! - В голосе Петропавла прозвучала настойчивость. - Что значит «странно»?! Если ты вылечила бесплодие, помогла ей…
        - Да. Странно. - Она задумчиво посмотрела на него. - Я помогла ей, это так. Но… ребёнок просто бы не успел родиться.

4
        Нил-Сонов не до конца помнил, что произошло вчера в том месте, где взятая в трубы Неглинка впадает в Москва-реку. Его подобрал возвращающийся с Перервинской плотины конвой гидов. Он пребывал в странном состоянии, похожем на прострацию, что вызвало у Кондрата, командующего транспортом, серьёзные опасения: Нилу явно требовалась срочная помощь, возможно, даже Петропавла, и он велел гребцам налечь на вёсла. Однако ещё до пересечения реки и Крымского моста всё прошло - Нил-Сонов встрепенулся, его взгляд стал проясняться, и он узнал Кондрата.
        - Очухался? - спросил тот.
        - Что случилось? - Голос Нила был ещё слабым.
        - Ничего не помнишь?
        - Как в тумане, плывёт всё…
        - Думаю, ты подвергся нападению. Видимо, мы спугнули то, что на тебя напало. Повезло, в общем.
        - Повезло? Я что…
        - Ты был совершенно беспомощен. А кроме нас больше лодок гидов на реке сегодня нет. Какие твари поднимутся со дна ночью рядом с Кремлём, об этом не хочется даже думать. Ведь так, друг мой?
        Нил кивнул.
        - Я к тому, - Кондрат внимательно всмотрелся в его глаза и остался доволен. - Всё чисто… Я к тому, что, скорее всего, у тебя были серьёзные основания оказаться здесь, но нельзя одному. Понимаешь?! Одному нельзя.
        Нил-Сонов посмотрел на Кондрата и ничего не сказал. Но сегодня утром, заканчивая бритьё, - через десять минут его ждали в кабинете Петропавла, где хромого Алёшку погрузят в гипноз, - он вспомнил об этом разговоре. Показал бы себя Хохочущий Император, если б Нил был не один, затеял бы свою издевательскую игру? Это случилось там, в том месте, где Неглинка… но не было ли нападение Страны Теней на самом деле обороной, защитой, попыткой что-то скрыть? Ведь что-то произошло, что-то очень важное, и… Какая-то перемена?
        Нил вытер с лица остатки пены, и, убирая бритву в зеркальный шкафчик, он не мог отделаться от ощущения, что Император теперь знает об этом, знает о перемене. Он затаился, прислушивается и станет ещё издевательски хохотать, но теперь его бравада не более чем маска, чтобы скрыть озадаченность, потому что впервые Император напуган. Словно действительно что-то поменялось со вчерашнего вечера, словно… у Нила появился неведомый и незримый пока помощник, союзник, и это грозит развалить всю игру Императора.
        Нил-Сонов поднялся к кабинету Петропавла. Чувствовал он себя свежим и бодрым. Дверь была приоткрыта, все уже собрались. Недружелюбие в глазах Хайтека и его до надутости важный вид не смутили, а, скорее, развеселили Нила. Ещё здесь были Мелани, Кондрат и два вооружённых гида. Никого из учёных, кроме самого Хайтека, сюда не пригласили, хотя с их стороны тоже были жертвы. Что ж, Петропавел всегда указывал, что любой гипноз не является стопроцентно достоверным источником информации; видимо, всё, что здесь сейчас произойдёт, должно оставаться в тайне.
        Хромой Алёшка выглядел бледным, в глазах страх и отчаяние и одновременно желание, чтобы всё поскорее закончилось. Возможно, общество двух астеничных и словно заторможенных юношей - белых мутантов, этих странных тревожных созданий, не прибавляло парню уверенности. Нил поймал себя на мысли, что в этом солидарен с бедолагой Алёшкой, он тоже хочет, чтобы всё побыстрее закончилось, и очень рассчитывает ещё до конца сеанса узнать имя подлинного убийцы. Петропавел позаботился, чтобы с внешней стороны его кабинета была выставлена вооружённая охрана.
        Сам Глава гидов сидел за рабочим столом и в задумчивости крутил в руках стакан с какой-то мутноватой жидкостью, похожей на отвар. Поднял голову… Нил-Сонов встретился с Петропавлом взглядом и вдруг всё понял. Это случилось там, где река Неглинка… Вот что хотел скрыть Император. А сейчас он на сеансе гипноза. Только Глава гидов не единственный, кто в совершенстве овладел этим искусством…
        Нил-Сонов кивнул всем и сразу направился к Петропавлу. Склонился к его уху и тихо сказал:
        - По-моему, я нашёл путь Горха.

5
        Ева отступила на шаг. Эта женщина словно выросла из-под земли. А точнее, как призрачная лесная колдунья из жутких сказок канала, отделилась от стволов укрывших её деревьев. Ева сглотнула, но, скорее, не из-за страха, а от неожиданности. Она направлялась через дикую часть парка в отдел реликвий и артефактов, где обещала дождаться Алёшку. Но, конечно, не только поэтому…
        - Привет, Ева, - сказала эта женщина. - Конечно, ты идёшь туда не только поэтому… Как я понимаю, ты уже прочитала дневник?
        Ева даже не пыталась скрыть своего изумления, растерянности, затем коротко усмехнулась:
        - Кто вы?
        - Старинный друг Петропавла. И… того, кого ты называешь Фёдором.
        Ева молчала. Пристально посмотрела ей в глаза. Эта невероятная женщина была очень красива.
        - Вы читаете мысли?
        - Не только, - улыбнулась. - Это я принесла тебе его бусы. Ева, нам надо многое успеть понять, а времени совсем нет.

6
        - Ты догадываешься, что это значит? - шёпотом спросил Петропавел.
        - Да, - кивнул Нил-Сонов.
        - «По-моему» или нашёл?
        - Это там, где устье Неглинки в трубах… Там следы сильного воздействия, похожего на гипнотическое.
        - Да, правильно. Я тоже об этом думал. Ничего никому не говори пока. Обсудим вдвоём.
        - Хорошо.
        То, что Петропавел сказал дальше, озадачило Нил-Сонова:
        - Если я отключусь после сеанса, приходи ко мне вечером.
        - Почему вы должны отключиться?
        - Сейчас узнаешь. И вот ещё что, Нил, если мне понадобится помощь, сразу после гипноза проследи, чтобы я это выпил. - И он указал на стакан с отваром, который отодвинул сейчас к центру стола.

* * *
        Петропавел поднялся, обвёл взглядом всех присутствующих, ни на ком особо не задерживаясь, лишь кивнул Хайтеку.
        - Ну вот, все в сборе, - подытожил гид. - Сейчас я сделаю несколько заявлений. Всё, что здесь произойдёт, должно остаться в этих стенах, пока не будут приняты окончательные решения. Вам известна моя точка зрения на погружение в гипноз. Сегодня мы пойдём несколько дальше. В гипнотическую цепь вместе со свидетелем, - он мягко улыбнулся Алёшке, - будут погружены не только белые мутанты, я загипнотизирую сам себя. Вы знаете, что общество мутантов в гипнозе может негативно сказаться на мне как на проводнике, что, вероятно, несколько выведет меня из строя. Если такое случится, то до тех пор, пока ко мне не вернётся дееспособность, всё управление Университетом, как его президенту, полностью передаётся Хайтеку. Мы это уже обсудили с Главой учёных.
        Повисла гробовая тишина. Затем тихий ропот среди гидов перерос в возмущённый шёпот. Алёшка, видимо не понимая, что его теперь ждёт, побледнел ещё больше. Наконец Мелани сказала:
        - Это очень опасно.
        - Возможно, - согласился Петропавел. - Но я принял меры.
        - Зачем? Есть же белые мутанты! Они зарисуют всё, что всплывёт из его памяти, они увидят больше Алёшки. Остальное мы услышим. Зачем так рисковать? Ведь очень опасно, и вы знаете это.
        - Мелани, моё решение не обсуждается. Есть причины. - Он посмотрел на неё спокойно и доверительно, затем отвёл взгляд. - Нил, если случится что-то непредвиденное, то приказы Хайтека также не обсуждаются.
        И тут же, не ожидая больше никаких реакций, он обернулся к Алёшке:
        - Как ты, дружок?
        - Н-н-ормально, - слабо отозвался тот.
        - Ты уж прости, что не дали тебе полностью оправиться, но тянуть с этим больше нельзя.
        - Я п-п-понимаю, - рискнул кисло улыбнуться Алёшка.
        - Тебе не о чем беспокоиться, - протяжно заявил Петропавел, и Нил-Сонов заметил, как он начал быстро вертеть в пальцах блестящий латунью патрон от автомата Калашникова, поднимая его на уровень Алёшкиных глаз. Ровный завораживающий блестящий круг, а дальше голос Главы гидов зазвучал будто несколько сонно: - Опасения Мелани касались меня. Ты же, когда проснёшься, ничего не вспомнишь. Никаких тревог. А ну, спи!
        Алёшка пошатнулся, как от удара. Затем лицо, на миг застыв, расслабилось, сделалось безвольным, и глаза закатились. Он счастливо улыбнулся, голова упала на грудь, и весь он несколько обмяк, да так и стоял, покачиваясь, словно платяная кукла, пугало, надетое на шест.
        - Спи-и… Я пойду с тобой на плотину, прямо в ту ночь. Буду рядом, никаких тревог. - Голос Петропавла действительно изменился, даже не сонный, а какой-то отстранённый. - Я уже в сторожке… Что ты видишь? Кто ещё там? Ты видишь меня?.. Никаких тревог…
        Петропавел и сам, слегка качнувшись, осел на край стола:
        - Мы ждём… Куда ты смотришь? Что там, за дверью?
        Лёгкий стон сорвался с губ одного из белых мутантов, а второй заметался, задрожал, как в конвульсиях, на лице его отразился ужас. А потом Мелани это увидела впервые в жизни. Кожа обоих мутантов стала даже не бледной, как у перепуганного Алёшки, а белой, подобной белизне снега или больших листов бумаги, разложенных сейчас перед ними. Дрожь унялась, головы обоих свесились набок, а рты слегка приоткрылись. И тот, кто застонал первым, дёрнулся ещё раз и перестал покачиваться на стуле, словно китайский болванчик, а рука его с зажатым в пальцах грифелем стала бегать по чистому листу бумаги, нанося первые штрихи.
        - Началось, - сказал Хайтек.

7
        Петропавел стоял в полутьме, в дальнем от входной двери углу сторожки. И он видел их всех, видел последние минуты их жизни, потому что трескуче-полый звук уже плыл там, в ночи, снаружи, и уже приближался.
        - Мом-мм-мо-может, пойти посмотреть, ч-что там? - слышит Петропавел голос Алёшки. Парень явно храбрится, хочет не выглядеть трусом перед своими товарищами. Но он напуган, очень напуган.
        - Угу, - усмехается Николай. - Отвага и слабоумие?
        Гиды смеются.
        - Не надоело третировать парня? Как дети малые… - упрекает их Лазарь.
        Но что-то не так. Петропавел стоит в полутёмном углу и пока не понимает, в чём дело.
        - Нечего там делать, - спокойно говорил Николай, глядя на чёрные и узкие, словно бойницы, прорези окон. Николай только что закончил чистить оружие и теперь собрал его. - Сюда никакая гадость оттуда не пройдёт. Утром разберёмся, что там.
        «Заряжай, - думает Петропавел. - Почему ты не заряжаешь оружие?»
        И раздаётся первый глухой удар в дверь. Тишина в сторожке. Тяжёлая кованая дверь, стук повторяется. Дверь приходит в движение, тот, кто находится снаружи, обладает нечеловеческой силой.
        Но что-то не так. Здесь, внутри, словно находится ещё что-то. Петропавел выходит из своего угла, оглядывает сторожку. Миг застывает: трое гидов, трое учёных и хромой Алёшка… Там, за пределами сна, реальный Алёшка, а не воспоминание, начинает стонать - нельзя насильно останавливать течение времени, это может повредить его рассудку. В лучшем случае, изменить всю картинку. Так и происходит: Алёшка в сторожке тоже начинает стонать. Два его воспоминания, давнее страшное и нынешнее, сталкиваются: в сторожке появляются белые мутанты, чертят на листах то, что открыто их внутреннему взору. Петропавел отступает, и Алёшка успокаивается. Нет никаких мутантов в сторожке, течение времени той ночи восстанавливается.
        «Что-то противостояло мне сейчас, - думает Петропавел. - Словно действительно здесь, в сторожке, незримо присутствует кто-то ещё».
        Стук в дверь, всё сильнее, всё настойчивей…

* * *
        - Посмотрите, - взволнованно шепчет Хайтек, но и Нил-Сонов, и Мелани его прекрасно слышат. - Посмотрите, что он нарисовал! Видите?! Задвижка на двери - она открыта. Этого не может быть… Этого не должно быть!
        Нил-Сонов осторожно, чтобы не потревожить мутанта, берёт у него предыдущий рисунок - там дверь заперта на тяжёлую задвижку изнутри. И, конечно, Нил знает о мощном сейфовом замке. Но на рисунке, который только выходит из-под руки белого мутанта, задвижка открыта. Гиды и Хайтек обескураженно переглядываются. И Нил-Сонов слышит то, что он давно уже знал: тот, кто стучит снаружи, его ждали, кто-то его впустил.
        - Вы понимаете, что это значит? - шепчет Хайтек. - Кто-то заранее отворил дверь.

* * *
        Стук в металлическую дверь; то, что появилось из ночи, требует впустить его.
        - Он пройдёт! - с обречённостью и паникой говорит Лазарь. И его паника будто заразна, она повисает здесь, в пространстве сторожки, делает его масляным, пропитанным страхом и покорной обречённостью. Николай, бросив взгляд на Лазаря, говорит…
        И вот тут Петропавел вздрогнул. Что-то действительно было не так. Тот, кто незримо присутствовал здесь, словно на миг показал себя. Чем-то неуловимым в движении губ Николая, как трещина в прежде цельном пространстве. И эта трещина немедленно раскрылась внутри мозга Петропавла, грозя расколоть его разум… Вот о чём его предупреждала Агнец и просила гораздо менее искушённая Мелани.
        - Агнец, - из неподвижности своего полутёмного угла позвал Петропавел, - мне нужна твоя помощь. Здесь есть кто-то ещё, и мне нужна твоя защита.
        «Стой и не двигайся! - откуда-то, словно из другой вселенной, долетел голос Агнец. - То, что здесь есть, очень сильное и хищное. Даже не вздумай! Просто стой и смотри».
        ( - Он пройдёт! - сказал Лазарь, и Николай ответил ему. Только артикуляция его губ… словно он сказал что-то совсем другое.)
        «Не вздумай! Если хочешь жить и не лишиться сейчас рассудка, - повторно предупреждает Агнец, только сейчас голос еле слышен. - Просто смотри».
        - Он пройдёт! - обречённо повисает в воздухе.
        Николай смотрит на Лазаря, переводит взгляд на дверь и говорит то, что противоречит движению его губ:
        - Задвижка, - теперь ответные слова наполнены тревогой. - Кто не запер её?!
        Руки Лазаря в темноте под столом, в них что-то тускло металлически блеснуло. Но Николай не видит этого, он занят гораздо более важным: кто-то мог открыть дверь, незаметно отпер сейфовый замок, а теперь передвинул задвижку.
        - К оружию, - немедленно командует Николай. - Проверь дверь!
        Но зато руки Лазаря глазами Алёшки видит Петропавел. Не только видит, но и чувствует его эмоции: озадаченность, нежелание верить, попытка закрыться от кошмарного понимания. «Лазарь… - словно стон в голове Алёшки. - Что ты делаешь? Этого не может быть!»
        Один из гидов берёт входную бункерную дверь под прицел, другой бросается к ней, вперёд, и почти успевает задвинуть мощный засов. Но ведь «почти» не в счёт и в гораздо менее значимых вещах… Тяжёлая кованая дверь распахивается, как будто весит несколько граммов. И вместе с ночью, из которой выступают контуры чудовищного силуэта, сюда входит смерть.
        Всё происходит быстро, непозволительно быстро, их обманули, искусно провели, тех, кто находится в сторожке, выдав одно за другое, и они обречены. Смертельная опасность, враг находится не только по ту сторону кованой двери, он был внутри с самого начала. Лазарь молниеносно поднимается из-за стола, приставляет к шее Николая ствол и жмёт на спусковой крючок. Николай успевает дёрнуть головой, с ошеломлённым непониманием смотрит на Лазаря, взгляд его затухает. Вопли кого-то из учёных, стонущее «не-е-ет» Алёшки… Лазарь уже ведёт огонь по гиду у двери. И промахивается, тот успевает уклониться от пули, и она застревает в деревянной обшивке стены. Удар чудовищной лапы валит его с ног, но гид ещё жив…

* * *
        «Несоответствие в Стране Теней, - думает Нил-Сонов, глядя на свежий рисунок, выходящий из-под руки белого мутанта. - Вот она, пуля, которую потом извлекли из стены».
        - Это невозможно, - хрипло произносит Хайтек.
        - Теперь вы понимаете, что в сторожке было ещё оружие, - жёстко говорит Нил-Сонов.
        Обоих мутантов бьёт мелкая дрожь, оба стонут и дёргаются в конвульсиях - слишком много смерти; оба на пределе, но продолжают рисовать…

* * *
        Ночной гость уже в сторожке, Петропавел никогда не видел, чтобы живые существа двигались с такой скоростью. Гид, что держал дверь на прицеле, успевает дать короткую очередь, но чудовищный монстр падает к земле и вырастает перед стрелком сбоку, не оставляя тому шансов. Жгучий страх Алёшки окрашивает пространство в тёмно-багряный цвет; это странно, но Петропавел в состоянии уловить этот тягучий сладковатый запах - болезни, безумия, запах смерти. В Весёлой сторожке начинается бойня. И сознание Алёшки, не выдержав, закрывается, милосердно прячет невыносимый жуткий ужас за тёмно-багряной стеной. Но Петропавлу необходимо пробиться за эту стену, там, за ней, лежат последние ответы.
        «Горх, - думает он, слыша вопли, стоны, мольбы о пощаде и запоздалые выстрелы, которые уже не достигнут цели. - Чудовище древней ночи… Вот ты и появился снова».
        - Нет! - останавливает его Лазарь. - Серебро… Гиды нужны мне живыми.
        А потом чудовищная оскаленная пасть нависает прямо над Алёшкой, горячая вспышка боли, и наступает темнота…
        Петропавел пошатнулся, окружённый чернотою и плотным безмолвием. Ну, вот и всё, Алёшка без сознания, больше не свидетель, пора прекращать сеанс. Но что-то подсказывает Петропавлу, что это ещё не конец: гипнотическая связь не прервалась, и он, проводник, не выпал из цепи. Тоненькая нить, за которую можно ухватиться. Для чего-то она не порвалась, утаив, возможно, самый главный ответ. Это не конец - во тьме появляется багряная точка, сначала еле заметная, но разрастается всё больше.
        Алёшкины глаза чуть приоткрываются, перед ними муть, он лежит на полу сторожки и не всё понимает. Он жив, и о нём забывают.
        Он жив, хотя полученные раны такой тяжести, что это невероятно, и о нём забывают. Его сознание снова сбивается: в багряной полутьме сторожки появляется белый мутант с листами бумаги на дощечке перед ним. Потом второй, и оба рисуют, чертят, значит, ещё есть, что рисовать. И над обоими светится тёмный ореол боли, наливается густой чернотой всё больше - оба мутанта на пределе, всё может закончиться в любой миг, нить слишком тонка.
        «Потерпи, пожалуйста, - просит Петропавел Алёшку, того, что лежит сейчас на окровавленном полу сторожки, и того, что загипнотизирован в его кабинете. - Ты видел что-то ещё. Ты оказался крепче, чем полагали многие и чем сам о себе думал. Поэтому потерпи, постарайся справиться».
        Бойня окончена. Лазарь проходит прямо сквозь одного из белых мутантов, склоняется над гидом, что лежит у двери, и делает роковой выстрел в шею. Сразу же убеждается, что по краям запёкшегося отверстия начинают выступать крупицы серебра. Тоненькая струйка крови появится чуть позже, и она его не беспокоит.
        Дверь открыта. В чёрном проёме появляется кто-то ещё.
        «Стой и не шелохнись! - прошептала Агнец прямо в ухо Петропавлу. - Смотри и постарайся понять. Возможно, вещи не таковы, какими кажутся».
        В черноте проёма, похожего на могильный провал, стоит человек. То хищное, что незримо присутствовало в сторожке и чего так стоит опасаться Петропавлу, знает о нём. Он пришёл из Страны Теней или… кто-то хочет, чтобы так о нём считали. Человек медленно поднимает взгляд, багряные отсветы падают на лицо, и совсем скоро его можно будет разглядеть. Петропавел старается не дышать: то, что незримо присутствует в сторожке, сейчас ищет гида, ищет проводника, пытаясь пробраться за тонкую вуаль защиты Агнец. Петропавел узнаёт человека, стоящего в проёме двери. И вдруг он всё понимает. Ему надо немедленно убираться отсюда, убираться, пока не поздно, но сознание Алёшки держит Петропавла. Ему надо выпить отвар Агнец, пока он в состоянии ему помочь, выпить отвар Агнец, потому что Петропавел всё понял…

8
        …оба белых мутанта безвольно откидываются к спинкам стульев, застывая в неподвижности, словно две неживые куклы в человеческий рост. На рисунках обоих проём двери в сторожку. У одного он закрашен нервными штрихами, болезненной чернотой. Но у другого проём оставлен чистым.
        - Всё, - говорит Мелани. - Я бужу Петропавла.
        - Нет, Мелани, нельзя, - останавливает её Нил-Сонов. - Он должен проснуться и вернуть… свидетеля.
        - Ещё не всё! - вдруг говорит Хайтек.
        Белый мутант, закрасивший проём, стонет, пытаясь поднести грифель к листу, но его рука падает, не проделав и половину пути, пальцы разжимаются, выпуская грифель на пол. Голова неестественно опрокидывается набок, на губах лопаются пенные пузыри. Но второй начинает рисовать. Лишь лицо, штрих за штрихом, в проёме двери. Штрих за штрихом, лицо крупным планом…
        Петропавел тихонько застонал за их спинами.
        - Не двигайтесь! - предупреждает Хайтек. Однако даже тихого шёпота Главы учёных хватает, чтобы рисующий белый мутант начал визжать. Но лицо крупным планом всё больше появляется из небытия, штрих за штрихом. Взгляды всех присутствующих прикованы к листу: штрих за штрихом, хотя Мелани уже всё поняла и отказывается верить собственным глазам. И никто не видит, как вздрогнул Петропавел и как его рука ползёт по столу в поисках стакана с отваром Агнец… Последние штрихи, свинцовой тяжестью наливается пространство, Хайтек поворачивает голову, смотрит на Нил-Сонова. Отступает на шаг назад. Рука Петропавла находит стакан, сдвигает, останавливая его в опасной близости от края стола. Последний штрих: в проёме черноты лицо словно пылает тем же болезненным жаром…
        - О господи, Нил, - произносит Мелани.
        - Нил-Сонов, - раздаётся голос Хайтека. - Я приказываю вам немедленно сдать оружие и гидовский манок. Я арестовываю вас по подозрению в сговоре с целью убийства.
        - Я не понимаю… - ошеломлённо роняет Нил-Сонов. Снова смотрит на рисунок, потом недоумённо, почти оправдываясь, на Мелани.
        - Нил, это ведь ты, - горько и так же ошеломлённо говорит она, указывая на рисунок.
        Нил-Сонов, будто вспомнив о чём-то и будто собственная судьба его больше не волнует, внезапно резко оборачивается, смотрит на Петропавла:
        - Мне надо к нему! - делает шаг вперёд.
        Хайтек преграждает ему дорогу.
        - Идиот, мне надо ему помочь! - пытается успеть Нил.
        Хайтек под напором его голоса отступает на шаг, но дальше он непреклонен:
        - Нил-Сонов, ваше оружие и манок! Это приказ Петропавла. Или я немедленно, прямо здесь, обвиню вас в измене.
        Мелани, Кондрат и два гида, что присутствовали на сеансе, вынуждены извлечь оружие. Но Нил-Сонов и сам уже видит, что не успел: рука Петропавла в слепом поиске сдвигает стакан с мутноватым отваром с края стола; стакан уже в воздухе и в следующий миг он достигает пола. Не разбивается вдребезги, лишь пара сколов, но расплескавшаяся жидкость немедленно впитывается ковровым покрытием.
        - Страна Теней, - шепчет Нил-Сонов и резко, словно сбрасывая дурман, мотает головой; жёстко, почти презрительно смотрит на Хайтека. Затем оборачивается к гидам. - Всем успокоиться! Пока ещё я здесь в отсутствие нашего Главы отдаю приказы гидам. И я подчиняюсь.
        Снимает с шеи свой манок, извлекает оружие, скорострельный «Глок», берёт его за ствол, протягивает Хайтеку. Тут же передумывает и отдаёт всё Мелани. Хайтек пытается что-то возразить, но не решается. Хромой Алёшка в глубоком сне, Петропавел снова стонет и вот-вот рухнет на пол, и все не знают, что сейчас делать. Кроме Нил-Сонова:
        - Помогите ему, что стоите, - приказывает он гидам. - Мелани, происходит что-то очень плохое. Будь с ним, - он кивает на Петропавла. - Не оставляй его ни на минуту. Кондрат, работа гидов на тебе теперь.
        - Достаточно распоряжений, Нил-Сонов, - заявляет Хайтек, глаза его горят победным отблеском. - Вы арестованы!
        Мелани, прижимая к груди, как драгоценность, оружие и манок Нила, вдруг подходит к Хайтеку и громко, чтобы все слышали, бросает тому в лицо:
        - Ну что, ублюдок, давно мечтал это сказать?!
        Глава 16
        Путь Горха

