Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Камша Вера / Отблески Этерны : " №11 Синий Взгляд Смерти Рассвет Часть 2 " - читать онлайн

Сохранить .
Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая Вера Викторовна Камша
        Отблески Этерны #11
        Осенние дожди притушили большие войны, но тем сильней кипят страсти, тем сильней истончается граница между жизнью и смертью. Алое становится черным, сходят с ума фрески, не верят своим глазам люди. Смотрит кошмарный сон четвертый раз сменившая имя столица, уходит в туман избранник Славы Руперт фок Фельсенбург, Скалы обретают Повелителя, Проэмперадор Савиньяк - шестую часть сердца, а казар Баата - истину. Капитан Арамона встает грудью за родную кровиночку, адмирал Вальдес рассылает манифесты, дукс Жан-Поль Салиг не знает всего в своем доме, а маршал Капрас - в себе самом. До начала нового Круга остается четыре с половиной месяца, до конца цикла «Отблески Этерны» - две книги.
        Вера Викторовна Камша
        Синий взгляд Смерти
        Рассвет
        Часть вторая
        
        «Когда император покинет империю, - пугали древние, - Золотые Земли канут в пучину бедствий». «Шар судеб сорвется с места, - предупреждали гоганские мудрецы, - и горе тем, кто окажется на его пути. О том, что будет, если тот, кто по всем признакам и есть император, вернется, предсказания умалчивали, а он вернулся и потребовал сперва гитару, а затем - доклад. Заканчивая оный, виконт Валме понял, что все предыдущие его поручения были не такими уж и особенными, ведь „Дрянь Судеб“ где-то катается и полагает себя неотвратимой. Это она вообще-то зря».
        V. «Повешенный»[«ПОВЕШЕННЫЙ» (MAN LE PENDU) - высший аркан Таро. Карта говорит о необходимости самопожертвования во имя достижения цели. Возможно, надо отрешиться от мирских ценностей, пренебречь материальной выгодой. Иногда карта указывает на необходимость осознания того, что жизнь не ограничивается одной лишь материальной стороной и на существующие проблемы следует посмотреть под другим углом зрения. ПК: неуверенность в себе, иногда - страх, вмешательство в вашу жизнь посторонних. Карта может означать, что ваши планы обречены на неудачу, так как вы пугаетесь трудностей.]
        Я - человек, который не принадлежит никому и кто принадлежит всем.
        Шарль де Голль
        Глава 1
        Бакрия. Хандава. Талиг. Акона
        400 год К.С. 7-й день Осенних Волн
        1
        Похолодало, и Валме немного проснулся. Вставать виконт не собирался, но его принялись лизать. Это было странно: после бдений и возлияний Марсель предусмотрительно оставлял пса на улице, а выпили вчера изрядно.
        Виконт приоткрыл правый глаз: перед ним в самом деле был Котик. Волкодав бестактно улыбался, а Марсель по утрам радовался жизни лишь в исключительных обстоятельствах.
        - Откуда ты взялся? - простонал виконт, отпихивая настырную морду. - И почему сквозняк? Окно открыл? Ты теперь летаешь?.. Кошмар!
        - Готти привел я, - сообщил сквозняк. - Если будит кто-то истинно любимый, пробуждение становится менее ужасным.
        Пробужденный повернулся на голос и узрел Алву. Соберано был свеж, выбрит и явно готов сесть в седло, увы, жаворонки Марселя бесили с детства.
        - Если это сон, - отрезал виконт, - то, несмотря на Котика, отвратительный. И почему в нем нет хоть какого-нибудь Герарда?
        Наследник Валмонов врал. Отвратительным предполагаемый сон стал бы, окажись он в самом деле таковым. Проснуться и понять, что Рокэ по-прежнему в дыре, а ты выискиваешь себе особые поручения и врешь дамам, высокопреосвященствам и бакранам… Только не это! Марсель торопливо сел и отбросил одеяло из пятнистых шкур. Барсовых, надо полагать.
        Интересно, почему бог Барс не запрещает охотиться на хвостатую родню? Хотя позволяет же великий Бакра одним своим чадам доить, стричь и есть других. Пусть с уважением и благодарностью, сути это не меняет.
        Брякнуло. Умный Котик приволок перевязь со шпагой и теперь ждал заслуженного пряника.
        - Сейчас, - заверил пса виконт. - Герцог, какая вы все-таки скотина. Да, я заявляю протест и, как и предупреждал во сне… то есть вчера, перехожу на «вы». С офицерами по особым поручениям так себя не ведут!
        - Брудершафт обратного хода не имеет, - рассеянно откликнулся Ворон. То, как он выглядел, вызывало желание немедленно затолкать в дыру дражайшего папеньку. Если, конечно, дыра действует на всех, а не только на Алву, и если она еще не заросла.
        - Брудершафт не более чем формальность, - Валме широко, по-собачьи, зевнул. - Я не выспался, а ты все равно скотина.
        - Первой, кого я поднял среди ночи, - задумчиво произнес Рокэ, - оказалась моя мать, и было сие тридцать восемь лет назад. Затем не давать людям спать вошло у меня в привычку. Во время какой мистерии мы расстались?
        - Что? - не понял Марсель. На столе печенья не нашлось, пришлось сгрести в кучу одежки и заняться карманами.
        - Ты сказал, что мы расстались во время мистерии, - напомнил Рокэ. Он издевался, что убеждало в его подлинности не хуже тени, на сей раз солнечной.
        - Я вынужден повторять вновь и вновь, - с достоинством произнес наследник Валмонов. - Ты - скотина.
        - Не спорю, хотя те, кому я досаждаю, обычно выбирают другие слова. Так что это была за мистерия?
        - Это была дыра! - взорвался Марсель. Котик озадаченно гавкнул, Рокэ только поднял бровь.
        - Какая именно? - Этот перевыходец униматься явно не собирался. Ну что ж, про дыру так про дыру!
        - Надорская. Круглая такая, без дна. У меня, между, прочим, был гвоздь в сапоге!
        - Это в самом деле раздражает. - Рокэ поманил Котика, и негодяй тут же полез целоваться. - Последнее, что помню я, это вечер у Матильды, после которого со мной что-то произошло. Вчера я застал почти тех же людей за тем же самым занятием, но прошло несколько месяцев. Меня это озадачило, однако звезды ясно указывают на начало Осенних Волн. Кто родился у Этери?
        - Девочка… Постой, но ты же вышел от нее!
        - Этери слишком хорошо воспитана, чтобы, едва поздоровавшись, заводить разговор о детях, а у меня было не в порядке с головой. Итак, я провалился в надорскую дыру. Как и когда?
        - Пятнадцатого Летних Волн, - не стал темнить Валме. - Так ты не издеваешься?
        - Я вспоминаю, вчера это было неуместно. Как мы очутились в Надоре?
        - Зоя… Капитан Зоя Гастаки. У нее к тебе было дело, но она стала выходцем…
        - Постой, - Алва поморщился, но ладони к глазам почему-то не поднес. - У тебя есть вино? Говорить о капитане Гастаки на трезвую голову я не готов.
        - Руку ей, между прочим, первым поцеловал ты!
        - Значит, я наконец сошел с ума.
        - Для поцелуя имелись основания, - Марсель твердо решил быть справедливым. - Знаешь, я как-то не хочу вина, то есть не хочу вина без ничего… Ты завтракал?
        Цирюльник пожелал доброго утра и взялся за дело. Молодчика наверняка подмывало сообщить монсеньору, что тот бледен, однако хороший цирюльник знает, когда лучше промолчать. Бестактность - привилегия набивающейся в друзья ровни, а ставить таковую на место Лионель выучился в Ариго, куда мать в свое время часто ездила. Переносились эти визиты с трудом, хотя дали они немало… Именно в Гайярэ будущий граф Савиньяк узнал, что люди бывают неприятными, и выучился с ними обращаться. Эмиль дерзил и пытался удирать, Лионель вежливо и подробно отвечал. Так вежливо и так подробно, что хозяйка начала предлагать «дорогому Ли» поиграть в парке или посмотреть книги. Ли играл и смотрел; один том, в алом переплете с золотым тиснением, ему так приглянулся, что матери пришлось выменять книгу на какую-то любезную графине Ариго дрянь. Какую именно, Лионель запамятовал, подзабылись и вожделенные «Жизни шестнадцати „Львов“», а ведь в истории магнуса Руция имелась на первый взгляд мелочь, отлично ложащаяся на одну из «оговорок» Рокэ…
        - Я закончил, монсеньор, - доложил цирюльник. - Сегодня очень сильный ветер. Это из-за заката…
        - Пожалуй, - согласился едва не ускакавший в упомянутый закат Проэмперадор, и мастер убрался. Оставшись один, Савиньяк вгляделся в свое отражение - бледность впечатляла, а ввалившиеся глаза так и норовили закрыться. При этом Лионель пребывал в отменном настроении, поскольку одним вопросом теперь стало меньше. Кровью клялись не зря - она могла самое малое слушать и слышать! Правда, и вытекло ее вчера немало… Больше, чем в Торке, когда капрал-бергер в два счета перетянул растерявшемуся теньенту плечо. Любопытно, станет ли Райнштайнер объяснять, откуда в его обиталище взялась кровавая лужа? Лионель попытался поставить себя на место барона - по всему выходило, что пол и стену Ойген мыл лично. И, само собой, оттер дочиста.
        Окна были закрыты и замазаны, но колокольный зов доносился и сквозь двойные рамы. Пора. На это утро совсем уж неотложных дел Проэмперадор не оставил, но отлежаться не получалось. Если промешкать с выходом, уже наверняка болтающийся под дверью Эмиль оную высадит, подав очередной повод для слухов, которых и так, спасибо беженцам, хватает. Ли, уподобившись Марианне, пару раз куснул губы, вынуждая их покраснеть, и решил слегка подшутить.
        Ход для прислуги позволял зайти в тыл тем, кто толкался в приемной. Оказалось, кроме Эмиля с Райнштайнером явился еще и Арно. Братцы, стоя плечом к плечу, наблюдали, как Ойген допрашивает несчастного брадобрея. Не подкрасться при таком раскладе было невозможно, и Ли подкрался.
        - Хочешь сменить мастера? - осведомился он. - Не советую. Тебя отлично бреют.
        - Доброе утро, Лионель. - Стань Проэмперадор конем, Райнштайнер немедленно осмотрел бы ему ноги и десны. - Как ты спал?
        - Мало. Но лучше встать самому, чем быть поднятым, как выразилась бы Мелхен, заботливыми и встревоженными.
        - Сегодня тебе следует лежать, - вынес вердикт барон. - Утренние доклады приму я как комендант Аконы.
        - Принимай, - согласился Лионель, заметив на адъютантском столе футляр с бегущими борзыми. - Эстафета от Проэмперадора Юга?
        - Да, Монсеньор. - Сэц-Алан глянул на часы. - Прибыла три четверти часа назад.
        - Что-то срочное есть?
        - Только письмо графа Валмона.
        Это не «только», это очень много. Бертрам писал и прежде, но матери, ведь мать на то и мать, чтобы забрасывать сыновей письмами. Это не ущемляло регентского достоинства, а недельная задержка ничего не решала. И вот доверенный курьер от Проэмперадора Юга к Проэмперадору Северо-Запада и Надора. Скверно.
        - Ойген, - предложил Лионель, уводя готовую раскудахтаться троицу подальше от адъютантских ушей, - раз уж ты взялся меня замещать, оставайся на завтрак. Арно, где твой рапорт?
        - Ка… кой?
        - О том, что тебе надоело болтаться в Аконе при братьях-маршалах.
        - Я…
        - Несомненно, ты. «Вороные» или «спруты»?
        - Господин Проэмперадор, я с радостью несу службу при штабе Южной армии!
        - «Вороные», «спруты» или Старая Придда?
        Паршивец хлопал глазами - мыслил. В ушах шумело, было зябко и страшно хотелось сесть. Просто сесть… А Эмиль сегодня - вылитый Арно, или это Арно - вылитый Эмиль? Забавно… Их трое, и все воюют, а ближе других к смерти подходила мать. Малыш со своим ураганом оказался вторым, а они с Эмилем идут голова в голову. В Гаунау было горячей, чем в Фельпе, зато по Фельпу шлялись убийцы.
        - «Спруты», - решил наконец братец. Он собирался болтаться в Аконе и спасать, он был предсказуем.
        - Предписание получишь завтра после обеда. Все, господа.
        Все. Повернуться, затворить дверь, рухнуть наконец в кресло, прикрыть глаза. Ненадолго, чтобы просчитать до четырехсот и взяться за дело! Валмон не склонен зря бить тревогу, и он пока еще всерьез не ошибался. Единственный из всех - старых, молодых, военных, штатских, южных, северных… Не ошибался и не волновался, а может, и волновался, только виду не подавал. Стукнуло, заскрипело… Отсидишься тут, как же!
        - Ли!.. Ли, ты в порядке?
        - Я-то в порядке, а вот у тебя отрастают крылья. Куриные.
        - Обморок - это, по-твоему, порядок?
        - Будь я в обмороке, я не мешал бы тебе квохтать, и вообще, господин командующий, шел бы ты командовать. Станет невмоготу, заходи убедиться, что я жив, только, пожалуйста, не раньше вечера.
        3
        Маменька со тщанием собирала и хранила все обиды, нанесенные ей папенькой - неправильный подарок на третью годовщину свадьбы и еще более неправильный - на восьмую, непохваленный десерт, незамеченные следы слез или замеченный покрасневший нос…
        - Я пошел в мать, - твердо сказал Марсель, - я не забываю ничего, и я обижен. Крайне. Там была каменюка с бронзовыми кольцами, а у меня в сапоге - гвоздь.
        - Про гвоздь я уже затвердил, - уверил Алва. - Навеки. Что со мной случилось дальше?
        - Дальше ты выскочил в Хандаве, - издокладывавшийся Марсель успел охрипнуть и потому тяготел к краткости. - Из спальни Этери.
        - Из гостиной, - поправил Ворон. - Занятно, что Матильда приняла меня за жеребца, о чем и сообщила Этери. К счастью, дамы выпили достаточно, чтобы не удивляться.
        - А с чего им удивляться? - Валме осчастливил Котика куском холодной баранины. - Дыру видел только я, зато Матильда видела Зою, а Бонифаций о ней слышал. У тебя хороший аппетит - лучше, чем прежде.
        - Предпоследний раз я, судя по всему, ел четырнадцатого Летних Волн. Вечером.
        - Потом мы еще завтракали. Я оказался прав: мясо, несмотря на Зою, не протухло… Должен тебе сказать, что выходцы ходят особенными дорогами, когда смотришь с них, все кажется шиворот-навыворот.
        - В любом случае я успел проголодаться. - Ворон вытер руки и быстро снял, почти сорвал сперва куртку, а затем и рубашку, после чего повернулся к виконту спиной. Марсель по-коннеровски присвистнул. Вызвавшие у пантерок визг и стоны шрамы пропали, будто Котик слизал. Предъявленная спина была гладкой, разве что ниже плеча и под лопаткой темнела пара родинок.
        - Нету, - объявил все еще краткий Марсель. Шрамы были жуткими, но их мало кто видел, а если и видел, то почти наверняка выпив, так что не слишком уж они и мешали. Вот без них стало как-то неправильно, почти как без тени.
        - Значит, я переоценил тактичность Этери, - сделал вывод Ворон и принялся одеваться. За подобное спокойствие хочется врезать, а маменька однажды швырнула в папеньку вазочкой. Тот увернулся и выписал из Ургота первую рассаду, это были еще не астры и уже не семья.
        - Если ты предоставил Этери возможность быть тактичной, то мог заметить, что она успела родить.
        - Вначале я как-то упустил из виду, что даме следует быть в деликатном положении; потом я, само собой, вспомнил, но это был уже второй визит. Вот о чем я забыл спросить, так это о муже; он жив, надеюсь?
        - Намекаешь на то, что жениться на вдове не собираешься?
        - Посмотрим. Так где Барха, или его опять переназвали?
        - До рождения второго сына его высочество останется Бархой, - Валме по-посольски развел руками. - В настоящее время он со своей гвардией патрулирует пока еще гайифскую границу, а Бакна их инспектирует. Его величеству это дело очень нравится. Как ты думаешь, для бакрана рога - позор или наоборот?
        - Все зависит от рогов. Кто знает про дыру?
        - Папенька и Зоя с Арамоной. То есть выходцы знают, что ты там, где хотел быть.
        - Забавно, - Рокэ знакомо посмотрел сквозь бокал. Нет, это положительно был он, пусть и без шрамов! - Стоит мне оказаться там, где я хочу, как приходится возвращаться. Если знает Бертрам, знает и графиня Савиньяк.
        - Графиня на севере. О несвоевременных вещах папенька никогда не напишет, а ты провалился очень некстати.
        - Главное, о том, что я умирал, известно только вам с отцом.
        - Ничего нам не известно! Трупа я не видел, только дыру. - Марсель поднял бокал. - Твое здоровье!
        Бокалы столкнулись, раздался мелодичный, не желающий стихать звон. Алва провел ладонью по лицу.
        - Надеюсь, хоть эта голова болеть какое-то время не будет, - заметил он с некоторой рассеянностью. - Докладывай.
        - Опять?!
        - Ты еще и не начинал, - Рокэ подцепил последний кусок мяса и отдал только этого и ждавшему Котику. - Моя смерть к делу не относится, к тому же Валмоны решили, что ее не было, я склонен с этим согласиться.
        4
        «…Не возьмусь сказать, когда тебя стало поздно учить, - хмыкал из своего далека Проэмперадор Юга, - так что получай наши новости и распоряжайся ими по своему нетривиальному усмотрению…»
        Пожелание было достойно Бертрама, известия… Ничего сопоставимого с Мельниковым лугом или Олларией не случилось. Пока.
        В Гайифе по-прежнему странно и непривлекательно, корсары продолжают трепать побережье, новоявленный «Сервиллий» собирает силы, мориски тоже. В Алате некоторые горячие и при этом корыстные головы желают округлить владения за счет Агарии и Гайифы. Просто горячие головы, кто не попал в корпус Карои, рвутся подраться хоть где-то, к тому же им почему-то не нравится новый павлин. Альберт выжидает, но к Талигу лоялен, в этом нет ни малейших сомнений.
        Ургот, Фельп и Бордон тихи и спокойны, вскипевшая было Агария угомонилась, однако есть сведения, что часть разогнанных «львами» крыс прошмыгнула в Талиг, и среди этих крыс затесался красивый фельпский генерал, о котором хорошо бы расспросить Эмиля.
        Во вверенной Бертраму провинции все идет как положено, даже война, хотя господа данарии и пытались прорвать блокаду сразу по трем направлениям. Дрались яростно и где-то даже умело: надо думать, разжились толковыми офицерами. Мерзавцев подвела нехватка кавалерии, слабая выучка добровольцев и то, что пытались атаковать сразу в нескольких местах. Кэналлийцы при помощи ополченцев и людей Эпинэ успешно отбились, причем сам Эпинэ показал себя очень прилично. Графиня Савиньяк может быть довольна: в сыне старой приятельницы она не ошиблась - новобранцев готовит с умом, с кэналлийцами ладит, бывшим мятежникам мозги вправляет. Думать самому бывшему Проэмперадору Олларии сейчас некогда, но зимой он наверняка попробует и это.
        Сам Бертрам думает уже сейчас. О том, нет ли связи между агарийскими гостями и одной, уже талигойской, странностью, пока же полагает правильным сообщить, что
        «в четырнадцатый день Осенних Ветров Кадельская армия покинула свой лагерь на агарийской границе и двинулась на север. В качестве объяснения, которого никто не требовал, услужливый Заль прислал собственноручно снятую им копию секретного регентского приказа: мол, на севере тяжело, поспешите на помощь. При этом армия отчего-то двинулась в обход защитников Кольца. Подобное плохо согласуется со спешкой, но, главное, я не могу представить, чтобы ты, пусть даже от имени находящегося на весьма своевременном лечении регента, не поставил меня в известность о подобном решении. К тому же складывается впечатление, что составитель приказа либо не знает о заключенном перемирии, тогда это не ты и не больной Ноймаринен, либо свое знание скрывает. Последнее абсурдно, поскольку новости неминуемо настигнут армию на марше и вызовут законное удивление хотя бы у высших офицеров. В этом году абсурдно слишком многое, однако свешивающийся с дикой сикоморы пояс от бархатного халата тоже абсурден. Если только он не является хвостом леопарда…»
        Будь Проэмперадором Юга кто попроще, он бы упирал на то, что Кадельская армия нужна в Эпинэ. Бертрам не упирал, а сомневался, Лионелю же и сомневаться было не в чем - он собирался не отзывать Заля, а менять. На Фажетти. Начатое письмо Рудольфу лежало в бюро, самым простым было бы его закончить и, не дожидаясь ответа - отстранение Заля возражений не вызовет, - погнать нового командующего навстречу кадельцам. С должным эскортом, ну и с рэем Кальперадо, поскольку девица Арамона нужна в Аконе.
        Савиньяк подошел к бюро и даже его отпер, но этим и ограничился. Маршал водил пальцами по светлому резному дереву и перебирал в уме всех известных ему Залей. Семейство было пакостным, неглупым и очень-очень осторожным. Решиться на что-либо без обвешанной печатями бумаги его представитель не мог, и уж тем более он не стал бы спешить навстречу дриксам. Будь у Лионеля уверенность, что Заль все еще Заль, маршал бы счел, что тот под благовидным предлогом удирает туда, где стало мирно, только бесятся не обязательно псы, с зайцами и ежами это тоже случается. Прежний Марге многого бы не сделал. И прежний Орест. И прежний командир «китовников», перетянувший к себе пехоту Рейфера и отправившийся захватывать Марагону…
        Примерять шкурку бешеного зайца помешал стук - тактичный Райнштайнер давал обескровленному Проэмперадору время принять позу пободрей. Ли использовал баронскую любезность, чтобы развалиться в кресле.
        - Ничего заслуживающего внимания, - доложил барон, - во время докладов не прозвучало. Мне пришлось отдать ряд распоряжений, я готов их обосновать.
        - У тебя были сомнения?
        - Нет.
        - У меня их тем более не будет. Ойген, мне следует извиниться за пролитую на твой сундук кровь. Тебе удалось привести комнату в должный вид?
        - Да. Пока кровь не свернулась, она смывается холодной водой без особых усилий. Извинения излишни, поскольку то, что ты сделал, сделано для нашего общего блага. Мы поняли очень важную вещь, но она порождает больше вопросов, чем ответов.
        Когда я убирал кровь, я много думал. Проще всего объяснить поведение родных братьев, особенно близнецов. Я и Герман провели старый бергерский ритуал и являемся побратимами, можно предположить, что герцог Придд и виконт Сэ, перешедшие на «ты» во время сражения на Мельниковом Лугу, тоже стали таковыми. Это объясняет восприимчивость Придда: он почувствовал тревогу Арно и сумел ее соотнести с тобой, но что в таком случае означают мои ощущения? Было бы проще, если б Герман являлся близким родственником Савиньяков, но это не так. Ты улыбнулся, я сказал что-то смешное?
        - Нет, - полусоврал Лионель, - но, слушая тебя, я начинаю чувствовать себя унаром.
        - Подобные вещи мне говорят довольно часто, - с удовлетворением сообщил бергер. - Дело в том, что я переехал в Талиг довольно поздно, а до этого изучал язык по книгам. Моя речь правильнее вашей, что будит память о менторах. Полагаю, через двадцать лет точно так же начнут воспринимать герцога Придда, но пока он слишком молод. Так что ты думаешь о моем предположении?
        - Оно не объясняет поведения моих братьев. Эмиль допекал меня с самого заката, но за ужином успокоился и заскучал. Ни его, ни Арно сдержанными не назовешь. В отличие от Придда, а не смог себя сдержать именно он. И, раз уж ты помянул Мельников луг… Вас там было четверо, попытайся вспомнить свои ощущения.
        - Я уже говорил об этом с Германом. Мы чувствовали себя неуютно, но это легко объяснить приближающимся ураганом и поражением, которое мы терпели. Я хотел бы вернуться к нашему вчерашнему поступку. Оказывается, потребность скакать в закат у Германа уже возникала. Это было в дороге, причем ему и его людям удалось увидеть знаменитую блуждающую башню. Лионель, я очень хочу продолжения этого разговора, но в связи с делом фок Дахе велел собрать видных аконских граждан и полагаю неправильным опаздывать.
        - Так не опаздывай, - согласился Савиньяк. - Ойген, очень возможно, мне скоро понадобится не менее двух полков, готовых выполнить любой приказ. Когда я говорю любой, я имею в виду тот, который талигойцы могут не выполнить или выполнить не до конца.
        - Постараюсь ответить не как ментор из Лаик, - бергер улыбнулся, будто айсберг перед носом корабля блеснул. - Тебе нужно некоторое количество палачей? Они будут, но мы должны быть уверены, что убиваем тех, кого следует.
        - Это мы скоро узнаем. Известный тебе Заль, наврав Валмону, пошел на запад, якобы на соединение с армией моего брата. Вопрос в том, бежит ли он от возможной схватки с данариями, желает к ним присоединиться или намерен им уподобиться? Я высылаю разведчиков, но готовиться начнем прямо сегодня. Если Заль струсил, его сменит Фажетти, нет - двинем армию. Не дожидаться же, пока зараза накроет весь запад.
        Глава 2
        Бакрия. Хандава. Талиг. Акона
        400 год К.С. 7-й день Осенних Волн
        1
        Неизбежного не случилось. Вчерашние мансай с касерой не только не приковали Матильду к постели, они вообще не давали о себе знать. Ее высочество проснулась раньше своего супруга, причем с ясной головой и в каком-то девическом настроении. В Сакаци Матишке порой снилось что-то веселое, лихое, ускользающее; в такие дни она, всегда любившая понежиться в постели, вскакивала и неслась на башню Балинта встречать солнце. В Агарисе сны стали четче, бесстыдней и потеряли часть крыльев, а сегодня - опять… Матильда уселась в постели, обхватив колени, представила, на что она похожа, особенно если рядом усадить обожавшую такую позу Мэллицу, и рассмеялась. Супруг в ответ хрюкнул, повернулся и попытался натянуть на себя придавленное одеяло.
        - Сурок сонливый, - нежно шепнула алатка и совсем уж собралась разыскать тергачиное перо и пощекотать в сопящем мужнином носу, но передумала. Бонифаций вчера пил меньше и только касеру, но выспаться ему не мешало, а ей… Ей не помешало бы полюбоваться горами!
        Принцесса внушительной птицей перепорхнула через дрыхнущую половину и принялась одеваться, благословляя платье без шнуровки и отсутствие камеристок, однако прогулка сорвалась: караулившая под дверью Мухр’ука сообщила, что Этери «ждот и хочэт выдэт быстра». Алатка никогда не удирала, если ее звали на помощь, каким бы противным ни был зовущий, лисонька же Матильде вчера понравилась окончательно. Другое дело, что впервые напившаяся кагетка не представляла, что ее ждет утром. Как назло, ясноголовая высокопреосвященства выскочила из своих покоев без фляги, пришлось возвращаться. Бонифаций по-прежнему сопел, обнимая подушку, и принцесса все же тронула его за нос: муж дернулся, но не проснулся. Странно, что Этери продрала глаза, хотя ее могло просто затошнить.
        - Госпожа здорова? - спросила Матильда, когда они со служанкой и скромно держащимися позади адуанами лезли по очередной лестнице.
        - Савсэм здравая, - заверила старуха и уточнила, - но трэвожная, как горлица у гнэзда, когда в нэбэ арол.
        - Странный у вас мансай…
        - Гаспажа гаварыт нэ панятно.
        Госпожа фыркнула и замолчала. Свалившийся им вчера на головы «арол» переполошил не только Этери. Обалдели все, хотя удивляться по большому счету было нечему - как ушел, так и вернулся. Сделал что хотел, узнал про богоданца и получивших в зубы морисков и решил заняться Гайифой лично. Значит, более важных дел у Ворона нет! Были бы, регент сейчас или дриксенцев колотил, или Олларии мозги вправлял, а он ночь напролет пел, смеялся и пил. Пил, пока собутыльники могли поднимать стаканы. Первым сдался Дуглас, Матильда оказалась второй, но она и начала раньше…
        - Светит рыжая луна, -
        замурлыкала под нос алатка, - гейя-гей,
        За тебя, мой свет, до дна, гейя-гей!
        Лестница кончалась у самого садика Этери. Узенькая калитка явно предназначалась слугам, так что ведьму с рогами они благополучно обошли. Если ведьма все еще отвращала зло, хотя какое зло в такое утро? Розовое, ясное, холодное - как молодость, которая взяла да и вернулась под звон чужих струн и родных песен.
        - Ты не пьян, а я пьяна, гейя-гей,
        Ты свободен, я - жена, гейя-гей!..
        - Гыйя-гый! - откликнулся все забывший и ничему не научившийся крылатый зеленоштанец, что означало: «Есть давай! Хочу! Много! Всегда!»
        - Кыш! - велела алатка. Место вчерашнего пиршества пряталось за домиком, а здесь были усыпавшие куст ягоды и множество птиц, пичуг и пичужек, правда, зеленоштанец средь них был лишь один.
        - Хвост вырву, - пригрозила принцесса не желающему отлетать наглецу и юркнула в распахнутую служанкой дверцу. Этери уже ждала, выглядела она озабоченной, но отнюдь не бледной и не зеленой. А ведь дочка Лиса могла в мансай что-то и подсыпать! Потому и сама бокал за бокалом пила, и гостье подливала. Покойный Адгемар, по слухам, только резал чужими руками, а травил сам, те же, кто на «ты» с отравой, на короткой ноге и с противоядиями.
        - Я не ждала вас так рано, - быстро проговорила кагетка. - Надеюсь, Мухр’ука вас не разбудила?
        - Могла бы и разбудить, раз уж нужно. Что было в мансае?
        - В мансае?
        - Будь он сам по себе, мы бы обе еще спали.
        - Разве? - мысли лисоньки занимало что-то другое. - Вы хорошо помните мою картину?
        - Такое, пожалуй, забудешь!
        - Тогда идемте.
        Кто-то… надо думать, верная Мухр’ука, постарался - следы вчерашнего разгула исчезли, пахло и то не разлитым вином, а чем-то вроде полыни. С комнатой было все в порядке, за одним-единственным исключением. Роспись в нише уродовала нескладная долговязая фигура. Где-то едва намеченная, а где-то прорисованная до мельчайших подробностей, она, попирая все понятия о перспективе и прочих художественностях, вознеслась облезлой башкой выше не только дальних гор, но и занимавшего передний план рогатого Бакры. Вглядевшись, Матильда поняла, что непонятный урод сразу находится и перед козлом, и за ним. Четче всего вышли запястье, ноги - одна по отворот сапога, а другая по бедро, и шея, зато туловище с трудом проступало сквозь пропоровшего его рогача.
        - Я не знаю, что с этим делать, - посетовала хозяйка. - Бакраны решат, что это Зло, и все начнется заново, а зарисовывать долго. Он слишком большой, и я не понимаю, откуда он взялся.
        Матильда вгляделась, пытаясь припомнить стену, в которую летом ушли Алва с Валме. Фреска там была, но другая, к тому же испакостившая горы и небо фигура явно принадлежала не кагету.
        - Мужчина, - начала с самого очевидного алатка. - Одет не по-кагетски и не по-горски, точнее не скажешь.
        - Нога нарисована очень хорошо.
        - Я бы сказала, слишком, - поморщилась Матильда: уходящая в никуда нога напоминала о Рыбке с ее презентами. - Лучше б голову нарисовали!
        - Не могу вспомнить никого с такой осанкой. Писать по нему можно, краски ложатся… Видите птицу? Там было ухо, оно мне особенно не понравилось… Не само ухо, а то, что оно одно. У нас прежде был неприятный обычай, некоторые казароны его придерживаются до сих пор…
        - Уши врагам рубили? Так и мы тоже.
        - Не просто рубили - засаливали и хранили на льду, а это… Оно оказалось на облаке и было совсем как живое.
        Птица - черный ворон - была не из лучших творений Этери, но какой спрос с художницы, обнаружившей на своей картине непонятное чучело? Принцесса поскребла ногтем сперва сапог, затем - козла. Козел соскребался, сапог - нет. Как подобный казус истолкует Премудрая, Матильда не представляла, но знамение выходило не из приятных. Этери думала так же.
        - Если б только я нарисовала что-то другое, - вдохнула кагетка. - Скоро приедет тесть и с ним первая из Премудрых. Она везде видит Зло, которое по воле Бакры прогнал герцог Алва, а Зло всегда хочет вернуться… Этот черный выше гор и больше Бакры и регента, его обязательно истолкуют.
        - Кстати, - буркнула Матильда, - ты опять ройю сняла! Надень, а то решат, что поганец из-за этого намалевался!
        - Я не снимала, - запротестовала Этери, поднося руку к расписному шелковому платку. - Она там. Мне… шею надуло.
        - Бывает, - кивнула Матильда, которой в прежние годы частенько «надувало» то шею, то грудь, то плечи. Кошки б подрали этих любовничков, отцелуют свое - и в окно, а ты замазывай да прикрывай! - Ну и глупы же мы с тобой! Повесь ковер, и вся недолга. По приказу Ворона повесь, и пусть он запретит к нему прикасаться всем, кроме тебя, а ты потихоньку этого болвана закрасишь.
        - Закрашу, - вздохнула кагетка. - Я слышала о нерукотворных иконах, они тоже сами появляются, но ведь это не святой.
        - Да уж! - Матильда вновь воззрилась на застящую горы фигуру. - Вообще-то это не он большой, а козел мелкий, но на святого - да, не тянет. Поза не благостная.
        2
        Коннер пред Алвой благоговел, но это было благоговение волкодава, подразумевающее прыжки и счастливый лай. Нет, тело генерал-адуана не скакало и не гавкало, зато душа… Рокэ это понимал и не забывал о пряниках, тоже духовных.
        - Больше мне послать некого, - объяснил он варастийцу, и Марселю почудилось, что тот сейчас высунет язык и шумно задышит. - Здесь вас заменить все-таки можно.
        - Это точно, Монсеньор, дураков не держим. Что делать-то?
        - Лететь к Дьегаррону, а от него - в Эпинэ. В Тронко не заезжать, не заезжать вообще никуда. Дорога на ваш выбор, но через три недели чтобы были у Валмона; он в своих владениях сидит вряд ли, так что придется искать.
        - Найдем.
        - Начнете с того, что передадите письмо от сына, потом вручите мое и потребуете совместной прогулки. Когда убедитесь, что вокруг даже мухи не вьются, скажете, что я буду ждать его людей в Лаик где-то в десятый-пятнадцатый день Осенних Молний. Марсель, есть что добавить?
        - Бакранский козий сыр, - бездумно сообщил язык виконта. - Если, конечно, он доедет.
        - А чего б не доехать? - удивился Коннер. - Осень, авось не стухнет. Еще что?
        - Все, - залихватски подмигнул отчаянно не желавший тащиться в Лаик Валме. - Вперед!
        - Через часок двинем. Монсеньор, вы никак напрямки через Кольцо наладились?
        - Да.
        - А оно точно нужно?
        Марсель считал, что нет, только Алва никогда не был горбат, вот дыра его и не исправила. Встревоженный Коннер удалился с песьим вздохом, а Марсель так ему и не объяснил, что посланец держит в руках их с Рокэ жизни.
        - Я думал, ты больше доверяешь Савиньякам, - двинулся в обход Валме. - Они могут обидеться. Только начали воевать, и вдруг - ты.
        Алву чувства братцев-маршалов не волновали, он с мечтательным видом глядел в окно, пейзаж и впрямь открывался прелестный.
        - Ты, несомненно, стал лиричней, - заметил Марсель, - а вот мы от войн огрубели. Не будешь ли ты столь любезен, что оставишь прекрасное в покое?
        - Буду. Хочешь стать Проэмперадором Сагранны?
        - Нет!
        - Отчего-то я так и подумал.
        Виконт обреченно сунул за пояс три пальца, они влезли спокойно, но только они.
        - Я больше не худею, так что всему есть предел. Лошадей загонять станешь?
        - Нет.
        - Меня ты тем более не загонишь, но Котика Бонифацию я не оставлю. Эпинэ Марианну оставил, а она взяла и умерла.
        - Я оставил Моро, - прекращать созерцание гор Алва не собирался. - Войдите!
        - Так что письмо, - доложил дежурный адуан. - От кардинальши. Вроде срочно.
        Рокэ читал, а Валме чистил ногти и не хотел за Кольцо. Если б не дыра, они бы давно были в Ноймаринен. К Мельникову Лугу, конечно, не успели бы, но Рокэ всяко нашел бы, чем заняться. И Бруно бы разбили, и скакать через кишащие придурками графства бы не пришлось.
        - Странный тон. - Алва бросил распечатанное послание на стол. - Матильда требует, чтобы я немедленно шел к Этери. Будь одна мамашей, а вторая - девицей, я бы решил, что меня начнут женить. Как честного человека.
        - Я тебя провожу. Как бесчестного… Почему Лаик?
        - Мы ее знаем, и сейчас там, по твоим собственным словам, должно быть тихо.
        В последнем Марсель успел усомниться. Графиня Савиньяк написала папеньке полную ерунду! На самом деле Лаик кишела бесноватыми, а на подъездах к ней болтались орды мародеров. Это было не менее очевидно, чем намерения гнавшегося за лодкой бревна, только офицер для особых поручений состоит при особе, куда бы кошки эту особу ни заносили.
        - Готти, - сказал Валме задремавшему волкодаву, - пошли не жениться. Нас ждут.
        3
        Алва приволок Валме, а Валме - пса. Мужчины, не желая вспоминать, что было ночью, ведут себя как последние трусы. Даже те, кто почитаются храбрецами. Можно подумать, кэналлийца позвали бы, не появись на стенке непонятная гадость!
        - Спасибо, что нашли время, - прошипела алатка и, чтобы не протягивать руку, схватила с подноса грушу. - Боюсь, вы поняли меня неправильно.
        - Скорей, это вы написали не совсем то, что собирались. У графа Рафиано, которого вы еще узнаете, есть притча о лисе, писавшей пасечнику, а думавшей о птичнике. Чем могу служить?
        - Хорошо, что вас двое, - принцесса тяпнула грушу, та от обиды плюнула соком. - Нужно повесить ковер.
        - Где? - невозмутимо уточнил Ворон и галантно, вот ведь дрянь, поднес к губам руку Этери.
        - В моей гостиной, - лисонька, умница такая, и бровкой не повела. - Там испорчена стена, и я бы не хотела, чтобы ее увидели мои подданные. Бакраны придают подобным вещам слишком большое значение.
        - Лучше искать смысл в случайностях, чем случайность в закономерности. Ковер будет с птицами?
        - Не имеет значения. Я вряд ли скоро войду в ту комнату.
        Так-то вот, господин-красавец! Небось, думал, тебя здесь примутся за ноги хватать, заливать слезами и зацеловывать? Нет уж! Ты пришлешь адуанов приколотить тряпку и уберешься восвояси. Есть женщины, которые говорят «приди» только раз. Не удержал, струсил, недопонял - конец один, кто был всем, становится никем. Навсегда.
        - С вашего разрешения, мы с виконтом все-таки взглянем.
        - Я пойду с вами, - негромко сказала кагетка. - Это мои покои, и это моя картина.
        Матильда тоже пошла и тоже стояла и созерцала испакощенную стену. Долговязая фигура, вломившаяся в синюю безмятежность, тревожила - слишком уж она была чужда цветам, небу и… ожиданию любви. Только глядя на огромную ногу без туловища, Матильда поняла, что Этери рисовала свое несбывшееся. Вчера оно наполовину сбылось и сдохло, оставив стыдную горечь, так чему удивляться? Вот такими сапогами по душам и топчутся.
        - Алисианская мода, - подал голос Валме. - Не лучший образец.
        - Что за бред? - как могла вежливо спросила алатка. Виконт охотно указал на рога, словно бы пропоровшие безголовую шею.
        - Такие воротники носили только во время регентства Алисы и только в Талиге, но я не вижу шитья.
        - Я много чего не вижу, - буркнула Матильда, - например, башки.
        - Было ухо, - напомнила Этери. - Теперь на этом месте ворон. Герцог, это никоим случаем не намек на вас.
        - Сударыня, я не имею обыкновения полагать, что все говорят и думают исключительно обо мне. Вы правы, ковер, несомненно, нужен. Бакранов я предупрежу.
        - Буду вам очень признательна, - Этери отвернулась от изгаженной мечты. - Давайте перейдем в сад, и я прикажу подать фруктов. Или вы торопитесь?
        - Не сегодня, - Алва с Валме упорно продолжали разглядывать проклятую ногу. - Чтобы опознать человека по старым сапогам, нужно быть камердинером, но я готов поклясться, что однажды стаскивал если не этот позор сапожника, то очень похожий. Ты бы спел «это было нелепо».
        - О! - оживился виконт. - Я кое-кого уже просил, но мы уезжаем, а Котика не уговоришь. Ты бы не мог отучить меня начинать романсы с «Это было»? Разумеется, если мы не будем в бою.
        - Мы уже в бою, - обрадовал Ворон. - Поскольку есть мнение, что жизнь и есть бой, причем вечный, а покой является сном. Ваше высочество, вы ведь приняли меня за кого-то, кто выходил из стены и с кем вы раньше встречались?
        - Чушь, - раздельно произнесла принцесса. - Я видела жеребцов, а на стенке - мул! Облезлый.
        - Просто он не на своем месте, - Алва царапнул штукатурку, как часом раньше сама Матильда, и женщина не удержалась.
        - Поганец не отскребается, - злорадно сообщила она. - У вас много дел. Пришлите пару адуанов и…
        - И убирайтесь? - весело подсказал кэналлиец. - Ваше высочество, вызвали меня вы, но принимает нас Этери. Звучит фамильярно, но я не могу обращаться к двум дамам одинаково.
        - Можете звать меня высокопреосвященства, - рыкнула Матильда. - А вчера я была пьяна.
        - Я уже просила называть меня по имени, - вмешалась кагетка. - Имя - почти все, что от меня осталось. Языки так быстро забываются, а вновь рисовать я начну не скоро. Вы торопитесь?
        - Несомненно, но, виконт Валме не даст соврать, перед дальней дорогой я обычно наношу визиты дамам. Иногда в окна, но сегодня все будет благопристойно. С вашего разрешения мы вернемся вечером взглянуть на ковер.
        - И только? - Гордость Этери таяла, как сосулька. - К фруктам можно подать вино, а к ковру - гитару. О многом я не прошу, но одну песню вы мне оставите?
        - Разумеется.
        - Но я прошу прямо сейчас.
        Хочет поговорить, вернее, высказать! Имело бы смысл, не приволоки Алва своего проныру. Кэналлиец не желает объяснений и вряд ли расположен щадить. Может, услышь он то, что вчера слышала Матильда, до него бы доперло, только влюбленные дуры перед лицом предмета своих чувств немеют. И глупеют.
        - Я тоже прошу, - решительно объявила алатка. - Валме, кэналлийские песни вы поете скверно.
        - Не только кэналлийские, - поклонился виконт, распахивая садовую дверь. - Но я пою тогда, когда являюсь меньшим из зол. Кстати, ваше высочество, вы ведь вчера тоже пели.
        - Не помню.
        - «Разбивается бокал, - подсказал паршивец, - полночь!»
        - А… Это из-за жеребцов, - Матильда не то чтоб смутилась, просто лучше бы этот пройдоха запоминал поменьше. - Они с герба Эпинэ, а про бокал как-то Робер пел.
        - Даже так? - усмехнулся Алва, отшагивая, чтобы пропустить дам. - Вчера, похоже, здесь пели все.
        - Мой брат не поет никогда, - Этери скользнула взглядом по псу и паре надоед, при которых о главном не поговоришь. - Герцог, я хотела сказать… показать вам одну вещь. Ее тоже надо объяснять бакранам. Ее высочество Матильда передала мне алую ройю, по ее словам, это было ваше поручение.
        - Да! - отрезала алатка, буравя герцога взглядом. - Регент был вынужден уехать ночью и не хотел тебя в твоем положении будить. Мы с супругом его провожали, и он меня попросил об услуге. Не так ли, сударь?
        - Пожалуй, - Ворон повернулся к Матильде и нахально ей подмигнул. - Я припоминаю нечто в этом роде… Надеюсь, этот пустячок вам понравился?
        - Герцог, - Этери поднесла руку к прикрывающему шею платку, - камень стал черным. Смотрите.
        Никаких предосудительных пятен на изящной шейке не имелось, только цепочка с осколком ночи. Матильда не представляла, что тьма может быть столь кромешной и при этом светиться, но она светилась. Сверкала. Мерцала, как мерцают настоящие звезды, и еще не родилась женщина, способная это чудо даже не подарить - выпустить из рук.
        - А вы знаете, - лениво одобрил Алва, - так мне нравится гораздо больше.
        4
        Дамы выглядели ошарашенными, и Валме поспешил поддержать разговор.
        - Рокэ, - вполголоса осведомился виконт. - Это и есть черная ройя?
        - Несомненно. Этери, в Кагете имеется что-то вроде академии или ваш батюшка не успел?
        - Успел Баата. Он объявил об учреждении академии, когда узнал о морисках. Человек, которого здесь убили, должен был приглашать в Кагету перепуганных ученых. Они вам нужны?
        - Нет, но вы могли бы получить мантию, объяснив причину редкости черных ройес даже в сравнении с алыми. Как мы только что установили, первые при соблюдении некоторых условий получаются из вторых.
        - Но я не знаю этих условий, - в голосе принцессы звучало что-то похожее на отчаяние, и вряд ли из-за недостижимости высокоученой тряпки.
        - Это и не нужно. Академики никогда не объясняют всего и сразу, как кот не вылавливает в подвале всех мышей. Ваше дело намекнуть на ряд условий, и каждое из этих условий, мнимое ли, настоящее, удостоится диссертации, а возможно, и не одной. Ваше высочество, вам нравится Эпинэ?
        - Да!
        - Мне тоже. Двое из четверых не так уж плохо…
        - Я вам не академик! - обычно добродушная кардинальша сегодня держалась почти воинственно. - И я не собираюсь ломать мозги о намеки. Что не так уж плохо?
        - Все! - Алва удивленно поднял бровь. - Мы, вы, собака, погода, горы, груша в ваших руках. Или она являет собой печальное исключение, и поэтому вы ее не доедаете?
        Ответом стал хруст, сделавший бы честь самому Котику. Этери улыбнулась, Рокэ - тоже. Если б не алатка, Марсель свистнул бы пса и отправился глянуть, что творится по ту сторону дома, но раз нельзя оставить вдвоем, лучше остаться впятером, тогда злость двоих делится натрое. Задумавшийся над сим арифметическим казусом виконт не сразу обратил внимание на лай, в котором, впрочем, не было и намека на злость или тревогу. Котик зачем-то сунулся к дому, унюхал слугу и давал понять, что уединению конец.
        - Мухр’ука хочет знать, не надо ли нам чего, - объяснила Этери. - Я велю ей принести гитару.
        - Гитара от несведущих рук глохнет, скажите мне, куда идти… Или проводите.
        - Я провожу.
        - А мы с Готти развлечем ее высочество, - вызвался Валме. - Котик!
        Котик откликнулся, но не подбежал - был занят. У Мухр’уки, несомненно, имелось что-то притягательное, но то ли старуха не спешила с подношением, то ли волкодав не желал угощаться из чужих рук. В любом случае, он призывал хозяина.
        - Простите, - извинился виконт, - мы сейчас.
        Матильда все еще сражалась с грушей, а Рокэ с Этери смотрели друг на друга. Валме очертил вокруг сердца что-то бакранское и отправился улаживать котиковы дела. Волкодав продолжал солидно облаивать невидимую за кустами служанку, виконт велел ему замолчать, и тут раздалось сдавленное:
        - Кто здесь?
        Говорил мужчина, и говорил на талиг. Без малейшего акцента! Валме припустил вперед, ему и оставалось-то несколько шагов. Дверь в обиталище Этери была распахнута и за нее держался кто-то высокий и потрепанный. Сверху он был совершенно незнаком, но сапоги… сапоги были те самые!
        - Прощу прощения, сударь, - владелец сапог был явно взволнован, - не могли бы вы сказать, где я и… Здесь лето?!
        - Осень, - охотно объяснил Марсель. - Это Хандава. Бывшая резиденция кагетских казаров, сейчас она принадлежит бакрийской короне. Вы, видимо, только что из стены? То есть, я хотел сказать, из Талига?
        - Я… - Высокий пошатнулся и сел, чуть ли не рухнул на порог, умудрившись при этом обхватить голову. Валме хотел спросить, не нужно ли ему чего - не успел. Незнакомец окинул виконта диким взглядом и провыл:
        - Надор! Мне нужно в Надор…
        Глава 3
        Бакрия. Хандава
        400 год К.С. 7-й день Осенних Волн
        1
        В том, что он жив, Иноходец уверился, встретив на дороге безбожно навьюченного осла, которого понукал одетый по-кагетски старик. При виде всадника с заводным конем бедолага рухнул на колени и принялся желать благородному казарону доброй дороги и великих побед. Благородный казарон Эпинэ потряс головой и поежился. Для Рассвета старик был слишком несчастен, а в Закате не мог стоять такой холод, оставалась осенняя Сагранна. Робер торопливо - от чужих унижений ему становилось неловко - махнул рукой, проехал с полсотни шагов и едва не залепил себе за тупость подзатыльник. Сона покорно повернула, вставший было старик вновь бухнулся в рыжую мертвую хвою. Он был похож на своего осла - такой же тощий и забитый.
        - Поднимись, хороший человек, - полузабытые слова выговаривались с трудом, но кагет вроде бы понял. - Скажи, замок кого из казаронов ближе других?
        Оказалось, Хандава. Бывшая резиденция Адгемара, вроде бы отошедшая к слепленной из ничего Бакрии. Кроме того, неподалеку имелся монастырь, а за рекой лежала большая деревня с винной ярмаркой.
        - Там Кагета, - объяснил старик, беря своего осла за узду. - Тут уже нет. Отобрали.
        Робер окинул взглядом сгорбленную фигуру, потянулся за кошельком и понял, что у него нет ничего. Совсем. Готовясь к скачке и бою, он освободил себя и Дракко от всего лишнего, и заплатить хотя бы за лепешку было нечем. Осталось развести руками и торопливо отъехать.
        Мысли разлетались сухими, готовыми вспыхнуть листьями. Робер то беспокоился об Эрвине, который был слишком хорошим всадником, чтоб упасть с лошади живым, то принимался сочинять письмо Валмону, то лихорадочно составлял кагетские фразы, готовясь к объяснению с охраной Хандавы. Не потребовалось. Измотанная Сона всхрапнула и вытянула шею, давая знать о приближении чужих лошадей, еще более измученный и потому расседланный Дракко тоже насторожился. Пистолеты, в отличие от денег, у Робера имелись: две собственных пары и третья, оставшаяся в ольстрах Литенкетте. Заряжены были все, но Иноходец слишком устал, чтобы их вытаскивать; он не собирался ни останавливаться, ни прятаться, ни понукать несчастных лошадей, и те понуро шагали по мягкой лиственничной хвое, а вокруг алела и золотилась горная осень, которую Иноходец однажды уже видел. Тогда он почти разучился чувствовать и просто куда-то ехал, увозя в себе поражение, потерю и вползавшую в тело болезнь; сейчас Робера опять била дрожь, на этот раз от обычного холода и усталости. Гадать, кто появится из-за ближайшего поворота, и то не имелось сил, да и не
угадал бы он никогда!
        Первым на дороге возник светлый пес, ужасно похожий на окончательно обросшего Готти. Завидев Робера, волкодав остановился и коротко, деловито гавкнул, он явно звал хозяев, и те не замедлили появиться. Дюжины две всадников во главе с широкоплечим здоровяком чувствовали себя в больше не Кагете как дома - ехали свободно, а завидев незнакомца, и не подумали хвататься за оружие. До встречи оставалось шагов пять, когда одетый по-варастийски предводитель осадил гнедого и уставился, нет, не на Эпинэ, на лошадей. Заминка оказалась короткой, варастиец резко выслал коня, и Робер не поверил своим глазам.
        - Сударь, - в такую удачу поверить в самом деле трудно! - Вы ведь… Коннер?
        - А то нет? - живо откликнулся адуан. - Их жаб… Эпинэ! Вот ведь… А мы тут думали, вы у себя шуруете!
        - Я из Старой Барсины, - начал Робер и понял, что говорить надо или все, или ничего.
        - Да хоть из новой! - Коннер опять смотрел на Дракко. - Кто ж по Сагранне в одиночку носится?! И коней заморили… Срочное что?
        - Да… Вы не знаете, где… виконт Валме?
        - С Монсеньером, где ж ему быть-то?
        - Алва здесь?!
        - Вернулся вчера. Повезло вам, ничего не скажешь! Вы, двое, проводите-ка человека в Хандаву. Тут недалеко совсем, выдюжите.
        - Я не устал!
        - Оно и видно… По-хорошему вам бына боковую, но Монсеньор уезжать наладился.
        Найти еще и Алву! Удача была бы неслыханной, если б не Катари… Рокэ знает, не может не знать о ее смерти и о сыне, но как именно все случилось, сказать ему некому.
        - Полковник… Вы ведь были полковником?
        - Был, теперь в генералах прыгаю. А вы в проэмперадорах, говорят?
        - Тоже был, сейчас ополченцев гоняю. Генерал, у вас выпить не найдется? Холодно.
        - Найдется, - адуан уже лез за пазуху. - Это ж надо, осенью в горы без козьего плаща лезть!
        2
        Первым из-за кустов высунулся пес, следом Валме выволок кого-то высокого, худющего и бормочущего, развернул лицом к Ворону и, не сказав ни слова, с пакостной ухмылочкой убрался в сторонку. Покинутый трофей нелепо дернулся и бестолково затоптался на месте.
        - Кошмар… Это кошмар… - забубнил он, уставившись на пощипывающего виноградную гроздь Алву, и вдруг возопил: - Создатель, какое счастье!
        - Любопытное сочетание, - Ворон обернулся к Этери. - Кошмаром я бываю часто, счастьем меня тоже называли, и вот две крайности, наконец, сошлись.
        - Вы что-то понимаете? - тихо спросила кагетка.
        - Не все, хотя в одном я уверен: надобность в ковре отпала. Ворона, если он уцелел, с картины лучше убрать, птица портит композицию. Не правда ли, ваше высочество?
        - Мул!.. - узнавшая сапоги Матильда чудом не стукнула себя по лбу. - О да, герцог, я с вами полностью согласна. Без птицы намного лучше.
        - Я уберу, - пообещала художница, вежливо рассматривая едва не погубившего ее труды «мула». - Добрый день, сударь. Не хотите ли вина?
        - Кошмар… - немедленно откликнулся сударь. - Я должен… должен проснуться!
        - Сперва вам придется уснуть, - прервал стоны Алва, - а здесь это неуместно. Выпейте в самом деле вина, и мы вас где-нибудь устроим.
        - Мне с Кэналлийским Вороном не по дороге!
        - Даже в кошмарном сне? - Рокэ поменял местами синюю и золотистую грозди, а сверху водрузил третью, зеленую. - Виноград мне напоминает о новом маршале Запада, а шадди - о покойном кардинале. Думаю, обо мне может напоминать «Черная кровь».
        - О вас… - Этери вновь видела лишь Алву. - О вас будет напоминать многое.
        - Но вряд ли за обеденным столом. Ваши высочества, я все еще не представил вам графа Ларака. Мы очень давно не виделись, однако надорские сапоги, как, впрочем, и лошади, незабываемы.
        Граф, в свою очередь сообщаю вам, что вы в гостях у супруги наследного принца Бакрии, урожденной принцессы Кагетской. О ее высочестве Матильде Алатской вы, вне всякого сомнения, были наслышаны во времена ваших заговоров, ну а встретили вас виконт Валме и его пес. Пса зовут Готти. Кажется, теперь соблюдены все формальности.
        - Создатель, нет…
        - Я что-то упустил?
        - Этот кошмар должен кончиться! - оказавшийся графом и заговорщиком «мул» со страдальческим лицом ущипнул себя за запястье. Он страшно, неистово хотел проснуться, и Матильде стало беднягу жаль, пусть он и не отвечал на письма.
        - Мы не сон, - как могла мягко сказала алатка. - Вы в самом деле в Кагете.
        - Кагета… - покорно повторил несчастный. - Лето…
        - Осень, - впервые подал голос странно молчаливый Валме. - Я сразу же указал вам на это обстоятельство.
        Граф затравленно оглянулся, осенил себя знаком, и с его губ вновь сорвался «кошмар!».
        - Сударь, - Алва склонил голову к плечу, - попытайтесь проснуться еще несколько раз. Вы себя щипали уже дважды, теперь попробуйте обжечься, свечу я сейчас зажгу. Когда вам и это не поможет, примите происходящее как данность. Назвал же какой-то дурак нашу жизнь сном, что не мешало ему в этом самом сне есть, спать и сочинять глупости. И вам не помешает. Забавно, но мы с виконтом только что обсуждали противоположную точку зрения.
        - О том, что снится не жизнь в целом, а только покой, - уточнил Марсель. - В последнее время мне это как-то ближе.
        - Вы… - теперь Ларак таращился исключительно на Алву, - вы убили Эгмонта… И нашу надежду.
        - Не только вашу. Так зажечь свечу?
        - О нет!
        - Как хотите.
        Старому дурню надо отдышаться и привыкнуть к Кагете. К Кагете, Ворону, Валме с собакой, хотя к этим, пожалуй, привыкнешь! Матильда решительно и как могла громко уселась.
        - Мы скоро разъедемся, - объявила она, - а я так и не узнала, откуда взялись тергачи. Господа, Этери трижды начинала эту легенду и всякий раз нам что-то мешало.
        - Три раза еще могут быть совпадениями, - Валме прищелкнул пальцами, отдавая какой-то приказ собаке. - Четвертый позволит говорить о законе тергача, но мы, увы, не знаем начала.
        - Так даже занимательней, - поддержал светскую беседу Ворон. - Лучше идти к истоку, чем плыть по течению и рассуждать о море.
        - Моя речка не из длинных, - улыбнулась кагетка. - Красавица сказала, что не станет торговать тенью счастья. Услышав это, вторая царевна потребовала себе и второе желание. Она считала это справедливым, ведь судьба обделила ее тем, что сестра имела в избытке. Увы, царевна спутала ценности с их отражением в чужих глазах и захотела не любви одного, а спора многих, и чтобы спор этот длился столько, сколько она захочет…
        - Это… Я не мог… Не могу это слушать! - возопил притихший было граф. - Вы… вы не можете… Это все не может быть правдой! Я в Надоре, я сплю, и Надор цел! Но если… нет?! Я мертв, все мертвы… А это - наказание… Эгмонт убит, я выжил… Лучшие люд… Люди Чести погибали в Ренквахе… Я не разделил их судьбу, я соблазнил лучшую из…
        - Хватит! - прервал поток Алва. - Успокойтесь и призовите логику. Вы безбожник, абвениат или чтите и ожидаете?
        Успокоится он, как же! Водой бы его окатить, только не из чего. Разве что отволочь к родничку и окунуть. Ну а потом - касеры, сколько влезет.
        - Верую, - внезапно сказал Ларак, - в Создателя всего сущего, св…
        - Тем проще, - перебил Ворон. - Допустим, вы человек праведный и достойный Рассвета, но я-то его не достоин, а мы здесь оба, следовательно, Рассвет отпадает. Остается Закат, но с нами прекрасные женщины и собака, существо изначально праведное, в Закате же, по мнению агариссских богословов, нет места красоте и непорочности. Существование чего-то третьего эсператизм напрочь отвергает, значит, вы живы в не меньшей степени, чем я. Через пару недель вы в этом убедитесь окончательно, поскольку сны, даже самые кошмарные, заканчиваются гораздо быстрее.
        - Но… В таком случае… Какой сегодня день?
        - Седьмое Осенних Волн.
        - Это… невозможно! Но… что… Что с Надором?!
        - Озеро, насколько я понимаю.
        Ларак вскочил, сжимая кулаки. Бедняга дышал, как выброшенный на берег сазан, и соображал ровно так же. Раскрыв и закрыв рот, он с голыми руками бросился на Алву и мгновенно оказался у ног даже не вставшего кэналлийца.
        - Прошу прощения, - Ворон ловко держал графа, но смотрел отнюдь не на него. - Кажется, ничего не разбилось… Ваше высочество, вы, надеюсь, с касерой?
        - Твою кавалер… Да, с касерой.
        - Очень удачно. Марсель, примите у ее высочества флягу. Идемте, Ларак.
        - Вы!..
        - Идемте.
        Кэналлийцу пришло в голову то же, что и Матильде! Зрелище было не для кардинальской супруги, но алатка не выдержала, увязалась следом. Хватка Алвы была железной, а у Валме хорошо получалось не только врать и скакать на козлах. Мокрый и от того еще более облезлый Ларак пару раз дернулся, притих и обнаружил под носом горлышко фляги.
        - Пейте, - Ворон держал долговязого надорца вроде бы и небрежно, но шевельнуться тот не мог. - Это меньшее из зол, которые я могу вам предложить.
        - Ы-ы-ы…
        - За Великую Талигойю! - велел мрачным тоном Валме, наклоняя флягу. - От Неванты до Ноймара. И за ее верных паладинов Эгмонта Окделла, Анри-Гийо…
        Виконт болтал, граф глотал - сперва угрюмо, потом начал входить во вкус. Позади дружелюбно залаял, встречая явно знакомого, Готти, увлеченная зрелищем алатка не обернулась, но Ворон мог делать одновременно несколько дел.
        - Входите, Эпинэ, - пригласил он, - ее высочество Матильда о вас не так давно вспоминала.
        3
        Матильда, то ли хохотнув, то ли всхлипнув, чмокнула его в переносицу, и Робер осознал, что сжимает алатку в объятиях. Женщина отыскалась именно тогда, когда Иноходец напрочь о ней забыл, потому все и вышло само собой. И правильно!
        - Не знал, что ты здесь…
        - На тебе! - фыркнула принцесса. Она посвежела и похорошела, но это несомненно была она! Великолепная Матильда, не так давно единственный родной человек. - Чего ж ты сюда полез, если не за мной? Алва на голову нам только вчера свалился… Ты что, этого прощелыгу Валме искал?
        - Н-нет… Так получилось…
        - Сколько тебя знаю, столько у тебя «так получается». - Знакомые глаза на мгновение затуманились. - Хорошо, что живой! Хватит с нас смертей и прочей дряни.
        - Хватит… - кивнул Робер, чувствуя, как перехватывает горло. Удо, Катари, Левий, Никола… Воистину хватит! Только бы Эрвин всего лишь перелетел через голову споткнувшейся Соны, а Дювье его отыскал!
        - Эпинэ, - тоже помолодевший Алва держал кого-то мокрого и пытающегося извиваться. - Вас не затруднит выспаться?
        - Выспаться?
        - Вы уже слегка спите, но лучше это делать в постели.
        - Мы с Готти о нем позаботимся, - заверил Валме, и волкодав немедленно гавкнул. Словно в самом деле понял.
        - Вот и отлично, - одобрил Ворон. - Вечером заходите, выпьем по бокалу.
        - Рокэ…
        - Да? - Происходящее все больше напоминало сон, и Алва с дергающимся утопленником - больше всего. Но тогда сном были и крысиные исходы, и рассыпающиеся то желтыми листьями, то хвоей кони…
        - Рокэ, вы можете мне не верить…
        - Не верить вам? Это невозможно. Секунду… - Ворон кивком подозвал провожавшего Эпинэ адуана. - Жак, убери-ка этого господина. Он мокр и взволнован, а сейчас к тому же будет мертвецки пьян.
        - Не-е-ет! - Жертва Алвы изо всех сил трепыхнулась. - Что… что вы себе позволяете…
        - Все, - шепнул Ворон, толкая несчастного в адуанские объятия. - Эпинэ, у нас с вами будет уйма времени, но в нынешнем виде вы доводите меня до светлой грусти.
        - А ну-ка пошли! - подкравшаяся Матильда ухватила Робера под руку. - Этери, мы еще увидимся.
        - Я буду очень ждать, - совсем еще молодая женщина в странном платье грустно улыбнулась. Неужели дочка Адгемара? Та самая?! Хандавские арки и лестницы тащат в прошлое не хуже, чем Дракко - в закат, но как все же Сона потеряла всадника? Почему не остановилась, не вернулась? Ну не может лошадь с конюшни Алвы ускакать от упавшего седока!
        - Рокэ, со мной ваша кобыла… - И еще у меня ваш сын, но об этом в самом деле не сейчас. Не при всех. - Она в порядке.
        - Кобыла? Помнится, я отдал вам жеребца.
        - Дракко тоже тут. И Сона, она осталась у меня.
        - Ей повезло. - Алва склонил голову к плечу и, видимо, улыбнулся. Странная у них с сестрой была любовь, странная и горькая, но закончиться могло и счастливо. Если б Дикону меньше твердили про Алана, а Дженнифер положила глаз на кого-нибудь другого. Гадина!
        - Да идем же, наконец! - Матильда потянула его прочь, и упираться Эпинэ не стал. Белокурая кагетка делала разговор о Катари невозможным, а глаза в самом деле норовили закрыться.
        - Так у тебя к Алве дело?
        Нет, не дело - что-то другое, вроде долга и при этом не долг. Надо, чтобы Ворон хотя бы сейчас понял Катари, а значит, придется найти слова для последних маков, дур, которых сестра взяла к себе и не смогла прогнать, розовых комнат, где ей было не так страшно, как в прошлом. Она боялась прошлого, она вообще боялась и упрямо шла вперед. На суд, на трон, на объяснение с мерзавцем… И еще она не хотела войны, и дриксенский посол стал союзником, почти другом. За королеву были готовы умереть сотни, тысячи людей, а она молилась за всех и просила счастья тем, кого любила, а они умирали. За других и из-за других.
        - Матильда, - тихо начал Робер, - я должен рассказать Алве… очень многое.
        - Выспишься и расскажешь, если его кошкин сын раньше не успел. Я про виконта этого.
        - Валме ничего не видел. - Кого он потерял, Алва знает, как это было - вряд ли. Заходите вечером, выпьем по бокалу, поговорим о смерти… По бокалу! Да тут не по бокалу, тут напиться до полусмерти, и то либо всего не скажешь, либо скажешь не то. В чужую душу не залезть, тем паче в такую, здесь даже Левий отступился, а ведь тогда Фердинанд, Моро, Катари еще жили…
        - Что-что? - переспросила принцесса, хотя он ничего не говорил. Вроде бы.
        - Сказка, - пробормотал Иноходец. - Про короля и смерть, только вестники разные. А свидетель один - я.
        Бред, но Матильда как-то поняла и дальше волокла его мимо пестрых кустов молча. Пока что-то не захлопало и не бросилось в лицо.
        - Кыш, - рявкнула женщина, - Карлион кошачий!
        - Карлион? - Робер затряс головой. - В Хандаве? Какой?
        - Птица здешняя! - алатка замахала свободной рукой, отгоняя что-то вроде лысого, черного с прозеленью удода. - Жрать требует… Вылитый Карлион! Был бы умнее, на Хогберда б потянул…
        - Матильда, - Робер сжал пальцы спутницы. - Матильда…
        - Тебе спать велели, - буркнула женщина с какой-то злой нежностью, - а не с ума сходить. Я тоже сходила, чуть на стенки не кидалась, ну да мне простительно. Дел никаких, толку тоже никакого! Лаци шуганула, Альдо… Ты ведь был с ним, когда…
        - Был. Матильда, я опоздал! Не успел…
        Не успел предать еще и делом, но она поняла иначе:
        - Не ты, а я. - Опять этот полусмешок-полувсхлип! - С тебя какой спрос? Не научил дурня лошадей понимать? Так в двадцать поздно уже… Умер-то хоть прилично?
        - Тебя вспоминал, просил найти.
        - Ой ли!
        - Альдо хотел, чтоб я увез тебя в Алат, только я не мог бросить Олларию.
        - Умница!
        - Матильда, он в самом деле хотел.
        - Именно что «хотел»… Он только и умел, что хотеть, брать и то не выучился, все меж пальцев утекло. Прощенья хоть попросил?
        - У меня?!
        - У кого же еще? Только ты с ним и остался. Остальные кто сбежал, кого он, как Удо…
        - Дикон был верен до конца!
        - Дуралей несчастный. Он-то где?
        - Не знаю… Уехал. - Катари Матильде никто, Дикон… Пусть помнит ясноглазого мальчишку, готового броситься за Альдо в Закат. И бросившегося.
        - Темнишь ты что-то, ну да твое дело. Бонифация узнаешь?
        - Варастийского епископа? Узнаю, наверное. Помнится, у него такие брови…
        - У него и нос такой! Я за этого хряка замуж выскочила. Думала - сдуру, оказалось, так мне и надо! А вообще мы все тут - я, Дуглас, Бочка, только Лаци уехал, да я тебе говорила… Пусть ему хорошо будет! Ну, удивила я тебя?
        - Ну что ты…
        - Твою кавалерию! Не умеешь врать - не берись. Был еще один такой, горе мое уважал… Доуважался, пока поздно не стало. Сейчас гляжу на тебя и вижу, вы с этим умником два сапога пара. Будете дур своих беречь да кругами ходить, а надо хватать за шкирку…
        - Я больше не хожу, - вдруг выпалил Робер, - я тоже нашел! Только не спрашивай пока ничего.
        - Не буду, но она тебя любит?
        - Любит.
        Салиган вот-вот получит письмо. Неряха-маркиз умеет быть смелым и искать тоже умеет. Он найдет Марианну, а Коко даст развод, никуда не денется, только до Олларии из Хандавы дальше, чем до Паоны. В то, что Робер Эпинэ ускакал прямехонько в Закат, Салиган, может, и поверит, но не в то, что пропащий герцог вернется… Проклятье, Коннер же говорил, что едет к Валмону! Можно было хотя бы на словах передать, что он здесь, а так, если Проэмперадор не спросит - а с чего бы ему спрашивать, - адуан не скажет. Надо возвращаться, и чем скорей, тем лучше.
        - Эй, - внезапно окликнула принцесса, - сейчас лестница будет. Шею свернешь и не заметишь, тут тебе не Сакаци!
        - Я знаю, как строят кагеты. - А еще он знает, как они кричат, угощают, машут саблями… И как предают и обманывают, и как остаются рядом до конца. Где-то сейчас Бурраз, поладил ли с Баатой, или оказался ненужным, а то и опасным? Если так, надо исхитриться и забрать казарона в Талиг…
        - Матильда, ты не знаешь, где сейчас Бурраз… Бывший кагетский посол в Олларии?
        - Дома, наверное, есть же у него дом. Хочешь найти?
        - Хочу, но я должен ехать. У меня - ополчение и…
        - А то ты про это не знал! Клемента на кого оставил?
        - Клемент ушел. Со своими… Помнишь, как из Агариса уходили крысы?
        - Ты бы еще спросил, не забыла ли я, когда умер Адриан…
        - Так ведь они тогда и… Лэйе Астрапэ!
        - Что такое?!
        Навстречу вдоль тронутых инеем зубцов шел… Мильжа! Эпинэ кинулся вперед и тут же понял, что обознался. «Барс» резко остановился, наклонил голову и сжал два кулака перед грудью, приветствуя старшего. Наверняка был при Дараме, где гость казара принял командование над увязнувшими в талигойском каре «багряными». Хорошо, что выжил, что здесь…
        Эпинэ на бири пожелал воину добра и многих сыновей, тот ответил, и каждый пошел своей дорогой. Погибшие не возвращаются, это живые могут очутиться где угодно. Иноходец не думал, что вновь увидит сложенные из разноцветных глыб стены, оранжевые розы, белых ласточек в не по-талигойски и не по-агарисски синем небе.
        Две осени назад под этим небом он собирался умирать и в каком-то смысле умер. В Агарис вернулся кто-то другой, тот, кто еще не мог оставить друзей, но уже не считал Альдо и деда правыми. Потом умер и этот, уступив не переставшее дышать тело заговорщику, лжецу, Проэмперадору и, наконец, маршалу Талига, которому до приличного генерала, как Мупе до Готти. И пусть - за Талиг, именно за Талиг, герцог Эпинэ готов не только умереть, но и убивать. Осознанно, яростно, не так, как за безликую Талигойю, которая вряд ли была столь хороша, как мерещилось деду, Альдо, Ричарду… Но скольких же этот морок сожрал! Спасибо, хоть Матильда вырвалась и выжила, то есть ожила. И Придд вырвался.
        - Твою кавалерию, просыпайся! Мне тебя на руках не доволочь.
        - Я дойду, не волнуйся… - Когда есть куда идти, всегда дойдешь. - Ты от Придда ничего не получала?
        - От Спрута?! С чего бы вдруг?
        - С ним была Мэллит…
        Глава 4
        Талиг. Акона Талиг. Старая Придда
        400 год К.С. 8-й день Осенних Волн
        1
        Мелхен стала еще невероятней. Когда Давенпорту было лет шестнадцать, он умудрился задремать в буковой роще, а проснувшись, увидел пронизанную солнцем листву. Глаза девушки светились той же медовой осенью, и Чарльз понял - сегодня он вновь попытает счастья, и все будет иначе. Прошлый раз приемная дочь Вейзелей думала о смерти и оставшейся у Приддов вдове, но теперь, спасибо девице Арамона, начала оживать.
        - Сударыня, - негромко попросил Давенпорт, - вы не удостоите меня разговором наедине? Селина нас извинит, ведь извините?
        - Только если захочет Мелхен, - тут же откликнулась дочка Свина. - Я всегда могу поискать кота и поговорить с «фульгатами». Зря они нас охраняют, убийц больше нет, а солдаты должны заниматься делом.
        - Вас нельзя не охранять, - голубоглазая Селина была чудо как хороша, но Чарльз хотел смотреть лишь на Мелхен. - Я был бы счастлив остаться у ваших дверей навеки, но мы пробудем в Аконе всего несколько дней. Я не могу пока всего сказать…
        - Вы переходите под начало Хейла, - засмеялась дочь Арамоны, - мы знаем, Герард рассказал. Мелхен, так мне уйти?
        - Я готова слушать, - золотоглазая мечта вскочила и улыбнулась, - но сперва я должна проверить смесь трех капуст и добавить трав. Я ищу необходимое и достаточное, а это трудно, меня может не быть долго.
        - Я не тороплюсь, - быстро сказал Чарльз. Времени и вправду хватало, но капитан Давенпорт ждал бы, даже призывай его дюжина Проэмперадоров. - Селина, если вы заняты…
        - Ничего важного, - откликнулась девушка. - Мама говорила, гостей оставлять одних нельзя.
        - Я ничего не украду, - попытался пошутить капитан, глядя на скрывшую Мелхен портьеру. - Даже вашего кота.
        - Маршала украсть нельзя, - сообщила хозяйка и пересела поближе к гостю. - Разве что вы ему понравитесь больше нас, но пока это вышло только у Фельсенбурга. Он - дриксенский офицер, но не враг, и кошки его очень любят.
        - Без кошачьей любви я обойдусь. - Кому она нужна, глупая болтовня! - Селина, я… Меня не нужно развлекать, а у вас много дел.
        - У вас их должно быть больше. У хорошего офицера всегда много дел, а ваша рота еще в другой полк переходит. Уилер, когда забегает к нам, часто даже от жаркого отказывается. Конечно, он пока не хочет жениться, а жалко, с ним будет очень хорошо, только страшно, ведь он всегда лезет в самую кашу. Это не слишком красивое выражение, но так говорят солдаты, а им виднее.
        - Я знаком с капитаном Уилером, - Чарльз смирился и решил поддержать разговор, - он в самом деле хороший офицер.
        - Конечно, раз «фульгаты» его любят, а Монсеньор дает самые важные поручения. Господин Давенпорт, вы, наверное, на меня обидитесь, но Мелхен вам совсем не подходит.
        - Сударыня, - на месте Чарльз как-то все-таки усидел, - сударыня… Если я лишний, пусть мне скажет она сама! Она, а не вы и не эта… вспоминающая вдова! Или… Вы имеете в виду, что Мелхен… Что я унаследовал титул и должен жениться на какой-нибудь козе с гербом?!
        - Вы женитесь на той, кто за вас пойдет, - объявила красотка, и Чарльз почти понял тех, кто хотел ее прикончить. - Есть девушки, которые очень хотят замуж, а вы жених завидный. Если ваша невеста будет воображать, как злятся те, на ком вы не женитесь, она не заметит, что вы всегда думаете о себе.
        - Я? - опешил Чарльз, - я думаю о себе?! Сударыня, да будь так, меня бы здесь не было! То есть не было в этой армии! Я бы… Я водил дружбу с Рокслеями, король отрекся…
        - Мама говорила, - Селина поднялась и пододвинула какую-то тарелку. - Берите орехи. Я могу налить вам вина и принести яблок, а потом уйду.
        - Сударыня, сперва нам придется объясниться.
        - Зачем? Вы не поймете, обидитесь и все равно останетесь сидеть, пока не вернется Мелхен, а потом станете думать, как все плохо. Пожалуйста, когда будете спускаться, не наступите на Маршала, он часто лежит на лестнице.
        - Я не давлю котов, и я должен знать, кто и что обо мне говорит.
        - Нарочно вы не станете давить, а нечаянно вы уже это делали, только забыли, потому что расстроились. Ничего, господин Гутенброд тоже наступил, а он добрее и в самом деле любит маму. Кушайте орехи, я сейчас вернусь.
        Вышла и даже прикрыла дверь, мало ли почему девица может выйти. И не девица тоже, только гадостей негодяйка набралась не от Савиньяка! Может, Проэмперадору и стукнуло в голову позабавиться, но обсуждать с любовницей своих офицеров он не станет. Савиньяк вообще не станет ничего обсуждать, как и Придд. Бертольда в Аконе не было, и этого чудища Понси тоже. Остается Уилер. «Фульгата» здесь привечают, а с закатной твари станется что-нибудь брякнуть. Если уж злобной репой в глаза назвал…
        - Я его разбудила, - Селина втащила в комнату своего зверя. - Можете больше о нем не беспокоиться.
        - Вам обо мне говорил Уилер, - бросил Давенпорт, - он шутит довольно… своеобразно.
        - Уилер? - широко раскрытые глаза были бы прекрасны, догадайся их обладательница замолчать. - Зачем кого-то слушать, если вы у нас бываете?
        - Так объяснитесь!
        - Попробую, - пообещала кошачья нянька. - У меня до Мелхен была подруга Айрис, она погибла в Надоре.
        - Я знаю.
        - Ее брат повел себя гадко, и Айри его побила. Понимаете, этот Ричард, его звали Ричард, думал, что ему все всегда рады - и Монсеньор… не граф Савиньяк, а герцог Алва, и сестра, и ее величество, и солдаты, и горожане. Ричард ужасно удивлялся, когда его не любили, а любить его было не за что, ну а вы - наоборот. Вас есть за что любить, а вам кажется, что вас не уважают и хотят обидеть. Это тоже плохо, может быть, даже хуже. Ричарду редко говорили, что он надоел и не нужен, он всегда был собой доволен, а вы никем не довольны, потому что вам не говорят все время, как вы нужны. И не догадываются, что из-за этого вы можете надуться, а вы надуваетесь и становитесь несчастным, хотя вы красивый, богатый и знаменитый.
        - Что за чушь!
        - Вот видите, вы уже надулись и теперь будете это помнить и жевать. Вы ведь видели коров?
        - Сударыня!
        - Они все время жуют, и вы тоже жуете. Обиды. Сперва ищете и находите, а потом начинаете их помнить.
        - «Над памятью своею мы не властны». - Дурацкий разговор, нечего было его заводить! - Мне не верите, поверьте хотя бы великому Веннену, если про такого слышали.
        - Веннена очень любила ее величество, - голос Селины слегка дрогнул. - Ее… Она умерла, когда читала Веннена, но он ошибся. Вы же служили у Монсеньора! Вот он помнит только то, что нужно, и ничего не жует, поэтому с ним всегда так легко, а ведь граф Савиньяк почти регент. Монсеньору можно сказать все, и он поймет, а с вами лучше вообще не говорить, потому что вы не поймете ничего, решите, что вас обижают, приметесь думать о плохом, и оно сбудется. Из-за вас, но вы скажете, что виновата судьба или еще кто-нибудь. Сегодня на Уилера подумали, а он никогда вас не вспоминает, ему неинтересно. Вот про Монсеньора он говорит. Что столько ни одна лошадь не вытащит. Я пойду, а вы берите орехи, они очень удачные…
        2
        Госпожа Арамона была встревожена и этого не скрывала. Семейные традиции требовали этого не замечать и безмятежно ждать откровений, но тянуть из своей единственной дамы жилы графиня Савиньяк не собиралась.
        - Садитесь, - распорядилась она, - и рассказывайте.
        Вдова выходца с готовностью уселась и с готовностью же согласилась на шадди; она, как и сама Арлетта, не терпела сладкого, уже одно это отлично сближало.
        - Приезжает герцогиня Ноймаринен, - не стала юлить капитанша. - Мне очень не хочется с ней встречаться, но, боюсь, без этого не обойтись.
        Двор есть двор: чтобы сохранить тайну, нужно очень много старания и еще больше везения, хотя Рудольфу скрывать приезд Георгии без надобности, да он и не думал скрывать. Когда накануне вечером к Рудольфу вошел курьер из Ноймара, Арлетта как раз ругалась, то есть, простите, ужинала с герцогом и видела, как тот удивлен. Был ли он обрадован, женщина не поняла: чета Ноймаринен по праву считалась дружной, но жила ли там любовь? Вот чего не имелось точно, так это любовников; ни у мужа, ни у жены.
        - Герцогиня Ноймаринен прибудет только через неделю, - графиня внимательно посмотрела на Луизу, - и она вряд ли захочет вас видеть прежде, чем меня, а меня раньше, чем мужа.
        - Неделя ничего не изменит. Герцогиня пригласила меня и Селину ко двору по просьбе сына, а тот хотел нам помочь в память ее величества. Это потом мы оказались в Бергмарк и…
        - Лионель мне объяснил, - и как изящно объяснил! - почему вы решили уклониться от приглашения. Вы совершенно правы, но ваше появление в Ноймаре было бы нежелательным, даже не страдай маркграфиня, скажем так, бессонницей.
        Вы с дочерью находились в Олларии в очень непростое время и успели много увидеть. Слишком много… Ваши воспоминания в неминуемой грызне над оставшимися без хозяев мисками становятся опасным оружием. Лучше их придержать.
        - Мне заболеть? - деловито уточнила госпожа Арамона. - Если да, то чем?
        - Добротой и состраданием. Я, именно я, прошу вас помочь баронессе Вейзель, так как полагаю хозяйку Альт-Вельдера неопытной в определенных вещах и не слишком чуткой. Согласитесь, выйти замуж через месяц с небольшим после смерти графа Гирке несколько странно.
        - Графиня могла влюбиться, особенно если первый брак был по сговору.
        - Она, несомненно, влюбилась, - подтвердила Арлетта, - причем в прекрасного человека, но почему бы мне не осудить чужую скоропалительность? Мой сын говорил, вы собираетесь очень быстро?
        - Я уже собралась, - обрадовала умная мать умненькой дочери. - Сударыня… Наверное, это ерунда… Я надеюсь, что ерунда, и служанка пустила письмо Сэль на растопку, но оно пропало.
        - Когда? - не поддержала надежду Арлетта, - и что в нем было? Вы успели прочесть?
        - Я не успела сжечь, хотя Сэль и просила. Ей был нужен совет в очень… в очень щекотливом деле. Мне хотелось собраться с мыслями и перед тем как отвечать, перечесть письмо, а потом… я зачем-то решила дождаться ответа.
        - Когда обнаружилась пропажа? - похоже, пора заводить гайифские шкатулки или… оставлять в доступных местах недописанные письма. - И почему вы о ней ничего не сказали?
        - Заметила я утром. Мне пришлось отвечать графу Креденьи, и я полезла за бумагой. Там еще лежат драгоценности, подарок ее величества, они целы.
        - Вы боитесь, что письмо попало к женщинам дома Ноймаринен?
        - Кому оно могло понадобиться?
        - Вы хотели сказать, «кому еще?», - усмехнулась графиня. - Думается, мне лучше узнать о «необычном» деле, тем более что я сбежать в Альт-Вельдер по ряду причин не могу.
        А если бы и могла - все равно бы пришлось остаться, потому что беды вырастают из сущей чепухи. Из интрижки с ментором, из попытки затащить приглянувшегося юнца в постель, из обиды на не пожелавшего влюбляться любовника, и это не говоря про жадность, ревность, зависть…
        - Лучше рассказать, - решилась Луиза Арамона. - Вы знаете Сэль и читали одно ее письмо, она очень простодушна и, если может что-то сделать, делает.
        - Например, отправляется в Багерлее за королевой?
        - Это хотя бы нельзя истолковать превратно! Сударыня, Сэль беспокоится о своей новой подруге. Мелхен - приемная дочь Вейзелей, но на самом деле эта девушка…
        - Гоганни по имени Мэллит. Ноймаринены об этом узнали раньше вашей дочери и моего сына.
        - Но они не знают, что Мелхен любила Таракана и по его милости утратила девственность, причем на редкость мерзко. Сэль спрашивала меня, как это исправить.
        Как исправить мерзость? Жуткий вопрос… Мерзавца, даже самого защищенного, можно загнать в угол и схватить за горло. Можно отравить, повесить, сжечь, скормить ызаргам, но как смыть оставленную им грязь? Кровь смывается как-то легче…
        - Мне пришел на ум только один способ, - тихо сказала Арлетта, - найти мужчину, способного, во-первых, понять, что была беда, а во-вторых, сперва заслонить Таракана собой, а затем выдавить из памяти. Напрочь. Хорошо, что девочка в Аконе, среди военных таких людей просто не может не оказаться.
        3
        Дочка Арамоны убралась, исхитрившись утащить с собой капитанскую уверенность, и Чарльз, ненавидя сам себя, уже полчаса говорил про Ор-Гаролис. Мелхен слушала, и Давенпорту казалось, что девушка стала внимательней, а ее вопросы перестали быть простой вежливостью. Самое время перейти к единственно важному, только нужные слова не подбирались, хоть тресни, а все эти «сударыня, умоляю вас составить мое счастье» годились для… девушек, которые очень хотят замуж. Кошачья Селина все испортила!
        - …к полудню устали и мы, и дриксы с гаунау, так что самым разумным казалось остановиться на достигнутом, но Савиньяк приказал наступать и сам возглавил атаку пехоты.
        - Зачем? - Мелхен широко раскрыла глаза, она вряд ли думала о старом сражении. Тогда о чем? - Зачем перв… Проэмперадор сделал это?
        А в самом деле, зачем? Фажетти и сам бы справился, разве что маршалу надоело торчать на холме с трубой.
        - Он - Савиньяк, сударыня, порой это сказывается, хотя Проэмперадор должен распоряжаться чужими жизнями.
        - Хвала тому, кто отдает, что можно отдать, спасая то, что иначе не спасти. - Нет, она сегодня не такая, как всегда! - И четырежды хвала тому, кто находит путь в ночи и воду в пустыне. Проэмперадор потревожил чужие горы, и их король не тронул Талиг. Селина говорит, Хайнрих из Гаунау умен, добр и не знает зависти. Он прочел в чужих глазах волю Флоха и обрел уже свою дорогу.
        - Простите, сударыня, чью волю?
        - Это имя чужой памяти. Оно вам не нужно.
        - Мне… Мелхен, мне нужно только одно! Я уже просил вас и прошу снова… Что я должен сделать?
        - Вы давали присягу, а мы деремся. Вы должны делать то, что велит командующий.
        - Конечно, но, сударыня, я о другом. Вы для меня самое главное, я хочу назвать вас… Что мне сделать, чтобы вы согласились? Что?!
        - Вы не сможете. Самым главным для мужчины должно быть… дело. У генерала Вейзеля были пушки, а вы тоже военный. Найдите свое дело, как нашли полковник Придд и Проэмперадор.
        - Я помню присягу, сударыня, но я сейчас здесь и я вас люблю!
        - Сейчас не время для… браслета.
        - Не время?! Вы напомнили о Придде, я напомню про генерала Ариго и графиню Гирке. Это случилось при вас, вы не могли забыть!
        - Я помню. Хозяйка озерного замка замерзала, приехавший генерал остановил зиму и разбудил цветы… Их счастье прекрасней прекрасного.
        - Эгей! - припершийся Бертольд начал орать еще на лестнице. - Господин капитан, выныривай, тут у нас такое…
        - К Леворукому! - Чарльз захлопнул дверь, не дожидаясь, когда в нее вломится неурочная скотина. Ключа в скважине не было, пришлось подпереть ногой. - Сударыня, война не помеха, вы сами говорите…
        - Я не спала в озере, и мне не снился сон о змее, которую я стерегу. Пусть маршал Савиньяк сохранит генерала Ариго для его любви.
        - Чарльз, укуси тебя Понси! - Бертольд саданул в дверь сапогом. - Выходи, а то как начну стихи читать!
        - Капитан Давенпорт помнит свой долг, - громко, не для Чарльза, для Бертольда сказала Мелхен. - Откройте и войдите.
        Чарльз не зарычал только потому, что завопил все это время продрыхший на пустом подносе кот. Ногу пришлось убрать, а зубы сжать.
        - Дочь барона Вейзеля может говорить только так, - Бертольд щелкнул каблуками. - Вот вам веточка, сударыня. Она колется, зато ягодки красные.
        Эти веточки Чарльз помнил с детства, они в самом деле кололись, но не вяли, а крестьяне привязывали к ним красные ягоды и засовывали за иконы.
        - Шипы этой ветви защитят ее красоту от кота, - Мелхен взяла подарок и улыбнулась. - Вы громко кричали, но глаза ваши смеются, значит, беды нет?
        - Беда есть, - хмыкнул все испортивший балбес, - ходячая. Чарльз, хватай шляпу и бегом.
        Шляпу принесла неизбежная Селина. На черном фетре белела кошачья шерсть, только счищать было глупо и, видимо, некогда. Из дома выскочили молча, но на улице Чарльз высказал приятелю все.
        - Если б я прервал объятия, - огрызнулся Бертольд, - я бы заметил и устыдился, но, судя по словам баронессы, я прервал очередной рассказ о подвигах Савиньяка. С другой стороны, я прервал подвиг, ибо слушать твои баллады - деяние героическое. Это надо уметь, сочетать тоску рапортов с тоской эпических поэм… Ты - гений, причем явно непонятый! Возможно, именно тебе удастся заменить околевшего наконец Барботту.
        Глава 5
        Бакрия. Хандава. Талиг. Акона
        400 год К.С. 8-й день Осенних Волн
        1
        Марсель как мог тактично отпихнул Котика и поднялся во весь рост.
        - Я буду подслушивать, - с достоинством сообщил он. - Ларак не Этери, так что ничего неприличного вы с ним не устроите.
        - Пожалуй, - согласился Алва. - Тебе наверняка станет скучно.
        - Не думаю. В последнее время у меня было слишком мало камерных зрелищ. Битвы и пиры впечатляют размахом, но подлинного всплеска чувств в них не испытать. Последнее, что меня тронуло, это глаза безнадежно ждавшей тебя Елены, но Ларак подает надежды. Поэтому я…
        - Будешь подслушивать, - закончил Алва и погладил отпихнутого Котика, не замедлившего преклонить голову на регентские колени. - Было бы странно, поступи наследник Валмонов иначе, однако предупреждать о подобных намерениях не в семейных традициях.
        - Мои обязанности накладывают определенные обязанности, - отрезал Марсель. - И не вздумай упрекать меня в том, что я повторяюсь.
        - С тем же успехом можно упрекать Готти. Встанешь за портьерой или полезешь под стол?
        - Фи, - Валме поморщился, - это банально!
        - Повисни на подоконнике, - предложил Ворон. - С той стороны. Впрочем, тогда нам с Лараком придется орать.
        - Встаньте возле окна. Возможно, я буду падать.
        - Зрелище не из лучших, а поймать тебя все равно не выйдет.
        Валме поморщился - толстенные стены и намертво вмурованная решетка позволяли спасти разве что воробья. Правда, для этого следовало стать кошкой.
        - Удручающая архитектура, - буркнул виконт. - Рокэ, ты знаешь, кто была дама Ларака?
        - Он же ясно сказал - «лучшая из женщин».
        Дать соответствующую отповедь Валме не успел, потому что явился «подающий надежды». Граф успел почистить надорские сапоги и привести в порядок бороденку, он был старомоден, как плоеный воротник, и решителен, как Мэгнус.
        - Герцог Алва, - когда Ларак не визжал, не хрипел и не рыдал, у него был вполне приятный голос, - я прошу вас о приватной беседе.
        - Бесполезно, - Рокэ с изысканной безнадежностью махнул рукой. - Мой офицер для особых поручений подслушает нас в любом случае, но будет испытывать при этом определенное неудобство. Во всех смыслах этого слова.
        - Речь идет о чести дамы!
        - Сударь, - укорил Ворон, - вы непоследовательны. Согласно представлениям Людей Чести, я - законченный мерзавец, следовательно, все ваши предосторожности смешны.
        - Репутация властителей Кэналлоа ужасна, - на лице Ларака заметно прибавилось скорби, - однако герцог Эпинэ, с которым я имел серьезный разговор, полагает вас достойным доверия.
        - Если Иноходец прав, честь дамы в надежных руках, разве что рук этих на две больше, но так даже надежнее. Садитесь.
        - Я буду говорить стоя.
        - Как вам угодно.
        - Прежде всего, господин регент, я должен извиниться за свое поведение во время… Я считаю своим долгом извиниться за…
        - Ваши извинения приняты. - Алва погладил Котика, и тот, выражая общее мнение, зевнул, издав милый мурлыкающий звук. Ларак вздрогнул.
        - Я вел себя недостойно дворянина, - неожиданно связно сказал он.
        - Учитесь властвовать собой, - посоветовал Ворон. - Не всякий вас поймет, как понимаем мы с Готти и виконтом, но хватит об этом. Как вы нашли касеру ее высочества? В Варасте крепкие напитки настаивают на нескольких травах, но я уверен только в степной полыни. Горечь - вечный привкус на губах страсти.
        - Простите…
        - Пустое. Вас не затруднит перейти к делу?
        - Я пришел к вам потому, - глаза Ларака затуманились, - что впервые встретил ее в вашем доме. Я не настолько наивен, чтобы… Вы знаете, что случилось с Надором, знаете из первых рук… Те подробности, о которых вы… Рассказать вам мог лишь… один человек. Умоляю, ответьте, где она сейчас?!
        - Вы же говорили с Эпинэ.
        - Он ничего не знает, все с чужих слов! Герцог уверен, что все погибли. До единого человека.
        - И вы тоже? А по виду не скажешь. Вы причесаны и влюблены, следовательно - живы.
        - Я? - заморгал Ларак, - я жив, но ничего не понимаю… Где я был? Как оказался в Кагете? Все рушилось, но я должен был найти кузину и девочек. Я надеялся, что она с ними, всего лишь надеялся… Кузина затворилась в церкви, но другие… Здания становились ловушками! Люди выбегали во дворы, многие потеряли голову, я не мог их не ободрять. Умирать, герцог, тоже нужно достойно, а кузина… Она всегда принадлежала лишь Создателю, только не все молились. Нет, не все!
        - Судя по тому, что вы здесь, ваши действия оказались существенно богоугодней молитв. Я дурно знаю Эсператию, но с каким-то вашим святым случилось то же, что и с вами. Это было до Олларов, так что его высокопреосвященство должен знать подробности; спросите, пока есть время.
        - Я вел себя не так, как подобает человеку Чести, но всё… Всё так смешалось! - Ларак забыл о своем решении и сел, вернее, плюхнулся в низкое кресло. - Я всегда был добрым эсператистом, но Создатель не мог допустить такого! Не мог! Крики, грохот, тьма… Эти бедные люди, они ничего не понимали. Отовсюду сыпались камни, рушились лестницы, стены покрывали трещины. Люди, собаки, лошади, все они метались и еще курица…
        - Курица? - живо заинтересовался Валме. - В Надоре?
        - Не знаю, откуда она взялась, но от страха несчастная взлетела. Как настоящая птица, а старый Хью закричал, что настал конец света. Потому что летит курица… и начал бросать в нее камни, и тут обрушилась стена. Прямо на Хью, а Боб, он был славным парнем! Добрым, спокойным… Он сошел с ума и напал с топором на тех, кто был ближе к воротам. Мне пришлось его убить… Мы думали, что за воротами - выход, а за ними были скалы! Черные, блестящие…
        - Хватит, граф. - Голос Алвы был негромок и холоден. - Избавьте себя от воспоминаний, а меня от излишних подробностей. Достаточно того, что вы не покинули людей и показали себя достойным господином.
        - Я этого не говорил!
        - Ваша беда, Ларак, что вы ставите себя ниже тех, кто способен лишь на болтовню и время от времени - на подлость.
        - Герцог Алва, я знаю вашу репутацию бойца! - Не успевший согреть места граф попытался вскочить, но в Кагете кресла глубокие и очень мягкие. Алва предложил бедняге руку, однако тот улиткой чести втянулся в злополучное кресло.
        - Я старше вас, - простонал он, - я болен, но я никогда… Вы слышите, никогда не позволю в моем присутствии порочить память Эгмонта!
        - Кодекс Франциска о подобном ограничении регентских полномочий умалчивает, - Алва приподнял бровь, и Марселю вспомнился дворец и до странности осмелевшие Ариго. - Ларак, а почему вы вступились за честь покойного кузена, когда я упомянул готовых на подлости болтунов?
        - Почему?! - Серая бородка гордо вздернулась вверх, но этим и кончилось… - Мне, видимо, показалось… Разумеется, вы никого не имели в виду…
        - Имел, - явил варастийскую искренность Ворон, - но вокруг слишком много настоящего, чтобы тратить время на прошлое, так что вернемся к пропавшей даме.
        - Я искал ее! Искал и не нашел… Понимаете, я… После гибели Эгмонта я в самом деле отвечал за Надор, хотя кузина… Она сказала, что нам воздалось за грехи, но не возроптавших ждет Рассвет. Она увела девочек в церковь, и что мне оставалось?! В Надоре не было сюзерена, только я… Герцог, я должен вернуться! Если вы любили… Если бы вы потеряли ту, которая… Которую опрометчиво…
        - И любил, и терял. И находил. - Алва без видимых усилий выбрался из коварного кресла. - Не далее чем вчера я, спасибо Эпинэ, вновь обрел именно ту, которую… Больше мы не расстанемся, и поэтому я вас возьму с собой.
        - О… - Прижми так к груди руки актер, Марсель был бы возмущен подобным неправдоподобием. - Благодарю вас! Я - ваш должник, я…
        - Я не даю в долг уроженцам Надора. Мы выезжаем за час до рассвета, вам понадобятся все ваши силы, так что советую отдохнуть.
        - Я наслышан о вашей езде. Я готов!
        - Вы не готовы. Капитан Темплтон знает, что нужно в Варасте, он к вам зайдет.
        - Мне ничего не… Кроме лошади. Я никогда не имел долгов, однако сейчас вынужден просить две тысячи таллов.
        - Обратитесь к Валме, он, насколько мне известно, при деньгах.
        - Вы хотите, чтобы я просил взаймы у наследника Валмонов?! Конечно… Ваша всегдашняя манера унижать Людей Чести!
        - Думайте, что хотите, - отрезал Алва, - но ваши сапоги меня раздражают. Либо они, либо Талиг.
        2
        У церкви стояла карета, черная с серебром. Так и есть, епископ! Тут же толкалось несколько клириков, поглядывая кто на дорогу, кто на храмовые двери, которые подпирали стражники. На глазах Эмиля, стуча по булыжникам, подскакала, именно подскакала, повозка свечника, и тут же приволокли еще и бумажные цветы.
        - Да уж, - буркнул маршал, - нежданное развлечение.
        Терять время, объезжая немалый собор, не хотелось, да и не тот случай, чтобы рваться через главный вход. Свечи потащили вправо, но боковых входов всегда два.
        - Влево!
        Герард, четверо «вороных» и костлявый стражник, десять минут назад осчастлививший собравшегося-таки написать Франческе Эмиля новостью о безобразиях в главном храме Аконы, послушно поворачивают коней; к затылку липнут любопытные взгляды. Святой Франциск обсажен синими торскими елочками и чем-то облетевшим, в которое набились галдящие, как весной, воробьи. Вот и боковая дверь, нищих нет, охраны тоже.
        - Проверьте, открыто?
        - Сейчас, монсеньор. - Герард спорхнул с полумориска немногим хуже Арно, а ведь летом было всего лишь неплохо. Старательный все же парень, не бросает занятий после первых успехов. Любопытно, где он с лошади прыгает и когда…
        Порученец толкает дверь, та не поддается, и получает заслуженный пинок. На севере все открывается внутрь - иначе зимой не выбраться, заносы. Рэй Кальперадо сует голову в щель, машет рукой - путь свободен.
        - Вы, двое, со мной! Остальные - ждать.
        Петли не скрипят - соборные служки заботятся не только о главном входе, что похвально, а вот о чем заботится епископ? О Создателе или о собственной шкурке?
        Неширокий коридор, полумрак, тишину разбивает стук каблуков по каменным плиткам, в торце - вторая дверь. Герард и тут первый, приложил ухо и напряженно прислушивается.
        - Похвальное любопытство. Что там?
        - Кричали, монсеньор. Совсем рядом, теперь говорят, только тихо.
        - Солдат, ты здесь выходил?
        - Ну да! - зачастил стражник. - Рядом они… Офицер ваш прямо у Врат стояли, когда меня господин сержант доложить отправили. Тут проход вдоль стены, шагов… шагов двадцать, господин маршал, и это… поворот там эдакий, и… эта…
        - Этакое это и такое то… - Эмиль отодвинул порученца и пристроившегося рядом «вороного» и нажал надраенную ручку. Будто по заказу, по ушам саданул надсадный вопль. Такой любую дверь протаранит.
        - Мое терпение иссякает, сколько можно возиться?! Великая тень устала ждать! Я потороплю этих святош, Марио, и уйду вслед за тобой, но сперва я заставлю!.. Слышите, вы, наперсники невежества и разврата, я заставлю вас отдать…
        Понси! Корнет Понси, чтоб ему! Мало Рокэ в свое время придурка искупал, не помогло. На таких бракованных ничто не действует, но прежде корнет актерствовал один, не затягивая в свою дурь других.
        - Презренные, вы глумились над живым гением, вы склонитесь пред мертвым! Где цветы?! Сколько можно возиться! Я не желаю слышать оправданий!.. Жалких оправданий! В Аконе есть зимние гвоздики, я видел! Вы носите цветы пошлым кокеткам, вы бросите их на великую урну…
        Выступ стены не позволяет видеть, на кого орет разбушевавшийся корнет, ответного бормотанья не разобрать, но кто-то явно оправдывается. Перед этаким чучелом? У Понси, по всей видимости, с головой вовсе худо, у тех, кто его слушает, тем паче.
        О представлениях, устроенных страдальцем в Придде и по дороге в Акону, Эмиль слышал, о них нельзя было не слышать, но сегодня дурак превзошел сам себя.
        - Прочь! Прочь эту сухую дрянь! Бросьте ее в лицо тем, той… Кто променял любовь поэта на мишуру и тлен, на жалкий звон золота!.. Где гвоздики?! Королевские цветы королю духа! Истинному королю!
        Только тот повелитель, кто вознесся духовно
        Выше жалких ничтожеств, одетых в багрец,
        Только тот и свободен, чье сердце греховно,
        Кто идет по крови, свой предчуя конец…
        Кто наполнит затем погребальную чашу,
        Кто поднимет ее в память горькой души?
        Мне теперь не нужны оправдания ваши,
        Да иссохнете вы в онемевшей тиши…
        Без меня стал пустым этот город презренный,
        Вашим жалким душонкам не заполнить его,
        Я спасал этот мир словом грозносвященным,
        Кто ж решится допить мое злое вино?
        Кто осмелится вста…
        Храмы, как и дамы, неповторимы, но в главном одинаковы. Что святой Франциск, что святой Бернар в Сабве. Проход, как и обещал стражник, честно виляет, выводя на исходную позицию, первой из-за угла показывается машущая рука в мундирном рукаве. Мелькает, исчезает за выступом, и вот он, последний поворот. И Понси во всей презрительной красе.
        Да он и впрямь угрожает, недоумок! Причем не только шпагой, пистолет достал. И ведь, чего доброго, заряженный!
        Топчутся в центральном проходе стражники и с десяток прихожан - все внимание на витийствующего корнета. По сторонам не глядят, появления новых лиц не замечают, тут же суетятся растерянные служки, рассовывают свечки, тащат бело-черное полотнище. У ступенек на полу рассыпаны иммортели, а вот и сам епископ - из-за машущего пистолетом Понси сразу не разглядишь. Зато услышишь…
        Так это его преосвященство бормотал! Слов не разобрать, но все ясно и без них. Такой осанистый пастырь, такой важный, а трясется как обгадившийся щенок. И перед кем?! Тьфу…
        Толстый служка с корзинкой белых гвоздичек мчится по проходу, епископ мелко-мелко кивает головой, продолжая бубнить. И так отвратительная сцена становится вовсе непристойной, а то, что все затеял, как ни крути, офицер, делает ее еще гаже.
        - Огня! - Понси вовсю машет лапой, пистолет бестолково шарит по сторонам. - Огня!
        Преосвященный опять кивает, служки кидаются зажигать свечи, храм вновь заполняет дурацкое вытье. И это с амвона! Нет уж, хватит.
        Говорить незачем и некогда. Просто строевым шагом вперед, к Вратам. Первая из дюжины колонн, вторая… Все больше света, все громче вой. Вздыхает, готовясь к благородному рыданию, орган. «Королевский реквием». Для кого?! Орган замолкает, он готов и ждет приказа, только приказа не будет, а чучело из армии вылетит сегодня же. С визгом, но как быстро пригодился сговор с Райнштайнером. Ли о таких фортелях знать не должен, от шальной пули красный камзол и ухмылочки не спасут, как и Уилер.
        Третья колонна. Начинается ковер, четвертая колонна почему-то темней других. Аконский храм славен своей акустикой, слышал бы зодчий это вытье!
        - Первая чаша за боль, я ее завещаю
        Тем, кто заставил меня бесконечно и грозно страдать.
        О, вы узнаете то, что в пустой своей жизни не знали
        Я завещаю вам боль, и ее только сталью унять…
        Уши бы заткнуть… Ничего, сейчас страдалец замолкнет, и пусть скажет спасибо, что не навек, а епископ слушает с умильной рожей, но на дверь косится, и рожа при всей ее умильности бледновата: Создатель далеко, а страшный Понси тут. Как же не подчиниться, не зажечь свечи, не остановить стражников? Слово Божие против пистолета такая мелочь!
        Ровно половина пути, пара здоровенных напольных подсвечников до поры до времени скрывают маршала и его спутников. Епископ стоит лицом, сейчас увидит. Заорет? Наверняка.
        - Чаша четвертая - месть, пред которой любовь столь презренна,
        Месть окрыляет, рождая ревущий поток…
        Леворукий, ну и бред, но пуля не бредит, пуля летит, куда велено.
        - Монсеньор! Монсеньор, какое счастье!
        - Молчать, когда звучит вели… Что?! Кто?!
        Вопль словно давится сам собой, пистолет в длинной руке дергается, отворачивается от посеревшего клирика. Теперь дуло смотрит на статую у ближайшей колонны.
        - Монсеньор, - стонет Герард, - монсеньор…
        - Кыш!
        Появления начальства скандалист не ожидал, тем более сбоку. Соображает, что делать… Сообразил, вновь целит в епископа, но несколько мгновений потеряно.
        - Стойте… Стойте, иначе я… Иначе он…
        - Монсеньо-о-ор!
        Епископом больше, епископом меньше, это Ли один! Пять шагов до невысоких ступенек и узорчатой оградки алтарной части, четыре, три…
        - Вы пожалеете… Вы узнаете!.. Вы-и-и…
        Ни приказывать, ни тем более уговаривать, Эмиль не собирался, еще чего! Понси опять шевельнулся, разворачиваясь к неумолимо надвигающемуся Савиньяку. Что-то хочет сказать? Выстрелить? Поздно!
        Под левой ногой - нижняя из трех ступеней, рука ложится на затейливое навершие резного столбика ограды, как на седельную луку, тело привычным для кавалериста движением взлетает вверх, и подошва маршальского ботфорта, описав дугу, врезается в держащую пистолет руку. Раздается короткий хруст. Кость? Хорошо бы!
        Понси изумленным взглядом провожает улетающее оружие, он не понимает, что, а главное - почему, произошло. На физиономии проступает почти детская обида. Офицер, чтоб тебя! Талигойский, чтоб тебя еще четыре раза!
        Ухватить дебошира за воротник, швырнуть опомнившимся стражникам.
        - Убрать!
        - Да, Монсеньор.
        Туда же, вниз, и перчатки. Семейная традиция: тронул дрянь - выкини!
        - Сын мой…
        - Вы что-то сказали, сударь?
        - Монсеньор, я вам так обязан…
        Епископ, и рядом еще клирик, настоятель храма, надо полагать. Смотрят с нежностью, ну и кошки с ними.
        - Не стоит, господа.
        - Надеюсь, преступник понесет должное наказание?
        - Надейтесь, - разрешил Эмиль. - Прошу извинить, дела.
        Залитый свадебным сиянием храм, разинувшие рот служки, сержант. Ну, этот-то ни в чем не виноват. Боковой вход больше не нужен, можно и к центральному пройти, лошадей приведут. Ковер глушит шаги, потихоньку меркнет свет - кто-то рачительный велел гасить отнюдь не дешевые свечки, а кажется, пришел вечер. Написать об этом в Фельп?
        Пара драгунских офицеров в дверях, запыхавшихся и, похоже, злых, особенно зол капитан. Тот самый Давенпорт, которому Ли сбагрил присланного регентом придурка.
        - Давенпорт, корнет Понси ваш подчиненный?
        - Да, господин маршал.
        - Вы догадывались, до какой степени он глуп?
        - Монсеньор… - у второго в петлице веточка, - корнет Понси сегодня около полудня потерял смысл жизни и выпил четыре миски тинты.
        - Миски?
        - Корнет Понси не нашел чашу, а стаканы ему не подходят. Непоэтично.
        - Мундир ему не подходит!
        Таращит глаза Герард, ухмыляются «вороные», скоро будет ржать вся Акона. А почему бы и не поржать? Обошлось ведь.
        - Монсеньор, - стонет какая-то дура в черных лисах, - Монсеньор, вы так рисковали, так рисковали…
        - Что мне сделается?
        Ничего, ему ничего. Излом, Шар или как еще эту дурь назвать, нацелился на другую добычу! На Ли он, гадина такая, нацелился, только брата судьба не получит, пусть хоть лопается, хоть сама под свой шар лезет!
        3
        Дам Алва всегда любил с блеском, но если б многочисленные красотки видели, как их кумир обнимает мориску, они бы почувствовали себя обокраденными. Марсель, не будучи дамой, чужое счастье созерцал с умилением, а эти двое были именно счастливы. И закрывшая глаза Сона, и Рокэ, на плече которого покоилась лошадиная голова, чей вес Валме не замедлил прикинуть. Выходило где-то четыре Котиковых башки, пусть тихих и умиротворенных, но стояние продолжалось уже четверть часа.
        - Если б я застал тебя с женщиной, - прервал идиллию Валме, - я бы не смутился.
        - Тогда тебе надо было зайти раньше и к их высокопреосвященствам.
        - Когда я говорю с женщиной, я имею в виду с женщиной, а не с человеком в юбке. Впрочем, ее высокопреосвященства предпочитает штаны.
        - Глупости, - отмахнулся Алва. - С женщинами без юбок ты меня тоже видел.
        - Полтора раза, - уточнил Марсель, понимая, что эта тропка никуда не ведет и надо искать другие. - Эпинэ за время нашей разлуки поправился, а ведь дорога к этому не располагает. В отличие от дыры; ты-то вылез просто красавцем.
        - Последнее время мне часто намекали на сходство с покойником. Наконец я умер, и тут же посыпались комплименты… - Алва вывернулся из лошадиного объятия не хуже, чем из лапок Клелии. Сона приоткрыла глаз и вздохнула, Рокэ погладил кобылу под смоляной челкой и быстро вышел из денника, Марсель ринулся следом, поскользнулся на какой-то дряни и, не ухвати его Ворон, врезался бы лбом в дверной косяк.
        - Думаешь, Эпинэ тоже провалился? - поинтересовался Ворон, подставляя лицо солнцу, и Марсель с очередным облегчением увидел, что Алва щурится. Еще парочка милых мелочей, и о смерти в самом деле удастся забыть, забывают же об ошибках, даже о чужих.
        - Если Иноходец и провалился, - вернулся к делам Валме, - то потом он где-то устал. А еще он явился без вещей и при этом одвуконь, а ты его вчера выгнал сперва спать, а сегодня к Темплтону. Неужели тебе совсем не интересно?
        - Сперва я обдумаю Ларака. Этот провалился без всяких «по-видимому», и тем не менее Матильда находит его облезлым. Впрочем, она не видела графа при жизни.
        - А ты?
        - Года три назад. Манрик очередной раз заговорил о конфискации Надора. Дескать, Ларак процветает, а земли Окделлов в полном расстройстве, следовательно, опекун ворует, а посему графа, который в любом случае ненадежен, надо отправить в Багерлее, а Надор поручить тессории. Кстати, не умри Сильвестр, кому-то из вас пришлось бы жениться на девице Окделл.
        - То есть? - уточнил Марсель. Опасность была позади, и виконту стало интересно.
        - Манриков от Надора следовало отвадить. Твой родитель полагал лучшим выходом брак, я пошел другим путем. Результат, надо признать, оказался удручающим.
        - Да, - слегка подумав, согласился Валме. - Теперь ни Надора, ни Манриков, то есть Манрики где-то сидят, но жениться из-за них больше не нужно. Мы скажем Лараку, что он умирал?
        - Зачем? - Алва откровенно любовался горами. - Разве что ты захочешь взглянуть, как наш влюбленный сойдет с ума. У Иссерциала безумие сопровождалось надеванием венков из сорных трав и песенками.
        - А у Дидериха разрыванием одежд. Рокэ, а Эпинэ мы что-нибудь скажем? Он, конечно, не умирал, зато Марианна… Мертвой ее видели графиня Савиньяк и известный тебе Пьетро. Они решили свалить утешение и все такое прочее на Левия, а его убили.
        - Эпинэ я при случае объясню… Золото с фиолетовым, синева и опять золото, но уже с пурпуром. Кагетская осень заметно ярче торской. Видимо, оттого и казароны.
        - Что позволено природе, людям запрещено, - Марсель с удовольствием выкинул из головы Ларака с Эпинэ и занялся пейзажем. Горы были не просто яркими, они сияли, куда там всяким четырежды радужным! Вырядись кто-нибудь в подобные цвета, вышло бы нечто чудовищное, собственно говоря, оно и выходит, причем не только в Кагете.
        - Розовые фламинго хороши, - поделился выводами виконт, - хоть и необычны, но кавалер в розовом всегда будет нелеп, а девица почти всегда глупа. Я тебе еще не говорил, что встретил родственницу птицерыбодуры? Хвост ее не портит, правда, он скорее змеиный…
        - Змеи по-своему прелестны. - Рокэ так и глядел на фиолетовую гору, к которой подбирался золотой лес. - Но прелесть того, что может убить, воспринимают не все… Ларак помнит курицу и что ему нужно в Надор. Если я верно разобрал его крики, он ломился сквозь козла, не зная, что спешить некуда. Моя память ушла из хандавского вечера и туда же вернулась, однако у меня есть свидетель, а графу придется довольствоваться рапортами на имя Савиньяка.
        - Люди Эпинэ там тоже побывали. Как думаешь, почему вылез именно Ларак и именно сейчас, и где остальные? Не то чтоб я хотел увидеть знаменитую вдову, но ведь должна же быть причина!
        - Несомненно! - Алве надоело сидеть, и он улегся на каменном выступе, заложив руки за голову. - Раньше я допускал, что смерть может быть ярче жизни, но будь так, я бы ее запомнил.
        Глава 6
        Талиг. Акона Бакрия. Хандава
        400 год К.С. 8-й день Осенних Волн
        1
        Спрута Арно поймал на закате, не менее роскошном, чем позавчерашний, но не будившем желания куда-то немедленно мчаться. Было красиво и слегка тревожно, однако теньент без сожалений променял полыхающие небеса на полутемную, пропахшую полынью прихожую. Валентин только что откуда-то вернулся и как раз выпроваживал сопровождавших его верзил.
        - Добрый вечер, - не забыл поздороваться Придд. - Разделишь мой ужин? Я думал позвать Йоганна, но уцелевшие Катершванцы празднуют день рождения старейшей из баронесс. С учетом пятикратного траура это дело сугубо семейное, не будет даже Райнштайнера.
        - Бабушка Гретхен! - припомнил Арно. - Близнецы говорили о ней в Лаик.
        - Не слышал, впрочем, тогда я мало с кем говорил. Возможно, зря.
        - Конечно! Знал бы ты, каким тошнотворным казался.
        - Мне это очень хорошо объяснили, - улыбнулся Придд. - Но, как бы гнусно я ни выглядел, хотелось бы верить, что первенство оставалось за Колиньяром.
        - Ты был вторым!
        - Зато потом мне в твоих глазах удалось стать первым, причем надолго. Как здоровье графа Савиньяка?
        - Как у Грато - затопчет любого. Валентин, а я ведь к тебе…
        - Правда? Я думал, тебе нужен Тобиас.
        - Тобиас?.. Ха, оставь его себе! Вот приказ.
        - Пройдем в кабинет.
        Как Зараза умудрился превратить в кабинет мещанскую комнату с ее геранями, ковриками и корзинками сушеной травы, Арно не понял, но письменный прибор и карта Северной Придды выглядели здесь вполне уместно. Прошлый раз теньент запомнил только кувшин с рябиной и книги, прошлый раз он мог думать лишь о дурочке, которую взялся спасать, но от Райнштайнера можно спасти разве что вино. Если запастись пивом.
        - Садись, - предложил Валентин, - и давай приказ. Ответ требуется немедленно?
        - До утра никто не помрет, - хмыкнул Арно, но Спрут не был бы Спрутом, если б не вскрыл пакет и не перечел его содержимое дважды. Очень может быть, что второй раз - задом наперед.
        - Я бы не назвал эту мысль удачной. - Бумага отправилась в здоровенную шкатулку. - Кому она принадлежит?
        - Мне!
        - Я так и подумал… Жаль.
        - То есть ты не хочешь?
        - Мои желания, равно как и твои, ничего не значат - мы на войне. Другое дело, что более трудного для исполнения приказа я еще не получал.
        - Приказы, которые тебе не нравятся, ты, помнится, нарушаешь.
        - При определенных обстоятельствах, которых сейчас нет, и если их, я имею в виду приказы, а не обстоятельства, нельзя истолковать устраивающим меня образом. Арно, дело в том, что с недавних пор я считаю тебя своим другом.
        - Ну а я - тебя! И что?
        - Дружба предполагает откровенность. Мы слишком на многое смотрим разными глазами и не скрываем этого, однако к ссоре и разрыву это не приводит. Твой перевод ставит нас обоих в сложное положение. Ты, как теньент Сэ, будешь вынужден выполнять приказы полковника Придда, и я отнюдь не уверен, что все они тебе понравятся.
        - А, - успокоился Арно, - вот ты о чем! Отлынивать не стану, хорош бы я был… Во Франциск-Вельде ты не промахнулся, и раньше, на Мельниковом, тоже.
        - Все равно нашей дружбе предстоит серьезное испытание. Я не могу требовать с тебя меньше, чем с других, и тем более пререкаться с тобой при посторонних. И я не хочу терять наши споры, а поэтому приглашаю переехать ко мне. Немедленно.
        Логика Спрута и прежде ставила в тупик, но сегодня Зараза превзошел сам себя.
        - Ты сначала реши, чего не хочешь больше, - хмыкнул виконт. - А попросился я к тебе, потому что ты в Аконе, и Ли тоже, а с ним сам знаешь что!
        - К сожалению, не знаю. Способ проверить, слышим ли мы друг друга, оказался действенным, но связи с предчувствиями маршала Эмиля я не нахожу. Тем не менее, оставить брата ты сейчас в самом деле не можешь. Нам остается лишь выполнить приказ. Могу предложить тебе место второго офицера в первом эскадроне, после Мельникова Луга оно свободно. Тебе придется выполнять как мои приказы, так и приказы командира эскадрона, но, когда мы будем оставаться наедине, можешь высказывать мне все, что думаешь. Сколь угодно резко. Разумеется, если тебе покажется, что мои действия принесут немедленный вред…
        - Я тебя пристрелю, как Алва - Карлиона.
        - Если тебе удастся. Ну а вечерами мы попробуем не потерять то, что с таким трудом нашли.
        - С трудом?
        - За себя я могу поручиться. Возможно, тебе решение не убивать меня на дуэли далось легче.
        - Оно мне никак не далось, просто… В бою с тобой все стало ясно, а что ты такой… спрут, я как-нибудь переживу.
        - В таком случае надо послать за твоими вещами и за вином. Нам есть что отметить.
        - Да уж! - хмыкнул виконт. - А Катершванцы пусть пьют свое пиво.
        - Местное. Насколько я успел понять, здешние сорта отличаются от бергерских. По мнению Ульриха-Бертольда, пиво можно варить только на ячменном солоде. Добавление пшеничного есть издевательство над великим напитком, за которое следует пороть на площади, после чего сажать в чан с морской водой. Причем не пивоваров, тех нужно сразу убивать, а святотатцев, вливающих в себя эту коровью мочу. Я не счел уместным сообщить воителю, что барон Райнштайнер предпочитает ячменному пшеничное, к тому же непроцеженное.
        - Валентин, - простонал Арно, представляя сцену порки, - ну ты и Зараза!
        - Почему? - полюбопытствовал Придд. - Ведь я же не донес!
        2
        Беседа была оживленной и довольно-таки фривольной. Марселю нравилось, перебиравшему струны Рокэ, кажется, тоже, однако тон задавали Этери с Матильдой. Делить принцессам было нечего, вернее, некого, и они вступили в союз против мужчин. Дамы то ли вновь смешали касеру с мансаем, то ли просто завелись, но выглядело это очаровательно, о чем виконт шепотом и сообщил Бонифацию.
        - Вот ведь грешницы! - Кардинал с нежностью покосился на разрумянившуюся супругу. - Так и норовят в одну телегу впрячься и разнести, даром, что лань кобылице не пара! То есть не стоит им вместе пить, но моя-то… Скажи, хороша?
        - Несомненно! Ваше высокопреосвященство, надеюсь, вы не в обиде…
        - Нет во мне обиды! - Дослушивать уже неплохо причастившийся пастырь не собирался. - Сильвестру и то все вины отпустил, хотя сожалею. Сожалею, что гад покойный не увидит, как вздеваю я знак его наперсный!
        - Может, и увидит, - утешил Валме, но Бонифаций утешаться не пожелал.
        - Не покажут ему, ибо зло Дорак сей творил из любви не к себе, но к Талигу, так что подержат для порядка в ямине с пиявицами ненасытными, да в Рассветные Сады - нектары вкушать. Из ямины же той меня не разглядеть, вот к краю бы подойти…
        - А говорите, обиды нет, - поддел Марсель, пытаясь другим ухом уловить, о чем журчат дамы. - У моих бакранских друзей есть премилое правило: бодать живых врагов, а мертвых - закапывать и уходить, ваши же мечты достойны дуксов. Стыдитесь!
        - Да я бы не глумился. - Физиономия его высокопреосвященства стала мечтательной. - Новости рассказал бы, утешил… Покойник боялся, что без него Талиг прахом пойдет, а он стоит себе, хоть и трясется. И будет стоять!
        Кардинал возвысил голос, а делать этого не следовало. Матильда, что-то страстно объяснявшая всем и никому, свела брови и оскалилась. На мужа.
        Бонифацию следовало не заметить, а он взял да и направился к жене, которая тут же двинулась навстречу, напоминая разъяренный галеас.
        - Сплетник, - прошипела она. - Нашел, чем и перед кем бахвалиться! И когда…
        Виконт был человеком утонченным и семейных ссор не выносил. До абордажа оставалось несколько секунд, и Марсель не хуже «ызарга» вклинился меж супругами.
        - Ваше высочество, - произнес он, не без риска завладевая пальцами алатки, - мы говорили о женщинах, я это признаю. Было бы странно, обсуждай мы в этот вечер иной предмет. Тем более что сами вы говорите о мужчинах, и весьма нелицеприятно.
        - Правду мы о вас говорим, - грохнул из носового «галеас». - Балбесы вы, и чем лучше, тем хуже! Когда нужно хватать и держать, стенку пальцем ковыряете, когда на вас и через порог смотреть тошно, лезете. И всегда хвастаетесь!
        - Сударыня, - наследник Валмонов поднес к губам ручку, которая могла управиться с расшалившимся жеребцом, - иногда нам просто не хочется держать и не отпускать дам, которым хочется держаться и не отпускаться. Согласен, налицо некоторое противоречие, но ведь и вы не захотели ездить на линарце, которого нашел Хогберд. Нам же, говоря откровенно, часто приходится иметь дело с дамами, которые, как вы выразились, лезут.
        Поверьте, лезущая дама, и тем более девица, ужасна. И чем нежнее чувства, которая она к нам питает, тем трудней не быть съеденным заживо. Женщинам легче, они могут сказать «нет», а если их не поймут, закричать.
        - Не всегда. - Этери не поленилась встать и подойти, впрочем, Матильда с Бонифацием сошлись точно за спиной Ворона, который продолжал дразнить ночь струнным звоном. - Наше «нет» что-то значит, лишь когда нас не предают и не продают. И если за нас не прячутся.
        - Ну не понимает он, - махнула рукой алатка, - и ладно. Лет через десять поймет…
        - Женщин? - деловито уточнил Валме, восхищаясь ловкостью кагетки. Возражала Этери ему и на него же смотрела, но обращалась-то к Рокэ.
        - Женщин предавать грех! - поднял палец кардинал. - Женщин. Но ведь встречаются и иные… создания. Побывав в Сагранне, я не унижу сравнением с ними ни козу, ни выдру.
        - Я тоже не стану называть кое-кого… козлом, - вскинулась Матильда, - жирно будет!
        - Есть еще тергачи, - припомнил Марсель. - То же самое, но громко и без пролития крови.
        - Господа, - поднял голову от гитары Алва, - вы друг друга не поймете, пока не определитесь с дамами и созданиями. Итак, вы отмели коз и выдр…
        - Может быть, лисица? - предложила Этери.
        - Лисица? - повторил Рокэ. - Ум, изящество и хитрость в одной шкурке. Это, вне всякого сомнения, женщина. Более того, это идеал.
        3
        Мэллит кормила огненного коня; грива и глаза его были пламенем, по золоту тела пробегали багровые сполохи, но гоганни не чувствовала жара, даже когда огнегривый касался ее лица.
        Приближалась гроза, однако девушка не боялась, ведь она ждала того, кто повелевает молниями. Ждал и жеребец, они были вместе посреди широкой поляны, за которой золотился бескрайний парк. Клены, буки, каштаны горели на солнце, но головы их упирались в клубящиеся тучи. Золото, бронза и медь врастали в свинец, не так ли сгорала ара, и не грозовые ли твари тянули из нее лапы? Теперь гоганни их бы не испугалась, теперь она знала цену и лживым розам, и несущему правду пламени.
        Напоминая о себе, фыркнул конь, и Мэллит взяла новый кусок пирога - первого, испеченного ею, темного и сладкого, как ночь наслаждений. Девушка протянула лакомство скакуну, но тот не взял. Громко и коротко заржав, словно пожаловавшись, конь стал гаснуть, потянуло холодом и полным тоски дождем. Мэллит поежилась и поняла, что обнажена и не помнит, ни где оставила одежду, ни дороги к дому, ни самого дома.
        Становилось все холоднее, из-за облетевших в одночасье деревьев пополз, припадая к самой земле, туман - он охотился на Мэллит, как змея охотится на птицу. Девушка попятилась к сердцу поляны, чувствуя, как тяжелеют ее ноги. Где-то заплакал младенец, и в голосе его слышался гнев, затем плач перешел в рычание; гоганни вздрогнула и открыла глаза среди знакомой, пропахшей лавандой тьмы. Осень и туман оказались скверным сном, Мэллит вернулась в Акону, в дом, который подруга не захотела оставить. Крик раздался снова, и девушка улыбнулась - детский плач и кошачьи песни так схожи. Черно-белый рвется на улицу, но кто встанет из теплой постели ради одержимого страстью кота?