1
        - Я тебя не понимаю, - сказал Юрий Новиков. - Не мог бы ты изъясняться менее туманно?
        «Директива сменилась, - усмехнулся Шатун. - Мы больше им не мешаем».
        - Но почему?
        «Потому что им помешают другие. И хватит торчать здесь - ступай на палубу, Хозяин ждёт».
        - Другие, - насупился Юрий. - И кто эти другие?
        «Поднимайся, всё узнаешь».
        - А если они не смогут им помешать?
        «Тем лучше».
        - Опять ты за своё, громила?! - Юрий почувствовал смесь раздражения и что-то типа сильной весёлости. Они действительно всё больше срастались с Шатуном. - Нельзя ли чуть больше конкретики?
        «Тебя опять наказать?» - В вопросе Шатуна ирония.
        - Всё, что меня не убьёт, сделает меня сильнее, - глубокомысленно изрёк Юрий Новиков.
        Шатун расхохотался; виски болезненно сжало, но не сильно, и Юрий тут же рассмеялся в ответ.
        «Ты и правда растёшь, малыш, - похвалил Шатун. - Нет, правда, скоро сможешь утереть мне нос».
        - У меня был хороший учитель. И можешь наказывать сколько хочешь, я не сдвинусь с места, пока не раскроешь все карты.
        Шатун молчал. Что-то в голове Юрия Новикова наливалось тяжестью, но он к этому уже привык.
        - И не забывай, - поспешил вставить он, - у нас с тобой теперь одно тело на двоих, пока ты там в дурке изображаешь овоща. Вряд ли нам стоит его калечить.
        «Здесь ты прав».
        - Ну и что там «лучше»?
        «Хозяин введёт тебя в детали».
        - Я не сдвинусь с места.
        «Хорошо. Твоё упрямство даже симпатично. “Октябрьская звезда”, пароход Хозяина, снова на волне. Судно идёт в Москву, к Метромосту. Всё случится через три дня, в ближайшее полнолуние».
        - Это ты уже говорил, и я не понимаю, почему - лучше?
        «Потому что мы в любом случае в выигрыше. Если им помешают, ты получишь, что хотел. Только не знаю, устроит ли тебя теперь это - Пирровы победы для сосунков».
        Юрий усмехнулся, настало ему время подумать. Когда он ввязался во всё это, им двигали лишь ревность, уязвлённое самолюбие и желание отомстить. Он не задумывался о том, что будет дальше и какой пресной может стать победа. Но ведь с тех пор он и вправду вырос. Нет, бесспорно, Ева должна понести наказание, только… ему этого мало. Шатун прав - для сосунков. А их теперь интересуют гораздо более ослепительные цели. Если бы речь шла только о Еве, он бы давно плюнул на всё это. Точнее, не стал бы заходить так далеко.
        «Верная мысль».
        - Ну, громила… - нахмурился Юрий. - И какие альтернативы?
        «Это касается нас с тобой. Нашей подлинной мечты. Да-да, и твоей тоже, хотя ты, быть может, пока не догадывался. Нашей золотой мечты, нашего Эльдорадо, ради всего остального не стоило сюда забираться».
        - Меня не надо агитировать! Ты мне конкретику давай.
        Шатун был в восторге. Юрий почувствовал это и добродушно ухмыльнулся.
        «Если им не смогут помешать и у твоей сбежавшей невесты всё получится… мы сможем пройти за ней. Этого и ждёт от нас Хозяин».
        - Чего ждёт?
        «Малыш, мир Хозяина намного больше, чем ты можешь себе представить! Мир, наполненный вечным солнцем юности».
        - Не пудри мне мозги.
        «Если у твоей невесты всё получится, то в самом тонком месте появится брешь. И мы уйдём за ней, понимаешь? Мы пройдём сквозь туман».
        От воодушевления Шатуна, похожего на опьянение эйфорией, голова Юрия Новикова неприятно закружилась. Но ведь он прав! Это, а не что-то ещё их золотая мечта. Только головокружение вызвало прилив тошноты.
        «Терпи, партнёр: ад - это другие. Не предполагал, что придётся пережить это буквально?»
        На подобное Юрий не стал даже отвечать, его озаботил другой вопрос. Все эти позёрские сентенции Шатуна воздействуют, приводя их в восторг, на слабые умы типа Колюни-Волнореза. Шатун в голове Юрия усмехнулся, но молчал. Наконец Юрий Новиков сказал:
        - Ясно, будем загребать жар чужими руками.
        «Типа того».
        - Неплохо. Очень неплохо. Почему бы тогда нам не помочь им?
        «О, Бог мой! - застонал Шатун. - Как же ты можешь иногда всё испортить, малыш. Почему бы нам не вступить в один пионерский отряд? Стать братьями-скаутами?! Всем пережениться и прожить долго и счастливо до конца дней?»
        - Ну-ну…
        «Равновесие, друг мой. Для гидов и Университета ты - яд. Хуже тех, кто сейчас пытается им помешать. Заразная гангрена, которую надо удалить».
        - Понятно… Но ведь бывают симбиозы, временные союзы?
        «В этом случае - исключено. Я был по обе стороны. Поверь мне».
        Юрий помолчал, раздумывая, поморщился:
        - Хорошо. Что я должен сделать?
        «Должен быть готов, когда это понадобится. А для этого… Поднимайся на палубу, отбрось, наконец, все сомнения. И ещё кое-что…» - Шатун усмехнулся.
        - О чём ты, громила? - Юрий почувствовал прилив бодрости. Ему действительно пора наверх, на палубу, к солнцу.
        «Не удивляйся, если Хозяин станет обращаться к тебе “товарищ Шатун”».

2
        Нил-Сонов лежал на казённой койке, слегка прикрыв глаза, и чувствовал, что прелый запах внутри помещения карцера так до конца и не выветрился. Здесь давно никого не держали: Петропавлу удалось наладить жизнь в Университете, и к заключению под стражу в течение уже многих лет просто не приходилось прибегать. Правонарушителям предлагалось либо соблюдать закон, либо - изгнание. И сейчас он, Нил-Сонов, - единственный здесь узник.
        Сегодня выдался на удивление красный, кровавый, почти зловещий закат. Мелани сказала бы, что это дурной знак. И Кондрат, самый могучий, физически сильный из всех известных ему гидов, с лёгкостью согласился бы с ней. Нил-Сонов улыбнулся: сам он не верил в дурные предзнаменования, но…
        - Лодка, - тихо и словно бы нехотя обронил Нил. - То, о чём забыли.
        Действительно, поверишь в дурные знаки.
        Хайтек всё же позволил Мелани и Кондрату свидание с ним, но только в своём личном присутствии, сразу оговорившись - при малейшем подозрении в передаче какой-либо информации или попытке сговора свидание тут же прекратится. Выяснилось, что Петропавел в крайне тяжёлом состоянии доставлен в лазарет, ничего утешительного врачи пока сказать не могут. Картинка, анамнез его болезни, похожа на ту, как если бы Глава гидов подвергся серьёзному нападению тумана и не принял защитных мер, только все присутствующие на утреннем сеансе гипноза видели, что это не так.
        - Охрану выставили? - обеспокоенно спросил Нил.
        - Конечно, - тут же заверила Мелани. - И большую часть времени я нахожусь при нём.
        - Этого мало! - возразил Нил. - Я хочу, чтобы ты была там постоянно.
        Хайтек вскинул брови, но от комментариев всё же решил воздержаться.
        - Я поняла, - сказала Мелани и печально улыбнулась.
        Нил-Сонов и сам смутился. Они говорили так, словно всё по-прежнему и он их командир, словно этого кошмарного, всё меняющего сеанса гипноза не было. Пытались, но давалось это всё сложнее.
        Говорили дальше. Выяснилось, что в связи с произошедшим утром в Университете введено чрезвычайное положение. А также создана специальная смешанная комиссия из гидов и учёных для расследования по открывшимся новым обстоятельствам. И при всём отсутствии симпатии к Хайтеку Нил-Сонов признал его действия разумными.
        И что-то висело в воздухе, как марево недоверия, которое тяжелело с каждой минутой. Надо было что-то делать, требовалось немедленно поговорить, но слова для этого ещё не сложились.
        - Мелани, - попытался Нил-Сонов и посмотрел ей прямо в глаза. - Я не понимаю, почему он это нарисовал! Моё лицо… Но я знаю точно, что там не был. Ты веришь мне?
        - Я не знаю, чему верить, Нил, - тихо отозвалась она.
        - Послушайте, Нил-Сонов, - тут же с присущей ему лёгкой надменностью встрял Хайтек. - Вы же не глупый человек, верно? Тогда и следующая логическая посылка, которую нам следует принять, что и Лазаря там не было. Не было вас обоих, или вы оба там были, не так ли, друг мой?
        На это Нил-Сонов не знал, что возразить. Он лишь решил постараться быть искренним:
        - Хайтек, послушайте меня, - просьба звучала максимально миролюбиво. - Нас кто-то очень искусно разводит. - Глава учёных поморщился, и Нил сказал по-другому: - Водят за нос. Мы все сейчас играем чужую и чудовищную пьесу. А он на шаг впереди. Прошу, поверьте, происходит что-то очень… плохое, я говорил уже, это… это просто интуиция, можете считать, нюх на дерьмо, но, к сожалению, здесь я редко ошибаюсь. У меня пока нет доказательств, я так же, как и вы, всё видел собственными глазами, но когда доказательства появятся, может стать слишком поздно.
        - О чём вы, чёрт вас побери?!
        - Меня подставляют… Я не знаю кто и не знаю как. А главное - цель не ясна, но, возможно, именно за ней скрыта подлинная картина происходящего.
        Хайтек нахмурился:
        - То есть вы предлагаете не доверять результатам сеанса гипноза, проведённого, между прочим, Петропавлом, вашим Главой?
        - Я лишь говорю о возможной манипуляции…
        - Угу… То есть вас кто-то подставил… Возможно, сам Лазарь. - Хайтек даже не пытался скрыть иронии в собственном голосе. - А заодно подставил и сам себя.
        - Мы не обо всём знаем, что видел Петропавел, - глухо отозвался Нил-Сонов. - Он просил меня дать ему это отвар…
        - Вы это уже говорили.
        - Да поймите же вы наконец, я нужен вам! И не в стенах этого карцера.
        - Комиссия, Нил, она во всём разберётся, - успокаивающе кивнул Глава учёных; видимо, за прошедшие двенадцать часов он несколько поостыл. - Комиссия и время всё расставят по своим местам.
        - Времени как раз у нас и нет, - горько откликнулся Нил.
        - Ладно, поглядим, - неопределённо сказал Хайтек. - А сейчас свидание окончено.
        Мелани всё-таки обняла Нила на прощание, а Кондрат, сперва крепко пожав его руку, поступил так же:
        - Всё образуется, брат.
        - Поищите ещё, - вдруг сказал Нил-Сонов. - Особенно… за плотиной.
        - Что? - тут же отозвался Кондрат. - Что искать?!
        Нил-Сонов задумчиво покачал головой:
        - Не знаю… думаю, не ошибётесь, когда найдёте.
        - Нил, говори быстро, что?! - потребовала Мелани.
        - Так-так, - насторожился Хайтек.
        Нил-Сонов не сразу осознал, почему он это сказал, откуда родилось это слово. Оно всплыло само собой, видимо, та самая интуиция, о которой он только что твердил:
        - Лодка…
        - Так, свидание окончено, - немедленно оборвал их Хайтек.
        Нил-Сонов странно, непонимающе обернулся на его голос, а затем в глазах загорелось что-то:
        - Хайтек… Лодка Николая - тяжёлый грузовой восьмиместный шлюп, с ней не справиться в одиночку. Почему Лазарь ушёл на ней?
        Глава учёных усмехнулся, но теперь возмущённо:
        - Нил… Вы слышали то, что только что сказали? Может, потому, что вы были вдвоём?! Всё, свидание окончено.
        Сейчас, лёжа на казённой койке, Нил-Сонов снова подумал о лодке. То, о чём все забыли, и он сам, лодка Николая… То, что казалось настолько очевидным, что о нём все забыли. А ведь это первое, что пришло ему на ум в тот злополучный день, последний день Чёрной весны, когда они только ещё приближались к Перервинской плотине. Лодки Николая нигде не было, и тогда эта картинка выглядела вполне логичной, ясной и понятной - убийца ушёл на ней. Лазарь покинул место бойни, воспользовавшись единственным доступным плавсредством. Всё так бы и оставалось, если бы… не путь Горха. Потому что у Лазаря была ещё одна лодка, лёгкая байдарка с изображением знака Рыбы на носу, как две капли воды похожая на лодку самого Нила.
        «Ещё одно несоответствие в Стране Теней, - неприятно-болезненно резануло у Нила в голове, вызвав опустошающе-ватное посасывание чуть ниже желудка. - Так же, как с пулей, которую извлекли».
        Нил вдруг обнаружил внутри себя какую-то странную тишину и понял, чем она могла быть: Император, чьё назойливое присутствие ощущалось с утра, затих. Затих и прислушивается.
        - А ведь действительно странно, - вслух и с лёгким издевательским нажимом произнёс Нил. - Зачем Лазарю, имея под рукой лёгкую байдарку, о которой нам теперь известно, уходить на тяжёлой неповоротливой лодке Николая, которую и скрыть-то на реке толком негде?
        Внутренняя тишина.
        - А попробуем по-другому, - сказал Нил, всё же поймав себя на том, что говорить сейчас вслух, наверное, не совсем нормально.
        Но… Зачем кто-то усиленно пытается внушить всем, в том числе и самому Нил-Сонову, что он был в сторожке, в ту роковую ночь? Точнее сформулировать вопрос таким образом: что именно пытаются скрыть за этой ложью?
        «Ответ там, где начинается путь Горха. - Нил вдруг поднялся с койки на ноги и уставился в темноту за окном с решёткой. - Это всё меняет. Вот чего так опасается Император».
        Внутренняя тишина. Но и словно что-то подобралось.
        - Если он, конечно, существует, путь Горха, - снова вслух проговорил Нил. - Если там, в трубах, я действительно нашёл вход.
        Что он мог там увидеть и понять? Сокращение маршрута, позволяющее совершить многодневное путешествие чуть более чем за сутки, лёгкую байдарку, как две капли воды похожую на его… Но это мы всё знаем. Что ещё?
        Лазарь предусмотрел каждую мелочь: по принятому в сторожке порядку в журнал каждый сам вносил запись о своих действиях, старший потом только визировал это по результатам смены. Лазарь записал собственной рукой, что провёл более суток, а точнее, 36 часов у старцев Николо-Перервинского монастыря; несколько подправить потом, после бойни, даты своим же почерком не составило труда. Тем более что подпись и печать Николая уже были проставлены. Но его видели скитальцы в лодке, неотличимой от лодки Нил-Сонова, видели и не смогли опознать. И здесь он всё предусмотрел, принял меры - ядовитый плющ, как полагал Петропавел. А заваруху со скитальцами мог учинить и специально, чтобы указать на Нила. Вместо того чтобы прохлаждаться у старцев и постигать, «что они такое», Лазарь в одиночку проделывает опасное путешествие в Пирогово и обратно. Всё шито-крыто. Вероятно, в Пирогово он согласует или получает какую-то важную информацию, по результатам которой вызывает Горха и устраивает бойню в сторожке. Всё так. Только…
        - Лодка Николая в этой схеме… избыточна, - хрипло обронил Нил-Сонов, глядя в темноту за окном. - Уходить на ней не было никакого смысла.
        «Чего я не понимаю? Чего не знаю, что ускользает? Ведь Страна Теней лжёт, она всегда лжёт…»
        «Ага! - взорвался в его голове хохот безумного Императора. - В этой схеме избыточна! Но рассказать тебе о другой?! Может, ты был там и ничего не помнишь? Ведь с тобой такое уже случалось… Для двоих лодка Николая в самый раз. Не помнишь? Может, ты постепенно сходишь с ума?!»
        - Нет! И ты знаешь это, - жёстко процедил Нил-Сонов. - Поэтому так и прячете путь Горха. Но он существует. И ты напуган. Очень сильно напуган.
        Император что-то попытался ответить, но снова затих. Нил-Сонов усмехнулся: может, он и вправду сходит с ума, вот так разговаривать с самим собой? А потом он понял, из-за чего замолк Император. Из-за щелчка в замке. Кто-то отпер дверь в карцер.
        Нил уставился на дверь. Ничего не происходило. Что за странный визит, посреди ночи…
        - Входите, чего ждёте? - потребовал он.
        В ответ - молчание. Лишь лёгкий сквознячок из-за приоткрывшейся двери.
        - Ну, и что происходит? - сказал Нил. И понял, что всё же слышал кое-что. Быстрые удаляющиеся шаги в коридоре. Кто-то умел ходить почти бесшумно, лишь слух гида позволил уловить звук. Но… и ощущения угрозы из-за двери не исходило. Нил был почти уверен, что теперь коридор пуст. Тот, кто открыл карцер, уже ушёл.
        «Ну, и что всё это значит? Зловещая игра продолжается?»
        Нил-Сонов быстро подошёл к двери и выглянул в коридор. Действительно пусто и безмолвно. Даже движение теней отсутствовало. Нил мгновенно просчитал все возможные варианты: не похоже, что кто-то решил пристрелить его при попытке к бегству. Он опустил голову: на порожке двери лежали его манок и оружие. И совсем уж невиданный дар. Нил взял его в левую руку и сжал кулак. Поднял скорострельный «Глок» и тут же определил, что обойма полная. Разжал левый кулак. Прошептал:
        - Дары волхвов…
        Кто-то оставил ему величайшую драгоценность - всего лишь одну, но серебряную пулю. На случай встречи с каким-нибудь чудовищным порождением мглы, например с…
        - Горхом, - совсем неслышно слетело с губ Нил-Сонова.
        Пустынный коридор ответил ему молчанием. Путь был свободен.

3
        Когда раздался знакомый стук в дверь, Хайтек сидел в своём кабинете и работал. И собственные мысли мешали ему. Такое случалось нечасто. Глава учёных потратил немалое время на медитативное воспитание собственного ума и мог с лёгкостью отметать всё ненужное. Да чего там говорить - такого не случалось вовсе. Потому что Хайтек тоже думал о лодке Николая. И чем больше, тем больше всего в его голове не сходилось.
        «Чёрт, а ведь он прав, - поморщился Хайтек. - По крайней мере, искренне убеждён, что прав».
        Хайтек был учёным и привык иметь дело с фактами. И опираться, делая умозаключения, только на них. Оставалось довольно широкое поле для интерпретаций, но факты - вещь упрямая, и досужие вымыслы к ним не подошьёшь.
        Факт: Нил-Сонов не позволил Мелани разбудить Петропавла, пока белый мутант ещё не успел нарисовать его лицо. Сам не позволил, хотя мог, и это пошло бы ему на пользу. Не сидеть бы ему сейчас в карцере. При самой широкой интерпретации очевидно: Нил-Сонов ожидал от рисунка мутанта чего угодно, только не появления на нём собственного лица. Он не знал, что был в Весёлой сторожке, и убеждён в обратном.
        «Хорошо, - Хайтек поморщился. - Давай предположим крайность».
        Такие случаи хорошо известны и описаны медицинской наукой. Предположим, что Нил страдает тяжёлой формой шизофрении, а Петропавел скрыл это о своём любимчике. Тогда Нил действительно мог этого не знать.
        «Я два раза назвал его просто Нил, - с удивлением подумал Хайтек. И тут же снова поморщился. - Исключено!» При всём возможном фаворитизме, который за Главой учёных тоже водился («Эх, Лазарь, Лазарь!»), Петропавел никогда бы не доверил командование гидами душевнобольному. Тут что-то другое…
        И факт номер два, гораздо более мутная история: лодка Николая. У них была прекрасная быстроходная байдарка, которая вполне могла принять на борт обоих. Речные скитальцы заметили её на пути в Пирогово как раз накануне бойни, и нам это известно. К чему тяжёлый неповоротливый грузовой шлюп?
        «Что он о ней сказал Мелани и Кондрату? - Хайтек потёр переносицу. - Чтоб поискали за плотиной».
        Зачем? Людка всё ещё может быть там? Спрятана? Для чего? Ладно, опять предположим крайность: лодку спрятали, чтобы на ней не смогли уйти. Отрезали смене путь отступления, загнав её в ловушку. Но такую большую вещь, как грузовой шлюп, не спрятать просто так. Отсутствие лодки тут же обнаружили бы, и был бы послан сигнал SOS. На Перервинской плотине нет телефонной линии, но голубиная почта исправно работает, коршуны Университета беспрепятственно пропускают своих птиц. Но сигнала SOS не было.
        Хайтек теперь потёр виски: что там патологоанатом говорил насчёт редкого фермента? Эта мысль давно уже отступила на задний план - какая, в конце концов, разница, насколько велика погрешность в определении точного времени убийства?! - но сейчас почему-то всплыла.
        - Мы ведь тут не в романы Агаты Кристи играем? - спросил Хайтек сам себя.
        Но эта мысль всплыла. И именно в связи с лодкой Николая. Редкий фермент, секрет некоторых животных и тварей, порождённых мглой; секрет, позволяющий несколько притормозить процесс разложения в убитой добыче. Весьма полезная штука, чтобы сделать запас; медведи вон тоже прикапывают добычу, а они любят с «душком»…
        «О чём я думаю?» - Хайтек совершил несколько круговых движений шеей, чтобы наладить кровоток.
        Это ничего не значит! Вероятно, этот монстр Горх (и это Петропавел тоже скрывал) обладает этим редким секретом и по-другому просто не в состоянии убивать своих жертв. Но эта мысль всплыла… В связи с лодкой Николая.
        Ничего не получалось. Факты - вещь упрямая, и логика требовала других решений. А они не связывались. В стройной схеме лодка Николая…
        - Избыточный элемент, - сказал Хайтек, вовсе не предполагая, что примерно в тех же словах об этом говорил Нил-Сонов.
        В процессе логического познания существует некая бритва, и она отсекает всё ненужное. Бритва Окама. Или мы ищем совсем не там. Нужный элемент не может быть отсечён. Лодка есть, а места для неё в этой схеме нет. «А может, Нил прав по поводу чужой пьесы?»
        И тогда раздался знакомый стук в дверь. Хайтек вздрогнул. Он ожидал чего угодно, только не этого. «Чёрт побери! Любой фаворитизм имеет пределы…»
        Стук повторился. Хайтек нехотя поднялся со своего места. Затем всё же быстро направился к двери, распахнул её:
        - Лазарь?! - Он улыбнулся. Но короткое тепло улыбки тут же сменилось осуждающим предостережением. - Тебя видел кто-нибудь?
        Тот помотал головой.
        - Немедленно входи! - приказал Хайтек и выглянул в коридор. Вроде пусто, но после того, что произошло, гиды явно установят за ним дополнительную слежку. Теперь будем играть в кошки-мышки. Петропавел столько всего говорил о взаимном доверии и столько всего скрывал. А уж какими осложнениями чреват этот визит…
        Хайтек резко обернулся. Лазарь стоял посреди его кабинета, жалкий, затравленный, и в глазах его было что-то жалобное.
        - Ты с ума сошёл, да? - быстро заговорил Хайтек. - Что ты натворил?! Я понимаю, что мы собирались добраться до эликсира, но не такой же ценой!
        Лазарь молчал. Лишь чуть склонил голову и вроде бы виновато смотрел на Главу учёных. Одежда его совсем пообносилась, и Хайтек чуть снизил градус напора:
        - Я уже многое понял про этот эликсир. Согласен, что Петропавел всё от нас скрыл: существование секретной субстанции не дело одних только гидов… Всё так! Но, Лазарь, не такой же ценой… Чего молчишь?
        Тот вздрогнул, чуть повёл головой.
        - Ну и запашок от тебя, - улыбнулся Хайтек, печально вздохнул. - Скрываться в лесах… Ну, и что теперь будем делать? О чём ты думал? Понимаю, что гиды незаслуженно… На что ты рассчитывал?!
        Лазарь молчал. Лишь склонил голову в другую сторону. Хайтек вдруг почувствовал себя очень неуютно. «Может, он действительно сошёл с ума, после всего, что натворил в сторожке? И пришёл сюда…»
        - Чего молчишь? - Хайтек уловил изменения в собственном тоне, в его дружелюбности было что-то успокаивающее, так обычно доктора, самые лучшие из них, говорят с душевнобольными.
        Лазарь пристально посмотрел на Главу учёных. Рот беглеца чуть приоткрылся. Хайтек снова почувствовал этот неуютный тоскливый холодок внутри. И то, что он принял за жалобное выражение в глазах Лазаря, оно всё-таки не было таковым, оно… Хайтек ощутил, как на его спине зашевелились крохотные волоски.
        - Лазарь, что с тобой? - дрогнувшим голосом и очень тихо вымолвил он.