        Мэллит села в кровати, она слушала крики охваченного вожделением зверя и вспоминала другую ночь, которой могло и не быть. Если бы не пришли убивать Селину, подобный Флоху не навестил бы их дом и не остался бы до утра… Утомленная невозможным, гоганни не проснулась, когда он уходил. «Герард уехал с Монсеньором», - сказала позже подруга, она ничего не знала и думала лишь о брате, который хотел забрать их в другой дом.
        Селина решила остаться, Мэллит с ней согласилась и, сменив повязки, спустилась на кухню, это пришлось кстати, потому что потянулись гости. Любопытные, они качали головами, много спрашивали и говорили сами. Одни желали помочь, другие искали выгоды, надеясь перешагнуть порог Проэмперадора. Глупцы, разве можно чеканить монеты из молний?
        Плечи начали зябнуть - странно, обычно тепла хватало до утра. Спать Мэллит не хотела, верней, не хотела возвращения тумана. Кот вновь взвыл, и что-то в этом вое было странным. В вое, в холоде, в чем-то еще, чего прежде не ощущалось. Девушка юркнула под одеяло, натянув его на голову, лавандовая тьма была теплой и безопасной, она глушила кошачьи крики и обещала защиту. Только не нужно вставать, касаться ступнями пола, отворять дверь, спускаться… Один раз недостойная уже спасла подругу, сбив до крови ноги, она поступила верно, но сейчас лучше не выходить! Не выходить, не слушать зверя, не мешать…
        Нельзя мешать тем, кто забирает свое, так что зря она проснулась. Чем плох туман? Он не сожжет и не задушит, а Мэллит никому ничего не должна! Она не просила лживых цветов и чужой серебряной звезды. И крови Повелевающего Волнами тоже не просила, так зачем вставать? Двери стерегут бергеры, это их дело, ничтожная и так уже сделала больше других…
        Искать туфли и юбку гоганни не стала, было не до того. Схватив подсвечник потяжелее, девушка рванула засов, вылетела на лестницу и понеслась по осклизлым ступеням.
        - Мелхен! - закричали снизу. - Осторожней! Теперь тут скользко…
        Наспех одетая Селина держала кота, его уши были прижаты. Свет лампы падал на кучу тряпья в конце лестницы, пахло гнилой водой и несвежим бельем.
        - Я проснулась, - сказала Мэллит. - Что это?
        - Половики, - подруга отпустила Маршала, и тот, выгнув спину, медленно двинулся к куче. - Я их собрала. Хорошо, что ты встала, нужно прибраться, пока никто не видит.
        - Ничтожная не понимает…
        - Это от выходца. Я бы тоже не поняла, но когда папеньку и Циллу забрали, у нас в Кошоне много чего сгнило. Вообще, чтобы выходцы переступили порог, их надо позвать по имени, но на этом самом месте убили бедного господина Густава. Остался холод, а они ходят от холода к холоду.
        - Выходцы? - повторила Мэллит.
        - Девушка, которую расстреляли, вернулась за мной, но у нее не получилось. Понимаешь, я немного странная, меня нельзя забрать. Давай вынесем половики в сад, там яма есть. Только одеться надо, а то застудимся.
        - Но… нареченная Гизе… Гизелли не там?
        - Нет, что ты! Ее Маршал прогнал, то есть не только Маршал. Я объяснила, что кошачьи царапины у нее никогда не заживут, а я все равно грязная фульга. Она поняла. Вынесем тряпки, и я лестницу помою, чтоб не пахло, а ты на кухне приберись, там почти все протухло. Хуже всего капуста, ее тоже придется в яму.
        - Я уберу, - пообещала Мэллит. - Почему никто не идет?
        - Так всегда бывает. Выходцы умеют держать тех, кто им не нужен, во сне. Послушай, как вышло, что ты встала?
        - Кричал кот и ничтож… я проснулась и сидела, полная нечистых мыслей. Они были подобны этим половикам, теперь их больше нет.
        4
        Гостей собралось куда меньше, чем в Агарисе на приснопамятной прощальной пьянке, но и семеро многое могут. Особенно если не ызарги.
        - Ызаргиня? - весело, теперь уже весело искала имя для мерзавок Этери. - Или… ызаргинья?
        - Не сходится, - протестовал Валме. - Ее высокопреосвященство полагает, что противоположность мужчине, достойному женской любви, есть не гайифцам подобный ызарг, но хряк. Хряк и ызаргинья - не пара, а должны быть парой, значит, должна быть хрякинья. И хрякинья хрякинью видит насквозь, ибо что сделает одна, сделает и другая.
        - Хрякинья женщину не поймет никогда, - Бонифаций поднимает не только палец, но и бровь. Как Алва. - Зато разъяснит для себя, приведя к своему пониманию. И обругает.
        - Женщина хрякинью не поймет и не захочет понимать, - Этери улыбается и ждет, когда все уйдут. То есть, конечно же, не все… - Женщина поймет, что перед ней хрякинья, и пройдет мимо.
        - Это может быть опасно… - Робер вспомнил что-то свое и поморщился.
        - Женщина женщину поймет так же, как и мужчину. - Алва смотрит на Эпинэ сквозь бокал с вином. - То есть не всегда, не всякого и не до конца.
        - Мужчина всегда поймет женщину и не поймет хрякинью, - теперь супруг машет только пальцем, - но по наивности может принять ее за женщину.
        - Зато мужчину мужчина поймет всегда. - Развеселившийся Дуглас чокается с Валме.
        - Убивать понимание не мешает, - пожимает плечами Ворон.
        - И убивать, и уважать.
        - Хряка мужчина тоже поймет. И для хряка это кончится плохо.
        - Хряк никогда не поймет мужчину, но поймет, что это мужчина, и постарается или укусить, или удрать…
        - И укусить, и удрать. А хряк хряка всегда поймет, все они одинаковы.
        Голоса сливаются в веселый гул, не оскверненный надорским сапогом козел смотрит со стены на тех, кто уедет, и ту, что останется. Шестерым пора, но один вернется, этого не понимают разве что Дуглас с Робером, да что они вообще понимают?! Седина - это еще не опыт.
        - Так и замыкается круг…
        - Но разве не бывает, - Этери широко распахивает глаза, свет розовых свечей превращает их в аметисты, - что мужчина принимает женщину за то, чему мы сейчас ищем название?
        - Бывает и такое… - откликается Алва. - И это печальней, чем весь наш разговор, а он, на мой взгляд, удивительно печален.
        - Ну так пора его прервать. - Матильда удачно, не чета позавчерашнему, поднялась. - Герцог, вы мне слегка нужны.
        - К вашим услугам. - Кэналлиец передал гитару Валме. - Дождитесь меня.
        - Разумеется, - заверили мужские губы и женские глаза. Сегодня Этери дождется, а сколько ей ждать потом? Пока он не вернется? Пока она не забудет? Пока не кончатся сперва молодость, потом жизнь?
        Звездная ночь обдает холодом, луна и та кутается в бледно-радужную шаль. Черные тени шевелятся и пляшут среди поседевших от инея ступеней, стен, решеток…
        - Будет ясно… - Алва смотрит на мерзнущую луну. - Вы опять недовольны, сударыня? Чем?
        - Трусостью! - не стала церемониться алатка. - Вашей!
        - Такого обо мне не говорил даже покойный кансилльер, а он обладал на редкость живым воображением. Нельзя ли подробней?
        Подробней ему?! Чего удивляться, что внука корчи били? Такие, если и ведут себя прилично, то с пленниками, зато, угодив в тюрьму сами, допекут любого.
        - Попадись вам Альдо лет в пятнадцать, - выпалила алатка, - может, и не сбесился бы… А меня пороть поздно!
        - Его высокопреосвященство никогда не ударит женщину.
        - Он и хрякинью не тронул, - похвасталась своей осведомленностью Матильда. - А трус ты потому, что Ларака обнадежил. Ну нельзя же так! Доберется бедолага до Надора этого кошачьего, а там - озеро… И куда он денется?
        - Никуда. Он заслужил Надор, и он его получит, а в озере можно разводить выдр. Ваше высочество, не полюбоваться ли нам созвездиями? Беседка на скале для этого просто создана!
        - Чтобы родичей сбрасывать она создана.
        - О нет! Она построена, чтобы сбрасывать родичей, но создана, чтобы смотреть на небо. Идемте, я вас удержу.
        Что в нее вселилось, она не понимала, но звезд захотелось, как в Агарисе хотелось мансая. Злость на кэналлийца не пропала, просто стала какой-то летящей; они почти бежали к беседке и Матильда на ходу вычитывала регенту Талига за нескладного чудака, который не отвечал на ее агарисские письма.
        - Ну, - грозно выдохнула женщина у подножия лестницы, - и что теперь будет?
        - Я уже говорил. Ясно будет.
        - Опять трусите?
        - Что значит «опять»?
        - Твою кавалерию! Да вы, как неумеха-лекарь, что жалел больного, пока тот не сдох! Если нельзя не резать, надо сразу - всем лучше будет. До Робера и то дошло!
        - Эпинэ вам, несомненно, доверяет.
        - Еще б ему мне не доверять! - Доверяет, хотя ни кошки не помнит, и хорошо! А то пошли бы смущалки, а где двое смущаются, третий ревнует. - Я им всем бабкой была, теперь только двое остались, авось уцелеют… Этот Ларак, как поймет, так и все! Либо в озеро кинется, либо повесится.
        - Он эсператист.
        - Тю, - Матильда поставила ногу на первую ступеньку, и ее тут же подхватили под локоть. - Кому это мешало? И вешались, и изменяли, и гадов всяческих чтили. Если очень хочется или очень больно, Создатель не указ… Пистолеты, те еще помочь могут.
        - О да, с пистолетом получить, что хочется, проще, чем с божьим словом, хотя есть клирики, которым удается совмещать. Вы не устали?
        - От лестницы или от вас?
        - На ваше усмотрение.
        - Устану, начну пыхтеть… Ларак верит не Роберу, а вам.
        - И правильно делает. Я очень удивлюсь, если дама, в которую влюблен Ларак, погибла. То, что солдаты Эпинэ не встретили уцелевших, не значит ровным счетом ничего.
        - Вы что-то знаете?
        - Имя красавицы. Граф признался, что встретил свою любовь в моем доме, но его чувства расцвели уже в Надоре. Очевидно, что беднягу покорила госпожа Арамона, однако дело не в ней. Известная вам дама-выходец за гробом обрела свое счастье с капитаном Арамоной. Тоже выходцем. Вы - алатка, у вас любят истории о посмертной любви… Прошу простить!
        Алва мог и не намекать, Матильда и сама поняла, что вместе с ними поднимается кто-то еще. Кэналлиец, стремительно высвободив руку и развернувшись, уже стоял ступенькой ниже. Казарские светильники горели ярко и ровно, окажись на лестнице хотя бы кот, да что там кот, сбежавший Клемент, не заметить его было бы невозможно.
        - Никого, - зачем-то шепнула Матильда.
        - Да. Вверх или вниз?
        - Как хотите.
        Мужская рука вновь сжала локоть принцессы. Они поднимались с прежней скоростью, но молча. Ночь полнилась обычными звуками - вскриками местной маленькой совы, шепотом ветра, дальней приглушенной песней; собственное дыханье Матильда тоже слышала, но тот, кто шел за ними, а он точно шел, был тих, как падающий снег. Прошлый раз алатка успела запыхаться, но Алва вел ее гораздо медленней Бонифация. Легкие справлялись, зато подзабытый страх плеснул за шиворот чего-то липкого и холодного.
        - С вами все в порядке? - Ворон был спокоен, но спокойствие таких зверюг не значит ничего. Вот топай рядом непуганый Анэсти, женщина уверилась бы, что ни один хомяк за ними не гонится. Хотя Анэсти не годился, он бы просто не заметил угрозы!
        Лестница наконец соизволила кончиться, они были в беседке. Обещанные созвездия цвели, как незабудки на болоте, но любоваться ими не получалось. Незримое присутствие сделалось невыносимым, и Матильда почти прижалась к кэналлийцу. Она знала, что помешает ему драться, но Алва стал стеной между ней и бездной, в которую она чудом не свалилась. И дернуло же вновь лезть ночью в это место… Сколько казарских врагов опиралось здесь на решетку? Скольких под лицемерные вздохи хозяев отскребали с розоватых и серых плит? Кровь и обман, обман и кровь копились и копились, а над ними порхали приносящие счастье бабочки.
        - Это они, - быстро шепнула алатка. - Маленькие смерти… До рассвета этот дом - их.
        - Хорошо, - Алва шагнул к середине беседки. - Дождемся рассвета, Валме или еще чего-нибудь. Садитесь.
        Глава 7
        Талиг. Акона Бакрия. Хандава
        400 год К. С. Ночь с 8-го на 9-й день Осенних Волн
        1
        Виконт Сэ проснулся среди ночи и несказанно этому обстоятельству удивился. Нет, при необходимости Арно вскакивал затемно, оставаясь при этом офицером, а не вытряхнутым из зимнего кубла ежом, но это - при необходимости, сейчас же таковой не наблюдалось. Раздосадованный теньент повернулся на другой бок, однако сон даже не ушел - удрал. Вопреки вчерашней беготне и «Змеиной крови». Когда они с Валентином разошлись по своим комнатам, Арно слабодушно решил, что Кан обойдется без утренней пробежки; прошла от силы пара часов, и виконт воспрянул до полной невозможности оставаться в постели. С чувством потянувшись, молодой человек решил написать в Старую Придду. Вообще-то озаботиться этим следовало по приезде, и Арно даже собирался, но сперва они дрались, а потом бегали за убийцами и поймали. Злодейку с белой ленточкой, но не об этом же писать! А написать нужно, причем быстро. Мать не из тех, кто гонит курьеров, дабы убедиться, что сыночка в дороге не искусали белки, а вот Ли… С братца станется показать: все в порядке, я такая же змеища, как всегда, хотите - радуйтесь, хотите - терпите. Молча.
        Выволочки Арно изрядно надоели, и виконт подумывал - нет, не о мести, о том, как слегка отыграться. Отослав письмо, можно при случае намекнуть, что мать знает о закатных предчувствиях и кровопусканиях. Ябедничать виконт не собирался, его план состоял в том, чтобы кротко вынести неизбежное внушение, а потом посетовать на непонимание. Дескать, господин Проэмперадор всяких фридрихов и хайнрихов видит насквозь, зато родная кровь для него - темный лес.
        Младший из Савиньяков довольно хмыкнул, зажег свечу, поежился и принялся одеваться - покинутый дом был ощутимо теплее, хотя вечером так не казалось. Спальню готовили люди Придда, разумеется, о письменном приборе они не забыли, а вот протопить можно было и лучше. Мундир не спасал, пришлось набросить на плечи одеяло, уподобившись алатским пастухам.
        Перо бойко скользило по бумаге, трещал фитилек, в окно скреблась не спиленная хозяевами ветка. Герард наверняка успел расписать драку в подробностях, и хитрый Арно начал с
        «Несомненно, г-жа Арамона уже осведомлена о нашем небольшом приключении. Не стану повторять рэя Кальперадо, однако случившееся меня несколько отвлекло, и я не сообщил о своем предельно благополучном прибытии…».
        Первая страница далась легко, но потом дурацкая ветка совсем обнаглела. Ветка? Разлапистый вяз рос у дома, где Арно квартировал до вчерашнего дня, а здесь скрестись было нечему, звуки же, однако, и не думали прекращаться. Кошка? Наверняка! Гулена не знает, что окна на зиму уже замазали. Ценивший лошадей, но не котов теньент попробовал сосредоточиться на письме, но осторожное, настырное шарканье отвлекало все сильнее. Когда с кончика пера сорвалась здоровенная клякса, Арно помянул дриксенского шварцготвотрама… или вотрума и решил нахалку турнуть. Прогнать надоеду, не открывая окна, было делом, достойным Валентина, но не писать же под такой аккомпанемент! Теньент раздвинул занавески - кошки не было и в помине, в окно скреблась… Гизелла фок Дахе. Живая, всклокоченная и слишком легко одетая для выбеленной инеем ночи.
        Смотреть на преступницу и то было холодно. Арно сгреб дурацкие тряпки к середине окна и понял, что с замазкой так быстро не справиться. Рамы можно высадить, пустив в ход тяжеленный резной стул, но на грохот сбегутся не только Придд со слугами, но и уличная стража. Да и открывать окно таким способом, когда на карнизе стоят, нельзя, тут не впустишь, а пришибешь или столкнешь.
        - Я сейчас выйду, - медленно, прижавшись губами к стеклу, произнес Арно. - Выйду и отвезу тебя к… в безопасное место. Поняла?
        Гизелла смотрела широко раскрытыми глазами, так серьезно смотрят только дети. Тоже мне, убийца! Но кто же ее отпустил, не Райнштайнер же!
        - Я. Сейчас. Приду, - повторил виконт. - Спускайся…
        В ответ девушка провела ладошкой по окну и что-то сказала. Проклятье, если он не понял ее, как она поймет его?!
        - Я! - Арно ткнул себя в грудь. - Иду. К тебе!
        Указать на себя, поставить на открытую ладонь два пальца - так няньки по всему Талигу показывают, как зайчик идет за кашкой - указать на стекло, и снова…
        - Я. Иду. К тебе. Я. Иду. К тебе.
        Поняла, кляча твоя несусветная, поняла и даже улыбнулась! Виконт заговорщицки подмигнул воскресшей злодейке и, стараясь не шуметь, выскочил в узкий коридорчик. Дом спал, Арно и подумать не мог, что «спруты» уподобятся суркам, однако уподобились. Великан Тобиас, и тот клевал носом в жарко натопленной прихожей; конечно, наступи виконт на что-то скрипучее, сторож бы проснулся, но виконт не наступил, а лоскутные здешние коврики просто отлично глушили шаги. Арно ухватил два плаща, успешно проскользнул перед самым носом сони, взялся за засов и тут его осенило. Хорош он будет, если поволочет Гизеллу в Старую Придду, никому не сказавшись, да еще в первый же день пребывания в полку!
        Валентин не стал помогать с похищением, но теперь-то все иначе! Акона удовлетворена, а Гизелла жива, причем ее нужно куда-то срочно девать. Расстреливать спасшуюся, верней, кем-то спасенную дурочку никто, разумеется, не станет, но убрать ее из города надо, а возьмется за это не всякий. Тот, кто отправил девицу фок Дахе к виконту Сэ, знал, что делает, так что, видимо, это все-таки Райнштайнер. К Спруту бергер благоволит, а субординацию уважает, с его точки зрения, теньент Савиньяк не может не поставить в известность своего полковника. И так оно и есть!
        Валентин ночевал в комнате, смежной с «кабинетом». Слуги уже успели прибрать, то есть унесли остатки ужина и вернули на прежние места букетики, букеты и букетищи. Узнай об этом вдова, пустившая Придда на постой и перебравшаяся к брату, она бы от умиления прослезилась. Арно хмыкнул и постучал в запертую изнутри - спрут есть спрут - дверь. Валентин откликнулся почти сразу.
        - Что-то случилось? - голос был сонным, но осмысленным.
        - Ты мне нужен, и срочно! И как ты, и как мой полковник!
        Дверь вежливо приоткрылась. Надо же, а в этой спальне тепло, даже жарко…
        - В чем дело? - Помятая щека и взлохмаченные волосы делали однокорытника почти уютным.
        - В том, что женщину так просто не убьешь, - весело сказал Арно. - Гизеллу кто-то тайно отпустил, но идти преступнице некуда, и она прибежала сюда. Я отвезу ее к матери, но я не дезертир. Считай это ходатайством об отпуске и, будь другом, уйми как-нибудь Ли. Ты кому хочешь голову заморочишь, устрой, чтобы мы спокойно добрались до Старой Придды.
        - Интересная новость. - Валентин быстро взялся за гребень. - Говоришь, девица жива?
        - Да, если только не замерзнет, пока ты причесываешься. И не сбежит. Тот, кто ей помог, уже рискнул, но дальше - мое дело!
        - Наше, - поправил Валентин. - Я допускаю, что она пришла к тебе, однако хозяин дома сейчас я, и мой долг приветствовать даму. Ты, кстати говоря, одет с удручающей небрежностью. Повернись, я расправлю шейный платок.
        - К кошкам этикет, не до того! Она бы вообще в окно влезла, только оно замазано.
        - Окна мужчин семейства Савиньяк девиц влекут невероятно, но отпуск я тебе предоставлю лишь после личного знакомства. Знакомство же состоится, когда ты будешь выглядеть, как пристало офицеру моего полка. Будь добр, повернись.
        Арно повернулся.
        2
        В самой беседке светильников опять не оказалось, но ногу никто не подвернул и нос не расквасил. Матильда тихонько села, Алва остался стоять у нее за спиной.
        - Я бы предпочла льва, - проворчала алатка, вслушиваясь в ночь, ставшую чудовищно тихой. Подобная тишина рвется либо криком, либо неотвратимыми тяжелыми шагами.
        - Какого льва? - со знанием дела уточнил кэналлиец. - Черного?
        - Каменного, - бездумно брякнула принцесса. - Почему так тихо?!
        - Вам не нравится? Давайте петь и смеяться.
        - Смешного мало, и я, если вы вдруг не заметили, не девочка.
        - Ну тогда жить и любить. Возьмите персик, здесь должны быть персики, - черный силуэт заслонил звезды, но это был всего лишь Ворон, вставший у предательской решетки. - Что-то здесь, несомненно, бродит, но подойдет ли?
        - Так мы, - осенило Матильду, - приманка?!
        - Это прояснится после встречи.
        - Я хочу уйти.
        - Неужели вам совсем не интересно?
        - Нет! - отрезала алатка, уже понимая, что врет. Кладбищенский страх остался на лестнице, зато любопытство вылезло и теперь вовсю принюхивалось. - Оно ушло?
        - Скорее, не вышло. Оставайтесь на месте.
        - Делать мне нечего, вставать.
        Кэналлиец что-то затеял, и пусть его, главное, что с Лараком Ворон прав. В Черной Алати не зря поют о влюбленных, которые не могут соединиться. Потом один умирает и приходит за другим. Они будут вместе, пока их не разлучит законный супруг, тогда лишний уйдет в полное небытие…
        - Сударь, - окликнула Матильда спутника, - а выходцы… не алатские выходцы знают, что будет, если живая жена умрет?
        - Скорее всего. Вы не возражаете, если я опущу решетку?
        - Зачем? - хрюкнул пережитый в зловредной беседке страх, хотя проще было бы сказать «нет». Старые дуры вправе иметь любые причуды, а уж кардинальские жены…
        - В самом деле, зачем? - переспросил Алва, и тут же раздался щелчок. Тот самый. - Ну, скажем, чтоб слегка приблизить вечность.
        Ворон не сказал ничего особенного, но Матильда поняла, что сейчас что-нибудь натворит. Или хотя бы ляпнет. Безотчетная, глупая несвоевременная ярость вырвалась откуда-то из юности, и унять ее не вышло.
        - Я вас ненавижу! - чуть ли не с радостью объявила алатка. - А вы на краю вечности, могу и толкнуть.
        - К вам я стою лицом, так что врасплох меня не застать, а вечность в спину не бьет. Что до ненависти, то вы бы смогли ненавидеть разве что агарийцев, сумей они вернуть Алат.
        - Мой внук сумел вернуть Талиг.
        - Не вернуть и не Талиг.
        - Ах, да! - злое веселье не отпускало и требовало громкой чуши. - Марагонского бастарда признали, так долой прошлое величие!
        - Величие не бывает прошлым. Если это величие страны или человека, который что-то сделал. Эсперадор Адриан, как я недавно узнал, был велик, а ваш первый супруг?
        - Да! - рявкнула Матильда. - Да, я была дурой, а Анэсти - слизняком. Но ваши Оллары - разбойники с большой дороги.
        - Не больше, чем Мекчеи или Зильбершванфлоссе, правда, «гуси» начали раньше.
        - Раканы правили уже тогда. - Твою кавалерию, ну и бред же она несет! Жила с Анэсти - не несла, а тут прорвало!
        - О да, - внезапно согласился Алва. - Раканы на дорогах, насколько мне известно, лично не буянили. Собственно говоря, непонятно, откуда они вообще взялись. Поскольку династия правила не одну тысячу лет, предполагалось нечто красивое и божественное, но бог богу рознь, вспомните наших друзей бакранов. Вдруг Раканов возвел на престол бог-ызарг или бог-ежан? Или боги были приличными, но решили пошутить. Поймали в степи все того ж ызарга, слегка подправили и поставили над четырьмя царствами?
        3
        Граф Савиньяк не спал, не собирался и не хотел, он никогда не хотел спать, когда искал ответ и чувствовал: до искомого остается шаг или два. Мешало, что ставка на сей раз взлетела запредельно высоко. Дворцовые и военные победы в сравнении с пресловутым Изломом были что вальдшнеп в сравнении с медведем, и с этим медведем, в отличие от Хайнриха, поладить не выходило, только обойти или прикончить. Правда, сперва следовало стать кем-то вроде Кабиоха.
        Прикидывая военные кампании, Савиньяк всегда смотрел на карту. Карта лежала перед ним и теперь, пользы от нее было мало, но когда перед глазами что-то осмысленное, думается чуть легче. Маршал взял грифель и заштриховал Багряные Земли, Черную Алати, Кэналлоа и Марикьяру. Этой ночью ему не давали покоя Закат, мориски, огнеглазый Флох, святой Адриан с Леворуким и собственное отражение. Леворукий, как водится, все портил - если он в самом деле был зеленоглаз…
        Будь у Ли твердая уверенность, что он проживет еще лет десять, он, как сказочный балбес, отдал бы четверть за немедленный разговор с Бертрамом и Коко. Похоже, два Проэмперадора с разных концов схватили одну змею, а гадина извивается, норовя то юркнуть в прошлое, то искусать.
        Лионель оторвался от созерцания ставшего в самом деле черным Алата и взялся за остывшее вино. Четверка то ли богов, то ли сыновей бога, то ли демонов правила четырьмя землями, а потом куда-то делась - была изгнана, ушла, погибла… Смертные остались. Каждый помнил свое и жил по-своему. Седые и Бирюзовые земли обезлюдели, Золотые потеряли память и только Багряные, хоть и не остались прежними, прошлого не отринули. Мориски смотрят в Закат, которым в Талиге владеет Леворукий… Закат, осень, твари, алатские костры, эсператистские страхи…
        Больше всего это походило на материны драгоценности. В детстве Ли любил разбирать огромный сверкающий ком, втиснутый в сундучок, который отказывался закрываться. Наследнику Савиньяков нравились камни, золото и серебро, но интересней всего был выуживать из сверкающего сумбура нужное и собирать из колец, сережек, кулонов, ожерелий гарнитуры. Некоторые мать начинала носить, хотя изначально ей не приходило в голову прибавить к кэналлийскому гребню алатские серьги…
        - Ли, Ли, открой!
        Младший. Распихал свитских и ломится в дверь. Любопытно, как бы вели себя адъютанты, осуществи Арно свой выдающийся план. Впрочем, при живом Райнштайнере подобные накладки невозможны, и сидящие по приемным офицеры никогда не узнают, что братец Проэмперадора собирался выкрасть умилившую его убийцу. Разумеется, бескорыстно, в надежде на последующие цветочки для всех и везде.
        Арно продолжал ломиться, кажется, он был не на шутку взволнован. Ли поморщился, однако ключ повернул.
        - Хочешь к Эмилю в Гёрле? - как мог нежно осведомился Проэмперадор.
        - Не хочу! - Арно завертел головой. - Она к тебе не приходила?
        - Она? Теньент, когда вы ревнуете, соизвольте сообщать, кого и к кому.
        - Тьфу-ты, кляча твоя несусветная! - Братец, начхав на субординацию, уселся на неразобранную постель. - Эта… Которую вы с бароном расстреляли. Ты только имени вслух не говори, нельзя!
        - Оно не из тех, что произносят со сладкой дрожью и при каждом удобном случае. - Савиньяк вгляделся в раскрасневшуюся физиономию, дернул шнур звонка и сообщил: - Ты похож на разбушевавшегося дрозда. Судя по твоим намекам, девица не упокоилась?
        - Она ко мне приходила! - На дыбы не вскинулся, похоже, все серьезно. Понять бы еще, Излом это или совпадение. У Иссерциала выходцев нет, у Дидериха и в сказках они ходят стаями. Когда они завелись? Почему?
        - Валентин думает, я был средством - чем мог помог Арно, - а целью - ты и Селина, только до тебя трудней добраться. Он, то есть Придд, поскакал к девушкам, а я - сюда! Значит, ее не было?
        - Увы. - Вбежавший Сэц-Алан явно готовился куда-то немедленно мчаться. И помчится. Завтра, к Валмону. - Согрейте для теньента вина и распорядитесь оседлать Грато. Арно, в каком состоянии Кан?
        - Я его не загнал…
        - Это радует. Приличного проэмперадора на севере найти легче, чем хорошего мориска. Теперь можешь докладывать. Казненную девицу называй «особа»; «она» для выходицы слишком поэтично.
        - Она… Эта особа пришла к моему окну, только я уже переехал к Придду, а Валентин боится, что явится его сестра. Конечно, ее никто не убивал, и с собой она не кончала, зато пыталась колдовать. Валентин говорит: те, кто поднимал выходцев, пока не случится следующий излом, могут встать. Понимаешь, эта др… дама ненавидела семью, а «спруты» не знали, что она возилась с собачьей кровью, поэтому ее просто похоронили.
        Валентин терпеть не может, когда разрывают могилы и все такое, к тому же прошло немало времени, и его сестра… другая, отдала ему адрианову эсперу. Придд взял, потому что у сестры, у живой сестры…
        - У графини Ариго.
        - Вот-вот! У нее теперь новое имя, выходец его не знает, а значит, не найдет. А еще графиня живет на острове, а ведьму похоронили на берегу, потому что в церкви Альт-Вельдера хоронят только наследников Вальков, а остальных - в форте.
        - Очень интересно. Значит, Придды какие-то меры все же приняли. - Габриэла, убивавшая своими руками, в могиле, неужели у Гизеллы фок Дахе больше сил? Вряд ли, тогда в чем причина? Не в том же, что некоторые зовут «любовью»… - Вернись в Акону, братец.
        - Иначе ты не поймешь! Валентин везде натыкал рябины и полыни, я-то думал, это сено от хозяйки осталось, оказалось, нет. Поэтому Гиз… особа ко мне не вошла, хоть я ее и позвал. Понимаешь, она совсем живая была и как будто замерзшая. Холодина, а она в одном платьице!
        - Девушка в одном платьице в самом деле вызывает желание ее согреть. На тень ты, само собой, внимания не обратил?
        - Потом, когда Валентин сказал! Я сперва решил отвезти ее к матери, но… Если б я просто ушел, получилось бы форменное дезертирство, вот я и попросил у Валентина отпуск…
        Повествование прервал Сэц-Алан, за спиной которого высился Тобиас.
        - Курьер от полковника Придда, - отрывисто дорожил адъютант. - Со срочным письмом.
        - Давайте.
        «Монсеньор, - почерк Придда оставался безупречным, но чернила в паре мест размазались. - Полагаю необходимым сообщить, что известная Вам фок Д., прежде чем отправиться к виконту Сэ, посетила девицу Арамона, однако в исполнении своих намерений не преуспела. По моим подсчетам, времени, прошедшего между двумя визитами, хватает лишь на то, чтобы пешком добраться от дома полковника Шерце до моей квартиры. Это доказывает, что, сойдя со своих троп, выходцы передвигаются с той же скоростью, что и обычные люди. Виконт Сэ, будучи верхом, опережает нежелательную гостью самое малое на три четверти часа. Я был бы Вам весьма признателен, если бы Вы согласились надеть эсперу, которая сейчас находится у виконта. Девица Арамона имела непродолжительную беседу с фок Д. и пришла к выводу, что ее ненависть направлена в первую очередь против Вас.
        Так же не могу не известить Вас о крайнем беспокойстве девицы Арамона и баронессы Вейзель. Ваше самое краткое письмо окажет на обеих исключительно благотворное воздействие. В противном случае мне придется сопровождать девицу Арамона к Вам, так как удерживать ее в доме насильно мне по ряду причин представляется нежелательным.
        Преданный Вам полковник Придд».
        4
        - Несчастный, - посочувствовал Анэсти Ракану Ворон. Негодяй так и стоял спиной к прикормленной казарами смерти. - Ужасная судьба, если вдуматься.
        - Да ну?! - с готовностью взъярилась подуспокоившаяся было Матильда. - Я из-за этого суслика всю жизнь Закатным Тварям под хвост пустила…
        - Одно другому не мешает, - весело заверил Алва. - Пусть рысь и подавилась сусликом, гибели суслика это не отменяет. Кто ловит, тот выбирает за двоих. Вы ловили?
        - Убирайся к кошкам! - огрызнулась бывшая Матишка, будто Алва мог убраться. Будто она могла выдернуть из канувшей юности Анэсти и запихать туда Ферека, Адриана, шада… Бонифация, в конце концов! Брюха у муженька тогда не было, и говорил он, надо думать, по-человечески.
        - Ловила, - внезапно призналась алатка. И как ловила! Подкупала, вступила в сговор с камеристкой, переодевалась в агарисскую мещанку, и все - чтобы сперва отыскать, потом подманить и наконец закогтить белокурого незнакомца. Да уж, поохотилась…
        - Сударыня, - пропустил мимо ушей признание Ворон, - раз уж мы кого-то ждем, давайте обсудим один вопрос. Довольно-таки щекотливый. Мой отец с помощью межевых шадов скупал ваши драгоценности. Я, само собой, подтвердил его распоряжение, и в Алвасете лежит около двух третей того, что вы привезли в Агарис.
        - Не возьму! - отрезала принцесса. - Продала так продала… Выкупать не на что.
        - Я вам и не предлагаю. Вы - высокопреосвященства Талига, а камни - собственность Мекчеи, с которыми моя семья состоит в дружбе. Предполагается, что Альберт - Мекчеи, но здравый смысл этому противится, особенно после знакомства с вами.
        - Розамунда одно лицо с Альбертом.
        - А вы?
        - Вы тоже не в батюшку! - огрызнулась не желавшая обсуждать проданные камни Матильда. - И не в деда.
        - Я - выродок, - вежливо объяснил Ворон. - Если не ошибаюсь, по счету четвертый. Соберано Алваро ценил вашего дядюшку Золтана. Ваш отец в самом деле избавился от старшего брата?
        - А ваш в самом деле избавился от короля?
        - Осмелюсь предположить, что ответ знала только королева. Соберано предпочел бы другой яд, но порой выбирать не приходится. Было двое мужчин и две чашки, выпить из своей было бы опрометчиво.
        - Тетка Шара что-то подозревала, но либо не могла доказать, либо не хотела. - Алва не врет, и она тоже не станет! - Так и жила в Сакаци, долго жила…
        - Мне довелось охотиться в ваших краях. Тогда я так и не понял, почему вы боитесь Белой Ели.
        - Так Аполка же!
        - И что?
        - Ничего! - отрезала Матильда. - Нашел о чем ночью говорить! Здесь и так какая-то дрянь шляется.
        - Вы уверены, что именно дрянь?
        - А хоть бы и нет! Хватит с меня вашего аспида!.. Как пристал в Агарисе, так никак и не отцепится.
        - Простите, сударыня, вы о чем?
        - О чем? - Матильда ошалело затрясла головой. - Я, кажется, бредила?
        - Вы вспоминали Агарис и некоего «аспида», - напомнил Ворон. - Вряд ли про змею вы бы сказали «ваш». Это был олларианец?
        - Откуда я знаю! То есть… Ну не помню я ничего! Наверное что-то было!
        - Попробуйте встать и подойти ко мне.
        - Нет!.. Вы отсюда не падали, а я пыталась.
        - Поэтому я вас и прошу.
        Она встала, сама не зная почему. Может, из-за ирисов на пепелище, а может, из-за вернувшегося Робера или казарона, которому, чтоб не закричать, требовалась женщина.
        Пепелища должны зарастать цветами, пусть ты их и не увидишь.
        Алва, всегда такой галантный, стоит и ждет, значит, нужно самой… Сделать шаг, взглянуть в глаза пережитому ужасу, вспомнить… Что? Несмерть тянет к себе нежизнь и возвращает сны. Кружат в диком танце пары, щербатая малявка заносит ножку, топает по блюду, разлетаются брызги, дрожит бумажный цветок в рыбьей пасти.
        - Доброй ночи, фокэа, вы опять там, где вас быть не должно?
        Сладковатый жуткий ветер, свихнувшийся спутник, бегство непонятно от чего, темные аллеи, белые могилы, бред… И горячие мраморные руки на плечах. Эсперадор Руций, так похожий на Робера, каким тот был один-единственный раз. Эпинэ забыл, а она помнит.
        - Быстрее, фокэа, быстрее!
        - Стойте, сударыня!
        Вышедший из стены белый жеребец, горохом посыпавшиеся звезды, горный ветер, кольцо сильных рук.
        - Спасибо, сударыня.
        - Руций… Руций…
        - На гальтарский манер меня еще не называли.
        Всего лишь Алва… Каменный Эсперадор подарил ей ночь без стыда и без сомнений, Ворон не сможет, да и не захочет. Матильда Алати вздернула подбородок.
        - Вы узнали, что нужно?
        - Не до конца. Вам ничего не говорит имя Герман?
        - Нет.
        - А Супре?
        - Супре?
        - Благодарю вас, фокэа!
        Здесь не было даже стены, так что он взялся из ниоткуда. Черный олларианец, который слишком много от нее хотел.
        - Ну вот он! - с удовлетворением произнесла женщина. - А с меня хватит!
        - Это в самом деле так, - негромко сказал аспид, и Матильда увидела, что затылка у него нет. Только лицо и туман.
        - Сударыня, постарайтесь не упасть на лестнице, - герцог Алва уже волок ее к краю площадки. - Если встретите Валме, пусть идет сюда, остальных гоните назад, и Бонифация первым.
        - У него же только полголов…
        - Вас это больше не касается. Не оглядывайтесь. Во всех смыслах этого слова.
        - Ну уж не…
        - Идите!
        Почему она пошла? Уж не потому ли, что с ней заговорили так, как она всю жизнь хотела. Чтобы прогнать. А чего еще делать со вздорной старухой, пусть ее и обнимали памятники?! Эпинэ был болен, а Дьегаррона вообще по голове двинули, хоть и не так, как этого аспида. Герман… Теперь она запомнит, только кому оно нужно?
        На второй площадке Матильда таки обернулась, но увидела лишь уходящие во тьму ступени. На самой нижней валялся малиновый цветок. Бумажный и как будто изжеванный…
        Глава 8
        Талиг. Акона
        400 год К. С. Ночь с 8-го на 9-й день Осенних Волн
        1
        Им не было и шести, когда дядюшка Рафиано принялся стращать племянников хищным деревом, в ответ Ли с Ми завопили, что такого не бывает. Утром мать открыла толстую книгу на странице с болотной комарянкой, объяснив, что не стоит путать «не бывает», «не может быть» и «я не видел». Деревьев-охотников граф Савиньяк так и не встретил, но если есть хищная трава, где-то может вырасти и дерево. Где-то, но не здесь и не сейчас…
        - Девица передумала, - решил Лионель. - Иначе она бы уже явилась, даже если б шла на карачках. Не сказал бы, что эта лучшая ночь моей жизни - ни толку, ни удовольствий.
        - Зато все живы, - явил нежданную мудрость Арно. - Наверное, до тебя только через родственников и доберешься! Я ей сдуру брякнул, что отвезу к маме… Ли, эта особа не сможет… ну, явиться в Старую Придду вроде бы от нас?
        - Считается… - Лионель от души зевнул и понял, что хочет спать. Зверски, до желания, не снимая сапог, упасть на ковер. - Считается, что выходцы обретают власть над кровной родней, супругами, любовниками и теми, кто подлым образом привел их к смерти. Даже у девицы фок Дахе не хватит воображения обвинить в этом нашу мать, хотя, не роди она меня, я бы не оказался в Аконе, и у Райнштайнера возникли бы трудности с Кодексом Франциска.
        - Значит, она пошла к Райнштайнеру!
        - Зрелище было бы изумительным. - Выставить разболтавшегося братца и лечь! - Увы, барон запал девице в душу меньше, чем я, а до меня она могла добраться лишь через родную кровь. К несчастью для мстительницы, твое увлечение оказалось недостаточно роковым, иначе ты не стал бы докладывать Придду.
        - Чушь! - ожидаемо возопил Арно. - Мне их просто жаль! И ее, и полковника, вот уж бедняга…
        - Будь убиенная дева тебе никем, ты бы дрых, как все в доме. Предлагаю вернуться к прерванному занятию, Сэц-Алан тебя устроит.
        - А Придд? Я должен…
        - Придд способен самостоятельно догадаться, что пора спать. Полковники…
        Ли не возопил и по лбу себя не хлопнул, просто, оборвав шуточку на полуслове, схватил многострадальный звонок. Спать было некогда - девица фок Дахе таки могла отомстить, пусть и не Савиньякам, а если подобные душонки могут, они мстят. Всем, до кого в силах дотянуться.
        - Господин маршал! - Сэц-Алан рвался в бой и потому казался младше хмурого Арно.
        - Уилера с эскортом к подъезду. - Лионель с тоской взглянул на кровать и потянулся за шпагой. - Теньент Савиньяк, вы поступаете в мое распоряжение. Полное.
        2
        Дверь была приоткрыта, и Уилер распахнул ее, не дожидаясь приказа. В черной прямоугольной дыре царила на редкость омерзительная тьма. Лионель еле слышно присвистнул и, остановив «фульгата», шагнул внутрь, Арно сглотнул и без спросу бросился за братом. Мятой в прихожей фок Дахе больше не пахло: выстывший дом встречал чужаков подвальной затхлостью.
        - Теньент, возьмите у сержанта фонарь, - негромко велел Ли, то есть маршал Савиньяк. - Вы знаете дом?
        - Я был здесь… и в гостиной. Я пойду первым! У меня же… Мне же Валентин надел!
        - Следуйте за мной. При необходимости повторите то, что сделал полковник Придд.
        Ариго спросил бы «сможешь?», Лионель обошелся без этого. Он знал, должен был знать, что делает, но Адрианова звезда болталась на шее Арно, защищая не того, кого нужно.
        - Надень…
        - Молчать!
        Ступеньки зло скрипели, коврики успел покрыть сизый налет, а перильца, которых виконт ненароком коснулся, оказались склизкими. Луч фонаря уперся в сдвинутые портьеры, все в каких-то гадостных пятнах.
        - Ли! Особа уже…
        - Возможно.
        Сдернул перчатку, голой рукой рванул это! Ну и кто у нас «не в себе»? Теньент прыгнул через брошенные сгнившие тряпки, будто брезгливый конь через навозную кучу. Гостиная была пуста, холодна и омерзительна. Воняло тухлятиной, на столе тускло поблескивала посуда, стенная обивка, насколько позволял видеть фонарь, пузырилась. Лионель огляделся, поднял высокий табурет и швырнул в окно. Зазвенело, в гнилую затхлость ворвался чистый холод; брат двинулся дальше, под сапогами заскрипело стекло. Будто лед.
        - Я тоже думал выбить окно, - выдавил из себя теньент. - Чтобы ее впустить…
        - Посвети на стол.
        Две кружки, кувшин, превратившийся в пушистую серую мерзость хлеб, миска с какой-то жижей. Так вот откуда вонь!
        - Вечером это было тушеной капустой.
        - Ли… Ли, тут перед домом рябины. Они должны были помочь…
        - Фок Дахе не догадался при виде дочери влезть на дерево.
        Фок Дахе открыл своей «птиченьке» - замерзшей, притихшей, чудом спасшейся и прибежавшей домой. Он поверил своим глазам, Арно тоже поверил, а потом взявший его под руку Придд осведомился: «Сударыня, где ваша тень?»
        - В доме были слуги? - Лионель накрыл бывшую капусту пустой тарелкой.
        - Нам тогда открыл… Бывший денщик, похоже.
        - Значит, не сбежит. Идем.
        Спальня фок Дахе была всего лишь выстывшей и очень-очень опрятной. Все вещи знали свое место - от нетронутого ночного колпака до икон и простеньких грифельных портретиков. На одном держался за саблю серьезный молодой офицер, с другого улыбалась девочка с копной непокорных темных кудряшек.
        - Знаешь, - почти шепнул теньент, - человек без тени, это жутко. Когда поймешь…
        - Жутко, когда одна девица собирается отрезать голову другой. Отсутствие тени смущает меньше, чем отсутствие глаза или ноги. - Ли поднял сложенные особым образом руки, в круге света знакомо взметнулся черный олень. Тоже тень…
        - Валентин думал, что если б она увела меня, я бы явился к тебе. Как же она вас с Селиной ненавидит!
        - Если человек глуп, он помещает свое несбывшееся в кого-то и принимается ненавидеть.
        - Ты же ненавидишь убийц отца… Гизелла ненавидит, потому что любила!
        - Отец не сдирал с путников колец и не бросал трупы в придорожные канавы. Есть ненависть и ненависть, как есть вино и моча. Вино можно пить, но зная меру.
        - Не изящно, - Арно делано хохотнул.
        - Святой Адриан не Веннен, а сказал это именно он. - Брат взял портретик и усмехнулся. - Первому «льву» не давали покоя мерзости, сделанные якобы из любви. Неудивительно, что Адрианова звезда отпугнула столь любящее создание, впрочем, тебя вряд ли бы удалось увести так просто… А вот еще об одной ненависти вы не подумали. Придду простительно, но ты-то слышал, как она кричала на отца.
        3
        Кровь Савиньяков говорит с кровью Приддов, Райнштайнеров и Ариго. Возможно, именно она вырвала вдову Арамоны у пожиравшей ее дочери. Замахнувшись на Арно, девица фок Дахе могла нарваться, а могла и получить что хотела. «Спрут» смахнул карты со стола, но теперь Савиньяков двое и у одного адрианова звезда, неплохой шанс проверить.
        - Здесь всё. Посмотрим на первом этаже и в погребе.
        - Но… Ведь она уже…
        - Нужно отыскать слугу, а может, еще и гостя. Стол накрыт на двоих.
        Понять, что в миске была капуста, проще, чем представить, что это только что ели. Арно к подобному не готов, как и Эмиль с Ариго. Увидеть в гнилой жиже отменное блюдо, в старухе - былую красавицу, в руинах - легендарный дворец, а в суевериях - ключ к разгадке трудней, чем унять Сильвестра. Впрочем, ты и этого не смог.
        Чтобы спуститься, пришлось пройти через выгнившую гостиную. Минуло лишь несколько минут, но ветер дул прямо в разбитое окно и к осколкам уже пристал мертвый лист. Иссохнуть лучше, чем сгнить, но лучше всего сгореть, потому маршалы и умирают легче кардиналов. Обычные маршалы.
        - Подобное - к подобному, - Ли небрежно бросил портрет девицы на стол с тухлятиной. Если он угадал, они успеют, если ошибся, Уилер поскачет к полковнице с советом не звать по имени мужа и дочь.
        - Господин маршал!!!
        Вспомнить Уилера за секунду до его вопля… Тоже кровь? Вряд ли… но как же здесь мерзко! В Аконе сотни домов со скрипучими лестницами и пестрыми ковриками, от которых так и веет незамысловатым уютом. Совсем немного холода и гнили - и дом уже не дом, а могила, в которую лучше не возвращаться. Арно кошкой рванул к двери, Лионель вышел спокойно, только у самого порога не выдержал, отшвырнул сапогом некогда красную женскую накидку.
        - Я слушаю, капитан.
        - Прошу простить, тут такое дело! Мы решили глянуть в подвал…
        - Вас короновали? Когда?
        - Я решил проверить подвал. На всякий случай. Дверь открыта, вот мы с сержантом Аспе и спустились. Внутри ничего не протухло, зато отыскался слуга. Я его прежде видел и сразу узнал, хотя он ничего не говорит. Забился за бочки и скалится.
        - Он все еще в подвале?
        - В самом низу. Мы без приказа не вытаскивали.
        - Идемте. Арно, помни о фонаре.
        Значит, за бочками и скалится. Крыса? Скорее всего. Крысами воображали себя в Агарисе, Кошоне и Фельпе, а гниль тянется за выходцами по всем сказкам, хотя ни Джастин, ни Зоя Гастаки ничего не испортили. Гости Мелхен не заходили в дом, Удо Борн тоже…
        - Сюда, Монсеньор. С ним осторожно надо.
        - Разумеется. Он - крыса, и он в углу.
        Супруга фок Дахе была запаслива. Того, что хранилось в подвале, большой семье хватило бы на несколько счастливых зим, но соленые огурцы оказались долговечней счастья. Огурцы, грибы, все та же капуста…
        - Виу-и-и-и!
        Визг раздался не из-за бочек, а из-за мешков, на которых кто-то аккуратно вывел «горох». Савиньяк отстранил «фульгата» и шагнул вперед. Однорукий старик злобно щерился, глядя снизу вверх и визжал. Он больше не был человеком, и Лионель взвел курок пистолета.
        - Ли!!! Он же сумасшед…
        Пуля оборвала и визг, и просьбу. Эхо отскочило от чистеньких стен, сделав выстрел чудовищно громким. Ставший крысой солдат упал ничком. Лучше так, чем забиваться в углы и грызть мешки… И все же смерть вышла довольно-таки дурной, любопытно, сможет ли теперь здесь протиснуться Зоя?
        - «Пуля легче лихорадки», - пробормотал Уилер. Эту алатскую присказку Ли помнил. Пуля легче многого, особенно на Изломе.
        - Сожгите дом со всем содержимым, но так, чтоб огонь не перекинулся к соседям. - «Фульгаты» предпочтительней городской стражи, те вряд ли умеют поджигать. - Утром узнайте, как найти госпожу фок Дахе, она должна получить должное возмещение.
        4
        - Слугу нужно отдать родным. - Арно старался говорить твердо. - Пусть похоронят.
        - Этот человек погиб при пожаре, и вряд ли у него был кто-то, кроме полковника. - Ли спокойно убрал пистолет и теперь расправлял манжеты. - Если я в твоем присутствии сойду с ума, стреляй сразу.
        - Я…
        - Придд на твоем месте уже осведомился бы, не опоздал ли он с исполнением приказа, так что уточняю: «Если я сойду с ума подобным образом». Двое со мной, один - к Райнштайнеру, один - к Придду, он у известных вам девиц. Остальные на пожаре.
        Куда он собрался, господин Проэмперадор сообщить не соизволил - ехали быстро и молча. Арно пытался сперва думать, потом - вспоминать и наконец просто не злиться. Переживать за братца в его присутствии было не проще, чем беспокоиться о волке, когда тот кого-то ест, а ведь, услышав от Валентина, на кого нацелилась Гизелла, Арно чудом не спятил. Виконт гнал Кана ночной Аконой, с ужасом представляя раскрытую дверь и ничего не заметивших фульгатов. Он успел, только торопился не туда: мертвая дуреха, отчаявшись отомстить за любовника, принялась мстить за себя. Отцу, который любил, но не понимал и не…
        - Кто идет?
        - Проэмперадор Северо-Запада и Надора!
        Кавалерийские казармы. Сюда он тоже опоздал, это опоздание стало приговором полковнику и оставшемуся безымянным однорукому ветерану.
        - Господин Проэмперадор, - доложил дежурный сержант, - в казармах все благополучно. Господина капитана сейчас позовут.
        - Нет. Примите лошадей и накормите моих людей. Теньент Савиньяк, останетесь со мной.
        На то, чтоб ни о чем не спрашивать, Арно хватило. Кто-то увел морисков, кто-то - «фульгатов». В караулке было тепло и душно, но ни пивом, ни вином не пахло: Райнштайнер уже объяснил гарнизону Аконы, что такое служба. Виконт не сомневался, что больше всего сержанта гнетет невозможность вызвать «своего» капитана, бедняга косился то на дверь, то на прислонившегося к белой стене Проэмперадора. Могло показаться, что Лионель дремлет, но на самом деле брат ждал, он и в Сэ так делал. В день приезда отца Эмиль забирался на крышу с подзорной трубой, сам Арно донимал всех своими «када?», а Ли просто сидел в нижней гостиной, закинув голову и прикрыв глаза.
        - Арно, - негромко окликнул Лионель, - пора.
        Ночь была чудовищно тихой и холодной. Вмерзший во тьму лунный огрызок кутался в опаловый ореол, иней превращал неуклюжие, хоть и мощные ворота в Рассветные врата. Очень хотелось юркнуть назад, в караулку, где остался такой чудесный сержант.
        - Господин Проэмперадор, разрешите обратиться.
        - Тише, - шикнул братец, подтверждая свое сходство со змеюкой. - Я вызвал Придда, но к началу ему не успеть, а на тебе Адрианова эспера. Не считая крови, но кровь у нас одна на двоих.
        - Ли!
        - Соберись! - потребовал Проэмперадор. - Тропы выходцев начинаются только в месте дурной смерти, из чего следует, что из дома полковник с дочерью ушли обычным способом. Мы разминулись минут на двадцать, однако девицы, даже самые шустрые, не скачут кентером, а старик хромает. Где в Аконе должным образом резали и вешались, не знаю, но есть немалый шанс, что твоя протеже направилась к месту собственной смерти. Если так, мы их опередили.
        - А… Я нарочно не смотрел, но вроде на улицах никого не было.
        - Смотрел я, только выходцев на марше не видели ни в одной из известных мне сказок. Мы могли проскочить мимо и не заметить, они могли пойти другой дорогой, но ворот полковнику не миновать. Если он еще жив.
        Глава 9
        Талиг. Акона
        400 год К. С. Ночь с 8-го на 9-й день Осенних Волн
        1
        Арно пытался думать, аж морщился! Втягивать его в такую дрянь было не лучшим решением, только лучшего Ли не нашел. Россказни об опустошенных выходцами городках и селах должны россказнями и остаться. Варварскими россказнями, над которыми люди просвещенные смеются.
        Желание задушить какого-нибудь академика его собственной мантией было столь же сильным, сколь и невыполнимым - ученых мужей в аконских казармах отродясь не водилось. В них не водилось никого, от кого сейчас был бы прок, а дважды вырывавший у выходцев добычу Придд просто не успевал. Оставалось все сделать самому, но к этому Ли был готов. Чего он боялся, так это того, что Гизелла уйдет другой тропой. Мест дурной смерти, спасибо бесноватым и мародерам, становится все больше, если к изломным красотам прибавится нечисть, удержать поводья будет почти немыслимо. Страх станет второй «зеленью», а даже лучшая из лошадей с двумя всадниками далеко не ускачет, Проэмперадор тоже не сможет, он просто не вынесет двойного груза. Значит, малейший шанс удержать фок Дахе в Аконе или хотя бы отправить прямиком в Рассвет нужно использовать.
        - Фок Дахе должен тебя узнать, - небрежно бросил Лионель, выдерживая растерянный жеребячий взгляд. - Попробуй взять его под руку, как тебя взял Придд, и увести к реке. Лучше всего на мост - выходцы не любят текучей воды.
        - Хорошо. Но… Ли, она ведь ищет тебя, а Эмиль говорил… Лучше я сам!
        - Нет.
        Будь здесь Валентин, искушение стало бы серьезным. Проэмперадор слишком важен, чтобы хватать за шиворот нечисть, рискуя своей драгоценной головой. Маршал идет в бой, когда закончились генералы, а генералы выступают вперед, когда полегли полковники. Так учит Пфейхтайер, а труд его, как бы над ним ни ржали, писался кровью не одну сотню лет; дотошный дрикс просто снял копию. Чернилами. Фельдмаршал ничего не напутал, но пока он скрипел пером, жизнь продолжалась и кровь текла на уже новые страницы.
        - Лионель, ты не должен… - Арно шептал и все равно умудрялся кричать. - Ты же Проэмперадор!
        - Спасибо, я помню.
        Не хватало, чтоб по Придде разбрелись мертвые полковники и принялись стучаться под окнами и у ворот. Родня родней, но кто из ветеранов не откроет боевому другу и не окликнет его по имени? А наутро - выгнивший дом, забившиеся в подполье уже не люди и слухи, слухи, слухи…
        - Ли…
        - Молчать!
        Серебряные от инея стены, продрогший месяц и кромешная тишина. Слишком кромешная для спящего города. Ждать было бы легче, не ударься позавчера Эмиль в пророчества, хотя вряд ли братец учуял именно Гизеллу. Из них троих он в этом смысле самый непричастный - ни приговора не утверждал, ни спасать не рвался, так что к кошкам предчувствия! Эту ночь ты переживешь, а нет… Если себя не забыл граф Васспард, граф Савиньяк тем более не забудет, а остальное придется взять на себя Придду. Но не раньше, чем станет ясно, что видно с той стороны и как это можно использовать на этой.
        Шаги… Вот и дождались, можно себя поздравить с удачной догадкой. Как-никак, первая игра за выходца. Эти твари уводят родню и врагов по одному, Гизелла дважды давала понять, кто ей нужней. Значит, отца она выпустит, а может, и прогонит.
        - Ли!
        - Слышу. Отойдем.
        Одинокий путник хромал. Неровные небыстрые шаги казались частью почти уже зимней ночи. Что ж, будем надеяться, утро они с Арно встретят еще не остывшими.
        - Ли, он хромает!
        - Несомненно. И кто бы мог подумать, что два часа назад я собирался спать.
        2
        Вот чего Арно не представлял, так это того, что будет трусить, да еще столь отчаянно. Беситься он при брате бесился, не без того, но чтоб бояться?! Ли махнул рукой, указывая в тень, и Арно послушно попятился, тишину нарушали только шаги фок Дахе, хотя полковник был еще по ту сторону ворот. Теньент попытался вспомнить, бывает ли слышно изнутри, когда кто-то подходит, и не смог, а спрашивать было нельзя: если слышат они, услышат и их. Виконт покосился на караулку - в окне бился теплый мягкий свет. Лионель запретил солдатам выходить, но неужели никто не выглянет? Глупости, разумеется нет! Приказы Проэмперадора в Аконе выполняют не раздумывая, даже самые странные.
        Рука привычно легла на эфес, но шпага сейчас не защитница, а желание залезть за пазуху и проверить, на месте ли эспера, Арно подавил. Адрианова звезда деться никуда не могла, она себя уже показала и еще покажет, хотя лучше бы ее надел Ли. Брат стоял в шаге от калитки - высокая темная фигура, только на левом плече и шляпе лежат лунные отблески…
        Арно сглотнул, гоня дурацкую мысль, что об этой ночи он никогда не напишет матери, он вообще никому не расскажет, чем бы все ни кончилось! Даже если все будет… Нет, не будет! Уилер говорил, когда они вломились в Гаунау, все понимали - зачем и на возвращение не очень рассчитывали, но Ли вывел армию почти без потерь. Он не полезет в бой, если тот безнадежен, и вообще знает, что делает. Знает! «Если я в твоем присутствии сойду с ума, стреляй сразу…»
        К кошкам такой приказ! Лионель с ума не сойдет никогда. Кто угодно, только не он… Уже?!
        Стук показался громким, будто тараном грохнули. Часовой не мог не услышать и не окликнуть, но часового Ли отправил в караулку. Брат оглянулся, быстро приложил палец к губам и шагнул к калитке.
        - Кто идет?
        Узнает старик голос или нет? Ночь меняет все, а полковник говорил с Проэмперадором от силы несколько минут.
        - Полковник фок Дахе. Срочная надобность.
        Срочная… Проклятье! Арно все-таки расстегнул мундир и докопался до эсперы, та была на месте, а из караулки никто не вышел и в окошке не мелькнул. Не слышат? Боятся ослушаться? Или, как Тобиас…
        Лязгнул засов, глухо стукнуло о камень железо. Ли открыл и быстро отступил, давая полковнику войти. Старик был один, наученный горьким опытом теньент глянул на землю, тень фок Дахе еще не отреклась от хозяина.
        - Итак, полковник, - негромко окликнул Лионель, - что у вас за надобность?
        - Ночь. Эта ночь…
        - До рассвета еще часа четыре. Так в чем дело?
        - Я иду.
        - Куда, сударь?
        - Я иду, - полковник сделал шаг, - я иду… Иду…
        - Полковник фок Дахе! Смирно!
        Остановился, кляча твоя несусветная! Щелкнул каблуками, неловко припав на больную ногу, отчеканил:
        - Полковник фок Дахе. Срочная надобность. Я иду…
        Не узнал маршала и теньента тоже не узнает, так что ни к какой Виборе его не затащить! Решение пришло само, виконт бросился вперед, на ходу стаскивая цепочку. Фок Дахе еще стоял по стойке «смирно» и чеканил свое «Я иду!», когда теньент, сорвав с седой головы шляпу, нацепил на старика защитную звезду, запихнув ее поглубже за воротник. Позади громко, по-детски всхлипнули. Теньент, не выпуская окаменевшей добычи, оглянулся. Гизелла вжималась в заиндевевшую стену, ее губы дрожали…
        - Папа!.. Ты… Ты меня тоже бросишь. Как все…
        - Птиченька моя!
        - Фок Дахе, стоять! Смирно!
        - Холодно… Мне так холодно…
        Оторвалась от грязной стены, шагнула к отцу, обнимая себя за плечи. Создатель, совсем же девчонка, и больше не злится. Куда ей злиться в такую холодину?!
        - Сударыня, я сейчас дам вам свой мундир.
        - Вы так добры, - девушка присела в реверансе и вдруг закрыла лицо руками. - Не надо, ничего не надо, ведь меня все предали!..
        3
        Странная ночь и утомительная - надо бы орать от ужаса, а тянет зевнуть и при этом еще и рассмеяться. Над сказкой, почти показавшейся страшной.
        - Создатель, это же казармы… - хрипит полковник, на плечах которого повис Арно. Ничего не скажешь, взял за руку! - Господин маршал, я не знал, что хожу во сне… Птиченька моя!
        Не ответили, но ветеран вздрогнул, будто его ударили, и рванулся куда-то вбок. Арно оказался сильней, а Торка учит не только бить, но и хватать.
        - Фок Дахе, стоять, - прикрикнул Савиньяк, - смирно!
        Подействовало. Счастье, что началось с вояки, - торговца или мастерового так не удержишь. Полковник стоял, хотя по щеке его ползла слеза. Гизелла, несомненно, была рядом, но Ли ее не слышал и не видел, вот только проталины на стене… Темные пятна складывались в некое подобие девичьего силуэта, однако фок Дахе косился в другую сторону. Отцовская половина его души рвалась к мерзавке-дочери, полковничья исполняла приказ, и долго так продолжаться не могло.
        - Монсеньор, - голос фок Дахе был тускл и тверд, будто трактирная тарелка. - Разрешите обратиться. Теньент, отойдите. Прошу вас.
        Отошел. Каким же славным он вырос. Везет же некоторым родиться младшими, а полковник смотрит осмысленно и даже не думает бубнить «я иду!». Эспера действует и на расстоянии? Ее действие длится какое-то время? Единожды разбуженный не засыпает? Просвещенные люди! Как же мало мы знаем.
        - Говорите, полковник.
        Будет просить то, что сам почитает постыдным. Слушать тоже неприятно, но вдруг удастся понять что-то новое. Об Изломе, о крови, о той же Королеве Холода.
        - Монсеньор, я поступаю как дезертир, но я… Талиг без меня обойдется! Я всю жизнь жертвовал семьей ради службы. Жена меня понимает, но Гизеллу мы погубили… Как я брошу ее сейчас, когда… Вы еще не отец, откуда вам знать! Дочка перестала звать меня папой, когда ей было десять. Я не понимал, не видел… Выйди я в отставку еще тогда!.. Другие как-то умеют обращаться с полковой казной, у них никто не голодает и лошади в порядке, а деньги водятся. У меня было только жалованье, я этим гордился и терял дочь… Птиченька, - голос фок Дахе внезапно обрел твердость, - подожди. Я должен объясниться. Монсеньор, прошу принять мою отставку!
        - Нет, - отрезал Лионель, - вы вернулись на службу, и вы будете служить.
        - Монсеньор, я думал, что я потерял дочь.
        - Вы ее потеряли, причем дважды. Гизелла фок Дахе, - тварь, я называю тебя по имени, так покажись! - стала убийцей и умерла. Ваша дочь - выходец, последовав за ней, вы станете таким же и погубите все семью.
        Для начала - семью, потом круги пойдут дальше. Уведенные - Королева холода не в счет - подчиняются тем, кто их увел, и действуют словно в полусне. Полковник будет скулить под окнами родни и друзей без злого умысла, как пьяный, что прибрел в знакомый дом. И его пустят и пойдут за ним, как он сам брел за дочкой, ничего не соображая… Поэтому фок Дахе уйдет или на Цитадельный мост, или в Рассвет. Сразу и навсегда.
        Полковник, словно кого-то отстранив, шагнул вперед:
        - Никогда! Я не причиню им … Я их не трону!
        - Причините. - Пусть подойдет ближе. - Вы просто не сможете иначе. Семья пойдет за вами, как вы пошли за своей кровью. Слепо.
        - Я… Я шел. Да, я шел… Иначе я бы помнил, что сказал Францу!
        - Так звали вашего денщика?
        - Да… То есть как «звали»?!
        - Возможно, он пытался вас остановить, а возможно, слишком любил, чтобы уснуть и не слышать, как вы уходите в смерть. Вы этого не помните, я - не знаю, однако ваш Франц потерял человеческий разум и обрел крысиный. Это тоже сделала ваша дочь.
        - Нет… Она не хотела! Господин маршал, поймите же! Я верю, что она мертва, я вижу, что она мертва, но есть же жизнь вечная! Гизелла все поняла, испугалась, теперь я ей нужен. Монсеньор, ради Создателя… В память вашего отца, он мог меня помнить по Лауссхен. Умоляю, примите мою отставку! Я понимаю, что умру, но я не хочу умереть дезертиром! Клянусь, моя смерть никому не повредит.
        - Даже вашей жене? Она уже лишилась двоих сыновей, теперь потеряла и дочь. Вы готовы добавить ей еще одну беду? Вы упомянули моего отца. Что ж! Моя мать, та, которую я помнил с детства, мужа не пережила, нам с братьями в спину смотрит другая женщина. У нее есть все, кроме счастья, у вашей супруги не останется ничего, кроме беды.
        - Создатель… Агата. Как я мог забыть о ней?!
        - Она не плакала под вашей дверью.
        Думает. Нет, не думает, слушает… Такой долгожданный дочерний лепет. Агата далеко, с внуками, со вдовой невесткой, а Гизелла тут. Одинокая, несчастная, испуганная, будто не она осыпала отца бранью и нанимала убийц. Эта… Люцилла? Да, именно так, Люцилла тоже плакала и жаловалась, хотя прежде только пакостила. Госпожа Арамона не устояла - устояли решетки Багерлее, а здесь стоять им с Арно.
        - Сударь… - звонко выкрикнул брат. - Гизелла больше не одна. Я ее провожу… Я ее понимаю, вы - нет. Ли, я скоро вернусь, только до церкви дойду.
        - С дочерью пойду я. Это мой долг… Моя вина! Гизелла… Не говори так! Я пойду с тобой, чтобы ты… Чтобы ты не вернулась за матерью. Теньент, не смейте!
        Ли не вмешивался, спор был бесполезен. Эспера вернула полковнику волю, но он решил уйти с дочерью. Братец воли не терял, но, похоже, все забыл, вывод - одна эспера двоих не защитит, а ты… Ты, если не ошибешься, защитишь провинцию, но не этих двоих. Уступать не собирается никто, отпускать нельзя никого, но полковника - больше.
        - Монсеньор, я отказываюсь от звания, - отчеканил фок Дахе. - И от пенсиона!
        - Лионель, я скоро!
        - Птиченька, я с тобой. Теньент, вы не вернетесь!
        - Кляча твоя несусветная, я что, в Эйнрехт собрался?! Тут шагов сто, не больше…
        Полковник не противник, но он должен остаться в сознании, а малыш до церкви не дойдет. Даже если сам станет хромым полковником, генералом, маршалом… Лет через двадцать. Только б не дернулся, а рука не дрогнет. Пуля - брату, а фок Дахе придется скрутить.
        - Да, Монсеньор! - старик увидел пистолет и радостно сверкнул глазами. - Да! Расстреляйте меня, как мою дочь, и мы уйдем вместе. Навсегда. Я - дезертир, я признаю свою вину полностью и согласен с приговором. Прошу разрешения умереть с открытыми глазами. Где встать?
        - У стены. - Пусть встанет, тогда удастся свалить Арно и схватить этого… исполненного вины. Придд не промешкает, только бы от него без эсперы был прок. К кошкам! Через пару часов мертвая дрянь всяко уберется и очнутся караульщики.
        - Ли, зачем?! Я же за него…
        - Отойдите, теньент, так нужно. Птиченька, это быстро! Да ты же знаешь… Монсеньор, я готов.
        4
        Ли все же свихнулся. На пару с фок Дахе. Ну не хочет старик больше служить, и ладно, свое он давно отдал! Только брата не остановишь и не убедишь, остается полковник.
        - Гизелла, - шепнул виконт, - скорей! Скажи отцу, что не хочешь, чтоб он шел с нами.
        Кудлатая головка согласно кивнула.
        - Ты мне не нужен! - выкрикнула девушка. - Ты уже жалеешь… О своей армии и своей халупе! Ну так оставайся и думай. Я, может быть, вернусь за тобой. Может быть… Мне холодно, надо спешить!
        - Накинь мундир, - велел Арно. - Тебе точно нужно именно в эту церковь? По дороге в Старую Придду их полно, куда хочешь, туда и зайдем.
        - Нет… Я там тебе все скажу. Только там… Здесь они, здесь холодно. Тебе скажу, ты поймешь… Они - нет, мы им не нужны, у них свои забавы… Твой брат такой жестокий, а мой отец глуп. Твой брат тебя спасать не будет, мой отец меня предал… Идем…
        - Ах ты ж мармалюца хренова! Ну, зараза! - Арно не понял, кто его схватил. Уж точно не рысью прыгнувший на фок Дахе Ли. Хватка у чужака была железной, а дикая боль в руке не давала вырваться. Арно мог только смотреть на замершую в шаге от него девчонку. Он так и не успел ее закутать…
        - Я вернусь, - губы Гизеллы дрожали. - Если ты меня не забудешь. Не забудешь?! У тебя есть все… У меня ничего… Меня предали, а тут так холодно… Я боюсь… Ты меня забудешь. Я тебя никогда больше…
        - Я не забуду!
        - Не забу…
        - Заткнись, холера, четыре молнии тебе в сердце!
        - Ты грязный… Грязный!
        - Сама хороша! - Что-то колючее и холодное тычется в шею, лезет за шиворот, царапает. Не железо, какой-то хворост. Ли держит бьющегося полковника, Гизелла, сжав кулаки, кричит на того, за спиной. Кляча твоя несусветная, зачем так-то уж?!
        - Да хоть лопни! - огрызается невидимка. - Дохлятина.
        - Ты… Я тебя…
        - Ори, ори… Не хочешь рябинки, птиченька?
        Боль в руке заставляет согнуться, смотреть на свои сапоги и чужую тень то ли в венке, то ли в плоской лохматой шапке. Кричит, рвется к дочери полковник, визжит и сыплет проклятьями сама Гизелла. Она даже на Валентина так не орала, вот ведь злое место! И ведь знал же, что умерла, точно знал и… забыл!
        - Пустите меня к дочери, - молит фок Дахе. - Я заберу ее! Навсегда…
        - Нет.
        - Ненавижу!.. - отчаянный девичий крик больше не трогает, наоборот… Как же мерзко, когда столько ненависти. И к кому? К старику, готовому для нее на все.
        - Больно же, - бросает Арно непонятно кому. - Я этой …больше не защитник, так что хватит меня держать!
        - Рановато, - фыркают из-за спины, но боль отпускает, теперь можно поднять голову, взглянуть перед собой. Полковник уже не бьется, просто плачет как маленький, обмякнув в руках Лионеля. Гизелла все еще что-то орет, лохматая фигурка дергается, будто марионетка, и больше не кажется ни хрупкой, ни трогательной. Грязные слова сливаются в какой-то дурной шум, и в такт ему дышит, на глазах покрываясь пятнами, растерявшая серебро стена.
        5
        Теперь Ли ее почему-то и видел, и слышал. Кудлатая полуодетая девица выплевывала оскорбления, с ее точки зрения, несомненно, убийственные. Выходило не хуже, чем у торговки рыбой, только чем громче визг, тем короче зубы. Молчащая пустота может быть страшной, вопящая - никогда, но как же вовремя объявился Уилер!
        - Ведите теньента на мост, там отпустите, не раньше.
        - Слушаюсь. - «Фульгат» в венке из рябины и с рябиновой же гирляндой на шее словно выскочил из пасторальной мистерии, только у него не забалуешь. Остается полковник, бедняга вовсе плох, но, к счастью, мелок. Не сможет идти, придется взять на руки, вряд ли он тяжелей Селининой матушки.
        - Идемте, фок Дахе. Можете?
        - Да, модседьор… - Полковник жалко всхлипнул. Мужчинам заказано плакать потому, что это зрелище вынесет не каждый. На кровь смотреть как-то легче… - А ода… Ода де явится к Агате?
        - Сегодня уже нет, - если только по соседству кого-то должным образом не убили, но это было бы слишком. - Счастливо бесноваться, сударыня.
        - Ты свое получишь, - зашлась в прощальном вопле девица, - чума белобрысая!.. Я… тебя…
        Желающих сотворить с графом Савиньяком что-то скверное хватало, высказывавших свои пожелания вслух было заметно меньше, это могло бы вызвать уважение. Если б дочка полковника нашла подходящие слова. Не обязательно приличные, но подходящие. Увы, брань Гизеллы была еще глупей эпиграмм Понси и колиньяровских обличений. Лионель поволок тщившегося подавить рыдания полковника к воротам, и тут же в них вцепился лунный луч. Что-то ясно блеснуло - не пуговица. Адрианова звезда! Так вот почему фок Дахе очнулся, а братец одурел… Да и ты тоже: не заметить, не понять, что сделал Арно, надо суметь, хотя уснули же люди Придда. «Спруты»! На посту!
        - Гизелла, - выдавил из себя полковник. - Прощай… и прости!
        - Никогда! - несется в спину. - А ты скоро сдохнешь, сыч недоделанный!.. Ай-йя…
        - Ха! - Нечто темное отваливается от стены, становясь толстяком в ботфортах с белыми отворотами. Арнольдом Арамоной.
        - Так вот кто на доченьку мою хвост поднял! - Толстый палец знакомым всем унарам жестом тычет в Гизеллу. - Кровиночка моя, сердечко золотенькое, словечка дурного никому не сказала, цыпленочка-щеночка не обидела! Терпеливица кроткая, только ты ей зла и желала, сучка подколодная, исчадье злокозненное, всякой жалости лишенное!.. Только я деточку свою не оставлю, все брошу, в немилость к Ней попаду, но тебя, убивица, покараю! Смотри на эти звездочки, мерзавица, в последний разочек смотри…
        Сгинувший капитан Лаик надвигался на Гизеллу, раскинув, словно для объятия, руки. Тени у него, само собой, не имелось, но в остальном он изменился мало. Ли покосился на стену в надежде увидеть еще и Зою, но Арамона заявился один. На помощь кровиночке.
        - Папа! - пролепетала словно приросшая к земле Гизелла. - Папочка!..
        Рывок полковника был предсказуемым, отчаянным и несильным. Разумеется, фок Дахе не вырвался, и бред начался с новой силой - бился в руках старик, визжала расстрелянная красотка, бубнил свои угрозы Арамона. Спасибо, хоть братца Уилер уволок, умнику только со Свином сцепиться не хватало! А тот был прекрасен. В черно-белом парадном мундире, лунно-бледный, он надвигался на сжавшуюся в комок Гизеллу.
        - Ха! Теперь оправдываться поздно…
        - Монсеньор, - стонал полковник, - Монсеньор…
        - И не голоси на луну! Она не услышит… Она думает о нем, Она тоскует, Она послала меня! Я нарушил приказ из-за тебя, убивица!
        - Папочка! Я не хочу… Не отдавай меня!
        - Маршал!.. Монсеньор… Сделайте что-нибудь!
        - Я делаю. - Савиньяк усилил хватку, вынуждая полковника отвернуться. Лучше было прикрыть глаза и самому, предоставив выходцу покончить с выходцем, но Ли смотрел и запоминал. Не так, как казнь Борна - тогда он ждал, что Занха сделает смерть отца прошлым. Не сделала, но легче стало. То, что творилось сейчас, давало знание, которое могло пригодиться, и Савиньяк отмечал каждую мелочь. Гизелла отчаянно ловила взгляды живых и больше не кричала. Кажется, наконец испугалась. Хорошо, что Арно не видит!
        - Спасите…
        Это был шепот, отчаянный женский шепот, который мужчине так трудно выдержать, но Ли помнил Занху. Борн не боялся и ничего не просил, он защищал жену, только этого никто не знал. Стойкость мятежника вызвала уважение, несколько дурных стихов и три дуэли. Сам Ли не дрался - при нем убийцей маршала не восхищались. Карл умер, графиня Борн осталась и почти сожрала свою семью. Жаль, за ней никто не явился.
        - Ты… - мертвый капитан сделал последний шаг и сграбастал так и не двинувшуюся с места Гизеллу в охапку. Широченная спина не давала толком видеть, что происходит, но жалкий сдавленный писк оборвался почти сразу, и Арамона поволок добычу назад. Гизелла вырывалась, словно была живой, полковник бормотал молитву, но на выходцев молитвы не действуют.
        - Ты… ты…
        Теперь они были совсем рядом. Лионель думал, что мститель уйдет тем же путем, что и явился, но тот, достигнув некоей черты, остановился.
        - Ты был сносным унаром, - сообщил он. - Смотри, как я защищаю доченьку. Смотришь?
        - Да.
        - Ха! - Арамона поднял извивающуюся девицу над головой, на миг превратившись в пародию на гальтарские изображения борцов, и с силой швырнул в стену, с которой только что сошел.
        Не было ни стука, ни крика, просто на старые камни легла фреска - лохматая фигурка в непристойно задранной юбке и с раскинутыми, как лапки лягушки в прыжке, руками и ногами. Потом краски стали меркнуть и темнеть, сперва сквозь них проступила кладка, затем Гизелла фок Дахе стала россыпью исчезающих на глазах пятен, но Арамона все еще был здесь.
        - Ты был сносным унаром, - повторил он, - но ты - всего лишь вшивый граф и благословения моего не получишь. Пока. Стань герцогом, обойди его, не хочу ему служить, пусть сам идет, и кровиночку мою ему не отдам. Ты - другое дело, но сперва заслужи! Ты можешь…
        - Что именно, господин капитан?
        - Это можешь, - Свин стоял уже вплотную к стене, - и больше тоже можешь! Добудь кровиночке моей короночку, и будет хорошо. Справедливо будет, а этот пусть сам… Ха!
        Пятен не было, Арамона ушел в стену сразу, и тут же из караулки выскочил встрепанный сержант.
        - Примите полковника фок Дахе, - буднично распорядился Савиньяк, - ему стало плохо.
        VI. «Колесо Фортуны»[«КОЛЕСО ФОРТУНЫ» (КОЛЕСО СУДЬБЫ, LA ROUE DE FORTUNE) - высший аркан Таро. Символизирует вечные перемены, постоянное становление и разрушение, непостоянство как счастья, так и невзгод. Карта считается символом прогресса, а он даром не дается: для победы необходимо осознанное желание, дерзость и бесстрашие. Может означать как начало нового цикла, так и неожиданную улыбку судьбы, счастливый случай, неожиданный поворот, но надо помнить, что вращение колеса предполагает круговорот вещей и событий. Без падений не бывает взлетов, и порой необходимо опуститься вниз, чтобы затем вновь подняться вверх. ПК: указывает, что жизненная позиция осознана, можно начинать трудиться, а результаты скажутся позднее. Возможны несообразные действия в неожиданных ситуациях, сопротивление неизбежным переменам, невезение, провал, неожиданный удар, несчастный случай.]
        Не нужно в последний момент геройски хвататься за невозможное. Достаточно вовремя сделать то, что нужно.
        Уинстон Черчилль
        Глава 1
        Талиг. Старая Придда Дриксен. Люценроде
        400 год К.С. 15-й день Осенних Волн
        1
        Арлетта вспоминала юность. Восьмой день и через силу. Вырвавшись из приторной дворцовой паутины, влюбленная девчонка радостно выковыряла из души все, что мешало, а оно, не прошло и пятидесяти лет, взяло и понадобилось.
        Графиня неторопливо пила шадди, бродила по старому Арсеналу, стояла у окна, глядя в серенький день, а видела профиль Мориса Эпинэ в дневничке принцессы Карлы и его же вензель, выведенный на запотевшем стекле принцессой Георгией. Когда мэтр Капотта перевел дриксенскую балладу о разлученных жестокими родителями влюбленных, поженивших уже своих детей и скончавшихся в миг их поцелуя на свадебном пиру, ее величество поднесла к глазам платочек. Всё все поняли и принялись гадать, которой из августейших сестер достанется черноокий Морис. Не угадал никто - наследник Анри-Гийома бросился на колени перед Жозиной Ариго. В дворцовом парке, на середине сонета о всесилии любви, который читала королева.
        Примеру Мориса немедленно последовали двое его друзей, одним из которых был граф Савиньяк. Загодя предупрежденной о тройственном любовном порыве Арлетте тогда было не до принцесс, но лицо Карлы запомнилось.
        Морис женился, однако девицы Оллар не зачахли и разлучницу не извели. Сестрам начали подыскивать женихов, когда Арлетта уже уехала в Сэ. Меньше всего молодую графиню заботило, кому королева в конце концов отдаст дочерей, а она не отдала никому. Не успела. Георгию под венец отправлял уже дядюшка-регент, причем невеста отнюдь не казалась несчастной. О том, что герцогиня Ноймаринен еще и дочь Алисы, как-то забылось, а вот Ли, ожегшись с Фридой, вспомнил. Это Марианна была безопасна, а для Урфриды Бергмарк мог стать и тесен. Последний Эрнани не зря записал, что высокородным дамам свойственно путать любовь к короне с влечением к тому, кто может эту корону поднять. Урожденная герцогиня Ноймаринен была достаточно высокородна.
        Арлетта сдвинула портьеры и перебралась к письменному столу. Если Георгия ехала к мужу, она еще пару дней просидит с Рудольфом, но если у герцогини собственные дела, жди приглашения на послеобеденный шадди. Вот прямо сейчас и жди, то есть, конечно же, наоборот! Графиня Савиньяк будет застигнута врасплох и слегка растеряется. Она теряется не хуже, чем Росио пьет, а Бертрам зудит о болячках и астрах, хотя исцеленному Валмону придется подагру чем-то заменить. Или не придется. Проэмперадор вправе вышвырнуть докучливых гостей, не прибегая к уловкам, впрочем, ссориться с Ноймариненами, даже начни Георгия мутить воду, нет резона и ему. Значит, в Эпинэ будут трудности с сырами и рассада, а в Старой Придде - сказочка.
        Тут же захотелось написать о хорошо воспитанных змеях, но графиня готовилась извиваться, а не сочинять. История о блохах, порицавших собаку, была почти готова, и Арлетта разложила исписанные листки, открыла спасительную чернильницу и сунула туда перо. Если придут, заработавшаяся хозяйка вздрогнет и посадит кляксу.
        Пришли. Чуть ли не с боем часов раздался стук. Сдержанный, дворцовый - здешние слуги и порученцы стучат иначе. Клякса упала куда нужно, графиня Савиньяк досадливо ойкнула и разрешила кому-то войти.
        - Арлина, дорогая!
        - Георгия? - удивление было почти искренним, радость - не совсем.
        - Готова побиться об заклад, ты меня не ждала!
        - Я ждала приглашения выпить шадди, - Арлетта присыпала кляксу песком и отодвинула лист. - Завтра или послезавтра.
        - Это издевательство? - герцогиня Ноймаринен окинула взглядом письменный стол и уселась в ближайшее кресло. - Я о шадди… Рафиано никогда не признают хорошим сваренное северянами. Арлина, я не могла не прийти первой, ведь я - супруга больного регента, а ты - мать Проэмперадора, бьющего за этого регента волков. Мое приглашение могло показаться попыткой утвердить первенство.
        «Арлина»… Как же «маленькая Рафиано» ненавидела изобретенную королевой слюнявую кличку, хоть и держала свои чувства при себе. С падением Алисы исчезли и сочиненные ею прозвища, но принцессы Оллар упорно зовут бывших материнских фрейлин на старый лад. Общее прошлое, о котором не было особой нужды вспоминать. До последнего времени.
        - Рафиано никогда ничего не кажется, - Арлетта улыбнулась и тут же сощурилась. - Геора, я не стала лучше видеть, а ты села слишком далеко, лучше перейдем в гостиную и в самом деле выпьем шадди. Очень хорошего.
        - Бертрам?
        - О да, - графиня улыбнулась со всей мечтательностью, на которую была способна. Она ждала разговора и знала, что легким он не станет.
        - Арлина, - Георгия без усилий поднялась, да и выглядела она хорошо. Удайся герцогиня совсем уж в мать, она была бы красавицей, правда, копия Алисы бесила бы не только графиню Савиньяк. - Не хочу лгать, моя истинная цель - твой Лионель, но сперва шадди и немного воспоминаний. Наша юность была яркой и счастливой. Не правда ли?
        - Правда. - Спасибо тебе, Арно, за то, что ты пришел… Ты стал счастьем, а все остальное просто жизнью. - Я повстречала в Олларии нашу Одетту, она по-прежнему плачет по любому поводу, а я по-прежнему не терплю рыданий.
        2
        Лейтенант Тапферхазе щелкнул каблуками и вытянулся; ему было неуютно, тем более что начальство ругалось по делу. Начальство в лице капитана Фельсенбурга при виде покаянного рвения малость остыло и ухватило себя за ошейник - приступ злости явно не соответствовал обнаруженным вездесущим папашей Симоном прегрешениям.
        - Ступайте, - хмуро распорядился Руппи. Бруно бы прибавил что-нибудь насчет науки впредь, но Фельсенбург кусался, а не зудел.
        Красный, как лучший из раков, подчиненный убрался отводить душеньку на провинившихся. Руппи проводил разогнавшегося Тапферхазе взглядом - настроение лучше не стало, но и не ухудшилось, и вообще подчиненных нужно школить!
        - Зверствуешь? - хмыкнули за плечом.
        - Так точно, - бодро подтвердил Руппи. Не будь он так зол, подкравшийся был бы «замечен» раньше. - Зверствую.
        - Доложил бы подробности, что ли, - хмыкнул фок Хеллештерн. Он был генералом, но молодым, вряд ли старше фрошерских Савиньяков, а Руппи - капитаном, но Фельсенбургом. Это сближало, хотя дистанцию держали оба. - По-человечески доложи и с расстановкой, а то я тоже злюсь.
        Вдвоем они двинулись вдоль аккуратных рядов палаток. О причинах генеральской злости капитаны не спрашивают, и Руппи не спросил - Бруно тоже вовсю зверствовал, вернее - занудствовал, что было куда тошнее. Придирки высокого начальства заводят тех, кто пониже, вплоть до выговаривающих своим битюгам обозников. И все же почему так и тянет кого-нибудь убить?
        - Так бы кого-нибудь и пристрелил, - поделился сокровенным Хеллештерн. - Надеюсь, ты не сочтешь это советом или намеком. И вообще, я слушаю.
        - Сержант Целлер отвечает за состояние ротных лошадей. - Докладывать так докладывать, авось полегчает! - Мы на марше, порядок особенно необходим, а полковой кузнец без можжевеловой не живет. На последней большой стоянке этот бездельник, либо выпив, либо торопясь это сделать, весьма небрежно подковал рейтарских лошадей. Не прошло и недели, как у пары болванов кони захромали, и что, мне теперь самому копыта у всей роты осматривать? За что, интересно, пройдоха Целлер получает свою доплату?
        - Все? - участливо, в самом деле участливо, поинтересовался Хеллештерн. Командующий кавалерией, он любил повторять, что проиграть битву может не только генерал, но и коваль.
        - Если бы! - фыркнул Руппи. - Вчера мои герои чудом не передрались с соседями-драгунами. У тех что-то пропало - не то зимние плащи, не то сумка с инструментом, обвинили моих, но у обормотов нашлось что ответить. Дескать, вы сами, неделю назад… Потом вспомнили какую-то муку и какую-то девку. Слово за слово… Назревала хорошая свалка, спасибо, сержант Вюнше, есть у нас такой здоровяк, раскидал самых горластых, а кое-кому и зубы надраил. В общем, утихомирил, обошлось без членовредительства.
        - Молодец.
        - Конечно, молодец, - поморщился Фельсенбург, - только за парнями из первого взвода грешок водится - сопрут и не чихнут. Пусть в этот раз они и ни при чем, но было такое раньше, было… И Вюнше, холера такая, все знает, но ничего не делает, вот чуть до оружия и не дошло.
        - Разнос был справедлив, - постановил генерал. - Только уж больно ты разошелся.
        - Сам вижу. Будь у меня другое настроение, сказал бы пару слов и забыл - лошадей перековали, драки не случилось… Но вот зол, и все тут!
        - А может, ты у нас ясновидящий? - хмыкнул Хеллештерн. - С Торстеном, говорят, случалось.
        - Ну уж нет! - запротестовал Руппи, невольно тронув перешедший в его собственность палаш. От болтовни про поединок в стиле первых варитов вяли уши, а понимать, что «львиным» клинком башку оттяпает любой приличный рубака, армия не желала. - И вообще не я один злюсь.
        - Но ты злишься мутно, - фыркнул кавалерист. Они дошли до последней палатки, дальше начинались бурые с белыми снежными пятнами поля. - Глянь-ка! Кажется, разъезд кого-то прихватил, это может оказаться любопытным.
        «Это» оказалось более чем любопытным, хотя началось все предельно буднично. Высланные вперед разведчики обычным порядком остановили торговцев, двигавшихся с небольшим караваном навстречу армии, на юг…
        - С вашего разрешения, - бодро докладывал ветеран-капрал, - мы выспросили, кто, откуда, куда и зачем. Полный порядок, негоциянты как негоциянты, только они с чего-то в голову вбили, что мы на встречу со столичной армией идем… Я, понятное дело, спросил, что за армия такая. Говорят, к Эзелхарду по главному тракту движется. Насколько большая, не знают, видали токмо авангард - стоит лагерем у Асбаха. Если не врут, тысяч пятнадцать, а то и все двадцать. Идут из самого Эйнрехта, пехота, кавалерия, еще и пушки везут.
        - Торговцы с вами? - ровным голосом поинтересовался Хеллештерн.
        - С вашего разрешения.
        - Отлично. - Генеральская рука неспешно потянулась к кошельку: Георг, как и Рейфер, никогда не забывал наградить отличившихся. - Ждите здесь, с негоциантами наготове. Фельсенбург, со мной.
        Шли не быстро - на них смотрели, а несколько минут ничего не решало - и молча. Только у самой палатки Бруно Хеллештерн в упор спросил:
        - Понимаешь, что это значит?
        Руппи угрюмо кивнул. Понимать было нечего - «вождь всех варитов» решил прибрать к рукам Южную Дриксен, и Эзелхард, город оружейников и ткачей, стал его первой целью.
        3
        - Мне казалось, я знаю про шадди все, но его высокопреосвященство Левий открыл для меня кое-что новое. - Арлетта поставила чашечку и вздохнула. - Я давно так ни о ком не сожалела.
        Это - истинная правда, это - откровенность, и это никак не связано с Ли, а кому-то пора начинать настоящий разговор. Начавший проигрывает? Нет, если он - Рафиано.
        - Кажется, эсператист в самом деле вел себя достойно, - согласилась Георгия. - Тем не менее смерть кардинала для нас не меньшая удача, чем его появление. Вторая религия Талигу не только не нужна, но и опасна.
        - Талигу более всего опасна глупость. Агний зря пытался переложить ошибки Сильвестра на простонародье.
        Не Агний и не Сильвестра, но на ошибки мужа жене лучше не указывать.
        - Церковные дела не для меня. - Георгия неспешно поправила волосы. - В любом случае, после свидетельств Придда и Фарнэби Агний не может оставаться кардиналом Талига. Рудольфу уже приглянулся какой-то епископ, но это терпит. Давно хотела спросить, ты ведь любила мою маму?
        - Нет, - вопрос странен и, вне всякого сомнения, хорошо продуман, поскольку подразумевает либо излияния, либо объяснения. Их не будет, пусть спрашивает дальше.
        - Арлина, но почему? - Обидно? Наверняка, за свою кровь всегда обидно, но на откровенность вызвать важнее, что ж, будем откровенны. Слегка.
        - Мне было хорошо в Рафиано, - Арлетта откинулась на спинку кресла, она не будет вглядываться в лицо, лица принцесс и королев считают открытой книгой лишь законченные дураки.
        - Не хочешь отвечать?
        - Отчего же? Сейчас это никого не убьет. Родители боялись меня отпускать, пусть и делали вид, что так и надо. Я как-то поняла, что их вынудили и что сделала это королева.
        На самом деле отец сказал правду, хоть и почитался матерым дипломатом, а может быть, именно поэтому.
        «Леттина, - этот ровный голос она помнит до сих пор, - мы должны тебя отдать королеве. Она не любит нас и не станет любить тебя. Будь осторожна и никогда никому и ни на кого не жалуйся».
        Напутствие матери было четче - графиня Рафиано велела дочери сетовать на свои черные волосы и восхищаться светлыми, королевскими. О том, что Алиса не слишком умна, родители умолчали, это Арлетта как-то поняла сама.
        - Но потом? - настаивала дочь светловолосой королевы. - Неужели тебе не понравилось в столице? Во дворце?
        А неужели там могло нравиться? Хотя… для мух нет ничего прекрасней навозной кучи, только столь неизящная откровенность разговор не украсит.
        - Мне не нравилась одинаковая одежда, - графиня улыбнулась, словно вспоминая глупенькую девочку. - Кроме того, мне не хватало брата. Как и Жозине Ариго.
        - Но вы казались такими счастливыми, - огорчилась Георгия. - Я была младше вас, и я так хотела фрейлинское платье…
        Они все - блондинки, брюнетки, рыжие - ходили в голубом с золотой вышивкой. В честь очей Алисы и ее кос. Этикет требовал от свитских дам и девиц носить родовые цвета ее величества, однако на дворцовых лестницах висело слишком много трофейных дриксенских знамен. Франциск Второй догадался издать особый указ о придворных туалетах, это было едва ли не единственное озарение, посетившее августейшего подкаблучника. У регентского совета хватило вкуса его не отменить, а дополнить, в целом вышло вполне прилично, но несчастные Манрики угодили между собственным родовым ужасом и цветами Ариго.
        - Арлина, ау!
        - Одетта в самом деле была счастлива, - словно вынырнув из воспоминаний, произнесла Арлетта, - Ангелика, кажется, тоже.
        - А Каролина?
        - У нее было то, что она хотела, но никогда не получила бы в Борне.
        - Прекрасный Гораций?
        - Нет, рамка для возвышенных чувств. - Если признак старости - умиление детскими воспоминаниями, то Арлетта Савиньяк юна, как сама весна. - Поклонение несуществующей любви может завести далеко.
        - Мать любила на самом деле, - Георгия упорно рвалась в лабиринты былого, хотя там спали чудовища. - Вас всех, своих рыцарей, но главное - Талиг… Ты не представляешь, как ее оскорбляли намеки на то, что она по указке Дриксен губит королевство.
        - Но ведь она губила.
        - А ты знаешь, что было бы, победи королева, а не дядя короля и его фавориты? То, что мы пожинаем сейчас, сеяла не мать, а те, кто ее сместил. Я тебя удивляю?
        - Отнюдь нет. Когда плохо, многие начинают сперва думать, как могло быть хорошо, а потом в это верить. Это просто, ведь промахи, если они уже сделаны, очевидны, остается лишь хвалить то, что сделать не дали.
        - После Мельникова луга хвалить победителя у Ор-Гаролис?
        Вот и добрались, только куда? Редкая мать упустит возможность поговорить о сыне-победителе, но чудовищам законы не писаны.
        - О да, - словно бы подхватила Арлетта. - Марге в своем Эйнрехте наверняка знает, как нужно было побеждать у Ор-Гаролис. Вот бы он взялся учить Бруно воевать!
        - Арлина, - герцогиня слегка наклонилась к собеседнице. - Лионель бы справился с дриксами?
        - Мы с ним говорили о другом.
        - Ответ, достойный Рафиано. Ты хоть помнишь, сколько нам лет?
        - Разумеется. Ты младше меня.
        - Не настолько, чтобы это было важным. Я часто думаю о своем возрасте, о нашем… Я, ты, Рудольф, Гектор, Бертрам можем быть сколь угодно прозорливы и умны, но когда Карл сможет по-настоящему править, нам будет лет на двадцать больше, чем сейчас. Если будет.
        - Бертрам точно доживет, - заверила Арлетта. - Он не для того встал, чтобы через какой-то десяток лет умереть.
        - Он встал, когда счел нужным. Мой врач не верит в подобное исцеление, однако оно есть, и нам остается одно. Не верить в болезнь.
        - Почему одно? - сощурилась Арлетта. Она почти не сомневалась, что будет дальше, но пусть Георгия скажет сама. Вернее, пусть скажет Урфрида. - Мы стали слишком придирчивы и видим ложь там, где следует искать чудо. В Эпинэ похоронен кардинал, его жизнь и смерть достойны святого, а исцеления на могилах святых бывали.
        - Чудесная шутка!
        - Это не шутка. Я, в отличие от тебя, знаю Бертрама. Если б он мог встать, когда сожгли Сэ, он бы встал.
        - Возможно, он так и сделал. - Не спорит, зачем? Бертрам на юге, сейчас он не важен, а вечер не бесконечен. - До конца откровенны только дети, да и то, судя по тебе, не все. Моя старшая дочь не любит говорить о Бергмарке, и я понимаю почему. Брак устроил Рудольф, он, как и всегда, думал о Талиге. Из сыновей он растил опору трона и вырастил - никто из моих мальчиков не сможет стать большим, чем Жермон Ариго. Фрида могла бы, только моя мать слишком напугала троих сильных мужчин, и теперь мы можем быть только женами.
        - Урфрида несчастна в замужестве? - Напуганный Диомид, напуганный Георг, напуганный Алваро… Это само по себе прекрасно, особенно последнее!
        - Я бы не сказала, что дочь замужем, - голос герцогини чуть-чуть изменился, и Арлетта поняла: Георгия ехала ради этого. - Нет, брак состоялся, однако затем у маркграфа появилась фаворитка. Фриду это не слишком расстроило, Вольфганг-Иоганн прислушивался к советам жены, а как мужчина он ее никогда не привлекал. Супруги жили под одной крышей, встречались за столом и время от времени - в спальне. Любовница маркграфа знала свое место, как и вся Горная марка, но этой осенью многое изменилось.
        - Вольфганг-Иоганн помнит свои обязательства.
        - Кому, как не матери нового командора Бергмарк, это знать! Сомнений в лояльности маркграфа нет, однако положение моей дочери стало неприемлемым. Фаворитка беременна, а бергеры не меняли законов со времен Манлия. Если родится сын, он станет наследником, и в каком положении окажется Урфрида?
        - Маркграф обязан отослать любовницу и найти ей мужа, а ребенку - отца, - твердо сказала Арлетта. - Подобное случалось не единожды, другое дело - будь маркграф в положении Хайнриха, которому в самом деле срочно нужен сын.
        - Я бы ответила так же, если б Фрида меня спросила, но дочь уже решила. Она дает маркграфу свободу и возвращается в Ноймар. Маркграф принимает вину на себя и, разумеется, остается нашим союзником, даже более рьяным, чем прежде. В Агмштадте брак уже объявлен несостоявшимся, и я должна подготовить к этому Рудольфа, который, к несчастью, оскорблен отставкой Вольфганга. Надеюсь, ты понимаешь, что дело не в Лионеле, твой сын в отношении фок Варзов безупречен.
        - Мои мальчики любят Вольфганга. Оба. Эмилю страшно не хотелось предъявлять приказ о своем назначении маршалом Запада. Хорошо, что обошлось без этого.
        - Но полагаться на судьбу не стоит, и тем более не стоит доверять ей Талиг. Арлина, я надеюсь на твою скромность, потому что наш разговор Рудольфу не понравится. Нас ждет шестнадцать лет регентства, и вряд ли регент будет только один. Мы стареем, Алва бездетен, мои сыновья - торские генералы и не более того, а рядом с Карлом должны быть те, кто способен удержать в узде и север, и юг. Тебе вряд ли приятно это слышать, но Валмоны при пустой Олларии через несколько лет станут опасны, и не только они. Сейчас Придд лоялен, только спрут есть спрут, особенно если наберется сил.
        Красноречивая пауза. Взволнованный взгляд. Что ж, ответим тоже взглядом и тоже взволнованным. Пусть продолжает.
        - Я не находила себе покоя, - понизила голос герцогиня, - и я не видела выхода, пока не пришло письмо от Фриды. Сперва я разозлилась, потом поняла, что это спасение! Нужен союз севера и юга, и теперь он стал возможен. Урфрида - урожденная герцогиня Ноймаринен, двоюродная сестра короля и дочь регента, кроме того, она умна. Ее брак с вождем Юга даст Талигу двадцать лет мира и разумного монарха. Моему брату очень не повезло с воспитателями, но Фрида и Ли учтут ошибки Сильвестра. Да, Арлина, вот я и сказала главное. Урфрида теперь свободна, Лионель, к счастью, не женат. Ты можешь что-то возразить?
        - Могу. Рокэ еще больше не женат, чем Ли или тот же Придд.
        - Прости, не поняла.
        - Наличие братьев делает женитьбу не столь неотложной. Я не говорила, что Эмиль помолвлен с Франческой Скварца?
        - Нет, ты говорила Рудольфу, что видела Рокэ после его освобождения, но ты его не видела. Как и Эмиль с Валмонами.
        - А вот этого не говорил уже Рудольф.
        - Он предпочитает верить, в том числе и потому, что все-таки болен, хотя сердце у него лучше, чем у Вольфганга. К лету мой муж начнет догадываться, что Алва не вернется, однако в ваших словах не усомнится и тогда. Уехать в Сагранну и сгинуть, что может быть естественней?
        А вот об этом она не подумала! О том, как просто сгинуть в Сагранне… Бертрам пишет о чем угодно, но не о Росио, а ведь Марсель к отцу заезжал. Один! И Ли… Сын не ждет.
        - Думаешь, что врать уже мне? - Георгия смотрела, как победительница. Или как дура. - Право, не стоит.
        Арлетта сощурилась. Она защищала Ли, она защищала Росио, и она защищала Талиг, а чтобы выпустить когти, хватило бы и чего-нибудь одного. С избытком.
        - Ты забыла о дожах, Геора. О толпе бордонских дожей, которые не только видели Алву, но и подписали капитуляцию, но думала я о другом. - Пусть уйдет, уберется, разозлится, потеряет дар речи! Завтра он к ним обеим вернется, вместе со способностью мыслить, а сейчас - прочь!
        - А кто из дожей прежде видел синеглазого кэналлийца, марикьяре, мориска… Так о чем ты думала?
        - О прошлом. Мне вдруг захотелось узнать, поменял ли соберано Алваро чашечки, или просто не стал пить дурно сваренный шадди.
        - Арлетта!.. Это выдумки Валмона, причем недостойные!
        - Не Бертрама, мои. И пришло мне это в голову сегодня. Когда ты сказала, что ее величество любила нас, своих рыцарей и Талиг, не упомянув при этом короля. В юности, Геора, о многом не задумываешься, просто запоминаешь. Думать начинаешь потом, думать и сравнивать. Для безутешной вдовы, к тому же загубившей свое счастье собственными руками, ее величество была одета слишком продуманно. До похорон таких воротников никто не видел, и никто бы не посмел навязать королеве новшество. Вдовствующей королеве. Потерявшей с любовью душу женщине. Я слишком хорошо помню себя и Жозину. Есть мне с кем сравнить и, гм, в другую сторону… Кара в трауре была столь же безупречна и столь же хороша, как и твоя матушка. Ты уходишь?
        - Да, Арлина. Я ухожу.
        4
        Фельдмаршал барабанил пальцами по незримым клавикордам и сопел, а Руперт сидел на табурете у двери, как и положено, охраняя особу главнокомандующего. Главнокомандующий совещался, то есть стучал по столу и решал. Нынешнее сборище на памяти Фельсенбурга было не то десятым, не то одиннадцатым - генералов фельдмаршал собирал постоянно, а Руппи при сем присутствовал, изящно напоминая о застреленных и зарубленных мятежниках. Ну и о единстве Зильбершванфлоссе с Фельсенбургами и Штарквиндами. Бруно полагал, что молодой родственник при этом еще и учится. Что-то в этом было, только нынешний совет отличался от предыдущих, как урок от панихиды.
        Услышав про эйнрехтцев, фельдмаршал нахохлился и даже обошелся без своих омерзительных «неужели?» и «вот как?». Последнее слегка порадовало, должно же в происходящем быть хоть что-то хорошее! Разумеется, Фельсенбург никоим образом не желал нынешнему главе дома Зильбершванфлоссе поражения, а чтобы покончить с китовниками, пошел бы на сговор с самим Фридрихом. Если б рядом не оказалось кого-нибудь поприличней, вроде фрошеров или гаунау. Бруно был вполне терпим, а бесноватые опасны, и все же озадаченность на брюзгливой физиономии веселила. Вопреки всему.
        - Я не ждал столкновений с большими силами китовников так рано, - наконец изрек фельдмаршал, переводя взгляд с брата Ореста на Хеллештерна и с Хеллештерна на сидящих рядом Рейфера с фок Шреклихом и фок Вирстеном. Прочих генералов выбитый из колеи полководец не пригласил. Будь его воля, Бруно бы обошелся и без Хеллештерна, но тот узнал новость из первых рук, а без старикана Шреклиха совет не совет; Вирстен же и вовсе был тенью фельдмаршала, на редкость занудливой и еще более на редкость работящей. Что до Рейфера… Руппи с некоторых пор подозревал, что полуседой генерал одалживает начальству свои мозги, после чего оное удивляет и подчиненных, и фрошеров. Еще б не удивляться, если старый бык начинает скакать через барьеры, будто мориск.
        - Господин фельдмаршал, - Хеллештерн счел начальственный взгляд приглашением к разговору, - прошу меня простить, но я ничего не понимаю. Вместо того чтобы ускоренным маршем устремиться вперед и занять Эзелхард первыми, армия замедлила движение! Горники сейчас в дне пути, завтра, в крайнем случае послезавтра вечером они нас нагонят. Объединив силы, мы сможем не бояться никаких сюрпризов.
        Пальцы Бруно отбарабанили еще несколько тактов. Одна и та же мелодия, никому не слышная и никогда не меняющаяся.
        - Фок Хеллештерн, - лицо командующего было неподвижным, зато голос словно бы морщился, - когда мне требуется узнать чье-то мнение, я задаю соответствующий вопрос. Сегодня продолжим марш, как и намеревались, и встанем лагерем у трясин, где и дождемся фок Гетца. Фок Рейфер, а вот вас я выслушать намерен.
        Рейфер поднялся и одернул мундир, значит, будет предлагать и спорить. Руппи не считал себя великим стратегом, он не считал себя даже тактиком, но этого сейчас и не требовалось. Ситуация была понятна до дрожи, единственное, что до поры до времени оставалось тайной, - численность прущей на Эзелхард армии. То, что при таком авангарде она сопоставима с армией Бруно, ясно, но обеспечит ли подход Горной необходимый перевес? Если да, можно попробовать отстоять город, а если нет?
        Рейфер уже закончил с мундиром и теперь смотрел на стену, словно там проступала карта, впрочем, все карты он держал в голове.
        - К Эзелхарду ведут две дороги - напомнил он. - Большой тракт, огибающий Эзеловы курганы с запада, по нему до города, если поторопить обозы, полтора дня пути, и так называемая Мокрая тропа, что идет по невысокой гряде, делящей трясины Райхерзумпф на две почти равные части. Мокрая тропа заметно уже и не столь надежна, как тракт, зато она много короче и выводит прямо к южным окраинам Эзелхарда. Возможно, есть смысл отправить конницу именно ею, в то время как остальная армия двинется по тракту.
        - Я смогу выступить через час, - вмешался Хеллештерн. Он был прав, он все испортил.
        - В том, чтобы отправить кавалерию прямо сейчас, - быстро произнес Рейфер, - есть определенный риск. Райхерзумпф известны не только утиной охотой, но и ночными туманами. Я бы предложил выступить за полтора часа до рассвета. Таким образом, мы выгадываем время…
        «Возможно», «есть смысл», «я бы предложил»… Умница Рейфер делает все возможное, чтобы Бруно чувствовал себя полным хозяином, но как же эта мертвая зыбь не походит на споры у Олафа, где никто ничего не скрывал и никто ни на кого не злился. Бюнц верно говорил: сухопутчику нужно две башки - первая, чтобы воевать, и вторая - объезжать на кривом коте начальство.
        Бруно развернул карту, на которой, вне всякого сомнения, были окрестности Эзелхарда, и насупился. Рейфер с бесстрастным лицом уселся на свое место, Хеллештерн принялся поправлять шейный платок, господа штабные так и не шелохнулись. Где-то маршировали китовники с пушками, где-то готовились к ужину земляки Олафа, в том числе и оклеветавший Ледяного мерзавец, о котором Руппи почти забыл. Живи в Эзелхарде только он, фок Фельсенбург с радостью отдал бы городишко бесноватым. На время, чтобы не марать руки дважды.
        В том, что подонки уничтожают подонков, есть некий высший смысл, если угодно - красота, но сперва нужно куда-то деть таких, как мастер Мартин. Старик убрался из Эйнрехта вовремя, только куда? Мог ведь и к родне невестки в Эзелхард… А хоть бы Файерманы укрылись в Штарквинде или вообще в Гаунау, сколько в известном своими оружейниками городке честных мастеров? Уж всяко больше, чем лжесвидетелей, так что китовников туда пускать нельзя, ну а с клеветником может потолковать и папаша Симон. В строжайшем соответствии с «Благословенным списком».
        - Нет, господа! - Бруно закончил думать именно тогда, когда Руппи о фельдмаршале почти забыл. - Нет. Разделение армии и ночные переходы по болотам приличествуют фрошерам, причем самой дикой их части. Я на подобное пойти не могу, тем более что мы точно не знаем, ни где противник, ни сколько у него сил, да и сама срочность лично мне никоим образом не очевидна. Фок Хеллештерн, озаботьтесь отправить на разведку побольше людей. Мы пойдем как намечено и в любом случае успеем соединиться с Горной армией прежде, чем подойдут эйнрехтцы, с которыми самым разумным будет разминуться.
        - Я не понимаю… - теперь поднялся Хеллештерн, а вот Рейфер продолжал сидеть. - Господин фельдмаршал, мы не можем продолжать движение, не имея надежного тыла и магазинов.
        - Сядьте, Георг, - велел фельдмаршал, и Руппи понял: сейчас случится откровение. Бабушка говорила, что Бруно переходит на имена, будучи в восторге от собственной персоны и ожидая от других того же. Командующий пробарабанил еще пару тактов и возвестил:
        - Мы заключили мир с фрошерами, чтобы иметь возможность покончить с Марге, но Марге мира не заключал, напротив. Эта армия идет, чтобы прибрать к рукам мою победу, однако граф Савиньяк не квелый фок Варзов. Он и китовники накрепко свяжут друг друга, а мы двинемся дальше, пользуясь уже магазинами Марге. Насколько я знаю этого господина, он должен убрать из столицы не только сильных соперников, но и самые горячие головы. Что ж, ветер Хербсте их остудит, а мы, дабы не выглядеть клятвопреступниками, уведомим талигойскую сторону о появлении возле ее границ не подчиняющейся мне армии. Брат Орест, вы согласитесь взять это на себя?
        - Да, - подтвердил доселе молчащий монах. - Но я предпочел бы дождаться возвращения разведчиков. Талигойцы вправе знать, каковы противостоящие им силы.
        - Несомненно.
        - Господин фельдмаршал, - Рейфер встал рядом с так и не севшим Хеллештерном, - что будет через месяц с нашими гарнизонами? И что будет послезавтра с Эзелхардом?
        - Если брат Орест успешно выполнит свою миссию, с нашими гарнизонами не произойдет ничего. Что до Эзелхарда, то дриксенская армия не скопище мародеров. Прошу раз и навсегда запомнить - судьба кесарии решается в Эйнрехте. Мы не вправе топтаться у каждого провинциального города.
        Глава 2
        Талиг. Акона Талиг. Вараста
        400 год К.С. 16-й день Осенних Волн
        1
        В этом году только солнце вставало вовремя, остальные либо опаздывали, либо торопились. Фок Варзов свои намерения обогнал, однако Лионеля, хоть осенние дороги их с Грато и вымотали, преждевременная встреча устраивала - прояснять отношения лучше сразу. Сменить отсыревшую даже под кожаным плащом одежду было делом нескольких минут; ровно столько потребовалось и остановившемуся в том же особняке фок Варзов, чтобы узнать о возвращении Проэмперадора и надеть мундир, впрочем, Вольфганг мог стоять у окна уже при полном параде. Старый маршал в окошке… Бывает и такое!
        Бывшего командующего Савиньяк встретил в дверях, старик мгновение промедлил и протянул руку.
        - Я собирался ждать вас, - улыбнулся Лионель, - а вышло, что вы ждали меня.
        - Писал в Акону я по указке лекаря, но ехал уже сам. - Для разбитого полководца фок Варзов выглядел сносно, хоть и похуже, чем в позапрошлый Фабианов день. - Графиня Арлетта советует называть ее сыновей на «ты», не уверен, что она права.
        - С Эмилем и Арно иначе не выйдет, - Савиньяк пропустил гостя в кабинет и вошел следом, - что до меня, решать вам.
        - А что делать со мной, решать тебе. Мне нужна ясность, Проэмперадор, от регента я ее не добился. Я сяду?
        - Разумеется. - Ли отодвинул обтянутый атласом стул и уселся напротив гостя. - Я бы предпочел вести себя с вами, как с графом Валмоном.
        Фок Варзов взглянул на свои руки и сцепил пальцы на животе, ему не хватало яблок или хотя бы грифелей.
        - То есть, - уточнил он, - не как с Рудольфом?
        - Разумеется, ведь в отсутствие герцога Алва герцог Ноймаринен является регентом, а Валмон - Проэмперадор. Как и я.
        - Где Рокэ?! - подался вперед Вольфганг.
        - Был в Сагранне, - пожать плечами, отвлечь, причем отнюдь не войной. - Сударь, самое сложное мы прояснили, а я успел разве что слезть с коня и выслушать адъютанта.
        - Хочешь отдохнуть или заняться делами? Что ж, не стану тебе мешать.
        - Мешать обедать? - слегка удивился Савиньяк. - Лекарь предписал вам голодание?
        - Лизоб много чего напредписывал, и прежде всего отдых, только мне лучше не отдыхать. Во всех смыслах! Если бы ты считал мое присутствие в армии нежелательным, ты бы сумел вывернуться?
        - Скорее всего. - Вольфганг рвется в хоть какой-нибудь бой. Рудольф не хочет настаивать и еще меньше хочет ошибиться, но будет рад, если старый соратник покажет себя молодцом. - Вы осведомлены о наших делах?
        - Рудольф что мог рассказал, - выяснять отношения и дальше фок Варзов не стал, это было неплохим знаком. - С Хайнрихом у тебя мир, чтобы не сказать больше, с Бруно просто мир, а Кадана - не угроза. В Надоре Манрик замаливает грехи, в Гайифе резвятся мориски, Бордон трясется и платит. Новый фельпский герцог, запамятовал имя, пробует торговаться с Фомой, а Валмон - ты ведь знаешь, что он соизволил встать? - за ними приглядывает. Остается Оллария, и эту кость вытаскивать из горла тебе.
        - Оллария ждет.
        - Даже так?
        - Именно так. - Нужно понять, почему фок Варзов напоминает, нет, не Катарину, что-то с ней связанное… - Вы говорили не только с герцогом, но и с моей матерью, должен я вам рассказать о зелени и погромах или это излишне?
        - Причины столичного кошмара мне непонятны. Рудольф водил меня взглянуть на бесноватых, ощущения - словами не передашь… Разве что бергерской бранью, той, на которую они спрашивают разрешения у вышестоящего. Когда ты ждешь Алву?
        - Действовать нужно уже сейчас. - Рудольф ждет Рокэ, или уже нет? Вольфганг, тот ждет, и будет ждать до последнего! - Буду честен, карантин скверну не удержит. Что бы это ни было, если не принять мер, за зиму оно расползется. Сударь, я не могу допустить, чтобы сбесилась целая армия, пусть и не лучшая.
        - Заль?
        - Да. Господин заяц покинул Эпинэ и двинулся на северо-запад. По собственному почину, но сославшись на несуществующий приказ регента. Что им движет - привычная трусость или благоприобретенная наглость, Валмону - а сообщил об уходе кадельцев он - не ясно. В любом случае, разминуться с беженцами из Олларии Заль не может.
        - А с Алвой?
        Бронзовый петух бьет эмалевыми крыльями и очень кстати орет. Те, кто учит часы кукарекать, петь, вызванивать, вряд ли думают о скользких разговорах, но бой часов позволяет вспомнить о срочном деле, перевести разговор, оставить без ответа неудобный вопрос.
        - Господин маршал, - еще одна улыбка, - обсуждение кадельского зайца повлияет на ваш аппетит?
        - Если на него что и повлияет, так это совет вернуться к лекарям. Лионель, я допускаю… Допускаю, что Заль - изменник, свихнувшийся или находящийся в здравом уме, это вопрос второй. Но армия?! Генералы, полковники, капитаны…
        - А также теньенты и сержанты с капралами. Скверна не может овладеть всеми сразу. - И даже не сразу, что дает неплохой шанс. - Но есть еще привычка подчиняться, доверие к командующему, честолюбие, обиды, корысть и тому подобное. С кадельской армией нужно решать, а к подобного рода делам я приспособлен лучше многих.
        - Особенно стариков?
        Похоже, от разговоров о чужой старости не уйти до собственной! Разве что убрать тех, кто боится своих лет, хотя дело отнюдь не в годах.
        - Я уже говорил герцогу Ноймаринен, скажу и вам. Хайнрих даст фору любой молодости, вот за Бруно после бунта в Эйнрехте не поручусь.
        - А за меня после Мельникова луга?
        Пуговица! Он крутит пуговицу, потому и вспоминается королева. Катарина так и не смогла избавиться от привычки что-то теребить, но сумела сделать ее оружием. Руки беспомощной, испуганной женщины, это так трогательно… Руки растерянного ветерана - жутко.
        - Сударь, - медленно произнес Савиньяк, - я не мог поручиться за вас до Мельникова луга.
        Катарина сожалела о своей слабости, потому что была сильна, и знала это, а Вольфгангу нужно нащупать ногой дно. Хотя бы раз, тогда он оттолкнется и поплывет. Может быть.
        Лионель поднялся и отпер бюро.
        - Бокал красного вина перед обедом чему-то очень способствует. Чему именно, лучше спросить Валмона.
        - Пищеварению оно способствует! Рудольфу ты выкрутил руки, а мне врешь, как лекарь помирающему, - фок Варзов подался вперед, тяжело опершись о стол. - Конечно, армий мне больше не водить…
        - Вы в этом уверены? - вежливо уточнил почти принявший решение Проэмперадор.
        - Ты делаешь это лучше. И я хочу услышать от тебя, именно от тебя - ты бы выиграл на Мельниковом?
        Такое признание дорогого стоит, но главное, Вольфганг, даже надломившись, не погас. Уж скорей наоборот - не слишком ли сильно старик горит? Торопиться с ответом не стоило, как и медлить. Проэмперадор просчитал до восьми и покачал головой.
        - Возможно, я бы выиграл кампанию, но не сражение. Не то сражение.
        - Ты бы пропустил появление Бруно? Запретил Ариго вступать в бой до подхода основных сил? Поставил бы на Болотный Маллэ? - Вопросы вылетали как пули. - Ты бы вообще принял бой?
        - Я не стану отвечать. - Много Вольфгангу не выпить, но бокал тоже можно крутить в руках, главное, не раздавить стекло. - То, что сделано, легко ругать, а что не сделано - хвалить. Особенно когда сделанное обернулось неудачей или не слишком большой удачей. Я писал что-то в этом роде виконту Сэ, хоть и не думаю, что мое письмо пережило смерч. Вот в чем нет сомнений, так это в том, что через полсотни лет какой-нибудь дурак, выйдя в отставку в невеликих чинах, распишет, насколько глупы были и вы, и я, и Бруно. И как он, корнет или капитан, узрел истину, и истина заключается в том, что все якобы великие ничтожны, а по-настоящему велик лишь один. И это не Создатель, не Леворукий и тем более не Франциск…
        - Я слышал про твоего корнета, - фок Варзов неожиданно улыбнулся. - От Рудольфа.
        - Понси глуп, но хотя бы романтичен, - покачал головой Савиньяк, до сих пор не решивший, как распорядиться арестованным придурком. - Глупость, о которой говорю я, будет принижать. Все без разбора. Кому-то это наверняка понравится, а нас уже не будет. Разве что… тлен удастся исправить тленом.
        - Никогда не понимал ваших с Рокэ шуток.
        - Просто мы редко шутим до конца. Ваше здоровье, граф!
        - Если оно мне понадобится?
        - Не «если». «Когда».
        - Ну так когда?!
        - После обеда и далее.
        - До возвращения Рокэ?
        - До? Помнится, вы прежде считали, что здоровье требуется после появления Алвы.
        2
        Верховую езду Котик ненавидел, однако терпел - чего не сделаешь ради любви, а волкодав любил Хозяина, Алву, как хозяина самого хозяина, адуанов, пряники и Капитана. Мориска пса тоже любила, но на привалах больше, чем на своем загорбке. Лошадиное сердце вообще полнила нежность ко всему сущему, имелось лишь одно исключение - Сона! Тут уж деваться было некуда - Рокэ сеял средь дам раздор, и то, что дамы родились кобылами, ничего не меняло.
        - Это так освежает, сеять всюду любовь,
        - промурлыкал Валме и прикусил язык. Во исполнение клятвы изжить не только «это было», но и любое «это», лезущее в начало строки. Висевший поперек лошадиной холки Готти услышал и вяло тявкнул - не то поддержал, не то пожаловался, и тут передовой адуан перешел с походной рыси на шаг.
        - Мы сейчас поболтаем,
        - объявил виконт, спихивая счастливого волкодава с не менее счастливой кобылы, -
        ведь молчание - зло, у Варасты нет края, дорог и козлов…
        - А на кой тут дороги? - осведомился еще один адуан, оказавшийся рядом.
        - А на кой тут дороги,
        - подхватил Валме, -
        если нет ни души, побери вас Змей, степи, как же вы хороши!
        Рожденная строка прямо-таки требовала скачки, и Валме пустил мориску в галоп, догоняя Алву. Сону сегодня вели с заводными лошадьми, а против веселого варастийского мерина Капитан ничего не имела.
        - Готти не нравится верховая езда, - посетовал Марсель. - Он знает, что это старый адуанский способ сохранять собаку свежей и полной сил, но свои ноги ему нравятся больше.
        Алва глянул вниз на улыбающегося волкодава:
        - Длительный бег за скачущей лошадью выдержит разве что борзая.
        - Я ему говорил.
        - В таких случаях не говорят, а показывают.
        Неуловимое движение, сорвавшийся в карьер всадник, растерянное «гав»…
        - Именно так, - бросил Марсель, посылая пегую в степное никуда. Разговора не вышло - вышла скачка золотой от солнца и высохших трав Варастой. Мерин старался, но Капитан родилась мориской, и Валме уверенно догонял. Алву!
        - Ни на что не похоже,
        - орал разогнавшийся виконт под стук копыт, -
        помереть и не встать,
        Только регент не cможет от нас больше удрать…
        Регент и не удирал. Взлетев на довольно-таки крутой холм, он осадил коня и теперь изображал памятник. Разумеется, неправильный - уважающие себя изваяния или с умным видом простирают руки, или грозно держатся за мечи, Рокэ же глядел в небо.
        - Не падаю, никого не трогаю, - засмеялся он, когда мориска одолела подъем, - ожидаю знамения. В Варасте очень хорошие знамения и черноземы, видимо, это связано.
        Смех стал последней каплей. Алва дурачился второй день - внезапные скачки, шутки, распевание саграннских и адуанских песен, а теперь еще и это! Чтобы окончательно увериться, что дело худо, не хватало лишь гитары, которую Валме за какими-то кошками сам сунул во вьюк.
        - Квальдэто цэра, - буркнул виконт и торопливо пояснил: - Видишь ли, я от кэналлийских слов умнею. В твоем присутствии это не существенно, но когда ты опять провалишься, я должен хоть что-то понимать.
        - Проваливаться я не собираюсь.
        - А что собираешься? Вознестись? Расточиться? Адриан, кажется, расточился, а до этого, между прочим, вылез из дыры.
        - Дыры в Гальтаре нет.
        - Катакомбы, - отрезал Марсель, - та же дыра, а ты слишком разрадовался.
        - И что?
        - А то, что… как там у вас «Ай-ай-ай, жизнь так прекрасна, целуй меня крепче, завтра я умру»…
        - Жизнь-таки прекрасна, - просиял глазами Ворон, - но с сутью песни ты ошибся. Придется вечером спеть, благо гитару ты у Этери отобрал.
        - Вот! - окончательно уверился Валме. - Дошло до гитары, значит, точно дыра… Учти, выискивать поручения я больше не намерен! Или мне даешь их ты, или я тоже прыгаю.
        - Куда? - Ворон привстал в стременах, и совершенно зря - холмистая равнина меняться не собиралась. Можно было подумать, что они топчутся по скатерти, под которой спят огромные кошки. Забрались, свернулись калачиком и дрыхнут. - И, главное, зачем?
        - Во имя Талига. Это если стратегически, а тактически - откуда мне знать, какую гадость ты найдешь.
        - Только не сегодня.
        - Ясное дело. Сперва ты вспомнишь Алвасете, потом устроишь попойку с гитарой, задуришь всем головы и сбежишь. Раньше ты делал именно так.
        - Раньше у меня болела голова, и я был заметно счастливей.
        - Из-за головы? - простецки удивился Валме.
        Ворон погладил лошадь.
        - Когда уходит боль, это счастье, - объяснил он все с той же улыбочкой. - Очень простенькое, но очень действенное, его трудно заменить.
        - Бедный папенька, - фыркнул Марсель. - Но он восполнит… Я тебе еще не говорил, вернее, тебе не говорил Эпинэ. Иноходец не скрытный, просто он иногда думает, вот и додумался, что тебе чужие ноги без надобности, а любящий сын должен обрадоваться. Я, конечно, обрадовался, но не настолько, чтобы поглупеть. Так вот, Эпинэ говорит - папенька встал, потому что грохнулась ваза, только вазе такое не устроить, вот Рожа, та может…
        - Рожа… Может… Непривычная рифма.
        - Зато без «это было»! - Любой бы такой бред перебил, любой, но не Рокэ! - Ты не думал, почему рож не четыре, а, если Коко не врет, две?
        - Еще нет.
        Не думал он… Ну так пусть подумает! Валме чихнул и сменил тактику.
        - Я говорил, что хвост деве не помеха?
        - Как и крылья. Докладывай.
        Об исцелении виконт размышлял с самой Хандавы, благо времени хватало - Ворон потрошил сперва Темплтона, потом, когда тот убрался к Дьегаррону, Ларака и на закуску - Иноходца. Похоже, допотрошился.
        - Я бы доложил раньше, но ты начал резвиться. - Темплтон перед докладом поправлял перевязь, это было очень по-военному, и виконт поступил так же. - В замке Старая Эпинэ имело место падение вазы значительных размеров, следствием коего, по мнению герцога Эпинэ, стало почти полное выздоровление графа Валмона. Одновременно была отмечена скоропостижная кончина находившихся в своих комнатах виконта Мевена и служанки. Герцог Эпинэ, не осведомленный о некоторых особенностях собственной личной жизни, счел случившееся стечением обстоятельств, усугубленных местом расположения замка, в то время как есть все основания полагать, что оно стало прямым следствием действий состоящей в односторонней любовной связи с герцогом полузмеи, чьи особенности…
        - Прекрасный стиль, - похвалил Алва и тронул коня. - Маршал Капрас не мог не поверить вышедшим из-под твоего пера циркулярам, но в Талиге докладывают иначе. Ты связал исцеление отца со способностью спутницы забирать и отдавать силу. Мевен был ее любовником?
        - Несомненно. Он попался мне на глаза с красоткой в своем вкусе, такую в трактире не подцепишь. Мало того, по утрам бедняга ползал, как зимний уж, а в Лаике, помнится, скакал перед завтраком не хуже Герарда, да и в Олларии совой не стал. Про служанку не знаю.
        - Служанкам часто снятся господа.