4
        Каждый следующий шаг вперёд давался с огромным трудом. То, что было здесь, в темноте подземного русла, активно противостояло ему, но и напасть, как в прошлый раз, не решалось. Возможно, потому, что с ним был его скремлин, крупный чёрный скворец-самочка по имени Маруся, а может быть, действительно растеряло часть сил. Нил-Сонов почему-то склонялся к последнему.
        - Тихо-тихо, девочка, - успокаивающе погладил он птицу, готовую вспорхнуть с его плеча. Маруся была прекрасным следопытом и безошибочно выбирала нахоженные пути даже в кромешной тьме; Нил прихватил с собой масляный фонарик, но пока решил экономить. - Думаешь, туда, направо по лесенке?
        Нил вызвал Марусю сразу, как только на своей лодке покинул ночью Университет, и она пришла, выпорхнула из серой пелены тумана, укутавшего Парк Горького. Рассвет застал их на Москве-реке, там, где, взятая в трубы, в неё впадала Неглинка. И Маруся сразу же влетела внутрь, где в прошлый раз Нил приметил в подсохшем иле чётко отпечатавшийся след от ботинка. Сейчас вода смыла все следы, но Марусе они были не нужны, она чувствовала другое; как натасканные ищейки берут след по запаху, скремлин улавливал вибрации, «нахоженность», присутствие живого в тайных подземных путях.
        Они уже несколько раз свернули от основного русла; целый подземный город с его коллекторами, туннелями водоснабжения и канализации; всё это уже давно не служило людям, было населено неведомой жуткой жизнью, но Маруся оставалась совершенно спокойной, никто из обитателей этой тьмы не решался приблизиться к пути Горха.
        - Видимо, мы его нашли, да? - обратился Нил к Марусе. Его голос откликнулся глухим эхом; то, что здесь было и противостояло Нилу, то, что он давно уже определил для себя как «Страна Теней», насторожилось ещё больше.
        По прикидкам, они уже миновали Красную площадь, прошли под ГУМом и двигались в направлении Большого театра. Нил-Сонов засёк время - всё это заняло не более четверти часа. Однако и от реки они удалились пока не более чем метров на семьсот. Даже если предположить, что путь и дальше будет оставаться свободным и безопасным, чтобы пересечь всю Москву по подземному городу с его вечными извивами и поворотами, потребуется не меньше десяти часов. В лучшем случае. Это не особо сокращало маршрут, хоть и делало его тайным. Надо было найти другое решение. Нил и сам не знал, чего он ищет, но Маруся упрямо вела его вперёд.
        - Другое решение, - монотонно прошептал Нил.
        Не давал покоя ещё один вопрос: если это и вправду путь Горха, то почему на этот раз монстр оставил его без присмотра? В прошлый визит всего лишь короткая остановка у впадения Неглинки в Москву-реку чуть не свела Нил-Сонова с ума. Сейчас Хохочущий Император не исчез, он был ослаблен, даже напуган, таился где-то во тьме, насторожённо наблюдая, и, возможно, ещё приготовит сюрприз.
        - Ладно, девочка, идём, если ты считаешь, нам туда, - мягко произнёс Нил-Сонов.
        Лестница была короткой и заканчивалась боковым проходом в соседний тоннель. Когда-то здесь была установлена металлическая дверца, но сейчас её сняли с петель, чтобы расширить проход. Едва Нил-Сонов оказался в соседнем тоннеле, он сразу же споткнулся обо что-то. Пора было воспользоваться фонарём. Однако… Нил успел заметить это. Тоннель впереди поворачивал, и вот только что там, за поворотом, словно полоснуло тусклым блеском.
        «Там есть кто-то?» - замер Нил. Нащупал в кармане единственную серебряную пулю. Постоял, прислушиваясь. Лишь тихий звук капающей воды. Не похоже, чтобы кто-то там расхаживал с фонариком. Слишком слабо, как будто светлячки или головешки, только откуда им здесь взяться? Непонятно почему, Нил сделал шаг назад, к лесенке, и… свечение исчезло. Приготовил масляный фонарь, зажигать пока не стал; снова шаг вперёд, нога упёрлась во что-то, поднял голову… Свечение за поворотом вернулось. Еле заметные отблески. Маруся устремилась туда и скоро возвратилась, показывая, что путь свободен. Нил запалил фонарь, посветил вниз: по дну этого тоннеля был проложен рельсовый путь. И кабели тянулись вдоль стен.
        «Вот как, - понял он. - Видимо, я оказался в тоннеле метро».
        Подобный же тоннель - и станция «Воробьёвы горы» - находился недалеко от Университета, Нил узнал его сразу. Двинулся вперёд. Почти достиг поворота. И вдруг решил загасить фонарь. Наверное, та самая интуиция, о которой он рассказывал Хайтеку. Замер. Свечение сделалось гораздо интенсивнее. Не светло, конечно, но ещё пару шагов вперёд, и о фонаре можно забыть. Как будто яркая лунная ночь; очертания предметов и стены сделались различимыми, даже по рельсам пробежался тусклый серебристый отблеск. Ещё пара шагов, Нил достиг поворота. Это было там, свечение словно реагировало на его приближение. Впереди находилась подземная станция метро. Пустынный мрачный зал, холодный мрамор и слабый серебристый свет.
        «Театральная», - прочитал Нил название станции. Прямо над ним на поверхности земли было одно из самых опасных мест в Москве. Петропавел запретил гидам без крайней надобности даже появляться здесь. В разрушенном здании ЦУМа находилось логово хищной желеобразной субстанции, которая, подобно сиренам, очаровывала, притягивала и пожирала своих жертв. А Большой театр давно облюбовали некрупные кровососущие твари, которых гиды Университета окрестили «химерами». Вряд ли они умели летать, как птицы, скорее планировали на крыльчатых перепонках между их лапами, но нападали всегда стаей. Однако подлинной угрозой являлись всё-таки не химеры, а скульптурная композиция на фронтоне Большого театра, бог Аполлон, покровитель искусств, в упряжке из четырёх взмыленных коней. Нил-Сонов не особо доверял историям про оживающие статуи, пока не убедился в этом сам. И до сих пор помнит ощущение ужаса, которому невозможно было противостоять, когда возница повернул к ним голову и двинул на них свою колесницу, и как стали меняться морды коней, словно в глубине металла, из которого они были сделаны, таилось что-то хищное и
живое. Тогда Нила с группой спасло только бегство. А как-то раз, правда давно, в такую же Чёрную весну, Аполлон со своей упряжкой подобрался почти вплотную к Университету. Возницу заметили в полночь на Метромосту, на крыше станции «Воробьёвы горы», и грозный, словно подземный, лиловый свет исходил от ореола вокруг фигуры солнечного бога.
        Никому бы из людей не взбрело в голову спуститься на эту станцию с поверхности. Но то, что Нил-Сонов видел перед собой, указывало на давнишнее присутствие человека, весьма активного, хитроумного и, как теперь выяснилось, крайне опасного. Это была дрезина. Стоявшая на рельсах для подвижного состава механическая дрезина, которую приводило в ход маятниковое движение длинной рукояти. И серебристое свечение исходило оттуда. Точнее…
        - А вот и лодка, - тяжело усмехнулся Нил.
        К дрезине с левого боку, чтобы не мешать ходу рукояти, крепилась байдарка, как две капли воды похожая на лодку самого Нил-Сонова, даже знак Рыбы на борту был столь же искусно подтёрт.
        - Вот как всё просто решилось.
        Нил хмуро посветил на обвалившуюся во многих местах схему метро, нашёл нужную ветку, хотя он знал её наизусть, прочитал: «Театральная», следующие «Тверская», «Маяковская»… и «Речной вокзал». Всего девять станций. Даже на механической дрезине не больше часа. Вот как просто и хитроумно была решена, казалось бы, нерешаемая задача: пересечь всю невероятно опасную Москву по прямой меньше чем за час. Речной вокзал, Химкинское водохранилище, оттуда до Пирогово уже рукой подать. Ни одна другая ветка метро не дала бы подобного результата. Многодневное круговое путешествие по воде от Перервинской плотины до Пирогово и обратно, полное угроз канала, укладывалось в несколько часов.
        «А уж в световой-то день и подавно», - почему-то подумал Нил.
        Всё менялось. Ему не надо было так много времени. Даже 36 часов, проведённых у старцев Николо-Перервинского монастыря, оказались избыточными. Следом пришла ещё какая-то неуютная идея, но Нил не успел сфокусироваться на ней, и так, не сформировавшись, эта тревожная мысль ускользнула. Потому что Нил-Сонов не смог больше игнорировать то, что хранилось в лодке на дрезине, было спрятано в ней. Именно оттуда шло это, теперь довольно-таки яркое, свечение. И оно словно начало говорить с Нилом. Только не словами, а чем-то восхитительно сокровенным и одновременно страшным. Нил не давал себе отчёта, как эти вроде бы разные понятия укладывались друг с другом. Лишь заметил, что из его кармана, где лежала серебряная пуля, исходит такое же свечение, столь же пронзительно яркое, что на миг невольно пришлось зажмуриться, и того же неонового колорита с серебристой сердцевиной. Нил-Сонов двинулся вперёд, к лодке, с каждым шагом света становилось всё больше. Он словно входил в сам свет, пронизывающий его насквозь изначальный свет, знание о котором, конечно же, не выразить словами. Его начали переполнять восторг и
благоговейный ужас; а ведь он уже видел эту серебристую жидкость, возможно, в снах, и тогда на реке, когда смех Императора чуть не свёл его с ума. Только это ею, серебряной жидкостью, тайно наполнено всё вокруг, а сейчас ему дано прикоснуться к самой её сути; это она, не ведая границ, перетекает из одного в другое, для неё нет верха и нет низа, нет далёкого и близкого, нет внутри и снаружи, поэтому внутри любого смеха зреет печаль, а внутри каждой боли вынашивается будущая радость; это она, серебряная жидкость, не ведает границ между любовью и гибелью, между жизнью и смертью и между множеством вселенных, о которых можно лишь догадываться, наблюдая в ночном небе за сиянием невероятных звёзд. Нил-Сонов опустил руку в лодку, углубление под сиденьем, непромокаемый пенал, и засмеялся - это было там, в маленьком флаконе, всего лишь несколько капель. Вся правда о мироздании, беззащитная и всемогущая, запретная и открытая всем.
        «Столько нелепых поисков и размышлений, а так всё просто», - Нил коснулся флакона, и тогда уже ничего, кроме ослепительного света вокруг, не осталось. Нил смеялся, но на глазах его выступили слёзы, наверное, он и плакал одновременно, потому что серебряная жидкость…
        «Назови её! - взорвался хохотом Император. Откуда-то и ему, его безумию, нашлось место в этом свете. - Назови».
        - Эликсир, - изумлённо вымолвил Нил. - Серебряный эликсир.
        Он не знал, откуда ему это известно, но Император тут же удовлетворённо откликнулся: «Ну, вот и хорошо».
        - Ну, зачем ты так? - незащищённо и радостно спросил Нил. И только тут сообразил, что видит в этом ярком свете приближающиеся чёрные контуры. Возможно, удовлетворение в голосе хохочущего безумца позволило ему увидеть, на миг чуть отстраниться и понять, что его загнали в ловушку. Свет не был прекрасным наваждением, но сделал его доверчивым и беспомощным. Нил попытался поднять руку и не смог. А это тёмное становилось всё ближе. Нилу необходимо постараться извлечь из кармана серебряную пулю и зарядить «Глок». Потому что он уже понял, чем является этот кошмарный силуэт, который совсем рядом. Полагать путь Горха оставленным на время без присмотра было большой ошибкой. Ему и не требовался присмотр… Нил-Сонов сделал ещё одну попытку дотянуться и убедился, что рука поднялась лишь на пару сантиметров. «Как во сне - почему-то мелькнула мысль. - Когда ты не можешь…»
        Он выдохнул, и рука всё же медленно поползла к карману с пулей.
        «О-о, как мы барахтаемся! - с похвалой захохотал Император. - Мои поздравления! Как завидно цепляемся за жизнь. Но к чему она?»
        Рука Нила опустилась в карман. Непослушные пальцы всё-таки сжали в кулак серебряную пулю, и с неимоверным усилием рука двинулась обратно. «Глок» в правой руке показался невероятно тяжёлым. Но Нил постарается. Он гид и не позволит себя уничтожать просто так, возможно, ему суждено сегодня умереть, но пока точка не поставлена, он не позволит… А потом Нил понял, что уже поздно. Горх, кошмарное порождение древней ночи, навис прямо над ним, вглядываясь в лицо.
        «Огромная крыса, - отстранённо подумал Нил. Захотел рассмеяться в эту уставившуюся в него морду и не смог. А рукам не хватило сил зарядить оружие, он просто не успел. - Крыса! Никакой не волк. Ну, и чего ты ждёшь?»
        Пасть оскалилась. Нилу хватило времени разглядеть ниточку слюны и подгнившие коричневые дёсны в желтоватых разводах. А потом был удар такой резкости и силы, что Нил даже не почувствовал боли, и наступила темнота.
        Глава 17
        Незавершённость в Икше

1
        «Он не придёт сюда за тобой, не сможет. Вы ещё встретитесь с Тео, с твоим Фёдором, но не здесь. За пределами тумана», - сказала ей ведьма. А потом добавила то, от чего Евино сердце чуть не разорвалось в клочья: «Если вам суждено. Или разминётесь навсегда. Этого даже я не вижу».

* * *
        Ева стояла на косогоре и смотрела на Метромост. Дальняя опора по левому берегу реки несколько обрушилась, и мост просел, несильно накренился в сторону Лужников. Когда-то здесь находилась станция «Воробьёвы горы». Сейчас любой визит на мост был крайне опасен, гиды водили туда небольшие группы учёных, и не всегда это заканчивалось хорошо. Ей необходимо было запомнить дорогу и отыскать её даже с завязанными глазами. Хотя вряд ли появится такая необходимость, в эту ночь будет светло от полной луны.
        «Не подходи близко к реке, - предупредила ведьма Агнец. - Пользуйся нахоженной дорогой, через заставу гидов тебя пропустят. Петропавел будет с тобой. Это я так, на всякий случай, если произойдёт что-то непредвиденное. - Ведьма помолчала, затем недовольно нахмурилась: - Упрямец, с этим его гипнозом…»
        Сейчас, в этот звенящий солнечный полдень, Ева с Мелани прошли блокпост гидов, те лишь угрюмо кивнули им и попросили быть поосторожней. Все уже знали, что случилось с Петропавлом, и что Нил-Сонов посажен под арест, откуда сбежал прошлой ночью. В воздухе повисла тревога, происходило что-то очень плохое, и всё труднее было избавиться от ощущения, что кто-то обезглавил Университет одним ударом. Петропавел в лазарете без сознания, Нил исчез, оставалась только Мелани, хотя та уверяла, что Кондрат крепко держит руку на пульсе и до конца верен не только Петропавлу, что не обсуждалось, но и Нил-Сонову. Правда, ведьма ничего не говорила Еве насчёт Кондрата.
        Они с Мелани поднялись на косогор, свернув с основной дороги, чтобы было лучше видно. Мост спал. И даже не верилось, что иногда ночами здесь слышались голоса и звуки движения призрачных поездов. Полнолуние наступит завтра. У Евы оставалась последняя спокойная ночь в её спальне. Относительно спокойная, только вот если Петропавел так и не очнётся… Пора было обо всём поговорить с Мелани начистоту. Потому что визит ведьмы Агнец всё менял.
        Ева обернулась и бросила взгляд на величественное здание Университета. Когда-то пленивший её сказочный замок, наполненный радостью и ощущением твердыни, надёжного оплота, неподвластного никакому туману, порождениям мрака, неподвластного никакому злу. Сейчас всё стало другим.
        Возможно, это из-за жары в такой звенящий солнечный день. Ева смотрела на главный корпус Университета, устремляющийся шпилем в синеву неба, и видела нависшее над ним тёмное пятно. Оно было почти незаметным, подобно мареву переливающегося раскалённого воздуха. Пока незаметным.

2
        C ведьмой Агнец они проговорили очень долго. Удивительно, но у той не осталось ни малейших сомнений, что Ева ей не поверит. Да и какие тут сомнения, доказательств она предоставила более чем достаточно. И дело не только в амулете Фёдора, его бусах, она сама, ведьма, и была доказательством, они с Евой странным образом поняли друг друга. Агнец дотронулась до амулета Фёдора на шее Евы:
        - Слушай, сегодня я дам вам пообщаться с Тео во сне, - улыбнулась, - с Фёдором, пусть… Но это будет больше, чем сон. Вы должны всё успеть сказать друг другу. О самом важном. Завтра такой возможности уже не будет. Этой ночью всё пройдёт спокойно, но охрана всё равно должна быть выставлена. Большего сделать не могу, мне надо срочно в Икшу. И вот ещё что: Мелани можешь доверять. Петропавлу, Мелани и Нил-Сонову. Но больше никому. Ты поняла меня?
        Ева кивнула. Правда, разговор этот состоялся вчера утром, ещё до сеанса гипноза. И тогда ещё Петропавел не был прикован к больничной койке, а Нил-Сонов не превратился в беглеца, которого Хайтек приказал поймать любой ценой. А в случае сопротивления разрешил открыть огонь. Хорошо, что не на поражение, наверное, и сам понимал, что никто из гидов не выполнит подобного приказа. Но творилось что-то очень плохое. И это тёмное облако над зданием Университета. Ева дёрнула щекой, ей показалось, что раскалённое тёмное пятно сползло, опустилось чуть ниже.

* * *
        Они разговаривали с Агнец долго. Однако, похоже, самое главное ведьма оставила на прощание:
        - Он очень сильный, тот, кто сейчас делает эликсир. Я думаю, он гид. Очень могущественный. Скорее всего, вернувшийся воин, и о нём никто не знает. Даже Петропавел. Он здесь, в Университете, совсем рядом, и может оказаться кем угодно. Даже фермером или учёным, хотя вернее, кем-то из Высшего совета гидов. И вот ещё что, Ева… Есть основания полагать, что он сейчас хозяин черепа Горха, что он повелевает им. Чудовище ни за что бы само не устроило бойню в сторожке. Поверь мне, я знаю, о чём говорю.
        - Но там, в дневнике, Лидия писала… - начала Ева.
        - Мы не знаем, что произошло с тех пор, Ева. Мне известно, что её возлюбленный погиб через какое-то время после самой Лидии, а дальше история черепа скрыта от меня. Это была очень красивая и очень трагичная любовь, Ева, но всё случилось так, как случилось.
        - Мне так жаль их… И этого Горха жаль тоже.
        - Ты о себе подумай! - сплюнула ведьма. - Ева, услышь меня: ты в огромной опасности, даже я, ведьма Агнец, не вижу врага, а уж способна на многое.
        - Что же мне делать - бежать?
        Агнец улыбнулась наконец, отрицательно мотнула головой, Ева увидела, как её волосы пришли в движение, будто подхваченные ветром:
        - Я тоже была такой строптивой когда-то. За пределами Университета ты окажешься в ещё большей опасности. - Ведьма пристально посмотрела на девушку, затем она указала на Метромост. - Это там. Случится в полнолуние, я говорила тебе. Ждать осталось совсем недолго. Луч окна триста семнадцать, для тебя не опасный, укажет место, где сможешь пройти к Тео за пределы тумана, - снова улыбнулась. - К Фёдору… Он будет в этот момент там, где должен быть. На своём мосту. Они, гиды, называют это местом, где кончаются иллюзии.
        - Я знаю, - глухо отозвалась Ева.
        - Но для него действительно здесь всё закончено. Ему пора. Вы с ним и соберёте ваш контур. И Хардову пора, не век же бегать во главе стаи псов… Но там какая-то незавершённость, в Икше, что-то очень важное. Я… Ева, я видела знак огромной перемены в ночь полной луны, но в нём пряталась смерть, и надо успеть понять… Иначе ни за что не оставила бы тебя здесь одну.
        - Чья смерть? - тихо спросила девушка.
        - Там, где перемена, - там всегда смерть, - откликнулась Агнец. - И не ревнуй меня к Тео, он был моим, когда люди, породившие тебя, ещё лежали в колыбельках. А сейчас я друг. Ему и той, с кем ему двигаться дальше. Он выкрал у меня эликсир ещё совсем юным, и я его давно простила. Но только его. К Хардову и к Петропавлу у меня отдельный счёт, - она нахмурилась, но в её осуждающей мине, скорее, было что-то весёлое, и Ева сказала:
        - Спасибо вам за всё, что вы делаете.
        - Я не из-за тебя, - усмехнулась Агнец. - Не обольщайся, девочка.
        - Какая разница! За Хардова. И за нас с Фёдором.
        - Упрямая… - Агнец рассмеялась. - Ладно, это даже хорошо. Пройдёт, как проходит всё остальное. Только вот Петропавел с этим его сеансом гипноза…
        - Вы беспокоитесь?
        - Стар он стал для такого. А если я не ошибаюсь насчёт Горха, а я не ошибаюсь, то сильнее его в этом никого нет. Может случиться кое-что, встречный гипноз…
        - Как это?
        - Что-то, что осталось в сторожке. Горх… В общем, всякое может случиться. Я оставляю старому упрямцу свою защиту, - мимолётная ласковая улыбка появилась на губах ведьмы Агнец, и Ева вдруг увидела что-то за ней… Нежность? Но всё уже прошло. - Но мне… да, мне тревожно.
        - Разве в Университете есть кто-то сильнее Петропавла? - Ева доверительно склонила голову. - Мне Хардов говорил…
        - Послушай меня, девчонка! - вспыхнула Агнец. - Повторяю: он очень сильный, нельзя недооценивать такого врага.
        - Зачем я ему? - быстро спросила Ева.
        - Думаю, он полагает тебя ключом. И возможно, он прав. Не тем ключом, о котором ты мне рассказала. Потом, эта висюлька для новобрачных больше не Тео, не совсем его.
        - Но этот голос…
        - Да. Там что-то другое. Из-за этого и спешу в Икшу.
        - Почему «возможно, он прав»?
        - Видишь это клубок? - Агнец указала на перекати-поле, которое словно верный пёс, ждало у её ног. - Сейчас это просто поводырь, он и привёл Фёдора ко мне. Но… Это любовь-трава, очень могущественная штука Ева, она и оживляла эликсир. Я дала слово однажды и извлекла её из мира. Просто поводырь… Только мир не терпит пустоты. Её место рано или поздно должно было что-то занять. Или кто-то. Ты уникальная девушка, единственная в своём роде, приятно тебе это слышать или нет. И вы с Тео… Очень было бы хорошо, если б я ошибалась.
        - Он попытается убить меня? - прямо спросила Ева. - Ответьте.
        Агнец пожала плечами:
        - Попытается забрать твою силу, чтобы оживить свой эликсир. В последний момент. Последние недостающие крупицы серебра. Ключ - это не вещь, которая попала к тебе загадочным образом. Боюсь, он уже понял это. Ключ - это ты сама.

3
        Туман над Тёмными шлюзами снова начал покрываться ядовито-чёрными прожилками, что-то вызревало внутри мглы, и неведомый барометр снова показывал перемену к «плохому». Только на этот раз скорость, с которой всё происходило, говорила о том, что перемена эта может оказаться катастрофичной. Две очень красивые вооружённые женщины стояли на самом высоком месте города Икша, рядом с колокольней, и смотрели на канал.
        - Ты готова уйти за Хардовым сквозь туман? - Раз-Два-Сникерс попыталась говорить обыденным, почти беспечным тоном.
        - А ты? - Рыжая Анна испытывающе посмотрела на неё.
        - Мы ведь даже не знаем, что там. - Она неопределённо пожала плечами. - Если Тихон прав… - усмехнулась. - Правда, и здесь у меня особых дел не осталось.
        - Я готова вернуть его любой ценой, - спокойно сказала Рыжая Анна. - Только теперь, по-моему, у нас всё равно нет другого выхода.
        Раз-Два-Сникерс обдумала услышанное:
        - Шатун любил разглагольствовать про всякий там Путь, Дао… - Она насмешливо вздохнула. - Болтун он!
        Рыжая с интересом посмотрела на неё:
        - Знаю таких. На многих действует.
        - На меня тоже когда-то действовало, - усмехнулась без всякого сожаления. - Ну, не то чтобы… Обаяние - в этом ему не откажешь. Дура была.
        - Со всеми случается.
        - Да кое-что было даже неплохо. - Раз-Два-Сникерс потёрла подбородок. - Ты уж прости, тогда накрысилась на тебя.
        - Ничего.
        - Подругами вряд ли станем, но…
        - Посмотрим, - улыбнулась Анна.
        - Угу. - Раз-Два-Сникерс огляделась по сторонам. - Дурацкий городишко… Начинаю привыкать здесь.
        - Он ведь собирался тебя убить, Шатун?
        - Да. А я всё равно была готова его спасти. Иногда полезно посмеяться над собой.
        - Полезно. Даже очень.
        - Дурацкий городишко… Но только тут я поняла, насколько свободна от него.
        Рыжая Анна помолчала, сказала тихо:
        - Иногда с таким можно поздравить.
        - Не знаю, кого из нас с тобой можно больше поздравить, - поморщилась, усмехнулась. - Ладно, всё проще: я пообещала Лии, что вытащу отсюда Хардова. И себе тоже. Так что мне с вами по пути. - Снова поморщилась, теперь несколько болезненно. - Полнолуние скоро, а Мунира всё нет. Не хотелось бы застрять здесь ещё на месяц. Я к тому, что лучше бы побыстрее всё закончилось.
        - Тебе страшно?
        - Немного.
        - Мне тоже.
        Раз-Два-Сникерс посмотрела в сторону, сказала тихо:
        - Лия приходила ко мне этой ночью.
        - В курсе. Ты разговаривала во сне.
        - Нет. Это было больше, чем сон. Ты в тот момент спала, поверь мне.
        - Хорошо.
        - Но она говорила загадками, никогда прежде так не поступала. Может, и впрямь приснилось.
        - Не тяни, если есть, что сказать.
        - Да не тяну я, просто странно всё… Она сказала, что я должна понять про твоего скремлина. Почему твоя Лидия назвалась Раджой. Что в этом что-то очень-очень важное.
        - Ну и какие мысли?
        - Никаких. В том-то и дело.
        - Она ведь спасла тебя, моя Лидия?
        - Как ещё! - в насмешливом кивке Раз-Два-Сникерс была благодарность. - Без неё я бы тут точно сдохла.
        - Значит, на это короткое время она стала твоим скремлином. Там ищи.
        - О чём ты?! - Она без горечи, но всё-таки печально вздохнула. - Я ведь отступник. Чёртов отступник, девочка Шатуна. У чёрных гидов нет своих скремлинов. И у меня не было. Ни Раджи, ни кого-то ещё.
        - Ты ведь тоже закончила школу гидов. Может, там, в детстве? Чужой скремлин, но у вас могли начать складываться отношения…
        - Нет, - Раз-Два-Сникерс удручённо покачала головой. - Там что-то другое. Лия мне сказала, что я должна вспомнить, почему «Раджа», тогда вспомню и всё остальное. Но я понятия не имею, о чём речь…
        - А эта связка имён «Раджа - Лидия» тебе ни о чём не говорит?
        - Вообще. Лия… ещё когда была жива… она ведь была мне наставником, больше, чем наставником…
        - Понимаю.
        - Нет, не понимаешь! Я была ребёнком. У меня вообще больше никого не было. Сирота. И когда Лия умерла, я тоже… часть меня умерла вместе с ней. Вот так и появился Шатун.
        - Я…
        - Ладно, я вовсе не об этом. Не для того, чтобы ты меня жалела.
        - Да знаю я, - заверила Анна. - Знаю. И вовсе не собираюсь навязываться жилеткой для слёз. Захочешь выговориться - выговоришься. А сейчас давай по делу.
        Раз-Два-Сникерс вздохнула:
        - Всё равно ничего не получается.
        - Прости?
        - Лия ещё в школе гидов часто говорила мне, что у меня уже есть скремлин. Он меня выбрал. Ребёнком ещё… И… - потупила взор. - Укус тоже есть, в общем.
        - Ты уверена?
        - Да. - Она запустила палец себе за воротник. - Это там. Прячу. Лия говорила, что мой скремлин обязательно появится. А потом она погибла, а скремлин так и не появился. Я пыталась поговорить с Хардовым, ведь он единственная ниточка, но… Хардов презирает меня.
        - Может быть, не совсем так?
        - Ну, теперь, может, и нет, - усмехнулась невесело. - Не было у меня никакого скремлина.
        - Кроме моей Лидии, - улыбнулась ей Анна.
        - Не ревнуй! - рассмеялась. - Потом, я об этом же: Раджа - Лидия, хорёк - горлица… дурдом какой-то!
        Рыжая Анна одарила её задумчивым взглядом:
        - А этот ключ, который ты тогда забрала в «Лас-Вегасе», ключ Фёдора?..
        - Да, и это тоже. Лия сказала: поймёшь про ключ, поймёшь и про Раджу. Но я ничего не могу понять! Не было никакого специального умысла.
        - Да, ты говорила. Но вот теперь ключ у Евы, а она… Думаешь, такие вещи происходят случайно?
        - Ничего не думаю. Просто не знаю, где искать. Только…
        - Говори.
        - Ну, что-то иногда с этой твоей птичкой… Как во сне.
        - Что?
        - Не знаю. Что я тебе - толкователь снов? Что-то. Дежавю какое-то. Словно я и вправду должна что-то про это знать. Играет с нами дурацкий городишко.
        Рыжая Анна серьёзно посмотрела на неё:
        - Слушай, дежавю в таких вещах и уж тем более в таких местах не бывает просто так.
        - Знаю. Но что я могу поделать?
        - Может, тебе и вправду стоит выговориться, - рассмеялась Анна и указала себе чуть выше груди. - А-а? Жилетка или подушечка…
        - Может. Ладно, идём: провианта у нас достаточно, но надо набрать воды до заката. Не нравится мне, что творится со шлюзами.
        - Обратила внимание, оборотни стали подходить всё ближе? И агрессия… Такого прежде не было, как будто с поводка спустили.
        - Да, Хардов всё больше становится ими. Пора убираться отсюда. Всем пора.

4
        Ева вошла в свою спальню и распахнула окно. Ведьма Агнец обещала ей последнюю спокойную ночь, но, как и потребовала та, Мелани всё равно распорядилась насчёт охраны. Милая Мелани, - Ева улыбнулась, она всё больше привязывалась к женщине, которая стойко справлялась со своим увечьем, со своей травмой и внешней, и внутренней, и они по-настоящему становились друзьями, - разрывается между ней и Петропавлом, а Глава гидов так и не пришёл в сознание. Правда, врачи осторожно говорят о наметившейся благоприятной тенденции, только… Еве хотелось бы попрощаться со старым гидом, прежде чем ей предстоит уйти. Хорошо, хоть на Алёшку этот сеанс гипноза не оказал такого же сокрушительного воздействия, хотя парень снова очень слаб. А ведь Агнец предупреждала… С ним бы Ева тоже хотела попрощаться. Когда она вчера забрала у него ключ, парень находился в прострации и не очень понимал, о чём она говорит. Осунулся, круги под глазами, только руки его словно била мелкая дрожь. Еве было больно на него смотреть. А к вечеру выяснилось, что было принято решение снова, правда вроде бы ненадолго, поместить Алёшку в лазарет. Её
уход из Университета будет похож на бегство, все, с кем она успела сдружиться, к кому успела привязаться… В общем-то бегством он и является. Оставалась только Мелани.
        Ева присела на краешек своей кровати и посмотрела на распахнутое окно. «Он такой несчастный», - подумала девушка.
        Вчера ночью кое-что произошло. Этому давно уже пора было случиться. Ева чувствовала это, как назревающий кокон внутри себя. Вчера ночью она так же сидела на краешке своей кровати, сжимая в руках ключ. И когда там, за окном, раздался трескуче-пустотный звук, она смогла разобрать: «Впусти меня».
        И тут же откликнулась:
        - Заходи. Кто ты?
        И когда в проёме окна появился тёмный силуэт, Ева не испугалась. Ночной гость, казалось, сам был напуган больше девушки, он лишь обнюхал её, словно познакомился, и ретировался обратно в ночь. Но перед этим Ева успела кое-что понять, не всё, конечно, гость был в растерянности и смятении, но кое-что успела понять и даже сказать ему. Однако сегодня, в последнюю ночь в Университете у Евы были вопросы. Много вопросов.
        «Он такой несчастный, но ведь я запретила ему…»
        Она сидела на краешке своей кровати и ждала, глядя на распахнутое окно. Но ночной гость не появился.

5
        Ощущение, что за спиной кто-то стоит, накатило внезапно, и Раз-Два-Сникерс среагировала молниеносно: передёрнула затвор, взяв оружие на изготовку, и была готова нажать на спусковой крючок в любой момент. Убедилась, что Рыжая Анна поступила так же. Только эта черноволосая женщина с очень холодными синими глазами действительно будто бы выросла из-под земли. И Раз-Два-Сникерс не сразу поняла, что услышала, потому что сказала черноволосая нечто совершенно ненормальное:
        - Правда, похожа. Как две капли воды.
        И улыбнулась. Словно два ствола и не были направлены ей прямо в грудь.
        Раз-Два-Сникерс пристально посмотрела на неё, быстро пытаясь оценить степень возможной опасности.
        - Кто ты? Или что ты? - произнесла она жёстко. - Что ещё за дерьмо приготовил дурацкий городишко?
        Нереальности происходящему добавляла внезапно подкатившая дурнота. И эта улыбка вкупе с холодными оценивающими глазами.
        - Уберите ваши бирюльки. - Черноволосая усмехнулась, но взгляд не изменился. - Думаете, они остановят ведьму? Не тратьте пороха попусту. Даже Икше я не по зубам.
        - У меня в стволе серебряная пуля, - предупредила Анна.
        - А тебе, Рыжая, впору поберечь серебро, - осадила её та. - Сгодится ещё. Я Агнец, а мужчину, который бегает тут во главе стаи псов, знала, когда тебя ещё не было на свете. И да, я ведьма.
        Посмотрела на Раз-Два-Сникерс, добавила миролюбиво:
        - Привет вам, кстати, от Петропавла. И от Евы. Именно из-за неё я здесь. - И снова улыбнулась, но как-то уже по-другому. - И из-за тебя.
        - О чём говоришь?
        - Оружие уберите. Мешает беседовать, когда вы так напряжены.
        - Не слушай её, - начала Рыжая Анна, но Раз-Два-Сникерс будто бы против своей воли повиновалась, поставила оружие на предохранитель и с удивлением посмотрела в эти холодные глаза. В них словно что-то изменилось…
        - Кто ты? - несколько сипло произнесла Раз-Два-Сникерс.
        - Говорю же, Агнец. Вопрос в том, кто ты?
        - Она морочит нам голову, - сказала Анна.
        Ведьма игнорировала её реплику, даже не посмотрела на неё:
        - Ева считает тебя дочерью одной очень влиятельной особы. Но у меня возникли некоторые сомнения.
        - Никому нет дела до моего происхождения, - начала Раз-Два-Сникерс.
        - Ошибаешься, - с ухмылкой возразила ведьма. - Тут Петропавел кое-что передал для тебя.
        Она ловко извлекла из-за пазухи кусок холстины, развернула его:
        - Не узнаёшь эту вещь?
        - Почему я должна её узнать?! - Голос Раз-Два-Сникерс упал.
        - Не должна. Можешь.
        В холстину был завёрнут старый, изрядно потрёпанный собачий ошейник.
        - Когда-то он принадлежал большому псу по имени Раджа. Добродушная была псина, стоит заметить, хотя и сильная.
        В холодных глазах теперь мелькнуло что-то ласковое, а от нового приступа дурноты слегка закружилась голова. Раз-Два-Сникерс облизала губы - это было непривычное, не её движение, а потом гортань и язык не пересыхали с тех пор, как она умирала тут от жажды. Но её спасли. Горлица Раджа. Головокружение усилилось. И впервые Рыжая Анна увидела нечто странное во взгляде Раз-Два-Сникерс, что сразу и не определишь, какую-то тень детского испуга.
        Но от этого ведьма чуть вздрогнула, пристально вглядываясь в Раз-Два-Сникерс, и глухо, монотонно, опять сказала что-то странное:
        - Незавершённость тут, в Икше?.. Что ж, всё возможно, - резко мотнула головой, будто сбрасывая мимолётную задумчивость или оцепенение, глаза её блеснули, и она потребовала: - Подойди и дай мне левую руку!
        Раз-Два-Сникерс ответила ей нерешительным взглядом.
        - Дай левую руку, я дам тебе правую, - приказала ведьма, и теперь в её голосе проскользнули нотки нетерпения, даже алчности.
        - Не делай! - крикнула Анна. - Она колдует.
        - Немножко, - хмуро отозвалась ведьма. - А ты, Рыжая, успокойся.
        И руки Анны с оружием на изготовку опустились против воли и повисли, как плети.
        - Ведь всё в порядке? - вдруг спросила она со странной доверительностью.
        - Правильно, - улыбнулась ей Агнец. - Приди я со злом, глядишь, вам и удалось бы меня пристрелить. Икша только этого и ждёт. Ты права, дурной город. - Она кивнула Раз-Два-Сникерс. - Руку!
        Взяла протянутую ладонь в свою, нахмурилась, синие глаза на миг закатились. В воздухе поплыл пряный дурман каких-то колдовских трав.
        - Значит, это ты подбросила Еве ключ. - Голос Агнец опять сделался сонным. Ненадолго. - Забавно… Как думаешь, для чего?
        - Я… не… - тихо откликнулась Раз-Два-Сникерс. - Это не моя вещь. Не для чего…
        - Что за детский лепет! - грубо прикрикнула на неё Агнец. - А может, ты знаешь, для чего?! Запрещаешь себе вспомнить?! Не убирай руку. Смерть - это страшно. Но есть кое-что пострашнее смерти, - крепко ухватилась за протянутую ладонь и, не оборачиваясь, потребовала: - А ты выйди из тени. Солнце село. Покажись.
        Что-то промелькнуло в проёме выбитой двери, где впервые Раз-Два-Сникерс обнаружила тех, кого назвала «тенями», а потом оттуда робко выступила знакомая фигурка.
        - Лия, - слабо выдохнула Раз-Два-Сникерс.
        Та молчала. И посмотрела на Раз-Два-Сникерс непривычно. С таким глубоким сочувствием, что оно было почти неотличимо от страха.
        - И ты дай мне руку, - велела ведьма призраку.
        - Не нужен тебе Харон, - с тихой печалью попросила Лия. - Как только ты появилась здесь, я поняла, что это так.
        - Дай мне руку! - приказала Агнец. - Я должна убедиться. Нет у меня времени идти на тот берег, откуда не возвращаются живые.
        - Ей будет очень страшно.
        - Да, - согласилась ведьма. - И возможно, больно. Но она заслужила это.
        - Малышка, - нежно и сострадательно прошептала Лия. - Я не знала, правда. Прости…
        Ведьма Агнец посмотрела на клубок перекати-поля, что верным псом ждал у её ног, голос вдруг налился силой, воздух будто качнулся, и всем почудились раскаты далёкого грома:
        - Любовь-трава! Я отступница, ведьма Агнец, я нарушаю слово: на миг я возвращаю тебя в этот мир. Успей найти, если это так.
        Клубок травы тут же вспыхнул, одевая густым дымом фигуры женщины, ведьмы и призрака, что держались сейчас за руки. Теперь и у Рыжей Анны закружилась голова, она услышала перешёптывания, как тихий ропот огромной невидимой толпы, голоса, вздохи разочарований и радостный смех тех, кто любил когда-то и сгинул навсегда; обречённая нежность, которой заканчивается любой смех, стала звуками яростной и беспощадной битвы, а потом Анна словно бы вступила в тьму, которая приходит после любой битвы. И поняла, что нет ничего кошмарней этой тьмы абсолютного и пустого одиночества. Скорбь поднялась внутри Анны, и она почувствовала, что если увидит источник этой скорби, то, скорее всего, сойдёт с ума. Но ведьма Агнец уже милосердно разорвала связь рук, и у Анны лишь что-то больно ухнуло в груди, и с её губ сорвался лёгкий стон.
        Оказывается, Раз-Два-Сникерс тоже стонала, потом ещё и ещё раз, уже намного громче. Ведьма бесцеремонно и грубо толкнула её в лоб, но та отступила всего на шаг, как раненый бык, опустив голову, по телу прошли судороги.
        - Зачем ты положила Еве ключ Тео? - Голос ведьмы был резким и грубым. - Вспоминай!
        Раз-Два-Сникерс только мотала головой, стон захлебнулся, дрожь усилилась. Потом она стала уже кричать, реветь, будто её резали по живому.
        - Открой глаза! Ты узнаёшь, что это?! - Ведьма подняла перед собой собачий ошейник, что принесла с собой в этот проклятый город. - Узнаёшь, чьё это?! Вспоминай! Раджа…
        - Вы мучаете её, - хотела попросить Рыжая Анна, но рот её замкнулся, и она оказалась внутри немоты.
        - Вспоминай, зачем подложила Еве ключ?! Она думала, ты её дочь, но это ты… Ты сама!
        Раз-Два-Сникерс замычала, какие-то чёрные проклятья на неизвестном языке поднялись из её глотки, а зрачки закатились, оставляя в глазницах лишь мутные белки. Тело Агнец также стало трясти в конвульсиях, и она захлёбывалась собственным голосом. А потом Раз-Два-Сникерс вдруг качнулась вперёд и подняла голову, словно была безумной. Лицо Агнец тут же застыло. Раз-Два-Сникерс злобно ухмыльнулась, и какая-то тьма проступила из её глаз. Теперь с губ самой Агнец сорвался стон, и она смогла лишь слабо выговорить, попросить на исходе сил:
        - Вспоминай…
        Это была лишь тихая просьба, но в ней сосредоточились все надежды, что ещё остались в этом обречённом месте, и Агнец повторила, подняв в уже бессильной руке собачий ошейник:
        - Вспоминай, Раджа, кто носил это имя?
        Клубок перекати-поля перестал гореть. Дым рассеялся. Был миг тишины и абсолютной неподвижности. Словно воды неведомого моря смыли все печали, утолили неизбывную жажду страждущих, позволяя заблудшим и усталым сердцам родиться заново.
        «Что со мной? - очнулась Рыжая Анна. - Я никогда такого не чувствовала».
        Тишина новорождённого мира. Дым рассеивался. И в его остатках стояла уже другая Раз-Два-Сникерс. Она словно пробудилась после глубочайшего сна и теперь узнавала эту новую землю по давно забытым именам. Черты её лица стали мягче, взгляд прояснился, и в его синеве ещё таяли отблески этого неведомого моря…
        Она смотрела на собачий ошейник в руках ведьмы. Губы разомкнулись, будто им предстояло попробовать на вкус собственный голос, и она ошеломлённо прошептала:
        - Это ошейник Раджи, моего скремлина… Зачем он у тебя?!
        Подняла голову, всмотрелась в лицо ведьмы. Обескураженность совсем покинула её взгляд. Улыбнулась. И узнала.
        - Агнец? Это ты?!
        Ведьма выдохнула. Хрипло усмехнулась. Покивала. Отозвалась с теплом в голосе:
        - Ну, привет, Лидия.

6
        Нил-Сонов открыл глаза и не сразу понял, что произошло. Голова раскалывалась, как будто после ночной пирушки, всё тело затекло, отзываясь нестерпимой болью.
        «Он вырубил меня, - подумал Нил, - но добивать не стал».
        Его скворец сидел рядом, и как только Нил очнулся, обрадованно захлопал крыльями, обдувая ему лицо.
        - Ну вот, - прохрипел Нил. - Живы мы с тобой.
        Поднялся на ноги. Фонарь валялся недалеко, и Нил тут же запалил его. Подземная станция метро «Театральная» выглядела мрачной и пустынной. Волшебство исчезло. Осталось лишь тягостное похмелье от пережитой эйфории. Нил-Сонов поднял фонарь и посветил в сторону лодки, укреплённой на дрезине. Эликсир забрали, а его почему-то пощадили. Нил вздохнул и улыбнулся - тайна, к которой ему довелось прикоснуться и которую он теперь никогда не забудет… Но ему сохранили жизнь.
        - Идём, - обратился он к своему скремлину. - У нас много дел. Помнишь дорогу?
        Нил сделал несколько шагов, ноги всё ещё были очень слабы.
        - Подвёл я тебя, девочка, - сказал он Марусе. - Показывай путь, а то я у тебя немножко не в ладах…
        «С собой», - хотел было сказать Нил, но отбросил эту мысль. Волшебство исчезло, и оно чуть было не погубило его. Опасная и чарующая тайна, ради которой он чуть было не забыл обо всём, но от некоторых вещей стоит держаться подальше…
        - Не теряй спокойствия духа, - пробубнил Нил. Усмехнулся. - Главное, что живы.
        Чувствовал он себя уже нормально. Горх забрал эликсир, а его пощадил. И дел теперь невпроворот. Нил знает или почти знает, как всё произошло. Он теперь реабилитирован, прежде всего в своих собственных глазах. Император заткнулся.
        - Слышишь, ты заткнулся! - выкрикнул Нил в темноту тоннеля, и его голос отозвался глухим эхом. - Заткнулся…
        Маруся удивлённо посмотрела на него и полетела дальше. В её весёлом порхании было что-то очень хорошее и обнадёживающее одновременно: конечно, он заткнулся, а как же могло быть иначе. Нил реабилитирован, и как только Петропавел придёт в себя, они реконструируют всю цепочку событий. И убийце больше не удастся ускользнуть. Но прежде всего, эликсир - не чарующая волшебная тайна, а то опасное, что в нём сосредоточено и что способно погубить. Эликсир! Явно что-то готовится, и Нил обязан быть начеку, когда это произойдёт. Но остались вопросы, некоторые вопросы по поводу сторожки, поэтому первым делом Нилу стоит посетить патологоанатома. Потому что с этой эксгумацией трупов… Сомнения зародились некоторое время назад. Их слишком долго и искусно водили за нос, только теперь, вероятно, ему удастся получить кое-какие ответы, последний элемент мозаики, чтобы прояснить всю картину.
        Вскоре Нил-Сонов вышел наружу, где он припрятал свою лодку и где взятая в трубы Неглинка впадала в Москву-реку. Солнечный свет ослепил его, и это хорошо. Нил улыбнулся. Стащил лодку в воду. Маруся весело вспорхнула, и, сделав круг над поверхностью реки, вернулась и уселась на нос лодки. Патологоанатом обожал свои любительские опыты с растениями и достиг в них заметных результатов. Трудился на общее благо, чтобы университетские кухни не пустовали. Да ещё экспериментировал с разными сортами сидра. Нил иногда в шутку называл его агрономом. Большую часть времени тот проводил в теплицах; скорее всего, он и сейчас там. И это хорошо. Нет нужды возвращаться в Университет, пока он не получит всю информацию. Что там взбредёт в голову Хайтеку, неизвестно, а права на ошибку, судя по всему, больше ни у кого нет. Нил оттолкнулся веслом от потрескавшегося гранита набережной, и лодка заскользила по воде в сторону теплиц. Солнце пересекло зенит и двинулось к вечеру - однако провалялся он в отключке немало.
        «Полнолуние сегодня, - всплыла мутная мысль. - Петропавел велел мне, пока всё не случилось, быть в это время рядом с Евой, не спускать с неё глаз. Но так и не раскрыл своих карт, видимо, до конца всё же не доверял мне… Но теперь всё изменится».
        Нил-Сонов сделал несколько энергичных взмахов вёслами, в плече и шее тут же заныла глухая боль. Удар был всё-таки сильным, но… безжалостное чудовище пощадило его. Нил вдруг подумал, что Император почему-то догадывался о вероятности подобного исхода. Что-то изменилось в безупречном плане, реализованном в сторожке, не всё пошло гладко по нотам. Также возможно, что это лишь затишье перед бурей.
        Нил-Сонов шёл на своей лодке в сторону теплиц. Он больше не думал о Стране Теней. Река Неглинка и путь Горха остались позади.
        Глава 18
        Подтверждения, опровержения и диссонанс

1
        «Он сказал посмотреть за плотиной, - подумал Кондрат. - Почему? Что за странная идея?»
        Лодка Николая слишком тяжела, чтобы перетащить её через Перервинскую плотину в одиночку. Конечно, Лазарю могло помочь это чудовище, учинившее бойню в сторожке, вопрос в том, что там делал Нил той ночью.
        Его, разумеется, могли опоить каким-то зельем или погрузить в транс, вот он и не помнит ничего. Кондрат доверял Нил-Сонову как самому себе, но… Всё равно ничего не сходилось. Ведь напрашивается очевидный вывод, что предполагаемый убийца, или, как это ни прискорбно, убийцы ушли на лодке Николая, как только всё закончилось. Тогда для чего её искать? Что имел в виду Нил и чего Хайтек не дал ему договорить?
        Кондрат уже прочесал все заросли, всю густую «зелёнку» по берегам за плотиной, но поиски не принесли результатов. Теперь Кондрат был старшим на большой лодке, которая привезла в сторожку новую смену, жизнь продолжается. Гиды уже торопили его, пора возвращаться в Университет, и так задержались тут. Только с акватории Южного порта подул свежий ветерок и расчистил всю муть, что собралась на поверхности воды за Перервинской плотиной. В стороне от основного русла. А у Нил-Сонова всегда был волчий нюх, или интуиция, или называй как хочешь, и Кондрат намерен выполнить приказ своего командира. Для этого он и прихватил с собой лёгкую плоскодонку, привязав её фалом к основной лодке со сменой. Чего бы там ни требовал Хайтек, Нил будет оставаться их командиром, пока гиды не получат стопроцентного подтверждения его виновности. Как Кондрат поступит в таком случае, он не знал и не собирался сейчас об этом думать.
        - Кондрат! Чего ты там ищешь? - окликнули его с плотины.
        - Что-то, - отозвался он. - Дайте мне ещё минут десять.
        А потом Кондрат понял, что даже этого времени ему не надо. Глубина реки тут, за плотиной, оказалась невелика. Из воды поднимались пряно пахнущие кувшинки и лилии, берега застилали ковры зелёной ричии. Странное растение - эта ричия: у него нет корней, и порой целые острова её сносит к середине реки. Но сейчас от Южного порта дул ветер, и он разогнал всю муть. Кондрат усмехнулся. Веслом остановил свою плоскодонку над тем, что показалось ему тёмным пятном. Там, на небольшой, к счастью, глубине что-то было. Лёгкое течение стало сносить плоскодонку, Кондрат отгрёб обратно. Под поверхностью мутноватой воды колыхались целые заросли водорослей. Вот они в очередной раз расступились и снова сомкнулись. Кондрат несильно отгрёб. Стебли что-то укрывали. Новый порыв ветра, рябь на поверхности воды, тени… Кондрат всматривался в глубину. Рябь успокоилась, чуть изменяя оптику. Плавно, словно подчиняясь дыханию, качнулись стебли водорослей. И он это увидел. Под столбом воды от деревянной поверхности отразился солнечный зайчик. Это лежало там, на дне. Кондрат снова усмехнулся. Никаких сомнений не осталось - это была
потопленная лодка Николая.