        Лошади шагали, солнышко сияло, Ворон был не прочь поболтать, но сердце Марселя екало, будто перед каким-нибудь бастионом. Лучше б у соберано разболелась голова, потом бы прошла, и он стал бы счастлив, а Марсель - спокоен.
        - Папенька может быть обаятельным, - Валме придирчиво обвел глазами степь, но Котика не увидел. Как и отряда. - Мы не заблудимся?
        - Нет.
        - Не люблю блуждать… Помнишь, алатка говорила про двоих, что умерли, когда на Эпинэ напала нечисть? Его спасла Лауренсия, хотя это имя ей не подходит, но сперва она притворилась местной девушкой, той, что погибла вместе с женихом. А в Олларии Робер едва не сгорел, однако выскочил, зато умерла Марианна.
        - И адъютант, а возможно, что и Карваль, - рассеянно напомнил Алва. Он тоже смотрел на степь, и взгляд этот Марселю не нравился. Так смотрят, желая запомнить, а запомнить хотят, прощаясь. - Адъютант, по мнению Эпинэ, носил цветы иконе святой Октавии, которую все они считали Катариной, но ты говорил об отце.
        - Он ходит, - Валме облизал с чего-то пересохшие губы. - Деве с хвостом это без надобности, разве что я ей понравился и она решила попробовать других Валмонов, а с ногами, что ни говори, любить удобнее… Но тогда не сходится цена! Марианны и адъютанта с Карвалем хватило, чтоб сдержать огонь, парой из Сакаци отогнали нечисть, но две жизни на одну подагру - это слишком. Нет, сам папенька бы отдал и больше…
        - Если б не отдал, совершил бы преступление против Талига, что до цены, ничего удивительного. Ты вряд ли видел военного лекаря после работы. Нанести рану проще, чем ее же заштопать, а змеедева подняла человека, который не вставал несколько лет. Графу Бертраму повезло, Мевену со служанкой - нет, но спутникам важны лишь те, кто им приглянулся или удружил.
        - Так какого Змея ты врал?! - из последних сил возмутился виконт. - Я про Птице-Рыбо-Дуру. Ведь знал же, кто она и что с ней делать.
        - Я не имел дела с озерными девами. В Хексберге пляшут Ветра, в Алвасете - Молнии. У нас есть Громовая скала - она стоит отдельно от общей гряды. Однажды я туда забрался, мне было лет тринадцать… Та, что спасла Эпинэ в Сакаци, была фульгой. Огнепляской, как говорят алаты, и вряд ли местной, иначе бы про нее знали. Наших знают, в грозу они ждут на уступе у мертвого кипариса, подняться туда непросто, но оно того стоит.
        - Все, - упавшим голосом произнес Валме. - Ты вспомнил Алвасете, теперь только в дыру.
        - Нет там дыры, - Алва прикрыл глаза и стал похож на себя времен фельпской скачки. Тогда с ним было так уютно.
        - «Там»?! Так мы едем в… Гальтару?
        Блудный регент еще разок улыбнулся и молча послал мерина галопом. Мерзавец, скотина, чума кэналлийская… От возмущения Марсель чуть не пришпорил кобылу, но безвинные страдать не должны. Валме просто отдал повод, Капитан радостно сорвалась с места, однако в этот раз догнать Алву почему-то не получалось.
        3
        Ли не слишком любил гостей, то есть тех, у кого достает времени и нет важного - для графа Савиньяка - дела. Фок Варзов был важен, и Лионель усадил маршала за обеденный стол. Время было подходящим, а решения можно принимать и за тарелкой, и в постели у красотки. Марианну это задевало, прочие дамы были слишком поглощены собой, чтобы заметить ставший отсутствующим взгляд.
        - Вас здесь больше нет, - бросила однажды ныне мертвая женщина, - так потрудитесь одеться и уйти. Или вернитесь.
        - Я вернусь послезавтра, - пообещал Савиньяк, а вечером в конюшне Капуль-Гизайлей ржали лучшие в Олларии рысаки. Это было не извинением - платой за подмеченную ошибку; баронесса это поняла, она многое понимала…
        - Вас здесь до сих пор нет. - С прошлым пора кончать, а выставить Вольфганга с Мельникова луга можно лишь одним способом. Савиньяк отодвинул бокал, хотя Бертрам ратовал за красное вино не только перед обедом, но и после него. - Господин фок Варзов, потрудитесь, наконец, покинуть берег Эйвис! Я тоже должен знать одну вещь. Сколько правды в том, что вас пытались втянуть в мятеж Борна, а вы отказались, но сохранили разговор в тайне?
        - Что за чушь?! - памятный с юношеских лет кулак грохнул по столу, расплескав слишком полный бокал. - Я всю жизнь воевал с дриксами, алисины прихвостни это знали!
        - Главное, это знал Сильвестр. - И не только это - часть показаний Борна незаметно исчезла, и устроить это мог только кардинал.
        - Сильвестр в могиле, теперь решаешь ты… Надеюсь, ты понимаешь, что я не стал бы молчать, хоть и с доносом бы не помчался. Сам бы сделал; здесь, на севере, можно не оглядываться на многое.
        - Торка есть Торка, как говорят бергеры. За нее! - Пригубить вина, улыбнуться, поставить свой бокал рядом с бокалом бывшего командира. Выпито или пролито, неважно, главное, сколько осталось. - Господин маршал, надеюсь, вы понимаете, что Западной армией сейчас командует мой брат, а подчинять вам тех, кто рассыпан по всему северу и западу и держит заставы на Кольце, бессмысленно? Ваш опыт не будет востребован, а здоровья уйдет много. И вот что я хочу вам предложить. Смотрите…
        Карту Ли разворачивал долго и вдумчиво. Когда он станет даже не вторым, пятым, он тоже не захочет, чтобы на него в такой миг смотрел бывший подчиненный. Тщательно расчерченный лист неспешно разлегся на столе и был придавлен бронзовыми грузиками. Теперь достать грифели и освежить бокалы. Два маршала, полтора часа откровенности и еще не ополовиненная бутылка… Даже с учетом лужицы. Удручающе, как сказал бы Рокэ. Поднял бы бокал, посмотрел бы на свет и сказал…
        - Сударь, - неспешно начал Савиньяк, - думаю, для вас очевидно, что ситуация с дриксами разрядилась лишь на время. Сейчас их гарнизоны расставлены от Мариенбурга до Доннервальда, вдоль всего среднего течения Хербсте. Расставленные Бруно части держат все приличные переправы вплоть до Южной Марагоны, к тому же я не могу сбросить со счетов Горную армию, годами рвавшуюся в Ноймаринен. Это до сорока тысяч опытных солдат, а перемирия их командующий не подписывал. Удалось ли Бруно сунуть горного гусака в свою корзину, неизвестно. Удалось - отлично, а если нет?
        - Я бы исходил из худшего. - Вольфганг принял предложенный тон, и это было хорошим признаком. - Через горы зимой не пойдешь, но Торка кончается в Ноймаре. Насколько мне известно, у нас почти нет войск, прикрывающих Старую Придду с севера.
        - В них не нуждались. - Иногда полезно напомнить о том, что ошибки не было. - Дриксы стояли западнее, в Гельбе, и северо-восточнее, на перевалах в Торке, сейчас положение изменилось. Пусть не вся Горная армия, но отдельные отряды могут появиться в верховьях Хербсте и там закрепиться.
        - Рано или поздно придется отбирать назад все, что я оставил, - не дрогнув, произнес фок Варзов, - и чем лучше будут наши позиции перед возобновлением войны, тем дешевле мы отделаемся.
        - «Гуси» еще не все, у нас хватает и собственной дряни. - Из тех, кто на севере и не занят, Вольфганг - лучший, и хватит тянуть из него жилы! - По моему приказу третий месяц собирают сведения о мародерах. Можно считать доказанным, что банды и бандочки стремятся на запад и северо-запад. Чем дальше, тем их становится больше, к весне это может стать хорошей зубной болью. В середине Осенних Ветров я начал формирование нового корпуса. Солдаты, капитаны и полковники для него есть, но самостоятельное дело им не доверишь, так что командование я хотел бы поручить вам. Располагаться будете между Старой Приддой и Доннервальдом, ближе к границе. Полагаю, где-то здесь - в Митте или Падеборне. Места для вас почти родные, я воевал восточней и всего пару лет, так что с местом дислокации решать вам.
        Нужно как можно быстрее организовать постоянное наблюдение как за дриксами, так и за нашей стороной. В случае появления каких-то угроз вам придется действовать сразу, не дожидаясь приказов. - Было б логичным добавить, что абы кому право на самостоятельность давать нельзя. Тут и опыт нужен, и привычка решать, и осмотрительность с осторожностью, только после Мельникова подобное показалось бы сразу и недоверием, и попыткой утопить невезучего старика в комплиментах. Ли просто передвинул карту, и Варзов в нее уткнулся.
        - Какова общая численность корпуса? - деловито уточнил он.
        - Десять тысяч сейчас и до пятнадцати - к весне. Основная часть - набранные в последнее время в западных и северо-западных землях новобранцы, три тысячи уже собраны в Тарме, еще пять - в Лангеншварце. Из частей Северной армии, помогавших ноймарам в горах, уже выделены три пехотных полка, один драгунский и артиллерия. Кроме того, я просил герцога отрядить до двух тысяч ноймаров. На «волков», понятное дело, не рассчитывайте, но новичков не пришлют.
        - Это хорошо. - Фок Варзов все больше напоминал старого коня, радостно хватающего трензель. - Я попробую поднять еще людей. В Торке немало тех, кто хоть и не молод, еще не одряхлел, тысячи две-три точно откликнутся. Этих учить не придется.
        - Немалую пользу вашему корпусу принесет барон Катершванц, он уже на месте и занимается обучением новобранцев. Если принимаете мое предложение, готовьте приказы по корпусу и полный список ветеранов, которых хотите созвать.
        - Я начну немедленно, - пообещал фок Варзов, уже завладевший грифелем, - но почему не Ариго? Он показал себя более чем достойно. Собственно, остатки Западной армии спас он. Ему пора…
        - Становиться маршалом? - Ли приподнял бокал. - Почему бы и нет? Ариго - отличный командир авангарда, он быстро решает и быстро передвигается. Вы будете стоять, учить и ждать, Ариго - догонять.
        - Заля?
        - Маршальскую перевязь. Вам что-то говорит имя фок Дахе?
        - Разумеется. Отличный был офицер… Лет пять назад вышел в отставку по ранению. Что с ним?
        - Подал рапорт о возвращении в армию, и я его просьбу удовлетворил. Возьмете хромого полковника к себе, или Сэц-Алан подыщет ему что-нибудь полегче?
        Фок Дахе был незамедлительно взят, а бокал благополучно допит; пошутив на сей счет, Лионель вновь потянулся за вином. О Рокэ старый маршал больше не вспоминал, о Мельниковом луге тоже.
        4
        Алва и отставший не меньше чем на пять корпусов Валме выскочили из-за словно бы сияющей гряды и понеслись дальше, в золотисто-синюю даль. Робер проводил всадников взглядом, с трудом сдерживая Дракко и себя. Хлебнуть ветра и солнца хотелось отчаянно, а полумориск не догнал бы разве что Моро, только после скачки они с Вороном будут обречены на настоящий разговор. В сотый раз обсасывать сны и мятежи невозможно, а Рокэ должен знать и об убийстве, и о фальшивом проэмперадорстве, и о брошенных в гроб маках. Рядом завозился подзабытый Ларак, и Робер обреченно повернулся. Родич Эгмонта выглядел еще несчастней, чем обычно.
        - Я осознаю, - почти прошептал он, - что Алва - исчадье Заката, но он мне нравится, причем с каждым днем все сильнее. Это ужасно.
        - Почему? - бездумно откликнулся Эпинэ. Ларак не первый раз облегчал душу и был слишком хорошо воспитан для монолога, а посему нуждался в собеседнике - благородном и заинтересованном; ну или хотя бы напоминающем такового. Последнее у Робера как-то получалось, граф, во всяком случае, не умолкал.
        - Нельзя остановить начавшееся падение, - надорец вздохнул, как вздыхают немолодые обозные кони. - Я не думал святотатствовать, я всего лишь полюбил. И вот я нарушаю сперва святость брака, затем незыблемость священной ненависти…
        - Простите, незыблемость чего?
        - Так сейчас не говорят, но Надор незыблем в своей верности долгу, а, значит, и в ненависти к врагам Талигойи. Мы с этим росли, Эгмонт и я, только кузен остался верен завету предков, а я дрогнул.
        - Если вы о Вороне, - поспешно уточнил Эпинэ, - то я слишком ему обязан, чтобы ненавидеть.
        И еще Алву любила сестра, но этот секрет не для Ларака, хотя правда о королеве примирит надорца если не с Рокэ, то с собственной совестью, которой у чудака слишком уж много.
        - Как же я вам завидую! - Графа одели по-адуански, и все же он умудрялся выглядеть старомодным. - Чувство благодарности естественно, иногда оно позволяет отказаться от вражды, тем более что спор почти завершен. Мы проиграли, лучшие погибли, вы и Темплтон смирились, а я слишком слаб и дурен происхождением, чтобы удержать меч и поднять знамя. Мои надежды на счастье неуместны и оскорбительны для мертвых. Вы же знаете, моя супруга и единственный сын погибли в Надоре…
        - Я знал виконта, он был смелым и умным человеком.
        - Благодарю вас, - голос Ларака дрогнул, но церемонно наклонить голову граф не забыл. - Вы движимы лучшими чувствами, однако Реджинальд… Он был добрым, он любил родных и всей душой веровал в Создателя, но он отказался от воинской службы из-за неспособности к ней, и дело было не только в чрезмерной корпулентности. Реджинальд боялся тягот походной жизни, за что ему выговаривали и матушка, и кузина.
        - Реджинальд не боялся говорить правду! - гаркнул Робер и сам себе удивился. - Ваш сын вступился за горожан, и он принял участие в заговоре… Вместе со мной и Айрис. Мы собирались сдать Олларию Савиньяку и освободить Алву.
        - Вот даже как… - Ларак печально поправил шапку из овчины. - Сперва Кэналлийским Вороном был очарован Реджинальд, потом бедная Айрис и, наконец, я сам. Теперь я слышу ваше признание, а ведь еще был Юстиниан Придд…
        - И Валентин.
        - Вы говорите о наследнике Приддов?
        - Валентин - герцог и полковник талигойской армии.
        - Простите, я упустил из виду некоторые прискорбные события. Значит, и Волны тоже. Устоял только Дикон, хотя меня это удивляет. Он был таким податливым, таким впечатлительным мальчиком… Бедный малыш. Если б только мы знали, где он!
        - Ричард сам решил… уехать, - как назло, отряд тащится шагом, нет бы сменить аллюр. На рысях не очень-то поизливаешься.
        - Дикон не мог иначе! У него не осталось ни дома, ни государя, и он слишком горд, чтобы просить прощения. Герцог Алва должен его найти! Он не пеняет даже вам, а эр обязан защищать своего оруженосца.
        - Алва освободил Ричарда от клятвы. - Что будет, если Рокэ найдет убийцу Катари? А что будет, если это выпадет тебе?! - Я не знал, что Реджинальд встречался с Вороном.
        - Это тайна, - признался с очередным вздохом надорец, - но мы с сыном были очень близки, а Наль в свой последний приезд пытался меня во многом переубедить. Вам я расскажу!
        - Так ли это нужно сейчас? - Робер привстал в стременах, надеясь увидеть хоть что-то, пригодное для немедленного обсуждения. Не было ничего, даже облаков на горизонте.
        - Реджинальд бы этого хотел, - решил за покойного сына отец, - он так вас уважал! Он умолчал о вашем… предприятии, но теперь я понимаю, почему Наль заговорил об Алве - он меня готовил. Я был просто потрясен.
        Ларак уставился на собеседника в ожидании отклика, и Робер обреченно спросил:
        - Могу я узнать, чем?
        - Тем, что мой сын обратился к Ворону за помощью. Требовалось во что бы то ни стало предотвратить дуэль, которую Ричард бы не пережил. Сперва Наль пошел к кансилльеру… Еще одна страшная, невосполнимая потеря!
        - Судя по всему, Штанцлер спасать Дикона не стал.
        - Эр Август не счел себя вправе вмешиваться в дело чести. Он обещал предупредить герцога Алва подметным письмом, только письма так ненадежны… Реджинальд решился на личную встречу и отыскал Первого маршала Талига в гвардейских казармах. Кэналлиец уже все знал от людей, которые тайно охраняли Ричарда, тем не менее гостя он не отпустил. Понимаете, сын страдал от того, что предает кузена, хоть и ради его же спасения, герцог Алва с этим не согласился. Они проговорили больше часа, только это еще не все. Вы ведь слышали про Октавианскую ночь?
        - Разумеется.
        - Святого Оноре спас… почти спас мой сын. Беседа в казармах произвела на Реджинальда столь сильное впечатление, что в минуту опасности он решил укрыть преосвященного в доме Кэналлийского Ворона. Мой сын надеялся, что слуги во главе с неким Хуаном, чьей обязанностью было защищать Ричарда, найдут выход, но этого не потребовалось, потому что вернулся господин.
        - Об этом я слышал.
        - Так жаль, что епископ Оноре погиб. Представляете, госпоже Арамона удалось смягчить сердце кузины, пересказав ей проповедь преосвященного… Кузина винила герцога Алва как в бедах Талигойи, так и в своем несчастье, которое не исчерпывалось вдовством. Она была немыслимо одинока.
        Об этом Робер тоже слышал, причем не единожды. Печальный граф вбил себе в голову, что быть счастливым, когда несчастны Окделлы - предательство и подлость. Ларак рвался к любимой и при этом жестоко страдал, а с ним вместе страдал вынужденный слушать о Мирабелле Робер.
        - Конечно, - с грустью признавал надорец, - кузина не умела располагать к себе, как умеет герцог Алва, но ее ненависть родилась из репутации герцога и неудачной шутки Эгмонта. Кузина всем сердцем была предана сперва мужу, затем его борьбе и, наконец, его памяти, но лишь две женщины смогли в полной мере устоять перед роковым обаянием Ветра - ее величество и госпожа Арамона. Кузина Мирабелла… Эгмонт предпочитал появляться в обществе без супруги, однако незадолго до восстания герцогиня Ноймаринен пригласила герцогиню Окделл лично. Эгмонт не мог ничего сделать. Вы понимаете?
        - Наверное… - невпопад пробормотал Робер, пытаясь сосредоточиться на ушах Дракко. - Этикет есть этикет.
        - Получилось ужасно, - Ларак понизил голос, - ведь Эгмонт встретил в Ноймаре свою былую любовь. Я стал свидетелем этого кошмара. Кузен был столь потрясен, что не успел поддержать подвернувшую ногу супругу. Мирабелла упала и повредила щиколотку. Случившийся рядом герцог Алва, отринув приличия, отнес ее в дом на руках. Эгмонт страдал от незалеченной раны, подобное было бы ему не по силам, как и мне. Кузина выглядела растерянной, но такой счастливой… Возможно, она надеялась, что внимание Кэналлийского Ворона возбудит в сердце Эгмонта ревность, но тот был слишком расстроен встречей с изменницей.
        - Эгмонт первым отказался от своей… - зачем-то напомнил Робер, - от своего чувства.
        - Долг для кузена был превыше всего, - Ларак горестно поджал губы, надо думать, вспомнил о собственной слабости. - Кузен принес в жертву свое счастье, но не любовь, и был вправе рассчитывать на то, что возлюбленная поступит столь же самоотверженно. Увы, Айрис Хейл предпочла все забыть. Увидев свою супругу на руках у кэналлийца, Эгмонт представил себе другую женщину и другого южанина. Простите, если я вас оскорбил, я не имел в виду истинных талигойцев.
        - Что вы… - если кого и можно назвать истинным талигойцем, так это Ворона, но не спорить же! - Я так понимаю, что Эгмонт не смог… скрыть своих чувств.
        Новый вздох, молчание. Неужели конец? Какое там!
        - Эгмонт сказал… - теперь Ларак шептал, хотя лошадей Мирабелла не занимала совершенно, - сказал, что был лучшего мнения о добродетели Карлионов… Кузен тяготился супружеским долгом и выискивал повод от него отказаться, а герцог Алва этот повод ему невольно дал. Так в сердце кузины вошла ненависть…
        Моя покойная супруга преклонялась перед хозяйкой Надора, но лишь ее величество и госпожа Арамона выше злословия! Аурелия полагала, что упрек Эгмонта справедлив, и прояви кэналлиец настойчивость, Мирабелла бы не устояла. Церковь учит, что искушения посылает Враг, и кузина сочла Алву посланцем Леворукого. Гибель Эгмонта в Ренквахе ее в этом лишь укрепила.
        - Эгмонт ошибался, - Робер поторопил Дракко, но надорец поступил со своим гнедым так же. - То, что мы проиграли, стало бедой для нас и спасением для Талига.
        - Вы… Вы так думаете?!
        - А вы нет?
        - Вы правы, - внезапно согласился граф Ларак. - Именно это и ужасно.
        - Ничего подобного, - замотал головой Эпинэ, понимая, что сейчас-таки пошлет Дракко в галоп. - Ужас кончается, когда мы начинаем делать то, что в самом деле нужно. Причем нужно не только нам.
        Глава 3
        Дриксен. Окрестности Эзелхарда Талиг. Акона
        400 год К.С. 17-й день Осенних Волн
        1
        Бруно таки встал. По всем правилам - с фашинами и канавами. Последнее было отнюдь не роскошью - сразу за лагерем с северной стороны начиналась та самая Мокрая тропа, на которую фельдмаршал не пустил Хеллештерна и по которой вовсю разъезжали местные. Тракт здесь начинал сильно забирать на запад, так что кесарской дорогой до города выходило куда дольше, чем болотным проселком.
        Руппи проводил взглядом ползущую в сторону Эзелхарда повозку с желтыми бочонками. Возчику было начхать и на столичную грызню, и на субординацию, не позволявшую фельдмаршалу и принцу мчаться на соединение с генералом. Южная армия с достоинством ожидала, когда ее нагонит Горная, а фок Гетц с не меньшим достоинством запаздывал: лояльность - лояльностью, а фанаберии - фанабериями. Олаф, прежний Олаф, стань он сухопутчиком, появился бы уже вчера, в крайнем случае, сегодня утром. Что поделать - ни безродный Ледяной, ни великий барон Шнееталь не думали, как воспримут их спешку бермессеры с хохвенде, они просто делали дело.
        Следующим из-за поворота возник крестьянин на отъевшейся лошади, за которой бежал мохноногий жеребенок - им, в отличие от регулярной кавалерии, болотные опасности не грозили. Еще бы! Куда рейтарам и драгунам до деревенского увальня и мельника с мешками. Поскользнутся, заблудятся, утонут…
        Приступ ярости налетел не хуже шквала, но Фельсенбург кое-как убавил парусов и скорым шагом, чтоб никто, упаси Леворукий, не окликнул, рванул к Хеллештерну. Все повторялось, будто в каком-то кошачьем зеркале, где правое становится левым. Вчера подчиненных распекал капитан, а подкрался к нему генерал, сегодня - наоборот. Руперт успел услышать о сене, в котором могла оказаться наперстянка, и кавалерист обернулся.
        - Ну вот, - обрадовал он, отпустив проштрафившегося интенданта. - Стоим.
        - Увы, - подтвердил Руппи. - Фок Гетц не торопится.
        - Но мы-то вообще никуда не идем, - буркнул Хеллештерн, - ни коротким путем, ни длинным… И где эти покорители ноймарских перевалов?
        - По ровному месту ходить не привыкли, вот и плетутся.
        - Несчастные, - посочувствовал генерал, - так бы и перестрелял, чтоб не мучились. Достоимся ведь, придется выбивать свору Марге из города!
        - Может, обойдется, - почти взмолился Фельсенбург. Мысль о штурме не окрыляла: о наглости и стойкости китовников Рейфер рассказывал не раз, да Руппи и сам повидал достаточно. Столь упрямые головы можно лишь рубить, только их тысяч сорок, а если придется драться на узких улочках… Это тебе не узника отбить и удрать!
        - За промедление в ближайшем будущем придется расплачиваться, и прежестоко, - Хеллештерн думал о том же, но говорил больше. - Бруно уже ставил на то, что до самой столицы мы не встретим никого страшней никому не подчиняющегося отребья, и не угадал… О, монах! Исповедаться, что ли? В непочтении к начальству и общей злобности?
        Они остановились у повозки с ротным имуществом, поджидая брата Ореста. «Лев» приближался целеустремленно и при этом неторопливо, слишком неторопливо.
        - Доброе утро, святой отец, - начал разговор, как и положено, генерал, - вам кто-то нужен?
        - Капитан Фельсенбург.
        - Забирайте, - Хеллештерн тронул эфес шпаги, намекая на пресловутый палаш, перешедщий к Руппи «до конца кровопролитий». - Простите, вынужден вас покинуть, дела. Мэратон!
        - Орстон! - наклонил голову адрианианец. Кавалерист, чуть помедлив, уверенно двинулся к фуражным телегам, видимо, на поиски коварной наперстянки. Руппи вгляделся в непроницаемую монашескую физиономию, чуть ли не впервые задумавшись, сколько адрианианцу лет. Пожалуй, около сорока.
        - Брат Ротгер, прошу вас пройти со мной. Есть новости, которые следует довести до сведения фельдмаршала, причем немедленно.
        - Но, - не понял Фельсенбург, - вы же духовник Бруно и можете войти к нему в любое время.
        - Могу. И все же, брат Ротгер, здесь нужны вы.
        Заржала лошадь, от костров потянуло пригоревшей кашей, в облачный разрыв прыгнул солнечный луч, заставив просиять седую от инея траву. Дождя сегодня не будет, как и тумана. А что будет?
        - Брат Орест, случилось что-то скверное?
        - Может случиться. Пожмите плечами или отмахнитесь. Наследник Фельсенбургов - талисман Южной армии, он не должен выглядеть встревоженным. Сейчас вам зверски скучно, но вы вежливы и не гоняете клириков. Даже самых назойливых.
        2
        Сперва Ариго ничего не понял, потом испугался. Письмо из Альт-Вельдера, но не от Ирэны лежало на столе, за которым значительно молчал Райнштайнер. Жермон тоже сел, не сводя глаз с расписанного лиловыми йернскими шарами футляра. Такой Ирэна вполне могла заказать, но написала не она. Почему?!
        - Ты огорчительно нелюбопытен, - разбил звенящую тишину бергер. - Если б я не был уверен в твоем сердце, я мог бы подумать, что семейный долг начинает тебя тяготить, и ты сожалеешь о былой свободе.
        - Я? Сожалею?! - растерянно пробормотал генерал. - Сожалеть может Ирэна… Почему письмо не от нее?
        - Потому что оно от другой дамы, - объяснил барон. - Если моя догадка верна, тебя ждет приятная новость. Ты не знаешь, как открывается такой футляр, или опасаешься гайифской иглы?
        - Нет! - не иглы он опасается, а того, что Ирэна поняла, что ошиблась… - Постой, ты говоришь, новость приятная?
        - Это предположение, причем двойное. О самом письме и о твоем отношении к его вероятному содержанию. Тебе помочь?
        - Я сам.
        Крышка отошла с мелодичным тихим звоном, внутри футляр был каким-то сиреневатым. Очень давно мать носила платье такого цвета и как-то его называла… Не надо ее вспоминать!
        - Это… от вдовы Вейзеля?
        - Разумеется. Она отпустила Мэлхен и теперь заботится о твоей жене.
        - Почему?
        - Баронесса Вейзель очень деятельна. Ты будешь читать?
        Жермон уже читал. Крупные округлые буквы напоминали баронессу, да и писала она так, как говорила.
        «Генерал Ариго, Ваша жена беременна. Она в этом еще не уверена, но девочке не повезло с семьей. Скрытность, чтение и пристрастие к приличиям ни к чему иному привести и не могли, но я не ошибаюсь. Налицо все признаки, а Ирэна даже не знает, как вынашивала детей ее мать! Здешний врач нам не помощник, он лечил Альт-Вельдеров, а их больше нет.
        Разумеется, Ирэна привыкнет к своему положению, но она слишком мало знает и поэтому доверяет глупым книгам. Это меня не удивляет, потому что ее брак с Гирке был пустым. Я не о ветропляске, которую она развела в саду, а о том, что покойный был хорошим полковником, но с женой вел себя как трус и болван. Конечно, лучше бы он погиб с пользой для Отечества, но Ирэне Гирке совершенно не годился, так что для нее все обернулось к лучшему. Вы не ходили кругами несколько лет, а сразу признались, как это сделал генерал Вейзель, но если Вы начнете бояться сейчас, то все испортите. Я объяснила Ирэне, что значит быть женой хорошего военного, она поняла и будет стараться.
        Вам тоже следует вспомнить о своем прямом долге. Разумеется, я не оставлю Ирэну, но этого мало. Будь жив мой муж, он бы Вам все объяснил, но Курта нет. Ваши маршалы и генералы не старше Вас и в придачу холостяки, фок Варзов - вдовец, и в армии после Мельникова луга ему делать нечего, так что мне приходится напомнить Вам о необходимости составить завещание. Разумеется, я уверена, что Вы останетесь живы, но дела должны быть в порядке всегда. Курт, уезжая к армии, каждый год отсылал маркграфу прошение в случае необходимости утвердить выбранного им опекуна. Последние шесть лет он останавливался на моем старшем племяннике, мне это не нравилось, однако такова воля генерала Вейзеля, и я сразу же написала Ротгеру о его новых обязанностях.
        Вы тоже должны оставить распоряжения на случай Вашей гибели. Полковник Придд, по мнению Курта, обещает стать отличным генералом, он умен и быстро учится, но, к сожалению, слишком молод, чтобы растить племянников, к тому же в этой семье к детям относятся ужасно. Мы можем надеяться на будущую герцогиню Придд, но она вряд ли появится в ближайший год. Разумеется, я буду заботиться о Вашей жене, но мальчиком с шести лет должен заниматься мужчина.
        Из тех, кто сейчас на севере, лучше всех подходят Проэмперадор Савиньяк и Ваш побратим барон Райнштайнер, но Савиньяк предпочтительней. У него есть младший брат, а значит, и опыт в обращении с мальчиками, а решения Проэмперадора не нужно утверждать у регента.
        Кроме устройства собственных дел, Вам следует доложить Проэмперадору о мортире по имени „Графиня“. Из нее Курт сделал свой последний выстрел, который все хоть сколько-нибудь сведущие люди называют великим. Я узнала, что командующим артиллерией Западной армии по Вашему предложению стал некий Рёдер. Курт о нем не упоминал, хотя рассказывал мне о лучших офицерах; видимо, лучшие из лучших погибли на Мельниковом лугу. В любом случае, генерал Вейзель хотел, чтобы „Графиня“ приняла участие в штурме Мариенбурга, и Вы должны проследить за исполнением этого желания. Я не уверена, что Рёдер сможет должным образом распорядиться этим орудием, а маршал Савиньяк, при всех его достоинствах, потерял трофейный парк. Сперва я считала это ошибкой, но после встречи с Проэмперадором мне стало ясно, что пушками он пожертвовал намеренно. Рассчитывать на его особое внимание к „Графине“ не приходится, однако в память о Курте он…»
        Жермон смалодушничал и покинул мортиру ради первых строк. Они остались прежними: Ирэна не имеет опыта, но баронесса не ошибается. В этом - нет!
        - Ты улыбаешься, - напомнил о себе Ойген, - и ты стал перечитывать письмо, не дойдя до конца. Я прав, в нем хорошая новость. Род Ариго не будет прерван?
        - Род Ариго? - обалдел Жермон. - То есть да, можно сказать и так…
        - Ты не понимаешь. Тот, кто составил заговор против наследников некоторых фамилий, потерпел неудачу, однако говорить с тобой об этом сейчас бессмысленно. Я тебя с огромной радостью поздравляю, и нам, несомненно, нужно выпить вина.
        3
        Что-то дома! Мама, она в самом деле не вынесла… Догадка саданула под дых, и Руппи стремительно шагнул к сидящему на походном сундучке епископу. Преклонив колени и опустив голову, можно скрыть лицо. На несколько мгновений, но, чтобы выдохнуть и сцепить зубы, хватит.
        - Ты вправду ищешь благословения? - негромко уточнил отец Луциан, и Фельсенбург вскинул склоненную было голову, столкнувшись взглядом с агарисским «львом».
        - Нет.
        - Что бы ты ни искал, ты это найдешь. Если уцелеешь. Ты ждешь дурных вестей?
        - Не ждал, пока не увидел вас.
        - Твои родные в Штарквинде, - адрианианец почти улыбнулся. - Ты это знал и был спокоен, но я в твоем понимании связан не с войной и не с талигойцами, на которых ты оставил адмирала цур зее, а с Эйнрехтом, ты сделал выводы и испугался. Порой разум смущает сильнее сердца. Так было, когда мы сперва предоставили агарисскую гниль самой себе, а затем бросились назад, чтобы успеть в огонь.
        Пожар может вынудить спасать то, от чего бежал, но не следует в угоду ложной совести обожествлять золу. В Агарисе сгорело отжившее и неприемлемое, а ты сбросил семейные путы, что есть долг любого, отмеченного временем и судьбой. Когда-нибудь я охотно побеседую об этом с Рупертом Фельсенбургом - герцогом, адмиралом, канцлером, братом кесаря или же кем-нибудь иным, однако сейчас не до философии. Пришли скверные вести, они могут стать смертельными, но для этого нужна ошибка Бруно, которую фельдмаршал пока не совершил. Садись, так будет удобней нам обоим. Брат Орест, проследите, чтобы нам не мешали.
        Адрианианец выскользнул из палатки, отличавшейся от офицерской разве что придавившей карту потрепанной Эсператией. Отец Луциан поправил воротник, и Руппи отметил, что странствующий епископ одет как удалившийся от дел военный. Впрочем, со Славы станется и кошек держать, и в светском ходить. С особым оружием. Фельсенбург послушно сел на складной стульчик, теперь никто ни над кем не возвышался, и «лев» ровным голосом сообщил:
        - Горная армия приняла сторону Марге. Фок Гетц и идущий из Эйнрехта фок Ило намерены действовать сообща. Соотношение сил складывается явно не в вашу пользу, к тому же китовники рассчитывают на внезапность. Готовится ловушка, в которую хотят заманить Южную армию, и эта ловушка должна быть где-то здесь, у Эзелхарда.
        - Это… это правда?
        Детский вопрос прыгнул с губ испуганным лягушонком. Наверное, потому, что Луциан был последним известным Руппи человеком, который мог знать, «как надо». Адрианианец усмехнулся почти как Савиньяк; этот, кстати, тоже мог знать. Знал же он у Ор-Гаролис и позже, в Гаунау…
        - Новости привез отец Филибер, - Луциан все понял и даже не подумал возмущаться, - до недавнего времени он находился при фок Гетце, а тот имел глупость рассчитывать на поддержку Славы. Отец Филибер указал ему на эту… ошибку. Затем нашему собрату удалось покинуть расположение армии и донести весть до обители ордена в Эзелхарде, где по счастливому стечению обстоятельств оказался я.
        Что искал странствующий, скажем так, епископ на родине Олафа? А может, он просто поджидал армию? Неважно!
        - Отец Луциан, фельдмаршал захочет все услышать из первых уст.
        - Это невозможно. Отец Филибер повел себя честно, но не слишком разумно. Фок Гетц уже не подлежал вразумлению, и вразумлявшему пришлось прорываться с боем, а затем уходить от погони. Ему это удалось, но он был ранен, и ранен тяжело. Если Создатель позволит, наш брат выживет, но тревожить его сейчас нельзя.
        - Китовники знают, где он?
        - Проследить путь беглеца им не удалось, но догадаться нетрудно: раненый мог добраться если не до Рассвета, то до вашей армии или орденской обители. Фок Гетц и его брат, будучи опытными людьми, станут исходить из того, что их намерения больше не тайна.
        - В любом случае, - это понятно, и это неотложно, - в обитель надо отправить мушкетерскую роту. А еще лучше всех вывести.
        - Вам не успеть, но «львы» в состоянии о себе позаботиться. Гораздо хуже, что у меня не имеется доказательств. Отца Филибера здесь нет, бумаг он выкрасть не смог, пленных никто пока не взял. Прямые подтверждения измены появятся, когда Горная армия начнет действовать заодно с фок Ило, не раньше.
        - Одно доказательство есть, - вспомнил разговор с Хеллештерном Руппи, - пусть и косвенное. Горники, останься они своими, были бы здесь уже вчера.
        Глава 4
        Талиг. Акона
        400 год К.С. 17-й день Осенних Волн
        1
        Соус на желтках яиц пестрых кур оказался лучше того, что смешивал в своем доме отец отца. Мысль сдобрить радость трапезы не только лишь винным уксусом и мускатным орехом, но и смесью четырех перцев была блистательной, однако победа несла с собой похвалы, а не счастье. Даже когда названная Брендой принялась крошить в соус хлебный мякиш и поедать его, воздавая хвалу искусству Мелхен.
        - Вот ведь объедение, - твердила жующая, - не оторвешься! Ну и повезет же твоему муженьку! Только ты, прежде чем браслет надеть, на свекра глянь. Если толстый - отказывай, а то оглянуться не успеешь, как муж в дверь не пролезет… И кабы только в дверь!
        - Зачем мужу окно? - испугалась Мэллит. О Проэмперадоре болтливая знать не могла, в ту ночь ее в доме не было, но разговор разбудил память о лунной песне. Названный Лионелем сдержал слово, он все забыл, гоганни не могла.
        - В окно?! - расхохоталась Бренда. - Чтоб ты знала, слишком толстый муж еще хуже ленивого.
        - У нас будут слуги, - отрезала гоганни. Она не понимала талигойских намеков, но сказанного хватало, чтобы прервать липкий разговор и исполнить задуманное с вечера. - Я иду гулять по городу.
        Старшая над кухней осталась сидеть за столом, она не знала, что яма в саду скрыла гнилые половики, как не знали заснувшие на посту о своем позоре. Мелхен выбежала в прихожую, где караулили «фульгаты».
        - У меня дело, - девушка старалась говорить твердо и спокойно. - Если вам приказано нас охранять, я возьму воина, но пойду, куда мне нужно.
        - Как скажете, барышня, - сержант с веселым, рвущимся к небу носом любил пережаренное и чем-то напоминал далекого Дювье. Мелхен была рада, что главный сегодня он. - Муха, вставай!
        Муху на самом деле звали Адольф, это Мэллит помнила. Вдвоем они вышли из дома, и девушка сразу свернула в переулок, избегая докучливых встреч. Долг гнал гоганни к Проэмперадору, а две памяти висели на ногах, обдавая то холодом, то жаром. Минувшей зимой недостойная пришла к тому, кто был ее светом, и нареченный Альдо растоптал сердце вместе с любовью. Подобный Флоху не обещал любви, лишь короткую радость. Он не солгал ни в чем.
        Когда Проэмперадор пришел спросить о той, кого до смерти звали Гизеллой, слова его были вежливы, а глаза спокойны. Мэллит не скрыла ничего, но она не видела вставшую, только гниль. На завтрак первородные не остались, и это было хорошо, ведь вся бывшая в доме пища погибла, а то, что принесли из трактира, могло насытить, но не подарить наслаждение. Гоганни вслед за Сэль присела в прощальном реверансе, а потом из окна гостиной смотрела, как гости уезжают. Девушка не ждала, что названый Лионелем обернется, и оказалась права - всадник на пятнистом коне скрылся за поворотом, и сразу же пошел снег, а может быть, он шел все время, просто Мэллит не замечала. В горле стоял неприятный ком, и все же гоганни улыбнулась Селине, а потом вместе с двумя солдатами отправилась к бакалейщикам, у которых нашлось многое из нужного.
        Они с подругой возрождали кухню, и та становилась лучше, чем прежде, но радость была неполной. В ночь гнили девушка услышала достаточно, чтобы понять: нареченный Валентином ошибся, а Проэмперадор принял ошибку за истину. Иначе и быть не могло, ведь правду знала лишь недостойная.
        «Это неважно, - твердила себе гоганни, - отец Селины победил зловредную, а первородный Лионель не отдал ей хромого полковника!» Вечерами Мэллит долго глядела в окно, черное и холодное, как обида. Любовь к ложному иссякла, ненависть была недолгой, только убить может и упавший с полки горшок. Девушка почти забыла бесценное прежде лицо, но грубые слова обжигали по-прежнему, ведь они были правдой. «Когда лань начнет охоту на льва и пожрет его, наступит конец всему…» Роскошная не знала Кубьерты, она жила иной мудростью, и тоже учила, что женщине не пристало приходить к мужчине. Это истина истин, только как быть сейчас?
        Дни сгорали, как свечи, не принося ответа, но вчера из города Тармы вернулся Герард. Брат Селины был голоден и озабочен, к счастью, Мэллит на ужин запекла рыбу без костей, которую не знали в Агарисе. Светлое мясо не таило угрозы, даруя возможность есть и говорить.
        - Все из-за твоего Понси, - начал Герард, когда сели за стол. - Маршал… Маршал Савиньяк… То есть мой маршал Савиньяк и так места себе не находит, а тут еще эта инспекция! Бедный Лейдлор, ну и досталось же ему! Нет, он, конечно, маху дал, но без твоего Понси…
        - Он не мой, - поправила подруга, - а капитана Давенпорта. Меня он презирает со Старой Придды, и это для всех очень удобно. Что этот господин сделал маршалу Эмилю?
        - Так ты что, не знаешь?! - названный Герардом выглядел удивленным. - Об этом же должен весь город болтать!
        - Мы с Мэлхен слышали, что Понси напился и буянил в храме, а маршал Эмиль его поймал, только этого дурачка все время ловят, - Селина отодвинула ногой взирающего наверх кота. - Что на этот раз было не так?
        - И что сделал презирающий Сэль? - спросила Мэллит, желая сделать приятное гостю. Герард любил рассказывать, и они с подругой спрашивали даже об известном и скучном, а истории с пишущим стихи всегда были полны смеха.
        - Понси носится с одним поэтом, а его как раз убили, - Герард протянул руку за хлебом. - Арно с Валентином говорят, этот Барботта ужасен… Понси читал в храме страшную чушь, если это и есть Барботта, то он совсем придурочный. Я хотел после спросить, но ни одной строчки не запомнил, оно просто в голову не лезет… Как можно кричать, что никого не уважаешь, и при этом ко всем приставать и еще чего-то требовать? Мама не уважает бабушку, но она молчала, а когда смогла, уехала и тебя увезла.
        - Зато бабушка приставала к соседям, - вздохнула Селина, - из-за нее нас тоже не любили. Барботта мог быть как бабушка: обидел кого-то, а тот стал бесноватым.
        - Где убили ужасного, - захотела понять Мэллит, - и как?
        - Вроде в Олларии, во время мятежа. Может, он и сам сбесился, не знаю, только Понси просто кошмарно расстроился, а Барботта, как назло, написал завещание. Не то, которое составляет нотариус, а понарошку и в стихах, очень длинное и дурацкое. Он опять объявлял, что всех ненавидит и презирает, но хочет, чтобы его похоронили как императора, потому что он главный поэт.
        - Главный? - удивилась Селина. - Главными бывают только маршалы.
        - Сэль, в Талиге Первый маршал, а не главный!
        - Не будь занудой! - подруга подвинула брату блюдо. - Лучший из маршалов - монсеньор Рокэ, а лучших поэтов не бывает вообще. Ее величество говорила, что Веннена с Иссерциалом сравнивать нельзя, как нельзя сравнивать утреннюю зарю с вечерней, а кто пытается, тот глуп, заносчив и дурно воспитан.
        - Так Барботта такой и есть! То есть был. Он написал, чтобы в его память осушали черные чаши. Сейчас пьют из стаканов и кружек, только Понси решил все делать, как завещал его Барботта, и купил черную чашку для бульона, очень большую. Помнишь, в Кошоне папенька напивался, а мама с Денизой его не выпускали из дома?
        - Мама умела, только папенька еще и сильный, а Понси очень просто унять. Я сама видела, как это делали.
        - Так не до него было! До тепла нам нужно передавить мародеров и освободить Олларию, дел невпроворот, а Понси не мальчишка, он офицер! Кому бы в голову пришло, зачем этот… корнет поперся к Святому Франциску? Представляешь, он решил отслужить по Барботте, как по его величеству! Настоятель, ясное дело, отказался, Понси стал настаивать, и ему сказали, что по королю должен служить клирик самого высокого ранга из тех, кого можно найти. В Аконе это епископ. Думали, что пьяный отправится к преосвященному, а на улице холодно, протрезвеет… Сэль, как же это мерзко, когда пьян талигойский офицер и это видят чужие!
        - Ты так думаешь? - Селина казалась расстроенной. - Папеньку не видели, но это все равно было плохо!
        - Зато не позорило армию! - Герард положил вилку, и Мэллит поняла, что он взволнован. - Понси требовал, чтобы преосвященный пришел сам, настоятелю это надоело, и он послал за стражниками, только епископу уже доложили. Беда в том, что впопыхах доложили неправильно. Вроде кто-то устроил скандал, а настоятель не справляется, хотя дело-то пустяковое. Епископ на свою беду решил навести порядок, думал, наверное, что уж ему-то ничего не будет, поэтому оказался в храме раньше стражников. Понси обрадовался, принялся объяснять про Барботту, преосвященный не сразу понял, в чем дело, а как понял, отказал. Вот тут пьяный и схватился за оружие, а грач струсил! Принялся юлить, только нерешительность начальства делает нерешительной и свиту, это еще в Гальтаре знали…
        Сэль, епископ отдал приказ начать подготовку к службе! Потом он клялся, что для вида, но, если б не маршал, клирики бы исполнили все, понимаешь, все! Даже пьяного во Врата впустили бы!
        Стражники прибежали быстро, и тут Понси вдобавок к шпаге достал пистолет, а епископ велел всем стоять на месте, ну а дальше я уже сам видел. Маршал, тьфу ты… Мой маршал Савиньяк договорился с бароном Райнштайнером, чтобы обо всех неожиданностях докладывали ему лично. Это из-за твоего Монсеньора; мы с тобой друг друга хорошо понимаем, но близнецы связаны друг с другом еще сильнее, я и сам про такое читал, и Йоганн говорил. Маршал Эмиль тревожится за брата, у них ведь и отца очень подло убили. Знаешь, на войне охранять командира проще, а мы вроде в тылу, и неприятность за неприятностью! То убийцы, то выходцы, теперь вот пьяный с пистолетом. Мой маршал Савиньяк думает, что если б в храм пришел твой Монсеньор, Понси выстрелил бы и попал. Ты не представляешь, как он… мой маршал разозлился! Я таким его еще не видел, аж страшно стало…
        Герард снова ел, не переставая рассказывать про спор братьев, изгнание нареченного Эмилем в инспекцию и оплошавшего Лейдлора, но Мэллит не смотрела и почти не слушала, ведь главное прозвучало. Рожденные вдвоем знают друг о друге больше родителей и супругов, а нареченный Эмилем боится не раны, а смерти. Гоганни кивала, улыбалась, снимала со стола кота, но думала о том, кто однажды вошел в ее окно.
        У судьбы тысяча рук, как угадать, какая нанесет удар? Предшественник достославного Енниоля был мудр и силен, а утонул в купальне, поскользнувшись на куске мыла, лучшего же из поваров отца убила жалкая оса… Беду отведет разве что Щит, но как забрать смерть первородного без ары? Нареченная Габриэлой не таилась, она гуляла одна и была уязвима. Если знать дорогу смерти, ее можно обойти, только дорог в мире слишком много, кто знает, на которую ступит пятнистый жеребец? Тот, кто лжет врачу, убивает себя, тот, кто зажигает обманный огонь, топит корабли. Барон с ледяными глазами много говорил о ложных маяках, они и так горят слишком ярко.
        Мэллит не спала всю ночь. В окно стучали, но это был всего лишь ветер, а утром судьба послала знак.
        - Мне надо в церковь, - сказала за завтраком Селина. - Если явится Герард и захочет показать тебе очередной дом, стукни его скалкой. Нужно дождаться Зою или папеньку, а сюда им войти легче.
        Сэль шутила, ведь днем Герард никогда не приходил.
        - Я не буду бить твоего брата, - улыбнулась гоганни. - Заботливый не знает всего и боится за тебя и за ту, что вас родила.
        - Если он боится за маму, то должен бояться за себя, а если станет беречься, из него ни кошки не выйдет. У Монсеньора тоже мама, но он делает, что нужно, и мы будем! Ты пойдешь со мной?
        - Нет, - быстро ответила Мэллит и объяснила: - Яйца уже нагрелись, и я не вашей веры.
        - Я по делу, - вздохнула Сэль. - Фок Дахе просил, чтобы я с ним сходила. Его снова взяли в армию, и это очень хорошо, вот перед отъездом он и заказал молебен о своей дочке. Понимаешь, фок Дахе думает, если я там буду, Гизеллу простят. Мне не хочется, чтобы ее прощали, и я никуда бы не пошла, но плохие выходцы никуда не попадают, они могут только кончиться. Мы, то есть живые, к которым они цепляются, должны их гнать, тогда они кончатся быстрее…
        - Я не понимаю.
        - Ну… если совсем просто - Гизеллу никаким молебном уже не спасешь, а раз так, я пойду. Нам с Уилером нетрудно, а полковнику будет легче, я ему еще на прошлой неделе обещала. Так не пойдешь?
        - Нет, - отказалась Мэллит, принимая свое решение. Сэль делала то, что считала правильным. Как и нареченный Валентином, и роскошная с ее Куртом… Во Франциск-Вельде каждый сделал, что досталось именно ему, и песчинки сложились в стену, только гоганни предпочла б четырежды ждать дриксов, чем показаться назойливой и лживой. Она не хотела идти, она пошла.
        - Куда дальше-то, барышня? - спросил прозванный Мухой, и Мэллит поняла, что они уже в большом городе. - Рыбный рынок вправо, Большой - вниз.
        - Я вспомнила важное, мы идем к Проэмперадору.
        - Ох ты ж!.. Вы уж простите, но ведь занятой он по самые по уши!
        - Мы будем ждать. - Ничтожная станет ждать, потому что второй раз ей не уйти ни от Сэль, ни от себя. Трудно говорить о грязном, помня чистое, пусть оно и кажется сном, но ошибка Проэмперадора - беда для многих и опасность для него самого. Она скажет, как было. Если это неважно, подобный Флоху решит - правнучка Кабиохова нарушает договор, чтобы напомнить о своем окне.
        Первородный поблагодарит за ненужное, а потом призовет адъютанта и велит проводить баронессу Вейзель домой, и она пойдет, не сделав ничего и потеряв все…
        - Барышня, может, сперва к братцу? То есть к маршалу Эмилю? Они вчера вернулись.
        - Мне нужен Проэмперадор, и нужен сегодня.
        2
        Герард, небывалое дело, опоздал на занятие и к тому же приволок Сэц-Алана и еще кого-то голенастого и непонятного.
        - Ну надо же, - хмыкнул Арно, наблюдая, как гости добропорядочно обходят невысокий заборчик, - нет и шести, а господин Проэмперадор уже отпустили адъютанта. Не к добру.
        - Очень на то похоже, - не принял шутки Придд. - Ты когда-нибудь видел этого мушкетера?
        - Вроде нет, - Арно честно вгляделся в долговязую фигуру. Незнакомую, в отличие от галунов на потрепанном мундире. - Ойленфуртский мушкетерский, лучший в откровенно паршивой Кадельской армии. Их от нас вроде бы на агарийскую границу перебросили. Позапрошлой осенью еще.
        - Я бы предположил, что теньент доставил срочное письмо от полковника Дарави.
        - Угу, и сразу же отправился пофехтовать!
        Валентин не ответил - странная троица подошла слишком близко. Арно помахал рукой и полюбопытствовал:
        - Рэй, ты кому подкрепление привел, себе или нам?
        Герард хлопнул глазами. Во время драки с налетчиками он соображал отлично, когда речь заходила о чем-то умном - тем более, но отвечать на дурацкие вопросы пока не выучился. А теньент Сэ по части дурацких вопросов давал фору любому. Кроме братца.
        - Господа, - начал разговор Валентин, - полагаю, вы искали меня? Но сперва представьте вашего спутника.
        - Теньент Костантини, - хмуро откликнулся Сэц-Алан, и мушкетер щелкнул каблуками позабывших о щетке сапог. - Вступил в полк Дарави на юге, с сегодняшнего дня переходит к вам. Вот приказ.
        - Благодарю.
        Бдительный Ли столь важный приказ умудрился запечатать, а не менее бдительный Спрут отошел с бумагой к заборчику.
        - Вообще-то мы уже с полчаса как должны фехтовать. - Развели секреты, и кошки с ними! - Сэц-Алан, Костантини, присоединитесь?
        - Я должен вернуться к Проэмперадору, - адъютант обернулся к спутнику. - Вы, Костантини, как хотите, но на мой взгляд, для первого дня в Аконе впечатлений вам хватит.
        - Мне их вообще хватит! - выпалил новый однополчанин. - Прошу простить, мммм…
        - Арно, - подсказал виконт, понимая, что родства с маршалами не заметят разве что в Дриксен. - Мы в одних чинах, и вообще у нас по-простому. Как дела у агарийцев? Вы ведь оттуда?
        - Не совсем…
        - Согласно приказу Первого маршала Талига, - подсказал Герард, - маршал Лэкдеми забрал Ойленфуртский полк у генерала Заля и разместил в заставах на западной части Кольца.
        Значит, бесноватые. Опять что-то натворили! Сунулись за Кольцо? Разграбили городишко? Но при чем тогда Ли с Эмилем?! Скорее, Дарави узнал что-то важное и, похоже, про Заля.
        - Если вы с дороги, - улыбнулся Арно, - то вам нужна не шпага, а подушка. Господин полковник! Можно вас?
        - К вашим услугам, - Придд уже насладился приказом и даже куда-то его спрятал. - Господа, пожелание Проэмперадора сохранить в тайне обстоятельства, предшествующие вступлению теньента Костантини в мой полк, на нас с виконтом не распространяется. Тем не менее отложим разговор до лучших времен. Теньент, вам нужно отдохнуть. Сэц-Алан, вас не затруднит проводить Костантини до моей квартиры и распорядиться, чтобы его устроили? Это по пути.
        - Конечно, - кивнул адъютант. Собачья все-таки должность, причем во всех смыслах. И кусаться приходится, и гавкать, и палочку таскать. Без любви к хозяину сдохнешь, но Сэц-Алан от Ли в полном восторге. Так же как Герард - от Эмиля…
        Самому Арно адъютантство опротивело почти сразу, хотя Ариго в качестве начальства был поприличней братцев. Вот Валентин, когда выбьется в маршалы, станет змеем почище Ли. «До лучших времен»… Отложит он, видите ли. Спрутина лиловая! Виконт тронул шпагу и очень беспечно осведомился:
        - Ну, хоть сейчас-то мы делом займемся?
        - Несомненно, - заверил Придд, провожая взглядом запыленного мушкетера. - Герард, маршал велел получить предварительные разъяснения у тебя.
        - Да и так все ясно, - Арно поежился, он одевался для фехтования, а не для топтания по заиндевевшему садику под глубокомысленные разговоры. - Заль насвинячил, Дарави узнал, теперь придется укрощать разбушевавшихся зайцев. Нам придется, между прочим.
        3
        Мэллит была готова ждать, не потребовалось. Высокий и красивый щелкнул каблуками, вышел и тут же вернулся, сказав, что Монсеньор ждет. Гоганни с бешено колотящимся сердцем пересекла просторную комнату, в которой стояли и сидели мужчины в мундирах, и вошла в услужливо распахнутую дверь. Первородный стоял возле окна, и на его лице не проступило ни злости, ни радости, ведь он был умен.
        - Счастлив вас видеть, сударыня. К сожалению, у меня очень мало времени, через четверть часа здесь соберутся офицеры.
        - Мне хватит. - В ночь огня он говорил, как сын Кабиохов, в день дела она уподобится Герарду. - Я слышала разговор о мертвых, которые забирают живых. Умные ошиблись, потому что не знают, как умерла сестра герцога Придда, это знаю я.
        - Очень интересно, но прошу вас сесть.
        Хорошо, она сядет, хотя правнучки Кабиоховы говорят стоя, сидят мужчины.
        - Я буду говорить о сделанном. Нареченная Габриэлой ненавидела свою кровь и задумала зло, но первородный Валентин не видел угрозы, и первородная Ирэна - тоже. Ничтожная… Я не могла не пустить герцога Придда в Альт-Вельдер, и я убила.
        - Вы? - Кто сказал, что подобный Флоху никогда не станет исполненным льда? - Позвольте узнать, как именно?
        - Ничтожная не будет скрывать, но это пустое знание. Я слышала, как барон Райнштайнер не понимал, почему дочь фок Дахе встала, ведь смерть ее была правильной и не несла лжи. Герцог Придд вспомнил свою сестру. Он был готов к тому, что ее поднимут собственная злоба и то, что она запятнала себя колдовством с собачьей кровью. Вы трое решили, что первородная Габриэла не пришла, потому что смерть ее была случайной и мгновенной. Теперь первородный знает, что это не так.
        - Этого мало. Что именно вы сделали?
        Как хочется выбежать прочь, но нельзя, ведь неполное знание подобно неготовому лекарству, оно либо бесполезно, либо становится ядом.
        - Я ударила злобную, - она будет смотреть в эти глаза, в черный лед, который однажды стал звездами. - Первородная упала в воду, я держала ее, пока было нужно.
        - Сударыня, поверить вам очень непросто. Вы должны были намокнуть, вас должны были заметить, удар нужно чем-то нанести и это требует сноровки.
        - Я много думала. - Она расскажет все и уйдет! - Мне нужно было успеть до приезда герцога Придда. Нареченная Габриэлой…
        - Графиня Борн.
        - Графиня Борн всегда гуляла в лабиринте. Я пошла туда и выбрала место, где в воде есть большие камни, потом я взяла на кухне… Чтобы мясо стало мягким и не несло беды слабым зубам, его нужно отбивать, для этого есть колотушки из дерева. Я умею готовить любое мясо, кроме дикого… От диких зверей. Пожирать не продавших свободу тварей дозволено лишь от великого голода, и блюда из них не должны доставлять наслаждения.
        - Я помню Кубьерту. Если вы останетесь на севере, сделайте исключение для зайцев и кабанов. Они пожирают посевы, а похитивший чужой хлеб должен быть наказан строже укравшего золото, не так ли?
        - Так, - подтвердила Мэллит, - но я пришла не ради грызущих яблони. Я убила. Я могу вернуться к подруге, или Проэмперадор решит иначе?
        - Чуть позже, сударыня, у нас еще несколько минут. Как вышло, что вас не заметили, и как вам удалось не намокнуть?
        - Первородный ходит по карнизу, я это тоже могу. - Легче семь раз по семь взбежать по лестнице, чем говорить, как говорят талигойцы. - Я притворилась больной, мне принесли сонный отвар. Я заперла дверь, вылезла в окно, обогнула башню и пробралась в пустую комнату для слуг. Колотушку для мяса я оставила там раньше. В саду растет дуб, его ветви тянутся за ограду Нижнего парка. Я умею лазить по деревьям, и я перебралась на ту сторону. Моя юбка в самом деле намокла, но я успела ее высушить, ведь все думали, что я сплю, а рукава я подобрала. У меня все получилось.
        - Да, у вас получилось. Скрыв правду от герцога Придда, вы поступили правильно, молчите и впредь.
        Смотрит на часы. Придет ли он еще раз в дом Селины или этот разговор последний? Проэмперадор поверил и решил скрыть неприятное для всех. Он запомнит важное и забудет досадное, а вот ничтожная будет помнить. Не удар, не спутавшиеся с водяной травой волосы - черный лед взгляда и безнадежность, уносящую силы.
        - Сударыня, что вы подумали, когда мы были в парке? - Она должна думать и отвечать, а слезы хотят литься, но Первородный Лионель их не увидит!
        - В парке?
        - В Альт-Вельдере. Вспоминайте, мы были в лабиринте, разговаривали и вдруг из-за тростника послышались шаги. Тогда меня удивило ваше лицо, теперь я понял. Вы решили, что графиня Борн вернулась и ищет вас?
        …Сухой тихий шорох, золото мертвых стеблей, удивление и страх, которые нужно скрыть. Мэллит казалось, она сумела, ведь подобный Флоху смотрел не на нее.
        - Господин Монсеньор, - девушка встала и расправила юбки. - Ничтожная все сказала и уходит.
        - Да, - подтвердил он, - времени у меня больше нет. Я благодарен вам, баронесса, то, что вы сообщили, крайне важно. Осенние ночи холодны, но, может быть, вы не станете запирать окно? На третий вечер, считая сегодняшний.
        - Нареч… а…
        Прежде Мэллит не думала, как он высок! Когда первородный стоял, она была ему до подбородка. Нареченный Лионелем поклялся кровью, что не коснется ее первым, значит… Гоганни быстро положила руки на обтянутые сукном плечи и… взлетела. Монсеньор поднял ее, теперь глаза смотрели в глаза.
        - Так удобнее, - сказал он, - не правда ли?
        Поцелуй был короток, как удар стилетом, и долог, как боль.
        - Я открою окно, - прошептала Мэллит, вновь ощущая под ногами пол. - Я буду ждать.
        - Благодарю вас. - Лед растаял, в летнем омуте вновь дрожали жаркие звезды. - Мои дни, сударыня, мне не принадлежат, но треть ночей я могу отдать. Не больше, иначе я просто не выдержу.
        Потянувшаяся к шнуру рука, совершающая последний прыжок золотистая стрелка, стук двери, шаги.
        - Проводите баронессу. Фажетти уже здесь?
        - Да, Монсеньор.
        - Зовите. Пойдете через охотничий рынок. Баронессе нужно выбрать хороших зайцев, помогите ей, а потом купите корзину лучших иммортелей. По возможности, золотистых.
        4
        Арно никогда бы не догадался перекусить перед ужином, но Валентин предложил именно это и оказался прав. Слушать Костантини и жевать смог бы Ли и наверняка Райнштайнер, но для других это было слишком, даже для «спрута», молчащего над остывающими колбасками. Не ел и гость, только пил и вспоминал, как ни странно, довольно толково. Переспрашивать, по крайней мере, не хотелось, хотелось ругаться последними словами.
        - Сегодня, теньент, - разрешил между двумя бокалами Придд, - можете не сдерживаться. Мы разделяем ваши чувства, к тому же, когда вы не подбираете выражений, у вас получается более образно. Итак, все началось совершенно обыденно?
        Костантини подтвердил, что беды, по крайней мере такой, ничто не предвещало. Ойленфуртцы стояли заставами вместе с ополчением, собирались зимовать, и тут пришел приказ присоединиться к генералу Залю. Удивились, обрадовались - возвращаемся на родной север - и пошли. На берегу Данара соединились с переправившейся армией, и там Костантини встретил дальнего и знатного родича. Виконт Укбо второй год состоял при генерале от кавалерии Фариани. Разговорились. Виконт, временами кривясь, рассказал про спешку, про форсированный марш к Данару, и заодно объяснил, что за красавец в непонятном мундире разгуливает по лагерю. Оказалось, фельпский союзник. Там у них воевать больше не с кем, так этот Фраки явился «на помощь» Талигу. Зачем командующему эдакая цаца, офицеры не понимали. Фариани гость тоже не нравился, но генерал не вмешивался, полагая, что Савиньяк, на соединение с которым идут кадельцы, фельпскую обезьяну из армии вышвырнет, и хорошо бы вместе с Залем.
        Молодые люди посмеялись и разошлись, а дальше начались странности: армия все больше забирала на запад, а скорость маршей упала вдвое. Дня три-четыре волочились, что твои улитки, а Укбо при новой встрече поделился - драгун целыми эскадронами отправляют в поиск, «будто ждем встречи с врагом или вообще по чужой земле идем». С грехом пополам доползли до Эрсторена, встали лагерем, и Заль собрал какой-то совет. Мушкетерский теньент туда, естественно, не попал, а вот Дарави с адъютантом поехали…
        Советы у Заля обычно заканчивались возлияниями, так что назад полковника ждали к вечеру, но через пару часов примчался с вытаращенными глазами виконт - «твоего командира убили прямо на совете!». Сам Укбо при этом не присутствовал - генералы совещались, свита толкалась в приемной. Все шло как всегда, и вдруг за дверью начался шум, крики, потом - выстрел, и тут же в приемную выскочили двое, арестовали адъютанта Дарави и увели. Никто ничего не понимал, пока из дверей не вывалился Фариани, у которого схватило желудок. Привычный к подобным приступам оруженосец поволок генерала в известное место, где болящий исцелился и шепотом объяснил - только что командующий лично застрелил полковника Дарави, усомнившегося в смысле отдаваемых приказов, а по сути - обвинившего Заля и его приятелей в измене.
        Оруженосец малость оторопел, а Фариани велел тайно, через родственника, предупредить ойленфуртцев и отправить кого-то к Савиньяку. На этом инструкции и кончились, потому что за генералом пришли. На арест это не походило, скорей на замаскированную под заботу проверку, но разговор оборвался. Укбо проводил господина до двери и, даже не пытаясь забрать на конюшне горячо любимую лошадь, отправился в соседний трактир якобы перекусить. Быстренько и втридорога сторговал у хозяина какую-то клячу и погнал к родичу; тот отыскался сразу, виконт все передал и собирался возвращаться, а Костантини - бежать к старшим офицерам, предупредить, может, полк поднимать… Они опоздали - прибыл чужой полковник с целым эскадроном кавалерии, велел строиться. И тут виконт Укбо сказал, что надо удирать. Обоим. Костантини подчинился, в таком положении всегда подчиняются тому, кто решает. Коня мушкетер из общей конюшни увести не мог, пришлось раздобыть…
        - Точнее, - признался новый товарищ, - у «соседей» увели.
        - Разумное решение, - одобрил Валентин, берясь, наконец, за колбаску. - Прошу вас, дальше.
        Дальше - поскакали на север, к Аконе. Костантини по матери почти местный, дорогу знал, а вот погони, дураки, не ждали, думали - уехали, и ладно. Ну, сочтут дезертирами, а дезертиров Заль не ловит. Эх, наивные… На второй день их догнали. Коней беглецы не меняли, те уже несвежие были, попробовали лесом уйти, чуть в болото не влетели, потеряли время. Преследователи начали стрелять, виконт получил пулю в спину, но в седле держался, хоть и кричал спутнику, чтобы тот его бросил и гнал к Савиньяку. Костантини приказ сперва не выполнил, а потом стало поздно - их взяли в клещи, и тут подоспели «фульгаты». Преследователи - за сабли, дальше теньент не смотрел, не до того было. Укбо держался, пока они были одни, а как пришла помощь, сразу свалился. Прожил еще часа полтора. То гнал всех в Акону, то тревожился о своем генерале и брошенной лошади.
        - Ну закатные же твари! - бессильно выругался Арно, и не притронувшийся к десертам Валентин согласился, что дело скверное, вопрос - насколько.
        - Я доложил Савиньяку, - тихо сказал Костантини. - Проэмперадору Савиньяку… Теперь он все знает… Но я не понимаю! Как так? Заль, он… Он же заяц!
        - Баваар говорит, погоня была - бесноватей некуда, - вставил успевший по старой дружбе сбегать к «фульгатам» Арно. - Сразу набросились и дрались, как звери. Живьем никого не взяли.
        - А хотели? - Валентин покосился на бывшего мушкетера. - Свое дело вы сделали, и сделали хорошо. Я рад, что вы стали нашим товарищем. Полк на Мельниковом лугу потерял очень многих, а раны должны затягиваться.
        - Возьми! - Арно всунул в руку теньенту свой пистолет. - От меня.
        - Я не…
        - Приказы не обсуждаются, - спокойно напомнил Придд. - Вы хороший стрелок?
        - Как все.
        - Извольте стать хорошим. Не знаю, что вас больше удивляет, моя перевязь или мои манеры. Постарайтесь привыкнуть.
        - Мне говорили о вас. - Костантини так и сжимал в руке пистолет. - Люди Баваара… Я рад, что попал к «лиловым», но… Нас было двое, почему уцелел я?
        - Потому что умер другой, - Валентин поднял бокал. - Будем помнить. И воевать.
        - Да, - повторил Арно, - будем воевать.
        Ужин не затянулся и о Зале больше не было сказано ни слова. Говорили о Торке, обсуждали варастийских лошадей, бессмертного Катершванца и обещанный бергерами снегопад. Скучно не было, но засиживаться не хотелось.
        - Теньент заслужил и благодарность, - заметил Придд, когда осоловевший Костантини побрел за несущим подсвечник Тобиасом, - и подарок, и орден. Все, кроме повышения в звании. Я бы предпочел, чтоб из двоих беглецов выжил Укбо, и отнюдь не из-за титула.
        - Вот-вот, - поддел друга Арно, - Давенпортов в Талиге хватает, а спруты - наперечет.
        Валентин не услышал.
        - Пора спать, - объявил он и поднялся.
        Глава 5
        Талиг. Вараста Талиг. Альце
        400 год К. С. Ночь с 17-го на 18-й день Осенних Волн
        1
        Очень может быть, Робер бы струсил, то есть в очередной раз убедил себя, что не время и не место, но за дело взялась какая-то степная тварь. Разбуженный ее воплем, Эпинэ приоткрыл глаза и увидел возле костра Алву. Одного, что все и решило. Иноходец еще немного полежал, придумывая отговорки, не придумал и поднялся. Звезды сообщили, что до подъема еще часа четыре, но Ворон появлению собеседника вроде бы не удивился.
        - Садитесь, Эпинэ, - кивнул он. - Вам что-то нужно?
        - Просто проснулся. Как и вы…
        - Я как раз не просыпался.
        Когда приглашают - садятся, тем более Алва подвинулся, освобождая место. Кэналлиец глядел в огонь и думал о чем-то своем, в Старой Эпинэ спал его сын, а где-то скитался, если еще скитался, Дикон… Иноходец потер запястье и поежился - пора было признаваться в подлоге, а значит, говорить о сестре. И Робер сказал:
        - Рокэ, Катарина не умерла родами, ее убили… Ричард Окделл. Он решил, что сестра виновна в гибели Альдо. Одна дрянь устроила так, чтобы Дикон подслушал разговор Катари со Штанцлером, а дурак не так понял… или сестра в самом деле что-то сказала про Ракана. Она его почти ненавидела, а Дикон молится на святого Алана и на верность.
        - Окделлы… - Алва улыбнулся, будь это кто-то другой, это выглядело бы чудовищно. - Штанцлер ушел от королевы ни с чем, но за смертью?
        - Да, старую сволочь прикончили почти сразу… Рокэ, что вы сделаете, если найдете Дикона?
        - Убью, - так говорят о завтраке, сапогах, сбруе. - Я бы советовал вам поступить так же, но вы все равно сделаете по-своему. Вы не попробовали убить даже меня, а ведь это было не в пример легче… Не само убийство - выбор.
        Легче? После Сагранны? После Дракко?! Конечно, за спасенную, дважды спасенную жизнь и лучшего в мире коня убивают!
        - Думайте, что хотите, но я рад, что вы живы… А ведь когда Альдо вынуждал меня командовать этой подлостью… казнью, я чуть не бросил все к Змею и не убрался домой.
        - Как вам выкрутили руки?
        - Все тем же Диконом… Если б я отказался, к эшафоту бы отправили его. Боюсь, мальчишка не удержал бы мерзавцев Люра.
        - Боюсь, живым при таком раскладе остался бы как раз я, - пожал плечами Ворон. - Молодой Придд надеялся вытерпеть убийство короля и заложников, но прикончить меня он бы не дал. В свою очередь я бы не позволил убить Фердинанда и «спрутов». Пришлось бы прорываться, а Леворукий упрям… Ладно, чего не сделано, того не сделано, кто-то жив, кто-то - нет, и никто по большому счету не виноват, потому что хотел другого и хорошего. Обычно это называют судьбой.
        - Судьба… - вдруг припомнил Робер, - Звездный иней…
        - Да, - почти весело подтвердил Ворон, - есть такая песенка. Любопытно, где вы ее слышали?
        - Я не слышал, но Пьетро… Секретарь Левия рассказывал, как вы пели. Рокэ, будь здесь Левий, он бы сказал вам, он бы сумел…
        Да, кардинал бы сумел. Он находил слова для всех! Кроме Альдо, но для него кардинал ничего не искал. «Души надо спасать лишь до некоторого предела…» Анакс свой предел перешагнул еще в Агарисе.
        - За отсутствующих говорить просто. - Алва был по-прежнему спокоен, но Робер как-то понял, что Левия ему жаль. - Еще проще говорить за покойников. Клирики с такой легкостью говорят за Создателя, что на его счет можно предположить худшее.
        - И вы предполагаете?
        - Нет. Почему бы Создателю не создать, а потом не побыть мудрым, всеблагим, вечным и отсутствующим? Какое-то время, правда, человеческое… Звезд выдумка не переживет, она не переживет даже какой-нибудь чумы, выморившей тех, кто ее породил.
        - Если Создатель выдуман, выдуман и Враг, а в него вы верите!
        - Леворукого я по крайней мере видел, правда, теперь не уверен, что оценил его правильно. Все-таки мы на редкость предвзяты…
        Он так и глядел в огонь, а звезды по-прежнему обещали несколько часов тьмы, но это ничего не значило. Мог проснуться любой из адуанов или, того хуже, Валме; самым же глупым было, что Робер не понимал, нужно ли лезть в чужую душу. Сестра так до конца и не призналась, а Рокэ явился из ниоткуда и тут же подхватил дочь Адгемара… Только Этери напоминает Катари! Так бывает: вроде бы и не похожи, а не вспоминать нельзя.
        - Рокэ, можете послать меня к Змею, но… У вас что-то было с Этери?
        - Скорее есть, - Ворон соизволил оторвать взгляд от костра. - Желаете узнать что-то еще?
        - Нет! - разговор чудовищный, но Алва… готов говорить! - Хочу сказать, вернее, должен!
        - Берите флягу, плащи и идемте. Незачем будить лишних, а лишние сейчас все, кроме Котика.
        Волкодав считал так же, а за спиной у Алвы уже была гитара. Они молча и долго куда-то шли, потом блеснула вода.
        - Стелите, - велел Ворон. - Костра не будет, гореть нечему.
        - Есть месяц, - зачем-то напомнил Эпинэ. Он сам затеял этот разговор, значит, ему и пить с Вороном, пить и говорить… Валме не знал Катари, адуаны вообще ничего не знают, а он не представляет, с чего начать! - Рокэ, я… дал открытый лист маркизу Салигану. Он обещал отвлечь мародеров, но требовал бумагу. Я подписал.
        - И правильно. Салигану можно доверять, когда приличные люди становятся опасны, а лишнего вашим именем он не натворит. Только своим.
        - Но вам-то он подлость сделал!
        - Мне? - Рокэ провел по струнам. - Не подскажете, когда?
        - На суде.
        - А… Забавно, но Рамон оказал мне услугу. В отличие от тех, кто пытался превратить суд в суд.
        - Вы называете клевету услугой?!
        - В данном случае. Когда мы переворачивали Гальтару… До нее, вернее, до них, кстати, не так уж и далеко, жаль, мы торопимся, вам бы там могло понравиться. Так вот, когда мы полезли в подземелья, я - в поисках вчерашнего дня, а Салиган - того, что у него купят, разговор зашел о древнем правосудии. Для меня гальтарщина была в диковинку, а маркиз уже спелся с Капуль-Гизайлем. Не помню, с чего началось, но Рамон упомянул о праве не признавшего своей вины осужденного на бой с обвинителями, сколько б тех ни было. Я пришел в восторг, Салиган это не просто запомнил, он вовремя вспомнил и понял, к чему я веду. В отличие от мэтра Инголса.
        Засыпающая река ловила осколки света и пыталась их унести. Черная вода, черное небо, немного серебра, зимнего и лунного, и тихий струнный перебор. Словно растущий месяц захотел что-то объяснить…
        - Рокэ…
        - Да?
        - Катарина ничего мне не завещала. Она умирала без сознания, ее последние слова были про маки. Про маки Эпинэ… Только городу нужна была хоть какая-то власть, и я подбил Левия и Никола на ложь. Мы скрыли убийство, а я объявил себя Проэмперадором, но это вранье! Было враньем до получения вашего приказа.
        - Никоим образом. Вы бы стали опекуном Олларии и Октавия и без моей записки, ведь кроме вас не годился никто. Нам могут сниться маки, а могут - гранатовые рощи, но мы просыпаемся, и цветы кончаются. Остаются города и армии.
        - Наверное… - Города, армии и долги, которые нужно платить! - Иногда говорить страшно, но Левий говорил, и как же я теперь ему благодарен! У меня так не выйдет, но я должен… Сестра мертва, если есть Рассвет, она там, а вы - здесь… Рокэ, Катари любила вас, а вы… вы ведь тоже любите, только вы прежде меня догадались, что наша с вами любовь убивает! Мы - кукушата поневоле, мы не хотим приносить беду, но она идет за нами, и мы начинаем бояться любить. И удираем, думая спасти тех, кого любим, но права на это у нас нет! Наши женщины хотят быть с нами, как мы у них это отнимем?!
        Спросите графиню Савиньяк, она скажет, что страшней всего не потерять, а не найти! Лучше ослепнуть, чем никогда не видеть, и лучше хоть короткое, но счастье, чем заполненная хламом пустота! Сестру не вернешь, но вы-то живы, для вас ничего не кончено… Год назад я думал, у меня ничего не будет, потом встретил Марианну. Все вышло так странно, она хотела спасти вас, сговорилась с висельниками, они меня попытались захватить. Я отбился и не стал выдавать баронессу, а дальше… дальше я полюбил и мне ответили. Даже если меня завтра убьют, даже если Золотые Земли сожрет чума, мы нашли друг друга, и вы найдете! Только не бегите от счастья, потому, что оно может кончиться, и… не подбирайте тех, кто вам не нужен!
        Слова иссякли как-то сразу, будто бокал опустел. Вышло путано и глупо, хотя, пока говорилось, все казалось связным и правильным. Робер, словно проснувшись, провел рукой по лицу, что делать дальше, он не представлял.
        - Извините… Я вам никто, вы не обязаны меня слушать.
        - Вы, самое малое, человек, которому можно доверить лошадь и Олларию. - Алва поднял голову, на гитару он больше не смотрел. - Я тоже собирался вам кое-что сказать, и тоже о любви. Вы мне помогли, если, конечно, сами верите тому, что сейчас наговорили.
        - Верю? - растерялся Иноходец. - В это не веришь, это… Лэйе Астрапэ, если б только здесь был Левий! Нельзя вечно прятать боль, и забывать тоже нельзя, то есть можно и нужно, но всякую дрянь. Лучшее остается с нами и становится нами, а любовь - лучшее, что бывает с людьми…
        - Да, вы в самом деле прониклись. Пейте! Прямо сейчас.
        - А вы?
        - Мне это нужно меньше. Есть одна песенка… Как-то я играл ее всю ночь, чтобы унять судьбу. Утром я увидел, что гитара в крови, но судьба продолжала смеяться, я сыграл ее смех. Или плач? С этой судьбой никогда ничего не поймешь, поэтому и приходится решать. За нее, за себя, за других. Живите, Эпинэ!
        - Так говорят алаты…
        - Так говорит жизнь! Марианна умерла, Робер. Ошибка исключена - с баронессой были Пьетро и графиня Савиньяк. Они тоже рассчитывали на Левия, но кардинала нет, а я не стану повторять то, что и так уже в вас. Просто слушайте про звездный иней и пейте, пока можете. Назад я вас донесу.
        2
        Савиньяка разбудила не то резкая боль в плече, не то собственный вскрик. Приснившийся, как и боль. Маршал потянулся и провел пальцами по оставшемуся от пока единственной приличной раны рубцу, спать не хотелось, а вот от женщины он сейчас не отказался бы. Почти от любой, и она бы осталась довольна, даже Фрида, которой пришлось бы забыть о дневных желаниях и надеждах…
        В предместье, где стояли «Вороные» и где заночевал Проэмперадор, наверняка бы сыскалась «вышивальщица», и даже не одна, но обсуждение Заля укрепляет целомудрие. Вечер утонул в делах, зато ночь напомнила о жизни, которая не только и не столько война. Оставалось поднять Шарли, который наверняка знал, в какие двери здесь стучат, но чужими дорогами Ли ходил редко. Проэмперадор усмехнулся и встал с ненужно широкой постели. Искушения преследовали Савиньяка лет с пяти; одним он по некотором размышлении уступал, с другими успешно справлялся, а сегодня обойтись без красотки было нетрудно.
        Маршал зажег свечу и разыскал флягу с гаунасской можжевеловой. Хлебнул, запил ледяной водой, понял, что холодно, оделся, подошел к окну. Светлая от снега улочка тянулась в никуда. Небытие было мнимым, но, вынырни из лиловатой тьмы некто без тени, Лионель не удивился бы и не испугался. Интересно, как любят выходцы? Хотят они, видимо, того же, что и при жизни: Арамона жаждал сквитаться с тещей, Гизелла рвалась мстить если не Проэмперадору, то не залезшему ради «птиченьки» в полковую казну отцу… В сказках нечисть держит свои тайны при себе, и сказочников понять можно - откровения мелких душонок не напугают, а «выходцами холода», похоже, становится исключительно дрянь. К счастью, не вся. Савиньяк напоследок вгляделся в не желающую подсказывать ночь и рывком сдвинул пестрые занавески. Заль и бесноватые были важней мертвых поганцев. С точки зрения логики. Но когда по миру катается Шар Судеб, логика меняется.
        Можно было растопить печь самому или кликнуть ординарца, можно было развернуть карту или еще выпить и все-таки уснуть, тем паче завтрашнюю ночь он уже отдал. Вот бы к «ставшей Залогом» заглянул еще и достославный, но так вряд ли повезет… Проэмперадор с усмешкой глянул на пустую постель и вышел. Дремавшие в передней комнате парни Уилера затрясли головами. Они все еще числились за Редингом, хотя после Гаунау родное начальство видели нечасто.
        - Едем, - объявил Лионель, и «закатные кошки» взялись за плащи. Стукнул засов, лицо обожгло пока еще легким морозцем, сонно и басовито гавкнул пес. Грато маршал не седлал, просто стоял и смотрел на алую блуждающую звезду, которую впору считать своей. Зимой звезды ярче, ночи темней, а сон глубже. Зимой не воюют, а пьют вино и любят женщин, повезет - своих, единственных, нет - какие подвернутся. В холода спешить некуда, вот войны и отдыхают, набираясь сил… О весне думают лишь полководцы, но мысли Савиньяка крутились вокруг выходцев, хотя смысла на первый взгляд в этом не имелось ни малейшего. С гадючкой фок Дахе было покончено, оставалось объяснить случившееся, и сперва это удавалось, пусть и с натяжкой.
        Больше других знавшийся с вернувшимися Придд считал, что кто-то - вероятнее всего полковник или его дочь - сам того не осознавая, исполнил некое условие. Это наложилось на мстительный нрав девицы, а дурная смерть в доме Селины открыла новорожденному выходцу дверь. Смерть была дурной, потому что управляющего обманули, пустив в ход имя боевого товарища…
        - Монсеньор, ваш конь.
        - Хорошо.
        Мориски - существа нежные, но Грато привык к длинным переходам, и потом он был со своим человеком. Лошади и солдаты, если знать, как с ними обращаться, пойдут до конца, потому их и нужно беречь. По возможности.
        - Уилер!
        - Да, Монсеньор? - одна из черных теней за спиной приближается, становится человеком.
        - Навещая госпожу фок Дахе, вы приняли меры против выходцев. Какие именно?
        - Да обычные! Рябинка, свечи, ну и заговор… Здешний местные помнят, но сакацкий крепче.
        - Вряд ли девица знает алатский.
        - А на… то есть, зачем ей? Кошка напаскудившая «брысь» всяко поймет, только не вернуться ей! После такого-то!
        - Вы когда-нибудь слышали, чтобы выходец останавливал выходца?
        - Нет, Монсеньор, они поодиночке ходить должны.
        Одна беда - «холодные» не всегда знают, кому и что «должны». Как, впрочем, и горячие. Твой долг сделать то, на что ты способен. Твой долг не браться за то, для чего ты не годишься, так имей же разум отличить первое от второго! Ты справился с каданцами, с Фридрихом, с Хайнрихом, ведь сделать потомственного врага больше, чем союзником - победить дважды. Его и себя. И с Рудольфом ты справился, и про зелень понял больше других… «Больше». Стакан больше наперстка, только Грато из него не напоить.
        Дорога была белой, чистой и ровной, как жизнь скучной девственницы. Жизнь Гизеллы фок Дахе пронеслась грязной короткой речонкой, жизнь графини Борн стыла жутким голодным болотом. Дочь хромого полковника не могла быть сильней Габриэлы! Кудлатая паршивка не убивала собственными руками и не баловалась магией. Злобы в ней хватало, но злобы визгливой и глупой, да и умерла девица без затей, однако встала именно она, причем именно встала. Поганку никто не поднимал, будь иначе, остывшая служила бы поднявшему, а она бросилась обделывать свои делишки.
        До признаний Мелхен Савиньяк еще принимал доводы Придда: Габриэла умерла случайно и быстро, ничего не поняв. Гизелла знала, что ее ждет, и неистово хотела отомстить. Ей повезло с Арно, который умудрился слегка влюбиться и стал доступен. Райнштайнер именно так и выразился, но вспомнить сказку или легенду, где мертвеца поднимает одна лишь ненависть, ни барон, ни Спрут не смогли. Всегда присутствовало либо колдовство, либо вольно или невольно нарушенная клятва, либо нечто запредельно мерзкое. С Арамоной было проще - мать не сомневалась, что священника с унаром убил капитан Лаик, а потом направо и налево божился, что ничего не знает. Доклялся.
        Свина увели, в доме кое-что сгнило, но больше всего досталось слугам и, отчего-то, конюшне. Уведший - Супре? Паоло? - ограничился убийцей, ну так и Зоя Гастаки не тронула бордонскую родню! При этом покойная дама чего-то хотела от Алвы, а кто-то, явно похожий на пропавшего унара, дважды являлся Мелхен. Первая встреча еще могла быть случайной - выходца тянуло то, что творилось в доме. Люди вернувшихся не за ними не видят, но девушку связали с оставшимся в аре ножом. Скорей всего, это и позволило отыскать гоганни в Хексберге, не зря же пропавший унар явился с достославным, чья смерть вряд ли была простой и приятной. Ни странная пара, ни Зоя не забыли себя и рвались спасать живых.
        Арамона тоже не забыл! Рожа из багровой стала белой, но Свин остался Свином. Наплевал на какой-то приказ, узнал бывшего питомца и попытался его стравить с неким герцогом, которому не желает ни служить, ни отдавать Селину. При этом заботливый папенька с ходу справился с Гизеллой, а ведь та, в отличие от Габриэлы Борн, сумела вернуться…
        - Уилер, вам было приказано остаться на пожаре, почему вы не выполнили приказ?
        - Мы… Монсеньор, я догадался, куда и зачем вы рвану… направились. Я испугался, что вы без ничего, а с выходцами шутить нельзя.
        - Почему вы не доложили про рябину сразу?
        - Не сообразил. А как занялось, ягоды… ну засветились словно, тут до меня и доперло, только вас не догнать уже было. Я распорядился, как и что, наломал рябинки - и в казармы, а приказ я нарушил, что да, то да.
        - Думали, чем это для вас обернется?
        - Когда за вами бежал, нет, не думал. Не до того было, но высовываться, если не припечет, не собирался. Ну а когда ваш… теньент с… девкой дохлой наладился, пришлось его придержать.
        - Так думали или нет?
        - Ну… Как полковника волок, думал, что наградите, а потом в Надор спровадите… И чтоб лучше ни того и ни другого, ну будто не было ничего.
        - Мечта обманутой девицы, - медленно произнес Лионель, - «будто ничего не было»…
        Что бы сказал Райнштайнер, если б знал все? Баронская обстоятельность вцепилась бы в наименее туманное, то есть в герцога и причину, по которой капитан Лаик не желает отдавать тому Селину. Живую. Свин, остыв, не забыл свою мечту взобраться на самый верх. Ему мало быть отцом Королевы Холода там, он должен отыграться тут, то есть посрамить ставшую графиней тещу. Для этого Селине надо стать не меньше чем герцогиней, причем без помощи деда, и пусть старая грымза рвет завитые волосенки! Чтобы торжество состоялось, все должны быть живы, и в первую очередь - теща и дочь, которую Арамона явно любит. Он не пытается никого уводить и подсовывает Селине золото Манлия. Приданое есть, дело за женихом, но холостые герцоги, короли и принцы наперечет. Особенно в Талиге.
        Ответ напрашивался, но соглашаться Савиньяк не спешил, выискивая другие возможности. Мертвый Арамона сошелся с сестрой бордонского дожа, так почему бы ему не поискать зятя за границей? Хайнрих с Бруно - старики, они не годятся, как не годятся женатые дриксенские герцоги, но у тех есть наследники, тот же Руперт. Графиня Креденьи протянет еще лет десять, за это время случится многое, только Арамона ждать не желает и при этом кого-то очень не любит. Этот кто-то явно жив, поскольку может жениться на Селине, при этом ему должен служить выходец, и он носит корону, которую граф Савиньяк при желании может отобрать. Вот тогда Арамона возликует и даст согласие на брак… Значит, это не гайифский Орест и вряд ли кагетский Баата, с ними Арамоне делить нечего. Как и со Спрутом, который начальнику Лаик не досаждал.
        Шабли подбросил печати Сузы-Музы Колиньяру, Савиньяку, Рафиано и Придду. Мэтр знал, кого ненавистный начальник считает важными персонами, Придды к таковым несомненно относились, и Валентину Свин дочь бы отдал. Что ж, остается лишь один герцог, злость на которого перевешивает ненависть к теще. Герцог, чье место при определенных обстоятельствах займет глава дома Савиньяк… Займет, но еще не занял!
        Получивший шенкеля Грато рванул наметом. Не успевший стать глубоким снег скачке не мешал, только глушил топот. Если не Оллар, то Алва, если не Алва, то Ноймаринен, а затем - Савиньяк, причем становящийся герцогом. Рокэ что-то сделал и погиб на глазах Валме. Виконт виделся с отцом, а Бертрам пишет обо всем, кроме Алвы, хотя при встрече наверняка бы сказал и о нем. Все сходится, только тот, кого должен обойти Савиньяк, не остыл!
        Копыта взрывают снег, пляшут над головой зимние звезды. «Фульгаты» отстают, не могут не отстать, но один все равно впереди. Тот, кто нужен, и нечего откладывать.
        - Стоим, дружок, стоим и ждем.
        Грато недоволен - так хорошо скакали, и на тебе! Ничего, сейчас поскачем дальше.
        После того, что устроил Рокэ, выходцы присмирели, только Зоя прорвалась к Луизе из страха потерять любимого. Любимый Арамона! Ха, как сказал бы сам Свин, но для несчастной, то есть наконец-то счастливой бордонки, он - все. В самом деле все, потому что выходцы гибнут окончательно и знают это. Нет у них надежды на что-то неведомое, а вот в старую жизнь они лезут. Кто - из мести, кто - из любви…
        - Монсеньор, звали или показалось?
        - Звал, но пока помолчите.
        Грато со вздохом пускается шагом, Уилер пристраивается рядом второй тенью: мертвый завистник по привычке расстрадался бы, что одним все, а другим - ничего… У выходцев только и есть что прихватили, уходя - хоть мысли, хоть чувства, хоть одежду… Габриэла взяла с собой столько зла, что Гизелле и не снилось. Будь у графини Борн возможность погубить хотя бы сестру, она бы погубила, да ненависть, как, впрочем, и всегда, оказалась слабей любви. Зоя прорвалась, пусть и потеряв все пуговицы, Габриэла - при всей ее силе - нет. Прошло несколько недель, и выходцы объявились в Аконе, причем Гизелла вернулась, даже не оцарапавшись, а Свина бьют корчи из-за какого-то герцога. Живого! И еще этот закат, который слишком тянул к себе, чтоб от этого отмахиваться. Закат в канун даже не дня, часа рождения Росио…
        Если есть лишь один ответ, значит, он верен! Если есть хоть один шанс, его нужно использовать.
        - Уилер, вам не нравится, что выслеживать Заля отправили Баваара?
        - Ну… - капитан впервые на памяти Лионеля замялся. - Как сказать… Бруно-то два раза прозевали.
        - Переправа и Мельников луг?
        - Они!
        - Вы бы такой ошибки не совершили?
        - Может, и совершил бы, если б служил у старика. Не сочтите за лесть, только вы - счастливчик, а фок Варзов… Ну не его этот год, хоть тресни!
        - Хорошо. - Даже если оно - бред, что с того? Без Уилера армия обойдется, а если кто и отыщет ветер в поле, то алатский котяра. - Я поручаю вам перехватить регента Талига герцога Алва. Известно, что он с небольшим эскортом направляется из Варасты в нашу сторону. Очень вероятно, что по дороге Алва захочет узнать, что творится в Олларии. Ваше дело вручить ему мое письмо и проводить, куда он сочтет нужным. Отправляться завтра не позднее полудня.
        - Выедем!
        Монета взлетела и встала на ребро, но если Рокэ вернулся, он будет здесь. Не вернулся - здесь уже есть ты.
        3
        Будил Котик куда лучше Герарда - Марселю и в голову не приходило сказать волкодаву что-то обидное или повернуться на другой бок. Будучи облизан и поняв, что это не дивный сон, а самая настоящая ночь с месяцем и звездами, виконт безропотно выпутался из одеял и огляделся. У костра торчал лишь дежурный адуан, а спящих ног было явно меньше, чем следовало.
        - И что? - спросил Марсель. Котик шумно задышал и попятился, давая понять, что надо куда-то тащиться. Встревоженным волкодав не выглядел, но был настойчив. Захотелось подробностей, и Марсель шепотом окликнул караульного. Все было предсказуемо - непонятно с чего поднявшийся Эпинэ подсел к размышлявшему Алве, они малость поговорили, потом Ворон позвал Котика, и они куда-то ушли. Алва - с гитарой, Иноходец - с флягами.
        - Это очень лирично, прогулка в ночи, - пробормотал виконт и немедленно пресек разгоняющийся вздор. Котик улыбнулся и ухватил хозяина за штанину, он поторапливал, однако идти во тьму с пустыми руками Валме не собирался. С Эпинэ сталось бы взять пустую флягу, а уж едой он точно не озаботился! Валме как мог исправил упущение и, прихватив заодно одеяло, последовал за волкодавом. Прогулка особого удовольствия не доставила, но ногу виконт не подвернул, а когда ночь раскололась ай-яй-яй струнным звоном, на душе стало совсем спокойно.
        Алва обнаружился на берегу речки, из которой вечером поили коней. Сперва виконту показалось, что Ворон один, затем он увидел красноречивый, прикрытый плащом… парой плащей холмик.
        - Что с ним? - полюбопытствовал Валме, выискивая, куда бросить свое одеяло.
        - Пьян и уже не умер.
        - Так ты рассказал?
        - Да, пришлось к слову. Не к моему…
        - Рокэ, ты был бестактен!
        - Видимо. Эпинэ собрался меня утешать, я дал ему завестись и отправил по собственным следам. Накрой его еще одним.
        - Я тоже хотел тебя утешать, - напомнил Марсель, выполняя приказ, - и тоже из-за Катарины, но я хотя бы спросил разрешения. Мясо будешь? С вином? Все равно оно последнее, а речка - противная.
        - Чем? - Алва отложил гитару, он ничего не имел против второго ужина. Или все-таки завтрака?
        - Местом, - пояснил Валме, - не объедешь, придется купаться.
        - Нет, - обрадовал Рокэ, нарезая мясо казарским кинжалом.
        - Где-то есть брод? Баата был бы тронут, я про его подарок.
        - Можешь ему написать, а нам в любом случае на северо-запад.
        - Куда? - не понял Марсель. - Мы разве не в Гальтару?
        - Не в Гальтару. - Ворон провел пальцем по клинку, словно стер лунный свет.
        - Ты же собрался туда, где нет дыры и был святой Адриан, - напомнил Валме, ожидавший от древней столицы всяческих пакостей, но ощутивший непонятное разочарование. - Опять же древнее величие…
        - Один раз я там уже ничего не нашел, а с нашим снаряжением внутрь не попасть, разве что на стены полюбоваться. Но эта радость скорее для бакранов.
        - То есть Мэгнус поднимется?
        - Нет, восхитится. Ты можешь заставить Котика пасти Эпинэ и гонять Ларака, если наш влюбленный от тебя сбежит?
        - Могу… Постой, почему от меня?!
        - Иначе он будет изливать свои надежды Эпинэ, и вот это в самом деле будет бестактно. Тебе придется занять графа хотя бы на первых порах.
        - Фу, - от возмущения Валме чуть не поперхнулся «Кровью». - Твое здоровье!.. Жаль, я не при пузе, с ним я дипломатичнее, но чужой страсти Робер и впрямь не вынесет. Грустно все получилось… Они с Марианной друг другу подходили, это даже Коко признал. Дело прошлое, но почему ты бегал от Звезды Олларии? Она всяко не хуже Этери, про пантерок я и вовсе молчу.
        - Лисичка - дочь Адгемара. - Алва, спасибо то ли звездам, то ли вину после касеры, и не думал огрызаться. - Если со мной что-то случится, но по несчастливому стечению обстоятельств я останусь жив, Этери уйдет. К мужу, если тот успеет стать хотя бы пристойным герцогом, к другому регенту или маршалу. И при этом озаботится, чтобы новый любовник не слишком уступал мне.
        - Нет, - Марсель сам удивился тому, до какой степени он не поверил. - Такое объяснение может понравиться, но ты сказал Этери, что она напоминает Катарину, а королева исхитрилась не бросить ни тебя, ни Фердинанда, ни Талиг.
        - Да, ее величеству удалось меня напугать, - не моргнув глазом, признался Рокэ. - Вдруг она бы осталась с узником или, того хуже, калекой.
        - А уж как осталась бы Марианна!
        - Поэтому обе не для меня. Львица должна уходить к сильному, а львы - издыхать в одиночку. Верность в беде к одной агонии прибавляет другую, хотя некоторые и считают ее счастьем.
        - Маменька считала бы. - А давненько они не пили как люди, все дела да дела! - Попробуй иначе получить полностью и навсегда то, что приходилось делить и что можно потерять. Я не про папеньку, он, обезножев, не дал себя съесть, а графиня Савиньяк не стала бы глодать мужа, даже подхвати он четыре подагры. И Елена не станет, я ей, кстати говоря, три письма написал… А вот Робер был бы счастлив, если б его посадили в гнездо и начали любить. Не все, конечно, а Марианна. Вспомним?
        - Почему нет? - Алва зашвырнул опустевшую бутылку в реку и потянулся за флягой. - Зря мы не взяли все, что давал Хорхе.
        - Мы?! - на сей раз Валме хоть и возмутился, но не захлебнулся. - Это ты все бросаешь! Чуть без гитары не уехал, карты не взял… Неудобно все же с этим проигрышем вышло, но кто же знал, что Килеан проведал о делишках Коко, а тот юркнул за папеньку? Дескать, Марианна согласна, но сейчас с ней наследник Валмонов, так что надо ждать.
        - Ожидающий в чистоте открывает дверь в Рассвет, - напомнил Рокэ, - и ожидание Килеана вряд ли бы затянулось. Если Салиган не ошибался в бароне, а барон - в Салигане.
        - Именно! А я чуть все не испортил… Слушай, давно хотел тебе сказать! Эта…
        - «Это было»? Тебя пора убивать?
        - Нет - тебя, но нельзя! И вообще, и из-за того, за что тебя надо убить… Ну есть же разница между чужой женой или там Клелией и бедой! Девушка в окошке, девушка в окошке… А девушку на стене не хочешь?! Мне Коннер все рассказал.
        - А мне нет. Где беда, и что я натворил?
        - Да не знаю я, как ее зовут, но там никто не родился, и теперь из малышки собрались делать каргу. С черепом.
        - А… Вот ты про кого!
        - Именно, - такого праведного гнева Марсель не испытывал давно, с самой Дыры. - Если ты из-за проклятия, то это подлость, а если никто не родился из-за Излома, то потом все выйдет, нужно только каргу унять! Если на то пошло, я могу тебя заменить, только ты обоснуй, пусть бакраны поймут, что так надо. Валмоны не прокляты, бастарды у меня точно есть, а девочку жалко. Ну не с такими глазами таскать череп на палке!
        - Похоже, Коннер тебе не рассказывал, а рисовал.
        - Просто я видел ее брата, он еще и поет! Ты, кстати, мог слышать, когда лез из дыры…
        - Она тоже пела, так что ты не ошибся… Постой! Я ведь на песню шел. Где, как - не помню, но песня да, была, а потом - звезда, и еще женщина кричала.
        - Женщина? Какая?
        - Откуда мне знать, я и про песню-то лишь сейчас вспомнил. Тогда все казалось таким обыденным: пьяные дамы, разлитый мансай… - Рокэ задумчиво отхлебнул. - Вино после касеры - это больше, чем просто касера, но сегодня я заслужил.
        - Касера после вина, которое после касеры, возвышает!
        - Временно, - уточнил Рокэ. Ничего против возвышения он не имел. Фляга пустела, струны звенели, речка, через которую стало не нужно плыть, делалась все симпатичней, Валме даже захотелось попросить у нее прощения. Не успелось.
        - Ррряв, - тихонько наябедничал Котик, и Марсель перевел:
        - Кто-то идет… Знакомый, но не свой, а такой у Готти здесь только один!
        Ларак появился минут через пять под чарующий сагранский напев. При виде печального даже ночью графа Рокэ кивнул, но гитару не отложил. Неурочный гость немного потоптался и отвесил учтивый полупоклон.
        - Герцог Алва, - начало было многообещающим. - Я пришел вам как к регенту Талига… и как к Повелителю! Это было бы моей просьбой, если бы не являлось вашим долгом. Да, вы - враг людей Чести, но вы - один из них, увы, я не вправе сказать «из нас»! Ваш род старше моего, вы - потомок Повелителей Ветра, хоть и по чужеземной линии. Герцог Эпинэ меня поддержит, как только…
        - …проснется, - подсказал Алва. - Занятно, но мы с Иноходцем вспоминали тех, кто говорит за покойных и отсутствующих. О спящих мы как-то не подумали, так в чем дело?
        - Я надеялся, что… Повелитель Молний герцог Эпинэ с вами и примет участие… Виконт Валме, это касается вещей, которые вас не касаются… Они не касались бы и меня, но волею судеб… После гибели Эгмонта я был вынужден согласиться, хотя не имею никакого права, но я был самым приемлемым для кузины… Герцог, вы не должны допустить, чтобы древнейший род, род Повелителей Скал, иссяк! Его судьба повисла на тонкой нити, где-то скитается одинокий мальчик… Найдите его, он не может быть виновней Эпинэ, а вы его не только простили, но и сделали Проэмперадором Олларии! Дикон… Герцог Окделл не поднимал восстания, на нем нет крови, он всего лишь верен тому, что впитал с молоком матери…
        - Простите, - перебил Алва, - неужели герцогиня Окделл выкармливала сына сама?
        - О… Конечно же нет! Это недопустимо! Я имел в виду… Изящная словесность допускает подобные обороты. Герцог, умоляю вас, проявите то милосердие, о котором говорил мой несчастный сын. Реджинальд признался, однажды вы уже спасли Дикона, и он был к вам так привязан… Когда мальчик в последний раз был в Надоре, он защищал вас перед кузиной! Если б не возвращение истинного короля, верность которому у Окделлов в крови, Ричард остался бы с вами и принял из ваших рук звание рыцаря. Случилось несчастье, но оно случилось со всеми, отчего же мальчик должен платить дороже других? Эпинэ - Проэмперадор, Придда вы произвели в полковники, а Дикон, которого вы знали лучше других - изгнанник! Его нужно вернуть, чтобы он возродил Надор… Талигойя немыслима без Повелителей Скал! Я осознаю, что мои слова для вас значат мало, я по сути никто…
        - Отчего же никто? - не согласился Алва. - Вы - наказание. Мое надорское наказание, начавшееся со святого Эгмонта и дорвавшееся до последней, четвертой ипостаси.
        - Я… - заметался Эйвон, - я не понимаю!
        - Все очень просто, - Алва прижал струны. - Скалам, по вашему утверждению, нужен Повелитель, а Надору - герцог. Так и будет. С этой ночи вы и то, и другое.
        - Я не должен! Я не вправе принять имя Окделл… И я не могу стать Повелителем Скал…
        - Нет, это я не могу. Больше! Теперь повелевать Скалами будут Лараки, но под именем Надорэа. Логично и, кажется, безопасно для Талига. Я сказал, вы услышали.
        Глава 6
        Дриксен. Окрестности Эзелхарда Талиг. Акона
        400 год К.С. 19-й день Осенних Волн
        1
        «Весенняя птица!» - проорал сверху папаша Симон, и Олаф привычно кивнул, подтверждая, что слышит. В лицо впивался ледяной шван, развевая офицерские шарфы, было радостно, тревожно и ужасно хотелось самому влезть на мачту. Чтобы видеть.
        - Лейтенант, - Ледяной с не присущей ему усмешкой протянул адъютанту трубу, - поднимитесь в «гнездо» и убедитесь лично, что это именно Бюнц.
        Фок Фельсенбург отдал честь и ухватился за вантину. Адмирал цур зее не знал, что приказывает рейтарскому капитану, но разве одно исключает другое? Они идут выручать Южную армию, и к кошкам обиды! Да, Бруно и бабушка Элиза поступили с Олафом, как свиньи, то есть как политики, но ведь обошлось. Сейчас не до сведения счетов, сейчас главное - опередить предателей, а затем и остановить. Хорошо, Бюнц очередной раз начхал как на приказы, так и на опасность угодить на Мокрой тропе в два огня. Ничего, прошел: в светлом круге лихо вздымались знакомые мачты. Вместе с «Птичкой» они продержатся до подхода Бешеного, особенно если вернется ведьма, должна же она, наконец, вернуться!
        На всякий случай Руппи со всем тщанием оглядел горизонт, после чего перевел трубу на «Весеннюю птицу» и не враз поверил своим глазам. У носовой фигуры была та самая голова, которую он оттяпал «львиным» палашом!
        - Это не Бюнц! - выпалил Фельсенбург, чуть ли не слетая с мачты, - это… Леворукий знает кто!
        - Именно, - адмирал цур зее успел переодеться в красное и черное. - Здесь самим собой остаетесь лишь вы. Надеюсь, ваш конь оседлан?
        - Вам следует поторопиться, - подхватил брат Орест. Адрианианец был в капитанском мундире и держал под уздцы вертящую задом Гудрун. - Морок захромал. Не было гвоздя, потерялась подкова… А ну шевелись, лежебоки! К крабьей теще захотели?!
        На Фельсенбурга никто не кричал, но торопиться следовало и ему. Что делать, если эти дурацкие бошки может рубить лишь он? Пришпоренная Гудрун подпрыгнула, норовя ухватить за хвост пролетавшую кавиоту, не смогла, только зубами клацнула, и длинными прыжками понеслась звенящим подмороженным лугом. Это было прекрасно, но полностью отдаться удивительной скачке мешало недоумение. Если ему вместо коня привели кошку, значит, все стали мельче мышат, и как в таком случае прикажете воевать? Руппи вгляделся в приближающиеся деревья, те вроде остались прежними. Значит, это не он измельчал, а Гудрун выросла, ну так вперед!
        Пушистая красотка хихикнула и пошла боком, будто приснопамятный Краб дядюшки Мартина, в глаза ударило голубоватое солнце, Фельсенбург чихнул и проснулся. В палатке. Солнце в самом деле пробралось сквозь незамеченную вечером дырку, и правильно сделало: одолженные Бруно - главный охранитель командующего должен знать точное время - часы показывали без двадцати десять, а Руппи лег, вернее, рухнул около шести. Четыре часа, кои фельдмаршал пожаловал своему стражу, истекали, и лучше было явиться, не дожидаясь посыльного. Руперт потряс головой, отгоняя в прямом смысле кошачий бред, и взялся за сапоги - снимать мундир фельдмаршал вчера запретил лично. Бруно ценил крахмальные манжеты, но не дороже собственной шкуры, шкуру же караулил Фельсенбург с палашом, а сталь не мнется. Побриться, впрочем, стоило, да и времени хватало… Руппи высунулся из палатки и потребовал горячей воды. Утро, не в пример ночи, выдалось ясным, даже не верилось, что вечером все сожрет туман; когда ясно, во многое не верится.
        Капитан смотрел на бивачную суету, и похожую, и не похожую на вчерашнюю с позавчерашней. С холмика, на котором обосновался фельдмаршал и те, кого он желал иметь под рукой, лагерь казался чуть неряшливым - и палатки стоят кривовато, и лошади не отогнаны, но вообще-то встали неплохо!
        Так и не поверивший Луциану до конца, Бруно все же оставил прежние позиции и отошел почти к самой трясине, где и развернулся фронтом сразу и к эйнрехтцам, и к горникам. Один фланг Южной армии прикрыли болота, второй - приличных размеров овраг, образованный местной речушкой. Дело было за врагом, который мог явиться той же ночью, а мог обойти залезшего в мешок фельдмаршала и направиться туда, где ему нравилось больше.
        Командующий со свитой не откровенничал, но рота охраны, как ей и положено, охраняла, а капитан Фельсенбург торчал рядом с Бруно и тренировал мозги на услышанных приказах. По всему выходило, что старый бык посторонился, пропуская Гетца к эйнрехтцам. Дескать, объединяйтесь, господа предатели, и катитесь к Савиньякам, а мы выждем и пойдем, куда собирались. Только вот господа предатели могут предпочесть фрошерам Бруно. Армия, о которой рассказали торговцы, при ближайшем рассмотрении оказалась куда ближе и куда больше, чем представлялось. Эзелхард, как выяснилось, уже был в руках китовников, а перекрыть дорогу шириной в десяток шагов достанет и батальона, который на пару с горниками поставил бы Бруно в два огня. Фельдмаршал вывернулся, только надолго ли?..
        Когда явился папаша Симон с котелком, Руппи прикидывал, сколько при их обозе можно просидеть в болотах без риска съесть сапоги и друг друга. Выходило, не слишком-то и долго.
        - Доброго утра, господин капитан, - поздоровался палач, - ваша вода. Завтрак будет холодным.
        - Переживу. Новости есть?
        - Рауф в поиске, затемно уехал, а так…
        «Так…» было ожидаемым. Папаша Симон втираться в доверие умел, может быть потому, что оное доверие оправдывал. Капралы и сержанты вовсю откровенничали с господином Киппе, которого полагали личным слугой Фельсенбурга. Нет, заплечных дел мастер не врал и не скрывал своего ремесла, но и не распространялся о нем. Он больше слушал, чем говорил, и к тому же оказывал услуги - менял повязки, рвал зубы, чинил амуницию - и все с обстоятельным благодушием. Вояки такое ценят, и Руппи знал то, что до ушей старших офицеров доходит редко.
        - …не понимают они, с чего мы с места сорвались, - папаша Симон подал чистое полотенце, - вот и сочиняют, а половина неприятностей от того, что тем, которые думают, не понять, правильно начальство делает или нет.
        - Начальство само не знает, - обрадовал налюбовавшийся за ночь на фельдмаршальские сомнения Руппи. - Зря ты со мной отправился, сидел бы в Хексберге да радовался.
        - Никак нет! - отрезал Киппе. - Безделье противно Создателю, а член гильдии на фрошеров работать не может - из мастеров исключат, да и нет у них там…
        - Руперт! - лопоухий Пауль, самый болтливый из адъютантов Бруно, начал говорить еще по ту сторону полога, - к фельдмаршалу! Вернулся Рауф, эти скоты затеяли переговоры, представляешь?! Звали самого, только жирно больно, едет Рейфер… А фок Гетц, жаба такая, с китовниками-таки снюхался, так что спасибо твоему адрианианцу. Эх, и влетели бы мы! Представляешь?!
        - Не тараторь! - прикрикнул Руппи. - Я должен явиться к фельдмаршалу, или еще что-то?
        - «Что-то», и немалое! Рейфер наотрез отказался ехать без тебя, так и заявил! Он, дескать, недостаточно храбр, чтобы говорить с китовниками без Фельсенбурга за плечом. Представляешь?!
        - Пытаюсь, - вышепоименованный Фельсенбург принял из рук папаши Симона перевязь. Представить Рейфера было нетрудно, куда трудней было понять, как вылезти из болотного мешка.
        2
        Ли откровенно дурачился, и ничего с этим поделать Эмиль не мог. На чужие предчувствия ядовитый змей плевал, а если даже и нет? Братец решил идти до конца, и удержать его выходило, лишь дав по башке.
        - Если ты уверовал в предначертания, - Лионель нахально зевнул, - вспомни хотя бы сказки. Судьбу можно схватить за шкирку, но удрать от нее не выйдет, как и спрятаться. Ты-то сам, о брат мой, собираешься помереть от старости среди потомства, плаксивых дам и лекарей?
        - Не знаю, - огрызнулся маршал Запада, - не думал!
        - Вот и я не думаю… О, Сэц-Алан. Сейчас что-нибудь доложит, хорошо-то как!
        - Монсеньор, - буднично сообщил адъютант, - здесь епископ Прокопий, он настаивает на личной встрече.
        - Впусти… - Ли проводил Сэц-Алана взглядом и потянулся. - Не думал, что этот, как выражаются бергеры, черный грач может обрадовать.
        - Вот и радуйся, а у меня дел невпроворот! Из-за тебя, между прочим. Кто меня на неделю инспектировать сугробы выставил?
        - А кто меня страшным Понси на ночь глядя пугал? - Он кончит ухмыляться или нет?! - Ты просто обязан остаться, у меня с епископом ничего общего нет, а у тебя есть. Дебош в святом месте.
        Искать, чем швырнуть в обормота, было поздно - преосвященный уже вплывал в кабинет. Сейчас он выглядел вальяжно и при этом сурово, не то что прошлый раз. И эта рожа пыталась вытащить под пистолетное дуло Ли!
        Эмиль узнал о посланном к Проэмперадору служке задним числом, а узнав, озверел. В отличие от братца, которого выходка пьяного поэта разве что слегка позабавила.
        - Ваше преосвященство, вы хотели меня видеть?
        - Да, сын мой, - сдержанно подтвердил Прокопий. - Признаться, я ожидал твоего визита, но вчера минуло десять дней. Видимо, вы слишком озабочены армейскими делами.
        - Вы правы, - Лионель указал гостю на кресло, и тот величаво уселся. Он либо не опасался леворуких, либо очень чего-то хотел, а непреодолимые желания приводят к сговору с Врагом. Так учит Церковь Ожидания, как ее ни называй.
        - Сын мой, - повторил епископ, утверждаясь средь кожаных подушек, - я пришел узнать, должным ли образом наказан офицер, равно оскорбивший и Создателя, и помазанников Его?
        - Равно? - слегка удивился Ли. - Мне так не кажется.
        - Ваш офицер ворвался в храм и, угрожая оружием, требовал воздать королевские почести какому-то стихотворцу. Мало того, он поднялся к самим Вратам, что само по себе является тяжелейшим преступлением, но это было лишь началом. Этот человек…
        - Читал бездарные вирши и, судя по отзывам, делал это отвратительно, - Лионель щелчком расправил манжет, и Эмиль понял, что брат тоже на взводе. - Кроме того, корнет Понси виновен в неподобающем для офицера поведении, вымогательстве под угрозой оружия и потере бдительности. Помазанников Создателя он, тем не менее, не оскорблял, ибо чтит усопшего Барботту превыше земного и горнего. Возможно, чрезмерное преклонение перед дурными поэтами и следует приравнять к ереси, но только - возможно. Зато очевидно, что Создателя и помазанников Его оскорбили вы.
        - Сын мой…
        - Моим отцом был маршал, - Ли дернул звонок. - Вам не следовало приходить, епископ. Я в самом деле занят и потому, не видя вас, счел историю с Понси недостойной внимания. Как сейчас понимаю - ошибочно. Понси офицером больше не бывать, но вы, не случись этой встречи, могли остаться епископом, что недопустимо. В мирные времена вам подобных еще можно терпеть, но мы воюем, и война ближе, чем кажется из Аконы.
        - Я молюсь… Я неустанно молюсь за воинство Талига. И лично за вас… Вы не можете, не должны недооценивать помощь, которую я… олларианская церковь оказываем властям предержащим.
        - Вас я оценил, - холодно заверил Лионель. - Вы способны убедить лишь в том, что Церковь - ответ Леворукого Создателю.
        Адъютанты Проэмперадора кошек не считали: Сэц-Алан уже торчал на пороге, ожидая, что Проэмперадор потребует вина, шадди или Понси, однако брат лишь щурился на вжавшегося в кресло труса. Совсем как мать.
        - Если в Акону войдет враг, любой враг, вы сделаете все, что он потребует, - чеканил Лионель. - Сперва - чтоб спасти свою шкуру, потом - чтобы спасти свой сан со всеми причитающимися благами. Вы не только пустите во Врата любого, кто озаботится сунуть вам в нос пистолет, вы станете молиться хоть за дриксов, хоть за дуксов, и проклинать Талиг. Не забывая при этом переваливать чужие подлости и собственное предательство на паству.
        - Это было распоряжение регента… его высокопреосвященства… Агния! Мы не могли его не исполнять!
        - Кажется, я это уже слышал. Кажется, от тех, кто удрал с Колиньяром, а может, и от самого Колиньяра. Сэц-Алан, вызовите конвой. Бывший епископ Аконы Прокопий отправится в Бергмарк и останется под присмотром маркграфа, пока его судьбу не решат герцог Алва и его высокопреосвященство Бонифаций. Выезжать завтра, подорожную и другие документы забрать у Райнштайнера.
        - Вы… - затрепыхался враз растерявший и вальяжность, и суровость пастырь, - вы меня не так поняли!.. Я не настаиваю на наказании вашего офицера… Я готов простить…
        - Прощением займетесь в Бергмарке. Если вы, паче чаяния, веруете, у вас будут изумительные условия для молитв - горы, как известно, ближе к небу. Сэц-Алан, помогите этому человеку встать, у него что-то с ногами.
        Помощь и впрямь требовалась: клирика била дрожь, однако злобе в его глазах позавидовал бы сам капитан Оксхолл. Адъютант выволок епископа из кабинета, как выволакивают пьяного, но закрыть дверь не смог, это пришлось сделать Эмилю. На душе стало пакостно, и жутко захотелось распахнуть намертво заклеенное окно. А может - разбить? Пусть выветрится…
        - Погань, - Лионель пинком отправил провонявшее епископом кресло в угол комнаты. - Сильвестр меня звал по титулу и порой по имени, в отцы, хоть бы и духовные, не набиваясь. Все-таки он был умен, по крайней мере вначале. Ты узнал?
        - Кого?
        - Бесноватого. Правда, не расцветшего.
        - Мерзко мне стало, - не стал кривить душой Эмиль, - чудом окно не разбил, но бесноватый бы бросился.
        - Он не настолько загнан в угол, чтобы забыть старые привычки. Любовник Гизеллы, хоть и был боевым офицером, сорвался, лишь когда его принялись вязать. Церковная крыса всяко продержится дольше, впрочем, запустим-ка к преосвященному Герарда. Во избежание сомнений.
        - Ну избежишь ты их, а дальше?
        - А дальше достойный пастырь будет утешать Колиньяра и иже с ним. Не помешает почетче определить границу между бесноватыми и просто обнаглевшими мерзавцами. Повезет, заодно и от будущего суда избавимся, уж больно неаппетитным он обещает выйти.
        - Думаешь, Колиньяры сбесятся?
        - Хотелось бы, но их с Манриками Сильвестр раскормил без всякой зелени. Пойдем, проедемся, что ли, сил нет тут сидеть!
        3
        У кочковатого топкого луга имелось неоспоримое достоинство - тот, кто добирался до его середины, становился неуязвим для засевших по краям стрелков. Очень удобно, если ты собрался говорить с подонками. Руппи на всякий случай проверил, как ходит в ножнах клинок, и вслед за Рейфером тронул коня. С противоположной стороны двинулась похожая кавалькада - генерал, увы, единственный, и конвой. Дюжина солдат и офицер… Вряд ли с выучкой от Ринге.
        Всадники съезжались церемониальным шагом. Фельсенбург сдерживал так и норовящего вырваться вперед Морока, попутно прикидывая, не зарубить ли фок Гетца, благо перебежавший к временщику подлец подлежал казни хоть по дриксенским законам, хоть по варитским. Как и куда бить, Руппи представлял, только дальше-то что? Будь фок Гетц главным, его смерть могла бы вправить подчиненным мозги, но китовниками распоряжается эйнрехтский командующий.
        Старший приятель младшего Марге, прыгнувший в столичные коменданты, оттуда - в Замок Печальных Лебедей и, наконец, в фельдмаршалы, разговаривать передумал, о чем и сообщил отвозившему ответ Бруно адъютанту. Дескать, он, Мориц-Максимилиан-Михаэль граф фок Ило-унд-Неттесшверт, согласен на личную беседу с принцем Зильбершванфлоссе, а у Рейфера не тот чин, титулу же и вовсе полтора года. Впрочем, к гонору вполне могла прилипнуть осторожность, а повод для опасений у фок Ило имелся, уж это-то Руппи знал точно. Живым урод с луга бы не ушел.
        - Капитан, - Рейфер внезапно придержал лошадь, дав Мороку повод победно вскинуть голову, - я должен объясниться. Никогда не считал себя трусом, но после Марагоны я боюсь. Не знаю, как со страхом у вас, но вы лишены предрассудков и знаете, что делать с китовниками, вот я и настоял на вашем присутствии. Когда все закончится, постараюсь не остаться в долгу.
        - Вы мне ничего не должны, - не будь Рейфер генералом, Руппи бы отмахнулся. - Когда адмирал цур зее Кальдмеер после освобождения из плена… гостил в Южной армии, вы отнеслись к нему с пониманием. Я запомнил.
        - Мне говорили, что Фельсенбурги всегда платят долги.
        - Это не наш девиз. Долги слишком часто исключают друг друга. - И тогда приходится выбирать между Олафом и мамой, между правдой и присягой, между азбучными истинами и здравым смыслом. Ему повезло с выбором: Олафу грозила смерть, а мама просто плакала, но когда-нибудь ставки сравняются…
        - Я все больше понимаю, почему вас ценят «львы». - Рейфер чуть привстал в стременах, разглядывая тех, с кем предстояло говорить. - Вы должны быть знакомы с Гетцем.
        - Мы могли видеть друг друга. - Даже наверняка видели, на именины Девы Дриксен приглашали всех генералов, а в карауле стояли наследники знатнейших фамилий. - Только вряд ли командующий Горной армией обратил внимание на фенриха.
        - У вас очень запоминающийся взгляд.
        - Он стал таким после Хексберг.
        Или после шекских боен? В любом случае искал старого Канмахера и сговаривался с дошлым шкипером не тот Руппи, что смеялся на палубе «Ноордкроне».
        Арно после рубки у Трех Курганов и плена тоже стал другим, хотя до брата ему ой как далеко! Чтобы смотреть так, как смотрит старший Савиньяк, обычного разгрома мало, да и не проигрывал черноглазый фрошер никому. Или проигрывал, но об этом знает только он сам?
        - Будь перед нами командующий этой нечистью, - прервал молчание Рейфер, - я бы приказал вам его убить. Таков был мой первоначальный план.
        - И мой, - признался Руперт, не отрывая злобного взгляда от сопровождавшего фок Гетца офицера в мундире горного егеря. - Увы, фок Ило предусмотрителен.
        - Неудивительно. Нас загнали в угол достаточно надежно, чтобы мы забыли о правилах. Бруно не от хорошей жизни отдал вас мне, наверняка надеялся, что Фельсенбург подтвердит свою репутацию, но смерть горной погани нам ничего не дает. В отличие от смерти фок Ило.
        - Да, - согласился Руппи, - не беспокойтесь, Гетца я не убью.
        Рейфер молча кивнул - китовники были уже слишком близко. На первый взгляд они бесноватыми не казались, ну так и затеявшие сместить Бруно умники пеной не исходили.
        4
        Фок Гетц напоминал Олафа в лучшие его минуты - когда Ледяной видел победу и знал, как ее схватить. Хмурящийся за генеральским плечом капитан походил бы на Зеппа, если б друг внезапно стал предельно мерзок. Негаданное сходство пришпорило и без того бьющую копытом ярость, но Фельсенбург сдержал как себя, так и вновь прижавшего уши Морока.
        - Я готов вас выслушать, - Рейфер заговорил первым и обошелся без расшаркиваний, что было совершенно правильно.
        - Для начала пожелаю доброго утра, как вам, так и будущему брату будущего кесаря, - улыбнулся горник. - Если бы командующего поставили в известность о присутствии наследника Фельсенбургов, он был бы здесь.
        Как жаль!.. Как жаль, что фок Ило остался в неведении, потому что второго шанса одним махом обезглавить китовников не будет.
        Предатель, все еще улыбаясь, ждал ответа, и Руппи заставил Морока отшагнуть - капитан сопровождает генерала и откроет рот лишь по его команде.
        - Господин фок Фельсенбург, я сказал что-то обидное?
        - Согласно уставу, - отрезал Рейфер, - офицер во время переговоров может отвечать на вопросы лишь с разрешения старшего, каковым в данном случае являюсь я. И я напоминаю вам - пока великие бароны не сказали иное, кесарем Дриксен остается малолетний Ольгерд из дома Зильбершванфлоссе.
        - Великие бароны не могут говорить за всех варитов. Капитан Фельсенбург, - горник опять улыбнулся, - если вам угодно молчать, молчите. И думайте, насколько я знаю, вы это умеете отлично, а время у вас, именно у вас, пока есть. Господин Рейфер, я уполномочен довести до сведения командующего Южной армией предложения фельдмаршала фок Ило-унд-Неттесшверта.
        - Такого фельдмаршала в кесарии нет. - Рейфер был само спокойствие. Те, кто признаются в несуществующей трусости, владеют собой лучше крикунов вроде покойного Троттена. Хорошо, хоть эту дрянь повесили, плохо, что живую нечисть папаше Симону так просто не отдашь.
        - Такой фельдмаршал есть в Дриксене. - Горник даже не думал беситься, говоря по чести, он держался просто отлично. - Господа, раз уж вы здесь, имейте терпение. Я слышал о вас, Рейфер, вы не знатней меня. В последние два года вы стали любимцем Бруно и считаете себя ему обязанным, но так ли это? Старик - принц крови, однако он не побеждал, пока рядом не появились вы. Я за свои слова отвечаю: чтобы получить чин полковника, таким, как мы, надо стать на голову выше титулованных болванов. Чтобы стать самым паршивым генералом, нужны маршальские мозги и покровитель. Чтобы получить авангард или арьергард, требуется стать мозгами покровителя. Я слышал, что на море бывает иначе, но мы с вами ходим по земле.
        - Господин фок Гетц, - Рейфер не прервал предателя, но умело воспользовался паузой. - Что вы имеете передать фельдмаршалу Бруно?
        - Прежде всего я желаю довести до его сведения мнение Горной армии. Мы годами оттаскивали от Южной армии бергеров и ноймаров, не рассчитывая даже на справедливый пенсион. Награды и чины были для тех, от кого ждали великих побед, а мы грызли зубами эти поганые скалы и уходили в отставку безрукими полковниками с больной спиной. Нас не благодарили, но мы знали, что нужны, что без нас Дриксен не только не получит Южную Марагону, но и Северную потеряет. И мы стояли. Знатные, богатые, честолюбивые шли кто на флот, кто в гвардию, только мы служили не себе, а Дриксен и не слишком часто вспоминавшим о нас кесарям.
        - Вы жалуетесь?
        - Уже нет. Господа, я все же прошу меня дослушать. Мы слишком долго молчали и служили. Так долго, что оказались в одной цене с лошадьми, но мы бы пережили и это, если б нас не предали, вы не предали, сговорившись за нашими спинами с фрошерами.
        Бруно Зильбершванфлоссе счел столичные интриги важнее Марагоны, которая была у него в кармане. Наша кровь, да что наша, кровь, пролитая у Трех Курганов, для него ничто, главное - удержать власть. Рейфер, мы знаем, кто ударил в спину фок Греслау, не дав ему вернуть Марагону. Вы выполнили распоряжение Бруно и потому неподсудны, но вы предали Дриксен и тех, кто за нее погиб. Я, выбирая, между старым интриганом и отечеством, выбрал отечество.
        Похожий на Олафа генерал ждал ответа и Руппи знал, что отвечать, но когда говорят генералы, капитаны молчат. Или стреляют. Желание убивать становилось все сильней и все глупее. Подуставшие от стояния кони пытались приплясывать, топча полегшую траву, в небе торопился на юг кто-то запоздавший. Лохматые журавки?