2
        Нил-Сонов достиг теплиц, когда солнце уже вовсю клонилось к закату.
        - Ты знаешь, что тебя ищут все гиды Университета? - Патологоанатом встретил его широкой улыбкой. - Правда, никто не проявляет особого рвения. Ну что, старый бродяга, выкладывай.
        - Я нашёл путь Горха, - сказал Нил-Сонов.
        - Не сомневаюсь, - ухмыльнулся любитель экспериментов с растениями.
        - Ты не представляешь, насколько это сокращает путь до Пирогово и обратно.
        - Дай-ка подумать: можно управиться за сутки?
        - Мимо цели, - возразил Нил. - Это в подземелье, в метро. Там рельсовый путь и дрезина, а на ней лодка точь-в-точь, как моя. Даже светового дня убийце будет более чем достаточно.
        - Интересно, интересно. - Патологоанатом задумчиво посмотрел на него. - У меня тоже есть кое-какие новости.
        - Не тяни, - попросил Нил.
        - Ну, помнишь, я говорил тебе про фермент, который тормозит разложение? Может, это и не значит ничего, но я покопался с этим делом, так, на досуге… Правда, интересно.
        - Будешь тянуть, мне придётся тебя пристрелить, - рассмеялся Нил-Сонов.
        - Тут уж не до угроз, друг мой, - улыбнулся патологоанатом и вновь задумчиво нахмурился. - Если б не твоё заявление про «световой день», вероятно, это ничего бы не значило. Но я тут поработал с кое-какими препаратами… Словом, почти уверен, да что уж там, наверняка уверен, что мы несколько заблуждались… со сроками.
        - Ещё одна заминка, и я взведу курок, - предупредил Нил.
        - Куда ты так торопишься? Теперь-то уж чего? Я к тому, что столько времени прошло, а ты как на иголках.
        - Что-то должно произойти, - хмуро отозвался Нил. - Вот-вот… И мне нельзя больше в кутузку.
        - Ясно. Никому нельзя в кутузку.
        - Я не о том… Петропавел говорил что-то насчёт сегодняшнего полнолуния, и я обязан выстроить всю логическую цепочку, прежде чем вернусь в Университет. Хайтек, по-моему, совсем сбрендил, а убийца всё ещё на свободе.
        - Всё-таки Лазарь?
        - Вероятно. Только не уверен, что он действует в одиночку.
        - А что может случиться в сегодняшнее полнолуние?
        - Не знаю. Что-то… Старик не доверял мне до конца, и, к сожалению, имелись основания. Меня очень грамотно подставили.
        - Со сторожкой он всё ловко провернул. И с этой лодкой твоей…
        - Если б только этим всё ограничивалось.
        Патологоанатом бросил на него быстрый вопросительный взгляд, но Нил-Сонов лишь отрицательно мотнул головой.
        - Петропавел велел сохранить это в тайне, - пояснил он. - Прости, таков его приказ. Скажу только, что это связано с сеансом гипноза.
        - Вот как? Какие-то новые подробности?
        - Прости. Приказы старика не обсуждаются.
        - Нил… ты всегда, говоря «а», говоришь «б», - мягко улыбнулся патологоанатом. - И сейчас не случайно заговорил об этом. Ты ведь чувствуешь, что придётся быть более откровенным?
        Нил-Сонов пожал плечами, его взгляд остался непроницаемым.
        - Нил, если хочешь, чтобы я тебе помог, мне необходимы подробности. Потому что… это, правда, очень странно.
        - Говори.
        - Этот твой путь Горха и всё, что ты рассказал, - патологоанатом серьёзно посмотрел на него. - Нам сейчас придётся крепко подумать. Возможно, происходит что-то совсем другое. Этот фермент, разложение… Нил, есть основания полагать, что бойня в сторожке произошла раньше, чем мы считали. Где-то на сутки. И возможно, это меняет всю картинку.

3
        - И как ты считаешь, я смогу отпустить тебя? - Мелани изумлённо посмотрела на Еву.
        - Ты же знаешь, что я говорю правду, - тихо откликнулась та.
        - Вероятно, - согласилась Мелани. - Петропавел предупредил меня о важности предстоящего полнолуния, но он в беспамятстве.
        - Пойми. Я здесь именно ради того, что произойдёт сегодня.
        - С чьих слов?! Ведьма позволяет себе заявиться сюда после всего, что произошло, и ты хочешь, чтобы я ей верила?!
        - Агнец собиралась отомстить гидам, это правда, - вздохнула Ева. - Но давно всех простила, и сейчас она - друг. Петропавел доверяет ей безоговорочно… и Фёдор тоже.
        - Фёдор… - Мелани удручённо покачала головой. - Петропавел велел мне и Нил-Сонову не спускать с тебя глаз сегодня, и я не ослушаюсь приказа.
        - Вот именно!
        - Что?
        - Ты ведь уже доверилась своей интуиции, - осторожно напомнила Ева. - И выпустила Нила из темницы.
        - Уже сожалею, что созналась тебе в этом, - бросила гид.
        - Мелани…
        - И потом, это другое, Ева. Нила я знаю как свои пять пальцев. Это братство. Только Нил сам способен найти недостающие ответы. Я уверена, что Петропавел ни за что бы не позволил посадить его под замок.
        - Так доверься своей интуиции ещё раз, - попросила девушка.
        - Интуиция - этого недостаточно. Ты слишком важна, чтобы вот так позволить себе опрометчивые поступки.
        - Агнец знает больше нас с тобой и больше Петропавла. И потом, вот же амулет Фёдора… - В голосе Евы зазвучали просительные нотки.
        - Манок, - сухо поправила Мелани.
        - Ты ведь знаешь, насколько эта вещь связывает нас. И Фёдор сумел сообщить мне, что Агнец - друг.
        - Ведьма способна на любое наваждение.
        - Мне не к кому, кроме тебя, обратиться за помощью.
        - И я заявляю: если не отступишься, мне придётся посадить тебя под замок.
        - Не отступлюсь, - чуть слышно обронила Ева. - Пожалуйста, Мелани.
        - Послушай, Петропавлу намного лучше, - миролюбиво начала гид. - Дождёмся, пока он придёт в сознание, и тогда ты можешь полностью рассчитывать на меня.
        - У нас нет времени! Всё случится сегодня. Иначе произойдёт непоправимое - контур разомкнётся.
        - Это всё ведьма…
        - Тогда хотя бы не мешай мне, - горько сказала Ева. - Прошу тебя.
        Мелани странно посмотрела на неё. Словно услышала отзвук угрозы в голосе. За окнами мелькнула какая-то тень.
        - Тебя ничто не остановит, да? - с еле уловимой иронией поинтересовалась она.
        Ева молчала. Затем отвернулась и уставилась в окно. Фрамуга была приоткрыта.
        - Это любовь, девочка, - мягко и печально произнесла Мелани. - Сама была такой. И была готова идти за ним куда угодно. Только вот теперь его нет, а у меня нет ноги.
        - Тогда дай мне шанс на собственную ошибку, - сокрушённо сказала Ева. - Если ты уж так считаешь.
        - Послушай, мне недостаточно слова ведьмы, которого не слышала лично…
        Тень за окнами. Это взмах крыльев крупной чёрной птицы. И знакомый стук в стекло: точка, тире, две точки, точка, тире…
        Лицо Евы застыло. И голос Мелани показался низким, хриплым, каким-то грудным:
        - Это ведь… - ошеломлённо начала она.
        Ева сглотнула.
        - Это ведь ворон Хардова? - вопросила Мелани.
        - Мунир, - заворожённо прошептала Ева. И бросилась открывать окно.

* * *
        У гидов было не принято касаться чужих скремлинов. Но, видимо, не в этот раз. А ещё высшие гиды умели читать послания по глазам скремлинов. Это было как автоматическое письмо, когда рука с грифелем двигалась по листу бумаги вроде бы без участия человека. Лишь единицам - Петропавлу, Хардову, Тихону - порой бумага не требовалась. А также не нужен был карандаш. С Мелани дела обстояли не так, и сейчас она убрала руку, и ворон деликатно взлетел, уселся на спинку кресла. Склонил голову, глаза-бусинки… лист бумаги с несколькими только что написанными строчками лежал перед Мелани.
        Тишина в комнате. Лишь глаза ворона Мунира внимательно изучали обеих женщин. Мелани потребовалось усилие, чтобы заговорить.
        - Да, Ева, - всё ещё хрипотца в голосе. - Я помогу тебе. Теперь всё в порядке. Теперь всё в полном порядке!
        Хрипотца и еле уловимое восторженное благоговение. Ворон захлопал крыльями, из глотки вырвался клокочущий и радостный звук, взлетел, описал по комнате круг, словно прощаясь, и устремился в раскрытое окно.
        - Он удивительный, - сказала Мелани. - Мы больше не увидимся, но я его не забуду. Мы… Вот.
        - Полетел, да?
        - Да, Ева, - Мелани рассмеялась. - К твоему Фёдору. Чтобы вы собрали этот ваш… круг.
        - Контур, - голос Евы чуть слышен.
        - Круг лучше, - возразила Мелани и снова рассмеялась. Поймала себя на том, что впервые назвала Учителя Фёдором. И на том, что это ей нравится. Следующая мысль оказалась более неожиданной и какой-то весело-нелепой: что не только эти двое, Мунир и Ева, одной природы, но и она сама, Мелани. И всё вокруг. И как же этому можно мешать? Как?! Ни для чего больше всего этого не надо! И вовсе не обязательно произносить слово «любовь», которой невозможно противостоять, сколько бы губительны или радостны ни были её пути. Обречённые или полные надежд, по-другому никак. Но произносить не надо. Потому что изречённое - оно может погибнуть, произнесённое - оно уже начинает увядать…
        - Ева, конечно же, я помогу тебе, - сказала Мелани. И почувствовала что-то странное. Словно грозная тень прислушалась к её словам. То, что всегда ждёт на другой стороне. И тогда она улыбнулась. Чтобы эта вечная тьма знала о её улыбке и проваливала куда подальше со своими угрозами.

4
        Рука Хайтека дрогнула. Та, в которой он держал пипетку с парой капель мутноватой жидкости. Лазарь велел ему, и он всё делает правильно. Лазарь… К имеющейся формуле следовало добавить семь частей белладонны, две части спор болотных грибов летнего сбора, в ночь перед солнцестоянием, три части стогницы придонной и две части выдержки из слизи червя. Но не обычной слизи, вызывающей наркотические видения и эйфорию, а вытяжку из трупиков червя. Тогда вместо сильнейшего и опасного лекарства, которое, подобно яду змеи, может убить, а может и помочь, вопрос лишь в пропорциях, раствор точно станет ядом. Необратимым и почти не оставляющим следов. Всё шито-крыто. Лазарь…
        Хайтек вдруг невидяще уставился в стену. Рука с занесённой пипеткой всё ещё не совершила своего рокового действия. Лазарь велел, и он всё вроде бы приготовил: одну пробирку для Мелани, одну - для Петропавла. Всё шито-крыто, старик просто уснёт. Надо лишь нажать на пипетку и выдавить две капли. И смесь готова. Прекрасная смесь, высшего качества, она даже подарит старику с Мелани восторженные красочные сны, из которых они просто не захотят уходить. Лазарь знает! Пальцы начали давить на пипетку, и снова, будто против воли, остановились. Хайтек перевёл взгляд на свою руку - одна часть для Петропавла, другая для Мелани - пальцы хотели и одновременно не хотели давить. Хайтек капризно поморщился.
        - Ну что? - обвиняюще бросил он в стену. В хорошо освещённую стену, по которой, словно глаза только что были направлены на яркое солнце, стали расплываться сперва небольшие тёмные круги. Точечки, мерцающие пятна, как завязь тьмы, чёрный провал…
        - Ну не надо, - протянул Хайтек и теперь поморщился так, будто в висках возникла острая боль. Он всё делает правильно, но в голове его всплыли такие же круги, как на стене, тень, чёрный провал…
        (Он приказал убить. Но она запретила мне убивать.)
        Хайтек дёрнулся и застыл, словно превратился в неподвижную куклу в человеческий рост. У куклы даже не сузились зрачки, выдавая хоть какую-то мыслительную работу, лишь слегка приоткрылся рот. Настенные часы с маятником что-то пробили. На седьмом ударе зрачки Хайтека всё же пришли в движение. Он непонимающе огляделся, обнаружил в собственных руках пробирку и пипетку и вспомнил о Лазаре. Возможно, это успокаивающие покачивания маятника часов заставили его действовать дальше. Он надавил на головку пипетки…
        (… она запретила мне убивать!)
        Хайтек хищно облизнулся. Уставился на собственную руку. Вроде бы мутноватая жидкость не покинула пипетку, но наверняка он не знал: сколько там было, а требовалось всего несколько капель. Хайтек посмотрел на часы. Убаюкивающие движения маятника. Пора… Его рука что-то сделала. Но Хайтек не мог сейчас ничего утверждать наверняка.

5
        ( - Кто он? Назови.
        - Она запретила мне называть. Ты запретила.)
        Трескуче-пустотный звук, который теперь стал словами…

* * *
        - Мелани, вот письмо для Петропавла. - Ева передала ей запечатанный конверт. - Там всё. Не читай сейчас. Потом. Потом… когда я уйду.
        Ева посмотрела на свой собранный вещмешок: ну вот, ей опять пора, она опять превращается в беглянку. Папа, родная Дубна, встретятся ли они когда-нибудь снова? Университет, который мог бы ей стать домом, Мелани, Петропавел, Алёшка и все эти люди, к которым она успела привязаться, а некоторых полюбить, даже Нил-Сонов… Увидит ли она всё это? И что её ждёт впереди? Она этого не выбирала. Никто не пожелает себе подобной участи. Это всё злые шутки тумана. И то, какой она родилась, тоже. А по-другому теперь нельзя.
        - Хорошо, Ева, я поняла насчёт письма, - кивнула Мелани.
        - Как только стемнеет, я буду готова. А сейчас мне нужно ещё кое-что сделать.
        - Нет, Ева, - возразила Мелани. - Теперь-то я уж точно не оставлю тебя.
        - Не беспокойся, - улыбнулась девушка. - Если всё так, как мы считаем, он будет выжидать. И появится в самый последний момент. Когда соберутся Оракул и луч…
        Ева нахмурилась. У неё осталось ещё одно дело, и это касалось её лично. Ей предстояло забрать кое-что в хранилище, в отделе реликвий и артефактов. Алёшки там сейчас не было, он в лазарете, и Ева ещё зайдёт попрощаться с ним. Но и ему она не скажет всего, иначе у парня могут быть большие неприятности. А в хранилище и так пустят - разрешение от Петропавла при ней. Взгляд Евы случайно зацепился за брючину Мелани, ту, которая скрывала отсутствие ноги, и горечь, невыносимая горечь наполнила сердце. Не выбирала она ничего этого! Не собиралась влюбляться в мальчишку Фёдора, такого же беглеца, как и она сама, вроде бы случайно оказавшегося с ней в одной лодке, и уж точно не собиралась влюбляться в человека, которого все на канале называли Учителем. Так сложились обстоятельства, так получилось. Злые, беспощадные шутки тумана. Она могла бы, конечно, отказаться от своей любви и как-то жить с этим дальше, но Хардов пожертвовал собой ради неё, и Фёдор без неё обречён. Они теперь часть целого, того, что Мелани назвала «кругом». И круг одноногому гиду, к которой Ева успела так сильно привязаться, нравится
больше, чем тёмное, связанное с оборотнями Икши слово «контур». Если откажутся, как поступают многие, они обречены. И не только те, кто остались в Икше сейчас, они с Фёдором тоже обречены, причём в самом прямом смысле. Так, может, шутки тумана не такие уж беспощадные? Если оставляют единственный, без сомнений и компромиссов выбор. О котором, возможно, ещё предстоит пожалеть, но не сделав который, будешь жалеть наверняка.
        - Хорошо, постараюсь не беспокоиться, - улыбнулась Мелани. - А ты подумай ещё раз насчёт Кондрата. Он всё-таки самый сильный человек в Университете, и сегодня нам бы очень пригодилась его помощь.
        - Нет, Мелани, - Ева затрясла головой. - Агнец предупредила, что он может оказаться кем угодно. Она сказала только насчёт тебя, Нил-Сонова и Петропавла. И я не знаю, можно ли доверять Кондрату. Не окажется ли в последний момент… Понимаешь?
        - Понимаю. - Мелани вздохнула. Ворон Мунир сказал ей о многом, но всего не знал никто. Ни легендарный скремлин Хардова, ни ведьма Агнец, которая, по преданиям, уже однажды из-за неразделённой любви к Учителю чуть не погубила Университет. И вот, оказывается, лгут предания, не так всё это было. - Понимаю, хотя это и похоже на паранойю.
        - Наверное, - согласилась Ева. - Только разве у меня есть выход? Если двое из троих, на кого мне было велено положиться…
        Мелани бросила на неё быстрый взгляд.
        - Выбыли из игры? - сказала она. - Считаешь это не случайным совпадением?
        Ева сокрушённо пожала плечами:
        - А ты как считаешь? В любом случае, обстоятельства сейчас на его стороне, и он ими очень удачно пользуется.
        - Ева, можно было просчитать поведение Хайтека. Его давнюю неприязнь к Нилу, но гипноз… Ведь Петропавел сам…
        - Агнец предупреждала, что гипноз может быть опасным для него, но… Так подозревать всех и вся, наверное, действительно паранойя.
        - А может, и нет, - вдруг возразила Мелани, пытаясь понять, что она увидела в глазах девушки. Ева давно приняла все решения, умозрительно, однако сейчас полнолуние приближается, и… ей стало страшно.
        «Скоро всё закончится, - подумала Мелани. - Так невольно станешь параноиком. Но совсем скоро мы увидим его. В последний момент. Потому что он хоть и очень силён, но не безумен, поэтому предельно осторожен. С лучшей маскировкой встречаться, пожалуй, ещё не приходилось. Но права на ошибку у него нет. И каким бы гениальным актёром он ни являлся, в последний момент всё равно будет вынужден раскрыть, выдать себя. И вот тогда мы обязаны хотя бы на шаг его опередить. Я обязана».

6
        Хайтек стоял в лазарете и непонимающе оглядывался по сторонам. Несколько минут назад он заявился сюда и потребовал оставить его наедине с Петропавлом. У дверей была выставлена круглосуточная охрана, беспрепятственно пропустившая президента Университета, но в самой палате прибиралась дежурная санитарка.
        «Как неудачно, - подумал Хайтек. - Могла бы уже и закончить здесь свою возню».
        - Он всё равно не услышит, без сознания же, бедный. - Санитарка удивлённо посмотрела на него.
        - Это вас не касается, - заметил Хайтек. - Мне надо проверить его безопасность.
        Санитарка что-то недовольно пробурчала, но перечить президенту, тем более в чрезвычайной ситуации, не решилась.
        «За врачами побежала, старая карга, - сердито нахмурился Хайтек, провожая её взглядом. - Через пять минут здесь начнётся кипеж».
        Хайтек ухмыльнулся, - вроде бы он ещё ни разу в жизни не пользовался словом «кипеж». Но это не важно, времени в обрез, а Лазарь велел… В правом кармане пробирка для Мелани, а в левом для Петропавла. Вроде бы так. Хайтек посмотрел на бледное лицо Главы гидов. Его глаза были закрыты, хотя веки еле заметно подёргивались. Хороший признак, старик явно идёт на поправку, возвращается из Страны Теней, куда сам загнал себя - сам виноват! - своими опасными опытами с гипнозом и белыми мутантами. А вот Хайтек никогда не владел искусством гипноза… Эта тень опять всплыла внутри его головы, вызывая резкую боль в висках и увлекая Хайтека в чёрный бездонный провал.
        (Он приказал убить! Но она запретила мне убивать.)
        Хайтек всхлипнул, беспомощно, словно огрызаясь. Но ведь Лазарь велел… Подбородок Главы учёных мелко задрожал. Затем он дёрнул головой и задумчиво уставился на собственные ботинки. Бой настенных часов, такие же успокаивающие движения маятника, как и в его собственном кабинете… Так. Ладно, одна пробирка для Мелани, вторая - для Петропавла. Лазарь велел. Хайтек извлёк пробирку из кармана, с удивлённым любопытством вгляделся в лицо Главы гидов: сеть весёлых морщинок, обескровленные губы, но и умиротворение. Он даже ничего не почувствует. Губы следовало аккуратно и быстро приоткрыть и влить содержимое пробирки полностью. Затем подержать рот закрытым, тогда яд впитается через слизистую, много не надо, - и всё шито-крыто. Даже пена не выступит в уголках рта Петропавла, лишь, может, счастливая улыбка от прекрасных сновидений, за которыми ждёт покой, шито-крыто. И можно идти пить кофе с Мелани. Что будет потом, Хайтек не знал, но Лазарь заверил, что всё будет хорошо и они всё делают правильно. Хайтек не испытывал никаких дурных чувств к Петропавлу и к Мелани, скорее, наоборот, но так требовала высшая цель,
так сегодня сложились обстоятельства.
        - Высшая цель, - монотонно пробубнил Хайтек, наблюдая за движением маятника. Рука с пробиркой потянулась к губам Петропавла: быстро и аккуратно приоткрыть их. Губы старика оказались горячими и сухими. Хайтек запустил палец дальше, раздвигая бессильные челюсти, и там нащупал влагу. Извлёк палец, посмотрел на теперь раскрытый рот с какой-то странной диковатой нежностью. Мутноватая жидкость в пробирке ждала, чтобы совершить свою работу. Хайтек не знал, добавил ли он роковые две капли, скорее всего, да, Лазарь не допустил бы другого исхода. Рука с пробиркой потянулась к раскрытой воронке рта, капли яда оставляли масляный след на стенках пробирки, стекло коснулось губ Петропавла…
        (она запретила мне убивать)
        Рука с ядом застыла. Хайтек словно и сам отключился на мгновение, перебрался в Страну Теней, где сейчас блуждал Петропавел. Потом вздрогнул и капризно простонал:
        - Ну что-о?!
        Осклабился, щёлкнув зубами, и, озираясь, вновь уставился на лицо Петропавла. Какой-то шум за дверьми, возможно, сюда уже шли, а он должен выполнить то, что велел Лазарь. Придерживая левой рукой губы Петропавла раскрытыми, Хайтек начал опрокидывать содержимое пробирки. Густая маслянистая жидкость…
        Глаза Петропавла вдруг открылись. Он смотрел прямо на Главу учёных, бесспорно сразу же узнав его, и на пробирку с ядом. Но взгляд был слабым, безжизненным и печальным.
        - Ты ведь знаешь, кто он, - прошептал Петропавел.
        - Нет! - возразил Хайтек. И недовольно поморщился. Но ведь он и вправду не знал. Этот чёрный провал в его голове, там плескались какие-то тёмные слова, и всё это причиняло боль.
        (Она запретила мне его называть. Ты запретила.)
        Эти слова цеплялись за другие, одни требовали, другие запрещали, будто бодались друг с другом, и если от этого не избавиться, то мозги Хайтека могут лопнуть. Но, возможно, в его руке избавление - пробирка с маслянистым ядом.
        - Не делай этого, - попросил Петропавел.
        - Как? - рассердился Хайтек. - Каким образом?! Ты что, не понимаешь?!
        Но глаза Петропавла уже закрылись, и он вновь погрузился в беспамятство.
        - Упрямый старик, - обвиняюще буркнул Хайтек. - Что ты наделал?!
        Голоса за дверью палаты приближались. Охрана пропустит сюда врачей не сразу, всё-таки приказ президента, но пропустит, потому что гиды его недолюбливали, а когда поведение президента выглядит странным, если не подозрительным, то нарушат его приказ с удовольствием.
        «Все они такие!» - подумал Хайтек, жалея себя. Удивительно, прежде он никогда не испытывал подобной жалости.
        Пропустят после небольшой формальной перебранки. Значит, в его распоряжении всего несколько секунд. Рука Главы учёных с неожиданной силой вновь раздвинула челюсти Петропавла. Вот оно - избавление, пробирка, вылить яд в отверстие рта упрямого старика, избавиться от него, и всё закончится?
        Голова дёрнулась, как от удара. Боль теперь оказалась невыносимой. И всё внутри, как густым маслянистым дымом, наполнилось этой чернотой.
        (Она запретила мне убивать!)
        Рука над разверзнутым ртом Петропавла опять застыла. Хайтек уставился на неё, словно бык на арене, готовящийся к последней атаке. Его глаза налились кровью, возможно, лопнул сосуд. На пределе усилий рука начала опрокидывать содержимое пробирки. Чтобы избавиться от него. Но и эта чернота внутри головы начала закипать.
        Хайтек завизжал.
        Глава 19
        Полнолуние