        - Вас связывает верность, - проклятье, горник смотрит не на генерала, а на капитана! Дружески так смотрит, со значением… - и я вас понимаю, только на другой чаше весов величие Дриксен. Объединив наши силы, мы получим армию, которой фрошерам противопоставить сейчас нечего, и спасем нашу и вашу победу. Вы отлично начали кампанию, но, не поняв, что произошло в Эйнрехте, почти все потеряли. Возможно, тому виной возраст принца Бруно и его принадлежность к дому Зильбершванфлоссе…
        - Я не уполномочен обсуждать командующего Южной армии, - голос Рейфера все еще звучал ровно. - И я не понимаю намеков. Что именно вы имеете нам предложить?
        5
        Все так благородно, все так по-седоземельски. Фок Ило не желает кровопролития - вождю всех варитов нужны все вариты, по возможности целые, вооруженные, хорошо обученные и, само собой, верные. Неверных предполагается отправить к Торстену, но не сразу. Предводитель китовников дает главе дома Зильбершванфлоссе восемь дней, по истечении каковых обещает разбить и казнить. Впрочем, Бруно со своими офицерами числом до семи десятков в любое время вправе покинуть армию и отправиться куда сочтет нужным. Положив шпагу, причем навсегда.
        - Принц Зильбершванфлоссе может быть либо фельдмаршалом Дриксен, либо мертвецом, либо забывшим об оружии стариком. Четвертого не дано. Те, кто сочтут, если сочтут, своим долгом последовать за Бруно, теряют звание воина Дриксен и навсегда становятся не имеющими права на меч слугами. Вне зависимости от того, сколь древен их род и велики прошлые заслуги. Это, капитан фок Фельсенбург, в полной мере касается и вас.
        Ответить бы, но порой лучший ответ - молчание и повиновение начальству, благо оно приличное.
        - Я доведу услышанное до сведения фельдмаршала.
        Прощаться Рейфер не стал - зачем прощаться, если ты не здоровался? Генеральский зильбер принял с места легким галопом, Руппи слегка задержался. Из-за имевшего наглость походить на Зеппа егеря и из-за себя. Знай Руперт фок Фельсенбург, что своими победами вражеский фельдмаршал обязан этому вот генералу с седыми висками, генерал бы к фельдмаршалу не вернулся.
        Развернув Морока так, чтобы пуля, если она будет, до Рейфера не долетела, Руппи уставился на парня в горном мундире, и поганец расценил это по-своему.
        - Вы должны быть с нами, - объявил он. - Вы станете нашей гордостью, когда поймете, что Фельсенбург - варит, а не прислужник Бруно! Мы слышали, как вы деретесь… Вы защищаете не тех, но вы делаете это, как истый потомок Торстена. О вашем ударе говорят по всей армии. Вас примут с радостью и ни о чем не спросят. Едемте!
        Что Руппи бы хотел, так это показать ублюдку пресловутый удар. Первый и последний раз показать, но не убивать же капитана, отпустив генерала. Будущий брат кесаря оскалился, то есть, конечно же, улыбнулся.
        - Фельсенбург не может прислуживать внезапно осмелевшей столичной сволочи. Для этого я слишком потомок Торстена, а ваш Марге… Будет висеть, как висел Бермессер, клянусь ведьмами Хексберг.
        Мориск понял хозяина прежде, чем тот дал ему шенкелей. Дареная молния ринулась вперед, в несколько прыжков догнав невозмутимого Рейфера.
        - Вы все-таки что-то им сказали, - заметил генерал. - Зря.
        - Я не сказал, я ответил. Мой палаш просто жить им спокойно не дает!
        - В любом случае отстали вы намеренно. Зачем?
        - Они могли выстрелить вам в спину, я бы на их месте так и поступил. Господин Рейфер, победы Бруно в самом деле ваши?
        - Нет, хоть я им и способствовал, - вот теперь Рейфер улыбнулся. - Переправа через Хербсте и Прибрежный курган - немного мои. Сам я там не был, просто нашел, как скрыть атаку пехоты.
        - И это решило все!
        - Нет, капитан. Похоже, вам никуда не деться от вашего подвига, но головы рубит не палаш, а тот, кто его держит. Я, если угодно, палаш Бруно, не меньше, но и не больше. Кампанию мне не выиграть, что бы китовники ни пели. Кстати говоря, они это любят. Объяснять, какие мы толковые, какой Бруно старый, как нас не ценили… Может, и не ценили, только это не повод терять совесть, хотя вряд ли она у них водится.
        - У Марге прежде не водилась и вряд ли завелась теперь, - заверил Руппи, и Рейфер кивнул. Поле кончилось, а с ним и странный разговор, хотя в последний год странными были чуть ли не все разговоры и все собеседники.
        Глава 7
        Дриксен, окрестности Эзелхарда Талиг. Акона
        400 год К.С. 19-й день Осенних Волн
        1
        На сей раз Бруно барабанил по знаменитому на всю армию походному столику и молчал. Он не желал ни класть шпагу, ни подчиняться; оставалась драка, не только тяжелая, но и мерзкая. Эйнрехтцы с горниками превосходили Южную армию лишь немногим меньше, чем вдвое, и у них доставало опытных, хорошо обученных полков. И времени, а вот у Южной армии его не было совсем. Именно потому, что китовники ввязываться в открытый бой не торопились.
        Рейфер, понятное дело, в обуявшие фок Ило благие порывы ни на медяк не поверил, но передал все чуть ли не дословно. Фельдмаршал выслушал, и вместе с ним выслушали Хеллештерн, командир гвардейцев молчун Фламменшверт, пара «львов» и Шреклих с Вирстеном. Руппи был внуком своей бабушки и понял - это означает почти полное доверие к присутствующим и если не сомнение в прочих господах генералах, то нежелание выказывать им то, что может сойти за неуверенность. Олаф, прежний Олаф, попади он в подобную передрягу, не усомнился бы ни в ком из своих капитанов. Западный флот остался бы верен адмиралу цур зее и Дриксен, все было бы ясно и с Бермессером, которого следовало бы немедленно вздернуть. Другое дело, что Ледяной на это бы не пошел, а вот Бруно, пожалуй, рассусоливать не станет.
        - Итак, - длинные узловатые пальцы отстучали очередные два такта, - господин фок Ило уважает силу Южной армии и опыт ее командующего и надеется на чувства варитов, а посему будет ждать. Рейфер, как полагаете, к чему ему затягивать?
        - Я не полагаю, я помню. - Рейфер тоже верил собравшимся. - Китовники хотят провернуть тот же фокус, что и с моим корпусом. Переговоры, разговоры… Завтра начнется общение дозоров, они уже сейчас перекрикиваются. Если им удастся задурить головы хотя бы дюжине человек, через неделю жди бунта, и уже не генеральского.
        - Да, - веско произнес Луциан, - нарастание недовольства пойманных в ловушку солдат, которым вскоре надоест сидеть в сырости у болота, неизбежно, но есть и вторая угроза. Часть Горной армии, якобы оставшаяся на границе с Гаунау, может захватить магазины Южной армии, лишив вас крепких тылов.
        А еще она может отправить к кошкам перемирие с Талигом. Об этом адрианианец не упомянул, но Руппи был далек от того, чтобы считать себя умней «льва» и Бруно.
        Фельдмаршал пожевал губами, он и так знал, что услышит. Нет, сражаться, безусловно, можно; можно даже победить, как полководец Бруно всяко лучше эйнрехтского проныры, но какова будет цена, и сможет ли ослабленная Южная армия потом навести порядок в стране?
        - Попались бы мы на этом болоте, - напомнил о своей прозорливости командующий, - по частям бы армию скушали, мерзавцы… Хеллештерн, вы выезжали на рекогносцировку. Докладывайте.
        - Я залез на мертвое дерево, - кавалерист неожиданно улыбнулся. - В подзорную трубу их лагерь оттуда виден неплохо. По тому, как фок Ило расположил свои силы, очевидно - он не собирается наступать. Позиция для обороны удобная, ждать атаки - одно удовольствие.
        Должен заметить, порядок у китовников вопреки ожиданиям кесарский. Палатки стоят правильными рядами, караулы по периметру лагеря строго по уставу, выведенные в поле батальонные колонны построены ровно. Что до мундиров, то против нас, в первую очередь, бывшая гвардия Фридриха, думаю, вместе со своим командующим. Помимо них - квартировавшая в Эйнрехте пехота и восстановленные части. Из тех, что его величество Готфрид сначала расформировал, а в прошлом году начал собирать вновь. Я просидел на дереве около получаса и готов поручиться за свои слова. Противник серьезный, если там и есть плохо обученные новобранцы, то общий тон задают не они.
        - Благодарю, - теперь руки Бруно были спокойны. - Все свободны. Ужин подадут в обычное время, и я прошу вас быть моими гостями. Фельсенбург, проследите, чтобы меня без крайней необходимости не тревожили.
        - Да, господин фельдмаршал. - Порученцев Бруно не вызвал, и Руппи приподнял полог, пропуская выходящих генералов. Пока двоих. - Господин фельдмаршал, ночные караулы нужно удвоить.
        - В самом деле? - холодно осведомился великий ценитель крахмальных салфеток и одинаково причесанных адъютантов. - Почему?
        - Туман… - Вчера паршивец рассеялся быстро, сегодня «кошмар прибрежных вод», хоть и явил себя во всей красе, продержался всего с час, зато грядущая ночь обещала утонуть во мгле. - Под его прикрытием люди фок Ило могут просочиться в лагерь и причинить немало вреда. За вашу безопасность я ручаюсь, но огневой припас, продовольствие, упряжных и строевых лошадей нужно взять под усиленную охрану. Китовники стоят дальше от трясин и выше, им за подходы к своим лагерям опасаться надо гораздо меньше.
        О последнем можно было и не напоминать, Бруно ценит «палаши» в том числе и за молчаливость. Мысль испортить китовникам ночь должна принадлежать командующему. Или кстати задержавшемуся Рейферу, но уж никак не нахальному юнцу.
        - Руперт, - подал голос отец Луциан, - вы уверены, что будет туман?
        - Да, и гораздо более сильный, чем в предыдущую ночь.
        Раньше, в родных горах и даже на «Ноордкроне», подобной уверенности у Руппи не случалось, но раньше он не целовался с ведьмами и не фехтовал с Бешеным… Любопытно, где сейчас обещанная кошка, все еще у Вальдеса или орет в каком-нибудь Мариенбурге?
        - Караулы будут усилены, - Бруно явно не терпелось остаться одному. - Вирстен, доведите до сведения старших офицеров. Разговоры с китовниками - любые - под строжайшим запретом, виновные в подобном будут примерно наказаны. У нас восемь дней, они должны пойти на пользу нам, а не фок Ило. Ваше преосвященство, вы хотите что-то сказать?
        - У меня мелькнула мысль, показавшаяся мне удачной, но сперва я хочу задать два вопроса капитану фок Фельсенбургу.
        - Капитан, - скучно приказал Бруно, - ответьте.
        - Руперт, - если фельдмаршал был скучен, то странствующий епископ любознателен, - вы смогли бы последовательно справиться с одним, двумя, тремя и так до восьми офицеров эйнрехтской выучки, при этом оставив первых четверых целыми? Я имею в виду дуэль, хоть и упрощенную.
        - Драться по очереди или одновременно?
        - На ваш выбор, но не более чем с четырьмя противниками. Что скажете?
        - Поручиться не могу, но… Рука у меня поставлена хорошо, и я довольно вынослив.
        - Мне нужен точный ответ.
        - У фрошеров я видел двоих бойцов, с которыми вряд ли когда-нибудь сравняюсь. В Эйнрехте я таковых не встречал.
        - Тогда второй вопрос. Вы слышали о старом варитском обычае предварять сражение поединком? Если битва по каким-то причинам откладывалась, поединки проводились каждый день. Первые четыре дня проигравший просто выбывал, и победитель на следующее утро встречался уже с двумя, а потом, в случае удачи, с тремя и четырьмя противниками. Первые дни кровь старались не проливать, хотя прямого запрета не было.
        - Я помню разве что о судебных поединках, - расписался в своей дремучести Руперт, - и еще, когда оспаривалось первенство… О Седых землях, то есть о том, как там жили, я мало знаю.
        - Не о Седых, - взгляд агарисца стал лукавым. - Я описал обычай саймуров, но почему бы ему не стать варитским? Фок Ило рассчитывает за восемь дней перетянуть на свою сторону нестойких, а в прочих вселить неуверенность и предчувствие поражения. Генерал Рейфер рассказывал мне, как действуют китовники. Они будут всячески втягивать солдат и младших офицеров в разговоры и шутливые поединки, угощать проигравших, расхваливать древние обычаи, смеяться над командующим и теми, кто верен присяге. Запреты могут оказаться бессильны, но должным образом примененная палка становится рычагом.
        Фельсенбург известен своеволием и непредсказуемостью, он может нарушить приказ, а господа «истинные вариты» достаточно безграмотны, чтобы назвать саймурское наследство своим. Уже первая победа поднимет дух нашей армии, но ежедневное зрелище со ставками может свести затею фок Ило на нет. Азарт творит чудеса, даже когда дерутся петухи, но, Руперт, вы должны побеждать, причем с блеском.
        Значит, драка? Не поймешь, с кем, зато на глазах двух армий. А почему бы и нет?! С мушкетером помогло, выручит и теперь.
        - Я не Бешеный, - твердо сказал Руппи и, глянув на Бруно, уточнил: - То есть не вице-адмирал Талига Вальдес, но я попробую. Ринге - хороший учитель.
        Как и фрошеры, но Вальдесу с Райнштайнером он скажет спасибо потом.
        - Господин фельдмаршал, - негромко предложил Рейфер, - будет неплохо, если ваш приказ первыми нарушат каданские наемники. Капитан Штурриш терпеть не может насмешек, а китовники не преминут стравить каданцев с нами.
        2
        «Я не собиралась Вас прежде времени волновать, однако баронесса Вейзель предъявила мне то, что вы, военные, называете ультиматумом. Или о своем открытии сообщаю я, или это с присущим ей тактом делает роскошная Юлиана. Я уступила и взялась за перо, а, взявшись, не могу не сказать больше, чем собиралась. Мне грустно без Вас, Жермон, это восхитительное чувство, я никогда его прежде не испытывала и не думала, что испытаю…»
        - Ойген, - Жермон сам не знал, чего хочет больше, спрятать письмо на груди или передать бергеру и смотреть, как тот читает. - Ойген, Ирэна написала! Все правда, она…
        - Баронесса Вейзель опытна, она не могла ошибиться, - барон казался слегка удивленным. - Что до твоих прежних опасений, то они абсурдны. Твоя жена не стала бы таковой, если б не ответила в полной мере на твое чувство.
        - Она… Ты не представляешь!
        - Несомненно, ведь я пока холост. Ты уже решил, как назовешь сына, или рассчитываешь, что первой будет дочь?
        - Не знаю, - растерялся Ариго, которого письмо повергло в сладостное отупение. - Все вышло как-то сразу.
        - Ты «как-то сразу» женился, - Райнштайнер, как всегда, когда давал понять, что он шутит, показал зубы. - Удивляться, что ребенок берет пример с родителей, не приходится, но я повторяю свой вопрос.
        - Отец хотел, чтобы в нашем доме всегда был Ги, он писал об этом из Торки, но… - Леворукий, как же назвать мать, чтобы не испортить радость?! - На письмо пролили воду, и я стал Жермоном. Потом отец все же сделал по-своему.
        - Ты ошибаешься, поскольку прославленное Ариго имя получил Капотта. Твой единоутробный брат Ги не имел никакого отношения ни к вашей фамилии, ни к погибшему герою. Будет несправедливо, если в будущем, услышав про Ги Ариго, вспомнят убитого герцогом Алва негодяя. Вернув имя в дом, ты поступил бы благородно по отношению к отцу и твоему достойному предку, но я понимаю, как тебе хочется забыть.
        - Хочется. Я бы назвал Арно, только не знаю, как спросить у графини.
        - Это тоже будет ошибкой. - Райнштайнер поднял оброненную Жермоном перчатку. - Ты очень хороший генерал, у тебя есть друзья, а теперь еще и любимая и любящая супруга, поэтому твоя память в конечном итоге ведет к радости. А память графини Савиньяк или Юлианы фок Вейзель - это память о прекрасном, которого больше нет. Она ведет к боли, Герман, поэтому не называй сына ни Арно, ни Юстиниан, если ты думал еще и об этом.
        - Подумал, - признался Ариго, - только что. Если родится сын, имя выберет Ирэна, но дочь будет только Арлеттой.
        - Разумно было бы дать ей второе имя Катарина. Память о спасшей честь и достоинство Олларов королеве крайне полезна для Талига, но я не вправе настаивать. Где у тебя вторая перчатка?
        - Тут где-то… - Ариго завертел головой, оглядывая свое пристанище. По дороге в Акону он твердо решил поддерживать порядок, но кавардак все равно образовался. - От меня не удирают только карты и оружие.
        - От тебя по доброй воле не уходят подчиненные, что гораздо важнее. - Райнштайнер заглянул под стол и поднял осколки стакана. - В любом случае я пришлю тебе хорошие зимние перчатки. По всем признакам вам выступать через несколько дней, ты последуешь совету баронессы Вейзель и попросишь об опекунстве Савиньяка, или предпочтешь меня?
        - А надо ли?
        - Надо, Герман. Надо. Не будь суеверным, в Бергмарке все воюют и все заботятся о детях. Прости, но я еще раз вернусь к твоей семье. Если бы твой отец избрал надлежащего опекуна, справедливость по отношению к тебе восторжествовала бы значительно раньше, а Ги с Иорамом получили бы шанс стать достойными уважения людьми.
        - Хорошо, - буркнул не желавший допускать даже мысли о смерти Ариго, - завтра нас все равно собирают, вот и скажу.
        - Насколько я успел узнать Савиньяка, после совета у тебя будет очень много дел и очень мало времени. Нужно идти сейчас. Подожди, пожалуйста.
        Хозяйка квартиры разводила фуксии, Жермон к ним даже не приближался. Как злосчастная перчатка очутилась на окне в горшке, генерал не представлял. Сам бы он ее там точно искать не стал.
        - Те, кто считает, что женитьба меняет человека, ошибаются, - Райнштайнер взмахнул находкой, стряхивая крошево из сухих листьев. - Твоя небрежность останется с тобой навсегда, как и чувство товарищества, и готовность протянуть руку. Если бы мы поменялись местами, я свою семью доверил бы только тебе. Как и свой корпус. Будем надеяться, Савиньяк успел вернуться от генерала Шарли. Прости мою настойчивость, но в этот год нужно быть готовым ко всему, вспомни того же Дарави и сообщивших о нем теньентов.
        Ариго кивнул и взялся за шляпу. Вот так-то, Герман. Ты любишь Ирэну, рвешься к ней и не желаешь сочинять завещание. Ты хочешь, ты до невозможности хочешь жить, а нужно убивать, причем отнюдь не дриксов. Зайца не жаль, но скольких придется положить, добираясь до расхрабрившейся падали? Скольких, сожри Заля Закат?!
        - Герман!
        - Что?
        - У тебя странный вид. Так ты выглядел на Мельниковом лугу, к тому же ты порезался. Боюсь, в перчатку попало стекло от разбитого стакана.
        3
        Даже знай Штурриш, что от него требуется, он бы лучше не справился. Каданец успешно зацепился языком за дефилировавших мимо постов китовников, и словесная перепалка столь же успешно переросла в поединок. Когда «скучающий» Руппи пробрался сквозь пока не слишком густые ряды зевак, дело уверенно шло к развязке. Гвардейский кирасир заметно превосходил языкастого капитана в чистом искусстве владения клинком. Взъерошенный Штурриш только пятился, стараясь устоять под градом сыпавшихся на него ударов, контратаковать он даже не пытался.
        - Наемники, чего с них взять? - Руппи еле заметно пожал плечами и присоединился к паре пехотных офицеров. Пусть видят, что «этот Фельсенбург» забрел сюда исключительно со скуки. Развлечение, конечно, не ахти, впрочем, за неимением лучшего…
        - Взять-то нечего, - живо откликнулся похожий на чечета капитан, - но нам-то нельзя!
        - Ах-хо! - вырвалось у кого-то из любопытствующих, когда каданская сабля опрометчиво взметнулась вверх, парируя ложную атаку в голову.
        - Все!
        Звучный шлепок по ребрам - миролюбивый китовник кровь проливать не пожелал и повернул клинок плашмя - скривившаяся физиономия каданца, признающего очевидное. Скоро ваш выход, капитан Фельсенбург, скоро, но не сейчас. Сперва нужно «завестись» и поругаться с начальством. В кармане свернутый отцом Луцианом кулечек с орешками, бывают и такие благословения.
        - Господа, не хотите миндаля?
        - Я хочу нарушить приказ, - бурчит «чечет», но угощение берет. - Ох как хочу!
        - Не советую, - отправить пару орешков в рот, обвести взглядом поле, на котором утром не удалось никого убить. - Фельдмаршал зол, Хеллештерн зол, Вирстен зол четырежды. Для вашего же блага надо бы вас разогнать, но такая скучища… О, еще один и опять гвардеец. Застоялись, лошаки эдакие!
        - Тут и корова застоится!
        - Застоявшаяся корова… Вы меня пугаете.
        - Господа офицеры Южной армии, - провозглашает новый китовник, - вы готовы вступиться за честь вашего фельдмаршала? Если не готовы, нужен ли вам такой командующий?
        - Вряд ли, Хельмут, - громко откликается победитель Штурриша.
        - Вот и я так думаю, - названный Хельмутом неспешно и уверенно выходит вперед.
        Капитанская перевязь, длинное, малоподвижное лицо, меланхоличный взгляд… Такой знакомый. Хельмут фок Хауфе! Ну, здравствуй, дорогой шестиюродный братец, как же ты кстати, и какая же ты гнусь!
        - Господа, - улыбается одними губами ниспосланный Леворуким родственник, - вы все еще ждете разрешения начальства? Право, не стоит. Драться и кушать лучше самостоятельно.
        - Старый Бруно смотрит на всех, кому меньше сорока, как на детей, - хмыкнул затесавшийся в гвардейскую свору горный полковник, - и его можно понять. Его, не вас!
        - При чем тут замшелый пень? - хохотнул еще один китовник. - Парни просто не хотят проигрывать. Каданцам не впервой, но эти-то - вариты…
        - Что-то незаметно, - хмыкнул противник Штурриша, вызывая в памяти трактирный поход против Олафа. Повод другой, приемчик тот же - «ложный выпад от Марге». Языком, причем ядовитым.
        - Не впервой проигрывать, говорите? - «Забияка» был потрепан, но не побежден. - От того, что фрошеры расколотили вас в Кадане, вы каданцами не стали. К Трем Курганам бы вас, орлы, вот бы мы посмеялись…
        Бросятся? Если исполняют приказ, не должны, но огрызнуться «орлам» придется, а Хеллештерну пора бы и появиться. Или ну его? Орешки - пока не опередили - соседям, и здравствуй, дорогой родственник! Бабушка считала, семья у нее в кармане… Так и было, пока подкладку не прогрызли мыши. Любопытно, меланхоличный Хельмут высыпался один или со всей фамилией?
        - Что здесь происходит? - «подоспевший», наконец, Хеллештерн смотрел исключительно на Штурриша. - Этим базаром мы обязаны вам?
        - Не браните малыша! - крикнули со стороны китовников. - Дерется он скверно, но хотя бы не молчит.
        - И все же, - напомнил о себе Хауфе, - я бы предпочел дрикса и, желательно, способного обойтись без лошадки.
        - Конный поединок, Хельмут, - протянул, выходя вперед, Руппи, - имеет свои достоинства, но с лошадьми у вас, помнится, не складывалось. Рыжий полумориск… Вроде бы его звали Красный Змей?
        - Капитан Фельсенбург! - генеральский окрик был совсем как настоящий. - А также все прочие! Приказ фельдмаршала - никаких разговоров с мятежниками.
        - Господин генерал, - кулечек с миндалем падает в чью-то подставленную ладонь. - Я говорю не с мятежником, а с изумительно дальним родичем, но я готов умолкнуть. «Пусть говорят клинки», не так ли, Хельмут?
        - Именно, - спокойно подтвердил тот. У кого ж поганец брал уроки? Если у Ринге, пустим в ход фрошерские фортели, но не сразу.
        - «Пусть говорят клинки», - с расстановкой повторяет фок Хеллештерн. - Старая формула, даже древняя… Господам, если они так уж верны заветам Торстена, следовало не задирать каданцев, а послать форменный вызов. Желательно в стихах.
        - Кому посылать? - заорал с той стороны проглотивший наживку горник.
        Все сильнее хочется драться, но спешить нельзя и тем более нельзя проигрывать.
        - Некого было вызывать, - подхватывает недавний победитель. - Сами же тут мелочь поставили!
        - Вызов надлежит делать во время переговоров, - отрезал генерал, - впрочем, фок Гетц мог об этом просто не знать. Вряд ли горный фазан - ценитель древних традиций, а вот вашему родственнику, Фельсенбург, следовало бы помнить. Первый день - один бой, второй - два и так до конца стояния, но начинает только вчерашний победитель…
        - Не повторяйте азбучных истин, сударь! - А Хельмут ничуть не умней фрошерского Ракана! Чтобы не выказать себя незнайкой, подхватим любую чушь, но это еще не бесноватость.
        - Отчего бы не повторить? - поднимает бровь кавалерист. - Поклонники Торстена, позабывшие его заветы, это забавно.
        - Позабывшие, - находится родственник, - несомненно. Я закончу сегодня и начну завтра. Если, разумеется, вы не произвели вашего каданца в вариты. Тогда завтра начнет мой товарищ, а я продолжу.
        - Я умру каданцем, - обещает Штурриш. - Со смеху. Так что там у вас вышло с конем, и не потому ли на вас нет браслета? И то, зачем мерину браслет?
        - Отойдите, капитан! - Вот теперь самое время! - Хельмут, если вы брали уроки у Ринге, нам будет непросто, но тем интереснее!
        Родственничек медленно, с чувством превосходства кивает. Лицо, взгляд, манера тянуть слова… Мерзавец похож на Хохвенде, просто Фельсенбург прежде об этом не думал. Не мог думать - Хауфе он в последний раз видел лет в шестнадцать, еще не зная ни Ледяного, ни Бермессера с дружками, ни… Бешеного. Два года у Ринге плюс Арно, плюс Старая Придда и танцы с Вальдесом, но этот козырь прибережем.
        - Вижу, у нас одно оружие, - Хельмут ведет себя, как старший. Четыре года разницы когда-то казались барьером. Непреодолимым. - Шпага изысканней, но и с палашом можно продемонстрировать настоящее искусство фехтования. Было бы умение.
        - Несомненно. - Именно так хмыкнул Вальдес, когда фельпец Джильди завел речь об абордажных саблях, но Руппи никому не подражал, оно само вырвалось.
        - Ну, милый Руппи, - «подбадривает» родственничек. - Вперед! Не бойся, я сегодня милосерден.
        - Вот как? - А это уже от Бруно. И от ума. Мы не обещаем, не грозим, не выхваляемся, зачем? Вот убить опять хочется, только сегодня рано. Значит, потом!
        Клинки взмывают над головами в традиционном приветствии, шаг вперед… Львиный палаш со злобной радостью ловит солнце и швыряет в глаза китовнику, тот по-собачьи недовольно морщит нос. Смешно!
        - Вы хотели варита? - кричит за спиной Штурриш. - Вы его получили! Кушайте, не подавитесь.
        - Благодарю, каданец, - Хельмут вновь спокоен, не то что потерявший во всех смыслах голову мушкетер. Так бесноватый ты или просто подлец? Надо понять, но главное - победить.
        Пробный выпад, полусонная улыбка, в челюсть бы за нее эфесом, но рановато и даже как-то неудобно, все же первый поединок, а Хельмут спокоен. Ни бурных атак, ни желания немедленно покрошить противника в морское рагу. Первые мгновения почти беззвучны, без привычного лязга и стука - клинки описывают непересекающиеся петли, лишь рассекая воздух. Присмотреться, понять, кто же напротив… Ну вот сейчас и поймем!
        Подшаг, восходящий удар… Клинок соскальзывает по грамотно подставленному вкось гвардейскому палашу, и пошло… Веселья нет, какое на помойке веселье, а улыбка к физиономии Хельмута как приклеилась. Ничего, сотрем, хоть ты и посильней безголового, и поискусней. Если не Ринге, так Людигер или Фильзе… Интересно, как у тебя со шпагой? То есть не интересно. Совсем.
        Палаш рубит воздух, но хочет крови, а гадливость в душе все сильнее и сильнее. Все китовники скопом или Хельмут?
        Отшагнуть вбок… и еще раз, ведя родственничка меж двух шеренг. Чем больше увидят, тем лучше, но пока бой идет на равных. Выучка на выучку, скорость на скорость. Быстрее? Нет, подождем.
        - Ты сносный боец, Руппи.
        - Возможно.
        Все противнее, все быстрее, ноздря в ноздрю, но не обгонять, пока не обгонять, пусть прыгнет первым. Шаги, свист рассекаемого воздуха, омерзение. Ничего не происходит, совсем ничего, и все равно отшагнуть влево, уходя с линии возможной атаки. Вежливая улыбка на мгновение исчезает. Ага!
        - Ты, похоже, рассчитывал на этот финт?
        - Не слишком. Это все-таки для провинциалов.
        Опять спокоен. Ни белых глаз, ни зверского оскала и слюной не брызжет. Аккуратен и расчетлив, не раскрывается, не рискует.
        Пауза, пара шагов по кругу, чуть качнувшиеся плечи китовника. «Эйнрехтский двойной крест» в голову с переводом в ноги? Так и есть! Но «правильной» защиты не будет… Уже на втором ударе бьем комбинацию встречной атакой. Простой, легко отбиваемой, только о «кресте» придется забыть.
        А ведь ты разозлился! И собрался, забыв про изыски, на встречном движении просто сбить с ног ударом плеча в грудь? Обойдешься, но… стать Вальдесом можно! Можно!!!
        Эх, поиграть бы с крысой, только нельзя. Надо и на завтра что-то оставить, и на послезавтра. Нельзя, тебе говорят! Ты, недобратец кесаря, соберись и успокойся! Время заканчивать, зрители на поединок уже налюбовались, приличия соблюдены.
        Так, успокоиться получилось, сердце и голова приказа послушались, а вот Хельмут себя в руках держит едва-едва. Скверна рвется или просто обидно?
        Родич уже не улыбается. Подгоняемый злостью, он прет вперед, как пять минут назад его приятель пер на Штурриша, только с вальдесами это бесполезно.
        - Не тот противник, Хельмут!
        Два жестких блока отбрасывают чужое оружие назад, а на третий раз… Вот оно! Палаш Хауфе только-только пошел вперед, а Руппи уже припал на колено, пропуская удар над головой. И в ответ - тяжелым эфесом снизу вверх, под локоть. Балладный Торстен раз за разом выхватывал вражеское оружие из ослабевшей руки, у Фельсенбурга не вышло. Удар оказался удачней, чем думалось, и палаш вывалился сам. Ладно, хлопнем клинком по плечу противника
        - «Потерявший оружие теряет и все остальное», - так вроде бы говорили предки, не мыслившие себе жизни без этого самого оружия. - Все не все, но эту схватку ты проиграл.
        - Эту, Фельсенбург! Всего лишь эту!
        Лишь на миг побелели в дикой ярости глаза, и тут же родич-китовник стал собой прежним - сдержанным и отменно воспитанным, но сомнений не осталось. Бесноватый, самый настоящий. Могут, значит, сдерживаться, вопрос: всегда так или нет? Вбросить палаш в ножны, слегка поклониться.
        - Для первого дня терпимо, но, господа, найдите завтра кого-нибудь получше. Не забудьте, нужны двое. Друзья, кому я доверил свои орешки?
        Глава 8
        Талиг Акона Дриксен. Зумпфвизе
        400 год К.С. 19-й день Осенних Волн
        1
        Бергеры готовы, кавалерия будет готова выступить через пять дней, а пришпорить - так и через четыре, дело за дичью. Необходимость покончить с Залем до весны признают все, только охота на бешеных зайцев существенно отличается от медвежьей. Рассеять кадельцев легче легкого, но именно этого делать и нельзя: от сбесившейся армии, пока она в кулаке и на марше, вреда меньше, чем от сотни рассыпавшихся по всему западу шаек. Значит, нужно загнать мерзавцев в подходящее место и перебить. Будь Заль «Неистовым», его можно было бы раздразнить, только зайцы, даже хлебнувшие зелени, первыми не нападают. Почуяв опасность, они начнут метаться по провинции, а самые дошлые - разбегаться, растаскивая заразу, и кордонами тут не отделаться.
        Лионель оттолкнул карту и прошелся по кабинету, влезать в заячью шкуру было тошно, из нее Фридрих - и тот казался чем-то крупным и с чистой шеей. Покойного принца зелень сделала еще самовлюбленней, дурак так и не понял, что гвардия явилась его убивать. Тихий Марге объявил себя вождем всех варитов. Толковый фок Греслау поднял знамя с китом и отправился завоевывать Марагону. Ни разу не заступившийся за друзей принц Орест стал божественным, а Заль так и остался «исполняющим приказ регента» генералом. Он даже Валмону напоследок не нагрубил, а ведь наверняка хотел! Хотел, но терпел и дотерпел аж до Западной Придды!
        Устал врать, сорвался в ответ на обвинения Дарави или что-то другое? Уж слишком лихо взялись за ойленфуртцев, без подготовки такое не провернешь… И все равно Заль не бунт поднял, а устроил пакостный, впору дуксам, переворот, а до этого приютил беглых агарийцев и фельпскую бездарь. Жаль, Франческа не бросилась за Эмилем, уж она бы рассказала про Фраки все, а так придется додумывать, голову-то Заль, похоже, одолжил у гостей. Вместе с логикой и как бы не волей; тогда талигойскими остаются разве что мускулы.
        Что заставит зайца сунуться в западню, и какой она должна быть, эта западня? По всему, Заль собрался закрепиться в самой мирной части Талига. Зимой это не столь уж трудно, но история с лжеприказом вот-вот всплывет, да и убийство Дарави не скроешь: теньенты-то сбежали…
        Стук был неожиданным, но знакомым - Райнштайнер, и довольно-таки кстати.
        - Входите, - крикнул Савиньяк, и бергер незамедлительно вошел. Оказалось, он привел Ариго, и выглядел тот, мягко говоря, странновато.
        - Добрый день, Лионель, - поздоровался барон. - Нас предупредили, что ты занят, но я вправе входить к командору Горной марки, когда сочту необходимым. Я счел.
        - Какая необходимость заявила о себе на этот раз? Садитесь, Ариго, рад вас видеть.
        - У Германа к тебе дело, - немедленно сообщил Райнштайнер. - При необходимости его могу изложить и я.
        - Я сам, - заверил «Герман» и замолчал. Савиньяк не торопил: с чем бы Ариго ни явился, пусть соберется с мыслями и успокоится. Дяде наследника прямая дорога в регентский совет, который рано или поздно соберется, и лучше, чтобы Ариго к этому времени не смотрел на Рудольфа снизу вверх, а это пять, если не десять доверительных разговоров. Жермон поймет многое, он отнюдь не глуп, просто прожил двадцать лет среди войны. Выставленному в Торку и лишенному фамильного титула гвардейцу остается или беситься, или служить, этот служил.
        Отец в Жермоне Ариго не ошибся, хоть и не считал себя проницательным, вот Сильвестр, тот откровенно гордился, что видит других насквозь. Ли с Росио не раз ставили на сию уверенность и срывали банк, а кардинал так и не задумался, почему Первый Маршал напивается именно тогда, когда нужно от чего-то увильнуть или что-то скрыть, и почему бражник утром свежей подснежника.
        - Монсеньор, - дал первый залп Ариго, - когда мне браться за Заля?
        - Вам?
        - Герман неточно выразился. Он имеет в виду время выступления.
        - Как только будем готовы. - Приказы Ариго выполняет - толковые приказы, а неудачные старается исправлять, причем вежливо. Истинный клад для того же фок Варзова, только у Проэмперадора никаких приказов наготове не имелось. Ошибаться Ли не собирался, а верное решение никак не находилось. Кавалерийский рейд силами авангарда к таковым уж точно не относился, он и против Бруно-то не слишком помог.
        - Я получил письмо от баронессы Вейзель, - зашел с другой карты Жермон, - она беспокоится о «Графине»… О старинной мортире, из которой перед смертью выстрелил ее муж.
        - Что хочет с ней сделать баронесса? - Маневр был явно обходным и не слишком удачным. Для молодожена, оставившего в Альт-Вельдере любимую супругу.
        - Генерал Вейзель обещал марагам использовать «Графиню» при штурме занятых дриксами крепостей, баронесса настаивает на том, чтобы обещание было выполнено.
        - Почему бы и нет? - пожал плечами Ли. - Но вряд ли это полностью удовлетворит вдову. Попробую устроить так, чтобы все будущие генералы от артиллерии надевали перевязь, положив руку на «Графиню». У нас как-то не хватает традиций… Вы хотите просить об отпуске?
        - Нет! - громко отрекся Ариго, и Лионель понял, что если и промахнулся, то не слишком. - Заль…
        - И не только Заль, однако госпожа Вейзель не станет писать только вам и только о мортире. Она любит мужа, он до сих пор с ней, но баронесса не забывает о жизни, причем чужой жизни для нее не бывает. Письмо пришло из замка, в котором вы оставили жену. Я не забыл, с каким лицом вы просили разрешения на брак и как уезжали. Вы напомнили мне моих родителей… Хотите выпить?
        Генерал промолчал и вдруг улыбнулся. Что ж, пусть хоть этот союз севера с югом будет удачным. Ариго и Придды… Кто бы мог подумать!
        2
        Порученец Бруно таращился на Руппи с неприкрытым восхищением, которому отнюдь не мешал переданный приказ. Фельдмаршал требовал к себе капитана Фельсенбурга. Немедленно и очень грозно.
        - Узнал ведь… - поморщился вызываемый, оглядывая дружеский стол. - А я так надеялся на рейтарскую жженку!
        - Я… Я могу вас не найти! - выпалил вестник. Ради кумира он пошел бы на все, но кумиру было очень нужно к начальству.
        - Подобной жертвы, Мики, - назидательно произнес Руперт, - стоит разве что кесарь, и то не всякий. К тому же я в самом деле нарушил приказ. Злостно.
        - Вы, вернее мы, оказались в безвыходном положении, - Хеллештерн тоже поднялся и тоже с недовольной миной. - Что ж, господа, продолжайте. Я постараюсь привести Фельсенбурга обратно, так что извольте не допивать.
        - Благодарю, господин генерал, - с должным выражением поблагодарил Руппи, и они выбрались из палатки в прозрачный студеный вечер. Присутствие Мики не давало говорить о деле, а врать не тянуло, так что топтали подмороженные травки молча. Завтра будет новый день и новая драка, а сейчас хочется просто спать, но придется возвращаться к рейтарам и пить жженку. Уже «законно».
        - Как думаете, - при виде палатки командующего Хеллештерн все же прервал молчание, - найдется у китовников кто-то, кому вы по зубам?
        - Не думаю. Я слишком много воевал для столичного дуэлянта и слишком хорошо обучен для плюющего на «всякие выверты» вояки. И потом…
        - У вас есть секрет?
        - Пожалуй, - мысленно ругнув себя за болтливость, Руппи тронул эфес. С намеком: дружба со «львами» очевидна всем, а почти дружбой с Вальдесом лучше не размахивать.
        - Когда выберемся, - пообещал Хеллештерн, - попробую раздобыть что-нибудь в этом роде. Обидно, если «львиные» клинки делали только в Агарисе… Ого! Чисто скворцы!
        Порскнувшие во все стороны порученцы и адъютанты в самом деле напоминали птичью стайку; следом, уже не столь поспешно, палатку Бруно покинули генералы. Выходили солидно, всем видом выражая уверенность и твердость, но Руппи отчего-то показалось, что господам слегка не по себе.
        - Похоже, начинается, - лицо Хеллештерна стало упрямым. - Долго сидеть в этой луже нельзя, сгнием. Остается решительная атака на одного из противников или… на обоих сразу?
        Руппи смог лишь кивнуть. Вчерашний сон, при всей своей бредовости, становился пророческим или, если припомнить уроки словесности, аллегорическим. Понять бы еще, что значит скачка на кошке, если значит.
        Не сговариваясь, все трое ускорили шаг. Мики так вовсе едва не подпрыгивал, он еще не пробовал убивать своих, хотя какие китовники свои? Говорят на дриксен? Ну так и Бермессер тоже не на кэналлийском врал…
        - Хорошо хоть Марге знамя не присвоил.
        Руппи буркнул это под нос, но Хеллештерн услышал.
        - Да, - согласился он, - стрелять по Лебедю было бы непросто очень многим.
        По людям в знакомых мундирах проще. Это выходило у Руппи, это вышло у Рейфера, и все равно, пока не прочувствуешь, что вот эти, в красном, и вот эти, в синем, - враги хуже фрошеров, китовники положат не одного и не двоих.
        - Кто идет? - Часовой прекрасно видел, кто, но порядок есть порядок.
        - Эйвис, - радостно выпалил Мики, и Руппи едва не присвистнул: бдительный фок Вирстен успел сменить пароль. Второй раз за день!
        - Эйна.
        За первой линией караулов маялся капитан Штурриш. Бруно был верен себе - нарушитель приказа получит нахлобучку, даже если его проступок предусмотрен и входит в замысел начальства. Руппи усмехнулся и махнул наемнику рукой, тот в ответ приподнял шляпу.
        - Эйна.
        - Эйвис.
        - Проходи.
        У Бруно ничего не изменилось - хозяин разминал пальцы, Рейфер с Луцианом о чем-то вполголоса говорили, брат Орест следил за входом.
        - Садитесь, Руперт, - бросил фельдмаршал. - Ближе к карте. Вы по-прежнему уверены в ночном тумане?
        - Да.
        - Отец Луциан склонен вашему чутью доверять, впрочем, ошибка с погодой наше положение не ухудшит, мы всего лишь упустим одну ночь.
        - Туман будет.
        - В таком случае я ухожу, - Бруно скривился, будто от кислятины. - Для начала - к Бимфельду, но фок Ило должен искать нас на пути к Фельсенбургу, причем не менее трех дней. Фок Рейфер предложил поручить обман вам, и я склонен согласиться.
        Как, Леворукий их побери?! Перебежать к китовникам, благо те зовут, и наврать? Три дня сидеть с фок Ило за одним столом и не схватиться за палаш?
        - Капитан, вы не настолько владеете своим лицом, чтобы скрыть волнение.
        - Брат Орест мне это уже говорил, - Руппи зачем-то провел рукой по щеке. - Что я должен делать?
        - Сесть, как положено. Я не имею обыкновения поручать своим людям нечто им непосильное, так что вас ждет всего-навсего рейд. Под команду капитана Фельсенбурга переходят эскадрон рейтар, две роты лучшей «красной» пехоты, четыре пушки, которые вам предстоит убедительно бросить, и некоторое количество обозных фур. «Быкодеров» дать не могу, обойдетесь своими силами.
        Теперь смотрите. Я исхожу из того, что туман продержится хотя бы до десяти утра. От нашего лагеря до горников - с хорну, до фок Ило примерно столько же. Армия начнет движение около полуночи, вы через два часа отправитесь в противоположном направлении. Солнце встает в девять, но светает раньше, так что до полной видимости у вас будет часов шесть. Сначала пойдете прямо, потом отклонитесь к болотам.
        Пока туман не начнет редеть, вы успеете не только обойти лагерь китовников, но и отдалиться от него. Тут не открытое море и не равнинная Гельбе, на вашей стороне холмы. Вам надлежит выбрать момент, якобы случайно привлечь к себе внимание и убедить китовников начать преследование. Затем, как я уже говорил, оставить на виду пушки, и отступать на Фельсенбург, поддерживая в преследователях уверенность, что вы прикрываете отход армии. Ночью свернете на Альтендорфский проселок, загоните фуры в овраг, вот он… И двинетесь на соединение со мной. Да, Рейфер?
        - Не могу не согласиться насчет «быкодеров», их слишком мало и все они понадобятся, но почему бы не передать Фельсенбургу «забияк»? Каданцы для этого достаточно привычны к поиску, подход южного Савиньяка, во всяком случае, обнаружили именно они.
        - После Трех Курганов вы к уцелевшей мелочи неравнодушны, - Бруно слегка приподнял уголки губ, точно в лимон попало немного меда. - Но пойдут ли наемники на такой риск?
        - Штурриш пойдет, ему чем трудней, тем интересней. Я взял на себя смелость его вызвать, правда, капитан полагает, что получит очередное взыскание.
        - Взыскание он получит, - расщедрился фельдмаршал. - Руперт, вы хотите что-то добавить?
        - Да, господин фельдмаршал. Я ничего не имею против капитана Штурриша, но мне бы хотелось видеть рядом бывших людей капитана Роткопфа. Лейтенанта Штау…
        - Они в вашем распоряжении. Рейфер, Штурриша впустят, когда я приду к выводу, что с Фельсенбурга хватит, он все понял и дальше его наставлять бессмысленно.
        Это очень походило на шутку, но смешно Руппи не стало, страшно, впрочем, тоже, а вот чего было жаль, так это завтрашних поединков. Армия есть армия, даже сбесившаяся, к вечеру несостоявшиеся противники примутся зубоскалить. Дескать, хваленый Фельсенбург струсил и удрал к маменьке под крылышко! От них удрал, таких сильных, таких варитских, таких… бесноватых.
        - Руперт, вы слушаете?
        - Да, господин фельдмаршал. Со всем вниманием.
        3
        Ждали вина и обсуждали изломную муть, то есть обсуждали Савиньяк с Ойгеном, а Жермон пытался придумать связное объяснение для своего дела. Такое, чтобы барону не вздумалось уточнять. Просить не хотелось до одури, однако генерал, у которого всей родни - побратим-бергер и малолетние полуплемянники, должен предусмотреть смерть, как бы ни хотелось жить. «Мне грустно без вас, Жермон…» После таких писем умирать невозможно, но отец Лионеля умер. И барон Вейзель тоже. Уцелей маршал Арно и останься его наследник в армии, стали бы они хотя бы приятелями? Если б, разумеется, встретились… Это в Олларии не видят разницы между Торкой и Гельбе, север и север, но на севере можно провоевать всю жизнь и не свидеться. С тем же Ойгеном они столкнулись уже в чинах, а что бы сказал капитан капитану? И как бы встретил Жермон уже не Ариго Лионеля еще не Савиньяка? Это сейчас семь лет разницы - ерунда, а до Лаик Жермон с мелюзгой старался не знаться, видимо, из-за братьев, малолетние Савиньяки, Валмоны и Эпинэ жизнь будущему унару не портили, да он их не очень-то и различал.
        Генерал Ариго не выдержал, покосился на маршала, тот заметил.
        - Занятно у нас с вами сложилось… Вас бросило из Олларии в Торку, меня из Торки забрали в столицу.
        - Вы не хотели уезжать?
        - Тогда я о своих желаниях не думал. Говоря по правде, я не думал вообще.
        И Жермон решился. Тоже не думая.
        - Лионель, я опять прошу вас, как Проэмперадора, утвердить… Леворукий, не знаю, как оно правильно называется! Вы правы, баронесса написала не только про мортиру, у нас с Ирэной будет ребенок. Конечно, Заль не Бруно, и я собираюсь… я должен вернуться, но генерал Вейзель всегда писал маркграфу…
        - Герман говорит об опекунстве, - поспешил-таки на помощь Райнштайнер. - Генерал Вейзель желал, чтобы о его семье заботился вице-адмирал Вальдес, а Герман оказывает эту честь мне. Разумеется, это пустая формальность, но женатый человек должен проявлять предусмотрительность, тем более, что рейд против Заля может принести определенные сюрпризы.
        - Мне будет спокойней, - Жермон зачем-то встал. - Валентин ведь уйдет со мной…
        - Как интересно, - Савиньяк кривовато усмехнулся. - Садитесь, все равно пить. Моя мать будет за вас рада, напишите ей. И фок Варзов.
        - Итак, - проявил всегдашнюю дотошность Ойген, - воля генерала Ариго подтверждена. Мы в самом деле выпьем, и Герман со спокойной душой отправится в поход и разобьет Заля, а я в исполнение твоей недавней просьбы передам ему полк Дитриха Катершванца, чтобы пресечь возможное… заражение.
        - Не совсем, - опять та же улыбка. - Генерал Ариго отправится со спокойной душой в Альт-Вельдер. Немедленно.
        - Как? - не понял Жермон. - Какой Альт-Вельдер?
        - Озерный, он же единственный. Это Франциск-Вельде аж три. Жаль, Придд не выяснил у Рейфера, на какой именно изначально нацелились китовники.
        - Сударь, я не могу оставить армию, - чуть ли не взвыл Жермон. - Не считаю себя вправе!
        - Вас никто не спрашивает, это приказ. Ойген, соизволь обеспечить его исполнение.
        Барон наклонил голову.
        - Я сделаю это со всем тщанием, - заверил он. - Герман, если ты выедешь через пару часов, то сможешь провести в Аль-Вельдере на одну ночь больше, чем если ты дотянешь до завтра. Во время твоего отсутствия я прослежу, чтобы твои офицеры не отлынивали, можешь мне поверить.
        Ну конечно же! Кавалерия бережет лошадей, даже когда торопится; меняя коней, он всяко догонит свой корпус, но сперва взглянет в серебряные глаза.
        Нужно было сказать хотя бы спасибо, только Савиньяк отвернулся, а потом подоспела «Дурная кровь». Адъютант приволок полную корзину, но ни поставить, ни тем более открыть не успел - вино отобрал вставший Райнштайнер.
        - Мне кажется, - внушительно произнес бергер, когда Сэц-Алан закрыл дверь, - вам следует выпить на брудершафт. Герман, я успешно перешел с командором Горной Марки на «ты», а ведь нас не связывают ни память о родных краях, ни потеря дорогого для обоих человека.
        - Я не знаю… - замялся генерал, - мы росли по соседству, но это было давно.
        - Давно, - согласился Савиньяк, - Но человек, столь стремительно женившийся на урожденной герцогине Придд, снесет и не такую преграду. Тем более, перейдя на «ты» с Эмилем, половину дела вы уже сделали. Не правда ли, Ойген?
        - Несомненно. Герман, мы сейчас больше в Торке, чем в Олларии, так не будь светским и столичным.
        Ариго больше не спорил. Ойген торжественно расставлял бокалы, Савиньяк наблюдал.
        - Друзья, - провозгласил бергер. - Вино разлито. Не могу не заметить, что вам следовало сделать это в Альт-Вельдере накануне свадьбы.
        - Не думаю, - Проэмперадор взял бокал первым. - Хорошие вина не смешивают. Жених был слишком поглощен невестой, чтобы начинать не самую легкую дружбу.
        - Герман и сейчас поглощен, - пошутил барон. - Но дружба с тобой не самое страшное, что может случиться в Излом.
        - Да, Ойген, - в тон откликнулся Савиньяк, - самое страшное - это вино, тюрегвизе и пиво, которое выпили ночью, забыв о рассветных нуждах. Жермон, так вы не забудете написать фок Варзову о своем счастье?
        - Прямо сейчас?!
        - Лучше не тянуть. Я догадываюсь, почему фок Варзов, когда был в Аконе, уклонился от встречи с вами, но письмо он прочтет. Вам в свое время было достаточно скверно, причем множество достойных, не хуже барона Райнштайнера, людей не сомневались в вашей вине. Сейчас армия не сомневается, что летнюю кампанию погубил фок Варзов, и это усугубляется моими победами в Кадане и Гаунау. Мои послания покоя бывшему маршалу Запада не принесут.
        - Так вы… вы все-таки старика любите?!
        - Он представил меня к производству в полковники и сообщил о смерти отца. В чем дело?
        - Монсеньор, - возникший в дверях дежурный адъютант либо только что увидел привидение, либо получил по голове, - э-э-э… к вам прибыл…
        - Я! - Кто-то высокий, в морском мундире, ловко оттер офицерика и с негодованием воззрился на стол. - Вино киснет, мухи плачут, а вы обсуждаете что-то страшное и неприятное.
        - Ты явился спасать вино? - Лионель бросил гостю… Вальдесу пустой бокал. - Ну так спасай!
        - Сперва Лионелю и Жермону надо выпить и обняться, - вмешался Райнштайнер. - Нет приметы хуже, чем провозглашенный и невыпитый брудершафт. Герман!
        Ариго залпом, будто касеру, проглотил вино и обнялся с Проэмперадором, в черных глазах которого уютно устроилась смерть.
        - Отлично, - одобрил Ойген. - Будь вы оба агмами, вы бы смогли обменяться еще и гербами. Это устранило бы очевидное противоречие - ты, Герман, не похож на леопарда, а ты, Лионель, на оленя.
        - Нужно смотреть не на изображение, а на девиз, - сощурился Савиньяк. Он в самом деле казался готовым к прыжку. - «Предвещает погоню» именно то, что сейчас нужно. Жермон, дело сделано, мы на «ты».
        - Госп… Лионель, я напишу Вольфгангу, а ты… - Он пьян, хотя с бокала «Крови» в Торке не пьянеют. С одного бокала, но ведь было еще и письмо! - Ты подтвердишь мои распоряжения.
        - Нет, - отрезал Савиньяк. - Нас только в Аконе пятеро. Тот, кто уцелеет, позаботится о семьях погибших, если, конечно, кто-то погибнет. Лично я намерен выжить, ты, как я понял, тоже.
        Жермон не спорил. Завещание писать не хотелось до одури, да и зачем оно в самом деле? Лионель кругом прав, а он увидит Ирэну. Скоро, так скоро, как даже не мечталось!
        - Идем, - потребовал Райнштайнер, - я помогу тебе собраться. В таком состоянии ты не можешь не забыть что-нибудь нужное, например, голову.
        Глава 9
        Дриксен. Зумпфвизе Талиг. Акона
        400 год К. С. Ночь с 19-го на 20-й день Осенних Волн
        1
        Темнота подкралась со стороны болот, примерилась и прыгнула. Вроде едва начинало смеркаться, и вот уже только множество костров освещает лагерь. Огней больше обычного, им гореть всю ночь, отводя глаза китовникам - на один туман Бруно надеяться не желает и правильно делает. Жаль, не угадать, от какой мелочи будет зависеть успех предприятия и жизнь его участников, а мелочей много. Хотя бы фонари, что помогут вытянувшимся колонной отрядам не потерять друг друга в туманном месиве, а то ведь не заметишь, как к китовникам на огонек завернешь. Нет, может, они и рады будут…
        - Упряжь осмотрена, - доложил длиннолицый интендант. - Все, что вызывало сомнения - заменено, оси колес смазаны, скрипа можно не опасаться.
        - Спасибо, лейтенант, у вас на отдых шесть часов… Или пять, если что-то все же «вызовет сомнения».
        - Я отвечаю за свои слова, но проверю фуры еще раз.
        Даже не улыбнулся, зануда эдакий, впрочем, интенданты улыбаются редко и не к добру. Бюнц любил повторять, что хихикающих ворюг нужно сразу топить. Любопытно, почему вояк тошнит от тех, без кого не обойтись? Длиннолицый ничем Руппи не досадил, но когда громоздкие, затянутые парусиной рыдваны канули во тьму, Фельсенбург заметно повеселел, видимо, потому, что визит к обозникам был последним.
        Стоять над душой у новоявленных подчиненных и тем более оспаривать выбор генерал-интенданта капитан не собирался: все равно, пока не дошло до дела, судишь с чужих слов. Разумней было бы оставшиеся до выхода часы проспать, но сплюшцы, обсевшие Руппи по дороге к командующему, разбежались, и Фельсенбург устроился у одного из обманных костров на самом краю лагеря. Отсюда и предстояло двинуться мимо горников, обойти их и на рассвете поднять шум. Желательно, когда Бруно будет на цыпочках красться мимо эйнрехтцев, минуя самый опасный участок. Как готовят к ночному бегству армию, Фельсенбург не знал, но вряд ли рейтарам было до жженки, а Рейферу с Хеллештерном - до проводов и тем более до болтовни.
        Вечер тянулся и тянулся. Горел огонь, подходили за приказаниями офицеры и капралы, возился с седельными сумками папаша Симон, бессовестно ярко светил залапанный Леворуким месяц. Руппи совал в пламя сучья, любуясь расцветавшими на их концах жаркими цветками. Единственное, чего не хватает в море, - это костров…
        - Мы готовы, - объявил уже с час как поступивший в распоряжение нового начальства Макс. - Так готовы, что дальше только портить. Не прогонишь, господин командующий?
        - Нет, но в нос дать могу. За дурацкие вопросы.
        - Задать тебе умный? - Ценкер бросил рядом плащ, на каковой и уселся.
        - Попробуй. Как Краб?
        - Бочит… Не жалеешь? Могу вернуть.
        - Не жалею, у меня Морок.
        - Видели… - до странности равнодушно откликнулся Рихард. - Хорош, но мориски не для наших зим и наших дорог.
        - Смотря какие. - Рассказать про серого в яблоках, что прошел Кадану и пол-Гаунау, означало проболтаться о Савиньяке и Талиге, от которого Руппи обещал держаться подальше. Впрочем, кавалеристы тоже давали слово - передать Бруно письмо. - Я жду вопроса. Умного.
        - А ты правильно поймешь? - уточнил несостоявшийся законник.
        - Постараюсь.
        - Руппи, ты ведь все еще Руппи?
        - Когда не брат Ротгер. - Руки хотелось чем-то занять, и капитан сунул в костер очередную ветку. - Становиться Рокэ или Рамоном пока не собираюсь.
        - Ты и без всяких сборов стал приятелем Хеллештерна и правой рукой Бруно.
        - Так получилось. Прекратили бы вы эту… у музыкантов оно называется увертюрой.
        - Что-что?
        - То, что вы сейчас, кхм, исполняете. Вам что-то не нравится, причем обоим. Что?
        - Отступление. Не это… - Штаудиц махнул рукой в сторону лагеря. - Тут понять можно. Бруно не хочет поддаваться фок Ило, мы пока еще у Бруно…
        - «Пока»? - Руппи улыбнулся и по лицам приятелей понял, что улыбочка вышла какая-то не такая. - Меня вы спрашивали, не собираюсь ли я в Талиг, теперь моя очередь. Вы часом к фок Гетцу не наладились? Если да, уходите. Прямо сейчас, с Крабом и всеми потрохами!
        - Руппи!
        - Макс, он сбесился.
        - А может, сбесились те, кто убивал парней Рейфера? Кто заворачивал в Лебедя отрубленные головы?!
        Красный цветок на черной мертвой ветке грел и пах горечью, кошачий месяц стал еще ярче. Ничего, туман его съест, он все съест.
        - Руппи, ты же первый начал! - пустил в ход неизбежный довод Макс. - Отбил Кальдмеера, написал фельдмаршалу такое, что мы струсили передать… Почему ты сейчас с ним? До такой степени с ним, что стреляешь в генералов. Бруно не изменился.
        - Разве что хуже стал, - поддакнул Рихард. - Год назад он всего лишь не помог твоему адмиралу, зато сейчас сговорился с фрошерами. Ты не видел, сколько крови выпили Три Кургана, но мы победили! Только принцу Бруно важней эйнрехтские фокусы…
        - Ты же Фридриха и его прихвостней готов был убить. Это сделали другие, только и всего.
        - Главными прихвостнями Фридриха, - спокойно, все еще спокойно напомнил Фельсенбург, - были Марге.
        - Им это надоело. Руппи, фрошеры сейчас зализывают раны. Мы бы их добили, а теперь это сделает фок Ило, скажут же… Скажут, что победил он с Марге. Останься Бруно в Марагоне, эйнрехтцам пришлось бы присоединиться к нам и выполнять приказы.
        - Эйнрехтцы, - с расстановкой повторил Руппи. - Убийцы принцессы Гудрун теперь называются «эйнрехтцы». Если вы сейчас не уберетесь к фок Ило, если вы пойдете со мной и если вы вернетесь, спросите брата Ореста, как убивали Деву Дриксен. Это была гвардия, кое-кто наверняка сейчас здесь.
        - С принцессой вышло скверно, - признал Макс, - но… Она наверняка защищала Фридриха. Если она оскорбила гвардию… Нет, все равно скверно!
        - Гудрун многим отказала, - негромко начал Рихард. - Не все принимают отказы достойно. Какой-нибудь подлец…
        - …которого никто не остановил, - перебил Руппи, понимая, что еще пять минут и друзей у него не будет, и еще вопрос, будут ли у Бруно двое лейтенантов. Живых. - Можно ли оскорбить гвардию сильней? Гвардию Дриксен, глазеющую на убийство своей богини! И да, мне хотелось прикончить Фридриха, а младшего Марге я, жив буду, прикончу, только это потом. Сейчас мне мешают эйнрехтцы, сколько бы их ни было! Чтобы избыть эту гнусь, нужен мир с фрошерами? Отлично! Да что там мир, я от них и помощь приму, потому что фрошеры - люди, а те, кто вломился в Липовый парк - нет! Вы что, тоже с гор спустились? Не знаете, что у Рейфера вышло, когда с китовниками начали разговаривать? Так узнайте…
        - Брат Ротгер, - потребовали из темноты, - успокойтесь. Господа лейтенанты не готовы принять вашу логику, потому что не имеют нужного опыта. Они смотрят из леса, а вы - с вершины. Как зовут ваших товарищей?
        - Рихард и Максимилиан.
        - Рихарду и Максимилиану придется понять одну вещь, настолько же важную, насколько и простую. - Отец Луциан преспокойно уселся между Руппи и Рихардом, а брат Орест устроился рядом с Ценкером. - Зрелище бессильной ярости омерзительно. Так сказал Стефан Уэртский, когда жгли его книги и должны были сжечь его самого.
        - Поэтому вы всегда так спокойны? - не смог сдержаться Руппи.
        - Не всегда, - клирик чуть улыбнулся, - и говорю я не о себе и тем более не о спокойствии. Жжет книги лишь бессильная ярость, и она таковой останется. Даже убивая, унижая, ставя на колени, заставляя отрекаться от созданного, сказанного, сделанного. Рихард, тебе хочется возразить? Возражай.
        - Я не готов говорить об Эйнрехте. Мы в самом деле многого не знаем, но что бы там ни творилось, это не бессилие. Иначе бы фельдмаршал не бежал.
        - Вы все-таки попробуйте влезть на дерево, - посоветовал «лев». - И осмотреться. Отречение астронома не заставит звезды свернуть с их пути. Унижение человека не зачеркнет уже сделанного и ничем не одарит якобы победителей. Дурак останется дураком, урод - уродом, старуха - старухой. Соперника можно растерзать, унизить, опорочить, даже выставить побежденным, но в глубине души ничтожество все равно будет знать свое место и ненавидеть. Собственно, это сейчас в Эйнрехте и происходит, но вы в своем лесу запаха пока не чувствуете. Вам совсем не жаль Фридриха, и вы не видели столичных расправ, зато потеряли у Трех Курганов своего капитана, и не только его. Теперь же вам кажется, что Бруно упускает победу.
        - Да, - сдержанно подтвердил Рихард, - так и есть.
        - В лесу, - клирик взял у Руппи пылающую ветку. - Но если из него выйти, можно почувствовать ветер и ощутить запах гари, крови, нечистот.
        Радоваться падению скверного, в самом деле скверного правителя, естественно, ждать от тех, кто его сверг, добра - тем паче. Только вспомните, что сумерки сменяются не только днем, но и ночью. Главное понять, когда правитель становится неважен, потому что начинается бой с запредельной мерзостью, которую нужно остановить, иначе от вашей жизни не останется ничего. Ни дома, ни семьи, ни надежды, одно лишь непонимание, как такое могло случиться и почему именно с вами…
        2
        Ночь звездного окна Мэллит ждала не меньше, чем в Агарисе - ночей Луны, но дни были долгими, и девушка заполнила их познанием зайцев. Непривычные, они скрывали свою суть, и Мэллит перепробовала четыре раза по семь трав, перестоявшее на свету вино, молоко, луковый сок и кислые яблоки. Старшая над кухней советовала разрубить тушки и сложить в один котел, но Мэллит остановила ленивую и не позволила мешать зиму с летом, а ветер с камнем.
        - Лучше четыре дороги, чем одна, - объясняла гоганни, - и лучше четыре малых неудачи, чем одна большая.
        - Да у вас, барышня, неудач не водится, ручки-то золотые… Вот уж свезет кому-то!
        Мэллит рассмеялась и позволила огню довершить начатое. Лучшим оказался заяц, дважды вымоченный в воде со специями и единожды - в молоке, а затем дожаренный в толченых пшеничных сухарях с сыром, худшим - тушенный с морковью и луком. Он был сытен и прост, гоганни хотела отдать свою неудачу солдатам, но Селина рассудила иначе:
        - Накормим Давенпорта, когда он явится. Надо же его чем-то кормить, а жаркое вкусное, просто другие лучше. Капитан Давенпорт такой же.
        - Как ты познала вкус живого? - растерялась гоганни, прежде чем поняла, что подруга говорит про другое.
        - Кавалера не обязательно есть, чтобы понять, что он невкусный. - Сэль рассеянно огляделась. - Можно сказать иначе, только так ты сразу поймешь. Давенпорт сытный, но от него бывает несваренье. Я пыталась ему это объяснить, он не понял и поэтому будет есть подобного себе зайца.
        Гоганни не стала возражать, однако капитан Давенпорт, хоть и пришел, от ужина отказался, пожелав лишь беседы. Прежде разговоры с ним были тяжелы и непонятны, но теперь Мэллит была рада слушать о битве на берегу реки и походе в страну именуемого Хайнрихом короля.
        - Прошлый раз вы говорили об ущелье, - напомнила девушка, когда нареченный Чарльзом сел возле стола, на котором стояла вазочка с орехами и тарелка с яблоками. - Проэмперадор Савиньяк обогнал горную дрожь и повел армию прочь.
        - Я понимаю, что наскучил вам военными разговорами.
        - Мне интересно.
        - Вы очень вежливы, Мелхен. Мне было трудно слушать рассказы вашей матушки, а теперь я сам стал вам докучать.
        - Ваши рассказы приносят радость, ведь вы говорите об удачах и победах. Расскажите о встрече Проэмперадора с королем Гаунау.
        - Они сразу поладили. Савиньяк с юга, он может себе позволить такую роскошь, а Хайнриху надоело кидаться на перевалы, особенно когда он завидел хорошую дичь.
        - Барон Райнштайнер рожден на севере. Он согласен с маршалом Савиньяком и верит слову гаунау, но я хочу слышать о том, как начинался мир.
        - Мелхен, я не могу злоупотреблять вашим терпением и не хочу уподобляться вашей матушке с ее пирожками!
        Нареченный Чарльзом не понимал многого, и это было грустно.
        - В Гюнне, пока его не отдали «гусям», - попыталась объяснять гоганни, - пекли лучшие из пирожков с черникой, но вы не поняли рассказанного, не заметили тень тепла и не расслышали эха счастья. Капитан Уилер говорил, маршал Савиньяк перед встречей с «медведем» отпустил всех, кроме двоих, и одним был капитан Давенпорт.
        - Это так, сударыня, но я, в отличие от Уилера, давно не при Савиньяке.
        - Уилер сейчас в поиске, - поправила Мэллит, - а вы здесь, как и бывший вашим маршалом.
        - Мы скоро уйдем, сударыня, - нареченный Чарльзом поднялся, он был готов сказать ненужное и выслушать неизбежное. - Именно поэтому я осмелился вас потревожить.
        - Кто вас поведет? - торопливо спросила гоганни, - и рады ли вы ему?
        - Видимо, командовать будет генерал Ариго, это лучший генерал Западной армии. Простите, я не могу сказать всего…
        - Вам надо разбить генерала Заля. - Капитан Давенпорт исполнен добродетелей, пусть он вернется из поиска живым и получит награду. И пусть забудет этот дом и недостойную! - Герард нам рассказал о преисполнившемся наглости трусе и смелых теньентах, привезших весть об измене, но просил не говорить соседям и слугам.
        - Мэлхен, раз вы знаете, мне остается вновь… Не знаю, что ваша подруга вам обо мне говорила…
        - Ничего дурного. Селина считает вас очень достойным кавалером и желает вам счастья.
        - С какой-нибудь дурой, которая ловит женихов, а мне нужны вы! Если вы не хотите, не можете мне ответить сейчас, если не готовы принять браслет, возьмите хоть что-нибудь! Что вы хотите? Чему будете рады?
        Ничтожная была бы рада остаться одна, но разве скажешь об этом уходящему сражаться?
        - У меня есть облитые золотом иммортели, - Мэллит тоже поднялась и тронула остановивший вечность цветок, - и стерегущая их колючая ветвь. Я буду рада победе над генералом Залем и возвращению всех ушедших.
        - А моему? - капитан Давенпорт оказался совсем рядом, глаза его блестели, а ноздри раздувались. Мэллит сделала шаг назад, сожалея, что не может взять кота. - Ответьте! Вы будете рады моему возвращению?
        - Мы все будем рады, - Селина открыла дверь, и на руках ее щурился именуемый Маршалом. - Сейчас придут госпожа полковница с сыном и принесут варенье из черники. Нужно накрывать на стол. Господин Давенпорт, вы любите варенье из черники или вам вытащить вишневое?
        - Мне нужно идти, - голос нареченного Чарльзом вызывал жалость, но вновь остаться наедине со страстным девушка опасалась.
        - Капитан Давенпорт скоро уходит с генералом Ариго бить генерала Заля, - объяснила она. - Он не может остаться с нами.
        - Кадельцев надо перебить подальше от Аконы, - Селина, размышляя, свела брови, - ведь они бесноватые. Хорошо, что Монсеньор этому Залю никогда не верил, потому и «фульгатов» разослал.
        - Генерал Ариго победит трусливого, - улыбнулась Мэллит, - а я спущусь помочь Бренде.
        - К Змею! - названный Чарльзом бросился на колени. - Селина, вы тут, очень хорошо! Вам несут варенье, еще лучше! Мне скрывать нечего!.. Мэлхен, я люблю вас и прошу вашей руки. Если вы не готовы, я буду ждать. Если вы полюбите другого, я буду с ним драться, будь это хоть сам Леворукий. Если меня не убьют, я вернусь… Я вернусь, даже если меня убьют.
        - Не нужно, чтобы вас убивали, - Селина передала Мэллит кота, чье тело было напряжено. - Но, если вы в самом деле станете выходцем, к нам вы не войдете. У вас не будет тени, а я это всегда замечаю, и потом вы - очень порядочный человек. Вы даже короля не предали, неужели вы захотите увести Мелхен? Идемте, я вас провожу.
        - Мне уйти? - стоящий на коленях смотрел на Мэллит и ждал. Произнести «да» было трудно, но гоганни взглянула на иммортели и кивнула. Огорченный вскочил и выбежал прочь, его шаги были тревожны, как стук больного сердца.
        - Я спущусь на кухню, - Мэллит опустила черно-белого на пол, - но можно ли кормить несущих варенье мясом?
        Подруга вздохнула и поправила вставший криво стул.
        - Я наврала, - призналась она. - Варенье нам принесут послезавтра, а лучшее жаркое я спрятала. Если тебе ночью захочется поесть, все в буфете.
        - Почему? - Мэллит старалась быть такой, как всегда. - Почему я захочу?
        - Потому что ты ничего не ела. Плохо, что Уилер уехал, теперь придется говорить с Райнштайнером, хотя лучше бы с его величеством Хайнрихом. Он все понимает и любит Монсеньора.
        - Я пойду спать, - Мэллит взяла щипцы и сняла нагар со свеч. - Еще рано, но я устала и пойду спать. Ты пойдешь к барону утром?
        - Нет, прямо сейчас, а то Монсеньор вот-вот отправится бить Заля и нужно, чтобы он взял хотя бы Герарда. Я была бы лучше, но тут уж ничего не поделать, на войну меня даже Уилер не пустил бы.
        - Разве подобный Флоху уходит?! Сытный Давенпорт говорит, их поведет Ариго.
        - Он не сумеет, Заль бесноватый, с ним нужно по-особенному. Тут никто не годится, только Монсеньор. Ты же хотела спать?
        - Я хочу. Я иду.
        3
        Наступало назначенное время и, словно поняв, что пора, с болот поползли первые, пока еще редкие и тонкие языки тумана. Еще полчаса, и лагерь накроет, как лошадь - попоной, а пока над головой светит почти ставший луной месяц, впереди на холмах перемигиваются огни вражеских лагерей, и скоро, совсем скоро, выступать.
        Дав всем благословение, ушел куда-то в ночь отец Луциан, прихватив лишнего в сегодняшнем приключении палача. Руппи посмотрел «льву» вслед и на этом с чувствами покончил. Путь известен и заучен наизусть: огибая лагерь горников с востока, пройти между ним и трясиной, и вдоль этой же трясины отправиться дальше, до прозрачных по случаю зимы рощ. Загадывать о последующем глупо, а звезды уже мутнеют и расплываются, вот-вот вовсе пропадут.
        - Вам пора, - Фельсенбург протянул руку, и Рихард с Максом ответили тем же. - Капитан Фюш - редкий зануда, лучше не опаздывать.
        - Мы ведь еще договорим? - уточнил Рихард, - не с епископом, с тобой?
        - Куда мы денемся!
        Двое по-прежнему друзей свернули к болоту и тут же провалились в белесую мглу по колено. На всякий случай Руппи вытащил часы, теперь у капитана их было аж две штуки. Для надежности. Проверил, подзавел пружины и пообещал сам себе каждый час убеждаться, что идут как надо.
        «Как надо» пошло все: первые полчаса Руппи еще был озабочен движением своего разномастного отряда - не сбились ли с пути, не перемешались ли, не шумят ли сильней, чем можно… Обошлось без пакостей, даже самых мелких, но Фельсенбург все же решил для очистки совести проехаться вдоль колонны.
        Возглавляли обманный арьергард «забияки» с то ли оставшимся, то ли оставленным при отряде братом Орестом, за ними тянулись пехота и обоз. Рейтары двумя вереницами трусили по бокам - лошади едва не тыкались носом в хвост передних товарок. Подмигивали потайные фонари, помогая пехоте и возницам, тихонько поскрипывали на совесть смазанные оси повозок, и наползал, наползал долгожданный туман. Звезды пропали, костры чужого лагеря - тем более, но лишившийся пятен месяц на прощание подтвердил - все правильно, идете, куда нужно.
        Вернувшись к каданцам, Руппи понял, что спокоен. Китовники приближались, ориентироваться по небу уже не выходило, впереди, сзади, вокруг была сплошная муть во всех смыслах этого слова, а капитан Фельсенбург чувствовал себя будто на прогулке, причем в хорошей компании. Думать, что на него накатило, он не собирался, а вот поболтать тянуло. Руппи поравнялся с адрианианцем и заметил:
        - Странно получается. Вы - тут, а папаша Симон, то есть мой слуга - с его преосвященством.
        - Сейчас это разумно, но лучше всего будет, если никто из нас не потребуется ни там, ни здесь. Вы уже знаете, чем прельстились участники нашего предприятия?
        - Бруно проявил несвойственную ему щедрость.
        - И это тоже. Двойные-тройные и более премии, чины и награды, бесспорно, привлекательны, но было и кое-что еще. Несмотря на все посулы, пехотные офицеры пребывали в очевидных сомнениях. Добровольцы появились, когда фельдмаршал объявил, что «отряд поведет капитан Фельсенбург». Можете гордиться, ваше имя не окрылило только обозников.
        - Взаимно, - засмеялся Руппи, но на душе стало тепло. - Я как раз думал, почему вояки не переносят интендантов, поесть-то мы любим…
        - Честные интенданты, как правило, очень неприятные люди, - поделился наблюдениями монах. - Воры зачастую весьма любезны, но обкрадывающий тех, кто каждый день может умереть, противен не только Создателю, но и Леворукому, который как-никак воин. С другой стороны, у многих существует потребность в неприятеле, причем отнюдь не дальнем и безликом. Начальство бесит далеко не всегда, а товарищи, с которыми завтра идти в бой, для вражды не годятся. В отличие от «тыловых крыс».
        - Вот уж чего у меня нет, так это потребности в неприятеле!
        - Ну, извините, - пожал плечами «лев», - других объяснений у меня для вас не имеется. Похоже, я слишком военный, чтобы обсуждать армейские чувства с полностью богословских позиций, и слишком монах, чтобы взглянуть глазами мушкетера или рейтара.
        Руппи не выдержал, прыснул.
        - А сейчас-то вы кто?
        - Видимо, ваш духовник, а дальше как придется. Его преосвященство поручил мне сопровождать вас. Будете злиться?
        - Нет… Почему-то нет. Погодите-ка!
        Разглядеть в перемешанной с сажей манной каше хоть что-то не смог бы и филин, чего удивляться, что «забияки» сбились с курса? Пока несильно, но с каждым шагом ошибка будет расти… Покинув клирика, Руппи рванул вперед, едва не сбив кобылу Штурриша. Каданец засмеялся и приподнял шляпу, но Фельсенбургу было не до расшаркиваний.
        - Вправо! - без малейших сомнений велел он. - Заворачивай вправо!..
        Завернули.
        4
        Замысел становился все четче, удача липла к совпадению, а совпадение к удаче, предвещая погоню, победу и хорошо бы - возвращение. Своевременное. Ли усмехнулся и придержал коня. Хорошо, когда все решено, мило, когда тебя ждут по обе стороны забора, не вымогая при этом ни клятв, ни корон.
        Встать в седле, ухватиться за верх ограды, прыгнуть на стену, а затем - в сад. Савиньяк не оглядывался и не чувствовал спиной никаких взглядов, он и без этого почти видел, как сменивший Уилера Мишель сдерживает раздосадованного Грато, а рядом вслушивается в темноту пятерка «фульгатов». Они будут так стоять, пока не услышат шорох, а потом тихий стук. Только тогда кто-то поправит шляпу, а кто-то погладит лошадь, но всадники не двинутся с места, пока не убедятся: гость остается.
        Хрустнул ледок, что-то впереди шевельнулось. Женская фигурка в плаще! Ли не сомневался, что гоганни сейчас стоит у чуть прикрытого окна, и он не ошибся.
        - Доброй ночи, Селина.
        - Доброй ночи, Монсеньор. Хорошо, что это вы!
        - Вы ждали худшего?
        - Может прийти капитан Давенпорт.
        - Вы мерзнете, чтобы встретить Давенпорта?
        - Я тепло одета, - утешила девица Арамона, - ведь я искала кота. Кота могу показать, он объелся и спит в корзинке за можжевельником. Будет неловко, если господин Давенпорт столкнется с вами.
        - Да, это излишне. Итак, вы все знаете?
        - Мне не говорили, но я поняла. Мелхен ходила к вам рассказать про выходцев, а теперь трогает иммортели и улыбается. Раньше она так никогда не делала, и что хочет спать, тоже не говорила.
        - Поэтому вы обкормили кота и пошли ждать Давенпорта?
        - Он может вернуться, но так, чтобы увидеть только Мелхен. Этот господин сегодня объяснялся третий раз и не хотел понимать, что ему нужно жениться на другой девушке.
        - Берите кота и идемте в дом. Этой ночью Давенпорт занят по службе и не придет.
        - Я очень рада, - призналась девица и вздохнула. - По-моему, я его опять обидела, но мне хотелось, чтобы господин Давенпорт все-таки понял.
        - Это невозможно, Селина, он слишком занят собственными чувствами, чтобы понять женщину. Даже испытывая на ее счет самые серьезные намерения.
        - Примерно это я ему и сказала… Так странно: думать о Мелхен, о Талиге, о вас и все равно о себе. Когда у Герарда болел зуб, он пытался читать Пфейхтайера, а потом что-то про Сагранну, но все равно думал про зуб. Монсеньор, вы не получали писем от его величества Хайнриха? Может быть, пора вернуть кольцо?
        - Окделла пока не поймали.
        - Жаль… Надеюсь, его величество здоров. Я заберу Маршала, а вы идите. Мелхен приготовила четырех зайцев, самый лучший - в буфете, я его спрятала от Герарда. Вы дорогу найдете?
        - Найду, но я просил Мелхен не закрывать окно, значит, оно должно понадобиться.
        - Хорошо, Монсеньор. Спасибо вам.
        За что именно его благодарят, Ли решил не уточнять, хотя разговор был прелестным, а становиться самому себе больным зубом и впрямь нелепо. Но ведь становятся и ноют, ноют, ноют…
        Девица Арамона сделала книксен и полезла в кусты за кошачьей корзинкой, вряд ли думая о своей красоте и о том, что красотка красотке должна быть змеей. Ли тронул рукой серебристый от зимы и луны ствол и понял, что улыбается. И что вернется, какую бы ерунду ни вбил себе в голову братец! Старое дерево послушно подставило один сук, затем - второй… Сеть ветвей, в которых запутался толстый серебристый месяц, становилась реже, а в окошке, как и положено в балладе, мерцала свеча.
        Ночь накануне разлуки должна помниться долго и хорошо, и Ли решил сделать ее именно такой. Это будет нетрудно - Мэллица, Савиньяку с детства нравились алатские имена, отдает больше, чем берет, хотя и взяла правнучка Кабиохова прошлый раз немало. Уходя, Ли чувствовал себя будто после хорошей скачки или фехтовальных штудий. И с тем же ощущением полета.
        Перепрыгнуть с дерева на подоконник проще, чем наоборот, но Мелхен спасала Селину и прыгнула. То, что подруга вернула долг, гоганни не знает, но девицы, эти девицы не считаются, а дарят. Фридам такого не понять, как и давенпортам.
        - Вы замерзнете, баронесса!
        - Нет…
        - И все же давайте закроем окно.
        Золотистый свет, золотистые глаза, золотистые иммортели. Заставить женщину трогать цветы и улыбаться… Это повод для гордости, но почему она почти плачет?
        - Что с вами, сударыня? Вы устали?
        - Ты будешь драться, - тихо сказала Мэллит. - Я знаю, я слышала. Нареченный Герардом назвал новую войну нужной и пустой.
        - Именно так? - Улыбнуться? Флох наверняка улыбался. - Или нареченная Мэллит отдала брату подруги свои слова?
        - Я забыла слова, но запомнила мысль. Кот всегда убьет крысу, но не всегда найдет ее, ведь ваши подвалы велики и обильны, а порядка в них нет. Я убирала три дня, а подруга и старшая над кухнями смеялись и говорили, что там, где порядок, нужного не найти. И что лучше не знать, сколько мешочков перца в доме, чем в миг нужды не отыскать ни единого…
        - Немного не так. - Какие у нее все-таки прелестные губы! - Эта примета - отзвук старой сказки, они у нас тоже есть. В Талиге любят рассказывать о созданиях, продающих свою помощь за то, чем человек владеет, не зная. На севере это красиво и страшно: если спасают, то от смерти, а вот южная нечисть измельчала и ворует всякую мелочь. В надежде, что кто-то посулит за находку ребенка или хотя бы полжизни, только в Эпинэ давно не клянутся вслух. Вы сейчас заплачете. Не надо.
        - Не надо, - покорно повторила гоганни. - Первородный уходит и знает, куда ведет его дорога. Осень была исполнена золота и огня, но зима хочет стали.
        - Зима ждет, и сталь тоже. - Ждут и зайцы, первый - в буфете, второй, еще не освежеванный - в Западной Придде. - Если вы где-нибудь когда-нибудь найдете сердце, отдайте шестую часть мне.
        - Шестую часть?
        - Днями и в две трети ночей сердце мне не понадобится.
        5
        Языком капитан Штурриш орудовал не хуже, чем саблей и пистолетом, скромностью не страдал и дураком не был, так что Руппи узнал о прошедшей кампании немало занятного. У Трех Курганов Штурриш вел в атаку на фрошерские позиции передовой эскадрон, почти полностью там и полегший. Уцелел, после чего был очень неплохо вознагражден, и теперь вновь готов ставить жизнь на кон. Смертельно опасное предприятие, за которое так заплатят - да что может быть лучше?!
        - Отличное выйдет дельце, - чуть ли не облизывался каданец, - можете на нас положиться. И дозоры перережем без звука, и зашумим, когда надо. Ну а потом пусть ловят, хе-хе, это и фрошерским кошкам трудновато, а уж этим-то… Додумались, рыбу намалевали и хотят, чтоб к этой рыбе все задаром кинулись. Как же, разбежались! Эх, жаль, не видел я, как вы тому болвану голову снесли, такие слухи ходят! Прекрасное, по всему, было зрелище.
        - Обычное, - буркнул подуставший от комплиментов Руппи. - Кэналлийский Ворон, тот одного мерзавца надвое разрубил.
        - Как? - подался вперед Штурриш. - И чем?
        - Наискось. Саблей, кажется… Не то морисской, не то алатской, но про «перевязь Люра» по всему Талигу говорят.
        - «Перевязь»? - хохотнул «забияка». - Красота! У Ворона бы послужить, вот с кем не соскучишься, хотя наш старикан по осени тоже разгулялся. Три Кургана Тремя Курганами, но ведь до этого и с переправой фрошеров надул, и Доннервальд снял, как яблочко - с веточки да в корзиночку.
        - Вы там были? - заинтересовался усиленно выискивавший, за что бы уважать Бруно, Фельсенбург.
        - А как же! - физиономия каданца стала мечтательной. - С «быкодерами» первыми к крепости и выскочили. Доннервальдские барашки нас так быстро не ждали. Кое-кого застигли прямо в поле, не успели лапушки за стены дунуть, сразу с пастбища и на вертел. Мы, правда, потом с седел не слезали, очень уж ответных сюрпризов не хотелось. Ничего, обошлось - помощь к барашкам не прошла, покрутился пес вокруг, да и назад убрался, в конуру. Доннервальдцы еще чуток помемекали, но как артиллерия им укрепления разнесла, так и сдались. Эх… - оживленный тон вдруг сменился вздохом. - Как начали, а толку-то!..
        - Нет толку? - поддел Руппи, - А Три Кургана? Вы же только что были довольны.
        - Я и сейчас доволен, - блеснул логикой Штурриш, - но мы-то губу раскатали раз на пять, не меньше! Нам только за Марагону, ну, как возьмет ее старикан, такие выплаты обещали, а тут сперва Ахтентаннен - вот как проклял его кто - к Трем Курганам припоздал… Говорят, фельдмаршал его, как объявился, чуть живьем не сож… не скушали. Ну и это безобразие в конце: мало, что фрошеры уползли, так ведь половина осадного парка - в дрова… Простите, это мои.
        Руппи тоже заметил две проступившие во мгле тени, но, разумеется, никого не узнал, а ближайший «забияка» уже склонялся к первому из призраков. Короткий тихий разговор, взмах руки - «стой»! Ну вот, хоть что-то начинает происходить. Фельсенбург погасил неуместную улыбку и обернулся к напрягшемуся каданцу.
        - Раз ваши, вам и слушать.
        - Так точно.
        Пришпоренная кобыла прыгает вперед, отнюдь не галантно хрюкает раздосадованный Морок, сзади звякают сбруей кони рейтар. Ничего, ждать недолго, Штурриш уже возвращается, и физиономия у него довольней некуда.
        - Господин фок Фельсенбург, - вот ведь мелочь самолюбивая, банальному «капитану» докладывать не хочет, - ребята нашли дозор. Прямо на пути! Обложили и ждут команды.
        - Сколько их там?
        - Десяток, - чуть не пляшет наемник. - Половина дрыхнет по кустам, остальные у костра. Костер их и выдал, голубчиков. Режем?
        - Давайте. - По трое «забияк» на одного - должны управиться быстро. - Только тихо, как вы тут недавно обещались. Шуметь будем позже.
        - А то мы не понимаем! - Штурриш опять приподнял шляпу, похоже, это было привычкой. - Счастливо оставаться.
        Быстрые силуэты словно бы растворяются в ночном киселе, очень хочется за ними. Нельзя, и еще больше нельзя дергаться - смотрят. Торчат за спиной и таращатся. На Олафа тоже таращились, а Ледяной стоял, заложив руки за спину, успокаивая одним своим видом. Вот оно, первое правило хоть капитана, хоть адмирала - стой или сиди в седле, как монумент. До подчиненных не должно дойти, что от тебя сейчас ни кошки не зависит и ты можешь только ждать. С умным видом. Для принятия оного Руппи принялся считать, благо в минуте есть, было и будет шестьдесят секунд, а часы лучше не вытаскивать, темно и не так истолкуют.
        Один, два, три… Слишком быстро. Четыре. Пять. Шесть… Двадцать семь. Двадцать восемь… тридцать шесть… и пятьдесят… и триста. Сейчас Штурриш со спешенной шайкой добрался до своих передовых… окружили… а если там ждут? А если там волки? Ну что себя пугать-то… «Забиякам» не впервой, а китовники у костра всяко не «быкодеры» и не фрошерские «кошки».
        Впереди тихо, за спиной вздыхают лошади и невнятно бормочут рейтары, а стоящих чуть дальше мушкетеров уже не слыхать - туман глушит близкие звуки, это Руппи помнил еще по Полночному морю. Шорохи и даже крик туман слизнет, а вот выстрелы, пожалуй, в лагере услышат.
        И третьи триста… И еще раз сначала… Один. Два…
        Ожидание закончилось внезапно - впереди и чуть сбоку замелькали вспышки потайного фонаря, в ответ кто-то махнул своим. Вернулись! Переводим дух - первый барьер взят чисто. Правда, барьерчик простенький, но ведь и на таком можно споткнуться.
        - Вы слегка задержались, капитан.
        - Малость сбился на обратном пути, виноват. - Ага, виноват он, а почему рожа такая довольная? - Но ведь не так и далеко проскочил. Все сделано! Без стрельбы, вы ведь здесь ничего не услышали? Так? А до их лагеря вчетверо дальше, и туман сгущается, скоро жевать можно будет.
        - Пусть сгущается. Возьмем друг друга за хвосты - не потеряемся… Передайте там, идем!
        Глава 10
        Дриксен. Зумпфвизе
        400 год К. С. Ночь с 19-го на 20-й день Осенних Волн
        1
        Полузатоптанный костер и тела китовников остались далеко позади, и Руппи очень хотелось знать, когда их найдут. Пойдет же кто-нибудь проверять! Дежурное начальство не может оставить подчиненных без присмотра на целую ночь. Столичные - из-за фанаберий, а горники слишком хорошо знают, как из тумана, дождя, метели возникают враги.
        - За час-полтора кто-то непорядок с караулом да обнаружит, - убеждал Фельсенбург не сколько брата Ореста, сколько себя. - Пока осмотрятся, пока вернутся в лагерь и доложат, пока кто-то что-то решит, мы уберемся, а там и рощи.
        - С туманом вы угадали, - поддержал монах, - почему бы не угадать и со всем остальным? Когда развиднеется, можете сказать?
        - Рассветет раньше, - Руппи для порядка завертел головой, - мы сейчас должны быть как раз между лагерем Гетца и трясинами.
        - Мне тоже так кажется.
        Ни молитв тебе, ни поучений, одно слово, адрианианец! Правила, по которым живут «львы», нравились Фельсенбургу все сильнее, но сейчас капитан предпочел бы спутника поболтливей. Того же Штурриша. Пусть каданца порой и хотелось огреть чем-нибудь тяжелым, зато своей трепотней он разгонял кишащие в тумане страхи.
        Единственное, чего Руппи совершенно не боялся, так это сбиться с пути, зато шеренги чужих стрелков и эскадроны кирасир рисовались до омерзения живо. А еще китовники наверняка выставили дозоры, на которые как наткнешься!.. Или того хуже, пройдешь рядом, не заметив, а они вот прямо сейчас шлют гонца в лагерь. Руппи привставал в стременах, прислушиваясь к невнятным звукам, бродящим в начавшей понемногу сереть тьме. Звуки, как и положено, причудливо искажались, минуты бежали одна за другой, десяток за десятком, а неприятностей не случалось. Не считать же за таковые вылетевшую прямо в лицо болотную совищу или отбившуюся от своих лошадь. Дура, спасибо морозцу, топала по ставшей гулкой земле, как хороший разъезд; отправленные на перехват оного рейтары вернулись с чубарым трофеем и теперь угрюмо сопели за спиной. Ветеранам многих войн кромешное везенье не нравилось, как не нравилось и вынужденное молчание. Ни тебе ругнуться, ни пошутить, песенку какую под нос помурлыкать и то - глянешь на этого закатного Фельсенбурга, сразу охоту отбивает.
        Напрягая глаза, закатный Руппи всмотрелся в причудливо разрисованный циферблат. Нет, слишком темно.
        - Брат Орест, не посветите?
        Ого, почти восемь! Проверяем, на вторых часах - то же самое.
        - Скоро развиднеется. - Если вчера умные люди не ошиблись в прикидках по карте, через час пехота с пушками и вереница фур достигнут рощицы на холмах, на виду останутся лишь «отставшие» от пехоты рейтары. Смотрите внимательно, господа вариты: Южная армия уходит в Фельсенбург.
        Будем надеяться, господа уверуют, ну а дальше - доблестно удирать, путая следы, огрызаясь и якобы прикрывая отход Бруно. Повезет - уйдут все, а не только обладатели самых резвых и выносливых лошадей. Должно повезти!
        Туман не желает расставаться с отрядом, черно-дымчатая мгла бодро седеет, умудряясь при этом еще больше загустеть. Вот уж угодили, из молока да в сливки! Часы, дряни такие, прожигают карман, так и норовя подпрыгнуть к глазам, опять приходится считать. Сто… Пятьсот… Девятьсот - посмотреть… Стрелкам до четверти девятого почти пять минут; что ж, просчитаем до тысячи двухсот, и еще разок сначала. Утро берет свое, на три-четыре шага видно сносно, зато фонари больше не помощники, самое время теряться.
        - Сомкнуться! Передать назад, сомкнуться. Кто порвет общий строй, может сразу в болото. Топиться.
        Хмыкают, передавая приказ, рейтары. Отдельные отряды - полусотни, десятки - сбиваются в нечто единое, чуть не наступая друг другу на пятки. Рысящие по бокам конники прижимаются к пехоте, упряжные лошади только что не бодают передние повозки. Толстая неповоротливая нить тянется сквозь утреннюю мешковину за иглой, а в иглах сегодня капитан Фельсенбург. Куда хочешь, туда и веди, очень удобно, благо в себя Руппи верил - в нужное время отряд выйдет в нужное место. Начинать беспокоиться следовало по другому поводу: еще немного, и туман из помощника превратится в помеху.
        - Брат Ротгер, - неотлучный адрианианец заворочался в седле и легонько выслал своего мышастого вперед. Руппи приглашение, само собой, принял. - Если так пойдет и дальше, мы доберемся до самой реки, и нас не заметят.
        - До реки не до реки, там еще час пути обычным ходом, но в рощи отряд убраться успеет. - Трупы караульных китовники найдут, вот сумеют ли пройти по следам «забияк» или спишут все на налет из лагеря? - Как думаете, что сейчас у Бруно, прошли уже или нет? По времени должны бы.
        - Не мне вам об этом говорить, - брат Орест был не менее спокоен, чем в Эйнрехте, - но далекие звуки в тумане слышны хорошо. Случись что, мы бы услышали тревожные горны и пальбу. Если запад долины укутан столь же плотно, у фельдмаршала нежданно появляется лишнее время, в его положении подарок очень ценный.
        - Пожалуй.
        Справа проступает одинокое дерево, и сразу же еще пара. Словно командир рощи выставил охранение. Цепляющаяся за ветки пелена из серой стала белесой, да и поредела, хоть и несильно. Можно видеть трех-четырех ближайших рейтар и первую обозную упряжку за ними, но хвост колонны теряется в уже не нужной завесе. Так прибавить ходу или нет? С аптекарской точностью все за и против не взвесишь, а монах это только монах, палаш он уже одолжил, коня, если что, подержит, но советовать не станет. А, пусть все идет, как идет! Если так и не увидят, будет время убраться подальше…
        - Останавливаемся, - решил Руппи, натягивая поводья. - Обоз пускаем вперед, рейтар - в арьергард, одним отрядом. Если нас и догонят, то конница. Сержант!
        - Здесь, господин капитан! - Вот ведь исполнительность! На вытянутую руку подъехал и все равно шепчет.
        - Штурриша сюда. И передать мушкетерам: приготовиться. Не зевать, в этой хмари хорошо если на один залп времени достанет.
        Морок раздраженно мотает головой, который час тащимся, как клячи водовозные - надоело! И вот ведь умница, злится, но терпит.
        - Всякое ожидание когда-нибудь да заканчивается, - утешает, видимо, коня адрианианец. - Не всегда, правда, это бывает к добру, но действовать всегда приятней, чем ждать.
        Это да. Хуже эйнрехтской крыши была только эйнрехтская же ниша с так и не опознанным святым.
        - Брат Орест, вы родились в Дриксене?
        - Вряд ли.
        Приглушенный топот, из-за фур вылетает всадник, с шиком осаживает некрупную складную лошадь. Морок узнает даму и подается навстречу. Кавалер гривастый!
        - Господин граф, - весело рапортует Штурриш. - Явился по вашему приказанию.
        - Вы, помнится, хотели приключений и обещали не теряться? Выводите своих героев на правый фланг, и чтоб вы первыми обнаружили китовников, а не они - вас.
        2
        Кто-то кого-то нашел очень быстро. За правым плечом Руппи ударили выстрелы, и сжатая пружина распрямилась.
        - Стой! - команда вылетела, будто сама по себе. - Мушкетерам - приготовиться!
        Со змеиным шипением покинул ножны истосковавшийся палаш. Затанцевал, готовясь сорваться в галоп, в атаку, воспрянувший Морок! Рано, дружок, пока рано… Брат Орест слушает ветер не хуже борзой, вертят головами рейтары. Ага, в арьергарде взвыл рожок, сигнал - «здесь враги!» Правильно, враги и есть.
        Тишину раскрошила частая пальба и тут же стихла - то ли ударили в клинки, то ли визитеры быстренько убрались, а вот сбоку шуму больше: трескотня пистолетов, вопли, протяжное «Ао-у-у-у» головорезов-каданцев, ржание. Заглушить звуки близкого боя уже не слишком густому туману не по силам. С кем дерутся «забияки», не видно, но к самой колонне никто пока не прорвался, и настороженно уставившиеся в поле мушкеты молчат.
        - Руперт, что за…
        Штаудиц. Выскочил откуда-то и тоже ничего не понимает.
        - Остаешься за старшего, я к Максу! Не зевайте тут…
        Лезть под выстрелы раньше времени незачем, заберем вправо и галопом. Застоявшийся мориск не бежит, летит вдоль ощерившейся пехоты, а вот и фуры… Здоровенные, неповоротливые, уродливые даже в сумерках. И ведь кто-то же на такой дряни служит!
        - Смотри!
        Предупреждение сливается с взрыком мушкета, во мгле обрисовываются шустрые тени. Призраки галопом несутся к обозу; чуть больше дюжины, двое, нет, трое вырываются вперед, обретая плоть. Не рейтары и уж тем более не легкоконная «мелочь»… Драгуны? Скорей всего. Выстрелы, топот, мчавшийся первым нацеливается на головную фуру. Двойной гребень на каске… Точно драгун, из горных, поднимает руку, явно отдавая приказ. Офицер, тварь такая! И тот, что справа, - тоже.
        При виде Руппи горник чуть придержал коня, а потом, как и положено вояке, предпочел схватку обозной солонине. Ну, уж нет, голубчик, так не пойдет, не интересно! Мориск послушно принимает вправо, унося своего седока от приближающейся опасности… прямо навстречу другой. Отвергнутый противник бросается в погоню. Как же, это ведь его добыча удирает. Не будь Морок Мороком, могло и не выгореть, но подарочек не подвел - Руппи проскочил мимо не успевшего перехватить «труса» второго и тут же заворотил коня. Ну, вот вас и двое, уроды, условие выполнено!
        - Как же вы кстати, господа… Бой!
        Правый китовник из-за неожиданной смены диспозиции опоздал с защитой, вот и рухнул с разрубленной шеей. Теперь левый… Этот успевает осадить лошадь и, вывернувшись в седле, отбить и первый удар, и второй. А вот дальше не хватает ни мастерства фехтовальщика, ни искусства наездника. Третий удар рассекает драгуну плечо.
        Взгляд глаза в глаза, пауза. Чтобы понял - вот она, смерть, держит за горло.
        - Ваше имя, лейтенант?
        - Ланг… Вернер Ланг.
        - Руперт фок Фельсенбург.
        - Вы?!
        - Надеюсь, вы понимаете, что сегодня уже не вчера, и против меня вышли двое. Передайте своим… варитам, что поединок состоялся и в следующий раз капитан Фельсенбург найдет троих. Где-нибудь. Прощайте.
        Удар плашмя по взмокшему крупу, и лохматая торская лошадь уносит Вернера Ланга в туман. Смерть тряханула горника, засмеялась и выпустила, чтобы запомнил и передал.
        Фыркнул и загарцевал Морок. Разбойник желал новой драки, Руппи тоже, но схватка сошла на нет. Потеряв командиров, драгуны шустро развернулись и утонули в белесой мути, а рейтары охраны, умницы, и шага им вслед не сделали. Рейтары-то умницы, а вот ты наоборот! Без поводыря отряду конец, разве что Штурриш наплюет на обозников и ускачет, только к Бруно ли? Каданец готов рискнуть ради денег и приключений, но лезть под горячую руку потерявшему едва ли не главный свой козырь дриксенскому фельдмаршалу?
        К отряду Руппи присоединился в странном состоянии. Капитан фок Фельсенбург сдержал слово, и теперь ни одна гвардейская морда не станет зубоскалить. Капитан фок Фельсенбург рисковал куда более важным, чем репутация в глазах сбесившейся сволочи. Выросшие перед носом парусиновые уроды настроение не улучшили, но деваться от них было некуда. Как и от адрианианца, где-то раздобывшего Рихарда.
        - Вернутся? - желал знать лейтенант.
        - Вряд ли, - буркнул Руппи. - Удирали таким галопом, что, как опомнятся, никого не найдут.
        3
        Брат Орест, спасибо ему, ничего не сказал, Рихард тем более, это Руппи хотелось надавать себе оплеух, только командующий, даже самый плохонький, не должен… страдать и каяться. По крайней мере, пока не кончился шторм.
        - Рихард, я в хвост, здесь ты приглядываешь.
        Дожидаться уставного ответа Фельсенбург не стал, просто в очередной раз вместе с адрианианцем рванул вдоль выстроивших гуськом фур. Вспомнилась картинка из книжки - степь, и по ней семенят, прикусив друг дружку за хвостики, нелепые колючие твари. Побывавший в далекой Варасте танкредианец утверждал, что «сии эрициусы, сиречь поющие перед смертью гигантские ежи, питаются степными волосатыми змеями, каковые в Дриксене не обитают…». От варастийской живности мысль сиганула прямехонько к старшему Савиньяку, но на большее времени у нее не осталось. Обоз кончился, впереди сбились в плотную кучу рейтары. Радостной эта куча отнюдь не казалась, но глядеть в оба парни не забывали. Руппи только выезжал из-за последней колымаги, а Макс уже выслал Краба наперерез.
        - Драгуны, - со злостью объяснил лейтенант. - С полсотни. Появились совершенно неожиданно, выстрелили и тут же атаковали. Нас было больше, мы их рассеяли, так они собрались и опять выскочили, уже слева; ничего, отбились и там. Ну и упорные же сволочи! Последние убрались прямо перед тобой, и вообще как-то суматошно все вышло. Вот капитана Фюша убили…
        - Отлично… Тьфу, ты, скверно, конечно, но командуешь теперь ты. Других погибших нет?
        - У нас двое. Чужих раненых не нашлось, добивать некого.
        - Постой… Двое у вас, у кого-то еще?
        - Впереди палили сильно, наверняка кого-то зацепило.
        - Значит, у «забияк»… Что-то многовато драгун выходит! Ладно, командуй. Брат Орест, вы со мной?
        Адрианианец не ответил и не отстал. Руппи «львиному» обществу был рад, хотя убить все равно хотелось. Кого-то безликого, гнусного и болтающегося совсем рядом. Рядом? Фельсенбург придержал Морока, прислушался - в холмах наверняка скрывалась очередная пакость, и ведь пока не вылезет, не заметишь! Спасибо хоть Штурриш не из тех, кто позволит себя застать врасплох, должен был отбиться, так что лошадей можно не гнать. И поговорить тоже можно, сейчас не до объяснений, и все же…
        - Брат Орест, на меня выскочили два офицера, а я вчера вызвал как раз двоих… Не сдержался, больше такого не повторится.
        - Вы назвались?
        - Да, и одного отпустил. Раненого.
        - Если бы вы проиграли, вы бы и впрямь совершили ошибку, а так я в этом отнюдь не уверен.
        - Похоже, - улыбнулся Руппи, - я каюсь перед военным.
        - Мы на войне, Руперт фок Фельсенбург. Вы становитесь, если уже не стали, знаменем и талисманом армии, а знамена не прячут. Их защищают и с ними атакуют. Ваша, скажем так, дуэль в тумане смягчит бегство Бруно, потому что это именно бегство.
        - Но я не собираюсь… - Родиться Фельсенбургом удобно и полезно. Очень, но как же порой это бесит! - Да, я родственник кесаря… Покойного и, наверное, следующего, только это не повод!
        - Само по себе родство не повод, - согласился «лев», - но вы удачливы и оказались на виду. Неподходящее место для подобного разговора, но я не уверен, что подходящие будут. Смотрите-ка, Штурришу удача, похоже, изменила, и хорошо, что с вами.
        Каданцу в самом деле было худо, это Руппи понял сразу, и отнюдь не благодаря грязному, продырявленному мундиру.
        Явно падавший с коня капитан по привычке хорохорился, однако выглядело это, нет, не жалко, жалостно.
        - Ранены? - не удержался Руппи. - Куда?
        - В спину… Кровит, дрянь такая!
        - Показывайте. Кто-нибудь, посветите.
        Под липкой от крови рубахой обнаружился скомканный шейный платок, мокрый насквозь, но место обнадеживало. Ничего смертельного там не было, а вот на тряпку запросто могла попасть какая-нибудь зараза.
        - Сейчас будет больно.
        - Не помру! Вот когда мне в такой же туманище один придурок ежа подсунул… В-ш-ш-ш-ш…
        - Я предупреждал. Вас зацепило саблей. Неглубоко, рассечены мышцы и только. Промойте, именно промойте, касерой, перевяжите, чтоб кровь не терять, и на фуру. Да, рукой не махать хотя бы пару дней…
        - То есть опять выживу? - «забияка» был верен себе. - Хорошо-то как! Господин граф, тут, говорят, мушкетерская рота потерялась. Как и когда - толком никто не заметил. Вот вроде бы были рядом, а потом раз - и нет. Капитанишка пехотный просил пригнать назад, но овчарка из меня сейчас, сами видите.
        - Вижу. Рану промыть немедленно. - Руппи раздраженно вскочил в седло, пытаясь сообразить, откуда слышал последние выстрелы. Это был хоть и не слитный, вразнобой, но залп, и вроде бы слева наискосок.
        - Там палили? - Фельсенбург махнул рукой в сторону лагеря горников.
        - Ага, - подтвердил как раз вытащивший касеру «забияка», - там. Точно…
        - Понять бы, - подхватил кто-то еще, - сколько вокруг нас этой сволочи кружит.
        - Много поднять просто не успеют…
        - Пару эскадронов…
        - А то и вовсе один, но мало ли…
        - Для заплутавших дурней хватит. Окружат и порубят…
        Как там вещал брат Орест? Талисман армии? Да будь ты хоть распронеудачником, пропавших придется искать.
        - Десяток со мной, прочим ждать на месте и чтоб в полной готовности. Никуда отсюда, ни шагу. Брат Орест, помогите капитану и пошлите к Максу… к лейтенанту Ценкеру, пусть пересчитает возы!
        Мертвая трава под копытами Морока, выше - белесая муть, и больше ничего, ни звезд, ни ветра, ни выстрелов, но едут они правильно, вот правильно, и все! А «забияки» ничего, своих денег стоят, хотя «быкодеры» все-таки получше… Должны быть. Шварцготвотрум, а это еще что?
        «Это» оказалось еще одной загулявшей в тумане лошадью. На сей раз гнедой и, похоже, драгунской. Завидев отряд, коняга, коротко заржав, будто ругнувшись, дунула куда-то вбок, и чуть ли не сразу раздался выстрел. Один. Нужно было остановиться, прислушаться, отправить разведчиков, а Руппи тронул коленом Морока. Жеребец догадался, что от него требуется, а может, сам собирался догнать невоспитанную клячу и объяснить ей, насколько она неправа. Мориск принял с места лихим галопом, но далеко ускакать не удалось, не прошло и минуты, как из молока вынырнули унылые свеклы, и Руппи едва не сбил первого из куда-то бредущих мушкетеров. Вот она, пропажа! Нет, только часть… Семь человек и капрал.
        - Где остальные?
        Увы, остолопы в красных мундирах ни демона не знали. Проклятые драгуны закружили, задергали, никто и не заметил, как сначала рота оторвалась от общего строя, а потом они - от роты… Не хотели, господин Фельсенбург, хоть режьте, не хотели, так вышло, эти гадючьи всадники выскочили… Оправдания грозили затянуться и закружить не хуже шастающих в тумане китовников, но Руппи слушать довольно-таки жалкий лепет не собирался.
        - Смотри туда! - рявкнул он на капрала. - Запомни - идете прямо, вот так. Если никуда не завернете, выйдете к обозу.
        Снова темная трава и над ней - туманные лохмы. Конская туша, еще одна, и рядом тело драгуна - сразу три пули получил, в грудь и живот. Надо же, и дохлятине можно обрадоваться: какой-никакой, а след! Только как бы заплутавшие орлы с перепугу не принялись палить…
        - Шагом! Как что увидим, останавливаемся.
        - И то, господин капитан…
        - Кому охота пулю ловить!
        - Да еще свою…
        Не поймали. Впереди что-то затемнело. В другой раз подумал бы, что плотно составленные, позабытые скирды.
        - А ну смирно! Ну и куда же вы собрались? К горникам в гости, да?
        Тишина - только сердце успело стукнуть раза три - и вопль. Надсадный, нелепый, ликующий:
        - Фельсенбу-у-у-ург!!!
        4
        Заплутавших пригнали назад без приключений и вовремя. Как раз, чтоб услышать итог пересчета обозных фур:
        - Нет четырех, самых последних.
        Заметить пропажу половины отрядной пехоты нетрудно, а вот нескольких колымаг из трех десятков, да еще ползущих в хвосте… Хотя интендант мог бы своих болванов и проверить, не дожидаясь приказа, который Руппи и отдал-то, чтобы занять остающихся. Дурацкий приказ, если вдуматься, бессмысленный, но порой и дурь становится озарением. Дисциплинированно выполнивший распоряжение Макс вопросительно таращился на умного командира - мол, а дальше-то что?
        - Где этот… интендант?
        Оказалось, тоже пропал. Надо думать, после трудов праведных улегся спать в какой-нибудь фуре и был по-своему, по-интендантски, прав. Все смазано, все проверено, ничего не украдено, не скрипит и не рвется, а куда все это ползет, пусть думают другие.
        - Пока сзади шли рейтары, - твердо сказал Ценкер, - отстать никто не мог. Потом появились драгуны, и пошла суматоха.
        - Вернее, - поправил Руппи, - сначала она пошла справа, там каданцы были, а рейтарам пришлось отбиваться с тылу. Я появился с другой стороны, и чуть позже. Получается, обозники могли только влево свернуть, к трясинам.
        Мысль бросить остолопов на произвол судьбы мелькнула, тявкнула и тут же была задавлена.
        - До болот недалеко, успеем. - Фельсенбург оглянулся на готовых к дальнейшим приключениям «забияк» и понял, что их слишком мало. Ориентира хоть бы и в виде пальбы от обозников не дождешься, так что искать придется, развернувшись как можно шире. - Два десятка рейтар сюда… Или нет, я сам отберу, кто поглазастей. Вюнше!
        - Здесь, господин капитан!
        - Услышишь выстрелы, быстро на помощь! Макс, со мной.
        Все-таки он успел оценить своих людей - отставших заметил именно рейтар, и довольно быстро. До обозников доперло, что заплутать в трясинах легко, а вот выбраться - извините. Пропавшие фуры едва тащились почти впритык друг к другу и поэтому далеко от колонны уйти не успели.
        - Сообразили, - одобрил Макс, - не стали ухудшать свое положение. Хотя их могли и китовники найти.
        - И до сих пор могут, так что смотреть теперь придется не вперед, а назад. - Обошлось, но Руппи все равно тянуло отвесить горе-интенданту хорошую затрещину. - За тылом я пригляжу, а ты этим курам обозным мозги вправь… А то как бы я не перегнул.
        - Мне перегнуть тоже нетрудно, - заверил Ценкер, направляя Краба к ставшим при свете еще гаже фурам. Все четыре уже остановились, с козел крайней свесился возница и, размахивая рукой с зажатым в ней кнутом, принялся что-то объяснять глазастому рейтару. Руппи наблюдал, тщетно унимая раздражение, так и норовящее стать полноценной злостью. К болтунам присоединился не нашедший лучшей компании Макс, обозник, чучело эдакое, принялся кивать на колымагу, где, скорее всего, почивало опаскудившееся начальство. Фельсенбург представил зануду, сопящего среди мешков, когда рядом умирали, и не выдержал. Интендантская морда запомнит, как отсиживаться в фурах, на всю жизнь запомнит!
        Морок, очередной раз уловив хозяйское настроение, взял вскачь, возница обернулся на шум и вновь принялся кивать. Рожу было толком не разглядеть - темновато и далековато, но Фельсенбурга захлестнула внезапная тошнота. Такая сильная, такая знакомая…
        Коня Руппи осадил, прежде чем понял, что делает, прежде, чем вообще понял, а, поняв, мог лишь заорать.
        - Ценкер, назад!
        Приказ запоздал - возница уже прыгнул. Прямо с козел! На рейтарского офицера! Выбитый из седла Макс покатился по земле вместе с обозником, Руперт выхватил палаш, и тут что-то захлопало, будто парус порвало. Заднее полотнище фуры исчезло, из открывшейся темной пасти клыками торчали мушкетные дула. С десяти шагов… не промахнутся…
        Рука дергает повод, гремит выстрел, мориск делает чудовищный прыжок, рядом знакомо свистит. Пули свистят… Рядом - это значит мимо!
        - Руби, - командует Фельсенбург, разворачивая Морока, - бесноватые!
        Кто-то запоздало вопит: «Засада!», ржет лошадь. Новые выстрелы, рейтары кидаются на фуры не хуже дорожных разбойников. Рядом - грязно-серый парусиновый бок, чуть дальше - козлы. Возница… другой, машет кнутом, пытается достать. Это Фельсенбурга-то на Мороке! Ну, спасибо, повеселил. Новый безумный прыжок, клинком по руке с кнутовищем… Лапы у гада больше нет. Однорукий с воем валится с козел вниз, под копыта, мориск знает, что делать дальше, и делает. Здесь - все, вот за колымагой кипит жизнь. И смерть. Лязг, хрипы, крики…
        Обогнуть осевшую уродину, сдержать разогнавшегося жеребца. Ты командуешь, исцарапай тебя Гудрун… Командуешь, а не… резвишься!
        Пороховой дым мешается с остатками тумана, бьются в своих оглоблях обозные клячи, снова рявкают мушкеты первого фургона.
        - Вытащить тварей!
        Пара «забияк» прямо с седел перескакивают на пустые козлы, лезут внутрь. Тент ходит ходуном, внутри раздается хриплый рык и тут же обрывается. Через задний борт переваливается тело и, несколько раз дернувшись, замирает. Следом выпрыгивают оба каданца, один держится за бок и ругается по-своему, Руппи понимает только половину… Что-то про Змея и, кажется, про шишки… Сосновые.
        - Господин капитан, - рапортует здоровый «забияка». - Трое их там было. Остальных вытаскивать? Трупы в смысле.
        - Да на кой!.. Где лейтенант Ценкер… А, вижу!
        Приятель сидит на земле возле неподвижного возницы и то ли ощупывает, то ли растирает шею. Из остатков тумана высовывается конская голова. Краб! Вот ведь умница, не удрал.
        - Ты как, цел?
        - Кха, вроде бы. Толстячок такой мирный… был. Дрянь какая… - Макс, передергиваясь, достает платок. Верно, если нельзя вымыться, так хоть обтереться.
        - Ну, - не выдерживает Руппи, - и как тебе доблестный варит?
        - Он же чуть не пеной, мерзавец, исходил! - то ли удивляется, то ли жалуется Ценкер, усердно оттирая с лица что-то невидимое. - А уж зенки… Руппи, они же белые совсем!
        - Белые зенки было последним, что видела Гудрун! Будешь еще… не понимать Бруно, или поумнел?
        - Руппи…
        - Потом поговорим! - Фельсенбург оглядел поганые фуры и хмурых солдат. - Телеги оставим, как есть, пусть думают, что это их драгуны поработали. Парни, кого-то живьем взяли?
        - Пятерых, - каданский сержант, вояка безусловно опытный и видавший виды, красноречиво мотнул головой в сторону скрученных уродов, среди которых обнаружился и господин интендант. Тварь свое дело знала - и отобрала, кого нужно, и удрать умудрилась вовремя. Не ее вина, что пропали еще и мушкетеры, а Фельсенбург, отправляясь на поиски, решил занять оставшихся ревизией.
        - Руппи, - Макс все еще хрипит. - Руппи… Эту сволочь надо под суд!
        - Жирно будет! - Это Бермессеру - суд и папаша Симон, ну и Марге с Гетцем, а бешеные псы обойдутся. - Сержант!
        - Да, господин Фельсенбург!
        - Кончайте, но так, чтобы горники на своих подумали.
        - Сей момент! - живо пообещал каданец и махнул рукой своим: - Уго, Кочан, быстро!
        Макс не спорил, только шею потер. А пишут, удушье плохо сказывается на мыслительных способностях… Дураки пишут, хоть и ученые.
        Знакомый, надоевший за ночь треск раздался совсем рядом, прервав мысль о пользе своевременного удушения. Крикнув каданцам поторопиться, Руппи повел рейтар на выстрелы, но опоздал. Все закончилось, на траве валялось четверо мертвых драгун и одна лошадь, а возле топтались парни Вюнше, к которым успел затесаться брат Орест. Тихо, спокойно, можно оглядеться, благо туман почти рассеялся, только трясины никак не сбросят сероватую тряпку. Экие стеснительные…
        - Господин капитан, - рапортует здоровяк. - Согласно приказу… Повел своих, нарвался на этих. Никто не ушел, а лошадей переловили.
        - Отлично, Вюнше. - В самом деле, отлично. Сбесившиеся обозники сойдут за жертву драгун, драгуны - за жертву арьергарда. Трупы убедительней «брошенной» телеги со сломанной осью и даже пушек, а место самое подходящее. Впереди маячат черные кроны долгожданной рощи, а сзади - никого. Китовники, если и не вовсе отстали, то держатся далеко.
        - Лучше б вы нас совсем потеряли, белоглазые уроды!
        - Совсем? - подъехавший адрианианец как никогда походил на рейтарского капитана. - Это поставит Бруно в неприятное положение.
        - Ну, хотя бы до обеда, - исправился Руппи. - Оказалось, я ничего не имею против интендантов как таковых. Просто с нами отправили бесноватого, а может, он сам напросился.
        - Очень может быть. Не все добровольцы одинаково надежны. Не могу не поздравить вас с удачным началом и удачным названием. Дать опасности подходящее имя - отнять у нее часть силы. Верно и обратное, а «белоглазые» на слух заметно слабей «бесноватых».
        - Пожалуй, - Фельсенбург зевнул и понял, что зверски хочет спать. - И поэтому я без папаши Симона больше ни в какие рейды ни ногой, с ним как-то уютнее. Как вы думаете, где бросить пушки? Я думал здесь, но теперь это будет перебор.
        VII. «Колесница»[«КОЛЕСНИЦА» («Le Chariot») - высший аркан Таро. Символизирует поиск и нахождение своего места в жизни, движение, достижение новой ступени в развитии, ответственность, самоконтроль. Это преодоление препятствий, снятие (временное) противоречий, обуздание противоборствующих сил, вовремя подоспевшая помощь, триумф. Из испытаний вы выйдете победителем благодаря собственной силе воли и выдержке. Иногда карта напоминает, что для закрепления и развития успеха необходим тщательный баланс, умение примирять противоположности и находить взаимовыгодные решения. Карта также может предвещать поездку, путешествие или же праведную жизнь. ПК - стремление к неудачной цели, разрушение планов из-за неправильно понятой ситуации. Указывает на неблагоприятное влияние окружающих, неуверенность, сомнения, топтание на месте или же преувеличение собственных сил. Также может означать излишний динамизм, переходящий в суетливость.]
        Опасно недооценивать человека, который переоценивает себя.
        Франклин Делано Рузвельт
        Глава 1
        Бакрия. Хандава Гайифа. Ксанти
        400 год К.С. 20-й день Осенних Волн
        1
        Куча на полу впечатляла, толку-то! Тряпки принцессам не дарят, книг братец не прислал, в пистолетах же Этери ни пса не понимала, да и не собиралась Матильда расставаться с подарком Дьегаррона, кэналлийский маркиз со своей больной головой и вежливостью и так становился прошлым. Как и Хандава. Здесь цвели розы, шлялись выходцы и летали дурацкие птицы. Здесь фрески помнили убийства, а беседки убивали, здесь жила кагетка, с которой можно поговорить по-алатски и напиться до пузырей на полу…
        - Здесь я спелась с мужем, - объявила на родном языке принцесса, - спьяну и неплохо.
        - Нэ магу панат.
        Мухр’ука смотрела глазами старательной собаки, она тоже оставалась в Хандаве со своей госпожой, а госпожа - со своей любовью. Единожды утоленной, пусть и вовсе не так, как мечталось.
        - Я сказала, - объяснила кагетке алатка, - что нам с мужем здесь нравится.
        - Хароший замуж, - по-своему поняла старуха. - Он выдный, он лубыт. Много дарыт?
        Бонифаций не дарил ничего, то есть не волок супруге всяческой куртуазной ерунды. Зато с ним можно было ссориться и мириться!
        - Ладно, пошли! - Принцесса захлопнула пустой сундук и в очередной раз отправилась прощаться. Светило солнце, и бакранская Хандава блестела кагетскими кирасами - Баата выказывал полную готовность к войне, а значит, воевать не собирался. Казар деликатно доедал сторонников Хаммаила и умильно косился на Йерну, но та еще не созрела. И не созреет, пока в Гайифе заправляет Орест. Лисенок это понимал, вот и вертел хвостом, под сурдинку подрывая павлинник всеми четырьмя лапками. Пока без особого успеха - император вовсю богоданствовал, а маршал Капрас топтался на севере.
        - Дорогу ее высокопреосвященству! - провозгласил здоровенный горец и ткнул в небо синим парадным посохом. В ответ потянуло мемекнуть, удержало лишь то, что с бакранов сталось бы перенять. Вообразив будущих дипломатов, которым, входя к горным владыкам, придется блеять, Матильда прыснула и, замахав руками, почти вбежала в щебечущий садик. Зеленоштанный вымогатель был тут как тут! Радостно заорав, поганец предпринял попытку усесться на плечо, он все прощал и ничему не учился, такие не учатся.
        - Благодарю, что вы пришли, - Этери в темно-красном плаще возникла из-за темно-красных же кустов. - Мне следует сказать, что без вас Хандава опустеет, но не хочу лгать, для меня она уже пуста.
        - Он вернется, - с ходу пообещала Матильда. Хозяйка улыбнулась.
        - Баата достаточно умен, чтобы оставлять его без присмотра, и достаточно хитер, чтобы присматривать поручили маршалу Дьегаррону. Я еще увижу Валме, но увижу ли я регента Талига?
        Этого Матильда не знала. Прошлый раз кэналлийца занесло на тропы выходцев, а нечисть, если с ней правильно обращаться, вернет туда, где подхватила. Алва исчез в хандавской стене, вот и вернулся в Хандаву, сейчас же он просто сел на мориску и уехал воевать за свой Талиг. Разноцветный отряд скрылся за хмурой утренней горой, очень возможно, что навсегда…
        - Хыр! Пыр! Есть! Дай!
        - Пшел вон! - алатка замахала руками, отгоняя кстати напомнившего о себе зеленоштанца. - Карлион! Хогберд! Ызарг летучий!
        - Он всегда возвращается, - Этери тронула застежку плаща и перешла на алатский. - Пройдемте в дом?
        - Нет, - Матильда отказалась прежде, чем сообразила, что бояться нечего. Нога в сапоге из стены давно вылезла, стала графом и устремилась на поиски возлюбленной, однако в расписные комнатки не тянуло все равно. Кагетка не настаивала, и две принцессы - молодая и старая - побрели по дорожке между свежих ям. «Карлион» отстал, то ли понял, что кормежки не будет, то ли не любил открытых мест.
        - Здесь посадят гранаты, - объяснила хозяйка. - Как в Алвасете.
        Курам лисья исповедь обходится дорого, а волкам и зубрам лисы не исповедуются, нет смысла. Или все-таки есть?
        - Этери, ты слишком откровенна.
        - Я долго была одна, - дочь Адгемара ласково улыбнулась. - И буду. Вы уезжаете, и вряд ли на этот раз вас что-то задержит. Вы увидите сперва степь, потом северные горы, а может быть, и море, из моих окон этого не разглядеть… У меня останутся краски, кисти и черная ройя, а вино я пить не стану, иначе оно заменит всех и все.
        - Мне не заменило.
        - Вы пили не потому, что вас обделили в главном, а потому что рядом было слишком много неприятного.
        - Я и сейчас пью!
        - Нет, - кагетка изящно покачала головкой, - сейчас вы не пьете, вы шутите. И еще вспоминаете, но беды у вас больше нет.
        Беды нет, и внука нет, пусть он и стал ее главной бедой, только не дочке Адгемара об этом знать!
        - Ты говорила про сестер, - решила поймать лисоньку за хвост Матильда. - Сперва, что их не было, потом, что им не повезло, сегодня их опять нет. Где правда или вранье все?
        Кагетка подняла светлые глаза, красиво подняла, это она умела.
        - Родные, живые родные, которых на самом деле нет, есть у многих. - Если она так улыбалась кэналлийцу, он вернется! - Я не росла с сестрами, а те, кого отец называл дочерьми, не знали меня. Их отдали, потом они умерли.
        Думая о своем прошлом и своем будущем, я вспоминаю судьбы сестер, тогда они есть. Когда я думаю о своем одиночестве, сестры исчезают, ведь эти женщины ничего не дали мне, а я - им. Лгу ли я? Мне трудно судить - правду я впервые встретила на супружеском ложе. Бакраны - дети не только козла, но и правды, и плоды этого союза ужасны. Для дочери Лиса. Я не должна вам нравиться, однако нравлюсь. Почему?
        - Ты говоришь по-алатски. - И еще ты такая молодая и угодила вместо Сакаци в хаблу. - Чем все же закончилась история о двух царевнах и тергачах?
        - Сперва ничем: дочери остались с отцом. Желание первой не исполнилось, и она винила в этом сестру, не променявшую несбыточное на доступное. Ненависть крепла, и когда красивая царевна в одну из осенних ночей исчезла, заподозрили убийство. Что думал отец, знала лишь его подушка, но саймурский владыка повелел собраться в уединенной горной долине всем, готовым вступить в спор за руку теперь уже единственной наследницы. Они собрались… Те, кого не отвратили слухи об убийстве.
        Женихов было множество, юных и зрелых, одетых в золото и в лохмотья, красивых и уродливых. Вы ведь видели наших казаронов?
        - Твою… Да, видела.
        - А эти вдобавок хотели быть царями, царь же искал того, кому можно доверить царство. Он приказал женихам перечислить, что в Саймурии дурно. Заговорили немногие, и царь велел их увести. Затем владыка спросил, что в Саймурии хорошо. Были те, кто молча ушел, но осталось больше. Женихи принялись перечислять, и перечисляли долго, не забывая возносить хвалу владыке. Тот выслушал и спросил льстецов, что они станут делать, сев на трон, и получил множество ответов. Тогда царь объявил, что дочь и корону отдаст тому, кто докажет, что он - лучший. Слышавшие это саймуры сочли, что их повелитель обезумел, и сильно опечалились. Часть женихов отказалась от дальнейшей борьбы, но оставшиеся заговорили. Каждый считал, что лучший он, и каждый слышал лишь себя. Они говорили, а собравшиеся посмотреть на испытание разбредались. Первыми ушли окрестные крестьяне, затем - искавшие поживы купцы. Придворные терпели дольше, но к ночи стали расходиться и они… Слышите?
        - Кого-то несет! Ты опять не успеешь закончить.
        - Я закончу, - тихо заверила лисонька. - В полночь царь со своей охраной покинул долину, с женихами осталась лишь невеста. Отец звал ее с собой, но ей хотелось смотреть на соискателей ее руки. Мухр’ука, что случилось?
        - Прыехал, - запыхавшаяся старуха вдохнула и старательно произнесла. - Кардынал. Нэ муж и нэ Сэрапыон, другой. Павлын. Я сматрэла, тощий и злой. Зачэм?
        - Растолстеть, - хмыкнула алатка. - Отъестся - подобреет.
        - Нэт, - Мухр‘ука была встревожена. - Он нэ от голода злой, он от злости голодный. Такой даже горы съест хочэт, чтобы к нэбу нэ поднымалыс. Толко нэ в ном дэло. Баата прысылал казарона, он на Нэбэсном пальцэ и ждот гаспажу.
        Этери покачала головой.
        - Передай, что казар Кагеты подождет, пока принцесса Бакрии закончит сказание. И что супруга его высокопреосвященства сама изберет место для беседы.
        - Я полезу, - твердо сказала Матильда, вдруг захотевшая проститься с несостоявшейся смертью. И с ночным страхом. - Когда дослушаю.
        - Пайду и скажу, - старуха казалась довольной. - Пуст ждот!
        - Она зла на Баату, - Этери проводила служанку взглядом. - Он меня отдал, а надо было убить.
        - Чего?!
        - Если бы меня убили, я бы не стала женой пастуха, а казар не нарушил бы договор, только я даже в брачную ночь хотела жить. Мухр’уке этого не понять, хоть она и меняла мне пеленки. Казарская семья для нее не люди, а что-то вроде гор… Я доскажу?
        Матильда оторопело кивнула. В Алате сестер, случалось, убивали, особенно если те влюблялись во врагов, но чтобы так?!
        - Ночью, - безмятежно начала не убитая братом сестра, - поднялся туман, а когда он рассеялся, вход в долину исчез, и никто не мог его отыскать. Царь вернулся в столицу, приблизив к себе тех из женихов, кто не молчал о том, что в Саймурии дурно. Миновал год, и оставленные в горах воины донесли, что в долину опять можно войти, однако в ней нет ни мужчин, ни женщины, только странные птицы, что слышат лишь себя. Это были тергачи: много ярких петухов и одна серая курица. Вы хотите узнать, кому досталось царство?
        - Разве оно не тогда погибло? - Что бы было, если б агарисских сидельцев вместе с внуком на год бросили в горах? - Наследников не осталось, все и растащили…
        - Саймурское царство лишь начиналось. Оно не могло не стать великим, ведь в нем не осталось слышащих лишь себя глупцов.
        2
        Карло Капрас доносчиков презирал и как бывший гвардеец - доносят хитрозадые партикуляры, и как нанюхавшийся пороху вояка - доносят столичные шаркуны. За свою не столь уж и короткую жизнь Карло не раз мог чего-то добиться, накатав подлое письмишко, но брезгливость всякий раз брала верх. Теперь она опять трясла лапами, только другого выхода не имелось. Карло уныло перечитал составленный рапорт. Он ни в чем не грешил против истины, описывая как артиллерийские нужды корпуса, так и позицию мирикийских литейщиков. Увы, справедливое и законное требование, будучи изложено казенным языком, превращалось в самую настоящую кляузу. Дескать, доблестный Капрас рвется защищать отечество и обожаемого императора, а корыстные мирикийцы чинят ему препоны.
        На деле же симпатичный пожилой управитель разводил руками и монотонно объяснял, что из Паоны денег не шлют с весны, те, что были, давно кончились, вот работы в мастерских и замерли. Мирикиец не грубил, не дерзил, говорил округлыми, гостеприимными фразами, но смысл был предельно ясен: не будет денег, не будет и работы. И те полтора десятка уже отлитых, но не оплаченных казной полевых пушек, так хорошо подходящих к задумкам Ламброса, маршалу тоже не отдадут. Вот оплатите, и пожалуйста - мастерам надо что-то кушать, и вообще порядок есть порядок.
        Доводы были неубиенными, но нужной суммы у Капраса не имелось. Как и желания врать. Когда умолкший управитель выжидательно глянул на гостя, тот железным голосом объявил, что «доложит», хоть и не уточнил, кому именно. Сгинувших губернаторов это не касалось, а Сервиллионик отнюдь не походил на человека, которому можно спихнуть артиллерийские заботы. Взяться-то он возьмется, только результат вряд ли кого порадует. Оставалось написать в Паону, и маршал написал. Он просил денег на дело, а выходил форменный донос. Хотя… столичные мозги устроены особым образом, вот возьмут да и поймут раз в жизни как надо.
        - Агас! - окликнул маршал, не отрывая взгляда от своей писанины. - Прочитай и скажи, что на это скажут в столице?
        - Скажут? - бывший гвардеец, а ныне много больше, чем адъютант и чуть меньше чем советник, зрил в корень. - Или сделают?.. Разбойников и их пособников Лидас врагами императора уже объявил. Я боюсь…
        - Я тоже боюсь, - перебил Карло. - Хорошо бы добыть средства своими силами.
        - Мой маршал, откуда?
        - Вот именно, откуда? Ладно, ступай.
        Пушки были нужны. Очень, но на пути к ним во всей красе стоял один из самых щекотливых в империи вопросов - о деньгах. Капрас поморщился и хлопнул ладонью по очередному - сколько их было и сколько еще будет? - трактирному столу. До сих пор корпус не бедствовал: в Кагете помогали Хаммаил с Курподаем, потом Лисенок постарался облегчить гайифцам обратный путь, да и на родине власти обеих провинций оказывали всяческое содействие. Надо думать, немалое число привыкших наживаться на казенных поставках хитрецов чувствовали себя обворованными, но это все касалось текущих надобностей, а вот пушки…
        - Господин маршал, письмо привезли. - Йорго скучает, значит, ничего особенного. - От господина Турагиса.
        - От Турагиса? - Рановато, причем во всех смыслах. С прошлого послания не прошло и недели, а Гирени еще ходить и ходить… Хотя кто его знает, могла упасть, испугаться, да мало ли?! - Кто привез?
        - Слуга, похоже. Из старших.
        - Пусть заходит, - велел Карло и, не утерпев, подошел к окошку. У ворот держал в поводу коней какой-то дылда, еще двое - тоже здоровенных и широкоплечих - расположились чуть поодаль, под навесом, и уже вовсю заигрывали с дочкой трактирщика. Понятно, без охраны по мирикийским дорогам лучше не ездить, но что такого случилось, что опальный стратег погнал в дорогу четверку слуг? Явно не худших.
        - Господин маршал, к вам. - На сей раз адъютант чеканил, словно в не к ночи будь помянутой Коллегии: - От стратега Турагиса.
        - Очень хорошо.
        Посланец - невысокий, пузатый, в добротной одежде, попытался изобразить нечто бравое, и у Карло отлегло от сердца. Страшное с такой рожей не сообщают, а если девчонка поторопилась, даже лучше. Осенью счастливчики родятся чаще, достаточно вспомнить того же Алву.
        - Депеша стратега! - Гонец попытался выпятить грудь, но впереди все равно оказалось брюхо. - Личная и секретная. Ответ ждут немедля.
        - Ответ будет. - Старику явно не хватает армии! Конюхи и слуги, как бы ни втягивали животы и ни пытались рявкать, солдатами не станут, пока не начнут убивать. Но когда за мушкеты приходится браться тем, кто привык к скребнице, поварешке, перу - это очень плохо. Да что там плохо - страшно.
        - Прошу принять депешу!
        Письмо мало что лежало в футляре, Турагис его вдобавок упрятал в конверт с пятью печатями. Вышло не хуже, чем у покойного Забардзакиса. Ножа для бумаг под рукой не оказалось, и Карло надорвал край. Записка была короткой и отнюдь не о Гирени:
        «Дорогой Карло, - опальный стратег писал не то на коленке, не то на подвернувшемся пне, но явно не на столе. - Так уж получилось, что мне по делам пришлось покинуть мою мирикийскую цитадель. Шуму из этого не делаю, а то не в добрый час опять придется столкнуться со столичным сопляком, чего не хочу. Если мои парни не заплутают, успеешь разгрести завтрашний денек для прогулки, а до городишка, куда я наладился, от твоей квартиры пара часов хорошей рыси. Когда еще такая оказия представится, кто знает, так что давай, промни своего одра, а Ставро тебя проводит. Заодно проветришься и посмотришь, как жизнь идет за городскими стенами.
        В самом деле, приезжай! В поганое время пара не худших вояк друг дружке всяко пригодятся, а может, не только друг дружке, но и Отечеству, так что жду! Только в одиночку не разъезжай, мало ли. Тебе еще детей растить, девочке твоей одного уже мало».
        С Гирени все хорошо, а на встречу надо ехать. Обижать старика не по-людски, к тому же Турагис прав. Пара вояк отечеству ох как пригодится, особенно если найдут, как выкупить пушки.
        - Ты Ставро?
        - Точно так! - Слуга предпринял новую попытку выпятить грудь. - Доверенный смотритель конюшен стратега Турагиса Ставро Зервас. Мне поручено сопровождать вас к стратегу.
        - Куда?
        - Не могу знать! - радостно выпалил пузан и, не успел Карло удивиться, пояснил: - Завтра к обеду мы имеем быть в Старом Килкисе. Стратег не может знать, как пойдут дела на ярмарке.
        - Какой еще ярмарке?
        - Лошади! - Ставро перестал пучить глаза и очень славно внезапно улыбнулся. - Вы же понимаете, у стратега это сейчас главное. Он, как определится, пригонит в Килкис человечка, тот и скажет, куда дальше. Либо на ярмарку в Алцею, либо в усадьбу господ Галлисов.
        3
        Задумавшийся Баата смотрел в небо, не услышать пыхтенья он не мог, значит, притворялся. То ли из вежливости - пусть гостья отдышится, то ли давая стареющей бабе время умилиться, Лисенок по своему обыкновению выглядел молоденьким и беззащитным, хоть и успел сожрать с дюжину волков. Вот Альдо, тот в самом деле был беззащитен… Щенок же, пусть и бешеный!
        - Красивый вид, - прервала лезущую в голову жуть Матильда, - но для меня высоковато. Вы о чем-то думали?
        - Думал? - «очнулся» Лисенок. - Да… О том, почему люди не летают, как птицы? Здесь это чувствуешь особенно остро! Мой брат так и не справился с зовом неба… Оно манит и тех, кто обречен ходить по земле.
        - И по лестницам, - напомнила Матильда, косясь на едва не стоившую ей жизни решетку, к которой беспечно прислонился казар. Рядом, на бронзовом завитке, алела бабочка-фульга, еще несколько порхало над столом, наплевав на позднюю осень. - Помнится, вы говорили, что ваш брат погиб, когда ловил бабочку.
        - Тогда я знал вас меньше, - скромно признался кагет, - и не мог быть до конца откровенен.
        - Тайны лучше хранить, - посоветовала алатка, - особенно фамильные. О, полетела!
        - Бабочки скоро заснут, - Баата проводил оживший цветок взглядом. - В садах уже заснули, но это место особенное, возможно, оно порождает безумие. Чем сдержанней человек, тем сильнее он хочет сорвать с себя незримую цепь. Отец любил сюда подниматься и раз за разом побеждать себя; слуги и воины к этому привыкли, а потом решили, что казар должен оставаться наедине с небом. Чтобы стать казаром в их глазах, мне пришлось рискнуть рассудком, но давайте сядем. Нас двое, так что зов нам не страшен. Сейчас принесут свежие сласти, а вино и фрукты ждут. Сестра говорит, вы предпочитаете мансайское даже кэналлийскому?
        - Не днем, - отрезала алатка, с облегчением отступая к столу - летать ее не тянуло совершенно. - Вы затащили меня сюда, чтобы напугать? Но вы меня уже пугали, и я здесь не раз бывала, и не только я.
        - Гости в Кагете могут войти, куда пожелают. Лучше сюда, - казар галантно отодвинул одно из кресел, - самый красивый вид с этой стороны.
        - Благодарю! - Что бы такого светского сказать? - В Алате есть песня, которую могли бы сочинить вы, но это сделал Балинт.
        Вообще-то Мекчеи вопрошал, почему он не летает, как ворон, по другому поводу, и соотечественники его прекрасно понимали, но вдаваться в подробности Матильда не стала. Лисенку, впрочем, хватило сказанного.
        - Я часто думаю о Балинте Мекчеи, - взмахнул ресницами кагет. - Создатель Алата тоже остался один! Получить прежде времени наследство, что может быть страшнее? Мой отец, как и отец Балинта, был крепок, однако в этом бушующем мире все так зыбко, так призрачно… Нашу судьбу решают мгновения, а мы высокомерно загадываем на годы. Попробуйте виноград - это кагетский сорт, самый поздний из всех.
        Матильда попробовала. Кагеты имели все основания гордиться как ягодами, так и тонущими в солнечном сиянии горами, но подлая беседка была напичкана смертью, будто виноград косточками. Баату это не смущало, а вот Матильде становилось все гаже.
        - Балинта без родни оставили агарийцы. - Тошно не тошно, а болтай. Политика, твою кавалерию! - Балинт с них потом неплохо спросил. Вы собираетесь мстить Алве?
        - Регенту Талига?! - ресницы вновь метнулись возмущенными крыльями. - Мне жутко о таком думать, но, поддавшись Гайифе и Агарису, отец нарушил высшую волю. Его смерть стала предупреждением…
        - Вам?
        - Всем. Я это понял, Хаммаил и его сторонники не пожелали. Как и собравшиеся мстить бириссцы… Вы ведь знаете, что с ними произошло?
        - Слышала. - Хаммаила Баата в любом случае бы доконал, умный подлец глупого всегда слопает, а вот «барсов» и впрямь вразумило что-то горное. И это не считая черного олларианца, лезущих из стены сапог и прочих радостей. - Ваш отец прошел бирисский обряд, вы - не захотели…
        - Как же сестра вам доверяет! - вильнул хвостом Лисенок. - Я ее не осуждаю, ведь она тоже одинока. Самое страшное одиночество - одиночество среди подданных, которых нужно защитить, накормить, удержать от грехов и ошибок. Одиночество и долг, вот что ждет на вершинах власти… Именно они вынудили меня искать встречи с вами, причем там, где нас не услышат. Отец не успел передать наследнику секреты казаров, что-то утеряно навеки, но что-то могут знать доверенные слуги. Кто скажет, сколь далеко простирается их любопытство? Я родился в Хандаве, но меня сразу же увезли. В отличие от Этери я здесь чужой.
        - Это не так уж и страшно, - успокоила Матильда. - Я недавно встретила… старого знакомого, его вообще носило, как осенний листок. Так что от меня надо вашему одиночеству?
        - Я должен думать о будущем, - твердо сказал Баата и замолк, зато снизу раздался шум и голоса - слуги тащили обещанные лакомства, только ее высокопреосвященства предпочла бы мясо или хотя бы местный сыр. Сказать, что ли? Неприлично? Ну, так здесь же не Паона!
        - Мне хочется не сластей, а мяса.
        - Вы ошеломляете. Слуги уже поднимаются, они принесут все, что нужно, только прикажите.
        - Благодарю.
        - Не стоит, - Лисенок грустно улыбнулся. - Вы моя гостья, и я… Я вынужден вас просить, нет, умолять о помощи! Казар без наследников не казар, но Кагета не может себе позволить второй Антиссы, и я не хочу поднимать ни один из казаронских родов.
        Наши обычаи требуют ублажать родню, сколько бы ее ни было! Увы, родственников казара кормит Кагета, а казароны смотрят и считают, сколько съедено. Мне придется искать невесту за пределами моей родины. Отец надеялся породниться с домом Мекчеи, я унаследовал его надежду.
        Не врет! В этом - нет. Этери учили алатскому не просто так, а у казаронов и впрямь столько дочек, что впору не только на скалу залезть, но и на облако! Пока отцы надеются породниться с казаром, они ведут себя сносно, зато потом обид не оберешься. Иностранка тоже может отдавить хвост, но выскочки, на которую бросятся обойденные, не будет, а неудачную жену со временем можно привести в беседку. Полюбоваться на бабочек.
        - Я плохо знаю своих внучатых племянниц, - посетовала алатка, благословляя гремящих подносами уже на самом верху слуг. Или… не слуг? - Постойте-ка!
        Но стоять казар как раз и не собирался. Вскочив, он бросился на шум; сабли, правда, не выхватил, но Матильда повидала достаточно мужчин, чтобы понять - Лисенок, когда в самом деле припечет, будет драться не хуже Дугласа или Ласло. Сама алатка осталась сидеть, только придвинула поближе бронзовый кувшин, достаточно тяжелый, чтобы убить. Ну какого Змея она опять без оружия?!
        - Ожидание оскорбляет Четырежды Богоданного, - прорычал некто высокий, загораживая облитые солнцем горы. - Я принес его слово и его волю. Слушай же…
        4
        Ввалившегося в беседку клирика Матильда возненавидела с первого взгляда, а со второго - поняла, что более гнусного кардинала не встречала даже в Агарисе. В святом городе кишели ханжи, рвачи, проныры, бездельники, дураки, подлецы, зануды, отравители, но паонская тварь была чем-то запредельным, и вдобавок она вырядилась в белое. В белое! Как Эсперадор в великий праздник…
        У Матильды отношения с Создателем не складывались - благодарить было не за что, а клянчить алатка терпеть не могла, но сейчас она чувствовала себя оскорбленной. За Адриана, Левия, Бонифация. За мертвого аспида, наконец! Все они, каждый на свой лад, чему-то служили и кого-то спасали, этот же… Мухр’ука говорила, что гость голоден от злости, и злости там действительно хватало, но не людской и даже не песьей. Если б не сгинувший роберов питомец, Матильда обозвала бы поганца крысой, хотя сперва клирик показался почти орлом. Высокий, сухощавый, с гордым, чуть ли не кэналлийским профилем и горящими глазами, паонец за что-то выговаривал Баате, картинно размахивая руками. Понять, чего он хочет, алатка не могла - мешали омерзение и стремительно растущая - не задавить - ярость. Матильда из последних сил сидела, а мужчины все еще стояли, так что пустить в ход облюбованный кувшин не выходило. Вот казар легко бы достал наглеца саблей, но предпочитал слушать, а ведь когда бросился на шум, стал похож на воина.
        - Он не друг мне, - резко отрекся от кого-то Лисенок. - Более того, он не друг Кагете, но не владыке мирскому идти против воли конклава. Я вырос, зная, что свят лишь город Агарис, и только Эсперадор столь праведен, что носит белую мантию. Мой отец видел, как загорались свечи в руках избранных, и он сказал, когда вернулся: «Есть Эсперадор Юнний, и он свят». Я не видел избрания Эсперадора Гаэция, и я не знаю символа, который носите вы.
        Символа? Матильда сжала зубы и заставила себя вглядеться. Белые одежды гадины украшала золотая оторочка, а на груди болтался внушительный кулон. Все тот же павлин с хвостом из молний вцепился во что-то вроде вензеля, надо думать, императорского.
        - Ересь! - рявкнула не терпевшая этого словечка принцесса. - Ересь, скверна и пакость всяческая!
        Белая фигура рывком обернулась, но Матильда уже закусила удила. Вскочив, женщина поудобней ухватила кувшин, готовясь к бою. Всё, кроме впалого мужского виска, затянуло багровым с золотыми промельками маревом. Зато алатка начала разбирать отдельные слова - будто закатная волна одну за другой вышвыривала на берег ракушки
        - Четырежды богоданный… Всех, кто осмелится…
        - …наши горы сами по себе есть… доказательство бытия Божия…
        - Во славу Сервиллия… судьба… страшной… ввергнет в Закат…
        - …провожу… высочество…
        - …вечное проклятье… смерть…
        Кажется, она к кому-то шагнула, кажется, что-то звякнуло, кажется, пальцы разжались… Звякнуло и задребезжало уже сильнее, сбоку затемнело, зато впереди раскинулась полная осени степь. Ветер ерошил жесткую траву, красное солнце наполовину ушло в землю, и на него стало можно смотреть. Матильда и засмотрелась, так, что споткнулась, но не упала - поддержали… Матишка поддержала, и было той Матишке лет шестнадцать.
        - Пусти, - велела старуха. - Беги, целуй Ферека… и не только целуй! А в Агарис соваться не смей! Слышишь?!
        Матишка замотала головой, с мониста осенними листьями полетели таллы и велы, зазвенели по камням, кто-то в алом доломане сперва бросился их собирать, а потом со смешком швырнул вверх. Золотые искры вспыхнули, оказавшись бабочками, появилось и стало синим небо, к которому немедленно потянулись знакомые, но чужие горы.
        - Я виноват, - дрожащим голосом сообщил вернувшийся вместе с небом Лисенок, - я должен был вас оградить, но лжекардинал ворвался так неожиданно! Я не мог даже предположить, что вы столь нетерпимы к ереси… Это в самом деле ужасно! Вы можете идти?
        - Сами видите, - буркнула Матильда. Оказывается, они умудрились спуститься почти до середины лестницы. - Где этот… еретик?
        - Увы, все еще наверху. Требования, которые он привез, для Кагеты неприемлемы, и мне придется это ему объяснить.
        - Чего он хочет?
        - Разве вы не слышали?
        - Я не поняла. То есть поняла не вполне.
        - Бывший кардинал Гайифы самочинно объявил себя Эсперадором, назвался Гаэцием и назначил этого человека кардиналом Кагеты и Сагранны. Присланный еще его святейшеством Адрианом Серапион никогда не был другом нашей семьи, а после гибели отца стал врагом, но в казарии он по воле истинного Эсперадора. Я не искал поддержки эсператистов, когда вступил в бой с Хаммаилом, я не ищу ее и теперь. Ваш супруг и регент Талига открыли мне глаза на многое, о чем я прежде не задумывался, но то, что в мире становится слишком мало любви, искренней человеческой любви, я понял сам. И я не стану мстить священнику, тем более чужими руками. Если Серапион захочет остаться в казарии, я его не выдам. Тем же, кто признает Эсперадором самозванца, в Кагете места нет.
        - В Кагете не должно быть места этой твари, - прошипела алатка, - ей вообще не должно быть места!
        - Он уедет, - твердо сказал Баата. - Завтра же. Его проводят до самой границы.
        - Бириссцы, - потребовала принцесса, - не меньше двух десятков.
        - Да, - немедленно согласился казар, - бириссцы.
        Дальше спускались неторопливо и молча - Лисенок о чем-то размышлял, а Матильде все еще хотелось убить. На предпоследней площадке кагет задержался.
        - Ваше Высочество, вы пережили очень неприятные мгновения. То, что этот человек явился без моего ведома, меня не извиняет. Мои люди оказались слишком легковерны, уступив тому, кого сочли духовной особой.
        - Пустое, - Матильда выдавила из себя улыбку. - Я в самом деле… разволновалась, но не настолько, чтобы забыть, зачем я вам понадобилась. Давайте вернемся к нашему разговору зав…
        Крик вспорол осенний покой, как нож - брюхо. Матильда вздрогнула, и тут мимо пронеслось что-то светлое и большое.
        - Отвернитесь! - заволновался Баата. - Я… Какой ужас. Я видел, что этот человек безумен, но не мог и помыслить, что он способен причинить вред себе! Да, наши горы вызывают жажду полета, но рожденный злобствовать летать не может… Гайифец забыл об этом, и вот он мертв. Вы не должны на это смотреть.
        - А я хочу! - Матильда сунулась к перилам, но опереться на них не рискнула. - Мне нужно увидеть труп. Это меня успокоит.
        Глава 2
        Талиг. Старая Придда Талиг. Акона
        400 год К.С. 20-й день Осенних Волн
        1
        Арлетта помнила Рудольфа сосредоточенным, раздосадованным, огорченным, в ярости, даже в недоумении, но смущение на лице герцога Ноймаринен наблюдала лишь раз. Когда сестрица Кары решила покончить с подзатянувшейся девственностью.
        Было в Маргарите Борн, при всей ее красоте, нечто отпугивающее мужчин, по крайней мере бескорыстных. По расчету обладавшую немалым приданым графиню, само собой, сватали, но тут уж упиралась сама Маргарита: ей хотелось даже не любви - страсти, причем роковой. В конце концов дева принялась колдовать, и ее жертвой пал, то есть как раз не пал, Рудольф.
        - У вас странная улыбка, сударыня, - хмуро заметил Ноймаринен. - Ну, где эти бездельники? Сказано же, подать шадди в пять.
        - У бездельников в запасе три минуты, - Арлетта кивнула на тикающую башню красного дерева. - А улыбалась я, потому что вспомнила, как вас соблазняла Маргарита… Графиня Борн.
        - Вам-то смешно! - фыркнул герцог. - Постойте, а вы откуда знаете?
        - Вы тогда прошли мимо меня и… гиены Ариго, с очень странным лицом. - Как все же приятно говорить правду! - Каролина засмеялась, теперь я понимаю, что слишком громко, но в юности я была достаточно глупа, вот и спросила, в чем дело. Любящая сестра немедленно объяснила. Вы хоть заметили, что у вас украли рубашку и… другие части туалета?
        - Я не кастелян, - теперь Ноймаринен улыбался как человек. - А их украли?
        - Кто знает… Маргарита не сомневалась, что ее обманул взявшийся добыть ваше белье слуга. С мужскими рубашками несчастную и дальше обманывали. Шесть раз, если не ошибаюсь…
        - Чушь!
        - Несомненно, но лицо у вас было в точности таким, как сейчас.
        Башня, готовясь бить, заурчала, и тут же внесли спасительный шадди. Зерна привез Гектор, заодно надававший советов, которым ноймары честно следовали, только варить шадди, не имея чутья, то же, что воевать по Пфейхтайеру. Арлетта рассеянно отхлебнула горяченной черноты, спасибо хоть сахару не насыпали.
        - А ведь я рад, что вы тогда заметили, с этой ду… Борн. - Рудольф крутил в руках обсыпанное сахаром печеньице, сейчас раздавит. - Мне в самом деле неловко! Вы это поняли, и хорошо - обойдусь без экивоков.
        - Попробуйте, - разрешила графиня, - но такое печенье запивал даже Клемент. Я имею в виду ручную крысу Робера Эпинэ. Славная была зверушка, вряд ли Ро заведет новую.
        - Рафиано без экивоков не могут.
        - И все же запейте. Не шадди, так тинтой.
        - Пожалуй, - Ноймаринен поднялся и потер поясницу. - Арлетта, возможно, вы думаете, что я не люблю Лионеля?
        - Не любите, - задумчиво изрекла чудовищная мать кошмарного сына, - однако цените. Я на вас не в обиде - с Ли удобно разве что «фульгатам», бергерам и лошадям. Ну и Рокэ, само собой.
        - А вам?
        Повернулся и пошел - не за тинтой, к окну. Можно ставить девицу Арамона против девицы Маран, что герцога обработала герцогиня. Дочь Алисы успела-таки убедить мужа, что союз с Савиньяками нужно срочно скреплять браслетами.
        - Детей не выбирают. - Пусть думает, что хочет, но исповедей не будет. Их не было даже с Левием, а память кардинала, такого кардинала, надо чтить. И почему бы не сдержанностью?
        - Да, сыновей не выбирают, их растят. Как и дочерей… Вам бы хотелось иметь дочь?
        - Очень, но родился Арно.
        - Если у вас три сына, - обрадовал от окна отец Фриды, - у вас рано или поздно будут три или дочери, или беды. Так говорила моя мать.
        - Франческа Скварца станет бедой лишь для тех, кто тронет Эмиля.
        - С женитьбой Эмиль брата пока обгоняет, - натужно пошутил Рудольф. Он обещал не финтить, но некоторые разговоры начинать трудно. - И все же у Лионеля остается шанс стать первым и в этом.
        - Зачем? - для разнообразия Арлетта раскрыла глаза пошире. - Мальчишки друг с другом не считаются. Эмиль лучше стреляет, Ли - фехтует, а верхом они были на равных, пока старший не встретился с Грато. Всадник находит свою лошадь и становится ветром.
        - Я слышал это от Алваро, - регент рывком обернулся. - Арлетта, когда ваш сын убедил меня сказаться больным, я задумался о том, что когда-нибудь это станет правдой. Помнить о собственной старости неприятно, однако приходится. Диомид оставил малолетнего короля на Алваро, Сильвестра и, не буду скромничать, на нас с Георгией. Теперь у Талига только мы и молодняк. Возможно, вы обидитесь за Бертрама и своего брата, поверьте, я далек от того, чтобы их недооценивать…
        - Обижусь? - удивилась готовая к бою змея. - С чего бы? Гектор на свою гору кресло уже втащил. Выше он не полезет даже на запах шадди, а от Бертрама вы в самом деле далеки. Ему можно доверить все, кроме хорошего сыра.
        - Когда в четырех графствах зрел бунт, Валмон хворал. Разгуляться Сабве вблизи от своих земель он не давал, а другим предоставил либо вешаться, либо вешать. На выбор. Это не украшает, но я не собираюсь обсуждать вашего друга.
        - Вы его уже обсуждаете, но я не против. Вспоминая Бертрама, я вспоминаю и его советы, некоторые из них могут пригодиться. - О да! Когда Колиньяры привезли в Сэ дочь, лучший друг заметил, что при необходимости не только женятся, но и вдовеют, однако Идалия жива и вовсю вышивает носовые платки. Правда, графиня Валмон всего лишь рвется укутывать мужа пледами, за такое травят только подлецы.
        - Дело не в вашей дружбе, - поторопился объяснить Рудольф, - а в том, что Валмона, верней Валмонов, волнуют исключительно собственные дела и земли. Ну и то, что с ними граничит, я себе подобной роскоши позволить не могу. Я даже по-настоящему заболеть не могу! Ваш сын не говорил, на сколько меня, по его мнению, хватит?
        - Нет, это ваша супруга пыталась со мной говорить о… - поставить чашечку, сощуриться, внимательно посмотреть, - о будущем. Жаль, мы повздорили.
        - Георгию обидело ваше отношение к Алисе, - признался Ноймаринен, - но здесь я с вами. Жена помнит платья и сласти, а вы - то, что вас отобрали у родителей.
        - Был еще шадди со сливками, - скривилась Арлетта. Итак, герцогиня поведала мужу о ссоре… Хотя как бы иначе она втравила Рудольфа в делишки Фриды? Ноймаринен был честен и растил торских генералов. Для Талига. Дочь Алисы тоже была честна - с Фридой, из которой, сама того не замечая, вылепила королеву. Не лучшую, но застрявшей в материнском величии Георгии этого не понять.
        - А вот по части сливок я на стороне супруги, - улыбнулся обладатель больной спины и голодной дочери. - Кажется, сударыня, сегодня мы с вами не поругаемся, что не может не радовать… Я собираюсь вызвать Лионеля и хочу, чтобы вы знали, зачем: ваш сын доказал, что на него можно оставить Талиг. С некоторыми оговорками, но можно.
        2
        Вальдес сидел на спинке кресла и подбрасывал фамильный изумруд, который вопреки пророчествам покойного Вейзеля никак не желал теряться. Ротгер не терял ни колец, ни кораблей, ни хладнокровия, в последнее чужим верилось с трудом. Лионель посторонним не был, хотя встречаться выходило нечасто - альмиранте столицу не жаловал, а Савиньяк по известным причинам торчал при дворе.
        - Рудольф сдает, - зеленая искра взлетела к невысокому, хоть и генеральскому потолку, - а ты стал еще лучше врать. Проэмперадор!
        - Начинаешь путаться в талиг? - заметил не успевший соврать ни единым словом Лионель. - Перейдем на кэналлийский или дриксен?
        - Я привык к талиг, а врать ты не прекратишь, - Вальдес, не слезая со своего насеста, стянул по-походному волосы. - Ты слегка плачешь, Ли. Меньше, чем мог бы, но все твои улыбки - вранье. Рокэ умер, и ты это знаешь.
        - Не знаю. Зачем ты тут, и когда ты видел Рудольфа?
        - Странно, - поднял бровь Бешеный. - Ты сразу и врешь, и нет. Рудольфа я вообще не видел, но он сдает, потому что не стал возиться сам, а распустил тебя. Я здесь - для устройства семейных дел, это если для Рамона. Семейные дела имеются, и преужасные, но по правде меня просто тянет поговорить, а в Хексберге не с кем. Альмиранте слишком раним, Салина тоже разволнуется, Джильди с Кальдмеером каждый по-своему, но дураки, а Фельсенбурга увезли, и парень совершенно некстати дрикс. Я вернул ему кошку и пройдоху.
        - Фельсенбургу я подарил мориска от Роньяски, - говоря с чайкой, придерживайся ее логики. - Только дрикс парень именно что кстати. Кто тебе сказал про Рокэ?
        - Тетушка. Она осиротела и стала писать еще длиннее. В детстве я считал ее дурой, но Юлиана всего лишь насадила весь мир на свою любовь. Будто колесо на ось.
        - Я встречался с баронессой Вейзель. Совсем недавно.
        - Ну вот! - Вальдес надел многострадальное кольцо. - Не желаю знать, как он умер, пусть помнится не смерть… Выпьем?
        - Пожалуй, - вызывать адъютанта Лионель не стал, просто распахнул дверь в приемную. - Какой-нибудь «крови», и пошлите за обедом… Я почти не сомневался, что Рокэ погиб, а теперь столь же «почти» уверен в обратном, однако баронесса Вейзель не сообщила мне ничего важного.
        - Ты не услышал. Сколько раз Юлиана сказала, как и почему назовет сына? Десять раз? Сорок? В любом случае пусть родится дочь! Рокэ Вейзель - слишком даже для Торки.
        - Не отвлекайся, - потребовал Савиньяк. Ротгер хмыкнул и поднял кресло на дыбы. Ему не хотелось говорить, но ехал он именно за этим.
        - Дядюшка Везелли - последнее время я звал его на фельпский лад - являл собой супружеское совершенство, но ты же понимаешь, как мы все умираем, а у Курта вышло еще и слишком быстро. Выстрел, положивший едва ли не полк, и тут же - пуля… Что бы тетушка ни воображала, Курт о ней не вспоминал. Он был в бою и сразу ушел туда… Его встретили.
        - Ты решил, что встречал его Рокэ, и, следовательно, он тоже мертв?
        - Решал - ты, я только понял, кого дядюшка увидел. То, что ты здесь творишь, означает одно - тебе ждать некого. Слышал про Кальдмеера?
        - Фельсенбург ради него пошел по головам.
        - Он бы по ним все равно пошел, слишком уж в кесарии Бе-Ме разрезвились! У нас, кстати, тоже… Так вот, Кальдмеер, очнувшись в моем доме, спросил, знал ли я про возвращение Рамона. «Гусям» повезло - я знал и поэтому всего лишь дрался. Не отлынивал, конечно, но и на рожон пер не слишком. Ты знаешь, что ждать некого, отсюда и все твои фортели.
        - Не все. Алву я жду, только это ничего не меняет. У нас нет времени, Ротгер. Заль, похоже, собрался под шумок прибрать Западную Придду и сейчас вовсю там укрепляется. То ли граф Укбан оказался слаб характером и нагрянувшие вояки его подмяли, то ли губернатор к ним сам перескочил, но по провинции разъезжают кадельцы с приказами за двумя подписями. Идет сбор дополнительных налогов «на борьбу с врагами», усиленно вербуют народ в армию, обещая хорошую плату. Там, где «фульгаты» успели побывать, желающих не густо, а что в других местах происходит, пока не выяснили. Армия вроде бы где-то у Легезака, причем заяц со присными избавляются от приличных офицеров. Старшего Дарави они, во всяком случае, убили. Помнишь его?
        - Откуда известно про Дарави?
        - От беглого теньента, а ему в свою очередь от родича, адъютанта Фариани. Генерал, при всех своих хворях, головы не потерял и велел парню «гнать курьера к Савиньяку». Адъютант приказ выполнил, но сам поймал пулю. Это если коротко.
        - Милое дело, - Ротгер больше не раскачивался. - Размазывать бешеную кашу нельзя… Остается заманить эту погань туда, откуда не выбраться, и уничтожить. Ты уже решил, как?
        - Скоро сутки, как догадываюсь.
        - Ура. - Будь Вальдес кошкой, он бы припал к земле, готовясь к прыжку. - Оно тайна или скажешь?
        - Не тайна. В Аконе объявился некий альмиранте, в Дриксене более известный как Бешеный.
        - Красота! - злополучный изумруд вновь взлетел. - При виде меня Проэмперадора наконец осенило, я горд и счастлив! Где моя «кровь»?
        - «Кровь» сейчас будет, а пока сиди и гордись. Кстати, по праву - ты еще и половину работы за меня сделаешь.
        - Фьють! - Ротгер подпер лицо обоими кулаками и замер, глядя собеседнику в глаза. - Это повод отвертеться от визита к тетушке. Я сейчас опекун семейства Везелли, поверь, это страшно… Ага, вот и наше вино!
        Сэц-Алан явился не только с «Дурной кровью», но и с Эмилем, которому жали то ли сапоги, то ли сердце.
        - Развлекаетесь? - возгласил с порога хмурый братец. - Послушай, Ли, это переходит всякие границы!
        - Разве? - Сейчас все расскажет, ну не совсем сейчас, на пару глотков выдержки хватит. - Бери бокал.
        - Возьму, но праздник вам я все равно испорчу!
        - Только Ариго не трогай, - хмыкнул Ли, внезапно вспомнив чужую блаженную улыбку. - Он собрался быть отцом, и я прогнал его к жене в Альт-Вельдер. Ты, кстати, Франческе написал?
        - Почти.
        - Ну хоть что-то! - поддел Лионель. - При твоем пристрастии… к булочкам со сливками пишется плохо.
        - Я не Валмон, мне булочки не страшны. - Эмиль подставил бокал под красную струю. - Выпить я выпью, но… Ротгер, ты семейных сцен не любишь! Ступай-ка погулять, а мы пока поругаемся. Вот вечером…
        - Вечером, о брат мой, ты будешь занят. Вы оба будете.
        3
        Ничего сногсшибательного про Лионеля Арлетта не узнала, хотя несколько приятных пустячков и проскользнуло. То, что ее старший-старший годится в регенты, графиня поняла, когда на полпути между Лаик и Кольцом возникли посланные сыном «фульгаты». Встреча в Фарне окончательно убедила, что Ли готов почти на все, однако женитьба на Фриде в это «почти все» не входила.
        Неизбежное выяснение отношений не давало материнскому тщеславию как следует распушиться, а герцог все еще бродил и рассуждал. Арлетта смотрела то на сутуловатую спину, то на сосредоточенное лицо и пыталась придумать ответ, после которого регент, обговорив с Проэмперадором что-нибудь крайне важное, отпустит Ли назад в Акону, даже не заикнувшись о дочке.
        - Вы вряд ли обидитесь, услышав, что Жермона я люблю больше. - Рудольф, пусть и кругами, но к цели приближался. - Ариго станет отличным маршалом, очень возможно, не хуже Лионеля, но в Олларии ему не место. В отличие от графа Савиньяка.
        - Я должна гордиться? - усмехнулась Арлетта. - Я готова, но в Олларии засели дуксы.
        - Олларию мы возьмем, - отмахнулся Ноймаринен. - Лионель и возьмет, только концом это не станет. Чтобы привести столицу в порядок, придется обирать и юг, и север. Чем, по-вашему, это обернется?
        - Ворчанием, - подсказала южанка, - каждому будет казаться, что с него тянут больше.
        - Именно. Борн с Окделлом были севером, Анри-Гийом - югом. Я не ровняю вашего Эпинэ с зачинщиками и главарями, он, что мог, искупил, только Иноходец вождем быть не может и не должен. Он простоват, а Валмон…
        - О Бертраме мы уже говорили.
        - Вынужден добавить, что его сыновья северу никто. В отличие от ваших, всех троих, к слову сказать.
        - Жермон отдал Торке больше.
        - Ариго останется со своей Ирэной в Альт-Вельдере и, будьте уверены, сделает жену счастливой. Живи Талиг по-прежнему, я бы не хотел себе другого зятя… Вы ведь знаете, что натворила Урфрида?
        Арлетта промолчала сразу и злобно, и тактично. Рудольф, несомненно, любил дочь, но жертвовал ею ради Талига, только на деле все было наоборот, и в жертвах оказывались Талиг и Лионель.
        - Мне это не понравилось, - выдавил из себя самоотверженный отец, - но что сделано, то сделано.
        - Бергеры очень серьезно относятся к продолжению рода, - словно бы сожалея, откликнулась графиня, - отсюда и этот их обычай. Ненужных и непризнанных детей там просто не может быть, а маркграф в наследнике нуждается больше других. Кроме того, теперь не остается сомнений в его… мужской состоятельности.
        - Об этом лучше говорить с Георгией.
        - О чем? Я росла среди намеков, но сейчас я ничего не понимаю. Разумеется, я надеюсь, что Бергмарк не отойдет от Талига, и желаю Урфриде счастья. Выбор принцессы Карлы в свое время удивил многих, но, похоже, она не сожалеет.
        - Хорошо, - голос Рудольфа звучал так устало, что Арлетта чудом не размякла. - Хорошо… Я повторю то, что вы уже слышали от моей жены. Без союза юга и севера Талиг вряд ли протянет до совершеннолетия Карла, а если и протянет, начнется междоусобица. У севера есть принц, за которого отрекся Фердинанд. У юга есть Октавий и воля Катарины Ариго, поручившей сына Эпинэ, читай - Валмону. Сейчас это кажется неважным, но мы должны смотреть вперед.
        - Убедить Ро, что Октавию будет лучше с родными, проще простого. Бертрам не вмешается, а стравить братьев, которых вырастите вы, будет трудно, даже пустив в ход сплетню о происхождении Карла.
        - Не терплю сплетен! - Ноймаринен вновь казался смущенным. - Поверьте, я знаю достаточно, чтобы отличить племянников своей жены от чужих бастардов. Я знаю, но другим приходится верить. Или решать, что им сейчас выгоднее.
        - Вы ведь говорили с послом Дриксена? Граф Глауберозе убьет любого, кто бросит тень на память королевы Талига.
        - Я тоже, но лет через десять убивать придется другим.
        - Через десять лет Рокэ не исполнится и пятидесяти. В эти годы соберано Алваро убивал вполне успешно.
        - Соберано Алваро не стал пить королевский шадди и содержал армию, но спас Талиг Диомид… Ладно, не о том речь. Георгия в возвращении Алвы сомневается, я начинаю недоумевать. Как бы Рокэ ни был занят, он бы ответил на мои письма. В любом случае парень - кэналлиец. Он выиграет все войны, поставит на место «павлинов» и «гусей», но в наших внутренних бедах разбираться не станет, а его жена, если он вообще женится, будет заперта в Алвасете. Срастить юг с севером могут лишь до мозга костей свои. Брак герцога Савиньяка и герцогини Ноймаринен, даже без любви, меньшее зло, чем мятеж или детоубийство.
        Арлетта аккуратно отодвинула чашку. Рафиано не смахивают карты со стола и тем более не опрокидывают сами столы. Если есть более изящный выход, однако сейчас его не было.
        - Рудольф, - с расстановкой произнесла графиня, - я не знаю, женится Лионель по расчету или же по любви, но это будет его расчет или его любовь. Его, а не бывшей маркграфини, которой Горная Марка стала тесна.
        - Сударыня!
        - Арлетта, Рудольф. Вдова вашего друга Арно, чужие вам такого не скажут. И ваша жена не скажет, и ваша дочь, которую вы судите по сыновьям, а надо судить по бабке. Меньше всего Талигу сейчас нужна новая Алиса.
        - Что?! Что вы такое нес… говорите?
        - Что я несу? Правду, герцог.
        Она лгала лишь в одном - с регентом объяснялась не вдова Арно, а закатная тварь. До мозга костей, до последней капли ядовитой крови. И эта тварь говорила отцу торских генералов о незаметно выросшей дочери и дриксенских принцессах. О, она знала, куда бить, она была убедительна, и она убедила. То есть - победила.
        «Дитя мое, - написала Арлетта, дорвавшись до пера и одиночества, - наконец-то я сделала то, чего от меня годами добивались Жозина и эта поэтичная гиена, а именно бросилась тебя защищать. Размалюй ты кого-нибудь или убей, мне было бы проще, но я как-то справилась…»
        4
        Четверо талигойских полковников и один алатский слушали Вальдеса. На маршала Запада они почти не смотрели, на адмиральскую свиту - тем паче, это Эмиль, сдерживая злость, вглядывался в тех, кого Ли брал с собой.
        Стоунволлу брат доверял, своего Рединга ценил больше здешнего Баваара, Хейл был сыном отличного кавалериста, Гедлер - бергером, а Лагаши - алатом, и в деле Эмиль успел повидать лишь его. В деле… Из Аконы взятие Бордона казалось прогулочкой. Закатные твари, да отсюда милыми пустяками кажется все, что было прежде! Октавианская ночь, и та перестала пугать, вот омерзение никуда не делось. Омерзение и крепнущая убежденность, что ублюдков лучше кончать на месте.
        - Маршал Лэкдеми, - внезапно окликнул Вальдес, - я ничего не напутал? На море как-то проще, не говоря о том, что господин Заль, вздумай он поплавать, в два счета достался бы слезинушке… Это рыбешка такая, ест любую дрянь, но хуже от нее не становится. В детстве мне пытались втолковать про праведников, что их, дескать, ничем не испортить. Я понял, обрадовался и сказал, что они совсем как слезинушка… Больше меня богословию не учили.
        - Рак тоже все съест, - засмеялся Лагаши. - Балинт, было дело, накормил алатских раков досыта. Ничего, не передохли.
        - Но подошли бы они после всего к пиву? - неожиданно подхватил шутку бергер.
        - Подошли бы?! - возмутился Вальдес. - К бергерскому пиву они бы пошли. Колоннами. Даже пятиться бы для такого случая перестали.
        - Раки, атакующие колонной… - Лагаши получал удовольствие от разговора и явно собирался получить еще больше от охоты. - Это, видимо, очень страшно.
        - Господин адмирал, - поднял руку лысоватый драгун, - хотелось бы понять, как долго продлится наш рейд.
        - Как получится, - махнул рукой моряк. - Если вам, Стоунволл, нужна диспозиция, я ее накатаю. Зря, что ли, у меня тетушка была замужем за самим Вейзелем? Только на деле все пойдет наперекосяк… Не сомневаюсь, что удачно, но придется наступать, куда никто не собирался, форсировать что-нибудь некстати вытекшее и хватать за шиворот тех, кому надлежит болтаться в иных пределах. Планы хороши, когда воюешь с быками, а зайцев и блох гоняют по наитию. Будем на месте - разберемся.
        - Вы рассчитываете вернуться к весне, - не сдавался драгун, - или раньше?
        - До весны - это слишком, весной я понадоблюсь Альмейде в море. Варитам, конечно, наоборот, но их не спрашивают… Выступаем мы послезавтра и вернемся всяко до Весеннего Излома. Я быстренько засвидетельствую свою опеку тетушке и рвану в Хексберг. Ну а теперь, - Ротгер с веселым интересом оглядел доставшихся ему полковников, - идите и пишите. Любовные письма, завещания, диспозиции, стихи… Кому что нравится.
        Встали, задвигали стульями, отдали честь.
        - Адмирал, - едва не забыл окликнуть Эмиль, - задержитесь.
        - Так я все же что-то напутал? - весело осведомился ужас дриксенских вод. - Неудивительно! У вас просто чудовищные словечки! Один ретраншемент чего стоит, и это еще не самое смачное. То ли дело наш бурундук… Который от нока выстрела идет на корму. Вы тоже идите, будет нужно, я догоню; я всегда догоняю, просто после кончины Бе-Ме это стало труднее доказывать.
        - До свидания, господа, - с нажимом сказал Эмиль всем и особо - приостановившемуся Стоунволлу. Вальдес валял дурака в полном соответствии с диспозицией, но адмиральские шуточки все равно бесили, особенно теперь, когда с грохотом рухнуло последнее возражение. Если Рединг, находясь в двух шагах от свиты Бешеного, ничего не заподозрил, о прочих и говорить не приходится.
        - Ну что? - осведомился минуту спустя Ли. - Мишель, узнают меня?
        - Если с нами и не на Грато, не-а, - заверил «фульгат». - То есть, может, и признают, если вглядятся, да на кой им? Только…
        - «Только»? - передразнил уже сидящий на краешке стола Вальдес. - Перед Редингом неловко? И кто-то после этого станет говорить, что закатные кошки бесцеремонны?
        - Да мы… - почти растерялся Мишель. - Мы, как Уилер отъехал, вроде как при Проэмперадоре, а все одно… Из полка еще не выставили…
        Раздавшийся стук был веселым и четким.
        - «Фульгаты», выйдите, - вполголоса велел Лионель, отступая в тень, - Через спальню. Рединга утром - к адмиралу, будете скрытничать вместе. Эмиль, ты, кажется, усомнился в Стоунволле? Зря.
        Сколько игрушек, книг, ботфортов Ми в свое время запустил в братца? Сколько получил в ответ? Маршал Лэкдеми подавил желание швырнуть в отступившего за камин Леворукого хотя бы свернутой картой и громко крикнул:
        - Войдите.
        - Мой маршал, - оттарабанил ни змея не понимающий Герард. - Полковник Стоунволл настаивает на немедленной аудиенции.
        - Впусти.
        Настойчивый Стоунволл уже торчал на пороге.
        - Прошу разрешения обратиться, - заявил он, едва порученец затворил дверь, - по делу первостепенной важности.
        - Обращайтесь, - насилу сдержал злость Эмиль. Братца лысый драгун не подвел, но лучше бы он пригляделся к скучавшим свитским!
        - Мой маршал, я рад, что адмирал Вальдес меня услышит.
        - Правда? - мурлыкнул со стола Ротгер. - Это так приятно… Некоторые, увы, предпочитают сомневаться в чужих способностях за глаза. Вы ведь вернулись именно за этим?
        - Да! - Стоунволл смущенным отнюдь не казался. - При всем уважении к вашим достижениям на море вы не кажетесь мне человеком, способным провести серьезный сухопутный рейд. Более того, я отнюдь не уверен в необходимости самого рейда. Заль все еще формально остается талигойским генералом, к тому же его распоряжения поддерживает губернатор провинции. Нам предстоит действовать в сугубо мирной местности против армии, носящей те же мундиры, что и мы. Господин адмирал, прошу меня правильно понять, но вы произведете на обывателей странное впечатление.
        - Но, надеюсь, неизгладимое? - строго уточнил Ротгер. - Полковник, вы женаты?
        - Да, господин адмирал, и очень счастливо, только какое это имеет значение?
        - Теперь уже никакого. Просто при виде вас меня обуяла надежда вернуть тетушке запах роз и песнь соловья… Но продолжайте, вы так чудесно излагаете! Я почти понял, в чем была бы моя ошибка, если бы мы с рейдом были такими, как вам кажется.
        - Продолжайте, Стоунволл, - подтвердил Эмиль, и драгун продолжил. Как ни в чем не бывало, разве что избегая говорить о Вальдесе. Впрочем, об адмирале он уже сказал все, что хотел.
        - …я отдаю должное достоинствам нашей кавалерии, - рубил полковник, - но не в данном случае. Предательство Заля пока не очевидно, и направленные против него диверсии командующий Кадельской армии сможет объяснить так, как удобно ему. Мы же из не очень сильного охотника рискуем превратиться в добычу, которой останется только бежать…
        - К Озерной Дриде, - подсказал от камина Ли. - Томас, надеюсь, вы помните эту речку? Будь Ор-Гаролис такой же, Фридрих умер бы значительно раньше и куда менее мучительно.
        - Мой маршал! - Стоунволл просветлел лицом, но тут же сосредоточенно свел брови. - Я правильно понял, что истинной целью предпринимаемого рейда является выманивание кадельской армии к Иллерским озерам?
        - И последующее полное ее уничтожение. Вы уже довольно встречались с «бесноватыми», чтобы понять смысл и необходимость подобного маневра.
        - Именно так, мой маршал, однако генерал Заль при всей своей заурядности обладает определенным опытом…
        - …которым при всей моей незаурядности не обладаю я? - Вальдес закинул ногу за ногу. - Не печальтесь, именно это зайца и погубит. Из меня выйдет просто отличная морковка.
        - Если адмирал Вальдес убедил вас, - Лионель небрежно стянул с головы черную кэналлийскую косынку, - Заля он убедит тем более, а на свитских, как мы все сейчас удостоверились, не смотрят. Особенно при столь заметном командующем.
        Стоунволл ограничился тем, что щелкнул каблуками, но Эмиль как-то понял, что теперь полковник спокоен и, пожалуй, даже счастлив.
        - Мой маршал, - торжественно произнес он, - я сделаю все, чтобы ваше присутствие как можно дольше оставалось тайной. Разрешите идти?
        - Ну нет! - Вальдес соскочил со стола и загородил дверь. - Сперва мы выпьем. Мне слишком не хватает дядюшки, чтобы я упустил подобную возможность! Кроме того, мой долг окончательно успокоить этого во всех отношениях примечательного человека.
        - В этом нет нужды, - примечательный человек слегка поклонился. - Я с удовольствием подниму бокал за успех нашего предприятия, однако я совершенно спокоен, поскольку ни минуты не сомневаюсь, что в нужный момент маршал Лионель Савиньяк примет единственно верное решение.
        - И прошу заметить, - подхватил Вальдес, - что это не лесть, не выслуживание и не глупость. Ты, Ли, примешь единственное верное решение, господин Стоунволл его осуществит, Заль булькнет, а мне останется исполнить семейный долг, и это, уверяю вас, куда трудней.
        - Сперва, - не выдержал Эмиль, - изволь вернуть мне брата и… всех полковников. По счету.
        Глава 3
        Гайифа. Старый Калкис Бакрия. Хандава
        400 год К.С. 21-й день Осенних Волн
        1
        К тщательно побеленной стене был прислонен мушкет, рядом, опустив шляпу на лицо, дремал караульный. Вряд ли местные слуги имели привычку дрыхнуть средь бела дня, но с оружием под рукой, и Карло заподозрил в соне турагисова конюха. Заслышав въезжающих, детина сорвал с физиономии шляпу и вскочил. Коротко поклонился Капрасу, кивнул проводнику - точно, турагисовский!
        - Господин стратег здесь, - возвестил Ставро.
        - Вон ихнее окошко, - караульный ткнул пальцем. - К обеду ждут.
        - Лошадей пристройте, - распорядился Карло. - Йорго, перекусишь в общем зале.
        На крыльце уже белел передник трактирщика. Хозяин заведения, в отличие от уютных здешних болтунов, то ли уродился мрачным, то ли военных не любил, а может - еще что, но, хоть и с угрюмой миной, гостя к постояльцу провел лично.
        Вживую опального стратега Карло видел издали и давно. На плацу и в переходах Коллегии Турагис выглядел рослым и осанистым, в комнатке с низким потолком он стал огромным. При виде раскрывшей объятия громадины Капрас слегка опешил и тут же оказался прижат к широченной груди.
        - Явился-таки! - рокотал гигант, - а что в эдакой тряпке? Бежишь кого?
        Капрас прикрыл мундир плащом, дабы не бросаться в глаза, но под буравящим взглядом ощутил себя едва ли не трусом.
        - Вы же сами писали, - ответ получился несвязным и каким-то школярским, - что не хотите привлекать внимания…
        - …столичного засранца, - с удовольствием закончил Турагис. - Не хочу! Привечать не по чину, прибить себе дороже. Думал, не дождусь, велю подавать, с утра не жрал! Ярмарка так себе, бедноватая, а тут и вовсе тихо. Постояльцев пара мух да таракан, никто к серьезным господам не полезет, но людей ты мало взял. Неслух!
        - Людей хватит, - улыбнулся Карло, - основная часть конвоя осталась на въезде в город. Изображают обычный разъезд.
        - Пакость! - Турагис с размаху бухнулся на стул, тот скрипнул, но выдержал. - Прячемся, будто разбойники, и ведь без толку! Рано или поздно, а сказать придется все! Сказать и сделать. Про девчушку свою сам спросишь или крутить начнешь?
        - Уже спрашиваю.
        - Всем бы хороша, да никак не откормлю! Лопает как бы не больше меня, только не в коня корм… А в остальном - ничего: то скачет и в ладоши хлопает, то ревет, что долго не едешь. В то, что дочку Лиса отхватил, веришь?
        - Нет, - улыбнулся Карло, - но так удобней. И потом, не я начал.
        - Еще бы ты! Мы с тобой другое начнем. Позже. - Турагис вдруг поднял седеющие брови и громко, то есть еще громче, проорал: - А казарон твой к месту пришелся - и парням моим весело, и псы ожили! Волков бедняги в глаза не видели, ворье - не добыча, а кобель что наш брат вояка! Бой в радость, а после победы и мясо вкусней, и суки красивей.
        - Наверное, - удивленно согласился Капрас, и тут хозяин с помощниками втащили то, что Турагис полагал обедом, а Карло счел тремя. Оголодавший великан заказал сразу и мясо, и птицу, и рыбу, причем в количестве, достойном самого Курподая.
        Трактирщик все с той же угрюмой миной расставлял тарелки, на шпиона он не походил, но Турагис продолжал во все горло расхваливать собачьи бои. Интриган из старика был никакой, и Капрасу стало тревожно и слегка смешно. Может, изгнанник и увлекся кагетской забавой, но собрата-вояку высвистал явно для другого. И это другое зарывалось в собачьи драки, как сами собаки зарывают кости в грядки. За что и бывают биты.
        - …кобелю бой необходим, как рекруту тренировка и проверка. Много ты с необстрелянными навоюешь… - Трактирщик что-то буркнув, вышел, и Турагис, немедленно позабыв о псах, устремился к двери, резко ее распахнул, потом закрыл и, широко шагая, вернулся к столу. - Давай обедать, маршал.
        Капрас не возражал - он был голоден, а в пользе набитого рта убедился еще в Кагете. Турагис, впрочем, ответов не требовал, по крайней мере пока.
        - Нужно собирать в кулак все силы, - вещал стратег, разламывая горячий хлеб, - так что твой корпус очень важен.
        На всякий случай Карло кивнул, только собеседник это вряд ли заметил.
        - Да, - огромная ладонь провела по скатерти, стряхивая крошки. - Корпус твой важен, но только в умелых руках и при умном верховном командующем. При умном, сынок, а у нас что?! Положение наше аховое из-за столичной тупой сволочи, как прошлой, так и нынешней. Мориски - молодцы, кто спорит, только кошки б с две они сюда сунулись, не будь уверены, что раскатают нас, как Леворукий камбалу. А повод мы им сами дали, когда полезли за море. Ты ведь знаешь, что там произошло?
        - В общем… - вильнул как назло оказавшийся с пустым ртом Капрас. - Коллегия не рассчитала сил. Мы судили о морисках по корсарам, кто же знал, что у них отличная армия!
        - Приличная, - поправил Турагис, - не более того. То, что пистолеты не на островах из рыбьей чешуи мастерят, можно было и допереть, но и на язычников управу найдем! Великих полководцев у них не водится, а численность и выучка с нашими сопоставимы. Другое дело, что с паонскими ублюдками только кагетов воевать, ну да не мне тебе рассказывать. Фельп ты вряд ли забыл.
        - Там был Алва.
        - А что Алва? Огнем кэналлиец не дышит, но хорошо, что ты его вспомнил. Чем Ворон берет? Свободой. Что хочет, то и творит, да и помощников себе сам подбирает.
        - Вы с ним дела не имели, - вступился не за Ворона, за себя Капрас.
        - Ты не злись! - велел Турагис и подвинул Карло блюдо с заливным. - У каждого свой потолок, поймешь какой - цены тебе не будет. Корпуса для тебя мало, армии - много. На авангард или арьергард я тебя хоть сейчас поставлю, битва будет - крыло под командование получишь. Не меньше, но и не больше: морисков тебе самому не побить.
        Капрас и сам так думал, но от чужих правдивых слов стало обидно, к тому же у Ореста с язычниками вышло, а вот у Турагиса - нет.
        - Я не задавака, - каламбур получился на грани подлости, ведь когда покойный Задавака прикрывал Паону, Карло Капрас продавал, а это было именно продажей, Лисенку Хаммаила.
        - Верно! - Опальный стратег поднял глаза, смотреть в них было непросто. - Ты - не Трастис, ты - Капрас, и ты таких бы глупостей не натворил. Зря задавакой никого не назовут.
        - Он защищал Паону.
        - Он угробил армию! - Турагис хлопнул по столу, из налитой до краев миски испуганно выплеснулась красная подлива. - Неужели так трудно уразуметь: Паона - это еще не Гайифа! Вот без армии нас точно раздерут, и не мориски, а Талиг да Алат с Кагетой. Не столицу спасать нужно, а твой корпус, и грести к нему все, что сгребается. Наберем армию хоть в половину задавакиной, тогда и морисков остановим, и Альберту с Лисенком по лапам дадим, ну а Ворон сам отступится, не дурак же он.
        Карло торопливо впился в спасительную говядину. Кто бы спорил, армия нужна; страна без армии хуже беззубой псины, та хоть удрать может… Значит, спасать корпус? В смысле сидеть в Мирикии, когда язычники вырвутся на Императорскую дорогу и между ними и Полуденным дворцом останутся лишь сосунки вроде Сфагнаса! Верящие в своего императора и готовые драться до конца… Вот она, государственная измена, во всей красе, и ладно б только она! После такого ты не только не гайифец, ты не вояка и не мужчина.
        - Обалдел? - участливо спросил Турагис, макая мясо в перепуганный соус. - Доносить часом не побежишь?
        - Нет! - отрезал Карло. Доносить было и бессмысленно, и противно, он и так доносил на литейщиков. А если… - Армия без артиллерии больше не армия, теперь это даже до кагетов доперло. Нужно выкупить у мастеров пушки, но денег у меня нет, а писать в Паону, вот где донос будет!
        - Прийти со своими парнями и просто взять не хочешь? - ворчливо осведомился стратег. - Тогда напишешь, никуда не денешься. Денег ни тебе, ни мастерам не видать, но приказ будет: им - отдать, тебе - отобрать, засранцу патлатому - проследить. Ты его встречал, неужто не стошнило?
        В Белой Усадьбе стошнить могло от всего, а они даже мясо слопали. Приготовленное мертвой женщиной для спекшихся заживо… Для родной дочери и хозяина с девочками. Тоже почти родных.
        - Сфагнас дрался с морисками, - зачем-то напомнил Карло, - а что до волос, так он гвардеец, как бы себя ни называл.
        - Гвардеец! - Стратег скривился, будто раскусил хорошо наперченную жабу. - Дрянцо сопливое! Из-за таких мы в посмешищах и ходим. Развели мистерии, а потом с жизнью спутали. Глазенки подвел - все, победитель… вшей! Ты хоть с кагеткой своей спи, хоть с Агасом, чучелом не будешь, вот покойником - можешь. Если геройствовать примешься! Я одно тебе втолковать хочу: те, кто в Паоне засел, правильно твой корпус использовать не смогут. Орест, хоть Сервиллием назовется, хоть Алвой, все одно болван, так что не спеши губить своих парней из-за его дури. Скоро зима, то есть слякоть, грязь, частые дожди… Мориски сидят на побережье, у них в руках все основные порты, а весной они с новыми силами полезут снова.
        Зегинцы не дикари и не дураки, дважды в один овраг не свалятся. Теперь недооценки не будет, и орестовым соплякам - там же опыта ни у кого на медяк нет - придется туго. Скажешь, тем более надо к ним нестись, дескать, у меня опыт, у моих офицеров… Только кто тебя слушать станет? «Прибожественного» видел? Вот такие сучата армией и командуют, и тобой командовать будут, маршал…
        - Но не можем же мы…
        - Не можем! - громыхнул огромный седогривый человек. - Империю в самом деле надо спасать, и кому, если не нам?! Пустить кошкам под хвост отличный корпус вместе с опытным командиром, это, знаешь ли, не спасение… Да и у нас тут дела не лучшие творятся.
        - Я видел. В Белой Усадьбе.
        - Да уж… Скверно вышло. Хозяин, тварь такая, воду замутил и удрал.
        Они тоже так думали, пока худенький призрак не принялся под собачий вой разгребать завал. Внутри было страшно, но всего хуже были спекшиеся в тайнике трупы. Граф успел добить девочек, но стилет отчего-то сломался, так что бедняга умирал долго. Наверняка кричал, не мог не кричать, но бьющимся в другую дверь разбойникам было не до обнаружившей себя добычи.
        - Кем бы он ни был, - тихо сказал Карло, - так умирать никому не пожелаю… Граф с дочерьми прятался в амбаре, в потайной комнате. Видели б вы этот амбар!.. Крепость. Неудивительно, что разбойники там заперлись, ну а легат сжег всех, откуда ему знать было?
        - Значит, не удрал, - задумчиво произнес Турагис. - Вот так и начинаешь верить в Провидение. Ты что о кардинальских откровениях думаешь? Ничего? Я бы тоже не думал, зовись я иначе. Меня, знаешь ли, отец хотел Константином наречь, да мать уперлась… А теперь со всех амвонов бубнят «имя его будет Сервиллий». Только Сервиллию за шестьдесят, ноги отекают и все опротивело, одни лошадки остались. Тяжеловато наново в мундир влезать.
        - Вы возвращаетесь в армию?
        - Некуда мне пока возвращаться! Делать эту армию надо… С начала с самого, и кроме нас с тобой некому, пойми ты это, наконец! Превосходительные мало что ничего не могут, так, не успеешь опомниться, продадутся тем же кагетам. Нужен глаз да глаз. Это еще что такое?
        «Это» оказалось пузатым Ставро. Придерживая дверь, слуга мялся на пороге, всем своим видом изображая смущение и при этом упорство. Дескать, нехорошо отвлекать стратега по сущим пустякам, но без вас, господин, никак…
        - Не жмись, - господин откинулся на спинку стула. - А то маршал решит, что ты ограбил кого. Под чьим хвостом горит?
        - От господ Галлисов приехали, срочный ответ им нужен. Там с кобылой, что вы летом продали, беда. Разродиться не может.
        - А если б не нашли меня?! Ну точно двух по третьему… Гонец здесь?
        - У ворот.
        - Зови… Или ладно, спущусь, а ты пока думай, маршал.
        Воспользоваться советом Капрас не успел - не прошло и пары минут, как Турагис воздвигся на пороге, загородив собой сразу ставшую узенькой дверь.
        - Ослы, - изрек он. - Причем брехливые, а я и поверил! Как же, кобыла… Меринок, Сфагнасом кличут.
        - Легат?
        Турагис с отвращением махнул рукой, словно грязную воду стряхнул.
        - Дожил «богоданный Сервиллий» - свои же олухи от своего же брата-вояки защитить норовят. Дескать, ты с легатом водишься, как бы не донес! Ладно, поеду от греха. Может, потом шейку недопеску и сверну, если сам не уберется. В Паону пока не пиши: у меня после жены цацки остались, не дочке же отдавать!
        О том, что девица Турагис, когда отец еще был в силе, сделала блестящую партию, Карло знал. Как и о том, что после багряноземельской неудачи зять немедленно порвал с тестем, каковой громогласно послал к Леворукому и его, и предательницу-дочь.
        - Господин…
        - Зови-ка ты меня стратегом. - Турагис усмехнулся, показав достойные его гривастых любимиц зубы. - Или, если веруешь, «богоданным Сервиллием», только пушки нам в самом деле нужны. Значит, пушки будут! И с ремонтом лошадиным помогу, но тут не задаром, разве что тебе под седло парня подарю. Все, до встречи! Ты меня не видел, а я тебя.
        Карло кивнул и вернулся к столу, комнатка без Турагиса стала не такой низкой, покинутого обеда хватало на четверых, но приглашать Агаса Капрас не стал. Был бы трактирщик подружелюбней, может, и позвал бы, а с этим хотелось расплатиться и больше никогда не видеть.
        2
        Злиться на Баату из-за разбившегося паонца Матильда не собиралась. Не позволять же бесноватым, хоть бы и клирикам, шляться по Кагете! Выставить с позором в Гайифу или честно и открыто убить? Это для волков. Казар охотится иначе и прежде времени сбрасывать белую шкурку не намерен. Как и поддерживать старого мерзкого Серапиона, выставленного в Кагету еще понадеявшимся на лисьи зубы Адрианом.
        То, что выбранная в свидетельницы иноземка осведомлена о секрете решетки, Баата не догадывался, этого и Этери не знала, только трое талигойцев и собака. Матильда честно засвидетельствовала, что покойный оставался в беседке один, а погнался ли он за бабочкой или возжелал полета, ей, сестре великого герцога Алатского, неведомо. Сопровождавший клирика гайифский чиновник опечалился, но не усомнился. На нем тоже висел молниехвостый павлин, но жажда убийства Матильду на сей раз не обуяла, разве что вялое раздражение.
        - Всяк еретик мерзок, - поднял палец получивший полный отчет Бонифаций, - но не всяк скверен. Сапфиры взденешь! И для глаз приятно, и о добром человеке напомнит.
        Матильда фыркнула и повернулась к супругу спиной, позволяя застегнуть ожерелье. Сапфиры, настоящие, кэналлийские, преподнес Баата; он много чего преподносил, в том числе и сюрпризов. Последним из таковых оказался настоятель гидеоновой обители, объявившийся в Хандаве накануне отъезда талигойцев. О том, что гость приглашен на прощальный ужин, сообщил лично казар, и Бонифаций смолчал.
        - Стерплю, - посулил он обалдевшей от подобного смирения супруге, - с кротостью и во искупление былых прегрешений. И ты терпи. Дело наше такое, сбирать пиявиц поненасытнее, да за шиворот супостатам совать, дабы прыть вместе с кровью теряли. В зеркало-то глянь!
        - Ну его, - отмахнулась женщина, хотя посмотреть на себя в синих искрах и тянуло. - Перекосило, что ли? Ну так поправь!
        - Да хороша больно, горжусь! Ладно, пошли, благословясь.
        Когда, опираясь на мужнину руку и сверкая сапфирами, Матильда вплыла в зал Бакры, казар был уже там, но алатка, пораженная тем, во что превратилось сердце Хандавы, едва на него взглянула. Новоявленные родичи Этери зря времени не теряли. Чудовищные кагетские птички почти скрылись под козьими шкурами и коврами из козьей же шерсти, на которых развесили бакранские посохи, кагетские сабли и талигойские шпаги. Вперемешку. Примыкающую к трапезной стену украсили обвитые лентами рога, а напротив изрядно располневший Ворон вздымал на дыбы толстого белоснежного жеребца.
        Всадник вышел так себе, но пейзаж заставил алатку вздрогнуть - неведомый мазила засунул талигойского маршала в Черную Алати! Женщина с ходу опознала Балинтову башню и позеленевший от времени мост через вечно беснующуюся Фекете. Картину стерегли козлиные черепа, а под ней на треножнике возлежала сабля в черных ножнах, с которой свисало нечто странное. Матильда не выдержала, вывернулась и пошла смотреть. Бонифаций вроде как и не заметил, надо думать потому, что из-за колонн выплыл памятный по Обросшему Яйцу казарон. Имя напарника Бурраза алатка не то чтоб забыла, просто наверняка запомнила неправильно, и вообще штуковина на эфесе ее занимала больше. Женщина нагнулась над роскошным, хоть сейчас пластай агаров, клинком и чудом не разоржалась, узнав бусы из косточек абехо.
        - Да, это оно, - с обернутой на бакранский манер вокруг головы косой Этери выглядела просто чудесно. - Премудрая решила посвятить ожерелье тому, кто даровал мне отвращающий зло камень. Брат не стал объяснять, что на картине маршал Алонсо.
        - Дура! - хмыкнула Матильда. - Не Премудрая, я! Башню с рекой узнала, а всадника - нет… И ведь помню же, что при Балинте всех толстыми малевали! Что твой братец затевает?
        - Сегодня я Баату не видела, но последний раз он много говорил о Создателе и слугах его.
        - Может, обратить бакранов собрался, хотя нет… Не дурак!
        - Брат не из тех, кто пытается выпить Рцук и сгрызть горы, - Этери улыбнулась. - Безумный паонец не вынес близости неба, но кардинал Серапион немолод. Возможно, его сердце тоже не вынесло… горечи последнего года, и его высокопреосвященство уже на пути в Рассвет. Вторым клириком Кагеты последние сто лет считается настоятель обители Гидеона Горного, и он здесь.
        - Вместе с товаром? - поддела Матильда, но Этери шутки не поняла.
        - Гидеониты могут беспрепятственно посещать Гайифу и возвращаться, - принялась объяснять лисонька. - Могут принимать паломников, могут не платить пошлин, покупать товары у иноверцев и очищать их молитвами. Время от времени такое удобно… простите, угодно любому божеству.
        - И Бакре?
        - Будет угодно, - пообещала дочь Адгемара. - Не сейчас, но если Бакрия возвеличится, будет. Или не будет уже Бакры.
        Отчего-то стало грустно, и алатка поправила отвращающее зло ожерелье. Казалось, по следам Премудрой идет отец-эконом, известный своим благочестием, и ведет паршивого жеребца горностаевой масти, дабы перепродать его Хогберду. А тот в свою очередь всучит клячу еще кому-нибудь. С благостным видом.
        - Вы подумали о чем-то неприятном, - догадалась Этери. - Жаль, если по моей вине.
        - Не по твоей! - Матильда зачем-то погладила саблю и резко отвернулась. Добытое Балинтом в боях досталось Альберту, а воля Эсперадора утонула в агарисском мусоре. Пришли мориски, разметали самую большую кучу, дав шанс кучам и кучкам поменьше не только барышничать, но и сыграть по-крупному. Мерзко, кто спорит, но знай Балинт с Адрианом будущее, они бы все равно не отступили. Вот не отступили бы - и все!
        - И все-таки виновата я… О смерти и старости нельзя забывать, но зачем о них напоминать? Когда боги становятся корыстны, к верующим приходит старость, а бакраны еще дети. Я рассказала вам о тергачах, но не о том, как потерявший дочерей царь обрел внука.
        Вот так, желая исправить неловкость, которой, можно сказать, и не было, и наступают на настоящую боль. Матильда как могла улыбнулась.
        - Я думала, царь женился второй раз.
        - Владыка Саймурии был одинок четыре года. В первый день пятой осени он удалился в свою опочивальню и увидел, что его ложе застелено невиданными цветами и на них спит маленький мальчик. Стража поклялась, что в комнату никто не входил, и царь поверил. Подкидыша объявили наследником, и тут же цветы пустили корни. Так появились розы. Это наш цветок, а не гайифский, имперцы его присвоили.
        - Павлины могут, - согласилась Матильда. - Но спать на розах я бы не взялась.
        - На первых розах не было шипов, - пальцы кагетки коснулись оправленной в золото тьмы, - а детство уснет даже в царской спальне. Баата был такой соня…
        - Мой внук тоже! Надеюсь, приемыш саймурского царя вырос дельным человеком.
        - Да, иначе я не стала бы рассказывать. Я - дочь Лиса и сестра Лисенка, и я понимала, кого вы вспомните. Потерять совсем все невозможно! Казарон Бурраз со мной согласится, и ваш друг Робер Эпинэ - тоже.
        - Я и сама соглашусь, - отмахнулась Матильда. - Бурраз хоть здоров?
        - Скоро вы сами увидите, брат отправляет его с вами. Бурраз-ло-Ваусхар вновь будет послом казарии в Талиге. Те, кто его помнит, найдут, что потеря руки казарона очень изменила… О… Открывают казарские двери, скоро за стол, - голос кагетки стал особым, и Матильда поняла, что сейчас услышит про Ворона. - Сейчас я уйду, мне нужно успеть закончить письмо. Я долго думала, как сделать, чтобы регент Талига не вспоминал меня, а помнил, и начала записывать слова отца и те его дела, о которых догадалась. Мое письмо регент Талига будет хранить и перечитывать, но оно выходит длинней, чем я могла надеяться. Завтра я отдам его Бурразу, но футляр не будет заперт. Мне хочется, чтобы вы прочли, и чтобы Рокэ Алва показывал это письмо тем, кто для него что-то значит.
        3
        Прорех в плане, если таковые имелись, Эмиль не нашел. Обсуждать было нечего, спорить не с чем - все складывалось почти идеально, но пребывать в восторге от будущей охоты мешал Ли, которому приспичило прогуляться.
        - Ну и что мне прикажешь говорить Ариго? - маршал вложил в вопрос всю имевшуюся в его распоряжении сварливость, Проэмперадор предпочел не заметить.
        - У жениха всегда найдется, что обсудить с молодоженом, - проникновенно сообщил он. - Если случится нечто, о чем Проэмперадору надлежит знать, гони эстафету в Вассермюле, я там заставу оставлю.
        - Проэмперадору надлежит сидеть, где положено, и проэмперадорствовать, а не бегать за зайцами.
        Шутка была глупейшей, да и та далась с трудом. Еще немного, и он примется орать и топать ногами. Ли не должен шляться по всяким озерам, вот не должен, и все!
        Брат неспешно отложил грифель.
        - Все же, - с чувством произнес он, - некоторые женщины поразительно умны. Девица Арамона через Райнштайнера навязывает мне твоего адъютанта, однако мысль сунуть мою особу в сундук и посыпать лавандой ее не посетила. В отличие от тебя.
        - Некоторые мужчины поразительно безответственны, - парировал Эмиль, уведомленный бергером о визите умницы. - Хорошо, забирай Герарда.
        - Зачем? Те, кто пойдет со мной, проверены не по разу, а кадельцев проверять без надобности. Через месяц с Залем останутся либо мародеры, либо дураки, и говорить с ними в любом случае будут мушкеты. Твои, между прочим, наше с Ротгером дело собачье, загнать, куда надо.
        - Ты не Валмон.
        - Хорошо, наше дело оленье. Получишь весточку и живой ногой к нашему милому озеру. Вряд ли оно успеет замерзнуть, но водичка для купаний будет не слишком подходящей. Хочешь принести пользу?
        - Талигу?
        - Опосредованно. В моем лице. Хочешь - пошли.
        Эмиль не ответил, просто поднялся. Ситуация была сразу и безнадежной и дурацкой, потому что удержать Ли получалось или дав ему по голове, или доказав, что Проэмперадору вот именно сейчас нужно сидеть в Аконе, а это, мягко говоря, было не так.
        Свихнувшихся кадельцев требовалось уничтожить, и чем быстрее, тем лучше. Переиграть Заля могли чуть ли не все торчащие на севере генералы, только обычная военная победа не годилась, зато недалеко от Дриды имелась готовая ловушка для армий - встанешь вечерком на бережке, утром уже никуда не денешься. Дело было за малым - заманить уродов куда требуется. В драку с заведомо сильнейшим противником заяц не полезет, на слабого бросит несколько полков, а сам может и вовсе не пойти. Лионель, дрянь эдакая, нужную приманку нашел.
        Обычно забитый военными особняк был почти пуст. Пара дежурных адъютантов, и все. Брат молчал, только деревянные половицы поскрипывали, будто уговаривали остаться.
        - Разрубленный Змей, - не выдержал Эмиль, - насколько же проще с дриксами!
        - Разрубленный Заяц, насколько же проще с матерью!
        - Ее тут нет.
        - Жаль! Отучить тебя бояться алатского сундука ей как-то удалось… Ну послушаю я тебя, засяду в Аконе, а меня застрелит Понси.
        - Я придурку руку сломал. Забыл?
        - Хорошо, я поскользнусь на обмылке.
        - На обмылке?!
        - Подошла бы и оса, но зимой осы не летают. - Лионель кивнул караулившему вход сержанту, и тот отодвинул засов. Во дворе ждали «фульгаты» с лошадьми. Собственного мориска Эмиль не обнаружил; рядом с месившим серый от сажи снег Грато смирно стоял гнедой длинногривый полукровка. На первый взгляд очень недурной.
        - Постой, это еще что за зверь?
        - Барон. Ариго потерял его на Мельниковом.
        - А кто нашел?
        - Выкупили ремонтеры, опознали «спруты», - безмятежно объяснил братец, ставя ногу в стремя. - Ты не передумал ехать?
        - Не дождешься! - Барон так Барон! - Взял бы ты с собой хоть Валентина, что ли.
        - И не подумаю. Мало того, еще я не возьму Райнштайнера, уцелевших Катершванцев и тебя - Грато привык к утренним прогулкам.
        - А я по утрам привык спать, а потом завтракать, - Эмиль как мог спокойно разобрал поводья, - булочками.
        - В Гёрле их пекут лучше, - не преминул укусить Ли. - Что скажешь о Лагаши?
        - В Бордоне он сильней прочих переживал гибель Моро и меньше всех - Фердинанда, в остальном алат как алат. Зачем ты отослал Уилера?
        - За тюрегвизе. Мишель с Мухой рубят бесноватых немногим хуже… Попробуй прекратить дергаться, вдруг да получится.
        - Отправь Ариго, прекращу.
        - Место Жермона подле Ирэны, ибо любовь, к тому же красивая. Мы едем к бергерам, я под утро уйду, ты - вернешься в город. Около полудня и на Грато.
        - Где твоя хваленая верность? - выть и рычать нельзя, ну так смейся, валяй дурака, шути! - И что мне скажет Грато?
        - Что в красном и верхом ты Проэмперадор Проэмперадором. Неужели ты не соблазнишь лошадь, брат? Ты, Савиньяк?
        - Я - граф Лэкдеми, и намерен оставаться таковым как можно дольше! Итак, ты спер у Ариго коня…
        - Странный вывод.
        - Ну не на Стоунволле же ты поедешь!
        - Да, это было бы неудобно. Барона барон вернет графу; скромному кэналлийскому охраннику пристала лошадь попроще. Рединг приглядел варастийскую кобылу, но разошелся во мнениях с Райнштайнером, так что твой совет лишним не будет.
        - Еще как будет! - огрызнулся Эмиль. - Но я все равно посоветую, а завтра в полдень отправлюсь домой. С закатным эскортом и на сером в яблоках мориске.
        - Людными улицами, и не забудь красный плащ.
        4
        Баата поднялся, когда Матильде захотелось отпихнуть тарелку и разогнать слуг с очередными горами снеди, грозящей вновь скрыть проступившую было скатерть. Просветленное и исполненное решимости лицо казара сулило речь, и алатка облегченно вздохнула - избавление от власти кагетского, как его ни называй, обжорства пришло вовремя.
        - Отец мой, - Лисенок вперил полный сыновней любви взор в Бакну, - прошу дозволения пригласить ваших гостей в Зал Бакры.
        - Приглашай, - дозволил король Бакрии, - и я пойду. Остальные пусть продолжают пир.
        В Зале Бакры успели расставить кресла, однако низких столиков с фруктами и вином не было: то ли жевать среди развешанных по стенам святынь полагалось неправильным, то ли Баате требовалась торжественность. Казар самолично подвел супругу его высокопреосвященства к креслу; справа от Матильды оказался он сам, а слева - казарон с Обросшего Яйца, за которым устроили гидеонитов. Бонифаций восседал между Баатой и свекром Этери, сама лисонька, как и собиралась, сбежала, зато из-за тощего Бакны виднелись плечо и кусок шеи Бурраза, которого Матильда предпочла бы видеть целиком.
        - Я плохо спал последние месяцы, - негромко начал Баата. - Мне было очень трудно, ведь я потерял опору. Не как казар, моя Кагета, к счастью, не одинока - Талиг и Бакрия помогут нам спасти себя, хотя главное лежит на наших плечах. Счастлив я и как человек. Да, я потерял почти всех родных, а мой покойный родитель не устоял перед угрозами Паоны и Агариса… Казария заплатила за эту слабость страшную цену, однако судьба сберегла моих последних сестер и послала мне второго отца и великих друзей. И еще долг.
        Я должен искупить отцовские грехи и уберечь свой народ не только от врагов, но и от идущей из Паоны скверны, а сделать это можно, лишь веруя, а я усомнился… Усомнился в том, что Создатель благ и любит своих детей!..
        Шмыгни Баата хотя бы разок носом, Матильда бы поверила, но казар не додумался, а может, был слишком хорошо воспитан.
        - Я не спал ночами, - изливался Лисенок, - я твердил молитвы, но чужие слова, сколько их ни повторяй, не тронут душу и не взлетят к небесам. Я метался, а зло пыталось перейти Рцук. Я не находил себе места, но мой второй отец, моя сестра Этери, мои талигойские союзники были спокойны. Не умом и не сердцем, нельзя быть спокойным, видя встающий над Золотыми Землями ужас, нет, они были спокойны душой.
        Я спросил Этери, как она, родившаяся эсператисткой, приняла веру мужа, и сестра сказала, что Бакра справедлив. Он требует от человека лишь одного - быть человеком, а не мерзкой, двуличной, неблагодарной тварью. Я спросил регента Талига, что нас ждет, он ответил, что если Создатель не хранит Талиг или Кагету, остается делать это самим. Я просил совета у кардинала Талига, но его высокопреосвященство не пожелал советовать иноверцу, лишь казару и другу, однако казар уже понял свой долг и свою ошибку…
        Бакна сочувственно вздохнул, он верил каждому слову. Бонифаций еле заметно двинул рукой: ему явно хотелось почесать нос, но это испортило бы полезную речь.
        - Мои сомнения, - голос Бааты стал почти гневным, - породила эсператистская церковь, забывшая Создателя ради власти и выгоды. Меня учили, что эсператизм ниспослан свыше, и лишь то, что исходит из Агариса, есть истина. Я начал судить о Создателе по слугам Его и усомнился в Нем, но вчера мои глаза раскрылись и я понял умом то, что чувствовал сердцем!
        Ее высочество Матильда слышала, как паонский еретик требовал склониться перед узурпатором и отцеубийцей, воздав ему небывалые почести, и еретик этот действовал по наущению кардинала Гайифского, самочинно объявившего себя Эсперадором.
        Лжеэсперадор в угодливости пред мирским владыкой растоптал самую суть нашей веры, впав в чудовищную ересь, и это конец… Конец эсператистской церкви. Те, кто чтит и ожидает, не могут и дальше идти за обезумевшими пастырями к пропасти.
        - Истину глаголешь! - согласно пророкотал муженек, а гидеониты умело потупили глаза. Им было ужасно стыдно за собратьев во Ожидании, а Баата рубил наотмашь!
        - Я понял свой долг, - возвестил он, сверкнув очами, - и высший промысел подтвердил мою правоту, приведя в Хандаву настоятеля обители Гидеона Горного. Каюсь, я, решив, что святой отец в сговоре с паонским безумцем, встретил гостя упреками, но я ошибся. Преосвященный Методий был обуреваем теми же сомнениями, что и я.
        Гидеониты не подчинились еретикам из Паоны, но их обитель расположена слишком близко к границе, и святые братья решились искать защиты в моем доме. Я не слишком силен в богословии, однако преосвященный объяснил, что уже первый конклав разделил мирское и духовное, отдав первое императору Эрнани. Святому Эрнани. Ваше высокопреосвященство, я правильно понял?
        - Да, - проявил немыслимую краткость супруг, созерцая гидеонитов, которые в самом деле были прекрасны. Немногим хуже Лисенка, а тот, получив ответ, быстро прижал руку к сердцу и тут же, словно устыдившись, опустил. На Бонифация он больше не смотрел, потому что смотрел на толстого Алонсо.
        - Меня учили, - покаянно объяснял портрету Баата, - что в Талиге царствует ересь, однако Франциск Оллар и святой, да, именно святой, Эгидий вернули Ожидание к его истокам, приняв на себя ту ношу, что сейчас принял Рокэ Алва. Создатель любит нас всех, Государь хранит державу и слуг Создателя, слуги Создателя хранят и спасают души… Только так мы можем исполнить свой долг!
        Завтра об этом услышит вся казария, сегодня я откроюсь вам. Я порываю с эсператистской церковью и принимаю учение святого Эгидия. И я по примеру Франциска Оллара объявляю себя главой новой церкви Кагеты, кардиналом же становится благочестивый Методий. Что до Серапиона, то он стар и вскоре предстанет пред иным судом. Я прощаю ему зло, причиненное моей семье, но не могу позволить сеять смуту - эсператист либо покинет пределы казарии, либо останется в том монастыре, куда бежал, бросив прежде столь любимого им Хаммаила. Если Серапион изберет Кагету, мои воины проследят, чтобы он служил лишь Создателю.
        Я принял решение, и я его не изменю, но моя ноша станет легче, если вы одобрите мой выбор. Если же нет… Что ж, я исполню свой долг, как исполняет его регент Талига.
        - Ты правильно решал, - первым, само собой, попался старый Бакна. - Регент знает, куда идти, а мы должны быть достойны. Мы стараемся, мы много успели. Самым трудным было сделать первый шаг и выйти из Полвары, а ты решил выйти из дурной веры. Ты веришь тому, кто обещает стать для тебя Премудрым?
        - Да! - воскликнул Баата и знакомо потупился. - Но я… Я не успел узнать жизнь… К счастью, здесь вы! Мой второй отец, ваше высокопреосвященство, ваше высочество, дайте мне совет! Могу я вручить душу Кагеты братьям-гидеонитам?
        - Премудрая спросит, - пообещал Бакна. Он в самом деле думал о душах или во что там верят бакраны, но у Матильды перед глазами взбрыкивал «горностаевый» линарец, а в ушах бренчали полновесные вэлы. Громко бренчали, настырно, так что алатка в Методии не сомневалась, как не усомнилась бы в братце, унюхай тот выгоду, причем единственную и нежданную. Паонский богоданец платить гидеонитам явно не собирался, мориски тем паче, а Серапион загораживал дорогу к казарскому корыту и при этом имел глупость поставить на Хаммаила. Своевременное бегство спасло клирику шкуру, но Баате такой кардинал на дух не нужен, так как же промахнувшегося соперника не отпихнуть?
        Казар моргал и ждал, супруг хмуро сопел - от новоявленного союзничка его мутило, но выбирать не приходилось. Святого Адриана или хотя бы Левия для Лисенка никто не припас, а горный шкурник станет делать что велено, и торговать, чем сможет.
        - Я верю, - нарушила тишину Матильда и, припомнив агарисское словоблудие, уточнила: - Верю, что будущий кардинал Методий будет молить Создателя не оставить в час испытаний Кагету и ее казара.
        - Молить неустанно, - немедленно подхватил дождавшийся своего часа шкурник. - Создатель любит Кагету и ее властителя, он хочет даровать им прощение и помощь, но годы, века греха не могут пройти бесследно. Создатель ответит, но лишь услышав угодные Ему молитвы из достойных уст. Это мы, грешные, виновны в ниспосланных нам бедах, но будем прощены и помилованы, если только…
        Дальше Матильда не слушала, вернее, старалась не слышать, потому что после бесноватого паонца не выходила без пистолетов, а Методий с тергачиным упорством твердил, что без нужной молитвы милосердный Создатель не поможет. Без нужной молитвы будут гибнуть дети, бестолково топтаться на развалинах своих домишек старики, плакать в подушку не дождавшиеся ушедших мужчин женщины… Сами виноваты: не тогда родились, не тем тащили деньжонки, мало благодарили… Иноходец так вовсе не благодарил, а рычал, и Бурраз, когда ему руку рубили, тоже.
        - Так возблагодарим Создателя за милосердие, - тергал уже почти кардинал Кагетский, - за доброту, за любовь, кои питает он к достойным чадам своим.
        О да… Столько добра и любви сейчас вокруг, так и тянет поблагодарить! Рука женщины вцепилась в подлокотник, но это был арьергардный бой, Матильда уже понимала, что не выдержит. Она еще не знала, что сделает - заорет, вцепится в холеную рожу, выстрелит…
        Сдавленно рыкнуло, проскрипели по каменным плиткам ножки тяжелого кресла - Бонифаций! Тоже бесится, но молчит… Еще бы, Кагета от сквернавцев паонских отпадает, как не потерпеть, за благое-то дело!
        - Не дождутся помощи молчащие, а те, кто не творит должных молитв, в глазах Создателя немы…
        Не дождутся, говоришь? Ну а ты дождешься… Уже дождался!
        - Ты что же это на Создателя хулу возводишь! - рык Бонифация слился с грохотом опрокинутого кресла. - Мерзок твой бог, святоша, и корыстен, аки чинуша средней руки или лавочник, что черствую корку старухе пожалеет… Только не мой это бог! И не Адриана с Эрнани. Не его в Двадцатилетнюю, перевалы заступая, звали! Чем твоего мздоимца молить, уж лучше самим… Только не таков Создатель, как ты, богохульник, несешь! Не откупишься от него и не купишь, вот искупить грехи право нам дадено. Совестью и делами путными. Ясно или подумаешь?
        - Ваше высокопреосвященство… Размышления угодны Создателю, праведные размышления…
        Сбитый с толку поганец соображал. Лихорадочно, как схваченный за шиворот воришка. Методий не понимал, не мог понять, чем так разозлил олларианца. Он же совсем не хотел, напротив…
        - Ваше высокопреосвященство! - лицо гидеонита просветлело. - Я был слишком взволнован и упустил, наверное, самое важное. Даже не упустил, я бы обязательно сказал, если б вы не сочли… не сочли оскорбленной вашу Церковь, но это ошибка, недоразумение… Мы с олларианцами как братья родные, а ведь брат всегда поделится с братом…
        Хапуга раскинул умишком и решил, что все просто - талигойский кардинал совершенно справедливо счел, что его обделяют. Неловко вышло, надо срочно исправлять, и Методий исправил:
        - Эгидиане Кагеты будут счастливы помочь Церкви Оллара, - с чувством заверил он, - пострадавшие от эсператистов талигойские храмы и пастыри нуждаются во многом, а гидеонитская обитель за годы великого труда скопила…
        - Кощунник! - Бонифаций взревел уже во всю мощь! Сядет? Какое там! Вороным конским хвостом плеснул рукав облачения, и…
        Хрясь! - звук смачнейшей оплеухи разнесся по залу Бакры. Гидеонита мотнуло в сторону, к украшенной рогами колонне, каковая и удержала клирика от падения. А лучше б и не удерживала, ибо одной затрещиной его высокопреосвященство ограничиваться не пожелал.
        - Богохульник! - и вновь - хряс-сь! Теперь уже с левой руки, которая у благоверного оказалась ничуть не легче.
        Окончательно оглушенного проныру унесло в обратную сторону, к стене, где дурак и осел на враз ослабевших ногах. Остановившийся, бессмысленный взгляд выдавал крайнее потрясение столь неожиданным завершением блестящей речи.
        - Водой отлейте, - Бонифаций усердно оттирал руки о полы одеяния. - А как оклемается, втолкуйте, что его дело на побегушках быть, а не добрых людей во искушение вводить. Уразумеет, и жив останется, и богатствами, что твоя свинья салом, обрастет. Ну а что сидеть хапуге после смерти и до Суда Последнего в куче навозной, так плевать ему на то, ибо не верует, а токмо веру марает. Идем, супруга моя, дорога нас ждет не близкая, собраться надо.
        - Доблестный Бурраз, - подал голос Лисенок, - ты проводишь наших мудрых друзей до их порога, ведь я вскоре вынужден вернуться к пирующим во славу Бакры.
        Они шли через пестрые от птиц комнаты. Бурраз молчал, а Баата говорил, только Матильда мало что понимала, потому что смотрела на мужа, которого в этот миг любила так, как не любила еще никого. Даже Адриана, хотя схвати Эсперадор при ней за горло какую-нибудь дрянь… Только Эсперадор так и не решился ни на любовь, ни на драку, и Матильде было его нестерпимо жаль, потому что в эти минуты Адриан умирал снова. Даже не умирал - отпускал и благословлял в настоящую жизнь, пусть недолгую, беды-то!
        Алатка шла и улыбалась, а рядом ничего не подозревающий Бонифаций прощался с казаром и болтал с одноруким казароном о Создателе, и это тоже было прекрасно. Не хуже огромных звезд в темном небе.
        - Ну не может такого быть, - настаивал Бонифаций, - чтобы Создатель непростимое за мзду спускал, а за ерунду врата Рассветные запирал! Дескать, не к тому клирику бегали и неусердно одежки на себе рвали…
        - Они на Него клевещут, - согласился Бурраз. - Я все чаще думаю, что у дурных священников какой-то другой Создатель, и они будут очень удивлены, если с ним встретятся. Жаль, вы уже пришли.
        - Мы же вместе едем, - напомнила Матильда, - прямо завтра.
        - Каждый прерванный разговор невосполним, - казарон улыбнулся, что-то пролаял и тут же перевел. - Пусть ваша последняя ночь в Хандаве будет полна звезд и роз.
        - Дельно сказано, - одобрил Бонифаций, провожая взглядом уходящего кагета, - и посол дельный, ну да каков казар… А те пусть торгуют, но токмо нам не в ущерб. Что молчишь, радость моя зубастая? Думаешь о чем?
        - Устала, - отмахнулась женщина, позволяя взять себя под руку - спать хочу!
        Спать Матильда хотела не больше Бонифация, но не могла же она, не сходя с места, брякнуть, что ей больше не нужны красивые, грустные, молодые и с больными головами. Ведь сперва бы пришлось признать, что они были нужны, а делать это ее высокопреосвященства никоим образом не собиралась.
        Глава 4
        Гайифа. Ксанти. Талиг. Альт-Вельдер
        400 год К.С. 1 - 2-й день Осенних Молний
        1
        Сказать, что Турагис сдержал слово, значило ничего не сказать. Старик, похоже, выгреб все подчистую, не пожалев даже старенького обручального браслета, но пушки у корпуса, считай, были, причем больше, чем Капрас надеялся.
        «Не жалей эту дребедень, - наставлял стратег. - Не люблю святош, но с золотишком они правы, суета оно и тщета. Все тщета, кроме славы, да и ее в Закат не уволочешь, но морисков мы выставим, так что не жмись, мастерам тоже есть-пить надо, а хороший мастер дорого стоит. Быстро такого не вырастишь, не тыква.
        Про мою помощь пока молчи, а то как бы щенок столичный не вообразил, что я и его кормить нанялся. Хватит того, что паршивец доносы в Паону строчит, благо ни на что другое не годен. Мог бы - съел, да зубы мелки, а вот тебе нагадить может, ты ведь у нас на императорской службе числишься, если только не поумнел. Написал бы я, куда этого Ореста послать, да бумага покраснеет, а ты по чистоте душевной растрепыхаешься, ну да время у тебя на поумнеть есть.
        Побрякушки разломай, а то решат, не ровен час, что ты меня ограбил, да и камушки без оправы сбыть проще, а золотишко не ахти какой пробы. Собирался я оправу поменять, было дело, но теперь доченька разве что свинца от меня дождется, зато твоей девчушке я сережки подарил. Прикупил по случаю, уж больно к ее глазенкам подходят. Славная она, а если после родов отъестся, и вовсе красоткой станет. Хотел бы я, чтоб обо мне так ревели, да не выгорело, так что реветь сперва паонскому гаденышу, а потом морискам. Да, жеребчик тебя ждет, но коня за глаза не выбирают, смотреть надо, так что жду.
        Сам себе данный Сервиллий»
        - Мой маршал, - весело доложил Агас, получивший приказ либо самому выломать камни, либо найти умельца. - Стратег трогателен и прекрасен, но столичных прощелыг он недооценивает. На изрядную сумму. Рубиновый гарнитур ценен не камнями, а возрастом и работой. В хорошие времена в Паоне за него отвалили бы больше, чем за все остальное скопом. Тысячи на четыре.
        - Спасибо, что сказал, - Карло поднес к глазам одну из подвесок. Красоту он оценить мог, мог даже представить в этой красоте… Гирени, но чтоб так сразу назвать цену?! - Боюсь, назад старик не возьмет или возьмет, но раскурочит сам.
        - Во время поисков кружев для… ее высочества Гирени я встретил негоцианта из Кипары, - пришел на помощь «столичный прощелыга». - В свое время я у него кое-что закладывал. Господин Анфобис - честный человек и знает толк в драгоценностях.
        - А здесь-то он как оказался?
        - Испугался бакранов. Сейчас понял, что тут не лучше, и собирается в Алат. Думаю, Анфобис купит все, а драгоценностей Турагиса он прежде не видел. Да и кто в здравом уме сейчас будет о таком болтать?
        - Никто. Если купит, выделишь ему охрану до алатской границы, мало ли… - Карло вытащил так и не отосланный в Паону донос на литейщиков и с наслаждением разорвал. - Все, одной головной болью меньше, осталось отблагодарить старика, только как? Кагетские сабли ему по душе вряд ли придутся.
        - Лошадь, - с ходу решил бывший гвардеец. - Турагис скупает всех подходящих, но с приездом Лидаса это стало труднее, а хорошие кони случаются. Особенно у тех, кто сюда удрал.
        - Так поищи!
        - Тогда мне нужен Пагос, он лошадиной премудрости от покойного хозяина набрался. Под седло и я выберу, а нужно - на племя.
        - За неделю управитесь? - Мысленно Карло уже вручал стратегу племенную кобылу.
        - Как повезет. Господин маршал, вас хочет видеть Фурис, и еще отец Ипполит привел какого-то монаха.
        - Сперва клириков, с Фурисом я и пообедать могу. Не знаешь, что у него?
        - Всякая мелочь, но без вашей подписи он умрет.
        - Подпись будет на десерт, давай святого отца.
        Отец Ипполит упорно постился, но румянца на его щеках не убавлялось, зато непонятный монах, казалось, спрыгнул с благочестивой фрески. Среднего роста, худенький, белокурый, он скромно перебирал четки, а взгляд, очень неглупый, поднял, лишь когда его назвали по имени.
        - Это брат Пьетро, послушник ордена Милосердия, - отец Ипполит представлял спутника с явным удовольствием. - Очень надеюсь, что он останется с нами. Брат - опытный путешественник и обладает приличными познаниями в медицине.
        - Последнее уж точно не помешает, - Карло с некоторым сомнением взглянул на скромника, - только корпус собирается воевать.
        - Я знаю об этом, - подал голос белокурый смиренник. - Мне приходилось обрабатывать раны. В последний раз совсем недавно.
        - Где? - полюбопытствовал почти согласившийся маршал.
        - После схватки со странного вида разбойниками, напавшими на влиятельных особ, что следовали к святому Гидеону.
        - Что-что?! - подался вперед Капрас. - Так вы были с губернаторами?
        Оказалось, нет. Благочестивый брат возвращался из Талига, куда его занесло вместе с эсператистским кардиналом, впоследствии погибшим от рук мятежников. Брат Пьетро, уже зная о судьбе Агариса, пристал к казарскому послу, рассчитывая через Кагету добраться до Паоны, но, услышав, что там творится, передумал.
        - Господин маршал, - негромко объяснил он, - я видел достаточно, чтобы понять: пришла беда, и беда эта не знает границ. Олларийские мародеры неотличимы от гайифских, а жестокость, которой они упиваются, вопиет о кознях Врага. Я слишком слаб духом, чтобы идти на пир нечестивых и обличить их, но я хочу быть полезен.
        - Брат Пьетро лично известен епископу Мирикийскому, - быстро сказал отец Ипполит, - преосвященный сожалеет о судьбе Левия Талигойского, но рад, что в это тяжелое время благочестивый брат Пьетро будет с нами.
        - И отлично, - поддержал епископа Капрас, которому послушник-путешественник решительно нравился. - Одного священника нам в самом деле маловато, а уж лекарь и вовсе на вес золота… Разрубленный зм… То есть выходит, в Олларии был мятеж?! Его подавили?
        - Насколько мне известно, пока нет. Власти предоставили бунтовщиков их грехам и зиме. Мы проезжали мимо двух талигойских армий. Господин посол знает воинское дело, я могу лишь повторить его слова.
        - Так повторите.
        - Ближайшая к Кольцу Эрнани армия вряд ли двинется к Олларии, - начал брат Пьетро, - однако маршал Дьегаррон, если я правильно запомнил это необычное имя, готовится к выступлению. Господин Бурраз-ло-Ваухсар полагает, что если талигойцы захотят обойти укрепления Левкры и выберут путь через Кагету, их пропустят, ведь казар Баата состоит в тесной дружбе с герцогом Алва.
        2
        К обеду Луиза оделась очень тщательно и очень скромно: олларианский траур и собственные косы. Покойный Эйвон пришел бы в восторг, а покойная же Мирабелла смогла бы придраться разве что к цвету, и то лишь по-эсператистски. В Надоре все было так просто - и люди, и чувства, и цели… Госпожа Арамона накинула алатскую шаль, заручившись тем самым незримой поддержкой дома Савиньяк, и проследовала хорошо протопленной анфиладой в изящную столовую. Стол уже накрыли, однако хозяйка вышивала у окна в полном одиночестве. Это сошло бы за удачу, будь новоявленная графиня Ариго нужна Луизе хоть для чего-нибудь. Увы… Госпоже Арамона в Альт-Вельдере нравилось, но в присутствии Ирэны женщина чувствовала себя будто трактирная кошка в церкви - ни крысу поймать, ни рыбку спереть, ни об ноги потереться.
        - Баронесса Вейзель еще не спускалась, - хозяйка отложила пяльцы. - Брат упоминал, что вы любите вышивать?
        - Терпеть не могу. - А если зайти с откровенности? - Но дуэнья должна вышивать безвкусные розы, а я была дуэньей. Неужели герцог Придд обратил внимание на мои занятия?
        - Брата тревожило окружение ее величества.
        - Мне казалось… - Луиза, вспомнив уроки Катарины, потупила глаза, - казалось… что он влюблен. Хризантемы, визиты…
        - Хризантемы любила наша мать, ее величество это помнила. Как и то, что она может рассчитывать на нового герцога Придда, но вашу верность я объяснить не могу. Как и ваше появление в Альт-Вельдере. Здесь больше нет ни тайн, ни беды. Или граф Савиньяк полагает иначе?
        - Графиня. Она очень дружна с сыном, и не только с ним. - Дочь супрема умела спрашивать, но о Фриде и ее маменьке Приддам знать незачем. - Граф Ариго написал о своей женитьбе…
        За иголку, в которую немедленно нужно вдеть нитку, Луиза бы дала дорого, а так пришлось хлопать глазами, якобы подбирая слова, и ожидать нового вопроса. Хозяйка дома не может не поддержать разговор, тем более такой.
        - Мой супруг многим обязан семейству Савиньяк, - оправдала ожидания прекрасно воспитанная красавица. Валентин собой тоже хорош, а ведь мать была выдра выдрой! - Графиня не одобряет выбор генерала Ариго?
        - Конечно, все удивлены, но военные, особенно кавалеристы, любят быстроту, - вильнула капитанша, ловя звук приближающихся шагов. Быстрых, явно мужских. Слуга, и похоже, с важным делом, а потом и баронесса подоспеет, но чтоб она еще раз куда-нибудь сунулась без корзинки с рукоделием! - Маршал Лионель и его мать стремительность генерала Ариго полностью одобряют, и…
        - Ирэна!
        Высокий мужчина с солнечным взглядом напоминал Эпинэ, который сразу и заматерел, и помолодел. Разумеется, это был «граф и супруг». Разумеется, Ирэна встала, сделала реверанс, представила госпожу Арамона и заговорила о чудесной неожиданности. Луиза на месте хозяйки первым бы делом спровадила неуместную гостью, а вторым - заперла за ней дверь, но Ирэна была из другого теста, вернее из хрусталя. Госпожа Арамона слабо охнула и схватилась за грудь, имея в виду сердце. Вышло ближе к желудку, но лекарей в изысканной столовой, к счастью, не оказалось.
        - Прошу меня простить, - громко, иначе пара истуканов продолжит нести чушь и докатится до погоды. - У меня… стеснение в груди. Я должна вас оставить.
        - Подождите, я вызову камеристку, - рука графини потянулась к звонку, но Луиза успела рявкнуть:
        - Нет! Не надо беспокоиться, я просто… поднимусь к себе.
        Капитанша выскочила из столовой, не дождавшись ответа, вне всякого сомнения, вежливого. Дверь закрылась сама, коридор и лестница порадовали пустотой, а в замочной скважине не торчало ключа. Луиза на всякий случай уронила шпильку и приникла к отверстию. Внутри было тихо, потом зашелестело.
        - Я не ждала вас, - негромко сказала женщина. - Вы - командующий авангардом, а перемирие еще не мир.
        - Меня в Альт-Вельдер, можно сказать, выставили. У нас намечается поход, ничего особенного, но Ойген меня убедил… сделать некоторые распоряжения… на крайний случай. Мы пошли к Проэмперадору. Я сам не понял, как такое вышло… Савиньяк отказался утвердить мое решение, мы выпили на брудершафт и он отправил меня к вам. У меня есть три дня… Даже три с половиной.
        - Так вы не просили об отпуске?
        - Нет, я не думал, что такое возможно. Ирэна, мне не обязательно выступать вместе с корпусом, я его догоню на марше. После вашего письма…
        - «Вашего»… Вам в самом деле удалось перейти с Савиньяком на «ты»?
        - Да.
        - Тогда нам нужно выпить на брудершафт, он действует хотя бы на вас… Кажется, Проэмперадор в самом деле одобряет наш брак. Я не ожидала.
        - И он, и мать, то есть его мать.
        - Мне об этом сказали минуту назад… Не знаю, сколько еще я буду обжигаться о счастье. Самое странное в нашей семье - то, как мы тщательно скрываем взаимную привязанность.
        - В моей скрывали ненависть. Это если у меня была семья… Так вы рады?
        - Жермон… Какой же вы…
        Дальше можно было не слушать. Совесть и вовсе требовала удалиться, только капитаншу всю жизнь тянуло к любви, пусть и чужой, а попадалась все больше дрянь. Вроде мнущего служанку мужа… Двое за дверью дарили надежду пусть не самой Луизе, но хотя бы Сэль. Дочка тоже встретит, тоже назовет кого-то по имени, прошепчет: «Какой же ты…»
        Госпожа Арамона умилялась и мечтала, пока наверху не затопотало, знаменуя выход баронессы Вейзель из своих покоев. Луиза быстро подняла не понадобившуюся шпильку и бросилась наперерез. Она подслушала достаточно, чтобы понять: вдова артиллериста в столовой сейчас неуместней забредшей в цветники лошади, пусть и самой лучшей.
        3
        Очередная попытка Фуриса утопить начальство в бумажном море едва не увенчалась успехом, но Капрас как-то выплыл. Подписав очередную штуковину, до омерзения напоминающую циркуляры покойной Коллегии, но относящуюся к фуражировке корпуса, маршал откинулся на спинку почтенного скрипучего стула и решил, что заслужил стаканчик, а то и парочку. Не вышло - Агас доложил о прибытии очередного казарского посланца.
        Тепло одетый кагет - тот самый, что дал повод Агасу вломиться к Хаммаилу, - с достоинством поклонился, и началось… Любящий брат вновь тревожился об обретенной сестре, для которой ему было не жаль пары конных батарей. Или эскадрона. Или провизии на четыре полноценных полка - привезенного золота хватало на многое.
        Не будь драгоценностей Турагиса, Карло бы захлопал в ладоши не хуже Гирени. Полновесные, не стертые вэлы радовали и сейчас, однако у маршала достало ума удивиться - Лисенок уже получил, что хотел. Резона во взятках командующему убравшегося восвояси корпуса не было ни малейшего, разве что Баата в самом деле считал Гирени сестрой, но тогда казар искал бы ей кагетского мужа, а не платил гайифскому любовнику.
        - Гирени будет рада, - сдержанно сообщил маршал, вглядываясь в лицо гостя. Казарон приложил руку к сердцу.
        - Казар делает то, что велят его долг и совесть. Я прошу его именем разговора.
        - Хорошо, - кивнул Капрас, - конечно.
        - Сперва слово казара, и оно не о сестре.
        На стол легла уже знакомая шкатулка с лисой. Следовало выказать доверие, и Капрас его выказал, без страха открыв футляр. Письмо было подробным - Баата не мог не передать покровителю Гирени мнения тех, кто, годами живя в Гайифе, служил Адгемару. Расспрашивал казар и подданных империи, обретших в Кагете убежище как от морисков и мародеров, так и от излишне рьяных сторонников нового императора. Беженцы, называть их иначе Баата при всем уважении к былому величию Паоны не мог, в один голос утверждали, что мориски явились всерьез и надолго.
        Памятуя, что Создатель заповедовал детям своим Милосердие, казар соглашался дать кров всем, таковой потерявшим, но отнюдь не был уверен, что гайифцы обретут на новом месте счастье.
        «Мы веруем в Создателя, - волновался Баата, - однако этого мало, чтоб ощутить себя кагетом, ведь мы так своеобычны. Наш язык идет от древних саймуров, и мы этим гордимся, но он далек от гайи, в чьей основе лежит гальтарский. Наши обычаи чужды империи. Мы бесцеремонны, излишне радушны и не терпим бумаг, наша кухня и та отлична от гайифской…»
        Казар перечислял долго и старательно, так долго, что Капрас понял - чужаки Баату не радуют. Об истинной причине «братец» Гирени молчал, но маршал и сам догадался: дело в Хаммаиле, вернее в том, что большинство дунувших в казарию сановных дезертиров загодя спелось с местными сторонниками Каракисов. Удачно поставившему на Талиг Лисенку подобное наследство без надобности, однако резать переходящих Рцук гайифцев ему тоже не хочется.
        - Его величество велел передать что-то на словах?
        - О да, - казарон красноречиво оглянулся, и Капрас заверил, что их никто не слышит. Тем не менее посланец, заинтересовавшись видом на пыльную улочку, перебрался к окну. Маршал понял и присоединился.
        - Саймур, - кагет кивнул на спящего у ворот пса. - Откуда?
        - Саймур? - не понял настроившийся на политическую дрянь Карло. - Где?
        - Собака. Чужие зовут их кагетскими овчарками, но это старая порода. Очень старая и очень злая.
        - Калган не злой, может, потому, что родился у нас. - Создатель, а ведь в Кагете сейчас спокойней, чем в империи! - К нам прибился его хозяин… Мои адъютанты решили, что от пса будет польза.
        - Если вас захотят убить, несомненно, только не обижайте его и особенно - его господина. Саймуры очень долго помнят зло. Они могут притвориться, что забыли, но лишь для того, чтобы избавиться от цепи. Людям такое тоже свойственно, нам меньше, вам - больше.
        - Да, - подтвердил Капрас, не слишком понимая, к чему идет. - Я помню зло очень хорошо.
        - Ваша память о замыслах Хаммаила на ваш счет сберегла много жизней.
        - Но не жизнь казара и его семьи.
        - Ваше сердце плачет?
        - Неважно. Если вас занимают Каракисы, в смысле родня Антиссы, то они, как я понимаю, направляются в Алат. Хотите взглянуть на собаку вблизи?
        - Не прежде, чем исполню порученное. Мой казар не нуждается в новых подданных, но он полон сострадания к ближним. Беженцы уязвимей тех, кто сохраняет кров над головой, однако мясо, вино и защита нужны всем. И тем, кого уже сорвало с места, и тем, кто продолжает цепляться за родной порог, пусть даже он тлеет.
        Мы живем в тяжелые времена, но Кагета с помощью Создателя и союзников преодолела свой перевал. Нам трудно, маршал. Нам очень трудно, но казар готов делиться с голодными пищей, а с беззащитными - оружием. Пока Кипара и Мирикия под защитой Карло Капраса, Кагета окажет им помощь.
        - Я… то есть корпус передислоцируется ближе к Паоне. Не сейчас, к весне, сперва нужно очистить Кипару и Мирикию от разбойников и обучить ополчение. Его величество…
        - Нэ надо… - голос казарона стал более гортанным. - Нэ надо о том, кто отринул свае имя! Паонская ересь глубоко противна душе казара, столь противна, что Кагета нэ может более оставаться в лоне эсператизма. Казар Баата чтит и ожидает, он нэ желает слышать о святотатце, осквернившем веру и поставившем себя рядом с Создателем, однако зачэм говорить о змеином яйце?! Это может омрачить нашу дружбу, ухудшив тэм самым положение малых сих.
        Если Гайифскую империю ждет судьба империи Золотой, казар Баата поручится перед регентом Талига за Мирикию и Кипару. Но лишь зная, что за их миролюбием проследит испытанный друг.
        - Я не могу… не готов говорить о таких вещах, - отрезал или по крайней мере попытался отрезать Карло, припомнив слова послушника Пьетро о дружбе казара с Алвой.
        - С посланцем чужого государя, нэсомненно, - улыбнулся кагет, - но нэ с женщиной. Женщина может казаться глупой, но она думает сэрдцем, и в этом сэрдце больше мудрости, чем в сотне древних книг. Казар надеется, что его вновь обретенная сестра столь же разумна, сколь и принцесса Бакрии Этери, чье поручительство даровало свободу губернатору Кипары.
        - Превосходительный вернулся?!
        - Возвращается. Он обременен грузом лет и просто грузом. Бакраны сочли возможным вернуть Кипаре часть имущества субгубернатора, кое до вмешательства Этери полагали платой за освобождение ваших соотечественников от разбойников. Если у меня будет поручительство маршала Капраса, я встречусь с превосходительным, дабы обговорить наше участие в беженцах, но прежде всего я должен привезти казару письмо сестры.
        - Я поеду к Гирени, - радостно и от души пообещал Карло. - А вам пока придется воспользоваться моим гостеприимством. Стратег Турагис, у которого гостит… сестра казара, не испытывает… приязни к иноземцам.
        4
        Жермону не довелось как следует узнать генерала Вейзеля, но у великого артиллериста могла быть лишь такая вдова.
        - Ваш приезд удивляет, - объявила она. - В военное время место генерала в армии. Курт был прекрасным мужем, но ему и в голову не приходило испрашивать отпуск, чтобы опекать меня. Даже в мою первую беременность, когда от Курта - он тогда носил капитанскую перевязь - зависело куда меньше, чем от вас теперь.
        - Я не испрашивал, - запротестовал Ариго, - это решение Проэмперадора, он…
        - Надеюсь, он утвердил вашу волю? Маркграф всегда заверял распоряжения Курта.
        - Савиньяк не любит завещаний. - И он четырежды прав! - Проэмперадор считает, что о семьях погибших позаботятся выжившие.
        - Мальчишка! - фыркнула баронесса, и Жермону внезапно послышалось «пфе!». - Мой муж не сомневался в своих соотечественниках и очень долго уважал маршала фок Варзов, но свои дела устраивал сам. Савиньяк - южанин и слишком рано потерял отца, он многого не понимает. Бросивший трофейный парк безответственно отнесется и к семейным делам, но вам с Райнштайнером следовало настоять. Вместо этого вы покидаете авангард и мчитесь сюда, хотя помочь жене сейчас вы не можете! О «Графине», похоже, можно не спрашивать.
        - Напротив, сударыня. Вопрос решен, пушка…
        - Мортира!
        - Мортира будет использована там и так, как хотел генерал Вейзель, но граф Савиньяк решил, что этого недостаточно. Он намерен добиться, чтобы будущие генералы от артиллерии получали перевязь, положив руку на «Графиню».
        - Отлично! - Женщина вскочила, глаза ее блеснули. - Просто отлично! Курт был бы доволен… Я сегодня же напишу Савиньяку и поздравлю его с чудесной мыслью. Он в самом деле удачный Проэмперадор и Командор Горной марки. Куда более удачный, чем пустивший «гусей» в Марагону фок Варзов, только холостяк есть холостяк. Ему не понять, что значит отвечать за жену и детей!
        - Граф Савиньяк понимает, - подала голос Ирэна, - что значит отвечать за Талиг и армию. Это важнее, и мне тоже не по душе преждевременные завещания. Мой отец держал свои дела в безупречном порядке, как и виконт Альт-Вельдер…
        Вдова покачала увенчанной светлыми косами головой и, разумеется, перебила.
        - Девочка моя, все приметы, которые стоят доверия, знали уже наши прабабки. Не придумывай новые и не пугай себя. Мы должны быть готовы к потерям, но это не значит, что беда неизбежна. Курт отсылал свои распоряжения семнадцать раз…
        Госпожа Арамона появилась удивительно вовремя. Худощавая белокурая дама не слишком напоминала своего жизнерадостного сына, но Жермону она понравилась сразу. Разве может не понравиться человек, которому стало плохо именно тогда, когда им с Ирэной нужно было остаться вдвоем?
        - Прошу прощения, - вторая вдова с улыбкой водрузила на стол накрытый салфеткой поднос. Упоительно запахло. - Юлиана, Мелхен через графа Ариго просила запечь для вас рыбу со смесью из пятнадцати и одной травы и тремя перцами. Я очень старалась не напутать. Как жаль, что графиня Ариго перестала переносить рыбный запах!
        - Это пройдет, - пообещала баронесса, - это обязательно пройдет месяца через два. Со мной ничего похожего не случалось, но мою сестру начинало тошнить от ветчины. Зато она принималась есть моченые яблоки…
        - Госпожа баронесса, - Ирэна поднялась и прикрыла губы платком, - мне в самом деле… не очень хорошо… Извините.
        - В этом нет ничего постыдного. Сейчас нужен свежий воздух, а потом - отдых. Луиза, надо было подождать…
        - Мелхен очень настаивала. Это блюдо полагается есть сразу.
        - Конечно, - прошептала сквозь платок Ирэна, - я поднимусь на стену.
        - Я вам помогу, - госпожа Арамона подхватила Ирэну под руку, - дорогая Юлиана, я вернусь, как только смогу доверить графиню мужу.
        - После прогулки лучше лечь, - кивнула баронесса. Жермон напоследок вдохнул предназначенный не ему аромат, поклонился и, ничего не понимая, выскочил за дамами. Ирэна и мать Герарда быстро шли к памятной по прошлому разу лестнице, но на площадке остановились.
        - Прошу меня простить еще раз, - улыбнулась госпожа Арамона. - Боюсь, я на два месяца отлучила вас от рыбы, но того, что граф Ариго перед отъездом забыл зайти к Мелхен, я боюсь еще больше.
        - Разрубленный… То есть да, забыл.
        - Скорее не подумал, - поправила Ирэна, - а я не подумала, что баронессе нужна весть от приемной дочери. Но как догадались вы?
        - Моя дочка дружит с Мелхен. Селина в самом деле прислала мне рецепт запеченной рыбы, как ее готовит подруга, а здесь я успела провести достаточно времени с баронессой Вейзель.
        - Больше, чем со мной, но я должна это исправить, и я исправлю. После отъезда моего мужа.
        - Конечно, сударыня. Граф, кстати, вы привезли не только рецепт и просьбу, но и белую алатскую шаль.
        - Алатскую? - не понял Ариго.
        - Графиня Савиньяк просила передать ее баронессе Вейзель, когда возникнет необходимость. На мой взгляд, она возникла. Простите, я должна вас покинуть.
        - Госпожа Арамона по отцу Креденьи, - негромко сказала Ирэна, когда они остались одни. - Я не понимаю, зачем она здесь, но, кажется, это хорошо. И как я не подумала о привете от Мелхен?! Наверное, это от счастья. Я счастлива… Удивительное чувство, но я не хочу лгать даже в мелочах, давайте в самом деле поднимемся на стены.
        - А… вам не будет трудно?
        - Пока нет, но мне хочется, чтобы меня поддерживали. Вы.
        Лестница была крутой и узкой, лестница вела в небо, в рассвет, в весну с сиренью и соловьями, о которых генерал Ариго не думал и не вспоминал. Над Альт-Вельдером кружило предзакатное воронье, но это все равно были соловьи, и это была весна, лучшая весна в его жизни!
        Глава 5
        Талиг. Западная Придда. Окрестности Вальбура Гайифа. Ксанти
        400 год К.С. 4-й день Осенних Молний
        1
        Давенпорт сам не понимал, почему так часто меняет лошадей, это выходило само собой. Чалый вместо гнедого, потом - рыжий и снова гнедой… Кони исчезали из жизни, не успев стать родными, и началась эта карусель с бессмысленного рывка за Алвой. Тогда многое началось и еще больше - кончилось.
        Беспокойный, этого гнедого звали Беспокойный, и за дело, в который раз недовольно фыркнул и мотнул крупной, украшенной белой звездочкой головой, - ему совсем не нравилось топтаться по липнущей к копытам грязюке. Грязюка от лошадиных копыт тоже вряд ли была в восторге, но перед броском на облюбованный Вальдесом городишко корпус собирался в единый кулак, так не ввиду же застав гарцевать! Спасибо, хоть с укрытием повезло - дорога на протяжении последней полухорны извивалась среди густых, не знавших топора рощ, которые, даже облетев, неплохо прятали подходящую конницу.
        Полк Хейла двигался первым, сразу за рыскавшими по окрестностям «фульгатами», а рота Чарльза и вовсе была головной - на марше удобно, но ждать, когда Бэзил пинками подгонит хвост… Ждали, куда денешься. Проверяя сто двадцать раз проверенные пистолеты и ежась от сырого осеннего холода. Погода откровенно не радовала, но она хотя бы была в своем праве, осень свое золото уже промотала, а зима донесла серебро разве что до Аконы. Самое скверное время года, которое приличные армии пережидают на зимних квартирах, ну так то приличные…
        Сзади зачавкало, Беспокойный, оправдывая свое имя, дернулся, и Давенпорт натянул повод, но оборачиваться не стал. Врагов в кишащем драгунами перелеске не ожидалось, на пустопорожнюю болтовню не тянуло, а если капитан Давенпорт кому-то нужен, подъедут сами. Подъехали и, хуже того, заговорили.
        - Опять? - жизнерадостно поинтересовался Бертольд, чья рота шла второй. - Не надоело?
        - Что? - не понял Давенпорт.
        - Небо мариновать. Его положено коптить, а ты - маринуешь одним своим видом, причем без приправ. Мелхен такого издевательства не потерпит.
        - Заткнись, а!
        - Небо жалко… Другие люди как люди, и только ты - укор совести.
        - Я тебе мешаю? - огрызнулся капитан.
        - Угу. Совесть и больные зубы всем мешают. Видал, как адмиралушка со свитой обочиной чесанули? Нам бы так по мачтам скакать, как они верхом!
        - Вот уж чего никогда не хотел!
        - Ты и жениться не хотел.
        Переболтать навязчивую скотину смог бы разве что Уилер, но отравитель сперва намертво прилип к Савиньяку, а потом исчез. Чарльз поморщился и, предвосхищая очередной дурашливый вопрос, признался, что ему надоело ждать.
        - Так и мне надоело, - обрадовался Бертольд. - Может, воззовем? К высшим силам? Да ниспошлют нам что-нибудь веселенькое или хотя бы смачное.
        - Воззывай, кто тебе мешает?
        - Никто. - Обормот торжественно отдал честь, после чего сложил молитвенно руки, закатил глаза и, хвала Леворукому, заткнулся. В блаженной тишине прошелестел ветер, к земле устремились редкие бурые листья, на мокрый куст с лету плюхнулась длиннохвостая пичуга. Беспокойный хрюкнул и для разнообразия топнул по раскисшей в желтую сметану глине, Давенпорт вполголоса ругнулся, Бертольд прервал воззывание и укоризненно поцокал языком, однако новой порции чуши не последовало - из головного дозора прискакал капрал с докладом. Оказалось, каких-то непосед понесло в неурочный час прочь из города. По виду мелкие торговцы, до рощи дотащатся минут через десять, и что с ними надлежит делать? Придержать или пропустить?
        Неожиданностями в полусонной провинции даже не пахло, но почему бы не расспросить о тех же заставах? Все дело… Чарльз молча тронулся с места, словно бы раздвоившееся хлюпанье немедленно донесло, что от Бертольда так просто не отвязаться.
        - Надеюсь, ты не думаешь, что я роптал? - Приятель ловко пристроился сбоку. - Я всего лишь попросил немного развлечения и какое-нибудь знамение для укрепления твоего духа. Меня услышали, что не может не радовать, но вот поняли ли?
        2
        Агас нашел-таки своего негоцианта, и тот в самом деле предпочел монетам драгоценности. Вырученной суммы, к вящей радости самого маршала и восторгу неутомимого Ламброса, с избытком хватало на вожделенные орудия. Капрас пришел в отличное настроение, усугубленное тем, что для поездки к Турагису нашлось просто изумительное объяснение. Какой казар? Какая любовница? Командующий уходящего на защиту Паоны корпуса будет последней свиньей, если не поблагодарит отставного стратега за пушки лично!
        - Агас, - окликнул задержавшегося адъютанта маршал. - Что там с кобылами?
        - Пагос поехал забирать. Мой маршал, случилось одно недоразумение. Вы, то есть Турагис, был прав, когда говорил о фамильных драгоценностях, там в самом деле самое ценное - камни.
        - Надо же, - удивился Капрас, - а мне эти подвески показались настоящим чудом. Даже жаль было отдавать!
        - В том-то и дело! Рубины стратег купил или обменял по случаю, и как бы не у мерзавца. Анфобис однажды уже оценивал этот гарнитур и присутствовал при сделке, как уважаемый свидетель. Это было в Кипаре пять лет назад, но некоторые вещи забыть невозможно.
        - Твой приятель часом имени не назвал?
        - Нет. По его словам, дворянин, купивший рубины, достоин глубокого уважения, однако судьба наградила его на редкость беспутным сыном. Похоже, шалопай обокрал отца и сестру, чьим приданым должны были стать драгоценности.
        - Так ты привез гарнитур назад? - с деланым равнодушием спросил Капрас, осознавая, как подвески пойдут Гирени. Не сейчас, само собой…
        - Нет, Анфобис его выкупил. Он напишет бывшему владельцу и уладит все формальности.