1
        В тот час, когда Ева, собрав свои пожитки, готовилась навсегда покинуть Университет, ворон Мунир, пролетев над Москвой, над укутанными туманом берегами канала, над обрушенным мостом, где когда-то, вечность назад, Хардов потерял свою возлюбленную, был уже над Клязьминским морем, где внизу, у деревни собирателей, его ждали. По дороге ворон сделал круг над тёмной водой Хлебниковского затона и видел, как то, что таилось среди мёртвых кораблей, оживая лишь изредка, в моменты, подходящие для катастроф, выбралось из своего укрытия и двинулось в великий разрушенный город, над которым совсем скоро взойдёт грозная луна. Ворон спикировал вниз, сейчас он нёс вести для Фёдора.
        - Привет, старый друг, - произнёс тот.
        Мунир ждал, усевшись на ветке, склонил голову, глаза-бусинки… Фёдор выставил локоть левой руки, ворон встрепенулся, и пришлось дипломатично отвернуться: к этому моменту соприкосновения с чужим скремлином невозможно привыкнуть. Как будто невольно оказываешься свидетелем чего-то очень интимного, тайного, но вас не касающегося. Фёдору не требовался лист бумаги, а также грифель, чтобы понять послание. Ворон перелетел к нему на плечо, затем перебрался на локоть. Слегка приоткрыл клюв, слабое, еле различимое свечение. Фёдор не выдержал и улыбнулся, поймал себя на мысли, что Мунир, скорее всего, - очень весёлое создание. Серебристые и голубоватые искорки в глазах-бусинках… Совсем скоро Фёдор уже знал, что дела пока обстоят хорошо.
        - Агнец обо всём догадалась, всё поняла? - негромко спросил Фёдор. - И Ева тоже? Что ж, старый друг, спасибо за хорошие вести.
        Фёдор также знал, что ему теперь не удастся попрощаться с Агнец, потому что та сейчас спешила в Университет. И о том, что «Кая Везд», проклятый корабль, покинул своё логово и на всех парах мчал туда же. Но всё это неважно - главное, Ева поняла, и у неё появилась мощная защита.
        «А ведь Хардов был прав тогда. И Сестра была права», - мелькнула мысль и тут же стала отцветшим воспоминанием. Фёдор посмотрел на восток, в сторону Пирогово, откуда совсем скоро на мир навалится тьма, несущая в себе восход чёрной луны, - это полнолуние будет очень необычным. Затем в сторону обрушенного моста, над которым уже вовсю разгорелся даже не золотой, а какой-то кроваво-красный закат, словно мир знал, что кое-кому сегодня будет не до сна, знал, что сегодня произойдёт нечто очень необычное.
        - Мне пора на мост, старый друг. Пришёл мне срок снова оказаться там, в месте, где закончатся последние иллюзии.
        Фёдор не ожидал от себя столь до нелепости торжественной фразы и рассмеялся. Мунир издал какой-то ликующий весёлый звук, будто всё понимал: нервы - удивительная вещь; вроде бы всё под контролем, но они выдают себя в таких вот нелепостях.
        - И тебе пора, лети к Хардову, - сказал он ворону. - Его срок тоже близок. Пора человеку, который слышал твоё сердце, перестать бегать во главе стаи волков-оборотней.
        «Ну, вот ещё одна торжественная нелепость», - подумал Фёдор. И расхохотался. Мунир взлетел, издавая свои ликующие звуки, совершил круг над головой, не переставая кричать, - это была песнь ворона, весёлая и обнадёживающая, словно он пытался поддержать, изгнать последние страхи, укрепить сердца, которым сейчас требовалось много мужества.
        - Никто не знает, как это произойдёт, - сказал Фёдор. И улыбнулся. - Но спасибо тебе, старый друг.
        Он был уже собран. Всё, что ему требовалось, всё, что он мог принести с собой на мост, было при нём. «Не совсем так, - подумал Фёдор. - Вот ещё добавилась песня Мунира».
        И снова расхохотался. Нервы.

2
        А Ева тоже заканчивала свои приготовления, собрав всё, что ей предстояло взять. В отделе реликвий и артефактов она задержалась совсем ненадолго. Улыбнулась, вспомнив, как впервые оказалась здесь, когда Алёшка с гордостью показывал ей свои владения. Прощание с ним и Петропавлом вышло горьким и коротким. Парень, казалось, совсем не понимал, о чём она говорит, лишь слабо улыбался, а старик, мудрый и добрый друг, так и не пришёл в себя.
        «Вот бы чья помощь сейчас понадобилась», - подумала Ева. Им обоим она оставила по письму со словами прощаний и извинений. Алёшке о том, что вынуждена была обворовать его, но не могла поступить иначе, а Петропавлу - с просьбой не винить в этом несчастного, доверившегося ей парня. Оба письма должны были быть переданы адресатам, когда она уже покинет Университет.
        За Евой повсюду следовали два молчаливых гида, охрана, назначенная Мелани. Девушка договорилась с наставницей, что та сама избавится от них, но Мелани вдруг куда-то запропастилась. А потом пришла тревожная весть, что на дальнем дозоре гидов был замечен «Кая Везд», проклятый корабль. А чуть позже - что он вошёл уже из канала в воды Москвы-реки. Первая атака скремлинов в районе Строгино не дала результата, призрачный корабль продолжил движение, видимо, с момента своего последнего появления, когда гиды прилично пощипали его пёрышки, он сумел поднабраться сил. Кондрат поднял гидов по тревоге и велел каждому вызвать своего скремлина. Корабль-призрак исчез из виду, словно растворился в подступающих сумерках, а потом появился совсем рядом, у Москва-Сити. В довершение всего пришла весть, что с Хайтеком творится что-то странное, и Кондрат, оставшийся за старшего в Университете, стал готовиться к обороне. Переполоха и неразберихи это не вызвало, все действовали по-военному чётко и слаженно, эвакуируя мирных граждан в здание Университета и занимая точки боевых расчётов, но на какое-то время всем стало не до
Евы.
        «Что ж, - угрюмо решила девушка, бросив вскользь взгляд на своих охранников, - тем легче будет выбраться незамеченной». И следом пришла другая мысль: «И ему будет легче. Тому, о ком сказала Агнец. Кто делает сейчас эликсир и должен закончить свою работу».
        Ева обернулась. Охранники молчаливой тенью следовали за ней. Что она увидела в их глазах? «А ведь всё происходит, как по нотам, - подумала она, чувствуя первый чётко выраженный прилив страха. - Постепенно устраняются все, даже Хайтек, и Кондрат теперь главный и может всё: отдать любой приказ. А если это не он, если кто-то из них?»
        Что она увидела в глазах своих охранников? Непроницаемость, равнодушие или всё же хорошо скрываемый интерес? Да ещё куда-то пропала Мелани.
        Ева присела у большого яблоневого дерева. С ним она тоже успела подружиться, частенько приходила сюда побыть в одиночестве, и с ним теперь тоже предстояло прощание. Охранники остановились в паре десятков метров - её личное пространство не нарушалось, - беседуя друг с другом. Но и не выпуская её из поля зрения. Быстрый, еле уловимый боковой взгляд… Что она увидела в нём? Иронию, понимание, зловещую насмешку, что «никуда ты теперь не денешься»? А если это один из них?! Или… показалось?
        «Господи, да я так точно превращусь в параноика», - подумала Ева.
        Она знала, как сможет избавиться от своих охранников. Она не желала обращаться за помощью, не желала никому причинить вреда, но и избавиться от них она сможет.
        Суета вокруг, очень много движения. Большой отряд гидов выдвинулся к реке, колонны мирных направлялись в здание Университета, какая-то незнакомая женщина в цветастом платке, по виду жена фермера, остановилась рядом с ней:
        - Идём с нами, девочка. Беда приближается.
        Ева посмотрела на неё с благодарностью, а потом поняла, что следующей эмоцией стало с трудом скрываемое подозрение. Он может оказаться кем угодно! Подавила истерический смешок - даже этой женщиной. Может, это и перебор, но вряд ли он действует в одиночку. Этот Лазарь, о котором она слышала как о главном подозреваемом - почему все гиды Университета до сих пор не поймали его, якобы безобидного учёного?! Но одно точно наверняка: кем бы он ни оказался, он сейчас пристально наблюдает за ней.
        Паранойя. Вот так это и происходит…
        Ева поднялась - прощай, яблоня, спасибо, что иногда выслушивала меня. Всё же не удержалась и нервно хихикнула. Выдохнула глубоко: пора брать себя в руки. Огляделась. Гиды со своими скремлинами занимали боевые расчёты вдоль берега реки. Университет готовился отразить нападение корабля-призрака. А Мелани нигде не было.

3
        - Ты в этом уверен? - спросил Нил-Сонов.
        - Абсолютно, - патологоанатом кивнул.
        - Вот как. - Нил поднялся и задумчиво посмотрел на реку, что несла сейчас свои вечерние воды мимо теплиц. - Чёрт, правда, всё меняет.
        - Угу.
        - Зачем ему понадобилось так много времени?
        - Подожди, Нил. Лучше начать сначала. Как Лазарь, находясь на плотине, получил твою лодку? Ну, похожую на твою… Ту, что на дрезине? Ночью, по берегу - это исключено.
        Нил-Сонов пожал плечами. Отвернулся, хмурясь. Потом посмотрел на патологоанатома и вдруг усмехнулся:
        - Горх.
        - Что Горх? - не понял тот.
        - Он помог ему. Чёрт… Думаю, я знаю, как всё произошло.
        - Не тяни, - напомнил патологоанатом. - Или теперь мне придётся тебя пристрелить.
        - Горх. - Нил покивал, взгляд его потемнел. - Он водоплавающий, понимаешь?! Он доставил лодку, толкая её перед собой. Ему не страшна ночная река.
        Рот патологоанатома приоткрылся, словно он хотел что-то произнести, да так и застыл. Нил-Сонов слегка ошеломлённо посмотрел на него и пробубнил:
        - Всё начинает сходиться.
        - Правда, чёрт, - сказал патологоанатом.
        - Горх приплыл с лодкой ночью, и затем они устроили бойню в сторожке. И у них оставалось больше суток, чтобы Лазарь успел сгонять в Пирогово и обратно и привести всё в порядок. Лазарь-то точно знал, когда придёт смена.
        - Привести в порядок?
        - Создать место преступления. - Глаза Нила блеснули. - То, что мы должны были увидеть. Картинку для меня. И всех остальных…
        Патологоанатом сморгнул:
        - Бойню, учинённую чем-то из тумана?
        - Да, безумной неведомой тварью. Кровавое месиво. Люди просто не способны на такую чрезмерную жестокость. Это совершило что-то хищное, но не Лазарь.
        - Без следов стрельбы по гидам…
        - Это мы и увидели. Поначалу.
        - Да. Это было…
        Нил-Сонов горько усмехнулся:
        - И ведь он знал, что нам придётся похоронить всю смену прямо там, у плотины. Он всё просчитал: места для живых и мёртвых в моей лодке просто не было. И концы в воду.
        - Похоже на то, - согласился патологоанатом.
        - Идеальное место преступления: нам надо было срочно возвращаться, мы похоронили погибших, земля приняла тела и скрыла тайну. И так бы всё и оставалось, никто ничего бы не узнал.
        - Если бы ты тогда…
        - Если бы мой взгляд случайно не зацепился за это странное пулевое отверстие, - сказал Нил.
        Патологоанатом помолчал. Хрустнул костяшками пальцев:
        - А в бега Лазарь подался якобы от шока пережитого. Ну, ещё со страху быть обвинённым. Просто струсил, сбежал.
        - Это мне и пытался внушить Хайтек. Никто бы не узнал, что в сторожке было ещё оружие, если бы не странное пулевое отверстие.
        - Где не было самой пули. Её выковыряли.
        - Никому бы и в голову не пришло проводить эксгумацию, верно? Я ведь тоже не сразу догадался.
        - Да уж, ты у нас тугодум, - серьёзно сказал патологоанатом.
        Нил-Сонов покусал губы, нащупывая следующую мысль, обронил:
        - Так что если бы не случайность…
        Замолчал. Патологоанатом обдумал услышанное, недовольно нахмурился:
        - Не всё сходится, прости.
        И встретился с быстрым взглядом своего собеседника. Пояснил:
        - Я насчёт случайности. Рано или поздно… Прости, Нил, при всём уважении, но рано или поздно кто-нибудь другой обнаружил бы, что в стене нет пули.
        - И?
        - Шило в мешке не утаишь! В единственном пулевом отверстии покопались. Подозрительно, верно? Так или иначе, эксгумация была бы проведена, и выяснилось бы, что по гидам стреляли.
        Нил-Сонов кивал, хмурясь, затем пристально посмотрел на собеседника, будто нащупал эту ускользающую мысль, и вдруг сказал:
        - А ему и не надо.
        - О чём ты?
        - Не надо ему таить твоё шило. - Нил снова усмехнулся, только сейчас это вышло несколько зловеще. - Помнишь, я сказал о времени? Думаю, в этом всё дело. Время - единственное, что его интересует.
        - Ты хочешь сказать…
        - Что привычная логика здесь не работает. И меня-то он подставил только из-за этого. Чтобы сбить всех с толку, внести путаницу, неразбериху, всеобщее взаимное подозрение, и тянуть время.
        - Из-за того, что произойдёт сегодня?
        - Именно. Что-то очень важное. Мы… Мы все мыслили шаблонно. Даже Петропавел. А он словно влез в голову каждому, навязывая следующий шаг. Лазарь подставляет не для того, чтобы скрыть вину. Ему наплевать, что потом с этим разберутся. После нас хоть потоп! Его интересует только время! А мы купились.
        - Ага. До сих пор ни в чём не уверены наверняка, а он знает всё. Но в бегах, друг мой. Значит, следующая мысль…
        - Разумеется, я думал об этом.
        - Хайтек?
        - Не уверен. Лазарь информирован о каждом нашем шаге и тут же делает ответный ход. И эксгумация, и…
        - И сеанс гипноза?! Видишь, тебе всё-таки пришлось мне рассказать. Конечно, ему кто-то помогает. Причём в самом Университете.
        - Не просто в Университете. А кто-то на самом верху. Кто совсем рядом, близко, недопустимо близко к Петропавлу. Может, и Хайтек. Но может, кто угодно. - Нил помолчал и повторил: - Что-то очень важное для него должно произойти сегодня. Он тянул время и выиграл.
        - Подожди, Нил, и всё же в безупречном плане один прокол.
        - Вряд ли.
        - Реконструируем события: Лазарь возвращается из Пирогово на плотину, создаёт в сторожке идеальное место преступления. Всё так. И даже уходит на лодке Николая, чтобы вы не смогли забрать тела в Университет. Но прокол: этот увечный паренёк не добит.
        - А он возвращается на Перервинскую плотину в том числе и для этого, - угрюмо сказал Нил.
        - Для чего?
        - Увечный паренёк, хромой Алёшка… - теперь усмешка Нил-Сонова была горькой. - Они специально сохранили ему жизнь. Говорю же, влез в голову каждого… У них было достаточно времени для шоу, для декораций, разложить все тела… Хромой Алёшка вон сумел доползти до дерева. Полагаю, они даже ввели ему какой-то препарат, чтобы дотянул до моего появления.
        - Выходит…
        - Они не просто сохранили жизнь единственному уцелевшему свидетелю, они нам его подкинули. Подбросили. А мы снова купились.
        - О чёрт, начинаю понимать… Из-за сеанса гипноза?
        - Даже эту возможность он просчитал. Слишком хорошо знает Петропавла. Горх - очень сильный гипнотизёр, наверное, равных ему нет, поверь мне.
        - Верю, - просто отозвался патологоанатом.
        - И единственный выживший свидетель здесь пригодился как нельзя лучше. Парню просто внушили, что и я там был. Подставлять - так уж по полной! А не сохрани они ему жизнь, не было бы и сеанса гипноза. В результате теперь и я в бегах, а Петропавел в отключке.
        - Он просто смёл вас с доски, как шахматные фигурки.
        - Он обезглавил Университет, чтобы быть единственным хозяином сегодняшней ночи. Мне пора.
        - Ты всё равно не успеешь до наступления темноты, - сказал патологоанатом. - До полнолуния.
        - Знаю. Но буду стараться. Я отправлю Марусю. Мелани умеет читать по глазам скремлина, и она выполнит мой приказ, а не Хайтека. Гиды обложат его, как бешеного зверя, и я лично пристрелю эту тварь.
        - Нил, наверное, тебе понадобится моя помощь.
        - Идём.
        Нил-Сонов начал спускаться к своей лодке. И вдруг остановился как вкопанный. Обернулся к патологоанатому, и тот увидел, как глаза Нила округлились и застыли.
        - А зачем Лазарю возвращаться на плотину? - глухо оборонил он.
        - Как? - отреагировал патологоанатом. - Мы только что… Вышло всё стройно.
        - Не-ет. Подумай! Не надо ему было.
        - Ты о чём?
        Нил с усилием совершил глоток, как будто в горле пересохло.
        - Это не Лазарь, - обескураженно пробормотал он. - Его тоже подставили.
        У патологоанатома дёрнулась щека.
        - Нил, - попросил он и тяжело мотнул головой. - Да что ты пытаешься сказать?
        Даже в подступающих сумерках было заметно, как Нил-Сонов побледнел, когда произнёс:
        - То, что все мы в большой беде.

4
        Ева покинула здание Университета с первым наступлением темноты, а Мелани по-прежнему нигде не было. Всё быстро ускользающее время она проискала свою наставницу, пытаясь убедить себя, что та вот-вот появится, не бросит её одну в решающий момент, и одновременно не вызвать подозрений у своих охранников и Кондрата. Оставшийся за старшего, самый сильный человек Университета велел девушке запереться у себя в комнате, пока он лично не сообщит ей, что опасность миновала.
        - Я не шучу, - добавил он без приязни. - Если с тобой что-нибудь произойдёт, Петропавел с меня три шкуры спустит.
        Как ни странно, такая реакция несколько снизила градус тревоги: по крайней мере, Кондрат не пытается втереться к ней в доверие, прикинуться другом.
        - Вы не видели Мелани? - как бы между делом поинтересовалась Ева.
        Кондрат посмотрел на неё ничего не выражающим взглядом.
        - Все гиды подняты для отражения атаки корабля-призрака, - сообщил он. - Мелани - одна из сильнейших. Полагаю, она на берегу, исполняет свой долг.
        Потом он обратился к охранникам, как будто самой Евы здесь не было:
        - Помогите ей найти свою комнату. Нечего тут под ногами болтаться.
        - Идём, Ева, - позвал её один из охранников. И позже, когда они отошли уже на приличное расстояние, добавил: - Ты не сердись на него. Вся территория Университета объявлена зоной боевых действий. Напряжение сказывается.
        Ева сидела взаперти и ждала Мелани. Раздумывала, что может скрываться за неприязнью Кондрата. Не более ли это высокий уровень коварной игры? Ведь когда вы вынуждены подозревать всех, показной неприязнью легче усыпить бдительность, чем внезапным проявлением сочувствия или симпатией. Неизвестность иссушает сердце…
        Подойдя к окну, Ева бросила взгляд вниз, где далеко на берегу гиды со скремлинами и оружием выстроились в боевые порядки. Вечерело, совсем скоро она больше не сможет позволить себе ждать. Потом пришла весть, что в районе Киевского вокзала кто-то атаковал проклятый корабль. Это его прилично задержало. Яркие вспышки исполосовали темнеющее небо, но это не был свет скремлинов.
        - Кто-то пытается нам помочь, - поделился с Евой более словоохотливый из её охранников. - У Университета появился тайный союзник. Но это были не гиды.
        «Агнец», - подумала Ева.
        А потом, когда уже почти стемнело, «Кая Везд» появился из-за поворота реки. И тут же гиды, выстроившиеся вдоль берега, ударили по нему мощным светом своих скремлинов. Ева такого никогда не видела, но от подобного светопредставления внезапно ощутила внутри себя какую-то ведьмину радость. И не очень поняла, что именно значили обронённые ею еле слышные слова:
        - Наподдайте ему! И мой женишок ведь там, да?! Наподдайте! А я не подведу…
        Проклятый корабль попытался стать невидимым, затянуться призрачной дымкой. Он прижался вплотную к одетому в гранит противоположному берегу, но гиды вынудили его показать себя. Яркие вспышки скремлинов били по кораблю, обнажая призрачные трубы и гребные колёса с лениво падающей с них чёрной водой, но никаких ответных действий тот не предпринимал. Тихо-тихо, медленнее усталого пешехода, сдерживаемый столпами света, «Кая Везд» продвигался вперёд.
        - Это что-то странное, - пробормотал словоохотливый охранник. - Это не нападение. Такое впечатление, что он просто хочет пройти мимо.
        «Наверное, - подумала Ева. И вспомнила Тёмные шлюзы: она знала, как выглядит нападение проклятого корабля. - И цель его та же, что и моя: Метромост. Вот для чего он пожаловал. Только тот, кто делает эликсир, тоже будет ждать там. Всех сегодня притягивает полная луна».
        Ева бросила взгляд на свой вещмешок. Если это Агнец попыталась задержать корабль-призрак у Киевского вокзала, то она уже близко и, может быть, успеет. Только Мелани так и не появилась.
        «Пора, - решила девушка. - Я запретила ему убивать. И он послушает меня». Снова посмотрела на вещмешок. И на то, что, завёрнутое в кусок материи, лежало сверху. Это придётся нести в руках, прижав к груди. К самому сердцу. Она поступает как последняя воровка, но ей не оставили выбора.
        - Мне пора, - словно включая беспощадный таймер, прошептала Ева. Однако словоохотливый охранник её услышал.
        - Что значит «пора»?! - Он подозрительно посмотрел на девушку.
        - Простите, - сказала Ева.
        Через несколько секунд комната, где она сидела взаперти, опустела. Только окно её спальни осталось открытым.