        - И прекрасно, - буркнул Карло, почувствовав совершенно неподобающую досаду. - Йорго, ну что там еще?
        - Прочь, балбес! - потребовали за дверью, которая немедленно распахнулась, пропуская очень важную особу - самого прибожественного легата. Сервиллионик был явно доволен жизнью и собой, а при виде Агаса так и вовсе просиял.
        - Все в капитанах прыгаешь? - пропел он, раскрывая знаменитые гвардейские объятия. - Ах ты, пакость столичная!
        - Дрянь ты, Лидас! - тем же тоном откликнулся Агас. - Хоть и прибожественная!
        - Четырежды! - уточнила дрянь, колотя бывшего сослуживца по спине, сослуживец, впрочем, не отставал. Вот так и понимаешь, что такое молодость! Глядя на бушующих от избытка сил гвардейцев, потому что из гвардии уходят только в Закат. Или в тоску и старость, которые из вежливости величают здравым смыслом. Карло Капрас ушел именно туда и вроде бы до сегодняшнего дня не жалел, хотя что это он раздосадовался? Осыпать Гирени рубинами все равно не на что, а пристойным маршалом в гвардии не стать, только мужем выгодной дуры или любимчиком сановника. Но сановники, бывает, ломают шеи.
        - Агас, - прикрикнул маршал, - выйдите! Если вы потребуетесь прибожественному, он вас вызовет отдельно.
        - Вызову, - заверил и не подумавший разозлиться Лидас. - Я вообще тебя заберу, а то от моих занудищ одуреть можно! Маршал, подарите мне вашего капитана или обменяйте, а я вам что-нибудь хорошее сделаю. Я умею! Вот только что сделал, даже пистолет перезарядить не успел…
        - Капитан Левентис, - повторил малость оторопевший Карло, - выйдите.
        - Слушаюсь, - Агас ревностно щелкнул каблуками. Если он захочет к Сервиллионику, пусть катится, а не захочет - тем более! Мозги у парня на месте, случись что, повиснет у приятеля на загорбке или хотя бы предупредит, какая шлея тому под хвост попала.
        - Так отдадите? - жизнерадостно осведомился легат, вытаскивая помянутый пистолет и пороховницу. - Надеюсь, вы не сочтете это за намек, просто с незаряженным пистолетом чувствуешь себя каким-то беззубым. Как-то у вас тошновато!
        - Я родился в другой провинции, - отмежевался от Мирикии Карло. - Могу угостить обедом, хотите?
        - Еще как, - кивнул нечесаной головой легат. - Знаете, что я сейчас сделал?
        - Откуда?
        - Вам понравится, вы же любите законы! Я пристрелил своего собственного мерзавца, вздумавшего вешать какого-то дядьку, заступившегося за дочек. Пристрелил, вспомнил о вас и велел дохлятину для вящей законности вздернуть на площади.
        - А девушки?
        - Похоронят за счет империи. Кстати, у вас же священник был!.. Надо бы его туда послать, а то ближайшая церковь заперта, сбежали, трусы Создателевы… Ничего, и до них руки дойдут. Не терплю дезертиров!
        - У меня теперь двое клириков, - быстро сказал Капрас, благословляя судьбу за то, что можно обойтись без отца Ипполита, а послушника от монаха легату не отличить. И не легату тоже. - Брат Пьетро к вашим услугам.
        - Вот и славно, - откликнулся, не поднимая головы, Лидас. - Можете мне поверить, я не дам всяким подонкам оскорблять императора.
        - Простите, но… Разве были случаи оскорбления величества?
        - Если урод в кокарде насилует и грабит, решив, что ему за его кокарду все сойдет с рук, он оскорбляет божественного Сервиллия. Уродам придется это понять, причем быстро.
        3
        Мохнатый конек, заурядный, но крепкий, спокойно тянул столь же заурядную повозку с тремя седоками и горкой поклажи. Обычная картина, разве что…
        - С рынка возвращаются, - предположил Бертольд. - Ску-у-учно!
        - Как-то не вовремя, - поделился своим удивлением Чарльз. - «Фульгаты» говорят, местная ярмарка только день как началась. Приезжать поздно, разъезжаться рано.
        - И то, - Бертольд подался вперед и вдруг присвистнул. - Ну и видик! Ты только глянь!
        Угрюмый возница щеголял кровоподтеком в пол-лица и напрочь заплывшим левым глазом, отчего и не сразу заметил драгун. Невнятный возглас сидевшего рядом тощего усача развернул побитого зрячим оком к неожиданности, а расположившаяся среди узлов круглолицая тетка в желтом придвинулась к немалых размеров мешку, то ли загораживая, то ли готовясь защищать.
        - Тю, а второй-то тоже…
        - И весьма изрядно.
        - Может, и не зря убираются? Сержант, заверни-ка этих расписных!
        «Одноглазый», беспрекословно повинуясь драгунскому окрику, съехал с дороги, тетка торопливо пересела и расправила плащ - она таки заслоняла поклажу, а вот усатый даже не шевельнулся. Отделали его знатно - глаза, хоть и не заплыли, но подбиты оба, губы расплющены, ссадины по всей физиономии, рука перевязана…
        - Кто будете? - сержант приступил к допросу, не дожидаясь команды. - Что везете? Куда, того, следуете?
        - Товгуем, - прошепелявил усач, - по мелочи… Хотели мммм… кое-чего к зиме пвикупить да васпводать по севам, да вот… мммм…
        Разбираться в шепелявом мэканье было и муторно, и скучно. Компания ехала в этот самый Вальбур на ярмарку. Но по дороге приключилась беда - в Дегаре, на который Вальдес нацелился после Вальбура, одноглазый, оказавшийся мужем тетки и родичем усатого, не поладил с торговцем мануфактурой и пострадал, хотя был кругом прав. Подлый обманщик дерюгу гнилую пытался под видом манриковского сукна всучить, не дался в обман родич, так побили от злости…
        Навязчивое нытье утомляло своей бессмысленностью. Кривой с шепелявым могли быть как невинными жертвами, так и пройдохами, не желавшими платить полную цену, их похождения не имели никакого отношения ни к затеям Вальдеса, ни к настоящей войне, ни к осенней беспричинной тоске. Дурацкий рейд, от которого ничего не зависит, мог нравиться разве что застоявшимся алатам и бузотерам вроде Бертольда. Адмирал рассылал манифесты и поил офицеров хексбергской ведьмовкой, однако нанести серьезный урон Залю, если тот и вправду предал, корпус, да еще под командованием моряка, не мог. Три с лишним тысячи человек и лошадей маялись дурью, а Мелхен тем временем слушала болтовню подружки, в свою очередь наслушавшейся Уилера…
        - Капитан Давенпорт! - голос Бертольда был гнусно нежен. - Вы имеете что-то спросить?
        Нить разговора Чарльз успешно потерял, однако давать повод для очередных шуточек не хотелось, и капитан хмуро бросил:
        - Вам следовало обратиться с жалобой.
        - Хотели! - подалась вперед тетка, разбивая пронзительным базарным воплем унылое мужское гуденье. - И пристав знакомый там есть, куда ж теперь без знакомых?! Жулья-то немерено развелось! Каждый облапошить норовит, а Поли вечно…
        - Поли правильно хотел…
        - А ты бы помолчал! Я ведь говорила…
        - Ты гававила? Ты?
        - Линда! - тявкнул одноглазый. - Господин капитан, жаловались мы… То есть пришли, а никого и нет, то есть который наш, нет. Другой сидит, военный, теньент вроде… Бедный Поли и понять-то не успел, чего это те, кто на постое, не в свои дела лезут, как получил от солдат…
        - Пвиквадом, - прошепелявил бедный Поли. - По лицу.
        - Едва назад добрался, - Линда аж позабыла о драгоценной поклаже. - К «Двум Жукам», на постоялый двор то есть, да как грохнется в дверях! А пока он валялся, нам такое порассказали! Клотильда, она из нашей…
        - Ну и вот гешили - встрял побитый, - газ такие дела пвиключились, чего дальфе-то вдать? Тем ве вечевом и уехали, сюда вот, в Вальбув… Только на явмавке с такими мовдами девать нечево, повядочные люди шавахаются. Только свинку и пвихватили…
        - Вот-вот! А все из-за этих, дегарских! Ни стыда ни совести, и комендант туда же, а еще от разбойников защищает!
        - То есть? - резко перебил Чарльз. Люди Заля в здешних рощах не вчера появились и вели себя не лучшим образом, но о мародерских бандах к западу от Кольца «фульгаты» еще не доносили. - От каких разбойников? И кто защищает?
        - От ардорских вроде, - промямлил кривой. - И от самозванцев еще, потому как губернатор вручил эти… полномочия… этому…
        - Мавшалу Жалю.
        - Вот! А в Дегаре теперь комендантом полковник… полковник…
        - ХренЗнаетКто! - припечатала тетка. - Порядок, вишь, наводит, обормот! Да за такой порядок его бы…
        - Помолчи! - На сей раз окриком не обошлось. Резко повернувшись, муж слепо взмахнул рукой. Жена умело отстранилась, удар пришелся по заветному мешку, раздался вопль… Не женский… не человеческий.
        Откуда это вывалилось, Чарльз не разобрал. Черно-белое, живое, шустрое, оно перевалилось через борт повозки, встряхнулось, хрипло завопило и оказалось крупным пегим поросенком.
        - Фред! Свинья!! Фред!!!
        Истошный крик подействовал немедленно: и так одуревший беглец порскнул прямиком под копыта Беспокойному. Жеребец с коротким ржаньем выдал здоровенную лансаду, полетели брызги; в седле Чарльз усидел и даже не сбил ринувшегося в погоню мужа, зато невольно отрезал его от добычи, что под лихой драгунский свист устремилась в кусты. Непролазные.
        - Тьфу, ротозеи! Не могли мешок завязать!
        - Сама ж девнула!
        - Ну и дернула! Было б по-людски затянуто… Поли, ты чего ждешь?!
        - Вокоть же! - Поли для вящей убедительности махнул повязкой. - А ты сама-то?
        - Так я все и оставила! На этих… К Фреду гони, к Фреду!
        Треск стремительно удалялся. Муж бросился в обход кустов, его обогнали ржущие драгуны, а Линда воздвиглась на повозке, напомнив Чарльзу статую у входа в тессорию. Кажется, Прозорливость. Бедняга Поли вздохнул, сполз с телеги и, припадая еще и на ногу, честно поковылял к зарослям, у которых и затоптался. Визжало уже довольно далеко, и отнюдь не там, куда устремилась погоня. Линда досадливо сжала вожжи, но дошлый меринок и ухом не повел. Воспользовавшись моментом, он потянулся к не до конца увядшей траве.
        - Ну и шустрые же звери эти свиньи, - посочувствовал «Прозорливости» Бертольд, - особенно в юности. А уж лопают…
        - Так на смотрины ж брали! - живо откликнулась статуя. - Третья невеста в доме, скоро по миру пойдем… Фред, куда?! Справа, справа он!
        - Дезертира кто-нибудь да задержит, - пообещал под прерывистые визги приятель и не соврал. Поросенок по кустам неминуемо срежет путь и выскочит под ноги следующей колонне, то есть бергерам. Но как же все глупо, вот вообще все!
        - Иии-и-и-и, - взвизгнуло за чащей и оборвалось.
        - О! - заметил Бертольд, - Захватили, похоже.
        - Наш он! - Линда подняла пустой мешок, как знамя. - Наш! Ой… Вы ж… Поли! Его ж опять… Он же вечно… Господин капитан, что ж вы тут торчите?! Из-за вас ведь все! И эти, ваши…
        - Господин капитан остается с вами, - Бертольд коснулся шляпы, - расскажите ему что-нибудь. Про заставу там, как поехали, сколько народу было, а я тем временем кого-нибудь спасу. Кто вам дороже, Поли, поросенок или супруг?
        - Мешок, мешок возьмите!
        - Значит, поросенок. Разумный выбор, - одобрил приятель, и вороной полукровка, сменивший сгинувшего на Мельниковом рыжего, исчез из глаз.
        - Рассказывай, - велел так и стоящей с мешком тетке Чарльз, поворачиваясь спиной к зарослям, свинье, Бертольду и бешенству. Эту жрущую душу дурь нужно задавить, как угодно, но задавить!
        - На заставе капрал, вроде, был… - мысли Линды явно витали в кустах. - Двоих, нет, троих солдат я видела, а сколько еще внутри, не скажу. Кобыла у коновязи только одна топталась, вот это точно.
        - Пропустили вас спокойно?
        - Ну да. Капралу, конечно, на пиво… немножко дали, для порядка, но они и так незлые были. Видать, еще до нас поправляться начали… Да и вообще тихо тут, и ярмарка хорошая, не то что в Дегаре, да не сложилось… Ох! Господин капитан… Создатель, это… Кто?!
        В выехавшем из-за деревьев Бэзиле ничего особенного не было, полковник и полковник, только Линда таращилась отнюдь не на него. Ей с телеги было видно, Чарльзу - пока нет.
        - Иии-и-и-и-и-и!
        - Вы совершенно правы, - согласился появившийся вслед за Хейлом Вальдес, держа за ногу трепыхающегося беглеца.
        С конем моряк и впрямь управлялся здорово. Бэзил с усмешкой придержал своего Щеголя, пропуская начальство, которое уверенно направилось к Чарльзу.
        - Вы выглядите расстроенным, капитан. - Вальдес ослепительно улыбнулся. - Не печальтесь, я поймал вашу свинью. Это было совсем нетрудно.
        - Мою? - оторопел Чарльз. - Господин адмирал…
        - Это наше, - пришла на помощь Линда, - наше!!!
        - Он напоминает моего дорогого Бе-Ме, - доверительно сообщил Вальдес, - правда, того я ловил дважды. Второй раз вышло очень печально. Давенпорт, примите у дамы саван, то есть, конечно же, мешок.
        - Не надо его! Этого… Я сама!
        - Это ужасно. Ужасно, когда женщина говорит мужчине и офицеру «не надо его». - Адмирал развернул не перестававшего вопить поросенка мордой к себе. - Прощайте, юноша. Позабудьте краткий миг свободы и будьте сыты, а следовательно, счастливы.
        Чарльзу с хихикающим Бэзилом оставалось лишь смотреть, как пегая тушка исчезает в холщовой пасти. Мешок дергался и визжал, Линда на что-то торопливо жаловалась, Вальдес слушал, кусты одного за другим выпускали незадачливых охотников. Поли с Фредом, драгуны, парочка кэналлийцев, Бертольд…
        - Вот нам и знамение, - оставшийся с пустыми руками балабол унывать не собирался. - Поймал адмиралушка свинью, а зайца и подавно схватит. Ибо уши.
        - Адмивал? - Поли пихнул локтем родича. - Это ж тот самый… котовый манифест. Котовый Ягостный.
        - Не «яростный»! - Вальдес стремительно обернулся, в черных глазах плеснуло что-то дикое. - «Бешеный». Запомни - «Бешеный». А порядок у вас будет! Мошенников с гнильем на каторгу, их покровителей - в петлю, самозванцев туда же, а «маршала» Заля - первого. Можешь так всем и рассказывать. Все, альбатросы, полетели.
        Глава 6
        Гайифа. Калабакия. Речная усадьба Талиг. Альт-Вельдер
        400 год К.С. 5-й день Осенних Молний
        1
        Турагис додумался на развилке дорог, одна из которых вела к купленному им несколько лет назад по дешевке поместью, возвести чуть ли не форт, очень трогательный. Дюжие парни в почти мундирах умело раздвинули переносные решетки, после чего, выпятив грудь, встали по обе стороны открывшегося прохода. Не поощрить подобную красоту было невозможно. Мгновение поколебавшись между воинским салютом и парой монет, Капрас избрал серебро и расстался с более или менее наезженным трактом.
        Дорога к зимней резиденции «небожественного Сервиллия» оставляла желать лучшего. Своих молодцов истосковавшийся без дела полководец школил с душой, только выучить деревенщину управляться с алебардами - одно, а привести в порядок немалое, разоренное промотавшейся бестолочью хозяйство - совсем другое. Пусти старик в оборот фамильные камни раньше, ползущий сквозь заросли придорожника проселок превратился бы в нечто пристойное, но Турагис вытряхнул фамильные шкатулки лишь сейчас, и то на нужды чужого корпуса. Задним числом стало неловко, и маршал окликнул еще не отправленного в распоряжение легата - пусть попросит еще раз! - Агаса:
        - Как там? В самом поместье?
        - Ну… - бывший гвардеец замялся, соображая, что нужно начальству. - Разбойникам в Речной Усадьбе делать нечего во всех смыслах! Живет господин стратег скромно, но, случись что, отпор даст. В слугах у него или ветераны, или натасканные силачи из местных. Усадьба очень удачно примыкает к речному обрыву. Мы подъезжаем с другой стороны, но и отсюда, сами видите, незаметно не подойдешь. Буераками вскачь не погнать - кони ноги переломают, а проселок узкий. Жилья рядом нет, ближайшее жилье - три-четыре часа хорошей рыси, так что случайно сюда не забраться, а не случайно… Потрошить обозы и вкусней, и безопасней.
        - У стратега, - напомнил Капрас, - хорошие лошади. В Белую Усадьбу, похоже, вломились, чтоб очистить конюшни.
        - Белую Усадьбу толком не охраняли, сторожевых псов и тех не было. Мой маршал, поверьте, госпоже Гирени ничего не грозит. Врасплох Турагиса не застать, будь иначе, Лидас бы злился куда меньше.
        - Твой приятель понял, что здесь его выдерут?
        - Именно, а ведь разбойников он успокоить смог.
        - Да уж… - перед глазами в который раз встал навалившийся на неподъемную железяку худенький призрак. - Только мародерам никто не указ - ни мы, ни легат, а про местные власти и вспоминать неприлично.
        - Мой маршал, река достаточно глубока, чтобы в крайнем случае уплыть, но здесь крайнего случая не будет.
        Улыбается. Ему, видите ли, смешно! Ничего, получит на пятом десятке в подарок шестнадцатилетнюю кагетку, вот пусть тогда и ржет. Или рычит на хихикающих сопляков. Сам Капрас старался хотя бы не быть смешным и поэтому ехал приличествующим маршалу аллюром. Кавалькада торжественно ползла средь высохших сорняков, что прятали камни, норы, коряги и прочие гадости, препятствующие кавалерийским атакам. Только в Белую Усадьбу зверье кто-то впустил, ну да Турагис - человек бдительный, одна застава у перекрестка чего стоит!
        Дорога вильнула, и Карло не утерпел, привстал в стременах. Как раз вовремя, чтобы увидеть возглавляемую толстым Ставро встречную процессию. Доверенное лицо стратега не могло похвастаться ни личной выправкой, ни статью своего мерина, однако сопровождение было роскошным, даже коней подобрали в масть. Рыжие с белыми отметинами жеребцы до гвардии не дотягивали, но драгуны таким бы обрадовались.
        - Господин маршал, - отрапортовал толстяк, - господин стратег пребывают на зимней квартире и ждут. Следуйте за мной.
        2
        - Госпожа графиня почувствовала себя дурно и решила лечь, а господин граф не может оставить супругу. - Безупречный слуга отвесил безупречный поклон. - Я уполномочен передать вам должные извинения. Госпожа баронесса, ваше пожелание выполнено, хоть и не полностью. В обед будут поданы марагонские пирожки пяти видов. К несчастью, в Альт-Вельдере не оказалось протертой чер-ники.
        - Я бы удивилась, если б она нашлась, - Юлиана отложила шаль. - Чернику по достоинству ценят только мараги и бергеры. Надеюсь, Ирэна не начнет завтракать в постели, это только усилит тошноту. До обеда лучше вообще не есть. У меня в начальные месяцы всегда отличный аппетит, но так мало кому везет, а первый раз носят особенно тяжело. Помогите мне встать, эти кресла слишком глубокие, хотя спину поддерживают просто отлично.
        - Конечно, сударыня, - слуга шагнул к баронессе, и Луиза, освобождая дорогу, подобрала ноги. Как оказалось, зря - Юлиана не собиралась уходить, ей просто понадобилось поправить подушки, что госпожа Арамона с готовностью взяла на себя. Занимать вдову было нетрудно - ей хотелось вспоминать своего Курта и рассуждать о пушках и детях. Пушки и чужое потомство Луизу не вдохновляли, но покойный артиллерист знал юного Алву и прочил Герарду блестящее будущее. Капитанша раз за разом наводила разговор то на сына, то на синеглазого герцога, а генеральша радостно глотала наживку. Слуга еще шествовал к двери, а госпожа Арамона уже хвалила торскую чернику, надеялась на бергеров и жалела марагов.
        - Я где-то слышала, - сочиняла на ходу Луиза, - что герцог Алва решил вернуть Северную Марагону, когда еще был в Лаике.
        - Похоже на него, - улыбнулась Юлиана. - Рокэ доставлял уйму хлопот, но у него несомненный артиллерийский дар, а это большая редкость. Курт надеялся, что Алва со временем станет маршалом от артиллерии, только Рудольф Ноймаринен отказался от перевязи в пользу своего любимца. Сперва Курт считал это преждевременным, но молодой человек справлялся, хотя ему постоянно приходилось спрашивать совета у Курта…
        - Теперь Первому маршалу Талига, - печально проворковала госпожа Арамона, - придется все делать самому.
        - Он сможет, - с ходу решила баронесса. - Курт мне так и сказал, когда вернулся из Сагранны. Рокэ пришло в голову взорвать какое-то озеро, сперва Курту это очень не понравилось, а все из-за «гусей», которые затопили…
        Слушать про дриксов Луиза не собиралась. Исконных врагов Талига капитанша, само собой, не жаловала, но перечисление варитских преступлений за три последних Круга успело набить оскомину. Впрочем, госпожа Арамона выжала кое-что любопытное и оттуда - оказывается, дриксы солили творог! Баронессу это бесило, а не переносящая сладкого Луиза решила попробовать. Когда-нибудь.
        - Юлиана, - капитанша успела-таки вклиниться между украденной у марагов короной и подлым запретом на сырные гонки, - я, кажется, еще не говорила: мой сын в восторге от того, как генерал Вейзель взорвал в Фельпе скалы.
        - Курт тоже считал это удачей, - подхватила вдова. - Разумеется, сперва он произвел нужные вычисления, но дело в том, что в камне могут оказаться трещины. Поджигающий запалы идет на риск, и Курт, как всегда в таких случаях, написал мне письмо. Он попытался отдать его Рокэ как Первому маршалу, а тот все сделал сам. Из-за меня - он так и сказал. В благодарность Курт решил назвать следующего сына Рокэ. Безобразие, что Алва до сих пор не женат, я это ему уже говорила…
        - Создатель! Неужели он выслушал?
        - Меня Рокэ всегда выслушает, как и мой племянник, к слову сказать… Пора бы ему и появиться, зимой в Хексберге делать нечего.
        - Граф Ариго говорил, что адмирал Вальдес сейчас в Аконе.
        - Я не слышала, - встрепенулась не имеющая обыкновения шпионить баронесса, и Луиза мысленно отвесила себе хороший подзатыльник.
        - Наверное, я плохо поняла, - уж лучше признаться в бестолковости. - Ты говорила, что Курт… генерал Вейзель велел назвать сына Рокэ. Я думала, это его последняя воля, а выходит, он так решил еще в Фельпе?
        - Он хотел, чтобы я сама это предложила, и я бы догадалась, если б варитов не пустили аж в Марагону! Курт ценил опыт, но Алва с Савиньяком при всей их молодости лучше фок Варзов, они бы до нынешнего безобразия не довели. Вариты во Франциск-Вельде на празднике… Позорище! Я встретила Курта в Марагоне и там же его потеряла.
        - Ужасно, - совершенно искренне вздохнула Луиза, - ну почему только он не остался в Тарме?!
        Баронесса всхлипнула и замотала головой.
        - Тогда бы «гуси» вырезали весь Франциск-Вельде! Город спас выстрел Курта. Савиньяк это понял, и теперь генералы от артиллерии будут надевать перевязь, положив руку на «Графиню». Жаль, Проэмперадор не чувствует артиллерии, во всем остальном он редкий умница… Кажется, стучат?
        - Я тоже слышала.
        - Войдите! - Юлиана досадливо поморщилась. - Я сто раз говорила Ирэне, что не терплю стука. Если я не хочу, чтоб ко мне входили, я запираюсь, а если сплю, стук меня разбудит, а это вредно. Ну что такое?
        - Сударыня, - пожилая камеристка присела в красивейшем реверансе, - граф Ариго желает побеседовать с госпожой Арамона о своей покойной сестре. Он ждет в кабинете госпожи графини.
        - Идемте, - Луиза как могла спокойно поднялась. Причина выглядела крайне светски, но капитанша в нее не верила. Да и кто бы поверил, видя, какими глазами генерал смотрит на жену? Дюжина живых и настырных сестер еще могла бы оттащить его от Ирэны, но никак не мертвая королева, о которой он в своей Торке и думать-то забыл.
        Спутница, как и положено камеристке урожденной герцогини Придд, сверяла шаг с шагом благородной дамы, и Луиза ползла, как находящаяся в деликатном положении улитка, лихорадочно соображая, что делать, если ее попросят убраться из Альт-Вельдера к кошкам. То есть, конечно же, воспользоваться оказией и вместе с графом Ариго отправиться в Акону проведать деток.
        Госпожа Арамона была бы счастлива повидать Герарда с Селиной, а заодно - оценить дочкину подружку и расставить силки на Савиньяка, но быть вышвырнутой не хотелось ужасно. Ирэне же вряд ли улыбалось терпеть под боком шпионку, ибо кем еще может быть свалившаяся на голову вдова лаикского Свина? Привезла письмо и подарок от графини Савиньяк? Ну и что? Маменька Проэмперадора изящно избавилась от внебрачной дочки графа Креденьи, которую еще Манрик держал за свою ищейку. С рыжего сталось бы об этом брякнуть при молодом Придде - все равно убивать, только Валентин выжил и поделился с сестрой, а Ирэна попросила мужа избавить ее от неприятной гостьи. Только что попросила - еще за ужином генерал благодарно и чуть смущенно улыбался.
        3
        Всадники картинно развернулись, у одного оказалась сигнальная труба, требовательно и знакомо взвывшая ввиду ворот. Словно дождавшийся сигнала ветер развернул флаг империи - старый, с еще не обросшим молниями павлином. За воротами было вытоптано, выметено и безлико - ни прудов с лебедями, ни статуй, ни цветников, зато глаз радовали новенькие дощатые башенки для стрельбы поверх стены и раздвижные решетки. Подъездная аллея была не слишком длинной, но перекрыть ее готовились аж в пяти местах.
        - Слава Создателю, - буркнул Карло и в ответ на встревоженный взгляд Агаса пояснил. - Хорошо, что не похоже на Белую Усадьбу.
        - Стратег не одобряет излишеств и расхлябанности, - вклинился Ставро, напомнив рыбоподобного Анастаса. - В Белой Усадьбе жили грешно.
        Карло счел за благо промолчать, впрочем, разговора бы не вышло в любом случае - дорогу с лязгом заступили двое здоровяков в уже знакомых мундировидных одежках. Пара явно собиралась по всем правилам взять на караул. Не успела… Раздавшийся вопль сделал бы честь тысяче котов, но это была всего лишь Гирени. Одна! Раскинув руки и смешно подпрыгивая, «сестра казара» мчалась вперед, явно намереваясь обнять попятившегося полумориска.
        Обнимать коня Карло не дал. Спрыгнув наземь, маршал успел ухватить разогнавшееся создание и торопливо поцеловал.
        - Ты приехатый! - выпалила сияющая кагетка, - приехатый!
        Хлопать в ладоши и прыгать у нее не получалось - Карло держал крепко - но подобного счастья маршал не видел еще ни на чьей физиономии. Собственно говоря, он вообще такого не видел.
        - Я привез подарки, - умиленно пробормотал он. - Много подарков!
        - Нам с патомком? - восхитилась Гирени и все же слегка подпрыгнула. - То, что ты даришь мнэ, идет патомку. Пэрвому… Надо много! Я молодая, я успэваю.
        - Цыц! - радость никуда не делась, но он был в гостях, и на них пялились. - Мы еще… поговорим! Агас, где брат Пьетро?
        Смиренный брат оказался тут как тут, и Капрас, не выпуская девчонку, развернул ее лицом к Пьетро.
        - Гирени, это врач. Он должен тебя осмотреть.
        - Зачэм?!
        - Я должен знать, как у тебя с деткой.
        - Нэ хачу! Нэ хачу, чтоб сматрэл чужой. У нас все как надо!
        - А я хочу! - рыкнул маршал, косясь на турагисовских гвардейцев и внезапно заинтересовавшегося горбатыми облаками Агаса. - Подарков не получишь, пока не узнаю, что ты здорова… А будешь упираться - отправлю в Кагету.
        - Нэт! Я с табой на вэка.
        - Тогда бегом с братом Пьетро и во всем его слушайся.
        - Я…
        - Брысь! - шикнул маршал, выпуская тонюсенькие запястья и торопливо отворачиваясь. Сзади неуверенно хлюпнуло носом, и тут из-за ближайшей решетки вывалился, на ходу раскрывая объятия, Турагис - как и положено стратегу, он дожидался нужного момента. Капрас с благодарностью устремился навстречу.
        - Отлично, - гаркнул хозяин, грабастая гостя. - И что с лекарем - молодчина! При мне только коновал да капрал, что повязки делать насобачился. Себя-то я ему доверю, но мне не рожать.
        Судя по достойному косячного жеребца ржанью, это была шутка, и Карло постарался рассмеяться, хотя внезапно стало страшно. Родами умирают не так уж и редко, и ничего с этим сделать нельзя.
        - Только, - Турагис понизил голос, - держать монахов не дело! Они суслики подневольные, а кардинал, чтоб его шады в свой мешок сунули, променял Создателя на паршивца Ореста.
        - Пьетро потому в Паону и не поехал, - начал Капрас и понял, что о таком лучше не болтать. Не из-за спевшегося с отцом Ипполитом послушника, из-за свято верующего в императорскую избранность легата, которому кто-нибудь непременно донесет.
        - Ого! - не преминул вцепиться в скользкий хвост Турагис. - Молодец парень! Правильно ты его подобрал, путный клирик, как за дело возьмемся, нам пригодится. Прошлый раз мы не дообедали, но сегодня ты из-за стола не встанешь, а выползешь. Пошли, нагуляем аппетит и гривастых моих глянем. Гвардейских капризников не держу, уж извини, но бегать будет исправно.
        - Так мне не глядеть, - засмеялся Капрас, - мне ездить, и я уже двадцать лет как из гвардии отпросился.
        - Сам, значит, ушел! - расплылся в улыбке стратег. - А я-то думал, чего это ты мне с ходу понравился? Тебе дело нужно, а не цацки и подведенные зенки, ну так будет у тебя дело, но сперва - кони. Заслужил.
        Карло не упирался: корпус в самом деле получился сносный, особенно если вспомнить, из какого сора он вырос, однако Паона с благодарностью не спешила. Маршал понимал, что занятому морисками Оресту не до того, и все равно в глубине души ждал. Дождался, пусть и не от императора. Зато Турагис понимает, сколько сил было вколочено.
        - Господин стратег, ваше одобрение стоит ордена.
        - Еще бы! - огромная ручища опустилась на плечо, но Карло был к этому готов. - Я не тряпки и не бумажки вижу, а самую суть. Ничего, маршал, главное у нас впереди! Ставро, все готово?
        - Да, господин стратег!
        - Вперед! Один конь - не конь, два коня - полконя. Возьмешь пару, будет с твоим без одного четыре. И не смей отнекиваться! Это мои ребятишки, - господин стратег топнул ногой в почтенном сапоге, - кому хочу, тому и дарю! Щенки шелудивые, те от меня разве что пинков дождутся.
        4
        В то, что Ирэне в самом деле плохо, Луизе не верилось, просто Ариго победил приддовскую безупречность и графиня принялась врать. Выйди Ирэна замуж от безнадежности, она бы продолжала чтить этикет, так что это - любовь. Похожий на выспавшегося Эпинэ генерал сумел отогреть статую, и та потихоньку училась жить, а сотворивший чудо Ариго был откровенно счастлив. Капитанше это ужасно нравилось - счастливые люди ей встречались нечасто, а уж в последний, чтоб его, год! Луиза попыталась припомнить: перед глазами встали принесший весть о фельпской победе Фердинанд и бедняга Эйвон. Оба покойные, но Ларака хотя бы не стаскивали с любовного облачка.
        «Умереть в уверенности, что ты любим, есть величайшее счастье», - наставляла одна из книжек Катарины, однако дуэнья с ходу решила, что брякнувший подобную чушь умник на самом деле дурак. Счастье со смертью сочетается не лучше, чем ветчина с несвареньем, разве что влюбиться в выходца, но если ты счастлив и влюблен, какая же это смерть?! Ну тень куда-то делась, беды-то! Зое и без нее хорошо, только живая любовь всяко лучше. Можно менять платья, не бояться кошачьих когтей и не лезть к бывшим супругам, требуя учудить нечто святое, а ведь чудить так или иначе придется… Госпожа Арамона воссоединяться с покойным мужем не собиралась, оставались святость или замужество.
        - Прошу вас, сударыня, - дверь была открыта, и служанка услужливо раздвинула лиловые с серебром портьеры. Ариго стоял у камина, Ирэна устроилась в кресле.
        - Госпожа Арамона, - пригласила графиня, - садитесь рядом со мной, нас ждет странный разговор. Я до сих пор не знаю, зачем вы здесь, но для нас это большая удача.
        - Благодарю вас, - вежливый допрос перед изгнанием или что-то другое? - Я не думала, что сегодня понадоблюсь кому-то, кроме баронессы Вейзель.
        - Баронесса Вейзель нуждается в обществе…
        - Мне ее очень жаль, - перебил жену генерал, - но у меня остался только этот день. Вы нас спасаете, это очевидно!
        - Ну что вы, - начала Луиза и тут ее, наконец, осенило. - Мое появление в Альт-Вельдере выглядит странно, я это понимаю, но дело в том, что графиня Савиньяк хотела поздравить вас лично. Получив ваше письмо, сударь, она очень обрадовалась, и тут стало известно о приезде герцогини Ноймаринен. Если бы графиня Арлетта уехала, ее бы неправильно поняли, но ей так хотелось убедиться, что… ее сын… Проэмперадор не ошибся, когда…
        - Когда разрешил наш брак, - улыбнулась Ирэна, - он не ошибся. И вы это поняли.
        - Да, - иногда стоит быть краткой. - Но сейчас я не понимаю, зачем вы тратите на меня время.
        - Я обещал Ойгену… генералу Райнштайнеру расспросить вас о сестре. Только не бойтесь меня расстроить… Мне почти все равно, что было раньше, ведь я нашел Ирэну.
        - Это я нашла, - не согласилась женщина. - Госпожа Арамона, мой муж хочет сказать, что потерю семьи он уже пережил. Обещаю, наша беседа не затянется.
        И беседа не затянулась, можно сказать, она даже не началась: баронесса Вейзель не выносила одиночества, а лестницы ее не пугали.
        - Генерал, - из всех кресел вдова выбрала то, что поближе к печи, - я только сейчас вспомнила, что вы упомянули о моем племяннике. Я не думала, что вы встречались, иначе бы спросила сразу. Где вы видели Ротгера и как он вам показался?
        - Ротгера?
        - Адмирала Вальдеса, Жермон.
        - Вице-адмирала, - уточнила вдова. - Курт считал его производство преждевременным, и это так и есть.
        - С вице-адмиралом Вальдесом, - послушно повторил Ариго, - я столкнулся в ставке Проэмперадора. Я собирался уезжать, а ваш племянник как раз прибыл. Вроде бы по семейным делам.
        - Вот именно! Курт избрал в опекуны Ротгера. Я с этим не соглашалась, но это ничего не меняет. Радует, что мой племянник не уклоняется от семейного долга, но почему он не здесь? Все бумаги отосланы в Хексберг, и насколько я понимаю, он их получил.
        - Наверное, - промямлил Ариго. Юлиане генерал несомненно сочувствовал, а Вейзеля жалел, и все же… Все же ему явно хотелось, чтобы баронесса ненадолго провалилась, разумеется, не повредив ни себе, ни ребенку.
        - Насколько я понимаю, - выручила супруга Ирэна, - вашего племянника задержал граф Савиньяк. Жермон получил приказ немедленно выехать в Альт-Вельдер и дальнейшего разговора не слышал.
        - Савиньяк будет хорошим мужем, - сделала внезапный вывод баронесса, - и неудивительно. Курт говорил, граф и графиня Савиньяк были прекрасной парой.
        - Безусловно, - подтвердил Ариго. - Госпожа баронесса, вице-адмирала в самом деле задержал Савиньяк.
        - И я скажу вам, почему! - Юлиана завозилась в кресле, устраиваясь поудобней. - Сын боевого маршала не может не понимать, что после разлуки супругам хочется быть только вдвоем. В это время раздражают даже самые милые люди, а Ротгер на редкость бесцеремонен и навязчив, он бы испортил вам отпуск, и Савиньяк вмешался. Я только что говорила Луизе, что Проэмперадор - редкий умница, когда не идет речь о сохранении артиллерии. Моего племянника он придержал, но мы Ротгера очень скоро увидим, и мне придется просить прощения за его выходки. И вот что еще… В утреннюю запеканку забыли положить нужные специи, хотя Мелхен оставила списки на кухне.
        - Нужно спасать обед! - Луиза вскочила и всплеснула руками, будто в Кошоне. - Нам же сказали, что будут марагонские пирожки. Если б я только знала, что и сколько кладут в начинку!
        Это знала Юлиана, и она была не из тех, кто уклоняется от дела, особенно если никто, кроме нее, не способен выполнить его должным образом. Луиза пропустила заторопившуюся баронессу и тщательно затворила дверь, успев услышать что-то, весьма напоминающее звук поцелуя.
        5
        При виде гостей игреневый красавец выпучил глаза и шарахнулся к стенке денника. Турагис сочувственно покачал головой.
        - Боюсь, теперь только на племя, спасибо хоть язва заживает… Но хорош!
        - Хорош, - согласился Карло, разглядывая взмокшего коня, чей круп уродовала бурая нашлепка. - Расчесал?
        - Если бы! Краденый он, а может, и того хуже. Ставро на ярмарке путных кобыл выискивал… Спасибо тебе, кстати, за чалую, и как только нашел!
        - Агас сторговал где-то.
        - Спроси, где. Так вот, Ставро приглядел кое-что, а барышник ну юлить; дескать, не своих продает, хозяин приболел, лежит в трактире неподалеку, надумали брать - к нему езжайте. Только у всех моих приказ - в одиночку не шляться. Поехали, как положено, полуэскадроном, и то едва хватило. Одинокий гость из этой дыры живым бы не вылез, а так Леворукому мясца подбросили, будет чем котов кормить.
        - Власти уведомили?
        - Обойдутся! - Стратег хрюкал и фыркал не хуже своих питомцев. - Хватит с придурков, что на тракте чище стало. Будь власти властями, мародеров в Мирикии и духу бы не было. Щенка бы паонского следом турнуть, да рановато пока.
        - Жеребца Ставро у разбойников нашел? - увильнул от обсуждения прибожественного Капрас. О том, чего именно бывший стратег желает нынешнему легату, слушать не хотелось не только потому, что было чревато неприятностями - оба упрямца, старый и молодой, Карло нравились.
        - У разбойников, и не только этого. Двадцать шесть голов! Клейма посрезали, ублюдки, а залечить толком не сумели. Хозяев не отыскать теперь, да и живы ли они? Тряпьем и побрякушками уроды тоже не брезговали, а покойников обирать удобней… Покаяться перед тобой, что ли? Сережки одни, грешен, я девочке твоей отдал. Найденное, говорят, при родах помогает - если, как начнется, снять и в речку кинуть. Да и свое я под завязку выгреб, а побаловать хочется.
        - Я вам очень благодарен, только зачем вы…
        - Затем! - рычать Турагис любил, но выходило не страшно, хотя слуги, похоже, боялись. Даже самые здоровенные. - В присяге не зря сказано, что отдавать империи надлежит все, а каменюшки даже не кровь. Так, баловство. О, твой лекарь…
        Маршал предпочел бы обойтись без свидетелей, но Турагис явно произвел себя во что-то вроде деда.
        - Докладывай, - громыхнул он, - и чтоб понятно, а то знаю я вас… Чирей, и тот обзовете так, что молиться впору.
        - В ближайшем будущем молодой госпоже ничего не угрожает, - начал брат Пьетро, - однако сами роды могут оказаться трудными и опасными.
        - Девчурка больна?!
        - Здорова и переносит свое нынешнее положение без осложнений. Дело в другом: госпожа Гирени еще не до конца сформировалась, у нее слишком узкие бедра, а плод обещает стать крупным. Слишком крупным для рожающей впервые. Один из лучших медиков ордена Милосердия, которому мне посчастливилось помогать, в подобных случаях полагает правильным вызвать преждевременные роды. В мирикийской резиденции ордена есть врач, который сможет это сделать.
        - А ты? - рявкнул Турагис, хотя это было делом Карло. - Ты возьмешься?
        - Я не имею должного опыта, - Пьетро явно уходил от ответа, но стратег не унимался:
        - Сколько у нас времени? - желал знать он.
        - Преждевременные роды вызывают не раньше чем за семьдесят и не позже чем за пятьдесят дней до естественных. Госпожа Гирени не запомнила некоторых вещей, однако я полагаю, что ее срок наступит в конце Зимних Молний. Но чем быстрее она окажется в опытных руках, тем лучше.
        - Спасибо, что сказал. Постишься?
        - Сейчас поста нет, - улыбнулся благочестивый брат, - к тому же я в странствиях.
        - Некоторым задрыгам любой день постный. Гей, дежурный!!!
        - Да, господин стратег! - выскочивший из ниоткуда верткий парнишка лихо щелкнул грубоватыми, но крепкими сапогами.
        - Отведи-ка братца отобедать, и чтоб доволен остался… Ну, что делать будем? Врачишка вроде дельный.
        - Очень.
        Станет Пьетро полноценным монахом или нет, его дело, а лекарь он хороший и не дурак. Врать не врет, но считать себя клириком позволяет. С полного благословения отца Ипполита.
        - Таскать туда-сюда малышку не дам! - Турагис думал не о Пьетро, а о Гирени. - Напишу-ка епископу, пусть своего «опытного» одолжит, тут и дела от силы на пару дней.
        - Но, - слегка растерялся Карло. - Епископ все-таки не… полковник и даже не легат. Как мы можем?
        - А вот так! - рык был веселым, но несчастный конь все равно прижал уши. - Гостит у меня сестра казара, и в положении она - деликатней не придумаешь! Ладно, пошли. Своим найденышем я похвастался, жеребцов тебе подобрали, пора и перекусить. Что хмуришься?
        - Не люблю врать, да еще епископу… Хотя письмо от Бааты я в самом деле привез. Казар не хочет видеть в Кагете Каракисов… Словом, он готов платить за то, что беженцы останутся в Кипаре и Мирикии, но платить лично мне!
        - Бери! Выслать разъезды не штука, а до весны тебе так или иначе торчать здесь, это даже недоносок патлатый понимает. И потом не оставишь же ты девочку, пока она не управится?
        - До Весеннего Излома мы не уйдем, - в первый раз вслух пообещал Карло. - С разбойниками пора кончать.
        - Да ну их! - отмахнулся Турагис. - Ты бы еще за блох трактирных взялся… Нам с тобой империю поднимать, а мародеров пусть щенок орестов грызет. Обломает зубешки - туда и дорога, нам же проще будет.
        Капрас смолчал: стратег был заслужен, стар и приютил Гирени, а Лидас зубы не обломает. Особенно на пару с Агасом.
        - Сахарку возьми, - внезапно велел хозяин. - Твои ребятишки в леваде как раз. Мимо пойдем - угостишь, пускай привыкают. Кони внимание не меньше красоток ценят, только служат лучше, а повезет - так и дольше.
        6
        От инея и снега Ариго в восторг прежде не приходил, но ставшая его счастьем женщина увела генерала в свои парки, и он понял, что белые поляны и серебряные деревья - это красиво. Потрясающе красиво, хотя, бреди они рука об руку по огороду, Жермон открыл бы для себя величие пугал и изысканность капустных кочанов. Ирэна превращала в сказку даже разбившуюся тарелку, и она была его женой!
        - Жермон, - заговорила Ирэна, и правильно, ведь он молчит, как пень, - мне кажется, я поняла, почему госпожа Арамона приехала в Альт-Вельдер, вернее, почему ей пришлось уехать из Старой Придды. Если бы я знала о приезде герцогини Ноймаринен, то догадалась бы раньше… Я знаю, вы очень привязаны к графине Савиньяк, маршалу фок Варзов и герцогу Ноймаринену, а к герцогине?
        - Она жена Рудольфа.
        - Это не ответ.
        - Ирэна, я пытаюсь ответить, - заверил Ариго, которому в данный миг были безразличны все герцогини мира. - Только я не мастак объясняться. Савиньяки, в смысле маршал Арно и Арлетта, сразу решили, что отец ошибся. Рудольф ко мне приглядывался долго, но он иначе и не мог. Кто я такой, чтобы Первый маршал Талига все бросил и занялся мальчишкой? Да и отца все считали справедливым человеком.
        - Савиньяк верил вам, Ноймаринен - графу Ариго, - Ирэна пошла чуть быстрее. Мерзнет? Тогда прогулку надо заканчивать, и да прикроет их от вдовы и мортиры светлокосая капитанша! - Если б хоть кто-то догадался поверить обоим сразу…
        - Вы замерзли?
        - Еще нет. Я начну мерзнуть, когда вас не станет видно даже с башни. Жермон, у нас мало времени, даже если забыть «роскошную» Юлиану. Огарок дня, вечер и ночь - это меньше мгновенья. Вы хотели знать, какой была ваша сестра…
        - Я? - растерялся Ариго. - Мы же просто выманивали госпожу Арамона, чтобы расспросить для Ойгена.
        - Не сейчас, когда узнали о гибели Катарины, мне об этом рассказал Валентин… Вам повезло вовремя расстаться со столицей.
        Повезло?!
        - В Олларии я бы встретил вас раньше.
        - Мы могли друг друга не узнать, то есть не понять, что ничего важнее с нами не случалось, и потом… Я принадлежала семье, мной, как и всеми нами, распоряжался отец. Его бы вы не поняли, Приддов вообще трудно понять. Почему вы взяли к себе Валентина?
        Соблазн показаться лучше, чем на самом деле, был силен, однако Ариго удержался. Он не собирался лгать ей.
        - Я подумал о себе, - признался генерал. - Каким я был, когда меня выкинули из гвардии. Арно, то есть младший Савиньяк, наскочил на Валентина, а получилось, что на меня. Я давно таскал генеральскую перевязь, у меня были титул и герб - мои, выслуженные, а я… все еще и сидел у Драконьего источника, не понимая, за что со мной так!
        - Валентин отдавал себе отчет, что ему придется отвечать за нас всех.
        - Говорю же, я думал о себе! Когда армия приняла Валентина, я почувствовал… Будто с меня тоже что-то смыли. Невидимое, но какое-то мерзкое.
        - Я тоже билась в невидимом и мерзком… Помните? - Пальцы Ирэны сжались чуть сильнее. - Тут я подобрала ветку, которую вы у меня отняли. Я чувствовала, что вы навсегда, но боялась себе в этом признаться.
        - Себе я признался сразу!
        Улыбка в ответ, даже не улыбка - чуть дрогнули уголки губ, еще светлее стал взгляд. Какой солнечный день, а ведь с каких-нибудь дурней станется доказывать, что небо в тучах. Тучи, конечно, есть и бегут на юго-восток, к Аконе и дальше, к Олларии, только солнцу они не помеха.
        - В небе что-то случилось?
        - Ничего… Просто тучи уже выступили.
        - Я помню, что скоро останусь со спящими цветниками и госпожой Арамона. Я ведь хотела о ней поговорить.
        - Да?
        - Да, потому что я по семейной привычке принялась искать змею. Придды не любят… не любили отпирать двери и не верили гостям, особенно нежданным. Госпожа Арамона явилась нежданной, значит, ее подослали.
        - Ее и подослали, - засмеялся Ариго. - Арлетта хочет убедиться, что у нас все хорошо. Ну так пусть убеждается! Жаль, ты не с ней остаешься, мне было бы спокойней.
        - Зато так спокойней мне - Савиньяки не любят бессмысленных потерь, и они на нашей стороне. Во всех смыслах, а вот госпожа Арамона многого не знает. О да, сюда ее отослала графиня Арлетта, но дело не во мне и не в вас, а в герцогине Ноймаринен. Наша гостья, вне всякого сомнения, очень неглупа, смела и порядочна.
        - Ее сын тоже.
        - Неудивительно, но госпожа Арамона при всех своих достоинствах вряд ли успела понять, что такое Двор. Она доверяет герцогу и наверняка будет доверять герцогине, но Георгии Оллар о некоторых вещах лучше не знать.
        - О каких?
        - Не представляю, я не бывала в Олларии несколько лет, к тому же тогда все было проще и очевидней. Дуэнье Айрис Окделл достались смерть Сильвестра, правление Манрика, его бегство и водворение пресловутого Альдо, но дело не в них, а в тех, кто так или иначе остался… Жермон, вы не думали, что будет потом?
        - Придется брать Олларию.
        - Ее возьмут, и повторится то, что было после проигрыша Алисы. Имена будут другими, но не фамилии и не игры.
        - Нам бояться нечего.
        - Я знаю. Боятся другие, а кто-то не боится, но хочет подняться к вершинам. Вы не знаете этих игр, а нас они почти погубили, я опять не о том… Я должна сказать о госпоже Арамона и о Катарине. Я почти год называла ее Катари, а наша мать вела юную графиню Ариго к алтарю. Это большая честь, но, сложись иначе, к алтарю могли бы вести меня. После мятежа Борна Дорак решил, что королева из дома Приддов не может не быть опасна. Второй раз я проиграла Леоне Салина, причем дважды. С Эпинэ и Ноймариненами.
        - И прекрасно, - не выдержал Ариго. Ирэна кивнула, и ее стало просто невозможно не обнять. - Ты - моя жена, остальное забудь.
        - Не могу. - Она не пыталась высвободиться, наоборот. - Я среди этого росла, правда, тогда я не знала вас.
        - Хуже, что вас не знал я!
        - Нет, Жермон, мы встретились вовремя. Граф Гирке, вы ведь узнали его уже под этим именем, был достаточно хорошим человеком, чтобы, умерев, сделать наш союз невозможным. Вы бы не позволили себе воспользоваться смертью соратника по Мельникову лугу.
        - А… Разве я не воспользовался?
        - Вы успели пожалеть о нем, как о товарище по оружию. Одном из многих. Когда вы поняли, что я вам нужна, между нами стояли лишь приличия.
        - Они опять стоят. Почему мы говорим друг другу «ты» только ночью?
        - И почему утром я прошу вас выйти? Когда-нибудь я научусь одеваться при вас.
        - Если я перестреляю камеристок.
        - Вы не сможете, я вышла замуж за очень доброго человека. Странно доброго, если знать, что с вами сделали. Почему вы не мстили?
        - Кому, Ирэна? Я ничего не понимал, пока мне не написала Арлетта. Мать к этому времени была мертва. И Ги с Иорамом, и Катарина…
        Белая поляна, черные стволы… Тропинка разделяется надвое. Можно вернуться, обогнуть поседевшие тростники или шагнуть в лабиринт. Он бы шагнул, но решать Ирэне.
        - Кому мстить? - Рука Ирэны чуть напрягается, подталкивая к лабиринту. - Был Штанцлер и есть этот мэтр, но мстят не только виновным. Тот же Савиньяк за отца спрашивает отнюдь не с Борнов, и это далеко не самое страшное. Проэмперадор смертельно опасен, но он логичен: маршала Арно убил мятежник, что ж, за это ответят враги Талига, сколько бы их ни было! Другие за свои беды казнят тех, кто рядом. Как Габриэла…
        - Рядом со мной не было никого.
        - А Людвиг Ноймаринен? Вам никогда не хотелось, чтобы сын Первого маршала оказался в той же шкуре, что и вы?
        - Закатные… Ирэна, зачем?! Людвиг - мой друг. - Ойген и Валентин теперь ближе, но это теперь. Когда опозоренный теньент вырывался из отцовского проклятия, их рядом не было.
        - Вы умеете даже не забывать зло, отбрасывать. Мы с братом больше похожи на Проэмперадора… У Савиньяка есть близнец, они очень преданы друг другу?
        - Как-то не думал, но Эмиль сейчас сам не свой - боится, что с Лионелем что-то случится. По самому Лионелю ни кошки не поймешь, разве что…
        - Что?
        - Как-то так выходит, что мы - я, Валентин, Райнштайнер, Савиньяки, не можем нормально фехтовать друг с другом. Мы все время угадываем, что сейчас сделает противник. Савиньяк, то есть Лионель, решил понять, что к чему, и резанул себе руку. Мы пили вино, рассуждали о всякой скучище, а он сидел на сундуке у красной портьеры и истекал кровью. Неуютно стало всем, но первым не выдержал Валентин.
        - Не Эмиль?
        - В том-то и дело! - А вот сейчас он признается, потому что иногда ужасно хочется признаться в глупости и страхах, ведь они в прошлом. - Ирэна, а ведь я вас ревновал к Савиньяку. Почти два часа. Вы гуляли с ним над озером, а я сочинил какую-то сказку и притащил Ойгена к вам. Они с Валентином говорили о ерунде, вернее, это было ерундой для меня, потому что я думал только о вас и о том, что сейчас вы с другим.
        - К Савиньяку ревновать либо бесполезно, либо бессмысленно. - Ирэна покачала головой и, словно в ответ, по тростникам прошелся ветер. - Вам - бессмысленно. У меня с Проэмперадором Севера и Северо-Запада ничего быть не могло. Равно как и у него - со мной.
        - Габриэла?
        - Нет, что вы, я Габриэлу ненавидела больше, чем Лионель. Понимаете, Жермон, нас - таких, как я, мой брат, Савиньяк, мало. Мы слишком странные и слишком замерзли, чтобы тянуться друг к другу. Нам нужно тепло и возможность оставаться собой.
        - Всего лишь?
        - Это очень много, Жермон. Как же мне приятно повторять ваше имя еще и вслух… Нам нужно очень много тепла и очень много доверия, тогда мы никуда не уйдем и никого другого не заметим. Мы просто не станем смотреть и ревновать тоже не будем. Никогда.
        - Конечно, ведь для меня есть только вы.
        - Дело не в этом, - тростники укрывают, отделяют от замка с Юлианой, от дороги, от войны. Тростники шелестят о счастье, которое здесь, сейчас, рядом. - Если вам нужна именно я, вы останетесь со мной, ведь другой такой просто нет. Если вы ошиблись, вы уйдете, потому что со мной трудно…
        - Никогда!.. Это твое озеро пока не замерзло?
        - Оно не замерзает.
        - Отлично, идем к нему.
        Дорога была короткой. Или длинной. Или они всегда шли среди шепчущих стен, а все остальное было сном, игрой теней, призраком, вроде исчезающего в закате всадника и башни в степи. Где-то горели маяки, пробивалась сквозь окровавленный снег кошка, земля тянулась к небу, а небо к земле, порождая поющие смерчи. Где-то были ненависть и смерть, а здесь только Ирэна и серебряная, как ее глаза, вода. Озеро ждало дара, но Жермон не носил драгоценностей, только браслет, который не отдашь, разве что…
        Странный камешек вобрал в себя закат, рассвет, ночь и две крови. Он обещал встречу среди торосов неведомого Агмарена, он с тихим плеском канул в зимнюю воду, и в ней полыхнуло разорвавшее тучи солнце. Словно подтвердило что-то очень важное.
        - Все будет хорошо. - Ариго взял жену за руку, - у нас все будет очень хорошо, но на рассвете я сбегу, не прощаясь с твоими гостьями. Я хочу, чтобы мне в спину смотрела только ты.
        - На башне не будет никого, кроме меня, - пообещала Ирэна, - курьер с письмами баронессы выедет позже. У тебя на руке кровь, но мне больше не страшно. Почему?
        - Потому что все будет хорошо. Я сказал, а ты слышала.
        Глава 7
        Талиг. Западная Придда, Дегар Гайифа. Науса
        400 год К.С. 6-й день Осенних Молний
        1
        Лишних людей и лишних вещей в жизни хватает, вот чего не бывает, так это лишних умений. Кэналлийской посадке еще даже не унара Лионеля обучил гостивший в Савиньяке Росио Алвасете, теперь пригодилось. Вне всякого сомнения, одолженная у «фульгатов» рыжая кобыла, спрятанные под косынкой волосы, подтянутые повыше стремена, и готово - кэналлиец из свиты Вальдеса, на которую никто не смотрит, потому что все смотрят на Бешеного. Ну кроме полудюжины Мишеля, но эти все равно в заговоре, чем и счастливы. Алаты сейчас тоже счастливы. Дракой и добычей - как-никак заячьего полковника поймали.
        - Не повезло поганцу, - весело доложил адмиралу Лагаши. - Улица узкая, лошадь споткнулась, упала, всадник стукнулся о стену, мы его и взяли.
        - Шмякнулся, - хмыкнул явно не додравшийся Вальдес. - Мне очень нравится это слово, и оно так подходит поганцам.
        Шмякнувшийся уныло молчал и бросаться на победителей не торопился. Росио по долгу службы знал чуть ли не всех полковников Талига, Ли, само собой, нет, но именно этого вспомнил. Средний капитан сделал среднюю карьеру и был сплавлен к посредственному Залю, а тот возьми да и пустись во все тяжкие.
        - Итак, - сощурился на добычу адмирал, - вы и есть ХренЗнаетКто? Я вас представлял в точности таким. Что скажете?
        - У меня есть приказ командующего. - Средний полковник с кротостью принял новое имя. - Взять под охрану город во избежание беззакония.
        - Но вы предпочли взять город под беззаконие во избежание охраны, - Вальдес подкинул пистолет. - Стоунволл, это ратуша или здесь оно называется иначе?
        - Ратуша, - со своим всегдашним достоинством подтвердил лысый драгун.
        - Если это ратуша, - адмирал спрыгнул наземь точнехонько между двух трупов, - гоните сюда и остальных «зайцев». Можете не прибираться, но горожан соберите, а я, если загорится, внутри. Да, Стоунволл, расспросите-ка этого красавца, я наверняка что-нибудь забуду.
        Понимавший свой маневр эскорт дружно спешился вслед за начальством - «фульгаты» и кэналлиец сопровождают командующего, дело обычное. Городишко тоже самый заурядный, но Излом свое наломать успел. Трупы в мундирах, перевернутая телега, брошенное оружие… Черно-белый плащ на ограде молчащего фонтана изображает из себя сорванный флаг, дверь ратуши висит на одной петле, ее подпирает мертвец, похоже, из чиновников. Высунулся, поймал пулю и конец циркулярам, ябедам, взяткам…
        - Не терплю смерть, - Вальдес, морщась, перешагивает покойника. - А на берегу она везде, да еще, пакость такая, жизнью прикидывается!
        В ратушной прихожей на полу красноречивые пятна, но дальше крови не видно. В коротком коридоре пахнет пылью, гербовый зальчик словно бы караулит бледный осанистый господин, похожий на вдруг постаревшего Сабве, за ним толчется пяток всяческих советников и ревизоров. Любопытно, куда делись остальные, в городишке восьмого разряда[4 - Первоначально Франциск разделил города на четыре разряда, однако по мере расширения Талига и роста населения число разрядов увеличилось до десяти.] начальства должно быть человек пятнадцать. Больше - возможно, но чтоб внесенные в коронный реестр кормушки пустовали? Да скорей амбарные мыши уйдут в зимние поля!
        - Вы из этих? - осведомился Вальдес, пока «фульгаты» обнюхивали ближайшие углы, - из дядьев города?
        - Я… Вы… - подобный Сабве затоптался на месте и стал подобен Карлиону, когда его уличали в родстве с Эгмонтом. - Господин командующий, меня ввели в заблуждение! Письмо губернатора… Согласно ему я оказывал посильную помощь… уполномоченному регентом лицу…
        - У зайца не может быть лица, - рявкнул Вальдес, - только морда! Дайте главному манифест и отправьте к Стоунволлу. Остальных - взашей!
        - Господин командующий, я буду счастлив прочесть! Безотлагательно! - Про манифест, коль скоро о нем знают мелкие торговцы, чинуша не слышать не мог, но обуявшей его невинности хватало на дюжину невест. - Я был бы счастлив принять вас в своем доме. Моя супруга будет счастлива…
        - А я не буду. Мишель…
        «Фульгат» был убедителен - несостоявшийся счастливец убрался чуть ли не вприпрыжку, остальные с готовностью потрусили следом.
        - Вроде бы Талиг, а сколько Бе-Ме! - посетовал Вальдес, отходя к окну, в каковое и уставился. «Кэналлиец» Савиньяк проследовал за адмиралом, не забыв оглядеть зальчик. Все было как положено, особенно подзабытый Фердинанд в золоченой раме. Портрет заслуженно считался удачным, нравился королю и при этом почти не врал, вот его и повторяли до бесконечности.
        - У тебя есть виды на полковника? - Вальдес стянул окровавленную перчатку и взялся за свой изумруд. - Или как решили?
        - Как решили, - Ли невольно поморщился. - Твое дело потрясти обывателей и вынудить Заля прыгнуть.
        - Угу, - зеленая искра знакомо взлетела к потолку. - Никакого удовольствия! Дрался, как пиво пил. Вроде и хмельное, только ни в одном глазу, вкус мерзкий, а запах того гаже.
        - Мне тоже не понравилось. - Любопытно, что за образы бродят сейчас в головах у бергеров? Явно не пивные.
        - К Рамону я не вернусь, - Ротгер сжал кулак, - пока не приберемся. Такое за спиной оставлять нельзя, и не за спиной - тоже. Тетушка, само собой, решит, что я увиливаю… Закатные твари, ну почему так тошно? Ты, чего доброго, вообразишь, что я никогда мрази не видел.
        - Ты ее видел в море.
        - А то я в Олларии не бывал! Сколько там сволочи, и ведь ничем до недавнего времени не пахло!
        - Не только в Олларии.
        - Эйнрехт нюхали не мы. - Адмирал огляделся, судя по всему - в поисках жертвы, каковую и нашел в виде добротного стула с высокой резной спинкой. Невинные часто отвечают за виновных, стул и ответил. Первый и последний раз вспорхнув, он ударился о стену и с грохотом развалился. Этого не вынес уже Фердинанд, державшийся на своем гвозде не крепче, чем на троне. Портрет ткнулся лицом в пол, по изнанке величия заметался растерянный паук. Он верил в незыблемость Талига, он разом лишился всего.
        - Скверна скверной, - укорил Ли, - но стулья-то зачем ломать?
        - Затем… Постой! - Вальдес был уже на середине комнаты. - Слышишь?
        - За шкафом.
        Неясный то ли вскрик, то ли стон из дальнего, полускрытого здоровенным резным гробом угла, грохот, куда там погибшему стулу, выхватившие клинки «закатные кошки», топот… Из-за шкафа вылетает некто в офицерском мундире, приостанавливается, окидывает помещение взглядом. Злым, но разумным. Миг - и офицер, не пытаясь ни напасть на адмирала, ни прорваться к двери мимо «фульгатов», порскает к боковой стене, верней, к небольшому - раму выбить, пролезешь - окошку. Мишель тянет из-за пояса пистолет, и Ли с невольным смешком вскидывает руку:
        - Не стоит.
        Ротгеру пистолет не нужен ни свой, ни чужой. Буквально пролетев весь зал, адмирал хватает гостя за шиворот и дергает в сторону. Не сильно, как раз, чтобы вместо вожделенного окна с разбегу врезаться в стену плечом, а затем и головой. Бесчувственное тело валится под ноги подскочившим «фульгатам». Они имели шагов десять форы, но Вальдес это Вальдес.
        - Жаль, у поросят не бывает воротников. - Какое просветленное лицо, хоть святого Адриана пиши! - Насколько с ними было бы проще.
        - Лучше порадуйся, что воротники есть у «зайцев», иначе тебе бы пришлось хватать его за ногу. На алатский манер[5 - Алатская забава. Участники, меняясь местами, ловят разбегающихся из загона через специальные воротца поросят.]. Теньент… В Кадельской армии таких сотни полторы.
        - Мне нравится думать, что круг замкнулся и путь от свиньи до свиньи не случаен. Мишель, глянь, из какой норы выскочило это счастье и чего ему там не сиделось.
        2
        Первым, кого увидел Капрас на въезде в очередной трактир-резиденцию, был Калган. При виде маршала пес сдержанно шевельнул хвостом - то, что человек с перевязью чем-то важен, умник уразумел, однако навязчивой шумной любви это не породило. Кагетские овчарки, в отличие от самих кагетов, чрезмерной дружелюбностью не страдали, видать, и впрямь являлись наследством непонятных саймуров. Как и растущие на крови розы.
        С мысли о собаках и цветах маршала сбил рыбоглазый Анастас. Носитель первой молнии северной гвардии столбом торчал под украшавшим просторный двор старым орехом, тут же на скамьях расселись истуканы из конвоя прибожественного. Еще двое украшали лестницу на террасу, где выпячивал грудь уже капрасовский часовой. Маршал подавил вздох и как мог незаметно пересчитал молниеносцев. Без носителя выходило полтора десятка - значит, Лидас внутрь никого не потащил.
        Будь на месте Анастаса кто другой, Карло попытался бы узнать, с чем легат пожаловал, но одержимая рыба вызывала оторопь, и при этом ее хотелось пристрелить. Сдержавшись, Капрас послал белоногого Солнышка к подножию лестницы. Против самого Лидаса маршал ничего не имел, но неожиданный визит имел все шансы обернуться ссорой прибожественного с загодя не отосланным отцом Ипполитом. И таки обернулся - выскочивший навстречу начальству Йорго шепотом доложил, что легат решил дождаться маршала, хозяин оккупированного Капрасом заведения водворил гостя в обеденный зальчик для проезжих господ, и тут Леворукий, то есть, конечно же, Создатель, принес священника.
        Отец Ипполит потребовал приватного разговора с легатом, прибожественный скорчил рожу, однако согласился. Оба велели беседу не прерывать, расписная дверь красноречиво захлопнулась, и оставшимся снаружи осталось лишь ждать. И слушать, потому что разговор выходил, мягко говоря, громким.
        На второй этаж Капрас почти взлетел, чудом не сбив машущего руками трактирщика, и уперся в крайне недовольного Фуриса. Этот, числясь по военному ведомству, имел формальное право приказы легата не исполнять. Увы, зануда из добродетельной Кирки был не только отважным, но и глубоко верующим, а отца Ипполита он еще и уважал. Прямое указание священника ни в коем случае не мешать Фурис исполнил, хоть и скрепя сердце.
        - Внутри помещения столовой на протяжении получаса раздавались звуки усугубляющейся ссоры, - заговорить буквоеда по-человечески не заставил бы и сам Создатель. - Около полутора минут назад имел место непонятной природы грохот, после которого наступила тишина, вызывающая множественные вопросы и…
        - К Леворукому!
        Маршал вломился в запретную комнату, как рогоносец в спальню, и с облегчением перевел дух. Худшего не случилось, не случилось и просто плохого. Прибожественный Сервиллионик с побагровевшей щекой держал за обе руки отца Ипполита. Слегка помятого. Оба шумно дышали, но крови не было.
        - Что здесь происходит? - как мог по-маршальски вопросил Карло.
        - Видимо, миссионерство, - Лидас выпустил добычу и уселся. - Ваш эсператист не знает даже основ рукопашной, хотя некоторые способности у него имеются. Рука тяжелая.
        - В приемной слышали грохот.
        - Я сбросил цветок, - легат кивком указал на опрокинутую кадку с краснолистным деревцем. - Святоша слышит только себя, мне было что возразить, но привлечь к себе его внимание словесно я не мог.
        - Хорошо. - Капрас зачем-то поднял почти не пострадавшее растение. - Отец Ипполит, я правильно понимаю, что вы набросились с кулаками на…
        - Еретика, - припечатал священник, и Капрас не сдержал дурацкого смешка - в гвардейские годы на него точно так же налетел тучный отец хорошенькой дочки. Убивать разбушевавшегося родителя Карло не собирался, а тот не собирался слушать. История вышла дурацкой, и над ней ржали всем эскадроном. Капрас тоже ржал: смешней разъяренного отца в те поры мог быть только разъяренный муж; муж, впрочем, тоже случился… Где-то через полгода, и вот у него основания были.
        - Отец Ипполит, - поморщился маршал, - оставьте нас!
        - Не раньше, чем этот… уверовавший в избранность мерзости человек узнает о судьбе хозяев Белой Усадьбы и той, что пыталась их спасти.
        - Я матушку Тагари увидел прежде вас, - Карло позволил себе слегка повысить голос, - и я сам расскажу. Идите.
        Священник расправил одеяния и удалился. Карло хмуро глянул на легата.
        - Отец Ипполит не военный. Не знаю, что он пытался вам втолковать, но ваши люди в Белой Усадьбе ошиблись…
        Капрас не умел и не любил объяснять и объясняться, тем более по делам внеслужебным, но, похоже, так и не спасшая ни дочку, ни хозяина покойница все это время была с ним и теперь заговорила. Карло чувствовал, что лучше не орать, и не орал, но о выражениях не задумывался. Он вообще не задумывался, втаскивая легата в давно рассеявшийся туман. К заваленным дверям выгоревшего амбара. К стене, за которой умерли две девочки, девушка и мужчина.
        - Граф успел убить дочерей, но потом кинжал сломался. Скорее всего… Скорее всего, ваши орлы прикончили мать, когда те, в тайнике, еще жили. «Пособница… - чуть ли не прорычал Карло, - надо было пихнуть к любовнику…» А ведь она на гайи кричала, только умники не слушали. Они радовались! Радовались, бацуты кошачьи! И когда жгли, и когда любовались на телеги с кольями - тоже. Разбойники получили по заслугам! За то, что ублюдки творят, петли или пули мало, но облизываться…
        - Хватит! - легат вскочил, не забыв мотнуть патлатой головой. - Эта матушка появляется, хотя по ней отслужили? И царапает стену? Но ведь в тайнике никого больше нет?
        - Нет, - каркнул маршал и понял, что охрип. - Я в призраках не разбираюсь… Вроде бы они чаще не понимают, что с ними, чем понимают. Эта женщина рвалась к тем, кто пекся заживо, своей смерти она просто не запомнила…
        - Я сказал, хватит! - Лидас с силой рванул оконную раму и, высунувшись чуть ли не по пояс, заорал: - Анастас! Чтоб через три минуты верхом у ворот!
        - Господин… Сфагнас, - когда Капрас выговорился, его отпустило. Настолько, что маршал снова понимал: его ссора с легатом не нужна даже Турагису. И уж тем более она не нужна корпусу и Мирикии. - Видимо, я погорячился, а у вас ко мне дело.
        - Оно терпит, - легат что-то искал глазами. Оказавшийся на полу плащ… - Мы едем в Белую Усадьбу и там ночуем. Пусть уроды посмотрят, что натворили.
        3
        Изловленный Вальдесом теньент оказался новоявленным партнером местного торгового ревизора. Тот его и спрятал под лестницей у черного хода, не ко времени заваленного всякой рухлядью. Дескать, уляжется, выпущу, только о наших делах молчи. И все бы хорошо, но местный писаренок, решив под шумок откусить кусочек от начальственного пирога, сунулся под лестницу прятать уже свою добычу. Нежданная встреча для воришки кончилась ударом по голове, и тут Ротгер принялся крушить мебель. Бывший и без того на взводе теньент счел, что выдал себя, и пошел на прорыв, не озаботившись добить свидетеля.
        Отлитый водой воришка клялся в любви к Вальдесу и доносил на всех, особо выделяя обокраденное начальство. Пришедший в себя теньент не доносил, а ругался. В потоке брани мелькали полезные рыбешки, но куда занятней было, что рывок альмиранте за добычей не стал для Ли сюрпризом, а ведь они на сей раз не фехтовали. Правда, Ротгер только что огнем не плевался…
        - Господин командующий, - доложил адъютант Стоунволла, - людей собрали. Человек двести.
        - Я счастлив, - Бешеный зыркнул на уцелевшие стулья, но этим и ограничился. - Поднимите короля. Подданные…
        Труп на пороге больше не валялся, но кровавые лужи, обрывки, обломки, а кое-где и обрубки на брусчатке остались. Эдакой рамкой для будущей речи. Картину дополнял двойной ряд кавалеристов, городские чины на ступеньках и горожане внизу. Вальдес поморщился.
        - Низковато. Впрочем…
        Очередной адмиральский прыжок Ли не почуял, а скорей угадал. Став Вальдесом, которому скучно вещать хоть с крыльца, хоть с телеги. То ли дело фонтан! Утвердиться на каменной чаше, попробовать сапогом камень, подбоченившись, окинуть взглядом паршивую площадь, темноватые глотки улочек, негустую растерянную толпу, подмигнуть кому-то в первом ряду. Обязательно подмигнуть!
        - Эномбрэдастрапэ! - Вальдес подбросил и поймал пистолет. - Позавчера на дороге я встретил торговцев, которых сперва попытались обмануть, а потом избили. Здесь, у вас. Бил пришлый, но обманывал местный. Оба пойманы и собираются на виселицу. Вместе с господином бывшим полковником и рядом иных господ. Сейчас не время прощать всякую сволочь, и я ее прощать не стану. За грабежи, насилия и прочие непотребства, причиненные «добрым горожанам», буду отправлять в Закат, причем немедленно. Заодно с дезертирами и лживыми доносчиками.
        Спрятаться за приказы Заля и письма губернатора не выйдет. Заль никогда не был маршалом, а генералом перестал быть, удрав с границы, которую должен был стеречь. Он - заяц, а зайцы не приказывают даже в супе. Ваш губернатор - дурак, трус и взяточник, раньше за это не судили, но раньше у нас были добрые времена и добрый король, а теперь - Излом и регент. Герцог Алва. Он спросит с меня, а я спрошу с дураков, трусов и взяточников. И начну с Заля с его мародерами, вернее, уже начал. Господа, не желающие присутствовать при казни, у вас пять минут, чтобы покинуть площадь и заткнуть уши. Эномбрэдасоберано!
        4
        Говоря по чести, Капрасу хватило прибожественного. С избытком. Объясняться еще и с бушующим клириком маршал, мягко говоря, не рвался, но его никто не спросил.
        Отец Ипполит явился, когда Карло корпел над бумагами. Фурис был столь безупречен, что составленные или утвержденные им счета и распоряжения можно было подмахивать, не читая, однако Капрасу захотелось прочистить мозги. Он как раз вникал в круговорот фуража, и тут Йорго доложил о визитере. Маршал поморщился, но отца Ипполита следовало убедить хотя бы не обличать императора и легата при посторонних. Адъютант понял начальственную гримасу по-своему.
        - Мой маршал, - доложил он, - у отца Ипполита важное дело.
        - Угу… - не сдержался Карло, - искоренить ересь. Давай.
        Священник выглядел смущенным, и это удивляло - обычно клирик глаз не опускал, хотя драка украшает гвардейцев, но не слуг Создателевых. Давая гостю успокоиться, Капрас утвердил отчет о фуражировке, просмотрел договор с управляющим усадьбы, с завтрашнего дня становящейся штаб-квартирой корпуса, и вытянул следующий лист. Фурис наконец-то исполнил свою мечту и поставил на довольствие весь, с позволения сказать, штаб. Вплоть до Пагоса с его псом и оказавшегося непревзойденным чистильщиком сапог балбеса Микиса, канцелярской волей превращенного в «вольнонаемного служителя высшего разряда Микиса Зевана». Прежде должному учету «лиц, имеющих непосредственное отношение к осуществлению надлежащего обеспечения плодотворной работы командования Малого Северорожденного экспедиционного корпуса» мешали Гирени и Пургат, вернее, отсутствие в циркулярах таких должностей, как «любовница командующего» и «докучливый придурок». Фурис, не жалея сил, бился над примирением действительности с инструкциями, но заноза выпала сама, и бумажная душа с облегчением припала к чернильнице. Не были забыты и «сопровождающие означенный
корпус с благословения его преосвященства епископа Мирикийского» отец Ипполит и Пьетро, что позволяло начать разговор не с потасовки. Маршал поставил подпись под удачно подвернувшейся бумажкой и доброжелательно сообщил:
        - Теперь вы с братом Пьетро почти офицеры.
        - Это облегчает мой выбор. - Священник сцепил и тут же расцепил руки. - Господин Капрас, я решился нарушить тайну исповеди. Брат Пьетро умен, смел и по-своему исключительно наблюдателен, но слишком отрешен от мирских дел. Поймите, я далек от того… От того, чтобы вынуждать слугу Создателя…
        - Отец Ипполит, - пришел на помощь Капрас, - брат Пьетро на исповеди сообщил вам то, о чем мне следует знать?
        - Да, - теперь клирик смотрел прямо. - Брат Пьетро покаялся в умолчании, которое, как известно, есть частный случай лжи. Как врач он исполнил свой долг полностью и сообщил о состоянии… дорогого вам существа истинную правду, но есть еще кое-что.
        Выбор блаженного Оноре был отнюдь не случаен - брату Пьетро дано чувствовать зло, и он встревожен. По его словам, в Олларии накануне бунта ощущалось нечто трудноуловимое, но отвратительное. Затем это чувство исчезло и вернулось лишь во время боя у переправы, когда разбойники перешли Рцук. Конечно, это может быть совпадением, однако в имении господина Турагиса брат Пьетро испытал то же отвращение и желание покинуть оскверненное место. Совет передать будущую мать на попечение ордена Милосердия был бы им дан в любом случае, и все же…
        - Отец Ипполит, - перебил Капрас, дергая звонок, - вы, конечно, на меня обидитесь, но брата Пьетро я должен расспросить сам.
        - Это необходимо, - твердо сказал священник. - В Речной Усадьбе та, за кого вы в ответе перед Создателем, а господин Турагис, как я слышал, чист душой и чрезмерно уверен в своей проницательности.
        Старик упрям, как шестнадцать ослов, значит, если Пьетро не ошибается, придется врать и юлить.
        - Йорго, - велел маршал вбежавшему адъютанту. - Разыщите брата Пьетро. Немедленно.
        Молодой лекарь не так прост, иначе б он не выбрался из охваченного бунтом города, но у церковников свои правила и увертки. Исповедаться - разделить ответственность. Пьетро в корпусе недавно, откуда ему знать, что за птица командующий и как с ним говорить? Отец Ипполит решил, брат Пьетро подчинится.
        - Отец Ипполит, раз уж вы здесь, я хочу вас попросить… Не трогайте Лидаса, то есть прибожественного. Он не так плох, как вам кажется, в смысле он не еретик, а гвардеец. Поймите, мориски рвались к Паоне, а новый император сумел их остановить. За ним идут - идут бить врага, который почти дошел до столицы. О Создателе никто не думает…
        - Это и плохо, - не преминул ввернуть клирик, - но я вас понял.
        - После разговора с вами, - развил наступление Капрас, - легат отправился в Белую усадьбу. Он хочет показать своим людям призрака, чтобы до них дошло - некоторые вещи не исправить.
        - Я не верю, что спутники легата способны сожалеть. Я видел их глаза, так смотрят змеи и ящерицы, а их Создатель лишил тепла.
        - Лидас не змея. - Он - щенок. Борзой щенок, только откровенничать хоть бы и с пастырем нынче непозволительная роскошь. - Прибожественный способен на добрые порывы, и ему даже не тридцать.
        - У господина Сфагнаса живой взгляд, - согласился священник, - и он меня не убил, хотя я оскорбил его действием, а еретика Ореста - словом.
        Блаженный Оноре учил, что есть слышащие слуг Создателевых и слово Его, и те, кого ведет собственная совесть. Последние могут быть злоязыки и на первый взгляд просто злы, но в Рассветные Врата они пройдут вперед тех, кто лишь повторял святые слова, лишая их смысла. Конклав не одобрял подобных мыслей, однако блаженный погиб во враждебном эсператизму Талиге, и его сочли уместным причислить к лику святых. А речи святых суть откровения.
        - Да, - пробормотал стремительно тупевший от подобных рассуждений маршал, - конечно. Само собой.
        - Я не могу знать, что ждет юного легата, - отец Ипполит что-то почувствовал и выбрался из церковных дебрей, - вернее, что он сделает из своей жизни, но вас бы в ваших трудах святой благословил. Вас, не обуянного гордыней паонского еретика.
        - Даже если он спасет империю?
        - Он не спасет, - нахмурился клирик. - С братом Пьетро вам лучше говорить наедине. Скажите ему правду обо мне, и он скажет правду вам.
        Совет был странен, но Карло послушался. Белоголовый скромник выслушал спокойно и даже улыбнулся. Он был молод, но не юн и явно повидал больше Лидаса при всей его прибожественности.
        - Я исповедовался брату Ипполиту, зная, что он, если примет мои слова всерьез, так их не оставит. В Речной усадьбе в самом деле очень неприятно, и я связываю это с ее обитателями. Разговаривая с госпожой Гирени, я ощущал разве что неявную тревогу, по дороге к конюшням это чувство усилилось, хоть и не слишком. Окружавшие меня люди казались дружелюбными и уверенными в себе, не более того, но, когда меня по приказу хозяина угощали обедом, я заметил на руке одного из слуг дурно наложенную повязку.
        Долг врача, как и долг служителя Милосердия, требует помогать ближним. Обрабатывая рану, я узнал о собачьих боях, что проводят на бывшем гумне за рекой, и выразил желание увидеть это зрелище. Слуги нашли подобную просьбу со стороны монаха забавной и немедля ее исполнили. Не знаю, как относится к этому развлечению господин Турагис…
        - Ему нравится, когда его люди развлекаются.
        - Само зрелище вызывает отвращение, но я смотрел на тех, кто им наслаждался. У меня нет сомнений, что часть этих людей одержима жестокостью. Сейчас они подначивают псов, но рано или поздно осмелеют и примутся бесчинствовать так же, как им подобные бесчинствуют на дорогах. Я расспросил слуг и узнал, что прежде хозяин был очень разборчив и принимал в Речной Усадьбе лишь ветеранов зегинского похода и тех, за кого ручались доверенные слуги, однако в последние месяцы положение изменилось. Прямых вопросов я не задавал, но понять, что стратег собирает большой личный отряд, а то и полк, нетрудно. Только не всякий годный в солдаты стремится воевать с морисками. Они выучатся владеть оружием и ездить верхом, а что потом?
        - Вы сможете указать… одержимых?
        - Прежде чем они схватятся за оружие или бросятся оскорблять? Нет, господин маршал. Я чувствую их присутствие, особенно, когда они возбуждены, но и только. В Речной Усадьбе есть люди, которых от убийств и мучительства удерживает только страх, и отнюдь не перед Создателем.
        - Брат Пьетро, - быстро, иначе бы он не решился, спросил Капрас, - вы помогали легату и его людям. Там, в смысле - среди его людей, чисто?
        - Нет, - клирик отнюдь не казался удивленным, - но в этом я отцу Ипполиту не исповедовался.
        Глава 8
        Гайифа. Мирикия, Радостная усадьба Талиг. Западная Придда, Вильбах
        400 год К.С. 9-й день Осенних Молний
        1
        Гвардейцы загодя предупреждают о визите лишь обремененных мужьями дам. Лидас при всей своей прибожественности оставался гвардейцем, а Капрас отнюдь не являлся скучающей красоткой. Тем не менее нагрянувший гость маршала удивил своим почти щеголеватым видом и необычно хмурой физиономией.
        - Мне нужен парень из Белой Усадьбы, - объявил, едва слезши с коня, легат. - Немедленно. А потом - клирики. Оба.
        - Сейчас пошлю, а вам предлагаю поужинать, - попытался отсрочить несомненную гадость Карло. - Как раз подают.
        - Позже, - мотнул башкой Сфагнас. - Я заночую.
        - Прекрасно. - Отец Ипполит мог что-нибудь брякнуть про Ореста, тогда Пьетро оказывается свидетелем, но Пагос? Этот-то каким боком?
        Как убивали его мать, парень не видел, хотя догадаться мог, особенно если драгуны распустили языки. Ну, догадался, а дальше что? Не за нож же схватился, и вообще Фурис бы знал, он обо всем знает… Легат молчал, от его щенячьего дружелюбия не осталось и следа. Йорго, выскочив на поиски истребованных прибожественным персон, плохо прикрыл дверь, и маршал слышал, как звякают расставляемые приборы - удравший от разбойников слуга был докой не только по части сапог.
        - Они ищут или прячут?
        - По-вашему, отца Ипполита можно спрятать? - Йорго не слишком догадлив, вот Агас, тот и впрямь мог бы Пагоса где-нибудь запереть. - Лично я не возьмусь.
        - Вы с Агасом мне тоже понадобитесь, а вашего писаря гоните.
        - Фурис - доверенный куратор походной канцелярии.
        - Писарь и помрет писарем, а вы умрете воякой.
        - А вы?
        - Я вообще не умру. Ну, наконец-то!
        Все четверо явились одновременно - Йорго оказался догадливей, чем думалось. Пагос явно ничего не понимал, отец Ипполит готовился к драке, Агас - к переговорам, а Пьетро было разве что любопытно. Если было.
        - День добрый, - взгляд легата задержался на незнакомом лице. - Это ты из Белой Усадьбы?
        - Да, сударь.
        - Идем со мной.
        - Я не оставлю своего… - начал клирик, но речь не состоялась. Хмыкнув «дело ваше», прибожественный ухватил Пагоса за локоть и поволок за собой, священник устремился следом, не остался в стороне и Карло. Образовавшаяся процессия вывалилась в полуприемную-полустоловую, обогнула почти накрытый стол, проскрипела по лестнице и оказалась во дворе у коновязи, где среди верховых лошадей смирно стояла неоседланная крапчатая кобыла, явно жеребая.
        - Горта, - прошептал Пагос, - Горта…
        - Уверен?
        - Да, это Горта… Лунная Гортензия от Гороскопа и Лунной Фрезии, любимица госпожи… Покойной графини.
        - Она оставалась в усадьбе или граф ее продал?
        - Только не ее!
        - Когда ты видел кобылу в последний раз?
        - Не могу сказать, господин, я не занимался лошадьми, но, случись что с Гортой, я бы знал. Все бы знали.
        - А как умерла твоя мать, знаешь? Господа, вам лучше отойти.
        - Приказ прибожественного? - Агас вроде бы и улыбнулся, но Карло понял: Белую Усадьбу бывший гвардеец помнит. Лидас опять тряхнул головой, но не ответил, даже не взглянул. Отец Ипполит шагнул к растерявшемуся Пагосу, Пьетро остался стоять, где стоял, а вот самому Карло удрать хотелось.
        - Знаешь или нет? - теперь Лидас походил на злую лошадь, только кони не носят пистолетов и не командуют верноподданными рыбами.
        - Маму убили разбойники, а сестра… вместе с господином графом… В старом амбаре…
        - Твою мать убили мои люди, - раздельно произнес Лидас. - По ошибке, приняв за пособницу разбойников. Если б ее удосужились выслушать, те, в тайнике, остались бы живы. Я приношу тебе свои извинения, ты их принимаешь?
        - Простите, господин… Не разбойники? Как же…
        - Они не поняли. Тогда. Сейчас до них, надо думать, доперло. Что будешь делать?
        - Я… Я вступил в корпус и попробую воевать… С язычниками.
        - Сыне, - отец Ипполит взял парня за руку, - ты должен требовать суда земного или молить о небесном.
        - Я хочу, чтоб она успокоилась, - священника Пагос если и слышал, то не понимал. - Солдаты не думали… Они видели, что творили разбойники… Если бы я сам решил, что передо мной пособник… Господин, я хочу уйти, только уйти! Позвольте…
        - Дело твое. И кобыла тоже.
        - Не надо. Господин маршал, прошу… разрешения…
        - Иди и выпей чего-нибудь. Покрепче. Агас!..
        Понял и увел, хотя это дело клирика, только отец Ипполит рвется не утешать, а судить.
        - Господин легат, - священник шагнул вперед. - В сердце Пагоса нет зла, однако мы еще не в Рассвете и будем там не все. Нам нужна справедливость, и я требую ее именем Создателя. Убийцы госпожи Тагари виновны не в ошибке, они упиваются властью и потому опасны. Вы не истребляете разбойников, вы заменяете их…
        - Вы уже несли эту чушь… То есть слово Создателя, как вы его понимаете. Что, по-вашему, я должен сделать?
        - Непосредственных виновников передать властям Мирикии, - твердо сказал клирик, - а тех, кто не вмешался, изгнать, лишив власти над себе подобными. Солдаты должны быть страшны лишь злодеям и внешним врагам, а ваши люди опасны всем.
        - Эту чушь вы тоже несли. От местных властей толку не добьешься, убийцу я расстрелял, а его приятели остались без кокард. Надеюсь, поможет, а теперь, господа, имею честь пригласить вас на день рождения. Как Сервиллионик, я родился в один день с императором, но мне хочется выпить, а вы меня не выдадите, да и стол у вас накрыт. Ну а выдадите - что ж, так мне, балбесу, и надо!
        2
        Письмо Эмилю было готово, оставалось приписать пару строчек для Арно. Мать, получив от пропажи послание аж на шести страницах, не могла скрыть удивленного счастья, да Ли и сам видел, что братец начинает думать, сие же благое дело следовало поощрять. Впрочем, Придд это и так делает, он много чего делает… Ли засмеялся и с удовольствием взялся за следующее послание:
        «Господин полковник! Посылаю Вам заполненный патент на производство известного Вам теньента Сэ в капитаны, дабы в случае необходимости не случилось задержки с признанием заслуг оного теньента перед отечеством. Кроме того, я просил бы Вас вспомнить, не хранится ли в Васспарде список трагедий Лахузы, не обработанных Иссерциалом. Меня интересует…»
        Когда спустя полчаса в дверь постучали, Савиньяк решил, что из поиска вернулись «фульгаты», и они в самом деле вернулись.
        - Монсеньор, - доложил гордый своим участием в маршальском заговоре Мишель, - к вам тут один. Имя запамятовал, но он с «гусями» был на переговорах. Монах который; только одет, как человек.
        - Брат Орест?
        - Вот! Наши его от Вассермюле согласно приказу сопровождают, а больше и доложить-то нечего. Всю дорогу молчал, как щука.
        - Именно щука?
        - Ну не уклейка же, - слегка растерялся «фульгат», но подметил он верно. Что-то щучье в адрианианце было, хотя не раз лазивший по марикьярским скалам Ли скорее бы вспомнил горного варана.
        - Пусть заходит.
        Бедный Иссерциал! Бедные Иссерциал, Лахуза и даже Дидерих, как же им приходилось изворачиваться, чтобы анаксы и прочие императоры получали важные известия не за письменным столом! Ли уже привычно стянул с волос кэналлийскую косынку и встал, приветствуя вымотанного военного в наспех обтертых сапогах. Алвасетскую рубашку и отнюдь не маршальский шарф на талии хозяина гость не заметить не мог, но с удивлений разговор бы начал разве что варвар. Или просвещенный дурак.
        - Добрый вечер, сударь.
        - Добрый вечер, господин Проэмперадор.
        Эсператист в самом деле напоминал щуку, с боем вырвавшуюся из заливного, в котором увязли другие. Бруно увяз, только в чем? В китовниках, в собственной армии или и там и там?
        - Я привез два письма, - суховато уведомил брат Орест, - от принца Бруно и молодого Фельсенбурга. Кроме того, у меня имеется устное поручение от моего епископа и нечто, некогда принадлежавшее вам.
        - Что, на ваш взгляд, важнее?
        - Новости, и они не слишком приятны. В письмах все должно быть изложено подробно.
        И никаких тебе «сын мой», «брат мой». Представить бы ему бывшего епископа Аконы и оставить бы Создателевых слуг наедине. Могло бы выйти… поучительно.
        - Я хочу услышать главное от вас. Садитесь.
        Сел, положил руки на колени. Если потребуется, через мгновение будет на ногах с обнаженным клинком.
        - Видимо, я должен начать с того, что командующий хорошо известной Талигу Горной армии генерал фок Гетц, на лояльность которого надеялся принц Бруно, принял сторону Марге. В результате их совместных действий Южная армия возле Эзелхарда попала в ловушку, но смогла выбраться. Во многом благодаря отвлекающему маневру, осуществленному отрядом под командованием Фельсенбурга, которому удалось выдать себя за арьергард Бруно и заманить противника на Фельсенбургский тракт. Сейчас Южная армия спешно отходит к границе, ее преследуют эйнрехтская армия фок Ило и части горников.
        - Я правильно понимаю, что там отнюдь не вся Горная армия?
        - Когда я покидал ставку принца, точное местонахождение основных сил Горной армии, которыми, по всей видимости, командует фок Гетц-младший, было неизвестно, но их намерения загадки не представляют. Согласно вполне достоверным сведениям, горники нацелились на Гельбе, рассчитывая прибрать к рукам все, чем принц Бруно овладел за время летней кампании.
        - Фельсенбург вернулся к Бруно или направился к родне?
        - Ему удалось сбить погоню со следа и соединиться с главными силами. Господин Проэмперадор, появление в Гельбе фок Гетца превращает договор о перемирии в клочок бумаги.
        Дверь открылась: приятель Мишеля втащил горячее вино. «Фульгаты» хороши еще и тем, что способны не дожидаться приказов, а выпить дриксу просто необходимо. Впрочем, адрианианец вполне может оказаться не дриксом.
        - Спасибо, - поблагодарил «лев». - О том, что случилось с Южной армией после моего отъезда, я могу лишь предполагать, но у маршала Савиньяка подобное выходит лучше.
        - Давайте письма.
        Теперь адрианианец мог с чистой совестью пить, а Ли - читать. Бруно не доверил бумаге ничего нового и ничего лишнего, тем не менее это был полноценный вопль о помощи. Очень достойный, очень дриксенский, даже варитский, но вопль. Фельсенбург был откровенней, безоглядней и при этом… спокойней. Теперь уже капитан рейтар, он собирался драться с китовниками до последнего и не был намерен проигрывать.
        - Я выпил ровно столько, сколько могу себе позволить, - гость отодвинул кружку. - Вижу, вы прочли.
        - Да. Первое письмо, сложись обстоятельства иначе, мог бы написать маршал фок Варзов, второе - я сам лет пятнадцать назад. Вы упомянули поручение от вашего епископа.
        - Преосвященный Луциан просил передать, что молился бы за вас, не будь это излишним. На вас благословение святого Адриана, следовательно, вы не нуждаетесь в посредниках между вами и высшей волей сейчас и не будете нуждаться в заступничестве, когда покинете сей мир.
        - Могу я узнать, как преосвященный пришел к столь устраивающему меня выводу?
        - Слушая дравшихся у Ор-Гаролис и в Гаунау и расспрашивая тех, кому довелось с вами беседовать.
        - Фельсенбурга?
        - И его тоже. В руки его преосвященства попало письмо, побывавшее в плену вместе с вашим братом. Епископ Луциан был и останется последним, кто его прочел без разрешения. Возьмите.
        Лионель взял. Верхние строки расплылись, но это не удивляло, вот то, что письмо не потерялось и не размокло полностью, и впрямь могло сойти за чудо.
        «…огда победить собственную армию труднее, чем чужую, но чужую без победы над своей не одолеть, у Ор-Гаролис я убедился в этом на собственной шкуре. Отвечая на вопрос, который ты не преминул бы задать, скажу, что не знаю, смог бы Лионель Савиньяк, окажись он сейчас во главе Западной армии, справиться с Бруно или же нет…»
        - Спасибо, - поблагодарил Ли, складывая прошлое пополам. - Хочется думать, что главе дома Зильбершванфлоссе свою армию победить все же удалось.
        - На какое-то время. - Возвращаться к святому Адриану эсператист не стал. - Проиграть сражение для Бруно равносильно концу, но он его не выиграет. Один.
        Рудольф, обдумывая положение, принялся бы бродить по комнате. Савиньяк имел другие привычки, да и вставший перед ним выбор по большому счету был надорским - уходить в голодную метель или ждать в готовом провалиться замке.
        - Западная армия выступит на следующий день после получения приказа, который вручит командующему сопровождающий вас «фульгат», - буднично объявил Ли. - Не мне вам объяснять, что успех во многом зависит от точности сведений о китовниках.
        - Мне остается лишь узнать имя своего спутника.
        - Приказа еще нет, - усмехнулся Савиньяк. - Выедете под утро, вас разбудят, а сейчас идите и ложитесь. Все уже сказано.
        И все уже решено. Дождавшись, когда хлопнет дверь, Лионель напоследок пробежал глазами блудное письмо, сунул в печку и встал у окна, по собственной и материнской привычке глядя в сине-белый вечер… Бывает, но матери лучше ничего не знать; она и не узнает, вот братца с его армией не обойти.
        - Нашел время забивать голову всякой дрянью, а еще жених! - вслух укорил отсутствующего маршала Проэмперадор и открыл чернильницу.
        Приказ был предельно прост, Ли управился за полчаса, после чего вернулся к письму, которое теперь нуждалось в дополнении.
        «Господин полковник, - приписал Савиньяк под высохшими пожеланиями, которые надлежало передать новоявленной графине Ариго, - в связи с неожиданными обстоятельствами вынужден Вам напомнить о просьбе герцога Эпинэ, доверившего Вашим заботам некую алатскую баронессу, однако это еще не все. Буду весьма обязан, если Вы также возьмете под свое покровительство девицу Арамона и принадлежащего ей кота талигойской расцветки…»
        Помирать Ли никоим образом не собирался, но бергеры во главе с покойным Вейзелем правы - дела лучше держать в порядке. В том числе и те, само упоминание о которых наводит самых близких на ненужные во всех смыслах этого слова мысли. С матери, во всяком случае, хватит, а Эмилю нужна ясная голова. Очень ясная.
        3
        Об императоре говорить не получалось из-за отца Ипполита, о Турагисе - из-за Лидаса, Белая Усадьба превращала день рождения в поминки, а возвращенные губернаторы - в деловую перебранку. Безопасными казались разве что Кагета с Талигом, из которого выбрался Пьетро. Предупредить благочестивого брата о подводных камнях Карло не успел, но тот сам догадался, чего лучше не касаться. Легкие закуски и первые шесть бутылок победили без осложнений, пора было переходить к главному блюду.
        - Я видел «Зимний Вечер», - весело объявил легат, - к алатскому лучше не придумаешь, заодно и ваше водворение на зимние квартиры отметим. Недурная усадебка, у нас в Левкре почти такая же, только без птичника… Не терплю кукареканья.
        - Петухи тоже не терпят, - хихикнул Агас. - Чужого. Пойду, велю подавать. Ох, доля штабная…
        - Штабная, говоришь? - Вот и повод, лучше не придумаешь. Отпускать Агаса жаль, но должен же кто-то хватать прибожественного за хвост. - Лидас, ваш день рождения застал меня врасплох, но отпускать вас без подарка я не хочу. Вы хотели забрать капитана Левентиса? Забирайте прямо сейчас, приказ утром будет.
        - Я еще и монаха хочу! - напомнил прибожественный. - Но сперва - старое алатское и «Вечер». Чтоб как до морисков.
        - Память о мире полнит праведные души, - неожиданно одобрил отец Ипполит и еще более неожиданно поднял бокал. - Я верю, что вы искупите невольно причиненное зло и впредь станете защищать невинных.
        - Стану, - Лидас и не думал вскидываться на дыбы, - но завтра. Сейчас у нас попойка и пожорка. Маршал, так вы согласны?
        Карло, само собой, согласился, и тут случился конфуз: подававший кушанья Микис доложил, что «Вечер» безвозвратно загублен.
        - Они тут… - мялся слуга, - того… совсем… обхождения не понимают… В того… в хороших домах все знают: «Вечер» с того и «Вечер», что полосатый… И что поврозь оно, хоть и рядом… От баклажан до творожного сыра. И каждое в своем соусе! Что ж это будет?! Если столичный красный с огуречным смешать? Что будет?!
        - Тебя не спрашивают, - прикрикнул Лидас. - Блюдо где? Было же!
        - Было, - болван покаянно развел руками. - И ведь отвернулся всего-ничего, присыпку проверить. Она ж размякнет, если не сразу к столу, вот…
        - Ты отвернулся, - если эти излияния не прервать, с голоду сдохнешь. - Дальше что?
        - Перемешали, - так в паонских театрах сообщают об убийствах государей. - И имбирем приправили. «Зимний вечер» - имбирем! Это… это…
        - Это кощунство, - подсказал Агас, - но мы съедим. На войне - как на войне.
        - Нельзя такое есть! - от ужаса слуга аж задохнулся. - Имбирь вкус отобьет… Он же все губит, кроме чеснока…
        - А мы все равно слопаем, - хохотнул Лидас, - но того, кто набезобразил, ты поймай. Я его расстреляю!
        - За имбирь? - растерялся служитель высшего разряда, - то есть оно… как это…
        - За кощунство, - усмехнулся легат. - Я и тебя расстреляю, если не принесешь.
        - Ваше превосходительство, то есть… Можно ведь заменить, только орехи нужно столочь. И красный соус…
        - Пойдем, брат мой, - непонятно когда вставший Пьетро положил руку на плечо Микиса, - я помогу тебе.
        - Не вздумайте толочь! - распорядился прибожественный. - Как есть, так и съедим… «Вечерок» выдался штормовым, вот все и смешалось.
        - В самом деле, - поддержал Карло, которому не улыбалось унимать сразу и отца Ипполита, и Лидаса, - не тяните.
        Пьетро не тянул, но разволновавшийся слуга поскользнулся на некстати подвернувшемся куске баклажана, выронил злосчастное блюдо и сам упал.
        - Теперь ваш слуга будет пахнуть имбирем, - доложил смиренный брат. - Я отпустил его умыться, так что горячее подадут штабные ординарцы.
        - Молодец, - Сфагнас никого расстреливать явно не собирался. - Как, пойдешь ко мне? Капрас, ну зачем вам сразу два клирика?
        - В корпусе двенадцать тысяч человек.
        - И все молятся? Понять бы еще, сколько нам до подхода резервов держаться! На одних оливках далеко не уехать…
        - Исходя из того, что еще остается на тарелках, - отец Ипполит внезапно улыбнулся, - мы можем поднять еще два тоста.
        - Лучше подождем, - Лидас обвел глазами стол, который сочли бы убогим не только кагеты и губернаторы, но и Турагис. - Кэналлийского Ворона вживую даже наш маршал не видел, а ваш монах сподобился. Рассказывай, а выпьем потом.
        - Пьетро, вы видели Ворона? - не выдержал Карло. - Я не знал.
        - Если б меня спросили, я бы, само собой, ответил, - еще не монах отнюдь не казался смущенным, - но герцог Алва далеко. После него я видел слишком многое, в том числе и бунт, и разбойников на берегу Рцука.
        - Такое и мы видели, - Лидас откинулся на спинку стула, - это не интересно… Маршал, не серчайте! В Паоне о похождениях святого Оноре болтали, когда вы пытались воевать в Фельпе, но о том, что брат Пьетро болтался при святом, я не знал, пока не перекинулся словечком с епископом. Он, кстати говоря, жаждет, чтобы при мне состоял не подверженный обморокам клирик, но принудить агарисца, хоть Агарис и разнесли, не может. Разные ведомства - они и в церкви разные.
        - Я тоже не могу принудить, - подтвердил Карло, предпочитавший сохранить при корпусе не столько клирика, сколько врача. - Значит, вы видели Ворона? Мне не довелось, нашу капитуляцию принимал Савиньяк.
        - В нашей встрече нет тайны, - словно бы извинился Пьетро, - но противникам Талига рассказ об этом человеке может быть неприятен, хоть он и способствует смирению гордыни.
        - В таком случае, - не сдержался отец Ипполит, - пусть кэналлиец встретится с Орестом.
        - С божественным Сервиллием!
        - Не сегодня! - то ли рыкнул, то ли взмолился Карло. - То есть давайте без ссор, мы собрались не для этого. Пьетро, рассказывайте. Уверяю вас, меня это не заденет…
        - Еще бы, ведь с Коллегии за Фельп уже спросили, - легат подмигнул и захрустел последним дардионом[6 - ДАРДИОН (гайи) - плод дерева ДАРДИС, крупный сочный фрукт, обладающий тонким ароматом. Культивируется в северной части Гайифской империи. В Талиге дардион часто называют ГРУШАКОМ.]. - То есть и за Фельп тоже. Так что там Алва?
        - Кэналлиец не любит смерть и считает усталость от жизни разновидностью безумия. Я не видел, как он убивает, но слышал, как он поет. Эти песни рассказали бы о герцоге больше моего, они долго меня преследовали…
        - Ну так спойте!
        - Я дурной певец, - признался Пьетро, - к тому же песни герцога Алва при всей красоте лишены благочестия.
        - Не беда, - отмахнулся Карло. - Отец Ипполит, позволите?
        - Если они не оскорбляют Создателя и ваших чувств, господин маршал.
        - Первая была на кэналлийском, - негромко уточнил Пьетро, - позднее я узнал, что певец просит свою струну звучать вечно. Вторую герцог перевел на талиг…
        - Сам? - живо уточнил прибожественный, и Капрас вспомнил, что Лидас вроде бы балуется пером.
        - Насколько я понимаю, Алва переводит сам. Я боюсь нанести ущерб красоте, меня, как и всех послушников, обучали пению, но оно не стало моей сильной стороной.
        - Лечить вообще-то важнее, - утешил Карло одновременно с отцом Ипполитом, само собой, напомнившим еще и о долге перед Создателем и слабейшими из детей Его.
        - Так что за песня? - Лидасу не требовался ни врач, ни Создатель. - О чем?
        - Сперва мне казалось, герцог что-то оплакивает, потом я стал думать иначе. В том, чтоб назвать ночь ночью, а холод - холодом, нет ни жалобы, ни вызова…
        - Не объясняйте, - легат оттолкнул опустошенную тарелку и водрузил локти на стол. - Пойте…
        - Судьба моя,
        - покорно завел клирик, -
        звездный иней,
        Звезда над дорогой дальней,
        Звезда над долиной синей,
        Звезда на холодной стали…
        Пел Пьетро не лучше, чем Карло знал талиг, но и не хуже. Маршал вслушивался, пытаясь уяснить, о чем речь, не понимал, и все же цыкнул бы на любого, кто вздумал бы жевать или переспрашивать; молчали, однако, все.
        - Мой друг, я в Закат гляделся,
        Звездой летя в бесконечность…
        Все они туда глядятся, чего уж там… Потому и слушают. Отец Ипполит беззвучно шевелит губами, будто повторяет, Лидас замер, подперев подбородок и широко распахнув подведенные на гвардейский манер глаза, Агас поставил бокал и закусил губу.
        Горят свечи, догорает год и с ним жизни, тысячи жизней, но некоторые еще можно сберечь. Если остаться не только на зиму… Три безголовых по сути провинции, Гирени с деткой и… вцепившиеся в железо прозрачные женские руки.
        Струна моя, лунный холод,
        Луна в глазах лошадиных,
        Луна, вошедшая в город,
        Луна над мертвой маслиной…
        Над мертвыми обозниками, мертвой мельницей, мертвым аббатством. Над Белой Усадьбой, где уцелели лишь серая кошка да лебеди с подрезанными крыльями. Везде эта луна, чтоб ее!
        - Мой друг, я луною призван…
        - Я выйду, - отец Ипполит поднялся. - Это слушать невозможно!
        - Это слушать нужно, - вскинулся в ответ Лидас. - И хватит искать везде ересь!.. Пьетро, дальше!
        - Здесь нет ереси, просто я не могу. Эта луна… Этот год… Простите.
        Стук двери, пригнувшиеся и тут же выправившиеся огоньки свечей, миг тишины.
        - Зима и сердце, как камень…
        4
        Вальдесу всегда нравились столы, подоконники и спинки кресел, во всяком случае, сидеть он предпочитал именно на них, но на сей раз адмиралу пришлось удовлетвориться старым-престарым сундуком.
        - Хорошая вещь, - одобрил Ротгер, забираясь на реликвию с ногами, - парочка абордажников при необходимости точно влезет. Ты решил почитать мне мораль?
        - Я? - удивился Лионель.
        - Это-то и странно, - кивнул моряк. - Ты ничем не напоминаешь покойного дядюшку, к тому же мы все обсудили.
        - Утром, - уточнил Ли. - Вечером привезли два письма, одно из них от Фельсенбурга. Он просит не посылать ему кошку, поскольку с тобой ей ничего не грозит.
        - Поздно, и ты это знаешь. Что грозит старой скотине Бруно?
        - То самое, что, съев Бруно, будет грозить нам.
        - Попробую подумать, - Ротгер обхватил руками колени. В точности так сидела Мэллит. Сидела и тихонько просила не погибать. Ли не рассмеялся и ничего не стал обещать, просто не дал гоганни договорить, умело не дал. Потом девочка уснула, а он глядел в темноту и прикидывал, без кого ему не обойтись. Сомнений не вызывали только «фульгаты» и Стоунволл. Ну и Вальдес, само собой…
        - Гусиные зайцы загнали быка на мачту, - додумался Ротгер, - и ты собрался его снимать. Жаль, здесь могло стать весело. Я угадал?
        - Наполовину. Старый добрый Бруно ставил на Горную армию фок Гетца, но тот предпочел драке с Эйнрехтом войну с нами и немножко с фельдмаршалом. Большая часть Горной, похоже, движется на Гельбе.
        - Холера, - нараспев произнес Вальдес, - и гангрена, причем скоротечная. Если ты не уймешь Гетца, он заполучит как тыловые магазины Бруно, так и занятые им наши крепости, а потом на пару с эйнрехтцами поставит старикана в два огня, сожрет и займется если не Хексберг, то марагами. Тетушке в ее положении это вредно, говорю тебе как опекун.
        - Бруно без нас не просто проиграет, что еще полбеды. - А ведь Ротгер предельно серьезен, только чужим этого не разглядеть. - Южная дриксенская армия сольется с китовниками, и вся эта нечисть в самом деле ринется на Талиг. Не сразу, сперва Марге проглотит Фельсенбургов со Штарквиндами и разбогатеет еще тысяч на двадцать бесноватых. И на столько же обычных «гусей», которым просто очень хочется Марагону, Хексберг, Торку… Допустить этого я не могу, тут ты прав, но еще больше я не могу оставить в покое Заля. Спасать Бруно будет Эмиль, а мы с тобой займемся зайцами. Утопить их нам теперь не под силу, остается загнать туда, где они не навредят. То есть к Олларии.
        - Я тебя обожаю! Можешь так Бруно и передать, потому что Бе-Ме не передашь уже ничего. Ты выбрал Олларию, потому что дуксов не жалко?
        - Нет, потому что зеленей там уже не станет. - Чем среди прочего хорош Вальдес, так это тем, что здравый смысл ему не помеха. - Мы вернем заразу к ее истокам, хотя Заль, похоже, подцепил эту дрянь от агаров.
        - Тра-та-та, - пропел адмирал, стаскивая с пальца безропотный изумруд. - Лагаши пустится в пляс, но остальным лучше бы объяснить, чем зеленый заяц вкусней зеленого кита. Не моряки могут не понять, хотя у меня тоже есть терзания. То есть сомнения… Желай Заль искупаться в Данаре и согрешить со свободной Дженнифер, он бы к ней и поскакал, а его понесло в обход Кольца.
        - Поставить себя на место Заля не хочешь?
        - Лень, - зеленая искра метнулась вверх, - лень и еще то, от чего кошки трясут лапами, но тебя я бы послушал. Под бокал чего-нибудь приличного… Дриксы из тебя выходили отличнейшие, особенно Фридрих.
        - Рад, что тебе нравится. - Лионель вытащил кувшин. - Алатское станешь?
        - Я и можжевеловую стану, - успокоил Ротгер. - В целом такая жизнь мне по вкусу - всегда любил рейды больше драк в линии. Нет, то, что Альмейда успел, это хорошо, но у меня на душе осталось слишком много пороха.
        - Ты же потратил его на Бермессера.
        - Четверть, не больше, и то, пока искал, зато финал… - Бешеный поморщился и спрыгнул с сундука. - Покойный вцепился в торговое корыто, по сторонам не глядел, абордажников своих спровадил - бери вилку и кушай. Дядюшка был бы в восторге, а мне перца не хватало.
        - Теперь хватит, - пообещал Ли, поднимая стакан. Обратно на стол его ставил уже генерал Заль. Очень аккуратно ставил… Он во всем был аккуратным и умеренным, даже в мечтах. Другие примеряли к себе чужие должности и перевязи, Заль смотрел под ноги. Больше всего он боялся оступиться, то есть связаться с тем, кто принесет неприятности, а их приносили все.
        Генерал сотворил почти невозможное, но остался чист. Он не давил и не поддерживал мятеж в Эпинэ, не признавал Ракана, не принимал гайифских и агарисских посланцев и при этом не шел на Олларию. Добрая треть офицеров рвалась в драку и шипела в спину командующему, а самые ретивые сбегали кого-то спасать и с кем-то драться, а Заль ждал там, куда его отправил еще Сильвестр. Ждал, ссылаясь то на приказ Первого маршала, то на отсутствие законной власти, то на дожди. И дождался! Безопасности, не благодарности.
        Кадельцев вернули на прежний рубеж, где можно было простоять до конца нынешних безобразий. Все более или менее успокоилось, и тут пошли мятежи. В Олларии, Паоне, Агарии… На границу и через границу летели новости и ползли слухи, а затем к господину генералу явились гости. Заль их принял, как же не принять достойных людей, с которыми он познакомился во время бордонской экспедиции, а новости из Олларии становились все более странными.
        Алва, которому прихлопнуть дуксию, что выдуть бутылку кэналлийского, исчез, Валмон как ни в чем не бывало крутил делишками на юге, зато Савиньяки - оба! - торчали на севере. При этом бывший капитан Королевской охраны помирился с гаунау, а его разудалый брат-кавалерист отнюдь не рвался брать реванш у Бруно, да еще наоставлял вдоль Кольца Эрнани непонятных застав. Молчал и Ноймаринен, хотя кадельская армия вполне могла усмирить Олларию, там и усмирять-то по большому счету нечего было!
        Глаза генералу начал открывать фельпский гость, предположивший, что Ноймаринен сперва заменит Заля на своего подручного и только потом двинет армию на столицу. Кто-то решил, что второму регенту мешает первый, кто-то добавил, что волк с вороном всегда договорятся, и тут командующий Кадельской армией понял все! Алва с Ноймариненом в Олларах больше не нуждаются, а Рафиано, Савиньяки и Валмоны заняты своими кусками, потому и дуксию не трогают.
        Когда в столице творится Леворукий знает что, хозяева провинций берут столько власти, сколько могут съесть. Валмон наложил лапу на земли Эпинэ и Колиньяров, а соседи-Савиньяки не возражают. Почему? Да потому что именно сейчас прибирают к рукам имущество Манриков. Недаром Лионель и сам сидит на севере, и мать с братом к себе выписал. Ноймаринен, как второй регент, отдал Надор Савиньяку в обмен на Северную Придду и Марагону. Алва тоже не внакладе - он со своими родичами-морисками пожирает Гайифу, Талиг ему больше не нужен. Алва - шад, его место с шадами. Ноймаринен - волк, а волк - зверь северный, но остается Западная Придда, в которой нет ни войск, ни полукоролей. Если поднять армию, обойти Рафиано и земли, прилегающие к Кэналлоа, где наверняка нарвешься на родичей и приятелей соберано, то можно отхватить хороший куш. Сейчас. Через год новоявленные хозяева севера, юга и востока вспомнят о западе; сейчас они первыми ничего не предложат, но поделятся с тем, кто достаточно прозорлив, смел и удачлив. И почему не с генералом Залем, который может стать сперва Проэмперадором Западной Придды, а потом и
герцогом? Здесь же он так и останется на побегушках у Валмона, и это если его не заменят каким-нибудь Эпинэ.
        Заль всю жизнь опасался резких поворотов и необдуманных шагов, но сейчас, наконец, взошла его звезда. Генерал решился, поднял армию…
        - …и тут появился ты, - проникновенно закончил Ли, попивая вино. - Полубергер-полукэналлиец, и это, разумеется, неспроста. Все твои манифесты - вранье, на самом деле Западную Придду отдали тебе, вернее, тем сторонничкам обоих регентов, которые пока остаются без сладкого. Но Заль пришел первым! Он не оставит свое, уже почти кровное, он будет за него драться, благо у тебя нет армии и ты ни кошки не смыслишь в правильной сухопутной войне. Предъяви Залю ультиматум какой-нибудь Райнштайнер, он бы умерил аппетиты и попятился, но на тебя заяц бросится со всей страстью истомленной умеренностью души.
        - Роскошь, - оскалился Ротгер, - не знай я, что Заль это не ты, прикончил бы на месте.
        - Попробовал бы, - уточнил Савиньяк. - Кстати, нам надо почаще фехтовать.
        - Потом. Когда я вернусь… - Вальдес подбросил свое кольцо, но поймал его пустым стаканом. - Оставь зайца мне и катись к гусям и братцу, им тебя не хватает. Эмилю следует поучиться выдержке у тетушки. Вот уж кто умел провожать на войну!
        - Баронесса не сомневалась в лучшем, Ми вбил в голову худшее. Ты предлагаешь мне вернуться из сострадания к нему или что-то чувствуешь?
        Ротгер ответил по-кошачьи, то есть потянулся.
        - Я угадываю погоду, - мурлыкнул он, - я чувствую бесноватых и кое-кого из вас, но смерть? Увольте! Смерти, чтоб ты знал, нет, есть пустота, которая случается, когда уходит кто-то свой. Может, я и услышу, когда тебя не станет… Не раньше.
        - Я так и думал, - кивнул Ли. - Выходцы смотрят со своей стороны и тоже ни змея не знают.
        - Куда им!.. С Залем я справлюсь, ты мне тут не нужен.
        - А ты бы оставил меня командовать линеалом? Даже ради спасения тетушки? Или Рамона, или Росио? Я допускаю, что мне или нам не вернуться, но я не могу допустить, чтобы зелень расползлась по Западной Придде. Завтра, как и собирались, чистим Лумель.
        - Нашим полковникам с капитанами глаза открывать станем?
        - После драки их так и так собирать, а драка будет в Лумеле, там и откроем. Спасибо покойному Фридриху, в моих приказах армия не сомневается, другое дело, что права на ошибку у нас нет. Как и на смерть хотя бы до Тарники.
        - На нет и суда нет, - Ротгер надел кольцо, значит, разговор для него был окончен. - Не пофехтовать ли нам прямо сейчас? Сегодня такие звезды, чего им светить зря?
        5
        Без Фуриса все-таки не обошлось, правда, испортил он всего лишь десерт. Доверенный куратор походной канцелярии самолично воздвигся на пороге и попросил господина командующего срочно уделить ему несколько минут, а также пригласить для прояснения безотлагательного дела брата Пьетро.
        - Пейте шадди, - буркнул, подымаясь, Карло. - Или не шадди. Фурис, надеюсь, это именно «несколько» минут?
        - Господин писарь, - таки влез прибожественный, - отдайте свой письменный прибор и можете быть свободны.
        - Да, сударь, - постарался исправить уже случившуюся бестактность и предотвратить возможную Карло, - одолжите… ваши принадлежности. Под мою ответственность.
        - Я их не верну, - обрадовал Лидас. - Они… реквизированы именем Императора!
        - Нет, - твердо сказал Капрас. - Это подарок от офицеров корпуса. Ко дню рождения.
        - Тогда это взятка, а я их не беру.
        - А я их не даю. Или мы друзья, тогда мы пьем и дарим. Или вы… исполнили свои обязанности и отбываете.
        Прибожественный не ответил - был занят, пытался открыть свежеподаренную чернильницу. Отец Ипполит поморщился и принялся помогать, Агас осушил стакан и в него же уставился. Похоже, с гвардии, в отличие от Церкви, хватит.
        - Фурис, дело не терпит до завтра?
        - Никоим образом, господин командующий! Я вынужден настоятельно просить.
        - Пошли, - Карлос полез из-за стола, чувствуя себя полным мешком. Двое клириков и трое гвардейцев на дюжину бутылок, и хоть ложись да засыпай. Позорище! - Ну, что такое?
        Заговорил бывший писарь лишь в Малой столовой, где на отнюдь не маленьком столе лежало шесть нухутских петухов, показавшихся обожравшемуся Карло особенно мерзкими.
        - Больше не закупайте, - велел маршал, - я этих тварей есть не намерен даже задешево. И шеи какие-то змеиные…
        - Каждый добывает пищу на свой лад, и не всех это красит, - Пьетро накрыл нухутов тряпкой, оказавшейся скомканной скатертью. - Длинная шея и нарост под клювом - суть удочка, дарованная Создателем этим птицам, но людскому глазу она и впрямь неприятна.
        - Уродство! - подхватил Карло, готовясь сбежать, но на пути торчал Фурис.
        - Господин маршал, - доложил он, - имеются все основания полагать, что против вас было предпринято покушение, жертвой которого по счастливой случайности пало шесть данных птиц, нанесших своей смертью ущерб хозяину занятого нами поместья. Я намерен допросить главного свидетеля и настоятельно прошу вас при этом присутствовать.
        - Хорошо, - Капрас плюхнулся на плетеный стул. - Только я ничего не понимаю.
        - Вечер, - негромко подсказал Пьетро.
        - Вечер?! Ночь давно!
        - Блюдо, в которое кто-то добавил имбирь…
        Лекарь угадал. Радость столичных обжор в самом деле приправили какой-то гадостью, в итоге доставшейся нухутским петухам.
        - Виси у меня под носом такое, - буркнул Карло, - я бы сам сдох с радостью. Где свидетель?
        Свидетелем оказался все тот же Микис. Слуга, похоже, так и не понял, что спас пятерых человек, но подозрения у него имелись, и подозрения страшные.
        - Вороватые они тут, - бубнил спаситель, - и обжорливые… Так и норовят доесть да еще хлебом подчистить, а хлеб наш таскают, сам видел… Испортют, чтоб благородному человеку кушать поносно стало, и доедят. Ложки при себе носют в футлярах, чтоб, если что, ковырнуть, а еще на службе состоят! Дай им волю, они б «Вечер» с пола отскребли и утянули, только не позволил я!
        - Вы собрали уроненное кушанье? - уточнил Фурис.
        - Собрали, ваше превосходительство. До кусочка, и в бадью для объедков кинули, там даже мирикийцы рыться не станут, хотя манер у них никаких. И понимания никакого! Где ж такое видано, чтоб имбирем паонские соуса поганить!
        - Вам было приказано доставить именуемое «Зимним вечером у моря» сложносочиненное блюдо к столу, однако вы его уронили, поскользнувшись на промасленном овоще?
        - Баклажан то был. В оливково-горчичном масле, тоже краденый… Они все крадут и еще роняют. И крошки на скатертях…
        - Это в самом деле был кусок баклажана, - прервал излияния Пьетро. - Я подтверждаю все сказанное. Мы собрали с пола, что смогли, потом, господин Фурис, пришли местные слуги и ваш ординарец, а я вернулся к обществу.
        - Что сделаем и мы. Нашли из-за чего поднимать шум! Птица вечно дохнет, особенно от соленого. Фурис, вам придется пройти с нами и хотя бы один раз выпить за здоровье легата, иначе он не поймет.
        - Да, господин маршал, но впоследствии я…
        - Впоследствии - бога ради. Идемте.
        Лидас на скрип двери даже не поднял головы, Агас осоловело смотрел на подсвечник, время от времени отправляя в рот кусочки фруктов, отец Ипполит что-то хотел сказать, но внезапно зевнул и прикрыл рот ладонью.
        - Господа, - провозгласил Карло, - заведующий моей канцелярией желает произнести тост в честь нашего гостя.
        - Я считаю это своей непосредственной и почетной обязанностью. Вы позволите?
        - Сейчас! - откликнулся легат, глаза его сияли. - Пьетро, послушай! Все слушайте!
        Звезда и смерть над Паоной,
        Рука, поднявшая знамя,
        Павлин под небом бессонным
        И наша дорога в пламя.
        Звезда и смерть над дорогой,
        Последний вкус винограда,
        И тот, кто превыше бога,
        И то, что важней награды… -
        ну, поняли?
        - Ваша готовность умереть за… - Карло воровато глянул на отца Ипполита и вывернулся, - за Паону делает честь вашим чувствам, но я… Мы все здесь присутствующие… от имени корпуса… Фурис!
        - Мы собрались здесь, - не растерялся доверенный куратор, - чтобы пожелать вам многолетнего и плодотворного служения отечеству и признания ваших заслуг на высочайшем уровне.
        - Благодарю… - Лидас возмущенно мотнул гривой. - Неужели до вас не дошло?! Жизнь отдать можно, а иногда и нужно, это понятно. Жить может быть больно, а может быть невозможно, это тоже ясно, вот чего я не могу представить, это как можно не хотеть жить! К кошкам! Вы за мое здоровье пить будете, или оно ересь?
        VIII. «Император»[«ИМПЕРАТОР» (L’Empereur) - ВЫСШИЙ АРКАН ТАРО, символизирующий осуществление идей бытия, основанное на усиленной работе разума. Для мужчины это счастливая карта, для женщины - признак сильного мужского влияния. Это утверждение, отрицание, обсуждение, решение, авторитет, власть, защита, достижение цели, успех, иногда отеческие чувства. Может предвещать достижение поставленных целей за счет концентрации сил и контролируемой агрессии и (или) указывать на человека рационального, энергичного, обладающего большой силой воли. Вы находитесь в поисках мудрости, рассудок преобладает над страстями, но попытайтесь получить поддержку от более сильного. ПК: Отрицание авторитетов, анархизм, неумение обуздать свои недостатки и пороки, невыполнение своих обязанностей, зависимость от сильных людей - признак слабости, неуверенности. Нет энергии на то, чтобы ставить цели и решать проблемы.]
        Всегда выбирайте самый трудный путь - на нем вы не встретите конкурентов.
        Шарль де Голль
        Глава 1
        Талиг. Лаик и окрестности
        400 год К.С. 9-й день Осенних Молний
        1
        свое время Марселю всю душу вымотал Данар с его бревнами, но река, по крайней мере, была внизу, и между ней и виконтом имелась лодка. Сейчас отряд пробивался сквозь гнусную мешанину из дождя и здоровенных снежинок, так и норовящих залепить глаза. Туда, куда не могли просочиться вода и влететь снег, проникала сырость, кожаные плащи не спасали, а Рокэ с адуанами кружили и кружили мокрыми полями, обходя не только приличные дороги с замечательными трактирами, но и деревни. Валме воображал пейзанские домики, в которых даже блохи и тараканы были сухими, и мысленно скулил, а отряд продолжал упорно тащиться сквозь серое месиво.
        - Сегодня не слишком приятная погода, - завязал разговор вынырнувший из серятины Ларак, то есть простите, герцог Надорэа. - В моих родных краях уже должен лежать снег.
        - Вот бы и здешний снег уразумел, что должен лежать, а не лезть в нос! - отрезал Валме. Обычно виконт гордился тем, как приручил Человека Чести, однако сейчас хотелось если не ныть, то кусаться. Позволить себе подобное офицер по особым поручениям при особе регента не мог, оставалось мечтать о крыше над головой и кружке грога. И слушать Ларака.
        - Именно такая погода была в день, когда кузен принял роковое решение, - изливался новый хозяин Надора. - Эгмонт поклялся хранить верность своей любви, но он не мог нарушить свой долг, долг Повелителя Скал. Что ему оставалось? Лишь избрать женщину, которая не сможет затмить образ возлюбленной!
        Это была великая жертва, на которую могла пойти лишь великая душа! Приковать себя к нелюбви, более того, к неприязни, чтобы даже в мыслях ни разу не изменить истинному чувству! Это достойно…
        - Холтийцев, - подсказал Валме. - То есть почти достойно. Если верить Капуль-Гизайлю, а он большой знаток всяких обычаев, холтиец, потеряв любимую, обретает право быть оскопленным, а холтийке дозволяется отрезать себе нос и уши. Правда, барон не уверен, что этим правом пользуются по доброй воле. Степняки при всей их дикости понимают, что натура не терпит пустоты.
        - Это варварство, - вздрогнул графогерцог. - И грех…
        - Варварство, не спорю, но почему сразу грех? Помнится, папенька возмущался каким-то эсператистским придурком… Простите, отшельником, который отрубил себе палец, чтобы не согрешить с нанесшей ему визит дамой. Его сделали святым, значит, эсператистская церковь одобряет самоуродование. Зато она не терпит, когда кто-то посягает на души, кроме нее самой, разумеется, а ваша кузина посягала на всех, кто жил в Надоре. Лучше бы она отрезала себе нос и успокоилась.
        - Ужасно! - выдохнул Эйвон, но Марсель уже ощутил себя бревном, которому приспичило сорвать злость на какой-нибудь лодчонке. Уходя от искушения, виконт приподнял омерзительно сырую шляпу и послал мориску в галопчик. Кобыла, разбрызгивая снежные ошметки, рванула вперед, и виконт чудом не врезался в отъезжающего от регента адуана. Мелькнула озабоченная физиономия, и всадник умчался. Кажется, что-то начинало происходить.
        - И стоило таскаться по полям, чтобы все равно налететь на врагов? - сварливо осведомился Валме. - Я с утра предлагаю захватить какой-нибудь трактир и убивать всех, кто до конца снегопада вздумает нас потеснить. Куда он поехал?
        - На юго-запад.
        - Тогда я тоже, туда же, и немедленно, - решил застоявшийся Марсель.
        Разобраться самому всегда приятно, и Валме разобрался, ощутив при этом законную гордость. За Котика. Приставленный к Эпинэ, в свою очередь определенному в разведчики, пес обследовал рощу, которую собирался обогнуть авангард, а вернувшись, доложил, именно доложил, болтавшемуся с адуанами подопечному, что встретил нечто, заслуживающее внимания.
        Подъезжая, Валме успел заметить, как двое варастийцев спешились и, согнувшись в три погибели, нырнули под мокрые ветки, остальные остались ждать. Снег валил все гуще, с языка рвались бестактные вопросы, виконт их заталкивал назад, пока сквозь серо-белое не проступило нечто темное и шустрое.
        - Отряд, - объявил вернувшийся адуан, - и немалый, не меньше двух десятков. Обходят рощу с той стороны. Держатся толково, не толпой. Вроде будто и в цепь растянулись, но по парам. Один - впереди, другой, малость, приотставши, а в остальном вроде нас… Одеты, в смысле.
        - Орельен, - велел соизволивший подъехать Алва, - пошли кого-нибудь спросить у вновь прибывших, где капитан Уилер.
        Что за Уилер, Марсель гордо решил не выяснять. Гордость сработала, а может, на Ворона снизошла разговорчивость, после дыры с ним и не такое случалось.
        - «Узелками» обычно ведут поиск «фульгаты», - объяснил Рокэ, - и Савиньяк, как вы с Робером мне сообщили, уже гонял их за Кольцо, где они и встретили графиню.
        - Надеюсь, - поделился сокровенным Марсель, - у этого Уилера достало ума занять какой-нибудь домик, и достанет воспитания уступить регенту Талига и его свите пару спален. После первого обморока, само собой.
        Мысль о домике грела душу, но лишь с одной стороны, с другой ее леденил внутренний трус, обладавший гнусной способностью становиться холодным, как лягушка. Трус вопил, что те, за рощей, никакие не «фульгаты», а если и «фульгаты», то либо предатели, либо дураки, за которыми гонятся бесноватые. Опасность распухала на глазах, а рядом не было даже Котика. Только Алва и метель.
        - Нас засыплет, - уныло сообщил регенту Марсель, - и нас никогда не найдут.
        На глупости Рокэ отвечал. Иногда… Серые хлопья липли к плащам и лошадиным шкурам, смеркалось и очень хотелось чихать. Отряд ждал, причем не бестолково. Если объявятся враги, их должным образом встретят, а потом уйдут в метель. Варастийские лошади в непогодь куда лучше неварастийских…
        Выскочившее из сумерек снежное привидение подпрыгнуло и умильно тявкнуло. Следом возникло трое всадников, средний, незнакомый, молодцевато вскинул руку к кожаной шляпе.
        - Разрешите доложить, Монсеньор! Сержант Аспе, Северная армия. Капитан Уилер на южном проселке, к ночи вернется в поместье Лаик.
        - Давно в поиске?
        - Пятнадцатый день. Капитан Уилер начал опасаться, что вы мимо проскочили, потому он на юг и направился.
        - Значит, - уточнил Алва, - вы ждали именно меня?
        - Точно так, Монсеньор! Согласно приказа.
        - Чьего?
        - Нашего… Проэмперадора Савиньяка.
        Алва не присвистнул и не охнул, он даже бровью не повел. Это было бы возмутительно, не спроси Рокэ про лагерь. Прекрасный, замечательный, обворожительный сержант тут же доложил, что бесноватые из Олларии в Лаик носа не кажут, а угнездившаяся было в поместье бандочка вырезана подчистую и закопана за внешней оградой, причем Уилер заставил своих «кошек» вымыть лестницы.
        - Капитан Уилер знает, - объяснил неслыханную чистоплотность «фульгат». - Не так, как маршал Савиньяк, который Проэмперадор, но знает. А выходцы нам не нужны, тем паче подлые.
        - Да, - согласился Алва, - пару дней без выходцев мы обойдемся. Не правда ли, Валме?
        - Попробуем, - протянул Марсель, осознавая всем сердцем своим, что в Лаике сухо и вообще скоро ужин. Горячий и без талой воды.
        Предчувствие окрыляло, но Савиньяка следовало разъяснить. Когда отряд, наконец, выбрался на дорогу, виконт не выдержал.
        - Лионель обзавелся личной Премудрой? - шепотом осведомился он. - Или ясновидение проистекает от прымпердорства?
        - Знай Савиньяк про дыру, я бы им восхитился, - рассеянно откликнулся Ворон, - но вы с папенькой слишком хорошо замели следы. Ли только и нужно было, что поставить себя на место меня. Живого и забравшегося на юг.
        2
        Проступившие сквозь метель лохматые деревья заставили сердце бешено заколотиться. Это была Лаик! Лаик, где Ро Эпинэ провел полгода, неделю и еще полдня. Унар, не думавший ни о чем, кроме будущих войн и подвигов. Мятежник поневоле, ставший Первым маршалом неизвестно чего. Лжепроэмперадор, привезший в заброшенное поместье одноглазого офицера и дюжину солдат…
        Проэмперадор с маршалом благополучно издохли, а вот унар воскрес, одновременно став отчаявшимся стариком.
        - Спокойно, Эпинэ! - прикрикнул возникший сбоку Алва. Дракко ничего против бывшей школы оруженосцев не имел, но кэналлиец взял полумориска под уздцы. - Это просто Лаик.
        - Спасибо, - хрипло поблагодарил Робер.
        - Пустое. Некоторые места прямо-таки созданы, чтобы будить воспоминания, а конец детства в память врезается намертво. Меня здешние коряги тоже берут за горло, а ведь я был постарше большинства унаров.
        - Я слышал. Ваша мать заболела…
        - Мать не стала бы меня удерживать. Если бы отец вдруг ее спросил… Дело было в другом - я не успевал привыкнуть к отравам. Отцу требовался еще год, и он добился отсрочки, хотя мать в самом деле умерла.
        - Жозина… Моя мать умерла, когда я вернулся в Талиг.
        - Арлетта говорила… - Алва отпустил Дракко и внезапно сгреб плечо Робера. - Помните Моро?
        - Рокэ!
        - Наша память - такой же мориск. Поладишь - вынесет из любой западни, нет - убьет или, того хуже, бросит на дороге с перебитым хребтом.
        Мориск памяти… А ведь он его видел! Золотого жеребца, мчащегося к недостижимому сквозь грозу. Или сквозь прошлое? Эпинэ вгляделся в искореженные веками и ветрами стволы, что помнили еще не святого Фабиана и еще не мертвых братьев.
        - Почему Лаик? - с какой-то растерянностью спросил он. - Почему унаров загоняли именно сюда?
        - Вам здесь не нравилось?
        - Не помню… Странно, что сюда не лезут «бесноватые».
        - Зато удобно.
        У приоткрытых ворот торчала пара адуанов и пара «фульгатов». Люди Савиньяка и варастийцы пока не решили, нравятся они друг другу или нет, вот и выказывали бдительность и молодечество.
        - Монсеньор, порядок, - немедленно доложил адуан с красным носом, которым тут же и шмыгнул. - Внутри порядок…
        - А кто-то сомневался? - из снега вынырнул Валме. Еще один бывший унар и брат унаров, только Валмоны умирают в своих постелях.
        - Ну, - замялся красноносый, - поглядеть-то надо было.
        - Любознательность, как правило, похвальна. Капитан Уилер здесь?
        - Нету! - радостно выпалил варастиец. - Не туды он поехал…
        - Если считать нас высшей ценностью, несомненно, - согласился Ворон. Красноносый обалдел, Алва шевельнул поводьями, и Сона шагнула на мост, повторяя путь множества коней. Мориски и линарцы веками возили сюда мальчишек, а потом гоганам пришло в голову остановить Шар Судеб… Бросив под него Талиг.
        Ветер налетел откуда-то сбоку, попытался сорвать шляпу, не смог, дерзко свистнул и отстал. В парке мело меньше, зато было темней, то есть еще темней, чем в поле. Сумеречный день кончался, как и год, унесший столько, что впору не всякому Кругу.
        - Рокэ, - окликнул Валме, - ты еще не решил, где мы встречаем Излом? Не то чтобы я впадал в детство, но год надо проводить, то есть выпроводить. Мне он надоел: сплошные метания, причем во всех смыслах.
        - Что не нравится Валмонам… - зачем-то пробормотал Робер, из последних сил пытаясь обуздать память. Совет, который дал Алва, был хорош, только всадник оказался не по лошади, вот та и понесла.
        - Сейчас мне не нравится погода, - наморщил нос Марсель. - Ее убрать нельзя, но из нее можно убраться. Не перейти ли в кентер?
        - Тебе - несомненно, - Рокэ слегка придержал Сону, пропуская пегую вперед. - Эпинэ, вы пока не размокли?
        - Нет.
        - Составите мне компанию? Хочу поздороваться с парком.
        Адуаны давно уяснили, что Алва непрошеных стражей не терпит, а Готти на сей раз остался с хозяином. Несколько мгновений, и отряд пропал за кустами ставшего еще гуще белоягодника. Рокэ потер щеку и, не глядя на спутника, послал мориску вдоль внешней стены в обход центрального пруда. В тепло он не торопился, а нашедший графиню Савиньяк Уилер, который мог что-то доложить, еще рыскал по окрестным буеракам.
        - Рокэ, - попытался отделаться от памяти Робер, - я сделал капитаном Лаик одного парня… Временно, само собой. Нужно было наводить порядок, а бедняга еще и без глаза остался. Валме говорит, из Лаик все ушли. То есть все, кого я сюда прислал.
        - Гарнизон Лаик сопровождал Арлетту Савиньяк. На севере вашего капитана не обидят, но я бы на его месте стал тренироваться в стрельбе, одноглазый может бить без промаха.
        - А сколько тренировались вы, чтобы… сбить плод абехо?
        - Плод абехо сбивают исключительно по воле Бакры.
        А ты думал, он признается? Ты бы еще про Ренкваху спросил! Это штанцлеры с джереми всегда готовы признаться в чужих благодеяниях и перевалить свои подлости на тех, кто под рукой.
        - Забудьте!
        - О чем?
        - О чем хотите…
        Смешавшийся с вечером снег, черные стволы, древняя стена. Что-то или кто-то качнул ветки, с глухим кошачьим шлепком обрушился мокрый снег. Дракко вздрогнул и прижал уши, но Сона спокойно шла вперед. Наверху опять прошелестело. Птица? В Лаике всегда гнездилось воронье, оно везде гнездится, только мальчишки птиц не боятся, мальчишки отважны. Сказками их уже не напугать, а потерь и углов, из которых не выбраться, для них еще нет. Лаик жила чужой юностью и прятала старость, тоже чужую.
        - Узнаёте это место?
        - Вроде бы… - Робер оглядел прилепившуюся к стене приземистую башенку со сперва зарешеченными, а потом и замурованными изнутри окнами. - Главный дом должен быть справа.
        Дом с Валме, ужином и прошлым… Не будь метели, можно было бы разглядеть крышу, в которую вцепилось помилованное еще Дювалем деревце. Оно и теперь цело, было цело…
        - И это все, что вы можете сказать? - возмутился Алва, освобождаясь от плаща. - Пред вами, чтоб вы знали, фамильная тайна, причем двойная - Алвы и Савиньяков.
        - Фамильная тайна? - Робер с удивлением оглядел невзрачное строеньице.
        - Ну да! Может же у нас быть фамильная тайна!
        - Здесь вроде бы запирали провинившихся унаров, - припомнил Эпинэ, - но потом перестали. Еще до меня.
        - Верно. - Рокэ легко вскочил на седло, ухватился за оконную решетку, добрался с ее помощью до здоровенного сука, прошел по нему до ствола и быстро полез вверх. Робер с недоумением следил за регентом Талига, но снег и сумерки позволяли разглядеть разве что смутный силуэт, который, успешно перемахнув на крышу фамильной тайны, внезапно пропал и столь же внезапно появился. Спустя минуту Рокэ уже был внизу с каким-то футляром.
        - Лионель знает, чем жертвовать, - обрадовал он, беря стремя, - теперь тайну фамильной не назовешь, разве что Уилер окажется в родстве с прекрасной Рамоной.
        - Женой Алонсо?
        - А также господаркой Сакаци и графиней Савиньяк. - На этот раз Алва свернул к дому. - Баронессу Карлион мы с Ли никогда не учитывали; младший из нынешних Савиньяков был оставлен братом без тайны из опасения, что ее узнает полукарлион. Бабка Уилера, кстати говоря, из Сакаци, а у алатов бывших господарей не бывает, как и бывших витязей.
        - Вы ведь всегда дружили с Савиньяками?
        - Пожалуй, что и так. В Олларии у меня имелся дом, но когда меня почти убили, я пополз к маршалу Арно. Когда убили уже маршала Арно, я увел Арлетту от склепа. Лионель не смог, а меня, на то, чтоб увести двоих, не хватило, Ли там так и остался… Может быть, сейчас, наконец, уйдет.
        3
        Полностью высохший и вследствие этого счастливый Марсель с нежностью взглянул на печку, заведенную Арамоной еще в бытность человеком и капитаном. К печке жался столик, на котором среди деревенских закусок валялся футляр для писем. Послание Савиньяка влекло виконта необычайно, а Рокэ еще и умудрился бросить его на видном месте. Ворон отлично знал, как папенька и всяческие послы прячут не предназначенное для чужих глаз, так что подобная небрежность очень походила на издевательство. Или на бестактность. Марсель сделал ставку на лучшее.
        - Я думал, - со сдержанным упреком произнес виконт, - у нас вошло в привычку показывать друг другу письма от недам.
        - У нас вошли в привычку мы, - зевнул Рокэ, но футляр открыл. Виконт цапнул вожделенное послание и не удержался от нового укора.
        - Ты плохо радуешься жизни. Когда перестает болеть голова, конечно, прекрасно, но выбраться из этаких погод тоже неплохо.
        - «Тоже неплохо» украшает жизнь, если через полчаса должно стать скверно.
        - Я могу, - предложил Валме, - сперва стать головной болью, а потом прекратиться. И так несколько раз в день.
        - Подделка. Лучшим вечером в своей жизни я обязан Придду: пара часов воли и неизбежность Нохи сделали прекрасным почти все. Вряд ли я еще когда-нибудь с таким наслаждением задушу мерзавца или хотя бы выпью вина.
        - Даже в обществе смиренного Сэц-Гайярэ? - чтобы проверить старую догадку, Марсель слегка отодвинул не столь загадочного Савиньяка. - Ты бы справился с Ноксом без помощи?
        - Я собирался. - Не будь дыры, он бы сейчас прикрыл глаза ладонями. Красивая привычка была, даже жаль… - То, что добраться до Левия будет не проще, чем до Фердинанда, я бы сообразил и сам, хотя Придд исхитрился меня предупредить. Самым волнующим было не знать, сколько в карете убийц - один или двое, зато я в полной мере осознал пользу четок. Ты раздумал читать чужие письма?
        - Разумеется, нет, - Валме с дипломатичнейшей миной развернул послание и разочаровался. Савиньяк был краток, как хвост львиной собаки.
        «Росио, - писал он, - приветствую!
        За последний год я написал столько рапортов герцогу Ноймаринену и писем родным и не слишком, что проникся к этому делу почти отвращением. К счастью, ты - это ты, и лишнего тебе не надо, тем паче Ор-Гаролис, потеря нашего берега Хербсте и Мельников Луг по нынешним временам не важнее замыслов Сильвестра. Про меня, Гаунау и гаунау тебе расскажет Уилер, а про отлов ядовитой сволочи ты сам его расспросишь во ВСЕХ подробностях, коих немало. Прочее более или менее терпит до времени, когда у ряда достойных людей появится шанс вновь запить вино за неимением тюрегвизе можжевеловой, а можжевеловую - пивом, о чем тебе опять-таки поведает Уилер. На мой взгляд, прошлый раз не хватало кэналлийского, а чего не хватит теперь, пока неведомо. Возможно, что и ничего.
        Сейчас я слушаю тишину и от нечего делать размышляю о Шаре Судеб. Отчего-то я его представляю в виде сорвавшейся корабельной пушки, которую при желании и сноровке можно унять, и для этого отнюдь не нужно быть покойным Вейзелем. Скорее уж, наоборот, ибо душа артиллериста стремится спасать орудие, а не корабль.
        О том, что Вейзель погиб, тебе говорю я; ты мне тоже, надеюсь, сказал бы о смерти Бертрама или же своей. Последнее, как оказалось, не столь уж и трудно. Вейзель, кстати, умер с твоим именем на устах, а Марианна просто умерла, жутко расстроив мать. Если тебе попадется Иноходец, гони его на барьеры, иначе ему не выжить. Так считает мать, которая, дождавшись Арно с Каном, принялась ждать тебя, в чем ей помогает небезызвестная госпожа Арамона. Братца во время бури, о которой как-нибудь расскажет не Уилер, спас Кан, то есть по большому счету - ты. Заслуживают упоминания и следы подков других отпрысков хромца Роньяски. Серый - редкая все-таки для мориска масть, - оказался еще резвей, чем думалось, а Грато пришлось проводить еще одного полубрата в Дриксен. Здесь я тебя обогнал: ты подарил коня всего лишь офицеру, чью лошадь из лучших побуждений пристрелил. От того, сколь успешно будет брать препятствия новый хозяин Коро, зависит, сколько их (препятствий) останется нашим коням, а я, как ты знаешь, не склонен их загонять - лошади, как и женщины, созданы не для этого, а для счастья, своего и нашего.
        Передавай привет Валме от роскошной бордонки, которая его полагает чрезмерно горячим. Что она и особенно ее супруг думают о тебе, бумаге не доверишь, бумага вообще не стоит доверия. В отличие от Уилера, так что на этом заканчиваю, однако имей в виду: мне без тебя надоело, хотя некоторые этого, мягко говоря, не понимают и намекают на всяческие глупости.
        Валме должно не обрадовать, что я нашел вторую Рожу, она серебряная или же старается таковой выглядеть. При встрече Рожи выказали друг к другу полнейшее равнодушие, нам бы так! Вот теперь все, и помни, что оная Дрянь Судеб где-то катается и полагает себя неотвратимой. Это она вообще-то зря.
        Л.».
        - Я не обрадован, - твердо сказал Марсель, - я совершенно не обрадован обилием Рож. Мало того, я еще и возмущен. Савиньяк кажется светским человеком, но он пишет, как говорит, вернее, как не говорит. Грубая подделка под меня. Фи! И Вейзеля убили… Мы будем пить?
        - Потом, - отрезал Алва. - Ты излишне горяч, тут Зоя права… Письмо Савиньяка не подделаешь, Ли для того и пишет, как не говорит, но понять, что он имеет в виду, ты в состоянии. Вот и займись, пока не вернулся Уилер. Все равно делать нечего.
        - Эпинэ чистит лошадей, - указал на доступное развлечение Валме. - Ларак грезит о любви, а мы можем бродить по юности и вздыхать. Жаль, призраки ушли… Проклятье, и тут Зоя! Каракатица спровадила тебя в Дыру и теперь прицепилась к Лионелю, он наслушается и тоже куда-нибудь прыгнет. Да хоть под шар этот дурацкий!.. Послал бы ты Савиньяку регентский приказ: сидеть на месте и не слушать выходцев! «Фульгаты» отвезут.
        - В такую даль? Приказ сидеть смирно и не слушать выходцев я могу и для тебя написать.
        - Спасибо, - поблагодарил Марсель, понимая, что теперь ему хочется поколотить не только Рокэ, но и Савиньяка, - не надо.
        Глава 2
        Талиг. Лаик Талиг. Лумель
        400 год К.С. 10-й день Осенних Молний
        1
        Эйвон полагал, что завтрак в Лаике подают в парадную столовую, слуги - что пожилой господин знает, куда ему надо. В итоге бедняга, с вечера приглашенный к регентскому столу, больше часа просидел в огромном пустом зале. Он бы и дальше сидел, не сунь туда нос тот самый Уилер, что оставил в унарском тайничке письмо. Капитан проявил присущее всем кошкам любопытство и, поняв в чем дело, доставил чудака к Алве. Роберу задним числом стало совестно, однако извинился Марсель.
        - Простите нас, герцог, - попросил он, - мы думали, вы еще спите.
        - Сплю? - опешил Ларак, - в девять утра?! Как можно…
        - Запросто, - утешил Валме, что-то отправляя под стол. - Скажу вам больше, без утреннего кошмара встать в девять можно, лишь заночевав у костра, под полными птиц и ветров облаками. Да вы садитесь, завтрак очень приличный. Если, конечно, вы готовы обходиться без особых сыров. В свое время будут и они, но именно в свое время.
        - Я… - Ларак замялся, но все-таки сел, - вы же знаете… Какие сыры?… Стойте! Я же просил… просил не называть меня герцогом!
        - Сыры разные, - терпеливо объяснил виконт, прислушиваясь к доносящемуся из-под скатерти хрусту, - а я называю вас тем, кем вы являетесь. Я вижу герцога, передо мной сидит герцог, и я говорю «герцог»…
        - …Надорэа, - безжалостно уточнил Алва. - Вы сами виноваты: не следует докучать злодеям, когда они после касеры пьют вино, но карте место. Вы - Повелитель Скал, и в этом есть своя прелесть, постарайтесь ее осознать.
        - Ваша супруга будет герцогиней, - немедленно подсказал Марсель, - в то время как моя лишь графиней, и то лет через тридцать. Конечно, я могу стать принцем-консортом, но тогда мне придется вырвать из сердца Валмон с его астрами!
        - Без астр жить можно, - утешил Алва и сделал Лараку большие глаза. Эйвон ошалел окончательно и торопливо схватился за кувшин с тинтой. Полный - любимое пойло Арамоны у южан вызывало заслуженное отвращение, но Ларак всю жизнь прожил на севере, да и сладкого в его прошлом явно не хватало. Эпинэ дождался, пока владыка Надора закончит нахваливать липкую пакость, и не без сожаления поднялся.
        - Мы в поиск, - объявил он, трепля выскочившего из-под стола Котика за бывшими ушами. Рокэ рассеянно кивнул, Валме попросил не брать волкодава в Закат, если таковой воспылает, а сам Котик, предвкушая прогулку, выскочил на лестницу и галопом помчался вниз. Лошади у крыльца уже ждали, стоящие тут же адуаны что-то оживленно обсуждали с «фульгатами». Робер невольно прислушался - речь шла о том, когда какую снедь выкидывать.
        - Тронулись? - подмигнул спаситель Ларака.
        - Тронулись, - с непонятной лихостью откликнулся Эпинэ. Утро выдалось туманным и каким-то седым, однако покрытые снегом нивы настроения не портили и даже не казались печальными. Робер твердо знал, что вернется к огню, а зима, начавшись, делает шаг к весне. Котик полностью разделял это мнение, весело рыская впереди отряда. Радость оступилась лишь у длинного оврага, в который адуаны зашвырнули какие-то мешки. У Святой Мартины тоже бросали и тоже в овраг…
        - Что с вами? - шепнул оказавшийся рядом Уилер.
        - Ничего, - не стал вдаваться в подробности Эпинэ. - Просто непонятно.
        - А чего тут понимать? - удивился «фульгат». - Срок харчу вышел, то есть наш срок, людской. Не съели ко времени, теперь только и остается, что протуханкам отдать, иначе животом замаешься.
        - Не слышал никогда.
        - Так вы и в поиск не так чтоб ходили, да еще по жаре… Нечисть такая есть, за людьми бегает в рассуждении чего бы покушать. И пусть бы ее, но то, что протуханки хотя бы нюхнут, негодным становится. В старые времена от этой пакости житья не было, только и спасались, что касерой да перцем с солью - их нечисть на дух не переносит. Потом кто-то дошлый сумел протуханок облапошить, и те поклялись не трогать провизию, пока ей названный срок не выйдет. Успел слопать, сидеть дряни голодной, не успел - сам виноват. Нет, съесть ты, конечно, можешь, только потом не обессудь.
        - А если не называть? - вспомнил уроки мэтра Инголса Эпинэ. - Нет срока, он и не кончится.
        - Если бы! То, что без срока, протуханки сразу лижут, - отмел роберову хитрость «фульгат». - Да вы никак поверили?
        - Почти, - зачем врать своим, да еще о такой ерунде? - Если видел льва, в кошку сразу поверишь. Меня нечисть два года гоняла, сам не понимаю, как не сожрала.
        - Беречься надо, - твердо сказал капитан. - Что хоть за тварь к вам пристала? Я не просто так нос сую, у нас в Алате чего только не скачет.
        - Она ко мне возле Сакаци и пристала.
        - Точно возле Сакаци? - Уилер не мог скрыть удивления. - Там же место чистое! Такое чистое, что туда от дряни всякой бегут.
        - Увидел я ее, как от Сакаци ехал, - Эпинэ зачем-то оглядел поля, серые, скучные, в которых если кому и водиться, то полевкам. - Ночью, на Осенний Излом… Вроде девочка как девочка, толстенькая, чистенькая, а как вспомню… И, пожалуй, она в самом деле не алатская, у вас чепчиков не носят.
        - Так она в чепчике была? И в ночной рубашке? Не дразнилась часом?
        - Прыгала и что-то кричала… А в Олларии да, дразнилась! Постойте… Вы знаете, что это?!
        - Выходец, - буркнул помрачневший капитан, - и скверный. Ну да как бы ни болело, да померло! Конец паршивке пришел, вот папаша ее, тот до сих пор туда-сюда шастает! Слушайте, вы ведь герцог?!
        - Да…
        - Как бы к вам папаша не заявился. У него в мозгах одно - дочку за герцога выдать. Старшую… Вы не бойтесь, девочка - золото, королю, и то жирно будет, и жива, так что муж ей тоже живой нужен. Папаша это понимает, значит, вреда от него не будет, а вот спасти, если что, может. Если, конечно, за жениха держать станет.
        2
        Лумель был покрупней Вальбура с Дегаром, вот «зайцы» и наладились из него управлять округой. В город прислали гарнизон, а с ним соответствующий обоз, который, потеснив торговцев, устроили на неких Новых складах. Стало тесновато, но, познакомившись с залевцами поближе, негоцианты принялись один за другим освобождать места, спасая свое добро. Самые осторожные, ну или прозорливые, спешили убраться от непрошеных защитничков подальше.
        - Нам же лучше, - подвел черту Хейл, - ненароком чужих поросят не пришибем, так что ноги в руки и вперед! Пока кадельцы не опомнились, займешь эти самые склады, а дальше - поглядим.
        Ответа Бэзил не требовал, но для порядка Давенпорт все же кивнул. Было сыро и неуютно, вроде и день давно, а все кажется, что светает и вот-вот рассветет.
        - Теперь ты… - Хейл повернулся к Бертольду. Чарльза это уже не касалось, капитан поправил шляпу и вскочил в седло: склады так склады, быстро так быстро, прямо сейчас и начнем.
        Оглядев на скорую руку нужную улицу, Давенпорт остался более или менее доволен. По трое в ряд проехать можно, а впереди пусто - ни солдат, ни горожан, только ловят облака и ворон лужи.
        - Рысью до церкви, как обогнем - в галоп.
        Рота послушно течет между жмущимися друг к дружке домами навстречу непонятно чему. Глупей всего будет, если на складах какой-нибудь честный интендант готовится дать отпор мародеру и разбойнику Вальдесу. Явился, мол, непонятно откуда, губернатору не представился, и то в ратуши врывается, то полковников с городским начальством вешает, тут не захочешь - начнешь отстреливаться. С другой стороны, честные интенданты гнильем не приторговывают и негоциантам морды не бьют… А, ну его! Пусть адмиралушка об этом думает, а не он, так Бэзил со Стоунволлом, но лысый жизнью вроде доволен. И прекрасно! Пора командовать, вообще пора…
        - Вперед, парни! - Чарльз приподнялся в стременах. - Выметем «зайцев» к кошкам!
        Церковь молчит, чистенькие воротца заперты, как и двери самого храма. Хорохорятся за низким заборчиком туи, на опрятной дорожке валяются перевернутая тачка и метла. За церковью - сапожная мастерская, дальше - бурый пустырь с какими-то кучами. Поворот, драгуны, разгоняясь, летят к рынку, отскакивают к стенам редкие, будто зубы в старческом рту, прохожие, пропадает непонятная, прилипчивая злость, зато поднимает голову подзабытый азарт. Копыта глухо бьют о сырую землю, будь тут мостовые, камни бы пели, а у раскисающей глины ни голоса, ни слуха. Только и может, что чавкать да хватать за ноги.
        Скачка выходит не слишком боевой, ну так и заспанный городишко не Ор-Гаролис! Закрытые ставни, запертые двери, одинокая телега… Из-за нее и выскакивает толстый сержант с подхваченными где-то вилами. Может, и впрямь бесноватый, ну ведь глупость же делает! Сержант разгоняется и черно-белой жабой прыгает, целя в ближайшего драгуна. Еще чего!
        Чарльз дал Беспокойному шпоры, и тот мощной грудью врезался в толстяка. Громоздкое тело вместе с вилами улетело в сторону, к приткнувшимся у стены мешкам. Караулил, что ли? Ну, дурак…
        В горле улицы уже светлеет площадь. Беспокойный радостно влетает в очередную лужу, окатывая брызгами пару мушкетеров, растерянных, не понимающих, что за обормоты затеяли скачки, рискуя переломать лошадям ноги, а себе - шеи. На углу еще трое, таких же обалдевших. Один отскочил, двое не успели, а вот и рынок.
        Большая площадь, широкая - на первый взгляд чуть меньше двухсот шагов, немощеная. Зарядят дожди, выйдет мелкое болото, пусть без камышей, зато с островом!
        - Вот они склады-то!
        - Чисто бастион…
        Бастион не бастион, но серая каменная стена почти в два человеческих роста не радует, а ворота… Одни прямо напротив улицы, по которой выплеснулся на площадь поток драгун, вторые - в стороне. И как назло, ближние заперты, а вот дальние - открыты. Пока открыты.
        - Туда, галопом!
        - Господин капитан, закрывают, заразы!
        Створки сближаются на глазах, нет, не успеть. Меньше полусотни шагов оставалось, когда ворота захлопнулись.
        - Ладно, всем назад. - Ну чтоб вам, клячи обозные, не набраться как следует с вечера, не проспать… и воз никакой в воротах не застрял… Вот ведь не повезло. - Теньент!
        - Слушаю, господин капитан!
        - Расставишь посты на улицах, выходящих на площадь, солдат, что там болтались - под арест! Половине спешиться и приготовиться к стрельбе.
        Драгуны занимались привычным делом, а Чарльз разглядывал эти самые «Новые склады». Детище, как разузнал Рединг, городского начальства. Для «установления удобств торгующим» вместо старых построек, разбросанных вдоль местной речки, рядом с рыночной площадью построили новые, замкнутым четырехугольником, глухими стенами наружу. Ну, положим, не совсем глухими, зарешеченные маленькие оконца вверху, ближе к крыше, идут вдоль всей стены. Высоко, вряд ли изнутри к ним легко подобраться, но если доберутся, бить по площади оттуда очень даже удобно. Конечно, не кадельским лоботрясам соперничать с обстрелянными бойцами, но напакостить в силах и они.
        Давенпорт еще разок оглядел односкатные, с уклоном в сторону площади, крыши и унылую кладку, пытаясь понять, сколько мерзавцев там засело. Вроде бы в карауле должно быть не больше полусотни, ну и сами обозники. Полутора сотен драгун на них хватит с избытком, должно хватить, если не случится какой-нибудь дряни. Обозники могут драться, а могут сдаться или попробовать удрать - сбежавшие купцы говорят, что на дальней, «речной» стороне имеется калитка. Она только для людей, повозки и фуры через нее не протащить.
        - Господин капитан, караулы выставлены.
        - Хорошо. Ты ничего не чувствуешь?
        - Н-нет…
        - Ступай.
        Не понял ни кошки, а кто бы понял? Разве только Савиньяк… Маршал что-то чувствует, потому и верит чужим снам, только нынешнее, тяжелое и странное, от которого тянет то ли сбежать, то ли дорваться до сердцевины мерзости и разнести ее вдребезги, ничем не похоже ни на предчувствие обвалов, ни на пустоту, что нахлынула перед пьянкой на перевале. Чарльз еще раз вгляделся в серые стены, пытаясь понять, что же с ним такое творится - не понял. Оставалось заняться делом, благо знакомые звуки за спиной стремительно стихали. Значит, почти готовы, еще пара минут и вперед.
        3
        Ничего не могло быть глупей, но Робер чувствовал себя чуть ли не оскорбленным. Преследовавший его кошмар оказался дочуркой толстого лаикского ментора, о котором Робер не вспоминал, пока Дикон не принялся болтать о Сузе-Музе. Пятилетняя девчушка, пусть мертвая, и запредельный, охвативший их с Дракко ужас… Впору смеяться, а тянет не то ругаться последними словами, не то бежать за утешением. Эпинэ бы и побежал, будь жив Левий.
        - Может, хлебнете? - по-своему оценил замешательство собеседника Уилер. - Ну, выходец, и что? Бывает.
        - Спасибо, - Эпинэ с готовностью принял пахнущее торским можжевельником угощение. - Тысячу лет не пробовал!
        - До тюрегвизе далеко… - со смешком начал «фульгат» и вдруг подобрался, разом утратив и приветливость, и болтливость. - Не к душе мне эти л-ласточки!
        Эпинэ проследил за капитанским взглядом - над придорожным перелеском кружило воронье.
        - Они здесь живут, - не очень уверенно объяснил Робер, - и орут они всегда, особенно на закате.
        - Вот-вот, - Уилер привстал на стременах, - только до заката, как до Алата. Едет кто-то, а ветер от нас, дрянь такая! Как вам эта лощинка?
        Пологая, заросшая не до конца сбросившим высохшие листья кустарником лощина живописностью похвастаться не могла, но для укрытия годилась. Обученные кони шустро протискивались между мокрых ветвей, «ласточки» кружили и каркали уже над самой головой, и тут отличился Котик. Волкодав приоткрыл пасть, часто-часто задышал, затем коротко, но громко, гавкнул и чесанул прочь.
        - Наши, - решил щербатый адуан. - Проветриться решили.
        - Пожалуй, - согласился вспомнивший Барсину Эпинэ. - С ним такое бывало уже. Учуял Валме и сбежал к нему.
        - Нашим в той стороне делать нечего, - Уилер смахнул упавшую каплю, - но это свои. Для пса свои. Он чей раньше-то был? До Валме?
        - Адуанский… Точно! Я же с генералом Коннером в Сагранне столкнулся! Рокэ его к Валмону отправил.
        - Сходится, - Уилер смахнул еще несколько капель и заставил своего жеребца отступить от плачущего дерева. - Будем ждать. Заодно и Коннера проверим.
        - Зачем? - удивился Робер. - Адуаны преданы Алве.
        - Ну, преданы, кто бы спорил. А вот как у них с мозгами? Лучше, чем у Котика?
        Робер хмыкнул, однако промолчал. «Фульгаты» адуанов не то чтоб недолюбливали, просто и тем и другим хотелось быть ловчей и удачливей. «Закатные кошки» угадали, где пройдет Алва, зато адуаны, спасибо Котику, обнаружили самих «фульгатов». В Лаике явить друг другу свою удаль как-то не выходило, и вот теперь Коннеру предлагалось представиться первому.
        Волкодав вернулся очень быстро, бережно сжимая в пасти какой-то сверток. Не письмо! Приняв подношение, Робер озадаченно взглянул на спутников. Штуковина была мягкой, легкой и совершенно непонятной. Робер принялся осторожно разворачивать промасленную кожу, сперва не происходило ничего, потом ноздри защекотал слабый запах. Неприятный и знакомый. Именно так пах, вернее, вонял особо почитаемый старшим Валмоном сыр.
        - Рр-я, - почти шепнул Готти. Похоже, пес давал понять, что хранители сыра уже совсем близко. Правоту пса подтверждал и здравый смысл - Робер, поджидай он кого-нибудь с севера, облюбовал бы именно эту, упирающуюся в выгон рощицу. Уилер тоже был согласен:
        - Ну, - «фульгат» передал Иноходцу адуанскую флягу, куда вместо варастийской касеры налили можжевеловой, - давай! От нашего стола.
        - На! - Эпинэ склонился с седла и не слишком уверенно сунул булькнувшее послание под нос волкодаву. - Отнеси. Коннеру отнеси.
        Что от него требуется, Готти сообразил сразу. Заляпанная грязью светлая тень скользнула сквозь дыру в разгородившей выгон живой изгороди и устремилась к роще. Робер следил за собакой, пока та не скрылась из глаз, чтобы немедленно появиться вновь, уже вместе с всадником.
        - Тот? - на всякий случай уточнил капитан.
        - Пожалуй… Да, это Коннер.
        - Спрошу, почем у него щенки. - Капитан сбросил плащ, явив миру мундир с «закатной кошкой». - Не скучайте тут!
        Предполагалось, что людей из Валмона встречает Уилер, а прочие ждут, укрывшись за кустами. Иноходец тоже так думал, и… вдруг дал Дракко шенкеля. Полумориск с удовольствием выбежал на открытое пространство, и тут же у рощи негаданным отражением возник второй всадник. Мэтра Жанно Робер признал сразу, и все генералы, «фульгаты» и Валмоны стали неважны. Бьющие оземь копыта, ветер, серый свет, холодная капля на щеке, родная до невозможности физиономия…
        - Монсеньор! - ком в твоем горле, а сглатывает Дювье, - Монсеньор…
        - Как… вы там?
        - Да что с нами станется! То есть позвольте доложить, так все и есть! Ну, как вы думали. У развалин эти… прыть потеряли, ровно и не они зубами клацали.
        - Лэйе Астрапэ, у каких еще развалин?!
        - У Барсины этой кошачьей! Вы ж проверить хотели, действует она на уродов этих или нет. Еще как действует!
        - Прости, забылось как-то.
        - Тут забудешь! После такого-то… Мы ж чуть не свихнулись, пока вас искали, никак в толк взять не могли: вот был, а вот сгинул, и хоть бы след какой! Чуть на графа вашего не подумали, хорошо, расшибся он…
        - Эрвин расшибся?!
        - Не до смерти, но приложило знатно. Ничего, оклемался, аж с бароном вашим поладил. То есть это барон к нему прицепился. Граф про штуковины обмолвился, ну, которые у них в замке с анаксовых времен завалялись, вот барон стойку и сделал. Чисто дайта!
        - Вы отвезли Эрвина… графа Литенкетте в Капуль?
        - Зачем? - не понял Дювье. - У нас он отлеживался, потом меня к Проэмперадору дернули, мы вместе и двинули. Всадник-то он хоть куда, одной рукой управляется, куда там здоровому. Так вот же ж он…
        - Эрвин?! - Эпинэ рывком обернулся. Ноймар в самом деле был близко. С рукой на перевязи и на серой незнакомой полукровке.
        - Монсеньор, - Дювье придержал Мэтра Жанно, - вам бы поздороваться. Я так и так дальше с вами.
        - Попробовал бы ты меня бросить!
        - Я? Вас? - бывший сержант просиял и обалдел. - Это ж вы в Закат ускакали!
        - Так вышло. Ты говорил про барона…
        - Да, Монсеньор… Вы уж извините, только он про баронессу знает не больше вашего.
        - Меньше. - Иноходец сжал поводья. - Марианна умерла.
        Окаменевший Дювье молча развернул своего мерина, то ли давая дорогу Эрвину, то ли потому, что не знал, что сказать. Отряды потихоньку перемешивались, Коннер с Уилером все еще что-то обсуждали, ноймар на серой лошади старательно делал веселое лицо. Не из-за Марианны, ведь он еще не знал.
        - Выходит, ты в самом деле в Сагранну улетел. - Рукопожатие вышло крепким. - Коннер обмолвился, что встретил тебя, и даже с Соной, но до конца не верилось. Ты хоть понял, что случилось?
        - Сперва думал, что понял, то есть что умер. Оказалось наоборот.
        Глава 3
        Талиг. Лумель
        400 год К.С. 10-й день Осенних Молний
        1
        Ломать сделанные на совесть ворота Чарльз не собирался - и тяжело, и долго, да и ждут там, скорее всего. Взрывать тоже не хотелось, можно же проще и быстрее…
        - Стрелкам прикрытия приготовиться. Командиры первой и второй рот, отберите по десятку… Леворукий, это еще что?
        С дальнего конца площади бодрой рысью приближался уже не раз виденный полумориск. Господин командующий со своей разбойного вида свитой почтил высоким присутствием рыночные лужи. Вопрос, зачем? Явился проверить одного-единственного драгунского капитана? Совершенно излишняя честь…
        - Господин вице-адмирал!
        - С добрым утром, - махнув рукой, Вальдес уставился на складскую стену, - хотя лично я в этом отнюдь не уверен…
        - В чем, господин командующий?
        - В доброте утра, вестимо, - в сощуренных глазах доброты точно не было. - Или дня? Неважно… Стоунволл и Лагаши сетуют, что им попалось до безобразия мало «зайцев». Значит, где-то их до безобразия же много, возможно, что и здесь. Если у пожирателей капусты найдутся хоть сколько-нибудь толковые офицеры, не все же в Кадельской армии растяпы, вам может стать жарко.
        - Спасибо, господин вице-адмирал. Я не собираюсь давать им время опомниться и подготовиться к обороне. - И еще он не собирается ждать. Ни новых приказов, ни подкреплений, о которых вообще-то следует спросить. - Разрешите атаковать?
        - Как хотите, - адмирал упорно буравил взглядом и так взбудораженную кладку. - Эномбрэдастрапэ!
        - Благодарю. Готовы? За мной!
        Беспокойный послушно принял с места в карьер, и тут же окошки-«бойницы» - одно за другим - принялись выбрасывать струи белого порохового дыма.
        «Зайцы» стреляли часто, то ли местами менялись, то ли просто передавали стрелкам заряженные мушкеты.
        Со всхлипом вскинулась и грузно упала рыжая лошадь, кто-то выругался. До стен - полторы сотни шагов, с такого расстояния - и попали, вот уж невезение!
        - Быстрей! - рявкнул Чарльз скорей себе, чем драгунам. И так ясно - сейчас главное скорость, а за спиной уже рвут воздух дружные залпы - товарищи прикрывают тех, кто вслед за капитаном мчится к складам.
        Подогнать коня вплотную к стене, как раз между оконец, благо расстояние позволяет, встать в седле, примериться. Так и есть, длины рук пусть впритык, но хватает, веревки не нужно. Оттолкнуться от седла, забросить ногу, и вот она, полого поднимающаяся и - не успели вы, кролики, сообразить, что сейчас будет! - пустая крыша.
        - Вперед!
        Чарльз, грохоча ботфортами по кровле, бежал к ее краю, тому, что нависает над воротами. Рубиться не с кем, и палаш ждет своего времени в ножнах, зато в обеих руках - пистолеты. Следом топочут подчиненные с мушкетами наготове, а навстречу спешит второй десяток. Молодцы, хорошо залезли! С площади продолжают греметь залпы, не давая обороняющимся скучать, и это тоже хорошо.
        Теперь осторожно выглянем: внизу, почти под ногами, подбадривая себя громогласной бранью, «зайцы» заваливали ворота всем, что под руку попалось, а оружие - вот оно, у стен!
        Оно получилось одновременно - шеренги готовых к стрельбе драгун возникли над краями крыши с обеих сторон проезда, а внизу из-за угла вылетел некто в форменной шляпе, с перевязью, но без мундира. Мощный вопль «Берегись, они уже…» был прерван точным выстрелом. Одним из многих, обрушившихся на кинувшихся к оружию солдат, Чарльз тоже разрядил пистолет в ближайшую цель и попал. Второй пистолет не потребовался - большинство защитников валялось между мешками, тюками и корзинами у не возведенной даже наполовину баррикады. Кто-то вроде бы успел, выскочив из воротной западни, скрыться с глаз стрелков, но таких было немного.
        - Вниз?
        - Подожди! Быстрее заряжай! - капитанский рык подстегнул и так старающихся стрелков. Разбирать завал и открывать ворота надо, но сперва прикроем тех, кто за это возьмется. Капитан Давенпорт, конечно, не Леворукий Савиньяк, но его драгун безоружными и без поддержки не застанут.
        - Быстрее, парни! Быстрее!
        2
        С воротами Давенпорт разобрался успешно: солдаты без толку не суетились, но и не медлили, а своего капитана понимали с полуслова. Забравшиеся на крышу драгуны без особых сложностей расстреляли кого-то внизу, после чего человек десять, цепляясь руками за край, попрыгали внутрь. Минута, другая - оставшиеся на крыше товарищи держат мушкеты наготове, но целей у них явно нет, зато створки ворот начинают расходиться.
        - Приготовиться! - оставленный на площади за начальника теньент замахал палашом. - Главное - первые сто шагов. Бегом!
        Из «бойниц» продолжало греметь и плеваться дымом, но для обстрела рванувшейся к воротам колонны годились только ближайшие окошки, по три с каждой стороны. Да и то, перед самыми воротами была мертвая зона, добрался - и все в порядке. Драгуны не жалели сил в беге, и вот уже большая часть колонны втянулась в проезд. Даже подстреленных на площади не осталось - если кого и зацепило, соседи утащили с собой.
        Рыжая варастийская кобыла, к которой Ли уже начинал привыкать, мотнула головой и подалась вперед. Прошлое добытой ремонтерами и тут же ухваченной Редингом сухощавой красотки терялось во мраке, но отрешенно созерцать, как кто-то под выстрелами куда-то бежит, она не собиралась. Савиньяк слегка натянул повод, и Проныра непонимающе хрюкнула.
        - Привыкай, - велел ставший кэналлийским охранником маршал, наблюдая за подвигами «сытного» Давенпорта. Воевал незадачливый кавалер заметно лучше, чем ухаживал.
        - А неплохо у моего знакомца получается, - отдал должное капитану и Вальдес. - Уж не знаю, как он там был при твоем штабе, а здесь - пока молодец. И вообще, через ворота заходить удобней.
        - В данном случае, - рассеянно согласился Ли, скользя взглядом по притихшим складам. Со стороны двора из-за наклона крыши до земли было никак не менее пятнадцати бье, и вряд ли кто-то заботливо подготовил драгунам лестницы. Просто прыгать - глупость, а спускаться «на ручках», как у ворот, где высота гораздо меньше - такое в чужом саду хорошо… Когда тебя ждут, и отнюдь не «зайцы».
        - Жаль, девочки с Рамоном, - Ротгер тронул перчатку, под которой прятался прыгучий изумруд. - Тебя пора целовать.
        - Не возражаю.
        - Но отсюда они бы ушли… - мысли Ротгера блуждали где-то далеко. - Душно.
        - Душно?
        - Гнусно… Ну почему этот заяц не лезет во львы! Твой Фридрих лез, мой Бе-Ме лез - у дриксов с этим вообще хорошо, а тут вроде и пинаем, а толку чуть.
        - Будем дергать за уши. Очень может быть, что после Лумеля к тебе начнут перебегать целыми ротами, и вот уже этого наш капустный приятель не стерпит. Не хочешь проведать бергеров?
        - Нет пока… Говорю же - гнусно, здесь гнусно.
        3
        Расползшиеся по амбарам обозники предпочли не покидать укрытий в глупой и бессмысленной надежде отсидеться. Чарльз решил, что это к лучшему: олухов можно запереть, и пусть ждут, пока до них дойдет очередь. Заблуждение, однако, рассеялось очень быстро. Стоило драгунам выбраться из узости проезда и начать растекаться по двору, как из-за сбившихся в кучу возов и обозных фур загремели выстрелы. Эхо от них еще металось от стены к стене, когда навстречу парням Давенпорта толпой повалили черно-белые мундиры. Под сотню. Такого числа кадельцев Чарльз встретить не ожидал, только удивляться было некогда, а ругать некого.
        - Все ко мне! - А ведь адмирал предупреждал… Ну, да ладно, справимся! - В строй! В строй!
        Шеренга выстроилась прежде, чем до нее добежали первые «зайцы», сейчас куда больше напоминавшие псов. Взбесившихся.
        У залевских мушкетеров были обычные короткие тесаки и, разумеется, сами мушкеты, драгуны встретили врага в основном палашами, хорошо встретили, впору гордиться…
        - Капитан! Слева!!!
        - А, чтоб вас! - Распахиваются ворота закрытых амбаров и оттуда вываливаются свежие «зайцы». Пополнение врезается в схватку с двух сторон, теперь численный перевес за складскими, но это еще полбеды. Хуже, что они лезут вперед с остервенением, ни кошки не боясь, и это тыловые слабаки? Да это же «гуси» из Франциск-Вельде! Эх, Ульриха-Бертольда бы сюда… Чарльз от души саданул эфесом под челюсть особо прыткого урода и сосредоточился на вертлявом парне, нацелившемся подобраться вплотную и всадить капитану в брюхо свой тесак. Со всех сторон хрипело, стучало, лязгало и орало, но отсутствие пушечного гула и мушкетного треска мешало чувствовать себя в настоящем бою.
        Свирепая и при этом какая-то суматошная резня каталась по двору между стен и сгрудившихся возов, подаваясь то назад, то вперед, но Чарльз достал-таки голову шустрого поганца, хоть и самым концом клинка. Палаш как раз ткнулся в цель, и тут Давенпорт краем глаза заметил здоровяка, орудовавшего мушкетом, будто шестом. Вовремя заметил! Вертлявый еще не успел растянуться на земле, а мушкетер, проскочив между двух сцепившихся пар, уже кинулся на Чарльза. Капитан попытался было уйти в сторону и опоздал. Опоздали оба - тяжелый и неожиданно быстрый удар приклада вместо головы пришелся на вскинутый клинок почти у самого эфеса, и верный палаш вылетел из руки.
        Обезоруженному таким образом остается лишь перехватить чужой шест, дубину, ружье, не давая ударить снова, Давенпорт и перехватил. Вот оно лицом к лицу, в прямом смысле, нет, не к лицу, к рычащей белоглазой морде!
        Двое, вцепившись в мушкет, замирают среди воющей свалки. Здоровяк тужится, давит, дышит ртом, превращая мир в выгребную яму. Он выше - раззявленная пасть клацает зубами у самого носа Чарльза, словно порываясь его откусить, обдает перегаром и какой-то тухлятиной. Вонь действует на капитана, как шпоры на коня - эту погань нужно вырубить, вытоптать, раздавить!
        - Прочь, вонючка! - Напрягшись - вот же силен, тварь, - Чарльз умудряется вскинуть руки над головой, а с ними - и проклятый мушкет. Его хозяин слишком увлечен, он не сразу соображает, что к чему, и Давенпорт изо всех сил бьет врага лбом в переносицу. Не слишком удачно - боль арбалетным болтом простреливает до самого затылка, но хруст чужой кости слышен даже сквозь окружающий ор и вой. «Бесноватый», именно бесноватый, сразу обмякает, теперь оттолкнуть тушу и найти палаш… Он здесь, он где-то здесь.
        Чарльз слепо шарил по земле в поисках своего оружия, но рука смыкалась то на мертвой щиколотке, то на каком-то обломке, голова гудела, в глазах все плыло, потом кто-то поволок капитана прочь, кто-то в драгунских, блестящих от крови сапогах.
        4
        Стрельба внутри совсем было затихла, и вдруг вспыхнула снова. Слитный залп, тут же другой, пожиже, затем несколько мгновений беспорядочной трескотни и такой знакомый рев сходящейся в рукопашной пехоты.
        - Ну, что? - фыркнул Ротгер. - Скажешь, не гнусно?
        - Гнусно, - подтвердил Ли, сосредотачиваясь на своих ощущениях. Ощущение гадливости было отнюдь не новым, как и желание сжечь заразу к кошачьей матери. Чтоб одни головешки! - Похоже, там собралось достаточное количество бесноватых.
        - Экстерриорово отродье! - огрызнулся Вальдес. - «Достаточное количество…» Единственное достаточное количество этого - нуль! Без палочки.
        - Стратегически - несомненно. - Ли от ненависти почти трясло, но он держался, только раз за разом гладил норовящую заплясать лошадь, а вот марикьяре зверел прямо на глазах. - Тактически же именно эти нам пригодятся.
        - Их там больше, чем тебе нужно. - Адмирал не отводил взгляда от серой кладки, словно видел укрывшуюся за ней нечисть. - И они не намерены сдаваться. Хейл, как управится на мануфактурах, должен подослать пару рот, а люди Гедлера сейчас на том берегу, не успеют.
        - Они и не должны. Ротгер, спокойно, все идет правильно.
        - Чего?!
        - Того самого. - Лучший способ не укусить самому - осадить того, кто клацает зубами громче. - Ты, как тебе и пристало, устроил истинно бешеный налет, а значит, должно быть не только много шума, гама и крови, но и куча уцелевших, которым достало ума удрать. Потому как все лазейки ты перекрыть не удосужился - сухопутная обстоятельность не для свихнувшегося моряка, да и о тактике ты понятия не имеешь. Вот пусть соскочившие со сковородки и докладывают Залю о своей удаче и твоей, мягко говоря, лихости… Погоди-ка!
        Из ворот вывалилось двое драгун, тащивших раненого собрата. Потом еще… Драка на складах затягивалась, второй теньент, командовавший стрелками, нервничал - приказа идти внутрь у героя не имелось, но стоять на месте, впустую тратя время на перестрелку?! Четыре десятка, они же будут в драке совсем не лишними. Они в самом деле нужны, а вот Давенпорт, похоже, сплоховал. Уходя, отдай внятный приказ или оставь за спиной того, кто прикажет себе сам, и вовремя.
        - Ротгер.
        - Ау?
        - Нет желания слегка покомандовать?
        - Есть. Тебе, кажется, нужна лихость?
        - Именно. - Хочет убивать лично, а кто не хочет? - Лошадей мы с Мишелем посторожим, только не забудь про калитку для удачливых.
        Пусть покажется во всей красе, во всей полной красе. Поросята без воротников, убийцы с воротниками, даже речь с фонтана - это были закуски, теперь настало время горячего, и хорошо, что все выходит само собой.
        - Калитку не трону, - Вальдес без плаща и шляпы уже стоял на земле, - и удачливых отпущу, зато неудачливые уж точно никому и ничего не расскажут. Теньент, кончай мяться и дуй со своими на крышу. Там мишеней гораздо больше.
        5
        Пара драгун, вот спасибо, ребятки, прикрыли начальство. Даже палаш в руку сунули, чей - не важно, главное, есть оружие… И сам цел. Вроде…
        Шум в голове потихоньку стихал, сознание прояснялось, возвращалась способность понимать, что творится вокруг. Стоя у стены, Чарльз как мог осмотрелся. Хорошего было мало - драгун оттеснили от воротного проезда, но самого скверного пока не произошло. Рота не рассыпалась, не превратилась в толпу дуэлянтов-одиночек: поддерживая друг друга, прикрывая раненых, строй медленно пятился к ближайшей стене. И оба теньента… Вполне прилично держатся, и даже что-то приказывают, но подпирать стенку хватит!
        Чарльз заставил себя шагнуть вперед и понял, что почти оправился, только правая кисть стреляла острой болью, а ведь пока боролись - и не чувствовал. К Леворукому…
        - Капитан, вы…
        - Порядок, сержант… На площади еще четыре десятка, с ними у нас будет перевес. - Леворукий, а ведь приказа-то я, осел, не оставил… поспешил. Хоть бы высокое морское начальство сообразило, что тут творится.
        - Капитан!
        - Да что еще?!
        Не четыре десятка, а всего один, и то не полный, и это вовсе не драгуны! Господин адмирал, аж с двумя саблями, во главе своих охранничков-«фульгатов». Точнее, впереди, потому что конвой отстал и сейчас пытался догнать разогнавшегося подопечного. Какое там! Вальдес в считаные мгновения успел прорубиться к мушкетерскому капитану, по всей видимости - командиру бесноватых, и тот свалился с рассеченной головой. Адмирал перепрыгнул мертвеца и ринулся дальше.
        Изогнутые клинки призрачно-мерцающими веерами рассекают воздух, а вместе с ним и тела; направо и налево безвольными куклами валятся на землю все, до кого Бешеный в состоянии дотянуться. «Зайцы» разбегаются от Вальдеса, как от чумы… Не все! Кое-кто из мушкетеров и даже обозников, бросая общую драку, рвутся именно к адмиралу. И гибнут, гибнут под ударами абордажных сабель и палашей догнавших начальство «фульгатов». Но подбегают новые самоубийцы… «Как мотыльки на огонь»… Тьфу, бред, это я так прилично головой стукнулся, что ли?
        С крыши, над самым ухом, бьют выстрелы. Не залпом, вразброд, зато много. «Зайцы» один за другим начинают падать, причем в разных местах - начальство сообразило не только насчет самому размяться, резерв в дело тоже пошел! Сопротивление лишившегося командования противника слабеет на глазах, залевцы начинают отходить в глубь двора, за обоз и куда-то дальше. Да, там же калитка! Но она слишком узка, быстро всем не просочиться. Ну а кто не успеет…
        - Ребята, за мной!
        - Лучше за мной, - смеется вынырнувший откуда-то Вальдес. - Не будьте таким мясником, капитан, отпустите зайчиков в лес погулять, а я вас за это потом напою. И не только вас.
        Глава 4
        Талиг. Лаик Талиг. Лумель
        400 год К.С. 10-й день Осенних Молний
        1
        Котик где-то в мокрых полях пас Робера, и Марсель чувствовал себя бездельником. Сытым, отоспавшимся, сухим и оттого слегка раздраженным. Кем себя чувствовал Алва, виконт не представлял, но мерзавец читал. Дидериха!
        - Рокэ, - не вытерпел Валме, - возвышенность в старикашке ты обнаружил еще до Фельпа, больше там ничего нет.
        - Есть, - не согласился Алва, - глупость, настырность и обстоятельность.
        - Это да, - Марсель закинул ногу на ногу. - Тебе так не хватает головной боли, что ты ищешь ей замену?
        - Не я - ты. И не головной боли, а Готти.
        - Пожалуй. Когда под столом собака, бездельником себя не чувствуешь, а я в последний год стал таким ответственным. Будь на твоем месте покойный Вейзель, он бы оценил. Так зачем тебе Дидерих?
        - Юность, - Алва потянулся, но прикрывать ладонями глаза не стал. - Вокруг нас наша юность. Ты не заметил?
        - Ты про Лаик?
        - И про потребность спасти отечество и красотку в придачу. В шестнадцать лет красоток мы обдумывали в подробностях, это волновало, а спасение всего остального просто подразумевалось.
        - У тебя, - уточнил Валме. - Лично я собирался стать графом и зажить по-человечески, но отца я убивать не хотел. Я вообще о его смерти не думал.
        - Именно, - Алва на волосок отодвинул растрепанный том. - Юность, по выражению гения, вдыхает аромат призрачных роз, откуда им взяться, ее не волнует, вырастут, и все. Так что разницы между моей девой и твоим графством по большому счету никакой.
        - Графство лучше, хотя, если я женюсь на Елене, мне его не видать.
        - Женишься.
        - Когда спасу мир?
        - Раньше нет смысла.
        - А как я узнаю, что уже можно? - встрепенулся виконт. - Кстати, давно собирался спросить, зачем ты назаказывал столько реквиемов? Что ты был готов при необходимости умереть, это понятно…
        - Не был, - книжища отодвинулась на второй волосок. - Ты ворчишь на Дидериха, но в своих подозрениях столь же банален. Договариваясь с маэстро, я меньше всего думал о собственных неприятностях, к тому же вы с Приддом любой реквием сделаете бесполезным.
        - Хорошо, - согласился Марсель, - о своей смерти ты не думал, тогда о чьей?
        - Теперь ты банален по Иссерциалу. Я думал о музыке как таковой. Гроссфихтенбаум гениален, но мрачноват, в мистериях ему не развернуться. Мне заблажило поддержать маэстро, только и всего.
        - Восемь раз?
        - Платил я за два, в одном творении гений бы чувствовал себя скованно. Между нами, я отнюдь не уверен во вкусе твоего утреннего кошмара. Когда водворишься в Урготе, найди время прослушать, что вышло, и желательно вместе с Еленой, она музыку чувствует.
        - Так я и втравлю молодую жену в заупокойное!
        - Почему нет, если оно красиво и лишено глупости?
        - Тогда, - решил уесть Ворона виконт, - мы вернулись к тому, с чего начали. Дидерих глуп, а ты в него вцепился. Почему? Мы сейчас в Лаик, юность вспоминать удобней, бродя по дому, а ты сидишь и читаешь.
        - Перечитываю. Глупость порой действует, как уксус и соль: она сохраняет, хоть и меняя вкус и цвет. Пиита всю жизнь собирал и солил смерти, разлуки, сумасшествия, проклятия, кое-что из этого можно выудить. До письма Ли мне подобное в голову не приходило, да и не могло прийти, однако в «Плясунье-монахине» упоминается небезразличный тебе предмет.
        - Да? - как мог вежливо удивился Валме. - И что же это?
        - Дидерих жить не мог без похотливых аристократов, обманутых дев и предсмертных раскаяний, но то, что он обозвал Совестью и Смертью, очень смахивает на Рожу. Вернее, на две Рожи. Одна досталась преступному отцу благородного бастарда, вторая - рыдающей в своем монастыре матери.
        - Дай книгу, - не дожидаясь ответа, Марсель ухватил переживший унаров и разбойников том. Подзабытый лаикский экслибрис напомнил об аскетичных кельях, ранних подъемах и бедняге Мевене, сожранном задумавшей доброе дело змеюкой. Родитель был всяко ценней однокорытника, но Мевен так трогательно собирался жить! Расторг помолвку, подружился с Эпинэ, поехал в гости…
        - Рокэ, - окликнул Валме, чью совесть время от времени покусывало, - я не втолковал змеедеве, что Иноходцу нужна не только Марианна, которая все равно умерла, но и его гости.
        - Слуги бывают нужнее гостей, так что меры на будущее принять надо. Посоветуйся при случае с Коннером, с выдрами у него хорошо получилось.
        - Она не выдра, - вступился за беловолосую красотку Марсель. Покусывание стихло, а по дороге в Ургот завернуть к Эпинэ и впрямь заманчиво. Куртизанки перед женитьбой - слишком избито, к тому же Елена достойна самого лучшего, а что может быть лучше бессмертных созданий, вдохновлявших Иссерциала и Умбератто?
        - Дидерих бы ей не понравился, - вынес вердикт виконт. - Во всех смыслах… О! Если в Гальбрэ скопилось много дидерихов, его судьба становится понятней.
        - Поэты съели бы друг друга без помощи Зверя. Почитать тебе вслух?
        - Я не каторжник, - возмутился виконт, зарываясь в изрядно подзабытую муть. Ничтожного шанса, что Алва, заскучав, книгу отберет, Марсель брать в расчет не стал, к тому же в словесной шелухе таилось нечто, подлежащее извлечению и осмыслению. Вроде предсказания про императора и чуму.
        2
        Вальдес собрался поить офицеров, причем не только полковников. А почему бы и нет? Командиры рот и эскадронов не дураки пожрать и потрепаться, особенно после драки. Никаких подвохов от визита в облюбованную адмиралом местную ратушу - и большая, и не успели запакостить - Давенпорт не ждал, но разухабистое начальство раздражало.
        - Что на этот раз? - Бертольд поднял голову от вывернутой наизнанку куртки. - Клопы?
        - Пиявки, - парировал Чарльз. - Цветочные. Ну сколько можно дурака валять?! У Лагаши ночью так и так попойка будет.
        - Так ведь и у «фульгатов» будет, и у Бэзила, а ты просто ворчишь.
        - Ворчу, - Давенпорт неожиданно для самого себя улыбнулся. - У алатов дисциплина не хуже нашей.
        - И при этом они не квасят на скаку молоко. Некоторым неплохо бы уподобиться.
        - Некоторым неплохо бы начать думать! Хотя бы о том, чем мы тут заняты!
        - Залем, - Бертольд довольно ловко вдел нитку в иголку. - Я думал, ты заметил.
        - А я думал, у тебя есть мозги. - Первый балагур полка для таких разговоров годился плохо, но до беседы с Хейлом Чарльз еще не созрел. - Прошло две недели. Мы расшугали пару отрядов, Вальдес покрошил в капусту пару дюжин уродов и еще сколько-то вздернул, а дальше?
        - Продолжение зверств.
        - То есть очередные городишки по полторы штуки в две недели? Савиньяк затеял гаунасские догонялки, чтобы не пустить Хайнриха на помощь Бруно. И не пустил, хотя вам это не слишком-то помогло!
        - «Нам»? - передразнил Бертольд. - Надо же… А говоришь, Савиньяка не любишь.
        - Говорю?!
        - Ну не говоришь, рожи корчишь. Дескать, какое счастье избавиться от гнусного маршала… Слушай, может, это он от тебя сбежал, а ты страдаешь?
        - Я не страдаю! Я не имею обыкновения страдать, и я подал регенту рапорт о переводе к фок Варзову… Только это не значит, что я не отдаю Савиньяку должного.
        - Особенно при Мелхен.
        - Я же просил…
        - Просил, но твое поведение пахнет заговором против Проэмперадора. Своими балладами ты упорно внушаешь к нему ненависть. Видимо, приняв за образец Понси с Барботтой.
        - Хватит! - Когда-нибудь этот… цветочник получит! - О чем я говорю с Мелхен - мое дело, а с тобой я говорю про Заля. Савиньяк полез в Гаунау, потому что фок Варзов ничего не мог сделать с Бруно. Нас погнали сюда, потому что ничего не могут сделать с Олларией и Залем! И это в лучшем случае, потому что в худшем на столицу просто махнули рукой, как прошлой осенью - на короля!
        Два регента, полдюжины проэмперадоров, все спасают Талиг, а против предателя бросают адмирала, который на суше здоров только по крышам с саблей скакать! Обозной кляче ясно - Вальдес нужен, чтобы Заль сидел в Западной Придде и не лез дальше ни на север, ни на восток. Да захоти Савиньяк с ним покончить, он бы послал Ариго или, вернее всего, пошел сам. Ему так проще, чем по-человечески объяснять, да и не верит он никому…
        - Ты только при Селине это не брякни, - посоветовал Бертольд. - Она Уилеру нажалуется, а тот, чего доброго, поколотит.
        - Я с девицей Арамона разговаривать не намерен!
        - О как! - Бертольд аж отложил свое рукоделие. - У тебя все не как у людей! Обычные кавалеры злятся на отказавших им девиц, а ты взъелся на красавицу, от которой тебе ничего не надо. Признавайся, что она с тобой сделала? Кота натравила?
        - С тобой невозможно серьезно говорить.
        - Ага, - подтвердил приятель, - только это тебя и спасает. Будь иначе, я бы тебе объяснил, что есть не капитанского ума дело, а потом повел бы посмотреть на Стоунволла. Теперь спрашивай, зачем?
        - Ты, кажется, подкладку зашивал? Вот и зашивай! - злиться все равно не выйдет, хоть и хочется. И на Вальдеса тоже хочется и тоже не получается, оттого и тревожно. Савиньяк с Алвой бесили, но не ошибались, а регент с фок Варзов и умницей Ариго… А, что тут скажешь!
        - Если ты не спросишь, - пригрозил Бертольд, - я сам скажу. Когда нас сюда отправляли, Стоунволлу это не нравилось, а лысый - зануда почище тебя. Зато теперь он спокоен, как сытый уж, а если Стоунволл спокоен, то и нам дергаться нечего.
        - Вот уж не знал, что ты водишь дружбу с полковниками, - Чарльз глянул в потемневшее окно и потянулся за плащом.
        - С лошадьми я дружбу вожу, а Стоунволлов Угар в Аконе глазки пучил и башку задирал, зато как двинулись - уши торчком, значит, и хозяин в порядке… Слушай, не хочешь идти - не ходи.
        - Это тебе Беспокойный наябедничал?
        - Не-а! Он к тебе, как ты к нему, а ты к нему никак. Просто с такой физиономией не пьют, а бодаются. Голова хоть не болит?
        - Нет вроде, - Чарльз вслушался в собственные ощущения и подтвердил: - Не болит, а даже если б болела…
        Бертольд может верить хоть лысому полковнику, хоть гривастому жеребцу, только прояснить положение нужно. Вальдес бешеный, но не слабоумный, может, и задумается, кому нужны его прыжки по крышам, да и прыгать можно куда успешней. Придд во Франциск-Вельде силами неполного эскадрона уничтожил дриксенского командующего, неужели они, если зададутся такой целью, не покончат с Залем? Другое дело, что перехватывать командование и наводить порядок у оставшихся без головы кадельцев должен не адмирал, а кто-то вроде Савиньяка.
        3
        Гений не зря ценил «Плясунью» больше других своих творений - в этом компоте нашлось место всему, но Валме сосредоточился на умирающем распутнике, которому «слепяща, будто солнце» совесть тыкала в нос грехи молодости, черные и страшные. На агонию из дальней обители взирали «жуткие глаза греха, что выпивают злато жизни» и бывшая дева, в чьем сердце «тьма растерзавшего ея позора» по ходу покаяния сменялась «неярким серебром прощенья».
        - Да, - со всей ответственностью признал Марсель, переворачивая, наконец, страницу. - Это Рожи! Не хочу обобщать, тем более распутников, но с совестью тот же папенька совладал бы, хотя от подагры сожаления на него и накатывали. Про соблазненных дев я не слышал, зато так и не попробованную по лености ледяную утку родитель вспоминал частенько. И предыдущего Колиньяра, которого тоже по лености не вызвал, и тот в итоге воспитал препротивных сыновей. Правда, папенька был в полном сознании. Бредил ты, но твой бред, во-первых, не был предсмертным, а во-вторых, ты не сожалел, а звал какого-то Рамона, похоже, Альмейду.
        - Бред есть высшее воплощение свободы, - Алва чему-то усмехнулся, - но я бы поставил на Салигана. Помнится, накануне я о нем вспоминал… Сходство между нашими Рожами и дидериховыми ты заметил, а несоответствия?
        - Распутник каялся, монахиня прощала, а Рожи благолепию не способствуют. Кроме того, они не шмякались, хотя залезшая в бакранский алтарь дрянь этого тоже не делала.
        - Важней другое. Рожу Капуль-Гизайлей, по твоим словам, выкопали в Мон-Нуар, барон упорно искал ей пару и не нашел даже намека на след. Не представляю, куда забрался Ли, но Дидерих бороться и искать любил лишь на словах, и при этом собственного воображения у него не имелось, одни обиды. Он расписывал страдания незаконных потомков и злодейства растлителей, но сочинить нечто в самом деле оригинальное был не в состоянии, не Шеманталь…
        - Я сто раз лодырю говорил, чтобы он свои байки записывал, - наябедничал виконт. - Отлынивает.
        - Разумеется. Шеманталь, если и сводит с кем-то счеты, то отнюдь не пером. Ты выспался?
        - Я переспал. Удивительное ощущение, не думал, что оно вообще возможно! Мы ночью что делаем? О… Похоже, встретили!
        На столе не нашлось ничего, кроме книг, и виконт торопливо сунул руку в карман. Прихваченные в Варасте коржики давно кончились, однако в Лаике удалось разжиться колотым сахаром. Успокоившись на предмет лакомства, Валме распахнул дверь и немедленно поежился - огромное здание полностью не протапливали даже в лучшие времена.
        Готти в темноте не светлел, зато в конце сумрачного коридора бурлила какая-то жизнь; виконт устремился туда и успел увидеть, как по вымытой молодцами Уилера лестнице поднимается восхитительная в своей разнокалиберности компания. Шествие возглавляли Уилер и Капуль-Гизайль в прелестном полувоенном костюме. Валме поневоле залюбовался двумя рядами строгих серебряных пуговиц и на первый взгляд скромным воротником, расшитым скрещенными шпагами. При виде Марселя барон незамедлительно раскрыл объятия, они стали шире и суровей, чем прежде, но изящества не утратили.
        - Мой дорогой друг, - голос Коко тоже посуровел, - какие ужасные времена, но тем сильней радость встречи!
        - Именно, - подтвердил Валме. - Не ожидал вас здесь увидеть.
        - Но почему? Я не одобряю войн и смут, но они есть, и нам приходится спасать то, что дороже и покоя, и безопасности. Ваш блистательный отец заверил меня, что известная вам реликвия невредима и все еще находится у графини Савиньяк. Я твердо намерен проследовать в Старую Придду, где пребывает графиня; кроме того, если мы здесь задержимся хотя бы на два дня, я успею изъять из некоего хранилища определенную часть моей коллекции. Разумеется, она не займет много места…
        - Барон, - чреватый созданием обоза разговор нужно прерывать сразу, - вы не видели моего пса?
        - Готти с Эпинэ. Несчастный человек… Он потерял мою жену и, можете себе представить, сперва оглушил меня этой, не спорю, крайне огорчительной новостью, а потом попытался утешить. К счастью, граф Литенкетте сумел его отвлечь. Представьте, ноймар тоже ощущает себя вдовцом, хотя даже не был ни с кем обручен. Если так поведут себя еще несколько заметных персон, понятия о хорошем тоне в скорби претерпят серьезные изменения. Так вы не получали известий от графини Савиньяк?
        - Нет! - отрезал оскорбленный за Марианну виконт.
        Марсель отнюдь не полагал скорбь непременным атрибутом вдовства и уже лет десять подозревал, что папенька в случае потери супруги станет разве что уделять меньше времени астрам, но черноокая баронесса была настоящим бойцом и верным другом, к тому же ее любил Эпинэ, а к нему Валме успел привязаться. Пусть и от несхожести, но успел. Коко следовало немедленно наказать за равнодушие, и Марсель понизил голос:
        - Строго между нами. Регенту написал Лионель Савиньяк. Если вы еще не знаете, он теперь Проэмперадор не только Надора, но и всего Северо-Запада, что слегка сказалось на его эпистолярном стиле. Тем не менее, мы из первых рук знаем, что вторая Рожа найдена.
        - Я знал, - с чувством прошептал Капуль-Гизайль, - я всегда знал, что этот миг когда-нибудь наступит! Виконт, вы имеете сведения о том, как наш дорогой Лионель намерен распорядиться обретенным сокровищем?
        - Наилучшим образом, - мстительно заверил Марсель. - Он всем так распоряжается.
        4
        Адмирал где-то носился, но большая, хорошо протопленная комната радовала подзабытым уютом - то ли отцы города, то ли вальдесовы головорезы не забыли даже о цветах, вернее, о все тех же колючих, украшенных привязанными ягодками ветках. Они, несомненно, хотели как лучше, но водруженная на стол красота совершенно некстати напомнила о стычке с Селиной и прерванных объяснениях. Почему у Бертольда выходит говорить с Мелхен, а у него - нет, Давенпорт не понимал, однако списывать неудачи на любовь и робость не собирался, взвыл же он по дороге в Альт Вельдер от вдовы Вейзеля, откровенно взвыл.
        - О! - Бертольд, такого только вспомни, пихнул Давенпорта в бок. - Вот и Стоунволл, теперь точно не забалуешь. И думать тоже незачем - лысый всяко больше тебя надумает…
        - Доброй ночи, господа, - полковник наклонил лобастую голову, - насколько я понимаю, командующий задерживается.
        - Он скоро будет, - откликнулся уже расположившийся за накрытым столом Гедлер. - Так, по крайней мере, говорит Мишель.
        - Адъютантов я тоже не вижу.
        - В таком случае приглашать к столу придется полковнику Редингу, - решил бергер, - ратушу занимал он.
        - Если я должен, я рано или поздно отдаю, - живо откликнулся «фульгат». - Прошу вас, устраивайтесь.
        Предводитель «закатных тварей» казался довольным и спокойным, но кошки всегда спокойны. Пока не прыгнут. В Гаунау Чарльз едва не надел куртку с крылатой зверюгой, это избавило бы от болтания при особе командующего, но обычный полк всяко лучше. И чтоб война без вывертов - «гуси» так «гуси», с пушками, кавалерией и человеческими рожами.
        - Мы ждем командующего, это так, - внезапно сказал бергер, - но почему мы замолчали?
        - Возможно, - предположил усевшийся рядом с алатами Стоунволл, - дело в торском обычае обсуждать пролитую кровь не ранее четвертого тоста. Ну или во мне.
        - В вас? - не понял Лагаши. - С чего бы это?
        - При мне очень неохотно говорят о пустяках, - с достоинством признался лысый полковник. - Это мое свойство обнаружила моя супруга, и первые годы оно ее огорчало.
        - В таком случае мы просто обязаны начать беседу, - решил Бэзил. - Чарльз, Бертольд, у вас есть на примете подходящие пустяки?
        - У меня-то есть, - откликнулся Бертольд, - а вот у капитана Давенпорта…
        - У меня тоже есть, - перебил обормота Чарльз, понимая, что нужно жертвовать если не Уилером с тюрегвизе, то Понси с виршами. Не понадобилось - внутренняя дверь распахнулась с дворцовым шиком, пропуская Вальдеса с четверкой то ли охранников, то ли порученцев. Свита заняла позицию у здоровенного буфета, сам же адмирал устроился во главе стола и прищелкнул пальцами.
        - Садитесь, - велел он, - стоять некоторым из вас сейчас станет вредно. Лекаря при мне нет, так что лишаться чувств будете под собственную ответственность.
        Первым уселся Бертольд, не забыв дернуть Чарльза за полу мундира. Офицеры, ожидая сами не зная чего, задвигали стульями. Вальдес, щурясь, ждал, ему было весело.
        - Вы мне нравитесь, - наконец, сообщил он, - по большей части. Надеюсь, вы умеете удивляться? Это умение продлевает молодость… Полковник Стоунволл, не хмурьтесь! Ваши брови начинают напоминать мне дядюшку, а рана еще слишком свежа. Не то чтоб я прослезился, но мне будет не хватать дриксов. Здесь и немедленно.
        - Здесь будут не дриксы, - знакомый голос, до невозможности, до злости знакомый! - Вернее, дриксы будут не здесь. Добрый день, господа.
        Словно вылезший из буфета маршал для разнообразия вырядился по-кэналлийски… Закатные твари, откуда тут Савиньяк и, главное, зачем?! Ради простого «идем назад» таких фокусов не требуется, для «идем вперед» тем более достанет Вальдеса и курьера.
        - Ну вот, - адмирал сосредоточенно переставил бутылки, - вы своим глазам поверили, однако пить не советую. Пожалуй, даже запрещаю. Лионель, алатского или можжевеловой?
        - Позже. - Савиньяк в черном ничем не отличался от Савиньяка в красном. - Полковник Стоунволл, вы чего-то хотите?
        - Мой маршал, - Лысый драгун неторопливо поднялся с места, - я бы очень просил обрисовать нам наше положение до ужина. Разумеется, если это возможно.
        - Почему нет? - Привычка маршала пробегать оценивающим взглядом по лицам подчиненных никуда не делась. - Полагаю, вы догадываетесь, что наш рейд простым не будет. Толковые офицеры в скверной ситуации имеют обыкновение в меру своих сил исправлять промахи начальства. Толковые сухопутные офицеры могут счесть своим долгом исправить то, что им покажется ошибкой моряка, однако теперь вы знаете, что корпусом командую я. Отметим, что я не Карлион, и никто из вас не носит фамилию Алва.
        Те, кто сомневался в серьезности намерений командования в отношении Заля и сухопутных талантах адмирала Вальдеса, могут на выбор успокоиться или разочароваться в своей прозорливости.
        - Ну? - прошипел в ухо Бертольд, - оскорбляемся или как?
        Все что мог Чарльз, это ответить скотине незримым пинком; неудачно лежащая вилка с колокольным звоном грохнулась на каменный пол, обещая встречу. С кем? Если повезет, ты еще увидишь Мелхен, нет - девушке найдут жениха. Когда отобьются от дриксов, которые «будут не здесь».
        - Они все понимают, - заверил Вальдес. - И им это нравится, только Альмейда не придет. Мы, в смысле начальство, обожаем тайны, но на сей раз вам лучше знать все и ждать тоже всего. Кроме возвращения. Лионель, конечно, постарается вывести, кого получится… Полковник Лагаши, по-моему, вы заинтригованы.
        - Ничуть, - приосанился алат. - Я так и думал, что веселье еще не начиналось.
        - Веселья, господа, не бывает без грусти, - Савиньяк усмехнулся, будто сзади вновь горела Гемутлих. - Корпус не может уничтожить Заля собственными силами, а дополнительных, так уж случилось, не будет. Это значит, что мне придется увести «бесноватых» туда, где они не навредят. То есть к Олларии. Ротгер, я буду алатское.
        - Все будут! - Вальдес поднял стул на дыбы, но до нужной бутылки дотянулся. - Подумать только, какие тактичные и при этом скрытные люди служат на суше! Вас терзали сомнения, от вас убегали поросята, на вас выскакивали воры, а вы шли Леворукий знает за кем и почти не задавали вопросов. Зато сейчас ваши сердца спокойны. Два раздраженных лица на пару дюжин счастливых свидетельствуют, что Дриксен верит своим морякам… Тьфу ты, талигойские офицеры верят своему Леворукому!
        Глава 5
        Талиг. Лаик. Лумель. Оллария
        400 год К.С. 11-й день Осенних Молний
        1
        Где-то настырно скреблись, но отчего-то не скулили, что расхолаживало, и наполовину проснувшийся Валме решил не вставать, благо скребуна уже впустили и он в самом деле оказался не Котиком. Гость шептал, шуршал и чем-то стукал, а кто-то - Рокэ - коротко отвечал, даже не думая понижать голос. Не будь всяческих войн и изломов, это было бы форменным свинством!
        Слегка раздраженный и при этом заинтригованный виконт потянулся, перевернулся на живот, увидел светящуюся щель в портьерах, сел, унюхал чеснок и вспомнил все: счастливые воссоединения, возмутительную черствость Коко, папенькины письма, деликатесы из Валмона и затею Алвы, которая от прыжка в Надоры отличалась разве что отсутствием выходцев. Подступающий денек обещал запомниться надолго… Особенно, если Рокэ удерет!
        - Не выйдет, - отрезал виконт для особых поручений и для вящей убедительности ткнул кулаком подушку, -
        Бакра очень брезгливый, и он запретил,
        Чтобы регент по скверне без Валмонов ходил!
        Негаданную победу над гнусным «это было» Валме решил счесть предвещением чего-нибудь приличного. Виконт для особых поручений быстро, но тщательно оделся, сунул так и не открытого Дидериха под перину - пусть ищут! - и покинул арамонову спальню. В арамоновой же гостиной благоухал Варастой поднос с завтраком, а Ворон в щеголеватой и при этом паршивой куртке возился с пистолетами.
        - Мы таки едем? - на всякий случай уточнил Валме и лицемерно зевнул. - Кошмар!
        - Еще не утро, а ночные кошмары тебя прежде не впечатляли.
        - У меня их просто не было, - объяснил Марсель. - Если бы я не проснулся, ты бы удрал?
        - Я бы тебя разбудил и уточнил, ты едешь или спишь? Собственно, именно это я и делаю.
        - Еду, - скривился виконт. Отпустить Алву в Олларию не давали совесть и любопытство, но хлюпать мокрыми полями Марсель предпочитал по приказу. - И все ж осознавать средь мокрых нив, что можно было доспать, мучительно.
        - Доспав, ты сможешь расспрашивать барона, утешать Литенкетте и радовать Ларака.
        - А смысл? Если мы провалимся в дыру, вся эта ярмарка достанется Лионелю, он ее и выпотрошит. И вообще, лучше пусть меня переживет Готти, чем я второй раз переживу тебя, после чего меня съест папенька с Талигом. В смысле, есть они оба будут меня, а не папенька станет есть Талиг.
        Тирада получилась забавной, только Алва не поддался.
        - Вернемся на лодке, - предупредил он, откладывая последний пистолет. - Завтрак перед тобой, обеда не будет, а с ужином как карта ляжет, но кэналлийское я почти обещаю.
        - Лодка, - обреченно пробормотал Марсель, берясь за салфетку. - Лодка и погодка… А в дыру тебе точно не хочется?
        - Совершенно.
        Завтрак в адуанском стиле - разогретые вместе с мясом лепешки и нарезанный крупными ломтями ординарный сыр - настраивал на походный лад. Марсель ел, а Ворон разглядывал теперь уже ножи. В дыру он стремился вряд ли, ну так и в прошлый раз все вышло само собой и на редкость глупо. В итоге на улицах стало не продохнуть от трупов, а регент собрался в Олларию, да и что ему после папенькиных опытов и поганых пророчеств остается?
        То, что Алва не удержится, Валме понял еще в Кагете, но до столицы еще надо было добраться, к тому же виконт позорно надеялся на Гальтару, где могло отыскаться что-то полезное, и на родителя. Руины объехали, а прымпердор Юга пригнал в Лаик своего распрекрасного Дави с Джанисом, бароном и сыром, что могло сойти за намек. И сошло. Рокэ с ходу засобирался в Олларию, не забыв заморочить голову тем, кому надлежало сидеть в Лаике.
        Виконт был встревожен, однако полный глубочайшего дружелюбия ужин вспоминал с удовольствием - собираясь сбежать, Ворон становился приятнейшим собутыльником. Коннер с Литенкетте эту связь еще не прочувствовали, Валме вообразил обалдевшие физиономии и почувствовал себя лучше. Да, остающиеся выспятся и не полезут в поля, так пусть чувствуют себя не взятыми на прогулку!
        - Разделенная обида становится легче, - задумчиво произнес Марсель, - Готти будет утешать барона, а барон - ноймара, но может, все-таки взять? Я не про Литенкетте.
        - Коко - пожалуйста, но под твою ответственность. Котик остается, как и мориски.
        - Мы будем лазить по крышам?
        - Не исключено. - Алва задумчиво сунул в рукав метательный нож. Все было решено: они без собаки и без шадди уходят навстречу бесноватым, бревнам и прочей гадости. Если повезет им, вернутся все, если повезет Олларии, Алва уймет зелень, и, если повезет уже ему, обойдется без обмороков. На возвращение виконт рассчитывал более или менее твердо, однако шанс на спасение душ и столицы казался призрачным.
        - Рокэ, - для очистки совести все же напомнил виконт, - скверна уже вытекла, а то, что вытекло, собирают не пробкой, а тряпкой, я видел, когда папенька расплескал колодцы. Условные, само собой! Его и самого окатило, и стол залило.
        - Бертрам об этом пишет. Он считает залитые столицы безнадежными, но глянуть на Олларию нужно в любом случае. Хотя бы для того, чтоб понять, имелся ли у Гальбрэ другой выход.
        - Гальбрэ в озерах, - Валме поморщился, будто на язык попала притворившаяся снегом соль, - птицерыбодуры у нас нет, а крысы, кошки и гоганы предрекают исключительно пакости. Эпинэ аж запомнил достославный совет: вернуть стекло в состояние песка, а вино - винограда. Сам бы он до такого не додумался.
        - Иноходец на первый взгляд не философичен, - Алва был очаровательно рассеян, и Валме понял, что до лодки еще нужно дожить.
        2
        Корпус готовился к танцам - немногочисленных раненых и умудрившихся приболеть отправили в Акону под присмотром здоровых, но в чем-то сомнительных, остальные в последний раз проверяли амуницию и оружие. При деле были все, кроме командующего, который слишком доверял своим полковникам, чтобы беспокоиться о порохе, подковах и дураках. Савиньяк и не беспокоился, он вообще не думал о предстоящем рейде. Решение найдено, первый шаг сделан, а второй зависит от Заля, про которого Лионель тоже не думал, забивать же голову дриксами маршал себе запретил - у Эмиля достаточно сил и мозгов, чтобы отбросить китовников и прикрыть Бруно. На счету самого Ли перед Ор-Гаролис были разве что каданцы, брат воевал дольше, да и хороших генералов у него хватает. Советовать из Придды, как бить еще не подошедших к Хербсте «гусей» Савиньяк в любом случае не собирался.
        Маршал постоял у окна и вытащил прихваченную на всякий случай маску. Серебряный лик выказал привычное равнодушие, объяснять, с чего его золотому родичу вздумалось дрожать, он не спешил. Ли какое-то время вглядывался в черные глаза, потом убрал реликвию обратно в сумку. Мать не бредила и не ошибалась: в Нохе маску трясло, в подземелье это прекратилось. Что с ней было во время бегства через спятивший город, по понятным причинам никто не заметил. Капуль-Гизайль видел в реликвии исключительно произведение искусства, сам Ли внимания на древность не обращал - висит и висит, зато не склонный к мистицизму Валме возненавидел Рожу с первого взгляда.
        На глазах виконта Рожа срывалась со стены дважды - когда в Надоре погибал старый замок, и потом еще раз. В Нохе в это время убился Альдо, а в урготском посольстве упал Рокэ… Оставь барон свое сокровище висеть, рухнуло бы оно в день мятежа или нет? Мать потребовала показать ей маску сразу после устроенной философами потасовки, и та лежала смирно, но ведь уродов к тому времени уже прикончили…
        Сколько нужно «бесноватых», чтобы реликвия ожила, и, во имя братца Леворукого, имеют ли антики отношение к его собственной беготне по призрачной столице? Он в мельчайших подробностях видел, что творится в Нохе и под ее стенами, но далеко отойти не мог. От Нохи или от маски? Мать, когда он к ней прорвался, ничего в руках не держала, это Лионель помнил точно. Женщина боялась и мысленно звала сына, а гальтарскую реликвию били корчи, это связано или нет? В день рождения Рокэ шестерых понесло прочь из Аконы, прямиком в закат понесло… Это связано или нет?
        Все шестеро так или иначе почуяли пролитую одним из них кровь, но причину нашел Придд. Не братья, не почти усыновленный матерью Ариго, а Придд! Почему? Почему смерч на Мельниковом лугу обогнул остатки «лилового» полка? Почему светопреставление вообще началось? На непонятно гнетущее чувство загодя жаловались многие, даже малыш Арно, землетрясение в Гаунау подползло куда более незаметно - Давенпорт увидел сон о надорской кляче, ему самому приснился отец, но такое случалось и прежде; вот в ущелье с костяным деревом его и впрямь потянуло. Он знал, что нужно повернуть, не дожидаясь возвращения разведчиков. Ага, а Хайнрих понял, когда нужно остановить авангард. Трое на две армии… Трое!
        На Мельниковом лугу, если говорить о смутных предчувствиях, пророков собралось не меньше пяти, однако ни бежать, ни замереть их не тянуло. Придд, Арно, Райнштайнер, Ариго, все тот же Давенпорт, вернее Давенпорты… Погибший с лекарским обозом генерал слышал жалобу кургана, которому мешала дорога, однако курган не взбесился, а смерчи туда не добрались. Сожрав левый фланг и прикусив центр, водяное чудище вильнуло, то ли нацелившись на Маршальский, то ли обходя «спрутов». Придд в истории с кровью оказался самым чутким: он упокоил одного выходца, остановил второго, прогнал третьего, понял, что китовника надо убить на месте, но о странном состоянии перед битвой может сказать не больше Арно.
        «Странное чувство», «стало как-то тошно», «удивительно скверное ощущение»… Перед ущельем скверно не было. А когда было, ведь было же! Когда падала маска? Нет, будь так, он, зная день и час, вспомнил бы. За день до Мельникова луга? В ночь после, когда из Олларии уходили крысы? Опять не то! Было ожидание военной неудачи, но оно шло от ума, и еще он пытался выскрести из памяти убитого олененка, хотя нет… Дурашку пристрелили позже, так что ничего-то он не почувствовал! Был слишком далеко, или дело в горах, которые, по словам маркграфа, сушат слезы? Да нет, в Гаунау горы не мешали, значит, все-таки расстояние. Буря собиралась слишком далеко, чтобы ее расслышать, только землетрясение не лучше шторма, а смутной тошноты оно не вызывало, да и Хайнрих… Стоп! Когда на Мельниковом дрались, он в Торке был один, то есть один из тех, кто что-то чует. Давенпорта он к этому времени сплавил фок Варзову, Гаунау вернулся в Липпе… Так, может, нужно, чтоб в одном месте собралось хотя бы трое, а лучше не меньше четверых?
        Условный стук в дверь. Кто-то рвется к Проэмперадору, и «фульгаты» считают повод веским. Вальдес не стучит… Стоунволл, курьер или разведчик?
        - Впустите.
        Стоунволл. Новостей полковник не носит, значит, либо сомнения, либо наоборот.
        - Господин маршал, я прошу меня выслушать.
        - Доброе утро, Томас. Говорите.
        - Господин маршал, сперва я должен еще раз отметить, что нахожу ваше решение единственно верным. Заля нужно выдворить в зараженную область, и это нам по силам, однако ваше присутствие при этом излишне. Адмирал Вальдес при ближайшем рассмотрении производит крайне благоприятное впечатление, в то время как у Хербсте…
        3
        Из щели между домами выскочила рыжеватая собака, неуверенно вильнула хвостом и попятилась. Со скрипом проползли три пустые телеги, к последней было привязано помятое ведро, опять показалась рыжая псина, кудлатый мастеровой запустил в нее обломком кирпича, не попал, зато кирпич угодил в лужу. Полетели брызги, раздалась визгливая брань… Умом Эпинэ понимал, что они в Олларии, но это умом - запаршивевшее Заречье не вязалось ни с напуганной, но еще сытой и чистой столицей, в которую ввалился Альдо, ни с взбеленившимся городом, где двуногое зверье, позабыв страх, бросалось на людей. Сейчас никто никого не резал, пожарища остыли, бешеную ярость сменила полусонная злоба - не покой, а усталость, хотя сейчас она пришлась кстати.
        Робер, мягко говоря, сомневался, что все пройдет так легко, как говорил Джанис, но Тень за свои слова отвечал, а данарии занимались чем угодно, но не патрулированием предместий. Четверка вооруженных мужчин в непрезентабельных шляпах и разномастных плащах, даже не думая скрываться, уже с четверть часа как вышагивала по широкой извилистой улице. Эти места Иноходец помнил - за Каблуком селились еще не добившиеся успеха северяне, потому и трактиры здесь назывались то «Славный Джимми», то «Ранний снег»… Путного вина в них было не найти, но пиво для своих ребят покойный Халлоран брал именно в «Джимми», теперь намертво заколоченном. Расположенный двумя кварталами дальше «Снег» уцелел, только сменил вывеску и теперь назывался «Гордость Краклы». Эпинэ с недоумением воззрился на льва с обвязанной башкой - владыка зверей разлегся на нелепом клетчатом поле, по углам которого красовались вороньи головы без туловищ.
        - Не понимаете? - окликнул шедший рядом Валме. - Я тоже, но мне не нравится.
        - Тут было чисто, - невпопад откликнулся Эпинэ, - даже в канавах.
        - А теперь грязно, - фыркнул Марсель и, диво дивное, надолго замолчал, хотя лучше бы говорил, болтал, трещал, как стая сорок! Тишина и серость будили память о лихорадочном кошмаре, пусть Толстая Каблучная, на которую они свернули, и не думала давить стенами прохожих, а их хватало. Горожане ходили, говорили, открывали и закрывали двери, продавали, покупали, жевали на ходу. Иногда они ругались, иногда хохотали. Толстый старик у заляпанных известкой ворот надсадно звал какую-то Лину, в открытый подвал скатывали бочонки, на углу по очереди пихали друг друга двое мальчишек со злыми сосредоточенными рожицами, а на другой стороне улицы, едва не сталкиваясь лбами, шептались три тетки в суконных накидках. Это очень походило на жизнь, но почему-то казалось, нет, не смертью - небытием, мороком, сквозь который было нужно пройти. Они и шли - молча, быстро, отрешенно. Куда и зачем, Робер не представлял, но Алва в себе никогда не сомневался. Про себя Эпинэ подобного сказать не мог, вот свои долги Иноходец помнил, и один из них получалось отдать прямо сегодня. Джанис на пару с Пьетро выводил из города графиню
Савиньяк и знал, где осталась Марианна. Теперь Робер это тоже знал - бывший моряк рассказал, куда идти, а потом вызвался помочь. Сам.
        «Славная она была, - объяснял он, - красавица ваша, и держалась молодцом. Шла, шла, дошла - и на тебе! Жаль бросать было, а куда деваться? С нами - графиня, городишко полыхает, мародеры как белены объелись, мы и удрали, хоть и не по-людски оно…»
        Некуда было им деваться! Спасать нужно то, что еще можно спасти; погибни не только Марианна, но и Арлетта, лучше бы не стало никому. Другое дело, что женщин и принца надо было выставить из Олларии сразу после поездки в Фрамбуа, а он тянул и тянул, пока не стало поздно.
        4
        Стоунволл был убедителен. Не прячься в сумке древняя маска и сиди в Олларии просто мятежники или бушуй просто чума, Лионель бы согласился. А если бы полковник знал столько же, столько маршал, он бы не уговаривал.
        - Нет, - Лионель поймал и удержал достойный севера взгляд. - Мое присутствие требуется именно здесь, и чем дальше, тем сильней. Когда обстоятельства изменятся, я приму их в расчет.
        - Благодарю вас. Разрешите идти?
        - Идите.
        Исполнивший свой долг драгун с чистой совестью удалился. Лысый Томас был до такой степени неглуп, что понял: у Савиньяка есть резоны, спрашивать о которых бессмысленно. Дураки либо слепо верят начальству, либо наоборот, во всем видят ошибки, эти порой даже выглядят умными. Пока не возьмутся за дело сами, как Колиньяр или Феншо. Занятно, что одной из первых глупость Оскара заметила Катарина, впрочем, мужская глупость ярче всего вспыхивает в присутствии женщин. С умом хуже, влюбленный умница может растеряться, хотя Ариго не сплоховал, как и серебряная Ирэна. После длинной беды счастье хватают быстрей, эти двое схватили, так что правильно он спровадил мужа к жене… И отменного командующего авангардом - к Эмилю.
        Ли усмехнулся, хотя сейчас его никто не мог видеть, и вернулся к столу. Лумель, в котором Бешеный со свитой решили ждать вестей от Заля, мирно коптил небо множеством дымовых труб. По всем прикидкам, раньше чем через три дня произойти не могло ничего, кроме снега, так что войну до поры до времени потеснили разномастные загадки, к которым все упорней цеплялись воспоминания. О Сильвестре, о Нохе, о попойке с Рокэ, когда они, отсмеявшись, вдруг заговорили о смерти, вернее о том, что врывается в пробитую смертью брешь.
        - Соберано Алваро умер в своей постели, - с раздражением бросил тогда Алва. - Там, где он хотел. Дела были в полном порядке, а завещания он не менял после смерти Карлоса. Кроме бумаг с печатями я не получил ничего, от отца не получил… Приехал Хуан, назвал меня соберано, и все.
        - Но один ты остался не тогда.
        - А я один? - засмеялся Росио. - Тогда кто ты? Леворукий? В Гаунау так бы и подумали, но у нашего Врага глаза все же зеленые.
        - Жаль…
        - Жаль, что ты не в Гаунау? Ну, так доберись!
        - Ты можешь вытащить меня из дворца?
        - Я не стану этого делать.
        Была осень, его первая дворцовая осень. Торка кончилась лишь немногим позже, чем юность. «Фульгаты» об уходе Савиньяка жалели, столица же не сразу поняла, кто пришел.
        Тех, кого пришлось убить, Лионель почти не вспоминал, а о брате любовницы Колиньяра позабыл сразу же после беседы с кардиналом. Сильвестр согласился считать причиной дуэли одну из фрейлин, хотя даже дворцовым гобеленам было ясно - покойник ответил за язык сестры. Уже не гобелены додумались до того, что свежеиспеченный граф получил отпущение не только за прошлое. Сплетни будто ножом отрезало, но любовника одной дряни и мужа другой это не спасло - олень с вороном были слишком злы. Оллария урок усвоила, а вот они с Росио не сообразили, что схватили за горло не одну лишь женскую злобу.
        Проэмперадор тщательно, точно на уроке, выводил на бумажном листе виньетки, предоставив памяти рыться в любых могилах, как бы ни болело и какие бы призраки оттуда ни лезли. Смерти отцов они с Алвой не почувствовали, но вот Ренкваха… Он сопровождал августейшую чету на прогулке, больше похожей на похороны, вернее, на ожидание нотариуса с завещанием. Кто-то, кажется, герцогиня Колиньяр, заговорила о землях Эпинэ, дядюшка Рафиано ответил маминой сказкой о торопливом ызарге и скромном ежане. Первым рассмеялся почти никогда не делавший этого Придд, вторым - Гогенлоэ, и капитану королевской охраны стало жутко и при этом муторно, как перед куском солонины, из которого лезут черви. Подобной брезгливости Ли от себя не ожидал, потому и запомнил. Это было за день до сражения, в котором бездарно сгинуло потомство Анри-Гийома. Ли провел при дворе еще шесть лет, но больше его так не прихватывало. Второй и последний раз это случилось в Торке, когда бурный день перетекал в разухабистую ночь, и рядом не наблюдалось ни единого Колиньяра. Он только что пообещал Хайнриху рамку для Фридриха, мясо на столах было свежей
свежего, а тюрегвизе вызывала желание прыгнуть через огонь… Зря он этого не сделал!
        На сей раз не стучали, но Ли зачем-то распахнул дверь и столкнулся с Вальдесом.
        - Я к тебе, - объявил тот, - а ты куда?
        - Видимо, к тебе. - Странный порыв или… слышать друг друга можно, не только истекая кровью и фехтуя?
        - А зачем тебе я? Думать надоело?
        - Сегодня я не думал.
        - И поэтому за это взялись другие. - Вальдес оглядел комнату, скользнул между двух стульев, довольно улыбнулся и уселся на стол. - Следующий раз думай сам, у тебя выходит лучше… На меня напал Хейл.
        - С пистолетом или шпагой?
        - Если бы! С Давенпортом. Они хотят от тебя избавиться.
        - Стоунволл тоже хотел, - признался Савиньяк, устраиваясь на одном из отвергнутых стульев.
        - Это от доверия, - объяснил Вальдес. - Он доверяет мне, он доверяет себе, он доверяет тебе и он доверяет Залю. Поэтому тебе лучше отправляться спасать Бруно, которому Стоунволл не доверяет, так же как и, увы, Эмилю с Вольфгангом. Хейл, кстати говоря, со стариной Томасом согласен, зато Давенпорт к тебе идти отказался наотрез и Бэзила не пустил.
        - Он обладает даром предвидения. - «Сытный» Давенпорт не столь банален, как ему самому кажется. Будет злиться и воевать - не худший выбор для незадачливого воздыхателя, хотя и зануды бывают счастливыми. Счастливыми и умными, как тот же Вейзель, но всякий раз оставлять завещания?! К кошкам их вместе со смертью, если есть друзья, бумаги не нужны. Ротгер не бросит тетку, даже рухни Торка, а Росио с Бертрамом не оставят мать и Арно. - Я правильно понял, ты сейчас представляешь интересы Хейла?
        - Я скучаю, ведь у меня больше нет Бе-Ме. Впрочем, это лирика, а в самой мысли выставить тебя в Акону что-то есть.
        - Есть, - подтвердил Ли. - Несбыточность.
        - Ее не бывает, - отмахнулся Ротгер. - Ты доверяешь Эмилю или не доверяешь нам с Залем? Только не напоминай, что я - моряк, надоело! Покойный дядюшка считал, что Западной армии нужен не просто Савиньяк, а ты… О, гости! Люблю гостей… Давай я их не пущу.
        - Не пускай, - разрешил Савиньяк исчезающей в дверном проеме спине. У Западной армии будет дело и не будет Савиньяка. Этого. Хватать судьбу за глотку у Хербсте придется Эмилю, но там все просто, особенно если успеет Рокэ. Вот бы маска дала понять, где его носит, но гальтарский лик безмолвствует, одно слово - Рожа.
        - Мой полуземляк жаждал разговора наедине, - вернувшийся Вальдес напомнил о коте девицы Арамона, - но он больше не будет. Я объяснил, что Стоунволл уже пробовал, и Хейл с Давенпортом уже пробовали, и даже я уже пробовал. Остается алат, но этот точно не придет. Кстати, а осталось ли вино?
        - Осталось.
        - Тогда дай воды, это будет мой выбор, а не потакание обстоятельствам.
        - Получишь вино, это будет мой приказ. И еще сейчас ты вспомнишь, когда тебе было муторно.
        - Чего?
        - Муторно, тошно, мерзко, душно.
        - Давай свое вино… И бумагу, не все ей твои завиточки терпеть, будем «календарь» составлять. Муторный.
        Глава 6
        Талиг. Оллария
        400 год К.С. 11-й день Осенних Молний
        1
        За очередной заколоченной гостиницей Алва свернул к никем не охраняемому мосту. В лицо дохнул тревожный темный Данар, ощерился выгоревший склад, потянулись приречные торговые кварталы. Возле церкви с похабной надписью на запертой двери Джаниса схватила под руку размалеванная красотка с алой, чуть ли не маршальской перевязью, две ее товарки в бело-розовых венках подпирали дверь в сомнительного вида трактир. Его Иноходец не помнил, однако черно-серые головы разевали клювы и здесь.
        - Странное новшество, - Рокэ поморщился чуть ли не впервые за поездку. - Пожалуй, я предпочту Зверя.
        - Вороны это, - объяснил отделавшийся от дамы Джанис, - они везде теперь, а с чего - у Чистюли спросить надо, в смысле у дуксов, это они надумали. Монсеньор, вам не тошно?
        - В поэтическом смысле - несомненно, - кэналлиец закинул голову, вглядываясь то ли в облака, то ли в рвущие их дальние шпили. - Пожалуй, пора расставаться. Ты вхож в дуксию, найди Чистюлю и попроси к восьми быть у себя.
        - Понял. - Тень и прежде был краток. - А если Чистюля того… где-то шляется?
        - Тогда разыщи его «где-то», - улыбнулся Ворон, - а потом возвращайся к Шеманталю. Пусть ждет нас утром там же, где прошлый раз.
        Больше вопросов Джанис не задавал.
        - За аббатствами, - напомнил он, - куда ни чихни, патруль.
        Предводитель «висельников» хотел добавить что-то еще, но Рокэ умел останавливать взглядом и врагов, и доброхотов. Тень сочувственно глянул на Робера, поправил шляпу и быстро зашагал в сторону Желтой. Алва, не вдаваясь в объяснения, повернул к Гобеленной. О том, что Джанис обещал помочь с похоронами, Ворон не знал, и Робер решил ничего не говорить до конца вылазки.
        Редкие, по сравнению с Заречьем, прохожие обвешанную железяками троицу предпочитали не замечать. Несколько раз попались компании столь же сомнительного вида, но никто никого не задевал. Все это - молчаливые горожане, вывески с воронами, сырой, пахнущий то дымом, то свалкой ветер - превращали дорогу в подобие мерзкого бреда, не хватало лишь неровного конского цокота и бесконечных испятнанных стен, но скоро появились и они - Алва незаметно углубился в безлюдье Старых Аббатств. Тут в нишах и у обочин неуверенно серел пропитанный водой снег, а мостовую покрывал слой мокрых листьев и колючей кожуры. Сбросившие летнюю роскошь каштаны торчали из-за каменных оград злобными метлами. Ни пса, ни кошки, ни крысы… Обожженная девчонка умерла, Альдо, Айнсмеллер, Кавендиш, все они умерли. И остались. Завязнув в гнилой, зябкой пустоте.
        - Ро! - прикрикнул кто-то… Ворон! - Очнитесь-ка!
        - Как вы меня назвали?!
        - Здесь во всех смыслах не место для титулов. Ловите!
        Робер промешкал, и летящий темный ком ухватил Валме, это был всего-навсего плащ. Избавляться от шляпы Алва не стал. Забросив на тянущийся к негаданным гостям сук веревку и отталкиваясь ногами от мокрой кладки, он почти взлетел наверх. Хорошо, что через стену можно перелезть, стена еще не приговор, даже если она на тебя надвигается.
        - Ро, ко мне!
        - Иду!
        Это нетрудно, и это всяко лучше, чем брести меж отражающих друг друга каменных бесконечностей.
        - Не думал, что вам понравится возвышаться. - Марсель и здесь оказался быстрее. - Папенька удивится или объяснит проэмперадорством.
        - Чем?.. Валм…
        - Без имен! - оборвал Алва. - Здесь - без имени и коротко. Представьте, что все мы - Котики.
        - Уже, - кивает Марсель. Ему что, его монастырские закоулки с ума не сводили. Галантный взмах сразу двумя плащами, и виконт скользит по веревке во двор. Рокэ пока рядом, улыбается памятной по суду Бакры странноватой улыбкой, тогда она показалось пьяной.
        - Воспользуйтесь деревом, это приятней.
        Могучий, перекрученный ветрами каштан готов подставить плечо. Сколько ему лет, что он помнит?
        - Занятное место эти аббатства, и столько всего повидали. - Ворон шутит или читает мысли? - Помочь?
        - Не надо.
        Хватит сходить с ума! Лихорадка давным-давно прошла, а дерево в самом деле подходящее - ветки так и приглашают уцепиться. Срываются потревоженные капли, перед глазами зеленеет мох. Не страшно - это хорошая зелень, живая, ясная.
        - Сам не знаю, что на меня накатило. Куда теперь?
        - До восьми уйма времени, - свой плащ Валме уже набросил, - и его надо куда-то девать. Может, навестим мое бывшее посольство? Оно стоит особняком от других, и вряд ли данарии добрались до тайных комнат. Конечно, если дом не протапливают, нам будет прохладно.
        - Мерзнуть сверх необходимого нелепо, - Ворон неожиданно по-мальчишески подмигнул. - Ро, вы ведь у меня еще не бывали?
        - В Алвасете? Я там вообще не бывал.
        - Здесь, хотя в Алвасете я вас тоже приглашаю.
        2
        Больше всего Марселя умилил запыленный фонарь и масло к нему, ждавшие и дождавшиеся в симпатичной нише. Дорога тоже радовала - ни решетчатых ступенек, ни дыр, ни обещанных Джанисом патрулей, с которых станется выскочить в самый неподходящий момент. Одобрение требовало выхода, и Марсель его выпустил. Будто Котика на прогулку.
        - Уютная дыра, - объявил виконт. - В обычное время она может показаться скучноватой, однако неожиданности порой утомляют. Надеюсь, их здесь нет?
        - Есть, - разочаровал Алва, - но мы их уже прошли.
        - Ура. Эпинэ, вы согласны?
        - Это Дорога королев? - очнулся Иноходец, которому подземелье тоже пошло на пользу. - Она вроде бы ведет к аббатствам?
        - За них.
        - Значит, - осенило бывшего Проэмперадора бывшей Олларии, - Штанцлер здесь не бывал?
        - Зато Бланш в самом деле сбежала этой дорогой, - Ворон повел рукой, словно приглашая оценить могучие плиты, - но сами подземелья старше даже первого из Эрнани, император просто пристроил к ним цитадель. Будь иначе, он выбрал бы место поудобней.
        - Ты болтаешь, - на всякий случай уточнил Марсель, - нам тоже можно?
        - Попробуйте. - Рокэ казался чуть утомленным, на каком-нибудь приеме это выглядело бы изысканно. - Ты что-то вспомнил?
        - Вроде бы подземелья Цитадели обрушились, когда Оллары, решив переплюнуть Раканов и показать, что подданные им не страшны, затеяли строить новый дворец.
        - Скорее Георгу Оллару надоело жить среди неожиданностей. Это невинное желание могли принять за слабость, и король предпочел прослыть любителем роскоши. - Рокэ по своим меркам шел не слишком быстро, но два года назад Марсель бы уже запыхался. - Подобие Дороги королев, тем не менее, на радость Штанцлеру прорыли.
        Старый ход превратился в тупик и то ли с согласия его величества, то ли по его недосмотру достался соберано Луису и его потомству, а маршал Алонсо поделился секретом с другом и пасынком. В столице немало удивлялись, почему королевские любимцы поселились так далеко от дворца, но места для нынешних особняков Алва, Савиньяков и Эпинэ выбирались с учетом подземелий.
        - Я ничего не знал, - поспешил отречься от катакомб Иноходец.
        - Вы и не могли. Анри-Гийом очень странно стал герцогом, друзья его дяди подозревали, что дело нечисто, правда, убийцей считали Алису.
        - Папенька в этом убежден.
        - Он слишком приземлен. Анри-Гийома граф оценил верно, как и королеву, а вот Леворукого не учел, да и с чего бы? Тем не менее, из гнезда Эпинэ в эту галерею попасть было можно. Пока соберано Алваро не затеял некоторые переделки.
        - Надеюсь, - понижать голос было глупо, но он как-то понизился сам, - надеюсь, мой дражайший родитель или здесь уже гулял, или ты ему ничего не скажешь. Исцеление исцелением, но лишние лестницы папеньке без надобности, а скрытность графини Савиньяк его уязвит.
        - Это будет печально… - Алва по всему собирался запеть, но Марсель решил прояснить до конца хоть что-то.
        - Обидно, - скривился он, - если я зря тревожил Валтазара и вазы, но я готов к любой правде. В Ноху мы так пройдем?
        - Нет. - Рокэ зачем-то поднял руку с фонарем и тут же опустил. Он вел себя безупречно с самой Лаик, это начинало внушать подозрения. - Кабитэла все же не Гальтары. Конечно, здесь рыли многие… Кому это знать, как не послу Ургота и приятелю Валтазара?
        - Тогда, - прояснять так прояснять, - куда мы можем вылезти?
        - Есть выходы к Данару - со стороны Лоры, и в Казарменную церковь. Гвардейские казармы строились при Алонсо, тот не мог упустить такую оказию.
        - Рокэ, - Иноходец аж остановился, - вы же… Выбраться из кареты вам ничего не стоило, это не Багерлее!
        - Верно, из кареты меня хотя бы не гнали.
        - А… Как же…
        - Проэмперадор Олларии не понимает, как тебя можно хоть откуда-то выгнать, - перевел Марсель. - Я тоже.
        - У Перта с воображением лучше. Он пытался выставить меня даже при Морене, а выбившись в коменданты, стал совершенно невозможен.
        3
        Рокэ в самом деле мог уйти, все время мог! Сестра осталась бы жива, и Айрис, и Моро… Дикону было бы не за что мстить Катари, Альдо бы погиб иначе, а может, и не погиб бы вовсе. Только Ворон выбрал Фердинанда, который его предал дважды! Приказ сложить оружие тоже предательство, хотя Первого маршала никто не ждал, и меньше всех - Альдо с Люра. Сюзерен вечно выбирал самую подлую дорогу, Левий это верно подметил, но Рокэ! Променять Талиг и свободу на паршивого толстяка…
        - За что?! За что вы его так любили? Это… ничтожество?
        - Вы имеете в виду его величество?
        Прежний Робер от подобной вежливости заткнулся б на полуслове, нынешний подтвердил:
        - Да, Фердинанда Оллара.
        - В Багерлее я его ненавидел. Больная голова вкупе с невозможностью распоряжаться своим временем способствуют помрачению. В ловушку я загнал себя сам, а винил других. Отвратительное состояние.
        - Погодите. - В чужие души лучше не лезть, но остановиться не выходит. - Если Перт был с вами, вы могли увести и короля.
        - Не мог.
        - Рокэ!
        - Оллар был большим королем, чем казалось. В том смысле, что считал своих подданных людьми, о чем и вспомнил, когда прошел первый ужас. Фердинанд уверился, что ему лично ничего не грозит, и тут известный вам молодой человек объяснил бедняге, что в случае неподчинения или побега расплатятся заложницы, а господа Айнсмеллер и Морен показали, как именно. Этого хватило, короля на побег еще смогла бы уговорить королева, но не Перт.
        - А вы?
        - Я мог лишь выполнить приказ. Или не выполнить, если он подвергает августейшую особу опасности. Впрочем, мы не виделись - Фердинанд был ненадежен, а Перт любит не только Талиг и Багерлее, но и семью, к тому же начиналась судейская мистерия.
        - Катари догадалась… - «Ты не представляешь, как Фердинанд любит Алву. Боюсь… Боюсь, ему обещали сделать что-то со мной…» Тихий, отчаянный, безнадежный голосок, и поступки тоже отчаянные. - Догадалась, что король боялся не за себя.
        - Ее величество была догадлива.
        Все. Разговор оборван, дальше молча меж сухих, нестрашных стен. Просто подземелье, просто дорога, просто память… Прости, Ворон, только ты врешь. Ты любил, хоть и пытался себе этого не позволить, потому и каменеешь или хватаешься за гитару, но сейчас у тебя ее нет. Даже без струн.
        - Ваше величество, ему не на что жаловаться. Как видите, здесь есть даже гитара.
        - Тем не менее. Алва, у вас есть жалобы или просьбы?
        - Есть. Велите вашему спутнику повернуться анфас. - Долго красавцам в устроенном ими же Закате не продержаться. Одно из последствий, которых они не просчитали.
        - Ваше величество, он бредит!
        - Отнюдь нет, полковник. Ваш профиль коробит даже при таком освещении.
        - Генерал, выйдите.
        - Благодарю, так несколько лучше. - Соль на губах отвратительна, разве только тебя целует море, которое где-то бьется о скалы. Свежий ветер, зеленые брызги, белые птицы… Из моего окна моря не разглядеть, из моего окна… Окон здесь нет, только ошалевший от удач дурак, которого так легко убить на месте. Заодно с Фердинандом и, очень похоже, с Алвасете, но гранаты должны… будут цвести…
        - …ексберг взят.
        Как удобно он стоит. Рывок на себя, и готово - виском об угол рассохшегося гроба. Если не насмерть, пустить в ход цепь. Носатый Морен не оставил Первого маршала Талига без оружия…
        - …вам говорю!
        - Неужели? - поднять бровь, посмотреть бокал на свет. Соленая вода в алатском хрустале - этот на четверть Мекчеи такой забавник! Если о шутке узнает Черная Алати, многим станет весело, и для начала - забывшему Балинта Альберту. А море все-таки здесь и шумит в голове, будто в раковине. Или не море, а разросшиеся цикады? Нашли жару и темень, решили, что это южная ночь, выросли и поют, так что не разобрать ни чужих слов, ни собственных мыслей.
        - …последний раз… ухожу…
        - Я вас никоим образом не задерживаю.
        - …учтите… предупреждение…
        - Вы повторяетесь. Мало того что вы слишком много говорите, вы слишком часто приходите. Потерпите хотя бы неделю, это слегка придаст вам значительности.
        Через неделю дурная пародия на Закат сменится оригиналом. Знать б еще, Она придет напоследок сыграть или для этого нужно умирать в Алвасете? Жаль, если так…
        - Эпинэ, вы начинаете меня пугать! Вам часом не дурно?
        - Нет!
        - И все же выпейте.
        Море в стакане… Это странно и невозможно, но оно там есть, со всеми чайками и солеными северными ветрами! Оно перекатывается через песчаные отмели, разгоняет цикад, выпивая жару, разрывая тьму серебристой неистовой полосой. Волны и ветер, и еще звезды и жизнь…
        - Эпинэ!
        - Лэйе Астрапэ!
        - Что-что?
        Валме. Рокэ с фонарем, разогнавшееся в диком галопе сердце…
        - Похоже, я брежу.
        - Я бы сказал, что вы стоите, - не согласился Марсель, - а мы идем. В гости.
        - Ко мне.
        - Да-да… Рокэ, это, наверное, глупо… Что мы забрали из тайника ценности, я вам говорил, только это не все. Альдо отдал ваш дом Дику, а он…
        - Юноша не переживал на сей счет, а вам и подавно не стоит. Алаты считают домом место, в которое тянет вернуться, а мориски - куда нет хода чужим. У меня в Олларии дома не было в обоих смыслах, хотя почему бы не назвать так позицию, где тебя труднее всего застать врасплох?
        - Тогда, - вклинился Марсель, - это бастион.
        - Вроде того. Впрочем, для Хуана отцовская резиденция стала домом, да и я начал привыкать… А ведь прибери Колиньяры к рукам особняк Эпинэ, у меня был бы шанс заполучить в постояльцы вас.
        - Вы что?! Я бы никогда…
        - И зря. Лошадей и дома нельзя оставлять одних, особенно зимой. Рамон, по крайней мере, должен топить. Любопытно, топят ли сейчас в Багерлее? При Морене топили.
        - Я помню! - Забудешь такое! Жара Ренквахи, жара Кагеты, жара Багерлее…
        Жара, тьма, жажда, от которой, если и удается избавиться, то во сне. Тогда ты пьешь вино или воду, ледяную, поющую, неиссякаемую. И становится легче, даже когда приходится просыпаться.
        - Господин Первый маршал… Монсеньор, вы спите?
        - Не сказал бы. Перт, вы с поручением или рискуете?
        - Я всегда проверяю наиболее важных… наиболее…
        - Заключенных.
        - Простите, Монсеньор. Я принес воду и буду приносить каждый вечер. К сожалению, я не могу выводить вас на прогулку. Установлены новые посты.
        - Тогда вам лучше не задерживаться.
        - Да, Монсеньор. Вода…
        - Не надо.
        - Но…
        - Не надо. И еще больше не надо приходить.
        - За мной не следят.
        - Дело не в этом. Вы не жили в пустыне, а там нельзя привыкать к воде, к тому, что она обязательно будет. Скажите лучше, что вы думаете о молодом Придде. Вы должны были его навещать.
        - Трудно сказать, Монсеньор… Он был вежлив и ни разу ничего не попросил. Дознаватели были им очень недовольны, а моим людям он скорее нравился. Валентин Придд, граф Васспард значился в списке узников, которых в случае получения особого приказа надлежит немедленно казнить, но приказ не был завизирован его величеством, и я не стал его исполнять. Теперь герцог Придд на стороне узурпатора, однако я бы назвал это не предательством, а местью.
        - Возможно, это нечто третье. Ступайте, и не забудьте несколько раз на меня пожаловаться.
        - Слушаюсь, Монсеньор. Я больше не приду, значит, вы не привыкнете к воде. Выпейте.
        - Спасибо. Нет.
        - Но почему?
        - Потому что иначе вы будете возвращаться.
        Скрип рассохшихся досок, глуховатый стук засовов, и снова с тобой жара и тьма. Неужели где-то есть холод и свет? Глупости, сейчас что-то вроде позднего вечера, Перт не рискнул бы явиться днем. Цикады в тишине поют громче, те, что в голове, не исключение; придется сидеть, прижавшись затылком к стене, так легче. Странно, что кровать не придвинули к дымоходу вплотную, хотя убивать они пока не собираются, им что-то очень нужно. Этот, в белом, говорил что именно, но цикады глушат и не такое. Чего же он хочет? Плохо, если ты не расслышал, и много хуже, если забыл. На руке что-то липкое и соленое. Кровь? Откуда? Да, кровь - ранка на запястье… Но до цепей с шипами Морен еще не додумался.
        - Эпинэ, все забываю вас спросить, Морен ведь умер?
        - Да!
        Глава 7
        Талиг. Оллария
        400 год К.С. 11-й день Осенних Молний
        1
        Марсель уже начинал слегка скучать, и тут они пришли. Что сделал Рокэ, виконт не разобрал, однако в на первый взгляд сплошной каменной стене образовалась дыра.
        - Квадратная! - не сдержал радости виконт. - И сбоку. В круглую я тебя бы не пустил.
        - Надо учесть, - Алва посторонился, давая дорогу спутникам, - подозреваю, что нас ждет кавардак.
        - Ну, там же Салиган!
        - Не везде, - уточнил Ворон и дыра закрылась. - В отличие от беспорядка. В конце коридора - лесенка.
        - Ничего, - бодро заверил Марсель, невольно разбудив своего личного труса. - Прошлый раз ты ничего тут не устроил? У Бааты, как ты помнишь, есть отвратительная беседка, а в урготском посольстве можно получить по голове потолком… Ты мог тоже запустить какую-нибудь гадость и забыть.
        - Я запустил с другой стороны.
        Выяснить, с другой стороны чего, Валме не успел, потому что споткнулся. Обещанная лесенка мало отличалась от той, которой Марсель взбирался к папеньке для приватных выволочек, разве что была подлинней и позмеистей. Виконт запутался в поворотах, неудачно вдохнул, расчихался и задним числом испугался. Вздумай Рожа шмякнуться, когда Алва разгуливал по фамильному бастиону, и кто бы его здесь нашел?! Конечно, в Надорах тоже вышло не слишком удачно, но там хотя бы булыжники остановились… Выкинуть скрежещущую процессию из головы помешало озарение. На редкость гнусное, и именно поэтому Валме не стал держать его при себе.
        - Рокэ, - страшным шепотом сообщил он, - каменюки ползли не со злости, а по делу! Ты зря им помешал.
        - Мне тоже кажется, что ползуны нацелились на скверну, - Рокэ и не думал удивляться. - Другое дело, что они не успевали.
        - Из-за тебя, - и не подумал отступать виконт. - Не покинь ты империю, трупов и горящих зданий не случилось бы, а потом бы приползли булыжники.
        - И Проэмперадор с кардиналом бросились бы спасать горожан, - подхватил Ворон. - Без разбору, но первой под руки спасателям чаще всего попадает дрянь.
        - Ты себя утешаешь за счет Робера.
        - Он все равно спит.
        - Спит?
        - Или что-то в этом роде, если окликнуть по фамилии, очнется. Ты разве не заметил?
        - Я мыслил. Долго еще?
        - Нет. Прошу…
        Впереди было темно до непроглядности, но сунувшийся в лицо ветерок оказался симпатично теплым и не затхлым. Рокэ поднял фонарь, золотистый луч прыгнул вперед и сразу же ткнулся в бутылки, пыльные и запечатанные. Может, это и был кавардак, но, несомненно, гостеприимный.
        - То, что нужно! - не стал скрывать своих чувств виконт. - Особенно после всяких подземелий. Дело за бокалами, и мы премило скоротаем вечерок.
        2
        - Вечер обещает стать незабываемым, - Ли толкнул пустую бутылку, та послушно откатилась к камину и присоединилась к собратьям. - Неплохая композиция, его высокопреосвященство должен оценить… Не находишь, что пьяные, особенно будучи в растрепанных чувствах, то и дело что-то бьют?
        - Нахожу. - Толстое стекло так просто не разбить, разве что о каминную решетку с ее углами. - Бедный камин, он окончательно уверится, что я не в себе, и это не говоря о том, что я давеча пытался его отравить.
        - Огонь не обманешь, - Лионель провел пальцем по краю бокала. - Огонь и осень… Ты будешь сперва откровенен, а затем - непонятен?
        - Слегка откровенен. Не слегка буду после и с тобой, если ты никуда не торопишься.
        - Комендант Олларии торопится реже капитана королевской охраны, но ты все же не затягивай. Час винной достоверности, и тебя не пойму уже я.
        - А сейчас понимаешь?
        - Стратегически, с тактикой несколько хуже. С тем, что Манрик обойдется без Надора, а Сильвестр - без подробностей, я согласен, но зачем так далеко?
        - Хочешь сказать, что Савиньяк ближе?
        - Ближе, но не годится. В Холте верят, что предатель по воле духов степи становится женщиной. Лансары достойны юной соседки, но нам холтийские духи не указ, а соседа пришлось бы прятать слишком от многих… Я бы выбрал Бакрию.
        - Ты бы убил.
        - Я и убью, - пообещал Ли. - При первой возможности, а возможность появится, когда успокоится Сильвестр. Во всех смыслах успокоится, но мы собрались возвращать Эпинэ, это и без довесков не слишком просто. Перелить?
        - Да, пусть продышится… Иноходцу полезно знать, на что похож нынешний Талиг, а юноша разговорчив.
        Резкий шаркающий звук - так кошка точит когти. Прекрасная Рамона не терпела колокольчиков и нежданных гостей, а соберано Алонсо любил шутки и жену, он оставил наследникам веселые секреты.
        - Его Высокопреосвященство точен, хоть и не подозревает об этом. - Савиньяк отправил опустевшую бутылку к остальным. - Узнай Сильвестр, что пили двое - и конец твоей репутации.
        - Она мне еще пригодится… Боюсь, потом забуду - вызови мэтра Инголса и придерись с его помощью к сакацким отчетам. Балинт в Алат тебя так и так бы пригласил, но Альберту лучше дать повод.
        - Тебе захотелось мансая или Альберт решил водворить блудную сестру со всей псарней в Сакаци?
        - Как бы не уже водворил. Старый Карои недоволен.
        - Читай, все еще влюблен. Я привезу не только мансай. Куда?
        - В Бергмарк - маркграф имеет право брать на поруки мятежников, если те успели повоевать в Торке.
        - Вольфганг-Иоганн об этом помнит?
        - Вряд ли, но, узнав о своей привилегии, обрадуется.