5
        Ева вышла через чёрный ход, в своё время показанный ей Петропавлом, и сразу углубилась в дикую часть парка. Удивительно, но она не чувствовала, что кто-то бесшумно следует за ней; может быть, никого и не было. Она знала тайные тропинки; вначале уводящие в сторону от реки, они затем спускались с Воробьёвых гор прямо к Метромосту. Но контрольный пункт гидов рядом с ним миновать всё равно не удастся. Периметр вокруг Университета охранялся строго: хотя до тумана отсюда было далеко, невидимое в зарослях проволочное ограждение под высоким напряжением было непреодолимо для непрошеных гостей. Сразу за Метромостом начинался Нескучный сад, и лишь дальняя его часть, граничащая с Парком Горького, была затянута мглой. Медленно, метр за метром Университет отвоёвывал себе свободное пространство. Ева шла в темноте по петляющей тропинке, всё ещё удивляясь тишине и внезапному покою. Словно все тревоги остались на берегу, где шёл яростный бой, а здесь мир спал, равнодушный к делам людей и демонов, которых те, возможно, вызвали из древней ночи. Равнодушный к самому понятию времени, мир просто жил, расцветая и увядая
и дорожа каждым мгновением как единственным. А потом всё поменялось.
        Ева вышла на открытое пространство и увидела, как на ровной сонной поверхности тумана, затянувшего великий город, заструились первые грозные всполохи. Совсем скоро они соединятся в направленный след, только не в переливающуюся лунную дорожку, как на поверхности воды, а в рваный, словно застрявший клочками в ватном одеяле, образуя причудливые пещеры. Не серебро пока, а багрянец, неистовый огонь, который заставит эту ночь ожить. И в спящем равнодушном мире больше не останется спокойного уголка. Ева ускорила шаг. Прямо перед ней был контрольный пункт гидов. Но никто не окликнул девушку. И Мелани здесь не ждала её. Ещё не дойдя до укреплённого мешками с песком и пулемётным гнездом пункта гидов, Ева поняла, что окликнуть некому. Лишь гнетущая, теперь пугающая тишина повисла над этим местом. Начинался восход полной луны.

6
        Нил-Сонов очень спешил. Пожалуй, ещё ни разу в жизни он не работал веслом с такой скоростью. Всё сложилось у него в голове, и он знал имя убийцы. И знал, что уже поздно, тот выиграл время, а Нил не успевал. И вся его надежда была на скремлина, маленького скворца Марусю.
        «Никто не ожидал, что это ты, - думал Нил, делая энергичные гребки и одновременно чувствуя, что закипающая в нём ярость проваливается во что-то рыхлое, глухое. - Поэтому ты знал о каждом нашем шаге. Искали далеко, а искать надо было прямо под боком».
        Ярость, теперь почти бесполезная… Даже не дойдя до Крымского моста, Нил-Сонов увидел отсветы вспышек в ночном небе. Это творилось там, над Воробьёвыми горами. Свет скремлинов, его ни с чем не спутать. Судя по всему, Университет подвергся нападению, и кое-кто уже вовсю ловит рыбку в мутной воде. А ведь ему действительно удалось стать единственным хозяином этой ночи…
        - Маруся, Маруся, - как заклинание шептал Нил-Сонов. - На тебя вся моя надежда, девочка, только успей.

7
        Они лежали здесь, оба караульных, на контрольном пункте гидов, последнем перед Метромостом. Тот, кто их убил, даже не потрудился спрятать тела. И не закрыл им глаза. Дуло пулемёта, укреплённого на станке, смотрело вниз, а глаза мёртвых - на звёздное небо, словно они тоже хотели увидеть в нём восход полной луны. Её свет уже играл на их лицах, во лбу каждого Ева обнаружила по аккуратному пулевому отверстию. Видимо, они знали его, того, кто это сделал с ними, поэтому подпустили так близко. Ева со страхом и болью смотрела на двух совсем молоденьких парней. Потом страх сменился скорбью. Она всё же решила закрыть им глаза. И почувствовала тепло их тел. Всё случилось совсем недавно. Сильнейший спазм тошноты поднялся к горлу. Ева не выдержала, лишь успела сделать шаг в сторону, чтобы не осквернять место смерти, и её желудок опустошился. Сорвала листья, протёрла рот. А потом чем-то неожиданно тёмным блеснули её глаза, когда она подумала: «Я запретила ему убивать. Но не сегодня».
        Совсем скоро она вошла в темноту небольшого вестибюля - это был вход на станцию «Воробьёвы горы», от которого вверх, к платформам, вела широкая лестница и два давно мёртвых эскалатора. Ева не особо пряталась. Серебристое свечение было там, на станции; тот, кто делал эликсир, уже ждал её. И когда из темноты вынырнули две мощные лапы, ухватившие девушку за плечи, она не стала сопротивляться. Резкий запах крупного водяного животного ударил в нос.
        Гхрх-трамп-акгхг
        Трескуче-пустотный звук, о котором она теперь так много всего знала. Еву увлекали вверх по лестнице. Всё решится в ближайшие несколько минут.

* * *
        Вестибюль станции «Воробьёвы горы» заливал ровный свет полной луны, огромным кругом поднявшейся прямо напротив прозрачных стен Метромоста. И вся платформа словно плыла в этом хохочущем бледном свете, озаряясь вспышками от атаки скремлинов по проклятому кораблю, который медленно приближался сюда. Но самым ярким всё же было серебристое свечение эликсира, установленного на чём-то вроде наспех сооружённого алтаря у широких колонн в середине станции. Сама колонна была расписана фосфоресцирующими магическими знаками, о которых Агнец предупредила Еву. Много десятков лет назад ведьма довольно умело пустила пыль в глаза - эти знаки были не нужны, достаточно самого эликсира. Все эти знаки и магические процедуры призваны были сбить с толку, мешая познать природу уникальной драгоценной субстанции. Едва увидев эликсир, показанный ей Агнец, Ева всё поняла про него и всё поняла про себя. Он не ошибался, тот, кто сейчас ждал её, Ева могла оживить эликсир. Ценой собственной жизни. Но ей самой эта серебристая субстанция, собранная за счёт других отнятых жизней, не требовалась. Эликсир был в ней, был сутью той
тайной природы, что роднила её со скремлинами.
        Чудовище быстро, не прекращая издавать трескучие звуки, волокло девушку вдоль станции. За широкой колонной под наброшенным одеялом что-то лежало. Или кто-то. Ева вдруг поняла, что это ещё одна смерть. Вот по мере приближения к колонне наспех сооружённый алтарь открылся полностью. Алёшка стоял там, даже не обернувшись на звук шагов, смотрел сквозь стеклянную стену на кипящий неистовый багрянец полной луны.
        - Ты?! - чуть не задохнувшись от боли, выкрикнула Ева.
        Алёшка не повернул к ней головы. Голос его был спокойным и каким-то отсутствующим:
        - Я просил её взять эликсир для нас. Выкрасть у Петропавла. Я просил об этом Лидию. Но нашей любви она предпочла верность Университету и этому сумасшедшему старику, которому эликсир даже и не нужен.
        - Предатель! - закричала Ева.
        Алёшка посмотрел на неё с удивлением:
        - О чём ты? Я никого не предавал. Я вернувшийся воин и следовал чётко разработанному плану. Только никто в этом самодовольном Университете даже не мог представить подобного.
        - Ты предал нашу дружбу, - бросила ему в лицо Ева.
        - Вовсе нет, - он пожал плечами. Его глаза были совершенно холодными, чужими, - как она могла так ошибаться?! - Здесь нет ничего личного, Ева. На твоём месте мог оказаться кто угодно. Мне необходимо оживить эликсир, и я сделаю это. Прости, ты мне даже нравилась. Возможно, мне будет не хватать наших бесед.
        - Лживый, насквозь лживый…
        - Прекрати. - Он поморщился и мягкой походкой двинулся им навстречу. По пути бросил: - Остановись, Горх, там. Надо дождаться появления луча.
        - Куда делась твоя хромота? - горько спросила Ева. - И заикание?
        - А-а, это? - откликнулся он. Ни насмешки, вообще никаких эмоций. - А их и не было никогда. Как увечья руки. Но кому дело до хромого и увечного? Так, иногда пожалеть если. Меня даже перестали замечать. Как вещь. Посмеивались. Это помогло мне быть везде. Хромой Алёшка был прекрасной одеждой.
        - Значит… это ты был тайным возлюбленным Лидии?
        - Я следил за тобой. Ты о многом догадалась, Ева. Мне правда жаль того, что сейчас произойдёт.
        - Она любила тебя. И оставила тебе череп Горха. И вот как ты распорядился вашей любовью.
        Он посмотрел на неё, склонив голову, и впервые в его голосе прозвучали слабые нотки сожаления:
        - Ничего ты не знаешь. Я любил её больше всего на свете. Мы собирались бежать вместе. Но она предпочла погибнуть за Университет. И меня ждала та же участь. Наша любовь умерла вместе с нами. Но я сумел вернуться. Другим. Хромой Алёшка… Одинокий во всём этом мире. И целью моей стал эликсир.
        Ева вдруг странно усмехнулась:
        - Уверен, что такого тебя она смогла бы полюбить?
        На её усмешку он никак не отреагировал, а голос его снова стал ровным.
        - Что теперь об этом говорить? - сказал он. Ни оправданий, ни сожаления.
        - Кое о чём можно было бы, - Ева снова усмехнулась. И вдруг с требовательной настойчивостью, хоть и мягко, произнесла: - Горх, отпусти меня!
        И мощные, с когтями и перепонками пальцы чудовища на её плечах так же внезапно разжались.
        - Горх?! - Лёгкое удивление на его лице тут же сменилось снисходительной улыбкой. - Даже тебя сумела очаровать юная красотка? С монстрами такое случается… Разве я разрешил отпускать её?!
        Чудовище словно виновато и почему-то раздражённо мотнуло мордой и замерло. Никаких трескуче-пустотных звуков. Тот, кого называли хромым Алёшкой, расценил это на свой лад.
        - Ладно, пусть стоит, - позволил он. - Теперь уже без разницы. Вот и луч.
        Это было похоже на огни дальнего маяка, потерявшего свой ориентир. Пятно света, как трость в руках слепого, двигалось зигзагами по тёмным склонам Воробьёвых гор. Сползло к реке, поймав свинцово-пенные барашки, прочертило набережную, занятую гидами, пробежалось в незрячем поиске по Метромосту. Снаружи послышалось завывание ветра, которого только что не было.
        - Всё повторяется, как в тот день, - тихо произнёс он. - Как в ту ночь… Только ничего не повторяется дважды. Смотри.
        Пятно света, будто среагировав на эти слова, отвернуло от прозрачных стен станции и устремилось вверх, уплотняясь, сжимаясь. Луч, вырвавшийся из окна гостиницы «Украина», сверкающей нитью прочертил ночное небо, разрезав диск полной луны ровно посередине. Что-то пульсировало внутри луча, набухало, а потом цвет его стал меняться. Медленно заструились внутри багряные пятнышки, как будто луч впитывал в себя кипящие брызги лунного света, наполнялся ими, отравляя свою смертоносную природу для чего-то, что должно было сегодня произойти впервые. Ударив ровно в шпиль Университета, луч преломился, отражаясь от него, и пополз по Метромосту, не причиняя тому видимого вреда. Однако больше он не напоминал трость слепого, скорее ищейку, взявшую верный след.
        - Какая тайная красота, - прошептал тот, кого считали хромым Алёшкой. - Сегодня этот луч уйдёт очень далеко: Оракул - старцы монастыря собрались все вместе. Уйдёт намного дальше Пирогово и моста, где сейчас ждёт их Учитель, - он усмехнулся, - твой Фёдор. Думала, я не знаю? Это всё не важно, Ева, я на тебя не в обиде. Окно триста семнадцать - такая же тайна, как и ты. Как и старцы Перервинского монастыря, как и миры, что лежат за всем этим. И всё связал, соединил эликсир.
        Его глаза лихорадочно заблестели, хоть, возможно, это в них играли отсветы приближающегося луча. Всё-таки Ева подумала, что это единственное оставшееся в нём от прежнего Алёшки - поглощённость, заворожённость неведомым. А потом она подумала, что никакого прежнего Алёшки никогда не существовало.
        - Это предназначено не для тебя, - с тёмной тяжестью, сделавшей голос сиплым и низким, почти грудным, произнесла Ева. - Все эти убийства, столько смертей…
        - Луч рядом, Ева. Скоро всё закончится.
        - Ты прав, - откликнулась девушка. - Узнаёшь, что это?
        Она показывала ему ключ Фёдора на длинной тесёмке, безделицу для новобрачных. Только сейчас Ева уже знала, насколько не случайно эта вещь оказалась у неё в рюкзаке. Всё окончательно встало на свои места.
        - Ключ? - Он равнодушно пожал плечами. - Я давно догадался, что дело не в нём. Ключ - это ты сама.
        - Правильно догадался, - согласилась Ева. - Но кое-что очень важное всё же упустил из виду.
        - О чём ты? - Он поглядел на неё с полным безразличием: ни сочувствия, ни вины, ни даже простого сожаления. И от этого девушка ещё раз подумала, как же она смогла так ошибиться.
        Всё же Ева сказала:
        - Отступись, и будешь спасён. Я ещё могу помочь.
        - Полагаешь, из нас двоих я нуждаюсь в помощи? - теперь он посмотрел на неё с искренним удивлением. - Как считаешь, если б меня интересовала жизнь в клетке у Петропавла, я стоял бы сейчас здесь? Но за благородное предложение спасибо.
        - Ты не единственный вернувшийся воин!
        - Не спорю.
        - Так ничего и не понял?! - Она потрясла тесёмкой. - Вспомни, как эта вещь впервые попала к тебе. Ты так искусно изображал незаинтересованность, но так жаждал поскорее заполучить ключ…
        - Говорю же, тогда я ошибался.
        - И вспомни, что ты дал мне за него взамен.
        - Расписку? - Он ухмыльнулся.
        - Что ты дал мне взамен за ключ Учителя?
        - Ну прекрати уже…
        - Один тотемный предмет в обмен на другой. Вышло случайно, никто тогда ничего не знал. Но что ты мне дал?
        - Ах, вот ты о чём… ну, да, я показал тебе череп Горха.
        - Ты мне его дал. В руки.
        Он рассмеялся.
        - И что?! Это ничего не меняет. Что ты там себе навыдумывала?
        Ева отвернулась, вглядываясь в дальний конец станции. Но там ничего не было, лишь глухая заваленная стена угадывалась в кромешной темноте. Произнесла тихо, не оборачиваясь к собеседнику:
        - Горх не выдал тебя. Лидия ему запретила. А я ведь могла бы догадаться, почему произошёл обмен, - сокрушённо покачала головой. - Ведь он возможен только добровольно, верно?
        - Ты… - Отблеск озадаченности в его глазах мгновенно прошёл, но впервые он посмотрел на неё с интересом. - Ты сумела прочитать тайные страницы её дневника?
        Услышав рядом своё имя и имя Лидии, чудовище немедленно отозвалось привычным трескуче-пустотным речитативом.
        - Горх скучает по ней, поэтому и тебе оставался верен… Я на кого только ни думала, - призналась Ева с горечью. - Но ты был последним в списке. Потому что считался другом. И Горх словно вычеркнул твоё имя из моей головы. Но теперь всё поменялось.
        Гкрх - тра-апп-апамм-гкркх
        Наконец тот, кого считали хромым Алёшкой, сообразил, куда она клонит:
        - А ты боец, Ева, - похвалил он. - До последнего цепляешься за жизнь. Представляю, чего ты себе нафантазировала… Уж не знаю, как тебе удалось прочитать её дневник, но вынужден огорчить: не было никакого обмена. Одного тотемного предмета недостаточно. А Лидии давно нет. Она умерла. Ты не хозяйка черепа.
        Гкрх - тра-апп-апамм-гкркх - настойчиво повторил Горх.
        Собеседник Евы поморщился, глядя на девушку почти с сожалением:
        - Поэтому ты приволокла череп сюда, - ухмыльнулся, указывая на обёрнутый куском ткани крупный предмет, который она прижимала к груди. - Думаешь, я не догадался, что это?! Бедняжка Ева. И ты решила, что Горх станет служить тебе? Увы, ты напрасно обворовала Университет.
        - Так считаешь? Это единственное, чего ты не учёл в безупречном плане.
        - Решила поболтать напоследок? - Он не удержался от наигранного сопереживания. - Я тебя понимаю. Но бесполезно тянуть время. Никто не придёт на помощь.
        - Именно время, - странно произнесла она. И снова посмотрела в глухой конец станции. - Твоё висит на волоске.
        И что-то ещё услышал он в её голосе. Не только сожаление о том, что ничего уже не поменять. А какой-то внезапный и поэтому тем более непонятный отзвук угрозы. Он проследил за её взглядом: там кромешная тьма. Или… какие-то переливы, ещё более густые и тёмные. Почему-то плечи передёрнуло, а по лицу прошёл озноб.
        «Что там такое?» - мелькнула бесцветная мысль.
        Луч уже почти достиг алтаря с эликсиром. Пора. Он извлёк никелированный браунинг с насаженным на ствол цилиндром глушителя. Точно такое же оружие было у её наставницы. Тот, кого называли хромым Алёшкой, даже подумывал обыграть и это сходство. Потом решил, что это перебор. Если не соблюдать чувство меры, вещи ломаются. И тогда всё летит коту под хвост. Медленно, почти бесшумно взвёл курок: славное оружие - именно из этого ствола было отнято и собрано всё серебро живых. Остался последний выстрел, осталось, подобно алхимику, закончить грандиозную работу и вдохнуть жизнь в эликсир.
        - Где Мелани? - монотонно и негромко спросила Ева. Она видела, что у него появилось в руках.
        - Ах, да, Мелани… Ты знаешь, этот безвольный болван Хайтек оказался ни на что не годен, - он пытался говорить беспечно, необходимо было вернуть контроль, но эта набухающая тьма в дальнем конце станции… - Не способен справиться даже с пустяком. Пришлось обо всём позаботиться самому.
        - Холодно мне! - вдруг крикнула Ева. - Где Мелани?!
        «Вот это уже лучше, - подумал он. - Истерика тут гораздо уместней».
        Он указал стволом на колонну:
        - Она здесь, твоя Мелани. Тоже пыталась тебя защитить, - на одеяло, которым укрыл мёртвое тело. - Я же говорю, никто не придёт на помощь.
        Потом опустил руку с блеснувшим в ней оружием. Добавил:
        - Ей не было больно. И тебе не будет, я обещаю, Ева.
        Она посмотрела на него дикими глазами. И опять он расценил это на свой лад, и опять ошибся.
        - Ты можешь подойти, попрощаться с ней, - вдруг разрешил он. - Если хочешь. Совсем немного времени есть.
        Вопреки ожиданиям Ева не бросилась к телу наставницы. Но и не подошла покачивающимся шагом. Поступь её оказалась твёрдой. Присела скорбно над Мелани, откинула одеяло, смотрела мёртвой в лицо. Потом поцеловала её в лоб. Подняла на него глаза. И сказала что-то непонятное:
        - Тот, кто должен был стоять здесь вместо тебя, он тоже часть контура… его смерть. - Голос был отсутствующим, безучастным, как будто она просто читала вслух с листа поднадоевшую историю. - Но это оказался ты! Когда говорила, что ещё могу спасти тебя, имела в виду, что умрёшь как гид. Только ты выбрал кое-что похуже смерти.
        Луч достиг алтаря и остановился, начал фокусироваться на эликсире.
        «Ну, вот и пора», - подумал он, делая шаг к Еве. И в этот миг словно колыхнулся удушливо воздух внутри станции. Но сердце его обдало стылой тоской. Он непонимающе остановился. Это было там, в дальнем конце… Какая-то ещё большая тьма, будто прорвав и без того густую темноту обрушенной стены, приблизилась. Только разобрать было невозможно. Пока ещё невозможно. Однако холодок, пощекотав ноздри, дохнул ему в лицо. Сердце снова тоскливо ухнуло, забилось неровно. Он, напрягая зрение, всмотрелся туда, где должна была быть глухая обрушенная стена, и…
        - Я не зря сказала тебе, что ты не единственный вернувшийся воин. - Что-то ведьминское послышалось ему в Евином голосе.
        Он заставил себя сейчас не думать о Еве. Потому что видел уже, что выплывало из этой густой, наползающей тьмы. Он узнал его, смог различить в призрачном сиянии, приходилось встречаться. Но он ещё ни разу не видел его таким. И лодка его стала намного больше. Только не всё дело в этом. Что-то было в ней окончательное, бесповоротное, в мире живых такая лодка просто не могла существовать. И она плыла, медленно, прямо по гранитному перрону, разрезая твёрдый камень, как воду. Лодка, барк с бортами чернее смоли приближался; волны из-под его носа разбегались в разные стороны, словно умели делать камень жидким. Грозный лодочник в рубище правил веслом; его фигура оставалась неподвижной, будто он был каменной статуей, подёрнутой бледным призрачным свечением; лишь размеренные взмахи веслом, с которого стекала тёмная роковая вода морей смерти. Однако по лицу его струилась сумрачная ярость, и кипящий жадный тёмный свет исходил из глаз.
        «Он смотрит только на меня, - тоскливо подумал тот, кого называли хромым Алёшкой. - Он пришёл за мной». Но тут же его голос стал твёрдым, непреклонным.
        - Харон! - повелительно выкрикнул он. - Что ты делаешь здесь?! Я не вызывал тебя.
        Ничего не изменилось в фигуре лодочника. Лишь размеренные неотвратимые взмахи весла.
        - Харон, остановись. Я не вызывал тебя!
        Ева усмехнулась. Что-то страшное прозвучало в её голосе.
        - Он вызывал! - Девушка встала, высоко подняв над собой череп Горха. Она качнула его в руках. - Он! И я, - посмотрела на того, кого когда-то звала Алёшкой, но уже без сочувствия и сожаления. - И ведьма Агнец, слышал о такой?
        Его лицо застыло. Но ведь эликсир…
        - Ты так ничего и не понял. - Горечь в голосе Евы уже больше не предназначалась ему. - Лидия жива. Пусть и не знала себя со своего возвращения. А ты знал, хотя был мёртв. Но скоро всё закончится. Горх, делай, что должно.
        «Я успею оживить эликсир», - мелькнуло у того в голове. Он начал поднимать оружие, но мгновенно стальные объятия сковали его, выбив из руки ствол. Он посмотрел на Еву, на эликсир, такой близкий, - осталась последняя капля серебра, - на луч и на полную луну.
        «Горх всегда был быстр. - Эта мысль, такая ненужная, словно подвела черту… Но он-то ставить точку не собирался, как такое могло произойти? - Чертовски быстрая и сильная тварь».
        Эликсир, отравленный лучом или лунным светом, вдруг начал набухать, разорвав колбу. Но не пролился, продолжая увеличиваться в размерах и образуя уродливый овал. Он смотрел на свою работу, которой посвятил столько лет; серебристый овал эликсира повис в воздухе, продолжая разрастаться. На мгновение ему почудилось, что он увидел в нём зловещий череп с пустыми провалами глазниц, и этот череп сейчас ищуще поворачивался к нему, но это только показалось… Его работа, кропотливый ежедневный труд, его бессонные ночи и жизнь в убогой одёжке хромого и увечного парня, которого окружающие и звали-то, как городского дурачка, Алёшкой… Он начал свою великую работу ещё до падения Икши, и Горх, который держал его сейчас крепче каменного плена, был с ним с самого начала. Они делали эликсир. Работа была сложной, требовала твёрдости духа (Алёшка…), иногда жестокости, но любая великая работа, любое великое произведение искусства порой требует жестокости, там другие мерила… Икша пала - возможно, это тоже связано с их работой. И они ушли в Университет. И вот теперь Горх предал его. Как?
        «Но главный вопрос совсем не в этом, - подумал он. - Лидия жива? Но… как? Почему она не связалась со мной? Ведь у нас был Горх. Мы бы столько сумели…»
        Мелани поднялась. Её тело осталось лежать за колонной, укрытое одеялом, но она встала рядом с Евой, и тот же призрачный свет, что струился по лодочнику, исходил от неё. А потом из-за повисшего в воздухе уродливого овала эликсира появилась ещё одна фигура. Этот призрак тоже оказался знаком. Это был Николай, по которому так скорбел Нил-Сонов, его в Весёлой сторожке он убил последним. По перрону шли два гида, которых пришлось нейтрализовать совсем недавно на контрольном посту перед Метромостом; их было много, тех, кого он убил, и все они сейчас собирались здесь. Вставали рядом с Евой. И он понял, что его ждёт.
        Эликсир застыл в воздухе. Наверное, это и вправду был череп.
        Харон прибыл. И все те, кого он убил, медленно направились к нему. Ева отвернулась.
        Первый хлёсткий удар серебра прилично лишил сил. Он не повис в объятиях Горха, но пошатнулся. Потом последовал следующий обжигающий удар, и он закричал. Он не хотел умирать. Он не мог умереть! Как это - сейчас всё закончится, и его не станет? Его - живого, полного надежд и чувств, умеющего смеяться и радоваться каждому новому дню? Этого не может быть! Он захотел просить Еву прекратить всё это, но она не смотрела на него. Эликсир бил по нему, безжалостно, хлёстко, откусывая от него куски жизни, высасывая её из него, как когда-то он отбирал серебро у живых. У него уже не было сил кричать, мысли путались, наскакивая одна на другую, и он лишь по-старушечьи ворчал: смотрите, что со мной сделали, Ева такая же предатель, как и Горх, смотрите, вы… Все вы одинаковые, смотрите, что натворили! Я ни о чём не жалею, я просто проиграл, а вы выиграли. Не более того. Ни о чём… Вы предатели!
        А потом он понял, что это уже конец. Он шагнул за грань боли и понял, что это конец. И тогда он перестал говорить, издавать звуки. Его мучения прошли. Он захотел вспомнить то, каким он был. И вспомнить Лидию. Но то, что он натворил, помешало ему. Помешало, как гиду, улыбнуться, прежде чем шагнуть во тьму. И последнее, что он увидел, - жадный блеск глаз Харона.
        Ева обернулась. Она была бледна. Горх никого не держал. Ветер, пришедший из тёмной половины мира, уносил сейчас пыль. А эликсир осыпался кусочками серебра. И Ева поняла, что это серебряные монеты.
        - Тебе пора. - Харон не глядел на неё, словно его больше интересовали последние крупицы пыли, уносимые ветром. - Молодой гид оказался прав. Славная у нас вышла коммерция. - Он всё же обратил к ней взор, но в его глазах пока ещё плясал жадный огонь. - Наверное, ты всё-таки нарожаешь ему детей, и мне будет кого в своё время переправить на другой берег.
        Ева ничего не ответила. Посмотрела на луч и на тех, кто стоял вокруг неё. Отыскала глазами Мелани. Наставница ей улыбалась. Еве захотелось её обнять. Больше всего в это мгновение ей захотелось обнять её.
        - Можешь, - позволил Харон. - Пока ещё можешь.
        Ева не стала спрашивать как. Она раскрыла объятия бесплотному призраку, но в сердце своём ощутила тепло одноногого гида, которая так многому научила её и с которой они так о многом не успели договорить.
        - Прощай, Мелани, - прошептала Ева. - Я люблю тебя.
        Луч двинулся, преломившись от колонны, он ушёл в дальнюю глухую стену, откуда появился Харон.
        - Это там, да? - спросила Ева.
        Лодочник кивнул.
        - Только сначала я, - сказал он.
        - Харон, - Ева указывала на то, чем стал эликсир. - Здесь достаточно серебряных монет на каждого. Возьми с собой гидов. Это будет тебе моя плата.
        - Щедро, - отозвался Перевозчик. - Ты такая же безрассудная и расточительная, как и молодой гид.
        Но казалось, он и не ждал никакого иного предложения. Ветер вернулся. Однако теперь он стал другим. В нём словно был тихий внутренний свет спокойного вечера, когда пора отдохнуть от дел.
        - Плата принята, - сказал Харон. Только сейчас Ева сообразила, что его облик поменялся. Ничего грозного в нём больше не осталось. Не тот похмельный старикашка, конечно, которого Ева увидела в их первую встречу, но…
        - Почти тот, - Ева улыбнулась. Вспомнила Хардова, команду гребцов их лодки и вспомнила вихрастого мальчишку Фёдора, который ей тогда очень не понравился.
        Луч вернулся. Он не хотел больше ждать. Ослепив Еву, он отразился от лица девушки и ушёл далеко за горизонт, к Пироговским морям и мосту, где сейчас стоял Фёдор. Он осветил его, заставив повернуться и увидеть Еву. Смертоносный луч соединил их, но всякая жатва смерти на сегодня окончена. Ева вдруг поняла, что, хотя до Пирогово вроде бы рукой подать, ещё ни разу с их встречи они не были так далеко друг от друга. И ещё она поняла, что готова.
        - Я иду к тебе, - прошептала девушка.
        - Протяни мне руку, как тогда, - разобрала она по губам слова Фёдора.
        - Да, - сказала девушка.
        Фёдор улыбнулся ей, кивнул и что-то ещё ответил. Но она не смогла разобрать, потому что луч, иссякнув, погас.
        - Пора. - Голос Харона теперь прозвучал более настойчиво. - Луна ждать не будет.
        Там, где была глухая стена, ещё по-прежнему висела тьма. Но Ева услышала и другие звуки: где-то очень далеко гул, тихий говор незримых толп, похожий на ропот, и совсем приглушённые звуки призрачных поездов.
        Ева вопросительно посмотрела на Харона, тот отрицательно покачал головой - его это не касалось.
        - А Хардов? - вдруг заволновалась Ева.
        Лодочник смерил её взглядом:
        - Законы старой доброй коммерции ненарушаемы, но об этом спрашивать не принято, - пояснил он.
        Лодка Харона каким-то непостижимым образом теперь стояла носом в противоположную сторону, смотрела во тьму глухой стены, откуда появилась.
        - Однако скажу, - смилостивился лодочник. - То, какими вы встретитесь, теперь зависит только от вас. Ну, может, ещё от одного крупного и пушистого пса по кличке Раджа.
        И лодка медленно двинулась по перрону туда, откуда пришла. Ева знала, что те, за кого она заплатила серебряными монетами, находятся в ней. И от этого ей было чуть менее страшно.
        - Прощай, Ева Щедрина! - работая веслом и больше не оборачивая головы, окликнул её лодочник. - И с тобой у нас вышла хорошая коммерция.
        Ева посмотрела за прозрачные стены Метромоста. Вниз, на реку. Невзирая на все усилия гидов, проклятый корабль был совсем рядом.
        - Хоть ты и не поднесла самогону старику на опохмел, - зачем-то добавил Харон.
        Ева улыбнулась. И подумала, что знает, почему это фиглярство, почему он меняется: каждому надо как-то справляться со своей природой. И ещё раз позвала лодочника:
        - Харон!
        - Чаво? - отозвался тот голосом Хароныча, выпрашивающего у Хардова крепчайший яблочный самогон. Ева рассмеялась. Ей и вправду было пора покидать мир серебряных монет. Накрытый туманом мир канала.
        - А-а, - девушка помедлила, бросила быстрый взгляд на «Кая Везд», который уже находился под мостом, - а мой женишок, Юрий Новиков? Похоже, это он пожаловал.
        - Так, а нам-то с того чего? Кому это больше надо?! - затрещал старикашка. Видимо, напоследок ей будет предоставлено общение только с Харонычем. - Он-то сейчас в другой лодке, женишок… Не видишь, что ли?! А мы в чужую коммерцию не суёмся. Нам-то…
        И голос Харона оборвался. Растворился, исчез вместе с лодкой в глухой стене. Лишь эхо прошлось теперь по опустевшей станции.
        Ева подняла свой вещмешок, повесила его за спину. Горх смотрел на неё выжидательно, немигающим взглядом, свой череп он, как маленького ребёнка, прижимал к груди.
        - Он твой, - кивнула Ева. - Ты свободен, Горх.
        Чудовище немедленно разразилось своим пустотно-трескучим речитативом. И только тогда Ева окончательно поняла, что уходит. И у неё стало больно на сердце.
        - Но прежде помни о своём обещании, - сказала девушка Горху. - Последняя просьба: Агнец.
        Гкрх - тра-апп-апамм-гкркх - откликнулся тот.
        Что-то очень одинокое было в том, как он сейчас стоял, прижимая к себе свою реликвию. Еве даже пришла в голову какая-то нелепая, почти чудовищная мысль, что он хотел сейчас подойти к ней и коснуться её лица, как когда-то он касался лица маленькой Лидии.
        - Прощай! - сказала девушка. - Я иду искать свой новый дом. И надеюсь, что ты найдёшь свой.
        Она повернулась и направилась в сторону стены, указанной лучом, где теперь появился просвет. Ева подходила всё ближе, и с каждым её шагом нарастал гул, и голоса, и звуки призрачных поездов. В переливах, словно это было миражом, она уже смогла различить лестницу и спускающихся по ней людей, наверное, совсем не похожих на тех, кого она встречала на канале, и, наверное, таких же. Там, за пределами тумана, где будет собран контур, её ждал новый мир, о котором она ничего не знала.
        А через несколько мгновений в темноте станции «Воробьёвы горы» свободный теперь Горх остался один. Тишина, никаких следов разыгравшейся недавно трагедии. Лишь полная луна всё ещё была беспокойной. Горх, крепко прижимая к груди череп, вытянул к ней свою морду и пожаловался:
        Гкрх - тра-апп-апамм-гкркх
        Глава 20
        Череп его отца