        - И тут же воспользуется. Бергеров лучше отправить в Эпинэ уже сейчас.
        Снова несуществующая кошка дерет черное дерево: Сильвестр уже в доме, не пускает с докладом к хозяину слуг и готовится к штурму лестницы. Пора распахивать дверь и брать гитару, пусть гость застигнет пьяного хозяина на середине песни, или нет… Петь рано, только струнный звон, вперемешку полные и пустые бутылки, одинокий бокал… Второй надо убрать.
        - Ли.
        - С твоего разрешения прихвачу в свое уединенье, - Лионель небрежно сунул лишний бокал в корзину с бутылками. - Не люблю догонять, так что веселы будем одинаково. Я тебя с мысли не сбил?
        - Ты ее прочел.
        Первый аккорд глушит щелчок потайного замка. Как не самая родная кровь становится ближе родительской? Винная улица напугала и открыла глаза на многое, но смотрел ими мальчишка, пусть и поумневший. Отец просто умер, маршал Арно забрал с собой целый мир.
        Изумруды, жемчуг, пыль старых книг, вороненые стены Гальтары, это все еще было молодостью, настоящий Закат зажег Борн, но в пылающем горизонте есть своя прелесть, потому о нем и поют. Дорога, пылающие облака, мерная конская поступь, запах полыни и дыма… Струны могут об этом сказать, и говорят, а Сильвестр, надо думать, почти поднялся, так что музыки хватит - пьянице пора заняться кувшином, так удобней удивляться.
        Как долго не находилось повода для «откровенности», но сегодня кардинал получит все, что нужно, и не усомнится. Еще б ему усомниться! Целая толпа явных и тайных свидетелей, четверо покойников, пропавший Окделл, сбежавший Штанцлер, сорванная встреча, врущие слуги… Все, поднялся - такое дыханье ни с чем не спутать. Дать возможность насладиться ожидаемым зрелищем, обернуться, не суметь скрыть досаду…
        - Кардинал Талига желает знать, почему Первый маршал оного Талига не пристрелил кансилльера все того же Талига?
        - Эпинэ… Эпинэ! О, в самом деле действует! Просыпайтесь, уже восемь, и к нам грядет дукс Жан-Поль Салиг.
        - Жан-Поль… дукс… - пробормотал Иноходец, разглядывая маленькую полутемную комнатку. - Рокэ, дело ваше, но Салиган во время мятежа… по большому счету нас всех спас…
        - Опять подбираете слова? Право, не стоит, я достаточно верю Рамону, чтобы зайти к нему в гости. Мало того, я пригласил бы его к себе, но он очень кстати сделал это сам.
        - Берите лучше бокал, - посоветовал Валме. - Мы тут пьем за… Рокэ, за возвращение домой, видимо, не подходит?
        - Совершенно не подходит, - подтвердил Ворон, - но почему бы не выпить за дорогу; уж она-то всегда с нами.
        - Вот-вот, - хмыкнул виконт. - Дорога, четверо конных и прочие прелести!
        - Не думал, что тебя так заденет эта песенка, - Алва подвинул высокий подсвечник. - Эпинэ, вы чем-то недовольны? Шар Судеб не считается. Простите, излияниями займемся в другой раз…
        Кабаньи рыла в открывшемся проеме Робер узнал сразу.
        - Я советовал Дикону их убрать…
        - Зря, - не одобрил Алва, - некоторых родственники вдохновляют.
        - Позор, - раздалось из комнаты, - мне позор! Я знал, что здесь должна быть дверь, я обстучал все стены - и ничего! Вы там с пистолетами?
        - Входи, Рамон.
        - Попробую, - кабанью морду загородила высокая тень, - о, в Олларии сохранилось кэналлийское! Я чуть было не сказал «в моем доме», но на вопрос о пистолетах вы так и не ответили.
        3
        Жан-Поль Салиг от Раймона Салигана отличался разве что неким подобием бакранской головной повязки, правда, не кожаной, во всем остальном это был прежний зубоскал. Марсель не удивился б, узнав, что аристократическое прошлое с камзола свободного дукса до сих пор не отстирано, Рокэ, кажется, думал так же.
        - Видите, Эпинэ, - заметил он, пожимая руку свободного данария, - некоторых власть не портит, потому я и сделал вас Проэмперадором.
        - А меня? - немедленно подхватил Салиган. - Мне будет приятно смотреть на дуксов и осознавать свое скрытое величие.
        - Ты его и так осознаешь, - отмахнулся Алва. - Неужели в Олларии нет кэналлийского?
        - Я допускал его присутствие в некоторых местах. - Раймон и не думал настаивать на величии. - И это отнюдь не Ружско-Гальтарско-Данарский дворец, где засела Дуксия. В отношении нашего дома мои допущения оправдались, на радостях готов поклясться употребить не больше половины.
        - Столько тебе не выпить, разве что устроишь в Ружском фонтан.
        Салиган беззвучно зашевелил губами, словно подсчитывая игровые очки.
        - Не будет надлежащего результата, - решил он. - Слишком мало дуксов и слишком большой зал, мои соратники друг друга не затопчут, хоть и будут стараться… Сегодня у нас на ужин пара взяток натурой. Брал вчера и до сих пор не околел, так что не отравлено. В слугах у меня подвизаются прежние подонки, они внизу. Порядка на моих биваках никогда не было, но сейчас его нет еще больше. Войдете или пьем на месте?
        Алва преспокойно двинулся к дыре, но Марсель стоял ближе и на всякий случай вылез первым. Порядка в бывшем кабинете Рокэ в самом деле не наблюдалось, как и портьер с коврами.
        - Продано, - явил проницательность Салиган, - ибо трофеи. В цветах Скал. Давайте определимся - это я приглашаю вас сесть, съесть, выпить или вы меня?
        - Здесь, - внезапно и совершенно некстати пробормотал Эпинэ, - здесь умер Борн… На диване. Тут в простенке прежде был диван…
        - Его я не продавал, - заверил дукс, - видимо, это сделала совесть Окделлов. Или честь? У меня их нет, вот я в них и путаюсь. Так кто же все-таки у кого в гостях?
        - Разумеется, мы у тебя, - пожал плечами Алва, - будь наоборот, я был бы вынужден прекращать безобразия, причем не только в доме, а мне не до того.
        - Тогда прошу, - Салиган кивнул на забывший о письмах стол, - в бутылках - недурное кагетское. Эпинэ, да не бойтесь вы, это очень хороший кабинет! Я бы в нем и спал, если б не трофейная кровать в левом крыле. Там такие вепри! Суровые, с золочеными рылами, а вместо окороков - завитки, завитки, завитки… Спишь и чувствуешь, что ты на посту среди коллег.
        - Я не боюсь. - Иноходец быстро прикрыл глаза ладонями, этого еще не хватало! - Салиган, как вы привыкли? Я про это все…
        - Как привык, так и отвыкну. Добыча - ничто, игра - все. О, кстати… Соберано, ты точно ничего не хочешь забрать? То, что в здешнем скалюшнике уцелело не надорского и некрупного, я запихнул за зеркало. Вообще-то я нашел два тайника, а нужно было?
        - Пять. - Золотистые с черным кресла были низковаты, и Ворон устроился прямо на краю стола. - Мы по-прежнему разные, Рамон. Не люблю возвращать то, что пропало, особенно по моей глупости.
        - Ты вчера отказал даме, которая лет двадцать назад отказала тебе? - забеспокоился Жан-Поль. - Не думал, что они водятся в зимних полях.
        - Зато, - Валме с осуждением глянул на готового к терзаниям Эпинэ, - в Олларии водится свободная Дженнифер.
        - Уже нет, - Салиган в отличие от Алвы воспользовался трофеем, забравшись в него с ногами. - В смысле водиться-то она водится, но свободной ее не назовешь. Вдова связалась с хорошеньким студентом, до такой степени связалась, что нам, то бишь дуксам, пришлось сделать юношу деканом.
        - Какого факультета? - уточнил Марсель, по примеру Салигана залезая в кресло. - Если философического, то сему предмету никто не навредит.
        - Право, не припомню, - временно не маркиз развел руками и на обратном взмахе подхватил утиную ногу, - но это именно тот факультет, на котором суслик учился. Само собой, скверно…
        Салиган всегда умел подмечать и выпячивать самое смачное. Расписывай он Эйнрехт, Паону или еще какую Гарикану, Валме бы веселился от души, однако речь шла об Олларии. Виконт слушал и открывал в себе неведомые, полные злобы глубины. Наследник Валмонов не пожелал бы подобных изысков Фельпу с Урготеллой и даже неизвестному Равиату, где жили в общем-то славные кагеты. Никто хотя бы слегка симпатичный не заслуживает дуксии, особенно свободной!
        - Тебе что-то не нравится? - в упор спросил Алва, когда данарий, закончив с очередной дракой в Ружском дворце, снова взялся за бутылку.
        - Не отвлекай, я пытаюсь найти, что мне нравится! Цветочниц не предвидится, это ясно, но где трактиры без ворон? Где кэналлийское, уборщики мусора и бой курантов? Где Валтазар, наконец? Я по нему соскучился.
        - Валтазар тут, - обрадовал Жан-Поль-Рамон, - я бы мог сказать «у меня», но в присутствии Рокэ это вышло бы излишне незыблемо.
        Простодушный радостный вопль, равно как и вздох облегчения, бывший посол все же сдержал, но отказать себе в глотке «Крови» не мог. Прозрачный вонючий пройдоха уцелел! Не расточился, не сгинул, а прижился у завладевшего сакраментальными горшками Салигана! Лучшей новости Марсель не получал с самого утра.
        - Если не желаете быть незыблемым, - подсказал дуксу превратившийся в одну большую благодарность Валме, - просто скажите, где вы держите валтазарову любовь? За зеркалом?
        - Еще чего! - фыркнул спаситель призрака. - За зеркалом то, что может запятнать мое новое имя, а вазочки его укрепляют. Я чуть ли не пять заседаний думал, где они произведут самое сильное впечатление… Рокэ, ну вот скажи, зачем было строить столько комнат?
        - Наша семья тяготеет к разнообразию, - Алва допил вино, встал и со смешком запустил бокалом в каминную решетку. - На удачу! Идемте, господа. Валтазар Валтазаром, но мне любопытно, что Рамон устроил в нашей домовой церкви.
        Глава 8
        Талиг. Оллария
        400 год К. С. Ночь на 12-й день Осенних Молний
        1
        Лесенка кончилась, и Салиган отступил в сторону, давая возможность оценить воронью башку с разинутым клювом. Как на трактирах! Кулаки Робера сжались сами собой. Иноходец понимал и то, что злиться не время, и то, что дукс-маркиз на благоговение не способен, только за испакощенной дверью некогда ждала счастья похожая на Катари святая, которой Сэц-Ариж носил лилии.
        - Салиган, - хрипло бросил Иноходец, - неужели вам нравится… уродовать?
        - Лучше объясните, что значат эти птицы, - Валме ловко взял Эпинэ под руку, не хватало только пса на алой ленточке и кудряшек. - При Альдо было так просто и незатейливо, теперь же я просто теряюсь!
        - Новые символы интригуют, - Алва был сама безучастность, - но давайте по порядку. Соберано Алваро в этот уголок вложил немало, надеюсь, Рамон, ты хотя бы сопоставим.
        - Я тоже прилагал, - осклабился Салиган. - Усилия и не только. Между прочим, дукс обладает правом навещать коллег в любое время дня и ночи, и некоторые этим правом пользуются. Я принимаю их здесь. Прошу. Валтазар скоро будет.
        Фамильный особняк маркиза, по слухам, являл собой смесь помойки и мародерского логова, свежесотворенную в доме Рокэ помойку Иноходец оценить успел, сейчас дошло и до склада добычи. Жан-Поль Салиг, отринув аристократическое прошлое, отнюдь не утратил прежней хватки, превратив островок памяти в нечто несусветное.
        Октавия то ли пропала, то ли спряталась за шпалерой, когда-то добытой Альдо для урготской невесты. Гигантских ласточек, резвящихся средь розовых и золотых кочанов, частично заслоняли здоровенные вазы. К валтазаровой четверке прибавилась дворцовая «гальтарская» бронза и разукрашенная зеленой и розовой эмалью собственность Манриков. Под стать им были и разлапистые подсвечники, грозящие вызолоченными пальцами не испакощенному по причине высоты потолку. Вдоль стен выстроился выводок розовых пуфов, а в углу расселась мамаша-софа, к которой красноречиво тянулась крупная, опять-таки золоченая дама, непристойным образом оседлавшая часы.
        - Очаровательно, - Алва коснулся розовеющего атласа, - и как гармонично!
        - Я старался, - скромно признался маркиз, - но мысль сего пантеона по большому счету украдена у виконта.
        - Даже так?
        - Ты просто не видел моего пуза, - объяснил Ворону успевший сесть Марсель. - Оно было на пуговицах и осталось в посольстве; покойному анаксу очень нравилось.
        - Значит, - Алва тоже присел, - пузо, будучи предоставлено самому себе, размножается и видоизменяется, но своей сути не меняет. Вернее, своей сути не меняют те, кого с его помощью ловят.
        - О да! Подманить много о себе полагающего петуха, дав ему повод для насмешек над поваром…
        - …подставить кастрюлю и посолить…
        - Отличная тактика, даже не будь Валтазара…
        - …можно спасти… если… доверите секрет…
        - …посольство… нынче… Свободный дом…
        Салиган, Валме и Рокэ то ли обсуждали что-то нужное, то ли просто болтали в ожидании призрака. Робер сперва пытался слушать, потом - хотя бы не видеть забившую храм разномастную пошлятину. Катарина, вернувшись в свои бывшие комнаты, радовалась, что их не узнать. С Рокэ тоже сталось бы радоваться, это графиню Савиньяк при виде надорских вепрей трясло.
        - …захватили посольский квартал…
        - …одинокая крыса имеет больше шансов…
        - Крыса? Какая крыса…
        - Это метафора, - объясняет Валме. - Согласен, она бестактна, но вы вроде бы не следили за разговором.
        - Не следил. - По большому счету Салиган и вселился-то не к Алве, и лучше он, чем пустота в чужих цветах, в цветах убийцы Катари…
        - Мои коллеги, - влез со своей улыбочкой дукс, - устроились в посольском квартале, благо он огорожен. Со свободным городом един только я!
        - Тебе не впервой…
        - Да, я всегда стремился к свободе и покою…
        - …покоям…
        - …еще не видел столь непристойных стрелок…
        - …память… о конхессере Гамбрине…
        Надо пересесть на упертую из королевской музыкальной софу и попытаться заснуть. Пусть Ворон с Валме потрошат привидение сами, Иноходцы в гончие сроду не годились. Скоро придется бегать, мерзнуть, может быть - драться, а сейчас делать нечего. Во время мятежа, маршальства, проэмперадорства он засыпал в седле, на любых скамейках, чуть ли не на ходу, это сорочье гнездо ничуть не хуже. Лилий здесь больше нет, некому их носить и некуда, Сэц-Ариж так и не встретился со своей рыженькой, сестра вернулась в родную Ариго, а девочка с иконы?
        - Раймон, - он спросит, не может не спросить! - Где Катари? Пусть без сапфиров, только скажите, где?
        Салиган заржал, Алва улыбнулся.
        - Там же, где и была, полагаю.
        - Да, - подтвердил данарий, шаря рукой по стене - я ее не только не украл, но и не обокрал. Наверное, я все больше и больше полагаю себя наследником и преемником, это придает смысл. О… Вот же оно!
        Щелкнуло. Целившая Роберу в глаз ласточка поползла вверх вместе с розами. Шпалера поднималась рывками, на манер театрального занавеса, открывая иконостас, сперва показавшийся Роберу прежним. Возможно, он и был прежним - Эпинэ помнил лишь сестру, то есть Октавию, но она исчезла, а утро стало вечером. Иноходец не мог оторвать взгляда от распахнутого в закат окна, на котором расположились четыре трехцветные кошки. Звери даже не щерились, просто смотрели холодно и всезнающе.
        - Мне всегда казалось, - задумчиво объяснил Алва, - что они ждут мародеров. Соберано Алваро не исключал, что сюда явятся друзья Алисы, но прятал он сапфиры или Октавию, не скажу, настолько дружны мы не были. Хотите ее увидеть?
        - Нет! - выкрикнул Иноходец и торопливо объяснил: - Сейчас тут… ей не место.
        - Сейчас тут место не ей, - согласился Ворон. - Маэстро Гатчи манил весенними снами не хуже, чем маэстро Гроссфихтенбаум предвещает ужасы. Будет жаль, если сгинет и последняя копия.
        - А нельзя, - есть глупости, которые невозможно не сказать, - нельзя ее забрать?
        - Надо спросить Констанса, - зевнул Салиган, - он, помнится, уволок из Левкры здоровенную мозаику с ангелами, которые прежде были духами нечистыми. Не в том смысле, что я, а по-эсператистски. Впрочем, первыми тащить, что плохо лежит, принялись именно эсператисты, причем напропалую. Они и сейчас так - объявят нечистью, отрекутся и ну обворовывать, так что ты, пригрев сынка Мирабеллы, свои стулья прямо-таки обрек.
        - Я обрек лошадь и женщину, - Алва смотрел на часы и только на часы, - но расспросить Капуль-Гизайля всяко не помешает. Впрочем, сейчас он недосягаем, зато у нас остается минут пять на ворон.
        2
        Заговорить при Эпинэ о Моро и тут же перевести взгляд на гайифскую непристойность, а разговор - на птиц… Первое было вопиющей бестактностью, второе и третье - напротив, тактичностью, хотя, возможно, Рокэ в самом деле ждал полуночи и Валтазара. Марсель сунул руку в карман и убедился, что прихваченные на всякий случай карточки на месте. Зазря свозить их в Кагету и обратно было бы обидно, но Валтазар отыскался, и виконт сам удивился собственной радости. Все-таки постоянные потери утомляют и способствуют возлюблению не только потерявшихся, но и тех, кто еще рядом.
        - В самом деле, Салиган, - Эпинэ с вымученной улыбкой смотрел на довольного жизнью полухозяина, - откуда эти твари?
        - От меня, - свободный дукс слегка поклонился, - правда, это недоказуемо. Сейчас за отцовство бьются Кракл и Феншо. Будете делать ставки - ставьте на мужа Людовины, Краклиху не обойдешь.
        - В любом случае вороны у них вышли лучше обвинений. - Алва отвернулся от гайифского наследства, но как-то странно, словно что-то нашел или понял. - Они вполне узнаваемы, и даже без чешуи.
        - Главное, - Салиган выбрал из множество перхотинок на рукаве опаснейшую и тщательно смахнул, - они без прошлого. Мы бились над символом Данарии неделю, и все бы ничего, но покойный Фанч-Джаррик предложил во избежание тайных сговоров принять закон о нерасхождении Дуксии до принятия решения, кое почитается важным.
        - Это о воронах? - не понял Иноходец.
        - Фанч-Джаррик скончался? - приподнял бровь Рокэ. - От чего?
        - От каменюк с крыши. Вышло забавно, потому что он сам их и придумал, хотя большинству понравилось. Мне - нет, но у меня есть мозги, а они с падающими булыжниками сочетаются плохо.
        - Вы что-то строите? - Эпинэ уже ничего не понимал, да и сам Марсель чувствовал себя почти Иноходцем. - Где?
        - Они ничего не строят, - успокоил Алва. - Они забивают осужденных камнями, что позволяет сэкономить на палаче.
        - Не забиваем, - замотал патлами Салиган. - Врага ставят под бывшим королевским балконом и опрокидывают на него столько-то порций булыжников. Сперва предполагались кирпичи, но они бьются, а это расточительство.
        - О да, - пробормотал оценивший и обалдевший Марсель, - булыжники можно использовать многократно. А что делают с уцелевшими?
        - В теории должны отпускать, но на практике такового не случалось. Вообще это похоже на жульничество, я был против.
        - Бакра явно честнее, - заметил Ворон, а Эпинэ вскочил, поймал взгляд Алвы и почти упал назад. Марсель даже не дернулся, но внутренний трус забился в конвульсиях. Он уже видел небо, балкон с кованой кружевной решеткой и на перилах - полные булыжников носилки. Такие, как в Валмоне на кухонном дворе, когда папеньке захотелось погреб похолоднее.
        - А что-нибудь кроме камней вы используете? - на всякий случай уточнил Марсель, чувствуя, что ему просто необходим Котик.
        - Данар, - поморщился Салиган, - не подлежащих помилованию топят.
        - А кто не подлежит?
        - Это всякий раз решается по-новому, последней была теща Лаптона.
        - За что?! - на сей раз Иноходец не просто вскочил, он остался стоять и в придачу рванул воротник. - Лэйе Астрапэ, она же…
        - Ага! - фыркнул Салиган, - небось вспомнили, что Одетта показала на тогда еще графиню Рокслей?
        - Не она одна! Лаптон был должен…
        - Лаптон? Должен? Вы это всерьез? Впрочем, толстуху утопили не столько из-за Дженнифер, сколько из-за Катарины. Одетта явилась в Ружский и закатила отменный скандал, большинство дуксов получило немалое удовольствие, но увы! За публичное восхваление Олларов, Раканов, олларианства и эсператизма положен Данар, так что содранная с Дженнифер накладка, она ее в самом деле носит, уже ничего не решала.
        - Рамон, - негромко окликнул Рокэ, - чего добивалась госпожа Мэтьюз?
        - Отмены декрета о шлюхах. В память Катарины Ариго девицы легкого поведения обязаны выходить на промысел либо с алой перевязью, либо в венках из поддельных гиацинтов. Дженнифер настаивала еще и на том, чтобы шлюхи высветляли волосы, но это било по Людовине Кракл, вот и не выгорело.
        - Одетта Мэтьюз… - Эпинэ зачем-то растирал руку. - Сестра взяла ее к себе… Когда вернулась… Ее и Дженнифер. Катари не хотела, чтобы их… затоптали… не успевшие перебежать к Альдо. Значит, Одетта… защищала королеву, а ее саму - никто. Рамон, неужели вы…
        - Я - подонок, - огрызнулся маркиз, - этого довольно, чтобы не спасать старых дур! Вы спрашивали про ворон. Они были лучшим из того, что осталось. Тварей почище уже расхватали, а свободные данарии, во-первых, не могут повторять аристократов и клириков, а во-вторых, должны удостоверить свою свободность и живучесть. Не сбеги крысы, у них был бы шанс на победу, хотя крылья влекут даже дуксов, а стая ворон в состоянии забить сокола.
        - Стая… - повторил Эпинэ. - Стая может… Но Дженнифер я убью.
        - В другой раз, - отрезал Рокэ, однако прервали спор похабные часы, как по заказу разразившиеся памятной по Кагете музычкой. «Ах мой сю-юсь, - выстанывало золоченое неприличие, - ах мой сладостный сю-юсь…»
        Баата мог не выкупать у казарона его трофей и не сбрасывать в пропасть.
        3
        Капустные розы на шпалере пошли волнами, пахнуло тухлой вербеной, и виконт увидел своего призрачного сообщника. Как и прежде, Валтазар начал с обхода ваз, и Марсель слегка перевел дух, чуть ли не с нежностью наблюдая, как призрак по очереди сливается со своими любимицами. Святой отец никогда не делал меж ними различия, но истинная любовь отнюдь не исключает любовниц - после нохских ваз настал черед зелено-розовых, так что Альдо со своим фальшивым гальтарством проиграл даже тут. Марсель покосился на неподвижного Эпинэ и шагнул к Валтазару.
        - Доброй ночи, святой отец, - дружески поздоровался виконт, раскладывая карточки, - рад, что у вас все в порядке. Не поговорить ли нам?
        Ответ был краток и странен.
        - В.О.Н. - отрезал призрак.
        - Что-что? - почти растерялся бывший посол. - Вы меня узнаете?
        - В.О.Н. - повторил Валтазар и уточнил: - Л.Ж.Е.Ц.И.О.С.К.В.Е.Р.Н.И.Т.Е.Л.Ь.
        - Голословно. - Странное это чувство, когда сразу и обижаешься, и приходишь в себя! - Хотелось бы подробностей.
        - Т.Ы.П.Р.И.С.В.О.И.Л.Р.А.М.У, - предъявил первую претензию неисправимый стяжатель, и Марсель придвинулся поближе, желая испить чашу обвинений до конца. Намолчавшийся Валтазар выплескивал наболевшее со страстью обманутой жены. Негодующе-прозрачный палец тыкал в карточки, в ноздри лез крепчающий с каждым словом аромат, но виконт его почти не замечал, будучи зачарован логикой, перед которой склонились бы даже матерьялисты! Призрак принадлежал вазам, вазы удерживали его в этом мире, без них он был ничто, вернее, он бы просто не был, однако Валтазар ощущал себя не рабом чудовищных горшков, но хозяином! Мало того, покойный хапуга считал своим все, что Салиган сволок в злополучную церковь, и при этом он догадался увязать свое благоденствие с дуксией!
        - Д.А.Н.А.Р.И.Я.Б.О.Г.О.У.Г.О.Д.Н.А, - вещал призрак, - А.В.С.Е.Е.Я.В.Р.А.Г.И.Е.Р.Е.Т.И.К.И.
        - Прошлый раз еретиками были те, - холодно напомнил Марсель, - кто жег Ноху. Ты сам говорил.
        - Н.О.Х.У.О.С.К.В.Е.Р.Н.И.Л.И.
        Валме внутренне подобрался, однако Валтазар не случайно достиг высоких церковных степеней, не было такого поджога и такого погрома, которых бы он не оправдал, если это шло ему на пользу. Разгром Нохи обернулся явлением дукса Салига, спасшего вазы и водворившего их в свою уютную резиденцию, значит, Ноху надо было сжечь, а дукса - восславить.
        - Д.А.Н.А.Р.И.И.Н.Е.С.У.Т.И.С.К.У.П.Л.Е.Н.И.Е, - поучал святой подхалим. - Д.У.К.С.Ж.А.Н.П.О.Л.Ь.П.О.С.Л.А.Н.С.В.Ы.Ш.Е.А.Т.Ы.Е.Р.Е.Т.И.К.Г.Д.Е.Р.А.М.А.
        - Дарама? - не понял все-таки подошедший Эпинэ. - При чем тут она?
        - Рама, - как мог беззаботно объяснил Марсель сгрудившимся у него за спиной соратникам, - от портрета, который не доехал до Ургота. Я о ней забыл.
        - Печально, - Алва сгреб карточки и сунул в «гальтарскую» вазу. - Рамон, тебя не затруднит украсть для святого отца что-нибудь подходящее?
        Лишенный слова призрак закивал головой и сунул в нос людям два пальца, которые тут же сменились тремя.
        - Он хочет три рамы, - перевел Марсель, борясь с желанием выволочь из этой кладовки Эпинэ и хотя бы слегка напоить.
        - Он получит одну, - до жути ровным голосом сообщил Рокэ. - Если заслужит. В противном случае вся эта дрянь на Весенний Излом отправится в огонь. Вместе с дуксией. Рамон, ты понял, сколько у тебя времени?
        - Да, Монсеньор, - отчеканил Салиган. - Ваше приказание будет выполнено.
        Алва равнодушно кивнул, призрачная фигура мелко затряслась и стремительно расплылась туманом, затопив ближайшие горшки. Вербеновая вонь, к которой Марсель успел принюхаться, разбавилась чем-то рыбным, но затем туман вновь собрался в Валтазара, хоть и потускневшего.
        - Видимо, - Ворон что-то бросил, и Марсель, уподобившись Котику, это «что-то» поймал, - призракам ведомы обмороки. Рамон, капитан Валме, у вас четверть часа, чтобы решить, будет ли от этой сущности польза. Эпинэ, со мной.
        На всякий случай Марсель задержал дыхание, но второй раз Валтазар чувств не лишился. Напротив, он их проявил - прозрачная физиономия изобразила умильное счастье, а рука поднялась в благостном пастырском жесте. В спину Рокэ уже били - Марсель и хотел бы забыть стертые дырой шрамы, да не выходило - но благословение из-за угла было едва ли не гаже. Для успокоения виконт перевел взгляд на пойманный предмет и от восторга присвистнул. Это были те самые карточки, что на его глазах только что были брошены в вазу, но скрученные и перетянутые золотым шнурком.
        - Когда мы познакомились, - шепнул Салиган, - Рокэ не понимал, зачем нужны манжеты.
        - А когда познакомились мы, - в тон откликнулся Валме, - я не понимал, зачем нужен я. Берите карточки, вы ниспосланы свыше, вам и спрашивать.
        Глава 9
        Талиг. Оллария Талиг. Альце
        400 год К. С. Ночь на 12-й день Осенних Молний
        1
        Двое очень поздних прохожих в длинных плащах отделились от стен по обе стороны проулка, решив поприветствовать одинокого дукса, но при виде еще троих слегка приотставших гуляк отступили на исходные позиции. Не утративший до конца хороших манер Валме, проходя мимо, поклонился, однако ответа не последовало. Мало того, невежи шмыгнули в какую-то щель, и ночь опустела окончательно. Стало скучно, а до ниши с безголовым книжником было еще шагать и шагать. Какое-то время виконт развлекался, изучая походку Салигана, отправившегося в Ноху с тростью. Шпаги свободные данарии отринули вместе с титулами и дуэлями, однако непринужденность, с которой новоявленный Жан-Поль обращался с увесистой палкой, навевала мысли о бакранах, а сама трость - о потайном клинке и, как следствие, о папеньке вообще и его послании в частности.
        «Я продолжаю свои занятия, - уведомлял старый греховодник. - Теперь я окончательно убежден в том, что пренебрегать естественными науками недопустимо. Было бы крайне прискорбно, если б Вы, увлекшись практикой, позабыли о теории. При встрече, которая состоится в надлежащие сроки, я намерен проверить либо Ваши знания, либо Вашу смекалку. В свое время Вы за нерадение были оставлены без паштета из перепелов, если Вы так и не восполнили пробел в своем образовании, я буду недоволен. Мне не нравится объяснять то, что должно стать очевидным после первого же намека, поэтому предлагаю Вам подумать о свойственном Ожиданию начетничестве, различиях между живописью и скульптурой и некоторых свойствах зеркал, а также о поведении фламинго и птичьих гнездах…»
        - Эпинэ, - окликнул виконт доставшегося ему в спутники Иноходца, - чем отличается картина от статуи?
        - Чем - что? - бывший Проэмперадор в очередной раз казался разбуженным, но Марсель его не винил - от подобного вопроса в подобных обстоятельствах не обалдел бы разве что Коко.
        - Чем, - ласково повторил Валме, - картина или там фреска отличается от статуи?
        - Ну… - напрягся Робер, - статуи лепят или высекают, а картины рисуют.
        - Я тоже так думаю. - Банально, но папенька на очевидность и намекал! - Смотрите-ка, здесь все еще любят или что-то вроде того.
        Застигнутая врасплох парочка от сбежавших невеж отличалась, как персик от редьки. Невысокий мужчина, вздернув голову и потеряв при этом шляпу, пытался загородить свою даму от грабителей, убийц, насильников и прочих свободных данариев.
        - Успокойте их, - попросил Эпинэ. - Вас точно не узнают…
        - О да, - от души согласился Марсель, непроизвольно пощупав воздух там, где могло бы покоиться пузо. - Но вы тоже изменились, уверяю вас, и, между прочим, к лучшему.
        Валме не врал - правда о Звезде Олларии Иноходца не добила. Очень может быть потому, что баронессу успела подменить змеехвостая красотка. Эпинэ принял ее проделки за общие с Марианной сны, а узнав, что все давно кончено, превратил в сон весь свой роман. Не нарочно, просто так получилось.
        - Хорошо, - одобрил непонятно что Робер, - я скажу сам.
        - Вы больше не Проэмперадор, - шепотом напомнил Марсель, - теперь успокаивать граждан должны дуксы.
        Салиган, похоже, думал так же.
        - Голубок, - окликнул он продолжавшего топорщиться кавалера, - вы либо не покидайте голубятню, когда силы зла властвуют безраздельно, либо верьте в лучшее. Например, в меня!
        - А… Ы… Судар…
        - Обращение «сударь» является оскорблением, причем наказуемым. К счастью - вашему, - я не обидчив, однако вам в самом деле повезло. Крупно.
        Выплывший из-за угла патруль сверкал фонарями и бряцал железом. Выглядело сие внушительно, особенно с учетом того, что по счету патруль был уже пятым. Салиган, поигрывая тростью, повернулся к стражам порядка.
        - Пугаете граждан? - весело осведомился он.
        - Как получается, - в тон откликнулся коренастый офицер, явно узнавший свободного дукса.
        - У нас выходит лучше. Эти двое в отличнейшем ужасе, так что не усугубляйте. Что с Медузой? Все ловите?
        - Почему нет? - подавил смешок данарий. - Ему без разницы, а нам - прибавка.
        - И в самом деле, почему? - Салиган подхватил оцепеневшего кавалера под руку и повлек вверх по улице. Дамой, само собой, завладел Алва, в мерцании звезд казавшийся сущим разбойником даже Марселю. Незнакомка, тем не менее, взывать к страже не стала, и та неспешно потопала к Двум Рыцарям.
        - Пора прощаться, - подвел итог свободный дукс. - Кстати! Вы жених, муж или любовник?
        Вопрос был бестактен, и Марсель подошел поближе. В темноте женщина казалась приятной, зато мужчина теперь напоминал поднятого за уши кролика. Не лицом, лица было толком не разглядеть, унылой безнадежностью, а ведь десять минут назад походил пусть на небольшую, но собаку.
        - Это очень печально,
        - пробормотал язык виконта, -
        не годится для драки,
        Постарайтесь решиться,
        став не хуже собаки…
        - Серж - мой брат… - очнулась дама. - Двоюродный брат!
        - Любовник, - огласил очевидный вывод Алва, - и это прекрасно, потому что мы уделить вам должного внимания, увы, не можем.
        - Будьте свободны, - кивнул дукс. Марсель не сразу вспомнил, что в Данарии положено прощаться именно так. А еще бывший посол и наследник Валмонов! Позорище, хотя посреди ночи и захваченного дрянью города это малость извинительно. А вот что недопустимо, так это явиться на свидание с родителем без хоть сколько-нибудь приличного ответа. Картины и статуи, статуи и зеркала… зеркала и картины, зеркала и перепела… Без паштета будущий унар остался за небрежение наукой. Вернее, за то, что оптике с ее углами падения и отражения предпочел практическую анатомию в лице младшей маменькиной горничной. Занятие прошло отлично, но определить часом позже высоту освещенного солнцем дерева по длинам его тени и тени от угловой башенки юный практик оказался не в силах.
        2
        Последняя из выставленных хозяином бутылок - их и было-то всего ничего, не печали топить собрались - показала дно, и тут же кончились сыр и мясо. Себастьен Шарли обмакнул хлеб в подливу и посетовал:
        - Никак не разберу, то ли еще очень поздний вечер, то ли уже очень раннее утро.
        - На мой взгляд, ночь, - для убедительности Эмиль зевнул. - Глубокая.
        - Начальству виднее, - кивнул кавалерист. - Сказано ночь, будет ночь.
        Приглашенные разделить трапезу свитские и командиры полков намек уловили и принялись сворачивать салфетки. До утра было бы далеко даже весной, однако Шарли маршалу требовался без свиты и для начала более или менее трезвым.
        - Господа, - Эмиль, подавая сигнал, поднялся, - благодарю за гостеприимство и отличную службу. Лошади здоровы, хорошо тренированы и отлично кованы, их наездники одеты-обуты, причем - к зиме, оружие в исправности. Соперничество с витязями Черной Алати определенно идет вам на пользу.
        - Не только нам, - поймал мяч Шарли. - Теперь бы в дело.
        - Дело не за горами. До обеда можете быть свободны. Себастьен, задержитесь-ка на пару минут…
        Генерал с готовностью уселся, остальные с не меньшей готовностью устремились к выходу. То, что попойка где-нибудь да продолжится, было очевидно, и хорошо - Себастьен и его красавцы небольшой праздник заслужили честно. Эмиль добросовестно, эскадрон за эскадроном, объехал все три «вороных» полка и не выловил ни единого серьезного огреха. Мелочи случались, куда ж без них, и маршал для порядка время от времени отпускал замечания, а сопровождавший командующего Шарли опять-таки для порядка на проштрафившихся картинно порыкивал. Ерунда… За прошедшие месяцы «вороные» почти полностью восстановились после Мельникова луга, пополнив поредевшие ряды, как лошадиные, так и человеческие, а что до выучки, то земляки постарались - даже новонабранные, и те готовы были отменно.
        Устроенный накануне смотр был последним - теперь бравых кавалеристов ждал не слишком им привычный зимний поход. На Олларию, как они считали, да, собственно, и не только они…
        - Доброй ночи, господин командующий…
        - Доброй ночи…
        - Доброй…
        Господа офицеры удалились, и тут же понятливые ординарцы принялись торопливо выносить тарелки и стаканы. Эмиль, не желая мешать, отошел к едва прикрытому, несмотря на зиму, окну, понял, что уподобился Ли, и чудом не скрестил пальцы, отгоняя всякие пакости. Не от себя - от братца; за свою армию командующий ручался, последние инспекции показали это в полной мере.
        Возле Аконы ждали приказа ветераны гаунасской охоты и почти десять тысяч бергеров. У них маршал побывал в первую очередь, хотя и так было ясно: что горцы, что тот же Мениго к делу подходят серьезно; некоторые - так даже чересчур. Обоз сформирован в самой Аконе под присмотром Райнштайнера, там же и артиллерия, еще помнящая Вейзеля и уже принявшая Рёдера, в самом деле оказавшегося толковым. Здесь, в Альце, стоят только «вороные». Сражавшиеся с ними в одном строю ноймарские «волки» сейчас далеко, под Мариенбургом, их на Заля не ведут, так что проверять нужды нет. Остается алатская панцирная кавалерия, где дела всяко не хуже, чем у Шарли, разве что легким ужином у Карои не обойтись.
        Визит к витязям маршал отложил напоследок, прикинув, что успевает не только напиться, но и выспаться. Было бы неплохо еще написать Франческе, однако любовные излияния на ум не шли, а доверять бумаге и женщине свои страхи Эмиль не собирался.
        - Алатское, - Шарли с трудом водрузил на прибранный стол оплетенную алым шнуром бутыль, из которой можно было напоить коня. - Выигранное, между прочим.
        - Все нам не выпить. Пари?
        - Полковые перестроения - тут мы и быстрее, и точнее.
        - Тогда понятно… Понятно, почему не кэналлийское.
        - Будут кэналлийцы, будет кэналлийское, а с ноймарми я на их пойло не закладываюсь, беру обедами. Эмиль…
        - Да?
        - Когда ты напьешься, я задам вопрос. Заковыристый.
        - Я не напьюсь. Я даже не стану заключать с тобой пари, ибо обставлю, но ответ ты получишь. Боюсь, правда, не тот. Новости о Кадельской армии до тебя, надо думать, дошли?
        - Кое-какие… Слушай, ну зачем нам эдакое подкрепление? Я понимаю, Бертраму от подобного соседства тошно, но мы-то чем виноваты? И вообще, чем армию гонять, лучше бы командующего сменили, тот же Ансел из кадельцев за полгода людей сделает.
        - Не сделает. Ты не знаешь главного: Заль ушел с Каделы самовольно, без приказа регента или Проэмперадора Юга.
        - Че-го?!
        - Ты не ослышался. Поставил бы ты свою бочку, не ровен час разольешь. «Свободными данариями» мы еще займемся, а сейчас нас ждет один не в меру расхрабрившийся заяц.
        3
        Бывшей Тени бывший Проэмперадор доверял полностью, но истребованный Валмоном Джанис отсутствовал в столице не меньше трех недель. За это время Дуксия могла много чего натворить, да и банальное невезение со счетов не сбросишь. Робер привычно готовился к худшему, однако ничего не случилось, то есть не случилось драк, предательств, погонь. Были показавшийся чужим город, сырой грязный холод и что-то вроде сна на ходу. Нет, улицы не перепутались и дома не разбежались, просто вместо одной Олларии возникла даже не вторая - третья, будто в бутылку тинты сперва влили отраву, а потом выплеснули ее вместе с вином и набрали помоев. Умереть - не умрешь, но уж лучше бы яд.
        В доме Ворона Эпинэ почти отпустило, но на подступах к Нохе он понял, что хочет удрать. В Лаик, в Барсину, в Сагранну, куда угодно, лишь бы не лезть в открытый услужливо отступившим истуканом проход.
        - Не бойтесь, Проэмперадор, - подбодрил по-своему понявший заминку Салиган, - я с вами.
        Робер выдавил из себя смешок и протиснулся в щель вслед за Алвой, чудом не налетев на возившегося в кромешной тьме Марселя.
        - Некоторые люди не только приятней некоторых же призраков, - объявил тот, - но и полезней. Валтазар, даже не будь он тупым предателем, не смог бы оставить нам ничего материального.
        Звякнуло, пахнуло паленым, вспыхнувший мутноватый свет позволил разглядеть колодец со ступеньками и несколько заботливо сложенных у самого входа фонарей. Один, зажженный, стоял у ног виконта, колдовавшего над вторым.
        - Значит, - постарался поддержать болтовню Эпинэ, - несломанными шеями мы будем обязаны маркизу… то есть дуксу.
        - Я нигде ничего не оставляю, - обиделся с улицы Салиган, - зато я спасаю то, что оставили другие. Не все, разумеется, всё не спасет даже Капуль-Гизайль.
        - За свет благодарите церковников, - объяснил Валме. - Они разыскали лаз и привели его в порядок.
        - Церковники? - Робер воззрился на еще одну память Левия. - Вы виделись с… кем-то из Нохи?
        - Как и вы. - Виконт начал спуск, но болтать ему это не мешало. - Ступеньки здесь мерзкие, хоть и не гнилые… Пьетро был на похоронах кардинала, только вы его не узнали. Его трудно узнать, я тоже не сразу понял, но этот Сэц-Гайярэ опустил очи долу. Смотрел-то он на суп, однако ракурс, как выражаются художники, получился самым что ни на есть агнецким… Или агнцким?
        - Овечьим, - подсказал дышавший в спину Салиган. - Будь у меня голубые глазки и льняные волосики, мне бы в картах везло еще больше.
        - Накладное пузо удобней, - не согласился Валме, - по крайней мере, в мужском обществе. Или не пузо, а что там носил кагетский Бурраз?
        - То же, что и мы с Рамоном, - Алва в этот раз шел последним. - Морочить головы надо так, чтобы к тебе намертво прилип ярлык, и желательно поярче. Приятный ход… Прошлый раз я этого не заметил.
        - А уж как я не заметил, - подхватил Марсель, - все вышло слишком сумбурно, к тому же ты меня потряс.
        - Да, тогда это у меня получалось, - в голосе Рокэ звучало чуть ли не сожаление.
        А ведь Левий не сомневался, что кэналлиец сбежал умирать! Алва ожил и смеется, это его высокопреосвященство не вернуть… Не вернуть многих, но сейчас, пробираясь в так и не ставшую сердцем нового эсператизма Ноху, Робер понял, что самой страшной его потерей стал именно Левий. Не сгинувший на пожаре Никола, не оставшиеся в Ренквахе братья, не мать, даже не Марианна, а кардинал. И еще сестра…
        В том, что после ухода крыс ничего уже было не исправить, Иноходец не сомневался, и все равно не мог отделаться от мысли о Катари. Будь королева жива, люди бы остались людьми. Тело без души - это труп, а труп гниет, Катарина была душой Олларии, без нее примочки и кровопускания не имели смысла.
        - Лестница, поднимаемся! - бодро объявил Валме. - Салиган, а не выкинуть ли тебе валтазаровы горшки в Данар? Я хочу знать, может ли призрак утопиться.
        - Я не мщу за других, - судя по звуку, дукс от возмущения зевнул. - Разве что всучить эту дрянь фальшивомонетчикам, в смысле казначейству.
        - Ни в коем случае, - отрезал Ворон. - По крайней мере, до окончания войны. Никогда не знаешь, какая мерзость может пригодиться и когда, а другого Валтазара у нас нет.
        - И слава Бакре! - огрызнулся Марсель. - Я обижен, только вам меня не понять. Разве что Эпинэ, он тоже переживает о всякой дряни. Ларак подошел бы еще лучше, но ты его не взял… Пришли. Фонари гасим?
        - Кроме одного.
        Глава 10
        Талиг. Оллария Талиг. Альце
        400 год К. С. Ночь на 12-й день Осенних Молний
        1
        Небо обозначило себя подслеповатыми звездочками, стены и здания - кромешной тьмой. Ни единого огонька, дымом - и тем не пахло, старые пожары отполыхали, и то, что могло сгореть, сгорело.
        - Жалкое местечко, - Салиган отшвырнул тростью какую-то тряпку, - от Эрнани до Эрнани тут врали, а при Олларах принялись убивать, пусть и по обоюдному согласию. И за все время вылупился только один призрак, да и тот привязан не к Нохе. Куда теперь?
        - Графиня Савиньяк оставила мародерам гайифскую шкатулку, - Рокэ уверенно свернул к невысокому домику, - хорошо бы найти в моих бывших апартаментах труп.
        - Труп? - слегка удивился Салиган, - Толку от него?
        - Графине будет приятно о нем узнать.
        - Об этом я не подумал. Трупы здесь были, но все больше снаружи. Церковники разбитую скорлупу защищать не стали, и правильно сделали.
        Под ногами скрипели щебенка и осколки, луч фонаря плясал на начинающих подмерзать лужах, а Жан-Поль Салиг со знанием дела расписывал утро после бойни, не забывая отбрасывать с дороги всякую дрянь.
        - Неужели, - не выдержал Эпинэ в особо пакостном месте, - нельзя было убрать?
        - Убрать? - в голосе Раймона послышалась обида. - Свободные люди не убирают, потому-то я и пользуюсь полным доверием коллег. Я самый свободный из всех дуксов, ибо во мне есть духовная мощь! Причем я свободен лет с двенадцати, а их сделало таковыми лишь то, что отсюда вытекло.
        - Вытекло? - переспросил Валме.
        - Ну, вылезло, впрочем, для этого нужно стать хотя бы червячком, - Салиган поднял фонарь, осветив мокрую стену. - Как в прошлый раз, то есть - ничего.
        - Так ты здесь уже лазил? Ну и чушь я спросил! Не доберись ты до кардинальской резиденции, как бы ты спас этого гада?
        - Гадов и, как говаривала Марианна, гаденышей, вечно спасают, но я никогда не ставил подобное своей целью. Мне требовалось поддержать репутацию и обшарить Ноху, - дукс придирчиво оглядел солидную дверь. - Никакой плесени, что и требовалось доказать.
        - Вы искали плесень? - насторожился Робер, пытаясь вспомнить, был ли Салиган в зале суда, когда Ворона спросили, почему он вернулся в Олларию. Дураки в зеленых халатах решили, что Алва издевается, но Иноходец не сомневался - Рокэ в самом деле носился по призрачному лабиринту.
        - Больше всего я искал нашу с вами деточку, вернее, трупик. Не нашел, хотя мясца и хватало. И простого, и жареного. - Дукс чем-то зазвенел. - Теперь таких отмычек не достать. Агарисская работа. Прошу!
        Вот здесь гарью пахло до сих пор! Внутренняя дверь висела на одной петле, на пороге валялся сломанный подсвечник.
        - Леокадий Второй, - Марсель водрузил калеку на расколотый подоконник, - профаны не знали, что красть. Печально, но трупа нет.
        - Я составлю для графини бумагу, что он был, - пообещал дукс. - И заверю печатью Дуксии, она у нас как раз завелась. Эскиз обсуждали с последнего Излома, но не могли сойтись в деталях.
        - Для дуксов вы непозволительно быстры, - Рокэ куда-то отшагнул, скрипнуло, лицо тронул сквознячок. - Эпинэ, составьте-ка мне компанию. Как Повелитель Повелителю.
        - О, - осклабился Салиган, - так у вас тайны? Нам подслушивать?
        - Вам гулять под звездами. Если, паче чаяния, найдете дыру, не прыгайте без нас. Часы на архивной башне, как ни странно, идут, так что встречаемся через час у покойного Иорама, Марсель должен помнить, где это.
        - Я помню, - заверил Валме. - Там был кот. А ты не заблудишься?
        - Шадди лучше всего пить там же, где сварили, я бывал у его высокопреосвященства почти каждый вечер. Пока мог ходить.
        2
        Об убийстве Дарави и бегстве теньентов Эмиль рассказывал, не забывая про вино, благо Карои и здесь оказался молодцом. Шарли слушал спокойно - погибшего он почти не знал, а вот с кавалеристом Фариани встречаться доводилось.
        - Полковником был хорошим, насчет генерала… - Себастьен слегка поморщился. - Сомневаюсь, что в кадельской дыре, да еще под таким началом, можно приобрести опыт…
        - Сопоставимый с твоим? - подсказал Эмиль. Шарли имел привычку мерить генералов по себе. До встречи с Карои это льстило его самолюбию, после стало приносить ощутимую пользу. - Сейчас это не главное.
        - С порядочностью у Фариани порядок. - У самого Себастьена с сообразительностью всегда было хорошо. - Доверять ему можно, бедняга в захолустье не от хорошей жизни оказался, у него что-то с желудком, армию оставлять не хотел, а лекари дохляков гонят в Кадельяк на воды, так что все сошлось.
        - К счастью для нас. Без Фариани мы бы дуксов считали, пока б эта зараза зеленая половину западной Придды не промариновала…
        - Кто-нибудь вообще понимает, что это за напасть? - кавалерист отыскал уцелевшее луковое перышко и принялся грызть. - Ты меня пугаешь со слов брата, а сам Лионель? С кем-то советовался - с академиками, с клириками, просто с умными людьми?
        - С матерью, она эту дрянь во всей красе видела, с Райнштайнером и маркграфом, с - только не подавись! - Хайнрихом…
        Скрытничать Савиньяк не собирался: к обморокам Шарли был не склонен, а чистку армии от бесноватых воспринял с полным пониманием. Другое дело, что размах будущей резни, то есть утопления, самого Эмиля пугал до сих пор, Себастьену же, чтобы свыкнуться с новой целью, кроме немалого количества алатского требовалась уверенность, что иначе никак. Эмиль чуть зубы языком не стер, объясняя то, от чего сам до последней возможности шарахался, благо братец с Ойгеном взяли изломную дурь на себя. Ничего, объяснил.
        - Столицу мы по незнанию проворонили, - подвел итог слегка охрипший маршал, - а вот с западом, если поспешить, можем и успеть. А если не спешить, получим ту же Олларию, только зубы там будут побольше…
        - Это ты про Заля?
        - Это я про бешеных тварей. - Эмиль приподнял бокал, решив для себя, что этот - последний. - Псы, даже самые дрянные, опасней сусликов. У данариев - полный сброд, у Заля - армия, и, если Лионель с Бертрамом не ошиблись, страх она растеряла. Страх, не выучку, какой бы паршивой та ни была.
        - А лошади?
        - Что лошади?
        - От этой зелени только люди дуреют или кони тоже?
        - Им-то с чего?
        - А нам? - кавалерист вздохнул так, будто сам стал лошадью, разумеется, мориском. Эмиль поморщился и залпом допил «последний» бокал; думать о взбеленившихся подонках было тошно, не думать - невозможно, только узор не складывался даже у Райнштайнера. Барон умудрился между, как он выразился, «уборкой окрестностей Аконы» и подготовкой обоза составить реестр изломных странностей, торжественно заключив, что «подобные неприятности в столь значительном количестве проявляются впервые, что делает потери неизбежными, а полученный опыт - бесценным для будущих поколений». О затее Ли бергер не написал ни слова, но проклятое «делает потери неизбежными» из головы не лезло, хоть тресни. Вино было бессильно, шадди - тем более, а тут еще пришли письма от матери. Десять строчек Арно, двадцать - ему, остальное - Лионелю. Дюжина страниц «бесценной для будущих поколений» зауми.
        Удивленно хлюпнула, будто ругнулась, отодвигаемая бутыль - не дождавшийся ответа Шарли истолковал молчание начальства по-своему.
        - Мы выступим, как только доставят приказ, - заверил он бравым генеральским тоном. - Господин командующий, желаю тебе хоть немного отдохнуть.
        - Алва бы на моем месте ложиться не стал, и я, пожалуй, тоже не буду. - Обиделся и немедленно простил, или что-то чувствует? - Лучше подумаю, что еще осталось сделать, а вот ты ступай спать.
        - Как-то не тянет, а подумать мне тоже не мешает. Могу прямо здесь, могу убраться.
        - Здесь. Леворукий знает что! Полночи дурью маемся, а ведь могли бы маршрут поточнее наметить, переходы посчитать.
        - И то! - кавалерист распахнул дверь, за которой караулили бодрый кот и сонный адъютант. - Еще свечей, прогорели, и шадди. Вина не надо.
        - Во всех смыслах, - усмехнулся Эмиль, косясь на алатский выигрыш, все еще способный сбить с ног троих. Во всех смыслах сбить.
        3
        Ноги они с Алвой не переломали, но взошедший над мертвым аббатством тонюсенький месяц пришелся кстати. Если б еще через него не скользили похожие на дымные клубы облака, напоминая о чем-то смутно-страшном, что навеки приросло к ночи, ветру и луне.
        - Почему? - внезапно спросил Иноходец, - почему облака бегут, а внизу тихо?
        - Вам не хватает воя и свиста? - полюбопытствовал Рокэ, разглядывая черную двурогую громадину. - Рамон прав, удивительно невезучий храм… В него могло вернуться столько заметных персон, а прорвался дурак и ворюга. Книжные призраки полны величия и чувства долга, нам же если кто и попадается, то валтазары. При этом в Багерлее призраков и духу нет, а ведь там не всегда было столь благостно.
        - Благостно? - порой Роберу начинало казаться, что он привык к Рокэ, но попробуйте привыкнуть к Сагранне!
        - С этим небытием что-то не так… - постановил Ворон и неторопливо двинулся в сторону помнящей Айнсмеллера и сюзерена террасы. Огороженное тьмой пространство казалось огромным и злым, будто сожравшее Надор озеро. О стынущей в провале воде и разрывающих кладбищенскую тишь обвалах рассказал Дювье. Шар Судеб мимоходом смахнул в бездну любовь Айрис, ненависть Мирабеллы, благородство Наля. Через Ноху он тоже прокатился, вот по этим самым плитам…
        - Это было здесь! - не выдержал Робер. - И вон там. Альдо и Моро… Вы ведь так ничего и не знаете!
        - Отчего же? - Алва взял Робера под руку, будто уводя от неприятного собеседника на каком-нибудь приеме. - Моро застрелили вы, больше было просто некому. Все присутствующие хотели смерти анаксика и не возражали против смерти Окделла. Вы примчались и пожертвовали лошадью, что, на мой взгляд, естественно.
        - Моро гоняли по двору, именно гоняли… Альдо еще шевелился; его смерти в самом деле желали все, кроме Дикона. Даже Катари…
        - А вы?
        - Не знаю! Я уже предал…
        Красноватая звезда взгромоздилась на сломанный шпиль, облака продолжали свою скачку, птицы, если они еще здесь остались, спали. Под каблуком противно скрипнуло стекло, сколько же его тут! Лестница на террасу осталась сбоку, теперь они шли там, где рвали на куски Айнсмеллера. Смотреть на выпившие порченую кровь плиты Робер не мог, взгляд метнулся вдоль стены, уперся в россыпь уже не мебели, но еще не дров, чуть дальше, наособицу, валялся похожий на беззубую пасть шкаф, из-под него пыталась выползти перекореженная решетка, и откуда только взялась?
        - Вы не умеете предавать, - Рокэ резко свернул, не дойдя до непонятной баррикады. - Предательство, оно вроде пения. Талант и вкус даруются при рождении, но без усердной работы не обойтись. У господина Альдо совершенно не было вкуса, у вас нет таланта.
        - Рокэ, я не мог иначе…
        - Разумеется, - Ворон на мгновенье застыл, склонив голову набок, словно во что-то вслушиваясь, потом обернулся к Роберу. - Однажды я убил незнакомого коня, чтобы спасти незнакомого человека. Позже выяснилось, что спасал я на самом деле себя, и не первый раз. Позволь я погибнуть вам в Занхе, а брату Валентина - в Гельбе, со мной все было бы кончено еще у эшафота. Собственно, я так и предполагал.
        - А вот я думал о том, что вы обезумели.
        - Я же объяснил вам, что это не так.
        Снова скрип стекла под ногами и трущийся о стены ветер… Рокэ повторяет путь призрачных монахов, можно было бы и догадаться. Привидения исчезли первыми, затем настал черед крыс и кошек, люди продержались дольше всех - чтобы их не стало, потребовался бунт. Теперь Ноха пуста, здесь ничего не найти, кроме памяти и мусора, даже страха не осталось. Эти стены ничего больше не хотят, им все равно, кто тут ходит; кошмар вернулся в сон, в лихорадку, в Агарис, которого тоже нет. Нет ни «истинников», ни гоганов, ни орущих торговок. Енниоль заботился о своем народе, Левий спасал чужих, и оба ничего не смогли: подлое так и осталось подлым, а живое стало мертвым.
        Впереди закрывает звезды терраса, они замкнули круг.
        - Рокэ, так вы надеялись?
        - Я никогда не хотел умирать, особенно - глупо. Разумеется, уцелев, я стал надеяться. Не на Леворукого, с него, как я его понимал, сталось бы бросить меня именно в Багерлее. На Валентина. Оснований у меня было немного - рассказы Джастина и то, что Придд отсалютовал мне шпагой, но даже это было лучше, чем ничего. Потом появились вы, впрочем, на вас я не рассчитывал.
        - Вы послали меня к Савиньяку.
        - Он для этого был достаточно далеко. Тогда я еще не оценил степени гальтарского помрачения и думал, что меня примутся убивать на эсператистский манер. Вы могли не выдержать, и вас бы прикончили вместе со мной, но, вернее всего, после казни, пронеспав целую ночь, вы явились бы к своему, скажем так, другу и высказали все, чего он не собирался понимать. Потом вас зарезал бы какой-нибудь Давенпорт или отравил какой-нибудь Суза-Муза, и Дракко опять остался бы без хозяина. К счастью, все как-то устроилось… Его высокопреосвященство, Перт, Габайру, гальтарские кодексы - с такими картами не проигрывают.
        - Вы совсем не рассчитывали на Дикона?
        - Совсем.
        - Я понимаю, вам больно вспоминать.
        - Нет, это вам больно. Молодой человек, нуждающийся в окрике, чтобы поднять упавшего друга, ни на что не годится.
        - Но вы же пытались с ним говорить!
        - Разве?
        - Дик думал, что меч ему отдал Рамиро, но ведь это были вы!
        - А, так вы об этой мистерии? Я приболел и выглядел не лучшим образом, даже Марсель испугался, грех было не воспользоваться. К тому же мне хотелось приличного вина… В итоге я убил глупого мерзавца и собственную лошадь, а вы - королеву, которая убила все того же агарисского дурака.
        - Так думал Дикон, но Катари не хотела…
        - Хотела, Эпинэ, так же, как и Моро. Они хотели, и они сделали, а победителей не оплакивают.
        Глава 11
        Талиг. Оллария
        400 год К. С. Ночь на 12-й день Осенних Молний
        1
        Заткнуть нохскую дыру не вышло по причине отсутствия таковой, но Ворон, разумеется, не унялся. Теперь ему приспичило проверить Старый Парк на предмет чего-то вроде благодати. И не просто проверить, а затащить туда парочку бесноватых, которых еще предстояло опознать и отловить. Марселю затея не нравилась, однако мысль о претензиях виконт отмел - они таскались по Олларии не для собственного удовольствия, вот улизни Ворон с Иноходцем к «пантеркам», можно было б и обидеться. Виконт поправил царапающий шею воротник и попытался сосредоточиться на папенькиных загадках, но мерное постукивание салигановой трости разбивало мысли не хуже, чем сама трость ледок на угрюмых лужицах.
        Бесполезная Ноха давно растворилась в холодной сырой черноте, однако с приближением к захваченному дуксами посольскому кварталу оживленней не становилось, скорее уж наоборот. Конечно, в четвертом часу ночи стихают даже отъявленные гуляки, но тишина, если она после радости, не давит, а обнимает.
        - Мертвовато, - поделился своими ощущениями Валме. - И невозвышенно к тому же.
        - Зато неплохая охота, - Салиган кивнул в сторону Торской, где свет нескольких факелов позволял разглядеть с полдюжины черных фигур, как раз сворачивавших на Голубиную. - Пропускаем?
        - Несомненно, - Алва проводил не узнавший своего счастья патруль взглядом. - Берем ближе к Посольскому, должны же его караулить.
        - Еще как, - обнадежил дукс, - это только я себя не берегу.
        - Ты недостаточно свободен, - согласился Рокэ, Салиган в ответ развел руками не хуже Коко. Дукс вел себя ужасно мило, но от города тошнило по-прежнему, и к тому же начинало ломить ноги, спасибо, хоть гвозди о себе не заявляли. Прогулка получалась никчемной, валтазаров афронт - и тот загладить было нечем. Оллария, выплюнув Эпинэ, перестала биться в конвульсиях, поблекла и приноровилась к свободе. Дуксы резвились и грызли друг друга, люди выживали, а самые дошлые еще и норовили кто повыше пролезть, кто забраться в чужую тарелку, это было противно. Это было противно, противно, противно…
        Крутящаяся в голове фраза тащила за собой стихи, но Валме не собирался воспевать увиденные мерзости, к тому же он был неприятен сам себе. Столько ошибок, столько непозволительных, пошлых ошибок! Жалеть Валтазара, не отравить Кракла и в довершение всего начать светскую жизнь в объятиях ныне свободной Дженнифер… Генеральша бренькала на арфе, потом велела перерезать гранат, тот уперся; пока Марсель пилил фрукт, красотка успела закрыть двери и изысканно возлечь на софу. Что от него требуется, оруженосец догадался сразу, но с чего начинать, не представлял - у служанок платья шнуровались спереди, а переворачивать графиню было во всех смыслах неудобно. Иссерциал с Лахузой описывали блюдо, но не способ его приготовления, к тому же в древности дамы не шили туалеты, а драпировались…
        «Это было позорно», - прошипел Марсель, и тут его схватили за локоть.
        - Уличное душегубство требует особой сноровки, - шепнул Алва, - так что не вмешивайся. Разве что мы не будем справляться.
        - «Мы» - это ты? - уточнил виконт, отгоняя мерзкое видение. - В смысле император?
        - Мы - это не ты, - объяснил Рокэ и занялся Эпинэ. Марсель вслушался, ожидая приказа стать в сторонке и не мешать, но Ворон быстренько объяснил про свою шляпу, вернее, про сигнал «приготовиться». Выходит, эти самые навыки у Робера есть, а у наследника Валмонов, друга бакранов и бывшего посла Ургота - нет?! Абордажи и бревна Марсель терпеть не мог, но остаться без душегубства было обидно.
        - Ну да, - тихонько буркнул виконт, - в темноту очень интересно пялиться! Так выразились бы адуаны, а приличных слов у меня нет.
        Это крайне приятно, -
        мурлыкнул Рокэ, -
        воззряться во тьму,
        И для зренья полезно, и пища уму…
        Маркиз Габайру, впервые обнаружив под обеденным столом Готти, заметил, что некоторые виды наглости вызывают умиление. Валме попытался умилиться, и тут споткнулся сноровистый Эпинэ, виконт его поддержал и почувствовал себя в некотором роде отмщенным.
        - Спасибо, - поблагодарил Иноходец, он все-таки был чудесным человеком и, в отличие от Валтазара, добро помнил.
        - Пожалуйста, - развел руками Марсель. - Так вам уже приходилось резать патрули?
        - Да. - Повелитель Молний вдаваться в подробности явно не желал, а вытягивать их было некогда - впереди красноречиво блеснуло. Валме подобрался, однако ничего не случилось. Пятеро дуралеев - данарии ходили исключительно пятерками - посветили факелом и опознали шедшего первым Салигана, который небрежно махнул рукой в сторону спутников, мол, эти со мной. Патрульные не возражали, а Рокэ они отчего-то не приглянулись.
        - Робер, - предложил Марсель, когда чужие шаги стихли, - почему бы вам не пристать к регенту с вопросом «а почему мы их не…»?
        - Я бы их тоже не тронул, вояки и вояки.
        - Да, - подтвердил Рокэ, - убивать почти не тянуло.
        - А меня, - сварливо заявил Валме в спину присоединившемуся к дуксу Ворону, - тянет. Вот прямо сейчас и тянет. Ходят тут, факелами машут, спрашивают… Мне не нравится, когда на меня светят, а вам?
        - Но они же в патруле, - объяснил Эпинэ, очередной раз обозначив сходство с Котиком и бакранами. - Должны проверять.
        - Только не меня! - отрезал Валме, пытаясь отрешиться от ноющих ног. У следующего перекрестка свернули направо, в полную тьму, чудом не наткнулись на какую-то ерунду вроде тележки и переулками выбрались к Родниковой площади. Здесь из восьми фонарей один все-таки горел, и на нем раскачивалась повешенная собачонка чуть побольше левретки. Оставить ее висеть означало предать Котика, Марсель шагнул вперед, доставая кинжал, но Рокэ оказался быстрее. Скрипнула разрезаемая веревка, окоченевший трупик шмякнулся оземь с глупым деревянным стуком.
        - Что и требовалось доказать. - Салиган тростью перевернул незадачливого кобелька, показалась табличка с именем Дженнифер, уточняющим неприличным словом и возмутительной подписью. - Сучья ссора во всем ее великолепии.
        - «Суза-Муза»… - Эпинэ тоже прочел и теперь смотрел прекрасными недоумевающими глазами. - Как это?!
        - Война, - объяснил Салиган. - Известные вам Свободная Дженнифер и замужняя Людовина… Одно время Дженнифер собиралась в «Орлицы Данарии», а Краклица - в ее же голубки, но тут Джаррик напомнил об отринутых символах, а я предложил своих ворон. В результате птичками дамы так и не стали, зато гадят друг на друга, как все голуби Нохи скопом, для чего завели себе фальшивых «суз». Коко вне себя от формы, хотя признает, что по существу правы обе стороны.
        - В каком смысле? - Марсель еще раз глянул на безвинную жертву не поделивших свободу стерв и развил свою мысль: - Краклица откровенно клевещет - Дженнифер не кобель. Увы, я за свои слова отвечаю.
        - Ну так не верь глазам своим! - огрызнулся Эпинэ, повергнув в изумленье не столько виконта, сколько себя самого. - Извините.
        - Охотно, - Валме едва не погладил беднягу по голове. - И все равно, Раймон, тут что-то не так.
        - Как выражается Кракл, повода для тревоги нет. Собак вешают вторую неделю, и не по одной, так что мелких сучек быстро не найдешь, а большую еще попробуй поймай. Наши сузы отнюдь не герои, а платят им сдельно, вот они и вешают что ни попадя. Гляньте-ка! - дукс кивком указал на соседнюю ветку. - Следы трудов противной стороны. Ручаюсь, до утра они еще парочку раз…
        - Патруль, - с облегчением выдохнул Иноходец.
        - Разумеется, - не глядя откликнулся Салиган, - иначе с чего бы мы здесь торчали? Хотя ребеночка-другого прихватить тоже не помешает, они такие забавники… Господин Проэмперадор, не подумайте чего плохого, я про медузок. Они пока мелкие, но ведь разрастутся.
        - Пожалуй, - Алва, склонив голову к плечу, разглядывал выплывающих на площадь данариев. - Ты о них говорил?
        - Скорее всего, - маркиз соизволил обернуться. - Угу, они и есть. «Гвардия Гордого Достоинства», они же «Вездесущие хори свободного Джереми», туда слабых духом и телом не берут. Если тебя и эти не устроят, я буду плакать и сморкаться.
        - Посмотрим, - сощурившийся Алва стал краток, будто Вейзель.
        - Смотри, - Салиган непринужденно отбросил тростью табличку, при этом выдвинувшись чуть вперед. Оставшийся на месте Рокэ очутился за плечом дукса, а Робер с Марселем угодили в тыл, но считать хорей виконт мог. Четверо? Нет, вон и пятый из тени вышел.
        Вероятная добыча приближалась спокойно и доверчиво. Похоже, стоящая на свету фигура с тростью была ей знакома, похоже, это было взаимно, поскольку Салиган весело окликнул:
        - Как достоинство, Пьер? Кошки не слизнули?
        - Нужно оно им! - на тулье шляпы откликнувшегося крепыша красовалась широкая лента с какой-то надписью, Марсель отчетливо разобрал «остои». - Все рискуете, достойный гражданин?
        - Я? - удивился Салиган. - Скорее уж вы. У меня сегодня такие спутники, что и самому страшно, вот только провожать меня не надо.
        - Понимаю-понимаю. В… важных делах нужны… доверенные люди и тайна, - повязанный с омерзительной фамильярностью кивнул в сторону Рокэ, в ответ Алва поднес руку к шляпе. Жест Валме очень понравился - выглядит вежливо, вот только следом за вежливостью идет смерть.
        - Удачи, Пьер. - Салиган что-то смахнул с рукава. - Приятное у вас все-таки имя, не меняйте.
        - Я и не собирался. Будьте свободны, граждане.
        - Обязательно.
        Дукс двинулся первым, но через пару шагов приостановился, махнув своей свите, мол, проходите, я догоню.
        - Постойте-ка, Пьер, - окликнул он, - тут такое дело. Наши дамы, как видите, несколько…
        Повязанный обернулся, Марсель, как и было велено, встал, а Рокэ и Робер уже поравнялись с хорями. Алва коротко кашлянул, и вроде бы упертая в брусчатку трость Салигана взлетела вверх.
        Виконт старался ничего не упустить, но слишком уж все быстро происходило, да и факелы с фонарем помогали лишь отчасти.
        Глухой удар, и почти тут же - сдавленный хрип; факел валится на землю, рассыпая искры, следом оседают сразу двое. Второго-то дукс как успел?! Краем глаза Марсель еще успел заметить рывок Алвы, но все подробности съели стремительность и тень. Шорох одежды, знакомый всхлип пробивающей тело стали, еще возня, и кто-то звучно шлепается на камни всем весом. Рядом чавкает, хлюпает и сдавленно бурчит «готово» - ага, это уже Эпинэ. Выходит, в самом деле не сплоховал.
        - Как, - любопытствует Рокэ, - сильно залило?
        - Да нет… - герой как раз пытается разглядеть рукав, - не слишком.
        - Все равно неприятно. Возьмите платок.
        - Да… Спасибо…
        - Что-то вспомнилось? Что именно?
        - Ерунда… У меня открылась рана, Придд точно так же одолжил мне платок. Я так его и не вернул.
        - Не печальтесь, - посоветовал Салиган, кромсая плащ ближайшего патрульного, - воруют так или иначе все. Это долгов можно не иметь…
        Мысль была забавной, да и сам дукс вызывал полное доверие, в отличие от темноты, из которой в любой момент могли полезть хори, медузы и просто разбойники. Виконт проверил все еще бесполезный кинжал и придирчиво осмотрелся. Ни одно окошко так и не зажглось, зато за горой мусора, наваленной возле глухой стены… Шевеление теней могло быть прихотью фонаря, ветра и дерева за оградой, а могло и не быть. Марсель как мог неспешно повернулся, собираясь окликнуть Алву, но тот и без подсказки заметил.
        - Рамон!
        - О, - живо откликнулся тот, - свеженькие!
        Рокэ с Салиганом переглянулись и двинулись к таинственной куче, обходя ее с двух сторон, только завершить маневр не удалось. Раздался истошный вопль, и кто-то тощий ошалевшим пауканом прыгнул на Алву. Первым! Дальше Марсель не смотрел - пришлось пырять проскочившего между Салиганом и Эпинэ патлатого придурка. Кинжал под ребра вошел и, главное, вышел удачно, Валме даже не запачкался. Виконт отвлекся на какое-то мгновенье, но у ног Ворона уже валялось тело, еще одно скрючилось возле удивленного Эпинэ, а всего за мусором пряталось трое, и они вполне могли удрать. Они и должны были удрать - дорога вниз по улице оставалась свободной, только бесноватым Сагранна, и та по колено.
        - Кого это мы? - Иноходец уставился на свою жертву. - На грабителя не похож, на стражника тем более.
        - Сузы от Краклов, - объяснил, возвращаясь к прерванной работе, дукс. - Их дело - собачье. Людовина платит за то, чтоб песики довисели до утра, вот они и стараются… Должен сказать, Проэмперадор, что вы прекрасно справились. Еще пара новопреставленных, и я возьму вас в… куда-нибудь да возьму.
        - Я помню, чем вам обязан - счастливым похваленный Иноходец отнюдь не выглядел, это было неправильно, и Марсель твердо сказал:
        - Мой папенька, Эпинэ, тоже бы вас одобрил, а вот что об этом побоище подумают утром?
        - «Сузы» Дженнифер застали конкурентов за работой и перерезали. - Алва помог, ловко стянув руки бесчувственного офицерика за спиной, - Рамон, могли они прикончить еще и хорей?
        - Не могли, - Салиган поднялся и потер поясницу, - но спишут все равно на них, хотя подумают на тираноубийцу, в смысле на бывшего помощника Перта. Ему хори Джереми поперек горла, но Дженнифер в любом случае придет в восторг, ей нравится слыть смертоносной, пусть другие и режут больше. Рокэ, теперь получается трое.
        - Один лишний, нам достанет юноши и Пьера.
        - Мне тоже так кажется. - Дукс деловито наклонился над вторым хорем, тот чуть заметно дернулся и замер. - Ну вот, теперь парочка, хрен и поджарочка… Эпинэ, вам вроде не нравится наш мусор? Так помогите убрать! За курганчик…
        Иноходец не возражал, он был хорошей лошадью. Валме ни о чем не просили, однако виконт, решив принести пользу, поднял фонарь и отправился светить. Польщенная куча гордо засеребрилась и принялась выкладывать тайны. В самом низу из нее торчала мраморная женская ножка в настоящем, но рваном башмаке, и высовывался угол рамы, которую Марсель был бы рад преподнести Валтазару, не окажись тот подлым ызаргом. Под рамой торчало нечто непонятное, виконт сдуру ковырнул рядом сапогом, и непонятное оказалось рукой, явно человеческой. Похоже, ее хозяин покоился под кучей с самого ее зарождения, а может, именно он стал песчинкой, вокруг которой навалили здоровенную жемчужину. Поморщившись, виконт отшагнул и споткнулся о развязанный мешок, из которого скалилась длинноухая мордочка, тут же валялась стопка хулительных табличек.
        - И это, - воззвал к кому-то Валме, - Оллария. Ее лучшие кварталы!
        - Ну, Оллария, - подтвердил дукс, помогавший Эпинэ с последним покойником. - И что?
        2
        Бревна умеют плавать, но по улицам они не шляются, это делают патрули и грабители. В обычное время Марсель предпочитал патрули, сейчас меньшим злом стали бы разбойники, только двуногого зла на улицах не было вообще, разве что таковым являлись они сами. Последняя мысль виконту претила, как и обморочный юнец, которого волокли они с Алвой. Регент, Повелитель и прочий император имел все права на «хоря» Пьера, но ухватил недосузу, и вряд ли из-за худобы. На середине пустой Родниковой Валме решил, что дело в Эпинэ, которому малолетние поганцы всю совесть истоптали, то ли дело караульные, которых Робер уже где-то резал.
        - Соберано недаром щадит Иноходца,
        - тихонько мурлыкнул виконт, -
        У него на душе слишком много уродцев.
        О! Мы обошлись без «это было!».
        - Не обошлись, - Рокэ залихватски, будто на фельпских Ундиях, мотнул головой и окликнул: - Ро, это было здесь?
        - Здесь? - Иноходец понимал не больше Валме. - Что?
        - Писклявый усач навязывался рыженькой даме.
        Все-таки память у Алвы была отличной, Эпинэ не мог не оценить!
        - Чуть дальше, - уточнил он странным голосом, - возле заколоченного дома с башенкой.
        - Тут все заколочено, - вставил Салиган. - Во избежание покушений на моих коллег прежние обитатели выселены, а достойные доверия не вселены, ибо их влекут отнюдь не парки.
        - Прелестно во всех отношениях. Я вижу калитку. Рамон…
        - Мы еще не раз оплачем погибший Агарис, - дукс трагически шмыгнул носом и полез в карман. Отмычки и мастерство не подвели, амбарный замок сдался не хуже бордонских дожей, за забором обнаружился полный сухой растительности двор. Когда-то здесь любили цветы, но прикрывать на зиму клумбы было уже некому. Водосток тоже не прочищали, и у стены дома загадочно поблескивала немалых размеров лужа.
        - Рамон…
        Трость дукса разбивает не успевший заматереть ледок, за спиной глухо жалуются насмерть засохшие на корню астры, папенька за такое испепелил бы. Двое лежат, один долбит, трое стоят, и вот-вот начнется что-то скверное, но тут уж никуда не денешься, а вот ожидание…
        - Офицер по особым поручениям - я, - как мог сварливо объявил Валме, - а все достается Салигану.
        - Тебя выбил из колеи Валтазар. Между прочим, его небытие можно сделать невыносимым.
        - Забить твой дом коллекцией Коко?
        - Слишком трудоемко, из Нохи ты меня увел гораздо изящней.
        - Я полгода думал, и потом ты подсказал. Помнишь, на равелине? Мы сидели среди покойников, светила луна, и ты заговорил о клятвах…
        - Да, удачно вышло.
        Летят брызги - Салиган стряхивает свою палку.
        - Водички хватит, - объявляет он. - В глубоком месте - ладони три… При желании можно и утопить.
        - Сегодня вас всех тянет на сложности. Ро, приглядите за офицером, Рамон, воздвигнись-ка! Марсель, ты хотел поручений?
        - Особых.
        - Уж какие есть. Берем младшего.
        Коннер, окажись он тут, буркнул бы, что ызаржонок еще не оклемался. По дороге к луже Марсель попытался подыскать выражение поизящней - не дали мертвые собачки и краткость пути. Кляп Алва выдернул собственноручно, после чего ткнул пленника носом в воду. Примочка подействовала почти мгновенно, молодчик дернулся, отчаянно закашлялся, ойкнул: «Создатель!» и после пары попыток уселся. Становящийся осмысленным взгляд достиг в самом деле воздвигшегося Салигана, и тут Марсель чудом не сел сам.
        - Вошь кошачья! - взвыл юнец, саданув башмаком по водной стихии. - Ну, ты у меня доигрался, вонючка! Сейчас я тебе ноги выдерну. Сперва тебе, потом… твоей…
        Связанный по рукам герой яростно колошматил ножонками лужу и сыпал бранью, обильно, но крайне бездарно. Похабные словеса, налетая друг на друга, напрочь теряли выразительность, это было убого, это было противно, это было безнадежно… Еще безнадежней взгромоздившегося на Моро Альдо. Нет, уродом из тех, кому за уродство подают, молодчик не был, но похожий на пятку подбородок и изрытые зажившими болячками щеки благосклонность той же Дженнифер исключали напрочь, и крикун об этом догадывался.
        - Да я, - изливался он, - эту твою… Рокслеиху… Вот прямо… вот сперва тебя… А потом ее… твоей ногой… И повешу на твоих кишках, пусть воняет… А потом мы с Людовиной…
        - На этом расстоянии Старый Парк не действует, - поморщился Алва, - нужно подвести поближе, только учти, он мокрый.
        - Дерьмо сучье! Ты у меня…
        - Ро, мы отлучимся на полчаса, приглядите за Пьером.
        Волочь мокрую, орущую, корчащуюся дрянь было трудней, чем сухую и обвисшую, зато ее можно и нужно было лупить. Валме пару раз саданул пленника ногой под колено, второй раз вышло удачно - юнец прикусил язык. Довольный виконт огляделся и увидел огромный, впору приятелю Бурраза, башмак. Развалившееся на перекрестке кожаное чудище плотоядно разевало пасть, будто собираясь проглотить всю компанию целиком и закусить месяцем. Валме восхищенно присвистнул, в голове забродили туманные, но величественные образы, и тут под ухом взвизгнуло.
        - Куда… - недосуза по-мальчишески вертел головой, - куда мы идем?
        - Мы, - откликнулся шагавший чуть впереди дукс, - идем тебя убивать, а ты никуда не идешь, тебя тащат. Как козу на бойню.
        Оскорбляться за козу Марсель не стал - Салиган не видел Бакрии, к тому же сравнение было уместным.
        - Но… мы же можем договориться! - недосуза тоже ничуть не обиделся, мало того, он прекратил вырываться и теперь старательно перебирал ногами, подстраиваясь под разогнавшегося Алву. - Я с моими людьми перехожу к вам. Мы ловчей Рокслеихиных придурков, и у нас все свое! Два талла за ночь, и они не отмоются.
        - Нет! - почти хрюкнул Салиган. - Это я от вас не отмоюсь.
        - Согласен на талл, свободный гражданин, но вы устроите мне диплом магистра права…
        Учиться мозгляк не хотел, а хотел должность со взятками и особняк Краклов, про которых так и рвался сообщить кучу пакостей.
        - Если мы договоримся, я изложу письменно, но мне нужны гарантии, что меня возьмут в тессорию!
        - Мышь ты кошачья, - дукс резко обернулся. - В Закат тебя возьмут. Закуской и прямо сейчас.
        - Я… За что-о-о?! - Визг сделал бы честь резвейшему из поросят. - Я… Ничего такого я не делал, сейчас так трудно жить… Я просто хотел работать… меня втравил однокашник. Это все он! Он вообще родич Эпинэ! И Краклы… Они ненавидят Свободную Дженнифер и вас! Предатели боятся выступить открыто и мстят тайно, но я знаю… Я дам показания, их отправят под балкон! Я дам хорошие показания, я изучал право… Они хотят… хотят сдать Олларию, для чего сговорились с Кэналлийским Вороном. Господин маркиз, я… я был возмущен, но боялся! Они готовы на все… И все равно я хотел прийти к вам, именно к вам, и все рассказать, у меня есть списки, но мне надо… я поклялся на одре… отца… овладевать знаниями. Это сейчас так дорого, но я - свободный данарий, моя совесть, она…
        Тех, кто его волок, данарий так и не разглядел, сосредоточившись на Салигане, из вонючки ставшего маркизом, господином и ходячим солнцем свободы. Отпусти они сейчас пленника, тот первым бы делом припал к салиганову сапогу, но отпускать ызаргов нельзя, а тащить дальше нет смысла.
        - Соберано, - принялся объяснять на кэналлийском Валме, - нам надобно ли этим… нерэем грязнить хороший парк? Он уже ясный, как нечистая лужа.
        - Олли-жа, - согласился по-бакрански, судя по всему, понявший родной язык Алва, - баймунка пажак та! Сворачиваем в проезд. Считай шаги.
        - Эномбрэдасоберано!
        Совет был простеньким, но действенным, сосредоточившись на подсчете, виконт отрешился от нытья о невиновности, тяжелой жизни и предателях, пробравшихся в академию, дуксию, стражу и ночные вазы. Через двести шагов Валме вошел в ритм, а жертва заткнулась, чтобы еще через семьдесят изрыгнуть ливень подробнейших угроз. Не разнообразных, не новых, но смачных.
        - А ну пустите, притырки! - полузаблудший ягненочек чернел и лысел на глазах. - Живо! А то мои парни до вас доберутся! Они вышибут ваши вонючие мозги, а кишки запихают в глотки! Но сперва выбьют из вас, где ваши девки и перед тем как их кончить… Во все… зажарим на собственном сале… И скормим воронам…
        Заскучавшие звезды валились за черные крыши, все сильней ныли натруженные ноги, и очень хотелось убить. Не как врага и даже не как бешеную собаку, просто потому, что тянуло домой, в смысле в Лаик. К Котику, который, если надо, рвал глотки, но на визг не исходил, и к исповедующим те же принципы адуанам.
        - На Драконьей не живут, - Салиган тоже заговорил по-кэналлийски и, насколько понял Марсель, чисто. - Но сейчас будет Тараканья Щель, в ее дальнем конце всегда дежурят хори.
        - Сучий выкидыш! Ты не дотянешь до завтра! Мои…
        То, что он держит труп, Валме осознал, когда Рокэ стал вытирать кинжал. Ворон убил чисто, быстро и бесшумно, хори в свой Щели ничего не услышали, но Марселю в последний год слишком часто объясняли, что легкая смерть - это хорошо, а делать даже такое «хорошо» погани не хотелось.
        - Рокэ, - не стал скрывать своих сомнений виконт, - я помню, что смерть не тявкает, а победа не распускает хвост, хотя до Гайифы это никак не дойдет. И неоправданного мучительства ты не одобряешь, только я бы помучился еще минут пять. Вернулись бы к башмаку, пусть бы прочувствовал.
        - Дурная трата времени. Что требовалось, мы уже знаем. Рамон, как тебе лучше, оставить или убрать?
        - Убрать, - Салиган сунул трость Алве и подхватил тело под свободную руку, - тогда он в сговоре с Пьером перережет патруль и собственных суз, а по чьему наущению - найдем. Карлион надоел уже всем, ему пора под балкон.
        - Воистину, - Ворон крутанул трость, явно оценивая баланс. - Ты любишь Старый Парк?
        - Мне нравится слушать плеск воды и знать, что, во-первых, в ней нет мыла, а во-вторых, ей до меня не добраться. Потащили?
        - Потащили, - поморщился Марсель. - Если что, сойдет за пьяного, а поможет Бакра, так и не встретим никого.
        - Кого тут встретишь… Знали бы вы, как мне не хватает приличного общества.
        - Как я вас понимаю, - посочувствовал Валме, жалея, что не может развести руками. - Но мы вернемся, и я обязательно привезу вам из Сагранны сувенир. Бакранский боевой посох. Среди прочего годится и для вразумления козлов.
        - Мне он просто необходим, - просиял дукс и покосился на влекомого покойника. - А ничего так получается, достоверненько! Ну, перепил младенчик, даже ножки не идут, бывает…
        3
        За Бобровой Рокэ принялся тихонько насвистывать, а потом и напевать что-то веселенькое. Не то про пляшущую над мертвой долиной луну, не то вообще про гостью-смерть, которая пришла и никак не может убраться. Кэналлийские «песенки» прогулочке соответствовали как нельзя лучше, но Марсель бы предпочел другие места и другую музыку. Остальные были не столь трепетны.
        - Рокэ, - окликнул Салиган, - вот за что я тебя особо ценю, так это за жизнелюбие. Себя, к слову сказать, тоже.
        - А что нам остается? - засмеялся кэналлиец. - Станешь убивать, не любя жизнь, рано или поздно сойдешь с ума. Мне кажется, дело не в парке как таковом…
        - Парк не виноват! - Песенки кончились, и сердце Марселя вопреки уставшим ногам и будущей лодке возликовало. - Дело в источнике или в чем-то рядом, чем оно ближе, тем недосуза делался скромнее. Во дворе он клацал зубами, на подступах к парку и пока мы шли вдоль ограды - тоже, и только у Драконьего въезда принялся сперва торговаться, а потом скулить. Ты резко свернул, и наш образчик опять стал большим и страшным. Кстати! «Фульгат» говорил, что бесноватых бьют корчи от рэя Кальперадо и его сестры, а вот ты на эту публику, похоже, не действуешь.
        - Да, вся страсть юной, скажем, души досталась Рамону.
        - Я заслужил, - скромно напомнил о себе Салиган, - Вы действовали по моему приказу, мальчоночка обиделся.
        - Именно! А на утренний кошмар бесноватые кидаются без повода.
        - При этом вырубить парк или хотя бы загадить источник не пытаются ни власти, ни свободные граждане. Рамон, Дракона ограбили?
        - Более или менее. Лаптон заныл о солдатском жалованье, дуксы стали жаться, и тут достойный Джереми вспомнил, что под самым носом чахнет куча бесхозного золотишка. Нижнюю плотину взорвали, причем никому ничего не оттяпало. Вода сошла, что смогли, выгребли, но снять ил у правого берега не доперло.
        - Да, - блеснул осведомленностью Марсель, - Франциск невеликий очень кстати снес старенький павильончик и еще более кстати не успел возвести на его месте Лебединый приют. Вернемся - отпишу папеньке, что сам парк бесноватым не страшен.
        - Корчи их там не бьют, - уточнил Салиган, - но и ходить туда просто так никто не ходит. Когда с Родниковой вышибали людишек, дома собирались отдать всяческой полезной сволочи, но сволочь въезжать не захотела. Дуксам парк скорее нравится, он и пустые улицы неплохо прикрывают им задницу. Пьера тащим тем же путем?
        - Подозреваю, дорога будет короче. Откуда ты его знаешь?
        - Познакомились, когда грабили дворец, у него хорошо получалось, и я дал ему рекомендации. До заварушки хорек был теньентом в гарнизоне Марипоз; кур, пока не угодил в Олларию, не душил, зато теперь жаждет стать Карвалем. Если Эпинэ раскрыл пред вами душу, вы поймете.
        - Чего ж не понять? Мориска и сабли у Рокэ нет, так что быть этому Пьеру без перевязи.
        - Несомненно, - подтвердил Алва, - и без перевязи, и без парка.
        - Забавно, если лапушку уже прирезали, - Салиган очередной раз почистил рукав. - Проэмперадор на взводе, да и кинжал у него роскошный. Саймурские штучки сами крови просят.
        Кинжал своей репутации не оправдал, поскольку никто никого не убил, ни пленник - Эпинэ, ни, на что слегка надеялся подуставший Марсель, Эпинэ - пленника. Мало того, успевший прийти в себя марипозец бесноваться явно не спешил. Сидел себе среди сухих стеблей и походил на человека, то есть откровенно мерз, а когда Салиган освободил его от кляпа, принялся кашлять.
        - Ну как? - заботливо осведомился дукс. - Желаете меня пристукнуть?
        - Ж-желал, - голос Пьера, что и немудрено, звучал хрипло, - а теперь х-хочу… еще одну рек-кхомендацию. Сопляка кончили?
        - Само собой.
        - Толк-ху от такхих…
        - Ни малейшего, - отрезал, подходя, Алва. - Какие рекомендации вам требуются?
        - Господин регент Талига… Я предлагаю свои услуги вам. Дукс Салиг может… подтвердить, что я - человек решительный, умелый и неглупый.
        - Подтверждаете?
        - Пожалуй. Пьер - мерзавец, но отнюдь не придурок.
        - С рекомендациями мы решили. Идем дальше - что вы можете, что вы за это хотите и когда вы меня узнали?
        - Когда разглядел. Меня развяжут? Я не удеру и не донесу.
        - Какое счастье.
        - Господин регент, я тот, кого вы ищете! Салиган меня выбрал из всех не потому, что я - красавец, он знает меня в деле. Конечно, по башке получить неприятно, но я не в обиде. Согласен для начала на те же условия, что и Блор с Халлораном.
        - А на конец?
        - Что дадите, все возьму. Как вы генералов с баронами из адуанов пекли, все слышали, а тогда у вас на загорбке Сильвестр с Манриками болтались. Приказывайте, я готов.
        - Вставайте и берите плащ. Почему вы дезертировали?
        - Захотелось. Эпинэ допек со своим порядками, а тут и полыхнуло. Рисковать я готов, было бы за что.
        - И вы пошли грабить дворец.
        - А… Так вы про дворец знаете?
        - Как вы пришли к мысли, что я нуждаюсь именно в вас?
        - Дуксятнику конец, - Пьер был собой откровенно доволен. - Ублюдки друг из-под друга стулья выхватывают и ни змея не видят, а нас любая армия придавит, не заметит. Само собой, если пузыри пускать не станет, ну так вы и не лошак Эпинэ! Ворон в Олларии - до весны нашему воронью не досидеть, но люди в городе вам нужны и одного Чистюли тут мало, потому он меня и присоветовал. Да больше и некого! Лаптон только жрать горазд, скоро штаны лопнут, Джереми - тупая скотина, Феннел придушил короля и под это дело выбил себе генеральство. Нет, может, вы и рады, что теперь выше вас только крыши, сынок-то ваш когда еще подрастет, но цареубийца регенту не товарищ…
        Хорь был прекрасен в своем всезнании. Он читал мысли, клеил ярлыки, доносил на соперников, издевался над растяпами и лопухами, прозревал будущее, и все это ни на миг не забывая о своей особе. Алва слушал с леденящим вниманием, а вот Салиган приотстал, похоже, пас Эпинэ. Они повторяли тот же путь, которым прошли уже дважды. Марсель узнал пару колдобин, горбатое дерево и забор с дырой, за которым один труп уже валялся. Виконт с удовольствием оставил бы здесь и второй, но Рокэ пошел дальше, а Пьер продолжал вещать. Теперь он побеждал Дриксен и за ее счет восстанавливал дворец, где кроме малолетнего короля и регента следовало обретаться некоему Маршалу Олларии. В прошлом марипозскому теньенту.
        Аппетиты у будущего маршала были не хуже, чем у запримеченного виконтом еще по первому заходу башмака. Тогда раззявившего пасть урода отшвырнул своей палкой Салиган - он любил отшвыривать - сейчас это решил сделать Валме - не успел. Алва сильнейшим ударом заставил монстра взлететь и врезаться в стену. Как обстояли дела у идущих сзади, Валме не видел, но сам он от неожиданности вздрогнул.
        - Хватит! - цыкнул на хоря Ворон, - вы зарвались. Как обустроить все и туда вселиться, знают даже дуксы, собственно, только это они и знают. Вы дукс?
        - Господин регент, прошу меня простить. - Пьер не бесился, но и не скулил. - Я в самом деле увлекся, но я слишком много видел и не могу запретить себе думать. Талиг нужно спасать, и я буду счастлив встать с вами рядом.
        - На этом и закончим, - отмахнулся Алва, будущий комендант молодцевато боднул головой ночь и рухнул на мостовую, словно желая во что бы то ни стало клюнуть осклабившийся башмак.
        - Красиво, - сообщил подоспевший Салиган, - и, главное, вовремя.
        - В последнем не уверен. Боюсь, тут уже не пьянство, а сакотта. Эпинэ, вы целы?
        - Да…
        - Все целы, - Валме покосился на продолжавший стремление к башмаку труп и уточнил, - я о людях. Рокэ, вы пока погладьте… то есть приглядите за Эпинэ, а мы с дуксом приберем.
        - Встретимся у водопада, - Алва нагнулся и выдернул кинжал, - аллегорию тоже прихватите, да упокоятся вместе. Рамон, если хочешь спать, отправляйся спать.
        В ответ свободный дукс что-то соскреб с плаща и выразил полную готовность еще немного покуролесить. Что до Эпинэ, то бедняга рвался к Драконьему источнику, как конь к водопою. Не пустить его туда было бы зверством.
        - Пешие моционы, - твердо сказал Марсель, поднимая башмак, - очень полезны для пищеварения!
        Уточнять, что прогулки целебны, когда их прописывают папеньке, виконт не стал. Равно как и упоминать, что люди не зря придумали лодки, у которых, если подойти непредвзято, имеется множество достоинств, главное из которых - скамейка.
        Глава 12
        Талиг. Оллария Талиг. Альце
        400 год К.С. 12-й день Осенних Молний
        1
        Нижний пруд превратился в подобие карьера, по дну которого бежала, исчезая в обнажившемся гроте, короткая речка. Осень завалила ее берега листвой, зима добавила иней, а ночь накинула еще и свое покрывало. Сверху, от водопада, разрушения по глазам особо не били, всматриваться же Роберу не хотелось. Как и возвращаться в запакощенный город, то есть через него. Уходить из Старого Парка было трудно и прежде, но нельзя же стоять у воды вечно, да и ограбленный родник теперь просто льется, слов для людей у него больше нет.
        - Меня мучили астрономией, - нарушил журчащую тишину Валме, - всем остальным, разумеется, тоже, но из того, чему меня учили, здесь только звезды. Если они не свихнулись, сейчас больше четырех, так не пора ли нам в лодку?
        - Звезды грустят о конце лета даже зимой, - Рокэ что-то бросил в источник. - Чтоб звенело вечно… Раз уж мы здесь, заглянем напоследок к Франциску.
        - Усыпальницу разрушили, - разом охрипнув, напомнил Иноходец.
        - Левий рассказывал.
        - Его там не было.
        - На самом действе, - Алва отвернулся от водопада и двинулся краем бывшего бассейна. - Кардинал забрал кости позже, пока вы боялись понсоньи. Если брат Анжело не ошибся с причиной смерти, это его высокопреосвященство и убило. Старая понсонья метит то, что у нас слабей всего, а дальше дело за случаем.
        У Левия самым слабым оказалось сердце, а у них с Валентином? «Мориски пользуются цветами понсоньи при бальзамировании…» Очень спокойные слова, отрешенное, словно бы и не юное лицо…
        - Дуглас, тот вышел раньше, а мы с Приддом оставались до конца. Валентин знал, что такое понсонья! Знал, и все равно отдал… накрыл останки Октавии плащом. Сколько понсонья дает тем, кто здоров? То есть был здоров…
        - И будете, - перебил Алва. - Вы с Приддом, в отличие от Левия, к праху не притрагивались, так что извольте пропустить в Закат тех, кто на нашем берегу без надобности.
        - А где Франциск сейчас? - Валме будет любопытно и в Закате. - Эпинэ, вы ведь ничего такого не вывозили?
        - Как бы мы могли! Левий говорил, что не станет… разлучать супругов, после того, как… все смешали.
        - Кардинал чуть ли не единственный раз поверил Альдо, а тот был удивительно цельной натурой. Он врал всегда, везде и во всем, соврал и здесь. Из-за понсоньи Октавию из гроба выбросить не успели, но теперь Франциск и его любовь в самом деле вместе, я у них был. Кстати, Рамон, как вышло, что не тронули Сильвестра?
        - Забыли, - откликнулся дукс, - а я как-то не напомнил.
        - Забыли? - не поверил своим ушам Робер. - Дорака?!
        - Только после вас, - огрызнулся бывший маркиз. - Старикана позабыли все по очереди, из чего следует, что ничего хорошего он никому не делал. Будь иначе, облагодетельствованные выстроились бы у могилки с кувалдами, а то и передрались бы за право первого плевка.
        - Передергиваешь, - хмыкнул из темноты Алва, и стало по-лесному тихо. «Заглянем напоследок к Франциску…» Напоследок! Ворон собирается возвращаться, он сделал то, за чем приходил - Иноходцу это лишь предстояло.
        «Марианна умерла, Робер. Ошибка исключена - с баронессой были Пьетро и графиня Савиньяк…». Поющая вода приняла жемчуг, а Марианна умерла. Пьетро вывел женщин из горящей Нохи, а Марианна умерла. В предместье, на каких-то огородах, до которых у нее еще хватило сил дойти. Любовь и страх за любимых - та же понсонья, трогают сердце и ждут.
        Шаги тонули в неубранных листьях, на черных ветвях каплями висели звезды, изредка светлыми пятнами сквозь ночь проступали статуи, но какие, с дорожки было не разобрать. В одиночку Робер искал бы усыпальницу долго, но Салиган, похоже, видел в темноте. Дукс вышагивал впереди, не забывая по своему обыкновению пороть чушь, но это не раздражало, говорит и говорит. Понимать Эпинэ даже не пробовал, подыскивая доводы, способные убедить Алву отпустить его попрощаться с Марианной, а Салигана - похоронить подругу детства по-человечески. Объясняться и просить Робер никогда толком не умел, в голове, будто горошины в погремушке, скакали обрывки мыслей, какие-то строчки и почему-то марш, который Иноходец и слышал-то всего раз. Бравурные такты вились вокруг, будто ренквахское комарье, не отгонишь.
        - «Походная» Балинта.
        - Что?
        - Это «Походная» Балинта. Ее переделали в марш, и, судя по всему, неплохой. Странно, что вы не вспомнили, вы же в дружбе с Карои. «Оседлаю я коня, гейя-гей, помни, милая, меня, гейя-гей…»
        - Лэйе Астрапэ!
        - Можно сказать и так. Алаты не любят труб и барабанов, для праздника у них скрипки, для войны - голоса, да и ритм другой, в такт конскому аллюру.
        - Похоже, со мной что-то не так. Я уже не первый раз пою, но совершенно этого не помню.
        - Сейчас вы не пели.
        - Но вы же слышали!
        - Я не слышал. Вас год назад или что-то вроде того беспричинная жажда и жара часом не донимали?
        Показавшаяся Закатом гайифская резиденция, ледяная вода, от которой невозможно оторваться, странные сны, кровь на руке…
        - Один раз точно было, но я подумал, что гайифцы слишком сильно топят. Рокэ, это ведь то, от чего умер Адриан и что было с вами? Левий мне рассказал, только я не понял, что это и обо мне… Больным я себя не чувствую, но если вы что-то заметили, скажите. Не думайте, я умирать не хочу, но подготовиться обязан. Я слишком многих увел из Олларии без ничего, сюда им возвращаться нельзя, значит, нужно как-то устраиваться.
        - Для этого у вас есть целый Бертрам.
        - Вы о папеньке? - вмешался подкравшийся Валме, и фанфары в голове Робера окончательно заткнулись.
        2
        - Вы о папеньке?
        - Мы об Алатском марше. - Морочить голову Алва умел всяко не хуже самого Марселя, но физиономия Эпинэ говорила сама за себя! - Маэстро можно поздравить. Заимствовать и при этом не портить трудней, чем хорошо сочинять самому.
        - Разве? - Желаете музыку, будет вам музыка! - Когда тот же Гроссфихтенбаум войдет в моду, а он стараньями Елены войдет обязательно, появится куча гроссфихтенбаумчиков. Среди них, несомненно, будут приличные, но…
        - Господа, - возглавлявший прогулку Салиган остановился перед какими-то кустами, - мы больше не одни.
        Пару зеленоватых огоньков Марсель разглядел сразу.
        - Это или кошка, - предположил он, - или не совсем.
        - Занятная коллизия, - Алва присел на корточки, - спутники Леворукого отринули Олларию, следовательно, Врагу происходящее в ней неугодно, а то, что ему не нравится, должно радовать Создателя. При этом особо убежденные данарии теряют гонор у Старого парка, и в нем же мы впервые за день видим кошку. Вывод прямо-таки напрашивается.
        - В Старой Барсине до сих пор живут кошки, - невпопад пробормотал Иноходец. - Трехцветные. Когда Левий… уходил, одна вылезла, он принял ее за Альбину. У него ведь была кошка.
        - Мы были знакомы, - Рокэ медленно вытянул руку. - Если б из двух кардиналов мне предложили одного вернуть, вернулся бы Левий. Странно, не правда ли?
        - Он жалел, что не смог вызвать у вас доверия.
        - Смог… Вэдэ ак’и… Приза… Вэдэ…
        Она вышла из кустов, поджарая маленькая тень с отливающими сразу аметистом и изумрудом глазищами, и медленно, очень медленно двинулась к негромко приговаривающему кэналлийцу.
        - Вэдэ… Вэдэ ак’и… Эпинэ, узнаете?
        - Что?
        - Это Альбина. Полумаска, пятно у основания хвоста и второе - на плече.
        - Я не запомнил пятен…
        - Вы не пробовали умирать в кошачьем обществе. Кстати, давно хотел вам заметить, что умирать для других лучше сразу, неожиданно и как можно позже. Вэдэ ак’и, вэдэ…
        Кошка - неужели в самом деле Альбина?! - уже обнюхивала руки приговаривающего человека. Она готова была в любое мгновение шмыгнуть назад в кусты, и Робер с Марселем замерли, боясь спугнуть тихонько мяукнувшую загадку.
        - Второе, - разбил тишину Салиган, - желтоглазое. Господа, вы ушей и носов случайно не нарезали? На память.
        - Путаете Бакрию с Нухутом? - Валме уже рылся в карманах. Сахар нашелся сразу, но кошкам сахар - что кэналлийцу пиво.
        - Это вы путаете Нухут с Гайифой, - заржал дукс. Он был не из пугливых, то есть не боялся, что непонятные кошки удерут. - В Паоне по младости державной, пока на яд не перешли, резали всё и все, но мясца у нас в любом случае нет. Слышите, ребятки? Любите нас бесплатно или проваливайте.
        Желтоглазое либо не поняло, либо вылезло не за подачкой. Оно было крупным, заметно крупнее Альбины, вроде бы не черным и со светлым пятном у горла.
        - Рокэ, - отчего-то шепотом спросил Валме, - а ты в Нохе перед дуэлью не с ним … говорил?
        Алва обернулся, зверь вышел на тропинку, потянулся передом и задом, после чего копнул слежавшиеся листья. Все почти благоговейно молчали.
        - Да, - объявил после минутного созерцания Ворон, - это он. Теперь главное - не вспомнить о короткохвостой кляче. С ней мне говорить не о чем.
        3
        Ночь потихоньку подползала к утру, от шадди начало чуть ли не тошнить, но Заля в первом приближении утопили, причем дважды - при сухой погоде и при раскисших дорогах.
        - Хватит, - Эмиль решительно пихнул чашку к противоположному краю стола. - Я не шад и даже не Рафиано. Давай по бокалу, и все: ты - спать, я - в седло.
        - Пожалуй, я тоже проветрюсь… - потянулся Шарли. - Хоть бы в наших краях этой заразе расползтись не дали! Не думай, я псов в ближайшее время разводить не собираюсь, но дядюшку Густава рано или поздно навещу. Не хотелось бы встретить там всякое… непотребство.
        - Непотребство там уже было, - припомнил Эмиль. - Когда твой умный дядюшка Штанцлера пригрел.
        - Он не со зла, - отмахнулся Себастьен, - а в память великой любви. Без нее была б у меня толпа кузенов и ни шанса на баронство.
        - Оно тебе нужно?
        - Пока нет, но вдруг? Постой-ка!
        Стук многочисленных копыт по подмерзлой земле был несвоевременным и потому тревожным. Не меньше десятка всадников - определить несложно, тем более в ночной тишине, - быстрой рысью гнали то ли прямиком к генеральской квартире, то ли мимо, но тогда куда? К алатам?
        - Похоже, гонец с охраной. - Себастьен провел рукой по волосам. - Вопрос, по чью душу.
        Смолкнувший топот, оклики охраны, четкий, но тихий и потому непонятный ответ. Значит, таки сюда. К дому двинулось двое, нет - трое. Ночь, спешка… Ли управился быстрее, чем ожидалось? Если так, к Карои успеть уже не выйдет.
        - Ты кого-нибудь ждал?
        - Разве что сюрприза, я его всегда жду.
        - Я заметил.
        Неотложное и скверное возят галопом и часто в одиночку, а когда исправлять поздно, спешить нечего, ибо незачем. Походная рысь, ночь и охрана - это всего-навсего важность. Кому-то мог понадобиться командующий, а кому-то и Проэмперадор. Рудольф об охоте на зайца не осведомлен, для него Лионель в войсках, для большинства других, спасибо Грато и Сэц-Алану, тоже.
        - Господин генерал, - на пороге все тот же адъютант все с тем же котом, только зевает теперь зверь, - спешная депеша господину маршалу от Проэмперадора Северо-Запада. Доставил капитан Сэц-Алан.
        - Пусть заходит. - С Ли полный порядок, и хватит сходить с ума. Мозги сейчас требуются для другого.
        - Мой маршал!
        - Докладывай.
        - Вчера поздно вечером прибыла внеочередная эстафета из Вассермюле, - адъютант после ночной прогулки слегка раскраснелся, не более того. - С ней приехал некий господин, который согласно распоряжению Проэмперадора дожидается вас в Аконе. Иных устных распоряжений не поступало, письмо предписано доставить вам немедленно.
        - Молодец, - развеселился Эмиль. - Отправляйся к здешним адъютантам, они тебя устроят. Выспишься, получишь приказ. Заодно скажи, чтоб седлали…
        Знакомый футляр с оленем командующий открыл, не сомневаясь, что братец очередной раз обогнал сам себя. И отлично - врать и ждать указаний Эмилю поднадоело. Если Заль - дезертир и убийца, миндальничать нечего, купаться - так купаться!
        «Эмиль, приветствую! - они „приветствовали“ друг друга уже лет двадцать. - Заяц почти готов, но есть его ты не будешь, вернее, будешь не ты. Как оказалось, Бруно, не добив вас с Ариго, в первую очередь оказал услугу себе, ибо, кроме тебя, выручать старого быка некому, а выручать нужно…»
        «Кроме тебя, некому»… Некому…
        - Ну, стало быть, некому, - фыркнул Эмиль, непонятно какой раз перечитав письмо. - Сволочь.
        - Что-то не так? - быстро спросил словно бы подобравшийся Шарли. - Заль?
        - «Гуси»! - просчитать до четырех, разжать вцепившиеся в письмо пальцы. Разжать, господин командующий, «кроме тебя, некому». - Себастьен, диспозиция меняется. Диспозиция, но не время выступления. Сегодня уже сегодня, так что выйдешь завтра. В это же время.
        - Выйду. Куда?
        - На Доннервальд. Нет, Бруно перемирия не нарушил, дело в китовниках или как их там. Если эту погань не прихлопнуть сейчас, завтра мы получим очень скверную войну. Особенно когда гады оседлают переправы и влезут в крепости.
        - Значит, дриксы. - Шарли заглянул в чашку с остатками шадди, скривился и потянулся за бутылкой. - А как же Заль? Ты меня убедил, что поворачиваться к этой чуме спиной нельзя.
        - Залем, - совершенно спокойно объяснил Эмиль, - займется мой брат, нас это больше не касается.
        - Не понимаю, - красная винная струя, красный футляр на скатерти, - зайцев тысяч пятнадцать, нельзя на них просто взять и плюнуть.
        - Я же сказал! Это дело Лионеля.
        - То есть он нашел выход? Уже нашел?
        - Да. У Заля будет чем заняться. - «Не могу напоследок не напомнить, что я вполне себе жив, а хоть бы и нет - твое дело воевать, а не кудахтать…» - Они что там, уснули?
        - Не думаю, - Себастьен отшагнул, позволяя гостю выбрать стакан. - Ты сейчас к Карои?
        - К себе. Нашелся человек, который хорошо знает китовников.
        - Рад за него… А может, Бруно подождет? Мне наш собственный заяц как-то ближе.
        - Это не обсуждается. Приказ получишь к вечеру.
        То же вино, что полчаса назад, а будто полыни плеснули, хотя алаты в самом деле к свадьбам мансай на полыни настаивают. На полыни и еще на чем-то…
        Ждать в комнате, будто пропахшей его собственными разглагольствованиями о необходимости утопить Заля, Эмиль не стал, впрочем, ординарцы Себастьена не мешкали. Отдохнувшие кони рвались пробежаться, это свита позевывала и все еще думала, что впереди алаты и алатское. Объяснять, в чем дело, маршал не стал, просто свернул на нужную дорогу, как это сделал бы Ли.
        4
        Альбина проводила людей до порога храма, где и уселась, Робер зачем-то обернулся поискать кота и нашел - тот, как оказалось, замыкал шествие.
        - Эпинэ, - велел Алва, - идите-ка вы с Рамоном вперед, мне нужно побеседовать со старым знакомым.
        - С кем? - слегка растерялся Иноходец. - Тут же никого нет.
        - С котом, и это очень важно.
        - С котом?! - По всему это было шуткой, но отчего-то казалось даже не правдой - откровением, будто в каком-то житии.
        - Не удивляйтесь. Все кошки с рождения понимают кэналлийский.
        - Полезли, - Салиган уже зажигал фонарь, - подслушать все равно не выйдет.
        Тяжелая перекошенная дверь была не заперта, однако открылась не сразу. Лицо тронул истосковавшийся сквознячок, который не пах ни гнилой водой, ни цветами - зимой засыпают не только деревья, но и запахи. Рамон повел фонарем, рыжеватый луч сунулся внутрь и напоролся на так и не убранные осколки.
        - Шикарно здесь все же нагадили, - со знанием дела произнес дукс, и Робер почувствовал себя последней свиньей.
        - Я должен был исправить хоть что-то, - негромко сказал он. - И ведь мы с Эрвином сюда приходили, а до меня не дошло!
        - И хорошо, - маркиз уверенно двинулся к лестнице, - если б вы или, того хуже, Катарина привели церквушку в божеский вид, Дженнифер с Краклицей тут бы все разнесли, а так вы забыли, и они тоже.
        - Рамон… Простите, вырвалось.
        - Прощаю, я вас и не за такое прощу. Вы милый.
        - Не понимаю, не могу понять, с чего они так ненавидят сестру? Катари не сделала им ничего плохого, наоборот!
        - А надо было сделать, хотя сейчас королева почти ни при чем. Наши красотки грызут друг дружку сами по себе, а блохи летят во все стороны. Песиков вы видели, это - ночная ипостась, помойная, а есть дневная, с рюшечками. Краклица додумалась присылать себе якобы от воздыхателей цветы со стихами, в ответ Дженнифер пырнула врагиню поэмой о своем подвиге и страданиях. Теперь она убила развратную королеву нарочно.
        - Она?!
        - Вместе с юным и прекрасным возлюбленным, которого - только не упадите, здесь стекло и ступеньки - оскопил и тайно умертвил генерал Карваль. Вы не знали, а ваш Никола из корысти стал любовником королевы, которую и обрюхатил, но при этом вожделел гордую и прекрасную Дженнифер. Кстати, могло быть еще веселее. Вы ведь уже изнасиловали Ивонн Маран, почему бы вам не повожделеть еще и Дженнифер?
        - Мне?!
        - Ну не мне же! Я не поэтичен. Ладно, слушайте дальше. Карваль красавицу не убил, а в надежде сломить заточил в Багерлее, дав срок на размышление и пригрозив публичным истязанием в Занхе. Дальше предполагался полный Иссерциал, но Оллария восстала и Дженнифер стала свободной. Уж не знаю, сколько и чего она отвалила за эти сказки, но Краклице они не понравились, и Кракл на заседании дуксии исхитрился огласить выдержки из показаний Дженнифер. Их, вестимо, объявили подделкой, но и поэму о Свободной Орлице списали на воображение и вдохновение бумагомараки, которого не забыли во избежание прирезать. Впрочем, королеву наши дамы не жалуют и как таковую… - маркиз зевнул и сменил тему. - Вы ведь не знали предыдущего покойного Килеана? Того, кто пошлепал в Закат без перевязи?
        - Мне о нем рассказывали… рассказывала Марианна. - Если просить, то сейчас! - Салиган, мне очень нужна ваша помощь. Я рассчитывал на Джаниса, и он был готов со мной пойти, только Рокэ его отослал, а один я не справлюсь.
        - С кем? Да вы спускайтесь, внизу как-то уютнее и никто никого не уронит с лестницы.
        Они спускались, и вместе с ними вновь скользила черноволосая женщина, едва различимая в слегка потесненной фонарем ночи. И все-таки Робер видел каждый ее шаг, каждую складку туники, то есть не видел, а помнил. Она так и будет вечно идти не имеющей конца и начала лестницей, ее невозможно догнать, заглянуть в лицо, спросить о том, чего больше не знает никто.
        - Так что я должен натворить? - Салиган утвердил фонарь на бывшем надгробии Франциска. - Не стесняйтесь, я же ваш частичный преемник, у меня даже документ есть!
        - Вы же видели нас - меня и Марианну!.. Вы не можете не понимать, о чем я прошу. Рокэ пробудет в Лаик еще день и помчится дальше, к Хербсте. Я ему нужен, зачем - сам не знаю, но остаться не смогу. И я не брошу Марианну там, где она сейчас, место я знаю. Вы мне поможете ее забрать?
        - Не-а, - развел лапами дукс. - Для этого нужно разорить гробницу, в которой совершенно точно не осталось ничего привлекательного. К тому же у гроба очень тяжелая крышка.
        - Я не прошу разорять ничьих могил! Балинт рассказывал… Алаты и кэналлийцы сжигают погибших на чужбине и забирают пепел. Если я уцелею, то заберу ее в Эпинэ, в старый замок. Я думал, мы будем там жить… Неважно! Это мое дело!
        - Угу, только сами вы его сделать не можете.
        - Мог бы, не просил.
        - Рокэ в сходной ситуации отвечает «все в порядке, я его уже убил». Все в порядке, Проэмперадор, я ее уже забрал.
        - Когда?! Куда?
        - Когда именно - запамятовал. Вы помните, когда удирали?
        - Лэйе Астрапэ!
        - Лэйе Абвение. Так помните?
        - В ночь на восьмое Летних Молний.
        - Тогда Джанис меня осчастливил десятого. Еще пару дней я был по уши занят, потом прихватил любимую урну Коко и занялся.
        - Где она?!
        - Здесь, вместо Октавии. Сперва я хотел ее пристроить у Рокэ в церквушке, но потом вспомнил это местечко, и как вы тут напоследок грустили.
        - Салиган! - Робер шагнул к маркизу, тот по-кошачьи отскочил, выставив вперед руку.
        - Не трогайте меня, я - дукс, и я грязный, а полное отсутствие родственников рано или поздно вызывает желание кого-то похоронить.
        - Она тут… - никак не мог осознать Робер, - тут…
        - Тут саймурская урна и пепел.
        Пепел! Пепел кружил над сгоревшими кварталами, где остались Жильбер и Никола. Пепел кружил над раз за разом приходившей в бреду огненной степью… Повелитель Молний опять вырвался, потеряв почти всех, и… он рад, что жив!
        Стыдясь своего открытия, Робер стянул перчатку и сдвинул все еще лежащий на разбитом надгробии плащ. В белом мраморе зиял пролом. Плохо соображая, что он делает, Эпинэ сходил за фонарем и вернулся. Дыра была неудобной и не слишком большой, но угол королевского гроба Иноходец разглядел. Рыжий свет медом растекся по полированному кипарису, нежными льдинками замерцал перламутр.
        - Я все проверил, - раздалось из дальнего угла. - Старого там не осталось ничего, а нового я класть не стал. Не нужно, чтобы Марианну тревожили спасители того, что барон называет вечными ценностями. Кстати, о Коко. Не подвергайте его искушению вернуть хотя бы одну из постигших его утрат. Я и вам-то говорить не хотел, но вы собрались рыскать по огородам, а огурцы уже отошли.
        Все отошло, чего уж там! Надо было что-то сказать, но это «что-то» клубилось в душе невыразимым мерцающим туманом, а нужные слова были залапаны пошляками. Алва, тот мог запеть или отшутиться так, что собеседнику сдавило бы горло, а Робер молча стоял с фонарем, пока не раздались быстрые шаги.
        - Рокэ! - Вот теперь слова нашлись, вскипели, хлынули, - Салиган отыскал и похоронил Марианну, она здесь, в гробнице Октавии! Я только попросил помочь, а он уже… Когда люди… Те, кто не мог оставаться в этой злобе, стали сходиться к источнику, я сбежал сюда. Рамон меня нашел у колодца, я не помню, о чем думал, наверное, о деле, о том, как нам уходить, и при этом все равно о Марианне. Поэтому она здесь.
        - Следующий раз захвачу цветы. - Ворон подошел к надгробию и вернул плащ на дыру. - Рамон, ты стал еще сентиментальней…
        - Тебя! - хмыкнул Салиган. - Да, я сентиментален. Спасая всю жизнь уже упоминавшиеся тут «истинные ценности», невольно становишься менее мерзким. Поэтому я провожу вас до Лаик.
        - Прелестный повод, - Алва окинул глазами внутренность храма, после чего заглянул в колодец и перевел взгляд на потолок. - Ро, подойдите-ка. Здесь что-нибудь изменилось? Если не считать гробниц.
        Почему-то он вообразил, что колодец высох, а вода стояла у самых краев, качая голубые холодные звезды. В Барсине - Фульгат, здесь - Найер, и тоже невозможно яркий. Эпинэ не удержался, опустил руку в прозрачную стужу, зимой поток не принесет лилий, их просто нет.
        - Колодец не изменился… Как странно!
        - Что именно?
        - Здесь он настоящий, в Барсине - обманка, а со стороны не отличишь. И звезды отражаются одинаково, четче, чем на небе.
        - Особенно если учесть, что неба здесь нет. - Рокэ тоже коснулся воды и быстро провел мокрыми пальцами по лицу. - Доберемся до Кольца, напишите Арлетте. Она вас любит, и ей от вас теперь скрывать нечего.
        - Напишу, - пообещал Робер. Как Ворон с наследником змеюки-Бертрама, а теперь еще и Салиганом умудрились не просто влезть в душу, но и согреть ее, Иноходец не понимал, просто рядом с болью угнездилось нечто, не дающее захлебнуться потерей. С первого же дня невидимого вдовства, когда он очнулся в уже разобранном лагере, помня безумный разговор у реки и не зная, был ли тот на самом деле. Если да, жизнь становилась окончательно пропащей, но дожить ее было нужно хотя бы в память Левия и Никола.
        5
        Дожить… Для начала попробуй хотя бы встать! Робер зашарил по земле в поисках перевязи, нашарил Котика, тот как-то странно гавкнул и осторожно прихватил погладившую его руку, не давая подняться. Эпинэ не противился, лежал и смотрел в облака, сам не зная, чего ждет. Оказалось, Ворона.
        - Я вам не снился, - сказал тот, протягивая перевязь. - Готти, пусти. Вставайте, сударь, здесь неплохо, но лучше оставить этот берег за спиной. Дракко оседлан. Вот, выпейте… Валме с вином вы не дождались, а от одной касеры голова не болит.
        Робер выпил и сел в седло. Марианна умерла, он жил и куда-то ехал, уже не мечтая о ставшем ненужным доме. Ближе к вечеру с ним поравнялся Алва, но ничего не сказал, просто пристроился рядом. Сперва маршал молчал, потом принялся вполголоса напевать. Наверное, это было привычкой, ведь он пел даже в тюремной карете.
        Золото осенней степи, конский топот, серебро с чернью Старого парка, стук трости, стук копыт, невидимое солнце и только песня все та же. Чужая, непонятная и при этом чуть ли не родная. Как Старая Барсина.
        - Рокэ, я давно хотел спросить, о чем эта песня?
        - О пока еще не любви. Говорят двое - она и он. На талиг наши кантины звучат странновато, но вы поймете. Постойте-ка…
        Полон день тревоги, а закат - огня.
        - Всадник одинокий, пожалей коня.
        Засыпает ветер и встает луна,
        Всадник одинокий, я в ночи одна…
        «Я в ночи одна»… Это могла бы сказать, прошептать, простонать Лауренсия среди своих непонятных растений, а Вицушка попросила бы пожалеть коня. И Матильда, стань она юной - тоже. Пусть будет счастлива с бровастым епископом, вот уж кто любит жизнь, и этой любви достанет двоим!
        Ищет тополь ветер, стынут капли звезд,
        От луны до песни протянулся мост;
        Ледяная зелень предвещеньем дня…
        - Женщина ночная, позабудь меня!
        Он хотел забыть, он просил забыть, да что там забыть! Он умолял и приказывал бежать, и Марианна подчинилась… У Катари было слабое сердце, а смерть пришла к ней на острие кинжала. О сердце Звезды Олларии никто не думал, и меньше всех она сама, а оно не выдержало ужаса, сквозь который пришлось пробираться. Баронесса пережила чудовищную дорогу, но не отдых. Как лошадь, которую загнали. Ужас загнал… Марианна не умерла - ее убили, как и Левия, и Никола с Жильбером. Пожары бы не вспыхнули, а болезнь спала бы годами. Жозина бы тоже жила, если б не тетка Маран, а Мараны - если б служанка меньше любила госпожу. Все они могли уцелеть, но смерть сказала: «Мое!»
        - Рокэ… Сколько раз я обязан вам жизнью?
        - Мне - нисколько. Вы цените жизнь, даже когда она ведет себя с вами мерзко, и жизни становится стыдно. В конце концов, вы будете счастливы, иначе зачем бы светило солнце?
        - Солнце?
        - Луна, звезды, костры, свечки… Догоняйте или… страдайте!
        Посылать коня с места в карьер Алва умел, Робер тоже, а Дракко хотел бежать и за Соной, и просто так. В лицо ударил ветер, зазвенела под копытами степь. Марианны не было, а он жил, Марианны не было, а он гнался за черным ветром и хотел жить, жить, жить!
        Скрещены дороги, за спиной рассвет… - Всадник одинокий, ночи больше нет.
        - Марианна могла бы вас полюбить! Когда вы ушли… Выиграли у этого Килеана и ушли.
        - Нет.
        - Она мне сказала.
        - Она ошибалась, Ро. Нужно любить тех, кто готов остаться, баронесса это в конце концов поняла. Вас вообще любят, именно как вас… Без сапфиров, морисков-убийц и страшных слухов, вам они без надобности.
        Опять запел… А ночь кончается вместе с парком. Ушли в заросли кошки, ветер стал пахнуть дымом. Впереди полумертвый город, позади, за поющей уже не людям водой, могила и колодец со звездами. Рокэ сюда вернется с цветами, он обещал, а вот ты просто ушел.
        Скрипнет зло подпруга, звякнут удила,
        - Я тебя забуду, я тебя ждала…
        - Я не хочу возвращаться, - громко сказал Робер. Не Алве, но герцог обернулся. - Ни в Лаик и ни сюда… Вообще.
        - А вам и не к кому, - утешил Ворон. - Не разбазарьте свою свободу, из нее может выйти отличное счастье. Со временем.
        За спиной - дорога, впереди закат
        - Женщина ночная, я приду назад…
        Санкт-Петербург - Москва, 2010 -2016
        notes
        Примечания
        1
        «ПОВЕШЕННЫЙ» (MAN LE PENDU) - высший аркан Таро. Карта говорит о необходимости самопожертвования во имя достижения цели. Возможно, надо отрешиться от мирских ценностей, пренебречь материальной выгодой. Иногда карта указывает на необходимость осознания того, что жизнь не ограничивается одной лишь материальной стороной и на существующие проблемы следует посмотреть под другим углом зрения. ПК: неуверенность в себе, иногда - страх, вмешательство в вашу жизнь посторонних. Карта может означать, что ваши планы обречены на неудачу, так как вы пугаетесь трудностей.
        2
        «КОЛЕСО ФОРТУНЫ» (КОЛЕСО СУДЬБЫ, LA ROUE DE FORTUNE) - высший аркан Таро. Символизирует вечные перемены, постоянное становление и разрушение, непостоянство как счастья, так и невзгод. Карта считается символом прогресса, а он даром не дается: для победы необходимо осознанное желание, дерзость и бесстрашие. Может означать как начало нового цикла, так и неожиданную улыбку судьбы, счастливый случай, неожиданный поворот, но надо помнить, что вращение колеса предполагает круговорот вещей и событий. Без падений не бывает взлетов, и порой необходимо опуститься вниз, чтобы затем вновь подняться вверх. ПК: указывает, что жизненная позиция осознана, можно начинать трудиться, а результаты скажутся позднее. Возможны несообразные действия в неожиданных ситуациях, сопротивление неизбежным переменам, невезение, провал, неожиданный удар, несчастный случай.
        3
        «КОЛЕСНИЦА» («Le Chariot») - высший аркан Таро. Символизирует поиск и нахождение своего места в жизни, движение, достижение новой ступени в развитии, ответственность, самоконтроль. Это преодоление препятствий, снятие (временное) противоречий, обуздание противоборствующих сил, вовремя подоспевшая помощь, триумф. Из испытаний вы выйдете победителем благодаря собственной силе воли и выдержке. Иногда карта напоминает, что для закрепления и развития успеха необходим тщательный баланс, умение примирять противоположности и находить взаимовыгодные решения. Карта также может предвещать поездку, путешествие или же праведную жизнь. ПК - стремление к неудачной цели, разрушение планов из-за неправильно понятой ситуации. Указывает на неблагоприятное влияние окружающих, неуверенность, сомнения, топтание на месте или же преувеличение собственных сил. Также может означать излишний динамизм, переходящий в суетливость.
        4
        Первоначально Франциск разделил города на четыре разряда, однако по мере расширения Талига и роста населения число разрядов увеличилось до десяти.
        5
        Алатская забава. Участники, меняясь местами, ловят разбегающихся из загона через специальные воротца поросят.
        6
        ДАРДИОН (гайи) - плод дерева ДАРДИС, крупный сочный фрукт, обладающий тонким ароматом. Культивируется в северной части Гайифской империи. В Талиге дардион часто называют ГРУШАКОМ.
        7
        «ИМПЕРАТОР» (L’Empereur) - ВЫСШИЙ АРКАН ТАРО, символизирующий осуществление идей бытия, основанное на усиленной работе разума. Для мужчины это счастливая карта, для женщины - признак сильного мужского влияния. Это утверждение, отрицание, обсуждение, решение, авторитет, власть, защита, достижение цели, успех, иногда отеческие чувства. Может предвещать достижение поставленных целей за счет концентрации сил и контролируемой агрессии и (или) указывать на человека рационального, энергичного, обладающего большой силой воли. Вы находитесь в поисках мудрости, рассудок преобладает над страстями, но попытайтесь получить поддержку от более сильного. ПК: Отрицание авторитетов, анархизм, неумение обуздать свои недостатки и пороки, невыполнение своих обязанностей, зависимость от сильных людей - признак слабости, неуверенности. Нет энергии на то, чтобы ставить цели и решать проблемы.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к