1
        - Но как ты догадался про лодку Николая? - спросил Кондрат.
        - А я и не знал наверняка. - Нил-Сонов, хмурясь, мотнул головой. - Просто… Если уйти больше не на чем - другой разговор. Однако путь Горха всё менял: согласись, коли уж собрался в бега, зачем нужна тяжёлая неповоротливая посудина, если под рукой первоклассная байдарка? Гораздо удобней, верно ведь? А для того, чтобы мы не смогли на большой лодке забрать убитых в Университет, достаточно было её просто потопить где-нибудь в укромном месте. Что они и сделали.
        - Да, он и здесь всё просчитал, - кивнул Кондрат. - Я нашёл лодку далеко за плотиной. Если бы ты тогда не сказал… В голову б не пришло там искать.
        - Особенно если вы и не собираетесь её искать, - мрачно усмехнулся Нил-Сонов. - Лазаря он подставил очень грамотно. Но главное - время, его он выиграл. - Нил потёр виски. - Я ведь тоже не сразу сообразил, что Лазарю незачем возвращаться в Весёлую сторожку. И тогда понял, что это не Лазарь. И отправил своего скремлина с посланием. Только было уже поздно.
        - Ну, хорошо. - Хайтеку удалось побороть смущение, хотя его никто ни в чём не винил. - Я всегда считал, что это не Лазарь. Но как же сеанс гипноза? Мы ведь всё видели своими глазами?!
        Они собрались в кабинете у Петропавла. На вторые сутки после полнолуния. Глава гидов пришёл в себя, но был ещё очень слаб. Университет подвергся мощнейшему за последние годы нападению и понёс крупные потери. Но сейчас никто не думал о разборе полётов или оргвыводах. Они собрались для другого. И ещё здесь, впервые после своего собственного запрета на посещение Университета, была ведьма Агнец. Она сидела рядом с Петропавлом, единственная женщина среди мужчин, и единственная, кто поглядывал на всех насмешливо.
        - Именно, гипноз. В этом всё дело, - слабо кивнул Петропавел на реплику Хайтека, и на мгновение его взгляд подёрнулся чем-то болезненным. - Помните, как Нил полагал, что они подбросили, - Глава гидов изобразил пальцами кавычки, - загипнотизированного Алёшку? Всё оказалось гораздо жёстче: он нам сам себя подбросил.
        - А ведь я предупреждала, что он очень сильный, - ровно, без вызова произнесла Агнец.
        - Да, он оказался вернувшимся воином. И он и меня перехитрил. Он поймал меня там, в сторожке, во время сеанса гипноза и держал волчьей хваткой. Понял, что я обо всём догадался, и уже не отпустил.
        - Э-м-м, простите, друг мой, - Хайтек слегка сконфуженно захлопал глазами. - Не совсем успеваю за вашей мыслью.
        - Тот, кого мы называли хромым Алёшкой… и уж теперь давайте так, чего уж там… Он приказал Горху, сильнейшему, о ком я знаю, загипнотизировать себя самого именно для предстоящего сеанса. Он и все мои решения просчитал. Знал, что так будет, его это устраивало. Он готовился, знал, как сможет вывести меня из игры. И там, в сторожке, во время сеанса гипноза они напали на меня.
        - То есть вы хотите сказать, что Лазарь… - начал Хайтек.
        - Лишь картинка в его голове. И Лазарь, и стрельба по гидам, и появление Нил-Сонова… Всё это внушил Алёшке Горх. Лишь с одной целью: показать нам. Он… был… очень опасный и очень рисковый игрок. Вы видели, меня сила внушения Горха чуть не свела с ума. Хотя я сразу ощутил в сторожке чужое присутствие. И если б не Агнец…
        - То есть вы хотите сказать, что всё, зарисованное белыми мутантами… всё, что творил в сторожке Лазарь…
        - Да, так и было. Думаю, во всех подробностях. С одной лишь разницей - это был не Лазарь. Это всё сделал другой человек. - Агнец посмотрела на него своими пронзительными синими глазами, и Хайтек понемногу начал успокаиваться. Ведьма ухмыльнулась. - Тот, кого вы все принимали чуть ли не за убогого юродивого и называли кривым Алёшкой. А он всё про вас знал: как вы думаете, что предпримите, и всех вас обыграл. Это не в укор, он, правда, очень сильный.
        - Тогда если… - Хайтек казался немного сбитым с толку. - Если это… Алёшка, тогда Нил… действительно… зачем Лазарю было подаваться в бега?
        Он посмотрел на Нил-Сонова, словно искал у того помощи, и Нил выглядел слегка озадаченным:
        - Хайтек, я вынужден попросить у вас прощения, - деликатно начал он, - за то, что подозревал вашего лучшего ученика.
        - Оставьте, - отмахнулся Хайтек, и его голос дрогнул. - И зачем он заявлялся по ночам в Университет? Лазарь?!
        - А это был не Лазарь, - ровно сказал Петропавел, только взгляд его болезненно потемнел. - С самого начала это был не Лазарь.
        - Что значит…
        - Это был Горх. Мимикрия - ещё одно его оружие. И он также владеет им в совершенстве.
        - Поэтому гиды и не смогли его поймать, - пояснил Нил-Сонов. - И в коридорах Университета, и в лазарете, и в отделе реликвий и артефактов - это был Горх. Как раз и приходил туда к Алёшке.
        - И вас, мой милый Хайтек, загипнотизировал Горх, - добавил Петропавел. - Чтобы вы отравили меня и Мелани.
        При этих словах Хайтек мучительно поморщился, собираясь взяться за виски, но не стал этого делать.
        - Рикошет, друг мой, - мягко заметил Петропавел. - Ева запретила Горху убивать, но Алёшка приказал. Это вызвало у чудовища что-то типа диссонанса. И рикошетом это зацепило вас.
        - Её запрет и мне помог, - Нил-Сонов скупо улыбнулся. - Горх не тронул меня, когда я нашёл дрезину и лодку. Только забрал эликсир и ушёл.
        - Ну что тогда там с тобой случилось? - вспомнил Кондрат. - Когда мы подобрали тебя у Неглинки?
        - А, это… Следы гипнотического воздействия. Горх запечатал свой путь, - Нил-Сонов подумал о Стране Теней и Хохочущем Императоре и подумал, что ничего этого не было. - Они нашли моё больное место.
        - Я ведь не стану у тебя спрашивать какое? - усмехнулся Кондрат.
        - Думаю, нет. Но ведь у всех нас есть уязвимые точки.
        - Подождите! - настойчиво потребовал Хайтек. Обвёл взглядом присутствующих и понял, что помощи ждать неоткуда. - Но что же Лазарь?!
        Повисла тишина. Петропавел действительно был ещё слаб и предпочёл изучать собственные руки. Лишь ведьма Агнец не изменилась в лице.
        - Мне очень жаль, - наконец сказал Нил-Сонов. - и ещё раз прошу извинить меня за подозрения.
        - Что?
        - Он… он убил Лазаря сразу, вместе со всеми той ночью в сторожке. А тело спрятал в потопленной лодке. Вчера её подняли со дна… Мне, правда, очень жаль.
        Лицо Хайтека несколько посерело, щека дёрнулась, потом застыла. Все молчали. Хайтек, чуть скривив губы, усмехнулся:
        - Значит, он подставил его уже мёртвого? - что-то дикое прозвучало в его усмешке.
        Нил-Сонов не нашёлся с ответом.
        - Он просчитал всех, - странно добавил Хайтек.
        - Кроме Евы и Лидии, - быстро сказал Петропавел.
        Ведьма Агнец обвела взглядом этих то ли разгневанных, то ли расстроенных мужчин. Ухмыльнулась:
        - Когда-то я предупреждала вашего Учителя… Вы ещё легко отделались.
        Хайтек посмотрел в её синие глаза: ему было плохо, но он обязан справиться. Посмотрел на лицо ведьмы и неожиданно мягко, приветливо улыбнулся.
        - Я понимаю, - сказал он. - А… откуда вам известно, как всё произошло? Ну, там, на Воробьёвых горах, на станции? Я ведь понимаю, Агнец, что вы тоже не успели…
        - Верно. Кое-что задержало меня, в том числе проклятый корабль… Но со мной встретился Горх.
        - Что?! - вскричал Хайтек.
        Даже Петропавел посмотрел на ведьму с любопытством.
        - Он выполнил последнюю для него просьбу Евы. - Ведьма опять оглядела всех с лёгкой иронией. - Горх теперь свободен. Я тоже сперва решила, что он вырос из-под земли, чтобы свети старые счёты. А нет. Протянул свой череп и стал тарахтеть. Ну, я всё поняла. И ещё кое-что про тайные страницы дневника президента Лидии. Но всего я вам не скажу, пусть так и остаётся.
        - Конечно, - улыбнулся Петропавел и слегка покачнулся.
        Она взяла его за руку.
        - Сейчас пройдёт, - сказала мягко, успокаивающе и требовательно одновременно.
        Петропавел подумал, что только она одна так и умеет.
        - Расскажи им про череп его отца, - попросил гид.
        - Ну, больше того, что вам известно, я вряд ли смогу рассказать, но… Ева корила себя, что не сразу поняла про обмен.
        - Вот как?
        - Там были тайные страницы, в её дневнике, - пояснила Агнец. - Лидия писала ему, чтоб был осторожен, что подлинным хозяином черепа остаётся она, Лидия, и что только вещь, переданная ею лично, изменит ситуацию. Этой вещью оказался ключ Учителя. Но Ева поняла всё в последний момент. Наверное, случись всё раньше…
        - Вот именно, - кивнул ей Хайтек. - Если Ева стала хозяином черепа Горха, почему для неё оставалось скрытым имя убийцы?
        Агнец с сожалением покачала головой.
        - Мужчины, - в сердцах обронила она. - Лидия запретила Горху его выдавать. Ни при каких условиях. Она любила его, теперь уже можно сказать, и запретила. Неужели непонятно? И Горх не выдал - диссонанс коснулся не только вас, Хайтек.
        Глава учёных, обдумывая услышанное, смотрел на Агнец с каким-то новым для него интересом. Затем кивнул. Спросил:
        - Они ещё вернутся? Тео…
        - Фёдор, - сказала Агнец.
        - Ну, да, Хардов, Ева…
        Ведьма улыбнулась:
        - Вы здорово изменились, Хайтек, - произнесла она. - Я не знаю. У меня нет ответа на ваш вопрос.
        - Мы все изменились, - сказал Петропавел.
        Он подумал, что они ушли и вряд ли вернутся. Хотя всё может быть. Это как с движением комет на ночном небе. Но куда бы они ни пришли, никто из них уже не останется прежним. И так же, как с кометой, которая пролетела мимо, и вы, подняв голову, рады, что она не наделала беды. Встреча с ней была яркой и страшной, и скоро след её останется лишь воспоминанием. И всё успокоится. Только вы этого никогда не забудете.

2
        Но ещё кое-что случилось в эту ночь разбушевавшейся луны. Когда луч окна 317 покинул Москву, прошёл над тёмным Хлебниковским затоном, мостом, с его давней трагедией, над печальными Пироговскими морями и, не исполнив чаяний брата Дамиана, достиг, наконец, Икши. На площади перед колокольней оборотни плотным кольцом окружили свою Королеву, и та же полная луна плясала, отражаясь в их глазах. Оборотни чувствовали, что предстоит расставание и что нет силы, которая смогла бы ему помешать. Они видели двух женщин, которые не стали их добычей, да ещё призрак третьей, с которой только и могли разделить подступающую тоску. И вот луч пришёл. Оборотни замерли, лишь огоньки в их глазах…
        - Вот и он, - скрывая испуг или надежду в собственном голосе, произнесла Рыжая Анна.
        Луч ударил в шпиль колокольни, заструился по ней, ниспадая вниз. Лицо Раз-Два-Сникерс, прежде сосредоточенное, сделалось на мгновение растерянным, почти беспомощным.
        «Не мне одной страшно, - подумала Анна и попыталась ободряюще улыбнуться. - Как мне её теперь называть - Лидией?»
        - Малышка, - прошептала Лия, - не бойся ничего.
        - Ну вот, - сказала Раз-Два-Сникерс, - мы и расстаёмся.
        Призрак не ответил, слегка качнулся в лунном свете. Огромный волк стоял в центре бледно освещённого пятна и, не отрывая взгляда, смотрел на ночное небо. Это были последние мгновения его свидания с полной луной и с тем, что она рассказала ему о прекрасной и безграничной ночи. Волк прощался с тайнами, о которых вскоре ему предстоит позабыть. Потому что как только луч, упав на пятачок, смешался с лунным светом, ничего звериного в облике Королевы не осталось. И оборотни завыли. Но человек сделал им знак, и они послушались его в последний раз, они смолкли. Он улыбнулся тем, кто был это время его семьёй, но затем отвернулся от них и посмотрел на женщин. Одну живую и одну мёртвую. На ту, которую он всё ещё не мог забыть, и на ту, с кем ему предстояло двигаться дальше. А потом перевёл взгляд на третью и кивнул ей:
        - А ты изменилась, - улыбнулся.
        - Да ты тоже, красавчик, не стоишь на месте, - ответила та чуть вульгарным голосом Раз-Два-Сникерс. Но тут же её черты стали мягче.
        «Одна уходит, - подумала Рыжая Анна, - другая всё больше занимает её место. Но скорее всего, теперь останутся они обе». А ещё она подумала, что это оказались первые слова Хардова в Икше, и никто не знал, какими они будут.
        Раз-Два-Сникерс посмотрела на луч, как он, пульсируя, нисходил по колокольне, выхватывая из ночи звонницу, где пришлось провести столько ночей и столько всего узнать.
        - Пора, - сказала она, протягивая руки живым и кивнув на луч. - Это продлится недолго.
        - Да, - откликнулась Анна. Сделала шаг к Хардову. И остановилась.
        Это ещё не всё, не всё здесь закончено. Чуть опустила голову, потому что отвернуться и не смотреть было бы неправильно и оскорбительно. Но и смотреть она не могла. Просто ждать.
        Оборотни вдруг, как по команде, уселись. Луна полыхнула багрянцем, и луч ответил ей. Где-то послышался приближающийся ветер, но здесь пока было тихо. Хардов смотрел на Лию. Он шагнул к ней, и она шагнула к нему. Хардову захотелось её обнять и прижать к себе, и он смог сделать это. Рыжая Анна всё-таки отвернулась. Но не Раз-Два-Сникерс. А эти двое стояли, замерев и утонув друг в друге. А потом Лия подняла голову, вгляделась в лицо Хардову. Луна подарила им несколько мгновений, но они заканчивались.
        - Лия, - прошептал Хардов.
        - Помни меня, щенок, - нежно отозвалась она. - Но теперь отпусти… И будь счастлив.
        Ветер пришёл сюда, первые дуновения.
        - Прощай, Лия, - тихо произнесла Раз-Два-Сникерс, но той больше не было.
        Хардов молчал.
        Они подошли к нему, встали рядом по обе стороны. Коснулись его ладоней, взяться за них пока не решались. Только луна и луч не хотели ждать.
        - Пора. - Хардов сам взял их за руки. Крепко сжал. И в ярком лунном свете увидел три их тени. И то, как эти тени стали таять.
        Однако зрение оборотней позволило им увидеть больше. Луна шептала им и рассказывала о том, чего не знали этот мужчина и две женщины. Она показала им, как те уходили сейчас туда, куда струился ветер. А потом они ушли. И оборотни сделали то, что запретил им человек, который когда-то был их Королевой. Они поднялись на лапы, вытянули морды к полной луне и позвали её своим тоскливым воем. Но та теперь молчала.

3
        Старого пса разбудило что-то. Возможно, это на свалку грузовики привезли очередную порцию просроченного мяса. Собаки помоложе кинулись туда. Но старый пёс застыл, с непонятным ожиданием вглядываясь в сторону востока. Солнце поднялось совсем недавно, и было ещё раннее утро. Пёс не понимал, что могло вызвать его интерес. Однако ощутил, что голоден, и направился туда, где сваливали мясо. Собаки помоложе, привычно скалясь, начали его отгонять. Старый пёс снова застыл. И услышал свой собственный рык. Грозный и властный. Собаки помоложе остановились. Пёс склонил голову, смотрел на них тёмными глазами. Что-то случилось с его шерстью, она стала густой и пушистой и отливала блеском на утреннем солнце. Собаки помоложе ещё пытались тявкать, он показал им зубы и ещё раз услышал свой собственный рык. Старый пёс не помнил, когда его голос звучал так. Мощные мышцы его тела напряглись, но он не двигался. Собаки помоложе стали стелиться перед ним и бить хвостами о землю. Он посмотрел на них равнодушно и отправился есть. Теперь он ел своё мясо в одиночестве, а они ждали. Старый пёс не знал, что произошло. Но
почему-то прервал свою трапезу и снова уставился на восток. Ему захотелось лаять, выть, прыгать, поскуливая в весёлом восторге, но он стоял молча и неподвижно.
        Наконец его ноздри чуть пошевелились, словно он вынюхивал что-то за краем неба. Голоса свалки отошли на задний план. Остался только запах, давно забытый и еле уловимый сейчас, но без которого, оказывается, невозможно жить. Старый пёс смотрел на восток. Кто-то приближался.